Человек без надежды (СИ) [Лариса Куролесова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Лариса Куролесова Человек без надежды

Глава 1

Суббота, 17 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Котенок был маленьким, трогательным, жалким, горластым и пронзительно рыжим. Правда, по мере ближайшего рассмотрения у него обнаружились белое брюшко и лапки, но первый взгляд выхватывал только отчаянный сгорбившийся оранжевый комочек, у которого, казалось, даже глаза отливали рыжиной. Точнее, были янтарными. Вчера он сидел на лестничной клетке первого этажа и дрожал. И откуда только взялся в закрытом доме, да еще и в Городе, где любая живность на строгом учете — может, потерялся по чьему‑то недосмотру? Куда делась мама — кошка, или ее хозяева решили, что один из детей потерялся — и ладно? Когда к нему протянули руку, малыш сначала отпрянул, потом с любопытством обнюхал, а когда его подхватили под пушистое брюшко, неожиданно громко заурчал.

Он продолжал мурлыкать, пока Сильвер купала его в тазике, вылавливала на нежной розовой кожице, прикрытой рыжей шкуркой, мелких неприятных блох (не меньше сотни, как показалось девушке) и потом таскала под мышкой завернутым в полотенце. Даже когда она налила ему немного молока, котенок мурчал, жадно лакая его из блюдца. А потом он залез ей на плечо, больно цепляясь маленькими, но острыми коготками, и спрятался в волосах, трогательно уткнувшись носом ей в шею. И Сильвер почти час сидела без движения, не решаясь потревожить котенка и от души надеясь, что выловила всех насекомых, а если и не всех, то они поленятся перелезать с малыша в ее собственную шевелюру. Он умильно посапывал во сне, а иногда просыпался и снова принимался мурлыкать, перебирая лапками.

Ночью их рыжее величество изволило дрыхнуть у Сильвер на подушке, а наутро — выдать переваренное молоко во вполне ожидаемом виде (хорошо хоть, что на пол, а не на кровать), так что его новая хозяйка проснулась от малоаппетитного запаха и нервного мявканья: подселенный накануне новый жилец извещал о том, что в их чудесную уютную спальню ночью каким‑то невероятным образом забрались враги, оставившие от себя кучку неприятной гадости, которую к тому же невозможно закопать на неудобно скользком полу, — он уже пробовал. Вооружившись тряпкой и убрав следы котеночьей жизнедеятельности, Сильвер, зевая, направилась к холодильнику, из которого извлекла немного ветчины для малыша, а затем заставила себя выползти и из дома в несусветную рань. К счастью, зоомагазин, располагавшийся в двух кварталах, уже работал: там она и приобрела кучу пакетов и пакетиков с кормом, шампунь и капли от блох, противопаразитарное средство, сумку — переноску с набором креплений и по совету продавщицы аж два лотка с увесистым мешком гигиенического наполнителя для них. Кроме того, она наслушалась полезных советов «из жизни кошачьих», так что стала чувствовать себя профессионалом в вопросе воспитания рыжих существ, подобранных на лестничной клетке.

К еде котенок отнесся благосклонно, в открытую сумку — переноску немедленно залез, с любопытством заглянув во все углы и попытавшись закопаться в мягкую «лежанку», зато шампунь и новый для себя туалет обнюхал с подозрением. А когда Сильвер потыкала его носом в лужу (образовавшуюся за время ее отсутствия), а затем — в лоток, обиделся и, сопя, заполз под кровать. Впрочем, долго там не просидел: когда примерно через полчаса Сильвер достала из морозильника кусок мяса на обед, вылез и принялся скорбно смотреть на нее. Пришлось пообещать поделиться сразу после того, как еда оттает, а котенок — примет повторную ванну, уже с противопаразитарным шампунем…

— А как ты его назовешь? — Камилла Леснова осторожно подтолкнула кусочек мяса к рыжему, который, не переставая пережевывать предыдущую порцию, тут же вцепился в него с утробным урчанием: не отдам! мое!

— Не знаю, — Сильвер Фокс ухитрилась пожать плечами, нарезая кусок говядины на мелкие кусочки. — Кажется, кошек лучше называть именами, в которых есть свистящие или шипящие звуки — они их хорошо воспринимают на слух.

— Может, Обжора? — предложила Камилла, насмешливо приподняв брови. — Или Жадина? Как ты думаешь, «ж» к «хорошим звукам» относится?

Котенок ухитрялся, хищно поедая один кусок, два других придерживать когтистыми лапками и при этом сурово рычать на окружающих. Пару раз он выхватил «вкусняшку» прямо из‑под ножа у Сильвер, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. В конце концов она перестала подвигать к нему кусочки, до которых рыжий и вполне дотягивался без посторонней помощи.

— Зверюга! — с нежностью прокомментировала Камилла, когда малыш с ворчанием вцепился в очередную порцию мяса.

Котенок покосился на нее янтарными глазами и неуверенно мурлыкнул: это меня похвалили или как? Его еще не до конца просохшая после купания шерсть смешно топорщилась во все стороны, и обе девушки, глядя на него, не могли удержаться от улыбок.

— А что сказала Вероника? — осторожно поинтересовалась Камилла.

Сильвер дернула плечом, нож стукнул по пластиковой доске.

— Она пока не знает. Ее дома не было, когда мы с рыжим пришли, ночью он из моей комнаты не выходил, а сейчас она еще спит.

Спина Сильвер напряглась, как будто она ждала, что подруга вот — вот что‑нибудь скажет, но Камилла промолчала. В конце концов, Силь уже достаточно выросла, чтобы мамочка не заходила к ней пожелать доброй ночи. Да и что‑то она сомневалась в том, что у Вероники Суздальцевой хватило бы материнского инстинкта сделать это, даже когда дочь была в более нежном возрасте.

— Сегодня работаем с Улькой, — чтобы снять напряжение, Камилла поменяла тему. — Она тебе не звонила?

— Два дня назад подтвердила, что все в силе, — миновав «скользкий» вопрос, Сильвер слегка расслабилась и, осторожно подхватив под брюшко, поставила на пол насытившегося котенка, благородно отказавшегося от очередной порции мяса в пользу остальных голодных жильцов, обитающих в этой квартире. — Она, небось, заявится в «Мертвеца» раньше всех и будет дергаться и бегать от стенки к стенке.

— Ха! — Камилла усмехнулась. — Ты что, не помнишь, как сама нервничала перед тем, как в первый раз выйти на сцену?

— Я и до сих пор нервничаю, — Сильвер пожала плечами и поставила на плиту сковородку.

— Даже не знаю, порадоваться за тебя или посочувствовать, — хмыкнула Камилла. — Меня на сцене просто «вырубает», как только я беру в руки скрипку. Правда, мне не приходится петь…

Ответить Сильвер не успела — мелодичная трель, активированная открытой и закрытой дверной панелью, возвестила о том, что недавний неприятный «предмет» их разговора проснулся и идет на встречу с дочерью и ее подругой. Камилла и глазом не моргнула, когда в кухню неторопливо вплыла невысокая, но статная женщина. Лицо Вероники Суздальцевой, казалось, навсегда впитало в себя брезгливо — презрительное выражение, с каким она относилась к миру. Красивая женщина — платиновая блондинка с «кукольными» голубыми глазами, хищно очерченным ртом и плавными линиями лица, — она и после рождения Сильвер сохранила прекрасную фигуру, но на большинство людей благодаря стервозному складу характера, вполне отраженному в надменном облике, с первого взгляда производила не слишком хорошее впечатление. Внешне они с дочерью были похожи, однако улыбчивая и чуть задумчивая Силь казалась полной противоположностью своей капризной матери. Камилла в который раз поразилась, как эту даму мог буквально до беспамятства обожать человек — легенда — гениальный Александр Фокс.

Вероника Суздальцева называла себя писательницей и вполне искренне полагала, что создает бессмертные произведения в жанре «хоррор». Камилла как‑то раз попыталась почитать одну из этих «нетленок», но в первой же главе запуталась, кто кому кем приходится, зачем там одновременно вампиры и оборотни и почему главной героине непременно надо пустить кровь, но при этом сохранить в неприкосновенности девичью честь, которая должна была еще потребоваться для запутанного и странного ритуала. В общем, так и не осилила головоломный текст, застопорившись на первых пятнадцати страницах. Читатели и издатели тоже не приходили в восторг от романов госпожи Суздальцевой, но она сама объясняла это плебейским воспитанием и плохим вкусом окружающих, а не собственной несостоятельностью как романистки и спокойно выпускала свои произведения на деньги мужа, покорно платившего ведущим издательствам и электронным библиотекам и искренне считавшего, что его гениальную жену недооценивают.

— Привет, Силь, — небрежно бросила она дочери. — Здравствуй, Камилла.

— Привет, мам, — Сильвер не отрывалась от шкворчащей на плите сковороды.

— Добрый день, тетя Ника, — любезно улыбнулась Камилла.

— Сто раз просила тебя называть меня просто по имени! — фыркнула дама. — От этого твоего «тетя» я чувствую себя старухой!

— Извините, тетя Ника, — привычка, — на самом деле Леснова и не думала извиняться, да и ничуть не соврала: записанное «на подкорку» сознания еще с тех пор, как они с Сильвер вместе ходили в школу, обращение соскакивало с языка автоматически, прежде чем она успевала подумать.

— Что у нас на ужин, дорогая? — утратив интерес к гостье, вопросила гениальная романистка у дочери.

— Тушеное мясо с грибами, а на гарнир — кабачки или брокколи, — накрыв сковороду крышкой, Сильвер повернулась к Веронике. — Они уже готовы, их нужно только бросить в размораживатель на пару минут и подогреть.

— Не терплю вчерашнюю пищу! — ее родительница поморщилась. — И когда ты уже, наконец, научишься прилично готовить?!

Сама великая писательница, как было широко известно в узких кругах, мастерством кулинарии не блистала настолько, что вряд ли знала, где в ее доме находится кухонная утварь для приготовления пищи. Сильвер на всякий случай бросила на подругу предостерегающий взгляд. Камилла постаралась покрепче сжать зубы и выдала одну из самых очаровательных своих улыбок, чувствуя, как от напряжения сводит скулы. Каждый раз, когда она присутствовала при этом так называемом семейном общении, ее подмывало сказать «тете Нике» какую‑нибудь изысканно — замысловатую гадость. Она ее, пожалуй, не оценит, но Камилле точно станет легче. Удерживало только то, что терпеливой Силь это наверняка придется не по душе — она‑то легко поймет, что «маму обидели». Поэтому и приходилось молча улыбаться, держа язык за зубами.

— Сегодня у меня нет времени на готовку, мам, — Сильвер с непроницаемым лицом приняла специфическую «благодарность» за состряпанный ужин. — Мы с Кэм должны пораньше приехать в «ДиЭм», чтобы порепетировать с новой участницей. Если повезет, мы…

— Ох, ну когда уже ты найдешь себе нормальную работу?! — с трагическим надрывом вопросила госпожа Суздальцева, не дослушав реплику дочери. — Отец первый бы тебе сказал, что невозможно всю жизнь кропать стишки и кривляться на сцене, нужно иметь за душой что‑то еще!

Камилла со свистом выпустила воздух сквозь сжатые зубы, и Сильвер метнула на нее еще один предостерегающий взгляд.

— Кстати, чуть не забыла, мам! — поторопилась она, опережая готовые сорваться с языка подруги злые слова. — Я завела кота.

— Что? — Вероника слегка повела бровью в сторону дочери. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу этих блохастых чудовищ! В моем доме им не место!

— Но это еще и мой дом! — может, Сильвер и позволяла помыкать собой в быту, но в серьезных ситуациях порой проявляла характер. — Котенок будет жить в моей комнате.

— Я однозначно требую!.. — голос писательницы стал стремительно набирать высоту и громкость.

— Если ты категорически против, я готова переехать вместе с котенком, чтобы тебя не раздражать, — невежливо перебив возмущенную родительницу, предложила неожиданно заупрямившаяся дочь. — У меня на примете небольшая студия неподалеку от «ДиЭм».

— Ладно, пусть остается, — молниеносно свернула начинающуюся истерику Суздальцева. — Только я однозначно требую, чтобы это маленькое чудовище даже не думало заходить в мой кабинет! А ты, кстати, купи завтра свежих фруктов, я хочу фруктовый салат. И созвонись с моим издателем, скажи ему, что рукопись почти готова — он, наверное, уже с ума сходит от беспокойства, но я не могу творить круглые сутки. Вдохновение — вещь капризная. Да, кстати, к Альфреду, наверное, уже приехали фильмы, которые я заказывала, их надо забрать. И расплатись, пожалуйста, со своего чипа — у меня еще полно трат в этом месяце, я с трудом дотягиваю до ренты.

— Хорошо, мама, — проговорила Сильвер уже в спину почтенной родительнице, которая удалилась к себе, по обыкновению не попрощавшись.

— Как ты ее терпишь? — Камилла почти взорвалась, едва за «великой писательницей» закрылась дверь. — Силь, тебе надо поставить памятник из настоящего серебра в натуральную величину!

— Мама всегда была такая, — ее подруга только плечами пожала, снова поворачиваясь к плите. — Я привыкла. Папа говорил, что она не приспособлена к жизни, потому что не похожа на других.

— Знаешь, что самое чудесное? — проворчала Камилла, наблюдая, как рыжий котенок без имени, только что окончательно ставший домашней собственностью Сильвер Фокс, выползает из‑под кухонного диванчика, куда он на всякий случай предусмотрительно спрятался при появлении Вероники — четвероногому хищнику местный гений слова доверия явно не внушил. — Что она тебе — тебе! — советует найти работу! Она вообще сама хоть один день в жизни работала?

— Она пишет, — кратко заметила почтительная дочь.

— И кто это читает? — язвительно осведомилась Камилла. — Ты?

— Папа читал, — в той же лаконичной манере уведомила ее Сильвер.

Леснова только вздохнула. Со дня смерти Александра Фокса прошло уже больше трех лет, но он, как и раньше, оставался главным в этой небольшой квартирке. Его не приспособленную к жизни жену теперь опекала их общая дочь, а сама Сильвер порой говорила так, словно была уверена, что отец жив. Нет, она не была сумасшедшей и не болтала с призраками, просто папина тень по — прежнему находилась рядом с дочерью, обожаемой ничуть не меньше капризной жены. При жизни Александр Фокс был единственным связующим звеном между ними с матерью — кажется, он и после смерти продолжал выполнять эту функцию.

— Как ты все‑таки назовешь кота? — поинтересовалась Камилла, подхватывая на руки рыжий комочек, тут же отозвавшийся благодарным мурлыканьем.

— Пусть пока Васька будет, — Сильвер выключила плиту и подмигнула подруге. — Когда я была маленькой, у дедушки с бабушкой жил кот по имени Василий.

— Хороший был кот? — Кэм почесала рыжего за ухом.

— Очень красивый, ленивый и горластый, — уведомила ее Сильвер. — И всегда своего добивался, паршивец!

— Шикарная перспективка для нашего юного друга! — одобрила подруга. — Ну что, оставляем Василия за старшего и едем в «Мертвеца», пока Улька там все стены не расколотила?

Закрыв котенка в комнате наедине с лотками и мисками с едой и водой, девушки спустились во двор. Поздоровавшись с несколькими встреченными соседями, они быстро проследовали к припаркованному во дворе «сильверу», выделявшемуся среди остальных даже в их время, когда многочисленные наездники пытались как‑нибудь поярче украсить своих «металлопластиковых коней». Камилла в стотысячный, наверное, раз, восхитилась покатыми боками двухместного красавца, выкрашенного светло — серой матовой краской. Этому «сильверу» не нужно было бросаться в глаза, чтобы выделяться на дороге. Любой наездник, а тем более — коллекционер отдал бы полжизни за право даже не обладать им, а разок прокатиться или хотя бы прикоснуться к этому сокровищу.

Поговаривали, что прототипом «сильвера», из‑за практичности и нетребовательности получившего широкое распространение на «Одиннадцати», послужил земной мотоцикл, который, правда, как отмечали многочисленные исследователи — историки, был гораздо менее удобен. В отличие от своих дальних предков «сильверы» почти не производили шума и не портили дорожное покрытие, поскольку вместо колес у них была воздушно — магнитная подушка, позволявшая аппаратам подниматься на двадцать — тридцать сантиметров и изящно скользить над поверхностью земли. Из‑за легкости их окрестили «летунами» — остальной транспорт двигался гораздо ниже и выглядел при этом тяжелее. Кроме того, они работали на недорогом световом топливе, которого на «Одиннадцати» было в достатке, так что истощение ресурсов аппаратам не грозило.

Сильвер одним уверенным движением оказалась в седле, и приборная панель ее «летуна» тут же заискрилась разноцветными лампочками. Девушка сняла с ручек два шлема, один надела сама, пряча под него волосы, а другой протянула Камилле. Леснова забралась в седло чуть медленнее — собственного «сильвера» у нее пока не было, поэтому необходимой сноровки она еще не приобрела. То ли дело Силь, которая оседлала «летуна», пожалуй, едва ли не раньше всех на «Одиннадцати», а перед тем как оказаться на нем, еще и научилась управлять аппаратом дистанционно! Впрочем, ей‑то этого было точно не избежать!

— Вашу руку, пожалуйста, — глубокий мужской голос в наушниках к Камилле не относился, просто компьютер транслировал его в оба шлема, не зная, какой из них на водителе.

Сильвер положила левую ладонь на мерцающий голубой экран опознавателя, и ее запястье тут же обхватила мягкая полоса встроенного гибкого считывателя. Самая надежная из придуманных сигнализаций — опознание по индивидуальному чипу. Новые «сильверы» программировали особым образом, внося в их внутренний компьютер всех людей, которые имеют право управлять данным аппаратом. Если же на них пытался уехать кто‑то посторонний, они не только не заводились, но и «магнитились» к месту, одновременно посылая на удаленное устройство хозяина сигнал попытки несанкционированного отъезда. Впрочем, такие случаи были невероятной редкостью — служба безопасности «Одиннадцати» работала блестяще, и с ней не рисковали связываться из‑за летунов.

— Привет, Лисенок! — тепло поприветствовал «сильвер» свою хозяйку. — Добро пожаловать в седло! Задашь маршрут или хочешь сама порулить?

— Привет! — Камилле показалось, что Силь, взявшаяся за ручки руля, сглотнула, прежде чем ответить. — Конечный пункт — клуб «ДиЭм», скорость передвижения обычная, маршрут — на твое усмотрение и в зависимости от загруженности трассы.

«Сильвер» мягко тронулся с места, постепенно отрываясь от земли и набирая скорость. Умный компьютер сам встроил аппарат в общий поток улицы, легко лавируя между более массивными «собратьями», и девушки быстро помчались к точке назначения.

Клуб «ДиЭм» располагался на пересечении семнадцатой и двадцать второй улиц третьего уровня. Считалось, что он существовал здесь уже несколько Поколений — во всяком случае, век — точно. Сначала клуб носил звучное название «ДэдМэн» — «Мертвец». Поговаривали, что первый владелец надеялся, что таким образом составит себе хорошую репутацию и привлечет приличную клиентуру, однако соответствующее подразделение космопилотов — исследователей даже внимания не обратило на то, что в Городе Два появилось заведение «их имени», зато конкуренты стали посмеиваться над незадачливым бизнесменом. Тогда он переименовал клуб в «ДиЭм» по первым буквам собственных имени и фамилии (еще одна легенда гласила, что прижимистый хозяин клуба просто сэкономил на новой вывеске, взяв большие буквы из старой). По иронии судьбы, вскоре заведение и в самом деле приобрело популярность среди «мертвецов», и между собой публика стала называть его так, как было изначально задумано владельцем, однако он из суеверия менять ничего не стал.

До клуба «ДиЭм» от дома Сильвер было недалеко, к тому же они находились на одном уровне, и по дороге нигде не приходилось долго ждать, чтобы оказаться на другом шоссе, так что минут через десять «летун» с двумя девушками в седле уже затормозил у нужного перекрестка и, опускаясь на землю, аккуратно и ловко пристроился между двумя другими средствами передвижения: четырехместным магнитомобилем ярко — оранжевого цвета и массивным трейлером, с величавым достоинством опирающимся на дорогу широкими «гусеничными» воздушными подушками. Моргнув идентифицирующим экраном, «сильвер» погасил многочисленные лампочки приборной панели.

— Удачного вечера, Лисенок! — пожелал голос в наушниках.

Камилла быстро слезла с «сильвера», торопливо сняла шлем и отдала его подруге. Она всегда чувствовала себя немного неловко, когда слышала голос этого компьютера: обычные аппараты, общавшиеся с хозяевами немного казенными компьютерными тональностями, не производили на нее никакого впечатления, однако слушать аппарат Силь было все равно что присутствовать при беседе в узком семейном кругу, и это Камилле не нравилось. Это казалось… слишком личным. Она даже как‑то хотела попросить подругу отключать компьютер в ее наушниках, но все не находила подходящего предлога и боялась обидеть ее неловкими словами.

— Привет, девочки! — едва они вошли в широкий вестибюль «ДиЭм», как навстречу им выкатился невысокий и пухленький, начинающий лысеть и ужасно стесняющийся этого в свои тридцать восемь Дэнни Монтего — нынешний владелец заведения. — Вот и прибыла наша Сильвер на «сильвере»!

Камилла вежливо улыбнулась, зная, что точно так же реагирует и подруга. Эту затертую шутку они слышали бесчисленное количество раз, а еще чаще Сильвер спрашивали, это ее назвали в честь аппарата, или, наоборот, он получил название по ее имени. Как правило, девушка отделывалась дежурной улыбкой, а Камилле хотелось от души настучать приколистам по голове. С тех пор как умер ее отец, чьим голосом говорил бортовой компьютер, подруга была склонна замыкаться в себе, и напоминание о том, что из‑за своей дочери гениальный изобретатель Александр Фокс назвал созданный им аппарат для передвижения по «Одиннадцати» именно «сильвером», всегда приходилось некстати.

Самой же Силь имя подходило как нельзя лучше. Англизированный эсперанто, наиболее широко распространенный на «Одиннадцати», а также считавшийся официальным государственным и деловым языком, трактовал «Сильвер Фокс» как «серебряную лису». Волосы пепельной блондинки — дочери изобретателя — действительно отливали бликами благородного металла, а в лице и зеленых глазах было что‑то от рыжей хищницы, за двести с лишним лет почти вымершей в культурных лесах вокруг Города Два и теперь встречающейся чаще в зоопарке, нежели в естественных условиях. Недаром отец ласково называл Силь Лисенком…

— Кароль приехал? — Сильвер поинтересовалась больше для поддержания беседы: по трейлеру, припаркованному рядом с клубом, было понятно, что их бессменный звукорежиссер, а по совместительству — еще и осветитель, режиссер, монтажер, компьютерщик и вообще мастер на все руки и специалист по любым видам техники уже здесь.

— Да, он в зале, — охотно откликнулся Дэнни. — Проверяет какие‑то хитрые микрофоны, которые должны дать хорошее звучание. С ним, кстати, еще и девушка — она пришла и заявила, что будет выступать с вами, так что я не решился ее выставить.

— И правильно, что не решился, — одобрила Камилла. — Это Уля Морозова, она будет у нас на флейте играть. Мы давно думали, кого еще взять в команду для дальнейшего развития группы. Ты должен помнить, мы тебя о ней предупреждали!

Дэнни с умным видом покивал, хотя, по его собственному признанию, в музыке не смыслил ровным счетом ничего. Но пока выступающая у него группа «Серебряная камелия» не просила дополнительных денег, довольствуясь процентом от принесенных клубу доходов, его не касалось, кто и как там будет играть и петь. Пусть Сильвер и Камилла хоть сто человек приволокут — это лишь означает, что «на круг» им придется делиться с большим количеством музыкантов, и у каждого по отдельности получится меньше заработка. Монтего предпочитал не вмешиваться в чужие дела, пока его собственные шли хорошо. А в дни выступления «Серебряной камелии» выручка еще ни разу его не подводила.

В разгар их молчаливого общения откуда‑то из недр клуба, в котором пока не горел верхний свет, появилась сногсшибательно красивая брюнетка лет двадцати пяти в ярко — алом костюме, подчеркивающем немыслимую тонкость талии и приятные округлости в необходимых местах. Дэнни Монтего, повернувшийся к ней, мгновенно утратил дар речи и интерес к окружающему миру и только таращился на девушку с тем особенным выражением лица, которое ясно свидетельствовало о резком поглупении ввиду влюбленности. Как будто кто‑то одним щелчком выключателя напрочь «вырубил» мозг хозяина «Мертвеца».

— Привет, Бев, — пробормотал он, сверля ее отчаянно жадным взглядом.

— Уже здоровались, Дэнни, — с прохладным равнодушием отреагировала девушка. — Спасибо, что разрешил воспользоваться дамской комнатой.

— О чем ты говоришь, Бев, — заходи в любое время! — темпераментно пригласил Монтего.

Сильвер хихикнула. Да уж, с «фирменным» чувством такта Дэнни нечего было надеяться на оглушительный успех у женщин! Ведь понятно, что девица заскочила не ручки помыть, а по какой‑то экстренной необходимости — иначе, наверное, потерпела бы до дома, а не побежала с улицы в еще не открытый для посетителей клуб. В свете этого приглашение «заходить в любое время» выглядело как насмешка. К счастью, либо девушка уже знала Монтего и привыкла к его нелепым высказываниям, либо ей было просто наплевать, потому что она и глазом не моргнула.

— Заскочу, может быть, как‑нибудь вечерком — говорят, у вас тут хорошая концертная программа, — все тем же безразличным тоном пообещала ярко — алая красотка.

— О да, девочки поют чудесно, а сегодня будет еще и флейта! — Дэнни, казалось, готов был запрыгать вокруг гостьи, словно большой щенок, и завилять хвостом. — Вот, кстати, познакомьтесь: это Сильвер и Камилла, они как раз и есть группа «Серебряная камелия»! Девочки, это Беверли Кларк!

Судя по тому, с каким придыханием было произнесено роковое имя, Монтего в очередной раз «пропал». Примерно раз в год Дэнни смертельно влюблялся в одну из своих знакомых, причем демонстрировал не только потрясающую неразборчивость, но и полное отсутствие даже примерных навыков знакомства и бесед с дамами. Как правило, в общении с людьми, которые не вызывали у него урагана страсти, Монтего был приятен, обходителен и интересен, но, как только он пытался кого‑нибудь очаровать, из него со сверхзвуковой скоростью начинали сыпаться глупости и банальности. По его резко меняющемуся лицу сотрудники «ДиЭм» давно научились определять, что хозяин влюблен, и тактично молчали, переживая очередное «увлечение века», заканчивающееся, как правило, через пару месяцев.

Очередной объект безумной страсти — брюнетка и поклонница красного цвета в одежде Беверли Кларк — вежливо сказала, что рада знакомству с Камиллой и Силь, и, помахав Дэнни на прощание, удалилась.

— А кто это? — поинтересовалась Сильвер, отправляя в рот пару соленых орешков из вазочки на стойке.

— Она вроде бы недавно переехала из другого Города, только не знаю, какого именно, — с придыханием забормотал Дэнни, который был все еще не в силах оторвать взгляд от закрывшейся двери, словно мог глазами следовать за прекрасной возлюбленной даже сквозь стены. — Ты что, ее раньше не видела? Бев появилась в клубе впервые пару месяцев назад, и я сразу понял, что она — женщина моей мечты!

— Ух ты, как неожиданно! Здорово! — хихикнув, оценила Камилла. — Странно, что мы ее не заметили! Ну ладно, ты тут не скучай, а мы пойдем в зал репетировать.

Немного пришедший в себя Дэнни с пылающими от смущения щеками вернулся к обычному своему занятию перед вечерним открытием клуба — протиранию бокалов и придирчивому изучению всевозможных припасов. Дела в «ДиЭм» шли хорошо, но Монтего был прижимист, считал каждую копейку, постоянно стонал по поводу грабительских налогов и нанимал обслугу лишь на то время, когда клуб работал, поэтому, пока двери были закрыты, ему приходилось трудиться и самому.

Тем временем девушки прошли в большой зал клуба. Как и всегда перед выступлением, здесь царила полная неразбериха. По полу были разбросаны какие‑то провода, расставленные прожекторы светили в самые неожиданные места, а по пути на сцену можно было запросто споткнуться об подставку для микрофона, коробки с неясным содержимым или большие комки упаковочной пленки. Если бы Сильвер и Камилла не знали, что через час зал приобретет свой обычный вид, то, наверное, впали бы в панику. Зато Кароль Стейн во всем этом бардаке чувствовал себя, как рыба в воде. Вот и сейчас этот темноволосый и кареглазый парень лет двадцати пяти сидел на высоком сценическом табурете и сосредоточенно рассматривал какие‑то разъемы на проводах, одновременно в раздражающе «взрослой» манере проводя что‑то вроде «курса молодого бойца» для девушки, примостившейся поблизости на втором табурете.

— Бояться тут нечего, публика в «Мертвеце» приличная, так что яйцами и помидорами тебя при любом раскладе не закидают, — спокойно говорил он, не отрываясь от своего увлекательного занятия. — А если прилично сыграешь, так еще и поблагодарят — это точно. Ну а раз девчонки тебя пригласили, значит, ты должна хорошо обращаться со своим инструментом. Флейта — штука красивая, но капризная. Ты только заранее мне скажи, как во время концерта твой микрофон регулировать: пониже, повыше, погромче, какие шумы убирать?

— Н — не знаю, — Ульяна Морозова выглядела так, словно еще не была уверена, победит ли в ее душе желание выйти на сцену или желание убежать.

— Эх ты! — Кароль нарочито старчески вздохнул. — Ладно, на свой вкус сделаю… Или девчонки сейчас придут и что‑нибудь умненькое скажут.

— Уже пришли, сейчас заговорят, — посулила Сильвер, решительно перебираясь через проход, заваленный ворохом проводов, и по лесенке взбежала на небольшую круглую сцену, приставленную к дальней стене большого зала «ДиЭм». — Кароль, ты что нам коллегу пугаешь?! Она прекрасная флейтистка и, я уверена, сыграет просто замечательно! И насчет микрофона не выпендривайся — делай, как всегда. Что за разговорчики вообще — пытаешься произвести на Ульяну впечатление крутого звукорежиссера?

— Можно подумать, что кто‑то из нас говорит тебе заранее, делать повыше, пониже или погромче! — поддержала ее Камилла, вслед за подругой взбираясь на сцену. — Улька, ты его не слушай!

— А как было бы хорошо, если бы говорили! — мечтательно произнес Кароль, слез с табурета и поплелся куда‑то вглубь зала.

— Девочки, я жутко боюсь, — со слезами в голосе призналась Ульяна. — Может, мы первое мое выступление перенесем, чтобы я еще немного подготовилась?

— На какую дату? — деловито поинтересовалась Силь. — Когда, по — твоему, ты будешь готова? Через месяц? Через год? Через Поколение?

— Действительно, мы ведь чуть ли не полгода назад решили, что ты попробуешь себя в нашей группе! — поддержала подругу Камилла. — И к сегодняшнему дню ты наверняка уже приготовилась! Нет, мы, конечно, не изверги, и силой тебя играть никто не потянет, но ты ведь сама ужасно хотела выйти на сцену!

— И сейчас хочу, — нервно всхлипнув, кивнула Уля. — И хочу, и боюсь. Это все ужасно — ужасно страшно! Я уже пробовала выступать, когда брала уроки, и несколько раз на меня прямо ступор какой‑то находил, стоило оказаться перед публикой!

— Так всегда бывает, — Сильвер присела на освободившееся место Кароля. — Я лично перед каждым выступлением нервничаю, как будто выхожу в первый раз и еще даже не уверена, хватит ли у меня голоса спеть.

— Ты? — поразилась Ульяна. — Не может быть! Ты так потрясающе поешь, что люди приходят в «ДиЭм» специально, чтобы послушать! И, кстати, владелец заведения тоже считает, что в дни, когда выступает «Серебряная камелия», у него больше всего посетителей — это он Каролю сказал!

— Ничего особенного я не делаю, — смутилась покрасневшая от комплимента Силь. — Есть люди с гораздо лучшими голосами, да и песнями тоже.

— Может, и есть, но мы с ними не знакомы, — отрезала Камилла. — Девочки, хватит вгонять друг друга в депрессию, давайте лучше порепетируем!

Несмотря на то, что запланированный на этот вечер репертуар уже был тысячу раз отрепетирован и выдержал невероятное количество сыгровок, все трое тут же взялись за инструменты…

Группа «Серебряная камелия» родилась удивительно спонтанно, но при этом органично. Еще когда Сильвер и Камилла заканчивали школу, им довелось выступить вдвоем на каком‑то из наскоро организованных вечеров для преподавателей. Леснова к тому моменту почти профессионально освоила скрипку и любила импровизировать, а ее подругу отец давно научил играть на гитаре. Кроме того, Силь писала стихи и умело перекладывала их на собственную же музыку. После того вечера пораженные учителя один за другим подходили поблагодарить смущенных девчонок, а преподавательница эсперанто даже заявила, что ее подопечным просто необходимо создать свою группу и выступать профессионально. Наверное, никто из них не думал, что девчонки действительно рискнут, но можно сказать, что первое выступление и предрешило их будущую карьеру.

Так и появился на свет их коллектив, название которого девушки составили из слегка видоизмененных собственных имен. Получая высшее образование, они потихоньку репетировали, а потом к ним примкнул в качестве звукорежиссера Кароль Стейн, давний приятель обеих девчонок, учившийся в их школе несколькими годами раньше и живший неподалеку. Вместе с ним пришла идея выйти, наконец, на сцену. Договориться с владельцем «Мертвеца» Дэнни Монтего оказалось проще простого: он был согласен на выступления при условии, что девчонки и Кароль не потребуют от него регулярной заработной платы, а будут довольствоваться долей от выручки в те дни, когда идет их выступление. Поначалу Сильвер сомневалась, но они все же решили попробовать.

Дела пошли на удивление хорошо: слухи об их выступлениях быстро распространились по Городу, и в дни, когда были объявлены выступления «Серебряной камелии», «Мертвец» буквально по швам трещал от публики. Денег они зарабатывали прилично, и даже факт, что Камилла пока не могла купить себе собственный «сильвер», скорее можно было считать результатом того, что она помогала маме, после ухода из жизни отца оставшейся без работы на одном социальном пособии с двумя несовершеннолетними сыновьями на руках. Силь старалась выделять подруге побольше денег, но получалось это не всегда: Кэм ужасно обижалась, если узнавала об этом, поскольку считала, что все они работают наравне и должны так же распределять средства.

Уля Морозова была на год младше Камиллы и Сильвер и училась в их же школе, только в другом потоке. Кроме того, она жила в одном доме с Лесновой, и однажды та услышала через стенку тонкий, чистый и нежный звук флейты, которая с трогательной старательностью наигрывала одну из их мелодий. Поскольку Ульяна владела инструментом очень хорошо, а играла с душой, ей было предложено присоединиться к коллективу, тем более что Сильвер давно уже хотела попробовать что‑нибудь новенькое, чтобы их творчество не приелось публике.

Страстно мечтавшая о сцене Улька сразу честно призналась, что она ужасная трусиха. У них действительно ушло почти полгода репетиций и клятвенных уверений, что она чудесно играет, прежде чем девушки назначили окончательную дату, когда «Серебряная камелия» должна была появиться на публике «в расширенном составе». По этому случаю Сильвер написала две новых песни, специально так разложив мелодию, чтобы ее могли сыграть уже не только гитара и скрипка, но и флейта. Оставался сущий пустяк: все‑таки выйти на сцену, сыграть и спеть…

Через час Кароль объявил, что у него все готово, а еще минут через двадцать большой зал «ДиЭм» начал заполняться публикой. Пока гости заказывали блюда и напитки, Камилла и Сильвер за импровизированными кулисами (тяжелым куском плотной потрепанной тряпки, когда‑то бывшей скатертью, а затем пожертвованной Дэнни в качестве «занавеса») уговаривали Ульяну, что ничего страшного не происходит. Она старательно кивала, глядя на них испуганными глазами, слышимо стуча зубами и судорожно сжимая флейту в дрожащих пальцах.

— Итак, дамы и господа, сегодня в составе «Серебряной камелии» вы впервые услышите флейту! — громкий голос Дэнни раздался совсем рядом, заставив Улю нервно вздрогнуть, поперхнуться и уставиться в пространство перед собой с видом приговоренного к казни. — Встречайте: Сильвер Фокс, Камилла Леснова и Ульяна Морозова!

Силь и Кэм, переглянувшись, подхватили флейтистку, находящуюся, судя по всему, в полуобморочном состоянии, с двух сторон под руки и решительно вытащили на сцену. Публика встретила их вполне стройными аплодисментами, как старых знакомых, и девушки разошлись по обычным своим местам: Сильвер уселась на табурет, к которому была прислонена ее гитара, Камилла и Уля встали «вторым рядом», каждая со своим пюпитром. Поправив микрофон в «гнезде», Силь чуть прикрыла глаза, успокаивая судорожное сердцебиение.

Обведя взглядом зал, она взяла на гитаре несколько аккордов, показывая девчонкам, с какой мелодии они начнут, и осторожно начала перебирать струны. Первая песня из написанных специально для этого вечера была нейтральной, а вторую — посвященную легендарным «мертвецам» — Сильвер споет чуть позже, когда ближе к вечеру они начнут собираться в этом зале. Где‑то за ее спиной запела скрипка, а через несколько секунд к ней присоединилась и флейта. Три отдельных мелодии как будто слились в одну, выплетая в воздухе тонкое кружево песни. Зал выжидающе замер…

Разменяв полгода пустяками,

Осень в город суетный войдет,

Набросает яркими штрихами

Листьев краткий золотой полет.

Отзвучит, дворами убегая,

Лета угасающего смех…

Шаг один лишь не дойдя до Рая,

Ты застынешь на глазах у всех,

Задрожишь от ожиданья боли,

Укрываясь от дождя плащом,

И шаги услышишь за спиною,

Оставляя тело, словно дом,

И, тревожась приближеньем снега,

Будешь ждать морозных холодов,

Сердце приготовив для побега

От метелей, темноты и льдов,

И опять ветра затянут песни,

И взлететь потянет снова ввысь…

Как бы больно ни было, воскресни,

С новою весной к себе вернись!

…Даже когда Сильвер перестала петь, мелодия еще некоторое время витала среди столиков большого клубного зала, словно не желая покидать это гостеприимное место. Девушка опустила руку, отпуская последний аккорд, за ее спиной одновременно вздрогнули финальными нотами скрипка и флейта. Две секунды тишины — и зал зааплодировал. Сильвер осторожно склонила голову, благодаря за теплый прием, и запела следующую песню. Камилла и Ульяна вступили в мелодию одновременно, как и репетировали. Похоже было, что их новую компаньонку слегка «отпустило» — во всяком случае, фальшивых нот в ее исполнении не наблюдалось.

Силь пела целый час, и с каждой песней слышала все более уверенную флейту. Скрипачка, как обычно, была выше всех похвал, а зал от души приветствовал девушек аплодисментами. Их даже довольно долго не отпускали на перерыв, пока Сильвер не заверила присутствующих, что им нужно отдохнуть, но в концерте еще обязательно будет второе отделение.

— Ну вот, и ничего страшного! — оказавшись за кулисами, Камилла насмешливо щелкнула Ульку по кончику носа. — Надеюсь, теперь‑то уж ты не собираешься падать в обморок?

— Ой, девочки, как здорово! — глаза Ульяны сияли совершенно детским восторгом. — И зал такой прекрасный, и песни такие!.. такие!.. Ох, я до сих пор поверить не могу в то, что выступаю вместе с вами, с «Серебряной камелией»! Я как будто в сказку попала!

— С залом все понятно, а что вдруг не так с песнями? — удивилась Сильвер. — Ты же их и раньше слышала!

— Слышала, но не слушала, — смущенно призналась Уля. — Я так боялась, что, наверное, даже не смогла бы сказать, о чем ты поешь, пока я играю на флейте. А тут, как только мы с Кэм заиграли, у меня как будто пелена с глаз сошла. Какие же удивительные песни ты пишешь, Силь!

— Да ладно, не перехвали! — поморщилась певица. — У нас еще одно отделение впереди, и закончим мы его опять же новой песней. Поскольку публика об этом уже извещена, многие специально останутся подольше, чтобы ее послушать.

— Это та, которая посвящена «мертвецам», да? — флейтистка почти подпрыгивала от нетерпения и любопытства.

— Она самая, — ответила Камилла. — «Мертвецы», как правило, приходят попозже, а песня для них, так что и петь ее нужно в конце концерта. Сейчас в зале полно курсантов, а публика посерьезнее подтянется ближе к ночи.

— Девочки, а… — Ульяна на секунду запнулась и потупилась. — А можно я как‑нибудь еще с вами сыграть приду? Конечно, я понимаю, что мне до вашего мастерства далеко, но это так здорово, что просто дух захватывает! Я вас не подведу, я буду очень — очень стараться, честное слово!

Камилла и Сильвер переглянулись и одновременно рассмеялись. Ульяна играла превосходно: нежно, трепетно, вкладывая в мелодию всю себя без остатка. Девчонки и раньше пробовали ввести третьего музыканта в «Серебряную камелию», но все как‑то не складывалось. Чаще всего приходившие к ним друзья и знакомые хотели сразу хорошо зарабатывать и играли на разнообразных инструментах скорее технично, чем душевно. Уля оказалась совсем другой, и подруги еще на стадии репетиций договорились между собой, что, если у нее все получится, пригласят выступать с ними постоянно.

— Мы будем рады, если ты к нам присоединишься, — все еще улыбаясь, заметила Сильвер.

— На следующий концерт? — обрадовано вскинула взгляд Ульяна.

— На все следующие концерты, — поправила ее Камилла. — Не знаю, кто как считает, а по — моему, у нас прекрасно получается с флейтой!

— Девочки!.. — от радости Улька чуть не разревелась. — Я даже не знаю, что сказать…

— Потом поговорим, все обсудим и тщательно поделим пока не полученные гонорары, а сейчас отдыхаем перед вторым отделением, — Сильвер, усевшись на низкую подставочку для ног, принялась подстраивать гитару. — Значит, девочки, все играем в той последовательности, о которой договорились, а последней песней — новую.

— Ладно, — кивнула Камилла, поднимаясь. — Никому пить не хочется? Я за водой в бар схожу, могу и пару порций принести.

— Прихвати и мне стаканчик, — попросила Сильвер, неотрываясь от своего занятия. — В горле пересохло.

— А я лучше потом попью, после концерта, — улыбнулась Ульяна, все еще с трепетной недоверчивостью взирающая на подруг.

— Ну, потом — так потом, — Кэм отдернула край «занавеса» и направилась к стене зала, где за стойкой «колдовал» один из лучших барменов Дэнни.

— Сильвер, я… я никогда не думала, что однажды окажусь на сцене вместе с вами, — Улькины глаза сияли, как две звезды.

— Если ты думаешь, что концертная жизнь — это что‑то вроде рая, а мы с Кэм — ангелы, забывшие отрастить себе крылья, то на самом деле все совсем иначе, — вздохнув, заметила Силь. — Нам надо будет согласовать время репетиций, чтобы оно всех устраивало. Ты ведь, кажется, днем работаешь в Центре репродукции?

— Ну да, три дня в неделю, — Ульяна помрачнела и тут же уточнила. — Прохожу практику, а работать потом надеюсь в другом месте.

— Что, все так плохо? — Сильвер вскинула брови. — Мне всегда казалось, что людям должно нравиться там работать. Счастливые семейные пары, благодарные родители, всякие дедушки и бабушки с цветами, очаровательные детишки…

— В обычное время — да, но только не в последние пять лет Поколения, — вздохнула Уля. — Еще два года в Центре будет твориться сущий ад. За день порой такого насмотришься, что жить не хочется! Говорят, что сейчас у нас самая большая текучка кадров — люди просто не выдерживают напряжения и уходят куда угодно, хоть на пособие, хоть на улицу, лишь бы сбежать из жуткого места.

— Ладно, если все будет хорошо, то после практики ты туда уже не вернешься, — оптимистично заметила Сильвер. — Ну, как частное лицо, наверное, когда‑нибудь наведаешься, но не как сотрудник. Думаю, что гонораров нам вполне хватит и на четверых, тем более что сегодня, как я посмотрю, публики побольше, чем обычно.

Ульяна выглянула в небольшую щелочку между кулисами. Действительно, в этот вечер «ДиЭм» был буквально забит народом. Большинство публики составляли молодые ребята и девушки в летной форме с алыми нашивками на рукавах. Те самые «мертвецы», которых изначально и предполагалось привлекать в клуб. Судя по возрасту, даже не вчерашние, а сегодняшние выпускники обучающей программы. Они смеялись, пили пиво и коктейли, о чем‑то возбужденно переговаривались, с насмешливой торжественностью поднимались и провозглашали тосты. Подошедшая к Ульяне Сильвер тоже осторожно выглянула, чтобы посмотреть на публику.

— Как же надо относиться к жизни, чтобы добровольно пойти в это подразделение? — пробормотала Уля.

— Для этого нужно верить, что именно тебе однажды повезет, — Силь пожала плечами. — Или просто не иметь другого выхода, ведь стать «мертвецом» — это почет и социальные гарантии для твоей семьи. Причем, согласись, у этих ребят больше шансов, чем было у их предшественников в предыдущих Поколениях.

Ульяна открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Откуда‑то слева, от барной стойки раздался странный громкий хлопок, потом вдруг полыхнуло огнем, по залу прокатилась волна жара, под ребра, сбивая с ног, ударил тяжелый воздушный «кулак».

— Ложись! — заорал кто‑то в зале.

Скорее на отчаянном инстинкте самосохранения, чем действительно сообразив, что происходит, Сильвер и Уля упали одновременно. А в следующую секунду сверху на них обрушился настоящий ливень из горячих ошметков пластика, тряпок и стеклянных осколков…

Глава 2

Суббота, 17 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

«Мне нельзя умирать, у меня котенок!» — Сильвер казалось, что именно эта мысль, первой возникшая в голове, пока она инстинктивно пыталась прикрыть затылок от летящего сверху мелкого и острого мусора, спасла ей жизнь. Как будто Вселенная неожиданно поняла, что в отсутствие Силь «заботливая» Вероника Суздальцева точно выставит котенка на улицу. А рыжий Васька уже и так слишком долго там побыл, чтобы еще раз выдавать подобное испытание неожиданно получившему свое счастье смешному ушастику с розовым носом, вот судьба, махнув рукой, и пустила безжалостную смерть чуть выше макушки девушки.

На самом деле их с Ульяной спас занавес. Импровизированные кулисы рухнули, не продержавшись и трех секунд, и накрыли плотной тканью обеих девушек, так что большая часть кошмара действительно прошла над ними. Безумный грохот, казавшийся бесконечным, длился на самом деле лишь какие‑то мгновения. Когда он стих, оставив после себя негромкое потрескивание огня, а на голову перестали сыпаться непонятные предметы, Сильвер принялась выпутываться из‑под спасительного занавеса. Рядом сосредоточенно сопела Ульяна, тоже активно орудуя руками.

Выбравшись, наконец, из‑под тяжелой ткани, Силь села и задохнулась от шока, когда ее глазам предстало чудовищное зрелище. Высокие языки пламени хищно облизывали стены зала, обшитые изнутри изящными тканевыми панелями с красивой росписью. Вокруг пылали также столы и стулья. Но большая часть мебели валялась на полу в плачевном состоянии, пол был усыпан осколками раскрошенного стекла, в дальней стене, выходящей на улицу, зияла «рваная» дыра такого размера, что в нее спокойно мог бы пройти взрослый человек. Однако самым страшным было не это. Там и тут на полу, не шевелясь, словно сломанные куклы, лежали люди.

— Камилла! Кэм! — вместо крика у Сильвер вырвался какой‑то полухрип — полустон, и она ладонью схватилась за саднящее от жара горло.

Оказавшаяся на свободе от занавеса Ульяна задышала часто — часто, растерянно моргая и бессмысленно водя взглядом по тому, что осталось от большого зала «ДиЭм». Она всхлипнула и вдруг стала как‑то странно оседать, заваливаясь в сторону Сильвер. Той пришлось придержать флейтистку за плечи и слегка встряхнуть, чтобы привести в чувство. Взгляд девушки сфокусировался на старшей подруге, и Силь поняла, что, как бы ей самой ни хотелось грохнуться в обморок, Улька ей точно не поможет. Как бы ни тянуло рухнуть где‑нибудь здесь, нужно действовать.

— Быстро иди в первый зал, там Дэнни держит стационарный коммуникатор, свяжись со службой безопасности, так будет быстрее, чем через чиповый! — быстро сориентировалась Сильвер, поднимаясь на ноги и увлекая за собой Улю. — Ну же, давай!

Она подтолкнула трясущуюся флейтистку в спину, и та покорно сделала несколько шагов, на мгновение застыла на месте, а потом покачнулась, словно ноги ее не держали или же она собиралась вот — вот упасть в обморок. Но тут ее взгляд выхватил прямо из‑под ног какого‑то «мертвеца», лежащего в луже крови с почти оторванной головой, Ульяна тоненько пискнула, зажала ладонью рот и, не разбирая дороги, спотыкаясь и чуть не падая, стремительно побежала к дверям. Повизгивая и всхлипывая от ужаса, она несколько секунд не могла справиться с открывающим устройством рядом с дверной панелью, но потом, наконец, сладила с сенсором и вылетела прочь из зала…

Дальнейшее отпечаталось у Сильвер в памяти жуткими, но яркими «картинками», словно рисованный комикс. Тошнотворные ошметки плоти и крови, на которых она поскальзывалась, продвигаясь вперед и мечтая только о том, чтобы не упасть. Плафон «дневной» лампы, причудливо расколотый и венчающий огромную груду искореженных и оплавившихся стульев. Чье‑то тело, придавленное и переломанное тяжелой упавшей балкой. Дэнни Монтего, лежащий на спине и бессмысленно смотрящий в потолок с какой‑то странной полуулыбкой — гримасой на лице. Огонь, жадно лижущий неподвижные человеческие тела. Оторванная рука, еще сжимающая в пальцах ручку от расколовшейся пивной кружки. Должно быть, именно так и должен выглядеть настоящий ад. Спасало только то, что мозг отказывался воспринимать происходящее как реальность. Сильвер казалось, что все это происходит не с ней, как будто она смотрит витранслятор или листает на ридере книжку с яркими страшными иллюстрациями.

— Кэм!

У барной стойки покойников было много: людские тела лежали вповалку, друг на друге, многие оказались лишены конечностей. Сильвер заставила себя подавить рвотные позывы. Где‑то здесь, где‑то поблизости должна быть и Камилла Леснова. Силь пока старалась не думать, в каком состоянии подруга, только надеяться, что в момент трагедии она уже отошла от стойки на достаточное расстояние. Самым главным казалось найти Кэм, не упав где‑нибудь здесь, не завизжав, не забившись в бессмысленной истерике… Весь мир сжался до точки взгляда, сосредоточился вокруг единственной цели.

Рядом кто‑то застонал и зашевелился под грудой покореженного пластика. Сильвер тут же бросилась на звук, пытаясь руками откидывать горячие куски. Кэм, Кэм! Безумная надежда была сильнее здравого смысла. Увидев чье‑то обожженное лицо с почерневшими губами и открытыми глазами, полными боли, Силь отшатнулась и едва не упала. Нет, не Камилла! Какой‑то коротко стриженый парень в форме «мертвеца»… Сбоку послышался еще один звук, и Сильвер метнулась туда. Перелезая через завалы и перешагивая через мертвые тела и куски тел, она, словно служебная ищейка, пробиралась все дальше и дальше к барной стойке.

— Кэм!

Услышав пронзительный визг с улицы, Сильвер поскользнулась, и от боли у нее перехватило дыхание: чтобы не упасть, она схватилась рукой за обжигающе горячий металлический прут, торчащий из груды пылающего пластика. Через образовавшийся пролом, сквозь который в зал пробирались уличные сумерки, заглядывали люди, кто‑то кричал, кого‑то тошнило, кто‑то решительно пробирался через завалы, пытаясь помочь выжившим. Вдалеке слышалось завывание тревожной сирены — не то Уля добралась до комма и вызвала службу безопасности, не то услышавшие звуки погрома люди отреагировали первыми.

Баюкая обожженную руку, Силь упрямо шла дальше. Кто‑то из подоспевших добровольных помощников попытался ее остановить, о чем‑то спрашивал, но она не только не слышала, но даже и не пыталась понять, что ей говорят. Под одним из перевернутых и оплавленных столиков она увидела кусок знакомой пестрой ткани, из которой была сшита блузка Камиллы. В голос застонав от боли в ладони, Сильвер каким‑то чудом, сверхчеловеческим усилием оттолкнула горячий пластик и упала на колени рядом с лежащей на полу подругой.

— Кэм!

Лицо Лесновой представляло собой почти сплошной ожог, из разорванной щеки текла кровь, но, по крайней мере, ноги и руки остались на месте, а глаза были закрыты, а не безжизненно смотрели в потолок. Сильвер приложила дрожащие пальцы здоровой ладони к шее подруги — туда, где, как говорили на обязательных курсах оказания первой медицинской помощи (они с Кэм проходили их вместе и еще смеялись, что эти навыки им никогда не пригодятся!), у живого человека должен был прощупываться пульс. И от облегчения зарыдала в голос, ощутив тоненькую и прерывистую ниточку сердцебиения…

Потом были машины экстренной помощи, в «ДиЭм» ворвались какие‑то люди в защитных и военных костюмах, врачи и санитары в бело — синей одежде заметались между погибшими и ранеными… Сильвер настояла на том, чтобы ехать в одном магнитомобиле с Камиллой, которую сразу подключили к каким‑то медицинским аппаратам. Пока остальные хлопотали над Лесновой, молоденький медбрат с трясущимися от потрясения посеревшими губами обрабатывал обожженную ладонь и рассеченную бровь Силь. В его глазах читалось недоверчивое удивление: он, как и его подопечная, явно до сих пор пытался убедить самого себя в том, что происходящее — не более чем кошмар. То, что творилось вокруг, по — прежнему казалось нереальным.

В ближайшей клинике царила почти паника: врачи и медсестры бегали по коридорам, из палаты в палату пролетали каталки, во двор подъезжали новые и новые магнитомобили экстренной помощи. Кроме того, на первом этаже было полно сотрудников службы безопасности, которые только усиливали общую суматоху. Сильвер бежала рядом с каталкой, на которой двое дюжих медбратьев везли Камиллу, здоровой рукой вцепившись в поручень и игнорируя все попытки медиков избавиться от назойливой девицы.

— Стойте, сюда нельзя! — женщина с суровым лицом, облаченная в бело — синий халат, железной рукой остановила Силь, пока каталка юркнула в широкие двери одной из палат.

— Мне нужно! — нервно закричала девушка. — Там Камилла! У меня есть доступ, близкородственный!

— Вы из «ДиЭм»? — взгляд женщины заметно смягчился, когда она увидела перевязанную ладонь Сильвер, ее одежду и лицо в разводах грязи и крови.

— Да, да, — девушка смотрела вслед уехавшей каталке на захлопнувшиеся двери. — Это мою подругу повезли!

— Там операционная, и вам туда нельзя, — мягко обхватив ее за плечи, женщина повела Силь прочь по коридору. — Идемте, я покажу вам, где можно умыться и попить воды. Потом, если захотите, посидите в зоне ожидания, пока вашей подруге делают операцию. Я подберу вам какой‑нибудь костюм, чтобы переодеться…

Вокруг них сновали какие‑то люди, кто‑то кричал, плакал, шумно переговаривался, несколько раз им пришлось уступить дорогу несущимся по коридору каталкам. Сильвер, неожиданно ощутив нечеловеческую усталость, покорно шла рядом с незнакомой женщиной. Та действительно привела ее в санузел, где девушка неловко умылась одной рукой, потом принесла бело — синюю униформу и чуть ли не силком заставила переодеться. Сильвер покорно позволила проводить себя в большой зал с мягкими креслами, обтянутыми коричневой тканью, с благодарностью приняла одноразовый стаканчик с горячим чаем и извинения от заботливой медсестры, которая сказала, что не может больше задерживаться, но к девушке обязательно еще подойдут.

Оказавшись предоставленной самой себе, Сильвер почувствовала, как все ее до сих пор подавляемые эмоции вырываются на свободу. Из горла рвались сухие рыдания, из желудка поднимались рвотные позывы, память услужливо подсовывала недавно увиденные картины, провоцируя новые приступы тошноты, по позвоночнику прокатывались волны страха и паники. Она судорожно вцепилась зубами в край пластикового стаканчика и закрыла глаза, пытаясь переждать приступ нечеловеческого ужаса, убедить себя, что все самое чудовищное уже позади…

— Прошу прощения! — кто‑то осторожно, но решительно потряс Силь за плечо, и она, вздрогнув, проснулась.

Рядом с креслом, в котором она так и заснула, сидя в неудобной позе, стоял невысокий пожилой врач с усталым лицом.

— Прошу прощения, — снова мягко извинился он, — вы ведь из «ДиЭм»?

— Да, — Сильвер попыталась расправить затекшие от долгого неудобного сидения плечи и чуть не вскрикнула от пронзившей их «колющей» боли. — Что с Камиллой?

— Камилла Леснова — ваша подруга? — доктор вздохнул. — Ее прооперировали, но пока состояние нестабильно. Она еще не пришла в чувство. Вероятно, нужно будет сообщить ее родственникам.

— Я сама им скажу, — Силь протянула врачу левую руку. — Мне можно здесь находиться, у меня есть допуск. Близкородственный! — хорошо, что они с Кэм друг другу его оформили, теперь ее не имели права выставить из клиники!

— Разумеется, — он рассеянно потер переносицу, даже не сделав попытки проверить нужные записи на ее чипе. — Вы и безо всяких формальностей можете оставаться, если хотите, но вряд ли до завтра в состоянии вашей подруги наметится какая‑нибудь динамика. По нашим прогнозам, она очнется не раньше, чем через несколько дней. Возможно, чуть позднее…

— Как скоро она выздоровеет? — в лоб спросила девушка.

— Пока мы склонны воздерживаться от прогнозирования точных сроков по данному случаю, — замысловато уклонился от ответа доктор. — Прошу прощения, с вами хотят поговорить!

Он поспешно удалился, бормоча что‑то себе под нос, а к Сильвер быстрым шагом подошла женщина, стоявшая неподалеку, пока врач разговаривал с девушкой.

— Доброй ночи, — в серо — стальных глазах читались сочувствие и твердость, средней длины аккуратно подстриженные темно — русые волосы слегка завивались на кончиках, придавая суровому выражению лица некую притягательную мягкость. — Меня зовут Микаэла Войцеховская, в данный момент я представляю службу безопасности. Вы можете уделить мне несколько минут?

— Да, пожалуйста, — Сильвер растерянно распахнула глаза.

Госпоже Войцеховской не было нужды говорить, кто она такая. Вряд ли не только в Городе Два, но и на всем пространстве «Одиннадцати», включая Пустошь, отыщется хоть один человек, который бы не слышал этой фамилии. О первой в истории после Исхода женщине, возглавившей службу безопасности, ходили легенды одна другой загадочней, причудливей и красивей. Железная Микки, как ее негласно называли, была награждена несколькими высшими наградами «Одиннадцати» и приближена лично к командору. С пострадавшей желала поговорить не просто лидер службы безопасности ковчега, а живая легенда!

Пока Микаэла устраивалась в кресле напротив Сильвер, девушка осторожно разглядывала собеседницу. Не слишком высокий рост, не особенно накачанные мышцы, мягкие черты лица, штатская одежда — только по выражению строгих глаз можно было догадаться, что перед тобой человек, облеченный огромной ответственностью и властью, бывший «мертвец», ныне возглавляющий одну из самых жестких и могущественных структур «Одиннадцати».

— Вашу руку, пожалуйста, — Микаэла достала из кармана свернутый портативный считыватель, и Сильвер с готовностью протянула левую ладонь.

Запястье тут же обхватила тугая пластиковая полоса, и девушка знала, что буквально через доли секунды на полупрозрачном экране, возникшем перед Войцеховской, появится вся информация, записанная в личном чипе Силь.

— Здравствуйте, госпожа Фокс, — более персонифицировано поприветствовала собеседницу Микаэла и ободряюще улыбнулась. — Хотела бы познакомиться с вами при более благоприятных обстоятельствах или дать вам отдохнуть, однако долг службы обычно выше наших желаний. Прошу прощения, но времени у меня мало, а вы выглядите довольно усталой, так что по примеру доктора предлагаю обойтись без формальностей и долгих вступлений. Итак, вы входите в состав группы, которая обычно пела по вечерам в «ДиЭм»?

— По договоренности с господином Монтего мы выступаем три раза в неделю, — слух Сильвер неприятно царапнуло прошедшее время, употребленное Войцеховской.

— Сегодня был вечер вашего выступления, или вы случайно оказались в клубе? — глава службы безопасности активировала портативный электронный блокнот, который тут же заблестел яркими огоньками, предупреждая о том, что все происходящее фиксируется.

— Мы успели пропеть первое отделение, а как раз в перерыве… это случилось, — Сильвер все еще не могла подобрать адекватного названия произошедшему в «Мертвеце».

— Что‑нибудь было не так, как обычно? — Микаэла смотрела пристально и пытливо.

— У нас — ничего, — Силь несколько секунд помедлила. — Правда, сегодня вечером мы впервые выступали с флейтой, но у нас давно была договоренность с Дэнни, а Уля — Ульяна Морозова — до последнего момента сомневалась, удастся ли ей выйти на сцену.

— Ульяна Морозова? — переспросила Войцеховская. — Она раньше не выступала в составе вашей группы?

— Нет, сегодня впервые, — девушка сглотнула. — Обычно мы с Камиллой выступали вдвоем, ну и Кароль, конечно, помогал со звуком, светом и всем остальным…

— Вы можете описать, что произошло? — Микаэла слегка подалась вперед, ее пальцы сжали подлокотник кресла.

— Первое отделение закончилось, и Камилла пошла в бар, чтобы принести воды, — покорно принялась рассказывать Сильвер. — Мы с Ульяной разговаривали, а потом вдруг раздался страшный грохот, кто‑то закричал: «Ложись!» — и в зале почему‑то оказался огонь. В нас полетели осколки и куски мебели, а потом сверху упал занавес…

— Занавес? — переспросила Войцеховская. — Ну что ж, это объясняет, почему вы обе почти не пострадали, если не считать вашей руки, — она кивнула на забинтованную правую ладонь собеседницы.

— Потом мы выбрались, я отправила Ульку связываться со службой безопасности, а сама пошла искать Кэм, — продолжала Силь. — Я точно знала, что она должна находиться где‑то рядом с барной стойкой. Там было много людей… Мертвых и раненых… И повсюду горящая ткань и оплавленный пластик… Пока я искала Камиллу, схватилась за какую‑то железку и повредила руку…

— Больше вы не заметили ничего необычного? — сочувственно кивнув, Микаэла решительно прервала не слишком приятные воспоминания собеседницы.

— Ну, только то, что в зале было непривычно много «мертвецов», — заметила Сильвер и тут же исправилась. — То есть я хотела сказать — курсантов, выпускников или служащих летного отделения номер три.

— Спасибо, я поняла, — Войцеховская кивнула. — Это все, на что вы обратили внимание?

— Я не сотрудник службы безопасности, поэтому ни за кем и ни за чем не следила, — огрызнулась Сильвер. — Меня интересовала моя гитара и то, как публика принимает песни.

— Не обижайтесь, госпожа Фокс, я всего лишь провожу стандартную процедуру, — Микаэла примирительно улыбнулась. — Я понимаю, что вы пережили…

— Не думаю, что понимаете! — теперь была очередь Силь перебивать. — Это был какой‑то огненный кошмар! Кстати, вы мне так и не скажете, что случилось в «ДиЭм»?

— Служба безопасности работает в клубе, и скоро мы будем обладать всей полнотой информации, — стандартной фразой ответила Войцеховская.

— Вы будете, а все остальные? — сердито поинтересовалась Сильвер. — Или вы считаете, что те, кто там был, не заслуживают права знать, что произошло?

— Из тех, кто там был, сейчас большинство мертво, выжившие в критическом состоянии, — ледяным тоном отрезала Микаэла. — Только вам и вашей подруге Морозовой каким‑то чудом удалось уйти из «ДиЭм» на собственных ногах. В данный момент вам этого недостаточно?

Сильвер подавленно промолчала. Воспоминания о раскуроченном зале «Мертвеца» всплывали одно за другим, но она понимала, что ее собеседница права: в отличие от многих ей повезло остаться в живых.

— Простите мою резкость, — помолчав, произнесла Войцеховская. — Я понимаю, что вы пережили, но сейчас лучше думать о том, чтобы врачи спасли как можно больше жизней. Если вы думаете, что в службе безопасности работают бессердечные истуканы, которые меньше вас беспокоятся о других людях, то это не так. Сегодня ночью мы все на грани нервного срыва.

— Извините, — пробормотала сконфуженная Сильвер. — Если я могу еще чем‑то вам помочь, то сделаю все, что от меня зависит.

— Давайте руку, — левое запястье девушки снова обхватила полоса считывателя. — На вашем чипе я оставляю номер своего личного коммуникатора. Это не служебная связь, и я отвечаю по нему всегда, а не только на работе. Если вспомните что‑нибудь необычное или странное, что было этим вечером в «ДиЭм», связывайтесь со мной в любое время дня и ночи. Я не меньше вас хочу разобраться, что там произошло.

— Хорошо, — Силь попыталась потереть висок забинтованной обожженной рукой и поморщилась от боли. — Скажите, всех пострадавших доставили в эту клинику?

— Некоторых переправили в сто семьдесят третью на втором уровне, а что? — Микаэла подняла бровь.

— Кроме нас с девчонками, там еще был наш осветитель — Кароль Стейн, — смущенно проговорила Сильвер. — Пока искала Камиллу, я про него совсем забыла…

— С этим вопросом вы лучше обратитесь к врачам, — глава службы безопасности сочувственно посмотрела на девушку. — Кажется, все, кто находился в зале, пострадали в большей или меньшей степени. Возможно, вашему сотруднику повезло, и он действительно в этой клинике или в сто семьдесят третьей.

— Кароля могло там и не быть, — Силь поежилась и обхватила себя руками за плечи, как будто пыталась согреться. — Обычно он работает в небольшой комнатке за сценой — там у нас вся аппаратура. Правда, в перерыве он мог пойти в зал выпить пива…

Войцеховская кивнула и, что‑то пробормотав себе под нос, попрощалась с Сильвер. И девушка снова осталась наедине с пульсирующей болью в правой руке и острой иглой в сердце. Неизвестно, что будет с Камиллой — доктора пока не дают прогнозов. Кроме того, и по поводу Кароля даже несгибаемая Железная Микки не проявила дежурного «официального» оптимизма. Разумеется, если бы он сидел в своей каморке за сценой, то, услышав грохот, наверняка выбежал бы оттуда… И раз Сильвер не видела и не слышала его, когда пыталась найти в зале Кэм, ничего хорошего с ним произойти не могло.

Подтянув под себя колени, Силь съежилась в кресле. Сейчас она поедет домой, и ей предстоит связаться с мамой Камиллы и как‑то объяснить ей, что ее дочь сегодня домой ночевать не придет. И завтра, скорее всего, тоже. Да и вообще неизвестно, выживет ли она после этого вечернего концерта в «ДиЭм». Или лучше приехать прямо к Лесновым, чтобы не общаться по коммуникатору? Кэм жила неподалеку от Сильвер, так что ей будет почти по дороге. Зинаида Мироновна, хорошо знающая подругу дочери, наверняка ей обрадуется. Ох, ну что за бред лезет в голову! Конечно, она не может обрадоваться, учитывая, какие страшные новости ей сообщить Силь Фокс!

Наверняка по витранслятору уже передали последние известия — Сильвер не сомневалась, что репортеры своего не упустили, тем более что повод был более чем весомым. Правда, судя по скрытности госпожи Войцеховской, служба безопасности еще и сама не разобралась, что произошло в «ДиЭм». Однако у репортеров наверняка найдется какая‑нибудь версия — например, в случившемся решат обвинить покойного Дэнни Монтего или какого‑нибудь неизвестного злоумышленника, протащившего в клуб горючий материал (что бы это могло быть, кстати?).

Несчастных случаев с массовыми смертями на «Одиннадцати» было настолько мало, что их, пожалуй, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Да, на многоуровневых шоссе порой происходили аварии, но пострадавшие чаще всего отделывались синяками, легким испугом и заплаченными штрафами за нарушение правил передвижения. Магнитомобили и «сильверы» были оборудованы настолько серьезными «пакетами безопасности», что никто и не мог серьезно пострадать даже от лобового столкновения. Государственные структуры авариями не занималась, и уж, конечно, никто из мелких нарушителей или пострадавших не заинтересовал бы саму Железную Микки! Иногда бывали и единичные несчастные случаи, но они тоже считались редкостью и, как правило, вызывали широкий общественный резонанс. Вот уже несколько поколений люди на «Одиннадцати» уходили из жизни в подавляющем большинстве случаев от естественных причин — старости или болезни.

Сильвер еще помнила, какая шумиха поднялась восемь лет назад вокруг неожиданной кончины отца Камиллы — Святослава Сергеевича Леснова. До сих пор никто так и не понял, как он выпал с балкона из собственного гостиничного номера в другом Городе. Сначала служба безопасности выдвинула версию, что Леснов покончил жизнь самоубийством, но с чего бы вдруг успешному директору небольшого торгового предприятия шагать вниз с высоты восемнадцатого этажа? В итоге после длительного расследования власти пришли к выводу, что имел место несчастный случай — по неизвестным причинам бизнесмен вышел на балкон, облокотился о перила и почему‑то не удержался. В течение нескольких дней после этого страшного происшествия ковчег буквально стоял на ушах, это было главной темой всех новостей и обсуждений.

Сейчас с трудом можно было себе представить, какой скандал разразится вокруг «ДиЭм». Пожары в клубах и ресторанах остались не просто на Земле, но и чуть ли не на тысячу лет в прошлом! И вдруг — оживший кошмар, о котором никто и предположить не мог. Вон, даже расспрашивать Сильвер о том, что произошло, явилась сама Войцеховская — в это практически невозможно поверить! Можно было и не сомневаться, что служба безопасности буквально вверх дном перевернет каждую кочку на «Одиннадцати» и во всех десяти Городах, и в Пустоши, непременно отыщет виновных в этом несчастном случае, вот только жаль, что пострадавшим все предпринятые меры уже мало помогут…

Сгорбившись в кресле, Сильвер не могла заставить себя сдвинуться с места, пока мысли бегали по кругу, словно загнанные зверьки. Она боялась думать о том, чтобы как‑то связаться с мамой Камиллы. Ей было страшно посмотреть в глаза Сережке и Мирону — младшим братьям Кэм. Как она объяснит им, почему не пострадала сама, в то время как их сестра попала в эпицентр взрыва и пока не приходит в себя? Даже встать и подойти к кому‑нибудь из докторов, чтобы просто узнать, здесь ли Кароль Стейн и в каком он состоянии, Силь тоже боялась. Как ни странно, здесь, среди мельтешения врачебных халатов, криков и продолжающейся суеты, она чувствовала себя в безопасности. На Сильвер Фокс накатила волна усталой апатии, и единственное, чего ей хотелось, — это замереть и не двигаться… пока утро не избавит ее от ночного кошмара…

— Да, разумеется, я обеспечу своей дочери надлежащий уход! — знакомый голос, звучащий, как обычно, на повышенных, чуть истерических тонах, слегка привел Силь в чувство, и она повернула голову.

По широкому коридору в сопровождении утомленной женщины в одежде медсестры не столько шла, сколько плыла, изящно цокая каблучками и поводя бедрами, знакомая фигура Вероники Суздальцевой. Абсолютно не обращая внимания на все, что происходит вокруг, она продвигалась вперед с целеустремленностью тарана, которому конечная точка маршрута в общем‑то безразлична, важно лишь добраться до нее в кратчайшие сроки, добившись поставленной цели. Тщательно одетая и ярко накрашенная, она выглядела в переполошенной клинике столь же чужеродно, как, скажем, случайно забредший какой‑нибудь экзотический зверь из зоопарка.

— Госпоже Фокс нужно будет приходить на перевязки или вызывать для этого врача, — в медсестре, которая, несмотря на усталость, ухитрилась каким‑то чудом ободряюще улыбнуться Сильвер, девушка узнала женщину, позволившую ей здесь остаться. — Не сомневаюсь, что у вас есть диплом об окончании курсов первой медицинской помощи, однако не рекомендую вам пытаться делать перевязки самостоятельно — это достаточно сложный процесс, а кроме того, доктор проконтролирует, хорошо ли заживает рука и, возможно, выпишет какие‑то дополнительные препараты.

Вероника Суздальцева возмущенно замерла, двух шагов не дойдя до кресла, в котором сидела ее дочь. Эффектно крутанувшись на каблуках, она одарила медсестру таким взглядом, от которого, казалось, та должна была сгореть на месте от стыда. Но усталой женщине, похоже, сердитые глаза посетителей доводилось видеть каждый день, а сегодня и без того хватало потрясений, так что уничтожающая сила пропала зря. Слегка приподняв брови, сотрудница клиники в бело — синем халате выжидающе остановилась напротив Вероники.

— Да вы знаете, кто я такая? — строгим голосом, словно учительница у нерадивого двоечника, поинтересовалась Суздальцева.

— Э — э… — медсестра осторожно покосилась на тут же услужливо всплывший слева от нее полупрозрачный экран со сведениями, очевидно, считанными с чипа Вероники. — Вдова Александра Фокса и мать Сильвер Фокс, я не ошибаюсь? Разве я не с вами связывалась по коммуникатору?

Поименованная вдова и мать аж задохнулась от возмущения, а ее дочь просто не могла сдержать истерически забулькавший в горле смех. Стараниями отца, который боготворил свою жену, она существовала в каком‑то собственном мире, где все знали великую писательницу Веронику Суздальцеву и поголовно преклонялись перед ее недюжинной трудоспособностью и нечеловеческим талантом. На деле же Сильвер вряд ли смогла бы назвать среди своих знакомых хотя бы одного человека, который бы был знаком с творчеством ее матери не понаслышке.

— Я писательница, — ледяным тоном объявила Вероника, сверля собеседницу суровым взглядом. — И в силу особенностей профессии уж, наверное, побольше вашего и всех этих так называемых врачей знаю о человеческой анатомии!

— Прошу прощения, у меня нет времени читать литературу не по профессии, — вежливо, но без особого пиетета извинилась медсестра. — Тем не менее даже при прекрасных теоретических знаниях я бы рекомендовала вам вызывать врача — практика.

— Спасибо большое, я буду приходить на перевязку, — вмешалась в разговор Сильвер, прежде чем Вероника успела заявить еще что‑нибудь возмущенно — грозное. — Мне все равно надо будет навещать Камиллу, так что это не проблема.

— Да, да, конечно, — женщина рассеянно улыбнулась. — Когда госпожа Войцеховская сказала нам, кто вы, мы взяли на себя труд связаться с вашей матерью — надеюсь, вы не в обиде.

— Что вы, конечно, нет! Моя одежда… — Силь неуверенно покосилась на свою бело — синюю врачебную униформу.

— Отправлена на утилизацию, но, если хотите, еще можете ее забрать, — медсестра пожала плечами. — Не думаю, что она подлежит восстановлению. Езжайте домой так, а завтра, когда придете на перевязку, можете вернуть форму. Всего наилучшего!

И она быстро удалилась, пока Вероника старательно набирала полную грудь воздуха, чтобы еще что‑то заявить.

— Подумать только — люди перестали читать приличные книги! — возмутилась она в спину уходящей медсестре, по — прежнему не обращая внимания на собственную дочь. — Ничего удивительного, что наша медицина находится на столь невысоком, практически плачевном уровне! Я вообще поражаюсь, как таких людей могут допускать работать в больницах!

— Вероятно, для профессии медсестры медицинские справочники важнее произведений в жанре «хоррор», — огрызнулась Сильвер, вылезая из кресла.

— Для образованного интеллигентного человека важны любые книги! — отрезала Вероника. — Ну, что ты копаешься? Нас, между прочим, ждет магнитка — такси!

Не дожидаясь дочери, она развернулась и на крейсерской скорости покинула больничный холл, в котором ее только что страшно оскорбили.

Как ни странно, приезд матери заставил Сильвер собраться и начать шевелиться. Когда она проходила мимо стойки, за которой работала уже знакомая ей женщина — медсестра, та смущенно улыбнулась и слегка пожала плечами: мол, извините, что выдернули вашу почтенную родительницу из уютного дома. Наверное, многие мамы и папы, чьи дети волей судьбы оказались прошедшим вечером в «ДиЭм», дорого бы дали за то, чтобы им позвонили из клиники и предложили забрать сына или дочь домой, но только не Вероника Суздальцева.

В большом приемном холле толпились люди, которые все время пытались что‑нибудь узнать у врачей, кто‑то плакал навзрыд, кто‑то пытался кого‑то утешать. Кошмар, который закончился для Сильвер, для некоторых только начинался. Родители, братья и сестры, друзья пострадавших — все выглядели напуганными и подавленными. И это еще те, кому повезло, ведь многим уже бесполезно выжидающе спрашивать врачей: «Ну что? Как там наш?» Слишком большое количество людей никогда уже не увидит «своих», оказавшихся в злополучном «ДиЭм». За один вечер клуб унес множество жизней, разом перекрыв все «достижения» последних космических экспедиций.

Темно — синий силуэт городского магнитотакси оказался припаркован рядом с красной полосой для служебного транспорта — обычно чужаков сюда не пускали, но этой ночью для тех, кто привозил родственников пострадавших, видимо, сделали исключение. Поскольку такси выглядело дорогим, а других поблизости не наблюдалось, Сильвер поплелась к нему, не сомневаясь, что госпожа Суздальцева уже ждет дочь, попавшую в неприятную историю, внутри магнитомобиля. Скользнув внутрь, она тут же нарвалась на недовольство родительницы.

— Тебя только за смертью посылать! — фыркнула Вероника, гневно сверкнув глазами. — Между прочим, твои фокусы меня от работы оторвали! Ты могла бы и с большим уважением относиться к тому, чем занимается твоя мать!

— Извини, мама, — покорно пробормотала Сильвер — ей не хотелось сейчас лишний раз нарываться на скандал, до которых Вероника была большая охотница. — Я просто очень устала.

— Поехали, — кинула писательница водителю, и тот, в зеркальце заднего вида наградив старшую пассажирку недовольным взглядом, приподнял такси и направил его с парковки.

Несколько секунд мать и дочь сидели молча, даже не глядя друг на друга. Затем, видимо, Веронике стало скучно.

— Может быть, ты соизволишь мне объяснить, что произошло? — брюзгливо поинтересовалась она. — Почему на тебе странная одежда и вообще что ты делаешь среди ночи в клинике? Это, знаешь ли, малоприятно, когда в такое позднее время тебе звонит какая‑то посторонняя женщина и сообщает, что ты должна явиться за дочерью неизвестно куда! Между прочим, у меня слабые нервы и сердце, а от таких известий недолго и инфаркт получить! Или тебе бы понравилось, если бы мне пришлось лечь прямиком в эту же клинику?

Сильвер невольно подумала, что, будь рядом Камилла, она бы наверняка отметила, что сердце у госпожи Суздальцевой на зависть любому толстокожему носорогу, а нервы по толщине могут поспорить со стальными канатами. Это было очень похоже на Веронику: она, наверное, осталась единственным человеком на «Одиннадцати», который понятия не имел, что произошло в «ДиЭм». Витранслятор для нее был лишь аппаратом, на котором можно было прокручивать старые фильмы «для вдохновения», а не смотреть, например, новости. Аудиотранслятор великая писательница и вовсе считала бесполезной придумкой человечества, поскольку на нем «заказать» вдохновляющую для нее музыку было нельзя. Ничего удивительного, что она до сих пор пребывала в неведении относительно того, зачем ее дочери понадобилось тащиться в больницу.

— «ДиЭм» сгорел, — коротко известила заботливую родительницу почтительная дочь. — Не знаю, весь ли, но тот зал, в котором мы выступаем, сильно пострадал.

— Ужасно! — Вероника всплеснула руками, и глаза ее возбужденно заблестели. — Так ты была, так сказать, в эпицентре пожара?! Скорее, скорее расскажи мне, как тебе там все показалось! Мне это очень пригодится в работе — в одном из следующих романов у меня главная героиня как раз чудом спасается от ужасного пожара, где едва не погибла!

— Как‑нибудь в другой раз, мам, — Сильвер почувствовала, как к горлу подступает тошнота. — Не сегодня, хорошо?

— Там были трупы? — Вероника, сияя вдохновенным лицом, словно не услышала слов дочери. — Обугленные или пылающие люди? Они кричали? Может быть, кто‑то пытался отрубить себе горящую руку или ногу?

Сильвер поймала на себе сочувственный взгляд таксиста и торопливо выдернула из кармашка на дверце пакет, предназначенный для пассажиров, которых укачивает в магнитомобилях. Весь вечер и половину ночи она держалась, а сейчас едва успела поднести мешочек к губам, как взбунтовавшийся желудок исторг из себя вчерашние обед и ужин.

— Фи, Сильвер, что за манеры?! — возмутилась Вероника, брезгливо поморщившись. — Ты могла бы как‑то лучше контролировать свои физиологические реакции! Иногда у меня такое ощущение, что ты не моя дочь!

— Я тоже порой так думаю, — пробормотала Силь, осторожно складывая пакет в предусмотрительно выдвинутый контейнер переработчика мусора.

Водитель снова глянул на них в зеркальце заднего вида, сурово поджал губы, смерив глазами стройный силуэт Вероники, и сделал погромче аудиотранслятор. Старшая из его пассажирок тут же отреагировала на новое звучание.

— Нельзя ли потише? Я пытаюсь поговорить с дочерью! — возмущенно заявила она, вонзив оскорбленный взгляд куда‑то в затылок таксиста.

— По аудиотранслятору как раз идут новости, в которых рассказывают о трагедии в клубе «ДиЭм», мэм, — меланхолично заметил водитель, закладывая вираж перед тем, как магнитотакси скользнуло на другой уровень.

Вероника снова недовольно фыркнула, но все же покорно замолчала, прислушиваясь к трансляции.

— Итак, мы вынуждены снова вернуться к шокирующей новости из клуба «ДиЭм», расположенного в Городе Два, — затараторил молодой женский голос. — Напоминаем вам, что несколько часов назад там произошел несчастный случай, имеются человеческие жертвы. В данный момент в клубе работают сотрудники службы безопасности, и нашему корреспонденту удалось взять интервью у одного из них. Скажите, какова природа взрыва, прогремевшего вчера поздно вечером в «ДиЭм»?..

Корреспондент о чем‑то спрашивал, сотрудник службы безопасности что‑то ему отвечал, но Сильвер в слова не вслушивалась. Она смотрела за окно на проплывающий мимо них Город Два. В нем, казалось, ничего не изменилось: все так же яркие лампы освещали улицы, разбавляя искусственную ночь, работали разноцветные вывески круглосуточных магазинов, по шоссе ехали машины, по пешеходным дорожкам тут и там торопились по домам запоздалые прохожие, мимо них сновали шустрые разноцветные «сильверы». Жизнь продолжалась, не обращая внимания на усталую девушку, сидящую в магнитомобильном такси.

— Простите, — неожиданная мысль пришла ей в голову, и она повернулась к шоферу, — мы не могли бы проехать мимо «ДиЭм»?

— Там все перекрыто, мэм, — водитель снова посмотрел на нее с сочувствием. — По крайней мере, еще сутки движение рядом с клубом будет сильно затрудненным — работает служба безопасности. А зачем вам это?

— Я оставила у клуба «сильвер», — девушка почувствовала, как к горлу подступает комок. — Приехала на нем, а уехать вынуждена была на медицинской магнитке…

— В новостях говорят, что все средства передвижения, припаркованные у клуба, служба безопасности перебазировала подъемниками на свою стоянку, — следующий вираж водитель заложил уже без особой лихости. — Если с вашим «сильвером» все в порядке, то сможете забрать его оттуда завтра или послезавтра.

— Да, конечно, — Сильвер с трудом подавила всхлип.

Она почувствовала, как по щекам потекли слезы, всхлипнула и мысленно выругала себя, пытаясь неловко вытереть их рукавом левой руки. Бесчувственная дура! Ты не плакала, когда пробиралась по трупам, не плакала, когда Кэм на твоих глазах отвезли в операционную, не плакала, когда тебе сказали, что она не приходит в себя, и когда поняла, что ничего не знаешь о Кароле! Зато теперь, осознав, что что‑то могло случиться с твоим драгоценным «сильвером», ревешь, как последняя идиотка! Это ведь просто аппарат, всего лишь «летун» с компьютером!

Но в том‑то и дело, что для Сильвер это было не просто бездушное «средство передвижения». Именной, индивидуальный аппарат, сделанный отцом специально для нее и оснащенный компьютером, говорившим с девушкой голосом умершего человека — Александра Фокса. На нем отецотрабатывал все технологии, которые планировал к внедрению, и многие из них так и не пошли «в серию», поскольку сильно удорожили бы «летунов». Например, ее «сильвер» умел фиксировать всадника специальными ремнями (девушка начала ездить на нем задолго до того, как вошла в возраст, когда можно было получить права на управление, но у нее было спецразрешение, так что на это смотрели сквозь пальцы), был оснащен особой системой «прыжков», позволявших ему подниматься в воздух больше остальных «собратьев», и дистанционным управлением прямо с личного чипа владелицы, чего на остальные аппараты не ставили. Порой Силь казалось, что Александр Фокс действительно по — прежнему общается с ней через компьютер «летуна». Потерять «сильвер» было для девушки все равно что повторно похоронить папу. И сколько она ни твердила себе, что речь идет всего лишь об аппарате для передвижения по Городу, сердце разрывалось от мысли, что он, может быть, тоже погиб при пожаре в «ДиЭм».

— Если вы вложите руку в считыватель на левом борту, — шофер снова сделал аудиотранслятор потише, — то запишете номер моего магнитотакси и сможете связаться со мной позже. Я с удовольствием отвезу вас, куда прикажете, и знаю, как быстрее добраться до стоянки службы безопасности.

— Спасибо, — Сильвер протянула левую руку и почувствовала легкую прохладу — считыватель добавил в записи на ее личном чипе новый коммуникационный номер. — Мне еще понадобится ездить на перевязки…

— Куда скажете, — повторил таксист. — Сейчас мы возим пострадавших в «ДиЭм» и их родственников бесплатно. Даже если бы не было такого распоряжения правительства, в такие дни люди должны поддерживать друг друга.

— Бесплатно? — оживилась притихшая было Вероника. — В таком случае вы мне тоже пригодитесь!

— Только по медицинским показаниям, мэм, — водитель глянул на нее уже с откровенной неприязнью. — Полагаю, что вам больше не понадобится добираться в клинику.

Суздальцева тут же потеряла интерес к разговору и недовольно скривила губы. Тем временем магнитомобиль затормозил рядом с их многоквартирным домом, и дверцы его плавно поехали вверх. Вероника выпорхнула из такси первой, даже не оглянувшись на дочь. Сильвер поблагодарила шофера и пообещала, что обязательно свяжется с ним уже через несколько часов, когда выспится.

— Да, кстати, совсем забыла тебе сказать, — небрежным тоном бросила Вероника, пока они поднимались в лифте на свой этаж. — Твой кот в какой‑то момент стал вдруг ужасно орать! Постарайся что‑нибудь сделать, чтобы такого больше не повторилось!

— И что с ним было? — Сильвер невольно вздрогнула. — Он испугался? Поранился?

— Откуда я знаю? — любящая мать равнодушно пожала плечами. — Я в твою комнату не заходила. Мы ведь договорились, что я не имею никакого отношения к этому блохастому и горластому животному!

— И он еще кричал, когда ты уезжала в клинику? — нахмурилась девушка.

— Ну нет, столько воплей мои нервы не выдержали бы! — Вероника закатила глаза. — Он немного поорал и замолк. Это было примерно в половине девятого, если тебе интересно.

В половине девятого. Как раз тогда, когда у «Серебряной камелии» был перерыв и полыхнул «ДиЭм». Сильвер сглотнула. Может, ее первая мысль действительно так отпечаталась во Вселенной, что даже котенок почувствовал, что им «прикрылись» от смерти? Или, неожиданно ощутив, что снова может оказаться на улице, он принялся громогласно требовать, чтобы высшие силы этого не допустили? Или все проще: малыш проголодался или просил вынести его лоток? Бедняга ведь еще не знает, что у его «бабушки» и посреди реки воды не допросишься!..

Едва волоча ноги от усталости, Сильвер проплелась следом за энергичной Вероникой по коридору до их квартиры. Заботливая родительница, все еще негодующая по поводу того, что ее оторвали от важных дел ради какой‑то ерунды, кинула дочери краткое: «Я — в душ. Доброй ночи!», — а девушка осторожно открыла дверь своей комнаты.

— Мяу! — не успела она даже свет зажечь, как под ноги бросился теплый пушистый комок, не то требовавший, чтобы на него срочно обратили внимание, не то возмущавшийся столь долгим отсутствием хозяйки. — Мя — я-я — яу!

— Вася, миленький! — Силь опустилась на корточки и взяла рыжего на руки.

Он тут же с готовностью замурлыкал, как будто говорил: ну ладно, так и быть, на первый раз прощаю, хорошо, что вернулась! И, уткнувшись лицом в мягкую шерстку, Сильвер окончательно поверила, что выжила, и, уже не сдерживаясь, разрыдалась.

Глава 3

Воскресенье, 18 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Отсутствие застежки на форменном кителе обнаружилось, как это всегда и бывает, в самый неподходящий момент. Один из непостижимых, но отменно работающих законов Вселенной гласит, что одежда вообще приходит в негодность именно тогда, когда она больше всего нужна. Попробуйте‑ка поискать что‑нибудь необходимое, когда вы спешите, — тут же обнаружится, что именно на требуемой вещи пятно, дырка на самом видном месте или не хватает завязочки. Вот и теперь пуговица отвалилась именно перед докладом особой важности, на который просто‑таки необходимо явиться именно в этой форме.

Лидер службы безопасности Микаэла Войцеховская стояла перед зеркалом, задумчиво вертя в руке небольшую застежку. Форменный китель сидел на ней, как влитой, что и неудивительно: службе безопасности и космопилотам шили костюмы лучшие портные «Одиннадцати», да еще и по индивидуальным меркам — невиданная роскошь для простых граждан, довольствовавшихся поточным производством. Но отсутствие третьей сверху застежки одежду, безусловно, портило, заставляя отвлечься от всех прочих неоспоримых достоинств.

Вздохнув, Микаэла стянула китель и, бросив взгляд на электронные часы, торопливо потянулась к стенной нише, в которой лежали швейные принадлежности. Аппаратура тут же замигала лампочками: желаете пришить? Угу, желаем! Особо прочными? Именно ими, спасибо, что спросили! Пока компьютер осторожно и быстро прилаживал застежку на прежнее место и пришивал ее к немнущейся форменной ткани, Микаэла думала, как же так получается, что человечество, уже почти тысячелетие пользующееся помощью компьютерной техники и вовсю осваивающее космос, до сих пор не придумало ничего лучше этих самых «особо прочных» ниток, которые в ткани, конечно, не рвутся, сливаясь друг с другом на молекулярном уровне, но поодиночке по — прежнему остаются ненадежными.

Китель с пришитой застежкой выехал из стенной ниши, и Войцеховская нажала на кнопку, выключающую аппаратуру. Разноцветные лампочки послушно погасли, пока женщина снова одевала и застегивала форменную одежду. Электронные часы неумолимо отсчитывали минуты, и Микаэла была спокойна только потому, что собиралась, как обычно, с запасом, а значит, пока не опаздывала. Однако она все же чувствовала себя неуютно при мысли о том, что появится для доклада не на четверть часа, а лишь на десять минут раньше, чем это необходимо.

Больше всего на свете Микаэла Войцеховская любила порядок. Будучи заведен раз и навсегда, он давал ей спокойствие и ощущение стабильности. Порядок противостоял хаосу, как теперешнюю жизнь самой Микаэлы можно было противопоставить ее детству и юности. И лидер службы безопасности намеревалась сделать все возможное для того, чтобы никто и ничто не разрушило раз и навсегда заведенные правила, по которым существует «Одиннадцать». Порой она полагала, что командор назначил ее на столь высокий пост именно из‑за фанатичной приверженности к порядку.

О своем детстве Микаэла вспоминать не любила и всегда смеялась, слушая мифы и легенды, которые охотно слагали о ней коллеги, корреспонденты новостей и прочие граждане, которым было слишком скучно прислушаться к истинной ее истории. Она родилась, выросла и училась выживать в Пустоши, а у людей, никогда там не бывавших, почему‑то чаще всего встречалось донельзя искаженное о ней представление — то восторженно — романтическое, то немотивированно — испуганное, но мало кто реально представлял себе, что это такое на самом деле.

Войцеховская родилась тридцать четыре года назад, в последний год Шестого Поколения, а поскольку ее отец был неизвестен (а если бы его имя и узнали, вряд ли на него распространялись квоты последних лет Поколения), то матери Микаэлы еще во время беременности предложили избавиться от плода. Она отказалась и ушла в Пустошь. В конце Поколения это, к сожалению, не такая уж редкость, чтобы считаться чем‑то выдающимся. Микаэла родилась в 209 году от Исхода. Таких, как она, в каждом Поколении называли на «Одиннадцати» «последним всплеском». И, к сожалению, в массе своей они были не нужны ни командованию, ни остальным, «законным» гражданам ковчега. Люди, появившиеся на свет в последний год Поколения, должны были обладать поистине выдающимися талантами и способностями, чтобы пробиться в жизни.

Когда умерла мать, Мике исполнилось двенадцать. К счастью, Пустошь испытывала крепость их духа и тела едва ли не ежедневно (уж раз в неделю — точно), поэтому к столь скромному возрасту юная девица Войцеховская уже неплохо умела за себя постоять. Правда, ей бы пришлось худо, если бы не повезло попасть «под крыло» к нескольким людям из «последнего всплеска» предыдущего, Пятого Поколения. Она взрослела и училась среди них и их детей, но провести всю жизнь так, как они, не хотела, поскольку готовила себя к другому будущему.

Пустошь была отнюдь не романтическим местом, и недаром туда попадали скорее по необходимости, чем по собственному желанию. На людей, оказывавшихся там, не распространялись социальные и гражданские гарантии «Одиннадцати», а медицинское обслуживание ограничивалось редкими наездами мобильных врачебных бригад, которые воспринимали визиты в Пустошь больше как наказание, чем как гражданский подвиг. Никаких чипов, никаких льгот, никакой защиты — руководство ковчега официально объявляло отступников несуществующими. Родить в Пустоши означало обречь своего ребенка на небытие. На это шли лишь те, кто считал прерывание беременности еще большим злом, чем невнятное существование с размытой перспективой умереть в любой момент времени, начиная от младенчества, когда малыш мог вовремя не получить медицинской помощи или прививок, и заканчивая каждой минутой жизни, когда человек мог быть вовлечен в местные разборки или передел сфер влияния, заразиться каким‑нибудь смертельным вирусом или просто стать жертвой собственной неосторожности.

Впрочем, у Микаэлы не было претензий к собственной матери. Если бы та не ушла в Пустошь, Войцеховская — младшая попросту не появилась бы на свет. Но для собственных детей, если когда‑нибудь она родит их, Мика хотела иного будущего. Официальный чип, благоустроенная квартира от государства, социальное пособие по безработице или помощь малоимущим молодым семьям, регистрация брака и тому подобные мелочи, которым в Городах не придавали большого значения, из Пустоши казались потрясающей роскошью. А выбраться оттуда можно было только одним способом…

Впервые Войцеховская услышала о «мертвецах» еще в шестилетнем возрасте, когда мать издали показывала ей праздничный фейерверк над Городом Два, неподалеку от которого они жили в Пустоши. Длинные и высокие всполохи красного, синего, зеленого, фиолетового, желтого цветов взметались в небо, чтобы оттуда рассыпаться тысячами ярких искр. Маленькая Микаэла завороженно наблюдала за фейерверком, до рези в глазах вглядываясь в далекие «звездочки». В искусственной ночи, не знающей истинных светил, они смотрелись настоящим чудом.

— Мама, почему они не делают это каждый день? — удивленно спросила она, когда все закончилось. — Огоньки и звездочки горят красиво — красиво!

— Так бывает только на праздник, милая, — мать, сидящая рядом на сыром песке, обняла дочку за плечи и улыбнулась. — Сегодня, видимо, последний вечер, а завтра — проводы очередных «мертвецов». В такие дни в Городе всегда бывает фейерверк.

— Похороны? — Микаэла была поражена: несмотря на юный возраст, она уже стала свидетельницей немалого числа смертей в Пустоши и часто бывала на траурных церемониях, заканчивавшихся, как правило, сожжением тел покойников, а вовсе не яркими разноцветными вспышками в ночном небе.

— Нет, ты не так поняла! — мама рассмеялась, гладя ее по волосам. — «Мертвецы» — не настоящие, а потенциальные покойники. Ну, как бы тебе это объяснить?..

И она рассказала маленькой дочке, что более двух веков назад, когда люди с «Одиннадцати» еще жили на умирающей Земле, ученые вычислили, что для достижения других планет со сходной структурой воды, земли и воздуха тяжеловесным массивным космическим ковчегам, по условиям полностью приближенным к родному миру, понадобится от двух до трех веков. Соответственно, их скорее всего можно будет достичь в течение Седьмого, Восьмого и Девятого Поколений (на каждое из них традиционно отводилось тридцать пять лет) людей, живущих на космических кораблях. Однако во Вселенной существует некоторое количество так называемых «блуждающих» планет, так что всегда есть вероятность встретить пригодную чуть раньше. Поэтому с самого начала на всех ковчегах (Мика знала, что их было двенадцать) имелась специальная летная группа, состоящая из наиболее отчаянных космопилотов и увлеченных ученых. Именно на их долю периодически выпадало исследование неизвестных планет, на которых специалисты космических кораблей подозревали хорошие условия для жизни.

«Мертвецами» на «Одиннадцати» их стали называть тогда, когда выяснилось, что практически всегда они обречены на гибель. Прозвище быстро прижилось. В течение многих Поколений из сотен уходящих в космос возвращались даже не единицы, а какие‑то ничтожные доли процентов. Как правило, высадив очередной десант из «мертвецов», ковчег несколько недель дрейфовал поблизости, оставаясь доступным для связи и возвращения людей. Но чаще всего дружелюбие попадавшихся планет оказывалось сильно преувеличено. «Мертвецов», вернувшихся на борт «Одиннадцати», мог бы с легкостью пересчитать даже ребенок, не знающий числовых значений больше количества пальцев на собственных руках.

— Но почему люди хотят стать «мертвецами»? — удивилась маленькая Микаэла. — Разве им хочется погибнуть?

— Нет, дорогая, — ее мама устало смотрела в небо, где недавно отгремел фейерверк. — Но «мертвец» — это не только почти неизбежная гибель, но и большой почет, защита правительства, романтика для тех, кто искренне верит, что именно ему дано вписать свое имя в историю как первооткрывателя нового мира, а для многих — единственный шанс.

— Как это?

— Такие, как мы, могут выбраться из Пустоши и заполучить официальный чип, только если пройдут отбор в летное подразделение номер три — то есть в отряд «мертвецов», — вздохнув, пояснила мама. — Правительство заинтересовано в их работе, а желающих рисковать жизнью за других не так уж и много, потому им и их семьям предоставляются большие льготы. Став «мертвецом», человек знает, что он уйдет не просто так, а обеспечит своим, например, жене и детям безбедное существование. Когда они не возвращаются, семьи получают солидные пенсии, а память о погибшем хранится потом через несколько Поколений.

— Поэтому их провожают разноцветными огоньками? — полюбопытствовала девочка.

— И поэтому тоже, — женщина, ушедшая из Города в Пустошь ради ребенка, вздохнула. — Фейерверк — это как бы надежда на то, что они вернутся. Или на то, что им повезет. Надежда для всех нас, милая.

— Если «мертвецам» повезет, мы получим чипы? — тут же поинтересовалась «о важном» Мика, уже в нежном возрасте научившаяся разделять главное и второстепенное.

— Если на пути «Одиннадцати» встретится, наконец, полностью пригодная для жизни человечества планета, вся Пустошь перестанет быть отверженной, — мама смотрела серьезно и грустно. — Нас вычеркнули из жизни ковчега за то, что мы отказываемся принимать общие правила. Мы — угроза для тех, кто упорядоченно живет в Городах. Если в каком‑то Поколении родится больше детей, чем запланировано для развития «Одиннадцати», это означает, что кому‑то может не хватить пищи, воды или даже воздуха. Поэтому правительство так жестко контролирует людей и поэтому даже обычные граждане считают нас предателями. Мы отказались и не повиновались. Наше существование означает, что кому‑нибудь из них, из тех, кто с чипами, кому официально разрешено жить на «Одиннадцати», может чего‑то не хватить. Я их понимаю: никому не захочется ради чужого ребенка рисковать жизнью, счастьем и достатком собственного. Но если «мертвецы» найдут подходящую планету, то из «Одиннадцати» туда переселят всех, и мы станем равны. Мы перестанем быть угрозой того, что ковчегу чего‑то не хватит. В новом мире наличие или отсутствие чипа станет неважным…

Малышка Мика тогда не понимала большую часть того, что говорила мать. Как это может вдруг оказаться, чтобы «наличие или отсутствие чипа было неважным»?! Ведь эта маленькая штучка в запястье — счастливый билет в безбедное будущее в настоящем Городе!.. Но Войцеховская — старшая вообще рассказывала это, казалось, скорее для самой себя, нежели для дочери. Микаэла запомнила и вечер, и разговор и особенно часто вспоминала их, когда матери уже не стало.

Так случалось с каждым фейерверком: Пустошь замирала, боясь собственной надежды. «Мертвецы» были единственным связующим звеном между горожанами, живущими по строгим законам «Одиннадцати», и обитателями «заокраинных земель», официально вычеркнутыми из жизни огромного космического ковчега, теми, кого не существует. На космопилотов из третьего подразделения надеялись все, хотя многие в Пустоши и не признавались в том, что мечтают однажды стать такими же, как остальные, видят во сне собственное признание и вожделенный чип, на котором записаны все их данные, начиная от имени, фамилии и даты рождения.

Микаэла не скрывала, что хочет будущего для своих детей, поэтому вскоре после смерти матери решила: она станет «мертвецом». Плевать на то, что, скорее всего, ей не придется прожить и Поколения. Главное — она получит чип, она переберется в Город, она сможет выбрать мужа и в любое время родить детей, которые после ее смерти останутся обеспеченными правительственными гарантиями, или оставить на хранение свой генетический материал. Несмотря на показную независимость обитателей Пустоши, тем же самым грезили многие, если не все.

Мобильные врачебные бригады, периодически выезжавшие за окраины Городов, были призваны не столько оказывать медицинскую помощь заболевшим «несуществующим» людям, сколько сдерживать эпидемии, если угроза таковых появится. Порой доктора действовали весьма жесткими методами — впрочем, о них не сожалели даже сами жители Пустоши: своя рубашка ближе к телу, и даже если заболевший чем‑то страшным сосед неожиданно скончается прямо на врачебной койке, это лучше, чем если бы, заразившись, там оказался ты сам. Кроме того, медики также должны были осматривать молодое поколение, если там отыщутся желающие поступить на правительственную службу.

Желающих находилось немало, за шанс пытались уцепиться почти все. Пусть практически гарантированная отсроченная смерть, но до нее несколько лет жизни в хороших условиях, возможность обзавестись семьей и оставить о себе хоть какую‑то память. Тех, кого доктора признавали годными, специальным транспортом перевозили в Город Два, где располагалась основная база «мертвецов» — Центр летной подготовки — и начинали тренировки. В процессе их могло выясниться, что тот или иной курсант не справляется с нагрузкой или негоден к службе — таких высылали назад, в Пустошь. Однако, вырвавшись из рядов отверженных, любой человек готов был зубами и когтями держаться за возможность стать «мертвецом».

Микаэла в свое время прошла нужную проверку, выдержала многочисленные тренировки и не сломалась. Девиц в летном подразделении номер три не выгоняли, но и не слишком жаловали. Можешь работать на равных с мужчинами — пожалуйста, добьешься звания «мертвеца» и уникального шанса сложить голову где‑то на просторах необъятной галактики. Тебе также полагается фейерверк на прощание, личная благодарность правительства и рукопожатие командора, а напоследок — почетное пособие семье, чтобы о тебе помнили. Не можешь работать — никаких скидок на «слабый» пол не получишь, тех, кто не справляется, кормить за государственный счет не собираются, убирайся, откуда явилась.

Войцеховская работать могла. Точнее, она явственно понимала, что сдохнуть на тренировочной площадке или в космосе куда лучше, чем сдохнуть в Пустоши, — по крайней мере, в первом случае твой прах хотя бы сожгут за государственный счет, а во втором — ты перед смертью увидишь звезды. Поэтому она работала. Не только наравне с мужчинами, но и порой превосходя их. Держалась за свой шанс зубами и когтями, чтобы обмануть судьбу, обхитрить ее, вытребовать для себя то, чего была невольно лишена при рождении. И она стала «мертвецом», вырвалась из круга пустошников.

Тот день, когда ей вживили чип, Микаэла, должно быть, не забудет никогда. «Вашу левую руку, пожалуйста!» — и едва заметный укол в запястье. С тех пор вся ее жизнь была записана на простом электронном устройстве, доступном любому портативному или стационарному считывателю. Она стала горожанкой, и правительство, наконец, официально признало, что на «Одиннадцати» существует человек по имени Микаэла Войцеховская — «последний всплеск» Шестого Поколения, а также выпускник и космопилот летного отделения номер три.

Она не любила фейерверки. Еще когда Мика была курсантом, она поняла, что яркие всполохи огня в искусственном небе означают, что кому‑то пришло время платить по счетам. И ее сердце каждый раз сжималось при мысли, что однажды и ей придется распрощаться с «Одиннадцатью». Микаэла не считала себя трусихой, просто хотела жить. Ей не нравилась мысль о том, чтобы сгинуть где‑нибудь на далекой незнакомой планете — даже если это будет проделано во благо всего населения «Одиннадцати». Однако сделка есть сделка: захотела хорошей жизни подальше от Пустоши — делай следующий шаг, не задерживая тех, кто уже дышит в спину!

Однажды пришел и ее черед. К тому времени не нашлось ни подходящего парня для брака, ни времени завести детей, зато настал час прощания с ковчегом. Микаэла Войцеховская — прекрасно обученный боец, владевший несколькими видами оружия (в том числе и огнестрельного, категорически запрещенного на ковчеге и выдаваемого лишь межпланетным экспедициям), и космопилот, способный управлять небольшим подвижным кораблем, — одной из многих стояла на постаменте перед командованием и лично командором «Одиннадцати». Накануне был фейерверк, но Микаэла его не запомнила. Тем утром глава правительства и командор «Одиннадцати» Стефан Кройчет — высокий широкоплечий мужчина, выглядевший моложе своих сорока лет, несмотря на нити седины в волосах, — приветствовал экспедицию, отправляющуюся на планету с условным названием Дельта-127.

