Империя тысячи солнц. Том 2 [Шервуд Смит] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Шервуд Смит, Дэйв Троубридж Империя тысячи солнц. Том 2

Крепче цепей ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

20

ГЕЕННА
– Красного эгиоса на теменарха слоновой кости, – сказал Лазоро.

Лондри Железная Королева шлепнула карлика по руке, которую он тянул к старинным дипластовым картам.

– Не трогай, образина. У тебя пальцы сальные.

Ее канцлер, хихикнув, отгрыз еще кусок жареного мяса от кости, которую держал в изуродованной руке, и стал шумно жевать. У Лондри подступила тошнота к горлу: в начале своей пятой беременности она потеряла аппетит ко всему, а жареное мясо ей было особенно противно.

Светильники над головой потрескивали, когда сквозняк колебал их фитили; толстые ставни на глубоких узких окнах была открыты и впускали предрассветный бриз, насыщенный запахом ночных кровоцветов, обвивавших башню Аннрая Безумного. Лондри снова затошнило от их густого, почти трупного аромата.

Лазоро посмотрел на нее пристально.

– Сколько на этот раз?

– Две луны.

Карлик замолчал, и только карты шлепали о низкий стол между ними. Все ее предыдущие беременности заканчивались выкидышем на третьем месяце.

Лазоро ткнул в карты свободной рукой:

– Теперь открой аномалию фениксов и подвинь ее к веретену, которое освободится...

– Без тебя вижу, олух. Между прочим, эта игра называется «солитер».

Лазоро встал, почти не сделавшись от этого выше, и отвесил низкий поклон, стукаясь лбом о стол и причитая:

– Прости, о владычица.

Когда он выпрямился, одна из карт прилипла к его большому лбу; звезды на ее рубашке под его блестящими серыми глазами выглядели как знаки касты. Лазоро оторвал карту и уставился на нее, а Лондри прыснула со смеху.

– Девятка фениксов. – Лазоро обернул карту лицом к Лондри, показав девять геральдических птиц, объятых пламенем. – Счастливый случай и раздор.

– Счастливый случай и раздор, – повторил громовой голос, от которого оба вздрогнули. – Что еще скажешь новенького, о провидец?

Внушительная фигура Ани Стальная Рука заполнила дверной проем, отбросив портьеру мощной, испещренной шрамами дланью. Кузнечиха прошла в комнату и плюхнулась на стул, заскрипевший под ее тяжестью.

– Моя страсть к тебе, прекрасный цветок кузницы, – заухмылялся Лазоро, – обновляется каждый раз при виде твоего гибкого стана.

– Ба! – Аня схватила кружку, налила в нее густого свежего пива и откинулась назад.

Лондри, отняв карту у карлика, бросила ее на стол, и Лазоро сел, приобретя внезапно серьезный вид.

– Тебе в самом деле пора решить что-то насчет той изолятки с пастбищ Щури. Ацтлан и Комори долго ждать не станут, а если они сцепятся, в дело ввяжутся тазурои: за последние семнадцать лет они вошли в большую силу.

Лондри ощутила внезапную беспричинную ярость и подавила ее заодно с волной желчи, которую снова вызвал в ней запах мяса. Эту женщину, ссыльную из Панархии, высадили на спорной границе между Ацтланом и Комори. Когда обнаружилось, что стерилизована она временно, оба дома чуть в войну не вступили. Мать Лондри предложила компромисс: первый ребенок достанется Комори, второй Ацтланам, третий дому Феррика.

– Надо же было этой проклятой Телосом суке родить двойню, – сказала Аня, не поднимая глаз. Лондри с гримасой потерла живот, уловив краем глаза встревоженный взгляд Лазоро. Уроженцы Геенны редко бывают сами способны к деторождению, и детская смертность здесь очень высока – Лондри одна выжила из пятнадцати братьев и сестер, ни один из которых не дотянул до трех лет. Двойня – это что-то неслыханное. Теперь Комори требуют себе обоих детей, Ацтланы же – того, кто родился вторым.

Железная Королева вздохнула и подошла к высокому окну. Звезды бледнели, и. лучи ядовитого света уже прорезали небо над далекими горами Суримаси, возвещая начало нового дня под палящим огнем Шайтана, солнца Геенны.

Позади послышались неровные, шаркающие шаги. Лондри знала, что это Степан, гностор, сосланный на Геенну при ее матери; шесть лет назад червь-сапер отъел ему половину ступни.

Не оборачиваясь, Лондри посмотрела вниз, на путаницу каменных и деревянных построек дома Феррика, за опоясывающую их стену. Разгорающийся дневной свет очертил колоссальное, идеально круглое отверстие Кратера на равнине, протянувшейся до самых гор. Кратер, основа основ ее королевства и центр человеческой жизни на Геенне, был делом рук ненавистных панархистов, их тюремщиков, забросивших на планету металлический астероид около двухсот тридцати лет назад. Металл, осевший в центре воронки, – драгоценное железо, столь редкое на Геенне, – возвысил дом Феррика над всеми остальными, а испарившаяся часть астероида, богатая элементами, необходимыми для человеческого организма, образовала Кляксу.

По словам Степана, это был чрезвычайно хитрый замысел. «Они могли бы опылить планету, чтобы доставить нужные микроэлементы, – объяснил он. – Но они дали нам еще и металл – ровно столько, сколько надо, чтобы мы не начали строить цивилизацию без него, чтобы постоянно за него дрались и не доставляли им хлопот».

Лондри обернулась к остальным:

– Ну почему она не мужчина? Их куда легче делить.

– Возможно, они так же спорили бы из-за жеребца, способного зачать двойню, – печалиться не о чем. – Изысканный дулуский выговор Степана резал Лондри ухо.

– Тебе легко говорить. Оба они – надежные союзники нашего дома, и оба по-своему правы.

– Правы? – хрюкнул Лазоро, взмахнув ногой джаспара, которую обгладывал. – Правы? С каких это пор правота что-то значит?

Занавес у двери снова отодвинулся, открыв семифутовую тушу военачальника Лондри, Гат-Бору. Двигаясь с неожиданной легкостью, он занял свое место за столом.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, – ответила Лондри.

Карлик состоял канцлером при ее матери до ее безвременной кончины около двух лет назад, и без него Лондри вряд ли усидела бы на Рудном Престоле, Лазоро было около двадцати лет, как и Степану.

Но сам Степан говорил, что ему шестьдесят, и называл этот возраст цветущим.

Впрочем, что ни говори, двадцать лет – равные стандартным шестидесяти годам по отсчету Тысячи Солнц – на Геенне уже старость. Лишенный в детстве питательных веществ, доставляемых с орбиты ненавистными панархистами, он пал жертвой одного из авитаминозов, столь распространенных на этой планете, но на его умственные способности это не повлияло.

Лазоро ласково улыбнулся Лондри и снова посерьезнел.

– Конечно, понимаю. Ты – вылитая мать. Но с годами она усвоила, как усвоишь и ты, если Телос продлит тебе жизнь, что право и сила между собой не дружат.

– Ну, пока я здесь, – гулко пробасил Гат-Бору, – можешь об этом не беспокоиться. – Он налил себе пива. – Вопрос вот в чем: с кем из них мы предпочтем сразиться? Тот, кому твое решение придется не по вкусу, сразу заключит союз с тазуроями. Но твоя армия готова к войне, что бы ты ни решила.

– Нельзя надеяться на то, что твое решение удовлетворит всех, – сказал Степан, раскинув на столе свои длинные бледные пальцы. – Лучшее, что ты можешь сделать, – это как-то смягчить неудовольствие.

– С тем же успехом можно сказать, «вода мокрая» или «железо – большая редкость», – раздраженно проворчал Лазоро. – К чему переливать из пустого в порожнее?

Канцлер откинулся назад на своем высоком стуле и раскачивался на нем, упершись короткими ножками в край стола. Он всегда так делал, когда бывал раздражен; Лондри с детских лет ждала, что он перевернется, но этого ни разу не случилось.

Она не стала вмешиваться в их перебранку. Зевок разодрал ей рот, и боль позади глаз усилилась: рассвет для жителей Геенны был временем отхода ко сну, а она последние дни спала мало. Тошнота, никогда не проходившая окончательно, грозила вот-вот одолеть ее.

Собака под столом заскулила во сне, скребя лапами по камышу.

– Тихо, тихо, кусака, успокойся. – Лондри улыбнулась нежности, неожиданно прорезавшейся в хриплом альте Ани Стальная Рука. Кузнечиха, нагнувшись, погладила собаку по голове – та перестала скулить и застучала хвостом по полу.

Великанша выпрямилась и сердито глянула на обоих мужчин – ее светлые глаза казались еще пронзительнее по контрасту с лоснящейся черной кожей. Стукнув кулаком по столу, она поднялась на ноги, от чего подсвечники заколебались и кружки задребезжали.

– Вы двое способны спорить до Последнего Звездопада!

Лазоро качнулся обратно к столу и в насмешливом ужасе закрыл голову руками, а Степан только посмотрел на Аню с полнейшей невозмутимостью на круглом пухлом лице.

– Третий ребенок принадлежит Дому Феррика, – продолжала Аня. – Мы получим его быстрее, если решим в пользу Ацтланов и поделим близнецов, но тогда с тазуроями объединятся Комори, и вражеское войско будет больше, чем в случае обратного решения. – Она посмотрела на Лондри. – Подумай, Ваше Величество: стоит ли идти на риск ради того, чтобы побыстрее завладеть плодоносной женщиной?

– Наши шпионы доносят, что у нее слабое здоровье, – вставил Лазоро. – Ждать опасно.

Двойня. Тошнота подкатила к горлу, и это решило вопрос, но не успела Лондри высказаться, из коридора донесся новый звук.

Топ-шшш. Топ-шшш. По мере приближения к этим ритмическим шумам добавилось хриплое ворчание.

Дверная портьера у пола выпятилась, и показалось голое существо, среднего рода, белое, как альбинос, – оно скакало на четвереньках к столу, словно здоровенная лягушка. Это был человек, но никто не сумел бы определить его пол, если бы таковой даже имелся. Тупая физиономия казалась еще менее выразительной, чем у мертвеца.

Оно остановилось за столом Лондри, и она повернулась к нему – ей не хотелось на него смотреть, но если бы она этого не сделала, оно могло бы коснуться ее.

– Оракул... оракул... оракул, – пропищало существо тонким голосом, пуская слюну с толстых багровых губ. Его розовые глаза гноились. – Щури... Щури... Щури.

Лондри отпрянула, а оно подступило еще ближе, лепеча свою бессмыслицу. Аня подошла, успокаивающе положив королеве на затылок тяжелую мозолистую руку, и отпихнула урода ногой.

– Убирайся, ты, недоделок! – с отвращением отчеканила она, употребив самое сильное на Геенне ругательное слово. – Скажи своему хозяину, что мы придем, и пусть не посылает тебя больше.

Существо повернулось и зашлепало к двери, завывая на ходу:

– Больно... больно... больно.

Лондри заметила, что Степан, единственный изолят среди них, охвачен ужасом – остальным, рожденным и выросшим на Геенне, стало всего лишь не по себе.

В Тысяче Солнц таких красавцев нет. Там они ни к чему.

– Ты в порядке? – спросила Аня. – Это можно и отложить.

Лондри потрясла головой.

– Ничего. – Ее голос дрожал. Мать никогда не говорила ей об этом, и ее внезапная смерть помешала Лондри узнать, каким образом ссыльный фанист, живущий глубоко в подвалах замка, поддерживает связь с домом Феррика. Лондри знала только, что мать всегда шла к нему, когда бы он ни позвал.

Она поднялась с места.

– Это еще раз доказывает, насколько важны для нас пастбища Щури. Давайте покончим с этим.

* * *
«САМЕДИ»
– Ой-ой-ой! Прогони-ка еще раз! – Хохот остальных, собравшихся на мостике «Самеди», почти заглушил стонущий от смеха голос Кедра Файва.

– Не могу больше. – Сандайвер не успевала утирать слезы с раскосых зеленых глаз. – Надо передать это по гиперсвязи – Братству точно понравится. – Она повалилась на пульт, задыхаясь от смеха и тряся своей серебристой гривой.

– Погоди передавать. У меня идея. – Моб, обнажив в ухмылке подпиленные красные зубы, застучала по клавишам своего пульта.

Хестик ударом кулака перемотал запись. Тат Омбрик обратила взгляд на большой видеоэкран – ей было смешно, но она почему-то чувствовала себя виноватой.

Перед рифтерами снова предстали Панарх и его советники, старые, в серой тюремной одежде, которую Эммет Быстрорук, капитан «Самеди», не позволял им стирать. Они сидели за своим голым столом и ели. Тат подалась вперед, пытаясь разобрать, о чем они говорят. Они так быстро произносили слова своими певучими голосами, что трудно было уловить смысл.

В этот момент гравиторы без предупреждения отключились, и заключенные взмыли со своих скамеек, цепляясь за что попало. Пища из полных ложек и жидкость из стаканов собралась в шарики, тут же испачкавшие нескольких человек.

Старики сталкивались друг с другом, беспомощно суча руками и ногами. Тут Сандайвер снова врубила гравиторы, и все хлопнулись вниз, а еда, которая еще не успела размазаться по стенам и переборкам, полетела на них.

– Гляньте на этого, лысого, – стонал Хестик. – Плюхнулся прямо на косую старуху. «Хочешь меня?» – пропищал он дрожащим старческим голосом.

Мостик снова зареготал, кроме Моб, занятой своим делом, и Тат, которая только улыбалась.

Она отвернулась, увидев старушку на полу, которая прижимала к груди сломанную руку, и попыталась подавить нехорошее чувство, твердя себе, что этим чистюлям все равно скоро конец. Моррийона Моб и Хестик решили больше не задевать: когда-нибудь его должарский хозяин может узнать, что они делают, и никому не известно, как он тогда отреагирует. Это, конечно, корабль Быстрорука... но вряд ли даже Быстрорук вправе отдавать приказы Анарису ахриш-Эсабиану, сыну и наследнику Джеррода Эсабиана.

Тат посмотрела на свои маленькие, короткопалые руки, лежащие на пульте. Моб и Хестик любят пошутить, пока Быстрорук спит, – чем злее шутка, тем лучше; и если бы они не убедились, что с чистюлями можно вытворять все что угодно, они переключились бы на других, вроде Тат, слишком слабых, чтобы защитить себя или найти себе заступника. Тат, самая маленькая из всего экипажа, заново ощутила двойственность своего положения на мостике: здесь ее кузены ей ничем не помогут.

– Давайте поглядим, что будет дальше, – сказала Моб, оскалив свои драконовские зубы, и экран показал то, что имиджеры снимали в текущий момент.

Чистюли поднялись и кое-как привели себя в порядок с помощью того скудного белья, которое им выдавал Быстрорук. Большой старикан склонился над маленькой женщиной, пытаясь забинтовать ей руку полосками, оторванными от простыни.

Внезапно все они уставились в одну точку, тревожно замерев. Одни скривились в отвращении, другие остались невозмутимыми. Моб, протянув руку к пульту Сандайвер, снова отключила гравиторы, и в комнату хлынуло омерзительное бурое вещество.

Кедр Файв так и взвыл, молотя по спинке кресла.

– Ты заткнула им нужник!

Стены затряслись от нового взрыва хохота. «Может, проклятые должарианцы тоже смотрят на это и смеются», – подумала Тат. Никто не знал точно, как они запрограммировали имиджеры; все полагали, что Моррийон за ними шпионит, но не знали, до какой степени. Поднявшись на борт, он чуть ли не первым делом зарезервировал огромный блок корабельных компьютеров для личного пользования, и никто пока не сумел взломать его код. Тат постоянно работала над этим по приказу Быстрорука, который хотел знать, какие из функций корабля контролируются должарианцами.

«Ты бори, – заявил ей Быстрорук, – и здорово сечешь в системотехнике. Давай-ка расколи этого поганого зин-червяка».

Тат только кивнула в ответ, не сказав, что Моррийон принадлежит к Последнему Поколению. Тот, кто пережил селекцию, чистки и жестокую муштру, которую проходят, чтобы служить потом должарским господам, сечет в системотехнике на порядок лучше, чем она.

Снова взглянув на экран, она отвела глаза. Желчь подступила к ее горлу: легко представить, как воняет сейчас в той комнате.

Позади нее Хестик корчился в судорогах, Сандайвер вытирала глаза, а Кедр Файв и Моб упивались каждой отвратительной деталью. Они до того увлеклись, что не слышали шипения двери и тяжелой поступи вошедших.

Тат съежилась с бьющимся сердцем. Ее отец бежал с Бори, когда она была еще маленькая, как раз перед тем, как панархисты одержали победу над Эсабианом, но она до сих пор испытывала ужас при виде должарианца; а сейчас на мостик вошли двое громадных, одетых в черное тарканцев из личной охраны Анариса.

Настала тишина. На Кедра Файва напала икота, а тарканцы двинулись к Моб.

Она вскочила, оскалив зубы и выхватив нож, но тарканец отбил ее руку в сторону и сгреб Моб за грудки. При всей ее величине он легко оторвал ее от пола, а второй в это время схватил за руку Сандайвер.

– Да иду, иду, – сказала она, поднимаясь. – Какие проблемы?

Тарканцы молчали. Тат не была даже уверена, понимают ли они уни. Так, молча, они и вышли, клацая сапогами по палубе, – один тащил задыхающуюся, сыплющую руганью Моб, другой тянул за собой Сандайвер несколько быстрее, чем ей было желательно.

Дверь за ними закрылась, и на видеоэкране стало видно, что гравиторы включились снова, и Тат заметила, что на пульте Сандайвер зажегся соответствующий зеленый огонек. «Интересно, – подумала она. – Значит, я была права: они имеют доступ к корабельным функциям». Она продолжала думать над этим, глядя, как несколько должарианцев в сером выводят заключенных из загаженной комнаты.

Миг спустя на экране появились тарканцы. Моб поникла, не подавая признаков жизни, и кровь струилась у нее изо рта. Волосы Сандайвер стояли дыбом вокруг лица, которое даже злость не лишала красоты. Она даже умудрилась принять вызывающую позу. Тут в отсек без предупреждения вошел сам Анарис, еще выше ростом, чем тарканцы, с лицом, точно у скульптуры какого-нибудь древнего короля-воителя. Тат съежилась еще больше, хотя видела его только на экране.

– Заключенные должны прибыть на Геенну живыми и невредимыми, – сказал он на своем неправдоподобно чистом уни. Он говорил в точности как чистюли. С легкой улыбкой он кивнул на тряпки и щетки, сваленные на пол солдатом в серой форме. – Когда помещение снова станет обитаемым, мы продолжим обсуждение этого вопроса.

Тарканцы отпустили женщин и вышли, закрыв за собой дверь. Сандайвер скрючилась в приступе рвоты. Моб привалилась к столу, не обращая внимания на зеленовато-коричневую жижу, в которой сидела.

Хестик хотел выключить экран – и не смог.

Оставшиеся на мостке переглянулись и в полном молчании стали смотреть, как обе женщины принялись за уборку – другие склонились над своими пультами, чтобы этого не видеть.

* * *
Моррийон убрал звук на мониторе, подключенном к мостику, – пусть теперь ждет своей очереди. На своем личном экране он с удовольствием наблюдал, как драко и ее подружка соскребают дерьмо со стен, и подумывал, не запустить ли вирус в систему тианьги – пусть время от времени подает им в каюты гнилостный запашок, чтобы помнили.

Он с сожалением отказался от этой идеи и занес весь процесс уборки в свой личный файл. Мысль, конечно, заманчивая, но потом они заставят каких-нибудь бедолаг поменяться с ними каютами; он охотно бы выкинул в космос всю рифтерскую сволочь с этого корабля, но некоторые из них куда хуже других.

Он никогда бы не достиг таких высот, если бы работал грубо. Довольно будет и того, что они найдут в системе этот закодированный файл – они будут знать, что в нем содержится, как и то, что Моррийон в любое время может показать это по гиперсвязи. Это подрежет драконихе крылья: быть опозоренным публично для драко хуже смерти.

Что до этой паршивки с серебряными волосами... Он забарабанил ногтями по краю пульта, с обновленной яростью вспоминая, что вытворяли с ним эти рифтерши. Он знал, что это она побрызгала клерметом стену в ногах его койки, а потом подключила это место к энергосети. Он пошевелил ногами в башмаках: ожоги все еще болели. И она с тем прыщавым гадом, навигатором Хестиком, запустила пласфага в его тианьги, отчего его простыни превратились в мерзкую розовую слизь.

Но между рифтерами нет единства. Моррийон, улыбаясь, зашагал по каюте. Разумеется, он никогда не скажет Анарису об этой тихой войне: на что это похоже, если правая рука Анариса не может защититься от шайки рифтеров? Он просто настроит их друг против друга...

Коммуникатор на его поясе завибрировал: личный сигнал Анариса. Моррийон активировал новые замки, которые поставил в своей каюте. Следующего, кто сюда сунется, ждет крайне неприятный сюрприз, после которого при большом невезении можно даже выжить.

Он поспешно зашагал по узкому коридору, думая, не пришла ли Анарису новая шифровка по гиперсвязи – а может быть, тот решил снова побеседовать с Панархом.

Моррийон прикусил губу – эти интимные беседы удивляли его и беспокоили. Ему очень хотелось поговорить об этом с Анарисом, но Анарис пока не изъявлял никакого желания обсуждать эту тему. Более того, он желал сохранить эти встречи в секрете, поэтому старика к нему каждый раз приводил не кто-нибудь из тарканцев, а Моррийон – и он же ждал снаружи до окончания разговора.

Моррийон ускорил шаг и снова стал обдумывать способы напакостить экипажу Быстрорука, да еще и повеселиться при этом.

* * *
Калеб Банкту хлебнул кафа из кружки, наслаждаясь тем, как напиток обжег ему язык, горло и желудок. Геласаар наискосок от него пил мелкими глотками из своей кружки. Крошечная Матильда Хоу рядом с Панархом держала кружку в здоровой руке – сломанная была помещена в лубок.

Калеб уже ничему не удивлялся. Издевательства рифтеров можно было предвидеть. Зато приход тарканцев явился полной и весьма зловещей неожиданностью, но условия содержания узников после этого резко улучшились.

Никто не произнес ни слова, но Калеб и так всех понимал.

Поза Панарха приглашала к дискуссии, и все остальные подвинулись чуть ближе к нему, чтобы лучше видеть и слышать. Падраик Карр доковылял до скамьи и сел по другую сторону от Матильды, После визита к медику ходить ему стало чуть полегче; до того боль сквозила в каждом его движении, хотя длинное, как из камня рубленое лицо ничего при этом не выражало. Адмирал никому не рассказывал, что сделали с ним тарканцы в ту первую страшную неделю после их пленения, но Калеб догадывался, что они отомстили ему по-своему за поражение при Ахеронте двадцать лет назад.

Разлучаемые внезапно и без предупреждения, помещаемые в одиночки на неопределенно долгий срок, всегда находящиеся под неусыпным надзором, они научились читать мысли друг друга по легким движениям и самым невинным замечаниям. Бывали и редкие, но бесценные секунды, когда удавалось перемолвиться шепотом – обычно во время какого-нибудь перехода. В эти мгновения они большей частью осведомлялись о здоровье, а порой, когда особенно везло, кто-нибудь делился с другими знаками и символами, которые сам изобрел.

Сначала эти знаки служили в основном для того, чтобы приободрить друг друга в минуты редких встреч. Потребность пообщаться, утешить и быть утешенным придавала значение каждому тихому слову и каждому взгляду.

Те первые знаки были просты: кулак – допрос, шмыганье носом – применение наркотиков; поднятые пальцы обозначали число встреч с соотечественниками, те же пальцы, но по-другому расположенные – уровень благополучия. Отряхивание бока означало голод, почесывание зада – Барродаха. Кивок же указывал на новости – непонятно, истинные или ложные.

Ягодицы у них часто чесались в те первые дни. Барродах, должно быть, все свое свободное время посвящал тому, чтобы выдумать новые пытки для своих подопечных.

Калеба, например, вынуждали смотреть кадры о разорении Шарванна и о том, как рифтеры используют его дом на острове в качестве учебной мишени. Он утешал себя тем, что это фикция – зачем бы Эсабиан стал возиться с Шарванном, не имеющим никакого стратегического значения?

Впрочем, чувство реальности у него совсем сбилось – и сон, и явь казались ему различными стадиями сна. Ярость, горе, отчаяние осаждали его, как стая воющих призраков. Но и они были нереальны; реальность предстала перед ним только раз, в Зале Слоновой Кости, где подруга его жизни погибла у него на глазах вслед за келлийским Архоном. Кровавые потоки залили пол, прежде чем бойня остановилась: Эсабиан ясно дал понять, что пощадил Калеба и еще шестерых членов Малого Совета не ради их достоинства, а просто потому, что с таким старьем не стоило связываться.

За этим снова последовало одиночное заключение, перемежаемое издевательствами Барродаха. Чтобы выдержать, Калеб строил в уме воображаемый дельтаплан, рейку за рейкой.

Он уже почти закончил сшивать полотнище, когда их снова доставили на «Кулак» и сказали, что отправят на Геенну.

Наконец-то их стали содержать вместе. Несмотря на все мытарства и на маячившую впереди Геенну, с ними снова был Геласаар, который с провидческой силой сказал им, как только они оказались в своей тесной камере – «Брендон жив».

Дождавшись, когда свет в камере пригасят на ночь, они наскоро переговорили.

«Гностор Давидия Джонс сказал однажды, что могущество символов заключается в их неоднозначности», – произнес Геласаар.

Падраик пробасил на своем родном икраини: «Ангус из Макаду заметила по этому поводу, что рука, охотно берущая меч, не способна ухватить символы, спрятанные за словами».

Матильда прошептала: «Святой Габриэль говорит, что слова были первым даром Телоса:

Пять пальцев на руке у Телоса,
И с первого из них слетело слово.
Доныне во вселенной эхо теплится,
Неслышное для гордого и злого».
Пальцев, слово, теплится, неслышное.

Все слегка переменили позу в знак понимания. С тех пор так и повелось: они начинали разговор на философскую или историческую тему, используя несколько языков, и в какой-то момент переходили к сути дела, подчеркивая отдельные слова движениями пальцев.

В ту ночь Геласаар поведал им, что начал обучать Анариса, и семь лучших умов Панархии выразили готовность помочь ему в этом – а после разговор с общего согласия перешел на пустяки.

Вот и теперь, пока Калеб пил свой каф, трое из них начали дискуссию. Новая цель придавала старикам подобие молодости и силы. Калеб, Мортан Кри и Иозефина Пераклес сидели молча, погруженные в раздумье.

Калеб думал о Теодрике шо-Гессинаве, который покончил с собой, чтобы не выдать коды Инфонетики. Что ж, он хотя бы погиб не напрасно, чего не скажешь о Казимире Даитре.

Что на него повлияло – лишение власти и привилегий, потеря имущества или просто тюрьма? Они никогда уже этого не узнают. Им известно одно: он утопился, сунув голову в унитаз.

– Меня всегда интриговали их дираж'у, – сказал Падраик. – Неужели должарианцы действительно верят, что судьбу человека можно связать узлом?

Калеб, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на Карра. Теперь разговор примет чисто символический характер, и предметом его будет слегка выделенное слово «узел».

На этот решающий вопрос они до сих пор еще не ответили. Сказать врагам об Узле, охраняющем Геенну, или обречь корабль со всеми, кто находится на борту, на смерть? Калеб вздрогнул. Возможно, даже смерть предпочтительнее того, что ждет корабль, попавший в эту хаотическую гиперпространственную аномалию.

– Вера – понятие сложное, – отозвалась Матильда. – Разве мы верим в символы, которыми пользуемся для управления государством?

– В этом, возможно, и состоит разница между Должаром и Артелионом, – улыбнулся Геласаар. – Вряд ли Эсабиан мыслит в тех же понятиях, что и мы. Но его сын вырос среди нас.

– Так Анарис не верит, что Узлы способны определить его судьбу? – спросил Падраик. Мортан и Иозефина тоже заинтересовались разговором. Сейчас они без ведома своих тюремщиков обсуждали судьбу «Самеди» – жизнь и смерть всех, кто был на борту, находились в руках их необыкновенного трибунала.

– Если верит, – подал голос Мортан Кри, – то он недалеко ушел от своего отца.

– Возможно, при нашей следующей беседе, – сказал Геласаар, – я смогу выяснить, какую роль играют Узлы в жизни Анариса.

«Или в смерти», – подумал Калеб.

– Сделайте это, – пробасил Карр. – Интересно будет послушать, к какому выводу вы пришли.

Остальные закивали, соглашаясь. Панарх, в конечном счете, должен сам решить, жить или умереть Анарису – равно как и им всем.

21

«ГРОЗНЫЙ»
Гален Периат усердно склонился над бумагами, когда лейтенант-коммандер Тесслер вошел в кают-компанию для младших офицеров. И улыбнулся. Тесслер все равно не увидит его, если не заглянет через переборку в закуток Периата, а это вряд ли случится: Тесслер из тех, кто всегда старается занять лучшее место, а закуток таковым не назовешь.

Гален любил уединяться здесь, когда составлял сводки – только в этом углу он мог разложить свои бумаги без помех. Он задержал стилус над планшеткой, глядя на блестящую стальную окантовку переборки. Если сесть так, как он сейчас, эта окантовка отражает всю кают-компанию.

Тесслер подошел к автомату с кафом, побарабанил пальцами по столу и вышел. Дверь, закрывшись за ним, издала звук, подозрительно похожий на вздох облегчения.

Группка старших офицеров, держащихся особняком, выразила сходные эмоции. Один тихо сказал что-то, другой засмеялся. Они все время поглядывали в сторону двери, и Пернат догадался, что они кого-то ждут.

Через полминуты вошла лейтенант Танг – ее круглое лицо горело от волнения.

– Ушел хрен занудный? – осведомилась она.

– Только что – вынюхивал следы, – ответил Уль-Дерак.

– Пока он снимает стружку с какого-нибудь старшины или инспектирует гальюны, давайте-ка ближе к делу.

Периат не видел говорившую, по узнал ее по голосу: мичман Выхирски из службы обнаружения.

Танг со стоном плюхнулась на мягкий стул.

– Кошмар какой-то. Тотокили рвет и мечет. Чуть не шмякнул мичмана Левкади башкой о переборку за то, что тот поменял местами два пункта в стандартном статус-рапорте – можно подумать, бедняга хотел разгерметизировать машинное отделение.

– Они все на взводе, – низким баритоном произнес высокий, рыжеволосый лейтенант-коммандер Нилотис. – Экспедицию снаряжали так спешно, что странно даже иметь на борту все необходимое. Я думал, нас будут кормить одними бобами.

– Но Тотокили хуже всех, – сказала Танг.

– Можно ли его упрекать? – пропело с дулускими интонациями высокое сопрано Варригаль. – Переоснащать рифтерский корабль со всеми прибамбасами, которые запрашивает гностор, – Наваз не поспевает выдавать их из своих закромов.

– Да, инженерная служба на ушах стоит, – сказала Танг. – Послушали бы вы Шифтера, когда он пытался засунуть какой-то хитрый прибор в сенсорную ячейку этой старой «колумбиады».

– Полагаю, старшина был весьма красноречив, – хмыкнул Уль-Дерак.

– Тотокили подходит и спрашивает, в чем дело, – поведала Танг, – а Шифтер говорит: «Эта гребаная хреновина не лезет, сэр!»

Кают-компания грохнула со смеху – было бы отчего, подумал Гален. Ну что ж, всем нам нужна разрядка.

– Рифтерам тоже понравилось, – добавила Танг. – Эта блондиночка прямо по полу каталась.

– Рифтеры, – внезапно помрачнел Уль-Дерак. – Думаете, больше всех кипятится главный инженер? Послушали бы вы Крайно. Он охотно выкинул бы их всех в космос и люк за ними задраил.

Все помолчали. Подруга Крайно погибла от рук рифтеров в системе Тремонтаня при атаке на «Прабха Шиву».

– Да, в капитанской кают-компании, видно, не очень-то уютно, – заметила Выхирски. – Наверно, сам Эренарх попросил капитана предоставить им полные гражданские права на борту?

– Наверное, – пожала плечами Танг. – Эти рифтеры отправляются в экспедицию не менее опасную, чем наша, а ведь им повышенную ставку платить не будут.

– Одного не понимаю, – жалобно сказала Выхирски. – Этот проект «Юпитер» был уж такой секретный, что тебя могли уволить со службы даже за то, что ты видел его во сне, – а на финальную стадию посылают рифтеров.

– Этого потребовал Омилов, – сказала Танг.

Снова наступили пауза, во время которой Гален представил себе грузного старикана с большими ушами. Профессор, гностор, кавалер, да еще и прерогат, как оказалось. На корабле не умолкали разговоры об этом.

– Они что, знают какие-то коды, чтобы обмануть рифтеров Эсабиана в случае обнаружения? – не унималась Выхирски. – Нам известно, что Эсабиан собирает свой флот по ту сторону Рифта.

Танг налила себе кафа и села, вращая головой, чтобы размять усталые мускулы.

– Они определили координаты не слишком точно – иначе им не понадобилось бы идти в этот рейс. Тут все дело в выжигателях мозгов: блондинка говорит, они совсем спятили, когда увидели гиперрацию. Но они как-то чувствуют эту урианскую станцию, которую нашел Эсабиан, – они, келли и двое рифтеров. Но эйя у них главные, и они захотели лететь на той «колумбиаде»: она как бы заменяет им родной улей. А должарианка, по слухам, классный пилот.

– Главное, что Омилов этого захотел – ну и сделал по-своему, – проворчал Уль-Дерак. – Что до остальных, Крайно умеет держать язык за зубами, а рифтеры с капитаном не едят. Зато ты, я слышал, была там вчера вечером, – сказал он Варригаль. – Какой он, Эренарх?

– Он Аркад. – Певучие интонации младшего лейтенанта показались Галену сдержанными. – Как раз такой, как можно ожидать от Аркада. Больше о нем ничего не скажешь.

Все снова примолкли, испытывая, быть может, ту же растерянность, те же противоречивые эмоции, что и Гален. Всю последнюю неделю они пытались разобраться в круговороте событий вокруг наследника Панархии. Одно время казалось, что его вот-вот низложат; затем он как-то вдруг, с помощью Омилова, не только утвердился у власти, но и заявил о своем намерении принять участие в спасательной экспедиции. Гален ощутил прилив гордости от того, что наследник Изумрудного Трона находится у них на борту.

– Интересный факт я выискал в историческом чипе, – сказала Выхирски. – Если наша миссия будет успешной, это будет первый случай за четыреста лет, когда на корабле Флота окажется одновременно и правитель Тысячи Солнц, и его наследник.

– А правда это насчет результатов его экзамена? – спросил Уль-Дерак у Нилотиса.

– Капитан говорит, это просто позор, что ему не дали офицерского звания.

Кто-то присвистнул: разбрасываться похвалами было не в обычае капитана Нг.

Уль-Дерак со смехом потряс головой.

– Ну и времена! Рифтеры, должарианцы, старый профессор, который вдруг оказывается прерогатом...

– Старая Гурли от этого прямо кипятком писает, – сказал Нилотис.

Гален навострил уши. Коммандер Гурли была на «Грозном» старшим инфонетиком и состояла почти что в симбиозе с компьютерами огромного корабля.

– Гурли?

– «Грозный» был жестко связан с Аресом, когда Омилов осуществил свою прерогативу. Вирус прошел по каналу связи и подчинил себе все функции корабля так же, как и на Аресе. Какое-то время гностор мог делать с кораблем все что угодно: стрелять из рапторов, гонять двигатели в суперкритическом режиме – абсолютно все.

Среди нового молчания Гален представил себе, что значит иметь в своих руках такую власть – хотя бы на короткий срок.

– Но ведь такие чрезвычайные меры недолговечны? – сказала Варригаль. – Ведь гностор уже не командует нами?

– Нет. – Нилотис потянулся и зевнул. – Определенного срока не предусмотрено, но в данном случае, думаю, Омилов отказался от своих полномочий, как только Эренарх отдал свой первый приказ. Теперь уж все: вирус никогда больше не подчинится ему.

– И Гурли может спать спокойно, – хмыкнул Уль-Дерак. – Ты всех этих рифтеров видела, Танг?

– Пришлось, – кивнула она. – Тот здоровяк, который у них будет связистом, повар и музыкант. Блондинка плутует в карты – это мне мой мичман сказал. Будьте осторожны. – Все посмеялись, и Танг продолжала: – А вот этот рыжий мальчишка, кадет по возрасту... – Она покачала головой. – Вы бы видели, как он треплется с келли! Так жестикулирует и ухает, точно у него самого три руки.

– Обалденные существа эти келли, – сказала Выхирски. – С ними здорово интересно разговаривать. А вот как подумаешь, что эти маленькие выжигатели мозгов шляются по всему кораблю...

У Периата затекла шея от неудобного положения, но он держался, желая видеть лица офицеров. Его вознаградила театральная дрожь, изображенная Уль-Дераком.

– Брр! И не говори. Ты когда-нибудь видела чипы про эйя и про то, что они могут с тобой сделать?

– Пожалуйста, не надо перед завтраком, – улыбнулась Варригаль. – Впрочем, я слышала, что они почти все время сидят у себя в каюте.

– И эта их должарианка не лучше, – с чувством сказала Танг. – Мало того, что она темпатка – говорят, что с помощью эйя она и мысли может читать. Хорошо еще, что она большей частью держится особняком.

– Кто ее упрекнет? – засмеялся Нилотис. – Думаете, ей так приятно знать наши мысли, если учесть, как большинство людей на борту относится к рифтерам? А темпатам, я слышал, никогда не удается до конца подавить свою эмоциональную чувствительность.

– Мзинга говорит, капитан приказала всей навигационной службе держаться подальше от нее, – заявила Варригаль.

– Как это? Почему? – одновременно воскликнули несколько человек.

– Не знаю, но думаю, что из-за Геенны. Старшие офицеры тоже ее избегают.

– Не без причины, полагаю, – мрачно уронила Танг. Периат заерзал на сиденье. О Геенне никто ничего не знал – кроме того, что оттуда не возвращаются. Остальное относилось к области предположений – как правило, неприятных, а иногда просто жутких.

– Геенна, – ровным голосом произнес Нилотис. – Думаете, на ней можно жить?

– Не стоило бы везти преступников в такую даль, чтобы просто выкинуть их из шлюза.

– А может, и стоило бы, если учесть, как люди боятся этого места. – Возможность столь хитрого замысла привела Выхорски в восторг. – И вы знаете, почему еще Тотокили выпрыгивает из штанов: скачковые работают на ста десяти процентах – не для того ли, чтобы попасть туда раньше, чем Его Величество выбросят из шлюза? Думаете, должарианцы знают больше, чем мы?

– Телос, Бали, откуда ты только выкапываешь такие идеи? – рассердилась Танг.

– А что, у тебя есть получше? – с вызовом бросила лейтенант.

– Сбавьте до нуля, вы двое, – лениво заметил Нилотис. – Поживем – увидим. Мы ведь как-никак получим премию, и я лично намерен выжить, чтобы ее потратить. – Он встал и зевнул. – Но это мне не удастся, если я не сосну малость прямо сейчас.

На этом разговор прервался, и офицеры разошлись. Дверь за ними закрылась, и Гален услышал, как Выхирски сказала: «Приятных сновидений, Мдейно».

Мичман повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя мрачные картины Геенны, переполняющие его ум. Как же, дождешься тут приятных сновидений.

* * *
ГЕЕННА
Каменные плиты под ногами уступили место голой скале, и стены мокро поблескивали при свете факелов. Лондри содрогнулась, когда они прошли мимо колонии пещерных пауков, которые висели в трещинах потолка, раздувая в унисон свои похожие на виноградины тела.

Гат-Бору шел впереди с факелом из каменного дерева, согнувшись чуть ли не пополам. За ним шел Лазоро – во весь рост, но в кои-то веки молча. Степан ковылял рядом с Лондри, опираясь на трость, а сзади двигалась надежная масса Ани.

Никто не разговаривал. Слышно было только шарканье ног и порой потрескивание пламени.

Наконец узкий скальный ход влился в пещеру, заваленную каменными глыбами – немым свидетельством ударной волны, созданной Звездопадом. Среди камней была расчищена тропа, в конце которой светился тусклый красный огонь.

Лондри сморщила нос от дурного запаха, который встретил их, когда они вошли через каменную арку в другую, более просторную пещеру. Впереди над глубоким провалом свисала со скалы корявая клетка из каменного дерева. В клетке сидел человек, прикрытый только собственными волосами. Длиннее, чем его тело, они свисали сквозь прутья, трепеща на сквозняке. Аня проворчала что-то с отвращением, Лондри старалась дышать ртом. Насколько она знала, Оракул никогда не выходил из клетки, хотя она не запиралась; в ней даже дверцы не было – стена, примыкающая к скале, отсутствовала.

Пришедшие остановились в десяти шагах от провала. Струйки пара поднимались из его глубины; в скальных выемках, наполненных маслом, горели огни, тускло освещая пещеру.

Лондри не сразу разглядела, что в сумраке шевелятся какие-то существа – уродцы, еще хуже человека-лягушки, который приходил за ней. Отвергнутые даже жителями Геенны, ценившими почти всякую человеческую жизнь, они нашли приют здесь. Аня обняла королеву своей ручищей, и Лондри благодарно приникла к ней.

Не желая видеть эти уродливые тени, она стала смотреть на Оракула, чьи черты нельзя было разглядеть за спутанной массой волос и бороды, затвердевшей и желтой от грязи и остатков пищи. Его высадили на Геенне еще при прабабке Лондри. Никто из живущих ныне не знал, какое преступление он совершил, – знали только, что он был фанистом Дезриена и сделал нечто столь ужасное в подведомственном ему храме, что Магистерий приговорил его к изгнанию.

Лондри отошла от кузнечихи.

– Я пришла на твой зов, о Старец. Поведай, что уготовано мне судьбой.

Оракул шевельнул костлявой рукой, и несколько существ, одно из которых имело слишком много рук, стали толкать к трещине огромный глиняный сосуд со скрипом и хрустом, от которого у Лондри заныли зубы. На краю они наклонили его, пролив серебристую струю воды в тускло-красную глубину. Из провала повалил пар, и Оракул стал вдыхать его глубокими хрипучими глотками. Члены его затряслись в пророческом экстазе, и он запел тонким, дрожащим голосом:

Знай, о Лондри, назначено это судьбой:
Скоро вспыхнет огонь в небесах,
И тогда друг и недруг пойдут за тобой
Против крепости, павшей во прах.
Знай, о Лондри, с небес к тебе в руки идет
Тот, кто в бедах твоих виноват,
Но измена коварный удар нанесет,
И врагом обернется собрат.
И не лучше ли будет смириться тогда
И карающий меч удержать,
Исполненье надежд отложить на года
И повторного случая ждать?
Оракул умолк, и шепчущее эхо унесло вдаль отголоски его пророчества. Лондри ждала продолжения, но оно не последовало.

Он так ничего и не сказал про двойню. Только война, измена, смерть и обманутые надежды.

Но разве не из этого состоит жизнь на Геенне?

На Лондри нахлынула усталость, и она поняла, что не в состоянии сейчас вникать в смысл пророчества. Она повернулась и пошла обратно, еще тяжелее опираясь натеплую, крепкую Аню. Легаты Высоких Домов, Ацтлани и Комори в том числе, прибудут сюда утром, и ей нужно будет вынести решение.

* * *
Гностор Степан Рудерик, бывший член колледжа Архетипа и Ритуала и житель Каросского Узла, любовался зрелищем, которое придумал сам. Это был его дар Саррере, матери Лондри, которую он любил, – дар с целью укрепить ее позицию на Рудном Троне. Он знал, что без его архетипических знаний гееннцы беспомощны.

Вокруг него пылали масляные плошки и свечи, заставляя гранитные колонны и сводчатые арки Палаты Звездопада мерцать искрами слюды. Свет придавал яркость поблекшим гобеленам на стенах, и кожи, содранные с предателей и поверженных врагов правителей Кратера, смотрели пустыми глазами на церемонию внизу.

Но Степан Рудерик помнил Мандалу и Древо Миров – и то, как отправлял правосудие Геласаар хай-Аркад. Охваченный болью, он попытался отогнать от себя память о человеке, которого некогда звал своим другом.

Легаты Высоких Домов со своими присными следовали торжественной процессией за Железной Королевой и ее почетным караулом. Перед каждым из вассальных домов двигалась его эмблема – серп, меч, грифон, орел, костяная звезда или стеклянный цветок. Все это покачивалось над толпой, как целый геральдический лес. Богатые одежды ноблей отражали желтый свет, железные украшения тускло поблескивали и кое-где загадочно светились зеленовато-голубые жемчужины-гаума.

И снова память взяла свое: Степан вспомнил Дулу и филигранную вязь их церемониала.

Из огромного деревянного гидравлического органа за Рудным Троном грянули Фанфары Феррика, и гулкое эхо заглушило голоса и стук сапог почетной стражи.

Но Степан Родерик помнил медную гармонию Фанфар Феникса, и этот звук казался ему глухим и зыбким. На Геенне металл существует для войны и обеспечения власти – никто не станет тратить его на музыкальный инструмент.

Усилием воли Степан отогнал воспоминания. Гонец Оракула и последующий визит в жуткие глубины под домом Феррика выбили его из колеи. Он, хотя и провел около тридцати лет на Геенне, до сих пор не мог привыкнуть к некоторым аспектам здешней жизни. То, что он был Высокожителем, только ухудшало дело.

Саррера любовно подсмеивалась над его отказом от гееннского летосчисления, над его изысканным, с каросским акцентом уни и прочими причудами, как она это называла. Он так и не сумел ей объяснить, что без этих причуд Геенна давно пожрала бы его. С ее дочерью он надеялся добиться большего.

«С моей дочерью». Он подавлял эмоции, неуместные на Геенне, – из-за суровой математики бесплодия род здесь велся по материнской линии, и отец значил не больше, чем дядя. Лондри никогда не понять привязанности отца к его потомству, которая считается нормой в Тысяче Солнц.

Орган умолк, и зазвенела вынимаемая из ножен сталь – почетная стража Железной Королевы обнажила оружие. Сверкающая сталь, богатство Кратера, притянула к себе все взоры, а Лондри взошла на помост и повернулась лицом к собранию.

Позади нее высился Рудный Трон, глыба метеоритного железа, обработанная не человеческими руками, а пламенем своего спуска с небес. Глыба лишь смутно напоминала трон, и только Лондри имела право сидеть на ней. Рядом застыл массивный Гат-Бору, держа перед собой воздетый вверх Меч Опоры.

– Слушайте, нобли Геенны и жители всех областей в пределах пятна, и все, кто ищет правосудия Дома Феррика. – Высокий, чистый голос Лондри звенел, отражаясь от каменных стен. – Именем сверкающей стали и стародавнего обычая, именем мужества, хранящего жизнь от небесного гнева, именем мудрости матерей и праматерей наших, объявляю этот суд открытым.

Она опустилась на Рудный Трон, красиво раскинув свои белые одежды по его изрытой дырами поверхности, и Гат-Бору осторожно положил свой тяжелый меч ей на колени. Степану ее лицо показалось рассеянным, а движения резкими. Он переглянулся с Лазоро, стоящим рядом: карлик слегка пожал плечами, но видно было, что и он обеспокоен.

Механизм правосудия работал с отлаженной гладкостью. Легаты Комори и Ацтлана вышли вперед, сопровождаемые своими эмблемами, и в ровных тонах изложили свои претензии. Здесь не ощущалось даже намека на страсти, которые вызвал этот спор.

Степан скорчил гримасу. Вот оно, истинное свидетельство гееннской бедности: война, готовая вспыхнуть из-за биологического факта, который во всей Тысяче Солнц принимают как должное. Там всякий, желающий иметь двойню, может ее получить – для обстетрической технологии это не проблема. Здесь никто из живых не помнит, когда на планете в последний раз рождались двойняшки. Здесь всякий ребенок, рожденный живым, – уже редкость.

Легаты высказались и, совершив четкий поворот, вернулись на места своих домов, определенные чином и обычаем. Степан заметил, что Лондри, прищурившись, смотрит вслед легату Комори, и тоже посмотрел на него, но ничего неподобающего не увидел.

Настала тишина.

Лондри медленно опустила острие Меча Опоры на пол перед собой и встала, опершись руками на рукоять.

– Комори, – сказала она. – Подойди сюда.

Степан вздрогнул – он не ожидал этого. Не ожидал и Ацтлан: его лицо исказилось от гнева, Комори же преисполнился торжества. Значит, она все-таки решила отдать близнецов Комори?

– Покажи свой меч, – велела Лондри.

По Палате Звездопада пробежал удивленный шепот. Это не входило в судебную процедуру. Легат Ацтланов недоумевал, Комори колебался. Степан заметил страх на его лице. В чем, собственно, дело?

– Покажи меч, – повторила Железная Королева.

Легат медленно, с явной неохотой, повиновался. Собравшиеся испустили единодушный вдох, и Степан все понял. Гордость вспыхнула у него в груди: Лондри – поистине Владычица Стали.

Меч у легата был не стальной, а из каменного дерева: Лондри, должно быть, заметила, что он слишком легко покачивается при ходьбе. Представитель Ацтланов приблизился, преклонил колени перед Рудным Троном, достал свой меч и положил его к ногам Лондри. Сталь лязгнула о гранит.

– Мне думается, – медленно произнесла Железная Королева, – что Комори не верят ни в свою правоту, ни в правосудие Дома Феррика.

Комори с обильной испариной на лбу опустил свой меч. Его господин не пожелал рисковать драгоценной сталью в присутствии того, кому решил объявить войну, если решение будет не в пользу Комори.

Другие легаты и солдаты, стоящие вдоль стен, гневно зароптали. Толпа подалась к легату, одиноко стоящему посередине зала.

– Нет! – Лондри вскинула ладонь, и упавший рукав белого платья обнажил худощавую, жилистую руку. – Здесь судят, а не мстят. Да будет так, – молвила она, обращаясь к Комори. – Вы сами вынесли себе приговор: ваша просьба отвергнута. Вы отдадите второго ребенка Ацтлану под угрозой гнева Кратера.

Легат нервным движением убрал меч в ножны.

– Комори настаивают на своем праве на душу, поделенную надвое, – ровно произнес он.

В зале воцарилась тишина. Внезапно Лондри ахнула, и ее лицо исказилось от боли. Меч Опоры с лязгом упал на помост. Железная Королева рухнула на Рудный Трон, держась за живот. Степан увидел, как Аня Стальная Рука, поняв, в чем дело, бросилась к молодой женщине, и отчаяние охватило его.

Опять. Они с Лазоро ринулись вперед и беспомощно замялись у трона.

Лондри закусила губы, не издав ни звука, но все в зале увидели, как по ее белому платью расплывается красное пятно, и поняли, что Геенна забрала еще одну жизнь, не дав ей начаться.

Лицо легата Комори исказилось от ужаса, а вокруг раздались крики:

– На Крюк!

– Он принес дерево – пусть отведает стали!

– На Крюк его!

Лондри, дрожа, приподнялась и хотела что-то сказать. Слезы выступили у нее на глазах, полных боли и отчаяния, и она закричала, выплеснув в этом звуке всю горечь и ярость Изгнания.

Зал взревел. Легат Комори откликнулся эхом Железной Королеве. Его схватили и потащили прочь, чтобы подвесить за челюсть на стальной крюк над воротами Дома Феррика. Там он будет висеть несколько дней, пока не умрет, и войско Кратера отправится на войну под его бьющимся в корчах телом.

Но Степан видел только свою дочь, восемнадцати стандартных лет от роду, теряющую своего пятого ребенка – еще одну жертву общества, отвергнувшего Степана и всех, кто жил на этой планете.

22

«САМЕДИ»
Эммет Быстрорук выругался и выключил пульт.

Ничего.

Он подошел к автомату, заказал себе грог, залпом проглотил обжигающее питье и вернулся к пульту.

Никаких реальных данных о Геенне, кроме сплетен и предположений, – а он уже задействовал все источники.

Он всегда был приверженцем самой точной, новейшей информации, усвоив смолоду, что в знании – сила. Благодаря этой своей привычке он успешно просуществовал сорок лет в Рифтерском Братстве, где подобное долголетие – редкость. Только однажды из-за глупой спешки он изменил себе – и память о неудачном рейде на Абилярд в пятьдесят восьмом году до сих пор мучила его, несмотря на разгром, который он учинил там недавно по приказу Властелина-Мстителя.

Он надеялся не только на РифтНет, каким бы надежным тот ни был. Он несколько десятков лет вылущивал шифрованную информацию из всего ДатаНета. Вступив во Флот Эсабиана, он пополнил свой запас; когда его отправили на Рифтхавен за урианским артефактом, он разжился там новыми поступлениями, а получив приказ отправиться в теперешний рейс, постарался прикупить что-нибудь о Геенне.

Его приобретения были совершенно новыми, сырыми, еще не отсортированными, но он, научившийся терпению за годы практики, провел собственный поиск.

Ему всегда удавалось выискать что-то, чего не знали его враги, но на этот раз он не нашел абсолютно ничего о Геенне. Ровным счетом ничего. Даже ее координаты были засекречены – их сообщил ему этот ублюдок с надменной мордой, Анарис.

Хуже того (Эммет снова встал и заказал себе каф): поиск по всем кораблям, когда-либо пытавшимся пройти к Геенне, показал одинаковые результаты. Все они исчезли без всякого следа. Все до единого за последние семьсот лет.

Быстрорук проглотил свой каф, стараясь унять клокочущее нутро. Страх и ярость боролись в нем, и он проклинал Логосом трахнутого Барродаха, который представил ему рейс на Геенну, как увеселительную прогулку.

«Тебя можно поздравить, – сказал бори своим масляным голосом. – Тебя выбрали, чтобы доставить пленников Аватара к месту их заключения, и наследник Эсабиана отправится с тобой. Когда вернешься, тебя будет ждать достойная награда...»

Вернешься! Как бы не так! Панархистам-то все равно – им так и так умирать. А вот Анарис...

Ну, этот-то умирать не собирается.

Быстрорук скривился, вспомнив, что в правом причальном отсеке стоит должарский корвет, круглосуточно охраняемый здоровенными тарканцами.

«Это вопрос чести, – проблеял Эммету маленький уродец, которого Анарис держит за секретаря. – Его положение требует, чтобы он путешествовал с собственным корветом и с собственной гвардией, даже если он не собирается пользоваться ни тем, ни другим». И засмеялся, точно заблеял.

Быстрорук ухмыльнулся, вспомнив, что этот самый секретарь желает его видеть по срочному делу.

Посмотрев на хроно, капитан решил, что продержал бори достаточно долго. Быстрорук не смел заставлять Анариса ждать, и это его бесило. Как-никак это его, Быстрорука, корабль. Поэтому он, как мог, отыгрался на секретаре.

Чего еще надо этому уродцу? Дело в панархистах, конечно. Тат Омбрик рассказала капитану, что случилось с Моб и Сандайвер, пока он спал. Капитан снова скорчил гримасу, но не без юмора: он побаивался злобной драконихи и старался не вмешиваться в ее личные дела. Она была суперклассным скантехником и не раз спасала «Самеди» от хищников по обе стороны панархистского закона – за то он ее и терпел. Быстрорук надеялся, что кто-нибудь записал эту эпопею, – он бы с удовольствием поглядел.

Ну ладно, паскудник, послушаем, чего хочет твой проклятый хозяин.

* * *
Тат облизнула губы и размяла дрожащие пальцы, чувствуя, как стучит кровь в ушах. Потом включила свой «жучок» в капитанской каюте и замерла в ожидании сигнала тревоги.

Но ничего такого не случилось.

Она редко пользовалась этим жучком – только когда ей или ее кузенам грозила опасность, и неизвестность была еще страшнее. Последнее время она все время испытывала потребность им воспользоваться.

Она скорчилась в кресле, подтянув колени к подбородку, и стала смотреть, как Моррийон входит в варварски пышную каюту Быстрорука.

Было странно и очень неприятно видеть, как чистокровный бори держится со всей надменностью должарианца. Не обладая величавой осанкой обитателя тяжелого мира, он тем не менее требовал себе более обширного пространства – в точности как его хозяин.

Быстрорук отступил, хотя был в своей собственной каюте, и покраснел от раздражения. Капитан не любил, когда им помыкали.

– Я планирую подход к Геенне, – сказал он. – Есть у вас или у вашего... хозяина какие-нибудь инструкции на этот счет?

– Когда мой господин пожелает дать какие-либо инструкции, можете не сомневаться, что они будут даны. – Голова Моррийона склонилась набок, точно не могла удержаться на тонкой шее. «Это его, наверное, должарское тяготение так изуродовало», – содрогнувшись, подумала Тат. Интересно, как у него в каюте? Она ведь находится на должарской половине, где поддерживается стандартная сила тяжести в полтора «же».

– Пока что мой господин поручил мне передать вам его инструкции относительно содержания заключенных. Его отец, Аватар, требует, чтобы они прибыли на место назначения в добром здравии. Это значит, что они должны получать соответствующее питание... – И Моррийон своим ноющим голосом стал дотошно перечислять, какое белье следует выдавать панархистам и сколь часто его менять. Быстрорук набычился при первом же упоминании о заключенных.

Тат прикусила губу. Этот инструктаж сам по себе уже был оскорблением – точно Быстрорук слишком туп, чтобы знать, как обращаться с заключенными. Анарис, вероятно, узнал и о грязном белье, и о скудном рационе только после выходки Сандайвер, хотя и виделся несколько раз с Панархом. Значит, Панарх не жаловался, а Анарис ни о чем не спрашивал. Интересно.

– ...вопросы, которые я мог бы передать господину Анарису? – закончил Моррийон.

– Нет, никаких. Надеюсь, – ухмыльнулся Быстрорук, – что сами вы ни в чем не испытываете недостатка?

Но намек пропал впустую.

– У меня скромные потребности, – ответил Моррийон и направился к двери. У порога он оглянулся и добавил чуть тише: – Однако в интересах взаимопонимания советую вам уведомить свой экипаж, что приближается Каруш-на Рахали.

Он вышел, а Быстрорук потемнел от гнева и смущения.

Тат знала, что будет дальше, и не хотела оставаться в каюте, когда он начнет всех вызывать. Она поспешно закрыла свою систему, убрав все следы записи, вышла и побрела наугад по коридору.

У нее чуть не остановилось сердце, когда она столкнулась на перекрестке с Моррийоном. Он никуда не шел – он стоял и ждал. Ее.

Бешеный стук крови в ушах немного унялся, когда бори, ростом точно с нее, подошел к ней. Быстро оглядев пустой коридор, он прошептал: «Ты знаешь, что такое Каруш-на Рахали».

О жучках и шпионстве он ничего не сказал. Тат молча кивнула. На лице Моррийона появилась странная улыбка.

– Пусть думают, что жертвами станут они – это не повредит. – При слове «они» он показал на рифтерскую половину корабля, внимательно посмотрев на Тат, словно оценивая ее понятливость, и пошел дальше, волоча ноги, словно у него суставы болели или кости плохо срослись.

Коммуникатор Тат загудел: капитан вызывал к себе.

Быстрорука она застала у пульта; на экране виднелись данные о Должаре из «Справочника звездоплавателя».

– Здесь был этот червесос, – проворчал капитан. – Что это за Кай-рушнух такой? – Он постучал по экрану. – Тут сказано, что эти свихнутые, Логосом деланные должарианцы мочат друг дружку во время секса. Но рифтеры-то при чем? – Он изменился в лице. – Или он имел в виду, что они могут кинуться...

– ...на нас, – закончила Тат. Капитан начал ругаться на все возрастающих нотах, а она подумала, разрываясь между смехом и отчаянием, что рейс у них получится долгий.

* * *
Геласаар хай-Аркад плелся по коридору вслед за бори – каждую кость в его теле ломило от высокой гравитации. Долгое заключение на «Кулаке Должара» сказалось на всех пленниках; стандартная гравитация в их части «Самеди» принесла облегчение, но поправлялись они медленно. И эти походы в должарскую, утяжеленную часть корабля, какими бы краткими они ни были, не шли Панарху на пользу.

Моррийон нажал на вестник у каюты Анариса. Дверь открылась, и бори сделал Геласаару знак войти.

Анарис встал из-за пульта, стерев все с экрана быстрым движением руки, нажал еще на что-то и повернулся лицом к Панарху. Желудок Геласаар всколыхнулся, и гравитация в каюте стала нормальной. Он невольно вздохнул с облегчением.

Анарис указал ему на стул и занял привычную позицию перед ним – черная фигура с дираж'у в руках. Обычно Анарис садился, только когда работал, – Панарх помнил это еще со времен его отрочества на Артелионе.

– Может быть, немного понизить гравитацию в вашем помещении? – спросил должарианец.

Геласаар покачал головой.

– На Геенне сила тяжести нормальная, одно «же». Нет смысла слишком себя баловать.

Если Анарис и уловил иронию в этих словах, то не подал виду.

– Я был изумлен тем, как мало информации о вашей тюремной планете содержится в дворцовом компьютере. Только координаты, орбита карантинного монитора и место посадки.

– Я сам знаю немногим больше. Планета контролируется семьей Абуффидов – это определено указом Николая 1. Свои секреты они хранят про себя, а у меня не было причин расспрашивать их.

– И у вас нет сведений об условиях жизни на планете, кроме гравитации?

Условия жизни – не самое главное.

– Зона обитания, кажется, невелика.

– «Правитель ничей», – процитировал Анарис. – Но я не об этом хотел поговорить.

«Я тоже – хотя именно Геенна дает мне власть над тобой».

– Время на исходе, – сказал Анарис. – До Геенны меньше трех суток.

Панарх испытал шок. Что было причиной – страх, тревожное ожидание? Но он ничего этого не проявил, а Анарис продолжил:

– Поэтому я попытался подвести итог нашим беседам за все время пути от Артелиона. И решил, что вся ваша государственная философия умещается в двух афоризмах. Вот на них мы и употребим оставшееся нам время.

Геласаар сделал жест, означавший «Я в твоем распоряжении». Анарис, видимо, понял его – он блеснул зубами в подобии улыбки, прежде чем продолжить:

– Одно из этих изречений вырезано на камне над входом в конкордиум Лао Цзы.

– «Делай то, что не требует действия, и порядок будет сохранен», – с улыбкой процитировал Геласаар.

