Песня ночи [Валери Шервуд] (fb2) читать онлайн

Валери Шервуд Песня ночи

Памяти моего драгоценного Тарбеби, сына Принцессы, моего самого первого кота, чудесного Тарбеби с шелковистой черной шубкой, густой и пушистой, с ярко-зелеными блестящими глазами, моему всегда жизнерадостному Тарбеби, стремительно взлетавшему вверх за бабочками. Увы, бедняга всегда чуть-чуть опаздывал, но от этого его прыжки не выглядели менее внушительно. Моему Тарбеби, отважному парню, никогда не боявшемуся принять вызов от здоровенного соседского кота, который ехидно ухмылялся, разглядывая моего Тарбеби с верхней ветки дерева, как раз над виноградной лозой, вившейся вдоль стены нашего дома. Я с благодарностью вспоминаю о том, как он веселил меня в холода, как самозабвенно играли мы в снежном лабиринте, сооруженном мною как-то в необычно суровую зиму в саду. Как он был ласков со мной, мой нежный Тарбеби, и как держал в страхе всех окрестных собак. Он мог быть по-настоящему грозен, мой нежный и преданный кот. Ему, славному товарищу моей юности, я посвящаю эту книгу.

Пролог

Порт-Рояль, Ямайка

Весна, 1692 год

Под бледной луной, стоящей над южным берегом Ямайки, тонкий, изящно выгнутый песчаный мыс светился, словно лезвие абордажной сабли в руках пирата. Его сходство с клинком усиливалось фоном — омывавший мыс океан ночью казался полотнищем черного бархата. Раскинувшись на серебристом под светом луны песке, окруженный сумрачными мангровыми лесами, город спал; казавшийся кому-то раем, кому-то исчадием ада, он спал глубоким сном — мятежный Порт-Рояль, город, который считали своим родным домом доблестные корсары Вест-Индии.

В настежь распахнутые окна второго этажа красивого кирпичного дома на Куин-стрит, отгороженной от кромки моря лишь узкой полосой доков, врывался ветерок. Ласковый бриз остужал разгоряченные тела темноволосого мужчины и женщины с удивительно белой кожей и очень светлыми, отливающими серебром волосами. Они лежали, обнявшись, на широкой резной кровати, отдыхая после любовных утех.

Пират, живший в этом доме со своей женщиной, слыл лучшим клинком на Карибах. Имя капитана Келлза было широко известно далеко за пределами Новой Испании. Услышав его, капитаны груженных золотом испанских галионов багровели или, напротив, бледнели — в зависимости от склада характера и темперамента — от ярости. Лунный свет серебрил его длинные мускулистые ноги, узкие крепкие ягодицы и широкую крепкую спину. Его волевое лицо, всегда чуть насмешливое, теперь из-за игры света и тени казалось напряженным и чуть язвительным.

А возможно, не только освещение было тому виной: женщину, которую он так страстно обнимал, в которой заключалось все самое светлое и радостное в жизни, ему предстояло покинуть в самом ближайшем будущем.

Женщина со вздохом шевельнулась, тихий стон сорвался с ее губ. И тут же лицо его озарилось нежностью. Он ласково поцеловал ее в горячую щеку. Молча он помолился о том, чтобы Господь сохранил любимую в этом буйном городе, где ей предстоит ждать его возвращения.

Он отдавал себе отчет, что она не из тех женщин, которые могут остаться незамеченными. Более того, она была самой красивой в Порт-Рояле. Красота ее поражала каждого, кто видел ее впервые, и не могла наскучить тем, кто знал ее давно. О ней рассказывали легенды. Говорили о ее бурном, но благородном прошлом, ходило множество версий романтичной истории ее знакомства с грозой морей — капитаном Келлзом. И самое удивительное, что во всех этих россказнях почти половина была правдой!

Кто-то считал, что они с Келлзом законные супруги, кто-то это отрицал. Иные со смехом утверждали, будто Келлз настолько влюблен в нее, что навеки хочет остаться женихом, вот и празднует свою свадьбу в каждом новом порту, куда забрасывает судьба его и его вечную невесту. Говорили, будто свадьбу с этой светловолосой красавицей он праздновал и на Тортуге, и в Эссексе, откуда был родом, и даже на Дворах. Надо сказать, что и в этих россказнях была доля правды.

Весь Порт-Рояль завидовал Келлзу, завоевавшему сердце такой редкостной красавицы. Пираты, съехавшиеся сюда из многих стран, прозвали ее Серебряной Русалкой, а при лунном свете она была не просто обольстительна, но поистине прекрасна. Ее юное гибкое тело — девушке едва исполнился двадцать один год — подчеркивало мужественную силу мускулистых линий его торса. Это было как бы видение из другого мира, не того, где гуляет в пьяном угаре пиратский притон, веселый Порт-Рояль.

Даже после того как часы бьют полночь, местные гуляки не спешат расходиться по домам. Наоборот, все только начинается. Мужчины, добывавшие богатство в смертельных поединках, с легкостью расставались с награбленным золотом. Разгоряченные выпитым, они готовы были играть по самым высоким ставкам и озолотить первую приглянувшуюся девчонку, купив ее благосклонность по самой высокой цене.

Но за толстыми кирпичными стенами дома на Куин-стрит слышны были лишь отголоски пения и криков, звона сабель и грохота сдвигаемых кружек, и пара, лежавшая посреди широкой квадратной кровати, едва ли слышала даже приглушенные звуки ночного города.

Они замечали лишь друг друга, чувствовали и слышали только друг друга, и вопрос, вдруг заданный женщиной, прозвучал словно гром среди пронзительной тишины.

— Келлз, — сказала женщина, назвав его тем именем, которым обычно звали пираты Рэя Эвистока, с которым они сыграли свадьбу на корабле, вблизи побережья Азорских островов. — Келлз, — повторила она, — ты ведь не хочешь оставлять меня одну, правда?

Голос ее звучал задушевно и вдумчиво, трогательно и робко — она умела быть мудрой, эта порой взбалмошная красавица, — и сильная мужская рука на ее плече напряглась, будто он хотел отгородить ее от всего мира.

— Я никогда не хотел этого, — прозвучал в ответ густой баритон, — ты ведь знаешь это, Кристабель?

Он тоже назвал ее именем, данным ей пиратами, ибо для них она была и останется Кристабель Уиллинг, Серебряная Русалка с Карибских островов, своенравная красавица, которая заставила воспылать к себе страстью все взрослое население Тортуги и наконец женила на себе самого смелого пирата, адмирала флибустьеров капитана Келлза. Она улыбнулась, услышав это имя из его уст, но, право же, здесь, в Порт-Рояле, она почти забыла о том, что она — урожденная Каролина Лайтфут и ее отчий дом — богатое поместье Тайдуотер, где в роскоши живет ее мать, хозяйка райского уголка у реки Йорк, самого живописного места из всех, что можно отыскать в Виргинии, американской колонии Британии.

— Но все же ты уходишь.

Что это было — вопрос или утверждение? Трудно сказать.

— Я должен, — со вздохом ответил Келлз.

— Я знаю, ты думаешь, будто должен это сделать, но прошу тебя, Келлз, не надо.

Она говорила нежно и вкрадчиво, а узкая ладонь ее медленно опускалась вдоль плоского живота любовника.

— Не уплывай, оставайся со мной.

Это была песня сирены, и Келлз всем сердцем отозвался на нее.

Вновь проснувшись для страсти, он перевернулся и притянул ее к себе, нежно лаская. Но ничего так и не ответил, он молча ласкал ее и так же молча овладел ее охваченным желанием телом, отпустив наконец, удовлетворенную и томную.

— Оставить меня здесь одну, в таком жутком месте, — сонно пробормотала Каролина.

Келлз не выдержал и засмеялся, сверкнув белой полоской зубов.

— Это место ты называешь ужасным? В городе нет дома лучше, чем наш. Он прочен, надежен и обставлен в точном соответствии с твоими желаниями. У тебя есть слуги, полно самых модных парижских нарядов, драгоценностей, весь город у твоих ног. Неужели ты готова бросить все это ради суровой жизни среди морей, ради заплесневелого куска хлеба и гнилой воды, где под твоими ногами постоянно качается пол, а во время качки швыряет из стороны в сторону, не говоря уже о постоянной опасности встретиться с целой флотилией испанцев и быть отправленной на пищу рыбам?

— Готова, — непоколебимо ответила Каролина.

— Я думал, в тебе больше здравого смысла, — со смехом заметил Келлз и, повернувшись на бок, тут же заснул.

Часы пробили дважды — два часа ночи.

Каролина лежала без сна. Мужчина, мирно спавший рядом, остался глух к ее мольбам. Эта ночь любви, которая, как верила Каролина, могла бы заставить его передумать, не привела к желанной цели.

Не в силах уснуть, Каролина встала с постели, накинув на плечи тончайшую восточную шаль, прозрачную, из золотистого шелка, расшитую белыми розами. Длинные светлые кисти щекотали обнаженные ноги, когда Каролина босиком подошла к окну, чтобы вдохнуть ночной прохлады и взглянуть на залитый лунным светом город.

Восемьсот душ — все население Порт-Рояля — ютились в двухстах домах, расположенных в несколько рядов вдоль побережья, где непрерывно совершался товарообмен — действо, без которого на острове замерла бы жизнь. В городке не было даже пресной воды, и ее, как и все остальное, подвозили на лодках. И тем не менее в городе имелось несколько вполне приличных кирпичных зданий и складские помещения поражали своим размахом.

Келлз привез Каролину сюда с Тортуги, когда война между Англией и Францией довершила то, чего не удалось Испании, — разрушила островное братство. Губернатором Тортуги был француз, и жители неожиданно прониклись патриотизмом. Французы остались на Тортуге, тогда как английские флибустьеры нашли себе пристанище в Порт-Рояле, где рекой текли деньги и вино. И все же, как ни больно было в этом признаться, на Тортуге Каролина чувствовала себя счастливее. Там их белый дом с двумя крыльями, сверху похожий на летящую птицу, был настоящей крепостью, островом посреди острова, а здесь, в космополитичном Порт-Рояле, окружающий мир постоянно вторгался в жизнь, и даже толстые кирпичные стены не спасали. Этот мир дразнил ее, искушал, напоминая об Англии, где жила семья Рэя. Нет, не Рэя — Келлза! Она не должна думать о нем как о Рэе, теперь он навеки обречен быть Келлзом, флибустьером родом из Ирландии, в ком никто и никогда не заподозрил бы английского аристократа Рэя Эвистока! «И все из-за меня», — с горечью добавила про себя Каролина.

И она винила себя не напрасно. Если бы Рэй не встретил ее, его тайна навеки осталась бы тайной. Или, что тоже возможно, судьба повернулась бы к нему лицом. Но вот появилась она, Каролина, и все рухнуло — навсегда.

Ее горькие раздумья были внезапно прерваны появлением на улице закутанной в шаль фигуры. Тень выпорхнула из дома и метнулась, сверкая босыми пятками, вдоль улицы.

Каролина нахмурилась. Кто же это? Скорее всего Джилли, пятнадцатилетняя служанка Каролины, помчалась на свидание в одну из прибрежных таверн. Джилли, несмотря на юный возраст, потеряла девственность уже давно, где-то на острове Нью-Провиденс, лежащем к северу от Ямайки, так что вопросы морали меньше всего беспокоили Каролину, она тревожилась о другом. Поскольку девушка служила у нее недавно, люди еще могли не знать, что она находится под покровительством самой Серебряной Русалки и капитана Келлза, и какой-нибудь негодяй мог запросто украсть ее, чтобы потом продать в какой-нибудь островной бордель.

И Каролина невольно возвратилась мыслями к тому дню, когда Джилли впервые появилась у нее в доме. Да, это было в тот самый день, когда она получила письмо — письмо, побудившее Каролину принять решение, которое впоследствии изменило всю ее жизнь. Ее и Рэя. Бегущая фигурка с удивительной ясностью напомнила ей один из первых зимних дней, когда Келлз, как казалось, навсегда распрощался с ремеслом флибустьера…

КНИГА I СЕРЕБРЯНАЯ РУСАЛКА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ КРАСАВИЦА ПОРТ-РОЯЛЯ

Глава 1

Порт-Рояль, Ямайка

Февраль, 1692 год

В Порт-Рояле было по-настоящему тепло. В ярко-желтом платье, таком же легком и веселом, как и настроение его обладательницы, держащей в руке ослепительно яркий желтый зонтик от солнца, девушка, некогда носившая аристократическое имя Каролина Лайтфут, пробиралась по скользким, как это всегда бывает по утрам, улицам Порт-Рояля. Тротуары были завалены битыми бутылками, пивными кружками и прочим мусором. Один раз Каролина едва было не споткнулась даже о пару ботинок, брошенных на дороге, — их беззаботный владелец, по всей вероятности, продолжил свой путь босиком. Чуть поодаль валялся атласный башмачок, потерянный какой-то девицей легкого поведения, дважды пришлось переступать через мирно спавших на улице пьяных, в одной руке намертво сжимавших пиратский нож, с которым здесь не принято было расставаться ни при каких обстоятельствах, а в другой — бутылку с ромом. Типичная картина раннего утра в городе, но Каролина обычно предпочитала не выходить на улицы, пока их не очистят от битого стекла, пьяниц и прочей нечисти. Об этом неукоснительно заботился губернатор Порт-Рояля, благодаря которому тюрьма в городе всегда была набита до отказа.

Каролина давно привыкла не обращать внимания на горящие вожделением взгляды, хотя забавно было наблюдать, как полусонные мутные глаза вдруг широко раскрывались, провожая взглядом золотое видение. Должно быть, Каролина в платье, на которое ушло несчетное количество ярдов тончайшего ярко-желтого шелка, в атласных золотистых туфельках должна была казаться им феей из сказки. Однако эта фея была не одна, ее неизменно охранял Хоукс — здоровенный молчаливый пират.

— Что бы подождать, пока улицы расчистят, — проворчал Хоукс. — Чего доброго, еще ноги порежете на этом стекле.

— Ты прав, — согласилась Каролина. — Но утром прохладнее и на рынке не так много народу.

Каролина не сказала, что намерена купить, а Хоукс не спрашивал. Не в его привычках спорить с расточительной дамой своего капитана, когда ей вдруг приходило в голову купить нарядную куклу, одетую по последней парижской моде, или безумно дорогого китайского чая и специй, или рулон итальянского шелка или французских кружев. Все, включая засушенные головы животных из южноамериканских джунглей и бутылки выдержанного бордо (это во время войны с Францией!), рано или поздно появлялось на рынке Порт-Рояля. Здесь шел обмен товарами со всего света. Единственное, о чем мечтал Хоукс, это чтобы Каролина не нагрузила его покупками выше головы — ноша не должна помешать ему с должной быстротой выхватить нож, когда это будет необходимо для охраны госпожи.

Каролина и ее спутник свернули с Куин-стрит в одну из боковых узких улочек, извивавшуюся между двумя рядами высоких кирпичных домов; минуя этот проход, они вышли на Хай-стрит, ведущую прямо к рынку.

Между тем на Лайм-стрит разворачивались события, в которых Каролине суждено было принять самое непосредственное участие. В конце улицы слышен был шум — отчаянные крики, заглушавшие даже грохот тележек с крабами и рыбой, которые везли на рынок мальчишки.

Выйдя на перекресток, Каролина и Хоукс оказались в поле зрения двух джентльменов, высунувшихся из окна второго этажа высокого кирпичного дома. Один из мужчин, повыше и помоложе, весьма смахивал на искателя приключений. Он обладал прекрасной внешностью, гибкостью и изящной грацией, которая не оставляет равнодушными женщин. У него было гладкое бронзовое лицо, орлиный нос, черные брови вразлет и волевой подбородок, но главное — глаза. Золотисто-карие и насмешливые, они смотрели на мир смело и слегка надменно. Молодой человек сидел в непринужденной позе на подоконнике, спиной опираясь на переплет рамы, свесив одну ногу на тротуар. Ленивая небрежность его позы резко контрастировала с затаенной тревогой во взгляде. Наблюдая за прохожими, молодой человек бросал короткие вопросы своему товарищу, который находился где-то у него за спиной.

— Матерь Божья! — пробормотал он, увидев Каролину. — Какая красавица! Эти флибустьеры и впрямь неплохо живут!

— Вы забыли, что говорить следует по-английски, — с тревогой в голосе оборвал его товарищ, — это может стоить нам жизни. Хочу напомнить вам, Рамон, только наша старая дружба заставляет меня…

— Знаю, знаю, — перебил его молодой человек, не сводя восхищенного взгляда с Каролины. — А я хочу напомнить тебе, Джон, что ты должен звать меня Раймоном, а не Рамоном. Я ведь теперь француз, пусть ренегат, но все же француз.

Рамон уже собирался спросить Джона, кто та женщина, похожая на видение, когда переполох, начавшийся на Лайм-стрит, докатился до Хай-стрит. Кто-то перевернул тележку с апельсинами, и оранжевые плоды полетели под ноги прохожим. Народ спотыкался и падал, костеря на чем свет виновницу переполоха — рыжеволосую девчонку, бежавшую из последних сил и упавшую прямо у ног Каролины и Хоукса.

Во время падения грубая коричневая юбка задралась, открыв взглядам толпы удивительно нарядную красную шелковую нижнюю, отороченную кружевными оборками. Юбка, честно говоря, составляла контраст с грязными ступнями и заскорузлыми лодыжками девушки.

От толпы, спотыкаясь на апельсинах, отделилась пышнотелая женщина. В задыхающейся от быстрого бега мадам Каролина узнала известную в городе даму полусвета (ходили слухи, что ей покровительствовал сам губернатор). За ней, едва поспевая, бежала разгневанная брюнетка в чем-то линяло-розовом.

— Быстрее, Сэдди! — кричала она. — Не дай же ей уйти в моей сорочке и твоей нижней юбке!

Каролина встретилась взглядом с умоляющими карими глазами девчонки.

— О, спасите меня от них! — вопила она, хватая Каролину за лодыжки. — Они с меня шкуру спустят!

Девушка была так напугана, что у Каролины дрогнуло сердце, но Хоукса было не так-то легко разжалобить. Ругнувшись сквозь зубы, он собрался оторвать Каролину от цепкой девчонки, пнув ее сапогом. Но Каролина остановила своего телохранителя и, повернувшись к двум матронам, сказала весьма строго:

— Прежде чем схватить девушку, потрудитесь ответить, в чем она виновата!

— Она воровка! Мы обе готовы это подтвердить! — завопила грудастая.

— Воровка! — завизжала дама в розовом.

— Не дадим ей уйти, — продолжала бушевать грудастая, подталкивая свою товарку вперед, к валявшейся у ног Каролины девушке.

— Стащи с ее задницы юбку, а я стяну рубашку!

— О, не позволяйте им раздеть меня прямо на улице, госпожа! — взмолилась девушка. — Прошу вас, о, прошу вас…

— Обещаю, что на улице они тебя не разденут, — сказала Каролина, сурово взглянув на женщин, — если ты признаешься честно, что украла вещи.

Девушка мгновенно прекратила плакать. Глаза ее расширились от страха. Затем она громко всхлипнула и жалобно запричитала:

— Это потому, что они били меня. Палкой! — Она смотрела на Каролину с ужасом. — Я только хотела отомстить!

Каролина, всегда подкармливавшая бездомных собак и кошек и снисходительная к человеческим слабостям, сочувственно взглянула на девчонку. У бедняжки явно не было ни дома, ни семьи.

— Я беру эту девушку с собой, — спокойно заявила Каролина, обращаясь к открывшим от изумления рты дамам. — Одежду вам вернут не позднее чем через час.

— А я хочу получить свое немедленно, — с угрозой в голосе проговорила дама в розовом, надвигаясь на Каролину.

Хоукс был в смятении. Не вступать же ему в драку с женщинами, хотя, с другой стороны, он обязан защищать леди своего капитана при любых обстоятельствах.

— Ну, Джон, — сказал брюнет в окне, — кажется, придется идти леди на выручку.

Не обращая внимания на друга, отчаянно призывавшего его опомниться, Рамон легко и изящно, как кошка, соскочил с подоконника и в мгновение ока оказался за спиной Каролины.

— На улице никто не будет раздет, — прозвучал певучий мужской голос. — Я вас уверяю в этом.

Толпа недовольно охнула: все ждали пикантного зрелища. Но увы, высокий незнакомец с оливковой кожей и насмешливо-ласковыми медовыми глазами, поигрывая обнаженным клинком, встал между дамами и девушкой.

— Вещи будут вам отправлены, Сэдди, — сообщил обрадованный таким оборотом дела Хоукс рассерженной даме. — Я сам об этом позабочусь.

— Мне кажется, мы не знакомы, сэр, — медленно проговорила Каролина. — Но тем не менее я вам весьма благодарна.

Незнакомец поклонился:

— Раймон де Монд к вашим услугам, мадемуазель.

Каролина благосклонно улыбнулась и протянула незнакомцу узкую ладонь. Мужчина поднес ее руку к губам, нежно поцеловал ее, задержав в своей ладони чуть дольше, чем положено.

— Капитан Келлз будет благодарен вам, сэр, — вмешался телохранитель, оценив ситуацию.

При этих словах в глазах незнакомца вспыхнул блеск уже совсем иного рода.

— Вы сказали — капитан Келлз? — спросил он чуть изменившимся голосом.

Каролина привыкла к тому, что отношение мужчин резко менялось, стоило упомянуть имя ее мужа-флибустьера, но сейчас отчего-то эта перемена была ей неприятна. Тут из толпы выкрикнули:

— Эй, гляди-ка! Он не знает, что говорит с Серебряной Русалкой!

Темноволосый смотрел на нее не отрываясь. Каролина тоже не опускала глаз. Она заметила маленький шрам в уголке его рта, оценила подбородок с ямочкой, четкий абрис чисто выбритого лица.

— Серебряная Русалка?.. — удивленно переспросил он. — Простите, мадемуазель, но я на Ямайке новичок.

— Жена капитана Келлза, — расставил все по своим местам Хоукс.

Он уже мечтал, чтобы Каролина поскорее взяла девчонку домой, лишь бы распрощаться с этим приезжим. Тот продолжал смотреть на Каролину с явным восхищением, к которому теперь примешивалось любопытство. Рамон убрал шпагу и молча улыбался, и что-то в его улыбке напомнило Хоуксу черную пантеру из Африки, которая, вырвавшись из клетки на корабле, успела убить троих, прежде чем ее скрутили.

— Пора домой, госпожа, — пробормотал он.

Но Каролина продолжала с улыбкой смотреть в глаза незнакомцу:

— Вы уберегли меня от весьма безобразного столкновения, монсеньор де Монд. Мой муж сейчас в отъезде, но к вечеру он должен вернуться и, полагаю, захочет отблагодарить вас лично. Вы окажете нам честь, если разделите с нами ужин.

Хоукс едва не поперхнулся. Капитан Келлз отсутствовал уже неделю, находясь где-то в верховьях реки Кобры, и сегодня он собирался вернуться домой. Но что он скажет, если после недельной разлуки найдет у себя дома незнакомого красавца, случайно встреченного женой на улице?

— Я польщен, — ответил незнакомец, и румянец на его смуглом лице стал еще темнее.

— Отлично, — непринужденно засмеявшись, ответила Каролина. — Мы ужинаем в семь. Наш дом на Куин-стрит. Любой в Порт-Рояле укажет вам путь.

— Так мы все же идем на рынок? — вконец растерялся сбитый с толку Хоукс.

— Нет, вначале мы зайдем домой с… Кстати, как тебя зовут?

— Джилли, — с готовностью сообщила девушка. — А фамилии у меня нет.

Джилли словно угадала, как именно надо представиться, чтобы окончательно завоевать симпатию Каролины. Если бы Филдинг Лайтфут не дал Каролине, восполняя упущение судьбы, фамилию Лайтфут, то Каролина, как и Джилли, осталась бы без фамилии. Но он сделал так, как счел нужным, и теперь Каролина носила фамилию Лайтфут, а не Рэндолф, каковой она могла бы стать, если бы ее матушка Летиция вышла замуж за своего кузена Сэнди. Но у Сэнди была сумасшедшая жена, с которой он не мог развестись. И потому все так странно запуталось…

Глядя на тощую чумазую Джилли, Каролина вдруг подумала, что при других обстоятельствах и она могла бы выглядеть, как эта замарашка.

— Это не важно, — решительно ответила Каролина. — У тебя есть где остановиться?

— Нет, — промямлила Джилли.

— Тогда пошли. Я возьму тебя в дом. Рынок подождет… Да, — продолжала она, обращаясь к Хоуксу, брезгливо глядя вслед удалявшимся дамам полусвета, — я бы хотела, чтобы ты вернул этим… — Каролина сделала весьма внушительную паузу, чтобы оскорбительный намек не остался незамеченным, — этим леди их одежду, и сделал это как можно скорее.

Рамон дель Мундо проводил взглядом удаляющуюся группу, затем, словно позабыв, для чего служит дверь, подтянулся, легко вскочив на подоконник, и, перемахнув через него, приземлился на пол в комнате, где его ждал бледный как смерть Джон.

— Ты вел себя крайне вызывающе, Рамон! — в отчаянии воскликнул Джон.

— Прошу заметить — Раймон, — с меланхолическим видом поправил Рамон, отряхивая кружевные манжеты с таким брезгливым выражением лица, будто уличная пыль была заразная.

— Я как раз собирался сказать тебе, что эта женщина — жена Келлза, когда ты выпрыгнул на улицу.

— Серебряная Русалка? Да, я должен был догадаться, что это она. — Рамон тяжко вздохнул. — Эта одежда, что я вынужден носить, Джон, раздражает меня. Как ты думаешь, смогу ли я в этом городе срочно раздобыть что-то поприличнее?

Джон ошалело смотрел на своего товарища:

— Ты шутишь, Рамон! Не хочешь ли ты сказать, что собираешься ужинать в этом доме?!

В тихом смехе Рамона прозвучало что-то дьявольское:

— Клянусь всеми богами, Джон, ничто на свете не сможет помешать мне прийти на свидание к даме!

— Но ты же слышал! Ее муж собирается сегодня вернуться — сам Келлз! Хочу напомнить тебе, что парень, который высадился на разведку в Порто-Белло, прежде чем явиться туда с набегом, был он, Келлз…

— Ну да, а теперь я с той же миссией явился в Порт-Рояль. У нас много общего, Джон, — с ухмылкой перебил Рамон.

— И еще, — не унимался Джон, — хочу напомнить, что ты был в Порто-Белло как раз накануне пиратского рейда.

— Согласен, — рассеянно заметил Рамон, — я вовремя успел покинуть город, хотя и не знал ничего о готовящемся набеге. Рука провидения, не иначе. Останься я в городе еще один день, Джон, и я имел бы счастье встретиться с этим Келлзом уже тогда. Но раз не довелось увидеться раньше, посмотрю на него сегодня!

— Да, конечно, ты думаешь, что можешь заставить землю повернуть вспять одним кончиком шпаги, — сокрушенно заметил Джон Деймлер. — Но из того, что ты не видел Келлза, еще не следует то, что Келлз не видел тебя! В конце концов, ты командовал одним из фортов накануне его набега.

— Верно, — пожав плечами, согласился Рамон. — Это не исключено.

— А если он узнает тебя за ужином… Ты не думал о последствиях?

— Каковы бы ни были последствия, я сумею дать должный отпор, — уклончиво ответил Рамон.

— И ты готов так рисковать ради какой-то девчонки, которая неизвестно еще отблагодарит тебя или нет за старания? — теряя терпение, воскликнул Джон.

Лицо Рамона сделалось каменным, губы вытянулись в тонкую линию.

— Мы знаем друг друга с детства, Джон. Мы росли вместе, и я дорожу нашей дружбой. Но есть вещи, которые невозможно простить даже другу. Там, где речь идет о женщинах, я не принимаю советы даже от друзей!

— Матерь Божья! — взмолился Джон. — Ты погубишь нас обоих!

— Ого! — воскликнул Рамон. — Кажется, мы вспомнили о своем испанском прошлом, Хуан! Пришел черед и мне напомнить тебе, что ты — такой же англичанин, как я — француз! Впрочем, довольно ссориться. Сегодня мне улыбнулась фортуна. Я чувствую себя вполне готовым произвести разведку укреплений, узнать секреты их силы и слабости. Подумай, Джон. Если мне удастся усмирить этот проклятый остров, твой друг вполне может стать губернатором Ямайки. А ты, Джон, станешь моим первым помощником!

Джон покачал своей светло-русой головой и смахнул пот со лба. Жара становилась невыносимой. Он понимал, что многое приобретет, если предприятие окажется успешным, но в этот момент он от всей души желал, чтобы то, что Рамон назвал испанским прошлым, оказалось сном. Как и этот день. Бедняге Джону не повезло с самого рождения. Мать Джона — или Хуана, как она называла его, — испанка по происхождению, умерла много лет назад в Толедо, а родственники со стороны матери так никогда и не признали мальчика своим. Они с радостью спровадили его к отцу-англичанину в Бристоль, где после его смерти Джон унаследовал лавку. В Вест-Индию Джон Деймлер приплыл, надеясь на то, что перемена места жительства изменит к лучшему его судьбу. В Англии он долго чувствовал себя изгоем из-за сильного испанского акцента. Потом, когда акцент исчез, Джон не мог забыть обиды. В Порт-Рояле, городе на песке, городе без корней, он надеялся забыть о своем смешанном происхождении. Здесь он мечтал начать карьеру купца в качестве стопроцентного англичанина.

И тут, как назло, возник этот черт из Гаваны! Этот друг детства из почти позабытого испанского прошлого, отпрыск одного из самых аристократичных испанских семейств Рамон дель Мундо, правнук того самого Диего Уртадо де Мендосы^[1]. Джон приходился Диего Рамону дальним родственником по матери, де Мендоса был двоюродным дядей матери Деймлера. Джон Деймлер уже неплохо устроился в тропиках, и торговля с англичанами шла весьма успешно. Но если выяснится, что он наполовину испанец, так думал Джон, его вышвырнут из Порт-Рояля в два счета. Говоря по чести, разношерстной публике Порт-Рояля, наверное, до происхождения Хуана-Джона не было никакого дела. Но Деймлеру казалось, что это не так. Особенно, когда на горизонте появился Рамон. Теперь Джон уже начал жалеть, что согласился помогать Рамону, опасаясь, что тот начнет распускать слухи. Надо было с самого начала послать его ко всем чертям! От слухов можно откреститься, но от этого шпиона из Гаваны — ни за что!

— Ты видел ее глаза, Джон? — мечтательно проговорил Рамон.

— Да, — покорно ответствовал Джон, — видел.

— Удивительные глаза. Они кажутся серебряными в солнечном свете. Ты не заметил? А волосы! Ее волосы, сотканные из чистого солнечного света, Джон, но ночью, ночью они будут похожи на лунное сияние. Ты никогда не представлял себе копну волос вроде этих, разметанных по твоей подушке, Джон?

Деймлер признался, что представлял, но Рамон, кажется, его не слышал.

— А кожа, Джон, какая у нее кожа, словно шелк. И как она ходит! Женщины при испанском дворе так не ходят, Джон. Они скованны, не свободны. Они двигаются плавно, мелкими шажками, и это прелестно смотрится, но… я предпочитаю такую вот беззаботную походку.

— Мне кажется, что тебе пора отправляться осматривать укрепления, — сурово заметил Джон. — Фортов всего три: форт Джеймс, форт Карлайсл и Морганс-лайн. Советую тебе как следует рассмотреть, как они защищены.

Рамон дель Мундо вздохнул.

— Ты прав, Джон. А после того как я проверю укрепления, пойду сделаю в городе кое-какие покупки. Прежде всего костюм, в котором не стыдно пойти на ужин.

Джон Деймлер застонал.

— Обещай мне, — взмолился он, — что ты не станешь одеваться в испанском стиле, Рамон! Ты и так здорово похож на испанца.

— А, ты об этом…

Рамон дель Мундо подкрутил воображаемый ус, от которого он избавился в преддверии вылазки в Порт-Рояль.

— Я разберусь, что надеть, не так ли?

Каролина, Джилли и Хоукс шли к Куин-стрит.

— Капитану может не понравиться, что вы пригласили этого незнакомого француза на ужин, — кратко заметил Хоукс.

Каролина оглянулась, бросив на Хоукса испепеляющий взгляд.

— А вот и еще один французик, — проворчал Хоукс сквозь зубы.

Навстречу, поигрывая тростью из слоновой кости, шел Лу и Довиль, француз-гугенот, недавно обосновавшийся в доме напротив.

По городу он пронесся как лавина, погребя под собой осколки разбитых сердец не одной дамы из Порт-Рояля. Его взгляд, способный проникать под атлас и кружева, был для них неотразим. Едва ли нашлась бы женская грудь, которая не вздымалась учащенно, когда в комнату входил Луи Довиль. И женское лицо, которое не лучилось бы улыбкой при виде его стройной гибкой фигуры. Дамы розовели, услышав из его уст неизменно изящные комплименты, адресованные, разумеется, только ей — ей одной! Простодушные дамы Порт-Рояля свято верили в то, что монсеньор Луи — благородный джентльмен в опале, что во Франции у него осталось громадное состояние и что в Париже не было ни одной красавицы, которая бы не удостоила его своим вниманием.

Каролина не верила ни в благородное происхождение монсеньора Луи, ни в его богатство. Она полагала, что он скорее всего был в Париже учителем танцев или фехтования — этим и объясняются его гибкость, грация и сила. Короче говоря, Каролина считала его весьма обаятельным парнем, но была с ним настороже.

Однако история, дошедшая до Каролины через третьи руки за чаем в доме одного богатого купца, крайне ее заинтересовала. Оказалось, что монсеньор Луи провел некоторое время в Лондоне, где совершил весьма благородный поступок — остановил испуганных лошадей, готовых перевернуть карету, бросившись прямо под копыта обезумевших животных. В экипаже находилась дама. Эта дама приятной наружности, в ярко-голубом костюме поведала ему, что она, бывшая директриса фешенебельной школы, превратила свое заведение в не менее фешенебельное казино.

В этот момент рассказа купчихи Каролина едва не подпрыгнула. Дженни Честертон! — подумала она. Каролина сама посещала школу госпожи Честертон для юных леди, и когда разразился скандал, молодая, но предприимчивая Дженни быстренько превратила свою школу в игорный клуб.

— Продолжайте, — попросила хозяйку Каролина.

— Собственно, говорить уже почти нечего, — пожав плечами, заметила та. — За исключением того, что Луи утверждал, будто имел роман с одной из бывших учениц школы, которая потом работала в том самом игорном доме.

Неужто у Луи был роман с Ребеккой, ее бывшей соседкой по комнате? Той самой Ребеккой, из-за которой у Каролины начались неприятности, не закончившиеся по сию пору?

Этот разговор состоялся несколько дней назад, и с тех пор Каролине не терпелось услышать версию истории из уст самого монсеньора Довиля. И вот он шел ей навстречу, поигрывая тростью, раздевая ее, по обыкновению, своими бесстыжими глазами, и самое время было бы задать ему вопрос. Однако сейчас, когда рядом была Джилли, не стоило начинать этот разговор.

— Наверное, мне следовало бы пригласить на ужин и монсеньора Довиля, — пробормотала Каролина, выразительно глядя на Хоукса. — Говорят, чем больше, тем лучше, Хоукс!

У бедняги Хоукса пропало всякое желание отвечать. С явным неодобрением он смотрел на приближающегося француза. От внимательного взгляда Хоукса не ускользнуло, что француз взял себе за правило регулярно прогуливаться перед окнами Каролины, словно охотник, выслеживающий добычу. Похоже, и сегодня, разодетый в атласный зеленый камзол, лениво поигрывая серьгой в ухе, француз был на посту.

— Приятно видеть вас, монсеньор Довиль, — с очаровательной улыбкой приветствовала бойкого соседа Каролина. — Так вы все еще здесь? Мне помнится, вы говорили, будто остановились у нас лишь на пути в Америку?

— Я задержался здесь из-за… — карие глаза француза уткнулись в грудь Каролины, изнемогавшей от жары, — из-за климата, мадам. Такого восхитительно… теплого.

— О да, здесь действительно очень жарко. Вы, конечно, желаете поскорее спрятаться в тени гостиной. Не смею вас задерживать, — торопливо сказала Каролина, проследив за направлением взгляда собеседника.

Каролина слегка подтолкнула Джилли, замершую от восхищения перед красавцем собеседником будущей хозяйки.

— Пойдем, Джилли, — сказала Каролина, и девушке ничего не оставалось, как повиноваться.

Следом шел Хоукс, бормоча под нос:

— Не нравится мне, как этот француз на вас смотрит!

Каролина сознавала то, что Довиль и впрямь ведет себя дерзко, но она все еще досадовала на Хоукса за нотацию.

— Уверена, у монсеньора Довиля во Франции осталась жена и как минимум шесть ребятишек, — беззаботно заявила она. — Вы к нему несправедливы, Хоукс. Он всего лишь безобидный повеса.

Хоукс фыркнул и остаток пути проделал в молчании, слушая сказки Джилли о ее жизни в Бристоле, где, если верить ее словам, с ней ужасно обращались дома, потом незаслуженно посадили в тюрьму, потом повесили ее любовника — короче, бедствиям не было конца.

— Она непременно стащит ваши серьги, — угрюмо заключил Хоукс, придерживая для Каролины дверь.

Джилли обернулась и состроила Хоуксу гримасу.

— Чепуха, Хоукс, — бодро ответила Каролина. — У девушки неприятности. Она будет рада, что теперь у нее есть где жить. Не так ли, Джилли?

— О да, госпожа, — быстро ответила Джилли, и Каролина так и не увидела, как жадно блеснули глаза новой служанки при виде богатого убранства дома.

Итак, Каролина призрела очередное бездомное создание. По правде сказать, большинство слуг попали в дом именно таким путем, прямо из грязи. Каролина улыбнулась, глядя поверх ярко-рыжей головы найденыша. Ее грело приятное сознание того, что она совершила богоугодный поступок.

Глава 2

Не успела Каролина войти в дом, как одна из служанок, девушка по имени Беттс, вылетела навстречу сообщить, что от хозяина только что пришла весточка. Капитан Келлз не сможет приехать сегодня, дела задержат его в верховьях Кобры еще по меньшей мере на неделю.

Каролина почувствовала легкое раздражение. Знай она, что Келлз сегодня не приедет, она, разумеется, отказалась бы от званого ужина с монсеньором де Мондом. Однако поспешное приглашение было тут же забыто, когда служанка, дитя лондонских доков, со шрамом на лице — печальной памятью тех недобрых лет, девушка, которую Каролина спасла и которая обожала хозяйку сверх всякой меры, протянула ей письмо, добавив с особой внушительностью:

— Это письмо передал капитан Троллоп с «Надежного». Он сказал, что ему, в свою очередь, отдал письмо капитан Карлтон с «Бомбея», который отказался называть вручившего ему это письмо.

— Не важно, Беттс, — поспешно ответила Каролина, — я и сама догадаюсь, от кого послание.

Догадаться было нетрудно: сложный путь письма красноречиво говорил о его авторе. Сестра Каролины Вирджиния непоколебимо верила в то, что власти, несмотря на обыск, произведенный в доме отца Рэя, находятся в неведении относительно его местопребывания. Каролина вздохнула — только такое наивное создание, как Вирджи, могло поверить в это.

Но письмо было для нее что дыхание родного дома. Поборов искушение приняться за чтение немедленно, она дала распоряжение Беттс, неодобрительно поглядывающей в сторону новой служанки, снять с Джилли рубашку и нижнюю юбку, завернуть и отдать Хоуксу, который знает, как распорядиться вещами.

Беттс выглядела озадаченной.

— Если я заберу у нее белье, ей придется надеть платье на голое тело.

— Позаботься о том, чтобы она приняла ванну, и дай ей халат, а я поищу что-нибудь подходящее, когда прочту вот это.

Джилли надула губы и, зло поглядывая на Беттс, бесцеремонно заявила:

— Я хочу есть.

— Разумеется, — ответила Каролина, — Беттс накормит тебя. А теперь ступай за ней.

Джилли, надменно задрав голову, последовала за терявшейся в догадках Беттс, а Каролина направилась в прохладную просторную гостиную с драгоценным письмом в руках.

«Мне надо было бы написать тебе раньше, — читала Каролина, — но я была целиком поглощена работой над очередным литературным проектом Эндрю. Он взялся переводить Вергилия!»

Ох уж этот Эндрю, весь в книгах, в трудах, оторванный от мира сего! Каролина улыбнулась. Эндрю с Вирджинией прекрасно подходили друг другу.

Однако дальнейшее содержание письма уже не вызывало улыбки.

«Боюсь, что у меня весьма печальные новости для Рэя, — писала Вирджиния. — Его старший брат Джайлс умер на прошлой неделе. Он пил и пил и наконец допился до смерти, как мы и предсказывали. И конец его был ужасен: он кричал от страха, видел демонов и рвал ногтями простыни. Я не могла на это смотреть. Убежала, хотя и знала, что должна ухаживать за ним, но Эндрю сказал, что я правильно сделала, потому что я должна беречь нервы для нашего маленького. И еще, вскоре может быть еще одна смерть, потому что отец Рэя хотя и жив, но еле дышит. Честно говоря, я не понимаю, как он еще держится».

Каролина оторвала взгляд от письма. Рука, сжимавшая листок, упала на колени. Каролина посмотрела в окно, на синее безоблачное тропическое небо.

Итак, старший брат Келлза умер. И скоро умрет отец.

Они уже говорили с Келлзом о его родных в Эссексе, и разговоры эти были весьма неутешительными.

Рэй Эвисток был третьим сыном лорда Гейла. Старший Из братьев, Дарвент, снискавший славу прожигателя жизни, погиб в прошлом году, он был застрелен в таверне в Колчестере, повздорив с собутыльником. И Келлз, и Каролина знали, что второй по старшинству брат Рэя Джайлс подвержен пороку пьянства и медленно катится в пропасть, так что может оказаться в могиле раньше отца.

И в том случае, когда старый лорд Гейл умрет, именно Рэй Эвисток, третий по старшинству брат, а не младший, Эндрю, живущий в Эссексе, унаследует отцовский титул и фамильное поместье.

Капитан Келлз мог стать виконтом, лордом Гейлом, если титул поможет ему снискать прощение у короля.

Когда однажды Каролина спросила его об этом, Келлз задумчиво посмотрел на жену и ласково коснулся ее белокурых волос.

— Не стоит рассчитывать на отцовский титул, Каролина, — со вздохом сказал он. — Если он даже и достанется мне, то состояние и все прочее скорее всего отойдет короне. Честно говоря, я уже не раз подумывал о том, чтобы отказаться от права наследования в пользу младшего брата.

В пользу мужа Вирджинии! Тогда зять Каролины будет носить титул, по праву принадлежащий Рэю, и ее сестра, а не она, станет леди Гейл!

И вот оно, это письмо, в котором сообщается о смерти Джайлса…

Если Рэй сделает то, что давно намерен сделать, он навсегда закроет заветную дверь, не оставив и щелки надежды на возвращение к достойной жизни. Тогда угаснет последняя надежда на тихое счастье, и они станут вечными узниками своей островной тюрьмы…

Каролина скомкала письмо. Она ничего не станет ему говорить! Рэй винил братьев за разорение семейного гнезда, за то, что своим безрассудством они сводили в могилу отца, и тем не менее известие о смерти брата ожесточит его и может подтолкнуть к роковому решению.

Каролина разгладила бумагу ипродолжила чтение. Она читала и перечитывала, взвешивая каждое слово. Милая Вирджи, счастливая в своем браке с Эндрю, последний раз писала ей около года назад.

«К концу лета я должна родить второго ребенка, — писала сестра. — Эндрю надеется, что это будет девочка, меня же обрадует просто здоровенький ребенок, такой же крепкий, как наш старший, который играет у моих ног, цепляясь за юбку, когда я пишу это письмо. Нам всем так хорошо здесь, в Эссексе, и Эндрю намерен взять нас с собой в Лондон на зимнюю ярмарку. Наши имена будут напечатаны на карточке с помощью печатного пресса, установленного прямо на льду замерзшей Темзы!»

Каролина вновь нахмурилась, когда Вирджиния упомянула об их с Каролиной родном доме в Тайдуотере.

«С тех пор как ты уехала, я была дома в Тайдуотере всего один раз. Дела идут там из рук вон плохо, я имею в виду дела финансовые. Цены на табак упали, денег ни у кого нет, и я боюсь, на этот раз отец все же потеряет Левел-Грин. Не надо было ему строить такой огромный дом, он должен был понимать, что не сможет его содержать! Тем не менее они с матерью продолжают жить с прежней расточительностью. Как всегда, у них лучший выезд, и мама носит самые модные и экстравагантные наряды из Парижа. Последний костюм отца стоит, должно быть, целое состояние! Но знаешь, пока я у них была, они ни разу не поссорились, хотя, ты ведь помнишь, они без конца скандалили раньше».

Каролина усмехнулась, ибо из-за вечных ссор между Летицией и Филдингом Лайтфут соседи прозвали их дом бедламом. Скандалы в этом семействе служили неиссякаемой пищей для светских сплетен в Уильямсберге и Йорктауне. Однако Каролина вновь нахмурилась, когда речь в письме зашла об их старшей сестре Пенсильвании.

«О Пенни по-прежнему ничего не слышно с тех самых пор, как Эммет вернулся из Филадельфии. Никто в доме сейчас о ней не говорит. Все уверены, что она мертва. На самом деле ведь прошло целых семь лет с тех пор, как Эммет вернулся в Мэрридж-Триз! Если бы Эммет знал, где она, но не говорил об этом из упрямства, теперь мы все равно ничего не узнаем, потому что он утонул прошлым летом на рыбалке. Он был тогда в высоких сапогах и еще до того, как он успел их сбросить, в них натекла вода и потащила его вниз. К тому времени, как его удалось вытащить, он уже захлебнулся. Несчастный! Я молюсь за него. Мы всегда были к нему несправедливы: считали его болваном и думали, будто он Пенни в подметки не годится. А сейчас, если она, конечно, еще жива, Пенни вдова, хотя и не знает об этом. Даже Делла и Фло перестали выдумывать всякие небылицы, воображая, будто Пенни сбежала с бродячей труппой и стала актрисой. Теперь они выросли, и я рядом с ними чувствую себя уже немолодой, когда они говорят о молодых людях и помолвках. Между прочим, кое-кто из их друзей постарше уже подумывает об этом серьезно, представляешь?»

Письмо было длинное и обстоятельное, совершенно в духе Вирджинии, тем более что возможность передать весть через надежные руки представлялась чрезвычайно редко. Отдельные страницы Каролина перечитывала по нескольку раз. Перед глазами вновь вставал образ старшей сестры, высокой, статной Пенни с непокорными рыжими волосами и порывистыми движениями, насмешливой улыбкой и хрипловатым голосом, Пенни, всегда готовой смеяться громко и заразительно. Пенни была любимицей Филдинга. Честно говоря, Пенни любили все, и Каролина не составляла исключения! В Левел-Грин ее уже перестали ждать, ибо сколько бы раз Каролина ни пыталась представить себе, что могло случиться с Пенни такого, чтобы она не вернулась к ним, на ум ничего не приходило. Бедняжка наверняка умерла!

Мысли о Пенни и о судьбе Левел-Грин настолько опечалили ее, что от щемящего чувства потери у Каролины заболело сердце и она отложила письмо. Потерять Левел-Грин для матери и Филдинга было все равно что потерять все. Этот огромный дом был им не нужен, но они с маниакальным упорством вкладывали в него деньги. Мать так гордилась домом, когда его наконец построили! С усмешкой вспоминала Каролина споры родителей о том, как расставить мебель, но им и в голову не приходило подумать над тем, верно ли они поступают, влезая в громадные долги ради приобретения этой дорогой мебели. Потеря дома разобьет сердце матери, да и Филдинга тоже. Впрочем, Филдинг не так ее беспокоил: несмотря на то что он благородно признал ее своей дочерью, он никогда ее не любил, и Каролина чувствовала его отношение. Впрочем, он не собирался выгонять Каролину из дома даже после ее скандального брака с флибустьером.

Каролина встала, отложив письмо в сторону, встревоженная звуками, доносящимися из кухни. Шум нарастал, перейдя в жуткий вой, и Каролине ничего не оставалось, как поспешить туда.

То, что увидела Каролина, показалось ей очень комичным. Повариха, подбоченясь и отойдя к очагу, наблюдала за тем, как Беттс пытается запихнуть Джилли в металлическую ванну. Медно-рыжая грива Джилли стояла дыбом, она царапалась и орала, как бешеная кошка. В тот миг, когда Каролина появилась в дверях, Джилли швырнула большую мокрую губку в лицо Беттс. Девушка от неожиданности отскочила к столу, едва не опрокинув двух здоровенных лангустов в миску с бисквитным тестом.

— Что тут происходит? — строго спросила Каролина.

— Вода слишком холодная, — захныкала Джилли. — У меня от нее мурашки по коже!

Каролина хотела объяснить, что все у них используют для купания чуть теплую воду, потому что при нагреве большого количества воды в доме стало бы невыносимо жарко, но тут ее внимание привлек огромный синяк на плече Джилли, и она спросила тихо:

— Откуда это у тебя?

— Что? — тревожно переспросила Джилли.

— Синяк на плече.

— А, это… — Сообразив, что может извлечь из этого синяка пользу, Джилли заныла: — Они били меня как раз перед тем, как я убежала! Те женщины, от которых вы меня спасли.

Повариха и Беттси переглянулись, презрительно поджав губы, но Каролина смотрела на беднягу с сочувствием.

— Ну что ж, я рада, что подоспела вовремя, Джилли. Что же до воды, мы все моемся в такой. Уверена, и ты привыкнешь.

Джилли угрюмо насупилась. На самом деле синяк она заработала от любовника, который, слишком рано проснувшись, застал Джилли за тем, что она обчищала его карманы. Решив, что недостаточно сыграла на жалость, Джилли решила дожать:

— Они обращались со мной так жестоко…

— Ну что ж, здесь тебя никто бить не станет, Джилли. Как только закончишь мыться, завернись в полотенце и приходи ко мне в комнату. Я посмотрю, что смогу для тебя раздобыть из одежды.

Затем Каролина повернулась к Беттс с вопросом:

— Хоукс уже отнес юбку с рубашкой?

Беттс, вытирая мокрое лицо, кивнула:

— Он ушел недавно.

Беттс предпочла умолчать о том, что белье пришлось стаскивать с Джилли силой, так как она твердо решила оставить вещи у себя в качестве трофея.

— Он сказал, что пробудет в городе какое-то время, — добавила Беттси.

Каролина знала, что Хоукс питал особое пристрастие к борделям. Скорее всего он вернется не раньше полуночи. Однако вслух Каролина своих мыслей не высказала. Вместо этого она повернулась к поварихе.

— Я пригласила на ужин гостя, — сказала она. — Было бы неплохо попотчевать его омарами и зеленым черепаховым супом. Я вижу, вы собираетесь напечь бисквитов. А как насчет большого пирога?

— Думаю, и пирог получится, — с готовностью ответила повариха.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Каролина. — Ваши блюда всегда великолепны.

— Посмотрю, что я еще смогу сделать, — заворковала кухарка; она тоже была из числа найденышей. Испробовав на себе жестокое обращение, зная не по понаслышке, что такое тесные дымные кухни с раскаленными котлами, она высоко ценила мягкое и человечное отношение Каролины к слугам.

— Может, немного рыбы или устриц… — в раздумье проговорила она.

— Джилли могла бы носить одежду Неллз, — предложила Беттс. — Они примерно одного роста.

— Верно, — согласилась Каролина. — Я забыла, что Неллз не забрала с собой одежду. Хорошая мысль, Беттс!

Беттс просияла.

— Кто такая Неллз? — подозрительно прищурившись, спросила Джилли.

Беттс опередила Каролину с ответом.

— Неллз оказалась дурой, — напрямик заявила она. — У нее была самая лучшая работа, которую она только могла найти в жизни, а она бросила все ради прощелыги, который бросит ее в первом же попутном порту.

— Неллз взяла с собой только свое лучшее платье, — со вздохом сказала Каролина. — Она решила, что ей никогда больше не придется делать работу по дому.

— Вы говорите, она оставила здесь свою рабочую одежду? — с нажимом на последних словах спросила Джилли. Красная шелковая нижняя юбка и кружевная сорочка помогали ей почувствовать себя леди. А теперь ее низводят до уровня простой работницы.

— Да. Темно-синее льняное платье. Очень опрятное. Сегодня ты можешь прислуживать нам в нем за ужином. Ты когда-нибудь прислуживала за столом, Джилли?

— О да, конечно, — с готовностью отозвалась Джилли. — Я работала в таверне в Бристоле, а потом в гостинице. Я умею подавать очень элегантно, — добавила она, тряхнув медными кудрями.

Каролина спрятала улыбку. Джилли явно надеялась произвести впечатление на смуглого красавца, заступившегося за нее на улице.

Каролина оделась к ужину с обычной тщательностью. На ней было платье цвета нефрита, которое подчеркивало зеленоватые искры, появлявшиеся в ее серых глазах при свете свечей. С рукавами три четверти и тугим корсажем, оно книзу резко расширялось, собираясь нарядными хрустящими складками над многочисленными шелковыми нижними юбками. Изумрудные серьги вспыхивали зеленоватым огнем, и изумрудный кулон на золотой цепочке уютно лежал в углублении между высокими полушариями грудей.

Каролина расчесала волосы и забрала их наверх, в высокую нарядную прическу, как того требовала мода, затем, отложив серебряный гребень, придирчиво посмотрела в зеркало, чуть нахмурившись.

Платье действительно имело чуть более низкое декольте, чем диктовали правила: ужин наедине с незнакомцем, но более скромных нарядов в гардеробе Каролины не было. Келлз с гордостью выставлял свою возлюбленную напоказ, заставляя весь Порт-Рояль сгорать от зависти.

Каролина пожала плечами. В конце концов, этот ужин — всего лишь знак вежливости с ее стороны. В самом деле, не все ли равно, что подумает о ней этот француз?

Монсеньор де Монд был пунктуален. Он пришел, когда Каролина заканчивала одеваться к ужину. Поправив прическу, она встала и вышла на лестницу, но вдруг остановилась в нерешительности, затем бегом вернулась назад и, открыв огромный кованый сундук, достала со дна маленькую инкрустированную серебром шкатулку из сандалового дерева. Открыв ее, Каролина некоторое время стояла молча, любуясь — перед ней на ложе из черного бархата переливалось колье царственной красоты из бриллиантов и рубинов, подарок флибустьеров с «Морского волка», — знак признательности за то, что она однажды помогла им выбраться из весьма деликатной ситуации. Каролина взяла колье из шкатулки, пробежала пальцами по крупным камням. Ведь сегодня, быть может, ей представлялась последняя возможность показаться в нем на людях. Решение избавиться от драгоценного подарка пришло к ней, когда она в очередной раз перечитала письмо сестры.

Каролина вынула из ушей изумрудные серьги и надела другие — золотые, тяжелые золотые кольца в ушах как нельзя лучше подходили к колье — этому варварскому убору из витого золота и громадных драгоценных камней.

Это колье, сказала себе Каролина, не только прикроет грудь, но и отвлечет ее визитера от похотливых мыслей. Улыбнувшись своей догадливости, Каролина, шурша шелками, пошла встречать ждавшего ее внизу француза.

Беттс провела гостя в гостиную. При появлении хозяйки де Монд встал и низко поклонился, однако он все же успел заметить сверкающее драгоценностями колье на груди у женщины.

Боже мой, колье де Лорки! Конечно же, это оно. Рамон слышал, будто бы оно сейчас у Серебряной Русалки. Наслышан он был и о тех особых обстоятельствах, при которых оно оказалось у англичанки, и о том, что сам герцог приказал замять дело и не пытался вернуть драгоценную вещь. Объявили, что колье было передано в качестве выкупа за герцога де Лорку, но из уст в уста передавалась иная история, более пикантная. Глядя на сияющие драгоценности, Рамон дель Мундо был готов поверить в последнюю.

Сам гость тоже разоделся в пух и прах. Затянутый в камзол из фиолетового шелка по последней французской моде (надо сказать, что у него возникли проблемы — портной отказывался выполнить заказ за столь короткое время, но звон монет сделал свое дело), в белоснежном пенном шейном платке, недавно вошедшем в моду, он смотрелся утонченным щеголем. Кружевной платок был заколот брошью из розоватого камня, одолженной у Джона Деймлера. Хотелось бы, конечно, чтобы заколка была подороже, из рубина или иного драгоценного камня, однако этот недостаток вполне возмещался качеством шелковых чулок того же цвета, что и костюм, ладно облегавших мускулистые икры. Роскошный плащ с золотым позументом, таким же, как и на пышных рукавах камзола, довершал великолепие наряда.

— К сожалению, мой муж еще не вернулся с верховьев Кобры, — несколько смущенно сказала Каролина. — Я получила от него письмо, в котором он сообщил о том, что задерживается. Так что прошу меня простить, но ужинать нам придется вдвоем, без него.

Каролина сочла за лучшее не сообщать этому красивому и опасному незнакомцу о том, что хозяина не будет дома еще по меньшей мере неделю.

Раймон де Монд изобразил приличествующее случаю сожаление, однако не слишком усердствовал. Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы заметить, что он несказанно рад отсутствию супруга.

— Надеюсь, — продолжала Каролина, — вы не откажетесь выпить со мной бокал вина перед ужином?

Каролина предложила гостю присесть. Принесли вина.

Гость не мог отвести взгляда от колье или соблазнительно оголенной тугой и юной груди хозяйки, столь смело выставляемой напоказ. Матерь Божья! Что за женщина! Головокружительно, почти девственно прекрасная, и в то же время такой огонь, такой страстный вызов во взгляде. Но колье… Не может быть, чтобы это был оригинал. В неярком свете свечей кто скажет точно? Раймон не мог удержаться от вопроса.

— Кажется, на вас весьма знаменитое колье? — с деланным безразличием спросил он, потягивая из хрустального бокала темно-красное вино, игравшее куда более тусклым светом, чем рубины на груди у Серебряной Русалки.

— Да, это колье де Лорки, — спокойно ответила женщина. — Бриллианты из Китая, рубины, конечно же, из Индии. Если приглядеться, вы заметите необычную восточную огранку камней.

— Вероятно, все же это копия. Не хотите ли вы сказать, что на вас то самое колье де Лорки, которое, как мне казалось, принадлежит одному знатному испанскому семейству?

Каролина широко улыбнулась, блеснув жемчугом белоснежных зубов.

— Когда-то оно принадлежало де Лорке. Мне подарили колье флибустьеры за одну маленькую услугу.

Золотистые глаза гостя слегка расширились от удивления. Это сообщение заставило его по-другому взглянуть на корсаров. Их следовало воспринимать всерьез, если они могут позволить себе делать такие подарки за мелкие услуги.

— Ну, одно время считалось, что я могу добыть для них прощение короны, но, как выяснилось, мне ничего не удалось. — Каролина горько усмехнулась.

— Да, понимаю, — учтиво наклонил голову Раймон.

На самом деле он понимал далеко не все и с удовольствием развил бы тему. Ему весьма любопытно было узнать, при каких обстоятельствах сокровище де Лорки перешло в другие руки. Он знал, что случилось это где-то в районе Азорских островов, издавна полюбившемся флибустьерам. В конце концов, он был испанцем, и ему небезразлична судьба национального достояния!

— Вы хотите сказать, что по английским законам вы все… — Раймон запнулся, подыскивая слово повежливее.

— Мы все вне закона, — хладнокровно закончила Каролина. — Думаю, вы именно об этом хотели спросить, не так ли? Никто из нас не может вернуться в Англию. Мы здесь, потому что родина не принимает нас, и здесь нас всего лишь терпят. Ямайка считается флибустьерским островом, а мой муж, неофициально, конечно, адмирал флибустьерского флота.

Уж кому-кому, а Раймону де Монду это было известно доподлинно!

— Как-то раз я встречался с герцогиней де Лорка, — сказал Раймон для того, чтобы поддержать разговор.

— В самом деле?

Стройная ручка, вертевшая ножку бокала, вдруг замерла.

— И где же она сейчас?

— Никто не знает. Говорят, она последнее время живет затворницей.

Заметил ли гость подозрительный блеск в отливающих серебром глазах блондинки, сидящей напротив? Но, как бы там ни было, дама промолчала.

— Не пора ли нам пройти в столовую? — предложила она, заметив, что бокал гостя пуст.

С присущей ему элегантностью Раймон провел Каролину в просторную столовую, где Каролина, случалось, устраивала большие званые ужины. На столе красовался серебряный поднос со множеством свечей. Стены украшали зажженные канделябры. В центре огромного стола стояла ваза с фруктами и экзотичными тропическими цветами. Окна были открыты, и свежий, напоенный ароматами бархатной тропической ночи воздух наполнял комнату.

— Слово чести, я удивлен! Как вы можете держать открытыми окна, когда здесь так много дорогой посуды! — воскликнул Раймон, считавший город прибежищем воров и разбойников.

Каролина смерила гостя насмешливым взглядом.

— Немногие решатся на воровство у капитана Келлза, — заметила она. — Все знают, что он скор на руку и расплата наступит незамедлительно.

Еще одна подробность из области флибустьерского быта!

— У меня для вас сюрприз, — продолжала Каролина. — Сегодня нам за ужином будет прислуживать та самая девушка, которую вы оградили от крупных неприятностей.

Между тем дверь открылась, и в дверях показалась Джилли в скромном синем платье с белым фартуком и белым воротничком. Ее непослушные рыжие кудри не без труда удалось зачесать наверх и спрятать под белым чепцом. И вот уличная девчонка превратилась в опрятную маленькую служанку. Только глаза выдавали сущность Джилли. Они едва не вылезли из орбит, когда девчонка увидела колье. Новоиспеченная служанка чуть не уронила серебряный поднос с супницей.

Испанец скользнул равнодушным взглядом по девчонке. Джилли уже собиралась подмигнуть ему, но, заметив его безразличие, вспыхнула. При других обстоятельствах она показала бы ему язык, но сейчас, под пристальным взглядом Каролины, вынуждена была соблюдать приличия. Скосив глаза на колье, Джилли с грохотом водрузила поднос с супницей на стол.

— Как видите, — продолжала Каролина, когда девушка покинула комнату, — я взяла Джилли в дом служанкой. Она с детства не видела хорошего обращения. Надеюсь, здесь она отойдет душой.

Ого! Дама не только красива, но и добра. Поразительное для жены флибустьера мягкосердечие.

— Я никогда не была во Франции, — вдруг сказала Каролина, внимательно глядя на гостя. — Расскажите мне о вашей родине. Она красива?

— Я из Марселя, — пожав плечами, ответил Раймон. — Грязный, суетливый порт, что в нем красивого? — Это был типичный ответ испанца, презиравшего все французское за пестроту и отсутствие стиля.

Каролина слегка приподняла брови. Странно слышать это от француза. И поразительная прямолинейность. Знакомые Каролине французы обычно долго ходят вокруг да около, предпочитая говорить обиняком, особенно когда беседуют с дамами.

Итак, несмотря на имя и по-французски вычурный наряд, признание, что он родом из Марселя, в монсеньоре де Монд было что-то… испанское, и Каролина, жившая и повидавшая на своем веку множество испанских пленных, ожидавших на Тортуге своей участи, почуяла в этом человеке нечто, что роднило его с этими людьми.

Каролина решила осторожно проверить свою догадку. В тот момент, когда Раймон принялся за омара, она вдруг спросила на испанском:

— Вы здесь надолго?

Возможно, гость слишком сосредоточился на омаре, возможно, виной тому была красота хозяйки, но Раймон де Монд, не успев осознать, что делает, ответил на испанском:

— Только до завтрашнего утра.

Уже дав роковой ответ, он поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом хозяйки. Но он был настоящим искателем приключений и, как истинный боец, тут же привел себя в боевую готовность.

— Вы удивительно хорошо говорите по-испански, — галантно заметил он.

— То же я могу сказать и о вас, монсеньор, или лучше называть вас сеньором?

Ответа не последовало. В комнате повисла напряженная тишина, и Джилли, только что вошедшая в комнату с подносом, на котором красовалось блюдо с бисквитами, вдруг замерла, огорошенная тем, что благородный гость оказался испанцем.

Однако Раймон оказался на высоте. Весело рассмеявшись, он сказал:

— Человеку с острова Нью-Провиденс не трудно стать полиглотом. А ваша сноровка, надо полагать, связана с Тортугой?

Джилли едва не задохнулась от любопытства. Ведь так называемый город Нассау на острове Нью-Провиденс совсем не походит на вполне цивилизованный Порт-Рояль с назначенным губернатором и оживленным торговым центром, тот же был настоящий притон для пиратов с покосившимися хижинами, построенными прямо на песчаном берегу. Об этом городе рассказывали страшные вещи, и Джилли лучше других знала, что эти рассказы большей частью правдивы, ведь она сама явилась в Порт-Рояль оттуда, с Нью-Провиденс.

Каролина все еще улыбалась, чуть прищурившись. Его ответ почти убедил ее, ибо этот мужчина действительно мог быть пиратом, не из флибустьеров, скорее относящихся к каперам, то есть к тем, кто по патриотическим соображениям не нападает на корабли, идущие под флагами дружественных Англии стран, атакуя только испанские суда, а Именно пиратом, настоящим морским хищником.

— Так вы прибыли с Нью-Провиденс? — пробормотала Каролина. — И давно вы оттуда?

— Должен же человек иметь где-то пристанище, — безразлично пожав плечами, уклончиво ответил Раймон.

— Мне всегда любопытно было разузнать насчет этого места. Как выглядит город?

Итак, она бросает вызов, решил Раймон. Однако эти озорные глаза и улыбка как будто не таили никакой угрозы. Она была к нему скорее благосклонна.

— Чертова дыра этот город, — напрямик сказал гость. — Во французском языке нашлись бы точные слова, но они не для дамских ушей.

— Так уж все плохо? — подзадорила его Каролина.

— Хуже, чем вы можете себе представить, — с чувством произнес Раймон, ибо он слышал немало о Нью-Провиденс такого, что действительно могло бы оскорбить слух этой женщины.

— И все же мне говорили, что там немало очень колоритных личностей. — Каролина чувствовала, что он старается уйти от разговора, но продолжала настаивать на своем. — Руж, например.

Раймон догадывался, что его поддразнивают, и шея его под кружевным жабо вспотела. Кто знает, что могло быть известно этой элегантной даме о Нью-Провиденс и его обитателях? Хорошо хоть, что о Руж слышал и он. Эта дама была широко известна далеко за пределами Нассау.

— А что именно вы хотели бы о ней узнать? — осторожно поинтересовался гость.

Джилли поставила на стол блюдо с бисквитами и сейчас, задержавшись в дверях, во все глаза пялилась на своего спасителя.

— Ну не знаю, — протянула Каролина. — Как она выглядит, например? Рассказывают разное.

— Амазонка! — заявил он.

— Я слышала, что она владеет клинком не хуже мужчины.

— Не совсем так, — многозначительно заметил Раймон. — У нее есть шрамы там, где… в обычной ситуации их не видно. О них рассказать? — Он усмехнулся, глаза его блеснули. Он тоже бросал даме вызов.

— О, не трудитесь, — сказала Каролина. — Мне достаточно, если вы скажете, красива ли она. Слухи ходят разные.

— Она и в подметки не годится вам, — галантно заявил гость. — Я нахожу Руж ничем не примечательной.

Довольная тем, что ей удалось узнать, Джилли закрыла дверь, удалившись в буфетную.

— Бросьте! Я не прошу нас сравнивать! — засмеялась Каролина, тряхнув головой. Под горячим взглядом гостя, то ли француза, то ли испанца, ей стало жарко. — Руж слывет королевой среди пиратов, говорят, что у нее много любовников, что она рыжеволоса, словно пламя, носит мужскую одежду и все такое.

— Да, она носит мужскую одежду, — коротко сообщил Раймон. — Но у нее нет вашего шарма, вашего чувства стиля, моя леди.

Каролина поняла, что настаивать на продолжении темы опасно, в первую очередь для нее, и она решила позвать кота, своего любимца, для которого дверь из кухни в буфетную всегда была открыта. Сыто мяукнув, кот появился в столовой.

— Это Мунбим, — представила Каролина своего кота, который, чувствуя, что должен показать себя с лучшей стороны, изящно выгнул спину, распушив шерсть переливчато-серебристого цвета, действительно словно сотканную из лунного света.

— Красивое животное, — признал гость. — И имя ему очень подходит.

Каролина улыбнулась.

— Келлз дал ему имя.

Каролине припомнился день, когда Келлз принес домой крохотного котенка. Бедняга не состоялся как корабельный кот, с треском опозорившись при первой же качке. Кот ненавидел море, царапая все, что мог исцарапать, и отчаянно цепляясь за все, во что мог вцепиться. Команда окрестила его сухопутной медузой — это был приговор. И Каролина, вполне понимавшая и втайне разделявшая пристрастие кота к сухости и нелюбовь к скользкой палубе и соленым брызгам, отнеслась к животному с большой симпатией.

— Как, должно быть, бедняга страдал все это время, — сказала она, обнимая котенка. — Как мы его назовем?

— Мунбим — лунный луч, — предложил Келлз, ласково поглаживая Каролину по волосам. — Шерсть у него того же бледного оттенка, что и твои волосы.

Лицо Каролины приобрело мечтательное выражение. Ей приятно было вспомнить нежность своего Келлза.

Испанец-француз, деливший с Каролиной ужин, вдруг почувствовал острую зависть к ее — нет, не мужу, а не признающему законов любовнику-пирату.

Глава 3

Где-то там, за окнами, жил своей опасной ночной жизнью Порт-Рояль. Издалека донесся крик ночной птицы, затем — взрыв пьяного смеха. В мангровых джунглях, протянувшихся между песчаным побережьем и центральной частью Ямайки, хищники вышли на охоту. В джунглях в верховьях Кобры, сонно позевывая, сидели на верандах, наслаждаясь прохладой, плантаторы, но, устав бороться с москитами, они вскоре укроются в домах и лягут спать.

А здесь, в просторной столовой в доме на Куин-стрит, двое — мужчина и женщина — внимательно приглядывались друг к другу. Каролина была почти уверена, что он не тот, за кого себя выдает. В сгущающихся сумерках рубины на белой шее женщины потемнели и стали похожи на капли крови. Кровь на снегу… Эти двое в эти минуты не принадлежали окружавшему их миру, они могли бы сидеть вот так где угодно — в Париже, в Мадриде и менее всего — в пиратском Порт-Рояле.

Мунбим уютно свернулся у ног Каролины. Машинально она почесала у него за ушком носком атласной туфельки, и кот заурчал громче.

— Мне рассказывали, что вы спасли ягуара, — сказал он, улыбнувшись.

Он действительно был наслышан о подруге капитана Келлза. Весь день Раймон исподволь наводил справки об этой женщине. И ему охотно рассказывали о капитане Келлзе и его женщине массу историй, явно гордясь ими как достопримечательностью Порт-Рояля, перемежая — правду с легендами.

Вот одна из таких историй. Самка ягуара, пойманная где-то в Мексике, была доставлена на борт флибустьерского судна, держащего курс на Порт-Рояль. Каролина увидела ее связанной, раненой и беспомощной, но тем не менее кошка продолжала грозно рычать, скаля клыки на своих мучителей.

Каролине рассказали, что самку ягуара поймали, когда она пыталась защитить детенышей.

— А что стало с малышами? — спросила она.

— Убежали. В них стреляли, но им удалось скрыться в зарослях. Только детеныши были слишком малы, чтобы выжить без матери, — сказал один из моряков.

— Так, значит, они оставили детенышей погибать, а мать отправили на корабль?

— Да. Наш капитан собирается продать ее одному человеку в Порт-Рояле, который устраивает собачьи и петушиные бои. Представляете себе зрелище, когда против нее выпустят собак?

Каролина не хотела представлять себе ничего подобного и пожелала немедленно видеть капитана.

— Сколько вы за нее хотите? — спросила она у того тоном, требующим незамедлительного ответа.

Капитан назвал сумму, которую хотел бы выручить за животное в Порт-Рояле, добавив:

— Но я мог бы получить и больше.

— Я заплачу столько, сколько потребуете, — сказала Каролина. — Золотом. Если вы отвезете меня в верховья Кобры, где я ее намерена отпустить.

— Отпустить? — не поверил своим ушам капитан.

— Именно. Отпустить.

Капитан задумчиво пожевал губу, но все же согласился.

Келлза тогда не было в Порт-Рояле, и Каролину в этом путешествии сопровождал Хоукс, верный, мрачный, неразговорчивый Хоукс. По дороге на Кобру Каролина успела подружиться с кошкой. Во всяком случае, они понимали друг друга.

И когда они достигли цели и торжественный миг настал, Каролина настаивала на том, что сама выпустит животное на свободу. Все старания Хоукса отговорить женщину от столь опрометчивого поступка оказались напрасными.

— Я уверена, она нападет на тебя, Хоукс, но не на меня, — убежденно говорила Каролина.

Матросы завороженно наблюдали за тем, как Каролина с ножом в руках, поблескивающим в лунном свете, приближалась к опасному зверю.

— Если кто из вас проронит хоть звук, уши поотрубаю, — зашипел на команду взбешенный Хоукс.

— Возьмите хотя бы пистолет в другую руку, — посоветовал он Каролине, — если все-таки она окажется не такой ручной, как вам кажется.

Каролина согласилась, принимая из рук Хоукса оружие. За ее спиной напряженно стояли матросы, на всякий случай сжимая в руках пистолеты и ножи.

— Отойди, Хоукс, — распорядилась Каролина. — Надеюсь, мы достаточно близко от берега, чтобы она могла перепрыгнуть это расстояние. Не уверена, что ягуары умеют плавать.

По лицу Хоукса тек пот. Он то бормотал проклятия, то молился, хотя в последнем едва ли сознался бы даже себе самому.

Но Каролина напрасно волновалась. В мгновение ока кошка перемахнула узкую полосу воды и достигла берега, серебристо-призрачной тенью нырнув в заросли.

Но в миг молниеносного прыжка, принесшего животному свободу, раздался выстрел. Каролина резко обернулась и почти инстинктивно нажала на курок, целясь в того, чей пистоль еще дымился. Мужчина, как-то удивленно взглянув на Каролину, не понимая еще, что произошло, рухнул на палубу.

К счастью, тот матрос выжил. Пуля прошла сквозь плечо навылет, не задев даже кость. А иначе бы… Даже верный Хоукс вряд ли помог бы ей.

— Почему вы это сделали? — спросила Каролина с мукой в голосе, склонившись над корчащимся от боли матросом. — Почему вы хотели убить ее?

Тот и сам не знал почему. Возможно, сыграл инстинкт охотника. Но теперь, кроме боли, он испытывал еще и стыд, стыд перед женщиной, оказавшейся более храброй, чем он.

— Как ты думаешь, Хоукс, — спросила Каролина, и голос ее не дрогнул, — он не задел ягуара?

— Нет, — покачав головой, ответил Хоукс. — Парень точно промахнулся. Корабль здорово качнуло, когда кошка прыгнула.

Каролина настояла на том, чтобы они заночевали вблизи берега. На рассвете матросы осмотрели местность. Следов крови не было, зато нашли отпечатки мощных кошачьих лап на топком месте берега.

— Обещаю, — заявила, сверкая глазами, Каролина, — если кто-нибудь из вас попробует поохотиться на этого зверя или посмеет рассказать кому-нибудь, где мы ее выпустили, я позабочусь о том, чтобы Келлз лично отрубил негодяю голову.

Мужчины переглянулись. Обстановку разрядил Хоукс:

— Капитан Келлз будет весьма доволен тем, что вы сделали одолжение его даме. А теперь, думаю, нам пора возвращаться. Когда вернемся в Порт-Рояль, я обещаю поставить всем виски. А пока, Рой, тебе надо заняться раной.

— Я стреляла в вас, Рой, я и перевяжу рану, — решительно заявила Каролина.

Сначала она не задумываясь чуть не убила человека. Теперь с готовностью взялась за его лечение. Серебряная Русалка вся была соткана из противоречий.

Но вечерний гость так и не дождался этого рассказа от Каролины.

— Это правда, что вы сами освободили зверя? — уточнил он.

— Да, правда, — со вздохом призналась Каролина. — Я часто поступала безрассудно.

В глазах мужчины читалось восхищение. Какая женщина! Смела, как дикарка, и изысканна, как аристократка. И свободна, совершенно свободна во всем. Что же должен был сделать этот флибустьер, чтобы заслужить такую женщину?

— Вы говорили, что ваш муж был в отъезде, когда это произошло. Что же он сказал, когда услышал обо всем?

— О, Келлз был в ярости, — чистосердечно призналась Каролина. — Он заставил меня дать слово, что я никогда больше не буду плавать в этот район без него и что никогда больше не буду иметь дела с ягуарами.

Рамон смотрел на женщину, и чем дольше он смотрел на нее, тем явственнее чувствовал, что с ним происходит что-то странное. Такое бывает во сне, когда неведомая сила увлекает вас в страшную и вместе с тем манящую пучину. Всю свою жизнь Рамон дель Мундо относился к женщинам легко, играючи, даже насмешливо. Он искренне верил в то, что они служат лишь для забавы. Другое дело — его будущая жена: здесь одной красоты недостаточно, у нее должно быть огромное приданое, достаточное для того, чтобы вернуть к жизни его приходящие в упадок поместья в Испании. И вот сейчас, глядя на эту флибустьерскую красавицу в зеленом платье с глубоким декольте, он чувствовал, что никогда не сможет относиться к ней с той же беспечностью, что и к другим женщинам. И захочет ли он других? Неужели теперь она будет сниться ему каждую ночь, станет его вечной и недосягаемой мечтой?

— Этот Келлз — счастливчик, — пробормотал Рамок.

Внезапная искренность его голоса поразила Каролину. Она метнула на него быстрый взгляд — снизу вверх, почувствовав жаркое тепло его ответного взгляда.

— Возможно, не такой уж счастливчик, — с горечью произнесла Каролина.

Ведь это она виновата в том, мягко говоря, затруднительном положении, в котором они теперь находились. Казалось, тучи почти рассеялись над головой Рэя — он получил наконец всемилостивейшее прощение за то, что занимался пиратством, и они с Каролиной уже готовились к свадьбе.

Но радость их была непродолжительной. Случилось так, что Рэй Эвисток стал жертвой заговора. Некий фаворит английской королевской семьи, дабы скрыть свои преступления, потопил несколько английских кораблей, скрывшись под именем Рэя.

Его снова объявили преступником, и, чтобы снять с себя пятно, гордый возлюбленный Каролины был вынужден сам отправиться на поиски клеветника. Тот был пойман недалеко от Азорских островов. Но когда выяснилось, что этот негодяй — маркиз Солтенхэм, жених лучшей подруги Каролины, Реббеки, Каролина стала умолять любимого пощадить его, и он внял мольбам невесты. О чем сейчас оба горько сожалели.

Ибо мать Ребы, сущая мегера, подкупила свидетелей, которые показали, что Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм никогда и близко не подходил к морю, а не то что разбойничал в океане. Рэю Эвистоку и Каролине ничего не оставалось больше, как вернуться на Тортугу под вымышленными именами. С этих пор Рэй стал зваться капитаном Келлзом, а она — Серебряной Русалкой.

На Тортуге Каролина старалась не вспоминать о произошедшем и не думать о судьбе, которая не состоялась. Ей это почти удавалось. Но в Порт-Рояле все обстояло иначе. Каждый день приносил ей все новые и новые напоминания о прошлом.

Нельзя сказать, что Рэй и Каролина чувствовали себя здесь изгоями. Их часто принимали в доме губернатора, достаточно мудрого, чтобы закрывать глаза на то, что его город превратился в базу флибустьеров, но ведь, с другой стороны, пираты служили надежной защитой от испанцев, грозивших нападением с расположенной неподалеку Кубы. Были у молодой пары и другие респектабельные знакомства. Английское, мелкопоместное дворянство, прибывавшее сюда из Лондона, селилось в верховьях Кобры, обзаводясь плантациями. Келлз и его подруга были желанными гостями и в их домах. Местные помещики и прочая знать прибывали в город морем с внутренней части острова, и всех их с радостью принимали на званых вечерах и у губернатора, и в доме на Куин-стрит. Светская жизнь здесь в отличие от Тортуги баловала их. Но как ни странно, Каролина порой мечтала о том, чтобы ее вовсе не было. Келлз и Каролина, возвращаясь домой с этих званых обедов, не могли не испытывать чувства горечи, ведь эти вечера были жалким подобием тех, на которых они бывали в столице и которых Рэй Эвисток и леди Лайтфут лишились, по-видимому, навсегда.

Несмотря на то что и у Каролины, и у Келлза хватало такта не обсуждать прямо болезненную для обоих тему, между ними возникло молчаливое согласие: не дарить ребенка миру, враждебному для них, тому миру, где они оба жили словно под дамокловым мечом. Каролина знала, что Келлз не желал бы для своего сына участи флибустьера, равно как не хотел бы, чтобы его дочь стала женой флибустьера. А иной судьбы у них не может быть! За голову капитана Келлза испанцы назначили головокружительную цену, и хотя это обстоятельство было немаловажным, Каролина знала, что Рэя все же куда больше волнует проклятие родины, гложет тоска по милой его сердцу старой доброй Англии.

Но Каролина и Рэй были жизнелюбами, и как бы ни терзала их ностальгия, оба старались взять от жизни то лучшее, что она им давала. Капитан Келлз и его подруга сводили знакомство с лучшими представителями флибустьерской братии, с купцами, с местной знатью, принимали их у себя и сами посещали их дома. Но эта жизнь была не той, которую бы они желали для себя.

Каролина очнулась от воспоминаний, услышав голос гостя:

— Удивительно, что друзья того человека, в которого вы выстрелили, не попытались отомстить вам.

Каролина пожала плечами. Снова о той дикой кошке…

— Наверное, все могло бы закончиться для меня трагично, если бы не Хоукс. Он весьма решительный человек.

— Ах да, — рассмеялся гость, — я его видел.

— К тому же, — продолжала Каролина, — меня защищает репутация мужа. Келлз — грозный противник.

Каролина говорила медленно, точно взвешивая каждое слово. В самом деле, если бы они жили в Англии, характер Келлза мог бы быть совсем иным. Ему не пришлось бы напускать на себя устрашающую личину.

— Знаете, — с вежливой улыбкой сказала Каролина, — может быть, хватит обо мне. Все это дела давно минувших дней. Давайте лучше поговорим о вас, монсеньор де Монд. Насколько я знаю, в переводе с французского ваше имя означает «человек мира». Наверное, имя соответствует сущности. Вы любите приключения, не так ли?

Действительно, так оно и было. Золотистые глаза Рамона весело сверкнули. Она хочет историй? Пожалуйста, ему есть что рассказать!

И вот весь вечер этот заклятый враг всего английского, человек, явившийся на Ямайку, чтобы подготовить вторжение, прибывший сюда как шпион с целью обнаружить слабые звенья в обороне противника, забыв о времени, развлекал даму анекдотами, от которых лицо ее розовело и она смеялась весело, с чарующей непосредственностью.

Разумеется, во всех этих сказках не было ни одного слова правды. Притворщик, он говорил лишь то, что она хотела услышать.

И все это время его преследовало одно желание, он с жаром представлял ее рядом с собой в постели, он словно наяву чувствовал шелковистое прикосновение ее кожи, ее затуманенные страстью глаза, отливающие серебром в лунном свете, ее нежные и мягкие, чуть приоткрытые губы, сладостные вздохи женщины, всецело отдающей себя в его власть. У него гудело в голове, когда он представлял, как они любят друг друга, как она мечется и стонет от восторга и страсти, страсти, которую он, Рамон, разжег в ней. А потом, прижавшись к его груди, она шептала бы: «Рамон, Рамон, я даже не знала, что так бывает…»

Испанец с горячей кровью, напитанной жарким испанским солнцем, любящий жизнь и мирские наслаждения, человек мира — о чем говорило даже само его имя, он умел будить в женщинах страсть… А сейчас он, кажется, влюбился сам.

Когда-нибудь он вернется к ней, сказал он себе. Он вернется во главе штурмового отряда, он вырвет ее из рук любовника-пирата, он заставит эту великолепную женщину полюбить его!

— Жаль, что вы не задержитесь в Порт-Рояле, — загадочно улыбаясь, говорила между тем хозяйка. — Вы могли бы познакомиться с нашим соседом, монсеньором Довилем. Он недавно приехал из Франции. Возможно, вы его уже знаете, он, как и вы, родом из Марселя.

Раймон де Монд состроил приличествующую случаю мину.

— В самом деле жаль, — со вздохом согласился он. — Я был бы искренне рад познакомиться с монсеньором Довилем, но у меня, увы, нет времени.

— Ах, — сочувственно вздохнула она, но в глазах вспыхнул предательский огонек, — не встретиться с земляком, не обменяться впечатлениями, не вспомнить старое… Какая досада!

— Я давно покинул Марсель, — пробормотал Рамон, — я жил там в юности.

На прощание Каролина с улыбкой протянула гостю руку для поцелуя.

— Мне жаль, что Хоукс не сможет вас проводить, — извинилась она. — В это время суток одному по Порт-Роялю ходить довольно опасно.

Раймон напрягся, он, очевидно, рассчитывал на иное продолжение вечера.

— Спасибо, я как-нибудь дойду, — сухо отозвался он.

— Не сомневаюсь, — пряча усмешку, ответила Каролина.

Этот мужчина был опасен, опасен совсем не тем, чем грозили ночные улицы Порт-Рояля, но все же чертовски опасен. И эту опасность Каролина сознавала в полной мере.

* **

Джон Деймлер открыл Рамону дверь.

— Ну, Рамон, — произнес хозяин пьяным голосом (чтобы немного взбодриться, Джоку пришлось выпить немало, и от выпитого он заметно осмелел), — как прошел ужин с капитаном Келлзом?

— Келлз еще не вернулся, и я ужинал только с его восхитительной подругой, — беззаботно ответил дон Рамон. — Среди женщин ей нет равных, Хуан. Ни единой, клянусь.

— Верно, ей хватило ума тебя выставить, — не слишком внятно пробурчал Джон. — А тебе, надеюсь, хватило ума держать язык за зубами, в противном случае она раскусила бы тебя в два счета!

— Я был осторожен, да и кто может сомневаться в том, что я француз, ведь я одет как парижский модник!

Джон Деймлер презрительно хмыкнул. Выпитое действительно прибавило ему храбрости.

— Хочется верить, что Серебряная Русалка зацепила тебя не настолько, чтобы ты решил задержаться у нас в городе. Если она тебя не раскусила, то ее муж наверняка бы вывел тебя на чистую воду!

— Ты его переоцениваешь, Хуан! Он храбр, с этим я не могу не согласиться, но, думаю, не настолько проницателен, чтобы…

— Ой, оставь это свое бахвальство! — Джон с размаху ударил дном кружки о столешницу, так что дубовый стол крякнул. — Так ты едешь сегодня?

— Еду, Джон, — вздохнул Рамон. — А тебе я оставлю все эти французские тряпки. Продав их, ты сможешь снабдить деньгами моих людей, тех, что я скоро сюда направлю.

— Людей?.. — Джон едва не поперхнулся.

— Да, через месяц-два от силы из Гаваны придет шлюпка. Ты ее узнаешь — это будет та же шлюпка, на которой приплыл сюда я. Там будет человек пятнадцать, не больше — маленький вооруженный отряд. И прибудут они ночью.

Джон был сражен наповал. Лицо его покрыла смертельная бледность.

— Ты собираешься атаковать город с лодки?

Рамон вздохнул.

— Ты не дал мне закончить, Джон. Мой план пока еще не одобрен испанским правительством, но не волнуйся, санкции будут получены. Ребята, которых я отправлю к тебе, будут выглядеть как англичане и говорить будут по-английски, они заведут себе друзей в крепости и, когда начнется наступление, объявятся среди обороняющихся и вызовут смятение в их рядах.