Мика не запомнила слов прощальной речи, потому что практически не слышала ее. В голове крутилась только одна мысль: ну вот, все и кончилось. Любимая и единственная дочь Марианны Войцеховской прожила отведенные ей двадцать четыре года, отсрочка от смерти исчерпана. Еще несколько минут — и они погрузятся в небольшие корабли и вылетят в космос. «Одиннадцать» будет ждать их ровно двадцать пять дней, а затем, если никто не прилетит и не свяжется с командованием, отправится дальше. Ну что ж, если вдуматься, «Дельта-127» — не слишком поэтичное, зато вполне подходящее название для братской могилы.

Когда командор Кройчет пошел вдоль строя, чтобы пожать руку каждому из экспедиции (эта традиция была заложена еще первым командующим «Одиннадцати» — Джеймсом Фоксом — и никогда не нарушалась), Мика в отчаянии поняла, что у нее вспотели ладони. Ей не хотелось в последние мгновения на ковчеге выглядеть трусливой девицей, которую напрасно взяли в «мертвецы», и она явственно представила себе брезгливую гримасу, которая должна была исказить красивое лицо командора при прикосновении к ее влажной руке. Она украдкой потерла ладони о штаны из сверхпрочной искусственной ткани и бросила взгляд в сторону: не заметил ли кто?

Этому взгляду они с командором оба оказались обязаны своими жизнями. И еще, пожалуй, тому, что Микаэла, выросшая в Пустоши, с легкостью отличала блеск клинка от любых других отблесков. Она увидела сверкнувший нож еще до броска, до того, как его заметили остальные. Кричать было поздно, сотрудники службы безопасности, традиционно присутствовавшие на церемонии, находились довольно далеко от командора Кройчета. Никто не ожидал ничего плохого, когда космопилот летного отделения номер три Войцеховская, резко нарушив строй, буквально швырнула себя вперед, вытягивая левую руку ладонью в сторону лезвия летящего ножа.

Дружный вздох, прокатившийся по рядам членов экспедиции и прочих присутствующих, для нее оказался заглушенным острой болью — когда твою ладонь насквозь пронзает тяжелый метательный нож, тебе как‑то не до восторга или испуга окружающих. Окровавленная рука Микаэлы оказалась рядом с воротником командорского кителя — тот, кто бросил клинок, метил Кройчету в горло и непременно попал бы, если бы не неожиданное препятствие. Загомонившая и испуганная толпа курсантов тут же вытолкнула парня, швырнувшего нож, и служба безопасности моментально окружила побледневшего любителя холодного оружия. Впрочем, самой Войцеховской в тот момент было не до того, чтобы интересоваться мотивами неизвестного глупца, вздумавшего совершить покушение на командора «Одиннадцати». Она встретилась глазами со Стефаном Кройчетом и тут же забыла о боли в пробитой ладони, из которой по — прежнему торчала рукоять ножа.

— Имя? — кратко бросил он.

— Микаэла Войцеховская, космопилот, — так же по — военному строго отрекомендовалась девушка.

— Майор, — командор повернулся к координатору группы с «Одиннадцати», — у вас есть кем заменить космопилота Войцеховскую?

— Так точно! — отрапортовал тот и, обведя взглядом стоящих навытяжку «мертвецов», изначально не попавших в состав экспедиции, рявкнул: — Норте, шаг вперед!

Леннокс Норте с загоревшимися от радости глазами моментально оказался впереди строя. Парнишка на полгода младше Микаэлы был одним из немногих романтиков, искренне надеявшихся, что именно им доведется привести «Одиннадцать» к новому миру. Он по — настоящему обиделся, когда его имени не оказалось в списке очередной экспедиции. Майор сделал правильный выбор: такие неожиданные назначения в действующий состав группы смертников перенести под силу только тем, кто действительно хочет рискнуть своей жизнью ради общего блага. Ленни, с которым Микаэла тренировалась вместе, подходил для этого как нельзя лучше.

— Норте, будете пилотировать челнок вместо Войцеховской, — ровным тоном приказал координатор. — До отлета даю вам двадцать минут на инструктаж.

— Есть! — дождавшись ответного кивка, Леннокс бегом помчался в комнату инструкторов.

— Войцеховская — в медпункт, — все так же спокойно распорядился майор.

— Есть! — Микаэла ухитрилась сохранить бесстрастное выражение лица, хотя ощущение крови, ручьем стекающей по ладони, этому никак не способствовало.

Она шла в медпункт и старалась хоть как‑то удержать рвущуюся из груди радость. Норте заменил ее на борту небольшого космического челнока, и отлет почти не задержали. А из руки Микаэлы в медпункте вынули нож и сделали перевязку. «Везучая!» — вздохнул кто‑то из приписанных к Центру летной подготовки докторов в спину Войцеховской. Никто не переспросил и не удивился: всем действительно было очевидно, что девушке — космопилоту сказочно повезло…

Тем вечером она впервые в жизни напилась — да так крепко, что с трудом проснулась на следующее утро. Карьера «мертвеца» неожиданно подарила ей отсрочку. До очередной экспедиции пройдет не меньше года, так что у Микаэлы появится возможность и найти себе мужчину, и родить ребенка. А может, перерыв между «потенциально пригодными» планетами выдастся и подольше, и девочка из Пустоши получит еще несколько лет спокойной и счастливой жизни. Неожиданная улыбка судьбы, повернувшейся лицом к «везучему» космопилоту…

Следующим утром ее разбудил настойчивый стук в дверь. К счастью, Микаэла не любила ругаться через перегородку, поэтому подошла открыть, чтобы в лицо сказать обнаглевшему раннему посетителю все, что она о нем думает. Но слова замерли у нее на губах, когда в визитере она узнала одного из людей, с которыми накануне выходил на мостик командор Кройчет. Несмотря на то, что одета девушка была совсем не по уставу, она автоматически вытянулась по стойке «смирно», пряча за спиной забинтованную левую руку.

— Космопилот Войцеховская? — спокойно — монотонным голосом поинтересовался посетитель. — Командор просит вас прибыть к нему не позже чем через час. Вас встретят на командном мостике. Всего наилучшего!

Он развернулся и ушел, оставив Мику судорожно глотать воздух, застыв от неожиданности. Командор Кройчет пожелал видеть «мертвеца» Войцеховскую — невиданное дело, даже если учитывать, что вчера она спасла ему жизнь! Как правило, служба безопасности ревностно относилась к своим обязанностям и не приветствовала посторонних в командорской каюте или на мостике. Торопливо доставая из шкафчика парадный китель, Микаэла с некоторой опаской размышляла о том, что от нее еще могло понадобиться Стефану Кройчету.

— Добрый день, госпожа космопилот, — приветствовал ее командор, лично открыв дверь своей каюты, когда провожатый, встретивший девушку на мостике, нажал на клавишу настенного коммуникатора. — Пожалуйста, проходите и присаживайтесь за стол. Вероятно, вы еще не завтракали? Густав, вы можете идти!

С ума сойти можно! Ее провожатый явно из высшего командного состава «Одиннадцати» удалился с легким поклоном, а Микаэла с трудом удержалась от порыва ущипнуть себя пальцами здоровой руки, чтобы убедиться, что все это не продолжение сна. Сервированный на двоих стол ясно демонстрировал, что командор пригласил ее на завтрак. Это что, такой способ наградить за хорошую службу и вчерашнее спасение? Но на «Одиннадцати» все прекрасно знали, что командор Кройчет не так прост, как старается показаться. И вряд ли он поднял «мертвеца» с постели только ради того, чтобы накормить в качестве благодарности. Осторожно присев на краешек стула, Микаэла одернула китель и выжидающе посмотрела на высокого усталого мужчину, остановившегося рядом с ней.

— Вы ведь из пустошников? — без обиняков поинтересовался Кройчет.

— Так точно, сэр, — Мика почувствовала, как во рту пересохло.

Можно подумать, он не знает! Командор «Одиннадцати» избирался комсоставом пожизненно или пока сам не пожелает уйти в отставку и обладал гораздо большей властью, нежели какие‑нибудь земные президенты, премьер — министры, цари, короли, императоры и фараоны прошлого, вместе взятые. Фактически он самый могущественный человек на ковчеге и способен с легкостью выяснить все подробности жизни любого гражданина, отмеченного чипом. Кроме того, о проницательности Стефана Кройчета ходили легенды. Микаэла тут же заподозрила, что все ее вчерашние волнения были хорошо видны командору. Неужели он решил, что космопилоту Войцеховской вздумалось специально подставиться под летящий нож, чтобы не отправляться на освоение планеты Дельта-127? От волнения снова вспотела ладонь правой руки, и Мика с трудом удержалась от порыва еще раз потереть ее о форменные брюки.

— Значит, вы вряд ли принадлежите к так называемым «идейным мертвецам», — резюмировал командор, присаживаясь напротив и разворачивая на коленях белоснежную салфетку. — Угощайтесь, госпожа Войцеховская.

— Вы правы, я не из «идейных», — с тем же успехом он мог предложить ей пожевать ковер, попрыгать или побиться головой о стену — нервничающая Микаэла в этот момент все равно не почувствовала бы вкуса самой изысканной пищи, — но готова вылететь по вашему приказу в любой момент. Если вы думаете, что…

— Я думаю, что немного натурального салата из моей личной теплицы — наиболее полезное утреннее кушанье, — перебил ее Стефан Кройчет. — Нам удалось сохранить множество земных растений, и моя жена с удовольствием их выращивает. Прошу вас, угощайтесь. И не надо считать, будто я пригласил вас для какой‑то проверки, Микаэла.

Ха, а для чего же тогда? Войцеховская едва не передернула плечами, но вовремя мысленно шикнула сама на себя и принялась ковырять вилкой упомянутый салат на собственной тарелке с такой осторожностью, словно он мог наброситься на нее в ответ и зверски искусать. Больше всего она боялась, что кто‑нибудь проницательный однажды поймет: Микаэла стала «мертвецом» только для того, чтобы вырваться из Пустоши, а вовсе не затем, чтобы принести пользу «Одиннадцати». Истории, когда уже очипованные «мертвецы» возвращались в свою клоаку, были крайне редки, но несколько раз такое все же случилось.

— Хотя да, именно для проверки, — признался командор, откладывая вилку и с жалостью глядя на зеленые листья в тарелке Микаэлы. — Вижу, вы не склонны беседовать за трапезой, поэтому предлагаю поговорить до завтрака, а затем спокойно поесть. Не возражаете?

— Никак нет, сэр, — на душе у девушки стало тоскливо.

Ну, вот и кончилась твоя сказка, девочка из Пустоши. Сейчас тебя обвинят в намеренном уклонении от службы, напоследок сытно накормят (надо же отблагодарить за то, что вчерашний кинжал не вонзился в горло командору!) и отправят удалять чип, а потом проваливай туда, откуда явилась. Сиди в своей Пустоши и не высовывайся, трусливая дура!..

— Два дня назад один из моих заместителей и лидер службы безопасности Израэль Вайс попросил отставки, — начало разговора оказалось совершенно не таким, как ожидала Микаэла, а Стефан Кройчет только усмехнулся в ответ на ее недоуменный взгляд. — Его можно понять: он относится еще к Пятому Поколению и бессменно руководит службой более тридцати лет. Работа у нас адская, а выходных почти не бывает, так что он и так продержался дольше, чем кто‑либо мог рассчитывать. Наверное, не стоит вам объяснять, что наша служба далеко не так радужна, как кажется со стороны. Я полагаю, что «мертвецы» прекрасно осведомлены о тонкостях работы на руководство ковчега.

Командор несколько секунд помолчал, как бы подчеркивая рабочие сложности высшего состава правительства «Одиннадцати». Микаэла боялась лишний раз вздохнуть, ожидая, когда же собеседник приблизится к сути дела.

— В самой службе безопасности сложно подобрать преемника ее руководителю, — продолжил, наконец, Кройчет. — Большинство людей там более или менее на своих местах, и возвышение любого в ущерб остальным может нарушить необходимый баланс, понимаете? Кроме того, вчерашний инцидент ясно продемонстрировал, что в работе охраны «Одиннадцати» имеются серьезные пробелы, а люди, как правило, сложно расстаются с многолетними привычками. Аналитики уже давно начали советовать мне взять на должность своего заместителя человека со стороны, который сможет посмотреть на службу безопасности свежим взглядом. Как ни странно, в этот раз я склонен с ними согласиться, хотя обычно эти милейшие люди несут такую чушь, что их хочется подвесить за языки на наружной обшивке ковчега.

Стефан Кройчет слегка улыбнулся, очевидно, пытаясь разрядить напряженность обстановки. Мол, если кто‑то не понял, это была шутка, а на самом деле правитель «Одиннадцати» — человек не только справедливый, но и гуманный. Мика нервно хихикнула и тут же покраснела, почувствовав себя полной дурой.

— Вчера после неприятного инцидента я затребовал ваше личное досье, — спокойно объявил командор. — Молодая женщина, родившаяся в Пустоши в последний год предыдущего Поколения, блестяще владеющая несколькими видами разрешенного оружия, освоившая также стрельбу и единоборства без оружия. Ваши наставники весьма высокого мнения о вас, госпожа Войцеховская. Кроме того, работавший с вашей группой психолог увидел в вас явственно выраженные зачатки лидерства и необходимого упорства для продвижения по карьерной лестнице. Вам, наверное, известно, что координатор планировал именно вас на замену командира экспедиции в случае экстренной необходимости? Что же до вашей быстрой реакции и находчивости, тут у меня и сомнений быть не может, учитывая вчерашний эпизод перед отлетом экспедиции. В общем, я полагаю, что вполне могу предложить вам место моего заместителя и лидера службы безопасности. Что скажете, Микаэла?

Не может быть, чтобы он это действительно предложил! Девушка приготовилась растянуть рот в улыбке, когда Стефан Кройчет рассмеется собственной шутке — достойному продолжению «аналитиков, подвешенных снаружи за языки». Но командор смотрел на Мику спокойно и серьезно — ему, очевидно, это предложение не казалось из ряда вон выходящим.

— Разумеется, это не та работа, которую можно было бы отнести к мечте любого гражданина «Одиннадцати», — Кройчет, похоже, по — своему истолковал ее затянувшееся молчание. — Но вы ведь только что подтвердили, что не из «идейных», стремящихся к звездам любой ценой. «Мертвецы» — лучшие люди ковчега, жертвующие собой ради других. Но, если вдруг окажется, что на борту «Одиннадцати» вы можете принести больше пользы, чем при исследовании новых миров, разве не логичней остаться здесь? Конечно, определенная романтика при этом теряется, однако…

Он уговаривает ее! Уговаривает, как девочку на поцелуй во время первого свидания! Дает возможность внутренне взвесить так называемые «за» и «против»! Микаэла почувствовала, как спина взмокла под парадным кителем. Ее не нужно было убеждать, когда на одной чаше весов лежала жизнь, а на другой — смерть!

— Я согласна, сэр, — ей удалось выговорить это с относительным спокойствием. — Буду рада, если мне удастся оказаться полезной.

— Надеюсь, вы справитесь, — резюмировал командор. — Если же нет, то вернетесь в летное отделение номер три ожидать следующей экспедиции.

Это походило на угрозу, однако Микаэле было все равно. В голове крутилось только одно: она остается в Городе Два! Ради этого, как раньше ради возможности стать «мертвецом» и получить чип, она готова была стать лучшей из лучших.

— Ну что ж, тогда будем считать, что мы договорились, — Стефан Кройчет удовлетворенно кивнул и снова взялся за вилку и нож. — Пожалуйста, угощайтесь. После завтрака Густав покажет вам капитанский мостик и каюты комсостава, в том числе и ваш кабинет. Жить вы сможете в любой части Города, где пожелаете, но обычно мои заместители предпочитают поселиться поближе — можно прямо в административной части, здесь вполне комфортабельное жилье. Оклад будете получать согласно стандартной сетке. И рекомендую вам в ближайшее время озаботиться тем, чтобы оставить свой генетический материал в Центре репродукции. Повторюсь: работа у нас не из приятных, порой ее даже можно назвать опасной, так что лучше перестраховаться…

Микаэла, легко управляясь одной рукой, с удовольствием ела удивительно вкусный листовой салат (изрядно потрепанный ее нервной вилкой, но ничуть от этого не испортившийся) с маленькими помидорками и мягким сыром, сбрызнутый какой‑то острой заправкой. После того как она осознала, что никто не собирается забирать у нее чип и высылать в Пустошь, аппетит к ней вернулся. Вообще все происходящее больше всего походило на чудесный сон, и больше всего Мика боялась проснуться. Командор продолжал рассказывать о тонкостях работы, постепенно посвящая Войцеховскую в вопросы функционирования службы безопасности «Одиннадцати»…

Первое время было трудно. Почти невозможно, но для человека, выросшего в Пустоши, не существует ничего невозможного. А для того, кто выбрался оттуда и не желал возвращения или смерти, — тем более. Ей было всего двадцать четыре, и у Микаэлы был лишь тренировочный опыт космопилота, и новоявленные подчиненные, многие из которых были старше девушки в два раза, а некоторые — и вовсе на поколение, с трудом принимали новое начальство, хотя бывший лидер службы безопасности — Израэль Вайс — лично представил ее своим людям и объявил о том, что признает Войцеховскую полноценной преемницей.

Этот неприметный пожилой человечек с обширной лысиной, улыбчивым лицом и проницательными глазами сначала и сам отнесся к девушке без особой приязни. Его прозвище «Старый Лис» было известно всем на «Одиннадцати», причем получил он его задолго до того, как возраст стал позволять называть Вайса старым. Микаэле пришлось потрудиться, прежде чем Израэль по — настоящему признал ее «своей» и отрекомендовал сомневающимся подчиненным. Он же помог ей и войти в курс большинства дел службы безопасности.

Ей пришлось с первых же дней продемонстрировать наиболее жесткие черты своего характера. Подчиненные, в связке с которыми ей предстояло работать, то и дело проверяли Войцеховскую «на прочность», и, хотя первоначально она хотела прослыть скорее либеральным, чем суровым руководителем, жизнь быстро заставила пересмотреть эти планы. Не прошло и года, как к Микаэле прочно прикрепилась кличка «Железная Микки». Зато, испытав новую начальницу и убедившись, что с ней шутки плохи, люди стали ей подчиняться, а через некоторое время — и признавать в ней настоящего лидера.

Главным козырем Микаэлы стала почти фанатичная приверженность порядку. Она не только устанавливала законы, но и строго следила за их соблюдением, жестко пресекая малейшие попытки выйти за рамки установленных правил. Войцеховская работала на износ и гордилась тем, что никогда не требует от своих людей большего, нежели от самой себя. Ей привыкли не просто подчиняться — доверять: знали, что Микаэла своих не бросит, не подставит, прикроет при необходимости даже перед суровым командором. Служба безопасности заработала по — новому, и Стефан Кройчет был настолько ею доволен, что не вмешивался в функционирование ведомства Войцеховской.

Вот так она и стала одной из легенд «Одиннадцати»: девушка, выросшая в Пустоши, ставшая «мертвецом», но избежавшая верной гибели в очередной бесплодной экспедиции, спасшая жизнь командору и в двадцать четыре года вставшая во главе одной из самых серьезных служб ковчега. Микаэла Войцеховская в полной мере использовала выпавший ей шанс. Десять лет спустя онавходила в десятку наиболее могущественных людей «Одиннадцати» и считалась не только одним из заместителей, но и доверенным лицом командора. Никто и не подозревал, насколько все это было ею выстрадано, но она все же считала, что результат стоил затраченных на него усилий.

Их выпуск летного отделения номер три вообще оказбылался богатым на легенды. Леннокс Норте, заменивший Войцеховскую на борту одного из челноков, стал одним из немногих «мертвецов — возвращенцев». Он оказался единственным уцелевшим человеком в экспедиции. Вернулся через двадцать два дня после отправления на Дельту-127 абсолютно седым. Планета оказалась не столь гостеприимна, как рассчитали ученые, дистанционно проанализировав почву, воду и воздух. Экспедиция даже не добралась до поверхности — во время входа в атмосферу корабли были атакованы неизвестной формой жизни в виде огненных шаров. Поскольку произошло это не сразу, то суда оказались достаточно далеко в атмосфере и вынуждены были принять навязанный бой. Последним приказом руководителя экспедиции стало отступление. Но из всех челноков — космолетов, рванувших прочь от Дельты-127, выйти из атмосферы удалось только одному — подбитому кораблю, который пилотировал Ленни. Больше не спасся никто: ни транспортники с учеными на бортах, ни грузовики с аппаратурой для исследований, ни остальные суда сопровождения.

Леннокса встречали как героя. А он, когда вскоре после возвращения встретился с Микаэлой, сказал, что не чувствует ничего. Когда летел туда, было радостное возбуждение. Когда вошли в атмосферу Дельты-127 и вокруг стали разрываться огненные шары — страх. Когда еле полз на подбитом космолете с единственным оставшимся двигателем — усталость. А когда оказался снова на борту «Одиннадцати», не осталось ничего. «Космос выпил меня, Мика, — проговорил за двадцать два дня поседевший и повзрослевший двадцатичетырехлетний мальчишка, вчерашний „мертвец“, после возвращения обреченный на пожизненный почет и спокойствие. — Выпил до дна и ничего не оставил. Раньше я мечтал о звездах и надеялся однажды найти нам новый дом. А теперь… Ты не представляешь, как я все это ненавижу!..»

Да, этой живой легенде «Одиннадцати» пришлось гораздо хуже, чем Войцеховской, но их имена часто вспоминали вместе. Она стала для людей символом надежды на то, что можно стать «мертвецом» и не уйти. Он — что можно уйти и вернуться. Мужчина и женщина, обманувшие смерть, двое живых «мертвецов», чьи имена знал каждый ребенок в десяти Городах «Одиннадцати», а возможно — и в отверженной Пустоши. Микаэла не желала такой славы, но она была много лучше посмертного почета, если бы ей пришлось сложить голову на Дельте-127 или любой другой планете в составе исследовательской экспедиции. Хотя у нее по — прежнему не нашлось времени или желания, чтобы найти себе достойного мужчину и родить от него детей — жизнь лидера службы безопасности принадлежала командору и «Одиннадцати», и молодая женщина плохо представляла себе мужчину, который с этим бы смирился, а еще хуже — что такой мужчина может показаться ей привлекательным…

— Привет, Микаэла!

— Привет, Густав, — обычно она первой приходила на командный мостик, но сегодня Виллер — старый знакомый, один из личных помощников командора — ее опередил.

Вот так одна оторванная застежка приводит к целой веренице воспоминаний, за которыми ты автоматически передвигаешься, стараясь наверстать упущенное время, но все равно приходишь позже, чем запланировала. Микаэла только надеялась, что ее лицо не хранит печати недовольства самой собой.

— Ты, как всегда, немного рано, — Густав тактично «не заметил» того, что обычно Войцеховская приходит с гораздо большим запасом времени.

— Не люблю заставлять себя ждать, — она сдержанно улыбнулась: Виллер не ходил у нее в любимчиках и сам относился к лидеру службы безопасности с прохладцей, однако на людях они держались тепло, как члены одной сплоченной команды. — Кого еще мы ждем?

— Всех, — кратко пояснил Густав. — У командования имеется большой повод для беспокойства. У мэров — серьезная возможность не только отчитаться, но и слететь с постов. У заместителей — шанс свалить бремя ответственности на ближнего. Самое время для созыва Большого Совета.

— Прекрасно, — Микаэла прошлась вдоль командного мостика.

Истинное «сердце» ковчега находилось ярусом ниже, где располагался Центр управления полетом. Там в огромном зале, разделенном на кабинеты, посменно работали космопилоты, навигаторы, ученые и прочие служащие, обеспечивавшие бесперебойное функционирование «Одиннадцати». Некоторые из них отвечали за передвижение ковчега, другие — за систему исследования встречающихся планет, третьи — за жизнь внутри огромного космического корабля, неторопливо плывущего по Вселенной. Искусственные день и ночь, почва и вода, привычная гравитация и работа заповедников с дикими зверями с Земли, производство продуктов пищи и промышленных товаров — все это зависело от людей, работавших в Центре управления.

А «кровеносной системой» «Одиннадцати» можно было считать Технический центр, расположенный в так называемой «мертвой» или «глухой» зоне. Несмотря на то, что его почти не охраняли, он считался самой надежно закрытой «точкой» ковчега — его «пакет безопасности» согласовывался и управлялся на самом высшем уровне, а электронные ключи принадлежали лично командору.

Мостик был скорее парадным залом, нежели кабинетом Стефана Кройчета. Возможно, кто‑то из предыдущих командующих и использовал его как постоянное место работы, но нынешний командор предпочитал бывать там, лишь когда созывал Большой Совет. Ну и, возможно, когда хотел полюбоваться на звезды — за огромным непробиваемым стеклом, к тому же защищенным снаружи корабля прочным постоянно действующим экраном, навстречу «Одиннадцати» неторопливо плыли мириады светил, далеких и близких. Мостик командора был одним из немногих мест, где можно было полюбоваться настоящей, а не искусственно воссозданной внутри ковчега Вселенной.

Пока Микаэла прогуливалась вдоль экрана, с удовольствием глядя на звезды, ставшие для нее безопасными, двери в зал то и дело открывались, впуская новых посетителей. Краем глаза она следила, как постепенно заполнялись кресла, расставленные полукругом напротив командорского. Несчастный случай в «ДиЭм» — если его можно так назвать — действительно стал поводом для всеобщего сбора. Все десять мэров, возглавлявших городские правительства, явились на командный мостик — из них Войцеховская лично знала только круглолицего Такеши Майно, руководителя Города Два. Помощники Кройчета уже были на местах, рассаживая прибывающих. Они, хоть и пытались это скрыть, чувствовали себя довольно неловко: Большой Совет собирался крайне редко — лишь на время выборов лидера ковчега и в экстренных случаях.

Заместители командора, составляющие так называемый Малый Совет, тоже торопливо входили и направлялись к своим обычным местам, лишь ненадолго задерживаясь, чтобы поприветствовать друг друга кивком или рукопожатием. Вот Нестор Изотов — лидер службы информации, отличающийся взрывным темпераментом и привычкой без повода кричать на подчиненных, однако при этом, несомненно, блестящий специалист, способный не только откуда угодно достать нужные сведения, но и кому угодно «запудрить мозги» любой самой неправдоподобной байкой. Рядом с ним темнокожий Натьен Аль — Коди — лидер службы снабжения, похожий на крупную черную кошку, тревожно оглядывающую окружающих, как будто он постоянно готов защищаться. Пола Ньюгелл — лидер Центра репродукции — и Дениз Орно — главный медик «Одиннадцати», — как пришли вместе, о чем‑то возбужденно переговариваясь, так и уселись рядом, не прерывая беседы в отсутствие командора. Шандар Керми — руководитель всех научных работ, лидер Исследовательского центра, склонив голову набок, что‑то высматривает в портативном коммуникаторе — впрочем, все давно привыкли, что он ни на минуту не прекращает трудиться, не отрываясь от своих драгоценных записей. Танаиси Мэй Сандерс — глава экологической службы, — как обычно, спокойна: ее темные глаза, похожие на два омута, бесстрастно обегают присутствующих, смуглые пальцы играют с распущенными длинными волосами — кажется, в память о предках, живших когда‑то на далекой Земле в американских прериях еще до прихода европейцев, эта женщина так выражает траурное отношение к происходящему. В следующем кресле расположился мрачный Габриэль Дольер — лидер Центра летной подготовки и тренингов, или, как его называют за глаза, «главный мертвец» «Одиннадцати»…

Личный чип Микаэлы послал ощутимое покалывание в запястье — запрограммированное напоминание о том, что до назначенной встречи с командором осталась одна минута. Войцеховская направилась к последнему свободному креслу между Полой и Натьеном и успела усесться поудобнее как раз за несколько мгновений до того, как двери в очередной раз открылись.

— Добрый день, дамы и господа! — Стефан Кройчет, командор «Одиннадцати», появился, как всегда, с точностью до секунды, не вслушиваясь в ответный гул нестройных приветствий, неторопливо прошел к своему месту и обвел присутствующих спокойным взглядом. — Приветствую Большой Совет! Думаю, не нужно объяснять, почему мы все сегодня находимся здесь, а не на своих обычных постах. Благодаря ви- и аудиотрансляторам вряд ли на «Одиннадцати» найдется хоть один человек, не знающий еще о трагедии, произошедшей в клубе «ДиЭм». И сегодня мы должны понять, что произошло, и решить, как действовать дальше…

Глава 4

Воскресенье, 18 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— …Таким образом, на сегодняшний день можно официально объявить число пострадавших при взрыве и пожаре в клубе «ДиЭм», — голос Дениз Орно, докладывающей о последствиях трагедии, звучал холодно и жестко, и если бы кто‑то слышал его в первый раз, то, наверное, подумал бы, что она чересчур малоэмоциональна, чтобы возглавлять медицинскую службу, но Микаэла знала, что лидер остро переживает смерть своих пациентов. — Девяносто восемь человек из находившихся в клубе в момент трагедии погибли, сорок семь в данный момент остаются в больницах, более двадцати из них — в критическом состоянии, — высокая темноволосая женщина на секунду замолчала, словно у нее перехватило дыхание. — Еще трое были отпущены из стационара на домашнее лечение с условием ежедневного медицинского наблюдения.

— Каковы перспективы у тех, кто сейчас в стационарах? — командор Кройчет смотрел куда‑то в сторону, но выражение его лица свидетельствовало о том, что он не пропускает ни слова.

— Мы боремся за их жизни днем и ночью, — лишь благодаря воцарившейся на командорском мостике тишине они все могли услышать этот полушепот, на глазах Дениз выступили слезы, — но, боюсь, у некоторых из них уже практически нет шансов.

Микаэла почувствовала, как к ее горлу тоже подкатил комок. Она ведь была в одной из клиник, куда сразу после трагедии медслужба повезла покалеченных. Войцеховская видела обожженные тела и кричащих от боли людей, умолявших об анестезии. Помнила глаза врачей, которые не могли облегчить страдания пациентов, поскольку опасались, что те не переживут наркоза. Чувствовала себя на удивление беспомощной и оттого испытывала почти физическое отвращение. Беда, которую не ждали и к которой не готовились, всегда бьет больнее, чем любая другая. Они на «Одиннадцати» уже слишком привыкли к спокойствию, чересчур расслабились, вообразив себя всесильными и неуязвимыми. Одного сильного удара оказалось достаточно, чтобы если не поставить их на колени, то, по крайней мере, надолго выбить из колеи.

Дениз выглядела очень плохо: у нее дрожали руки, а синяки под глазами не мог скрыть даже изрядный слой суперсовременной нанокосметики. Бедняга, она, наверное, совсем не спит с момента трагедии: Стефан Кройчет умел подбирать людей, и Микаэла не сомневалась, что все ее коллеги относятся к своим обязанностям с не меньшим рвением, чем она сама. Значит, Орно скорее всего сама мотается по всем стационарам, где размещены пострадавшие, и старается помочь там, где можно и нельзя. И каждую смерть воспринимает как личный выпад судьбы в ее сторону.

— Спасибо, Дениз, садитесь, — командор махнул рукой. — Танаиси, мы вас внимательно слушаем.

Госпожа Сандерс грациозно поднялась и слегка поклонилась всем вместе и никому в отдельности. Беда бедой, а о вежливости Танаиси никогда не забывала и другим не позволяла забыть. Ее ровный голос во время доклада не дрожал, только пальцы правой руки по — прежнему словно неосознанно сплетали и расплетали прядь распущенных волос, выдавая волнение.

Танаиси заявила, что экологический фон на месте трагедии непрерывно сканируется и не критичен. К счастью, своевременно принятые ее службой меры не позволили нарушиться целостности атмосферы «Одиннадцати». Еще несколько дней контрольного наблюдения — и можно будет говорить о том, что взрыв в «ДиЭм» прошел без последствий — в масштабах ковчега и отдельно взятого Города Два. За это нужно поблагодарить и службу безопасности, которая, определив причину трагедии, тут же затребовала к себе специалистов по экологии. Спешно прибывшие сотрудники ее ведомства приступили к работе немедленно, что и позволило в самые сжатые сроки погасить негативные последствия взрыва. Аэроуловители, сосредоточенные над местом трагедии, также не выявили ничего экстраординарного — так что можно утверждать, что верхние слои искусственной атмосферы и обшивка ковчега не пострадали.

Большинство присутствующих, услышав отчет Танаиси, облегченно вздохнуло. Огнестрельное и лазерное оружие, а также все производные от них формы были под строжайшим запретом на «Одиннадцати». В конце концов, все население ковчега находилось в открытом космосе, защищенное от враждебной среды только искусственными условиями и обшивкой космического корабля. Даже служба безопасности имела право носить лишь электрошокеры и холодное оружие по собственному выбору. Сама Микаэла предпочитала метательные ножи и длинный кинжал, и сейчас висящий в простых темно — коричневых ножнах на ее правом бедре. К счастью, службе безопасности не приходилось слишком часто прибегать к использованию вооружения.

Основную опасность огнестрельного оружия или взрывчатых веществ составляло то, что они нарушали целостность атмосферы «Одиннадцати», что угрожало огромному количеству людей. Все единицы подобной боевой техники на борту подлежали строжайшему учету и находились в специальном опечатанном хранилище. Их выдавали лишь «мертвецам» на время экспедиций — поскольку они шли исследовать новые миры, правительство ковчега вооружало их буквально «до зубов». Как будто это действительно могло помочь против враждебного космоса!..

— Благодарю, Танаиси, ваша работа, как всегда, превосходна, — командор позволил себе тень одобрительной улыбки, но тут же погасил ее, переводя взгляд на следующего докладчика. — Натьен, что у вас?

Тут же вскочивший со своего места Аль — Коди принялся докладывать, что семьям пострадавших выплачиваются компенсации из правительственного бюджета в необлагаемых налогами суммах. Кроме того, сотрудники его службы круглосуточно дежурят в больницах, куда в первую очередь доставляется все необходимое от крови до лекарств и перевязочных материалов. По настоятельной рекомендации Натьена в ближайшие несколько недель многочисленные предприятия, предоставляющие гражданам частные транспортные услуги, не возьмут ни вирта с тех, кого так или иначе коснулась трагедия в «ДиЭм».

Войцеховская слушала доклад снабженца вполуха, готовясь к собственному выступлению. Судя по всему, ее командор назовет следующей. Все правильно — сначала нужно спасти все то, что еще можно, а потом уже разбираться в причинах и истоках произошедшего. Микаэла старалась не показывать внутреннего волнения. Ей предстояло слишком резко всколыхнуть спокойную жизнь «Одиннадцати» и, вероятно, даже шокировать кого‑то из присутствующих. Судя по лицам, они уже начали успокаиваться, думая, что, несмотря на трагедию, ковчегу в целом ничто не угрожает.

— Спасибо, Натьен, достаточно, — убедившись в том, что служба снабжения работает, как всегда, блестяще и без сбоев, командор жестом усадил ее лидера на место, и взгляд его внимательных глаз ожидаемо остановился на Войцеховской. — Ну что ж, дамы и господа, теперь, когда понятно, что для выживших и родственников погибших делается все возможное, пора обратиться к еще одному животрепещущему вопросу и решить его, чтобы почтить память тех, кого уже не вернуть, и, возможно, защитить всех остальных. Мы вас слушаем, Микаэла!

Она поднялась быстро и решительно и заговорила сразу, без вступлений. Командор Кройчет откинулся на спинку своего кресла и не столько слушал, сколько скользил взглядом по лицам присутствующих — он и так уже все знал. С первых минут работы службы безопасности по трагедии в «ДиЭм» Микаэла отчитывалась перед ним каждый час, и он, вероятно, мог бы и сам сделать этот доклад, еще и дополнив его собственными выкладками. Остальные слушали в полной тишине — собравшиеся на командорском мостике лидеры всех служб «Одиннадцати» и мэры десяти Городов почти кожей впитывали каждое слово.

— Трагедия произошла в ночь с двенадцатого на тринадцатое июня в клубе «ДиЭм», также известном как «ДэдМэн» или «Мертвец», — Микаэла старалась, чтобы ее голос звучал так же ровно, как у Дениз, Танаиси и Натьена. — В данный момент экспертами уже определена причина случившегося — это искусственно созданное взрывное устройство большой мощности…

— Что?! — от неожиданности у вскрикнувшей Полы Ньюгелл, главы Центра репродукции, сорвался голос.

Естественно, она не могла сразу поверить в то, что на «Одиннадцати», где действуют жесткие квоты деторождения (особенно в конце Поколения), кто‑то решился не завести потомство, а умышленно убить полторы сотни людей. Поле ежедневно приходилось сталкиваться с трагедиями, когда женщины и мужчины умоляли позволить им родить ребенка, а им вынуждены были отказывать.

— Это невозможно! — Нестор порывисто вскочил с места, как будто по обыкновению громогласно распекал какого‑то нерадивого подчиненного. — Взрывное устройство, приведенное в действие на «Одиннадцати»?! Вы не можете говорить серьезно!

Остальные тоже загомонили, перебивая друг друга и буквально спрыгивая с кресел. Спокойными оставались только командор и его личные помощники. Стефан Кройчет наблюдал за происходящим бесстрастно, как если бы смотрел какой‑то интересный материал по витранслятору. Микаэла набрала воздуха в грудь и решительно рявкнула:

— Сядьте! — и многочисленные мэры и заместители командора, привыкшие к тому, что только он сам может распоряжаться у себя на мостике, неожиданно послушно замолчали и опустились на свои места. — Повторяю: выводы экспертов однозначны — причиной гибели людей послужило взрывное устройство большой силы. Его локализация пока определена районом барной стойки, которая находилась в большом зале клуба. Возможно, позже мы получим новые сведения и направим вам уточнения, если выяснится, что первоначальные выводы неверны.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Остальные подавленно молчали, только что горячо высказавшись и получив неприятное подтверждение своих худших кошмаров. Ничего удивительного, что люди в шоке: на «Одиннадцати» такого не случалось, пожалуй, никогда — во всяком случае, Микаэла не могла припомнить рукотворного взрыва в истории после Исхода. Раньше никто не желал рискнуть не только чужими, но и собственной жизнью! Но более двухсот сорока лет спокойствия, кажется, кончились, сметенные пламенем фактически уничтоженного «ДиЭм».

— Раз эксперты не могут ошибаться, то позвольте спросить у лидера службы снабжения: каким образом взрывчатое вещество попало к неизвестным злоумышленникам? — Габриэль Дольер всем корпусом повернулся к Аль — Коди. — Разве на «Одиннадцати» оно не подлежит жесткому учету?

— Все оружейные склады запечатаны, и их содержимое выдается лишь по личному распоряжению командора и только в экспедиционных целях! — Натьен аж заметно посерел от возмущения и грозно насупился, направляя взгляд поочередно на каждого из соседей, как будто предлагая им вступить с ним в бой. — Предыдущая проверка была полтора месяца назад, и я готов поручиться, что в моем ведомстве не пропадало ни крошки взрывчатки! Если хотите, можно прямо сейчас отправиться с ревизией — ручаюсь, все запасы и расходы в точности совпадут с уже сделанными записями. Я гарантирую, что мои подчиненные отчитаются за каждую унцию запасов!

— Вы настолько уверены в своих людях? — криво усмехнулся Дольер.

— Не меньше, чем вы — в ваших, — огрызнулся Аль — Коди.

— Господа лидеры! Со складов ковчега с высокой вероятностью действительно ничего не пропадало! Наши эксперты считают, что устройство не промышленного производства, а самодельное, — Микаэле пришлось снова слегка повысить голос, чтобы двое спорщиков обратили на нее внимание.

Своего она добилась с легкостью — все присутствующие, на несколько секунд отвлеченные краткой перепалкой Натьена и Габриэля, тут же повернулись к ней. Пораженные взгляды, недоверчивые лица…

— Кто‑то своими руками сделал взрывное устройство и принес его в клуб «ДиЭм», чтобы уничтожить заведение и убить людей, — она очень старалась говорить ровно и спокойно. — Для увеличения поражающей силы оно было начинено острыми и тяжелыми мелкими предметами.

Тишину, воцарившуюся на командорском мостике, можно было бы назвать мертвой — казалось, присутствующие даже не дышали. Люди, собравшиеся на Большой Совет у Стефана Кройчета, пытались осмыслить полученную информацию. Войцеховская понимала их недоверие: если бы она родилась в Городе, а не в Пустоши, ей, вероятно, тоже было бы трудно. Они не могли так сразу безоговорочно смириться с мыслью, что где‑то рядом ходит человек, из неведомых соображений способный уничтожить полторы сотни других людей. Кроме того, это не банальный вор, каким‑то образом прокравшийся в хранилище службы снабжения и стащивший оттуда немного взрывчатки, а, собственно, создатель смертоносного оружия. И если его не найти как можно быстрее, никто не поручится, что сегодня или завтра случившееся не повторится.

— У службы безопасности уже есть подозреваемые? — командор смотрел на Микаэлу серьезно и устало.

— В данный момент мы прорабатываем различные версии, — твердо глядя ему в глаза, выговорила она.

Фактически это означало, что подозреваемых нет. Командор Кройчет знал это так же хорошо, как и сама Войцеховская. Невозможно прямо сейчас быстро и легко найти человека, на которого можно было бы показать пальцем: вот, он собрал бомбу и взорвал «ДиЭм». Командор прекрасно это понимал, но признаться перед собранием — жестокая необходимость. С одной стороны, уклончивый ответ бросал Микаэлу на съедение «волкам» — коллегам, которые сейчас начнут возмущаться и кричать, что служба безопасности ничего не делает. С другой — то, что вопрос задал сам Кройчет, а не кто‑то еще, гарантировало его поддержку. Он немного опережал Большой Совет, управляя собранием, крепко держал инициативу в руках и знал, что Войцеховскую подгонять не надо — она и так сделает все возможное и невозможное для того, чтобы найти преступника.

— Нельзя ли поконкретнее? — Габриэль Дольер, оторванный от одной «жертвы», тут же постарался придраться ко второй. — А то ваша «проработка» на удивление смахивает на бессильное признание собственной неспособности решить проблему!

У Дольера с Микаэлой были свои счеты. Как ни крути, а ее перевод на пост лидера службы безопасности стал для него полной неожиданностью. Он не привык, чтобы у него забирали людей, а Войцеховская не только ушла сама, но и прихватила с собой парочку «своих» — с разрешения командора, разумеется. Она не столько спасала их от «мертвецкой» участи, сколько руководствовалась мыслью о том, что в службе безопасности, пока она никого не знает, ей нужно будет на кого‑то опереться. Кройчет это понимал и позволил Мике взять с собой «команду». Потерю этих троих человек (включая саму Войцеховскую) Габриэль Дольер, по слухам, пережил весьма болезненно — поговаривали, что он чуть ли не напился до беспамятства в день их перевода. Он не знал их лично, однако полагал, что служба безопасности не вправе похитить у него людей из ценного ресурса. Можно подумать, что, сложив головы на какой‑нибудь затерянной в космосе планете, они бы принесли больше пользы!

Впрочем, даже при напряженных отношениях с Габриэлем Микаэла не могла не признать, что он всегда искренне заботился о своих подопечных. И теперь то, что в одночасье погиб едва ли не целый выпуск «мертвецов», должно было приводить вспыльчивого Дольера в неконтролируемое бешенство. Еще хорошо, что он сидел на месте и нападал на оппонентов лишь словесно, не пуская в ход тяжелые сжатые кулаки! Судя по окаменевшему лицу, это давалось ему нелегко. Габриэль был человеком действия и сейчас, вероятно, предпочел бы немедленно куда‑нибудь бежать, что‑нибудь делать или без долгих разбирательств кого‑нибудь прикончить. Микаэла как никто другой понимала и разделяла чувства «главного мертвеца» и, несмотря на откровенные нападки, не пожелала с ним сражаться.

Удостоив Дольера вымученной улыбки и чувствуя себя медленно поджаривающимся куском мяса на раскаленных углях, Войцеховская набрала воздуха в грудь и начала рассказывать. Разумеется, похвастаться ей было почти нечем, однако и выбора особого не оставалось: она вынуждена была играть с теми козырями, которые достались ей при сдаче, и намеревалась выжать из этой партии максимум пользы — или, по крайней мере, спокойно удалиться непобежденной.

— Пока мы работаем со свидетелями, хотя их, как вы понимаете, немного, — она старалась говорить ровным голосом, чтобы успокоить нервную аудиторию. — Как уже доложила госпожа Орно, пострадавшие находятся в трех стационарах, но со многими из них пока не удалось поговорить. Те же, кто в силах помогать службе безопасности, единодушны в одном: взрыв произошел совершенно неожиданно, и большинство из них понятия не имеет, что случилось и по каким причинам. Они все рады бы нам помочь, но не могут.

— А что говорит владелец клуба? — недовольно осведомился Дольер, не желавший упускать инициативу.

— К сожалению, ничего, — Мика даже не взглянула на него, активируя небольшой портативный проектор, который тут же сформировал перед ней слегка мерцающий тонкий полупрозрачный сенсорный экран. — Дэниэл Монтего погиб при взрыве и уже никогда и ничего никому не расскажет.

— Дениз сказала, что трое посетителей из клуба пострадали лишь незначительно и даже могут лечиться вне стационара, — Шандар Керми, оторвавшийся от своих записей, слегка растерянно моргал, как будто неожиданно для себя обнаружил, где находится, однако его вопрос свидетельствовал о том, что он все прекрасно слышал и успел проанализировать, возможно, быстрее многих. — Вы не считаете это подозрительным?

— Служба безопасности занялась ими в первую очередь, — Микаэла кинула взгляд на командора, и он слегка наклонил голову: мол, продолжайте. — Не только потому, что они уцелели, но и потому, что эти трое лучше других справились бы с тем, чтобы пронести и заложить взрывчатое устройство в «ДиЭм».

— Они были втроем? Хорошо знакомы? — встрял Дольер, не любивший, когда у него перехватывали важные вопросы, а теперь просто‑таки волком глянувший на Керми, который, казалось, этого и не заметил.

— Давайте дослушаем доклад главы службы безопасности, а потом будем уточнять и переспрашивать, — спокойно предложил командор. — Пожалуйста, продолжайте, Микаэла.

Высказанное даже в дружелюбной манере пожелание Стефана Кройчета моментально заткнуло рты и любопытному «научнику», и агрессивному «летуну». Габриэль выглядел, как пес, вместо сахарной косточки неожиданно получивший от хозяина пинка, а Керми, рассеянно кивнув в знак согласия, послушно уткнулся в свои записи, как будто вновь утратив интерес к окружающей действительности. Микаэла благодарно посмотрела на командора и повернулась к сенсорному экрану, размещая его повыше, чтобы всем было видно.

— Сейчас у меня есть подробное досье на всех троих уцелевших, если можно так выразиться, — Войцеховская быстро вывела на экран три голографических изображения — молодого человека и двух девушек. — Они не были в числе посетителей, а, так сказать, обеспечивали культурную программу.

Одно из изображений по взмаху руки Микаэлы увеличилось, оттеснив два других на периферию экрана. Аудитория жадно вглядывалась в тонкие черты лица девушки с длинными серебристо — пепельными волосами. Светло — зеленые глаза, опушенные большими и на удивление тонкими ресницами, смотрели на мир спокойно и, как казалось, с легкой улыбкой. На высоких скулах играл легкий персиковый румянец, слегка курносый носик придавал этому лицу оттенок игривости, изящный подбородок казался вылепленным скульптором. С такой внешностью девушка, должно быть, уставала ловить на себе восхищенные мужские взгляды, даже когда просто шла по улице.

— Сильвер Фокс, двадцать три года, проживает в тридцать седьмом секторе, — изображение покрутилось, давая рассмотреть девушку. — Дочь Александра Фокса, изобретателя, и Вероники Суздальцевой, писательницы. Получила филологическое образование, еще во время обучения участвовала в создании шоу — коллектива «Серебряная камелия». Пишет стихи и музыку, исполняет собственные песни, играет на гитаре. Финансово независима и благодаря личным заработкам, и благодаря наследству отца, — Микаэла сделала небольшую паузу, предоставляя слушателям возможность проанализировать свои слова. — Последние несколько лет «Серебряная камелия», в состав которой, помимо Сильвер Фокс, входят некие Камилла Леснова и Кароль Стейн, выступала в «ДиЭм» по договору с Дэниэлом Монтего. Во время взрыва в выступлении был перерыв, и девушку спас упавший на нее занавес. Она отделалась синяками, ссадинами и испугом, а также ожогом правой руки, который, как она утверждает, получила, разыскивая подругу.

Лицо Сильвер Фокс на мерцающем экране, повинуясь жесту Микаэлы, уплыло куда‑то вверх экрана на задний план, уступив место изображению мужчины. Слегка вьющиеся темные волосы шикарной шапкой окружали его загорелое лицо, карие глаза лукаво поблескивали, губы приоткрылись в легкой усмешке, на широком подбородке виднелась тоненькая ниточка небольшого белого шрама, добавлявшего хозяину привлекательности. Кажется, этот парень не просто считал себя неотразимым, но для изрядной части девиц таковым и являлся!

— Кароль Стейн, двадцать пять лет, проживает в тридцать девятом секторе, — Микаэле не надо было заглядывать в записи: она наизусть знала досье уцелевших при взрыве в «ДиЭм» и могла бы процитировать их с любой строки, даже если бы ее разбудили с этим требованием среди ночи. — Родители — Казимир и Софья Стейн, он специалист фирмы по защите информации, она домохозяйка. Получил техническое образование, осуществляет полное техническое сопровождение концертов и записей «Серебряной камелии». Судя по состоянию финансов, зарабатывает достаточно, чтобы не нуждаться. Налоги платит и с основного, и с побочных заработков — его периодически нанимают на разовые проекты в качестве ведущего специалиста. Во время концерта находился в задней комнате за сценой, вне большого зала, на перерыв, как он утверждает, не выходил, поскольку работал над звуком. Попал в больницу с сотрясением мозга — когда прогремел взрыв, в его закутке ему на голову упала какая‑то часть плохо закрепленной на стене аппаратуры. По его словам, раньше Стейн не думал, что что‑то нужно, как он выразился, «прибивать к стене гвоздями».

Изображение парня тоже уплыло на край экрана, освободив место последней голограмме. Это была девушка с простым, но милым широкоскулым лицом, сероглазая шатенка, казавшаяся слегка полноватой, даже несмотря на то, что экран демонстрировал ее лишь до плеч.

— Ульяна Морозова, двадцать два года, проживает в тридцать первом секторе. Родители — Петр и Оксана Морозовы, оба штатные сотрудники Центра репродукции. Получила биологическое образование, сейчас проходит практику в том же Центре. Финансовое положение не слишком блестящее, личных средств практически не имеет. Увлекается игрой на флейте, некоторое время назад была приглашена в качестве участницы в группу «Серебряная камелия». Утверждает, что впервые выступала на сцене как раз в день взрыва — свидетели это подтверждают, раньше в шоу девушка не участвовала. Во время трагедии была за занавесом вместе с Сильвер Фокс, уцелела по той же причине, что и ее подруга. Отделалась синяками, ссадинами и значительным шоком, никаких тяжелых телесных повреждений для организма не получила, отпущена из стационара с условием дважды в неделю посещать или вызывать на дом психолога.

Закончив зачитывание досье, Микаэла снова вернула на экран все три голограммы — Сильвер Фокс, Кароля Стейна и Ульяны Морозовой. Она знала, о чем сейчас думают люди, смотрящие на эти лица. Сама Войцеховская уже прошла через подобные мысли — и не один раз. Мог ли кто‑то из этих ребят — или, быть может, все они — оказаться причастен к изготовлению и приведению в действие взрывного устройства? Им единственным посчастливилось не только выжить, но и остаться почти невредимыми во время трагедии в «ДиЭм». И по интересному стечению обстоятельств они хорошо знакомы и вроде бы занимаются одним и тем же делом…

Сначала «серебряная» блондинка — Фокс. Единственная дочь известного на всем «Одиннадцати» изобретателя, создавшего великолепные «сильверы». Не нуждается в средствах — ее отец оставил достаточное наследство, чтобы еще и правнукам ее осталось. Если бы ей вздумалось притащить в клуб взрывное устройство, она могла бы быть совершенно спокойна: никто и никогда бы не заподозрил ее. Только зачем ей могло понадобиться нечто подобное? Микаэла, пообщавшаяся с Сильвер в больнице и лично убедившаяся в том, что девушка пребывает в состоянии настоящего шока, не была склонна причислять ее к подозреваемым, однако и вычеркивать имя госпожи Фокс из этого списка не имела права.

Осветитель Кароль Стейн. Вроде бы уже несколько лет работавший бессменным «на все руки мастером» в «Серебряной камелии». Прочитав его досье, Войцеховская тут же связалась с командором, чтобы попросить его разрешения не раскрывать часть информации перед Большим Советом. Кройчет, поколебавшись, согласился, что это было бы преждевременно. «Командор, в этом деле мы не должны допустить даже тени каких бы то ни было слухов! Погибли люди, и мы не можем рисковать жизнью невиновного! Лишнее слово — и начнется настоящая охота на ведьм, травля, равной которой никогда не случалось на ковчеге! — Ну что ж, думаю, вы правы, Микаэла… Но постарайтесь проверить его в первую очередь. Если Большой Совет узнает о скрытой части информации, нам с вами обоим предстоит отвечать на неприятные вопросы».

Мысль об общей с командором тайне в другое время была бы настоящей наградой для лидера службы безопасности, но только не в этом деле. Оказалось, что Кароль Стейн в юности не на шутку увлекался химией и даже подумывал связать с ней свою жизнь, но по непонятным причинам отказался от этой мысли. Кроме того, в его досье упоминалось о том, что во время обучения в школе однажды он целенаправленно создал взрывчатое вещество. К счастью, преподаватель успел вовремя предотвратить беду, скандал замяли, а пытливый подросток объяснил свой проступок тем, что ему было интересно, сможет ли он сконструировать нечто подобное…

Разумеется, тогда тринадцатилетний Кароль и не задумывался о том, что когда‑нибудь этот интерес прочно закрепит за ним первое место в списке подозреваемых в деле о взрыве клуба «ДиЭм». Но Микаэла скрыла информацию о его проступке не потому, что прониклась к нему какими‑то особыми чувствами. Нет, она просто понимала, что малейшая утечка — и Кароль Стейн превратится в затравленного зверя, на которого станут охотиться все, кого так или иначе затронула трагедия. Виновен или не виновен — разве неясность вопроса остановит безутешных родственников, потерявших в кошмарном взрыве своих близких? Только дай им повод обвинить кого‑нибудь в произошедшем — и подозреваемый не доживет даже до суда! Микаэла твердо решила, что это дело не должно унести больше ни одной жизни. Она обязательно разберется и найдет истинного виновника или виновников, но до того никому не позволит вмешиваться в ход расследования! Если Кароль Стейн действительно сделал то, в чем она имеет полное право его заподозрить, он должен будет ответить перед законом «Одиннадцати», службой безопасности и командором Кройчетом, а не перед озверевшей от ярости толпой, готовой разорвать его на куски.

Впрочем, Микаэла пока не склонялась к мысли о том, что парень действительно мог быть каким‑то образом причастен к взрыву. Если бы он пронес бомбу в «ДиЭм», то, наверное, позаботился бы о том, чтобы оказаться от нее намного дальше, чем в соседней комнате. Ну, например, во время перерыва сбегал бы на улицу подышать свежим воздухом. Однако он оставался в непосредственной близости от смертельной опасности. Ну а если парень ухитрился все так идеально рассчитать, что ничего не боялся, то он просто проклятый гений, этот Кароль Стейн!

И третья героиня доклада — Ульяна Морозова. Пострадала вообще меньше всех в клубе — у нее и на руках нет ожогов, и на голову ей не упала тяжелая деталь аппаратуры (медики подтвердили, что у Стейна действительно нешуточное сотрясение мозга). Девушка получила несколько ушибов, но ничего экстремального: врач, осматривавший Морозову, заверил Микаэлу, что пара синяков и шишек — не стоящая упоминания мелочь в сравнении с тем, что вообще произошло в клубе. Правда, Ульяна, конечно, была в шоке, и ей требовалась серьезная психологическая помощь. В больнице с ней поговорить не удалось — она все время плакала и не могла остановиться, даже несмотря на лекарства, вколотые ей докторами. Что и неудивительно: когда смерть, постояв у тебя за спиной, в последний момент задумчиво поворачивается и уходит, потом человек некоторое время чувствует себя неуютно. Микаэла прекрасно помнила это неприятное ощущение.

Морозова с детства увлекалась флейтой, брала профессиональные уроки и выступала в юношеском ансамбле, но всего несколько раз. Преподаватель музыки, работавший с девушкой, утверждал, что она почти болезненно застенчива. Он признался осторожно расспросившим его сотрудникам службы безопасности, что Ульяна была действительно перспективным музыкантом, однако так боялась сцены, что страшно зажималась при выступлениях, а однажды даже убежала, не закончив пьесы. Учитель надеялся, что когда‑нибудь его ученица преодолеет свою застенчивость и вернется к концертной деятельности.

Но на такое уж точно никто не рассчитывал — этот выход на сцену флейтистки оказался даже слишком громким. И Микаэла, которой только на следующий день удалось лично поговорить с этой напуганной девушкой, искренне надеялась, что она не причастна к взрыву. Это просто какое‑то трагическое стечение обстоятельств, что именно в тот вечер, когда она, наконец, решилась выступить в составе «Серебряной камелии», произошло несчастье! Войцеховской очень хотелось в это верить, однако невозможно было полностью выбросить троих уцелевших из списка подозреваемых. Хотя только сумасшедший мог так страшно рисковать не только чужими, но и собственной жизнью, но разве желать смерти сотне людей — не безумие само по себе? Микаэла склонялась к мысли о том, что в данном случае службе безопасности придется иметь дело именно с человеком, у которого серьезные психические проблемы.

Члены Большого Совета уже скопировали данные с экрана на собственные коммы и разглядывали их с разной степенью растерянности, озабоченности и заинтересованности. Тоже, наверное, теряются в догадках, причастен ли кто‑нибудь из этих троих к взрыву, или им просто сказочно повезло не получить ранений там, где большинство погибло.

— Не может быть, чтобы к этому была причастна дочь Александра Фокса! — подслеповато прищурившись, отчетливо произнес в воцарившейся тишине Шандар Керми. — Я хорошо знаю Силь, она милая девочка, и я не представляю, что должно было случиться в ее жизни, чтобы она пошла на подобное! Она, конечно, очень тяжело переживала смерть отца, но с тех пор уже прошло некоторое время, и я готов поклясться, что девочка в полном порядке… — он заметно смутился, почувствовав, что сболтнул лишнего. — В общем, Микаэла, на вашем месте я бы не тратил времени на Сильвер — в ее случае вы просто пойдете по ложному пути!

— Вряд ли в таком вопросе кто‑то может за кого‑то поручиться, — Пола Ньюгелл пожала плечами и с легким высокомерием взглянула в сторону коллеги — «научника». — Еще вчера я бы сказала, что дочь моих сотрудников, к тому же проходящая стажировку в нашем Центре, не способна сознательно отнять жизнь у человека. Особенно сейчас, когда ей приходится ежедневно сталкиваться с трагедиями других, которые чаще всего не имеют возможности родить или оставить ребенка. Но я бы также поклялась и в том, что никто и никогда не взорвет на «Одиннадцати» самодельную бомбу! Сегодня я ни то, ни другое уже не могу утверждать с достаточной уверенностью.

— Вероятно, да, не можете, — склонив голову набок, после секундной паузы спокойно подтвердил Шандар. — Вы ведь лично не знакомы со своей стажеркой, — он сверился с записями в своем комме, — Ульяной Морозовой. Зато я хорошо знаю Сильвер Фокс и вполне спокойно могу утверждать, что она не причастна к этому чудовищному преступлению.

Прежде чем возмущенная Пола, повернувшись к Керми, ответила на его отстраненную реплику, в их разговор решительно вмешался командор.

— Дамы и господа, пожалуйста, немного спокойствия и терпения! — холодно призвал Стефан Кройчет. — Лидер службы безопасности, кажется, еще не закончила доклад!

Войцеховская несколько раз глубоко вздохнула, как перед погружением в глубокую воду, и продолжила.

— Имеются основания предполагать, что место и время приведения в действие взрывного устройства было выбрано не случайно, — отчеканила Микаэла. — В день трагедии выпускники летного отделения номер трипраздновали в «ДиЭм» успешное прохождение экзаменов. Теперь большинство из них никогда уже не поднимется на борт своего корабля. Информация о месте и времени праздника выпускников не держалась в секрете, кроме того, выбор довольно предсказуем. Когда‑то клуб назывался «ДэдМэн» в честь «мертвецов», поэтому по многолетней традиции праздновать летное отделение номер три отправлялось именно туда. Вероятно, кто‑то, заранее узнав время, спланировал преступление именно против выпускников и тех космопилотов, которые пришли их поздравить и поддержать…

В повисшей тишине Микаэла довольно явственно услышала самый настоящий зубовный скрежет — кажется, дантисту Габриэля Дольера скоро придется серьезно потрудиться. «Главный мертвец» смотрел перед собой остановившимся взглядом, и Войцеховская еще раз порадовалась, что не выдала всей информации по Каролю Стейну. Если бы сейчас Габриэль хотя бы предположил с некой долей вероятности, что осветитель причастен к преступлению, Микаэла и вирта не дала бы за то, что красавчику удастся прожить хотя бы следующие двадцать четыре часа — разве что он настоящий мастер маскировки и умеет прятаться так, чтобы его не нашло несколько сотен очень обозленных людей во главе с невменяемым Дольером.

— …Служба безопасности также проверяет и ряд других версий, — все, теперь можно выдохнуть и «вынырнуть», — но о наиболее перспективных вы уже имеете представление.

— Спасибо, Микаэла, — командор кивнул. — Теперь, если у кого‑то есть вопросы, можете их задать.

— Что конкретно делается для того, чтобы найти эту мразь? — невзирая на присутствие дам, побелевший от ярости Дольер в выражениях не стеснялся. — Госпожа Войцеховская, ваши люди хоть что‑нибудь предприняли, кроме того, что опросили пару десятков ничего не знающих пострадавших?

— Будьте уверены, я прослежу, чтобы этого человека схватили, — Микаэла слегка наклонилась и посмотрела Габриэлю прямо в глаза. — Не забывайте, что я тоже когда‑то носила форму подразделения номер три.

Они встретились тяжелыми взглядами, которыми несколько секунд буравили друг друга, после чего «главный мертвец» медленно кивнул, как будто признавая, что лидер службы безопасности тоже имеет основания для того, чтобы считать поимку преступника делом чести.

— Официально вас предупреждаю, госпожа Войцеховская, — голосом, полным едва сдерживаемых эмоций, произнес Дольер, — что мои люди тоже будут заниматься поисками, задействовав собственные ресурсы. И если преступник попадет сначала ко мне, то я не гарантирую, что он проживет достаточно долго, чтобы предстать перед правосудием.

— Если он попадет к вам, Габриэль, вы отдадите его службе безопасности в целости и сохранности, — ледяным тоном отрезал вмешавшийся командор. — Если с ним что‑нибудь случится, пока вы будете отвечать за его жизнь, то рекомендую вам сразу подумать об отставке — и отнюдь не почетной. И о том, что, возможно, предстать перед правосудием придется уже вам!

Дольер вскинул голову, но промолчал. Кройчету он перечить не стал, но на Микаэлу бросил еще один выразительный взгляд. Дескать, я вас предупредил, шевелитесь быстрее, если хотите получить этого урода живым. Войцеховская не сомневалась, что, попади убийца в руки Дольера, он станет настоящим покойником быстрее, чем успеет закашляться. И Габриэля не остановить угрозой отставки или судебного преследования — он все равно поступит так, как решил. «Главный мертвец» за гибель своих людей зубами загрызет — и плевать на последствия.

— Еще вопросы? — судя по холодному тону Стефана Кройчета, выступление лидера Центра летной подготовки его не на шутку разозлило.

— Если позволите, — круглолицый Такеши Майно поднялся с места, как ученик, которому преподаватель разрешил начать дискуссию с одноклассником. — Мы понимаем, что служба безопасности делает все возможное, чтобы задержать преступника. Но ситуация выглядит так, словно, пока он на свободе, ничто не помешает ему создать, например, еще одно взрывчатое устройство… Думаю, специалисты службы безопасности предусматривают такую возможность. Расскажите нам, пожалуйста, что необходимо сделать, чтобы избежать повторения трагедии. Может быть, ваши люди уже вычислили возможные места, где этот человек собирается нанести подобные удары? Поймите меня правильно: я тоже обязан защищать Город Два.

Микаэла с трудом удержалась от соблазна посмотреть на командора. Они надеялись, что Большой Совет будет настолько шокирован, что никто не задаст этот вопрос. Однако Такеши — слишком хороший градоправитель, чтобы пропустить важный момент мимо себя. Службы отчитались о том, что уже сделано, а он думал о том, что может еще произойти в ближайшем будущем.

Беда была в том, что неизвестному преступнику — любителю взрывчатки — действительно ничто не мешало проявить себя еще раз. Взять любой из десяти Городов — каждый из них стал бы идеальной мишенью. Густо заселенные, застроенные небоскребами, улицами с несколькими уровнями, раньше они виделись безопасными, а теперь вдруг превратились в источник угрозы. Бросай бомбу на любом углу, оставь ее в салоне магнитотакси или рейсового траспортника, спрячь в примерочной кабинке какого‑нибудь магазина в крупном торговом центре — и все получится «точно в цель»! Микаэла сомневалась, что хоть где‑то в Городах можно найти место, где взрывчатое устройство не принесет больших жертв и разрушений.

В воздухе ощутимо пахло угрозой. Кажется, Большой Совет только сейчас начал по — настоящему осознавать, что трагедия в «ДиЭм» — не проблема отдельно взятого Города Два, а общая беда «Одиннадцати», грозящая обернуться далеко не только экологическими последствиями. Никто не запретит неизвестному преступнику переехать в какое‑нибудь другое место и взорвать там пару — тройку сотен людей. В глазах мэров читался испуг. Ковчег никогда не сталкивался с подобной проблемой, и сейчас они ожидали, что Микаэла даст им решение и инструкции, как действовать.

Проблема заключалась в том, что она и сама не знала, что делать. С одной стороны, следовало как‑то уберечь людей от повторения трагедии, а с другой — нужно было действовать так, чтобы никто ничего не заподозрил. Любое неверное слово может спровоцировать волну паники и массовой истерии. Общество само находится буквально на грани взрыва. Служба информации уже подготовила соответствующие сообщения, которые направили большинству ви — каналов: причиной беды в «ДиЭм» стала старая проводка, которая, загоревшись, послужила началом цепной реакции, в итоге приведшей к массовой гибели людей. Поскольку владелец клуба не мог опровергнуть заявления, общество не должно было усомниться в этих выводах.

Но создатель взорванного устройства по — прежнему оставался опасным, и с ним нельзя было не считаться. Микаэла обвела взглядом замерших мэров. Им ее полумеры не понравятся, однако выбора не оставалось.

— Мной принято решение не открывать истинных причин взрыва в «ДиЭм», чтобы не спровоцировать панику, — Стефан Кройчет заговорил прежде, чем лидер службы безопасности успела открыть рот. — Люди и так напуганы, и незачем нам работать на психологов, они все равно не заплатят больше положенных налогов! — он жестко усмехнулся. — Да и массовый исход в Пустошь нам ни к чему, если вдруг население Городов решит, что лучше спасаться вдали от цивилизации.

Командор сделал паузу, давая всем осознать услышанное. Судя по лицам, и заместители, и помощники, и мэры с некоторой задержкой, но все же постепенно начали понимать, чем им может грозить широкое обнародование реальной информации. Если объявить, что на «Одиннадцати» появился человек, изготавливающий взрывчатые вещества, и попросить держаться подальше от слишком многолюдных мест, население очень скоро осознает, что таковыми можно считать вообще любые точки Городов. И люди наверняка бросятся спасаться в «безопасную» Пустошь…

Что будет тогда? Служба безопасности не справится с потоком беженцев, да она для этого и не предназначена. В Пустоши людей ожидают новые вирусы и прочие «удовольствия», с которыми не сможет эффективно бороться медслужба. С другой стороны, в ситуации перманентного стресса люди начнут снимать его самым доступным подручным методом — сексом. В результате ковчег получит бесконтрольное размножение — и через пару лет чудовищное перенаселение. Всю двухсотлетнюю работу Центра репродукции можно будет выкинуть в космос, упразднив за ненужностью.

Кроме того, Пустошь — это не только место, куда бежит тот, кто считает себя отверженным. Огромная ее часть — природный заповедник, где экологи бережно сохраняют многие виды земных растений и животных, чтобы однажды перевезти их с собой на новую планету. Если в Пустошь массово придут люди, то вскоре им не хватит пространства, и они возьмутся расчищать себе «место обитания». Служба снабжения тоже скорее всего будет упразднена, а количество «мертвецов» сократится до редких энтузиастов — остальных слишком займет процесс выживания на самом ковчеге. В общем, результаты паники сказались бы на абсолютно всех системах, на которых функционирует «Одиннадцать», превратив его из дрейфующего в космосе корабля в филиал хаоса. Кажется, Танаиси Мэй Сандерс несколько поторопилась, говоря о том, что через несколько дней можно будет заявить об отсутствии последствий в масштабе всего судна.

— Полагаю, что никому не нужно лишний раз обрисовывать серьезность сложившейся ситуации, — дав Большому Совету достаточно времени, чтобы обдумать происходящее, продолжил командор. — Поэтому мы не станем делать официальных объявлений об истинном положении вещей. Служба безопасности уже работает в усиленном режиме, мобилизовав практически все имеющиеся резервы. Мы понимаем, что, пока убийца не найден, никто не может чувствовать себя в безопасности, однако из двух зол нужно выбирать меньшее.

Присутствующие судорожно закивали, соглашаясь с Кройчетом. Микаэла чувствовала себя так, словно ее отжали через пресс. Если бы она пыталась оправдаться вместо командора, то, наверное, ее бы уже съели, даже не дослушав, едва осознав, что служба безопасности не может предложить ничего определенного.

— Прошу прощения, у меня тоже вопрос, — высокая женщина с хмурым лицом поднялась со своего места — Микаэла не знала, каким из Городов управляет незнакомка. — Спланированная акция по массовому убийству — в это трудно поверить в нашем цивилизованном обществе. Если бы спросили у меня, я бы в первую очередь предположила, что на такое способны люди, которые чувствуют себя так или иначе отверженными обществом. С высокой долей вероятности след виновных можно обнаружить все в той же Пустоши… Или служба безопасности не рассматривает такой вариант, госпожа Войцеховская?

Если бы на Микаэлу вдруг залаяла грелка, она бы удивилась меньше. Вот это был по — настоящему неожиданный вопрос! Она знала Пустошь лучше всех присутствующих здесь людей и могла бы поклясться, что там причастных к взрыву точно нет. Во — первых, потому что пустошники по — особенному относятся к «мертвецам» — кто‑то надеется однажды стать выпускником летного подразделения номер три, кто‑то хочет увидеть своих детей в летной форме и с вожделенным чипом на руке. Если бы вдруг там кому‑нибудь взбрело в голову организовать такой взрыв, его растерзали бы свои же. Во — вторых, для создания бомбы нужно иметь соответствующее образование и подручные материалы. И если с первым еще можно как‑то выкрутиться — допустив, что какой‑нибудь гениальный химик решил покинуть Город ради сомнительного удовольствия жизни в Пустоши, то все равно оставался вопрос, где он обзавелся всем необходимым. Нет, ей не пришло бы в голову заподозрить пустошников!

Зато остальным эта идея явно пришлась по душе. Градоправители заметно взбодрились, лидеры принялись переглядываться и переговариваться, и даже помощники Кройчета стали выглядеть повеселее. Войцеховская почувствовала раздражение: что, определили для себя козла отпущения, теперь можно расслабиться и порадоваться?

— Это представляется мне крайне маловероятным по целому ряду причин, — сухо ответила она спрашивающей женщине, стараясь не показать остро вспыхнувшей к ней неприязни.

— О, разумеется, — та покивала головой, как будто с самого начала предполагала, что Микаэла, которая сама провела детство в Пустоши, станет защищать «своих». — Я понимаю, как трудно поверить в то, что, возможно, к подобному делу причастен кто‑то из старых знакомых, однако…

— Поверьте, Регина, госпожа Войцеховская знает, о чем говорит, — прервал эту реплику командор. — Думаю, что вы получили ответ на свой вопрос.

Ага, значит, эта мерзкая тетка — Регина Мазурова, мэр Города Шесть! Несмотря на явный намек Стефана Кройчета, она, похоже, не собиралась отступаться. И у нее быстро обнаружилось вполне приличное число союзников.

— Но послушайте, сэр, госпожа Мазурова рассуждает вполне логично! — порывисто вскочив, вмешался Нестор. — Пустошники всегда ненавидели городских, а особенно — правительство.

— В таком случае им было бы логичней взорвать правительство, а не мальчишек из летного подразделения номер три! — огрызнулась Микаэла. — Как вы не понимаете: для них это все равно что… убить мечту!

— А для городского человека подобное и вовсе немыслимо! — вспыхнула Пола. — Такое неслыханное варварство, такое пренебрежение чужими жизнями!.. Не обижайтесь, но на это действительно способны только пустошники! Люди, единожды уже сознательно пошедшие против закона, могут и не такое сделать!

— Да не порите чушь! — раздраженно рявкнул Габриэль Дольер, неожиданно для Микаэлы вставая на ее сторону. — Мои лучшие парни — из пустошников! И госпожа Войцеховская права: так, как там относятся к «мертвецам», их больше нигде не жалуют, даже в Городах и в правительстве!

— Но вы не имеете права по такому смехотворному поводу снимать с них все подозрения! — поддержала подругу Дениз Орно.

Скоро все уже кричали друг на друга, наскоро разделившись на два лагеря. Правда, Микаэла и «главный мертвец» остались в одиночестве, а остальные настаивали на том, что пустошники — наиболее подозрительные личности на «Одиннадцати». Если бы речь шла о воровстве, хулиганстве, кулачных боях и прочих дерзких выходках, обычных для Пустоши, — да пусть даже об ударе или броске ножом в спину или в горло! — Войцеховская первой бы с ними согласилась! Но не тогда, когда их пытались вписать в дело о массовом убийстве, да еще и выпускников — космопилотов! Габриэль был прав: в «ДиЭм» ведь нашлось бы немало тех, кто еще год или два назад проходил медосмотр в той же Пустоши! Там, между прочим, у кого‑то остались родители, а у кого‑то — друзья. Законы правительства в Пустоши не действуют, а на расправу там скоры. Кому захочется, чтобы за ним охотились родители, братья или друзья погибшего по его вине «мертвеца»?..

Но оппоненты не желали слышать возражений. Мысль о том, что в случившемся можно обвинить отщепенцев, не затрагивая сложившиеся структуры самого общества, настолько пришлась им по душе, что они даже ее не анализировали. Все в один голос кричали о том, что сейчас «Одиннадцати» необходим рейд… При этой мысли у Микаэлы мурашки бежали по коже.

Последний рейд из Городов в Пустошь состоялся незадолго до ее рождения, но вспоминали его, наверное, и до сих пор. Тогда какие‑то лихие люди попытались поднять бунт против правительства. Командор Сайеки — предшественник Кройчета на этом посту — отреагировал весьма жестко: в Пустошь были направлены отборные силы службы безопасности. Несмотря на то, что вооружены они были только холодным оружием и шокерами, бунтовщики потерпели сокрушительное поражение. За их укрывательство было полностью уничтожено несколько поселений. Людей не убивали, а лишь выгоняли из домов и заставляли смотреть, как тяжелая техника сравнивает их жилища с землей. До объявленной зимы оставалось слишком мало времени, и большинство из укрывателей были обречены на скорую и страшную смерть, несмотря на то, что формально ни служба безопасности, ни правительство не имели к ней никакого отношения. Положенные три месяца холодов, отмеренные строгой и несгибаемой экологической службой «Одиннадцати», убивали несогласных надежней любого ножа. Правительство не собиралось заботиться о людях, которых не существовало, особенно если у них хватило наглости громогласно заявить о себе бунтом. Тот рейд заставил Пустошь присмиреть надолго. Сомнительно, что сейчас нашелся самоубийца, желающий еще раз испытать судьбу.

Теперь же Совет в подавляющем большинстве настаивал на том, чтобы служба безопасности предприняла очередной рейд на Пустошь. При одной мысли о карательном мероприятии Микаэле становилось нехорошо. И не потому, что и там, и тут для нее находились «свои». Просто это было… неправильно! Если бы у нее наличествовала хотя бы внутренняя, интуитивная убежденность в том, что к взрыву причастен кто‑то из пустошников, она бы лично возглавила рейд, и глазом не моргнув. В Пустоши правила знали, и взрывников выдали бы сами, даже не попытавшись сопротивляться. Все те же родители, братья, друзья — за такое преступление все отреклись бы от отступников. Если бы они там были…

— Тихо! — командор лишь слегка повысил голос, однако его услышали все. — На сегодня мы закончили с докладами Большому Совету, я выслушал ваши мнения и принял решение.

Сконфуженные собственной невоздержанностью заместители Кройчета и мэры Городов быстро расселись по своим местам, делая вид, что это не они только что орали, перекрикивая друг друга, словно дети в песочнице. Кажется, смутился даже разозленный сверх всякой меры и уже переставший сдерживать ярость Габриэль Дольер.

— Микаэла, в вашем распоряжении неделя, — продолжил командор. — Если по истечении этого времени вы не найдете преступника или не предоставите веские доказательства того, что он не имеет отношения к Пустоши, службе безопасности придется совершить рейд.

Войцеховская встретила стальной взгляд Стефана Кройчета. Он и сам был не в восторге от перспективы, однако поделать ничего не мог. Командор имел право принимать конечные решения, но проигнорировать мнение Большого Совета не решился бы никто. Он и так давал лидеру службы безопасности столько времени, сколько мог. Члены Большого Совета не выглядели счастливыми, однако понимали, что дальше настаивать на немедленных мерах против Пустоши не стоит. На «Одиннадцати» не было принято обсуждать решения, принятые лично командором.

— С этого дня патрули будут усилены, — продолжил Кройчет после паузы. — Микаэла, ваша служба должна принять все меры к обеспечению безопасности горожан. Остальным работать в штатном режиме, доклады я жду в два раза чаще обычного. Обо всем экстраординарном я и служба безопасности должны узнавать немедленно. Совет окончен. Всего наилучшего, дамы и господа!

Глава 5

Воскресенье, 18 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Кароль, какое счастье — ты жив! — Сильвер с трудом сдерживала слезы и порыв кинуться Стейну на шею. — Я поступила просто по — свински: пошла искать Кэм, а к тебе не зашла!

— Да ладно, Силь, забудь! — смутился парень. — Ты вообще молодец, что пережила этот кошмар и не свихнулась! Я тоже могу извиняться за то, что торчал в каморке за сценой, собирая покалеченные мозги, и не вышел на помощь…

Сильвер невольно улыбнулась, слегка скривив губы, поскольку ей все еще хотелось плакать. На следующий день после их выступления в «ДиЭм» у нее так дрожали руки, что доктор, утром осматривавший обожженную ладонь и делавший перевязку, всерьез предложил зафиксировать ее зажимом, чтобы лучше накладывать эластичный бинт. Вечером ей еще предстоял визит к психологу, хотя девушка предпочла бы, чтобы время сеанса было назначено пораньше. Кароль сказал, что она не свихнулась, однако Силь не заявила бы об этом с такой уверенностью.

Ей всю ночь снились кошмары, она несколько раз просыпалась с криком, один раз даже настолько громким, что разбудила великую писательницу, которая изволила почивать в соседней комнате и, чтобы не нарушать покой своего драгоценного сна, обычно пользовалась берушами и повязкой на глаза. Госпожа Суздальцева не замедлила заглянуть к дочери и сурово заметить, что она могла бы вести себя и потише. В такие минуты Сильвер чувствовала себя очень одинокой. Если бы рядом был папа, он бы постарался утешить ее и успокоить, сделал бы что‑нибудь… Когда он был поблизости, Силь всегда чувствовала себя в безопасности, он умел прогнать не только ночные кошмары, но и вообще любые проблемы. С тех пор, как его не стало, она все больше размышляла о том, что осталась совсем одна — мама не в счет. Только мурлыкающий рыжий Васька старался, как мог, утешить хозяйку. Вот если бы не он, она точно бы свихнулась прошедшей ночью…

Утро тоже не принесло облегчения. С одной рукой все было делать очень неудобно. Сильвер кое‑как умылась и причесалась, после чего связалась по коммуникатору со вчерашним таксистом. Госпожа Суздальцева еще спала: ее заверения медперсонала в том, что она сможет сама оказать любую помощь своей дочери, со спокойной душой отдыхали вместе с ней. Мигом приехавший по вызову таксист по просьбе Силь доставил ее в ту же больницу, из которой вчера забрал. После перевязки девушка пошла в палату Камиллы Лесновой — к ней уже пускали посетителей.

Кэм все еще была без сознания. Ее лицо и руки покрывали многочисленные повязки, а от кровати к приборам тянулись тонкие прозрачные трубки и провода. Рядом с кроватью на невысоком стульчике сидела, сгорбившись, немолодая усталая женщина.

— Здравствуйте, тетя Зина, — Сильвер неуверенно затопталась на пороге.

Почему‑то она чувствовала себя виноватой в том, что может ходить своими ногами и вообще относительно неплохо выглядеть, в то время как Камилла до сих пор не пришла в себя после взрыва. Рядом с постелью Лесновой зелеными лампочками подмигивали какие‑то аппараты, высчитывающие пульс и прочие жизненно важные показатели девушки.

— Входи, Силь, — тихонько вздохнула Зинаида Мироновна. — Как ты, девочка? Что доктор говорит — рука скоро заживет?

Мама Камиллы хорошо знала лучшую подругу дочери, и Сильвер даже порой завидовала Кэм, мысленно сравнивая госпожу Леснову с собственной родительницей. Зинаида Мироновна не считала себя великой писательницей, зато искренне любила троих своих детей. Наверное, ее дочери, обожги она ладонь, не пришлось бы утром полтора часа крутиться перед зеркалом, пытаясь здоровой рукой соорудить себе хоть мало — мальски приличную прическу. Хотя Сильвер тут же устыдилась этих неуместных мыслей, неуверенно шагнув в палату подруги.

— Спасибо, тетя Зина, вроде бы неплохо, — вздохнула она. — Вы простите меня, что я вчера так Сережку огорошила…

Накануне, вернувшись домой и проревевшись в пушистую кошачью шкурку, Сильвер все же нашла в себе силы связаться с квартирой Камиллы. Как она и ожидала, в это время тетя Зина и мальчишки уже спали, витранслятор у них не работал, поэтому они и знать не знали, что произошло в «ДиЭм». Ей ответил сонный Сережка, которому девушка сквозь слезы, захлебываясь и задыхаясь от собственной истерики, все и выложила. Ответом ей стало гробовое молчание — парнишка явно пытался прийти в себя и, вероятно, в первый момент усомнился, не снится ли ему вообще этот коммуникаторный сигнал. Силь понимала, что ей нужно было попросить позвать Зинаиду Мироновну, но ее состояние оставляло желать лучшего, и она мечтала поскорее добраться до постели, чтобы отключиться хотя бы на несколько часов.

— Ну что ты, милая! — тетя Зина махнула рукой. — Спасибо, что связалась с нами — я представляю, в каком ты была состоянии!

Она вытерла глаза маленьким носовым платочком и знакомым движением спрятала его в небольшой нашитый кармашек на рукаве. Такими незаметными «накладочками» она снабжала и одежду дочери — Сильвер помнила, как в детстве в «запасниках» у Камиллы обнаруживалось множество интереснейших вещей. С трудом сглотнув комок, подкативший к горлу, девушка опустилась на стул рядом с Зинаидой Мироновной и с надеждой посмотрела сначала на приборы, стоящие в палате, а потом — на Кэм, неподвижно лежащую на постели.

— Как она? — медсестра только что дала Сильвер подробнейший отчет, но она все же снова спросила об этом у Лесновой — старшей.

— Доктор говорит, что стабильно, — тетя Зина погладила дочь по забинтованной руке. — Она у нас настоящий боец, так что все будет хорошо!

Силь тоже неловко прикоснулась левой ладонью к плечу подруги. Ей ужасно хотелось сказать Камилле, что она не может, не имеет права не прийти в себя, но она не смела заговорить об этом при Зинаиде Мироновне. Нельзя даже мысли допустить о том, что может быть как‑то иначе! Восемь лет назад Лесновы уже пережили трагедию, после которой Зинаида Мироновна из радостной хохотушки почти на полгода превратилась в собственную бледную тень. Дочь и сыновья вытягивали мать, как могли, и она, кажется, снова стала жить только ради них. И сейчас она снова нуждалась в поддержке.

— А как мальчики? — вполголоса поинтересовалась Сильвер.

— Они в школе, а на секции сегодня не пойдут — поедут сюда, с такси Сережа уже договорился, — с готовностью ответила Леснова — старшая. — Для них, конечно, это шок, но ничего не поделаешь… Мальчишки мои совсем взрослые стали… Сережка сегодня утром говорил с доктором, выяснял, что нужно будет делать после того, как Камилла придет в себя. У нее же лицо обожжено сильно и правая рука, так что потребуется несколько операций по пластике. Теперь мальчишки думают, где раздобыть денег, чтобы все их оплатить! В последнее время Камилла старалась не тратить лишнего на медстраховку, пользовалась сокращенной программой, а она расходов по пластике не покроет…

— Пусть не волнуются, деньги я дам, — торопливо проговорила Силь. — Кэм мне не чужая! Да и вообще, если вам что‑то понадобится, я…

— Спасибо, дорогая, — тетя Зина благодарно улыбнулась, положив руку на запястье Сильвер. — Я знаю, что мы всегда можем к тебе обратиться, но мальчики пусть все‑таки подумают…

Ох, конечно! Силь мысленно выбранила себя за несообразительность. Разумеется, Сереже и Мирону лучше размышлять о том, где раздобыть денег, чем просто сидеть над постелью сестры, замирая в ожидании каждого ее следующего вздоха. Пока именно Камилла была основной кормилицей семьи — Зинаида Мироновна всю жизнь воспитывала детей и содержала дом и после смерти мужа так и не смогла перестроиться, тем более что мальчишки были еще маленькими. Да и сейчас, несмотря на то, что Сергею уже исполнилось шестнадцать, а Мирону — тринадцать, они все еще подростки. Так и получилось, что первые годы после смерти Владислава Сергеевича они существовали в основном на полагавшееся детям пособие, а потом Камилла, которая рано стала зарабатывать на концертах, как‑то естественно взяла это бремя на себя.

Однако тетя Зина права: пусть мальчишки учатся проявлять свои мужские качества. Оба брата очень любили старшую сестру и трогательно пытались опекать ее, хотя Камилла и была старшей. Наверное, теперь мечтают, чтобы, когда она придет в себя, у них уже где‑нибудь нашлись деньги на ее лечение, чтобы преподнести их Кэм, лопаясь от гордости. Хорошо, что им есть чем отвлечься, а не думать все время о трагедии, произошедшей с Камиллой! И хорошо, что они настроены на то, что она непременно очнется — и в самое ближайшее время.

— Не волнуйся, дорогая, деньги мы в любом случае найдем, — тетя Зина снова повернулась к дочери, как будто говорила с ней. — У меня кое‑что отложено, а Сереже недавно предложили подработать на каникулах в одной фирме… Все будет хорошо!

Она говорила так убежденно, что Сильвер невольно заразилась уверенностью Зинаиды Мироновны. Девушка еще немного посидела в палате у подруги, но потом заглянула медсестра и строго заявила, что часы посещения для пациентов в состоянии Камиллы строго ограничены. К членам семьи это, разумеется, не относилось, а вот Силь, несмотря на «близкородственный» допуск, прописанный в чипе, пришлось попрощаться с тетей Зиной и Кэм и пообещать, что она будет заходить каждый день. Почему‑то она надеялась, что даже в бессознательном состоянии подруга ее слышит.

Спустившись к стойке регистратора, Сильвер с замиранием сердца активировала общественный коммуникатор, стоявший в холле. Левой рукой она с некоторым трудом набрала имя «Кароль Стейн» и отправила запрос по общегородской медицинской сети. Не прошло и пары секунд, как экранчик выдал ей полную информацию, от которой Силь вздохнула с облегчением. Оказалось, что при взрыве Кароль почти не пострадал, отделавшись сотрясением мозга (в другое время девушка сочла бы, что это ужасное повреждение, но по сравнению с положением Камиллы и остальных пострадавших диагноз казался просто ерундой), и его уже отпустили долечиваться домой. Сильвер тут же набрала знакомый номер на собственном комме, и Кароль ответил.

— Разумеется, приезжай, малышка! — преувеличенно бодро ответил он на ее предложение навестить его. — И, кстати, если тебе не сложно, прихвати что‑нибудь от головной боли, а то ходить мне сложно, заказ доставят только через пару часов, а башка трещит ужасно!

Уточнив название лекарства, выписанного докторами, и затребовав рецепт на коммуникатор, Сильвер пообещала, что через несколько минут доставит его пострадавшему. Пока она навещала Камиллу и выясняла, жив ли Кароль, сердобольный таксист, ожидавший ее у входа в больницу, проявил инициативу и связался с городской службой эвакуации транспортных средств. Оказалось, что «сильвер» госпожи Фокс уцелел и даже не был поврежден, а во время эвакуации его переместили на одну из стоянок службы безопасности, откуда хозяйка в любой момент может его забрать.

Она поблагодарила заботливого таксиста и назвала адрес Кароля, попросив по дороге остановиться у любой аптеки. И через каких‑то полчаса Сильвер уже звонила в дверь квартиры Стейна и с трудом удерживалась от соблазна броситься ему на шею от полноты чувств. Такси она отпустила, заявив, что доберется до дома сама — Кароль жил неподалеку от ее собственной квартиры, — и теперь со спокойной душой хозяйничала в маленькой кухне приятеля, готовя им чай.

— Малышка, ты просто вернула меня к жизни! — пафосно произнес Стейн, проглотив таблетку. — А то последние два часа у меня было такое чувство, что мой мозг пытается выбраться из головы через уши!

Сколько Сильвер не билась, он так и не мог избавиться от привычки называть ее «малышкой», укоренившейся еще с того времени, как «взрослый» Кароль, будучи на целых два года старше Силь и Кэм, опекал девчонок в школе. Несмотря на кажущуюся фамильярность, их никогда не связывали романтические отношения — они так и остались хорошими друзьями. Они с Камиллой, вероятно, так до глубокой старости и будут для своего осветителя «малышками», это их «прозвище» оказалось из тех, которые не желают покидать своих обладателей. Хотя сейчас Сильвер даже понравилось такое обращение, как островок старого доброго спокойствия в бушующем море хаоса, в которое она погрузилась со вчерашнего дня.

— Я все‑таки жутко глупая, потому что вчера не пошла искать тебя, — пробормотала девушка, добавляя горячей воды в заварочный чайник. — Если бы пожар не потушили, ты мог погибнуть!

— Хватит есть мозг и себе, и мне! — решительно скомандовал Кароль, подхватив поднос с двумя чашками и поморщившись от собственного резкого движения. — Моей голове и так паршиво, так что изволь заниматься самоедством где‑нибудь подальше от меня, лучше в тишине собственной квартиры и вечером! В хлебнице, кстати, лежат свежие мамины булочки — тащи их тоже к столу!

И прежде чем Сильвер успела продолжить мучиться угрызениями совести, она уже сидела напротив приятеля и с аппетитом уплетала свежие булочки, запивая их ароматным чаем.

— Как там Камилла? — откинувшись на подушку, поинтересовался Кароль. — Ее сильно задело?

— Не знаю, она вся в бинтах, — тут же помрачнела Силь. — Она с ног до головы в повязках, и доктора считают, что ей понадобится несколько операций для того, чтобы восстановить лицо и тело.

— Бедная девочка! — Стейн тоже изменился в лице. — Вот ей действительно досталось, а у меня — так, ерунда, и упоминания не стоит! Она, наверное, ужасно переживает? Наша Кэм всегда была эстеткой, а теперь ей и в зеркало толком не посмотреться. Ну да ничего, мы ее быстро поставим на ноги — скинемся и отправим к лучшим пластическим специалистам…

— Она в коме, — с трудом выдавила Сильвер. — Пока не пришла в себя после операции. Доктор говорит, что… в общем, они не знают, когда он очнется и очнется ли вообще!

Она почти прокричала последнюю фразу, как будто ее произнесение должно было освободить Силь от какого‑то страшного бремени. Но облегчения это не принесло — она по — прежнему чувствовала давящую тяжесть, навалившуюся ей на плечи еще вчера. Девушке казалось, что она неожиданно попала в какой‑то фильм ужасов из тех, которые регулярно пересматривает «для вдохновения» Вероника Суздальцева, создающая по их мотивам леденящие кровь триллеры.

— Вот… — Кароль явно собирался выразиться как‑то нелитературно, однако в последний момент, припомнив, с кем разговаривает, поискав синонимы и не найдя ничего приличного, промолчал, отхлебнув из чашки, поперхнулся и долго откашливался.

Сильвер выпрямилась в своем кресле и на правах частой гостьи этого дома, чтобы прервать тягостную паузу, щелкнула пультом витранслятора. На загоревшемся на стене экране тут же появилась жизнерадостная физиономия диктора одного из центральных каналов.

— …Итак, по уточненным данным в настоящее время трагедия в «ДиЭм» уже унесла девяносто восемь жизней, и не исключено, что этим не ограничится, — умеренная скорбь, которую он пытался продемонстрировать, плохо сочеталась с румянцем во все щеки и веселыми искорками в глазах. — Медицинская служба отказывается комментировать ситуацию, но многие родственники пострадавших уже не верят, что их близкие выживут. Вчерашний день отныне красной нитью вписан в историю «Одиннадцати» как один из самых страшных и скорбных моментов…

— Переключить? — спросила Силь у напрягшегося Кароля.

— Это по всем каналам, — он безнадежно махнул рукой с видом человека, уже пытавшегося избавиться от навязчивого «морока». — Бесполезно щелкать пультом — на «Одиннадцати» сейчас только одна новость, и она более чем печальная. «ДиЭм» у всех на устах, и вряд ли ситуация быстро изменится…

— …В память о погибших командор Кройчет объявил ближайшие три дня траурными, — послушно подтвердил слова Кароля диктор. — Наш корреспондент присутствовал на публичном выступлении командора.

На замерцавшем экране тут же появился большой официальный зал, в котором, как знали все на «Одиннадцати», Стефан Кройчет проводил встречи с гостями и прессой. Командор, сидевший за центральным столом, выглядел усталым и разом постаревшим, и Сильвер, привыкшая видеть его по витранслятору воплощением спокойствия и бодрости, невольно подумала, что ему ведь, кажется, уже пятьдесят… Такие случаи, как вчерашний в «ДиЭм», правительству здоровья и радости не прибавляют. А на Кройчете лежит ответственность практически за все, что происходит и может еще произойти на «Одиннадцати».

Командор, несмотря на усталое лицо и печальные глаза, говорил спокойно и внятно. Он рассказал о том, что по поводу трагедии был созван Большой Совет, служба снабжения выплачивает пострадавшим и их семьям компенсации, а служба безопасности занимается тщательным расследованием несчастного случая, чтобы подобного не повторилось никогда в будущем. Ближайшие трое суток он назвал «днями скорби». Судя по лицам собравшихся в зале журналистов, они ожидали большего, но Кройчет, закончив краткую речь, просто поднялся и ушел, напоследок, стоя уже в дверях, лаконично попрощавшись.

— В данный момент служба безопасности уже пришла к первым выводам по поводу случившегося накануне в «ДиЭм», — затараторил вернувшийся на экран розовощекий диктор, по — прежнему старательно и безуспешно пытаясь выглядеть печальным. — Специалисты считают, что в клубе оказалась неисправна электропроводка. В вечернее время, когда нагрузка на них значительно увеличилась, старые провода не выдержали и разорвались, последовало короткое замыкание, в результате которого и произошел сначала взрыв, а затем — пожар…

— Звучит как приговор нашему Дэнни, — Кароль недоверчиво покачал головой. — Хотя все это очень странно!

— Дэнни умер, — Сильвер вздрогнула, вспомнив лицо хозяина «ДиЭм», остекленевшими глазами уставившегося в потолок. — Если его и привлекут к ответственности, то только посмертно.

На этот раз Кароль не сдержался и процедил сквозь зубы отборное ругательство. Подхватив пульт, он раздраженно щелкнул клавишей, и экран витранслятора послушно отключился.

— Прекрасная работа, господа из службы безопасности! — кривляясь, пробормотал он. — Свалить все на покойника — что может быть удобнее! Дэнни ведь уже никогда ни слова не скажет в свою защиту, так что на него легко повесить всех собак!

— Да нет, его вроде бы не обвиняют, — запротестовала растерявшаяся Сильвер, немного напуганная неожиданной вспышкой Кароля. — Наверное, эта проводка была где‑то в стене, и Дэнни не мог ее слишком часто проверять. Ты же сам слышал, как командор сказал: «несчастный случай»!

— Вот что‑то мне не верится, — Стейн, нахмурившись, пожал плечами. — Дэнни был редкостным педантом, так что в «ДиЭм» даже комар не мог бы пролететь без его ведома. Кроме того, когда мы только начали выступать в клубе, он несколько дней буквально по пятам за мной ходил, когда я выставлял аппаратуру. И все время повторял: «Не подпали „ДиЭм“, технарь, а то я сильно рассержусь!» Нет, такой человек, как Дэнни Монтего, не мог оставить без внимания ни сантиметра проводки! Что‑то служба безопасности темнит с этим пожаром!..

— Но зачем им говорить неправду? — Сильвер недоуменно приподняла брови. — «ДиЭм» ведь не был секретным объектом, где проводились тайные правительственные эксперименты! Это всего лишь рядовой клуб, такие в Городе встречаются чуть ли не на каждой улице и на любом перекрестке! Что там может понадобиться скрыть службе безопасности?

— Ну, не знаю… — Кароль задумчиво поболтал ложечкой в чашке. — Может, на электростанции что‑нибудь перепутали и подали какое‑то немыслимое напряжение, а виноват, допустим, какой‑нибудь дружок или родственник Железной Микки! Или это случилось в смену, которой руководит бывший одноклассник самого командора или подруга его жены! Ну, или еще что‑то в этом же роде… Могу сказать только одно: служба безопасности явно пытается побыстрее замять дело, а ответственность переложить на покойника! Нельзя допустить, чтобы имя Дэнни после смерти даже ассоциировалось со словами «невольное убийство»!

— Когда со мной говорила госпожа Войцеховская, она не выглядела, как человек, пытающийся что‑то замять, — буркнула Сильвер.

— Железная Микки лично общалась с тобой? — Кароль настолько поразился, что, поворачиваясь к Сильвер, едва не опрокинул чашку себе на колени, лишь в последний момент каким‑то чудом удержав ее дрогнувшими пальцами. — Интересно, с чего это она вдруг снизошла до простых смертных?

— Не знаю, — Силь слегка покраснела, проклиная свой длинный язык.

— Ах, ну да! — Стейн тут же расплылся в улыбке и даже попытался постучать себя пальцем по лбу, демонстрируя активную мозговую деятельность, однако удержался, поморщившись от нового приступа боли в висках. — Ты ведь у нас дочь Александра Фокса, почти небожитель, поэтому вполне понятно, что опрашивать тебя послали не рядового сотрудника службы безопасности!

— Не думаю, что это как‑то связано с моим отцом! — холодно отрезала Сильвер. — Если хочешь знать, Войцеховская также опрашивала и Ульку!

— А ко мне вот прислали просто одного из подмастерьев великой и ужасной Железной Микки! — с притворной обидой проговорил Кароль. — Может, мне следует написать по этому поводу ноту протеста командору? Почему одних удостаивают высокой чести, а других — нет?..

— Шут гороховый! — фыркнула, улыбнувшись, Сильвер.

Вот как раз за этим она и приехала к Каролю — он, как никто другой, умел отвлечь ее и развеселить даже в самой трудной жизненной ситуации. Сейчас Стейн поправил повязку на голове и неторопливо поклонился, показывая, что выражение Силь он воспринимает как неизбежный комплимент благодарной публики.

— Ну и о чем же с тобой говорила госпожа Войцеховская? — продолжая гримасничать, спросил он. — Вероятно, интересовалась, не видела ли ты, как Дэнни ковыряется в стенке чем‑нибудь острым, стараясь испортить проводку?

— Да нет, она задавала вполне стандартные вопросы, — Силь слегка нахмурилась, вспоминая. — Ну, сначала попросила подробно описать все, что произошло, а потом интересовалась, не заметила ли я в этот вечер чего‑нибудь необычного.

— Интересно, — протянул Кароль, отставляя чашку. — Неужто она рассчитывала, что ты поведаешь, как весь вечер по «ДиЭм» бродили загадочные люди в масках и пытались спровоцировать взрыв? Что необычного должно было происходить, если они считают, что проблема в электропроводке?

— Понятия не имею, — пожала плечами Сильвер. — Но мне вопросы показались вполне обычными…

Стейн улыбнулся, но как‑то неуверенно, как будто вдруг ему пришла в голову некая неожиданная и неприятная мысль. Силь уже открыла рот, чтобы потребовать, чтобы он немедленно поделился с ней своими соображениями, чего бы они ни касались, как вдруг ее чип в запястье чувствительно запульсировал сигналом коммуникатора. Она тут же активировала его, и перед девушкой замерцал небольшой экранчик, на котором появилось озабоченное лицо какой‑то незнакомой усталой женщины с тревожными и грустными глазами.

— Добрый день, — осторожно произнесла Сильвер — она не представляла, кто эта дама и откуда она взяла личный номер чужого комма. — Слушаю вас.

— Добрый, — отозвалась женщина. — Прошу прощения, что вынуждена вас побеспокоить. Вы Сильвер Фокс?

— Да, — Кароль по другую сторону экранчика вопросительно взглянул на подругу, и она недоуменно пожала плечами, показывая, что понятия не имеет, с кем разговаривает в данный момент.

— Меня зовутДороти Монтего, — представилась женщина. — Номер вашего комма мне дала ваша мама, госпожа Суздальцева. Она сказала, что не знает, когда вы вернетесь домой, поэтому порекомендовала не ждать, а связаться с вами.

Это было очень похоже на Веронику! Незваных гостей она без стеснения выставляла за дверь, особенно если они интересовались не ею самой, а ее дочерью.

— Еще раз извиняюсь за беспокойство, но я только сегодня прибыла из другого Города, — продолжала Дороти. — Ваше имя я нашла в бумагах, оставшихся после смерти мужа, и в медслужбе мне сказали, что, к счастью, вы не слишком пострадали при пожаре и в состоянии общаться.

— Простите, я не совсем поняла: в чьих бумагах? — растерянно переспросила Сильвер.

— В бумагах моего мужа, — устало, но спокойно повторила женщина. — Я вдова Дэниэла Монтего, он владел клубом «ДиЭм», а вы как основной представитель шоу — группы «Серебряная камелия» заключили с ним контракт на выступления вашей группы на несколько лет. Все правильно?

— Д — да, — запнувшись, подтвердила Силь.

— Мне хотелось бы встретиться с вами, чтобы получить некоторую информацию из первых рук, — Дороти смотрела прямо и строго, как преподаватель на нерадивого ученика. — Я понимаю, что вам, должно быть, неприятно вспомнить о случившемся, но очень прошу все‑таки выкроить немного времени и встретиться со мной.

— Конечно, я готова, — Сильвер все еще не могла прийти в себя. — Когда вам будет удобно назначить встречу?

— Чем скорее, тем лучше, — кажется, Дороти испытала облегчение от того, что собеседница так легко согласилась увидеться с ней. — Я рассчитывала застать вас дома, но готова подъехать, куда скажете. Потом мне также хотелось бы пообщаться и с другими участниками группы, если… это будет удобно.

Если они выжили и не находятся на грани жизни и смерти. Видно было, что Дороти в последний момент ухватила готовые сорваться с языка слова.

— Где вы остановились? — поинтересовалась Силь. — Может быть, я подъеду поближе к вам?

— Пока нигде, — женщина потерла висок, как если бы ее мучила головная боль. — Я в транспортнике просмотрела бумаги Дэнни — у меня к ним семейный доступ — и нашла ряд имен, а потом связалась с медслужбой, чтобы уточнить, кто из сотрудников «ДиЭм» или заключивших с клубом контракт… в состоянии со мной пообщаться.

Кто из сотрудников выжил. Сильвер сглотнула подкативший к горлу комок. Ей уже начинало казаться, что она чуть ли не «мертвец — возвращенец», выживший в буквально нечеловеческих условиях. С другой стороны, Дороти Монтего можно было понять. «Серебряная камелия» была зарегистрирована на Сильвер Фокс, ей посчастливилось выжить во время трагедии — к кому же еще обратиться в первую очередь, если не к ней?! Она даже ощутила неловкость, потому что Дороти приехала к ней домой прямо с транспортника из другого Города, а ее не оказалось на месте. Если бы Вероника хотя бы чаю ей предложила или отдохнуть!..

«Тащи ее сюда, а то я лопну от любопытства!» — яростно проартикулировал из‑за экрана Кароль, сделав большие глаза и помогая себе жестами.

— Вы знаете, я как раз сейчас в гостях у нашего осветителя — его квартира буквально в нескольких кварталах от моей, на том же уровне, — послушно призналась Силь. — Это всего несколько минут ходьбы. Если хотите, я расскажу вам, как добраться, или дам адрес, если вы возьмете такси.

— Ох, это было бы просто прекрасно! — Дороти немного оживилась. — С вашего позволения я приду прямо сейчас!

Сильвер быстро объяснила, как найти дом Кароля, и вдова Дэнни Монтего отключила комм — связь, пообещав прийти как можно скорее. Девушка задумчиво посмотрела на приятеля через гаснущую пелену экрана.

— Дэнни был женат — вот это новость! — озвучил он их общие мысли. — Я определенно хочу посмотреть на женщину, которая ухитрилась затащить его под венец!

— По правде говоря, это могла бы быть любая из тех, в кого он влюблялся, — справедливо заметила Сильвер. — Если бы кто‑то из объектов привязанности Дэнни предложил ему официально зарегистрировать брак, он бы полетел в муниципалитет быстрее ветра!

— Но только не здесь, — Кароль покачал головой. — Раз Монтего уже был женат, он, вероятно, прекрасно понимал, что вторую супругу ему на чип не запишут. И как только он ухитрился жениться, да еще и в другом Городе? А может, эта Дороти — просто самозванка?

— Да нет, вряд ли, — не согласилась Силь. — Эту информацию легко проверить, да и зачем ей врать?