– Да. Помнится, мои учителя на Артелионе говорили мне, что это – фундаментальная аксиома вашего правления. Мне это непонятно. Как же править, если ты не действуешь? Власть проистекает из действий.

– Лао Цзы не говорил, что не надо действовать. Он сказал: делай то, что не требует действия.

Анарис смотрел непонимающе.

«Если я не сумею сделать так, чтобы ты это понял, тебе придется умереть, ибо твое полузнание делает тебя еще опаснее твоего отца».

– Помнишь, я говорил, что у ритуала нет антонимов? Что участвующему в ритуале крайне сложно против него восстать?

– Помню.

– То же самое и в политике. Делать то, что не требует действия, значит войти в поток, заключающий в себе все мыслимые варианты, и плыть по течению...

Анарис стал задавать вопросы, и мысли Геласаара разделились надвое: одна половина продолжала вести философскую дискуссию, другая подытоживала то, что Панарх узнал об Анарисе с их первой встречи в Тайной Палате на «Кулаке Должара».

За время их путешествия сын Эсабиана изменился – в этом сомневаться не приходилось. Он уже не был столь агрессивно самоуверен – значит, поумнел достаточно, чтобы подвергать сомнению не только чужие, но и свои мотивы. Однако заложенная в нем злоба, та, что прежде побуждала его часами изобретать способы уничтожения Брендона, теперь оформилась и приобрела цель.

«И это будет еще опаснее, если он не научился задавать вопросы», – подумал Панарх.

– Я понял, – сказал наконец Анарис. – Чем меньше приказов ты отдашь, тем меньше тебе будут противоречить.

– Совершенно верно. Лао Цзы также сказал: «Когда жаришь мелкую рыбу, убавь огонь».

Анарис, к великому удивлению Панарха, рассмеялся.

– Должарианец в таком случае бабахнул бы из раптора.

– И получил бы взамен только запах гари, так и не утолив голода, – согласился Геласаар.

Анарис задумчиво кивнул и нахмурился.

– Но я не убежден, что ваша модель правления не обусловлена межзвездными расстояниями, мешающими вам контролировать ситуацию.

«Ну, кажется, я до него достучался».

– Ах да, контроль. К тому мы еще вернемся. Меня не удивляет твоя сосредоточенность на этом предмете – ты ведь вырос на планете с неконтролируемой средой. – Панарх помолчал и добавил: – Не об этом ли трактует второй афоризм, о котором ты упомянул?

Анарис кивнул, подошел к пульту, потрогал клавиатуру, не включая ее, и сказал, не оборачиваясь:

– Да. Мы уже много раз его обсуждали: «Правитель вселенной – правитель ничей, власть над мирами держит крепче цепей». – Он снова повернулся к Панарху: – Ваш сын Семион не был с этим согласен, верно?

Геласаар ощутил прилив горя, смешанного с удивлением. Неожиданный поворот разговора застал его врасплох, и он ответил не сразу:

– Теперь мне так не кажется.

– Было много Панархов, которые не придерживались этого правила.

– Если ты так хорошо знаешь историю, то должен также знать, что они были наименее удачливыми в нашей династии. Самый худший из них буквально исчез с лица вселенной – вирус, по сей день существующий в ДатаНете, никому не открывает ни его единственного уцелевшего изображения, ни имени, с единственной целью искоренить всякую память о нем. Он, как и мой сын, забыл, что, чем большей властью ты обладаешь, тем меньше к ней можно прибегать.

Анарис хотел что-то сказать, но Геласаар жестом удержал его.

– Я устал и предлагаю отложить этот разговор до завтра. Однако подумай вот над чем, Анарис ахриш-Эсабиан. Твой отец, возможно, уже непоправимо нарушил равновесие Тысячи Солнц. От тебя зависит либо поправить дело, либо довершить разрушение. Чтобы решить, как поступить, советую тебе поразмыслить над аксиомами Джаспара, которые, можно сказать, и сделали нас такими, какие мы есть. Особенно над второй Полярностью: «Чем больше законов, тем меньше порядка; нельзя, чтоб система работала гладко».

Анарис посмотрел на него долгим взглядом и кивнул.

– Хорошо. Поговорим позже – после Каруш-на Рахали.

Геласаар, видимо, как-то все же проявил свое удивление: Анарис саркастически улыбнулся и нажал что-то на пульте. Дверь открылась и появился Моррийон.

– Это должарская заповедь, которая делает нас такими, какие мы есть.

* * *
– Это будет завтра, – сказала Тат.

Моб запрокинула голову и залилась смехом. Тат отвела глаза, чтобы не видеть ее жутких красных зубов.

– Ты говоришь, им драка нужна? – Кедр Файв оперся на окошко раздачи. – Ну а если не драться? Если прикинуться мертвым?

Присутствующие, ухмыляясь, выдвинули несколько версий. Тат пожала плечами.

– Не знаю. Сам проверь. Я в последний раз видела должарианца, когда мне было четыре года.

– Я замочу Дестаэр, – с похабным жестом заявил Хестик.

Тат представила себе высокую, с раскосыми глазами тарканку и подумала: как бы она тебя не замочила.

– Ну нет, она моя, – ухмыльнулся Кедр Файв. – Тебе и с нашими бори не управиться.

Все заржали. Тат, скрыв свое раздражение, покосилась на своего кузена Ларгиора, который молча продолжал играть.

Сандайвер запустила пальцы в свои блестящие волосы.

– Берите себе кого хотите, из этих амбалов, а мне оставьте Анариса.

В ответ послышались насмешки.

– Ты что, метку сделаешь на двери? – фыркнула Моб. – Или приманишь его тяжелой гравитацией?

– Захочет найти что получше, так найдет. – Ее слова подняли на смех, но насмешкам недоставало убежденности. Сандайвер могла иметь на корабле, кого хотела, – и часто имела. «Вся беда в том, – подумала Тат, глядя, как Сандайвер любуется собой в полированной секции обшивки, – что ей гораздо больше нравится натравливать своих любовников друг на друга».

– Надеюсь, Анарис разорвет ее пополам, – буркнул Ларгиор.

Это слышала только Тат. Их, трех бори, рифтеры большей частью игнорировали, если только не хотели чего-то от них. Или если не возникало нужды в жертвах, неспособных за себя постоять. Тат, как обычно, промолчала.

Ларгиор играл в фалангу с Даугом, крепким, усатым инженером. Тат следила за игрой с парой других рифтеров, стараясь не слушать не умолкающих разговоров все на ту же тему.

Ей было неуютно от сознания того, как хорошо Моррийон раскусил экипаж «Самеди». Он их не знал – во всяком случае, он вряд ли обменялся с кем-либо из них хоть несколькими фразами. Однако сумел сделать так, что все только и заняты предстоящим нападением должарианцев – даже о розыгрышах позабыли.

Ее внимание привлек новый взрыв хохота.

– Самая умора будет, если тарканцы начнут трахать этих старых чистюль, – выговорила Моб. – Вот бы поглядеть!

– Ну, к этим никого не пустят, – проворчал Хестик.

– А мне вот что интересно, – сказала Сандайвер, все еще глядя на свое отражение, – кто достанется этому уродцу Моррийону?

Тат похолодела. Моррийон бори – напрашивается прямая связь между ним и бори из экипажа.

Но тут Дауг направил разговор в другое русло:

– Он ведь нас предупредил, а мог бы и промолчать.

– Может, он к этому привык, – заметил Гриффик.

– К чему? – ухмыльнулся Кедр Файв.

Последовали новые версии относительно сексуальных предпочтений крупных, тяжелых тарканцев. Ларгиор, закончив игру, перемигнулся с Тат, и они потихоньку улизнули.

Тат при этом испытала большое облегчение. Она терпеть не могла проводить свободное время с другими в рекреации, но рифтеры не любили, если кто-то держался особняком. Кроме того, ее присутствие там немного уменьшало вероятность оказаться жертвой очередной каверзы.

– Мне надо проверить коммуникатор, – сказала она.

Он кивнул и сел в транстуб, а Тат отправилась в свою каюту. Она слишком устала, чтобы прослушивать запись с датчиков, помещенных капитаном в каюту панархистов, и просто провела поиск по ключевым словам, зная, что интересует капитана. Судя по объему файла, панархисты наговорили много, как всегда, но, судя по отсутствию простейших ключевых слов (война, Эсабиан, инфонетика, Флот), никаких важных тем не затрагивали. «Наверное, опять жевали свою философию», – подумала Тат и выключила пульт. Потом сбросила одежду на кровать, где никогда не спала, надела ночную рубашку и вышла.

Ларгиор и Демерах были у Ларгиора в каюте. Дем уже спал. Лар, посмотрев на Тат, вздохнул и сел, чтобы снять сапоги.

– Как ты думаешь, его не тронут? – спросила Тат.

– Тарканцы-то? Нет, конечно. Сразу по двум причинам: он всего лишь бори, и на голове у него рана. А этим амбалам главное – подраться.

Тат поморщилась, глядя на яркий багровый шрам на виске у Дема. Раненный при нападении на корабль, на котором братья летали раньше, Дем с тех пор ходил и говорил, как во сне. Хорошо еще, что он по-прежнему ловко управлялся на камбузе – ни один капитан не откажется от такого тихого, исполнительного работника.

– А мы? – спросила Тат. – Они все-таки не у себя дома, а на корабле.

Лар кивнул. Выросший в изгнании, он всю жизнь изучал историю и даже знал немного по-должарски.

– Мы всего лишь слабые, ничтожные бори, поэтому нас не тронут. Надо только держаться подальше от команды. Кто бы мог подумать, как это удобно – быть недостойным даже презрения? – усмехнулся он.

Тат засмеялась, и оба залезли в кровать.

На этот раз братья, чувствуя, что Тат нервничает, без лишних слов положили ее в середину. Дем сонно отодвинулся к стенке. Тат угнездилась между ними. Рука Дема обнимала ее за плечо, щекой она прижималась к мягким волосам Лара, ноги все трое переплели, грея друг друга, и страхи Тат понемногу начали проходить.

Она полежала немного, слыша по дыханию Лара, что он не спит, прошептала:

– Как им может нравиться такое?

– Кому нравиться? И что? – пробормотал Демерах.

– Спи, Дем, спи. – Он послушно засопел, и Тат погладила его руку. Ее переполняла нежность к двоюродным братьям. – Хоть бы у Лютаваэн и папы все было хорошо. Как ты думаешь, теперь должарианцы снова возьмут Бори?

– Не знаю, – шепотом ответил Лар.

– Хоть бы они не вернулись.

Лар переплел ее пальцы со своими.

– Я тоже скучаю по Лютаваэн. И по твоему отцу.

Тат снова, в который раз за год, пожалела, что ее сестра решила остаться с отцом. Но он счел, что слишком стар, чтобы идти в рифтеры, а домой он один, конечно, вернуться не мог. Одиночества бори избегают, когда только могут.

Новая мысль проняла Тат холодом.

– Кажется, я знаю, почему Моррийон спит, задрав ноги на стенку. – Сандайвер и другие покатывались со смеху, когда обнаружили это вскоре после прибытия должарианцев на борт.

– Ну конечно, – ответил Лар, удивленный, что она не сообразила этого раньше.

Тат представила себе, что значит для бори спать одному – и что должны были должарианцы сделать с ним, чтобы отучить от многовековой привычки. Один ночью, в холодной постели, без единой родной души рядом.

Она поморщилась, вспомнив редкие отзывы панархистов о Барродахе и передачи по гиперсвязи, показывающие, что он с ними делал.

Моррийон искалечен телесно, а Барродах – духовно. Подумать страшно, что у них за жизнь.

– Почему бы ему просто не уйти от них? Ведь он-то не узник.

– А власть? – пробормотал, засыпая, Лар.

– Да разве у них есть власть? У Последнего Поколения, у тарканцев? Тем, кто наверху, такая жизнь, может, и нравится, но не тем, кто внизу. Почему они не уходят?

Лар не повернул головы, но она почувствовала, что он усмехается.

– Некоторые уходят. Кое-кто даже остается в живых после этого. Но большинству такая жизнь, похоже, нравится.

Она, думая о предстоящем Каруш-на Рахали, выкрикнула:

– Но почему? В этом же нет смысла!

– Для нас. Мы – люди улья, как говорила мне мама. Наша сила в том, что нас много и мы трудимся вместе. А тарканцы, они борются за место в жизни. От этого злость. Сила – единственное средство, чтобы выжить. Гнев и борьба для некоторых людей равносильны сексу, для них уж точно. – Он с усмешкой оглянулся через плечо. – Они не рискуют быть отвергнутыми – просто берут, кого хотят.

Тат скривилась. Да, в этом есть смысл: сама она была слишком застенчива, чтобы флиртовать с посторонними, и ограничивала свои сексуальные игры пределами семьи.

– Мгм, – сказала она. – Нам тоже нравится заниматься любовью, но какое же удовольствие в том, чтобы ломать руки-ноги?

– Ну, я думаю, они не совсем уж насмерть сражаются, – фыркнул Лар. – Могу поспорить: те, кому это надо, сами выходят навстречу охотнику, точно как наши рифтеры. Если тебе так хочется поговорить об этом, ступай поищи Моб и Хестика.

– Бр-р, – проворчала Тат, шлепнув его по затылку. – Я сплю. – Она сморщила нос. – Но Быстроруку-то чего неймется? Скорее бы это кончилось, чтобы работать спокойно.

Лар вздохнул, но не ответил.

23

«ГРОЗНЫЙ»
Вийя, войдя в холодную каюту, посмотрела на два комочка белого меха. Изо рта шел пар, и температура продолжала падать: эйя снова впадали в спячку. Их мысли отошли вдаль, и она вздохнула, чувствуя некоторое облегчение – словно разжались немного тиски, сжимающие череп.

Но в голове толклись другие голоса: трио келли, слишком сложное для понимания; векторная задача Иварда, переплетенная с приятными воспоминаниями. Возникший из прошлого голос Маркхема перелетел от Иварда к Вийе через километр, отделявший ее каюту от классной комнаты, где парень сидел с корабельными мичманами. Этот голос вызвал всплеск горя, который не могло подавить до конца другое присутствие: там, далеко, на той стороне корабля, горела, как звезда в пустоте, четкая психическая метка Брендона лит-Аркада.

Он думал о ней, и она решила, что пришло время встретиться. Опасность заставляла ее нервы трепетать, но пути назад уже не было.

Она открыла глаза, восстановила внутреннее равновесие и направилась к двери.

Марим сонно спросила:

– Ты куда? Что-нибудь интересное?

Вийя скривила губы.

– Хочу поглядеть, что Омилов сделал с «Телварной». Пойдем со мной, если хочешь. – Марим, как и следовало ожидать, зарылась обратно в койку. – Ты что, еще не весь личный состав обчистила? – спросила Вийя.

Марим, оперев взлохмаченную голову на руку, усмехнулась.

– Я свое возвращаю.

– Они на это смотрят по-другому: ведь это рифтеры взорвали у многих из них дома. Имей это в виду.

– А, блин! – Марим спрятала голову под одеяло.

Вийя прошла по узкому коридору мимо пассажирских кают. Большинство из них пустовало: миссия была военная, если не считать ее экипажа и нескольких человек, работавших с Омиловым в проекте «Юпитер». И Мандериана, представителя Верховной Фанессы, единственного, кроме Иварда и Вийи, способного общаться с эйя. Она не сказала ему и нескольких слов с тех пор, как он и Омилов явились в Пятый блок с удивительным предложением: доставить гностора в самое сердце Рифта.

Вийя села в капсулу транстуба и нажала кнопку, приготовившись к ускорению.

Она чувствовала работу тысяч умов на этом огромном корабле. Поборов острое желание увидеть мостик и самой убедиться в обширных возможностях крейсера, она собралась для предстоящей встречи.

Мандериан разговаривал с двумя десантниками. Оба молодые, умные, трезво мыслящие, оба собранные, несмотря на физическую усталость, которую он ощущал на себе.

– Нет, – сказал он, отвечая на вопрос, – мы не вводили понятия срочности в нашу знаковую систему. До сих пор неясно, воспринимают ли эйя время так же, как мы. Возможно, капитан сможет ответить вам более подробно.

Он испытывал легкое беспокойство, будто кто-то стоял у него за плечом. Он знал, что это не физическое присутствие, да и близость была относительной: Вийя направлялась сюда.

В открытом люке корабля возник силуэт, и Себастьян Омилов тихо спустился по трапу.

– Ну вот, еще с одним покончили, – сказал он, потирая руки, и стал осматривать поддоны с техникой, которую следовало загрузить на «колумбиаду» для установки и складирования. Затем любезно кивнул десантникам, которых назначили сопровождать его экспедицию. – Пожалуй, хватит на сегодня, как по-вашему? Я лично не прочь отдохнуть.

Десантники, козырнув, удалились, и Омилов спросил:

– Ну, как они вам?

– Неплохо, – сказал Мандериан. – Соларх шо-Ретвен имеет степень по ксеносемиотике и с согласия Вийи могла бы внести свой вклад в наш банк знаков.

– Который довольно скуден. По крайней мере Верховная Фанесса жаловалась на это перед нашим отлетом.

Омилов задумчиво посмотрел на «Телварну». Мандериан наблюдал за ним, отмечая произошедшие перемены. Теперь статус гностора никогда уже не станет прежним – это неизбежно. Где бы он ни появился, на него смотрят с почтением и даже со страхом. Он как будто не замечает этого, всецело занятый своим проектом, но при этом выглядит помолодевшим на пару десятков лет, и даже после измотавшей всех рабочих смены, длившейся почти семьдесят два часа, взгляд у него ясен и походка тверда.

Выступление в роли Прерогата придало новый смысл его жизни.

– Может быть, сделаем перерыв? Я бы выпил кафа – или даже кофе, если мы сумеет его раздобыть, – сказал Омилов.

Мандериан, кивнув, заметил:

– Вийя идет сюда.

В этот самый момент огни транстуба уведомили о прибытии капсулы, и люк открылся. Женщина вышла и обвела черными глазами ангар, прежде чем остановить их на обоих мужчинах.

– Капитан Вийя, – произнес Омилов, не спрашивая о причине столь внезапного и позднего визита. – Я так и думал, что вы захотите проследить за установкой всего этого. Перечень вы найдете на коммуникаторе. Я мог бы погрузить это завтра – то есть в день, который считается завтрашним в этом перелетном городе.

Она кивнула, окинула черным взором Мандериана, держась холодно и слегка настороженно, и поднялась по трапу на свой корабль.

Мандериан с тщательно скрываемым юмором подумал, что завтра по должарскому календарю Каруш-на Рахали, Звездный Прилив Продолжения Рода. Система Должара далеко отсюда, но символическое притяжение ее четырех лун у должарианцев в крови; ему самому понадобилось двадцать лет, чтобы перестать подсознательно высчитывать следующий срок. «Она знает, – подумал он, стараясь как можно лучше спрятать свои мысли, – и ей ненавистно это знание».

Он до сих пор не мог определить диапазон ее пси-способностей, но знал, что они очень велики. Возможно, она хочет провести ночь на своем корабле из-за его удаленности от спальных помещений.

– Ну что, гностор, пойдемте пить каф? – предложил он.

Омилов, склонившийся над поддоном, выпрямился и вздохнул.

– Да-да.

Они пошли к транстубу, и Мандериану вновь показалось, что у него за плечами кто-то есть. Он не сразу узнал ауру, а когда узнал, удивился.

Но он не стал оглядываться и благоразумно промолчал, садясь вместе с Омиловым в капсулу.

* * *
Ангар был совершенно пуст, когда Вийя почувствовала присутствие Брендона. Он вышел из мрака на дальнем конце – вероятно, через служебный вход, которым иногда пользовались механики.

Она ждала, стоя наверху у трапа. Они еще не говорили друг с другом после своего свидания в доме Тате Каги на оси вращения Ареса. Старый Профет, продержав ее у себя еще несколько часов, рассказал ей о том, что произошло в кабинете Найберга, и незаметно препроводил ее обратно в Пятый блок.

На фоне обморока эйя и прочих событий, как шоком поразивших станцию, ее отсутствие никому не бросилось в глаза. А четыре часа спустя к ней пришел сам Омилов со своим поразительным предложением.

Брендон подошел к трапу, остановился, глядя на нее, и усмехнулся:

– Разрешите подняться на борт, капитан?

Юмор в рудниках материкового Должара сводился к издевательству над своими врагами. Шутить ее научил Маркхем – руководствуясь брендоновским чувством юмора.

– Нет, – сказала она. – Тебе придется прокладывать дорогу бластером.

Его глаз заискрились смехом, и она окунулась в его эмоциональный спектр, словно в пруд посреди жаркого дня.

– Смертельный поединок, – сказал он, не спеша поднимаясь по трапу. – Скоростные кремовые пирожные на сорока шагах.

Воспоминание о его вдохновенном сражении с солдатами Эсабиана в подвальных кухнях Малого Дворца вызвало у нее улыбку.

– Хотела бы я знать, как тарканцы потом объяснялись с Эсабианом.

– Барродах, конечно, соврал что-нибудь. Сказал, что против них применили секретное панархистское оружие. И теперь целые команды экспертов пытаются воспроизвести это оружие на случай, если мы вздумаем отбить планету.

– Придется вам тогда разработать противокремовые щиты, – сказала она, постукивая стилусом по планшетке, оставленной ей Омиловым.

Они прошли в рекреацию «Телварны», и Брендон включил пищевой пульт.

– М-м, – сказал он, изучая меню. – Новый статус Себастьяна творит чудеса: тут значится настоящий кофе.

– Скорее, твой статус.

– Тогда я воспользуюсь им и закажу. С щедрой порцией монтрозовского бренди. Хочешь?

– Нет, – ответила она, быстро водя стилусом. Кофейный аромат наполнил комнату.

Брендон развалился в одном из кресел, держа кружку обеими руками.

– Первая передышка за все это время.

– Все совещаетесь?

– Если бы. – Криво усмехнулся он. – Инспекции, экскурсии, торжественные обеды и снова инспекции. Стараются меня занять, чтобы я не замечал пробелов.

– Я думала, капитан Нг на твоей стороне.

– Так и есть. Поэтому я старательно делаю вид, что не замечаю пробелов. – Он усмехнулся, приглашая ее разделить его шутку.

– Не понимаю.

– Мой статус – это сплошная головная боль. Нг, Найберг, весь Арес, даже Эсабиан знают, кто я такой, но для ДатаНета я остаюсь Крисархом Брендоном лит-Аркадом. Чтобы изменить это, надо ввести в систему коды высшего уровня. До тех пор я не имею доступа к определенной информации, и они при всем своем желании не могут мне этот доступ обеспечить. Взять хотя бы Геенну. Допустим, прихожу я на совещание. Они вызывают соответствующий файл, требующий сканирования сетчатки, – и, как только в комнату вхожу я, система отказывается работать.

У Вийи возникло три вопроса – и на два, судя по всему, она могла получить ответ.

– Почему ты тогда не остался на Аресе? Ведь это риск – утвердиться у власти и тут же исчезнуть.

Брендон нахмурился, глядя в кружку.

– Не говоря уже о моем собственном желании, мое отсутствие – лучший подарок, который я мог бы сделать Найбергу. Теперь у него есть четкий приказ, который, хочется верить, отдал бы и мой отец, будь он здесь: собрать Флот и приготовиться к полномасштабной атаке на Пожиратель Солнц. Мое присутствие и мой аномальный статус мешали бы там куда больше, чем здесь. У Ареса теперь есть цель, которая, надеюсь, сплотит его обитателей. Поскольку меня там нет, то и новые приказы, от которых одна путаница, отдавать будет некому – пусть отец поступает по своему усмотрению, когда вернется на Арес.

– Значит, остается одна задача: как подойти к Геенне.

– Ага, так тебе это известно? – усмехнулся он.

Она улыбнулась в ответ.

– Я знаю, что капитан Нг строго наказала персоналу мостика и старшим офицерам держаться от меня подальше. Я стараюсь облегчить им задание тем, что держусь подальше от них.

– Но тем не менее кое-что слышишь.

– Слышу, когда эйя не спят, – пожала плечами она. – Они любопытничают, и им страшно. Но для вашего капитана и ее офицеров я не опасна.

– Чего не знаешь, от того и не страдаешь? Ладно, я никому не скажу.

Итак, мы подошли к моему второму вопросу. На первый он ответил: он останется с панархистами, и с его рифтерством покончено.

– А что будет, если мы опоздаем? – спросила она.

Его голубые глаза остановились на ней.

– Жаим тоже спрашивал меня об этом – больше никто не осмелился. Яне могу на это ответить – скажу только, что мы должны вернуть отца. Он никогда еще не был нужен так, как теперь.

Вийя сидела тихо, безуспешно стараясь приспособиться к головокружительной смене его эмоций. Ей вспомнилось, как он подошел к ней на сплэтбольном матче: тогда ей казалось, что он случайно отбился от Жаима, но с тех пор она стала подозревать, что он давно знает о жаимовском датчике, хотя сам Жаим не знает.

«Давайте спасем моего отца!» – сказал он ей тогда.

Значит, он откуда-то узнал и о ее тайных планах побега. Тогда он еще колебался, но теперь, видимо, твердо выбрал отцовский путь.

Как же теперь быть с ее планами? Если она спросит его прямо, это может вынудить его занять официальную позицию. И потом, теперь еще рано: им предстоят два опасных задания, а после ей нужно вернуться на Арес, чтобы освободить Локри.

А потом... потом...

«Потом я получу ответ на свой третий вопрос».

– Этого никто не знает, – внезапно сказал он, – но в одну из бесконечных ночей, когда я корпел над задачами по навигации, я запустил вирус в аресский ДатаНет. Если он минует все защитные барьеры, которые мой достойный братец, безусловно, натыкал вокруг прерогатив Эренарха, я смогу частично ликвидировать свою аномалию. И обеспечить себе некоторую свободу действий.

Она уже привыкла к тому, что его вопросы и ответы имеют двойной смысл.

«Он хочет сказать, что предоставит свободу мне, и спрашивает, захочу ли я ею воспользоваться».

Она встала и отвернулась, заняв руки планшеткой и стилусом.

Это зависит от того, как ответишь мне ты.

Но время было не то, чтобы высказать это вслух, слишком рано и при этом слишком поздно.

Он отставил свою кружку и стал у двери, глядя на Вийю. Она спиной чувствовала его взгляд и его вопрос.

Бесконечно долгое время они молчали. Затем он, набрав на пульте команду, закрыл внешний люк и запер его с помощью временного кода. Видя, что она не возражает, он отступил, и она, пройдя вперед, направилась в его каюту.

Наконец-то они оказались лицом к лицу, с глазами, погруженными в другие глаза. Она ощутила силу его желания и напряглась, как железо, перебарывающее притяжение магнита.

Он улыбнулся краем рта, и она снова обрела дыхание.

– Первый шаг ты, я вижу, делать не станешь.

В его тоне не было вопроса. Когда она была с Маркхемом, первый шаг не имел значения, они думали, что будущее принадлежит им обоим.

– Нет, – сказала она.

И поняла по ослепительной вспышке его эмоционального спектра, что он это знает.

– Пожалуйста, – совсем тихо произнес он, – поставь ту картинку, которую сняла в саду Мандалы.

Она, не отрываясь от его голубых глаз, нащупала знакомые как свои пять пальцев клавиши пульта и набрала код.

Каюта исчезла, сменившись рощей достающих до неба секвой. В зеленых кронах над головой запели птицы. Струя воздуха из тианьги, пахнущая влажной землей и сосной, освежила горячую кожу Вийи.

Он испустил долгий, прерывистый вздох, посмотрел вокруг невидящими глазами и шагнул к ней, протягивая руки.

Она увернулась, запустила пальцы в его темные вьющиеся волосы и отдалась его жадному поцелую.

* * *
За километр от них Мандериан, некогда рахал-Кестели, а ныне скромный последователь святого Лледдина, преодолел беспокойный сон и проснулся.

Уяснив себе источник своего беспокойства, он встал с постели, преклонил колени на холодном полу каюты, в полной темноте, и закрыл лицо руками.

* * *
«САМЕДИ»
Эммет Быстрорук подался вперед, с затаенным дыханием следя за борьбой полуголой окровавленной Моб, оскалившей зубы и обнажившей нож, и свирепого должарианца в сером мундире.

В начале ночи ничего особенного не происходило: Быстрорук, заранее настроивший датчики панархистов на свой личный код, с разочарованием убедился, что заключенных должарианцы в качестве партнеров по сексу использовать не намерены. Старые и хилые им, как видно, не по вкусу. Потенциальное богатство Быстрорука таяло на глазах. Материал об изнасиловании Панарха он не позволил бы Сандайвер передавать по гиперсвязи – нечего увеселять Братство задаром. Продать чип для узкого круга на Рифтхавене – другое дело.

Затем экипаж начал беспокоиться, поскольку должарианцы со своей половины не выходили. Постепенное осознание того, что для своих дикарских игр они предпочитают своих же соплеменников, привело наиболее извращенных членов команды в негодование. Одно время Быстрорук опасался бунта, но потом Хестику пришла блестящая идея: проникнуть на должарскую территорию самим.

Пока что из вылазки вернулись только двое.

Моб и серый солдат прошли с воем весь коридор, ругаясь, рыча и норовя схватить друг друга. На стенах остались длинные следы крови. Быстрорук, содрогаясь, в сотый раз посмотрел на свою дверь, чтобы проверить, на месте ли готовая к действию плазменная пушка.

В самом крайнем случае он, зная, где прячутся трое бори, может навести на них должарианцев – хотя вообще-то они нужны ему живыми. По крайней мере Тат. Она одна на борту способна взломать моррийоновский код.

Должарианец тем временем подсек Моб и навалился на нее, тиская своей лапищей одну из ее татуированных грудей. Быстрорук беспокойно заерзал на стуле, глядя, как она вывернулась из-под солдата и двинула его коленом в пах.

Точнее, попыталась двинуть. Он поймал ее за лодыжку, швырнул на пол и снова взгромоздился на нее. Быстрорук издал тихий стон и воровато оглянулся, словно его кто-то мог видеть.

Он был почти уверен, что отыскал все жучки, но наверняка знать не мог. Капитан, командовавший «Самеди» до него, был не только крайне подозрителен, даже для рифтеров, но еще и снабдил свою каюту множеством имиджеров, чтобы записывать с разных точек свои игрища с волосатыми парнокопытными млекопитающими, – эти записи он, очевидно, пересматривал, когда лишался очередного любимца.

Быстрорук скривился. Посмотрев эти ролики, он собрал в каюте все одеяла вместе со стенными драпировками и выбросил их в космос. Он придерживался весьма широких взглядов, но даже должарианцы не едят своих партнеров по сексу.

Это Тат, вскоре после того, как Быстрорук взял ее к себе, раскопала закодированные видеосюжеты и показала их экипажу, к бесконечному восторгу всех его членов. Это сразу сделало ее популярной, по крайней мере настолько, что команда долго воздерживалась от мучительной процедуры «посвящения» по отношению к ней и ее родственникам-бори. Быстроруку это принесло облегчение. Ему уже надоело набирать новых людей чуть ли не на каждой остановке.

С другой стороны, компетентность Тат вызывала в нем беспокойство. Далеко ли простираются ее таланты? Может, она и его коды взломает?

Он выбросил Тат из головы. В данный момент она не может следить за ним, даже если нашла имиджеры: она со своими братьями, или кузенами, или кем они ей там доводятся (Быстрорук находил отталкивающей их привычку спать вместе целыми семьями), прячется где-то внутри километровой снарядной трубки.

Он облизнул губы, с наслаждением созерцая поражение Моб. И переключился ненадолго, чтобы проверить другие коридоры. Ничего. Моррийон, уж конечно, отсоединил все имиджеры на должарской территории. Быстрорук снова просмотрел все каналы, надеясь обнаружить Сандайвер, преследуемую парочкой тарканцев.

А Хестик где?

* * *
Дрожа от предвкушения, Сандайвер проскользнула на должарскую половину. Тяжелая гравитация, навалившись на нее, несколько погасила ее энтузиазм: в такой обстановке особенно не побегаешь. Разве что удастся заманить объект в ее собственную каюту.

Она знала, где помещается Анарис, но знала и то, что там всегда несут караул два тарканца. Она надеялась, что хоть сейчас их там нет.

Повернув за угол, она услышала топот, а потом долгий, клокочущий вопль. На стене виднелась кровь; сердце Сандайвер заколотилось, но она заставила себя усмехнуться. Итак, охота началась!

Анарис жил в самом конце, в большой каюте. Лишь бы только он не был занят с одной из своих поганых тарканок. Хестик обещал отвлечь Дестаэр, вторую по старшинству в подразделении, а Кедр Файв заявил, что обезвредит всех прочих баб.

Сандайвер, расправив плечи, обогнула последний угол. Гравитация давила на позвоночник, затрудняя походку. Но увидев, что дверь не охраняется, Сандайвер обрела новую энергию и хищно ухмыльнулась.

«Мы введем Каруш-на Рахали в моду у Флаури на Рифтхавене».

Странно, что никому это не пришло в голову раньше – трахаться, как настоящие завоеватели. Не спрашивая согласия и не отвечая за последствия. Какая соблазнительная идея – и почему она не получила более широкого распространения? Правда, чтобы наплевать на последствия, нужны сильные люди, а не слабаки, которые вечно разводят сантименты.

Сандайвер презрительно вздернула губу, подходя к двери Анариса. Уж он-то не станет рассусоливать о любви, совместной жизни и доверии.

Она запаслась несколькими кодами для отпирания дверей, но дверь Анариса свободно откатилась вбок, и Сандайвер поразило такое пренебрежение.

Перед ней открылась опрятная комната без всяких следов погрома. Анарис, высокий и широкоплечий, сидел за пультом, который явно не был рассчитан на человека его калибра.

Он резко обернулся, и у нее по спине прошел холодок под взглядом его темных глаз.

– Ты чего тут сидишь? – поддразнила она, встав на пороге. – Чего не развлекаешься с остальными? Не встает, что ли?

– Отец украсил моими причиндалами мостик своего флагмана, – сказал он и встал.

Его рост подавлял Сандайвер. От усиленной гравитации и сердцебиения звенело в голове.

Дверь упиралась ей в бедро – Сандайвер немного подвинулась, и дверь закрылась за ней. Она напряглась, но он прислонился к спинке кресла и с юмористическим выражением смерил посетительницу взглядом.

– Еще вопросы есть?

Выходит, его не возьмешь обычными подначками, от которых другие мужики заводятся. Это раззадорило ее еще больше.

– Почему ты не идешь к своим? – Она махнула рукой в сторону коридора, не рассчитала взмаха и больно ушибла руку о дверь.

– Не все должарианцы придерживаются старых суеверий.

– Суеверий? – Она пососала запястье, где уже назревал синяк. Провались она, эта тяжелая гравитация!

Он вздернул плечо.

– А как же еще назвать веру в то, что после драки дети родятся крепче, или что схождение лун продлевает твой пыл, или что сохранение целомудрия в промежутках усиливает боевое мастерство? Конечно, это суеверие. – Он саркастически усмехнулся, показав крепкие белые зубы, в которых никакого юмора не чувствовалось. – Я предпочитаю сам выбирать время, место – и партнершу.

Это было едва завуалированное оскорбление – первое в ее жизни. Ее щеки вспыхнули от гнева – ощущение столь ей незнакомое, что она не сумела с этим справиться. Чтобы отвлечься, она взглянула на экран его пульта и увидела там звездную карту с огнями и светящимися линиями, идущими в одном направлении.

Она сразу узнала эту карту. У Быстрорука была такая же – на ней он старательно суммировал то немногое, что они знали о передвижениях эсабиановского флота. Анарис, похоже, имел доступ к гораздо более обширной информации.

Он переменил позу, и на его лице впервые проявился слабый интерес. Он понял, что она узнала карту, но объяснять ничего не стал, а лениво выключил пульт и шагнул к ней.

Тревога кольнула ее, почти такая же сильная, как боль в запястье. И она выпалила:

– Я никому не скажу.

– Верно, не скажешь, – согласился он.

Тревога превратилась в страх, когда она не увидела на этом сильном лице никакого тепла, никакого зова.

– Ты ведь сказал, что сам выбираешь время, место и партнершу? – с напускной бравадой сказала она.

Холодный юмор в немигающих черных глазах поразил ее, как удар. Она дрогнула и схватилась за дверную кнопку.

Точнее, попыталась. В суставах из-за повышенной тяжести стреляло, и она поворачивалась слишком медленно. Анарис опередил ее, защелкнув замок.

– И то, и другое, и третье, конечно, не идеально. – Он стиснул ее ушибленное запястье без намека на нежность. – Ну да ничего, сойдет.

24

«ГРОЗНЫЙ»
Пока они ждали коммандера Тотокили, лейтенант-коммандер Ром-Санчес уловил в капитане Нг затаенную искру юмора – словно она хотела поделиться с ними какой-то шуткой, но не могла. Он посмотрел вокруг, уверенный, заметили ли это другие в тактической рубке. Коммандер Крайно уж точно заметил. Хотя его рубленое лицо ничего не выражало, он слишком долго служил под началом Нг, чтобы не научиться угадывать, в каком она настроении. Что до орудийщицы Наваз, Ром-Санчес так и не разобрался, насколько она чувствительна к чужим эмоциям: всю душу она вкладывала в свою технику, делавшую «Грозный» почти не зависящим от центров снабжения.

Пси-заградник на столе перед капитаном указывал на важность предстоящего совещания.

«Хочет быть уверенной, что должарианка не узнает наших секретов».

Ром-Санчес не сомневался, что темой совещания будет подход к Геенне, до которой осталось меньше двух суток.

Геенна. Какое зловещее слово. Из любопытства Ром-Санчес отыскал его значение и пожалел об этом. Иллюстрация, работа какого-то художника, которому не следовало бы давать волю, лишила его спокойного сна: мусорная свалка за стенами древнего города Утерянной Земли, окутанная зловонным дымом, и пламя, ползущее из щелей, где свалены тела преступников, пожираемые голодными собаками... Неужели и в Тысяче Солнц существует нечто подобное?

Перед стартом им сообщили координаты планеты и ничего более. И что еще хуже, в базах данных Флота не имелось никакой информации о Геенне – даже на том уровне, к которому имел доступ Ром-Санчес. Абсолютно никакой.

Зашипел люк, избавив его от бесплодных раздумий, и. вошел коммандер Тотокили. Как только он сел, капитан Нг включила пси-заградник, и прибор начал излучать ультразвуковые волны.

– Это совещание проходит под грифом секретности в соответствии с кодексом военного положения. – Она говорила строго официально, но этому противоречила улыбка, приподнимающая уголки ее рта. – Следуя инструкциям, полученным от адмирала Найберга, я пригласила вас сюда, за сорок восемь часов до Геенны, чтобы вы присутствовали при вскрытии секретного пакета.

Крайно по привычке повернул пульт к капитану, но Нг, вместо того чтобы ввести свои опознавательные данные, достала из внутреннего кармана плотный, цвета буйволовой кожи конверт.

– Всегда мечтала это сделать, – улыбнулась она.

Остальные в изумленном молчании смотрели, как она разрывает конверт. У Ром-Санчеса от треска пергаментной бумаги даже мурашки пошли по коже. Прямо как в историческом сериале. Он никогда еще не видел приказов, отданных в письменном виде, – и другие, по всей вероятности, тоже.

Нг извлекла из конверта листок бумаги, развернула его, и ее глаза широко раскрылись. Помолчав, она положила листок на стол перед собой и начала смеяться.

Ром-Санчес, как ни вытягивал шею, не мог рассмотреть текст – он видел только, что все письмо состоит из одной строчки с четырьмя словами, написанной сильным, размашистым почерком. Мало того, что приказ на бумаге, он еще и написан от руки.

– Блестяще! – выдохнула наконец Нг. – Прямо охренеть можно!

Ром-Санчес затаил дыхание. Он никогда еще не слышал, чтобы Нг выражалась столь ненормативно. Она, встретившись с ним взглядом, рассмеялась еще громче, и он почувствовал, что покраснел.

– Извините, лейтенант, – сказала она, вытирая глаза. – У вас такой вид, точно ваша матушка исполнила перед вами стриптиз.

– Ну ладно, капитан, – буркнул Крайно. – Дайте-ка сюда. – Он протянул руку, но Нг убрала листок и сложила пополам. Тотокили был озадачен, лицо Наваз не выражало ничего, но глаза перебегали с Нг на Крайно.

– Нет, Пертс. Слишком большое удовольствие это доставляет – вы скоро тоже его испытаете. Вы все, я уверена, задавали себе вопрос, в чем заключается тайна Геенны, как она охраняется и, главное, как правительству удавалось сохранять эту тайну столько лет. – Присутствующие закивали головами. – Очень просто. Это никогда не вводилось в ДатаНет. Секрет Геенны существует на бумаге и в памяти немногих людей, занимающих посты высшего уровня.

– Значит, придется идти вслепую, – помрачнел Тотокили. – Мне это не кажется столь уж забавным. Не думаю, чтобы там содержалось много информации, – указал он на письмо.

– Там есть все, что нужно. – Нг пододвинула к себе пульт, быстро прошлась по клавишам, и над столом возникла голограмма, очень знакомая Ром-Санчесу: плоская гипербола с голубовато-белым солнцем в центре. Коническая часть, густо-красная близ асимптоты, бледнела по мере удаления от солнца. Шарики и точки обозначали планеты и астероиды, последние были густо насажены по всей системе.

– Система ФФ, – сказала вдруг Наваз. – Узел.

«Ну конечно!» – подумал Ром-Санчес. Каждый кадет помнил эту проклятую систему ФФ. Задача основывалась на теоретически возможной комбинации гиперпространственной трещины, оставшейся от эпохи более высокой космической энергетики, и солнца с массой в 1,4 раза больше стандартной. В результате получилась система, вход в которую был возможен только в плоскости эклиптики, и даже тогда пространственный скачок допускался только на самые малые расстояния. Из этого вытекала очень интересная тактическая ситуация.

Четвертая планета на голограмме начала мигать, и Ром-Санчес вдруг вспомнил, как противник на занятии прижал его к той планете и превратил в облако плазмы, не дав совершить скачок. Интересно, какие воспоминания его коллеги сохранили о системе ФФ?

Тут смысл того, что он видел перед собой, стал постепенно доходить до него. Он открыл было рот, но тут Нг развернула приказ и предоставила его для всеобщего обозрения. Там почерком адмирала Найберга была написана одна-единственная фраза:

«Геенна – это система ФФ».

Взрыв смеха разрядил напряжение. Нет, вслепую им идти не придется: каждый офицер Флота провел по крайней мере один учебный бой в системе Геенны.

Тотокили удивленно покрутил головой.

– Значит, недоставало только этого звена, чтобы разгадать тайну, – все остальное находится в ДатаНете.

– Вот именно, – сказала Нг. – Адмирал Найберг, вручая мне пакет, сказал, что мы будем первым военным кораблем, который войдет в систему Геенны после ее открытия семьсот лет назад.

– Как же туда доставляли преступников? – спросил Крайно.

– За это отвечает какая-то одна Семья, – ответила Нг, нажав несколько клавишей. – Еще со времен Николая 1.

Планета Геенна на голограмме стала вращаться и вышла на первый план. На ее поверхности стал виден кратер, и масштабные маркеры показали его размер: около шестнадцати километров в поперечнике.

– Если предположить, что схема ФФ реальна, а из послания адмирала Найберга вытекает именно это, то кратер является центром обитаемой зоны.

– Я никогда не понимала, почему эта информация засекречена, – сказала Наваз. – Думала, это просто модель.

– Мы все так думали, – подтвердил Крайно.

– Суть дела в том, – сказала Нг уже без всякого юмора, – что Его Величество могут высадить в радиусе пятисот километров от этого кратера. – Она помолчала. – Если, конечно, рифтерский корабль проберется через Узел.

Наступила внезапная тишина.

– Ведь должарианцы не знают, что это за система... – пробормотал Крайно.

– Быть может, Его Величество им скажет? – предположил Ром-Санчес.

– Не знаю, – пожала плечами Нг. – И я не могу довериться единственному человеку, который способен пролить на это свет, поскольку он периодически навещает рифтеров, в том числе и темпатку.

Эренарх. Ром-Санчес вспомнил, что рассказал им должарианец-гностор о темпатке. «В сообществе с эйя она выходит за границы темпатии и становится способна читать связные мысли. Пределы ее возможностей нам неизвестны».

Все снова помолчали, думая, не окажется ли их экспедиция напрасной. Потом Наваз сказала:

– Быть может, это теперь уже не имеет значения?

– Что? – спросил Тотокили, но на лице Нг забрезжило понимание.

– Сила этого секрета в его простоте, – пояснила Наваз, – но это также и его слабость. Как только мы войдем в систему, особенно если нам придется вступить в бой с рифтерским эсминцем, каждый на корабле поймет, что Геенна – это система ФФ.

– Вот почему ни один военный корабль не бывал здесь! – воскликнул Ром-Санчес.

– Да, тайну Геенны сохранить не удастся, – согласилась Нг. – Вы правы: я не пойду в бой, не проинформировав свой экипаж полностью. Никто не знает, кому при чрезвычайных обстоятельствах придется заменить командира. Ну что ж, начнем с самой верхушки. Генц, встретимся здесь же... завтра в восемь ноль-ноль, чтобы обсудить подход к планете.

Ром-Санчес, разочарованный, поднялся с места. У него осталось множество вопросов, и он не мог не сознаться себе, что ему хочется присутствовать при беседе Нг с Эренархом.

Наваз вышла в коридор с озабоченным видом.

– Есть проблемы? – спросил ее Тотокили.

– Мы не смогли спасти Панарха при Артелионе, а теперь полагаем, что сможем.

– Но теперь у нас есть приказ, – вставил Ром-Санчес.

– Да, конечно, – рассеянно сказала она. – Эренарх приказал снарядить экспедицию – ведь это его долг. Но... что, если Панарх сочтет своим долгом не рассказывать рифтерам об Узле?

– Тогда ему конец, – щелкнул своими короткими пальцами Тотокили. – Но мы увидим, как он погиб.

Ром-Санчес кивнул. Стандартная процедура включала в себя проверку контрольных станций. Они смогут увидеть, как рифтерский корабль входит в систему, если отойдут от нее на расстояние, равное времени, прошедшему между их прибытием и своим.

Крайно проворчал:

– Что касается того, как Панарх понимает свой долг и как скорее всего поступит, – почему она, по-вашему, хочет встретиться с Эренархом наедине?

* * *
Марго Нг удивилась тому, как участилось ее сердцебиение, когда дежурный мичман доложил, что Эренарх сейчас будет. Впервые она окажется наедине с этим молодым человеком, окруженным столь противоречивыми слухами.

«Да так ли уж он молод?» – подумалось ей, когда Брендон лит-Аркад вошел. Во взгляде умных голубых глаз, которыми он окинул ее, не было даже намека на зеленую самоуверенность молодости. Юношеская округлость давно сменилась тонкостью черт, делавшей его лицо таким обаятельным. Годы практики научили его в совершенстве владеть своей внешностью: сплетни, преследовавшие его всю жизнь, сказались только в слегка напряженной складке лба и в тени усталости под глазами.

«Он моложе меня от силы лет на десять – и то вряд ли».

Служба новостей хорошо потрудилась над тем, чтобы поддержать иллюзию его вечной молодости – и сопряженной с этим безответственности. Быть может, это входило в кампанию Семиона по дискредитации младшего брата?

– Ваше Высочество, – с поклоном произнесла Нг, – садитесь, прошу вас.

Последовал обычный ритуал обмена любезностями, в котором она старалась вести свою партию как можно искреннее. Как-никак, он сознательно отказался от всех своих привилегий – пришел к ней сам, вместо того чтобы потребовать передать всю информацию в его каюту, наскоро приспособленную под покои августейшего лица, а потом заставить ее, Нг, ждать, сколько сочтет нужным.

Его брат именно так и поступил бы с выскочкой Поллои.

Настало время перейти к делу. Нг взглянула на стюарда, разливавшего кофе, и он молча удалился. Как только дверь за ним закрылась, она подалась вперед.

– Что вам известно о Геенне, Ваше Высочество?

– Ничего, – с готовностью ответил Брендон.

– Значит, мы с вами были в одинаковом положении. – И она подала ему конверт. – Это пакет от адмирала Найберга.

Она проследила, как удивление на его лице сменилось сначала узнаванием, потом весельем и наконец пониманием.

«Он знает, что тайна теперь раскрыта, будь то к добру или к худу. Мне нет нужды говорить об этом, рискуя его обидеть. Как мог Панарх допустить подобную ситуацию? Что было причиной – его занятость, отдаление от сыновей после потери жены или неосознанное желание сохранить прошлое, относясь к Брендону как к мальчику?»

Нг мысленно одернула себя. Как ни заманчиво размышлять над мотивами поступков титулованных особ, сейчас не время и не место этим заниматься. Необычайная проницательность Брендона делает такое занятие опасным.

Она произнесла заранее подготовленную фразу:

– Не может ли Ваше Высочество предполагать, чего нам следует ожидать?

Это был очень тонкий подход к деликатному вопросу, что предпочтет его отец: погубить рифтеров с наследником Эсабиана, а заодно себя и своих советников, или выбрать жизнь – а если так, то почему?

Эренарх ответил так быстро, что она поняла: он думал об этом не меньше, чем она.

– Если они найдут возможность сохранить жизнь, не губя при этом невинных, они будут жить. Самоубийство, возможно, более простой выход, но в нем мало чести: они ведь знают, как нужны нам.

– Так вы не думаете, что он поставит свою жизнь против жизни наследника Эсабиана, Ваше Высочество?

Брендон слегка улыбнулся.

– То есть следует ли считать, что Анарис опасности не представляет? На это не так просто ответить – скажу только, что недооценивать его было бы ошибкой. Но вы должны знать... – Он помедлил и сказал: – Для моего отца Анарис не просто враг.

Нг ждала, надеясь, что ее озадаченный вид побудит его объясниться.

Сначала ей показалось, что никакого объяснения не последует: Эренарх встал и принялся шагать по комнате с кофейной чашкой в руке. Постояв у голограммы, изображающей перемещение эсабиановского флота, он повернулся и сказал:

– Не знаю, смогу ли я объяснить это вам, потому что и сам не до конца понимаю.

– Все, что может прояснить ситуацию, окажет нам большую помощь, Ваше Высочество. – Она постаралась произнести эту общую фразу так ободряюще, как только могла, и он усмехнулся в ответ.

– Мои личные впечатления от Анариса сводятся к игре в кошки-мышки: он все свое время посвящал попыткам убить меня по причинам, мне неясным, а я в отместку старался выставить его на посмешище. Это продолжалось, кажется, года три, и поскольку конца этому не предвиделось, нас с Галеном услали на Шарванн – якобы для того, чтобы Гален мог учиться в университете.

Нг не знала, чему дивиться больше: тому ли, что Панарх позволил этому так затянуться, или тому, что он услал прочь родного сына, а заложника оставил при себе. Хотя, впрочем, именно такое мышление и характерно для Дулу. Первое – это следствие воспитания, второе – вопрос чести.

– ...так что я никогда, собственно, не видел их вместе, но мне кажется, что отец в каком-то смысле был наставником Анариса.

– И тот перешел в стан врага?

– Ну нет. – Брендон смотрел куда-то в пространство. – Эсабиан зарезал бы его, как только тот сошел с обратного корабля, если бы заподозрил нечто подобное. Они всегда оставались врагами, но мне думается, что отец, открывая Анарису нашу историю и философию, надеялся, что тот – несмотря на знание нашей слабости, которую мог использовать против нас, – увезет с собой память о нашей силе. – Брендон взглянул на Нг. – Отец никогда не рассказывал мне об этом – мы виделись недостаточно часто, чтобы беседовать о чем-то серьезном. Но Гален выяснил, как было дело. – Улыбка Эренарха сделалась жесткой. – Семион категорически возражал. Это было единственное крупное несогласие между ним и отцом, которое не разрешилось в его пользу. Главным образом поэтому он и удалился в свою Нарбоннскую цитадель.

«А я и не знала, какую заметную роль играл в их жизни наследник Эсабиана».

Нг ощутила недоброе предчувствие, но отогнала его и спросила:

– Он был единственный наследник?

Брендон с усмешкой допил свой кофе.

– Нет. Эсабиан имел троих сыновей и двух дочерей. Анарис – самый младший из них. – Он поставил чашку на блюдце с музыкальным звоном. – Вы, наверное, уже догадались, в чем дело? Теперь все остальные мертвы.

– Понятно.

«Моя жизнь связана и с этими людьми тоже...» В памяти всплыла атака на флагман Эсабиана, «Кровь Дола»: десантные катера взяли его на абордаж, и побежденный враг был передан Панарху. Пожалуй, противостояние между двумя наследниками было неизбежно. Это уже случалось и случится снова – и Нг, хотя отвергала эту мысль каждым атомом своего существа, знала, что тоже будет при этом.

* * *
«САМЕДИ»
Последние изменения, поступившие по гиперсвязи, рябью прошли по стратегическому плану, и Анарис откинулся назад, барабаня пальцами по пульту. Они прискорбно недооценили хитрость врага – это становится ясно при взгляде на эти зеленые и красные линии и на размытую голубизну релятивистской неопределенности. Панархисты, несмотря на свое отставание, понемногу вынуждают отца производить передислокацию, указывающую прямиком на Пожиратель Солнц.

Теперь вопрос только в том, как скоро противник, несмотря на медлительность своей связи, поймет, что его стратегия оказалась успешной, и сколько ему понадобится тогда, чтобы найти Пожиратель?

Хорошо еще, что он находится в самой худшей части Рифта. Искать им придется долго.

Анарис быстро прошелся по клавишам, сформулировав запрос Ювяшжту, но тут же скорчил гримасу и стер адрес.

«Беседы с Панархом плохо влияют на мой рассудок». Нельзя ему связываться с «Кулаком Должара», который теперь подходит к Пожирателю Солнц: его первым посланием туда должно стать ритуальное уведомление о завершении отцовского палиаха.

Пожав плечами, Анарис переслал запрос секретарю. Моррийон позаботится об этом. Соблюдая если не дух, то букву. Чисто панархистский подход, усмехнулся он про себя.

Он посмотрел на хроно – Геласаар вот-вот придет. Анарис быстро припомнил то, что узнал за время их бесед, включая странно настоятельную просьбу Панарха как следует изучить аксиомы. Он почти бессознательно играл со своим дираж'у, и шелковый шнурок отражал его запутанные мысли.

Зазвенел вестник.

– Войдите, – под шипение открываемой двери Анарис встал, перевел гравиторы на нормальный режим и заколебался. Это их последняя встреча наедине – пусть будет так. Анарис оставил на экране стратегическую картину Тысячи Солнц и, чувствуя спиной терпеливый взгляд Геласаара хай-Аркада, повернулся к нему.

Он сразу заметил, что странная настойчивость Панарха не прошла, а, напротив, еще усилилась. Второе, что бросилось ему в глаза, был возраст Панарха. Это поразило Анариса: впервые он сознательно отдал себе отчет в том, что Панарх стар. Почему?

Не выказав ничего наружно, он предложил Панарху стул, но Геласаар вместо этого направился к пульту. Некоторое время оба молча смотрели на экран, стоя бок о бок.

– Вот видишь – хорошая связь и контроль не всегда решают дело, – сказал наконец Панарх.

– Это всего лишь недостаток стратегического мышления и неполное освоение нового оружия.

– Возможно. – Панарх отвернулся и сел на свое обычное место. – Поразмыслил ли ты над Аксиомами, как я просил?

– Да.

– И что же?

Что-то в поведении Геласаара вызывало у Анариса легкое беспокойство. Он чувствовал здесь подспудный смысл, которого не понимал.

– Во-первых, я обнаружил, что Аксиомы делятся на две разновидности: запреты и предписания. И первые работают лучше, чем вторые.

– Как по-твоему, почему это так?

Это был почти допрос. Анарис помедлил и решил, что скорее, поймет, в чем дело, если не будет противоречить. «У ритуала нет антонимов», – внезапно мелькнуло у него в голове.

– Как вы и говорили, это связано со второй заповедью: «Чем больше законов, тем меньше порядка; нельзя, чтоб система работала гладко». – Анарис сделал паузу. Геласаар терпеливо ждал. – По крайней мере некоторые статьи соответствуют этой заповеди в совершенстве. Например, право разумных существ на неконтролируемый денежный обмен, который мешает отслеживать экономические связи.

– Превосходно, – нейтральным тоном сказал Панарх. Анарху стало приятно, но за этим последовало раздражение. «Он мне не судья».

– А вот цель предписания мне не совсем ясна.

– Цель та же самая, – кивнул Геласаар, положив руки на колени. – Взять, например, аксиому, ограничивающую население онейлов до пятидесяти тысяч. Это правило определяет структуру цивилизации Тысячи Солнц и в значительной степени ограничивает власть правительства.

Во-первых, пятьдесят тысяч – это самое крупное общество, которым можно управлять демократическим путем, что и делают теменархи в своих Высоких Жилищах. Во-вторых, в столь маленьком обществе демократия при условии либерального строя почти неизбежна – это гарантируется теснотой личных связей. А демократическая структура стойко противостоит попыткам моего правительства вмешиваться в мелочи человеческой жизни.

– Но планеты гораздо больше, – возразил Анарис.

– И поэтому в Пакте Анархии для них сделано различие. – Взгляд Панарха сделался отсутствующим. – Но даже Пакт не гарантирует полного благополучия: между высокожителями и нижнесторонними растут разногласия, планеты подпадают под карантин... – Геласаар очнулся от задумчивости. – Понимаешь ли ты это, Анарис? – Его глаза выражали неприкрытое беспокойство, и снова должарианец не смог разгадать, в чем дело.

Анарис сильнее, чем когда-либо прежде, чувствовал раздвоенность своего духа. Его должарское наследие категорически отвергало то, что говорил Панарх. Оно твердило, что подданные должны либо подчиниться, либо умереть. Артелионское же воспитание видело мудрость в действиях, не требующих действия, в чередующихся слоях ответственности и анархии, на которые опиралось панархистское правление.

Он медленно кивнул.

– Лазейки. Всегда надо оставлять лазейки. Если распределить их как надо, власть будет отправляться своим чередом, не встречая сопротивления со стороны тех, кто предпочитает бегство подчинению. Это позволяет тебе пользоваться своей властью конструктивно, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с недовольными.

Геласаар просиял солнечной улыбкой.

– Ты преодолел свое наследие, Анарис ахриш-Аркад.

Аркад по духу. Шок и заключенное в нем откровение ошеломили Анариса, и он едва не пропустил следующих слов Панарха:

– Поэтому я дарю тебе жизнь.

– Что? – вырвалось у Анариса, взбешенного столь дерзким заявлением. Геласаар, не отвечая, спросил:

– Далеко ли еще до Геенны?

Анарис посмотрел на него и сказал:

– Около тридцати часов.

– Хорошо, – кивнул Панарх. – Ты говорил, что тебя удивила скудость информации о Геенне в дворцовых компьютерах. Это потому, что ключ к системе Геенны никогда не вводился в ДатаНет – он существует только на бумаге и в памяти нескольких человек. – Он указал на дираж'у, поникший в руках Анариса. – Должарианцы верят, что их судьбой правят узлы – и вся ирония состоит в том, что Геенну тоже охраняет Узел.

«Узел с большой буквы!» – догадался Анарис.

– Гиперпространственная трещина протяженностью около тридцати световых минут возникла в первые секунды Сотворения, и солнце Геенны каким-то образом удержало ее. Я не понимаю физической природы этого явления – знаю только, что вход в систему возможен только в плоскости эклиптики, и даже тогда скачковыми системами пользоваться крайне опасно. Корабли, пытавшиеся осуществить другие варианты подхода, исчезали бесследно. – Панарх улыбнулся, и Анарис понял, что не сумел полностью скрыть своего изумления. – Там нет ни сторожевых кораблей, ни орудий – на орбитальном мониторе нет вооружения. Страж Геенны – Единосущие.

Анарис обратил невидящий взор на экран, показывающий перемещение кораблей по Тысяче Солнц. Две мысли били у него в мозгу как набат: «Он поистине был моим судьей» и «Мы снова недооценили панархистов». Здесь могла быть какая-то хитрость, но Анарис знал, что никакой хитрости нет. Моррийон докладывал ему, что рифтерский капитан так и не нашел информации о Геенне, несмотря на все старания. Все сходится. До чего же это просто – сохранить секрет, записав его на бумагу!

Анарис знал, что ответит ему Геласаар, и все же спросил:

– Почему вы мне это рассказали? – Он вызвал по пульту Моррийона: надо немедленно уведомить Быстрорука.

– Я уже говорил тебе: я считал вероятным, что ты будешь лучшим правителем, чем твой отец. Теперь я в этом уверен. – Панарх встал и махнул рукой в сторону пульта. – Если, конечно, сумеешь одержать победу над Флотом, который, очевидно, уступает тебе не настолько, как ты ожидал. – Лицо Панарха стало задумчивым. – Я сожалею только об одном: благодаря этому последнему уроку ты вряд ли повторишь ошибку, недооценивая нас.

Дверь зашипела, открываясь, и Анарис в последний раз без свидетелей взглянул в глаза Панарху.

– Нет, Геласаар. Не повторю.

* * *
– Анарис не верит, что Узел может определить судьбу человека, – сказал Панарх. – И он прав.

Другие собрались вокруг стола, за которым сидел Геласаар. «Итак, он решил пощадить его, – подумал Калеб. – Хотел бы я присутствовать при их разговоре».

Панарх раскинул пальцы по столу – когда он заговорил снова, один палец дернулся.

– Я думаю, все мы согласимся, как следует мыслящим существам, что судьбу нельзя планировать и что невозможно бегство от последствий собственных поступков. Он не делал никаких ударений, говоря с обычными дулускими интонациями. Нужные слова подчеркивало подергивание его пальца.

– Когда я был молод, – продолжил тем же манером Мортан Кри, – я думал, что меня ждет все самое наилучшее и что время в моем распоряжении.

За период их пребывания на «Самеди» такой способ общения сделался их второй натурой, так что ключевые слова, будучи произнесены, сразу выпадали из памяти. Калеб подавил усмешку. Кто бы мог подумать, что политическая выучка ему пригодится и что умение нанизывать не имеющие смысла слова станет единственным средством осмысленного разговора. Он стал слушать дальше.

– (На) (пути) (вниз) (или) (на поверхности), – говорил Карр. – (Весь) (корабль) (нам не одолеть).