— И какое я буду принимать во всем этом участие?

— Тебе всего лишь предстоит найти для них жилье, Джон. И еще передавать им мои сообщения.

Джон Деймлер смотрел на подвесной канделябр, болтающийся под потолком, и тень от него на стене отчаянно напоминала ему петлю. Шея несчастного внезапно вспотела. Он расстегнул ставший тесным воротник и протер шею, едва не подпрыгнув, когда Рамон весело хлопнул его по спине.

— Не хмурься, Джон! Тебе светит офицерский мундир!

«Скорее виселица», — подумал Джон.

Каролина, только что мило распрощавшаяся с гостем, и понятия не имела о том, какой пожар разожгла в крови француза. Если бы ее спросили о том впечатлении, которое произвел на нее иностранец, она бы откровенно ответила, что нашла его привлекательным. И еще, что у него весьма смелая манера смотреть на женщин, что взглядом своих золотисто-карих глаз он мог бы соблазнить не одну неопытную девушку.

Но она, разумеется, не относится к их числу, как бы невзначай добавила про себя Каролина. И все же вечер выдался на удивление приятным. Если Келлз решил задержаться по каким-то там своим делам и оставил ее в одиночестве, почему она должна умирать от скуки? Раймон помог ей скрасить ожидание, оказавшись на удивление приятным гостем, только и всего!

Каролина легко взбежала по лестнице на второй этаж и, войдя в спальню, замерла, увидев свое отражение в зеркале. Неужели француз видел ее именно такой? Из зеркала на Каролину смотрела раскрасневшаяся девушка с блестящими, возбужденно горящими глазами. И это колье! Рубины сверкали так вызывающе! Слишком броское, слишком смелое украшение, приковывающее взгляд к белой стройной шее и пышной, почти совсем открытой груди. Не стоило его надевать… Но и француз был одет с вызывающей пышностью. Вероятно, он не беден. Впрочем, Каролина немало встречала мужчин, богато одетых, но не имеющих средств к существованию. И все же так откровенно демонстрировать свое богатство, наверное, не стоило. Каролине стало немного стыдно.

Она сняла колье, подошла к большому кованому сундуку в углу комнаты и подняла резную крышку. Нащупав тайник, Каролина пошарила рукой под дном сундука и вытащила оттуда шкатулку из сандалового дерева, инкрустированную серебром. Колье заняло привычное место на ложе из черного бархата. Вскоре шкатулка уже была в тайнике. На дне сундука лежала точно такая же шкатулка из сандалового дерева, и в ней находилось то, что на первый взгляд казалось точной копией того колье, что было сегодня на Каролине. Дубликат был сделан для герцогини де Лорка, и теперь Каролине принадлежали оба сокровища — оригинал и подделка.

Сделано это было на случай, если в дом проникнет вор и найдет колье. Едва ли грабителю придет в голову усомниться в подлинности сокровища и искать дальше.

Каролина услышала какой-то звук и, оглянувшись, увидела Джилли, стоявшую в дверном проеме. Действительно, у нее весьма дерзкие манеры и еще более наглый взгляд, успела подумать Каролина.

— Ты должна научиться стучать, прежде чем войти, — нахмурившись, сказала Каролина.

Джилли изобразила удивление.

— Я только попросила у повара разрешения помочь вам раздеться: расстегнуть все эти крючки и прочее…

В действительности повариха запустила в Джилли деревянной ложкой, велев ей убираться немедленно. Новая служанка успела разбить пару тарелок и перевернуть миску, но об этом Джилли предпочла не упоминать.

Каролина сменила гнев на милость.

— Хорошо, Джилли, ты можешь подойти и расстегнуть мне крючки, но вообще-то это делает Беттс.

Джилли слащаво улыбнулась и с энтузиазмом принялась за дело. Если бы Каролина удосужилась взглянуть в зеркало, она бы заметила, с каким вожделением служанка скосила глаза на сундук, заметив, что колье исчезло с шеи хозяйки.

«Обтяпаю дельце в два счета, — думала Джилли. — Проще простого…» Джарвис, любовник Джилли, говорил ей, что она легко справится, но она ему не верила. Теперь же Джилли понимала, что ей и его помощь не понадобится. В таком случае все достанется ей одной. Теперь можно было не торопиться, хоть Джарвис и подгонял ее. Она потянет время, войдет в доверие к хозяйке, а потом в один прекрасный день стащит колье и сбежит. К тому времени, как драгоценности хватятся, она будет уже далеко. Пусть за нее расплачиваются другие. На этот раз она будет посмышленее, не то что в Бристоле, когда она стянула золотое кольцо и попала в тюрьму. Потом ее отправили на каторгу в колонию, и, если бы корабль не дал течь и все бумаги не пропали, быть бы ей сейчас рабыней! Но как бы там ни было, ей повезло: она оказалась среди горстки спасшихся, и, к счастью, среди них не было ни одного, кто знал бы ее в лицо. Ей не составило труда сочинить себе биографию, и ей поверили. С тех пор ее несло по течению бог знает к каким берегам.

Теперь же будущее виделось светлым и ясным. Она купит для себя свое счастье. Купит с помощью этого колье. Одного лишь золота в нем хватит для того, чтобы она смогла жить там, где захочет, а уж что говорить о бриллиантах и рубинах! И в это свое будущее ей совсем не хотелось брать Джарвиса. Игра стоила свеч, и Джилли решила, не жалея времени, хорошенько все обмозговать.

— Тебе бы следовало поблагодарить нашего французского гостя за спасение, — бросила через плечо Каролина.

Джилли замерла.

— Может, он и француз, — криво усмехнувшись, ответила Джилли, — да только насчет того, что он прибыл сюда с Нью-Провиденс, врет! Я бы его запомнила.

Каролина медленно развернулась к ней.

— Так ты оттуда? — с тревогой в голосе спросила Каролина.

Джилли поняла свою ошибку, но было поздно.

— Я — жертва кораблекрушения. Наш корабль плыл из Бристоля, я же вам говорила, — хрипло пробормотала Джилли.

Каролина пристально посмотрела на девчонку. На этот раз она смогла увидеть то, что раньше мешала заметить жалость.

— И давно ты здесь, Джилли? — как бы мимоходом спросила Каролина.

— Не так чтобы очень, — заметно нервничая, отвечала Джилли. — Я думала, вам будет интересно узнать, что он не тот, за кого себя выдает, — добавила она, оправдываясь.

— И ты могла бы… — пробормотала Каролина.

Она невольно задалась вопросом, почему человек заявляет, будто явился с Нью-Провиденс, если это не может послужить ему доброй рекомендацией. В Нассау собрались подонки со всего запада. Разумный человек предпочел бы умолчать о том, что знаком с этой дырой не понаслышке!

— И еще он неправильно описал Руж, — торопливо говорила Джилли. — Руж совсем не такая… Это верно, она высокая, — продолжала говорить служанка, — и она носит мужскую одежду, и я еще слышала, что она отлично управляется с абордажной саблей, но только я никогда не видела, как она это делает. Руж красивая! — выпалила Джилли. — У нее такие роскошные рыжие волосы, каких я ни у кого не видела! А как сверкнет глазами, так не найдется ни одного мужчины на острове Нью-Провиденс, кто бы не оглянулся на нее!

— В самом деле?

Каролина удивленно вскинула брови. Поистине странно было найти в девушке столь горячую почитательницу некоронованной королевы пиратов.

— Так кем же тебе приходится Руж, Джилли?

— Никем, — пробормотала служанка. — Но, — оживившись, продолжала она, — Руж была ко мне добра. Когда Туз и Черный решили бросить на меня кости, Руж сказала, что убьет их обоих, если они не оставят меня в покое.

— Понятно, — протянула Каролина, как-то странно глядя на девушку. — Кажется, тебя постоянно кто-то выручает. Сперва знаменитая Руж, потом знаменитая Серебряная Русалка. — В ее голосе звучали подозрительно вкрадчивые нотки. — Но это никак не объясняет, — повысив голос, заметила Каролина, — каким же образом ты попала в Порт-Рояль?

Джилли проглотила вязкую слюну. Этого вопроса она никак не ожидала.

— Ты явилась сюда на каком-то пиратском корабле, чтобы, покрутившись здесь, выведать, какие торговые суда стоят в порту. А затем вернуться в Нассау, сообщить там обо всем, и тогда ваша братия нападет на корабли, возвращающиеся с наиболее ценным товаром. Так? Так, я спрашиваю?

Джилли была в ужасе.

— Так, — со слезами воскликнула она, — но я сбежала, попыталась сбежать! А они поймали меня и отдали в бордель. Там Сэдди нарядила меня в рубашку Тилли и собственную юбку и сказала, что больше мне ничего из одежды не понадобится. Так я буду соблазнительнее выглядеть! — Джилли зашмыгала носом. — А я умудрилась натянуть платье поверх их тряпок, выскочила из окна и проползла под телегой, я убежала бы от них, да только поскользнулась и упала — вот тогда вы меня и увидели!

Разумеется, все в рассказе Джилли было ложью от начала до конца. Джарвис в самом деле привел ее в бордель, и там Джилли не задумываясь облачилась в чужое белье. Радуясь новому приобретению, Джилли, пританцовывая, кружилась по комнате, и в этот момент явился Джарвис и, сквернословя от возбуждения, сказал, что Серебряная Русалка вышла из дома и идет по направлению к Хай-стрит. Джилли поспешила из дома, а Сэдди и Тилли, заметив, что вместе с Джилли пропали и их вещи, бросились следом. Так нежданно-негаданно задача, которую поставил перед Джилли ее любовник, — попасть в дом к Серебряной Русалке, существенно упростилась.

Однако Каролине история, рассказанная Джилли, показалась вполне правдоподобной. Здесь, на краю света, случались ужасные вещи, в особенности на Нью-Провиденс. Вполне вероятно, что Джилли продали в бордель, и она в страхе удрала.

— Прости, Джилли, — извинилась Каролина. — Я погорячилась. Когда ты упомянула о Нью-Провиденс, я…

— Знаю, — быстро сказала Джилли, — это ужасное место. Хуже не бывает.

Любопытство пересилило здравый смысл, и девчонка не удержавшись спросила:

— А вы там бывали?

— Слава Богу, нет, — отрезала Каролина.

В дверь тихо постучали. Получив разрешение, в комнату вошла Беттс и, увидев Джилли, ошарашенно посмотрела на хозяйку.

— Ничего, Беттс. Джилли помогает мне раздеться. Кстати, найди для Джилли комнату. Думаю, та, где жила Неллз, подойдет.

Беттс хотела возразить, потому что комната Неллз находилась как раз между комнатами ее, Беттс, и кухарки. Но что делать, если хозяйка благоволит этой пройдохе, хотя только слепой не заметил бы, что она за штучка!

Дверь за Беттс тихо закрылась, и Джилли довольно шмыгнула носом.

Глава 4

Перед сном Каролина думала не о красивом незнакомце, который так страстно поедал ее глазами во время ужина, и даже не о своем муже, последнее время что-то зачастившем в верховья Кобры, она думала о Левел-Грин и о том мире, который оставила в Виргинии. Расчесывая перед французским зеркалом, купленным для нее Келлзом в числе первых вещей здесь, в Порт-Рояле, свои длинные светлые волосы, Каролина видела в зеркале не себя, а свою мать. Темно-синие глаза матери были беспокойны и несчастны, и так же неспокойно было на душе у дочери.

Каролина уехала из Тайдуотера, рассерженная на всех и вся, но теперь, когда близкие оказались в беде, она не могла оставаться равнодушной. Вирджи, как догадывалась Каролина, написала о денежных затруднениях родителей в надежде на то, что Каролина поможет им. Конечно же, она могла попросить денег у Келлза; он был очень богат и не отказал бы ей, если бы она попросила. Но у Келлза не было причин любить ее семью; когда он был в Тайдуотере в последний раз, его чуть было не убили.

Нет уж, если она должна помочь матери, то сделает это сама, своими силами.

Не спеша Каролина подошла к сундуку и вынула рубиновое колье, подаренное флибустьерами. Пожалуй, эта вещь была единственной, которую вручил ей не Келлз. Каролина задумчиво рассматривала сокровище, переворачивая его так, чтобы камни загорались все новыми и новыми гранями. Сокровище де Лорки немало для нее значило. В свое время, когда Каролина считала для себя потерянным все, эта награда явилась для нее символом любви, единственной постоянной вещью в изменчивом мире.

Со вздохом она убрала драгоценность в тайник. Колье стоило целое состояние. Если бы она нашла возможность послать колье матери в Левел-Грин, Лайтфуты могли бы и дальше прожигать жизнь. Они смогли бы оплатить долги Филдинга, собрать приличное приданое младшим дочерям, вести жизнь столь же расточительную и беспечную, как и раньше.

Каролина спала плохо в ту ночь. Во сне странный громовой голос говорил ей: «Ты не можешь сохранить и колье и мужа!» И еще ей снилось, что на реке Кобре случилось наводнение, и она плыла на хлипком плоту, дрейфуя вниз по реке, изо всех сил цепляясь за разъезжающиеся доски. И вдруг на другой стороне плота она увидела Келлза. Плот залило водой, из реки торчала лишь его голова, и выглядел он как мертвый. Темно-каштановые волосы его качались на воде и шевелились, будто водоросли. Вдруг из воды показалась рука, сжимавшая колье де Лорки; рубины горели, словно брызги крови в белой пене, а бриллианты сверкали так, что слепило глаза. Каролина вдруг услышала свой отчаянный крик. Она бросилась на помощь Келлзу, ухватившись за его мокрые волосы, безуспешно пытаясь втащить тяжелое тело на плот, и в этот миг откуда-то сверху послышался смех. Она подняла голову, и в этот миг рука с колье ушла под воду.

Каролина проснулась от собственного крика. Пальцы ее судорожно сжимали не волосы Келлза, а кружева рубашки. Вздрагивая всем телом, Каролина лежала, уставившись в потолок, не в силах стряхнуть наваждение ночного кошмара. Потом она попыталась посмеяться над собой. «Сама посуди, — говорила она себе, — разве может когда-либо возникнуть выбор между колье и Келлзом?» Да и с чего бы капитану вдруг оказаться застигнутым врасплох наводнением на Кобре?

И все же уснуть Каролина не смогла. Отчаявшись уговорить себя успокоиться, она встала и подошла к окну, подставив разгоряченное лицо ночной прохладе. На бархатном небе мириадами бриллиантов горели звезды. Откуда-то издалека доносилась песня. Звук приближался, Каролина узнала голос Хоукса. Верный телохранитель нетвердой походкой шел к дому, весело распевая.

Судя по всему, он наведывался в бордель, не исключено, что в бордель Сэдди, ибо Хоукс при всей своей внешней угрюмости любил девчонок. Очевидно, он был сильно пьян, раз не смог удержаться на ногах и упал, схватившись за кольцо с дверным молоточком.

Вздохнув, Каролина накинула легкий халат и пошла на выручку Хоуксу.

Встретившись нос к носу с хозяйкой, Хоукс виновато опустил глаза:

— Простите, я думал, мне откроет повариха.

— Она спит как убитая, — сказала Каролина, в этот момент искренне позавидовав своей кухарке. — Впрочем, не важно. Я все равно не спала. И теперь я чувствую себя в большей безопасности, раз ты вернулся домой, Хоукс.

Лицо Хоукса расползлось в пьяной улыбке. Он попытался отвесить поклон, но при этом едва не упал вновь.

— Я обещал капитану защищать вас и слова не нарушу! — громко и торжественно, насколько ему это удалось, заявил Хоукс.

— Конечно, Хоукс, — засмеялась Каролина, — но, надеюсь, сегодня судьба избавит нас от подобного рода испытаний. Спокойной ночи, Хоукс.

С этими словами Каролина пошла к себе. Каково же было ее удивление, когда на лестнице она столкнулась с Джилли, спускавшейся с мансарды, где находились комнаты слуг.

— Почему ты не спишь, Джилли?

Джилли выглядела так, будто ее застали врасплох. Она действительно собиралась проникнуть в комнату Каролины, пока та находилась внизу, беседуя с Хоуксом.

— Ну, — быстро нашлась Джилли, — я услышала голоса и подумала, не случилось ли чего.

Каролине стыдно стало за свои мысли. Честно говоря, Каролина подумала было, что девчонка вынюхивает, чем можно поживиться в доме, а она, оказывается, беспокоилась о ней…

— Пойдем на кухню, Джилли, — вдруг предложила Каролина, — перекусим чего-нибудь. И ты расскажешь мне о Нью-Провиденс. Должно быть, тебе там досталось.

— Да, там было ужасно, — торопливо согласилась служанка.

— И расскажи мне поподробнее о Руж — эта женщина приводит меня в восхищение. Расскажи, почему ее так зовут.

— Я как-то спросила ее об этом, и она сказала, что так прозвали ее из-за ярко-рыжих волос. Имя придумал один французский пират, и прозвище прижилось.

— Если бы она была брюнетка, ее бы назвали Нуар, а если бы блондинка — Бланш, — засмеялась Каролина, стараясь как-то помочь девушке освоиться.

Увы, Джилли отвечала на вопросы далеко не с тем энтузиазмом, с каким поедала угощение. Она досадовала на упущенную возможность порыться в хозяйском сундуке. Каролина же неразговорчивость Джилли отнесла за счет своей резкости, которая подорвала доверие девушки.

На следующее утро после завтрака Каролина вновь собралась в город. Хоукс с молчаливым неодобрением следовал за ней, держа руку на рукояти кинжала.

Выйдя на перекресток Хай-стрит и Лайм-стрит, Каролина внимательно осмотрелась, не окажется ли где-то поблизости незнакомец, так лихо выпрыгнувший из окна вон того дома, но никого похожего так и не увидела. Джон Деймлер наглухо закрыл ставни и пошел навестить друга, который, как надеялся Джон, мог бы заинтересоваться его предложением о размещении у себя в гостинице людей.

Сопровождаемая Хоуксом, Каролина пробиралась сквозь толпу к рыночной площади. Скрипя, мимо прокатилась телега, груженная черепахами. Каролине жаль было несчастных созданий, таких неуклюжих на суше, но увы, они составляли основную пищу островитян. Пятеро вооруженных до зубов флибустьеров тащили в ювелирную лавку сундук. Хозяин вышел им навстречу, угодливо кивая и радостно потирая руки. Над головой с криками носились чайки, высматривая легкую добычу — рыбу на идущих в гавань судах. Две стройные негритянки, грациозно покачиваясь, несли на головах связки бананов. Старик с трудом волочил тяжелую корзину с кокосами. Индианки нараспев предлагали листья коки.

— Эдакую гадость они продают! — сплюнув, заметил Хоукс. — Вся глотка после горит огнем!

Хоукс все еще чувствовал себя неловко перед Каролиной, которая видела его накануне таким пьяным.

Громко ударил колокол. Вокруг него уже столпились торговцы живым товаром. Вскоре должен был начаться аукцион. Иссиня-черные тела рабов из Африки блестели на солнце. Порт-Рояль постепенно превращался в главный центр работорговли — этому способствовало весьма удобное расположение города и естественная гавань, способная вместить до пятисот судов. Однако Каролина пришла на рынок не затем, чтобы поучаствовать в аукционе.

Пробираясь между прилавками с горами апельсинов, авокадо и лимонов, розовато-золотистыми плодами манго и ярко-зелеными плодами лаймового дерева, Каролина держала путь в дальний конец площади, где торговали изделиями из пальмового листа. Местные жители искусно плели из этого природного материала гибкие и прочные шляпки. Там же продавались веера и плетеные кожаные сандалии.

Как всегда немногословный, Хоукс шел за ней, не спуская ладони с рукояти кинжала, поскольку знал, что для его капитана нет сокровища более драгоценного, чем эта стройная девушка с серебристыми волосами. Хоукс удивился, когда Каролина остановилась у прилавка с дешевыми деревянными башмаками — Порт-Рояль был построен на песке, и даже во время очень сильных дождей вода мгновенно уходила вниз, и на улицах никогда не было слякоти, по которой принято ходить в такого рода обуви. Однако Хоукс лишь молча смотрел, как Каролина тщательно выбирает башмаки. Наконец она направилась домой.

Уже на пороге Каролина обернулась к Хоуксу и, глядя ему в глаза, тихо сказала:

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Не мог бы ты вырезать отверстие в одном из башмаков и затем заделать дыру так, чтобы с виду никто ни о чем не догадался? И еще, — поколебавшись, добавила Каролина, — об этой твоей работе не должна знать ни одна душа.

Хоукс лишь заглянул ей в глаза и молча кивнул. Взяв в руки башмак, он покрутил его. Для Хоукса не составит труда сделать из этой вещицы маленький тайник. Как только работа была закончена, он отнес башмак в спальню Каролины.

Каролина поблагодарила Хоукса и, закрыв за ним дверь, достала из тайника колье, взвесив сверкающую рубинами и алмазами вещь на ладони. Оно было довольно тяжелым, это ее сокровище, тяжелее, чем то дерево, которое оно должно было заменить собой. Пришлось снова звать на подмогу Хоукса и просить его расточить второй башмак и вложить внутрь кусочек свинца, столь же аккуратно заделав отверстие. Хоукс пообещал выполнить и эту ее просьбу.

Глядя вслед уходящей Каролине, Хоукс, равно преданный и ей, и Келлзу, решил, что Каролина хочет сделать личные сбережения на черный день, и не мог осуждать хозяйку за такое желание.

Перед тем как выйти в город, Каролина успела отправить послание капитану Бэнксу, чей корабль курсировал между островами Вест-Индии и побережьем Виргинии. В своем письме она сообщила, что, зная о намерении капитана отплыть на следующий день, она хотела бы пригласить его отужинать накануне рейса у них в доме.

Капитан Бэнкс с радостью принял приглашение и прибыл точно в назначенное время. Приглашение в дом к самому адмиралу флибустьеров считалось высокой честью. Кроме того, ему нравилась жена капитана, и он был одним из немногих посвященных, знавших, что в действительности она Каролина Лайтфут из поместья Тайдуотер в Виргинии. Капитан был ослеплен и ее красотой, и великолепием колье из бриллиантов и рубинов, в котором она его принимала. Бэнкса весьма смутило то, что его наряд оставлял желать лучшего, и он даже пожалел, что не купил сегодня тот лиловый костюм, который показался чересчур дорогим. Прочистив горло, капитан Бэнкс вытянулся перед дамой во весь свой небольшой рост, буравя ее своими маленькими голубыми глазками.

— Мне сказали, что капитана Келлза нет в городе. Весьма сожалею, что не смогу встретиться с ним, — сказал Бэнкс после приветствия.

— Да, он все еще в верховьях Кобры, — со вздохом произнесла Каролина. — Ума не приложу, какие дела его задержали!

Коротышка-капитан пожевал ус.

— Наверное, его привлекают здешние плантации, — резонно предположил капитан. — Возможно, — добавил он моргая, — вы скоро станете хозяйкой большого имения, как и ваша матушка.

Улыбка Каролины была несколько натянутой. Она быстро оглянулась, словно опасаясь, не подслушал ли их кто-то из слуг, но, кажется, дверь в буфетную была плотно прикрыта.

— Не думаю, что из меня получится образцовая плантаторша, — честно призналась Каролина. — К этому, как вы знаете, нужно иметь определенную склонность.

Шутливо погрозив ей пальцем, он сказал:

— Уверен, что этой склонности легко научиться. Увидите, — со сладкой улыбочкой продолжал Бэнкс, — когда-нибудь вы поплывете к верховьям Кобры в свой собственный дом. В городе уже ходят об этом слухи, — понизив голос, добавил он.

Каролина не сумела скрыть изумления. Так, значит, сплетни имели под собой почву? Возможно, именно удивление было причиной ее молчаливости за ужином, состоящим из черепахового супа, мяса козленка и вкусного печенья из маниоки. Повариха, как обычно, показала свое высокое искусство.

После ужина капитан Бэнкс поднялся и, в цветистых выражениях поблагодарив хозяйку за угощение, сообщил, что не может оставаться в гостях дольше, поскольку на корабле его ждут неотложные дела. Каролина явно обрадовалась, что капитан сразу же направляется на корабль.

— Капитан Бэнкс, — сказала Каролина, обворожительно улыбаясь. — Я прошу вас об одолжении. Я знаю, что вы плывете в Йорктаун, а оттуда рукой подать до Левел-Грин.

— О да, — с улыбкой ответил капитан. — Я с удовольствием передам им привет.

— Это не совсем то, о чем бы я хотела вас попросить, — сказала Каролина, встретив вопросительный взгляд Бэнкса. — Я бы хотела, чтобы вы передали им небольшую посылочку.

С этими словами Каролина достала пару башмачков, стоявших на ближайшем стуле, и, завернув в чистую льняную салфетку, быстро перевязала их лентой.

— Я была бы рада, если бы вы смогли передать пару этих башмачков госпоже Летиции Лайтфут, и никому другому, — сказала она, добавив с улыбкой: — Моя мама не одобряет мой выбор туалетов, но эти простенькие башмачки — просто сувенир, привет из тех мест, где живет ее дочь.

Каролина засмеялась, но вдруг, став серьезной, со вздохом сказала:

— Тяжко жить вдали от дома, зная, что тебе туда дорога заказана.

Коротышка-капитан деликатно кашлянул. Он знал историю Каролины Лайтфут и был решительно на ее стороне.

— Я думаю, там, в Левел-Грин, все скоро образуется, — пробормотал он. — Всякое бывает в семьях, но близкие люди есть близкие люди, все налаживается. Обещаю, что мы с моей «Утренней звездой» доставим вашу посылочку прямо по назначению, госпожа Каро…

— Кристабель, — быстро поправила его Каролина. — Здесь никто не знает моего настоящего имени, я не хочу навлекать позор на голову моей несчастной матери. Ей и так приходится стыдиться того, что я вынуждена жить в этом флибустьерском порту.

Капитан Бэнкс улыбнулся. Каролина Лайтфут действительно была хорошей дочерью. Не стоило Летиции портить отношения с девочкой из-за такой малости, как любовь дочери к флибустьеру!

Между тем Джилли, все это время стоявшая под дверью в буфетную, презрительно фыркнула. Вот это да! Жена капитана Келлза, разодетая в пух и прах, со сверкающими алмазами на шее посылает матери в Виргинию нищенские башмаки. Не то чтобы Джилли сама когда-нибудь посылала что-то своей матери, да если бы она и захотела сделать ей подарок, то не смогла бы, так как и понятия не имела, где она сейчас обретается. Впрочем, чего гадать, наверное, в тюрьме, где же ей еще быть-то! А вот когда она разбогатеет, тогда пошлет каждому, кого любит, по паре сафьяновых красных туфелек. И Руж на Нью-Провиденс — тоже. Только Руж, наверное, со смехом отшвырнет их, поскольку привыкла всегда ходить босиком. Джилли зевнула и прикрыла щеколду, затем пошла на кухню к поварихе, с которой у нее с самой первой встречи началась неприкрытая война. Ничего, когда она купит себе дом такой же большой, как этот, и наймет женщин в услужение, то уж точно будет лупить их палкой!

Джилли, мечтая, даже не взглянула на посылку, когда вошла в столовую, чтобы убрать со стола, и не слышала слов Каролины, обращенных к Хоуксу:

— У нашего гостя не должно быть неприятностей, так что проводи его, пожалуйста, до порта и проследи, чтобы он взошел на корабль в целости и сохранности.

Если Хоукса и удивило поручение хозяйки, то он не подал виду. Впрочем, такому коротышке, наверное, нужен провожатый.

Каролина с нетерпением ждала возвращения Хоукса.

— Ты проводил его на борт, Хоукс?

— Да, — последовал сдержанный ответ, — и его, и посылку.

Каролина победно улыбнулась. Хоукс верен ей, как верен самому Келлзу. Теперь дело за коротышкой Бэнксом, который и не догадывается, какое сокровище везет на своем корабле.

Однако этот малютка-кэп заставил ее задуматься. Неужели Келлз и в самом деле собирается купить поместье? Раньше эта мысль не приходила ей в голову. Она была уверена, что он там по торговым делам или ищет тихие заводи для «Морского волка». Сейчас он редко выходил в море сам. Часто он посылал вместо себя Ларса Линдстрема на «Морской деве», родной сестре «Морского волка». И все эти походы необходимо было финансировать, корабли обеспечивать провиантом, команду — жалованьем, затем делить барыш, если, конечно, удавалось что-нибудь раздобыть. Теперь добыча мельчала, испанцы становились осторожнее и скупее.

Келлз все чаще становился администратором. Каролина начала уже думать, что вскоре он вообще расстанется с морем, перестанет быть флибустьером. Но неужели ремеслу пирата он предпочтет жизнь плантатора? Неужели действительно остаток жизни они проведут среди сонных полей и лугов в верховьях Кобры?

Каролина едва могла дождаться конца недели!

Глава 5

Келлз вернулся домой с верховьев Кобры загорелым и улыбающимся, но в его серых глазах стояла тревога. Каролина заметила это сразу, в тот самый момент, когда он раскрыл объятия ей навстречу и прижал к себе с такой силой, что взметнулись вверх ее пышные юбки.

— Келлз, — выдохнула она, прижимаясь к его широкой груди, — отлично, что ты наконец вернулся!

— В самом деле, ты так считаешь? — с улыбкой ответил он, но серые глаза его блеснули, словно сталь.

Каролина слишком хорошо знала, что означает этот опасный блеск. Очевидно, он наслышан о ее вечернем госте.

— А я-то думал, что ты нашла себе развлечение, пока я отсутствовал.

— Что бы тебе ни наговорили, я знаю, что это неправда! — выпалила Каролина.

Взгляд его потеплел, и она поняла, что его слова — всего лишь шутка.

— Ты привела домой еще одну попрошайку? — спросил он без улыбки.

Каролина чуть покраснела, но, решительно тряхнув кудрями, заявила:

— Бедная девочка убегала от этих ужасных женщин из борделя. Они пытались ее избить.

— И ты не могла не вмешаться.

— Конечно, не могла! Она не знает, сколько ей лет, но на вид не больше пятнадцати.

Келлз вздохнул.

— Что мне с тобой делать? Неужели ты никогда не поймешь, что этим уличным девчонкам нельзя доверять?

— Ну… Я уверена, что этой — можно. Да и про Беттс ты говорил то же самое, но смотри, какой она оказалась славной! А наша кухарка? Послушай, Келлз, когда ты увидишь Джилли сегодня за ужином, постарайся не морщить нос, если она подаст блюдо не с той стороны, я сама ей потом скажу. Она считает, что, работая в бристольском кабаке, прошла всю необходимую школу, и разубеждать ее придется постепенно.

— Уж постараюсь, — насмешливо протянул Келлз.

— Пойдем наверх. Я думаю, тебе приятно будет принять ванну после путешествия. Что же ты мне не сказал о покупке плантации?

Келлз застыл.

— Кто рассказал тебе об этом?

— О, сплетники знают о нас больше, чем мы сами о себе! — с чарующей непосредственностью воскликнула Каролина.

— Тогда тебя обманули, — ответил он, с трудом сдерживая гнев или… или что-то другое? — Не стоит слушать сплетни.

Наверное, Келлз прав, Каролина и сама не особенно доверяла слухам. Она испытала облегчение, ей совсем не хотелось селиться в верховье Кобры, но ее задел его тон. Почему такая резкость?

— Я позабочусь о том, чтобы тебе приготовили ванну, — тихо сказала она и, уже повернувшись, чтобы пойти на кухню распорядиться, добавила: — Ужин готов.

— Хорошо, — бросил он через плечо. — У нас не все шло гладко. Дно этой дырявой посудины дало течь.

— Ты мог погибнуть! — со страхом воскликнула она.

Келлз обернулся, поигрывая мускулами.

— Не бойся, — с усмешкой ответил он. — Мы были недалеко от берега. Я забросил канат на росшее на берегу дерево и пришвартовал корабль. Мы законопатили пробоину, чтобы доковылять до Порт-Рояля, да только работенка выдалась жаркая. К тому же вся наша еда досталась рыбам, и я голоден как волк!

Радуясь уже тому, что им не придется жить где-то в верховьях этой опасной реки и постоянно сновать вверх и вниз по течению, Каролина, неодобрительно покачав головой, пошла на кухню. Затем, приказав согреть воды, она все с тем же хмурым выражением поднялась в свою спальню переодеться к ужину.

И все-таки она чувствовала неладное. Объяснение Келлза показалось ей уклончивым. Повинуясь привычке, она открыла сундук, нащупала второе дно… В первый момент, найдя шкатулку открытой, она вздрогнула, но потом, вспомнив, что сама отправила колье в Левел-Грин на оплату материнских долгов, вздохнула с облегчением.

Почему-то она испытала странную пустоту, ощущение невосполнимой утраты. Наверное, потому, что она сама завоевала эту награду, одна, без Келлза, хотя… Колье было ее собственностью, она вольна была отдать его тому, кому пожелает… А сейчас, ну что же, она будет носить копию.

— Ну разве мы не короли? — поприветствовал жену Келлз, увидев ее на лестнице идущей вниз в роскошном белом платье и сверкающем колье.

— Я нарядилась в честь твоего возвращения, — ответила она, словно оправдываясь.

Келлз, прищурившись, смотрел на нее.

— А где же оригинал? Ты что, его потеряла?

Каролина замерла. Она совсем забыла про острый глаз Келлза, способный легко отличить подделку от настоящей вещи.

— Я отправила его матери, — призналась Каролина. — Они на грани краха и, как я узнала, могут потерять Левел-Грин… Я не могла этого допустить, что бы они о нас не думали!

— Как благородно с вашей стороны, — сухо отозвался Келлз. — Ну, это лишь облегчает для меня принятие решения.

Каролина понятия не имела, что он подразумевает.

— О чем ты? — нахмурившись, спросила она.

— Так, — пожав плечами, ответил Келлз. — Давай ужинать. — И он протянул ей руку.

Они чинно вошли в просторную, выдержанную в зеленом цвете, столовую для пира, который сотворила для них кухарка. Келлз отодвинул стул Каролины и церемонно усадил ее. Он тоже принарядился: сменил свои любимые бриджи из оленьей кожи и просторную рубаху — одежду, которую он носил на корабле, на приличный английский серый костюм. Пенное кружево рубашки оттеняло загар, и на пальце его горел перстень с изумрудом, точно таким же, каким было пристегнуто жабо на рубашке. Каролина невольно сравнила этот камень с другим, розовым, тем, что носил на рубашке монсеньор де Монд. Но, сказала себе Каролина, монсеньор де Монд не был господином адмиралом флибустьерского флота.

Дверь в буфетную настежь распахнулась.

— Келлз, — сказала Каролина, глядя на него поверх серебряных приборов, расставленных на кипенно-белой накрахмаленной скатерти, — это Джилли. Она будет прислуживать нам за ужином.

Келлз повернул голову, с интересом глядя на новую служанку. Джилли едва не раскрыла рот. Она была явно очарована. Наглые глаза девушки недвусмысленно разгорелись. В этот момент она, очевидно, забыла, зачем находится здесь.

— Джилли, — со вздохом проговорила Каролина. — Капитан Келлз ждет.

Джилли решила преподнести себя в лучшем виде. Подарив капитану самую обворожительную из своих улыбок, она старалась как могла. Джилли делала те же ошибки, что и всегда, но Каролина решила не делать ей замечаний, видя, что девочка сама не своя от встречи с главным флибустьером Вест-Индии.

Келлз задумчиво проводил девушку взглядом, и Каролина, боясь, что она ему не понравится, поторопилась сказать:

— Джилли весьма занятное существо. Она с Нью-Провиденс.

— Это не лучшая рекомендация, — пробурчал Келлз.

Так, значит, ее опасения сбылись: Келлз невзлюбил Джилли с первого взгляда.

— Я хочу сказать, она рассказывает мне довольно забавные истории, — попыталась объяснить Каролина.

— Большинство историй о Нью-Провиденс, если они правдивы, едва ли развлекли бы тебя, скорее ужаснули.

Каролина, окончательно запутавшись в том, что следует и чего не следует говорить, смотрела, как Келлз ест суп из морских моллюсков. Быть может, хорошая еда вернет ему доброе расположение духа. Подождав, пока служанка уберет супницу и подаст рыбу, Каролина сказала:

— Джилли говорила, что знакома с Руж.

Келлз оторвал взгляд от тарелки с рыбой.

— И это тоже не служит доброй рекомендацией.

— В самом деле? А что ты знаешь о Руж?

— Очень немного. Но я видел ее как-то раз.

— Ты в самом деле видел ее? Ты ни разу мне о ней не рассказывал! Как она выглядит?

Келлз усмехнулся, услышав в голосе Каролины суеверный страх.

— У нее рога вместо волос, — сказал он, — а огромные мускулы перекатываются, когда она двигается.

— О! Перестань меня поддразнивать! — воскликнула Каролина. — Джилли утверждает, что Руж красива и добра. Расскажи мне, какая она на самом деле!

— Она действительно очень красива, — задумчиво протянул Келлз, и Каролина почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. — Но вот насчет доброты — я сомневаюсь.

— Когда ты ее видел? — требовательно спросила Каролина.

— Как-то во время шторма мне пришлось зайти в гавань Нью-Провиденс. Я видел ее на берегу. Она была в мужской одежде, и волосы ее были распущены, и, знаешь, она подзадоривала двух юнцов, готовых ради нее драться на абордажных ножах.

— И они действительно подрались? — завороженно спросила Каролина.

— Нет, — со вздохом сказал Келлз. — Оба были слишком пьяны. Они побрели прочь, и тогда она выхватила из-за пояса свой кинжал и погналась за ними, размахивая клинком в воздухе и что-то крича. Ссора продолжилась в какой-то хижине на берегу, и я потерял к ней интерес.

— Как ты думаешь, кто-то был при этом убит?

— Вполне возможно, — пожав плечами, сказал Келлз. — Человеческая жизнь ничего не стоит на Нью-Провиденс.

— И больше ты Руж не видел?

— Нет, не видел. А насчет этой девчонки Джилли, — понизив голос, добавил Келлз, — если ты действительно хочешь помочь ей начать новую жизнь, позволь мне подыскать для нее работу в одном из кабаков.

— О нет, Келлз. Она наверняка возьмется за старое и закончит в одном из борделей на Темз-стрит.

— То есть там же, откуда пришла, — вздохнув, констатировал Келлз. — Ну что ж, Каролина, раз ты настаиваешь, будь по-твоему, но мне придется подолгу бывать в отъезде и…

— Что? Значит, ты собрался куда-то уезжать?

В глазах Келлза сверкнул огонек.

— Расскажи мне о монсеньоре де Монд, — быстро сменил тему Келлз. — И каким сплетням мне, по-твоему, не следует верить?

Итак, он успел перемолвиться с Хоуксом, и тот ему рассказал!

— Видишь ли… Монсеньор де Монд спас Джилли, — смущенно начала Каролина.

— И ты пригласила его на ужин.

— Да. Я думала, ты вернешься к тому времени.

Келлз принял ее объяснение.

— Этот монсеньор де Монд, что он собой представляет?

— Говорит, он с Нью-Провиденс, но это ложь, — бесцеремонно вмешалась Джилли, только что вошедшая в столовую с блюдом бисквитов. — Я его там не видела, а он не из тех, кого легко забыть.

— О, его нелегко забыть, не так ли? — с ухмылкой переспросил Келлз, обращаясь к Каролине. — Жаль, что я не встретился с этим монсеньором де Мондом. Скажи мне, что ты о нем узнала?

— Не так уж много, — начала Каролина.

— Все он врет, — безапелляционно заявила Джилли. — По мне, так он — настоящий лгун.

— Ну это уж слишком, Джилли, — не выдержала Каролина. — Ты не должна встревать в наш разговор! Все, что от тебя требуется, это ставить на стол блюда и уносить использованные! Нечего здесь стоять и пялиться на нас! Марш на кухню!

— Слушаюсь, госпожа! — с нажимом на последнем слове сказала Джилли, ставя поднос.

— И ты должна быть более благодарной. В конце концов, именно монсеньору де Монду ты обязана своим спасением!

Дверь за девушкой закрылась несколько громче, чем следовало бы.

— С этой тебе не справиться, — пробормотал Келлз, качая головой. — Ну-ка, расскажи мне об этом французе.

— Я не уверена, что он француз, — медленно проговорила Каролина. — В нем есть что-то испанское. И когда я задала ему вопрос на испанском, он ответил не задумываясь.

— Испанец… — задумчиво протянул Келлз.

— О, я точно не могу сказать. Говорит, родом из Марселя. Возможно, так оно и есть.

— Многие называют себя выходцами из Марселя. Удобный город — многонациональный, без какого-то своего лица, город, где легко затеряться в толпе. Не ты ли говорила мне, что наш новый сосед Луи Довиль тоже из Марселя?

— Да, я говорила.

Каролина покраснела. Неужели Хоукс доложил и о том, что сосед из дома напротив предпринимает неустанные попытки ухаживания за подругой капитана, и, едва Каролина выходит из дому, уже тут как тут, всегда готов с ней побеседовать. Каролина сочла за лучшее вернуться к обсуждению монсеньора Раймона.

— Впрочем, я не могу отрицать, что он француз. Он сказал, что не так давно прибыл сНью-Провиденс, а в Марселе провел лишь детство и юность.

— Но ты все же приняла его за испанца? — вскинув бровь, спросила Келлз.

— Ну, я могла и ошибиться.

— Сомневаюсь. Обычно шестое чувство не подводит тебя.

— Как бы там ни было, он уехал, и нам больше не о чем беспокоиться. Он сказал мне, что уезжает из города на следующий день.

— Значит, уехал. Так скоро? Он не сказал, куда направляется?

— Не помню. Кажется, нет.

— И тебе не любопытно было узнать?

— Ну, в конце концов, не мое это дело. Я пригласила его поужинать только потому, что он…

— Потому что пришел к тебе на выручку, я знаю. И все же… Все время спрашиваю себя, как это ему удалось оказаться в нужное время в нужном месте?

— Прекрати! Все это просто смешно! — выпалила Каролина. — Он не мог заранее все предугадать! Скажи, ну откуда мог монсеньор Раймон знать о том, что Джилли упадет передо мной в этом самом месте?

— Да, — протянул Келлз. — Весьма удачное падение, тебе не кажется? Интересно, как ей удалось все так ловко устроить…

— Джилли, можешь зайти. Я вижу твой глаз в щелке.

Джилли неохотно открыла дверь. Вид у нее был надутый, словно ее обидели, и у Каролины лопнуло терпение.

— Если ты будешь подслушивать, Джилли, я немедленно прогоню тебя вон!

Джилли от злости на себя и на хозяев весьма своевременно разрыдалась и выбежала из столовой.

— Все же лучше найти девчонке другое место, — проговорил Келлз, хмуро глядя вслед служанке.

— Нет, ей нужно дать еще один шанс, — упрямо стояла на своем Каролина. — Но скажи мне, почему это по городу ходят слухи, будто ты покупаешь поместье?

— Потому что так оно и было.

— Но ведь, кажется, ты сказал…

— Я сказал, что сейчас не покупаю, но не говорил, что не хотел бы этого сделать.

— Но…

— Ну, хватит. Не волнуйся так. Я думал, купить поместье не составит труда, ведь мне всегда охотно давали денег в долг. Оказалось, что люди готовы рисковать целыми состояниями в надежде обогатиться быстро, но они слишком хорошо понимают, что получать доход с земли — дело другое, и немедленной прибыли ждать не приходится.

— Ты бы мог получить скорую прибыль! — решительно заявила Каролина, совсем позабыв о том, что совсем недавно она была против того, чтобы они с Келлзом стали плантаторами. Сейчас она была всецело на стороне мужа.

— О, я не сомневаюсь в собственных силах. Да только люди с деньгами не торопятся давать мне ссуду. Похоже, мой прошлый опыт не внушает им надежд на то, что из меня выйдет образцовый плантатор. Со мной говорили весьма вежливо, но при этом ясно дали понять: платить придется наличными.

После ужина Келлз и Каролина пили в гостиной рубиново-красное сладкое вино порт, названное в честь города Опорто, где его некогда научились делать.

— Но ведь ты решил покончить с флибустьерством. Всем это известно! — продолжала недоумевать Каролина.

— Всем известно, да только никто не верит. Возможно, я и сам не верю в это, — сказал Келлз, устало покачав головой.

— Ну тогда сделай им одолжение — заплати наличными! — взорвалась Каролина. — И порви с негодяями, которые привыкли наживаться на твоей опасной работе!

В улыбке Келлза сквозила печаль. Она была такой милой в своем белом платье, так очаровательна в своем негодовании, от которого грудь ее так бурно вздымалась — наивная, невинная, совсем девочка. Каким-то образом колье своей грубоватой роскошью только усиливало ее прелесть.

— Не может быть, чтобы у нас не хватило денег. Это ведь не так? — боясь поверить себе, спросила Каролина.

— При всей той роскоши, что тебя окружает? — с кривой ухмылкой переспросил Келлз. — Наш дом дорого нам обходится.

— Но у тебя так много золота, — запротестовала она. — Так много…

— Хранится в Англии в неприкосновенности, и лишь я один могу взять то, что мне принадлежит. Лично… А путь в Англию мне заказан. Ты ведь не хочешь, чтобы я отправился туда?

Каролина почувствовала, что земля уплывает у нее из-под ног, и села, чтобы не упасть в обморок.

— Нет, не хочу, — слабым голосом произнесла она.

— И еще, Кристабель, — спокойно и взвешенно добавил Келлз, — я должен как-то зарабатывать на жизнь, в противном случае нам придется продать дом.

— Тогда продай дом.

— Нет, я не намерен этого делать, — спокойно сказал Келлз. — Во-первых, это было бы опасно. Если в городе пойдут слухи о том, что я испытываю трудности, непременно найдется тот, кто попытается продать меня испанцам за пятьдесят тысяч монет.

Как она могла об этом забыть!

— И что ты предлагаешь делать?

— Я предлагаю, — с нажимом на каждом слове проговорил он, — вернуться к моей старой работе. Все видят во мне флибустьера — ради Бога, я буду им!

— О нет! — воскликнула Каролина. — Я не могу этого выдержать! Без конца думать о том, где ты и жив ли!

— Придется выдержать, если хочешь, чтобы мы пережили трудные времена. Не печалься, Кристабель, — добавил он мягче, — уж лучше это, чем плыть в Англию, а деньги мне нужны срочно, много денег!

«А я отослала колье, которое могло бы избавить его от такого страшного выбора!» — в ужасе думала Каролина. Прошла неделя, «Утренняя звезда» уже далеко в океане. Она готова была сгореть со стыда.

— Келлз, — срывающимся голосом сказала она, — прости меня за колье.

Келлз коротко рассмеялся.

— Брось казниться. Я так или иначе должен был вернуться к пиратскому ремеслу. Ты сделала ошибку, Кристабель, когда полюбила меня. Другой мужчина мог бы дать тебе больше: спокойный, мирный дом, детей, окружение, которым ты могла бы гордиться.

— Нет, не говори так! — Каролина вскочила и, обежав вокруг стола, бросилась в его объятия. — Не смей так говорить! Ни разу я не пожалела об этом, ни разу!

Каролина немного кривила душой. Были в ее жизни моменты, когда… Впрочем, сердцем она никогда не раскаивалась в своем выборе. И сейчас чувства в ней били через край.

Келлз с нежностью смотрел на нее. Она была такой непосредственной, такой доброй, его норовистая подружка. Она готова была с ходу брать любое препятствие, но если что не по ней — тут уж спасайся кто может…

Каролина задыхалась от волнения.

— Завтра будет бал у губернатора, — глотая слова, заговорила она, прожигая мужа взглядом. — Ты поговоришь с губернатором. Он непременно даст тебе ссуду!

Улыбка его была полна нежности. Он сгреб Каролину в объятия и запечатлел на ее полураскрытых губах поцелуй.

— Что будет, то будет, Кристабель, радуйся тому, что у нас есть сегодняшняя ночь!

Джилли потихоньку выскользнула из кладовой и, заглядывая из столовой в холл, сгорая от зависти, смотрела, как они, перескакивая через две ступеньки, летели в спальню.

Глава 6

Дом губернатора Порт-Рояля, Ямайка

Весна, 1692 год

— Интересно, что она собой представляет, — говорила Каролина, натягивая перчатки вопреки жаре, которая не рассеялась даже к ночи.

— Кто именно? — спросил Келлз, неодобрительно глядя на экипаж, с помпой поданный прямо к дому.

— Кузина губернатора, госпожа Граммонд. Разве ты забыл, что губернатор устраивает бал в ее честь? Помни: ты должен быть образцом галантности! Пригласи ее танцевать по меньшей мере раза четыре. Губернатор заметит и останется весьма доволен.

— Едва ли, — презрительно поморщившись, сказал Келлз. — Голова губернатора будет занята другим: он будет гадать, дурак я или транжира, если заказал карету, когда до дома губернатора три минуты ходьбы.

Каролина смерила мужа убийственным взглядом. Впрочем, ее гнева хватило ненадолго. Изящно подобрав пышные юбки, Каролина позволила усадить ее в карету. Идея с экипажем принадлежала ей. Она хотела, во-первых, произвести впечатление на губернатора, во-вторых, отделить себя от прочих гостей, скорее всего отдавших предпочтение собственным ногам.

— Я уже не говорю о нашей обуви, — в защиту собственной позиции добавила она. — Атласные туфельки превратились бы в грязные тряпки.

Как бы в доказательство она вытянула вперед изящную, затянутую в черный атлас ножку.

— Никто не станет смотреть на твои ноги, — заверил ее Келлз, одетый в костюм стального цвета с широкими пышными рукавами; среди кипенно-белых кружев сорочки поблескивал знакомый изумруд. — Им не хватит вечера, чтобы разглядеть остальное.

Каролина одарила его белозубой улыбкой.

— Именно этого я и пыталась добиться, — скромно признала Каролина, потупив взор.

Наряд, в который Каролине помогала облачиться Беттс, действительно был произведением искусства. У Каролины перед выходом в свет осталось время немного покружиться перед зеркалом. Более сногсшибательного наряда у нее еще не было. Портниха превзошла самое себя. Серебристо-серое парчовое платье с отчаянно смелым декольте прекрасно сидело, подчеркивая дразнящую пышность бюста и осиную талию Каролины. Талия казалась еще тоньше за счет роскошной пышности юбок. Узкий в три четверти рукав заканчивался пеной тончайших черных кружев. Но что делало платье незабываемым и неподражаемым, это атласные ленты, крест-накрест нашитые на груди, и роскошные атласные бабочки с похожими на лепестки цветов крыльями, летящие по пышной парчовой юбке. Каролина забрала волосы наверх с помощью черной бархатной ленты с тщательно продуманной небрежностью. По последней моде один из серебристых локонов как бы невзначай опускался до плеча, словно заигрывая со стройной белой шеей. Беттс, знавшая толк в парикмахерском деле, нашила на черную бархотку множество некрупных бриллиантов, чуть помельче тех, что сверкали на шее Каролины, и закрепила волосы так, чтобы бархотка с бриллиантами бросалась в глаза. Что верно, то верно, Каролине сегодня на балу не было равных.

Келлз, посмеиваясь, погрозил ей пальцем, шутливо изображая ворчливого мужа. Впрочем, он был не из тех людей, кто считает каждую монетку: Келлз привык тратить не скупясь. И капитаны прибывавших на Ямайку судов знали, что адмирал флибустьеров купит для своей подруги самый дорогой товар — лучшие ткани, кружево самой тонкой работы — и при этом не станет торговаться.

— Ты меня разоришь, — с шутливым упреком констатировал он.

— Но платье того стоит, — беззаботно ответила Каролина. — Знаешь, откуда я взяла фасон? С французской модной куклы. А вот бабочки — мое собственное изобретение.

Серые глаза капитана блеснули.

— Наш новый сосед француз, как его… монсеньор Довиль, которого мы, несомненно, увидим сегодня в числе приглашенных, будет в отчаянии, когда увидит, что ты предпочла изменить фасон. Кажется, он подарил тебе куклу, не так ли? — не без иронии заметил Келлз.

Каролина была не на шутку удивлена. Неужели Келлз действительно осведомлен о каждом ее шаге? Каролине предоставлялась возможность подумать, пока лошади, цокая копытами, везли их к дому губернатора.

— Когда монсеньор Довиль въезжал в дом, повозка с его вещами перевернулась и багаж рассыпался. Мы с Хоуксом как раз выходили из дома, собираясь на рынок, и Хоукс помог бедняге Луи собрать вещи с проезжей части, — оправдываясь, сообщила она.

Каролина прикусила язык: не следовало бы называть соседа беднягой Луи, но было уже поздно — она проговорилась.

— И вместо того чтобы отблагодарить Хоукса, которому пришлось гнуть спину, бедняга Луи решил отблагодарить тебя, прислав эту разряженную куклу, — бесстрастно закончил Келлз.

В устах Келлза история приобретала не совсем хорошее звучание.

— Луи Довиль сделал это из благодарности, — с некоторой запальчивостью заметила Каролина.

Келлз расхохотался:

— Отблагодарил и отдал должное твоей красоте! Впрочем, не имеет значения. Сегодня у нас с Луи Довилем будет возможность побороться за твою благосклонность!

Каролина в этом не сомневалась. Она знала, что француз глаз с нее не сводит и не упустит возможности приударить за ней. И она не могла не заметить, что у монсеньора Довиля появилась странная привычка выходить из дома в одно время с ней, даже если время это каждый раз оказывалось разным, выходить и любезно раскланиваться.

— Хоукс слишком много болтает, — проворчала она себе под нос, а мужу сказала: — Месье Луи совершенно безобидное создание. Не забывай, он француз, а французы все неравнодушны к женщинам.

— Безобидное… — пробормотал капитан Келлз, прекрасно осведомленный о любовных победах этого бедняги Луи. — Впрочем, вот и конец нашего долгого путешествия!

Келлз вышел из кареты и помог сойти даме.

— Слезай, Хоукс, — приказал он телохранителю, сыгравшему роль возницы. — И как можно быстрее избавься от этого катафалка.

— Нет, — запротестовала Каролина. — Надо, чтобы он забрал нас после бала в том же экипаже!

Дело было не в снобизме леди Лайтфут, просто как раз в этот момент она увидела в дверях монсеньора Довиля, нарядного, улыбающегося и уже заметившего их с Келлзом появление, и Каролине отнюдь не улыбалось возвращаться домой втроем, в компании пламенного француза.

— Мы должны держать фасон! — решительно добавила она.

Келлз сердито заворчал, и Хоукс ретировался с понимающей улыбкой, развернув экипаж, поскольку дом губернатора располагался на углу, откуда открывался обзор на крепость Форт-Джеймс.

К несчастью, королевское появление Каролины было безнадежно испорчено. Когда она уже собиралась переступить порог, за которым у двери в зал стоял маленький толстенький человечек в золотистом атласном мундире — господин губернатор и его жена, в платье незрелого яблока, а рядом еще одна надменная особа в розовом, очевидно, его кузина, откуда-то из кухни раздался душераздирающий визг, и хозяева, потащив за собой почетную гостью, госпожу Граммонд, в чью честь устраивался бал, забыв о гостях, побежали на крик.

— Готов поспорить, кто-то опрокинул кипящий чайник, — пробормотал кто-то рядом с Каролиной.

— И при этом не обошлось без пострадавших, — заключил кто-то позади Каролины.

Как по волшебству перед Каролиной возник улыбающийся Довиль, очевидно, специально карауливший у двери, чтобы вовремя оказаться рядом с прекрасной дамой.

Каролина уже успела представить Довиля Келлзу, и мужчины обменялись любезностями, а на кухне тем временем уже успокоили кухарку… Несчастную служанку, опрокинувшую на ногу кастрюлю с кипящим соусом, отдали в распоряжение доктора. Когда губернатор с супругой вернулись к своим обязанностям. Каролина и Келлз уже прошли в зал, и под первые такты музыки, элегантно поклонившись, Луи Довиль попросил Каролину оказать ему честь первого танца.

Келлза занял беседой один из плантаторов, который уговаривал его купить участок по соседству, и, похоже, словоохотливый землевладелец намерен был развлекать Келлза еще по меньшей мере полчаса. Каролине не терпелось поскорее узнать о последнем любовном приключении француза в Лондоне.

— Мне говорили, что вы хорошо знаете столицу Англии, монсеньор Довиль, — сказала Каролина, улучив момент.

Француз, разодетый в бежевый шелк, отделанный оранжевым, почтительно склонив голову, признался, что Лондон знает неплохо.

— Быть может, вы знакомы и со столичными игорными домами, — предположила Каролина во время очередного па, когда француз, надо признаться, отменный танцор, закружил ее так, что пышные юбки ее платья раздулись колоколом.

— Это правда, но почему леди интересуют злачные места столицы?

А леди обворожительно улыбнулась своему партнеру и таинственно прошептала:

— А смогли бы вы рассказать мне что-нибудь об одном заведении? Позвольте вспомнить название… заведение госпожи Мастерсон, кажется…

— Думаю, вы имели в виду госпожу Честертон, — угодливо подсказал Довиль. — Дженни Честертон.

— Ах да. — Лицо Каролины прояснилось, будто она только сейчас припомнила имя хозяйки. — Кажется, она одно время владела этим игорным домом…

— Да, так оно и было! — согласился француз, умело ведя Каролину в танце.

«Точно, учитель танцев», — успела подумать Каролина.

— Она владела весьма престижной школой для юных леди, — с удовольствием делился с Каролиной секретами лондонской жизни француз, — пока не случился маленький скандальчик с неким лордом Ормсби.

Каролина едва не поперхнулась. Скандальчик — весьма мягко сказано! Дженни застукала мамаша одной из воспитанниц — все дамы в одних тонких рубашках в самый разгар игры в прятки с лордом Ормсби и несколькими его развеселыми дружками, при этом те были в стельку пьяны и тоже в неглиже.

Каролина изо всех сил старалась не показать, что лично знакома с почтенной директрисой и ее знаменитой школой. Подняв на Довиля искрящиеся большие глаза, она сказала:

— Мне говорили, вы знаете замечательную историю об этом заведении, что-то связанное с английской школьницей. Так ли это?

Под этим лучистым взглядом Довиль распускался как цветок под солнцем.

— Да, весьма миленькое создание эта крошка — такая чудная каштановая головка, такая взбалмошная и такая прелестная.

— И вы ее хорошо знали? — кокетливо поинтересовалась Каролина.

Глаза монсеньора Довиля маслено блеснули.

— Вы хотели бы знать, не было ли у нас романа? Хотите услышать о моих любовных приключениях, мадам?

— Не обо всех, — с коротким смешком ответила Каролина. — Тогда нам пришлось бы танцевать до рассвета!

Монсеньор Довиль выглядел польщенным.

— Только об этом приключении, — уточнила она, загадочно сверкнув глазами. — Мне говорили, что это весьма занимательная история.

— Но это была не просто интрижка, — встрепенулся француз. — Дело дошло до серьезного романа!

— Даже если так, я хочу узнать о нем поподробнее, — настаивала Каролина.

— Должен сказать, что я не особый любитель азартных игр, — начал Довиль. — Так что, когда бывшая директриса притащила меня в свою обитель, в это игорное заведение, я только наблюдал за игрой и потягивал вино, пока эта юная фея, эта…

— Девушка с каштановыми волосами, — пробормотала Каролина, принуждая своего партнера не удаляться от темы, — та самая, в изящном наряде…

— О да… Но познакомились мы с ней несколько позже… Она была не в духе, знаете ли.

«Наверное, поздно легла и встала за полдень», — подумала Каролина, знавшая привычки своей подружки Ребы.

— Но потом, когда посетители ушли и я тоже собрался уходить, Дженни Честертон попросила меня остаться. Она сказала, что намечается вечеринка. И точно, вскоре английский пэр, лорд Ормсби, как я узнал потом, приехал в заведение с друзьями, и началось веселье. Джентльмены сильно налегали на выпивку, впрочем, как и большинство дам. Возможно, эта история покажется вам несколько скабрезной, ведь ваши ушки, должно быть, не привыкли к такого рода историям, мадам?

— Как сказать, — отозвалась Каролина.

Взгляд Довиля разгорелся.

— У нас было прекрасное бордо, и все мы становились все более раскованными. Дамы разделись до нижнего белья и устроили нечто вроде спектакля: на импровизированной сцене зажгли свечи, так, чтобы пламя горело за спиной у дам, и джентльмены по силуэту пытались угадать, кто перед ними, и даже делали ставки.

Каролина ясно представила себе, как все это происходило. Внизу, в главном зале казино, сдвинуты столы, а стулья выставлены в ряд — для зрителей. Дамы появлялись за тонкой ширмой из прозрачной ткани — единственной преградой между ними и изрядно подпившими господами.

— Среди всех была одна, — продолжал Довиль, — чей… профиль произвел на меня большое впечатление. Она была выше остальных и… очень хороша.

Реба всегда держалась гордо, выставив вперед грудь, подумала Каролина. Неудивительно, что именно ее силуэт произвел на Довиля столь неизгладимое впечатление.

— Потом мы играли в «Найди меня» — знаете, наверное, такая игра, когда одному завязывают глаза, а остальным дают в руки колокольчики… В неглиже, естественно. Скромников и скромниц среди нас не было, как понимаете…

Каролина промолчала.

— Дамы, признаться, были сильно навеселе, и красавица с такими красивыми каштановыми волосами, которая, кажется, не привыкла к такому обилию вина, оступилась и сбила бокал со стола. Бокал покатился по полу, дама упала и порезала бедро. Я отнес ее наверх и промыл рану. Как вы понимаете, для этого, — с хитрой ухмылкой продолжал Довиль, — мне пришлось снять с нее рубашку, и… Ах, — с сожалением заключил француз, — танец закончился. Обидно, что я не могу рассказать вам дальше, мадам.

Порезала бедро! Но когда Каролина делила каюту с Ребой на борту «Верной Мэри», она заметила маленький шрам у нее на бедре! Каролина помнила, как в ответ на вопрос, откуда у подруги этот шрам, та промямлила что-то невразумительное насчет разбитого стекла.

А теперь этот француз смеет утверждать, что больше он ничего не сможет рассказать!

— Да, но вы должны рассказать мне, что было дальше, монсеньор Довиль! — воскликнула Каролина, испугавшись, что ее юркий собеседник сейчас исчезнет и затеряется в толпе прежде, чем она убедится в справедливости своих догадок. — Я не позволю вам сбежать от меня. Вы должны остаться со мной на следующий танец!

Довиль молча поздравил себя с победой. Наконец-то ему удалось привлечь к себе внимание дамы с серебристыми глазами, так умело подчеркнутыми нарядом из серебристо-черной парчи. И теперь он с достоинством повторял одному за другим кавалерам, жаждавшим пригласить Каролину, что танец уже обещан ему. Кто-то из молодых людей услышал настойчивую просьбу Каролины и смотрел на нее в изумлении, не в силах поверить в то, что Серебряная Русалка так заинтересована в заезжем французе. Она, надменно отвергавшая самых видных людей в городе! Обида и недоумение побудили молодого человека передать услышанное отвергнутым кавалерам, те передали кому-то из своих знакомых, и вскоре практически все присутствующие знали о падении Каролины. На Каролину и монсеньора Довиля, увлеченно беседующих о чем-то, стали показывать пальцами. За каких-то несколько минут молва окрестила их любовниками, но, к счастью для себя, Каролина действительно так увлеклась разговором, что не замечала ни перешептываний, ни образовавшейся вокруг нее и француза пустоты.

— И она была школьницей? — с хорошо разыгранным недоумением вопрошала Каролина. — Монсеньор Довиль, право же, верится с трудом!

— Да, и рубашка не стала непреодолимым препятствием, — сообщил он затем, дерзко глядя Каролине в глаза. — Да, это была изумительная красавица. Самая восхитительная из тех, кого я встречал. За исключением вас, мадам. В самом деле, вы в этом платье похожи на сверкающий бриллиант.

Жаркий взгляд француза путешествовал по ее наряду, подолгу задерживаясь на пышной груди, вздымавшейся от быстрых движений. Еще немного, и он прожег бы взглядом парчовый лиф.

— Не сомневаюсь, вы бы могли превзойти ее… во всем, — сделав многозначительную паузу перед последним словом, сказал Довиль.

Каролина была достаточно догадлива, чтобы понять намек, и неожиданно для себя покраснела.

В дальнем конце зала мужчина в костюме цвета стали, потягивая вино, прищурившись, наблюдал за парочкой.

Танец заканчивался, и Довиль понимал, что вот-вот потеряет свою даму.

— Спасибо вам, монсеньор Довиль. Эта история меня, весьма позабавила, — наклонила головку Каролина.

— Ах, но вы еще не дослушали ее до конца, мадам, — с сожалением сказал он. — Вы не знаете, что она рассказывала мне о себе и о некоей своей белокурой подруге, вот эта сказка действительно могла бы вас позабавить.

Белокурая подруга! Каролина вся превратилась в слух, ведь этой белокурой подругой вполне могла оказаться она сама!

— Я умираю от любопытства, нет, вы не должны покидать меня, мы должны станцевать еще раз! — Она вцепилась в его руку.

Вполне возможно, что она сумела бы победить свое любопытство, если бы заметила недоумение зала. Все наблюдали, как какой-то ничтожный французик в третий раз выводил Серебряную Русалку на середину зала, весь сияя от счастья.

В конце концов и Келлз стал замечать, что все взгляды обращены в ту сторону, где его жена танцует с этим французом, а шепоток ползет от группы к группе, затихая перед ним. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но глаза его холодно заблестели.

— Монсеньор Довиль, — срывающимся от волнения голосом, будто сейчас для нее на белом свете существовал только этот мужчина в бежевом одеянии и светлом парике, выдохнула Каролина, — так что она вам рассказывала о своей знакомой?

— Рассказывала, что она дочь герцога, но живет под другим именем.

«Дочь богатого купца, и имя у нее настоящее», — мысленно поправила его Каролина.

— Она говорила, что сбежала из дома.

«Ну это-то правда, но почему она не сказала, что жила на тот момент с повесой-маркизом?»

— А она не говорила вам, где живет ее семья? — не без ехидства в голосе поинтересовалась Каролина.

Довиль нахмурился.

— Нет, на этот счет она предпочитала хранить молчание. Говорила, что не может рассказать мне все подробности, главное, что она сбежала, не выдержав навязчивого внимания некоего молодого человека, желавшего жениться на ней.

«Вот уж ложь так ложь! Если кто и хотел немедленно связать себя узами брака, так это Реба! Маркиз счастлив был сбежать, но я заставила его отправиться под венец!»

— Продолжайте же, — нетерпеливо требовала Каролина.

Довиль рылся в памяти в поисках пикантных подробностей, чтобы как-то расцветить весьма прозаичную историю.

— Она говорила, что ее отец — настоящий тиран и они с матерью часто ссорились из-за того, что он категорически запретил ее белокурой подруге приходить в их дом.

Каролина, сбившись с такта, едва не споткнулась.

— И в чем была причина недовольства отца?

Довиль наморщил лоб.

— Не помню… Хотя нет! Она говорила, что ее подруга имела поистине бешеный нрав и отличалась взбалмошным поведением: как-то ночью отправилась погулять по Лондону в мужском платье.

В отливающих серебром глазах Каролины засверкали льдинки. Как она смела! Да, это правда, она, Каролина, действительно как-то раз отправилась в город в мужском платье. Но это было всего лишь раз! Кто дал Ребе право раскрывать ее секреты каждому встречному? Довиль не мог видеть лица Каролины, она предусмотрительно вперила взгляд на носки своих атласных туфелек, но это не спасло ее.

— Да, она рассказывала мне еще кое-что о своей белокурой подружке, которая посещала их загородный дом. Мать моей малышки была просто в ужасе, когда та приняла изрядную сумму золотом от некоего господина, который приходил к ним в дом, чтобы поухаживать за ее дочерью, понимаете, за определенные услуги.

Каролина остановилась как вкопанная. Монсеньор Довиль от неожиданности едва не уронил партнершу. Флибустьер из своего угла видел эту сцену. Расправив плечи, он направился к танцующим.

— Говорить обо мне такое, прекрасно зная!.. — Каролина опомнилась, лишь встретив недоуменный взгляд француза.

— Вы знали эту даму? — удивленно спросил он.

Каролина тряхнула светлыми локонами.

— Не просто знала, а знала как свои пять пальцев! Мы обе посещали школу госпожи Честертон, пока она не сменила профиль. Мне было очень интересно узнать, каким это образом Реба заработала свой шрам, монсеньор Довиль, и я полагаю, что вам просто повезло — она не причинила вам столько бед, сколько многим другим своим знакомым!

Каролина попала в точку. Реба действительно не причинила Довилю особого вреда, если не принимать в расчет ущерб, нанесенный его кошельку. Как только у монсеньора кончились наличные, Реба потеряла к нему интерес, однако Довиль не намерен был в этом признаваться. Он ошеломленно смотрел на свою партнершу, не в силах сдвинуться с места.

В этот момент к ним подошел Келлз.

— Этот молодой человек оскорбил тебя? — спросил он Каролину.

— Нет, это не он! Это все Реба Тарбелл, или теперь мне следует называть ее маркизой Солтенхэм! А этот джентльмен всего лишь поведал мне, как она заработала маленький шрам на бедре!

Поскольку Довиль понятия не имел о том, что имел дело с будущей маркизой, а Келлз и знать не знал о том, что у Ребы на бедре шрам, а если и был шрам, то какое он имеет отношение к Каролине, оба джентльмена озадаченно уставились на даму.

Келлз пришел в себя первым.

— Довиль, — решительно заявил он, — я думаю, лучше мне закончить с леди этот танец. Она расстроена.

Француз, понимая, что попал в историю, с удрученным видом поплелся прочь. На капитана Келлза и его даму смотрели с интересом.

— Так ты поэтому намертво прилипла к Довилю? — спросил Келлз, вращая партнершу. — Чтобы разузнать про Ребу?

Каролина кивнула.

— Но я его не завлекала, как ты выражаешься, я просто хотела, чтобы он закончил рассказ. О, Келлз, монсеньор Довиль имел с Ребой интрижку, после того как она осталась у Дженни Честертон, представляешь? А она говорила мне, будто вся исстрадалась по Робину Тиреллу!

Улыбка тронула лишь уголки губ флибустьера.

— Понимаю твою заинтересованность, — сухо согласился он. — Но все же…

— Она ужасная лгунья! Сказать, что я принимала от тебя золото в обмен на некие услуги!

Холодные глаза Келлза отыскали француза, скромно стоявшего в углу в стороне от танцующих.

— Это Довиль сказал тебе?

— Нет, он передал мне слова Ребы о поведении ее белокурой подружки. На что я ему ответила, что во всей этой истории нет ни капли правды!

Келлз рассмеялся.

— Так, значит, ты отождествила себя с этой подружкой? Умно, нечего сказать! Молодец, Кристабель!

— Нет, ты только подумай, это ведь я поженила их с Роби! Сделала ее маркизой! О, как бы мне хотелось все изменить! — Каролина кипела от негодования.

— Про этот брак никак не скажешь, что он свершился на небесах, — признал Келлз. — А с такой тещей маркизу, наверное, порой хочется в петлю полезть.

Вулкан, бурливший в груди Каролины, постепенно угасал. Она вспомнила, что пришла на бал не для того, чтобы вспоминать прежние времена и предательство прежних друзей, — она должна раздобыть для Келлза деньги на плантацию.

— Боюсь, что история монсеньора Довиля слишком далеко увела меня от цели, — извиняющимся голосом сказала Каролина.

— Где же хозяин дома? — спросила она Келлза, оглядывая дом.

— Возможно, с его костюмом случился конфуз во время суматохи на кухне, и ему пришлось переодеться… А потом, спускаясь по лестнице, он оступился и порвал штаны, — со смешинками в глазах начал Келлз. — Поэтому их пришлось отдать в починку, а поскольку все остальные наряды оказались несвежими, в них нельзя выйти к таким гостям, как мы, вот наш губернатор и ждет свои парадные штаны в неглиже в спальне, — с хохотом закончил он.

К Каролине вернулось ее хорошее настроение. В конце концов, и Реба, и Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм, — теперь все далеко в Англии. И едва ли судьба когда-нибудь вновь сведет их. Так стоит ли злиться?

Ее пригласил на танец доктор, который был приглашен лечить служанку. Затем ее приглашали другие кавалеры. Серебряная Русалка всегда была нарасхват. Краем глаза она успела заметить, что Келлз с бокалом в руке беседует о чем-то с губернатором, наконец вернувшимся в зал. Это хорошо, подумала она, возможно, ему и удалось решить вопрос с финансами…

Оказавшись в перерыве между танцами недалеко от кружка гостей, обступивших госпожу Граммонд, Каролина услышала ее визгливый голос.

— Климат ужасно утомляет меня. Не представляю, как можно жить при такой жаре! — томно обмахиваясь веером, вздыхала юная госпожа Граммонд. — Всю неделю я была не в состоянии даже встать с постели.

Каролина оглянулась, чтобы посмотреть на говорящую. Худощавая, темноволосая, с нездоровым цветом лица, госпожа Граммонд имело мало общего со своей цветущей кузиной.

— В этих местах, — с сильным Йоркским акцентом продолжила гостья, — есть всего две достопримечательности, которые я дала себе слово посмотреть. Первая — это женщина по имени Руж, а вторая — тоже женщина — Серебряная Русалка.

Все смущенно затихли, а Каролина, допив вино, любезно поданное ей монсеньором Довилем, расхохоталась.

— Между этими достопримечательностями мало общего, — заметила она.

— В самом деле? — оживилась госпожа Граммонд. — Отчего же? Ведь они обе пиратки.

— Серебряная Русалка предпочитает флибустьеров, — едва сдерживая смех, уточнила Каролина. — А вот Руж, королеву Нью-Провиденс, лучше бы вам не встречать.

Каролина повернулась к монсеньору Довилю, задавшему ей какой-то вопрос.

— Кто эта женщина, которая влезла в разговор, словно разбирается во всех этих делах?

До Каролины донесся приглушенный ответ:

— Это и есть сама Серебряная Русалка.

— Что?! — воскликнула потрясенная гостья, и лицо ее покрылось красными пятнами. — Вы хотите сказать, что мой кузен принимает ее в своем доме?

Каролина решила продолжить диалог с миссис Граммонд. Развернувшись лицом к юной особе, Каролина раздельно, с нажимом на каждое слово сказала:

— Смею напомнить вам: даже если губернатор Уайт управляет островом, то на море здесь правят флибустьеры. А море, — Каролина выдержала паузу, — окружает этот остров со всех сторон.

Мисс Граммонд не нашлась что ответить, последнее слово осталось за Каролиной.

— По-видимому, кузине губернатора не по нраву не только наш климат, но и наш образ жизни, — резонно заметил кто-то из гостей.

— Так что ей придется научиться любить и наш климат, и все прочее, если она желает остаться здесь, — заключила спор Каролина.

— Ты забыла добавить, что городом правит еще и твоя красота, — добавил Келлз, приглашая Каролину на следующий танец.

Конечно же, он слышал весь разговор, но не подал виду, что это его интересует. Не станет же он обращать внимание на то, что щебечет какая-то пигалица из Йоркшира.

— Ты говорил с губернатором? — спросила Каролина, изящно проделав очередное па в танце.

— Губернатор разделяет общее мнение. У него нет лишних наличных денег, но… если я приму решение выйти в море, средства на мое предприятие найдутся.

— Не могу поверить, что он так сказал! Из тебя получится прекрасный плантатор! Я сама с ним поговорю!

Келлз сжал ее руку.

— Брось, Кристабель! Я не хочу, чтобы губернатор узнал, в каком отчаянном положении я нахожусь.

— Хорошо! Тогда давай хотя бы уйдем отсюда пораньше! Не могу смотреть на этих лицемеров!

— Как хочешь, — пожал плечами Келлз. — Честно говоря, на мой вкус здесь слишком жарко. У меня вся спина мокрая.

— Тогда давай найдем губернатора с супругой и откланяемся, — решительно заявила Каролина.

Она все еще не остыла, когда они вышли из дома.

— Я думал, ты боишься испачкать туфли и нам придется подождать Хоукса с экипажем, — с усмешкой заметил Келлз.

— К черту туфли! Быстрее домой!

Сохраняя внешнюю беззаботность, Келлз внимательно смотрел по сторонам, готовый в любой момент дать отпор грабителям или другим охотникам поживиться, если кто-то в темноте не поймет, кто перед ними. Так бок о бок они шли по песчаной дороге, белевшей перед ними под звездным небом.

— Ты чудесно выглядела сегодня, — сказал Келлз за порогом спальни. — И показала себя верной подругой. Ради меня ты готова была напасть на самого губернатора, — добавил он, приподнимая ее лицо за подбородок.

— Я и сейчас готова!

— Нет! — отрезал он. — Дело решенное.

«Все можно было бы изменить, если бы я не отправила матери колье!» — так подумала Каролина, а вслух сказала:

— Но ведь ты что-нибудь придумаешь.

Келлз нежно обнял ее.

— Ты так в меня веришь, — пробормотал он, целуя ее благоухающие волосы.

— Подожди, — прошептала она, — это очень тонкая ткань, ты можешь ее порвать…

— Тогда скорее избавимся от нее, — со смехом предложил Келлз, умело помогая Каролине расстегнуть крючки.

Теперь Каролина, стоя в одной тонкой рубашке, тихо посмеиваясь, помогла ему стащить с широких плеч камзол. Он подхватил ее на руки и понес к окну. Теплый тропический ветер ласкал их разгоряченные лица. На бархатном небе горели звезды.

Каролина, заглядывая мужу в глаза, пыталась угадать, о чем он думает. Угадав ее состояние, Келлз склонился над ней и потерся щекой о ее щеку.

— Каролина, — сказал он чуть охрипшим голосом, — не волнуйся. Мы через многое прошли, и это преодолеем.

Каролина теснее прижалась к его груди, чтобы Келлз не увидел ее слез. Господи, как много для нее значил этот флибустьер, против которого, казалось, ополчился весь мир.

И пока эти двое шептали друг другу нежные слова и ласкали друг друга, а затем, тяжко дыша, отдыхали от головокружительного полета, Джилли успела улизнуть из дома до того, как его заперли на ночь; лежа в объятиях своего любовника-пирата в тесной каморке на чердаке винного погребка на Темз-стрит, она жаловалась Джарвису:

— Серебряная Русалка никогда теперь не снимает своего колье. Думаю, она и спит в нем.

— Как-нибудь ты все же найдешь способ стянуть эту вещицу, — тяжело дыша, отвечал Джарвис: сейчас его занимала более насущная проблема, чем колье Серебряной Русалки, уж слишком жарким и желанным было юное тело прижимавшейся к нему Джилли.

Джарвису и в голову не приходило, что Джилли задумала его обмануть, как только завладеет драгоценным колье.

И Каролина проснулась сегодня утром с мыслью о колье. Зачем только она отослала его за тридевять земель! Она представляла себе Келлза, который уже, наверное, шел к пристани, чтобы поскорее начать ремонт «Морского волка». Хорошо еще, что он не сможет отправиться в море сразу и у нее есть немного времени, чтобы что-то предпринять. Но что?!

— Не заболела ли хозяйка? — с тревогой спросила Беттс у Хоукса.

— Вряд ли, — поморщившись, ответил Хоукс. — Готов поспорить, она выискивает пути, как бы оставить капитана на берегу, возле своей юбки!

Солнце палило немилосердно, заливая город нестерпимо ярким светом. Раскаленные, поблекшие от жгучего солнца кирпичные стены отдавали воздуху тепло, словно раскаленные печи, обливались потом стоявшие на солнцепеке чернокожие невольники в ожидании аукциона. В порт заходили и уходили суда, полным ходом шла разгрузка и погрузка кораблей… А Каролина все мерила и мерила шагами спальню.

— Уйди, Джилли, — коротко бросила Каролина, когда служанка явилась к ней с каким-то пустяковым сообщением от поварихи.

Джилли осталось только облизнуться, глядя на сундук с беспечно распахнутой крышкой.

Тени становились длиннее, на пышущий жаром город упали сиреневые сумерки, и только тогда Каролина приняла наконец решение. Самое простое и самое неизбежное.

И, возможно, сказала она себе, наилучшее из всех возможных. Но против него Келлз встанет горой.

Что ж, придется найти способ сломить его сопротивление.

Каролина одевалась с особой тщательностью. Для этого вечера она выбрала легкий батистовый наряд бледно-розового цвета, надетый поверх чехла более глубокого оттенка. Платье было такой же длины, что и чехол. Нежное кружево охватывало руки у локтей, такое же кружево окаймляло вырез платья, столь глубокий, что плечи оставались полностью открыты, а грудь, казалось, того и гляди, окажется на свободе. Нижняя юбка нежно-розового цвета была настолько тонкой, что, можно сказать, ее и вовсе не было. Сочетание более темного и светлого оттенков розового, когда один цвет просвечивал из-под другого, создавало впечатление, будто все ее тело нежно розовеет. Сегодня ничего кричащего, ничего вызывающего, сказала себе Каролина, и вместо колье надела на шею тонкую золотую цепочку с маленькой бриллиантовой подвеской. В ушах ее тоже сверкали маленькие бриллианты, похожие на капли дождя, волосы, сияющие как лунный свет, были убраны розовыми лентами.

Каролина больше походила на нимфу, чем на земную женщину в этом своем эфирном наряде. Ее светло-серые глаза отливали серебром в лиловых тропических сумерках, и она была так прелестна, что Келлз, который пришел домой потный от трудов, голодный и усталый, замер при виде красавицы, встречавшей его на площадке лестницы.

— Твое платье, дорогая, больше похоже на ночную сорочку, — шутливо пробормотал он, желая скрыть, что один вид ее может разжечь в нем самое горячее желание.

Каролина непринужденно пожала плечами, от чего грудь ее, и так соблазнительно выставленная напоказ, едва не обнажилась полностью.

— Жарко, — пробормотала она, потягиваясь.

— А будет, как видно, еще жарче! — рассмеялся Келлз, спеша ей навстречу.

Джилли повезло, — услышав, как вернулся Келлз, она успела вовремя выскочить из спальни Каролины, куда пробралась, едва хозяйка закрыла за собой дверь.

— В этот вечер сундук впервые оказался не заперт, — говорила она потом Джарвису. — И, представляешь, они чуть ли не бегом залетели в спальню и едва не застали меня с поличным, а потом повариха отругала меня за то, что я ей не помогала, и заставила меня работать аккурат до тех пор, пока они не пошли спать!

— Ничего, будет еще случай, — заверял ее Джарвис, и, отставив кружку, забирался рукой ей под юбку.

Но если Каролина ничего не заподозрила, то наметанный глаз Келлза заметил мелькнувшую синюю юбку. И вновь он с болью в сердце подумал о том, как ему дорога и как беззащитна женщина, которую он оставляет в Порт-Рояле.

— Завтра я велю вставить в спальню более крепкий замок, — сказал он Каролине. — И не забывай запирать дверь, а ключ постоянно носи с собой.

— Перестань, Келлз! К чему эти предосторожности, если с нами Хоукс!

— Одним Хоуксом охрана не ограничится. Я собираюсь нанять еще троих ему в помощь. Можешь не запирать дверь, когда рядом я, но как только разнесется слух о том, что я ушел в плавание…

— Ты думаешь, меня могут украсть, чтобы потребоватьвыкуп? — со смехом спросила Каролина.

Келлз посмотрел ей в лицо без улыбки. Неужели она не понимает, что враги действительно могут заставить его появиться в Испании, используя ее как приманку. Разумеется, Келлз не собирался говорить об этом Каролине, дабы не напугать ее. Однако он всерьез опасался, как бы следом за новенькой служанкой в дом не пробрался кто-то еще. Если бы опасность сводилась только к краже ценностей, он бы так не волновался, но в случае неосторожности может пострадать и сама Каролина.

— Обещай мне, что будешь запирать свою комнату, когда я уеду.

— Если на то пошло, злоумышленники смогут пролезть в окно, в конце концов, это только второй этаж, — насмешливо ответила Каролина.

— Завтра я прикажу установить на балконах крепкие решетки, которые невозможно будет сорвать, не наделав такого шума, что мертвые проснутся.

— А если пожар, что тогда? Ты хочешь, чтобы я сгорела заживо в этой клетке?

— Об этом я тоже подумал. Пол на балконе деревянный. Под кроватью у тебя будет лежать топор, и, если ты проснешься и увидишь, что дом горит, тебе не составит труда прорубить дыру и прыгнуть прямо в объятия Хоукса, если, конечно, к этому времени он не поставит лестницу и не поднимется за тобой сам.

— Но я же пошутила… Во всем этом нет необходимости. — Каролина смотрела на мужа, приоткрыв от удивления рот.

— Есть. Для моего спокойствия, — хмуро сказал Келлз, стягивая с себя потную рубаху. — Для меня все это далеко не пустяк.

Каролина в ответ только пожала плечами и приказала готовить мужу ванну. Она тщательно намылила ему спину, легко пробегая пальцами вдоль позвоночника, нежными круговыми движениями поглаживая плечи. Отступив, она со смехом смотрела, как он смывает мыло, отряхивается, разбрасывая вокруг брызги, так что вода попадала и на нее. И когда он, лоснясь загаром, вышел из ванны, она сама подала ему полотенце, помогая насухо вытереть тело.

Улыбка не сходила с ее лица, каждый пустяк смешил ее. Задорный смех колокольчиком звенел по комнате.

— С чего это ты такая счастливая? — спросил Келлз; игривый настрой жены накануне его скорого отъезда встревожил Келлза.

Каролина сняла у него с плеч полотенце и, придирчиво, с той же загадочной улыбкой изучая своего обнаженного супруга, сказала:

— Потому что я приняла знаменательное решение — единственно возможное.

Келлз не был сбит с толку ее беззаботным тоном. Он смотрел на нее с тревогой.

— И что это за решение?

Она крепко прижалась к нему и, обнимая, сказала:

— Я написала матери, письмо лежит вон там, на бюро. С помощью колье де Лорки Филдинг сможет оплатить долги и успокоить кредиторов. Когда все будет улажено, он сможет взять ссуду в банке и отправить нам деньги: ровно столько, сколько нужно, чтобы купить плантацию. А ты со временем вернешь ему долг.

Келлз смотрел на светлую головку обнимавшей его женщины, которая сейчас, кажется, была счастлива, что нашла выход из положения. Одолжить у Филдинга? Вообще-то это возможно. Но Келлз помнил, с какой готовностью Филдинг поверил в самое худшее из того, что в свое время говорилось о нем, как жаждал сдать его властям, не дав себе труда хотя бы немного подумать над тем, что улики, выставленные против возлюбленного его приемной дочери, могут быть сфальсифицированы и при ближайшего рассмотрении шиты белыми нитками. Не забыл Келлз и о том, как относился Филдинг к Каролине, не давая ей забыть о том, что она не его родной ребенок. Даже если Филдинг — а можно себе представить, с какой неохотой он уступит просьбам Каролины, — и отправит деньги через одного из капитанов, нет никакой гарантии, что эти деньги когда-то достигнут Порт-Рояля. Пираты, погода, испанцы… Опасностей и препон сколько угодно!

Заботили Келлза и другие проблемы. Немалую сумму из той, что предназначалась на дело, надо потратить на укрепление дома, дабы защитить от всех превратностей его судьбы Каролину. Она, конечно, не должна об этом знать. И еще — он не мог ждать, не мог откладывать свое предприятие надолго, не мог полагаться на благосклонность Филдинга, в которой, что немаловажно, совершенно не был уверен.

— Нет, Каролина, так не пойдет. То, что ты предлагаешь, требует времени, а у нас его нет. Это то письмо, о котором ты говорила? — Келлз подошел к бюро и, взяв лист бумаги, стал читать. Каролина не мигая смотрела, как, прочитав письмо, он разорвал лист пополам.

— Ты не хочешь разрешить мне помочь тебе, — с убитым видом заключила Каролина.

— Лучший способ помочь мне — это внимательно выслушать меня и постараться понять. Что сделано, то сделано. Твой великодушный жест достоин похвалы, но…

— Но ты…

— А я справлюсь с моими проблемами, как и раньше, своими силами, — чеканя слова, сказал Келлз.