— Дела у Дэнни шли вполне себе неплохо, — задумчиво протянул Кароль. — Вдруг новоявленная госпожа Монтего — охотница за наследством?

— А семейный доступ к документам, видимо, Дэнни ей дал, чтобы когда‑нибудь после его смерти ей было проще мошенничать, выдавая себя за вдову? — язвительно поинтересовалась Сильвер. — Или ты знаешь способ достать его, минуя муниципалитет и официальные процедуры?

— Да, семейный доступ — это в ее пользу, — согласился Стейн. — Хотя я слышал о мошенниках, которые запросто взламывали чипы и заносили на них какую угодно информацию!

— Если ты когда‑нибудь их еще и увидишь, обязательно покажи мне! — усмехнулась Силь. — Эти истории относятся скорее к легендам, чем к истине. Когда‑то, возможно, кто‑то на «Одиннадцати» и пытался пробить правительственную сеть, но, как мне кажется, это давно уже в прошлом. Вот тебе хоть раз приходило в голову совершить нечто противозаконное?

— Ну, по правде говоря, один раз я чуть не стал преступником, — Кароль широко ухмыльнулся, показывая, что шутит. — Помнишь, как мы повздорили с Мартином из соседнего двора? Он обидел Камиллу, а я пригрозил, что подпалю ему пятую точку…

— Помню, вы тогда договорились и до того, что ты пообещал на спор сотворить настоящую взрывчатку, — кивнула Сильвер. — А на следующий день Мартин стал смеяться, когда ты этого не сделал, и ты врезал ему кулаком прямо в нос. Его родители потом жаловались всему двору, а твой папа от них бегал.

— Все так, только одно «но», — Кароль вдруг стал очень серьезным и слегка понизил голос. — Я тогда все‑таки сделал взрывчатку. У нас в школе очень здорово преподавали химию, и я ненадолго задержался после уроков. У меня получилась настоящая подрывная смесь — испытания были проведены по всем правилам. А потом, к счастью, вмешался один из преподавателей, который, прохаживаясь по коридору мимо кабинета химии, удивился, что там что‑то грохнуло. Был жуткий скандал, в дело вмешался директор, вызвали моего отца, который всыпал мне по первое число… Речь зашла даже о том, чтобы отчислить меня из школы с соответствующей записью в чипе. В конце концов, моему учителю химии пришлось поручиться за меня, чтобы я мог остаться в школе, а в мое дело занесли только формулировку о хулиганстве, причем информация, конкретизирующая проступок, осталась засекреченной, доступной только в крайнем случае и с введением специального кода.

— Ничего себе, каким ты, оказывается, был отчаянным подростком! — восхитилась Сильвер. — Мне и в голову не приходило, что ты когда‑то едва не преступил закон!

— Ну да, и нажил крупные неприятности на свою голову, причем пожизненные, — Кароль грустно посмотрел в свою чашку, снова принявшись вертеть ее в руках. — Теперь, если вдруг я окажусь рядом с каким‑нибудь самодельным взрывным устройством, у службы безопасности появится идеальный подозреваемый в моем лице. И никакая засекреченность информации не поможет — на «Одиннадцати» нет таких архивов, куда бы не имели доступ люди Железной Микки! Уж они‑то могут отчитаться не только о том, что ты делал десять лет назад, но и о том, что ел сегодня на завтрак! Им только дай повод вцепиться в человека — и конец! Хорошо еще, что с электропроводкой я до сих пор как‑то не сталкивался, а то у меня за дверью уже бы дежурили люди из службы безопасности!..

Сильвер не успела ничего ответить на это, потому что тут раздавшийся звонок настенного комма возвестил о том, что к Каролю пришли гости. Девушка открыла дверь, за которой, как и ожидалось, оказалась Дороти Монтего — невысокая женщина с усталым бледным лицом, карими глазами и коротко подстриженными светло — русыми волосами. На вид ей было лет сорок, она казалась немного старше Дэнни, но это ни о чем не говорило: покойный хозяин «ДиЭм» в романтическом настроении влюблялся в женщин всех возрастов, исключая разве что совсем уж дряхлых старушек. В одной руке вдова держала дорожную сумку, в другой — ручку чемодана на магнитной полосе, который покорно вплыл следом за ней в прихожую Кароля.

— Здравствуйте, — поприветствовала ее Сильвер. — Заходите, располагайтесь. Хотите чаю?

— Спасибо, не откажусь, — Дороти поставила чемодан в угол, пристроив на него сумку, сбросила дорожные туфли и прошла в комнату следом за Силь.

— Добрый день! — поприветствовал ее хозяин, пока его подруга немного неловко левой рукой доставала из настенного шкафчика еще одну чайную чашку. — Пожалуйста, садитесь! Вы, должно быть, Дороти Монтего? А я Кароль Стейн, звукооператор «Серебряной камелии».

— Очень приятно познакомиться, господин Стейн, — вежливо ответила вдова Дэнни, усаживаясь в одно из кресел за столом.

— Можно просто Кароль, — он вложил в улыбку все свое очарование.

— А я — просто Сильвер, — тут же отреагировала девушка, протягивая Дороти блюдо с булочками. — Угощайтесь!

— Тогда и меня тоже называйте, пожалуйста, по имени, — предложила госпожа Монтего. — Дороти — вполне достаточно, тем более что я надеюсь продолжить с вами сотрудничество, если, конечно, вы не откажетесь.

— Мы будем рады, но немного позже, — твердо заявила Силь. — Пока группа у нас в неполном составе.

— Да, конечно, — чуть рассеянно отозвалась Дороти, принимая чашку из рук Кароля. — Вы, должно быть, вообще ума не приложите, откуда я взялась! Вряд ли Дэнни когда‑нибудь обо мне рассказывал, не правда ли?

Девушка и парень переглянулись и одновременно покачали головами.

— Чтобы предупредить вопросы, я лучше сразу расскажу, каким образом все получилось так, как получилось… — гостья несколько секунд смотрела в чашку, как будто решая, с чего начать. — Видите ли, мы с Дэнни познакомились десять лет назад, когда он приезжал в Город Семь по каким‑то делам. Совершенно случайно столкнулись в магазине — причем в буквальном смысле: он бродил между полками с продуктами в такой задумчивости, что попросту налетел на меня, пока я выбирала овощи. Слово за слово — мы познакомились, договорились о встрече, в тот же вечер поужинали вместе, и уже через неделю Дэнни признался мне в любви. Он так трогательно ухаживал, что я не усомнилась в искренности его чувств. Понимаю: вам, вероятно, это покажется глупым, но в тот момент я была очень одинока. Буквально за два месяца до знакомства с будущим мужем мне пришлось похоронить мать, а отца я никогда не знала. Мне казалась, что я одна во всем мире, и романтичный влюбленный Дэнни вдруг предстал передо мной в образе прекрасного рыцаря, готового избавить прекрасную даму от всех ее проблем. Помню, я сказала ему: если любишь — давай поженимся. И на следующий день мы пошли в муниципалитет и зарегистрировали наш брак.

Дороти на несколько секунд замолчала, и Кароль с Сильвер снова переглянулись. Пока все, что рассказывала госпожа Монтего, очень подходило к образу того Дэнни, которого знали и они. Беда с влюбчивым хозяином «ДиЭм» заключалась только в том, что он, вспыхивая, как огонь, очень быстро «перегорал» в отношениях с предметами своей страсти.

— Несколько месяцев мы прожили в любви и согласии, — продолжила Дороти. — Дэнни был выше всех похвал: нежный, добрый, предупредительный. Мне казалось, что я попала в рай. Но потом он закончил свои дела в Городе Семь и сказал, что ему надо перебираться назад в Город Два. Я уже знала, что у него здесь бизнес, поэтому отъезд не вызвал у меня никаких подозрений. Мы договорились, что он отправится первым, подберет более подходящую для нашей семьи квартиру, а потом приеду я. Первые несколько недель мы связывались по несколько раз в день, Дэнни рассказывал мне, как идут дела в «ДиЭм», как продвигаются его поиски подходящего жилья. Ему все время что‑то мешало: то район считался недостаточно престижным, то соседи попадались склочные, то поблизости от квартиры не оказывалось парка, в котором, как мы мечтали, мы сможем прогуливаться по вечерам. В конце концов я стала выговаривать ему, что с таким количеством отказов муниципалитет скоро перестанет предлагать ему новые варианты. А вскоре меня стали мучить подозрения, что он вроде бы не так и хочет, чтобы я переехала вслед за ним. Дэнни был вежлив и ласков, общаясь со мной по комму, однако мне казалось противоестественным то, что он, похоже, не очень‑то стремится воссоединиться поскорее с молодой женой. Не могу сказать, что сама испытывала безумное желание поселиться в новом доме, однако нельзя не признать, что меня это слегка задевало.

Дороти снова прервалась, чтобы отхлебнуть чая, и слегка передернула плечами, как будто смутилась от такого откровенного проявления чувств и одновременно извинялась перед слушателями за свою наивность десятилетней давности.

— Дорого бы я дала тогда, чтобы мои подозрения не оправдались, — она криво усмехнулась. — Но, когда я задала Дэнни прямой вопрос, он, немного помявшись, честно признался, что «перегорел». Мол, он искренне привязался ко мне, но теперь любовь закончилась, хотя мы по — прежнему друг друга уважаем, можем остаться друзьями — и все такое… Я чувствовала себя обманутой и сначала заподозрила, что у него появилась другая женщина. Вела себя, как дура, требовала назвать ее имя, плакала в трубку… Дэнни пытался утешить меня, как мог. Хотя с моей стороны, наверное, это было чистой воды эгоизмом. Я ведь сама виновата в том, что наша семья не сложилась. Собственно, не стоило и пытаться ее построить. Дело в том, что я никогда не любила Дэнни, а просто воспользовалась тем, что он оказался рядом, чтобы не быть одной. Возможно, если бы я испытывала к нему какие‑то более сильные чувства, нежели просто благодарность, нежность и привязанность, все сложилось бы совсем иначе, и его теплые чувства ко мне не стали бы прошлым… Во всяком случае, не так быстро, как это случилось!

Сильвер позволила бы себе в этом усомниться, но вслух ничего не сказала. Ей всегда казалось, что Дэнни просто органически не способен долгое время быть увлеченным одной женщиной — ему требовалась постоянная смена впечатлений, бурные страсти, яркие влюбленности и болезненные разрывы, после которых он неделями совершенно искренне страдал, пока не находил новый объект для влюбленности. Тихая семейная гавань придумана не для таких людей, как Дэниэл Монтего, именно поэтому Силь с Каролем искренне удивились тому, что, оказывается, у него была жена.

— Позже я поняла, что Дэнни в сущности не так и виноват в нашем разрыве, — Дороти скрестила вытянутые ноги и несколько секунд любовалась выданными ей домашними тапочками в виде двух смешных собачьих морд. — Мы решили развестись, но для этого нам нужно было обоим явиться в муниципалитет одного из Городов, а это почему‑то никак не получалось. То у Дэнни не очень хорошо шел бизнес, и он не мог приехать ко мне, то у меня не находилось времени, чтобы приехать сюда. Мы несколько месяцев утрясали наше расписание, чтобы оказаться в нужном месте. Дэнни приехал в Город Семь, и мы пошли в муниципалитет, но там как раз проводили какие‑то мероприятия, половины служащих не оказалось на месте, и нас просто вежливо отправили прочь, посоветовав явиться в другой день. После этого мы с Дэнни немного посидели в кафе, поболтали и пришли к выводу, что, кажется, сама судьба противится нашему решению разбить семью. Конечно, это была всего лишь шутка, а остальное — не более чем стечение обстоятельств, но именно тогда мы решили оставить все, как есть, до тех пор, пока одному из нас по — настоящему не понадобится свобода. В конце концов, ни я, ни Дэнни нашим браком не тяготились, особых обязательств он на нас не накладывал, поэтому и никаких терзаний мы не испытывали. Меня вполне устраивал статус замужней женщины, да и он не возражал.

Кароль хмыкнул, и Силь бросила на него предостерегающий взгляд. У него буквально на лице было написано все, что он думает по поводу этих оригинальных брачных отношений. Хитрюга Дэнни при всех своих романтических «тараканах» оставался весьма практичным малым. Вероятно, осознав, что заключил не такую уж плохую сделку, выбрав в жены милую, приятную, неконфликтную женщину, не предъявляющую ему особых претензий и не требующую изменить стиль жизни, он решил на всякий случай обезопасить себя на будущее, поэтому и остался женатым. С тех пор, в кого бы он ни влюбился, у девицы, которая могла бы оказаться на порядок корыстнее Дороти, уже не получилось бы затащить его в муниципалитет для регистрации брака.

— Дэнни, кстати, оказался не самым плохим мужем, если вы понимаете, о чем я, — улыбнулась госпожа Монтего, заметив «переглядки» Сильвер и Кароля. — Когда пять лет назад я тяжело заболела, он моментально бросил здесь все дела и примчался в Город Семь. Мне пришлось перенести тяжелую операцию, а потом Дэнни буквально кормил меня с ложечки, пока я приходила в себя. Не знаю, что бы я без него делала. Разумеется, наши отношения вам покажутся довольно‑таки специфическими, но за десять лет я к ним привыкла… Дэнни связывался со мной, когда ему было плохо, а я в трудной ситуации всегда могла обратиться к нему. Он рассказывал мне про женщин, когда они его бросали, а мне было приятно обсуждать с ним свои дела. Порой мы могли проговорить всю ночь, а иногда Дэнни приезжал на денек — другой, чтобы пообщаться. Как это ни странно прозвучит, но я могу сказать, что была счастлива в браке. Мы, вероятно, не стали мужем и женой в том смысле, какой принято вкладывать в эти понятия, но всегда оставались близкими людьми… Поэтому гибель Дэнни для меня — настоящий шок!

Дороти выпрямилась в кресле и отставила чашку с чаем на столик. Она сначала посмотрела на Сильвер, а затем — на Кароля, снова став похожей на строгую преподавательницу.

— Я хочу разобраться, как получилось, что погиб мой муж, — тихо произнесла женщина. — Мне нужно точно знать, что именно случилось тем вечером в «ДиЭм».

— Силь? — Кароль выразительно покосился на девушку.

Сильвер глубоко вздохнула и стала рассказывать. Она старалась опускать незначительные детали, то и дело услужливо подсовываемые памятью, но иногда все же сбивалась с прямого повествования. Впрочем, ни Кароль, ни Дороти ее не прерывали. Сильвер в очередной раз говорила о том, как неожиданно грохнуло где‑то в районе барной стойки, как в них полетели горячие куски пластика и осколки стекла, как обрушился занавес, спасший их с Улькой жизни… Как она выползла из‑под тяжелой ткани и пошла искать Камиллу… Как Дэнни лежал на полу, бессмысленно уставившись в потолок, на его лице застыла недоуменная полуулыбка, и у нее в голове еще мелькнула мысль о том, что если его прохладно — отстраненная красотка Беверли Кларк тем вечером исполнила свое намерение и зашла в «ДиЭм», то Монтего был бы, наверное, счастлив узнать, что покинул этот мир вместе с возлюбленной.

Дороти слушала жадно, как будто впитывала в себя не только слова, но и впечатления Сильвер. Она никак не прореагировала на информацию о том, что у Дэнни незадолго до смерти появилась новая пассия, зато вопрос, откуда распространялся пожар, ее не на шутку заинтересовал и, кажется, даже встревожил.

— Значит, ты говоришь, что грохнуло у барной стойки? — за полчаса беседы они по предложению Дороти как‑то удивительно органично перешли «на ты». — И именно там оказались наиболее серьезные разрушения?

Сильвер подтвердила, что все выглядело именно так, хотя она, конечно, не специалист службы безопасности и поручиться не может. В момент пожара она была не в том состоянии, чтобы четко фиксировать все происходящее, но ей показалось, что барная стойка и все, кто находился рядом, наиболее пострадали. Возможно, это и не так, просто там имелось множество стеклянных предметов, которые, конечно, будучи разбитыми, производили впечатление полной и окончательной разрухи. А теперь вряд ли удастся что‑то досконально выяснить — пожар, продолжавшийся в «ДиЭм» более двух часов, совершенно уничтожил изрядную часть клуба.

— А почему тебя это так интересует? — осторожно спросил Кароль. — Ведь ты как наследница можешь обратиться напрямую в службу безопасности, и они обязаны предоставить тебе всю информацию не только по гибели Дэнни, но и вообще по клубу.

— Они это уже сделали, — Дороти задумчиво потирала подбородок. — Они утверждают, что где‑то была старая проводка, и ее замкнуло.

— Судя по тону, ты в этом сомневаешься, — заметила Сильвер.

— Надо совершенно не знать Дэнни, чтобы предположить, что у него что‑то где‑то не было отремонтировано, — отрезала Монтего. — Он очень гордился своим клубом и всегда повторял, что у него все идет, как надо. Я точно знаю, что он регулярно проверял все системы и контролировал их лично. Дэниэл скорее отрезал бы себе руку, чем нарушил бы правила, тем более если бы это могло задеть чужую безопасность.

— И какие из этого следуют выводы? — осведомился Кароль.

— Или кто‑то специально испортил проводку, чтобы подставить Дэнни, или причина взрыва и пожара была совсем другой, а теперь служба безопасности по какой‑то причине пытается свалить ее на моего покойного мужа, — спокойно произнесла Дороти. — Только это у них не получится. Я собираюсь в самое ближайшее время наведаться в «ДиЭм» и разобраться, что там действительно случилось с электрикой. Кроме того, у меня есть доступ к документам Дэнни, и я могу точно выяснить, когда у него в клубе в последний раз был специалист соответствующей службы. Надо будет встретиться с ним и расспросить о состоянии проводки. Я не допущу, чтобы все вокруг считали, что полторы сотни людей были убиты, ранены и покалечены из‑за халатности или небрежности моего мужа! Дэнни не заслужил такой паршивой памяти! Надеюсь, я все еще в достаточной мере профессионал, чтобы не позволить кому попало пачкать в грязи имя Монтего, которое ношу и сама!

Воинственно настроенная Дороти сжала кулаки и вскинула голову с таким видом, словно ей уже бросили вызов таинственные электрики и служба безопасности во главе с Микаэлой Войцеховской. Кароль и Сильвер снова переглянулись, причем в глазах приятеля девушка увидела изрядную долю скептицизма.

— Извини, ты что‑то сказала о своем профессионализме? — осведомилась Силь. — Надеюсь, не слишком большой наглостью будет поинтересоваться, чем ты занимаешься?

— У меня юридическое образование и когда‑то я была адвокатом в структуре службы безопасности, — спокойно ответила Дороти, — а теперь уже более пяти лет зарабатываю себе на жизнь частными расследованиями.

Глава 6

Понедельник, 19 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

«Могила для „мертвецов“ — огромный заголовок по диагонали пересек экран портативного комма. Следом за ним выползла надпись шрифтом поменьше: „Читайте в нашем новом выпуске подробный анализ трагедии в клубе „ДиЭм“, ранее известном как „ДэдМэн“! Только у нас — эксклюзивная информация! Самые свежие новости! Вы всегда узнаете их первыми!“

— Чертовы писаки! — Габриэль Дольер резко провел рукой над экраном, выключая коммуникатор. — Трижды проклятые чертовы писаки!

Какая‑то женщина, сидящая рядом в приемном покое больницы, с неодобрением покосилась на выругавшегося мужчину, но он ответил ей таким тяжелым взглядом, что от комментариев она воздержалась. Еле слышно вздохнув, она подумала, что, наверное, у этого человека с суровым лицом и безжалостными глазами кто‑то погиб или находится при смерти. В таких условиях, вероятно, можно допустить даже ругательство в публичном месте, что, безусловно, совершенно неприемлемо для обычных обстоятельств. В другое время она бы непременно пожаловалась на него персоналу больницы или даже связалась с местным отделением службы безопасности, но сейчас решила пожалеть мужчину. Ее мальчику еще повезло — он выжил, хотя ему и предстояло перенести несколько сложных операций. А многим родителям приходится провожать своих детей, глядя, как они медленно угасают, мучаясь от боли, на больничной койке, и никто не может им помочь. И зачем только ее мальчик пошел в этот злосчастный клуб?..

К счастью, Габриэль Дольер не мог слышать чужие мысли, и это уберегло даму от еще парочки отборных крепких ругательств. Сейчас он ненавидел все на свете: деловито снующих по коридору медиков в бело — синих халатах, участливые лица медсестер, постукивание чайно — кофейного автомата, еле уловимый запах лекарств, людей, сидящих рядом… Наверное, если бы они знали, что творится в душе этого мрачного сорокапятилетнего мужчины, позволившего себе публичную вспышку раздражительности, окружающие бы просто ужаснулись.

Со вчерашнего дня, с проклятого взрыва в „ДиЭм“ в голове Габриэля поселилась ярость, бешеная и дикая. Он хорошо знал, что такое ненависть, и часто ненавидел все вокруг, да и самого себя — тоже, но сейчас все было по — другому. Пожалуй, в первый раз за всю жизнь у него была возможность излить свою злость на истинного ее виновника — и Дольер не собирался ее упускать.

Его считали угрюмым, резким и вспыльчивым, хотя он редко повышал голос, а еще реже — показывал свои чувства. Окружающие полагали, что такое может случиться, если Габриэля Дольера что‑то действительно задевает за живое, и, как правило, старались его не раздражать. Нельзя сказать, что они сильно ошибались. Но гораздо вернее было бы заметить, что на самом деле лидера Центра летной подготовки и тренингов задевает буквально все — просто он настолько привык к этому, что позволяет себе бурные проявления чувств только в самом крайнем случае.

Когда он впервые понял, что жизнь — несправедливая штука? Наверное, еще в его молодости было слишком много потерь. Мать Габриэля принадлежала к старой, еще земной религии, запрещавшей любые искусственные вмешательства в целостность человеческого тела, поэтому, когда доктора диагностировали у нее злокачественную опухоль, предпочла медленно угасать на глазах мужа и сына, но не пойти на операцию. А через некоторое время после ее смерти случилась трагедия с отцом. Однажды ночью двадцатилетний Габриэль проснулся от громкого крика и звучных ударов, треска раскалывающейся мебели. Выйдя на кухню, он обнаружил, что Сильвестр Дольер крушит кухонную мебель небольшим топориком для разделки сырого мяса и от души ругается.

— А, сын! — поприветствовал он Габриэля, когда тот появился в дверях, ничего не соображая со сна. — Полюбуйся‑ка на этих мерзавцев! Они убили Катрину, а теперь явились сюда, чтобы навредить и нам с тобой! Но они просчитались, сынок! С тех пор, как Кэти не стало, я никогда не сплю! Я всегда начеку, и им не удастся пройти мимо меня!

Он захохотал, и острое лезвие кухонного топорика хищно вгрызлось в пластик табуретки, оказавшейся на пути Сильвестра Дольера. Габриэль несколько минут молча смотрел, как бушует отец, а потом отправился в свою комнату и по коммуникатору связался с медицинской службой…

— Такое бывает от горя, — усталый доктор, приехавший с машиной срочной помощи, покачал головой, глядя на уснувшего Сильвестра, которому вкололи лошадиную дозу успокоительного. — Я очень сожалею, господин Дольер, но мы не можем оставить его дома, ему придется провести ночь в больничной палате. Надеюсь, завтра вашему отцу станет лучше, а после прохождения курса лечения он окончательно придет в себя. На вашем чипе считыватель оставил адрес нашей клиники, вы можете навещать господина Сильвестра в любое время.

Габриэль не возражал — он слишком устал и плохо соображал, поэтому был даже благодарен за то, что буйство отца прекратилось и этой ночью точно уже не возобновится. Дольер оптимистично рассчитывал, что заберет Сильвестра из клиники через два — три дня, максимум — через месяц. Но все оказалось много серьезней, чем ожидал Габриэль.

— Боюсь, мы не сможем отпустить господина Сильвестра на домашнее излечение, — психиатр клиники, куда попал Дольер — старший, смущенно протирал очки с таким видом, как будто ему самому было крайне неприятно сообщать посетителю такие новости. — Он перенес слишком сильное нервное потрясение, и наши специалисты пришли к выводу, что пока он опасен и для себя, и для окружающих. Ему безопаснее и лучше побыть в клинических условиях. Мы надеемся, что наши методы лечения дадут хороший эффект, и скоро господин Дольер вернется к своей обычной жизни.

— Когда? — угрюмо поинтересовался Габриэль.

— Пока мы не склонны дать вам однозначный прогноз, — доктор с извиняющимся видом развел руками…

„Наши специалисты полагают…“, „мы надеемся…“, „пока мы не склонны…“ Эти фразы Габриэль возненавидел первыми. Отцу не становилось лучше, несколько раз они меняли клиники и врачей, но Сильвестр Дольер везде продолжать утверждать, что вокруг них с сыном враги, которые отняли у них любимую жену и мать. Не помогали ни доктора, ни священники. Психиатры разводили руками, сыпали заумными терминами и бормотали что‑то о том, что человеческий мозг — загадочное органическое соединение, которое может и после долгих лет болезни неожиданно прийти в норму. Священнослужители требовали строжайших постов, молитв и покаяния. Со временем Габриэль перестал доверять и тем, и другим.

Он забросил учебу и стал работать, чтобы содержать отца. Хотя ему и полагалось социальное пособие, оно было весьма скудным и лишь позволило бы не умереть от голода и худо — бедно содержать дом, а Дольер хотел, чтобы Сильвестр ни в чем не нуждался. Габриэль знал одно: его отец сошел с ума, не пережив смерти любимой женщины. Тогда он поклялся себе, что никогда и никого не впустит в свое сердце так глубоко, как Катрина Дольер вошла в душу Сильвестра. Слушая бессвязное бормотание отца, рассказывавшего сыну о выдуманных „врагах“, убивших его любимую жену, Габриэль мрачно размышлял о том, что не допустит, чтобы однажды с ним случилось нечто подобное. Любовь делает человека слишком уязвимым, а ему достаточно и привязанности к отцу!

— Жизнь — несправедливая штука, сынок, — не уставал повторять Сильвестр как в моменты редкого просветления разума, так и во время тяжелых приступов, и Дольер — младший был склонен с ним согласиться…

Денег на содержание отца все время не хватало, от друзей Габриэль постепенно отдалился, девушки, некоторое время встречавшиеся с мрачным и замкнутым парнем, порой без видимых причин взрывавшимся на ровном месте, постепенно отчаивались добиться от него взаимности и покидали его. Фактически каждый шаг все больше и больше убеждал Дольера в том, что его всю жизнь будет преследовать эта самая „несправедливость“. Стать „мертвецом“ показалось ему вполне достойным очередным шагом в бездну. Он устал от своей обособленности и никому не нужности и надеялся хоть как‑то послужить „Одиннадцати“. Кроме того, если бы Габриэль сгинул в одной из экспедиций, его отец точно был бы обеспечен до конца жизни большим правительственным пособием. И, разумеется, он навсегда обезопасил бы себя самого от безумия…

Он привык всюду быть первым и в летном обучении не изменил своим правилам. Габриэля ставили в пример, но не любили — он так и не завел себе ни друзей, ни приятелей. Он стал лучшим курсантом своего выпуска, но по каким‑то неизвестным причинам его не торопились вписать в состав двух очередных экспедиций. Недоумевающий Дольер, которому тогда уже исполнилось тридцать, не успел задать руководству неприятных вопросов — его неожиданно вызвал к себе недавно выбранный после отставки Тана Сайеки командор Кройчет.

Предложение возглавить Центр летной подготовки и тренингов стало для Габриэля неожиданностью, однако Стефан Кройчет объяснил свой выбор довольно просто.

— Вы лучший космопилот малого судна на „Одиннадцати“ за много лет, как утверждает нынешний лидер Центра, — командор старался придать своему лицу выражение спокойствия, которым славился его предшественник, однако в его глазах мелькали искорки беспокойства: достаточно ли серьезно воспримет только что избранного единоличного правителя ковчега хотя бы этот еще молодой, но мрачный „мертвец“? — Кроме того, вы довольно замкнутый человек и, как мне доложили, стараетесь не заводить личных привязанностей. Думаю, вы и сами понимаете, как это важно для того, под чьим руководством находится летное подразделение номер три…

Нет, тогда, соглашаясь, Габриэль еще не очень хорошо это понимал. Он понял это лишь через несколько лет, когда была снаряжена первая группа космопилотов, подготовленных под его началом. Руководителем он стал дотошным, так что знал их всех в лицо и по имени. Семнадцать лиц, семнадцать имен, семнадцать мальчишек и девчонок, обреченных на гибель в глубоком космосе, где некому будет прийти им на помощь… Стоя перед строем вместе со Стефаном Кройчетом и несколькими тренерами из своего штаба, Габриэль боялся, что не сможет смотреть своим космопилотам в глаза… А следующие двадцать пять дней он надеялся, что именно им повезет, что кто‑то вернется, пошлет за помощью, отправит весточку о том, что исследуемая планета оказалась дружественной, пустой, пригодной для жизни бывших землян, летящих сквозь Вселенную на „Одиннадцати“… Но на борт ковчега не вернулся ни один из „мертвецов“, отосланных в никуда. Двадцать пять дней надежды закончились месяцем личного ада, который в душе устроил самому себе лидер Центра летной подготовки и непосредственный руководитель подразделения номер три.

Командор Кройчет ошибался: Габриэль так и не смог научиться не привязываться к тем, кого обучал. Он знал, что внешне все выглядит так, словно лидер Центра летного обучения подобен суровой скале, срывающейся лишь на редкие вспышки разрушающего гнева, но каждый раз, провожая в космос очередных „мертвецов“, он страстно желал оказаться на их месте — просто для того, чтобы его собственная миссия на „Одиннадцати“, наконец, закончилась. Однако каждый день существования заставлял Дольера так или иначе вспоминать, что жизнь — штука несправедливая.

Он научился стоять перед строем „мертвецов“ и без дрожи смотреть на их молодые лица. Не будучи романтиком, Габриэль тем не менее прекрасно понимал, что уходящие в космос исследователи — необходимая жертва, чтобы однажды их поиски увенчались успехом. Рискнуть жизнями двух десятков человек, чтобы спасти почти миллиард — вполне достойная сделка. Дольеру некого было обвинить в том, что раз за разом его люди — прекрасно подготовленные космопилоты — уходят, не возвращаясь. Космос безжалостен, и бесполезно кричать проклятия в звездное небо. Правительство и Исследовательский центр делали все возможное, чтобы минимизировать риски, но они были не всемогущи, и „Одиннадцать“ не мог слишком близко подходить к исследуемым планетам, чтобы не подвергнуть лишнему риску все население ковчега. „Мертвецы“ на то и „мертвецы“, чтобы без колебаний идти навстречу смерти.

Копившийся гнев на жизненную несправедливость Габриэль хоронил глубоко в душе, не позволяя ему вырываться наружу. Но взрыв в „ДиЭм“ стал для него как будто пощечиной. Его люди, подготовленные им курсанты, вчерашние выпускники и некоторые уже опытные летчики, погибли страшно, неожиданно и нелепо. Не по воле правительства, отправившего их исследовать одну из далеких планет, и не ради „Одиннадцати“, а по прихоти сумасшедшего, взорвавшего клуб! Габриэль почувствовал это так, как если бы паршивый ублюдок забрался к нему в дом и прикончил его семью, которой он так и не обзавелся. Фактически подготовленные космопилоты заменяли ему собственных детей, и с момента взрыва Дольер пребывал в такой ярости, что, попадись ему этот мерзавец, перегрыз бы ему глотку зубами. Ему все равно, как будет разыскивать взрывника Войцеховская (кстати, девочка, похоже, до сих пор полагает, что он сильно раздосадован тем, что она утащила из своего выпуска двоих пилотов и сбежала сама, — эта ее убежденность всегда рождала в душе Габриэля грустную усмешку: он‑то на следующий день после решения командора о назначении ее лидером службы безопасности в первый раз за карьеру напился до бесчувствия от радости, что хотя бы троим из „своих“ удастся сохранить жизнь!). Но сам он не собирался оставаться в стороне. И если Дольер первым найдет эту мразь, то ни командор, ни Микаэла ее уже не получат — „главный мертвец“ разрежет его на куски и еще живым выкинет в космос! Пусть потом с ним делают, что хотят: отдадут под трибунал, приговорят к заключению или исправительным работам, отправят с очередной исследовательской экспедицией! Впервые в жизни сдерживаемый и скрытый гнев Габриэля мог получить конкретное воплощение, и он не собирался упускать свой шанс…

— Господин Дольер, вы можете навестить пациента, — медсестричка осторожно тронула задумавшегося „главного мертвеца“ за плечо. — Доктор уже закончил процедуры.

— Спасибо, — Габриэль тяжело поднялся и зашагал по коридору.

Он решил, что каждый день будет навещать всех выпускников летного отделения номер три, пострадавших при взрыве в „ДиЭм“, и это оказалось еще более тягостно, чем можно было предположить. Лишь немногие из его космопилотов находились в сознании, кое‑кто потерял руку или ногу, да и пожар не пощадил практически никого. Но Дольер все равно зашел к каждому и для всех нашел по несколько слов, хотя большинство его не слышало. На сегодня у него оставался последний визит, на который он к тому же очень рассчитывал.

— Входите! — пригласил тихий и хриплый голос, когда Габриэль по сызмальства усвоенной привычке отчетливо постучал в дверь палаты.

— Здравствуй, Бриан, — шагнув внутрь, Дольер сразу оказался почти в середине небольшой палаты.

— Добрый день, сэр! — бодро прохрипел знакомый голос из‑под повязки, оставлявшей открытыми лишь глаза, часть левой щеки, рот и подбородок с рыжей щетиной, выглядевшей тем более непривычно, что, кажется, лидер Центра летной подготовки впервые видел этого своего подопечного не гладко выбритым. — Двери здесь не запирают, так что можно не стучать. Симпатичное местечко, правда? Как там на воле погода, не слишком сыро? Говорят, командор объявил траур, а в такое время на ковчеге всегда бывает неуютно. Никогда не понимал, почему погодная служба старается нагнетать людям паршивое состояние — из вредности, что ли?..

— Утром шел дождь, — вежливо удовлетворил любопытство собеседника Габриэль. — Как ты себя чувствуешь?

— Вполне сносно, учитывая все обстоятельства, — кажется, из‑под бинтов до „главного мертвеца“ донесся вполне отчетливый смешок. — Доктор вообще считает, что я настоящий везунчик!

В этом был весь Бриан Маккинан — неунывающий двадцатипятилетний космопилот, несколько лет назад окончивший обучение на „мертвеца“. Дольер с трудом прогнал мысль о том, что смерть, придя за дерзким парнем, передумала, испугавшись, что, пока будет тащить его к праотцам, он заставит ее всю дорогу несуразно хихикать самым неподобающим образом. Из‑под повязки на макушке выбивались непокорные темно — рыжие вихры, синие глаза взирали на мир с открытой и какой‑то отчаянной насмешкой. Взгляд Габриэля скользнул по фигуре, укрытой больничным одеялом. Считалось, что Бриану повезло: во время взрыва его отбросило воздушной волной, и он пострадал меньше других — пламя добралось лишь до левого плеча, а лицо и руки оказались покалечены осколками пластика, пришлось накладывать множество швов… Но такое „везенье“ было весьма сомнительным даже в устах доктора. Лидер Центра летной подготовки опустил глаза и невольно сглотнул: ниже колен у Маккинана не было ног.

— Да, сэр, меня тоже немного смущает, что теперь придется строить какую‑нибудь альтернативную карьеру, — с новым смешком произнес Бриан, заметив реакцию Дольера. — Да и к росту своему я немного привык… Надеюсь, по этому поводу правительство не объявит меня дезертиром?

— Я постараюсь сделать так, чтобы не объявило, — ворчливо отозвался Габриэль, подходя к единственному в палате стулу с неудобной спинкой.

Вот нахальный паршивец! Дольер не мог не восхититься мужеством и силой воли лежащего перед ним парня, который должен был чувствовать себя совершенно беспомощным и разбитым. Сегодня Габриэль уже видел двух обезножевших курсантов, и ни один из них даже не заговорил с ним.

— Отлично, сэр! — одобрительно отозвался Бриан. — Пока нас тащили в больницу, я поспорил об этом с Харисом — представьте себе, он на полном серьезе утверждал, что случай в „ДиЭм“ можно счесть именно дезертирством!

— Харис Корти пока не пришел в себя, и врачи утверждают, что он так и был без сознания, — не удержался от реплики Дольер.

— Хм, ну, значит, мне это приснилось, — легко согласился Маккинан. — Пока мы ехали в медицинском транспортнике, я тоже был не в лучшей форме и, кажется, пару раз отключился от реальности. Получается, плакала моя десятка виртов, которую я поставил на свою правоту?! Ну и где, спрашивается, мое хваленое везение?! Спасибо, кстати, что пришли навестить меня, сэр!

— Не за что, — буркнул Габриэль.

Когда он общался с Брианом, у него всегда возникало ощущение, что этот парень его насквозь видит. Дольер уже несколько раз сознательно не включал его имя в состав очередных экспедиций — ему ужасно не хотелось скармливать ненасытному космосу неунывающего Маккинана. Несколько раз Габриэль ловил себя на мысли о том, что они похожи: только на той развилке судьбы, где „главный мертвец“ замкнулся в себе и пошел по пути внутреннего ожесточения, юный Бриан сделал противоположный выбор и предпочел остаться открытым миру, безмятежно или весело перешагивая через все ямы, появляющиеся на его жизненном пути.

Он был из пустошников, но очипованным еще до того, как попал в Город, — чрезвычайно редкий случай. Когда Бриану исполнился год, его родители вступили в какую‑то религиозную секту, которая полагала, что любая цивилизация — это воплощенное зло, а жить можно только в так называемых „естественных условиях“ Пустоши. (Дольера, кстати, всегда интересовало, каким образом вообще где‑то в гигантском ковчеге, насквозь рукотворном и искусственном, дрейфующем через космическое пространство, можно найти эти самые „естественные условия“.) В общем, родители прихватили с собой малыша и поселились вдали от цивилизации вместе с собратьями по вере. Нопо мере взросления Маккинан начал понимать, что лично его тяготит бесплодное существование по принципу „тебя простят, если ты не будешь грешить, а для этого лучше вообще ничего не делать“ и вечное соперничество с другими группами пустошников за право остаться на небольшом кусочке редкой там плодородной земли.

Правда, он довольно долго не находил в себе сил окончательно расстаться с сектой и родителями, которые были по — своему привязаны к сыну. Но во время одной из стычек с другими пустошниками погиб отец Бриана, а вскоре большая эпидемия подкосила и мать. Самому Маккинану чудом удалось выкарабкаться лишь благодаря тому, что вовремя подоспела правительственная медицинская служба, призванная экстренно купировать вирус. Он увязался следом за врачами, приехал в Город Два, а затем, лелея мечту о космосе, прошел обучение и стал „мертвецом“. Ему не нужен был чип, и он не стремился обеспечить семью — Бриан просто пошел по первой подвернувшейся дороге и вполне на ней преуспел. Маккинан вообще не знал, что такое поражение. Его друзья не сомневались, что, пожелай он стать ученым, экологом, врачом, техником, сотрудником службы безопасности или кем угодно другим, у него это получилось бы так же легко и непринужденно.

Если бы Габриэля Дольера спросили, кто стал лучшим космопилотом за все то время, что он занимал должность лидера летной подготовки и тренингов, он бы без колебаний назвал имя Бриана Маккинана. Умный, талантливый, наблюдательный, жизнерадостный и не поддающийся никаким внешним обстоятельствам — он был как будто пришельцем из старого кинематографа, этаким „приятелем главного героя“, появлявшемся, кажется, в каждом втором земном фильме. Наверное, именно поэтому „главный мертвец“ берег парня, надеясь, что ему выпадет когда‑нибудь шанс получше, чем у остальных.

— Надеюсь, сэр, вы простите меня, если я скажу, что не верю в то, что вы пришли просто повидаться? — из‑за повязки глухо поинтересовался Бриан. — Это не совсем в вашем духе, если позволите так выразиться…

— Будь ты на плацу, я бы тебе уши надрал, — грозно проговорил Дольер.

— Не сомневаюсь, сэр, — синие глаза задорно блеснули. — Но сейчас моих ушей не видно, да и вообще — должен же я хоть какую‑то пользу извлечь из своего нынешнего положения!

— Тише, Бриан, дай мне сосредоточиться, — Габриэль слегка прикрыл глаза. — Я собираюсь совершить должностное преступление, а ты мне мешаешь!

— Нет — нет, только не я, — пробормотал Маккинан, внимательно глядя на лидера. — Должностной проступок — это нечто уникальное! Прошу вас, не обращайте на меня внимания, сэр, сосредоточьтесь и смело перешагивайте через служебные запреты, внутренние колебания и прочие незначительные мелочи!

— У тебя витранслятор работает? — Дольер на всякий случай обернулся к двери, чтобы убедиться, что она закрыта. — Ты уже знаешь какие‑нибудь подробности о том, что случилось в „ДиЭм“?

— Я видел новости, — голос Бриана слегка дрогнул. — Да и не только их. Впервые после того, как попал в Город, подумываю о том, чтобы вернуться в Пустошь и навсегда забыть об электричестве. Никогда не думал, что проводка может так полыхнуть!

— Не может, — ровным голосом произнес Габриэль. — Забудь об официальной версии, парень! Какая‑то бешеная тварь умышленно взорвала клуб с помощью самодельного устройства.

— Но, сэр!.. — даже по охрипшему и почти неузнаваемому голосу было слышно, что Маккинан шокирован. — Неужели такое возможно?

— Думаешь, я мог бы шутить такими вещами? — Габриэль нахмурился. — Это была спланированная и хорошо организованная атака, причем именно на летное подразделение номер три! И нельзя не признать, что место и время взрывник рассчитал идеально! Девяносто восемь человек погибло, и более семидесяти из них были моими выпускниками, Бриан! Еще двадцать шесть „мертвецов“ находятся сейчас в больницах, и не всем им врачи гарантируют жизнь со стопроцентной уверенностью! Не говоря уже о том, что большинство из них… в силу разных причин уже не вернется не то что к карьере, но и вообще к нормальной жизни!

Космопилот молчал, ожидая продолжения разговора. Его взгляд, обычно светившийся искрами веселья, стал внимательным и строгим, ладонь забинтованной руки, лежащая поверх одеяла, сжалась в кулак.

— Служба безопасности ищет мерзавца, но сегодня утром состоялся Большой Совет, — торопливо, словно боясь передумать, заговорил Дольер. — Эти ослы почему‑то решили, что в деле скорее всего замешана Пустошь, хотя Войцеховская четко сказала, что пока она не видит повода подозревать пустошников больше, чем горожан. Она не дура и не станет сражаться с ветряными мельницами, оставив на свободе настоящего преступника. Однако Большой Совет все равно принялся настаивать на рейде. Я бы сказал, что они просто подыскивают козла отпущения, который бы успокоил остальных жителей „Одиннадцати“, понимаешь?

— Да, сэр, — медленно произнес Бриан. — Никому не понравится жить с чувством, что, может быть, рядом с тобой каждый день ходит человек, который дома делает взрывчатку. А вот то, что этот некто живет в Пустоши и не имеет даже чипа, сочтут вполне закономерным. Если можно так выразиться, пустошники — очень удобные подозреваемые, сэр…

Габриэль с трудом сдержал довольную улыбку — он не ошибся: Маккинан все схватывал на лету. Беседы с остальными космопилотами ничего не дали, но Дольер всерьез рассчитывал на наблюдательность Бриана. Если в вечер взрыва в „ДиЭм“ происходило что‑то подозрительное, то он просто не мог этого не заметить.

— Войцеховской дали десять дней на поимку преступника, а если этого не произойдет, командор будет вынужден отправить рейд в Пустошь, — „главный мертвец“ заметил, как Маккинан передернул плечами и зашипел от боли. — А я надеюсь этого не допустить…

— Почему? — как ни старался Бриан сдерживаться, голос его дрогнул. — Простите, сэр, но вы не из наших, не из пустошников. Почему вас так беспокоит рейд, если он не затронет ваших личных интересов?

— Потому что все переключатся на Пустошь, а у Войцеховской не останется времени на поиски настоящего преступника, — Дольер сжал кулаки. — А я хочу найти его и уничтожить!

— Чем я могу помочь вам, сэр? — Маккинан слегка наклонил голову в знак того, что принимает этот аргумент. — Я слышал, что из безногих получаются плохие ищейки.

— Напротив, очень хорошие, — уверенно парировал Габриэль. — Потому что им ничто не мешает работать головой. Для начала постарайся как можно подробней вспомнить все, что происходило вчера вечером. Даже самые незначительные подробности могут дать необходимую информацию.

— В общем‑то все было, как обычно, — задумчиво проговорил Бриан. — Я пришел чуть позже восьми, там уже торчали Харис и остальные ребята, они пригласили меня сесть за свой столик. Ничего оригинального. Хотя нет, постойте‑ка… В „Серебряной камелии“ появилась флейта — оказывается, это очень красиво. На ней играла девушка — кажется, ее зовут Ульяна. Во всяком случае, так сказал Дэнни — он подходил к нам, чтобы спросить, все ли в порядке. Сэр, вы ничего о них не знаете? Девушки из „Серебряной камелии“ сильно пострадали?

— Две из них уже долечиваются дома, — отмахнулся от вопроса Дольер. — Что с третьей — не имею понятия. Не отвлекайся, рассказывай дальше!

— На чем я остановился?.. Да, к нам подходил Дэнни… Расспрашивал, как у нас дела, потом пожаловался на какую‑то девушку, которая обещала прийти вечером, но не пришла… — Бриан говорил медленно, стараясь вспоминать еще какие‑то подробности вечера. — Когда он ушел, Харис еще пошутил, что у Дэнни редкая способность всегда безошибочно выбирать неподходящих женщин, как будто вокруг мало тех, кто действительно мог бы составить его счастье. Ребята смеялись, а кто‑то из девчонок сказал, что все парни от Монтего недалеко ушли. А Дэнни, он тоже в больнице?

— Погиб, — сухо уведомил его Габриэль. — Как и большинство веселых парней и девчонок. Что еще ты запомнил? Может быть, в клубе был кто‑то чужой, выделявшийся на фоне остальных?

— На месте взрывника я бы в тот вечер держался подальше от „ДиЭм“, — резонно заметил Маккинан. — Особенно выделявшихся чужаков там, кажется, не было… — на секунду он приподнялся над подушкой, как будто это могло помочь. — Нет, не могу припомнить никого, кто вел бы себя странно. Вообще все было, как обычно. Дэнни страдал, ребята шутили, девушки играли…

— Спасибо, — Дольер постарался не показывать своего разочарования. — Если вспомнишь что‑нибудь еще, пожалуйста, срочно свяжись со мной в любое время дня и ночи. Сомневаюсь, что в ближайшие десять дней я смогу спокойно спать.

— С удовольствием так бы и сделал, сэр, если бы мой комм пережил вчерашний вечер, — космопилот устало прикрыл глаза. — А поскольку этого не случилось, то вам, наверное, придется еще как‑нибудь навестить меня.

— Я приду завтра, — Габриэль поднялся со стула. — Выздоравливай, Бриан!

— Непременно, сэр, — прохрипел Маккинан. — После случившегося меня уже ничто не угробит.

— Надеюсь, что так, — Дольер постарался выдавить из себя ободряющую улыбку, но без привычки у него получилась довольно странная гримаса.

Он уже попрощался и стоял в дверях, когда его догнал голос Бриана.

— Если я что‑нибудь вспомню, сэр, то свяжусь с вами с помощью общественного коммуникатора! Медсестра сказала, что я могу попросить его, если захочу с кем‑нибудь поговорить.

— Хорошо, — Габриэль кивнул. — До встречи, космопилот Маккинан!

По больничному коридору он прошел быстро, не желая задерживаться в клинике дольше, чем необходимо. За время болезни отца он уже вдоволь нагулялся по разнообразным оздоровительным учреждениям и был сыт ими по горло.

Пасмурный день, ожидавший Дольера за дверями клиники, пахнул в лицо сыростью недавно пролившегося дождя. Габриэль взглянул на чистое небо и поморщился. Сам он предпочел бы, чтобы несколько дней подряд бушевала гроза посуровей, но объявленный правительством траур подкрепили лишь полудневным унылым дождиком, посчитав, что этого достаточно для людей, которые и так напуганы и шокированы последними известиями. Новостные издания, которые мельком просмотрел Дольер, ожидая в клинике, рассказывали, что многие в знак траура на несколько дней отказались от использования якобы „губительной“ электрической энергии, которая послужила причиной взрыва в „ДиЭм“. А в Городе Девять какие‑то воинствующие фанатики даже провели митинг, требуя вовсе отказаться от электричества. То‑то „Одиннадцати“ моментально полегчает, если все главные ресурсы ковчега окажутся отключенными! Вселенная определенно страдает от перенаселения идиотами!

Дольер поднял воротник своего плаща и направился к небольшой парковке рядом с больницей, где он поставил свой „сильвер“. Как высокопоставленный правительственный чиновник он имел право оставить средство передвижения на ограниченном поле, предназначенном для сотрудников клиники. Личный очипованный „сильвер“, принадлежащий одному из заместителей командора, поблескивал серебристо — синими боками как раз там, где Габриэль его оставил. Высокое положение и солидный доход позволяло ему обзавестись и более дорогим средством передвижения, но Дольер предпочитал тяжелым магнитомобилям легкого и маневренного „летуна“.

Сев в седло и запустив двигатель, „главный мертвец“ ковчега на минуту задумался. Он хотел найти того, кто убил его людей. Но Габриэль привык мыслить рационально и понимал, что в одиночку не справится. Ему нужны были союзники, на которых он мог бы положиться. Кто? „Мертвецы“? Дольер мог бы задействовать своих людей, но, пожалуй, не выделил бы из них никого, кроме Маккинана. Они годны для любой работы, но сначала им нужно дать задачу, а Габриэль не мог отправить ребят просто „разыскивать подрывника“. Кроме того, чем больше людей узнает об истинной подоплеке случившегося в „ДиЭм“, тем быстрее эта информация просочится к тем, для кого она не предназначена. „Мертвецы“ — обычные люди, они так же любят посидеть вечерами за кружкой пивка и посплетничать о том, как население дурит служба безопасности и как неэффективно действует правительство. Разумеется, они готовы в любой момент отдать жизни за „Одиннадцать“ и любому смутьяну, посмевшему при них праздно поругать командора, без паузы врежут по физиономии, однако сами порой бывают слишком болтливы. Их отношение к правительству в чем‑то напоминало близкородственные связи внутри крепкой семьи: сами космопилоты могли проявлять недовольство „родителями“, но от других не потерпели бы ничего подобного. Это делало их помощь довольно… специфической. Габриэль не хотел бы использовать своих людей вслепую, но, кажется, придется, если у него возникнет нужда в поддержке.

Кто еще мог бы ему помочь? Войцеховская? Во — первых, он сомневался в том, что Микаэла вообще захочет с ним сотрудничать. Во — вторых, она слишком предана законам „Одиннадцати“ и лично командору Кройчету. Железная Микки определенно не позволит Дольеру расправиться с обидчиком так, как он хочет. Кроме того, у нее сейчас проблем хватает и без бывшего начальника, путающегося под ногами. Нет, обращаться к Микаэле он не станет. Если бы она сама обратилась к Габриэлю за помощью, он бы постарался сделать все, что в его силах. Но Войцеховская, конечно, справится и без помощи „главного мертвеца“, тем более она по — прежнему искренне полагает, что он ее недолюбливает. Впрочем, он старательно поддерживал ее в этом заблуждении. Склад ума и характер Железной Микки сделал бы ее прекрасным другом, а Дольер по — прежнему не позволял себе подобных отношений. Хватало ему и выстроенных перед прощанием мальчишек и девчонок, уходящих в космос! А терять друзей почти так же болезненно, как и терять любимых…

В отличие от Микаэлы Бриан Маккинан без труда стал отличным напарником, и Габриэль надеялся, что когда‑нибудь их отношения выйдут за рамки служебных и станут скорее дружескими. Кроме того, парень оказался достаточно проницателен и, как ни странно, обладал навыками „природного“ психолога. Сколько бы „главный мертвец“ ни старался отстраниться от космопилота, Бриан без колебаний нарушал его внутреннее пространство, а любое недовольство воспринимал со спокойствием толстокожего носорога. Хотел Габриэль или не хотел, но парень уже стал его другом. Однако сейчас он в клинике, и можно рассчитывать лишь на его память и светлую голову, а Дольеру требовалось нечто большее. И, кажется, он знал, где найти помощь.

„Сильвер“ приподнялся и направился к выезду с парковки, быстро набирая скорость, и вышедший прогуляться на улицу из больницы парень в халате санитара поспешно отскочил в сторону, чтобы не оказаться на дороге у Габриэля. Дольер активировал правительственные полосы на „сильвере“, и поток приостановился, давая ему беспрепятственно выехать на трассу. Легко лавируя между магнитомобилями, лидер Центра летной подготовки набрал скорость и помчался к подъему на другой уровень. Поскольку правительственные полосы по — прежнему были активированы, его снова пропустили.

Он направлялся к самому высокому, седьмому уровню. Чем выше, тем меньше магнитомобилей встречалось на трассе. Население предпочитало передвигаться пониже, оставляя верхние уровни для скоростных средств и правительственных кортежей. Именно так легче всего было добраться в тот сектор, куда направлялся Габриэль Дольер. Через некоторое время он снова спустился на нижние уровни и влился в моток „магниток“ — впрочем, здесь их было гораздо меньше. Самый фешенебельный квартал Города Два не пользовался большой популярностью у обычных граждан — здесь жилье не предоставляло правительство, оставляя горожанам право на него заработать. Каждому давалось по потребностям, а кто хотел большего, тот должен был потрудиться.

Обычно жители Городов проживали в стандартных, достаточно комфортных квартирах, выделявшихся властями в соответствии с нуждами граждан. На каждого полагалась комната, во всех квартирах, где спален было больше одной, имелась отдельная кухня, а где больше двух — соответствующее количество санузлов. Роскошь в виде гостиной, кладовок и прочих излишних помещений правительством не предоставлялась, чтобы заполучить их, нужно было обладать приличным состоянием или окладом. Пространство „Одиннадцати“ ценилось дороже всего, поскольку перенаселение ковчега было бы фатальным для всех его обитателей. Отсюда и жесткий контроль за рождаемостью, и весьма ограниченные квоты на воспроизводство. Непопулярные меры, на которые правительство и население „Одиннадцати“ согласились, чтобы выжить. Всем хочется будущего для собственных детей, пока не оказывается, что они никому не нужны…

Серебристо — синий „сильвер“, получивший координаты конечной точки путешествия, притормозив, опустился на приятно зашуршавшую гравиевую дорожку. Перед симпатичным одноэтажным домиком был разбит небольшой садик — еще один признак вопиющей роскоши, которую могли позволить себе немногие. Несколько модифицированных плодовых деревьев, клумба с ярко — рыжими цветами, зеленые кусты вместо изгороди, отделяющей жилье от дублирующей трассу дорожки, — за все это, очевидно, выложено небольшое состояние.

Габриэль спустился на землю, заглушив мотор, и огляделся. Он никогда здесь не бывал, хотя дом командора, куда его неоднократно приглашали, находился буквально в двух кварталах от этого очаровательного местечка, застроенного милыми домиками. Дольер тоже мог бы позволить себе поселиться здесь и разбить небольшой сад, только зачем ему это? У него не было ни семьи, с которой можно было бы пить чай на террасе, ни друзей, которых он хотел бы пригласить погостить на пару дней. „Главному мертвецу“ „Одиннадцати“ хватало скромной квартиры — студии поблизости от тренировочных помещений. Это было эффективно, удобно и вполне устраивало Дольера.

Он поднялся на аккуратное крылечко и нажал на кнопку импульсного звонка, спрятанного за световой панелью. Человек, живший в этом доме, мог просто выставить Габриэля и отказаться с ним разговаривать. Его могло не оказаться дома — поговаривали, что он часто путешествует инкогнито. В конце концов, он мог и не открыть дверь, его многолетняя репутация затворника вполне это позволяла. Поскольку изнутри не слышалось никаких звуков, Дольер снова нажал на кнопку звонка. Габриэлю был нужен этот человек, и он не собирался уходить, пока не убедится, что дома и в самом деле никого нет. Если же он там, то ему так или иначе придется поговорить с „главным мертвецом“!

После того, как он в третий раз позвонил, за дверью, наконец, послышался звук шагов. Они приблизились и затихли, как будто стоящий внутри колебался, стоит ли открывать или вообще давать понять, что он дома.

— Кто там? — голос прозвучал так, словно его обладатель только что проснулся.

— Габриэль Дольер.

Старомодная металлическая ручка двери („привет“ из прошлого тысячелетия, истинное свидетельство достатка владельцев дома) медленно повернулась, и створка неторопливо поехала в сторону. Стоящий в темном коридоре человек слегка сощурился от яркого дневного света, как будто действительно только что проснулся или окна в его доме плотно занавешены. Он был не слишком высок, однако хорошо сложен и, очевидно, с молодости хорошо следил за собой. Оливковые глаза недоверчиво смерили фигуру Дольера с головы до ног. Совершенно седые длинные волосы мужчины с первого взгляда делали его похожим на старика, хотя при ближайшем рассмотрении было видно, что ему около тридцати пяти — лицо его по — прежнему принадлежало довольно молодому мужчине.

— Привет, Леннокс, — лидер Центра летной подготовки выглядел неуверенно — он по — прежнему не знал, впустят ли его в дом или предложат удалиться.

— Привет, Габриэль, — вздохнул человек — легенда, Леннокс Норте. — Входи.

Прихожая в домике, где Дольер ни разу не был, оказалась светлой и просторной, и Габриэль по знаку Норте повесил плащ на крючок для одежды.

— Не разувайся, — Леннокс махнул рукой. — Завтра утром придет женщина, которая здесь убирает, не стоит лишать ее хорошего повода поворчать.

Немного поколебавшись, не зная, стоит ли считать реплику шуткой, Габриэль пошел следом за хозяином. Буквально через несколько шагов он оказался в большой гостиной, из которой поднималась широкая лестница на второй этаж. Норте махнул рукой в сторону одного из кресел, а сам направился к старомодному бару. Дольер, испытывавший необъяснимую слабость к красивой мебели, ощутил укол ревнивой зависти, пока Леннокс наливал янтарную жидкость в два хрустальных (не пластиковых и не из обычного модифицированного стекла!) бокала — еще один символ роскоши.

— Надеюсь, твои вкусы не изменились, — скорее утвердительно, нежели вопросительно проговорил Норте, протягивая выпивку Габриэлю.

— Нет, — „главный мертвец“ с благодарностью принял бокал и вдохнул аромат напитка. — Виски?

— Лучший, который можно найти на „Одиннадцати“, к тому же семнадцатилетней выдержки, — равнодушно произнес Леннокс, присаживаясь в кресло напротив гостя. — Говорят, экологи подсчитали, что именно семнадцать лет — оптимальный срок для виски из материалов, вызревающих на ковчеге.

Габриэль слегка пригубил янтарную жидкость и покатал ее на языке. Норте, сидящий напротив, казалось, совершенно не удивился визиту бывшего руководителя. Он выглядел так, словно вообще утратил способность удивляться. Наверное, именно это и должно было произойти с вернувшимся „мертвецом“.

Хозяин не торопился начинать разговор, баюкая в ладони собственный бокал. Он даже не смотрел на гостя, предпочитая любоваться тусклым дневным светом в высоких окнах, портьеры на которых только что раздвинул с помощью специальной автоматической программы. Казалось, он мог просидеть так сколько угодно долго, и тишина в гостиной его ничуть не смущала. Леннокс Норте впустил гостя в дом, но не собирался подпускать к себе ближе. Он просто ждал, когда Дольер скажет, зачем явился к бывшему подчиненному, которого когда‑то выпустил в космос.

Гость тоже не спешил, осматриваясь. В доме Леннокса было уютно, и Габриэль невольно прикинул, сколько виртов нужно потратить, чтобы поселиться в таком чудесном уголке. После возвращения Норте получил весьма приличное пособие, но, как вскоре оказалось, он в нем не очень‑то и нуждался. Мало того, что он стал героем „Одиннадцати“, многочисленные викомпании готовы были разорвать его на куски, лишь бы он выступил у них. Кроме того, одно из ридер — издательств купило у него права на все, что он напишет хоть когда‑нибудь. Норте оказался не слишком плодотворен, но единственный его труд разошелся такими безумными тиражами, что и сам Леннокс, и его потомки на несколько поколений вперед будут обеспечены не только всем необходимым, но и любой мыслимой и немыслимой роскошью.

Однако Норте был по — настоящему равнодушен к собственному богатству. Даже этот дом стал скорее данью всеобщему поклонению и поводом жить уединенно, а не свидетельством истинного стремления к такому существованию. Вернувшись из экспедиции, Леннокс сделался затворником, и порой окружающим казалось, что, побывав в открытом космосе, он неожиданно уверился в отсутствии необходимости общаться с другими людьми. Иногда его видели в других Городах или еще где‑то, но все это было скорее слухами, почти мифами, которые теперь окружали Норте.

— Как поживаешь, Ленни? — Габриэль снова пригубил напиток из бокала.

— Вполне удовлетворительно, — бывший „мертвец“ приподнял брови, сохранившие свой естественный каштановый цвет и казавшиеся еще темнее по контрасту с абсолютно седыми волосами.

— Я слышал, что ты перестал посещать психолога, — вздохнул Дольер.

— Систематически — больше пяти лет назад, Габриэль, — по лицу Леннокса скользнула тень улыбки. — Иногда заглядываю к нему как к другу… Неужели тебе доложили только сейчас?

— Нет, но раньше я был слишком занят, чтобы… навестить тебя, — извиняющимся тоном произнес Габриэль. — Прости, пожалуйста.

— Ничего страшного, — с прежним равнодушием отозвался Норте, разглядывая содержимое своего бокала на свет. — Я редко принимаю гостей, но тем не менее рад, что теперь у тебя нашлось время.

Это было похоже на насмешку, но Дольер решил пропустить ее мимо ушей. Разумеется, он плохой руководитель, раз за пять лет не выкроил ни минуты из своего графика, чтобы узнать, как живет бывший подопечный. У Леннокса были причины полагать, что правительство просто использовало его, а затем оставило за ненадобностью. Габриэль почувствовал в глубине души поднимающееся раздражение на самого себя. Сглотнув, он поставил бокал на подлокотник — сейчас больше, чем спиртное, ему нужна была ясная голова.

— Ты слышал о том, что случилось в „ДиЭм“? — Дольер слегка подался вперед.

— Если ты о той байке, которую на скорую руку состряпала служба безопасности, то да, я в курсе, — Леннокс кивнул. — Неисправная электропроводка уничтожает сотню людей — отличный повод для параноиков дружно завопить о том, что нам пора перейти на какой‑нибудь другой вид энергии.

— Ты не веришь в правдивость официальной версии? — Габриэль поерзал в кресле.

— А ты бы поверил? — насмешливо переспросил Норте. — Хотя я понимаю, что для тебя и Большого Совета Железная Микки и несгибаемый Кройчет, наверное, приготовили какое‑то другое „кушанье“.

— Полегче, космопилот, когда говоришь о командоре! — проворчал Дольер.

— Уже давно не космопилот, Габриэль, — по лицу Леннокса снова скользнула мимолетная улыбка. — Я оставил правительственную службу и никакой нежной благодарности к командору и его компании не испытываю, хотя после определенного момента руководство ковчега стало обо мне очень хорошо заботиться. Но неужели ты пришел навестить меня, чтобы поболтать о командоре?

— Не о нем, а о „ДиЭм“, — признался Дольер. — Ты прав, официальная версия ничего общего с истиной не имеет.

— Его взорвали, правда? — Норте поставил свой бокал на низкий столик рядом со своим креслом. — Мне довелось повидать взрывы… скажем так, неэлектрической природы, так что я хорошо знаю, что это такое.

Габриэль облегченно вздохнул. С Ленни ему не нужно было нарушать должностные инструкции — Норте и без того все понял. Именно за это он в свое время и ценил молодого космопилота — тот обладал острым умом и способностью быстро и эффективно делать верные выводы. Еще в период обучения он считался незаменимым, особенно учитывая то, что парень искренне стремился навстречу подвигам. Ему, конечно, не хватало жизнерадостности Бриана, но во всем остальном он ничуть не уступал Маккинану. Как раз поэтому Габриэль Дольер и пришел в дом отшельника Леннокса Норте.

— Я хочу найти того, кто это сделал, раньше службы безопасности, — произнес лидер Центра летной подготовки „Одиннадцати“.

— Не стану задавать глупый вопрос, зачем тебе это нужно, — медленно произнес Норте, внимательно глядя на своего бывшего шефа. — Я был бы идиотом, если бы не понял. Поэтому ты здесь?

— Да, — Габриэль сложил руки на груди. — Мне нужна твоя помощь, Ленни! Я не могу обратиться к Микаэле, а мальчишки… они слишком молоды, пока еще ненадежны. Кроме того, я боюсь, что, если задействовать их, это станет первым шагом к панике на ковчеге. Поэтому я здесь. Согласен: свинство с моей стороны вот так запросто явиться к тебе и чего‑то ожидать, но мне… Пожалуй, мне больше не к кому идти. Ты поможешь?

Напряженно сидящий в кресле Леннокс неожиданно поднялся и подошел к окну. Несколько секунд он молча смотрел на собственный сад. Что это могло означать? Габриэль не знал, стоит ли воспринять это как отказ и требование немедленно удалиться. Он уже почти отчаялся услышать что‑то в ответ, когда Норте неторопливо повернулся.

— Да, Габриэль, — проговорил он, и на этот раз в его улыбке было нечто зловещее, как будто он и сам был не против поквитаться с неизвестным взрывником. — Я помогу.

Глава 7

Понедельник, 19 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Вы уверены, что хотите забрать его, мэм? — сотрудник службы безопасности, в ведении которой находилась государственная парковка, с сомнением покосился на забинтованную правую руку Сильвер. — Ничего не хочу сказать, но в вашем состоянии ездить на нем может быть немного… неразумно. Может, лучше подождать, пока вы выздоровеете и восстановитесь?

— Не беспокойтесь, я просто перегоню аппарат на собственную парковку, — девушка поерзала на неудобном стуле для посетителей. — Мне так будет спокойнее.

— Если хотите, я могу оформить бесплатную доставку с помощью эвакуационного магнитомобиля, — мужчина лет шестидесяти сочувственно покачал головой. — После того, как вы сохранили жизнь в таком жутком несчастном случае, рисковать не стоит! Подумайте о своих родителях и друзьях, о тех, кто вами дорожит!

— Спасибо большое за заботу, — твердо произнесла Сильвер, — но я вовсе не собираюсь просто так гонять по верхним шоссейным уровням, держась одной рукой! Выдайте мне, пожалуйста, моего "летуна" или дайте письменный отказ!

Тяжело вздохнув, мужчина махнул рукой и, явно отчаявшись воззвать к разуму явно тяжело пострадавшей девицы, принялся оформлять необходимые документы через портативное считывающее устройство. К счастью, это не заняло слишком много времени, и вскоре Сильвер Фокс уже получила на собственный чип разрешение на выезд с государственной парковки.

На небольшом "военном совете" они втроем с Каролем и Дороти решили, что нужно обелить имя Дэнни, а для этого необходима свобода передвижения. Но Стейну пока был прописан постельный режим, так что ему отводилась роль "координатора на местности". Когда дамы уезжали, он уже принялся составлять список своих друзей, которые могли бы обладать хоть какими‑то нужными сведениями. Дороти собиралась взять в аренду магнитомобиль или "сильвер", но для начала ей бы не помешало остановиться в гостинице или начать подыскивать квартиру, так что получалось, что единственным относительно "мобильным" человеком из них троих была Силь.

Нужно было забирать со стоянки "сильвер". Девушка чувствовала себя вполне в силах вести аппарат (тем более, что специальный компьютер, говорящий голосом отца, мог справиться с управлением и без ее помощи, а также удержать Сильвер на любом вираже с помощью специальных фиксаторов), но боялась увидеть его. Вдруг он оказался как‑то поврежден при взрыве? Вдруг что‑то случилось с бортовым компьютером ее серебристого красавца? Это любой другой "сильвер" можно было отремонтировать, просто переставив программное обеспечение. Но дочь Александра Фокса не хотела, чтобы подарок отца стал "говорить" с ней чужим компьютерным голосом! Впрочем, теперь, учитывая все обстоятельства, Сильвер уже мало что могла сделать.

Она вызвала уже знакомого таксиста, и по дороге на парковку они завезли Дороти в ближайшую гостиницу. Несмотря на то, что она порывалась составить Силь компанию, выглядела вдова Дэнни очень усталой. Дороти собиралась связываться еще с какими‑то своими знакомыми в Городе, но Сильвер удалось убедить ее, что это вполне может подождать еще сутки. В конце концов, нужно было сначала выяснить, какая компания обслуживала электропроводку в "ДиЭм" и пообщаться со специалистами. После некоторого колебания гостья согласилась с разумными доводами.

Сама же Силь тоже собиралась кое‑что предпринять по этому поводу, но пока не была уверена, что получится, поэтому не стала заранее обнадеживать Дороти и Кароля. Пожары на "Одиннадцати" были вообще огромной редкостью (на памяти Сильвер не случилось ни одного), а электричество, вырабатываемое в искусственных условиях, считалось одним из наиболее безопасных видов энергии. Объяснения, которые давали происходящему официальные службы, включая самого командора Кройчета, скорее напускали тумана, нежели проясняли ситуацию. И Сильвер собиралась задействовать некоторые личные связи, чтобы получить нужную информацию.

Она быстро нашла на стоянке своего красавца — "летуна". Внешне он не пострадал, и девушка вздохнула с облегчением. А когда бортовой компьютер через встроенные в шлем наушники заговорил с ней с детства знакомым баритоном, она некоторое время тяжело дышала от нахлынувших чувств. Первым ее порывом было рассказать отцу о том, что случилось. И Сильвер уже даже открыла рот, прежде чем поняла, что компьютер все равно не сможет ничем ей помочь. Он ведь был не Александром Фоксом, а всего лишь оригинальной программой для "сильвера", в которую оказался встроен голос изобретателя.

Усаживаясь в седло, девушка некоторое время размышляла, какой маршрут задать аппарату. Обхватившие ее страховочные ремни жестко зафиксировали Сильвер, даря желанную безопасность и уверенность в том, что она не упадет, даже если будет держаться всего одной рукой. Легко приподняв аппарат, она выехала со стоянки и остановилась немного поодаль. Вздохнув, девушка активировала портативный коммуникатор, тут же встроившийся в работу "сильвера" и замерцавший перед ней полупрозрачным экранчиком.

— Лисенок, ты пытаешься позвонить в закрытую сеть, — с легким укором заметил голос бортового компьютера, пока комм мерцал ярким оранжевым цветом.

— В закрытую сеть, но на номер, к которому у меня есть доступ, — извиняющимся голосом пробормотала девушка.

— Вызов принят, — констатировал компьютер.

— Доктор Керми, — невозмутимо представился собеседник. — Здравствуй, Сильвер! Что случилось?

— Дядя Шандар, здравствуйте! Мне нужна ваша помощь, — призналась девушка.

— Хорошо, приезжай ко мне на работу, — спокойно предложил лидер Исследовательского центра "Одиннадцати". — Я закажу тебе пропуск.

— Можно прямо сейчас? — недоверчиво уточнила Сильвер.

— Конечно, дорогая, — не меняя тона, согласился Шандар Керми. — В любое время, когда тебе удобно. Жду.

Попрощавшись и выключив коммуникатор, девушка задала своему "сильверу" нужный маршрут, и он плавно въехал в поток магнитомобилей, лавирующих на шоссе.

В направлении Исследовательского центра, расположенного в правительственном секторе, ехали немногие, поэтому Сильвер добралась без задержек. Оставив своего верного "летуна" на внутренней площадке для парковки, девушка направилась к зданию — одной из самых известных на "Одиннадцати" "многоэтажек". Обычно дома насчитывали не более пяти этажей, однако исследователям требовалось проводить и некоторые изыскания "на высоте", поэтому центр возвышался над окрестностями стройной башней, верхушка которой исчезала где‑то между верхними уровнями шоссе.

— Добро пожаловать, госпожа Фокс, — вежливо поприветствовал Сильвер женский голос из компьютера бюро пропусков, когда она протянула руку с чипом для считывания. — В данный момент доктор Керми находится в лаборатории тринадцать — семнадцать. Он должен освободиться через четырнадцать минут. Вы можете подняться туда или подождать его в кабинете — доступ разрешен.

Немного поколебавшись, Силь все‑таки решила не тревожить старого друга отца прямо в лаборатории и поднялась на третий этаж. Достаточно было поднести к непрозрачной световой панели левую руку с чипом, как внутренний замок тихо щелкнул, и скрытая дверь отъехала в сторону, пропуская девушку в святая святых Исследовательского центра — кабинет его руководителя, одного из заместителей командора. На протяжении последних двадцати лет его занимал доктор Шандар Керми, считавшийся одним из наиболее выдающихся ученых современности, бывший однокашник отца Сильвер — Александра Фокса.

Устроившись на мягком сиденье, обитом приятной наощупь тканью, и не отклонив предложение о чашке чая, предложенного роботизированным автоматом, девушка осмотрелась. Когда‑то она была частой гостьей здесь, но теперь уже давно не заходила в Исследовательский центр. В последний раз она была в этом кабинете еще вместе с отцом, когда они приходили в гости к доктору Керми. Кабинет носил на себе ярко выраженный отпечаток человека, который в нем работал. На столе, как обычно, легкий бардак из огромного количества бумаг, чисто условно разложенного по трем внушительным стопкам. На двух стенах дипломы, на третьей — с десяток голографических экранов, на которых чередовались фотографии или картины. Неизменной среди них была только центральная иллюстрация — изумительной красоты храм, словно вышедший из сказки, земной Тадж — Махал. Вокруг него экспозиция все время менялась: с фотографий смотрели родные и друзья доктора Керми, детские рисунки его сыновей и дочери, репродукции картин. Четвертой стены не было вовсе — панорамное окно выходило прямо во двор, а тонкость и "незаметность" современного стекла создавала впечатление того, что дерево, ветки которого покачивались в полуметре от кабинета, в ветреную погоду вполне может "зайти" в гости к его обитателю.

В кабинете также располагалось несколько удобных диванчиков, на одном из которых обосновалась Сильвер. Она знала, что при желании можно с помощью специальной кнопки выдвинуть из стены столик. Шандар Керми любил комфорт и обожал принимать гостей даже на работе. За нижней панелью одной из стен с дипломами скрывался мини — бар, в который, например, в свое время был личный доступ у Александра Фокса. Его дочь с трудом подавила озорное желание проверить, откроется ли панель от ее чипа, но все же удержалась.

Ожидая хозяина, Силь глотнула чаю, потом поднялась и прогулялась по темно — бежевому ворсистому ковру. В последний раз они были здесь с отцом пять лет назад, когда папа пытался осторожно выяснить, что интересует в жизни восемнадцатилетнего "ребенка". Шандар Керми тогда показал Сильвер множество лабораторий, но ни одна ее не заинтересовала. Тогда "Серебряной камелии" еще не было, и она не знала, чем занять себя после школы. Отец крайне деликатно показывал ей "изнанку" науки, но так и не заинтересовал. Вспоминая тот их визит, девушка всегда испытывала легкую ностальгию. Тогда папа был еще здоров, ему не успели поставить страшный диагноз, который унес его жизнь спустя всего два года… Это были по — настоящему светлые дни.

На одном из голографических экранов сменилась фотография — и Сильвер созвучно своим мыслям увидела собственное изображение вместе с отцом, мамой и дядей Шандаром вместе с семьей. Улыбающиеся лица, счастливые взгляды — кажется, они тогда выезжали в один из городских парков на пикник. Мама всю дорогу ворчала, что ее отрывают от важных дел, папа, как водится, ей не перечил, а шестнадцатилетняя Сильвер подпрыгивала от нетерпения. Нараян, младший сын дяди Шандара, собирался показать ей двоих месячных кроликов, родившихся в его лаборатории. Пикник удался на славу, и как раз тем вечером и была сделана та фотография. Здесь были улыбающийся Александр Фокс, его супруга — писательница, повернувшаяся вполоборота, сияющая от счастья Силь, дядя Шандар и тетя Джая стояли, обнявшись, серьезный Арджун поддерживал под руку сестру Мадху, а Нараян, конечно же, демонстрировал белозубую улыбку и пару кроликов. Остановившись перед экраном, девушка некоторое время разглядывала саму себя. Тогда ей казалось, что счастье никогда не закончится…

— О, дорогая, ты уже здесь! — шагнув через порог, доктор Керми, казалось, даже удивился, застав в своем кабинете Сильвер. — Здравствуй, девочка! Давненько ты уже не заходила ко мне в гости!

Этот среднего роста смуглый и темноволосый человек, род которого, несмотря на несколько столетий, проведенные его предками на "Одиннадцати", по — прежнему хранил ярко выраженные черты земных индийцев. В семействе Керми так же, как и на Земле, праздновали национальные праздники, и несколько раз Сильвер видела дядю Шандара и тетю Джаю в очень забавных национальных костюмах. Их трое детей — два сына и дочь — пока не столь ревностно следовали традициям, однако все понимали, что им надлежит сохранить свою особенность и передать затем собственным отпрыскам.

— Дядя Шандар! — Силь без колебаний шагнула навстречу старому другу семьи, и доктор Керми заключил ее в теплые объятия. — Как я рада вас видеть!

От него даже пахло привычно: какими‑то невероятными "рабочими" смесями, сквозь которые пробивался остро — пряный аромат приправ, ассоциировавшийся у Сильвер с тетей Джаей. У девушки защекотало в носу, и на секунду ей показалось, что, обернувшись, она увидит отца, стоящего у нее за спиной. Наконец, она слегка отстранилась и со вздохом сделала шаг назад.

— Ну и почему же ты к нам не заходишь, лапочка? — с напускной суровостью поинтересовался Шандар Керми, покачивая головой, разглядывая Сильвер. — Джая вся извелась, звала — звала тебя в гости, а ты все равно так ни разу и не приехала! Или что, ты теперь стала совсем взрослой и больше не нуждаешься в старых друзьях?

— Простите, дядя Шандар, — искренне извинилась девушка. — Я… Мне нужно было некоторое время побыть одной. Мне было тяжело…

— Вот как раз в таких случаях человек и нуждается в тех, кто может его поддержать, — наставительно произнес доктор Керми, провожая гостью к диванчику. — Что ты пьешь? Чай из автомата? Оставь — сейчас я заварю тебе настоящий!

Повинуясь его движению, открылась одна из стенных ниш, где обнаружились стеклянная емкость с ароматным чаем, чайничек и несколько невысоких чашечек. Лидер Исследовательского центра тут же увлеченно занялся процессом заваривания напитка, не оставляя, впрочем, без внимания и девушку.

— Ну, рассказывай, как ты живешь, чем занимаешься, — ловкие пальцы Шандара открыли баночку с чаем, и по кабинету разлился прекрасный тонкий аромат.

Ни секунды не задумываясь, Сильвер тут же принялась "отчитываться". Прежде она думала, что встреча с кем‑нибудь из друзей отца причинит ей боль, но неожиданно для нее оказалось, что это совсем не так. Напротив, у нее возникло ощущение, что она после долгого путешествия вернулась домой. Оказывается, ей очень не хватало именно возможности выговориться.

— Очень, очень жаль, что ты в последнее время так от нас отдалилась, — покачал головой доктор Керми, протягивая ей чашечку чая с поднимающимся над ним ароматным парком. — Мы все с удовольствием бы послушали твою группу и твои песни. Надеюсь, у нас еще будет такая возможность. И, конечно, Джая мне голову откусит, если узнает, что ты приходила в гости, а я не зазвал тебя к нам! Давай‑ка определимся со временем — как насчет твоеговизита в следующую субботу? К нам как раз приедут Арджун и Мадху — у нас будет что‑то вроде семейного обеда.

— Хорошо, у меня пока нет никаких особенных планов, — Сильвер немного растерялась от такого напора, однако приглашение было приятным. — Передайте тете Джае, что я обязательно приду.

— Вот и чудесно, мы будем ждать тебя к трем! — Шандар снова заулыбался. — Ну а теперь, дорогая, рассказывай, зачем я тебе понадобился?

Сильвер на секунду замялась. Ей не хотелось переходить от приятной болтовни к той щекотливой теме, которую она собиралась поднять. Но доктора Керми не проведешь: он не поверит, что дочь старого друга после столь долгого перерыва запросто заглянула к нему на работу всего лишь для того, чтобы поболтать, попить чайку и напроситься на обед в ближайшие выходные. Может, он и выглядел немного рассеянным, как и всякий человек, погруженный в свои важные исследования, однако на самом деле прекрасно ориентировался во всем, что происходило вокруг.

— Дядя Шандар, вы, наверное, знаете, что я была в "ДиЭм" во время взрыва, — наконец, решившись, выпалила девушка.

— Конечно, Сильвер, — он бросил быстрый взгляд на ее забинтованную правую ладонь. — Я не собирался поднимать данный вопрос, поскольку понимаю, что это слишком болезненно. Рад видеть, что ты практически не пострадала. Если тебе понадобится какая‑нибудь помощь, деньги на реабилитацию или по — настоящему выдающийся специалист по психологии, то я окажу тебе любую поддержку! А еще Мадху собирается в ближайшее время поехать в Город Девять, там открыли новый курорт и бассейны с морской водой — ты представляешь?! Еще там создали настоящие тропические условия, которые, как считается, ничем не уступают даже земным! Прекрасное место! И, кстати, медицина и психологическая реабилитация там на очень высоком уровне, а местной сомнологической лабораторией и вовсе заведует мой выпускник. Может быть, ты тоже съездишь? Я достану еще одну путевку, и вы с Мадху две недели проведете в самом очаровательном уголке "Одиннадцати", отдыхая, гуляя и сплетничая! Ей наверняка есть чем с тобой поделиться — она ведь, знаешь ли, замуж собралась!.. Подумать только: моя дочь вот — вот окажется замужем!..

— Это было бы очень здорово, но я пока не могу уехать, — Сильвер опустила взгляд. — Моя лучшая подруга Камилла — вы, наверное, ее помните? — в клинике в тяжелом состоянии, она еще не пришла в себя. И Кароль, наш осветитель, тоже пострадал от взрыва, так что я не могу сейчас их бросить.

— Да, да, конечно, — доктор огорченно развел руками. — Придется нам отправить тебя туда попозже. Ладно, пусть пока Мадху одна съездит — вдруг ей там и не понравится?..

— Дядя Шандар, я пришла к вам не столько как к старому другу папы и очень — очень близкому мне человеку, сколько как к… заместителю командора, — девушка отчаянно смущалась, но не считала возможным уйти просто так. — Я знаю, что есть официальная версия причин пожара в "ДиЭм", но что, если она неверна? Мы подумали, что все слишком неправдоподобно и зыбко…

— Кто это — "мы"? — неожиданно строгим тоном прервал ее доктор Керми.

Взгляд его теплых карих глаз вдруг стал острым, и Сильвер неуверенно заерзала на диване, неловко пристраивая чашку на столик. Она уже несколько раз была свидетельницей того, как "дядя Шандар" буквально за секунду преображался из рассеянного ученого слегка "не от мира сего" в весьма проницательного человека, но еще никогда не видела, чтобы он выглядел таким сердитым.

— Мы — это Кароль, Дороти Монтего, вдова Дэнни, и я, — осторожно призналась девушка.

— Извини, что прервал, — доктор Керми отставил в сторону собственную чашку. — Продолжай, пожалуйста: что вы подумали?

— По официальной версии, в клубе полыхнула проводка, — твердо произнесла Сильвер, — но у Дэнни с электричеством все было в порядке. Я уверена, что в "ДиЭм" случилось что‑то совсем другое!

— Хм… — взгляд Шандара стал задумчивым, и он с сомнением потер подбородок. — Даже если в клубе и произошло что‑то другое, то я не вижу, каким образом это может тебя коснуться. Служба безопасности пока выясняет подробности, и окончательное объяснение появится лишь значительно позже. Тебе и твоим друзьям пока в любом случае лучше держаться от всего этого подальше!

— Но, дядя Шандар!.. — запротестовала девушка. — Я думала, что вы поможете… Я только хотела узнать…

— Послушай меня внимательно, Сильвер! — не дослушав, что она хотела сказать, доктор Керми строго погрозил ей пальцем. — Что бы там ни случилось, это к тебе не относится! Не нужно ничего предпринимать. Обо всем позаботятся компетентные специалисты. Лучшее, что я могу сделать, — это держать тебя подальше от всей этой истории. Ты поняла?

— Да, — девушка растерянно кивнула.

— Хорошо, — заместитель командора снова взял в руки чашку с чаем, но голос его оставался беспокойным. — Значит, мы договорились. Во — первых, мы с Джаей, Мадху и мальчишками ждем тебя в следующую субботу, а во — вторых, ты спокойно живешь, лечишь руку, посещаешь докторов и ни в коем случае не вмешиваешься в расследование несчастного случая в "ДиЭм".

— Извините, мне не следовало приходить, — Сильвер поднялась. — До свидания!

— И, пожалуйста, не обижайся на меня, — взгляд Шандара Керми смягчился. — Твой отец дал бы тебе точно такой же совет.

— Да, наверное… Но мне действительно пора. Спасибо за чай!

— Пойдем, я провожу тебя, — доктор быстро поднялся. — Может, вызвать тебе магнитотакси?

— Спасибо, я на "сильвере", — она слабо улыбнулась.

— С одной рукой? — Керми нахмурился.

— Думаете, папа позволил бы мне упасть? — Сильвер пожала плечами. — Я начала ездить на своем "магнитике", когда еще никто и не слышал о новинке. Мой аппарат — один из лучших на "Одиннадцати".

— Он лучший и есть, — согласился исследователь, открывая дверную панель перед девушкой, — но все равно ты должна быть осторожней.

— Хорошо, дядя Шандар, — несмотря на то, что отказ помочь неприятно ее царапнул, долго сердиться на доктора Керми Сильвер не могла.

Он вывел ее к парковке и задумчиво смотрел, как она влезает на "сильвер" и включает бортовой компьютер. Доктор Шандар Керми стоял у выхода из Исследовательского центра, пока маневренный серебристый "летун" не выехал с парковки и не влился в поток машин. Сильвер почти физически чувствовала его озабоченный взгляд.

Она задала компьютеру небольшой маршрут, и буквально через несколько минут "сильвер", поднявшись на уровень выше, плавно остановился в небольшом "кармане" у тихого уличного кафе, обсаженного узкой полоской каких‑то высокорослых кустов, создававших иллюзию уединения. В середине дня здесь почти не было посетителей — только за дальним столиком обнималась какая‑то парочка. Место было вполне подходящим. Устроившись за столиком, Силь с помощью автозаказчика, размещенного на специальной панели, потребовала себе большую порцию мороженого и, ожидая прихода робота — официанта, активировала коммуникатор.

— Привет, малышка! — перед ней на мерцающем экране появилось лицо Кароля. — Что новенького скажешь?

— С пожаром в "ДиЭм" точно что‑то нечисто! — немного понизив голос, чтобы ее не услышала "сладкая парочка", единым духом выпалила Сильвер. — Мне только что велели держаться от этого дела подальше!

— Так, давай не торопясь и по порядку! — скомандовал Кароль. — Кто именно и что именно тебе велел?

Недолго думая, девушка рассказала о своем визите к старому другу отца и о том, как он потребовал, чтобы она не вмешивалась в "мутное" дело. Силь рассчитывала, что доктор Керми, напротив, как‑нибудь прояснит ситуацию. Он ведь должен был участвовать в Большом Совете, который командор проводил вчера утром! Что же там такое всплыло в сообщениях службы безопасности, что Шандар так встревожился за Сильвер? Какой смысл беспокоиться из‑за неисправной проводки: ну, узнала бы девушка с друзьями, что за компания обслуживала "ДиЭм" — что бы это изменило?..

— Слушай, это не для коммуникатора разговор, — вдруг заявил Кароль. — У меня тоже есть кое — какие новости и нехорошие подозрения. Ты "сильвер" забрала? Приезжай ко мне, поговорим на месте. Только не торопись, осторожней с транспортом!

В полном соответствии с распоряжением "координатора" Силь без особенной спешки съела свое мороженое, принесенное роботом, пока она еще отчитывалась перед Стейном, еще немного посидела в кафе, любуясь окружающим пейзажем, и только потом, рассчитавшись с чипа, снова завела "сильвер". Она чувствовала что‑то вроде азарта. Когда папа был жив, они часто играли в логические загадки и "детективов". Александр Фокс старался привить дочери критическое отношение к окружающему миру и всегда поощрял ее любопытство. Сильвер нравилось решать интересные задачи, поэтому они и вели своеобразные игры, пытаясь запутать друг друга. В том, чтобы сопоставлять факты и делать из них логические выводы, девушка считала себя почти профессионалом.

До квартиры Кароля она добралась очень быстро, уже вполне освоившись с управлением одной рукой. Правда, несколько раз Силь по привычке все же ухватилась правой ладонью за ручку, но неприятные ощущения быстро вернули ее с небес на землю. Бортовой компьютер всю дорогу ворчал, что держаться нужно лучше, и по собственной инициативе слегка усиливал нажим страховочных ремней. Правда, когда девушка начала ерзать, пытаясь их немного ослабить, "сильвер" смирился с неизбежным и оставил ее в покое (правда, ворчать не перестал).

Оставив аппарат на гостевой парковке у дома Кароля, Силь быстро поднялась на нужный этаж. Дверная панель отъехала, стоило ей поднести к ней руку со своим чипом. Стейн сидел в комнате в окружении трех полупустых чашек с кофе и пяти "плавающих" экранов, висящих перед ним в воздухе на разной высоте. Все они демонстрировали какие‑то непонятные схемы и списки.

— Ух ты! — восхитилась Сильвер. — А что это такое?

— Налей себе чаю или кофе и приходи сюда, — Кароль помахал рукой, не оборачиваясь и не убирая вторую с сенсорной клавиатуры. — Похоже, нам нужно серьезно поговорить.

— Пить не хочу, спасибо, — девушка присела в одно из кресел. — Что ты выяснил?

— Что все это не игрушки и может плохо кончиться, — вздохнул он. — Я связался с одним из своих знакомых, и он подтвердил худшие мои подозрения. Судя по характеру взрыва, как ты его описываешь, это никак не могла "полыхнуть" проводка.

— Мы уже и без посторонней помощи почти дошли до этой глубокой мысли, — пожала плечами Силь. — И, кстати, у меня есть основания полагать, что то же самое заподозрил и Большой Совет.

— Подожди, я еще не договорил, — поморщился Кароль. — По всем признакам речь идет о направленном взрыве.

— Направленном кем? — Сильвер удивленно захлопала ресницами.

— В том‑то и вопрос, — ее собеседник назидательно поводил перед носом у девушки указательным пальцем. — Скорее всего, кто‑то намеренно принес и активировал взрывное устройство в "ДиЭм".

Силь почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок, и невольно сглотнула. Это было просто невозможно! Ну, то есть они могли подозревать, что, например, проводка в порядке, Дэнни не имеет никакого касательства к трагедии, а служба Войцеховской покрывает какого‑нибудь нерадивого чиновника, не проверившего вовремя безопасность клуба, но чтобы такое! Это просто в голове не укладывалось!

— Почему ты так решил? — хрипло спросила Сильвер.

— Проконсультировался со знающими людьми — разумеется, очень осторожно, — Кароль покачал головой. — Почитал некоторую интересную литературу. Просмотрел кое — какие записи, сохранившиеся еще с Земли. Нашел некоторое сходство…

— Сходство еще ничего не значит, — зябко поежившись, Силь упрямо скрестила руки на груди. — Нужны доказательства!

— Это не просто сходство, а более тысячи мельчайших совпадений, найденных компьютером, — он снова повернулся к экранам. — Я почти стопроцентно уверен, что именно это скрывает служба безопасности.

— Но кому понадобилось взрывать клуб? — голос Сильвер упал до шепота.

— Думаю, Железная Микки тоже не отказалась бы узнать имя этого прекрасного человека, — проворчал Кароль. — Ну а нам с тобой в связи со всем, что я выяснил, и с тем, как повел себя друг твоего отца, нужно принять очень важное решение.

— Интересно, какое? — слабо поинтересовалась девушка.

— В данный момент я отчетливо вижу два варианта, — голосом строгого преподавателя произнес Стейн. — Первый: мы можем поступить так, как нам посоветовал доктор Керми. Оставить все поиски, забыть о взрыве, как о кошмарном сне, и жить дальше, надеясь, что в службе безопасности тоже работают не дураки и все понимают, как надо. У такого варианта поведения я вижу один большой минус.

— Дороти? — скорее утвердительно, нежели вопросительно проговорила Сильвер.

— Она, — Кароль кивнул и поднял вверх большой палец: мол, молодец, девочка, делаешь успехи! — Мы знакомы всего ничего, но Дороти Монтего лично на меня не произвела впечатления человека, который запросто отступится от задуманного. Да и Дэнни ей был не чужим, а дамы ее склада, как правило, за членов своей семьи готовы кого угодно порвать в клочья. Она, вероятно, обойдется и без нашей помощи…

— …но мы не можем ее бросить, — закончила за него девушка. — К тому же Дэнни был и нашим другом тоже!

— В целом я с тобой согласен, — Стейн задумчиво постучал пальцами по краю клавиатуры. — Тогда рассмотрим второй вариант — противоположный. Кажется, мы и так уже замешаны в деле по самые уши. Мне сегодня по секрету сообщили, что нашими личными делами: твоим, моим и Ульяниным — всерьез заинтересовалась служба безопасности. По всему выходит, что мы трое — самые подозрительные из всех, кто был в клубе в момент взрыва. Во — первых, потому что все хорошо знакомы, во — вторых — потому что ушли оттуда живыми и относительно здоровыми… Ну и, конечно, из нашей троицы в потенциальных взрывниках я держу безусловное лидерство!

— Они не могут подозревать тебя только из‑за какой‑то глупой старой истории! — неуверенно пробормотала Сильвер.

— Могут, — отрезал Кароль. — Думаю, именно поэтому с тобой и Ульяной говорила сама Железная Микки, а ко мне отправился рядовой сотрудник службы. Для усыпления бдительности, так сказать, потенциального подозреваемого! И чтоб раньше времени не испугался и не сбежал.

— И второй вариант заключается в том, что мы будем продолжать копаться в деле? — уточнила Силь. — Несмотря на то, что мы с тобой под подозрением, дядя Шандар отказался помочь и недвусмысленно заявил, что нужно держаться от неприятностей подальше, а Дороти из другого Города и здесь фактически чужая?

— Ну, госпожа Монтего не так проста, как пытается показать или, может, как сама полагает, — заметил Кароль. — Я тут с помощью кое — какой хитрой программки посмотрел ее личное дело — только то, что есть в открытом доступе, конечно. Так вот, у нее полным — полно благодарностей и имеется несколько правительственных наград за достойную работу в службе безопасности. Судя по всему, в ее лице "Одиннадцать" потеряло действительно хорошего адвоката — уж не знаю, почему она решила уйти с государственной службы на "вольные хлеба". Ее репутация как частного сыщика тоже весьма высока — я почитал клиентские отзывы о ее работе. У нее скорее всего имеется достаточно связей, чтобы быстро стать своей в Городе Два.

— Это, конечно, сильно облегчает нашу задачу! — саркастически заметила Сильвер. — Для начала я рада за Дороти, но возникает вопрос: что дальше? Мы положимся на ее возможные связи или будем помогать по мере сил?

— Сидеть сложа руки я в любом случае не намерен. Видишь схемы? — Кароль дождался утвердительного кивка и принялся открывать какие‑то новые списки на экранах. — Это примерное строение взрывного устройства. Я подозреваю, что в "ДиЭм" была именно такая штука. А вот здесь у меня расписаны все необходимые ингредиенты для того, чтобы собрать ее… в домашних условиях…

— А ты не думаешь, что тебе как главному подозреваемому не следует копаться в Сети и разыскивать схемы взрывных устройств? — осведомилась девушка. — Люди Железной Микки с легкостью отследят тебя по чипу.

— Ну, совсем‑то дураком меня не считай! — фыркнул Стейн. — Служба безопасности наверняка держит меня под колпаком, но я же уже сказал тебе, что пользуюсь помощью друзей! Один из них одолжил мне свой доступ в Сеть, так что в глазах окружающих я пока ничем подозрительным не занимаюсь.

— А твой друг знает, для чего тебе доступ? — подозрительно переспросила Силь. — На месте службы безопасности я бы в ближайшее время интересовалась абсолютно всеми, кто ищет такого рода сведения.

— Не волнуйся, его тоже не вычислят, а если и достанут, у него есть хорошее прикрытие, к тому же он как раз сейчас работает на правительство, — отмахнулся Кароль. — В любом случае, он в курсе и уверен, что мое любопытство ему никак не повредит. Он даже подкинул мне пару неплохих идей, где можно покопаться.

— Хорошо, но я пока не вижу, как нам могут помочь эти схемы, — Сильвер пожала плечами. — Мы ведь, надеюсь, не собираемся сами собирать взрывное устройство?

— Нас, собственно, интересует не столько схема, сколько необходимые ингредиенты, — Стейн убрал несколько чертежей, вызвав вместо них какие‑то длинные списки. — Мы можем попытаться выяснить, кто за последнее время их приобретал.

Склонившись вперед, Сильвер жестом заставила один из экранчиков подплыть поближе. Пробежав глазами внушительный список, она приподняла брови.

— Такое чувство, что большую часть из этого можно заказать в обычной аптечной сети, — заметила девушка.

— Вот поэтому и важно узнать, кто покупал не один из препаратов, а сразу несколько, входящих в список, — Кароль откинулся на спинку кресла, любуясь повисшим перед ним длиннющим перечислением. — По крайней мере, можно надеяться, что занимался этим один человек.

— А что, если несколько? — легкомысленно переспросила Сильвер.

— Тогда все гораздо хуже, чем я до сих пор предполагал, — Стейн повернулся к ней, и его лицо вдруг стало серьезным до суровости. — Если взрыв готовили несколько человек, то неприятности будут не только у службы безопасности, но и у всего ковчега. Преступная группа с такими возможностями — настоящая беда для "Одиннадцати".

Девушка снова поежилась. Она не могла себе представить даже одного человека, который хотел бы совершить взрыв, убив множество людей. Если же их несколько, то все действительно страшнее, чем можно представить. В голове мелькнула мысль, что дядя Шандар совершенно прав: ей следует держаться от всей этой истории подальше. Но оставить все, как есть, она не могла. Фактически это означало бросить не только еще плохо знакомую Дороти, но и Кароля — а вдруг служба безопасности не разберется, кто истинный виновник взрыва, и решит, что преступник — Стейн?..

С тех пор, как умер Александр Фокс, Сильвер словно плыла по течению. Внешне она выглядела как обычно, поэтому окружающие и не старались влезть ей в душу, что вполне устраивало девушку. Однако внутренне она все чаще чувствовала некое противоречие между тем, чего хочет, и тем, что у нее получается. "Серебряная камелия" помогала ей держаться на плаву, но одновременно и запирала в тесном кружке друзей, где Силь чувствовала себя комфортно. Внешний мир, от тягот которого ее всегда оберегал отец, по — прежнему оставался для нее загадкой. Наверное, со стороны казалось, что она вполне довольна жизнью — да и с чего бы это вдруг могло быть не так?.. Но в душе Сильвер Фокс все чаще чувствовала непонятную тоску и понимала, что долго так продолжаться не может: она уже давно балансировала на грани.

Силь действительно чудом выжила в "ДиЭм" — ничем иным, кроме счастливого стечения обстоятельств, объяснить это было невозможно. Вдруг Вселенная так дала ей знать, что пора что‑то сделать, чтобы чувствовать себя живой и дальше? Можно послушаться совета доктора Керми и отойти подальше, оставшись сторонним наблюдателем. Или стать активным участником событий, как предлагает Кароль.

— Ты считаешь, что возможно вычислить покупателя? — Сильвер придвинулась ближе к экранам. — Но аптечная сеть — сфера закрытого доступа, там могут выдать информацию по запросу службы безопасности, а не частных граждан. Надеюсь, ты не планируешь ее взломать?

— Вообще‑то с чужого доступа я мог бы попробовать, — Кароль легкомысленно поиграл бровями, — но не в сложившихся обстоятельствах. Служба безопасности наверняка утроила бдительность и только и мечтает вцепиться в какого‑нибудь нарушителя, чтобы отгрызть ему голову!

— Тогда как мы хоть кого‑нибудь найдем? — переход на это "мы" дался Сильвер очень легко, и она поняла, что уже приняла решение.

— Как раз для этого нам и понадобится Дороти с ее связями, — улыбнулся Стейн. — Надеюсь, она обрадуется тому, что я уже сделал за нее какую‑то часть работы! Если кто‑нибудь из старых друзей по службе безопасности сможет сделать для нее нужный запрос, то мы получим имена.

— Думаешь, если мы правы, сама Железная Микки еще не вычислила покупателя? — уточнила Силь.

— Наверняка, у нее уже есть собственный список, — согласился Кароль. — Но вряд ли там только одно имя, скорее — несколько десятков, а то и сотен. Служба безопасности будет вынуждена прощупывать их осторожно, чтобы не спугнуть, и это должно занять некоторое время. У нас перед ними есть одно большое преимущество — мы знали Дэнни. Если кто‑то принес взрывное устройство именно в "ДиЭм", то, скорее всего, он тоже был знаком с Монтего. Значит, для нас этот список сократится до круга его друзей и приятелей.

— Пока все это выглядит сомнительно, — Сильвер поморщилась.

— Ну, надо же с чего‑то начинать! — оптимистично заметил Кароль и потянулся в кресле, но тут же скривился от головной боли. — Мы можем послать свои выкладки Дороти, а она как профессионал разберется, что делать дальше. Боюсь, с моим головокружением я пока могу осуществлять только координацию с места, но и вам тоже не стоит лезть в гущу событий. Поработаем немного теоретиками!

Ну что ж, такая постановка вопроса Силь вполне устраивала. Ей не хотелось рисковать, но она уже решила, что не должна остаться в стороне от проблем Кароля и Дороти. Кроме того, ей же нужно чем‑то себя занять, пока Камилла в клинике, а они с Улькой не в состоянии репетировать, тем более что их звукооператор тоже не в лучшей форме. Вылазки из дома только для того, чтобы прибыть на перевязку или посетить психолога, — лучший способ загнать себя в еще более глубокую депрессию! Чем сидеть в четырех стенах, мысленно перебирая страшные воспоминания, лучше действовать!

В запястье мягко запульсировал сигнал — "напоминатель" — Сильвер специально настроила его, чтобы не забыть покормить Ваську перед визитом к психологу. Назначение врача было недвусмысленным: госпоже Фокс надлежало не реже раза в два дня посещать специалиста, который поможет ей справиться с пережитым шоком. Еще утром в клинике ее автоматически записали на прием, пока она общалась с доктором на перевязке, а потом навещала Камиллу. Не будь в чипе "напоминалки", она бы наверняка совершенно об этом забыла!

— Слушай, я должна ехать: мне еще предстоит визит к психологу, а до этого нужно заехать домой и покормить кота, — Силь смущенно улыбнулась.

— Откуда у тебя кот? — удивился Кароль. — Я что‑то пропустил?

— Я его позавчера подобрала, — удовлетворила девушка его любопытство. — Вообще‑то это пока котенок. Завтра или послезавтра я его очипую, привью и окончательно стану владелицей маленького рыжего чудовища!

— А что Вероника? Ты ведь всегда говорила, что она категорически против домашних животных, — заметил Стейн.

— Мне пришлось прибегнуть к запрещенному приему и пригрозить переездом, если она выставит нас с Васькой за дверь! — гордо заявила Сильвер.

— Ого, да мы взрослеем! — рассмеялся Кароль. — Малышка, это же настоящий бунт! Того и гляди ты осмелеешь, окончательно разбуянишься и попытаешься снять почтенную родительницу со своей нежной шейки!

Смутившись, Силь быстро попрощалась и выскочила из квартиры друга. Она прекрасно знала, что большинство ее знакомых были не в восторге от великой писательницы, и периодически слышала ненавязчивые советы, что пора бы уже поселиться отдельно. Мысль о том, что у нее может появиться собственная небольшая студия, где она сможет играть, когда захочет, и ей нужно будет заботиться только о себе, казалась привлекательной, но какой‑то далекой, как будто речь шла о каком‑то другом человеке. Сильвер не сомневалась, что мама прекрасно обойдется без нее — сначала, конечно, поворчит, поскольку ей придется изменить некоторые привычки, но в конце концов или сама приспособится к обстоятельствам, или наймет какую‑нибудь специализированную фирму, чтобы приходящая прислуга убиралась в ее квартире, занималась покупками и готовила. Может, так будет даже лучше для них обеих?..

"Сильвер" домчал девушку до дома в считанные минуты. Вероника, как обычно, вдохновлялась: из ее комнаты слышались какие‑то крики и визг, знаменовавшие просмотр очередного старомодного фильма ужасов. Василий спал, "свив" себе гнездо из пушистого пледа, которым Силь накрывала кровать. Осознав, что к нему вернулась блудная хозяйка, котенок принялся потягиваться и громко мурлыкать. Девушка быстро насыпала ему в миску корма, немножко потискала рыжего и по очередному знаку "напоминателя" помчалась дальше.

Визит к психологу прошел скорее удовлетворительно, чем хорошо, для обеих сторон: пожилой специалист, с которым девушка уже познакомилась накануне, был приятным собеседником, но Сильвер так и не удалось расслабиться во время сеанса. Как водится, начали издалека — с самого детства девицы Фокс, хотя она и не видела особого смысла рассказывать доктору о том, какие отношения у нее были с родителями в пять — шесть лет. Впрочем, во второй части сеанса психолог плавно вернул ее в реальность. Воспоминания о взрыве все еще были слишком болезненными, и, хоть врач и действовал деликатно, в конце двухчасового общения Силь почувствовала себя выжатой, как лимон, а облегчения не испытала. Покидая клинику, она послушно записалась на очередной прием на следующее утро сразу после перевязки. Время было не очень удобным, но ближайшие два дня у психолога оказались расписаны буквально по часам…

Вечер был пасмурным и поэтому слегка темным. Большинство добропорядочных жителей Города Два уже отдыхали в кругу семьи, поэтому магнитомобилей на улицах было мало. Серебристый "сильвер" легко встроился на пустую полосу и без спешки повез свою хозяйку домой. Уже на шоссе девушка вспомнила, что не включила коммуникатор — во время сеанса психологической помощи доктор попросил отключить звонок, чтобы ничто ее не отвлекало. Стоило Силь активировать комм, как он тут же радостно замигал кнопками вызова, а световая панель показала имя звонящего. Не обращая внимания на недовольное ворчание компьютера (как и папа, он всегда раздражался, когда кто‑то пытался связаться с дочерью во время движения, хотя и понимал, что ей ничего не угрожает, поскольку в такие моменты управление "сильвером" в любом случае остается за автопилотом), она ответила на звонок.