– (Согласен). (Короткий рейс), (смешанная команда), – сказал Геласаар. Они уже обсуждали смесь должарианцев и рифтеров на борту и пришли к выводу, что эскорт Анариса призван защищать его и держать под контролем рифтеров; последние осуществляют всю техническую часть, за исключением компьютерных функций – тут должарианцы им воли не дадут.

– (Они) (будут) (держать нас) (в шлюзе) (при стандартной гравитации), – предположила Матильда Хоу. Вряд ли на шаттле есть собственные гравиторы, а рифтерский экипаж не станет терпеть повышенную тяжесть.

– (Тяжелые) (целят) (плохо), – заметила Йозефина Пераклес. – (Можем) (выиграть) (время). – Должарианцы, привыкшие к гравитации на пятьдесят процентов выше стандартной, при нормальной силе тяжести будут стрелять выше цели.

Постепенно план стал обретать форму. В глазах своих тюремщиков они читали только презрение к своей старческой немощи, а Геласаар сказал, что из должарианцев один только Анарис осведомлен о силе кинезики уланшу. Скоро они договорились обо всем, кроме одного.

– (Только) (один) (шанс), – сказал Кри.

– (Нужна) (неожиданность), – пробасил Карр, потирая грудь и морщась. Калебу снова захотелось узнать, что же такое с ним сделали – в каждом его движении сквозила боль. – (Использовать) (их суеверие), – добавил адмирал и закашлялся.

Панарх вопросительно посмотрел на него, и Падраик ответил ему прямым взглядом.

– (Добровольная) (смерть) (и слова) (их) (родного языка). – Адмирал кивнул, отвергая молчаливый протест Геласаара) и обвел взглядом всех узников. – (Ваша) (свобода) (вознаградит) (меня). (Смерть) – (желанное) (избавление). – Он снова закашлялся – хрипло, надрывно.

Панарх медленно кивнул.

Больше говорить было не о чем.

25

«САМЕДИ»
Эммет Быстрорук, ввалившись на мостик, обвел всех грозным взглядом. К его удивлению и некоторому удовлетворению, никто не ответил на вызов – даже Моб, вопреки своей натуре, отвела глаза.

Этот самый карушна не такая уж плохая штука в конце концов. В свое время он совершил ошибку, набрав себе крутую команду в расчете на большой куш. Свою выгоду он получил, но команда оказалась чересчур уж крутой, а избавиться от нее не представлялось возможности. Но должарианцы оказались покруче.

Он засмеялся, наслаждаясь унижением подчиненных, и сел за командный пульт. Этот урок стоил ему недешево – но, может быть, теперь, если они переживут этот рейс, он сумеет с ними справиться и займет достойное место в иерархии нового рифтерского флота. А если нет, то после этого рейса он сможет набрать себе другой экипаж, который будет его слушаться.

Моб привлекла к себе его внимание, дернувшись, словно от боли. Ее татуированное тело представляло собой сплошную ссадину. В своем клане Драко на Рифтхавене она получит повышение за этот бой и единственная извлечет пользу из своего любопытства к должарским обрядам. Ей еще повезло.

Капитан скорчил гримасу, вспомнив, как Хестика нашли со сломанной шеей и позвоночником в коридоре около должарской половины, а одного механика, изуродованного почти до неузнаваемости, затолкали под пульт в кормовой рекреации. Сандайвер же лежит в койке лицом к стене и говорить то ли не хочет, то ли не может. Быстрорук улыбнулся. Жаль, что он не успел поставить имиджеры, где надо. Но тут на главном экране вспыхнула надпись, от которой его веселость мигом испарилась:

ГОТОВНОСТЬ МИНУС 23.08.40.

Геенна. Знакомое напряжение снова овладело им. Хорошо хоть этот говнюк Анарис и его слизняк-бори не лезут к нему с указаниями насчет подхода. Он сделает это четко: двадцать световых минут вверх и остановка над четвертой планетой.

Четко. Как бы не так. Быстрорук подавил горький смех. После той передачи по гиперсвязи панархисты, наверное, тоже в курсе и не иначе как уже послали в систему Геенны парочку крейсеров.

Люк позади зашипел, и вошел Моррийон.

Что ему тут надо? Бори всегда избегал мостика. Еще одно свидетельство перестановки сил после должарской трахательной кампании? Он-то сам в ней участвовал или нет? Капитан посмотрел на Тат – на ней синяков не было. Может, Моррийон поимел кого-то из ее братьев?

Но бори уже подошел к капитану, прервав его размышления. Несмотря на свое физическое уродство, Моррийон вел себя так, будто мостик и все, что тут есть, принадлежит ему.

– Капитан, господин Анарисимеет для вас инструкции относительно подхода к Геенне.

Быстрорук вспылил и хотел приказать бори покинуть мостик, но тот продолжал как ни в чем не бывало, и слова застряли у капитана в горле:

– Нам стало известно, что система Геенны охраняется гиперболической гиперпространственной аномалией протяженностью около тридцати световых минут, и она уничтожает каждый корабль, который к ней приближается, будь то в скачке или в режиме гравитации. Безопасный подход возможен исключительно в плоскости эклиптики.

Первой реакцией Быстрорука было недоверие.

– Это еще что за фокусы? – рявкнул он.

– Похоже, что как раз благодаря этим фокусам панархистам и удавалось защищать планету от вторжения в течение нескольких веков.

Ноющий голос был смертельно серьезен. Быстрорука замутило, когда он поймал полный ужаса взгляд Лассы, заменившей Хестика у пульта навигатора. Она тоже поняла значение слов Моррийона.

«Мы могли бы вляпаться на десять светоминут в зону уничтожения».

Бори, видя замешательство капитана, улыбнулся ехидно.

– Поэтому вам предписывается выйти из скачка за тридцать пять светоминут до Узла и подойти к четвертой планете в плоскости эклиптики на гравидвигателе, пользуясь скачковыми системами лишь в чрезвычайном случае. Вы меня поняли?

Что-то из сказанного Моррийоном дразнило память Быстрорука, но бурлящее нутро и довольная рожа бори мешали ему сосредоточиться. Капитан чувствовал страх, охвативший всех на мостике.

Он это нарочно, засранец скрюченный.

– Это все, что вы можете мне сказать? – осведомился Быстрорук, стараясь хоть немного сохранить лицо.

– Это все, что вам следует знать. Или мне, быть может, передать господину Анарису, что вы недовольны его приказом? – Моррийон повернулся с подчеркнутым безразличием и вышел.

После краткого, вызванного шоком молчания команда разразилась руганью и испуганными возгласами – шум мешал Быстроруку сообразить, что же показалось ему таким важным в словах Моррийона.

– А ну, заткнитесь! – заорал он наконец. – Чего раскудахтались, Шиидрины дети? Слизняку только того и надо.

Шум прекратился.

– Ласса, перепрограммируй выход за тридцать пять минут. – С новым приливом злобы он увидел, что она уже это делает – не дождавшись его приказа! Завязать бы ей ноги узлом и закончить то, чего должарианцы не доделали.

Ага, Узел. Вот оно, это слово. Оно и остановило его внимание, но почему?

Наверное, он говорил что-то слух, потому что Ласса подняла голову.

– Любите голоигры, капитан? – спросила она заискивающе, старясь исправить свою оплошность.

– Голоигры? – Ответ был где-то рядом, но никак ему не давался.

– Ну да. Есть такая классная боевая ситуация, называется «Узел». Ее во Флотской Академии проходят...

– Узел! – выкрикнул он. – Ах ты зараза! – Его поразило и слово, – которое он знал не по игре, а по блоку информации из МинерваНета, приобретенному по случаю, – и потрясающе умный замысел панархистов: оставить тайну Геенны у всех на виду и тем обеспечить ее сохранность в течение семисот лет.

– Геенна – это и есть Узел, – дрожащим от изумления голосом выговорил он. – Точно. – Быстрорук застучал по клавишам. Мелькание образов на главном экране, показывающее, что идет поиск, остановилось на изображении красной гиперболы с голубовато-белым солнцем в середине.

– Это он, – сказала Ласса. – Я в это часто играла. Проблема в том, что Узел нестабилен. – Она осеклась и переменилась в лице. – Ничего не выйдет. Это еще хуже, чем задеть радиус во время скачка.

– Заткнись, ты, обормотка, – рявкнула вдруг Моб. – Это в твоей сраной игре так.

Прежняя бравада, к великому сожалению, вернулась к ней.

– Нет, – устало сказал Быстрорук. – Это не просто игра. Это необычайно подробная модель из Флотской Академии – модель того, что, по всей вероятности, является системой Геенны. – Он посмотрел на Лассу. Хоть что-то светлое: вопреки всякой правдоподобности у него есть навигатор, знающий систему Геенны.

Если только эта паскудная игра соответствует реальности.

Это как раз в стиле панархистов – подменить кое-какие детали, так, на всякий случай. Но в банке данных «Самеди» заложена настоящая модель – из Академии.

– То есть как – нестабилен? – спросил он у навигатора.

– Игра – то есть Узел – чувствительна к гравитационным импульсам. Скачковыми на короткие отрезки пользоваться можно, гиперснарядами тоже, а крейсер даже из рапторов может стрелять. – Ласса проглотила слюну и показала на экран. – Но гипербола в каждом таком случае немного уплотняется, и ее поперечная ось укорачивается.

– Ну и? – нетерпеливо понукнул Быстрорук, сверяя свои данные с ее воспоминаниями об игре. Пока что игра в точности соответствовала учебной модели.

– Ну и в конце концов оба фокуса сходятся, и ты уже, не можешь выйти. – У Лассы вырвался граничащий с истерикой смешок. – В этом случае тебе показывают любопытные картинки – на одной из них Узел вытаскивает твой скелет из твоей же задницы.

Моб в ярости взвилась и бросилась на Лассус ножом. Быстрорук среагировал мгновенно. Он не мог себе позволить потерять этого навигатора в такое время. Он выхватил из рукава бластер и лишь в последний момент немного опустил прицел. Своего лучшего скантехника он тоже не хотел терять – а вдруг поблизости затаился вражеский крейсер?

Струя плазмы опалила палубу под ногами у Моб, осыпав ее штанины брызгами раскаленного добела металла. Она взвыла от боли, бросила нож и принялась тушить дымящуюся ткань. Потом, злобно рыча, посмотрела на капитана, но постепенно успокоилась, видя, что он не уступит. Быстрорук скрепился и не отвел, глаз, зная, что если он это сделает, то проиграет бой, несмотря на свое явное преимущество.

Моб пожала плечами и потупилась.

– Я хотела только попугать эту сучку – нельзя же, чтоб она совсем оборзела. Ничего бы я ей не сделала.

– Это точно, – сказал Быстрорук, заставляя себя говорить твердо. – Не сделала бы. – Он стоял неподвижно, пока Моб не убралась за свой пульт; нож она подбирать не стала. Ласса следила за ней, напружинив спину, с темными от ненависти глазами.

Атмосфера на мостике постепенно возвращалась к норме. Быстрорук сел и вперил взгляд в Узел, с убийственной четкостью изображенный на главном экране. Какие секреты он еще прячет, готовясь предать неосторожного мучительной смерти? Внезапно Эммет Быстрорук почувствовал себя очень старым – он слишком долго пробыл в рифтерах и боялся, что истратил весь свой фарт.

Ну нет, еще не весь. Об Узле мы узнали вовремя. А там будет видно.

* * *
Тат приближалась к капитанской рубке осторожно, не зная, чего ожидать. Его приказ явиться был краток.

Все, кто участвовал в Каруш-на Рахали и пережил его, пребывали в дурном настроении и передвигались с трудом, точно от боли. Она слышала о Хестике и механике, но не знала, что случилось со Сандайвер, когда та отправилась к Анарисуи – с тех пор она никому не показывалась на глаза. А уж Моб... сцена на мостике напугала Тат почти до потери сознания: она никогда еще не видела, чтобы Драко так взбесилась, – хорошо, что капитан ее остановил. Тат с кузенами только-только приспособились к условиям на «Самеди», а теперь все опять изменилось.

Люк открылся, и она заглянула в рубку. Быстрорук сидел там один, глядя на дверь, положив бластер на стол перед собой. Он сделал ей знак войти.

– Я хочу, чтобы ты носила босуэлл, – сказал он. Его длинная унылая физиономия выражала нечто среднее между беспокойством и гневом. – Даже когда спишь.

Тат кивнула. Быстрорук метнул на нее быстрый взгляд и отвел глаза. Он никогда никому не смотрел в глаза, разве что в крайнем случае; вот почему его стычка с Моб была столь удивительна. Но это длилось недолго, а теперь он еще более походил на хорька, чем когда-либо.

– Не верю я, чтобы этот засранец Моррийон не подгадил чего-нибудь с нашим компьютером. Работай день и ночь, но взломай его коды. Мы скажем, что ты больна, – никто не узнает.

Она опять кивнула, спрашивая себя, кто же заменит ее в и так уже сократившейся команде мостика.

– Пусть Лар тебя прикроет, – нахмурился капитан. – Меньше будут трепаться.

Тат поняла, что он имеет в виду. Бори все на одно лицо. Не то чтобы они так уж похожи – просто никто не дает себе труда отличать одного от другого, если от них чего-то не требуется. Это раздражает, но сейчас не то время, чтобы выражать протест от имени Лара.

– Держи меня в курсе всех своих находок, – сказал Быстрорук. Он посмотрел на хроно и поморщился. – Двадцать часов всего осталось.

Тат шмыгнула за дверь, радуясь, что может убраться от него. Он и всегда-то взвинченный и странный, после Каруш-на совсем обезумел, и Тат боялась, как бы Геенна вовсе не снесла у него крышу.

Сгорбившись, Тат поспешила в сравнительно безопасное убежище своей каюты. Закрыв дверь на кодовый замок, она вошла в компьютерную систему и с черепашьей скоростью двинулась по ее периметру. Терпеливые пробники кода нащупывали аномалию. В конце концов она случайно обнаружила, что Моррийон с дьявольской изобретательностью замаскировал почти всю свою информацию под пробел в пространстве памяти.

Осторожно – сторожевые фаги так и сновали взад-вперед, выискивая чужого, – она попыталась выяснить, как это ему удалось. Взломать такой массив будет еще труднее.

Наконец, дойдя почти до предела, она заставила себя остановиться и выключить компьютер. Рука отказывалась работать, и погасший экран рябил остаточными образами, терзая воспаленные глаза.

Если она сейчас вернется в систему, то сделает какую-нибудь глупость и будет поймана. Пора попробовать другой способ.

Она повернулась в кресле, удивившись тому, как затекла шея. Взгляд на хроно ужаснул ее: она просидела за пультом полных девять часов. Было 3.45.

Тат встала, и колоссальный зевок разодрал ее внутренности. С тоской посмотрев на постель, она потерла глаза и направилась к двери.

Критический момент приближался. Она разделяла страх Быстрорука по поводу того, что должарианцы контролируют функции корабля. Не говоря уж о самом Быстроруке – он достаточно свихнулся, чтобы выбросить ее в космос.

Страх придал Тат подобие энергии, которой хватило, чтобы добраться до совершенно пустой рекреации. Она налила себе кружку горячего кафа и, вдыхая ароматный парок, стала думать.

Надо бросать электронную охоту и заняться ловлей в реальном времени. Вот только как отловить Моррийона, чтобы никто об этом не узнал?

От одной мысли войти на должарскую территорию ее бросало в дрожь. И локатором пользоваться нельзя – Моррийон сразу об этом узнает. Тат и себе давно поставила предохранители против слежки.

Но... Тат, прикусив губу, уставилась на кухонный пульт. Есть другой способ: проверить, где он был днем и что заказывал.

С бьющимся сердцем она вывела на экран список.

№ 121-СД: руфус рисом, геэловый суп, каф-снитхи, 3,39.

Борийские блюда.

И – она проверила еще раз – заказ он делал прямо отсюда, а не из той рекреации, что ближе к должарской половине.

Из этого вытекает, что он не хотел есть у себя, при тяжелой гравитации. И Тат была уверена, что он никогда не ест со своим господином.

Но на корабле места много. «Думай же, думай», – твердила себе Тат, шагая взад и вперед. Было бы просто здорово, если бы он пользовался тем же укрытием, которое облюбовали себе Тат и ее братья. Там гравитация меняется так, что кажется...

Она остановилась. Почему бы и нет? Он сейчас не у себя, иначе не заказывал бы себе еду на другой половине корабля. И никто еще не видел, чтобы он ел в рекреации, как обычно поступали все остальные.

«И он тоже бори как-никак, – поэтому должен чувствовать себя комфортно на высоте, как и мы».

Не сказать, чтобы где-то на корабле были высоты, но есть одно место, которое с помощью воображения может сойти за таковую.

Сначала надо обеспечить прикрытие. Тат заказала себе какую-то еду, выпила половину кафа и поспешила к транстубу. Когда капсула тронулась с места, она впервые задумалась над тем, что скажет Моррийону, если его найдет. «Мы оба бори, я и ты», – подумала она и ощутила дикий порыв расхохотаться.

Капсула остановилась, и Тат прислонилась к двери, стараясь унять биение сердца. Подышала глубоко, отпила глоток кафа. Ей снова захотелось посмеяться: в реальном времени она умеет хитрить еще меньше, чем капитан Быстрорук.

«Потому-то я и оказалась на этом корабле. Одна надежда, что выберусь с него живой».

Она закрыла глаза, переборов истерический смех заодно с паникой, и двинулась вперед шаг за шагом, пока не пришла к входному шлюзу длинной снарядной трубки.

Она сразу поняла, что там кто-то есть, – и этот кто-то то ли поймал, то ли сам запрограммировал небольшой сдвиг гравитации, благодаря которому ты, сидя на краю люка, чувствуешь себя так, будто у тебя под ногами километровой глубины пропасть. Желтый свет в шлюзовом люке мигал четыре раза в секунду – четверть «же», – и муаровая рябь индикатора оповещала, что изменена не только сила тяжести, но и ориентация.

Тат нажатием кнопки открыла люк, держа поднос с едой в свободной руке, прошла внутрь и увидела, как и ожидала, что задняя стенка шлюза опущена. Она легко перелетела туда и увидела перед собой скорченную фигуру Моррийона. Он смотрел на нее холодно и настороженно, сидя на том, что при нормальной гравитации было бы верхним краем отверстия, свесив ноги в километровый провал, которым при уменьшенном тяготении казалась снарядная трубка.

Тат, приподняв свой поднос, привела сухой язык в движение и растянула губы в улыбку.

– Не возражаете? – спросила она и тут же поняла, что он никогда не ест при других. Выражение, сходное с протестом, заострило его и без того острые черты. У Тат по телу побежали мурашки – как и тогда, когда она сознала, что он спит один. Что же это за бори, который спит и ест в одиночестве?

– Ты же в первом составе, – сказал он. – Почему ты не спишь?

Она пожала плечами и тут же нашлась:

– Половина первого состава числятся больными, как и несколько дублеров. Осваиваю смежные функции по приказу капитана. – И она добавила, не успел он ответить: – Вот посмотрите.

Он напрягся, и она, протянув руку к встроенному пульту, вдруг подумала, что он может быть вооружен. Вот возьмет и убьет ее, а тело выбросит в космос из ближайшего шлюза. Или устроит собственный вариант Каруш-на Рахали.

Но он не двинулся с места, и она быстро набрала код, оживив голограмму, сделанную Ларом. Теперь под ними был уже не голый дипласт и сетчатая металлическая дорожка – они сидели на вершине утеса, а рядом шумно рушился в темную пропасть водопад. Звук был хорош: вода очень натурально падала в далекую реку, а тианьги веяло им в лица борийскими запахами: сладуницей, орои, цветом карита.

Моррийон сделал долгий, прерывистый вдох, и его лицо в искусственном солнечном свете напряглось, словно от боли.

– Вам не нравится? – изумленно спросила Тат и выключила голограмму.

Он промолчал, но это явно стоило ему труда. Сердце Тат отсчитывало секунды – тук-тук, тук-тук.

– Я только и видел Бори, что на картинках, – сказал он наконец с хрипотцой в тонком голосе. – Не знал, что там есть такие горы.

– Таких нет. Там только холмы и реки. Не знаю, как в пустыне – я улетела оттуда в четыре года. Помню только дома на сваях и одно большое наводнение. Но нам нравится эта картинка.

Она протянула руку и, видя, что он не возражает, снова включила голограмму. Они долго сидели, глядя, как искусственный водопад падает в искусственную реку.

– Вы правда никогда не видели бори в реальности? – осторожно спросила она.

– Только младенцем. – Он как будто пришел в себя. Его еда стояла нетронутой на палубе – точнее, на стене – рядом с ним, но бежать он вроде бы не собирался.

– Кушайте же, – предложила она, чувствуя, что его уверенность немного окрепла. Положение чуточку нормализовалось – насколько могло быть нормальным то, что они двое путешествуют на разных концах этого проклятого корабля, так далеко от родной планеты.

И снова болезненная гримаса собрала его лицо в складки.

– Кстати, спасибо вам, – сказала она, – от меня и от братьев. Вы нас не тронули... – Она махнула рукой, подразумевая прошедший день, и удивленно открыла рот, когда Моррийон покатился со смеху. Он долго заливался тонким, пронзительным хохотом, тряся головой, пока наконец не взял себя в руки. – Что тут такого смешного? Я искренне говорю...

– Что смешного... – Он растянул рот в лягушачьей ухмылке. – Экая ты дурочка, Омбрик.

Ужас, которого она еще не испытывала, накатил на нее.

– Вы хотите сказать...

Его улыбка стала саркастической, и он полностью обрел контроль над собой.

– Нас холостят перед тем, как мы вступаем в Каттенах, в ряды тех, кто служит властителям.

Шок, испытываемый ею, доставлял ему какое-то странное удовольствие.

– Но... если они не хотят, чтобы вы заводили семьи, почему просто не пользоваться контрацептивами продленного действия?

– Мы проходим через это добровольно. Это служит мерилом нашей силы.

Мерилом того, как ты рвешься к власти при посредстве таких, как Анарис.

Тат уже оправилась от шока, и ее ум работал на полных оборотах. Она не знала, приведет ли тот разговор к чему-нибудь полезному, но пока довольно и того, что Моррийон с ней говорит.

«Из-за своей глупой реакции я тоже кажусь ему глупой. Вот и хорошо – побуду дурой».

– Могу поспорить, что таких нежностей, как анестезия, должарианцы не признают? – сказала она. Он только фыркнул в ответ. – Значит, нам ничего не грозило. Хорошо. А зачем вы предупреждали капитана об опасности для экипажа.

– Чтобы случилось то, что случилось.

– Не вижу смысла. Если бы поубивали еще больше народу с мостика, как бы мы прошли через этот Узел?

– Хотел их занять. Я знал, что большинство из них на нашу сторону не сунется.

Внезапное подозрение отвлекло Тат от основной темы.

– Анарис знал, что Сандайвер придет к нему?

Моррийон пожал плечами, издав смешок.

– За чем пришли, то и получили, не так ли?

Она не могла не признать, что он прав, но вслух этого не сказала. Кроме того, его злорадство заставило ее насторожиться.

Однако разговор на этом закончился: он взял свой поднос и пошел к транстубу.

– Критический момент близок, – сказал он Тат через свое кривое плечо. – Советую тебе приготовиться. – Это напомнило ей о ее первоначальной цели, но он уже ушел.

Тат обмякла, тупо глядя на гипнотизирующие струи водопада.

«Я так ничего и не узнала».

Внезапно проголодавшись, она принялась за еду, припоминая разговор с самого начала.

Так ли уж ничего? Теперь она увидела в новом свете и Моррийона, и Барродаха. Они спят одни, едят одни, не могут заниматься сексом.

Боль, угрозы и жажда власти толкнули их на этот путь, превратив в жалкие маленькие пародии на должарианцев.

Да, да. Она чувствовала, что нащупала что-то. Моррийон говорит, как должарианец, и ведет такой же образ жизни, но заказывает себе борийскую еду. И она вспомнила его первую реакцию на ее водопад. Как боль...

Как освобождение от боли.

«Вот оно», – подумала Тат, поднимаясь на ноги. Она прошлась по клавишам, восстановив нормальную гравитацию и стерев все следы их пребывания.

Моррийон – как, возможно, и все бори на службе у должарианцев – поневоле живет жизнью своих хозяев, но наверняка позволяет себе легкие отклонения, будучи уверен, что его не поймают. Есть пути, которыми должарианцы брезгуют, – даже в компьютерной технике.

Тат бросилась к транстубу, забыв о сонливости.

* * *
ГЕЕННА
– Летит!

Хриплый крик часового словно током пронизал освещенный факелами двор. Солдаты и слуги бросились врассыпную. Напьер Ут-Комори, памятуя о своем достоинстве, не спеша укрылся за каменной колонной. Какой-то небольшой предмет пролетел по предрассветному небу над крепостной стеной и с мокрым шлепком плюхнулся в пыль.

Однако за этим ничего не последовало. Ни споротокса, ни яркой вспышки негасимки, ни даже роя кусалок. На орудийных платформах за парапетом послышался скрип разворачиваемых катапульт, визг тетив, и машины с грохотом разрядились.

– Прекратить огонь! – заорал сержант, и наступила тишина. Напьер так же неспешно спустился во двор, к упавшему снаряду. Обеспокоенные глаза следили за ним со стен; кто-то поплатится за то, что подпустил так близко войска Лондри Железной Королевы и ее сторонников.

Предводитель клана Комори поддел предмет одетой в броню ногой. Это была голова его легата, Урмана Лиссандира; черви уже кишели в пустых глазницах и ползали по рукояти сломанного меча из каменного дерева, торчащей изо рта.

«Зато мы сохранили его сталь, и преданность Лиссанда мне теперь обеспечена – по крайней мере за их ненависть к Железной Королеве можно поручиться».

Напьер скрестил руки на груди и посмотрел на небо, где первые лучи восходящего солнца горизонтально пронзали пыльный воздух над Домом Комори. Осада началась. Но если верить послу тазуроев, держаться им придется недолго.

Точно в ответ на эту пыль в ноздри Напьеру ударил запах протухшего жира. Он обернулся и увидел низенькую, скрюченную фигурку Арглебаргля. Утыканный перьями фетиш в его носу болтался перед оскаленными в улыбке гнилыми зубами. Ростом тазурой был всего в три четверти метра, но почти так же широк, и его засаленное одеяние не скрывало могучих мускулов и громадного, твердокаменного брюха.

Арглебаргль окинул взглядом высокого вождя Комори и голову, лежащую в пыли перед ним. Его ухмылка стала еще шире.

– Железная Королева шлет нам лакомый кусочек прямо к завтраку.

Желудок Напьера взбунтовался, но он любезно кивнул дикарю. Еще в самом начале их переговоров он сообразил, что тазурой любят подшучивать над обитателями Кляксы – даже имена у них шутовские. Они не называют чужим настоящих имен и выдумывают взамен клички позаковыристее. Чем выше дикарь по рангу, тем смешнее у него имя, и наивысший их восторг – заставить чужаков произносить это всерьез.

Но сейчас Арглебаргль, или как там его звали на самом деле, не совсем шутил: тазурой жили далеко за пределами Кляксы, в мелких кратерах, оставленных осколками Звездопада, где имелось достаточно микроэлементов для поддержания человеческой жизни, и они были каннибалами. Свои жертвы они варили в огромных чугунных котлах – символах своего богатства, и котлы эти никогда не опорожнялись. Напьеру не хотелось даже думать о том, каков может быть на вкус пятисотлетней давности суп из человечины. Неудивительно, что от тазуроев так воняет.

– Извини, мой высокий гость, – сказал Комори, – но боюсь, что мать Узмана воспротивится этому.

Арглебаргль заржал, окатив Напьера зловонным дыханием.

– Скажи старой суке, что я ей отдам половину мозгов.

Напьер с облегчением отвернулся, когда подбежала адъютант и отдала ему честь.

– Капитан Арбаш докладывает, что небольшой артиллерийский отряд противника отступает от перекрестка дорог. Он полагает, что у них есть потери. – Она смотрела то на тазуроя, то на своего капитана.

– Хорошо. – Напьер подтолкнул голову ногой к молодой женщине, на лбу которой виднелся кастовый знак стерильности. – Отдай это Лиссанд, матери Урмана, и скажи, что я разделяю ее горе и ее гнев.

Она, кивнув, осторожно взяла гниющую голову за волосы и пошла прочь, держа руку на отлете, оставляя за собой след из червей.

Арглебаргль пожал плечами с деланным разочарованием.

– Слишком давно не пробовал я изысканных блюд нашей кухни. – Ученое слово, блеснувшее в его речи подобно гаума-жемчужине в навозной куче, еще раз напомнило Напьеру, что нельзя недооценивать этого нелепого с виду дикаря – ум у него первоклассный, и он может говорить не хуже любого легата, если захочет. – Но ничего, – продолжал Арглебаргль. – Ночью вернулся один из моих нетопырей. Шлегманнигль с ордой будет здесь через два или три дня – и уж тогда мы свое возьмем. – Он махнул подбородком в сторону стены, через которую им перебросили голову Урмана. – Тазурои попируют на славу!

«И Кратер получит удар, от которого никогда не оправится. – Напьер посмотрел, как тазурои топает прочь, оглядывая укрепления. – И тебя тоже ждет сюрприз, мой засаленный дружок».

Мало того, ночью хирург радостно доложил ему, что изолятка опять беременна – и, похоже, снова двойней!

Ядовитые лучи Шайтана коснулись верхушки стены, и Напьер Ут-Комори, прищурившись, вздохнул полной грудью.

Победа будет на его стороне – он это чувствовал.

26

«САМЕДИ»
– Критическое время, – сказала Ласса почти неслышно из-за сирены, подтвердившей ее слова.

Тат из-за пульта прищурилась на экран, передающий ей, что происходит на мостике, – капитан открыл этот канал по ее просьбе.

– Моб! – рявкнул Быстрорук. Он не попадал в кадр имиджера, но в голосе слышалась тревога.

Драко быстро застучала по клавишам.

– Сканирование следов не обнаружило.

Тат затаила дыхание: ее аргус засек разбросанный код, соответствующий критическому положению. Моррийон!

Преисполнившись свежей энергии, она забросила кодовый невод в сторону адресов, указанных аргусом, – невод слишком тонкий, как надеялась она, чтобы его обнаружить.

– До светила 35,2 светоминуты, 33 отметка 75. – Пальцы Лассы бегали по клавишам. – Начинаю навигационный поиск. – Тат слышала, как стрекочет навигаторский пульт – компьютер искал четвертую планету. Даже если в системе Геенны есть маяк, полагаться на него нельзя.

Тот поиск, который вела сама Тат, пока не включил никакой тревожной сигнализации – уже хорошо. Окно на ее пульте пульсировало в такт с работой генератора ключевых слов; она подключила его к борийскому историческому чипу, который дал ей Лар, когда она рассказала о своей гипотезе.

«Мне сдается, ты права, – сказал он, порылся в своем шкафчике и дал ей этот чип. – Ни один должарианец не станет копаться в борийской истории – и рифтеры тоже. – Он вздернул губу. – Во всяком случае, не наш экипаж».

Тат присмотрелась к окну повнимательнее: поиск шел уже среди концептуальных ассоциаций второго порядка, генерированных познавательными схемами нейраймаи – пока безрезультатно.

Пульт Лассы издал трель.

– Планета обнаружена, системная марка 2-70. Орбитальный радиус 23 светоминуты.

– Курс на системную марку 2-70, плюс тридцать пять светоминут, – приказал Быстрорук. – Лавируй, сколько потребуется, чтобы удержать нас подальше от Узла. Моб?

– Если я что-то найду, ты первый узнаешь, – буркнула Драко.

Тат вернулась к работе. Они почти не замечали времени, за которое «Самеди» совершил серию скачков, приведших их в точку на плоскости эклиптики, в тридцати пяти минутах от солнца системы, которая была ближе всего к Геенне. Желудок Тат жгло от крепкого алигрианского чая, испытанного стимулирующего средства всех программистов Тысячи Солнц, и глаза болели. Но разгадка была рядом – Тат уже чувствовала присутствие Моррийона. Внезапно ее пульт защебетал, и открылось еще одно окно. Прилив адреналина заставил Тат выпрямиться. Один из ее наживочных фагов обнаружил нестандартный чистящий вирус. Должно быть, моррийоновский – тот замаскировал свой массив, сделав его невидимым для стандартных чистильщиков системы. Но ни одна программа не сработает, если не вернуть использованное пространство обратно.

Тат поспешно застучала по клавишам. Да! Она напала на один из файлов Моррийона. Она перевела его в стазис и начала осторожно вытягивать из него заголовок, опасаясь самоубийственного кода и битобомб. Отделив заголовок, она подключила битовый поток к нейраймаи. Сейчас она кое-что узнает!

Сирена зазвучала снова, и что-то на мостике привлекло внимание Тат. Быстрорук сидел выпрямившись, в своем командном кресле, и по повороту его головы она поняла, что он смотрит на главный экран.

– Тридцать пять до системы, наводка на 2-70, – доложила Лаоса. – Курс на Геенну.

– Здорово грязная система, – сказала Моб. – Контроль повреждений, доложи.

Гальпурус за своим пультом прошелся по клавишам своими маленькими руками, нелепыми по сравнению с мощными бицепсами.

– Щиты смогут выдержать одну десятую «це» – или чуть побольше. Выше абляция пойдет неважно – можем даже воспламениться.

Необычность ситуации на миг отвлекла Тат от ее работы – впрочем, вскрытие моррийоновского чистильщика шло в основном автоматически. «Самеди» пойдет в систему Геенны в реальном времени, на одной десятой световой скорости, полагаясь на экраны для защиты от грязи и льда, сконцентрированных, согласно законам орбитальной динамики, в эклиптике. Никто не пошел бы добровольно на пробег в реальном времени: корабль в обычном пространстве слишком уязвим, и потом – это так медленно!

Красная роза расцвела перед глазами Тат, и голос Быстрорука сказал по нейросвязи: (Пока ничего?)

(Я напала на след.) Интересно, чувствует ли он по босуэллу ее усталость и возбуждение. (Скоро дождемся.)

(Хорошо бы. До Геенны двадцать часов ходу – если крейсер появится, его щиты позволят ему идти куда быстрее нашего. Пока этого не случилось, я хочу выкинуть должарских гадов из компьютера.)

Он отключился и отдал у себя на мостике приказ перевести скачковые на четвертый тактический уровень. Двигатели взвыли и смолкли, швырнув их в систему Геенны, в пасть Узла, на скорости 31000 километров в секунду. На главном экране Тат видела щиты, мерцающие под натиском звездной пыли; вспышки возникали там, где поля Теслы сжигали более крупные частицы. Тат вздрогнула: век бы не видеть ничего подобного.

Она вернула свое внимание к пульту. Если она не преодолеет власть Моррийона над компьютером, одному Телосу известно, что ей еще суждено увидеть перед смертью.

* * *
«ГРОЗНЫЙ»
Сигнал тревоги прожег путаные сны Марго Нг, и она была рада проснуться. Она прилегла на эти несколько часов исключительно из чувства долга, но сон не принес отдыха ни уму, ни телу.

Все еще под властью полных стресса сновидений она встала, приняла горячий душ для прояснения мыслей и оделась. Испытывая странное чувство нереальности, она особенно тщательно проверила, правильно ли застегнуты пуговицы и хорошо ли сидит мундир. Еще несколько часов – и она либо предстанет перед Панархом, либо отправится с новым Панархом назад.

Высокая политика. Она покачала головой и отвернулась от зеркала. Выше уж некуда – и никого не волнует, нравится тебе это или нет. Марго с угрюмой улыбкой отправилась выпить кофе. Политика хуже грязи – если уж она пристала к тебе, от нее уже не отмоешься.

Став на сторону Эренарха, она нажила себе врагов среди самых влиятельных Дулу Панархии. Взять Архона Шривашти, уступившего собственную планету черни. Хороший правитель из него бы получился! Да и другие не лучше.

Со вздохом посмотрев на свой завтрак, она поняла, что не сможет ничего проглотить. Что ж, раз уж она ввязалась в политику, надо все делать, как полагается.

Она включила свой коммуникатор.

– Узнайте, пожалуйста, не может ли гностор Омилов уделить мне несколько минут для консультации.

Она знала, что адъютант передаст ее просьбу точно в тех же выражениях, без всяких командных интонаций.

Марго заставила себя что-то съесть, одновременно слушая доклад Крайно о текущих событиях. Все системы функционировали нормально; осталось меньше часа до входа в систему.

Через несколько минут явился Омилов. Вид у него был усталый, но собранный. «Он заметно изменился», – подумала Нг, когда он вошел. Взгляд, осанка – всё было гораздо моложе, чем у человека, к которому она привыкла. Странно: то, что они оба пережили недавно, обычно делает людей старше, но на Себастьяна Омилова эти события оказали прямо противоположное влияние. «Живительная сила действия», – кисло подумала Нг.

– Скоро мы войдем в систему Геенны, – поздоровавшись, сообщила она. – Не хотите ли присоединиться к нам на мостике?

Он удивленно и, как ей показалось, обрадованно вскинул веки, но тут же под влиянием какой-то задней мысли придал лицу выражение вежливой благодарности.

Интересно, что он хотел сказать в первый момент. Нг попыталась его поощрить.

– Там, правда, будет немного тесно – Эренарх тоже намерен присутствовать. Сначала я хотела просто подключить вашу каюту к мостику, но, поразмыслив, решила, что на вашем месте предпочла бы находиться на месте событий. – Ее интонации имели слегка извиняющийся оттенок.

Омилов поклонился.

– Так и есть. Я очень вам благодарен. Сам я не смел попросить, но...

– Но что же? – подбодрила она. Он набрал воздуха и решительно сказал:

– Я все-таки собирался просить вас о подключении и о том, чтобы... некоторым лицам разрешили вместе со мной следить за развитием событий.

– Только не рифтерам, – засмеялась она.

– К сожалению, без них не обойтись. Я обсуждал это с Мандерианом. Он выразил желание, чтобы сообщество, представленное келли, эйя и двумя рифтерами, получили возможность наблюдать за гееннскими событиями – если они того захотят.

Нг искренне удивилась. Она ни разу не слышала, чтобы такая просьба высказывалась где-то за пределами религиозной сферы. «Интересно, о чем еще умалчивает Омилов», – подумала она и кивнула. Она слишком многим обязана этому человеку – он еще мало запрашивает взамен.

– Хорошо, так и сделаем. Но нет необходимости, чтобы все они толклись у вас в каюте. Используем одну из классных комнат, чтобы они могли видеть все на большом экране. Я распоряжусь прямо сейчас.

Омилов снова поклонился, и на сей раз его благодарность не имела никаких примесей.

– Критическое время, – объявил лейтенант Мзинга. – 37 светоминут до светила, 40 отметка 0. Модель системы ФФ показывает, что скоро мы окажемся в пределах светоминуты от монитора.

Точка их вхождения представляла собой компромисс между наиболее вероятным курсом «Самеди» и сравнительной близостью орбитального монитора. «Посмотрим теперь, насколько мы удачливы», – подумала Нг.

– Оповещение, свяжитесь с монитором. Проверьте, записан ли импульс вхождения.

– Есть связаться, – ответила мичман Выхирски.

Мостик притих в ожидании ответа – слышались только едва заметные вздохи тианьги. Нг чувствовала присутствие Брендона лит-Аркада у себя за правым плечом, хотя тот не шевелился и не произносил ни звука.

Нг поморгала усталыми глазами и сосредоточилась на своей задаче. Еще две минуты – и пульт оповещения отозвался трелью на ответ монитора.

– Импульс вхождения записан 16,4 часа назад за 35 светоминут до светила, 33 отметка 75, признаки соответствуют эсминцу альфа-класса. Три минуты спустя записан скачковый импульс. Последующие следы указывают, что судно следует по системному градусу два-семьдесят, что соответствует текущему положению Геенны.

– Вот гады, – выругался Крайно. – Здорово они нас опередили.

– Дальнейших данных нет, – доложила Выхирски. – Система слишком грязна, чтобы уловить что-нибудь еще, пока мы не подойдем ближе.

Ром-Санчес рядом с ней работал со своим пультом.

– Поскольку они не знают, что мы идем следом, могу поспорить, что они пойдут в реальном времени, чтобы не потревожить Узел. Но «альфа», учитывая всю эту грязь и лед, не может идти быстрее одной десятой – значит, до планеты они доберутся где-то через час. Наши щиты допускают примерно три десятых...

– И тогда мы прибудем к Геенне спустя четыре часа после высадки Его Величества, – закончил Крайно. – Нам придется идти на абордаж, чтобы узнать, в каком месте они это сделали.

– Но если мы поставим поля Теслы на такой высокий уровень, это может вызвать опасную нестабильность Узла, – подхватил Ром-Санчес, посмотрев на Нг. – Такая нестабильность может помешать даже коротким тактическим скачкам, а мы не можем надеяться избежать гиперснарядов на одном только гравиманеврировании.

Нг поразмыслила и спросила:

– А нельзя ли совершить серию коротких скачков, чтобы побыстрее добраться до места?

– Нет, – ответил Ром-Санчес. – У «Самеди» щиты поставлены на максимум, поэтому они уже порядком взбаламутили систему. Придется идти в реальном времени. – Он скорчил гримасу. – И не забывайте, что когда они начнут пускать гиперснаряды, даже если мы не будем этого делать, Узел станет еще нестабильнее.

Что-то вертелось у Нг в голове – что-то, связанное с ее годами в Академии. Нет, не модель ФФ. Ей друг вспомнился Стиргид Арменхаут, убитый при Артелионе, – с чего бы?

Внезапно она поняла и воскликнула:

– Траловая цепь! – Арменхаут применил против нее этот маневр в одном учебном бою – он вел астероид за своими радиантами, чтобы прикрыть слабое место в защите корабля. Но она все равно его победила, заслужив его стойкую неприязнь и прозвище «О'Рейли Бортовой Залп».

– Что?

Нг, не отвечая Крайно, вывела на экран проекцию системы и увеличила ее. Мигающий огонек остановился на газовом гиганте, лежащем чуть за пределами влияния Узла.

– Навигатор, проложите курс к троянской точке Номера Шестого, ближайшей к Геенне. В процессе движения к ней найдите мне астероид около четырех кэмэ диаметром и подведите нас к нему на траловую дистанцию. Коммандер, – обратилась она к Ром-Санчесу, – на какой максимальной скорости мы можем без риска совершить тактический скачок, достигнув Геенны?

Он озабоченно сдвинул брови, но вскоре нашел ответ:

– Единственный тактический скачок с одной десятой «це», возможно, не взбудоражит Узел выше критического уровня. Разве что у рифтеров хватит ума растрясти его нарочно – тогда есть опасность, что мы не сможем остановиться и вступить с ними в бой. – Он взглянул на главный экран. – Астероид вам нужен для прикрытия?

– Стабильная гравиэнергия Узел не потревожит, верно? – заметила Нг.

– Чуть-чуть всколыхнет, но фокусы сместятся ненамного. – Ром-Саичес ухмыльнулся. – Ничего себе будет зрелище, если смотреть из системы – им покажется, что на них несется сверхновая.

Загудели скачковые системы, и Нг сказала:

– Вот и хорошо. У них будет время поразмыслить о том, что же случится, когда мы встретимся. Они такой же номер выкинуть уже не смогут, а значит, от нас не уйдут. – Она посмотрела на экран. – Когда мы с ними закончим, они с большой охотой расскажут нам, где высадили узников.

* * *
Мандериан нажал на вестник у каюты Вийи и Марим. Ментальный шорох сказал ему о том, что его сканируют, после чего дверь открылась. Он вошел. Внутри было холодно.

Из людей присутствовала только Вийя. Мандериан почувствовал мимолетное облегчение, но подавил его.

Та, Что Слышит, – просемафорили ему эйя. Это у них, видимо, было нечто вроде игры – почему бы иначе они находили такую радость в том, чтобы подтверждать очевидное? Или они таким путем укрепляли свой контакт с физическим миром?

На столе лежал образчик их рукоделия. Вийя сидела рядом с непроницаемым лицом, замкнув свой разум, но глаза выдавали усталость. Эйя, указав на одну из фигур своего макраме, просемафорили что-то, чего Мандериан не понял, потом показали на переборку и произнесли на пальцах: Мы слышим.

Тогда от Вийи пришла волна недовольства, смешанного с недоверием – реакция столь бурная, что Мандериан был вынужден прислониться к стене. Но заслон тут же вернулся – так быстро, что это выбило гностора из колеи.

Он посмотрел на Вийю, подавляя собственный эмоциональный отклик.

– Этим знаком они обозначают Эренарха?

– Да.

Эйя тихо зачирикали. Мандериан, сложив одно с другим, понял, что она использует их для подслушивания мыслей Брендона лит-Аркада. Интересно, знает ли он об этом?

Проблемы, связанные с этим союзом, фейерверком вспыхнули у Мандериана в мозгу и погасли. Он подумает об этом после.

Теперь они оба знают, что Вийя пыталась смотреть на вещи глазами Эренарха и что ей очень не нравится, что Мандериан это знает. Но он, давно уже научившись терпению, сказал только:

– Капитан провела для нас в классную канал связи с мостиком. Скоро корабль войдет в систему Геенны.

Она колебалась. Мандериан подумал, что, будь ее соседка по каюте на месте, Вийя, возможно, отказалась бы сразу. Надо будет и над этим поразмыслить.

– Хорошо, пойдемте, – сказала она.

Эйя последовали за ними. Вийя шла молча, настороженно. Внимание Мандериана отвлекали маленькие инопланетяне – они работали руками почти беспрерывно, упоминая порой не только об очевидном, но и о таком, чего Мандериан не видел и не слышал, и это очень беспокоило его.

Он пытался осмыслить множественность их восприятия, и это, как всегда, нарушало его внутреннее равновесие. Посматривая на свою спутницу, такого же человека, как он, Мандериан спрашивал себя, как же ей это удалось – и расскажет ли она когда-нибудь о том, что узнала.

Когда они вышли из транстуба, из-за угла вдруг выскочил Ивард и бросился к ним.

– Критическое время, – выдохнул он. – Мы...

В этот момент по кораблю прошла вибрация, извещающая о переходе на режим реального времени. Ивард открыл было рот, но Вийя опередила его, сказав спокойно:

– Это ненадолго, чтобы они могли связаться с монитором.

Так и оказалось: на пути в классную Мандериан ощутил внутреннюю дрожь – они снова вошли в скачок. Ивард взахлеб делился своими впечатлениями о размерах мостика, о флотской форме, о Нг и ее команде. Мандериан поддакивал, не слушая его: гностора сейчас куда больше занимало наблюдение за своими спутниками.

Они прошли мимо рядов пустых пультов к удобным мягким сиденьям перед огромным экраном. Ивард, перескочив через спинку дивана, устроился рядом с троицей келли, которые тихо заухали, гипнотически поводя своими шейными отростками.

Мандериан испытал нечто среднее между заинтригованностью и тревогой, увидев, как эйя ответили им с помощью пальцев, подражая их движениям. Обе группы успешно разрабатывали собственную сигнальную систему.

Вийя тем временем села, по-прежнему не говоря ни слова. Мандериан посмотрел, как эйя устроились рядом и внезапно замерли, уставившись на экран. Ивард прислонился к связующей Келли, рассеянно поглаживая ее ленты, а келли гладили его шейными отростками.

Мандериан взглянул на экран как раз вовремя, чтобы ощутить третий и еще более мощный толчок реакции: Эренарх, стоящий позади капитана, мельком посмотрел на имиджер и тут же отвел глаза.

Это было столь мимолетное движение, что Мандериан едва не упустил его, а на мостике наверняка и вовсе никто не заметил. Но Эренарх явно дал понять: он знает, что за нимнаблюдают.

«Он знает, что мы здесь. То есть не мы, а Вийя», – поправил себя Мандериан и от души пожалел, что здесь нет Элоатри, с которой он мог бы это обсудить.

Он одинок, и все размышления придется отложить на потом.

Корабль снова вышел из скачка.

* * *
«САМЕДИ»
Дверь в рекреацию зашипела, и все разговоры смолкли. Люфус Капнифер у автомата забыл о горячей чашке кафа, которую держал в руке, увидев на пороге Моррийона. Бори, оглядевшись, вошел в комнату легкой, слегка шаркающей походкой и молча сел за стол в середине.

Рифтеры, бормоча извинения и стараясь не встречаться взглядом с помощником Анариса, поспешно ретировались.

Люфус хотел последовать за остальными, но Моррийон задержал его у двери, сказав:

– Люфус Каннифер, останься. – Его ровный голос говорил о том, что он уверен в повиновении.

Люфуса проняла дрожь. «Он знает, что никто не посмеет перечить ему после того, что они сделали с Хестиком и Согом».

– И вы тоже, Нисах Ан-Жайван. Подойдите сюда. – Женщина двинулась к нему через комнату, а все прочие, кто еще оставался, хлынули вон, напирая на механика Оглторпа Баггула, который замешкался в дверях. Моррийон и его поманил к себе.

– Тебе доверена особая честь, – сказал Моррийон Люфусу. – Ты поведешь шаттл, который доставит Панарха и остатки его Малого Совета на Геенну. Это твой экипаж, – показал он на двух остальных, – не считая трех тарканцев. Шаттл возьмешь в ангаре правого борта. Мы выйдем на орбиту примерно через четыре часа, после чего вы отчалите.

Моррийон встал и вышел, не оглядываясь.

Трое рифтеров переглянулись, и Каннифер расплылся в ухмылке, охваченный восторгом. «Вот он, случай, которого я ждал всю жизнь!»

– Чего-чего?! – воскликнула Нисах. Ее визгливый голос действовал Канниферу на нервы.

– Этот уродец только что вручил нам билет с «Самеди» и корабль в придачу. – Каннифер радостно потер руки. – Можете себе представить, сколько мы получим на Рифтхавене за съемку того, как толпа изолятов разрывает Панарха на куски?

У Нисах отвалилась челюсть, а в глазах появился расчет.

– Думаешь, они малость с ним позабавятся?

– То ли до того, как убьют, – Багтул облизнул свои мокрые губы, – то ли после.

Каннифер скривился. Он видел порночипы из коллекции Багтула – сам он предпочитал живых партнеров. Он пожал плечами.

– Тем больше солнц мы загребем.

– А нам эти гееннцы не опасны? – нахмурился Багтул.

– Не-е, – презрительно протянула Нисах. – В информации о системе ФФ сказано, что у них там нет металла, кроме как в том большом кратере – у них не может быть оружия, о котором бы стоило беспокоиться. Одни копья да камни, небось. Щиты это запросто выдержат.

– Представляете, как Панарху всадят кой-куда каменный наконечник? – захлебнулся Багтул, забыв о своем страхе.

Какое-то время все молчали. Каннифер догадывался, что они, как и он, подсчитывают будущие прибыли. Только придется остаться на планете сколько понадобится, чтобы изоляты успели обнаружить чистюль.

– Багги, помнишь твой чип, где чистюльские сучки оказались на астероиде? – Говоря это, Каннифер дотронулся до носа и уха, намекая этим универсальным жестом на возможные жучки.

– Ну? – недоуменно отозвался механик.

– А помнишь, почему так вышло? – В видеофильме механик повредил двигатели, чтобы воспользоваться бедственным состоянием своих жертв.

– Ну, – помолчав, ответил Багтул.

– Хреново это – такая поломка. Но на имиджеры она не влияет.

– Угу. – В голосе механика появилось понимание. – Классная была история. В следующий раз, как буду на Рифтхавене, спрошу старого Скроггера, нет ли у него чего-то в этом роде.

– Вот-вот. – Каннифер повернулся к Нисах. – Смотришь такое, и прямо отрываться не хочется.

На ее лице тоже забрезжило понимание.

– Клево, – медленно проговорила она. – Прямо обалденно. Надо, пожалуй, пойти в шаттл, проверить системы. Там придется немного потрудиться, если я правильно понимаю.

Каннифер кивнул, и все трое вышли. Он прямо-таки видел перед собой груды будущих солнц.

* * *
Эммет Быстрорук расхаживал по своей каюте, нервно покусывая мякоть большого пальца. Он сознавал, что надо бы поспать – до Геенны оставалось меньше четырех часов, – но не мог. Он точно занюхал целый стручок флигианского снежного чеснока – нервы вибрировали, словно двигатель при перегрузке.

Оказавшись у пульта, он нажал несколько клавишей, но тут же стер команду, не закончив ее. «Если я буду все время прерывать Тат, она никогда не добьется толку». Его бесила такая зависимость от маленьких бори, но это лучше, чем положиться на милость другого бори, секретаря Анариса.

Он еще немного повозился с тианьги, но потом решил, что дальнейшее усиление транквилизирующих запахов превратит его в зомби. Посмотрел, что делается на мостике: система стала еще более замусоренной. Модель системы ФФ, полученная им из МинерваНета, показывала, что это происходит из-за астероидов, влекомых в Узел газовыми гигантами системы и перемалываемых там в гравий и пыль. «То же самое ждет и „Самеди“, если мы не будем бдительны». Но пока что сканирование Моб говорило, что Узел вроде бы не реагирует на их присутствие.

Хорошо и то, что крейсера поблизости не видно. Хотя как знать. Система такая грязная, что даже такой большой корабль можно не обнаружить, пока он не подойдет совсем близко.

Быстрорук отошел от пульта. Может, панархисты еще ничего и не знают. Он надеялся на это. За последние часы он несколько раз тренировался с моделью ФФ и готов был повторить это, но он с болезненной ясностью сознавал, что с капитаном, который эту самую модель проходил в Академии, ему не тягаться.

Он вздрогнул, когда зазвонил вестник. В глазок он увидел бесформенную фигуру Моррийона, и гнев с новой силой вспыхнул в нем, когда он понял, что бори всегда знает, где он находится, – иначе бы тот пришел на мостик, а не в каюту. А вахтенные не сказали бы бори, где он есть, не предупредив сначала капитана.

Быстрорук втянул в себя воздух, пытаясь рассеять страх, и сказал:

– Открыто. – Дверь зашипела, и Моррийон вошел, держа в руке какую-то бумажку.

– Мы прибудем к Геенне меньше чем через четыре часа, – начал бори. – Как только расстояние позволит, вы должны будете уничтожить карантинный монитор и занять его синхронную орбиту – это ближайшая синхронная точка к центру обитаемой зоны. Там вы переведете заключенных на шаттл, уже приготовленный с правого борта.

Приготовленный? Без ведома капитана? Нагнав на экипаж страху своими сексуальными играми, должарианцы, как видно, совсем перестали соблюдать приличия. Или это пощечина Моррийона в отместку за розыгрыши, которые ему устраивали?

– Вот список экипажа. – Бори протянул листок Быстроруку, который молча смотрел на посетителя, наливаясь кровью. Слегка улыбнувшись, Моррийон положил листок на стол.

– За ссыльных, разумеется, отвечают тарканцы. Вам о них не нужно беспокоиться. Экипаж шаттла я отобрал из вашего второго состава, чтобы не подрывать надежности корабля в случае каких-либо происшествий.

– Происшествий? – прохрипел Быстрорук, частично обретя контроль над своим голосом, когда ярость, вызванная лицезрением бори, немного утихла. Неужели Моррийон думает, что это старичье способно справиться хотя бы с одним тарканцем?

– Модель системы ФФ не содержит информации о том, на что способны жители Геенны. Вы должны быть готовы уничтожить шаттл, если господин Анарис отдаст такой приказ.

Значит, бори и о системе ФФ успел пронюхать. Что еще ему известно?

– Заключенные будут переведены на шаттл за час до прибытия. Держите экипаж наготове. – Бори повернулся и вышел, не дожидаясь ответа.

Капитан трясущейся рукой взял листок. Он чувствовал, что в словах Моррийона есть какой-то подспудный смысл, но слишком устал и взвинтился, чтобы его отыскивать. Он просмотрел список, но выделил только одно имя.

Каннифер. Этот родную мать за кружку кафа продаст. Быстрорук никогда не доверял ему ответственных постов, хотя тот был хорошим пилотом – он органически не мог не жульничать. Интересно, что умудрится Каннифер выжать из этого задания. Попытается, поди, заснять, как гееннцы расправляются с Панархом.

Ну что ж, делать нечего. Он, капитан, больше не хозяин на своем корабле. Он смял листок и посмотрел на пульт. Теперь все зависит от Тат.

* * *
Над люком в ангар шаттлов горел желтый огонь, и Геласаар, войдя туда, воспрял духом. Это было не просто облегчение от возврата к нормальной гравитации после перехода через должарскую часть корабля, а ожидание чего-то светлого, радостного. Чем бы ни закончились последующие несколько часов, тягостному бездействию пришел конец. Бывшие правители Тысячи Солнц снова, пусть даже в последний раз, станут хозяевами своей судьбы.

Пока их вели к шаттлу, он посмотрел на других и увидел, что они испытывают нечто сходное. Даже Падраик Карр, которого кашель мучил теперь постоянно, держался бодро. Поймав взгляд Геласаара, он дернул краем рта.

Анарис стоял у трапа в шаттл со своим секретарем-бори. Тарканцы поставили узников перед сыном Эсабиана, и Геласаар прервал свои размышления.

По знаку Анариса двое охранников повели остальных вверх по трапу, оставив только Панарха.

– Палиах моего отца завершается, Геласаар хай-Аркад, – сказал Анарис. – Уроки окончены.

– Обучение завершается только вместе с жизнью, – ответил Панарх. – Обратное тоже верно: когда человек перестает учиться, значит, его смерть близка. – Он посмотрел Анарису в глаза. – Я своего обучения не завершил.

Тень улыбки тронула уголки губ Анариса.

– Я тоже.

Он протянул руку – на его ладони лежали два кольца. При виде их сердце Геласаара затопила амальгама эмоций, не испытанная им прежде. Одно кольцо, простой золотой ободок, было обручальным; второе. Перстень Феникса, мог носить только царствующий Аркад. Геласаар медленно взял их с ладони Анариса.

Надев их на привычное место, он посмотрел на должарианца. Никто другой не уловил бы, но Геласаар не мог ошибиться: это был слабый проблеск сожаления.

Самого недолжарианского из всех чувств.

Геласаар улыбнулся, поклонился, как равный равному, и пошел вверх по трапу.

Палиах Эсабиана завершился, но победил не Эсабиан.

* * *
ГЕЕННА
Разведчик трясущимися руками поднес кружку ко рту. Царапина, оставленная стрелой у него на лбу, казалась черной при свете факелов. Когда он выпил, его взгляд оживился: успокаивающее вино оказало свое действие. Лондри и остальные в молчании выслушали его доклад, нарушаемый только треском костра и скорбным завыванием зубастого нетопыря неподалеку.

– Как, по-твоему, когда, подойдут тазурои? – спросила наконец Лондри.

Он вытер губы.

– Те, на кого я наткнулся, – только передовой отряд. Если они следуют своей обычной тактике, главная орда будет здесь часов через тридцать, а то и раньше.

– Спасибо, Ланнехт Нолсон. Ты хорошо сделал свое дело. Скажи квартирмейстеру, чтобы накормил тебя и дал ночлег.

Разведчик отдал честь и ушел – гордость придавала легкость его усталым ногам.

Железная Королева обвела взглядом тех, кто сидел с ней у огня, и остановилась на Тлалоке Ут-Ацтлане.

– Если у тебя есть какие-то идеи, господин Ацтлан, теперь самое время.

– Все, что я мог бы предложить, уже сделано, королева. – Ацтлан расчесал пальцами косматую черную бороду. – Мы удерживаем всю возвышенность, за исключением замка Комори, артиллерия хорошо размещена, и заслон наших объединенных сил не допускает проникновения с флангов.

– Будем надеяться на чудо, – сказал Гат-Бору. – К примеру, на то, что стены Комори рухнут.

От внимания Лондри не ушел неприязненный взгляд, которым обменялся Тлалок с ее генералом. Гат-Бору категорически возражал против нынешнего развертывания сил: он признавал выгодность занятой позиции, но испытывал беспокойство от мысли, что Комори могут ударить на них во время боя с тазуроями.

«Думаю, он не верит в то, что Ацтлан справится с комори». Близкие соседи вроде Комори и Ацтлана обычно бывают злейшими врагами, но Гат-Бору в этом не убежден.

Лондри посмотрела на далекие звезды. Неужели и там царит обман и предательство? Она не могла в это поверить, несмотря на рассказы Степана. В Тысяче Солнц так много всего – за что же им драться?

– Хорошо еще, что Алина Погодница обещает на завтра безветренный день, – сказал Степан. Он тоже, видимо, приметил красноречивый взгляд. – Это усилит действие споротокса.

У тазуроев не было артиллерии, и это делало химическое и биологическое оружие, созданное обитателями Кляксы, особенно эффективным.

– Сталь и мускулы, – сказал Тлалок. – Артиллерией можно поколебать врага, но сталь и мускулы решают все.

С ним никто не спорил.

Лондри поднялась. Они давно уже обо всем переговорили, и только доклад разведчика затянул их беседу.

– Теперь нам всем надо отдохнуть, иначе дело решит не сталь и мускулы, а нехватка сна.

Зевок прервал ее речь. Она запрокинула голову, потянулась и застыла пораженная: на южном небосклоне вспыхнул ослепительный свет. Ярче любой звезды, он разгорался все сильнее – в лагере стало светло, как днем, и ей пришлось заслонить глаза. Крики ужаса раздались вокруг. Им вторили хриплые вопли с окрестных деревьев – корбы, гнездившиеся там, взмыли в сияющее небо. Люди, сидящие у огня, повскакивали на ноги в изумлении и страхе, но свет стал гаснуть и померк совсем, оставив на небе медленно тающий отблеск.

– Карантинный монитор, – сказал Степан с удивлением и надеждой в голосе. – Кто-то его взорвал.

– Что это значит? – спросила Лондри. Неужто их долгому заключению пришел конец?

– Не знаю, – медленно выговорил Степан.

...Скоро вспыхнет огонь в небесах,
И тогда друг и недруг пойдут за тобой
Против крепости, павшей во прах.
Голос Гат-Бору, произнесшего это, был необыкновенно глубок. Он опустил руку на рукоять меча.

– Вот и началось.

27

Шаттл пересек терминатор и погрузился в ночь, направляясь к востоку против ее течения. Люфус Каннифер вытер потные руки о штаны.

– Видишь что-нибудь, Нисах?

– Яйца Прани, Люфус! – Второй пилот, видимо, не умела разговаривать тихо, без визга. – До посадочной зоны добрых десять тысяч кэмэ. «Самеди» дал нам координаты инфракрасной концентрации – там и сям.