Ни слова не говоря, Каролина повернулась к нему спиной и вышла из комнаты.

За обедом она была молчалива, и Келлз, как ни старался, не мог вернуть ей прежнее беззаботно-игривое настроение. У порога спальни она прижалась к нему отчаянно, словно боялась, что сейчас его отнимут у нее.

— Кристабель, Кристабель, — пробормотал он растроганно. — Ну что мне с тобой делать?

«Ты мог бы остаться со мной!» — кричала Каролина сердцем, но побоялась говорить об этом вслух. Сейчас было не время ссориться. Сейчас, когда она млела в объятиях его сильных рук, когда она чувствовала на щеке его горячее дыхание… Нет, эти минуты были даны им для прощения… И для мечты… Тогда она искренне верила, что сможет остаться рядом с ним вечно, что ничто и никогда не разлучит их.

Мечта, казавшаяся вполне осуществимой, когда их соединили жаркие объятия, превращалась в несбыточные грезы, едва они переносились из сказочного мира в реальный.

— Келлз, — тревожно спросила она, — ты ведь не хочешь покидать меня, правда?

В голосе ее было столько глубочайшей тоски, что рука флибустьера у нее на плече непроизвольно сжалась. Ему вдруг показалось, что отпусти он ее сейчас, и любимая исчезнет…

— Мне не хочется покидать тебя ни на секунду.

Он действительно очень не хотел расставаться с ней, но выбора не было.

— Но… ты все же уходишь?

— Я должен, — со вздохом сказал Келлз.

В который раз он подумал о том, что если бы не маркиз Солтенхэм, если бы не Реба с ее настырной мамашей, если бы не зависть мнимых друзей, они с Каролиной могли бы беззаботно наслаждаться богатством, данным им по праву крови, могли бы жить в цивилизованной стране, а не мыкаться в пиратской глуши…

— Я знаю, я все понимаю, Келлз. — В голосе ее звучал извечный призыв, а нежные пальчики опускались все ниже, лаская его живот. Кто устоял бы перед этой песней сирены?.. — Келлз, не уходи, останься со мной…

И Келлз откликнулся. Но не так, как она ожидала. Он взял ее, он вновь перенес ее в мир раскаленной страсти и отпустил, оставив остывать в приятной истоме.

Но никакие уловки не могли заставить его отступить от принятого решения. Каролина лежала без сна, глядя в темноту широко открытыми глазами, прислушиваясь к его ровному дыханию.

Ее план провалился. Надо было придумывать новый.

Глава 7

От стука и грохота можно было сойти с ума. От рассвета до заката в доме шли работы: на всех окнах устанавливали кованые решетки. С легкой руки Хоукса дом стали звать крепостью.

— Пустая трата бешеных денег, тех, которых у нас нет! — как-то в сердцах бросила Каролина, устав разубеждать мужа в необходимости столь основательных работ.

— Нет, но скоро будут, — сверкнув улыбкой, примирительно сказал Келлз. — Испанцы еще не перевелись на морях!

— Келлз, — попробовала возразить Каролина, — ты получил высочайшее прощение за былое флибустьерство. Если ты снова возьмешься за старое, тебе опять придется подавать прошение.

Серые глаза Келлза мрачно блеснули.

— Ты, похоже, забыла, что маркиз Солтенхэм сделал меня пиратом в глазах короля, так что никакого высочайшего прощения у меня нет и вряд ли будет!

Да, и в этом она виновата. Если бы ее подруга Реба не была так влюблена в маркиза, если бы Каролина не свела их, у Робина ничего не вышло бы. Она сама, Каролина, умоляла Келлза пощадить маркиза, спасти его жизнь, и Келлз выполнил ее слезную просьбу, и все для того, чтобы Робин мог жениться на Ребе. А мать Ребы наняла свидетелей, показавших, будто бы Робин сознался в пиратстве под принуждением.

— Ты прав, — задумчиво сказала она. — Вся вина за твои несчастья лежит на мне.

— Я ничего не пытаюсь свалить на тебя, — быстро проговорил он и накрыл ее руку своей. — Ты не виновата в том, что у тебя доброе сердце.

Каролина виновато посмотрела на него, ибо Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм некогда, пусть и совсем недолго, был ее любовником. Но тогда она искренне полагала, что Рэй ее оставил… и все же…

— Когда-нибудь они перестанут молотить? — раздраженно воскликнула Каролина, желая уйти от разговора.

— Все будет закончено до конца недели, — пообещал ей капитан Келлз.

И действительно, все работы по дому были закончены к среде. Весь Порт-Рояль только и говорил о доме адмирала флибустьеров. Кирпичное здание на Куин-стрит теперь больше походило на крепость. Сходство усиливала площадка для прогулок, которую оборудовали на крыше, и оттуда могущественный капитан Келлз нередко смотрел на гавань, на идущие в порт корабли.

В четверг за завтраком он сообщил, что отправляется в поход в субботу, с утренним отливом.

— Не может быть! — воскликнула Каролина. — У тебя не было времени закупить провиант!

— Ларс обо всем позаботился. Я обещал ему, что он будет капитаном флотилии, но на этот раз он выйдет на «Морской деве», а я — на «Морском волке».

Каролина вздохнула. По крайней мере ее муж будет не один. Следом будет идти корабль поддержки.

— Хотела бы я, чтобы вы вышли в море всей флотилией!

— И загнали бы всех испанцев в порт одним своим видом? — усмехнувшись, спросил Келлз. — Нет, дорогая. Мы быстренько свалим парочку испанских кораблей, и назад, в Порт-Рояль, идет?

Улыбка у Каролины получилась несколько вымученной: она-то знала, что подобного рода путешествия, какими бы короткими они ни планировались, могли длиться и месяц, и два, и больше. И все это время она не будет знать, жив он или погиб…

Лишь теперь, когда день был назван, к Каролине пришло осознание того, во что она отчаянно не хотела верить все это время. До сих пор она подспудно надеялась на чудо, избавляющее Келлза от выхода в море. На что она рассчитывала — не на то ли, что Келлзу все-таки дадут денег в долг, или же на то, что какой-то добрый землевладелец согласится отдать Келлзу плантацию с последующей выплатой, или, что уже кажется совершенно невероятным, что Робин Тирелл вдруг раскается и признается во всем властям, после чего Келлз сможет вернуться в Эссекс?

Конечно же, ничего подобного не произошло.

А теперь Келлз объявил, что послезавтра уходит в море!

Глядя вслед своему флибустьеру, пружинистой походкой уходящему в сторону порта по песчаной улице, Каролина решила испробовать последний способ остановить его.

Когда Келлз вернулся домой, Каролина встретила его в белом льняном фартуке с волосами, убранными под белый чепец, и в весьма оживленном настроении.

— Занимаемся домашним хозяйством? — удивленно спросил он, поскольку на его памяти Каролина никогда не проявляла особой тяги к такого рода работе, предпочитая взваливать все на слуг.

— Пойдем скорее! — воскликнула она и потащила его за собой наверх, театрально распахнув перед ним дверь спальни.

Келлз остолбенел. Перед ним стоял до краев наполненный сундук с открытой крышкой в окружении множества разных коробок и узлов. Кровать была завалена всяческой дамской одеждой, зонтиками, перчатками и прочей ерундой. На полу валялась самая разная обувь — от тапочек до ботинок.

— Я знаю, что в это трудно поверить, но завтра к утру я буду готова! — весело сообщила Каролина.

— К чему готова? — чуя недоброе, спросил Келлз.

— К тому, чтобы плыть с тобой, разумеется.

Она вся светилась, словно не замечая хмурого выражения его лица.

— Разве ты не понимаешь, что это прекрасная возможность для меня навестить мою семью в Виргинии? О, Келлз, ты не откажешь мне в этом одолжении, когда тебе ничего не стоит доставить меня в Йорк и уплыть, не дожидаясь погони!

Где-то в коридоре замаячила Джилли, и Келлз закрыл дверь.

— Каролина, — медленно проговорил он. — Я отвез бы тебя даже в ад, если бы ты этого захотела, и ты об этом прекрасно знаешь. Но ты ведь вовсе не намерена плыть в Тайдуотер. Я знаю, что, оказавшись на корабле, ты найдешь тысячу и одну причину для того, чтобы не высаживаться в Виргинии, а остаться со мной.

Каролина покраснела. Она не умела лгать.

— О, Келлз! — воскликнула она, бросившись к нему на грудь. — Конечно, я так и поступлю! Не отказывай мне! Все, чего я хочу, — это быть с тобой! Келлз, судьба до сих пор была к нам несправедлива, — говорила она, глядя на него снизу вверх блестящими от подступивших слез глазами. — Она лишила нас того, что принадлежит нам по рождению. Но мы вместе, вместе назло всем силам зла — и мы останемся вместе на борту «Морского волка»!

— Нет, Каролина, нет.

Так трудно было устоять против ее очарования, против ее женственности, умоляющих глаз, но он смог сделать над собой усилие. Нежно отстранив ее от себя, он заглянул ей в глаза:

— Ты не можешь сопровождать меня в этом путешествии. Ты должна ждать здесь.

— Но почему?..

Каролина раздосадованно хлопнула себя веером по ноге.

— Почему? — повторила она. — Другие капитаны берут своих жен, почему ты не хочешь?

— Возможно, другие капитаны не леденеют при мысли о том, что их жен может смыть с палубы волна или придавить сломанная штормом мачта, они не опасаются, что их любимые могут утонуть в пучине вместе с кораблем или быть разорванными на куски шальным ядром во время битвы. Нет смысла спорить, Каролина. На эту уступку я не пойду никогда.

Каролина прищурилась и закусила губу.

— Так, значит, не уступишь? — с тихой угрозой спросила она. — А я думаю — уступишь.

— Не будем обсуждать этот вопрос, — раздраженно сказал Келлз. — Давай поужинаем как воспитанные люди. Не станем же мы хватать друг друга за глотку из-за того, что я отказываюсь выполнять твое идиотское желание сопровождать меня в флибустьерском походе!

Каролина подчинилась, но не сдалась. Это было видно по ее подозрительно блестевшим глазам. Кроме того, Келлз сам дал ей лишний повод для страха, и к концу ужина ужас при мысли о том, что он может погибнуть во время этого своего похода, целиком овладел Каролиной.

— Я иду спать, — коротко бросила она, вставая из-за стола.

— Хорошо, — сказал он, положив салфетку. — Я пойду с тобой. Я велел Хоуксу завтра разбудить меня пораньше. Надо все подготовить к отплытию.

Отплытие! Только об этом он и может думать! Обиженная, раздосадованная, Каролина взлетела по лестнице первой, распахнула дверь спальни, пнув ногой подвернувшуюся коробку, отчего содержимое вывалилось на пол. Переступив через гору одежды, Каролина прошла к туалетному столику и с яростью начала расплетать косы.

Келлз стоял в дверях, сложив на груди руки, и, склонив голову, наблюдал за действиями своей рассерженной супруги.

Внезапно она резко обернулась и почти крикнула, сверкая глазами:

— Ты должен взять меня с собой!

— Нет, — устало ответил он. — Все это уже было, Кристабель. Я не возьму тебя с собой… в бой.

— Тогда оставайся здесь! — в сердцах крикнула она. — Зачем тебе снова идти в море, скажи, ради Бога, зачем?!

Келлз пригладил свои темные волосы. Он искренне старался быть терпеливым и сдержанным и не повышать голоса.

— Затем, что, как я говорил тебе раньше, мы не можем продолжать жить так, как жили, если я не выйду в море вновь. Этот дом, эти наряды, эти украшения…

— Я могу обойтись и без них! — Каролина сорвала цепочку с шеи и бросила ее на пол. — Ничего не хочу, если за это надо платить такой ценой!

— Есть выход, — вздохнув, признал Келлз. — У меня достаточно денег в Англии.

— Нет!

— Повторяю, — угрюмо повторил Келлз. — У меня достаточно средств в Англии, но я должен явиться за ними лично — их не отдадут никому другому. Я говорил тебе об этом, но ты точно так же против того, чтобы нога моя ступила на английскую землю.

— Ты знаешь почему! Власти только и ждут твоего возвращения! Тебя убьют! Мамаша Ребы и маркиз Солтенхэм об этом позаботятся!

— Наверное, так оно и есть, — не без иронии признал Келлз. — И все же я попробовал бы испытать судьбу, если бы ты не была так решительно против. Благодаря тебе мои новые враги в Англии могут жить припеваючи, пока я гоняюсь за своими старыми врагами — испанскими галионами.

«И, не исключено, погибну в бою!»

Вздрогнув при этой мысли, Каролина подбежала и крепко обняла его, вся раскаяние. По крайней мере на этот момент. И, хотя этой ночью она принимала его ласки так страстно и горячо, как только может пожелать мужчина, в сердце ее затаилась обида.

— В каком ужасном месте ты меня оставляешь, — сказала Каролина, устало глядя в окно на звездное тропическое небо.

Келлз приподнялся на локте и, подарив Каролине самую ослепительную из своих улыбок, в шутливом недоумении произнес:

— И этот дом ты называешь ужасным местом? Самый лучший в городе! Крепкий, прочный, отделанный в твоем вкусе. У тебя есть слуги, лучшие наряды из Парижа, драгоценности, все, что ни пожелаешь. Неужели ты готова променять это все на кочевую жизнь, полную опасностей? Неужели ты готова бросить это все ради скользкой палубы, гнилой воды и постоянной угрозы если не шторма, то встречи с испанским флотом?

— Да, — с решимостью сказала Каролина.

Часы в холле пробили дважды — два часа ночи.

Каролина лежала без сна. Мужчина, мирно спавший рядом, остался глух к ее мольбам. Эта ночь любви, которая, как верила Каролина, могла бы еще заставить его переменить решение, не привела к желаемой цели.

Не в силах уснуть, Каролина встала с постели, накинув на плечи тончайшую восточную шаль, расшитую белыми розами по золоту. Длинные светлые кисти щекотали обнаженные ноги, когда Каролина босиком подошла к окну вдохнуть ночной прохлады и взглянуть на залитый лунным светом город сквозь новую решетку.

Тень выпорхнула из дома и помчалась, сверкая босыми пятками, по улице.

Каролина нахмурилась, узнав Джилли, спешащую на свидание в одну из прибрежных таверн, наверное, к какому-нибудь пьяному пирату. Да уж, никакие решетки и никакие замки не смогут помешать девчонке упорхнуть на свободу!

Каролина вздохнула. Какие меры ни предпринимай, ни в чем нельзя быть уверенным до конца, ни в собственной безопасности, ни в собственном благополучии, особенно в том, что касается будущего!

Компания пьяных матросов шла внизу по Куин-стрит к Си-лейн. Мужчины пели, размахивали ножами, и жавшиеся к ним такие же пьяные красотки хихикали и подпевали сбоим кавалерам. Город зла, город порока…

Но так ли уж плох этот город — оплот флибустьерства в западном полушарии? Над самым безбожным из городов гордо возвышалась церковь — гордость и слава его жителей. Внушительный колокол казался обитавшим здесь пиратам недостаточно внушительным, и уже были собраны и отправлены в Англию средства на колокол побольше.

К тому же город был неплохо укреплен. Эти флибустьеры не так уж беспечны, как могло показаться на первый взгляд. Вдоль берега на равном расстоянии друг от друга были построены три мощных форта, всегда готовых отразить нападение с моря. С другой стороны город лучше всяких крепостей защищали непроходимые мангровые заросли.

Уж лучше бы все было не так, тогда бы Келлз побоялся оставлять ее здесь и взял бы с собой в море.

Серебристые глаза женщины остро блеснули. Он возьмет ее с собой! Еще не все способы испытаны! Она не дает ему покинуть ее в этом пиратском гнезде!

Придется действовать по-другому. Каролина скривила губы в усмешке. Нет, то была не ласковая и добрая улыбка любящей женщины, в ней было что-то от дьявола. Довольная собой, Каролина скинула шаль и нырнула в постель.

У нее остался еще один день, и этот день он не скоро забудет, сказала себе Каролина. Внизу раздался бой часов. Четыре часа утра, скоро рассвет.

Глава 8

Каролина проснулась поздно. В ответ на вопрос Келлза, не хочет ли она позавтракать с ним, Каролина смогла лишь пробормотать что-то невразумительное и вновь провалилась в сон. Келлз улыбнулся и, укрыв ее легким покрывалом, отправился в столовую в одиночестве.

Каролина проснулась после полудня, потянулась и приказала приготовить ванну. Долго нежилась она в ароматной мыльной пене, отдавая распоряжения озадаченной Беттс.

— Да, совершенно верно, платье, которое я желаю надеть, находится в сундуке в кладовой на первом этаже. Я знаю, что давно не надевала его. Да-да, то самое, ярко-красное, с серебристыми кружевами и черной юбкой из тафты, отделанной серебристым кружевом. Беттс, ты должна помнить, о каком платье я говорю.

Беттс и не пыталась скрыть своего удивления столь странным выбором хозяйки. Зачем надевать старое платье, когда столько новых, и потом, зачем носить такой вульгарный красный цвет, зная, что капитану нравятся нежные пастельные тона — нежно-голубой, голубовато-серый, голубовато-зеленый? Да еще в такой день! Последний перед уходом в море! Беттс, доставая из сундука наряды, неодобрительно качала головой.

Впрочем, Каролина преследовала какие-то свои цели и действовала по собственному плану, и то, что казалось странным служанке, в свете решения Каролины было совершенно закономерным. Красный вполне соответствовал ее настроению. Все свои сумасбродные поступки Каролина совершала по преимуществу в красном.

Ярко-красное платье уже приводилось в порядок, пока Джилли с припухшими и покрасневшими от недосыпания глазами носила наверх одно за другим серебряные ведра с водой, предназначенной для омовения хозяйки.

Каролина, свежая и отдохнувшая, похожая на Афродиту, рожденную из морской пены, с удовлетворением взглянула на платье, которое заботами Беттс теперь выглядело как новенькое. Точно так же как в тот день, который Тортуга не забудет никогда! Беттс искоса взглянула на хозяйку, удивлявшую иногда своими выходками. «Наказание мое!» — со вздохом называл ее в такие дни капитан, никогда не державший зла на свою капризную подругу.

Вначале на голое тело Каролина надела почти прозрачную черную нижнюю рубашку с кружевными, напоминающими тончайшую паутину рукавами. Сейчас это уже не было так модно, но Каролину этот факт не тревожил. Затем настала очередь черных шелковых чулок и черных атласных туфель с высокими красными каблучками. Черные подвязки с черными бархатными розочками, усыпанными бриллиантами, не давали чулкам сморщиться. Беттс молча подала Каролине черную юбку из тафты, издающую при каждом движении шорох, похожий на шепот восхищения. Расшитая серебром и бриллиантами, юбка сама по себе представляла произведение искусства. Затем пришла очередь и самого красного платья с поистине скандально глубоким декольте и пышными рукавами до локтя, расшитыми серебряной нитью.

Беттс, драпируя алую юбку и закрепляя складки бриллиантовой брошью, с нелегким сердцем вспоминала то, что Каролина устроила в этом платье на Тортуге, но мысли свои, разумеется, держала при себе. Теперь Каролина выглядела точь-в-точь как тогда — единственной недостающей деталью был ярко-алый, отделанный черным кружевом зонтик от солнца. «Не беда, — думала Каролина. — Так даже лучше. Сделаю высокую прическу и украшу ее кучей бриллиантов, чтобы привлечь побольше взглядов!»

Келлз вернулся домой незадолго до захода солнца — самое удачное время, подумала Каролина. Она встретила его в холле и присела в реверансе, с вызовом глядя на мужа.

Келлз озадаченно посмотрел на жену.

— Давненько я не видал этого платья, — протянул он.

«Так, значит, он не забыл!» — с удовольствием отметила про себя Каролина.

— Мне оно нравится. Почему бы не надеть его ради разнообразия? Кстати, не прогуляться ли нам перед ужином? — с невинным видом предложила она. — Тем более что эта прогулка скорее всего будет последней перед долгой разлукой.

Каролина надеялась, что Келлз не услышит сарказма в ее голосе.

Келлз смерил ее прищуренным взглядом, значит, он понял, в каком она настроении. Ну и пусть! Каролина вздернула подбородок и дерзко взглянула мужу в глаза.

Келлз предложил прогуляться до форта Джеймс, но Каролина, чувствительная по натуре, никогда не ходила мимо черепашьих кладок. Она ни разу так и не побывала там. В какой-то мере эти животные были товарищами по несчастью — невольные пленники острова, ставшего им тюрьмой.

Впрочем, Каролина не стала возражать.

Итак, Каролина и Келлз направились к пристани. Солнце опустилось довольно низко, отсвечивая золотом на багряном платье Каролины. У Фут-Пэсседж они свернули на Темз-стрит. У самой набережной дорогу им перегородила толпа гуляк, высыпавших на улицу из таверны «Маленький Джон». Поскольку все они были мужчинами из плоти и крови, неудивительно, что вид сказочно красивой женщины с прической и платьем, словно занявшимися пожаром, заставил их, раскрыв рты, уставиться на Каролину.

— Смотрите, братцы, да это же Серебряная Русалка! — протянул кто-то пьяным голосом.

— Все золото мира я бы отдал за нее, — выдохнул самый молодой из компании, и тут выпитый ром свалил его с ног.

— Не повезло тебе, Паркс, — засмеялся один из пиратов. — Видишь, с ней рядом сам капитан Келлз!

Едва прозвучало имя адмирала флибустьерского флота, компания притихла, уважительно уступая дорогу паре.

— Ты хочешь свернуть к черепашьим кладкам? — вежливо спросил ее Келлз, видя, что Каролина замедлила шаг в нерешительности. — Может, удастся раздобыть кое-что к завтрашнему ужину.

— Ты знаешь, что я не желаю смотреть на бедные создания, обреченные стать чьим-то ужином! — вспыхнув, воскликнула Каролина.

— И все же ты отдаешь должное черепаховому супу, — пробормотал Келлз.

— Не я, так другие будут их есть, — раздраженно ответила Каролина.

— Ладно, пойдем другим путем, — сказал Келлз, свернув налево к Лайм-стрит и затем еще раз налево — по дороге к бирже и рынку.

Подгулявшие моряки держались на почтительном расстоянии, но шли следом, продолжая обсуждать достоинства Каролины в не очень деликатных выражениях. Келлз хмурился, но пока молчал.

Очередная реплика относительно бедер Серебряной Русалки заставила Каролину покраснеть, но Келлз оставался по-прежнему невозмутим.

— Мы собрали за собой толпу, — пробормотал он, когда группа идущих сзади парней пополнилась еще несколькими нетрезвыми завсегдатаями местных кабаков. — Ты этого добивалась?

Каролина повела плечами.

— Я всего лишь хотела подышать воздухом. И что ты подразумеваешь под собиранием толпы?

— Я имею в виду, — теряя терпение, заметил Келлз, — что некоторые из парней достаточно пьяны, чтобы попытаться до тебя добраться. Ты хочешь кровопролития? Ты этого добиваешься?

— Чепуха, — бросила Каролина, отметив, что рука Келлза легла на рукоять шпаги.

— Тогда зачем ты надела это платье? — тихо спросил он.

Каролина шла, игриво покачивая бедрами, словно не замечая пристального внимания к собственной персоне.

— Да так просто, — непринужденно ответила она. — Узнала, что твой давний друг капитан О’Рурк в городе, и решила, что если нам доведется встретиться, это платье может напомнить ему старое доброе время.

Пикантность ситуации добавляло то, что именно в этом платье Каролина как-то пришла к Шону О’Рурку просить его, чтобы тот увез ее с Тортуги и заодно — от Келлза. Шон был от нее без ума. Дело тогда кончилось дуэлью, и только чудом оба — и Шон О’Рурк и Келлз — остались живы. Келлз прищурился, глаза его холодно блеснули, словно сталь клинка.

— Нет, Шона в городе нет. Говорят, он где-то на Мадагаскаре. У тебя неверные сведения, Кристабель.

— В самом деле? Ну что ж, не важно. Главное, что мы вышли прогуляться. Кого-то из знакомых все равно удастся встретить.

Каролина лишь сделала вид, что не заметила состояния своего спутника. Чуть погодя она попросила его замедлить шаг.

— Я не могу бежать за тобой, — капризно добавила она.

И вдруг прямо перед ними появился человек, отвечавший ее намерениям как нельзя лучше. На губах Каролины заиграла кокетливая улыбка.

— О, монсеньор Довиль, — с энтузиазмом воскликнула Каролина. — Как приятно встретить вас на прогулке! Ваш камзол, наверное, сшит по самой последней парижской моде, не так ли?

— Вы, должно быть, в нем изжарились, Довиль, — без улыбки заметил Келлз.

Луи Довиль, поощряемый взглядом очаровательной соседки, выпятил колесом расшитую золотом грудь.

— Мне повезло купить эту вещь здесь, на острове, — скромно поклонившись, сообщил он.

— Чего только не раздобудешь у пиратов! — вскользь бросил Келлз.

— Как жаль, что для мужчин не делают модных кукол, — игриво заметила Каролина. — Моего мужа никак не заставишь купить новый костюм. Но эти манжеты… Просто чудо! Не смею просить вас, но, быть может, вы окажете мне любезность и одолжите мне на время ваш камзол. Я хотела бы показать его портному, чтобы он скопировал фасон манжет, но уже в серебристо-сером варианте, пока мой супруг будет в отъезде.

— О, я не знал, что господин капитан нас покидает!

Довиль выжидательно смотрел на Келлза.

— Я еще не решил, — пробормотал Келлз, с явным неодобрением поглядывая в сторону Каролины. Вокруг троицы уже собиралась толпа пьяных, переминавшихся с ноги на ногу пиратов, что-то бормочущих друг другу.

— Весь мой гардероб готов отдать в ваше распоряжение когда пожелаете! — воскликнул Довиль и поклонился так ретиво, что золотые кудри его парика подпрыгнули. — А также и себя самого.

— Ловлю вас на слове, — кокетливо сказала Каролина.

— Губернатор на следующей неделе устраивает бал. Вашей даме потребуется сопровождающий на случай вашего отсутствия в городе, — сказал Довиль, обращаясь к Келлзу.

— Если моя дама решит принять приглашение на бал, она вполне в состоянии добраться до места сама, — сквозь зубы процедил Келлз. — Считайте, что вам достаточно повезет, если она согласится с вами потанцевать.

— О, я хотел бы рассчитывать на нечто большее… — Француз ласкал Каролину взглядом.

— Я думаю, вы могли бы прийти к нам на ужин в среду в благодарность за ваше великодушное предложение, — заявила Каролина.

Келлз хмуро смотрел на нее сверху вниз. Это вульгарное кокетство, да еще с таким ничтожеством, бесило его.

— Довиль, — решительно сказал Келлз. — Моя дама перестаралась. Она не хочет, чтобы я уезжал, вам что, непонятно?

— Напротив, я очень хорошо понимаю, — по-кошачьи мурлыкал француз. — Мой друг, дама иногда должна иметь возможность развеяться. Я буду хорошим соседом и не дам вашей супруге скучать, пока вас не будет.

Каролина уже праздновала победу. Все получилось еще лучше, чем она задумала. Она кожей чувствовала, как раздосадован Келлз. Еще бы немного ревности…

— Мы поговорим с вами об этом на той неделе, монсеньор Довиль, — сказала она, бросив на француза многообещающий взгляд.

Довиль был в восторге. Восторг плескался через край.

— Вы понимаете, Довиль, что моя дама имеет в виду совсем не то, что пытается вам продемонстрировать, — напрямик сказал Келлз. — Это одна из ее дурных привычек.

— То, что говорит дама, всегда можно интерпретировать по-разному, — с той же блудливой улыбочкой ответил Довиль.

Довиль растягивал слова, и тон его был, без сомнения, наглым: ему не нравилось, как смотрел на него этот верзила, муж ли, покровитель ли Серебряной Русалки. Довиль прекрасно владел шпагой, и у себя на родине слыл опасным противником, так что дуэли с капитаном он не слишком боялся.

Каролина не заметила, как рука Довиля невзначай легла на эфес шпаги.

— Пока эти двое будут драться, мы сможем стянуть девчонку, — услышала Каролина чей-то пьяный шепот у себя за спиной.

Но и Келлз не был глухим.

— Довиль, — процедил он сквозь зубы, — готов принести вам сатисфакцию в любое назначенное вами время, но только не здесь и не сейчас.

— Я вас понимаю, — сверкнув белозубой улыбкой в сторону Каролины, ответил француз.

«Ну вот, — с ужасом подумала Каролина, — сейчас окажется, что все мои усилия пропали даром. Эти двое объединятся, чтобы в случае необходимости дать отпор пьяным подонкам, и станут закадычными друзьями. И Келлз, конечно же, забудет о ревности!»

Ответ у Каролины родился сам собой, она еще не успела осознать всю щекотливость своего положения, когда Довиль получил долгожданный знак.

— Я принимаю ваше приглашение, монсеньор, сопровождать меня на бал к губернатору, равно как и ваше покровительство.

— Нет! — воскликнул Келлз, хватая ее за руку.

Довиль с коротким смешком в сторону флибустьера отвесил даме самый учтивый из своих поклонов.

— Всегда готов стоять на страже вашей красоты, моя прелесть.

— Полегче, Довиль, — мрачно предупредил его Келлз. — Я ведь уже сказал, что моя жена не пойдет с тобой.

Но Довиль был не из тех, кто мог позволить себе упасть в глазах дамы.

— Капитан, — проговорил он, сдвинув брови, — решение принимает дама.

Отступив, Довиль резким движением вынул из ножен рапиру.

Только сейчас Каролина поняла, что дело зашло слишком далеко. Дуэль не вписывалась в ее планы. Каролину охватила паника.

— Келлз! — воскликнула она. — Я…

Но ее крик заглушило грозное:

— К барьеру!

— Отойди, Кристабель! — воскликнул Келлз, вытаскивая из ножен клинок.

— Разойдись, ребята, дайте парням развернуться! — заревел кто-то из пьяных матросов.

Вокруг дуэлянтов образовался плотный круг зевак. О Каролине — виновнице дуэли — все забыли. Мужчины предвкушали новый спектакль — драку между Келлзом и его нахальным противником, слишком хлипким на вид, чтобы быть хорошим фехтовальщиком.

Каролина знала, что обычно перед тем как драться, мужчины снимают камзолы и обувь — босиком на песке сподручнее, одна рубашка не так стесняет движения. Но сейчас события развивались так стремительно, что никому и в голову не пришло раздеваться. В Англии в этом случае виновник дуэли дает противнику пощечину или бросает к его ногам перчатку — ритуал, знаменующий вызов; затем назначается время, как правило, на рассвете, а также секунданты. Здесь и речи не было о соблюдении подобных церемоний. Дикий край, дикие нравы. Двое мужчин, по-кошачьи гибких, легко двигаясь, устремились друг к другу, словно проверяя, нащупывая слабые места противника.

Француз атаковал первым. Клинки со звоном скрестились, и Каролина взвизгнула от страха — дурацкое желание заставить Келлза ревновать оборачивалось бедой.

Становилось темно. Кто-то принес факелы. В их желтом свете клинки казались золотыми. Выпад — оборона, выпад — ответный удар. В поединке сошлись равные соперники. У француза было больше куража, каждый удачный выпад он сопровождал возгласом, движения его были на редкость картинными. Келлз дрался молча и, казалось, нисколько не уставал. Поединок мог затянуться, и тогда исход решили бы сила и выносливость.

Между тем со всех сторон сбегались люди взглянуть, как легендарный Келлз дерется с французом из-за своей подруги. Никто из уважающих себя пиратов не хотел упустить случая посмотреть на адмирала в деле — говорили, что на Карибах Келлзу нет равных в искусстве владения клинком. Каролина и сама не заметила, как ее оттеснили от круга и прижали к двери какого-то дома.

Со все нараставшей тревогой смотрела она, как разрастается толпа. Какой-то пьяный, не удержавшись на ногах, едва не упал на дравшегося к нему спиной Келлза. Товарищи, разумеется, тут же оттащили перепившего дружка, но Келлзу этот толчок дорого стоил: он на миг потерял равновесие, и Довиль, умело воспользовавшись преимуществом, вонзил клинок в предплечье Келлза.

— О! Я вас проткнул! — весело воскликнул Довиль, выдергивая из раны шпагу с окровавленным кончиком.

Каролина застонала.

— Не насквозь, — прорычал соперник, словно не замечавший тонкой струйки крови, стекавшей по белоснежному манжету. — Надо было сильнее подналечь.

Каролина была близка к обмороку.

— Перестаньте сейчас же! — что есть сил крикнула она. — Я обещаю ни с кем не ходить на бал!

— Ах нет, мадам, вы пойдете! — проворковал француз в восторге от своей маленькой победы. — Вы пойдете со мной! Я, Луи Довиль, настаиваю на этом!

Довиль не успел закончить свой монолог, как Келлз в глухой ярости бросился на противника. Клинки звенели так, что окружающие ахнули. Каролина закрыла было ладонями лицо, но не выдержала пытки неизвестностью и, поборов ужас, продолжала следить за ходом поединка. Сражение становилось все ожесточеннее. В пляшущем пламени факелов оба соперника мелькали, словно тени. Каролина уже не понимала, кто из них ранен — возможно, оба. И вдруг Каролина с ужасом увидела, как бутылка, выпавшая из рук кого-то из зрителей, покатилась прямо под ноги Келлзу. Он поскользнулся, Довиль уже занес руку для последнего, смертельного удара… Вот так закончится жизнь человека, ставшего легендой Порт-Рояля, и родится еще одна легенда!

Глава 9

Каролина завизжала, но в этот момент громадная ладонь зажала ей рот, закрыв почти все лицо. Дверь позади нее открылась, и в один миг она оказалась внутри. Дверь тут же захлопнулась.

От ужаса у Каролины закружилась голова. Ведь она не знала, жив ли Келлз. Впрочем, наверное, все-таки жив. Снаружи доносился рев толпы и удары клинков. Каролина очутилась в комнатке с низким потолком и скудной мебелью. Скорее всего она принадлежала какой-нибудь женщине, одной из проституток, промышлявших в этой части города. Словно в подтверждение ее догадки, с неприбранной постели поднялась крашенная хной женщина, одетая в один черный корсет, красные подвязки и туфли на высоких каблуках.

— Что такое, Тротт? — воскликнула она.

— Это наша удача, Эмми! — ответил мужчина, с трудом удерживающий в руках отчаянно сопротивлявшуюся Каролину.

— Да это же Серебряная Русалка! — воскликнула, подойдя поближе, женщина. — Капитан Келлз нас убьет!

Лицо под толстым слоем румян побледнело, и вся она затряслась так, что розочки на подвязках запрыгали.

— Ничего не убьет! — рявкнул Тротт. — Капитан Келлз как раз сейчас дерется с французом, и француз его вот-вот уложит. Ни одна живая душа не видела, как я затащил сюда девчонку, все смотрят бой, а когда они кинутся ее искать и не найдут, то подумают, что она куда-то удрала. Так куда мы можем ее спрятать, Эмми? Думай быстрее, женщина!

Но Эмми не представилась возможность пораскинуть мозгами. Судьба не дала ей ни мгновения. Дверь в каморку с треском распахнулась, соскочив с петли под ударом кованого сапога, и Келлз собственной персоной со шпагой в руке влетел в комнату. Вид у него был растерзанный, кровь продолжала течь из раны, отчего кружева на манжетах его рубашки стали из белых багряными, но новых ран, к счастью, не прибавилось. Серые глаза его сверкали как горящие уголья. Тротт понял, что совершил самую большую ошибку в жизни.

Он жив, ее дорогой Келлз! И он пришел ее выручать! Никогда в жизни Каролина не была так счастлива видеть его.

— Отпусти ее! — взревел Келлз.

Тротт отскочил от Каролины, как от раскаленной кочерги, и девушка едва успела зацепиться за стол, чтобы не упасть.

— Я только хотел, чтобы она переждала здесь в безопасности, пока вы… — промямлил Тротт, в испуге глядя на Келлза и здоровенных пиратов, выглядывавших из-за его спины.

— Это правда? — спросил Каролину капитан.

— Нет, он лжет! — воскликнула она.

— Отдайте его нам, а сами проводите леди домой, капитан, — предложил кто-то из флибустьеров.

— Не-е-т, — зловеще сверкнул глазами Келлз. — Этот негодяй поднял руку на мою женщину, и он должен достаться мне. Тот, кто вздумает дотронуться до моей Кристабель, все равно — здесь я или меня нет, пусть сначала пишет завещание!

Тротт потной рукой схватился за кинжал.

— Но вам я разрешаю вывести отсюда мою даму, — сказал Келлз чуть тише, но не менее грозно. Махнув Каролине рукой, чтобы шла на улицу, он прошипел: — Сейчас я поговорю с этим парнем на языке, который он понимает.

В сопровождении надежной охраны Каролина вышла из каморки. Улицы освещали факелы, но, несмотря на то что света было достаточно, среди толпы она не увидела лица Луи Довиля. Каролина в ужасе подумала, что умрет от стыда, если окажется виновной в смерти несчастного француза.

Она уже хотела спросить о его судьбе, когда внимание ее отвлек звон металла, доносившийся из комнаты, откуда ее только что вызволили. Бряцание оружия сопровождалось пронзительным женским визгом. Но все же она расслышала чью-то реплику:

— А здорово кэп поднялся тогда на руке и достал француза, а?

— Да что и говорить, он со шпагой родился. Приятно служить у такого капитана.

Тишина, и снова звон клинков и леденящий кровь отчаянный вопль женщины. И вот уже сам Келлз выходит из двери, вытирая носовым платком кровь с клинка.

Келлз был встречен почтительным молчанием.

Галантно взяв Каролину под руку, он кивнул окружившим ее пиратам, чтобы те расходились, и повел жену к дому. Смущенная и расстроенная событиями сегодняшнего вечера, Каролина шла, опустив голову. Келлз тоже молчал, предпочитая смотреть вперед, а не на свою спутницу.

Каролина чувствовала себя покинутой и несчастной.

— У тебя кровь идет, — пробормотала она. — Сильно болит?

— Чепуха! Царапина. В противном случае я не смог бы управляться со шпагой.

— А… монсеньорДовиль, — выдавила из себя Каролина, — ты его не?.. — Она не могла заставить себя произнести «убил».

Только тогда Келлз соблаговолил повернуть к ней голову, и, взглянув на него, она вдруг подумала, что он действительно прикончил Довиля, и обмерла от ужаса. Он медленно проговорил:

— О нем можешь не беспокоиться. Я всего лишь проткнул ему ногу. Если бы я подозревал, что между вами что-то было, я бы целился выше. Так что ему придется немало поваляться в постели, прежде чем он вновь сможет блистать на балах!

Каролина закрыла глаза, мысленно воздав молитву Творцу за то, что не сделал ее виновницей смерти несчастного Луи.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что Келлз все еще смотрит на нее. Его раздражало, что после того, что произошло, она выглядела такой хорошенькой, а блеск в глазах лишь делал ее более привлекательной. Святая невинность! Будто не из-за нее начались все эти неприятности.

— Келлз, я… — начала она.

— Замолчи! — фыркнул он. — Мне еще кое-что придется тебе сказать, но позже.

Каролина посмотрела через плечо. Следом за ними толпой шли пираты, очевидно, решившие сопровождать своего победоносного капитана.

Когда дверь дома закрылась за ними, Келлз, не слишком церемонясь, хлопнул Каролину по заду, указывая ей путь наверх мимо Хоукса. Верный оруженосец встревоженно посмотрел на окровавленную рубашку капитана, на оторванное жабо и только потом заглянул в горящие гневом глаза хозяина. Не решившись расспрашивать капитана, Хоукс вышел на улицу к своим товарищам пиратам, готовым разрешить его недоумение.

Наверху Келлз молча распахнул дверь спальни и впихнул туда Каролину, затем, осторожно прикрыв за собой дверь, прислонившись к косяку, уставился на нее тяжелым взглядом.

Каролина чувствовала себя в ответе за все мировое зло.

— Я испугалась, что ты умер, — заикаясь, начала она. — Я видела, как ты поскользнулся и упал, и вдруг ты ворвался в эту ужасную комнату и… Что случилось с тем человеком?

— А как ты думаешь? — хмуро спросил Келлз и невозмутимо ответил: — Я убил его.

— А… женщина?

— Когда я уходил, она была в истерике. Но сейчас, думаю, она уже давно пришла в себя, осмотрела его карманы и сейчас отгибает стельки туфель на случай, если он прячет деньги там.

Каролина вздрогнула от отвращения.

— Он велел женщине спрятать меня где-нибудь. Я думаю, они хотели получить за меня выкуп.

— Выкуп, — пробормотал Келлз.

Он был почти уверен, что они хотели продать ее пиратам с Нью-Провиденс. Келлз предпочитал не открывать перед Каролиной темных сторон здешней жизни. Он делал все, чтобы защитить ее от страшной правды. Да, люди в Порт-Рояле исчезали бесследно, порой в трюмах судов работорговцев — черный товар в обмен на белый. Особенно ценились светлокожие белокурые женщины, за которых в странах арабского мира шейхи давали большие деньги. Вот так бы пропала Каролина в гареме, и никто не узнал бы — в каком, где… Но только говорить ей об этом нельзя. Ночные кошмары замучат бедняжку.

— Весьма возможно, что они хотели получить выкуп, — коротко согласился Келлз.

— И ты бы не нашел денег на выкуп, — пробормотала она, потому что у нас нет средств.

— Я бы нашел деньги на выкуп, — прорычал он, стараясь говорить как можно ровнее.

Не найти чего-то для нее?! Чтобы вернуть свою Кристабель, он готов был пойти на что угодно — продать дом за первую предложенную ему цену, под прицелом пушек заставить местных торговцев выложить на стол нужную сумму, в конце концов, захватить самого губернатора, чтобы получить за него выкуп! Одна мысль о том, что этой женщине может грозить опасность, заставляла в страхе колотиться сердце этого бесстрашного человека.

— Но все кончилось благополучно, и выкуп искать не надо, — сказал он, проведя рукой по лицу.

— Да, слава Богу, — со вздохом сказала она. — Снимай камзол. Дай мне промыть твою рану и перебинтовать ее.

Потом, когда рана была обработана, Каролина, опустив ресницы, нежным голоском сказала:

— Послезавтра… Я боюсь здесь оставаться.

— Брось изображать из себя беззащитную крошку! Опущенными ресницами и тоненьким голоском меня не обманешь! Ничего ты не боишься, Кристабель.

Она не думала, что Келлз настолько проницателен. Ее разгадали, и от этого она рассердилась.

— Ты должен взять меня с собой, Келлз, и сегодняшний вечер это доказывает!

Келлз воздел глаза к потолку, словно испрашивая сил на то, чтобы побороть свой гнев.

— Так мы все это устроили ради этого? Одного человека я убил из-за тебя, другого искалечил, и все для того, чтобы я воздал должное опасностям Порт-Рояля?

— Для одинокой женщины Порт-Рояль был и остается опасным, — упрямо стояла на своем Каролина.

— Господи, но ты же не одна! — закричал, потеряв терпение, Келлз. — Ты остаешься в доме, который укреплен лучше иного форта! В любой момент к тебе придут на помощь. — Серые глаза его сощурились. — Ты не будешь покидать дом без Хоукса или того, кто его заменит.

— Так, значит, я — пленница? — встрепенулась Каролина. — Ты это пытаешься мне сказать? Все опять повторяется, все будет как на Тортуге?

Келлз, раздираемый самыми разными чувствами, смотрел сверху вниз на свою негодующую половину. Она была такой соблазнительной, видит Бог, сердце любого мужчины не выдержало бы и растаяло. Его переполняло желание взять ее с собой. Он даже вспотел, воротник рубашки показался ему тесен… И все же для Каролины лицо его оставалось непроницаемым и твердым, как гранит. Взять ее на корабль? Господи, нет сил отказать себе в этом! Впереди его ждали долгие ночи без нее, без ее ласк, а вокруг — лишь бесконечный океан.

С трудом он заставил себя вернуться к реальности.

— То, что ты сегодня сделала, непростительно, — сурово сказал он.

— Знаю, — послушно согласилась Каролина и метнулась к нему. — Но все равно, возьми меня с собой! Хотя бы до Виргинии! Подойди к берегу ночью и отправь меня на шлюпке к Левел-Грин. Позволь мне дождаться тебя там!

В Виргинии она что-нибудь придумает, чтобы удержать его!

Искушение было очень сильным. Почему бы действительно не отвезти ее в Виргинию и не оставить у матери, пока он будет воевать с испанцами? Искушение оказалось столь же сильным, сколь и мимолетным. Келлз слишком хорошо помнил, как Каролина помогала ему бежать. Она бросила ему шпагу. При свидетелях. У матери Каролины, красивой и властной женщины, было немало друзей, и кое-кто из них мог догадаться, что есть легкий способ поймать его в ловушку. Например, обвинить Каролину в пособничестве побегу. И тогда он вернулся бы из самого пекла, чтобы вызволить ее, о чем им тут же станет известно. Отправлять Каролину туда в качестве приманки для мышеловки?..

Келлз тряхнул головой. От желания в голове помутилось. Надо уйти до того, как эта девчонка заставит его совершить роковую ошибку, о которой он будет жалеть потом всю жизнь. Надо уходить, и чем быстрее, тем лучше.

В глазах Каролины стояли слезы, но Келлз отстранил ее от себя нежно, но решительно. Все его существо жаждало ее тепла, рвалось ответить на ее мольбу, осушить поцелуями ее слезы. В горле встал комок.

— Я проведу ночь на корабле, — сдержанно сказал он и стремительно отвернулся, чтобы не передумать.

Каролине показалось, что ей дали пощечину. Неужели он лишит ее их последней ночи? Уйдет, даже не попрощавшись? Обида захлестнула ее, и слова вырвались сами собой:

— Я не буду хранить тебе верность, пока ты будешь плавать! — выпалила она ему вслед.

Теперь он повернулся. Желваки на щеках ходили ходуном.

— Ты так не думаешь, — тихо сказал он.

— Очень даже думаю! — крикнула она, вздернув подбородок. — Я буду веселиться вовсю, если ты меня здесь оставишь!

Келлз шагнул к ней. Каролина еще ни разу не видела его таким. В любой другой ситуации она могла бы испугаться, но только не сегодня. Сегодня она была готова на все.

Он остановился в двух футах от нее, тяжело дыша. В какой-то миг она решила, что он ее ударит, но Келлз неожиданно спокойно произнес:

— У тебя для этого будет сколько угодно времени. Путешествие обещает быть долгим. И кто знает, быть может, на каком-то испанском галионе найдется девка, любящая веселье не меньше, чем моя неверная жена.

Каролина задохнулась от возмущения. Она занесла руку, чтобы дать ему пощечину, но Келлз перехватил ее кисть.

— Не хочу испытывать судьбу, — сказал Келлз, отшвырнув ее от себя так, что она едва не упала на кровать.

Туфелька Каролины стукнулась об уже закрытую дверь. Она слышала, как он спустился вниз, как вышел, хлопнув дверью.

Каролина хотела броситься следом, но бесполезно, ему стоило лишь кивнуть Хоуксу, и тот удержал бы ее. Кроме того, не хотелось позориться перед слугами, да и что толку бежать за ним по улице, умоляя вернуться?

Взгляд Каролины упал на камзол мужа.

— Ты забыл новые сапоги! — закричала она, подбежав к зарешеченному окну, когда Келлз появился на улице. — Тебе придется возвращаться!

Он даже не оглянулся — высокий, решительный, и вот его фигура уже едва различима в темноте. Каролина бросила ему вслед туфельку. Наверное, он шел в ближайшую таверну, откуда, забрав своих людей, направится к шлюпкам, чтобы добраться до корабля.

Можно было упросить Хоукса, чтобы он разрешил ей побежать вслед за мужем, но только… к чему все это? Келлз не изменит своего решения. Ей никогда не удавалось изменить его. Он всегда относился к ней по-царски и содержал ее по-рыцарски, да и она сама любила жить на широкую ногу, но решал все он. И сейчас последнее слово останется за ним.

Ее муж — флибустьер. И в этот весенний день он уходит в море, чтобы те галионы, что шли в Новый Свет и везли, возможно, не золото, но огнестрельное оружие, ткани, кружева, клинки — все, за что с радостью готовы были отдать деньги богатые колонисты, попало в хитро расставленный им капкан. А потом захваченные товары продадут на рынке в Порт-Рояле, и на вырученные деньги капитан и его команда еще какое-то время будут жить, не зная печали.

Келлз и другие мужчины города выходили на охоту. А женщины ждали мужей с добычей, и Каролина ничего не могла противопоставить этому не ею заведенному порядку.

В бессильной злобе на себя и весь мир, она упала на кровать и разрыдалась.

Чуть позже она услышала стук в дверь и вскочила, наскоро вытирая слезы. Неужели каким-то чудом ей удалось добиться своего? Неужели он передумал и пришел за ней?

Но это был всего лишь Хоукс. Он пришел напомнить, чтобы она заперла дверь — таков приказ капитана.

— К чертям твоего капитана! — крикнула Каролина, но все же поднялась с кровати и пошла запереть комнату на ключ. Там, за окнами, в гавани, среди множества белых полотнищ колышутся паруса «Морского волка», и утром, когда она проснется, его уже не будет в порту.

Каролина уронила голову на руки и долго сидела, уныло раскачиваясь во власти безысходности.

Чуть позже Мунбим подошел к двери, тихо мяукнув. Кот хотел войти, но дверь почему-то не поддавалась. Каролине вновь пришлось встать и открыть коту дверь. Взяв кота к себе, она стала гладить пушистый комок, и каким-то чудом душа ее успокоилась.

— Мунбим, малыш, — тихо проговорила Каролина, — я сказала такое, чего и не думала делать. А теперь, Мунбим, он, может быть, никогда не вернется ко мне…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ КАТАСТРОФА

Глава 10

Порт-Рояль, Ямайка

7 июня 1692 года

Солнце уже подходило к зениту, и жара становилась воистину непереносимой. Каролина по недавно приобретенной привычке, надев юбку из набивного ситца, поднялась наверх, на крышу дома, где некогда был оборудован капитанский мостик. Кота она несла на руках — со вчерашнего дня он вел себя странно, мяукал, прятался, словно боялся, что его пнут ногой. Каролина бросила на Джилли подозрительный взгляд, но та столь невинно смотрела на госпожу, что Каролина поверила — девушка тут ни при чем. Каролина взяла кота в постель, а утром он отказался вылезать из-под одеяла. Каролина смогла вытащить своего любимца только с помощью аппетитной свежей рыбки, и это угощение кот съел без особого удовольствия. Но и здесь, на капитанском мостике Мунбим продолжал вести себя странно — не сходил с рук хозяйки.

— Что случилось, Мунбим? — заботливо спросила своего любимца Каролина. — Ты что, заболеваешь?

Мунбим ответил мяуканьем, больше похожим на стон. Каролина обняла дрожащего кота одной рукой, а другой, прикрыв козырьком глаза, смотрела в море, пытаясь прочесть названия всех стоявших в порту судов. Эту привычку она тоже приобрела не так давно. Впрочем, вот уже который день ни один корабль не входил в порт и не покидал его — стоял полный штиль, и Порт-Рояль, самый оживленный порт Карибского бассейна, казался вымершим.

Целую неделю жара стояла невыносимая, но здесь, на крыше, было немного легче дышать и казалось, что тесный лиф и юбка не так сильно липнут к телу. Взгляд ее медленно путешествовал вдоль береговой линии по Темз-стрит. Во всех тавернах на этой улице, как и в ее собственном доме, сейчас в больших медных котлах готовилось черепаховое рагу. За рыбным рынком, на некотором расстоянии от других кораблей, стоял на причале военный фрегат «Лебедь», бесполезный сейчас, как выброшенный на берег кит. Другой корабль береговой охраны, насколько было известно Каролине, сейчас находился в море. Меры предосторожности предпринимались для того, чтобы отразить возможную атаку французов со стороны залива Святой Анны. Еще дальше, за фрегатом, виднелась башня форта Карлайсл — недремлющего часового, стерегущего город с моря.

Весь город был у ее ног. С противоположной от моря стороны перед ней открывалась панорама города: Хай-стрит, на которой было расположено самое высокое строение — колокольня собора Святого Павла; далее шли дома — до самого рыночного колокола и ювелирной лавки; еще дальше — тюрьма, за которой уже конец города. Вдали, за синими водами бухты, угадывались очертания холмов, гордо именовавшихся Голубыми горами. С этих гор брала начало река Кобра, та самая, возле которой думал купить плантацию Келлз. Каролина вздохнула. Увы, его мечтам не суждено было сбыться.

С горьким сожалением припомнила она тот день, когда «Морской волк» и «Морская дева» гордо выходили из порта, набирая скорость с попутным ветром. У Каролины так и не было возможности помириться с Келлзом: он не пришел домой. Каролина все чаще сожалела о том, что они расстались так дурно.

Время шло, неделя летела за неделей, прошла весна, настало лето — стоял июнь. Каролина отказалась посетить губернаторский бал в честь отбывающей кузины. Скатертью дорожка, в сердцах пожелала ей Каролина. Луи Довиль отправил ей записку, в изящных выражениях принося свои извинения за то, что не сможет сопровождать ее. Каролина порвала записку и послала свои извинения губернатору.

Монсеньору Довилю пришлось-таки повозиться с раненой ногой, и какое-то время он был прикован к постели. Но едва Луи смог передвигаться, он, явно ожидая повторного приглашения Каролины, регулярно возникал у нее на пути всякий раз, как она, естественно, в сопровождении Хоукса, выходила из дома. Но Каролина, как бы высоко ни ценила его храбрость, как бы ни грызло ее чувство вины, не могла пересилить себя и пригласить его на обед. Одно дело — напропалую кокетничать с ним, когда рядом Келлз, и совсем другое — делать что-то за его спиной. У Каролины был свой кодекс чести, согласно которому флирт не мог перейти в предательство.

Весточку о своем флибустьере она получила лишь однажды, и то неутешительную. Капитан торгового судна, пришедшего в Порт-Рояль, говорил, что видел в море корабль, напоминавший «Морского волка», и этот корабль был атакован двумя большими галионами. Нет, «Морской девы» нигде не было видно. Нет, он не стал дожидаться исхода сражения! Разумеется, не став рисковать, на всех парусах понесся подальше от греха!

Это было три недели назад, и с тех пор жизнь Каролины превратилась в пытку. Она ожидала его, храбро повторяя себе, что Келлз — заговоренный, что его ничто не возьмет, прекрасно понимая, что это не так. Неделю назад ураган, пришедший откуда-то с запада, едва не смел город с лица земли: летела черепица и кровля, сыпались стекла в домах. Каролина старалась не думать, что ее муж в это время переживает такой же шторм в море, если, конечно, шальная испанская пуля не поставила точку на его жизненном пути раньше… И эта мысль ужасала ее.

Май начался наводнением, потом ураган, а теперь июнь ознаменовал свой приход удручающей жарой при полном безветрии. Старожилы острова шепотом поговаривали о том, что такая же невыносимая жара, когда ни один листок не шевелился, стояла на острове сорок лет назад, как раз тогда, когда Англия отняла его у Испании; тогда эта жара закончилась землетрясением. Теперь все повторялось: наводнение, ураган, жара… Что дальше?

Снизу донесся звон бьющегося стекла, и Каролина, перегнувшись через перила, увидела компанию матросов, идущих со стороны Си-лейн. Один из них уронил бутылку рома, и ее содержимое вылилось, уходя в песок. Другой матрос нырнул в телегу с рыбой, направлявшуюся на рынок, и вспыхнула ссора. Компания двинулась дальше, в сторону Хай-стрит, крича и ругаясь. Большой красно-зеленый попугай на плече одного из матросов истошно вопил, повторяя заученный набор соленых словечек.

Каролина увидела, как из дома вышел Луи Довиль, поглядывая по сторонам. Взглянув вверх, он заметил Каролину и вежливо поклонился. Каролина ответила ему кивком головы. Она знала, что француз рассчитывает на то, что она сейчас спустится и поболтает с ним, но увы… Безразлично отвернувшись от своего недавнего поклонника, Каролина посмотрела вдаль, на блестящую словно зеркало морскую гладь.

Если бы она знала, что как раз в этот момент Джилли, воспользовавшись отсутствием хозяйки, проскользнула в спальню…

* * *

Последние две недели оказались нелегкими не только для Каролины, но и для Джилли. Нелегкими по двум причинам: во-первых, Джарвис стал настойчивее требовать от нее исполнения обещанного; во-вторых, Джилли утратила симпатию хозяйки.

Каролина изменилась к своей служанке уже давно, и случилось это на второй день после того, как Келлз ушел в море. Смешно сказать, но всему виной оказался кот. Джилли всю жизнь терпеть не могла кошек. А этому нахалу все разрешалось. Даже вертеться под ногами в кухне.

Как-то Джилли не удержалась и пнула кота ногой.

Повариха повернулась как раз в тот момент, когда кот, обиженно мяукая, задрав хвост, пошел прочь.

— Если ты сделаешь это еще раз, Джилли, — предупредила кухарка, — я пожалуюсь хозяйке. А сама отхожу тебя палкой!

Джилли поспешно ретировалась, но с того дня Мунбим стал избегать новой служанки, и так продолжалось вплоть до утра второго дня, когда Келлз вышел в море.

Каролина сидела перед трюмо и, погрузившись в свои печальные мысли, расчесывала волосы. Мунбим, спускавшийся с чердака, и Джилли, поднимавшаяся из кухни, столкнулись у двери хозяйской спальни и остановились. Шерсть на спине кота встала дыбом. Джилли смотрела на него почти с ненавистью.

Уверенная, что Каролина ее не видит, Джилли уже занесла ногу, чтобы дать коту пинок, но Каролина обернулась к ней с таким выражением лица, которого Джилли раньше никогда не видела у хозяйки.

— Джилли! — ледяным тоном сказала Каролина. — Если ты тронешь кота хоть кончиком пальца, я лично сдеру с тебя платье и отправлю в таком виде туда, откуда взяла тебя.

Джилли попятилась.

— Я не хотела, — забормотала она.

Каролина смерила Джилли холодным взглядом и, сделав паузу, чтобы служанка могла осмыслить сказанное, добавила:

— Надеюсь, мы друг друга поняли, Джилли? И в будущем, — добавила Каролина для ясности, — ты будешь помогать поварихе на кухне, если только Беттс не попросит тебя помочь ей. Тебе не придется больше столько времени проводить рядом со мной на втором этаже.

Итак, для Джилли настали тяжелые времена. Джарвис только и говорил во время их встреч о том, что давно пора стащить колье и покончить с этим делом. А убегать из дому становилось все труднее. Ей приходилось притворяться, что у нее разболелась то голова, то живот, чтобы уйти к себе до того, как запрут дом, а потом подгадывать время возвращения так, чтобы ее никто не увидел.

Джилли как могла убеждала Джарвиса в том, что дом слишком хорошо охраняется, что украсть колье ну никак нельзя. На самом деле Джилли просто подыскивала подходящего матросика, который бы увез ее с острова, не догадываясь о том, что она прячет такую драгоценность.

— Ну ладно, раз это так трудно, — в конце концов решил Джарвис, — давай бросим эту затею и двинем назад, в Нассау.

Но Джилли не устраивала их прежняя жизнь на острове Нью-Провиденс, и она тянула время.

— Потерпи, что-нибудь придумаю, — успокаивала она Джарвиса.

Однако две ночи назад Джилли, прогуливаясь вдоль берега, нашла-таки матросика своей мечты. Джек был молод, свеж, только-только списался на берег со шхуны «Пруденс» и по наивности сразу поверил в то, что рассказала ему о себе Джилли. После одной лишь ночи на влажных простынях прибрежной гостиницы он готов был сделать для нее что угодно. Джилли не составило труда убедить Джека поговорить с капитаном, чтобы тот разрешил ей уехать с ним. А произойти это должно было, «как только этот проклятый штиль закончится и мы поймаем ветер». Она пообещала моряку обвенчаться с ним на борту корабля и уже в качестве его жены приехать в далекий северный порт Бостон, родной город парня, где живут эти непонятные «янки».

Джилли лицемерно улыбалась. Бостон не был городом ее мечты, но по крайней мере он был далеко, а большего пока и не требовалось. Там она сможет продать часть золота из колье, чтобы оплатить дорогу в Англию. А уж в Англии она продаст и камешки и навек позабудет об этих отбросах — Джарвисе и этом молодом морячке, который сейчас жизнь за нее готов отдать. Она станет настоящей леди!

Но надо добыть колье до того, как кончится штиль, до того, как отчалит «Пруденс»! Все утро она ловила момент. И наконец он настал!

— Где Джилли? — спросила повариха у вошедшей на кухню Беттс. — Она должна была мне помочь.

Беттс пожала плечами:

— Когда я видела ее последний раз, она складывала платья, и не сказать, чтобы хорошо с этим справлялась.

— Садись, Беттс, — сказала кухарка, стирая пот со лба. — Надо нам поговорить с хозяйкой о Джилли. Вечно она сказывается больной, а там — шмыг, и до утра. Будто мы не видим ее красные глаза.

— Я думаю, Джилли бегает на свидания. Готова поспорить, она влюбилась.

Повариха только фыркнула.

— Джилли, и влюбилась?! Ничего подобного! Для таких, как она, все мужчины на одно лицо, если они платят!

Беттс, поразмыслив, решила, что кухарка права.

— Что там варится? — спросила Беттс, вдыхая вкусный дымок.

— Рагу из морской черепахи и сорокопута, — ответила повариха, помешивая содержимое котла, — ну, и немного говядины.

— Немного говядины — именно так, — сказала Беттс, обмахиваясь руками.

Она давно подозревала, что кухарка куски побольше носит на рынок и продает. Хозяйка в последнее время вообще не замечала, что ест, и дешевое мясо черепахи вполне сходило у нее за говядину.

Повариха правильно поняла Беттс и почувствовала себя немного не в своей тарелке.

— Жарко тут, — сказала Беттс, вставая. — Пойду поищу в доме другое место, а то здесь и растаять можно.

— Подожди, я с тобой, — сказала повариха. — Мы можем посидеть в столовой. Хозяйка поднялась на крышу на корабли смотреть.

Беттс и повариха пошли в сравнительно прохладную столовую, зеленоватые стены которой напоминали о зеленых лужайках далекой Англии.

— Как думаешь, купит Келлз плантацию? — спросила любопытная кухарка.

— Не знаю, — покачав головой, сказала Беттс и, отчаянно обмахиваясь, добавила: — Но там уж точно не будет так жарко!

— Где Хоукс? — встрепенулась кухарка. — Я его не видела с завтрака, а ведь он всегда забегает что-то перекусить перед ленчем или узнать, что готовится.

— Хоукс ушел в город, думаю, на свидание, — подмигнув, сообщила Беттс.

Кухарка вздохнула. Она сама рассчитывала на благосклонность Хоукса. Ей нравился крупный молчаливый охранник, но увы, сам он предпочитал женщин помоложе и постройнее. Ох уж эти мужчины! А эти двое новых охранников, что помоложе, — сущие бездельники.

— Им только бы поесть да поспать. Нет чтобы нам помочь, когда делать нечего. Даже не могут уследить за этой распутницей Джилли, которая шастает мимо них каждую ночь.

Повариха и Беттс сидели и сплетничали, таким образом радуясь приятной прохладе и совершенно не подозревая о том, что предмет их злословия как раз в это время пробирался в спальню хозяйки.

Глаза Джилли жадно вспыхнули: крышка сундука оказалась незапертой. Жара и печаль сыграли с Каролиной злую шутку, сделав ее рассеянной.

Счастливая тем, что удача наконец улыбнулась ей, Джилли на цыпочках пересекла комнату, распахнула сундук и торопливо принялась рыться в его содержимом. Под кружевными рубашками, под шарфиками, косынками, веерами и перчатками, под нижними юбками и лентами она нашла то, что искала: инкрустированную серебром деревянную шкатулку.

Трясущимися пальцами Джилли открыла шкатулку и поднесла колье к свету.

О, как сладостно было ощутить на ладони полновесную тяжесть золота! Кроваво-красные рубины и крупные сверкающие бриллианты ласкали взгляд. Джилли облизала губы. Сердце ее бешено колотилось, дыхание сбилось от возбуждения.

Забыв обо всем на свете, Джилли любовалась колье.

Она держала в руках свое будущее, будущее, в которое она войдет не с ничтожествами вроде Джарвиса или Джека. Она будет презирать их! Это колье подарит ей другой мир — возможность иметь прекрасный дом и карету с шестеркой коней! И слуг! И благородного мужчину — мужа. Глаза Джилли сверкнули дьявольским огоньком. Пусть только кто-то из ее служанок забудет сказать ей «моя госпожа», да она самолично сдерет с мерзавки шкуру плетью! Мечты одна заманчивее другой обретали почти плотскую реальность.

Внезапный шум спугнул ее. И сразу мир фантазий подернулся дымкой: Каролина спускалась по лестнице. В ужасе Джилли поняла, что уже не успеет выскользнуть отсюда незамеченной. В дверь вошел кот, следом вот-вот должна появиться хозяйка. Господи — почему? Каролина никогда не спускалась с крыши так рано! Что заставило ее изменить свою привычку?

Джилли хотела было юркнуть в гардероб, но передумала, решив, что Каролина первым делом заглянет туда. Возможно, она и спустилась вниз для того, чтобы взять шляпу от солнца. Но если не в шкаф, то куда же спрятаться? Под кровать? Нет, нельзя, легкое покрывало не доходит до пола!

Наконец Джилли нырнула в сундук и прихлопнула крышку. Не в силах расстаться с добычей, она крепко сжимала колье в ладони. Свернувшись клубком, едва дыша, Джилли молила провидение об удаче. Если ее найдут, не миновать порки. А то и петли. И тогда, с внутренней дрожью подумала Джилли, всем мечтам о сладкой жизни придет конец.

Дышать становилось труднее и труднее, Каролина все не шла, но Джилли не смела выглянуть.

Между тем Мунбим, сидящий на руках у хозяйки, становился все более неспокойным. Каролина устроила кота поудобнее, ласково погладив его, но это не помогло. Бросив последний взгляд на гавань, Каролина со вздохом пошла вниз.

И вдруг словно что-то пригвоздило ее к месту. Повинуясь какому-то странному чувству, она вернулась с половины пути и посмотрела на море. Большой корабль со свернутыми парусами, без мачт, шел в порт, движимый усилиями гребцов. Этот корабль показался чертовски знакомым. Каролина подбежала к перилам и, щурясь от солнца, всем телом подавшись вперед, попыталась прочесть название. Сердце ее запрыгало.

Пусть без мачт, пусть со сбитым носом, но это все равно он — «Морской волк»! Труба! Нужна подзорная труба — тогда станет все ясно!

Мунбим даже поцарапал хозяйку, чего раньше за ним не наблюдалось, и, когда Каролина отпустила его, опрометью кинулся вниз. Втайне опасаясь, что ее надежда окажется тщетной, Каролина мчалась вниз на поиски подзорной трубы.

Обыскивая гостиную, Каролина слышала, как спорят в столовой кухарка и Беттс.

— Я не верю астрологам, — решительно говорила Беттс, — и не понимаю, почему ты им веришь. Надо же выдумать такое! Будто бы наш дом может расколоться надвое от подземного толчка… До сих пор все здешние землетрясения на моей памяти заканчивались лишь легким покачиванием подвесных светильников!

— Это потому, что ты здесь не так уж долго живешь, Беттс. Вот четыре года назад астрологи тоже предсказали землетрясение, и погода была такая же, и знаешь, как нас тряхнуло!

— Не понимаю, при чем тут погода! — фыркнула Беттс.

— Как ты не возьмешь в толк — уже сорок лет повторяется одно и то же: сначала шторм, потом влажная жара, а потом земля дрожит под ногами!

— Сорок лет назад ты еще на свет не родилась, а в городе этом полно лжецов.

Каролина усмехнулась. Но мысли ее были далеки от всех землетрясений на земле. Она думала только о том корабле.

Каролина схватила трубу, забытую в гостиной широкополую соломенную шляпу и, оставив кота жалобно мяукать, бросилась наверх.

Ее била нервная дрожь. На борту корабля, уже зашедшего в гавань, четко читалась надпись — «Морской волк». Со сломанной мачтой, с разбитым килем, но это был корабль ее ненаглядного флибустьера. Итак, Келлз вернулся домой!

Глава 11

— Эй, слышишь? — тревожно спросила кухарка. — Кот плачет!

Действительно, в эту минуту раздался душераздирающий вопль Мунбима.

— Думаешь, это Джилли? — Беттс направилась в столовую взглянуть, что с котом.

— Не закрывай, не то мы здесь задохнемся, — сказала повариха пирату-охраннику, приоткрыв дверь, ведущую из кухни во двор. — Совсем дышать нечем, — проворчала повариха и пошла следом за Беттс.

— Все в порядке, — сказала вернувшаяся Беттс. — По крайней мере Джилли тут ни при чем. Но смотри-ка, у кота шерсть дыбом встала. Как ты думаешь, это от жары?

Слова ее потонули в грохоте, который, казалось, исходил из самых недр земли. Комната покачнулась, и Беттс завопила от ужаса. Повариха, не удержавшись на ногах, упала, больно ударившись о стол. Тяжелый стол, стоявший на одном и том же месте с тех пор, как появился в этом доме, стал уползать. Массивные серебряные блюда и тарелки в буфете отплясывали джигу. Свечи с подвесного канделябра, висевшего под потолком, посыпались на несчастную повариху — благо, они не были зажжены.

— Это землетрясение! — закричала Беттс, в ужасе прижавшись к стене, и вдруг, сделав отчаянный прыжок, оказалась у полуоткрытой двери в столовую.

Женщины бросились через столовую в холл, к парадной двери, которую не заклинило только потому, что за минуту до последнего мощного толчка охранник, забыв прикрыть за собой дверь, в испуге выскочил на улицу взглянуть, что происходит.

Беттс упала на землю посреди улицы и принялась громко молиться. Слова молитвы заглушали крики людей, чьи дома рушились у них на глазах. Другие несчастные стенали и плакали, пытаясь выбраться из-под обломков.

Многие не могли выйти из домов — их двери заклинило. В числе таковых оказался и Луи Довиль, и только благодаря недюжинной силе и присутствию духа ему удалось выбить дверь и выбраться из смертельной ловушки.

Это землетрясение было первым в его жизни.

Для кого-то это землетрясение оказалось последним, и в их числе был юный пират, в тревоге выскочивший из дома, по привычке сжимая острый абордажный нож. Парня подбросило, и, перевернувшись в воздухе, он упал, проткнув себя собственным оружием.

Скрючившись в сундуке, Джилли не могла понять, что заставляет раскачиваться дом. Ни с того ни с сего сундук вдруг покатился, потом раздался глухой звук и треск у Джилли над головой, и она, забыв о том, что ждет ее в случае поимки, в ужасе принялась колотиться головой о крышку сундука. Тщетно! Казалось, сверху на сундук что-то давит, но что? Джилли была достаточно сильна. Завывая от ужаса, сжав в ладони колье, она предпринимала отчаянные попытки головой высадить крышку. Напрасно! Откуда было ей знать, что тяжеленный гардероб из кедрового дерева упал на сундук, и даже двое сильных мужчин едва ли смогли бы приподнять его. Ей казалось, что ловушку захлопнула рука самого дьявола.

Первой мыслью Хоукса, которого землетрясение застало вдали от дома, была Каролина. Что с ней? Жива ли? Ведь сейчас ей как никогда нужна его помощь. Увы, путь к Куин-стрит оказался заблокирован. В тот момент, когда Порт-Рояль с оглушительным треском разваливался у него на глазах, Хоукс принял единственно разумное решение: он помчался со всех ног в ту часть города, где было больше всего свободного пространства, — к крепостной стене вдоль береговой линии, которая в честь знаменитого пирата Генри Моргана была названа Морганс-лайн.

Глава 12

Каролина с крыши своего дома-крепости обозревала море в подзорную трубу. В тот самый миг, когда с губ ее сорвался радостный крик — приветствие «Морскому волку», из недр земли донесся глухой и грозный рев, и Порт-Рояль вздрогнул. Первым же толчком подзорную трубу выбило из ее рук, и она покатилась, вращаясь, по крыше. Каролина потеряла равновесие и покатилась следом.

Все вокруг крутилось словно на карусели. С трудом удержавшись на краю крыши, она села. Дом под ней ходил ходуном, а Голубые горы, куда обратился ее взгляд, начали ломаться и взрываться так, что в воздух летели фонтаны песка и земли. Потоки грязи, устремившиеся в Кобру, подняли уровень реки. С рекой происходило примерно то же, что со снежной лавиной, — чем ниже опускается, тем больше и быстрее поток. Порт-Рояль пока не знал об этом несчастье, у него хватало собственных бед.

Город гудел от криков и стонов. Летели дома, валились крыши, падали и гибли люди. Отчаянно звонили колокола. Каролина, онемев от ужаса, смотрела со своего капитанского мостика на гибнущий город.

Прямо на ее глазах разверзлась земля у побережья. Трещина, подобно гигантской змее, поглощала свою добычу. В воздухе стоял адский гул и грохот; люди выбирались из окон, оставляя в домах своих менее удачливых домочадцев, на которых падали потолки и внезапно ожившая мебель. Многие из тех, кого землетрясение застало на улице, припускались бежать что есть мочи, другие падали на колени и молились.

Вдруг дикий, оглушительный звук перекрыл грохот: это надломился шпиль колокольни, и колокол церкви св. Петра упал вниз. Практически одновременно с Голубых гор донесся грозный рокот, и под этот дьявольский аккомпанемент вся прибрежная часть города поползла в море.

Порт-Рояль был построен на песке глубиной шестьдесят футов. При строительстве некоторых домов использовались сваи. Такие здания рухнули первыми, особенно те, что были потяжелее — из кирпича с оштукатуренными стенами. Впрочем, и остальные дома продержались не намного дольше. Рухнули каменные стены форта Карлайсл и форта Джеймс. Сторожевые башни с тяжелым гулом падали в море. За ними в океан скатилась Темз-стрит. Фундаменты, стены, крыши, людское добро и самих людей стихия сбила в кучу, перемешав с сотнями тонн песка, беспощадно скинув все вместе в океан.

Теперь настал черед Куин-стрит.

Каролина, изо всех сил цепляясь за ограждение крыши, не могла услышать приглушенных воплей Джилли из сундука, что находился в спальне. Не увидела она и того, как Мунбим выскочил на улицу и растворился в клубе дыма от развалившейся штукатурки.

Но зато со своего пьедестала она видела, как, задрожав, ушла под воду Темз-стрит.

Видела, как Беттс упала на землю, молитвенно сложив руки, а в это время кухарка и один из молодых охранников, перекрикивая грохот, заклинали ее бежать подальше от дома во спасение жизни. Видела она и то, как бледный Луи Довиль, озираясь, выскочил на улицу, и в ту же секунду дом его рухнул у него за спиной — чудом ни один из кирпичей не задел француза, но очередной толчок сбил его с ног, и он, скрючившись на земле, смотрел, как исчез в разверзшейся трещине его дом.

И вот прямо на глазах у Каролины рядом с ней разверзлась земля. Каролина смотрела в глубокую расщелину, зигзагом прорезавшую улицу. И Беттс, стоявшая на коленях, и кухарка, и пират, тот, что уговаривал ее бежать, вместе провалились под землю. Земля поглотила и Луи Довиля, которого очередным толчком отбросило к трещине.

Каролина готова была упасть в обморок, но грохот, крики и острое чувство опасности удержали ее в сознании.

Между тем дом под ней опасно накренился и стал медленно оседать. Фасад отвалился — мебель и прочий домашний скарб вывалились наружу. В одном из сундуков была Джилли. Напрасно она напрягала последние силы, тщетно пытаясь докричаться до людей сквозь лезшие в рот рубашки и юбки. Сундук, а поверх него громадный шкаф сползли со второго этажа накренившегося дома и врезались в стену другого дома. Шкаф как таран прорезал его стену, и сундук полетел к морю.

Вокруг Каролины по обе стороны от площадки крыши ломались трубы, и осколки кирпичей летели вниз. И все же крыша каким-то чудом держалась, хоть и накренившись под опасным углом. Спасибо Келлзу, более привычному к кораблестроительству, чем к сооружению зданий, который первым (под насмешливое фырканье соседей) соорудил деревянный балочный каркас. Вот эти несущие балки и держали крышу даже тогда, когда рассыпались стены.

Этот дом на Куин-стрит пал последним, верой и правдой служа своей хозяйке. Только поэтому она смогла стать свидетелем такого, чего не сможет забыть до конца своей жизни.

Падая вниз в своем сундуке, Джилли не переставала кричать и царапаться, но так и не была услышана. Достаточно прочный, чтобы выдержать все эти падения и толчки, сундук по-прежнему оставался тюрьмой несчастной Джилли, и эта тюрьма катилась и переворачивалась, награждая свою пленницу новыми синяками и ссадинами. Он приземлился в нескольких футах от воды, причем крышку вжало в песок так сильно, что Джилли не смогла открыть ее.

Но худшее было еще впереди.

Падающая колонна дома поддела крышку сундука, отворив ее. Сундук был уже в воде, а море поднималось. Джилли, отчаянно размахивая руками, в одной из которых она по-прежнему сжимала колье, показалась на поверхности. Наконец она вдохнула полной грудью, но в этот момент вторая колонна упала поверх первой, зажав лодыжку Джилли.

Хватая воздух, Джилли отчаянно дергалась, надеясь высвободиться, но нога застряла крепко. Захлебываясь, она тянула шею, но вскоре над поверхностью воды оставались только ее волосы и рука, сжимавшая колье.

Именно это и увидела Каролина, когда провалился дом. И это зрелище произвело на нее более страшное впечатление, чем все, увиденное до сих пор, — волосы Джилли, похожие на ржавые водоросли, и рука, сжимавшая ее, Каролины, колье.

Время как бы перестало существовать. Все закружилось, завертелось с головокружительной быстротой. Клубы известковой пыли, треск лопающейся черепицы и крики умирающих — все слилось в один сплошной кошмар, существовавший как бы отдельно от нее.

Для Каролины, находившейся на крыше, полет вниз длился бесконечно долго. Судорожно цепляясь за ограждение, она, скорчившись на куске кровли, которая оказалась прочнее других, оседала вместе с надломившимися-таки балками. Она опускалась постепенно, словно ее дом, погибая, изо всех сил стремился сохранить хозяйку, не причинив ей боли. Дом продолжал оберегать ее, даже когда от него остался один лишь надломленный остов. Посреди разрушения и смерти она, хозяйка крепости адмирала Келлза на Куин-стрит, не получила ни царапины.

К тому времени, когда Каролина опустилась на прибрежный песок среди развалин, Джилли уже поглотило море.

Наверное, страшное исчезновение Джилли придало Каролине сил, и она, спотыкаясь и падая, что есть сил побежала прочь от наступавшего океана.

В безумной надежде найти спасение в уходящем под землю городе она, как и другие люди, карабкаясь на заливаемые водой развалины, пыталась добраться повыше, к Хай-стрит. И здесь уцелевшие горожане, толкая друг друга, стремились пробраться еще выше, к Лайм-стрит. Не помня себя от страха, Каролина бежала к развалинам церкви — самой высокой точке города. Инстинкт самосохранения толкал сюда почти всех обитателей несчастного города.

Но затем Каролина свернула на Тауэр-стрит, заваленную камнями, чтобы затем пробраться к Морганс-лайн. Так же как и Хоукс, она решила, что здесь, на самом открытом месте, она меньше рискует быть раздавленной падающими строениями.

Его она увидела среди бегущих сюда людей, и, окликнув, помахала рукой. Задержка стоила ей дорого: сбитая с ног свалившимся кирпичом, Каролина упала на землю.

Но, подняв голову, Каролина поняла, что Хоукс ее увидел. Он уже продирался к ней сквозь толпу. Но внезапно земля разверзлась под ним, и целая группа людей исчезла в пропасти.

Каролина застонала. Вскочив на ноги, она бросилась вперед в безумной надежде вытащить Хоукса до того, как земля сомкнется над его головой, но тут возникла еще одна грозная опасность.

Море вздыбилось и, откатившись назад, гигантской волной наступало на укрепления.

Каролина, едва соображая, что происходит, смотрела на возникшую перед ней стену воды. Прошли секунды, прежде чем она опомнилась и, повернувшись спиной к волне, помчалась изо всех сил прочь. Страх гнал ее в центр города — сейчас она даже меньше боялась падающих камней и кусков штукатурки.

Но океан оказался проворнее. Волна слизнула ее и всех, кто бежал рядом, своим гигантским языком. Глубокий судорожный вдох, и Каролина поняла, что плывет или, вернее, пытается плыть, запутавшись в мокрых юбках. Что-то царапнуло ее по руке, и Каролина инстинктивно схватилась за предмет, оказавшийся канатом. Подтянувшись, Каролина сумела оглядеться сквозь соленые брызги и поняла, что канат держитматрос, стоящий на каком-то большом, но потерявшем управление корабле, который несло прямо на то, что осталось от города.

Качающаяся палуба принадлежала фрегату «Лебедь», опасно накренившемуся. Морская стихия, объединившись со стихией подземной, наконец одолела корабль, швырнув его на берег, прямо на уцелевшие крыши центральной части города.

Каролину затащил на борт молодой моряк, спасший уже много жизней, но в итоге потерявший свою. Услышав детский крик на чердаке одного из домов, этот святой человек бросился спасать малыша и нашел свою смерть в водной пучине в тот момент, когда дом рухнул под ним. Но это случилось чуть позже.

А пока Каролина, вся в синяках и ссадинах, едва живая, оказалась вместе с другими спасенными на борту фрегата.

— Помогите мне, — попросил ее моряк, и Каролина, качаясь, пошла к нему, чтобы помогать спасать мужчин, женщин и детей, цеплявшихся за печные трубы. Люди на обломках досок подплывали к кораблю, напоминавшему Ноев ковчег — единственный островок жизни посреди смерти и разрушения.

Те, кто, сумев ухватить конец спасительного каната, добирался до борта «Лебедя», пребывали в состоянии шока от всего пережитого, мало что соображали и едва ли были способны действовать разумно. Каролина оказалась среди тех немногих, кому удалось сохранить рассудок. Один вопрос не давал ей покоя, и она с упорством отчаяния продолжала задавать его людям, раздавленным навалившейся на них бедой, отрешенно глядящим в никуда: «Вы видели Келлза?» Увы, никто не видел его, а если и видел, то не помнил об этом или не понимал, чего от него хотят, и Каролина, сколько ни озиралась вокруг, не могла среди обломков рассмотреть что-либо похожее на корабль своего мужа. Она продолжала спрашивать, но ответы получала одни и те же: «нет», «не знаю», «не понимаю, чего вы хотите»…

Каролина бросала веревки в воду, помогая втаскивать людей. Она делала свою работу отрешенно, не в силах более ни чувствовать, ни переживать. Впрочем, едва ли сочувствие ее могло кому-то помочь, нужны были не слезы, а действие. И она действовала, насколько хватало сил.

Заходящее солнце осветило картину, схожую с концом света: обломки кораблей в порту, обломки крепостей, полузатопленный город. Уцелело домов десять, не более, да и в те дома хозяева не решались зайти.

Каролина продолжала трудиться, пока силы не оставили ее и она не упала в изнеможении на запруженную людьми палубу.

Но сон не шел. Она смотрела на звезды и думала о том, что посреди всех этих разрушений, борясь за собственную жизнь и спасая других, она так и не узнала главного.

Где Келлз? Боже, где Келлз?

Глава 13

Ответ на этот вопрос Каролина получила от Хоукса вскоре после восхода солнца.

Очнувшись от неспокойного сна с болью во всем теле еще на рассвете, Каролина подошла к заграждению борта и взглянула на опустевший город, вернее, на то, что от него осталось. Город был все еще жив. Тут и там сновали лодки, ныряльщики и домовладельцы пытались вытащить из затонувших строений свое добро.

Наблюдая за этой суетой, Каролина подумала о непрочности и бренности всех человеческих усилий. Вчера перед ней был оживленный многолюдный порт, и жизнь в нем била ключом, а сегодня… сегодня она слышала вокруг лишь стоны и тяжкие вздохи, и все, кто пережил вчерашний ужас, знали, что и новый день не принесет им радости.

У Каролины поникли плечи. Где Келлз? Жив ли он? Казалось, что его не видел никто. И Каролина не представляла себе, с чего начать поиски мужа.

Она стояла, хмуро глядя вдаль, когда откуда-то снизу раздался знакомый голос. Удивленная и обрадованная, она увидела Хоукса. Он сидел в лодке, и, хоть одежда его была изорвана, а на щеке красовалась ссадина, он был цел и невредим, его черные глаза по-прежнему задорно блестели.

— Хоукс! — крикнула Каролина. — Неужели это ты?! Я видела, как земля поглотила тебя на Морганс-лайн!

— Верно, — согласился Хоукс, — да только море подоспело раньше. Нас выбросило волной из дыры до того, как земля сомкнулась над нами. Я оказался одним из немногих счастливчиков, кто не утонул, и что мой нож, — и он похлопал себя по боку, белозубо улыбаясь, — все еще при мне.

— О, Хоукс, — воскликнула Каролина, плача и смеясь от радости, — ты не знаешь, где Келлз? Я видела, как «Морской волк» на веслах шел в гавань, но потом корабль пропал.

Хоукс смотрел на Каролину расстроенный и удивленный одновременно.

— Вы уверены, что это был «Морской волк»?

— Да, Хоукс, уверена. Я смотрела на него в подзорную трубу, когда от толчка ее выбило из моих рук.

Хоукс задумчиво приналег на весло.

— Постараюсь что-то выяснить, — сказал он.

— Хоукс, возьми меня с собой, — попросила Каролина.

— Нет, уж лучше я один, ждите меня здесь.

Покачав головой, он уплыл.

Ожидание показалось Каролине самым трудным испытанием из всех, выпавших за последние сутки на ее долю. Хоукс вернулся только через два часа, и Каролина, заметив его издали, замахала ему руками, что-то крича, хотя и понимала, что он не может ее услышать.

Но, и подплыв вплотную к носу корабля, он не стал отвечать на ее вопрос. Вместо этого он сказал:

— Велите им спустить вас вниз по веревочной лестнице. Я разговаривал с губернатором, и он нашел для нас временное пристанище.

Не слишком заботясь о том, чтобы выглядеть прилично, Каролина спустилась в лодку по брошенной ей веревочной лестнице. Хоукс поймал ее, и в его сильных руках Каролина почувствовала облегчение.

— Что ты узнал? — едва дыша, спросила она.

Хоукс, понимая, что на корабле и в лодках слишком много посторонних ушей, громко сказал:

— Наверное, это был не «Морской волк», а какой-нибудь другой корабль.

— Да нет же! Это был он, «Морской волк», Хоукс, точно говорю! — закричала она.

Хоукс сделал вид, что не слышит. Только потом, когда они отплыли достаточно далеко, Хоукс сказал:

— Говорите потише, госпожа. Если губернатор узнает, что вы одна, что все вложенные им деньги пропали, он, может, и не захочет отдать в ваше распоряжение каюту с мебелью.

Одна! Каролина обмерла, услышав это страшное слово.

— Не ходи вокруг да около, Хоукс! Скажи мне прямо.

— Капитан умер, — с тяжелым вздохом сказал Хоукс, пряча глаза.

Каролина сжалась в лодке, закрыв лицо руками.

— Где он, Хоукс? — неожиданно спокойно и отчужденно спросила она, найдя в себе силы посмотреть в глаза спутника. — Могу я увидеть его?

Преданный Хоукс посмотрел вдаль, туда, за грязный, истерзанный Порт-Рояль, в синюю даль моря, ослепительно яркого под палящим тропическим солнцем, и там словно наяву увидел Келлза таким, каким привык его видеть, — смеющимся, гордым, со шпагой наголо, с растрепанными от ветра волосами, свежего морского ветра, играющего в снастях.