— Кароль, что‑то случилось?

— У меня новости! — экранчик показывал, что Стейн чуть ли не подпрыгивает от возбуждения, одновременно кривясь от головной боли. — Мы с Дороти достали список! Я был прав: ее друзья действительно могут кое‑что сделать в обход основных каналов службы безопасности!

— Молодцы, — день выдался насыщенным, и Сильвер чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы более демонстративно порадоваться. — И что, ты нашел там что‑то интересное и полезное? Напротив одного из подозреваемых кто‑то написал большими красными буквами "вероятный убийца"?

— У меня на руках список из семнадцати имен людей, которые могли быть так или иначе знакомы с Дэнни и в последнее время покупали интересующие нас препараты в аптечной сети, — Кароль, не обратив на подколку ни малейшего внимания, на секунду отвернулся к другому экрану. — Угадай, кто здесь числится под номером девять?

— Ума не приложу, — призналась Сильвер. — Ты? Я? Камилла?

— Беверли Кларк! — с победным видом выпалил Стейн.

— Беверли Кларк?.. — недоуменно переспросила девушка. — Кто это такая? Ты так говоришь, как будто я должна ее знать.

— Ты разве ее не помнишь? — в свою очередь поразился Кароль. — Она как раз была в клубе перед нашим выступлением. Ну, знойная красотка в красном вампирском одеянии, очередная великая любовь Дэнни! Она в тот вечер заходила в клуб — я видел ее, когда болтал с нашим хозяином.

— Ах эта! — в памяти Сильвер тут же всплыло яркое породистое лицо молодой женщины, которую она тоже видела в "ДиЭм", когда они в последний раз приехали туда вместе с Камиллой. — Ты думаешь, что она может быть причастна к взрыву?

— Если к покупкам прибавить ее присутствие в нужный вечер в клубе, она получается самой подозрительной! Она вполне могла что‑нибудь принести, когда заскакивала днем, Дэнни бы точно этого не заметил, он только и делал, что пялился на ее ноги и си… э — э-э… глаза! — возбужденно уточнил Кароль. — Кроме того, в списках погибших и пострадавших ее нет, так что на самом выступлении ее не было! Дороти собирается навестить ее завтра пораньше утром — она считает, что это безопасно и что у девицы могут быть важные сведения. Ты с ней?

— Да, — почти без колебаний ответила Сильвер.

Глава 8

Вторник, 20 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Девушка, лежащая в постели, выглядела спокойной и умиротворенной, как будто просто заснула. Если бы не мертвенная бледность, покрывавшая ее красивое лицо, никто бы и не подумал, что она уже в лучшем из миров. Разумеется, при условии, что можно было не проснуться во всем том шуме и деловитой суете, царившей вокруг кровати, на которой лежала покойница!

— Пошла бы ты посмотреть на коммуникатор с предсмертной запиской, что ли? Он на кухонном столе, в нем батарейка садится, — эксперт без особой спешки вразвалочку прошелся по небольшой квартире — студии. — Судя по всему, покойная жила одна. Покончить с собой решила, похоже, из‑за несчастной любви. Типично женский случай — парень, небось, и не в курсе. А может, она ему звонила, плакала, но он не поверил, что она действительно может отравиться…

Войцеховская покосилась на коллегу, но промолчала. Эксперт пожал плечами и отправился в кухонную зону, а Микаэла уже в который раз принялась задумчиво разглядывать девушку на кровати. Она была мертва уже почти четырнадцать часов (примерно одиннадцать из которых ее последний покой тревожила служба безопасности). Заснула и не проснулась. На тумбочке рядом с постелью стоял пустой стакан, рядом — несколько специальных упаковок, в которые расфасовывались лекарства, ложка на длинной ручке… коробка шоколадных конфет с прикрытой крышкой. Оказывается, девушка была любительницей угоститься сладеньким прямо в постели. Любопытно…

— Гарри, у тебя запасные перчатки есть? — лидер службы безопасности повернулась к эксперту.

— Вообще‑то в твоем возрасте свои пора иметь, — проворчал тот, но покорно протянул Микаэле пару перчаток в упаковке. — Вот, держи! Хотя не понимаю, зачем они тебе понадобились?..

Она быстро натянула на руки приятно холодящую нанопленку перчаток. Вообще‑то Генри Торнтон совершенно прав: большинство сотрудников службы безопасности выезжали на место происшествия с собственным "боекомплектом". Но Войцеховская никогда не работала "в поле", ее задачей всегда считалось осуществление общего руководства. Только экстренные обстоятельства заставили ее выбраться из привычного кабинета и оказаться в этой квартире, где накануне насмерть отравилась девушка. Еще одно неприятное происшествие в масштабах всего ковчега — жаль только, что его почти не заметят на фоне трагедии в "ДиЭм".

Мика не могла не приехать сюда сама. В этой квартире проживала некая Беверли Кларк, которую она собиралась допросить как раз в связи с пожаром в "ДиЭм". Прихватив с собой пару рядовых бойцов, Войцеховская лично прибыла по нужному адресу. На требования службы безопасности открыть дверь госпожа Кларк не отреагировала, поэтому начальница вынуждена была санкционировать применение универсальной отмычки. Но, когда они оказались в квартире, вместо забаррикадировавшейся нарушительницы в ней обнаружилось лишь мертвое тело.

Пришлось вызывать экспертов и мобильную группу поддержки во главе с капитаном подразделения, который гораздо лучше, чем Войцеховская, представлял себе, что нужно предпринимать в подобных обстоятельствах. Он распорядился о предварительном осмотре и разослал часть людей опрашивать соседей. Остальные без спешки и суеты занялись квартирой: фиксировали, осматривали, заглядывали во все шкафы и под кровати, перебирали вещи и продукты. Мике уже неоднократно вежливо давали понять, что она здесь лишняя, однако она не решалась уехать. Она так и пробыла на месте происшествия всю ночь, бездумно бродя между собственными подчиненными и периодически задерживаясь рядом с последним пристанищем девушки…

Аккуратно подцепив пальцами крышку коробки, Войцеховская обнаружила, что внутри еще полно конфет — больше половины ячеек было заполнено аккуратными разноцветными шариками. Настоящий шоколад на "Одиннадцати" производили считанные единицы кондитеров, поскольку какао — бобы надлежащего качества приходилось выращивать в специальных условиях. Коробочка таких конфет — дорогое удовольствие, которое вряд ли мог позволить себе любой житель ковчега чаще, чем пару раз в год. Если покойница была такой уж гурманкой — сладкоежкой, то почему, интересно, не доела конфеты, прежде чем глотать смертельную дозу таблеток? Могла бы в последний вечер доставить себе немного радости…

Поставив коробку обратно на тумбочку, Микаэла приподняла одну из коробочек из‑под лекарств и достала из нагрудного кармана портативный считыватель. Чип тут же без утайки рассказал Войцеховской, что препарат был выписан Беверли Кларк неким Рудольфом Эсстеном, доктором медицинских наук. Мика тут же подсоединилась к сети и запросила полную информацию о враче. Через несколько минут она уже знала место и профиль его работы, а также где он живет. На всякий случай Войцеховская просканировала и чип на второй коробочке. Лекарство оказалось выписано тем же врачом, только… около месяца назад! Нахмурившись, Микаэла еще раз проверила даты на отсканированных чипах, потом взяла в руки третью коробочку…

К тому моменту, когда она закончила осматривать пустые оболочки из‑под лекарств, в поведении покойницы прослеживалась строгая закономерность: она приобретала выписанные ей лекарства, видимо, в строгом соответствии с графиком лечения у врача — раз в месяц. Пустых коробочек было пять. Выходит, почти полгода Беверли Кларк не принимала лекарств, выписанных ей доктором Эсстеном, чтобы в один "прекрасный" вечер выпить их разом, сведя счеты с жизнью? Разумеется, никто не продал бы ей сразу большой запас лекарств — в аптечной сети "Одиннадцати" в относительно неограниченном количестве можно было приобрести лишь самые необходимые средства для лечения поверхностных ушибов и ран, а остальное жестко регламентировалось рецептами врачей. Теоретически у Беверли Кларк не могло оказаться сразу столько лекарств, чтобы их хватило для самоубийства.

Войцеховская невольно задумалась: а смогла бы она вот так спокойно и длительно планировать собственную смерть? Задумать ее за пять месяцев до назначенной даты, регулярно выкупать нужные лекарства, ожидать, пока их станет достаточно… Разве самоубийцы так поступают? В конце концов, лекарства — не единственный способ свести счеты с жизнью. У Беверли были незаконченные дела, с которыми она хотела непременно покончить до смерти? Или что‑то ее подтолкнуло, хотя она еще не собиралась уходить в лучший из миров?

Лидер службы безопасности активировала коммуникатор и вызвала досье Беверли Кларк. В прошлый раз ее интересовало только то, где можно ее найти. Теперь появилось время познакомиться с ней ближе — насколько это возможно посмертно. Девушка родилась в Городе Шесть, но около двух лет назад переехала в Город Два. Ее родители остались на прежнем месте жительства, больше родственников не имеется. Вскоре после переезда она подала заявление на регистрацию брака, но свадьба почему‑то не состоялась. Через некоторое время встала на учет для рождения ребенка (Мика удивленно приподняла брови), но, к сожалению, потеряла плод, так и не выносив его.

Странно, что ей позволили обзавестись наследником в конце Поколения, когда уже почти исчерпаны все квоты! Объяснение могло быть только одно. Войцеховская запросила информацию о женихе и кивнула сама себе. Загадка разрешалась просто: парень был "мертвецом". Свадьба не состоялась, потому что он отправился в очередную экспедицию и не вернулся. А Беверли смогла доказать, что ее ребенок от космопилота летного отделения номер три, поэтому ей и разрешили рожать. Одно из неоспоримых преимуществ "мертвеца" — возможность оставить наследника или генетический материал. В конце Поколений квоты распространялись только на космопилотов и так называемый "умственный потенциал" — потомков ученых и выдающихся деятелей "Одиннадцати".

Итак, чуть больше года назад Беверли Кларк потеряла сначала несостоявшегося мужа, а затем — и нерожденного ребенка. Есть от чего впасть в депрессию и пожелать для себя смерти! Но люди, попавшие в столь острую ситуацию, как правило, не ждут, чтобы свести счеты с жизнью… Микаэле по — прежнему казалось, что что‑то нечисто с этим самоубийством.

Она снова задумчиво перебрала коробочки из‑под лекарств. Раз Беверли наблюдалась у квалифицированного психолога, он должен быть в курсе ее состояния. Доктор не мог не заметить, как себя чувствует его пациентка. Разве что госпожа Кларк была очень хорошей актрисой и целый год скрывала свое состояние… Но, раз лекарства у нее только за последние пять месяцев, а лечилась она с момента гибели любимого и потери ребенка (врачи не могли не направить ее к специалисту соответствующего профиля), значит, какое‑то время она принимала таблетки и действительно пыталась вылечиться. В противном случае Беверли убила бы себя еще семь месяцев назад — ей незачем было ждать так долго! Почему сейчас?..

— Что там с предсмертной запиской, Гарри? — Войцеховская прошла в кухонную часть студии. — Ты говорил, там что‑то о несчастной любви?

— Трагедия, достойная пера Шекспира! — с цинизмом, свойственным людям, чаще других имеющим дело с чужой смертью, провозгласил эксперт. — Вот, полюбуйся!

Экран личного коммуникатора Беверли Кларк заметно мерцал, требуя подзарядки, и Мика почувствовала еще один укол подозрительности. Оставив предсмертную записку, набранную на комме, девушка должна была позаботиться о том, чтобы его заряд не "скончался" через несколько часов. Ведь, если бы не служба безопасности, Беверли бы наверняка не хватились еще несколько дней. А потом ее коммуникатор уже нельзя бы было включить с помощью личного чипа, его при необходимости пришлось бы взламывать системой изнутри. Почему она не зарядила комм заранее?

"Простите меня! Жизнь без Дэнни не имеет смысла, и я ухожу. Прощайте". Коротко и лаконично. Микаэла покосилась на экран собственного коммуникатора, покорно висящий у ее левого локтя. Погибшего "мертвеца", за которого Беверли Кларк собиралась выйти замуж, звали Антонио. А Дэнни… Неужели она имела в виду Дэниэла Монтего?

Вообще‑то Беверли, похоже, была напрямую связана с покойным владельцем взорванного "ДиЭм". Собственно, именно поэтому служба безопасности и собиралась допрашивать госпожу Кларк. Хотя надо признать, что, если бы не некоторые обстоятельства, она еще несколько дней не попала бы в поле зрения Микаэлы Войцеховской…

Вчера днем в офисе загруженной по самые уши лидера службы безопасности раздался звонок по внутренней правительственной коммуникационной линии.

— Войцеховская, — привычно представилась она, отвечая и даже не посмотрев на экран, отобразивший лицо звонящего. — Добрый день, сэр! Слушаю!

— Прошу прощения, что беспокою вас, Микаэла, — мягкий голос с извиняющимися нотками принадлежал не Стефану Кройчету, и она удивленно моргнула, оторвавшись от бумаг и уставившись в повисшее перед ней полупрозрачное изображение Шандара Керми, — но мне, пожалуй, больше не к кому обратиться за помощью.

— Доктор Керми, здравствуйте, — немного растерянно поприветствовала коллегу Войцеховская — в эти дни она не ждала звонков ни от кого, кроме командора. — Разумеется, я буду рада вам помочь, хотя сейчас я несколько загружена.

Вообще‑то "научник" ей нравился: несмотря на то, что по возрасту он ей в отцы годился, Шандар никогда не смотрел на Мику свысока. Он был совершенно неконфликтным человеком, хотя его привычка говорить "правду и только правду" частенько вступала в противоречие с тактичностью. Впрочем, те, с кем общался доктор Керми, быстро принимали его манеру общения с окружающими и не испытывали особых неудобств. А сам он даже не замечал "мелочей" в разговорах, а может — просто не придавал им значения.

— Вполне вас понимаю, но думаю, что моя просьба вас не слишком обременит, а может, чем‑нибудь и поспособствует в ваших поисках, — глава Исследовательского центра в обычной своей манере немного склонил голову вбок. — Не буду отвлекать вас от дела долгими вступлениями. Только что от меня уехала Сильвер Фокс. У меня есть основания предполагать, что официальные объяснения пожара в "ДиЭм" ее и нескольких ее друзей не устраивают. Кроме того, она недовольна тем, что в произошедшем могут обвинить владельца клуба, которого хорошо знала. Я настоятельно попросил ее не вмешиваться в ситуацию, но в ее возрасте девочки редко слушаются советов старших — это я по своей дочери знаю. Боюсь, Силь и ее друзья затевают собственное расследование пожара и могут случайно оказаться… в неприятной ситуации.

— И вы хотите, чтобы я лично запретила ей вмешиваться? — недовольно осведомилась Микаэла.

Ей не хватало только крутящихся под ногами юных деятельных "помощников"!

— Я полагаю, что и для вас это будет небесполезно, — Шандар Керми казался по — настоящему встревоженным. — Во — первых, Сильвер былана месте происшествия и может еще что‑то вспомнить. Во — вторых, она знает владельца "ДиЭм". В — третьих, девочка неплохо соображает и может сделать правильные выводы — это у нее наследственное, от Александра. Разумеется, от меня никакой утечки информации не произошло, но она может случиться в другом месте — я знаю Сильвер как очень настойчивую девушку. Если вы найдете возможность как‑то проконтролировать степень ее вмешательства, считайте, что я у вас в долгу.

— Спасибо, что вы меня известили, — вежливо поблагодарила Микаэла.

Едва закончив разговор, она тут же распорядилась подключиться в постоянном режиме к коммуникатору Сильвер Фокс. Для такого вопиющего нарушения личной свободы необходимо было заполнить целую гору бумаг на имя командора, чему Войцеховская, скрепя сердце, и посвятила часть своего чрезвычайно загруженного дня. Наконец, Кройчет дал необходимое разрешение, при этом трижды подчеркнув, что, если вдруг окажется, что дочь Александра Фокса никак не причастна к взрыву и не собирается мешать расследованию, Большой Совет растерзает их в клочья. А если Сильвер когда‑нибудь об этом узнает и наймет хорошего адвоката, то правительство будет разорено многомиллионными исками.

Однако уже вчера вечером прослушивание себя оправдало. Около десяти часов девушке позвонил Кароль Стейн и сообщил о том, что они вдвоем с какой‑то Дороти "вычислили" Беверли Кларк, которая оказалась причастна к покупке ингредиентов для создания взрывного устройства и была хорошей знакомой Дэнни Монтего. В собственных списках Войцеховской, с которыми работали ее люди, ее имя значилось отнюдь не в первом десятке. Не теряя времени даром, Микаэла тут же запросила адрес неизвестной девицы, приехала к ней для допроса и нашла… то, что нашла! То есть тело Беверли Кларк, успевшей умереть буквально за пару часов до прибытия службы безопасности. И по всему было очевидно, что ее гибель чем дальше, тем меньше походит на самоубийство, под которое она вроде бы замаскирована.

Выпрямившись, Войцеховская скрестила руки на груди. Здесь все было неправильно! Едва приехав, она готова была еще поверить в самоубийство. В конце концов, Беверли Кларк за последний год действительно "прилетело" по полной программе. Но концы с концами не сходились, и сейчас Микаэле не верилось, что эта молодая женщина ушла из жизни по собственной воле…

За дверью послышался шум, один из сотрудников службы безопасности, кажется, пытался договориться с какой‑то женщиной. Похоже, некто решил нанести Беверли Кларк ранний визит и настаивал на том, чтобы попасть в ее квартиру. Может, покойная красавица именно и рассчитывала, что ее быстро найдут, потому и не удосужилась лишний раз зарядить комм с запиской?.. Вдруг кто‑то из друзей — приятелей должен был заскочить к красотке и потом известить службу безопасности? Войцеховская быстро вышла в коридор.

— Доброе утро, — поздоровалась она с невысокой коротко стриженной блондинкой, наседавшей на парня в форме службы безопасности с лейтенантскими нашивками.

— Доброе! — с вызовом ответила та, немедленно переключаясь на Микаэлу. — Вы здесь старшая по званию?

— Войцеховская, лидер службы безопасности, — кратко представилась она. — Будьте любезны, дайте левую руку.

Глаза женщины слегка расширились от удивления, но она без малейших колебаний выполнила приказ. Портативный считыватель тут же выдал Мике полную информацию, считанную с чипа. Дороти Монтего, 39 лет, супруга Дэниэла Монтего, бывший штатный адвокат службы безопасности, ныне — гражданское лицо, занимающееся частным сыском, хороший налогоплательщик, в конфликтах с законом не замечена, в настоящее время является владелицей собственной фирмы "Шерлок" и клуба "ДиЭм", унаследованного от мужа. Постоянно проживает в Городе Семь, в Город Два прибыла накануне, остановилась в гостиничном секторе.

— Дороти! Я же просила подождать меня! — по коридору почти бежала Сильвер Фокс, только что вывернувшая из‑за поворота. — Беверли тебя даже не знает, а я… Ой! — она испуганно уставилась на Микаэлу, резко остановилась и даже, кажется, слегка попятилась. — Здравствуйте…

— Доброе утро, госпожа Фокс, — холодно ответила Войцеховская.

В первый момент ей отчетливо вспомнилось "пророчество" командора об адвокате, которого может нанять дочь покойного изобретателя "сильверов", но Микаэла тут же отбросила эту мысль. Дороти Монтего — жена покойного владельца "ДиЭм", и она наверняка явилась к Беверли Кларк не с мыслью о том, что найдет здесь представителей службы безопасности, которым можно вчинить иск о незаконном преследовании. Скорее всего, она входит в число озадаченных смертью Дэниэла Монтего "друзей", к которым также относятся Кароль Стейн и Сильвер Фокс.

Войцеховская кинула мимолетный взгляд на часы. Всего — навсего девять утра! Гостья из Города Семь и юная девица Фокс, похоже, имели привычку рано вставать. А самой Микаэле после бессонной ночи хотелось где‑нибудь привалиться к стенке и тихо заснуть — причем желательно, чтобы ее не трогали пару суток.

— Мы пришли навестить Беверли Кларк, а нас не пускают! — госпожа Монтего решительно взяла инициативу в свои руки. — Я уверена, что у службы безопасности есть всему этому хорошее объяснение, но…

— Вы не можете навестить госпожу Кларк, — тихо произнесла Микаэла. — К сожалению, вчера вечером с ней произошел несчастный случай.

— Несчастный случай? Что с ней? Она в клинике? — Сильвер побледнела.

— Боюсь, что нет. Госпожа Кларк умерла, — Войцеховская перевела взгляд с девушки на Дороти Монтего. — Госпожа адвокат, вы здесь как наемный служащий или по собственной инициативе?

— Как частное лицо, — бывшая сотрудница службы безопасности вскинула голову. — И я больше не адвокат, мэм!

— Как скажете, — согласилась Микаэла. — В любом случае я вынуждена попросить вас немного задержаться.

— Хорошо, — кивнула Дороти. — Сильвер тоже должна остаться? Она просто по — дружески довезла меня до квартиры знакомой, но ей еще нужно на перевязку.

Судя по тому, как девушка догоняла старшую подругу, слова госпожи Монтего, мягко говоря, не соответствовали истине — во всяком случае, общаться с Беверли Кларк они собирались вдвоем. Сильвер кинула на Дороти возмущенный взгляд и уже явно что‑то собиралась возразить, но в последний момент передумала, осторожно покосившись на лидера службы безопасности.

— Госпожа Фокс, вы можете ехать, — предложила Войцеховская. — Если вы понадобитесь, мы обязательно с вами свяжемся.

Девушка неуверенно потопталась на месте, но так ничего и не сказала, кроме смущенного "до свидания", после чего отправилась прочь. Дороти Монтего с вызовом посмотрела на Мику. В уголках глаз женщины застыла решимость, перемешанная с гневом и печалью.

— Вам случалось работать на месте происшествия? — вполне миролюбиво поинтересовалась Микаэла.

— При виде крови и покойников я в обморок не падаю! — отрезала Дороти, но тут же смутилась собственной невежливости. — Прошу прощения, мэм. Во время работы адвокатом я несколько раз выезжала на место преступления, поэтому некоторый опыт имею. Можно сказать, что с насильственной смертью мне сталкиваться уже приходилось.

— Пойдемте в квартиру, — Войцеховская махнула рукой.

Дороти удивленно моргнула, а лейтенант и вовсе обалдело вытаращился на своего лидера, прежде чем успел взять себя в руки. Провести гражданское лицо на место происшествия — грубейшее нарушение, немыслимое для такой поборницы порядка, как Железная Микки! Но трудные времена требуют решительных мер. Выданный ей чипом список официальных благодарностей и наград Дороти Монтего был весьма внушителен. Может быть, она и в самом деле будет полезна. Отстранить ее сейчас было бы… нерационально. В конце концов, пригодилось же Мике проведенное вопреки всем служебным инструкциям прослушивание личного комма Сильвер Фокс!

Оказавшись внутри, частная сыщица быстро осмотрелась. Сотрудники службы безопасности косились на нее с удивлением, однако, поскольку Дороти пришла в сопровождении Микаэлы, возражать никто и не подумал. Разве что эксперт проворчал себе под нос что‑то нелицеприятное о начальстве, которое не только само "путается под ногами", но еще и "создает толпу на пустом месте". Но госпожа Монтего явно была не новичком — осторожно обойдя место происшествия, она, наконец, остановилась на почтительном расстоянии от работающих сотрудников и эксперта и посмотрела на Войцеховскую.

— Отравилась? — Дороти вопросительно приподняла брови.

— В предсмертной записке сказано, что жизнь без Дэнни не имеет смысла, — осторожно заметила Мика.

— Без Дэнни? — ее собеседница была по — настоящему поражена. — В это трудно поверить… То есть я не хочу сказать, что в него невозможно было влюбиться, но не настолько, чтобы покончить с собой… Или она просто от шока?..

— Все может быть, — Микаэла пожала плечами: сама она уже в это не верила. — Вы ведь должны были хорошо знать своего мужа. Он мог дать госпоже Кларк надежду на… какие‑то отношения?

— Вас интересует, не собирался ли он меня бросить, чтобы спокойно крутить романы с этой красоткой или даже жениться на ней? — Дороти махнула рукой. — Дэнни и без того был волен поступать, как хотел. Мое существование в качестве супруги никогда его не останавливало.

Микаэла хмыкнула. Вот если бы она вышла замуж, то точно не позволила бы своей "второй половине" крутить романы с другими женщинами! Впрочем, вряд ли она когда‑нибудь окажется замужем…

— Гарри, ты еще долго? — поинтересовалась она у эксперта.

— Мне еще кое‑что нужно сделать, но не вижу необходимости в начальственном надзоре, — огрызнулся тот. — И вообще, ты что, не знаешь, что подчиненные тем лучше работают, чем руководство от них дальше?..

— Госпожа Монтего, вы не откажетесь пообщаться в менее формальной обстановке? — вполголоса проговорила Микаэла. — Я могла бы вызвать вас официально, но предпочитаю пригласить вас без лишних.

— Через два квартала отсюда есть кафе — оно уже открылось, я видела, когда мы с Сильвер проезжали мимо, — улыбка у Дороти оказалась на удивление теплой. — Не хочу показаться невежливой, но, по — моему, чашка кофе вам тоже лишней не будет…

В небольшом уличном кафе посетителей пока не наблюдалось, так что они могли выбрать любой столик, поэтому Микаэла села так, чтобы видеть свой рабочий магнитомобиль: если что‑нибудь случится, ее вызовут по внутренней связи и она увидит замигавший сигнализатор. Сделав заказ через автоматическую панель, женщины некоторое время, не скрывая любопытства, изучающе рассматривали друг друга.

Дороти Монтего выглядела ненамного старше Мики, у нее были карие глаза и прямые светло — русые волосы, уложенные в аккуратную короткую прическу. Легкие морщинки вокруг глаз говорили о том, что бывшая сотрудница службы безопасности часто и с удовольствием смеется. Прямая осанка и расправленные плечи намекали Войцеховской, что она имеет дело с настоящим борцом, привыкшим добиваться своего. В целом вдова Дэниэла Монтего производила благоприятное впечатление, и Микаэла поймала себя на том, что хотела бы видеть ее среди своих союзников.

— Ну что, начнем с длинных предисловий или сразу перейдем к сути? — без обиняков поинтересовалась Дороти.

Похоже, проведенный осмотр собеседницы удовлетворил и ее.

— Вас не задевало, что муж… пренебрегал вашими брачными узами? — действительно, церемонии были им ни к чему. — Большинство женщин не пришли бы в восторг, узнав о возможной любовнице своей "второй половины".

— Мы женаты уже довольно давно, и романтические отношения для нас с Дэнни остались в прошлом, — без стеснения призналась вдова. — В последние годы мы были скорее добрыми друзьями и при первой необходимости дали бы друг другу свободу. Таким образом мотив ревности из списка версий вы можете исключить. Кто бы ни убил Беверли Кларк, для меня это не просто бессмысленно, но и глупо, ведь Дэнни уже нет. Разве что я испытывала бы неконтролируемую ревность, но тогда мне следовало бы поубивать десятка два разнообразных девиц — мой покойный муж был весьма влюбчив.

— С чего вы взяли, что девушка убита? — робот — официант привез кофе, и Микаэла, взяв с подноса свою чашку, с удовольствием вдохнула аромат густого темного напитка.

— А разве вы так не считаете? — Дороти поставила перед собой свой заказ. — По — моему, все довольно очевидно. Странно, что тот, кто это сделал, не позаботился о том, чтобы получше скрыть следы. Он настолько самоуверен или считает, что его невозможно заподозрить?..

— Раз мы в некотором роде коллеги, и вы не входите в число моих подчиненных, предлагаю для начала перейти "на ты", — Мика дождалась кивка собеседницы и продолжила. — Итак, по каким признакам ты делаешь вывод, что Беверли Кларк не ушла из жизни добровольно?

— Во — первых, завтрак в разогревателе, — Дороти многозначительно приподняла брови. — Если знаешь, что тебе не суждено его попробовать, не заботишься с вечера о том, чтобы утром поесть. Да и вообще, у нее полный холодильник — госпожа Кларк, судя по всему, планировала прожить еще, по меньшей мере, неделю.

— Согласна, — вставила Микаэла.

— Во — вторых, самоубийство с помощью передозировки лекарств — не самый лучший способ, — вооружившись вилкой и ножом, Дороти нарезала оладьи на своей тарелке. — Он требует длительной подготовки, за время которой самоубийца может и передумать. Гораздо быстрее и проще, например, снять номер в гостиничном комплексе на высоком этаже. Двадцать секунд полета, удар, короткая вспышка боли — и ты уже там, где планировала. Быстро, дешево и сердито.

Войцеховская промолчала, баюкая в ладонях чашку кофе. На ее памяти был всего один случай такого самоубийства. Восемь лет назад мужчина уехал в командировку в Город Семь и погиб, шагнув с балкона своего гостиничного номера на восемнадцатом этаже. Тогда так и не было выяснено, что именно подтолкнуло к подобному чудовищному шагу внешне благополучного государственного служащего, примерного мужа и отца троих милых детей. Официально объявили, что произошел несчастный случай, но негласно было понятно, что на самом деле тот мужчина бросился с высоты на мостовую по своей воле. А Дороти Монтего тогда еще как раз работала адвокатом службы безопасности в Городе Семь…

— Ты участвовала в деле Леснова? — поинтересовалась Микаэла.

— Пришлось, — Дороти пожала плечами. — Отвратительная была история, но довольно однозначная. Владислав Леснов пришел в гостиничный номер после каких‑то переговоров, выпил — наверное, для храбрости, вышел на балкон и перелез через перила… Быстрая, легкая и гарантированная смерть. Единственный ее минус — пока летишь, передумывать уже бесполезно.

— Беверли Кларк могла предпочесть менее болезненный вариант, — заметила Войцеховская. — Не каждый решится прыгнуть с большой высоты.

— Вообще‑то мне кажется, что самоубийце должно быть уже относительно безразлично, насколько болезненным будет сам момент ухода, — бывшая адвокатесса отложила вилку и нож. — Но мне кажется, что это при любом раскладе не наш случай. Беверли умирать не планировала. Я могла бы назвать еще дюжину причин, по которым так считаю. Каждая из них по отдельности не имеет веса, но вместе они складываются в картину, которая никак не позволяет заподозрить в госпоже Кларк даже потенциального самоубийцу.

— Я тоже уверена, что ее убили, — вздохнула Микаэла. — Вопрос в том, кто и почему.

— Полагаю, что вторую его часть можно смело отбросить, — предложила Дороти. — Служба безопасности ведь не просто так заскочила в гости, правильно? Ты извини, но обычно твои ребята действуют гораздо медленней. Я рассчитывала опередить их, как минимум, на сутки. К кому из нас ты прикрутила слежку: к Каролю, Сильвер или ко мне?

— К Сильвер, — Мика поморщилась. — За Стейном и так присматривали, из уцелевших он самый подозрительный. Ты — темная лошадка, без информации от госпожи Фокс мы бы еще долго рассматривали тебя как всего лишь вдову владельца "ДиЭм". А девочка засветилась у одного из друзей отца, а он обратился за помощью ко мне.

— Между прочим, это не вполне законно, — осуждающе заметила Дороти. — Я не верю, что у тебя есть хоть малейшие основания подозревать Силь.

— Когда все закончится, можешь подать на меня в суд, — Войцеховская поставила чашку на стол и прямо взглянула в глаза собеседнице. — Какая‑то тварь убивает людей на ковчеге. Я собираюсь взять ее до того, как она сделает это снова. И буду использовать для этого все, что смогу, в том числе и не совсем законные методы.

— В том числе и гражданских лиц? — Дороти приподняла брови.

— Служба безопасности может обращаться за помощью к добровольцам, — Микаэла принялась за завтрак. — А ты считаешь, что в одиночку добьешься большего?

— Я говорю не о себе, а о Сильвер, — ее собеседница покачала головой. — Что касается меня, то я могу сотрудничать, отдавая себе отчет в том, что происходит. В этом смысле у меня перед девочкой большое преимущество.

— Командор дал мне всего неделю на расследование, — Мика перегнулась через столик. — После этого моим людям придется возглавить рейд в Пустошь, потому что на этом настаивает Большой Совет.

— Но почему?.. — в глазах Дороти плескалось искреннее недоумение. — Неужели у кого‑то есть твердая уверенность, что к взрыву причастны именно пустошники?

— Кто может быть удобней в качестве подозреваемых? — вполне риторически спросила Микаэла. — Так или иначе, если пойдут слухи, рейд на Пустошь успокоит жителей Городов.

— А настоящий виновник взрыва уйдет безнаказанным, — констатировала Монтего. — И, почувствовав свою неуязвимость, сможет нанести еще один удар.

— Поэтому у меня нет даже лишних суток, — кивнула Войцеховская. — И, если понадобится, я прикручу слежку к половине гражданских, находящихся на ковчеге. Мне нужна вся помощь, которую я могу получить.

— Я буду помогать и попрошу о том же Сильвер и Кароля при условии, что имя моего покойного мужа в любом случае будет полностью очищено от обвинений, — прохладно произнесла Дороти.

— Договорились, — Мика почти не колебалась. — Если в результате расследования выяснится, что он вообще никак не причастен к взрыву, я лично выступлю по всем ви — каналам с опровержением версии о халатности с электропроводкой…

Она пока понятия не имела, каким образом ей удастся сдержать это обещание. Отрицать "электрические" проблемы "ДиЭм" — значит, выдвигать какую‑то другую версию случившегося, а к этому она пока была не готова. Кроме того, Микаэла не была уверена, что ей нравится мысль об участии в расследовании Кароля Стейна. Она и так имела достаточно оснований, чтобы установить за ним слежку. Зато Дороти удовлетворенно кивнула: похоже, бывшая адвокатесса членам группы "Серебряная камелия" доверяла больше, чем официальным властям.

— Как мы собираемся действовать дальше? — поинтересовалась Монтего.

О, "мы" — это уже хорошо. Это значит, что бывший сотрудник опять стал ощущать себя частью команды. Микаэла с трудом удержалась от довольной улыбки. Служба безопасности тщательно подбирала людей, и, судя по послужному списку, Дороти слыла отличным аналитиком.

— У меня уже есть сведения по контактам Беверли Кларк, — своей частью информации Мика делиться не любила, но сейчас особого выбора у нее не было. — Пока она — наша единственная крепкая зацепка. Будем работать с окружением — вычленять из него всех, кто так или иначе мог бы оказаться причастен к взрыву.

— А если ее смерть не имеет отношения к взрыву в "ДиЭм"? — поинтересовалась Дороти.

— Преднамеренное убийство на моем ковчеге? — на слове "моем" собеседница удивленно приподняла брови, однако Микаэла не обратила на это внимания. — Сразу вслед за взрывом крупного клуба? Если госпожу Кларк прикончил кто‑то другой, ему лучше бы бежать куда‑нибудь подальше, прежде чем его найдет служба безопасности.

— Согласна, это выглядит невероятно, — Дороти пожала плечами. — Я бы сказала, что Беверли погибла, потому что оказалась слишком глубоко затянута в историю со взрывом. И значит — надо искать человека, через которого она была связана с нашим… затейником.

— Первый этап — общение с родственниками, — вздохнула Микаэла. — У нее остались родители…

Дороти посмотрела на нее с сочувствием. Кому захочется взять на себя труд сообщить пожилым людям о смерти их дочери? У Войцеховской не так уж часто возникала необходимость приносить подобные известия, но по давно заведенному обычаю она никогда не передоверяла ее кому‑нибудь из своих людей. Ее работа — конечно, не праздник, однако высокое положение предполагает и большую ответственность. Так что "повесить" неприятные процедуры на подчиненных — не вариант. Единственным исключением можно было считать взрыв в "ДиЭм" — новости в любом случае перегнали любые личные сообщения, а лидер службы безопасности физически не могла известить всех родственников пострадавших. Зато теперь Мике предстояло лично сообщить Кларкам о том, что их дочь, к сожалению, ушла из жизни.

— Ее родственники здесь, в Городе Два? — у Дороти под левым глазом едва заметно заплясал нерв — вероятно, еще слишком свежи были воспоминания о том, как ее саму "известили" о смерти мужа. — Если хочешь совет, прихвати с собой на встречу психолога.

— С ними придется общаться по коммуникатору, — вздохнула Микаэла. — Беверли Кларк родом из Города Шесть, ее родители по — прежнему там и проживают.

— В любом случае, врачебная помощь не повредит, — заметила Дороти.

— Кстати о врачебной помощи, следующим номером после родителей у меня в списке собеседников значится психолог, у которого в последнее время наблюдалась Беверли, — поспешила уйти от неприятной темы Войцеховская.

— Так я и думала, что эта куча лекарств не просто собрана по сердобольным друзьям! — Монтего отложила вилку и взялась за свой кофе. — Выходит, наша убитая наблюдалась у доктора? И как долго, если не секрет?

— С того момента, как потеряла сначала жениха, а потом — ребенка от него, — откинувшись на спинку удобного стула, Микаэла на всякий случай кинула взгляд на свой магнитомобиль, чтобы убедиться, что ее никто не вызывает.

— Ребенок в конце Поколения? — Дороти на мгновение замешкалась. — От "мертвеца", я полагаю? И отец, разумеется, не вернулся, иначе шуму было бы, как во время возвращения Норте…

Мика поймала себя на мысли о том, что эта женщина нравится ей все больше и больше. Она вообще‑то довольно тяжело сходилась с людьми, особенно если они были урожденными горожанами. Но Дороти Монтего не просто умела думать — она, похоже, размышляла точно так же, как и Микаэла! Несмотря на то, что они были знакомы всего ничего, Войцеховская невольно чувствовала что‑то вроде внутреннего родства с вдовой злополучного владельца "ДиЭм".

— Молодая женщина за короткий срок переехала из привычного окружения, потеряла сначала любимого мужчину, а затем — и ребенка от него, — задумчиво продолжала Дороти, вертя в руках кофейную ложечку. — Безусловно, это повод для депрессии. Не сомневаюсь, что Беверли Кларк в действительности задумывалась о самоубийстве… Но как давно она наблюдалась у врача?

— В течение последних семи месяцев, — Мика сложила ладони "домиком".

— И больше полугода планировала собственную смерть? — Монтего поморщилась. — Что‑то верится с трудом. У этой девушки должны быть стальные нервы. Да и доктор — вероятно, просто слепец. Разве не предполагается, что профессиональный психолог должен как раз не допустить такого исхода, с каким мы имеем дело сейчас?

— По — моему, мы уже договорились, что Беверли приняла лекарства не по собственной воле, — заметила Микаэла. — Но, судя по всему, психолога она посещала исправно, так что пообщаться с ним будет полезно.

— Да, теоретически доктор такого профиля должен замечать, что происходит с его пациентами, — согласилась Дороти. — За карьеру психолога, чьи пациенты вот так запросто горстями едят выписанные им же таблетки, лично я и вирта не дам.

— Верно, он должен был заметить, или же сам должен быть причастен к пресловутому взрыву, — добавила Мика. — Думаю, если не родители, то доктор в курсе некоторых контактов своей пациентки.

— Чем лично я могу тебе помочь? — деловито поинтересовалась Монтего.

— Во — первых, присматривай за девочкой и… вашим другом — звукорежиссером, — допив кофе, Микаэла отставила в сторону чашку и нажала на кнопку выдачи счета. — Во — вторых, мне может понадобиться свежий, незамыленный взгляд на ситуацию. В — третьих…

Вероятно, она бы еще многое перечислила, однако в этот момент Дороти прервала ее, активируя свой коммуникатор. Пульсирующая оранжевая лампочка означала входящий вызов, а частота мерцания — что собеседник заказал его как экстренный и неотложный. Замигавший экран вывел надпись "С. Ф." — и вдова Дэнни Монтего тревожно нахмурилась, прежде чем активировать коммуникатор.

— Я слушаю, Сильвер, — Дороти осторожно покосилась в сторону своей собеседницы и, как будто решившись, слегка развернула к ней комм — экран, на котором появилось встревоженное лицо девушки.

Где‑то позади нее быстро пробежала молодая женщина в рабочем врачебном халате, и Сильвер нервно обернулась, как будто опасалась, что их разговор могут подслушать.

— Дороти, я знаю, что это прозвучит довольно глупо, но ты не могла бы сейчас приехать сюда, в клинику? — голос Силь слегка дрогнул. — Адрес я скину прямо на коммуникатор.

— Что случилось? — женщины за столиком переглянулись.

— Дело в том, что доктор, к которому меня направили для реабилитации, как оказалось, знаком с Беверли Кларк, — вполголоса проговорила девушка.

— Как зовут вашего врача, госпожа Фокс? — решительно вклинилась в разговор Войцеховская.

— Рудольф Эсстен, доктор психологии, — послушно ответила Сильвер, казалось, ничуть не удивившаяся тому, что Микаэла находится где‑то рядом с Дороти.

— Он находится где‑то поблизости? — тоже понизив голос, поинтересовалась Мика. — Постарайся не поднимать с ним тему госпожи Кларк и вообще держись от него подальше, пока мы не приедем. Как лидер службы безопасности я могу сделать официальный запрос на беседу с ним…

— В том‑то все и дело! — воскликнула девушка и тут же понизила голос, еще раз беспокойно оглянувшись. — Он… пропал. У нас как раз был сеанс, когда у него запищал вызов на коммуникаторе, он извинился, сказал, что вернется буквально через несколько минут, и вышел из кабинета в свою приватную зону… Я ждала его около часа, а потом в кабинет постучала его помощница, которая хотела напомнить, что у доктора Эсстена еще множество пациентов на сегодня. Мы вместе с ней посмотрели в приватной зоне, но его там не оказалось. Ни его, ни человека, к которому он выходил… Они, видимо, покинули клинику через запасной выход, но никто не может понять, что именно случилось. Его помощники просто в панике! И я… я тоже не понимаю, что происходит, но тут все слегка психуют и паникуют, так что мне тоже… страшновато…

Дороти быстро посмотрела на Войцеховскую, и та кивнула, словно отвечая на незаданный вопрос.

— Кинь мне адрес и оставайся на месте, мы сейчас приедем, — распорядилась бывшая адвокатесса службы безопасности.

Экран коммуникатора на мгновение погас, а потом запульсировал активированным сообщением — Сильвер, как и собиралась, прислала координаты клиники доктора Эсстена. Пока Дороти расплачивалась за завтрак, Микаэла быстро перекинула адрес на собственный коммуникатор и ввела его в память магнитомобиля. Замигавшие лампочки на его блестящем боку ясно свидетельствовали о том, что "умное" средство передвижения уже вовсю разрабатывает кратчайший маршрут к точке назначения. Еще двадцать секунд — и Мика с Дороти сидели в "магнитке".

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — вполголоса поинтересовалась Войцеховская, когда служебный мобиль понесся над шоссе по специальной выделенной полосе для городских служб.

— Сначала кто‑то убил Беверли Кларк, а потом исчез доктор, который выписывал ей лекарства, использованные для "самоубийства", — Дороти пожала плечами. — Здесь может быть два варианта: либо он замешан в смерти пациентки, либо лично знает убийцу и может без труда его вычислить и указать на него службе безопасности. В первом случае он сбежал сам, во втором — его похитили и, возможно, уже заставили замолчать навсегда. У меня такое чувство, что кто‑то нас обгоняет и переигрывает…

Микаэла хмыкнула, снимая магнитомобиль с "автопилота". Она умела водить его гораздо быстрее, чем допускал компьютер, а до клиники доктора Эсстена нужно было добраться поскорей. У нее тоже уже возникло ощущение, что некто неприятным образом оказался на шаг впереди нее. Это чувство она не любила почти так же, как любой беспорядок, а может быть — даже и больше.

Глава 9

Вторник, 20 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Рука нещадно зудела, но Сильвер уже убедилась на собственном опыте, что, если попытаться почесать ладонь, будет ужасно неприятно и болезненно. Вот странность: она не чувствовала этого тревожного зуда ни во время перевязки, ни когда сидела в удобном кресле в кабинете доктора Эсстена. Почему‑то противное ощущение появилось именно сейчас, когда стало понятно, что психолог, похоже, исчез в неизвестном направлении. Скорее всего поврежденная ладонь чешется не от ожога, а от волнения — Силь, кажется, что‑то читала о подобном эффекте.

Наверное, стоит попросить у девушки — помощницы доктора — что‑нибудь успокоительное. Но каждый раз, когда она попадалась Сильвер на глаза, бедняжке приходилось либо отбиваться от рассерженных посетителей, дожидающихся приема у доктора, либо отвечать на звонки по служебному коммуникатору. Последние полчаса ассистентка доктора Эсстена выглядела так, словно вот — вот расплачется. Немного подумав, Силь решила, что рука у нее не так уж и чешется. Да и вряд ли девушка предложит ей что‑нибудь по — настоящему действенное: ведь рядом нет квалифицированного психолога, который дал бы ей доступ в аптеку клиники.

Из того, какую панику вызвало неожиданное исчезновение Рудольфа Эсстена, можно было легко понять, что раньше ни в чем подобном почтенный доктор психологии замечен не был. У него был назначен прием, и теперь его несчастной помощнице приходилось не только отвечать на коммуникационные сигналы, но и самой связываться с пациентами, чтобы отменять назначенные встречи. Те в свою очередь хотели переназначить время приема, что приводило несчастную ассистентку в состояние, близкое к помешательству. Она понятия не имела, куда пропал доктор и когда он вернется. К ее недоумению отчасти примешивался и испуг — Сильвер рассказала, что кто‑то вызвал психолога в приватную зону, и девушка явно опасалась, что это мог быть один из малоадекватных пациентов.

С момента, когда они обнаружили отсутствие психолога, в частной клинике психологии доктора Эсстена, похоже, начали репетировать конец света. Пациенты и их родственники наперебой вносили свой вклад в создание шума, суматохи и сутолоки. Ассистентка владельца клиники отбивалась от посетителей, которые, казалось, готовы были растерзать ее на мелкие кусочки. То и дело сигналили коммуникаторы, добавляя в атмосферу элемент бессмысленной суеты. Сильвер, скорчившись в одном из кресел приемной, почти с суеверным ужасом наблюдала за происходящим.

Она бы давно сбежала из этого сумасшедшего дома, если бы сразу не позвонила Дороти. Та, как оказалось, по — прежнему беседовала с Железной Микки, и по их распоряжению Силь осталась дожидаться в клинике. Почему‑то с того самого момента, как доктор исчез, она не сомневалась, что он каким‑то образом замешан в их доморощенное "расследование".

Утром, направляясь на перевязку, а затем — в клинику доктора Эсстена, Сильвер ломала голову, каким образом службе безопасности удалось их опередить. Ведь они с Каролем и Дороти были уверены, что Беверли Кларк — их личная находка, гениально вычисленная возможная участница заговора против Дэнни и клуба "ДиЭм". Точнее, сама Силь в этом сомневалась — но, пожалуй, ровно до того момента, когда у квартиры "последней любви" Монтего их встретили представители службы безопасности и лично Железная Микки, которая наверняка без восторга отнесется к тому, что кто‑то пытается перебежать ей дорогу.

Благополучно скрывшись с места происшествия, Сильвер испытывала, с одной стороны, мучительную неловкость перед Дороти (не нужно было бросать ее там одну!), а с другой — плохо скрываемое облегчение. Если Беверли действительно была причастна к взрыву, а потом умерла, это могло означать, что люди, стоящие за ней, не склонны останавливаться перед чем бы то ни было. И Силь совсем не хотелось оказаться у них на пути. Воспоминания о горячем аду, от которого ее спас только вовремя рухнувший занавес, были еще слишком свежи. Накануне, когда они с Каролем пытались "вычислять" преступника, все казалось скорее игрой, чем реальностью. Утром, когда она узнала о смерти Беверли Кларк, все перестало быть таким уж увлекательным. Затем, когда из собственной клиники исчез Рудольф Эсстен, который, как оказалось, был знаком с погибшей, Сильвер стало по — настоящему страшно. И как ее угораздило оказаться в эпицентре столь драматических событий? Может, дядя Шандар был прав, говоря, что ей лучше держаться от всего этого как можно дальше?..

— Что здесь происходит? — властный голос госпожи Войцеховской с легкостью перекрыл шум и крики в приемной клиники доктора Эсстена, и все присутствующие невольно повернулись к ней.

Железная Микки, чеканным шагом прошествовавшая по коридору, даже без поддержки отряда службы безопасности производила впечатление человека, который буквально родился, чтобы командовать. Поэтому и неудивительно, что в приемной повисла тишина, нарушаемая только судорожным дыханием ассистентки доктора. Микаэла Войцеховская дошла до регистрационной стойки, и посетители благоговейно расступились перед ней. Резко развернувшись, она обвела собравшихся суровым взглядом стальных глаз. Державшаяся за ее спиной Дороти Монтего даже не пыталась повторить этот маневр, очевидно, осознавая неуместность такой попытки.

— Служба безопасности, — безлично представилась Войцеховская. — Посторонних просьба немедленно покинуть помещение.

— Но послушайте!.. — вяло возмутился кто‑то из посетителей.

Микаэла повернулась к нему, и он тут же смущенно замолчал под ее взглядом.

— Пожалуйста, покиньте помещение, — твердо повторила Войцеховская. — Позже с вами свяжутся и уточнят все вопросы, которые вы не успели обсудить.

Остальные пациенты доктора Эсстена возражать ей не решились, цепочкой потянувшись к выходу. Сильвер попыталась было вылезти из кресла, но Микаэла жестом ее остановила. Дождавшись, пока за последним из возмущенных посетителей психолога закроется дверь, Войцеховская повернулась к бледной ассистентке.

— Левое запястье, пожалуйста, — в ответ девушка безропотно протянула руку, и портативный считыватель тут же выдал руководителю службы безопасности всю необходимую информацию. — Добрый день, госпожа Траннер. Вы можете закрыть дверь со своего пульта? Очень хорошо. Пожалуйста, вывесите электронное объявление о том, что клиника временно закрыта. Меня зовут Микаэла Войцеховская…

Пока нервно подрагивающая ассистентка "колдовала" за пультом, а затем дрожащим голосом отвечала на вопросы Железной Микки, Дороти направилась к Сильвер и уселась в соседнее кресло.

— Ты как? — заботливо спросила она.

— Вроде бы неплохо, — Силь неуверенно пожала плечами. — Я просто не понимаю, что происходит… У меня уже начинает появляться чувство, что я каким‑то невероятным образом притягиваю к себе неприятности. Может, мне пора закрыться где‑нибудь подальше от людей и вести затворнический образ жизни, чтобы никого больше не затронуть даже случайно?..

— Ну вот уж глупости! — фыркнула Дороти. — Просто несчастливое стечение обстоятельств, что этот доктор оказался лечащим врачом Беверли Кларк. Вероятно, господин Эсстен действительно создал себе хорошую репутацию, раз он настолько востребован. Такое могло случиться с кем угодно.

— Но случилось со мной, — апатично заметила Сильвер. — Вот Ульяну, например, направили к другому психологу.

— А она проживает на твоем же уровне и где‑то поблизости? — осведомилась Дороти.

— Нет, довольно далеко, — признала девушка.

— И чему ты тогда удивляешься? — Монтего покачала головой. — Для вас обеих выбрали наиболее удобные адреса. Брось эти глупости про якобы "притяжение неприятностей"! Лучше расскажи, что произошло… Хотя нет, стоит дождаться Микаэлы, чтобы тебе два раза не повторять. Может, ты пока сообщишь своему лечащему врачу, что в силу обстоятельств тебе необходим другой психолог?

— Пожалуй, чуть попозже, — Сильвер, забывшись, снова почесала забинтованную руку и скривилась от неприятного ощущения. — Пока у меня в голове все мысли разбегаются. Я и с тобой связалась каким‑то чудом!

Дороти Монтего вздохнула и, сложив руки на груди, принялась наблюдать, как Микаэла быстро допрашивает ассистентку доктора. Нельзя было не признать, что Войцеховская — прекрасный профессионал: ей удалось не только успокоить трясущуюся девушку, но и в кратчайшие сроки заставить ее собраться и отвечать на нужные вопросы. Та уже, видимо, поделилась сведениями о том, что с доктором Эсстеном ситуация "растворился в воздухе" происходит впервые, а теперь напряженно размышляла вслух на тему, где бы он мог находиться.

— Профессор разведен и живет один… — тоненьким голоском вещала девушка, ободренная улыбкой Микаэлы. — Отсюда он обычно уезжает прямо домой. Но сейчас я не уверена, что он уехал, — его "сильвер" припаркован у служебного входа, как обычно.

— Какие выходы, кроме парадных, имеются в клинике? — доброжелательно уточнила Войцеховская.

— Только из приватной зоны — мы называем это служебным входом, — с готовностью ответила ее собеседница.

— Очень хорошо, госпожа Траннер, — личный коммуникатор лидера службы безопасности подмигивал зеленым огоньком — на него шла запись. — Кто еще, кроме доктора, имеет привычку пользоваться служебным входом?

— Обычно через него приходит только доктор Эсстен, но иногда он принимал в приватной зоне и некоторых клиентов, которые тоже не хотели идти через парадный вход, — призналась девушка. — Разумеется, только по предварительной договоренности и с соблюдением всех правил!

— Госпожа Траннер, я далека от идеи обвинить доктора в уклонении от уплаты налогов или еще чем‑то противозаконном, — понизив голос, поделилась Микаэла. — Просто обстоятельства таковы, что мне нужно было сегодня пообщаться с господином Эсстеном по поводу одной из его пациенток, а он так несвоевременно исчез.

— Я… я понятия не имею, что случилось! — глаза ассистентки наполнились слезами. — Он должен был вести прием до самого вечера, на сегодня даже обед заказан прямо в приватную зону! Я работаю у доктора Эсстена больше трех лет, и он еще ни разу так не исчезал!

— Вы пробовали связаться с ним по коммуникатору? — поинтересовалась Войцеховская.

— Он заблокирован, — всхлипнула девушка. — Доктор Эсстен никогда — никогда его не блокировал — он пациентам говорил, что ему можно звонить в любое время дня и ночи!

— С вашего позволения мы… с коллегой, — Микаэла сделала широкий жест в сторону кресел, где устроились Дороти и Сильвер, — осмотрим кабинет доктора и приватную зону.

— Вы найдете профессора Эсстена? — заморгала ассистентка.

— Служба безопасности уже работает над этим — он объявлен в розыск, — обнадеживающе произнесла Войцеховская. — Откройте, пожалуйста, двери и позаботьтесь о том, чтобы нас не беспокоил никто, кроме сотрудников службы безопасности.

Девушка беспрекословно подчинилась, и Микаэла, приглашающе махнув рукой Дороти, направилась к кабинету.

— Пойдем, — вдова Дэнни подхватила Сильвер под руку.

Когда за ними с мягким щелчком закрылась дверь кабинета профессора психологии Рудольфа Эсстена, Дороти и Микаэла тут же повернулись к девушке.

— Сначала я хотела бы узнать, что случилось, — произнесла Войцеховская. — Госпожа Фокс, сегодня ваш первый визит в клинику?

— Меня лучше по имени, если вы не против, — Сильвер устало опустилась на мягкий диванчик. — Впервые я была здесь позавчера, а сегодня уже третий мой визит. Доктор назначил на утро, потому что у него весь день расписан, и иначе нам пришлось бы отложить сеанс.

Она осмотрелась, стараясь приглядываться ко всем деталям обстановки, которую толком разглядела лишь вчера — накануне, в день сразу после взрыва, ей было не до того. Обе слушательницы ее не торопили. Еще накануне сама атмосфера в кабинете доктора Эсстена произвела на Сильвер большое впечатление. Здесь буквально все дышало спокойствием и умиротворением, в углу была зажжена аромалампа, распространявшая по комнате приятный лавандовый запах. Несколько ниш, утопленных в массивных колоннах по углам, представляли собой мини — охладители, в них стояли стаканы с готовыми соками и холодным чаем, на подносе, угнездившемся на низком чайном столике, в вазочке красовались конфеты и печенье. В высоту и ширину дальней стены, лишенной окна, стоял шикарный аквариум, в котором плавали целые стайки небольших рыбок.

На стенах, оформленных в светло — коричневых тонах, мерцали голограммы дипломов и фотографий. Похоже, доктор Эсстен очень гордился знакомством со многими известными людьми. Рядом с ним на разных изображениях стояли мэр Города Два, несколько известных ученых, какой‑то мужчина в костюме космопилота, миловидная женщина, в которой Сильвер с некоторым трудом узнала супругу командора Кройчета… Портретная "галерея" произвела впечатление даже на Микаэлу Войцеховскую — осматриваясь, она задержала взгляд на нескольких голограммах и, кажется, даже хмыкнула.

Живое воображение позволило девушке с легкостью вернуться на несколько часов назад, когда она в третий раз перешагнула порог этого кабинета, явившись на прием к доктору Эсстену…

— Добрый день, Сильвер! — тепло поприветствовал ее невысокий, полноватый, начинающий лысеть мужчина средних лет. — Как вы спали — надеюсь,хорошо?

— Не очень, — призналась девушка.

С момента взрыва она засыпала с трудом и, кажется, видела незапоминающиеся кошмары. К счастью, когда Силь открывала глаза, ночные ужасы тут же забывались — она не могла бы припомнить ни одного эпизода из снов.

— Ну ничего, это мы поправим, — тут же нашелся доктор Эсстен. — Присаживайтесь и давайте поговорим.

Сильвер прекрасно отдавала себе отчет, что выход из шокового состояния будет для нее болезненным и, наверное, долгим, тем более что доктор рекомендовал работать также и в семье, а привлечение к реабилитации Вероники представлялось крайне затруднительным. Но девушка надеялась, что, когда Камилла придет в себя, ей поможет семья Лесновых. Пока она не хотела затруднять Зинаиду Мироновну. Утром после перевязки Силь заходила к Камилле, но состояние той было пока без изменений — она так и не пришла в себя. В палате у подруги в кресле крепко спал ее брат Сережка, и Сильвер не стала его будить. Но, наверное, Лесновы — больше ее семья, чем великая писательница Суздальцева. А может, еще дядя Шандар и тетя Джая помогут…

— Как ваша матушка смотрит на то, что вы ходите на психологическую реабилитацию? — заботливо осведомился доктор Эсстен, не подозревая, как его вопрос перекликается с мыслями пациентки. — Если она хочет, то может как‑нибудь сопровождать вас на прием, я с удовольствием с ней пообщаюсь и все объясню. Наверное, она бы хотела оказать вам поддержку в такой трудный момент.

— Она слишком занята, чтобы еще и обо мне беспокоиться, — почему‑то каждый раз, говоря что‑нибудь стандартно — пустое о маме, Сильвер испытывала что‑то вроде смущения. — С тех пор как папа умер, мы не слишком тесно общаемся.

По правде говоря, они не слишком‑то общались и раньше. В детстве Силь была скорее раздражающим фактором для матери, поэтому ее воспитание целиком и полностью взял на себя отец, обожавший малышку. Если бы он не ушел из жизни так рано, сейчас ей было бы с кем поделиться. Сильвер почувствовала, как в носу защипало, и сделала несколько вдохов — ей по — прежнему было больно вспоминать о том, что Александра Фокса больше нет.

— Вам следовало бы обратиться за помощью еще тогда, — мягко заметил доктор. — Каким бы сильным ни был человек, он порой не может справиться со своей бедой в одиночку. Моя профессия — оказаться рядом, чтобы людям было проще пережить трудные моменты жизни.

— Наверное, вы многим помогли, — голос Силь предательски дрогнул.

— Без преувеличения могу сказать, что это так, — улыбнулся Рудольф Эсстен. — Поверьте, у меня были очень сложные случаи — гораздо тяжелее вашего. Вот взять хотя бы молодую женщину, которая ходит ко мне на прием уже больше полугода. Она собиралась стать женой "мертвеца", но не успела до очередной экспедиции. Однако они жили вместе, и она оказалась беременна — разумеется, Центр репродукции не посмел отказать ей в праве родить ребенка, поскольку у нее были на руках все необходимые документы, где жених официально признал свое отцовство. Сначала она была счастлива, что ей позволят сохранить частичку любимого мужчины… А потом — несчастный случай, выкидыш… Представьте себе, как тяжело ей пришлось! Первые месяцы пациентка ходила ко мне, словно тень, постоянно говорила о том, что не хочет жить. Мне пришлось вытаскивать ее из самого глубокого болота депрессии — порой цинично и даже жестко, но в конце концов я своего добился. А ведь она действительно могла погибнуть — молодая и красивая женщина, лишившаяся практически всех стимулов к существованию! Теперь же реабилитация почти закончена, она уже и приняла решение отказаться от лекарств. Надеюсь, что Беверли еще найдет свое счастье, и я весьма доволен этим случаем в своей практике…

— Беверли? Беверли Кларк? — сорвалось с языка у Силь, прежде чем она успела удивиться. — Она тоже ходила к вам на прием?

Поняв, что только что выдал имя пациента — вопиющим образом нарушил врачебную этику, доктор Эсстен изменился в лице. В его глазах появилось беспокойство, и он недовольно пожал плечами и ответил с излишней резкостью:

— Это всего лишь пример, у той женщины совсем другое имя, — врал он неумело, так что у него не только щеки, но и уши смешно покраснели. — Я просто хотел сказать, что вы можете не волноваться, Сильвер, мы с вами вместе справимся со всеми бедами, — доктор, пытаясь взять ситуацию в свои руки, ободряюще похлопал ее по правому запястью над повязкой.

Она очень надеялась, что так и будет. Но накануне и днем раньше ей было довольно трудно рассказывать постороннему человеку, что случилось в "ДиЭм". Они договорились, что Силь продолжит проговаривать свои воспоминания на следующем сеансе, а остаток времени она слушала успокаивающую музыку и смотрела пейзажи на голографическом экране витранслятора. При мысли о том, что ей придется еще раз вернуться в кошмар и рассказать его полностью, у Сильвер внутри все переворачивалось. Но она понимала, что нужно через это пройти, хотя и изо всех сил старалась оттянуть момент неприятного разговора. Однако психотерапевт больше не предлагал посмотреть "расслабляющих" картинок. Он, видимо, считал, что ее реабилитация должна продвигаться быстрее.

— Ну что ж, давайте начнем, — предложил доктор Эсстен. — Садитесь поудобнее и расслабьтесь. Рассказывайте, не торопясь. Начните с того, что вам проще и удобнее всего вспомнить…

Он говорил мерно и спокойно, и постепенно девушка почувствовала, что его голос убаюкивает, почти как приятная негромкая музыка, звучащая из встроенных в стены динамиков. Сильвер поерзала на диванчике и уже собиралась начать "утро воспоминаний", когда вдруг на коммуникаторе доктора запульсировал сигнал вызова. Профессор Эсстен недовольно поморщился, но, когда перед ним всплыло сообщение, тем не менее его прочитал.

— Прошу прощения, Сильвер, я выйду буквально на минутку, — в его улыбке мелькнуло извинение. — Вы пока соберитесь с мыслями и подышите поглубже — это должно вам помочь. Если хотите холодного чаю или сока, то возьмите себе стаканчик.

— Х — хорошо, — растерялась девушка.

Она не знала, что и думать, когда доктор неожиданно направился к неприметной двери, ведущей из кабинета не в приемную, а куда‑то еще. Панель отъехала в сторону, и за ней показалось пространство еще одной комнаты: длинный удобный диван, большой навесной витранслятор на дальней стене, чуть правее — огромный полупрозрачный пластиковый купол, отгораживавший часть пространства. Приватная зона у профессора была более аскетичной, нежели сам кабинет, однако выглядела при этом очень мило. Прежде чем дверная панель закрылась за доктором Эсстеном, Сильвер уловила движение где‑то сбоку от проема — кажется, какой‑то человек шагнул навстречу психологу.

Она успела не только собраться с мыслями, но и выпить два стакана томатного сока, а доктор Эсстен все не возвращался. Сильвер бродила по кабинету, разглядывая голографические изображения и любуясь рыбками в аквариуме. Одна запись расслабляющей музыки закончилась, началась другая, с тягучими нежными нотами… Силь прочитала все надписи на дипломах, вооружилась еще одним стаканом сока и, скинув туфли, с ногами забралась на диванчик. Она чувствовала себя так, словно неожиданно оказалась в пещере сокровищ, а ее хозяин куда‑то отлучился.

Интересно, что происходит в приватной зоне доктора Эсстена? Сильвер не сомневалась, что его вызвал какой‑то пациент, которому понадобилась срочная консультация. Девушка не заблуждалась на предмет того, что ее стресс — "самое страшное в жизни". Вполне возможно, что профессор работает также и с родителями, потерявшими детей в том же "ДиЭм", или, скажем, с женщинами, которым специалисты Центра репродукции отказали в праве родить ребенка. Силь понимала, что кто‑то может нуждаться в помощи еще больше, чем она.

Но профессора все не было и не было. Пациентка терпеливо ждала его ровно до того момента, когда после звона больших старинных настенных часов в дверь не постучала ассистентка доктора Эсстена. Не дожидаясь ответа, она осторожно отодвинула непрозрачную панель и заглянула в кабинет.

— Профессор, пришел господин Брайгер, вы назначили ему на это время, — пробормотала она в сторону кресла, в котором обычно сидел доктор Эсстен. — Ой!

— Он вышел в приватную зону и попросил его подождать, — опережая вопросы, быстро сказала Сильвер. — Почти сразу после того, как начался наш сеанс. Его уже очень долго нет — может быть, там какой‑то трудный случай…

Ассистентка недовольно хмыкнула и, прошествовав к проходу в приватную зону, решительно постучала в панель. Но оттуда не донеслось ни звука. Набрав на настенном замке какую‑то комбинацию, помощница профессора Эсстена осторожно открыла дверь. Сильвер, спрыгнув с дивана, последовала за ассистенткой и с любопытством заглянула ей через плечо. Приватная зона была пуста. Доктора там не оказалось…

— Сразу после этого ты стала звонить мне? — уточнила Дороти, когда Сильвер закончила рассказывать.

— Нет, не сразу, — призналась та. — Сначала мы с ассистенткой профессора его искали, посмотрели в приватной зоне и на выходе из нее. А потом стали приходить другие посетители, и начался кошмар. Наверное, я бы просто уехала, если бы не его оговорка про Беверли Кларк. Несмотря на то, что он старался сделать вид, что говорил совсем не о ней, я уверена, что на самом деле именно она была той самой пациенткой, про которую рассказывал доктор Эсстен! Ведь если бы это было не так, он бы совсем по — другому отреагировал на мое предположение. Извините, я, наверное, сумбурно говорю, но у меня мысли путаются… В общем, когда доктор пропал, я и позвонила тебе, Дороти. Согласись, это странно: Беверли умерла — и профессор Эсстен, у которого она наблюдалась, тут же пропал неизвестно куда!

— Вы совершенно правильно сделали, Сильвер, — отметила Микаэла, которая во время рассказа девушки ходила по кабинету. — Дороти, осмотрим приватную зону, пока группа не прибыла. Только трогать там ничего нельзя.

Бывшая адвокатесса хмыкнула, как если бы хотела сказать, что она как‑нибудь и без посторонних советов сообразит ничего не трогать там, где еще не побывала группа экспертов службы безопасности. Все трое направились в приватную зону, дверная панель которой уже была отодвинута — ее открыла ассистентка с пульта приемной. Поскольку Сильвер никто не велел оставаться в кабинете, она осторожно последовала за Дороти и Микаэлой, поминутно ожидая, что или одна, или другая вот — вот отошлют ее прочь. Однако, оказавшись в "задней" комнате, они, казалось, и думать забыли о том, что их сопровождает Силь.

Приватная зона, в которой профессор Эсстен, видимо, отдыхал от посетителей и обедал, была разделена на несколько секторов — для себя Сильвер назвала их "кухонным", "спальным" и "умывальным". В первом присутствовала небольшая утопленная в стене ниша, оборудованная небольшим разогревателем для еды, рядом с которым на совсем небольшом расстоянии красовался охладитель. Раздвижной столик казался совсем маленьким, но Силь знала, что он может раскладываться до приличных размеров, — у нее в дома стоял точно такой же. В "спальном" секторе располагались диван и два кресла, на стене напротив висела большая панель витранслятора. "Умывальный" отгораживался от остального пространства полупрозрачной панелью, за которой угадывались очертания душевой кабины и прочих необходимых гигиенических приспособлений. Похоже, при желании профессор Эсстен мог не только заночевать на работе, но и поселиться здесь на месяц — другой.

— Сдается мне, доктор покинул это место не совсем по своей воле, — задумчиво произнесла Микаэла Войцеховская, остановившись рядом со "спальной" зоной.

Проследив за направлением ее взгляда, Силь вздрогнула. По светлому ворсистому покрытию пола тянулись две продольные борозды, а рядом с ними краснели капли, ведущие прямо к двери — вероятно, тому самому "служебному входу". Они с ассистенткой, к счастью, этого не заметили — убедившись, что доктора в помещении нет, направились на дальнейшие поиски, а если бы обратили внимание на кровь, то Железная Микки и Дороти застали бы их, наверное, в истерике.

— Не пугайся так, Сильвер, — Дороти кинула на девушку заботливый взгляд. — Если бы произошло что‑то страшное, крови точно было бы больше. Доктор наверняка жив и здоров, разве что ему нос разбили.

— И, кто бы его тут ни ждал, он решил, что профессору Эсстену лучше находиться вместе с ним, — Железная Микки еще раз медленно обошла комнату, и ее строгий взгляд, казалось, ничего не упустил. — Послушайте, Сильвер, вы действительно видели кого‑то в этой комнате? Нам понадобится как можно более подробное описание.

Дороти повернулась к девушке, и на ее лице мелькнула тревога. Силь вдруг почувствовала озноб и засунула руки в карманы штанов, чтобы они не дрожали.

— Я… Мне показалось, что здесь кто‑то был, сидел вон там, — девушка кивнула на одно из кресел. — Но в проем это место почти не видно, а дверь закрылась очень быстро. Я только успела заметить, что кто‑то встал и двинулся навстречу доктору. На самом деле я даже не знаю, мужчина это или женщина…

Она невольно задумалась, стараясь воспроизвести в памяти эту сцену. Вот профессор Эсстен шагает через порог, и панель начинает закрываться за его спиной. Навстречу ему скользит неясная тень, и глаза Сильвер автоматически отмечают мысок обуви и неуловимое движение рукой. Рукав кажется смутно знакомым, словно она много раз видела нечто подобное, но не может вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах. Силь снова и снова прокручивала в памяти эту сцену, но никак не могла зацепиться за мысль, вертящуюся в голове. Она действительно не была уверена, мужчина ли ожидал доктора Эсстена или женщина! То движение было настолько на грани уловимости, что оставалось лишь удивляться, что она вообще хоть что‑то заметила!

Дороти и Микаэла терпеливо ждали, чем еще больше смущали девушку. Она изо всех сил старалась сообразить, как помочь, но у нее не получалось. Сильвер судорожно цеплялась за воспоминания, она даже закрыла глаза, чтобы полнее представить себе закрывающуюся дверь, мелькнувший в проеме носок ботинка и рукав какой‑то очень знакомой неяркой одежды. Униформа?..

— Разрешите, мэм? — не дожидаясь позволения, в кабинет доктора Эсстена ввалилось несколько сотрудников службы безопасности, и один из них, с лейтенантскими нашивками на форме, едва осмотревшись, шагнул к приватной зоне.

Скользнув по Сильвер сожалеющим взглядом, Микаэла Войцеховская повернулась к своим людям и принялась быстро отдавать приказы. Дороти подошла к девушке и осторожно подхватила ее под руку.

— Я не могу понять… — пробормотала Силь. — Что‑то крутится в голове, но я не могу поймать мысль…

— Не напрягайся ты так, — сочувственно посоветовала Дороти. — Кто бы тут ни был, его обязательно найдут. Служба безопасности уже начала рейды, профессора Эсстена ищут. Вряд ли его в бесчувственном состоянии утащили отсюда далеко.

Сильвер постаралась выдавить из себя улыбку, но у нее это плохо получилось. Служба безопасности взялась за работу, прибывший эксперт принялся ворчать, что некоторые несознательные личности чуть ли не все следы затоптали, и Дороти с Силь с разрешения Микаэлы уехали из клиники.

Несмотря на то, что день не подобрался еще и к середине, Сильвер чувствовала себя совершенно вымотанной. Она собиралась после визита к психологу еще раз заехать в больницу к Камилле, а потом навестить Ульяну, но поняла, что попросту не в силах сделать ни того, ни другого. Она отвезла Дороти в ее гостиницу и направилась домой. Когда компьютер через наушники, встроенные в шлем, голосом отца пожелал ей удачного дня, Сильвер едва удержалась, чтобы не начать ему жаловаться. Порой ей казалось, что индивидуально для нее сконструированный аппарат будет отвечать ей знакомым голосом, как папа…

— Только и не хватает еще прямо сейчас начать разговаривать со своим шлемом! — ворчливо произнесла девушка сама себе, пока "сильвер" парковался на придомовой территории. — Тогда следующим номером мне придется идти уже не к психологу, а к психиатру!

— Удачного дня, Лисенок! — пожелал голос отца из компьютера.

— Куда уж удачней! — вздохнула она, неловко придерживая локтем больной руки багажный ящик, чтобы убрать туда шлем.

Домашних дел вполне хватало, чтобы весь остаток дня Силь чувствовала себя занятой. Госпожа Суздальцева уборкой, стиркой и прочими бытовыми вопросами не занималась, полагая, что для всего этого имеются "специально обученные люди". После смерти отца она категорически заявила дочери, что им необходимо нанять какую‑нибудь клининговую службу или домработницу — второе даже лучше, поскольку она еще и еду будет готовить. Но Сильвер не любила впускать в дом посторонних даже на время, поэтому взяла все необходимые заботы на себя.

Первым делом, поднявшись в квартиру, она выпустила на свободу из комнаты рыжего Василия, а потом занялась делами. На кухне ее ждал небольшой бардак — свидетельство того, что великая писательница уже позавтракала. Загрузив грязную посуду в мойку со стерилизатором, Сильвер взялась за приготовление обеда и ужина, неловко действуя одной рукой. Хорошо еще, что папа в свое время настоял на том, чтобы их кухня была оборудована всей необходимой техникой — дали бы волю Веронике, целыми днями питались бы в кафе и ресторанах! Александр Фокс любил домашнюю кухню, умел готовить и научил этому единственную дочь.

Как и всегда при воспоминании об отце, к горлу подкатил комок. Сильвер сглотнула. Говорят, что время лечит, но за три года она так и не научилась думать об Александре Фоксе как о покойнике. Иногда ей казалось, что она живет в каком‑то иллюзорном мире, как будто во сне. Стоит проснуться, открыть глаза — и она услышит папин голос, а потом и увидит его на кухне напевающим что‑нибудь лирическое. Но один день сменял другой, жизнь текла своим чередом, мама писала новые жуткие произведения, Силь — песни, группа "Серебряная камелия" выступала в "Мертвеце" — в общем, ничего не менялось. Нереальность слишком затянулась, чтобы в конце концов оказаться сном…

Рыжая лапка осторожно потрогала лодыжку Сильвер мягкими розовыми подушечками без когтей — и она вздрогнула, приходя в себя от невеселых мыслей. Васька, сидевший рядом с ее ногой, требовательно мяукнул: у тебя там еда, небось? а ну давай, поднимай меня наверх! Улыбнувшись, девушка подхватила его под пушистый животик и поставила на стол. Котенок тут же принялся обнюхивать упаковки зеленой фасоли и цветной капусты, из которых Силь собиралась приготовить гарнир к обеду. Убедившись, что ничем вкусным от пакетиков не пахнет, Васька недовольно фыркнул и укоризненно посмотрел на хозяйку: ну и зачем, спрашивается, держать в доме еду, которую не ест кот? какой в этом смысл?

— А мне эти штуки нравятся! — заявила Сильвер и показала котенку язык.

Он тяжело вздохнул и уселся на столе напротив хозяйки, внимательно наблюдая, как она неторопливо нарезает овощи. Василия, казалось, завораживал сам процесс движения — в какой‑то момент Силь даже показалось, что он "охотится" на ее руку, настолько пристальным сделался взгляд янтарных глаз.

— Теперь это чудовище будет сидеть на моей кухне? — недовольный голос Вероники Суздальцевой раздался от дверей так внезапно, что Сильвер от неожиданности выпустила нож, который, выскользнув из ладони, загремел по полу.

— На нашей кухне, мама, — с нажимом произнесла девушка, наклоняясь за "беглецом". — Я уже сказала: если мы с котом тебе мешаем, то можем переехать. Тогда это действительно будет твоя кухня, и на ней никто сидеть не станет!

— Ты же знаешь, что тогда мне придется платить за лишнюю площадь! — возмущенно заметила Вероника, проходя мимо дочери и даже не порываясь ей помочь. — Где у нас кофе?

— Там же, где и всегда, — кинув нож в мойку — стерилизатор, Силь взяла с подставки другой. — Посмотри в ящике с бакалеей. И, кстати, если мы с котом уедем, ты тоже можешь переехать в какую‑нибудь студию поудобнее.

— Я ненавижу все эти объединенные пространства, где и спальня, и кухня находятся в одном блоке! — фыркнула писательница. — Хорошо еще, что пока не додумались выставлять санузел в тот же объем, ничем его не отгораживая.

— Есть очень уютные квартиры для одиноких людей или семейных пар, — заметила Сильвер, перемешивая салат.

— Тебе прекрасно известно, что я привыкла жить в комфорте! — капризным тоном произнесла Вероника, просыпая на пол немного чая и не обращая на это ни малейшего внимания. — Кроме того, мне понадобится целый штат прислуги, а я и управляться с ней не умею! Если бы твой отец не умер, он бы ни за что не позволил, чтобы я жила одна!

Сильвер отставила в сторону миску и оперлась здоровой ладонью о стол, старательно сдерживая порыв душевно выговориться. Мама на удивление легко пережила саму смерть отца, зато искренне страдала по поводу того, что в его отсутствие некому обеспечивать ей привычный комфорт. Само собой разумелось, что взять на себя эту миссию обязана Силь, и до сих пор ей не приходило в голову как‑то сопротивляться. Три года она старательно поддерживала видимость обычной семьи, и только близкие друзья знали, кто у них с мамой "старший".

Но в последнее время ее все чаще начинало раздражать поведение не столько родственницы, сколько, пожалуй, "соседки". Наверное, она и раньше была не в восторге от того, что мама настолько откровенно сидит у нее на шее, но после смерти отца Силь надо было о ком‑нибудь заботиться, чтобы не сойти с ума от потери. День за днем она выполняла какую‑то рутинную работу, старалась создавать в доме уют, к которому ее приучил папа, готовила и убирала. Камилла и Кароль в два голоса ругали ее, говоря, что она так до конца жизни и останется удобной штатной "золушкой" для капризной и эгоистичной Вероники. Теперь Сильвер и сама понимала, что ее это не устроит. И даже вечное "отец бы не позволил" из маминых уст теперь звучало фальшиво и неприятно, как будто великая писательница вооружилась хлыстом, которым собиралась подгонять дочь в нужном направлении.

— Он умер, — ровным тоном произнесла Силь. — Папы больше нет. И я думаю, что нам с Васькой действительно надо съехать, чтобы не мешать тебе!

— Ты!.. Ты!.. — глаза госпожи Суздальцевой наполнились искренними слезами — когда речь шла о ее личных удобствах, она не играла. — Ты придумала это специально, чтобы мне досадить! Ты не можешь бросить меня, я же совершенно не умею обходиться без посторонней помощи!

— Папа оставил нам обеим достаточно средств, чтобы ты могла без нее не обходиться, — отрезала Сильвер. — Если хочешь, я помогу за свой счет нанять кого‑нибудь, чтобы тебе помогали с готовкой и уборкой.

— Какая чудовищная неблагодарность! — Вероника закричала так громко, что испуганный котенок пулей шмыгнул со стола и рванул в "свою" комнату. — Я воспитала тебя и столько в тебя вложила, а теперь ты не хочешь даже мне помочь! Разве я так многого прошу?! Подумаешь — приготовить пару обедов и ужинов! Или тебя раздражает, когда я прошу заехать и забрать мои фильмы? Разве это трудно?! Тебе прекрасно известно, что я почти не выхожу из дома, и вообще все эти бытовые нужды меня раздражают, от них меня покидает вдохновение!

— Ничего, оно потом возвращается! — огрызнулась девушка. — Не зря же ты покупаешь все эти визгливо — тошнотворные фильмы, многие из которых были сняты еще на Земле!

— У тебя нет сердца! — писательница бессильно опустилась на одну из табуреток, сердито сверкнув взглядом на дочь. — Разве ты не понимаешь, что, если ты не будешь жить рядом, я буду все время беспокоиться, как ты и что с тобой? Силь, девочка моя, ты ведь еще совсем ребенок!

Сильвер повернулась к Веронике, и под ее взглядом заботливая родительница неуютно поерзала и потупилась. Поняла, наверное, что сейчас хватила через край. По большому счету ей было наплевать на то, как и с кем дочь проводит время. Силь сомневалась, что, не свяжись с ней медсестра из больницы, Вероника вообще бы осознала, где "ее девочка". Новостей она не смотрела и не слушала, так что трагедия в "ДиЭм", вероятно, просто прошла бы мимо писательницы Суздальцевой, никак ее не затронув. Интересно, если бы Сильвер погибла при взрыве и никто бы не связался с Вероникой, сколько времени прошло бы до того момента, как она поняла, что дочери уже давно нет дома? День, два, неделя? Пока в холодильнике не закончилась бы еда, а в ящиках — чистая посуда, вряд ли отсутствие Силь обеспокоило бы маму.

— Мне уже двадцать три, и я по закону "Одиннадцати" имею полное право на жилье, отделенное от родителей, — отчеканила девушка. — Сегодня же вечером подам соответствующий запрос в службу распределения ресурсов и с помощью муниципалитета начну подыскивать себе что‑нибудь подходящее. Если хочешь, могу составить требования и для тебя — только тебе придется выбираться из дома, чтобы осматривать варианты. Или ты все‑таки предпочитаешь остаться здесь, доплачивая за лишнюю площадь?

— Это какое‑то безумие! — простонала Вероника — в такие моменты, отчаянно фальшивя, она становилась похожей на героинь своих романов, которые трогательно и ненатурально страдали, демонстрируя это перед каждой репликой. — Ты совершенно отбилась от рук! Если бы твой отец был жив, он ни за что не допустил бы, чтобы ты уехала из родного дома!

Если бы Александр Фокс был жив, ей бы, вероятно, и в голову не пришло уехать… Сильвер прямо посмотрела в глаза матери. Отбилась от рук? Возможно. А может быть, Кароль и Камилла правы, и ей давно уже пора сменить обстановку, отпустить душу покойника и жить собственной жизнью, не цепляясь за прошлое. Отец бы обязательно одобрил ее — он вообще любил, когда дочь делала "взрослые" поступки.

— Мама, это мое решение, — строго произнесла Силь. — Ты остаешься или тоже переезжаешь?

На породистом лице Вероники Суздальцевой было отчетливо видно, как в душе ее привычка к комфорту сражается с жадностью. С деньгами она всегда расставалась неохотно, однако ради себя, любимой, готова была на жертвы. Сильвер поймала себя на мысли, что готова лично оплачивать матери пользование излишней площадью, — лишь бы самой не жить рядом с ней.

— Раз ты решила поступить со мной так жестоко, — всхлипнула Вероника, показательно содрогаясь, — мне не остается ничего другого, кроме как остаться здесь одной. Я не предам память твоего отца, а ему нравилась эта квартира! Ты уедешь — и я целыми днями буду бродить по пустому дому и оплакивать нашу семью! Мы ведь были так счастливы — ты, я и папа!..

— Хорошо, так и поступим, — чувствуя себя бесчувственным бревном, Сильвер отвернулась к столу. — Ты остаешься, а я уезжаю.

— Ладно, — слабым голосом произнесла Вероника. — В таком случае, если твоя комнате тебе не нужна, ты не станешь возражать, если я оборудую в ней салон?

— Салон? — недоуменно переспросила Сильвер. — Это который светский?

— Ну не парикмахерский же! — "умирающий" тон слегка ожил. — В свое время все мало — мальски крупные писатели собирались в салонах, а держать такой у себя дома считалось очень модным.

— Сколько веков назад? — усмехнулась девушка.

— Какая разница?! — Вероника махнула рукой. — Тебе ведь больше не нужна будет твоя комната!

— Конечно, нет, — Силь достала из холодильника и кинула в размораживатель две порционные упаковки грибов. — Делай, что хочешь.

Трагически — надрывно вздохнув и вытерев салфеткой глаза, Вероника грациозно поднялась со стула и направилась к выходу с кухни. Впрочем, напоследок она обернулась в дверях, чтобы подарить дочери еще один укоризненный взгляд, на который Сильвер уже с чистой совестью не обратила никакого внимания. Светский салон в бывшей ее комнате — отличная мысль!

— Разумеется, я по — прежнему считаю, что это очень глупо, недальновидно и даже в какой‑то мере жестоко с твоей стороны, — сурово произнесла новоявленная обладательница свободной жилплощади. — В последнее время я не понимаю, что с тобой происходит. У меня такое впечатление, что мы с Александром слишком избаловали тебя! Но ты единственная дочь, нам это было позволительно… Я и не подозревала, что ты вырастешь не милой и ласковой девочкой, какой была в детстве, а бездушным ходячим мертвецом, не желающим считаться ни с кем, кроме себя! Кстати, я сегодня обедать не буду — может быть, поужинаю позже, а пока у меня нет аппетита… Надеюсь, хотя бы от этого тебе станет стыдно!

Высказавшись напоследок, Вероника с достоинством выплыла из кухни. Вероятно, если бы она обернулась, реакция Сильвер ее бы порадовала. Девушка застывшим взглядом уставилась ей в спину, как будто видела впервые. В голове у Силь от финальной реплики словно что‑то щелкнуло. Бездушным ходячим мертвецом… Мертвецом!

Так — так, где‑то на личном чипе у нее записан прямой номер комма главы службы безопасности — Микаэла оставила его еще в тот вечер, когда опрашивала Сильвер в больнице. Быстро активировав коммуникатор и отыскав нужную комбинацию, девушка послала сигнал вызова.

— Добрый день, госпожа Войцеховская! — чуть не закричала она в комм, когда на экране появилось усталое лицо Железной Микки. — Это Сильвер Фокс. Простите, что беспокою…

— Никакого беспокойства, Сильвер, — ответила та. — Уверена, что вы не стали бы связываться без повода. Что случилось?

— Я кое‑что вспомнила, хотя не знаю, как вам это поможет в поисках доктора Эсстена, — смущенно забормотала Силь. — Тот человек, который встретил его в приватной зоне… Я видела только его рукав и не могла понять, что в нем такого знакомого. Но теперь я совершенно уверена! Он был одет в летную униформу!

— Что?! — словно ушам своим не веря, переспросила Микаэла.

— Я видела, что на том человеке, который вызвал доктора Эсстена в приватную зону, была форма космопилота летного подразделения номер три, — твердо произнесла Сильвер. — Я по — прежнему не уверена, был ли это мужчина или женщина, но могу сказать точно — это "мертвец"!

Глава 10

Среда, 21 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

В больнице пахло не столько лекарствами, сколько цветами — в коридорах и палатах повсюду были расставлены букеты, принесенные родными и друзьями тех, кто пострадал при взрыве в "ДиЭм". Врачи день и ночь боролись за жизнь и здоровье уцелевших, а те, кто не мог помочь, поддерживал их хотя бы огромными охапками цветов. Один из них — охапку ярко — малиновых хризантем, любимых камиллиных цветов — принесла и Сильвер.

Ожидая, пока ей позволят навестить подругу (сейчас у нее, помимо младшего брата, сидела Ульяна, а врач категорически возражал против того, чтобы в палате находилось больше двух человек), она устроилась в кресле, задумчиво разглядывая разноцветные клеточки пластиковых плиток, которыми здесь покрывали пол. Они напоминали "классики" — старую земную игру, о которой Кэм и Силь узнали из какого‑то еще черно — белого детского фильма. Тогда они всю школу "заразили" этими "классиками" — по слухам, даже несколько молодых учительниц на досуге не только рассказывали об игре знакомым и друзьям, но и сами прыгали по расчерченным на полу квадратикам.

— Привет!

Сильвер неуверенно подняла голову.

— Привет!

Голос был мужским и казался довольно молодым, хотя лица под повязками видно почти не было. Можно либо рассмотреть лишь нижнюю часть левой щеки, рот и массивный квадратный подбородок, слегка смягченный ямочкой посередине, да внимательные и яркие синие глаза, искрившиеся теплым весельем, несмотря на то, что их обладатель сидел в инвалидном кресле, на подлокотниках которого покоились крупные сильные руки, ниже локтей буквально испещренные свежими швами. Левое плечо было перевязано специальными антисептическими повязками светло — коричневого цвета. Через бинт на верхней части лица и голове кое — где пробивались темно — рыжие вихры. Скулы и правую щеку почти полностью покрывал нанопластырь — похоже, лицо его сильно пострадало. На левой щеке и подбородке пробивалась рыжеватая щетина. Ноги общительного незнакомца были укутаны больничным пледом и, кажется, заканчивались где‑то под коленями. Девушка была совершенно уверена, что раньше никогда не видела этого человека.

— Здравствуйте… — Сильвер сморгнула. — Извините, а вы кто?

— Я? — казалось, молодой человек удивился, что его не узнали. — Можно сказать, преданный почитатель вашего таланта. Вы ведь солистка группы "Серебряная камелия", правильно?

— Да, правильно, — девушка слегка растерялась. — Меня зовут Сильвер Фокс.

— А я Бриан Маккинан, — представился ее неожиданный собеседник. — Можно сразу "на ты", нет возражений? — он дождался, пока Силь отрицательно покачала головой, и продолжил. — Ты здесь на перевязку или навещаешь кого‑нибудь?

— Здесь Камилла, наша скрипачка, — произнесла девушка и неожиданно для самой себя добавила. — Она с момента взрыва не приходит в сознание, и врачи не знают, когда ей станет лучше…

— Волнуешься за нее? — Бриан слегка развернул кресло, поставив его рядом с диванчиком, на котором сидела Сильвер. — Ничего, самое страшное уже позади! Всем, кто пережил тот вечер, уже ничего не грозит — лимит личных угроз, можно сказать, исчерпан на всю жизнь. По любым вселенским законам с пострадавшими в "ДиЭм" уже ничего не должно случиться. Раз твоя подруга в больнице, то обязательно выкарабкается — не может быть, чтобы такая талантливая девушка не пережила какого‑то дурацкого взрыва!..

В этом парне было что‑то ободряющее и располагающее, и через несколько минут Силь поймала себя на том, что рассказывает неожиданному собеседнику подробности их с Камиллой знакомства (еще в школе), образования группы, а потом — и недавние ощущения от взрыва и пожара. Почему‑то общаться с ним было гораздо легче, чем с профессиональным психологом, с которым ей довелось свести чересчур, пожалуй, близкое знакомство. Доктора Эсстена пока так и не нашли, так что лечащий врач направил Сильвер к милой, немного рассеянной даме неопределенного возраста по имени Саманта Дрейк, хотя девушка и сомневалась, что ей сможет помочь очередной психотерапевт. Зато теперь под внимательным и спокойным взглядом синих глаз она говорила, и говорила, и, казалось, не могла остановиться. Поймала себя "за язык", только когда вдруг начала рассказывать о папиной смерти…

— А вы… ты здесь тоже после "ДиЭм"? — переведя дух, спросила Сильвер у собеседника.

— Ну да, неудачно выбрал место, чтобы скоротать вечерок, — судя по голосу, Бриан, несмотря на ранения, веселился вовсю. — Как говорится, ничто не предвещало… Кто бы мог подумать, что клуб Дэнни окажется в центре всех новостей "Одиннадцати"!

— Ты тоже был знаком с Дэнни? — удивилась Силь.

— По — моему, все, кто более или менее часто заходил в "Мертвеца", были если и не друзьями Монтего, то приятелями — точно, — заметил парень. — Особенно если готовы были слушать жуткие подробности очередного его романа!

— Точно! — улыбнулась Сильвер. — Он обожал часами рассказывать о том, какую неземную любовь повстречал в очередной раз! Иногда Дэнни ухитрялся даже находить таких собеседников, которые чуть ли не на ночь оставались в клубе, выслушивая его! Мы с Камиллой уходили, а иногда и Кароль успевал свернуть аппаратуру, а наш владелец торчал за стойкой и что‑то втолковывал очередному несчастному, чуть ли не за пуговицу его придерживая, чтобы не убежал!

— В последнее время я частенько пребывал в роли покорного слушателя и идеальной жилеткой, — Бриан слегка склонил голову. — Закон клубов: если хочешь получить скидку и хорошее обслуживание, дай выговориться владельцу. Кружка домашнего пива — в подарок!

Эту фразу он произнес хорошо поставленным голосом "профессионального рекламщика", и Сильвер невольно рассмеялась. Она помнила, что последние несколько месяцев по вечерам Дэнни активно угощал высокого темно — рыжего парня лет двадцати пяти из "мертвецов". Силь запомнила его еще и потому, что в зале он всегда сидел за пустым столиком, а заказ делал только после того, как они с Камиллой заканчивали выступать. Подруга утверждала, что синеглазый поклонник их творчества только и выискивает возможность познакомиться, тем более что, болтая с Дэнни, он, как правило, провожал девушек задумчивым взглядом. А Кароль прозвал его "рыжим везунчиком" — за то, что ему "подфартило" так надолго стать "наперсником" для пребывающего в расстроенных чувствах Монтего, влюбленного в очередной раз.

— Ты — рыжий везунчик! — выпалила она, прежде чем успела сообразить, что говорит, и мучительно покраснела, когда до нее дошло. — Ой, извини, пожалуйста…

— Да за что?! — он, казалось, окончательно развеселился. — Это же правда! Был бы менее везучим — не сидел бы здесь живым и… почти здоровым! И с рыжим — тоже в самую точку!

Почти здоровым? Взгляд Сильвер невольно скользнул к его коленям, укутанным пледом. Да парень — настоящий оптимист! Интересно, она смогла бы вот так же, потеряв ноги, уже через несколько дней шутить и смеяться, сочувственно выслушивать откровения какой‑то незнакомой девицы и стараться поддержать ее? Наверняка, нет!

— Если все время помнить, что их нет, то они и не болят, — спокойно произнес Бриан, проследив за направлением ее взгляда. — Кроме того, врачи говорят, что через некоторое время я смогу ходить на протезах, что тоже неплохо. Да и лицо мне тоже поправят — я вот думаю, может, заказать пластику какую‑нибудь физиономию знаменитости?..

— Не надо, — улыбнулась Силь. — Тебе и с твоим лицом неплохо.

— Хм… Ну, раз ты так считаешь, — ярко — синие глаза снова улыбнулись, — то за успех у девушек мне можно не беспокоиться.

Сильвер почувствовала, как у нее запылали щеки. Хотя что, собственно, такого она сказала? Этот Бриан — очень симпатичный, она это заметила задолго до того, как Кароль окрестил его "везунчиком". Камилла над ней еще подшучивала, говоря, что, если хоть кто‑нибудь из них не сделает первый шаг к знакомству, они так и будут до конца жизни "переглядываться" издалека.

— У тебя замечательные песни, — заметил Бриан. — Чистые, и сквозь них как будто радугу видно. Я думал, что в наше время уже не бывает таких песен… и таких девушек.

Она смутилась еще больше и уже открыла рот, чтобы, вероятно, брякнуть какую‑нибудь несусветную глупость, но ее спас Мирон Леснов — младший брат Камиллы.

— Силь! — позвал он, высунувшись из двери палаты сестры. — Уля уходит!

— Спасибо, что сказал, а то она бы и не заметила! — проворчала Ульяна, протискиваясь мимо него в дверях.

Девушки обменялись слабыми улыбками. С одной стороны, пережитое объединило и сблизило их, с другой — ни одной не хотелось вспоминать о том вечере в "ДиЭм". Сильвер невольно снова подумалось, что пройдет еще немало времени, прежде чем она сможет говорить о взрыве с таким же спокойствием, как "везунчик" Бриан… Припомнив о хороших манерах, Силь представила их с Ульяной друг другу.

— Очень приятно, — пробормотала Морозова, уставившись в пол. — Извините, мне пора. У меня сегодня еще практика… Пока, Сильвер, потом поговорим.

Она быстро пошла по коридору прочь от палаты Камиллы. Силь, извинившись перед Брианом, вошла к подруге. Лица Лесновой по — прежнему не было видно из‑за повязок, провода тоже пребывали на месте, на руках, лежащих поверх одеяла, пульсировали сенсоры.

— Это чтобы сразу понять, что она пришла в себя, — со знанием дела пояснил Мирон, проследив взгляд Сильвер. — Доктор говорит, что Кэм может перейти из бессознательного состояния в фазу глубокого сна — и они это сразу зафиксируют.

— Хорошо, — почему‑то рядом с постелью подруги, которая, как считалось, не могла их услышать, Силь хотелось говорить шепотом, как будто она боялась разбудить Камиллу. — А какие прогнозы у врачей?

— Они считают, что она может проснуться в любую минуту, — тринадцатилетний Мирон изо всех сил старался выглядеть взрослым и опытным, но не удержался и шмыгнул носом. — В любую минуту! Доктор говорит, что самое страшное уже позади — теперь нужно только набраться терпения и ждать.

Сильвер невольно улыбнулась, обнимая мальчишку за плечи. Вот и Бриан Маккинан тоже считает, что самое страшное уже позади. Почему‑то его словам хотелось верить больше, чем обещаниям докторов и службы безопасности. Пожалуй, впервые с момента взрыва и пожара Силь вдруг поняла, что все действительно будет хорошо. Глядя на Камиллу, неподвижно лежащую на больничной постели, она мысленно обратилась к ней. Возвращайся скорее, а то у нас тут чем дальше, тем больше все запутывается! Кэм всегда обожала детективные загадки. Наверное, ей и Дороти понравится — а может, Камилла и вовсе напросится к ней в помощницы!

— Слушай, я сбегаю… э — э… руки помыть, ладно? — смущенно "отпросился" Мирон. — Посиди пока тут. А то надо, чтобы, если вдруг Кэм очнется, рядом с ней был кто‑нибудь знакомый!

— Беги, я никуда не денусь, — пообещала Сильвер. — Пока тебя не будет, мы, девочки, о своем посплетничаем.

Мирон ухмыльнулся и выскочил из палаты. Силь присела на стул рядом с кроватью и осторожно прикоснулась к руке подруги.

— Я тебе сейчас такое расскажу — не поверишь! — вполголоса начала она. — Во — первых, тот парень — ну, помнишь, которого Кароль прозвал "рыжим везунчиком"? — так вот, он здесь, в больнице…

Почему‑то ей казалось, что от звука знакомого голоса Камилла быстрее придет в себя. И Сильвер рассказывала ей о том, что с ней, наконец, познакомился Бриан Маккинан, что при загадочных обстоятельствах умерла Беверли Кларк, что она как раз была на приеме у доктора Рудольфа Эсстена, которого, кажется, похитили. Когда Силь перешла к тому, что приняла решение поселиться отдельно от мамы, вернулся Мирон. Он солидно заметил, что для каждого приходит время "покинуть родное гнездо", чем вызвал у девушки искренний приступ смеха. Она была уверена, что, если Камилла их слышит, она тоже мысленно смеется — ей всегда нравилось подшучивать над младшим братишкой, который стремился повзрослеть как можно быстрее, чтобы "догнать" Сережку и сестру.

Вместе они дождались Зинаиду Мироновну — мама Камиллы пришла после собственного визита к психологу, которые ей ультимативно назначил лечащий врач. Сережка и Мирон тоже должны были посещать доктора "для снятия стресса", однако оба отнеслись к этой идее без энтузиазма. "Никакого стресса у нас нет, — в один голос ворчали Лесновы — младшие, — мы лучше лишний час посидим у Камиллы". ЗинаидаМироновна особенно не настаивала, махнув рукой на строптивых сыновей. Она и сама‑то пошла к доктору, только чтобы от мальчишек отвязались. Хватит, мол, с них и одного члена семьи Лесновых!

— Здравствуй, Сильвер! — мать Камиллы поприветствовала подругу дочери так тепло, словно они встретились где‑нибудь на дне рождения или на прогулке в парке. — Это тебя там за дверью кавалер караулит?

Силь растерянно заморгала. Никто ее не караулит!

— В смысле — парень на коляске, который то отъезжает, то возвращается? — проявил проницательность Мирон.

— Он вовсе не мой кавалер! — запротестовала Сильвер. — Мы вообще только познакомились — он просто приходил на наши концерты в клуб!

— Хорошо, хорошо, не волнуйся, — понимающе улыбнулась тетя Зина. — Как тут наша девочка?

Мирон принялся вполголоса отчитываться о том, как прошло его "дежурство". Через несколько минут в дверь заглянула медсестра, напомнившая о том, что посещения пациентки Лесновой пока ограничены, и Силь, попрощавшись, вышла из палаты. И она даже обрадовалась тому, что почти сразу за дверью встретила Бриана.

— Ну, как чувствует себя твоя подруга? — поинтересовался он.

— Пока не пришла в себя, но прогнозы, судя по всему, хорошие, — девушка пожала плечами. — Ты ждешь кого‑нибудь из посетителей?

— Да нет, просто бесцельно слоняюсь по больнице, — нажав на кнопку управления креслом, Маккинан проехал немного по коридору, потом ловко развернулся и снова подкатился к Силь. — Не люблю лежать дольше, чем необходимо. Да и вообще, надо привыкать к новой жизни!

— А в парк тебе выезжать можно? — поинтересовалась Сильвер.

— Конечно! — отозвался Бриан. — Составишь компанию?

— С удовольствием, — девушка пошла рядом с его коляской, направлявшейся к выходу.

Возвращаться домой к Веронике ей не хотелось, но еще меньше привлекала идея гулять где‑нибудь в одиночестве. Кароль еще не оправился от сотрясения, у него постоянно кружилась голова. Дороти утром связалась с Силь и известила ее, что будет занята до самого вечера, так что увидеться они смогут только завтра. Ульяна убежала на свою практику, да и вряд ли она обрадовалась бы предложению провести время вместе. Вообще после исчезновения доктора Эсстена, когда Дороти вроде бы, вспомнив старые времена, стала сотрудничать со службой безопасности, Сильвер вдруг стала чувствовать себя незаслуженно отстраненной от дела по оправданию Дэнни.

А рядом с Брианом Маккинаном она почему‑то ощутила спокойствие. Неунывающий парень в инвалидном кресле, несмотря на увечья, выглядел непоколебимым, словно скала. Невольно хотелось за ним спрятаться — а ведь раньше Силь испытывала только желание юркнуть за спину отцу, он был единственным, кому она доверяла, никто другой такой чести не удостаивался. И разговаривать с Брианом было приятно и не скучно. Поэтому она ничуть не покривила душой, когда сказала, что с удовольствием составит ему компанию.

Больничный парк отделял здание самой клиники от шоссе — тенистые аллейки служили чем‑то вроде "охраны" заведения от внешнего мира. Почти все неширокие полосы земли, принадлежавшие госпиталям и больницам, были засажены деревьями, кустарниками и цветами. В обычное время в них прогуливались выздоравливающие, здесь можно было посидеть на скамеечке, а кое — где — даже поиграть в настольные игры, расположившись в беседке. Каждый раз, пробегая мимо уютных аллеек, Сильвер представляла, как они с Камиллой будут ходить по нешироким дорожкам, вымощенным специальным "дышащим" мягким асфальтом.

Сегодня в парке было пустынно — большинство пострадавших при взрыве в "ДиЭм" еще были не в состоянии выйти из больницы, а остальных пациентов перевели отсюда сразу после трагедии, чтобы врачи могли всецело посвятить себя наиболее серьезно пострадавшим. Сильвер с Брианом добрались до уютной скамеечки в самом начале одной из коротких зеленых аллей. Девушка удобно устроилась на мягком сиденье, которое тут же послушно нагрелось до комфортной температуры, а ее спутник остановил кресло напротив.

— Ну, я уже выложила тебе все подробности своей жизни, а о тебе знаю только то, что ты был другом Дэнни и что тебе нравится музыка, — улыбнулась девушка. — Может, что‑нибудь еще расскажешь? Например, как ты решил стать… "мертвецом"?

— В тот момент это казалось логичным, — Бриан развернул коляску, отъехал на несколько шагов и вернулся, как если бы действительно прогуливался рядом. — Большинство тех, кто прибывает в Города из Пустоши, отправляются прямиком на тренировочную площадку летного корпуса.

— Ты из Пустоши? — удивилась Силь. — Никогда бы не подумала!

— А ты что, считаешь, что там живут какие‑то особенные люди? — он снова развеселился, как будто наивность собеседницы его умиляла. — Уверяю тебя, пустошники по сути ничем не отличаются от горожан!

— Так ты вступил в отряд, чтобы получить чип? — уточнила Сильвер.

— Да нет, чип у меня уже был — я родился в Городе Три и прожил там около года, прежде чем мои родители решили, что мы все должны быть ближе к природе, — пояснил Бриан. — Так мы и переехали в Пустошь. Она считается намного более "естественной", нежели индустриальные "точки" "Одиннадцати". Если, конечно, забыть о том, что ее создали тогда же, когда и Города, а поддерживает точно такая же система жизнеобеспечения, от которой зависят даже последние изгои ковчега. Моих родителей, однако, это не остановило.

— Они все еще живут в Пустоши? — осторожно спросила девушка. — И как относятся к тому, что ты стал "мертвецом"? Ты с ними общаешься?

Ей вдруг подумалось, что это, должно быть, просто ужасно: его родители, вероятно, даже не знают, что с сыном случилось несчастье, не говоря уже о том, что не могут навестить его в клинике — ведь для пустошников въезд в Города запрещен.

— Они умерли еще до того, как я решил вернуться в Город и поступить в летное подразделение номер три, — ее собеседник развел руками. — Если бы были живы, я, наверное, и сам все еще существовал бы где‑то там, на "вольных просторах". Но для одного меня Пустошь никогда не была такой уж привлекательной, так что я решил, что вполне могу покинуть "родные края", чтобы внести в свою жизнь немного комфорта.

— Сочувствую, — пробормотала Силь.

— Не стоит, — парень опять улыбнулся. — Для меня это давно позади и уже не причиняет боли. Оплакивая мертвых, мы всегда в первую очередь жалеем себя. Им сочувствовать уже бесполезно — их души растворились где‑то в просторах Вселенной и больше не ощущают ни страха, ни боли. Их не нужно жалеть, нужно просто отпустить. В первое время это кажется невозможным, но постепенно ты понимаешь, что иначе нельзя.

Она встретилась глазами с внимательным взглядом Бриана. Да, с ним невозможно было не согласиться. Оплакивая отца, Сильвер всегда начинала с мысли: "За что это мне?" Если верить любой из имеющихся на "Одиннадцати" религий, души покойных должны быть счастливы в лучшем из миров или же на просторах Вселенной. Девушка неуверенно моргнула.