– Как думаешь, что там такое, Нифф? – спросил по коммуникатору Багтул из машинного отделения.

– Какой-то бой, вероятно. Что еще они могут делать, не имея металла и техники?

– Эх и здорово! – возликовал механик. – Такого видео еще не было.

– Заткнись, Багти. Слишком много ушей.

– Да ладно. Этот говнюк не понимает уни.

– Ты уверен?

По голосу Багтула стало слышно, что он отвернулся от коммуникатора.

– Эй ты, Шиидрина задница! Ты небось хрен двумя руками держишь? Вот видишь, – сказал Багтул в микрофон, – никто из них не сечет по-нашему.

«Так-то оно так, – подумал Каннифер, – но рисковать все-таки не стоит. Кто знает, что насовал сюда этот гад Моррийон».

– Все равно хватит трепаться.

Остаток полета прошел в молчании. Каннифер не мог выносить визгливого голоса Нисах и потому не заговаривал с ней, а Багтул, несмотря на свою браваду, видимо, чувствовал себя неуютно при тарканце, загромождающем маленький машинный отсек. Задуманное ими было опасно, даже если программы, наспех вставленные ими в компьютер, удержат тарканцев в шлюзе. Интересно, как Багтул намерен управиться со своим?

Каннифер посмотрел, что происходит в шлюзе, который загодя снабдил имиджерами. Все спокойно. Панархисты сидят у переборки и тихо разговаривают своими певучими голосами – он не разбирал половины из того, что они говорили. Притом они не всегда пользовались уни. Двое тарканцев держали их под прицелом – можно подумать, старики сейчас достанут из носа бластеры и начнут стрелять.

Шаттл пересек горную цепь, служившую, по сообщению навигаторского пульта, границей обитаемой зоны.

– Кое-что появилось, – сказала Нисах. – Курс три сорок пять. Большое количество тепла – есть высокотемпературные точки, но в основном температура тела. – Голос у нее от волнения стал еще пронзительнее. – Похоже, ты был прав!

Каннифер, ведя шаттл по предписанному курсу, увидел на горизонте зарево костров. Их были тысячи!

Потом снова темное пространство и снова огни, раскиданные вокруг большого каменного здания, которое едва просматривалось на инфракрасном экране. Первые огни, видимо, принадлежали какой-то группе, которая шла ко второй. Возможно, это просто подкрепление. Каннифер пожал плечами. Разницы вообще-то никакой, но если это два вражеских лагеря, зрелище будет что надо.

«Вот тут и сядем».

Он повел шаттл вниз, объявив по связи:

– Захожу на посадку.

Гул двигателей внезапно сменился скрежетом, и шаттл тряхнуло. Каннифер, посмотрев на Нисах, ткнул мизинцем в воздух, и она застучала по клавишам, вызывая «Самеди».

Все шло но плану.

* * *
Хозяин котла Сильная Рука из Наклонных Скал, известный Сырым как Шмегманнигль, чувствовал, как ритм Танца бьет у него под ногами, вселяя в него уверенность в победе и в свежем мясе. Он притопнул, высоко поднимая колени, и послал свой боевой клич Древним, глядящим на него из своей небесной обители; его воины подхватили клич тысячами глоток.

Колдун подбросил еще охапку древа ненависти в пылающий огонь. Повалил дым, и Сильная Рука втянул его в себя. Скоро придет рассвет – тогда они ринутся через холмы на ненавистных Сырых и пожрут их. Быть может, даже и каменный дом возьмут, если Когтистый Язык сумел усыпить Комори своим красноречием.

Краски лились из его головы, расцвечивая все вокруг под гром огромных барабанов, обтянутых человечьей кожей. Он впился зубами в собственную руку и обезумел еще больше от железистого вкуса крови.

Скоро настанет время вывести пленника, чтобы тот присоединился к Танцу и стал пиршеством для тазуроев, поделившись своим мужеством с воинами клана Наклонных Скал. Сильная Рука надеялся, что этот умрет хорошо: кому же приятно есть труса.

Земля затряслась у него под ногами.

– Айя! – возликовал он. – Мир содрогается перед тазуроями!

Рокот усилился, сопровождаемый воем, какого Сильная Рука еще не слышал.

– Дракон! – завопил колдун, указывая на небо. Воины яростно взревели, потрясая оружием, и угловатое чудище промчалось над головой, оставляя за собой огненный хвост.

Но приступ безумия прошел, и вождь тазуроев понял, что это такое.

– Нет! – закричал он. – Это Небесные Люди! Если мы захватим Упавшего, Сырые из Дома Комори дадут нам железа и мяса!

Упавший был хорошим рычагом против временных союзников.

Охваченные свирепой радостью, тазурои с криками повалили из лагеря вслед за огнем, спускающимся за дальние холмы.

* * *
Коммандер Тотокили воззрился на экран бета-двигателя, словно на врага. «Будь его воля, он дал бы машине пинка», – подумал мичман Левкади, но никто не может подойти к двигателю ближе, чем этот имиджер: поле пространственного напряжения смертельно для всех форм жизни выше вируса.

Коммандер работал челюстями, и ежик волос у него на голове шевелился. Его прическа служила предметом многих шуток в кают-компании для младших офицеров, но теперь это зрелище не казалось Левкади забавным. Когда щетина Тотокили ходит таким манером, следует ожидать, что кого-то перекинут задницей через радианты.

В конце концов коммандер шумно выдохнул воздух и отвернулся. Левкади склонился над пультом, но недостаточно быстро.

– Статус! – рявкнул Тотокили.

Краем глаза Левкади видел, что другие офицеры и рядовые в инженерном отсеке рьяно взялись за работу.

– Компенсация масс удовлетворительна, сэр. Все три двигателя перенастроены в пределах единицы минус одна пятая.

– Чему улыбаемся, мичман?

– Н-ничему. – Тотокили поднял бровь, и Левкади поспешно добавил: – Но ведь у нас получилось – и даже быстрее, чем просила капитан Нг.

Главный инженер дернул уголком губ.

– Да, получилось. – Он посмотрел на контрольные показатели. – Но один Телос знает, что будет, когда включатся скачковые. Этот булыжник увеличил массу корабля практически вдвое.

Левкади промолчал. Пессимизм Тотокили был хорошо известен – коммандер всегда ориентировался на худшее, чтобы не сглазить.

– Инженерный отсек – мостику, – сказал Тотокили в коммуникатор. – Говорит Тотокили. Мы готовы, капитан.

– Отлично, коммандер, – ответила Нг. – Приготовьтесь к скачку.

– А ну, не стойте столбом, обормоты! – внезапно взревел Тотокили. – Слыхали приказ? Если кто-нибудь хлопнет ухом, десять или двенадцать тонн камня рухнут через переборку прямо на нас. Так что шевелитесь!

Марго Нг усмехнулась, услышав первую часть тирады Тотокили, – потом коммандер опомнился и отключил связь.

– Похоже, в инженерном все нормально, – хмыкнул Крайно. Нг кивнула.

– Обнаружение, есть следы?

– Нет, сэр. Они, вероятно, используют узкий луч, а в системе слишком много мусора, чтобы определить утечку.

– Хорошо. Навигация, введите нас внутрь – пятый тактический уровень, выход в 32 минутах от – светила на одной десятой «це».

– Скачковые включены.

Впервые на крейсере, чья масса обычно гасила неприятные ощущения, Нг испытала распирающий голову скачковый переход. Скачковые системы застонали. У Нг по спине побежали мурашки – она еще не слышала, чтобы двигатели издавали такой шум. Корабль содрогнулся, и накатила тошнота, прошедшая так быстро, что Нг не поняла, реальное это чувство или отклик на протест «Грозного», подвергшегося неимоверной перегрузке. Новое содрогание – и корабль вышел из скачка.

– Скорость одна десятая «це», – дрогнувшим голосом доложил Мзинга.

Несколько человек на мостике шумно вздохнули. Нг их не упрекала.

Главный экран заполнила темная масса астероида, плотно сидящего теперь в фокусе всех трех передних рапторных башен. Его края ярко поблескивали от звездной пыли и льда, бьющих в него со скоростью 31000 километров в секунду. Раскаленная, как солнце, плазма по краям тут же растворялась: это выглядело, как полное солнечное затмение, только светило имело не круглую, а неровно-овальную форму.

– Абляция в пределах ожидаемых параметров, – доложил мичман Лофтус за одним из инженерных пультов.

– Телос! – выдохнул Ром-Санчес. – Хотел бы я знать, как это выглядит из глубины системы.

– «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику...» – торжественно произнес Себастьян Омилов. Нг повернулась к нему вместе с креслом, и он улыбнулся. – Простите, капитан. Я рылся в книге, которую дала мне Верховная Фанесса, и эта фраза привязалась ко мне. Тогда она еще не казалась пророческой.

– Все в порядке, кавалер Омилов. Как раз подходит. – Чувствуя, что напряжение на мостике немного разрядилось, Нг спросила: – А о чем эта книга?

– По словам Верховной Фанессы, люди спорят об этом уже пять тысячелетий, – засмеялся Омилов. – Но та часть, из которой я взял цитату, повествует о конце света.

– Как раз кстати, – мрачно улыбнулся Крайно.

Омилов приподнял бровь.

– Это почему же, коммандер?

– Минут через десять, когда волновой фронт этой «большой звезды» дойдет до рифтеров, им наверняка покажется, что этот самый конец настал.

* * *
Тат дрожащими пальцами взяла ампулу, в десятый раз за последний час. Дипластовый, в красную полосочку цилиндрик поблескивал в притушенном свете каюты. Она очень не любила пользоваться мозгососом при работе с компьютером – он не только вызывал привыкание, но и создавал чувство изоляции, ужаснее которого для бори ничего нет.

Но теперь у нее не оставалось выбора. Даже монитор, показывающий мостик, излучал напряжение и страх. Быстрорук нервно похрустывал суставами пальцев, и плечи Моб дергались при каждом звуке.

Пульт Креста загудел.

– Это Нисах.

– Что у них там еще? – буркнул капитан, и навигатор шаттла появилась в окне на главном экране.

– Поломка двигателя, капитан. – Женщина смотрела не в объектив, а куда-то вбок. – Люфус говорит, что сесть мы сядем, но пройдет несколько часов, прежде чем мы сможем взлететь.

– Дай сюда Каннифера!

Она оглянулась, сказала что-то пилоту и потрясла головой.

– Ему надо сажать шаттл.

– Каннифер, ты, говеный, Логосом трахнутый сын Шиидры, если это опять твои штучки... – Тут Быстрорук захлебнулся, поскольку на экране открылось еще окно, и в нем возник Моррийон.

– Какие-то проблемы?

Нисах в другом окне побледнела.

– Небольшая поломка двигателя, – процедил Быстрорук. – Все под контролем.

Моррийон отвернулся от экрана и быстро заговорил по-должарски. Он говорил с кем-то на шаттле, используя параллельный канал связи! Тат замолотила по клавишам: еще один разбросанный код, и еще! Этого ей, пожалуй, хватит. Она запустила еще два детекторных агента в открывшееся ей пространство.

Из машинного отделения шаттла раздался панический крик, который услышали и на мостике «Самеди». Тат узнала голос Багтула.

– Ты что делаешь, зараза... – Затем голос смолк, послышался глухой стук, и другой голос с сильным акцентом сказал на уни:

– Шиидрина задница, говоришь? Может, я кое-что и держу двумя руками, но с тобой и одной управлюсь. – Раздался треск, и стук прекратился, а голос заговорил по-должарски. Миг спустя Моррийон заявил:

– Ваши рифтеры совершили акт саботажа, надеясь выиграть время и заснять предсмертные судороги панархистов. Убитому технику это удалось лишь частично: на ремонт потребуется не более четырех часов.

Нисах на экране отчаянно завертела головой и подалась вперед. Тат догадалась, что она работает со своим пультом.

– Если запрешь пульт, тебе это не поможет, – сказал Моррийон. – Но если шаттл с нашими людьми благополучно придет обратно, я передам вас вашему капитану, а не тарканцам. Капитан, – обратился бори к Быстроруку, – подготовьте снаряд для взрыва на поверхности, двадцать мегатонн. Если они совершат нормальную посадку, но через четыре часа не взлетят, уничтожьте шаттл. – Его уродливое лицо перекосилось в усмешке. – Пусть снимают – авось пригодится. – И его окно на экране погасло.

– Капитан, сделай же что-нибудь! – Каннифер наконец появился в кадре, чуть не плача.

– Ничего я не сделаю, Люфус, пока не приведешь шаттл назад. – И Быстрорук отключил связь.

Тат отложила ампулу и вернулась к работе. Время еще есть; мозгосос она прибережет до тех пор, пока действительно не останется выбора.

* * *
Гудение двигателя шаттла внезапно сменилось скрежетом, и маленький корабль дрогнул, вызвав у Падраика Карра новый приступ кашля. Геласаар держал его, пока спазм не прошел. Один из тарканцев включил коммуникатор и сказал что-то, не спуская глаз с узников.

Из коммуникатора полилась должарская речь. Геласаар наставил ухо, и от того, что он услышал, его сердце забилось сильнее. Он посмотрел на остальных – они тоже поняли. Четыре часа! Весь вопрос в том, что будут делать должарианцы – высадят узников немедленно или по истечении названного срока?

– Это был бы один из самых ярких видеосюжетов в истории, – заметил Падраик Карр. – Я бы не отказался. от своей доли в прибылях.

– Не думаю, чтобы должарианцы собирались снимать нас, – тихо ответила Хоу.

Тарканец у коммуникатора, ругаясь, застучал по клавише, открывающей шлюз.

– Похоже, рифтеры нас заперли, – сказал Кри. – Не думаю, чтобы теперь ситуация зависела от тарканцев.

Охранник сделал движение бластером и приказал:

– Встать! – Из-за сильного акцента понять его было трудно.

Панархисты медленно поднялись, стараясь не выдать своей собранности перед началом действий. Время пришло.

Кри сделал шаг к тарканцу, держа руки ладонями вверх.

– Вы позволите мне взглянуть на этот замок? – сказал он по-должарски.

Тарканец сердито посмотрел на него. Другой охранник слегка отступил, держа всю группу под прицелом.

– Я знаю этот тип шаттлов, – продолжал Кри. – Вы ведь не хотите, чтобы корабль контролировали рифтеры?

Шаттл снова тряхнуло, уже сильнее; тарканец, поколебавшись, кивнул и отошел от двери.

Карр, стиснув руку Панарха, отступил в сторону и закашлялся. Потом перестал и уперся руками в колени, тяжело дыша. Один тарканец наблюдал за Кри, другой смотрел на Карра с полным безразличием.

Карр поднял глаза на здоровенного должарнанца, целившего в него из бластера, и спросил:

– Ты знаешь, кто я?

Тарканец нахмурился и предостерегающе повел дулом.

– Знаю. Ты Карр.

– Фирез-Грич И-Ахеронт, – поправил адмирал. – Ахеронтский Пожиратель Душ. – Глаза тарканца широко раскрылись, и адмирал улыбнулся. – Да-да, тот самый Карр. – Он ступил вперед. – Я погубил много душ при Ахеронте, и ни одна из них не вошла в Чертоги Дола. Я слышу по ночам, как они кричат, но не отвечаю им.

Бластер в дуле тарканца дрогнул и уставился прямо Карру в грудь. Другой охранник следил за ними с бледным лицом, не замечая, что маленькая Матильда Хоу придвинулась чуть ближе к нему. Мортан Кри шумно возился с замком.

Карр ударил себя в грудь.

– Да. Они все здесь, ё ниретор, и я устал от их воя. Не хочешь ли выпустить их?

Адмирал разинул рот и издал клокочущее шипение. У Геласаара мороз пробежал по коже от этого ужасающего звука. Тарканец стоял как вкопанный, а Падраик Карр спокойно, точно никуда не спеша, протянул руку, взял бластер за дуло и приставил к своей груди.

Бластер выстрелил, и на спине у Карра вспыхнуло световое пятно. Он запрокинул голову в агонии и упал вперед. Рука, сжимающая раскаленный ребристый ствол, зашипела, но это заглушил вопль, вырванный у адмирала кровью, вскипевшей в его легких. Красная струя ударила у него изо рта, ослепив тарканца.

Тот отшатнулся назад, отчаянно пытаясь отнять свое оружие. Ужас исказил его залитое кровью лицо, а дымящийся труп Пожирателя Душ все волочился за ним. Настал черед Геласаара.

Кинезика уланшу действовала быстро и милосердно. Тарканец рухнул на палубу со сломанной шеей, и в тот же миг Мортан Кри закричал, отвлекая другого.

Калеб схватил Матильду и метнул ее в охранника. Она извернулась в воздухе, гибкая, как акробат, несмотря на сломанную руку, и ударила тарканца ногой по горлу. Бластер вылетел у него из руки, и он упал, агонизируя, со сломанной гортанью. Кри, встав на колени, быстро свернул ему шею, и позвонки громко хрустнули в наступившей тишине.

Геласаар задыхался от запаха горелого мяса. Он подобрал бластер тарканца. Как легко все прошло. Кто-то панически орал из коммуникатора – на уни. Есть ли на борту другие должарианцы? Ясно, что должны быть, но где?

Ему вдруг вспомнились последние слова, которые он сказал Анарису перед посадкой на шаттл: «Я своего обучения не завершил». И тот ответил: «Я тоже».

Панарх круто обернулся.

– Морган! Надо попасть в машинное отделение, и поскорей.

Кри, не теряя времени на вопросы, взял бластер, настроил луч и сделал всем знак отойти от двери.

– Надеюсь, это чисто компьютерная блокировка, – сказал он. – Если это сделано вручную... – Тонкий луч плазмы прожег три точки вокруг замка – тот зашипел и открылся.

Панарх отдал свой бластер Калебу.

– Калеб, ты замыкаешь. Остальные за мной.

Шаттл был мал, и они добрались до машинного отделения как раз в тот момент, когда корабль приземлился с оглушительным грохотом. Дверь отсека поддалась быстро, но оттуда сразу же вырвался луч энергии, ударив в противоположную стену. Это сопровождалось надсадным воем.

– Двигатель в суперкритическом режиме, – побледнев, сказала Матильда Хоу. – Мы должны остановить его как можно скорее.

Кри подозвал к себе Калеба и махнул рукой, отгоняя остальных.

– Ложись и на счет «три» стреляй с пола в огнетушитель на потолке. – Кри отступил, переналаживая бластер. – Раз. – Калеб занял нужную позицию. – Два. – Остальные отступили от люка. – Три.

Калеб перекатился на спину и выстрелил с порога в огнетушитель. Оттуда ударила толстая струя пены, а Кри, переведший бластер на широкое излучение, превратил ее в обжигающий пар. Раздался полный муки вопль. Тот, кто был в отсеке, вскочил на ноги, беспорядочно паля из бластера, и тут же обваренной грудой обмяк на полу.

Когда источник нагрева исчез, огнетушитель отключился. Все вбежали внутрь, и Кри с Матильдой бросились к машинному пульту. Она здоровой рукой застучала по клавишам, а Геласаар сказал:

– Калеб и Иозефина, ступайте займите мостик. – Они повиновались, и Панарх повернулся к Матильде: – Ну что?

– Теперь нам понадобится больше четырех часов, – тихо сказала она.

* * *
Каннифер посмотрел, как Нисах заперла люк мостика еще на один оборот, и вернулся к своим приборам, но вздох облегчения застрял у него в горле при ее испуганном возгласе.

Он взглянул вслед за ней на экран, показывающий шлюз, и застыл в изумлении. Сажая шаттл при помощи одного глаза, другим он смотрел на экран, где престарелые чистюли запросто и очень слаженно разделывались с тарканцами.

– Вот дерьмо, – выдохнул он. Нисах бросилась к своему пульту и переключила монитор на машинное отделение, а панархисты тем временем, взломав замок, хлынули в коридор.

С сердцем, стучащим о ребра, Каннифер посадил шаттл на заранее намеченное ровное место – из-за невнимания это получилось не так гладко, как он хотел.

В машинном отделении все разыгралось столь же быстро, и Каннифер пришел в ужас от боевого мастерства мужчин и женщин, которых он так просто списал со счетов, как дряхлых политиканов. Нисах лихорадочно стучала по клавишам.

Сосущая пустота под ложечкой у Каннифера углубилась при виде ее безнадежного лица.

– Они захватили все, кроме систем жизнеобеспечения, плазменной пушки и внешнего люка – ну и мостика.

– Все? Даже связь?

Она кивнула.

– И двигатель тоже, и щиты. Все.

Каннифер посмотрел на экран, показывающий площадку, на которую сел корабль. Гееннцев пока не было видно.

Нисах визгливо рассмеялась.

– Внешние имиджеры тоже остались за нами – если ты придумаешь, как выставить старичков из шлюза. – Ее насмешливое ударение на слове «старичков» задело его. – Ты ж у нас ушлый – интересно будет поглядеть, как ты теперь вывернешься.

Ее визг теперь граничил с плачем, но Каннифер не ответил ей, боясь, что и его голос прозвучит не лучше.

* * *
Лондри спрыгнула со своего дрома и вместе с Гат-Бору поднялась на холм, пригибаясь, чтобы не так сильно выделяться на рассветном небе. Последние несколько футов они проползли, и Лондри осторожно выглянула из-за кустов масляницы.

Сердце у нее подскочило при виде сверкающей машины, стоящей внизу.

– Поглядите только, сколько металла, – благоговейно выдохнула сопровождавшая их разведчица.

– Если это будет нашим, против Кратера уж никто не устоит, – промолвил Гат-Бору.

Железная Королева помолчала. Она знала теперь, что это и есть та павшая крепость, о которой говорил Оракул. Вот он, случай, чтобы бросить вызов судьбе и бежать из этого мира, ставшего для них тюрьмой.

– Это не просто металл, – прошептала она, преодолев комок в горле. А ведь если бы не Степан, она бы тоже увидела в этой летающей машине простую груду металла, как разведчица, или средство достижения власти, как Гат-Бору. – Это свобода.

– Она здесь уже почти час, – сказала разведчица. – Они никогда еще не садились так надолго. Вряд ли она сможет летать снова: Тетри говорит, что она грохнулась тяжело, а Тетри уже как-то видела посадку.

– Они починят ее, – сказал Гат-Бору. – Надо атаковать прямо сейчас.

Еще кто-то подполз к ним, тяжело дыша, – Степан.

– Не дури, генерал, – сказал он. – Их оружие плавит сталь, словно лед.

– Знаю. Но и ты, и другие изоляты говорили, что это оружие не под всяким углом стреляет. Если мы подойдем достаточно близко...

– И выкурим их, – добавила Лондри.

Степан покачал головой.

– У них есть глаза, которые видят и в дыму, и в темноте, – они, как черви-саперы, реагируют на теплоту тела. Но множество костров с обилием дыма может сбить их с толку.

– Ступай к обераукену Ре-Кташу, – приказала Лондри разведчице, – и скажи, чтобы он шел сюда с Первой и Четвертой батареями – они ближе всего – и двумя ротами саперов. Пусть они соберут как можно больше масляницы... – Лондри отдала еще несколько распоряжений, распределив свои силы так, чтобы сдерживать тазуроев и одновременно атаковать летучий корабль.

Разведчица, отдав честь, скользнула вниз и побежала к своему дрому, а Лондри сказала Степану:

– Советник, я хочу, чтобы ты отправился к Комори под флагом перемирия. Скажи, что они могут оставить близнецов себе в обмен на помощь при взятии небесного корабля.

– Ацтлан будет в бешенстве, – сказал Степан.

– Тлалоку скажи, что он может взять себе из корабля одну женщину, способную к деторождению, или двух крепких мужчин.

Вспышка, похожая на далекую молнию, внезапно осветила луг, и Гат-Бору застонал.

– Погодница же обещала ясный день! Дождь промочит снаряды и потушит костры. А с тазуроями будет еще труднее управиться – споротокс не подействует.

Они посмотрели вверх: восточный небосклон светлел, но туч не было видно. Что-то сверкнуло еще раз и еще – не на горизонте, а прямо над головой. Лондри легла на спину и ахнула: высоко в небе пылала новая звезда, не такая яркая, как первая, зато не гаснущая, и огромные крылья бледного света трепетали у нее по краям.

Впервые в жизни Лондри по-настоящему поняла то, что говорил ей Степан о небесных мирах и огромных пространствах, через которые люди Тысячи Солнц странствуют, как боги. Ей вдруг показалось, что она не лежит на твердой земле, а цепляется за наклонную стену, открытую бесконечности космоса, перед лицом сил, по сравнению с которыми ее мир – всего лишь комок грязи.

Непривычный звук рядом заставил ее оторваться от неба, и головокружение прошло. Степан тихо плакал, глядя ввысь, и большие слезы катились у него по щекам. Лондри тронула его рукой, и он проговорил:

– Это не горе, не горе. Я не могу ошибиться – только одна вещь может генерировать такую энергию.

– Что? – растерянно спросила Лондри.

– Ничего, дочка, – ответил он, напомнив ей о своем происхождении и о знании вселенной за пределами Геенны. – Помнишь, я рассказывал тебе, как Абуффиды насмехались надо мной, говоря, что весь секрет Геенны, столь надежно стерегущий нас, заключается в хитром обмане?

– Помню.

– Радуйся же: чем бы ни кончился этот день, обман этот раскрыт и секрет уничтожен.

* * *
Панарх нашел Калеба и Йозефину стоящими в бессильной досаде у люка на мостик.

– Мы заперли люк вручную, – сообщил дрожащий голос из коммуникатора, и на экране появился человек с худым лицом, которому конвульсивно стиснутые, выпирающие челюсти придавали странный пирамидальный вид. – Если вы прорветесь сюда с помощью двух своих бластеров, мы откроем огонь.

Калеб пожал плечами, посмотрев на Панарха, и выключил коммуникатор.

– Он прав. Если Кри и Матильда не преодолеют компьютерную защиту, на мостик нам не попасть.

Панарх кивнул на коммуникатор, и Калеб включил его снова.

– Как вас зовут?

– Каннифер. – Глаза рифтера бегали туда-сюда. – Люфус Каннифер.

– Что ж, генц Каннифер, у нас один выбор: Геенна или ваш корабль. Разумеется, если вы взлетите с нами на борту, Анарис прикажет уничтожить шаттл. Притом машинное отделение в наших руках.

Рифтер смотрел на Панарха со смесью страха, гнева и почтения.

«У Архетипа и Ритуала длинные руки», – подумал Геласаар, а пилот сказал:

– Зато мы контролируем мостик, и вы не сможете больше закрыть шлюз изнутри. Попрошу гееннцев перебить вас – вот и вся недолга.

– На Геенне недостает металла. Этот корабль для них – баснословное сокровище...

Пилот отвернулся от экрана и стал совещаться с кем-то вполголоса, а к Панарху подошел Мортан Кри.

– Матильда докладывает о мощнейшем источнике энергии внутри системы. Мне думается, Флот разыскал нас.

Брендон! Панарх беспощадно подавил свои эмоции, сказав себе, что не может этого знать, но каждый его нерв продолжать звенеть от радостной уверенности.

Каннифер вернулся к экрану. Глаза его расширились от страха, челюстные мускулы выпирали.

«Он хотел извлечь выгоду из нашей смерти, а теперь видит, что собственная близка. У меня на руках два козыря».

– Мы починим двигатель, – сказал Панарх, опередив рифтера. – Но вы не станете стартовать, не передав нам контроль. Как вы успели заметить, к Геенне подходит крейсер. Если мы доберемся до него с вашей помощью, я дам вам обоим свободу, дам каждому по кораблю и пожизненную ренту. Вот вам мое слово. – И Панарх отключил коммуникатор. – Пусть подумают.

– Страх и жадность хорошо разлагают волю, – заметил Мортан Кри.

– Я тоже на это надеюсь. Теперь дело за Матильдой, – Панарх посмотрел вдоль коридора по направлению к шлюзу, – и за гееннцами.

28

– Капитан, – дрожащим голосом сказала Моб, – вижу источник тяжелой радиации, ионизация за пределами шкалы, и Узел светится... – Она нажала несколько клавишей. – Вывожу на экран.

– Блин! – в панике крикнул Быстрорук. – Это что за херня такая?

Тат тоже посмотрела, и у нее перехватило дыхание. Она вывела то, что передавали с мостика, на полный экран. В самом центре пылала световая точка с огромными сияющими полотнищами по обе стороны. Казалось, что головной прожектор какой-то смертоносной машины мчится на них между стенами бесконечного каньона. Тат поняла, что видит перед собой обычно невидимое гиперпространство, охраняющее систему Геенны, освещенное теперь невероятно мощным источником энергии.

– Это астероид около четырех кэмэ в диаметре, движущийся со скоростью одна десятая це.

– В заднице у тебя астероид, – заорал Быстрорук. – Это сраный крейсер, который использует сраный астероид вместо сраного щита! И при такой скорости они будут здесь меньше чем через два часа!

У Тат перед глазами вспыхнуло красное пятно.

(Тат! Какого хрена ты там делаешь?) Даже по нейросвязи было ясно, что этот человек вот-вот совершит какую-то непоправимую глупость.

Тат, не отвечая, сняла босуэлл, взяла ампулу, сунула ее в нос и вскрыла. Струя мозгососа обожгла, как кислота, и Тат закричала от боли. Моррийон говорил что-то намониторе с мостика, но растущий вал буйных красок уже затопил его. Наркотик захватил Тат в свои лапы, края компьютерного экрана раздались, и она упала в информационное пространство.

Световые стены выросли вокруг, напомнив о смерти, быстро приближавшейся к ним в реальности. Тат отогнала эту мысль – то, что делалось снаружи, перестало быть реальным.

Тат летела вдоль линии вслед за аргусом, проверяющим узел за узлом. Системы «Самеди» представляли собой жуткое зрелище: кораблю было больше четырехсот лет, и его компьютер никогда не чистили. Не обращая внимания на беспорядок, Тат пролетала мимо запутанных кодов, которые мигом засосали бы ее, вздумай она тронуть их, идя по, следу своего противника – бори, который не был бори.

Нейраймаи сидел у нее на плече и верещал ей в ухо, как обезумевшая обезьяна. Аргус впереди замедлил ход и закричал в агонии: сторожевой фаг бросился на него и пронзил насквозь. Тат метнула во врага кодовый дротик – фаг съежился и отпрянул, но было уже поздно. Аргус исчез во вспышке красок и облаке вони.

Ничего: он почти довел ее до цели. Огромные световые обелиски вставали вокруг, точно памятники умершим, и на них были надписи. Некоторые Тат могла прочесть, другие были искажены, не в фокусе или вообще не поддавались зрению.

Нейрамаи внезапно взвился в воздух и полетел на клейких крыльях к отдаленному столпу, светящимся ядовито-зеленым цветом с красными прожилками. Обелиск раскрыл клыкастый рот и алмазный язык, вырвавшись оттуда, обвился вокруг кодового зверька и стянул его внутрь. Рот закрылся, и отвратительные челюсти заработали, с блаженным стоном перемалывая жизнь нейраймаи и не замечая того, что на поверхности высветились два слова.

ИКУЛЕМАМ. РАЧЫНЫЯ.

Тат подбросила в воздух учебник борийской истории. Его переплет превратился в кожаные крылья, а слова со страниц полетели в частокол зубов, как кристаллы из перенасыщенного раствора. Обелиск отшатнулся и лопнул. Из него полетели кровянистые пузыри, на ходу преобразуясь в слова:

КУЛЕИМАМ. РЯНЫАЧЫ. ЛИМАМЮЕК. АЧЬШРЫЯ. МАМЕКИЮЛ. ЫНЯРЫЧА. МАМЕЛЮКИ.

Запела труба, а после медный голос произнес: «Старинное слово, обозначавшее на средневековой Утерянной Земле наемников, ставших затем правителями. Мамелюки. Янычары».

Должарианцы были наемниками у бори, пока не развязали красную чуму и не завоевали своих бывших хозяев.

Слова упали Тат в руки, превратившись в два тяжелых бронзовых ключа. Она вложила их в горящие безумием глаза обелиска и повернула. Обелиск издал вопль и расплылся в лужу кипящей слизи, которая тут же испарилась. Прочие колонны, ближние и дальние, тоже начали рушиться. Тат метнула стальной невод и приняла командование на себя, подчинив кодовое пространство своей воле. Вокруг послышалось бряцание металла.

Но воздух уже сгущался – ее время истекло, силы уходили. Тат осмотрелась. Некоторые колонны все еще стояли – в основном это были функции контроля среды, и она махнула на них рукой. Она произнесла нужные слова и полетела по спирали назад, в реальный мир.

Она отвернулась от пульта, и ее вырвало. Когда приступ прошел, она дрожащими руками набрала команду. «Самеди» разгородился надвое; должарская половина из крепости стала скорее тюрьмой, и Моррийон утратил всякую власть над компьютером.

– Капитан, корабль ваш. Должарианцы заперты.

Ответа она не слышала: тьма нахлынула на нее, и она повалилась со стула на пол.

* * *
– Давайте-ка убираться отсюда, – крикнул Быстрорук. – Ласса, уводи нас с орбиты. Правь внутрь системы, там чище. Повернем, когда пройдем мимо светила. Мне все равно, будет абляция или нет – прикиньте с Ларом, какой слой мы можем потерять и сколько продержимся. Креот, передай крейсеру, что Панарх на планете – авось они тогда не станут нас преследовать.

– Я не пробью сквозь ионный шторм, пока они не начнут тормозить, – возразил Креот.

– Запиши сообщение, придурок, и запусти автопередатчик на орбиту. – Капитан нажал на клавишу селектора, стараясь унять дрожь в руках. – Охрана! Поставить крупнокалиберные бластеры у всех входов в тяжелую секцию. Стреляйте в каждого, кто попытается выйти. Мы переключим на вас мониторы. – Быстрорук велел Лару у пульта контроля повреждений: – Покажи мне их половину и переключи глаза на стрелков. Мы должны видеть, что они замышляют.

Включились вспомогательные экраны с видами коридоров и комнат. Некоторые мониторы бездействовали, и никого не было видно.

– Кое-какие имиджеры они взорвали.

– Значит, в тех местах они и сидят. Охрана, смотрите в оба и дайте мне знать, если что-то увидите. Лар, открой тяжелую секцию в космос. – Капитан засмеялся, чувствуя, что находится на грани истерики. – Это поубавит им прыти.

– Не могу, – объявил Лар. – Эта функция остается закрытой.

– Тогда прибавь им гравитацию до максимума.

– И этого не могу.

– Тат, паскуда! – крикнул Быстрорук. Ответа не последовало. – Ну так отключи им гравиторы вовсе: в невесомости тоже особо не разбежишься.

– Есть.

* * *
Планета на главном экране быстро уменьшалась.

– Узел пока держится, – сообщила Моб и кивнула на урианскую гиперрацию около пульта связи. – А что ты теперь скажешь Эсабиану?

– Об этом я буду думать, когда мы оторвемся от крейсера, – рявкнул Быстрорук.

– Да уж, подумай. Я лично предпочитаю раптор Властелину-Мстителю в том случае, если ты пришьешь его наследника. А тебе, может статься, придется это сделать.

Быстрорук, помолчав, ударом кулака снова врубил селектор.

– Инженерная! Прогревайте двигатели. Они нам могут понадобиться.

– На это потребуется добрых двадцать часов, – ответил старый Дауг. – Они остыли, как ноги покойника.

– Выполняй.

Двадцать часов до момента, когда можно будет сбежать от этой войны и от Должара. «Я уведу корабль так далеко на окраины, что никто о нас больше не услышит». Хорошо, что резервуары с топливом полны доверху.

Он посмотрел на боковой экран, где светился Узел со смертоносной звездой, пылающей в середине.

«Дайте мне только уйти от этого крейсера», – подумал капитан, сам не зная, к кому обращается.

Да мало ли к кому. К любому, кто сможет его вытащить.

* * *
Напьер Ут-Комори преклонил колени перед Железной Королевой и подал ей свой меч. Она воздела клинок вверх на поднятых руках, сознавая торжественность момента. Взгляд Напьера устремился за мечом.

Лондри, помедлив еще немного, улыбнулась, подбросила меч в воздух, поймала его за клинок рукой в кольчужной перчатке и вернула Комори.

– Я довольна, – сказала она. – На сей раз сталь настоящая.

Он гибким движением встал и спрятал меч в ножны. По его глазам было видно, что он помнит о грозной, могучей фигуре Гат-Бору рядом.

– Я глубоко сожалею, – с поклоном сказал Напьер, – о неприятных минутах, которые доставил Дому Феррика и его благородной дочери.

– Это осталось в прошлом. – Лондри указала на холм, за которым стоял летучий корабль. – То, что находится там, гораздо важнее – для тебя, для меня и всего нашего мира.

Она принялась расхаживать взад и вперед, замечая, как мерцают кровавым огнем ее доспехи из полированной кожи в кружевной тени высокой, развесистой винтохвойки.

– Перед нами стоит двойная задача – захватить летающую машину и отразить тазуроев. Что ты хотел сказать, господин Комори?

– Чуть не забыл, королева. У меня есть подарок для тебя.

Комори сделал знак своему адъютанту, и тот подошел с кожаным мешком. Напьер извлек оттуда голову тазуройского вождя с изношенным, промокшим от крови фетишем в носу.

– Одним из наилучших доводов в пользу союза, который ты нам столь любезно предложила, явилось удовольствие убить эту гнусную тварь.

– Твой дар весьма приятен. – Лондри сморщила нос, и оба рассмеялись. – Отдай это Ре-Кташу, – велела она собственному порученцу, – пусть заложит в одну из своих катапульт. Это будет достойным началом атаки. – Адъютант отдал честь и убежал, унося голову, а к Лондри подбежал разведчик.

– Королева, Тлалок Ацтлан докладывает, что его войско вышло на позицию, и просит твоего разрешения остаться там.

Лондри кивнула и повернулась к Гат-Бору:

– Итак, генерал, мы готовы?

– Да, королева. Я устроил на холме наблюдательный пункт, куда, как полагает Степан, корабельные орудия не достанут.

Они поднялись по отлогому склону к редуту, построенному на вершине холма. Посмотрев в вертикальную щель, прорезанную в плотной глинистой насыпи, Лондри убедилась, что машина по-прежнему стоит на лугу.

Затрещало пламя, повалил дым, и скоро жирные, насыщенные копотью клубы от костров из влажной масляницы заволокли корабль почти полностью. Несколько минут спустя протрубил рог и послышались скрип и грохот стреляющих катапульт.

Лондри изумленно ахнула и чихнула, когда дым попал ей в нос. При попадании первого камня стенка корабля сверкнула, и камень отлетел от нее под прямым углом, не оставив на металле ни малейшей вмятины. Та же участь постигла заряд из негасимки – она отлетела прочь, рассыпаясь огненным дождем, и подожгла сухую траву.

– Говорил я тебе, королева. – Она обернулась и увидела сзади Степана. – Поля Теслы искривляют пространство, разворачивая любой снаряд на девяносто градусов. Почти совершенное оружие.

Лондри попыталась представить себе, как можно искривить пустоту.

– Почти?

– Да, потому что тепло и свет оно не отражает – и что-нибудь очень медленное, споротокс, к примеру, тоже может пробиться. – Он покачал головой, увидев на ее лице проблеск надежды. – Сейчас они надежно отгорожены от нашего воздуха, а заодно и от дыма. Но если у них поврежден двигатель, они должны испытывать недостаток энергии – в таком случае мы, если будем бить по щиту тяжелыми снарядами, можем постепенно пробить его и заставить их сдаться. Рекомендую также разложить масляницу и негасимку как можно ближе к корпусу. Им трудно будет рассеять жар.

– Займись этим, – сказала Лондри Гат-Бору. Он козырнул, отполз назад и побежал, пригнувшись, с холма.

Степан посмотрел в щель рядом с Лондри.

– Хотел бы я знать, кто они и что у них стряслось.

– Возможно, тебе представится случай спросить об этом их самих.

– Возможно, – кивнул Степан.

* * *
Моррийон крепко прикусил губу, стараясь остановить очередной выброс желудка, в котором уже ничего не осталось. Это было его первое и, как он горячо надеялся, последнее столкновение с невесомостью.

Анарис как ни в чем не бывало парил в воздухе, наблюдая, как трое тарканцев пытаются закрепиться по обе стороны люка, готовясь к атаке. Он говорил в один из моррийоновских коммуникаторов, координируя усилия своих людей, – сейчас они попробуют вырваться из западни, в которой оказались.

Анарис опустил рацию и посмотрел на Моррийона, который снова не совладал со своим желудком. Взгляд был мягок – дурной знак, очень дурной.

– Ты говоришь, это сделала бори?

– Да, мой господин. – Моррийон не оправдывался – это ничему бы не помогло.

– И ты ничего не можешь исправить?

– За названный вами срок – нет, мой господин.

Анарис задумчиво кивнул.

– Было бы еще хуже, если бы они могли контролировать среду.

Моррийон с благодарностью ухватился за эти слова.

– Эти функции я защитил аппаратными средствами, господин.

– Молодец, – невозмутимо произнес Анарис. – Да и она хороша, не так ли?

– Да, мой господин. Лучший программист, которого я когда-либо встречал. Возможно, даже лучше Ферразина.

– Тогда возьмем ее с собой. Рифтерам не уйти от крейсера, да я этого и не хочу. Пусть сослужат мне последнюю службу.

– Она не пойдет без своих двоюродных братьев, – рискнул заметить Моррийон, думая, что на этот раз, кажется, неудача сойдет ему с рук.

– Оставляю это на твое усмотрение. – Анарис оттолкнулся от стены и полетел назад по коридору в открытый люк. – Когда начнется атака, здесь будет небезопасно, – сказал он уже издали.

Моррийон, желудок которого продолжал бунтовать, неуклюже последовал за ним. Анарис, повернувшись к нему лицом, произнес по рации команду. Еще миг – и грохот направленных снарядов, шипение бластеров и яростные вопли тарканцев смешались с полными ужаса криками рифтеров по ту сторону люка.

– Смотри же, Моррийон, – сказал Анарис, как будто ничего не случилось, – не подведи меня еще раз.

* * *
Эммет Быстрорук махнул рукой, признавая свое поражение, и отпер люк. Тарканцы ворвались внутрь и развернулись цепью, наставив на команду мостика свои бластеры. Все застыли не шевелясь. Двое тарканцев выдернули Моб из кресла – один держал ее, другой грубо освобождал от ножей. Ларгиор Алак-лу-Омбрик подивился количеству оружия, которое она умудрилась прятать на себе.

Закончив обыск, тарканцы швырнули ее обратно в кресло и отошли. Она зашипела на них, но больше для порядка.

Когда весь экипаж подвергся такому же обыску, старший группы подошел к люку, и на мостик вступил Анарис ахриш-Эсабиан в сопровождении Моррийона. Лар заметил, что бори ищет его глазами, и съежился.

Ох, Татриман, что ты наделала?

Секретарь Анариса подошел к пульту Креота и выпихнул связиста из кресла. Креот пробрался мимо него боком, точно паук, и ретировался к дальней переборке. Моррийон уселся за пульт и стал нажимать клавиши. Раздался писк, и замигал огонек прокручиваемой записи.

Он поставил здесь шпионскую схему, не зависящую от корабельного компьютера.

– Они запустили автопередатчик, мой господин, – доложил Моррийон, – с информацией о шаттле и о Панархе.

– Можешь ты это исправить? – спросил Анарис. Моррийон нажал клавишу.

– Сигнал самоуничтожения послан. – Он тронул другую клавишу, и на мостике зазвучал голос Креота: – «...на поверхность планеты на широте 33,7 и долготе 35,89 в соответствии с координатами системы ФФ. Мы покидаем систему...» – И запись оборвалась.

– Они не могли этого слышать, мой господин, – заверил Моррийон, со злорадной улыбкой глядя на Быстрорука. – Ионный шторм не позволил бы им.

– Хорошо. – Анарис сделал шаг к Быстроруку. – Они в любом случае не дали бы вам уйти. Вы ведь знаете секрет Геенны. Поэтому вам придется сражаться до конца, – с холодной улыбкой завершил он. – Сражаться или умереть.

Капитан, к удивлению Ларгиора, быстро нашелся с ответом:

– Сражаться и умереть, хотели высказать.

Анарис, молча посмотрев на него, поднял руку, и один из тарканцев выступил вперед.

– Хорошо-хорошо, мы согласны, – поспешно сказал Быстрорук.

– Тогда разворачивайте корабль. У вас будет одно преимущество, хотя и небольшое.

Быстрорук посмотрел на Анариса с недоумением.

– Они попытаются обезоружить вас и взять на абордаж, чтобы узнать, где вы высадили Панарха. Вас же ничто сдерживать не будет.

Лар почувствовал, что рядом кто-то стоит, и увидел Моррийона.

– Отведи меня к своей сестре, Ларгиор Алак-лу-Омбрик, – И Моррийон, уловив, вероятно, безмолвный отказ в глазах Лара, добавил: – Ни тебе, ни твоим родным ничего не грозит; я уже послал за твоим братом. Этот корабль скоро погибнет в бою. Разве ты не хочешь жить?

Лар растерянно кивнул, встал из-за пульта и вышел с мостика вместе с Моррийоном.

* * *
Матильда Хоу, устало соскользнув по стене, присела на палубу. Она сделала все, что могла, чтобы исправить вред, причиненный двигателю саботажником. Теперь дело за самоналадочными алгоритмами – они должны завершить работу и обеспечить энергию, нужную для старта.

Бум-м. Еще один удар сотряс корабль, больно отозвавшись в ее ноющих суставах, в незажившей руке и в глазных яблоках. Щиты пришлось поставить на слабый режим, чтобы сберечь энергию, а гееннцы подвели тяжелые катапульты и кидают в шаттл камнями в четверть тонны весом.

Камнями! Точно в историческом сериале сюрреалистического толка.

Матильда прижала ладони к глазам, отгоняя боль, и у нее вырвался смешок, похожий скорее на рыдание.

Кто-то тронул ее за плечо, и она подняла голову. Рядом стоял на коленях Геласаар, сочувственно глядя на нее голубыми глазами.

Она заставила свои потрескавшиеся губы улыбнуться. Жар от костров, разложенных гееннцами вокруг корабля, постепенно просачивался внутрь.

– Ничего, все в порядке, – сказала Матильда. – Как ни смешно, в космосе камни для корабля тоже опаснее всего.

Он улыбнулся в ответ – совершенно искренней даже лукаво.

– Посмотри-ка, что я нашел. – Он показал маленькую запыленную бутылку с темным, очень старым на вид содержимым. – Не иначе как тайник какого-то рифтера.

Матильда всмотрелась и ахнула:

– «Наполеон»!

– И ему сто лет, судя по этикетке. Ну как?

Корабль содрогнулся от нового удара, и Матильда засмеялась.

– Почему бы и нет?

Панарх с церемонным видом вынул пробку, произнес тост в честь их неизвестного благодетеля и отпил глоток. Потом зажмурил глаза и улыбнулся.

– Превосходно.

Они сидели рядом, забыв о чинах и этикете, и передавали бутылку из рук в руки под какофонию примитивных снарядов.

Матильда блаженствовала. Голубой огонь алкоголя обжигал горло, согревал грудь, озарял голову. Поначалу они почти не разговаривали, а только произносили тосты: за Падраика, за Теодрика, за других потерянных товарищей, за падение Эсабиана.

Затем Матильда сказала:

– За Брендона, где бы он ни был. – Сделала большой глоток и передала бутылку Панарху.

– Он в пути. – Геласаар кивнул вверх и поднял бутылку. – За Брендона.

В этот миг к ним вернулось подобие ритуала.

Матильда прикусила свои немеющие губы, думая, не пора ли наконец заговорить. С момента своего относительного освобождения все они работали языками вовсю, в кои-то веки не сдерживая себя. Вспоминали прошлые ошибки, прикидывали, какой Панарх мог бы получиться из Семиона. Геласаар точно забыл о своем сане и анализировал свое прошлое так, словно оно принадлежало малознакомому и не слишком приятному человеку.

Он умалчивал только об одном – и другие тоже не упоминали о Брендоне, его третьем сыне и ныне наследнике, выжившем только потому, что сбежал с собственной Энкаинации за несколько минут до ее начала.

Что тут скажешь? Семион по крайней мере вел свои игры по правилам и многим представлялся превосходным лидером, всей душой преданным Тысячелетнему Миру. Беспрецедентный поступок Брендона мог рассматриваться как оскорбление самым знатным лицам державы, нанесенное притом как нельзя более публично.

Матильда сказала осторожно:

– Откуда вам известно, что это он там? Предчувствие?

– Нет. Вера. – Он грустно улыбнулся, передал ей бутылку и продолжил задумчиво: – Если бы я знал его по-настоящему, многое, думаю, обернулось бы по-иному. Но мне кажется, я узнал его чуть получше за последние недели – так наши предки пополняли свои знания о невидимых тогда элементарных частицах, вычисляя, где те были раньше, где им следует быть, а где не следует. Я следовал за тенью своего сына во время наших бесед с Анарисом и вспоминал беседы с ним самим.

Матильда выпила, перебарывая подступившие жгучие слезы. «Я слишком много пью, – подумала она. – Я охмелела от памяти и сожалений, и меня одолевают хмельные слезы». Она обругала себя за то, что завела разговор о том, что могло вызвать только боль,

Но взгляд Геласаара не выражал никаких сожалений. Он снова поднял бутылку и сказал:

– За Брендона. И за веру.

Он торжественно допил бутылку и швырнул ее о стену, разбив на куски.

* * *
В погоне за убегающим рифтерским кораблем они вошли во внутреннюю часть системы, где было меньше мусора и появилась возможность двигаться быстрее. Время от времени Нг приказывала запустить монитор, чтобы проверить положение «Самеди» – астероид и ионный шторм, который тот создавал даже в сравнительно чистом пространстве, препятствовали прямому обзору.

Геенна осталась далеко позади и пропала в сиянии солнца системы, когда это случилось. Астероид, защищающий их от мусора Гееннской системы, вдруг вспыхнул так ярко, что экраны померкли, а когда они снова включились, то показали массу щебня, бешено вибрирующую в траловых лучах. У Нг заколотилось сердце, но она держала себя в руках и смотрела прямо на экран.

– Попадание гиперснаряда, – доложила мичман Выхирски.

– Орудийная служба, избавьтесь от осколков. Немедленно, – холодно и спокойно распорядилась Нг.

Траловые лучи отключились, корабль качнуло, и осколки на экране поплыли в разные стороны.

– Навигация! Быстро отклониться на двадцать градусов с отметкой ноль! – Нг вцепилась в подлокотники кресла. Рифтеры решили вступить в бой раньше, чем она полагала. – Тактика! Возможный угол вражеского снаряда.

– Гиперснаряд готов, – сказал Тулин за главным орудийным пультом, а Ром-Санчес в режиме стандартной процедуры доложил, что главное корабельное орудие «Грозного» готово.

«Но мы не можем пустить его в ход. Они нужны нам живыми».

Щиты правого борта светились – после поворота пыль била в них на одной десятой «це».

– Двадцать градусов отметка ноль, – доложил лейтенант Мзинга.

– Максимальная возможная дальность противника – одиннадцать световых секунд; наш предел – около шести.

– Скачок на пятнадцать светосекунд! – скомандовала Нг. – Обнаружение, выделите отдельный пульт для мониторинга Узла, – добавила она уже под гул скачковых систем. – Посадите туда мичмана Григоряна.

– Нагрузка правых щитов – сто десять процентов, и она растет, – доложил контроль повреждений.

– Навигация, разверните нас на левый борт, сто восемьдесят отметка ноль, и сбавьте до одной десятой «це» на пятом тактическом уровне.

Двигатели взвыли, совершая поворот, и левые щиты вспыхнули еще ярче правых.

Нг бросила взгляд направо. Брендон Аркад стоял неподвижно, заложив руки за спину, и водил глазами из стороны в сторону. Он следил за событиями без труда. Нг посмотрела на Себастьяна Омилова – он наморщил свой потный лоб, но тоже не двигался и не говорил ни слова.

– Нагрузка левых щитов – сто двадцать процентов, – объявил контроль повреждений. – Оценочный срок жизни кормовых щитов над радиантами – пятнадцать секунд.

– Максимально возможный диапазон раптора – двадцать пять светосекунд, – добавил Ром-Санчес.

После паузы, измеряемой только ударами сердца и спазмами потных рук, последовал еще один скачок, более чувствительный. Когда корабль вышел из него, щиты перестали светиться – только вспыхивали там и сям при попадании мелких камней.

– Выход совершен на одной десятой «це».

– Тактический скачок, первый уровень.

– Капитан, – напомнил Ром-Санчес под урчание скачковых. – Узел.

– Я знаю, коммандер, но нам не придется о нем беспокоиться, если они долбанут нас одним из своих навороченных снарядов. Обнаружение, найдите эсминец.

– Поиск начат, капитан. Узел подвергся довольно сильному возбуждению, и его ионизация все еще высока. Большая электродвижущая сила, и система грязная, как помойка... сэр.

На боковом экране показалась сетчатая модель Узла, представляющая собой догадку компьютера о распределении силовых линий внутри трещины в космическом времени. Гипербола слегка вибрировала, и вдоль силовых линий пробегали мерцающие волны.

– Он сужается, сэр, – сказал Григорян хрипло и поспешно прочистил горло. – Мы потеряли около семи процентов нашего щита в результате последних маневров, и гиперснаряд отнюдь не помогает делу.

– Ничего не поделаешь. Обнаружение, где он там?

– Есть, нашла. Сорок семь отметка ноль, плюс пятнадцать светосекунд, курс 25 отметка ноль, плюс две десятых «це» относительно нас. Кажется, приближается с левого борта.

– Он все еще держит курс на наш астероид, – заметил Крайно.

– Скоро он это поймет, – ответила Нг и посмотрела на общую проекцию «Грозного». – Орудийная, заградительный рапторный огонь на половинной мощности, нос бета и гамма, корма бета, средний разброс, сорок семь, сорок пять, сорок три. Полную мощность использовать нельзя – надо захватить рифтерский корабль целым, чтобы узнать место высадки Панарха.

Нг повысила голос, чтобы слышал весь мостик.

– Будем придерживаться протокола системы ФФ. Все курсы прокладываются с нулевой отметки, если я не отдаю других распоряжений. Узел вынуждает нас вести этот бой в двух измерениях.

Она сделала небольшую пазу. Ее слегка позабавили два-три взгляда, брошенные в сторону Эренарха, словно в ожидании какой-то реакции. Она-то знала, что он никакой реакции не проявит.

– Орудия, огонь! – скомандовала Нг, и экипаж вернулся к своей работе.

Легкая вибрация рапторов образовала контрапункт с мыслями Нг, продолжавшей отдавать приказы. С каким-то извращенным восторгом она осознала, что сражается почти так же, как Нельсон, ограниченный двухмерным водным покровом Утерянной Земли.

Но если учесть гиперснаряды Эсабиана, «Грозный» гораздо более уязвим, чем «деревянные стены» Британии.

Отогнав эту мысль, Нг все свое внимание отдала бою. Победа – всего лишь очередная ступень в возложенной на нее миссии.

* * *
– Гиперсиаряд пошел, – сказал Кедр Файв от орудийного пульта. – Движется к цели. – Восемь секунд спустя огненный язык лизнул звезду приближающегося крейсера.

– Курс 20 отметка ноль, – скомандовал Быстрорук. – Скачок на пять светосекунд к цели.

– Астероид распадается, – доложила Моб. – Следующий выстрел может попасть прямо в яблочко.

– Яблочко к тому времени улизнет, – проворчал Быстрорук. Заурчали скачковые, и он подумал: «А что, если они именно это хотят мне внушить?» Он с чувством выругался про себя. Он не подряжался вести такие бои, когда вступал во флот Эсабиана. Поединок с крейсером – вообще не подарок, а уж в двух измерениях...

– Иво, что там с Узлом?

На боковом экране возникла модель – она как-то странно вибрировала.

– Он сужается, капитан. Из-за гиперснаряда и прочего мы потеряли процентов пять сноса.

– Гиперснаряд готов, – доложил Кедр Файв.

Быстрорук прикусил большой палец. Рисковать он не мог.

– Бей по астероиду. Может, он все еще там.

Те звезды, которые были видны сквозь свечение щитов и сверкающие разряды Узла, вихрем пронеслись по экрану, и крест прицела остановился на распадающихся обломках астероида. Красный пульсирующий огонек гиперснаряда встретился с ними. Четыре секунды спустя огненный шар взрыва расцвели рассыпался искрами, как фейерверк.

– Крейсера там нет.

– Тактический скачок, курс 270 отметка ноль...

Двое тарканцев, оставленных Анарисом, так и стояли по обе стороны люка с бластерами наготове.

Капитан мысленно рычал, но деваться было некуда. Он сам лишил себя выбора, когда примкнул к Должару. Визг прошедшего рядом рапторного разряда вернул его мысли к настоящему. Он забыл об Анарисе, забыл о Должаре, забыл обо всем, кроме одного: своей скорой смерти.

* * *
У Моргана Кри свело желудок, когда он увидел выражение лица Матильды Хоу, поднявшей голову над инженерным пультом.

– Регенерация стержня идет медленно – щиты и охладительные устройства отнимают слишком много энергии.

Кри посмотрел на остальных и прочел на их лицах понимание того же, что ясно сознавал сам. Настала тишина, нарушаемая только сигналами неблагополучной ситуации, идущими из коммуникатора. Затем корабль вздрогнул от очередного глухого удара. На экране солнце ярко полыхало сквозь клубы маслянистого дыма, открывавшего порой выжженную почву и покривившиеся деревья.

– Охладители отключать нельзя, – сказал наконец Калеб. – Здесь и так уже почти сорок пять градусов.

– Щиты тем более, – добавила Иозефина.

– Однако придется. – Матильда вскинула руку, предупреждая возражения: – Поправьте меня, если я ошибаюсь, Мортан, но ведь корпус способен выдержать хотя бы несколько валунов, даже пятисоткилограммовых?

Мортан подумал немного. Он уже пятьдесят лет был Центростремительным Гностором – таких в Тысяче Солнц насчитывалось всего тринадцать, – но в фонде его знаний не находилось ничего, что напоминало бы их теперешнюю ситуацию.

– Думаю, что да, центр тяжести на шаттлах такого типа расположен слишком низко, чтобы они могли перевернуться, – но это не худшее из того, что может случиться.

– Уверен, что не худшее, – внезапно рассмеялся Геласаар.

– Насколько я понял, Матильда, – улыбнулся Мортан, – вы предлагаете нам отключить щиты, чтобы набрать энергию, необходимую для старта.

Она кивнула и вывела на экран диаграмму. Кри изучил ее.

– Но это откроет для атаки внешнюю дверь шлюза. А из диаграммы следует, что стартовать мы сможем только через час после отключения щитов.

– Да, по моим расчетам это так.

– Рискованно. Очень рискованно, – покачал головой Мортан. – Если им удастся повредить шлюз, потеря обтекаемости при отсутствии шитов обречет нас на гибель.

– А нельзя ли восстановить контроль над шлюзом?

Кри почувствовал волнение и страх, вызванные этим вопросом.

– Люк, конечно, можно взломать вручную, но потом нельзя уже будет запустить запирающий его мотор.

– Иными словами, – сказал Панарх, – мы можем открыть его, но не сможем закрыть, а также удержать в случае атаки.

Мортан кивнул.

– Выбора нет, – сказал тогда Геласаар. – В случае серьезных повреждений придется открыть шлюз, впустить их и предоставить им бушевать внутри, пока мы не стартуем. Но мне думается, корабль нужен им в целости и сохранности.

– Тот, кто завладеет им, будет править всем этим миром, – подтвердил Мортан. – Но внутренний люк долго не продержится – они, несомненно, пустят в ход какой-нибудь таран.

– Это не проблема, – сказал Кадеб. – Двое человек с бластерами удержат коридор, когда люк падет. В кладовой есть респираторы.

– Все это предполагает, что рифтеры будут с нами сотрудничать, – заметила Иозефина.

– Щиты они мне отключить не помешают. – Матильда усмехнулась. – Возможно, это ускорит их капитуляцию. – Она посмотрела на Панарха, и он кивнул.

– Действуйте.

* * *
Тат открыла глаза и съежилась, увидев, что над ней наклонился Моррийон, упершись руками в колени. Потом ее взгляд обрел резкость, и стало видно, что из-за спины Моррийона выглядывают Лар и Дем.

Он убьет нас всех.

Моррийон выпрямился и отошел назад, а Лар, став на колени, приподнял ей голову.

– Как дела, Тат?

Она оперлась на локти, с недоверием созерцая кривую улыбочку Моррийона, и застонала – ей показалось, что каюту шатнуло. Остатки мозгососа в организме придавали всему оттенок нереальности – она ждала, что зубы Моррийона вот-вот полетят ей в голову или голова Дема лопнет, как проколотый воздушный шарик.

– Все в порядке, Тат, – прошептал ей Лар. – Нас не будут наказывать.

– Твой ум спас жизнь вам всем, – добавил Моррийон.

Палуба снова накренилась. Этому сопутствовал визг и скрежет. Моррийон, утвердившись на ногах, сказал:

– Корабль ведет бой с панархистским крейсером. Долго он не протянет. – Он направился к двери, бросив через плечо: – Пошли. Мы готовимся отчалить.

Лар и Дем подняли Тат на ноги и вывели в коридор вслед за Моррийоном: Его сопровождали двое солдат в сером. Он повел их к правому ангару, и они никого не встретили на пути.

У входа в ангар Тат услышала ноющий гул прогреваемых двигателей – он шел из грозного, утыканного шипами военного корабля небольших размеров, заполнявшего собой почти весь ангар. Моррийон повел их вверх по трапу, который убрали, едва они поднялись.

Сердце Тат застряло в горле, когда Моррийон впихнул ее на мостик, и Анарис, повернувшись в командном кресле, смерил ее взглядом, холодным и немигающим. Она заметила, что братьев рядом с ней больше нет.

Моррийон схватил ее за руку и подтащил к пульту, а Анарис посмотрел на главный экран, настроенный на мостик «Самеди». Тат увидела, как след гиперснаряда исчезает в пылающем хаосе энергии. Сбоку виднелся притемненный лимб солнца системы. Анарис нажал что-то на своем пульте, и зажегся боковой экран, показывающий мостик рифтерского корабля. Тат даже отсюда видела, что капитан почти не в себе – да и остальные не лучше.