— Я нашел одного парня из команды «Морского волка», его зовут Прайс, — сказал наконец Хоукс. — Он умирал, но успел рассказать мне, что случилось… С самого начала поход не задался. Недалеко от острова Тринидад они наткнулись на пару галионов. Испанцы были настроены драться, и «Морской волк» задал обоим жару. Но в бою пострадал и наш корабль, и капитан решил повернуть назад, чтобы заделать пробоины. Вот тогда-то они и столкнулись с «Санто-Доминго». Три часа шел бой, и в конце концов «Санто-Доминго» приспустил флаг. Они взяли команду на борт, но сокровищ на корабле не оказалось, к тому же на «Санто-Доминго» было много больных моряков. Потом налетел ураган. «Морского волка» отчаянно потрепало, сломались все мачты, а теперь и весь корабль ушел под воду.

— Да, — воскликнула Каролина, — так и было. Корабль шел без мачт, поэтому я сразу его не узнала!

— Если бы они добрались сюда днем раньше или днем позже, они бы остались живы, — мрачно заключил Хоукс. — Но случилось так, что они попали в самое пекло. Волна подхватила их и швырнула на город, точь-в-точь как тот корабль, на котором я нашел вас.

— Так где же тогда «Морской волк»? Почему не застрял, как «Лебедь», на крышах домов?

— Он ушел под воду. Поймите, корабль был и так разбит, и от напора волны он окончательно развалился. Все потонули, включая капитана. — Хоукс, прочистив горло, тихо добавил: — Как раз вон там они и пошли на дно.

Каролина повернула голову в ту сторону, куда показывал Хоукс.

— Там не очень глубоко, — задумчиво проговорила она. — Мы могли бы послать ныряльщиков и найти его, Хоукс.

«Или не найти», — добавила про себя Каролина.

— Ни к чему это, — проворчал Хоукс.

— Нет, это надо сделать! Тогда мы будем знать наверняка.

— Верно, — с неожиданным энтузиазмом согласился Хоукс. — Только чем мы с ними расплатимся?

— Обещаниями! — воскликнула Каролина. — А как только я доберусь до Англии, Хоукс, у меня будет достаточно золота.

— То золото, что сейчас в Англии, нам здесь не поможет, — со вздохом сказал Хоукс. — Они захотят получить деньги сейчас — звонкой монетой с королевским профилем.

— Мы им скажем, что при нем находилась карта острова сокровищ, Хоукс! Они клюнут!

Хоукс с восхищением посмотрел на Каролину.

— Можно попробовать, — согласился он. — А вот и ныряльщики.

Хоукс погреб к затопленному дому, хозяин которого, в одной ночной рубашке и колпаке, посылал людей нырять за серебряной посудой. Бедняга непрестанно твердил: «Мэри будет довольна».

— Он лежал в постели, когда все началось, — пояснил Хоукс. — Вся его семья утонула. Но он не хочет в это верить, думает, что они живы и вот-вот вернутся.

— Не могли бы мы на время позаимствовать у вас ныряльщиков, — попросила Каролина мужчину в ночной рубашке, — я хочу найти мужа.

— А кто был ваш муж? — спросил один из ныряльщиков.

— Капитан Келлз, — сказала она, — он, должно быть, мертв, — пояснила она. — Но при нем находилась карта, на которой помечены места, где зарыты сокровища.

Мужчины переглянулись. Кажется, несмотря на ее ужасный вид, они узнали в ней Серебряную Русалку.

— Мы сделаем, как вы скажете, госпожа, — коротко сказал один из ныряльщиков.

Глава утонувшего семейства, который сидел, поджав ноги на трубе, словно петух на жердочке, обвел всех полубезумным взглядом.

— Мы скоро вернемся, — сообщили ему ныряльщики, перебираясь в лодку Хоукса.

— Ныряйте вот здесь, рядом с этим домом, — сказал Хоукс, указывая на место предполагаемого крушения. — Смотрите, как раз справа от трубы.

Лодку качнуло: земля еще продолжала биться в последних конвульсиях.

Каролина, глядя на одиноко торчащую из воды трубу, закусила губу. «Не может он лежать там, на дне», — повторяла она про себя. Не может такого быть. Келлз родился в рубашке, как и она. «Он сейчас меня ищет». Каролина не дала себе труда объяснить, каким образом можно было не заметить фрегат на крыше затопленных зданий, составлявших еще вчера центр города. «Пусть они найдут корабль, но не Келлза», — загадала Каролина: сейчас к ней вернулась детская вера в то, что если чего-то очень-очень захотеть, то желание непременно сбудется.

— Мой муж высокий и темноволосый, — начала объяснять она ныряльщикам.

— Я не раз видел вашего мужа, — остановил ее тот, кто был покрупнее.

— Все в Порт-Рояле знают капитана Келлза, — подтвердил второй.

Значит, они узнают его, если увидят. Каролина даже не знала, радоваться этому или огорчаться.

Она в отчаянии огляделась. Вокруг нее в воде плавали мертвецы. Кто-то на фрегате говорил, что погибли тысячи людей.

— От тряски вспороло землю на кладбище, — сказал ни на кого не глядя один из ныряльщиков, — гробы вывернуло из могил и понесло в море. Вот они, покойники, и плывут теперь.

У Каролины закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Хоукс выразительно посмотрел на говорившего, и тот умолк.

Между тем Хоукс подгреб к кирпичной трубе. В дымоходе стояла вода. Каролина, сжав побелевшие пальцы, смотрела на уходящих под воду ныряльщиков.

Действительно, корабль находился там. По крайней мере половина корабля, о чем и было доложено Каролине и Хоуксу.

— Корма или нос? — уточнил Хоукс.

— Корма. Мы даже название корабля разобрали: «Морской волк».

— Посмотрите в большой каюте! — крикнула Каролина охрипшим голосом.

— Не мог он находиться там во время всей этой заварухи, — запротестовал Хоукс.

— Почему нет? — возразила Каролина.

— Взгляните в большой каюте, как она говорит, — пожав плечами, велел ныряльщикам Хоукс.

Те вновь ушли под воду и вскоре вернулись с тяжелой цепью из золотых монет. Хоукс схватил цепь.

— Теперь вам заплатят золотом, — пообещал он.

Еще одно погружение принесло новую находку — еще одну цепь золотых монет.

— Испанские деньги, наверное, принадлежали каким-нибудь господам с «Санто-Доминго», — пробормотал Хоукс, разглядывая хитро сделанную цепь: монеты соединялись таким образом, что легко можно было отделить любое количество звеньев; весьма удобный способ хранить наличность, и кошелек не нужен.

— Но… Вы кого-нибудь видели? — с замирающим сердцем спросила Каролина.

— Капитана Келлза — нет, — ответил первый ныряльщик, и второй, насупившись, сказал Хоуксу:

— Вы должны отдать нам одну цепь.

— Нет, вы получите обычную плату, — твердо заявил Хоукс.

— Сегодня нам платят куда больше. По чести вы должны отдать нам три четверти всего добра, ведь рискуем-то мы. Да и вся грязь с берегов Кобры, да и отсюда тоже, — и он выразительно ткнул пальцем вниз, туда, где недавно стоял город, — вся в воде. Глаза ест. Мы не стали бы нырять за обычную плату.

Между тем лодку немного отнесло в сторону от печной трубы, на которой обосновались ныряльщики, и Каролина решила вмешаться:

— Пожалуйста, нырните еще раз. Посмотрите получше, я щедро заплачу.

Ныряльщики сердито переглянулись, но все же ушли под воду.

— Он там, да только карты на нем нет, — ответил один из них, вылезая на трубу.

Каролина душераздирающе закричала.

— Что же вы не нашли его раньше? — требовательно спросил Хоукс.

Лодку уже отнесло на несколько футов от трубы.

— Его там придавило чем-то тяжелым, когда корабль разломило на части, и он лежал лицом вниз, — последовал торопливый ответ. — А теперь отдавайте нам положенное, да мы поплывем.

— Тащите его наверх.

— Что?

— Я сказал, тащите его наверх! — громовым голосом рявкнул Хоукс.

— Еще чего! Лезь туда сам! Небось боишься.

Лодку тряхнуло, и что-то в глубине ухнуло с глухим усталым рокотом. Труба, на которую забрались ныряльщики, упала, они свалились в воду и с криками бросились грести к лодке. Хоукс, схватив весло, быстро поплыл прочь.

— Мы оставим ваши деньги губернатору, у него их и заберете, — крикнул он, обернувшись. — Вашу обычную плату!

Вслед Хоуксу понеслись проклятия. Ныряльщики попытались догнать лодку вплавь.

Каролина посмотрела на Хоукса глазами, полными слез:

— Если они не нырнут и не достанут его оттуда, Хоукс…

— Никто не возьмется за эту работу, Каролина. Слишком опасно. Под водой дома продолжают рушиться. Землю, как видите, еще потряхивает.

— Но у нас целых две цепи золотых монет! За такие деньги…

— Возможно, при других обстоятельствах этих денег хватило бы, но не сегодня, — отрезал Хоукс.

— Но тогда как мы можем быть уверены, что они не ошиблись? Как ты думаешь, Хоукс, ныряльщики в самом деле нашли Келлза?

— Все они там, на дне, — тихо проговорил Хоукс, и в голосе его была печаль. — Все там, и все мертвы. Сейчас им уже ничем не поможешь. Но я знал, что вы не успокоитесь, пока не увидите его своими глазами. Поэтому я и велел им тащить его наверх.

Каролина в отчаянии заломила руки.

— Не верю! — воскликнула она. — Не поверю, что он мертв. Он жив! Говорю тебе, он был отличным пловцом!

Каролина запнулась, испуганно посмотрев на Хоукса. Не сознавая того, она произнесла это предательское слово — «был».

— Если бы он был жив, он уже разыскал бы вас, — сказал Хоукс, и по его голосу можно было понять, что он уже все для себя решил и, как ни тяжело признавать неизбежное, считал Келлза погибшим.

Хоукс потерял больше, чем просто капитана, он потерял друга и еще многих друзей.

— Все они погибли, — тихо повторил он.

И Беттс, и Джилли, и та, которую все в доме уважительно звали коком, и многие, многие другие. Исчезли, будто их и не было никогда…

— Обломки домов засыпаны и укрыты морем, — пробормотал, вторя ее мыслям, Хоукс и приналег на весла.

Каролина тихо всхлипнула. Хоукс обернулся и, с жалостью глядя на нее, сказал:

— Вам надо бы о себе подумать, госпожа.

Не в силах вынести этот взгляд, Каролина отвернулась. Взгляд ее упал на двух ныряльщиков, плывущих по направлению к очередной торчащей из воды трубе.

— Нам надо вернуться и забрать их, Хоукс, — со вздохом сказала она.

— Чтобы они нас прикончили ради этих двух цепочек? — резонно спросил Хоукс. — Пусть себе плывут, ищут для себя еще работу.

Усиленно работая веслами, он сказал:

— Сегодня в этом городе нет закона. Ничто не помешает позарившемуся на чужое добро убить человека и бросить труп в море. Тот парень, что потерял жену, вы думаете, если ныряльщики достанут со дна достаточно серебра, он доживет до утра? С какой стати им с ним делиться? Вы же слышали, «рискуют они»! — презрительно скривив губы, пояснил Хоукс.

Каролина молчала.

Все так, думала она, оглядывая руины влажными от слез глазами. Порт-Рояль был богатым городом, и в этих полуразрушенных домах под водой достаточно сокровищ. Здесь привыкли добывать их кровью. Здесь верят, что золото стоит того, чтобы за него бороться и ради него убивать.

— Знаете, госпожа, — сказал Хоукс, который прекрасно понимал, что сейчас начнется, — надо вам покинуть город как можно быстрее. Хорошо бы до темноты. Я видел, что в порт зашли новые суда. Штиль закончился, ничто не держит их здесь. Надо бы поговорить с губернатором и раздобыть место на одном из них.

— Брось, Хоукс. Чем одно место лучше другого? Мне теперь незачем жить.

— Время лечит, — с грубой прямотой ответил Хоукс. — А вот капитану я дал слово, что сохраню вас от беды.

Милый, верный Хоукс! Как она была к нему несправедлива! Повинуясь душевному порыву, Каролина схватила его руку и нежно пожала — жест, который значил больше, чем объятие.

Хоукс ответил ей укоризненным взглядом, словно хотел сказать, что ее уловки не помешают ему исполнить то, что он считал своим долгом: уберечь любимую женщину капитана от беды. Сберечь ему это сокровище. Ведь она сама по себе тоже была сокровищем. Эти волосы и глаза, эта шелковая кожа и соблазнительная фигура… В глазах многих мужчин она стоила больше, чем все испанское золото!

— Сегодня они дерутся за золото, но к ночи, а самое позднее к утру они разделят все, что можно, и тогда начнут драться за женщин, — угрюмо пробормотал Хоукс.

«А один мужчина, пусть и вооруженный абордажным ножом, не в силах противостоять многим».

Хоукс не сказал этих слов, но ясно дал понять, что имеет в виду. Каролина поняла его и содрогнулась. Она не должна стать причиной гибели верного друга.

— Надо найти губернатора, — сказала она, — и оставить у него плату ныряльщикам, как было обещано.

Губернатора Уайта они нашли на борту «Синдбада-Морехода», одного из немногих кораблей, переживших тряску. Уайт находился в крайне подавленном состоянии, нервы его были на пределе, но тем не менее он взял деньги и обещал заплатить ныряльщикам. Интуитивно Каролина почувствовала, что не стоит рассказывать ему о гибели Келлза. Она сказала, что наняла ныряльщиков для того, чтобы они достали из ее затонувшего дома столовое серебро и драгоценности.

— Сейчас они ныряют в мой дом, — сказал губернатор, проведя рукой по бритой голове: парик он потерял и теперь выглядел нелепо и странно, — моя жена вне себя от горя — все, что нажито, пропало.

«Считай, что тебе повезло — ты не потерял жену», — подумала Каролина.

— Город уже не возродить, — со вздохом заключил губернатор. — Ничего не осталось. Возможно, когда-нибудь море нанесет песок туда, где когда-то был пляж, и здесь снова появится удобный причал для судов, но увы, все это будет уже не при моей жизни.

Каролина вполне понимала его уныние: губернатор был честолюбив и надеялся однажды вернуться в метрополию богатым и знаменитым.

— И куда вы сейчас думаете направиться? — спросил он Каролину. — Поселитесь в верховьях Кобры, где Келлз покупает имение?

— Нет, — сказала Каролина, — не туда…

Она готова была разрыдаться: если бы она по своей глупости и на свое горе не отослала колье, Келлз уже сейчас мог бы вместе с ней находиться в верховьях Кобры — целым и невредимым. Однако Каролина помнила о предупреждении Хоукса и, не желая причинить ему вред, взяла себя в руки.

— Думаю, — спокойно сказала она, — мне следует отправиться в Англию и… ждать Келлза там.

Каролина чуть запнулась, но, во-первых, ничего другого она сказать Уайту не могла, а во-вторых, она не так уж погрешила против истины, ибо она собиралась ждать Келлза вечно, где бы ни находилась.

— Не могли бы вы помочь мне уехать? — спросила она.

— Отчего же? — сказал губернатор, кивнув в сторону какого-то корабля. — «Божий суд» только что встал на якорь. Видите, сюда плывет шлюпка? Капитан — мой друг, и в прошлый свой визит говорил, что собирается в последний раз совершить рейс Порт-Рояль — Лондон, а затем уйдет в отставку. Будет жить в Филадельфии, где у него дом, а плавать вместо него будет сын.

— У него здесь могут быть друзья, которые меня опередят, — нервничая, заметила Каролина.

Губернатор Уайт холодно взглянул на собеседницу.

— Капитан Симмонс возьмет лишь того, кто сумеет заплатить наличными, — хмуро заметил он. — Я слишком хорошо его знаю. Едва ли в городе найдется в достатке людей, кто сможет заплатить золотом, когда все их добро ушло под воду, как, например, случилось со мной. Но у вас есть золото.

Губернатор выразительно посмотрел на связки монет, которые держала в руках Каролина.

«У этих флибустьеров и их жен всегда найдется золото», — с неприязнью думал он.

Хоукс, стоявший подле Каролины, деликатно покашлял.

— Оставайтесь здесь, — сказал губернатор вежливо. — Я попробую вам помочь.

— «Божий суд» — какое странное у этого корабля название! — заметила Каролина.

— Да, согласен с вами, — сказал губернатор. — Если хотите, могу рассказать вам, как оно появилось. Когда капитан Симмонс взял на себя командование этим кораблем, он назывался «Предприимчивый». Корабль вошел в Порт-Рояль… Это было давно, задолго до моего губернаторства. Тогда в городе свирепствовала желтая лихорадка. Случилось так, что, когда корабль вышел в море, на нем началась эпидемия. Капитан привел корабль в свой родной порт — Филадельфию, но из всей команды выжил лишь он один. Вот тогда он и переименовал судно.

— Да, сейчас в городе не хватает только малярии или чумы, — пробормотал кто-то сзади.

Все повернули головы. Чума? На лицах отразилась тревога.

Вот так рождаются слухи, подумала Каролина. Сегодня все только и будут говорить о том, что идет чума!

— Хоукс, — порывисто пожав ему руку, шепнула Каролина. — Поедем в Лондон вместе!

Хоукс боролся с собой.

— Хотелось бы, — шепнул он в ответ, — да только пока лучше не надо.

Каролина знала, что он имеет в виду: Хоукс, как и Келлз, был в розыске. На родине его могла ждать виселица.

— Хоукс, — тихо сказала она. — Я за тобой пошлю. Когда я навещу одного знакомого ювелира, ты понял, о ком я говорю, я постараюсь добиться амнистии. Ты снова будешь жить в Эссексе, обещаю!

Хоукс тяжело вздохнул. Он знал, что эта женщина сделает для друга все, что в ее силах.

— И пожалуйста, попробуй найти моего кота, — вдруг попросила Каролина. — Я держала его на руках перед тем, как началось землетрясение…

Хоукс согласно кивнул. Каролина хотела было попросить его еще кое о чем, о том, чтобы, когда окончательно перестанет трясти, он нанял ныряльщиков, и те… Но она прикусила язык. Надо держаться, иначе она вот-вот разразится слезами.

— Я… Мне трудно дышать, Хоукс. Здесь слишком много людей. Отойдем в сторону.

Хоукс молча последовал за Каролиной.

— Попробуем прогуляться, — беспокойно оглядываясь, сказала Каролина. — Что толку стоять и ждать…

Хоукс прочистил горло.

— В бегстве нет ничего хорошего, — с пониманием сказал он.

Каролина остановилась, схватившись за канат. Хоукс был прав. Она действительно пыталась убежать. Убежать от себя, от своих воспоминаний, убежать от реальности, в которой Келлз был мертв…

КНИГА II РУЖ

Глава 14

На борту «Божьего суда»

Каролину не оставляло ощущение неправдоподобности происходящего. Она словно видела себя со стороны, стоящей на корме корабля со зловещим названием «Божий суд», корабля, уносящего ее прочь от Порт-Рояля, вернее, от того, что от него осталось. Каролина смотрела вниз, на пенную дорожку за кормой. В ней что-то надломилось: человеческий рассудок отказывался понимать происходящее. Погибли тысячи людей. Мертвые тела плыли по воде. Но и оставшимся в живых грозил голод. В довершение всех бедствий разлившаяся Кобра затопила тягучей грязью черепашьи кладки, похоронив под слоем ила несчастных созданий, составлявших основную пищу островитян. Жалкие остатки домов занесло илом. Река подмыла берега, расположенное в верховьях реки кладбище стало достоянием моря. Надгробья затонули, деревянные кресты и гробы, полуразложившиеся трупы плавали в море далеко за пределами того, что еще вчера называлось городом.

Вот какая жуткая, внушающая суеверный страх картина открывалась перед взором Каролины, а построенный на песке город продолжал медленно сползать на дно морское. Там, где были улицы, жадно шныряли акулы. Скоро все должно было исчезнуть без следа: мачты некогда нарядных кораблей, трубы, из которых некогда валил дым, все… Трем сокрушительным землетрясениям, выпавшим на долю Порт-Рояля, суждено было предрешить судьбу пиратской столицы и самого пиратства.

Губернатор Уайт был удивлен и раздосадован, когда вместо его приятеля капитана Симмонса к нему пожаловал его сын. Юный Симмонс был неопытен и горяч. Отец его два дня, вернее, две ночи назад умер во сне, и сын вынужден был принять на себя командование кораблем. Именно вынужден, ибо работа капитана отнюдь не была ему по душе и по силам. Бесчинство матросов, грубовато-простодушная сердечность старшего помощника — здоровяка и великана, как и его мощное рукопожатие, сдержанность его ровесников — младших командиров — все раздражало его.

Юный Симмонс был перепуган тем, что увидел в Порт-Рояле.

— Кругом мертвецы! — истерично восклицал он. — А где пристань, где склады? Где город, в конце концов?

Он согласился взять Каролину на борт — за тройную плату. Возможно, можно было бы начать торг и урезонить обнаглевшего юнца, что Каролина и собиралась сделать, но тут кто-то шепнул страшное слово «чума», и Симмонс совсем потерял рассудок. На все просьбы губернатора взять еще пассажиров он ответил категорическим отказом и в спешке, покинул негостеприимный порт.

На закате они уже шли к Наветренному проливу между восточной оконечностью Кубы и северо-западной частью Эспаньолы^[2]. Каролина встретила закат в капитанской каюте, куда ее пригласили на обед. Сюда же по ее просьбе принесли иголку и нитки, чтобы она могла привести в порядок свое изорванное платье.

— К сожалению, у меня нет женской одежды, которую я мог бы вам предложить, — извинился молодой капитан, с явной симпатией глядя на хорошенькую пассажирку, выглядевшую весьма соблазнительно в своей желтой ситцевой юбке, сквозь многочисленные прорехи которой светилось голое тело.

— Естественно, раз у вас нет женщин на борту, — со вздохом сказала Каролина.

— Но я мог бы вам одолжить что-нибудь из моего платья, — предложил капитан и вспыхнул при этом.

Каролина пребывала в нерешительности. Она не очень-то дружила с иглой, а наряд ее требовал основательной починки… С другой стороны, будучи единственной женщиной на борту и чувствуя пристальное внимание к собственной персоне, она понимала, что, появись она на палубе в брюках, ее легко смогут поставить на одну доску с некоронованной царицей Нью-Провиденс, не отличавшейся особой разборчивостью в нравах, а этого бы ей не хотелось.

— Нет, думаю, я смогу обойтись тем, что есть, — торопливо ответила Каролина.

— Ну что же… Как вам угодно. Не хотите ли полынной настойки?

— Нет, благодарю, — сказала Каролина, не любившая горького пойла, столь популярного в Порт-Рояле.

Молодой капитан был разочарован. Он успел наслушаться историй о Серебряной Русалке и надеялся встретить более раскрепощенную, если не развязную женщину.

— Что случилось с вашим мужем? — как-то спросил он. — Капитан Келлз был в Порт-Рояле, когда началось землетрясение?

— Нет, — ответила Каролина; солгать было не трудно, тем более что она уже отрепетировала эту версию с губернатором. — Поскольку наш дом оказался разрушен, я посчитала за лучшее вернуться в Англию и подождать там, пока он за мной пришлет.

Молодой человек за столом напротив задумчиво вертел в руках бокал. Только сейчас он, кажется, сумел оценить преимущество, которое дает командование кораблем. Этот корабль был его собственностью, и ему не составляло труда воспользоваться радостями, которые обещало общество этой соблазнительной женщины.

Каролина угадала его мысли.

— Говорят, — как бы невзначай обронила она, — что мой муж — лучший фехтовальщик здесь, на Карибах. А вы какую шпагу предпочитаете — длинную или короткую?

Каролина видела, как вздрогнул тщедушный юнец.

— Честно говоря, никакую, — сказал он и деланно рассмеялся. — Я убежденный пацифист. — С этими словами он налил себе еще бокал абсента.

— В самом деле? — ответила ему смехом Каролина. — И с такими убеждениями вы решились выйти в море? Наветренный пролив — опасное место. Он кишмя кишит пиратами с Нью-Провиденс. Скажите мне, сколько у вас на борту пушек?

Отец нынешнего капитана Симмонса был храбр до безрассудства. Его рассказы ужасали сына, особенно тот, о корабле с мертвой командой, поэтому он с такой быстротой ретировался из порта. Когда сквозь опасные воды корабль вел отец, младший Симмонс все равно не мог отделаться от страха, но теперь, когда командовать придется ему самому… К тому же эта наглая особа его еще и дразнит!

— А вам случалось проходить сквозь Наветренный пролив? — с некоторым нажимом поинтересовался он.

Каролина кивнула.

— Конечно. Тортуга будет справа от нас, когда мы станем проплывать мимо Эспаньолы. Я жила на Тортуге.

«Кажется, это было в другой жизни».

Капитан Симмонс-младший еще глотнул вина.

— Вы должны рассказать мне об этом острове, — капризно заявил он. — Я никогда там не бывал и вряд ли буду.

— Я слишком устала, чтобы сегодня беседовать с вами, — вздохнув, сказала Каролина. — Можно мне уйти к себе?

Капитан Симмонс уже почти решил предложить ей разделить каюту с ним, но словно вскользь брошенные Каролиной слова о редких боевых навыках ее мужа поколебали его решимость.

— Я позабочусь, чтобы вам приготовили все необходимое, — пробормотал он, удаляясь.

«Итак, я была права, — мрачно заключила Каролина. — Он решил не только содрать с меня три шкуры за провоз, но и заставить греть его постель!» Теперь она должна поддерживать в нем, да и в прочих желающих воспользоваться ее благосклонностью, уверенность в том, что Келлз жив. Так и только так сможет она защитить себя. «А я еще что-то говорила про Порт-Рояль! Что он полон опасностей для одинокой женщины!» — едва не воскликнула она с горечью.

Уставшая донельзя, Каролина была рада воспользоваться приготовленной для нее каютой. Одарив капитана несколько вымученной улыбкой, она захлопнула дверь перед его носом и упала на койку. Каролине казалось, что, оставшись одна, она тотчас же разрыдается, но усталость взяла свое, и она провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.

Сон пришел, но это не был ни спокойный, мирный сон, ни мертвый сон без сновидений. Ее мучил кошмар: она вновь переживала землетрясение. Все повторялось в ужасающих омерзительных подробностях.

Во сне она стояла на крыше дома, точь-в-точь как это было в действительности, но только падение было более быстрым и более страшным. На этот раз перед ней разверзлась земля, и она вместе с остальными полетела в расщелину. Дом ее каким-то чудом летел на дно пропасти вместе с двумя соседними, а она отчаянно цеплялась за перила, стараясь остановить стремительное падение.

Каролина закричала, чувствуя, как песок набивается в рот, не давая дышать. Вот-вот ее поглотит земля… нет, вода. В отчаянии она осознала, что находится в воде и вокруг нее катятся волны.

И тут перед ее взглядом предстало зрелище, которое ей уже не дано забыть, зрелище, затмившее все кошмары Порт-Рояля.

Она видела перед собой похожую на птичью лапку руку, торчавшую из воды. Руку, сжимавшую колье с рубинами и бриллиантами. И вдруг сквозь шум и грохот до нее донесся голос Келлза. Он шел откуда-то издалека, возможно, сверху. Он говорил каким-то несвойственным ему, тусклым голосом, почти бубнил занудно: «Я думал воспользоваться твоим колье как последним резервом…» А потом в темных глубинах она увидела его лицо и глаза, полные укоризны.

Ее разбудил собственный крик, не крик даже, а отчаянный вопль, словно сама ее душа превратилась в крик. А затем стук — и этот стук оказался реальностью: кто-то отчаянно колотил в дверь. Своим криком она разбудила еще кого-то.

— Простите, — не открывая, ответила она дрожащим голосом, — меня мучил кошмар.

За дверью недовольно пробурчали что-то и затем донесся звук удаляющихся шагов. «Наверное, сейчас капитан уже пожалел о том, что взял меня на борт», — подумала Каролина.

Сон странно подействовал на нее. Он загадочным образом послужил встряской. Только теперь с потрясающей отчетливостью она осознала, что она живет, только теперь одна, без Келлза.

«Келлза не стало. Я осталась одна. И навеки останусь одинокой».

И вот тогда пришли слезы. Словно прорвало плотину. Каролина не могла остановить их. Она проплакала весь этот день и весь следующий.

Капитан Симмонс был крайне разочарован. Он ждал, что красивая женщина, отказавшись украшать собой его ложе, по крайней мере скрасит его одинокую трапезу и составит компанию в прогулках по палубе. Но надежды его оказались призрачны. Между тем корабль шел прежним курсом: прямо к Наветренному проливу, а прекрасная леди предпочитала оставаться в каюте.

С этим надо было что-то делать, и Симмонс нашел способ вытащить ее из добровольного заточения. Он распорядился, чтобы ее не кормили.

Глава 15

Мера возымела действие. Каролина была молода и здорова, и голод дал о себе знать. Она решила подняться на палубу и выяснить, почему ее перестали обслуживать. Неужто капитан, этот юнец, решил заставить ее делить с ним каюту под угрозой голода? В конце концов, она заплатила за свое место на его корабле, и он обязан кормить ее — как пассажирку.

Сверкая глазами, она подошла к двери капитанской каюты. Слезы ее наконец высохли, и она решила: жизнь продолжается.

В этот момент корабль качнуло, он накренился, и Каролину швырнуло к стене. Не удержавшись, она упала.

Но тотчас же, поднявшись на ноги, одернула платье и пошла по направлению к трапу, ведущему на палубу, откуда лился дивный солнечный свет. Утро выдалось замечательное — солнечное, с легким приятным ветерком. Но Каролина не успела вдоволь насладиться красотой тропического утра. Внимание ее привлекло оживление на корабле. На палубе происходило что-то необычное: матросы сновали туда и обратно — по-видимому, шли какие-то серьезные приготовления. Но к чему?

Каролина осмотрелась. Странно, но солнце должно было находиться совсем с другой стороны. Боже, они шли на северо-запад, а не на северо-восток, как следовало согласно маршруту.

Увидев капитана, она подошла к нему.

— Капитан Симмонс, мы что, сменили курс? Что случилось?

Глаза капитана бешено сверкали.

— Неужели вы не видите вон те корабли?! — воскликнул он, показывая куда-то на восток. — Это испанцы!

Каролина прикрыла ладонью глаза и внимательно посмотрела в указанном направлении. Действительно, на горизонте виднелись два крохотных кораблика.

— Откуда вы знаете, что это испанские корабли? — спросила она осторожно.

Надо заметить, что развевающиеся красно-желтые полотнища существовали только в воображении трусливого капитана, но он настолько крепко поверил в то, что видит именно испанские флаги, что вопрос показался ему оскорбительным.

— Это же очевидно! — презрительно фыркнул Симмонс. — Я видел корабли в подзорную трубу.

Каролина взглянула на него с усмешкой.

— Они больше похожи на соляные суда с Турецких островов, да и идут они оттуда. Кстати, раз уж мы встретились… Не могли бы вы объяснить мне, почему юнга перестал приносить мне еду?

До сего момента юный капитан Симмонс намеревался лишь сделать небольшой вираж — увернуться от кораблей, скорее всего испанских, прошмыгнуть через пролив Крукед-Айленд и повернуть на восток, в Атлантику, чтобы дальше уже без препятствий плыть в Англию. Но сейчас, поддавшись панике, уверив себя в том, что испанские суда непременно нападут на его невооруженный корабль, он вдруг принял другое решение.

— Я передумал идти в Англию, — холодно усмехнулся он. — Мы держим курс на Филадельфию.

— Но я заплатила за то, что меня доставят в Англию, — возразила Каролина. — Вы же не…

Капитан смотрел на эту островную красавицу со смешанным чувством — он желал ее и ненавидел. Как смеет она выглядеть столь возмутительно беспечной, когда их вот-вот могут потопить одним залпом испанской пушки? И еще этот вчерашний сон — он почти наяву стягивал с нее это плохо зашитое желтое платье, ласкал эту шелковистую кожу, сжимал рукой полную грудь… И кто помешал ему вдоволь насладиться грезами? Она же сама… Своими истеричными воплями.

— Ваши деньги будут вам возвращены! — вырвалось у него. — Когда мы прибудем в Филадельфию, — добавил он, немного поостыв.

«И там же я продам эту посудину, — подумал он. — И больше никогда в жизни не выйду в море! Господи, да я едва избежал смерти в Порт-Рояле — если бы прибыл туда чуть раньше, мой корабль разлетелся бы на куски, как все суда, застигнутые стихией в этом проклятом порту!»

Каролина даже отпрянула, столько злобы было в его взгляде. Потом поняла, что злоба эта — следствие страха. Она вздохнула. В конце концов, какая разница, откуда плыть в Англию, отсюда или из Филадельфии? Да, времени уйдет побольше, но ведь капитан Симмонс вернет деньги, а их с лихвой хватит на путешествие в Англию, да еще и останется на покупку приличной одежды. И ей не придется ходить в Лондоне в наряде нищенки!

— Хорошо, — примирительно сказала Каролина. — Филадельфия так Филадельфия. Но, поскольку до сих пор завтрак мне никто не подал, позвольте спросить: не хотите ли вы уморить меня голодом еще до прибытия в Филадельфию?

Юный капитан принял надменный вид.

— Найдите юнгу и велите, чтобы принес вам завтрак. Только имейте в виду, горячей пищи на борту не будет до тех пор, пока не минует опасность!

С этими словами капитан красноречиво указал на корабли, видневшиеся на востоке.

Каролина вспоминала, как управлял кораблем Келлз, и сравнение было далеко не в пользу капитана Симмонса. Ни слова не говоря, она пошла искать юнгу, который смог найти для нее только сыр и галеты. Между тем крохотные кораблики понемногу увеличивались в размерах.

К полудню все знали, что капитан оказался прав. То были испанцы.

Каролина надеялась, что к ночи корабль успеет проскочить пролив Крукед-Айленд и выйдет в открытый океан. Но капитан в силу неопытности или, возможно, побоявшись, что ветер окажется недостаточно сильным для того, чтобы выполнить эту задачу, повел корабль в самую гущу мелких островов, то был настоящий рай для пиратов. Эти острова, Багамы, здесь называли по-своему — «мелочью». Прямо по курсу находилась бухта Мертвеца, по правому борту — Ромовая бухта, сами названия за себя говорили. Вероятно, в порыве отчаяния Симмонс метнулся на запад, надеясь достичь Флоридского пролива, и едва не посадил корабль на мель.

Глядя на совершенно растерявшегося капитана, Каролина в конце концов решила, что ему нужен совет.

— Будь на вашем месте Келлз, — сказала она как бы между прочим, — он заманил бы преследователей на мель, петляя среди островов.

— Точь-в-точь как я говорил вам, капитан, — пробормотал кто-то из младших офицеров.

Симмонс, нахмурившись, взглянул на Каролину, потом на своего подчиненного. Капитан был слишком молод и неопытен для той ответственности, которую ему пришлось принять на себя в связи со скоропостижной кончиной отца, так и не успевшего передать ему ничего из собственного опыта.

— И что вы сейчас мне посоветуете? — в страхе закричал он пожилому офицеру.

Лицо Симмонса посерело, глаза расширились, он с ужасом смотрел на приближающиеся корабли с гордо реющими под мачтами багряно-золотыми флагами.

— Я бы взяла круто вправо мимо мыса Дьявола и оторвалась от них, огибая Кошачий остров, — сказала Каролина, у которой, впрочем, никто совета не спрашивал.

Мужчины повернулись и уставились на нее во все глаза.

— Конечно, — весело добавила она, — только Келлз может совершить такой ловкий маневр — обогнуть Кошачий остров и оказаться у них за спиной, чего никто не ожидает. А вам надо поскорее выйти в открытое море.

— Убирайтесь отсюда и займитесь каким-нибудь делом! — взорвался молодой капитан. — Вести корабль — мужское дело.

Каролина, пожав плечами, удалилась. Однако заметила, что после недолгого совещания корабль сменил курс. Вскоре к ней подошел офицер, присутствовавший при ее разговоре с капитаном.

— Мы все полагаемся на вас, леди, — тихо, чтобы не услышал Симмонс, проговорил он. — Капитан слишком молод и неопытен, чтобы командовать кораблем. И этого не случилось бы, не умри так внезапно его отец. Старый Симмонс непременно последовал бы вашему совету и выскочил бы в открытое море. Но наш капитан несколько… трусоват. Он слышал сказки об инквизиции. Может, там все так и есть, не знаю, да только он ужасно боится угодить в лапы «донов». Он хочет обогнуть Кошачий остров и затем, направив корабль к острову Элевтерия, рвануть в Филадельфию.

— И что вы думаете о его плане?

Офицер пожал плечами:

— Я думаю, он всех нас угробит. Но приказ капитана есть приказ.

Каролина, опираясь на перила, задумчиво смотрела на приближающиеся галионы. Море было ярко-синим, небо — лазурным. Они шли так близко от островов, что слышно было щебетание лесных птиц. Над Каролиной гулко хлопали белые паруса, и даже не верилось, что с ними может случиться несчастье. Тем не менее галионы явно преследовали их. Если бы только капитан мог проявить твердость и волю… Но он был лишен и того, и другого.

Весь день они играли с испанцами в кошки-мышки, огибая Кошачий остров с востока. А ночью оказались у опасных рифов изрезанного мысами берега Элевтерии. И тут капитан решился наконец взять севернее, на Филадельфию. Ночь выдалась на редкость темная, безлунная. Их словно накрыли одеялом. Паруса повисли в безветрии, и судно едва тащилось. Оставалось лишь гадать, где окажутся испанцы утром. Каролина задавала себе этот вопрос, когда ложилась спать. А что, если их захватят испанцы? Какая участь ждала ее в этом случае?

Каролина старалась об этом не думать. Впрочем, не думать об испанцах оказалось совсем не трудно. Теперь, когда оцепенение прошло, стоило ей остаться одной — и мысли неизменно возвращались к Келлзу. Но Келлз погиб, и теперь даже испанский плен казался не таким уж страшным. Каролине вдруг стала почти безразлична собственная судьба. Не все ли равно, что с ней случится, если Келлза не будет рядом?

Жить ей или умереть — решит провидение.

Вот уж не зря говорят: не родись красивой, родись счастливой. Каролина могла добавить к этому, что богатство тоже ничто по сравнению с удачей.

Но ни она сама, ни ее старшие сестры не были любимицами фортуны. Пенни, старшая из них, красавица, девушка, как говорят, с характером — пропала много лет назад и, наверное, уже покоится где-нибудь в филадельфийской земле. Вирджи, средняя сестра, мало видела в жизни счастья, пока наконец не вышла замуж за брата Келлза. Впрочем, в своем нынешнем пессимистическом настроении Каролина не была вполне уверена в том, что семейная жизнь ее сестры в Эссексе так уж безоблачна.

Что же до самой Каролины, то ей довелось испытать немало всего, пока она не оказалась рядом с Келлзом. Но и потом не все шло у них гладко. Трижды между ними пробегала кошка: вначале они едва не расстались из-за взаимного непонимания, потом — из-за наветов и кривотолков, а теперь их навеки разлучила досадная, трагическая случайность. Если бы Келлз не вернулся в город в тот самый день, в тот час…

Более удачливый человек избежал бы такой нелепой смерти.

Женщина удачливее Каролины смогла хотя бы попрощаться с любимым по-человечески.

Губы Каролины сложились в горькую усмешку. Кто сказал, что добро торжествует над злом? Достаточно взглянуть на Робина, маркиза Солтенхэма! А чего стоят Реба и ее мать! Вот они действительно торжествуют в мире, где правит зло! Это они, а не Каролина роскошествуют в Англии, абсолютно уверенные в том, что Робину никогда не придется отвечать за свои преступления! Разве мучает их раскаяние от сознания того, что за него будет страдать невиновный, тот, кого они оболгали и заставили покинуть родину?!

А теперь Келлз мертв и никогда не сможет выступить против Робина, никогда не сможет восстановить свою репутацию честного человека.

Каролина смотрела в темноту с мрачной решимостью. Что ж, она возьмет на себя труд и смелость, сделает так, чтобы правда восторжествовала. Она должна это сделать во имя и от имени Келлза.

Перед ее глазами возник Робин, возник таким, каким она помнила его и каким некогда любила или думала, что любит. Каролина вспоминала время, когда едва не променяла Келлза на красавца маркиза. Как могла она, завороженная дьявольской красотой этого мужчины, не увидеть пустоты в его холодных серых глазах? Келлз и Робин — как похожи они внешне, но при этом такие разные. Робин был словно оборотной стороной Келлза. Келлз олицетворял собой свет, Робин — ночь. Две стороны Луны… Когда-то Каролина тешила себя мыслью, что сможет изменить Робина. Наивная дурочка! Ночь не превратить в день, черное не сделать белым…

Теперь Каролина стала старше и мудрее. Теперь она знала, что люди не меняются, меняются лишь обстоятельства.

Робин и ее подруга Реба, маркиз и маркиза Солтенхэм, смело шагали по трупам, не слыша стенаний тех, через кого они переступили, строя на телах поверженных фундамент своего собственного благополучия.

Жизнь — жестокая штука.

Упав на койку, Каролина закрыла голову руками. Ей хотелось уснуть навечно, навсегда покинуть этот жестокий и несправедливый мир с его уродливыми реалиями.

Так она и уснула — уткнувшись головой в подушку. И ей снилась маленькая девочка, какой она была не так уж давно… Ей снилась девочка, горько рыдающая о потерянной кукле, рыдающая от обиды на отца, который почему-то никогда не любил ее.

Сквозь слезы в туманной зыбкой дымке она вдруг увидела Келлза. Не зная, то ли спит, то ли бодрствует, Каролина поднялась на кровати, а затем снова провалилась в сон. Теперь ей снилась Тортуга, то время, когда она то любила Келлза, то ненавидела. И потом — по-прежнему во сне — большой белый корабль, покачиваясь на волнах, уносил ее вдаль, и Каролина знала, что там, вдали, ждет ее родной дом и счастье.

Впервые за долгое время Каролина, проснувшись, почувствовала себя отдохнувшей и свежей. Она вышла на палубу, когда небо еще было окутано розовой предрассветной дымкой; и в этом совершенно особенном, только тропикам свойственном утреннем свете море стало таинственно-лиловым. И вдруг Каролина поняла, что корабль снова развернулся.

Причина такого маневра была очевидна.

И дело не только в двух испанских галионах, плывших в отдалении, мимо коралловых рифов, окружавших берега Элевтерии, но еще и в том, что прямо на них, со стороны открытого океана, шли два корабля под французскими флагами. Симмонс развернул корабль к западу, надеясь проскочить мимо французов. Наверное, капитан не успел понять, что, следуя этим курсом, он загоняет себя в ловушку: мощным течением судно неизбежно снесет в пролив Провидения.

Молодой капитан рискнул — и проиграл.

Он сам признал себя побежденным, и этот приговор Каролина прочла в мрачном взгляде, которым окинул он стройную фигурку молодой женщины, стоявшей у борта, в развевающемся на ветру желтом ситцевом платье. Капитан Симмонс был слишком тщеславен и недостаточно умен, чтобы признать свою несостоятельность. Как все слабые люди, он предпочитал искать виноватых в собственных неудачах; в данном же случае часть вины, если не всю вину за свое поражение, капитан возлагал на нее — Серебряную Русалку, подругу флибустьера.

«Мы могли бы обогнуть остров Абако и уйти от преследователей, если бы не твой совет», — читала Каролина в его взгляде.

Но у Каролины возникло какое-то почти мистическое ощущение: ей казалось, что, какой бы маршрут они ни избрали, их ждал один конец. Что ни предпринимай, на пути у них все равно возник бы грозный военный корабль, не тот, так другой. Будь то у Черепашьей бухты или у Пенсаколы, конец все тот же — здесь повсюду были пираты.

Каролина, а вместе с ней и все те, кто в этот ранний час оказался на палубе, молча смотрели, как корабли, два испанских и два французских, загоняют их судно, словно строптивую овцу, в пролив, ведущий к пиратскому порту Нассау на острове Нью-Провиденс.

— Что намерен предпринять капитан Симмонс? — спросила Каролина у пожилого офицера. — Разве он не знает, куда мы плывем? Почему он не возьмет круто вправо и не попробует проскочить между островом Берри и бухтой Горда, чтобы, минуя пролив Провидения, попасть во Флоридский пролив? У нас нет другой возможности миновать гибели!

Офицер с уважением взглянул на молодую женщину, так основательно знавшую карту.

— Хотел бы я, чтобы капитаном были вы, — пробормотал он, приглаживая жесткие седоватые волосы. — Наш капитан совсем раскис. Смотрите, весь трясется от страха.

— Но кто-то должен вывести его из этого состояния! Иначе мы пропадем!

— Вряд ли он станет слушать других. Наверное, в наказание за грехи Бог надоумил меня подписаться на этот корабль!

Офицер отошел, бормоча что-то себе под нос. Каролина задумалась.

Она понимала, что капитан, мягко говоря, недолюбливает ее, но в этих обстоятельствах он мог бы прислушаться — жизнь всех людей, находившихся на борту, зависела от того, какое решение примет капитан. Едва ли им удастся спастись, окажись они на острове Нью-Провиденс.

Поеживаясь от неприятного предчувствия, Каролина подошла к капитану. Стоявший к ней спиной, он являл собой жалкое зрелище.

— Капитан Симмонс, — заговорила Каролина.

Тот не обернулся. Казалось, он ее не слышит. Опустив голову, он делал вид, что сосредоточенно изучает древесный узор на досках палубы.

Каролина хотела снова заговорить, но в этот момент сверху раздался отчаянный крик впередсмотрящего. Капитан и пассажирка, вскинув головы, увидели мачту огромного корабля, неожиданно появившегося из-за острова Абако, справа от них. На мачте реял голубой флаг с золотыми французскими лилиями.

«Что бы в этом случае предпринял Келлз?» — спросила себя Каролина.

— Капитан Симмонс! — крикнула она. — Берите вправо! Попытаемся проскочить! Вы еще можете успеть выйти во Флоридский пролив!

Капитан в оцепенении смотрел на приближающееся судно — единственную преграду на пути к свободе.

— Слишком поздно, — глухо произнес он. — Нам мимо него не проскочить.

Каролина готова была заплакать от злости. Неужели у него не хватает самолюбия, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление? Неужели он хочет сдаться без единого выстрела? Ропот команды вскоре стих — время действительно было упущено. Французский корабль вырос перед ними во всем своем грозном великолепии.

Капитан Симмонс повернул следом за французским судном, и «Божий суд», плененный флотилией, состоящей из четырех кораблей, послушно потащился навстречу гибели — к острову Нью-Провиденс.

Глава 16

Добро пожаловать в Нассау!

Весь день плыли они под безоблачно-синим небом по лазурно-синему морю. И за все это время не было сделано ни единого выстрела. В самом деле, к чему стрелять, если «Божий суд» приспустил флаг еще до того, как это потребовали?

Каролина стояла на палубе вместе с мрачными моряками. Корабль шел между коралловыми рифами, на поверхности которых сверкал ослепительно чистый песок. В морской глубине, подсвеченной солнцем, сновали рыбки-попугаи и морские щуки. Теперь уже к конвою присоединились и другие суда, и вся флотилия в торжественной тишине направлялась к острову Нью-Провиденс.

Никто на борту не понимал до конца, что же происходит, почему французские и испанские корабли вместе шли к Нассау, но у Каролины возникло ощущение, что ловушка вот-вот захлопнется.

На море быстро опускалась тропическая ночь, и только сейчас впереди показались голубоватые в наступавших сумерках прибрежные утесы. Корабль приближался к острову Нью-Провиденс. Уже видны были огни города, состоящего из множества бараков и хижин, того города, каким в то время был Нассау. В гавани же, в удобной прибрежной бухте, порой стояли на якоре несколько сотен пиратских кораблей — грозная стража и непробиваемый щит.

Природа также покровительствовала жителям Нассау. Длинный песчаный мыс Хог-Айленда с немногими исковерканными ветром деревьями представлял собой естественную преграду на пути чужаков. Сейчас, в свете заходящего солнца, белые паруса множества небольших шхун окрасились розовым.

В этот момент где-то у берега заговорила пушка, и капитан Симмонс в панике дал приказ ложиться на другой галс.

Маневр оказался не из самых удачных. Содрогнувшись, судно внезапно остановилось — село на мель.

Каролина так никогда и не смогла понять, что именно происходило на берегу той ночью. Беспорядочная стрельба, вспышки огня, крики, доносившиеся с проходивших мимо кораблей. Апофеозом же стал взрыв оружейного склада, расположенного у самой воды, — искореженные куски металла взметнулись вверх и разлетелись, словно стрелы, в черные воды бухты. Луна освещала песчаный мыс, ровный и прямой, словно шпага. Каролина слышала, что в гавань Нассау имелось два входа, однако не сомневалась, что флотилия, столь умело отрезавшая «Божьему суду» путь к спасению, перекрыла оба входа.

Наступление утра было отмечено новыми залпами пушек. Пираты на своих быстроходных плоскодонных судах пытались пробить блокаду. Некоторые из пиратских шхун были затоплены; команды же затонувших судов взяли в плен — с тем чтобы с помощью живого щита войти в Нассау. Каким-то чудом «Божий суд» не получил ни единой царапины. Глубоко сидевший в песке корабль упрямо сопротивлялся всем попыткам снять его с мели.

По мере того как поднималось солнце, картина становилась все более отчетливой. Каролина попросила у одного из моряков подзорную трубу и с любопытством взглянула на берег. Город, больше похожий на палаточный лагерь, протянулся узкой полосой вдоль берега. Далее начинались джунгли, а за ними возвышались коралловые утесы, на которых, без сомнения, стояли дозорные. Каролина подумала о том, что если бы пираты не были накануне мертвецки пьяны, то они наверняка заметили бы приближение столь внушительной эскадры и заблаговременно приняли бы меры.

Теперь бой шел на берегу. Испано-французская флотилия уже заставила умолкнуть пушки форта, но некоторые орудия продолжали огрызаться. Каролина видела бегущих мужчин, а иногда и женщин — босых, простоволосых, в ярких развевающихся юбках.

Джилли когда-то была одной из них. Так легко было представить эту рыжеволосую бестию, бегущую по песчаному берегу пиратского порта… Одна из женщин, тоже рыжая, как и Джилли, повернулась и погрозила Кому-то кулаком. Можно представить, что она сейчас кричала, какие употребляла выражения… На ее месте могла бы быть Джилли… Но Джилли лежала на дне моря.

Каролина стиснула зубы. Не время сейчас скорбеть о прошлом, не время гадать о том, что могло и чего не могло бы случиться.

С одного из испанских галионов к ним направлялась шлюпка. И вот уже мрачного вида испанский офицер поднимается на борт.

Так случилось, что на борту только Каролина понимала по-испански, и ей пришлось стать переводчицей.

Капитан Жозе Авилла потребовал формальной сдачи корабля за вторжение в суверенные испанские воды. Он также потребовал, чтобы капитан Симмонс снял и отдал ему шпагу, но, поскольку таковой у капитана не оказалось, пришлось ограничиться отстранением капитана от командования кораблем.

— Спросите их, куда они нас отведут, — просипел капитан Симмонс, лишившись от страха голоса.

— Он сказал, что нам будет отведено надлежащее место, — с невозмутимым видом ответила Каролина.

— Скажите ему, что я настаиваю на другом переводчике! — завизжал капитан Симмонс.

Каролина, болезненно поморщившись, взглянула на своего соотечественника. Но перевела его просьбу — слово в слово. Испанский капитан в изумлении приподнял бровь и что-то прошептал своему адъютанту по-испански. Авилла потребовал, чтобы Каролина зачитала ему список команды и манифест^[3].

К тому времени, когда она закончила, у них уже был новый переводчик, молодой человек с меланхоличным и бледным лицом. Он напряженно вслушивался в каждое слово, и было очевидно, что это — его первое профессиональное задание, быть может, он совсем недавно закончил обучение. Молодой человек ужасно нервничал под пронзительным взглядом своего командира.

— Скажите своему капитану, что этот корабль не нарушал суверенитета Испании, — проговорил Симмонс, обращаясь к переводчику. — Мы везем в Англию важный груз, и этот груз мы готовы передать испанскому послу для дальнейшей перевозки в Испанию.

— И что собой представляет этот груз? — осведомился испанец.

— Мы везем Серебряную Русалку, ту самую, о которой вы, должно быть, слышали. Это женщина капитана Келлза, который любит ее настолько, что ради ее освобождения сдался испанским властям.

В толпе моряков послышался ропот, но Каролина держалась так, будто речь шла не о ней. Скорее всего ей просто не верилось, что человек способен на такое вероломство. Найдя в себе силы посмотреть на отчаянно потевшего молодого капитана, Каролина решила вмешаться.

— Все верно, я действительно Серебряная Русалка, — сказала она Авилле на прекрасном кастильском. — Как верно и то, что я навеки останусь женщиной капитана Келлза! Но…

— Как случилось, что вы так превосходно говорите по-испански, сеньорита? — прищурившись, спросил испанский капитан.

— Однажды на побережье в Виргинии, откуда я родом, мы нашли испанскую девушку — жертву кораблекрушения. Она оказалась единственной оставшейся в живых из всех, кто плыл на галионе. Мой отец связался с испанским послом, и ее отправили в Испанию. Но те несколько месяцев, что потребовались для улаживания формальностей, она оставалась у нас. Тогда я и выучила ее язык. Позже, на Тортуге, я подружилась с испанскими пленниками, приносила им фрукты, беседовала с ними и передавала вести от друзей.

Испанский капитан, не лишенный, как и всякий испанец, известной галантности, смотрел на красавицу со все большим восхищением. Неожиданно он отвесил ей глубокий поклон.

— Здесь, сеньорита, вы в безопасности, — сказал он. — Мои люди не тронут вас.

Повернувшись с хмурым видом к английскому капитану, которого поклон испанца, несомненно, насторожил, он приказал переводчику:

— Скажи этому мозгляку, что мы конфискуем его корабль для транспортировки пленников с пиратского форпоста, который мы только что взяли.

— Но у нас есть Серебряная Русалка! Мы предлагаем вам ее в обмен на нашу свободу! — чуть не плача воскликнул капитан Симмонс.

— Скажите молодому капитану, что у него слишком длинный язык. Если он и дальше будет распространяться на эту тему, я велю укоротить его немного.

Капитан Симмонс в страхе метнулся к своим людям, и Каролина не без удовлетворения смотрела, как они расступились, тяготясь таким соседством. Повернувшись к Авилле, Каролина присела в низком реверансе и, одарив испанца ослепительной улыбкой, сказала:

— Вы настоящий испанский кабальеро, капитан.

— А вы опасная девица, — вполголоса проговорил тот, и взгляд его, казалось, добавил: и при этом весьма привлекательная.

Между тем к кораблю прибывали шлюпки с пленницами. Каролина поискала глазами другие лодки, которых, несомненно, должно было быть больше — шлюпки с сотнями мужчин, оборонявших город. Но других лодок она не заметила.

На вопрос Каролины испанец лаконично ответил:

— Убиты.

— Как, вы не берете пленных? — удивилась Каролина.

— Только женщин, — ответил капитан. — Не будете ли вы любезны, сеньорита, взять на себя обязанности переводчицы? Ни одна из них не говорит по-испански.

— Хорошо, — глухо пробормотала Каролина.

«Все мертвы», — думала она, не в силах поверить в то, что это правда. Келлз никогда не делал подобных вещей и когда захватил Картахену^[4], и когда брал испанские суда. Он брал их в плен для получения выкупа, но убивать — никогда.

Каролина вынуждена была отвлечься от своих мыслей при появлении первой женщины — неряшливой и толстой, со щербатым ртом и с красной повязкой на непомерно большой голове.

Одна за другой женщины поднимались на борт, некоторые плакали, некоторые смеялись, а иные строили глазки и покачивали бедрами. Но самое большое впечатление произвела на Каролину последняя из доставленных на корабль пленниц.

Она взошла на борт с грацией дикой кошки, залепив пощечину молодому офицеру, обхватившему ее за талию, как ей показалось, слишком фамильярно, хотя молодой человек всего лишь хотел помочь ей.

— Куда руки тянешь? — закричала она.

Капитан Авилла не без удовольствия наблюдал эту сцену. Его темные глаза, возможно, даже помимо его воли, выражали одобрение. Он искренне восхищался, любуясь этим прекрасным образчиком зрелой красоты. Сильная, гибкая, отчаянно независимая, эта женщина обладала фигурой древнегреческой богини и божественной осанкой. Мужской костюм лишь подчеркивал стройность форм. Сквозь прорехи белой батистовой рубахи проглядывала светлая гладкая кожа; высокая и крепкая грудь натягивала тонкую ткань. Темные бриджи сидели на ней как влитые, ноги же красавицы были босы. Темно-синие глаза горели праведным гневом, и копна вьющихся рыжих, похожих на пламя волос служила чудесным обрамлением на редкость красивому лицу. В точеных чертах угадывалась натура властная, привыкшая повелевать.

— Это, сеньорита, и есть знаменитая Руж, — без тени улыбки сообщил Каролине Авилла.

Но Каролина, во все глаза уставившаяся на рыжеволосую женщину, казалось, не слышала слов капитана.

— Пенни?.. — пробормотала она слабым голосом. — Господи, да это действительно ты! Ты — Руж?!

Глава 17

В Гавану!

— Так ты — Серебряная Русалка? Ты, моя маленькая сестричка? Я знала, что Кристабель Уиллинг и Серебряная Русалка — одно и то же лицо, но и в самых страшных снах представить себе не могла, что Кристабель Уиллинг — это Каролина Лайтфут!

Пенни едва не задыхалась от смеха.

— Мне и самой верится с трудом, что ты — та самая женщина, которую зовут Руж, — пробормотала Каролина.

Сестры сидели в каюте Каролины, которая тут же попросила капитана разрешить новой пленнице жить в предоставленной ей, Каролине, каюте, а не в трюме, где находились остальные островитянки. Пенни, лениво развалившись на кровати, закинув босую ногу на стол, что, с точки зрения Каролины Лайтфут, являлось верхом неприличия, насмешливо смотрела на Каролину, неловко сидящую на краешке стула. Очевидно, Пенни находила ситуацию весьма забавной, а страх и недоумение, которые читала в глазах сестры, просто смешной глупостью. Впрочем, Каролина не только удивилась, но и обрадовалась. Как бы там ни было, она обрела сестру, которую считала погибшей.

— Что случилось с тобой, Пенни? Почему ты не давала о себе знать?

— Мне пришлось многое пережить, — со светлой улыбкой отвечала Пенни. — А насчет того, чтобы дать о себе знать… Как по-твоему, семейство Лайтфут восприняло бы известие о том, что Руж с Нью-Провиденс в самом деле их дочь? Что бы сказала мама? Тем более отец… А тетя Пэт? Да зачем далеко ходить — ты-то сама?..

Пенни разразилась смехом.

— Я думаю, мы попытались бы тебя вызволить, — с мрачным видом заявила Каролина. — И Келлз непременно нам бы в этом помог.

Темно-синие глаза Пенни, такие же беспокойные, как у матери, сверкнули.

— А если бы я не захотела, чтобы меня вызволяли?

— Думаю, что мы бы все равно попытались это сделать. А уже потом ты бы сама смогла дать себе отчет в том, что ты делаешь со своей жизнью.

— О, перестань! — воскликнула Пенни. — От кого-кого, да только не от тебя ждала я этих ханжеских речей!

Каролина пыталась придать своим высказываниям вес.

— Но ты не можешь не признать, что Нью-Провиденс — ужасное место. Так все говорят.

— Даже Келлз?

— Особенно Келлз.

Пенни прыснула.

— Никогда его не видела, знаешь ли… Но мне говорили, что он наведывался на остров. Жаль, в то время я жарила другую рыбку.

— Да, он говорил мне, — сухо заметила Каролина. — Он рассказал мне, что ты пыталась стравить двух мужчин, побуждая их убить друг друга, а когда они все же решили разойтись, ты погналась за ними с ножом!

— Да, вероятно, так оно и было, — пожав плечами, согласилась Пенни. — У меня, видно, был обычный приступ раздражения. Не думаю, что кто-то в самом деле пострадал. Кстати, — Пенни пристально взглянула в глаза Каролине, — где же Келлз сейчас?

— Он мертв, — тихо ответила Каролина. К горлу ее подкатил комок, мешавший дышать. — Его корабль, — продолжала она, — прибыл в Порт-Рояль, когда началось землетрясение. «Морской волк» пошел ко дну, и он погиб вместе с кораблем.

— О, Кэрол, мне так жаль! — с искренним участием воскликнула Пенни. — Я слышала, что у вас был настоящий роман.

— Это верно, я очень его любила, — кивнула Каролина. Она едва удерживалась от слез. — Впрочем, хватит обо мне, Пенни. Расскажи, как получилось, что ты оказалась в этом Богом забытом месте. Мы знаем о тебе только то, что ты убежала в Мэрридж-Триз с Эмметом, а оттуда в Филадельфию. Где вы обвенчались — в Мэриленде или в Филадельфии?

— В Мэриленде, у самой границы. Как раз тогда, когда мы доскакали до Мэрридж-Триз, разыгралась буря. Представь, один из дубов свалился в нескольких футах от нас, едва не придавив своей тяжестью. Но мы все же нашли священника, который согласился совершить обряд. Нам, правда, пришлось разбудить его. Он упрашивал нас подождать до утра, пока уляжется буря, но я наставила на него отцовский пистолет и заставила прочитать нужные слова. Если честно, этот плут схитрил, сократив молитву, но я на него не в обиде.

— А отец решил, что пистолет украл кто-то из слуг, — в ужасе прошептала Каролина. — Ему и в голову не могло прийти, что это сделала ты!

— Ну да ладно… У Эммета были свои достоинства, но защитник из него оказался неважный. Я подумала, что будет лучше, если оружие окажется у меня — вдруг нам придется встретиться с разбойниками.

Пенни рассмеялась.

Каролина смотрела на сестру во все глаза. Эта стройная фигура, эта самоуверенность, эта поза отдыхающей тигрицы… Пенни была чертовски красива, но в ее красоте было что-то хищное.

— Никогда я не могла понять, почему ты вышла за Эммета, — вздохнув, сказала Каролина. — Лично мне он никогда не нравился. Глаза у него слишком маленькие и такие… расчетливые. Кажется, он смотрит на тебя и прикидывает: что с тебя можно получить и как тебя использовать?

— Ты его раскусила, — пробормотала Пенни.

Водрузив и другую ногу на стол, она подложила себе под спину подушки и закинула руки за голову. Огненные волосы обрамляли ее задумчивое лицо.

— Я убежала потому, что хотела быть свободной, — продолжала Пенни, — хотела стать хозяйкой своей судьбы. Но я действительно решила выйти замуж за Эммета назло родителям, которые намеревались выдать меня за какого-нибудь скучного типа, который заботился бы обо мне… — Пенни рассмеялась. — И все ради того, чтобы выйти замуж за другое ничтожество, который к тому же ждал, что я буду о нем заботиться!

Каролина вовсе не удивилась. Эммет не был человеком чести.

— Мама отправила за тобой в Филадельфию человека, когда выяснила, что ты была там. Найти Эммета труда не составило. Но мы добились от него лишь одного — узнали, что вы поссорились и что ты его оставила. Он так и не рассказал, что послужило причиной вашей ссоры.

— Неудивительно! — воскликнула Пенни, сверкнув глазами — темными сапфирами, обрамленными ресницами цвета ржавчины. — Эммет был недотепой, ленивым и неповоротливым — абсолютно во всем. Он жаловался, что я слишком к нему требовательна, имея в виду, разумеется, постель. Сказал, что я его совсем измотала! Представляешь, — с возмущением в голосе проговорила Пенни, — он заявил, что если будет кувыркаться со мной всю ночь, то наутро не сможет работать!

Каролина легко могла себе представить, что так оно и было. Чутье подсказывало ей: Эммет не очень-то мужественный человек. Тем не менее следующая реплика сестры была для Каролины настоящим откровением.

— Но он нашел выход, — с горечью продолжала Пенни. — Поскольку я оказалась, по его выражению, горячей девчонкой и поскольку, опять же по его словам, «доводила его до изнеможения», он решил, что я могла бы с пользой тратить излишнюю энергию, если бы согласилась принимать ухаживания некоторых джентльменов, которых он будет для меня подыскивать и приводить домой ко мне в постель!

— О нет! — простонала Каролина. — Надеюсь, ты до этого не докатилась!

— Ты права, я отвергла его план. Но из-за этого мы поссорились.

— Он сказал, что ты его чуть жизни не лишила, — припомнила Каролина.

— Сначала я решила, что он шутит. Но в тот же вечер он привел к нам одного господина, и тут… я взорвалась. Набросилась на Эммета с бранью и кулаками, швыряла в него чем придется, подбила ему оба глаза и едва не сломала нос.

— Неудивительно, что он не рассказал, где тебя искать. Наверное, боялся, что его поступок станет достоянием гласности, и тогда…

Пенни разразилась довольно неприятным смехом.

— Меня не удивляет его упорное молчание. Не такой Эллиот дурак, чтобы признаться в том, каким образом он решил осуществить возмездие. Не стал бы он говорить вам, что решил продать меня одному капитану, плывшему в Ирландию…

— Не может быть! — в ужасе воскликнула Каролина.

— Очень даже может. Эллиот подкупил двух здоровяков — сыновей хозяйки дома, в котором мы жили, и те, засунув меня в мешок, доставили прямо к причалу. Он сказал им, что я сварливая ведьма, настоящая мегера и он собирается вернуть меня в родительский дом. Разумеется, они ему поверили. К тому же у них имелись причины не любить меня — обоим в свое время было отказано в маленьких радостях, о которых они меня просили. Один крепко держал меня, пока другой связывал. Затем они засунули меня в мешок. — Пенни брезгливо повела плечами, словно до сих пор ощущала колючее прикосновение грубой ткани. — В общем, выбраться из мешка я смогла лишь спустя несколько часов после отплытия. — Пенни невольно вздрогнула. — И, скажу тебе, натерпелась я страху, пока сидела в мешке! Когда же освободилась, увидела перед собой рыжебородого гиганта, который сказал мне, что давно мечтал обо мне, хотя я отказала ему.

— Так, выходит, этот капитан и был одним из джентльменов, которых Эммет надеялся с твоей помощью развлечь?

— Совершенно верно. И никогда мне не забыть эту колючую рыжую бороду, которой он чуть всю кожу с моего лица не содрал! Он заявил мне, что купил меня всю с потрохами и что сделка есть сделка. В ответ я пнула его ногой — так, что он согнулся пополам. Тогда он дал мне сдачи, да так, что я потеряла сознание.

Каролина подалась вперед. Она не верила своим ушам. Неужели все эти мерзости происходили с той, которая лучше всех в округе танцевала менуэт, с той, чье аристократическое происхождение чувствовалось во всем — в фигуре, в походке, в умении держаться. Каролина свято верила, что Пенни достойна стать супругой по меньшей мере губернатора!

— Когда я пришла в себя, оказалось, что я привязана к койке и он делает со мной то, о чем давно мечтал.

— О, Пенни! — в отчаянии воскликнула Каролина.

— Три дня он держал меня по преимуществу связанной, — с мрачным видом продолжала Пенни. — И почти не кормил. Когда я уже едва держалась на ногах от слабости, он разрешил мне подняться на палубу. И сказал, что научит меня кое-чему…

— Научит? — в недоумении спросила Каролина.

Пенни с улыбкой подмигнула сестре, что в данный момент выглядело довольно странно.

— Поверишь ли ты, сестричка, если я скажу тебе, что благодаря этому рыжебородому капитану я почувствовала вкус к мужчинам? Я хочу сказать, что Эммет был ничтожеством — заставлял меня делать все самой, что иногда очень утомительно. Но Рыжая Борода трудился неустанно, трудился с радостью — я отказывалась подыгрывать ему, даже несмотря на то что он меня поколачивал. К тому времени, когда судьба свела меня с рыжебородым, я уже почти поверила в то, что мужчины — сплошные ничтожества и не стоят наших волнений, не стоят наших усилий понравиться, но тогда я знала только Эммета. Но в объятиях Рыжей Бороды, даже презирая его, я поняла, что существует нечто еще, нечто большее, чем мне было дотоле известно. Я познала радости, которые прежде были мне неведомы, даже не знала, что они существуют.

В темно-синих глазах Пенни вспыхнули огоньки, то был дерзкий огонь натуры, жаждущей приключений.

— В объятиях Рыжей Бороды, — продолжала Пенни, — я обнаружила в себе вкус к мужчинам вообще, не только к нему одному.

Каролина только покачала головой, не в силах понять и принять все услышанное.

— Так, значит, Рыжая Борода и был тем человеком, что привез тебя на остров?

Пенни тряхнула рыжей гривой и потянулась, скрестив длинные стройные ноги.

— И что с ним было дальше? — спросила озадаченная Каролина.

Пенни усмехнулась.

— Пропал в море, — с многозначительным видом заявила она. — У Рыжей Бороды был красивый старший помощник. Я решила, что он мне нравится больше, чем капитан. Я и стала с ним флиртовать, и он попался на крючок. Уж не знаю как, но все это привело к мятежу. А после весьма романтического плавания из порта в порт он стал пиратом и взял меня с собой в Нассау.

— Так ты действительно…

Каролина хотела было спросить Пенни, действительно ли та стала причиной гибели капитана, но Пенни перебила ее:

— Да, я действительно была против того, чтобы меня покупали и продавали, точно призовую кобылу! И еще мне не нравилось, что меня связывают и насилуют когда вздумается. Кроме того, мне не нравилось, когда меня бьют. Вот поэтому я сделала так, чтобы его убили. И мне стало намного легче. Я почувствовала себя свободной. Хотя, конечно, не была свободной. Старший помощник ясно дал мне это понять. С помощью своих кулаков, разумеется.

— О, Пенни, если бы мы только знали! Мы бы тебя как-нибудь выручили… — Каролина осеклась.

Женщины прислушались — раздалось какое-то шуршание.

— Прилив — сейчас море поднимет нас с мели. Как это ваш капитан вообще умудрился посадить на мель корабль?

— Этот капитан — размазня, как твой Эммет, — поморщившись, сказала Каролина.

— Ты не знаешь, куда они нас везут?

— Я слышала, что они говорили о Гаване.

Пенни кивнула:

— Наверное, так и есть, хотя мне бы хотелось попасть в Европу — в Париж или в Марсель. В конце концов, это была совместная акция — французская и испанская. Но даже Толедо будет радовать разнообразием после жизни на этих островах!

— О, Пенни, ты желаешь попасть в Испанию? Нас же сожгут на костре — как язычниц!

— Да нет, ты преувеличиваешь, — со смехом отозвалась Пенни. Прислушавшись к звукам за бортом, добавила: — Вот мы и в море. Но ты мне ничего еще не рассказала о нашей семье. Как дела в Левел-Грин?

— Как всегда — деньги текут сквозь пальцы. Вирджиния написала мне, что они могли лишиться дома, и я кое-что предприняла, чтобы этого не допустить.

Каролина рассказала Пенни историю о колье де Лорки и о том, как отправила его Филдингу и матери для уплаты долгов.

Пенни расхохоталась.

— Вот уж действительно оказала папочке услугу! Он пренебрегал тобой все эти годы, а теперь некому, кроме тебя, прийти ему на помощь.

— Я не стала бы судить строго, — с досадой заметила Каролина. — Они нуждались в помощи, и я…

— И ты, как добрая фея, разрешила все их проблемы — точно волшебной палочкой взмахнула! Хотела бы я посмотреть на это твое колье. Или по крайней мере на копию, о которой ты говорила. Как жаль, что у тебя не осталось подделки, все бы подумали, что это и есть оригинал!

Каролина помнила обстоятельства, при которых ей довелось в последний раз увидеть копию колье, эти кроваво-красные рубины и бриллианты, которые сверкали в похолодевшей руке Джилли. Наверное, ей вовек не избавиться от ночных кошмаров, в которых она вновь и вновь будет видеть эти рубины и бриллианты…

— Во всяком случае, приятно узнать, что Лайтфуты по-прежнему шикуют, — с самодовольной улыбочкой заметила Пенни. — А что слышно о Вирджи? Она наконец вышла замуж?

— Да, все закончилось благополучно. Сейчас она замужем за братом Келлза Эндрю и живет в родовом поместье в Эссексе. Она написала мне, что в конце лета ждет второго ребенка.

— Малышка Вирджи, — пробормотала Пенни. — Замужем, с детишками, а я по-прежнему представляю ее себе не иначе, как школьницей.

— Мы все уже взрослые, за исключением Деллы и Фло, — сказала Каролина. — И нам с тобой уже никогда не стать такими, какими мы были раньше.

— О, что до меня, так я вовсе не хочу возвращаться в прошлое, — поспешно проговорила Пенни. — Я хочу идти только вперед. И уверена, что впереди меня ждет нечто лучшее, по-другому и быть не может. — Пенни, поджав губы, обвела взглядом каюту. — Честно говоря, — продолжала она, — я даже рада, что Эммет так со мной обошелся. Я хочу сказать, что таким образом он порвал все связывавшие нас нити. Да и в самом деле, — пожав плечами, заметила Пенни, — если бы я и вернулась к нему, он бы вновь меня продал — только и всего, разве что на этот раз продал бы подороже.

— Знаешь, Пенни… — Каролина немного помолчала — она все же не была уверена в том, что новость, которую собралась сообщить сестре, не расстроит ее. — Эммет мертв.

— В самом деле? — с равнодушным видом спросила Пенни. — И как он умер? Папочка его пристрелил?

— Нет. Он утонул. Это случилось прошлым летом. Он ловил рыбу и свалился в воду. На нем были тяжелые сапоги, и его потащило на дно.

Пенни вновь рассмеялась.

— Как это в его духе. Как жил, так и помер — нелепо и непристойно.

Каролина невольно поежилась, только сейчас осознав всю глубину перемен, произошедших с сестрой. Она стала циничной и холодной. Куда только делась та восторженная девочка?

И, словно в подтверждение ее мыслей, Пенни с беззаботной улыбкой проговорила:

— Ты, наверное, помнишь, как я была наивна в то время, когда только узнала Эммета. Можно сказать, он познакомил меня с темной стороной жизни. Думаю, за это я должна быть ему благодарна и в благодарность носить по нему траур.

— Так ты жила в Нассау с тем помощником капитана? — поспешно сменила тему Каролина.

— Какое-то время — да. Мне нравилось спать с ним, когда он не был пьян или докучлив. Но он был… слишком уж собственником и почти так же груб, как и Рыжая Борода. Мне не нравилось постоянно ходить с синяками, поэтому я стала искать путь к свободе и наконец нашла его.

— Нашла? — нахмурившись, переспросила Каролина.

— Да, — с солнечной улыбкой ответила Пенни; ей нравилось поддразнивать младшую сестру. — Я решила, что если один мужчина с ним не справится, то двое — наверняка. Вот я и приняла предложение руки и сердца от двух пиратов, чем обеспечила себе прекрасные апартаменты в лучшей части Нассау…

— Погоди, о чем ты говоришь, ведь это…

— Старый флибустьерский обычай. Когда один пират уходит в море, мужем тебе становится другой. Впрочем, — продолжала Пенни, — по твоим глазам вижу, что ты с этим обычаем знакома.

— Знакома? Да я чуть было не оказалась в твоем положении! Если бы Келлз не спас меня…

— О, разумеется, Келлз тебя спас! — усмехнулась Пенни. — Да только рядом со мной не оказалось душки-флибустьера, который спас бы меня.

Каролина смотрела на сестру так, как будто видела ее впервые. Такая Пенни была для нее чужой. Каролина, конечно, знала о существовании старого пиратского обычая. Когда два пирата хотели одну и ту же женщину, а женщина была не против или, как это нередко случается, не могла решить, кто ей нравится больше, они бросали монетку, и тот, кто проигрывал, женился на ней. Второй становился «мэтлотом» — когда мужа не было, он заменял его в ее постели.

Пенни с улыбкой смотрела на сестру, и Каролина решила, что Пенни уже ничем не проймешь.

— Поскольку то один, то другой обычно бывали в порту, я в полной мере наслаждалась положением подруги короля. Честное слово, приятно было стать королевой Нью-Провиденс!

Так вот, значит, как Пенни видит свое положение — она мнит себя королевой! Странное дело, то, что в устах других прозвучало бы как несусветная глупость, не казалось таковой со слов Пенни. Каролина легко могла себе представить, кто был истинным хозяином (или хозяйкой?) положения. Пусть эти двое пиратов полагали себя на коне, Пенни крутила ими, как хотела. Звание королевы досталось ей по праву. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять: она никому не позволит помыкать собой.

— Мне не очень-то жаль покидать Нассау, — проговорила Пенни, прищурившись глядя на Каролину. — Мне там порядком надоело.

— Но твой муж… Твой мэтлот! — воскликнула Каролина. — Я слышала, они перебили всех мужчин на острове!

— О, Карсон в море, да и до Джека им не добраться, — пожав плечами, ответила Пенни. — Когда я видела Джека в последний раз, он бежал в джунгли и звал меня с собой. Я уверена, остался жив.

— Странно, почему ты не пошла с ним. Тебя ведь могли убить.

Взгляд синих глаз из-под полуопущенных рыжих ресниц был весьма выразителен.

— Кэрол, — наставительно проговорила она, — мужчины не убивают женщин, которые выглядят так, как я.

Каролина вынуждена была молча признать правоту сестры.

Пенни деликатно зевнула.

— Они смотрят на нас как на трофеи. Именно это пришло мне в голову, когда я едва не последовала за Джеком в джунгли. Я выбросила свой нож, разорвала рубашку на груди и начала расчесывать волосы. Вокруг меня дрались мужчины, но никому и в голову не пришло тронуть меня, пока некий французский офицер не подошел к дереву, в теникоторого я отдыхала, и, поклонившись вежливо, не спросил меня на ломаном английском, не соглашусь ли я любезно последовать за ним. И вот я здесь.

Каролина покачала головой.

— Пенни, такой, как ты, не сыщешь во всем свете!

— Не хотелось бы мне, чтобы повсюду расхаживали мои двойники, — с ухмылкой заметила Пенни. — Право, не понимаю, почему тебя так удивляет мое желание перемен. Мне надоело жариться на этом солнце. Мне надоело носить мужское платье. Мне надоело все время таскать при себе нож — на случай, если придется обороняться от желающих украсть меня и передать в полное распоряжение изголодавшихся по женщине пиратов.

Пенни передернула плечами и тут же улыбнулась без тени грусти.

— Мне хочется чего-нибудь новенького, хочется новых нарядов, я хочу жить в большом красивом доме и выезжать в карете, запряженной шестеркой лошадей!

— Ну что ж, — резонно заметила Каролина, — там, куда мы направляемся, у тебя будет немного шансов заполучить желаемое. Скорее всего нам предстоит стать рабынями.

— Как знать, — с беззаботным видом протянула Пенни, лениво потягиваясь. — Может статься, я стану любовницей самого губернатора!

КНИГА III ПРЕКРАСНАЯ ПЛЕННИЦА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИСПАНСКИЙ КАВАЛЕР

Глава 18

Гавана, Куба

Лето, 1692 год

В сопровождении нескольких галионов, сверкавших на солнце золотом и пурпуром, «Божий суд» входил в узкий пролив, ведущий в гаванский порт. Впервые за долгие годы на борту этого английского судна оказались столь необычные пассажиры, вернее, пассажирки. Бедняге кораблю на склоне лет выпало нелегкое испытание. Если бы корабли умели краснеть, «Божий суд», вероятно, побагровел бы от стыда. Уже у берегов Нью-Провиденс случилось первое несчастье: две женщины, еще в Нассау, подрались, не поделив мужчину. На борту корабля драка вспыхнула вновь: в ход пошли бутылки с остатками рома, которыми дамы старались ударить друг дружку по голове. Матросы попытались спасти содержимое бутылок, но один из них в схватке погиб, — дамы проломили несчастному череп.

Осознав, что сотворили, потаскушки мгновенно протрезвели. На том бы инцидент и закончился, если бы в трюме, куда поселили пленниц с Нью-Провиденс, они не наткнулись на запасы рома. Тризна по покойному плавно перетекла в новую попойку. Напившись, разудалые жительницы Нассау повалились на палубу кто в чем, иные полуодетыми, иные совсем нагие. Что же до моряков, то многие из них соскучились по женской ласке, так что с удовольствием предались пороку. Испанскому капитану оставалось лишь бормотать проклятия, переступая через тела слившихся в объятиях пар.

Каролина и Пенни мирно беседовали внизу, в каюте, они не подозревали, что надвигается беда. Каролина рассказывала старшей сестре о своей учебе в Лондоне, о Ребе и маркизе Солтенхэме, о матери Ребы и о том, какую неблаговидную роль сыграло это семейство в ее жизни. Но веселье на палубе не стихало, и вскоре не замечать грохота стало невозможно. Палуба показалась бражникам тесной. Крики и ругань доносились уже из коридора.

— Что это, не мятеж ли? — встревожилась Каролина.

— Нет, — со смехом ответила Пенни; тем не менее она поднялась с койки, чтобы помочь сестре забаррикадировать дверь. — Думаю, это наши дамы резвятся. Не сыграть ли нам, Каролина, в карты? Это отвлечет тебя от ненужных мыслей.

Каролина в изумлении наблюдала, как ее сестра вытащила из-под рубашки потрепанную колоду карт. Странно — учитывая сложившиеся обстоятельства, — что она прихватила с собой не что-нибудь, а именно карты. Как бы там ни было, колода оказалась кстати.

— Знаешь, Пенни, — в задумчивости проговорила Каролина, глядя, как сестра раздает карты, — я познакомилась в Порт-Рояле… с человеком, которого ты знала.

— В самом деле? И кто же это? Готова держать пари, что он недурен собой. К тому же прохвост. С иными я не зналась! — насмешливо глядя на сестру, сказала Пенни.

— То был не мужчина. Я знала девушку по имени Джилли.

Пенни в удивлении приподняла бровь.

— Я была знакома с Джилли, — призналась она. Бросив на сестру пытливый взгляд, добавила: — Но странно, что и ты была с ней знакома.

— Я… спасла ее. За ней гнались две шлюхи, утверждавшие, что она стащила их белье.

— Клянусь, они говорили правду! — расхохоталась Пенни.

— Я взяла ее в дом служанкой.

— Вот этого не надо было делать, — пробормотала Пенни, сосредоточенно изучая свои карты.

Каролина со вздохом взяла свои.

— Вот и Келлз мне об этом говорил. — Лицо Каролины исказила гримаса боли, но она быстро овладела собой и добавила: — И тем не менее я взяла ее в дом.

— Ты слишком добрая! — со смехом сказала Пенни. — Держу пари, Джилли стянула твои серьги и прихватила еще кое-что, что плохо лежало!

Каролина укоризненно взглянула на сестру.

— Мне казалось, — с упреком проговорила она, — что Джилли тебя боготворила. Когда один мой гость отозвался о тебе дурно, она стала тебя защищать.

— Неужели? — с видимым удовольствием спросила Пенни. — Хотя верно, она за мной хвостом ходила, умоляла научить ее шулерским приемам. Должна признаться, я умею привязывать к себе людей. Но я допустила ошибку, выручив ее из беды в тот раз, когда она впервые появилась в Нассау. Один мерзавец собирался продать ее другому… Впрочем, тот случай ничему ее не научил. Она связалась с другим негодяем, ничем не лучше первого.

— Джилли умерла, — тихо сказала Каролина.

— В самом деле? — спросила Пенни, поднимая глаза от карт. — Верно, ее зарезала какая-нибудь шлюшка вроде нее?

— Нет. — Каролина зябко повела плечами — она видела перед собой мертвую Джилли. И все же испытывала потребность поделиться с сестрой.

Пенни, выслушав рассказ об обстоятельствах смерти своей знакомой, не особенно огорчилась.

— Так, значит, смерть застала ее на месте преступления? Послушай, другая на твоем месте не стала бы скорбеть о ней.

— Быть может, она, напротив, хотела сохранить для меня колье, — запальчиво проговорила Каролина; она и сама не могла бы сказать, почему так упорно защищает Джилли, едва ли заслуживавшую ее покровительства.

Пенни брезгливо поморщилась:

— Джилли удрала из Нассау, прихватив с собой кое-что из моих вещей. При всей ее любви ко мне она не постеснялась стащить два моих серебряных браслета. Каролина, твое добросердечие граничит с глупостью!

На это нечего было возразить. Каролина и сама понимала, что сестра по-своему права. Она сосредоточилась на игре, временами прислушиваясь к доносящемуся сверху шуму.

— Вижу, у тебя была возможность попрактиковаться, — заметила Каролина, когда Пенни в два счета ее обыграла.

Пенни весело рассмеялась.

— Разумеется! Перед тем как продать меня, старина Эммет пристроил меня работать в игорном доме! Да и в Нассау у меня была неплохая практика. К сожалению, — со вздохом добавила Пенни, — мне придется зарыть в землю свой талант, едва ли у меня появится шанс воспользоваться своим искусством.

— О, Пенни! — воскликнула растроганная Каролина, с надеждой глядя на вновь обретенную сестру. — Ты в самом деле хочешь направить жизнь в доброе русло!

Пенни прислушалась к очередному, особенно громкому женскому крику, сопровождавшемуся топотом и грязной руганью какого-то пьяного матроса. Затем послышался грохот падения, и где-то, совсем рядом с дверью каюты, раздался истерический женский смех.

— Погоня, бросок, промах — и возвращение ни с чем, — с глубокомысленным видом изрекла Пенни. — Что же касается ответа на твой вопрос, Кэрол, то вряд ли мне удастся изменить себя. Да и как вообще можно знать заранее, тот ли путь ты выберешь или иной?

«Вот я точно знала, что Келлз — моя судьба и я на верном пути», — мысленно возразила сестре Каролина. Но, слыша, как резвятся те, кого принято считать отбросами общества, Каролина невольно подумала о том, что они, наверное, счастливее, чем та, что обрела счастье только для того, чтобы потерять его.

— Но если я найду в жизни свою половину, — сверкнув белозубой улыбкой сказала Пенни, — то уж точно буду об этом знать!

— Пенни, тебе трудно будет найти мужчину себе под стать, но уж если ты кого полюбишь, он перед тобой не устоит, — заверила сестру Кэрол.

— Не устоит — это точно! — засмеялась Пенни. — Но кто знает, когда он появится и появится ли вообще, а я пока терять время не стану! На свете множество мужчин! — Пенни подняла голову, прислушалась. — Похоже, танцы закончились, — сказала она. — Пьяных до бесчувствия обливают морской водой, чтобы вернуть к жизни, а дамы возвращаются к себе в номера — отсыпаться.

— Ты так спокойно обо всем говоришь, Пенни! Если бы мы не забаррикадировали дверь, нам пришлось бы стать участницами этих мерзостей!

— Я привыкла к этому, — усмехнулась Пенни. — Видела оргии и похлеще. Хочешь, чтобы я описала какую-нибудь из них?

— Не хочу, — брезгливо поежившись, ответила Каролина. — Только сейчас я поняла, насколько надежно была ограждена от всей этой пакости на Тортуге и в Порт-Рояле. А теперь… Надеюсь, — продолжала она, — Рамона Валдес все еще в Гаване. Она, кажется, была невестой губернатора.

— Да… — протянула Пенни, — я совсем забыла о Рамоне. Ты думаешь, она нам поможет?

— Конечно, поможет! Мы же помогли ей, когда их корабль потерпел крушение. Разве не благодаря нашему отцу она вернулась в Испанию?

Пенни как-то странно посмотрела на сестру.

— Кто знает? — медленно проговорила она. — Быть может, Рамона вовсе не так уж счастлива в этой своей Испании. Может, она пожалела о том, что не осталась в Англии. Что, если губернатор оказался не в ее вкусе? Кстати, кроме нее, ты никого в Гаване не знаешь?

Каролина положила карты на стол.