— А что делать, если не можешь… не можешь отпустить? — тихо спросила она. — И даже если хочешь, то иногда вдруг становится слишком страшно, как будто предаешь память близкого человека… Что, если не получается?

— Сможешь и получится, — уверенно произнес Бриан. — Это ведь не значит, что ты забудешь о тех, кто когда‑то был рядом с тобой. Просто их место займет кто‑то другой, а душа ушедшего всегда будет опекать тебя из Вселенной. И никого ты не предаешь, не думай даже!

Сильвер молчала. Как и всегда, когда она думала об отце, хотелось плакать. В первое время после его ухода — моментального и потому еще более трагического — ни ночи не проходило, чтобы она не проснулась в слезах. Наверное, Бриан прав: Силь с самого начала жалела себя, переживала по поводу того, что у нее больше не окажется "щита", она больше ни для кого не будет "девочкой" или "малышкой". Папа был одной из опор, на которых она строила свою жизнь. Когда его не стало, мир Сильвер покачнулся и едва не рухнул. Отчаянно цепляясь за обломки прошлого, она чуть ли не цепями приковывала себя к тому, что хоть как‑то могло его напомнить…

— А я вчера решила, что нам с мамой пора разъехаться, — неожиданно для самой себя призналась девушка.

— Поздравляю! — улыбнулся Бриан. — Начинаешь новую жизнь?

— Что‑то вроде того, — смущенно подтвердила Сильвер. — Уже даже завела собственного кота.

— О, это серьезный поступок! — ее собеседник снова с помощью коляски "прошелся" мимо скамейки. — И что же послужило поводом к таким большим переменам?

— Ему нужен был дом, а мне — чтобы в доме было тепло, — искренне ответила девушка. — Можно сказать, что мы нашли друг друга.

Под ободряющим взглядом Бриана она рассказала о том, как подобрала Ваську как раз накануне происшествия в "ДиЭм". Вернувшись к неприятной теме, Сильвер на удивление не испытывала тяжелых эмоций, как будто, выговорившись еще в первый раз, стала спокойней воспринимать собственные воспоминания. Прав был доктор Эсстен — ей нужно было кому‑то все это рассказать. Вот только откровенничать с пожилым профессором ей не хотелось, как и с его коллегой, у которой Сильвер побывала сегодня утром, зато Бриану Маккинану она с готовностью выложила все свои мысли и страхи.

— Это уже позади, — парень ободряюще кивнул, когда Силь остановилась перевести дух. — Теперь тебе уже точно ничто не угрожает. Я совершенно уверен: все, кто выжил в тот вечер в "Мертвеце", будут жить долго — долго и уже могут ничего не бояться.

— То же самое мне сказали Кароль и Дороти, — призналась девушка.

— А кто такие Кароль и Дороти? — тут же заинтересовался Бриан.

— Кароль Стейн — наш звукорежиссер, осветитель и вообще мастер на все руки, — пояснила она. — Неотъемлемая часть группы, хотя обычно он торчит в маленькой комнатке за сценой, поэтому его никто не видит и не знает. А Дороти — жена, точнее — теперь уже вдова Дэнни.

— Кто?! — пораженно переспросил Маккинан.

— Мы точно так же отреагировали на эту новость, — довольно хихикнула Сильвер. — Но она действительно была замужем за Дэнни Монтего.

— Не может быть! — Бриан развел руками. — Старина Дэнни откровенничал со мной так, словно я его родной брат, потерянный во младенчестве и неожиданно вновь обретенный, но ни разу даже не упомянул о том, что женат! За последние полгода я слышал, как минимум, о трех разных девицах, за которыми он ухаживал и которые традиционно не отвечали ему взаимностью! Думаю, если бы хоть одна из них решила завести с ним интрижку, Монтего был бы поражен больше всех! И при таком‑то романтическом складе характера Дэнни был женат?

— Представь себе! — удивить его оказалось для Сильвер неожиданно приятно. — Собственно, мы с Каролем не поверили сначала, но Дороти быстро объяснила, как это получилось. Они поженились, а потом наш ловелас вдруг понял, что "любовь прошла". Поскольку они жили в разных Городах, то развод оказался довольно проблематичен, и они решили, что могут со спокойной душой продолжать жить в официальном браке, а если когда‑нибудь это понадобится, без проблем предоставят друг другу свободу. Собственно, Дэнни и так чувствовал себя в достаточно мере несвязанным, чтобы спокойно влюбляться в неподходящих женщин.

Бриан хмыкнул, ясно показывая, как лично он относится к идее такого "свободного" брака. Силь и самой это казалось дикостью: зачем жениться, если не хочешь жить вместе с человеком и делить с ним горести и радости, обустраивать его быт и стараться создать настоящую семью?.. Хотя, наверное, со стороны и ее собственную нормальной не назовешь — это был всего лишь союз величайшего изобретателя современности и писательницы, считающей себя на голову выше остального человечества, результатом которого стала единственная дочь, в честь которой Александр Фокс назвал свои юркие "сильверы".

— Тем не менее Дороти и Дэнни были друзьями, и теперь она считает, что должна очистить его имя, поскольку все считают его косвенным виновником взрыва в "ДиЭм", — Сильвер нахмурилась. — Хотя, наверное, это только официальная версия, потому что служба безопасности и госпожа Войцеховская по — прежнему расследуют это дело. А Кароль считает… — она остановилась, поняв, что зашла слишком далеко: Бриан не относился к их узкому кругу "посвященных", и Силь не была уверена, что может рассказать ему все о выводах, к которым пришли они втроем.

— А он, похоже, быстро соображает, этот твой Кароль, — сухо заметил Маккинан. — Мне только одно непонятно: зачем, если он решил самостоятельно расследовать взрыв в "ДиЭм", впутывать в дело двух женщин?

— Чем это женщины хуже мужчин? — возмутилась Сильвер. — Может, ты из тех умников, которые считают, что мы плохо соображаем? В таком случае разреши напомнить, что нынешняя глава службы безопасности Железная Микки — тоже женщина!

— Я из тех умников, которые считают, что женщин надо защищать, а не подвергать бессмысленной опасности, — строго проговорил Бриан, ничуть, похоже, не задетый ее сердитой репликой. — И твоему приятелю лучше бы взять в помощь пару здоровых мужчин, чем недавно овдовевшую женщину, приехавшую в чужой Город, и молодую девушку, тоже пострадавшую при взрыве! Даже не думай спорить со мной!

Уже открывшая рот для очередной отповеди Силь растерянно заморгала. Несмотря на то, что любому другому человеку она бы высказала сейчас все, что думает о мужском шовинизме, спорить с Брианом действительно не хотелось. Казалось, любые ее аргументы в пыль разобьются о его бронебойную уверенность: он точно знает, как должно быть!

— Никакой он мне не приятель, а просто друг! — проворчала девушка, проглотив приготовленную возмущенную речь. — Кароль еще в школе нас с Кэм опекал, а потом как‑то и получилось, что он стал нашим "мастером на все руки".

— Ну, это его никак не оправдывает, — тем не менее взгляд Бриана немного смягчился. — Мужчина должен думать о безопасности любой женщины, а не только той, которую считает своей!

— У тебя какие‑то средневековые принципы! Они, наверное, передавались у тебя в семье из поколения в поколение с какого‑нибудь девятнадцатого века еще с Земли? — несмотря на демонстративную суровость, Сильвер поймала себя на мысли, что эти самые принципы ее скорее восхищают, чем расстраивают.

— Какие есть, теми и приходится обходиться, — Маккинан развел руками. — Ну, и что же считает Кароль?

Она отметила, что Стейн уже перестал быть "этим ее", и слегка улыбнулась собственному наблюдению.

— Что взрыв был не от электропроводки, — пробормотала она. — Вообще‑то я тоже так стала думать с тех пор, как дядя Шандар отказался помогать и категорически запретил мне вмешиваться в это расследование…

— Это говорит о том, что у "дяди Шандара" на порядок больше здравого смысла, чем у вашего звукорежиссера и вдовы Дэнни, вместе взятых! — проворчал Бриан. — А кто он такой, кстати?

— Доктор Шандар Керми — заместитель командора, лидер Исследовательского центра, — послушно пояснила девушка.

— Один из членов Большого Совета приходится тебе дядей? — голос Маккинана впервые прозвучал неуверенно.

— Вообще‑то нет, я называю его так, потому что привыкла с детства, — Сильвер пожала плечами. — Он учился вместе с моим отцом, и наши семьи дружили… то есть и сейчас дружат… то есть я дружу с его семьей.

— А твой отец?.. — осторожно осведомился Бриан.

— Александр Фокс, — она незаметно сглотнула, прогоняя комок из горла.

— Тот самый Александр Фокс, создатель "сильверов"? — уточнил парень. — Потомок Джеймса Фокса, первого командора "Одиннадцати"?

— Тот самый, — подтвердила Силь.

На полминуты над аллейкой повисло молчание. Сильвер невольно вспомнилось, как еще в выпускном классе школы за ней пытался ухаживать один из соучеников и в ответ на "признание" о том, кто ее отец, заявил: "Круто же я влип!" Почему‑то большинству людей Силь представлялась какой‑то необыкновенной, учитывая, что Александра Фокса считали одним из самых знаменитых людей современности. И если бы дело было только в отце! Сильвер оказалась наследницей весьма значимой для ковчега фамилии — ее далекий предок Джеймс Фокс действительно был первым командором "Одиннадцати", да и некоторые другие родственники отличились выдающимися заслугами в области науки, техники или управления. Она старалась не афишировать наследственность, тем более что у нее не такая уж редкая фамилия. Потому что едва собеседник узнавал, чья она дочь и наследница, как от Сильвер начинали ожидать чего‑то сверхъестественного, как будто она вот — вот начнет рассуждать на высоконаучные темы или, по крайней мере, показывать увлекательные фокусы.

— Ну что ж, член Большого Совета и должен проявить достаточно здравомыслия, чтобы попытаться удержать тебя от вмешательства в эту запутанную историю, — когда Бриан заговорил, казалось, что они и не отошли в сторону от первоначальной темы разговора. — И что же случилось, когда дядя Шандар отказался тебе помогать?

— Он вел себя так, что у меня невольно зародились подозрения, — призналась девушка. — А потом мы с Каролем сложили два и два, и получилось, что взрыв этот кто‑то специально устроил — и это точно не Дэнни! А уж когда Беверли якобы покончила жизнь самоубийством, а доктор Эсстен пропал…

— Стоп, стоп! — Маккинан развернул кресло, подкатившись почти вплотную к девушке, и замахал руками. — Помедленней, а то я не успеваю за стремительным ходом твоей мысли. Кто такие Беверли и доктор Эсстен и откуда они взялись?

— Беверли не местная, приехала из другого Города, — послушно начала Сильвер. — Насколько я понимаю, Дэнни в последнее время был в нее влюблен. Неужели он тебе не рассказывал?

— Бев Кларк! — Бриан щелкнул пальцами. — Роковая темноволосая красотка! Дэнни никогда не называл ее полным именем. Стой, ты сказала, что она покончила с собой?.. Как? Когда?

— Нет, я сказала "якобы покончила", — педантично уточнила Силь. — Ее нашли вчера утром, и, насколько я понимаю, Дороти и Войцеховская сомневаются в том, что она действительно ушла из жизни по собственной воле. Потому что, во — первых, там много несостыковок, а во — вторых, она до этого приобретала… всякие ингредиенты, нужные для создания взрывчатки!

Бриан, подперев рукой подбородок, пристально посмотрел на девушку.

— Железная Микки позволила вам участвовать в расследовании? — осведомился он тоном, не сулящим ничего хорошего начальнице службы безопасности. — Странно, я был о ней лучшего мнения! Интересно, хоть кто‑нибудь из вас, девочек, подумал, что это противозаконно?

— Лично меня к расследованию никто не допускал, — немного обиженно отозвалась Сильвер. — Что же касается Дороти, то она раньше работала адвокатом в службе безопасности, а сейчас ее официально привлекли как независимого эксперта. Насколько мне известно, нечто подобное практиковалось и раньше.

— В вашем "женском клубе" есть хоть один… человек, который умеет думать и просчитывать последствия своих поступков? — риторически вопросил Бриан. — Хорошо, я понял: Бев Кларк покупала разные ингредиенты для взрывчатки, а потом неожиданно для всех весьма своевременно скончалась. Почему были основания предполагать, что это самоубийство и почему в итоге отказались от этой мысли?

— С одной стороны, Беверли недавно потеряла жениха — он был "мертвецом" — и ребенка от него, так что, по большому счету, у нее нашелся бы повод свести счеты с жизнью, — Сильвер решила, что пока пропустит мимо ушей невежливую реплику про "человека, который умеет думать". — С другой, получается, что она много месяцев планировала свою смерть, а Дороти считает, что это не свойственно самоубийцам. Кроме того, она оставила прощальную записку не от руки, а на коммуникаторе, который к тому же запамятовала зарядить, так что он вот — вот должен был отключиться, если бы служба безопасности ее не нашла.

— Что было в записке? — деловито уточнил Маккинан.

— Якобы жизнь без Дэнни не имеет смысла, поэтому она уходит! — выпалила Силь.

— Бред, — резюмировал Бриан. — Любой, кто хоть раз слышал жалобы Монтего на эту красавицу, заложит последнюю рубашку, что она ему взаимностью точно не отвечала! Видел я ее пару раз — да ей было откровенно наплевать на Дэнни!

— Ну, вот поэтому служба безопасности и считает, что Беверли Кларк убили, — девушка непроизвольно понизила голос — сама мысль о том, что на "Одиннадцати" может случиться подобное, до сих пор казалась ей шокирующей.

— А что с пропавшим доктором? Надеюсь, он‑то, по крайней мере, не был романтической привязанностью Дэнни? — продолжал расспрашивать Маккинан.

— Нет, доктор вообще‑то был лечащим врачом Беверли, и его должны были допрашивать в связи с тем, что она отравилась лекарствами, которые он ей выписывал, — Сильвер уже смирилась с тем, что Бриан ее не отпустит, пока она не расскажет ему все, что знает. — Вчера утром он, как обычно, начал прием, но во время общения с первым же пациентом получил вызов по коммуникатору. Вышел в приватную зону и оттуда уже не вернулся — Войцеховская объявила его в розыск, но пока никаких вестей о судьбе доктора Эсстена у службы безопасности нет. И, кажется, ушел он не по своей воле — в его кабинете нашли кровь и такие следы, как будто тащили чье‑то тело.

— Я только не понимаю, зачем тебя в это посвятили, — недовольно отозвался Бриан. — По — твоему, это и называется "не допускать к расследованию"?

— К этой части меня не могут не допустить, потому что я — важный свидетель, — значительно проговорила Силь. — Это я была в кабинете у доктора Эсстена, когда с ним кто‑то связался, вызвал и похитил!

— Ты видела похитителя? — подавшись вперед, Маккинан крепко схватил девушку за запястье. — Ты его разглядела?

— Совсем немного, — с сожалением вздохнула Сильвер. — По правде говоря, с того места, где я сидела, можно было углядеть только краешек его рукава, когда он шагнул навстречу доктору.

Бриан откинулся назад, глаза его больше не улыбались. Задумчиво глядя на Сильвер, он немного отъехал от скамейки и снова вернулся на прежнее место — казалось, неторопливое движение помогало ему размышлять. Если бы у него были ноги, он, наверное, вышагивал бы мимо лавочки вперед и назад.

— А как ты думаешь, он мог тебя тоже заметить? — ровным голосом поинтересовался парень.

— Нет, это вряд ли, — она пожала плечами, чувствуя что‑то вроде сожаления от того, что он отпустил ее руку. — Доктор сразу закрыл за собой дверь в приватную зону, так что полюбоваться друг другом у нас возможности не было. Но кое‑что я все‑таки успела увидеть! На человеке, который тогда встретил доктора Эсстена в приватной зоне, была форма космопилота!

— Какая форма? — недоуменно переспросил Бриан.

— Форма "мертвеца"! — с победным видом резюмировала Сильвер. — Космопилота летного отделения номер три!

— Это невозможно! — тут же отреагировал ее собеседник. — С какой стати кому‑то из наших похищать врача?

— Не имею понятия, — здоровой рукой Силь потерла лоб. — Госпожа Войцеховская тоже вчера удивилась, когда я сообщила ей, что видела. Но я совершенно уверена, что на том человеке была именно такая форма. Тут ошибиться невозможно: я тысячу раз видела ее на космопилотах в "ДиЭм".

— Любая форма может быть просто маскировкой, — пробормотал Бриан. — Подумай сама: если бы ты пошла на похищение, разве не позаботилась бы о том, чтобы на тебе была такая одежда, которую потом не опознают? А если допустить, что в дело действительно замешан кто‑то из наших, то получается, что он причастен и к взрыву в клубе!

— Ты считаешь, что так быть не может? — осторожно спросила она.

— Я считаю, что может случиться все, что угодно, — взгляд покалеченного космопилота стал тяжелым. — Но не могу приветствовать мысль о том, что один из людей, которым я готов доверить прикрывать меня со спины на чужой недоброжелательной планете, — предатель и убийца. Это действительно нужно серьезно обдумать. Я не сомневаюсь в том, что ты видела, но, прежде чем сделать выводы, надо рассмотреть все варианты.

Сильвер невольно поежилась. Пожалуй, она не хотела бы оказаться врагом Бриана Маккинана. Потирая небритый подбородок, он задумчиво уставился в конец аллейки, на которой они расположились, как будто это помогало ему сосредоточиться. Силь аж дыхание затаила, чтобы ему не мешать. Ей почему‑то казалось, что он вот — вот придумает что‑нибудь такое, что мигом разрешит все проблемы "Одиннадцати".

Пока космопилот был занят размышлениями, Сильвер осторожно его разглядывала. Она как‑то стеснялась сделать это раньше, когда "рыжий везунчик" приходил на концерты "Серебряной Камелии". Запомнила только, что парень высокий, широкоплечий и довольно симпатичный, хотя в обычной полутьме клуба с трудом можно было даже различить цвет глаз. Вблизи он производил еще более сильное впечатление. Если бы Силь попросили охарактеризовать его одним словом, она бы, наверное, выбрала "сила". И скорее это относилось бы не столько к внешности Маккинана, сколько к его духу. Он казался человеком, для которого внутренняя мощь была такой же естественной, как для других дыхание… Даже в том, как он неожиданно вскинул голову, всматриваясь во что‑то вдалеке, можно было увидеть что‑то завораживающее…

— Берегись! — резко развернувшись, Бриан схватил девушку за запястья и дернул на себя и вниз.

Силь пискнула от неожиданности, падая ему на колени. Вдалеке что‑то словно громыхнуло, и кусок мягкого пластика, отколовшийся от спинки скамейки, ударил ее между лопаток. Придержав девушку одной рукой, Маккинан развернул коляску так, чтобы оказаться лицом к клинике. Еще одно движение — и инвалидное кресло оказалось за скамейкой, отгородив Бриана и девушку от тенистой аллеи.

— Лежи! — рявкнул он, когда Силь попыталась сползти вниз.

Несколько секунд она слышала только его тяжелое дыхание, а Маккинан, казалось, чего‑то ждал. Но грохот не повторился. В тенистом парке, отделяющем больницу от шоссе, стало так тихо, как будто сама жизнь на секунду замерла…

— Что… что это было? — дрожащим голосом произнесла Сильвер.

— Пуля, — глаза Бриана стали холодными, в голосе зазвучал металл.

Поставив ее на землю, он развернул кресло так, чтобы прикрывать девушку от опасной аллеи, хотя между ними и стрелком уже и так была высокая спинка скамейки. Напрягшийся Маккинан, вперивший взгляд куда‑то в конец аллеи, несмотря на отсутствие ног и повязки на голове, стал вдруг выглядеть очень сосредоточенным и… пожалуй, опасным. Силь, пытаясь унять предательскую дрожь, тоже всмотрелась туда, где над неширокой дорожкой почти смыкались зеленые ветки, даже в самое жаркое время создавая уютную тень. Она была готова увидеть там что угодно, однако движение все же заставило ее вздрогнуть и попятиться. Откуда‑то из кустарника плавно выскользнул серо — черный "сильвер", на котором сидел человек в шлеме и слишком хорошо знакомой ей летной форме. Шустрый "летун" быстро помчался по аллейке прочь и свернул в сторону выезда и шоссе.

— Это "мертвец"… — едва дыша, прошептала Сильвер.

— В любом случае он покойник, — ледяным тоном отрезал Бриан.

Несколько позже, когда покореженной скамейкой занималась служба безопасности, Микаэла Войцеховская лично опросила свидетелей, а Дороти Монтего увезла домой Сильвер, напичканную успокоительными средствами (благо врачи среагировали на ситуацию мгновенно), молодой человек в инвалидном кресле подкатился к общественному комму, установленному в холле больницы.

Осмотревшись, чтобы убедиться, что рядом нет никого, кто мог бы даже случайно услышать не предназначенный для чужих ушей разговор, Бриан активировал коммуникатор и послал запрос на вызов. Прямого номера не было в справочнике, но космопилот летного подразделения номер три Маккинан знал его наизусть.

— Слушаю, — отозвался знакомый голос Габриэля Дольера.

— Здравствуйте, сэр, — парень на всякий случай снова осмотрелся. — У меня для вас важные новости…

Он четко и спокойно излагал все, что узнал за сегодняшний день от Сильвер, и то, что случилось потом. Бриан заранее продумал эту речь, поэтому говорил почти автоматически, а собеседник старался его не перебивать. Беверли Кларк, покупавшая ингредиенты для взрывника и, скорее всего, им же и убитая… Доктор Эсстен, который лечил красотку от депрессии и которого, похоже, похитили… Солнечный блик на стали — случайность или нет, но ему, Бриану, повезло вовремя увидеть дуло ствола, направленного в их сторону… Таинственный "мертвец", буквально несколько часов назад стрелявший — подумать только, из огнестрельного оружия! — в больничном парке… И в центре всего этого — дочь легендарного Александра Фокса, прямой потомок первого командора "Одиннадцати" — Джеймса Фокса, талантливая певица и музыкант, красивая молодая девушка, зеленоглазая лисичка с длинными серебристо — пепельными волосами, похоже, невольная участница всех этих треволнений, которую сегодня пытались убить… Еще когда они разговаривали в парке, Маккинан поймал себя на мысли о том, что гораздо больше, чем поимка убийцы, его интересует безопасность новой знакомой. Бриан мучительно размышлял, как уберечь эту девушку, далекую и близкую, почти небожительницу и одновременно такую земную и хрупкую… Даже во время разговора с Дольером он продолжал думать, что нужно сделать, чтобы обеспечить ее безопасность. Ну и круто же он влип!

Глава 11

Среда, 21 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Научники вычислили, что до следующей потенциально пригодной для жизни планеты мы доберемся примерно через год, — Густав Виллер стряхнул с рукава своего безупречно отглаженного делового костюма воображаемую пылинку. — Командор считает, что с формированием группы можно пока немного подождать, однако хотел бы увидеть списки не позднее чем через четыре месяца.

— Хорошо, они будут предоставлены, — Габриэль Дольер с хмурым видом уставился на тяжелый старомодный блокнот в кожаной обложке, который вертел в руках. — Что говорят медики?

— На данный момент госпожа Орно считает нецелесообразным любые выезды в Пустошь, — заметил Виллер. — Как вы понимаете, она тоже заинтересована в сохранении жизни своих людей.

— Я приложу все усилия к тому, чтобы вовремя предоставить командору списки, — главный "мертвец" пригвоздил собеседника тяжелым взглядом, хотя тот и ухом не повел. — Но он должен понимать сложность ситуации…

— Разумеется, — невозмутимо отозвался помощник командора. — Тем не менее руководство "Одиннадцати" полагает, что вы сделаете все, что от вас зависит.

— Даже не сомневайтесь, — буркнул Дольер. — Сделаю.

Распрощавшись с традиционной холодностью, Густав Виллер вышел из кабинета лидера Центра летной подготовки и тренингов. Габриэль проводил его неприязненным взглядом. Каким‑то чудом именно этот помощник командора ухитрялся настраивать против себя буквально за несколько секунд. Насколько знал Дольер, никто из замов не любил этого безупречного блондина с почти прозрачными серыми глазами. Помнится, на заре карьеры Габриэль пару раз задавался мыслью, не имеет ли он дело с биороботом… Однако во всем, что касалось работы, Виллер был безупречен — вероятно, именно поэтому командор и держал в помощниках эту хладнокровную лягушку!

Дверь за Густавом закрылась, и Дольер раздраженно положил блокнот, подавив желание отшвырнуть его в сторону. Этого только не хватало! Через год на пути "Одиннадцати" подвернется очередная "могила для мертвецов"! Учитывая, что взрыв в "ДиЭм" уничтожил и вывел из строя едва ли не четверть действующих космопилотов, для летного подразделения номер три это станет еще одним чувствительным ударом. В этом проклятом "ДиЭм" пропали его лучшие ресурсы! Ближайшего набора тоже не предвиделось — понятно, что в ситуации, которую сама по себе была взрывоопасна, медслужба не отправит своих людей в Пустошь. Да и вообще, еще неизвестно, не придется ли ему посылать очередной экспедиционный корпус, когда на "Одиннадцати" будет кипеть война между пустошниками и горожанами!

Но не только это стало поводом для раздражения. Точнее, в другой ситуации Габриэль вообще порадовался бы тому, что у него не хватает людей. Это могло бы стать поводом для "Одиннадцати" подольше задержаться у одной из "потенциально пригодных планет", пока летное подразделение номер три не восстановится. За время дрейфа и научники смогли бы получше изучить "новый мир" — глядишь, и необходимость лишний раз рисковать людьми исчезла бы. Его всегда удивляло, как ученые успевают на приличном расстоянии определить, куда направлять экспедиции. Может, если бы у ковчега было больше времени, человеческие жертвы удалось бы сократить? Так ли необходимо бездумно бросать его людей в самое пекло?

Нет, по — настоящему разозлил Габриэля не Густав Виллер, к прохладно — официальной манере общения которого главный "мертвец" давно привык! Напротив, причиной того, что Дольер готов был грызть пластик, стал человек, от которого он точно не ожидал подвоха. Его выбил из колеи разговор по коммуникатору с Брианом Маккинаном, пока по — прежнему числившимся космопилотом летного подразделения номер три. Впрочем, парня трудно было винить, но новости и соображения, которые он изложил своему руководителю, привели Габриэля в состояние, пограничное с бешенством.

Поначалу от новостей у Дольера буквально голова пошла кругом. Бриан докладывал коротко и по делу, не размениваясь на незначительные мелочи, и Габриэль уже несколько раз прослушал запись их разговора — его личный коммуникатор был запрограммирован на автоматическую фиксацию всех входящих сигналов. Во время самой беседы он был настолько ошарашен и шокирован, что почти не реагировал на реплики Маккинана (к счастью, тот и не ожидал активного отклика второго участника беседы, а завершив доклад, кратко попрощался и закончил вызов). По мере прокручивания записи снова и снова Дольер, вооружившись своим любимым блокнотом (еще из нанобумаги — невиданный дорогущий раритет на "Одиннадцати"!) и портативным стилом (личный подарок от командора с соответствующей гравировкой), принялся составлять схему — кружки и стрелочки, к которым он привык еще в школьные времена, обычно помогали структурировать работу и рассуждать более логично.

Самым главным из всего, что сказал Бриан, было то, что в дело со взрывом с высокой вероятностью замешан кто‑то из своих… Габриэль с удовольствием бы этому не поверил, однако Маккинан, кажется, уже укрепился в своих подозрениях. Итак, что у них имелось на текущий момент? Первое имя, обведенное кружочком, стояло в левой верхней части приятного наощупь блокнотного нанолиста. Беверли Кларк. Романтическая привязанность владельца "ДиЭм". Приобрела некоторые ингредиенты, необходимые для создания взрывчатки не в промышленных условиях. В день перед взрывом заходила в клуб (следовательно, имела возможность подложить бомбу). Умерла при неясных обстоятельствах, замаскированных под самоубийство.

От первого кружка стрелочка ко второму. Доктор Эсстен. Судя по сведениям, которые Габриэль успел запросить из закрытой сети, психолог с хорошей репутацией. Занимается реабилитацией после тяжелых потрясений, а также снятием депрессии. Некоторое время назад работал в качестве штатного психолога в летном подразделении номер три (Дольер обвел эту строку прямоугольником — назначением докторов занимался один из его заместителей, и нужно уточнить у него, почему Центр летной подготовки разорвал контракт с этим светочем медицины). Предположительно похищен прямо во время приема из собственной приватной зоны. Предположительно "мертвецом" (еще одна обведенная строчка).

Третий кружок — некая Дороти Монтего. Якобы вдова покойного владельца "ДиЭм" и бывший сотрудник службы безопасности. Приехала из другого Города, но уже принимает деятельное участие в событиях. Бриан сомневался, что она причастна к взрыву, убийству и похищению, однако нельзя было забывать, что у этой дамы имелся мотив — по крайней мере в двух случаях. Судя по рассказам Маккинана, Дэниэл Монтего не был образцово — показательным супругом. Могла ли его жена сама или с чьей‑либо помощью взорвать клуб, чтобы отомстить мужу? И разве потом не логично было бы прикончить и девицу, с которой ей предположительно изменяли? Несмотря на все уверения Бриана, Габриэль собирался в ближайшее время навестить эту Дороти, чтобы ненароком поинтересоваться у нее, не с ее ли "легкой руки" погибло почти сто человек…

В четвертом кружке стоит вопросительный знак. Таинственный "мертвец". Похититель доктора Эсстена, вероятный убийца Беверли Кларк. Человек, несколько часов назад стрелявший в свидетельницу в парке у клиники. Передвигается на "сильвере". Носит форму летного подразделения номер три. Каким‑то чудом ухитрился добыть огнестрельное оружие. Неужели и правда один из космопилотов?.. При мысли об этом у Габриэля внутри все переворачивалось. Но Бриан прав: даже в таких мелочах уже полно свидетельств того, что убийца и взрывник действительно может быть одним из "мертвецов". На ковчеге только им выдавали форму, кроме того, их, как и сотрудников службы безопасности, обучали стрельбе из пистолетов и бластеров. Вот только где он мог взять оружие, если учесть, что на "Одиннадцати" все строго подотчетно, и Аль — Коди за любое несанкционированное вторжение в свою епархию голову оторвет?.. Мог ли человек, создавший взрывное устройство, сделать также и огнестрельное оружие?..

Все всяких связей на листке красовалось и еще одно имя в кружочке. Сильвер Фокс. Дочь известного на весь "Одиннадцать" изобретателя. Девушка, которая никак не могла бы оказаться замешанной во что‑то противозаконное. Одна из троих человек, не получивших серьезных увечий во время взрыва в "ДиЭм". Знакома с Беверли Кларк. Была свидетельницей похищения доктора Эсстена. Чуть не стала очередной жертвой таинственного "мертвеца". Интересная девушка! Похоже, у нее просто талант появляться не в то время не в том месте — или наоборот, с какой стороны посмотреть.

Закрыв блокнот, Габриэль минуту сосредоточенно разглядывал его обложку. На его портативном коммуникаторе уже имелась вся возможная информация по всем "выписанным" фигурантам дела, кроме таинственного человека в форме космопилота. Но Беверли Кларк была мертва, доктор Эсстен — похищен, так что оставались только Дороти Монтего и Сильвер Фокс. Дольер активировал коммуникатор. Адреса проживания троих людей, менее всего пострадавших при взрыве, пульсировали в его списке контактов ярко — малиновыми строчками. Их досье он уже знал чуть ли не наизусть. "Проложить маршрут с учетом трафика и отправить на компьютер "сильвера"?" — бесстрастно поинтересовался комм у своего хозяина. Секунду поколебавшись, Габриэль ответил "Да". Самое время нанести визит госпоже Фокс — вдруг после пережитого шока она вспомнит хоть что‑нибудь, что поможет в поисках преступника? Вдову владельца "ДиЭм" он решил навестить попозже — сначала ему требовалось побольше о ней узнать и хорошенько подготовиться.

Заложив в рабочий компьютер — секретарь данные о том, что сегодня его уже не будет, Дольер закрыл кабинет и быстро спустился на парковку. Его "сильвер" уже ждал седока, подмигивая лампочками — маршрутизатору, похоже, не терпелось поскорее отправиться в путь. "Главный мертвец" "Одиннадцати" вполне разделял его чувства. Едва надев шлем и дождавшись, пока зафиксируются страховочные ремни, Габриэль стартовал с места. К счастью, Сильвер Фокс жила неподалеку от Центра летных тренировок — аппарат вывел расчетное время подъезда как пятнадцать минут. Вскоре он уже парковался рядом с невысоким многоквартирным домом.

Общая дверь беспрекословно отворилась, подчиняясь чип — коду Габриэля. Одно из бесспорных преимуществ положения заместителя командора — то, что ты можешь войти, куда захочешь, кроме частных владений. Поговаривали, что у руководства службы безопасности полномочия еще шире, и Железная Микки может вскрыть вообще любую дверь. Но с ее педантичностью и склонностью подводить под любое действие широкую законодательную базу вряд ли она решится на подобное, если только не будет на двести процентов уверена, что где‑то от нее закрылся человек, представляющий опасность для всего населения "Одиннадцати".

Активировав коммуникатор у нужной квартиры, Дольер дождался ответа.

— Вероника Суздальцева, я вас слушаю, — в надменном хорошо поставленном голосе звучали нотки недовольства — казалось, его обладательница вежливо дает понять незваному гостю, что, кто бы он ни был, ему здесь не рады.

— Добрый день! Мне нужна госпожа Фокс, — если у него спросят имя, он представится, а пока достаточно и властного тона, дающего понять, что собеседник имеет дело с представителем власти.

Вообще лучше всего, если обитательницы этой квартиры решат, что он представляет службу безопасности! Даже высокопоставленного "мертвеца" можно выставить за дверь, а вот с сотрудником Железной Микки так поступать, вероятно, поостерегутся.

— Проходите, — милостиво разрешила неизвестная женщина. — Она у себя в комнате вместе с какой‑то подружкой — кажется, у них там что‑то случилось сегодня…

Электронный замок замигал зеленым, и дверная панель отъехала в сторону, впуская заместителя командора в небольшой коридорчик. Входя, Габриэль постарался стереть с лица удивление, которое должно было на нем проявиться. "У них там что‑то случилось"? Поразительное хладнокровие, учитывая, что несколько часов в девушку стреляли! Кем ей приходится эта равнодушная дама? Может, соседкой? Он неуверенно огляделся в коридоре. Открытая арка вела в кухню, остальные две двери были закрыты. Легко сказать "проходите"! А, собственно, куда?

Словно в ответ на его вопрос одна из створок отъехала, и в коридор выглянула невысокая светловолосая женщина лет тридцати пяти — сорока с аккуратной строгой прической. Это и есть открывшая ему Вероника Суздальцева?

— Вы кто? — неприязненно поинтересовалась она, и Дольер отметил, что голос другой: значит, это скорее всего уже упомянутая "какая‑то подружка".

Странно: дочери изобретателя должно быть чуть больше двадцати, а эта женщина ее лет на пятнадцать точно постарше. Интересные у девочки "подружки"!

— Мне нужна госпожа Фокс, — с прежней твердостью произнес Габриэль.

— Представьтесь, пожалуйста, — на эту дамочку его строгий тон не произвелникакого впечатления: судя по холодному взгляду карих глаз, она бы ему еще и форы дала в искусстве осадить собеседника.

— Габриэль Дольер, лидер Центра летной подготовки, — буркнул он.

Брови бдительной недоброжелательной незнакомки высоко взлетели — она, похоже, была по — настоящему удивлена. На ее лице появилось то особенное выражение, с которым сотрудники безопасности обычно требуют предъявить чип, вытаскивая портативный считыватель. Железная Микки приставила к Сильвер Фокс телохранительницу? Что, неужели она сейчас потребует проверки?

Пока женщина пыталась сообразить, что к чему, в проем рядом с ее ногами проскользнул маленький рыжий котенок, который осторожно подкрался к ботинкам Габриэля и принялся их сосредоточенно обнюхивать.

— Дороти, Васька выскочил! — послышался слабый голос из‑за спины встретившей Дольера женщины. — Возьми его обратно, пожалуйста, а то мама рассердится! Кто там пришел?

— Неожиданные гости, — себе под нос пробормотала Дороти.

Наклонившись, Габриэль подхватил котенка на руки и шагнул по направлению к "подружке". Та слегка посторонилась, впуская его в комнату. Держа довольно мурлыкающего маленького рыжего нахала, как ценный пропуск, дающий право входа в любое помещение, "главный мертвец" "Одиннадцати" решительно вторгся в частное помещение, в данный момент принадлежащее Сильвер Фокс.

Девушка сидела в одном из кресел рядом с невысоким столиком, на котором стояли две чашки чая и вазочка с конфетами и печеньем (все натуральное, не синтезированное, а значит, стоит баснословно дорого — такое может позволить себе только весьма обеспеченное семейство). Даже если бы Габриэль уже не видел ее портрет, не требовалось быть провидцем, чтобы понять, что это и есть Сильвер Фокс. У нее было очень бледное лицо, а в глазах — то растерянно — сосредоточенное выражение, которое случается у людей в состоянии шока. Она уставилась на Дольера с таким видом, словно ожидала, что он сейчас вытащит оружие и расстреляет ее в упор, и судорожно сглотнула. Даже котенок, спокойно отреагировавший на то, что его принес в комнату какой‑то незнакомец, казалось, не совсем примирил ее с присутствием в комнате постороннего человека.

— Здравствуйте, — Сильвер потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. — Вы ко мне?

— Добрый день, — Габриэль тоже проявил вежливость, опуская мурлыкающего Ваську на пол, где котенок тут же вернулся к прерванному занятию изучения обуви нового гостя. — Госпожа Фокс?

— Да, я Сильвер Фокс, — призналась девушка. — А вы кто?

— Господин Дольер — лидер Центра летной подготовки, — удовлетворила ее любопытство суровая блондинка, прежде чем Габриэль успел хотя бы рот открыть.

Он обернулся на даму, стоящую у него за спиной. Она, похоже, представляться не собиралась, но, судя по всему, это и есть Дороти Монтего, вдова владельца "ДиЭм", еще одна непосредственная участница событий. Дольер пока не был готов к встрече с ней, но она, похоже, уходить отсюда не собиралась. Ну что ж, может, и к лучшему, что удастся провести два опроса сразу. Хотя, глядя в холодно — насмешливые карие глаза, Габриэль впервые пожалел, что не заручился поддержкой службы безопасности. С этой решительной красотки станется выставить его за порог, не считаясь со званиями и чинами!

— Чему обязаны вашим визитом? — поинтересовалась Дороти, присаживаясь на второе кресло рядом со столиком.

— Космопилот, находящийся в моем подчинении, сегодня стал свидетелем покушения на госпожу Фокс, — отчеканил Дольер, стараясь скрыть неуверенность за строгостью тона. — Я счел своим долгом навестить ее и предложить помощь, если понадобится.

Девушка судорожно сглотнула. Ее старшая подруга, сверля незваного гостя пристальным взглядом, тихо пробормотала себе под нос что‑то вроде: "Такта, как у фонарного столба…" Продолжая стоять напротив двух сидящих дам, Габриэль и в самом деле чувствовал себя чем‑то вроде пресловутого столба. Впрочем, опомнившись, хозяйка комнаты активировала кнопку управления мебелью, и от дальней стены отделился небольшой модуль, который неторопливо пополз к столику, раскладываясь на ходу в удобное кресло с низким сиденьем и мягкими подлокотниками.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — Сильвер направила кресло прямо к Дольеру. — Простите мне мою невежливость, я…

— Девочка в шоке, от нас только что уехал врач, и он рекомендовал ей полный покой, — без колебаний бросилась в атаку вдова Монтего. — Она, конечно, очень благодарна вам за участие, но…

— Дороти! — вполголоса, но твердо произнесла хозяйка дома, и воинственная вдова обиженно замолкла. — Я действительно благодарна вам за участие, господин Дольер. И Бриану тоже — если бы не он, меня бы… уже не стало. Вы знакомы с госпожой Монтего?

— Очень приятно, — вежливо пробормотал Габриэль, устраиваясь в предложенном кресле.

Стриженая блондинка кивнула, по — прежнему с волчьей недоверчивостью глядя на посетителя. Пожалуй, если бы он действительно пришел только предложить свою помощь и поддержку, то сейчас просто развернулся бы и удалился. Если надменной соседке, открывшей ему дверь, было, кажется, наплевать на девушку, то Дороти, очевидно, прочно взяла ее под свою опеку и относилась чуть ли не как к родной дочери. Тому несчастному, который решил бы сейчас совершить еще одно покушение на Сильвер Фокс, лично Габриэль мог бы только посочувствовать — вдовушка проглотит его целиком вместе с одеждой и ботинками и не подавится.

— Доктор сказал, что успокоительное подействует через полчаса, — многозначительно уронила Дороти, покосившись на девушку.

— Пока я чувствую себя вполне в силах разговаривать, — заметила Сильвер и снова обратилась к Дольеру. — Хотите чаю?

— Не откажусь, — вообще‑то обычно Габриэль чай не пил, предпочитая кофе или специально "под него" синтезированные энергетические напитки, но решил, что в форме чаепития их беседа пойдет как‑то бодрее: может, и Дороти Монтего слегка смягчится и перестанет прикидывать, что оторвать ему в первую очередь — руки, ноги или голову?

Девушка достала из стенной ниши еще одну небольшую чашку (неужели и правда фарфор?) и, поколдовав над панелью разогревателя воды, вскоре поставила перед гостем ароматный напиток, пододвинула к нему коробочку с таблетированным прессованным подсластителем и вазочку с печеньем.

— Угощайтесь, пожалуйста, — улыбка на несколько секунд совершенно преобразила ее лицо, хотя ее тут же сменило прежнее напряженное выражение. — Спасибо, что решили меня навестить.

Дороти скептически хмыкнула, как будто сильно сомневалась в том, что именно это было основной целью Дольера. Он наградил ее мрачным взглядом. Им всем было не до игр, и он собирался добыть нужные сведения во что бы то ни стало. Госпожа Монтего в ответ сверкнула на него глазами, словно показывая, что собирается защищать Сильвер вне зависимости от чистоты его помыслов и прозрачности намерений.

— Обязанность командира — выполнять за своих бойцов то, что они не могут сделать сами, — вежливо отозвался Габриэль, надеясь, что девушка не заметила этот безмолвный обмен недвусмысленными вызовами. — Если бы космопилот Маккинан мог, он обязательно навестил бы вас, и я уверен, что, как только встанет на ноги, он так и сделает. Завтра, когда я буду в клинике, смогу передать ему, что с вами все в порядке.

— Завтра я и сама смогу его навестить, — Сильвер слабо улыбнулась, — если, конечно, у Бриана нет других планов.

Откуда бы им взяться, если парень пока прикован к больничной койке и инвалидному креслу?! Впрочем, девушка хорошенькая, а Маккинан, кажется, серьезно за нее волнуется, да и по парку они, как понял Дольер, гуляли вдвоем, так что этот визит для выздоравливающего лишним не будет.

— Тебе лучше несколько дней не выходить из дома, — предостерегающе заметила Дороти, покосившись на подругу.

— Я не собираюсь сидеть взаперти, трястись и ждать, пока служба безопасности поймает того убийцу! — в голосе Сильвер проскользнули истерические нотки: видимо, вопрос уже обсуждался, и к общему решению они с Дороти пока не пришли. — Мне нужно ездить на перевязки, к психологу, навещать Камиллу и Бриана в клинике, а Кароля — у него дома. Да и вообще, не собираюсь подчинять свою жизнь какому‑то… "мертвецу"!

— Кстати, раз уж вы об этом заговорили… — Габриэль не мог не признать, что на тему девушка вышла чрезвычайно удачно. — Поскольку я отвечаю в том числе и за летное отделение номер три, то чувствую себя ответственным за то, что, возможно, делают мои космопилоты. Вы не могли бы подробнее рассказать о событиях, в которых оказался замешан человек в форме "мертвеца"?

— Как‑то вы быстро перешли к сути своего визита! — ехидно заметила Дороти Монтего. — Даже чаю не попили!

Трудно проигнорировать такую откровенную враждебность, но Дольер с некоторым усилием выдавил из себя что‑то вроде улыбки (хотя у него и самого было подозрение, что это больше напоминает оскал).

— Я не смогу описать вам того "мертвеца", — Сильвер покачала головой. — В первый раз я видела только руку, а во второй он был слишком далеко и в шлеме. Я даже не могу с уверенностью сказать, что это один и тот же человек!

— Если предположить обратное, то получается, что в летном подразделении номер три обучено несколько человек, которые занимаются убийствами, похищениями, покушениями и подготовкой взрывов, — отрезала Дороти. — И все это под носом у своего непосредственного руководителя, которому, вероятно, надо быть слепым, чтобы не заметить подобной "организации"!

— Вы, похоже, предпочли бы считать, что я сам могу стоять во главе этой "организации"? — Габриэль почувствовал, что теряет терпение. — Странно, что вы меня не обыскали! Вдруг я притащил с собой пистолет или бластер и, уходя, оставлю за собой гору трупов?!

— Служба безопасности настроила здесь сеть видеонаблюдения в сенсорных панелях, — Дороти холодно улыбнулась. — Кроме того, они подключены к личному чипу Сильвер и регулярно проверяют ее состояние по частоте пульса. Если вам вдруг вздумается устроить в этой квартире пальбу или резню, живым от Войцеховской вы точно не уйдете!

Дольер издал что‑то вроде горлового рыка и не сжал кулаки только лишь по той причине, что у него в руке была изящная фарфоровая чашечка, стоившая на "Одиннадцати" нереальных денег. Монтего по — кошачьи фыркнула, зло уставившись на него. В ее глазах читался настоящий вызов, как будто она пыталась спровоцировать его на открытое нападение.

— Дороти, пожалуйста! — Сильвер Фокс снова слегка повысила голос, на ее лице появился легкий румянец, как будто она была смущена и рассержена поведением обоих гостей. — Господин Дольер, мы вас ни в чем не подозреваем, и я готова рассказать все, что помню. Бриан, кстати, вообще предположил, что форма "мертвеца" может быть всего лишь маскировкой для убийцы.

— Но он же должен был где‑то ее взять! — буркнула Монтего, наконец, оторвав пламенный взгляд от лица Габриэля и утыкаясь в свою чашку. — Кто бы ни был этот парень, он связан с "мертвецами"!

С этим не поспоришь. Дольер уже голову сломал, пытаясь измыслить способ, которым неизвестный злоумышленник мог бы раздобыть летную форму. Но по всему выходило, что или он сам, или кто‑то из его ближайшего окружения должен относиться к "мертвецам". Мысль о том, что один из его космопилотов — парней или девиц — устроил взрыв, уничтоживший почти сотню своих же, приводила Габриэля в бешенство.

— Кто бы ни был этот человек, я намерен его найти, — он постарался сохранять внешнее спокойствие, хотя это далось ему ценой немалого напряжения. — И не для того, чтобы прикрыть! Я хочу уничтожить его так, чтобы еще несколько поколений населения "Одиннадцати" помнило о том, насколько опасно идти на убийство моих людей!

Сильвер откинулась в кресле и начала рассказывать. Маккинан достаточно хорошо запомнил и изложил ее впечатления и от взрыва, и от посещения психолога, так что первую часть истории Дольер знал. Что же касается дневного покушения, то девушка еще недостаточно оправилась после него, поэтому рассказ ее был довольно сумбурным. Кроме того, на нее, похоже, начинало действовать успокоительное, которое она недавно приняла: речь становилась менее связной, а несколько раз Сильвер пришлось остановиться, чтобы сосредоточиться. Наконец, когда она в очередной раз нахмурилась, пытаясь поймать ускользающую мысль, Дороти Монтего решительно поднялась со своего кресла.

— Если не возражаете, господин Дольер, Силь пора отдыхать, — она многозначительно округлила глаза, недвусмысленно переводя взгляд на дверной проем. — Можете считать, что она польщена вашим вниманием. И, вероятно, будет признательна, если для следующего визита выберете более подходящее время. Например, когда поймают человека, который устроил взрыв и стрелял сегодня в Сильвер!

У этой женщины в запасе сотня ядовитых стрел! Габриэль с трудом удержался от ответной реплики и вежливо попрощался с засыпающей на ходу хозяйкой, на прощание оставив ей номер своего коммуникатора и попросив связываться с ним в любое время, если будет нужно. Дороти проводила его до входной двери — видимо, хотела убедиться, что по дороге он нигде не задержится и ничего не стащит!

— С вами я тоже хотел бы поговорить, — обернулся Дольер, когда его уже почти вытолкали из квартиры.

— Я работаю со службой безопасности, — отрезала женщина, — и хочу вам заметить, что ваши действия в отношении госпожи Фокс при определенном рассмотрении могут быть расценены как незаконные. Вы не имеете права запросто заявляться сюда и допрашивать девочку! Амплуа одинокого мстителя государственному служащему не подходит! Всего наилучшего!

— Она согласилась сотрудничать! — Габриэль рукой удержал закрывающуюся дверную панель, которая протестующе — удивленно скрипнула, наткнувшись на препятствие.

— Вы, можно сказать, проникли сюда обманом, — Дороти смерила его презрительным взглядом. — Если Сильвер захочет, она может подать жалобу вашему руководству — то есть командору Кройчету — по поводу того, что вы вторглись в ее частную жизнь и пространство. Это ее вы можете дурачить, говоря, что якобы заботитесь о ней, но мне совершенно ясно, что вы преследовали совсем другие цели!

— Вы так говорите, словно я вломился с дюжиной громил, связал ее и силой и угрозами вытянул нужные мне сведения! — Дольер сжал пальцы, дверная панель под его рукой встревоженно пискнула — сенсоры зафиксировали несанкционированное проникновение. — Вы ведь не можете и правда подозревать меня в попытке укрывательства преступника!

— Отпустите дверь! — потребовала Дороти. — Если вы этого не сделаете, я гарантирую вам серьезные неприятности. Не говоря о том, что все сигналы от этой квартиры сейчас поступают прямиком на пульт службы безопасности. Я не удивлюсь, если какой‑нибудь мобильный отряд уже выехал сюда. Или уходите, или вам придется объясняться с людьми Железной Микки!

Выругавшись вслух, Габриэль отпустил дверную панель, которая тут же скользнула на место, вплотную прилегая к стене. Электронный замок замигал красными лампочками — изнутри его явно для надежности закрывали кодом. Дольер с трудом удержался от соблазна садануть кулаком по крепкому пластику.

Спустившись на парковку, он активировал "сильвер", но некоторое время не трогался с места и не задавал ему маршрута. Его миссия увенчалась успехом лишь наполовину. Оставалось только жалеть, что рядом с девушкой так несвоевременно оказалась старшая подруга. Эту Монтего он вообще с удовольствием взял бы за шкирку и хорошенько потряс! Тоже нашлась защитница несчастных девушек от коварных "мертвецов"! Не окажись ее поблизости, разговор с Сильвер Фокс мог бы оказаться более продуктивным. Ну, зато теперь Габриэль точно знает, что на саму вдову время тратить не стоит. Никогда бы больше не видеть эту заносчивую дамочку!

Наконец, он задал "сильверу" маршрут, вызванный из памяти бортового компьютера, и послушный автопилот неторопливо, соблюдая все правила, повез его в нужное место. "Я работаю со службой безопасности" — ну кто бы мог подумать! Еще и "одиноким мстителем" его обозвала, хотя несколькими минутами раньше недвусмысленно намекала, что он якобы ищет преступника среди "мертвецов", потому что хочет "прикрыть" его от властей! Уж определилась бы, кто он: безголовый искатель приключений или опытный интриган, пытающийся любой ценой вытащить "своих" по принципу "рука руку моет"! Интересно, эта Дороти действительно нажалуется на него Железной Микки или все‑таки воздержится? С нее станется подбить Сильвер Фокс подать официальный протест — тогда Дольеру и в самом деле придется выдержать неприятный разговор с командором.

Впрочем, сейчас его должно было беспокоить совсем другое. Пора задействовать еще одно звено его небольшой личной команды — тем более что они уже договорились. "Сильвер" выбрался на нужный уровень и вскоре уже затормозил перед домом Леннокса. Здесь, по крайней мере, его точно не выставят за дверь! Припарковав "сильвер", Габриэль без задержек направился к входу.

— Привет! Это я, — буркнул он в коммуникатор.

— Проходи в гостиную, — не размениваясь на приветствия, распорядился хозяин. — Можешь не переобуваться.

На этот раз он, видимо, открыл дверь дистанционным управлением, потому что самого Леннокса Габриэль нашел уже в гостиной. Он сидел перед широким экраном витранслятора, по которому шла какая‑то новостная программа — бодрый диктор рассказывал о чем‑то, несомненно, важном и, судя по сосредоточенному лицу, искренне бы возмутился, если бы ему сказали, что кто‑то посмел отключить звук во время его выступления. Норте махнул рукой в сторону витранслятора, и тот послушно погасил изображение, перейдя в "спящий" режим.

Леннокс выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз, когда они увиделись. Тогда он казался апатичным и откровенно скучающим от того образа жизни, который ведет. Сейчас в его глазах появился напряженный азартный блеск, хорошо знакомый Дольеру по "старым добрым временам". Он помнил в лицо и по имени каждого космопилота, который проходил у него подготовку и ушел в космос за время его работы лидером Центра летной подготовки. До того, как побывать за гранью и вернуться оттуда седым, Леннокс как раз и отличался азартно — восторженным и каким‑то бесшабашным отношением к жизни, всегда отражавшимся в его глазах.

— Налей себе что‑нибудь и присаживайся, — прекрасным воспитанием Норте и в молодости не блистал, а в прошлый раз, видимо, просто соскучился по обществу и любопытствовал, зачем к нему заявилось бывшее начальство, зато сейчас даже не подумал подняться с кресла навстречу гостю. — Есть какие‑то новости… по нашему делу?

Габриэль направился к бару, но на этот раз решил ограничиться просто родниковой водой — бутылка с ней стыдливо притулилась в уголке, отдав лидирующие позиции шикарным коньякам, винам и виски, стройными рядами выстроившимися перед взором гостя. Наполнив стакан, он уселся в кресле напротив Леннокса. Поскольку сам Дольер в прошлый свой визит не очень хорошо отдавал себе отчет в том, что именно может потребоваться от бывшего космопилота, они договорились, что встретятся еще раз, как только появятся новости или можно будет хотя бы приблизительно определить стратегию действий. Теперь Габриэль полагал, что самое время что‑то предпринять. Тем более что в сложившихся обстоятельствах у Норте было больше пространства для маневра, нежели у него самого.

— Не было бы новостей — я бы не приехал, — буркнул он, мысленно все еще проживая неприятный разговор с вдовой Дэниэла Монтего.

Собравшись с мыслями, Габриэль принялся излагать примерно то же самое, что несколько часов назад рассказал ему Бриан Маккинан. Сосредоточившись, Леннокс подался вперед, вцепившись руками в подлокотники кресла, и, казалось, старался не упустить ни слова. В нем появилось какое‑то внутреннее напряжение, он буквально впитывал все, что рассказывал ему лидер Центра летной подготовки. На какое‑то мгновение Дольеру даже показалось трудным остановиться под острым взглядом бывшего космопилота, как будто тот упорно требовал еще и еще информации. Наконец, Габриэль закончил свой импровизированный "доклад".

— Ты еще не говорил с этой девушкой, Фокс? — жадно спросил Леннокс.

— Только что от нее, — кивнул Дольер. — Заодно пришлось пообщаться и с вдовушкой Монтего — крайне неприятной женщиной!

— И что, она действительно не разглядела и не запомнила человека, который похитил доктора и стрелял в нее саму? — Норте недовольно дернул плечом.

— Увы, нет, — Габриэль покачал головой и поднес к губам стакан с водой, чтобы промочить пересохшее горло. — И Бриан тоже не увидел ничего, кроме того, что на стрелке была форма "мертвеца".

— И никто не озаботился тем, чтобы догнать его и рассмотреть получше? — в глазах Леннокса мелькнуло что‑то вроде презрения.

— Маккинан в инвалидной коляске, ему оторвало взрывом обе ноги, — сухо проинформировал бывшего "мертвеца" Дольер. — И, думаю, никто из нас не вправе ожидать от девушки, в которую только что стреляли, что она погонится за потенциальным убийцей, стремясь его получше разглядеть.

— А служба безопасности у нас превратилась в загончик с очаровательными котятами? — Норте скривился. — Никто и не подумал приставить охрану к свидетельнице предположительного преступления? Мне всегда казалось, что Микаэла более осмотрительна. Надеюсь, хоть теперь‑то этим озаботятся по — настоящему?

— Как ты понимаешь, это вопрос не ко мне, а к Войцеховской, — Габриэль поморщился. — После покушения за девушкой действительно будут следить — служба безопасности об этом позаботилась. Но, справедливости ради, мне бы на месте Железной Микки тоже не пришло в голову, что может случиться нечто подобное! Ковчег никогда не знал таких потрясений, а ведь с Исхода прошло уже почти два с половиной века! Убийство, замаскированное под успешную попытку свести счеты с жизнью, похищение, покушение на Сильвер Фокс — все это на "Одиннадцати" выглядит… как сцены из фантастического романа!

— Из фантастического романа? Габриэль, мы на громадном ковчеге в открытом космосе! Наши предки давным — давно погрузились в недра "Одиннадцати", за время странствия здесь официально сменилось уже несколько Поколений по тридцать пять лет, срок Седьмого из них сейчас подходит к своему завершению! Перед вылетом было решено, что за модель существования здесь будет взята середина двадцать первого века — наиболее благополучное, технически развитое и удобное время на Земле. Мы полагаемся на прогнозы ученых, которые давным — давно рассчитали, что наше "жилище" как раз доберется до так необходимого нам нового мира на отрезке с начала Седьмого до конца Десятого Поколений! Какие‑нибудь жалкие пару — тройку тысячелетий назад люди на Земле и не думали, что поднимутся к звездам, не говоря уже о том, чтобы отправить с родной планеты двенадцать огромных ковчегов в столь дальние странствия! Кто же мы, скажи, пожалуйста, если не персонажи этого самого "романа"? Или тебе нужно что‑то еще более фантастическое? — Леннокс закатил глаза. — И теперь ты говоришь, что мы слишком расслабились и забыли о безопасности — даже те, кто по долгу службы должен ею заниматься!

— Наши предки покинули Землю двести сорок три года назад! — парировал Дольер. — За это время "Одиннадцать" стал для нас настоящей "планетой" — в конце концов, благодаря усилиям ученых он почти ничем не отличается от любого другого космического тела.

— Ничем, кроме полной искусственности, — отрезал Норте. — Наше солнце — плод усилий ученых. Наша погода — результат регулирования научных работников, создающих так называемый "сбалансированный климат" в разных частях "Одиннадцати". Наши атмосфера, флора и фауна — воспроизводимые ресурсы, которые могут существовать только с человеческой помощью. Мы сами — плод пресловутого "да", которое когда‑то сказали нашим родителям в Центре репродукции. Но самое главное — от открытого космоса все это отделяет лишь тонкая перегородка из ультрапрочного, но тоже рукотворного, а значит — поддающегося разрушению материала. Одно неверное движение — и нас не станет. Одна ошибка маневрирования — и весь ковчег будет обречен на медленное и мучительное умирание!

— Не понимаю, к чему ты ведешь, — нахмурился лидер Центра летной подготовки.

— К тому, что мы стали слишком беспечны, — Леннокс ядовито усмехнулся. — Каждый из нас защищен и расслаблен, вот мы и сочли возможным прекратить бояться. Но я был там, Габриэль! Что бы там ни твердили ученые, космос нам не друг! Он чужой… Он только и ждет того, чтобы мы окончательно расслабились и решили, что нам все по плечу!..

— Речь сейчас не о космосе, меня волнуют вещи, более… приземленные, если можно так выразиться, — буркнул Дольер. — Я по — прежнему могу рассчитывать на твою помощь, или ты решил окончательно погрузиться в философствования относительно смысла жизни на "Одиннадцати"? Пишешь новую книгу?

— У меня нет привычки брать назад свои обещания, — вздохнул Норте. — Что от меня требуется?

Габриэль с облегчением вздохнул. Рассуждения об абстрактных материях никогда не были его коньком, поэтому он предпочитал более деловой тон, принятый Ленноксом. Лидер Центра летной подготовки редко задумывался о том, что их ковчег — крошечная песчинка, бороздящая просторы Вселенной. Если ему повезет, новое пристанище жители "Одиннадцати" найдут еще при его жизни. Не повезет — он тоже не огорчится. Габриэля волновали куда более насущные проблемы, чем вариации дальнейшего развития жизни в глобальном масштабе ковчега.

— Мне нужно, чтобы ты начал осторожно работать… с нашими ребятами, — с некоторой запинкой выдавил из себя Дольер. — Как ты понимаешь, со мной откровенничать никто не станет, поскольку я не хожу с ними в одни столовые и бары, а вот ты для них — почти свой. И, кроме того, человек — легенда, тебе наверняка расскажут на порядок больше, чем кому‑либо еще!

— Шпионить на тебя и подставлять своих? — Леннокс приподнял бровь. — Какая славная перспектива!

— Я же не предлагаю тебе докладывать обо всем, что может, скажем, быть признано нарушением устава, — поморщившись, Габриэль махнул рукой. — Меня интересует только то, что относится к взрыву, похищению доктора, гибели одной девицы и покушению на другую, а это уже не шутки. Раз в деле замешан человек в летной форме, кто‑то должен его знать или, по крайней мере, слышать о нем. Кто‑то должен что‑то подозревать. Но со мной "мертвецы" будут молчать. А тебе, скорее всего, расскажут все, что знают и думают.

— Хорошо, я понял, — лицо Норте стало серьезным, он кивнул. — Но разве сотрудники Войцеховской не примутся сейчас трясти всех наших?

— Вряд ли они будут с ними откровенней, чем со мной! — фыркнул Дольер. — Ты же знаешь, что в нашем подразделении принято держаться друг за друга и не слишком‑то болтать с посторонними!

— Значит, должно получиться, как в старых земных фильмах? — губы Леннокса тронула легкая улыбка. — Сначала придут злые сотрудники службы безопасности и приведут всех в бешенство, а потом — добрый Ленни, которому на контрасте расскажут все, до чего додумаются? Если не ошибаюсь, когда‑то это называлось "хороший и плохой" полицейский"…

— Мне неважно, сколько "мертвецов" имели счастье смотреть ретро — фильмы, — отрезал Габриэль. — Мы должны выйти на предателя как можно быстрее! С момента взрыва прошло уже четыре дня, а никто пока так и не продвинулся к тому, чтобы вычислить преступника.

— Может, у Микаэлы больше успехов в этом вопросе? — Норте пожал плечами. — Ты не пробовал присоединиться к ней в расследовании?

— Я пожелаю ей удачи, но не отступлюсь, — нахмурился Дольер. — Плодами своих успехов она поделится лишь с командором, а мне самому нужен тот взрывник! Кроме того, Войцеховская меня недолюбливает и явно не горит желанием делиться с посторонними результатами своего расследования, — разве что с несносной Монтего, которая "работает со службой безопасности"!

Откинувшись в кресле, Леннокс задумчиво посмотрел на гостя. Он как будто пытался решить, насколько тот достоин его доверия. Габриэль сдержался, чтобы не поежиться под его взглядом. С тех пор, как он вернулся, легендарный Норте стал настоящей загадкой для окружающих. В последнее время Дольер жалел о том, что так и не стал ему… хотя бы собеседником. Обидно, что Леннокс отказался от государственной службы… Тряхнув головой, Габриэль отогнал неприятные мысли. Может быть, когда все закончится, они с бывшим космопилотом запрутся в этом доме и надерутся как следует, поминая заодно души всех, кого они знали и кто не дожил до дня попойки.

— Считай, что мы договорились, — наконец, произнес Норте. — Я попытаюсь вызвать на откровенный разговор кого‑нибудь из наших, хотя те, кого я мог назвать друзьями, давно… ушли туда, откуда не возвращаются. С новым поколением я знаком лишь благодаря тому, что каждый новый выпуск мне предлагается прочесть краткую лекцию, завершающуюся раздачей книги.

Он произнес это так спокойно, что Дольер невольно взглянул на собеседника пристальней. Леннокс не выглядел довольным. Несмотря на то, что его книга о космосе и возвращении "с другой стороны" по — прежнему была популярна, ему, возможно, было тяжело вспоминать о событиях десятилетней давности. Кроме того, лично его на месте Леннокса точно бы задело то, что бывший командир вспомнил о нем только в критической ситуации.

— Обещаю избавить тебя от этой неприятной обязанности, начиная со следующего выпуска, если только ты сам не захочешь как‑нибудь выступить перед ребятами, — Габриэль пожал плечами.

— Спасибо, — губы Норте тронула усмешка. — Очень… заботливо с твоей стороны. Но, с твоего позволения, вернемся к текущим проблемам. Ты наверняка знаешь, где сейчас собираются "мертвецы", кроме пресловутого "ДиЭм".

Склонившись вперед и периодически делая глотки воды из стакана, когда пересыхало в горле, Дольер приступил к изложению своего плана. Он действительно был осведомлен, какие заведения Города Два пользовались наибольшей популярностью среди его подопечных, хотя сам чрезвычайно редко навещал подобные места — Габриэль предпочитал одиночество, и ему не нравилось лишний раз напрягать окружающих своим присутствием, однако нужно было знать, откуда в случае чрезвычайной необходимости можно "выдернуть" расслабляющихся космопилотов. Он надеялся, что Ленноксу удастся как‑то естественно обставить свое появление в одном из этих мест. Норте внимательно слушал, время от времени нетерпеливыми кивками подтверждая согласие с тем, что говорит лидер Центра летной подготовки.

Глава 12

Среда, 21 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Вода из старомодной лейки "с дырочками" тонкой струйкой поливала темную землю вокруг розового куста. Разбрызгивавшиеся капельки влаги поблескивали в лучах солнца, переливаясь всеми цветами радуги. Перебегая в центр листа по узким "тропинкам" нежных прожилок, вода образовывала крошечные "озерца", в которых при желании можно было рассмотреть даже свое собственное отражение.

Барбара Кройчет выпрямилась и подняла лейку. Разумеется, у супруги командора имелись и новомодный диспенсер для садоводства (разработанный каким‑то научным подразделением и якобы идеально дозирующий воду для полива растений, подаренный мужем на предпоследний день рождения), и целый набор разнообразных приспособлений, предназначенных для поддержания постоянной влажности почвы, но она предпочитала пользоваться старомодным "инструментом", раритетом, принадлежавшим ее семейству в течение многих поколений со времени отлета с Земли.

Ей нравилось ухаживать за растениями, наблюдать, как развиваются садовые культуры, выведенные человечеством еще в незапамятные времена. Барбара любила подать к столу зелень с собственного огорода, порадовать мужа и дочек оригинальным вкусом разнообразных трав или плодов. В ее небольшой оранжерее что‑то круглогодично расцветало, и ей нравилось после работы посидеть на скамеечке перед розовыми кустами, любуясь набухающими бутонами или распустившимися ярко — алыми, насыщенно — желтыми и нежно — белыми естественными "букетами".

Когда‑то Стефан с удовольствием присоединялся к ней, хотя теперь Барбара уже и не могла припомнить, когда это случилось в последний раз. Они болтали о дочках — Иоанне и Марте, — их перспективах на учебу и дальнейшие занятия, размышляли, не стоит ли завести собаку или кота, чтобы детям было с кем повозиться и за кем ухаживать, обсуждали свежие новости. Иногда муж даже посвящал ее в подробности управления "Одиннадцатью", и Барбара гордилась, когда могла дать ему какой‑нибудь совет, а еще больше — когда он потом рассказывал, что воспользовался некоторыми разумными ее суждениями. Когда‑то ей нравилось быть причастной к работе командора.

Лет с пятнадцати — шестнадцати они уже знали, что поженятся. Их семьи жили рядом, в соседних домах на одной и той же улице. В детстве Стефан всегда защищал Барбару, старался ее опекать. Несмотря на смехотворную — всего один год! — разницу в возрасте, он всегда казался ей значительно старше и мудрее, и она с готовностью и не без удовольствия принимала его заботу. К тому моменту, когда они оба закончили школу, а затем — и получили высшее образование, все вокруг были уверены, что Стефан Кройчет и Барбара Мажинская — идеальная пара. Собственно, они сами тоже так думали. Он стал ее первым мужчиной, а последовавшее за этим предложение руки и сердца было всего лишь логичным продолжением их отношений. Можно сказать, что из заботливых родительских рук девушка без неприличных задержек перешла прямиком в объятия нежного супруга.

Через год после их свадьбы появилась Иоанна, еще через три — Марта, все развивалось, как и положено в приличной семье. Барбара знала, что Стефан мечтает о сыне, но вторые роды дались ей тяжело, и Кройчеты решили больше не испытывать судьбу. За двадцать семь лет их брака она не могла припомнить ни громких ссор, ни ярких скандалов. Может быть, они оба были слишком заняты, чтобы демонстрировать друг другу такие острые эмоции? Стефан строил карьера, а затем стал командором "Одиннадцати", Барбара занималась детьми. Их по — прежнему считали идеальной парой, и она снова была склонна согласиться с окружающими. Они все так же относились друг к другу с большой теплотой и нежностью, хотя теперь, с высоты прожитых лет, Барбара могла с уверенностью сказать, что их со Стефаном никогда не связывала настоящая страсть. Когда‑то они стали друзьями и пронесли это прекрасное чувство через годы брака. Их союз был красив и удобен, и по большому счету они умели не мешать друг другу. Барбара чувствовала себя счастливой и надеялась, что такие же чувства испытывает и ее муж. Она почти была в этом уверена.

Или нет? Барбара Кройчет осторожно устроилась на скамеечке, наслаждаясь видом чайных роз, куст которых она посадила этой весной. Других она могла бы обманывать, сколько угодно, однако себе самой нужно было говорить правду. Она знала своего мужа лучше окружающих и, возможно, даже лучше, чем он сам. Последние годы Стефан был несчастлив в браке, хотя и не позволял себе задумываться об этом.

Повернувшись боком и сложив руки на невысокой кованой оградке, стоящей рядом с лавочкой и красиво увитой лозами дикого винограда, Барбара положила подбородок на ладони и задумалась. Как давно Стефан стал тяготиться несвободой их брака? Случилось ли это сразу после появления в его жизни другой женщины или несколько позже? Она не могла бы ответить на эти вопросы, но была уверена в своей правоте. Нет, Стефан никогда бы не опустился до измены, сама мысль о том, что он окажется в постели с кем‑то, кроме собственной жены, должно быть, привела бы его в ужас и неподдельное негодование. Но несгибаемый командор, долгие годы принимавший дружбу за любовь, в итоге оказался беззащитным, словно младенец, перед неожиданным и по — настоящему сильным чувством.

Он всегда был подчеркнуто вежлив и уважительно относился к окружающим, но Барбаре после семнадцати лет брака не составило труда заметить, что к той, другой, ее муж относится почему‑то еще и со странной отстраненностью. Стефан всегда легко заводил друзей, но ту женщину держал на расстоянии. Не прошло и нескольких месяцев, как Барбара Кройчет уже точно знала: он по — настоящему влюблен. Но не решается признаться в этом даже самому себе. И никогда не решится. Сначала она думала, что со временем это пройдет. У всех бывают увлечения, а у ее мужа — просто кризис среднего возраста, ведь в сорок лет мужчины склонны пересматривать свои жизненные перспективы и переоценивать достигнутое. Нежное платоническое чувство к красивой молодой женщине — разве она вправе запретить ему испытать нечто подобное? Но со временем Барбара стала понимать, что для Стефана это так просто "не пройдет". Как ни старался он бороться с собой, с каждым днем новое чувство становилось все сильнее.

Последние несколько лет он сражался с собой почти непрерывно, и это не могло не наложить отпечаток на отношения с окружающими. Стефан стал более замкнутым, чаще коротал вечера на работе, меньше времени уделял семье. В его отношениях с женой появилась некая неловкость, которую он не мог не испытывать, в душе, очевидно, считая себя предателем. Годы, проведенные вместе, заставили Барбару прекрасно узнать мужа. Даже если ткнуть его носом в большое и светлое чувство, он очень удивится и станет до последней возможности упорно отрицать свою к нему причастность. Пусть все вокруг окажутся несчастны — зато Стефан Кройчет будет знать, что поступил правильно. Раз он решил, что единственно верно провести жизнь в первом браке с привычной любящей супругой и "стандартными" детьми, от своего не отступится ни за что на свете! Госпожа Кройчет тяжело вздохнула. Ох уж эти мужские самоцели, подкрепленные гордостью и непомерным чувством собственной важности!

Барбара уже не первый год думала о том, как освободить мужа. Он по — прежнему оставался ее другом и близким человеком, и она считала, что не имеет права удерживать его в узде брака, ставшего ловушкой. Как ни странно, она не испытывала ревности — наверное, это самое явное подтверждение того, что с ее стороны их отношения всегда были больше дружескими, чем романтическими. Барбара от души желала своему мужу счастья. Она знала, что они никогда не станут врагами — им, вероятно, удастся сохранить дружбу до самой смерти. Их дети уже слишком выросли, чтобы только ради них сохранять иллюзию счастливой крепкой семьи. Но заговори она о разводе — и Стефан пошлет ее к психотерапевту. Он убежден, что у них образцово — показательный брак. Все вокруг в этом совершенно уверены. Даже та женщина ни о чем не догадывается. И только она, Барбара, знает правду. Вот только не может придумать, что с ней делать.

Несколько раз госпожа Кройчет всерьез размышляла о том, чтобы сделать свою "соперницу" союзницей, но так ни разу и не решилась связаться с ней. У нее не было и не могло быть никаких претензий к той женщине, она не больше Стефана виновата в том, что произошло, — то есть не виновата совсем. Кроме того, на официальных приемах и праздниках, когда они встречались, несостоявшаяся любовница ее мужа вела себя безупречно. И никто ничего не замечал. Кроме Барбары. Она видела, как эти двое смотрят друг на друга, когда уверены, что больше никто не обращает на них внимания. Но Стефан никогда не встречался взглядом с той женщиной. И она тоже старалась, чтобы он не замечал, как она смотрит…

— Мам! — Барбара так резко повернулась на звук, что едва не столкнула со скамейки лейку, стоявшую у нее за спиной.

Стоящая на плиточной дорожке Марта охнула и весело улыбнулась, и Барбара почувствовала, как уголки ее губ тоже невольно дрогнули, пытаясь поползти вверх. Их младшая дочь пока всему радовалась в отличие от своей старшей сестры, которая порой казалась матери слишком серьезной. Иоанна могла с полным правом называться "папиной дочкой" и унаследовала от Стефана чересчур ответственное отношение к жизни. Марта же воспринимала все, что происходит, с оптимистичным весельем и была ближе к матери. Барбара еще помнила, как сама в те же двадцать три года относилась к жизни с такой же легкостью.

— Мам, папа занят, так что я тебе доложусь, ладно? — в голубых глазах Марты плясали веселые искорки.

Ага, конечно же, "папа занят"! Барбара покачала головой. У Стефана сегодня официальный выходной, и несколько часов назад они встречались за обедом, но Марта и глазами не повела в сторону отца. Значит, задумала что‑то такое, что ему может не понравиться. Обе дочери прекрасно знали, что отпроситься у Барбары гораздо проще, чем у Стефана. Когда подобное ему позволялось, он старался проявлять строгость — считал это правильным. Кройчету по должности полагалось несколько более суровое отношение к окружающим, и для дочерей он не делал исключения. Иоанна считала, что это справедливо, а Марта хорошо знала, как подлизаться к маме.

— Ну и куда ты отправишься сегодня? — Барбара с улыбкой смотрела на дочь.

— Меня пригласили в кино, а потом мы где‑нибудь зависнем, — Марта легкомысленно помахала в воздухе рукой. — Если что, я с вами свяжусь, ладно?

— Постарайся не задерживаться, а то отец будет волноваться, — традиционная фраза, означающая не более чем обычную заботу: Стефан, конечно, действительно может забеспокоиться, но только если вдруг против обыкновения заметит, что дочь не дома.

Как и множество мужчин, он был хорошим отцом, пока его не заставляли вплотную заниматься детьми. Но в их браке с самого начала существовала договоренность: воспитание дочерей — забота Барбары. Даже теперь, когда девочки выросли, командор крайне редко мог найти для них время. Порой ей казалось, что он испытывает что‑то вроде облегчения, что ему больше не нужно даже в редкие минуты свободного времени возиться с ними.

— Хорошо, постараюсь, — кивнула Марта — вылитый образец послушной родителям дочери, если не замечать, как ее веселит происходящее.

Дочь почти убежала по дорожке, а Барбара, легко поднявшись со скамейки, отправилась в хозяйственный домик, где держала всякие приспособления для садоводства. Интересно, чем это так "занят папа"? В эти дни, прошедшие после взрыва в "ДиЭм", Стефан слишком много работал и почти не спал. Барбара уже не раз пыталась воспользоватьсясвоим супружеским правом принудительно уложить мужа отдыхать, но пока ему удавалось от нее ускользнуть. Поставив лейку на одну из аккуратно прибитых полочек, она решительно направилась к дому.

Как она и ожидала, Стефана ей удалось обнаружить в кабинете: он, нахмурившись, просматривал какие‑то данные по коммуникатору. Барбара тяжело вздохнула: каждый раз, когда ему приходилось тесно взаимодействовать по службе с той женщиной, командор старался наработаться до полного изнеможения. Даже сейчас, в критической и трудной для всего ковчега ситуации, он не изменил себе: Стефан Кройчет снова загружал себя делами день и ночь, лишь бы не поддаться губительному чувству, рождающему в нем тревогу "неправильности".

— Привет! — Барбара, не дожидаясь приглашения, уселась в кресло напротив мужа.

— Привет! — буркнул он, не отрываясь от какого‑то отчета.

— Чем ты занят? — поинтересовалась "жена со стажем".

— Просматриваю отчеты о выплатах пострадавшим, — вежливо удовлетворил ее любопытство покорный супруг.

— Подозреваешь Аль — Коди в казнокрадстве? — Барбара легкомысленно подняла брови.

Стефан оторвался, наконец, от комма и, удивленно сморгнув, посмотрел на жену. Даже сейчас, когда ему исполнилось пятьдесят, он все еще оставался весьма привлекательным мужчиной. Завидная выправка потомственного военного (его предки служили в армейских подразделениях еще на Земле), рост заметно выше среднего, темные волосы (легкая проседь лишь прибавляла ему импозантности), светло — ореховые проницательные глаза, правильные черты лица, нос с горбинкой, высокие скулы, упрямый подбородок… Ничего удивительного, что женщины всегда заглядывались на командора Кройчета! Правда, он никогда не отвечал им взаимностью, будучи предан только своей супруге. И она его не ревновала, потому что Стефан не давал повода. И лишь в последнее время стала задумываться, что, возможно, не испытывает сильных страстей, потому что они не так уж и любят друг друга, оказавшись заложниками традиций и привычек, общественного мнения и личного кройчетовского раз и навсегда сложившегося представления о том, как нужно поступать, а как — нет.

Невольно поставив себя на его место, Барбара представила себе, что сейчас видит ее муж. Его жена гордилась тем, что к сорока девяти несмотря на рождение двоих детей сохранила девичью фигуру. Ее до сих пор называли красавицей (и, наверное, если бы чувства зависели только от внешности, ее муж никогда бы и не взглянул на другую): светлые волосы, голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, которые она подкрашивала лишь самую малость, точеный овал лица, нежный румянец на щеках. Барбара выглядела много моложе своих лет и порой производила впечатление даже на поклонников дочерей.

— С чего ты взяла, что я в чем‑то подозреваю Натьена? — строго переспросил Стефан.

— Иначе зачем бы тебе контролировать его отчеты? — пожала плечами Барбара.

— Пока я командую "Одиннадцатью", я должен быть в курсе всего, что происходит на ковчеге, — отрезал Стефан. — И это вовсе не значит, что я кому‑то не доверяю!

Он некоторое время задумчиво разглядывал жену, которая в свою очередь смотрела на него с веселым любопытством. Потом устало потер висок и, вздохнув, выключил коммуникатор. Все правильно: Стефан понял, что пора уделить немного времени семье. В его внутренний распорядок вполне укладывались, помимо обычных обедов или ужинов, "десять минут для жены и детей". Кроме того, Барбара могла бы напомнить мужу, что сегодня вообще‑то — его выходной день, когда он просто‑таки обязан уделить ей немного времени.

— Что‑то случилось? — осведомился самый могущественный человек "Одиннадцати".

— Возможно, — улыбнулась Барбара. — У меня такое ощущение, что наша младшая дочь влюбилась.

— Марта? В очередной раз? — Стефан едва заметно поморщился. — А что случилось с предыдущим ее поклонником?

— Они расстались вскоре после того, как он был нам представлен, — заботливая жена внимательно наблюдала за реакцией мужа.

— Вот и хорошо, он мне не понравился, — без обиняков резюмировал командор.

— Подозреваю, что и он это понял, — вздохнула Барбара.

— Ну и когда мы увидим очередного кавалера Марты? — недовольно осведомился он. — В эти выходные у меня вряд ли будет время на званый ужин в кругу семьи…

— Когда увидим? Подозреваю, что на их свадьбе…

— Ты считаешь, что они уже зашли настолько далеко? — ошарашенно переспросил Стефан. — Она сама сказала тебе, что собирается за него замуж? Вот так запросто — даже без знакомства с родителями?

— Я понятия не имею, насколько далеко они зашли и что собираются делать, — решительно заявила Барбара. — Но после нескольких неудачных знакомств с родителями я бы на месте Марты поостереглась предъявлять папе очередного ухажера. Во всяком случае, до того момента, пока не была бы точно уверена, что он… покажется тебе достойным.

— Ты хочешь сказать, что я порчу жизнь своей дочери? — Стефан удивленно приподнял брови.

— Ни в коем случае, дорогой! — категорически отреклась от подобного предположения госпожа Кройчет. — Но нельзя не признать, что ты порой бываешь слишком строг с юношами, а ведь сам по себе командор ковчега — и без того фигура, достаточно пугающая.

— Я хочу лучшего для дочерей, — отрезал командор. — И не сравнивай Марту с собой — тебе бы в ее возрасте и в голову не пришло менять кавалеров, словно перчатки!

Ну, конечно, в ее возрасте Барбара уже была замужем за "правильным" и рассудительным Стефаном! Может быть, если бы не события последних лет, она бы тоже считала, что дочерям лучше всего повторить ее судьбу. Но, глядя на мужа, который изо всех сил старался делать вид, что счастлив в браке, она порой жалела, что не проявила в юности чуть больше сумасбродства, которое могло бы заставить его отказаться от их свадьбы. Хотя она, конечно, была безгранично благодарна Стефану за двадцать семь лет спокойной и упорядоченной жизни и двух прекрасных дочерей.

— Почему Иоанне не приходит в голову таскать к нам одного кавалера за другим? — продолжил тем временем Кройчет. — Она тоже не затворница, однако недавно сказала мне, что хочет найти мужчину, с которым сможет быть рядом всю жизнь.

— Нужно поскорее сказать ей, что это почти невозможно, пока она не наделала ошибок, — пробормотала Барбара. — Если Иоанна заупрямится, она так и будет ожидать идеального мужчину!

— Что значит — невозможно? — нахмурился Стефан. — Она смотрит на нас с тобой и уверена, что хочет такого же брака!

Она промолчала. Такого же? Иоанна достойна гораздо лучшего, да и Марта тоже! Неужели Стефан действительно считает, что у них идеальная семья? И их девочки так же слепы? Барбара внимательно смотрела на мужа, и ей показалось, что он немного смутился под ее взглядом, хотя за много лет брака она так и не научилась сразу читать эмоции по его непроницаемому лицу.

— Ну, так почему же ты решила, что Марта снова влюбилась? — вернулся к первоначальной теме Стефан.

— Сегодня ее пригласили в кино, а потом она где‑нибудь "зависнет", и преподнесено мне это было в формате "мы", — Барбара даже устыдилась, с какой готовностью она сама ухватилась за уход от скользкого вопроса их собственной брака, но поделать с собой ничего не могла. — Если задержится, обещала связаться с нами.

— Я бы предпочел, чтобы ближайшие несколько дней девочки побольше времени проводили дома, — буркнул Стефан.

— Почему? — удивилась Барбара. — Что‑то случилось?

— Просто после таких событий хочется, чтобы семья была рядом, — командор бросил быстрый взгляд на коммуникатор, — даже если у самого совершенно нет времени.

— Как продвигается расследование? — светским тоном осведомилась его жена. — Уже точно установлено, что это электропроводка?

— Служба безопасности работает в усиленном режиме, — Стефан наградил ее еще одним непроницаемым взглядом.

— Что говорит госпожа Войцеховская? — Барбара вздернула бровь. — Если не ошибаюсь, она сейчас связывается с тобой для докладов несколько раз в день?

— Ее люди разрабатывают все версии, связанные со взрывом в "ДиЭм", — ее муж несколько демонстративно активировал коммуникатор. — Если ты не возражаешь, мне пора вернуться к делам. Что касается Марты, то я с ней поговорю.

— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, — Барбара покорно поднялась со своего кресла. — Сказала тебе, просто чтобы ты был в курсе. Я сама поговорю с Мартой.

— Очень хорошо, — буркнул Стефан, пролистывая какие‑то документы с графиками. — Увидимся за ужином!

Лимит десятиминутного перерыва "на семью" был исчерпан, и Барбара, выходя из кабинета мужа, едва сдержала горькую улыбку. В этот раз Стефан уложился даже быстрее — свернул разговор, как только они оказались в опасной близости от неприятной темы. Рано или поздно им придется к ней вернуться, но, видимо, не сегодня. Не в такой день, когда Стефан Кройчет заявил жене, что их брак — образец для всеобщего подражания! Безусловно, в первую очень ей следует поговорить не с Мартой, а с Иоанной — весьма возможно, что старшая дочь действительно разделяет отцовский взгляд на их благородное семейство…

Барбара ненадолго задержалась в дверях кабинета, хотя ее муж уже полностью погрузился в работу. В последнее время в нем появилась какая‑то легкая, едва заметная нервозность. Внешне Стефан выглядел точно так же, как и обычно, и, если бы не двадцать семь лет брака и более сорока пяти — собственно знакомства, Барбара, вероятно, ничего бы и не заметила. Но она была уверена: мужа что‑то гнетет. И это не мысль о "запретном чувстве", с которым он уже давно смирился. Этот взрыв в "ДиЭм" открыл что‑то другое, что‑то гораздо более страшное…

Были тому и косвенные подтверждения. Командор и раньше проводил большую часть своего времени с активированным коммуникатором, но по давно заведенному порядку отключал его во время общения с семьей или по ночам. Теперь же Стефан Кройчет был на связи двадцать четыре часа в сутки, и звонили ему не только заместители и помощники, но и все члены Большого Совета. Разумеется, трагедия в клубе "ДиЭм" стала для всех шоком и должна была положить начало некому пересмотру правил безопасности, особенно касающихся электроснабжения. Но от несчастного случая мэры всех десяти Городов и помощники командора буквально взбесились! А у Барбары, краем уха улавливающей напряженные нотки в голосе мужа, появилось стойкое ощущение того, что им всем что‑то недоговаривают.

— Командор Кройчет, — строго произнес Стефан, глядя на экран коммуникатора, и его жена быстро задвинула за собой полупрозрачную дверь кабинета: не хватало еще подслушать какой‑нибудь важный служебный разговор — пусть даже случайно!

Она точно знала, что звонит не та женщина. Когда ее муж разговаривал с ней, у него менялся голос. Неуловимо, едва заметно — ни близкие друзья, ни родственники, ни даже родные дочери, отлично знавшие отца, этой разницы на слух бы не "поймали". Только Барбара "ловила" ее с легкостью и некоторое время даже чувствовала себя обиженной — она никогда не волновала Стефана настолько, чтобы он не мог контролировать свои эмоции. Той женщине это удавалось с легкостью, причем жена командора была уверена, что ее невольная соперница не предпринимала никаких особенных усилий, чтобы добиться подобного эффекта. Вряд ли она вообще что‑то замечала: ведь со всеми остальными Стефан общался не у нее на глазах!

Поднявшись на второй этаж дома, госпожа Кройчет постучала в дверь комнаты старшей дочери. Сегодня у Иоанны тоже был выходной, и она проводила его дома за какими‑то важными занятиями. Получение докторской степени дочь командора успешно совмещала с работой в Центре репродукции. Сама Барбара ни за что на свете не согласилась бы ходить туда на службу в такое время, но у Иоанны была выдержка отца и его же упрямство. "Мама, у каждого человека есть долг", — строго пояснила дочь, когда как‑то раз госпожа Кройчет попыталась мягко намекнуть, что ей можно найти работу и поприятней. С ней нельзя было не согласиться. Но Барбара опасалась, что дочь специально отыскивает "долг" понеприятней, чтобы, так сказать, проверить себя на стойкость.

Дверная панель отъехала, и Иоанна Кройчет тепло улыбнулась, увидев гостью.

— Привет, мам! — она опять заполняла какие‑то документы на коммуникаторе, словно, как и отец, даже дома не могла отвлечься от работы.

— Здравствуй, дорогая, — оказавшись в комнате старшей дочери, Барбара, как всегда, с легким удивлением и гордостью убедилась, что Иоанна в отличие от безалаберной Марты содержит свое жилище в идеальной чистоте и порядке.

В этом она тоже была похожа на отца. Стефан с детства отличался любовью к упорядоченности, и Барбаре пришлось уже после свадьбы ломать многие свои привычки, чтобы подстроиться под мужа, как и положено приличной жене.

— Как дела на работе? — Барбара интересовалась из чистого мазохизма: каждый раз, когда Иоанна начинала обстоятельно отчитываться перед родителями, ее мать чувствовала себя бездельницей, понятия не имеющей о том, что такое настоящий труд.

— С каждым днем все труднее, — дочь отодвинула экран коммуникатора в сторону и нажала на кнопку, раздвигающую "кресло для посетителей" рядом с ее столиком. — У меня такое ощущение, что вместо всех нас нужно посадить профессиональных психотерапевтов — толку от них было бы больше. Каждый день люди — мужчины и женщины — уходят в слезах. А мы ничего не можем сделать! Это просто чудовищно!

Даже возмущаясь, Иоанна оставалось истинной дочерью командора Кройчета и говорила горячо, но не повышая тона. И всегда придерживалась политики полной искренности — всякие "нормально", "хорошо", "более — менее" были не для нее. Если человек спросил — значит, его интересует тема и нужно ответить на вопрос как можно более полно. Тем более нельзя врать родителям или даже что‑то приукрашивать, разговаривая с ними! Порой Барбаре хотелось, чтобы их "правильная" дочь хоть иногда отступала от незыблемых жизненных принципов!

— Может быть, тебе стоит почаще выходить куда‑нибудь погулять или развеяться? — заботливо спросила госпожа Кройчет.

— Несколько дней назад меня приглашали на интереснейшую лекцию по одной из новых биологических теорий, — не моргнув глазом, ответила девушка. — А послезавтра мы собираемся в Планетарий на очередной показ современных высокотехнологичных достижений в исследовании космоса.

Н — да, под "погулять или развеяться" Барбара определенно имела в виду что‑то более легкое, однако то, что и старшая дочь заговорила о себе, используя пресловутое "мы", уже могло внушить любящей матери немного оптимизма.

— А почему не сегодня или завтра? — госпожа Кройчет устроилась в кресле и мазнула взглядом по отодвинутому монитору коммуникатора: так и есть — рабочие документы по квотированию! — Марта куда‑то отправилась с очередным кавалером…

— Мой… друг сегодня занят, — едва заметная запинка перед словом и легкий румянец выдали Иоанну лучше, чем если бы она в открытую призналась, что в ее жизни появился, наконец, мужчина, который ей очень нравится.

Это тоже порадовало Барбару. Их старшая дочь чересчур целеустремленно строила карьеру и посвящала себя общественной деятельности, совершенно забывая о личной жизни. Но, кажется, наконец, она нашла человека, которого сочла достойным. Судя по "лекции о новой биологической теории" и планам на Планетарий, кавалер Иоанны должен был понравиться и Стефану. Подумав, Барбара решила воздержаться от приготовленных мудрых советов. Пожалуй, дочь и не сочла бы их таковыми. В самом деле, с какой стати первой леди "Одиннадцати" жаловаться на жизнь? Может, и лучше, если дети по — прежнему будут считать их со Стефаном брак образцово — показательным? В конце концов, Иоанна вовсе не обязательно повторит судьбу матери или отца. Вполне возможно, что ее выбор окажется по — настоящему удачным, и она о нем никогда не пожалеет.

— Я подумываю о том, чтобы через пару недель, когда траур немного забудется, устроить небольшой званый вечер, — вместо приготовленных предостережений проговорила Барбара. — Будут только семья и ближайшие друзья. Марта, наверное, пригласит своего нового кавалера. Ты будешь одна или с кем‑нибудь?..

Иоанна понимающе улыбнулась, и госпожа Кройчет почувствовала румянец смущения на щеках. Разумеется, их старшую дочь не проведешь при всем желании! Она прекрасно поняла, что мать пытается исподволь выяснить, насколько серьезна привязанность Иоанны и не собирается ли она предъявить новообретенного "друга" родителям.

— Пока не знаю, — девушка покачала головой. — Сначала, мамуля, надо определиться с датой. Я, вероятно, буду не одна, но это зависит от того, насколько мой друг будет занят.

Барбара с трудом удержалась от того, чтобы сказать, что она с удовольствием назначит для званого вечера любую дату, которая подойдет этому таинственному "другу". Хватит уже и предыдущей неуклюжей попытки выяснить, насколько серьезны отношения дочери с загадочным кавалером. Болтливая Марта уже давно рассказывала бы матери, как зовут новую "привязанность", чем он занимается, какие коктейли любит, хорошо ли танцует и почему расстался со своей предыдущей девушкой. Иоанне же и в голову не придет откровенничать — она просто не считает нужным настолько глубоко допускать кого бы то ни было в свою жизнь.

— Хорошо, как только Стефан немного освободится на работе, мы назначим дату, которая, надеюсь, для всех окажется удобной, — Барбара вздохнула.

— У папы сейчас непростой период, — понимающе кивнула Иоанна. — Это происшествие в клубе буквально перевернуло весь ковчег! Естественно, что командор все время занят, решая насущные вопросы. Если вдруг тебе будет одиноко, мам, ты знаешь, что я всегда рада тебя видеть…

Барбара с трудом удержалась от улыбки. Ее умная дочь по — своему поняла неожиданный материнский визит! Иоанна совершенно убеждена, что ей поддержка родни пока не требуется, зато дала понять, что готова оказать любую помощь Барбаре, которая может чувствовать себя одинокой, пока Стефан настолько занят управлением взбаламученным ковчегом! Но к такому одиночеству "первая леди" "Одиннадцати" давно привыкла и не тяготилась им. Да и слова дочери прозвучали скорее прозрачным намеком на то, что гостья непозволительно долго задержалась в комнате Иоанны, которая, между прочим, в отличие от матери занята важными делами.

— Ну что ж, не буду тебе мешать, — Барбара поднялась из кресла.

— Счастливо, мамуля! — Иоанна не сделала попытки удержать ее или заверить, что она совсем не мешает, и вернулась к своим документам еще до того, как за госпожой Кройчет закрылась дверь.

Прогулявшись по дому, Барбара неторопливо дошла до сияющей чистотой кухни — столовой — как шутил Стефан, ее "личных владений". Она всегда любила готовить, поэтому никогда не доверяла кормежку своих домашних посторонним людям, хотя и достаток, и положение семьи позволили бы Кройчетам держать хоть целый штат поваров. Но Барбаре нравилось угощать мужа и дочек разными оригинальными блюдами, изобретать что‑нибудь новенькое, лично готовить приправы и подавать к столу собственноручно выращенные овощи — вот без этого ей действительно стало бы скучно и тоскливо.

Расположившись в "кухонной" зоне, она стала неторопливо доставать из ниши охлаждателя приготовленные продукты. Сегодня ее домашних, несмотря на неполный состав (в отсутствие Марты) и занятость некоторых членов семьи (Стефана и Иоанны), ожидало нежное грибное рагу, а на гарнир — рис, приготовленный по особому рецепту с собственным шафраном. Той частью сада, в которой Барбара выращивала ароматные травы, она гордилась ничуть не меньше, чем розовыми кустами. По правде говоря, они отнимали куда больше сил, но конечный результат того стоил. Она тратила на сад много времени, зато несколько раз к ней наведывались за семенами даже из Экологического центра — а это уж несомненное признание!

Пока она нарезала тонкими пластинками грибы, на стене замигала красная лампочка интеркома. Барбара раздраженно поморщилась. Опутывавшая весь дом сеть для внутренних переговоров всегда казалась ей довольно‑таки бессмысленном приспособлением, а в последнее время еще и начала барахлить. То в одной, то в другой комнате порой неожиданно включалась "говорилка", которая начинала транслировать происходящее откуда‑нибудь еще. Неделю назад Барбара вынуждена была почти полчаса слушать текст какой‑то научной передачи, которую в это время смотрела по виджеру Иоанна. А еще благодаря испортившемуся интеркому она теперь знала, что ее строгий муж иногда… поет в душе, что доставило госпоже Кройчет немало веселья! Надо же, а ведь за звуконепроницаемыми панелями она так ни разу и не слышала его пения за целых двадцать семь лет брака! Стефану Барбара, разумеется, ничего не сказала — незачем его смущать. Надо будет, кстати, вызывая мастера, попросить его убрать интеркомы из санузлов — в конце концов, даже в это непростое время человеку нужна уверенность, что хоть где‑нибудь он может находиться в полном уединении.

Неожиданно интерком зашипел, как‑то странно "крякнул" и самопроизвольно включил внутреннюю связь.

— Считайте, что я вас услышал, госпожа Мазурова, — голос мужа звучал, как обычно, ровно, однако чуткая Барбара уловила в нем напряженные нотки. — Мое решение пока остается неизменным. У службы безопасности семь дней, из них пока прошло всего четыре.

Ох, как неудобно! Надо же было, чтобы теперь именно интерком в столовой самопроизвольно настроился на кабинет мужа! Подслушать разговор Стефана, пусть даже случайно — эта мысль вызывала у Барбары отвращение почти на физическом уровне. Ужасная неловкость! Торопливо положив нож, она подошла к аппарату и попыталась активировать сенсорный экран. Но упрямый интерком не отозвался ни на прикосновения, ни на кнопочное управление, находившееся здесь же, в стенной панели. Барбара отчаянно пыталась отключить связь, но у нее ничего не получалось, и от этого она злилась еще больше…

— Но, командор, у нас определенно есть основания для беспокойства, — голос Регины Мазуровой, мэра Города Шесть, звучал неприятно и откуда‑то издалека, что и неудивительно, если учитывать, что руководитель ковчега общался с ней по коммуникатору. — Почему бы не принять меры, скажем, параллельно с расследованием?

— Потому что именно расследование должно, в конце концов, установить виновного, — вежливо пояснил Стефан. — Пока у нас нет уверенности, что к взрыву причастен кто‑то из пустошников.

— Помилуйте, сэр, да как в этом можно усомниться?! — возмутилась Регина. — Ни один цивилизованный человек не способен пойти на такое преступление против сограждан! Рукотворный взрыв, последствия которого могут угрожать всему ковчегу! Это… это чудовищно, сэр! Как хотите, но здесь просто должна идти речь о тех отщепенцах, которые не желают подчиняться общим правилам!..

Пальцы Барбары замерли над панелью интеркома. Рукотворный взрыв?.. Она непонимающе уставилась на аппарат, по — прежнему мигающий красной лампочкой.

— Госпожа Мазурова, я еще раз повторяю: в отсутствие более или менее достоверной информации о том, что потенциальный преступник из Пустоши или же в данный момент там скрывается, никакие рейды назначены не будут, — терпеливо произнес командор Кройчет. — В подобной ситуации мы не можем себе позволить сражаться с тенями. Что, если вы ошибаетесь, а Войцеховская и Дольер правы?

— В том, что якобы в Пустоши уважают "мертвецов"? — мэр фыркнула так громко, что даже Барбаре было слышно. — Я слышала совершенно иное: человеческая жизнь там не ценится! Люди, которые привыкли убивать друг друга за место под солнцем, могут совершенно спокойно уничтожить сотню — другую тех, кому повезло больше! И Большому Совету не нравится, что вы идете на поводу у Войцеховской и Дольера. Я допускаю, что они чаще остальных общались или общаются с пустошниками, однако нельзя не признать, что в данной ситуации они могут проявлять личные пристрастия. Мы все знаем, что Габриэль за своих людей стоит горой, а в силу обстоятельств в его Центре больше половины космопилотов получили чип только благодаря собственно летной подготовке. А госпожа Войцеховская и сама когда‑то жила в Пустоши! Разумно ли ожидать от них объективности? Нет, нет и нет! Я даже не удивлюсь, если в конце концов окажется, что это расследование затеяно лидером слудбы безопасности только для того, чтобы просто потянуть время! Можно сказать, командор, что рейд в Пустошь нам просто необходим!

— Вероятно, вы хотите возглавить его лично, раз кандидатура моего заместителя вас не устраивает? — в обычно мягком голосе Стефана на этот раз звучали металлические нотки. — Мне всегда казалось, что мэры призваны скорее поддерживать порядок в Городах, где их избрали главами, а не руководить силовыми структурами, однако лично для вас я готов сделать исключение.

— Командор, у меня и в мыслях не было усомниться в высокой квалификации госпожи Войцеховской! — тут же дала "обратный ход" Регина. — Просто в данной ситуации…

— С момента созыва Большого Совета ситуация не изменилась, — вот теперь, как поняла Барбара, Стефан по — настоящему разозлился: иначе он никогда не позволил бы себе прервать женский "монолог". — На "Одиннадцати" по — прежнему объявлено негласное чрезвычайное положение, все службы работают в экстренном режиме. И я не позволю давить на своих людей только лишь потому, что от этого кому‑то лучше спится. Расследование будет продолжаться ровно столько, сколько ему назначено. Пока у меня не появятся улики против пустошников, я не объявлю рейд. Предлагаю на этом считать сегодняшний разговор законченным.

В интеркоме повисло молчание. Барбара осторожно, как будто ее могли услышать, опустилась на ближайший стул. Она уже не пыталась отключить аппарат, поскольку у нее заметно подрагивали руки. Не зря, ох, не зря ей так претила сама мысль о том, чтобы оказаться случайной слушательницей переговоров мужа!

— Благодарю, что уделили мне время, сэр, — наконец, напряженным голосом произнесла Регина. — До свидания!

— Всего наилучшего, госпожа Мазурова, — в интеркоме раздался приятный переливчатый сигнал, свидетельствовавший о том, что беседа завершена и связь отключилась.

Некоторое время Барбара задумчиво разглядывала по — прежнему горящую красную лампочку. Потом дрожащими пальцами еще раз попробовала выключить интерком. Раз, другой… Непослушная система отказывалась подчиниться своей владелице.

— Сэр? — новый голос через внутреннюю связь был слышен гораздо хуже, чем предыдущий, но Барбара замерла на половине движения и даже дыхание затаила, словно испуганный зверек.

— Добрый день, Микаэла, — произнес Стефан. — Только что прочел ваш доклад об утреннем происшествии. Как себя чувствует Сильвер Фокс?

— Сейчас с ней Дороти Монтего, за домом и квартирой установлено постоянное наблюдение, — начала отчитываться Войцеховская. — С ее позволения мы временно поставили в ее чип программу постоянного доступа, состояние ее пульса и дыхания проверяют каждые полчаса.

— Хорошо, — с некоторой запинкой проговорил командор. — Что с поисками доктора Эсстена?

— Ищем, — лаконично ответила Микаэла. — Похититель пока не определен.

— Основное расследование без изменений?

— Сэр, пока мы составляем списки пациентов доктора, выясняем, кто из них мог быть связан с Беверли Кларк, а кто — с "мертвецами". Задача усложняется тем, что некоторое время назад он был привлечен к сотрудничеству Центром летной подготовки, так что список, боюсь, окажется длинным.

— Попросите о помощи Дольера, — предложил командор. — Если вам самой это трудно, я могу лично отдать ему распоряжение. Он в любом случае знает своих людей лучше, чем вы или я.

— Он… мне голову откусит, если я осмелюсь хотя бы предположить, что в дело замешаны "мертвецы", — проворчала Войцеховская. — Я и так‑то не вхожу в список его любимчиков…

— Сейчас не до церемоний, — отрезал Стефан. — Габриэль не меньше вашего и моего заинтересован в том, чтобы поймать преступника. Время уходит, а результаты пока только отрицательные, да и нарастают они, словно снежный ком, катящийся с горы! Большой Совет паникует и требует быстрого расследования и рейда. Если до этого дойдет, последствия аукнутся всему ковчегу! Сейчас мы не можем позволить себе роскошь выбирать союзников, кроме того, вам так или иначе придется когда‑нибудь начать сотрудничать с Габриэлем, забыв про старые счеты, какими бы они ни были!

— Вы совершенно правы, сэр, — спокойно ответила лидер службы безопасности. — Я непременно свяжусь с Дольером.

— Постарайтесь действовать как можно быстрее, Микаэла, — продолжил Стефан, как будто и не услышал ее реплики. — Большой Совет — это еще не самое худшее. По нашему ковчегу ходит человек, который устроил взрыв, унесший почти сотню жизней, затем убил еще одну женщину, пытался убить другую и похитил уважаемого психолога. Его нужно найти до того, как он успеет сотворить что‑нибудь еще!

— Я поняла свою задачу, сэр, — голос Войцеховской стал напряженным. — Система докладов остается прежней?

— Да, я жду их каждый час, за исключением ночного времени, если только не случится что‑нибудь экстренное, — подтвердил Кройчет. — Я надеюсь на вас, Микаэла. Всего наилучшего!

— До свидания, сэр! — буркнул интерком, и, наконец, отключился.

Барбара несколько секунд бездумно смотрела на погасшую лампочку. Проклятая машина, зачем она вообще включилась?! Госпожа Кройчет провела рукой по неожиданно вспотевшему лбу и с недоумением посмотрела на влажную ладонь. В ее ушах все еще звучал голос мужа, говорившего о том, что где‑то по "Одиннадцати" ходит человек, устроивший взрыв в "ДиЭм". И, кажется, никто из собеседников Стефана, да и он сам не сомневался в том, что преступник способен поступить так еще раз… Выходит, официально обнародованная информация о том, что предположительно в трагедии повинна старая электропроводка, — обман, призванный успокоить жителей ковчега. Какой кошмар!