– Этот пульт подключен к компьютеру «Самеди», – сказал Моррийон, и она отвлеклась от картины хаоса на мостике. – Мы не хотим, чтобы Быстрорук знал точный момент нашего старта – он может применить оружие, несмотря на присутствие двух тарканцев на мостике. Можешь ты отсюда отключить ненадолго корабельные щиты?

– Думаю, что да. Сейчас проверю. – Тат запросила систему, слушая краем уха, что говорят на «Самеди».

– Капитан, – сказал Сефас, заменивший Лара за пультом контроля повреждений, – Корвет в правом ангаре прогревает двигатели.

Быстрорук обратился через плечо к кому-то, кого Тат не видела, – скорее всего к тарканцам:

– Слыхали? Ваш хозяин бросил вас тут умирать.

Ему ответили на неожиданно чистом уни:

– В этом наша обязанность и наша честь. – И тарканец добавил с иронией: – Вам повезло, что мы здесь: мы проследим, чтобы вы тоже умерли с честью.

Быстрорук с безмолвной гримасой отвернулся к главному экрану, а пульт Тат засигналил.

– Я могу это сделать, – доложила она.

– Наш корабль стоит на якоре, – сказал Анарис. – Одновременно отдашь и его. – Гул двигателей превратился в рокочущий визг. – Итак, на счет «ноль». – Главный экран переключился на картину космоса за пределами ангара, боковой показывал сам ангар, наполнившийся облаком раскаленной плазмы из радиантов корвета. – Три. Два. Один. Ноль!

Тат ударила по клавише, отключив на несколько секунд корабельные щиты и убрав якорный луч.

Корвет вырвался из нутра обреченного эсминца, и за этим сразу последовало распирающее голову ощущение перехода в скачок.

Тат шумно выпустила воздух, когда Анарис вернул корабль в реальное время и уверенно развернул его. Но она тут же с изумлением заметила, что Анарис, вместо того чтобы взять курс на выход из системы, уводит их в гущу космических осколков, чтобы наблюдать оттуда за боем. Она отважилась посмотреть на Моррийона – лицо секретаря не выражало ничего.

Тат съежилась в своем кресле – никто на мостике больше не обращал на нее внимания. Только бори последнего поколения способен понять должарианца, решила она, и цена такого понимания чересчур высока.

29

Нисах Ан-Жайван в ужасе смотрела, как Каннифер, выпучив глаза, молотит по своему пульту.

– Да вы спятили! – заорал он. – Эти камни разнесут корабль на куски!

Спокойный ответ маленькой старушки не произвел на пилота никакого впечатления. Он выключил коммуникатор и повернулся лицом к Нисах.

– Почему ты не обеспечила аппаратную поддержку щитов, идиотка?! – Пот капал с его редких волос.

– Этот поганец Моррийон не оставил мне времени, – завизжала в ответ она, с удовлетворением видя, как он морщится. Она всегда ненавидела свой голос, но в таких вот случаях он служил прекрасным оружием. – Я старалась обезопаситься от тарканцев. Откуда мне было знать...

Грохот удара прервал ее. Корабль с отключенными щитами закачался. Рифтеры переглянулись, с трудом ожидая следующего удара. Когда он обрушился, было хуже, чем она ожидала.

– Мы этого не выдержим, что бы там ни мололи паскудные чистюли. Если они прорвутся и эти гадские споры, которые засекли наши датчики, попадут внутрь... – Нисах содрогнулась. – На мостике даже респираторов нет – они у панархистов.

Каннифер приобрел решительный вид.

– Внешний люк все еще наш, так?

– Да, но...

– Тихо. Выведи изображение из машинного отсека на внешний голомонитор. – Он настроил коммуникатор на внешнюю трансляцию. – Мы заключим с вами сделку, ребята. У нас есть то, что вас заинтересует еще больше, чем корабль.

* * *
Гонец растянулся на земле рядом с Лондри – слезы прочертили светлые полосы на его покрытом копотью лице.

– Ацтлан передает, что держит тазуроев. Его гвардия вышла на позицию и готова атаковать корабль вместе с Гат-Бору и гвардией Феррика.

Она кивнула – это было последнее условие, необходимое для атаки, – и запрокинула голову, глядя, как еще один громадный камень летит к кораблю.

– Степан! – крикнула она. – Камни больше не отскакивают!

Это было то, на что они надеялись и к чему готовились.

Он подполз к ней, и оба напрягли зрение, вглядываясь в дымовую завесу. Еще один снаряд врезался в корабль, оставив на нем неглубокую вмятину.

– Вели тяжелой артиллерии прекратить обстрел, – торопливо сказал Степан. – Они могут нанести кораблю непоправимый ущерб. Пусть бьют из легких орудий по пушке, пока атака не началась.

Лондри отпустила гонца и подозвала к себе горниста. Выслушав ее, он поднес к губам деревянный, раструбом, гори и протрубил сигнал.

На поле битвы настала тишина. Стал слышен треск пламени и далекие отзвуки боя с тазуроями. Пот стекал у Лондри по спине под доспехами – длинный летний день близился к концу, но до наступления прохлады оставалось еще несколько часов. Каково-то приходится там, внутри корабля...

Поблизости послышался скрип – легкая катапульта готовилась к бою. Теперь менее тяжелые снаряды полетят по более прямой траектории в намеченную цель, но сами орудия могут попасть под ответный огонь. Клубы свежего дыма заволокли корабль, и горн запел, докладывая о готовности батареи.

Лондри перебирала в уме последующие приказы, но тут из корабля послышался громовой голос:

– Эй вы там, давайте договоримся. У нас есть такое, что вам нужно даже больше, чем корабль, и мы отдадим это вам, если вы нас отпустите.

В дыму, заволакивающем корабль, появился дрожащий объемный образ. Перед Лондри, словно призраки средь бела дня, явились фигуры нескольких пожилых людей – они сгрудились вокруг непонятной машины, поблескивающей металлом, баснословным количеством металла.

Степан рядом ахнул, раскрыл глаза и разинул рот, стараясь выговорить что-то. Он указывал на картину дрожащей рукой, но голос с корабля опередил его:

– Это Панарх Тысячи Солнц, низложенный и сосланный на Геенну по приказу Аватара. Если вы прекратите атаку, мы отдадим вам его вместе с Малым Советом. Если нет, мы убьем его и лишим вас возможности отомстить так, как вам и не снилось.

У Лондри остановилось дыхание. «Знай, о Лоидри: с небес к тебе в руки идет тот, кто в бедах твоих виноват». Неужели ей на долю выпало отомстить за вековые страдания, доставленные Панархией народу Геенны? Она посмотрела на Степана, и он кивнул.

– Так и есть. Это Панарх и члены его совета. Но они вооружены.

Лондри посмотрела повнимательнее и увидела угловатые металлические предметы в руках у двух панархистов.

«Как же тот, что говорит, собирается убить их? Это ложь, как и все, что они делают и говорят».

Лондри встала, пренебрегая опасностью. Безграничный гнев поднялся из темных глубин ее души. Казалось, что в ней вопиет от ярости каждая ее праматерь, начиная с тех времен, как человек впервые оказался в страшной тюрьме Геенны.

Выхватив у солдата горн, она затрубила, – и люди Геенны, подхваченные единым порывом, хлынули с криком на луг, размахивая камнями и факелами.

* * *
– От «Самеди» отделился корабль, – доложила Выхирски, – класса корвет, по всей видимости. Он ушел в скачок.

– Возможно, часть команды взбунтовалась и покинула корабль, – с мрачным удовлетворением предположил Крайно.

– Не могу его опознать, – сказала Выхирски.

– Попробуйте должарскую часть регистра, – впервые подал голос Эренарх. Выхирски поджала губы. – Это Анарис, – тихо, почти без эмоций добавил он.

– Подтверждается, – после паузы сказала мичман. – Должарский корвет класса «лакку».

– Для нас он не опасен, – добавил Ром-Саичес.

– Странно, – внезапно удивилась Выхирски. – Выход из скачка в двадцати пяти светосекундах от нас. Он остается, чтобы наблюдать.

В ответ на вопросительный взгляд Нг Эренарх с улыбкой пожал плечами.

– В юности я неплохо предсказывал его действия – жизнь заставляла. Но теперь... – Он с улыбкой развел руками.

– «Самеди» сделал скачок, – сказал Ром-Санчес.

Нг, в свою очередь, скомандовала тактический скачок, на время выбросив Анариса из головы. Скачковые системы заурчали.

Рифтерский корабль дрался с отчаянностью загнанной в угол крысы. Нг с удивлением обнаружила, что отсутствие третьего измерения как-то уравняло их шансы, но гиперснаряд, вскоре попавший в них, стал доводом обратного.

Мостик перекосился, и весь снаряд тряхнуло.

– Попадание гиперснаряда, кормовая башня «альфа» не отвечает: щиты вибрируют.

– Тактический скачок. Поворот, тридцать пять градусов, скачок на десять светосекунд при обнаружении цели.

Узел на главном экране сердито и неровно мерцал – точно две закругленные стены света смыкались, чтобы раздавить «Грозный» и его противника.

– Статус Узла.

– Интервал между фокусами сокращается. Предел безопасности тридцать пять процентов и продолжает сокращаться.

«Надо кончать с ними поскорее, пока ФФ не прикончила нас обоих».

Но им нужно допросить рифтеров относительно Панарха – рифтеров же ничто не сдерживает, и смертельный танец увлекает противников все дальше от планеты.

Выхирски внезапно замерла и лихорадочно застучала по клавишам.

– Я поймала сигнал бедствия – пытаюсь очистить его от помех.

Несколько секунд спустя коммуникатор мостика затрещал. Нг слушала краем уха, занятая командованием.

– ...ШАТТЛ НЕ МОЖЕТ ВЗЛЕТЕТЬ... ДВИГАТЕЛЬ... АТАКА МЕСТНЫХ...

Рядом с Нг кто-то шумно перевел дыхание. Она повернула голову и увидела широко раскрытые, напряженные голубые глаза Эренарха.

– Это голос моего отца.

Сигнал стал слабеть, и помехи заглушили его.

– Значит, они оставили шаттл на планете? – спросил Ром-Санчес.

– Вероятно, ссыльные захватили его, – сказал Эренарх.

– Статус гиперснаряда! – запросила Нг. – Это в корне меняет дело.

– Полноценность снаряда – девяносто процентов.

Кипящая плазма слишком долго находилась в стволе – первый выстрел может и не решить дела.

– Ничего, второй решит, – сказал Крайно, и Нг поняла, что говорила вслух.

– Навигация, разворот на двести девяносто градусов. Пора прикончить зверя.

* * *
– Вон там! – истошно завопила Нисах. Каннифер, щурясь против заходящего солнца, развернул пушку и нажал на спуск. Катапульта в облаке пламени разлетелась на куски, и он удовлетворенно хмыкнул. Затем вернул ствол обратно и резанул плазменным лучом по линии атакующих,превратив их в кровавый дым.

Нисах через его плечо ткнула пальцем в орудийный экран, оставив там сальный отпечаток.

– Сюда стреляй!

– Да отвали ты, Логосом трахнутая! Что это тебе, видеоигра, что ли? – огрызнулся Каннифер, но все же направил пушку в указанную ею сторону. Однако он зацепил только хвост атакующего отряда – остальные проскочили туда, где он уже не мог их достать, и ритмические удары возобновились.

– Прохлопал, стрелок хренов! Что теперь делать?

Ее визг пробуравил Канниферу все уши. Он поднял ствол и снял еще одну катапульту, потом другую.

– Если ты не перестанешь вопить, как в шийдрином оргазме... Ой-й!

Она закатила ему оплеуху. Он дернул ее к себе, она повалилась на пульт – и тут снаряд из катапульты угодил прямо в пушку, заклинив ее вертикальную траверсу. Каннифер, ругаясь, замолотил по клавишам...

* * *
Лондри с ужасом, пересилившим даже ее гнев, увидела, как прямая, ослепительно яркая молния, сопровождаемая громом, обрушилась с верхушки корабля. Воины, которых она коснулась, исчезли, превратившись в красный туман.

Но атака не прекратилась. Несколько взводов самоотверженно подставили себя под луч огнемета, отвлекая внимание от саперных команд, а легкие катапульты продолжали вести обстрел. Огненный луч с ужасающей легкостью полосовал ряды войска Лондри, и клубящийся над полем дым приобрел запах горелого мяса.

Затем ствол орудия приостановился, словно не зная, какую цель выбрать, поднялся и выстрелил снова. Одна из катапульт разлетелась на куски, и туго натянутые крепления швырнули обломки высоко в воздух, а тела расчета разметало в разные стороны.

Но отвлекающий маневр достиг своей цели. Таранная команда проскочила под огненным лучом и начала долбить шлюзовой люк, а остальные атакующие отступили. Артиллерия продолжала обстрел. Огнемет уничтожил еще две катапульты, но третья попала в него. Его ствол бешено завертелся, неспособный, видимо, опуститься до прежнего уровня. Очередной снаряд угодил прямо в него. Полыхнул свет, и огнемет с грохотом взорвался.

Атакующие с воплями торжества окружили шаттл, осыпая его яростными ударами.

* * *
Конец наступил внезапно. Только что «Самеди» еще поблескивал в лучах светила ФФ, пуская пламя из радиантов, а в следующий момент, к большому удовлетворению Моррийона, мостик эсминца полыхнул ослепительно яркой вспышкой, и в корпусе осталась дыра, словно от кулака гневного бога.

– Как видно, наши союзнички им порядком надоели, – улыбнулся Анарис.

Какой-то миг ничего не менялось. Затем щиты «Самеди» замигали, осколки корпуса полетели во все стороны, и снарядная трубка, скрутившись узлом, отвалилась.

«Попадание раптора», – нервно подумал Моррийон, но не стал предлагать уйти: Анарис быстро переключал экраны, явно наслаждаясь ситуацией. Всякое замечание о возрастающей опасности только вызвало бы его раздражение.

Моррийон снова обратил взгляд к гибнущему кораблю. «Самеди» теперь превратился в растущий шар плазмы. Рядом светился белый серп пятой планеты системы. Видны были также две ее луны и еще одно яркое пятнышко – «Грозный».

– Они бы не сделали этого, если бы не были уверены, что найдут Панарха, – осмелился заметить Моррийон.

– Разумеется. – Анарис по-прежнему не отрывался от экрана. – Сенсоры крейсера гораздо мощнее наших, и они, полагаю, поймали сигнал бедствия. Но нам от этого пользы не меньше, чем им, – улыбнулся он какой-то своей мысли и сказал в селектор: – Связь!

– Слушаю.

– Вызвать крейсер.

Коммуникатор запищал, а Анарис развернул корабль и вошел в скачок.

Когда они вышли, пятая планета впереди увеличилась, а одна из лун оказалась у них с левого борта. Анарис повторил скачок еще дважды.

– Связь, запустить ретранслятор на ту сторону луны.

Моррийон едва успел заметить, как аппарат с легким шорохом отлетел прочь. Что же будет, когда крейсер ответит – и что заставило Анариса пойти на такой риск?

* * *
– Долго мы не продержимся, – сказал Мортан Кри, отвернувшись от крана, когда плазменная пушка прекратила огонь. – И теперь уж ничто не остановит их массированную атаку.

– Этот их таран поразительно эффективен, – кивнула Матильда Хоу. – Если они пустят в ход еще пару...

– Слушайте, – сказал Панарх.

Все умолкли, и стало слышно пенис, звучащее в такт с ударами тарана:

– Арр-КАД (БУМ)... Арр-КАД (БУМ)

Затем ритм изменился:

– АРР (БУМ) КАД (БУМ), АРР (БУМ) КАД (БУМ)...

– Они подвели второй таран, – сказал Калеб.

– Сколько времени нам еще потребуется? – спросил Геласаар.

– Около часа, – ответила Матильда.

– Сможет ли шлюз продержаться до этого момента? – Панарх говорил тихо и без нажима, словно осведомлялся о погоде.

Матильда посмотрела на Кри, и тот покачал головой. Панарх кивнул.

– Это упрощает дело.

– Нет! – вырвалось у Иозефины, и Кри пробрало ужасом. Дикий распев снаружи не оставлял сомнений относительно судьбы Геласаара, если тот выйдет из корабля.

Но в их спутнике уже произошла неуловимая перемена: его стройная фигура, его твердый взгляд – все дышало величием Изумрудного Трона. Панарх принял решение.

– Выслушайте меня, друзья мои, ибо отныне власть, возможно, перейдет в ваши руки. – Он поднял руку, отвергая всякие возражения, и этот жест поразил Кри, как удар. – Меньшим гееннцы не удовлетворятся, и ярость их так велика, что вряд ли у меня останется время пожалеть о своем решении. Между тем сюда идет крейсер, сын мой жив, и я обязываю вас передать ему мои слова, дабы он мог вступить во владение тем, что ему принадлежит.

И Геласаар хай-Аркад, сорок седьмой в своей династии, начал говорить то, что ранее не мог слышать никто, кроме потомков Джаспара Аркада, и Мортан Кри ощутил мистическую силу этих слов. Он не мог отвести глаз от вдохновенного лица Панарха и чувствовал, что другие испытывают то же самое.

Панарх завершил свою речь и кивнул в сторону коридора, ведущего к шлюзу.

– Что ж, давайте попробуем.

* * *
Должарский ретранслятор вышел из электромагнитной тени луны, и на экране появилось изображение крейсера.

– Задержка пять светосекунд, – объявил связист. – Крейсер отвечает.

Коммуникатор зашипел, и на мостике раздался женский голос:

– Говорит крейсер Его Величества «Грозный». Командир – капитан Марго О'Рейли Нг.

Анарис засмеялся, и Моррийона снова затошнило, когда он сообразил, что это тот самый корабль, который столь свирепо сражался при Артелионе. Теперь уж Анарису не уйти – поздно.

Изображение на экране сменилось видом мостика «Грозного». В командном кресле сидела маленькая стройная женщина в безукоризненно опрятном флотском мундире. Анарис не сдержал восторженной улыбки, а бурлящее нутро Моррийона пробрало холодом.

Позади нее стоял высокий мужчина с вьющимися темными волосами, голубыми глазами и столь знакомым лицом. Моррийон смотрел на Брендона лит-Аркада, ныне наследника отцовского трона, а молодой человек, как ему казалось, смотрел прямо на него, слегка приподняв брови, но не произносил ни слова.

Капитан сказала нейтральным тоном:

– Насколько я понимаю, вы Анарис, наследник Эсабиана Должарского?

– Вы дали отменный бой при Артелионе, капитан, – сказал Анарис. – Ювяшжт и другие до сих пор разбирают вашу тактику.

Моррийон отсчитывал наступившую паузу по ударам собственного сердца – она слишком затянулась.

– Как и мы вашу, – тем же нейтральным тоном ответила наконец капитан.

– Просто стыд, что столько усилий и столько таланта пропало впустую.

– Война есть война, – слегка повела плечом капитан, и ее рука скользнула вперед вдоль подлокотника кресла. Отдает команду, понял Моррийон. По плохо различимым лицам флотских операторов ничего не было заметно. Брендон лит-Аркад стоял неподвижно, заложив руки за спину.

– Ты так и не получил офицерского звания, Брендон? – спросил Анарис.

Через пять секунд наследник Панарха ответил с деланным сожалением:

– У меня так мало свободного времени.

Анарис улыбнулся и сказал голосом, жестким, как моноволокно:

– Позволь поздравить тебя с новым титулом.

Моррийон с трудом сдержал смех – даже в носу защипало. Намек на его братцев – да нет же, на самого Панарха!

Но рот Брендона продолжал улыбаться с беззаботностью молодости, а немигающий взор оставался холодным и ясным.

– Ты хочешь присягнуть мне на верность?

Анарис рассмеялся и отключил связь.

* * *
– Ушел в скачок, – доложила Выхирски.

– Статус Узла! – запросила Нг.

– Предел безопасности – пятнадцать процентов и продолжает сокращаться. Узел сужается.

– При таких условиях Анарис сможет развить скорость гораздо выше нашей, – сказал Ром-Санчес.

– Оснащены ли суда этого класса оружием «орбита-земля»? – спросила Нг, подавшись вперед.

– Нет, сэр.

– Тогда мы должны быть на месте до того, как Панарх стартует. Обнаружение, найдите источник сигнала бедствия и попытайтесь ответить.

Выхирски попыталась и пожала плечами:

– Отсюда нельзя.

– Продолжайте пробовать при каждом выходе из скачка. Навигация, запрограммируйте курс с минимальной пертурбацией и минимальной относительной скоростью подхода к Геенне.

Система ФФ требовала соблюсти деликатное равновесие между менее дестабилизирующим эффектом низкочастотного высокоуровневого скачка с присущей ему высокой реальной скоростью и более дестабилизирующим, но менее скоростным низкоуровневым скачком. Такое равновесие могло облегчить им встречу с шаттлом.

Нг посмотрела на Эренарха:

– Мы сделаем, все, что в наших силах.

Он кивнул, и скачковые системы бросили их к Геенне.

* * *
Солнце село, и стало смеркаться, когда небо внезапно озарилось вновь: еще одна звезда вспыхнула там и померкла, оставив за собой таинственные полотнища света, похожие на знамена какой-то армии. Лондри потерла усталые глаза, думая, что же это означает. Таран внезапно перестал бить в металлическую дверь корабля, но из-за дыма костров трудно было рассмотреть, что там происходит.

Лондри немного спустилась с холма – корабль после уничтожения огнемета стал не опасен. Солдаты, работавшие тараном, настороженно отступали от двери, которая медленно приоткрывалась. В щели показался белый лоскут, и в него тут же попала стрела.

– Вели им перестать, – торопливо зашипел Степан. – Это знак перемирия.

Лондри сделала знак горнисту, и тот протрубил короткую глиссаду. На поле боя снова стало тихо, если не считать треска костров, криков раненых и приближающегося шума битвы с тазуроями. Солдаты отошли от двери, с возможной линии огня, и разместились по флангам. Из корабля послышался голос – не громовой, как тот первый, не усиленный хитрой вражеской техникой.

– Я хочу обсудить условия моей капитуляции. – Голос звучал властно, хотя и тихо, и произносил слова чуть нараспев.

– Это он, – ахнул рядом Степан.

– Можем ли мы доверять им?

Степан нахмурился, потом кивнул:

– Что бы о нем ни говорили, слово он держал всегда.

Лондри вместе со Степаном двинулась вперед. Солдаты зажгли факелы от гаснущих костров, и пляшущий свет окрасил шаттл в кровавые тона. Лондри остановилась перед кораблем – ценность этой массы металла невольно внушала ей почтение.

– Я Лондри Железная Королева, – сказала она, обращаясь к невидимым слушателям внутри. – Правительница Гееннских Королевств и всех земель в пределах Пятна. – Она обнажила меч, держа его перед собой. – Во имя сверкающей стали, принадлежащей мне по праву рождения, во имя мужества, которое семьсот лет помогало нам выстоять против вашей ненависти, во имя матерей и праматерей наших я требую встречи с тобой лицом к лицу. – Она простерла меч к полуоткрытой дери. – Я не стану говорить через дверную щель.

Внутри послышалось что-то вроде смеха. Миг спустя дверь приоткрылась еще немного, и человек, вышедший из нее, прыгнул на землю легко, несмотря на возраст. Дым мешал рассмотреть его. Лондри опустила меч. И это Панарх Тысячи Солнц? Абсолютный властитель, у которого подданных больше, чем песчинок в пустыне по ту сторону гор?

Человек, которого она видела Перед собой, был строен, сед и стар. Старше Степана. Но Лондри, сама будучи правительницей, различила на его лице линии, прочерченные многолетней властью и ответственностью.

Он прошел к ней между двумя рядами солдат и остановился в пределах досягаемости ее клинка. Он смотрел ей в глаза, будто не замечая войска, собравшегося вокруг. Люди, видя это, гневно зароптали, и Лондри понимала, что гнев их растет. Впервые в жизни ей стало ясно, как беспомощен вождь, который слишком полагается на эмоции своих последователей. Гат-Бору рядом с ней сжал кулаки, и дыхание хрипло вырывалось у нее из горла.

Но человек, продолжая смотреть только на нее, поклонился, как один монарх другому. В его поведении совсем не чувствовалось страха, как будто его судьба не зависела целиком от нее.

Но тут Панарх увидел рядом с Лондри Степана и отшатнулся в изумлении.

– Степан? Степан Рудерик? Ты-то что здесь делаешь?

Эти слова поразили Степана, как удар в сердце.

«Как он смеет насмехаться надо мной?»

Степан шагнул вперед и остановился – его гнев отступил перед искренностью во взоре Геласаара. Панарх протянул к нему руки, уронил их и потряс головой с болью и смятением на лице.

– Ничего не понимаю. Я не подписывал на тебя приказа об изоляции. Как же так?

Этот вечно памятный голос с новой силой напомнил Степану былые артелионские дни, и гностор понял, что Геласаар, что бы другие ни творили без его ведома, никогда не лгал ему – да и никому другому, по всей видимости.

Теперь истина открылась Степану во всей полноте – истина, которая маячила за насмешливыми намеками его тюремщиков Абуффидов на долгом пути сюда, за их шуточками о секрете Геенны. Степан понял, что, как бы он ни нагрешил по части политики в те давние годы, не Геласаар обрек его на жизнь в этом аду. А кто это сделал – Семион или кто-то другой, – уже не столь важно. Важно то, что человек, которому он присягал на верность, ничем не запятнал его любви и уважения. Степан с плачем бросился вперед и обнял того, кого так и не сумел возненавидеть по-настоящему.

Через некоторое время Геласаар отстранил его и окинул испытующим взглядом.

– Как же ты все-таки попал сюда?

Степан покачал головой, чувствуя гнев и нетерпение Лондри и слыша нарастающий шум битвы, – похоже было, что войско Комори отступает сюда, к лугу.

– Сейчас не время, Геласаар. Речь идет о твоей жизни.

Панарх, снова овладев собой, обратился к Лондри:

– Согласны ли вы принять мою жизнь в обмен на их свободу? – Он кивнул в сторону шаттла. – Мой сын летит сюда, и я хочу, чтобы они ввели его в права престолонаследия и научили, как избавить мой народ от зла большего, чем вы можете себе представить.

Железная Королева ответила не сразу, и Степан ощутил благоговейный трепет, словно от озарения свыше. Под пламенеющим небом, в кругу мерцающих факелов, стояли друг против друга молодая женщина в кроваво-красных доспехах и старик в серой тюремной одежде, но в глазах Степана они были воплощением архетипической энергии Единосущия, замыкающей пропасть семисот лет изоляции и соединяющей две ветви человечества, слишком долго существовавшие порознь.

Он затаил дыхание, когда Железная Королева направила меч к горлу Панарха.

Ее голос был тих и так же сдержан, как у человека, с которым она говорила.

– Я не могу представить себе большего зла, чем то, которое вершили ты и твои предшественники, приговаривая тех, кто не нарушал ваших законов, к этому аду. – Она обвела мечом полукруг, включив в него всех, кто стоял здесь и слушал. – Посмотри вокруг, Геласаар хай-Аркад, и ты увидишь, как покарала десница твоего правосудия мой народ.

Панарх повиновался, и Степан, несмотря на дулускую маску, увидел прозрение на его лице и спросил себя, видит ли это Лондри. Сам давно привыкший ко всему, Степан смотрел сейчас глазами Геласаара, и ему открывались искривленные члены, уродливые лица, язвы, катаракты и прочий паноптикум генетической борьбы человека с миром, не созданным для него.

– Месть – тоже своего рода правосудие, – сказал наконец Панарх и распростер руки, еще больше открывшись мечу Лондри. – Боюсь, этой жизни недостаточно для торжества справедливости, но она твоя – я прошу только разрешения исполнить свой последний долг перед моими подданными.

– А что же мой долг? – сказала Лондри. – Что, если я не ограничусь местью и потребую вдобавок виру за те жизни, которые ты загубил? – Она указала мечом на шаттл. – На нем мы можем покинуть нашу тюрьму.

– Нет, не можете. Этот корабль не может летать меж звезд – вы просто сменили бы одну тюрьму на другую, чуть попросторнее. Но мои люди даже этого вам не позволят – они предпочтут взорвать судно, нежели отдать его вам.

– Тогда я по крайней мере лишу твоего сына наследия и возьму твою жизнь, а заодно и корабельный металл.

– Нет, – вмешался Степан, осознав вдруг, что он здесь единственный, кто способен протянуть мост через пропасть, разделяющую двух правителей. – Прошу прощения, королева, но в этом корабле заключена энергия, которая зажигает звезды. Здесь на многие лиги вокруг ничего не останется, и даже замок Комори может погибнуть.

По рядам прошел ропот, и солдаты стали с тревогой поглядывать на шаттл. За холмом, скрывающим поле битвы с тазуроями, запели горны; Гат-Бору, хмуро прислушавшись к сигналам, подозвал своего горниста, но Лондри и Панарх даже не шелохнулись, словно были здесь одни.

– Послушайте меня, Ваши Величества, – продолжал Степан. – Мой колледж учит, что там, где появляются Архетипы, не бывает кровопролития. Судьба свела вас двоих вместе. Мое присутствие здесь ясно показывает, – сказал он Геласаару, – что изоляция давно уже служит не правосудию, а чьим-то личным целям. Ныне же секрет Геенны утрачен навсегда. Быть может, ты положишь всему этому конец в обмен на свою жизнь и наследие своего сына?

Вокруг них началось движение, слышался лязг оружия, и горнист рядом с Гат-Бору протрубил длинную вопросительную фразу, но Степан ни на что не обращал внимания; теперь он обращался к Железной Королеве:

– В твоих руках осуществить вековую мечту твоих матерей и покончить с изоляцией твоего народа. Не лучше ли отказаться от мести, чтобы добиться справедливости?

Наступило долгое молчание. Небесный огонь дрожал на лицах двух правителей и тех, кто стоял вокруг, и свет факелов казался бледным по сравнению с ним.

– «И не лучше ли будет смириться тогда», – произнесла Железная Королева и убрала меч в ножны. – Пусть будет так. Я отдаю тебе жизнь и трон. Получу ли я взамен справедливость?

– Изолятов больше не будет, – сказал Панарх, – и Геенна войдет в Тысячу Солнц на равных с другими мирами правах. Клянусь в этом честью Дома Феникса. – Он шагнул вперед, протянул руку, и Лондри стиснула ее в долгом пожатии.

Но тут восторг, охвативший Степана, сменился ужасом: запел рог, и стрела с деревянным оперением вонзилась в плечо Панарха. Тазурои!

На лугу закипела битва. Гвардия Дома Ацтлана внезапно обернула оружие против армии Феррика, и каннибалы хлынули на поле боя. Гат-Бору, выкрикивая команды, сгреб Панарха в охапку и с горсткой людей побежал к шаттлу. Гвардия Дома Феррика, сомкнувшись вокруг Железной Королевы и Степана, пробивалась к остальному войску.

– «И врагом обернется собрат!» – крикнул военачальник, которого бой уводил в сторону от его королевы. – Мы будем удерживать небесную машину, пока она не сможет взлететь. – Он рубанул наскочившего на него тазуроя, расколов его голову пополам. – И мы будем свободны!

* * *
Корвет Анариса шел низко над планетой, рассыпая свой смертоносный груз.

– Ползучие снаряды вышли, – доложила орудийная служба.

На главном экране за лимбом Геенны показался кратер, у которого высадили Панарха, – крохотная оспина, уже сливающаяся с ночной тенью. Матово-черные снаряды исчезали во мраке, отрываясь от корабля, – пока не поступит активирующего сигнала, обнаружить их будет практически невозможно.

Анарис направил корабль прочь от планеты, к ближайшей луне. С пульта связи записанный на пленку голос Панарха монотонно повторял координаты шаттла и условия, в которых тот оказался.

– Связь, – сказал Анарис, – мы займем позицию позади луны. Приготовиться запустить ретранслятор. – Его глаза светились незнакомым Моррийону огнем. – Трогательная будет встреча.

30

Гат-Бору осторожно прислонил старика к стене и налег на дверь вместе с остальными.

– Мы не сможем удержать внешний люк против массированной атаки, – сказал один из панархистов, низенький и темно-коричневый. – А тут еще и рифтеры.

Словно в подтверждение его слов, маленькая железная комната, в которой они находились, загудела под ударами снаружи. Гат-Бору велел своим солдатам держать дверь.

Панарх, морщась, поднял глаза, а маленькая женщина осторожно обрезала древко стрелы у него в плече каким-то металлическим инструментом. Гат-Бору вытаращил глаза: эта штука резала железное дерево, словно тростник.

– Рифтеров, думаю, можно не опасаться. Наш друг принес с собой здешнее биологическое оружие... как у вас называется этот смертельный порошок?

– Споротокс.

– Их сенсоры сразу определят, насколько он токсичен; достаточно будет проделать маленькое отверстие в люке, чтобы напугать их. – Панарх улыбнулся Гат-Бору. – Пожалуй, одного вашего вида будет достаточно, чтобы убедить их сдаться.

Генерал улыбнулся в ответ, не зная, как на это ответить.

– Крупные сосуды и нервы не задеты, – сказала маленькая женщина. – Если соблюдать осторожность, все будет в порядке.

Видя, что Гат-Бору многого не понимает, Панарх объяснил ему ситуацию. Управление кораблем в руках врага. Если решить эту задачу и удержать шлюз против тазуроев, можно будет взлететь.

– А если не получится? – Гат-Бору вспомнил, что старик говорил Железной Королеве о взрыве, и Панарх понял, что он имеет в виду.

– Мы не позволим, чтобы корабль попал в руки ваших врагов, – заверил старик с мрачной улыбкой. – Вы ведь, кажется, сжигаете своих мертвых?

Что за странный вопрос. Гат-Бору помедлил и ответил:

– Да.

– В случае поражения наш погребальный костер унесет с собой тысячи наших врагов.

– Поражения не будет, – сказал высокий, тощий старик. – Вы с Матильдой пойдете на мостик и стартуете, а мы все, в том числе и рифтеры, будем держать шлюз. Респираторов хватит и нам, и нашим новым союзникам. Как вы думаете, сумеем мы продержаться до взлета? – спросил он Гат-Бору.

Генерал увидел на лице Панарха понимание, печаль и благодарность, и ему стало ясно: маловероятно, что кто-то из защитников шлюза останется в живых.

– Пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет, – с улыбкой сказала другая женщина. Эту же клятву, хотя и другими словами, Гат-Бору принес Железной Королеве – и теперь под наплывом чувств, которого не мог опознать, постиг, что эти мужчины и женщины, прилетевшие с неба, понимают любовь и верность так же, как и он.

– В такой компании и умереть не страшно, – сказал он. Они молча улыбнулись – в ином ответе он и не нуждался.

* * *
Армия Лондри оттеснила тазуроев за бруствер холма, от которого в середине дня началась атака на шаттл. Каннибалы отошли, сильно поредевшие от прицельной стрельбы из луков и споротоксовых снарядов, – ветер, к счастью, дул в их сторону.

Лондри разослала гонцов, но сигналы горнов принесли дурные вести. Комори разбит, и подкрепление подойдет нескоро. Хорошо, если у них хватит сил удержать эту позицию. Дикарей можно остановить только стрелами, а их запас на исходе. Две уцелевшие тяжелые катапульты попали в руки тазуроев, но расчеты, перед тем как отойти, успели перерезать крепления, сделав орудия бесполезными.

Впрочем, тазурои потеряли всякий интерес к Дому Феррика и сосредоточили свои усилия на корабле – тут Лондри ничего не могла поделать. Она выругалась про себя, видя, как орда расступилась, пропустив роту ацтлановских солдат со споротоксом и негасимкой к двери шаттла.

Через некоторое время тазуроям удалось приоткрыть дверь и заклинить ее бревном. Из щели ударила огненная струя и попала в тазуроя, не успевшего отступить. Голова его исчезла в облаке кровавого дыма, а тело в судорогах упало на выжженную, покрытую пеплом почву.

Стрелы без всякого толка застучали о дверь и корпус. Несколько штук влетело в щель, откуда снова ударил огненный луч.

Навели легкую катапульту, и споротоксовый снаряд попал прямо в дверь, рассыпавшись смертоносным облаком перед щелью.

Тазурои вместе с ацтланскими солдатами бросились вперед, но огненный луч прошелся по ним убийственным серпом, с одинаковой легкостью режущим тела и доспехи.

– У защитников, безусловно, есть маски против ядовитых веществ, – сказал Степан. – От негасимки пользы немногим больше – разве только они будут пускать ее через трубки.

– Сколько времени им еще нужно, чтобы взлететь? – спросила Лондри.

– Не знаю. Будем надеяться, что меньше, чем понадобится тазуроям и Ацтлану, чтобы разделаться с ними.

– А если нет?

– Тогда они взорвут двигатель, и мы все погибнем.

* * *
– Мостик наш, – с усталой усмешкой сообщила Иозефина, слушая коммуникатор, и у Мортана Кри подскочило сердце. Быть может, несмотря ни на что, они все-таки спасутся?

– Рифтеры сдались, – продолжала Иозефина. – До старта, по расчетам Матильды, десять минут. Спрашивает, как у нас тут дела.

– Скажи, что продержимся, – засмеялся Мортан. В следующий миг он схватился за плечо, куда попала стрела, но бластера не выронил. Иозефина отвернулась от коммуникатора и проверила заряд своего.

Мортан сделал то же самое, но плечо жгло невыносимо. Он опустил глаза и с ужасом увидел, что из раны сочится красновато-коричневая пена. Споротокс.

– Есть у вас какое-нибудь противоядие? – спросил он гееннского генерала. Тот покачал головой.

– Живая плоть его не выдерживает. Огонь иногда помогает.

Кри подозвал к себе Калеба.

– Поставь бластер на широкий диапазон, на самый низкий энергетический уровень. Может, прижигание остановит яд.

Калеб сморщился, но исполнил требуемое. Гееннцы смотрели равнодушно – Кри догадывался, что они и не к такому привыкли.

Ожог причинил ему страшную боль, но немного задержал распространение грибка, или что это была за отрава.

О стенку снова застучали стрелы. Иозефина вышла вперед и выстрелила, вызвав у кого-то вопль. Но тут в щель просунулась тонкая трубка и окатила Иозефину какой-то жидкостью. Одежда начала тлеть, и миг спустя кричащая женщина превратилась в огненный столб. Кожа кусками сползала с нее.

Огнетушитель на переборке залил ее пеной, но было уже поздно. Иозефина обгоревшими до кости пальцами как-то умудрилась перенастроить свой бластер на полную мощность, шагнула вперед и выпустила в своих убийц весь оставшийся заряд. Вопли снаружи слились в единый хор, а Иозефина выпала за дверь и пропала.

Слабость ползла по руке Мортана, проникав в грудь. Он поставил бластер на ту же мощность, что Иозефина, и встал сбоку от двери. Он усмехнулся Калебу и Гат-Бору еще действующей половиной рта – яд поднимался в мозг.

– Теперь моя очередь, – сказал он.

* * *
– Регенерация стержня завершена, – сказала Матильда. – Старт через три минуты. Цикл продувки радиантов начат. У нас даже останется немного на щиты, поэтому не имеет значения, что шлюз открыт.

Панарх улыбнулся ей. Настал вечер. Вверху мерцала звезда, делаясь все ярче на фоне похожих на вспышки молнии разрядов Узла.

– Вот он. – Геласаар кивнул подбородком на экран. – Мы встретим его на полдороги.

* * *
Панархист, у которого споротокс уже растекся по плечам и голове, шагнул в дверь и нажал на курок своего оружия. Полыхнуло пламя, и раздались вопли атакующих, гибнущих в несчетном числе. Потом в горло старика вонзилась стрела, и он выпал из корабля.

Дверь начала со скрипом открываться. Оставшийся в живых Панарх стрелял по деревянным рычагам, но мог лишь оттянуть неизбежное. Дверь открылась широко, и тазурои хлынули внутрь.

Небесное оружие сожгло первую волну, превратив людей в кровавый туман, но потом смертельный луч стал слабеть и угас. Следующая волна прокатилась через панархиста – он пытался отбиваться своим оружием, но дубинки тазуроев выбили у него огнемет и раскроили ему череп.

Гат-Бору, собрав своих солдат, отступил к внутренней двери. Они отражали натиск врага сталью, давшей Кратеру преимущество над всеми королевствами Геенны, и железная комната обагрилась кровью.

Еще немного – и пол корабля задрожал.

Новая волна пламени вырвалась из дверей шаттла, опалив целую кучу тазуроев. Миг спустя за огнем последовало тело защитника. Дикари совали в дверь длинные деревянные шесты, позади них готовились к атаке Ацтланы.

– Будь ты проклят, предатель! – в сердцах воскликнула Лондри.

Огонь бил по концам тазуройских шестов, но дикари в конце концов взломали дверь и ворвались внутрь.

Затем из-под машины лениво выполз клуб пара.

– Мне кажется, сейчас они взлетят, – сказал Степан.

Гвардейцы Феррика один за другим падали под дубинками тазуроев, и наконец Гат-Бору остался один. Он всегда знал, что его могучее тело обречет его на раннюю смерть от сердечного приступа: так повелось у них в роду, и он не боялся умереть. Он боялся только поражения – тот призрак преследовал его и теперь, когда тазурои напирали, несмотря на разящую сталь его меча. Дверь позади него была заперта, но скоро и она падет под таранами Ацтланов, если он не выстоит.

Руки у него отяжелели, но он знал: стоит ему дать себе передышку, и его тут же убьют.

Снаружи что-то зарычало и закашляло, словно саблезубый кот с гор Суримаси, и вспыхнул свет. Это сопровождалось криками, которые тут же откатились назад. Тазурои отступили, и Гат-Бору, осмелев, ринулся вперед. Он крушил врагов что есть мочи, и скоро в железной комнате остались одни мертвецы. Рев повторился, и теперь до генерала докатился жар.

Нападающие отошли, но снаружи неслись какие-то странные звуки, точно там задул сильный ветер.

Гат-Бору осторожно выглянул за дверь, и у него остановилось дыхание.

Далеко внизу виднелись кучи сожженных тел вокруг мелкой стеклянной впадины, а дальше – разбросанные силы обоих армий. Мелькнуло бледное лицо, запрокинутое к небу, и красные блестящие доспехи, но в следующий миг земля ушла совсем далеко.

Гат-Бору смотрел, словно зачарованный, как поле битвы исчезает из глаз. Вскоре горизонт изогнулся, и солнце взошло во второй раз на дню, зато небо потемнело. Гат-Бору глотнул воздуха – ветер их полета почему-то не доходил до него.

Из носа потекла кровь, и в глазах помутилось. Мир внизу превратился в голубовато-белую чашу, и последняя мысль Гат-Бору была о том, что он сделал то, чего всегда хотела Лондри: вырвался с Геенны, первый из всех, кто был рожден на ней.

Гат-Бору улыбнулся, а тьма поглотила его и унесла.

* * *
Нг подалась вперед в командирском кресле, словно понуждая «Грозный» лететь скорее. Узел на главном экране горел актиническим светом, бросая сквозь стены лучистого каньона молниевидные полотнища разрядов. Огромный корабль не мог больше совершать скачков, не подвергая себя опасности, а яркое пятнышко впереди – Геенна – приближалось удручающе медленно.

– Я поймала визуальное изображение, сэр, – сказала Выхирски.

Экран замелькал помехами, но достаточно ясно показал тесный мостик стандартного шаттла. Двое человек сидели за пультами, двое стояли сзади. Нг испытывала невероятный наплыв эмоций, узнав подтянутого человека с бородкой в центре – Панарха, – и острую тревогу, увидев окровавленный кусок дерева в его плече.

– Ваше Величество, – сказала она и встала.

Команда, осознав, что видит своего правителя в реальном времени, тоже поднялась.

Прославленные голубовато-серые глаза улыбнулись через разделяющее их пространство.

– Времени на любезности нет, капитан, поэтому скажу сразу: вы молодец. – И он, заметив, очевидно, ее тревогу, указал на свою рану: – Это не так серьезно, как кажется.

Нг поклонилась, остальные сели на свои места.

– Статус, Ваше Величество?

Геласаар посмотрел на испачканную сажей фигурку справа от себя, и Нг узнала Матильду Хоу, гностора энергетики, только по голосу.

– Через три минуты выйдем из атмосферы.

Лейтенант Мзинга доложил Нг:

– Буксирная дистанция – через четыре минуты.

Панарх перевел взгляд на Брендона, стоящего за капитанским креслом.

– Сын мой, – сказал он изменившимся от радости голосом.

У Нг сжалось сердце. Краем глаза она увидела, как Брендон отвесил низкий поклон.

– Как вы себя чувствуете, отец? – спросил он.

– Хорошо, сын. Время, отпущенное мне для раздумий, прояснило мое зрение. А ты?

«Ничто, – подумала Нг, колеблясь между слезами и смехом, – никакая опасность, и угроза смерти не силах искоренить этот их врожденный дулуский распев».

– Мне кажется, что я в своих странствиях описал полный круг, – сказал Брендон.

– Ах да, Мандала. Я кое-что слышал. Как там наш дом?

«Он спрашивает о недавнем рейде», – подумала Нг, но Брендон ответил совершенно неожиданно.

– Восемнадцатого числа я покинул Зеркальный Зал, – чуть слышно сказал он.

– Корвета не видно, – сообщила Выхирски.

Но он должен быть где-то здесь. Восемнадцатого – день Энкаинации? Но разве она проходила не в Зале Слоновой Кости? Нг поняла, что эти двое говорят если не шифром, то так, что только один может понять другого.

И они понимают. Они оба знают, что Анарис их слушает и что все, сказанное ими, долгие годы будет пережевываться миллионами людей.

По экрану прошел статический разряд, и образ Панарха помутнел. Он подвинулся ближе к имиджеру.

– Дорогой Джаспара, не так ли?

Брендон вместо ответа поклонился снова. «Вот он и объяснился, – подумала Нг, – а отец не только понял его, но и одобрил». Зеркальный Зал – повторение – Джаспар... Брендон бежал, чтобы спастись от Семиона, но замышлял вернуться. Вернуться и создать новую систему, если его брат начнет разрушать старую. От озарения у Нг закружилась голова.

– Ну давай же, давай... – Она поймала себя на том, что до боли сжимает подлокотники кресла.

– Три минуты до взятия на буксир, – доложила Мзинга.

* * *
Моррийон смотрел на своего господина, наблюдающего за беседой Панарха со своим сыном. Это была обычная дулуская дребедень, но Анарис слушал очень внимательно.

Шепот на мостике, почти неслышный из-за помех, заставил Моррийона выпрямиться. Он сглотнул пару раз и решился сказать:

– Мне кажется, крейсер уже выходит на буксирное расстояние.

Анарис небрежно махнул рукой.

«В своем ли он уме, – подумал Моррийон. – Почему он просто не взорвет шаттл и не покончит с этим?»

Бори нехотя вернул взгляд к экрану.

– Я так много хотел бы сказать тебе, сын, – говорил Панарх, – но одних слов недостаточно. Для начала я должен вернуть долг чести. Первым указом Изумрудного Трона должна стать отмена изоляции Геенны, и планета будет принята в Тысячу Солнц, как полноправный субъект.

Брендон поклонился в третий раз.

– Себастьян! – сказал Панарх, немного переместив взгляд. – Помнишь стихи о словах, которым ты учил Брендона?

Моррийон услышал чей-то удивленный голос:

Пять пальцев на руке у Телоса,
И с первого из них слетело слово,
Доныне во вселенной эхо теплится,
Неслышное для гордого и злого.
У Моррийона что-то забрезжило в уме.

– Да, эти самые, – сказал Панарх. – Но ведь твое учение состояло не тольков словах.

Разговор перешел в область философии. Никогда Моррийон не мог понять этих Дулу. Ссыльные на «Самеди» тоже занимались этим каждый вечер.

Память не давала ему покоя. Он схватил свой электронный блокнот, чуть не уронив его в спешке на палубу. Он уже слышал эти стихи раньше. И он действительно нашел их в блокноте, в записи одного из разговоров заключенных.

Он посмотрел на экран. Эти жесты делались не просто так!

– Мой господин, Панарх говорит шифром!

Анарис резко повернул голову, глаза его сузились. Моррийон подал ему свой блокнот. Он посмотрел и приказал тарканцу за орудийным пультом:

– Уничтожить шаттл. Немедленно.

– Ползучие снаряды активированы, – доложил тот. – Движутся к цели. – Пауза. – Цель поражена.

– Всплеск электродвижущей силы у внутренней луны, – сообщила Выхирски.

Изображение Панарха исчезло в помехах.

Омилов со свистом втянул в себя воздух.

– В шаттл попал снаряд, – напряженным голосом сказала Выхирски. – Серьезное повреждение кормы, возможна потеря двигателя.

– Нащупал вектор корвета, – сказал Ром-Санчес. – Отходит от внутренней луны, направляется к радиусу для скачка. Вне диапазона раптора.

Первым побуждением Нг было догнать и уничтожить корвет, но тогда она не сможет спасти человека. Подавив ярость, она сказала холодно:

– Пусть уходит. Время до взятия на буксир?

– Семьдесят пять секунд.

Нг посмотрела на Эренарха. Его лицо окаменело, на лбу выступил пот.

Экран, прояснившись, показал мостик шаттла, теперь заполнившийся дымом.

– Мы почти на месте, отец. – Рука Брендона вцепилась в спинку капитанского кресла.

– Шестьдесят секунд.

Боковой экран показал шаттл, крошечный на фоне голубовато-белого лимба Геенны. Позади зловеще светился Узел.

Матильда Хоу на экране сказала что-то, чего Нг не разобрала. Панарх кивнул, не сводя глаз с Брендона.

– Времени мало, сын. Двигатель в критическом состоянии.

– Пятьдесят секунд, отец, всего пятьдесят.

Изображение Панарха заколебалось. Он снял с пальца Перстень Феникса, ненатурально увеличенный близостью имиджера.

– Я не могу отдать его тебе, и все же он твой. – Панарх закашлялся: дым стал гуще. – Помнишь Клятву Верности? «Пока я дышу, пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет». Это и твоя клятва...

Экран померк, и на нем появилось изображение планеты. Над ней расцветал световой шар, прекрасный в своем совершенстве, медленно меркнущий в пустоте.

Бесконечно долгий миг никто не шевелился и не произносил ни слова. Тишину нарушил глухой от горя голос Себастьяна Омилова:

– Из света мы вышли и в свет возвратимся. Прими его, Дающий Свет.

Нг стиснула челюсти, перебарывая себя и сознавая, что все на мостике ждут ее следующих слов.

Она медленно встала и повернулась, заставив свое усталое тело склониться в низком поклоне – таком же, которым кланялась двадцать лет назад в Большом Артелионском Дворце.

– Жду приказаний Вашего Величества.

Вера и власть

ПРОЛОГ

Твердость и строгий порядок, качества, присущие зубам, неотделимы и от власти. Самая ее суть заключается в них.

Зубы — это вооруженные стражи рта, а рот есть прототип всех тюрем. Все, что попало туда, пропадает, притом многое входит в него еще живым. Готовность, с которой рот открывается в предвкушении добычи, и легкость его последующего закрытия — те же атрибуты, которыми страшит нас тюрьма... В этом страшном месте ничто не могло бы прижиться, будь даже для этого время. Ничто не может укорениться в его голой полости.

И ужаснее всего — это узкое горло, сквозь которое неминуемо проходит то, что еще не рассталось с жизнью...

Путь, который пища совершает по всему телу, долог, и в конце концов все полезное извлекается из нее, оставляя лишь зловонные отбросы.

Этот процесс, которым завершается всякий акт поглощения, дает нам представление о природе власти в целом.

Элиас Канетти.
«Толпа и власть»
Ок. 300 г. до Исхода
Вере подорванной верных не знать:

Власть к душам людским не способна воззвать.

Третья Полярность Джаспара Аркада
Атмосфера на мостике «Акеридола» была наэлектризована. Моррийон с усилием сглотнул, удивляясь, как могла его глотка так пересохнуть, в то время как сам он весь взмок. «Если мы потерпим поражение на следующем этапе, я спрошу об этом Эсабианова пеш мас'хадни перед началом пыток», — с мрачным юмором подумал он.

Двое с лишним суток — время подхода должарианского корвета к Пожирателю Солнц в реальном времени тяжело сказалось на всех — от трех рифтеров-бори, которых Моррийон снял с обреченного на гибель «Самеди», до невозмутимых обычно тарканцев.

На всех, кроме Анариса. А ведь самая большая опасность грозит ему, хотя он, казалось бы, возвращается к отцу с торжеством, исполнив заключительный акт его палиаха над Панархом Геласааром хай-Аркадом. Ибо теперь между отцом и сыном начнется борьба за трон, о чем знает каждый должарианец, от последнего работника в серой униформе до самого Джеррода Эсабиана. Любое неверное движение и даже слово могут привести к долгой, мучительной смерти. И все же Анарис единственный выглядит если не отдохнувшим или свободным от напряжения, то по крайней мере спокойным и собранным.

Моррийон снова сглотнул, принуждая себя смотреть на высокий, широкоплечий силуэт, сидящий прямо перед обзорным экраном. Радиус черной дыры, в пределах которого пространственный скачок невозможен, достигал двух световых часов. Подходить так близко к аномалии и без того опасно, но терпеть убийственный свет ее сращенного диска в течение пятидесяти часов совсем уж невыносимо. Однако никто не посмел предложить затемнить экраны: Анарис проводил все свое время, кроме часов, отведенных на сон, глядя, как голубовато-белый водоворот плазмы завивается спиралью в облаках пыли, чтобы исчезнуть из Вселенной. Луч света, исходящий из раскаленной спирали, пронзал насквозь гигантское солнце, звездную пару, чья субстанция питала пылающий котел аннигиляции.

А на конце луча, вдали от адского зарева, вращался Пожиратель Солнц — цель их путешествия.

Единственным признаком испытываемого Анарисом напряжения служил более сложный против обычного танец шелкового дираж'у в его сильных руках. Немыслимые узлы, которые вязал Анарис, отражали невероятность того, к чему они приближались.

— Пять минут, мой господин, — объявила маленькая бори занавигационным пультом. Анарис, не отвечая, смотрел на Пожирателя Солнц, ставшего ныне сердцем владений его отца.

Станция не походила ни на что, созданное человеком. Это было скопище округлостей, трубок и конусов, сделанных из чего-то, более похожего на воспаленную плоть, чем на какой-нибудь строительный материал. Глаз не в силах был охватить всех этих кривых линий. Загадочное сооружение висело в космосе одиноко — кораблей поблизости не наблюдалось. Из сводки, переданной им перед выходом из скачка, Моррийон знал, что энергетический резервуар, питающий станцию, не позволяет подходить к ней кораблям, превосходящими сто метров по любой оси. Но почему даже мелких судов не видно?

В этот момент из конуса, которыми изобиловала станция, вышел корвет, такой же, как их собственный, и остановился менее чем в километре от Пожирателя, пуская огненные выхлопы из радиантов и отсвечивая в сиянии пылающих газов. Воинственная угловатость корабля контрастировала с действующей на нервы округлостью урианской станции.

Но тут необычность Пожирателя проявилась воочию, и Моррийон едва сдержал крик: станция шевельнулась.

На одной из ее секций медленно выросла ложноножка. Она поползла к конусу, из которого вышел корвет, а он нагнулся к ней и принял ее в себя, сузив свое отверстие в гротескном автосексуальном акте.

— Приготовиться, — объявили по коммуникатору со станции, и Моррийон понял, что конус — это причальный отсек, предназначенный для них. Что же теперь будет?

Из второго корвета вышел и ударил по ложноножке плазменный луч. Она испустила клуб газа, отпрянула и погрузилась в другой конус, который сомкнул вокруг нее свой сфинктер и начал перистальтически пульсировать. Моррийон с трудом подавил истерический смешок: ни дать ни взять декапусс сосет свое щупальце после схватки с щелкуном. Живая она, что ли, эта хреновина?

Причальный конус подался к «Акеридолу», вытянулся и раскрылся пошире, словно решив, что корвет, пожалуй, сойдет вместо раненой ложноножки. Вокруг овального входа извивались щупальца, напоминающие Моррийону цветы-животные, существующие в океанах почти каждой планеты Тысячи Солнц. Между щупальцами просматривалось слабое свечение шлюзового поля, а дальше — ряды вооруженных тарканцев в черной форме, выстроенных в ярко освещенном устье станции.

Не в устье, а в отсеке, нервно поправил себя Моррийон. В причальном отсеке.

Траловый луч с гулом захватил корабль и втянул сквозь кольца света в шлюз. Корвет остановился с легким толчком, и его двигатели затихли.

Анарис без единого слова встал и вышел, а Моррийон поспешил за ним.

Изнутри Пожиратель Солнц действовал на нервы еще сильнее, чем снаружи. Его полы, стены и потолки плавно, органически перетекали друг в друга — прямых линий здесь не существовало. Мало того, все это излучало красноватый свет, идущий откуда-то... из-под кожи, так и хотелось сказать. Этот свет, несмотря на свою кажущуюся яркость, не отбрасывал теней.

Точно в чьем-то желудке. Человеческая техника выглядела здесь хрупкой и неуместной. Моррийон заметил, что там, где в стену входят кабели, света нет и поверхность болезненно-серая и пористая.

В задней части отсека, за церемониальным строем тарканцев, с отвратительным сосущим звуком открылся проем и вошел Эсабиан в сопровождении Барродаха. Моррийона потрясла перемена в помощнике Эсабиана: худой, изнуренный, глаза горят, как у кота, и шмыгают из стороны в сторону.

Сам Эсабиан на вид не изменился. Он остановился перед первой шеренгой тарканцев. Анарис вышел вперед и достал из рукава пешах. Эсабиан слегка сузил глаза, и Моррийон взял себе на заметку спросить позже наследника о значении этого жеста.

Но тут Анарис надрезал маленьким кинжалом большой палец правой руки,

— Как я проливаю сейчас кровь нашего рода, так я пролил кровь твоего врага.

Моррийон изумленно отметил, что кровь, пролившаяся на палубу, исчезла без следа. А поворот головы Анариса позволял предположить, что от внимания наследника это тоже не ушло.

Как и от внимания Барродаха. Он уставился на то место, куда капала кровь, словно в ожидании чего-то ужасного.

Раскатистые гуттуральные звуки должарской речи продолжали звучать, и Моррийону вспомнилась церемония в причальном отсеке «Кулака Должара», когда Эсабиан поручил сыну сопровождать Панарха в ссылку.

Тогда все было совершенно по-другому.

Среди металлических переборок и машин крейсера должарский ритуал мести, палиах, выглядел весьма значительным. Здесь, в чреве Пожирателя Солнц, покинутого десять миллионов лет назад древней, необычайно могущественной расой, о которой никто почти ничего не знал, тот же ритуал порядком утратил свой смысл.

«Интересно, чувствует ли это Эсабиан», — подумал Моррийон, уверенный, что Анарис чувствует.

Внезапное движение Барродаха привлекло его внимание. Другой бори в страхе вскинул голову к потолку, где медленно надувалось что-то вроде опухоли или пузыря — слезообразный нарост, переливающийся от собственной тяжести. Моррийон знал, что тарканцы тоже это видят.

Он подумал об имиджерах, снимающих все это для передачи по гиперсвязи. Умело размещенные маскировочные сетки скрывают от зрителей истинный вид отсека — и, что бы ни случилось дальше, Барродах позаботится, чтобы ритуал в записи прошел гладко, без помех.

Эсабиан и Анарис продолжали, не обращая внимания на загадочное вздутие. Вот они переплели свои дираж'у, шнуры проклятия, связав их сложным узлом, и натянули между собой.

— Твоя месть была моей местью, — сказал Анарис тихо, но внятно для всех, — и так будет всегда.

Шнуры загудели, как натянутая струна.

В этот миг вздутие на потолке шумно лопнуло, как спелый плод, и добрых пять литров крови обрушилось на переплетенные дираж'у, вырвав их из рук отца и сына. Кровь, или чем бы там ни была эта жидкость, обрызгала одежду Эсабиана и Анариса. Шелковые шнуры на полу между ними казались внутренностями зарезанного животного.

Настало долгое молчание. Казалось, что Барродах вот-вот упадет в обморок. Моррийон сжал зубы чтобы они не стучали. От страха перед возможной реакцией должарианцев его охватила слабость.

Тогда Анарис сказал:

— Как видно, даже Ур считает справедливым наше мщение Панархии. — Он нагнулся и подобрал дираж'у. — Хороший знак для завершения твоего палиаха, — добавил он, поклонившись отцу.

Эсабиан, обнажив зубы в подобии улыбки, ответил:

— Хорошо сказано.

Моррийон почувствовал, что напряжение в рядах тарканцев слегка ослабло, хотя никто из них не сдвинулся даже на миллиметр. Импровизация Анариса превратила катастрофу если не в триумф, то хотя бы в знак, не предвещающий несчастья.

Но когда отец и сын вместе вышли из отсека, чему предшествовал жуткий всасывающий звук урианского эквивалента двери, Моррийон спросил себя, что же предвещает этот знак в самом деле.

И чью предвещает кровь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

«ШИАВОНА».
СИСТЕМА МАЛАХРОНТА
Имиджер висел примерно в километре над одной из оконечностей гибнущего синка. Внизу под крючковатыми облаками повитая дымкой густая зелень леса, загибаясь на обоих концах, переходила в зеленоватое небо и таяла в свете солнечных рассеивателей. На переднем плане метались с протестующими криками красно-черные птицы, а в шестидесяти градусах против вращения за туманом пряталась смертельная рана, нанесенная синку снарядом с рифтерского корвета.

В кают-компании рифтерского эсминца «Шиавона» стояла полная тишина. Офицеры и компаньоны Лохиэль следили за развитием трагедии на экране. Лохиэль посмотрела на них, и отчаяние, не утихавшее с момента получения известия от Хрима, охватило ее с новой силой. На некоторых лицах читался шок, но их было не так уж много. А келли, имевшие три голоса, и вовсе не поддавались разгадке.

Голос комментатора прервал ее мысли:

— Эти рифтеры под командой известного головореза Хрима Беспощадного целили точно. Их снаряд пробил в синке 150-метровую дыру, которую в обычных условиях можно было бы залатать, прежде чем парциальное давление кислорода снизилось до летального уровня. Но снаряд повредил также и критическую группу клапанов в гидростабилизаторах, открыв главный сток из озера и лишив возможности восстановить динамическую стабильность.

В кадре появился сам комментатор — его лицо застыло от ужаса, и он плохо владел своими эмоциями.

— Несмотря на то что население синка, в соответствии с ортодоксальными тельхардийскими верованиями семьи Озман, было небольшим, власти не смогли эвакуировать всех жителей до начала хаотического вращения, когда центральная ось устремилась к более стабильной поперечной ориентации.