— Не могу точно сказать. Я подружилась со многими испанскими пленниками на Тортуге. Некоторые из них возвратились на Гавану. Но кто именно, я не знаю, как, впрочем, не уверена и в том, что они меня помнят.

— Не сомневайся, — с уверенностью проговорила Пенни, — тот, кто тебя увидит, уже не забудет.

— Может, ты и права, но те, кто меня не забыл, могут не пожелать меня вспомнить.

— Не исключено, — кивнула Пенни, тасуя карты. — Давай же, Кэрол, возьми себя в руки! Ты проигрываешь без борьбы, а я этого не люблю!

Что верно, то верно, Каролине трудно было сосредоточиться на картах. Хотя, учитывая обстоятельства, сопутствующие партии, ее вполне можно было понять.

Пенни в задумчивости посмотрела на сестру.

— Ты думаешь, Рамона поможет нам освободиться? — с надеждой в голосе спросила она.

— Конечно! — воскликнула Каролина.

— Хотела бы я быть такой же наивной, — пробормотала Пенни. — Я-то знаю, что люди меняются.

— Рамона не забыла о том, как мы ей помогли, — настаивала Каролина.

Пенни окинула сестру насмешливым взглядом.

— Или, что тоже возможно, Рамона не забыла о том, что мы еретики и заслуживаем того, чтобы нас сжечь, подвергнуть аутодафе. Во имя Господа, конечно!

Каролина вздрогнула.

— Ладно, не принимай близко к сердцу! — улыбнулась Пенни. — Ты же знаешь, у меня своеобразное чувство юмора.

Каролина не посмела возражать.

И снова Пенни без труда обыграла ее.

Между тем веселье на палубе утихло окончательно. Испанский капитан каким-то образом сумел навести порядок до того, как они прошли Собачьи скалы и бухту Мертвеца. Заковав добрую половину команды в цепи, он провел корабль мимо Флоридских ключей, в Мексиканский залив и наконец вошел в гаванскую гавань.

Словно выросшие из коралловых рифов, отвесные стены крепости Эль-Морро придавали городу вид грозный и неприступный. Галионы были встречены приветственным залпом пушек. К западу от форта сверкал нарядный белый город, построенный из местного кораллового известняка.

Каролине Гавана показалась городом сплошных крепостей. Рядом с Эль-Морро возвышалась другая крепость, Пунта. Главную площадь города со стороны моря охраняла еще одна крепость — Ла-Фуэрса.

Женщины-пленницы по-разному проявляли свой страх перед будущим: некоторые были угрюмы и печальны, другие щеголяли показной бравадой. Каролина же вновь погрузилась в тягостные раздумья. Она не столько думала о будущем, сколько вспоминала Келлза, и слезы, время от времени появлявшиеся в ее глазах, были слезами по погибшему мужу.

Вскоре сестры спустились в большую шлюпку, в которой женщин доставили на берег. Гавана в этот день праздновала триумфальное возвращение флотилии, праздновала со всей торжественной пышностью, принятой в испанских владениях. Город чествовал своих героев, праздник уже был в самом разгаре. Галантные кавалеры, позванивавшие серебряными колокольчиками, прикрепленными к седлам; элегантные сеньориты и сеньоры в каретах; солдаты из фортов; простолюдинки, проститутки из портовых борделей, зазывающие клиентов; слуги-индейцы с блестящими влажными глазами и непроницаемыми лицами; торговки и торговцы рыбой, лавочники — все были там.

Каролине становилось тошно при мысли о том, что ей придется пройти сквозь всю эту толпу, чувствуя на себе взгляды — то насмешливо-презрительные, то откровенно похотливые. Еще хуже было то, что, владея испанским, она прекрасно понимала каждое слово, обращенное к ней и к ее огненно-рыжей сестре.

— Нас ведут на невольничий рынок, — пробормотала Пенни. — Вон видишь, впереди колокол. Держись, Кэрол! Веселого будет мало!

Каролина в отчаянии огляделась. Неужели ее продадут в рабство?! До сих пор ей не верилось, что такое возможно. Она все же надеялась, что их будут держать как пленниц в каком-нибудь доме, но Рамона быстро вызволит их. О том, что Рамоны может в Гаване не оказаться, Каролина и думать не смела. Но в действительности все оказалось куда проще. Испанцы хотели получить прибыль немедленно — ни к чему даром кормить пленниц. Кто угодно мог теперь стать ее господином. Какой-нибудь плантатор мог приобрести ее в качестве служанки или наложницы, хозяйка борделя могла бы купить ее для услады клиентов, владелец судна — чтобы увезти бог знает куда…

Каролина, скользнув взглядом по веселой толпе, заметила живописную троицу — пожилого седовласого господина, дородного и солидного, сурово оглядывающего народ из экипажа, и рядом с ним юную девушку в белой мантилье, с черепаховым гребнем в густых черных волосах, отливающих синевой. Девушка, чуть перегнувшись через борт экипажа, беседовала с высоким кабальеро, гарцевавшим на изрядно нервничающем коне.

Внимание Каролины привлек именно всадник. Он был в элегантном черном камзоле с серебряной отделкой; шею же украшал белоснежный кружевной галстук. Широкополая шляпа с серебряной лентой отбрасывала на выразительное лицо легкую тень. Впрочем, наряд его был вполне обычным для испанского гранда — очевидно, он собрался на прогулку.

Зато лицо этого всадника было весьма примечательным. Во-первых, глаза. Серые, холодные, казавшиеся особенно светлыми на загорелом лице — такое бывает у людей, много времени проводящих на солнце, у моряков, например, с утра до ночи находящихся на палубе корабля, где негде укрыться от палящих лучей.

И вот сейчас этот всадник пристально смотрел на Каролину, в числе других гонимую к рынку. Он даже перестал разговаривать с девушкой.

И тут губы Каролины приоткрылись, ей казалось, что она вот-вот задохнется… Тот, на кого она сейчас смотрела, мог быть призраком, ибо это смуглое лицо было лицом человека, которого она любила, которого потеряла.

Келлз!

Каролина не могла объяснить того, что видит, но все было именно так. Она смотрела в лицо человека, который осветил ее жизнь, который неизменно приходил к ней во сне.

Келлз был жив… и находился здесь, в Гаване. Он восседал на рослом гнедом жеребце и, глядя на Каролину, совершенно не узнавал ее. Потрясенная, она пошатнулась; все поплыло у нее перед глазами. Еще мгновение, и она лишилась бы чувств.

Пенни шла рядом с сестрой, и, казалось, ей все нипочем — и крики, и насмешливые взгляды, и палящее солнце. Бросив взгляд на Каролину, Пенни заметила, что сестра побледнела, что неотрывно смотрит на всадника в черном.

— Кэрол, ради Бога, не теряй голову! — воскликнула Пенни. Подхватив сестру под руку, чтобы та не упала, она прошептала ей на ухо: — Не унижайся перед ними!

Каролине удалось взять себя в руки. Келлз никак не давал ей понять, что узнал ее, но, с другой стороны, он был человеком осторожным и умел держать себя в руках. Уже тот факт, что он находился в Гаване, говорил сам за себя. Что-то затевалось! Ныряльщики солгали — они не нашли тела в каюте. Они солгали, чтобы побыстрее заполучить денежки. Их с Хоуксом надули! Тот корабль, что входил в гавань Порт-Рояля, возможно, вовсе не был «Морским волком»!

Каролина лихорадочно соображала. Что могло привести Келлза в Гавану? Неужели он собирался захватить город? Хотя почему бы и нет? На его счету немало взятых испанских городов. Несомненно, он задумал какое-то дерзкое предприятие. Как же искусно скрыл он свое удивление, не подал виду, что узнал ее. Каролина гордилась им, но, скажите на милость, когда она не гордилась своим возлюбленным? Казалось, сердце ее вот-вот выскочит из груди. Залитые солнцем улицы внезапно задрожали перед ее глазами, подернулись золотистой дымкой; Каролина почувствовала себя так, словно уже обрела свободу. Она вскинула голову и радостно улыбнулась. И тут же весело и беззаботно рассмеялась. Этот смех достиг ушей пожилого дородного господина, которому случилось в ту пору занимать пост губернатора Гаваны. Он с удивлением смотрел на странных невольниц — они были настоящие красавицы: рыжеволосая, с фигурой античной статуи, и миниатюрная стройная блондинка, так весело смеявшаяся.

Губернаторская дочь также обратила внимание на женщин, от которых не могли отвести глаза ее отец и кавалер.

— Отребье, — прошипела она.

— Да, но какие красавицы. Будьте справедливы, донна Марина, — приятным баритоном проговорил высокий кабальеро, в котором Каролина признала Келлза.

Губернатор кивнул в знак согласия, и донна Марина нахмурилась. Она была очень молода и строптива, и, к несчастью, росла без матери, так что никто не мог научить ее кротости. Жена губернатора умерла молодой, и с тех пор он так и не женился.

Правда, в доме губернатора жила еще и его незамужняя тетка, состарившаяся в девицах, но она не справлялась с капризной внучатой племянницей.

— Вы должны ее незамедлительно выдать замуж! — не раз говорила она губернатору Коррубедо. — Как бы она вас не опозорила!

Но губернатор был снисходительным отцом и закрывал глаза на некоторые недостатки дочери. Более того, он предоставил ей свободу, какую редкие счастливицы могли иметь в то суровое время.

— Мое почтение, донна Марина, — сказал, склонившись в вежливом поклоне, всадник в черном и ускакал.

— Дон Диего что-то поторопился нас покинуть, — с усмешкой заметила Марина, глядя вслед удаляющемуся красавцу.

— Да, дочь моя, — с рассеянным видом проговорил губернатор, — наверное, хочет посмотреть аукцион.

— Или кое-что купить! — фыркнула юная испанка.

Губернатору тоже пришла в голову мысль поторопиться с покупкой. И блондинка, и рыжая выглядели весьма соблазнительно. Каждый мужчина провожал их взглядом. Губернатор скосил глаза на дочь. Она тоже смотрелась вполне зрелой женщиной. Хотя Марине не исполнилось и пятнадцати, ее пышная грудь уже приковывала к себе взгляды мужчин. Губернатор вздохнул. Он надеялся повременить, но ухажеры уже слетались в просторный дом на площади де Армас, который он любил куда больше, чем свою официальную резиденцию в старой крепости Ла-Фуэрса. Марине же ни один из поклонников не пришелся по вкусу, ни одному из них она не отвечала взаимностью.

Так уж сложилось: если перед Мариной открывались две дороги, она непременно выбирала ту, что с колдобинами и рытвинами, — например, из двух мужчин непременно предпочитала того, кто менее всего подходил ей. Бедняжка была напрочь лишена рассудительности. Возможно, вспышки необузданного гнева являлись ее своеобразной реакцией на постоянные ошибки. Вот и сейчас ее выбор пал совсем не на того человека, которого ей следовало бы выбрать. При богатом выборе воздыхателей, готовых ради нее на все, Марина, похоже, всерьез увлеклась надменным высоким испанцем, очевидно, совершенно равнодушным к ее особе. Этот загадочный смуглый господин оказался темной лошадкой. Он появился в Гаване недавно, при весьма странных, почти мистических обстоятельствах. Высокого господина звали дон Диего Вивар. А что, собственно, было известно об этом господине? Только то, что он храбрец и герой, если только верить тому, что о нем говорили. Но слухи о его геройстве пришли из Испании, а здесь, на Кубе, его никто не знал.

Лучше бы Марина подыскала себе более подходящую пару, например, выбрала бы того, кого присмотрел для нее отец, — дона Рамона дель Мундо. Все, как говорится, было при нем: молодость, красота, богатство, фамильные земли в метрополии. Дон Рамон ясно дал понять губернатору, что прибыл в Гавану лишь для того, чтобы прославить свое имя, доказать, как положено настоящему мужчине, свою доблесть и отвагу служением короне. Губернатор знал о его миссии в Порт-Рояле и приветствовал намерение дель Мундо вернуть Испании принадлежавший ей некогда город, ныне оплот английских флибустьеров. Рамон дель Мундо во всех отношениях был завидной партией.

Но дону Рамону фатально не везло. Сколько сил и энергии отдал он для претворения в жизнь своего плана, как рисковал, отправившись во вражеский город на разведку. Кому, как не ему, следовало возглавить операцию, которую он продумал во всех деталях! Но нет! Ему переходят дорогу! И кто? Какой-то чужак из Испании, совершенно незнакомый с местными условиями. Пока дон Рамон рисковал жизнью в Порт-Рояле, в Гавану прибыл корабль, капитан которого вез послание губернатору. Послание непосредственно касалось дона Рамона. Это был ответ короны на рапорт, отправленный доном Рамоном для рассмотрения королевским советом. Итак, возвратившись из Порт-Рояля, дон Рамон узнает, что испанские власти выбрали для осуществления плана, столь блестяще задуманного молодым храбрецом, другого человека, нового фаворита двора. Именно этот новый любимец короля был отправлен на Ямайку, а дону Рамону отводилась второстепенная роль. Ему приказано было находиться в резерве. Когда новый любимчик короля сделает свое дело, дон Рамон придет к нему на помощь с небольшим отрядом. Однако вся слава достанется другому. Где же справедливость?

Итак, дон Рамон упал духом. Где уж тут взяться любовному пылу? Губернатор уже стал задаваться вопросом, не утратил ли дон Рамон интерес к его дочери.

И вдруг нежданно-негаданно и при весьма загадочных обстоятельствах появляется дон Диего Вивар — смуглый красавец с таинственным прошлым, к тому же поселившийся в доме губернатора! Неудивительно, что Марина была очарована им.

Заботливый отец, губернатор не мог не заметить растущего увлечения дочери. Благо дон Диего Вивар, похоже, не из тех, кого можно назвать коварным соблазнителем. Впрочем, так же трудно было бы отнести его и к разряду женоненавистников. И тут губернатора осенило — у него возникла замечательная идея, и он, как человек действия, решил немедленно осуществить задуманное. Решил поехать на аукцион, причем незамедлительно. Карета покатилась.

Однако ехать в экипаже сквозь толпу и не передавить при этом добрый десяток людей — задача невыполнимая. Раздраженный вынужденной задержкой, губернатор прошептал что-то вознице и, покинув экипаж, зашагал к помосту.

Каролина, прислонившись к столбу, поддерживающему тент, натянутый над помостом, наблюдала за приготовлениями. Рядом с ней стояла Пенни, внимательно оглядывавшая площадь. Товарки по несчастью вели себя по-разному. Некоторые из женщин уже не первый раз участвовали в подобных торгах, и сейчас, не теряя времени даром, кокетничали напропалую, надеясь привлечь внимание достойного, с их точки зрения, покупателя. Каролина же, приподнявшись на цыпочки, искала в толпе того, кто мог бы ее вызволить. Ах, вот и он, Келлз! Он здесь, явился помочь ей! Но Боже, как искусно он играет роль стороннего наблюдателя! Его внешняя (разумеется, только внешняя) невозмутимость даже немного пугала Каролину. Впрочем, долой сомнения! Сейчас он сделает то, что должен сделать: выкупит ее, увезет с собой, и все пойдет у них по-старому.

Но как же Пенни?! Кому, как не Каролине, прийти сейчас на помощь сестре? Келлз должен ее понять!

— Мы сестры! — закричала Каролина. — Нас должны продавать вместе.

— Что это ты раскричалась? — спросила Пенни. — Чего ты от них хочешь?

Пенни, демонстрировавшая недюжинные способности к карточным играм, не была столь же талантлива в освоении иностранных языков. Возможно, она просто ленилась учить чужие языки. Так что Каролине пришлось пояснить:

— Мы ведь сестры, Пенни, и нам желательно попасть в одни руки. Об этом я и кричала.

— Сомневаюсь, что они примут во внимание твои пожелания.

— Кое-кто примет, — с загадочным видом проговорила Каролина. — Вот увидишь.

Каролина уже хотела поделиться с сестрой радостной вестью о том, что Келлз жив и готов прийти к ним на помощь, но, взглянув в его сторону, внезапно осеклась. Келлз, пробираясь сквозь толпу, приближался к помосту, пристально глядя на сестер. Его взгляд, взгляд холодных серых глаз, в которых не было ни тепла, ни сочувствия, насторожил Каролину. Может, он хотел таким образом дать ей понять, чтобы она молчала, даже Пенни не говорила о том, что он здесь? Ну конечно! Пенни могла бы громко крикнуть, позвать его по имени — и тогда конец! Все так, но откуда такое равнодушие в этих серых с прищуром глазах?

— Наивная девочка! Ты всегда видела все в радужных тонах, а жизнь куда более мрачная штука, поверь. Да нас здесь и за людей никто не считает! Станут они думать о том, кто здесь сестры, а кто тетя с племянницей! Смотри, какой сброд здесь собрался. Вот этот — наверняка сутенер, а от тех двоих вообще избави Бог! Гляди, как облизываются, извращенцы чертовы! Кэрол, нам еще повезет, если мы доживем до утра!

— О, я уверена, что нас купит какой-нибудь приличный господин, — с беспечной улыбкой откликнулась Кэрол.

«Наверное, Пенни считает, что я сошла с ума, — подумала Каролина. — Но, с другой стороны, как еще приободрить сестру, не раскрывая инкогнито Келлза?»

Пенни в ужасе взглянула на младшую сестру. Уж не лишилась ли бедняжка рассудка? О чем она говорит? О каком приличном господине мечтает? Неужто она полагает, что кто-то станет церемониться с рабыней? Чуть что не так, есть верное средство — кнут! Кнут — штука на редкость убедительная, ей, Пенни, пришлось испытать это на собственной шкуре. Надо бы Каролине спуститься с небес на землю и готовиться к тому, что еще до заката солнца ей придется отведать подобное угощение. Зная сестру, Пенни не сомневалась: Кэрол, как и она сама, как любая из женщин, носящих фамилию Лайтфут, не сможет покориться без борьбы! И тогда — дай Господь ей сил и терпения.

— Ты так торопишься стать чьей-то вещью? Уверяю, в этом мало счастья. Сама увидишь… Да ладно, не вешай нос, сестричка, — по-своему истолковав беспомощный и виноватый взгляд сестры, сказала Пенни. — Нас, кажется, не собираются продавать тотчас же. Мы еще успеем побывать в роли зрителей. Лови минуты счастья!

Между тем на помост вытолкнули блондинку со щербатым ртом. Не протрезвев еще с Нассау, она, пошатываясь, смотрела на толпу остекленевшими глазами.

— Торг обещает быть занятным, — пробормотала Пенни. — Флосси стоит хороших денег. Кстати, ты не знаешь, о чем они толкуют?

— Они говорят о том, что нас надо рекомендовать как домашнюю прислугу, что большинство слишком слабосильны, чтобы работать на плантациях, — отозвалась Каролина, непрестанно улыбаясь Келлзу, который смотрел прямо на нее с загадочным выражением лица.

— Да уж, как прислугу, — усмехнулась Пенни. — Смотри, тот парень, что купил Флосси, уже щиплет ее за зад, а она хохочет!

— Ну что же, наверное, она права: чем лучше удастся наладить отношения с хозяином, тем меньше ей придется работать, — с рассеянным видом заметила Каролина.

Пенни в недоумении посмотрела на сестру. Должно быть, солнце расплавило ее мозги. Хорошо бы и впрямь они достались одному человеку — за сестрой потребуется присматривать!

Рыжую замарашку продали за бесценок, затем настала очередь девчонки с опухшим от слез лицом, потом — черед жгучей брюнетки. Торг оживился.

— Я думаю, следующими будем мы, — сказала Пенни, глядя, как толпа расступается перед экипажем губернатора.

Возница подошел вплотную к аукционисту и что-то шепнул ему на ухо. Тот явно был озадачен, но кивнул. Затем ведущий торги поманил к себе Каролину и Пенни и велел им следовать за возницей. Дождавшись, когда женщин отведут в сторону, аукционист вышел на помост и объявил:

— Две женщины снимаются с торгов.

Толпа разочарованно ухнула. Аукцион лишился главных лотов.

— Что это значит? — пробормотала Пенни.

Каролина, взглянув на Келлза и увидев, как он нахмурился, в смущении прошептала:

— Не знаю.

Она оглянулась и заметила, что Келлз, развернув коня, повернул в ту же сторону, куда вели их с сестрой. Келлз пытался не упустить их из виду — но удастся ли ему это?

— Кажется, дело принимает дурной оборот, — сказала Каролина.

— Перестань говорить загадками, — проворчала Пенни. — Не хочешь ли ты сказать, будто только сейчас заметила, что с нами не все в порядке? Могла бы догадаться раньше, когда увидела, что нас ведут продавать. Уже тогда все стало ясно как день. Нам еще повезло, что пока мы вместе… А впрочем, — философски заметила Пенни, — может, все пошло вкривь и вкось еще раньше, много лет назад…

В этот момент возница губернатора заметил в толпе нужного ему человека.

— Мигель! — позвал он. Тот подошел.

Мужчины говорили шепотом, так что Каролина, как ни старалась, не расслышала ни слова. После этого обеих женщин передали Мигелю. Мигель, невысокий плотный мужчина с простоватым лицом, по всему видно, был слугой. Взяв каждую из сестер за руку, он повел их сквозь толпу, с любопытством взиравшую на двух красоток, способных составить гордость любого аукциона.

— Слуга губернатора, — сказал кто-то в толпе, и Каролина невольно вздрогнула. Быть может, кто-то признал в ней Серебряную Русалку, и ее, а заодно с ней и сестру, ведут в тюрьму, чтобы потом казнить?

Каролина вздохнула с некоторым облегчением, — миновав рыночную площадь, они направились в противоположную от крепости сторону. Их вели к небольшому двухэтажному особняку на площади де Армас, на той самой, через которую еще совсем недавно они шли на аукцион. Этот дом располагался рядом с другим, повыше и попредставительнее. Тот, другой, вполне мог быть резиденцией какого-нибудь высокопоставленного лица. Если бы их повели туда, поводов для беспокойства было бы больше, но этот двухэтажный особнячок особых опасений не вызывал.

Молодых женщин привели в просторный холл с красивым каменным полом. Затем они вышли во внутренний двор и их подвели к открытой двери, ведущей со двора на кухню. Кухня была небольшая, с низкими потолками, каменным полом и закопченными стенами. Со двора просматривалась еще одна приоткрытая дверь. По-видимому, за ней располагались каморки для слуг.

Молчаливый конвоир крикнул:

— Хуанита!

Несколько мгновений спустя откуда-то из глубины кухни вышла пожилая дородная женщина в фартуке. Внимательно осмотрев сестер, она спросила о чем-то Мигеля. Тот ответил.

— О чем они говорят? — спросила Пенни.

— Они говорят, что я должна остаться в этом доме, — упавшим голосом проговорила Каролина. — А ты будешь жить в доме губернатора.

— Ну, что я тебе говорила?! — подмигнув сестре, воскликнула Пенни. — Все, как предсказано: я стану возлюбленной губернатора!

— О, Пенни! — воскликнула Каролина. — Как ты можешь шутить в такое время!

Между тем беседа слуг переходила в ссору. Каролина прислушалась.

— Эта женщина, кажется, недовольна тем, что я должна остаться в этом пустом доме, — сообщила Каролина. — А мужчина говорит ей, что дом не будет пустовать… — Каролина поежилась. — Говорит, что губернатор собирается передать этот дом в распоряжение дона Диего Вивара! О Боже, Пенни! Губернатор дарит меня этому дону Диего!

— Спроси, какой он из себя, — тут же посоветовала Пенни. — Да не стой ты столбом, о чем еще они говорят?

— Так, пустяки. Старуха спрашивает, что я здесь буду делать, а мужчина отвечает, что не знает и ей не советует проявлять любопытство, не то губернатор прикажет ее выпороть. А она отвечает, что у губернатора слишком доброе сердце, чтобы кого-то бить, иначе он давно бы приказал выпороть самого этого мужчину.

— Ну что ж, хорошие новости, — с улыбкой проговорила Пенни. — Все же лучше, если хозяин добр сердцем. Наши дела не так уж плохи.

Мужчина, приведший сестер в дом, указал на деревянную скамью. Каролина опустилась на нее. Затем слуга схватил Пенни за руку и потащил к выходу. Она оглянулась и крикнула сестре:

— Удачи с доном Диего!

Каролина ничего не ответила — лишь бросила на сестру хмурый взгляд исподлобья. О каком доне Диего может идти речь, когда Келлз в городе?

Тем временем человек, известный в Гаване как дон Диего Вивар, пробрался наконец сквозь толпу и подъехал к экипажу губернатора.

— Добрый день, ваше превосходительство. Здравствуйте, донна Марина. Не могли бы вы сказать, что случилось с двумя женщинами, которых сняли с торгов?

— О, дон Диего, как хорошо, что вы об этом сами спросили! — воскликнул губернатор, дружески хлопнув своего молодого друга по спине. — Капитан Авилла, тот, кто командовал одним из галионов, участвовавших в штурме Нью-Провиденс, сказал мне, что они сестры и что блондинка оказала некоторую помощь нашим соотечественникам. Я подумал, что следует проявить милосердие по отношению к бедняжкам, поэтому решил избавить их от унизительного участия в торгах, где их могли бы продать какому-нибудь жестокому хозяину. Рыженькую я беру к себе в услужение, а блондинка пусть будет служанкой в вашем доме, тем более что вы, как я заметил, положили на нее глаз!

Лицо сероглазого смуглого красавца оставалось непроницаемым.

— Но я и так живу в вашем доме, и мне не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой и щедростью…

— Оставьте, дон Диего. Мне принадлежит небольшой особняк рядом с моей резиденцией, и с тех пор как семейство Мендоса уехало в Испанию, он пустует. Он ваш до тех пор, пока я не найду подходящих жильцов. Холостяцкое жилище, разве плохо? — Губернатор вновь похлопал дона Диего по спине. — Кроме того, — продолжал губернатор, — одной старой Хуаниты вам недостаточно. Такой кавалер, как вы, нуждается в горничной, не только в кухарке. Конечно, Хуанита может по-прежнему вам готовить, но подавать на стол должна женщина поприятнее и поопрятнее. К тому же кто-то должен стелить вам постель… и прочее… Вот я и отправил блондинку в ваш новый дом. Она ждет вашего возвращения.

— Ах, — несколько смутился дон Диего, — вы слишком ко мне снисходительны. Вы относитесь ко мне, как к сыну.

— Перестаньте, мальчик мой. Если бы у меня был сын, похожий на вас, я был бы счастлив, ибо какой отец не гордился бы таким героем?

— Я перед вами в долгу, — без тени улыбки проговорил дон Диего. — Одежда, конь, стол, теперь вот еще и этот дом. Могу лишь обещать вам: как только я получу возможность распоряжаться собственными средствами, возмещу все ваши расходы в двойном размере.

— Нет, нет… — Губернатор надеялся унизить этого человека в глазах дочери, выставив его нищим попрошайкой, и достоинство, с которым тот принял подарок, не отвечало тайным планам губернатора. — Мы потом поговорим об этом, дон Диего. А теперь поспешите осмотреть ваш новый дом. Тот самый, что…

— Я понял, о каком доме идет речь, — сказал дон Диего. — Что ж, позвольте откланяться.

Губернатор помахал на прощание своему молодому другу. Но не успел он еще опустить руку, как Марина принялась выговаривать отцу:

— Папа, как ты мог? Отослать дона Диего из дома — и к тому же снабдить его шлюхой!

— Я не знаю, шлюха ли она, — как ни в чем не бывало ответил губернатор. — Знаю лишь, что она женщина какого-то пирата. Капитан Авилла сказал, что она была милосердна с нашими пленными солдатами на Тортуге.

— Могу себе представить, в чем выражалось это милосердие!

— Марина… — Губернатор неожиданно нахмурился. — Похоже, ты забываешься! Если бы ты была воспитанной девочкой, ты бы выказывала отцу больше уважения и не осуждала бы мои действия.

Донна Марина закуталась в мантилью и все дорогу до дома провела в угрюмом молчании. Отец девушки полагал, что поступил разумно, отдалив дочь от дона Диего — по крайней мере до той поры, пока о нем не станет известно больше.

Каролина между тем пребывала в тревожном ожидании.

— Кто такой дон Диего? — спросила она у Хуаниты.

— Кабальеро, живущий в доме губернатора.

Каролина, казалось, была сбита с толку.

— Но тогда почему…

— Я сама ничего не понимаю, и вам бы лучше в это не лезть, сеньорита. Но я, как и Мигель, исполняю приказы. Когда губернатор сдавал этот дом одной семье, я готовила для них. Теперь, наверное, я буду готовить для дона Диего. Какая разница?

Пожав плечами, женщина села чистить бобы.

— Можно мне осмотреть дом? — явно нервничая, спросила Каролина.

— Делайте что хотите. Вы увидите, что я держала дом в чистоте. И при этом обходилась без помощников!

Каролина вышла во двор. Первой ее мыслью была мысль о бегстве. Но куда бежать? Внезапно она вспомнила о Рамоне Валдес и вернулась на кухню. Служанка с удивлением подняла глаза от миски.

— Не могли бы вы рассказать мне о донне Рамоне? — смутившись, попросила Каролина. — Где она?

Хуанита смотрела на молодую женщину с недоумением.

— Рамона — жена губернатора, — пояснила Каролина.

— Ах, эта донна Рамона! Так ее уже давно здесь нет. Ее муж заболел, врачи посоветовали ему сменить климат, и он уехал в Испанию. Уехал и жену увез с собой. После него сменилось уже два губернатора. А теперь у нас губернатор Коррубедо.

Не слишком обнадеживающее известие. Наконец-то Каролина осознала всю шаткость своего положения.

— А нынешний губернатор женат? — спросила она неожиданно, подумав о том, что Пенни, обладавшая редкой интуицией, возможно, предсказала собственную судьбу.

— Жена его давно в могиле, да только он все равно не женился, и никто не понимает почему.

«Слава Тебе, Господи, за то, что создал болтливых слуг!»

— А дети у него есть?

— Только одна дочь. Такая избалованная… Хочет, чтобы все ходили перед ней по струнке. Иногда на нее посмотришь, так кажется, будто девчонка не понимает, отчего солнце встает и садится, не спрашивая на то ее соизволения! Давно бы надо нашему губернатору жениться. Да на женщине, какая смогла бы научить девчонку уму-разуму! А то ведь он только портит дочь, исполняя каждое ее желание.

— Сколько ей лет?

— Кому? Донне Марине? Лет пятнадцать, точно не знаю.

«И тебе от нее достанется, Пенни», — подумала Каролина.

— А как он выглядит, этот дон Диего?

— Красавец. Настоящий кабальеро! Храбрец!

И скорее всего охоч до женщин, подумала Каролина. Интересно, сколько раз на день придется ей утолять плотский голод этого храбреца? Каролина закусила губу. На буфетной полке над столом лежал кухонный нож. Каролина подошла поближе, делая вид, что осматривает кухню.

— Кухня в идеальном порядке. Вы прекрасная хозяйка, Хуанита, — вкрадчиво проворковала Каролина.

Старая служанка подняла голову, окинула собеседницу проницательным взглядом. Эта молодая женщина, которую привел Мигель, — красавица, хоть и одета в рванье. Старая Хуанита умела видеть суть за оболочкой. «Бьюсь об заклад, — подумала старая испанка, — совсем недавно эта женщина носила шелка и атлас, и дон Диего, да и любой другой на его месте, был бы готов на все, лишь бы добиться ее расположения. Не исключено, что и в нынешнем своем незавидном положении эта иностранка заставит дона Диего плясать под свою дудку».

— Стараюсь, — лаконично ответила служанка.

Теперь Каролина оказалась совсем рядом с буфетом.

— Опишите мне его внешность, — попросила она.

— Высокий. Смуглый. С военной выправкой.

Каролина смотрела на нож. Вот она, деревянная рукоять, такая удобная… а клинок длинный и острый, осталось лишь руку протянуть.

— А женщины, он любит женщин?

— Думаю, не больше и не меньше, чем другие мужчины. — Хуанита захихикала. — Вот что я наверняка знаю, — продолжала она, — так это то, что женщины его любят. Дочка губернатора от него без ума! Мне слуги рассказали. Говорят, что она ходит за ним как тень, все не налюбуется. И даже будто бы приходит в ярость, когда к нему приезжает донна Химена Менендес.

Хуанита, хитро прищурившись, взглянула на собеседницу, и в темных глазах старой испанки Каролина прочла: «Не бойся, дурочка, тебе не придется трудиться слишком много, другие с удовольствием будут выполнять твою работу!»

— А дон Диего сам-то увлечен этой донкой Хименой? — спросила Каролина, успев спрятать за спиной нож.

— А кому она не понравится? — пожав плечами, сказала испанка. — Волосы у нее черные, как ночь, а глаза — ярче не бывает, словно звезды горят. Зубы же белые-пребелые, таких зубов больше ни у кого в Новой Испании не сыщешь.

— А она замужем? — спросила Каролина, спрятав нож в складках юбки.

— О да, замужем. За самым богатым человеком в Гаване, за доном Карлосом Менендесом.

— И как на все это смотрит дон Карлос?

Каролина боялась, как бы кухарка не заметила пропажи ножа.

— Дон Карлос ничего не думает на этот счет. По крайней мере ничегоне говорит. Он слишком околдован красотой своей жены, чтобы в чем-то ей перечить!

— Значит, говорите, у донны Химены не один любовник?

— Не один, это точно, — снова захихикала Хуанита.

Каролина уже успела подкрасться к двери.

— Но дон Диего — постоянный, так? — продолжала расспрашивать Каролина. Как видно, служанка любила посплетничать, и разговор про донну Химену ей явно нравился.

— Насчет этого не знаю, — заявила служанка. Поджав губы, она продолжила шелушить бобы.

Пусть эта светловолосая кокетка сама разбирается, любовники они или нет. В конце концов, все, что Хуанита знала об отношениях дона Диего и Химены, относилось к области слухов.

Каролина же принялась осматривать дом. Как ни взволнована она была предстоящей встречей с доном Диего, любопытство все же взяло верх.

На первом этаже располагался лишь холл, просторный и прохладный, с каменным полом и узкими зарешеченными окнами под самым потолком. Каролина оценила предусмотрительность архитектора, расположившего окна так, что в холле все время создавался легкий сквознячок, способствующий прохладе. Из холла можно было пройти в патио, внутренний дворик с таким же, как в холле, полом. Из патио вела дверь на кухню. Это натолкнуло Каролину на мысль, что здесь принято завтракать, обедать и ужинать не в комнатах, а прямо на свежем воздухе, в тени пальмы. Посреди дворика был устроен фонтан, радовавший глаз. С одной из сторон ко внутреннему дворику примыкала открытая галерея, располагавшая к приятным прогулкам в прохладной тени каменных колонн. Прямо из патио вела на второй этаж выложенная керамической плиткой лестница.

Каролина решила отнести нож наверх. Если этот неотразимый дон Диего, тот, за которым увивается столько женщин, надумает ее домогаться, нож может оказаться весьма кстати.

С этими мыслями она легко взбежала на второй этаж, туда, где находились спальни — всего две. В одной из этих комнат имелась дверь — отсюда вела вниз, на кухню, еще одна лестница. В большую же из спален можно было подняться прямо из патио.

Каролина присела на кровать — волосяной матрас показался ей довольно жестким, но приятно упругим. Внезапно она поймала себя на мысли о том, что оценивает достоинства матраса, на котором ей, вполне вероятно, придется провести ночь со своим господином. И Каролина тотчас же вспомнила про нож. Пожалуй, самое надежное — спрятать его под матрас. Но приподнять матрас оказалось не так-то просто. Каролина встала, задумалась. Куда же еще можно спрятать нож, спрятать так, чтобы тотчас же достать в случае необходимости? Она так и не успела ничего придумать — внезапно послышались шаги. Причем это была не Хуанита, ходившая, как успела заметить Каролина, почти бесшумно в своей мягкой обуви. Судя по всему, то были шаги крупного мужчины в окованных железом тяжелых сапогах.

Дон Диего!

Каролина замерла в ожидании. Он поднимался быстро, и молодая женщина, не долго думая, сунула нож в складки юбки. Сердце ее бешено колотилось; в голове шумело. Надо быть вежливой и любезной, мысленно повторяла Каролина. «Господи, зачем только ты сделал так, чтобы наша первая встреча состоялась в его спальне!»

Глава 19

Дом на площади де Армас

Дон Диего Вивар вошел в просторную комнату, главным и почти единственным украшением которой служила внушительных размеров резная кровать. Он тотчас же увидел Каролину — и та от удивления и неожиданности выронила свое оружие. Нож ударился о каменный пол и отскочил в сторону. И тут же раздался до боли знакомый голос:

— Сегодня оружие вам не понадобится, мадам. Я не собираюсь брать вас силой!

— О, это ты! — воскликнула Каролина. — Я так боялась, что это будешь не ты!

Она бросилась к нему на шею и крепко обняла его. Ему ничего не оставалось, как тоже обнять ее. Каролина зарыдала, прижимаясь к широкой и такой знакомой груди; она слышала, как бьется сердце любимого.

Когда я увидела тебя на рынке… — заговорила Каролина, то и дело всхлипывая. — Боже, ты не представляешь, как я обрадовалась! Я была уверена, что ты выкупишь меня, я не могла дождаться…

Она принялась целовать его и почувствовала, что ее поцелуи распаляют Келлза, почувствовала, что сердце в его груди забилось быстрее, что восстала плоть…

Прерывисто дыша, он стал расстегивать ее лиф. Черт бы побрал эти многочисленные крючки на спине! Вот наконец он может прикоснуться к ее шелковистому телу. Вот уже поглаживает ее плечи и спину, целует лицо, шею, грудь… Еще мгновение — и платье падает на пол…

Глаза Каролины оставались полузакрытыми, и слезы счастья сверкали на ее длинных ресницах. Лицо ее, еще недавно покрытое мертвенной бледностью, порозовело, грудь бурно вздымалась.

— Когда меня увели с торгов, — задыхаясь, говорила она, — я боялась, что ты не сможешь меня найти… О, ты думаешь, можно прямо здесь, без белья?

— А почему нет? — спросил Келлз, и она, взглянув в его серые глаза, увидела в них столь знакомый ей огонь страсти.

— Да, конечно, — пробормотала Каролина; она рассмеялась и воскликнула: — О, я ждала так долго! Целую жизнь!

— Значит, дождалась.

Он подхватил ее на руки — обнаженную, трепещущую нимфу. Распахнув рубашку на его груди, Каролина целовала смуглую грудь. Келлз, шагнув к кровати, уложил Каролину на матрас, достоинства которого она уже успела оценить. Постельного белья на кровати не было, но грубая ткань матраса совершенно не мешала ей чувствовать то, что она чувствовала, — ее переполняло счастье.

Она была счастлива потому, что руки, обнимавшие ее, были теми самыми руками, и губы, заглушавшие ее стоны, — теми самыми губами; а мускулистое тело мужчины, дарившее такое неземное наслаждение, было телом ее флибустьера!

Он вошел в нее — и она вздрогнула. Распаленная страстью, Каролина подхватила его ритм, отвечая ему со всем жаром изголодавшегося по мужчине юного тела. Все страхи ее тотчас улетучились, горе уходило прочь, оставались лишь его сильные руки, его губы, его плоть, их с Келлзом любовь.

Эти мгновения, эти чудесные минуты любви казались вечностью. Да, она потеряла его, но обрела вновь! Сердце Каролины пело от радости. Она, которая поклялась забыть само слово «любовь» на веки вечные, сейчас любила со всей страстью, на которую способна женщина.

Ни море, ни земная твердь не смогли отнять у нее возлюбленного, он вновь был с ней, в ее объятиях!

Но всякая радость имеет конец, и вот наконец ее пылкий любовник неохотно откатился в сторону, продолжая лениво ласкать ее юное тело, все еще сотрясаемое спазмами наслаждения.

Каролина перекатилась на живот и, приподнявшись на локтях, склонилась над Келлзом. Грудь ее касалась его груди, а ее роскошные волосы разметались по подушке, укрывая его плечи шелковым покрывалом. Она смотрела на него любящим взглядом, смотрела — и не могла насмотреться. Ей все еще не верилось, что все это — не просто чудесный сон.

— О, Келлз, — прошептала она. — Я думала… мы все думали, что ты умер. Даже Хоукс в это поверил. Да и я тоже! Разбитый корабль, который выглядел точь-в-точь как «Морской волк», вошел в гавань как раз в ту минуту, когда началось землетрясение, а потом его выбросило на берег, прямо в город, на дома.

Каролина говорила быстро, не давая ему возможности вставить слово, словно боялась, что не успеет сказать всего, что хочет:

— И Хоукс нашел кого-то якобы из твоей команды — вероятно, этот человек все выдумал… Так вот, он рассказал страшную сказку о том, что «Морской волк» дрался с «Санто-Доминго» и еще одним галионом, и, конечно, мы все поверили, поскольку тот человек рассказывал об этом, умирая. Тогда я оставила Хоукса в Порт-Рояле, а сама отправилась в Англию, но наш корабль оказался в ловушке: мы проплывали у берегов Нью-Провиденс как раз тогда, когда совместный франко-испанский рейд разгромил Нассау. Вот так мы с Пенни попали сюда и… Келлз, не могу поверить, что это действительно ты! Я столько дней проливала по тебе слезы, я была уверена, что больше никогда тебя не увижу!

Каролина порывисто обняла его и, охваченная волнением, не сразу поняла, что объятия ее не вызвали в нем ожидаемого отклика. Осторожно, но настойчиво он отстранил ее от себя и приподнялся. Глядя на нее с жалостью, он встал с кровати, поспешно привел в порядок свою одежду.

— Сеньорита, — с сожалением в голосе проговорил он. — Похоже, вы заблуждаетесь.

Каролина в недоумении уставилась на любовника.

— Как это… заблуждаюсь?

— Вы заблуждаетесь в том, что знаете меня.

— Но ведь это так!

— Когда я увидел вас на улице, вы пристально смотрели на меня. Я заметил живой блеск в ваших глазах, и… — Он окинул одобрительным взглядом прекрасное тело молодой женщины. — Я, к сожалению, ошибся, полагая, что именно мое мужское обаяние так распалило вас. — Дон Диего вздохнул. — Похоже, вы просто приняли меня за другого.

Каролина онемела. Она во все глаза смотрела на стоявшего перед ней мужчину. Не может быть! Это всего лишь дурной сон!

— Верно то, что я находился на борту «Санто-Доминго», — продолжал дон Диего, — но во всем остальном вы ошиблись. Вы мне явно польстили таким приемом, но я вас никогда прежде не видел.

Казалось, мир перевернулся.

Где-то за окном прокричала морская птица. Снизу, из патио, доносился монотонный плеск фонтана, слышался шелест пальмовых листьев.

Каролине казалось, что она погружается в какую-то пучину. Сознание отказывалось принимать его жестокие слова, сказанные сразу после столь страстного соития. Мысли Каролины путались. Казалось, что все вокруг подернулось дымкой. Если бы не это спасительное бесчувствие, она бы лишилась рассудка.

Должно быть, это была очередная ухмылка судьбы, кривая усмешка фортуны, не первая в ее жизни.

— Келлз, — взмолилась она, — не шути так со мной! Я едва не сошла с ума, когда узнала, что ты погиб. Я…

— Как вы меня назвали? — спросил он ледяным голосом.

— Я назвала тебя Келлзом! Твоим собственным именем!

— Келлзом? — Он повторил это имя так, словно произнес проклятие. — Это тот ничтожный пират, что промышлял в Карибском море?

— Да, он самый прославленный флибустьер, держащий в страхе своих врагов! И ты об этом прекрасно знаешь!

Дон Диего провел ладонью по своим темным вьющимся волосам. Он стал мрачнее тучи, на его лице отражалась борьба чувств, по-видимому, самых противоречивых. Наконец, овладев собой, он отрывисто проговорил:

— Тогда как же зовут вас?

Каролина отшатнулась от него.

— Ты не помнишь? — в ужасе спросила она.

— Просто не знаю, — поправил дон Диего.

— Каролина! Я же Каролина! — воскликнула она, вскочив с кровати.

— А фамилия у вас есть? — осведомился дон Диего.

Каролина откинула назад голову, словно от пощечины. И вдруг осознала, что стоит нагая перед ним, одетым. Ей стало мучительно стыдно и горько. Схватив рубашку, она поспешно надела ее. Надевая платье, с нескрываемой горечью проговорила:

— Не хотите ли вы также сказать, будто не помните, что меня звали Каролиной Лайтфут до того, как я вышла за вас замуж?

— До того как?..

Ее недавний любовник смотрел на нее как громом пораженный.

— Да, до того, как я вышла за вас, — повторила она. — О чем я уже начинаю сожалеть!

Каролина теряла самообладание, пальцы ее дрожали, крючки на платье не поддавались.

Мужчина помотал головой, словно стараясь собраться с мыслями.

— Сеньорита, — официальным тоном заявил он, — я полагаю, ваша оплошность вполне объяснима. Вам столько пришлось пережить…

Вот тут Каролина испугалась по-настоящему. Холодок ужаса пробежал у нее по спине. Она готова была поверить в то, что сходит с ума.

— Ерунда! — с жаром воскликнула она. — Если мне и довелось испытать немало бед, они не помутили мой рассудок! Не пытайтесь уверить меня, что я повредилась умом! Я еще способна узнать собственного мужа, и для меня совершенно не важно, при каких обстоятельствах нам пришлось встретиться!

— Тихо, — сказал он, осторожно, без грубости, прикрыв ладонью ее губы.

Только теперь Каролина поняла, какую страшную ошибку совершила. Ну конечно, ведь не зря говорят, что и стены имеют уши. Господи, да она же могла раскрыть его инкогнито, и тогда… Страшно подумать, что могло бы случиться тогда! Как могла она оказаться такой дурой? Ну конечно, он лишь притворяется доном Диего, и где-то, быть может, за панелью этой спальни, в соседнем доме, в доме губернатора, их разговор уже подслушал враг!

— Прости, — пробормотала она сквозь прижатые к ее губам пальцы.

Теперь он говорил с ней ровным, спокойным голосом:

— Я не желаю вам вреда, но вы должны попытаться вникнуть в то, что я говорю. Кажется, вам пришлось много страдать, и я вам сочувствую, но Бог свидетель, я — Диего Вивар, родом из Кастилии. Вы, сеньорита Лайтфут, достаточно красивая женщина для того, чтобы навеки остаться в памяти любого мужчины, тем более так близко знавшего вас, и, если я вас не помню, следовательно, мы никогда прежде не встречались.

— Да — да, конечно, — поспешно подтвердила Каролина, невольно озираясь, словно в поисках невидимого соглядатая. Взгляд ее упал на широкую кровать с матрасом жестким, но вполне удобным. В надежде на то, что ночью они смогут поговорить, не опасаясь шпионов, она спросила:

— Где мы будем спать?

Каролина еще успела подумать о том, что следует расспросить про постельное белье, и тут услышала поразивший ее ответ.

— Я буду спать здесь, — заявил ее собеседник. — А вы, сеньорита Лайтфут, можете занять комнату в другой половине дома. Давайте прекратим эти детские игры в узнавания, ведь на самом деле нам некого узнавать. Сегодня мы поужинаем вместе, и, если ваши манеры меня не оттолкнут, я позволю вам и впредь делить со мной стол. Но я хочу, чтобы вы знали: я допускаю близость лишь с той женщиной, которую выберу сам, и никогда не стану делить постель с той, которая принимает меня за другого.

Губы его исказила гримаса — гримаса, слишком хорошо знакомая Каролине.

— Я хочу, чтобы меня любили за то, что я собой представляю, я, а не кто-то другой, понимаете? И вы впредь будете звать меня доном Диего, ибо я — дон Диего Вивар из Кастилии.

И вновь Каролину словно обдало могильным холодом, только на этот раз лед проник в самое сердце.

Этот мужчина выглядел как Келлз, держался как Келлз, занимался с ней любовью так, как это делал Келлз, даже на ощупь он был такой же… И тем не менее он не являлся Келлзом. Так он сказал. И говорил так убедительно, что трудно было ему не поверить.

Выходит, у Келлза отыскался испанский двойник? И этот двойник прибыл в Гавану… Только сейчас Каролина до конца осознала, что отдала себя не Келлзу, а его двойнику из Испании. Отдала, думая, что отдает себя Келлзу.

Последний монолог этого человека оказался той самой последней каплей, которая переполнила чашу. Не в силах вынести разочарования, Каролина побледнела, свет померк в ее глазах.

Высокий незнакомец, как две капли воды похожий на Келлза, подхватил ее на руки и отнес на кровать.

Глава 20

Каролина пришла в себя и тотчас же увидела лица склонившихся над ней дона Диего и Хуаниты. Пожилая женщина, брызгая ей в лицо водой, ворчала:

— Ну вот, совсем недавно держалась молодцом, а тут, смотри, грохнулась в обморок…

Каролина попыталась улыбнуться, и служанка кивнула:

— Но вот, снова в порядке.

Дон Диего осторожно подложил подушку Каролине под спину и, обращаясь к прислуге, сказал:

— По-моему, ей надо поесть.

— Ужин скоро будет готов, — проговорила Хуанита таким тоном, что все поняли: с ужином придется немного подождать.

— Тогда принеси нам вина.

— Для этого надо зайти в соседний дом, к губернатору.

— Тогда я пойду сам.

С этими словами дон Диего поднялся. Старая Хуанита, дождавшись его ухода, заметила:

— Да ты и впрямь какая-то странная. — Смерив взглядом лежащую без сил девушку, служанка наставительно проговорила: — Смотри, будешь выглядеть такой измотанной, не спать тебе в его постели.

— Довольно, Хуанита, — нахмурилась Каролина, твердо усвоившая непреложную истину: слуги должны знать свое место, иначе они сядут вам на шею. — Я просто немного перегрелась, вот и все.

— Ну, раз ты так говоришь… — насмешливо протянула Хуанита.

— И еще… — с ясной улыбкой добавила Каролина. — Мы с доном Диего, пожалуй, найдем вам помощницу — трудно управляться одной в таком доме.

Хуанита пошла вниз, покачивая головой. Девчонка кует железо, пока горячо, времени даром не теряет. Вот будут хихикать девчонки — служанки из соседнего дома, когда старая Хуанита им об этом расскажет. Вот будет потеха, когда эта девушка с волосами цвета белого металла сойдется с губернаторской дочкой и донной Хименой! Морщинистое лицо старой служанки расплылось в улыбке.

Дон Диего вернулся довольно быстро. Он принес бутылку светлого вина и два бокала.

— Очень хорошее, Канарское, — сообщил он. — Попробуйте. Это придаст вам сил.

Каролина пригубила золотистую жидкость.

— Я бы предпочла поесть, — слабым голосом проговорила она.

— Слуги губернатора сейчас принесут нам ужин. Прислушайтесь — они уже внизу. О, губернатор еще шлет вам вот это.

Только сейчас Каролина заметила, что через руку дона Диего перекинуто огненно-красное платье с легкой вуалью и желтой нижней юбкой.

— Не знаю, где он раздобыл такой яркий наряд. Его дочь носит только белое, но он дарит эти вещи вам и просит принять их в благодарность за то, что вы помогали испанским пленным, а следовательно, Испании. Скажите, каким именно образом вы им помогли? — с искренним любопытством спросил дон Диего.

— Не знаю, можно ли считать, что я оказала услугу Испании тем, что носила фрукты испанским солдатам на Тортуге и подружилась с одной потерпевшей крушение испанской девушкой, волею судьбы оказавшейся в Виргинии, неподалеку от нашего поместья.

— У вас доброе сердце, — растрогался испанец.

Каролина смотрела на дона Диего и никак не могла заставить себя воспринимать его как чужого человека. Он был просто… возмутительно похож на Келлза! Неужели он не Келлз?

— Не знаю, может быть, и доброе, может, и нет, — пробормотала Каролина.

Дон Диего усмехнулся.

— Я велю приготовить вам ванну. Если после нее вы найдете в себе силы облачиться в этот наряд, жду вас внизу. Поужинаем вместе.

Каролина уставилась на дверь, уже закрывшуюся за ним. Сходство было просто поразительным, сходство буквально во всем. Походка, манера щуриться, чуть склонив голову набок… Каролина никак не могла заставить себя поверить в то, что этот человек — не Келлз.

Вскоре в спальню принесли ванну, воды, полотенце, губку, душистое мыло, а также свежую нижнюю рубашку, которая, увы, оказалась коротка и слишком просторна.

— Это рубашка дочери губернатора, — прыснув, сообщила молоденькая горничная. — Нам велели ее принести, вот мы и сделали, что велено, но, увидите, Марину придется связать, чтобы она не разнесла весь дом, когда узнает, кому отдали ее белье.

Каролина смерила служанку надменным взглядом. Пусть не думают, что ее можно равнять с остальными женщинами, которых продавали сегодня на рыночной площади.

— Спасибо, здесь все, что требуется, — ледяным тоном проговорила она. — Вы свободны. Хотя, постойте, еще кое-что… Не может ли губернатор прислать нам постельное белье? Требуется белье для двух спален: этой и второй, в другой половине дома.

Девушка была оскорблена до глубины души.

— Да, ваше высочество, — сквозь зубы проговорила она, склонившись в шутовском поклоне.

— И, пожалуйста, не забудьте закрыть за собой дверь, когда будете уходить, — с невозмутимым видом добавила Каролина. — Кстати, как вас зовут?

— Лу, — ответила девушка, надув губки.

— А я — сеньорита Лайтфут, Лу. Спасибо за то, что приготовила мне ванну. Скажи мне, та женщина, что была со мной, та, с рыжими волосами, как она устроилась?

— Думаю, вы сами сейчас все узнаете. Она как раз поднимается по лестнице с вашим постельным бельем! — фыркнула Лу и хлопнула дверью.

В следующее мгновение в комнату влетела Пенни. Сестра Каролины очень изменилась — ее рыжие кудри были тщательно убраны под розовый шелковый тюрбан, а мужские бриджи и рваную рубаху сменила плотно облегающая стан блуза с удивительно глубоким, особенно по испанским меркам, декольте. Должно быть, это платье было результатом влияния островной культуры. На стройных бедрах Пенни ловко сидела пышная черная юбка, колыхавшаяся вокруг обнаженных лодыжек — Пенни по-прежнему была без туфель, видимо, не нашлось подходящей пары.

— Я видела дона Диего! — воскликнула она еще на пороге. — Тебе ужасно повезло, он умопомрачительно привлекателен!

— Да, умопомрачительно, — со вздохом призналась Каролина и бросила на сестру тоскливый взгляд.

— Насколько мне помнится, — протянула Пенни, щуря свои пронзительно-синие глаза, — дон Диего — и есть тот самый кабальеро, которого ты заприметила на площади. Только не говори, что ты влюбилась в него с первого взгляда!

Каролина проглотила подкативший к горлу комок.

— Так ты… Каролина, он что, похож на кого-то? — спросила Пенни, пораженная страшной догадкой.

— Да, — выдавила Каролина. — Он напомнил мне…

— Келлза, — подхватила Пенни. — Помню, мне говорили, что он высокий и смуглый, с темными волосами. Конечно же, дон Диего вполне подходит под это описание! Но нельзя же всю жизнь оплакивать усопшего, Кэрол. Дон Диего, кажется, весьма обаятельный мужчина. Вот пусть и заменит тебе покойного мужа, пусть возродит в тебе женщину. Кстати сказать, он пользуется у женщин успехом. Взять, к примеру, дочь губернатора… Она готова следы его ног целовать! Представляешь, я видела, как она его встречала! Стоило ему появиться, как она начала глупо улыбаться и краснеть, очевидно, думая, что он пришел только ради нее! Ты бы посмотрела, что с ней приключилось, когда дон Диего объявил, что тебе стало плохо от жары, попросил немного вина, чтобы привести тебя в чувство. Кстати, судя по тому, с какой готовностью губернатор обустраивает ваше гнездышко, дон Диего — важная птица и губернатор имеет на него какие-то виды.

Каролина чуть было не рассказала Пенни обо всем, что ей удалось узнать, но вовремя передумала. Сначала следовало лучше приглядеться к дону Диего. Каролина все еще тешила себя призрачной мечтой о том, что дон Диего все же окажется Келлзом, что, выбрав удобный случай, он заключит ее в объятия и развеет все ее страхи и сомнения.

— Как тебе понравился губернатор? — спросила Каролина, спросила лишь из вежливости; сейчас она была слишком поглощена собственными проблемами.

— Насчет губернатора пока не знаю, не успела с ним близко познакомиться, а вот насчет его дочки могу сказать: это настоящая фурия. Интересно, сколько раз в день она закатывает скандалы, если я уже стала свидетельницей целых двух? Про второй я тебе уже рассказала, а до этого был еще один. Ни с того ни с сего она стремглав вылетела из холла и, запершись у себя в спальне, принялась бить все, что могло разбиться. Кажется, она не оставила целым ни одного флакона духов.

— А дон Диего еще был у губернатора в тот момент? — спросила Каролина.

— Да, кажется.

— Ты не заметила, когда Марина еще была в холле, никто не приходил?

— Так, припоминаю… Она убежала как раз тогда, когда слуга доложил о том, что к ним прибыла с визитом донна Химена.

— Ах, тогда понятно… Донна Химена — жена самого богатого человека в городе, — пробормотала Каролина.

«Что там говорила Хуанита? Марина старается не упускать его из виду и впадает в бешенство, когда донна Химена заезжает в гости».

— За короткое время ты успела многое узнать, — с удивлением заметила Пенни.

— Да, порой о некоторых вещах узнаешь совершенно неожиданно, — туманно пояснила Каролина. — Пенни, как ты думаешь, тебе придется не слишком туго?

— Наоборот, весьма вольготно, — сказала Пенни. — Если бы только не вопли губернаторской дочки и не ее дурной характер. Она чуть не запустила в меня вазой.

— Это все потому, что приехала донна Химена, — заметила Каролина.

— В самом деле? Должна сказать: кем бы ни была эта дама, она своим появлением вселяет в Марину дьявола.

«Совершенно верно, — подумала Каролина. — Очевидно, и мне суждено вселять в Марину дьявола своим появлением, хотя поводов для ревности ко мне, возможно, будет меньше, чем к донке Химене».

— Как бы там ни было, в дом уже несут все необходимое: постельное белье, посуду, полотенца, подушки, канделябры, свечи. Залезай в ванну, пока вода не остыла. Я закрою дверь.

— Как ты думаешь, зачем все это нужно губернатору? — поинтересовалась Каролина, сбрасывая одежду, больше похожую на лохмотья.

— Зачем он так усердно опекает дона Диего? Мне сказали, что он герой и прибыл в Гавану едва живой. Говорят, к жизни его вернули именно в губернаторском доме. Губернатор очень гордится тем, что помог вытащить дона Диего с того света.

— Или, — осторожно предположила Каролина, — он думает, что в один прекрасный день дон Диего может стать мужем его дочери.

— И это возможно, — согласилась Пенни, вытягиваясь на кровати. — Говорят, губернатор обращается с ним как с собственным сыном.

— Зятем, — нахмурившись, поправила Каролина.

Пенни с интересом взглянула на сестру.

— У тебя что, тоже виды на дона Диего? А он и в самом деле душка!

— Мы с доном Диего пришли к взаимопониманию, — заявила Каролина. — И мы договорились, что он будет спать здесь, а я — в другой спальне, через холл.

— О, но холл нельзя считать непреодолимой преградой! — со смехом заметила Пенни. — Это ты ему поставила такие условия?

— Нет, это его идея, — призналась Каролина и покраснела, вспоминая обстоятельства, предшествующие этому его предложению.

— В самом деле? — с удивлением приподняла Пенни свои рыжеватые брови. — Дон Диего упал в моих глазах. Мне-то казалось, что в его жилах течет кровь погорячее.

— У него кровь достаточно горячая, — сказала Каролина. — Тут я виновата, сказала… кое-что не то.

— И что же ты ему сказала? — спросила Пенни.

Каролина, уже успевшая намылиться, встала во весь рост, поднимая над грудью кувшин.

— Не помню, — проговорила она с рассеянным видом.

Можно представить, как развеселилась бы Пенни, если бы узнала, что Каролина всего-навсего спросила его о том, где они будут спать.

— Позволь мне помочь тебе, — предложила Пенни, принимая из рук Каролины кувшин.

— Ужин накроют через несколько минут, — сообщила Пенни после того, как ополоснула сестре спину. — Думаю, тебе не стоит слишком засиживаться, приводя себя в порядок. Мы ведь не хотим заставлять дона Диего ждать?

Каролина не ответила — ей не хотелось говорить о доне Диего.

— Надевай. — Пенни взяла рубашку, чтобы подать сестре, но, развернув ее, протянула: — Да это сшито на какую-то толстушку!

— На дочь губернатора, — уточнила Каролина.

— Не сказала бы, что она — толстуха.

— Она не толстуха, просто довольно упитанная и округлая, — согласилась Каролина.

— Вполне распустившийся бутон, — усмехнулась Пенни, и сестры расхохотались.

— Ей всего пятнадцать, она еще может подрасти.

— В каком направлении? — поинтересовалась Пенни.

И они снова рассмеялись — Пенни удалось разрядить обстановку. А может, дело было в теплой ванне и чистом белье? Как бы там ни было, Каролина приободрилась.

— Допустим, рубашка коротка, но кто увидит ее под нижней юбкой? — резонно заметила Пенни, критически осматривая Каролину.

— Как раз это меня не смущает, — немного нервничая, заметила Каролина. — Было бы куда хуже, если бы она оказалась длиннее, чем надо. Не хотелось бы, чтобы платье и нижняя юбка волочились по полу.

Действительно, трудно выглядеть элегантной, если все время приходится думать о том, как бы не упасть, запутавшись в складках.

— Ты хочешь сказать, что шить так и не научилась? — догадалась Пенни. — Вот и я тоже. Но стоит ли переживать из-за слишком длинной юбки? Уверена, у губернатора в доме найдется опытная портниха!

К счастью, и нижняя юбка оказалась чуть короче, чем нужно.

— Ну, дорогая, молись, чтобы платье подошло! — проговорила Пенни, застегивая крючки.

Каролине пришлось задержать дыхание, пока сестра застегивала корсаж — платье сидело на ней как влитое, только в груди оказалось слишком уж тесным.

— Опусти его пониже, вот и все! — предложила Пенни, пристегивая вуаль к волосам сестры.

Заметив, что Каролина в нерешительности, Пенни уверенным движением потянула лиф вниз. К счастью, ткань выдержала этот рывок, и лиф опустился, декольте — тоже; в результате полная грудь Каролины чуть обнажилась.

— Я бы не стала надевать кринолин, — посоветовала Пенни, обходя Каролину кругом. — Хотя нижняя юбка сшита не из шелка, а из простого батиста, — рассуждала Пенни, — этот желтый, просвечивающий из-под красного, выглядит весьма соблазнительно, и пусть складки падают свободно, чтобы ткань играла оттенками…

— Как пламя свечи, — подхватила Каролина, закружившись по комнате.

— Ты чудесно выглядишь, сестричка! — воскликнула Пенни.

«И умеешь делать хорошую мину при плохой игре, малышка, — добавила Пенни уже про себя. — Думаешь, я не вижу, как тебе плохо? Крепись, малыш!»

И тут Пенни заметила нож, лежавший на полу.

— Откуда здесь эта безделушка? — спросила она у сестры. — Любим играть в ножички или перепутали спальню с кухней?

— Я украла его, когда Хуанита отвернулась. Думала использовать как оружие. Но когда я увидела его… я выронила нож, — призналась Каролина.

Пенни с удивлением посмотрела на сестру.

— Представляю себе беднягу дона Диего… Прийти в собственный дом и увидеть, что его поджидают с ножом!

— Я об этом не подумала, — пробормотала Каролина.

— Улыбайся, когда пойдешь вниз, Каролина! Не забывай, что нам повезло: нам выпала козырная карта. На такое мы и рассчитывать не могли!

— Да, — кивнула Каролина и зябко поежилась. — Страшно даже подумать, что ждет всех остальных!

Пенни с усмешкой приподняла бровь.

— Какая бы судьба им ни выпала, это все равно лучше того, что ждало их в Нассау.

— Не хочешь ли ты сказать… — Каролина пристально посмотрела на сестру.

— Перестань, сестренка, — сказала Пенни. — Признайся хотя бы самой себе: тебе вовсе не хочется быть посвященной в мрачные тайны Нью-Провиденс. Оставайся в неведении, оно тебе лишь на пользу!

Тут в дверь заглянула горничная и сообщила, что ужин готов.

— Что она сказала? — спросила Пенни. — Как я жалею теперь, что пренебрегла изучением испанского! Я ведь ни слова не понимаю из того, что они говорят!

— Она сказала, что пора ужинать, — сказала Каролина. — Пойдем со мной, Пенни, я представлю тебя дону Диего.

Пенни, пожав плечами, согласилась, и сестры стали спускаться вниз.

К этому времени уже сгустились сумерки, темно-лиловые сумерки тропиков. В тяжелом металлическом подсвечнике горели свечи. Одетый в черное с серебром мужчина, поджидавший внизу, с интересом оглядел сестер, представлявших собой весьма интересное сочетание: Пенни — высокая и статная, отчаянно синеглазая и соблазнительно смуглая, в облегающем ослепительно белом корсаже; и рядом — миниатюрная блондинка в огненно-красном, женщина, напоминавшая горящую свечу, лишь очень светлые волосы в лиловых сумерках казались сотканными из лунного света.

— Дамы, — низким голосом произнес испанец, — я польщен.

Пенни изящно присела, очевидно, весьма довольная таким галантным обхождением, от которого уже успела отвыкнуть.

Каролина склонилась в низком реверансе.

— Пенни, — сказала Каролина по-английски (впрочем, с доном Диего она говорила по-английски с первой минуты знакомства), — это мой покровитель, дон Диего Вивар. Позвольте представить мою сестру, урожденную Пенсильванию Лайтфут.

— Руж, — криво усмехнувшись, пояснила Пенни.

Дон Диего никак не отреагировал на последнее замечание.

— Это всего лишь прозвище, — поспешила пояснить Каролина. — Дома мы зовем ее Пенни.

— Сеньорита Пенни, — без тени улыбки проговорил дон Диего, — не согласитесь ли вы разделить с нами ужин? Господин губернатор прислал всего достаточно, хватит, думаю, человек на десять. Нам столько не съесть.

— Я бы с удовольствием, — с милой улыбкой ответила Пенни, — но, боюсь, губернатор и сам будет ждать меня к ужину.

Пенни незаметно подмигнула Каролине, которой оставалось лишь гадать, правду ли говорит сестра или только желает проявить такт.

— Надеюсь увидеть вас завтра, — сказала Пенни и, откланявшись, удалилась, изящно покачивая бедрами.

Дон Диего придвинул Каролине стул.

— Вы чудесно выглядите, — сказал он. — Ваш флибустьер — счастливчик.

— Был им, — поправила испанца Каролина, глядя ему прямо в глаза. — Был счастливчиком.

Дон Диего ответил ей долгим взглядом.

— Пусть был. Зачем вы повторяетесь? Хотите подчеркнуть, что сейчас вы одиноки? — спросил он, наливая даме бокал вина.

— Нет, конечно, нет, — поспешно возразила Каролина. — Я больше не буду говорить на эту тему.

Дон Диего удовлетворенно кивнул и пригубил из своего бокала с портвейном.

— Может, вы предпочли бы мальвазию? — спросил он.

— Да, пожалуй, — ответила Каролина.

— Завтра я поговорю об этом с губернатором. Его винные погреба, кажется, неисчерпаемы. Расскажите о вашей жизни на Тортуге. Или вы жили в Порт-Рояле? Я не совсем понял.

— И там, и там, — охотно ответила Каролина. — На Тортуге я была очень счастлива, но поняла это лишь после того, как мы покинули остров. А в Порт-Рояле я совсем не была счастлива, но старалась этого не показывать.

— И в чем заключалась причина вашего несчастья?

— Из-за предательства и козней злоумышленников моему мужу вновь пришлось заняться флибустьерством.

Взгляд дона Диего выражал живейший интерес.

— В самом деле? Расскажите поподробнее.

— Потребовалось бы слишком много времени, чтобы рассказать вам обо всем. Скажу лишь, что Келлз получил прощение за занятие флибустьерством. Получил от самого короля, когда маркиз Солтенхэм от имени Келлза потопил несколько английских кораблей. Позже, по моей просьбе, Келлз пощадил маркиза.

Перехватив недоуменный взгляд собеседника, Каролина поспешила объяснить:

— Видите ли, моя подруга любила этого Солтенхэма, и я не хотела, чтобы ее возлюбленного убили. У ее отца было столько золота, что купить прощение для Солтенхэма ему не составляло труда, но мать Ребы наняла лжесвидетелей, которые под присягой поклялись в том, что маркиз невинен. Келлз же оказался вне закона.

— Печальная история, — заметил дон Диего. — Я вам сочувствую.

— Я не прошу сочувствия, сэр. Мне было бы достаточно вашего понимания.

— В самом деле? Я приложу все усилия к тому, чтобы вы его получили, — сказал дон Диего и занялся ужином.

В качестве первого блюда подали горячее острое рагу из мяса и овощей. Но Каролина, которой еще совсем недавно казалось, что она голодна как волк, ела без всякого аппетита. Ей хотелось узнать о доне Диего побольше…

— Как вы попали сюда? — спросила она неожиданно.

Он пожал плечами:

— Случайно. Все в этой жизни совершается по воле случая, сеньорита. А этот Келлз… Так ли он был хорош, что вы по нему убиваетесь?

К глазам Каролины неожиданно подступили слезы.

— В нем была вся моя жизнь, — пробормотала она сдавленным голосом.

— И я так на него похож?

— Смотреть на вас — все равно что смотреть на него. Вы с ним похожи… как две капли воды.

— И он тоже говорит по-испански?

— Бегло. На кастильском наречии. Он довольно долго прожил в Испании.

Дон Диего нахмурился.

— То, что он там пережил, — продолжала Каролина, — заставило его возненавидеть всех испанцев.

— Да, — со вздохом согласился дон Диего, — так часто бывает в жизни. Если на нас нападает человек в зеленом^[5], то в следующий раз зеленую одежду мы станем воспринимать как цвет врага, пусть даже тот, кто надел зеленое, — наш друг.

— Все несколько сложнее, чем вы хотите представить, — заметила Каролина.

— Понимаю. Вы будете защищать его всеми средствами. Что ж, ваша верность делает вам честь. Вы мне все больше нравитесь, сеньорита Лайтфут. Красота не единственное ваше достоинство.

— Почему, едва увидев меня, вы заговорили по-английски? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Вы хотите поймать меня на слове? Но мне сказали, что вы англичанка, сеньорита. Вы думаете, я должен был обратиться к вам на языке, которого вы не понимаете?

— Но вы же слышали, что я говорила по-испански на аукционе. Я кричала, что мы с Пенни — сестры и нас нельзя разлучать.

— Простите, разве мог я что-то услышать? Там стоял такой шум…

— Но вы слышали! Вы были совсем неподалеку, вы смотрели прямо на меня!

— А… вы меня все же заметили, а я начал было опасаться, что мне показалось, — с усмешкой проговорил дон Диего.

— Конечно! Трудно не заметить всадника среди пеших!

— Я собирался на прогулку в горы, — объяснил он. — Собирался, но передумал, когда увидел толпу и вереницу женщин, гонимых к рынку. Мне стало интересно.

— Уверена, губернатор все вам разъяснил, — с горечью заметила Каролина. — Сказал вам, что это ведут шлюх с Нью-Провиденс!

— Напротив, — чуть наклонившись вперед, возразил дон Диего. — Губернатор отметил ваше изящество. И, — улыбнувшись, добавил дон Диего, — он оказался прав!

— Глядя на вас, — протянула Каролина, — я начинаю думать, что у Келлза был брат, о котором я ничего не знала!

— Возможно, у Келлза действительно есть брат, но только не я. Скажите, этот Келлз к одевался как я?

— Нет, — призналась Каролина. — Келлз любил серый цвет. Впрочем, он придавал мало значения одежде.

— Как и я, сеньорита, — весело проговорил дои Диего. — А сейчас… прошу вас, отдайте должное ужину.

Каролина заставила себя проглотить несколько кусочков. И тут же почувствовала, что еда придала ей сил.

— Хотела бы я знать, — спросила она, — почему губернатор все это делает? Согласитесь, в наше время трудно ожидать от людей подобной широты души.

— Полагаю, — с улыбкой ответил дон Диего, — наш губернатор хитрее, чем хочет казаться. Я думаю, что он хочет заставить меня совершить глупость, безрассудный поступок…

Каролина во все глаза смотрела на собеседника. Он был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Умен и проницателен… как Келлз!

— Каким же образом он может принудить вас совершить глупость?

— С помощью дамы, — лаская Каролину взглядом, продолжал дон Диего. — Той самой, что пылает, как свеча.

Сама того не желая, Каролина покраснела.

— И зачем губернатору это нужно? — поинтересовалась она.

— Кто знает? Быть может, ему внезапно пришло в голову, что у него есть дочь, которая может влюбиться в человека много старше ее.

— Его дочери уже пятнадцать лет, что, согласитесь, не так уж мало для южанки! К тому же она, что называется, в теле! Все, как говорится, при ней — и бедра, и грудь. На мой взгляд, ей давно пора замуж. Иначе она растолстеет, будет больше походить на матрону, чем на юную девушку. Вот тогда губернатор действительно призадумается!

— О, да вы довольно жестоки в суждениях, — строго проговорил дон Диего, но глаза его при этом смеялись.

— Если честно, я ее не видела, но на мне сейчас ее рубашка, — с улыбкой призналась Каролина. — И она мне коротка и широка одновременно.

Дон Диего рассмеялся.

— И еще мне рассказали, что она в гневе бьет посуду и вообще все, что ей попадается под руку.

— Это верно, — вздохнув, согласился дон Диего. — Слуги на нее постоянно жалуются.

— И губернатор ее не ругает?

— Редко. Он весьма снисходительный папаша.

— Тогда он позволит ей выйти замуж за любого, кто вскружит ей голову.

— Не обязательно. Он может потакать ей во всем, но в этом вопросе может и заупрямиться. Наш губернатор способен временами проявлять недюжинную настойчивость. Дон Коррубедо хочет для дочери достойную партию.

— Но вы — чем не партия? — вскочив, воскликнула Каролина; устыдившись своей несдержанности, она покраснела и опустилась на стул.

— Как мило с вашей стороны, — с улыбкой заметил дон Диего. — Но стоит ли об этом говорить.

— Конечно, нет, — поспешно согласилась Каролина, пожалуй, слишком поспешно.

Возникла короткая пауза. Первой заговорила Каролина.

— Мне сказали, что дочь губернатора очень ревнует вас к донне Химене Менендес.

— В самом деле? С чего бы ей ревновать?

— Думаю, вы это знаете лучше меня.

Только сейчас Каролина поняла, что говорит так, словно ревнует дона Диего. В этот момент подали десерт — заварной крем, залитый винным соусом.

— Думаю, мне нужно попросить у вас прощения, — проговорила Каролина, без всякой охоты пробуя изысканное угощение. — Я знаю, что мне не следовало этого говорить.

— Вы прощены, — с улыбкой ответил дон Диего. — В самом деле, довольно интересно узнать, что говорят за твоей спиной.

— Кухонные сплетни. И в то же время не все в них неправда.

— И не все правда.

Между тем тропический вечер сменился тропической ночью. Фонтан серебрился в лунном свете. Вуаль, покрывавшая серебристые волосы молодой женщины, играла, словно пламя костра. Легкий ветерок шелестел в пальмовых листьях.

— Тропики по-своему прелестны, но мне нравится более прохладный климат, — заметил дон Диего, поправляя жабо.

— Климат Эссекса? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего покачал головой.

— Климат Кастилии, — уточнил он, сверкнув белозубой улыбкой.

Как все это напоминало их с Келлзом ужины на Тортуге, думала Каролина. Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить, что этот незнакомец напротив — Келлз, вернувшийся из морского похода, и что вскоре зайдет Кэти, чтобы пожелать им спокойной ночи.

— Сеньорита Лайтфут, — сказал дон Диего, вставая. — Не хотите ли прогуляться со мной перед сном?

Каролина поймала себя на мысли о том, что именно так поступил бы сейчас Келлз. Она встала из-за стола.

Они вышли в патио, и тут дон Диего неожиданно остановился возле пальмы. Он оставался в тени, в то время как Каролина словно купалась в лунном свете. Воздух был напоен ароматом бугенвиллей и роз. Глухо закричала какая-то ночная птица.

Каролина ждала, не смея дышать.

И вот это случилось — прикосновение его губ к ее губам, сначала легкое, потом все более настойчивое. Она чувствовала крепкое кольцо его рук, и в этом кольце, точно птице в гнезде, ей стало хорошо и уютно.

В ее поцелуе была тоска, было томление, желание.

«Я лишь представлю, что он — это Келлз, я только представлю себе это…»

Язык его обжигал ее нёбо, даруя чудесное возбуждение. Его руки заставляли ее трепетать от желания, и Каролина крепко прижалась к нему. Он же, внимая призыву гибкого юного тела, все смелее ласкал ее.

Потом он принялся целовать ее стройную белую шею, ее полную, чуть приподнятую тесным лифом грудь. Каролина тихонько застонала, не в силах сдерживать переполнявшие ее чувства.

— О, Келлз, — простонала она. — Келлз…

Мужчина замер.

И вдруг все кончилось. Он внезапно отстранился, и Каролина, подавшись ему навстречу, едва не упала. Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.

— Госпожа Лайтфут… — проговорил он хриплым от желания голосом, заглядывая ей в глаза, словно стремился заглянуть в душу. — Я не любитель столь острых блюд. Я не стану заниматься любовью с той, которая, закрыв глаза, представляет на моем месте другого!

Каролина всхлипнула, отшатнулась.

— Разве я виновата, что вы с ним… на одно лицо?

— И я не виноват, — произнес он. — Ну что ж, мы еще узнаем друг друга поближе. А пока, госпожа Лайтфут, идите спать. Вы пойдете в свою спальню, я — в свою.

Он поклонился подчеркнуто вежливо. Затем проводил Каролину наверх и оставил у дверей спальни.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПАСНЫЙ СОПЕРНИК

Глава 21

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Лето, 1692 год

Когда Каролина проснулась, дон Диего уже ушел, и она даже обрадовалась этому обстоятельству, — слишком уж противоречивые чувства ее одолевали. Одевшись, Каролина не спеша спустилась на кухню, и старая Хуанита посмотрела на нее так, как подобает слугам смотреть на господ, — преданно и подобострастно.

— Почему вы не позвали меня к завтраку? — спросила Каролина.

— Я хотела, — призналась Хуанита, — но дон Диего не велел вас беспокоить. Он еще сказал, — замявшись, добавила испанка, — что я должна выполнять ваши приказы так же, как и его собственные.

Итак, она стала хозяйкой в этом доме! Каролина заметно приободрилась. Похоже, рабыней ей пришлось побыть всего один день! Оставалось лишь надеяться, что и Пенни повезло не меньше.

— Я вижу, у вас появилась помощница, — сказала Каролина, заметив в углу кухни молодую островитянку с тюрбаном на голове.

— Целых две! — с гордостью объявила Хуанита. — Это Нита, а вторая — Лу. Я только что послала Лу с поручением, — добавила она.

Каролина предпочла бы не иметь Лу в служанках, она решила, что глупо возражать против ее присутствия в доме. Ведь судьба и так оказалась слишком благосклонной к ней. Еще вчера она была несчастна и одинока, успела почувствовать себя рабыней, не смевшей рассчитывать на чью-либо помощь во враждебном городе, а наутро проснулась хозяйкой дома с тремя служанками!

— Я хотела бы после завтрака пройтись по городу, Хуанита, — сказала Каролина пожилой служанке. — А вы могли бы быть моей дуэньей и сопровождать меня, — добавила она с веселой улыбкой. — Или вы предпочли бы послать Ниту?

— О нет, я пойду сама, — поспешно ответила Хуанита, ни за что не желавшая пропустить выход в свет этой роскошной девицы.

— Наденьте свое самое лучшее платье, — распорядилась Каролина.

Завтрак был закончен, и Нита, прислуживавшая Каролине, тихо ступая, не смея поднять глаз на хозяйку, отправилась мыть посуду. Хуанита же суетилась, предвкушая развлечение.

Однако недавние испытания не прошли для Каролины бесследно. Возможно, именно они послужили причиной очередного приступа раздражительности. На сей раз дурное расположение духа вылилось в своеобразный протест.

— Вы хотите выйти… в этом? — в ужасе прошептала Хуанита.

Каролина покружилась в своем ослепительно алом наряде, сквозь который просвечивал желтый батист. Она отдавала себе отчет в том, что один лишь цвет ее платья привлечет к ней всеобщее внимание, причем смотреть на нее станут отнюдь не как на леди. Здесь, в Гаване, женщины из высшего света не позволяли себе иных цветов, кроме черного и белого. Гавана была городом строгих черных шелков и кипенно-белого хлопка. Мимолетный взгляд жгуче-черных глаз из-под полураскрытого веера, выбившаяся из-под мантильи смоляная прядь… Все, что было сверх этого, уже считалось неприличным. Ну что ж, пусть себе считают ее куртизанкой! В нарушение всех канонов Каролина распустила свои роскошные волосы — их платиновый цвет в сочетании с ярким платьем лишь подчеркивал розовато-белый цвет ее кожи, столь необычный в здешних местах.

— Да, мне, кажется, понадобится еще кое-что, — пробормотала Каролина, оглядывая свою полуобнаженную белую грудь. — Если я не хочу загореть… Не могли бы вы, Хуанита, послать Ниту в соседний дом за зонтиком от солнца?

Хуанита выглядела несколько растерянной, но все же поспешила сделать то, о чем ее попросили. Нита подчинилась беспрекословно.

Так они и вышли из дома — Каролина была в платье цвета огня, с распущенными по спине волосами и с черным шелковым зонтиком в руке, Хуанита же — вся в черном.

— И куда мы пойдем? — спросила служанка, семенившая позади своей новой госпожи.

Каролине хотелось бы прогуляться по всему городу и вполне насладиться произведенным эффектом. Брезгливо поджав губы, она взглянула на свои видавшие виды туфли, пережившие землетрясение, потоп и еще бог знает что.

— Я думаю, нам надо пойти на рынок. Возможно, там я смогу найти пару сандалий.

— А как насчет денег? — не без ехидства спросила Хуана, полагавшая, что денег у Каролины нет.

— Я скажу, что дон Диего заплатит, — с беззаботным видом ответила молодая женщина.

Старая испанка лишь покачала головой — едва ли кто-то согласится продать обувь под честное слово.

Для Хуаны, рассчитывающей на скандал, начало прогулки обернулось некоторым разочарованием. Несколько кавалеров в широкополых шляпах оглянулись, босой монах ордена Святого Франциска в испуге скосил на Каролину глаза и перекрестился… Вот, пожалуй, и все. Но по мере приближения к рынку народу на улицах становилось больше, и Хуана старательно принялась покачивать зонтом над головой Каролины, стараясь сделать так, чтобы черный шелк особенно эффектно искрился на солнце. И она была вознаграждена за свои усилия: две элегантные дамы в черном едва не упали в обморок при виде такой вызывающей вульгарности. Давно уже старая Хуана так не веселилась, пожалуй, с того самого времени, когда повариха с ножом гналась за Мигелем по улицам города и вопила, что убьет его за то, что он завел любовницу!

Солдаты, направлявшиеся к форту, остановились и во все глаза уставились на Каролину. Монах Доминиканского ордена в черной мантии, белой тунике и белом наплечнике, похожем на фартук, неодобрительно взглянул на солдат и скорбно покачал головой.

Каролина, гордо вскинув голову, едва не касаясь плечом изумленных солдат, прошла мимо.

— Да проходите же, не стойте на дороге, — проговорил кто-то в раздражении.

Мужчина говорил по-испански, но голос показался Каролине знакомым. Она остановилась, замерла, ибо наконец-то в этом чужом городе встретила того, кого знала. И действительно, перед ней стоял давний знакомый, которого она как-то пригласила на ужин в Порт-Рояле. Но как он изменился! Куда только делась легкомысленная пестрота его французского наряда! Сейчас перед Каролиной стоял испанец до мозга костей. Одетый в черное, он казался тонким, как стрела. Медовые глаза его смотрели зорко и пристально. В том человеке, который только что обратился к солдатам, не осталось ничего от веселого повесы, встреченного Каролиной в Порт-Рояле.

И он сам едва не оступился, увидев Каролину. Оправившись же, вежливо поклонился.

— Доброе утро, красавица, — сказал он по-английски. — Идете завоевывать город?

— Пока только рынок, — со смехом ответила Каролина. — Так, значит, вы действительно испанец! Как я и догадывалась!

— Ваша проницательность не уступает вашей красоте, — отозвался галантный Рамон. — Позвольте представиться: дон Рамон дель Мундо.

— Так вы все же не монсеньор Раймон де Монд, что, как мне помнится, означает «человек мира»? — с кокетливой улыбкой спросила Каролина.

— Не француз и не де Монд, хотя дель Мундо по-испански означает то же, что де Монд по-французски. Позвольте, мадам, показать вам рынок. Это одна из достопримечательностей нашего города, — предложил испанец.

— Я уже знакома с вашей достопримечательностью, — сухо заметила Каролина. — Причем, как бы это сказать… изнутри. Меня едва не продали вчера на рыночной площади!

Рамон озадаченно посмотрел на молодую женщину.

— Возможно, мой английский не так хорош, как мне до сих пор казалось. Боюсь, я вас не понимаю.

— Я направлялась в Англию, когда испанский военный корабль начал преследовать наше судно. Мы были вынуждены сменить курс, и под конвоем нас доставили к Нью-Провиденс. Испано-французская флотилия разгромила пиратский порт. После того как все мужчины были убиты, женщин погрузили на наш корабль и всех нас доставили сюда, чтобы продать в качестве рабынь. Вчера корабль наш прибыл в Гавану, и нас, как и было задумано, доставили на рыночную площадь. Там и состоялся аукцион. Да-да, именно так.

— Неужели?! — воскликнул ошеломленный испанец.

— Вы хотите сказать, будто не знаете, что происходит в Гаване? — прищурившись, спросила Каролина. — Не может быть, чтобы вы пропустили вчерашний праздник!

— Я был в горах, — в задумчивости проговорил Рамон. — Охотился. А потом у меня началась лихорадка, замучившая меня здесь, в этом гнилом климате. Так что, простите, мне было не до веселья. Значит, вы сказали, что вам все же удалось избежать общей участи?

— Меня и мою сестру сняли с торгов. Она сейчас у губернатора. Меня же отправили в соседний дом в качестве прислуги к… э… — Каролина осеклась. — К дону Диего Вивару.

— К Вивару?! — нахмурился Рамон. Но тут же овладел собой и продолжал: — Я должен был догадаться. Вначале его назначают осуществлять разработанный мной план захвата Ямайки, а потом ему отдают мою женщину!

Каролина даже вздрогнула от подобной наглости.

— Я не ваша женщина! — воскликнула она, и в глазах ее сверкнул холод металла.

— Вы были бы моей, — вполголоса проговорил Рамон. — Если бы мне позволили осуществить мой план.

— Так вы обманом проникли в мой дом?! — оскорбилась Каролина. — На самом деле вы шпионили?!

— Я предложил даме свою защиту и помощь, — с неизменной учтивостью ответил Рамон. — И был приглашен всего лишь на ужин. Конечно же, вы не станете винить меня за это!

— Вы бы лишь потеряли время, если бы захотели сейчас воплотить свой план в жизнь, — заметила Каролина. — От Порт-Рояля мало что осталось! Сначала землетрясение, потом потоп. Весь город теперь на дне морском.

Дон Рамон покачал головой. С участием посмотрел на Каролину.

— Это значит, что вы лишились дома, — пробормотал он. — Больно слышать об этом.

Для Каролины потеря дома была самой малой из потерь, но она сочла за благо не посвящать в это дона Рамона.

— Что у вас за конфликт с доном Диего? — спросила она, чтобы сменить тему.