Разумеется, Стефан лучше знал, как поступить. Раз он решил, что настоящие причины взрыва станут поводом к панике, Барбара не позволила бы себе усомниться в этом. В политике и управлении ковчегом она с мужем соревноваться не собиралась. Но, по крайней мере, он мог как‑то предупредить своих родных! Не ограничиваться жалким "после таких событий хочется, чтобы семья была рядом", а как‑то более аргументированно попросить девочек в ближайшее время оставаться дома! Барбара почувствовала, как по спине липкой струйкой течет пот. Марта ведь сегодня после кино собиралась "где‑нибудь зависнуть" — наверняка в людном месте, которые сейчас наиболее опасны! Дрожащими пальцами она активировала личный коммуникатор и попыталась связаться с дочерью…

— …Эй, ты что, не ответишь? — Моника, сверкнув улыбкой, которая казалась еще более белоснежной по контрасту с ее темной кожей, кивнула на бегущую полосу вызова комма, появившуюся вокруг очипованного запястья Марты. — Вдруг тебе хотят сообщить что‑то важное?

Они встретились для шоппинга и неторопливо прогуливались по магазинам в огромном торговом молле "Сто дорог". Мельком бросив взгляд на оранжевые огоньки, складывавшиеся в слово "мама", дочь командора тяжело вздохнула, щелкнула пальцами, активируя отбой, и торопливо отключила коммуникатор.

— Меня нет и не будет до завтра! — подмигнула она Монике. — Родители отпустили, а теперь у меня барахлит комм!

Подружка рассмеялась, тряхнув кудрявой копной волос. Они прекрасно понимали друг друга еще со школы. Марта всегда стремилась вырваться из‑под родительского контроля, а командор и первая леди "Одиннадцати", по ее мнению, пытались удержать вольнолюбивую девчонку в лоне семьи.

— Не боишься пропустить важный вызов? — поинтересовалась Моника, лукаво вскинув бровь. — Вдруг твой прекрасный принц попытается связаться с тобой и не сможет рассказать, как сильно он тебя любит?

— Мы всегда договариваемся заранее, — улыбнулась Марта. — Он не любит лишний раз дергать меня по коммуникатору — говорит, что эта штука предназначена только для связи, а не для общения. А признания вообще лучше выслушивать лично.

— Где вы сегодня? — Моника остановилась напротив одной из витрин, разглядывая выставленные в ней сумки.

— Сначала в кино, а потом где‑нибудь выпьем и поболтаем, — охотно ответила Марта. — Еще думаю затащить его потанцевать, но еще не знаю, получится ли.

— А когда твои друзья будут удостоены чести полюбоваться лицом прекрасного принца? — подруга задумчиво всмотрелась в полупрозрачный нанорисунок на одном из стильных клатчей.

— Посмотрим… — уклонилась от прямого ответа Марта.

Она бы и сама с радостью "предъявила" друзьям нового кавалера, но он считал, что еще слишком рано обнародовать их отношения. Он говорил, что сначала им нужно быть уверенными в своих чувствах, прежде чем объявить о них всему миру. Марта признавала, что "прекрасный принц" намного умнее ее и лучше разбирается в том, как нужно поступать, поэтому готова была ждать, сколько нужно. Он взрослый, сильный, надежный… И, когда они познакомятся, он наверняка понравится и маме, и папе — Марта Кройчет в этом даже не сомневалась!..

— Ну что, как тебе эта красненькая? — поинтересовалась Моника, показывая на сумку в витрине.

— Несмотря на цвет, скучновата, — тут же определила Марта. — Пойдем дальше — до вечера еще полно времени, и мы успеем присмотреть что‑нибудь по — настоящему стоящее!

Глава 13

Среда, 21 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— А я‑то все гадал, когда ждать тебя в гости! — дверная створка отъехала еще до того, как Войцеховская успела активировать сигнал настенного замка, как будто хозяин ожидал гостей прямо в коридоре.

Пожилой мужчина стоял в проходе, широко улыбаясь. Годы не оставили волос на его голове (современную трансплантологию он не признавал, предпочитая естественный ход вещей), ограничившись лишь внушительной лысиной; узкое лицо избороздили морщины, чуть приподнятые седые брови придавали ему выражение легкого удивления; зато карие глаза были по — прежнему внимательны и, казалось, не упускали из виду ничего, сообщая своему владельцу исчерпывающую информацию об окружающем мире. Он как раз всегда славился тем, что подмечал абсолютно все, до мельчайших деталей.

— Привет, Израэль, — несмотря на усталость, Микаэла не могла не улыбнуться в ответ. — В дом‑то впустишь?

— Проходи, радость моя, — бывший лидер службы безопасности "Одиннадцати" охотно посторонился, пропуская нынешнего. — Рад, что в такое непростое время ты выкроила для меня пару минут.

— Если у тебя есть возможность выпить стакан воды и на некоторое время устроиться в сидячем положении, они с легкостью могут превратиться в пару часов, — оказавшись в опрятном и чистом холле, Войцеховская привычно разулась и сунула ноги в домашнюю обувь, мысленно отметив, что Израэль приготовил "ее" тапочки — значит, ждал, что она вот — вот к нему заявится, и, как обычно, не ошибся!

— И стакан воды найдется, и чашка чая, и рюмка чего покрепче, — подмигнул гостеприимный хозяин.

Повернувшись, он быстро направился к одной из комнат, и Микаэла последовала за ним. Несмотря на солидный возраст и многолетнее пребывание на не самой простой работе, Израэль Вайс двигался совершенно не по — старчески — со спины его можно было с легкостью принять за мужчину раза в два моложе. Об этом человеке ходили самые разнообразные легенды, многие из которых рассказывали только шепотом. Его считали самой опасной персоной "Одиннадцати" — перейти дорогу Израэлю Вайсу мог только тот, кому уже нечего терять. Спокойный, хитрый и безжалостный — вот три эпитета, чаще всего сопровождавшие имя бывшего лидера службы безопасности. Его практически невозможно было вывести из себя, он всегда улыбался и оттого внушал еще больший страх и врагам, и подчиненным. Лишь узкий круг людей посвященных знал, что за "своих" Вайс кому угодно горло разорвет. Старый Лис был суров и требователен, однако сотрудников всегда берег и подбирал с такой тщательностью, словно завтра на ковчеге должна была начаться полномасштабная война, а его служба — последний оплот законности и порядка на "Одиннадцати".

Микаэлу он признал не сразу, но, когда получше узнал девушку — космопилота, принял, как родную, и на первых порах был самым активным помощником в становлении нового лидера службы безопасности. Потом Израэль ушел на покой, однако Войцеховская знала, что в критической ситуации всегда может к нему обратиться. За эти десять лет они стали, пожалуй, очень близкими друзьями. Можно сказать, что Вайс относился к Войцеховской с родительским покровительством, тем более что собственными детьми он так и не обзавелся, лишь оставив в Центре репродукции свой генетический материал с условием, что использован он будет лишь после его кончины или уже в новом мире, до которого ковчег однажды "доплывет" в межзвездном пространстве. Никогда не знавшая отца Мика с благодарностью принимала его науку, а он с удовольствием делился с ней всем, что знал и умел.

Она никогда не стеснялась просить у Израэля совета, охотно признавая, что он намного опытней нее и, вероятно, умнее. Он так долго руководил службой безопасности, что его имя стало почти нарицательным. Вайс не навязывал свою помощь, но никогда не отказывал, если Войцеховская его просила. Помимо того, что так он заботился о ковчеге и службе безопасности, по — прежнему остававшейся ему "не чужой", Мика знала, что бывшему лидеру льстит и сама мысль, что он оказался незаменимым, что, несмотря на отставку, его мнение все так же имеет большой вес для окружающих.

— Присаживайся, малышка, — оказавшись в гостиной, Израэль широким жестом указал на удобное кресло. — Что будешь пить? Действительно воду, чай, кофе или, может, наливочку?

— Я на службе, — улыбнулась Мика. — На сегодня ограничимся кофе, если не возражаешь.

— Тогда "сладенькое" получишь с собой, — подмигнул Вайс, тут же активируя одну из ниш в стене. — В этом году у меня прекрасный урожай рябины, наливка получилась чудесная и много!

— Здорово! — искренне порадовалась Войцеховская.

Оказавшись на пенсии, Израэль неожиданно для окружающих сделался страстным садоводом. В небольшом садике за своим частным домом он разводил какие‑то немыслимые земные деревья, травы и цветы, какими на "Одиннадцати" больше никто не занимался. А в конце летнего сезона его невозможно было оторвать от процесса заготовки "еды" на зиму. В последнее время Вайс увлекся настойками и наливками. Каждый раз, когда Мика оказывалась у него в гостях, домой уходила, навьюченная банками, бутылками, коробками и пакетами, — заботливый "папаша" старательно обеспечивал "дочурку" всеми необходимыми "витаминами", которые, как он утверждал, невозможно получить из синтезированной пищи или того, что выращено "без души и на продажу".

Глядя, как Израэль неторопливо и сосредоточенно варит кофе в настоящей турке (потемневшей от времени, со слегка погнутой ручкой), Микаэла впервые за последние дни почувствовала, как на ее душу снисходит покой. Рядом со Старым Лисом она могла ненадолго отрешиться от своих проблем. Ее мудрый наставник поможет во всем. Он всегда повторял, что, если остановиться, сесть и обстоятельно подумать, можно найти выход из любой ситуации, решить проблему даже самой высокой сложности. Сам Израэль умел отгораживаться от мельтешащей вокруг суеты и погружаться в размышления практически в любой, даже самой сложной ситуации. Мика пока не обладала такой удивительной способностью.

Ароматный темно — коричневый, почти черный напиток полился в небольшую чашечку, которая вскоре перекочевала на столик рядом с креслом Войцеховской. За ним, как по волшебству, появилась небольшая вазочка с настоящим сахаром (подсластителей Израэль не признавал и часто шутил, что пошел на трудную государственную службу только потому, что знал: после выхода на пенсию сможет позволить себе невероятно дорогие натуральные продукты), антикварный серебряный молочник и поднос со свежими булочками — Вайс утверждал, что их пекут по его рецептам в ближайшей булочной, но Микаэла подозревала, что это он сам на досуге заделался хлебопеком.

— Ну, дорогая, рассказывай, зачем пожаловала? — устроившись в кресле напротив с собственной чашкой кофе, Израэль лукаво сверкнул глазами.

— Что тут говорить, если ты и сам все знаешь! — фыркнула Микаэла, осторожно вдыхая аромат густого темного напитка. — Может, ты мне сам расскажешь, зачем я здесь?

— С философской точки зрения, каждому из нас суждено исполнить какую‑то свою миссию на ковчеге, — усмехнувшись, принялся рассуждать Вайс. — Вопрос "зачем я здесь" сродни интересу к исследованию так называемого "смысла жизни", поэтому однозначного ответа на него, боюсь, не имеется…

— Если мне вдруг вздумается узнать, что я делаю на "Одиннадцати", я приду не к тебе, а к психиатру, — Микаэла добавила в кофе сахар и сливки и осторожно размешала содержимое чашки небольшой серебряной ложечкой. — Думаю, мы оба знаем, что я не совсем это имела в виду.

— Ладно, вернемся к более приземленным вопросам, — без возражений согласился Израэль. — Ты пришла ко мне, потому что взрыв в "Мертвеце", очевидно, не был спровоцирован неполадками в электропроводке — это похоже на дело рук человека. Значит, служба безопасности роет носом землю, чтобы найти таинственного взрывника. Если бы ты преуспела, об этом уже объявили бы или, по крайней мере, разошлись бы слухи в нашей узкой среде. То, что ты здесь, автоматически означает, что служба безопасности зашла в тупик, и ты не очень хорошо себе представляешь, куда двигаться дальше.

— А ты представляешь? — если бы кто‑то другой разговаривал с ней таким назидательным тоном или высказывал столь нелицеприятные вещи, Войцеховская, несомненно, пришла бы в ярость и принялась с пеной у рта доказывать, что служба безопасности делает все возможное, но разозлиться на проницательного Вайса даже не подумала.

Израэль расхохотался. Смех у него был раскатистый и заразительный настолько, что невозможно было не улыбнуться в ответ, даже если повода для радости не имелось.

— Девочка, да ты, никак, полагаешь, что я сейчас начну доставать тебе верные решения, будто пушистых кроликов изчерной шляпы?! — Вайс вытер с глаз выступившие от смеха слезы и совсем невесело покачал головой. — Жаль тебя разочаровывать, Микаэла, но на своего далекого предка я совершенно не похож!

Лишь немногие на "Одиннадцати" знали о том, что Израэль — далекий потомок знаменитого Эрика Вайса, который в начале XX века на Земле был больше известен под псевдонимом Гарри Гудини. Имя трюкача стало нарицательным почти три тысячелетия назад и "перекочевало" на "Одиннадцать" вместе с переселенцами.

— Ну, ничего такого я не ожидаю… — Мика задумчиво отпила кофе — напиток, как и все у Израэля, был превосходен. — Просто подумала: вдруг ты уже что‑то сопоставил и пришел к неким логическим выводам?..

— К некоторым — пришел, — согласился Вайс. — Но для полноты картины мне не хватает сведений, которыми со мной служба безопасности теперь не делится. Я бы мог, конечно, из чистого любопытства порыться во внутренней сети или заглянуть на чашку чая к кому‑нибудь из бывших коллег, но решил, что не стоит переходить тебе дорогу.

Несмотря на официальную отставку, у Израэля сохранилась самая высокая степень доступа в систему, и его пароли регулярно обновлялись и пересылались экс — лидеру службы безопасности. Порой Мика получала от него письма с осторожными, ненавязчивыми рекомендациями по тому или иному вопросу. Он называл эти легкие "вмешательства" "зарядкой для ума, позволяющей старику не закиснуть вместе со своими компотами", Войцеховская порой была ему благодарна — Старый Лис замечал такие вещи, которые могли "проскочить" даже мимо ее недремлющего ока. Но в критических ситуациях Вайс становился болезненно щепетилен. И, как только понял, что со взрывом в "ДиЭм" связана некая мутная история, тут же церемонно устранился от любой информации по данному вопросу. Чтобы получить его помощь, нужно было лично посвятить Израэля во все исходные подробности.

Вздохнув, Микаэла отставила в сторону чашечку с кофе и начала рассказывать. Она не докладывала так ни командору, ни перед Большим Советом — рапорты Кройчету не имели лирических отступлений, а заместители и мэры порой с молчаливого согласия командора оказывались "обнесенными" даже некоторым количеством ключевой информации. Вайсу же она привыкла "отчитываться" по полной программе, отвлекаясь на побочные мелочи и обстоятельно отвечая на сопутствующие вопросы. Он любил говорить, что нужно "обладать всей информацией", поэтому специально для него Мика выяснила все, что смогла, об основных действующих лицах, а также их семьях и ближайшем окружении.

Рассказ занял приличное количество времени, поскольку речь уже шла не только о взрыве, но и об убийстве, похищении и покушении еще на одно убийство. Несмотря на то, что в своих докладах командору она была сдержанна, Войцеховская не сомневалась, что речь идет об одном человеке или некой организованной группе людей, которая причастна ко всем четырем преступлениям. Пока Микаэла говорила, любопытство в глазах Израэля постепенно сменялось все более мрачным выражением. Трагедия в "ДиЭм" потянула за собой целый ряд других жертв, и бывший лидер службы безопасности, несмотря на внешнее спокойствие, не мог остаться безучастным к подобной информации.

— Значит, спланированная крупномасштабная операция, — задумчиво произнес Вайс, когда Войцеховская, наконец, замолчала и вернулась к своему уже почти остывшему кофе. — Сначала устроили взрыв, а затем стали "подчищать" концы, убирая тех, через кого можно выйти на преступника.

— Многоходовая комбинация? — Микаэла приподняла брови.

— Думаю, да, — степенно кивнул Израэль. — И скорее всего это не группа, а одиночка.

— Почему ты так считаешь? — она поставила чашку обратно на столик.

Все вокруг были совершенно уверены, что действует целая группа "взрывников — убийц" — это больше всего раздражало Большой Совет, который пытался давить на командора и службу безопасности. Сам Кройчет тоже полагал, что они имеют дело с целой бандой преступников, объединенных какой‑то общей целью. Войцеховская не могла бы рационально и логично объяснить, почему изначально у нее появилось ощущение, что взрывник и убийца — одиночка. Но внутренне она была совершенно в этом уверена. И то, что бесконечно уважаемый ею Вайс тоже сразу предположил подобный вариант, ее весьма порадовало.

— Он зачищает "хвосты" и делает это спланированно, но неумело, — пояснил Израэль, покачивая головой. — Если бы взрыв был делом рук большого количества людей, им не было бы необходимости обращаться к кому‑то стороннему, они обошлись бы собственным коллективом.

— А ты не допускаешь, что убитая Беверли Кларк и похищенный доктор Эсстен — и есть задействованные части "коллектива"? — Мика знала, что командор непременно бы задал этот вопрос — порой даже слышала его спокойный и уверенный голос в собственном сознании.

— Тогда их было бы незачем убивать, — Вайс нахмурился. — Что, в конце концов, совершила девушка? Делала покупки? Будь она причастна к взрыву, наверное, нашла бы хорошее оправдание — ведь все ингредиенты совершенно безобидны, пока их не "складывают" вместе. В таких случаях для человека просто создается легенда: мол, помогал больной бабушке или совершал закупки для бывшей подруги, которая отправилась рожать в Пустошь, поскольку Центр репродукции в праве иметь ребенка ей отказал. Нет ничего проще — перевести подозрение куда‑нибудь подальше, и пусть служба безопасности носится по заокраинным местам, пытаясь хоть кого‑то найти! А если девушку убили, это означает, что она хорошо знала, для кого совершает покупки, и этот некто решил перестраховаться, пока к ней не нагрянули твои люди.

— То есть ты считаешь, что ее использовали вслепую, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Микаэла.

— Из имеющейся информации можно сделать именно такой вывод, — уверенно подтвердил Израэль. — Какой‑то приятель (или приятельница, что, кстати, тоже вполне возможно!) доверил Беверли Кларк купить ему некоторые необходимые вещи. Для чего — не объяснял. Возможно, также попросил ее отнести в "ДиЭм" в один из вечеров некий пакет, предназначенный для кого‑нибудь, кто его оттуда заберет. Большинство горожан не заподозрят в такой просьбе ничего криминального, если к ним обратится друг или даже просто хороший знакомый. Почему не оказать услугу человеку, который сам не может что‑то сделать в силу объективных причин?

— Но при этом она бы с легкостью могла сказать нам, кто именно ее попросил, — продолжила Микаэла, кивая.

— Вот именно! Поэтому она и оказалась следующей "лишней" в этом комбинации — очевидно, взрывник с самого начала приготовил девушку в жертву, — Вайс начал сосредоточенно постукивать кончиками пальцев по подлокотнику. — Судя по тому, как долго она делала покупки, и по тому, какое количество лекарства оказалось у нее в запасе, преступник заранее закрепил за Беверли Кларк роль "потенциальной смертницы". Конечно, она могла заподозрить что‑то нехорошее, высказаться перед приятелем, и он решил, что нужно ее убрать, но, думаю, все‑таки он более или менее продумал ситуацию на несколько шагов вперед. Что же до психолога…

— Он, скорее всего, связующее звено между убийцей и Беверли Кларк, — подхватила Мика. — Наш преступник, вероятно, познакомился с девушкой на приеме у доктора Эсстена…

— Или привлек его к выписыванию рецептов, хотя это, конечно, было бы для него более рискованным, — резонно дополнил Израэль. — Психолог не должен так рисковать своей репутацией даже ради близкого друга. Разве что… Ты проверила его окружение?

— Да, там ничего подозрительного, — Войцеховская безнадежно махнула рукой. — Его родители умерли, имеется младший брат, вот уже несколько лет проживающий вместе с женой и детьми в другом Городе. Близких друзей у доктора Эсстена не оказалось, любовниц он менял слишком часто, чтобы одна из них могла втянуть его во что‑нибудь рискованное. Мои люди продолжают работать с окружением психолога, но я бы сказала, что вероятность того, будто "хвост" тянется оттуда, стремится к нулю. Единственное прегрешение доктора Эсстена — наличие в рядах его пациентов Беверли Кларк и, похоже, таинственного "мертвеца", к которому сходятся все нити.

— А другие пациенты? Я правильно понял, что и девушка, на которую было совершено покушение, тоже приходила к нему на прием? — уточнил Вайс.

— Чтобы их всех просканировать, найти и допросить, понадобятся месяцы, — уныло заметила Микаэла. — Времени у меня в обрез…

— Что, давят сверху? — Израэль кинул на нее сочувственный взгляд. — Я думаю, ты могла бы объяснить командору, что быстро такие вещи не расследуются.

— Дело не в нем, а в Большом Совете, — Мика поморщилась при одном воспоминании о том, какой бардак творился на последнем заседании. — Там паникуют. Да и гуляющий по ковчегу взрывник совершил достаточно, чтобы заподозрить, что он уже ни перед чем не остановится!

— Тоже резонно, — согласился Старый Лис. — Таким образом, вернемся к нашим рассуждениям. Итак, преступник убрал Беверли Кларк, которая могла указать на него как на заказчика ингредиентов для приготовления взрыва, и Рудольфа Эсстена, который мог связать его с вышеупомянутой Беверли. Кто у нас дальше? Третья потенциальная, но, к счастью, не состоявшаяся жертва — Сильвер Фокс. Девушка, которая, вероятно, случайно оказалась в эпицентре событий — сначала в "ДиЭм", потом, что закономерно, на приеме у психолога. Она — непредвиденное обстоятельство, неучтенное звено плана. Она раздражает преступника и, как он считает, представляет для него угрозу. Покушение на нее — еще один аргумент в пользу того, что мы ищем одиночку…

— Почему? — удивилась Микаэла.

— Организация лучше справилась бы с устранением потенциальной угрозы, — Вайс нахмурился. — На мой взгляд, это скороспелое покушение говорит о том, что наш преступник запаниковал. Предыдущие его шаги были рассчитаны, а тут ему пришлось действовать экспромтом, поэтому он и задергался. Ведь, судя по твоему рассказу, он выстрелил только один раз. А кто, по сути, мог ему противостоять в безлюдном парке при клинике? Парень в инвалидной коляске? Всего лишь очередной нежелательный свидетель преступления. Наш убийца вполне мог бы пристрелить и девушку, и ее защитника — космопилота, если бы проявил чуть больше хладнокровия. Ему и требовалось‑то всего лишь подойти ближе — парк ведь не охраняли.

Войцеховская судорожно сглотнула, весьма отчетливо представив себе два трупа на парковой дорожке, ведущей к клинике.

— Это как раз и говорит о том, что в изначальном плане числилось меньше жертв, — как ни в чем не бывало продолжил Израэль. — Когда преступник начал операцию по устранению доктора Эсстена, он не думал, что его может разглядеть какая‑нибудь пациентка. А отыгрывать назад, видимо, было уже поздно. После этого ему пришлось заняться Сильвер Фокс, но он явно продумал не все. Подловить ее у клиники — отличная мысль, ведь девушка каждый день ходит туда на перевязки. Но внезапно оказавшийся на месте покушения космопилот сбил все планы нашего убийцы. Преступник запаниковал — и покушение не удалось…

Несколько минут они провели в молчании. Почти ко всем выводам, высказанным Вайсом, Микаэла пришла и сама, но дальше, похоже, шел тупик. Оставалось перебирать пациентов доктора Эсстена, надеясь найти среди них того единственного, который мог бы оказаться и другом Беверли Кларк. Но работы и в самом деле было слишком много, а командор отчетливо дал понять, что время не ждет…

— С другого конца ты зайти не пробовала? — порой Мике казалось, что Вайс умеет читать мысли. — Раз в деле замешан "мертвец", не поискать ли их среди пациентов доктора?

— Некоторое время назад он был привлечен в качестве сотрудника Центра летной подготовки, — устало произнесла Войцеховская. — Среди его пациентов — несколько десятков, если не сотен "мертвецов"!

Израэль вполголоса пробормотал себе под нос что‑то такое, что можно было бы принять за ругательство, если бы Микаэла не была твердо уверена, что бывший лидер службы безопасности принципиально не пользуется крепкими выражениями. Поэтому она просто не расслышала, что он сказал.

— Ты, конечно, приставила охрану к этой девочке, Сильвер Фокс, — скорее утвердительно, чем вопросительно пробормотал Вайс.

— Для того чтобы беречь ее лучше, мне остается только лично свернуться калачиком возле двери ее квартиры и дежурить там круглосуточно, — энергично кивнув, подтвердила Мика.

— Когда‑то мне довелось встречаться с ее отцом — он тогда был привлечен в качестве общественного деятеля к работе службы безопасности, — откинувшись на спинку кресла, Израэль слегка прикрыл глаза. — Вот кто был по — настоящему выдающимся человеком, уникальным ученым, гением! Угораздило же его дочку оказаться в эпицентре всего этого кошмара! Хотя, если посмотреть на ситуацию с другой стороны, она весьма удачливая девушка. Не погибла при взрыве и пожаре, не оказалась убита неизвестным "мертвецом" на парковой аллее… Как говорили когда‑то на Земле, "в рубашке родилась"! Кто бы там ни присматривал за нашим ковчегом "сверху" — Бог ли, Вселенная или какой‑нибудь Высший Разум, — он явно подыгрывает девочке, понимая, что потерять такой уникальный генетический материал — просто трагедия для ковчега!

— Старый циник! — фыркнула Микаэла. — Только меня не пытайся убедить, что тебя якобы интересует исключительно "генетический материал", а будь на месте Сильвер Фокс любая другая девушка — ты бы и не чихнул!

— Я просто хотел сказать, что любая другая на ее месте стала бы отличной приманкой для нашего убийцы, — хладнокровно заметил Вайс. — Но рисковать Сильвер Фокс мы не имеем права…

Войцеховская снова невольно сглотнула. Спокойный, хитрый, безжалостный… Старый Лис был не жертвой, а охотником, блестяще умеющим расставлять капканы. Ей и в голову не приходило превратить девушку в приманку для поимки взрывника. Израэль подумал об этом сразу же. Когда‑то он сказал, что можно пожертвовать одним человеком ради блага всего ковчега, словно пешкой на шахматной доске, которая должна сойти с квадрата, чтобы защитить короля… Но в этом Мика так и не научилась подражать ему — и не была уверена, что ей бы этого хотелось!

— Я тебя шокировал? — уголки губ Вайса слегка тронула улыбка. — Когда не остается другого выхода, приходится играть с теми козырями, которые имеешь на руках. Как лидер одной из ведущих служб "Одиннадцати" я имел право на некоторые… отступления от правил. И ты тоже их имеешь — старайся об этом не забывать!

— Ты когда‑нибудь… использовал такую приманку? — Микаэла старалась говорить ровным тоном.

— Несколько раз пришлось, — кивнул Израэль. — Это были не самые приятные операции в моей жизни, но я постарался перестраховаться, где только можно. Они закончились вполне успешно, и "наживки" даже не поняли, какую играли роль. Когда хорошо делаешь свою работу, жертв не случается. Сделай все, что в твоих силах, и положись на то, что Вселенная тебе подыграет!

— И командор… это позволил? — Войцеховская удивленно приподняла брови.

Она не могла себе представить, что явилась бы к Стефану Кройчету с просьбой о разрешении задействовать Сильвер Фокс (или, если уж на то пошло, любого другого жителя "Одиннадцати", включая пустошников!) вслепую в качестве приманки в ловушке. Мика была уверена, что вышла бы из кабинета командора уже разжалованной, изгнанной со службы с позором, а может — и приговоренной к всевозможным ограничениям по чипу и пожизненным общественным работам где‑нибудь на границе между Городом и Пустошью, а то и вовсе высылкой "на родные просторы". Даже если бы неизвестный взрывник держал его за горло в прямом смысле слова, Кройчет нипочем не согласился бы на рискованный эксперимент!

— Командор? — Израэль жестко усмехнулся. — Ты про Стефана? Ну да, конечно, он бы костьми лег, лишь бы не допустить ничего подобного! Но не забывай, что большую часть своей жизни я проработал с командором Таном Сайеки — тот был на порядок жестче нынешнего. Разумеется, официальных разрешений он мне никогда не давал, но вообще‑то мы оба прекрасно понимали, что именно и для чего я делаю. Что же касается Кройчета, то его я не всегда посвящал в тонкости функционирования службы безопасности — не считал это необходимым. Мне проще было бы ответить перед ним за провал какой‑нибудь рискованной операции, если бы он случился, чем уговорить его санкционировать таковую. Даже если он и догадывался, что мои люди проворачивают нечто не вполне законное за его спиной, то мне этого понять не давал, и я ему за это благодарен.

— Приманки у нас не будет, — спокойно, но твердо произнесла Микаэла. — Если только мне не придется самой выступить в ее роли, но на меня таинственный "мертвец" пока не охотится.

— Понимаю, — Израэль склонил голову и наградил нынешнего лидера службы безопасности слегка насмешливым взглядом. — Я тоже старался избегать этой крайней меры, пока совсем не прижимало. Но у тебя, насколько я понимаю, еще есть и другие варианты?

— Стыдно признаться, но я их не вижу, — призналась Войцеховская. — Потому и обращаюсь к тебе.

— Мотивы, лапочка, мотивы! — поднявшись с кресла, Вайс снова направился к стенной нише, в которой лежал насыпанный на подогреваемую поверхность песок для кофе, и взялся за турку. — Вспомни, чему я пытался тебя научить, когда ты желторотым птенчиком пришла ко мне и со свойственной тебе нахальной уверенностью заявила, что сменишь почтенного старика на его законном посту! Когда у службы безопасности недостаточно улик или они ни к чему не приводят, нужно рассматривать дело с другой стороны — искать мотивы, которыми руководствовался преступник. Именно от них можно получить нужные ниточки, способные привести к главным выводам.

— Разве мы их еще не рассмотрели? — отступив от неприятной темы, Микаэла немного расслабилась. — Беверли Кларк была убита, чтобы не вывести нас на преступника, доктор Эсстен похищен, чтобы он не рассказал о том, кто чаще всего общался с ней, Сильвер Фокс пытались убить, поскольку предполагается, что она может опознать преступника…

— С этим все ясно, понятно и совершенно не интересно, дорогая! — отмахнулся Израэль, священнодействуя над новой порцией кофе. — Но ты начала не с той точки. Мы упускаем главное — мотив самого первого преступления, того, с которого все началось! А ведь он‑то и есть ключ ко всему!

— Почему взорвали "ДиЭм"?.. — пробормотала Микаэла.

— Вот именно, малышка! — на секунду оторвавшись от турки, Вайс наградил ее одобрительным взглядом. — Мы должны понять, кому и зачем вдруг понадобилось уничтожить клуб, полный "мертвецов".

— Какому‑то безумцу, не иначе, — Войцеховская устало провела ладонью по лицу. — Убить полторы сотни людей и настроить против себя весь ковчег — шикарная идея для чокнутого!

— Ну, это было бы слишком просто! — усмехнулся Израэль. — Тебе еще кофе налить? — он дождался ее кивка и лишь после этого вернулся к основной теме. — Если бы мы имели дело с сумасшедшим, то твои ребята схватили бы его сразу же: небось, он бы или оказался в эпицентре взрыва, или бегал бы вокруг "ДиЭм" и хвастался, что сотворил! Нет, у того, кто все это придумал и воплотил, четко организованный аналитический ум. Он приготовился не только к основному действу, но и к заметанию следов, причем эта схема стала сбоить лишь после того, как в уравнении появились незапланированные "неизвестные" — Сильвер Фокс и ее приятель — космопилот. Сумасшедшие на такое не способны!

— Но какой тут может быть мотив?! — Микаэла развела руками. — Ты думаешь, он хотел убить кого‑то, кто в тот вечер был в "ДиЭм"? Не слишком ли расточительно отправить в могилу сотню человек, чтобы "расплатиться" с кем‑то одним?

— Вот! — Израэль назидательно поднял указательный палец и строго посмотрел на Войцеховскую. — Лично у меня нет никаких сомнений в том, что он сделал именно то, что и планировал: отнял жизни у многих людей! Если бы он охотился за кем‑то конкретным — скажем, за той же Сильвер Фокс, раз уж она несколько раз каким‑то чудом ухитрилась попасться ему на глаза, — ему бы не было необходимости устраивать взрыв, который гарантированно поставит на уши весь ковчег! Мы уже знаем, что у него есть и огнестрельное оружие — скорее всего, им он бы и воспользовался. Один выстрел, одно чистое убийство — и не нужно задействовать Большой Совет, привлекать Беверли Кларк (и избавляться от нее как от ненужной свидетельницы), похищать доктора Эсстена… Безусловно, его бы начали искать — но ведь его и так ищут! Он должен был знать, на что идет!

— Ты сказал о Большом Совете… — Мика на мгновение замялась. — Ты считаешь, что наш взрывник может просто хотеть… привлечь к себе как можно больше внимания?

— Я бы сказал, что это вполне вероятно, — Вайс поставил на ее стол чашку со свежим кофе и вернулся на свое место. — Но уверен, что привлечение внимания — лишь попутная цель, а не основная.

— А в чем основная? — с надеждой спросила Войцеховская.

— Малышка, ты опять путаешь меня с моим далеким предком! — вздохнул Израэль. — Я не только не умею доставать кроликов из шляпы, но и не имею понятия, какие цели преследует наш взрывник. Но мы с тобой можем немного порассуждать на эту тему — может быть, и придем к каким‑нибудь интересным выводам!

Микаэла молча взяла со стола чашку и сделала глоток. Ей было стыдно признаться, что она уже всю голову себе сломала в попытках "прийти к интересным выводам". Она металась в диапазоне эмоций от ярости до отчаяния, силясь обрести хладнокровие, которого ей сейчас так не хватало! То ли она отупела от усталости и напряжения, то ли пресловутый взрывник оказался для нее слишком умным!

— Итак, зачем мог понадобиться взрыв? — не дождавшись ответа, принялся вслух рассуждать Вайс. — Во — первых, это гарантированный способ привлечь внимание широкой общественности к какому‑либо вопросу — такими методами пользовались еще на Земле три тысячелетия назад. Но мы уже договорились, что скорее цель "показать себя" побочна для человека, задумавшего все это. Возьмем наше "во — вторых"… Во — вторых, каждый из жителей ковчега, включая даже пустошников, отлично знает, по каким причинам на "Одиннадцати" запрещено огнестрельное оружие, а тем более — взрывчатые вещества. Каждый такой… инцидент грозит разрушить экологическое равновесие и саму атмосферу. На Земле наши предки научились когда‑то "латать" озоновые дыры, но не забывай, что мы уже не на планете! Разумеется, на случай чрезвычайной ситуации у нас имеются какие‑то инструкции, способы воздействия на различные факторы и прочее. Но, поскольку они никогда не проходили настоящих испытаний, неизвестно, сработает ли что‑нибудь из них…

— Экологическая катастрофа на "Одиннадцати" стала бы началом конца, — кивнула Микаэла. — И вряд ли кому‑нибудь удалось бы спастись.

— Верно, — Израэль задумчиво пожевал губами. — Наш убийца — не дурак, и он тоже должен это прекрасно понимать. О чем это нам говорит?

— О том, что он сознательно пошел на то, что может убить в числе прочих и его самого… — потрясенно пробормотала Войцеховская.

— И это очень плохо, потому что означает, что мы имеем дело с человеком, который считает, что ему нечего терять, — строго заметил Вайс. — Остановить такого невероятно трудно — проще уничтожить.

— Сначала его нужно вычислить и найти, — Микаэла спокойно встретила стальной взгляд своего наставника. — Даже если мы правы в своих рассуждениях, это никак не приближает нас к взрывнику.

— Может быть, нет, а может, и да, — Израэль покачал головой. — Важно понять, по какому признаку отсеивать невиновных. Он хочет уничтожить "Одиннадцать" вместе с собой. Значит, скорее всего не из пустошников — там человек с такими деструктивными мыслями просто не дожил бы до того момента, когда у него появилась бы возможность стать "мертвецом". Космопилот из городских — почти редкость в наше время. Это, по крайней мере, может сократить списки пациентов доктора Эсстена раза в четыре, если не больше.

— Да, это лучше, чем ничего, — согласилась Мика. — Но как нам выудить что‑то более конкретное, что поможет моим ребятам вычленить его из рядов остальных?

— Надеюсь, служба безопасности еще не разучилась опрашивать свидетелей? — ворчливо осведомился Вайс. — Тряси их тщательно, но осторожно. Вцепись в них бульдожьей хваткой, как ты умеешь, и не отпускай, пока не получишь результата! Не может быть, чтобы никто ничего не увидел, не узнал, не заметил… Вам придется работать среди тех, кто вне подозрений, но проявлять максимум осмотрительности, ведь любой из них может оказаться знаком со взрывником и даже случайно сказать ему что‑то, что наведет его на неприятные мысли.

— Сотрудники нашей службы, Израэль, могут проползти по битому стеклу, не издав ни звука и не потревожив ни одного осколка, — Войцеховская подалась вперед. — Если нужно, они станут самим воплощением осторожности, изворотливости, хитрости и ума. Но я по — прежнему не знаю, кого мы должны отыскать!

— Он считает, что ему нечего терять, — повторил Вайс. — Он потенциальный самоубийца, но при этом не просто "мертвец", а тот, кто думает, что все напрасно. Он видит только пустые жертвы, ничего не значащее существование, ведущее в никуда. По его мнению, мы все живем зря и ничего не потеряем, если умрем хоть завтра. Ищи человека, который потерял надежду. Того, у которого не осталось сил верить в будущее.

Мика почувствовала, как неприятные мурашки пробежали вдоль ее позвоночника. Когда она была маленькой и жаловалась матери на такое ощущение, та всегда говорила, что это смерть так касается души, и осторожно творила оберегающий знак над ее головой. Мать всегда говорила, что не принадлежит ни к одной из действующих на "Одиннадцати" конфессий, однако Микаэла полагала, что какой‑то веры она все же придерживалась. Войцеховская — старшая часто полагалась на некий высший разум, хотя и считала, что он оставил ее своим покровительством, когда ей отказали в праве родить ребенка в Центре репродукции…

— Мы его найдем, — спокойно произнесла Мика.

В этот момент она вдруг с удивительной отчетливостью поняла, что действительно найдет взрывника. Человек без надежды? Ну — ну! Когда до него доберутся сотрудники службы безопасности, надежды у него и вправду не останется! Позади — трупы, впереди — вечное заключение или казнь. Какой бы веры ни придерживался этот человек, за порогом смерти его встретят души благодарных "почитателей", сгоревших в "ДиЭм". И неизвестно, не позавидует ли он их быстрой и "легкой" смерти!

Наградив ее долгим испытующим взглядом, Вайс степенно и удовлетворенно кивнул, как будто именно этого обещания и добивался с самого начала их разговора.

— Пей свой кофе, малышка, — он откинулся на спинку кресла, покачивая в руках собственную чашку. — И думай, кто еще может тебе помочь. Обопрись на любую протянутую ладонь. Попроси каждого, кого ты в силах попросить. Сейчас лучшее время оставить старые распри и забыть обиды. Мы должны стоять плечом к плечу, чтобы этот человек без надежды не сломал нас и не погубил весь ковчег!

Микаэла в свою очередь наградила старого наставника тяжелым взглядом. Она знала, кого просить о помощи, хотя ей этого и очень не хотелось. И Израэль прекрасно понимал ее колебания. Он был совершенно прав: сейчас Войцеховская не имеет права на долгие вступления и обильные "реверансы". Она должна нажать на все рычаги давления и выжать из своего окружения каждую крупицу поддержки, которая может помочь вычислить взрывника. Больше тянуть нельзя. Пора действовать — и действовать быстро. Просить, давить, шантажировать, предложить себя в качестве приманки — все, что угодно, лишь бы восстановить порядок на "Одиннадцати".

Щелчком пальцев лидер службы безопасности активировала коммуникатор, который тут же поплыл перед ней полупрозрачным экранчиком. Пока она искала нужный номер, Израэль невозмутимо потягивал свой кофе, с отсутствующим видом разглядывая Микаэлу, как будто впервые ее видел или прикидывал, сможет ли она справиться с текущей ситуацией. Наконец, Войцеховская щелкнула по найденной связи и, наградив Вайса сердитым взглядом, приготовилась к долгому ожиданию. Однако вопреки ее надеждам коммуникатор откликнулся сразу.

— Дольер слушает, — буркнула слуховая связь еще до того, как на экране комма появилось знакомое суровое лицо с ледяными голубыми глазами, казалось, не ведавшими, что такое улыбка.

— Добрый день, Габриэль, — по заведенной командором традиции его заместители называли друг друга по именам, но Войцеховской приходилось преодолевать некоторое внутреннее сопротивление, обращаясь так к своему бывшему лидеру.

— Здравствуйте, Микаэла, — если он и был удивлен, то никак не проявил этого внешне — впрочем, вряд ли он вообще умеет демонстрировать какие‑либо эмоции, помимо ярости и гнева.

— Мне нужна ваша помощь, — без обиняков выпалила Мика, стараясь отрезать себе пути к отступлению, пока не передумала. — Буду признательна, если вы уделите мне некоторое время.

— Я окажу вам любую поддержку, о какой вы попросите, — твердо произнес Габриэль Дольер. — Приезжайте, я у себя.

— Буду через полчаса, — пообещала Войцеховская. — До встречи!

— Жду, — лаконично отозвался лидер Центра летной подготовки и выключил коммуникатор.

— Не так страшно, как ты думала, верно? — взгляд Израэля, брошенный на Мику поверх полупрозрачного экрана, снова сделался насмешливым. — Просто взять и сделать — это всегда проще, чем перед этим долго мучиться…

— Он все еще помнит, что я когда‑то ушла из космопилотов сама и увела еще нескольких, которые считались очень перспективными, — как бы ей хотелось, чтобы в ее голосе не звучали эти нервные нотки!

— Конечно, помнит, — ворчливо согласился Вайс. — И, с одной стороны, радуется за всех вас, а с другой — завидует вам. Вы ведь ушли из Центра летной подготовки, а он не может — и, наверное, проклинает свои чувства долга и ответственности…

— Радуется? Завидует? — Микаэла удивленно подняла брови. — Да он наверняка ненавидит меня за это!

— Не говори глупостей, девочка! — фыркнул Израэль. — Дольер может выглядеть настоящим монстром, но это лишь маска, защитная иллюзия для окружающих. У командора Кройчета отличное чутье на людей, он бы бесчувственного чурбана на такое "дивное" местечко не поставил! На самом деле каждая экспедиция для Дольера — словно нож острый! Думаешь, легко провожать своих людей на верную смерть? Подумай, как бы тебе самой это понравилось? Стоять на мостике и навсегда прощаться с девушками и парнями, которых ты еще вчера тренировала, знать почти наверняка, что никто из них уже не вернется… Да он бы тебе всех "мертвецов" с удовольствием всучил с собой, когда ты уходила! Еще бы, небось, и приплатил, чтобы ты побольше народу захватила в приличное местечко!

Мика уже открыла рот, чтобы возразить, но осеклась. Уставившись на невозмутимого Вайса, она молча пыталась проанализировать его слова. Она никогда не пыталась рассматривать ситуацию с той стороны, на которую ей только что указал Старый Лис. Когда она была еще всего лишь курсантом Центра летной подготовки, мрачный и вспыльчивый лидер вызывал у нее откровенный страх. Потом ей казалось, что он ненавидит ее за то, что она лишила его ценного ресурса — нескольких прекрасных космопилотов, каждый из которых мог бы в перспективе возглавить одну из ближайших экспедиций. Он выглядел как ревностный служака, готовый костьми лечь, лишь бы выполнить любое задание руководства.

Но, если подумать, за десять лет ее лидерства в службе безопасности она ни разу не получила подтверждения ни того, что Габриэль Дольер радостно и спокойно готов жертвовать своими людьми, ни того, что у него какие‑то претензии лично к ней, Микаэле. А судя по его последнему "выступлению" на Большом Совете, именно гибель "мертвецов" может быстрее всего привести его в состояние ярости. Мика была поражена тем, что он во время той схватки с превосходящими силами "противника" он оказался на ее стороне! Неужели Израэль прав, говоря, что лидер Центра летной подготовки был рад, что хотя бы несколько его подопечных уцелели? Могла ли она действительно заблуждаться все эти десять лет?..

— Откуда ты только все знаешь? — в конце концов, сказала она совсем не то, что собиралась. — Знаешь, что, Израэль? Ты — настоящий Старый Лис!

— А ты все еще Красная Шапочка, случайно попавшая в лес, полный жутких хищников, не говоря уже о дровосеках, которые тоже еще те "защитнички"! — снова раскатисто рассмеялся Вайс. — Разговаривать с тобой — одно удовольствие! Порой мне кажется, что за десять лет ничего не изменилось, и я начинаю чувствовать себя так же молодо, как тогда, когда уходил в отставку! Если бы не печальный повод нашей встречи, мне было бы еще веселее… Давай, девочка, отправляйся ловить своих Серых Волков! Если я еще что‑нибудь придумаю, свяжусь с тобой.

— Спасибо, Израэль, буду ждать, — отставив в сторону пустую чашку, Войцеховская встала с кресла. — До встречи!

— Удачи, малышка! — усмехнулся он, провожая ее до дверей. — Сдается мне, что сейчас она нам всем очень пригодится!

Глава 14

Четверг, 22 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

На парковке клиники все было тихо и спокойно. Ровными рядами стояли небольшие магнитомобили и "сильверы", сверкающие боками на ярком солнце. Чуть поодаль на специально отведенной площадке разместились солидные высокоскоростные "кареты" — настоящие "мини — клиники" на магнитных подушках, ими пользовались на вызовах мобильные медицинские бригады.

Остановив своего "летуна" между двумя компактными "магнитками", Сильвер выключила компьютер, сняла шлем, осторожно огляделась и, наконец, решилась спуститься с сиденья. Сердце стучало судорожной барабанной дробью, и девушка почувствовала, как взмокли ладони. До клиники она доехала на чистом упрямстве, а теперь поняла, что боится пройти несколько десятков метров от парковки до входа в главное здание по парковой аллее. Может, Дороти была права, когда говорила, что вызвать врача на перевязку можно и домой, а если вдруг Камилла именно сегодня придет в себя, ей непременно сообщат?.. Но в уютной квартире мысль о том, чтобы прятаться от неизвестного злоумышленника казалась противной, как будто Силь предложили выкупаться в грязи, причем закопаться туда и не вылезать без особого распоряжения. Поэтому она решительно оседлала "сильвер" и направилась по знакомому маршруту. А теперь стояла на парковке и тряслась от страха, не рискуя двинуться дальше…

— Привет! — знакомый голос раздался так неожиданно, что и без того напряженная Сильвер подпрыгнула на месте, а ее сердце сделало судорожную попытку пробраться наружу между ребрами.

Она обернулась. Между двумя "сильверами" за ее спиной к девушке двигалась инвалидная коляска Бриана, ее владелец улыбался глазами и видимым левым краешком губ.

— А я думал, ты сегодня не придешь, — как ни в чем не бывало произнес он.

— Привет! — Силь тяжело оперлась рукой о сиденье своего аппарата, надеясь, что ее дрожь со стороны не очень заметна. — Я договорилась с врачом каждый день ездить на перевязки. И Кэм обещала, что буду каждый день ее навещать.

— Повезло ей! — весело оценил Маккинан. — Ты не возражаешь, если я тебя провожу?

— Буду рада, — Сильвер решительно зашагала рядом с его коляской. — Как ты себя чувствуешь?

— С каждым днем все лучше и лучше, — бодро ответил Бриан. — Надеюсь, что скоро меня отпустят из клиники и позволят вернуться к нормальной жизни.

— А что ты тут делаешь? — спохватилась девушка.

— Тебя встречаю, — спокойно признался он. — Решил, что мне будет спокойнее, если я тебя доведу до самых дверей.

— Ты же думал, что я сегодня не приду! — Сильвер улыбнулась.

— Но ты же пришла, — резонно заметил Бриан. — Я тут просто прогуливался на всякий случай.

— Вот видишь — и мне повезло! — в его присутствии девушка почувствовала, как липкий страх отступает. — Если бы не твоя привычка к прогулкам, еще неизвестно, что бы со мной было вчера.

— Сегодня ничего такого не случится, — строго произнес Маккинан. — Я с утра несколько раз объехал все парковые аллеи и даже в пару кустов забрался, куда можно вкатиться на колесах, — там определенно никого нет. Хотя вообще‑то вчера здесь было столько сотрудников Железной Микки, что сунуться в такое местечко на следующий день — со стороны преступника чистое самоубийство!

— Давай поменяем тему, — предложила Силь, двигаясь по дорожке рядом с подладившейся под ее походку инвалидной коляской.

— Отличная мысль, — одобрил Бриан. — Та женщина, которая вчера тебя увезла, и есть Дороти Монтего?

— Да, это она, — охотно подтвердила девушка. — Она вчера еще со мной посидела, успокоила меня. А еще вчера у меня в гостях был твой лидер.

— Дольер? — казалось, он переспросил только из вежливости, а на самом деле совершенно не удивился.

— Ну да, — подтвердила Сильвер. — Он расспрашивал, успела ли я рассмотреть того… кто в нас стрелял. Дороти считает, что господин Дольер ведет собственное расследование. Но ведь так не принято… Почему он не может просто предложить свою помощь службе безопасности, если действительно хочет как‑то посодействовать? Разве госпожа Войцеховская ему откажет?

— Железная Микки? — Бриан покачал головой. — Она может отказать кому угодно — подозреваю, что даже самому командору.

— А разве в такой момент не все службы "Одиннадцати" должны работать вместе? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Службы службами, а их лидеры — обычные люди, — рассудительно заметил Бриан. — У них есть свои симпатии и антипатии, и трудно иногда перешагнуть через годами складывавшуюся неприязнь… Но хорошо бы Войцеховская оценила предложенную помощь: сотрудничество с Дольером вашему "женскому клубу" пойдет только на пользу!.. Ну так что, ты рассмотрела того "мертвеца" в парке?

— Не больше, чем ты, — буркнула Силь, обидевшаяся на второй раз помянутый "женский клуб", прозвучавший не в самом приятном контексте. — Он же был в шлеме! А тогда, у доктора Эсстена… если это тоже был он… я видела только часть ботинка и руку — я по рукаву и догадалась, что это "мертвец"!

— Ну, может, оно и к лучшему, — Маккинан пожал широкими плечами. — Как бы еще довести до его сведения, что ты его не разглядела?.. Может, тебе стоит несколько дней посидеть дома и никуда не выходить?

— Ты прямо как Дороти! — возмущенно повернувшись к нему, Сильвер едва не упала, споткнувшись. — Она тоже готова запереть меня в четырех стенах! Я не собираюсь подчинять свою жизнь какому‑то убийце!

— Мне просто не нравится, что ты носишься по всему Города безо всякой защиты, — буркнул Бриан. — И дрожишь от страха на незнакомых парковках — даже не пытайся меня убедить, что это не так!

— Я твоей помощи не просила! — ледяным тоном отрезала девушка. — Как‑нибудь и сама добралась бы до клиники!

— На это можно и обидеться, — он задорно ухмыльнулся краешком рта. — Повезло тебе, что я вообще не обидчивый и понимающий парень!

Несколько секунд Сильвер оторопело смотрела на него, а потом засмеялась. На Бриана невозможно было сердиться! Кроме того, и он, и Дороти Монтего искренне заботились о ней — разве на такое злятся?!

— Извини, пожалуйста, — отсмеявшись, проговорила она. — На самом деле я очень тебе благодарна, что ты меня встретил. Вчера в мой чип закачали программу по проверке пульса и общего состояния, определению моего местонахождения и еще кучу всякой всячины. Госпожа Войцеховская поклялась, что служба безопасности глаз с меня не спустит, даже если ей придется ходить за мной лично! Дороти сегодня занимается какими‑то своими делами, но пообещала наведаться ко мне домой. И даже лидер Центра летной подготовки, если не ошибаюсь, вчера попросил меня связываться с ним в любое удобное и неудобное время. В данный момент я должна чувствовать себя самым защищенным человеком на "Одиннадцати". Но, несмотря ни на что, я все равно жутко боялась, пока не увидела тебя.

— Обещаю — тебя больше никто не обидит, — серьезно сказал Бриан и осторожно взял ее за здоровую руку.

— Хорошо, — в это невозможно было не поверить.

Они направились к дверям клиники, и Сильвер поймала себя на мысли о том, что даже молча идти, держась за руки, очень приятно. Несмотря на то, что ее защитник сидел в инвалидном кресле, она не сомневалась, что в случае опасности Маккинан сумеет ее "прикрыть" гораздо лучше, чем служба безопасности и Центр летной подготовки, вместе взятые и возглавляемые лично своими лидерами. И главное — он сам в этом тоже был абсолютно уверен. Бриан взрослый, умный и сильный. Он умеет принимать решения и нести за них ответственность, ни на кого не оглядываясь. Так спокойно Сильвер раньше чувствовала себя только рядом с отцом, а последние три года и вовсе была лишена этого ощущения…

Она побывала на перевязке, потом зашла в палату к Камилле, поболтала с Сережей, который сегодня дежурил у сестры. Он деликатно оставил подруг на некоторое время наедине. Сильвер быстренько выложила Кэм последние новости и сплетни, надеясь, что Леснова ее слышит и природное любопытство заставит ее побыстрее прийти в себя, чтобы полноценно участвовать в жизни Силь. Она так упорно подкалывала подружку рыжим "мертвецом", что просто не могла не отреагировать на дальнейшее развитие событий. Сильвер была в этом совершенно уверена!

Потом они с Брианом сидели в парке и ели мороженое. Он рассказал Силь столько забавных историй, что, смеясь, она совершенно забыла о том, что произошло вчера на этом же самом месте. И, по правде говоря, ей совершенно не хотелось уходить — она бы с радостью осталась, если бы не назначенный сеанс у психолога. Сильвер уже побывала на сеансе у Саманты Дрейк и не видела особого толка в новых посещениях, но портить свою медицинскую историю не собиралась, тем более что и Маккинан, узнав, что она торопится на психологическую реабилитацию, принялся активно ее подгонять. Он довел девушку до парковки и оставался там, пока ее "сильвер" не поплыл, набирая скорость, к проезжей части. Обернувшись, Силь помахала на прощание и крикнула, что придет завтра.

Кабинет Саманты Дрейк располагался в частном секторе третьего уровня Города. Это небольшое помещение на первом этаже жилого здания имело отдельный вход, небольшую прихожую,приемную, не имеющую постоянного секретаря, зато завешенную и заставленную разнообразными голографическими картинами, панно и статуэтками, и собственно кабинет. Излишества вроде приватной зоны или второго выхода не предусматривались. По сравнению со стерильной чистотой и идеальным порядком кабинета доктора Эсстена здесь был полнейший бардак, однако почему‑то именно он создавал подобие домашнего уюта. Сильвер еще в первое посещение поймала себя на мысли о том, что не удивится, если хозяйка выйдет к ней в пижаме и тапочках и вместо традиционных чая и кофе по — свойски предложит "дернуть" по алкогольному коктейлю.

— Добрый день! Проходите, проходите, — судя по слегка затуманенному взгляду и всклокоченной прическе психолога, она только недавно заставила себя оторвать голову от подушки. — Присаживайтесь, пожалуйста. Чаю или кофе хотите?

— Нет, спасибо, — осмотревшись, Сильвер, предоставленная самой себе, выбрала удобное кресло с чуть потертыми подлокотниками.

— Но вы же не будете возражать, если я выпью кофе? — в голосе Саманты Дрейк прозвучали просительные нотки.

— Не буду, — улыбнулась девушка.

Пока психолог активировала небольшую портативную кофеварку на две чашки, Силь рассматривала кабинет и его владелицу. На первом сеансе девушка была слишком перевозбуждена, чтобы нормально себя чувствовать, и им даже пришлось свернуть встречу раньше, чем было положено, поскольку психолог вынуждена была растерянно признать, что общение как‑то "не идет".

Теперь у Сильвер появилось достаточно времени, чтобы хорошенько разглядеть своего нового доктора. Саманте Дрейк могло быть от тридцати пяти до пятидесяти лет — на первый и второй взгляды это не определялось. У нее были крупные руки, и сама она производила впечатление массивности, хотя полной не была. Основным "достоинством" ее лица был внушительный, прямо‑таки выдающийся нос, клювом нависавший над пухлыми губами. В карих глазах застыло простодушное выражение, но оно казалось настолько нарочитым, что Силь тут же заподозрила, что это впечатление обманчиво. "Под ершик" подстриженные русые с легкой проседью на висках волосы на затылке стояли забавными хохолками, а шею примерно до середины прикрывали чуть более длинные прядки.

Как и ее кабинет, Саманта Дрейк производила впечатление уюта и умела располагать к себе. В первый их сеанс она не стала с порога тут же "убалтывать" Сильвер всякими "успокаивающими методиками", да и сейчас сосредоточенно молчала, заваривая кофе. На самом деле, как предположила девушка, психолог дала ей время немного освоиться на новом месте. Похоже, сегодня доктор Дрейк была намерена провести сеанс по всем правилам. Оторвавшись от созерцания хозяйки, Силь принялась разглядывать убранство небольшого кабинета.

Здесь было так же много "украшательств", как и в приемной. Первым, что бросалось в глаза, были статуэтки кошек, стоявшие буквально на всех поверхностях — на комоде, полочках, тумбочке рядом с кушеткой, на столе и даже на стуле, к нему придвинутом. Кошки сидячие, лежачие, прогуливающиеся, подпрыгивающие за бабочками, вытягивающие лапы, с высоко поднятыми хвостами — они были исполнены в основном в пластике, но многие — довольно искусно. Даже голографические панно на стенах изображали разнообразных представителей семейства кошачьих: на одном на травке расположилось семейство львов, а на другом рысь притаилась на ветке дерева, ожидая ничего не подозревающую добычу… Пару — тройку из зверушек можно было запросто принять за живых. Особенно Сильвер понравилась одна керамическая фигурка, раскрашенная крупными серо — белыми полосами, со светло — зелеными глазами. Если бы не скромные размеры, ее можно было бы принять за настоящую кошку.

Кроме кошачьих скульптур, кабинет привлекал внимание обилием мягких пуфиков. Чуть ли не десяток удобных сидений оказались беспорядочно разбросаны по полу, порой встречаясь в самых неожиданных местах. Один, например, обнаружился под полками — там точно никто не мог бы на нем усесться с комфортом; краешек другого и вовсе выглядывал из‑под кушетки, куда, судя по всему, пуфик запихнули силком, а он при этом сопротивлялся. С первого взгляда на кабинет казалось, что наиболее перспективным направлением работы его владелица считает групповые занятия — иначе зачем бы ей понадобилось такое количество сидений?..

— О, вот и кофе! — с несколько преувеличенной бодростью произнесла, наконец, доктор Дрейк. — Вы уверены, что не хотите чашечку?

— Нет, спасибо, — Сильвер вообще не любила кофе — ей не нравился его горький вкус. — Как у вас… интересно! Вы любите кошек?

— Обожаю, — призналась ее собеседница, с удовольствием вдыхая аромат, поднимающийся от своей чашки. — У меня дома их три, и я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не завести еще десяток.

— А я за день до пожара в "ДиЭм" как раз подобрала котенка, — неожиданно для себя призналась Силь. — Он каким‑то чудом попал в подъезд дома, где я сейчас живу…

— Когда они маленькие, они такие забавные! — улыбка совершенно преобразила лицо Саманты Дрейк, сделав его на удивление привлекательным — даже выдающийся нос отчасти перестал привлекать к себе повышенное внимание. — На самом деле вам можно позавидовать! Конечно, кошки и во взрослом состоянии — само очарование, но котята — это нечто особенное. Как вы своего назвали?

— Василием — у моих дедушки и бабушки когда‑то был кот с таким именем… — Силь начала рассказывать, и уже через несколько минут забыла о скованности, которая всегда присутствовала в ее общении с плохо знакомыми людьми.

Вскоре они с Самантой уже болтали, как старые подружки. От кошек перешли к обсуждению фото — сафари — нового развлечения, вошедшего в моду около трех лет назад. Его устраивали под Городом Восемь — там в буферной зоне Пустоши были созданы все условия земной саванны, где в естественных условиях обитали разнообразные животные, в том числе и хищные. Потом немного поговорили об увлечениях вообще, с этой темы перешли на хобби Сильвер, ставшее уже практически профессией. А там понемногу дошло и до "больного вопроса" сгоревшего клуба "ДиЭм"…

Девушка не имела понятия, почему общаться с Самантой Дрейк оказалось так легко: то ли потому, что она заранее расслабила пациентку, поболтав с ней на отвлеченные темы, то ли потому, что Силь уже рассказывала о своих ощущениях Бриану и была готова все повторить. Но, как бы то ни было, на этот раз она действительно ощутила, что ей становится легче. Страшные картины, уже несколько раз "проговоренные" вслух, понемногу отступали, постепенно превращаясь в призраков. Только саднящая правая ладонь пока активно напоминала об ожоге и всем, что с ним связано.

— Знаете, вы мне больше помогли, чем доктор Эсстен, — смущенно призналась Силь. — Может, это связано с тем, что у вас тут все так… по — кошачьи устроено?..

— Да нет, конечно! — Саманта весело рассмеялась, снова став на удивление милой. — Рудольф — отличный специалист, и он бы непременно вам помог! Просто с ним вы начали работать, когда рана еще была слишком свежа. Ну, и он бывает несколько… чересчур прямолинеен и стремителен, забывая о том, что каждому человеку нужно разное количество времени, чтобы "созреть" для разговора. Вот вчера, к примеру, у нас с вами беседа не получилась. Наверное, доктор Эсстен в такой ситуации постарался бы хоть что‑нибудь вытянуть из вас, заставил бы работать над собой, как он обычно говорит. А я предпочитаю немного подождать. Каждое слово должно быть сказано в свое время, и иногда лучше набраться терпения, а не подгонять ситуацию.

Она отставила пустую чашку и подмигнула Сильвер.

— Ну что ж, а теперь я готова выслушать любые ваши жалобы, — она немного подалась вперед в своем кресле. — Для начала, если нет возражений, предлагаю жаловаться на сны!

И Силь начала жаловаться. Она действительно очень плохо спала, и обусловлено это было уже не только взрывом в "ДиЭм", но и всеми последовавшими за ним событиями. Правда, она все же воздержалась от откровений по поводу гибели Беверли Кларк и похищения профессора Эсстена, но, по мнению Саманты, и одного взрыва было более чем достаточно для серьезных ночных кошмаров (в этом Сильвер была с ней согласна). Девушка и в самом деле видела страшные сны, но, к счастью, просыпаясь, не запоминала их жутких подробностей.

— Это нормально, организм так защищается, — Саманта Дрейк сочувственно похлопала Силь по здоровому запястью. — Ваш мозг в шоке. Нужно выговориться, чтобы прогнать страх, нужно много раз просмотреть жуткие картины, чтобы они перестали казаться такими уж ужасными. Потом все забудется. Мне всегда казалось, что человеческий мозг устроен чрезвычайно удобным образом. В нем имеется множество "предохранителей", без которых мы бы просто сходили с ума… Правда, если подумать, — покачав головой, добавила она, — животным повезло еще больше: у них, похоже, "предохранители" работают лучше.

— Значит, вы думаете, это когда‑нибудь пройдет? — с надеждой переспросила Сильвер.

— Разумеется, дорогая, все когда‑нибудь проходит, — философски вздохнула Саманта. — Главное — понять, что порой мы ничего уже не можем сделать. Пока человек считает себя в силах справиться с любой ситуацией, он нервничает, когда у него что‑то не получается, и испытывает чувство вины. А по сути гораздо лучше быть фаталистом.

— Странная какая‑то позиция, — повела плечами девушка.

— Разумеется, я не собираюсь навязывать вам собственный взгляд на жизнь, — улыбнулась психолог. — Но давайте рассмотрим любую ситуацию из вашей собственной. Ну, например, всем нам доводилось так или иначе терять близких людей: друзья или родственники отдаляются от нас, в силу разных причин перестают общаться, уезжают…

— Или умирают, — тихо добавила Силь.

Саманта Дрейк внимательно посмотрела на нее.

— И такое тоже случается, — согласилась она после небольшой паузы. — Но нашим близким, когда они умирают, хотелось бы, чтобы мы не слишком долго их оплакивали. Подумайте: вам бы самой хотелось, чтобы ваши родственники потратили свою жизнь на круглосуточные рыдания и размышления о том, как им теперь без вас плохо? По сути, прощаясь с ушедшими, мы жалеем не столько их, сколько себя…

Сильвер вздохнула. Что‑то похожее говорил ей и Бриан… Наверное, они оба правы…

— Ну что ж, давайте на сегодня закончим, — благодушно предложила доктор Дрейк. — Вы по — прежнему не хотите кофе? Или, может быть, чаю?

— Пожалуй, от чая не откажусь, — после долгого разговора у Сильвер слегка першило в горле, и она подумала, что теплый напиток придется как раз кстати.

— Вот и чудесно! — просияла Саманта. — У меня после вашего приема как раз свободное время — один из пациентов предупредил, что не сможет прийти. Если вы составите мне компанию хотя бы минут на пятнадцать, это будет уже не бестолково потраченное время! И потом, за чаем беседа всегда идет как‑то проще, вы не находите? Мы с Рудольфом частенько устраивали такие вот посиделки!

— Вы с доктором Эсстеном — друзья? — скорее для поддержания беседы, чем с какой‑то другой целью поинтересовалась Сильвер, пока хозяйка с видимым удовольствием развлекалась варкой кофе и завариванием чая.

— О, Рудольф — человек по — своему уникальный! — радостно откликнулась та. — Если узнать его поближе, с ним невозможно не общаться! Большинство его пациентов рано или поздно переходят именно в категорию друзей или, по крайней мере, приятелей. Разумеется, квалификационной комиссией это может рассматриваться как нарушение в некотором роде, но, с другой стороны, Рудольф никогда не переходит этой границы, пока не уверен, что человек уже не нуждается в его услугах как профессионала, поэтому обычно к нему не цепляются.

— Наверное, у него много интересных знакомств, — все с тем же отсутствующим видом заметила Силь.

— Ну, у доктора Эсстена и в самом деле широкая практика, — благодушно отозвалась Саманта. — Он считается одним из лучших специалистов по выведению из шокового состояния и депрессии. Именно поэтому его в свое время пригласили работать в Центр летной подготовки. Рудольф умеет найти подход буквально к любому человеку, и очень странно, что вас направили ко мне после нескольких сеансов у него… Может быть, он сейчас слишком загружен?.. У меня, конечно, с практикой посвободней… Или… вы в принципе недолюбливаете мужчин?

— Да нет, что вы! — от такого предположения девушка даже развеселилась. — Я абсолютно нормально отношусь к противоположному полу, да и доктор Эсстен мне скорее понравился, чем нет. Правда, мне, как и вам, показалось, что он склонен немного подгонять события. Во всяком случае, разговаривать с вами мне гораздо… уютней…

— Спасибо за комплимент, — разулыбалась в ответ доктор Дрейк, водружая внушительную чашку чая на столик перед гостьей. — Но я уверена: если бы вы лучше узнали Рудольфа, он бы вам тоже понравился. Вы не поверите, с какими ужасными, по — настоящему чудовищными случаями он справлялся!

— А вы никогда не работали с "мертвецами"? — Сильвер немного поерзала, поудобнее устраиваясь в своем кресле.

— Несколько раз бывало, но ни разу не с такими запущенными случаями, какие попадались Рудольфу, — с некоторой торжественностью провозгласила Саманта. — Ему довелось работать с по — настоящему выдающимися личностями! Например, тот же Леннокс Норте — вы можете себе представить, что творилось с этим мальчиком, когда он вернулся из космоса, чудом оставшись в живых?!

— Наверное, не могу, — согласилась Сильвер. — Вряд ли вообще хоть кто‑нибудь из обитателей "Одиннадцати" вообще мог бы это себе представить…

— Ну, после прохождения курса их стало двое: собственно господин Норте и Рудольф, — заметила доктор Дрейк, сделав глоток из своей чашки. — Откровенно говоря, данный случай весьма интересовал меня, как, впрочем, и всех остальных представителей нашей профессии. Однако в этом смысле Рудольф непреклонен, словно скала, и ни одна квалификационная комиссия не сможет обвинить его в том, что он не соблюдает достойную этику. Он никогда и никому ни словом не проговорится о том, как ему работалось с человеком — легендой, Ленноксом Норте.

— А вы тоже с ним знакомы? — вяло поинтересовалась девушка.

По правде говоря, ее не очень интересовал "мертвец — возвращенец". Она помнила, какой ажиотаж вызвало его возвращение десять лет назад, и пыталась прочитать книгу, которую он написал (папа говорил, что это должен прочесть каждый культурный человек на ковчеге). Но слог господина Норте показался ей каким‑то "рваным", а странная философия не пробудила сочувствия. В итоге книгу Сильвер так и не дочитала. Может, тогда она просто была слишком маленькой, чтобы что‑то там понять? Силь подумала, что надо бы попробовать снова взяться за книжку космопилота — ведь он вернулся из своего "смертельного" путешествия как раз приблизительно в ее возрасте. Может быть, теперь ей будут более понятны его переживания и все, что он хотел бы сказать?.. Ужасно не хотелось чувствовать себя безграмотной дурочкой среди культурных людей!..

— Леннокс — очень милый молодой человек, — с несколько преувеличенным энтузиазмом высказалась Саманта. — Многие могут счесть его странным… Ну, когда он только вернулся, это было еще более заметно. Сейчас, пожалуй, единственное, в чем его упрекают — это привычка к затворничеству, нежелание общаться с людьми. Но его можно понять: в первый же год его буквально преследовали новоявленные друзья и поклонники. После таких потрясений любой человек будет чувствовать себя неуютно и постарается отстраниться от лишних контактов с миром.

Сильвер промычала нечто нечленораздельное. Она по отцу хорошо помнила, что такое пресловутая "слава", когда любой человек считает своим долгом пожать тебе руку или сказать, как счастлив познакомиться. Правда, Александр Фокс умел мягко отклонять подобные проявления "дружелюбия", и его семья была ограждена от навязчивого внимания окружающих. Правда, маме как раз нравилось, когда их узнавали на улицах. Но Силь, как и отец, всегда этим тяготилась. Хотя, конечно, при таком трепетном отношении ей, вероятно, следовало, выбрать для себя другую профессию — более спокойную и менее публичную… Она в который раз порадовалась тому, что у нее хотя бы достаточно распространенная фамилия, чтобы ее не ассоциировали сразу с Александром или Джеймсом Фоксами. Маме вон родовое имя вообще показалось слишком "тусклым", она с позволения отца предпочла сохранить девичью фамилию.

— Собственно, это как раз Леннокс в свое время познакомил меня с Рудольфом Эсстеном, — продолжила словоохотливая доктор Дрейк. — Мы с семейством Норте были соседями, и я помню нашу "легенду" совсем маленьким мальчиком. Его родители умерли рано, и я помогала ему справиться с депрессией — это нас еще больше сблизило. Ленни с детства называли странным — как, впрочем, и всех городских "мертвецов". Все‑таки нужно обладать очень особенным складом характера, чтобы, будучи вполне устроенным в жизни, добровольно согласиться пожертвовать собой ради других. Но вообще‑то Леннокс искренне считал, что ему должно повезти. Он любил порассуждать о новых мирах и о том, как нам всем будет здорово жить на планете, к орбите которой "причалит" "Одиннадцать"… Когда его не выбрали в очередную экспедицию, парень был просто безутешен, а все его знакомые втихомолку радовались… И вдруг в день проводов я получила по коммуникатору извещение от него о том, что им заменили другого космопилота! Это был настоящий шок…

Она поднесла чашку ко рту и некоторое время помолчала. У Сильвер мелькнула мысль о том, что доктору Дрейк самой не помешало бы проконсультироваться у хорошего психотерапевта. Судя по всему, события десятилетней давности до сих пор не давали ей покоя. Но сидеть в этой "кошачьей" комнате и слушать Саманту было приятно.

— В отличие от Ленни никто из его знакомых не заблуждался по поводу успеха этой экспедиции, — доктор Дрейк покачала головой. — Нет, конечно, каждый раз, когда в космос отправляется очередная исследовательская группа, "Одиннадцать" замирает в ожидании, надеясь на лучшее. Но со временем этой надежды становится все меньше и меньше. Или, может быть, ее убавляется с возрастом… В общем, все близкие Ленни, получившие уведомление, совершенно не обрадовались тому, что сбылась‑таки его мечта поскорее отправиться к звездам. Мальчишка совершенно не представлял себе, к чему так настойчиво стремился! Ну а когда он вернулся, это было что‑то вроде чуда! Удивительное, потрясающее чувство, что еще не все потеряно, что можно вернуться и… оттуда! Думаю, в первые дни после возвращения Леннокса Норте все храмы всех конфессий ковчега были буквально переполнены. Ведь в нашей истории известны всего лишь семь человек, которые, перешагнув порог космочелнока, отправлявшегося к другому миру, затем снова оказались на "Одиннадцати"! На подобное никто и не смеет рассчитывать — скорее уж на действительное обнаружение дружественной нам планеты…

— Вы так говорите, как будто она никогда не будет обнаружена! — не выдержала Силь. — А ведь по прогнозам ученых мы найдем нужную точку в ближайшие семьдесят лет!

— По прогнозам ученых, которые жили на планете Земля два с половиной столетия назад? — на этот раз в улыбке Саманты явственно проскользнула грусть. — Сколько экспедиций с тех пор отправилось на исследование планет, признанных потенциально годными для нас?

— Может, они до сих пор не нашли нужного мира, потому что и сами не верят в то, что способны его найти? — Сильвер повела плечами.

— Надеюсь, что все‑таки верят, — ее собеседница вздохнула. — Во всяком случае, Ленни точно верил. Он считал, что ему просто‑таки должно повезти. И ему на самом деле повезло. Он вернулся. Седым, надломленным, раздавленным… Но живым. Вы, наверное, помните, как его встречали, как по ковчегу моментально распространилась информация о том, что один из "мертвецов" сумел избежать смерти? Люди готовы были буквально смести друг друга за право хотя бы посмотреть на него издали. Служба безопасности на границе Города Два усилила посты вчетверо, поскольку тогда к нам рвались не только законопослушные горожане со всего ковчега, но и невероятное число пустошников, приходилось буквально ставить кордоны, по слухам, был даже применен один из запрещенных газов, который чуть ли не сильнее "Слезы"! Власти, опасаясь беспорядков, ввели комендантский час, командор специальным указом разрешил проверять чипы у лиц, вызывающих подозрение, в любое время дня и ночи, хотя правозащитники и вопили в голос, что это вопиющее попрание самого понятия свободы! Творилось что‑то невероятное!.. И в центре этого оказался Леннокс Норте, который если и хотел славы, то совершенно не такой! Он мечтал, что толпа будет носить его на руках, но не за то, что он всего лишь выжил, а за то, что открыл для всех нас новый мир!..

Сильвер плохо помнила весь ажиотаж, который десять лет назад вызвало возвращение Леннокса Норте. Едва после его прибытия в Город стали прибывать "паломники", отец тут же вывез семью на другой конец ковчега в симулятор африканской саванны. Поэтому тринадцатилетняя Силь гораздо лучше запомнила относившиеся впечатления от встречи с настоящими львами и бизонами во время сафари, чем оставшуюся в сторону шумиху по поводу космопилота — "возвращенца". Как ни крути, а путешествие по казавшейся бескрайней песчаной пустыне на крупных бронированных магнитомобилях под присмотром инструкторов казалось ей тогда гораздо более увлекательным, чем любые последствия космических экспедиций.

— Разумеется, когда он вернулся, ему тут же потребовалась реабилитация, — продолжала тем временем Саманта. — Сначала, конечно, Ленни попал в клинику, где за ним несколько дней наблюдали ведущие специалисты, — светила медицины готовы были передраться за право оказать ему помощь или провести необходимые исследования. Помню, как‑то раз рассерженная долгим ожиданием толпа чуть не начала штурмовать заведение, и службе безопасности пришлось привлечь к работе на улицах космопилотов. Войцеховская тогда только — только вступила в новую должность, и к людям, требующим немедленно показать им вернувшегося "мертвеца", вышел Старый Лис — Израэль Вайс… Он всегда одним взглядом умел успокаивать, но тут едва не смели и его. От беспорядков спасло только официальное объявление о том, что службе безопасности разрешено задействовать направленную "Слезу", уже давно запрещенную на "Одиннадцати". Потом по этому поводу еще долго разорялась экологическая служба — дескать, командор не имел права единолично принимать решение, которое может угрожать всему ковчегу… Но угроза отлично сработала, да и несгибаемость Вайса сыграла свою роль: никто не сомневался, что Старый Лис без колебаний отдаст нужные приказы, и люди отступили и оставили Ленни в покое. Правда, ненадолго. Я навещала его в клинике, и помню, что он хорошо понимал: ему не удастся вечно прятаться от "поклонников". И нужно либо полностью менять биографию, чип, переезжать и прятаться с помощью службы безопасности, а потом всю жизнь бояться, что кто‑нибудь из пронырливых соседей или журналистов узнает, куда ведут следы выжившего "мертвеца". Ленни отказался от предложенной ему охраны и программы защиты. Он сказал, что лучше пройти через это сразу, чем растянуть на долгое время.

— А почему Норте стал не вашим пациентом, а доктора Эсстена? — заинтересовалась Сильвер. — Если вы не только знакомы, но уже однажды помогли ему справиться со стрессом, он, наверное, мог попросить, чтобы медслужба направила его к вам.

— Он действительно просил об этом, но я отказалась, — доктор Дрейк опечаленно вздохнула. — Я была вынуждена так сделать. Как раз из‑за того, что мы друзья, я слишком близко к сердцу принимаю все беды и проблемы Леннокса. Это стало заметно еще в тот раз, когда я помогала ему с реабилитацией после смерти близких. Боюсь, если бы я взялась за новую проблему, то не только не помогла бы Ленни, но и сама оказалась вовлечена в слишком сильные переживания. И, вероятно, рано или поздно вынуждена была бы навестить кого‑нибудь из коллег, а то и насовсем оставить свою практику. Собственно, администрация медицинской службы интересовались моим мнением лишь потому, что на этом настаивал сам Леннокс, а высоким решением мне бы наверняка не отдали такого пациента — квалификационная комиссия, естественно, сочла бы меня чересчур близко знакомой с пациентом, чтобы подобная работа выглядела этично. Так он и попал к Рудольфу Эсстену, который в наших кругах уже тогда обладал весьма весомой репутацией…

— И доктор Эсстен помог господину Норте справиться с депрессией? — разумеется, этот вопрос можно было бы отнести к разряду риторических, но в повисшей паузе Сильвер почувствовала себя обязанной как‑то подбодрить рассказчицу.

— И с депрессией, и с боязнью толпы, которая у него стремительно развивалась, и с целым "букетом" тяжелых психологических состояний, — махнула рукой Саманта. — Только представьте себе, как невероятно тяжело жить, если ты в толпе чуть ли не в обморок падаешь, а вокруг тебя так и норовят сомкнуться преданные "почитатели"! Полгода реабилитации у доктора Эсстена — и Леннокс уже мог спокойно ходить по улицам, выступать на публике, улыбаться… Разумеется, он уже никогда бы не стал тем восторженным мальчишкой, который отправился покорять космические просторы, но Рудольф и без того совершил почти чудо!

— Жаль, что мне не удалось найти с ним общий язык, — вежливо слукавила девушка. — Но я надеюсь, что и вам удастся совершить такое же чудо для меня!

— Уверена, что удастся, — тепло улыбнулась доктор Дрейк, отставляя в сторону опустошенную за разговором чашку кофе. — Если позволите, я дам вам один совет. В свое время Рудольф сказал это Ленноксу, и тогда я была не согласна с сутью проблемы, однако, как показала практика, он великолепно сработал. Во всяком случае, Ленни точно помогло.

— И что же это за совет? — поинтересовалась Сильвер.

— Постарайтесь как‑то оформить, идентифицировать свои страхи, — медленно, тщательно подбирая слова, произнесла Саманта. — Придайте им форму, превратите в своих врагов — так их проще победить. Леннокс никогда не уточнял, что именно сделал и как сражался со своими страхами, только говорил, что это придало жизни новый смысл. Вы попали в трудную ситуацию, но вам как раз должно быть проще, чем Ленни. Насколько мне известно, служба безопасности все еще занимается расследованием. У вас наверняка достаточно связей, чтобы быть в курсе того, что там происходит. Как мне кажется, если вы каким‑то образом ощутите свою причастность к окончательному разрешению ситуации, вам станет легче. Вы, как и Ленни, теряетесь, когда чувствуете, что не можете контролировать ситуацию. Когда служба безопасности огласит свое окончательное заключение, вы или убедитесь, что были не в силах повлиять на процесс, или поймете, что виновные все же наказаны. На самом деле второй итог, с точки зрения психологии, для вас даже более желателен…

Сильвер вздохнула. Оказаться причастной к ситуации? Ну что ж, она уже и так по самые уши во всем этом замешана, несмотря на все предупреждения и опасения дяди Шандара! Вот этот совет от психолога Бриану бы точно не понравился… Но у нее, похоже, особого выбора нет.

— А почему вы считаете, что у меня достаточно связей, чтобы быть в курсе расследования службы безопасности? — осторожно поинтересовалась девушка, ставя чашку на столик.

— Когда медицинская служба официально направляет ко мне человека, я предпочитаю заранее собрать о нем сведения, — Саманта Дрейк покачала головой. — Рудольф обычно составлял впечатление о пациенте с его слов, безошибочно распознавая, насколько искренне с ним говорят, но я так не умею, поэтому мне лучше знать человека заранее. Так что я немного ориентируюсь в вашей ситуации и могу примерно представить, какими связями должна обладать дочь Александра Фокса — человека, ничуть не менее известного на ковчеге, чем тот же Леннокс Норте.

— То, кем был мой отец, не обязательно должно определять направление моей собственной жизни, — довольно холодно заметила Сильвер.

Она не любила радостно распахнутые глаза и бесконечные восторги по поводу и без, которые, как правило, случались у окружающих, едва они узнавали, что Силь — из "тех самых Фоксов". Впрочем, Саманта Дрейк, кажется, не была склонна к излишним "охам" и "ахам", поскольку знала родословную пациентки с начала знакомства и дала понять это только сейчас, когда речь зашла о психологическом "рецепте".

— Я не хотела вас обидеть, — примирительным тоном заметила доктор. — Представляю себе, как вам, должно быть, тоскливо слышать в стотысячный раз: "Ах, так вы дочь такого‑то…"! Но на самом деле я не сомневаюсь, что при желании вы приобретете не меньшую известность, чем ваш отец. После нашей предыдущей встречи вы меня заинтриговали, и я некоторое время покопалась в Сети, отыскав там ваши песни. Не сочтите это за попытку польстить, но я бы сказала, что у вас весьма большие перспективы в творчестве. Вы уже сейчас находитесь на том уровне, которого люди обычно достигают не раньше, чем лет в тридцать.

— Спасибо, — Сильвер смутилась.

Когда с ней говорили о творчестве, она почему‑то всегда ощущала неловкость, как будто на самом деле ее песни писал кто‑то другой, а все лавры потом начинали приписывать ей. Кэм часто шутила, что с ее скромностью их группа могла бы умереть от голода, если бы не ее собственная, "лесновская", хватка. Мол, не будь рядом Камиллы, Силь так бы и сидела у себя дома, сомневаясь, достойны ли ее произведения публичного исполнения. И скорее всего неизменно приходила бы к выводу, что совершенно недостойны. По правде говоря, она иногда так думала даже после их успешных выступлений…

Чувствуя себя не в своей тарелке, Сильвер попрощалась с доктором Дрейк немного скованно, едва назначив время следующего приема, поблагодарив хозяйку за чай и выскочив за дверь. Уже заводя "сильвер", она поймала себя на странном чувстве: смеси усталости и удовлетворения. Несмотря на необычную болтливость, разноцветный бардак в кабинете и то, что доктор Дрейк заранее озаботилась сбором информации о новой пациентке, любительница кошек ей очень понравилась. Рядом с ней Силь ухитрилась почувствовать себя почти расслабленно, а вот в присутствии доктора Эсстена ее не отпускало внутреннее напряжение. Если бы не привходящие обстоятельства в виде исчезновения профессора и последовавшего за этим покушения на нее саму, Сильвер бы только порадовалась тому, что попала все‑таки к Саманте Дрейк.

На вторую половину дня у девушки были запланированы хозяйственные дела, так что шустрый серебристый "сильвер" еще немного покатал ее по городу, прежде чем довезти до дома. Отпущенный на свободу Василий, которого хозяйка пока закрывала в комнате, чтобы лишний раз не раздражать строгую родительницу, встретил ее ушераздирающим мявом, жалуясь на тяжелую жизнь взаперти и требуя немедленного внимания.

— Скоро мы с тобой переедем, и я больше не буду тебя запирать, — пообещала Сильвер, торопливо подлизываясь к коту с помощью порции корма, к которой их рыжее величество отнеслось вполне благосклонно. — Будешь гулять, где и когда захочешь.

Благодарно заурчавший котенок даже ухом не повел в ее сторону, всецело отдавшись процессу поглощения еды. Сильвер быстро приготовила ужин для себя и мамы, поела и постучалась в дверь к великой писательнице, чтобы сказать, что забрала заказанные ею старые фильмы… Несмотря на то, что до вечера было еще далеко, девушка чувствовала себя уставшей — сказывалось напряжение прошедших дней, а также утренний испуг на парковке у клиники. Даже осознание того, что служба безопасности ее регулярно проверяет, не давало Силь ощущения защищенности. Вот если бы она знала, что ее охраной занимается, скажем, Бриан Маккинан!..

Тяжело вздохнув, девушка свернулась клубочком в кресле и прикрыла глаза, уговаривая себя, что она отдохнет буквально минуточку, а потом снова займется необходимыми домашними делами — например, уборкой или загрузит стиральную машину… Не прошло и нескольких минут, как она уже заснула, склонив голову на удобную плюшевую спинку. Рыжий котенок, наевшись, намурчавшись и "умывшись", забрался к ней на колени, осторожно потрогал лапкой спящую хозяйку, убедился, что она не настроена с ним поиграть, и, смирившись с судьбой, полной тягот и лишений, улегся, положив голову на подлокотник.

…Сильвер снился странный сон. Она видела человеческую фигуру в униформе "мертвеца", которую со всех сторон обступала толпа. Ей хотелось протянуть руку и выдернуть человечка из середины этого скопления народа, как куклу. Но она не могла пошевелиться, чувствуя только, что кольцо людей медленно сжимается. На какой‑то момент она ощутила себя в этом кольце, ей почти стало трудно дышать. Потом человек поднял голову и расхохотался, его звонкий смех эхом раскатился над безмолвной толпой. Девушка вздрогнула, и сон, сменив краски, перенес ее в светлые воспоминания о путешествии по саванне…

…Оперативный дежурный службы безопасности, пощелкав сенсорным пультом, по стандартной схеме подключился к чипу Сильвер Фокс. Пульс девушки был ровным и размеренным, и компьютер, моментально проанализировав данные, выдал вердикт: "здоровый сон". Дежурный переключил "напоминатель" на следующую четверть часа (если вдруг выяснится, что он "прошляпил" хотя бы одну проверку, строгого выговора не избежать, а то начальство и что похуже придумает!) и отключился от чужого чипа. Дочь Александра Фокса, которую сейчас в Городе Два берегли, как зеницу ока, спокойно отдыхала.

…Информация о том, что пульс охраняемой перешел в "размеренно — спящий" режим, поступила и еще на один коммуникатор, через Сеть подключенный к чипу Сильвер Фокс. Человек, получивший сигнал, усмехнулся: хваленая внутренняя защита службы безопасности всегда вызывала у него здоровый смех — взломать ее ему не составило ровным счетом никакого труда, а определить, что к системе подключен кто‑то еще, мог только проверяющий специалист. Но такие проверки устраивали довольно редко, и любопытный посторонний "глаз" пока не засекли — а теперь уже, наверное, и не засекут, просто не успеют… Синий "сильвер", поблескивая хромированными боками, поднялся со стоянки, расположенной у магазинчика неподалеку от дома, где проживала госпожа Фокс, и легко влился в поток магнитомобилей на оживленной ленте шоссе.

Глава 15

Пятница, 23 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Добрый день! Как мне найти Ульяну Морозову?

В коридорах внушительного здания Центра репродукции было многолюдно, и все куда‑то спешили. Даже не пытаясь самостоятельно определить, в какую сторону идти, Дороти Монтего остановила первую попавшуюся девушку в розовом лаборантском халате и задействовала вкупе с вопросом самую вежливую из своих улыбок, которая обычно помогала ей моментально расположить к себе собеседника.

— Простите, если вы по личному вопросу, то у нас в рабочее время не принято, — судя по строгому тону, улыбка не сработала. — Свяжитесь с ней по коммуникатору и встретьтесь во время вечернего перерыва или когда она пойдет домой.

— У меня задание службы безопасности, — так, раз вежливость не срабатывает, придется прибегнуть к официозу. — Мне необходимо поговорить с госпожой Морозовой.

— Подойдите, пожалуйста, к справочной службе, ваш допуск будет считан, и вам предоставят необходимую информацию, где найти Морозову, — ничуть не смутилась девушка. — Вам направо по коридору и в четвертую дверь. Всего наилучшего!

Проводив сотрудницу Центра взглядом, Дороти покачала головой. Да, наверное, чтобы работать здесь в конце Поколения, нужно иметь железные нервы, которые никакой службой безопасности не проймешь. Тяжело вздохнув, бывший адвокат направилась туда, куда ее послала занятая девушка.

"Четвертая дверь" послушно открылась в ответ на активацию, и за ней обнаружилась усталая и какая‑то поникшая девушка лет двадцати с небольшим в аккуратном розовом халатике. Несмотря на "рабочий" макияж и достойную прическу, она выглядела так, как будто ей на плечи неожиданно свалились все беды мира.

— Добрый день! — вежливо, но без особой теплоты произнесла Дороти, на этот раз решив вести себя построже и не разбрасываться улыбками почем зря.

— Здравствуйте, — пискнула девушка, поднимая на посетительницу затравленный взгляд. — Чем могу вам помочь?

— Я представляю службу безопасности, — без обиняков представилась Дороти, протягивая к установленному рядом со столом стационарному считывателю левую руку. — Мне нужно поговорить с одной из ваших сотрудниц.

Девушка растерянно моргнула и покосилась на рабочий монитор, на котором высветились все данные посетительницы. У нее было такое лицо, как будто она с минуты на минуту готовилась упасть в обморок и до сих пор удерживалась только каким‑то нечеловеческим усилием воли.

— У вас допуск от службы безопасности, — еле слышно прошелестела она. — Мы обязаны оказывать вам содействие…

Как будто Дороти этого сама не знала! Микаэла поставила ей самую высокую степень допуска, которая возможна для гражданских, не относящихся к службе. Строго говоря, с такой записью в чипе госпожа Монтего обладала всем набором полномочий младшего неофицерского состава одной из самых могущественных структур на "Одиннадцати".

— Мне необходимо увидеть госпожу Морозову, — твердо произнесла Дороти и на всякий случай уточнила: — Ульяну Морозову.

— Тогда вы по адресу, — в тоне девушки зазвучала обреченность. — Это я.

Частный детектив окинула собеседницу недоверчивым взглядом. Девчушка в розовом халатике напоминала насмерть перепуганного цыпленка. Дороти уже достаточно хорошо узнала Сильвер Фокс и почему‑то рассчитывала, что ее приятельница и коллега, тоже уцелевшая при взрыве, будет на нее похожа. Однако там, где Силь показала характер борца, Ульяна Морозова, похоже, была готова сдаться без малейшего сопротивления. Дочь Александра Фокса боролась со своими страхами, а эта трясущаяся девушка поддалась им без надежды на спасение. Казалось, если Дороти вдруг вздумается протянуть к ней руку, Ульяна непременно закричит или все‑таки ухитрится хлопнуться в обморок. Кто вытащил ее на работу в таком состоянии? Совсем они, что ли, озверели в своем Центре репродукции? Неужели тут вообще некому работать, раз они выдернули из гнезда этого "умирающего лебеденка"?

— Мне необходимо вас опросить, — Дороти постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более приветливо, но взгляд Ульяны так и остался затравленным, как будто ей вот — вот должны были объявить, что завтра казнят. — Где мы можем побеседовать так, чтобы нам не помешали?

— В рекреационной зоне, — покорно отозвалась девушка. — Только мне нужно дождаться сменщицы, я не могу запереть кабинет.

— Хорошо, — согласилась Монтего. — Где удобней подождать вас: здесь или в рекреационной зоне?

— Лучше там, — если судить по голосу, можно было усомниться в том, что Морозова вообще найдет в себе силы не просто дойти до указанной зоны, но и вообще подняться со стула. — Это большой зал с зимним садом и кафе в конце правого крыла на втором этаже. Располагайтесь там, я скоро приду… — под конец она уже почти шептала.

— Хорошо, буду вас ждать.

Рекреационную зону Дороти нашла легко. В очаровательном зимнем саду столики были расставлены прямо между деревьями, а роботы — официанты передвигались между ними по специальным дорожкам. Усевшись под каким‑то небольшим, но весьма раскидистым деревцем (чересчур зеленым, а потому, вероятно, экзотическим для климата средней полосы, поддерживаемом в Городе Два, — впрочем, Монтего никогда не была сильна в ботанике), частный детектив с помощью стационарного коммуникатора заказала чашку кофе и приготовилась ждать.

Она даже порадовалась тому, что ей не пришлось сразу разбираться с перепуганной Ульяной Морозовой. Пока девушка будет ждать сменщицу, Дороти постарается выработать хоть какую‑то внятную стратегию поведения. Главное — чтобы подруга Сильвер перестала ее бояться, а то так и будет сидеть напротив с глазами кролика, пялящегося на удава! Дороти нужны были сведения, а не нервное согласие со всем, что она скажет! Она от души сомневалась в своей способности вытащить из Ульяны больше, чем это уже удалось сотрудникам Войцеховской, но попытать счастья все‑таки стоило!

И главное — ей не надо сидеть в штаб — квартире в обществе Габриэля Дольера! Совершенно невыносимый человек — самодовольный, упрямый и твердолобый, как и большинство мужчин, да к тому же искренне считающий, что женщины ни на что не годятся! Дороти хорошо знала таких типчиков: они еще во время ее работы на службу безопасности вечно путались под ногами, полагая, что им одним известно, что и как должно происходить, причем всего лишь на том основании, что они мужчины! Ничто на свете не доставляло ей большего удовольствия, чем возможность поставить на место такого самодовольного напыщенного индюка! Едва Дороти впервые увидела его в коридоре квартиры Сильвер, то сразу определила "породу" неизвестного гостя. Такие, как он, прут напролом в попытках достичь своей цели, и им совершенно безразлично, через чьи головы придется перешагнуть в этом занимательном процессе и кто от этого пострадает!

Разумеется, не ей упрекать Микаэлу в том, что она привлекла к сотрудничеству лидера Центра летной подготовки, тем более что Войцеховская получила на это прямое указание от командора. Сама Дороти понятия не имела, каким образом им может пригодиться Дольер, но спорить, разумеется, не стала: в конце концов, ее саму допустили до расследования только из милости и в любой момент могли передумать.

Только за сегодняшнее утро они успели сцепиться трижды — как теперь понимала Дороти, по совершенно ничтожным поводам. И хорошо еще, что накануне ей не пришлось встретиться с господином лидером Центра летной подготовки — он положительно был совершенно невыносим! Казалось, одного ее присутствия Дольеру было достаточно для того, чтобы буквально источать безумно раздражающую ее самоуверенность! Впрочем, она бы тоже предпочла, чтобы он держался от нее подальше! В третий раз вмешавшись в конфликт (несмотря на холодную вежливость, соблюдавшуюся обеими сторонами, их враждебные намерения относительно друг друга для окружающих, похоже, не были загадкой), Войцеховскаяотвела Дороти в сторонку.

— Ты что творишь? — рявкнула Мика, конспиративно понизив голос, чтобы их беседа не стала достоянием широкой общественности, с любопытством приглядывавшейся к назревающему конфликту. — Дольер согласился помочь, а ты все время на него нападаешь! Такое ощущение, что он обещал на тебе жениться, если ты родишь ему наследника, а потом бросил с десятком детей на руках! У вас что, какие‑то старые счеты? Что он тебе сделал?

— Ничего, — смутилась Дороти.

— Тогда в чем проблема? — шипя, Войцеховская нежно улыбалась: со стороны, должно быть, казалось, что лучшие подруги выскочили на секундочку из кабинета потрепаться о тряпках и мужиках (второе, впрочем, сошло бы за правду). — Иррациональная неприязнь? Вас нельзя оставлять в одном помещении без риска, что все закончится членовредительством?

— Не знаю, — буркнула Монтего. — Он просто тупой солдафон с непомерными амбициями и даже без намека на чувство такта! Он… меня бесит!

— Ну так выйти за него замуж и испорть ему существование до конца жизни! — сердито посоветовала Микаэла. — Только отложи это на время после того, как все закончится! Сейчас мы работаем вместе! Ты можешь держать себя в руках?

— Разумеется! — восстановив сбившееся от возмущения дыхание, наконец, ответила Дороти таким же раздраженным шипением: выйти замуж за… этого?.. этого?.. да она лучше повесится! — А почему ты его об этом не спрашиваешь?

— Потому что Дольер ведет себя пристойно и даже грубит в меру, в своей обычной манере, а ты бесишься, как кошка, которой отдавили хвост! — Мика несколько секунд помолчала, сделав пару глубоких вдохов. — Мне сейчас нужна любая помощь — и твоя, и его. Хотя в данный момент я бы предпочла пару часов тишины и спокойствия! Ладно, я знаю, что нужно делать. У меня большинство людей в разгоне, а кроме того, я подозреваю, что мои сыщики еще в прошлый раз изрядно запугали одну из важных свидетельниц взрыва. Поезжай в Центр репродукции и опроси Ульяну Морозову. Ты как адвокат должна справляться с этим лучше любого следователя. Мне нужно, чтобы девочка пошла на контакт и еще раз припомнила все, что было в тот вечер. Что видела, что слышала, о чем и с кем говорила — в общем, все, что ты сможешь из нее вытянуть, договорились?

— Договорились, — со вздохом подтвердила Дороти…

Пока она добиралась до Центра репродукции по изрядно загруженным рабочим улицам, ее не оставляло ощущение того, что Микаэла просто изобрела благовидный предлог, чтобы развести их с Дольером "по углам". Разумеется, повторный опрос Ульяны Морозовой был необходим, но все равно — больно уж вовремя об этом подумала Войцеховская!

А Дольер… Да чтоб ему пусто было! Дороти и сама по зрелому размышлению так и не смогла объяснить, почему он так ее бесит! Обычно даже в присутствии людей, которые ей сильно не нравились (а таковых в адвокатской практике встречалось предостаточно), она спокойно держала себя в руках, внутренне кривясь от отвращения. А вот с лидером Центра летной подготовки почему‑то постоянно срывалась, как будто он служил своеобразным катализатором ее эмоций. Ведь здоровый, красивый мужик (чего уж там душой кривить — как раз в ее вкусе!), но до чего же высокомерно — толстокожий — ну просто поразительно!..

— Здравствуйте, — бледная до синевы девушка опустилась на стул напротив Дороти с такой осторожностью, словно боялась, что он развалится прямо под ней. — Извините, что заставила вас ждать…

— Да на вас лица нет! — выпалила Монтего, еще не успев даже посетовать, что за неприятными мыслями так и не продумала подходящей линии поведения для общения с Ульяной. — Что вы вообще делаете на работе в подобном состоянии?! В Центре репродукции такая текучка кадров, что некому вас заменить?

— Ну, вообще‑то текучка у нас в это время и в самом деле довольно большая, — Ульяна слабо улыбнулась. — Вы, наверное, слышали, что в конце Поколений Центр репродукции называют "Домом плача"? У нас сейчас все кувырком: люди закатывают скандалы, истерики, угрожают, пытаются мошенничать, любым способом влезть в почти исчерпанные квоты, плачут, угрожают покончить с собой… К Центру круглосуточно приписано несколько медицинских магнитомобилей — не столько для тех, кто обращается к нам по профилю, сколько для их родственников или друзей. Руководству пришлось выделить два отдельных кабинета, в которых принимают психологи. Служба безопасности тоже дежурит в усиленном режиме. На прошлой неделе, например, на двоих наших специалистов были совершены нападения прямо на рабочих местах. Около месяца назад беременная девушка пыталась выброситься с четвертого этажа — насилу уговорили не губить себя и ребенка, пришлось соврать, что изыщем способ запихать ее в списки… Сейчас ее лечат в какой‑то закрытой клинике…. Мало кто такое выдерживает, очень многие увольняются, не проработав и нескольких недель. Я бы и сама сбежала, куда глаза глядят, хоть в Пустошь, если бы не практика!

— Ну а сейчас‑то вы что здесь делаете? — Дороти даже не представляла себе, что в последние годы Поколения Центр репродукции работает в условиях, приближенных к боевым. — Вам же, наверное, полагается отпуск по состоянию здоровья!

— Доктор сказал, что мне лучше находиться не в одиночестве, а среди людей, — Ульяна подняла на собеседницу усталые больные глаза. — И папа решил, что тогда я вполне могу закончить практику…

— А доктор знает, где вы работаете? — осторожно осведомилась Монтего.

— Нет, — девушка пожала плечами. — Он не спрашивал, а я… постеснялась уточнять.

Постеснялась она! Дороти с трудом сдержала рвущееся из глубины души ругательство. Головы бы поотрывать и этому доктору, который не уточнил, где и в каких условиях работает его пациентка, и этому папе, который решил, что, раз все так складывается, нечего отрывать дочь от практики! Тоже фанат профессии выискался! С такой работкой и без всяких потрясений за пару месяцев станешь неврастеником! Родственники попытаются покалечить — зовешь службу безопасности. Истерика у беременной женщины — снимаешь с подоконника, попутно наврав с три короба, и провожаешь в кабинет к психологу. Пробуют шантажировать, умолять, угрожать, плакать — пытаешься вежливо выпроводить подальше. В устах Морозовой все это звучит так просто и буднично — девочка, кажется, к этому привыкла! А она‑то, Дороти, еще жалуется на временные неудобства по поводу сотрудничества с Габриэлем Дольером! Небось, лидер Центра летной подготовки со всеми своими недостатками — сущий ангел с крылышками по сравнению с таким кошмаром!

— Извините, что и я вам покоя не добавляю, — подперев кулаком подбородок, Дороти подождала, пока Ульяна закажет себе чашку кофе и пирожное, — но сведения, которыми вы обладаете, могут оказаться крайне важными для следствия.

— Да, я все понимаю, — вяло откликнулась девушка, и взгляд ее снова стал тоскливым и затравленным, — только не знаю, чем смогу вам помочь. Дело в том, что я из того вечера почти ничего не помню. Меня уже опрашивали сотрудники службы безопасности, и я им рассказала все, что вспомнила. Честное слово, я ничего не скрываю! Я вообще не понимаю, почему меня должны о чем‑то спрашивать! Ведь "Серебряная Камелия" не имеет ни малейшего касательства к сгоревшей проводке "ДиЭм"! Папа еще в прошлый раз удивился, что меня опрашивали ваши сотрудники…

Неизвестный частному детективу Петр Морозов приобретал в ее глазах все более отталкивающие черты… Кроме того, Дороти понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и осознать, что не все на "Одиннадцати" посвящены в истинные подробности расследования. Ульяна Морозова искренне полагала, что в трагедии клуба виновата неисправная проводка, в связи с которой ее опрашивают уже во второй раз, и это действие вызывало у нее вполне законное недоумение. Разумеется, она‑то никаким боком не может оказаться причастной к электрификации "ДиЭм"!

— Не беспокойтесь, никто вас ни в чем не подозревает, — поспешила заверить Дороти. — Я вообще из гражданских сотрудников службы. Нам просто необходимы дополнительные сведения, и мы проводим стандартные процедуры. Если вам нужны рекомендации, то меня знает и ваша подруга Сильвер Фокс.

— Силь? — лицо Ульяны немного утратило благородную бледность, а глаза — испуг. — Вы ее тоже опрашивали?

— Да, — не вдаваясь в подробности, лаконично ответила Дороти, почти не покривив душой — она действительно тесно пообщалась с Сильвер. — Она очень помогает расследованию, и на вашу помощь мы тоже надеемся.

Очевидно, фамилия Монтего ни о чем не говорила Ульяне: она ведь выступила с "Серебряной Камелией" только один раз, поэтому с Дэнни могла быть знакома лишь постольку — поскольку, поэтому никаких ассоциаций имя Дороти у нее не вызывало. Зато упоминание Сильвер Фокс заставило девушку приободриться, и к тому моменту, как робот — официант принес ее заказ, Морозова уже собралась с мыслями с ученической старательностью. Отхлебнув из чашки, она с храбростью загнанного в угол кролика посмотрела на собеседницу и решительно предложила:

— Спрашивайте!

— В прошлый раз вы излагали нашему сотруднику факты? — Дороти дождалась ответного кивка и только после этого продолжила. — Давайте теперь пройдемся по ощущениям. Постарайтесь подробно описать мне тот вечер с той самой минуты, как вы выехали из дома и направились в "ДиЭм". Не упускайте ни одной мелочи: о чем и в связи с чем вы подумали, какой дорогой и на каком транспорте добрались, что собирались делать после концерта, какое у вас было настроение. Ну и, само собой, что происходило уже в клубе до перерыва и во время перерыва. Вытаскивайте все подробности, которые сможете припомнить, малейшие воспоминания и ощущения…

— Зачем? — Ульяна удивленно захлопала ресницами.

— Мы часто что‑то замечаем, сами того не понимая, но потом это можно "выловить" только на уровне неясных чувств, — довольно туманно пояснила частный детектив. — Давайте попробуем: вдруг вы что‑то видели, но пока не можете этого сформулировать? Вы просто рассказывайте так, как вам хочется, как кажется правильным — пусть даже не по порядку. Если возникают какие‑то ассоциации, я их тоже готова выслушать. Если вам удобно, вспоминайте цвет травы, неба, облаков, одежду людей, которые привлекли ваше внимание, случайно запомненные цифры из номеров магнитомобилей или "сильверов". Не старайтесь строго соблюдать линейность — я вас в любом случае пойму. И, если не возражаете, сделаю аудиозапись для отчета перед руководством. Ну что, начнем?

Этот метод действительно работал — Дороти часто использовала его еще в бытность свою штатным адвокатом службы безопасности. Порой по таким легким "зацепкам", которые самим ее клиентам казались незначительными, ей удавалось взглянуть на факты под новым углом, а главное — и других заставить смотреть на них именно так.

Ульяна несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями, а потом начала рассказывать. Она сбивалась, запиналась, иногда путалась в последовательности событий и действий, но частный детектив ее не подгоняла и не прерывала. Активировав звукозаписывающее устройство, Дороти заодно и заносила записи в собственный коммуникатор, на всякий случай фиксируя то, что ей самой казалось важным.