Кадр снова сменился, и все зрители затаили дыхание: то, что показывал экран, утратило всякое сходство с интерьером космического поселения. Клочья воды, земли, органической материи хаотически крутились в тусклом свете рассеивателей.

Синк вышел из-под контроля.

— Леди Витесса Озман отказалась эвакуироваться, отдав свое место на семейной яхте ребенку из поселка при резиденции. Из жителей онейла остались в живых меньше четырех тысяч человек.

Конец не заставил себя ждать. Яркая дымка затянула экран: синк, растянувшийся сверх всякой меры, лопнул, и его атмосфера улетела в космос. Имиджер показал святящееся кольцо уцелевших поселений Малахронта и обломки бывшего синка Озманов: они медленно вытягивались в космический риф, не скрывающий драконовских очертаний рифтерского эсминца, нанесшего роковой удар.

На экране появилась группа комментаторов. Когда они начали обсуждать то, что только что видели, Лохиэль убрала звук и повернулась лицом к собравшимся.

Все сидели не шевелясь.

Молчание нарушил первый помощник Лохиэль Байрут.

Гнев и недоверие приглушили его звучный тенор:

— И мы повинуемся приказам этого человека.

В этих словах почти не было вопроса.

— Чартерли был жадным ублюдком, — сказал орудийщик Люз-Кремонт, — но он имел стиль и знал, где следует остановиться. Не то что Хрим.

Лохиэль ощутила проблеск надежды. Люз-Кремонт всегда был смутьяном, но теперь, похоже, готов ее поддержать. При Чартерли все было немного проще. Но он отдал концы две недели назад, во время свирепой стычки в системе Долорозы, где панархисты, несмотря на потерю своего, крейсера, здорово потрепали его эскадру. Остатки, включая «Шиавону», передали Хриму с указанием ремонтироваться здесь, в системе Малахронта.

Должарианский диктат и так доставлял им немало хлопот — но теперь, со смертью их синдика и гибелью эскадры, настроения команды стали еще более шаткими.

— Даже шиидриты не стреляли по Высоким Жилищам, — подала голос Мессина.

Лохиэль посмотрела на нее — навигатор боролась с дурнотой. Ничего удивительного — она выросла в космическом поселении, как и Люз-Кремонт.

— Зато Хрим под местный кодекс не попадает — это ведь не планета, — сказала Видок.

Лохиэль покосилась на связистку, чье высказывание лишь утвердило ее мнение об этой женщине. А ведь в свое время та казалась хорошей кандидатурой. Двое акционеров, Дай Ган и Й'Лассиан, слегка кивнули в ответ на ее слова.

Мессина, мельком взглянув на Лохиэль, сказала ровным голосом, обращаясь к Видок:

— Дурища. Если на синке в момент взрыва был хотя бы один малахронтский нижнесторонний, кодекс будет действовать — только вряд ли там еще остались какие-то законы теперь, когда правит Должар.

— Это ты называешь «правит»? — врезался в разговор баритон Амброза, который на мостике слышали не часто. Молчаливый офицер контроля повреждений мотнул подбородком на экран, все еще показывающий последствия Озмановской Бойни, как стали называть это событие. — Эту штуку передали по гиперсвязи. Братство управляемо не больше, чем этот синк перед взрывом. И никто не знает, что сделают корабли, на которых гиперсвязи нет. Пока они этого не сделают.

— У нас, например, нет гиперсвязи, — вставила Лохиэль, всматриваясь в лица окружающих. Она показала на устройство ввода изображения. — Барродах получает информацию о нас из третьих рук, да и Хрим немногим быстрее.

Чувствуя напряжение Байрута и Мессины, ждущих, когда она огласит придуманный ими троими план, Лохиэль продлила паузу. Что-то здесь было не так, но она не знала что.

— Предлагаешь слинять, капитан? — без всякого выражения осведомилась Видок. Лохиэль заметила движение среди мелких акционеров, стоящих у переборки. Этого следовало ожидать: Видок настойчиво создавала в их среде собственную клику, выступая на их стороне против крупных компаньонов.

— Нечего сказать, выбрала время, — рявкнул Й'Лассиан. — Нам чуть мозги не вышибли, а добычи — ни солнышка. Сдается мне, эскадра Хрима куда лучше поживилась.

— Да уж, — поддержала Троно, одна из мелких акционеров. — И я слыхала, эти барканские мудилы охренительно богатые — у них протекторат и все такое.

Она ухмыльнулась, глядя на своих дружков.

— Вы же видели, что Хрим сделал с этим панархистским синком, — с отвращением бросила Лохиэль. — Думаете, человек с прозвищем Беспощадный захочет поделиться с нами, когда получит то, что ему надо? Или Должар, если уж на то пошло?

Видок усмехнулась, чувствуя поддержку, которую успела завоевать на корабле.

— Хочешь спрятаться где-нибудь на Окраинах? Я слышала, у Властелина-Мстителя долгая память. А может, ты к чистюлям собралась?

— Не торопись списывать чистюль со счетов, — сказал Амброз. — Ты же видела, что произошло при Долорозе. Они чуть не разнесли нас в клочья — даже наши гиперснаряды не помогли. Этого нет в агитках, которыми нас снабжал сперва Чартерли, потом Хрим, но мне сдается, многие корабли Братства столкнулись с тем же, только в худшей степени.

— Это точно, — сказала Мессина. — Здесь в системе хватает кораблей, которые никогда, насколько я знаю, не входили в банду Хрима. Вероятно, это остатки злополучных флотилий вроде нашей. И если Эсабиан уж так уверен в себе, почему его слизень Барродах стягивает все больше кораблей Братства в худшую часть Рифта для охраны этого Пожирателя Солнц, о котором даже говорить нельзя?

Снова наступила долгая пауза. Мелкие пайщики беспокойно переминались, поглядывая на Видок. На лишенном звука экране снова прокручивалась гибель синка Озманов.

Внезапно Лохиэль поняла, что ее беспокоит. Троица келли больше не держалась вместе — мало того, они никогда еще не разбредались так далеко. Штоинк, связующая, осталась на том же месте, что и в начале собрания, но Ниук2 и Ву4 отошли от нее на несколько шагов. Лохиэль стало страшно, и она увидела отражение своего страха в глазах Мессины.

— Вы все знаете, что наши дела шли хорошо, — сказала Лохиэль, наблюдая за реакцией окружающих. Она должна действовать наверняка — второго шанса у нее не будет. — Мы соблюдали Кодекс Братства, а если и сталкивались с чистюлями, то это была честная игра — не то что здесь. — Она кивнула на экран. — Поэтому Флот, хоть и знал, кто мы такие, не так уж старался разнести нас на атомы. — Она снова показала на экран, где агония синка разыгрывалась уже в другом ракурсе. — Я хочу сказать — хочу спросить вас: действительно ли мы хотим участвовать в этом, невзирая на последствия?

— Есть, пожалуй, и другая причина думать о переходе к чистюлям, — сказал вдруг Люз-Кремонт. Видок впилась в него глазами, но он на нее не смотрел. Лохиэль поймала взгляд Байрута — он тоже это заметил. — При чистюлях мы процветали — и, как ты верно сказала, они не слишком старались прихлопнуть нас, пока мы придерживались рамок. А теперь... когда Братство очистит все планеты и поселения, не взорванные Должаром, откуда солнышки брать будем?

Лохиэль видела, что многие задумались — даже и те, кого она считала заведомыми союзниками Видок. Рифтхавенский Синдикат соблюдал баланс между синдиками разных флотилий, выделяя им операционные зоны так, чтобы каждый мог себя обеспечить. Но теперь главная забота Рифтхавена — не быть втянутым в войну, а беспардонные головорезы вроде Хрима и Нейвла-хана быстро подминают под себя синдиков помельче.

— Ты полагаешь, что выбора нет, Люз? — спросил Дай Ган еще более сиплым, чем обычно, голосом.

Лохиэль встретилась глазами с Байрутом и решила: ПОРА.

— Люз прав, — сказал Байрут. — Может, у нас еще был бы шанс, если бы Чартерли заодно с половиной эскадры остался цел, но теперь Хрим нас сожрет и не подавится, а Барродах даже пальцем не шевельнет.

— И вот еще что, — подхватила Лохиэль. — Мы можем впутаться в нечто еще худшее, чем тут на экране, если останемся с Хримом. Вы видели, что Нейвла-хан сделал с Минервой. Поэтому я действительно предлагаю перейти к чистюлям. Соединение моего кузена Камерона оперирует около Икспотля — это не так уж далеко от курса на Барку.

— Ты знаешь, что скажет по этому поводу Судебная Коллегия, — возразила Видок. — Если мы наведем Флот на Хрима и Нейвла-хана, то можем распроститься с Рифтхавеном навсегда.

— Рифтхавен больше не руководит Братством, — ответила Лохиэль. — Им руководит Эсабиан.

Она чувствовала, как меняется настроение собравшихся.

Видок посмотрела по сторонам, чувствуя, очевидно, то же самое, перевела взгляд на Лохиэль и запустила пальцы в волосы. Это был ее обычный жест, но сейчас он показался каким-то не таким... слишком быстрым, слишком нарочитым.

— Камерон никогда не отрекался от меня окончательно, — продолжала Лохиэль. — Когда я уходила, он сказал мне, что для него дверь к рифтерам открывается в обе стороны. Среди вас много высокожителей. Чего, по-вашему, заслуживает человек, совершивший то, что мы только что видели?

— Ты уверена, что твой чистюля-кузен захочет говорить с нами? — спросил Люз-Кремонт. — Что он возьмет Хрима и Нейвла-хана в обмен на амнистию?

— Есть только один способ проверить это. Мне кажется, я знаю Камерона достаточно хорошо, чтобы угадать, что он скажет.

— Но поддержит ли его Флот?

— Они могут расстрелять его, если не одобрят его сделку с нами, — сказал Байрут, — но соглашение выполнят. Слово флотского офицера — закон.

— Значит, мы сдадим и Хрима, и Нейвла-хана? — с сомнением произнесла Троно.

Это будет зависеть от моего кузена. Ну как, согласны?

Настало долгое молчание, во время которого Й'Лассиан встал и прошел к автомату с напитками. Мессина по взгляду Лохиэль отодвинулась от стола, чтобы освободить обе руки; Байрут небрежно присоединился к Й'Лассиану у автомата.

Лохиэль подавила улыбку. Они трое почти двадцать лет жили вместе и в словах уже не нуждались.

Коренастый техник контроля повреждений подвинулся, когда подошел первый помощник. Лохиэль заметила, что Й'Лассиан держит стакан в правой руке — он был левша.

Глаза Видок бегали туда-сюда.

— Я ставлю этот вопрос на голосование, — сказала Лохиэль, желая ускорить дело.

То, что случилось потом, оказалось для нее полнейшей неожиданностью. Ей показалось, что под столом тихо прокатился мяч, и что-то кольнуло ее в ногу. При виде торжествующей ухмылки Видок она схватилась за бластер, но мускулы отказались повиноваться. Лохиэль ошиблась, полагая, что к насилию скорее всего прибегнут двое приспешников Видок — сама связистка до сих пор избегала открытых выступлений.

Лохиэль беспомощно наблюдала, как Й'Лассиан выплеснул свой горячий напиток в лицо Байруту и выхватил бластер. Мессина успела достать оружие, но остановилась, услышав слова Видок:

— Это квартан. Корабль мой. — Связистка встала и показала всем газовый пистолет. — Тут хватит на всех, кто не захочет ко мне присоединиться.

Дай Ган позади нее выдернул бластер из вдруг ослабевшей руки Мессины.

Несколько пайщиков отошли от переборки, наставив оружие на остальных. Офицеры, успевшие тоже достать бластеры, заколебались.

Все точно приросли к месту. Лохиэль боролась с одолевавшим ее ужасом. Квартан, яд, действующий на протяжении четверти часа, не причиняет боли — за исключением последних трех минут, когда паралич сменяется конвульсиями, буквально разрывающими жертву на части.

— Ты хочешь подчиняться Хриму? — спокойно спросил Амброз, игнорируя наставленные на него стволы.

— Я хочу быть на стороне победителей, а Хрим занимает самую ближнюю к Должару орбиту.

Лохиэль беспомощно смотрела на Амброза. Он продолжал держать в руке бластер, но ни в кого конкретно не целил.

Да убей же меня!

Но яд сковал ее голосовые связки, и она не могла говорить.

Видок перегнулась через стол, злорадно усмехаясь в лицо Лохиэль:

— Вот мой первый приказ: все остаются здесь и смотрят представление. Минут через восемь начнется самое то. Для всех, кроме вашего бывшего капитана.

Некоторые из ее сторонников заухмылялись, но быстро прекратили это, когда странный зудящий звук наполнил комнату.

Штоинк направила свой головной отросток на связистку. Глаза связующей ушли в мякоть, а лилия рта широко раскрылась, и ее красновато-желтая внутренняя поверхность заметно пульсировала. Лохиэль могла видеть краем глаза только одного из двух других келли — и он тоже нацелился на Видок.

— Вы чего, зеленые? Не понимаете, что тут происходит? — Жужжание усилилось до болезненного крещендо, от которого у Лохиэль помутилось в глазах: должно быть, ее черепные полости резонировали от этого шума. — Эй, кончайте зудеть! — Голос Видок звучал тонко и невнятно.

Связистка выстрелила из своего газового пистолета в Штоинк, но это не возымело действия. Жужжание стало еще громче. Видок дико оглянулась на Лохиэль и снова подняла пистолет.

Люди, принадлежащие к обоим лагерям, гримасничали от боли, некоторые закрывали глаза и зажимали уши, поэтому не все видели, как связующая плюнула струей дымящейся жидкости прямо на Видок.

Связистка втянула в себя воздух.

Раздался щелчок, и крылья носа у Видок вздулись, сделав ее похожей на одного из антропоидов, предков человека с Утерянной Земли. А потом переднюю часть ее головы снесло напрочь.

У Лохиэль тошнота подступила к горлу, когда мозги связистки брызнули ей на лицо и она ощутила солоновато-медный вкус крови. Видок с опустевшим черепом повалилась вперед, а комната, взорвавшись бластерными разрядами и воплями, затянулась горячей кровавой дымкой.

Вслед за этим настала тишина, нарушаемая только стонами раненых.

— Лохиэль, ты как?

Байрут склонился над ней — она упала, сама того не заметив. Отсутствие всяких ощущений означало, что времени у нее осталось совсем мало.

Худо мне, большой ты дурень, худо! — хотелось крикнуть ей. И еще — что она любит его вместе с его талантом задавать глупые вопросы. Хотелось попросить Мессину никогда не оставлять его, иначе она, Лохиэль, будет ей являться.

Потом они оба ушли из поля зрения — это связующая келли мягко отодвинула их.

Штоинк встопорщила свои ленты, и нашлепка у основания ее головного отростка сменила нормальный зеленый цвет на пурпурно-муаровый. От Штоинк шел резкий химический запах.

— Мы трое не знали, зачем Видок нужен квартан. — Она изогнула шею и выдернула из нашлепки кусочек ленты. — А она не догадалась поинтересоваться, откуда мы трое его берем.

Головной отросток Штоинк метнулся вперед, как атакующая змея, и сильно хлопнул сбоку по шее. Голове стало тепло, челюсти обрели чувствительность, живительная энергия хлынула в грудь, и язык шевельнулся во рту.

— К-как это? — промямлила Лохиэль. Жизнь, возвращаясь в тело, причиняла острую боль, и Лохиэль встречала ее с той же свирепостью.

Выходит, и квартан, и противоядие от него производят келли в сложной химической лаборатории своего организма.

— Мы сдадимся Флоту, — сказала Штоинк. — Потому что нас троих позвали на Арес.

* * *
Прошло еще много часов, прежде чем Лохиэль со вздохом повалилась на свою койку.

Дверь каюты с шипением закрылась за Байрутом и Мессиной. Две пары глаз, темные и светло-серые, смотрели на Лохиэль с одинаковой заботой. Хотя трудно было найти трех людей, столь несхожих, как Лохиэль и двое ее сожителей, за два десятка лет они постепенно переняли друг у друга мимику и жесты. Обычно их забавляло, когда они ловили себя на этом, но сейчас никто не улыбался.

— «Шиавона» благополучно легла на курс к Икспотлю, — доложила Мессина. — Я сама установила координаты, как ты велела, и за навигационным пультом сидит Фун. — Она замялась. — Неохота было бросать других, особенно Аль-Рихама — нам могут понадобиться все наши корабли. И как бы нам не пришлось при Барке смотреть на них через прицел.

— Что поделаешь, — ответила Лохиэль. — Проговорись мы, нам пришел бы конец, а они видели то же, что и мы. Если они после этого остаются с Хримом — их дело.

— Я получил тугой луч от Хрима как раз перед уходом, — сообщил Байрут. — Наша история прошла. Нам дают пять дней на пополнение запасов из тайника Чартерли, прежде чем следовать на Барку. Я обещал загрузиться ползучими снарядами и гравиминами. А Цусама прогревает реакторы — Барродах отключит нам гиперреле, когда узнает, разве что нам уж очень повезет при Барке.

Лохиэль кивнула, понимая озабоченность своих спутников жизни. Скверно будет вернуться к обычному классу «альфа» в военной зоне, когда твои враги оснащены оружием уриан.

— Надеюсь, мы явимся еще до того, как Хрим начнет интересоваться, куда мы делись, — сказала Лохиэль. — Теперь рапортую я. Й'Лассиан выброшен в космос. Дай Ган клянется, что Видок его шантажировала, и это, возможно, правда — она пыталась проделать то же самое с парой других. Дай Ган у нас на испытательном сроке. Одно неверное слово — и он тоже отправится на прогулку. Остальные вроде бы в норме.

Она вздохнула, расправив шею, и поднялась. То ли от остаточного действия яда, то ли просто от стресса она чувствовала себя так, будто сила тяжести на корабле удвоилась. Но она не могла отдыхать, не выполнив последнюю, самую важную свою задачу.

— А теперь...

Мессина с улыбкой протянула к ней руки. Лохиэль обнялась с ней, а Байрут обхватил сильными руками их обеих. Они соприкоснулись головами. Лохиэль чувствовала их дыхание на своем лице, и пульс всех троих бился в унисон. Еще немного — и они одновременно разомкнули объятия.

— Втроем пойдем? — спросил Байрут.

— Я думаю, да, — сказала Мессина. — Для них это очень важно.

Без лишних слов они вышли из каюты Лохиэль и спустились на лифте ярусом ниже. Члены команды, которые попадались им на пути, имели вполне здравомыслящий вид и занимались делом.

Дверь в лазарет была открыта, и из тианьги веяло свежестью. К этому примешивался слабый запах, напоминающий жженую мяту.

Келли, как всегда, пребывали в движении, где неуклюжесть странно сочеталась с грацией. Лохиэль не понимала, как она могла раньше находить этот их танец комичным. Больше ей так никогда не покажется.

Когда Лохиэль и ее спутники вошли, келли разделились. Связующая, танцуя и вращая головным отростком, вышла вперед.

— Капитан, — сказала она своим до нелепости приятным голосом, — мы трое ожидали вас.

А мы-то считали их наивными, довольно глупыми существами. Очень недальновидно, если учесть, как сложна их биотехника. Как сознаться перед ними в своем невежестве — и как объяснить, что теперь, прозрев, мы им больше не доверяем?

Пока Лохиэль колебалась, подыскивая нужные слова, Мессина сказала с навигаторской прямотой:

— Мы не спрашиваем о мотивах, побудивших вас совершить самосуд над Видок. Мы хотим только знать, как вы это делаете.

Ниук2 и Ву4 затрубили и заухали, а Штоинк сказала:

— Вы смотрите на наше искусство, как на оружие, но нам не хотелось бы проделать остаток пути запертыми в оружейном отсеке.

Это была шутка, которая странным образом поправила самочувствие Лохиэль — как будто келли и впрямь всего лишь веселые ребята с дурацкими именами, имеющие пристрастие к дешевым человеческим остротам. Может, так оно и есть, но они только что показали свою другую сторону — тоже, впрочем, весьма близкую человеку. Не совсем понятно, волнует это ее или, наоборот, успокаивает.

— Мы трое используем свой талант только на благо корабля, — сказала Штоинк. — Это наш обет, и мы трое его соблюдаем.

Придется мне принять это в качестве обещания, что они не станут прибегать к этим своим штучкам, чтобы захватить мой корабль.

Но намерены ли они вообще его захватывать? Эта мысль не давала Лохиэль покоя с тех самых пор, как она оказалась перед мрачной необходимостью казнить Й'Лассиана, чтобы очистить рубку.

— Ты сказала, что вас кто-то позвал, — сказала капитан хрипло и остановилась, чтобы поправить голос. — Это что, был секретный канал связи, к которому имела доступ Видок?

Или говоря по-другому — вы все это время следили за ней? И еще более жуткая вероятность: не научились ли вы лгать, путешествуя вместе с людьми?

Ее вопрос вызвал целую какофонию уханья, блеяния и жужжания. Штоинк обернулась к своим сородичам, поставив ленты дыбом, и запахло чем-то вроде перегретой резины вперемешку с пыльными надгробиями. Байрут вытер заслезившиеся глаза, но тианьги тут же включилось на полную мощность, овеяв их ароматом свежескошенной травы.

Связующая снова повернулась к людям, направив головной отросток прямо на Лохиэль.

— Мы трое не вступали в сделку с Видок, — проворковала она. — Чтобы успокоить вас, мы напоминаем, что Видок хотела сохранить верность Эсабиану, а вы сами видели, что он сделал с нашим Старейшиной. Арес — вот куда должны отправиться мы трое.

Лохиэль кивнула:

— А если бы мы проголосовали против перехода к Панархистам?

— Тогда мы трое, как ни жаль, отказались бы от своих функций корабельного врача на «Шиавоне» и нашли бы другой способ попасть на Арес.

Лохиэль вздохнула — ей стало чуть полегче.

— И последний вопрос. Как вас позвали на Арес, если не по коммуникатору?

За этим снова последовал неистовый танец со стоящими торчком лентами, но теперь звуки, издаваемые келли, напоминали хихиканье.

— Мы не можем пока этого объяснить, — сказала связующая.

Лохиэль, внезапно устав до смерти, сказала:

— Тогда отложим это на будущее, когда у вас найдутся нужные слова, а я буду лучше соображать.

Келли отвесили тройной поклон, и люди вышли. Лохиэль по общему, хотя и невысказанному, уговору оставили спать одну. Разумелось, что Байрут будет нести вахту первым.

Но Лохиэль пока еще не могла лечь. Оставшись одна, она прямиком прошла к пульту и вызвала на экран портрет своего кузена Камерона в великолепной форме флотского капитана. Его глаза так и ввинчивались в нее, хладнокровно оценивая, чего она стоит. Камерон был единственный, кто не удивился ее уходу в рифтеры, и единственный из семьи Маккензи, с кем она после изредка переписывалась.

Что ж, кузен, возможно, она и оправдается в конце концов, твоя родственная верность.

Она сказала ему эти слова перед самым своим уходом, и сейчас его ответ прозвучал у нее в мозгу с новой силой:

«Если ты это считаешь верностью, ты пока еще не понимаешь значения этого слова».

Лохиэль кивнула, глядя в глаза на экране.

— Теперь я, кажется, поняла, кузен.

2

«ТЕЛВАРНА».
РИФТ
Монтроз потер глаза костяшками пальцев и подавил зевок, угрожавший вывихнуть ему челюсть. Со своего места за пультом Локри он слышал легкий шорох лент келли и ощущал резкий химический запах, в котором уже узнавал келлийский эквивалент зевоты.

Он посмотрел на них и улыбнулся. Келли стояли за навигационным пультом, который занимал Ивард. Дартинус и Атос, склонившись к Портус, связующей тройки, переплели узлом свои головные отростки. Ивард обмяк в кресле с бескостной грацией юности, прислонившись к Портус головой, — его ярко-рыжие волосы представляли разительный контраст с глубокой зеленью ее кожи. Парень крепко спал.

Портус повернула шейный отросток на пару градусов и глянула на Монтроза одним глазом, который у келли, похоже, заменял подмигивание, а после кивнула на Себастьяна Омилова, целиком ушедшего в какую-то сложную задачу у пульта связи.

— Усыпил бы ты его чем-нибудь, пока он всех нас не уморил, — тихо прогудела она Монтрозу.

Омилов этого как будто не заметил, и Монтроз посмотрел на капитана. Вийя почти не проявляла признаков усталости, которую наверняка испытывала, — только под глазами легла темная тень, и чувствовалось напряжение в линии плеча и руки, перебирающей клавиши. Позади совершенно неподвижно стояли эйя, устремив на нее свои многогранные голубые глазищи.

Монтроз оглянулся назад, где несла караул соларх Эмрас шо-Ретвен — эту раскованную позу десантники могли держать часами. Она тоже зевнула и улыбнулась ему, словно извиняясь. Интересно, что поделывает Марим в машинном отделении. Дрыхнет, наверно, настроив коммуникатор на тревожный сигнал.

— Вы уверены, что курс правильный, капитан? — спросил Омилов.

— Об этом надо спрашивать Иварда.

Монтроз уловил должарианскую жесткость согласных, которая у Вийи служила признаком раздражения. Интересно, слышит ли это гностор и понимает ли, что это означает?

Омилов посмотрел на спящего парня и качнул головой.

— Думаю, нет необходимости. Пеленг совпадает с другими показателями.

Он нажал несколько клавиш, и на главном экране показалась тусклая красная звезда, а внизу — полосы ее спектра.

Монтроз поморгал, пытаясь уяснить себе то, что видит. Все линии были размазаны, а кое-какие смещены.

— Бинарий черной дыры, — сказал он наконец. Каждый, владеющий хотя бы азами навигации, способен распознать спектр бинария черной дыры — его особенности объясняются вращением системы и ускорением материи, падающей в аномалию. Подход к такому явлению в режиме скачка может иметь катастрофические последствия. Но что-то еще в картине этого спектра беспокоило Монтроза, казалось неправильным.

— И да, и нет, — ответил Омилов. — Расположение фаз и расширение спектральных линий соответствуют бинарию, но здесь имеют место странные пробелы. — Он кивнул в сторону кормы, где техники «Грозного» устанавливали мощный компьютерный банк, снабженный дубликатом базы научных данных крейсера. — Компьютер утверждает, что это фрактальный спектр размерности 1,7 — возможно, этим объясняется его наиболее аномальный аспект.

Тут Монтроза осенило.

— Здесь нет рентгеновских лучей!

— Вот именно. Эта система выдает только коротковолновый конец спектра излучения, которого следует ожидать от сращенного диска. Более того, ее смещение в главной последовательности не коррелирует с другими звездами в этом регионе, а ее химический состав не соответствует высокочастотной части спектра.

Портус издала вопросительный звук, и Ивард осведомился:

— Что это значит?

Как будто и не думал спать.

Может, он и правда не спал. Монтроз уже перестал понимать, как работает сознание этого парня.

— Ни один известный процесс не носит такой спектральной метки, — с усталой улыбкой сказал Омилов. — Я думаю, это значит, что мы нашли Пожиратель Солнц.

Монтроз так устал, что не почувствовал при этих словах ничего, кроме легкого удовольствия. Омилов посмотрел на Вийю:

— Не могли бы вы подвести нас примерно на тридцать световых минут к северу от системы, чтобы лучше рассмотреть?

— Стоп, — подобралась шо-Ретвен. — Разве вы забыли приказ, гностор? Не ближе световых суток. Мы не знаем, насколько густо расставлены мониторы вокруг системы, но враг, по нашим сведениям, опустошил три флотские базы, поэтому густота должна быть приличная.

— Да, верно, я позабыл. — Омилов промолчал и произнес желанные всем слова: — Тогда мы, пожалуй, прервемся на одну вахту и отдохнем. — Он заботливо выключил пульт. — В следующий раз мы остановимся, чтобы запустить ВСР, временный...

— ...сенсорный ряд, — закончила Вийя. Она вывела на свой экран сложную геометрическую диаграмму, а заодно схему «Телварны» с обозначенными на корпусе сенсорами.

— Ага, — моргнул Омилов. — Очевидно, у вас с ними больше опыта, чем у меня. — Он встал и поклонился Вийе совершенно искренне, без тени иронии. — Простите меня, капитан. Многолетние предрассудки трудно преодолеть.

Вийя кивнула, и чуть заметная улыбка прошла по ее каменному лицу.

— Принимается, гностор. — Монтроз догадывался, что она должна хорошо чувствовать раскаяние Омилова благодаря своей подкрепленной присутствием эйя темпатии. Она провела рукой по пульту, и экран погас. — Всем спать, — объявила Вийя и добавила, метнув черный взгляд в заднюю часть мостика: — Пусть десантники бдят, если им охота.

* * *
— Пятнадцатый отрезок завершен, — доложил Ивард. — Готов к скачку на шестнадцатый.

Звезды пронеслись по экрану — это капитан развернула корабль. Соларх шо-Ретвен ощутила легкий крен, когда корабль вошел в скачок. Приборы показывали повышенную нагрузку от частых прыжков, необходимых для развертывания сенсорного ряда, достаточно обширного, чтобы дать четкую картину происходящего на расстоянии световых суток — крейсер со своей огромной базовой линией справился бы с этим намного проще.

Рыжий навигатор посмотрел на десантницу с застенчивой улыбкой, и она улыбнулась в ответ. Интерес Иварда к ней был очевиден. Мальчик, правда, молод для нее, но занятен, особенно если учесть его тесную взаимосвязь с келли. Шо-Ретвен еще ни разу не встречала келлийскую троицу, которая была бы ей несимпатична.

Долг, конечно, прежде всего, но эти рифтеры — ничего ребята, за исключением их твердокаменного капитана. Ей шо-Ретвен не доверяла ни на грош, и тот факт, что Вийя темпатка, а может, и телепатка, еще более усугублял ситуацию.

С должарианки взгляд соларха перешел на эйя. Одна из них тихо зачирикала и сделала жест, означающий «мы тебя видим». Другая повторила знак, добавив к нему прозвище, которое они присвоили шо-Ретвен: «та, что ждет, чтобы убить». Как ни странно, в их отношении к ней не чувствовалось угрозы. Казалось, что они принимают ее роль как должное, но шо-Ретвен не питала иллюзий относительно того, что будет, если долг вынудит ее выступить против Вийи. Она надеялась только, что успеет справиться со своим делом, прежде чем эйя прикончат ее.

Она подавила в себе память о детонаторах, вживленных и в нее, и в соларха Зедонга. Если один из них сработает, она об этом уже не узнает — и не стоит задерживаться на такой перспективе, особенно если талант должарианки действительно граничит с телепатией.

Корабль содрогнулся, выйдя из скачка.

— Вийя, на этом лучше пока остановиться, — прозвучал из машинного отделения звонкий голосок техника контроля повреждений. — Скачковые здорово перегрелись.

Сказывалась густота установки сенсоров, необходимая для обеспечения точности их показаний.

— Шестнадцатая позиция установлена, — доложил Ивард.

— Больше нам не нужно, — сказал гностор, выпрямляясь. Его пульт несколько секунд спустя просигналил. — Так и есть. Теперь ими займется компьютер, а мы сможем увидеть то, что так долго искали.

На экране расплывалось пятно, медленно обретающее резкость, — это огромный компьютерный блок сводил воедино информацию с шестнадцати сенсоров, расставленных через широкие промежутки вокруг предположительного местонахождения Пожирателя Солнц.

Наконец изображение установилось, показав бинарий черной дыры во всей его дикой красе. В центре экрана возник красный супергигант, сплющиваемый по мере того, как его объем Роха перетекал в черную дыру. Огромный плюмаж газов, вырываясь из вздутия на его поверхности, погружался в сращенный диск вокруг аномалий. Спираль уничтожаемой материи переливалась всеми цветами спектра — от красного до синевато-белого полыхания дезинтеграции в центре, где она, падая за горизонт превращения черной дыры, исчезала из Вселенной.

Шо-Ретвен эта картина была знакома по научно-популярным чипам, но она впервые увидела муаровую рябь, бегущую по внутренней части сращенного диска. Быть может, это компьютерный эффект?

Кадр переместился, показав расплывчатую фигуру. Орбитальный масштаб в другом окне указывал, что она находится в семнадцати световых минутах от центра масс системы.

— Это еще что за Харубанова фиговина? — произнес по коммуникатору голос Марим, когда изображение приобрело четкость.

— Нашим инженерам такое и не снилось, — после долгого молчания сказал Омилов. — Это построено расой, о которой мы не знаем практически ничего. Удивляюсь, как люди могут вообще там жить.

— Лучше бы не могли, — пробасил Монтроз. — Хлопот было бы меньше.

Шо-Ретвен не могла оторвать глаз от Пожирателя Солнц, от сплетения красноватых трубок и конусов, напоминающего спаянные вместе духовые инструменты. Только эта штука не из меди, а из чего-то... Из чего-то вроде десен. Пятнышко рядом медленно обрело очертания небольшого корабля.

Марим предложила скатологическое сравнение, а Ивард, посмеиваясь, поспешил развить ее мысль.

— Вам нужно что-нибудь еще, гностор? — Холодный тон Вийи разом пресек вольную болтовню.

— Нет — все уже в компьютере.

— Хорошо, — сказала она и встала. — Ивард, берись за руль и ложись на обратный курс. Скачок рассчитаешь сам.

Она прошла мимо шо-Ретвен, даже не поглядев на нее, и скрылась в коридоре.

* * *
Несколько часов спустя Монтроз опять пришел на мостик. Он с удовлетворением отметил, что капитан уже сидит в своем кресле и работает, а последовавшее за этим ироническое чувство вызвало у него улыбку.

Неужели он так легко привык к тому, что Маркхема больше нет? Не прошло и года, как тот сидел, долговязый, в капитанском кресле, и его белокурая голова, склоненная над пультом, вселяла в команду уверенность, что все идет как надо: Капитан работает.

Вийя бросила на него испытующий взгляд. Монтроз смекнул, что она во многом угадывает его чувства, если не его мысли, и сказал:

— Не странно ли, как охотно мы убаюкиваем себя чувством мнимой безопасности?

Она дернула головой — не поймешь, утвердительно или отрицательно. Видимо, это типично должарианский жест — Мандериан тоже так делает. Но это движение при всей своей небрежности не раздражало Монтроза так, как раздражали изящные, отработанные жесты Дулу высшего круга. От них всегда веяло снисхождением, ласковым терпением, и этому сопутствовала куча других нюансов, еще более язвительных для того, кто способен их разгадать.

— Нашей жизни в данный момент ничего не угрожает. — Она кивнула на переборку, за которой помещались двое бойцовАркадского Десанта. — Их по крайней мере ничего не беспокоит. — Ее акцент от иронии усилился.

Монтроз уселся в кресло Локри, переплел пальцы и спросил:

— Ну и что же дальше?

— Возвращаемся на Арес, — пожала плечами она. — И там останемся, пока правосудие не свершится.

Локри. Монтроз сознавал, что у десантников есть уши на мостике — и как бы мило и предупредительно ни вели себя эти чистюли во время их странного рейса, стоит Вийе разделаться с их жучками, как они мигом примчатся сюда с оружием наготове. А босуэллов на таком маленьком корабле никто не носит: это попахивало бы заговором. Монтроз даже знать не желал, какая еще пакость может быть на вооружении у десантников.

Поэтому вслух он спросил что-то о новых сенсорах, которые Панархисты поставили на «Телварне» по просьбе Омилова, а сам набрал на своем пульте текстовое сообщение и перевел его на капитанский экран.

Ты по-прежнему намерена освободить Локри перед отлетом с Ареса?

Да, — появилось у него на экране. Вслух Вийя сказала, что часть оборудования оказалась ненужной, но когда-нибудь на Рифтхавене за нее можно будет выручить немалую сумму.

Тогда надо действовать быстро, — напечатал Монтроз. — Жаим сказал мне перед стартом, что Архон Торигана жмет на все педали, чтобы ускорить процесс.

Глаза Вийи стали еще темнее, рука напряженно повисла над пультом, и она ответила:

Тогда мы нажмем на свои педали, чтобы его оттянуть.

Монтроз кивнул. Брендон Аркад, ныне Панарх Тысячи Солнц. Если уж он не сможет отложить суд, то и никто не сможет. Но захочет ли он?

Вийя, должно быть, подумала о том же.

Надо узнать у Локри, как там все было на самом деле четырнадцать лет назад.

Я уже заставил его рассказать все, что он помнит.

Вийя кивнула, и на этом их разговор закончился.

Монтроз выключил пульт и встал. С рассказом можно подождать: путь им предстоит еще долгий, а десантники не могут быть повсюду и слышать все. Выходя, он прикинул, чем бы их отвлечь, — и улыбнулся, вспомнив о келли и эйя. Уж они точно придумают нечто незаурядное.

* * *
Мандериан проснулся от ослепительного света, пронзившего его сны, и нашарил в темноте пульт рядом с кроватью. Миг спустя светящиеся цифры показали время: 3.55.

Мандериан сел на краю койки, но не стал одеваться. Для последователей святого Лледдина в снах заключается истина, которую должно разгадать с помощью интуиции, открыв себя токам Единосущия. Он узнал разбудивший его свет — это были эйя, находящиеся совсем близко от него. Остальное содержание сна почти не требовало раздумий — это было предупреждение.

В крошечной ванной он пустил холодный душ под сильным напором, чтобы оживить кровообращение и стимулировать работу мысли, а уж потом оделся.

Выйдя из каюты, он чуть не столкнулся с Ивардом. Мальчик был в одних брюках, с какой-то ладанкой на длинной цепочке вокруг шеи. Ярко-зеленая полоска, навеки въевшаяся в его запястье, представляла резкий контраст с теплой смуглотой его кожи и рыжиной волос. Он подавил зевок и сказал:

— Вы не спите? Может, тогда покажете эйя Пожиратель Солнц? Они с чего-то психуют и не дают мне спать.

Мандериан поклонился в знак согласия, и Ивард, зевая во весь рот, поплелся в свою каюту, которую делил с келли. По пути он махнул рукой десантникам, выглянувшим из кают-компании. Спрашивая себя, как они могут жить вчетвером в помещении, предназначенном для двоих, Мандериан пошел на мостик.

Эйя ждали, мерцая фасеточными глазами. Действуя, как всегда, в унисон, они показали своими тонкими пальчиками: «Мы тебя видим» — и добавили: «Нивийя» (Еще Один, Который Слышит) — так они называли Мандериана. «Термин, а не имя», — подумал он, вспомнив недавнюю беседу с Вийей. Он очень мало говорил с ней после отлета с Ареса, но здесь она гораздо охотнее, чем на станции, делилась тем, что узнала от эйя. «Они различают нас, как отдельные существа, но никогда не поймут такой условности, как имена. Насколько я могу объяснить, они отличают одного от другого по заложенным в памяти образам, но и это не совсем точно. Помните, что в каком-то смысле они поддерживают постоянный контакт со своим ульем».

Мандериан прошел к пульту Иварда и отыскал изображение Пожирателя Солнц. Миг спустя он вывел его на экран — загадочный, зловещий, но по-своему прекрасный.

Эйя запрокинули головы назад под углом, невозможным для человека, и заверещали на высокой, режущей ухо ноте. Мандериан почувствовал, что они разочарованы. Их быстрых жестов он не узнавал. Еще миг — и они с поразительной быстротой покинули мостик, шурша тонкими ножками по обшарпанной палубе.

Мандериан снова выключил пульт. Что это были за жесты? Не те ли, что они разработали вместе с келли? Но что бы они ни говорили, они, похоже, так и не научились отличать изображение в реальном времени от записи. Они хотят вернуться к Пожирателю Солнц.

Он нахмурился, оглядывая мостик. Эйя — такие странные существа, и люди так мало о них знают. Их техника, в отличие от келлийской, не имеет никакого сходства с человеческой — это скорее искусство. Значит, творчество, по крайней мере в одной форме, им доступно. Что они, собственно, делают здесь, так далеко от своего мира?

Мандериан вышел. Корабль был невелик, и за углом он увидел эйя вместе с келли. Эйя семафорили что-то быстро-быстро — с людьми они такой скорости никогда не развивали. При этом присутствовал один из вездесущих десантников. Келли протрубили что-то в лад чириканью эйя, и Мандериан почувствовал, что воздух изменился — запахло чем-то вроде корицы и жженой пробки.

Дверь в лазарет открылась. Себастьян Омилов, стоя на пороге, наблюдал за этой сценой, озадаченно сдвинув тяжелые брови.

Эйя внезапно умолкли и устремились в каюту Вийи. Келли продудели нечто скорбное, как показалось Мандериану, и связующая сказала:

— Они говорят, их мыслемир хочет, чтобы они отправились к Пожирателю Солнц.

На это Мандериану нечего было ответить — да келли и не ждали ответа. Они удалились в свою каюту, и Омилов вздохнул.

— Выспались, называется. Разве это возможно, когда на уме столько вопросов?

— Может быть, воспользуемся щедростью нового Панарха и выпьем чашечку кофе? — предложил Мандериан.

Омилов ответил одним из расплывчато-вежливых жестов, которые у Дулу казались врожденными. Мандериан, не совсем уловив его значение, прошел в кают-компанию. Там было пусто. «Он знает, что я темпат, — подумал Мандериан, заказывая на пульте кофе. — Возможно, таким образом он дает мне разрешение слушать не только слова, но и чувства, которые скрываются за ними». Должарианец молча отнес чашки к паре кресел, выбранных Омиловым.

Некоторое время оба молчали, прихлебывая ароматный напиток, затем Омилов произнес:

— Когда я думаю об эйя, все наши определения интеллекта кажутся мне сомнительными.

— Да. У них нет письменности, нет политики, речью они пользуются в редких случаях, а к ремеслам можно отнести разве что это их макраме.

— Которое, однако, мы могли бы воспроизвести только с помощью сложнейшей техники. И они, кажется, разработали с келли общий язык — Ивард, по-видимому, тоже его понимает.

— Как и Вийя.

В гносторе пока не чувствовалось никаких сильных эмоций, и Мандериан не до конца понимал его дулускую мимику, однако сохранял терпение.

Омилов иронически изогнул густую бровь:

— Как и Вийя.

В кофе не было горечи — он представлял собой смесь нескольких сортов, которые уже тысячу лет выращивались одним и тем же способом, и был горяч как раз в меру. Мандериан в случае необходимости мог бы назвать его химический состав и объяснить, как человеческий организм на него реагирует. Но лишь немногие вещества способны вселять в человека чувство почти мистического довольства с помощью своего запаха, вкуса и температуры, и кофе — одно из них.

— Итак, теперь, когда вы нашли Пожиратель Солнц, ваша работа завершена? — спросил Мандериан. — Или, точнее, — считают ли власти ее завершенной?

— В этом-то и заключается моя дилемма, — улыбнулся Омилов. — Теперь я должен передать его координаты Найбергу, после чего Флот незамедлительно выступит против Эсабиана. Я не спорю — это действительно необходимо, — мягко добавил он.

Мандериана в детстве мучили кошмары, в которых материнский пеш мас'хадни подвергал его пыткам. Омилов испытал это должарианское искусство на себе — и произошло это в месте, которое еще недавно было цитаделью его сюзерена и друга.

— Какой же доклад вы представите Брендону, нашему новому Панарху?

Омилов, точно во власти печальных воспоминаний, потер щеку и вздохнул.

— Это необходимо, — повторил он и поднял глаза. — Но эта работа теперь не только моя, и я должен думать не только о настоящем, но и о будущем. Эсабиан как-нибудь да испортит это урианское сооружение — тут уж ничего не поделаешь. Но я пущу в ход все свое влияние, чтобы добиться хотя бы от своих обещания не уничтожать станцию. Насколько нам известно, это единственная урианская конструкция, функционирующая до сих пор. Хотя Эсабиан извлек оттуда энергетические реле, делающие его гиперснаряды столь смертоносными, я не могу поверить, чтобы все тамошние артефакты имели отношение к военному делу. Взять хотя бы гиперрацию. Об этом я и доложу Брендону: мы обязаны сохранить Пожиратель Солнц для науки. — Он хлопнул ладонью по столу. — Это больше чем долг — это священная миссия.

И он хочет, чтобы Мандериан стал его союзником, иначе даже этого бы не сказал. Мандериан поставил чашку и кивнул.

— Возможно, наши цели совпадают. Элоатри, руководимая своим видением, попросила меня следовать за полиментальным единством, представленным эйя, келли, Вийей и мальчиком.

Видение. Омилов не произнес этого слова вслух, но глаза его сузились, и Мандериан ощутил прилив эмоций. Закоренелый скептик, Себастьян Омилов сам подвергся власти Сновидения перед отлетом с Ареса, и то, что он испытал, до сих пор не отпускало его.

— Если кто-то из них и понимает, что ищут здесь эйя, то посторонним не говорит.

— Со мной уж точно никто не откровенничал.

Мандериан помолчал, подыскивая слова.

— То, как члены полиментального сообщества понимают друг друга, — это один вопрос. Их общение с посторонними — другой.

Омилов сложил пальцы вместе, опершись подбородком на указательные.

— Что именно вас беспокоит? — подчеркнуто объективным тоном спросил он.

От его внимания не ушло, что я ввел в разговор их имена; напрасно было бы отрицать, что я обеспокоен.

— Вийя наблюдала бой с «Самеди» и гибель Панарха Геласаара глазами Брендона.

Омилов тяжело перевел дыхание:

— Это они вам сказали?

— Никто из них не сказал мне ни слова. Но признаки достаточно красноречивы. Когда мы вошли в выделенную для нас комнату с экраном, Панарх дал понять, что знает о присутствии Вийи. — Мандериан изобразил легкое движение Брендона. — Как он мог знать? Босуэлла на нем не было, и стоял он за капитанским креслом, в стороне от всех остальных.

— Рядом со мной, — тихо произнес Омилов. — А я, разумеется, ничего не знал. Итак... — Омилов уставился в пространство перед собой, поразмыслил и, взглянув в глаза Мандериану, повторил: — Итак! Вы спрашиваете меня не о том, какое значение имеет эта связь для политики или для войны. С этим вопросом вы обратились бы к другим. Вы хотите знать, что это означает в личном плане.

— Должарианку я могу понять, но тонкости мышления Дулу — нет, — признался Мандериан.

— По дулусским понятиям их связь не значит ничего. Возможно, она уже отошла в область воспоминаний. Это упрощает вопрос о политике и о войне. Если их отношения будут продолжаться, вероятность того, что они проявят это публично хотя бы намеком, очень мала. А то, что не существует, не может быть использовано другими.

Мандериан снова пригубил кофе, вспомнив свой сон — и видение, о котором рассказала ему Элоатри.

— И все же их связывают некие узы, которых нам пока понять не дано. Их и еще одного, неизвестного пока человека.

— Если их связывает интерес к Пожирателю Солнц, — улыбнулся Омилов, — будем надеяться, что таинственный незнакомец Верховной Фанессы окажется лицом влиятельным. Боюсь, что мне это понадобится.

3

АРЕС
Седри Тетрис вышла из переполненного транстуба и спустилась по лестнице на травянистую дорожку у озера, где многочисленные прохожие успели протоптать грязную колею. Она втянула в легкие свежий воздух, стараясь избавиться от клаустрофобии, вызванной поездкой в тесном пространстве среди скопища тел. Тианьги, хотя и работало с шумом в усиленном режиме, не могло разогнать духоту в капсуле.

Седри снова вздохнула полной грудью, глядя на далекую заводь, постепенно переходящую в туман на дальней стороне онейла. Здесь она могла отрешиться от чувства тяжести. Тяжесть! Абсурдное понятие для высокожителей, на чьих поселениях, в отличие от планет, гравитация — всего лишь вопрос высоты. Седри, кроме этого, привыкла и к более обширному жизненному пространству, на Аресе же это пространство сокращалось с каждым днем. Станция до того переполнилась, что Седри снилось, как Арес падает с неба под грузом набившейся в него агрессивной, сварливой орды беженцев.

«Возможно, мне даже хочется, чтобы это случилось», — с горьким юмором подумала она. Дважды предательница, пока еще не разоблаченная теми, кому служила теперь, она считала себя смертницей. Она не позволяла себе думать о будущем — по крайней мере о своей роли в нем: ее жизненные планы ограничивались тем, сколько врагов она сумеет захватить с собой, когда ее все-таки поймают.

«И одним из них будешь ты, Тау Шривашти», — поклялась она, сворачивая на узкую, мощенную гравием тропку, ведущую к озеру сквозь рощицу цветущих чимов. С нижних ветвей все цветы были обобраны.

К ней вернулся образ, преследующий ее во сне и наяву: девятый круг ада, где, навеки вмерзшие в лед, содержатся предатели.

У нее даже тридцати сребреников нет, чтобы швырнуть их Шривашти в лицо. Не деньги ей были нужны, а равенство для Шеланийской общины высокожителей. Она слишком поздно обнаружила, что агенты Должара просочились в их революционный комитет и использовали их движение, чтобы вредить Панархии.

Второе предательство она совершила уже здесь, на Аресе. Всех флотских офицеров обязали клятвой и кодексом Военного Положения не разглашать тайну гиперрации, столь страшной ценой захваченной капитаном Нг у врага. Однако Седри, шантажируемая Шривашти, записала для него одну из передач.

Шривашти утверждал, что делает это для блага Панархии и что хаос, воцарившийся в государстве, требует неортодоксальных мер. А сам, использовав злополучного эгиоса Харкацуса, сделал попытку захватить власть. Эренарх Брендон с помощью Прерогата Омилова восторжествовал над ним, проявив себя, несмотря на свою подмоченную репутацию, достойным наследником престола. Седри тогда хотела сдаться, но ее исповедник сказал, что она для искупления своего греха должна исправить, хотя бы частично, причиненное ею зло. Панархистское правление при всех своих недостатках все же намного предпочтительнее жестокого должарского ига.

Шривашти понятия не имеет, как пристально стала Седри наблюдать за ним с того момента.

Она слегка улыбнулась, свернув в сторону от группы гуляющих. Она знала, что ее никто не запомнит, даже если обратит на нее внимание — маленькую, некрасивую женщину средних лет в скромной штатской одежде. Единственное, что отличает ее от других, — это талант программиста. В этом она одна из лучших на Флоте.

Сегодня она, если сможет, постарается выяснить, кто же тот другой программист, чью защиту она до сих пор не сумела преодолеть. Если она установит его личность, инфонетический «Справочник изыскателя» даст ей достаточно сведений о его персональном профиле и стиле, чтобы прорвать блокаду этого умельца. Пока она не сделает этого, ей не удастся добраться до глубинных каналов Тау Шривашти в ДатаНете. Он все еще держит в своих руках приличную долю информационного пространства, контролируя курьерские корабли, связывающие систему Ареса с поврежденным, но еще функционирующим Дата Нетом остальной Тысячи Солнц.

Впереди возник высокий силуэт мужчины, который увлеченно бросал хлеб уткам. Его осанка, его руки — все дышало грацией и властью. Еще несколько метров — и Седри узнала безупречно причесанные серебристые волосы и чеканный профиль Тау Шривашти.

«Еще одно предательство — но на этот раз я унесу с собой то, что тебя уничтожит», — пообещала она себе, стараясь идти медленно и сжимая кулаки в карманах.

Шривашти будто бы не замечал ее, пока она не дошла до самого камня, к которому он прислонился, — только тогда он поднял на нее свои странные, янтарного цвета, проницательные глаза.

Седри так и не смогла освоить почти телепатическую восприимчивость к самым легким жестам и движениям, которой Дулу обучались с детства, — но она рассчитывала, что ее потрясающая новость оправдает нервозность, которую он мог прочесть в ее повадке.

— Панарх мертв, — объявила она без предисловий.

И поняла, что ее расчет оправдался. Не то чтобы Шривашти выказал что-то в открытую. Долгий вдох, слегка расширившиеся зрачки — вот и все, что она заметила, но для Дулу и это было невероятным выражением чувств.

— Расскажите подробнее, — произнес он. Подавленные эмоции сделали его хрипловатый от природы голос еще более хриплым.

— Я мало что могу рассказать. Данные передал Должар — это один из их ритуалов. Анарис ахриш-Эсабиан, наследник престола, прибыл с новостями на Пожиратель Солнц.

Архон смотрел на тихую заводь, где плавали утки. Седри достала руку из кармана и бросила им кусочки сухой лепешки. Она знала, что Шривашти, оправившись от потрясения, тут же отошлет ее прочь, словно служанку. Надо было как-то продлить разговор.

— Полагаю, что Эренарх — ныне Панарх — будет здесь через четыре дня. — Эту информацию он мог получить не только от нее, но она желала выказать ему свою лояльность. — Вы все еще намерены оказать ему помощь в создании правительства?

Шривашти, думавший, казалось, совсем о другом, внезапно обратил полуприкрытые веками глаза прямо на нее.

— Разумеется, — сказал он с легкой улыбкой и одним из загадочных жестов, свойственных им всем.

Но ей не нужно было ничего разгадывать, чтобы понять, что он ей лжет — или подразумевает совсем другое, что делает его ответ не менее лживым.

Она вздохнула и начала заранее подготовленную речь. Теперь она сама лгала, и это должно было прозвучать убедительно.

— Для этого вам понадобится помощь.

— Это констатация факта или предложение?

Она притворилась, что не замечает снисхождения в его голосе.

— Я хорошая программистка — одна из лучших здесь. — Она бросила остаток крошек уткам, которые с неистовым кряканьем бросились нырять за ними. — И я подумываю об отставке — а для этого неплохо обеспечить себе хорошее место на гражданке,

Архон улыбнулся с притворной грустью.

— Знай я об этом хотя бы две недели назад... но, увы, недавно я получил приятное в общем-то известие, что весь мой штат, оторванный от меня войной, жив и благополучен, хотя и недосягаем пока. Однако я ценю ваше предложение и обещаю вам иметь его в виду.

Он отступил на шаг, давая понять, что разговор окончен.

— Спасибо за откровенность. — Седри посмотрела ему вслед.

«В моем распоряжении военные каналы, связывающие меня с рейдом и с центром регистрации, так что твои люди мимо меня не проскочат, — с торжеством подумала она. — Все, что мне нужно, это имя».

* * *
Фиэрин лит-Кендриан сидела на камне лицом к водопаду, охватив руками колени, — достаточно близко, чтобы чувствовать туман, дуновение прохлады, а порой прикосновение холодных брызг. Воздух благоухал влажной землей и опавшими лепестками.

Она закрыла глаза. Можно подумать, что ты сидишь на настоящем горном склоне, на планете, а не внутри металло-дипластового корабля за много световых лет от дома.

— Фиэрин, можно тебя побеспокоить на минутку?

В ней шевельнулась тревога, которую следовало скрыть — и хорошо скрыть. Сделав два вдоха и выдоха, Фиэрин подняла глаза и с приветственным жестом улыбнулась Тау Шривашти.

Его странные глаза, пристально изучающие ее лицо, были как расплавленное золото. Это допрос, решила она, хотя в его тихом, с хрипотцой голосе, когда он заговорил, звучала только нежность:

— Как интригующе ты настроила тианьги. Что это за ароматы?

— Я воображаю, будто нахожусь на планете, и для пущей убедительности использую воспоминания о нашем доме на Торигане.

Он с ленивой грацией сел с ней рядом, чуть касаясь ее щеки ладонью, теплой и оберегающей.

— Память — великое дело. Не хочешь ли вспомнить еще кое-что для меня?

— Охотно, — сказала она не шевелясь.

Он не любит, когда избегают его прикосновений, даже случайных.

Он провел большим пальцем по ее подбородку, потом по шее, совершая легкие круги.

— На том курьере, который привез тебя ко мне, был один ларгист. Помнишь его?

Фиэрин позволила своим бровям испуганно взметнуться.

— Как же не помнить Ранора? Он был так мил, всем приятен — и его убили, как только он сошел с корабля! Ну какие у него могли быть враги? — Массирующий палец двинулся вниз, к ключицам. Пульс пробует. Она взглянула в желтые глаза Тау, зная, что ее собственные выражают только сочувственную заинтересованность. — Они уже выяснили, почему это произошло?

— Кто — они?

Фиэрин сделала неопределенный жест:

— Найберг. Фазо.

— Следствие продолжается до сих пор — и я, чтобы помочь им, провожу собственное расследование. Причина, по которой кто-то захотел убить ларгиста, — действительно загадка, которая позволяет скоротать время, столь медленно тянущееся для всех нас в ожидании Эренарха.

О Панархе он не упомянул — но над этим пока не стоило задумываться. Фиэрин, держа под контролем каждый нерв и мускул своего тела, заставила себя расслабиться, будто от удовольствия, пока его палец легко, но настойчиво двигался от одного нервного узла до другого.

— Постарайся, пожалуйста, вспомнить, дорогая. Ты часто его видела? Быть может, разговаривала с ним?

— Мы, разумеется, встречались каждый раз за столом, но поначалу не разговаривали. Я сразу обратила на него внимание, но он держался обособленно и предпочитал смотреть на экран. Знаешь — на все эти видеофокусы, которые показывают, когда корабль в скачке. У нас показывали Артелион. На корабле ходили слухи, что Ранор потерял там свою подругу.

— О чем у вас еще сплетничали?

Фиэрин сосчитала до четырех, делая вид, что думает. Тау теперь пустил в ход все свои пальцы — они опускались все ниже, настойчивые, вызывающие мириады ощущений.

— Что-то не припоминаю. Он находился, так сказать, на периферии нашего интереса. — Она взглянула на Тау. — Но однажды мы с ним вступили в контакт.

— Да-да?

— Все из-за этого ужасного Габундера. Он приставал ко мне с поцелуями, потом схватил меня и угрожал покончить с собой, если я с ним не пойду. Ларгист застал нас — я слишком рано явилась к столу — и вмешался. После я поблагодарила его, а он сказал, что это его профессия, — на том все и кончилось. С тех пор я стала есть у себя в каюте, чтобы не встречаться с Габундером, и никого из них не видела.

— А в каюту к тебе он не заходил?

Фиэрин не смогла справиться с участившимся сердцебиением и поняла, что чуткие пальцы это заметили.

— Да — один раз.

— Вот как?

— Он был совершенно пьян...

— Мы говорим о ларгисте, Фиэрин, если ты еще помнишь.

— Ах да. Мне трудно сосредоточиться, когда ты массируешь мне чакры, — я думаю совсем о другом.

Он с улыбкой убрал руки.

— А так?

— Так лучше. — Она медленно потянулась, скрывая ускоренный бег сердца, подставила ладони под струи воды и вновь повернулась к Тау. — Вряд ли Ранор мог питать интерес ко мне с моим запятнанным именем. За едой он сосредотачивал внимание на особах высшего ранга — згиосе Хамамуре и Эмме лит-Кил-Дофник. — Оба человека, которых она назвала, таинственно исчезли вскоре после гибели ларгиста.

— И он никогда с тобой не заговаривал, ничего тебе не предлагал?

Фиэрин гордо выпрямила спину и шею:

— Я не давала повода для каких-либо предложений от лиц его круга.

Брови Тау слегка шевельнулись при столь неверном истолковании его слов, но он ничего не сказал и поднялся на ноги.

— Спасибо, дорогая. Оставляю тебя в твоем воображаемом саду.

— Ты скажешь мне, когда что-нибудь узнаешь? — Она улыбалась, склонившись над водопадом. Холодная вода орошала кожу, смывая память о требовательных пальцах Тау.

Он утвердительно поклонился. Она не разглядела ни иронии, ни угрозы в его лице и руках. Он ушел, и она обратила свое лицо к водопаду, продолжая скрывать свою реакцию на случай, если за ней наблюдают. Не трогая того места под мышкой, где лежал, плотно прилегая к коже, зашитый чип, она возликовала.

Он поверил мне, поверил!

* * *
— Она ничего не знает, — сказал Тау Шривашти, бросив чип на низкий черный столик перед собой. — Мы проверили всех, кто летел на этом корабле, и это заставляет меня предположить невозможное: ларгист действительно был столь наивен, что не сделал копии своего чипа.

— Да и этот испорчен треклятым нейробластером, — проворчал Штулафи Й'Талоб, Архон Торигана. — Почему вы не велели своему наемнику воспользоваться ножом?

Гештар аль-Гессинав позволила себе вздохнуть свободно, впервые с тех пор, как услышала, что ларгист, присутствовавший при артелионской бойне, направляется на Арес.

Шривашти дернул плечом:

— Я сказал ему, что все должно быть сделано тихо, — нож подразумевался сам собой.

«Это потому, что твой подручный пользуется только ножом и ядом», — подумала Гештар, взглянув через комнату на Фелтона, безмолвного длинноволосого слугу, почти не отходившего от Тау в эти напряженные дни. Если бы ларгиста поручили убить Фелтону, ошибки бы не случилось, но Тау не хотел рисковать, что Фелтона заметят.

— Это вполне возможно, — сказала она, — быть искушенным в делах света, но наивным в политике. За примером далеко ходить не надо.

Ториган повернул к ней свое массивное тело и прищурился.

— Да, верно. Ваннис Сефи-Картано. В светских навыках обскачет любого ларгиста, а вот в политике...

Гештар терпеть не могла людей, говорящих то, что и так ясно. Это часто служит признаком если не глупости, то отсутствия тонкости. Но Ториган уже много лет был для них полезным человеком. Дождавшись пары, она сказала:

— Не надо забывать, что Ранор курировал петицию Ансонии — планеты, не имеющей никакого значения.

— Значит, его и в правительстве считали наивным, — сказал Ториган, снова вызвав раздражение Гештар.

— Главное здесь в том, — сказал Шривашти, вернув к себе их внимание характерным для него медленным жестом, — что больше, как видно, не осталось никаких свидетельств того, что случилось на Артелионе. — Архон закончил на вопросительной ноте, видя, что Й'Талоб намерен что-то сказать, и с поклоном уступил ему слово.

— А старый нуллер? Я точно видел там какого-то нуллера.

Гештар опять подавила раздражение. Тот нуллер на Энкаинации, безусловно, погиб вместе со всеми остальными.

— Старик — не единственный нуллер среди Служителей, — сказала она.

— И если бы профет обладал какой-то информацией, он уже огласил бы ее, разве не так? — добавил Тау. — И скорее всего связался бы со мной — мы ведь дальние родственники.

«Вот оно что, — подумала Гештар. — Почему же наш друг Тау не упоминал об этом раньше?» Пока Штулафи говорил что-то о нуллерах, она обдумывала способ проникновения в банки данных Тау.