— Дон Диего — баловень судьбы, — пробормотал Рамон. — Во-первых — любимец короля. Его прислали из Испании возглавить задуманное мной предприятие. Затем губернатор привечает его — да еще и отдает ему вас. Святая Марина, если так и дальше пойдет, его назначат вместо меня командовать Эль-Морро!

— Вы командуете крепостью? — изумилась Каролина.

— Да. А что, это так трудно представить? — с коротким смешком ответил Рамон.

— Да нет, вовсе нет, — поспешно заверила собеседника Каролина. — Просто… когда мы проплывали мимо, я смотрела на все эти грозные пушки, на каменные стены… Мне трудно представить вас в таком мрачном месте.

— Мрачное место? Вы представляли меня совсем в другом окружении? Учителем танцев в бальном зале, не так ли?

— Я не это имела в виду, — покраснела Каролина. — Я хотела сказать… Наверное, не очень приятно большую часть дня проводить в таком угрюмом месте.

Рамон в ответ лишь пожал плечами.

Каролина же решила развить тему:

— Что же сталось с командой «Божьего суда»?

— Все они за каменными стенами Эль-Морро, — заявил Рамон. Он пристально посмотрел на Каролину. Нахмурившись, спросил: — А почему вы спрашиваете? Кто-то из них обидел вас? Если так, я прикажу убить негодяя!

Каролину словно обдало могильным холодом. Хотя капитан Симмонс обращался с ней не очень-то вежливо, она была не настолько кровожадна, чтобы требовать его смерти.

— Нет-нет, — сказала Каролина. — Это я так, из любопытства спросила.

— Губернатор собирается послать в метрополию запрос о том, что с ними делать. Боюсь, судьба их решится не слишком скоро.

За разговором они не заметили, как подошли к рынку. Прилавки ломились от всевозможных товаров. Торговавшие бананами индианки в экзотических нарядах сидели неподвижно словно изваяния. Негры и метисы отчаянно торговались, расхваливая свой товар. Каролина и ее спутник ходили меж рядов.

— Не хотите ли купить что-нибудь? — спросил дон Рамон.

— Если только пару сандалий, — призналась Каролина. — Мои туфли не выдержали испытаний!

Дон Рамон с восхищением взглянул на ее изящные ножки.

— Я отведу вас к сапожнику, — решил он.

— Но я не могу позволить вам делать мне подарки, — запротестовала Каролина. — Видите ли, — потупясь, пробормотала она, — я осталась без денег и думала объяснить торговцу на рынке, что дон Диего заплатит позже за пару не слишком дорогой обуви.

Но дон Рамон настоял на своем. Хуана увидела, что элегантный кавалер повел молодую женщину к мастерской сапожника. Затем принялся сам выбирать для нее туфли. Вкус у дона Рамона оказался отменным — он остановил свой выбор на паре очень красивых туфель с высокими красными каблучками. И, обращаясь к сапожнику, заявил, что заплатит сам, как только проводит даму домой. Сапожник, прекрасно знавший, кто такой дон Рамон, поспешил согласиться, хотя, как заметила Каролина, вид у сапожника был грустноватый.

Встреча с доном Диего произошла гораздо раньше, чем того хотелось Каролине. Минуту спустя у мастерской остановился губернаторский экипаж, в котором сидели дон Диего и губернаторская дочка.

Если дон Диего и был удивлен этой неожиданной встречей, то не подал виду, лишь без всякого выражения кивнул. Что же до пышнотелой дочки губернатора, то ее реакция оказалась куда более эмоциональной. Она даже выглянула из экипажа, очевидно, чтобы получше рассмотреть Каролину. На дона Рамона Марина взглянула с явным неодобрением. Он в ответ низко поклонился. Марина, вскинув подбородок, демонстративно отвернулась.

— Не хотите ли осмотреть Эль-Морро? — предложил Рамон, глядя на свою спутницу.

— Не сегодня, — с улыбкой ответила Каролина. — Но, быть может, как-нибудь на днях? Не знаю, можно ли об этом спрашивать, но я хотела бы повидать пленников.

— Это не положено, — пробормотал дон Рамон, чуть склонившись к ее душистым волосам. — Однако для вас, — он понизил голос, — я мог бы сделать исключение.

— Только для меня? — с кокетливой улыбкой спросила Каролина. — Вы, наверное, большой человек, дон Рамон, вершитель судеб.

— Что-то вроде того… — усмехнулся испанец.

Народу на рынке становилось все больше. Каролина с интересом смотрела по сторонам, разглядывая проходивших мимо людей — иезуитов в рясах, пьяных туземцев, охотников в кожаных одеждах. Но дон Рамон не замечал никого, кроме своей спутницы. Так и стояли они посреди бесконечного людского потока, неподалеку от сапожной мастерской. Дон Рамон не сводил глаз со своей спутницы. Он, кажется, всерьез решил провести с ней если не весь день, то все утро.

— Не хотите ли посмотреть набережную, сеньорита? Или вы все же позволите называть вас по имени?

— Конечно. Зовите меня Каролина.

— Каролина? Чудесное имя.

— Признаться, я уже видела вашу набережную.

— Но вы не видели здание таможни, оно как раз возле городской стены, рядом с воротами.

— Как-нибудь в другой раз.

— Тогда, может быть, вы выпьете со мной бокал вина?

Заметив, что Каролина колеблется, дон Рамон усилил натиск.

— О, не бойтесь донна Каролина, я говорю не о каком-нибудь грязном трактире! Здесь неподалеку есть вполне приличная таверна, там подают превосходную малагу.

Каролина задорно улыбнулась:

— Испанские женщины не часто посещают таверны, дон Рамон.

— Да, но ведь вы не испанка. К тому же день жаркий. Разве не приятно посидеть под прохладными сводами, потягивая вино? А уж потом можно пуститься в обратный путь в новых туфлях.

Напоминание о туфлях так развеселило Каролину, что она расхохоталась.

— Хорошо, дон Рамон, — сказала она, испытывая особое воодушевление при мысли о том, что, если она задержится еще на часок, дон Диего, вернувшись домой и не застав ее, заявится в таверну. Стоило рискнуть, чтобы проверить, как отреагирует дон Диего на то, что его дама пьет малагу в обществе самого коменданта Эль-Морро!

Каролина, задумавшись, спросила себя: почему ей так важно вызвать в доне Диего ревность? Быть может, потому, что он так походил на Келлза? Возможно, она просто пыталась внушить себе, что дон Диего и есть настоящий Келлз?

Отбросив ненужные мысли, Каролина, увлекаемая доном Рамоном, вошла в таверну. Дель Мундо взял вина и Каролине, и Хуане, державшейся так, словно она и впрямь являлась дуэньей при молодой сеньорите.

— Может быть, пришла пора рассказать настоящую историю дона Рамона дель Мундо? — проговорила Каролина. — Сказками про француза с Нью-Провиденс я уже сыта.

Дон Рамон непринужденно откинулся на спинку резного стула. Таверна была почти пуста. Испанец чувствовал неподдельный интерес этой красавицы англичанки к его персоне, и этот интерес льстил мужскому самолюбию. Прохлада и приглушенный свет располагали к откровенности. Дон Рамон с удовольствием рассказывал о своей родине, и в его медово-карих глазах Каролина видела отблески кастильского солнца. Он рассказал ей об усадьбе, красивой, но приходящей в запустение, описывал пасторальные пейзажи, где среди вечно зеленых дубов разгуливают черные поросята. Он говорил о бегущих с террас ручьях, о склонах, засаженных оливковыми рощами. И она видела все описанное так же, как видел он, — загорелых крестьян и тучные стада, звенящие в полуденном зное сотнями маленьких колокольчиков.

— Да это просто рай, — пробормотала Каролина, и глаза испанца потеплели.

— Да, я тоже считаю, что рай — там, — сказал он.

— И все же вы тут.

Дон Рамон поморщился, словно от зубной боли. Стоит ли рассказывать этой приглянувшейся ему женщине, что он отправился покорять мир лишь для того, чтобы найти себе богатую жену?

Вместо этого он начал рассказывать долгую историю о донне Анне, дочери Иоанна Австрийского, который повел христиан в поход против турок. Донна Анна имела несчастье влюбиться в сына принца Жуана Португальского. Любовь эта была обречена с самого начала, потому что принц имел двух сыновей — настолько похожих, что никто не мог их различить. Одного сына звали Себастьян, и он был сыном законной супруги принца. Другого звали Габриэль Эспиноса, и он был сыном красивой дочки поварихи. Себастьян стал законным правителем Португалии.

— И женился на донне Анне? — спросила Каролина, заинтригованная столь актуальным сюжетом. — Или она все же любила сына кухаркиной дочки?

— Кто знает, кого она любила? Известно одно: ни один из них не женился на ней. Вопреки всем советам Себастьян, взяв с собой Габриэля, отправился в поход в Африку, и в итоге живым на родину вернулся только один из них. Вначале все поверили в то, что погиб Себастьян, однако один человек, участник кампании, поклялся, что выжил настоящий король, но ему было так стыдно за проваленную операцию, что он решил скрыть, что остался жив.

— Как все запутано! — воскликнула Каролина. — И что же, они разобрались, кто есть кто?

Рамон усмехнулся:

— О да, конечно, разобрались. Филипп Второй, дядя той самой донны Анны, велел арестовать человека, который уже вроде бы и признался в том, что он и есть настоящий Себастьян. Донна Анна бросилась на колени перед дядей и со слезами умоляла пощадить несчастного. Ей было отказано, и сын принца — то ли законный король, то ли внук кухарки, теперь уже не узнать, — был удавлен.

— А донна Анна?

Дон Рамон поморщился:

— Ее дядя, ставший королем, прогневался на нее за то, что она опозорила его, якобы влюбившись в сына простолюдинки. Он запер ее в монастырь и лишил всех привилегий, полагавшихся ей по праву рождения.

Каролина зябко повела плечами. Судьба донны Анны действительно оказалась незавидной. Но гораздо больше ее занимали близнецы.

— И все-таки, узнал ли мир когда-нибудь правду о двух братьях?

— Никогда. Эта тайна так и остается одной из самых мрачных тайн в истории моей страны. Кто же погиб — самозванец или король? Непостижимая загадка!

— Кого же из двоих любила донна Анна? — пробормотала Каролина.

Страшная мысль поразила ее: «А что, если донна Анна любила обоих? Что, если они были настолько похожи внешне и характерами, что она не в силах была разделить их в своем сознании?»

Каролина почувствовала, что краснеет. Вино ли было тому причиной или рассказ испанца?

— Трудно представить, что они могли быть так… похожи, — запинаясь, проговорила она.

И вновь на ум приходила параллель — Келлз и дон Диего. Тряхнув волосами, словно желая освободиться от навязчивых мыслей, Каролина проговорила:

— Дон Рамон, я с радостью провела бы с вами весь день, но мне пора домой.

— Конечно, донна Каролина.

Испанец встал и галантно предложил ей руку.

«Он неспроста избегает называть меня сеньоритой, — подумала Каролина. — Не желает признавать мой брак с Келлзом». В Порт-Рояле это могло ее раздражать, а здесь, странное дело, нисколько. Почему? Возможно, потому, что она, как несчастная донна Анна, находилась в весьма щекотливом положении. Она потеряла того, кого любила, но на смену ему явился двойник, человек с иными воспоминаниями, с иным прошлым.

Двойник, повторила про себя Каролина. Всего лишь двойник. Еще одна прихоть судьбы — или ее жестокая шутка?

Дон Рамон проводил Каролину до дверей дома.

— Я возьму вас как-нибудь на прогулку в горы, — пообещал он. — Вы любите ездить верхом?

Каролина ответила, что любит.

— К тому же вы не видели и половины города, — добавил испанец. — Я покажу вам остальное!

— Возможно, позже.

На прощание дон Рамон поцеловал Каролине руку.

Дома же Каролину ждало разочарование — она не застала дона Диего дома. Наверное, он все еще развлекал губернаторскую дочку.

Встретились они лишь за ужином.

— У меня новые туфли, — объявила она, покружившись так, чтобы были видны ножки.

— Как я понимаю, подарок дона Рамона дель Мундо?

— Вы угадали. Он сказал, что вернется и заплатит за них, — пожав плечами, сказала Каролина. — Хотя я и возражала. Но потом подумала… быть может, вы захотите заплатить за них сами.

— Вы правы, — отчеканил дон Диего, — я предпочел бы сам заплатить за ваши туфли. И еще… Поскольку вы гостья в моем доме, я бы хотел, чтобы вы соблюдали элементарные правила приличия. Мне говорили, что до моего прибытия в Гавану дочка губернатора симпатизировала дону Рамону дель Мундо. Мне было бы приятно, чтобы между ними все продолжалось по-старому. Не становитесь у нее на пути.

Каролина усмехнулась:

— Дон Рамон — мой старый знакомый.

Дон Диего смотрел на нее во все глаза.

— Знаете ли, мы встречались до того, как я сюда попала, — продолжала Каролина. — Мы с ним вместе ужинали.

— Он ужинал с вами и вашим флибустьером? — изумился дон Диего.

— Нет, только со мной. Келлз был в отъезде. Подыскивал плантацию в верховьях Кобры.

Каролина напряженно вглядывалась в лицо мужчины, сидевшего с ней за столом. А вдруг он вспомнит?..

— Так, значит, вы возобновили дружбу, начавшуюся в Порт-Рояле, — медленно проговорил дон Диего. — Кажется, я начинаю понимать.

— Нет, вы не понимаете! — выкрикнула Каролина. — Дон Рамон обращался со мной как с леди! Если хотите знать, он единственный во всей Гаване относится ко мне как к настоящей леди!

— Разве я не…

— Вы повалили меня на кровать, едва увидели!

— Стоит ли напомнить вам о том, что вы были совсем не против?

— Но вы же знали, что я ошиблась! Вам должно быть стыдно!

Дон Диего словно ощупал ее взглядом.

— Полагаю, нет ничего постыдного в наслаждении столь прекрасным телом, — медленно проговорил он.

Так вот, значит, что она для него: просто женская плоть! Он смотрит на нее лишь как на источник плотских утех, и ему нет дела до женщины по имени Каролина Лайтфут, до женщины, которая любит его — или его двойника, что одно и то же! Любит так, что готова за него жизнь отдать! Любит в нем все: его голос, его дыхание, его жесты… Каролина чувствовала себя так, будто ее ударили по лицу.

Пошатываясь, она встала и повернулась к дону Диего спиной. И тотчас же услышала его голос:

— Вы останетесь за столом и поужинаете со мной, госпожа Лайтфут. Я не хочу ужинать в одиночестве.

Каролина с угрюмым видом села за стол и уставилась в свою тарелку.

Дон Диего снова заговорил. Причем так непринужденно, будто знал Каролину уже много лет. Он рассказывал о том, где был и чем занимался, о том, как общался с губернатором, как ему показали форт Ла-Фуэрса, которым его назначали командовать до получения дальнейших указаний из метрополии. Дон Диего был до мозга костей испанский гранд, и Каролина понимала, что он говорит с ней по-английски лишь из вежливости.

«Все верно, — говорила она себе. — Этот человек — действительно дон Диего из Кастилии». Сердце молодой женщины словно истекало кровью, она отказывалась принять очевидное.

— Вы не будете скучать по Испании? — в задумчивости проговорила она. — Не будете ли вы чувствовать себя здесь… точно в изгнании?

— Странно, что вы меня об этом спрашиваете. Я ведь оказался здесь по воле судьбы, которая неисповедимыми путями ведет меня к цели, хотя, клянусь жизнью, я еще не знаю, что это за цель.

— Вы говорите загадками.

— Да, наверное, именно так это звучит. Я родился лишь вчера, сеньорита Лайтфут. Хотя я действительно Диего Вивар, — поспешил он добавить.

— И что это значит?

— Это значит, что на «Санто-Доминго» я был с секретной миссией нашего короля. Галион, на котором я плыл, захватили пираты. Во время боя я был ранен, серьезно ранен в голову.

Он прикоснулся к шраму. Узкий розоватый рубец, почти скрытый волосами, едва виднелся у него на лбу. Каролина лишь сейчас увидела этот шрам.

— Ранение в голову? — переспросила она, глядя на дона Диего с напряженным вниманием.

— Да. И из-за ранения что-то случилось с моей памятью.

— Вы не можете припомнить некоторые события?

Дон Диего вздохнул.

— Все, что касается настоящего, я помню прекрасно, но из прошлого — ничего. Похоже, я всю жизнь прожил в Гаване, потому что не помню, как попал сюда и что было до этого. Но, конечно, — добавил он, пожав плечами, — обо мне многое известно другим. Губернатор получил письмо, где обо мне сообщают. И те, кто доставил меня сюда, вполне признают во мне дона Вивара.

Каролина смотрела на собеседника, затаив дыхание.

— Итак, — медленно проговорила она, — теперь я знаю то, чего вы до сих пор мне не говорили. По вашим же словам, вы родились лишь вчера. Вы знаете о себе лишь то, что вам сказали другие, и вы ни малейшего представления не имеете о том, кто вы на самом деле.

Глава 22

Дворец губернатора

Гавана, Куба

Благодаря своей осанке и непринужденным манерам Пенни уже на следующий день добилась права называться домоправительницей. Теперь под ее началом находились слуги, и лишь незнание испанского мешало ей немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Губернатор был очарован рыжеволосой красоткой и в первый же вечер предложил ей поужинать с семьей. Марика, однако, разозлилась и отправилась спать голодной. Губернатор, бегло говоривший по-английски, оказался прекрасным собеседником. Таковой же ему показалась и Пенни, поразившая его своими смелыми взглядами на жизнь. В конце концов губернатор во время ужина объявил, что отныне она будет вести хозяйство в доме и сидеть за столом вместе с ним и его дочерью. Интересно, думала Пенни, как это понравится Марине?

После ухода губернатора Пенни принялась за разрешение труднейшей задачи: она должна была отдать распоряжения слугам, не зная языка. И при этом надо было не потерять лицо. Слугам, которые вначале восприняли ее как одну из служанок, теперь надлежало понять: она хозяйка. Стук в дверь застал Пенни в тот момент, когда она пыталась объясниться с молодой служанкой.

Пенни открыла. Перед ней стоял молодой коренастый офицер со смуглой, с сероватым отливом кожей. Он удивленно заморгал при виде рыжеволосой статной красотки, но быстро оправился от потрясения и по-английски воскликнул:

— Ах, вы одна из английских дам!

Обрадовавшись, что испанец говорит по-английски, Пенни одарила его улыбкой и объявила:

— Кем бы вы ни были, прошу, заходите. Я как раз пытаюсь объяснить слугам, что они должны делать, а вы будете моим переводчиком!

Несколько озадаченный ее напором, офицер тем не менее остался на высоте.

— Капитан Хуарес к вашим услугам! — сообщил он и поклонился.

Польщенная такой галантностью, Пенни снова улыбнулась. После чего схватила испанца за руку и потащила в патио, где принялась, с его, разумеется, помощью, отдавать распоряжения слугам, которых в доме губернатора было около дюжины. Капитан переводил четко и внятно.

Покончив с делами, Пенни сказала:

— А теперь велите вот этой девушке, Зите, принести нам вина. У губернатора очень неплохая малага.

Офицер едва заметно улыбнулся. Он прекрасно знал, какое вино у губернатора. Деликатно откашлявшись, он спросил, дома ли хозяин.

— О нет, он недавно ушел. Я думаю, он в форте Ла-Фуэрса.

Пенни повела гостя в галерею, к одной из каменных скамеек возле колонны. Стояла такая жара, что даже в патио, в тени пальмы, сидеть было неприятно.

— Удивительно, как вы не встретились с ним, — добавила Пенни, присаживаясь.

Капитан Хуарес покраснел, вернее, его оливкового цвета лицо потемнело. Он давно уже бродил у дома, дожидаясь, когда губернатор уедет.

— А донна Марина? — с робостью в голосе спросил капитан. — Она дома?

Пенни бросила на гостя внимательный взгляд. По тому, как нервно он стал поправлять воротник, словно тот внезапно сделался тесен и сдавливал горло, Пенни безошибочно распознала: капитан пришел вовсе не к губернатору, а к его пышнотелой дочурке.

— Нет, донна Марина ушла куда-то с дуэньей, — как ни в чем не бывало ответила Пенни. — Я не знаю, когда она вернется. — Пенни ухмыльнулась. — Но думаю, она вернется поздно. Ведь такая волнующая ночь! Под ее балконом впервые распевали серенады. Стоило только качать. Губернатор боится, как бы ухажеры не выстроились в очередь. Тогда уж от их кошачьего воя жизни не будет, пока он не выдаст ее замуж!

Капитан поднял на Пенни несчастные глаза. Ему очень неприятно было слышать, что о его возлюбленной говорят в таких выражениях. Но хуже всего было то, что губернатор не давал ему ни малейшей надежды стать мужем Марины. И в самом деле, что он мог позволить себе на капитанское жалованье? Разве к такому нищенскому существованию привыкла дочка губернатора, в которую капитан был влюблен без памяти?

— Я пришел справиться о здоровье дона Диего, — пояснил капитан Хуарес, опасаясь, как бы собеседница не подумала, что он пришел из-за Марины.

— Дон Диего сейчас живет в соседнем доме, — сообщила Пенни.

В этот момент принесли малагу, и капитан Хуарес, воспользовавшись возможностью помолчать, с удовольствием принялся за вино. Пенни не сводила с него пронзительно-синих глаз.

— Так вы всего лишь хотели справиться о здоровье дона Диего? — не удержалась она от вопроса.

— Ах, сеньорита! — воскликнул капитан, у которого от выпитого развязался язык. — Если у кого-то и есть повод беспокоиться за его здоровье, так это у меня, ибо это я доставил его сюда из Порт-Рояля.

— В самом деле?

Пенни оживилась. Ей пока так ничего и не удалось узнать про дона Диего. Можно представить, как обрадуется Каролина, если удастся разузнать кое-что о прошлом дона Диего! Пенни устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

— Начало впечатляющее. Каково же будет продолжение? Расскажите мне непременно, чтобы я могла поделиться с Мариной.

Марина уже не раз слышала эту историю, но капитан был польщен. Такую историю можно слушать не раз и не два.

— Но, сеньорита, мне придется начать издалека.

— О, начинайте, откуда считаете нужным, — сказала Пенни и налила гостю еще вина.

У капитана, не избалованного женским вниманием, немного кружилась голова — как от близости красивой женщины, так и от вина. Немного помолчав, он начал свой рассказ.

И вскоре перед мысленным взором Пенни одна за другой стали оживать картины прошлого. Все началось задолго до землетрясения в Порт-Рояле. Все началось с того, что дель Мундо получил из Испании сообщение: командовать операцией назначен некий дон Диего Вивар, направляющийся в Гавану. Капитан рассказывал, что дон Рамон побагровел и схватил курьера за горло. Капитану, имевшему несчастье находиться в тот момент рядом с посыльным, стало страшно: а вдруг комендант Эль-Морро в гневе задушит несчастного? Пришлось вмешаться, и дона Рамона оттащили от посыльного.

— Представляю, как это выглядело! Я вам завидую: присутствовать при таком спектакле! — со смехом воскликнула Пенни.

Капитан лишь кивнул и продолжил свой рассказ.

Конечно, сам он, будучи офицером, мог понять дона Рамона. Разве не дон Рамон разработал план уничтожения английских пиратов? В самом деле, стоило лишь захватить их главный порт на Ямайке — и с ними покончили бы навсегда! Дон Рамон доверял капитану Хуаресу, и тот знал, что план захвата Порт-Рояля был представлен королевским советникам уже год назад. Дон Рамон уже отчаялся получить вести из Испании и, не дождавшись распоряжений, сам отправился в Порт-Рояль в качестве разведчика. А вернувшись в Гавану, дон Рамон незамедлительно принялся за дело. Передовой отряд должен был возглавлять капитан Хуарес собственной персоной. Дон Рамон с надеждой встречал каждый галион, прибывающий из метрополии; он ждал приказа о наступлении.

И вот дождался. В послании, доставленном капитаном одного из кораблей, говорилось, что королевский совет одобрил предложенный доном Рамоном план, но возглавить наступление должен человек поопытнее. Поскольку дель Мундо считался опытным артиллеристом, военный совет решил, что ему следует оставаться в Гаване, — командуя в крепости орудийным расчетом, он мог бы поддержать в случае необходимости флот. А капитану Хуаресу надлежало собрать передовой отряд для заброски в Порт-Рояль. Там им следовало войти в контакт с человеком дель Мундо — тот должен был их разместить. Членам отряда надлежало раствориться среди жителей острова, поэтому все люди, подобранные капитаном Хуаресом, должны были говорить по-английски так же хорошо, как и он сам.

В письме особо подчеркивалось: заброшенные на Ямайку люди не должны привлекать к себе внимания — только ждать. Ждать прибытия из Испании некоего кастильского джентльмена, того, кто впоследствии возглавит операцию. Имя этого кабальеро — дон Диего Вивар, и он являлся доверенным лицом как консула, так и самого короля. Дон Диего отправлялся на корабле «Санто-Доминго». Его должны были высадить вблизи побережья Ямайки, а в Порт-Рояль ему следовало добираться самостоятельно.

В письме сообщалось: люди из отряда капитана Хуареса узнают дона Диего по его сапогам — подарку испанского короля. То были обыкновенные охотничьи сапоги из черной кожи, но только отвороты голенищ у них ярко-красные, и на отвороте одного из сапог будет вышито ДВ — Диего Вивар. В голенище этого сапога будет вшит пакет, который приказано не вскрывать до прибытия в Порт-Рояль.

Между тем дон Рамон держался стойко, старался не выдавать своей обиды. Но в конце концов обида одержала верх, и капитан Хуарес не мог его за это винить. Окажись он на месте дона Рамона, неизвестно еще, как бы себя повел.

Но в тот момент, когда Порт-Рояль начало трясти и здания стали рушиться на глазах у капитана, он подумал, что дон Рамон, должно быть, родился под счастливой звездой. Не иначе как ангел-хранитель о нем позаботился.

До этого момента Пенни слушала вполуха, но о землетрясении она слышала от Каролины, и ей захотелось узнать подробности.

— Расскажите об этой ужасной катастрофе! — воскликнула она. — Говорят, там был настоящий ад!

Капитан Хуарес отпил вина и продолжил рассказ — сообщил, что ничего более ужасного в жизни не видел и ему удалось спастись лишь потому, что он прекрасный пловец. Капитану в конце концов удалось зацепиться за что-то, и он обнаружил, что держится за обломок носа корабля, выброшенного на берег. А вокруг плавали обломки множества других судов: обшивки, сломанные мачты, рваные паруса — и все это среди печных труб и уцелевших крыш.

И Каролина все это пережила! Что может быть более захватывающим, чем рассказ недавнего очевидца событий! Пенни подлила гостю еще вина.

Капитан Хуарес перевел дух. Он подходил к самому главному месту своего повествования. После многозначительной паузы капитан заявил, что сумел прочесть название одного из разбитых кораблей.

«Морской волк»!

Пенни так и не донесла до рта стакан. Чтобы не разлить вино, она поспешила поставить стакан на стол и с восхищением взглянула на капитана.

Наверное, ненависть к английским флибустьерам придала капитану сил, потому что он сумел-таки забраться на тонущие обломки корабля, который когда-то наводил ужас на все суда, появлявшиеся в карибских водах. Капитан Хуарес посмотрел вверх и увидел человека, висящего на такелажных канатах. Он непременно упал бы вниз, если бы не сапог, угодивший в снасти. Капитан бросился в воду и сделал это очень вовремя, ибо корабль тут же накренился и тот самый человек, что зацепился сапогом за снасти, тоже оказался в воде рядом с Хуаресом.

В тот же миг раздался треск дерева, надрывный звук, идущий изнутри корабля, звук, казавшийся Хуаресу в тот момент более жутким, чем рокот моря, — этот звук побудил капитана к немедленным действиям.

Стараясь не запутаться в хитросплетении канатов, ставших ловушкой для несчастного, Хуарес поплыл прочь, к ближайшей крыше, вернее, к трубе. Уже вскарабкавшись на трубу, он почувствовал: что-то держит его за сапог. Оказалось, тот самый канат. Испугавшись, что тонущий корабль может затащить его на дно, капитан Хуарес принялся стаскивать с себя сапог. И тут взгляд его упал на запутавшегося в снастях человека — вернее, даже не на него, а на его сапоги…

На ногах у несчастного — живого или мертвого — были те самые сапоги, черные, с красным отворотом. Капитан вытянул шею и разглядел на отвороте одного из них золотые буквы ДВ!

Не зря капитана считали человеком действия. Он подплыл к несчастному, приник к его груди — сердце билось. Значит, посланник короля жив! Рискуя жизнью, капитан стал освобождать от канатов обладателя королевских сапог. Быстро справившись с этой задачей, он снова поплыл к спасительной трубе, увлекая за собой пребывавшего без сознания дона Диего Вивара.

Не вдруг осознал капитан нелепость ситуации: как мог дон Диего Вивар прибыть в Порт-Рояль на пиратском корабле? Но, будучи человеком здравомыслящим, капитан Хуарес представил себе возможное развитие событий.

Дон Диего Вивар плыл из Испании на «Санто-Доминго», но корабль стал жертвой пиратов, а дона Диего пираты взяли в плен и доставили в Порт-Рояль для того, чтобы держать там в ожидании выкупа? Он не был в цепях, но разве это о чем-то говорит?

— Так, значит, вы узнали его по сапогам? — воскликнула Пенни.

Капитан, уже изрядно накачавшийся вином, кивнул с победоносным видом.

Потом Пенни с сияющими глазами выслушала рассказ о том, как губернатор приказал разрезать сапоги дона Диего и прочел приказ королевского совета. Дон Диего спал, и губернатор велел лекарям пустить ему кровь, однако дон Диего не Просыпался. Вскоре в дом губернатора явился дон Рамон — посмотреть на прибывшего, но тот по-прежнему не просыпался.

Когдаже дон Диего наконец проснулся и схватился за отчаянно болевшую голову, он так и не смог ничего вспомнить, ничего из своего прошлого.

— Вы опознали его по сапогам… — в задумчивости пробормотала Пенни. — Всего лишь по сапогам…

К этому времени вернулась Марина в сопровождении дуэньи. Капитан Хуарес вскочил, расплескав на одежду вино.

— Донна Марина, — прошептал он и низко поклонился, едва не ударившись лбом о кафельный пол.

Девушка брезгливо поджала губы.

— Капитан Хуарес, — протянула она со скучающим видом, — как приятно вас видеть. — И бросила уничтожающий взгляд на Пенни.

Пенни, решив предоставить бравому солдату шанс, оставила молодых людей наедине, тем более что ей было о чем поразмыслить.

— По сапогам, вот, значит, как вас узнали, дон Диего, — пробормотала она, плюхнувшись на кровать. — Да, это многое объясняет…

Глава 23

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Было уже довольно позднее утро, когда Пенни, взлетев по ступеням в спальню Каролины, растормошила сестру.

— Вставай, соня! — закричала она. — Иди к окну, посмотри на свою соперницу!

Каролина помотала головой, сонно глядя по сторонам. Затем, очевидно, окончательно проснувшись, подошла к окну.

— Вот она! — воскликнула ликующая Пенни. — Донна Химена Менендес! С утра она нанесла визит губернатору и теперь уходит.

Каролина увидела, как сам губернатор галантно подсаживает в карету стройную темноволосую женщину. Со второго этажа трудно было разглядеть ее лицо, но двигалась она весьма грациозно и одета была весьма богато.

— Черный шелк, — пояснила Пенни, — самый лучший. И прекрасное черное кружево. В ушах — серьги с бриллиантами непомерной величины, а на шее — отборный жемчуг. Глаза… Вот это глаза! Какие огромные! Неудивительно, что дон Диего за ней приударил.

Каролина нахмурилась:

— Это мы еще посмотрим, кто за кем ухлестывает!

— Возможно, влечение взаимное, — улыбнулась Пенни. — Ах, посмотри, она машет рукой Марине, Чертова девка вниз не сойдет, но донна Химена знает, что она стоит где-нибудь у окна и наблюдает, вот на всякий случай и помахала.

Теперь, когда кружевная манжета платья отогнулась и обнажилась безупречной формы рука, когда блеснули влажные черные глаза испанки, Каролина убедилась: у Марины действительно имелись все основания для ревности. Старая Хуана, конечно, преувеличивала, называя донну Химену самой красивой женщиной в мире, но все же… Смуглое лицо, густые блестящие волосы, отливавшие в синеву под ярким гаванским солнцем… Красота испанки была яркая, броская — брови вразлет, огромные бархатные глаза, опушенные длинными черными ресницами. И при этом она казалась изящной и элегантной — истинная аристократка. Неудивительно, что бедная Марина так ее возненавидела.

— У нее голос сладкий, как мед, — продолжала подзуживать Пенни. — И она так садится в кресло, так лениво и грациозно, что, ей-богу, сразу представляешь, как она укладывается в постель. Разумеется, у нее множество любовников!

Что до Каролины, то ей было все равно, сколько любовников у донны Химены — хоть все мужчины в Гаване, кроме одного! Она не желала отдавать ей дона Диего Вивара!

— Слуги говорят, что донна Химена составила свое расписание так, что для дона Диего у нее находится время по меньшей мере три раза в неделю, — с ехидцей добавила Пенни, искоса глядя на сестру.

«Этому будет положен конец!» — пообещала себе Каролина. И тут же сказала:

— Сомневаюсь, чтобы он особенно беспокоился на ее счет, ведь для него она падшая женщина, а такие женщины, как правило, привлекают более робких мужчин.

— Мы, кажется, научились философствовать, — насмешливо протянула Пенни. — Уверена, что она находит твоего дона Диего занятным, ибо в нем есть некая тайна.

— Тайна? — с рассеянным видом переспросила Каролина, провожая взглядом карету.

Пенни отошла от окна и села на кровать. Сегодня она нарядилась на славу, что прямо-таки бросалось в глаза. Черный кружевной наряд согрел бы сердце любой испанки, а буйные огненные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу и заколоты резным черепаховым гребнем.

— Вижу, ты заметила перемену, — улыбаясь, проговорила Пенни. — Кажется, мы с донной Констанцией одного размера. Он сказал, что я могу надевать все, что мне заблагорассудится, чем наряднее, тем лучше! — Пенни приглушенно засмеялась.

— Так, значит, ты с ним спишь, — со вздохом констатировала Каролина.

— Пока нет. Губернатор на редкость галантен. Он за мной ухаживает, а его дочка бесится!

— Не хочешь ли ты сказать, что он намерен на тебе жениться? — выдохнула Каролина.

— Может, он и собирается на мне жениться, да только я не собираюсь выходить за него замуж! — заявила Пенни. — В Испании жена должна во всем угождать мужу, а это не в моих правилах!

— Да уж, действительно не в твоих.

— Так что пока я зовусь домоправительницей и соответственно веду хозяйство.

— То же самое я могла бы сказать и про себя, — не без иронии заметила Каролина.

— Значит, нас обеих повысили в должности, — подытожила Пенни.

— Так скажи мне: что за тайна у дона Диего? — спросила Каролина.

— О, я же затем к тебе и пришла! Есть такой капитан Хуарес, который волочится за Мариной. Он говорит по-английски, и вчера, когда Марины не было дома, он рассказал мне про дона Диего.

Затем Пенни вкратце передала рассказ капитана о том, как он по сапогам узнал дона Диего на борту «Морского волка».

Каролина ловила каждое слово сестры. Сейчас она наконец поняла, что случилось, поняла, как Келлз, утративший память, оказался в Гаване под именем дона Диего Вивара.

Они, Каролина и Келлз, были вместе в Порт-Рояле! Пока она находилась на палубе «Лебедя», раненого Келлза переправлял в Гавану этот Богом посланный спаситель, принявший образ испанского офицера.

«Итак, он оказался в смертельной опасности, ибо живет во лжи и не знает об этом!»

— У тебя такой странный вид, Кэрол, — заметила Пенни. — Можно подумать, что ты знаешь что-то такое, о чем я не знаю!

Каролина вздрогнула. Мыслями она унеслась слишком далеко. В былое время она непременно поделилась бы с Пенни, взяв с нее обещание хранить тайну, но этой новой, более разговорчивой, непостоянной Пенни она доверять не могла. И при одной мысли о том, что случится, если все раскроется здесь, в Гаване, Каролине становилось жутко!

— Нет, ничего… Я просто подумала о том, как это странно: быть спасенным во вражеском городе, во время землетрясения… — затараторила Каролина.

Пенни смотрела на сестру с хитрым, чуть насмешливым прищуром.

— Губернатор разделяет твое мнение. Вчера он даже пробормотал что-то насчет того, что все уж слишком хорошо сложилось для дона Диего, так, будто его специально подсунули Хуаресу, чтобы тот его спас!

Каролина почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. Оказывается, опасность еще ближе, чем она думала, раз сам губернатор заподозрил неладное!

— Пути Господни неисповедимы, — сказала Каролина, заставляя Пенни гадать над смыслом этого высказывания.

— Да уж, — кивнула Пенни. — Только подумать — как судьба свела нас с тобой после стольких лет разлуки! А теперь главный вопрос: что ты будешь делать с донной Хименой?

«Сделаю все, чтобы отвадить ее от Келлза!» — подумала Каролина.

— А почему я что-то должна с ней делать? — спросила она, немного помолчав.

— Потому что, — растягивая слова, ответила Пенни, — и слепому ясно, что ты влюбилась в дона Диего.

— Да, он мне нравится, — призналась Каролина, чтобы не признаваться в большем.

— И как ты собираешься вырвать его из рук этой красотки? Заигрывая с доном Рамоном и заставляя Диего ревновать?

Каролина едва не задохнулась от возмущения, но Пенни лишь захихикала.

— Не думай, что здесь, в Гаване, ты можешь держать в секрете свои романы, Кэрол. Слуги губернатора только и говорят, что о тебе и коменданте крепости. Похоже, ты произвела фурор своим вчерашним выходом в свет. Как это тебе удалось заставить дона Рамона подарить тебе туфли, а потом сводить в таверну? Кстати, — добавила Пенни, скосив взгляд под кровать, — туфельки премиленькие. Надо не забыть сказать губернатору, что туфли его жены мне не совсем впору. Может статься, — расхохотавшись, заключила Пенни, — что у нас с тобой будет один сапожник!

Каролина попыталась улыбнуться. Почему-то сегодня смех Пенни казался неприятным. Как и ее намеки.

— Пенни, не поможешь ли ты мне достать рубашку потоньше? В той, что на мне сейчас, слишком жарко.

— Конечно! Если я не найду подходящей в сундуке губернаторской жены, одолжу у Марины.

— Вот этого не надо, — сказала Каролина. — Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Вот еще, — беззаботно пожав плечами, ответила Пенни. — Всю жизнь у меня постоянно возникали неприятности, и теперь уже поздно что-либо менять.

Каролина промолчала, но мысленно согласилась с сестрой. Той Пенни, которую она знала в детстве, уже нет, а эта словоохотливая отчаянная женщина действительно не могла обходиться без риска. Как ни больно в этом признаться, Пенни превратилась в куртизанку. Разве ей понять, что можно любить одного мужчину и не желать остальных? Пенни родилась не для верности, не для того, чтобы отдавать себя целиком единственному, она рождена, чтобы дарить радость многим, и ей самой, похоже, нравится такая жизнь.

— Что же ты будешь делать, Пенни, если встретишь мужчину, которого по-настоящему захочешь? — спросила Каролина.

Пенни смерила сестру насмешливо-беззаботным взглядом. Но в голосе рыжеволосой красавицы звучали металлические нотки:

— Ну что ж, тогда он станет моим, ты слышишь, он непременно станет моим!

Итак, Пенни все еще надеется найти свою любовь, пристально глядя на сестру, подумала Каролина. Надеется, но, может, так никогда и не встретит.

— Ладно, Кэрол, ты тут пока разбирайся со своими любовными делами, а я пойду. Хозяйство ждет! — со смехом бросила Пенни и, насвистывая какую-то веселую мелодию, удалилась.

Каролина улыбнулась ей на прощание. И еще долго после ухода сестры сидела на кровати, задумчиво глядя в пространство.

Вечером, за ужином, Каролина блистала. Настроение у нее было превосходное. Она весело щебетала с доном Диего, в личности которого теперь нисколько не сомневалась. Подливая ему вина, она улыбалась, показывая свои жемчужные зубки и охотно с ним соглашаясь, что бы он ни сказал.

Каролина надеялась произвести на дона Диего хорошее впечатление, хотя в глубине души ей казалось жутким и странным, что она вынуждена прибегать к подобным уловкам, общаясь с человеком, который был и остается ее мужем.

Она старательно избегала тем, касавшихся Испании, говорила лишь о том, что происходило в Гаване, о том, что сама успела узнать со слов старой Хуаны.

Сотрапезник смотрел на нее с известной осторожностью, очевидно, гадая, чем обязан такой радикальной перемене в гостье его дома. К тому же он не мог остаться равнодушным к ее красоте: ему нравилось в ней все — и как она держит ложку, и как деликатно ест. Он мог лишь дивиться, откуда взялась эта ноющая боль в сердце, возникавшая всякий раз, стоило ему пристальнее взглянуть на собеседницу. Его тянуло к ней, и в этом влечении было нечто большее, чем просто влечение полов. Так в чем же дело? Почему она успела так быстро и прочно зацепить его? Ведь это всего лишь пиратская девка! Он, испанский гранд, не мог испытывать к англичанам, промышлявшим грабежом, ничего, кроме презрения. Мало того что они разбойники — они к тому же еще и язычники, и эта женщина — одна из них. Надо быть с ней настороже.

Но в этот вечер Каролина была вся желание, вся женственность. Вот она, деликатно зевнув, встала из-за стола и сказала, что день был долгим и ей пора спать.

Мимо журчащего фонтана она пошла к лестнице, той, что вела на ее половину, пошла лишь для того, чтобы надеть прозрачную черную рубашку, которую раздобыла для нее сестра. Рубашка оказалась чуть великовата, но это не имело значения, важно было лишь то, что она совершенно прозрачная, что при свете свечей бледные соски просвечивали розовым, а бедра и стройные ноги казались даже более соблазнительными, чем если бы она предстала перед доном Диего нагой.

Каролина на цыпочках прошла в его спальню и, подойдя к постели, откинула покрывало. С продуманной небрежностью она легла так, чтобы вошедшему сразу бросилась в глаза ее обнаженная лодыжка, чтобы волосы, рассыпавшиеся по подушке, напомнили ему солнечные лучи. Она лежала, чуть согнув одну ногу в колене и раскинув в стороны руки.

И ждала.

Дон Диего не стал надолго задерживаться внизу. Вот она услышала его шаги и почувствовала, что вся трепещет в ожидании. Но она тут же напомнила себе, что ждет собственного мужа, и заставила себя расслабиться. Стоит ли его бояться? Не выпорет же он ее!

Дверь распахнулась, и дон Диего застыл на пороге.

Каролина лениво потянулась, вся — искушение, противостоять которому едва ли под силу мужчине из плоти и крови.

— Я устала спать одна, — сладко улыбнувшись, сказала она, чуть надув губки.

Темные брови дона Диего поползли вверх — он был явно удивлен; но серые глаза сверкали, выдавая желание.

— Я уже говорил вам, госпожа Лайтфут, что не желаю служить вам в постели заменой другому мужчине. А сейчас…

— Но я желаю только вас, — взмолилась Каролина. — Я думала о вас весь день. И вы тоже находите меня привлекательной, ваши глаза говорят мне об этом!

— Я нахожу вас чертовски привлекательной, — неохотно признал дон Диего.

— Тогда что же между нами стоит?

Каролина повела плечом, и рубашка спустилась с плеча, приоткрыв полную грудь. Наверное, игра зашла слишком далеко. Глаза Каролины потемнели, дыхание стало прерывистым. Он видел, что страсть ее не наигранная.

— Я обещаю не думать ни о ком, кроме тебя, — сказала она, чуть покраснев.

Господи, святой не устоял бы перед этой девчонкой!

В тишине, молча лаская Каролину взглядом, он разделся. Молча лег рядом с ней и молча обнял ее, стал целовать ее губы, грудь, живот, треугольник золотистых волос между ногами. Он целовал ее колени, руки, плечи, шею.

Наконец он подложил ладони под ее округлые ягодицы и, прижав к себе, вошел в нее. Из груди Каролины вырвался тихий стон.

Он молча улыбался, глядя на нее сверху вниз. Такая юная, такая горячая и такая податливая, так славно отвечавшая на каждое его движение. У него возникло ощущение, что они уже занимались любовью прежде, много-много раз.

Она тоже молчала. В тишине они делили радость.

Простыня чуть сбилась под спиной Каролины, потому что рубашка каким-то образом совсем соскользнула с плеч, к тому же задралась вверх, так что теперь напоминала роскошный прозрачный шарф, опоясавший тонкую талию. И, хотя оба забыли об этом иллюзорном наряде, Каролине он был весьма к лицу.

Она обнимала его, поглаживала пальцами его спину. Губы ее прижимались к его груди, она выгибала спину ему навстречу, и душа ее пела от невозможного счастья — от счастья снова оказаться с ним, снова испытать то, что уже не раз испытывала.

Какая разница, что Келлз не знал, кто он такой? Что с того, что они любили друг друга бессчетное число раз — днем под солнцем, а ночью под звездами? Сейчас он был здесь, с ней, и снова принадлежал ей. И он снова был в нее влюблен! Влюблен, пусть даже сам пока не мог себе в этом признаться! Но Каролина уже увидела ростки любви в его душе! Он вновь полюбил ту же самую женщину!

Затем страсть подняла их на своих мощных крыльях и понесла в поднебесье, в волшебный мир сияющего света. А потом, неохотно возвращаясь из этого чудесного царства желания и осуществленной мечты, возвращаясь в реальный мир, она увидела, что Келлз с улыбкой смотрит на нее.

— Ты чудо, — пробормотал он. — Какое наслаждение держать тебя в объятиях!

Каролина едва удержалась, чтобы не сказать: «Тебе всегда это нравилось!»

— Как ты думаешь, прислуга не будет слишком удивлена, если я останусь здесь на ночь? — спросила она с наигранным беспокойством.

— Я думаю, они давно этого ждали! — со смехом ответил он.

Она смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы.

— А что подумает губернатор, когда узнает?

— Я думаю, он будет в восторге! — ответил он.

«Хотя о дочке того не скажешь!» — Каролина, однако, не стала делиться своей последней мыслью.

— Итак, мы всем угодили, — сказала она. — А себе — больше всего.

Он с улыбкой повернулся на бок и уснул.

Глава 24

Минувшая ночь стала началом того, что Каролина позже вспоминала как их второй с Келлзом медовый месяц. Увы, мед сильно отдавал горечью, ведь теперь она уже не являлась супругой Келлза. Но и в качестве любовницы своего избранника Каролина чувствовала себя вполне счастливой.

Быть может, она еще не завоевала его окончательно, но была на пути к победе! Казалось, он никак не мог насытиться ее ароматным телом. Вот и сейчас: после страстных объятий они нежились в постели, пребывая в приятной истоме, приходящей после бурных любовных игр, и говорили о разном. Он с гордостью рассказывал ей об укреплении крепостей, и то была гордость испанца за свою державу, гордость за военную мощь Испании и оплота метрополии в Новом Свете — красавицы Гаваны. Каролина слушала и не смела ни намеком дать ему понять, что гордость его ложная, что он говорит от имени врагов и что эти ныне столь полюбившиеся ему испанцы не задумываясь повесили бы его, если бы узнали о нем то, что знала она.

И вот в субботу Каролина не выдержала терзавшей ее двойственности. Будь что будет, решила она. У Каролины хватило терпения дождаться, пока в доме все стихло и слуги уснули, ибо никто не должен был услышать то, что она собиралась сказать дону Диего. Она позволила ему вдоволь насладиться любовью и потом, пристально взглянув на расслабленного и умиротворенного дона Диего, сказала:

— Я хочу кое-что сообщить тебе. Советую прислушаться к моим словам. Имей в виду, у меня в руках твоя жизнь.

Дон Диего усмехнулся и погладил ее по животу.

— Я весь в твоей власти, моя девочка. — Он потянулся к ней, чтобы обнять, но она отстранилась.

— Погоди, постарайся сосредоточиться. Я хочу сообщить тебе нечто очень важное. Во-первых, расскажи мне о том, как капитан Хуарес узнал тебя. Мне говорили, будто тебя нашли без сознания, запутавшимся в снастях «Морского волка», в Порт-Рояле. До этого он тебя ни разу не видел. Как он узнал, что ты — это ты?

— По сапогам, — с обезоруживающей улыбкой ответил дон Диего. — Если тебе интересно, могу рассказать тебе об этих сапогах.

Дон Диего кивнул на стоявшие у кровати кожаные сапоги.

— Очень интересно, — ответила Каролина.

— Так вот, эти сапоги были заказаны королевскому сапожнику специально для меня. И в один из них зашили пакет.

— Они не вполне тебе впору, — поморщившись, заметила Каролина, мельком взглянув на черные сапоги с красным подбоем.

— Это потому, что прежняя пара тоже не вполне мне подходила. Кажется, я отдал старую пару сапожнику, и он сшил новые точь-в-точь по старой мерке.

— Странно… почему с тебя не сняли мерку? — поинтересовалась Каролина.

— Я послал сапоги сапожнику, и все тут! Ты что, хотела, чтобы я сказал, что они мне не впору и отказался бы от королевского подарка? Я не такой храбрец! Ты обо мне слишком высокого мнения! — со смехом проговорил дон Диего.

— В Порт-Рояле, — заметила Каролина, — остались твои новые сапоги, только сшитые. Мы поссорились, и ты ушел в старых. Думаю, что я знаю, как обстояло дело. К тому времени как ты взял «Санто-Доминго», соленый воздух и влага довершили начатое, и твои сапоги пришли в полную негодность. Поэтому ты снял обувь с мертвеца — дона Диего Вивара. — Слова эти походили на хлесткие удары по лицу.

— Итак, мы снова взялись за старое? — с угрозой в голосе спросил дон Диего.

— Келлз, послушай меня, — в волнении проговорила Каролина, — я была твоей женой, я хорошо тебя знаю. На твоем теле нет пятнышка, которое было бы мне незнакомо. Я могу сказать, откуда у тебя этот шрам на запястье. И тот — на боку. Они оба получены из-за меня, ты защищал мою честь.

— Но вы, мадам, еще не объяснили, почему я так хорошо говорю по-испански. И почему я так хорошо усвоил роль испанского кабальеро, — хриплым голосом — то ли от волнения, то ли от гнева — проговорил дон Диего.

— Ты жил одно время в Испании. В Саламанке. Ты рассказывал мне об этом времени, и там ты научился ненавидеть испанцев. Если хочешь знать, ты и флибустьером стал только из-за того, что пережил в Испании! Келлз, ты должен бежать отсюда, ты в опасности! В любой момент кто-то из пленных испанцев, тех, что были на Тортуге, может появиться здесь и узнать тебя. И тогда ты пропал!

— Но возможно и другое, — с ледяным спокойствием возразил дон Диего. — В любой момент из метрополии может прибыть галион, на борту которого окажется человек, который знал меня раньше. И тогда всяким сомнениям настанет конец: он подтвердит, что я и есть дон Диего Вивар, и восполнит пробелы в моей памяти.

— Нет, — в ужасе прошептала Каролина, — только не это! Мы погибли, если сюда явится человек, знающий дона Диего в лицо! Не дай нам Бог такого несчастья!

Как могла она забыть о том, что опасность грозит им и из Испании?! Он должен был опасаться не только тех, кто знал его как Келлза, но и тех, кто был знаком с испанцем доном Диего Виваром, в чей образ утративший память Келлз так прочно вжился!

Этот холодный прищур серых глаз был слишком хорошо знаком Каролине. Он не верил ни одному ее слову.

— И что вы предлагаете мне предпринять? — с язвительной усмешкой спросил мужчина, считавший себя доном Диего.

Он, кажется, решил включиться в игру. Это уже победа! Раньше он и слушать ее не хотел!

— Я предлагаю убраться отсюда как можно быстрее, использовать любую возможность: украсть лодку, пробраться тайно на какой-нибудь корабль, лишь бы исчезнуть с острова! В любой момент тебя могут узнать!

Он криво усмехнулся.

— А как вы объясните тот факт, что до сих пор никто, кроме вас, не увидел во мне этого вашего Келлза?

— Никому просто в голову не пришло отыскивать сходство! — без обиняков заявила Каролина. — Даже от Келлза никто не ждет подобной дерзости! Сам посуди: ты сидишь за одним столом с губернатором, выезжаешь с его дочерью. Но если бы кто-то увидел тебя без черного камзола, в распахнутой на груди рубахе и при ярком солнечном свете, если бы на тебе были твои любимые бриджи из оленьей кожи, а за поясом абордажный нож — не сомневайся, ты бы и глазом не успел моргнуть, как оказался бы в Эль-Морро! — Каролина умолкла — ее бил озноб.

— Так вы предлагаете мне оставить все и бежать? Куда? Для чего?

— Для того, чтобы начать новую жизнь. Начать где угодно, но только не в испанской колонии! У тебя золото в Англии, позволь мне отправиться туда и предъявить на него права!

— Так вот куда ты меня думаешь заманить, — пробормотал он. — Ты хочешь, чтобы я отправился в Англию…

— Нет, тебе туда нельзя, там ты объявлен преступником! Позволь мне отправиться туда вместо тебя. Позволь…

Она схватила его за руку, но он оттолкнул ее. Лицо его было словно каменное, в голосе звучал металл.

— Значит, всю эту неделю ты только и делала, что пыталась морочить мне голову! Теперь я знаю, что ты замышляла, лживая девка! Ты хочешь сдать меня своим английским пиратам! Какой же стервой надо быть, чтобы стремиться уничтожить того, в чьих объятиях ты стонешь от страсти!

— Я никогда не желала тебе зла! — воскликнула Каролина.

Он приподнялся на локтях и теперь нависал над ней грозной тенью.

— Разве? Ты же хочешь подать меня врагам… словно десерт на блюде?

— Пираты не враги тебе, а друзья! Хоукс…

— Вот оно, твое коварство! Сначала обольстить, потом подчинить своей воле, а там делай что хочешь!

Он был зол еще и потому, что ей почти удалось добиться своего. Он почти поверил ей!

— Келлз, поверь мне, я никогда не лгала тебе! Я пытаюсь спасти твою жизнь!

— Я ошибся в тебе, — тихо сказал он. — Я едва не бросил ради тебя другую, но ты всего лишь пиратская шлюха!

Каролина оторопела от такой грубости. Далее события развивались с молниеносной быстротой.

Дон Диего подхватил Каролину на руки и ударом ноги распахнул дверь. В несколько шагов преодолев расстояние между двумя спальнями, он занес Каролину в ее комнату и бросил на кровать.

— Не попадайся мне на глаза! — И дверь с грохотом захлопнулась.

От гнева и отчаяния Каролина зарыдала. Сквозь всхлипы она слышала, как с треском захлопнулась дверь большой спальни.

На следующий день дон Диего не вышел к завтраку. Чуть позже Каролина видела, как он выезжает с губернаторской дочерью. Но самое худшее еще ждало впереди. Как только он вернулся с прогулки, экипаж донны Химены остановился у дома. Саму донну Химену Каролина не видела, но вороных красавцев коней не узнать не могла. Вероятно, встреча была назначена заранее, потому что Келлз не заставил себя долго ждать. Он сел в карету, и донна Химена увезла его с собой. Глядя на отъезжающий экипаж из окна спальни, Каролина в отчаянии сжимала кулаки.

То, что он увивался за пухленькой губернаторской дочкой, по большому счету не очень-то беспокоило Каролину. Но в донне Химене она видела настоящую соперницу, и то, что Келлз сейчас угодил в лапы этой испанской красотки… Ах, это совсем другое дело!

У Каролины окончательно испортилось настроение. Она решила устроить сцену за ужином, но увы, оказалась лишена такой возможности: Келлз не вернулся ночевать.

На следующий день при встрече он лишь едва заметно кивнул — не сказал ни слова. А когда Каролина попыталась заговорить с ним, он захлопнул дверь перед ее носом.

Она не могла знать, каких усилий ему стоило выдерживать характер, какую борьбу с собой приходилось вести. Он лежал в объятиях донны Химены, соблазнительной и умелой любовницы, но думал о Каролине. Тело его и душа тянулись к этой продажной флибустьерской девке. Ночь он провел в таверне, пытаясь забыться в вине, но забвение не приходило. Боже мой, она отравила ему душу, она околдовала его!

Но он твердо решил: не сдаваться. И, черт возьми, он справится с этим наваждением, с этим колдовством. Просто надо больше времени проводить с Хименой… Если же сладкие губы донны Химены не избавят его от тоски по телу Каролины, ну, тогда он найдет еще дюжину потаскух, в конце концов, этого добра в Гаване хватает!

Так он уговаривал себя — и все же страдал.

Но Каролина этого не знала. Она жила в своем собственном аду, в страхе за него и за себя.

— Вот они, мужчины! — с горечью сказала она сестре.

— Да уж, черт бы их побрал! — со смехом согласилась Пенни. — Ты знаешь, я уже почти затащила губернатора в постель! Не знала, что он окажется таким застенчивым!

— Наверное, юн тебя просто боится, — со вздохом сказала Каролина. — На тебя посмотришь, так кажется, что ты можешь мужчину живьем съесть.

— Да перестань, Кэрол! Я вовсе не такая кровожадная! Эй, погоди, ты-то что скисла? Что у вас тут случилось с доном Диего? Неужто голубки рассорились?

— Больше мы с доном Диего не любовники, — сквозь зубы процедила Каролина.

— Ах, так он взялся за старое! Ну что тебе сказать, все мужчины таковы, — с глубокомысленным видом заметила Пенни. — Но всегда можно ответить им тем же — найти себе другого!

Каролина во все глаза уставилась на сестру. Иногда стоит прислушаться к советам опытных женщин! Вот оно, лучшее средство от болезни! Лечи подобное подобным! Дон Рамон наведывался почти ежедневно, и всякий раз она просила Лу сказать, что ее нет дома. В медовых глазах дона Рамона угадывалась затаенная страсть, и Каролина знала, что может заполучить его в любой момент, стоило лишь намекнуть, что она не против. Дон Рамон — это то, что ей нужно!

— Свет на твоем доне Диего клином не сошелся, — продолжала поучать Пенни. — Верен дон Диего или нет, мир все так же прекрасен!

— Так же? — эхом откликнулась Каролина.

— Конечно. За доказательствами далеко ходить не надо. Совсем недавно ты убивалась по Келлзу, а тут… смотри как взвилась, стоило какому-то дону Диего положить глаз на какую-то донну Химену!

— Возможно, так было назначено мне судьбой, возможно, дон Диего послан мне, чтобы я забыла про Келлза!

— Не горячись, это я так, вскользь заметила.

— Наверное, мне действительно стоит найти себе другого, — сказала Каролина.

Но сказать проще, чем сделать. Ведь в душе она была по-прежнему верна своему флибустьеру.

— Не понимаю, за что ты меня ненавидишь, я тебе всего лишь раскрыла глаза!

Так Каролина начала свой разговор с Келлзом на следующий день, когда он, расслабленный и приятно уставший, вошел в дом, очевидно, возвратившись с рандеву с донной Хименой.

Он остановился, окинув Каролину пытливым взглядом. Всю — с головы до ног. Под этим откровенно раздевающим взглядом Каролина почувствовала себя неловко, даже покраснела.

— Я не испытываю к тебе ненависти, — ответил он.

Он не солгал. Потому что действительно не испытывал к ней ненависти. Беда в том, что при этом он еще и не был к ней равнодушен — напротив, желал ее каждой клеточкой своего тела, желал так, что едва мог сдерживать себя. При одном взгляде в ее сторону он чувствовал, что в груди загорается пламя. Но и когда ее не было рядом, дело обстояло не лучше: он носил ее образ с собой, куда бы ни шел и что бы ни делал. Но предпочел бы умереть, только бы не выдать своих чувств.

— Тогда почему ты меня избегаешь?

Дон Диего набрал в грудь побольше воздуха. Он избегал ее потому, что чувствовал себя с ней так, словно его вот-вот свалит с ног штормовой волной. Она могла свести его с ума, и тогда, забывшись в ее объятиях, он пошел бы за ней хоть в ад. Ее серебристые глаза светились такой подкупающей искренностью, что он всерьез опасался за свой рассудок. Трудно было не верить ей, а поверить — значило бы перечеркнуть всю свою жизнь. Все, во что он верил, все, что осознавал как свое прошлое, — все это заставляло его ненавидеть таких, как бывший муж этой женщины, ненавидеть врагов Испании, язычников, грабителей и варваров — английских флибустьеров. Бороться за процветание Испании и истинной веры — в этом он видел свой долг дворянина, высшую цель своей жизни. Она же заставляла его отказаться от цели, презреть долг. Пойти за ней означало предать свои идеалы; пойти на сделку с этой красивой еретичкой значило для него предать самого себя и покрыть позором свой древний испанский род.

— Я избегаю тебя, — холодно заметил он, — потому что твоя ложь тянет меня в ад. Потому что я испанец и…

— Нет, ты англичанин, — с ожесточением в голосе перебила Каролина. — Ты был англичанином и англичанином остаешься!

— Но Келлз был ирландским пиратом, — заметил он с усмешкой. Наконец-то ему удалось поймать ее на слове!

— Келлз притворялся ирландцем для того, чтобы спасти от позора свою семью в Англии, — возразила Каролина. — Келлз на самом деле не кто иной, как Рэй Эвисток, старший из ныне живущих сыновей виконта, лорда Гейла.

— Не сомневаюсь в том, что вы знаете вашего мужа, — сказал дон Диего, пожав плечами. — Но я не Келлз. Забудьте о ваших фантазиях!

— Нет, не забуду! — воскликнула Каролина в отчаянии. — Не забуду, потому что ты в опасности! И с каждым мигом тучи над тобой все более сгущаются!

Его смех эхом отозвался в холле.

— Не могу поверить, что вы повредились умом. Следовательно, единственная цель всех ваших безумных рассказов — обмануть меня. А вот этого, любезная, не будет! Клянусь Богом, никому я не служил, кроме как испанскому королю. И не буду служить! — Голос его звенел от гнева, и его искренность возмутила Каролину до глубины души.

Она подбоченилась, вскинула голову — и мигом превратилась из несчастной, отчаявшейся женщины в надменную Серебряную Русалку. Сейчас Каролина была такой, которой ее знали на Тортуге и какой она редко кому являлась в Порт-Рояле.

— Ты топил их галионы и грабил их города, — бросала она ему в лицо. — Ты женился на мне по флибустьерскому обряду на борту «Морского волка», и на Тортуге все веселились на нашей свадьбе! Ты дрался из-за меня, и столько всего было еще! А теперь ты от меня отказываешься?

Он не мог не восхищаться силой ее духа. В конце концов, сказал он себе, она была в стане врагов, и кто может винить ее в том, что она старается укрепить свое положение?

— Если бы вы были мужчиной и заявили мне, что я Келлз, я бы вызвал вас на поединок и вы бы собственной кровью смыли нанесенное мне оскорбление, но вы женщина, и вы беззащитны. Мне очень хочется научить вас повиновению с помощью кнута, но я не стану этого делать, потому что у вас бесстрашное сердце. Откажитесь от сказанного, и мы снова станем друзьями.

Каролина беспомощно всплеснула руками. Ну почему он так упрям?!

— Ты болван, — с горечью проговорила она. — И твоя глупость будет стоить тебе жизни.

— По крайней мере я распоряжусь своей жизнью по собственному усмотрению, — заметил он с невозмутимым видом.

— Келлз, — взмолилась она, — что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?

— Если ты еще раз назовешь меня Келлзом, — проговорил он бесцветным голосом, — я задеру твои юбки и так отшлепаю тебя, что твой прелестный белый задик станет таким же румяным, как щеки.

— Ты не посмеешь! — воскликнула она, сверкая глазами.

— Ошибаешься, посмею.

— Ну что ж, я буду называть тебя Келлзом, когда захочу! И уж конечно, буду называть тебя Келлзом, когда мы будем наедине!

Каролина поздно поняла, что зашла слишком далеко. Она поняла это лишь тогда, когда роковые слова сорвались с ее губ.

Она не успела шевельнуться, вернее, не успела броситься наутек — Келлз накинулся на нее, словно кот на мышь, и, перехватив ее поперек талии, понес к себе. И напрасно Каролина вопила, колотила его ногами и молотила кулаками по каменной груди, она добилась лишь того, что разбила носки туфель о грубую кожу его сапог, а руки ее отчаянно заболели.

Хуана и Лу, привлеченные шумом, выбежали узнать, что происходит. С истинным наслаждением они наблюдали, как дон Диего, перепрыгивая через ступеньки, несет отчаянно сопротивляющуюся Каролину, закинув на плечо точно мешок.

— Что это он собрался с ней делать? — с удивлением спросила Лу.

Старая Хуана рассмеялась:

— Он намерен ее поколотить, но передумает.

По выражению лица Лу нетрудно было догадаться: она не очень-то верит Хуане. Старая служанка подтолкнула молодую локтем.

— Он ее любит, Лу. С чего бы иначе он приходил от донны Химены с таким видом, будто его пытали?

— Может, он боится, что муж донны Химены узнает? — предположила Лу.

Хуана снова рассмеялась.

— Я думаю, дои Диего не боится ни Бога, ни дьявола, а уж тем более ревнивых мужей, будь то муж донны Химены или чей еще.

Беседу прервал донесшийся сверху отчаянный вопль.

— Пошли на кухню, Лу. Они вернутся с улыбками, а нам ведь не хочется, чтобы нас застали за подслушиванием.

…Истошный крик раздался в тот момент, когда дон Диего со своей ношей вошел в комнату и, усевшись на кровать, перекинул Каролину через колено.

«Черт… Он и впрямь намерен меня отшлепать!» — Каролину обуяла ярость. Но где же ей справиться с доном Диего! Юбки Каролины взлетели вверх, а в следующее мгновение она почувствовала, как тяжелая ладонь дона Диего с размаху опустилась на ягодицы. Каролина снова закричала. Извернувшись, она умудрилась укусить его за руку, которой он придерживал ее.

Дон Диего вознаградил даму очередным шлепком, от которого ягодицы ее порозовели.

— Я всего лишь расставляю все по местам, пытаюсь показать, кто здесь хозяин. И ты не смеешь мне перечить и называть меня Келлзом!

С этими словами дон Диего внезапно перевернул Каролину и опустил на пол. Но тонкое платье не выдержало столь неделикатного обращения и расползлось по шву.

Каролина задыхалась от гнева и возмущения. Еще никто и никогда так не унижал ее. В этот миг она готова была убить своего обидчика. Дои Диего смотрел на раскрасневшуюся и растрепанную Каролину, сейчас, как ни странно, еще более прелестную и желанную… Но ее взгляд! Эта ненависть, это презрение… Казалось, она способна испепелить его взглядом.

— Ты не Келлз! — бросила она ему в лицо. — Может, ты и был им когда-то, но теперь… Ты не стоишь того, чтобы лизать его сапоги!

Каролина размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

— Вот так-то лучше, — примирительно сказал дон Диего и, не в силах сдержать желание, схватил Каролину за плечи и привлек к себе, пытаясь поцеловать ее.

Каролина отчаянно завертела головой, стараясь уклониться. Злость придавала ей сил, и она вырвалась из объятий, правда, порвала при этом рукав платья. Сверкая глазами, она взглянула на дона Диего.

— Я не желаю вас видеть! — дрожащим от гнева голосом проговорила она.

— Неужели?

Его темные брови взметнулись, и он снова привлек ее к себе. Самонадеянность дона Диего не знала границ.

— Твое тело говорит о другом, чертовка! — сказал он и наклонился, целуя мочку ее уха; потом принялся целовать ее белую шею, грудь…

Вот сейчас бы и оттолкнуть его, сейчас, когда он так уверен в победе. Но если эта мысль и пришла Каролине в голову, то была столь же мимолетной, сколь и запоздалой. Ибо она уже находилась во власти других ощущений. Вопреки здравому смыслу она действительно желала этого мужчину. Что поделать, если чувства берут верх над рассудком! Помимо воли Каролина расслабилась, ее охватила приятная истома; и, как ни старалась она проявлять благоразумие, дону Диего почти без усилий удалось добиться своего, добиться того, чего они оба желали. Словно в полусне она чувствовала объятия его крепких рук — это он нес ее на кровать; потом почувствовала приятную тяжесть его сильного тела, его руки, его губы, его влажный язык.

Каролина не протестовала, когда он осторожно, но настойчиво стал раздвигать ее ноги, не протестовала, когда он вошел в нее, не резко и грубо, как можно было ожидать, но все с той же осторожностью.

Еще мгновение, и ее решимость противостоять ему растаяла окончательно; она забыла и свой страх, и свой гнев и теперь стонала под возлюбленным, наслаждаясь его страстью. Она прижималась к нему, целуя его грудь и плечи, и шептала ему ласковые слова, шептала, не слыша себя, не придавая значения своим словам. Она чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, как бьется в груди его сердце, и с каждым движением возлюбленного огонь в ней разгорался все жарче.

Все заботы, тревоги, волнения, опасности, все, что ее тяготило, ушло, по крайней мере на этот миг — весь мир с его мелкими радостями и печалями стремительно улетал прочь.

Ни один мужчина еще не любил ее так, как он, так яростно и в то же время так нежно. Ни в ком не встречала она такого любовного исступления — и отдавала ему всю себя без остатка.

Этот восхитительный полет закончился в миг самой чистой радости; и потом, расслабленная и обессиленная, она медленно возвращалась в мир реальности, в тот мир, где его рука поглаживала ее разгоряченное тело, превращая в маленькие язычки пламени те угольки, что продолжали тлеть в ней и после возвращения из мира сверкающих высот.

— О, Келлз, — простонала она, все еще пребывая в сладкой истоме. — Я так тебя люблю, я всегда тебя любила.

Мужчина замер. И тут же резко приподнялся.

— Сейчас, мадам, вы лежите в объятиях Диего Вивара, — сурово напомнил он.

Реальность обрушилась на Каролину подобно потокам ледяной воды.

— Келлз, не надо за старое… Ну не будь дураком! — в отчаянии воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я не знаю собственного мужа?

Мужчина поднялся с кровати и пристально взглянул на нее.

— Господи, что мне с тобой делать?! — взревел он. — Нет, найду себе испанку, буду спать с ней!

Хлопнув на прощание дверью, дои Диего стал спускаться по лестнице.

Каролина уставилась в зеркало. Оттуда на нее глядела женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, злая, в разорванном платье.

Внизу хлопнула дверь, и Каролина, подбежав к окну, увидела Келлза, выходившего из дома. Уходившего от нее.

Она знала: домой он на ночь не вернется. Ей придется ужинать одной, и Лу будет тайком потешаться над ней, над ее горем.

Внезапно злость прошла. Каролина села на кровать и, обхватив голову руками, стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, стараясь ни о чем не думать. Сейчас она чувствовала себя птицей в клетке, птицей, только что пойманной и не успевшей привыкнуть к горькой участи пленницы. Сколько ни бейся грудью о железные прутья клетки, не пробить тебе путь к свободе, не сломать железные прутья. Можно изранить в кровь сердце, но железные стены тюрьмы никуда не денутся. Злость пройдет, и страх пройдет, останутся лишь боль и безнадежность.

Каролиной овладело отчаяние.

Глава 25

Пенни, влетевшая в комнату немного погодя, застала сестру в той же позе, в том же расположении духа, в котором оставил ее Келлз.

— Комната похожа на поле битвы, а ты — на поверженного врага, — заметила Пенни, покачав обвязанной красным шелковым шарфом головой. — Кстати, я видела, как дои Диего выходил из дома, и вид у него был такой мрачный, будто он направляется на эшафот.

Как знать, быть может, он действительно идет на встречу со смертью. И примет смерть как Диего Вивар — за грехи Келлза!

— Вижу, и у тебя настроение не лучше. Поспорили немного насчет того, как следует себя вести и как не следует? Глядя на тебя, трудно предположить, что ты вышла победительницей. Хотя, — подмигнув, ухмыльнулась Пенни, — возможно, ты и не проиграла?

— Мы не сошлись во мнениях, — пробормотала Каролина.

Пенни от душирасхохоталась.

— Вот этого ты могла и не говорить! Лучше скажи, что так вывело дона Диего из себя?

— Не скажу. Это наше личное дело.

Что-то подсказывало Каролине, что доверять Пенни не следует, что верность в дружбе стала ей столь же чуждой, как и верность в любви.

— Личное так личное. Ну что ж, без одежды тебе все равно не обойтись. Это платье, что сейчас на тебе, вернее, то, что от него осталось… В общем, поищу-ка я у губернатора в сундуке, может, найду для тебя что-нибудь.

Каролина с благодарностью взглянула на сестру:

— Спасибо, Пенни. Не знаю, что бы я без тебя делала!

— Смотри, Кэрол! Если дело так и дальше пойдет, то и от рубашки ничего не останется, и тогда… Куда же это приведет тебя, сестричка?

Пенни рассмеялась и ушла. Но вскоре вернулась с черной шелковой нижней юбкой и черным костюмом для верховой езды. В дополнение к костюму Пенни принесла широкополую черную шляпу и белый пышный кружевной воротник.

— Но где я раздобуду лошадь? — в недоумении спросила Каролина. — Это костюм для прогулок верхом!

— Может статься, вам с доном Диего одного коня хватит на двоих, — лукаво улыбнувшись, сказала Пенни, и Каролина подозрительно взглянула на сестру, опасаясь, как бы та не начала кое о чем догадываться.

Если Пенни уже пустила по городу слух, Келлз пропал! И так казалось чудом, что его до сих пор никто не узнал.

При этой мысли у Каролины разболелась голова.

— Ты права, может, нам и одного коня хватит, — пробормотала она.

Наряд оказался не совсем впору: лиф был настолько узок, что Каролина едва в него втиснулась.

— Донна Констанция была гораздо стройнее в юности, чем после рождения Марины, — пояснила Пенни. — Этот костюм, видно, еще с той поры, поэтому я и решила, что тебе он будет впору.

— Рукава слишком длинные, — заметила Каролина.

— Их можно завернуть, — сказала Пенни.

Самой большой проблемой оказалась юбка из тафты, волочившаяся по полу.

— Ты думаешь, мне следует попросить Лу укоротить ее? — спросила Каролина. — Среди наших слуг только она управляется с иглой.

— Да, здесь я тебе не помощница. Я шью еще хуже, чем ты, Каролина.

— А если Лу понесет в губернаторский дом сказки о том, что я отдаю на переделку одежду, которая очень похожа на ту, что некогда принадлежала Констанции…

— Да уж, можешь не продолжать, — перебила Пенни. И вдруг просияла. — Вот тебе и решение!

Сорвав с головы красный шарф, она подлетела к сестре и обмотала шарф вокруг ее талии.

— Вот теперь никто не посмеет сказать, что этот наряд не сшит прямо на тебя.

Каролина медленно покружилась перед зеркалом. Если бы не такие светлые волосы и не глаза, серые, со стальным отливом, ее можно было бы принять за испанку. Тесноватый черный лиф делал фигуру еще стройнее, а красный шелковый пояс и белоснежный крахмальный воротник оживляли костюм, придавая ему особенное драматическое звучание.

— Жалко, что не удастся раздобыть для тебя сапожки для выезда, — сказала Пенни. — Слишком уж маленькие у тебя ножки!

— Не важно, — бросила через плечо Каролина, продолжавшая вертеться перед зеркалом. — Я надену туфли, что выбрал для меня дон Рамон.

— Кстати, как он поживает?

— Полагаю, неплохо. Он несколько раз наведывался в дом, но меня не заставал.

Пенни приняла это сообщение к сведению.

— Что-то он у нас не появляется, хотя, говорят, раньше он был частым гостем в губернаторском доме. До того, как…

— До того как Марина заинтересовалась доном Диего, — с язвительной усмешкой подхватила Каролина. Поддавшись искушению быть откровенной, она простонала: — О… я больше не выдержу!

Пенни решила, что причина дурного настроения сестры — ревность к пышнотелой губернаторской дочке.

— Не переживай, Каролина. У Марины появится новый предмет для размышлений. Сегодня она видела, как я выхожу из спальни ее отца в весьма фривольном наряде.

Каролина встрепенулась.

— Да, я была в одной из черных прозрачных рубашек ее матери. Ты бы видела, какое у нее сделалось лицо, я думала, она в обморок упадет. А потом она на меня зашипела и рванула прочь, да так, словно за ней гнался сам черт.

Пенни коснулась ожерелья из черного янтаря. Затем указала на такие же серьги.

— Эти безделушки лежали у меня на подушке, когда я тем же утром проснулась в своей собственной спальне. Что скажешь?

— Они идут тебе, — пробормотала Каролина.

— Идут, я согласна. Конечно, по-настоящему красивыми их не назовешь, ты понимаешь, что я имею в виду. Да только я уверена, что в шкатулке Констанции найдется немало вещиц, которые мне бы понравились больше: изумруды, например, или темно-синие сапфиры, которые так подходят к моим глазам.

Каролина внезапно припомнила собственные изумруды. Да только они были далеко, и вряд ли когда-нибудь она сможет снова их увидеть.

— Ну и что ты теперь думаешь о губернаторе? — спросила Каролина.

Пенни пожала плечами:

— Было довольно любопытно, но большого впечатления он на меня не произвел. Представляешь, в самый ответственный момент он назвал меня Констанцией!

Пенни поморщилась от отвращения.

— Может быть, поэтому он и подарил тебе эти украшения, — предположила Каролина. — Чтобы загладить вину.

— Эти безделушки? — Пенни небрежно коснулась сережек. — Это лишь начало! Я уверена, что он положил мне их на подушку в знак благодарности за столь роскошную ночь. Держу пари, у него уже несколько лет не было ничего подобного. Стоит посмотреть, что он будет дарить мне позже.

— Как ты можешь быть в этом уверена? — усталым голосом спросила Каролина.

— Он будет, Кэрол, непременно, — улыбнулась Пенни. — Подожди, когда я стану скупее на ласки, он заберется в шкатулку жены поглубже!

— Или, что тоже возможно, возьмет в руку кнут и поучит тебя хорошим манерам, — предупредила Каролина. — С женщинами здесь особенно не считаются, ты же знаешь!

Пенни рассмеялась.

— С такими женщинами, как мы, считаются всегда и всюду, где бы мы ни оказались. И если губернатор так не считает, то ему еще многому предстоит научиться!

Пенни со смехом удалилась, а Каролина задумалась. «Тебе хорошо так говорить, ведь губернатор для тебя ничего не значит. Он для тебя лишь пешка, завтра ты без сожаления сменишь его на другого. Но я люблю Келлза, всегда буду любить. И никогда не найду ему замены!»

Каролина мерила шагами комнату.

«Ну почему все это должно было случиться со мной? — спрашивала она себя. — Ну почему он не может мне поверить? Почему, когда я хочу лишь сохранить ему жизнь?»

Каролина собрала все, что осталось от ее наряда, и понесла вниз. Может быть, Лу все же удастся починить платье. Жаль, что любящее сердце, разбитое на осколки, уже не склеишь…

Лу с угрюмым видом приняла из рук Каролины изорванный наряд. Девушка надеялась стать личной горничной губернаторской дочки — завидная должность. А что до этой «госпожи», так она скоро исчезнет со сцены, ведь у дона Диего достанет здравомыслия понять, что губернаторская дочка сама с радостью разделит с ним ложе. Вот будет свадьба! И как было бы замечательно, если бы ей, Лу, доверили причесывать невесту! Да только все это лишь мечты… А вместо этого приходится работать судомойкой при этой дерзкой самозванке!

Лу украдкой взглянула на Каролину, пытаясь разгадать, что же стояло за недавней ссорой: Лу видела, как дон Диего, мрачнее тучи, вылетел из дома.

Каролина отвела глаза. Недоброжелательное любопытство горничной выводило ее из себя.

Она подошла к окну.

Где-то севернее, за гаванью, за Флоридским проливом, за Багамами, простирались американские колонии… Виргиния… Левел-Грин.

На Каролину волной накатила тоска. Мучительно захотелось домой.

Интересно, знала ли о землетрясении мать?

Узнай Каролина о том, что Летиции Лайтфут уже известно о постигшей Порт-Рояль участи, едва ли ей стало бы легче. Скорее всего она бы даже расстроилась, если бы узнала, каким образом ее матери стало известно о землетрясении. Так уж случилось, что Летиция Лайтфут услышала о катастрофе случайно, находясь среди чужих людей, вне дома, услышала из уст совершенно постороннего человека, даже не подозревавшего о том, что сказанное им может касаться кого-то из присутствовавших.

Летиция Лайтфут и ее муж Филдинг обедали с друзьями в таверне в Уильямсберге, когда капитан, только что вошедший в зал, гулким и грубым, похожим на громовой раскат голосом объявил: Порт-Рояль, тот, что на Ямайке, ушел под воду вместе со всеми жителями.

— Весь город пропал, — с мрачным видом рассказывал капитан своим спутникам. — Все погибли. Земля стряхнула с себя дома, а потом руины залило водой. Был город — и нет его.

Капитан совершенно не был готов к тому, что слова его произведут такое впечатление на стройную красавицу в лиловом атласном платье. Дама побледнела и встала из-за стола.

— Вы сказали, со всеми жителями, капитан? — спросила она.

— Все погибли, — кивнул моряк. — Весь город ушел под воду. Вначале прибрежные кварталы, потом и все остальное, улица за улицей.

Каролина жила как раз рядом с набережной! Каролина, ее любимая дочь, Каролина, так похожая на нее, такая непокорная, такая беспокойная, всегда готовая попасть в беду!

И вот беда пришла.

Летиция Лайтфут покачнулась, словно цветок на ветру, и упала на руки встревоженному Филдингу.

Конечно, этот случай не мог остаться незамеченным. О Лайтфутах снова заговорили.

Вернувшись в Левел-Грин, Летиция надела траур, однако не отказалась от визита к тетушке Пэт. Черное платье Летиции не осталось незамеченным в Уильямсберге, и по городу поползли новые слухи.

— Не думаю, что Каролина хотела бы, чтобы ты носила по ней траур, — осторожно сказала Летиции Петула, и слова тетушки были искренними, ибо она тоже любила Каролину. — Наша девочка любила жизнь и яркие краски.

— Ты права, — согласилась Летиция. — Траур мне не идет. Я вернусь домой и сниму это платье.

Когда Летицию увидели в городе в следующий раз, на ней было аметистовое шелковое платье и пурпурная шуршащая нижняя юбка — новый повод для сплетен.

— Ты выставляешь себя на посмешище, Летиция, — вскользь заметил Филдинг. — То надеваешь траур, то снимаешь траур, это просто глупо!

Черные глаза госпожи Лайтфут недобро сверкнули.

— Тебе бы следовало самому надеть черную повязку на рукав, Филд! Если бы не колье, которое послала тебе Кэрол, ты не смог бы расплатиться с долгами и начать строительство нового крыла!

Филдинг смутился.

— Каролина была тебе хорошей дочерью, — промямлил он. — Мне не в чем ее упрекнуть.

— Не мне одной! — воскликнула Летиция. — Она была нам хорошей дочерью, Филд! Она всегда тебя уважала!

Филдинг покраснел. Бросив на жену гневный взгляд, зашагал прочь.

Но в следующий раз, когда его видели в городе, он уже носил на рукаве траурную ленту. Сидя рука об руку в открытом экипаже, Лайтфуты проезжали по улице, кивая знакомым.

Петула лишь неодобрительно качала головой. Опять Летиции неймется! Возить Филдинга по улицам, демонстрируя его траур по дочери, которая ему вовсе не дочь! Снова по городу поползут сплетни!

Каролина, тосковавшая по дому, конечно же, не знала о том, какой шум наделала весть о ее смерти в Тайдуотере. Услышав голос Лу за спиной, она вздрогнула.

— Хуана спрашивает, на сколько персон накрывать стол к ужину: на двоих или на вас одну? Дон Диего вернется домой к ужину?

— Сомневаюсь, — процедила Каролина. — Но вы все равно должны на него рассчитывать, в конце концов, это его дом. Вернувшись, он должен увидеть, что стол для него накрыт, а если не вернется — что поделаешь…

Не в силах больше поддерживать этот неприятный разговор, Каролина ушла к себе. Близился вечер — тени удлинялись и становились темнее, свет из золотистого становился лиловым. Крыши Гаваны из терракотовых превратились в малиновые в лучах заходящего солнца. А затем настала ночь, скоротечная южная ночь, напоенная ароматами тропиков и чувственным шелестом пальмовых листьев, перешептывавшихся с ветром в серебристом лунном свете.

А он все не приходил.

Каролина заставила себя спуститься вниз и поужинать в одиночестве. Поужинать — сильно сказано, но у нее все же хватило мужества поблагодарить Хуану за отлично приготовленные блюда.

Потом она в одиночестве ходила по двору. Наконец, прислонившись спиной к колонне, слепо уставилась на журчащий фонтан. И в который уже раз задумалась о своей незавидной судьбе. Над ней в небесах драгоценной россыпью сверкали звезды. Внезапно закричала ночная птица, ей ответила другая. Послышалась серенада. Где-то за окном сверкали глаза той, кому была посвящена эта песня любви…

Каролина чувствовала волшебную силу этой ночи, и душа ее тянулась к любимому.

А он все не приходил.

Она в беспокойстве ходила по галерее, пока не устала. Все слуги уже спали. Вся Гавана спала.

А он все не приходил.

Наконец она пошла в свою спальню. И все спрашивала себя: где он, с кем? В таверне ли, за стаканом вина? Или с женщиной? Быть может, он произносит тосты в честь той, другой женщины и улыбается, глядя ей в лицо. А может, несет ее наверх, в спальню…

От этих мыслей сон бежал, но усталость все же взяла свое. Вконец измученная гневом и ревностью, Каролина забылась тяжелым сном.

Открыв же глаза, была ослеплена ярким солнечным светом. Это Лу раздвинула шторы.

— Вот ваше платье, госпожа, — сказала служанка, заметив, что от яркого света Каролина зажмурилась.

Лу положила платье на кровать. Негодование было в каждом жесте, в каждом слове горничной.

— Хорошо. Спасибо. Можешь идти.

Вдруг Каролине пришло в голову, что Келлз, возможно, уже завтракает.

— Помоги мне одеться, Лу, — сказала она, вставая с постели.

Лу молча подала хозяйке рубашку — Каролина спала нагая.

— Дон Диего уже позавтракал? — как можно беззаботнее спросила Каролина.

— Дон Диего все еще спит, — ответила горничная. — Хуана велела нам не шуметь и не будить его. Мигель сказал, что дон Диего был вчера сильно пьян и едва не разнес таверну.

Значит, она была права. Келлз решил утопить злость в вине. Отчего-то ей стало легче при мысли о том, что он предпочел утолить печаль этим способом, а не другим. Куда неприятнее было бы, если бы Лу сообщила, что он вернулся из борделя.

— Мигель сказал, что у него на каждом колене сидело по шлюхе и он поил их обеих. И целовался с обеими, — с удовольствием добавила Лу.

Каролина поморщилась, словно от зубной боли.

— Дон Диего с женщинами прямо порох, — подлила масла в огонь служанка.

Наконец Лу закончила застегивать платье. Но что-то с этим нарядом было не так… Каролина подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на себя.

Лу постаралась на славу — руками не пошевелить! Все было сделано кое-как, швы шли вкривь и вкось… И тем не менее Каролина знала: Лу — прекрасная портниха, она видела сшитые девушкой платья.

— Помоги мне снять платье, — приказала Каролина. — Распори и сделай все заново. Так не пойдет.

Лу буквально содрала с Каролины платье и опрометью выскочила из комнаты.

— Приготовь мне ванну! — крикнула она вслед горничной.

Каролина с наслаждением погрузилась в теплую ароматную воду. Она никуда не торопилась — была уверена, что Келлз еще долго проспит после столь бурной ночи.