— Весь тот день я нервничала, потому что собиралась вечером играть… Утром на практике было еще ничего, а днем, когда я пришла домой, мама даже предложила мне выпить успокоительного, но я отказалась. Я очень боялась опоздать, поэтому из дома вышла сильно заранее и приехала в клуб первой. Рядом с "ДиЭм" не было ни магнитомобиля Кароля, ни серебристого "сильвера". Мне показалось неловким прийти к хозяину клуба без кого‑нибудь из "Серебряной Камелии", поэтому я решила немного посидеть рядом в парке на скамейке, подождать, кто из ребят приедет первым… Там гуляло много людей: родители с детьми, парочки… Я еще подумала: странно, ведь это не выходной день… Они все не работают, или работают не полный день, или занимаются практикой, как я… И еще я думала, что кто‑нибудь из них, наверное, придет вечером в "ДиЭм" и услышит, как я играю… И что, может быть, мне не следует вообще выходить на сцену, потому что все равно ничего не получится…

Прежде чем продолжить, Ульяна сделала небольшую паузу, вздохнула, глотнула остывающий кофе. Дороти отметила "парк" в своем коммуникаторе.

— Там я сидела, наверное, около получаса — приехала очень рано, — наконец, снова заговорила Морозова. — Думала связаться с Сильвер, но решила не дергать ее лишний раз. Я подумала, что она тоже волнуется перед выступлением, и с моей стороны было бы эгоистично требовать от нее поддержки… Потом я увидела, как у клуба паркуется магнитомобиль Кароля, но сразу за ним не пошла — решила, что это глупо и нелепо, как будто я прямо сидела и ждала, когда он приедет. Конечно, на самом деле так и есть, но я не хотела, чтобы остальные так подумали…В общем, решила подождать еще немножко, сидела на лавочке и смотрела по сторонам. Там была одна очень любопытная парочка, они вроде бы прощались, и я загадала, что, как только они разойдутся или уйдут, сразу направлюсь в "ДиЭм"…

"Любопытная парочка?" — пометила Дороти в коммуникаторе. Интересно, что именно показалось Ульяне "любопытным"? Ведь что‑то же заставило ее выделить именно этих двоих из обилия гуляющих в парке людей!..

— Они очень оригинально смотрелись вместе, — Морозова как будто услышала мысли своей благодарной слушательницы. — Девушка была очень яркая, а мужчина… как будто выглядел самым обыкновенным. Она одета в красное, а он в чем‑то темном, неброском. У нее темные волосы, очень красиво уложенные, умелый макияж, какие‑то сдержанные, но явно не дешевые драгоценности, а он — светлый блондин, довольно небрежно причесан, никаких "украшательств"… Мужчины обычно на такие вещи внимания не обращают, но забавно видеть такого "обыкновенного" парня рядом с красоткой, за которой, небось, толпами бегают. Но при этом, как ни странно, со стороны было очевидно: из них двоих главный — именно он. Он ей что‑то втолковывал, и она его слушала, едва ли не затаив дыхание. Вообще казалось, что женщина ничего вокруг не видит и не замечает. А потом он передал ей какой‑то сверток, и она его приняла, как будто там лежала невесть какая драгоценность, хотя он явно был слишком большой и тяжелый…

Дороти почувствовала себя охотничьей собакой, неожиданно учуявшей след. Красавица — брюнетка в алом — именно так Сильвер Фокс описывала Беверли Кларк, увиденную в день взрыва! А вот Ульяна Морозова не была знакома с Дэнни настолько близко, чтобы он демонстрировал ей очередную пассию и жаловался на отсутствие взаимности с ее стороны, поэтому никак и не связала парочку в парке с вечерним происшествием в "ДиЭм"! Частный детектив уже открыла рот, чтобы начать задавать наводящие вопросы, но ее собеседница продолжила ассоциативный ряд без понуканий.

— Мне уже стало казаться, что они никогда не распрощаются, потому что он ей все что‑то объяснял и объяснял, хотя она и не думала спорить… — смущенно пробормотала Ульяна. — Но потом вдруг он как‑то довольно резко повернулся и пошел прочь, а она направилась к клубу. Я еще подумала, что эта женщина, должно быть, сотрудница "ДиЭм", а раз она видела, как я торчу в парке, то я все равно попаду в неловкое положение. Ну и, кроме того, я вроде как обещала себе, что пойду в клуб, когда эта парочка попрощается… Поэтому я вошла, поздоровалась с господином Монтего, он мне рассказал, где найти Кароля… Потом я опять нервничала, а он пытался меня успокаивать, а потом приехали девочки…

— Подождите минуточку! — решительно вклинилась в монолог Дороти. — Прошу прощения, что перебиваю, но вы больше не видели в тот вечер ту женщину в красном, которая вам так запомнилась?

— М — м-м… нет, — на мгновение задумавшись, ответила Ульяна. — Тогда я подумала, что она, наверное, не сотрудница "ДиЭм", а просто какая‑нибудь приятельница хозяина или случайная прохожая, которая попросила разрешения, например, помыть руки или выпить стакан воды… Ну, вы знаете, как это бывает!

— А вы с господином Стейном все время были в большом зале, где потом выступали? Не припомните, туда никто не входил, кроме Сильвер и Камиллы?

— Кажется, входил, но я не уверена, — девушка смущенно пожала плечами. — Там вообще было темно, и Кароль ворчал, что хозяин вечно экономит на освещении и ни за что не включит основной свет, пока клуб вечером не откроется. Вообще‑то там светили только две небольших лампочки, и я даже несколько раз споткнулась по пути к сцене — ведь окон там нет, поскольку помещение полуподвальное. Где‑нибудь подальше от нас могла вообще гулять целая толпа при условии, что она делала это достаточно тихо. Но я сильно нервничала, и мне могло показаться, что кто‑то там ходит… Мне продолжать про вечер?

— Да, да, пожалуйста, — Дороти энергично закивала. — Извините, что прервала.

Остальные интересующие ее вопросы она решила выяснить уже после того, как Ульяна закончит свой рассказ. Девушка продолжала подробно излагать свои мысли и ощущения, которые с момента, когда она взяла в руки флейту и вышла на сцену, стали на удивление запутанными. Впрочем, это Дороти слушала уже вполуха, мысленно так и этак крутя полученную информацию. Итак, перед тем как зайти в "ДиЭм", Беверли Кларк встречалась в парке с каким‑то мужчиной. Он передал ей некий пакет, с которым она и направилась в клуб. А когда роковая красотка выходила из "Мертвеца", у нее в руках ничего не было — это Дороти знала со слов Сильвер. И еще у Ульяны было ощущение, что кто‑то, кроме них с Каролем, был в темном зале перед выступлением. Нужно будет обязательно спросить у самого Стейна — вдруг он тоже краем глаза что‑то заметил, не придав этому особого значения?

Ну что ж, у них и так уже почти не осталось сомнений в том, что именно Беверли Кларк принесла в клуб взрывное устройство, унесшее столько жизней. Но вот информация о мужчине, который передал ей странный "сверток", для них могла оказаться ключевой! Само собой, Морозова понятия не имела о том, что клуб взорвал неизвестный злоумышленник, поэтому и не придавала никакого значения тому, что увидела в парке! Неисправная электропроводка и болтающая в парке "любопытная парочка" лежали в принципиально разных плоскостях сознания: Дороти и сама бы их никак не связала, если бы не знала истинную подоплеку взрыва.

Наконец, Ульяна договорила и замолчала, выжидающе глядя на собеседницу. Дороти еще несколько секунд делала пометки в коммуникаторе, прежде чем сообразила, что за их столиком воцарилась тишина. Подняв глаза, она увидела, что Ульяна не только приободрилась и слегка разрумянилась, но и смотрит на нее с откровенным любопытством.

— Ну как, вам это чем‑то поможет? — поинтересовалась она.

— Надеюсь, что да, — Дороти пыталась сообразить, как вытащить девушку на разговор о загадочном блондине в парке, не дав понять, что он может быть как‑то причастен к взрыву. — А какие‑нибудь еще ассоциации у вас появлялись, пока вы сидели в парке и собирались с силами, чтобы отправиться следом за господином Стейном в "ДиЭм"?

— А что, это имеет какое‑то значение? — Ульяна заметно смутилась.

— Сейчас для нас имеет значение абсолютно все, — Дороти вдруг ощутила знакомое колющее ощущение в кончиках пальцев — шестое чувство всегда подсказывало ей, когда ее личное расследование выходило на финишную прямую. — О чем вы подумали, когда увидели ту любопытную парочку? Любая мелочь, любая мимолетная ассоциация, которая у вас появилась, может помочь!

— Мужчина… он… показался мне кое на кого похожим, — теперь Морозова уже точно чувствовала неловкость, но по — прежнему послушно выполняла требования сотрудницы службы безопасности. — Конечно, вам это может показаться просто глупостью…

— …Добрый день, госпожа Кройчет! — широко улыбнувшаяся секретарша вскочила с места, едва девушка вошла в приемную. — А командор сейчас на выезде, вы с ним разминулись буквально на считанные минуты! Я даже не могу сказать, когда он вернется, — он не предупредил.

— Ох, какая жалость! — подобие искреннего разочарования далось ей с трудом, но она все же надеялась, что секретарша ничего не заподозрит. — Мне очень нужно с ним повидаться, и это неподходящий разговор для коммуникатора…

— Вы хотите его подождать? — секретарша еще раз сверкнула профессиональной белозубой улыбкой.

— Пожалуй, да, — в конце концов, родная дочь имеет право посидеть в приемной у занятого отца, дожидаясь его, а потом передумать!

Она быстро устроилась на небольшом эргономичном диванчике, пока сотруднице командного центра не пришло в голову выставить ее под каким‑нибудь благовидным предлогом.

— Хотите чаю или кофе? — осведомилась вышколенная секретарша.

— Я бы с удовольствием выпила апельсиновый сок, если вас не затруднит.

Она точно знала, что этого напитка отец поблизости не держит — он вообще не любитель соков. Чтобы порадовать дочь любимого начальника, услужливой секретарше придется спуститься на несколько этажей ниже в буфет. А у нее появится немного времени, чтобы осуществить задуманное. Девушка нервно стиснула пальцы одной руки ладонью другой, радуясь тому, что их прикрывает сумочка, стоящая на коленях.

— Сейчас принесу, — как и ожидалось, преданная секретарша, ничего не заподозрив, тут же направилась удовлетворять просьбу дочери самого главного человека на "Одиннадцати".

Да и чего ей, собственно, опасаться, если "госпожа Кройчет" уже тысячу раз оставалась одна в приемной, да и вообще ее здесь знают уже много лет — с тех самых пор, как ее отец занял кабинет руководителя ковчегом! И, конечно, секретарше даже в голову бы не пришло, что, едва она выйдет за дверь, девушка вскочит с кресла и, включив секундомер — сигнализатор на своем комме, быстро направится в упомянутый кабинет.

Автоматическая панель закрывается кодом, но это не проблема. Отец плохо запоминает цифры, поэтому у него в кабинете на всякий случай в укромном месте спрятана "напоминалка". Иногда он уже с работы связывается с женой или кем‑нибудь из дочерей и смущенно просит прочитать нужные цифры. Так что узнать заветный код — сущий пустяк для любого из домашних Стефана Кройчета. Оказавшись за дверной панелью, она быстро набрала восемь нужных цифр, и створка тут же отъехала в сторону, открывая доступ в святая святых — кабинет командора. На всякий случай оглянувшись, девушка проскользнула внутрь.

Сердце бешено колотилось о ребра, и ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем продолжить двигаться вперед на подгибающихся ногах. Так, командный компьютер, и, естественно, на нем тоже стоит пароль. Это задачка посложнее, чем с дверью: кодовое слово плюс цифровой ряд, — но она все же надеялась на удачу. Наверняка отец с его плохой памятью на числа и невозможностью где‑нибудь записать важные входные данные комбинирует то, что хорошо знает. Например, он никогда не забывает о днях рождения жены и дочерей. Осторожно присев за компьютер, девушка еще раз глубоко вздохнула. Ну что ж, у нее есть три попытки — как раз для трех женщин, окружающих командора Кройчета!

Она на секунду замерла перед мерцающим экраном, на котором появилось требование ввести код. На секунду подумалось, на какие глупости может пойти женщина ради любимого мужчины. Непонятно, как он ее уговорил! Но она обещала и теперь сделает все, чтобы сдержать слово! И главное — из‑за чего?! Какой‑то пустячный спор — вот уж действительно, мужчины всегда в душе остаются мальчишками! Он заявил приятелю, что с легкостью может достать коды доступа в технический центр — самое сердце огромного ковчега. Они меняются два раза в сутки — в полдень и в полночь генератор случайных чисел выдает несколько длинных значений, включающих буквы и цифры. Копии хранятся в собственно техническом центре и на личном компьютере командора.

Вот как раз по поводу обладания этими сверхсекретными значениями этот дурачок и поспорил с каким‑то другом. Точнее, он пообещал обеспечить приехавшему из другого Города приятелю экскурсию в самое сердце ковчега — технический центр. Тот парень, кажется, пишет докторскую диссертацию о функционировании систем закрытого цикла (одной Вселенной известно, что это такое, — лично для нее объяснения любимого так и остались загадкой, хотя она старательно делала вид, что все понимает). Ему, разумеется, любопытно посмотреть на предмет своих научных исследований в техническом центре ковчега. А гостеприимный хозяин сгоряча пообещал, что все устроит так, чтобы гость смог лично осмотреть все нужные приборы и системы — прямо в техническом центре "Одиннадцати". Тот поднял приятеля на смех: мол, человек без нужных допусков никогда не сможет пройти в столь закрытое и охраняемое помещение. Слово за слово — и великовозрастные "мальчишки" поспорили едва ли не до драки.

И вот, пожалуйста, результат — она вычислила, когда отца не будет на работе, под благовидным предлогом услала прочь его секретаршу, вломилась в кабинет и теперь сидит и трясется перед компьютером, понимая, что по большому счету совершает фактически преступление. Разумеется, ничего дурного от этого не будет, и вообще, ее всего лишь попросил об одолжении любимый мужчина! Ей достаточно запустить маленького "червячка" в компьютер с собственного коммуникатора, а до нужной информации он доберется сам. Ее будущий муж просто докажет приятелю, что может достать эти дурацкие коды, а в полночь их опять сменят, и никто ни о чем не догадается! Но пальцы от этого дрожать не перестали. Если отец вдруг когда‑нибудь узнает… Ох… Лучше бы ей не пришлось выяснить, что будет, если об этом ее поступке узнает командор Кройчет!

Первый код оказался неверным. Так, значит, это не мама. Остаются еще две попытки — она собиралась посвятить их сестре и себе. Двум любимым дочерям Стефана Кройчета, одна из которых сейчас беззастенчиво пытается взломать его компьютер, внутренне обмирая от ужаса… На попытку ввести второе значение экран снова моргнул и выдал сообщение о неверном коде. Осталась одна попытка. Девушка уже занесла руку над клавиатурой и вдруг замерла, прежде чем ввести собственное имя и дату своего рождения. А что, если она ошиблась? Вдруг есть еще какие‑то сочетания имен и цифр, которые отец хорошо помнит?..

Еще несколько глубоких вздохов. Она пыталась убедить себя, что, введи она неверный пароль, ничего страшного не случится. Да, конечно, спор будет проигран, но это ведь не конец света! Гораздо хуже то, что после третьего неверного ввода компьютер заблокируется и пошлет сигнал службе безопасности. Не пройдет и нескольких секунд, как в кабинет командора примчатся вооруженные люди, готовые пресечь несанкционированное вторжение. Обмануть их будет куда сложнее, чем доверчивую секретаршу, которая хорошо знает дочь Стефана Кройчета. Разумеется, об этом тут же поступит сигнал и самому отцу. Жутко даже представить, как он прореагирует на ее эскападу! И сможет ли она после этого представить ему любимого человека, ради которого с такой готовностью пошла на преступление?!

Она бросила взгляд на активированный сигнализатор на своем комме. Заранее рассчитанное время, отведенное секретарше на то, чтобы добраться до буфета, заказать стакан сока и вернуться назад, кончалось. Нужно было принимать какое‑то решение. Девушка снова протянула руку к сенсорному экрану, требовавшему пароль. Ее имя и дата рождения… Или нет? Может, для отца это слишком просто? Любой человек в первую очередь заподозрит, что командор зашифровал компьютер именами кого‑нибудь из семьи. Может ли Стефан Кройчет в действительности проявить такую беспечность? Но чьи данные, если не их, охраняют допуск в один из главных компьютеров "Одиннадцати"? Кому, кроме самых близких людей, отец может доверить защиту?..

Разве что… Она снова замерла, не решаясь даже мысленно высказать догадку. Родители даже выросших детей считают слепыми и глухими малышами, но они с сестрой давно догадывались о том, что в жизни у отца появился еще один дорогой ему человек, не относящийся к их семье. Разумеется, заметить это мог только тот, кто хорошо знал Стефана Кройчета. Она не сомневалась, что даже сам объект его… излишне теплого отношения был не в курсе того, какое смятение внес в душу командора. И, конечно, никому бы и в голову не пришло проверить это имя с днем рождения. А вот она их знала — отцу вечно приходилось напоминать о знаменательных для его сотрудников датах. Но, конечно, все Кройчеты давно были в курсе, что об этом дне рождения он знает и без многочисленных "напоминалок", а их принимает, только чтобы никто ничего не заподозрил…

Секунды быстро утекали, и экран ее собственного комма, на котором активировался сигнализатор, уже начал подмигивать оранжевым в знак того, что заложенное ею время на исходе. Девушка решительно протянула руку и набрала имя и дату рождения — не свои. И вздрогнула, когда замерцавший экран отцовского компьютера стал быстро загружать данные, — она не ошиблась! На душе стало гадко уже не столько от того, что она делала, сколько от того, что догадка оказалась верной… Как же ты предсказуем для своих домашних, дорогой папочка, несмотря на то, что себе, должно быть, кажешься очень скрытным и хитроумным! Ну, раз твой компьютер охраняет чужое имя, то, пожалуй, ты заслуживаешь того, чтобы его взломали! Девушка быстро синхронизировала свой коммуникатор с отцовской системой, и через несколько секунд хитрый "червячок" уже вполз в нужную "ячейку".

Она успела выключить всю аппаратуру, выйти из кабинета и закрыть его за собой, как раз когда услышала шаги в коридоре. Вошедшая со стаканом сока секретарша застала почти в той же позе, в какой и оставила — посетительница, сидя в кресле, увлеченно разыскивала что‑то в своей сумке. Они немного поболтали, как старые подружки, пока дочь командора пила сок. Она еще некоторое время посидела в приемной, потому что уйти сразу было бы и невежливо, и подозрительно. Затем с некоторым смущением активировала часы на коммуникаторе, сказала, что больше не может ждать, и попрощалась.

Все получилось именно так, как и предсказывал ее любимый мужчина и будущий муж. И она даже почти не испытывала угрызений совести, обидевшись на имя посторонней женщины в компьютере… Отец никогда не узнает, зато она теперь в курсе некого неприятного факта его биографии. Остановившись еще в коридоре, девушка активировала коммуникатор и нажатием одной сенсорной клавиши набрала нужный контакт.

— Привет, — она немного смутилась от собственной нежности, прозвучавшей в приветствии. — Ну, тебя можно поздравить — пари ты выиграл.

— Привет, милая, — от его голоса у нее всегда мурашки бежали по спине. — Спасибо, ты меня выручила. Какие планы на завтра?

— Пока никаких, — сердце сладко замерло: в последнее время он часто бывал занят, поэтому каждый вечер вдвоем казался ей буквально драгоценностью, она дорожила каждой минутой. — Есть предложения?..

…Закончив разговор по коммуникатору, мужчина несколько секунд постукивал пальцами по экрану, прежде чем активировать другой вызов. Хорошо, что первая же возможность так замечательно сработала — он уже подключился к компьютеру командора и получил коды доступа в технический центр, куда он сможет по ним попасть до полуночи. Вторую операцию можно было смело отменять. Если в приемную Кройчета наведаются одна за другой обе дочери, это может кого‑нибудь и насторожить! Конечно, вряд ли у командора хватит времени на это среагировать, но не стоит лишний раз дразнить Вселенную. Нажав на кнопку вызова, он отправил по второму номеру быстрое сообщение: "Шутка отменяется. Встретимся завтра, все объясню". Если все получится, как он задумал, завтра не будет уже ни для него, ни для них. Времени у ковчега почти не осталось. А ему нужно всего лишь на один вечер нейтрализовать тех, кто может его остановить.

Мужчина грустно улыбнулся собственному отражению, мелькнувшему в полупрозрачном экране коммуникатора. Они и так не смогли бы его остановить, но нужно на всякий случай перестраховаться. Единственное, что могло бы привести к ненужным подозрениям, — проклятая пуля, которую он выпустил в парке при клинике! Там он действительно допустил досадную промашку. К счастью, у них должно быть слишком мало времени, чтобы сообразить, что к чему. Хотя Войцеховская умна, она может догадаться и раньше!..

Впрочем, несколько обманных маневров — и господа ищейки сделают сегодня вечером еще один круг по ложному следу. Пусть лучше им будет чем заняться — ему так спокойнее. Все шло по его плану. В прошлую субботу он нанес пробный удар и убедился в его разрушительности. Самому себе он отвел неделю и вполне уложился в срок. Даже с опережением: смерть ковчега назначена "с запасом" на несколько часов раньше. Забавно, что и на расследование Войцеховской командор Кройчет выделил столько же времени. Только она отсчитывает его с Большого Совета, то есть с воскресенья. Наверное, переживает, что не укладывается в график, — с ее‑то всем известной любовью к порядку! Боится, что направят все‑таки с рейдом в Пустошь. В понедельник после воскресенья. Ну что ж, он окажет ей услугу, потому что с высокой вероятностью ни воскресенья, ни понедельника для "Одиннадцати" уже не наступит!

Он снова активировал коммуникатор и принялся быстро программировать послания, каждое из которых должно были отправиться адресату в свое время…

— …Марта? Что ты здесь делаешь? Что‑то случилось? — Стефан Кройчет, выходивший из магнитомобиля, очень удивился, увидев на парковке перед командным центром младшую дочь, которая не успела вовремя смыться на своем "сильвере".

— Кажется, я сегодня по ошибке кинула к тебе в портфель свой ридер, — хорошо, что у нее заранее был приготовлен предлог на случай, если она все‑таки столкнется с отцом! — Посмотри, пожалуйста. Он мне очень нужен.

— Ты могла бы просто связаться со мной по комму, объяснить проблему, и я бы кого‑нибудь прислал, — командор послушно открыл портфель и в одной из ячеек обнаружил искомое. — Малышка, ты очень рассеянная! Как можно было перепутать мой рабочий портфель с твоей сумкой?

А никак и нельзя было перепутать! Марта Кройчет надеялась, что ей удалось не покраснеть, глядя отцу в глаза. Она специально запихнула ридер к нему в портфель, пока он завтракал. Ей нужен был предлог для визита в командный центр, и этот показался наиболее подходящим.

— Извини, пап, — она пожала плечами с деланным безразличием. — Я утром собиралась взять черную сумку, а она почти такая же, как твой портфель.

Хорошо, что Стефан Кройчет понятия не имеет, какие сумки, сумочки, рюкзачки и баульчики имеются в арсенале его младшей дочери!

— Держи, — в несколько широких шагов преодолев разделявшее их расстояние, командор вручил ридер "рассеянной" дочери. — Если еще что‑то такое случится, напиши мне сообщение по коммуникатору, я решу проблему. Ладно, у меня дела. Увидимся вечером!

Марта с облегчением выдохнула, глядя на удаляющуюся прямую спину отца. Торопливо запихнув ридер в "мягкое" отделение своего "сильвера" и нацепив обязательный шлем, без которого настроенный компьютер не запускал магнитный двигатель, она быстро снялась с места и выехала с парковки. Несмотря на то, что все обошлось благополучно и, кажется, господин командор так ничего и не заподозрил, ее не оставляло острое желание поскорее оказаться где‑нибудь подальше от его работы. Она надеялась, что теперь ей, наконец, удастся избавиться от сосущего под ложечкой мерзкого чувства ожидания неприятностей. Но оно почему‑то всю дорогу не проходило…

Глава 16

Пятница, 23 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Мэм, разрешите доложить! — активированный коммуникатор так резко рявкнул над ухом, что Микаэла, проснувшись, подпрыгнула на своем стуле.

Появившееся на мерцающем экране лицо подчиненного не выражала ничего, и оставалось только надеяться, что у него хватит такта "не заметить", что высокое начальство изволит спать в кабинете в разгар рабочего дня, а также ума не трепаться об этом с коллегами. С нажимом проведя руками по лбу от середины к вискам, Войцеховская вперила в парня суровый взгляд, который должен был означать строгое предостережение.

— Докладывайте! — тоном разбуженной Медузы Горгоны рявкнула она.

— Все системы работают в штатном режиме, — с бронебойным спокойствием отреагировал подчиненный. — И госпожа Фокс тоже в порядке.

Ее подчиненные не очень понимали, почему какому‑то рядовому жители Города Два (пусть даже и дочери великого изобретателя) оказывается такое беспрецедентное внимание, поэтому перед второй фразой парень ощутимо "споткнулся". С каждым днем использовать своих людей "вслепую" становилось все труднее…

— Спасибо, — буркнула Микаэла и отключила связь.

Она едва не засыпала на ходу — с ночи прошлой субботы, которую ей пришлось провести, мотаясь по клиникам, Войцеховской так и не удалось толком выспаться. Она уже теряла контроль над собой и почти готова была срываться на подчиненных и вообще окружающем мире. Расследование, к которому добавлялись все новые и новые штрихи, приходилось вести в обстановке строгой секретности. Например, она не имела права даже сообщить своим сотрудникам, почему охраняют Сильвер Фокс, почему разыскивают доктора Эсстена, как долго еще придется работать в режиме чрезвычайной ситуации. В подробности похищения, покушения и того, что ко всему этому привязано и псевдосамоубийство Беверли Кларк, было посвящено крайне малое число людей. Работать приходилось вслепую, а расширять круг знающих казалось слишком рискованным. Время же было неумолимо: срок, отведенный командором на расследование до рейда на Пустошь, быстро подходил к концу.

Войцеховская снова провела ладонями по лицу и неуверенно покосилась на коммуникатор. Время шло, и нужно было что‑то предпринимать побыстрее, но Микаэла понимала, что от нее в нынешнем состоянии мало толку. Она взглянула на часы, потом — на календарь. Лидер службы безопасности уже несколько дней не была дома. Может быть, пора сделать передышку, и тогда ей в голову снова начнут приходить умные мысли?.. Активировав внутреннюю связь, Микаэла вздохнула. На экране появилось лицо молодой девушки в стандартной форме. В течение нескольких секунд Войцеховская пыталась сообразить, как зовут новую помощницу. Потом смирилась, что так и не вспомнит. Ее помощники сменялись быстрее, чем она успевала к ним привыкнуть. Мало кто выдерживал ее жесткий график и повышенные запросы к порядку.

— Мэм? — пауза слишком затянулась, и девушка решила напомнить рассеянному начальству о том, что активирована внутренняя связь.

— Мне нужно уехать на некоторое время, — буркнула Микаэла, борясь с желанием опустить ноющие веки прямо сейчас. — Все послания, которые придут с пометкой "срочно", переключайте на мой личный коммуникатор.

— Слушаюсь, — бесстрастно согласилась помощница.

Быстро собравшись, Войцеховская выбралась из здания и, оказавшись на парковке, некоторое время колебалась: стоит ли ехать на собственной или служебной "магнитке" ("сильвер" она оставляла на домашней парковке, полагая, что кататься на нем на работу заместителю командора несолидно) или лучше вызвать такси. Голова казалась тяжелой, а веки — неподъемными. Ей нужно выкроить всего пару часов на сон — и она снова сможет работать. Во всяком случае, Микаэла на это очень надеялась. Вздохнув, лидер службы безопасности активировала коммуникатор и вызвала такси. Кататься в рабочее время на служебном автомобиле по личным делам казалось ей верхом цинизма, так что оставалось удовольствоваться обычной "магниткой". Впрочем, правительственные территории всегда обслуживали быстрее остальных, так что такси подлетело к парковке в считанные минуты.

— По спецполосе? — с надеждой поинтересовалась молоденькая девушка — шофер.

Занимать специально выделенную полувоздушную полосу могли только автомобили, на борту которых находилось высшее руководство "Одиннадцати". Теоретически Микаэла имела право на катание по спецполосе хоть на роликах, однако обычно предпочитала не пользоваться служебным положением. Но, судя по горящим глазам, девушка просто горела желанием покататься по скоростной выделенной трассе. Ладно, сегодня можно, да и до своей квартиры она так доберется раза в два быстрее, чем обычной дорогой. Захлопнув за собой дверь, Войцеховская кивнула в ответ на вопрос шофера: мол, давай, гони по всем правилам! Такси тут же резво рвануло с места, едва успев оторваться от магнитной полосы.

Войцеховская прикрыла глаза, пытаясь избавиться от ощущения, что под веки словно песку насыпали. Физическая усталость накатывала волнами, но мозг пока работал, и Мика даже с некоторым сомнением задумалась, удастся ли ей заснуть дома. Может, ее умная голова решила, что уже достаточно отдохнула, проспав сорок минут на рабочем месте? Или она просто считает, что выспаться они смогут позже — если все‑таки виновный не будет найден и придется назначать рейд, то, вероятно, через годик — другой? Микаэла этого оптимизма не разделяла, но, по крайней мере, заснуть в магнитотакси ей не грозило, что уже хорошо.

Последние два дня она почти физически чувствовала, как мимо нее протекают неумолимые мгновения. Как ни старайся их удержать, они все равно убегают сквозь пальцы, словно песчинки. Нужно действовать быстрее, нужно соображать лучше — но у нее, кажется, уже не осталось на это сил. А те, кто, как предполагалось, должен ей помогать, пока только вносили в жизнь лишнюю сумятицу.

Микаэла прислонилась виском к заботливо затененному от солнца, но все равно теплому стеклу. Может, она потеряла чутье на людей? Ей казалось, что Дороти и Дольер должны хорошо сработаться, а вместо этого они увлеченно грызлись, как только что расставшиеся любовники. Точнее, нападала госпожа Монтего, а "главный мертвец" хранил возмущенное молчание, но порой кидал на нее такие взгляды, что было понятно: он вот — вот взорвется. И все утро, вместо того чтобы заниматься текущими делами, Войцеховской пришлось разводить их "по углам", старательно делая вид, что ничего экстремального не происходит!

Ну ладно, зато она проявила изобретательность, и теперь оба скандалиста заняты нормальным делом. Дороти отправилась опрашивать Ульяну Морозову, а Габриэль — на встречу с Ленноксом, который по его просьбе осторожно прощупывает "своих". Когда Дольер сказал, что привлек к делу Норте, Микаэла едва удержалась от порыва стукнуть себя по лбу. Она,наверное, действительно слишком закоснела в своих правилах, если сама даже не подумала о том, чтобы привлечь к расследованию давнего приятеля. С кем, как не с ним, станут откровенничать ребята, связанные с космосом?! А ведь она должна была припомнить, что еще во время их совместного обучения Леннокс очень быстро соображал и ценился руководством за то, что умел оперативно делать нужные выводы! Вайс был тысячу раз прав: в такое время нужно опираться на всех, кто может предложить помощь. Уж Старый Лис‑то точно бы не затянул так с привлечением сотрудников "из гражданских"! Выходит, единожды установленный порядок вещей бывает полезен не всегда…

Хуже всего было уже не первый день преследующее Мику ощущение, что она что‑то упустила. Как будто некое важное наблюдение скользнуло по краю ее рассудка, не зацепившись, а теперь свербящее чувство то и дело напоминало о нем. Она, должно быть, видела или слышала что‑то, что непосредственно относится к делу, но теперь не могла вспомнить, что именно. Старательно прокручивая в голове события последних дней, лидер службы безопасности не могла понять, где именно "споткнулась". Когда работала в клинике с Сильвер Фокс? Или в квартире у Беверли Кларк? Или в кабинете у доктора Эсстена? Царапающее сознание "нечто" могло оказаться увиденным, услышанным, учуянным… Микаэла безостановочно перебирала свои ощущения, но не могла найти той самой "точки", из которой исходило беспокойство. Иногда оно ненадолго отступало, но потом возвращалось с новой силой и начинало терзать и без того измученную размышлениями голову.

Казалось, она сделала все возможное, чтобы расследование продвигалось дальше. Ее люди по — прежнему занимаются опросами и аналитикой, проверяют все возможные "ниточки", которые могли бы привести к таинственному взрывнику или кому‑нибудь из его подручных. Часть отрядов прочесывает все подозрительные точки Города Два в надежде отыскать где‑нибудь доктора Эсстена (вывезти его не могли — перехват был объявлен слишком быстро). Габриэль и Леннокс пытаются что‑то выяснить через "мертвецов", Дороти — через свидетелей взрыва: после общения с Ульяной она должна поехать к Каролю Стейну, а затем еще раз пообщаться с Сильвер. Она воспользовалась всеми возможными "рычагами" и кнопками, задействовала всех, кого можно. Даже Израэль Вайс по ее просьбе пытается решить непростую задачку.

Наконец, штатная лаборатория сегодня заканчивает всестороннее исследование пули, извлеченной из спинки скамейки в парке при клинике. Микаэла не возлагала на нее слишком больших надежд: скорее всего, человек, смастеривший взрывное устройство, в силах сделать и пистолет, а также отлить к нему пули. Она не сомневалась в том, что мимо людей Натьена Аль — Коди не проскочит даже мышь, так что стащить оружие со склада было совершенно невозможно. Сейчас пистолетов нет даже у "мертвецов" — стандартное вооружение, относящееся к высокому классу опасности для ковчега, выдают только непосредственно перед экспедицией, прямо в день отлета. Учитывая молодость и горячность некоторых космопилотов, такие меры предосторожности явно не лишние. Мика и сама знавала нескольких "мертвецов", которые в пылу обычной ссоры хватались за ножи или шокеры. Нетрудно представить, что случилось бы, окажись в их распоряжении огнестрельное оружие!

— Приехали, — в голосе таксистки прозвучало легкое разочарование — ей, кажется, понравилось обгонять другие средства передвижения, на хорошей скорости передвигаясь по спецполосе.

— Спасибо, — с трудом разлепив непослушные веки, Микаэла быстро поднесла левую руку с чипом к оплачивающему устройству, после чего попрощалась и вышла из "магнитки".

Ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы идти, не пошатываясь, а оказавшись в собственной квартире — студии, Войцеховская нарушила с дюжину установленных ею же правил, с трудом доползя до кровати и растянувшись поперек нее прямо в рабочей одежде. Краем сознания она еще успела подумать о том, что нужно включить сигнал коммуникатора на большую громкость, чтобы точно проснуться. А через секунду усталый мозг, убедившись, что непутевая хозяйка доведена до дома и уложена в кровать, отключился, демонстрируя удивительную самостоятельность…

…Северо — восточная часть Города славилась тем, что здесь было неспокойно. То есть до настоящего "беспокойства", разумеется, не доходило: все знали, что служба безопасности нарушителей в бараний рог скрутит, а Железная Микки — лично истолчет в порошок. Но все же эти районы считались… не слишком престижными. И прозвище "Трущоба" как нельзя лучше подходило этой части с ее клубком узких улочек и неуютными дворами — колодцами без малейших признаков детских, спортивных площадок или даже просто газонов и скамеечек. Располагалась она довольно далеко от обычных трасс и, как говорили, возникла почти стихийно — кому‑то из Первого Поколения вздумалось построить "очаровательное местечко" для полного повторения того, что было на Земле. Дескать, в любом Городе должны быть "тихие омуты", в которых водится и такое, от чего у почтенного обывателя волосы встанут дыбом.

Улицы и уровни здесь переплетались так хитро, словно их проектировали в изрядном подпитии. Кроме того, нумерация домов в Трущобе была на редкость бестолковой и наводила на мысль о том, что пресловутый проектировщик здорово поглумился над потомками, с радостным хихиканьем представляя себе, как все это будет выглядеть посреди упорядоченного благоустройства Города Два. Здесь дома стояли так плотно, что стандартные "магнитки" могли разъехаться только разными уровнями, более легкая над более тяжелой. А что‑то крупное вроде трейлера и вовсе не проползло бы по закоулкам (а если бы и проползло, то непременно застряло бы в одном из живописно крутых узеньких поворотов). Газонов и пешеходных полос вдоль улиц почти не встречалось, и даже встречные легкие "сильверы" должны были чувствовать себя здесь неуютно, а их водители, наверное, чуть ли не плечами сталкивались, пытаясь не прижаться к не особенно чистым стенам домов.

Правительство предоставляло в этом районе точно такое же жилье, как и в любом другом, но как‑то так получалось, что семейства поприличнее норовили поскорее отправиться куда‑нибудь подальше от Трущобы, а оставались там только по привычке и от природной лености. Впрочем, некоторые "неблагонадежные элементы" чувствовали себя здесь как рыба в воде, но и расплачивались за такое "удобство" постоянным неусыпным приглядом со стороны службы безопасности, которая здесь работала вдвое бдительней, чем в остальной части Города Два.

Поговаривали, что свои "Трущобы" были в каждом Городе "Одиннадцати", но, как правило, беспорядки в них решительно пресекались. У местных жителей редко хватало пороху на какие‑то по — настоящему серьезные правонарушения, в основном отсюда поступали сигналы о бытовых потасовках и прочем мелком хулиганстве. Те, кого удавалось поймать "за руку", получали штрафы и другие наказания, поэтому скорее выглядели грозно, чем на самом деле были способны на что‑то противозаконное. Неписаные правила Города Два гласили: хочешь поскандалить или подраться — отправляйся в Трущобу, но будь готов к тому, что пострадавшим в этой склоке скорее всего окажешься именно сам. Нравятся синяки, шишки и переломы конечностей — милости просим, уважаемые, всегда рады угодить!

Заглушив мотор, выключив компьютер своего "сильвера" и повесив шлем на одну из рукояток руля, Габриэль Дольер боком уселся на сиденье, для устойчивости уперевшись ногой в асфальт, и приготовился ждать. Это место ему не нравилось, но особого беспокойства не вызывало. Напасть на здорового мужика в форме с нашивками, обозначающими принадлежность к командованию ковчегом, прикатившего на приличном "сильвере", мог решиться только совсем уж отчаянный житель Трущобы, а здесь такие долго не жили. В тупике, где он оказался, торчала какая‑то стайка подростков, которые, едва лидер Центра летной подготовки припарковал аппарат, предпочли покинуть это чудесное место. Габриэль проводил их тяжелым взглядом. Наверняка среди мальчишек, только что "дернувших" из тупика, есть пара — тройка тех, кто через несколько лет окажется в его Центре. Занимались бы лучше чем‑нибудь полезным, чем шляться по Трущобе, — глядишь, потом и выбрали бы себе более перспективную карьеру, чем пилотирование космических челноков!

Когда с ним связался Леннокс и сказал, что ему есть о чем рассказать, Габриэль тут же рванул туда, где Норте назначил встречу. Хорошие новости им всем сейчас были необходимы, как воздух. Время поджимало, лидеры нервничали, командору, наверное, приходилось отбиваться от градоправителей, которые настаивали на рейде в Пустошь… В общем, Микаэла практически открытым текстом заявила, что у них почти не осталось шансов завершить дело без кровопролития. При мысли о том, что служба безопасности должна будет сделать с Пустошью, Дольера начинало мутить. Если подумать, то даже немного больше, чем от мысли, что придется еще какое‑то время работать бок о бок с Дороти Монтего!

Он не имел понятия, за что эта женщина так его невзлюбила. Очевидно, как всегда бывает у женщин, у нее нашлась какая‑то веская личная причина — ну, например, Габриэль внешне походил на ее одноклассника, который в детстве ударил госпожу Монтего ридером по голове, или на соседа, который замучил весь дом своими ремонтами. Невелика потеря, если задуматься! Он с этой Дороти знаком несколько дней, а после того как закончится расследование, больше никогда не встретится! Но почему‑то было обидно… Ну ладно, может, она в чем‑то и права: он тогда заявился к Сильвер Фокс с собственными целями и без особых церемоний, не подумав, в каком состоянии может пребывать девочка после покушения! Но разве недостаточно уже и того, что Дороти тогда на него нарычала и выставила за дверь?

Разумеется, на ее шпильки он старался реагировать соответствующим образом, хотя и понимал, что ему — государственному служащему и, между прочим, мужчине — не следует поддаваться на провокации, когда все силы должны сплотиться ради единой цели! Но Дороти Монтего при каждом взгляде на него шипела, как раскаленный разогреватель, на который капнули водой, того и гляди — задымится! Будь у нее хвост, как у кошки, он бы, небось, безостановочно метался из стороны в сторону! Вообще, если бы госпожа Монтего была кошкой, Габриэль бы точно от нее невредимым не ушел!

И, кроме всего прочего, выяснилось, что ей удается на удивление легко вывести его из состояния равновесия! Когда Микаэла отослала ее общаться со свидетелями из группы "Серебряная Камелия", Дольер вздохнул с облегчением, но через некоторое время понял, что так же мысленно гоняет ситуацию по кругу, пытаясь понять, чем он так не нравится Дороти Монтего. Казалось бы, ничто не мешает выбросить ее из головы и заняться действительно серьезными вопросами. Но Габриэль снова и снова задумывался о миловидной женщине с сердитыми карими глазами.

И даже сейчас, когда он торчит в Трущобе в ожидании Леннокса! Дольер сделал несколько глубоких вдохов. Все, приди в чувство, болван! Выкини из головы разозленную дамочку и поразмышляй о чем‑нибудь по — настоящему важном! Например, об этом странном сообщении от Норте — ты ведь собираешься выяснить у него, что случилось и почему он не мог нормально связаться с тобой по коммуникатору!

Пришедшее голосовое сообщение было кратким и лаконичным: "Надо встретиться. Есть о чем поговорить". Сразу после этого шел быстро наговоренный адрес — четко и внятно. Несмотря на то, что Леннокс больше не относился к государственно — военным структурам, в душе он, похоже, так и остался космопилотом — "мертвецом".

Озаботившись разрешением Микаэлы (которая выглядела настолько усталой, что можно было только удивляться, как она вообще ноги переставляет) и отправив в ответ краткое "еду", Габриэль быстро вышел из правительственного здания и "оседлал" свой "сильвер". Прибыл на нужное место и не обнаружил никого, кроме той самой группки подростков. Попытался связаться с Ленноксом, но у того почему‑то был заблокирован коммуникатор — даже стандартные сообщения возвращались обратно неоткрытыми. Нужно было заранее уточнить, в какое время они встречаются. А теперь оставалось только набраться терпения и ждать.

Дольер устроился поудобнее. Должно быть, со стороны он выглядел достаточно расслабленным, хотя внутренне самому себе напоминал туго сжатую пружину. Любой, кто сейчас счел бы лидера Центра летной подготовки легкой добычей, здорово бы ошибся (и как бы не последний раз в жизни!). Впрочем, у жителей Трущобы интуиция была развита на каком‑то почти животном уровне, так что к нему никто и не думал цепляться. На любителя праздного шатания по подворотням Габриэль не походил, так что, углядев его в тупике, сомнительные местные жители торопились оставить одиночку в покое. Ну, приехал человек, ну, стоит — мало ли что ему тут нужно! Пока никого не трогает, и к нему лучше не цепляться. Веди себя как можно тише и не лезь в чужие дела — этого принципа в Трущобе придерживались твердо.

Через некоторое время он начал беспокоиться, хотя и надеялся, что внешне это никак не проявляется. Что там приключилось у Леннокса? Содержание послания ясно говорило о том, что дело срочное. Если он узнал что‑то действительно важное, то не мог ли привлечь к себе чьего‑то ненужного внимания? Дольер не сомневался в том, что бывший "мертвец" сумеет при необходимости за себя постоять, однако его долгое отсутствие наводило на неприятные мысли. Что, если он все‑таки ухитрился как‑то подставиться? В молодости Ленни славился своей любовью решать все вопросы максимально быстро и открыто. Неужели он и сейчас решил воспользоваться давно любимой практикой и спросил кого‑то о чем‑то в лоб?

Словно в ответ на его незаданные вопросы на коммуникатор снова пришло сообщение — на этот раз текстовое: "Меняем место встречи. Извини". Ниже шел новый адрес — к счастью, тут же подключившийся маршрутизатор известил Дольера, что это недалеко, все в той же Трущобе. Быстро запустив мотор "сильвера", Габриэль покинул негостеприимный тупик и направился прочь по запутанной паутине улочек.

Он уже почти прибыл на место, когда на коммуникатор пришло новое сообщение. "Корректирую адрес. Жду". Лавировавший на приличной скорости "сильвер", как только его владелец отвлекся на чтение, с трудом вписался в очередной поворот, и Дольер витиевато выругался, заслужив несколько одобрительно — восхищенных взглядов от попавшихся на дороге крепких парней в форме коммунальной службы. Почти не снижая скорости (благо, по этим улицам на транспорте не гоняли), Габриэль резко развернулся и, повинуясь маршрутизатору, тут же отозвавшемуся в компьютере, снова запетлял по узким дорожкам. Впрочем, не успев "долететь" до нужного пункта, "сильвер" вдруг подмигнул "тревожными" желтыми лампочками и, плавно затормозив, опустился на дорогу рядом с так называемой "обочиной", представленной здесь узкой тропкой, на которой вряд ли могли бы разойтись два человека.

— Дальше дороги нет, — приятным женским голосом известил компьютер через наушники, встроенные в шлем.

— Что? — оторопело переспросил Габриэль, уставившись на вполне реальную серую ленту прямо перед "сильвером".

Впрочем, вступать в диалог с компьютером было бесполезно — на словесные вопросы стандартные "пилоты" не реагировали. Лишь считанные единицы "сильверов" комплектовались индивидуальными наночипами, с которыми можно было и поболтать (только что не выпить!). Такие "игрушки" стоили дорого, и, хотя Габриэль вполне мог позволить себе даже не один такой, а целый парк, он никогда не видел смысла в том, чтобы запросто трепаться с компьютером, пока он ведет твой "сильвер". Поэтому теперь он, чертыхаясь, попытался стронуть с места упершийся аппарат.

— Дальше дороги нет, — невозмутимо повторил голос в наушниках — компьютер, кажется, осознал, что его владелец с первого раза в масштаб проблемы не вник.

— Я тебя продам, корыто несчастное! — от души возмутился Габриэль, слезая с сиденья "сильвера" и стаскивая с головы шлем. — Что за ерунда?! Что значит: "дороги нет"?!

Откуда‑то сверху вежливо кашлянули, и Дольер, задрав голову, увидел седовласую голову, украшенную аккуратным пучком, и морщинистое личико, высовывающиеся из окна второго этажа. Несмотря на абсолютно белые волосы, в глазах старушки читалось искреннее любопытство, перемежавшееся залихватски — хулиганскими искорками веселья.

— Извините, сэр, тут и правда нет дороги, — она помахала рукой, словно желая убедиться, что Габриэль ее заметил.

— В таком случае у меня галлюцинации, — буркнул лидер Центра летной подготовки. — Я определенно ее вижу.

— Неделю назад здесь мальчишки безобразничали, — доверительным тоном поведала ему старушка. — Расковыряли дорогу и вытащили оттуда магнитные полосы. Теперь ближайшие сто метров ее действительно нет. Можно пройти только пешком или на велосипеде.

— Чудесно, — пробормотал Дольер, сжимая кулаки.

— Если хотите, выключите компьютер, и я передам вам велосипед прямо через окно, — предложила бойкая бабуся. — А сама пока присмотрю за вашим "сильвером". Да и потом, вам ведь недалеко! Я у вас много и не попрошу — вам ведь не жалко десятки виртов за такую отличную услугу, верно?

Ага, конечно! Габриэль смерил старушенцию взглядом, полным сомнения. Оставить в Трущобе "сильвер" означало лишиться, по меньшей мере, всего того, что на нем находится. Раз уж местные мальчишки ухитрились расковырять пластичную асфальтовую смесь, которой покрывали дороги, от его аппарата за десять минут одна магнитная подушка с остовом и останется! Завести "сильвер" они не смогут — понятное дело! — но постараются открутить все, что откручивается. И корыстная обладательница велосипеда, торчащая в окне второго этажа, вряд ли станет им настоящей помехой. Да и вообще, с чего она взяла, что ему недалеко? Маршрутизатор говорил, что до нужной точки еще почти два километра! Велосипед — это, конечно, чудесно, но, во — первых, у лидера Центра летной подготовки не было уверенности, что, вернувшись, он найдет хотя бы останки своего "летуна", а во — вторых, он уже забыл, когда в последний раз крутил педали этого средства передвижения!

Тяжело вздохнув, Дольер выключил компьютер и, подхватив "сильвер" за руль с одной стороны, поволок его рядом с собой по дороге. Хорошо, что Александр Фокс, создавая свой мобильный аппарат, названный в честь дочери, предусмотрел его легкость. Конечно, хрупкая дама бы с ним не справилась, но Габриэлю удалось с некоторым трудом протащить "сильвер" до конца "нехорошего" отрезка "несуществующей" дороги. Правда, к тому моменту, как он снова влез в седло, лидер Центра летной подготовки вспотел так, словно несколько часов тягал "железо" в спортзале, зато, наконец, достиг точки, на которой компьютер его аппарата милостиво согласился признать дорожное полотно существующим. Активировав управление, Дольер поднял "сильвер" над полосой и начал набирать скорость.

Через несколько дней он от души благодарил неизвестных мальчишек за то, что они разобрали кусок дороги, сделав ее непригодной для быстрого перемещения на "сильвере". Ведь только из‑за их шалости Габриэль вылетел к глубокому вырытому котловану, раскинувшемуся прямо в конце дороги, не на предельно возможной скорости аппарата, а всего лишь набирая ход. Поэтому он и успел активировать тормоз, и "сильвер" резко крутанулся на месте, взвизгнув воздушными тормозами и почти упав на дорогу, а его седок едва не вывалился из седла в тот самый котлован!

С трудом удержав вертикальное положение, Габриэль безумным взглядом обвел здоровенную яму с крутыми бортами, едва прикрытую сеткой, пульсирующей нежно — розовыми фонариками. Здоровенное табло возвещало, что на этом месте строится подземный паркинг для жителей района. Поблизости от котлована, впрочем, работников не наблюдалось.

— Дальше дороги нет, — с издевательски безукоризненной вежливостью известил его компьютерный голос в наушниках.

— Сам вижу! — язвительно откликнулся Дольер.

Он принялся манипулировать маршрутизатором, заставляя его проложить новый маршрут к нужной точке, где его должен был ждать Леннокс. Пока компьютер подмигивал лампочками, принимая данные, Габриэль почувствовал неприятное покалывание вдоль позвоночника. Если бы не проклятый разобранный мальчишками кусок дороги, он мог погибнуть или покалечиться в этом котловане! Вот почему шустрая бабуся сказала, что ему недалеко — наверное, решила, что он знает о "дырке" на пути и направляется именно сюда, поскольку ни обойти, ни объехать ее не было никакой возможности. Если бы он подлетел к котловану на той скорости, которую развил до пресловутого "хулиганства", то ни за что не успел бы вовремя затормозить!

Наконец, компьютер подтвердил принятие заданного маршрута, и Габриэль отправился в обратный путь. На этот раз преодоление пресловутой "стометровки" с "сильвером" под мышкой далось ему гораздо большими усилиями, и в конце дороги он весьма круто высказался — на этот раз в адрес неизвестных строителей, затеявших возводить паркинг посреди дороги (ругать своих невольных спасителей, чьими стараниями он пыхтел под "летуном", с каждым шагом становившимся все тяжелее, Дольеру показалось некорректным). Старушка бесстрастно наблюдала за ним из окна, но молчала — похоже, обиделась, что чужак не воспользовался ее щедрым предложением насчет велосипеда. Может, подкинуть ей пресловутую десятку виртов — просто в качестве благодарности за объяснения? Поставив тяжелый "сильвер" на землю, Габриэль помахал бабусе рукой, но добился только того, что она гордо удалилась, демонстрируя безупречную осанку. Наверное, сочла его несусветным жмотом, даром что явно государственным служащим! Главный "мертвец" сегодня определенно не пользовался популярностью у женщин!

Взгромоздившись на "сильвер", лидер Центра летной подготовки несколько минут восстанавливал дыхание, пытаясь прийти в себя. У него ощутимо дрожали уставшие от напряжения руки, не говоря уже о том, что мозг, осознавший, насколько близко они оказались к гибели, то и дело посылал панические импульсы в нижние конечности. Наконец, приведя дыхание в норму и снова активировав компьютер, Дольер поднял "сильвер" над полосой и двинулся в обратный путь, нарочно задав небольшую скорость. На этот раз маршрутизатор предложил ему добраться до нужной точки через трассу, которая лишь краем затрагивала Трущобу. Собственно, он бы и сразу выбрал такую дорогу, но от того места, где была назначена встреча, короче было добраться через хитросплетение местных улочек.

Он уже почти выбрался из тончайшей паутинки улиц и переулков Трущобы и как раз прибавил "летуну" скорости (Дольеру быстро надоел их "черепаший шаг"), когда на запястье в очередной раз запульсировал вызов коммуникатора — теперь обычный, "разговорный", а не письменное или словесное послание. Не отрывая взгляда от узких улочек, так и норовивших свернуть куда‑нибудь в тихую подворотню или закончиться тупиком, Габриэль активировал его щелчком пальцев.

— Леннокс, черную дыру тебе в глотку! — рявкнул он, нимало не сомневаясь, что, наконец‑то, бывший "мертвец" смог нормально выйти на связь. — Где тебя носит?! Ты долго еще будешь гонять меня, как зайца, по закоулкам Трущобы?! Куда ты подевался? Мотаясь по твоим адресам, можно угробиться так же легко, как выпить чашку кофе в уличном кафе!

— Это Маккинан, сэр! — без запинки ответил коммуникатор знакомым голосом. — Полагаю, что с черной дырой в глотке я стану еще более невыносим, чем сейчас. Вы можете говорить?

Дольер на секунду скосил глаза в сторону активированного экрана, слегка мерцавшего от скорости снова несущегося по улице "сильвера". На нем действительно появилось изображение забинтованного лица Бриана.

— В чем дело, космопилот Маккинан? — в обычной своей раздраженной манере поинтересовался Габриэль, возвращаясь к созерцанию трассы и твердой рукой удерживая "сильвер" от заваливания на очередном повороте.

— Проблемы, сэр, — лаконично сообщил его собеседник. — И, кажется, весьма серьезные. Боюсь, у вас больше нет времени мотаться по каким‑то закоулкам в Трущобе…

…Несмотря на все свои намерения, Мика проспала больше обещанной себе пары часов. Значительно больше. Открыв глаза, она несколько секунд пыталась сообразить, где находится и как сюда попала, а потом с глухим стоном скатилась с кровати. Неумолимые цифры на электронном часовом циферблате говорили о том, что рабочий день уже давно подошел к своему завершению. Коммуникатор пульсировал ровным оранжевым цветом, возвещая о том, что с ней пытались связаться, но лидер службы безопасности, видимо, на это никак не отреагировала. Ох, только бы это был не командор! Она ведь пропустила несколько докладов, и Кройчет вполне мог озаботиться тем, что в разгар рабочего времени одна из его заместительниц куда‑то удалилась, никого об этом не предупредив!

Войцеховская торопливо активировала комм, который тут же недовольно замигал лампочками. Так, что тут у нас? Три пропущенных сообщения! Но, к счастью, ни одного от командора! Микаэла почувствовала облегчение и уже без спешки, неторопливо и вдумчиво взялась за оставленные ей послания. Первое из них оказалось от помощницы, которая извещала, что в офис пришли результаты экспертизы из лаборатории и что она перенаправляет их отдельным вложением с голосовым сообщением от профессора Торнтона. Войцеховская хмыкнула: ну надо же, "профессор"! Гарри так и не защитил диссертацию, предпочитая более активную экспертную работу, но, как и все мужчины, обожал придавать себе "тяжеловесность". Кажется, ее помощница и впрямь новенькая, раз так прямо на слово и поверила болтливому Торнтону, что он "профессор"!

Второе сообщение оказалось как раз тем самым "вложенным" от Гарри. Третье — от Дороти Монтего. От Дольера пока ничего не было. Микаэла вздохнула. Может, зря она его в одиночку отправила встречаться с Ленноксом? Они могут запросто решить, что справятся со всеми проблемами без поддержки! Вдруг Норте действительно узнал что‑то стоящее, доложил Габриэлю, а тот решил действовать без привлечения службы безопасности? С него станется — прямо по лицу лидера Центра летной подготовки видно, что он просто‑таки жаждет вцепиться в горло виновнику взрыва в "ДиЭм"! Поди теперь его останови, раз уж сама попросила о помощи! А мужчины вечно считают, что они без женского вмешательства способны исправить любую ситуацию!

Войцеховская активировала сообщение от Гарри, решив оставить доклад Дороти напоследок. На экране тут же появилась жизнерадостная физиономия пресловутого "профессора". Несмотря на то, что он наверняка тоже провел несколько бессонных ночей, Генри Торнтон выглядел так, словно готов чисто из любопытства и на голом энтузиазме пахать еще, по меньшей мере, неделю, не останавливаясь.

— Руководителю пламенный привет! — без разгона рявкнул эксперт (оставалось надеяться, что новая помощница не открывала послание и не стала свидетельницей этой вопиющей фамильярности, которая позволялась Гарри только потому, что он действительно был прекрасным специалистом, и найти замену этому ворчливому хаму было бы чрезвычайно трудно). — Мы закончили экспертизу по той милой пульке, которая предназначалась Сильвер Фокс, прогуливавшейся в парке в обществе некого симпатичного космопилота. По правде говоря, если бы не привходящие обстоятельства, я бы вообще предположил, что это парень подстроил покушение — уж больно ловко он спас жизнь очаровательной девушке! — Гарри подмигнул.

— Не отвлекайся! — автоматически буркнула Мика в экран, хотя и понимала, что записанное послание от этого никак не изменится, а значит, разговорчивый Торнтон будет разглагольствовать на отвлеченные темы столько, сколько захочет.

— Впрочем, не будем отвлекаться! — словно услышав распоряжение начальства, возвестил Гарри. — Пулька оказалась интересной и с хорошей историей. Не то чтобы из этого пистолета уже кого‑нибудь прикончили — не подумай! — он сделал эффектную паузу, как будто ожидая возражений. — Но нам повезло, что его отстреливали в нашем тире!

Торнтон кинул на воображаемую собеседницу выжидающий взгляд, как будто проверяя, какой эффект произвело его сообщение. Микаэла судорожно вперилась глазами в экран. Если бы разговор происходил в реальном времени, эксперт бы наверняка был доволен произведенным впечатлением.

— Пистолет, из которого стреляли в Сильвер Фокс, десять лет назад числился на балансе службы снабжения, — Гарри победно воздел вверх указательный палец. — Он был выдан одной из экспедиций, а затем, естественно, списан как утраченный. Ну так вот, получается, что этот пистолет каким‑то образом не полетел в экспедицию, иначе потом он не мог бы вернуться на ковчег!

Эксперт снова сделал эффектную паузу, и Микаэла нахмурилась. Неужели ей предстоит еще ворошить какую‑то экспедицию десятилетней давности? Она ведь тогда только начала исполнять обязанности лидера службы безопасности! Придется опять "дергать" Вайса, не говоря уже о том, чтобы поставить на уши всех, кто мог быть причастен к той экспедиции! Выходит, один из "мертвецов" оставил на ковчеге оружие? Или?.. Минуточку! Войцеховская почувствовала, как у нее голова идет кругом. В тот год, когда она стала лидером службы безопасности, в космос отправили всего две экспедиции — и одна из них была той, в которую она так и не попала!

— Но самое интересное, — повращав глазами с должной долей загадочности, продолжил Гарри, — что этот пистолет приписан к экспедиции на планету Дельта-127! В связи с этим и возникает вопрос: может, у тебя самой завалялось где‑то правительственное оружие, которым ты пользуешься по мере необходимости?

— Нет, свой я сдала, — медленно ответила Микаэла, в очередной раз забыв, что разговаривает с записью, а не с реальным человеком.

— В общем, ты там сама разберешься, что к чему, — снисходительно махнул рукой "профессор" Торнтон. — Но пистолет из той серии, которую выдавали космопилотам и исследователям именно в твоей экспедиции! Счастливо!

Запись мигнула и закончилась, и коммуникатор тут же вывел на экран озабоченное лицо Дороти Монтего. Но Микаэла остановила записи, невидящими глазами уставившись в мерцающую поверхность. Она‑то сдала полученное оружие на следующий же день после ранения, после того как приняла предложение командора возглавить службу безопасности. Но в той экспедиции был еще один пистолет, который ухитрился и побывать в космосе, и вернуться… После того как Леннокс Норте уцелел в экспедиции, он тоже пытался сдать оружие. Однако командование распорядилось, чтобы на рукоять пистолета, сопровождавшего в космосе выжившего "мертвеца" нанесли гравировку, а затем официально подарили герою. Войцеховская помнила, как присутствовала на церемонии награждения, когда Ленни вернули его пистолет. Один из той партии, которая была приписана к экспедиции на Дельту-127…

Знакомое "царапающее" ощущение того, что она что‑то упустила, вдруг вернулось яркой вспышкой. Микаэла как будто снова оказалась в кабинете доктора Эсстена, разглядывая голографические изображения на стенах. На одном из них весело улыбался молодой, но уже седовласый мужчина в форме "мертвеца", пожимающий руку почтенному профессору. Леннокс Норте, бывший космопилот. Человек, у которого осталась форма летного подразделения номер три. Единственный на ковчеге обладатель личного огнестрельного оружия — пистолета, когда‑то приписанного к его экспедиции.

Она почувствовала, как к горлу подкатил тугой комок страха. Активировала последнюю запись, и Дороти Монтего на экране торопливо заговорила, почти захлебываясь словами. Войцеховская слушала, едва вникая в смысл ее речи. На самом деле лишних подтверждений ей уже не требовалось. Дороти рассказывала, что перед выступлением Ульяна Морозова видела в парке рядом с "ДиЭм", как некий мужчина передал Беверли Кларк пакет с неясным содержимым. Скорее всего, именно в нем и содержалась взрывчатка, которую девица потом принесла в клуб. А мужчина… В этом, по словам Дороти, была их главная удача. Морозова утверждала, что внешне он очень напоминает героя "Одиннадцати" Леннокса Норте. Обрадованная поступившей информацией госпожа Монтего выражала уверенность, что на ковчеге не так уж много молодых мужчин с очень светлыми или седыми волосами, так что таинственного незнакомца можно будет с легкостью найти!

Отключив комм, Войцеховская несколько секунд сидела, молча уставившись в пространство перед собой. У нее голова шла кругом, доверять собственным выводам не хотелось. Она с некоторым трудом заставила себя подняться и пойти в ванную. Умылась холодной водой, рассчитывая, что это поможет взбодриться. Не сработало. Из зеркала, висящего над умывальником, на Микаэлу смотрела усталая и какая‑то надломленная женщина. Ей нужно было что‑то делать, как‑то шевелиться, с кем‑то связаться… Но она просто не могла. Казалось, у Войцеховской не осталось физических сил.

Коммуникатор тревожно пискнул и вдруг полыхнул ярко — алой лампочкой. "Попытка проникновения, — огромными буквами выскочило на экран. — Технический центр управления". Мика почувствовала, как ей словно отвесила пощечину огромная ладонь. Это он, больше некому! Что ты делаешь, Леннокс?! Какие темные силы заставили тебя убивать? Скрипнув зубами, лидер службы безопасности активировала коммуникатор на распространяющийся сигнал по общей системе подчиненного ей ведомства. Когда экран мигнул, говоря о готовности, Микаэла глубоко вздохнула.

— Внимание всем! — твердо и четко произнесла она, глядя в экран. — Общая тревога! Несанкционированная попытка проникновения в технический центр. Всем полевым сотрудникам службы безопасности немедленно прибыть на место. Подозреваемый — Леннокс Норте. Опасен. Имеет огнестрельное оружие и подготовку космопилота. При возможности взять живым.

"Сигнал принят", — мигнул в ответ коммуникатор. Мика тяжело дышала, как будто выговоренные слова обожгли ей горло. Она знала, что, раз Леннокс зашел настолько далеко, живым его взять не удастся. Не медля, она снова активировала коммуникатор и попыталась связаться с Дольером. Коммуникатор у него оказался заблокирован, и Войцеховская почувствовала неприятное покалывание где‑то в области сердца. Лидер Центра летной подготовки отправился на встречу со своим "вольным информатором" Ленноксом Норте. Что с ним теперь? Мертв? Захвачен? Или?.. Нет, это невозможно! Габриэль Дольер ни при каких обстоятельствах не мог бы переметнуться на сторону того, кто убил его людей! Хотя теперь Войцеховская готова была поверить уже во что угодно!

На ходу застегивая китель, лидер службы безопасности "Одиннадцати" выскочила из квартиры и направилась на подземную парковку, где стоял ее резервный "сильвер". Как бы то ни было, она не собиралась оставаться в стороне от происходящего. И… Микаэла боялась признаться даже самой себе в том, что, пока не увидела Леннокса своими глазами, будет надеяться, что ошиблась и это не он…

…Человек в летной форме с нашивками подразделения номер три стоял у пульта управления техцентром "Одиннадцати". Коды доступа подошли идеально, а обоих охранников ему удалось застать врасплох: он точно рассчитал время, когда один сидел за пультом, а другой делал плановый вечерний обход, так что легко справился с ними поодиночке. Даже убивать не понадобилось — достаточно оказалось и обычного шокера. Конечно, им в любом случае не уцелеть, но сейчас пачкать себя лишней кровью ему не хотелось. Каждый должен умирать в свой срок, а время этих двоих, кажется, придет несколькими часами позже. Вместе с его собственным временем. Они все освободятся от стальных оков "Одиннадцати" и от сдавливающих объятий Вселенной, со всех сторон обступающих ковчег. Все, кто, по его мнению, слишком загостился на "Одиннадцати", сегодня должны уйти.

Когда на его личный коммуникатор пришел сигнал общей тревоги для службы безопасности, он улыбнулся. Девушка, запустившая в компьютер собственного отца небольшого "червячка", понятия не имела о том, сколько и каких программ туда засунула. Одна из них, например, отрезала коммуникатор лидера службы безопасности от исходящей связи. Другая поступила точно так же с коммом главы Центра летной подготовки. Полная "глухота" была бы проще в исполнении, однако могла навести лидеров на неприятные мысли. А так Микаэла Войцеховская и Габриэль Дольер по — прежнему получали сигналы от своих подчиненных или друзей, поэтому никак не могли заподозрить, что не в силах полноценно общаться с ними. И теперь Войцеховская должна быть уверена, что объявила общую тревогу. Даже если Дольер каким‑то образом вывернется из подстроенной ловушки и решит подстраховать лидера службы безопасности, у него ничего не получится.

На самом же деле сигнал получил только один коммуникатор, который и "ответил", что тревога принята. Да и известие о попытке проникновения в техцентр он отправил лично, чтобы немного подтолкнуть события. Хотя вошел он без малейшего шума — за десять лет тренировок научился делать это очень хорошо. А теперь все — его милая программа поставила на коммуникатор Войцеховской полную блокировку. Лидер службы безопасности оказалась полностью отрезана от всех контактов.

Никто не придет на помощь обреченному ковчегу. Хотя… Мужчина в форме "мертвеца" слегка нахмурился и сжал рукоятку пистолета, который на всякий случай держал в руке наготове. Что это еще за слабый сигнал? Не может быть! Проследив за направлением, он едва не рассмеялся. Ну что ж, из всех возможных вариантов именно этот для Войцеховской был самым бесполезным! Адресат точно ничем не сможет помешать в реализации его плана, даже если вдруг решит что‑нибудь сделать по этому поводу. Но забавное получается совпадение! Как будто сама судьба так и подтягивает эту девочку к месту событий! Интересно, почему у Войцеховской осталась внешняя связь именно с ее коммуникатором? Она что, оставила свой личный номер? На Войцеховскую не похоже…

Впрочем, что теперь рассуждать? Второй адресат, до которого дошел сигнал общей тревоги, точно не озаботится тем, чтобы проверить, получила ли его служба безопасности! Кроме того, у них уже цейтнот. Войцеховская, конечно, примчится сейчас в техцентр, а вот у него вполне достаточно времени для завершения приготовлений. Спектакль подходил к своему логическому завершению, и пора было сыграть последний акт и опустить занавес! Простите, уважаемые зрители, на этот раз актеры не выйдут на поклон. Их просто не останется в живых. Да и вас, собственно, тоже… Леннокс Норте грустно улыбнулся собственным мыслям, подхватил увесистый рюкзак, лежавший у его ног, и легкой походкой вышел из кабинета, где располагался пульт управления.

Глава 17

Пятница, 23 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

На этот раз, увидев рядом с парковкой кресло Бриана, девушка совершенно не удивилась. Она еще не успела слезть с сиденья своего "сильвера", когда он уже вырулил между машинами и решительно направился к ней, улыбаясь краешком губ.

— Привет! — убрав шлем и выключив компьютер, Силь пошла навстречу.

— Привет! — Маккинан остановился рядом и с некоторой лихостью развернул свое "средство передвижения". — Ты сегодня что‑то позже обычного!

— У меня был утренний сеанс у психолога, — девушка зашагала рядом с ровно покатившейся коляской.

— Ну и как тебе новый доктор? — поинтересовался Бриан.

— Доктор Дрейк мне нравится больше, чем доктор Эсстен, — заметила Сильвер. — У нее забавный кабинет, и она любит кошек.

— Кошки — это хорошо, — одобрил космопилот. — Но главное — чтобы тебе помогали эти сеансы. Ты хотя бы стала себя лучше чувствовать?

— Да, — без колебаний подтвердила девушка. — И еще она мне дает советы, которые тоже хорошо помогают. И рассказывает разные интересные истории.

— Надеюсь, не что‑нибудь душераздирающее из своей практики? — строго уточнил Маккинан. — Доктора вообще‑то не имеют права откровенничать с пациентом на профессиональные темы!

— Нет, она просто рассказывает о своей жизни, — успокоила его Сильвер. — Мы с ней болтаем обо всякой ерунде. Например, оказалось, что она знакома с Ленноксом Норте. А ты тоже его знаешь?

— Мельком встречались, — Бриан легко повел коляску вверх по наклонному пандусу. — И что, Норте как пациент чем‑то отличается от остального человечества?

— В том‑то и дело, что они знакомы с детства — с его детства, как я поняла, потому что Саманта значительно старше, — пояснила Силь, — и поэтому доктору Дрейк пришлось отказаться от возможности участвовать в реабилитации "возвращенца". А Леннокс потом познакомил ее с доктором Эсстеном.

— Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что "Одиннадцать" — крошечный пятачок Вселенной, где повернуться невозможно, не наткнувшись на кого‑нибудь из знакомых, — весело прокомментировал Бриан. — Когда мы найдем для себя новый мир, то, наверное, сможем летать друг к другу в гости на соседние континенты и не сомневаться, что обязательно встретим там хоть кого‑то, с кем уже общались наши родители, соседи, приятели и однокашники. Не зря мы существуем в замкнутом пространстве, ограниченном огромным ковчегом!..

Они еще немного поболтали, пока Сильвер направлялась к палате Камиллы. Затем Бриан отправился на вечернюю перевязку, а девушка устроилась на стуле для посетителей рядом с кроватью подруги. Дежуривший днем Мирон Леснов откровенно обрадовался тому, что его есть кому заменить, поскольку обещавший приехать Сережка задерживался, а молодой растущий организм тринадцатилетнего подростка уже давно активно напоминал, что пришло время обеда, а они еще даже не завтракали. Поэтому Силь со спокойной душой отпустила мальчишку, а сама с относительным комфортом обосновалась в палате у Кэм.

С Камиллой легко было разговаривать, даже когда она не отвечала. Наверное, именно поэтому когда‑то давно они и подружились в школе — от одного присутствия уравновешенной и рассудительной Лесновой у гораздо более эмоциональной Сильвер прояснялись мысли. Вот и сейчас она спокойно и просто рассказывала Кэм о докторе Дрейк, к которой ее направили после исчезновения профессора Эсстена, о ее очаровательных кошках и интересных знакомствах, а также о некоторых других новостях, которые не могли бы пересказать ей мальчишки и тетя Зина.

Сильвер отдельно остановилась на работе, которую она помогает выполнятьДороти и госпоже Войцеховской ("самой Железной Микки — представляешь! Кстати, она довольно приятный в общении человек…"), отчаянно краснея, сказала несколько слов о Бриане (впрочем, быстро свернула эту тему, смутно пообещав как‑нибудь к ней вернуться), зато выложила в подробностях свой разговор с доктором Дрейк. Силь не сомневалась, что Камилла, если бы была в сознании, живо заинтересовалась бы и психологическими методами Саманты, и ее любопытными знакомствами. Помнится, одно время Камилла буквально бредила Ленноксом Норте — ведь, когда он вернулся, они как раз были в том нежном возрасте, в котором легче всего избрать себе кумира и активно поклоняться ему.

К тому времени, как возвратился Мирон, а сразу следом за ним заявился Сережка, чтобы сменить брата, Сильвер как раз успела наболтаться почти до хрипоты. В некоторые моменты ей казалось, что веки Камиллы слегка подрагивали в ответ на ее слова, но неумолимые приборы свидетельствовали, что состояние пациентки пока без изменений.

— Что говорят доктора? — вполголоса поинтересовалась Силь у мальчишек.

— Камилла может очнуться в любой момент! — бодро ответил Сережа, и Мирон дополнил реплику брата энергичным кивком. — Мы уже почти нашли деньги ей на "пластику" — они скоро понадобятся!

Значит, опять никакой определенности… Сильвер постаралась, чтобы ребята не заметили разочарования, мелькнувшего в ее глазах. Это хорошо, что они с таким оптимизмом думают о будущем Камиллы! Ей бы тоже хотелось с такой уверенностью говорить о скорейшем выздоровлении подруги!

Вопреки ожиданиям, когда она вышла из палаты Кэм, Бриана поблизости не оказалось, а на ее вопрос дежурная медсестра ответила, что у молодого человека сегодня после перевязки назначены еще процедуры, так что лучше его не ждать.

— Вообще‑то обычно все нужные манипуляции проводятся в первой половине дня, — приятная девушка с видимым удовольствием посвящала Сильвер в тонкости жизни клиники, — но космопилот Маккинан попросил переносить процедуры на послеобеденное время, потому что в первой половине дня к нему обычно приходят посетители.

Ага, те самые, которых он теперь встречает на парковке, потому что они боятся передвигаться в одиночестве по территории клиники!

— А когда приблизительно он освободится? — робко осведомилась у медсестры слегка покрасневшая Сильвер.

— Не раньше чем часа через два, — та пожала плечами. — У него уже начался курс реабилитации, доктор подбирает необходимые материалы для протезирования, так что ваш космопилот занят надолго.

Силь хотела сказать, что никакой Бриан не "ее космопилот", но почему‑то промолчала. Ладно, недавно ему принесли портативный коммуникатор, так что с ним вполне можно связаться и позже. А может, все‑таки подождать? Сильвер скосила глаза на большие часы с электронными цифрами. Наверное, сразу после вечерних процедур в клинике будет ужин… Да и вообще, приличные девушки не торчат по два часа в состоянии праздного безделья, ожидая молодых людей! Бриан уже и так считает, что может ею командовать! Кроме того, она совершенно, вот ни чуточки не боится выходить из клиники в одиночку! И поэтому прямо сейчас пойдет на парковку совершенно спокойным и неторопливым шагом, сядет на свой "сильвер" и отправится домой! А "ее космопилот" (который на самом деле, конечно, совсем не ее, просто ей нравится, как это звучит!) только лишний раз убедится, что она вполне самостоятельна и не нуждается в постоянной опеке!..

В седло "сильвера" она взлетела, изрядно запыхавшись, поскольку последний отрезок пути проделала почти бегом. Ну ладно, Бриан, наверное, прав: она еще немного нервничает — но, в конце концов, она же добралась до своего аппарата без посторонней помощи и не умерла от страха по дороге! Силь попыталась унять нервную дрожь в руках и быстро активировала компьютер, после чего покинула парковку клиники, уже и не пытаясь убеждать себя, что ее это совершенно не напрягает. На самом деле за каждым кустом ей чудился притаившийся убийца с пистолетом…

К счастью, во время ее путешествия домой ничего экстремального не произошло, хотя Сильвер расслабилась, только когда за ней закрылась дверь родной квартиры. Несмотря на все уверения Войцеховской, что служба безопасности активно следит даже за малейшими изменениями ее пульса, девушке пока было спокойней в закрытых помещениях. Мысленно отругав себя за малодушие, Силь выпустила на свободу закрытого в ее комнате Василия и решительно направилась в кухню. Котенок последовал за ней, попутно издав требовательный и на удивление громогласный для его размера "мяв", явно намекая на то, что ему пора дать что‑нибудь вкусненькое.

— Слушай, крокозябр Василий, ты когда‑нибудь перестаешь хотеть есть? — вполне риторически поинтересовалась Сильвер, с умилением наблюдая, как котенок жадно поедает кусочки мяса из миски. — Интересно, у тебя это пройдет с возрастом, или ты так и будешь всю жизнь трескать, как не в себя?

Поименованный крокозябр никак не отреагировал на инсинуации, целиком занятый процессом поглощения пищи. Силь вздохнула и принялась готовить собственный ужин, уже гораздо ловчее управляясь одной левой рукой. Чеканный звук шагов в коридоре возвестил о том, что Вероника тоже проголодалась и выдвигается к кухне. Девушка внутренне напряглась: ей бы не хотелось портить вечер такого хорошего дня очередным бессмысленным обсуждением грядущих перемен. Но с тех пор, как она объявила, что собирается жить отдельно, мама не оставляла попыток провести с дочерью несколько запоздалую воспитательно — нравоучительную беседу на тему совместного существования "отцов и детей".

Госпожа Суздальцева буквально разрывалась между противоречивыми желаниями. С одной стороны, ей хотелось создать гламурный "салон" и жаловаться знакомым непризнанным писателям на коварство покинувшей ее дочери. С другой — платить за лишнюю комнату было дороговато (вполне по средствам, тем более что мама существовала на деньги, оставленные им отцом, но лишние расходы приводили ее в негодование), а кроме того, Веронике придется либо самой научиться себя обслуживать, либо нанимать приходящую уборщицу и кухарку. Поэтому она занималась уговорами дочери "одуматься", но делала это недостаточно убедительно, как будто и сама не была уверена, нужно ли ей это или нет.

— Здравствуй! — на мгновение Вероника замерла в дверном проеме, и лицо ее приняло трагическое выражение, как будто мать с дочерью должны были вот — вот распрощаться навсегда.

— Привет, мам! — бодро ответила Сильвер, прогоняя непрошеную мысль о том, что родительница могла бы и поучаствовать в создании ужина, если бы вдруг заметила, что одной рукой действовать неудобно.

— У нас в доме есть что‑нибудь съедобное? — строго поинтересовалась Вероника.

— Я как раз это "что‑нибудь" готовлю, — заметила Силь, осторожно передвигая Василия вместе с миской подальше. — Завтра, кстати, должны доставить продукты. Меня не будет дома, поэтому не могла бы ты принять курьеров?

— Тебя теперь никогда не бывает дома! — с судорожным всхлипом заметила великая писательница, усаживаясь на удобный стул и не делая никакой попытки помочь дочери. — Хотела бы я узнать, чем ты занимаешься?

— Езжу на перевязки, на сеансы к психологу и в клинику, где лежит Камилла, — терпеливо пояснила Сильвер.

— Ну ладно, перевязки я еще понимаю, — снисходительно кивнула госпожа Суздальцева. — Но, скажи на милость, зачем тебе вдруг понадобился психолог? И с какой стати ты по полдня торчишь у Камиллы, если она до сих пор не пришла в себя?

С трудом удержавшись от соблазна запустить в старшую родственницу ложкой, которой Сильвер как раз перемешивала салат, девушка постаралась несколькими глубокими вдохами вернуть себе внутреннее спокойствие. Как странно: еще неделю назад она считала мамино поведение само собой разумеющимся, и оно ее даже почти не раздражало! Но с прошлой субботы столько всего произошло, что теперь "писательские" капризы прямо‑таки встали Силь поперек горла! Ей определенно нужно как можно быстрее подыскать себе отдельное жилье!

— Психолог помогает мне реабилитироваться после взрыва в "ДиЭм", — ровным тоном проговорила девушка. — И то, что Камилла пока в коме, никак не влияет на мое желание ее видеть!

— Разумеется, это не мое дело, и тебе прекрасно известно, что я старалась никогда не вмешиваться в твою жизнь, — брюзгливо фыркнула Вероника. — Но, между прочим, уже то, что ты забросила дом ради каких‑то личных интересов, свидетельствует, что ты еще не готова к тому, чтобы выпорхнуть из родительского гнезда!

— Знаешь, вообще‑то я бы не возражала, если бы ты хоть иногда вмешивалась в мою жизнь! — неожиданно резко ответила Сильвер. — Может быть, в таком случае у меня хоть создавалась бы иллюзия, что я нужна тебе не только в качестве кухарки, судомойки, курьера и уборщицы!

— Какой кошмар! — трагически закатив глаза, простонала почтенная родительница. — Какая черная неблагодарность! Ведь это именно благодаря моему воспитанию ты стала тем, кто ты есть! Излишняя опека обязательно испортила бы тебя!

— А капелька заботы мне бы тоже чем‑то повредила? — сердито осведомилась девушка. — Ты спрашиваешь, зачем мне психолог? В прошлую субботу я чуть не погибла при взрыве и пожаре, а позавчера в меня стреляли. По — твоему, таких переживаний недостаточно для того, чтобы обратиться к специалисту?

— Но в итоге ни там, ни там ты не пострадала, — Вероника на мгновение распахнула глаза. — Я бы сказала, что это весьма волнующий опыт!

— Желаю тебе никогда его не пережить! — саркастично произнесла Сильвер, возвращаясь к салату. — Весьма волнующий!

— Ты еще очень юна и слишком остро на все реагируешь, — проигнорировав тон дочери, назидательно произнесла Вероника. — Разумеется, глупо тебя в этом упрекать, ведь я тоже очень ранимый человек, и неудивительно, что ты пошла в меня! С возрастом ты научишься управлять своими эмоциями!

Пошла в матушку? Огради, Вселенная! Силь слегка прикрыла глаза и снова сделала несколько глубоких вдохов.

— Нет, я все больше и больше убеждаюсь в том, что тебя совершенно нельзя отпускать жить в одиночестве! — продолжила тем временем заботливая "мать семейства". — Ты или начнешь гулять по каким‑нибудь странным компаниям, или заведешь себе совершенно неподходящего мужчину!

— Мама, я уже завела кота, а мужчина — это не домашнее животное! — не выдержала Сильвер. — И вообще, если бы вдруг мне хотелось гулять "по странным компаниям", я бы давно это делала, а ты бы даже не заметила!

— Ты всегда была ко мне несправедлива! — тут же обвинительно высказалась Вероника. — Я уделяю тебе столько времени и внимания, сколько могу. Глупо требовать от меня большего — ведь я занимаюсь творчеством!

Силь посмотрела на нее почти с жалостью. Действительно, глупо было сейчас требовать чего‑то от госпожи Суздальцевой! Двадцать три года она не слишком‑то волновалась за судьбу дочери, да и сейчас опомнилась только потому, что сложившееся положение вещей может ограничить ее в привычном комфорте.

— Твой отец приучил тебя к излишней опеке, — не замечая паузы, возобновила монолог великая писательница. — Ты совершенно несамостоятельная! Ты непременно будешь искать в ком‑нибудь опору и жестоко разочаруешься — да, да, поверь мне! Наверняка, не пройдет и недели после твоего переезда, как рядом с тобой окажется какой‑нибудь неподходящий тип, которого будут больше всего интересовать деньги, завещанные тебе Александром! Ты доверишься ему, а он оберет тебя и бросит! Учти, пожалуйста, что у меня вряд ли хватит средств содержать тебя, когда ты останешься без вирта за душой!

— К твоему сведению, я сама зарабатываю вполне достаточно, чтобы не сесть тебе на шею, — мрачно произнесла девушка. — И папиных денег до сих пор не трогала.

— Ты имеешь в виду свои концерты? — Вероника пренебрежительно закатила глаза. — В тысячный раз тебе повторяю: пора найти настоящую работу и избавиться от детских иллюзий!..

Ну все! На этот раз Сильвер уже готова была жестко высказаться, и неизвестно, до чего бы дошло, если бы ситуацию неожиданно не разрешил Василий. Насытившись мясом и преисполнившись благодушия ко всему человечеству, рыжий котенок решительно вспрыгнул на стол, уселся напротив госпожи Суздальцевой и вызывающе замурлыкал. Несколько секунд она оторопело смотрела на него, как будто надеясь, что он ей чудится и вот — вот растворится в воздухе. Сильвер, вынимавшая продукты из размораживателя, прыснула от смеха, глядя, как медленно багровеет мамино лицо от такой кошачьей наглости.

— Это… это отвратительно! — наконец, почти прохрипела писательница, отодвинувшись на стуле как можно дальше и оттуда показывая пальцем на котенка. — Ты завела безобразное, невоспитанное, гадкое домашнее животное! Такое чувство, что ты сделала это специально, чтобы меня позлить!

— Не волнуйся, мы скоро уедем и перестанем пугать твое вдохновение! — Силь ловко подхватила Ваську под мышки.

— Скатертью дорога! — рявкнула раздраженная Вероника и, вскочив со стула, быстро покинула кухню.

Услышав гудение дверного створа, преградившего доступ в комнату великой писательницы, девушка расхохоталась уже в открытую. Котенок, так и не уловивший сути размолвки, увлеченно замурлыкал ей в ухо.

— Ну вот, малыш, теперь я должна тебя благодарить за то, что нам дали "добро" на переезд! — заметила Сильвер, опуская Ваську на пол. — И, кажется, ужинать мы с мамой сегодня будем по отдельности, так что никто нам аппетит не испортит!

Она как раз успела поесть и загружала свою посуду в моющий бокс, когда коммуникатор над чипом в ее запястье вдруг подмигнул ярко — алой лампочкой, и девушка скорее машинально, чем сознательно активировала сигнал. На экране появилось лицо Микаэлы Войцеховской, и Сильвер уже открыла рот, чтобы поздороваться, когда поняла, что обращение идет по широкому каналу связи и не предполагает адресного ответа.

— Внимание всем! — в стальных глазах Железной Микки читалась решимость, в голосе звучали металлические нотки. — Общая тревога!..

Силь уставилась на экран коммуникатора, как кролик на удава. Она понятия не имела, каким образом оказалась подключена к общей сети службы безопасности, тем не менее комм покорно показывал ей обращение Войцеховской "к своим". Девушка не сомневалась, что, узнай лидер службы безопасности, что она тоже ее видит, ее бы моментально "отрезало" от ненужного канала. Но факт оставался фактом: Сильвер Фокс слышала сигнал об общей тревоге наравне с остальными специалистами — "боевиками". От произнесенного вслух имени подозреваемого у нее по спине побежал неприятный холодок…

Леннокс Норте — космопилот — "возвращенец", автор книги, которую считают культовой, и настоящая легенда ковчега! Разве возможно, что десять лет спустя после той экспедиции, перевернувшей его жизнь, он вдруг решил убивать людей, таких же "мертвецов", каким когда‑то был и сам? Сильвер чувствовала легкое головокружение от собственного недоверия. Или Войцеховская ошибается? Девушка мысленно перебирала в памяти последние события. У бывшего космопилота наверняка сохранилась форменная одежда, которая не менялась на протяжении уже нескольких Поколений. Доктор Эсстен был хорошо знаком с Ленноксом Норте и запросто мог выйти к нему в приватную зону, откуда его и похитили. Наконец, космопилоты считались признанными мастерами в использовании запрещенного на "Одиннадцати" огнестрельного оружия… От воспоминаний о случае в парке рядом с клиникой у Сильвер до сих пор мурашки бежали по спине!

Впрочем, кто бы он ни был, убийцу возьмут в техническом центре. Разумеется, если бы операция службы безопасности проводилась в полном секрете, никто из гражданских даже не узнал бы о поимке опасного преступника. Но то, что общий сигнал тревоги какими‑то тайными тропами Сети дошел и до нее, сейчас казалось Сильвер перстом судьбы. Недаром Саманта Дрейк говорила, что для избавления от кошмаров нужно активно участвовать в их изгнании! Решительно направившись в свою комнату, Силь принялась переодеваться из домашней одежды в уличную. Раз уж так все сложилось, она должна оказаться на месте завершения событий, чтобы хоть издалека убедиться, что виновный схвачен и вскоре понесет заслуженное наказание!

Наверное, сейчас ей следовало по — настоящему испугаться, но на этот раз Сильвер почему‑то почувствовала прилив беспричинной храбрости. Может, если бы не разговор с великой писательницей Суздальцевой, она бы и посидела дома, но почему‑то соответствовать матушкиному описанию ей совершенно не хотелось. Это она‑то несамостоятельная и нуждается в постоянной опеке? Вообще‑то, ей уже двадцать три, за последние три года она отвыкла полагаться на папу (потому что Александра Фокса рядом уже не было), завела кота и собирается переехать в отдельную квартиру! Что ж теперь, она должна струсить от перспективы издалека посмотреть на задержание преступника, который едва ее не прикончил?! В конце концов, рядом с техцентром наверняка будет толпа народа: какое‑нибудь тройное оцепление (общая тревога — это не шуточки!), тяжелые вооруженные боевые "максимагниты", возможно, и какие‑то смежные со службой безопасности подразделения. Ей и близко не удастся оказаться к предполагаемому убийце (пока она никак не ассоциировала его с Ленноксом Норте)! Посмотрев на себя в зеркало, Сильвер Фокс решительно кивнула собственному отражению. Ей нужно туда поехать! Или она так и будет всю жизнь прятаться за чьей‑нибудь спиной и нуждаться в том, чтобы ее встречали с безлюдной парковки, а потом туда провожали! Силь не будет спокойна, пока не увидит, как арестуют преступника! Конечно, она всех заранее предупредит…

— Привет, Силь! — Дороти Монтего отозвалась сразу, как будто ждала важного разговора, не спуская глаз с коммуникатора, и лицо ее казалось необычно напряженным. — Что‑то случилось?

— Привет! Только что госпожа Войцеховская объявила общую тревогу, — торопливо заговорила Сильвер. — Подозреваемый — Леннокс Норте, сбор службы безопасности назначен у технического центра управления.

— Сам Норте? — Дороти с присвистом втянула воздух. — Неужели он сам? Ты уверена? Откуда ты знаешь?

— Мой коммуникатор, видимо, каким‑то образом попал в сеть службы безопасности, — смутившись, призналась девушка. — Так что я тоже получила вызов по общему каналу.

— Что значит "получила вызов"? — лицо ее собеседницы моментально приняло строгое выражение. — Ты ведь не собираешься отправиться туда? Эй, Силь, ты не забыла, что этот парень в тебя однажды уже стрелял? Ты что, хочешь повторить этот незабываемый опыт?

— Там в меня никто стрелять не станет! — уверенно заявила Сильвер. — У технического центра наверняка соберется огромная толпа из сотрудников службы безопасности!

— Не смей туда ехать! — рявкнула Дороти. — Слышишь, даже не думай об этом!

— Доктор рекомендовала мне принять личное участие в развязке ситуации, — обиженно произнесла Силь. — И вообще, я с тобой связалась, просто чтобы предупредить, если вдруг госпожа Войцеховская не удосужилась посвятить тебя в подробности операции. Пока!

Она торопливо закончила вызов, хотя Дороти и пыталась сказать что‑то еще. На коммуникатор тут же пришел от нее сигнал, но Сильвер решительно отклонила его и набрала кодовое значение, позволяющее в течение нескольких часов блокировать вызовы с конкретного номера. И почему все вокруг уверены, что она маленькая, глупая и несамостоятельная? С чего это каждый встречный так и пытается предложить Сильвер Фокс навязчивую опеку и заботу? Она поговорит с Дороти Монтего потом, а еще лучше — завтра. Даже если старшая подруга тоже отправится к техническому центру, вряд ли она найдет Силь в том столпотворении, которое там будет твориться. Да и сделать уже ничего не сможет — не станет же она, в самом деле, куда‑то силком тащить взрослую сопротивляющуюся девицу!

Оставалось связаться еще с одним человеком — с Брианом. Сильвер знала, что ему точно не понравится ее решение, но собиралась настаивать на своем. Пожалуй, по сравнению с тем, как он рассердится, реакция Дороти еще покажется сущим пустяком. У нее была малодушная мысль просто не ставить его в известность, а рассказать обо всем потом, завтра или даже через несколько дней, когда уже будет понятно, что все закончилось. Но в конце концов она все же решилась активировать на коммуникаторе нужный номер.

— Привет еще раз! — жизнерадостно и решительно, чтобы не передумать на полуслове, произнесла Силь, когда на экране перед ней появился Бриан. — Ты только, пожалуйста, выслушай меня, не перебивая, и не волнуйся! Доктор Дрейк посоветовала мне поучаствовать в "развязке ситуации", а тут как раз на мой комм почему‑то — наверное, случайно — пришел сигнал общей тревоги по всей сети службы безопасности от Железной Микки, так что…

…Скрежетнув зубами, Бриан отшвырнул в сторону одеяло, укрывавшее его ноги, торопливым уверенным рывком перетянул себя в инвалидное кресло (отлично научился за пять дней!) и вылетел из палаты с такой скоростью, словно за ним гналась сотня убийц с пистолетами. Он пытался связаться с Сильвер по коммуникатору, но та отключилась, едва успев сообщить ему "радостную" новость о том, что собирается лично присутствовать на месте задержания опасного преступника, и не слушая никаких возражений. И заблокировала коммуникатор, как будто боялась, что он может ее отговорить (и не зря!)! "Не волнуйся, я только посмотрю издалека…" — ну надо же! Попадись ему сейчас под руку эта несносная девчонка, положил бы на колено и отшлепал как следует! Чем дальше, тем больше космопилот Маккинан приходил к выводу, что Александр Фокс, кажется, слишком сильно избаловал собственную дочь!

Но он тоже не собирался сидеть сложа руки! По крайней мере, нужно предупредить Войцеховскую о том, что к ней направляется еще один неучтенный участник событий. Пусть кто‑нибудь присмотрит за Сильвер! Он бы с удовольствием придушил доктора Дрейк, которая посоветовала своей пациентке активнее участвовать в расследовании, но пока оставалось только бессильно злиться.

Хорошо, что во время одного из посещений Дольер принес ему один из стандартных коммуникаторов из тех, которые не встраиваются в чипы! Бриан смог прямо из палаты связаться с собственным руководителем и рассказать ему, что происходит. Странно, что сама Войцеховская не предупредила Дольера, с которым вроде бы решила работать вместе, но кто их там разберет, этих женщин — лидеров! Может, главный "мертвец" брякнул что‑то невпопад (он это умеет!), а она обиделась, или произошла еще какая‑нибудь незначительная ерунда, по поводу которой Железная Микки не стала ставить в известность своего добровольного помощника…

Номера собственного коммуникатора госпожи Войцеховской у Бриана не имелось, однако были и другие возможности передать ей срочное послание — и Маккинан надеялся, что еще успеет воспользоваться одной из них. Ловко управляя коляской, он быстро спустился по пандусу на первый этаж и подкатил к небольшой комнатке охраны, в которой после покушения на Сильвер на территории клиники круглосуточно дежурил усиленный наряд. Бриан надеялся, что парни, получив сигнал тревоги, еще не успели уехать к техцентру.

— О, привет! — в клинике космопилота Маккинана хорошо знали, так что никто из расслабленно сидящих в комнатушке парней, увидев его, не удивился. — Что, скучно торчать вечером одному в палате? В виртуальные карты перекинемся?

— В карты? — Бриан на мгновение растерялся. — Какие карты, ребята?! Общая тревога вас что, не касается?

Караул неуверенно переглянулся, один из парней пожал плечами.

— Общая тревога? — переспросил старший наряда.

— Несколько минут назад лидер службы безопасности отправила по открытой сети сигнал общей тревоги с вызовом всех полевых сотрудников, — отчеканил Маккинан. — Я хотел попросить вас предупредить Войцеховскую, что каким‑то образом вызов попал на коммуникатор госпожи Фокс, и она направляется к техническому центру.

Парни, как один, уткнулись в немедленно вызванные экраны своих коммуникаторов. Бриан почувствовал нарастающее недоумение. Вызов такого рода должен был пройти по сети моментально и отразиться у всех без исключения сотрудников службы безопасности! Как местный наряд мог его пропустить? Это же все равно что заснуть во время пожара! Но охранники клиники один за другим поднимали головы от коммуникаторов и неуверенно переглядывались. Наконец, старший наряда пожал плечами и снова повернулся к Маккинану.

— Никакой общей тревоги объявлено не было, — он криво усмехнулся. — Похоже, над твоей подружкой кто‑то неудачно подшутил!

Подшутил? Бриан сморгнул. Нет, этого быть не может! Покалывающее чувство опасности, родившееся в кончиках пальцев, еще никогда не обманывало Маккинана, даже когда он обитал в Пустоши! Сильвер ясно слышала общую тревогу, объявленную Войцеховской! Даже если это ловушка, девушка едет прямиком в технический центр, куда ее и пытались заманить.

— Свяжитесь со своим руководством! — твердо потребовал Бриан. — У них должен был пройти сигнал общей тревоги!

— Уже, — старший из охранников слегка нахмурился, еще раз покосившись на экран своего комма. — Я отправил запрос сразу, как активировал коммуникатор. И еще раз повторяю: никакой общей тревоги не было!

— Это Войцеховская так говорит? — запальчиво поинтересовался Маккинан.

Сотрудники службы безопасности снова переглянулись. Один из них хохотнул, двое выразительно покрутили пальцами у висков.

— Ну, ты, парень, хватил! — усмехнулся старший наряда. — По — твоему, каждый из нас вот так запросто может связаться с Железной Микки? Мы — скромный полевой отряд, нам отдает приказы непосредственный командир, а между ним и Войцеховской — еще человек пять, как минимум! Но ты не дергайся: если бы что‑то было, общую тревогу к нам бы спустили точно!

— И то правда, Маккинан: что ты так боишься за свою девушку? — подмигнул один из парней. — Может, она просто изобрела подходящий предлог, чтобы не навещать тебя вечером? Смотри, допрыгаешься — может, она у тебя из тех, кто не любит лишней опеки или кому нравится поиграть на чужих нервах!

— Вы что, рехнулись? — рявкнул Бриан, теряя терпение. — Общая тревога и задержание возможного убийцы в техническом центре — это, по — вашему, повод для шуточек? Если общей тревоги не было, так объявите ее!

— Конечно, это как раз в нашей компетенции! — скептически хмыкнул старший наряда. — Стоит щелкнуть пальцами — и тут же приедут усиленные войска, прикатят "максимагниты", прилетят вертолеты… Ты, парень, не перегрелся?

— А кто там, кстати, возможный убийца? — заинтересовался один из охранников.

— Леннокс Норте, — буркнул Маккинан, уже понимая, что ничего не получается.

На этот раз у висков покрутили все, причем сделали это настолько синхронно, как будто неделю перед этим тренировались. Все понятно: усиленный наряд даже пальцем не пошевелит, чтобы поднять общую тревогу или хотя бы озаботиться безопасностью Сильвер Фокс. В общем‑то их тоже можно было понять. Бриан с некоторым запозданием припомнил, что в истинную подоплеку того, что сейчас происходит на "Одиннадцати", посвящен крайне ограниченный круг лиц. Парней просто пригнали сюда для усиления безопасности, когда случилась история с покушением на Сильвер! Если они действительно не получили сигнала общей тревоги, то и понятия не могли иметь, что должны ловить опаснейшего "взрывника"! Ведь официальная версия по — прежнему гласила, что пожар в "ДиЭм" — результат "работы" неисправной электропроводки!

Резко развернувшись, Бриан направил свою коляску прочь от комнаты охраны, по дороге еще несколько раз попытавшись связаться с Дольером, но безуспешно. Что такое сегодня у всех с коммуникаторами? И сможет ли лидер Центра подготовки полетов с такими перебоями в связи поднять общую тревогу? Нехорошие предчувствия из покалывания превратились почти в заметную ноющую боль. В конце концов, отчаявшись снова связаться с руководителем, Бриан задал своей коляске максимальную скорость, но направился не в свою палату, а туда, где, как он знал, круглосуточно кто‑то находился. Как и ожидалось, когда дверная панель отъехала в ответ на его стук, на пороге появился мальчишка лет шестнадцати. В палате Камиллы Лесновой круглосуточно дежурил один из ее братьев. У них, кажется, сейчас каникулы, вот они и проводят время рядом с сестрой, чему персонал клиники даже не старается препятствовать.

— Сергей? — без особых церемоний уточнил Маккинан.

— Угу, — тот кивнул и уставился на космопилота любопытным взглядом.

— Сильвер знаешь? — Бриан дождался еще одного кивка и продолжил: — Я ее друг. Быстро лети и поймай такси, а потом поможешь мне выехать из клиники!

— Вы что, решили сбежать? — Сергей Леснов с любопытством разглядывал позднего посетителя.

— Никуда я не сбегаю, потом вернусь назад. Просто сейчас мне надо к техническому центру управления, — отрезал Маккинан. — Некогда рассуждать, Сильвер в опасности! Так поможешь или нет?

— С сестрой посидите — вдруг в себя придет, а рядом нет никого, — уже на бегу бросил мальчишка, рысцой припуская по коридору. — Я мигом!

Инвалидная коляска заехала в палату Камиллы Лесновой. Впрочем, забинтованная девушка не выглядела так, словно может в любой момент очнуться, так что общаться с ней космопилоту не пришлось, чему он и порадовался, поскольку ему нужно было еще кое‑что сделать. Внутренне обмирая от собственной наглости, Бриан нашел в сети еще один номер общего доступа, которым вряд ли полагалось пользоваться простым смертным. Но человек, с которым пытался связаться космопилот Маккинан, в отличие от него самого мог поднять требуемую общую тревогу и попытаться остановить Сильвер. Сигнал комма возвестил о том, что запрошенная связь установлена, и на экране появилось строгое лицо полноватой женщины за пятьдесят — очевидно, секретаря или помощницы. Она смотрела на Бриана с холодной неприветливостью, как будто он был неприятным насекомым, невесть каким образом оказавшимся на ее личной кухне.

— Приемная Исследовательского центра, — тем не менее безупречно вежливо произнесла женщина. — Чем могу помочь?

— Я хотел бы поговорить с доктором Шандаром Керми, — на самом деле не хотел бы, но выбора особого у Бриана не оставалось.

— Представьтесь, пожалуйста. Профессор ждет вашего звонка? — одна из бровей строгой дамы изящно скользнула вверх, демонстрируя, как сильно она сомневается в том, что может получить положительный ответ на свой вопрос. — Если нет, то вы можете передать сообщение через меня или направить стандартной почтой на адрес приемной центра.

— Бриан Маккинан, космопилот, — послушно назвался он. — С доктором Керми я не знаком, но тем не менее хотел бы поговорить. Передайте ему, пожалуйста, что это касается Сильвер Фокс и ей грозит опасность.

— Одну минуту, я свяжусь с профессором, — невозмутимость округлого лица снова нарушилась вздернутой бровью, тем не менее женщина принялась производить какие‑то манипуляции вне поля зрения экрана комма.

Мгновения утекали сквозь пальцы и казались Бриану годами. Женщина, видимо, активировала внутреннюю связь или пыталась найти руководителя Исследовательского центра. Маккинан сидел, как на иголках, глядя то на экран комма, то на дверь в коридор, из которой вот — вот должен был появиться Сережа Леснов. Наконец, поиски, видимо, увенчались успехом, и невозмутимая дама снова повернулась к экрану внешней связи.

— Профессор поговорит с вами, — в ее голосе звучало настоящее потрясение, хотя на лице оно никак не отразилось. — Переключаю.

Экран мигнул, и на нем появилось знакомое по новостным выпускам лицо мужчины средних лет с темно — оливковой кожей. Бриан глубоко вздохнул. Лидер Исследовательского центра все же оказался на месте и откликнулся на отчаянный призыв. Ну, кажется, хоть что‑то у него сегодня получилось!

— Доктор Шандар Керми, — немного рассеянно представился его собеседник. — С кем имею честь и что случилось с девочкой Фокс?

— Меня зовут Бриан Маккинан, — в очередной раз отрекомендовался космопилот. — Простите, что беспокою вас, но больше мне не к кому обратиться…

Он рассказывал быстро и четко: о том, что Сильвер оказалась замешана в расследовании глубже, чем всем бы хотелось, о том, что ей опрометчиво порекомендовали участвовать в развязке дела, о том, что у службы безопасности, наконец, появился подозреваемый и что от Микаэлы Войцеховской пришел сигнал общей тревоги, который почему‑то не получил никто, кроме Силь. Доктор Керми внимательно слушал, не перебивая, как будто впитывал каждое слово Бриана. Лицо лидера Исследовательского центра быстро утратило свою рассеянность, и взгляд профессора стал цепким. Маккинан докладывал, что служба безопасности не в курсе происходящего, а у него недостаточно полномочий, чтобы поднять тревогу. Кроме того, комм Дольера вдруг по какой‑то причине оказался заблокирован, а личных координат госпожи Войцеховской у космопилота не имеется.

— Все понятно, благодарю вас, господин Маккинан, — наконец, произнес доктор Керми. — Я свяжусь с командором, и, полагаю, если вы ничего не путаете, общая тревога будет объявлена в ближайшее время. Если можете, свяжитесь с Сильвер и попросите ее держаться подальше от технического центра. Я тоже попытаюсь до нее достучаться, но моих советов девочка не слушает…

— Спасибо, сэр, — почему‑то этому человеку с глубокими понимающими глазами Бриан поверил безоговорочно. — Я постараюсь остановить Силь.

— Моя помощница уже устанавливает связь с командором Кройчетом. Думаю, с формальностями мы покончим быстро. Удачи вам! — пожелал лидер Исследовательского центра и отключил связь.

Почти в эту же секунду дверная панель отъехала, и в нее просунулась голова взъерошенного Сережи Леснова.

— Такси у выезда, — вполголоса доложил он.

— Знаешь заднюю дверь, где находится столовая для сотрудников экстренной службы? — Бриан, не медля, выехал на коляске мимо парнишки. — Там крутая лестница без пандуса, зато нет дежурной медсестры. Помоги мне спуститься!

Мальчишка серьезно кивнул и почти побежал рядом с поехавшей по коридору коляской. Маккинан действительно собирался сделать все, что в его силах.

Глава 18

Пятница, 23 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Дверь командного отсека технического центра была буквально нараспашку — вернее, заблокирована ровно на середине, чтобы в проем мог относительно свободно войти один человек. Прежде чем шагнуть внутрь, Микаэла осторожно осмотрела пазы. Никаких следов взлома. Суперпрочный материал должен был бы сохранить на себе свидетельства попыток проникнуть внутрь. Значит, дверь открыли изнутри или же с помощью кода доступа. Но тогда почему ей на коммуникатор пришло сообщение о несанкционированном проникновении? Войцеховская поудобнее перехватила рукоять излюбленного своего оружия — метательного ножа, который вынула из ножен, как только сошла с "сильвера" у технического центра.