— Учитывая отсутствие новой информации, — сказал он, — мы, я полагаю, должны попытаться забыть о прискорбном решении, которое вынуждены были принять, и заняться другими делами. Наши друзья ждут нас в соседней комнате. Как вы, должно быть, уже догадались по внезапности моего приглашения, я не далее как сегодня узнал, что миссия по спасению Панарха провалилась.

Гештар подавила приступ острой радости. Геласаар Аркад мертв. Полжизни я надеялась дожить до этого дня.

— Это может избавить нас от некоторого количества утомительных усилий, если мы договоримся между собой, — добавил Тау.

— О чем? — пробурчал Штулафи. — Молодой Брендон никого из нас в свой Малый Совет не возьмет после того, как мы пытались отнять у него власть.

Гештар стиснула губы. Она знала, что Шривашти наблюдает за ней — было бы грубой ошибкой самой напоминать этим двоим, что ее тогда среди заговорщиков не было.

— Мне думается, он реалист, — сказала она. — На той встрече, за исключением последнего момента, когда Харкацус вышел из себя, речь шла только о единстве. Мы представляем важные деловые сферы — вряд ли он будет настолько глуп, чтобы отворачиваться от нас.

— Вы позволите мне немного поправить вашу здравую мысль? — мягко спросил Тау.

Гештар склонила голову, не выразив даже намеком своего удовлетворения по поводу верно разыгранной партии. Из всех заговорщиков только Тау следует опасаться: непонятно пока, может ли он сравниться с ней по уму, но он умеет получать то, что хочет. И у него имеется только одна слабость.

Завернувшийся рукав обнажил метку бога у нее на рукаве. Она почувствовала реакцию Фелтона, даже не глядя на него, уловила едва заметный отрицательный знак. Еще рано. Ей не терпится провести обряд Открытия, но нужно подождать.

— Мне думается, в целом вы правы, но вряд ли Брендон возьмет кого-то из нас в свой Малый Совет. Кого-то из тех, кто против него выступал. Вам, Гештар, — Тау поклонился, — обстоятельства помешали присоединиться к нам. Возможно, Брендону можно внушить мысль, что в последний момент вы передумали. Это — плюс то, что вы наследуете своему кузену в отрасли инфонетики, — может представить вас в самом выгодном свете. Достаточно, если в Совет войдет кто-то один из нас... наш общий опыт будет к его услугам.

Это предупреждение.

Гештар в ответ молча поклонилась. Сейчас не время говорить о ее манипуляциях той информацией, что попадает в каналы новостей на Аресе. Достаточно того, что ее эйлологи и семиологи работают с толпой, которая затопит всю станцию и свергнет нового Панарха, если он будет противиться ее влиянию. Время покажет, включать ей Тау в свои планы или нет.

— Быть может, присоединимся к нашим друзьям? — предложил Шривашти.

Гештар подняла руку, сочтя момент подходящим, чтобы скрепить соединяющие их троих узы.

— Сначала я предлагаю нам поклясться, здесь и сейчас, предать забвению Ранора и Энкаинацию и никогда больше не упоминать о них.

Тау поклонился в знак согласия:

— Обсуждать это опасно, а пользы никакой. Я — «за». А вы, Штулафи?

Архон Торигана с явным вызовом усмехнулся Гештар.

— Кто-кто, а я не люблю оглядываться на свои ошибки.

«Дурак», — подумала Гештар. Она снова взглянула на Фелтона, и в этот раз их взгляды встретились.

* * *
«Пора», — подумала Фиэрин лит-Кендриан.

Она долго и тщательно готовилась к этому моменту, планируя каждый свой ход, каждый шаг.

Тот, кто шпионит за ней — а она убедилась, что по крайней мере одна пара глаз следит за ней неусыпно, — увидит только, что она, как и каждый день, отправляется на работу, за которую взялась добровольно. Но Фиэрин понимала, что взятый ею курс может закончиться только одним: разрывом с Тау Шривашти, бывшим Архоном Тимбервелла. А с ним, насколько она знала, никто еще не порывал.

Она вымылась и оделась с особым старанием, удостоверившись, что чип, который она носила на себе все эти недели — сначала как в игре, потом с возрастающим сознанием опасности, — спрятан надежно. Еще недавно ей трудно было поверить, что Тау, всегда такой преданный ей, мог разрешить обыскать ее вещи, — но он это сделал. С тех пор она поняла, что либо люди, либо машины следят за ней всякий раз, когда она остается одна на яхте Тау — и когда она ее покидает.

Закончив одеваться, она вызвала челнок. Тау был в отлучке — возможно, на одном из своих тайных политических сборищ. Фелтон, к ее облегчению, тоже не попадался на глаза. Хотя этот безмолвный служитель всегда относился к ней чрезвычайно почтительно, что-то в нем заставляло ее сердце биться от страха. Обычно он сопровождал Тау, когда тот покидал корабль, — быть может, теперь он затаился где-то, чтобы пойти следом за Фиэрин?

Ее проняло холодом, и она с трудом удержалась, чтобы не охватить себя руками. Однажды она попыталась навестить Джесимара в месте его заключения, Тау с улыбкой предостерег ее против этого, когда она только прибыла на Арес, и пообещал употребить все свое влияние, чтобы освободить Джеса. А вместо этого...

Фиэрин вспомнилось, как Ваннис Сефи-Картано, прогуливаясь с ней вдоль озера на каком-то пикнике, сказала тихо, не глядя на нее: «Ториган хочет, чтобы вашего брата судили за убийство».

Новость обрушилась на Фиэрин, как удар. До этого ей хотелось верить в обещания Тау — теперь это стало невозможным. При первой же возможности она побежала к Джесу, но не успела она дойти до Первого блока, как перед ней возник Фелтон и с поклоном, но без улыбки подал ей руку, чтобы проводить назад.

Фелтон был немой, а Тау ни разу не упомянул об этом инциденте. В этом не было необходимости.

Сердце у Фиэрин так и колотилось от страха, когда пришел челнок. Держа под контролем каждый свой нерв, она наговорила в коммуникатор любовное послание для Тау. Все должно быть как обычно, без всяких исключений. Затем она отдала распоряжения относительно починки платья, в котором собиралась выйти в свет сегодня вечером.

Во время короткого перелета от яхты к онейлу она без всякого удовольствия смотрела на огромный цилиндр станции, мерцающий в лучах красного гиганта, и на окружающее его облако кораблей. Ей было не до видов — она снова и снова перебирала в уме свой план.

Челнок причалил к шлюзу. Когда шипение воздуха утихло и загорелся зеленый свет, Фиэрин вышла. У шлюза ждала капсула транстуба — ее не отправляли, пока не прибудет челнок Тау, хотя этот причал предназначался для поллои. Внутри было полно народу, и многие смотрели на Фиэрин хмуро. Сесть было негде, но она не стала ждать следующей капсулы, которая могла прийти такой же переполненной.

Пытаясь отвлечься от собственных проблем, она прислушалась к разговорам вокруг, но в них было мало утешительного. Речь в основном шла о скудных пайках, битком набитых общежитиях и постоянном росте мелких правонарушений.

В детском приюте царил истинный бедлам, но к этому Фиэрин уже привыкла. Ей даже нравилась шумная детская беготня. Флотский офицер у входа отметил ее, и она зашагала через просторное, ярко освещенное центральное помещение.

Приют был построен в виде круга с расположенными по диаметру жилыми зданиями. Сам круг делился на участки для игр и занятий. Фиэрин медленно шла к классу для старших детей. В самом центре круга возвышалось замысловатое сооружение, похожее на павильон в Садах Аши, только здесь гравитационное оборудование было намного проще. Дети карабкались, ползали, раскачивались, носились по воздуху, то исчезая, то появляясь, — только их голоса не умокали ни на секунду.

В рабочей зоне глушители снижали шум до уровня отдаленного гула. Невидимое тианьги веяло запахами конца планетарного лета — режим, повышающий собранность и к тому же равно знакомый и нижнесторонним, и высокожителям.

Подростки прилежно работали за пультами и тренажерами. Старшая воспитательница Кламен, пожилая женщина в белом траурном одеянии, как раз закончила. обход и направлялась к Фиэрин с облегчением на лице.

— Как хорошо, что вы пришли. Мы снова переезжаем — я должна присутствовать.

— Переезжаете? — Фиэрин снова пробрало холодом при мысли: «А куда же денусь я в этой переполненной канистре? Даже если я найду себе место, от Тау нигде не скроешься».

— ...и эти два крейсера доставили еще больше штатских, — говорила Кламен. — Нас переводят в новые, только что отстроенные дома за цитрусовыми рощами. — Она вздохнула, упершись руками в бедра. — Вчера у нас усыновили двух детей, но на их место поступили двадцать четыре новых. Практически все они сироты — и останутся ими, пока мы снова не получим полного доступа к ДатаНету.

Она говорила еще долго, и Фиэрин сочувственно поддакивала ей. Бедным детям долго придется ждать этого момента. Главная информационная задача сейчас — установление связи с подпольными отрядами всей Тысячи Солнц, и так будет до конца войны.

Фиэрин произнесла все положенные слова, и начальница наконец собралась уходить, с благодарностью приняв предложение Фиэрин просмотреть и занести в каталог новые образовательные и развлекательные чипы, привезенные одним из крейсеров.

— На школьные чипы особого спроса не будет, зато видео пойдут нарасхват, — с гримасой заметила Кламен. — Пока мы не установим, кто за что отвечает, ребята будут увиливать от занятий, насколько это возможно.

Воспитательница ушла, и Фиэрин начала медленный обход пультов на случай, если кому-то понадобится ее помощь. При этом она все время посматривала по сторонам. Наконец она села за контрольный пульт и взялась за стопку чипов. Сердце теперь стучало, как молот, и ладони стали влажными. Не следят ли за ней?

Скоро я это узнаю — но будет уже поздно.

Она так долго планировала это, что теперь ее руки действовали почти автоматически, вставляя в ручной проектор один учебный чип за другим. Фиэрин заставляла себя просматривать куски подлиннее — она не знала, насколько длинен чип Ранора. Знакомые картинки и размеренные голоса проходили мимо ее сознания. Наконец, зажав заветный чип в ладони вместе с несколькими другими и прихватив с собой проектор, она поднялась, чтобы сделать очередной обход. Минуту спустя она села на другое место, чтобы увидеть то, чего никто из живых, включая Эренарха, еще не видел.

Вид Зала Слоновой Кости в Мандале был как удар в грудь. Остановив кадр, она заставила себя дышать медленно, придала лицу спокойное, слегка скучающее выражение и продолжила просмотр.

Очень скоро она поняла, что это сырой материал — неизвестный оператор не успел отредактировать отснятое. Съемка важных особ, циркулирующих по залу, перемежалась болтовней между Ранором и женщиной-оператором. Их обоих не было в кадре — Ранора потому, что он следил за процедурой из другого помещения, женщины потому, что айна была у нее на лбу.

Политический треп Фиэрин пропускала мимо ушей — Ранора, уж конечно, убили не из-за этого. В один из моментов к женщине подошла троица келли — келлийский Архон, чей геном еще не перешел в тело юного рифтера Иварда. Они поздравили Люсьер с ее собственной троицей. «Да ведь она беременна, — с опозданием сообразила Фиэрин. — Была беременна».

Вскоре после этого взрыв бомбы залил все жутким светом — Фиэрин знала, что теперь этот свет будет ей сниться до конца ее дней.

Дулу вели себя как самые обычные люди. Одни паниковали, другие пытались руководить, тыча куда-то дрожащими руками. Айна среди этого хаоса прыгала из стороны в сторону, как будто Люсьер, даже умирая, хотела заснять как можно больше. Люди падали в агонии — сперва поодиночке, затем группами. Наконец объектив айны тоже опустился, и съемка прервалась.

Фиэрин нахмурилась и начала сызнова. На этот раз она держала свои эмоции под жестким контролем и принуждала себя смотреть внимательно. Из-за этого чипа погибло уже несколько человек, а любовник Фиэрин, чтобы заполучить его, лгал ей и приказал обыскать ее вещи.

Пустив чип так медленно, что он выглядел как старинный диафильм, Фиэрин оглядывала каждый угол зала. Она не знала, что ей следует искать. Какую-нибудь опасную личность? Подозрительные действия?

Найдя наконец аномалию, она чуть было не пропустила ее — настолько невинным это выглядело.

Сразу после разговора Люсьер с келли на заднем плане маячили три фигуры. Затем они незаметно продвинулись к двери и вышли вон.

Фиэрин ничего бы не заметила, будь это один человек, — мало ли кому может понадобиться выйти ненадолго, — но трое, да еще перед самым началом церемонии...

Поставив стоп-кадр на этих трех фигурах, Фиэрин увеличила изображение до предела. Еще немного — и оно расплылось бы в видение. Однако вот они, вполне узнаваемые: Гештар аль-Гессинав, Тау Шривашти, Штулафи Й'Талоб.

Фиэрин посмотрела на детей, не видя их. В памяти вспыли слова Гештар на одном из собраний заговорщиков: «Проблема в том, что никого из нас там не было. Как ни жаль. Я должна была представлять нашу семью, поскольку мой кузен находился на Лао Цзы, но моя яхта распорядилась по-другому».

Ледяной обруч сковал сердце Фиэрин.

Они были там — но вовремя ушли. Следовательно, они знали о бомбе.

Что же это значит? Задумываться нет времени — она и так уже слишком долго смотрит этот чип.

Вынув его и вставив на его место другой, Фиэрин тщательно спрятала чип под одеждой, изобразила зевок и просмотрела половину «Знакомства с гидропоникой», включающего сухое описание рециркулирующих устройств, которое у ребят неизбежно вызовет смешки. Затем она выключила проектор и проделала очередной обход. На ходу она зацепилась ногой за край стола и растянулась во весь рост.

Проектор вылетел из ее руки и разбился. Даже если в нем был жучок — что маловероятно, — из него теперь уже ничего не извлечешь. Дети вскочили с мест, подоспел сочувствующий сотрудник — он помог Фиэрин собрать обломки аппарата вместе с чипом о гидропонике и навести порядок.

Фиэрин продолжала работать как автомат, не помня ничего из просмотренного, услышанного или сказанного ею самой. Перед ней стояли улыбочка Гештар аль-Гессинав, холодные золотистые глаза Тау и ухмылка Штулафи Й'Талоба, которые пятились к двери, уходя от смерти, уготованной верхушке Панархистского общества.

4

«КЛЕЙДХЕМ МОР».
СИСТЕМА ИКСПОТЛЯ
— Короче, нам предоставляется возможность нанести весомый удар по Должару и заодно покончить с двумя самыми гнусными шайками рифтеров Тысячи Солнц.

Капитан Камерон бан-Маккензи сделал паузу, оглядывая тактическую рубку эсминца «Клейдхем Мор».

— И Нейвла-хан задолжал нам за Минерву, — добавил он.

Офицеры кивали в ответ, но на лицах, за немногим исключением, читалась настороженность. Камерон медленно выдохнул. Это Флот, и они подчинятся его приказу. Он теперьстарший офицер, бревет-командор маленькой эскадры, которая собралась вокруг трех его эсминцев в системе Икспотля — ослушания можно не опасаться. Но он, помимо этого, хотел, чтобы его поняли.

— Заключить союз с рифтерами? — Хрипловатый голос капитана Агенес противоречил тонкости ее черт. — Я понимаю, что капитан Лохиэль ваша родственница, но много ли значат родственные узы в данной ситуации?

Капитан Бонксер рядом с ней кивнул. Напротив них мелиарх Зи-Туто, командир десантного подразделения, сидел с непроницаемым, как у статуи, черным лицом. Камерон еще не научился разгадывать, о чем тот думает, но привык полагаться на его несгибаемую преданность.

— Вы все видели чип, который переслала мне кузина. Ее командиром был рифтер по имени Чартерли, в чьем досье нет никаких зверств — можете ознакомиться с материалами, которые мы собрали по его эскадре. Посмотрев хвалебные кадры о «подвигах», которые их «собратья», — Камерон намеренно прибегнул к сарказму, желая подчеркнуть, сколь мало единства существует между рифтерами, — итак, которые их «собратья» совершили при Азампире и Омбуле IV, не говоря уж о Малахронте — они, Лохиэль в первую очередь, решили, что с них довольно.

Камерон видел по лицам собравшихся, что видеочип, который передавался по сверхсветовым должарским каналам (это называется гиперсвязь, напомнил он себе), подтвердил их худшие опасения, показав в наглядных деталях то, что прежде было только слухами или содержанием кратких рапортов, с большим запозданием доставляемых курьерами с Ареса. От ДатаНета пока еще немного было пользы, хотя имелись признаки, что Арес потихоньку восстанавливает связь с Тысячью Солнц.

— Притом без «Шиавоны» у нас нет никакой надежды захватить Хрима с Нейвла-ханом врасплох в системе Барки, — добавила Кор-Меллиш, первый помощник Камерона.

Агенес пожала плечами.

— Ладно, пусть явятся сюда, как вы и предлагали. Посмотрим, что это за птицы.

Камерон нажал клавишу на своем пульте.

— Жаль только, что она не смогла привезти нам одну из этих гиперраций, — заметил Бонксер, и остальные согласно закивали.

Последний курьер, перегревшийся почти до аварийного состояния из-за множества скачков, доставил им с Ареса новые нерелятивистские тенноглифы — эту технику сразу же после своего прибытия обнародовал «Грозный», на котором их изобрели. Это тоже была помощь, но небольшая.

Дверь открылась, и двое десантников ввели в комнату Лохиэль с двумя ее спутниками жизни. Камерон с легким удовлетворением отметил, как просто они одеты, — значит, кузина поняла его намек. Он на мгновение встретился с ней глазами, когда она прошла к столу напротив него, но тут же отвлекся, увидев на пороге что-то зеленое, — и первые келли, которых он видел вживую, танцуя, вплыли в рубку.

Изумление Камерона усилилось, когда мелиарх Зи-Туто встал и произнес какое-то приветствие по-келлийски. Еще не добравшись до конца, он закашлялся, но на келли это произвело поразительный эффект. Они бросились к Зи-Туто, окружили его, и Камерон с возрастающим удивлением стал смотреть, как высокий десантник обменивается с ними шлепками и тычками. Уханье и трубные звуки, издаваемые троицей, достигли апогея громкости и умолкли.

Темные брови Елены Агенес поднялись до самых волос.

— Где вы этому научились?

Зи-Туто прочистил горло.

— Я провел три года в их родном мире, — все еще хрипло ответил он и улыбнулся. — Простите, что я даже не пытаюсь произнести его название. Я состоял в почетном карауле нашего полномочного посланника.

Он снова повернулся к келли и прокашлял короткую фразу, в которую было вкраплено его имя. Келли проухали что-то ему в ответ. Камерон разобрал слово «Штоинк», остальные звуки ни о чем ему не говорили.

Но мелиарх отвесил глубокий поклон, на который келли ответили ему троекратно. Камерон посмотрел на свою кузину, но она только головой покачала — и она, и ее друзья были не менее заинтригованы, чем он сам.

Зи-Туто произнес официальным тоном:

— Имею честь и привилегию представить вам Штоинк, Ниука2 и Ву4, вторую из троиц Высокого Сообщества, Младшего Хранителя Памяти и Регента Старейшины, чья Память есть Народ, а Народ есть Память.

Настало полное молчание, прерванное затем Лохиэль.

— Ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что...

Она уставилась на келли, точно видела их впервые.

— Рифтеры-келли? — одновременно с ней воскликнул Руфус Бонксер.

Штоинк издала мелодичный звук, как будто прочищая горло, и сказала, обращаясь к Лохиэль и двум другим рифтерам:

— Наше имя служило ключом, но вы, будучи рифтерами, воспринимали его как насмешку над Старейшиной и Святой Троицей Утерянной Земли. — Она повернула свой головной отросток к Камерону. — Не в наших правилах класть три яйца в одно гнездо, особенно — извините за откровенность — при общении со столь опасным видом, как вы, люди. — Двое других келли согласно ухнули. — Поэтому вы никогда не видели и никогда не увидите третью троицу нашего Сообщества — и вы должны согласиться, что печальные вести с Артелиона подтверждают мудрость этого решения.

— Откуда мы знаем, что эти трое и есть те, за кого себя выдают? — сказала Агенес Камерону. — Они ведь рифтеры — во всяком случае, сотрудничали с рифтерами.

— Келли никогда не бывали рифтерами, — возразила Штоинк, — в том смысле, как вы, люди, это понимаете. Мы не более способны покинуть наше братство, чем существовать поодиночке. Для нас умереть означает быть забытыми своим Народом.

— Как был забыт Лишенный Лица, — сказал Зи-Туто. Келли содрогнулись, и от их слитного стона у Камерона мороз прошел по коже.

— Ни одна троица келли не знала такой участи — и ни одно из деяний человека не ужасало нас так, как то, что вы сделали с собственным правителем, преступившим ваши законы. — Связующая выгнула шею, привлекая внимание к надетому на нее яркому босуэллу. — На ваш вопрос я отвечу так: мы трое можем удостоверить свою личность.

Камерон включил соответствующую функцию на своем пульте, и босуэлл связующей загорелся, как драгоценный камень. На пульте зажегся зеленый огонек, и бесстрастный голос компьютера объявил:

— ЛИЧНОСТЬ УДОСТОВЕРЯЮ. — За этим последовала длинная мелодичная трель, на которую келли откликнулись тройным эхом. — ПРЕДЪЯВИТЕЛЬ СЕГО ДОЛЖЕН ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПРАВАМИ И ПРИВИЛЕГИЯМИ РУКОВОДИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВА.

Камерон встал и повторил поклон мелиарха Зи-Туто с чувством глубокого почтения. Эти келли — вторые по старшинству среди своего народа, хранители генетической памяти, которая старше, чем человеческий разум. И после того как келлийский Архон был убит по приказу Эсабиана Должарского, правителями келлийской расы являются они.

— Добро пожаловать, Старейшина, — сказал капитан. — Мы ценим вашу искренность. — Он помолчал и спросил: — По словам моей кузины, вы желаете, чтобы вас доставили на Арес?

— Да. Там находится реликвия Старейшины, ожидающего возрождения. — Связующая выгнула шею волнообразным движением, каким-то образом передающим ощущение улыбки. — Но мы не хотим нарушать ваши ближайшие планы. И, быть может, даже окажем вам содействие, хотя и не лично.

— Откуда вы трое можете знать, что происходит на Аресе? — с сомнением спросила капитан Агенес. — Курьеры нам таких известий не доставляли.

Камерон внезапно насторожился. Не вызвана ли настойчивость Агенес скрытой ксенофобией — а если так, как это ушло от внимания гносторов ноологии в Академии? Но он заставил себя успокоиться. Удивительно еще, что ничего похуже не всплыло на поверхность после того, что они пережили. По крайней мере это неожиданное открытие поможет его людям на время забыть о недоверии к Лохиэль и ее команде. Все по порядку.

— Прошу прощения, Старейшина, — сказал Зи-Туто и пояснил: — Келли способны выражать почти любые концепции биохимическим путем, поэтому любое место, где побывали келли, для новоприбывших — точно канал новостей. Я могу только догадываться, но война началась достаточно давно, чтобы новости могли распространиться как через корабли, где келли находились даже самое краткое время, так и через людей, с келли контактирующих.

А келли — наиболее ценимые в Тысяче Солнц врачи, вспомнил Камерон. У них масса возможностей передать сообщение. И в ДатаНете у них свои каналы.

Елена снова начала говорить что-то, но связующая прервала ее.

— Он все правильно объяснил. — Двое других испустили резкий запах — может, это у них юмор такой? Камерон пожалел, что не так уж много знает об этих существах, с таким энтузиазмом перенимающих многие стороны человеческой цивилизации. — С Рифтхавена мы получили известия не только о реликвии Старейшины, но и о Панархе.

— Что-что? — Все в рубке заговорили разом. Последний курьер подтвердил вести о гибели двух старших сыновей Панарха и о грозящем ему изгнании на Геенну — но никто не знал, что сталось с младшим сыном.

— Панарх Брендон прошел мимо Рифтхавена на том же корабле, где находилась реликвия Старейшины. Вот откуда мы узнали, что должны лететь на Арес, — ведь он, вне всякого сомнения, следовал туда.

— Панарх? — стиснутым горлом повторил Камерон. В рубке настала полная тишина.

— О, Камерон, мы не думали... Мы полагали... — проговорила потрясенная Лохиэль.

— Нам показали пропагандистский чип с Пожирателя Солнц, — пояснила женщина с ней рядом. — Мы не сочли нужным упоминать об этом в нашем послании — мы думали, что Арес уже оповестил вас.

Келли застонали. Их головные отростки внезапно стали вертикально и укоротились.

— Мы допустили бестактность. Не нам следовало сообщать вам об этом.

Другой сожитель Лохиэль, крепко сложенный мужчина, сказал:

— Сын Эсабиана Анарис уничтожил корабль Панарха над Геенной. Больше мы ничего не знаем.

Камерон заметил, что Руфус Бонксер сделал какой-то ритуальный жест, незнакомый ему.

— Мы дадим вам этот чип, — сказала Лохиэль. — О Брендоне хай-Аркаде в нем не говорится.

Эсабиан, конечно, не станет сознаваться в том, что его план уничтожения всей династии Аркадов провалился, сообразил Камерон, осмысливая только что услышанную новость. Он мало что знал о новом Панархе, а то, что знал, не внушало оптимизма.

— Нам понадобится и этот чип, и все другие гиперволновые передачи, которые у нас есть, — сказал он и продолжил, возвращаясь к теме собрания: — Что касается Его Величества, я объявлю об этом чуть позже. — Он обратился к келли: — Но сейчас, Старейшина, я прошу вас договорить.

Келли снова вытянули свои отростки — это они от смущения съежились, что ли?

— Нам троим больше нечего сказать. — Связующая грациозно поклонилась Елене Агенес. — Но у вас есть еще вопрос.

У той хватило приличия смутиться.

— Вы всегда соблюдали нейтралитет в наших делах — почему же теперь решили иначе?

— Мы воздерживались от вмешательства, потому что не смели обидеть ни одну группу людей — ведь она, завоевав власть в вашем, столь непостижимом для нас обществе, могла бы потом обернуться против нас. Из вашей истории видно, что люди часто уничтожают других людей, которые в чем-то немного отличаются от них. Что же говорить о нас, инопланетянах? Если бы не Святая Троица, наш Первый Контакт мог бы положить конец Памяти. Но теперь мы видим, что к власти рвется человек, лишенный всякой морали, мы слышим, что он говорит о нас как о «зверях», и он уже показал, какую участь нам уготовил. От Панархии мы могли бы скрыться, но от власти Пожирателя Солнц спасения нет. — Все трое снова испустили душераздирающий стон. — У нас нет выбора. Теперь уже ничто не будет прежним.

— Это верно, — сказал Камерон, вернув себе всеобщее внимание. — А сейчас мы должны собрать побольше информации о Хриме Беспощадном и Нейвла-хане — именно для этого мы пригласили сюда мою кузину и ее друзей.

Он вывел на экран макет системы Барки, выделив на нем планету и две ее луны, Шимозу и Авасту.

— Кузина, — сказал он, подчеркивая их родство, чтобы успокоить ее и смягчить недоверие остальных, — эту схему мы получили от нашей разведывательной службы. Расскажи нам все, что знаешь, и посоветуй, как это использовать.

Лохиэль, встав, сказала с изрядной долей злости:

— Сначала вот что. — Камерон слегка улыбнулся, увидев, как она выпятила нижнюю губу. Он помнил это с детства — так проявлялось ее упрямство, причинившее ей столько бед. — Мы рифтеры — и это не изменится, даже когда все будет кончено. Мы не вписываемся в ваш опрятный, упорядоченный мир, да и не хотим вписываться. Но мы вели свою игру честно, и вы давали нам жить — а Должар не дает и не даст. Если Властелин-Мститель победит, Рифтерского Братства больше не будет, ибо он не признает пределов для своей власти. — Она подошла к макету. — Вот почему мы делаем это. Это не предательство, а единственный способ сохранить верность нашей природе. Ясно?

И все присутствующие, к удивлению и облегчению Камерона, кивнули в ответ. Этот язык они понимали.

А если так, то настолько ли уж велика разница между нами и рифтерами?

Это правда — ничто уже не будет таким, как прежде.

* * *
«ЦВЕТОК ЛИТ».
СИСТЕМА БАРКИ
— Челнок отчалил, кэп, — доложили из правого шлюза.

Норио у кормового люка, не замеченный пока никем на мостике, наблюдал за Хримом. Тот буркнул что-то в ответ и выключил коммуникатор.

Дясил поднял глаза над пультом:

— Думаешь, у нашего троглодитика есть шанс?

— Есть или нет — попытаться стоит. Ну раздует его, только и всего, — сказала Метидже с такой широкой ухмылкой, что змея, вытатуированная у нее на шее, зашевелилась.

Хрим с тем же бурчанием тряхнул ногой, выпустив из сапога шпору, и на мостике воцарилось молчание. Норио чувствовал раздражение капитана и соответствующее ему беспокойство команды. Более высокая, чем обычно, концентрация запахов из тианьги не давала особого эффекта.

Темпат прошел на мостик, вызывая, как всегда, волнение и даже страх в каждом, кроме Хрима.

Риоло пообещал уговорить Матрию дать Хриму огров, боевых андроидов, имевших столь устрашающий эффект в войне с Шиидрой. Однако Норио чувствовал, что Хрим сомневается — капитан, такой уверенный в себе прежде, так и не оправился после крушения своих надежд, вызванного уничтожением недостроенного линкора на верфях Малахронта.

Если маленький барканец со своим дурацким гульфиком не выполнит обещанного, отравленный ошейник прикончит его, и можно будет немного поразвлечься. Темпат надеялся, что Риоло в этом случае успеет вернуться на «Лит». Остальная команда может любоваться предсмертными судорогами барканца по видео, но для Норио это было бы столь же безвкусным, как словесное описание хорошего обеда.

Подойдя к командному креслу, Норио почувствовал, что Хрим знает о его присутствии, но знакомого отклика не последовало: сейчас даже Риоло со своим обещанием был для Хрима делом второстепенным.

Скачковые системы снова заурчали, наугад изменив позицию «Лит», чтобы помешать барканцам взять корабль под прицел. Норио ощутил, что напряжение Хрима достигло апогея и несколько снизилось, когда Метидже доложила:

— Скачковые в норме, кэп.

Частые короткие скачки тяжело сказывались на двигателях.

Обзорный экран прояснился после скачка, и капитан скривился. «Цветок» находился в нескольких тысячах километров от орбиты дальней барканской луны, чей диск между второй четвертью и полнолунием висел на экране. Потом звезды поехали вбок, луна исчезла, и в самом центре вспыхнула светящаяся игла — средоточие эмоций капитана.

Пульт Дясила загудел, точно приветствуя ее.

— Сигнал с «Огненного Когтя», капитан.

Хрим дернул ртом, и Норио ощутил мимолетную вспышку веселья. Команда остерегалась упоминать при капитане имя Нейвла-хана, особенно после того, как приказ Барродаха свел этих двоих в смертельный треугольник, где третью сторону представляли тяжелые орудия Барки на обеих лунах.

«Этот вонючий слизень Барродах, — сказал Хрим Норио прошлой ночью, когда они лежали рядом, отдыхая после страстных объятий. — Может, Эсабиан согласится обменять его на огров?» Норио при этой мысли пробрала сладостная дрожь. Чего бы он только не сделал с этим бори, умудрившимся выжить после двадцати лет политической борьбы на Должаре! Каким пиршеством эмоций могло бы стать его падение!

Хрим хотел что-то сказать, но Эрби опередил его.

— Капитан, «Огненный Коготь» развивает ускорение. Мне сдается, он хочет занять ближнюю орбиту.

Ближнюю орбиту? Вероятно, его беспокоит наш челнок. Ситуацию в околобарканском пространстве чрезвычайно усложняли орудия, якобы размещенные барканцами на лунах, сейчас близких к противостоянию. Обе соперничающие рифтерские флотилии постоянно боролись за более низкие орбиты между лунами, за пределами резонансного поля, где скачок невозможен. На этих орбитах корабли более часто проходили между внешней луной и планетой, где барканцам пришлось бы ставить Щит, прежде чем открывать огонь. Такое действие послужило бы открытым предупреждением — каждая эскадра опасалась, как бы Барка не заключила союз с другой.

Еще хуже было растущее сомнение в том, что орудия вообще существуют, но ни Хрим, ни Нейвла-хан не стремились проверить это на себе. Вытекающее из всего этого напряжение глушило все прочие эмоции на «Цветке», заставляя темпата чувствовать странную пустоту.

— Прими сигнал, Дясил, — сказал Хрим,

На экране появился смертельный враг капитана, Хамбат Нейвла-хан. Норио заметил, как стиснул челюсти Хрим в ответ на елейную улыбку другого. Ненависть Хрима, и без того яростная, еще возросла при виде этого узкого лица и коротко подстриженной бородки, придававших Нейвла-хану вид аскета благородных кровей.

— Послушай, брат Хрим! Ведь мы, кажется, условились не делать ничего, не посоветовавшись друг с другом.

— Братец ваттлово дерьмо, — буркнул Хрим.

Соблюдение Нейвла-ханом формальностей Братства лишний раз напоминало о давней кровной вражде между ними. Вслух капитан ответил с такой же фальшивой улыбкой:

— Мы условились не предпринимать наступательных действий, пока Барка ведет переговоры с Должаром. К несчастью, один из моей команды бежал от местного правосудия, и я счел за благо выдать его, как потребовали барканцы.

— Ну-ну.

«Ври больше», — яснее всяких слов говорило лицо Нейвла-хана. Норио стал позади командного кресла и положил руки на плечи Хрима, нащупывая чакры. Мускулы у капитана были точно каменные.

Нейвла-хан на экране отвел глаза от взгляда Норио — после их единственной встречи он стал бояться темпата.

— Тогда ты, полагаю, не будешь возражать, если мы немного изменим курс?

Норио уловил у Хрима проблеск иного настроения, и мускулы под руками темпата слегка расслабились. Капитан тоже заметил, что его недругу не по себе.

— Нисколько, брат. Мы даже почтем за честь сопровождать тебя.

Хрим выключил коммуникатор, отдал команду, и «Цветок» снова сделал скачок. В окнах на главном экране отражались сложные тактические маневры, которые Хрим предпринимал, чтобы не подставить себя под барканские орудия и в то же самое время не позволить сопернику занять нижнюю орбиту.

* * *
Хрим немного успокоился под руками своего любовника-темпата, когда его эскадра без происшествий вышла на новую позицию. Он не добился преимущества над Нейвла-ханом, но ничего и не потерял — обе эскадры были на равных.

Подумав об этом, Хрим вспомнил об одном незаконченном деле.

— Где эта паскуда Лохиэль? — проворчал он. — Она уже на двое суток опаздывает. — Еще с одним эсминцем перевес будет на его стороне, особенно если учесть элемент внезапности. — Дясил!

— Я стараюсь засекать импульсы за пределами системы, пока никто из банды Нейвла-хана не видит. Но ей трудновато будет связаться с нами по тугому лучу после всех наших скачков.

Хрим пристукнул кулаком по ручке кресла. Вот где слабое место его плана — он не учел этого, когда отпустил Лохиэль к тайнику Чартерли за снарядами. Если она свяжется с ним через другой корабль, у Нейвла-хана возникнут подозрения. А как еще ей выйти на контакт с ним? «Цветок» не задерживается подолгу на одном месте, и курс ему поневоле приходится менять произвольно. Тугой луч может пройти мимо цели, а передачу по широкому лучу Нейвла-хан засечет, хотя прочесть не сможет.

Узкие кисти Норио чуть сильнее нажали на плечи, и Хрим попытался расслабиться.

— Ты найдешь способ, Яла, — мягко сказал темпат. — И Риоло, возможно, добьется успеха.

На экране последний одинокий корабль прошел орбиту внешней луны — теперь обе флотилии оказались в ее огневом диапазоне.

Внезапно на экране вспыхнули две точки. Нет, три — на луне тоже загорелся красный огонек. Огни составили равнобедренный треугольник, центр которого находился на планете.

Хрим выпрямился.

— Это еще что за хрень? — Он положил руку на скачковую клавишу, а Эрби на своем пульте начал сканирование, как только индикатор скачка погас. — Метидже! Что там со скачковым?

На лбу у Хрима выступил пот.

— Резонансный импульс, капитан, — перебил Эрби. — Они расширили резонансное поле до внешней луны. Никто не знал про эти генераторы. Теперь скачкам каюк — они нас поймали. Всех как есть.

В голосе скантехника слышалось отчаяние, и на мостике повеяло ужасом. Норио убрал руки и отошел назад.

— Каркасон! — крикнул Хрим навигатору. — Уводи нас отсюда!

«Цветок Лит», набирая ускорение, двинулся обратно в транслунное пространство, прочь от планеты. Пульт Дясила снова загудел.

— Барка на связи.

— Давай этих ублюдков сюда, — гаркнул Хрим. Он злобно заворчал, увидев на экране голову и плечи барканского троглодита. — Властелин-Мститель спалит вашу хренову планету до самого ядра за такие штучки. Мы...

Барканец примирительно воздел руки.

— Прошу вас, капитан. Мы не замышляем ничего дурного, но не можем допустить, чтобы корабли, вооруженные гиперснарядами, оставались на орбите вокруг Барки во время переговоров с господином Эсабианом. Поскольку приказ Аватара не позволяет вам уйти, мы обезвредили ваши гиперснаряды. И скачковые системы тоже, — с тонкой улыбкой добавил он. — Пожалуйста, не пытайтесь выйти за пределы резонансного поля. Это может иметь неприятные для вас последствия.

Окно с барканцем погасло, снова открыв картину космоса. Слабое пятнышко света обозначало корабль, несущийся к краю резонансного поля.

— «Божья Кара», — сказал Эрби, опознав один из кораблей Хрима, принадлежавший ранее к эскадре Чартерли.

Миг спустя тоненькая игла света с внешней луны коснулась корабля, и он исчез в огненной вспышке, озарившей весь экран. Когда видимость восстановилась, на том же месте не осталось ничего, кроме комочка раскаленной плазмы, плывущего в транслунное пространство.

— Так их растак, — выдохнул Эрби. — Кэп, у этого лазплазмера диаметр не меньше десяти метров.

Хрим сгорбился в кресле. Только линейный крейсер мог бы потягаться с орудием такого калибра — от щитов эсминца проку не больше, чем от туалетной бумаги.

— Каркасон, — тяжело уронил он, — придерживайся орбиты в пределах резонансного поля. Подальше от края.

Пульт Дясила снова подал сигнал.

На экране появился Нейвла-хан с сердитыми глазами, но с торжествующей улыбкой на тонких губах.

— Прими мои соболезнования по поводу твоей потери, брат Хрим. Я искренне надеюсь...

В другом окне снова возник барканец.

— Капитан Хрим, не считайте нас пристрастными.

Еще один луч света, чья энергия усилилась от соприкосновения с плазмой, скорость которой близилась к световой, ударил с луны, и Нейвла-хан зашипел от злости, когда один из его кораблей тоже превратился в огненный шар.

— Дясил, соедини меня с Барродахом, — рявкнул Хрим, а Нейвла-хан, отвернувшись от экрана, отдал такую же команду.

Еще несколько секунд — и в кадре появился желтый, морщинистый помощник Эсабиана. Когда же он спит?

Хрим с Нейвла-ханом начали вопить разом, и Барродах поморщился.

— Заткнитесь, вы оба.

У него на щеке дернулся мускул, приподняв угол рта. Оба капитана, озадаченные странным обликом бори и полным отсутствием уважения с его стороны, умолкли.

Барродах, задав несколько вопросов по существу дела, приказал включить в разговор барканского чиновника. Хрим кипел, пока бори допрашивал барканца.

— Примите во внимание, серах Барродах, что мы подстрелили только два корабля, самых мелких, на которых вряд ли могло иметься ваше урианское оружие. В случае ошибки мы готовы возместить ущерб по окончании наших переговоров.

Хрим скрипнул зубами. Эти переговоры время от времени велись по гиперсвязи кодом, который он не мог расшифровать, — но и Нейвла-хан, как он горячо надеялся, тоже не мог.

Бори кивнул:

— Хрим, Нейвла-хан, оставайтесь на прежних позициях. Я уведомлю вас о нашем решении.

Он исчез с экрана, и барканец, усмехнувшись, последовал его примеру.

Капитаны поглядели друг на друга, и Хрим, слишком уставший для дальнейших споров, отключился.

Орбита обещала стать очень длинной.

5

«ГРОЗНЫЙ»
— Выходим из скачка.

Голос навигатора в сочетании с сигнальной сиреной отвлек Марго Нг от воспоминаний, чему она только радовалась.

— До светила восемь световых минут, система 80 отметка 32. Скорость ноль пятнадцать, вектор на Арес.

Нг, выпрямившись в командном кресле, расправила плечи.

— Связь, передайте на Арес импульс нашего прибытия.

Мичман Амман у пульта связи нажал на передающую клавишу с энергией, отражающей назревшее на мостике напряжение.

Несмотря на почти постоянный вихрь опасности, трагедий и триумфа, переживаемый Нг за последние месяцы, следующие шестнадцать минут показались ей самыми длинными в жизни. Через двенадцать часов она доставит нового Панарха Тысячи Солнц в его последний оплот, на станцию Арес. Но Арес — уже не та безупречно функционирующая твердыня власти, каким он был до нападения Должара и последовавшего за этим хаоса. Беженцы из всех октантов хлынул на станцию, превратив ее в кипучий котел интриг и мошенничества: и Дулу, и поллои борются здесь за место потеплее или хотят извлечь выгоду за счет других. За те недели, что «Грозного» здесь не было, дела скорее всего только ухудшились.

— Еще меньше свободы, чем в системе Геенны, верно? — заметил первый помощник Нг коммандер Крайне.

— Неужели меня так легко разгадать, Пертс? — удивилась она.

Каменные черты коммандера дрогнули в улыбке.

— Помощник, не умеющий разгадывать своего капитана, даже плевка не стоит. — Он показал на экран, где станция уже виднелась в виде пятнышка света над лимбом красного гиганта. — Вы окажетесь в самой гуще с еще меньшей возможностью маневрирования, чем мы имели во время боя с «Самеди». — Он скорчил гримасу. — И с прецедентами негусто.

Нг кивнула. Исторические чипы не оказали почти никакой помощи в решении первой проблемы, с которой им придется столкнуться. Возвращение Брендона хай-Аркада на Арес в качестве правителя того, что осталось от Тысячи Солнц, должно быть обставлено чрезвычайно торжественно: ритуал, уходящий корнями в традицию и осененный покровом власти, — это основа Панархистского правления.

Но символика, к несчастью, представляет собой палку о двух концах. Где должен высадиться на станции новый Панарх? Вопрос не только в том, какая зона — гражданская или военная — должна быть использована для встречи; по этой церемонии, хочет этого Брендон или нет, люди будут судить о режиме, который он введет на Аресе.

Что ж, у Найберга, несомненно, есть свое мнение по этому поводу. Он и его штаб должны были уже получить видеочипы, которые Нг отправила им с ультраскорым курьером, и видели, как Анарис, наследник Эсабиана, убил отца Брендона в системе Геенны. Через несколько минут она узнает, что думает об этом Найберг, но окончательное решение будет зависеть от нового Панарха.

Пространственно-временная пауза наконец прошла.

— Арес на линии, — объявил мичман Амман. — Связь односторонняя.

Нг встала, благодарная за то, что получила предлог не проявлять свою нервозность перед другими.

— Я приму сообщение у себя в каюте.

Послание уже ожидало ее. Нг включила пульт и села, пораженная тем, как изменился адмирал Найберг. Его мясистое лицо осунулось, потемнело от усталости, и глаза на нем казались двумя светящимися точками.

— ...и население Ареса перевалило за 250 тысяч. Эйлологи из Архетипа и Ритуала рвут на себе волосы, пытаясь удержать контроль над различными видами толпы, которые здесь формируются, и направить эмоции этих толп в безопасное русло. Ученые полагают, что возвращение нового Панарха, если его правильно обставить, окажет им большую помощь.

Адмирал сделал паузу и рассеянно провел рукой по волосам, чего Нг никогда не замечала за ним раньше.

— Есть голоса за то, чтобы встретить его в гражданской зоне. Но наша служба безопасности, с другой стороны, ужасно перегружена. Имела место серия загадочных смертей среди Дулу высшего круга. Есть сведения, что заговорщики собрались вновь — кроме Харкацуса, который все еще пребывает в затворничестве, — и коммандер Фазо угрожает броситься с оси вращения, если мы заставим его отвечать за безопасность Панарха на гражданской территории. — Найберг слабо улыбнулся. — И я сам порой нахожу самоубийство весьма привлекательной идеей.

Нг нажала стоп-кадр и отвернулась от экрана. Должно быть, дела действительно плохи, если всегда столь сдержанный адмирал так откровенен с нею. Но, возможно, это часть того, что он хочет ей сообщить. Нг в наикратчайший срок усвоила, что Найберга недооценивать нельзя.

Она снова пустила запись.

— Окончательное решение, разумеется, Его Величество примет сам. В приложении вы найдете сводку о ситуации на Аресе, составленную начальниками различных департаментов, — Найберг помолчал и внезапно впился в Нг глазами, хотя говорил с ней не в реальном времени. — Просмотрев информацию, которую вы прислали мне с курьером, я решил передать это дело в ваши руки. Ответ мне нужен в течение часа: Архетип и Ритуал уже на стенку лезут от такой неопределенности.

Экран погас, но Нг еще некоторое время смотрела на него, видя что-то свое на его пустом пространстве. Затем она включила коммуникатор и велела соединить ее с каютой Панарха.

Очень скоро Брендон хай-Аркад, прослушав то же, что и она, откинулся на спинку своего кресла. Нг решила первым делом прокрутить ему послание Найберга — адмирал ей этого не запрещал, а его бросающаяся в глаза усталость явно входила в пакет информации.

— «Нас мало избранных, и все мы братья...» — произнес новый Панарх и посмотрел на Нг с искренней улыбкой на тонком лице.

Нг промолчала. Его сходство с отцом было почти пугающим — словно в него вселился дух старого Панарха, чей корабль взорвался над планетой, куда сослал его Эсабиан.

— Он прав, — добавил Панарх, кивнув на погасший экран. — Их не было при Геенне — а это вторая половина уравнения.

— Посмотрим сводку? — предложила Нг.

— Нет необходимости. Выбор у меня только один.

Его голубые глаза устремились за много световых лет от пульта, и Нг живо вспомнилось прекрасное и жуткое зрелище корабля, взорванного в космосе. Тот челнок с Геласааром хай-Аркадом на борту погиб всего в нескольких секундах от ее буксирного луча. Странное чувство уверенности подсказывало Нг, что Брендон тоже вспоминает об этом — и, возможно, будет вспоминать до конца своих дней.

Он слегка повернул голову, их взгляды встретились, и она поняла, что верно прочла его мысли и что он, более того, не считает нужным прятать их за щитом непроницаемой учтивости, которая у Дулу кажется врожденной чертой. От этого знака доверия с его стороны у нее перехватило дыхание.

— Я должен использовать все доступное мне оружие, чтобы преодолеть наследие Семиона, — сказал он. — У нас теперь война, и я должен прибыть на Арес как военачальник. — И как бы между прочим добавил: — Кроме того, я в трауре.

Нг помолчала, пытаясь разобраться в миллионе мыслей, осаждающих ее. Он будет в белом, как и сейчас, а мы — в белых парадных мундирах. И еще: Он настолько доверяет мне, что не стесняется открыто говорить о своем брате, И еще: слава Телосу, рифтеры отправились к Пожирателю Солнц, а своего рифтерского телохранителя он оставил на Аресе. Быть может, он предвидел все с самого начала?

Все это требовало обдумывания, но время не позволяло задумываться.

— Адмирал Найберг просил дать ему ответ в течение часа.

— Спасибо вам, капитан Нг. Спасибо за все, — сказал он, удивив ее снова.

Она низко поклонилась ему, вышла из каюты и только в коридоре поняла смысл изящного жеста, с которым он ее отпустил. «Так было, так есть, и так будет», — говорил этот жест.

В сочетании с беспрецедентной откровенностью нового Панарха это испугало ее так, как ничто никогда не пугало. Она вернулась к себе, стиснув зубы в наплыве тревоги, поборола внутреннюю дрожь и только тогда отправилась на мостик, чтобы подготовить экипаж к прибытию.

Спустя несколько часов, проведенных в лихорадочных приготовлениях, она заняла место за банком пультов в кормовом причальном гамма-отсеке, следя по экранам, как коммандер Крайно ведет корабль к одной из громадных ремонтных ям Колпака, военной секции Ареса.

В обширном отсеке, заполненном космонавтами Флота в белых мундирах, стояла полная тишина, которую нарушали только команды, слышимые с пульта Нг. Брендон хай-Аркад сорок седьмой в своей династии, окруженный своим почетным караулом, держался непринужденно, словно не сознавая что служит центром всеобщего внимания.

Нг последовательно переключила экраны. Наружная съемка показывала, как огромное яйцо их линкора медленно-медленно подходит к яме, чья форма совпадает с его кормовой частью: и газы, бьющие из впадины, актинически светятся в пламени корабельных радиантов. Имиджер на корпусе позволял видеть, как края углубления поднимаются все выше, поглощая корабль и отгораживая от него звезды. Нг чувствовала вибрацию буксирных лучей, их почти неслышный гул, отдававшийся через палубу в ее груди, пока миллиарды тонн крейсера устанавливались на место.

За этим последовала слабая, почти тектоническая дрожь, длившаяся около минуты, — это станция принимала последнюю долю корабельной инерции. Она завершилась серией глухих щелчков: шлюзы соединяли корабль со станцией.

Когда и это утихло, голос Крайно объявил:

— Швартовка закончена. Шлюз ваш, капитан.

На пульте загорелся зеленый огонек. Нг повернулась, обменявшись мимолетным взглядом с диархом Арторусом Ванном, телохранителем Панарха и начальником почетного караула. Включив свой босуэлл, она передала:

(Дело за вами, диарх. Желаю удачи).

И уже вслух обратилась к Панарху:

— Ваше величество, разрешите начать высадку?

Брендон кивнул, и она нажала кнопку, отпирающую шлюз. Десантники, грохнув прикладами своих бластеров об пол, вскинули их на плечо и медленно двинулись к дверям, обрамленным красными огнями, оповещавшими о начале цикла открывания. Нг сделала глубокий вдох и заняла место рядом с Брендоном хай-Аркадом.

* * *
(Кормовой отсек альфа — проверено, все в норме).

(Кормовой отсек бета — проверено, все в норме).

Арторус Ванн, единственный из живых, кто служил у всех трех сыновей Геласаара хай-Аркада, нутром и жилами чувствовал каждое движение почетного караула десантников.

И это было кстати, поскольку сейчас он не мог уделять внимания церемониальному шагу, оружейным приемам и прочему. Он шел в ногу с остальными, не поворачивая головы, но его глаза находились в беспрестанном движении.

Как и глаза всей его команды, которую он собрал за последние несколько часов.

(Кормовой отсек гамма — служебные выходы контролируются).

(Выходы к транстубу перекрыты, и контролируются).

(Грузовые проходы перекрыты и контролируются).

Ванн осторожно перевел дух и передал по босуэллу:

(Приготовиться к открытию отсека гамма).

Хотя цикл открывания шлюза еще не завершился, имиджеры уже работали, и весь Арес следил за церемонией — а поскольку должарианцы позволяют ДатаНету функционировать, чипы о прибытии Брендона на Арес вскоре будут доставлены курьерами всей Тысяче Солнц.

Ванн с мрачным юмором подумал, какая битва бы разыгралась, если бы Брендон решил высадиться в гражданской части станции, — настоящая война за право быть приглашенными. Теперь все штатские, и знатные и простые, смотрят на экран: там, за шлюзом, ждут только военные соответствующего ранга. Ясно и просто.

Панарх со своим. караулом занял позицию перед огромными дверьми шлюза, и толстые металлические створки стали медленно открываться. По ту сторону уже просматривался столь же огромный отсек станции. Яркий луч ворвался в щель, осветив стройную фигуру Панарха, и звонко запели Фанфары Феникса.

(Внимание всем. Отсек гамма открыт).

(Первая группа сканирует).

(Вторая группа сканирует).

Это было настоящее театральное представление. Сколько же людей с тех пор, как курьер с крейсера прибыл в систему, работали над тем, чтобы сосредоточить фокус этого громадного пространства на одном человеке?

Как торжествовал бы сейчас Семион!

Пока они дожидались окончательного открытия дверей, Ванна осаждали воспоминания. При Семионе все было подчинено ритуалу, от принятия пищи до частых телесных наказаний. Ванну потребовалось покинуть замкнутую атмосферу Нарбоннской крепости Семиона, чтобы понять, как искусно тот создавал иллюзию власти, окружая себя таинственным ореолом, а пребывание в вольной среде художников и поэтов на Талгарте, резиденции Галена, окончательно развенчало семионовскую помпу.

Как-то справится со всем этим самый младший брат Семиона? Брендон смотрел прямо перед собой, но в следующий момент Ванн услышал от него по босуэллу:

(Те двое в конце капитанского ряда — кто такие?)

Ванн быстро оглядел неподвижно застывшие шеренги, и его проняло холодом от такого количества народу. Одно несомненно: глаз у Брендона быстрый, быстрее даже, чем у Ванна. Десантник сосредоточился на белом строю капитанов и узнал обоих.

(Джеф Кестлер и Игак Вапет...)

Ванн заколебался, подыскивая слова подипломатичнее, но Брендон снова удивил его:

(Из капитанских кадров Семиона. Я прав?)

Отвечать не было необходимости, да и момент уже прошел: настало время выходить. Ванн отдал соответствующую команду, посвящая этому только часть своего сознания, и вместе с другими стал смотреть, как новый Панарх выступает вперед, чтобы осуществить свои наследственные права. Казалось, что ореол власти сгустился вокруг него, одев его броней тысячелетнего династического правления.

Ванн с трудом оторвал от него взгляд, восстанавливая внутреннее равновесие, и начал пристальный осмотр аппаратуры, торчащей на переборках и потолке, словно зубы громадного хищника.

Но ничего подозрительного он не увидел. Время в отсеке словно остановилось, и все сердца в нем бились в такт с шагом одинокой фигуры в белом, идущей посередине.

* * *
Жаим, облокотившись на спинку стула, смотрел церемонию на огромном стенном экране Аркадского Анклава. Адмирал Найберг с военной четкостью вышел навстречу Брендону, опустился на одно колено и протянул Панарху руки ладонями вверх. Брендон коснулся его ладоней, поднял адмирала, и они вместе повернулись лицом к собравшимся.

Найберг произнес какие-то слова, Брендон тоже. Жаим выключил звук заранее: слова не имели значения. Все и так ясно: раз крейсер причалил в Колпаке, в военной Зоне, значит, у Брендона на первом месте война.

Только так он и сможет объединить их всех, подумал Жаим, окинув взглядом тихую комнату анклава. Все готово, чтобы принять того, кто ушел отсюда наследником, а вернулся правителем. Все блестит, изысканная обстановка составляет гармонию старины и современности. Свежие цветы плавают в бесценных старинных чашах, вплетая свой аромат в чистый воздух, идущий из сада, кухня благоухает свежемолотым кофе и сдобой, и голголский повар, выбранный лично Найбергом, колдует над тонкими блюдами.

Жаим поймал собственное отражение в одном из окон: высокая, мрачная фигура в сером, с тремя серапистскими траурными косами вдоль спины.

Несколько недель одинокой жизни в анклаве, когда Брендон отправился спасать своего отца, не прошли для Жаима даром. Все это время он учился, тренировался и присматривал за тем, чтобы предприимчивые представители различных фракций не использовали анклав в своих целях. Ни они, ни Флот. Воля Эренарха, хоть и невысказанная, оставалась не менее ясной. Жаим понял теперь, что Брендон с самого начала догадывался о датчике, которым снабдили его телохранителя флотские власти.

Глядя, как две фигуры выходят в дальнюю дверь отсека, Жаим вспоминал ту жуткую ночь, когда Архон Шривашти со своими сторонниками попытался захватить власть. Брендон, до того как встретиться с заговорщиками, намеренно избавился от заботливой опеки Флота — а когда Арторус Ванн, начальник его охраны, готов был убить Жаима за соучастие, явился и намекнул на датчик.

Это произвело на Ванна потрясающий эффект. Он всего лишь выполнял приказ, но с тех пор в его обращении с Жаимом стало сквозить раскаяние, что привело к весьма неожиданным результатам. Так, полдня назад он прислал Жаиму видеочип о битве «Грозного» с «Самеди» в системе Геенны, закончившейся гибелью отца Брендона. «Теперь ты все знаешь, и тебе не придется спрашивать у него», — как бы говорил этот жест, но Жаим знал, что очень немногие на Аресе были допущены к этому материалу.

Ванн лично связался с Жаимом десять часов назад. Жаим охотно принял участие в принятии новых мер безопасности и в подготовке почетного караула для встречи Брендона.

Хотя Жаим был рифтером и не давал присяги Флоту, он принес ее Брендону, и Ванн не делал никаких попыток это изменить. Или все-таки делал? Жаим этого не знал, но Ванн относился к нему как к товарищу по совместной работе.

Отсек на экране опустел — церемония окончилась, но за ней последует неизбежный прием, на котором Дулу начнут свою войну за первенство. А теперь Брендон, должно быть, направляется сюда.

Жаим выключил изображение и пошел, мягко ступая, с обходом по всему анклаву. В конце концов он стал у входной двери, перехватив взгляд напарницы Ванна Роже, которую тоже оставили здесь — командоватьдесантниками, охраняющими анклав. Эта женщина, если это возможно, была еще сдержаннее Жаима, но в период напряженного ожидания новостей они старались ладить друг с другом.

Она едва заметно кивнула ему, стоя навытяжку, одетая, как и ее люди, в ослепительную свежую форму десантного почетного караула.

Вскоре Жаим почувствовал, что внимание охраны сфокусировалось, но не заметил никакого движения. Лишь потом он разглядел сквозь ветви деревьев, что команда Ванна встретилась с охраной дома. После приветствия одни обменялись местами с другими, и Жаим услышал негромкий голос Брендона, хотя слов пока не разбирал.

Брендон вошел в дом, и Жаим остался наедине с человеком, которого каких-то несколько месяцев назад заставлял полировать плазмопроводы на борту «Телварны», которой командовала Вийя. Тогда Брендон был Крисархом, сбежавшим с устроенного в его честь обряда на поиски своего старого друга Маркхема, который, отвергнутый Панархией за десять лет до этого, сделался рифтером. Скорее пленник, чем гость, Брендон все же сумел приспособиться к экипажу «Телварны», пока изменившиеся обстоятельства не привели его к настоящему моменту.

Брендон исповедовал равенство индивидуальностей — и Жаим принес свою клятву именно этому Брендону.

А теперь как же?

Брендон со вздохом облегчения расстегнул высокий ворот своего белого камзола и прошел к пульту.

— Кофе, — сказал он. — И бренди. Но не сейчас, немного погодя. Ки тут?

— Он в Обители — ждет твоего вызова.

— Хорошо. Мы вызовем его и засадим на работу — но это будет завтра. Тебя ввели в курс дела?

— Да.

Брендон стоял лицом к пульту, и линия его плеч выдавала напряжение; о том же свидетельствовали движения его рук и отрешенный взгляд голубых глаз. Жаим растерянно наблюдал за ним. Он ожидал целого спектра эмоций, от триумфа до горя, но только не этого. Миг спустя Брендон решительно отодвинул стул и сел. Жаим остался на месте. Что у Аркада на уме? «Он реализует доступ к кодам Панарха», — понял Жаим, и это на время вообще отняло у него способность думать,

Брендон сперва неуверенно, потом с растущей твердостью перебирал клавиши. Жаим увидел вспышку сканирования сетчатки — первого, которое потребовал этот пульт. Затем блестящая ваза в нескольких метрах позади Брендона отразила искаженную, но безошибочно узнаваемую структуру данных на экране.

Личный банк данных Панарха, недоступный больше никому.

Некоторое время Брендон нажимал клавиши с непроницаемым лицом, затем поднял глаза и сказал:

— Жаим, твой датчик дезактивировали. Посмотрим, что тут припасено для меня?

Жаим развел руками, и Брендон со странной робостью коснулся одной из клавиш.

Зажегся голопроектор, и между Жаимом и Брендоном возник Геласаар хай-Аркад, голографический, но потрясающе реальный.

— Брендон, — произнес знакомый легкий, безмятежный голос, — сын мой. Кризис и разрушение привели тебя на мое место.

Сначала пророческие слова поразили Жаима, словно взрыв, но потом он сообразил: ясно, что должно было произойти нечто чрезвычайное, иначе Панархом стал бы Семион. Эта запись сделана давно, несколько лет назад — наверное, Геласаар оставил такие послания каждому из своих наследников, смоделировав обстоятельства, могущие привести каждого из них на престол.

— ...и сейчас мы поговорим об этом. Но для начала я хочу поздравить тебя с вступлением в ряды твоих предков. Прилагаемая здесь информация позволит тебе разделить их радости и горести, а также узнать, как их потомки и все остальные оценивали их правление. В библиотеке Карелианского Крыла ты найдешь Завещание Джаспара Аркада. Оно не помещено в ДатаНете, как твой новый банк данных. Все твои предшественники, и я в том числе, знакомились с ним в этой самой комнате — призываю и тебя незамедлительно поступить так же.

На миг Жаим ярко представил себе сад Малого Дворца на Артелионе. К этому времени должарианцы наверняка все там разрушили. Насколько он знал, ни с каким сопротивлением в Мандале связь пока не установили.

— ...Полагаю, что твой брат Гален отрекся от престола в твою пользу. Надеюсь, что ты не сочтешь это слабостью с его стороны. Гален, как прежде твоя мать, не признает никаких политических условностей, что иные могут принять за свойственную художнику наивность. Те, для кого честолюбие правит и жизнью и смертью, мыслят банально, но ты, надеюсь, поймешь; художник порой способен видеть Вселенную с ясностью, которую политические реалии только затемняют...

Голубые глаза Геласаара задумчиво смотрели вдаль. Более густая голубизна глаз его сына имела то же выражение, и сходство между живым и мертвым на миг выбило Жаима из колеи. Он заставил себя слушать дальше.