Однако она ошиблась.

Каролина все еще нежилась в ванне, когда внизу раздался стук в дверь.

Наверное, в раздражении думала Каролина, это посыльный от Марины — интересуется, будет ли дон Диего сопровождать ее на прогулке! Каролина бросила губку в ванну, расплескав воду по полу. Похоже, она все-таки поторопилась с ванной. Келлза наверняка разбудили, и сейчас он, весьма вероятно, завтракает.

«Я выгляжу так, словно собралась на верховую прогулку, а не к завтраку!» — подумала Каролина, сбегая по ступенькам в своих туфлях на высоких каблучках.

Лу сидела во дворе — там было светлее — и распарывала платье. Услышав шаги, она подняла голову.

— Я слышала стук в дверь, — сказала Каролина.

— Да, стучали, — пробормотала Лу.

— Так кто это был?

Лу посмотрела на хозяйку со злобным торжеством.

— Прибыл экипаж за доном Диего.

— И что же дон Диего?

— Он вышел немедленно и тут же уехал, — с готовностью сообщила Лу.

Очевидно, роман Пенни с губернатором не слишком отвлек Марину от ее увлечения.

— Я буду завтракать, Лу, — заявила Каролина. Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, она спросила: — Так это была карета губернатора, не так ли?

— Вы говорите про ту, в которой уехал дон Диего? — притворно удивилась горничная. — Нет, мадам. То был экипаж Менендес. Дон Диего не заставил себя ждать. Мигом выскочил.

Опять Менендес! Донна Химена послала за доном Диего, и он побежал за ней как верный пес! Каролина чувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой. К юной Марине она почти не ревновала, поскольку знала, как Келлз относится к ней, но красавица донна Химена — дело другое! С ней Каролина не могла смириться.

Каролина вдруг услышала доносившийся цокот копыт, и ей пришла в голову чудесная мысль — мысль о возмездии!

— Вот что, Лу, — проговорила она, тщательно подбирая слова, — пока я буду завтракать, сходи в Эль-Морро и скажи коменданту дону Рамону дель Мундо, что я сожалею о том, что он не застал меня дома. Скажи ему, что сегодня я свободна и с удовольствием отправлюсь с ним на прогулку верхом, если он того хочет. Передай ему мои слова в точности, Лу.

У Лу загорелись глаза. Она предвкушала скандал — скандал, благодаря которому она сможет вернуться в губернаторский дом, туда, где ей место. О, она с удовольствием передаст это послание. Если дона Рамона в крепости не окажется, она весь город обыщет, но послание передаст!

— Побыстрее, Лу, — поторопила Каролина.

После ухода девушки она задумалась. За последние часы так много всего произошло… Каролина с болью в сердце вспоминала последние слова Келлза: «Я найду себе испанку!»

И вот он уехал с донной Хименой… Удар был хорошо рассчитан и нанесен твердой и безжалостной рукой.

Но она оправится! Она найдет себе новую любовь. Она не станет жить в таком жутком положении, находясь между небом и землей, между адом и раем! Если Келлз не может любить ее, она найдет того, кто сможет!

Старая Хуана, прислуживающая Каролине за завтраком, заметила, как разгорелись глаза хозяйки.

Дон Рамон дель Мундо не замедлил откликнуться на сообщение Лу. Уже через час он скакал к дому на площади де Армас на рослом черном жеребце, а под уздцы вел белую арабскую кобылицу. Дои Рамон уже готов был оставить мысли о покорении Каролины, раз за разом выслушивая отказ от дома. А теперь, о небо, она сама за ним прислала! Расправив широкие плечи, дои Рамон постучал в дверь железным молоточком.

Каролина открыла сама. Она ослепительно улыбнулась и грациозно присела.

— Вы так скоро, дои Рамон!

Он обвел ее жарким взглядом.

— Вижу, вы уже совсем готовы к выезду.

— Верно, разве что с обувью не все в порядке. Каблуки высоковаты. Нет, нет, — со смехом замахала рукой Каролина. — Я не собираюсь опять тащить вас к сапожнику, дон Рамон. Мне вдруг очень захотелось посмотреть окрестности, но не сапожную лавку!

Итак, она хочет на простор, туда, где они останутся наедине! Медовые глаза испанца вспыхнули. Он-то именно этого и желал, но опасался, что все кончится прогулкой по Гаване.

Каролина поправила свою шляпу.

— Я не заставлю вас ждать, дон Рамон, — сказала она и, обернувшись к Лу, добавила: — Если дон Диего вернется, передай ему, что я уехала за город с доном Рамоном.

Каролина заметила блеск в глазах горничной. Уж это сообщение Лу непременно передаст адресату. В этот момент Каролина торжествовала.

Дон Рамон дель Мундо с гордостью провез Каролину по улицам Гаваны с ее красивыми зданиями в стиле рококо, с ее красными черепичными крышами и изящными ажурными балконами. Лошади шли шагом, и молодые люди беседовали. Дон Рамон рассказывал Каролине о Гаване и о тех, кто жил в том или ином доме. О каждом он знал что-нибудь интересное. Постепенно белокаменные дома сменились ветхими хижинами и винокурнями, у которых громоздились кучи мусора. Обитатели хижин — кто босиком, кто в сандалиях на босу ногу — сидели у дверей своих жилищ, с любопытством взирая на всадников. Наверное, дон Рамон являлся известной в городе личностью, а может, все дело в том, что они были очень красивой парой — хозяин Эль-Морро и его белокурая дама на белом коне. Они петляли по узким, грязным улочкам, заполненным голыми ребятишками и проститутками в умопомрачительно ярких тюрбанах, в пестрых юбках и блузах с обнаженными плечами и почти обнаженной грудью. Мимо то и дело проходили крестьяне с усталыми, пустыми глазами; они вели за собой мулов с такими же пустыми глазами. Потом и это прибежище нищеты осталось позади, и Каролина с доном Рамоном выехали на зеленый простор, и теперь уже никто не встречался им на пути.

Вокруг расстилались зеленые поля и холмы, на которых паслись стада, а с вершин холмов открывался вид на синеющее вдали море.

Теперь они ехали молча. Каролина смотрела прямо перед собой, и дон Рамон, оказавшийся прекрасным наездником, то и дело поглядывал на нее с загадочным выражением.

Она не могла знать, что он грезит о совершенно несбыточном. Сейчас он видел свою спутницу хозяйкой огромного роскошного особняка, который он купит для нее. Видел, как она изящно откинулась на сиденье роскошного экипажа, экипажа, которым ему, вероятнее всего, никогда не придется владеть. Он представлял, как они проезжают по Гаване и все с завистью смотрят на его спутницу. Он видел Каролину, украшенную жемчугами и бриллиантами, достойными ее красоты; она плыла в танце на балу у губернатора, нет, не здесь, а в Мадриде, при дворе! Он видел, как ее представляют коронованным особам, и видел себя рядом с ней.

Дон Рамон резко осадил коня у низкого холма, в тени пальмы. Справа от всадников раскинулось поместье с традиционной аллеей, ведущей к высокому дому с черепичной крышей, окруженному целой россыпью живописных строений.

— Это владения Переса де Кадалсо, — сообщил дон Рамон так, будто имя Кадалсо могло Каролине о чем-то говорить.

Она машинально кивнула.

— Перес де Кадалсо — отец донны Химены, — пояснил Рамон.

Каролина взглянула на дом уже с большим интересом.

— Значит, здесь донна Химена выросла, — пробормотала она.

— Да, они жили и здесь, и в Гаване — у них красивый дом в городе. У отца Химены еще два таких же поместья. Да плантация в джунглях.

— Тогда я понимаю, почему она вышла замуж за самого богатого человека в Гаване. Деньги, как говорится, к деньгам.

Спутник Каролины тоже смотрел на дом. Когда-то он горько сожалел о том, что не с тем обручилась первая невеста Гаваны, но теперь эта мысль перестала его угнетать.

Конечно, причиной этой перемены была женщина, которая ехала с ним рядом, женщина с серебряными искрами в глазах, сегодня отчего-то особенно грустных.

— Донна Химена благосклонна к дону Диего, — сказал он вдруг с грубой прямотой.

Пусть знает, если до сих пор еще не узнала, что его соперник увлечен другой женщиной.

— Знаю, — глухо отозвалась Каролина.

Рамон соскочил с коня и помог спешиться Каролине.

— Давайте отдохнем, а лошади пусть попасутся.

Каролина присела на траву рядом с доном Рамоном. День уже клонился к вечеру. Где-то рядом монотонно гудела пчела. Вдалеке послышался колокольный звон.

Дон Рамон, прислонившись к стволу дерева с раскидистой кроной, молча смотрел на свою спутницу. Ей стало не по себе от его жаркого взгляда.

— Никогда ни к одной женщине я не чувствовал того, что сейчас чувствую к вам, — без обиняков заявил Рамон. — Я готов был ради вас взять Порт-Рояль приступом, вы знаете об этом?

— А теперь и Порт-Рояль, и я вам недоступны.

— Порт-Рояль — согласен, но вы — здесь, со мной.

Каролина сидела потупившись, но что-то в голосе Рамона заставило ее поднять глаза. Он смотрел на нее с настойчивой пристальностью, и то, что не могли сказать уста, говорил взгляд.

Он потянулся к ней, и Каролина не стала сопротивляться, позволила ему взять себя за руку. Он поднес ее ладонь к губам и прижал к своей щеке.

— Меня тянет к вам так, как не влекло ни к одной из женщин, — пробормотал он с хрипотцой в голосе и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Каролина замерла. Надо было прервать эти излияния. Но там, впереди, высился прекрасный дом, дом донны Химены, и Каролина легко могла представить соперницу, идущую по коридорам, а рядом с ней — Келлза. Но конечно же, донна Химена не решится привезти любовника сюда, хотя как знать… Возможно, они и сейчас там… И занимаются любовью за одним из зарешеченных окон.

Каролина всхлипнула, и Рамон принял этот звук за всхлип желания.

Его сильные руки сомкнулись у нее за спиной, он привлек ее к себе и опрокинул на траву. Он целовал ее, и губы его были столь же нежны, сколь и настойчивы.

Каролина вдруг поняла, что он любил ее.

Дон Рамон почувствовал неладное и отпустил ее.

— Я слишком резво начал? — с грубоватой нежностью спросил он, и Каролина, приподнявшись, легонько оттолкнула его от себя.

— Да, слишком быстро, — в смущении пробормотала она. — Я… я сегодня очень расстроена, сеньор Рамон. Пожалуйста, только не спрашивайте меня почему.

— Мне не надо спрашивать, я и так догадался. Дона Диего рядом с донной Хименой видели сегодня в экипаже на площади де Армас.

— Лу вам об этом рассказала! Противная девчонка!

Дон Рамон пожал плечами:

— Да об этом весь город знает.

Он осторожно гладил ее по плечу, и она чувствовала пьянящую легкость от его прикосновения.

— Возможно, вы правы, — запинаясь, проговорила Каролина.

Наверное, она казалась ему жалкой и беспомощной. Ей, конечно же, нравился дон Рамон, но все-таки в сердце ее царил Келлз.

Рамон склонился над ней, и его смуглое лицо оказалось совсем близко от ее лица. Он взял ее за плечи и, глядя в самую глубину ее глаз, вдруг со всей очевидностью понял: эту женщину, которую он желал так, как не желал ничего на свете, он будет желать вечно.

— Скажи мне, — проговорил он, — какую власть над тобой имеет дон Диего? Ты ведь его почти не знаешь! Неужели он такой замечательный любовник?

Каролина насторожилась. Рамон дель Мундо не должен ни о чем догадываться. Если она и покинет Келлза, то никогда не предаст его!

— Он мне кое-кого напоминает, — сказала она, сама того не желая.

— Память о прежней любви? О, это так романтично! И вполне объяснимо. Как я сразу не догадался?

Дон Рамон откинулся на траву и захохотал. Только сейчас он понял, отчего что-то сжималось в его сердце при взгляде на донну Химену: она тоже напоминала ему девушку, в которую он был влюблен зеленым юнцом еще на родине, в Испании.

— Мы все жертвы давних воспоминаний, — сказал он, с улыбкой глядя на сидевшую рядом женщину.

— Да, это верно, — поспешно согласилась Каролина: она нервно теребила свою юбку.

Дон Рамон прищурился.

— Вы здесь всего лишь коротаете время, — внезапно сказал он, сказал так, будто только что открыл для себя эту истину. — Вы ждете, что ваш любовник-пират придет к вам на выручку!

Каролина нахмурилась.

— Муж-пират, — поправила она. — И он не придет. Он лежит на дне моря, там, где когда-то стоял Порт-Рояль.

«Как это похоже на правду! — с горечью думала Каролина. — Келлз умер, и дон Диего занял его место».

Рамон едва не подскочил.

— Вы видели его мертвым?

— Нет, но когда город затонул…

— Так вы не уверены! Насколько мне известно, в таких случаях много бывает всякой путаницы. Вы тешите себя надеждой, что он не умер, что он придет за вами.

Дон Рамон, опершись на локоть, пристально посмотрел на Каролину.

— Я все это очень хорошо себе представляю. Вы ждете, что он вдруг воскреснет, приплывет в Гавану, заставит замолчать пушки Эль-Морро, а заодно и Пунты и Ла-Фуэрса и заберет вас с собой. Как видите, я умею читать по глазам!

— Нет, — вздохнула она. — По правде сказать, я этого совсем не жду.

— Возможно, после того как вы увидели все эти укрепления, вы поняли, как наивны такие надежды? Возможно, именно сознание того, что воссоединение вам не грозит, подвигло вас на новую любовь?

— Да, — солгала она. — Это так.

Дон Рамон невесело рассмеялся.

— Вы лжете, — сказал он. — А я требую от вас правды и только правды. Вы забыли своего флибустьера! Вы влюбились в Диего Вивара!

— Я никогда не забуду моего флибустьера, — возразила Каролина, глядя прямо в глаза своему спутнику. — Но вы правы, Рамон. Я влюбилась в дона Диего Вивара. Но я хотела бы… — Голос ее дрогнул. — Хотела бы, чтобы все было не так.

— Тогда позвольте мне помочь вам забыть его. — Дон Рамон привлек Каролину к себе.

Она чувствовала, как бьется его сердце. В этом мужчине было нечто, заставлявшее ее трепетать. А Келлз, возможно, лежит сейчас в постели с другой, с донной Хименой…

Сгущались сумерки, близилась ночь.

— Рамон… — пробормотала Каролина.

Он почувствовал, что она готова сдаться, и приник губами к ее губам.

— Ты должна быть моей, — шептал он ей в ухо. — И однажды ты станешь моей навсегда…

Каролина закрыла глаза, она чувствовала, как по щекам ее катятся слезы.

— Рамон… — прошептала она. Но он, не давая ей договорить, впился поцелуем в ее уста.

Странное чувство охватило Каролину, она парила между небом и землей и, казалось, утратила собственное «я». Кто она, птица, пойманная в сеть? Чего искала в объятиях дона Рамона? Утешения, забвения ли? Но то, что она нашла, называлось страстью.

КНИГА IV КЕЛЛЗ

Глава 26

На окраинах Гаваны

Лето 1692 года

Испанец крепко сжимал ее в объятиях. Каролина же, словно лист на ветру, была во власти его порыва.

Она едва ли понимала, что происходит. Он торопливо расстегивал тесный корсаж, покрывая ее поцелуями. Его руки уже гладили ее грудь, ее бедра… Она пыталась протестовать, но не могла вымолвить ни слова. Душа ее нуждалась в спасительном забвении, и временами казалось, что любовь Рамона так же отчаянно нужна ей, как и ему — ее. Она тихонько вскрикнула и обвила руками его шею. На долгие счастливые минуты они оставили этот мир, мир, где Каролину ждала безнадежная любовь к человеку, отвергшему ее. Сейчас для них, слившихся в объятиях у старого дерева, не было ни прошлого, ни будущего. Только эта тропическая ночь.

Для Каролины его ласки стали бальзамом для душевных ран, для дона Рамона ее объятия — мечтой о том, что она останется с ним навсегда. Конечно, мечте этой не суждено было сбыться, но кто запретит влюбленному мечтать? Каролина же познала в объятиях Рамона то, в чем нуждалась сейчас более всего, — познала забвение.

Но забвение это оказалось недолгим. Не успели еще остыть губы от его поцелуев, как она почувствовала, что реальный мир вернулся к ней. Что за безумие ее охватило? Она была и остается женщиной Келлза, что бы ни случилось и чего бы ей это ни стоило!

— Нет! — воскликнула она, отстраняясь от Рамона.

Он смотрел на нее, ничего не понимая. Женщина, еще минуту назад распаленная страстью, пылко отвечавшая на его поцелуи, эта женщина вдруг отвернулась от него!

— Отчего ты бежишь от меня, любимая? — проговорил он с глубокой печалью, потому что, кажется, и сам знал ответ на свой вопрос.

— Я… Все это напрасно… — пробормотала Каролина. — Не надо было начинать, не надо было давать тебе надежду…

— Но почему? — спросил он, легонько поглаживая ее бедро. — Ты ведь желала меня!

Каролина отодвинулась, вся дрожа. Кровь стучала у нее в висках. Он был отчаянно привлекателен. Так легко было сдаться, отдать ему себя. Легко и… дурно.

— Тебе не следовало в меня влюбляться, Рамон, — сказала она, внезапно испугавшись и устыдившись, ведь то, что было для нее всего лишь флиртом, для него значило куда больше. — Ты не заслужил такой обиды. В самом деле, я немного запуталась. В последнее время я была так несчастна. Я…

— Ты все еще желаешь сделать выбор между нами? — спросил Рамон, криво усмехнувшись. Теперь он уже не верил в то, что сумеет завоевать эту женщину. — Ну что ж, полагаю, выбор должен оставаться за дамой, хотя надо было давно разрешить спор с помощью шпаги.

— О нет, вы не должны!..

Каролина, стараясь держать себя в руках, подыскивала доводы:

— Дон Диего все еще страдает от головных болей. Было бы нечестно вызывать его на поединок в таком состоянии.

«Я становлюсь заправской лгуньей», — отметила она про себя.

— Понимаю, — вздохнул дон Рамон. — Именно это удержало меня от поединка с ним, когда я попытался выкупить тебя.

— Меня… что? — выдохнула Каролина.

— А дон Диего вам ничего не рассказывал? Это произошло за Ла-Фуэрса, при свидетелях. Я предложил ему самую дорогую вещь, оставшуюся у меня здесь, в Гаване. Предложил рубиновый крест, тот, что получил в наследство от отца. Такую вещь не продают, но я решил, что это особый случай… — Медовые глаза Рамона горели любовью. — Я подумал, что дон Диего, возможно, пожелает иметь такую вещь. Я предложил ему крест в обмен на то, что он отправит вас в Эль-Морро, чтобы вы… э… присматривали за моим домом тем же манером, каким присматриваете за его.

— И что вам ответил дон Диего? — спросила Каролина, сжав кулаки.

Дон Рамон пожал плечами:

— Он отказался обсуждать это. Сказал, что вы не продаетесь. Честно говоря, он высказался в таком тоне, что я решил его вызвать, но… — Глаза дона Рамона сверкнули. — Но я вспомнил о его недавнем несчастье и решил, что губернатору не понравится, если я причиню ему еще больший вред.

«Скорее всего пострадать бы пришлось тебе!» — едва не сказала Каролина. Келлз не рассказал ей о разговоре с Рамоном, и это было вполне в его духе.

Радость Каролины омрачилась внезапной мыслью о том, что, возможно, сейчас ее возлюбленный лежит в постели донны Химены.

— И когда вы это ему предложили?

— Когда дон Диего разыскал меня, чтобы расплатиться за туфли, которые я вам купил.

Каролина внезапно припомнила, как Келлз с циничной усмешкой заявил: «Ты нашла себе обожателя в лице дона Рамона дель Мундо».

— Мне пора возвращаться, — сказала Каролина. — Но я не могу встать, вы придавили коленом мою юбку.

Рамон убрал ногу.

— Но почему? Зачем нам возвращаться. — Он провел рукой по ее груди, лаская соски. — Почему мы не можем остаться здесь до рассвета?

Каролина отстранила его руку.

— Я не хочу, чтобы всю Гавану подняли на розыски!

Каролина вскочила бы, но он удержал ее.

— Итак, вы возвращаетесь к своей жизни и мне предлагаете сделать то же самое, будто ничего не случилось?

— Да!

Она вновь попыталась подняться.

— Но, Каролина, любимая, кое-что все же случилось! Я тебя полюбил, и я не хочу, чтобы ты вычеркивала меня из своей жизни!

О, она должна была предвидеть, что все случится именно так. Каролина старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал от волнения:

— Ты меня опозоришь!

Губы Рамона скривились в усмешке.

— Ты боишься скандала? Женщина, привезенная с Нью-Провиденс, едва не проданная на невольничьем рынке, женщина, которую губернатор как приз вручил дону Диего для забавы, боится публичного скандала?

Каролина вспыхнула.

— Я была леди, когда принимала вас у себя в Порт-Рояле. С тех пор я не стала другой!

Рамон засмеялся.

— Какая ты красивая! — пробормотал он. — Даже в темноте я вижу, как сверкают твои глаза.

— Я ухожу! — воскликнула Каролина.

— Ты хочешь, чтобы я женился на тебе? — спросил он шепотом.

— Рамон! — в испуге воскликнула Каролина. — Ты же сам говорил, что я до сих пор считаю себя женой другого!

— Да, я так сказал. — Голос его был печален.

Рамон отпустил ее, рука его бессильно упала на траву.

— Чего ты хочешь от меня, любимая? — проговорил он. — Скажи — и я исполню твое желание.

— Я хочу… О, Рамон, я хочу… — Слезы заструились по ее щекам.

Ни слова не говоря, Каролина вскочила в седло и, натянув поводья, поскакала к городу. Нагнав ее, дон Рамон склонился к ее уху и сказал:

— Каролина, погоди. Прости меня. Обещаю, что не дам тебе повода для беспокойства.

Ночной ветер осушил ее слезы. Она придержала кобылицу, и та пошла шагом. Каролина чувствовала себя виноватой в том, что сама бросилась в объятия Рамона, а потом отвергла его. Вероятно, ему было чертовски обидно!

— Так, значит, ты решила отдать свое сердце дону Диего.

— Я… я не знаю, — пробормотала Каролина.

На самом же деле она прекрасно знала, что давным-давно отдала свое сердце Келлзу — и не важно, какое имя он носил сейчас.

Но если дон Рамон узнает, что дон Диего и Келлз — одно и то же лицо… Ледяные мурашки пробежали у нее по спине. Какая бы глупость, какие бы отчаянные обстоятельства ни подвигли ее на то, что произошло этой ночью, Келлз не должен пострадать!

Дон Рамон уже не смотрел на нее. Взор его был устремлен вдаль. Он был гордым человеком и тяжело переживал ее отказ. Но он хотел завоевать любовь Каролины и знал: если пойдет напролом, склоняя ее к близости силой, то может лишиться последней надежды. Упустить ее сейчас, когда он уже почти завладел ею, — это, конечно, тяжело и больно, но в нем еще теплилась надежда, что она передумает. В конце концов, Каролина была всего лишь женщиной, а женщины, как известно, непостоянны.

— Дон Рамон, я была к вам несправедлива, — проговорила Каролина. — Я поманила вас и разочаровала. Мне нет прощения, и единственное, что я могу сделать, — это извиниться перед вами. Наверное, — с горькой усмешкой продолжала она, — мне выпала участь приносить людям несчастье.

Рамон не совсем понял, о чем говорит Каролина. Он внимательно посмотрел на нее.

— Любимая, в тебе есть все, о чем может мечтать мужчина, — прошептал он. — Ради тебя я готов перенести любые невзгоды.

Каролина смотрела на него сквозь пелену слез, затуманивших взор. У нее не было сил отвечать.

Они молча въехали в город.

Когда они выехали на площадь де Армас, Рамон соскочил с коня. Не дожидаясь, когда Каролина спешится, он снял ее с седла и прижал к груди.

— Любимая, если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, только позови, — пробормотал он. Затем, опустив ее на землю, с силой ударил железным молотком в дверь. По пустынной улице прокатилось гулкое эхо.

Каролина осмотрелась — она опасалась, что шум разбудил Келлза. Не дай Бог, они в такой час столкнутся у двери.

Однако опасения ее оказались напрасны. Никто наверху свечи не зажег; открыла же ей заспанная Хуана.

— Где дон Диего? — выдохнула Каролина.

— Он не приходил.

— Почему Лу не подошла открывать?

— Лу убежала к Мигелю, что очень рискованно с ее стороны. Если повариха застукает их вместе, она Лу все волосы выдерет.

— Иди спать, Хуана. Если дон Диего придет, я сама ему открою. И еще. Скажи Лу, что если она расскажет дону Диего о моей прогулке с доном Рамоном, то я велю ее высечь. Нет, сама высеку!

Старая Хуана захихикала.

— Не думаю, что Лу проговорится. Плетки она боится.

— А Нита спит уже? Я бы хотела принять ванну.

— Я разбужу ее. Она молодая, думаю, против не будет, а завтра я дам ей поспать вволю.

Каролина, подобрав подол юбки, стала подниматься по лестнице. Внезапно остановилась.

— Да, Хуана, скажи ей, что я буду в большой спальне.

Хуана ушла, посмеиваясь. Только-только со свидания с одним — и в постель к другому! Хочет встретить дона Диего чистенькой… Ах, что за девка!

Каролина рассеянно раздевалась. Сегодня она допустила ошибку. Непростительную ошибку. Человек, которого она сегодня так беззастенчиво использовала, был гордым кабальеро, к тому же влюбленным в нее. Более мудрая женщина никогда не совершила бы такой оплошности, но мудрость тоже не появляется из ничего, мудрость — дитя опыта.

Нита принесла воды, и Каролина с наслаждением опустилась в воду — смыть с себя пыль гаванских улиц и аромат лугов. Расслабившись в теплой воде, она плескала воду себе на грудь, ту самую, что так пленила дона Рамона.

Сейчас она узнала, что значит жить с чувством вины. Келлз не знал, кто он такой, и, как истинный испанец, каковым себя считал, не доверял ей, полагая, что женщина пирата не достойна доверия. Кто может его за это винить?

Но и она, она сама едва не предала его, причем сознательно. Она желала отомстить ему за то, что он не верил ей, за то, что ушел к другой.

Глаза Каролины потемнели от гнева — она представила, что отблески в окне дома были от свечей, зажженных в спальне, где занимались любовью Келлз и донна Химена. Думать об этом было невыносимо горько, но почему-то эти мысли помогали Каролине унять укоры собственной нечистой совести!

Глава 27

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Каролина проснулась смущенная и растерянная. Где-то хлопнула дверь. Она села, заслонив глаза от яркого, бьющего в окна света.

Внезапно Каролина поняла, где находится: в спальне дона Диего, где она задремала после того, как приняла ванну.

Совершенно нагая, она лежала на покрывале, а дон Диего стоял в дверях. И выглядел он утомленным и понурым, будто только что вернулся с битвы, возможно, с битвы с самим собой. И вернулся… побежденным.

— Келлз, — пробормотала она, не зная, что сказать.

— Теперь можешь называть меня так.

Он прикрыл за собой дверь.

— Можешь называть меня, как хочешь. Япытался выбросить тебя из сердца, но, кажется, ты проникла в мою кровь, и единственный способ избавиться от тебя — это перестать дышать.

— Ты вспомнил? — не смея поверить своему счастью, спросила Каролина.

Он покачал головой:

— Ничего я не помню и готов поклясться перед лицом Господа, что не видел тебя раньше. И все же… в тебе есть нечто такое… Я испытываю к тебе такое чувство… — Он помотал головой.

— Это чувство зовется любовью, — с печалью в голосе проговорила Каролина. — Ты любил меня, хоть сейчас и не можешь вспомнить об этом.

— Я знаю только то, что был доволен жизнью, пока не встретил тебя. А теперь мне чего-то недостает. Я ловлю себя на том, что думаю о тебе днем и ночью, твой образ постоянно встает передо мной, чем бы я ни занимался…

«Ты не можешь забыть меня, и когда коротаешь ночь в объятиях других женщин!»

— Попытайся, — взмолился он, — называть меня Диего.

Каролина вздохнула.

— Мне будет очень трудно называть тебя Диего, потому что для меня ты был и остаешься Келлзом.

— Твой погибший любовник… Мне суждено стать тенью другого!

— Нет! — воскликнула Каролина. — Ты стал тенью самого себя! Ты жертва чужих предубеждений! Эти люди… те, что внушили тебе, будто ты — Диего Вивар, они спасли тебе жизнь, и ты предпочел поверить им.

— Каролина, — тихо проговорил он, — довольно об этом. Я пришел предложить тебе нечто большее, чем могут предложить тебе твои гаванские кавалеры.

Каролина внутренне сжалась, угадав, что под другими Келлз подразумевает дона Рамона.

— Я пришел предложить тебе руку и сердце. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Каролина. Я возьму тебя с собой в Испанию. Там ты будешь счастлива.

Глаза ее наполнились слезами. Такое предложение, сделанное гордым испанским грандом язычнице, любовнице пирата, многого стоило.

— Келлз, — прошептала она и, протянув к нему руки, откинулась на подушки.

Его серые глаза ласкали ее обнаженное тело.

— Так ты согласна отправиться со мной в Испанию? — спросил он, торопливо раздеваясь.

— Может быть, не в Испанию… — пробормотала она.

— Тогда останемся здесь, — с готовностью согласился он. — Мне дадут должность. Я напишу в Испанию, кому-нибудь из сильных мира сего… — Внезапно он нахмурился, с недоумением глядя на свои руки. — Звучит странно, но я, кажется, утратил способность читать и писать.

— Но ты никогда не умел читать и писать по-испански, — сообщила Каролина. — Ты только говорил на этом языке. Хочешь доказательств? Возьми ручку и напиши что-нибудь на английском. Ты увидишь, как легко справишься с этим.

Но Келлз не стал упражняться в письме. Вместо этого он скинул с себя последнюю одежду и бросился на кровать.

— Каролина, — сказал он. — Кто бы я ни был, я люблю тебя больше всего на свете. И если ты примешь меня такого, как есть, я стану тебе надежной защитой и опорой.

Слезы брызнули из ее глаз.

— Это все, о чем я могла мечтать, — сказала она и крепко обняла его.

Келлз запечатлел на ее трепещущих губах поцелуй, скрепивший его обещание стать ей защитой и опорой.

Хотя она лежала в его объятиях много-много раз, эта близость здесь, в Гаване, в ярких лучах утреннего солнца, подарила ей ощущение новизны и свежести, волшебное чувство нарождающейся любви. Келлз вдруг поднял голову и посмотрел на нее, и Каролина поняла, что и он испытал нечто похожее.

Она не ошиблась — так оно и было. В тот миг, когда он сомкнул руки у нее за спиной, в тот миг, когда наклонился, чтобы поцеловать ее, он почувствовал, что знал ее всю жизнь. Может, она была его подругой в иной жизни? Или, что казалось более невероятным, рассказанная ею сказка вовсе не сказка, а быль? Хотя он не верил ни в переселение душ, ни в историю, рассказанную Каролиной, сейчас это не имело значения. Сейчас довольно было того, что она лежит рядом с ним на этой огромной кровати и что он уносит ее к вершинам страсти, к самым острым пикам наслаждения.

Он нашел свою женщину, и, как бы она его ни называла, она отвечала ему взаимностью; он чувствовал это, когда она отвечала на его ласки, когда шептала его имя, когда крепко прижималась к нему, словно боялась, что его у нее отнимут.

Устав от любви, они покинули огромную кровать. Потом позавтракали, счастливо улыбаясь друг другу. Затем опять вернулись в спальню, и Каролина все смотрела в глаза своего возлюбленного, мерцавшие в лунном свете, и не могла наглядеться.

На следующий день пришла дочь губернатора, но ей сообщили, что дон Диего спит и не велел его беспокоить. Марина через Лу передала, что корабль с красивым названием «Эльдорадо» бросил якорь в гаванском порту; она спросила, не возникнет ли у дона Диего желания, когда он выспится, посмотреть на этот прекрасный корабль.

— Она не оставит тебя в покое! — в раздражении воскликнула Каролина.

— Оставит, обещаю.

Келлз погладил Каролину по волосам и спустился вниз сообщить Хуане, что у него небольшой жар и он боится кого-нибудь заразить. Сказал, что скоро встанет на ноги, а пока пусть его не беспокоят.

Каролина же расхохоталась.

— Марина перебьет все, что бьется! — сказала она.

— Я думаю, это у нее пройдет, — сухо заметил дон Диего.

— О, не сомневаюсь, — со смехом ответила Каролина. — Но мне жаль прислугу, убирать битую посуду придется не ей, а несчастным служанкам!

— Знаешь, Каролина, — неожиданно проговорил Келлз, — я воспользовался твоим советом. Взял перо и написал несколько фраз по-английски. Ты была права, мне не составило никакого труда сделать это.

Сердце Каролины затрепетало.

— Так ты понял? Вот тебе и доказательство! Я говорила правду!

Он провел ладонью по волосам.

— Нет, это не доказательство. Ясно лишь одно: я почему-то разучился писать и читать по-испански.

Каролина была разочарована, но сумела скрыть свое разочарование.

— Иди ко мне, — проворковала она. — Мы должны сполна воспользоваться твоей лихорадкой! Надолго мир нас все равно в покое не оставит.

Его не пришлось долго упрашивать.

А на следующий день он сказал:

— Я, кажется, кое-что припоминаю. Но все мои воспоминания отрывочны и больше походят на плод воображения… Я вижу себя на корабле, а вдали синеет гора. Рядом со мной еще один человек. Он говорит с тобой по-английски, и рука моя тянется к шпаге. Я готов убить его… Вот все, что я помню.

Глава Каролины увлажнились.

— Ты часто брал меня с собой на корабль, но на этот раз ты вспомнил наше плавание вблизи Азорских островов. И эта гора, вырастающая из океана, должно быть, остров Пико. А тот человек, которого ты хотел убить, он был похож на тебя, не так ли?

— Да, было что-то общее, — медленно проговорил Келлз.

— Это был Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм. Жаль, что ты не прикончил его тогда, как тебе хотелось. Он под твоим именем потопил несколько английских кораблей и лишил тебя королевского прощения. Из-за него тебе пришлось вернуться к пиратству. Из-за него ты сейчас оказался здесь.

Каролина облизала губы.

— Это я виновата в твоих несчастьях, потому что упросила тебя пощадить его. Я во многом виновата перед тобой, Келлз.

Келлз боролся с собой. Ей так легко было поверить, этой стройной молодой женщине с серебристыми глазами, женщине, похожей на луч лунного света. И все же то, что она рассказывала, слишком уж походило на сказку. Она околдовала его. Она колдунья, ведьма, наслала на него чары, и под действием этих чар он готов поверить в любые чудеса.

Но еще через день он рассказал ей о доме с белыми колоннами и о том, что слышал, как палила пушка.

— Ты вспомнил наш дом на Тортуге, — пояснила Каролина. — И ту ночь, когда его атаковал «Эль Сангре». В саду ты прятал пушку. Ты одержал большую победу.

Келлз смотрел на нее в недоумении.

— Кажется, я и сад припоминаю, — пробормотал он.

— И зеленую калитку, — подсказала она.

— Верно, и зеленую калитку. Слушай, — нахмурившись, пробормотал он, — ты меня точно околдовала.

Каролина смотрела на него с обожанием, но и со страхом. Однажды он вспомнит все, но не будет ли это слишком поздно? О, надо сделать так, чтобы его никто не узнал, надо бы ему поменьше показываться на улице.

И самым верным способом удержать Келлза от прогулок был один — удерживать его в постели. Благо он встречал подобные предложения с большой охотой.

— Так ты не хочешь посмотреть на золотисто-белый галион в гавани? — с кокетливой улыбкой спрашивала она, все еще тяжело дыша после очередных минут любви.

— Я лучше полюбуюсь золотом твоих волос, — лаская ее, отвечал Келлз.

Но, что бы он ни говорил, Каролина не могла не заметить взглядов, которые он бросал на дверь. Келлз был не из тех, кто может долго просидеть взаперти, и кому, как не Каролине, знать об этом. Келлз был человеком действия.

— Нам бы только найти местечко у моря, — протянула Каролина, по-кошачьи грациозно выгибаясь. — Найти бы место, где можно побыть вдвоем.

— Я знаю такое место, — сказал он неожиданно. — Капитан Хуарес рассказывал мне о нем. Большая пещера с выходом на песчаный пляж. Выглядит весьма романтично.

Каролина села — прелестное разрумянившееся создание с блестящими от возбуждения глазами и чуть растрепанными светлыми волосами.

— О, ты думаешь, мы могли бы туда отправиться? Я велю Хуане всем говорить, что твоя лихорадка усиливается!

— Нет, не стоит, не то губернатор пришлет мне врача! — засмеялся Келлз.

— Нет, стоит, — с серьезным видом настаивала Каролина. — Хуана так запугает всех визитеров рассказами о страшной заразе, что они будут обходить наш дом стороной.

Каролина вскочила с постели и начала торопливо одеваться.

— Пойду вниз, поговорю с ней. Уверена, что она сможет отвадить посетителей, не слишком их напугав.

Доверившись дипломатическим талантам Хуаны, сразу после захода солнца они отправились к морю. Дорога вела их по тихим улочкам города, в эту пору совсем опустевшим. Каролина была уверена, что никто их не видит, поскольку не раз оглядывалась, проверяя, не следят ли за ними. Они ехали вдвоем на рослом жеребце Келлза, которому, казалось, двойная ноша была вовсе не в тягость.

Келлз был искусным наездником. Он сидел в седле легко и свободно, придерживая за талию Каролину, расположившуюся впереди него. Они ехали молча. Келлз вдыхал аромат ее волос и чувствовал себя вполне счастливым — сейчас он был в ладу с самим собой и со всем миром. Они медленно выехали из города и оказались на зеленом просторе. Из-за горизонта выплыла луна; ее серебристый таинственный свет заливал величественные пальмы, тихо шелестевшие у них над головой.

— Эта пещера где-то недалеко от города, — сказал Келлз. — Хуарес говорил, что я не пропущу ее, если буду придерживаться скалы, похожей на замок.

Они ехали по краю обрыва. Внизу белые пенные волны ласкали песчаный берег.

— Кажется, это здесь.

Каролина откинула за спину волосы и посмотрела туда, куда указывал ее спутник. Там, впереди, словно шея великана в белом воротнике прибоя, возвышалась черная скала, блестевшая от морских брызг. В лунном свете она действительно очень напоминала замок, замок крестоносцев, увенчанный мечом милосердия^[6].

— Пещера где-то за скалой, не очень далеко от нее. Хуарес говорил, что отсюда к скале ведут самой природой вырубленные ступени. Думаю, что спуск где-то здесь.

Келлз помог своей спутнице спешиться. Она прекрасно смогла бы спрыгнуть сама, но оказаться в его объятиях, пусть на краткий миг, было слишком приятно, чтобы лишать себя такого удовольствия.

Они пошли вдоль обрыва, любуясь величественной панорамой, открывавшейся перед ними.

— Хуарес говорил, что тут неподалеку есть рыбацкая деревушка, где можно купить рыбы, овощей и фруктов. Я думаю, — с улыбкой добавил Келлз, — он говорил мне все это с надеждой на то, что я уведу сюда мою ненаглядную — предоставлю ему возможность приударить за Мариной.

Они шли неторопливо, в обнимку, и Каролина наслаждалась ощущением наконец-то обретенной свободы — свободы от страха, никогда не покидавшего ее в Гаване. Наконец-то они оказались вдали от людей, одни на берегу моря. В этот миг Каролина от души пожелала Хуаресу успехов в любви!

Очень скоро они отыскали уступы, по которым, точно по ступеням, они спустились вниз, к пещере из белого известняка. В самом деле, место было сказочное! Та часть пещеры, что выходила к морю, была просторной и светлой, с гладким каменным полом. От этого зала в глубь пещеры уходили извилистые коридоры, украшенные сталактитами и сталагмитами. Они не решились заходить слишком далеко, ибо в недра пещеры свет не проникал, там начиналось царство абсолютной тьмы.

Келлз оставил коня пастись на травке, оставил у ручья, сверкавшего в свете звезд. Травы хватило и для коня, и для того, чтобы устроить себе пахучее ложе.

— Для тебя это романтично? — со смехом проговорил Келлз.

— Вполне, — ответила Каролина. И, бросив на каменный пол свою ароматную травяную ношу, вышла полюбоваться морем.

Ветер играл ее волосами и подгонял к берегу белые барашки волн, похожие на пенное кружево.

— Остаться бы здесь навечно, — сказала она и обернулась к своему флибустьеру, упрямо отказывающемуся признавать себя таковым.

Какая-то птица, расправив крылья, летела прямо на луну; из моря, сверкнув чешуей, выпрыгнула рыбка и тут же скрылась в серебристой волне. Море, рыбы, птицы, а кроме них — никого.

— Мы проводили ночи во многих чудесных местах, — с ласковой улыбкой сказала она своему возлюбленному, — но в таком — никогда.

— Тогда пойдем в постель, — предложил он, скидывая с себя одежду, но шпагу на всякий случай оставил при себе.

Каролина быстро справилась с застежками своего черного костюма. Отбросив в сторону туфельки на красных каблуках, она стащила подвязки и чулки. Скинув рубашку, аккуратно сложила ее и положила на костюм.

Глядя на нее, Келлз подумал о том, что никогда еще она не была прелестнее, чем в эту минуту, — нагая, озаренная серебристым лунным светом…

— Пойдем в постель, — повторил он, протягивая к ней руки.

И в лунном свете Каролина увидела такой знакомый блеск в его глазах.

— О, Келлз, — со вздохом произнесла она, глядя на него с любовью. — Я думала, ты никогда не поймешь…

Возможно, он и не понимал, возможно, он никогда не поймет, будет упрямо верить в то, что он — Диего Вивар, а она — женщина флибустьера, околдовавшая его. Но сейчас это уже не имело значения. Она чувствовала, что он понимает главное: их любовь переживет все, даже звезды, сиявшие над морем.

— Келлз, — прошептала она, тая в его объятиях.

Нагие лежали они в лунном свете, лежали, слившись в единое целое. Если существует совершенство в этом несовершенном мире, то они в тот миг и являли собой само совершенство. Они целовали и ласкали друг друга, и страсть их распалялась, сердца бились в унисон. Сейчас они жили одними чувствами, одними ощущениями, жили в мире, где не было боли и зла, в мире, где правила бал одна лишь любовь. И эта любовь вела их по плодородным долинам желания и поднимала ввысь, к пикам чистого наслаждения.

А потом они медленно опускались вниз, но лишь затем, чтобы вновь загореться от искр, оставшихся в затухающем костре; и костер вновь разгорался, вновь закипала кровь, и казалось, этому не будет конца. Время остановилось, существовала только эта ночь, ночь любви, хозяйки на этом балу.

Переполненная ощущением счастья, Каролина наконец уснула. И море, разбиваясь о скалы, пело ей свою колыбельную.

Почти неделю провели они в этом раю. Келлз ловил рыбу, а Каролина жарила его улов на костре, который он развел на песчаном берегу. Потом они отдыхали в тени скалы, и Каролина рассказывала о своем детстве, проведенном в Виргинии, рассказывала о том, что было до их встречи. Иногда вспоминала и о том, как они жили в Тортуге и в Порт-Рояле.

Она знала, что Келлз не верит ее рассказам об их приключениях, но все же была счастлива — ведь он соглашался слушать ее, не протестовал.

Они нежились в своей пещере на берегу океана, глядя на выпрыгивающих из воды, играющих рыб и изредка появляющиеся на горизонте корабли. Они резвились, как дельфины, в ослепительно чистых водах; босиком бежали по белому песку и, словно дети, играли на мелководье. Они любили друг друга у кромки прибоя, и волны освежали их, накрывая с головой. Однажды они даже построили замок на песке и потом смотрели, как вечерний прилив смывает его в море. Долгие часы проходили в приятной праздности, и, занятые собой, они сумели позабыть о том, что там, за мысом, их ждет мир с его заботами.

В памяти Каролины эта неделя осталась как время, проведенное в раю.

Глава 28

Дворец губернатора

Гавана, Куба

Келлз и Каролина блаженствовали на берегу океана, а в жизни Пенни тем временем произошли значительные перемены.

Этих перемен она добилась сама, добилась неустанными трудами в губернаторской постели. Но почтенного сеньора неожиданно разбила подагра, и Пенни снова стала спать одна. Губернатору было уже не до нее, и она стала опасаться лишиться тяжким трудом добытых привилегий. Такое положение дел Пенни совершенно не устраивало. В довершение несчастий бедняга губернатор так расхворался, что даже не мог спускаться к ужину, обрекая Пенни на тесное общение с Мариной. Несчастный Коррубедо лежал в своей спальне и стонал на весь дом, приводя в уныние домочадцев.

Несмотря на все старания, Пенни так и не удалось добиться расположения губернаторской дочки. Марина не стала относиться к ней доброжелательнее. Напротив, с каждым днем ненависть ее к любовнице отца возрастала. Каролина же, как было доложено Пенни, вся ушла в заботы о доне Диего, который тоже заболел. Всякий раз, как Пенни стучала в дверь, старая Хуана отказывалась открывать, ссылаясь на то, что не хочет, чтобы гостья заразилась.

— Не позволено. Зараза, — говорила Хуана на ломаном английском.

Пенни только и оставалось, что бродить по дому, бродить всеми забытой и несчастной.

Прибытие красавца галиона обещало хоть какое-то развлечение — губернатор разрешил дочери отправиться вместе с Пенни на пристань и полюбоваться кораблем. Возникли, правда, небольшие осложнения: Марина зашипела, бросив что-то вроде: «Если она пойдет, то я не пойду». Но губернатор рявкнул-таки на весь дом, заявил, что не пойдет никто, и тут же, сраженный болью, рухнул на подушки. Марина, разрыдавшись, покорилась отцовской воле.

На счастье капризной девушки, в этот момент в доме появилась гостья — Карлотта Эрнандес, приехавшая в своем экипаже. Губернатор позволил дочери уехать с ней, втайне радуясь возможности избавиться от строптивицы хоть на какое-то время. Пенни тоже не осталась внакладе. В отсутствие Марины ей было уютнее, и она смогла вдоволь наговориться с губернатором, прежде чем тот уснул. Пенни уже задумалась: не пойти ли в гавань одной? И тут в дверь постучали. Затем послышалась чеканная поступь по каменному полу и раздался приятный мужской голос; незнакомец на чистейшем английском, показавшемся Пенни музыкой, проговорил:

— Надеюсь, вы сообщите губернатору, что я прибыл сюда по очень важному делу и буду весьма разочарован, если меня откажутся принять.

Англичанин! Пенни вихрем сбежала вниз и остановилась как вкопанная при виде высокого темноволосого красавца с военной выправкой, одетого в голубовато-серый атлас. Он вскинул голову, затем низко поклонился.

— Какая красавица, — сказал он прежде, чем кто-либо успел произнести хоть слово. — Мог ли я надеяться, что вы окажетесь губернаторской дочерью?

— Надеяться-то вы могли, но были бы жестоко разочарованы.

Незнакомец, чья рубашка сияла белизной, а жабо было самое роскошное из всех, что Пенни доводилось видеть в жизни, перевел дух.

— Боже, вы говорите по-английски?

— Говорю, — кивнула Пенни, разглядывая визитера. — А вы кто такой, сэр?

Из-за спины англичанина выступил смуглолицый испанец.

— Я дон Рамон дель Мундо, сеньорита, — сказал он, нисколько не сомневаясь, что беседует со знаменитой Руж.

Пенни брезгливо поджала губы; она прекрасно понимала, как относится к ней этот человек.

— А что это за джентльмен с вами? — спросила она.

Дон Рамон усмехнулся и отвесил даме поклон.

— Этот джентльмен, — сказал он, — выдает себя за посланника английского короля и утверждает, что прибыл к господину губернатору для переговоров. Позвольте представить вам маркиза Солтенхэма.

Маркиз Солтенхэм!

Пенни во все глаза смотрела на высокого англичанина с красивой осанкой и невыразительными серыми глазами. Маркиз вежливо улыбался. Но это же Робин Тирелл, человек, выдававший себя за Келлза, тот, кто предал его! Пенни задрожала от возбуждения — ну и дела! Этот Робин недурен собой, чем-то напоминает дона Диего. Приятные манеры, умение нравиться женщинам… Правда, черты лица несколько жестковаты, зато абсолютно правильные. И лукавая, такая обаятельная улыбка.

— Губернатор страдает от подагры. Ему не до приема важных персон, — сообщила Пенни. — Ночь он провел очень дурно и только сейчас заснул. Он никого не принимает.

— Тогда я лучше отведу маркиза обратно в Эль-Морро, — решительно заявил дон Рамон. — Пусть поживет там, пока губернатору не станет легче.

— Эль-Морро — это тот похожий на скалу форт, который виден из гавани? — спросил маркиз.

Тон англичанина не оставлял места сомнениям: в мрачную, напоминающую тюрьму крепость он совсем не стремился.

— Совершенно верно, — заявил дон Рамон. — Итак, следуйте за мной.

Испанец, уже готовый проводить англичанина, указал на дверь, но Пенни решила вмешаться:

— Уверена, губернатору будет приятно, если посланник английского короля остановится у него, дон Рамон. И губернатору очень не понравится, если он узнает, где вы собираетесь поселить гостя.

— Вы в этом уверены? — сурово глядя на Пенни, спросил комендант крепости. — Берете на себя разговор с губернатором?

— Конечно! Не волнуйтесь на сей счет, дон Рамон. Губернатора я беру на себя.

В этот момент дверь распахнулась и в холл влетела Марина в белой кружевной мантилье и в пышных юбках.

— Дон Рамон! — воскликнула она, приятно удивленная.

— Донна Марина, — с поклоном проговорил комендант, — я привел с собой джентльмена, который называет себя английским послом. Мы только что пытались решить, как с ним быть. Вернуться ли ему со мной в Эль-Морро или…

— О нет, он должен остаться здесь! — воскликнула Марина, успевшая по достоинству оценить стать незнакомца и его ослепительную улыбку.

Пенни улыбнулась. В лице Марины она нашла неожиданную союзницу. Дон Рамон криво усмехнулся, глядя на Пенни. Низко поклонившись Марине, он удалился. Предоставив девушке развлекать гостя, Пенни пошла к себе, чтобы как следует приодеться по такому случаю.

Сначала она хотела сбегать в соседний дом и сообщить Каролине о неожиданном госте. Затем передумала. Гораздо забавнее будет устроить для Каролины сюрприз. А пока надо попытаться самой во всем разобраться. К Каролине она пойдет после, когда поймет, что к чему.

Ужин прошел гораздо хуже, чем всем хотелось бы. Губернатор, терзаемый подагрой, остался у себя. Марина, Робин, Пенни и старая дуэнья молодой госпожи чинно восседали за празднично накрытым столом в парадной гостиной. Марина попыталась воспротивиться присутствию Пенни на званом ужине, но новоиспеченная домоправительница дала понять, что чувствует себя в доме хозяйкой. Вражда двух женщин остро ощущалась во время ужина, так что ни о какой непринужденности и речи быть не могло.

Марина уселась во главе стола, а Пенни заняла место в противоположном конце. Маркиз и дуэнья сидели друг против друга. Марина, разодетая в филиппинские шелка, изо всех сил старалась очаровать иностранца. Недостаток английских слов она пыталась восполнить жестами, но это получалось у нее не слишком удачно. Бедняжке оставалось лишь надеяться, что англичанин не острит на ее счет.

— Вам не следует приобретать в Марике врага, — успела шепнуть на ухо маркизу Пенни, когда все встали из-за стола.

— Уверяю вас, я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать ее другом, — вполголоса ответил маркиз и предложил Марине руку.

Девушка разрумянилась, польщенная вниманием обаятельного чужестранца.

Оставив гостя с молодой хозяйкой, Пенни поднялась наверх. Заглянув к себе и прихватив колоду карт, она зашла проведать больного губернатора, надеясь развлечь его игрой, но тот все еще крепко спал. Вздохнув, Пенни решила спуститься в гостиную — посмотреть, как Марина развлекает гостя игрой на клавесине. Поскольку слуха Марине Бог не дал, маркиз с трудом сохранял на лице маску вежливого внимания. Еще немного, и он потерял бы терпение.

— Марина, — заявила Пенни, — уже поздно, а наш гость устал и хочет спать.

Марина со злостью ударила по клавишам. Сквозь зубы пробормотав что-то по-испански, она выскочила из комнаты. Следом за девушкой удалилась и пожилая дуэнья.

— Прелестное дитя, не так ли? — сказала Пенни, когда Марина выпорхнула за дверь.

Оставшись наедине с Пенни, маркиз Солтенхэм тотчас оживился. Он предложил прогуляться перед сном по галерее.

— Похоже, ваши предложения встречают у губернаторской дочери не слишком теплый прием, — с улыбкой заметил маркиз.

Пенни рассмеялась.

— Марина не принимает ничьих советов, тем более моих! Она ненавидит меня, потому что я… — синие глаза Пенни задорно блеснули, — потому что я — любовница ее отца.

Робин Тирелл многозначительно кивнул.

— Должно быть, губернатор — темпераментный мужчина, — проговорил гость с улыбкой, глядя на собеседницу. — У него превосходный вкус. Найти незамужнюю женщину такой красоты…

— Почему вы решили, что я не замужем? — спросила Пенни, подводя гостя к каменной скамье. — Не хотите ли присесть?

Глаза маркиза светились любопытством, он явно желал узнать о собеседнице побольше.

— У меня много мужей, — заявила Пенни, расправляя бархатную юбку. — И на земле, и под землей. Но разве мы пришли сюда, чтобы обсуждать мое положение?

В холодновато-серых глазах маркиза вспыхнули огоньки.

— Нет, разумеется… Простите, могу я называть вас сеньоритой, моя дорогая?

— Вы можете называть меня Руж, — с ослепительной улыбкой сказала Пенни. — Поскольку известность я приобрела именно под этим именем. А если это имя вам не нравится, зовите меня Пенсильванией.

— Пенсильвания? — с озадаченным видом переспросил маркиз. — Разве это не название американской колонии?

— Верно. Мои родители — люди с причудами. Я родилась в Филадельфии, и мой отец решил назвать меня в честь колонии.

— А мои родители назвали меня в честь дяди, надеясь, что он оставит мне свое состояние, — с подкупающей откровенностью сказал Робин. — Но у дядюшки было другое мнение на этот счет.

Маркиз и Пенни весело рассмеялись.

— Что ж, бывает. Я вот убежала из дому в Мэрридж-Триз. Впрочем, вы не знаете, о чем речь. Мэрридж-Триз — это дубовая роща на узком перешейке между Виргинией и Мэрилендом. Там под деревьями всегда можно найти священника. За определенную мзду он обвенчает тех, кому не удалось получить родительское благословение. Но я, должно быть, выглядела слишком уж молодой, потому что мне пришлось приставить к виску святого отца пистолет, чтобы заставить его исполнить обряд!

Робин был восхищен:

— Вы угрожали священнику?..

— Да, я не оговорилась, именно я наставила на святого отца пистолет. У моего парня не было вкуса к оружию. Он любил творить дела похуже.

— Похуже? О чем это вы?

— Когда мы поссорились, он продал меня капитану корабля и таким образом избавился от моего общества. Я попала в Гавану… окольным путем, приплыла на одном из кораблей франко-испанского флота, разгромившего Нассау, что на Нью-Провиденс.

— Руж! Ну конечно!

Маркиз даже захлопал в ладоши от удовольствия.

— Теперь я понимаю. Значит, вы та самая Руж…

— Позвольте представиться — королева Нью-Провиденс, — улыбнулась Пенни. — Другие нашли бы для меня менее лестные слова!

— Вы недооцениваете себя, мадам. Ей-богу, не слышал о вас ни одного дурного слова.

— Это потому, что вы не слишком долго здесь живете, — со смешком отозвалась Пенни.

— Верно, не слишком долго, — согласился Робин. И тут же пустился в разглагольствования о том, что ему удалось пережить во время плавания.

В глазах Пенни вспыхнули веселые огоньки.

— Лорд Солтенхэм… — начала она.

— О, зовите меня просто Робином. Робином Тиреллом.

— Прекрасно. Итак, Робин, должна признаться в том, что я вам не верю. Слишком уж много происшествий за столь краткий срок.

Робин выглядел обиженным.

— Но я уверяю вас, моя дорогая…

— Не надо уверять меня, попробуйте убедить губернатора. — Пенни разразилась смехом. — С меня довольно, что назвали дату. — Она перешла на шепот: — Дата выхода из английского порта говорит сама за себя.

Робин чуть покраснел, но оправился удивительно быстро:

— Значит, мне придется изменить время…

Пенни снова рассмеялась. «Нам стоило познакомиться!» — подумала она.

— Вам следует подправить свой доклад, — проговорила Пенни. — Еще до того, как попадете на прием к губернатору. Не то он непременно заметит несовпадение!

Довольный тем, что нашел в лихой пиратке союзницу, Робин Тирелл несколько осмелел.

— И когда, вы думаете, мы с губернатором встретимся? — спросил он.

— Не раньше чем закончится его приступ подагры. Будь вы посланником испанского короля, не то что английского, он и тогда не принял бы вас, находясь в таком состоянии!

В серых глазах англичанина было что-то притягательно-порочное. «А он недурен», — решила про себя Пенни. Маркиз понравился ей с первого взгляда, а теперь, когда она убедилась в том, что он негодяй, нравился еще больше.

— Не знаю, что за игру вы ведете, Робин… — в задумчивости проговорила она.

— Назовем ее игрой на выживание, — с улыбкой ответил маркиз.

— Ну что ж, все мы играем в эту игру.

— В самом деле? — Маркиз навострил уши.

— Меня бы продали на аукционе как рабыню, если бы губернатор не решил взять меня к себе… вести хозяйство, — сказала Пенни, делая ударение на последних словах.

— Так, значит, у вас не было выбора, — с явной симпатией к собеседнице заметил Робин.

— Абсолютно никакого.

— Везет губернатору!

— А разве нет? Иметь дочку, настоящую фурию, и любовницу, которую многие считают почище самого дьявола!

Робину Тиреллу эта рыжеволосая красотка нравилась все больше. Пенни также получала удовольствие от общения с маркизом.

— Вы, случайно, не играете в карты? — полюбопытствовала она.

— Это один из главных моих пороков, — улыбнулся Робин.

— Тогда перекинемся в карты. Играть будем на откровенность: кто выиграет, тот должен получить откровенный ответ на любой вопрос.

С этими словами Пенни извлекла из складок юбки колоду карт и со сноровкой, заставившей Робина удивленно вскинуть брови, перетасовала колоду.

Первый кон выиграла Пенни.

— Итак, ваш вопрос, прекрасная леди…

Маркизу было любопытно узнать, о чем она хочет его спросить, но к вопросу, который прозвучал, он был совершенно не готов.

— Где ваша жена Реба? — с невозмутимым видом спросила Пенни.

Робин передернул плечами.

Пенни смотрела на него с чувством глубокого удовлетворения.

— Мы где-нибудь встречались? — спросил он, чуть подавшись вперед.

Пенни отрицательно покачала головой; при этом ее кудри разметались по плечам.

— Ни вы меня никогда раньше не видели, ни я вас. Скажите, ваша теща все такое же чудовище?

— Но вы меня знаете!

— Нет, — сверкнув глазами, ответила Пенни.

— Уберите карты, — сказал он. — Спрашивайте, о чем хотите, но удовлетворите мое любопытство, ответьте только на один вопрос: кто вы?

— Я — сестра Каролины Лайтфут, — сказала Пенни, ловко тасуя карты. — И я многое про вас знаю, Робин Тирелл.

Робин не верил ушам.

— Каролина Лайтфут! — воскликнул он.

— Жена капитана Келлза, — продолжала Пенни с улыбкой. — Мне кажется, Каролина имеет какое-то отношение к вашей женитьбе, не так ли, маркиз?

— К женитьбе? Да это хуже, чем тюремное заключение! — взорвался Робин. — По правде говоря, я предпочел бы оказаться в Ньюгейте! Эта ведьма, моя теща, она с ума меня сведет. И Реба с каждым днем становится все больше похожей на мать.

— Так, значит, вы от них сбежали, — подытожила Пенни. — А все остальное — выдумки!

Робин вздохнул.

— Что-то в этом роде, но не совсем так. Его величество однажды сказал, скорее в шутку… Сказал, что если мне удастся подписать с Испанией договор о мире, — имеется в виду Карибское море, — то он будет мне весьма признателен. Но официального поручения мне никто не давал. Я назвался посланником короля лишь для того, чтобы сохранить себе жизнь в этом проклятом городе. Я направлялся на Барбадос!

— Вот эта история больше похожа на правду, — сказала Пенни. — Но ее вы не станете, надеюсь, никому рассказывать. Кроме меня. Иначе вам придется отправиться в Эль-Морро, чтобы составить компанию остальным англичанам. Я бы тоже представилась посланником английского короля, окажись я на вашем месте. Но скажите, вы действительно в фаворе у короля?

— Да, пожалуй. Но чтобы достойно выглядеть при дворе, нужно иметь богатую жену.

— Ну и что, ведь у вас есть богатая жена?

— Вы себе не представляете, что это такое, моя дорогая, — с несчастной миной признался маркиз. — Я едва не свихнулся при своей богатой жене! Стоило мне не угодить жене или теще, как меня тут же стесняли в средствах! Моя жизнь превратилась в ад!

— Каролине было бы приятно об этом узнать, — со смехом сказала Пенни.

— Ах, я понимаю, что дурно обошелся с ней и с Келлзом, — признался Робин. — Но вы должны принять во внимание обстоятельства. Кстати, где Каролина?

— Откуда мне знать? — пожав плечами, сказала Пенни; она решила придержать маркиза при себе на какое-то время. — Каролина была в Порт-Рояле, когда там случилось землетрясение. Келлз, как я слышала, погиб.

— А Каролина?

— Наверное, и она умерла, — солгала Пенни.

От нее не укрылось, что сообщение о гибели Каролины несколько опечалило собеседника. Впрочем, он тотчас же снова оживился.

— И какие у нас шансы выбраться отсюда? — спросил маркиз неожиданно.

Теперь уже Пенни удивилась.

— Я понимаю, почему вы хотите отсюда выбраться, — насмешливо протянула она, — но что заставляет вас думать, что и мне не терпится покинуть Гавану?

— Вы что-то говорили об аукционе, — напомнил Робин.

— Да, но меня не продали. Я стала любовницей весьма важного господина.

— Но свободны ли вы в своих поступках?

— Я могу ходить, куда захочу, — пожав плечами, ответила Пенни.

— И из города вольны уехать? — продолжал допытываться маркиз.

— Вот в этом я не уверена, — криво усмехнулась Пенни.

— В таком случае вам хочется вырваться отсюда! — с улыбкой заявил Робин.

— Вы правы, — со вздохом призналась Пенни. — Я таки хочу покинуть Гавану. Очень.

И Пенни не лгала. Еще вчера все было иначе. Еще вчера она предпочла бы плыть по воле случая. Сегодня же, заглянув в серые глаза маркиза Солтенхэма, она поняла, что хочет вырваться с Кубы.

— Честно говоря, Карибы мне надоели. Но возможность упорхнуть пока не представилась.

— Быть может, мы смогли бы бежать вместе!

Будь Пенни понаивнее, она бы с восторгом приняла это предложение, но жизнь научила ее видеть суть проблемы.

— Чтобы нас вместе и убили? — усмехнулась она. — И вообще, советую вам быть осторожнее. Здесь вы можете доверять только мне. И, хочу подчеркнуть особо, не вздумайте откровенничать с губернаторской дочкой, хотя, поверьте мне, она в вас влюбилась с первого взгляда.

Робину, похоже, польстило это обстоятельство.

— И то, что она влюблена, может обернуться против вас, — предупредила Пенни.

Улыбка сползла с лица маркиза.

Он вздохнул, и взгляд его скользнул по ладной фигуре Руж.

— Тогда мне остается уповать на вашу благосклонность. Чудная ночь, не так ли? Не пора ли нам спать, моя дорогая?

— Робин, ни вы, ни я — мы спать не хотим. Не желаете прогуляться по ночной Гаване?

— Но разве мы…

— Можем, можем. Если, конечно, нам удастся выскользнуть из дома незамеченными. Но сначала я должна переодеться. Видите ли, испанки из высшего общества не ходят в таверны по ночам.

— Я подожду вас здесь, — с восхищением глядя на Пенни, сказал маркиз.

— Нет, так не пойдет. Марина может шпионить, и на всякий случай мы с вами поднимемся наверх, а потом вы пройдете в конец коридора и подождете меня там. Мы выйдем через черный ход.

— Но разве дом не заперт?

— Да, старый Санчо закрыл дверь, но ключ от двери черного хода он вешает на крюк, как раз в конце коридора. Мне не составит труда отпереть замок.

Маркиз сделал, как ему велели. Долго ждать не пришлось — вскоре появилась Пенни. Вместо изящного черного платья она надела платье с низким лифом и красную хлопчатобумажную юбку. Рыжие волосы скрывал желтый тюрбан. Под мышкой она несла шпагу, а в руках — туфли на высоких каблуках.

— Вы так изменились, — пробормотал маркиз.

— Конечно! Я же должна походить на уличную девку! Вчера я купила эти вещи на рынке на тот случай, если захочется побродить по городу ночью. Никто не удивится, увидев, что женщина в таком наряде выходит ночью из таверны. А это, — она указала на шпагу, — придется нести вам, может пригодиться, на улицах темно, знаете ли…

Маркиз на цыпочках прошел следом за Пенни к выходу, мимо каморки, где мирно спала кухарка. Они вышли во двор, а оттуда на улицу.

Пенни знала, куда поведет гостя. Она уже успела отметить для себя все злачные места. Они зашли в небольшую таверну с низким сводчатым потолком и закопченными стенами. Публику развлекали трое музыкантов. Пенни и маркиз сели за столик и заказали вина. Посетители хмелели, музыка становилась все громче. Неожиданно Пенни забралась на стол и, приподняв юбки, принялась отплясывать, срывая аплодисменты зрителей.

Маркиз тоже хлопал в ладоши. Затем, подхватив свою даму, усадил ее к себе на колени. Очень тихо, чтобы никто не услышал, он шепнул ей, что боится, как бы ее у него не выкрали. И заметил, что не стоило так распалять публику.

— Но мы пришли сюда, чтобы сумасбродствовать! — со смехом возразила Пенни.

Весьма довольная своим успехом, Пенни соскользнула с колен своего спутника и послала публике воздушный поцелуй.

— Уже поздно, — шепнула она Робину. — Пора возвращаться. Кухарка рано встает, если нас хватятся, беды не миновать!

Робин Тирелл тотчас же поднялся, и они вышли из таверны. На улице царила непроглядная тьма, не видно было ни души. Шаги Робина в тяжелых сапогах гулким эхом прокатывались по переулку. Неожиданно спутники обнаружили, что их преследуют — кое-кто из посетителей таверны не захотел расставаться с красивой, аппетитной женщиной, так лихо отплясывавшей на столе. Как ни старалась парочка, уйти от преследователей ей не удавалось.

— Пойдем быстрее, — сказала Пенни. — Видишь тот дом с балконом, на котором много цветов? Когда поравняемся с балконом, подсади меня.

Робин в замешательстве взглянул на спутницу и взялся за эфес шпаги.

— Ты хорошо владеешь шпагой?

— Посредственно, — признался Робин.

— Тогда слушай меня и делай то, что я тебе говорю! — распорядилась Пенни.

Времени на объяснения не оставалось, они были почти у цели.

Пожав плечами, Робин подсадил свою даму так, как подсаживал бы на лошадь. Пенни, вытянув руки, ухватилась за балконную решетку.

Позади уже слышался топот ног и крики. Робин едва успел обнажить шпагу, когда двое преследователей навалились на него. Третий же схватил Пенни за ногу, пытаясь стащить ее вниз.

Предвидя такой поворот, Пенни лягнула наглеца каблуком в челюсть и перемахнула через перила еще до того, как поверженный ею противник успел подняться.

Стоя на балконе, Пенни видела со своего наблюдательного пункта, как Робина теснят к стене. В руках у испанцев были кожи; еще немного, и маркизу пришел бы конец. Пенни схватила цветочный горшок, тщательно прицелилась и метнула его в затылок одному из преследователей. Горшок попал в цель, и бедняга рухнул как подкошенный.

Робин бросил на Пенни благодарный взгляд и весело улыбнулся, сверкнув зубами. Пенни же каким-то образом умудрилась приподнять здоровенный горшок с землей и растением и поставила его на перила. В этот момент другой преследователь с отпечатком ее каблука на физиономии стал подниматься, покачиваясь из стороны в сторону. Пенни опасалась, что у того хватит сил забраться наверх — тогда ей несдобровать. Она принялась вытаскивать растение из горшка. Взглянув вверх, детина ухмыльнулся, решив, что Пенни собирается сбросить на него горшок: он-то знал, что у него хватит ума увернуться.

Пенни, презрительно поджав губы, смотрела на противника; она уже почти вытащила из земли корни цветка. Испанец снова ухмыльнулся, жестом давая понять: давай, мол, сбрасывай горшок. И тут Пенни, выдернув из горшка растение, тряхнула корнями над головой испанца, так что земля посыпалась тому в глаза. Этого детина не ожидал, он снова упал, протирая глаза и ругаясь на чем свет стоит.

Но третий противник все еще представлял серьезную опасность. Рослый и широкоплечий, он наседал на Робина. К несчастью, Пенни в этот момент ничем не могла помочь маркизу.

Схватив пустой горшок, она по-кошачьи ловко спрыгнула с балкона. Испанец, которого она забросала землей, больше не угрожал ей, он все никак немог протереть глаза.

Пенни осторожно подобралась вплотную к дерущимся. Между тем дом, с балкона которого она только что спрыгнула, ожил. Кто-то что-то закричал, и из дверей выскочили люди. Но ни Робин, ни его противник ничего не заметили.

Пенни же прицелилась и размахнулась, собираясь метнуть горшок в спину испанца, однако тот краем глаза заметил, что ему угрожает опасность. Увернувшись в последний миг и сбив с ног Робина, он с ревом бросился к Пенни. В этом и состояла его ошибка.

Пенни, прошедшая среди пиратов прекрасную школу, мигом отскочила в сторону и бросила горшок прямо в лицо испанцу. Не успел тот оправиться от удара, как Пенни, схватив Робина за руку, потащила его за собой.

— Быстрее! — крикнула она.

Робин едва поспевал за ней; они летели как ветер.

— Черт, — задыхаясь, проговорил Робин. — А ты отличный парень!

— Согласна. И драться умею не хуже любого из вас, — усмехнулась Пенни. — Но я устала от всего этого… Мне больше по вкусу щеголять в декольтированных бальных платьях, чтобы мужчины осыпали меня комплиментами и произносили тосты в мою честь!

Робин засмеялся. Пенни, прекрасно понимавшая, что уходящая ночь совсем непохожа на картину, которую она описала, тоже засмеялась.

Разрумянившиеся и довольные, они проникли в дом через черный ход. К счастью, все спали.

Раздеваясь перед сном, Пенни с удовольствием вспоминала свои ночные приключения. Она подмигнула своему отражению в зеркале.

— Нью-Провиденс не узнал бы меня!

За завтраком Пенни и маркиз сидели за столом рядом, улыбаясь друг другу. Было очевидно, что они стали друзьями. Марина же хмурилась — она понимала, что этих двоих связывает какая-то тайна.

После завтрака Марина, ни слова не говоря, удалилась к себе. Вскоре зашел капитан Хуарес, решивший навестить ее. Заметив, что маркиз Солтенхэм в патио, девушка была как никогда любезна со своим воздыхателем.

К несчастью, маркиз вовсе не был расстроен отсутствием внимания со стороны хозяйской дочери. Напротив, кажется, он даже почувствовал облегчение.

Жестоко разочарованная, Марина вдруг решила, что недостойно преследовать мужчину, который к тебе равнодушен. Простившись с капитаном Хуаресом, она покинула патио с гордо поднятой головой.

В тот же день, после полудня, Марина стала давать слугам какие-то странные поручения. Пенни, наблюдая за происходящим, с озадаченным видом морщила лоб. Похоже, Марина раздавала слугам цветы. Каждый из них уходил с розой в руке. Пенни могла лишь пожалеть о том, что не знала испанский настолько, чтобы понять, что происходит.

Чем занималась Марина, оставалось тайной до вечера. За ужином дочь губернатора была рассеянна; сославшись на нездоровье, она вышла из-за стола, не дождавшись десерта.

Марина, наверное, еще не успела дойти до своей спальни, когда жуткая какофония заставила всех, кто остался в столовой, вскочить на ноги. Звуки были такие, будто целый оркестр сошел с ума и безумные музыканты принялись с азартом наигрывать каждый свое.

Дуэнья Марины, оставшаяся за столом, грохнулась в обморок. Пенни и маркиз выскочили на улицу.

Такое представление грех было бы пропустить!

Первое впечатление от услышанного еще в столовой оказалось верным. Действительно, три группы музыкантов вовсю громыхали на своих инструментах, причем каждая группа — по-своему. А стоявшие тут же трое влюбленных, свирепо поглядывая друг на друга и тщетно стараясь друг друга перекричать, вопили серенады под Марининым окном. Каждый желал быть услышанным и делал для этого все возможное.

— Вижу, Марина зря времени не теряла, — пробормотала Пенни, глядя на розы в руках у каждого из участников действа.

— Что за безумие? — спросил маркиз, удивленный тем, что Пенни тащит его обратно в дом. — Уж лучше бы собрали мартовских котов, те и то поют приятнее.

— Они называют это серенадой, — пояснила Пенни. — Марина сама все это устроила, чтобы доказать нам, что у нее куча поклонников. Губернатор же выпил слишком много опийной настойки, так что ничего не услышит.

Вернувшись в дом, они увидели, как пожилая дуэнья выходит из столовой, прижимая к сердцу руку. Еще одна такая выходка, и старушка могла не выдержать.

— Марина ее в гроб загонит, — пробормотала Пенни, глядя вслед старой испанке.

— Что вы сказали? — спросил маркиз; грохот стоял такой, что он ни слова не расслышал.

— Я сказала, что Марина сведет ее в могилу! — крикнула Пенни и закрыла дверь.

Стало чуть потише, но не настолько, чтобы можно было разговаривать, не напрягая голосовые связки.

— Хотела бы я, чтобы моя спальня находилась подальше от спальни сумасбродной девчонки, — со вздохом сказала Пенни. — Бог знает, сколько еще это продлится. Хорошо еще, если они не устроят драку под окном.

— Поговорить по-человечески мы все равно не сможем, так что не сыграть ли нам в карты? — предложил Робин. — А к тому времени, как закончим игру, молодые люди, быть может, закончат петь.

— Или скорее всего сорвут голос и поневоле прекратят орать! — со смехом сказала Пенни. — Но одно хорошо — сегодня мы предоставлены самим себе, и вечер в полном нашем распоряжении. Вы уверены, что хотите провести его именно так, за картами?

Маркиз, воздавая должное сидящей напротив красотке, перегнулся через стол и коснулся рыжего локона.

— Я мшу сказать вам, как бы я предпочел провести вечер. Я бы отправился с вами в какой-нибудь уединенный уголок на побережье…

— Довольно с меня побережий. Отныне я признаю только уютные комнаты и мягкие постели.

При слове «постель» глаза Робина сверкнули.

— Отличная мысль, моя дорогая. Скажите, как сегодня губернатор?

— Ему еще хуже, чем вчера, — без особого сожаления ответила Пенни. — По крайней мере стонет он громче. Впрочем, я дала ему столько опия, что он проспит и сутки!

— Какая вы бессердечная! — воскликнул Робин.

— Я знаю. И что с того? Разве вы не рады этому обстоятельству, Робин?

— Конечно, рад. А потому позвольте пригласить вас выпить со мной по бокалу вина в каком-нибудь более уединенном месте.

— Вы имеете в виду вашу спальню? — довольно смело уточнила Пенни.

— Или вашу, моя дорогая, — последовал любезный ответ.

— Марина ни о чем не должна догадаться, — предупредила Пенни. — Она из ревности может стереть нас обоих в порошок! Хотя скорее всего она сейчас целиком поглощена серенадой.

— Я весьма осмотрительный человек. Как вы думаете, они не хватятся этой бутылки вина, если я отнесу ее наверх?

— Не думаю. В моей комнате есть бокалы. Я сейчас приду, — сказала Пенни. Напоследок с улыбкой спросила: — Так мне нести карты или нет?

— Почему бы нет? — пожав плечами, пробормотал Робин. — Ведь у нас обоих денег нет — так чем мы рискуем?

— Да полно вам! Вы всегда можете поставить на кон ваши долги, а я что-нибудь из моего белья!

— Вот это будет действительно чудный вечерок!

Вскоре они оказались в спальне в конце коридора, уставленной громоздкой испанской мебелью. Окна были открыты настежь, и ночной ветерок поигрывал тонкими занавесками. Широкая постель призывно белела.

Забыв о картах, они, охваченные страстью, катались по широкой кровати. Казалось, обоими овладело безумие, но это безумие было на редкость сладостным… Они вместе взлетали к вершинам блаженства и вместе отдыхали в роскошных долинах неги, прежде чем вновь начать упоительный подъем. Они любовались наготой друг друга, и тела их влажно поблескивали в лунном свете. Вновь и вновь утоляли они свой любовный голод и не могли насытиться.

Пенни затеяла этот флирт отчасти от скуки, отчасти из любопытства, в поисках новизны, но теперь она невольно задумалась, не нашла ли себе случайно пару. И Робин, странное дело, тоже думал о том же. Он еще не встречал такую славную женщину.

Пенни не просто благоволила к Робину и понимала его так, как, быть может, никто другой; она ему еще и искренне сочувствовала. Метаться между старой каргой-тещей и женой, все больше напоминавшей свою матушку, — такого не пожелаешь и врагу.

«Ну что ж, я спасу его от той участи, что приготовили для него эти две ведьмы!» Решение родилось само собой. Пенни, правда, еще не знала, как осуществить задуманное, но внезапно к ней пришла уверенность: она сможет помочь Робину!

Сможет, потому что… просто потому, что сегодня, возможно, она нашла мужчину, которого так долго искала, мужчину, с которым ее связывало нечто большее, чем постельные утехи.

Возможно, только сейчас она нашла свою любовь.

Глава 29

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Появление в порту бело-золотого галиона внесло оживление в общественную жизнь гавани. Губернатор, дабы не ударить в грязь лицом, как только ему немного стало легче, устроил бал в честь офицеров «Эльдорадо». Все в доме, включая Марину, жили ожиданием бала. Приятные хлопоты благотворно повлияли на настроение девушки, она даже перестала капризничать и устраивать сцены.

Каролина вернулась в город только накануне праздника, как раз после того, как старая Хуана в который уже раз сообщила Пенни, что в доме никого не принимают. Узнав, что заходила сестра, Каролина послала за ней. Пенни застала дона Диего и Каролину в патио, попивающими вино и совершенно не похожими на больных.

— Присоединяйся, — пригласила Каролина сестру.

Поскольку оба были не вполне одеты — Каролина в одной рубашке и с распущенными волосами, а дон Диего без камзола, в белой, распахнутой на груди рубахе, — Пенни не составило труда догадаться, чем только что занималась эта парочка.

— Не слишком ли для больного лихорадкой? — со смехом спросила она. — Но я пришла не затем, чтобы вас смущать. Губернатор имеет честь пригласить дона Диего на бал, который устраивает завтра.

Пенни, хитро прищурившись, мерила взглядом молчавшую парочку.

— Ладно, — заключила она, — вижу, вы бы предпочли остаться дома, болеть лихорадкой. Не переживайте, я передам губернатору ваши извинения и подумаю, как бы мне самой улизнуть.

— Пенни, когда я отдавала распоряжения Хуане, я не имела в виду тебя! — воскликнула Каролина. — Просто губернаторская дочка уж очень нам надоела.

Тем не менее Каролина ни словом не обмолвилась об их с доном Диего недельном отсутствии.

Пенни внимательно посмотрела на младшую сестру. Вскоре после знакомства с маркизом старшая сестра скорее почувствовала, чем поняла: она не хочет, чтобы Каролина встречалась с Робином. Пенни даже показалось, что Каролина не совсем безразлична новому любовнику сестры.

Но теперь, глядя на эту парочку, Пенни решила, что опасения напрасны.

— О, Марине теперь не до вас, — беспечно прощебетала Пенни. — Она занята англичанином, прибывшим на борту «Эльдорадо». Похоже, его взяли на борт с затонувшего корабля, и он рассказал нам душещипательную историю своих бедствий, упомянув, кстати, о том, что все документы на дне морском! Бедняге дважды довелось пережить кораблекрушение! Как бы там ни было, Марина в него влюбилась с первого взгляда. Но он, похоже, не ответил ей с той же пылкостью, и вот тогда она послала по розе каждому юноше в Гаване. И весь этот жуткий вой под ее окнами…

— Мы слышали его вчера!

— Песни влюбленных юнцов. Марине страшно хочется продемонстрировать гостю, сколько у нее поклонников!

— Погоди, ты хочешь сказать, что этот человек остановился в губернаторском доме? — воскликнула Каролина. — Разумнее было бы предположить, что англичанин, приплывший в эти края на испанском корабле, окажется в Эль-Морро!

— Но у этого неплохо подвешен язык!

Дон Диего до сей поры не вмешивался в разговор, но тут решил сказать свое слово:

— Передайте губернатору, что я приду на бал, и не один, а с дамой.

Каролина невольно вздрогнула.

— О, ты не можешь! Мы не можем! Я хочу сказать…

— С дамой? — с удивлением протянула Пенни.

Пенни не ожидала от дона Диего такого вызова общественной морали. Значит, Каролина и Робин должны будут встретиться!

— Не хочешь ли ты сказать, что он придет на бал с тобой, Каролина?

— Боюсь, что именно так. Но это даст повод для сплетен, и вообще…

Пенни тяжело вздохнула. Если Робин и испытывает что-то к Каролине, лучше выяснить это сейчас.

— Ну и пусть себе сплетничают! — решительно высказалась она. — Я тоже приду.

— Ты? — не веря своим ушам, воскликнула Каролина.

— Да, я буду выполнять обязанности хозяйки. Губернатор — вдовец. И ты непременно должна пойти, — настаивала Пенни. — Губернатор будет в восторге. Но есть ли у тебя подходящее платье?

Каролина вынуждена была признаться, что надеть ей на бал нечего.

— Вот тебе еще одна причина, по которой я не могу явиться на бал! Не идти же мне туда в костюме для верховой езды!

— Ну, не стоит так расстраиваться. Если у Констанции чего-то и было в достатке, так это бальных платьев, — с веселой улыбкой заявила Пенни. — Что-нибудь подберем для тебя.

Пенни сдержала обещание. В тот же день она явилась к Каролине с целым ворохом нарядов. Платье из дорогого белоснежного кружева казалось достойным самой королевы; к нему нашлись атласная нижняя юбка с кружевной отделкой и белая кружевная мантилья, крепившаяся на черепаховом гребне.

— Это же платье невесты! Где ты его нашла?

— В том же сундуке, где и все остальные, — пожав плечами, ответила Пенни. — Должно быть, Констанция носила его в юности, так что оно должно быть тебе впору, хотя подол придется все равно подшить. Примерь, Каролина.

Отказаться было невозможно. Каролина молча любовалась своим отражением в зеркале.

— Но… — наконец выдавила она, — я не могу надеть такое платье. Белая мантилья, эти белоснежные кружева — символ невинности и чистоты, а я…

— Это платье тебе подходит.

Сестры оглянулись на голос. В дверях стоял дон Диего.

— Ты наденешь это платье, потому что скоро станешь моей невестой. На балу я собираюсь сообщить о нашей помолвке.

— Что? — воскликнула Пенни. — О, да это просто замечательно! Ты сможешь надеть платье завтра, а потом еще раз, в день венчания! Считай, что это мой тебе свадебный подарок.

— Ты не сделаешь такой глупости, — бросив на сестру гневный взгляд, сказала Каролина дону Диего. — Мое… мое прошлое… Всем сразу станет любопытно, кто я и откуда. Пойдут разговоры… В Гаване узнают, что я Серебряная Русалка, подруга Келлза. А если учесть, какая сумма назначена за его голову… власти могут решить, что самый верный способ заполучить Келлза без лишних затрат, — это отправить меня в Испанию. И тогда Келлз явится за мной сам!

Но ее слова не убедили дона Диего.

— Я боюсь привлекать к себе внимание! — воскликнула она в отчаянии.

— Вы будете сопровождать меня на балу, — не терпящим возражений тоном заявил дон Диего. — И вы наденете это платье и эту мантилью.

— Хорошо, — сдалась Каролина, — я пойду на бал в этом платье, но вы пообещаете мне, что не станете делать никаких объявлений на этом балу!

Дон Диего нахмурился.

— Хорошо, я не стану делать публичных заявлений. Пока…

С этими словами он вышел из комнаты.

— Я понятия не имела, что у вас зашло так далеко! — со смехом воскликнула Пенни, помогая Каролине снять платье. — Пойду отнесу его Лу и велю ей поторапливаться с шитьем. Думаю, она все исполнит как положено. Теперь, когда я стала любовницей губернатора, она меня побаивается.

— Как ты думаешь, губернатор женится на тебе? — спросила Каролина.

— Не знаю, хочет ли он на мне жениться, но я его женой стать не стремлюсь. Впрочем, представляю, какой скандал закатила бы Марина, услышав от отца, что он собирается жениться на женщине, которую купил для себя на рынке! При всем его добром отношении ко мне он не может переступить через некоторые вещи. Едва ли губернатор, столь любящий отец, осмелился бы привести в дом такую мачеху для своей дочери! К тому же мне больше по душе англичанин. Он обещал сбежать от Марины и встретить меня у причала. Дон Рамон дель Мундо собирается показать ему Эль-Морро! Представляешь? Я думаю, что дону Рамону хочется произвести впечатление на человека, который прибыл сюда посланником английского короля. А я отправлюсь вместе с ним. Правда, чудесно? Хочешь, пойдем с нами.

Каролина отказалась. Без Келлза она никуда бы не пошла, а подвергать его опасности не хотела. Да и для нее отправиться в Эль-Морро — все равно что играть с огнем.

Глава 30

Дворец губернатора

Гавана, Куба

Губернаторский дворец сверкал и искрился. Там собирался весь цвет Гаваны. Экипажи подвозили все новых и новых гостей — блестящих кавалеров и их нарядных дам.

Каролина же все делала для того, чтобы опоздать, но дон Диего, окончательно потеряв терпение, заявил, что притащит ее полуголой, если она не поторопится. Она со вздохом отложила гребень и, позвав старую Хуану, попросила ее закрепить мантилью на волосах.

Когда Каролина подняла голову, старуха не удержалась и в восхищении всплеснула руками.

— Невеста, настоящая невеста!

— Еще нет, — потупилась Каролина.

Губернатор лично поприветствовал дона Диего и Каролину. Рядом с ним стояли хмурая Марина и Пенни со сверкающими от возбуждения глазами. Пенни выглядела чудесно в своем черном платье из тафты, украшенном черным янтарем, и в кружевной черной мантилье, закрепленной на испанский лад на пышно взбитых и замысловато уложенных рыжих волосах.

Каролина вскинула подбородок, глядя прямо в глаза Марине. По правде говоря, она приготовилась к скандалу, но Марина стойко выдержала этот очередной удар по самолюбию; она лишь бросила полный ненависти взгляд в сторону Пенни, которую, несомненно, считала виноватой в присутствии на балу еще одной падшей женщины.

Губернатор если и удивился, увидев Каролину, то не показал виду. Он с улыбкой поздоровался с доном Диего. Ничто не давало повода полагать, что губернатор узнал принадлежавший некогда его жене наряд, и Каролина вздохнула с облегчением. Возможно, все пройдет гладко, подумала она.