Вокруг было на удивление безлюдно. Понятно, что техническое "сердце" ковчега располагалось в "мертвой зоне", но по общей тревоге сюда должны были уже начать прибывать силы службы безопасности! Мика была готова к тому, что явится на место первой, однако призыв высокого руководства должен дойти даже до патрульных, дежурящих на улицах, и ей с трудом верилось, что никого из них не оказалось поблизости. Она хотела задержаться и подождать какой‑нибудь поддержки, но неожиданно ее коммуникатор мигнул оранжевой лампочкой входящего сигнала. На полупрозрачном экране появилось знакомое лицо Леннокса. "Привет! — побежала внизу строчка послания. — Заходи, я тебя жду. В командном отсеке ждет сюрприз! И, пожалуйста, побыстрее".

Она попыталась снова передать сигнал общей тревоги через комм, но связь оказалась заблокирована. Секунду подумав, она мысленно выругалась от гнева на саму себя. Понятно, что рядом с техническим центром стоят "глушилки"! Микаэла помедлила с полминуты, прежде чем войти в невысокое здание. Связаться со своими она не может. А время, судя по посланию Леннокса, поджимает. Она войдет туда и попытается образумить старого друга. Или хотя бы узнает, чего он хочет, чего добивается. Двери оказались гостеприимно открытыми, и она направилась прямо к командному отсеку.

Технический центр "Одиннадцати" был похож на огромный айсберг — его видимая часть была раз в пять меньше невидимой, уходящей вниз, под "землю", до самой обшивки ковчега. Если командный пункт можно было назвать "мозгом" их дома, то техцентр был его "сердцем", круглосуточно перегоняющим "кровь" по всем системам. Он располагался на отшибе и охранялся по всем правилам стратегического искусства — исключительно компьютерными кодами и прочим "высшим" интеллектом. Еще во время отлета с Земли люди считались слишком ненадежны для охраны столь важного объекта. Поэтому только в командном отсеке постоянно дежурили двое так называемых "стражей", которым вменялось в обязанности всего лишь следить за приборами и раз в два часа делать обход, чтобы убедиться, что на вверенной им территории все нормально. За почти два с половиной века, минувшие с момента, когда ковчег отчалил от земной орбиты, на территории техцентра не произошло ни одного чрезвычайного происшествия. Любой житель "Одиннадцати" знал, что, если здесь что‑нибудь случится, погибнуть могут все, и это было лучшей гарантией от возможного саботажа.

Внимательно изучив пазы заблокированной двери командного отсека, Микаэла стремительно прыгнула вперед, чтобы сбить с толку возможную засаду, если она имеется внутри. Ударившись плечом об пол, она быстро перекатилась через себя и вскочила в боевую стойку, оказавшись в позиции, позволившей ей за доли секунды охватить взглядом все пространство помещения. Она готова была метнуть нож в любой объект, который хотя бы пошевелится, но в командном отсеке было безлюдно, только на стене мерцал экран компьютера, по которому бежали тревожно — красные цифры какого‑то обратного отсчета. Ночь часов, сорок семь минут… Что означают эти числа?

Выпрямившись, Войцеховская сделала шаг вперед и почти споткнулась о человеческое тело, заботливо уложенное на полу и полностью скрытое невысоким креслом. Один из охранников? Мертв? Присев на корточки, Микаэла попыталась нащупать пульс лежащего, не переставая пристально оглядываться. Жив!.. Просто без сознания. Пальцы ощутили небольшое уплотнение кожи — видимо, ожог от шокера. Ленни, паршивец, ты что творишь?! Или это вовсе не ты? Что за блажь взорвать полторы сотни людей в клубе, а теперь заботливо сохранить жизнь охраннику технического центра?

Мигнувший экран компьютера заставил Войцеховскую мгновенно подобраться, как будто он сам по себе мог на нее напасть. Но на его нижней части под угрожающе быстро истекающими секундами появилась всего лишь еще одна надпись: "Добро пожаловать! Надо поговорить. Спускайся ко мне в гости".

Микаэла выпрямилась. Вниз… Именно там находятся все рабочие системы "сердца" "Одиннадцати". Ну что ж, она пожалует! Она сейчас так пожалует — шутнику мало не покажется! Несмотря на злость, мозг работал четко, как часы — давали о себе знать многолетние тренировки спокойствия. Неторопливо выйдя из командного отсека, Войцеховская направилась направо по коридору.

— Подожди! — она обернулась на окрик так резко, что нож едва не сорвался с пальцев, Микаэла успела удержать его в последний момент.

В нескольких шагах от входной двери стояла Дороти Монтего.

— Ты? Что тебе нужно? — раздраженно рявкнула Войцеховская, не опуская ножа.

— Я ищу Силь, — та слегка попятилась, словно понимая, что лидер службы безопасности готова в любой момент атаковать. — Она здесь?

— Сильвер Фокс? — Микаэла удивленно сморгнула. — Что ей тут делать?

— Твой сигнал об общей тревоге каким‑то образом поступил на ее коммуникатор, а новый психолог порекомендовала девочке для полного избавления от страхов поучаствовать в развязке ситуации! — сердито выпалила Дороти. — Она и отправилась сюда, тем более что рассчитывала застать здесь толпу сотрудников службы безопасности на "максимагнитках" и прочей бронетехнике!

Микаэла про себя выругалась. Она внесла номер личного коммуникатора Сильвер Фокс в списки особо охраняемых граждан, но какой‑нибудь особо ретивый подчиненный мог решить, что это относит ее к "своим" и подключить к общей сети. Когда все закончится, пообещала себе Войцеховская, она непременно выяснит имя этого прекрасного человека и… не знает, что с ним сделает!

— Девочки здесь нет, — буркнула она. — Лучше подожди ее снаружи.

— А ты? — Дороти замялась. — Пойдешь дальше одна? И вообще, где все? Я думала, что здание окружено тройным оцеплением, а над ним висят вооруженные "до зубов" вертолеты!

— Подкрепление запаздывает, — призналась Микаэла, опуская, наконец, нож. — Боюсь, у меня что‑то со связью. У тебя комм работает?

— Шутишь? — Монтего приподняла брови. — Здесь же, небось, в радиусе нескольких километров все утыкано "глушилками"!

В качестве доказательства она продемонстрировала темный экран своего коммуникатора. Неудивительно: в целях безопасности местность вокруг технического центра была совершенно "глухой", чтобы ее невозможно было взломать с помощью наружной сети. Кто же знал, что настоящий злоумышленник ухитрится каким‑то образом получить коды доступа!

— Ты на чем приехала? — строго осведомилась Микаэла.

— Одолжила у Стейна "сильвер", — призналась Дороти.

— Так поезжай туда, где есть связь, и поднимай тревогу! — Войцеховская мотнула головой в сторону выхода.

— Угу, может, с самим командором связаться? — скептически поинтересовалась ее собеседница. — Да кто я такая, чтобы твои люди стали меня слушать? У меня и доступа‑то нет к вашей сети! Или ты предлагаешь обратиться к новостникам, чтобы они пустили тревогу по всем каналам?

— Достаточно будет связаться с Габриэлем, — еще не закончив реплику, по окаменевшему лицу Дороти Мика уже поняла, что к Дольеру она не обратится, даже если ее будут медленно разрезать на мелкие кусочки.

— Сколько им времени понадобится на то, чтобы отреагировать и оказаться здесь? — вместо ответа поинтересовалась Монтего.

— Отдвадцати минут до часа в зависимости от того, кто из "полевых" где находится, — Войцеховская сглотнула, вспомнив про бегущие цифры обратного отсчета. — Но те, кто окажется на месте первым, без командования действовать не будут.

— То есть не успеют, — безошибочно определила Дороти. — Мне понадобится время выбраться из "глухой" зоны, потом — на то, чтобы связаться… с лидером Центра летной подготовки, ему — чтобы поднять тревогу…

— Не успеют, — повернувшись, Микаэла зашагала вправо от двери командного отсека.

Спорить было бессмысленно — пустая трата драгоценного времени. Через несколько секунд Дороти ее догнала. Ну что ж, лучше такая поддержка, чем никакой. Может быть, вдвоем им будет проще образумить Леннокса.

Широкая винтовая лестница привела их в моторный отсек. Главный компьютер "Одиннадцати", за "здоровьем" которого специалисты следили на порядок лучше, чем за собственным, подмигивал разноцветными огоньками. За ним находился спуск в шахту резервного механического отсека, которым пока не пользовались. Там располагался по — настоящему допотопный мотор, сохранившийся чуть ли не с двадцать второго земного века. В случае экстренной необходимости, если электроника откажет, он на подручном топливе сможет проработать около недели — по расчетам ученых, этого должно оказаться достаточно для починки основной системы.

Как‑то Микаэла все это уже видела — все заместители командора должны были в обязательном порядке совершить экскурсию по жизненно важному техническому центру. Вот только в тот раз к компьютеру не была примотана сложная схема из нескольких сообщающихся трубок, на которой крепился экран с теми же бегущими цифрами. Даже краткого курса по взрывчатым веществам, прослушанного более десяти лет назад, оказалось достаточно, чтобы определить, для чего предназначена эта хитрая система. Бегущая строка показывала чуть больше тридцати пяти минут, которые быстро убывали. Войцеховская судорожно сглотнула.

— Привет, Микки! А ты не очень торопилась, — меланхолично заметил Леннокс, выступая откуда‑то слева. — Думаешь, у тебя в запасе много времени?

Он двигался неторопливо и спокойно, заложив руки за спину, как если бы вышел на обычную вечернюю прогулку.

— Привет, Ленни, — Мика поймала его насмешливый взгляд, брошенный на зажатый в ее руке нож, но даже не вздрогнула. — Давно не виделись!

— Ты, кажется, была слишком занята, чтобы заезжать к старым друзьям, — произнес Норте. — Все вокруг слишком заняты выживанием и друг о друге совершенно не думают… Видишь, на какие ухищрения приходится идти, чтобы просто поболтать со старыми знакомыми? О, да мы здесь не одни! Входите, пожалуйста! Госпожа Монтего, если не ошибаюсь?

— А вы — тот самый Леннокс Норте? — дерзким тоном спросила Дороти, останавливаясь рядом с Микаэлой. — "Мертвец — возвращенец", легенда "Одиннадцати", а теперь еще и убийца, на счету которого более сотни унесенных жизней и около пятидесяти — покалеченных?

— Тот самый, — рассеянно кивнул их странный собеседник. — Весьма приятно познакомиться. Габриэль так захватывающе вас описывал, что мне прямо захотелось хоть разочек вас увидеть. Вот и еще одно свидетельство того, как сбываются даже самые несбыточные мечты. Другого шанса после сегодняшнего вечера, почитай, уже и не представится. Надо же, он прав: вы действительно симпатичная и наглая! Слушай, Микки, давай ты уберешь оружие? — неожиданно сменив тему, предложил он. — Смерти я не боюсь, а если ты вдруг решишь, что устала от разговора, мы просто все умрем раньше запланированного! — он помахал в воздухе правой рукой, в которой был зажат пистолет. — У меня оружие покруче твоего. Кстати, никогда не понимал, почему бы не разрешить службе безопасности нормально вооружаться…

Несколько секунд Войцеховская колебалась. Убрать оружие — значит, остаться беззащитной, не говоря уже о том, что рядом с ней еще и гражданское лицо, которое Войцеховская обязана защитить. Но, пока будет лететь брошенный нож, Ленни наверняка успеет спустить курок, причем возможно, что и несколько раз. Если они с Дороти погибнут, некому будет поднять тревогу. Пока же оставался шанс договориться миром. В конце концов, с самого начала она не собиралась драться со старым приятелем! Лидер службы безопасности "Одиннадцати" несколько демонстративно убрала нож — так, чтобы это мог видеть бывший космопилот Норте.

— Отлично! — оценив ее движение, Леннокс насмешливо отсалютовал пистолетом. — Видишь, как со мной легко договориться? Если будете хорошими девочками и не полезете на рожон, проживете чуть дольше и отправитесь в последний путь в положенный срок.

— Легко договориться? — Микаэла с деланной непринужденностью шагнула вперед, на всякий случай закрывая собой Дороти Монтего. — Ну хорошо, давай поговорим. Не могу понять, чего ты добиваешься? Извинений за то, что я много лет не заходила к тебе в гости попить чайку?

— Брось, Микки, у меня нет никаких претензий ни к тебе, ни к Габриэлю — он тоже все беспокоился, что я на него обижен! — Норте усмехнулся.

— А где он, кстати? — осторожно поинтересовалась Микаэла. — Что ты с ним сделал?

— Ничего особенного, — Леннокс приподнял брови. — Погонял немного по Трущобе, просто чтобы он мне не мешал, поскольку ему есть чем заняться. Впрочем, там есть одно милое местечко… Учитывая манеру Габриэля водить, не удивлюсь, если он слегка… разбился — разумеется, совершенно случайно.

Мика услышала, как за ее спиной часто и прерывисто задышала Дороти. Что, даже само имя Дольера на нее так действует? Хотелось обернуться и попытаться взглядом или словом призвать ее к спокойствию, но она не могла отвести глаз от Леннокса, в расслабленной позе остановившегося посреди помещения. Неужели этот опасный и полубезумный незнакомец — ее старый друг, бок о бок с которым она проходила обучение, с которым выпивала в городских барах, который с таким пылом мечтательно рассказывал, как они покорят космические пространства и найдут, наконец, подходящую планету для населения "Одиннадцати"? Сейчас этот мужчина, несмотря на внешнее спокойствие, больше всего напоминал нацеленное на нее дуло пистолета.

— Ну хорошо, извинения тебе не нужны, — ровным голосом продолжила она. — Тогда объясни, чего ты хочешь!

— Спасти нас всех! — твердо ответил Леннокс. — Разве это непонятно?

— Как тех несчастных, которые взорвались в "ДиЭм"? — Дороти шагнула вперед, снова оказавшись рядом с Войцеховской, и лидер службы безопасности с трудом сдержалась, чтобы не выругаться. — Их вы тоже спасли?

— А разве нет? — казалось, Норте удивился такому вопросу. — Смерть — избавление для каждого!

— Только некоторые все же хотят жить! — Дороти снова шагнула вперед, слегка задев плечом Микаэлу.

Та бросила на подругу короткий взгляд и поймала ответный. Перед следующим шагом Монтего мазнула глазами в сторону компьютера с закрепленным на нем взрывчатым устройством. Слов им не требовалось. Одной нужно было отвлечь Леннокса, а другой — попытаться нейтрализовать опасность. Поскольку Дороти обучающего курса по взрывчатке не проходила, то решительно взяла на себя первую задачу. Со второй предлагалось справиться Микаэле. Воспользовавшись тем, что движение подруги на мгновение привлекло внимание Леннокса, она сделала осторожный, почти незаметный шажок в сторону. Если договориться не удастся, придется действовать быстро, и чем ближе она окажется в этот момент к компьютеру, тем лучше. По спине пробежал холодок. Они фактически заперты в клетке с опасным сумасшедшим и должны попытаться нейтрализовать его и предотвратить большую беду.

— А вы попробуйте сказать Вселенной, что хотите жить, — усмехнулся Леннокс. — Просите ее, умоляйте на коленях, кричите ей — она, даже если и услышит вас, поступит по — своему. Впрочем, жить хотят только те, кто не понимает сути смерти.

Он несколько секунд помолчал, внимательно разглядывая обеих женщин, застывших напротив него, словно два кролика перед крупным удавом.

— Только слепой может не заметить, что мы обречены, — жестко произнес Норте. — Ковчег движется навстречу гибели, а жизнь на нем лишь длится в мучительной агонии.

— Опомнись, Ленни! — Микаэла покачала головой. — Ученые прогнозировали, что мы найдем новый подходящий мир во время жизни Седьмого, Восьмого или Девятого Поколения! Осталось совсем немного! У нас еще есть надежда…

— Нет никакой надежды! — Леннокс захохотал так, что Войцеховской стало страшно. — Нет и никогда не было! Все это просто обман, продлевающий бессмысленное существование ковчега! Нашим предкам следовало остаться на умирающей Земле — сдохнуть на ней, несомненно, оказалось бы приятнее, чем в космосе! Ты не была там и не знаешь! Зато я хорошо знаю, что такое Вселенная! Я видел ее изнутри! Она нас не выпустит! В тот момент, когда наши далекие предки ступили на "Одиннадцать", мы умерли. Все умерли, хотя до сих пор обманываем себя, считая живыми!

— Он сумасшедший, — твердо и отчетливо произнесла Дороти, нимало не смущаясь тем, что и Леннокс ее прекрасно слышит.

— Это спорный вопрос, — Норте, склонив голову, с любопытством посмотрел на нее. — Я считаю себя нормальней всех на ковчеге, но ведь так и должен полагать психопат, да? За эти десять лет я хорошо изучил психологию — это было интересно… Но что, если на самом деле сумасшедшие все вы — те, кто считает, что может остаться в живых после схватки со Вселенной?

— Ты изучал психологию? — Микаэле было трудно говорить — в горле пересохло от накатывающего страха. — Вижу, ты не терял времени даром!

— И не только ее, — весело подтвердил Леннокс. — Например, я прослушал курс по взрывчатым материалам и даже защитил по ним магистерский диплом! Разумеется, это закрытая информация, но для "мертвецов — возвращенцев" любят делать исключения во всем. И когда я пришел на курсы по компьютерным вирусам, мне тоже были рады. Никто даже не задумался, зачем мне понадобилась прикладная электронная вирусология! О, мои преподаватели были счастливы получить столь известного ученика! Они так старались дать "человеку — легенде" побольше информации, что даже не подумали поинтересоваться, зачем мне это нужно! Очень опрометчиво с их стороны, вы не находите? Наверное, умирая, они даже не поймут, что помогли мне уничтожить ковчег.

— Леннокс, мы еще все можем решить мирно, — пробормотала Микаэла, снова улучив момент и сделав шажок к компьютеру.

— А я и не думал воевать с тобой! — казалось, Норте по — настоящему удивился. — И ты, и Габриэль, и многие другие космопилоты — по — прежнему мои друзья!

— Раз я твой друг, почему бы тебе не отдать мне пистолет и не отцепить взрывчатку от компьютера? — осторожно поинтересовалась Войцеховская. — Думаю, если ее невозможно нейтрализовать, мы еще успеем убрать ее подальше от технического центра!

— Именно потому, что ваши жизни мне небезразличны, я не могу обречь своих друзей на продолжение бессмысленного существования без малейшей надежды на спасение, — твердо произнес Леннокс. — Мы уйдем все вместе, и уже за гранью смерти ты поймешь, что я был прав! Поверь, я знаю, как будет лучше для всех. Всего лишь несколько секунд боли — и конец! Это хорошая смерть.

— У меня еще есть несколько незаконченных дел! — парировала Мика. — Не люблю, знаешь ли, оставлять после себя беспорядок!

— Должен тебе сказать, что за десять лет ты ничуть не изменилась! — усмехнулся Норте. — Но все скоро закончится, а понятия порядка и беспорядка весьма условны для Вселенной.

Какое‑то сдавленное восклицание сверху заставило Микаэлу крутнуться на месте и сделал шаг к лестнице, и она мысленно выругалась. Этот момент можно было бы использовать, чтобы добраться до взрывного устройства, ведь и Леннокс тоже отвлекся. Впрочем, может, и к лучшему, что она этого не сделала — Мика понятия не имела, что делать с взрывным устройством дальше. Попытаться подняться по лестнице под пулями? Прыгнуть вниз в шахту и прикрыть взрывчатку собой, надеясь, что это уменьшит разрушительную силу? Если Леннокс действительно все предусмотрел, то шансов у нее немного.

Однако сейчас рассуждать об этом в любом случае было уже поздно. На верхних ступеньках лестницы застыла Сильвер Фокс. Войцеховская услышала, как рядом бессильно застонала Дороти, и порадовалась, что хотя бы не повторила за ней этот нервный полувсхлип. Девушка стояла, оторопело уставившись на пистолет в руке у Норте, и, казалось, не замечала ничего вокруг.

— Силь, назад! — первой опомнилась Дороти, судорожно замахав руками.

— Стоять! — тут же рявкнул Леннокс, направляя дуло пистолета на девушку. — Отсюда никто не уйдет — нам не нужно, чтобы кто‑то позвал подмогу или спровоцировал панику раньше времени! Иди к своим подружкам, малышка!

Он слегка повел дулом пистолета, и Сильвер, как завороженная, мелкими шажками принялась спускаться по лестнице, а потом двинулась к Дороти и Микаэле.

— Надо же, как здесь оживленно по вечерам! — издевательски восхитился Норте. — У нас настоящая вечеринка, только мальчиков — стриптизеров не хватает!

— Это вы в меня стреляли? — слабым голосом спросила его Сильвер, останавливаясь рядом с Микаэлой.

— Очень об этом сожалею, — неожиданно серьезно проговорил Леннокс. — Я опасался, что ты могла меня разглядеть.

— Я видела только рукав… — оказавшись среди "подруг по несчастью", девушка неожиданно выпрямилась и прямо посмотрела на оппонента. — Вы меня чуть не убили!

— Отказался от этой мысли, когда Габриэль сказал, что свидетельница не может сказать ничего конкретного о похитителе Рудольфа, — Норте опустил пистолет и наградил Силь ответным оценивающим взглядом. — Жаль, что я не знал этого раньше. Это ведь проклятая пуля в скамейке в конце концов привела тебя ко мне, да, Микки?

— Она, — не стала отрицать Войцеховская. — А что ты сделал с доктором Эсстеном?

— Запер у себя в подвале, — рассеянно пожал плечами Леннокс. — Я вообще‑то не собирался его убивать — во всяком случае, раньше, чем умрет весь остальной ковчег. Но дело в том, что у него я познакомился с Беверли, и он знал, что мы начали встречаться. Мне нужно было сделать так, чтобы твоя служба не добралась до него, прежде чем я закончу подготовку к своему делу.

— Вы и без доктора Эсстена наделали ошибок, — бесстрашно вступила в разговор Дороти. — Например, вас видели в парке, когда вы передавали Беверли Кларк пакет со взрывчаткой!

— Надо же, а вы действительно отлично сработались! Мне, вероятно, следовало начать стрелять там! Кто это, интересно, оказался таким глазастым и памятливым? — усмехнулся Норте. — Но я не мог слишком скрытничать, а то Беверли заподозрила бы неладное. Она, к сожалению, не была дурой. Мне пришлось ускорить ее уход, потому что после взрыва Бев могла прийти к правильным выводам и поднять тревогу. Она стала еще одной жертвой — необходимой жертвой!

— С ней ты бы наверняка договорился, — возразила Микаэла. — Разумеется, при условии, что решил бы отступить.

— Теперь уже все равно ничего не исправить, — Норте махнул рукой. — До конца остались считанные минуты.

— Еще не поздно остановиться, — глядя на этого седовласого незнакомца с холодными глазами, Войцеховская уже понимала, что старается напрасно, но все еще надеялась. — Пожалуйста, Ленни, отдай мне пистолет!

— Взрывной механизм уже не остановить, — он слегка покачался с пятки на носок. — Я специально так сделал, чтобы пути назад не было.

— И что тогда будет? — Дороти снова сделала маленький шажок вперед, отвлекая на себя внимание Леннокса.

— Техцентра не станет, — будничным тоном заявил человек — легенда. — Некоторое время, возможно, "Одиннадцать" продержится на своих допотопных резервах, а потом остановится в космосе. Застрянет во Вселенной. Возможно, его затянет орбита какой‑нибудь проходящей мимо блуждающей планеты, но люди в любом случае обречены. Как только умрет искусственная атмосфера, им станет нечем дышать…

— Вы с такой легкостью обрекаете на смерть миллионы людей! — Монтего сжала кулаки, как будто с трудом сдерживалась, чтобы не броситься на Норте. — Почему бы вам не заняться собственной жизнью?

— Я как раз сейчас и завершаю дело всей своей жизни! — рыкнул в ответ Леннокс, снова поднимая пистолет. — Только такие дуры, как вы, могут этого не понимать! Стой на месте и не шевелись, или отправишься в лучший из миров раньше, чем тебе назначено!

— Дороти, стой! — скомандовала Мика. — Не дури, Ленни, слышишь? Осталось всего двадцать минут, и мы еще можем вынести отсюда взрывчатку! Ты, конечно, уже много что сделал, но я уверена, что тебе можно помочь! Учитывая все, что с тобой произошло раньше…

— Ты хочешь сказать, что благородный командор не выкинет меня в космос повторно, а всего лишь отдаст психиатрам? — Норте насмешливо приподнял брови. — Благодарю, но я не готов пожертвовать своей жизнью ради твоего драгоценного Стефана Кройчета! Я‑то ведь не нежная дама, чтобы неожиданно для самого себя оказаться в него влюбленным!

Мика почувствовала, как к лицу прилила кровь. Будь ты проклят, Ленни, откуда?.. Несколько раз глубоко вздохнув, она с большим трудом взяла себя в руки. Да, бывший "мертвец" Норте действительно оказался не только сумасшедшим, но и прекрасным психологом. И это делало его втрое опаснее! Пока они с Дороти пытались отвлечь его, он сам уверенно играл на их эмоциях, как на музыкальном инструменте!

— Не забывай, дорогая, что меня уже лечили и даже признали выздоровевшим, — как ни в чем не бывало продолжил Леннокс. — Последние несколько лет с меня даже сняли обязанность посещать психотерапевта. Доктор Эсстен лично подписал заключение о том, что я здоров.

— Тогда мне, наверное, повезло, что теперь со мной занимается другой психолог! — неожиданно выдавила из себя Сильвер.

Несколько секунд Леннокс смотрел на нее, как будто ушам своим не поверил, а потом тихо засмеялся. Пока он разглядывал девушку, Мика сделала еще один осторожный шаг в сторону компьютера, одновременно краем глаза оценивая расстояние. Чтобы быстро его преодолеть, ей понадобится две — три секунды. Будут ли они у нее?.. Оторвать от компьютера взрывчатку, быстро взбежать по лестнице… Это может получиться, только если Дороти и Сильвер отвлекут Леннокса! На табло быстро бежали секунды. Оставалось меньше семнадцати минут! Остановить его нельзя, зато можно унести подальше от техцентра! Ну, давайте, девочки! Этому ковчегу больше не на кого рассчитывать, кроме нас!

— Так теперь, значит, у тебя хороший психолог? — отсмеявшись, уточнил Норте.

— Да, — Силь вскинула голову. — Доктор Саманта Дрейк. Она говорит, что тоже знакома с тобой.

— Сэмми, Сэмми! — почти нежно промурлыкал Леннокс. — Если бы не проклятая профессиональная этика, она бы и мной занималась… Может быть, тогда бы все действительно было иначе! Она всегда умела убедить меня, что жизнь лучше смерти. А вот Рудольфу, несмотря на все его старания, это не удалось! Микки, ты бы лучше стояла на месте! Я ведь могу в тебя выстрелить и на таком расстоянии точно не промахнусь!

Последняя реплика была настолько неожиданной, что Микаэла и правда замерла. Прямой взгляд Леннокса как будто воткнулся в нее, дуло пистолета оказалось направленным прямо ей в живот. Войцеховская замерла на полушаге. Дороти и Сильвер одновременно повернулись к ней. Глаза девушки выражали такой испуг, которого, наверное, как раз хватило бы им на троих. На секунду повисла тяжелая, вяжущая тишина, и Микаэла вдруг поняла, что Норте действительно готов выстрелить. Он убьет ее с такой же легкостью, с какой уничтожил множество людей в "ДиЭм", и с таким же спокойствием, с которым сейчас обрекал на смерть целый ковчег! И на этот раз он действительно не промахнется!

— Хорошо же мы тебя обучили, Ленни! И это все, что ты вынес из своей подготовки? — звенящий от ярости мужской голос разорвал тишину так неожиданно, что лидер службы безопасности едва не упала, почувствовав, как с нее словно веревки спали. — Что при желании можно выстрелить в безоружную женщину?

Лидер Центра летной подготовки не стал останавливаться на лестнице: прежде чем кто‑то успел среагировать на его появление, он уже стремительно преодолел расстояние до нижней площадки, в два шага пересек ее и решительно встал в полуметре перед Микаэлой, прикрывая от возможного выстрела. При этом вся фигура "главного мертвеца" выражала такую ярость, смешанную с брезгливым презрением, что Войцеховская чуть не отступила. Но вместо этого, скрытая его могучей спиной, Мика сделала еще один осторожный шаг в сторону компьютера с закрепленным на нем взрывчатым устройством. Пожалуйста, ей нужно всего несколько секунд!

— А теперь что, красуешься перед камерами наблюдения? — зло спросил лидер у бывшего подчиненного. — Надеешься, что командор порадуется, пересматривая потом записи твоих похождений? Или рассчитываешь, что их будут транслировать на все виджеры "Одиннадцати"?

— Привет, Габриэль, — невозмутимо проговорил Леннокс. — Я уже думал, что больше тебя не увижу.

— Была такая вероятность, но, как видишь, Вселенная распорядилась по — своему! — рявкнул Дольер.

— Тебе всегда везло, — философски заметил Норте. — Но все когда‑нибудь кончается, знаешь ли, и везение в том числе. Впрочем, я даже рад, что могу нормально с тобой проститься. Ты здорово украсил мне последнюю неделю жизни, это оказалось неожиданно приятно!

— Наверное, ты буквально умирал от смеха, когда я попросил тебя о помощи, — угрюмо заметил лидер Центра летной подготовки.

— Вообще‑то сначала ты меня изрядно напугал, — усмехнулся Леннокс. — Мне даже показалось, что ты каким‑то чудом ухитрился меня вычислить, и я прямо извелся, пытаясь понять, как это случилось так быстро! Я вцепился в нож, который всегда держу под подлокотником кресла, и все гадал, успею ли ударить первым. А когда потом ты вдруг попросил меня помочь, это действительно стало смешно! Это не тебе, а мне следует благодарить тебя за всестороннюю помощь! Лучше информатора, чем ты, на самом верху было и не найти!

— Да к тому же такого идиота, который и пришел к тебе сам, и добровольно сливал все нужные сведения, — сквозь зубы процедил Дольер. — Знаешь, Ленни, мне не нравится выглядеть простачком, которого с такой показной легкостью обвели вокруг пальца!

— Ну, я тебя в гости не приглашал, — бывший космопилот пожал плечами. — Ко мне‑то какие претензии? Не обижайся, Габриэль!

— Какие претензии? — голос "главного мертвеца" прозвучал с такой угрозой, что Микаэла даже сама вздрогнула. — Проклятый ублюдок! Ты убил и покалечил почти сто пятьдесят своих, а теперь спрашиваешь, какие к тебе претензии?!

— Мне нужно было где‑то произвести тренировочный взрыв, чтобы быть уверенным, что сегодняшний удастся! — как будто оправдываясь, Леннокс смущенно сморгнул. — Я ведь впервые делал взрывное устройство и не знал, хорошо ли оно сработает! Второй попытки уже не будет — если бы я сделал ошибку, меня бы тут же приняла в объятия служба безопасности. А "ДиЭм" казался лучшим местом — я отлично его знаю и заранее рассчитал, где нужно заложить устройство, чтобы взрыв оказался достаточной силы.

— Ты! Убил! Моих! Людей! — каждое слово Габриэль выплевывал так, словно пытался вколотить его в противника. — Мне плевать, чем ты руководствовался и что тебе было нужно! Я каждый год отправляю их в космос, зная, что они не вернутся! А ты, урод, думаешь, что можешь еще и убивать их прямо на ковчеге, у меня под носом?!

Последние слова он проревел так, что у Войцеховской чуть уши не заложило. Его шея над воротником рубашки покраснела, и Мика невольно задалась праздным вопросом, что у Дольера с лицом. Если бы он так орал на нее, она бы точно испугалась! Норте тоже вроде бы немного попятился, прикрываясь оружием, как щитом.

— Ты же сам говоришь, что провожаешь их на смерть! — Леннокс гневно выпрямился. — Какая разница, умерли они сейчас или на год позже?

— Какая разница?! — прошипел лидер Центра летной подготовки. — Я сейчас тебе покажу, какая разница!

Он решительно шагнул вперед, и Норте нацелил на него дуло пистолета, но на Габриэля Дольера это не произвело никакого впечатления. Казалось, он будет двигаться вперед до самого конца, и никакая пуля его не остановит. Видимо, Ленноксу тоже пришла в голову эта мысль, потому что он заметно занервничал.

— Лучше стой, где стоишь, Габриэль! — угрожающе забормотал он. — Не подходи — я выстрелю!

— Да и на здоровье! — отрезал Дольер, сжимая кулаки и делая еще один шаг. — Смотри не промахнись!

Микаэла еще немного продвинулась в сторону компьютера. Теперь ей достаточно было, пожалуй, одного стремительно броска, чтобы оказаться рядом с ним. Успеет ли она оторвать взрывчатку от компьютера, прежде чем Леннокс ее пристрелит? Успеет ли Дольер дойти до Норте, прежде чем тот начнет стрелять?.. Тем временем бывший космопилот, убедившись, что прямые угрозы на разгневанного лидера не действуют, неожиданно перевел дуло пистолета на Дороти Монтего, стоящую в нескольких шагах от мужчин.

— Остановись, или я пристрелю кого‑нибудь из женщин! — в глазах Леннокса металось почти истерическое выражение. — Или ты думаешь, что у меня решимости не хватит?

Дальнейшее произошло так быстро, что показалось Микаэле слившимся в какую‑то одну затянувшуюся секунду. Леннокс поднял руку с пистолетом выше, прицеливаясь в Дороти, и Габриэль с утробным рычанием кинулся вперед, решительно вклиниваясь между женщиной и пулей. Два громких выстрела разорвали гулкую тишину, и Дольер, остановленный в прыжке, на секунду замер, прежде чем начать оседать вниз, на пол. Подскочившая Дороти, пытающаяся его удержать, издала какой‑то странный звук, похожий на сдавленное рыдание. Лидер Центра летной подготовки, пытаясь удержаться на ногах, оттолкнул ее за спину, по — прежнему прикрывая собой.

— Кто еще хочет пулю? — зло рявкнул Леннокс, переводя дуло пистолета сначала на Мику, которая уже стояла в каком‑то шаге от компьютера, а затем на замершую Сильвер.

Как раз в это мгновение откуда‑то сверху раздался быстро приближающийся и нарастающий оглушительный грохот…

… — Вы уверены, что вам сюда? — таксист осторожно покосился на странного пассажира, судорожно сжимавшего поручни своей инвалидной коляски.

— Да, спасибо, — твердо произнес Маккинан.

Он видел на парковке несколько "сильверов", среди которых был и хорошо знакомый ему оригинальный серебристый "летун". И, судя по тишине и пустоте вокруг, поддержка службы безопасности безнадежно опаздывала. Дверь магнитотакси открылась, и Бриан быстро выехал на дорогу, напоследок бросив:

— Поезжайте!

Таксист, казалось, только и ждал, когда беспокойный пассажир в больничной одежде выберется из его "магнитки", потому что стартовал с места почти сразу. Маккинан, рычагами прибавляя скорость, помчался по направлению к техническому центру. Вокруг никого не было, значит, участники событий внутри. Бриан быстро подкатил к входу в приземистое широкое здание и остановил свое оригинальное средство передвижения. К открытой двери вели четыре довольно высокие ступеньки, и отдельного пандуса для инвалидных колясок здесь, разумеется, не имелось.

Забраться по ступеням наверх можно было бы, например, ползком. Но, оставив коляску за порогом, он далеко не продвинется. Много ли толку от безногого инвалида, который даже передвигаться нормально не может?! Стиснув зубы, Бриан вцепился одной рукой в перила, локтем другой подцепил за подлокотник тяжелую коляску и стащил себя с сиденья. Повиснув на поручне, Маккинан очень медленно немного продвинулся по нему вперед, оперся о ступень ранеными коленями, тут же отозвавшимися острой болью, и подтянул за собой собственное средство передвижения. Коляска, скрипнув магнитным дном, "вползла" на первую из ступеней и тут же едва не рухнула назад под тяжестью собственного веса. Несколько мгновений Бриан чувствовал себя так, словно его привязали за руки двумя веревками и тянут в разные стороны. Он покрепче прижал к себе подлокотник, а вторую ладонь осторожно, чтобы не соскользнула назад, продвинул вперед по перилам.

Ему потребовалось какое‑то невероятное количество времени и усилий, чтобы оказаться у двери в техцентр, но, наконец, Маккинан закончил свое мучительное восхождение по ступеням и на дрожащих руках втянул себя на сиденье коляски. В висках стучала кровь, спина и грудь были влажными, свежие швы щипало — вероятно, какие‑то из них разошлись, ноги как будто превратились в неподъемные пылающие бревна, пульсирующие от боли. Глубоко вздохнув, Бриан направил коляску по коридору. Откуда‑то спереди снизу доносились голоса. Через несколько секунд он оказался на верхней площадке неширокой винтовой лестницы. Внизу на широкой площадке стояли пять человек — один напротив четверых. Единственный противник мужчины и трех женщин держал в руке пистолет. Сбоку подмигивал компьютер, на который оказался прикреплен короб с секундомером, на котором быстро бежал обратный отсчет времени.

Бриан судорожно сглотнул. Винтовая лестница была настоящей ловушкой. Нет, наверное, он смог бы спуститься по ней — ведь управлять инвалидным креслом должно быть уж точно не труднее, чем космическим челноком! Главное — удержать его на нужной траектории и не свалиться где‑нибудь по дороге, бесславно закончив спуск. Это будет что‑то вроде работы на тренажере…

Пытаясь оказаться внизу, он, безусловно, привлечет всеобщее внимание. Но важно, кто первым оправится от удивления: один из четверых или человек с пистолетом — Леннокс Норте. Шансы на то, что Дольер или Войцеховская успеют скрутить бывшего коллегу, он оценивал примерно равными с теми, что он придет в себя до того, как они успеют что‑то сделать, и начнет стрелять. Пока Бриан замер на верхней площадке лестницы, у него сохранялось небольшое преимущество внезапности, и он мучительно размышлял, как им распорядиться.

Тем временем события внизу ждать его не собирались. Норте резко подался вперед, вытягивая руку с пистолетом в сторону одной из женщин. Лидер Центра летной подготовки, сделав шаг, резко прыгнул вперед, оказываясь между ними. Оглушительно прозвучали один за другим два выстрела, и Габриэль Дольер начал медленно оседать на пол, по — прежнему прикрывая собой женщину.

— Кто еще хочет пулю?.. — дико заорал снизу человек с пистолетом и повел дулом в сторону Сильвер.

Времени на размышления и колебания не оставалось. Вцепившись в подлокотники, Бриан переключил коляску на максимальную скорость и с диким шумом помчался вниз по винтовой лестнице. Вопреки ожиданиям управлять ей оказалось все же значительно труднее, чем космическим челноком. Она так и норовила наскочить на перила или пролететь под ними, и Маккинан с трудом успевал лавировать, несколько раз весьма чувствительно приложившись плечами об ограждение и центральный столб. Лишь краем глаза он заметил, как люди, стоящие внизу, в едином порыве подняли головы, следя за его стремительным спуском. Один за другим раздались еще два выстрела, но оба прошли выше цели — Бриан двигался слишком быстро, чтобы его успели подстрелить. А пусть бы даже Норте и попал — лучше уж в него, чем в Сильвер!

Соскочив со ступеней, он и не подумал остановить коляску, лишь немного скорректировал ее движение. Теперь она неслась к цели быстрее всякой пули. Невероятным напряжением воли и мышц Маккинан приподнялся на руках и, качнув корпусом, резким движением буквально выбросил себя в сторону от сиденья. Инвалидное кресло с разгона врезалось в ноги не успевшего отскочить Леннокса Норте, отшвырнув назад. Гулко грохнул еще один выстрел, выпущенный уже не прицельно, а скорее по инерции, потому что палец лежал на спусковом курке. Удар сердца — и "мертвец — возвращенец" уже летел вместе с разогнавшейся коляской вниз, в глубокую шахту резервного отсека.

Удар об пол на несколько мгновений в буквальном смысле выбил из Маккинана дух. У него даже голова успела закружиться еще до того, как организм припомнил, что надо дышать. Судорожно втянув в себя воздух, Бриан закашлялся. Едва приподняв голову, он тут же вцепился взглядом в короб, присоединенный к компьютеру. Времени оставалось совсем мало, а Маккинан уже никак не мог помочь! И вообще, годным к решительным действиям на настоящий момент оставался только пресловутый "женский клуб", как Дольер метко окрестил коллектив из трех решительных дам разного возраста.

— Бриан! — Сильвер бесстрашно помчалась к нему еще до того, как инвалидная коляска совершила свой последний полет.

Буквально рухнув рядом на колени, она судорожно схватила Бриана за руку — он так и не понял, то ли пыталась поддержать его, то ли сама искала защиты. Девушка испуганно всхлипывала и дрожала. Маккинан ободряюще сжал ее ладонь, одновременно пытаясь приподняться.

— Ну что ты, маленькая?! — он изо всех сил старался не застонать. — Все уже кончилось, все позади!

Войцеховская метнулась к компьютеру с закрепленным на нем взрывном устройстве, Силь проводила ее взглядом и вдруг как‑то судорожно выпрямилась…

…Несколько движений — и в руках у Микаэлы оказался короб с циферблатом, на котором по — прежнему катастрофически быстро истекали секунды. Оставалось чуть больше трех минут, и за это время нужно было отправить взрывчатку как можно дальше от техцентра. У нее на руках один тяжелораненый, безногий и обездвиженный мальчишка — космопилот, двое гражданских… И миллионы жизней нескольких Поколений "Одиннадцати"!.. Мысли проносились в голове со скоростью света. На "сильвере" она должна успеть отъехать на достаточное расстояние от технического центра в глухую зону, но нечего и мечтать самой уйти из‑под удара! Второй раз судьбу не обманешь! Время жизни, отведенной бывшему космопилоту и нынешнему лидеру службы безопасности Микаэле Войцеховской, подходило к концу.

— Встречайте моих! — уже на ходу кинула она застывшим в стороне Дороти и Сильвер.

— Ты ее обезвредишь? — выдохнула в спину удаляющейся Мике Монтего.

— Не умею, — буркнула та. — Увезу и взорву!

Она быстро поднялась по лестнице наверх и уже почти добежала до выхода, когда ее вдруг догнали.

— Стойте! — в глазах Сильвер Фокс стояли слезы. — Вы не успеете вернуться!..

— Некогда спорить! — Войцеховская, в два прыжка преодолев лестницу, уже мчалась к своему аппарату.

Откуда‑то издалека слышалось завывание сирены — приближались первые отголоски все же объявленной общей тревоги.

— Вы погибнете! — девушка отчаянно вцепилась в рукав кителя Микаэлы и почти повисла на нем, останавливая лидера службы безопасности.

— Или я, или весь ковчег! — рявкнула Войцеховская, пытаясь стряхнуть неожиданную "спасительницу".

— Или только мой "сильвер"! — девочка, кажется, действительно плакала. — Он… на его компьютере установлено несколько индивидуальных программ. Одна из них — автономное движение без седока, дистанционное управление, такая только у меня есть, она была экспериментальной и не пошла в серию за ненадобностью! Я запустила программу с чипа, пока бежала за вами по лестнице!

Серебристый аппарат Сильвер Фокс уже бодро подмигивал им разноцветными компьютерными лампочками. Войцеховская непонимающе уставилась на девушку.

— Быстро кладите это на сиденье и постарайтесь получше закрепить еще и внешними ремнями на всякий случай! — не отцепляясь от форменного рукава, Силь почти потащила Микаэлу к "сильверу". — Я могу управлять им на расстоянии и направить туда, дальше, в мертвую зону!

На то, чтобы закрепить бомбу на серебристом аппарате ушло еще несколько драгоценных секунд. Сильвер быстро активировала движение и отскочила в сторону как раз вовремя, когда ее "летун", поблескивая боками, начал набирать ход, без седока направляясь прочь от технического центра. Бегущая строка отсчитывала секунды — их оставалось чуть больше сорока. Девушка, тихо всхлипывая, что‑то быстро набирала на экране своего коммуникатора. Аппарат легко набирал скорость, "улетая" все дальше и дальше. Микаэла впилась в него взглядом, мысленно отчаянно подгоняя "летуна". Он, словно отзываясь, скользил над землей быстрее. Вокруг задней части его магнитной подушки вдруг вспыхнули ярко — оранжевые энергетические огоньки.

— Турбины ускорения, — не дожидаясь вопроса, заикаясь, проговорила Сильвер. — Специальный папин проект. В конце концов на обычных аппаратах от них отказались…

Подброшенный турбинами "летун" превратился буквально в серебристую молнию. Он мчался вперед, едва ли не перегоняя скорость звука, но сорок секунд тянулись, казалось, целую вечность. За это время Мика успела, наверное, тысячу раз подумать о том, что "сильвер" не успеет удалиться на достаточное расстояние, а значит, их усилия окажутся напрасны. Но серебристый "летун" удалялся так стремительно, что у нее еще оставалась восхищенная надежда. Войцеховская кинула осторожный взгляд на стоящую рядом Сильвер Фокс. Девушку трясло, она, судорожно всхлипывая, обхватила себя руками за плечи и буквально вцепилась взглядом в удаляющегося "тезку".

Когда прогремел взрыв, и "сильвер" рассыпался в огненном шаре серебристыми осколками, волна жара докатилась и до Микаэлы с Сильвер, бросив их на землю. Похоже, досталось и подъезжающим "магниткам" службы безопасности — во всяком случае, большинство из них тяжело рухнули на полосы, потеряв управление. Но, к счастью, взрыв произошел достаточно далеко, чтобы не затронуть техцентра и людей. Войцеховская глубоко вздохнула, поднимаясь на колени. Догоравшие вдалеке обломки "сильвера" казались огромным костром, который какой‑то недоумок ухитрился развести в "мертвой" зоне. Она вдруг подумала о "летуне" с грустью и нежностью, как о человеке. Спасибо тебе, малыш!

Глава 19

Вторник, 27 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

— Доктор, как она? — Барбара Кройчет замерла в дверях комнаты старшей дочери, не решаясь шагнуть вперед.

— Ничего страшного, не волнуйтесь, — их семейный врач — приветливая женщина средних лет — ободряюще улыбнулась. — Она, вероятно, просто перепутала дозировку лекарства?

— Да, — уверенно солгала Барбара. — Иоанна, видимо, забыла, что уже один раз приняла препарат. Она в последнее время была немного… рассеянна.

— Такое бывает во время написания серьезных научных трудов, — с умным видом покивала доктор. — Порекомендуйте девочке побольше отдыхать. Конечно, карьера — это прекрасно, но в ее возрасте очень опасно настолько увлекаться.

— Мы обязательно отправим Иоанну куда‑нибудь на отдых, — пообещала жена командора. — Спасибо, что вы так быстро приехали.

Она проводила врача и вернулась в комнату дочери. Иоанна спала, ее лицо было очень бледным, но доктор сказала, что опасности нет. Барбара осторожно взяла дочь за руку и погладила ладонь. Бедная, бедная ее девочка! Она почувствовала, как по лицу покатились слезы, которые невозможно было остановить. Барбаре казалось, что мир вокруг нее разваливается на куски…

Четыре дня назад утром ее разбудил крик. Кричала спокойная, сдержанная, уравновешенная Иоанна Кройчет, которую всегда ставили в пример невоздержанной и "громкой" младшей сестре. Тихое субботнее утро, которое даже в графике занятого командора значилось как семейное, было непоправимо испорчено. Подхватившись с постели (и лишь краем сознания отметив, что Стефана уже нет — наверное, по обыкновению поднялся раньше и работает в кабинете), Барбара сначала побежала в комнату дочери. Но нечленораздельный крик возобновился из другой части дома, как раз когда госпожа Кройчет едва не столкнулась в коридоре с всклокоченной Мартой, которая тоже явно только что вскочила с постели.

— Она, кажется, у папы в кабинете, — растерянно пробормотала младшая дочь, и половина напуганного семейства кинулась в противоположную сторону.

Створка двери в кабинет Стефана оказалась распахнутой. Иоанна, тяжело дыша, стояла напротив отца. Лицо командора было сосредоточенным и совершенно непроницаемым, в то время как его дочь буквально трясло от напряжения. Вцепившись пальцами в полированную столешницу, Иоанна впилась взглядом в отца — казалось, ее пылающие глаза хотят прожечь его насквозь.

— Что происходит? — едва дыша, выпалила Барбара. — Стефан? Иоанна?

— Наша дочь совершила преступление, — ровным тоном проговорил командор. — Кражу со взломом, которая едва не стала началом гибели "Одиннадцати". Это подтверждено, и она призналась.

— Кражу со взломом? — слабым голосом переспросила госпожа Кройчет.

— Кражу? — снова закричала Иоанна. — Это же была шутка, безобидный спор! Я не собиралась совершать ничего дурного! Любимый человек попросил меня об одолжении — я что, должна была ему отказать?

— Твой любимый человек оказался преступником, который совершил взрыв в "ДиЭм", — отчеканил Стефан. — А ты помогла ему подготовиться к новому преступлению! Если бы не действия моих заместителей, весь ковчег бы погиб! Ты это понимаешь?

— Нет, этого не может быть! — почти завизжала Иоанна. — Он никогда не пошел бы на это! Он бы так не поступил! Ты его совсем не знаешь!

— А кто такой "он"? — видя, как на виске у мужа запульсировала тонкая жилка, вмешалась Барбара.

— Леннокс Норте! — всхлипнула старшая дочь, поворачиваясь к матери. — И что бы вы ни говорили, я собираюсь выйти за него замуж! Я люблю его!

— Что? — ахнула Марта. — Ты выйдешь замуж за Ленни? Вот это действительно невозможно!

— Ты что, тоже с ним знакома? — удивленно моргнула Иоанна.

— Последний месяц мы с ним встречались, — упавшим голосом призналась ее младшая сестра. — Он… просил тебя достать коды доступа в техцентр?

Стефан молча переводил взгляд с одной дочери на другую. Барбара почувствовала себя так, словно ее сердце покрывается льдом. Коды доступа в технический центр? Неужели ее глупенькая малышка действительно достала их и передала какому‑то чужому человеку? В ответ на вопрос сестры Иоанна молча кивнула.

— Он и меня просил о том же самом, — Марта чуть прикрыла глаза. — И говорил, что ему нужно выиграть какой‑то спор у приятеля, приехавшего из другого Города. Но потом написал, что шутка отменяется…

— Шутка не отменилась, — отрезал Стефан. — Вас обеих использовали только для того, чтобы добраться до моего компьютера и получить коды доступа! Так называемая "шутка" закончилась тем, что едва непогибло несколько человек, тяжело ранен лидер Центра летной подготовки, и только благодаря их усилиям "Одиннадцать" до сих пор не лишился возможности передвигаться в пространстве и вообще уцелел!

— Не может быть, чтобы в этом был виноват Леннокс! — снова закричала Иоанна. — Ты должен его выслушать! Наверняка произошло какое‑то чудовищное недоразумение!

— Выслушать его уже не получится, — командор покачал головой. — Норте мертв. Он взорвал "ДиЭм", отравил молодую женщину, которая, вероятно, тоже была влюблена в него, похитил человека, который мог бы его разоблачить, и едва не убил еще одну девушку, которая имела несчастье оказаться ненужной свидетельницей… Впрочем, можно сказать, что я его и выслушал. Перед смертью он сказал достаточно.

— Ленни умер? — слабым голосом переспросила Иоанна, снова цепляясь пальцами за столешницу.

Марта вздрогнула и прикрыла рот ладонью, как если бы пыталась сдержать рвущийся крик. Всю информацию, помимо гибели Леннокса Норте, девочки, кажется, пропустили мимо ушей… Барбара шагнула к старшей дочери, которая выглядела так, словно вот — вот упадет в обморок.

— Он не мог умереть! — прошептала девушка, тяжело оседая в ближайшее кресло. — Это неправда! Он жив!

— Лучше бы ты подумала о том, как теперь будешь жить сама, — жестко произнес Стефан, и Барбара вдруг поняла, что именно сейчас, в этот момент, она находится буквально в одном дыхании, в одном ударе сердца от того, чтобы возненавидеть собственного мужа. — Ты едва не убила весь ковчег. Не говоря уже о том, что это уголовное преступление, каково знать, что ты предала нас?

— Замолчи! — жена командора шагнула между ним и дочерью, пытаясь защитить Иоанну, но девушка никак на это не отреагировала.

— А ты? — ледяным тоном переспросила она у отца. — Ты нас не предал? Может быть, это тебе лучше задуматься о том, каким образом я подобрала пароль к твоему рабочему компьютеру?

Лицо Стефана на секунду стало растерянным, затем стремительно побелело, и Барбара испугалась уже за мужа. Он поднялся из‑за стола, и его жена с трудом сдержала порыв сделать шаг назад — в эту секунду он выглядел способным буквально на все. Но командор всего лишь молча вышел из кабинета. И из дома. Занятая дочерьми Барбара Кройчет не успела остановить его. Он не вернулся ни вечером, ни на следующий день. Не собрал вещи, не заехал объясниться, не отвечал на попытки связаться по коммуникатору. Барбара предполагала, что Стефан все это время находится на работе, но не решалась отправиться к нему сама.

Такое в их жизни случилось впервые. Никогда раньше благополучное семейство Кройчетов не доходило до той стадии, на которой Стефан не ночевал дома в течение нескольких дней, не будучи при этом в командировке и не предупредив жену. Наверное, Барбара бы сильно переживала, если бы не обнаружила, что куда больше ее беспокоит состояние дочерей. И Иоанна, и Марта глубоко переживали смерть Леннокса Норте (мать старалась не думать о том, что и сама разорвала бы мерзавца на куски за то, что он посмел крутить роман одновременно с обеими ее девочками, причем, похоже, только чтобы добраться до кодов доступа — в этом Стефан оказался абсолютно прав).

И впервые же за много лет брака Барбара не знала, что делать. Оставить Стефана в покое? Потребовать, чтобы он вернулся? Заставить всю семью объясниться? Подождать, пока все уляжется само собой? Или не стоит и надеяться на это? К счастью, Иоанна и Марта не стали "делить" покойника, объединенные общей бедой. Умом Барбара понимала, что муж прав — их старшая дочь по глупости совершила предательство, да и младшей лишь чудом удалось этого избежать. Но сердце не могло осудить глупеньких влюбленных девчонок, восставая против безупречной логики командора. Эти несколько дней она провела в бесконечных колебаниях и сомнениях, пытаясь как‑то примирить две части собственного сердца, одну из которых занимали дочери, а вторая принадлежала мужу, несмотря на то, что он уже давно (а может, и всегда) был другом, а не возлюбленным.

А сегодня утром, три дня спустя после объявления о скоропостижной кончине Леннокса Норте, Барбара получила на личный коммуникатор послание от мужа. Там лежали копии записей с виджеров техцентра — и никакого вступления: ни словесного, ни письменного. Стефан не собирался объясняться, но считал правильным, чтобы жена его поняла. Она активировала записи прямо в столовой, где готовила обед своему разваливающемуся на куски семейству. И через несколько минут забыла о том, что на плите кипит бульон, а на столе ожидают своей очереди овощи…

Лишь когда запись кончилась, и экран коммуникатора замигал, ожидая дальнейших распоряжений владелицы, Барбара вернулась в реальный мир. У нее кружилась голова, дрожали руки, пересохло во рту. Как близко на этот раз ковчег оказался к той черте, за которой их ожидала смерть! И насколько невероятным было то, что невольной (разумеется, невольной!) виновницей последнего шага едва не стала их старшая дочь, которую они с детства ставили младшей в пример как образец "правильности"! Бессильно уставившись в экран коммуникатора, Барбара пыталась собрать разбегающиеся в стороны мысли и сообразить, что делать дальше, когда от дверей столовой раздался странный всхлип. Обернувшись, жена командора внутренне похолодела: в проеме стояла Иоанна с совершенно восковым, мертвым лицом. Лишних вопросов не понадобилось: и так было понятно, что девушка видела достаточно! Госпожа Кройчет немедленно пожалела о своем опрометчивом решении просмотреть записи сразу.

— Маленькая моя!.. — прошептала Барбара, поднимаясь навстречу дочери.

— Со мной все в порядке, мама, — с неожиданным спокойствием ответила та. — Я пойду к себе. Папа был прав. Теперь я знаю, что делать.

Остановить Иоанну не успела ни Барбара, ни выскочившая из своей комнаты Марта. Когда старшая дочь заперлась в своей комнате, госпожа Кройчет, не теряя времени даром, вызвала сначала техника — администратора — вскрывать дверную панель, а затем — семейного врача. И не ошиблась. Иоанна приняла большую дозу лекарства, которое помогало ей регулировать давление. Бедная глупенькая малышка, да разве можно ТАК исправить то, что случилось?! Барбара не помнила, что именно она врала технику про заклинившую дверь, а доктору — про "случайно" принятое лекарство. Важно было спасти жизнь дочери. Все остальное казалось ей просто ерундой.

На этот раз, к счастью, обошлось. Сон Иоанны не представлял опасности, и вообще хорошо, что она хотя бы сможет выспаться — Барбара подозревала, что в дни после объявления о смерти Леннокса Норте дочь плохо проводила ночи. Теперь они с перепуганной Мартой проследят, чтобы больше ничего не случилось. Нужно просто убедить Иоанну в том, что все уже позади.

Самой жене командора нужно было принять еще одно важное решение. Барбара Кройчет, убедившись, что дочь после посещения врача крепко спит, вытерла слезы и вышла из комнаты Иоанны, осторожно прикрыв за собой дверь. Им всем предстоит перешагнуть через случившееся, и, помимо их старшей дочери, Стефану придется труднее всех. Разумеется, он не отдаст Иоанну службе безопасности и не позволит ее осудить, но предательство одной из любимых дочерей все же ранило командора сильнее, чем он показывает. Барбаре предстояло защитить их обоих: и Стефана, и Иоанну, — и, кажется, она знала, с чьей помощью это можно выполнить.

Она не без внутреннего колебания вошла в Сеть и запросила нужную информацию. Поскольку допуск у Барбары Кройчет был самого высокого уровня, поисковая система без колебаний выдала ей нужный номер личного коммуникатора. Супруга командора, считавшаяся самой влиятельной женщиной на "Одиннадцати", несколько секунд колебалась, прежде чем активировать вызов. Обратного пути уже не будет. Впрочем, это казалось единственным выходом. И для них, и для Стефана. Кто‑то должен был, наконец, разрубить этот гордиев узел их затянувшегося танца на множество персон! Глубоко вздохнув, словно перед погружением в глубокую воду, Барбара Кройчет прикоснулась к сенсорному экрану своего личного коммуникатора…

… — Привет, Шандар! — голографическое изображение улыбнулось, едва появившись на сенсорном экране секретного портативного коммуникатора профессора Керми.

О существовании этого комма знали только члены семьи — Шандар был уверен, что они будут молчать. Возможно, когда‑нибудь он расскажет о нем и Сильвер — когда у него появится убежденность, что она готова. Строго говоря, все подробности засекреченного эксперимента Исследовательского центра не знал даже командор Кройчет — это было одним из условий, поставленных перед его началом.

— Привет, Александр! — вздохнул доктор Керми.

Глаза Александра Фокса, несмотря на улыбку, смотрели проницательно и строго. Голографическое изображение казалось настолько живым, что Шандару хотелось протянуть руку и коснуться старого друга. Но он уже давно мертв, и прах его покоится в одном из высотных колумбариев — "поближе к космосу", как выражался при жизни сам изобретатель.

— Глупо пытаться объяснять тебе, что тут у нас произошло, верно? — Шандар пожал плечами в своей обычной слегка рассеянной манере. — Или ты чего‑то еще не знаешь?

— Да, я в курсе всего, — улыбка пропала окончательно. — Теперь от меня трудно что‑либо утаить, хотя на некоторое время это и удалось — наш преступник оказался талантливым компьютерщиком, и мне пришлось изрядно попотеть, вылавливая его "червя". А моя Лисичка едва не погибла! Вы не очень‑то хорошо за ней присматриваете!

— Ты должен знать, что все произошло случайно, — доктор Керми устало потер лоб ладонью. — Такие ситуации не поддаются прогнозированию, Алекс! И, если бы не она и… не другие люди, с которыми она оказалась связана, погиб бы весь ковчег!..

— Ладно, я вовсе не собирался заставить тебя оправдываться, — изображение махнуло рукой. — Ты активировал меня ради программы? Я уже направил ее в твой компьютер — и проследи, пожалуйста, чтобы сделали все в точности по моим инструкциям, не отступая ни в каких мелочах!

— Хорошо, — Шандар откинулся в кресле. — "Сильвер" уже доставили сегодня утром. Это будет отличный сюрприз для девочки.

— Само собой, — лицо Александра Фокса посветлело, как бывало всегда, когда он говорил о дочери. — А что за молодой человек этот космопилот Маккинан — еще один активный участник ваших околовоенных разборок?

— Хороший парень, — без колебаний ответил лидер Исследовательского центра. — Я просмотрел его досье. Из пустошников, но был очипован еще в детстве, пока родители не увезли его из Города. Лидер по призванию и, если бы не увечье, вероятно, был бы назначен командиром одной из ближайших экспедиций. Сейчас его кандидатуру официально рассматривают для предложения места заместителя лидера Центра летной подготовки. Кроме того, это фактически он поднял общую тревогу, обратившись ко мне. Ну и, как ты понимаешь, нужно иметь немало мужества, чтобы сражаться с вооруженным психом, сидя в инвалидном кресле!

— Ладно, ладно, убедил! — Александр засмеялся, но тут же снова посерьезнел. — Присмотри, чтобы он хорошо обращался с моей девочкой!

— Присмотрю, — пообещал Шандар. — Теперь уж точно глаз с нее не спущу!

— Ну, тогда до встречи! — голографическое изображение отсалютовало на прощание и исчезло, не дожидаясь ответа.

— До встречи, — пробормотал доктор Керми, глядя, как сворачивается в воздухе опустевший экран.

Он откинулся в кресле, задумчиво глядя на коммуникатор, лежащий перед ним на столе. Никто не знал о том, что уже три года ковчегом управляет не только искусственный разум, созданный на Земле. Зная о своей смертельной болезни и скором уходе, изобретатель Александр Фокс совместно со своим другом Шандаром Керми в последние годы жизни разрабатывал масштабный и сверхсекретный проект, адаптируя свои навыки к управлению "Одиннадцатью". Согласно личному завещанию и распоряжениям Александра, после его смерти мозг был тут же извлечен из черепа и перемещен в специальный контейнер, подключенный к "сердцу" и "разуму" ковчега.

Они хотели сделать "Одиннадцать" более человечным и, как ни странно, преуспели. Несколько раз Александр — человек, которого больше не существовало, — принимая собственные решения, помогал ковчегу выжить в космосе. В первые месяцы после ухода друга Шандар каждый день вот так сидел и смотрел на коммуникатор, мечтая поговорить с ним. Но они заранее условились, что связь будут устанавливать только по экстренной необходимости. Вот сегодня у лидера Исследовательского центра как раз такая и появилась. Наследнице Александра нужен был новый "сильвер" — и не какая‑то обычная, "поточная" модель и даже не эксклюзивная версия, выпускавшаяся для правительственных чиновников! Нет, этот "летун" должен был стать почти точной копией старого. И компьютер в нем должен был говорить все тем же привычным для Силь голосом — голосом ее отца.

Да уж, Леннокс Норте действительно был гениальным компьютерщиком, раз его "вирус — червь" так надолго занял Александра Фокса! Жаль, очень жаль, что такой человек оказался буквально "выеден" космосом. Микаэла Войцеховская назвала его "человеком без надежды". Горько, когда такие выдающиеся личности оказываются опасными сумасшедшими!

Коммуникатор подмигнул лампочкой, извещая о том, что программа загружена. Шандар несколькими движениями перенес ее на свой портативный чип, погрузил рабочую электронику в "спящий" режим под паролем и вышел из кабинета. Сегодня он обещал побывать еще в одном месте, куда непременно нужно было успеть. Рядом с его штатным магнитомобилем на стоянке поблескивал хромированными боками серебристый "сильвер" — его сегодня доставили по специальному заказу лидера. Прежде чем опуститься на мягкое сиденье, доктор Керми окинул его придирчивым взглядом и остался доволен. После того, как в нем сделают все, как в старом, и загрузят "подарок" от Александра, Сильвер он наверняка понравится! Шандар скажет ей, что отец оставил на всякий случай резервную копию программы. Пока он не имел права сказать, что мозг великого изобретателя так и не покинул их мир. Возможно, чуть позже. Когда он будет уверен в том, что девочка действительно к этому готова…

…Осторожно сгибая и разгибая пальцы правой руки, Сильвер старалась привыкнуть к ощущению свободы от повязки и не паниковать. Ладонь выглядела совершенно неповрежденной — современная медицина действительно творила чудеса. За десять дней ожог полностью зажил, и повязку сняли. Но Силь все еще чувствовала слегка саднящую и почесывающуюся "новую кожу". Вот же глупость — теперь ей предстоит заново привыкать к собственной правой руке! И пальцы пока сгибаются неуверенно, как будто им что‑то мешает… Девушка неуверенно покрутила в руке медиатор[1].

От неприятных мыслей ее отвлек странный звук, в котором Сильвер с некоторым колебанием опознала перестук зубов.

— Улька, хватит трястись! — строго произнесла она, поднимая глаза на девушку, сидящую напротив. — Можно подумать, я приволокла тебя сюда на аркане и требую невозможного! Ты вполне могла отказаться, да и сейчас еще можешь!

Морозова уставилась на нее взглядом смертельно раненого животного — понимающим и осуждающим одновременно. Она с такой силой сжимала пальцами флейту, что казалось, будто хрупкий инструмент вот — вот расколется в ее руках.

— Ничего, я сыграю, — слабым голосом прошептала она. — Это ведь для Камиллы!

— Зубами только не стучи, — со вздохом предупредила Силь. — Если вдруг почувствуешь, что не можешь играть, просто перестань и сядь. У нас не концерт, никто от нас гражданских подвигов не требует.

— Угу, — пискнула Ульяна: по ее лицу было видно, что само решение сыграть в клинике она считает подвигом чуть ли не боевым.

Сильвер слегка отодвинула занавеску, отгораживавшую их импровизированную "сцену" в одной из широких рекреаций. Их зрители и слушатели уже подтянулись и расселись по местам. Здесь были все пострадавшие при взрыве в "ДиЭм" "мертвецы" — точнее, те из них, кто восстанавливался в этой клинике и мог передвигаться самостоятельно или с помощью медсестер. Остальные пациенты тоже сидели на своих местах. Родственники, пришедшие навестить выздоравливающих, тоже с радостью остались на концерт. Помимо прочего, между креслами в переднем ряду стояла каталка с закрепленной на ней капельницей. Подвижная спинка позволила слегка приподнять Камиллу, но девушка все еще не пришла в себя.

Кроме выздоравливающих, их родни и персонала, в рекреации были и другие гости. Сбоку устроилось семейство Керми: тетя Джая, Арджун, Мадху и Нараян. Дядя Шандар тоже собирался приехать — ради такого приглашения он даже выкроил в своем напряженном графике несколько часов "местной командировки", — но предупредил, что немного опоздает. Позади всех, прислонившись спиной к стене, стояла Дороти Монтего: она уже заскакивала поболтать с девчонками и предупредила, что, если концерт затянется, ей нужно будет убежать пораньше — у нее еще сегодня дела в Городе. Рядом с ней высокая темноволосая женщина, облаченная в строгий деловой костюм, — Дениз Орно, еще один член Большого Совета, лидер медицинской службы "Одиннадцати", это с ее позволения проводится сегодняшний импровизированный концерт. Если Улька вообще узнает о ее присутствии, она точно рухнет в обморок, даже не успев выйти на сцену!

Силь вздохнула. Вообще‑то идея дать что‑то вроде концерта — сыграть и спеть пару песен без особой аппаратуры, в "домашней", камерной версии — принадлежала Бриану, который сидел в своей каталке в первом ряду слушателей. Он почему‑то был твердо уверен, что, если Кэм услышит что‑то знакомое, помимо просто голосов, это поможет ей прийти в себя. Да и остальных тоже подбодрит.

— Вы ведь тогда так и не закончили концерт! — убежденно говорил Маккинан, пока Сильвер колебалась. — Ты сама говорила, что твой психолог рекомендует не оставлять за собой незавершенных дел. Так, может, сейчас, когда все уже позади, тебе пора допеть?

Наконец, она согласилась. В клинике, как ни странно, эту бредовую идею поддержали: главный администратор запросил санкции у руководителя медслужбы, и госпожа Орно с энтузиазмом согласилась на благотворительный концерт, отдельно выговорив для себя возможность лично на нем присутствовать. О проекте доложили и командору (ну и была такая необходимость, скажите на милость?!). Он лично связался с Сильвер по коммуникатору, поблагодарил за помощь в "нейтрализации преступника" и за готовность поднять дух выздоравливающих космопилотов. Увидев на полупрозрачном экране знакомое каждому на ковчеге лицо Стефана Кройчета, девушка и сама на какое‑то время впала в состоянии, близкое к нынешнему Улькиному! Хорошо еще, что сам командор не заявился на их концерт, а то тут бы вообще светопреставление началось!

Трясущейся Морозовой все эти административные подробности были ни к чему — она и так находилась в состоянии, пограничном с неконтролируемой паникой. Если бы не железный аргумент, что их выступление может как‑то улучшить состояние Камиллы, Ульяну бы вообще никакая сила не вытащила сегодня в клинику с флейтой в руках. А так она, даже стуча зубами, выглядела бледной, но решительной.

— Пора выходить, — Сильвер одной рукой подхватила гитару, а второй — подругу. — Отыгрываем все, как планировали в ту субботу на второе отделение.

Морозова кивнула, на подгибающихся ногах выползая из‑за импровизированного занавеса. Девушек встретили нестройные аплодисменты.

— Спасибо! — Силь несколько раз сморгнула, чтобы прогнать навернувшиеся на глаза слезы, пока усаживалась на стул, поставленный перед аудиторией. — Сегодня мы хотим продолжить концерт, который не закончили в позапрошлую субботу, и посвятить его всем тем, кто присутствовал на первом отделении, но, к сожалению, сейчас уже не с нами, — ей пришлось остановиться, чтобы сглотнуть комок в горле, — и тем, кто все это пережил.

Глубоко вздохнув, она взяла первый аккорд и запела. С секундным запозданием откуда‑то позади в плетение ее гитарной мелодии тонкой, поначалу неуверенной струйкой влилась музыка флейты. Молодец, Ульянка, ответственный человечек: даже в полуобморочном состоянии ухитряется извлекать из инструмента этот прекрасный звук! Не слышать скрипки было непривычно, но Сильвер старалась полностью отдаться игре, погрузиться в нее, как всегда делала на концертах. Понемногу она перестала ощущать пространство и время вокруг себя. Остались только музыка, струны под пальцами, пришло знакомое ощущение полета…

Она пела все то, что собиралась исполнить в тот роковой вечер в "ДиЭм". Песни шли одна за другой, и Силь не прислушивалась к аплодисментам, лишь краем сознания отмечая, что они звучат все громче и уверенней. Ей казалось, что весь мир замер. На этот час ей оказалась предоставлена уникальная возможность залечить рану, нанесенную "Одиннадцати". Как будто и не было этих десяти дней, не летел горящий пластик в "ДиЭм", не погибли люди, и им не пришлось оказаться в сердце ковчега, пытаясь защитить его от сошедшего с ума… почитаемого всеми героя. Сильвер Фокс просто была на сцене. Она просто играла и пела. Единственное, что ее беспокоило, — совершенно новая песня, которую девушка должна была исполнить в конце отделения. Но это нормально: Силь всегда волновалась перед первым публичным исполнением произведения…

Той первой встречей обреченные,

Уже вы оба не могли,

Самой Вселенной обрученные,

Отречься от своей любви.

И счастья миг — желанный, ласковый, —

Казалось, будет длиться век,

Когда, как шут под злою маскою,

Вдруг начал танец фейерверк…

На спор с судьбой прощанье выстояв,

Молчи, от боли каменей,

Пока пылает небо чистое

Прощальной россыпью огней.

Уже не веря в неизбежное,

Он весело рукой махнет,

Легко делясь с тобой надеждою

На свой единственный полет.

Закутавшись в воспоминания,

Живи и верь, храни любовь,

Перебирай его признания

И выбор, сделанный тобой…

Силь вдруг подумала, что раньше, когда писала песню, не осознавала полностью, о чем говорит. Теперь же она чувствовала на себе взгляд теплых синих глаз. Бриан уже никогда не отправится на покорение очередной "потенциально пригодной" планеты. Но, узнав его и даже ожидая, что в любой год, месяц и день они могут расстаться, когда его отошлют в составе очередной экспедиции "мертвецов", Сильвер Фокс ни за что не отказалась бы ни от одной минуты, проведенной рядом с ним!

Был жребий брошен в бесконечности,

Вы это знали с первых дней:

Ему — сгореть в ладонях Вечности,

Тебе — растить его детей…

— Ты специально взяла не тот аккорд или, как обычно в первый "публичный" раз, промахнулась на грифе? — после отзвучавших аплодисментов тихий голос Кэм прозвучал настолько неожиданно, что Силь от потрясения едва не уронила гитару.

Зинаида Мироновна издала какой‑то странный звук — нечто среднее между вздохом и стоном. Она смотрела на дочь так, как будто боялась даже единственным неверным движением спугнуть свое счастье. Сережа и Мирон с одинаково потрясенными лицами синхронно сделали шаг к сестре. Флейта все‑таки грохнулась об пол с деревянным стуком и покатилась куда‑то под стул — Ульяна ее не удержала. Зрители и слушатели затаили дыхание. Сильвер встретилась глазами с Камиллой — та разглядывала ее через подрагивающие ресницы.

— Я, между прочим, медиатором играю, а ты же знаешь, что я это терпеть не могу! — всхлипнула она, ощущая, как по щекам потекли слезы. — Всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда не могу коснуться пальцами струн… Ну ладно, в одном месте и правда аккорд перепутала! А тебе вечно бы придраться!

— Кто, кроме лучшей подруги, скажет тебе правду?! — слабо фыркнула Кэм. — Что за отмазки, Силь?! Причем тут вообще медиатор? Ты что, им за гриф держишься? С тобой даже не помрешь спокойно — ты же без меня тут же перестанешь нормально работать!..

…Бок и левая рука сильно болели, хотя врачи и утверждали, что никакие важные внутренние органы не задеты, да и в плече повреждены только мягкие ткани. Но Габриэль и сам уже не помнил, когда разучился верить докторам — наверное, когда они стали отводить глаза, разговаривая с ним об отце. Решительно сняв верх больничной пижамы, Дольер принялся подозрительно рассматривать широкие куски нанопластыря, закрывавшие изрядную дырку на его левом боку и сквозное отверстие в плече. Пульсировавшая боль вроде бы должна была свидетельствовать о том, что мягкие ткани заживают. А то, что кожа вокруг них и сами швы чешутся — вообще отличный признак, как утверждал его лечащий врач. "Если бы вы еще не отказывались от капельницы…" — сегодня утром во время обхода почти мечтательно протянул доктор. Ха — ха! От него такой милости не дождутся! Когда ему подсунули расписку о том, что он предупрежден и полностью представляет себе последствия применения сильнодействующих лекарств, Дольер не пожалел времени на то, чтобы внимательно ее прочитать, и категорически отказался подписывать. "При приеме сильнодействующих лекарств внутривенно в течение некоторого времени возможны отеки, головокружение, тошнота, недержание и другие недомогания…" Отличная перспективка! Нет уж, пусть его лечат без сильнодействующих препаратов, он как‑нибудь потерпит, лишь бы избежать пресловутых "отеков, недержания и других недомоганий"!

Габриэль бы и от обезболивающего отказался тоже, если бы две суматошные дамочки не вкатили ему лошадиную дозу, даже не подумав озаботиться его собственным мнением. Нашлись тоже сестры милосердия! Ну да ладно, их, пожалуй, можно и поблагодарить за то, что из его левого бока так легко и непринужденно выковыряли пулю — он, можно сказать, ничего и не заметил… Стиснув зубы, Габриэль с трудом удержался от того, чтобы не отодрать нанопластырь и не почесать заживающие на ране швы.

Вообще все, что произошло после того, как Леннокс Норте рухнул с высоты в шахту технического отсека, он припоминал с трудом. Было очень больно, и, видимо, внешне это проявлялось слишком хорошо, потому что лица женщин, расплывавшиеся над ним в бледные пятна, казались нервными и испуганными. Первой до него добралась Дороти Монтего и тут же, не спрашивая, вколола транквилизатор. Затем, кажется, подтянулась и Микаэла — почему‑то с метательным ножом (опасалась, что Норте прихватил с собой кого‑нибудь еще?), который она дрожащими пальцами никак не могла вложить обратно в ножны. Он еще успел подумать, что нужно отнять у нее оружие, пока она никого не покалечила, прежде чем получил от Железной Микки еще одну дозу обезболивающего. Где‑то за их спинами маячила и Сильвер Фокс. Хорошенькая, но, судя по тому, что приперлась в командный центр за убийцей — взрывником, тоже совершенно безбашенная девица — эта троица сумасшедших явно нашла друг друга! Ох и намучается Маккинан со своей "серебряной лисичкой"! Вот он, Габриэль, точно бы не рискнул влезть в такие отношения! Ну да ладно, свою голову парню не прикрутишь, а советовать в подобных вопросах — себе дороже выйдет. Может, Бриану вообще удастся как‑то ограждать подружку от участия в опасных эскападах… Впрочем, какие эскапады — все ведь уже кончилось!

Потом он несколько раз поддавался угасающему сознанию и проваливался в спасительное забытье. Пришел в себя, когда его грузили в медицинский магнитомобиль — в основном от того, что дамы громогласно настаивали на том, чтобы отправиться вместе с пострадавшим. Усталый фельдшер пытался возражать, но ему наперебой совали под нос персональные чипы с допусками высоких рангов. Габриэль хотел было предупредить несчастного доктора, что с этой парочкой спорить бесполезно, но язык во рту почему‑то не ворочался, и даже тяжелую голову приподнять не удалось. Наконец, после краткой перебранки обе дамы забрались следом за носилками в магнитомобиль, и, когда одна из них взяла его за руку, Дольер снова отрубился. В следующий раз пришел в сознание уже в клинике и некоторое время без малейшего удовольствия слушал сдержанный спор врачей, которые решали, кому зашивать пострадавшего, а кому отпаивать успокоительным его нервничающих спутниц. Осознав, что пациент может активно участвовать в решении собственной участи, доктора оживились и предложили ему подписать расписку, от которой Габриэль категорически отказался. Потом последовало краткое единоборство с пулей, завершившееся победой медицины, и отходящий от транквилизаторов мозг лидера Центра летной подготовки опять провалился в спасительное небытие, от которого очнулся уже значительно позже, в больничной палате…

По личному мнению Габриэля, только какое‑то чудо спасло людей, присутствовавших при развязке, и весь ковчег от неминуемой гибели. Надо же было всему "дамскому коллективу" направиться на задержание опасного преступника! Хорошо еще, что девица Фокс хоть Маккинана предупредила — а то технический центр, небось, взлетел бы на воздух вместе с героическими "защитницами" от службы безопасности. И сейчас "Одиннадцать" в лучшем случае дрейфовал бы в открытом космосе без управления и надежды его восстановить. А в худшем — представлял бы собой огромную братскую могилу. Чудовищной силы взрыв мог разметать часть обшивки в клочья. Тогда атмосфера была бы уничтожена в считанные часы. И все потому, что несколько упрямых женщин решили, что могут справиться с ситуацией самостоятельно!

Впрочем, тут же справедливо подумалось Габриэлю, сам‑то тоже хорош! Привлек к сотрудничеству бывшего подчиненного, которого искренне считал своим другом! И добровольно, без сомнений и колебаний, передавал ему информацию, просил о помощи, уши развесил, дурак доверчивый!.. Нет чтобы вломиться к Войцеховской сразу после Большого Совета и потребовать привлечь его к расследованию! Поклонился бы — не переломился! А Железная Микки — молодец: когда прижало, перешагнула через старые обиды… Недаром он еще в бытность ее в своем подчинении считал Войцеховскую одним из наиболее перспективных космопилотов! Еще раз покосившись на нанопластырь, залепляющий бок, Дольер тяжело вздохнул. Сам вляпался — сам теперь и терпи! Еще повезло, что больше пострадавших не оказалось! Паршивец Норте ведь мог подстрелить и эту скандальную Дороти — при мысли об этом у Габриэля до сих пор во рту пересыхало… непонятно, кстати, почему… Хорошо, что все так кончилось!

Его поместили, к несчастью, не в ту клинику, где выздоравливали Бриан Маккинан, Харис Корти и остальные космопилоты летного подразделения номер три, уцелевшие при взрыве в "ДиЭм". В том состоянии, в каком он находился, истекая кровью, выбора особого не было — медслужба направила магнитомобиль в ближайший госпиталь. Поэтому теперь Габриэль отчаянно скучал, несмотря на то, что с ним постоянно кто‑нибудь связывался по коммуникатору. Читать новости и просматривать витранслятор ему уже тоже надоело. Доктора уверяли, что отпустят его на домашнее лечение не раньше, чем через неделю. Да за неделю он тут мебель начнет грызть!

В дверь вежливо постучали.

— Входите! — буркнул Габриэль, все еще борясь с желанием почесать зудящую кожу вокруг раны. — Не заперто!

Сначала в дверном проеме показался букет бордовых роз. Строгие темные цветы прямо, почти с военной выправкой стояли на длинных стеблях, устремившись куда‑то к потолку, словно в парадном построении. Их внушительный вид как‑то даже заставил Дольера внутренне подобраться. Мелькнула мысль, что этот букет ему бы очень понравился. Жаль, что визитер, скорее всего, ошибся палатой. Наверное, не смог разглядеть номер на двери, держа в руках такую охапку колючих цветов! Габриэль определенно не представлял, кто бы мог принести ему нечто подобное.

— Добрый день, — спокойно произнес он. — Это триста вторая палата. Вы, вероятно, ошиблись…

— Вы полагаете? — он узнал голос еще до того, как из‑за букета показалось лицо посетительницы. — Я вообще‑то редко ошибаюсь. Добрый день, господин Дольер! Можно войти?

— М — м-м… Э — э-э… Конечно, пожалуйста, — его растерянность можно было объяснить тем, что Дороти Монтего была последним человеком, на визит которого он бы рассчитывал, валяясь на больничной койке. — Добрый день! Проходите, присаживайтесь…

— Как вы себя чувствуете? — с неожиданным теплом в голосе спросила одна из двух дамочек, которых Габриэль мысленно иначе чем "безголовыми" и не называл.

— Спасибо, хорошо, — ответил он.

Более привычно было бы, если бы госпожа Монтего принялась холодно цедить слова сквозь зубы или, например, обозвала бы его фонарным столбом для полноты ощущений… Тогда он бы, по крайней мере, вежливо скрежетал зубами и молчал, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. Все было бы просто и понятно. А так… К нему в больницу пришла женщина с цветами! Сообразив, что он сидит в постели без пижамной футболки, Габриэль смутился неожиданно для себя самого. Вот болван! Надо же соображать, прежде чем разрешить кому‑нибудь войти! Что теперь делать? Спрятаться под одеяло? Быстро натянуть футболку?..

— В самом деле хорошо? — Дороти окинула его цепким взглядом, от которого лидер Центра летной подготовки с трудом подавил желание нырнуть под одеяло с головой. — Выглядите вы вообще‑то не очень… Доктор утверждает, что вы потеряли много крови, а теперь отказываетесь от проведения части процедур. Почему?

— Я выгляжу "не очень", потому что в моем теле две лишние дырки, — проворчал Дольер. — Когда они заживут, и меня отпустят с больничной койки, я буду выглядеть вполне пристойно.

— Ну да, конечно, — это ему показалось, или она действительно слишком уж легко согласилась? — Где у вас тут можно поставить цветы?

Вот уж поистине вопрос вопросов! Габриэль растерянно огляделся. Палата была не слишком хорошо приспособлена к приему гостей, а тем более — расстановке цветов.

— Сейчас я вызову медсестру, — он активировал сенсор рядом с постелью. — Но вообще‑то это неправильно!

— Что именно? — слегка приподняв брови, осведомилась Дороти.

— Это мужчина должен дарить женщине цветы, а не наоборот, — забывшись, Дольер пожал плечами и тут же оказался вознагражден крайне неприятными ощущениями в поврежденной конечности.

— Вы правы, — улыбнулась госпожа Монтего. — Если меня когда‑нибудь ранят, с удовольствием приму от вас цветы! Но вообще‑то я подумала, что будет очень невежливо не навестить вас в клинике, учитывая, что вы сделали для меня и для всех на "Одиннадцати". Конечно, в связи с обстоятельствами об этом вряд ли будет объявлено публично, но я… просто хотела сказать, что без вас мы бы точно не справились в командном центре. Спасибо вам за все, что вы сделали, и отдельное — за то, что спасли мне жизнь.

Она с удовольствием примет от него цветы! Представляет он себе эту картину, да и удовольствие тоже: все равно что в клетку к голодной тигрице шагнуть, будучи вооруженным всего — навсего охапкой колючих роз! Порвет на куски — и даже не поморщится!.. А вообще, у него, кажется, что‑то со слухом! Или с головой… Или нет: наверное, он без сознания, и ему мерещится, что его навещает Дороти Монтего! Если сейчас она еще подвинется ближе и, скажем, возьмет его за руку, то это точно бред. Ну а почему, собственно, ему в бессознательном состоянии не может привидеться симпатичная женщина, с которой он ради разнообразия не ругается, а общается во вполне приятном ключе?! Вот, пришла, беспокоится о нем, признает его заслуги в спасении человечества в масштабах отдельно взятого ковчега, смотрит как‑то… ласково, цветы принесла, как тяжелобольному…

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — заботливо осведомилась Дороти. — У вас такое напряженное выражение лица!

— Я просто подумал, что очень странно продолжать официально общаться "на вы" после всех этих событий в техническом центре… — медленно произнес Габриэль.

— Вы снова правы, — она усмехнулась и провела свободной рукой по волосам, уложенным тщательно растрепанную прическу, которая ей весьма шла. — С удовольствием перейду "на ты".

— Мне, наверное, все это кажется, — понизив голос, поделился с ней своими подозрениями Дольер. — Если сейчас я тебя попрошу взять меня за руку и ты в ответ не дашь мне по физиономии, все происходящее — точно бред!

— Не в моих правилах раздавать пощечины людям на больничной койке, — весело заметила Дороти и, слегка подвинув стул вперед, положила ладонь на кисть его руки.

Все, точно сон! Очень приятный, но, к сожалению, совершенно нереальный. Габриэль слегка прикрыл глаза. Во снах вообще возможно что угодно! Вот он сейчас возьмет и сделает ей предложение, а глупая женщина с готовностью согласится! Они поселятся в новой просторной квартире, он будет каждый день торопиться с работы домой, целовать ее при встрече и, небось, успеет завести с ней троих детей, прежде чем он очнется и окончательно поймет, что все это ему почудилось: и букет, и теплый взгляд, и осторожное прикосновение дрогнувших тонких пальцев чуть ниже его запястья. И он еще Бриану собирался давать советы! Да самому Дольеру нужно открутить голову и хорошенько встряхнуть мозг, чтобы он встал на место!..

— Ну что, вам не удалось уговорить его на процедуры? — тихо поинтересовалась медсестра — они‑то всегда входили в палаты без стука и приглашения! — Понимаете, это необходимо для более быстрого восстановления организма!

— Знаете, я как‑то… Думаю, вы несколько преувеличиваете мое влияние на своего пациента, — пробормотала Дороти. — И вообще, господин Дольер лучше знает, что ему нужно, а что — нет. Раз он говорит…

— Ладно уж, давайте сюда вашу расписку и вашу капельницу! — слабым голосом пробормотал Габриэль.

Крайне приятный бред, но нельзя же вечно предаваться мечтам! Пусть уж колют, а то неизвестно, как далеко он зайдет в этом своем состоянии нереальности!..

— …Волнуешься?

— Ты бы, конечно, на моем месте не волновалась! — Бриан Маккинан осторожно ощупал повязки, по — прежнему скрывающие почти все его лицо.

— Конечно, нет, — Сильвер, устроившаяся в его палате на стуле для посетителей, пожала плечами. — Я бы вообще все эти дни с момента взрыва плакала, не переставая, от боли. И билась в истерике.

Бриан наградил ее сердитым взглядом, как если бы подозревал, что она над ним издевается. Разумеется, он ни за что на свете не признался бы, что ему плохо. Что заживающие шрамы на лице ужасно саднят и чешутся. И что ноги, которых уже нет, тоже иногда невыносимо болят, а швы на них разошлись во время "приключений" в техническом центре — обо всем этом Сильвер рассказал доктор, а сам Маккинан продолжал улыбаться.

Он шутил, даже когда их всех увозили из техцентра — Войцеховская и Дороти поехали с раненым лидером Центра летной подготовки на одном медицинском магнитомобиле, а Бриана пришлось нести на носилках до второго. Ему пришлось затаскивать себя вместе с креслом по крутым ступенькам наверх, а потом еще и спуститься по винтовой лестнице. У него открылось несколько швов и внутреннее кровотечение, и уже в магнитомобиле доктора принялись орудовать вокруг Маккинана какой‑то аппаратурой. Глядя на пятна крови, расплывающиеся по его одежде и носилкам, Сильвер едва сдерживалась, чтобы не закричать и не заплакать. А Бриан все говорил вполголоса что‑то шутливое и ободряющее, пока его не усыпили обезболивающим препаратом!

Она вообще впервые сейчас увидела его беспокойство. Раз оно так заметно, космопилот и в самом деле очень — очень волнуется. Сегодня должны были снять повязки с его лица и затылка (единственного, что не пострадало при заключительной сцене в техническом центре "Одиннадцати", поэтому дата перенесена не была), поэтому Бриан и нервничал. Казалось, его совершенно не беспокоила собственная внешность, пока она скрывалась за белоснежными бинтами и непрозрачным пластырем. Он даже не показывал своего недовольства инвалидным креслом и буквально за какие‑то дни научился управлять им так же уверенно, как, наверное, водил и легкий космический челнок. Волноваться он начал только сейчас, в день, когда повязки должны были снять. Маккинан то и дело поднимал руку и пытался осторожно прощупать свое лицо под бинтом. От этого смущался и нервничал еще больше.

— Как там твои сеансы у психолога? — больше для того, чтобы заполнить паузу, поинтересовался Бриан.

— Теперь их потребуется больше, — покачала головой девушка. — Приличный психотерапевт сможет сделать на мне состояние. Саманта говорит, что у меня после всех этих событий серьезный шок, просто я этого пока не понимаю. А мне… мне, кажется, стало легче.

— Это после событий в техническом центре? — строго осведомился космопилот. — Там, где тебя вообще не должно было оказаться ни при каких обстоятельствах?

— Не ругайся, — примирительно улыбнулась Силь. — Доктор Дрейк, кстати, считает, что мне это действительно помогло. Ну, правда, во все подробности я ее не посвящала — только сказала, что по ее совету участвовала в окончательном разрешении… ситуации. Мне и правда стало легче! И вообще, я за эти несколько дней с момента взрыва вдруг стала чувствовать себя совершенно по — другому!

Маккинан что‑то недовольно пробормотал себе под нос, но девушка расслышала только несколько раз возмущенно повторенное "женщины!" и предпочла не переспрашивать насчет остального. В палате снова ненадолго повисло осторожное молчание.

— Я думал, ты сегодня будешь сидеть у Камиллы, поскольку она пришла в себя, — в очередной раз убрав руку от лица, вздохнул Бриан.

— Сейчас у нее тетя Зина и Сережка с Мироном, — Силь поерзала на стуле. — Ей нужно побыть с семьей, я пока там лишняя. Приду навестить завтра. Ты что, хочешь, чтобы я ушла?

— Не знаю, — угрюмо признался он. — Хотя, наверное, правильно, что ты рядом. Если ты вдруг завтра будешь слишком занята, чтобы зайти ко мне…

— Я тебя сейчас стукну! — девушка угрожающе выпрямилась.

— Полагаю, это можно отложить до лучших времен! — бодро отозвалась входящая в палату медсестра — старая знакомая Сильвер, встретившая ее в клинике в день взрыва. — Ну что, космопилот Маккинан, вы готовы?

Бриан буркнул себе под нос что‑то нечленораздельное, и женщина, приняв это за согласие, решительно направилась к изголовью его постели.

— Не беспокойтесь, на лице у вас все уже зажило, — ободряюще улыбнулась она. — Разумеется, ваша недавняя эскапада с бегством из‑под наздора врачей и не могла обернуться ничем иным, кроме как еще несколькими неделями в клинике, тем более что у вас разошлисьшвы и была сильная кровопотеря. Еще счастье, что вы больше нигде не повредили лицо! Не волнуйтесь, сейчас снимем повязки, и с этого дня вы будете смотреть на мир по — прежнему, а не через прорези в бинтах!

Маккинан хмыкнул, как будто не был уверен, что ему этого хочется. Сильвер встала, подвинула стул поближе к изголовью, села и осторожно взяла его за руку. Бриан сжал ее пальцы и слегка прикрыл глаза, ожидая, пока медсестра размотает многочисленные слои его повязок и снимет пластыри. С каждым ее движением парень становился все более напряженным. Когда медсестра закончила и сделала шаг назад, Сильвер уже казалось, что Бриан вот — вот разорвется, словно слишком туго натянутая струна.

Шрамы, шрамы… Лечащий врач Бриана нимало не преувеличивал, когда говорил, что лицо Маккинана они собирали буквально "по кусочкам". И парню, очевидно, повезло, что каким‑то чудом оказался не задет правый глаз. И доктора, между прочим, не рекомендуют делать ему пластику лица — кое — где ему пришлось приживлять нанокожу, которая может не выдержать вмешательства, и будет только хуже. Нет, конечно, если пациент начнет настаивать, ему не откажут, но предупредили честно! "Ты будешь настаивать?" — спросила Силь накануне. "Еще не решил", — очень серьезно ответил Бриан, глядя на нее в упор, и она поняла, от кого зависит это решение.

Сильвер смотрела на его лицо и мысленно отмечала все "отметины", белыми нитками прорезавшие и без того светлую кожу. Два шрама на лбу и один над темно — рыжей бровью как будто переплетаются в причудливую руну. По правой щеке словно хищник провел когтистой лапой, оставив четыре бугристые "метки". От левого виска длинный шрам змеится к подбородку, а от него, словно от основного русла реки, отходят еще три "притока". Пересекающий скулу шов слегка тянет вниз уголок правого глаза. Взрыв не затронул только прямой нос, рот и упрямый квадратный подбородок — кажется, что шрамы, дойдя до него, затоптались на месте и остановились, не претендуя на эту монументальную "площадку", посередине украшенную симпатичной ямочкой. И, конечно, повезло, что веки и глаза остались целы. Сейчас в зрачках изумительно глубокого синего цвета (заглянешь — и словно в море прыгнула!) отражались беспокойство и волнение. Это был Бриан, и Сильвер вдруг поняла, что по большому счету ей безразлично, как выглядит его лицо. Пока он так на нее смотрит, ей вообще все на свете безразлично!

— Ну как? — в голосе Бриана девушка впервые услышала неуверенность, его пальцы все еще держали ее руку, но немного ослабили хватку, как будто он был готов к тому, что она вот — вот начнет вырываться и в ужасе убежит.

— Удивительно! — она в ответ сжала его ладонь. — Эти швы тебя совершенно не портят! Я вообще где‑то слышала, что шрамы украшают мужчину… Думаю, не стоит настаивать на пластике!

Маккинан улыбнулся, и два маленьких синих моря на его лице заискрились теплом и нежностью. Он осторожно поднес ладонь Сильвер к губам, потом прижал ее к левой — почти здоровой щеке. Девушка потянулась к его лицу другой рукой и осторожно пробежала пальцами по шрамам, опускаясь сверху вниз. Дверная панель с тихим гудением закрылась за тактичной медсестрой…

— Ты меня балуешь… — смущенно пробормотал Бриан.

Отпустив ее руку, он осторожно обнял Силь за плечи и притянул поближе. Она с готовностью прильнула к нему и, когда их губы встретились, поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы этот поцелуй никогда не кончался…

Небольшой парк на восточной окраине Города Два был мало кому известен. Микаэла долгое время была уверена, что это вообще частные владения, пока не выяснила, что на самом деле чудесное местечко принадлежит городскому муниципалитету. Основной достопримечательностью парка был небольшой искусственный прудик, по которому летом плавали солидные и спокойные утки. Их кормили смотрители, а посетителей здесь почти не бывало, поэтому пернатые хозяева воды никогда не выпрашивали у них вкусных кусочков, продолжая сохранять спокойствие, даже когда кто‑нибудь приходил к ним "в гости".

Лидер службы безопасности стояла на горбатом мостике, перекинутом через прудик, и бездумно смотрела, как под ней проплывают серые "кораблики", с любопытством вертя головами на длинных шеях. Микаэла Войцеховская привыкла прятаться в этом парке от своих проблем, давать себе краткий отдых, чтобы потом, забыв об усталости, вернуться в рабочий ритм. Но сегодня она не была уверена, что сможет как ни в чем не бывало отправиться на службу и спокойно войти в свой кабинет. Хотелось простора, природы, деревьев и травы, воды и птиц. Хотелось застыть на покрашенном "под дерево" мостике и ни о чем не думать. Хотелось плакать и кричать. Хотелось лечь и забыть обо всем. Хотелось…

В прошлую субботу было официально объявлено о смерти Леннокса Норте, "мертвеца — возвращенца", живой легенды "Одиннадцати". Известие о его смерти пришло ровно через неделю после страшных событий в "ДиЭм", и Микаэла слышала мнения о том, что сердце этого прекрасного человека не выдержало трагедии. Не выдержало. Только не той трагедии, которую он сотворил сам, а той, из‑за которой он стал тем, кем стал. Вчера, в понедельник, кончился объявленный по Ленноксу трехдневный траур, сегодня его похоронили. Он завещал отдать свой прах космосу, и командор выполнил эту последнюю просьбу — то, что осталось от тела, кремировали, и с одной из палуб стартовала небольшая капсула, которая через несколько дней самоликвидируется на почтительном расстоянии от ковчега. Здесь же будет лишь мемориальная табличка в одном из погребальных комплексов. К ней, наверное, наладятся с регулярными визитами приходить многочисленные почитатели и последователи. Они никогда не узнают, чем на самом деле закончилась жизнь человека — легенды. Микаэла завидовала им. Она бы тоже хотела никогда этого не узнать…

Леннокс Норте, мальчишка — космопилот из "идейных", единственный на несколько поколений "возвращенец", раньше времени поседевший "мертвец", которому повезло побывать за гранью и ухитриться выскользнуть из холодных объятий смертельного космоса, человек без надежды. Ленни, Ленни, что ты сделал с собой? Что мы все с тобой сделали?.. На следующий день после той страшной пятницы она запросила полное досье Леннокса. На полупрозрачном экране коммуникатора мелькали извлеченные из чипа голографические изображения, дипломы, свидетельства об обучении. Бывший "мертвец" не соврал — он действительно десять лет готовился к завершающему аккорду своего "путешествия". Стал магистром компьютерного мастерства, прослушал в Центре летной подготовки углубленный спецкурс по взрывчатым веществам… Герою "Одиннадцати" везде были рады, никто и не предполагал, для чего в конце концов он использует свои знания!

Микаэла судорожно сглотнула подкативший к горлу комок. Несмотря на все, что сделал Леннокс, она по — прежнему помнила его восторженные мальчишеские глаза, когда космопилота назначили ей на замену. Мика знала, что он виновен во множестве смертей, однако не могла думать о нем только как о безжалостном взрывнике и хладнокровном убийце. Он считал, что поступает, как должно. Что спасает ковчег, упорно цепляющийся за иллюзию жизни. Что дарует людям избавление от ложной, опасной надежды. Он хотел превратить "Одиннадцать" в огромный дрейфующий склеп, похороненный в глубине Вселенной. Подарить им смертельный покой — последнее, на что еще способен космос…

Долгие годы она думала, что обманувших смерть в их выпуске было двое. А оказалось, что только она. Горечь поражения мешала дышать, непослушное сердце то и дело пропускало удары. Оплакивая Леннокса, Войцеховская испытывала почти физическую боль. Еще одна легенда уходила с "Одиннадцати" — легенда, в финале обернувшаяся кошмаром! Этого не должно было случиться! "Космос выпил меня, Мика, — вспомнились ей слова Ленни. — Выпил до дна, и ничего не оставил…" Она не поняла его тогда, не восприняла его слова как просьбу о помощи… "Ищи человека, который потерял надежду, — говорил Старый Пес. — Того, у которого не осталось сил верить в будущее". И его она тоже не сразу поняла. Ленни заглянул за черту и сломался. Потерял надежду. Отказался от веры в будущее — общее будущего всего ковчега…

Оставалось утешаться только тем, что они спасли все, что могли. Найденный в весьма плачевном состоянии доктор Эсстен, несколько дней просидевший в подвале в чудовищных условиях и полном неведении относительно своей будущей судьбы, уже проходит реабилитацию у кого‑то из своих коллег. Большому Совету доложили о том, что расследование пришло к своему логическому завершению. Рейда на Пустошь в ближайшее время не предвидится. Техцентр во время их "сражения" не пострадал, и ковчег вместе со всеми своими жителями в безопасности. У Габриэля Дольера, по словам врачей, отличные перспективы выздоровления, а если он вздумает почувствовать себя хуже, им наверняка займется Дороти — прошедшие события только укрепили Микаэлу в подозрениях, что эта парочка друг к другу неровно дышит. Да и Сильвер Фокс, кажется, обрела своего защитника в лице одного из пострадавших космопилотов… Как Ленни ни старался принести ковчегу разрушения, получается, что именно его поступки стали определяющими и для чьей‑то новой жизни. Печальная философия…

Она почувствовала, как чья‑то ладонь мягко легла ей на плечо, и едва не задохнулась: прикосновение жаром обожгло Мику даже через плотную ткань кителя. Ей даже не нужно было оглядываться — рукопожатия только одного человека приводили ее в такое состояние. Она не думала, что в этом тихом отдаленном парке почти на границе Города Два с Пустошью, может встретить Стефана Кройчета!

— Это не ваша вина, Микаэла, — негромко произнес командор. — Не ваша, не Габриэля, не моя… Никто не виноват в том, что надежды космопилота Норте не оправдались. Он должен был понимать, что космос ничем ему не обязан. К сожалению, его вера не выдержала настоящего испытания. Не вините себя за то, что он в конце концов сделал такой выбор. Его душа, где бы она ни находилась, должна быть благодарна вам за то, что ковчег не запомнит его как предателя. В официальных летописях "Одиннадцати" Леннокс Норте останется героем, тем, кто вернулся, тем, на кого будут ориентироваться новые космопилоты.

— Чтобы уйти и не вернуться или вернуться потерявшими надежду? — Мика слегка повернула голову.

— Любой человек может сломаться, — несмотря на строгость тона, удивительного орехового оттенка глаза Кройчета смотрели сочувственно, и в их глубине проскальзывала острая нотка собственной скорби. — Для этого не обязательно становиться космопилотом и пытаться прикоснуться к Вселенной вне ковчега. Мы каждый день вынуждены делать выбор: или сражаться, или смириться и умереть. Но уйти за грань, прихватив с собой тех, кто не желает подобной доли, — не самый лучший вариант. И никто, даже герой, даже тот, кто считает, что знает, как лучше для других, не имеет права принимать решения за них.

— Мне давно следовало понять, что он нуждается в помощи, — Микаэла упрямо мотнула головой.

— Он так не считал, — мягко возразил командор. — Он был всего лишь парнем, которому повезло, а на "Одиннадцати" из него сделали легенду. И Леннокс решил, что по праву человека — легенды он безупречен и не может принимать неверных решений. Ни ваше, ни чье‑либо другое вмешательство ничего бы не изменило. Веру в космос он заменил верой в смерть как избавление для всех — и, боюсь, ничто не поколебало бы его фанатизма. Фактически Норте был обречен. Считайте, что он не вернулся из той экспедиции на Дельту-127. Вы не виноваты, Микаэла. Это не вы, а я должен нести ответственность за все, что происходит на ковчеге. И не надо считать, что вы были в силах предотвратить то, что случилось! По большому счету я виновен в случившемся гораздо больше, чем кто бы то ни было. Моя собственная слепота едва не привела к гибели ковчега и множества людей.

Стефан Кройчет решительно кивнул, как будто подтверждая свои слова самому себе, и еще раз сжал ее плечо, прежде чем повернуться и, покинув горбатый мостик, направиться к выходу из парка. Микаэла ошарашенно смотрела ему вслед. На мгновение ей показалось, что боль командора гораздо глубже той, которую она испытывала сама. Но почему?.. Он почти не знал Леннокса и не обязан был присматривать за бывшим космопилотом, как те, кого он считал своими друзьями. Обвинить его?! Ей никогда и в голову не пришло бы ничего подобного! Командор лучше всех них исполнял свои нелегкие обязанности по поддержанию порядка на "Одиннадцати"! Нет, это не его вина, что Леннокс потерял веру…

Ох, Ленни, почему ты так поступил? Неужели это безжалостный космос настолько перевернул твою душу, что ты перестал видеть другие исходы, кроме смерти? Ты действительно вернулся из той экспедиции уже неживой оболочкой себя прежнего? Или холодная межзвездная пустота, поглотившая наших товарищей — "мертвецов", лишь слегка надломила твою веру, а дальше по роковому пути тебя вели человеческое спокойствие и равнодушие, нечуткость тех, кто оказался рядом и стал лепить из тебя "легенду" вместо того, чтобы просто помочь, отозваться на безмолвный крик?.. Микаэла по своему опыту знала, что даже самые проницательные люди порой проявляют удивительную слепоту, не умея или не желая разобраться в чувствах близких!

Внушительная широкоплечая фигура командора "Одиннадцати" быстро удалялась по дорожке, но если бы, уходя, он оглянулся, то увидел бы, что Железная Микки плачет. Но он, конечно, не оглянулся. Стефан Кройчет вообще был не из тех, кто оглядывается…

Микаэла сглотнула и вытерла слезы со щек. На ее запястье запульсировал чип, сигналя о вызове по личному коммуникатору. Не глядя на высветившийся номер вызывающего, она щелчком пальцев активировала экран, на котором тут же появилось знакомое лицо, и брови Мики поползли вверх от удивления.

— Госпожа Войцеховская? — осведомилась миловидная блондинка средних лет, которую с легкостью мог бы узнать любой житель Городов "Одиннадцати". — Добрый день! Это Барбара Кройчет. Прошу прощения, что беспокою вас в такое время, но мне очень нужно с вами поговорить…

Примечания

1

Медиатор — тонкая пластинка с заостренным концом, предназначена для игры на гитаре.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • *** Примечания ***