Едва они вошли в освещенный свечами зал, где гости пили вино и музыканты наигрывали приятную мелодию, готовя гостей к танцам, как Каролина встретилась взглядом с высоким смуглым человеком в сером атласном камзоле. И этот человек, очевидно, испытал то же потрясение при виде Каролины, что и она.

Каролине же вдруг почудилось, что время вернулось вспять; она покачнулась, оперевшись на Келлза, выглядевшего настоящим испанцем в своем черном наряде.

— Дон Диего, — проговорила она. — Я сейчас вернусь. Мне надо кое с кем поговорить.

Дон Диего взглянул через плечо на донну Химену; увидев рядом со своим любовником красивую блондинку, она принялась старательно обмахиваться веером. Последнее время дон Диего не отвечал на ее послания. И сейчас счел за благо переговорить с ней заранее. А в том, что донна Химена способна закатить сцену ревности и наговорить гадостей Каролине, дон Диего нисколько не сомневался.

Итак, Каролина направилась в один конец зала, а Диего — в другой, туда, где в окружении блистательных кавалеров красовалась донна Химена. Каролина кивком головы дала понять джентльмену в сером, чтобы тот следовал за ней в соседнюю комнату, — там только что накрыли стол для гостей.

Опершись о край стола, Каролина пыталась взять себя в руки, унять бившую ее дрожь.

— Робин Тирелл! — воскликнула она, когда мужчина в сером появился в дверях. — Как случилось, что именно вы оказались тем самым джентльменом, который прибыл сюда, пережив якобы целых два кораблекрушения?

Маркиз усмехнулся:

— Случай! Я посол короля. А что касается несчастий, то они, увы, подстерегали не только меня. — Каролина нахмурилась. — Позволь, а какого еще ответа ты ждала? Правды? Хотела послушать рассказ о том, как я сбежал от Ребы и ее матери?

— Так ты действительно сбежал от Ребы?

Каролина готова была возненавидеть Робина за то, что он так чертовски хорош собой, возненавидеть за этот взгляд, одновременно насмешливый и чувственный.

— Это так, Каролина, — сказал Тирелл, и было очевидно, что он не лжет. — И вот что… Скажи, кроме меня и Руж, здесь кто-нибудь знает тебя как Серебряную Русалку?

Каролина поморщилась, однако промолчала.

— Ну, от меня никто ничего не узнает, — как ни в чем не бывало продолжал Робин. — Твоя сестра сказала мне, что Келлз погиб и ты скорее всего тоже. — Глаза Робина превратились в узенькие щелки. Он спросил: — Как ты думаешь, почему она так сказала?

Каролина лихорадочно размышляла. На первый взгляд Робин и Келлз были очень похожи. И Робин представлял опасность, так как знал Келлза. Возможно, он не сразу узнает в испанце доне Диего своего давнего врага, но если увидит его и Каролину вместе, то все поймет! Она должна поскорее увести отсюда Келлза, чтобы не произошло непоправимое!

— Моя сестра меня защищает, — ответила Каролина. — Сейчас, когда Келлз погиб…

— Я искренне огорчен тем, что вы овдовели, — изобразив участие, сказал Робин, но в голосе его звучало обычное самодовольство. — И мне очень жаль тебя, Каролина, поскольку незадолго до того, как покинуть Англию, я слышал о смерти старого лорда Гейла. Если бы Келлз был жив, вы бы стали виконтессой. Но что привело вас в Гавану? Я легко мог бы представить вас королевой бала при любом европейском дворе, но здесь, в испанской колонии, в Америке? Я с трудом верю своим глазам!

— Я здесь потому, что я — сестра Пенни, — сказала Каролина. — Лишившись дома в Порт-Рояле, я разыскала Пенни в Нассау. Когда же пиратский порт был разгромлен, нас обеих доставили сюда.

— Вот это трофей! — с восхищением произнес Робин. — Ей-богу, вам везет на приключения. Еще какая-нибудь из твоих сестер осталась дома?

— Две сестры, — ответила Каролина, довольная переменой темы. — И ни одной из них ты не нужен, так что нечего и близко подходить к порогу Левел-Грин!

— Ах, ты как всегда пристрастна! — со смехом воскликнул Робин.

Его веселость выглядела просто отвратительно. И это после всех подлостей, которые совершил этот человек.

— Робин, как ты мог? — не выдержала Каролина. — Как ты мог позволить матери Ребы лжесвидетельствовать против Келлза?

Робин поморщился.

— Тебе, наверное, не доводилось попадать в сети таких, как моя теща. Она так меня задавила, что я с трудом соображал, что происходит. В конце концов я решил не мешать ей продолжать начатое, ибо, не покорись я ее воле, моя голова слетела бы с плеч.

Да, Каролина легко могла представить, что так оно и было. Такова уж матушка Ребы. И тем не менее Робин должен был сопротивляться. В конце концов, он ведь мужчина!

— Но Реба могла бы…

— Реба все больше походит на свою мать, — с горечью перебил Робин. — Ты бы все поняла, если бы увидела ее. Не могу не напомнить, — продолжал он, прищурившись, — что это ты устроила мне наказание в виде женитьбы. Чтобы отомстить за Келлза.

— Ну что ж, ты его заслужил, — пробормотала Каролина, чуть смутившись; она прекрасно понимала, что очень трудно не сбежать от такой парочки, как Реба и ее мать. — К тому же Реба тебя любила.

— Любила? Она понятия не имеет, что означает это слово! А ее мамаша считает, что может вертеть мной, как тряпичной куклой, заставляя делать ужимки и прыжки и строить постные мины, чтобы доставить удовольствие ее дочери.

Каролина молчала. Можно было, конечно, осыпать Робина проклятиями, да только что толку? Он все равно не изменится. Найдет какую-нибудь лазейку и выйдет сухим из воды. Впрочем, он уже нашел способ избежать неприятностей — сбежал.

В этот момент вошел слуга и с любопытством посмотрел на беседовавшую пару.

— Твой кавалер начнет тебя искать, — сказал Робин. — Нам пора возвращаться в зал.

— На самом деле у меня нет кавалера, — солгала Каролина. — Пенни попросила одного из гостей провести меня в зал — для приличия, а теперь он растворился в толпе.

— Тогда я буду твоим кавалером.

— Лучше не стоит. Губернаторская дочка и так мечет искры. Не стоит ее злить, не то она начнет крушить посуду. Мы же не хотим лишиться всего этого? — Каролина обвела взглядом уставленные деликатесами столы.

Маркиз с восхищением смотрел на собеседницу. Когда-то он готов был полностью изменить свою жизнь ради этой светловолосой красотки. Впрочем, может, оно и к лучшему, он привык жить; следуя собственной житейской философии.

— Нам лучше выйти порознь, — сказала Каролина. — Я — первая. Дай мне время затеряться в толпе.

«Этого времени должно хватить на то, чтобы найти Келлза и как-то его увести!» — промелькнуло у нее в голове.

Она принялась высматривать Келлза среди веселившихся гостей, однако его нигде не было. В эти минуты донна Химена, наверстывая упущенное, занимала его в алькове разговорами.

Следом за Каролиной в зал вошел Робин Тирелл, и тут же грянула музыка, начались танцы.

Каролина вздрогнула при первых же аккордах, настолько взвинченными были нервы.

И вдруг музыка стихла. Стихла потому, что в зале появился высокий стройный кабальеро — дон Рамон дель Мундо, который тащил за собой бородатого моряка. Губернатор уже хотел возмутиться столь грубым обхождением, но тут дон Рамок заговорил:

— Этого человека неделю назад сняли с английского корабля, но четыре года назад, как он утверждает, он плавал на другом английском судне, которое было потоплено пиратом Келлзом. У меня есть основания поверить ему — он утверждает, что Келлз сейчас находится среди нас!

Келлз? Здесь? Губернатор с удивлением и испугом обвел глазами зал.

Среди гостей прокатился шепот и тут же стих. Все смотрели на бородатого моряка. Инструменты музыкантов, казалось, прилипли к их потным ладоням. Слуги стояли с разинутыми ртами.

— Взгляните! — закричал дон Рамон. — Вы видите Келлза среди них?

— Да, — послышался хриплый голос бородача. — Я его вижу!

Каролине показалось, что все перед ее глазами подернулось дымкой и начало вращаться. Колени ее подогнулись, и она лишилась чувств.

Глава 31

Дом на площади де Армас

Гавана, Куба

Когда Каролина пришла в себя, она обнаружила, что лежит в собственной постели в доме дона Диего на площади де Армас.

— Я принес тебя домой, — с беспокойством глядя на нее, говорил дон Диего. — Мне не понравился этот твой обморок. Конечно, в зале действительно было очень душно, и все же…

Каролина осмотрелась. Убедившись, что они в спальне одни, шепотом сказала:

— Я слышала, как тот мужчина выкрикнул, что узнал флибустьера Келлза среди нас. Я подумала… что тебя обнаружили.

— Ну как ты не возьмешь в толк? — в раздражении проговорил Диего. — Я — не Келлз, я действительно Вивар. И, поскольку вам скоро предстоит стать моей женой, донна Каролина, пора бы вам привыкнуть к этой мысли!

Каролине не верилось, что ей когда-либо предстоит стать донкой Каролиной.

— Кого… кого они приняли за Келлза?

— Я был далеко и видел только какую-то сумятицу, — сказал дон Диего (на самом деле в тот момент он находился в противоположном конце дома наедине с разгневанной донной Хименой, выговаривавшей ему за измену). — Я не заметил, кого схватили. А потом я вдруг увидел, что ты лежишь на полу, в окружении дам, обмахивающих тебя веерами. И услышал, что кто-то сказал, будто в почетном госте признали Келлза, а дон Рамон и губернатор со своей женой удалились на другую половину дома совещаться.

Почетный гость… Это, вне всяких сомнений, Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм, поняла Каролина.

Что ж, тюрьма по ней уже соскучилась. Когда она попадет туда — лишь вопрос времени. Если схватили Робина Тирелла, то на первом же допросе он скажет, что, по его сведениям, Келлз погиб и об этом ему сообщила его жена. И вот тогда настанет ее очередь отвечать перед испанским правосудием.

В дверях появились Лу и Хуана, одна с вином, другая с водой, и Каролина предпочла помолчать.

Надо было найти причину, чтобы отослать служанок из дома, и Каролина припомнила, что ее мантилья осталась во дворце. Попросив Лу принести мантилью, Каролина заодно велела ей разузнать, что случилось, разузнать поподробнее.

Лу просветлела лицом. Ей нравилось находиться в гуще событий. Вернувшись, она доложила, что почетного гостя обвинили в том, что он флибустьер. Его самого и того, кто признал в нем пирата, схватили. Однако англичанину все же удалось заставить губернатора поверить ему. Дело кончилось тем, что дон Рамон отвел в крепость того чужестранца, который признал в госте пирата.

— Спасибо, Лу, — сказала Каролина, потягивая вино. Словно по волшебству силы вернулись к ней. — Ты очень аккуратно подшила мое платье, — с улыбкой добавила она. — Я рекомендую тебя моей сестре. Я ведь знаю, что ты хочешь вернуться в губернаторский дом.

Лу казалась весьма довольной. Каролина проводила ее взглядом. У нее было такое ощущение, будто она стоит на безлюдном морском берегу и на нее надвигается штормовая волна. А спрятаться некуда, и бежать поздно.

Дон Диего пристально смотрел на возлюбленную. Он, конечно, понятия не имел о том, что губернаторский гость мгновенно узнал бы его, увидев рядом с Каролиной.

Каролина могла надеяться лишь на то, что маркиз вскоре покинет Кубу, а пока он здесь, в Гаване, она постарается удержать Келлза дома.

— Мне кажется, ты слишком утомилась, — сказал дон Диего, по-видимому, имея в виду не только ее обморок, но и настойчивое желание видеть в нем Келлза.

— Наверное, — согласилась Каролина.

Ей оставалось лишь довериться судьбе, в слепой надежде на то, что все как-нибудь устроится само собой.

— Тебе надо отдохнуть, — решил Диего и сам помог ей раздеться.

Поцеловав Каролину в лоб, он укрыл ее одеялом, словно маленького ребенка. Сейчас он обращался с ней как заботливая нянюшка, а отнюдь не как любовник.

Сон не шел к ней, и только под утро Каролина задремала. Но поднялась рано, вместе с доном Диего. Затем они отправились завтракать. Он по-прежнему выглядел как истинный испанец, в его внешности и манерах ничто не выдавало иностранца.

«Келлз ведет себя здесь, в Гаване, совершенно естественно, — думала Каролина. — И так же естественно он, должно быть, вел себя в Саламанке, там, где выучил испанский и где усвоил испанские манеры». Без сомнений, Келлз легко приспосабливался к обстоятельствам. Он прекрасно играл роль ирландского пирата на Тортуге, и никому и в голову не приходило, что это ложь. Каролина расспрашивала, что он знает о своем прошлом, и дон Диего сообщил, что был холостяком, что все его родственники умерли, что родом он из маленького городка, а высочайшего внимания был удостоен за геройское спасение жизни одного важного вельможи, который тоже умер не так давно. Дон Диего, оказывается, терпеть не мог балов и, как поняла Каролина, не был лично знаком с королем. Диего Вивар вообще не отличался общительностью, поэтому знакомых у него было немного.

«Я ломаю ему судьбу, — с грустью думала Каролина. — Пытаюсь возродить в его памяти жизнь, которую он когда-то вел и которую он сейчас совершенно не хочет вспоминать. Я пытаюсь вернуть его себе таким, каким он был, не таким, каков он сейчас. И этим вношу раздор в его душу».

Лу разливала по чашкам крепкий черный кофе. Его аромат смешивался с благоуханием цветов в патио. Солнце заливало утренним светом накрытый к завтраку стол; в галерее колонны отбрасывали на пол легкие тени.

— Они все же арестовали гостя губернатора, — сообщила Лу.

Каролина вздрогнула, но тут же овладела собой и сумела поставить чашку на стол, не пролив ни капли. В тишине слышалось лишь журчание фонтана. Каролина словно перенеслась в прошлое. Воображение вернуло ее в те далекие дни, когда все только начиналось. Казалось, уже тогда все было предопределено.

— Интересная новость, Лу, — услышала Каролина собственный голос.

— Ты ничего не ешь, — заметил дон Диего.

— Так рано я никогда не бываю голодна, — пробормотала Каролина. — О, я вспомнила, что обещала Пенни отправиться к ней с утра. Она шьет новое платье и нуждается в моем совете.

Каролина встала из-за стола.

— Надеюсь, ты простишь меня, — проговорила она вполголоса, — если я не вернусь к ленчу. Пенни очень педантична в этих вопросах.

Дон Диего посмотрел на Каролину с некоторым удивлением; странно было услышать такое о королеве пиратов Руж, предпочитавшей для удобства носить мужскую одежду и нисколько не заботившейся о фасонах и тканях.

— Ты очень бледна, — заметил дон Диего. — Постарайся не находиться на солнце.

— О, не волнуйся, — пообещала Каролина.

Действительно, в Эль-Морро солнца не слишком много…

Каролина оглянулась у двери, бросив на Келлза какой-то странный долгий взгляд, словно прощалась с ним навеки. Он был так внимателен к ней, в глазах его читалась такая искренняя забота… И он был так по-испански хорош собой!

Каролина вышла из дома и направилась в Эль-Морро, стараясь идти как можно быстрее.

Вот и серые мрачные стены, вот ворота и стража у ворот. Она без труда заставила себя решиться на этот шаг. Многие из вошедших туда однажды уже больше никогда не покидали крепость, по крайней мере не покидали живыми. Страшные истории передавались из уст в уста на Тортуге — истории о том, что случалось с пленными англичанами, имевшими несчастье попасть за эти каменные стены.

Каролина успокаивала себя мыслью о том, что все эти ужасы происходили раньше, до того, как комендантом крепости стал дель Мундо. Расправив плечи, она подошла к ближайшему стражнику и попросила доложить коменданту, что его хочет видеть дама.

— А кто именно его спрашивает, сеньорита? — с учтивым поклоном осведомился стражник, угадавший в стройной женщине, одетой в черное, аристократку.

— Скажите ему, что его хочет видеть донна Каролина. — Она откинула за спину тяжелую копну светлых волос.

Каролину повели гулкими коридорами со множеством поворотов. Затем стражник оставил ее одну. Каролина чувствовала, как отчаянно бьется ее сердце — сегодня ей предстояло сыграть, быть может, самую важную роль в своей жизни, и от того, как она сыграет эту роль, зависела не только ее собственная судьба. Она понимала, как непросто будет обмануть проницательного Рамона дель Мундо.

Долго ждать не пришлось. Из-за поворота показалась знакомая стройная фигура. Дон Рамон выглядел поразительно молодо на фоне мрачного серого камня.

— Донна Каролина! — воскликнул он, поклонившись. — Что привело вас в мою крепость?

— Я бы хотела поговорить с вами наедине, — сказала Каролина.

Комендант пригласил ее в небольшую комнату, каменные стены которой украшали гобелены. Усадив гостью за стол, он налил ей бокал малаги.

Каролина сделала глоток вина. Оказалось, что начать труднее всего. «Наверное, — подумала она, — нет человека, которому было бы легко начать разговор, ведущий к неминуемой смерти».

— Я думаю, что была к вам несправедлива, — неожиданно проговорила Каролина. — Я повела вас за собой, а затем… затем оскорбила вашу гордость.

Дон Рамон поморщился.

— А зачем вы повели меня за собой? — осведомился он.

— Потому что вы мне понравились, — ответила Каролина и нисколько не слукавила.

— Итак, я вам нравлюсь… — пробормотал дон Рамон.

— Да. Я находила вас привлекательным еще в Порт-Рояле, и вы не разочаровали меня в Гаване. Душа моя требовала утешения. Но не стоило мне искать забвения в ваших объятиях.

— Не стоило, — согласился он. — В этом вы правы. Боюсь, что я так и не сумел вас утешить.

— Но вы помогли мне. Видите ли, до встречи с вами у меня была другая жизнь, и эта другая жизнь все не отпускает меня. Мы все в плену нашего прошлого. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Да, я вас прекрасно понимаю. Но что привело вас в Эль-Морро?

— У вас здесь пленник, — сказала Каролина и снова пригубила из бокала. — Вы арестовали его вчера на балу у губернатора.

— Вы хотите с ним увидеться?

— Нет, мне нет нужды с ним видеться. Я очень хорошо знаю, кто он такой.

— Ах вот оно что… — протянул дон Рамон, откинувшись на спинку стула. — И кто же он такой?

— Он — капитан Келлз.

Дон Рамон вертел в руках свой бокал, поглядывая на Каролину.

— Он клянется, что это не так. Он клянется, что его зовут Робин Тирелл, маркиз Солтенхэм, и утверждает, что является английским пэром.

— Он умеет говорить убедительно, — согласилась Каролина. — Насколько я знаю, он сумел убедить губернатора в том, что является посланником его величества.

— Верно, — согласился Рамон. Перегнувшись через стол, глядя прямо в глаза Каролине, он спросил: — Зачем же вы его выдаете?

К этому вопросу она была готова.

— Потому что по городу уже распространился слух, что я — Серебряная Русалка.

Дон Рамон нахмурился.

— Я не обмолвился ни словом.

— В вашей порядочности я не сомневаюсь, но капитан Авилла знает, кто я такая.

— Капитан Авилла отправился в плавание, даже не сошел на берег. Он не мог вас выдать.

— Все находившиеся на борту «Божьего суда» знают, что я — жена Келлза.

— И все они здесь, в Эль-Морро. Вам не следует бояться слухов, сеньорита.

— И все же стоит. Некоторые из офицеров корабля капитана Авиллы тоже знают, кто я такая.

На это дону Рамону ответить было нечего. Серебряная Русалка и Келлз всегда упоминались вместе. Руж — другое дело: при всей своей скандальности для испанских властей она интереса не представляла. Келлз же был занозой в боку Испании, он потопил немало испанских кораблей, и его поимка могла стать настоящим триумфом. Что же касается его подруги, то всем было известно: она плавала вместе с ним и помогала ему. Серебряную Русалку нельзя было отпустить с миром. Ее надлежало схватить и наказать заодно с любовником и сообщником. Дон Рамон размышлял, барабаня пальцами по столу. Наконец он принял решение.

— Вы сказали страже, кто вы такая?

— Я назвалась донной Каролиной.

Лицо дона Рамона прояснилось.

— Тогда нет нужды обрекать себя на наказание заодно с пиратом. У этих стен нет ушей. Давайте будем считать, что этого разговора никогда не было. Вы уйдете отсюда, и никто ни о чем не узнает.

— Но многие уже знают. Я своими ушами слышала, как сегодня об этом перешептывались слуги. Вскоре обо всем станет известно губернатору.

Дон Рамон улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой, и Каролина вспомнила вечер на лужайке за городом. Рамон был тогда необыкновенно привлекателен, и сейчас он так напоминал себя тогдашнего…

— Если вас арестуют, донна Каролина, вы окажетесь здесь, у меня. И тогда каким-то чудом, — добавил он, разводя руками, — вам удастся бежать. И это лишь добавит вам славы!

— Я не желаю подвергать вас смертельной опасности, — сказала Каролина.

— Но никакой опасности я не подвергаюсь, — приятно удивленный ее участием, ответил дон Рамон.

Беседа принимала нежелательный оборот.

Дон Диего заметил растерянность Каролины и, перегнувшись через стол, спросил:

— Вы хотите сбежать из города? Вы для этого пришли?

— Нет-нет, — поспешно ответила Каролина, быть может, слишком поспешно.

— Тогда для чего?

— Я не была уверена в том, что меня не схватят рано или поздно. Одна из служанок ненавидит меня, и я боялась, что она нашепчет про меня губернатору. — Каролина придала своему голосу драматические нотки, столь необходимые сейчас. — Я боюсь, что стоит мне выйти из крепости, как меня тут же схватят и приведут сюда вновь, уже как пленницу!

Лицо дона Рамона стало непроницаемым, словно маска.

— Так чего же вы от меня хотите? — спросил он вкрадчивым голосом.

Каролина опустила голову. Она выглядела в глазах Рамона такой трогательно беззащитной, такой несчастной и женственной.

— Не могли бы вы замолвить за меня словечко перед губернатором? Я не сомневаюсь, как только станет известно, кто я, меня схватят и заставят опознать пленника. Я думала, что если приду к вам сама, то сумею избежать костра инквизиции.

Дон Рамон внимательно посмотрел на собеседницу.

— Странно, что вы не желаете его видеть, — пробормотал он наконец.

— Я видела его прошлым вечером. Разве вы не помните, как я упала в обморок, когда матрос опознал Келлза?

— Я помню, вы упали в обморок. Но тогда я не был уверен, что именно в этом причина вашего обморока. В тот момент вы, кажется, не находились рядом с ним.

— Мы как раз успели переговорить наедине, в столовой.

— И дон Диего позволил это уединение? — полюбопытствовал Рамон.

— Дон Диего отошел куда-то, а я увидела Келлза и исчезла на время.

— Но вы подвергаете себя серьезной опасности, — предупредил дон Рамон. — Если этот человек действительно Келлз, он, должно быть, любит вас и не захочет, чтобы вы так рисковали.

— О нет! — воскликнула Каролина, теряя терпение. — Я-то думала, вы все поняли! Я не смогу жить в постоянном страхе! Я пришла сюда с повинной в надежде получить прощение.

Рамон поднялся.

— Я веду вас к нему.

Но это никак не входило в ее планы!

— Я… — с дрожью в голосе пролепетала Каролина, — я не готова увидеться с ним сейчас… После моего предательства…

— Но вам все равно придется его опознать при свидетелях, — с металлом в голосе проговорил дон Рамон.

— Я понимаю… и готова сделать это. Но не сегодня. Прошу вас, не сегодня!

— Итак, завтра утром при свидетелях? На глазах губернатора?

Каролина кивнула. Робин Тирелл, разумеется, станет возмущаться и протестовать, но она как-нибудь это переживет. Робин пройдоха, он сумеет выйти сухим из воды. Впрочем, если маркиза и повесят, то большой беды не будет — всего лишь восторжествуетсправедливость! Если бы не Робин, они бы спокойно жили сейчас с Келлзом в Эссексе и воспитывали бы детей!

— Вы выглядите очень усталой, — с сочувствием проговорил Рамон. — Я не могу подвергать вас сейчас такому испытанию.

— Благодарю вас, — сказала Каролина, поднимаясь.

— Я слышал, вы собираетесь замуж за Диего Вивара, — неожиданно проговорил дон Рамон. — И вчера вы действительно были в наряде невесты.

Каролина молча пожала плечами.

— Так слухи верны? — допытывался дон Рамон.

— Нет, — с тяжким вздохом ответила Каролина. — Слухи не верны. О, дон Рамон, я должна признаться, вы были правы. Я люблю дона Диего. Я думала, что Келлз мертв, но теперь он вернулся, и я знаю, он найдет способ добраться до меня — тогда уж никакие пушки Эль-Морро не удержат его!

— Я не позволю ему добраться до вас, — с усмешкой проговорил комендант.

— Рамон, вы не сможете ему помешать! Вы его не знаете!

Каролина заломила руки, надеясь, что так получится более достоверно.

— Может, мне следует подержать вас здесь? — предложил дон Рамон. — Для вашей же безопасности!

— О, Рамон, я знаю, вы могли бы и не отпускать меня, но, прошу вас, позвольте мне вернуться домой и поговорите обо мне с губернатором. Хотя я понимаю, что меня, возможно, и не простят…

Она знала, что на снисхождение не стоит рассчитывать. Знал об этом и дон Рамон. Но никто из них не говорил о том, что должно случиться на самом деле.

— Может быть, у меня уже нет будущего, — со слезами на глазах проговорила Каролина. — Но во имя милосердия позвольте мне провести последнюю ночь с доном Диего. До свидания, Рамон.

Она повернулась, собираясь уйти, но, услышав за спиной смех, обернулась, словно то были раскаты грома.

— Какая вы замечательная актриса! — с восхищением воскликнул дон Рамон.

Схватив Каролину за руку, комендант привлек ее к себе.

— Дорогая, — проговорил он ласковым голосом, — я уже разгадал ваш секрет. Сходство не ускользнуло от меня, даже если я и решил арестовать невинного. Я знаю, кто из них двоих настоящий Келлз.

В комнате вдруг стало очень тихо. Каролина подняла голову. Она казалась на удивление спокойной — ей уже не было нужды притворяться.

— Да, — кивнула она, — вы знаете, и я знаю. Но Келлз не знает. Он человек принципов. Когда Келлз был англичанином, он был всецело предан своей стране, теперь, когда он превратился в испанца, он столь же предан Испании. Я говорила ему, кто он такой, но Келлз запрещал мне даже заикаться об этом. О, Рамон, все, чего я хотела, — это вернуть его в прежний мир, в жизнь, которую он вел когда-то. Но, кажется, я принесу ему только несчастье. Для него я остаюсь еретичкой и женщиной английского пирата.

Она остается еретичкой для кого? Для безбожника-флибустьера! В другое время дон Рамон оценил бы юмор ситуации. Но сейчас, глядя в грустные глаза этой женщины, он не мог смеяться, мог только плакать.

— Он оказал мне честь, влюбившись в меня дважды — вначале как Келлз, затем как дон Диего. — Каролина попыталась улыбнуться, и ей это почти удалось. — Но однажды я разбила ему жизнь и не хочу повторять ошибку! — Голос Каролины звенел от волнения. — И поэтому завтра утром я поклянусь перед всеми в том, что маркиз Солтенхэм на самом деле Келлз. И кто, скажите, мне не поверит? Кто не поверит, если его опознает сама Серебряная Русалка из Порт-Рояля?

— Они и вас повесят, — тихо сказал Рамон. — Если, конечно, не захотят дождаться аутодафе, чтобы сжечь живьем.

Каролина скорбно усмехнулась.

— Возможно, я и заслужила костер, — пробормотала она. — За то горе, что принесла Келлзу.

Дон Рамон схватил ее за руки, словно желал сделать пленницей Эль-Морро навеки, пленницей там, где распоряжался он один. Смуглое лицо его исказилось.

— Каролина, забудь об этом! — проговорил он чуть охрипшим голосом. — Бежим, бежим вместе! В порту стоит корабль «Эльдорадо». Каролина задумчиво смотрела на коменданта Эль-Морро; казалось, она колеблется, принимая решение. — Капитан корабля и команда будут сегодня пьяны, в городе праздник. Здесь, в подземелье, томятся капитан и команда «Божьего суда». Я освобожу их, Каролина, я найду шлюпку. Не составит труда одолеть тех, кого оставят охранять корабль. И мы с тобой вместе уплывем на этом бело-золотом корабле. Мы…

— Куда мы уплывем? — с грустью спросила Каролина. — В Испанию, где меня могут опознать и сжечь? В Англию, где тебя передадут испанскому послу? Ведь посол отправит тебя в Испанию, и тогда тебе не миновать костра. Или в Голландию, где нас просто не примут? А может, во Францию, с которой Англия сейчас ведет войну? О, Рамон, в этом мире нет для нас места.

Каролина тяжко вздохнула.

— Знаешь, Рамон, если бы я встретила тебя раньше, до того как полюбила Келлза… Но время вспять не повернешь. В любом случае сейчас уже слишком поздно что-то менять. Маркиз Солтенхэм так просто не сдастся. Станет бороться за свою жизнь. Он станет задавать вопросы и наконец поймет, почему я оболгала его.

— Да, — согласился Рамон. — Так оно скорее всего и случится.

— А убеждать он умеет.

— Ты, кажется, очень хорошо его знаешь.

Каролина снова вздохнула.

— Да, Рамон. Я очень хорошо знаю Робина. Он не тот человек, которому можно доверять, и не тот, кого следует жалеть. Он выдавал себя за Келлза и топил английские корабли. Из-за Робина мы сейчас здесь, а не в родовом поместье Келлза в Эссексе. Если бы не Робин и его теща, Келлз был бы сейчас виконтом, а я — виконтессой. Но из-за их лжи Келлз не мог вернуться в Англию и вынужден был вновь заняться морским разбоем.

Рамон смотрел на Каролину во все глаза. Ему трудно было представить, что женщина, стоявшая сейчас перед ним, могла бы стать супругой английского пэра.

— Но ведь должен же быть какой-то выход… — пробормотал Рамон.

— Робин Тирелл весьма красноречив, — со вздохом сказала Каролина. — Он сумеет убедить всех, что дон Диего и есть настоящий Келлз. А что сможет ему противопоставить дон Диего? Рассказать о своем испанском прошлом, которого никогда не существовало? И тогда ловушка захлопнется, Рамок. Его повесят, и он так и не узнает, кто же он на самом деле и почему я его так любила! Келлз умрет с именем испанского короля на устах. Я не могу позволить, чтобы это случилось, Рамон. Ты должен меня понять.

Дон Рамон еще крепче сжал руки Каролины.

— Я знаю одно: ты — моя пленница. И я знаю: если ты сегодня исчезнешь, то никто и никогда не догадается, куда ты исчезла.

— Если ты думаешь насильно увезти меня, — медленно проговорила Каролина, — то знай, я буду тебя ненавидеть всю оставшуюся жизнь. — Глаза ее сверкнули. — Ты этого хочешь? — с вызовом спросила она.

Рамон болезненно поморщился.

Весь его план трещал по швам. Он готов был пожертвовать всем ради нее: карьерой, честью, будущим, но в обмен требовал уважения и любви.

— Мы все в ловушке, — с горечью проговорила Каролина. — И не можем выбраться. Единственный выход — тот, что предложила я, Рамон. Я должна опознать маркиза.

«Ты умрешь вместе с ним», — с тяжелым сердцем подумал Рамон.

Он не произнес этих слов вслух, но Каролина, казалось, прочитала его мысли.

— А когда я умру, Келлз меня забудет. И он, с твоей, Рамон, помощью, станет настоящим испанским кабальеро, каким выглядит теперь. А ты, ты тоже забудешь меня, дорогой.

Это ласковое слово — слово «дорогой» — заставило Рамона содрогнуться.

— Я не забуду тебя, — проговорил он хриплым шепотом. — Я никогда тебя не забуду.

Каролина улыбнулась — ее улыбка была светлой и грустной.

— Это сейчас ты так думаешь, — проговорила она ласковым голосом. — Но время лечит раны. Я хотела умереть, когда думала, что Келлз погиб, но теперь спустя какое-то время я понимаю, что вкус к жизни вернулся бы ко мне в любом случае. Прошел бы год, может, два… И тогда я встретила бы тебя… Кто знает, как бы все повернулось? Так же случится и с тобой, Рамон. Ты встретишь какую-нибудь красивую женщину, которая будет относиться к тебе так, как я к Келлзу, и ты забудешь обо мне.

Он мог лишь мечтать о том, чтобы Каролина оказалась права, потому что всем существом своим чувствовал: ему уготована иная судьба. Он никогда не сможет ее забыть. Она останется в его памяти навечно.

По-прежнему держа Каролину за руки, он сел, глядя ей в глаза. Он представлял, как все будет выглядеть завтра, как она, бледная, но решительная, встанет перед губернатором и укажет на маркиза Солтенхэма, называя его Келлзом.

Он представлял, как она будет выглядеть потом, когда, повесив маркиза, ее приговорят к сожжению на костре. Рамон видел ее у высокого столба над ревущей толпой, видел, как оранжевые языки пламени лижут ее тело, как взлетают в небо горящим нимбом ее волосы.

И отпустил ее руки.

— Ступай, — произнес он упавшим голосом.

Каролина не торопилась уходить. Наклонившись, она поцеловала его в лоб. Рамон закрыл глаза — его одолевало желание схватить ее, запереть, как золотую птицу, в клетку и, заслонив грудью, принять вызов всего мира.

Но она возненавидит его, если он поступит так, как велит ему сердце. И он не сможет вынести ее ненависти, не сможет жить, зная, что она скорбит по Келлзу.

Дон Рамон отвернулся, чтобы женщина не увидела слез в его глазах.

— До свидания, Каролина, — проговорил он, прощаясь с ней.

Когда Рамок поднял голову, ее уже не было рядом. Выскочив из комнаты, он заметил лишь подол ее черного платья, мелькнувший где-то в конце коридора.

Вернувшись к столу, дон Рамон снова сел. Он вдруг почувствовал себя совсем старым, ему казалось, что из комнаты только что выпорхнула его юность, которая унесла с собой его сердце. Рамон застонал и опустил голову на руки.

Он любил эту женщину. И не мог позволить ей осуществить задуманное — это означало бы предать ее костру.

Глава 32

Каролина вернулась в дом на площади де Армас. Она приняла решение и не собиралась отступать. Что ж, она готова к смерти, но Келлзу умереть не даст, ибо только из-за нее он лишился королевского прощения и вынужден был вернуться к флибустьерству. Из-за нее он едва не погиб в Порт-Рояле, а затем воскрес в образе испанца дона Диего. Она стояла у истоков событий: если бы не отправленное ею колье, Келлз не оказался бы в Гаване и не лишился бы будущего, того будущего, которое принадлежит ему по праву рождения.

И завтра она заплатит сполна, они заплатят вместе с маркизом Солтенхэмом.

Но придется объяснить все Пенни, надо заставить ее понять. В конце концов, рано или поздно Пенни воссоединится с семьей. Как бы там ни было, Пенни могла бы поговорить с Вирджи. Хотя, пожалуй, не стоит поручать такое тонкое дело Пенни, надо самой написать Вирджинии письмо, а Пенни пусть сохранит его и при удобном случае переправит в Эссекс. Пенни сильная — она найдет способ это сделать.

Каролина села за стол и качала писать:

«Дорогая Вирджиния!

Я должна тебе объяснить, что случилось с Рэем и почему ты, возможно, никогда больше его не увидишь. Мне очень неприятно, что пришлось так обойтись с Робином Тиреллом, ведь когда-то он по-своему любил меня, но поступить с ним так, как решила я, — единственный способ спасти Келлза».

Каролина замарала «Келлза» и сверху написала «Рэя».

«Я думаю, что лучше маме не знать об этом, и Сэнди Рэндолфу тоже. Филдингу же безразлично, что со мной. А вот мама пусть лучше думает, что я счастливо и богато живу где-то в далеком краю. Сделай так, чтобы она поверила в это, Вирджи. Я пишу тебе еще по одной причине. Робин, маркиз Солтенхэм, сказал нам, что отец Рэя умер и Рэй унаследовал титул лорда Гейла. Но Рэя в каком-то смысле тоже нет, потому что он сейчас стал совсем другим человеком, и я молюсь о том, чтобы в качестве Диего Вивара он нашел свое счастье и мирный тихий дом, нашел то, чего из-за меня был так долго лишен. Так что Эндрю может смело присвоить себе титул, и ты станешь леди Гейл. Я прекрасно понимаю, что собираюсь поступить с Робином дурно, но моя любовь к Рэю говорит мне, что я права. Я никогда больше не увижу тебя, и, быть может, завтра меня уже не будет в живых, но, надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что я обрекаю на смерть одного человека во имя спасения другого».

Подписав письмо одним лишь именем — Каролина, она свернула увлажненный слезами лист бумаги и запечатала его красным сургучом.

Затем отправилась искать Пенни.

Каролина нашла сестру в патио губернаторского дворца. Пенни хмурая сидела под пальмой, глядя в пол.

— Я хочу, чтобы ты передала Вирджи вот это, — заявила Каролина.

— И как, по-твоему, я должна это сделать?

— Ты наверняка сможешь сбежать отсюда. Или по крайней мере найдешь того, кто передаст это письмо сестре.

— Наверное, я действительно смогу сбежать, но если мне это удастся, то ты сбежишь со мной. Ты знаешь, что они арестовали Робина?

— Да, мне известно, что маркиз Солтенхэм арестован, — сквозь зубы процедила Каролина.

— Перестань! Почему так официально?.. В конце концов, вы с Робином были очень близкими друзьями, не так ли?

Вот об этом Каролина никогда сестре не рассказывала!

— Что бы Робин ни говорил тебе, знай: все это чистой воды выдумка!

— О, надеюсь, что нет! — со смехом ответила Пенни. — Эта история слишком пленительна, чтобы быть выдумкой. Как, должно быть, приятно заниматься любовью у подножия вулкана на Азорских островах!

— Давай вернемся к письму, — предложила Каролина.

— Да прекрати же наконец! Можно подумать, что ты составила завещание! Сама отдай его Вирджинии!

— Я не смогу, — сказала Каролина.

— Кэрол, ты что, заболела? У тебя жар? Что с тобой?

— Ничего. Я просто привожу в порядок свою жизнь. Наконец у меня хватило на это духу. — Каролина облизала пересохшие губы. — Я сожалею, что так случилось с Робином, — продолжала она. — Мне кажется, тебе он понравился.

— О, с ним ничего не случится!

— Почему ты так считаешь? — не в силах скрыть удивление, спросила Каролина.

Пенни пожала плечами:

— Просто потому, что он сумеет потянуть время и дождется, когда из Англии придут доказательства, что он действительно маркиз Солтенхэм. Я думаю, долго ждать не придется. В конце концов, в Англии у него осталась жена.

— И еще ведьма теща. Вот ее бы следовало доставить в Гавану! Нет, лучше, чтобы она утонула в пути!

— Я вижу, ты не в себе, — сказала Пенни. — Ладно, не буду тебя расстраивать. Давай сюда письмо. Обещаю хранить его. Я зашью его в лиф платья.

— Только зашей аккуратно, — посоветовала Каролина.

Пенни засмеялась тем грудным смехом, который так нравился мужчинам.

Каролина же вернулась в тот дом, где ей с Келлзом предстояло провести последний день ее жизни.

Пенни застала сестру в хозяйской спальне.

— Я не позволю тебе этого сделать, — сказала она.

— Ты прочла письмо! — выдохнула с возмущением Каролина; она не ожидала от сестры такой низости.

— Конечно, прочла, — нахмурившись подтвердила Пенни. — Как я могла не прочесть его после твоих слов… о том, что ты не можешь сама передать письмо?

— Тогда ты знаешь, что я хочу сделать, — одними губами произнесла Каролина.

— Я знаю, что ты собираешься сделать, но, конечно же, я не позволю тебе осуществить задуманное.

— Вот что, Пенни, — сдержанно проговорила Каролина, — как только я перед всеми заявлю, что я Серебряная Русалка, уже ничего нельзя будет изменить. Ничто не спасет меня. И Робин Тирелл умрет вместе со мной.

— О, ты можешь идти на смерть, если у тебя хватает глупости так поступить, но Робина ты с собой в могилу не утащишь!

Каролина почувствовала, что земля уходит из-под ног.

— Ты хочешь сказать, что любишь Робина?

Господи, как это все усложняет! Она и представить себе не могла…

— Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «любовь», но я сделаю все, чтобы спасти Робина.

Каролина прижала ладонь ко лбу.

— Пенни, если я этого не сделаю…

— Тогда под суд пойдет дон Диего. И заслуженно! — напрямик заявила Пенни.

— Неправда! Если бы Робин не топил от имени Келлза английские корабли, мы не оказались бы здесь! Келлз пощадил Робина, потому что я его упросила, и после этого Робин оболгал его…

— Это не он, а его ужасная теща!

— Мне дела нет до того, кто из них это устроил! Из-за него Келлз не мог вернуться в Англию, из-за него Келлз чуть не погиб. Если кто и заслуживает смерти, то это Робин!

— Каролина, успокойся, будь же разумной наконец! Я не против того, чтобы Робин признался в том, что совершил, но не здесь, где ему за это грозит смерть, а на родине, в Англии, где у него есть еще шанс выжить. Здесь его убьют уже за то, что он назвался посланником короля, в действительности не являясь таковым. И ты, кажется, забыла, что дона Диего никто ни в чем не обвиняет!

— Но это случится! — в отчаянии закричала Каролина. — Робин узнает его, как только приглядится!

Немного подумав, Пенни пожала плечами, — вероятно, решила, что это, в конце концов, ее не касается. Каролина предприняла последнюю попытку убедить сестру:

— Пенни, я не желаю Робину зла, я только…

Пенни усмехнулась:

— Причинить Робину зло? Сомневаюсь, что у тебя на это хватит духу. Ты ведь такая чувствительная! Я бы смогла, но ты… Ты хоть представляешь себе, каково это стоять и смотреть, как его повесят? Не сомневаюсь, что тебя заставят посмотреть спектакль до конца!

Каролина вздрогнула и закрыла глаза. Она еще не успела продумать всех последствий своего решения. И сейчас спрашивала себя: действительно ли она готова к тому, чтобы осуществить задуманное?

— Но я должна, Пенни! Неужели ты не понимаешь? Келлз болен, и я не могу позволить ему умереть со слепой верой в то, что он другой человек! О, Пенни…

Внезапно Каролина увидела выход. По крайней мере для Робина.

— После того как я признаю в Тирелле своего мужа Келлза, ты упросишь губернатора помиловать его. В конце концов, ты же его любовница!

— Последнее время у него участились приступы подагры, — с циничной усмешкой заявила Пенни.

— Но ведь ты можешь заставить губернатора поверить в то, что, убив Робина, они навлекут на себя гнев англичан. Гавана будет разграблена! Губернатор устроит Робину побег, чтобы уберечь город!

— Устроить побег Робину — и тебе заодно с ним? — спросила Пенни.

— Мне не надо, я об этом не прошу! — воскликнула Каролина, видя, что Пенни обдумывает возможные последствия.

— Побег не для тебя, только для Робина?.. — пробормотала Пенни. — Ах ты, маленькая мученица! А что тем временем, по-твоему, будет делать дон Диего? Неужели он даст тебе умереть на виселице или на костре?

Боже, Пенни права! Каролина побледнела. Она не учла того, что Келлз попытается ее спасти. А если ее увезут в Испанию, он, без сомнения, последует за ней и неизбежно погибнет.

— Но все это — лишь игра воображения, — усмехнулась Пенни. — Потому что я не позволю тебе совершить такую глупость.

Пенни подошла к окну.

— О, вижу, сюда идет дон Диего. Или мне следует называть его Келлзом?

Каролина тихонько всхлипнула. Словно марионетка, которую дергают за веревочки, она подошла к окну, вернее, к Пенни. Затем взяла со стола тяжелый подсвечник и, размахнувшись, ударила сестру по голове. В ужасе смотрела она, как Пенни валится на пол. Слава Богу, Пенни осталась жива — удар лишь оглушил ее.

Опасаясь, что сестра очнется раньше времени, Каролина сунула ей в рот кляп и связала Пенни по рукам и ногам крепкой веревкой. Услышав в коридоре шаги Келлза, она спешно затолкала Пенни под кровать и опустила покрывало.

В следующую секунду дверь открылась, и в комнату вошел Келлз.

— Странная вещь случилась со мной сегодня, — сказал он. Каролина видела, как Келлз расстроен. — Я кое-что вспомнил. Воспоминание было коротким, как вспышка, но я отчетливо увидел тебя в платье… такого никогда раньше не видел: красный шелк с черной кружевной отделкой. И мы ссорились. Мы стояли в комнате на втором этаже, окно было забрано решеткой, и я видел гавань и корабли.

Каролина почувствовала почти физическую боль. Келлз вспомнил их ссору в тот вечер, накануне его отъезда.

— Ты помнишь еще что-нибудь? — спросила она.

— Это все осколки. Странно, но в моих воспоминаниях я одет как англичанин. Помню себя в сером. И мы с тобой говорили по-английски.

Келлз провел рукой по волосам.

— Я еще видел такую картину… Наверное, это происходило в детстве, потому что все казалось очень большим. Я видел, как ко мне бежал мальчик и кричал: «Рэй, Рэй!»

Келлз помотал головой, словно отгоняя навязчивые мысли.

— Дело было в лесу, где-то звенел ручей. Я позвал этого мальчика: «Дрю!»

— Эндрю, — пробормотала Каролина.

Он вспомнил своего брата и Эссекс.

— Мне нужно кое-что сделать внизу, — сказала Каролина к выбежала из комнаты.

Внизу, в галерее, она прислонилась к одной из колонн.

Рэй вспоминал. Вскоре он должен был вспомнить, что он Келлз, флибустьер.

Боже, что же теперь будет?

— Каролина! — раздался сверху голос Келлза.

Она медленно поднялась наверх.

— Ты побледнела, — заметил он.

— Должно быть, от жары.

У Каролины подгибались ноги. Чтобы не упасть, она села на стул, стоявший у кровати.

Келлз пристально смотрел на нее. Теперь он помнил все. Воспоминания его были отрывочные, но он сумел собрать их воедино и получил более или менее полную картину. Он помнил, как отплывал из Порт-Рояля, как был зол на Каролину. Помнил свое последнее путешествие, казавшееся бесконечным, помнил, как мечтал поскорее вернуться к Каролине. Он вспомнил бой с «Санто-Доминго» и еще с одним галионом; вспомнил, как выругался, когда в решающий момент битвы сапоги его расползлись и он едва не погиб из-за этого, поскользнувшись на мокрой палубе. Он помнил, как корабельный врач принес ему сапоги испанца со словами: «Или вы наденете их, или я не дам и пенни за вашу жизнь!»

И помнил, как натянул эти сапоги и удивился, что они оказались впору.

И из-за этих сапог он оказался здесь! Он помнил, как на его глазах погрузился в волны Порт-Рояль, как ушли под воду оба форта.

Он помнил, как все время думал: что с Каролиной? И вспомнил, как корабль швырнуло на крыши домов. Помнил, как его подбросило вверх, а потом обломок обшивки, возможно, с другого корабля, летел на него на гребне волны. И после этого — боль и тьма.

А потом он проснулся на удобной кровати в губернаторском доме, в Гаване, и не мог вспомнить ровным счетом ничего. Прошлое стало белой страницей — словно он и родился на той же кровати, словно всю жизнь прожил в этом доме.

И тогда ему сказали, что он — Диего Вивар, посланный в Новый Свет испанским королем. И обо всем этом они догадались по его сапогам! По сапогам убитого испанца!

— Каролина, — пробормотал он, — я помню…

— Нет, — перебила она со слезами в голосе. — Ты ничего не помнишь. Я лгала тебе, обманывала тебя. Ты тот, кем всегда считал себя, — дон Диего Вивар. — Скоро ты вспомнишь это, Диего, и забудешь все остальное.

— Вот так поворот… — протянул Келлз.

— Но я сейчас говорю правду. Я околдовала тебя, Диего. Наслала на тебя порчу.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что настоящий Келлз вернулся. Его схватили и взяли под стражу. И я умру рядом с ним.

Каролина старалась держаться твердо, но, Боже, как мучительно было говорить все это любимому, с которым уже утром предстоит расстаться навсегда.

— Умереть рядом с ним? — нахмурившись, переспросил Келлз. — Но я этого не допущу!

— Ничего ты не сделаешь, — с мученической кротостью говорила Каролина. — Пиратов в Гаване принято вешать, а я признала себя женщиной флибустьера.

— Ты — моя женщина! — прорычал Келлз. — И прошу об этом не забывать.

Из — под кровати донесся слабый стон.

Келлз наклонился и приподнял покрывало.

— Но там твоя сестра! — изумился он.

— Я знаю, — кивнула Каролина. — Оставь ее там, пока я не придумаю, как с ней быть. Должен же найтись какой-то выход… Ей надо покинуть этот проклятый остров!

— Но как она…

— Я ударила ее по голове подсвечником, когда она сказала, что собирается спасти Робина Тирелла во что бы то ни стало. Я не могла допустить, чтобы она помешала мне.

— Ты так жаждешь умереть? — с недоумением глядя на жену, спросил Келлз.

— Похоже, наоборот: смерти очень хочется меня заполучить, — с коротким смешком ответила Каролина. — Но я умру рядом с человеком, которого люблю. И вы не посмеете помешать мне, Диего. Иначе я никогда вас не прощу.

— Не понимаю. Того, кого ты любишь, зовут Келлз?

— Да.

Каролина терзалась при мысли о том, что приходится прощаться с любимым вот так, признаваясь в любви к другому. Но иного выхода не было.

— Да, я люблю Келлза. И всегда его любила. Я пыталась найти в тебе его, но тщетно. Ты должен считать все произошедшее между нами дурным сном, а меня — ведьмой, едва не утащившей тебя за собой в могилу.

— И все это для того, чтобы я мог…

— Жить в Гаване и занимать достойное тебя положение в обществе. Ты будешь счастлив здесь, Диего, если ты забудешь все, что я когда-то тебе говорила.

— Сначала давай-ка займемся твоей сестрой, — сказал Келлз, поспешно освобождая Пенни от пут, затем вытащил кляп у нее изо рта.

— Чем это ты меня ударила? — проговорила Пенни, ощупывая затылок.

— Вот этим, — сказала Каролина, кивая на подсвечник. — И я готова повторить все сначала, если ты примешься за старое.

Пенни смотрела на сестру и не узнавала ее.

— Я сейчас стараюсь придумать, как бы тебя отправить куда-нибудь с этого острова.

— Ты много на себя берешь, моя маленькая сестренка.

Каролина исподлобья взглянула на сестру.

— Не мешай мне, Пенни. Ты любишь легко и забываешь легко, а я люблю только одного человека, Келлза, который сейчас выдает себя за маркиза Солтенхэма. Да, это правда, Пенни, что бы я тебе до этого ни говорила.

— Но как же твое письмо?..

— Повторяю: то, что я сейчас тебе сказала, — правда, и постарайся поверить мне!

Каролина как бы невзначай взяла со стола подсвечник, и Пенни, заметив жест сестры, предпочла отстраниться.

Келлз со стороны наблюдал за сестрами. О письме он ничего не знал, но ему и так все было совершенно ясно. Каролина, его милая Каролина, пыталась спасти его любой ценой. Даже ценой собственной жизни. К горлу его подкатил комок. Келлз твердо решил, что спасет ее, чего бы это ему ни стоило.

— Вот что, Руж, — проговорил он, — давайте внесем ясность в наши отношения. Меня зовут Келлз. Я как-то видел вас в Нассау.

— Да, Каролина мне рассказывала об этом. Скажите, вы все время знали, что вы — Келлз? Если так, то вам надо идти на сцену, вы — великий актер.

— Нет, память вернулась ко мне только что. Но весьма своевременно, я полагаю. Теперь у всех нас появилась надежда, что удастся отсюда выбраться.

— Возможно, вы все же опоздали, — раздался со стороны двери мужской голос.

Каролина и Келлз обернулись одновременно. Келлз схватился за шпагу.

В дверях, облокотясь о косяк, стоял дон Рамон. Он подкрался бесшумно и теперь смотрел на троицу своими насмешливыми медовыми глазами.

— Ваша дверь оказалась не заперта, — заметил дон Рамон.

— Да, должно быть, я забыла ее закрыть, — сказала Пенни.

— Мое почтение, дон Диего, — улыбнулся комендант Эль-Морро.

— Будем знакомы, — ответил пират. — Меня зовут Келлз. Вижу по вашим глазам, что вам это уже известно.

— Вы совершенно правы, — снова улыбнулся испанец.

Дон Рамон был раскован и галантен; в нем совершенно невозможно было узнать того страдальца, с которым несколько часов назад рассталась Каролина. Она невольно залюбовалась им.

— Полагаю, вы здесь для того, чтобы сопровождать меня в крепость? Очевидно, я должен заменить другого пленного англичанина? — с иронией в голосе осведомился Келлз.

— Нет, я здесь для того, чтобы преподнести даме подарок.

Дон Рамон ласкал взглядом Каролину.

— В самом деле? И что же это за подарок? — поинтересовался пират, поигрывая шпагой.

— Ее жизнь, — ответил дон Рамон и поднял руку, словно просил не мешать ему высказаться до конца. — Не спрашивайте меня, почему я это делаю. — Голос испанца потускнел, словно у него больше не было сил играть свою роль. — Полагаю, — продолжал он, — что и сам этого не знаю. Но я не могу позволить ей погибнуть на костре. И я знаю наверняка: если она сделает то, что задумала, ее ждет страшная смерть…

— Если вы хотите устроить мне побег, — перебила Каролина, — то знайте: я с места не сдвинусь без Келлза.

— Я знал, что вы так скажете, — со вздохом проговорил дон Рамон. — Но я хочу разом избавиться от вас от всех. Вот уж воистину, я избавлю Гавану от всех англичан одним махом!

Дон Рамон невесело рассмеялся.

— И от маркиза тоже? — воскликнула Пенни. — Вы и Робина освободите?

Дон Рамон кивнул:

— И его заодно. Не в моих правилах отправлять человека на смерть за то, чего он не совершал.

— Но он… — начала Каролина, и тут Пенни на нее зашипела:

— Оставь его в покое, Кэрол. Робин — фаворит короля, и если он даст королю знать, что его спас Келлз, король может даровать твоему мужу прощение.

— Он все равно ничего не сделает ни для Келлза, ни для кого-либо другого, — с горечью проговорила Каролина. — Он до этого ходил в хомуте и потом будет ходить в хомуте, когда его теща и женушка за него возьмутся!

— Не будет, если я возьму его под свою опеку! — заявила Пенни, и Каролина увидела в глазах сестры такое выражение, какого никогда прежде не видела. — Если у Робина не хватает твердости, он может позаимствовать ее у меня. Уверяю тебя: ни его теща, ни жена Робина не заставят меня уйти из его жизни!

Мужчины в некотором недоумении слушали беседу сестер.

— Пенни!.. А ведь ты действительно можешь сделать это! — воскликнула Каролина. — Ты можешь заставить Робина сдержать слово! Но ты можешь стать лишь его любовницей — не женой. Реба с матерью не дадут ему развод.

Пенни в ответ пожала плечами:

— Кто знает? Сейчас мне нужен Робин, а что будет завтра, я не знаю. Возможно, мне не захочется иметь его под боком до скончания дней! Может, я найду себе герцога или даже… короля!

— Сомневаюсь, что ей это удастся, — процедил Келлз.

— Как знать? — выразительно поднял брови дон Рамон. — Мужчины правят миром, а женщины — мужчинами. Я бы на вашем месте не был столь суров.

— И правильно, — улыбнулась Каролина. — Спасибо вам от всего сердца за то, что вы подарили мне жизнь. Не только мне, всем нам. Только бы вам не пришлось страдать из-за нас!

Дон Рамон усмехнулся.

— «Эльдорадо» ждет в порту, — сказал он. — Сегодня на нем будет только охрана. В Эль-Морро начнется пожар, и все внимание будет привлечено к крепости. Многим пленникам удастся бежать, и среди них, возможно, окажется несколько пиратов. Думаю, — насмешливо глядя на Келлза, продолжал дон Рамон, — вам не составит труда вывести корабль из гавани и уплыть как можно дальше.

Келлз улыбнулся. Пожалуй, что сомневаться в этом не приходилось.

— Рамон, — сказала Каролина, подойдя вплотную к испанцу. — Рамон, я…

— Не надо ничего говорить, донна Каролина, — ласково глядя на блондинку, сказал дель Мундо. — Я делаю это по доброй воле и постараюсь извлечь для себя пользу из этой ситуации.

Келлз выступил вперед и протянул испанцу руку.

Из гаванского порта под пологом ночи вышел бело-золотой корабль, ведомый отчаянными людьми, стремящимися на родину. «Эльдорадо» впервые выполнял столь странную миссию; на судне возвращалась домой довольно странная компания — английские и американские моряки и пираты и несколько английских аристократов; эти последние сейчас стояли на палубе, молча глядя на пушки мрачной крепости Эль-Морро, мимо которой проплывали.

Корабль уходил в бархатную тьму ночи.

Келлз смотрел на зияющие черные бойницы, на могучие очертания крепости.

— Между мной и Испанией воцарился мир. Я думаю, что больше никогда не смогу выступить против донов.

У Каролины, знавшей, почему пушки молчат, увлажнились глаза. Наконец-то она принесла мир в душу своего беспокойного возлюбленного. Она снова взглянула на крепость — и вдруг, повинуясь внезапному порыву, послала воздушный поцелуй и старой Гаване, и тому, кто заставлял молчать эти грозные пушки. Она надеялась, что он найдет свое счастье и жаркие объятия той, которая подарит ему сильных сыновей и будет любить его так, как любила бы его она, Каролина, не будь Келлза.

Взгляд Рэя был устремлен к стенам крепости, уже таявшим в дымке.

— Каролина, — сказал он, — что бы ни случилось со мной, в Гаване есть человек, который любит тебя.

— Я знаю, — проговорила она вполголоса. — Я знаю это, Рэй. — Каролина смахнула набежавшую слезу. — Я должна начать называть тебя Рэем, ибо Келлз остался в прежней жизни.

— Да, — кивнул он, глядя вслед уплывающей крепости и своему врагу, с которым ему никогда не доведется скрестить шпаги. — Все позади, Каролина. Все.

— Не все, — пробормотала она, прижимаясь к нему теплым бедром. — Что-то мы унесли с собой из этого мира.

Он ласково взглянул на нее, на эту чудесную женщину, которую вновь обрел. Она была права. Любовь их окрепла и стала еще прочнее. Так много пришлось пережить им, любовь их пересекала изменчивые моря, но при этом не стала такой же изменчивой, как море. Они узнали, что такое насилие и что такое ревность. Все силы зла, казалось, стремились разлучить их, но невидимые нити любви прочно связывали их.

Он погладил ее по волосам.

— Каролина, Каролина, — проговорил он глухим голосом. — За что мне такое счастье?

Это была минута из тех, которые потом вспоминаешь долго и часто, лелея в памяти каждое слово, каждый жест…

Каролина оглянулась. Величественная крепость Эль-Морро исчезла из виду, и как раз над тем местом, где только что чернели стены с бойницами, зажглась звезда. Путеводная звезда, по которой они поплывут через ночь по бескрайнему океану. Поплывут вместе.

Навечно вместе.

Стоявший неподалеку Робин Тирелл наблюдал за Каролиной и ее сестрой. Две женщины с сильными характерами, похожие во многом, но такие разные. И его чувства к ним тоже были разными. Каролина — как яркая звезда, но светила она на чужом небосклоне. Благодаря Каролине он узнал, что такое тоска по недоступному.

Но Руж — он всегда думал о ней как о Руж, не как о Пенни, — Руж возбуждала его, разжигала в нем пламя. Он до боли желал ее. К Каролине тянулось его сердце, но Руж он должен был обладать во что бы то ни стало. И она знала это. В ее улыбке было что-то кокетливо-манящее, как и в ее ленивых, полных неги движениях.

Робин невольно застонал.

Казалось, ему на роду написано всю жизнь зависеть от женщин. А с этой ему придется еще хуже, ибо она создана для того, чтобы повелевать. Боже, он готов был следовать за ней как верный пес, выслуживаясь ради ее благосклонности. Он, маркиз Солтенхэм! Боже, как низко он пал! Это было…

— Пойдем, Робин, — сказала Пенни, заметив состояние своего возлюбленного. — На этом корабле, должно быть, найдется местечко более уединенное, чем палуба!

Свет в ее глазах нельзя было спутать ни с чем другим, и он так много обещал.

— Мы найдем место, — прохрипел в ответ Робин и поспешил следом за Пенни.

Каролина оглянулась, проводив парочку взглядом. Такая женщина, как Пенни, подумала она, сможет даже повесу Робина держать в узде!

— Да, Робин наконец-то попал в рабство! — со смехом сказала Каролина.

— Он такой же раб Руж, как и я — твой, — улыбнулся Келлз. — Приказывай, моя госпожа!

Он обнял ее и заглянул своими искристыми глазами в мерцающие серебряными блестками глаза подруги.

— О, Рэй, — прошептала она, прижимаясь к его плечу. — Мы спасены. Теперь у нас будет свое гнездо, свои дом!

Рэй Эвисток, благородный джентльмен из Эссекса, тот, кого больше никогда не назовут Келлзом, ласково смотрел на любимую. Она была такая чудесная, такая юная и в то же время такая храбрая и мудрая. Душа его наполнялась смирением при мысли о том, как отважно сражалась она за него, как готова была бросить свою жизнь на алтарь их любви. И слова были уже не нужны. Каролина всегда будет искушать других мужчин, и об этом он знал тоже. Но она всегда найдет дорогу домой.

В его объятия.

Эпилог

Стоял май, и зной навис над северным побережьем Кубы. Кругом зеленели заросли сахарного тростника, который в один прекрасный день должен был превратиться в превосходный кубинский ром. Колокольный звон призывал смуглых улыбчивых кабальеро и их закутанных в мантильи дам к мессе.

В это самое время в гавани гаванского порта свершилось чудо. Огромный бело-золотой корабль «Эльдорадо» внезапно появился в порту. На мачте развевался красно-золотой испанский стяг.

Пушки Эль-Морро глухо ухнули, приветствуя галион. Чуть погодя им вторили пушки Ла-Фуэрса.

На судне прибыл в Гавану посол Испании в Англии, прибыл собственной персоной. Ему было чем гордиться, ибо разве не он вернул самый величественный из испанских кораблей в порт, к которому тот был приписан?

Весь белокаменный город с его нарядными жителями и столь же нарядными улицами пришел в движение.

Посол был принят губернатором в официальных апартаментах в крепости Ла-Фуэрса. Но как только стало известно о цели миссии, прием был продолжен уже во дворце губернатора, в роскошном особняке в стиле рококо на площади де Армас.

— Никогда не слышал, чтобы такое случалось раньше! — воскликнул губернатор, подавая гостю бокал с отменной малагой.

Посол, утомленный после долгого морского путешествия из Лондона, обвел взглядом патио.

— Верно, этот случай — первый, — с улыбкой проговорил он. — Но, согласитесь, этот Келлз, флибустьер, тоже не совсем обычный пират. С такого рода людьми мне, признаться, прежде не доводилось водить знакомство. Подумать только: он захватывает наши корабли в свое удовольствие, а потом, в завершение карьеры, отправляет из Англии в Гавану захваченный им же корабль, к тому же с дарами.

— С дарами? — удивился губернатор. И тут же подлил гостю еще вина.

— Почти половину трюма занимают ящики с французским вином для вашей чести, — сообщил посол. — Мне дали понять, что, поскольку Англия и Франция сейчас находятся в состоянии войны, это вино было захвачено Келлзом по дороге отсюда в Англию. — Посол невольно улыбнулся.

— «Эльдорадо» цел? — заметно волнуясь, спросил губернатор, не без причины опасаясь, что при сложившихся обстоятельствах его могут обязать отремонтировать судно за свой счет.

— Цел и невредим, — заверил посол.

Между тем влажная тропическая жара давала о себе знать. Посол то и дело утирал со лба пот. Губернатор подозвал слуг, отдал распоряжение, и вскоре две девушки встали позади посла, обмахивая его веером из пальмовых листьев.

— У меня есть еще кое-какие подарки, — сказал посол, наконец расслабившись от приятного ветерка.

— Еще подарки? — воскликнул губернатор. — Матерь Божья! Должно быть, этот разбойник возомнил себя королем!

— Похоже, он и был некоронованным королем островов. Пираты называли его адмиралом. Но эти подарки в основном не от него, а от его леди.

— От Серебряной Русалки, — пробормотал губернатор, покачав головой.

— От леди Гейл, — поправил посол. — Похоже, Келлз — просто псевдоним. Наш знакомый корсар предпочел не называться своим настоящим именем, пока занимался пиратством. Теперь, когда он ушел в отставку и отец передал ему по наследству титул лорда, он стал виконтом, лордом Гейлом. И живет сейчас в своем родовом поместье в Эссексе.

У посла до сих пор не укладывалось в голове, как бывший пират может оказаться членом палаты лордов и знатным вельможей. В Англии, в этой языческой стране, действительно все поставлено с ног на голову.

У бедняги губернатора от всех новостей голова пошла кругом.

— Вы что-то говорили о подарках… — напомнил он.

— Да, их сейчас принесут. И к каждому — особое пожелание. Первый подарок для вашей дочери — флакон розового масла. Леди Гейл надеется, что этот подарок застанет вашу дочь в хорошем расположении духа и что она не запустит его кому-нибудь в голову. И пусть знает: ей в жизни везет куда больше, чем кажется.

— Дерзкая девчонка, — пробормотал губернатор.

— Если вы спросите меня, что означают эти послания, я смогу лишь руками развести, — пояснил посол. — Вот нарядная черная мантилья и черепаховый гребень для какой-то женщины по имени Хуана. Полагаю, она одна из ваших служанок. Леди Гейл передает этот подарок с пожеланием: пусть Хуана выглядит не хуже любой знатной испанской дамы. Ах да, еще подарок для капитана Хуареса, столь же щедрый, как и тот, что сделал вам Келлз. Такой же груз французского вина для капитана, спасшего Келлзу жизнь в Порт-Рояле и доставившего его в Гавану.

Губернатор только качал головой.

— И еще подарки для дона Рамона дель Мундо. Келлз, он же лорд Гейл, посылает ему шпагу в надежде, что никогда не скрестит с ним оружия. А леди Гейл посылает ему прекрасную белую мантилью, ту, которую, по ее словам, она нашла на корабле. Леди хотела бы, чтобы дон Рамон дель Мундо знал, что она носила ее во время плавания в Англию, и надеется, что он подарит эту мантилью своей невесте. И еще она надеется, что он женится по любви, найдет даму своего сердца.

— Да-да, — пробормотал губернатор.

Сначала он решил, что пират подкупил дель Мундо. Но теперь, в свете вот этих подарков, все выглядело несколько по-другому. Лишь теперь губернатор припомнил, что дель Мундо проявлял особый интерес к Серебряной Русалке и даже как-то раз они с доном Диего едва не скрестили шпаги. Значит, это — всего лишь предложение мира. Губернатор отдавал дань уважения коменданту крепости.Возможно, он все же отдаст дочь за этого человека, ибо в нем он видел настоящего мужчину.

Дон Рамон воспринял полученные дары совершенно по-другому. В тот же день, принимая из рук посла подарки, рассматривая шпагу, изумительный образчик испанской работы, он в задумчивости проговорил:

— Отличный клинок…

Дон Рамон пальцем провел по лезвию. Действительно прекрасный подарок. И символичный. Дон Рамон знал, что он никогда не сможет скрестить шпагу с человеком, пославшим ему этот дар; не сможет не потому, что ему не хотелось его убить, но потому, что он не мог опечалить ее.

Дон Рамон поднял голову и вопросительно посмотрел на посла.

— Он передал для вас письмо, оно запечатано. Как видите, я его не вскрывал.

Нахмурившись, дон Рамон разломил сургуч и вскрыл пакет. Небрежным почерком на листе бумаги было написано:

«Если когда-нибудь вам придется оказаться в какой-нибудь английской тюрьме, дайте мне знать, и я вас оттуда вытащу.

Келлз».

Вот так, по-пиратски, ему сказали спасибо. Дон Рамон засмеялся.

Посол не смог удержаться от вопроса:

— Что смешного в этом письме?

— Всего лишь обмен дружескими зуботычинами, — ответил дон Рамон, пожав плечами. И тут же подпалил письмо на свече; он смотрел, как бумага сначала занялась пламенем, а потом превратилась в пепел.

— А его дама шлет вам вот это. — Посол расправил перед комендантом белую мантилью из чудесных тонких кружев. — Она сказала, что носила ее на корабле.

Дон Рамон расправил на ладонях кружево. Поднес мантилью к свету. Тонкая и нежная, но все же не такая нежная, как ее кожа… Белая, но не такая переливчато-золотистая, как волосы ее в лучах солнца, не такая таинственно-серебристая, как волосы ее при лунном свете. Вся в замысловатых узорах, но и узор не сложнее, чем запутанная сеть мыслей, его мыслей о ней…

— Она сказала, что посылает ее вам в надежде на то, что вы подарите эту мантилью той, которую изберете дамой своего сердца, подарите в день свадьбы, — пояснил посол.

Дель Мундо посмотрел на посла. В горле его стоял комок, мешавший говорить. Он уже нашел даму своего сердца, но она принадлежит другому. Что ж, он будет по-прежнему любить ее, пусть она далеко за морями.

— Та женщина, которая послала мне это… Она была… дивная.

— Знаю, я видел ее, — кивнул посол.

Он заметил, что дон Рамон говорил о ней в прошедшем времени — слова его, возможно, означали отречение.

С мантильей на коленях провел дон Рамон полночи, напиваясь французским вином, которое прислал ему губернатор, решивший все же отдать Марину за настоящего мужчину, а не за тщеславного щеголя, какого-нибудь плантаторского сынка или богатого купца. Кроме того, дон Рамон ей нравился, и ее симпатии стали особенно очевидны после того, как со сцены сошли маркиз и дон Диего.

Дон Рамон приехал в Гавану охотником за состоянием; он собирался завоевать Новый Свет и покрыть себя славой, чтобы затем, вернувшись в Испанию, сделать себе выгодную партию. Но вместо славы он нашел здесь настоящую любовь, нашел и губернаторскую дочь.

И сейчас, в задумчивости глядя на мантилью, милое напоминание о той, которая носила ее, дон Рамон решил вычеркнуть Марину из своего будущего.

На следующий день он застал ее в патио. Старушка дуэнья сидела поблизости, мирно посапывая.

Рамон сделал вид, что не заметил, как загорелись радостью глаза девушки. Она была так простодушна, эта взбалмошная глупышка!

— Моя дорогая, — с глуповатой ухмылкой проговорил он, поскольку еще не вполне протрезвел, — вы заслуживаете лучшего мужчины, чем я, вы заслуживаете того, кто действительно вас любит.

— Но мне не нужно никого лучше вас! — заявила Марина, уже сделавшая свой выбор. — Если вы не любите меня сейчас, — упрямо продолжала она, — вы научитесь меня любить!

— Нет, — с улыбкой покачал головой дон Рамон, — вы заслуживаете того, кому не пришлось бы учиться вас любить, Марина. Вы заслуживаете лихого кабальеро, который полюбил бы вас с первого взгляда.

— Нет!

Марина не привыкла к отказам. Вскочив со скамьи, она затопала ногами. Старушка дуэнья, проснувшись, в испуге запричитала:

— Что такое? Что случилось?

Но Марина добилась-таки своего, потому что после месяца или двух метаний дон Рамон дель Мундо вспомнил все же об изначальной своей цели.

Он вернулся в губернаторский дом и, преклонив колено, попросил руки у сияющей от радости Марины.

Вот так и случилось, что губернаторская дочь, немного повзрослевшая и ставшая намного стройнее, растерявшая то, что ее отец называл «младенческим жирком», пошла под венец с доблестным доном Рамоном дель Мундо. Когда невеста входила под своды собора за площадью, на ней была белая мантилья, подарок Серебряной Русалки.

И все колокола в городе звонили в честь новобрачных. И вся Гавана веселилась.

Но по ночам, когда лунный свет, бледный и серебристый, струился над Гаваной, когда облака на небе становились похожими на волосы Каролины, а звезды отливали серебром, как ее глаза, дон Рамон дель Мундо, сидя в патио своего нового дома, потягивал вино и вспоминал женщину, загадочную и прекрасную, как лунный свет, женщину, словно ветер ворвавшуюся в его жизнь и унесшую с собой его сердце.

Он знал, что всегда будет вспоминать ее…

Порт-Рояль, переживший сначала ураган, а затем и землетрясение, смывшее город в море, уже более не возродился в прежнем облике и на прежнем месте.

Но для Каролины, счастливо живущей в Англии, пережитые потрясения не оказались роковыми. Она, разумеется, узнала о том, что после ее бегства из города Порт-Рояль продолжал уходить под воду; слышала и о том, что новый город Кингстон строится недалеко от бывшего Порт-Рояля, на месте, более приспособленном для строительства. Впрочем, Каролина не собиралась возвращаться на Ямайку — тот мир ушел, закатился за горизонт, исчез навеки под сине-зелеными волнами Карибского моря.

Но кое-что уцелело. Из прошлого вернулся верный друг Хоукс.

Прощение, дарованное королем Келлзу, означало и прощение всей его команде.

Хоукс, подошедший к порогу их дома в Эссексе, был все так же молчалив и ходил все так же вразвалочку. Он принес с собой огромный обруч, за который цеплялся красно-зеленый гигантский попугай по кличке Пол, и плетеную корзину в виде домика, в котором притаился сюрприз для Каролины — Мунбим.

— Хоукс, где же тебе удалось его отыскать? — воскликнула Каролина, открыв плетеную корзину-домик.

— Я нашел его на верхушке дерева в мангровых зарослях, — сказал Хоукс. — Мы отправились туда на поиски сестры одного человека, который все никак не мог поверить, что она погибла. Я услышал мяуканье и увидел кота! Понятия не имею, как он туда забрался, но факт есть факт: вот он!

Каролина даже прослезилась. Схватив любимца на руки, она торжественно произнесла:

— Добро пожаловать в Эссекс!

Кот, отощавший после пережитого, заурчал. Когда же Каролина опустила его на землю, принялся тереться о ее ноги в знак признательности. Затем с присущей ему независимостью отправился обследовать окрестности — сад возле дома.

Пожалуй, зеленые заросли ему пришлись по вкусу даже больше, чем песчаные улицы Порт-Рояля, и вскоре Каролина могла с гордостью сказать, что в Эссексе не осталось ни одного поместья, где бы не жили потомки Мунбима.

Каролина легко и непринужденно вошла в высший свет графства. Вирджинии даже казалось, что сестра навсегда позабыла прежнюю жизнь.

Но прошлое часто приходило к Каролине по ночам: она снова была там, в Порт-Рояле, снова бродила по песчаным улицам и слышала крики ярких попугаев, таких, как красно-зеленый Пол. Где-то тревожно звенели сабли, вскрикивали женщины, и Каролина металась по кровати, ощущая себя такой же несчастной, как они все. Она, жена пирата, как и многие женщины в тропиках, чьи мужья, как и Келлз, были в море, ждала своего мужчину, не зная наверное, со щитом он вернется или на щите.

В такие мгновения было великим счастьем: проснуться — и увидеть Келлза, мирно спавшего рядом. В такие мгновения Каролину охватывало ни с чем не сравнимое чувство — чувство благодарности судьбе за то, что та, проведя их через все испытания, даровала им эту мирную жизнь.

В положенный срок Каролина родила Келлзу сына, такого же храбреца, как отец. И сын его женился на самой богатой наследнице в Англии, женился по любви. Следом за сыном у них родилась дочь, ставшая почти такой же красавицей, как мать, и покорившая немало сердец в Эссексе.

Получив известие о рождении внучки, Летиция Лайтфут предприняла путешествие из колоний в Англию, причем одна, ибо так и не смогла заставить Филдинга составить ей компанию.

— Две наши дочери нашли свою гавань, Филд, — сказала мужу Летиция, вернувшись из Англии.

— А ты, Летти, как всегда, нашла самые модные наряды, — с кислой миной заметил Филд, неодобрительно глядя на ее подбитый мехом бархатный плащ и отороченную мехом шапочку.

Летиция весело рассмеялась, рассмеялась своим особенным смехом, который так нравился Филдингу, когда он ухаживал за молоденькой Летти.

— У меня, Филд, вон сколько этих модных вещей! — Она кивнула на сундуки.

— Теперь пора домой, дорогая!

Баржа уже ждала у причала.

Все, кто видел эту встречу, состоявшуюся серым зимним днем, — а таких остроглазых наблюдателей оказалось немало, — все сказали, что возвращение Летиции домой было поистине триумфальным.

Летиция же не уставала повторять на людях и дома, что две ее дочери, Вирджиния и Каролина, вполне счастливы. Что касается старшей дочери, Пенни, которая, как говорили, без всякого стеснения появлялась на людях в обществе женатого мужчины, своего любовника, знаменитого маркиза Солтенхэма, то о ней Летиция предпочитала помалкивать. Правда, даже у самых отъявленных сплетниц не хватало духу вызвать Летицию, известную своим необузданным нравом, на разговор и поднять эту тему.

Но когда до колоний докатились слухи о том, что маркиз, пусть и со скандалом, все же развелся с женой и женился на своей любовнице, причем свадьба состоялась не где-нибудь, а в самой столице, в Лондоне, в дом тетушки Пэт пришел настоящий праздник.

— Пенни завоевала его наконец! — воскликнула восхищенная Делла, округляя глаза.

Сейчас обе девушки знали историю о том, какую жизнь вела Пенни на Багамах и как потом жила во грехе с женатым маркизом.

— Ну конечно, так должно было случиться! Я всегда знала, что Пенни добьется своего, — заявляла Фло, с возрастом превращавшаяся в настоящую красавицу, под стать старшим сестрам.

— И я совершенно не верю сказкам о том, что Пенни выиграла кучу денег, играя в вист с самим королем Неаполя, так что маркиз смог оплатить все долги и послать к черту свою богатую жену! — с чувством говорила Фло; затем, уже более осторожно, добавляла: — Не так ли?

— Ну конечно же, и я не верю! — поспешно откликалась Делла. — Хотя… Пенни ведь всегда обставляла всех в карты. Фло, как ты думаешь, все было именно так? Я только не уверена, что в Неаполе есть король. А ты?

— Ну если такой имеется, я уверена, что Пенни его нашла! — В глазах Фло зажглись веселые огоньки.

— И изрядно облегчила его кошелек! — воскликнула Делла; подбросив в воздух розу, она грациозно поймала ее.

Лепестки дождем посыпались на хохочущих девушек.

— А это значит, что мы будем гостями не только в Лондоне и в Эссексе, но будем приезжать и в Гэмпшир, потому что разве не в Гэмпшире находятся владения маркиза Солтенхэма? — сказала Фло.

Делла с задумчивым видом отщипнула розовый лепесток.

— И нас будут повсюду приглашать, — проговорила она. — Поскольку мы родственницы маркизы и виконтессы. И мы с тобой выйдем замуж по меньшей мере за герцогов!

— По меньшей мере! — просияла Фло. И вдруг насупилась. — Я было уже совсем собралась бежать в Мэрридж-Триз, чтобы не нарушать семейную традицию, но теперь, когда наши старшие сестры все замужем за благородными джентльменами, придется оставить эту мысль.

Деллу опять разобрал смех, и она покатилась по траве.

— Придется нам довольствоваться маркизами! — проговорила она, давясь от смеха.

На пороге дома появилась Летиция. Она неодобрительно покачала головой:

— Они так похожи на Пенни и Каролину. Не знаю, Петула, что из них получится.

— Скажи лучше, что дочери слишком похожи на тебя, Летти! Мы-то с тобой обе знаем, в кого у них такой необузданный нрав!

Летиция промолчала.

Они действительно были очень похожи на нее, ее старшие дочери, Пенни и Каролина. И она втайне всегда ими восхищалась, особенно Каролиной! Унаследовав материнский характер, сестры унаследовали и ее судьбу. Не слишком легкую, надо признать! И все же обе выдержали испытания с честью и добились того, чего заслуживали. В поединке с судьбой они вышли победительницами!

От автора

В этой восхитительной (или возмутительной — смотря на чей взгляд) сказке, относящейся к романтичной, насыщенной всевозможными событиями поре — к семнадцатому веку, я разворачиваю перед вами удивительный мир, мир приключений, в том числе и любовных, выпавших на долю дерзкой до безрассудства красавицы Каролины Лайтфут и ее возлюбленного, пирата капитана Келлза.

Их бурный роман разворачивается на фоне процветающего колониального города, переживающего свой золотой век, ставшего чем-то вроде колониального Парижа. Воссоздавая для себя картину Порт-Рояля, этого, увы, не сохранившегося города, я старалась описать все события и обстановку так, чтобы улицы его, форты и даже магазины находились там, где они были в действительности, согласно старинным картам и записям. Но, копаясь в старинных книгах, изучая данные современных археологических раскопок, я все же не забывала о том, чтобы город предстал живым, ярким, пестрым и праздничным в своем карнавальном веселье, в смешении стилей и мод, таким, каким он был тогда, когда этот легендарный порт, главный в Вест-Индии, находился на вершине славы, когда гавань Порт-Рояля была заполнена судами с похожими на белые крылья парусами, а флаги многих стран гордо реяли в небе. Стоит представить себе этот странный, непохожий ни на одну столицу мира город с его пятиэтажными кирпичными домами, внушительными и богатыми, с его бесконечными ангарами складов, ломящимися от трофеев с испанских груженных золотом галионов, с его песчаными улицами, по которым, дребезжа абордажными саблями, гордо шествовали пираты, — и старинный порт предстанет пред вами во всей своей необузданной красе — чудесная оправа для истинного сокровища Карибов, ослепительной красавицы Новой Испании, Серебряной Русалки — Каролины Лайтфут.

Несмотря на то что все персонажи и события в этом романе, за исключением тех, о которых я только что упомянула, являются целиком и полностью плодом моего воображения, я старалась придерживаться исторических реалий. Например, доблестный фрегат «Лебедь» действительно существовал, и то короткое, но отчаянное путешествие, о котором говорится в романе, на самом деле имело место. И ошеломляющая история Хоукса, которая может показаться неправдоподобной, списана с истории реального лица, некоего Льюиса Галди. История эта оказалась буквально высечена в камне — на могильной плите, найденной в пределах церковной ограды возле одного из соборов Порт-Рояля.

Даже удивительное поведение кота с романтическим именем Мунбим, что в переводе означает «лунный луч», не просто выдумка. Прототип этого кота, что развлекал гостей за зваными обедами в Эссексе, существовал некогда в Англии, и хозяин так любил общество своего любимца, что научил его приличным манерам и позволял ужинать вместе с семьей.

Что касается губернатора Ямайки Джона Уайта, то этот человек действительно правил в то время островом, и, по свидетельству пастора собора Святого Павла, некоего Хита, его взяли на борт корабля «Буйный купец», правда, продолжал ли он исполнять свои губернаторские обязанности после этого случая, история умалчивает. Факт и то, что он любил попивать полынное вино^[7], а вот другие подробности его быта, описание его семьи относятся к области фантазии.

В этой книге вы также найдете правдивое описание одной из величайших катастроф западного полушария — гигантского землетрясения, поглотившего город, и я, признаться, сделала все возможное, чтобы, пользуясь записями очевидцев и прочими историческими документами, передать ее как можно достовернее. Когда фактов недоставало, мне приходилось полагаться на собственное воображение. Однако мне удалось выяснить, какая погода была накануне катастрофы.

Что касается Диего Вивара, в те времена и испанская разведка, и испанская власть были на равной высоте, так что вышеупомянутый герой вполне мог закончить свою карьеру именно так, как было описано в романе.

Когда с пиратским оплотом на Ямайке было покончено, корсарам действительно некуда было податься. Тортуга по сравнению с Ямайкой казалась жалкой дырой, кроме того, она принадлежала Франции, а в те времена английский и французский флот воевали друг с другом. Те из пиратов, кто остался верен своему ремеслу, объединились в небольшие группы и основали маленькие поселения-форты на Багамах. Своей столицей они провозгласили Чарльзтаун — город на острове Провидения, который в 1690 году был переименован в Нассау. Несмотря на то что исход корсаров на Багамы обычно связывается с именем Моргана и считается окончанием пиратства, доподлинно известно, что упомянутый исход состоялся только через четыре года после того, как Моргана не стало, а пираты Нассау еще долго продолжали промышлять во Флоридском проливе, в Наветренном проливе и в проливе Мона. Конечно, неоднократно предпринимались попытки усмирить этих неукротимых морских хищников, и одна из таких объединенных попыток испанских и французских властей описана в романе, хотя я и несколько сместила сроки, поскольку действие романа происходило несколько раньше, чем вышеупомянутая акция.

Во время акции, описанной в романе, мужчины, которых удалось поймать, были почти поголовно убиты, а женщины проданы в рабство в Гаване. И гаванская тюрьма, и крепость, сумрачная Эль-Морро, о которой я написала в романе, существовали уже сто лет, и за это время множество корсаров приняли смерть на площади де Армас.

Хотя испанцы могли и не планировать набег на Ямайку в 1692 году, считается, что таковой план действительно имел место и испанцы на самом деле намеревались напасть на Ямайку во времена Моргана и выдворить англичан из Вест-Индии. Считается, что человеком, разгадавшим намерения испанцев, был губернатор Ямайки Модифорд. Этот мудрый человек, понимая, что английский флот слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь, убедил корсара Моргана собрать своих пиратов и напасть на Порто-Белло. Таким образом, испанцам пришлось отражать атаку пиратов, и их сил не хватило на осуществление вторжения. Именно эта ситуация с некоторыми вольными отклонениями и воссоздана в романе. Впрочем, не исключена вероятность того, что все происходило именно так, как описано. Ведь и тогда, как и сейчас, на помощь военным приходили шпионы или лазутчики, как будет угодно, и почему бы одному из них не оказаться красавцем и неравнодушным к такой великолепной женщине, какой была Каролина?

Валери Шервуд

Валери Шервуд — писательница, обладающая неповторимым даром создавать произведения, полные прекрасной романтики чувств и захватывающей живости сюжетов, чистой нежности истинной любви и обжигающей чувственности земной страсти.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Диего Уртадо де Мендоса (1503–1575) — испанский писатель и государственный деятель. Был послом императора в Священной Римской империи Карла Пятого в Венеции, Риме на Тридентском соборе. — Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

В настоящее время остров Гаити.

(обратно)

3

Декларация о грузах.

(обратно)

4

Порт на побережье Карибского моря в Южной Америке, присоединен к Испании в 1533 году.

(обратно)

5

Зеленый в средние века являлся традиционным цветом одежды англичан.

(обратно)

6

Меч со срезанным острием, который несут во время коронации короля Великобритании как символ милосердия.

(обратно)

7

Абсент, напиток, популярный среди французской богемы. Достаточно вспомнить импрессионистов — любителей этого не знающего себе равных по наркотическому эффекту алкогольного напитка.

(обратно)

Оглавление

Пролог

КНИГА I СЕРЕБРЯНАЯ РУСАЛКА

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ КРАСАВИЦА ПОРТ-РОЯЛЯ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ КАТАСТРОФА

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

КНИГА II РУЖ

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

КНИГА III ПРЕКРАСНАЯ ПЛЕННИЦА

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИСПАНСКИЙ КАВАЛЕР

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПАСНЫЙ СОПЕРНИК

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

КНИГА IV КЕЛЛЗ

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

  Эпилог

От автора

*** Примечания ***