— ...насильственное свержение существующего порядка делает твою задачу более трудной. Принципы законного правительства требуют, чтобы ты нашел виновных и предал их суду — Я хочу напомнить тебе одну из Полярностей Джаспара: «Вере подорванной верных не знать: власть к душам людским не способна воззвать». Чтобы вернуть веру граждан Панархии, ты должен вселить в них собственную веру...

«Это он о Семионе говорит», — понял Жаим.

— ...наше с тобой общение было минимальным, но не потому, что мне недоставало веры в тебя. Совсем напротив! — Пришло время доказать это тебе, сделав наши отношения более тесными...

Брендон слегка приподнял голову, и его лицо застыло. Жаим понял, что значили эти последние слова: Панарх, должно быть, сделал эту запись перед Энкаинацией Брендона — когда Брендон выразил желание вступить в ряды Служителей.

Две мысли пришли Жаиму в голову. Первая: «Он записал это перед самым нападением Эсабиана». И вторая: «Если бы не это нападение, Геласаар отправился бы вслед за Брендоном в погоню, когда тот ушел в рифтеры».

Заключительные слова Геласаара, где отцовские советы сочетались с религиозными наставлениями, Жаим слушал уже вполуха. Брендон сидел не шевелясь. Наконец голографический Геласаар поклонился глубоко и низко, как подданный государю, и Брендон, к удивлению Жаима, встал и ответил ему наипочтительнейшим поклоном.

Голографические линзы померкли, и образ исчез. Брендон снова опустился на стул, обратив к Жаиму глаза, где гнев смешивался с горем.

— Не послать ли мне Эсабиану письмо с благодарностью за вмешательство?

Жаим промолчал. Он окончательно уверился в том, что предполагал все это время: больше всего на свете Брендону Аркаду хотелось заслужить одобрение своего отца — а между тем, если бы события развивались нормально, ему пришлось бы отказаться от всякой надежды на это. Жаиму вспомнился последний разговор Геласаара с Брендоном, когда челнок Панарха горел, а крейсер безуспешно пытался поспеть к нему вовремя. Разговор был краток и реплики туманны, но Жаим умел читать голоса и лица — он даже начал постигать тонкости дулусского обихода — и уяснил, что Геласаар понял наконец, почему Брендон столь демонстративно нарушил установленный порядок. Понял и даже согласился с сыном.

Могла бы такая встреча состояться, если бы месть Должара не свела их вместе?

Но сейчас было не время рассуждать об этом. Брендон выключил пульт, подошел к автомату, и в комнате запахло свежим кофе. Налив две чашки, он повернулся к Жаиму с непроницаемым снова лицом и язвительной улыбкой, подал рифтеру его кофе и кивком пригласил сесть.

— Ну, докладывай, как обстоят дела у вас на Аресе.

6

БАРКА
Риоло тар Маньянгалли, изгнанный барканский полипсихик и компьютерный техник рифтерского эсминца «Цветок Лит», дрожал, опускаясь на лифте со страшной поверхности родной планеты в полумрак и тепло Низа. Он старался дышать медленно. Видят ли стражники по обе стороны от него, как он взволнован? Если они и видели, то ничем этого не проявляли.

Но ведь они только евнухи без всякой надежды на Возвышение, и гульфики у них символические. Не их ему следует опасаться. За возвращение сюда ему грозит смерть — и непонятно, хорошо это или плохо, что с ним не расправились сразу.

Риоло пожал плечами. Что такое смерть по сравнению с прижизненным адом существования монопсихика? Он потрогал отравленный ошейник, который надел на него Хрим, и ему почудилось, что истекают последние часы его жизни. Игра, которую он вел, поставила его между жадностью рифтерского капитана и гневом Матрии. Либо смерть, либо триумф — третьего не дано.

Свет постепенно убавился до нормального уровня, и Риоло снял очки. Несмотря на все его усилия, он так и не сумел довести свет в своем помещении на «Цветке» до желанной мягкости Низа.

Лифт с мягким толчком остановился, и его дверцы бесшумно открылись. Волна теплого, влажного, насыщенного густыми ароматами воздуха хлынула на блудного сына, и колени его подкосились от наслаждения, а глаза наполнились слезами.

Вот он и дома.

До катастрофы, вынудившей его бежать с Барки, он разделял презрение своего народа к искусству Тысячи Солнц, основным источником которого служила безысходная тоска изгнанников по Утерянной Земле. У барканцев есть Низ. Кому охота жить под открытым небом на планете не менее ужасной, чем большинство миров Панархии? Но, сделавшись изгнанником сам, он стал понимать и даже любить это искусство.

Теперь, когда он вернулся в мир, вскормивший его, все чувства в нем ожили, обострились. Пока стражники вели его к транстубу, он глубоко дышал, впитывая знакомые с детства запахи.

Столь же знакомым ощущением был неумолкающий гул Низа — шорох вентиляторов, снабжающих воздухом миллиарды жителей Барки, торопливые шаги служителей Матрии и шипящие звуки родного языка.

Все здесь радовало глаз: многоцветная мозаика на полу, нити микокаллейна, украшающие потолок и стены матовым золотом и серебром, радужные вспышки Наблюдателей в нишах, и порой — шероховато-мускулистые шестеки: они скользили от одной стенной канюли к другой, передавая сообщения, жизненно важные для Барки.

Поначалу Риоло не желал спрашивать стражников, куда они его ведут. Он и так это скоро узнает. Однако они спускались все глубже и глубже. Он ожидал встречи с какой-нибудь матроной среднего уровня, но уши начало закладывать, и он понял, что никогда еще не бывал на такой глубине. С кем же ему предстоит встретиться? Дрожь снова овладела им.

Суета верхних уровней осталась позади. Мягкий живой ковер под ногами глушил шаги, и стояла тишина — только отдаленное пение слышалось впереди, никогда не приближаясь, чмокали щупальцами Наблюдатели, теперь усеивающие стены плотными гроздями, да шуршали, словно шелк по шелку, шестеки; здесь они встречались чаще, чем люди, то появляясь из стен и потолка, то исчезая.

А запахи! Тяжелые, пьянящие, резкие и властные, они проникали глубоко в подкорку, вызывая всплески эмоций, не всегда узнаваемых, и захлестывали тело, как неодолимый прибой. Теперь Риоло знал, куда они идут: в Лабиринт Матрии, чрево барканской расы, и надежда в нем боролась с ужасом.

Стражники остановились. Сверху, из канюли, на Риоло упал мелкий шестек и прилип к подключичной впадине. Холод сжег кожу, проникая внутрь.

Стражники молча подтолкнули Риоло вперед, но Риоло уже не нуждался в понуканиях. Гонимый веществом, льющимся в его крови, он устремился в неизвестность, одинаково боясь и желая того, что ждало его там.

Ноги принесли его в огромную комнату, роскошно обставленную, а шок узнавания в сочетании с необходимостью соблюдать этикет бросил его сперва на колени, потом на живот. Он пополз к Тронам Матрии в пароксизме страха и унижения, с волей, почти парализованной мощными ароматами Жизни и Семени. Владелицы тронов грузно всколыхнулись, и струи теплой солоноватой воды хлынули вниз по ступеням, промочив одежду Риоло.

— Встань, Риоло, некогда принадлежавший к семени Маньянгалли, — произнес низкий голос, мгновенно вернувший его в годы младенчества. Он хотел исполнить приказ, но ноги не держали его. Прошло какое-то время, отмеряемое только учащенным стуком его сердца, — потом кожа в месте, где сидел шестек, потеплела, и в голове прояснилось,

Риоло встал. Ужас ушел куда-то в глубину мозга, бормоча свое, точно из-за толстого дипласта. Правительницы Барки смотрели на него с гневом, и их огромные лица слегка подергивались в мерцающем свете Лабиринта.

— Ты присвоил себе Атрибуты по собственной воле, — изрекла одна из них.

— И бросил вызов Матрии, — обвиняющим хором подхватили остальные.

— Ты хотел отнять Потенцию у Лабиринта.

— И вернулся без нашего ведома и соизволения.

— Все твои эйдолоны уничтожены.

— У тебя осталась только та жизнь, что есть в твоем теле.

После жуткой паузы Убериссима, занимавшая центральный трон, произнесла голосом еще более низким и ужасным, чем у всех остальных:

— Почему бы нам и ее тебя не лишить?

Риоло, заикаясь, стал рассказывать о новом порядке в Тысяче Солнц, о триумфе Должара и о его союзниках-рифтерах, две соперничающие эскадры которых кружат сейчас по орбите Барки с оружием устрашающей мощи. Осознав свое положение со всей ясностью, он умолк и согнул дрожащее тело в низком поклоне.

— Но вы и без меня это знаете, иначе я уже лишился бы жизни. Вместо этого вы оказали мне честь, позволив предстать перед всем вашим собранием здесь, в Лабиринте, чьи привилегии я когда-то пытался узурпировать. — Он помолчал, чувствуя на себе тяжесть их взглядов. — Там, — он указал наверх, в сторону поверхности, которой страшились все барканцы, — там ждут две флотилии военных кораблей, состоящих на службе у Должара. Я полагаю, что вы уже наладили связь с Аватаром или его помощником и знаете, что вам придется сдаться одной из этих эскадр.

Вопли ярости, раздавшиеся в ответ, снова швырнули его на колени. Весь дрожа, он закрыл лицо руками. Крики стали складываться в слова:

— Вон его!

— Наверх!

— Пусть ветры обгложут его кости!

После долгой паузы, во время которой у него точно весь воздух выкачали из легких, Убериссима молвила:

— Это правда, какой бы ненавистной она ни была. Так почему же мы должны предпочесть твоего хозяина?

— У меня нет хозяина, о Плодороднейшая, — с новым поклоном ответил Риоло, подчеркнув мужской род слова «хозяин». — Я повинуюсь только Матрии, и даже грех, повлекший за собой справедливое изгнание, я совершил от избытка рвения и желания служить вам. Но капитан, которому я служил в изгнании, — сластолюбец, между тем как его враг слывет аскетом. С которым из них предпочтете вы заключить сделку?

— Ты хочешь, чтобы мы допустили гайо к Тайнам? — гневно пророкотала Убериссима.

— Да, если вы хотите по-прежнему управлять нашей судьбой. Даже Панархия со всей своей мощью не устояла против Должара, и Аватар, в отличие от панархистов, не признает никаких ограничений для своей власти. Единственный выход — поработить того, кто хочет поработить вас.

Шестек, прильнувший к шее Риоло, шевельнулся. Риоло стало сладко, и он перестал понимать речи Матрии, которая совещалась между собой. Он стоял тихо и ждал решения своей участи. Новая волна химикалиев — и рассудок вернулся к нему.

— Твои аргументы убедили нас, Риоло, — сказала Убериссима. — Ступай и скажи своему капитану, что в случае его победы мы примем его; большего в свете того, что заявил нам Должар, мы сделать не можем. — Ее огромный лунообразный лик просиял улыбкой. — В конце концов, как тебе известно, Возвышения удостаивается только тот, кто заслуживает, — мы не можем менять своих правил ради твоего капитана.

Риоло снова поклонился. Беспокойство в нем взяло верх над благоразумием, и он спросил:

— А я не заслужил Возвышения?

— Если ты вернешься сюда с Хримом Беспощадным, мы сочтем твою преданность доказанной, а когда ты вернешься с Пожирателя Солнц, столь желанные тебе Атрибуты будут твоими.

— С Пожирателя Солнц? — опешил Риоло.

— Ты не знаешь тайны шестеков: в нее посвящены лишь немногие, и гайо среди них нет. — Убериссима продолжила свою речь, и Риоло вытаращил глаза. — Если бы Панархисты об этом знали, Барка подпала бы под бессрочный карантин первого класса. — Хрим узнает, когда получит одного из них, но это уже не будет иметь значения — и нам понадобится наблюдатель, когда его шестек попадет на Пожиратель Солнц.

Риоло откланялся, и ему позволили уйти. На выходе из Лабиринта шестек отвалился и уполз прочь. Сейчас Риоло вернется на «Цветок Лит», где Хрим снимет с него ошейник. А потом, если фортуна улыбнется им в борьбе с Нейвла-ханом, он наденет на капитана ошейник потуже, невидимый и непреодолимый, ошейник, который подчинит Хрима Барканской Матрии.

И после окончательного падения Панархии Тысяча Солнц откроется их благодатному оплодотворению.

* * *
«ШИАВОНА».
ОБЛАКО ООРТА В СИСТЕМЕ БАРКИ
Дорога к правому шлюзу «Шиавоны» шла мимо лазарета, откуда сквозь закрытый люк неслось жалобное уханье и завывание келлийского трината.

— Почему они все время играют на этой штуке? — с испугом в серых глазах спросила Мессина.

— Это у них называется музыкой, — пояснила Лохиэль, ободряюще погладив плечо подруги.

— Каждую вахту они на нем бренчат, — отозвался Байрут, шедший по другую сторону от Мессины. — И больше не разбирают его на части, как раньше. — Он засмеялся. — Если б я не знал, что это такое, смылся бы из лазарета в первый же раз, как его увидел, — эта штука может здорово напугать, когда идешь к медтехнику.

Мессина только головой покачала. Лохиэль, видя страдальческие морщины у нее на лбу, догадывалась, что Мессина более других чувствительна к обертонам странного келлийского инструмента, действительно напоминающего некое древнее орудие пытки.

— Каждый раз, когда я это слышу, мне кажется, что у меня отросла третья нога, — проворчала Мессина.

— А вот мне почему-то не кажется, — посетовал Байрут, Мессина ткнула его локтем, но он отскочил, весело ухнув. Лохиэль нажала на вестник у двери лазарета, жалобная музыка прекратилась, и Штоинк-Ниук2-Ву4 выбежали в коридор.

Часовые-десантники у шлюза отдали им честь. Лохиэль ответила с приветливым лицом, несмотря на нехорошее чувство о желудке. Тяжело это — терпеть чистюль на «Шиавоне», хотя она признавала, что на месте Камерона поступила бы так же. Она все еще беспокоилась за часть своего экипажа, хотя Камерон заверил ее, что досье на «Шиавону» будет стерто по завершении операции. Некоторые так и не смогли в это поверить.

Челнок быстро доставил их на «Клейдхем Мор». Капитан и офицеры его эскадры уже собрались в тактической рубке.

Камерон церемонно поздоровался. Лохиэль кивнула и улыбнулась столь же церемонно, подметив веселую искорку в глазах кузена. Наедине они встретились совсем по-другому, и теперь ими руководил дух приключения, памятный им по детским проказам.

— Ситуация несколько изменилась, — сказал он, представив гостям всех присутствующих. — Барканцы умудрились поймать в ловушку обе рифтерские эскадры, внезапно расширив свое резонансное поле.

— Однако в бой с рифтерами не вступают, ублюдки этакие, — кисло заметила капитан Агенес.

Лохиэль, внимательно посмотрев на нее, перевела взгляд на мелиарха Зи-Туто, который сказал:

— Разве можно их в этом упрекать?

С этими людьми Лохиэль предстоит разрабатывать будущую атаку. Она всегда старалась как можно лучше изучить — и союзников, и врагов.

— Барканцы страдали ксенофобией еще до того, как узнали, что происходит в других частях Тысячи Солнц, — продолжал мелиарх. — А информация, передаваемая рифтерами, показывает только победы.

— И барканцам приходится выбирать между Нейвла-ханом и Хримом Беспощадным в качестве новых «защитников», — сказала коммандер Тад, первый офицер «Хамсина». Ее горловое сопрано звучало саркастически.

— Отсюда следует, что от барканцев мы помощи не дождемся? — сказала Лохиэль, и все взгляды обратились к ней.

— У нас даже нет уверенности, что они не станут в нас стрелять, — мрачно ответила Кор-Меллиш. — Барканское вещание показывает, как мало они доверяют Панархии.

— Возможно, они полагают, что смогут заключить сделку с Эсабианом, — вставил капитан Бонксер.

— Для которого Запрет ничего не значит, — вступил в разговор коммандер Гисквил, орудийщик с «Клейдхем Мор» — высокий, худой, с длинным, изборожденным морщинами лицом.

— Огры, — тяжело уронил Бонксер, — вот что нужно Эсабиану.

— Если не хуже, — небрежно ответил Гисквил, и Лохиэль показалось, что он колеблется между ужасом, который всякий цивилизованный человек питает к машинному интеллекту, и профессиональным любопытством.

Камерон вкратце очертил тактическую ситуацию. Он и его офицеры разработали несколько планов, но ни один не удовлетворял их до конца — не было безопасного способа связаться с Хримом заранее и нельзя было предсказать, как отреагируют барканцы и Нейвла-хан на появление подчиненного ему корабля.

— Но теперь, когда барканцы растянули резонансное поле и сделали скачки невозможными, рифтеры будут двигаться более предсказуемыми курсами на низких скоростях, так что мы, возможно, сумеем послать Хриму тугой луч. Что бы такое придумать для него? Если мы сможем замедлить его реакцию, уже хорошо. Может, послать дезинформацию барканцам и Нейвла-хану, чтобы насторожить и их заодно? Есть несколько новых вариантов.

Камерон включил тактический макет.

— Это даст нам время разделаться с Нейвла-ханом. — У Лохиэль напряглись нервы от злобы, звучавшей в голосе Рефрена Зи-Туто, и она догадывалась, что он выражает чувства всей эскадры.

Саму Лохиэль не связывали с панархистским Флотом никакие эмоциональные узы, но после видеочипа об уничтожении Флотской Академии на Минерве ей стали сниться кошмары.

Камерон сообщил ей по босуэллу:

(Он потерял на Минерве свою подругу).

Лохиэль взглядом выразила ему признательность и посочувствовала мелиарху.

Она смотрела на экран, но больше думала о политических и эмоциональных факторах. Ненависть Хрима к Нейвла-хану, вошедшая в легенду, более чем оправданна.

— Я могу ему сказать, что вы — часть флотилии Чартерли, не оснащенная урианской техникой. Поэтому вы скаканули от Долорозы, как только дело там приняло дурной оборот. — Тут Лохиэль вспомнилось, что сказала Штоинк после их первого визита на корабль Камерона. Келли заинтриговали десантные катера — они почему-то находили их до крайности забавными. — Как насчет десанта катеров на внешнюю луну... — Она прищурилась, припоминая. — Авасту? — обратилась Лохиэль к Зи-Туто, и тут же усомнилась. Почему они сами об этом не подумали? — Вы ведь можете наладить катера для астероидных операций, так? Захватить лазплазменную пушку; и использовать ее против рифтеров...

— Тесла-кроты, — кивнул десантник. — Вгрызаются в скалу так, что демонам в Харубановом аду жарко. И Аваста для этого в самый раз подходит: это ведь искусственная луна. Они запустили ее на орбиту около ста лет назад. Барканцы отреагируют не сразу; работу катеров они примут за сейсмическую активность, вызванную приливным стрессом. — Его темные точеные черты сложились в гримасу. — Да только катера в полете непременно засекут.

— Полет в реальном времени получится очень долгим, а скачковые импульсы корабля-носителя вас выдадут, — сказала Мессина, сразу ухватив своим навигаторским умом суть проблемы. Зи-Туто кивнул.

— И ведь метки катеров нельзя подделать, в отличие от других кораблей? — спросил Байрут, и Лохиэль подтвердила: нельзя. Только эсминцы и другие корабли можно замаскировать под более старые суда рифтерского флота.

— Слишком большая движущая сила по отношению к массе, — сказал лейтенант-коммандер Абрамсон, специалист по электронному противодействию с «Килижа», третьего эсминца.

— А ситуация ждать не позволяет, — добавил Камерон. — Барканцы могут договориться с Эсабианом в любой момент.

Наступило краткое молчание, и многие лица приобрели мрачное выражение.

— Тайный скачок, — сказала вдруг Штоинк, и Ниук2, и Ву4 согласно заныли. Мелиарх Зи-Туто посмотрел на них вопросительно.

— Это невозможно, — сказала капитан Агенес.

— Наверное, — ответила Штоинк. Келли переплели свои головные отростки знакомым Лохиэль способом — так, что с любой точки видны были только два из трех сенсорных узлов. Знак загадки. Ее не переставала поражать сходность роли жеста в общении келли и Дулу. — Но знают ли об этом рифтеры? Или барканцы?

Ниук2 и Ву4 молчали.

— В РифтНете ходили слухи на этот счет, — сказала Мессина.

На лицах офицеров отразилось волнение.

— Итак, Хрим сосредоточится вот здесь, — сказал Бонксер, выделив со своего пульта орбитальный сегмент. — Он предпочитает высокие орбиты, чтобы Барка подольше заслоняла его от обстрела с луны.

— Нейвла-хан поначалу охотно займет более низкие орбиты, но быстро сообразит, что к чему, — добавила капитан Агенес.

— Однако для начала он сосредоточится вот здесь.

Последовали другие комментарии, в процессе которых на экран накладывались новые линии и разноцветные точки. План по-прежнему был несовершенен, но значительно ограничивал свободу противника.

— Жаль, что мы не можем сделать этого на самом деле, — сказал Камерон. — Хрима мы так и так подставим под атаку эсминцев, но могли бы еще и Нейвла-хана подставить под огонь с Авасты, если бы захватили орудия, а барканцы не знали бы, куда стрелять.

— Ни дать ни взять два барана на мосту, — вставила Кор-Меллиш.

Затем Лохиэль почувствовала, что настроение пошло на спад, — офицеры осознавали, с чем им придется столкнуться на практике. Мессина смотрела на макет уныло, да и другие, видимо, вспомнили о гиперсвязи Эсабиана. Учитывая, что противник оснащен почти идеальной связью, «Шиавоне» придется подавить лунные орудия одновременно с атакой ползучих снарядов на рифтерские корабли, а потом, после снятия резонансного поля, начнется общее наступление. И невозможно предсказать, как поступят барканцы.

Лохиэль задумалась, как объяснить своей команде необходимость вступить в опасный по меньшей мере бой.

* * *
В конце вахты Камерон пригласил Лохиэль, ее сожителей и келли в офицерскую столовую вместе со своими старшими офицерами и мелиархом Зи-Туто — остальные вернулись на свои корабли.

Зи-Туто принес келлийские пузыри для питья, и Камерон смотрел во все глаза, как келли, переплетя головные отростки, пьют в тройном синкопированном темпе из пузырей друг друга. Хорошо, что эти сосуды были непрозрачные — от густоты того, что сосали келли, его мутило.

— Жаль, что нельзя было захватить ваш тринат, — сказал Байрут, и Камерон почуял за его невозмутимым фасадом насмешку. — Уверен, что Мессине его недостает.

Штоинк изогнула шею в его сторону так, что сперва показалась одна пара немигающих глаз, потом другая.

«Интересно, которая из трех пар у них доминирующая?» — подумал Камерон.

— Мы трое могли бы это сделать.

Ниук2 и Ву4 коротко ухнули, глядя на рифтерского навигатора, которая метнула на своего сожителя испепеляющий взгляд. Камерон с удовольствием отметил, что уже научился различать двух этих келли. Он думал о них как об особях мужского пола, хотя и знал, что это не так.

— Но тогда, чтобы все было честно, нам пришлось бы выполнить желание Мессины.

Байрут вопросительно поднял бровь.

— Нам пришлось бы наградить тебя яффидианской опухолью мошонки, чтобы затруднить твое передвижение.

Коммандер Кор-Меллиш фыркнула в свой стакан и поперхнулась, но тут по кораблю прокатился сигнал аврала и зажегся экран коммуникатора.

— Капитан! — доложил молодой лейтенант. — Три корабля курсом ноль-ноль, в тысяче километров от нас. — Выходного импульса не было — просто взяли и появились вдруг! — Лейтенант посмотрел на свой пульт и выпучил глаза. — Это келли. Третья часть треножника класса «фокс».

В окне показались чужие корабли — один больше двух других, в отличие от биологических троиц келли.

— Сохранять статус, щиты на полную мощность, — скомандовал Камерон, повернувшись к келли-рифтерам.

От них шел резкий запах, который Камерон уже начал различать как признак веселья.

— «Звуки музыки беспечной исцелят недуг сердечный». — Ниук2 легонько пихнул в бок Мессину, и все трое поклонились Камерону. — Это наш подарок — вернее, часть его.

Камерон пытался собраться с мыслями. Курс этих келлийских кораблей делает их наиболее уязвимыми для орудий эсминца, что безошибочно свидетельствует об их благих намерениях. Но отсутствие выходного импульса? И как они обнаружили его эскадру?

Затем до него дошел смысл цитаты.

Тринат? Широко известно, что одно из секретных соглашений между людьми и келли дает инопланетянам право устанавливать приемопередающие устройства в любой человеческой системе. Быть может, тринат, который описала ему Лохиэль, — часть такого устройства? А возможно, келлийского Старейшину всегда сопровождает эскорт, о котором даже его товарищи-рифтеры не знали. Самый параноидальный радист не распознал бы сигналов широкого диапазона в произвольных статических разрядах, которые испускает любой корабль. Это в корне меняло ситуацию.

— Готовность четвертой степени, — сказал он лейтенанту. — Я иду на мостик. Оповестите эскадру и скажите офицерам-тактикам, что я жду их в 16.00.

— Есть, сэр. Поступил сигнал связи, сэр.

— Соедините.

В окне на экране появилась троица келли.

— Капитан Камерон бан-Маккензи, вы можете называть нас троих Иш, Мэй и Элл. — Камерон снова уловил резкий запах от троицы Штоинк. — Мы командуем (нечленораздельный свист) треножником, который я предлагаю именовать «Жар-птицей».

— Трижды по три корабля, — сказал Зи-Туто, — их стандартная боевая единица. Большой корабль каждой тройки, Посредник, выполняет командные функции.

Камерон, кивнув, поклонился Старейшине. Келлийский капитан, издав короткую серию мелодичных звуков, попросил разрешения подняться на борт, и Камерон охотно дал согласие.

— Старейшина, — сказал Зи-Туто, когда экран померк, — а ведь ваши корабли не подали выходного импульса.

— Это и есть наш подарок. Он не в том, что мы можем снабдить ваши корабли такой же техникой, но в том, что мы открываем вам ее секрет, который скрывали от людей многие годы.

— Теперь десант катеров станет возможным, — с волнением сказал мелиарх Камерону.

— Только наши корабли-посредники смогут взять ваши катера, — сказала Штоинк. — Но десантников в герметических скафандрах можно будет перевезти сколько нужно. — Головные отростки келли странно извивались. — Вряд ли люди смогут дышать нашим корабельным воздухом — там слишком насыщенная атмосфера.

— Я помню, — сказал Зи-Туто. — В вашем мире мы все ходили в респираторах. Но нам и не понадобится больше трех катеров, если разведданные об орудийном комплексе на Авасте верны — если взять больше, они только помешают друг другу. Однако мы можем использовать один из ваших кораблей для эвакуации десанта — десантников должно быть столько, чтобы они сумели захватить лазплазменную башню.

— Мы и с ограми вам можем помочь, — сказала Штоинк. Все посмотрели на мелиарха Зи-Туто. Его десантникам придется иметь дело с роботами, охраняющими все барканские установки.

— С ними мы как-нибудь сами управимся, — внезапно помрачнев, пообещал мелиарх.

— Мы обсудим это более подробно в шестнадцать часов, — сказал Камерон. — До того времени вы можете обдумать технические детали десанта. А сейчас прошу меня извинить.

Он поклонился одновременно рифтерам, Зи-Туто и келли и вышел в сопровождении своих офицеров.

— Хотел бы я знать, как они это делают, — задумчиво сказал коммандер Лоусан, пока транстуб вез их на мостик. Камерон чувствовал, как хочется главному инженеру залезть в келлийские двигатели и вырвать у них эту тайну.

— Как бы там ни было, это величайшая жертва с их стороны, — заметила Кор-Меллиш.

— У них на карту поставлено не меньше, чем у нас, — сказал Камерон. — Если не больше. Человеческую расу Эсабиан не истребит даже с целой армией огров, а вот келли может.

— По мне, лучше уж погибнуть, чем жить в Тысяче Солнц, управляемой Должаром, — отозвалась Кор-Меллиш.

— Не спорю, — поддержал ее Камерон, и капсула остановилась на мостике. — Поэтому мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы не оказаться перед таким выбором.

И быть готовыми пожертвовать всем, что имеем, как это сделали келли.

Он надеялся, что Лохиэль это тоже понимает.

* * *
«ЦВЕТОК ЛИТ»
— С чего я должен его снимать? — осведомился Хрим, сердито глядя на злосчастного барканца. — Они расставили нам ловушку, как только ты вошел в атмосферу. Без тебя тут не обошлось.

Норио, стоя позади, чувствовал, как нарастает в капитане злоба.

Риоло пытался не терять достоинства, чему очень препятствовала влага, обильно текущая у него из носа и глаз. Метидже сорвала с него очки, как только он вошел на мостик, а его глаза не выносили яркого света.

— Стал бы я тогда возвращаться, — сказал он, шмыгая носом и оттягивая ошейник.

В его голосе не было бравады, и страха, как ни удивительно, тоже почти не чувствовалось. Норио попытался копнуть поглубже, но в который раз потерпел неудачу, наткнувшись на сексуальный подслой, неотделимый от эмоционального спектра маленького троглодита. Он почувствовал только смутную надежду — изменнических настроений не просматривалось.

Хрим взорвался, услышав рассудительную речь барканца, бросился на Риоло и сбил его с ног. В следующий момент капитан, стоя на одной ноге, проткнул шпорой на каблуке другой одежду над сердцем барканца. Дрожащий Норио придвинулся поближе, впивая эмоции обоих участников этой сцены.

Похоть, гнев, страх, охота привлечь к себе внимание... что за пиршество! Острота всего этого была почти невыносима как вкус крови. Норио пожирал глазами красные пятнышки на рубашке Риоло, используя этот образ для закрепления эмоций в мозгу, среди других своих сокровищ.

— Матрия даст тебе огров, сколько захочешь, если ты победишь Нейвла-хана. Но они не станут навлекать на себя гнев Властелина-Мстителя, становясь на чью-либо сторону, — задыхаясь, выговорил Риоло.

Наконец-то в нем зашевелился страх.

— Капитан, — нерешительно произнес Эрби, — похоже, нам посылают тугой луч. — Его пальцы заплясали по клавишам сканирующего пульта, отыскивая сигнал среди шума. — Код «Шиавоны». Отметка показывает, что они только что вошли во внутренний пояс астероидов.

После долгой паузы Хрим убрал ногу. Теперь его шпора целила Риоло в лицо. Норио дивился его чувству равновесия — Хрим орудовал ногой, как рукой, не выглядя при этом смешным.

— Не думай, что легко отделался. — Хрим тряхнул ступней, убирая шпору, и грохнул каблуком о палубу. — Снимите кто-нибудь с него ошейник. Давай этот луч сюда.

Свистопляска на экране постепенно обрела очертания простого, круглого, дышащего материнской заботой лица — это компьютер разворачивал тугой луч. Хрим тяжело опустился в свое кресло — Норио чувствовал его досаду по поводу односторонней связи. Отставание составляло почти девяносто минут, но Хрим знал, что Лохиэль не могла подойти ближе, иначе Нейвла-хан или барканские мониторы засекли бы ее выходной импульс.

Но недовольство Хрима перешло в восторг, когда Лохиэль рассказала о встрече с одним из эсминцев Чартерли, считавшимся пропавшим. Даже без суперэнергетических снарядов это сильно склонит чашу весов в сторону Хрима, особенно если учесть элемент неожиданности.

— Но самая лучшая новость — это то, что Дьюкамер умудрился добыть три катера-призрака из флотского арсенала. Это новейшая техника. Панархисты только собирались пустить их в ход.

Норио затрепетал в унисон с возбуждением Хрима, сдобренным приятным диссонирующим привкусом беспокойства. Слухи об оружии подобного рода регулярно появлялись в РифтНете. Хрим, по всей видимости, думал, что такие катера, если бы их бросили против него при Шарванне, подошли бы еще ближе старых, чуть не угробивших «Цветок».

— Мы попытаемся захватить орудия на внешней луне, — продолжала Лохиэль, — и повернуть их против Нейвла-хана. Если у нас получится, это будет для вас сигналом, а если орудия придется прихлопнуть, вы тоже услышите. Так что держитесь подальше от внутренней луны. И если вы разыграете свою барканскую партию правильно, — засмеялась она, — то сможете свалить все на Флот, когда этот слизень Барродах начнет верещать.

Лохиэль обговорила еще кое-какие моменты и исчезла с экрана.

— Дясил, засеки ее координаты и отправь подтверждение. Каркасон, рассчитай курс, который увел бы максимальное количество кораблей в тень Барки через три с половиной часа, так далеко от орбиты внутренней луны, как только возможно. Дясил, настрой реле для связи со всей эскадрой.

Хрим развалился в кресле, снова выпустив шпору, и посмотрел на обзорный экран с «Огненным Когтем» в середине. Он ничего не сказал, но его жадное нетерпение передалось Норио.

7

«ХААРШАРФ»
Мелиарх Рефрен Зи-Туто лежал неподвижно в своем невключенном пока скафандре. Он предпочел бы находиться на борту келлийского корабля-посредника, к которому был принайтовлен «Хааршарф», а не лежать здесь в перегрузочной ванне. Он завидовал диарху Суссониусу и его взводу, размещенным на втором корабле троицы. Третий корабль со Старейшиной на борту в бой не вступал.

Но долг велел Зи-Туто оставаться со своим взводом — да он и не смог бы потом перейти с корабля на катер.

Отсчет на экране скафандра показывал, что до старта осталось меньше пятнадцати минут. Зи-Туто попытался не думать о предстоящем, несмотря на трепотню своего взвода.

— Хотел бы я, чтобы умника, который изобрел тесла-крота, самого туда засунули, — говорил на своем тягучем уни диарх Амахиро.

— Правильно, Суши, — отозвался диарх Меенгир. — На ядерной торпеде ехать и то безопаснее.

Зи-Туто усмехнулся — эти два отделения вечно соперничали, но ему невольно вспомнился образ времен Академии: фонтан камня, расплавленного тесла-эффектом, бьет навстречу катеру, который вгрызается в астероид. Если запас энергии катера кончится прежде, чем они доберутся до упрятанной глубоко в скале барканской станции, они будут похоронены заживо: единственный выход наружу — это раскаленный добела туннель.

Окто прав — я предпочел бы торпеду.

В обычной десантной атаке используется направленный ядерный заряд, пробивающий сравнительно тонкий щит и корпус корабля, а двигатель, работающий в усиленном режиме, защищает экипаж от перегрузок. Такая атака редко проваливается — а в случае неудачи ты умираешь слишком быстро, чтобы это осознать.

Зи-Туто вздохнул и попытался расслабиться, зная, что его напряжение преобразуется в адреналин, когда атака начнется.

Он ощутил легкий крен, и в окне на экране его шлема появился келлийский капитан. Зи-Туто подключил к своему каналу весь взвод, сигналом уведомив об этом келли.

— Мы вышли из скачка на краю резонансного поля, — сказала Иш, связующая троицы. — Тринадцать минут до старта.

Келли изогнули головные отростки в эквиваленте улыбки.

— Мы трое не можем понять, как чей-то разум мог изобрести такую безумную вещь, как десантный катер.

— Как же это все-таки случилось, по-вашему? — спросил Зи-Туто, радуясь возможности отвлечься.

— Мы трое вспомнили чип о репродуктивных органах человека. Это все объясняет.

Десантники заржали, а келли сплели шеи с выражением полного довольства, но тут же разделились.

— Мы совершим посадку за горизонтом корабельного отсека станции Аваста и будем ждать вашего сигнала. Другой корабль высадит десант у лазплазменной башни, перекрывающей путь к отступлению. После старта катеров два других корабля-посредника вернутся к своим троицам и будут передавать тактическую информацию эскадре капитана Камерона.

Зи-Туто кивнул, с интересом отметив, что келли любят повторять свои задания не меньше, чем люди.

— Мы трое будем ждать вашего выхода со станции. На корабле достаточно места для полного комплекта трех катеров. — Иш нагнула шею и втянула «губы» своего похожего на лилию рта внутрь, так что все три пары глаз над ними уставились на Зи-Туто. — Вы хоть немного освоились с нашим оружием? На адаптацию было очень мало времени.

— Наши компьютеры в нем кое-как разобрались.

Келли по приказу Старейшины раскрыли один из своих секретов: оружие, специально предназначенное для обезвреживания огров. «Вы никогда не применяли огров против других людей, — сказала Штоинк. — Только против Шиидры».

В Панархии все управление кодировалось и к местным кодам барканских огров доступа не было.

Келлийский капитан оставался на связи почти до самого старта, пока не началась рутинная диагностика и подготовка. На своих экранах тридцать сидящих в катере людей видели, как скользит мимо щербатая поверхность Авасты — келлийский корабль нес их к оборонительной лунной станции. Два других катера тем же манером следовали другим курсом: тесла-кротам нужно много места для работы.

Несмотря на отсчет, старт захватил Зи-Туто врасплох: никаким лязгом, характерным для человеческой техники, расстыковка не сопровождалась. Захваты как-то незаметно ушли обратно в корпус корабля, и катер отпал, движимый собственной энергией.

Впереди выросла гряда невысоких гор. Горизонт то опускался, то снова взмывал вверх — это ныряли вверх-вниз сами катера, следуя рельефу местности. Справа надвинулась ажурная линия передачи разгонщика массы — она пересекала их курс, заканчиваясь у лазплазменной башни слева. Зи-Туто бросило в пот, когда он оглянулся на нее. Ему не показалось — она действительно двигалась.

Затем впереди блеснул свет, и лунная поверхность закружилась колесом: катер совершил оборот и устремился к почве, под круглым углом к контрольному центру глубоко под ней. Ослепительный свет затопил экран, и рев расплавленного камня, обтекающего корпус, изгнал все мысли из головы. Катер, полыхая плазменным буром, ввинчивался в недра Авасты.

* * *
СТАНЦИЯ АВАСТА
Резкий зуммер сейсмической тревоги вывел Куонна тар-Феннина из сладкой дремы, и он почувствовал колебание грунта под ногами.

Приливный стресс — но он почему-то не прекращается, и ему сопутствует вибрация, напоминающая скорее стон или рев.

— Командир, — доложил один из операторов сквозь растущий шум, — зарегистрированы три точечных источникасейсмической активности.

На экране появилась станция, окруженная мраком, — символ надежного скального грунта, в который она была встроена. Но в этой темноте светились три огонька, три вершины равнобедренного треугольника. Зигзаги освобожденной энергии били из них, словно молнии.

— Источники опознаны, — сообщил бесстрастный голос Служителя. — Тесла-кроты, которыми вероятнее всего оперируют катера Аркадского Десанта. Ожидаемое прибытие — четыре с половиной минуты.

Куонн нажал на красную кнопку, и сирена возвестила о готовности первой степени. Разведцентр на Шимозе подтвердил получение сигнала так быстро, как только позволила скорость света. Куонн вкратце изложил ситуацию и стал ждать, изучая тем временем макет Барканского пространства.

Ответ пришел скорее, чем он ожидал.

— Мы не можем пока определить, которая из рифтерских эскадр высадила десант. Переходи на автоматический режим обороны и держи под прицелом корабли обеих флотилий.

Экран погас.

Куонн снова уставился на макет. Но ведь это же очевидно. Почему разведка так беззастенчиво лжет? Тут он вспомнил о челноке, который спустился на Барку с «Цветка Лит», и содрогнулся. Челнок вернулся совсем недавно. Быть может, Матрия заключила союз с капитаном корабля, чтобы уничтожить других рифтеров, и хочет пожертвовать Авастой с целью убедить Должар в полной невиновности Барки? Дорогостоящая уловка — но Куонн видел кадры, передаваемые обеими рифтерскими эскадрами. Новые хозяева Тысячи Солнц не ограничиваются полумерами, если им изменяют.

Охваченный отчаянием, Куонн быстро отдал необходимые приказы. Лазплазмеры будут готовы переключиться на корабли обеих флотилий, но пока что он оставил под прицелом пять самых дальних кораблей Нейвла-хана. Если он угадал верно, перестраиваться не придется.

— Контроль за обороной принят, — заговорил Служитель еще до того, как Куонн умолк. — Ниши активированы. Всему персоналу второго класса и ниже уйти в укрытие.

Куонн потрогал свою опознавательную табличку первого класса и вздрогнул при мысли, что могло бы случиться с ним без нее, когда Черные выйдут из своих ниш. И, призвав на помощь остатки фатализма, стал ожидать дальнейших указаний.

Больше ему ничего не оставалось. Бой за станцию Аваста будут вести не люди — по крайней мере с барканской стороны.

* * *
«КЛЕЙДХЕМ МОР»
Келлийский корабль внезапно появился снова прямо по курсу, и Камерон похолодел. Он все еще не привык к отсутствию выходного импульса и казался сам себе близоруким и беззащитным. Такое же напряжение чувствовалось во всех, кто был на мостике.

Пальцы мичмана Ринкона забегали по пульту связи.

— Сигнал флагману.

— Соедините.

На экране появились келли.

— Атака началась. Информацию посылаем.

— Информация на входе, сэр, — доложил Ринкон, а трое келли, отсалютовав одновременно, исчезли с экрана. Их маленький корабль развернулся и пропал так же внезапно, как и возник.

Поток тактических данных, поступающих в систему «Клейдхем Мор», передавался всей эскадре. С трудом расшифровывая новые тенноглифы, Камерон мельком подумал: как-то справляется с этим потоком престарелый эсминец Лохиэль?

Однако боевой мощи у этого старикана побольше, чем у наших троих вместе взятых.

— Хотела бы я быть уверенной, что Нейвла-хан поймет, в чем дело, если увидит. — Кор-Меллиш в соседнем кресле указала на свой экран, где отображались только те рифтерские корабли, которые со своей позиции могли видеть вспышки, создаваемые катерами на Авасте.

— У него достаточно долгий послужной список, чтобы это понять, — ответил Камерон. — Как он истолкует это — другой вопрос. Хрим в основном занимает предугаданные нами орбиты, поэтому большинство его кораблей будет укрыто от Шимозы, в момент, назначенный Лохиэль для захвата Авасты.

Нейвла-хан, видимо, еще не раскусил его игру, но обязательно раскусит. А вот что думают барканцы, остается загадкой.

— Это зависит от того, кого они намерены поддержать, — заметила Кор-Меллиш.

— Верно. Ползучие снаряды, пиявки и гравимины, которые келли пустили в резонансное поле, нарушат все планы рифтеров.

— У рифтеров и барканцев достаточно своих драконьих зубов — но если все пройдет гладко, этот бой войдет в учебники. Как уничтожить две рифтерские эскадры без единого выстрела.

Камерон засмеялся, зная, что весь мостик прислушивается к их разговору.

— Только бы они целили получше, — сказал он и был вознагражден ответным смехом.

Но вряд ли все получится так, как у тех баранов из сказки. А нам довольно будет одного выстрела с какого-нибудь рифтерского корабля.

* * *
«ОГНЕННЫЙ КОГОТЬ»
Нейвла-хан, откинувшись на спинку командного кресла, смотрел на экран с «Цветком Лит» в середине и чувствовал свирепое удовлетворение от столь приятного зрелища; Хрим уступал нижние орбиты ему.

— Капитан, энергетические разряды на Авасте.

Чувство триумфа разом испарилось. Нейвла-хан выпрямился и в окне на экране увидел лимб Авасты с тремя огнями на темной стороне терминатора.

— Судя по спектру, это испаряется скальная порода.

Неужели Хрим высадил десант? Но к чему ему устраивать такую показуху?

Скальная порода, внезапно сообразил Нейвла-хан. Катера. Он стиснул челюсти. Что, если другие катера уже наведены на него?

— Еще следы есть?

— Никаких, чам, — с надлежащей быстротой ответил скантехник.

Капитан теперь понял как нельзя яснее, что Хрим ему лгал, и позиция противника подтверждала его подозрения. Сначала резонансное поле после челнока с «Лит» — а после, через несколько часов после возвращения челнока на борт, вот это. Хрим явно снюхался с барканцами через своего компьютерного техника Риоло, которого будто бы выдал местным властям.

Но внезапно тактический глаз Нейвла-хана взглянул на вещи по-иному, и тот же макет на экране приобрел совсем другое значение. Капитан понял, что Хрим, уведя свои корабли на более высокие орбиты, хочет прикрыть их от огня с Шимозы, оставляя их открытыми для Авасты. Стало быть, огонь с внешней луны Хрима не волнует.

Значит, его тайные переговоры с барканцами потерпели крах? Или это просто отвлекающий маневр? Если так, то где Хрим взял катера? Они явно запущены с его корабля — «Огненный Коготь» уловил бы выходной импульс, если бы они пришли из системы.

Нейвла-хан вспомнил слухи, ходившие в РифтНете о призрачных скачках, но отогнал эту мысль. Он был уверен, что эти слухи, как и множество других, насаждаются панархистами, чтобы сбить Братство с толку.

Капитан стал отдавать приказы для передачи эскадре. Нужно укрыть как можно больше кораблей от Авасты — с внешней луной эта задача сложнее — или увести их как можно дальше. Хорошо, что у него уже подготовлена атака ползучих снарядов на один из генераторов резонансной ловушки — но теперь это будет стоить ему большего числа кораблей.

А потом он разделается с Хримом. Ползучие снаряды Нейвла-хана до сих пор следуют за врагом, несмотря на кажущееся отступление. А снаряды Хрима, безусловно, нацелены на него.

Но ничего, братец, я еще предам огню и тебя, и твоего гнусного мозголаза.

Он подавил сожаление — лучше быстрая расправа, чем вовсе никакой.

Он сделал знак связисту, снова ощутив удовольствие от готовности, с которой команда повиновалась его безмолвным приказам.

— Дай мне Хрима.

А для начала я затуманю гневом твой ум.

* * *
«ХААРШАРФ»
Рев расплавленной породы оборвался, сменившись звенящей тишиной.

— Запускай глаза, — скомандовал Зи-Туто, включая серводвигатели.

Верх катера с лязгом откинулся, и на экране скафандра показался коридор — глаза-разведчики делали свое дело. Затем в кадре возникла громадная гуманоидная фигура, и экран погас.

— Огры. Бей их, Окто!

Диарх Меенгир ответил «есть», и катер с глухим рокотом покачнулся, пустив наружу разрушительное тесла-поле.

Зи-Туто нажал кнопку в своей ванне, и вся передняя часть катера отвалилась с еще более сильным грохотом. Ванна стала дыбом, и Зи-Туто осторожно двинулся к выходу. Взвод следовал за ним, двое прошли вперед для страховки.

Несмотря на подготовку по книгам и тренажерам, Зи-Туто был поражен тем, что увидел. Импульс тесла-заряда выжег в камне и дипласте пузырь метров десяти диаметром, от которого разбегались коридоры и ходы поуже. Свет десантных прожекторов отбрасывал резкие тени. Что-то красное капало из отверстия в стене, с шипением падая на кусок раскаленного металла внизу.

— Запускай бегунки и эти... — он не сразу вспомнил, как называется келлийское оружие, — трискели. Возьмем «языка» и спросим у него дорогу.

Данные Панархистской разведки показывали только расположение выходов. Об устройстве самой станции можно было лишь догадываться по аналогии с другими, уже известными барканскими сооружениями.

Маленькие автоматы, получив указания от скафандровых компьютеров, двинулись по коридорам, пробираясь сквозь обломки. Бегунки были аппаратами широкого профиля; они могли передавать информацию, подключаться к линиям связи, манипулировать техникой и так далее. Трискели, более специализированные, имели дело только с одним: с ограми.

Впрочем, у десантников не было времени изучить как следует это неизвестное Панархии оружие. Приходилось ограничиваться теорией без той мускульной сноровки, которую дает только практика, хотя бы на тренажерах.

Тактическая картина несколько прояснилась, и мелиарх Зи-Туто понадеялся, что теория их не подведет.

* * *
«КЛЕЙДХЕМ МОР»
Новая волна тактических данных прошла по экранам. На этот раз келлийский корабль ждал ответа.

— Нейвла-хан зашевелился, — сообщил Камерон. — Пора дать ему пищу для размышлений.

Он дал распоряжения келлийскому курьеру, и тот сразу исчез.

— А Хрим и в ус не дует, — усмехнулась Кор-Меллиш. — Как я люблю твой извращенный ум, Камерон.

* * *
«ЦВЕТОК ЛИТ»
Хрим жадно следил за огнями на Авасте. Теперь пора приступать к мозговым играм.

— Каркасон, обратный курс, из тени Барки к Шимозе. Да поубедительнее.

— Капитан?

Сомнение в голосе Каркасона привело Хрима в ярость.

— Делай, что велят, придурок! Только не перестарайся. Из тени выходить не надо.

Навигатор повиновался, а Дясил нервно сообщил:

— Сигнал с «Огненного Когтя». Задержка две секунды.

Хрим сдвинулся на край кресла.

— Давай его сюда. — Не дожидаясь, когда экран загорится, он начал говорить: — В дело впутались паскудные чистюли. Мне думается, пора взрывать резонансное поле к такой-то матери и выметаться отсюда.

Нейвла-хан пожал плечами:

— Дурак ты, Хрим Бесполезный. Темпатова кукла. Думаешь, я поверю в такую лажу? Это все подстроил ты вместе с барканцами. — Он демонстративно плюнул. — Десантные катера — надо же!

Хрим подавил гнев.

— Болван ты хренов! Да они вернули нам Риоло порезанным на куски! Я хотел с ними договориться, не скрою, но они и слушать не стали.

Хрим, следя за реакцией своего собеседника, метнул взгляд вбок, на Норио, но темпат наблюдал за ним самим. Норио не умеет читать по лицам — ему это ни к чему.

— Не знаю, что там у Барродаха на уме, — продолжил Хрим, — но я доверяю ему не больше, чем ты. Может, это не чистюли, а должарианцы. Может, Барродах сталкивает нас лбами, чтобы самому все загрести. — Уловив сомнение в глазах врага, он поднажал еще: — Сам знаешь, сколько арсеналов мы очистили. Может, им попались эти катера-призраки, о которых все время толкуют а РифтНете? Не успеем мы оглянуться, как они вырубят нам энергию.

Норио стиснул ему руку, что на их простом мускульном шифре значило «молодец».

Изображение внезапно заколебалось, пропало и вернулось снова, сильно размытое.

— Гравимина! — закричал кто-то позади, и Хрим врубил щиты «Цветка» на полную мощность. Какого черта тут происходит?

— Арсеналы, говоришь? — прошипел Нейвла-хан. Его лицо превратилось в точку и исчезло, и в этот самый момент «Цветок» содрогнулся от попадания снаряда. Экраны зарябило.

— Пили! Вдарь по резонансному генератору и активируй эти хреновы ползучие снаряды. А ты, Эрби, найди те, которые наставил на нас Нейвла-хан.

— Они пока не вышли на позицию, капитан, — ответил Пили. — Еще минут десять.

— Следов нет, — напряженным голосом доложил Эрби.

— Зараза! Каркасон, уводи нас отсюда! — Хрим схватился за голову, пытаясь собраться с мыслями. Откуда взялась эта гравимина? Может, барканцы переметнулись на другую сторону?

«Цветок» нырнул обратно в тень, убегая из-под огня Шимозы. Желудок Хрима вел себя так, словно гравиторы отказали.

Все вдруг очень усложнилось.

* * *
СТАНЦИЯ АВАСТА
Бегунок соларха Топанара обнаружил наконец живых барканцев. До сих пор и он, и другие аппараты показывали только груды трупов, сожженных или задохнувшихся от раскаленных газов, посланных по коридорам тесла-полем.

Но в нескольких сотнях метров, за углом, пятеро человек укрылись в одной из ниш без дверей, предназначенных, очевидно, как раз для таких ситуаций. Там не было пульта, только рация.

Усилители света и инфракрасные лучи выхватывали фигуры из мутного барканского мрака, создавая иллюзию слабого солнечного освещения. Зи-Туто стал напротив того, кто, судя по форме, был старшим.

— Где тут у вас контрольный центр?

Барканец пробормотал что-то, и скафандровый компьютер перевел это на уни: «Не знаю». При этом сердцебиение у барканца стало даже сильнее, чем в прежнем состоянии ужаса, инфракрасный имиджер показал покраснение на лбу и щеках, а скафандровый хемоиндикатор — повышенное выделение пота и феромонов. Барканец лгал.

Зи-Туто ступил вперед, зная, каким грозным кажется в скафандре, и навел на барканца правый указательный палец в перчатке.

— Я убью тебя, если через пять секунд мне никто не ответит.

Зи-Туто начал отсчет.

Барканец упрямо потряс головой. «Ну что ж, у тебя своя присяга, у меня своя», — подумал десантник. Досчитав до пяти, Зи-Туто свел вместе четвертый и пятый пальцы правой руки, и яркий луч ударил в грудь барканца. Заклокотала кровь, испаряясь из легких, красный туман повалил из разинутого в агонии рта, и барканец бесформенной грудой рухнул на пол.

Зи-Туто, подавив отвращение, повернулся к барканцу низшего ранга, у которого на гульфике быстро расплывалось пятно.

— Где контрольный центр?

Тот, к облегчению десантника, ответил без промедления. Зи-Туто заметил бирки на шее у барканцев и спросил своих, что они могут означать.

— Думаю, пользы от них немного, капитан, — сказала Драйден. — Они, наверно, потому и сидят здесь, что в коридорах эти бирки при аварийной ситуации не годятся. Но в сочетании с информацией, собранной бегунками, они, возможно, помогут мне войти в систему.

Сняв бирку с мертвеца, она прижала ее к накладке на своем скафандре, потом выдвинула пробник из левой перчатки и занялась рацией.

— Вирусы запущены — некоторые уже сражаются с местными фагами. Мы можем воспользоваться этими бирками, но огров они не остановят — их носителям полагается отсиживаться в одной из этих комнат. Возможно, чуть позже мне удастся получить план станции.

Барканцы завыли от ужаса, когда с них сняли бирки, и этот звук еще долго преследовал десантников.

* * *
Служитель со странным бульканьем умолк, но даже это не подготовило Куонна к внезапности, с которой враг ворвался на станцию. Недолгую тишину в контрольном центре нарушил грохот взорванного люка.

Маленькие шустрые машинки, разбежавшись по комнате, взобрались на пульты и запустили в них свои острые пробники, а странного вида трехногие аппараты, передвигающиеся по трое, застыли везде в весьма угрожающих позах.

Вслед за этим комнату заполнили громоздкие фигуры, до ужаса напоминающие Черных. У многих на броне виднелись следы от оружейного огня. Все расчеты Куонна пошли прахом. Никакие это не рифтеры, это Аркадский Десант.

Один из десантников подошел к нему.

— Итак, ты здесь командир.

Его транслируемый компьютером голос звучал с характерной панархистской глухотой.

Куонн ответил вызывающим взглядом, ясно видя лицо десантника за шлемом. А вот насколько четко слабый глазами Панархист видит его? Лицо десантника было неумолимым, и Куонн приготовился к смерти.

И смерть пришла, но не от десантника. В сплошной на вид стене разверзлись ниши, и оттуда с кошачьим проворством выскочили Черные. Куонн ощутил прилив удовлетворения, но оно тут же сменилось ужасом: десантник со свирепой улыбкой сдернул у него с шеи бирку первого класса.

— Тебе она больше не понадобится, — сказал десантник и разрядил свой бластер в одного из Черных. Ответная вспышка пламени оборвала жизнь Куонна с милосердной быстротой.

Охладительные системы скафандра Зи-Туто взвыли, работая на грани перегрузки, когда последний огр рухнул на пол в фонтане искр. Моноволокно, выброшенное келлийскими трикселями, опутало роботов, глубоко врезавшись в их броню. Один из них бессознательно разрядил свою нагрудную пушку в потолок, и расплавленный камень снова полился на злосчастных барканцев. Впрочем, большинство этого уже не почувствовало.

Зи-Туто с мрачным удовлетворением посмотрел на почерневший труп командира.

Ты получил лишь долю того, что Амахиро и другие хлебнули полной мерой.

Еще более, чем когда-либо прежде, он убедился в справедливости Запрета — для него создание огров было вопиющим злодеянием.

Он посмотрел на ближнего, который еще дергался, пока разряжались его сервомоторы, и содрогнулся. Мало того что андроидам придали гуманоидную форму — куда хуже их лица, устрашающие маски, специально спроектированные так, чтобы пугать собакообразных шиидритов. Нечто среднее между примитивной ритуальной маской и оскалом идиота.

Даже маленькие трискели действовали мелиарху на нервы — особенно когда Драйден заявила, что они, несмотря на заверения келли, запрограммированы более сложно, чем ей бы хотелось. Они казались ему чересчур разумными.

Однако свое дело они сделали.

Допрос уцелевших барканцев принес хорошие новости. Похоже, Барка действительно стакнулась с Хримом: все орудия Авасты были нацелены на корабли Нейвла-хана. Но тут мелиарх испытал разочарование: «Огненный Коготь» числился во второй по очереди группе.

— Перепрограммирование займет больше времени, чем нужно для второго залпа, — ответила на его вопрос Драйден. — Нужно всего две минуты, чтобы прицелиться заново.

Время ползло еле-еле. Зи-Туто вспомнил лицо Соабы, ее улыбку, прикосновение ее рук. Затем пульт перед ним зажегся.

— Полный контроль обеспечен, мелиарх.

Он с нарочитой мягкостью опустил палец на огневую кнопку, памятуя о страшной силе, которую получил в свое распоряжение, и весь смысл этого движения выплеснулся в крике:

— За Соабу!

* * *
ЛАЗПЛАЗМЕННАЯ БАШНЯ № 2.
АВАСТА
Диарх Суссониус со спокойным удовлетворением оценил свою позицию. Лазплазменная башня, как и ожидалось, была пуста — и неудивительно, подумал он, глядя через шпионский глаз на толстые, волнистые стеклянные стены окружающего ее кратера. Нервозность вызывала только кромка, за которой они прятались от линии прицела, — слишком низкая, чтобы защитить их от разряда.

— Налицо активность, диарх, — доложил соларх Бирд, следивший за монитором на кабеле, передающем башне команды со станции Аваста.

— Разгонщик массы разогревается.

Суссониус сверился со шпионским глазом. Все верно — из устья стокилометрового разгонщика масс шел волнообразный призрачный свет. Установка очищалась от лунных газов, готовясь подать заряд плазмы тесла-отражателю башни на скорости, близкой к световой.

Он убрал глаз. Наверху светился серп Барки. Та ее часть, что лежала в солнечной тени, едва просматривалась в свете, отраженном от скрытой за горизонтом Шимозы.

— Приготовиться к разряду, — скомандовал диарх, и взвод пригнулся. Суссониус посмотрел на гряду холмов в нескольких сотнях метров от них, за которой ждал келлийский корабль.

— Есть, — сказал Бирд.

Еще один напряженный миг — и лазплазмер с беззвучным грохотом, передавшимся через почву людям, разрядился. В небо взвилось световое полотнище, прошитое сверкающими линиями, — это ударная волна срывала камни со скал, а щит отбрасывал их прочь — некоторые, возможно, и на орбиту, подумал Суссониус. Твердый на вид луч энергии ударил ввысь, и миг спустя что-то сверкнуло над лимбом Барки.

— Одна порция есть! — возликовал Ра-Тремон.

— Покажи нам, как собьют следующую, — попросил Норски.

Суссониус, которому самому хотелось посмотреть, усмехнулся и снова активировал глаз. Кратер вокруг башни светился тускло-красным огнем — адское основание для белого свечения отражательных электронных зеркал башни. Оно повернулось, наводясь на новую цель, и новый диск ультраплотной материи, поддерживающей тесла-эффект, скользнул на свое место над зеркалом.

Лазер стреляет прямо вверх, и прицельное зеркало направляет его луч сквозь тесла-линзы, а те посылают вдоль оси луча плазму, подаваемую разгонщиком массы. Срок жизни линз — около наносекунды, зеркало держится немногим дольше, но этого достаточно, чтобы создать трехсотметровую струю плазмы, которая, совмещаясь с направленным лучом, способна пробить щит почти любого корабля.

Разгонщик масс снова стал пускать газы, но на этот раз свет был ярче.

— Я раскодировал последовательность операций, — доложил Бирд. — Четыре... три... два... один.

Полоса, похожая на брус раскаленного добела металла, соединила устье разгонщика с тесла-линзами и слилась с чуть менее ярким лазерным лучом, окруженным газами предыдущего разряда. Адское пламя, вспыхнувшее в точке пересечения, взвилось в небо под острым углом. Шпионский глаз, вспыхнув, испарился, и земля содрогнулась снова. Смертоносный свет обратной волны загорелся над головой. Что-то зашуршало по скафандру Суссониуса — шарики кварцевого стекла, брошенные вверх первым разрядом, только теперь падали вниз при малой силе тяжести Авасты.

— Телос! — ахнул кто-то.

— Это уж скорей по части Харубана, — отозвался другой.

— Ладно, — сказал Суссониус, — хорошенького понемножку. Бирд, поставь перехват на кабель. Когда придет соответствующий сигнал, мы отключим тесла-генератор и повредим предохранители.

Он снова посмотрел на холмы, чьи верхушки еще светились. Без тесла-генератора при выстреле несколько кило плазмы ударят по ультраплотным линзам со скоростью, близкой к световой.

И к этому времени мы должны быть очень, очень далеко отсюда.

8

«КЛЕЙДХЕМ МОР»
— Орудийный огонь с Авасты, — сообщили келли. — Подбито пять рифтерских кораблей. Три уничтожено, один висит в космосе, один серьезно поврежден, но способен двигаться. Барка поставила Щит. Со стороны Шимозы активности не наблюдается.

Камерон испытал некоторое разочарование, увидев новые тактические поправки. «Огненного Когтя» среди подбитых кораблей не было. Капитан пожал плечами: видимо, у Зи-Туто на то свои причины.

— Связь, передайте всей эскадре, — сказал он. — Первая боевая группа выходит на позицию два и начинает инфильтрацию. Второй и третьей группе приготовиться к полному падению резонансного поля, затем двигаться вперед.

Первая волна — «Клейдхем Мор» и «Шиавона» совершат скачок к самому краю резонансного поля и попытаются соединиться с эскадрой Хрима, замаскировав «Клейдхем Мор» под рифтерское судно. Когда окололунное пространство снова откроется для скачков, два других эсминца, тоже замаскированные, ударят по флотилии Хрима в надежде сойти за корабли Нейвла-хана.

— Пора снимать перчатки, — сказал Камерон первому помощнику. — Активируй все драконьи зубы, имеющие в пределах досягаемости любое рифтерское судно.

Келли ответили: «Поняли вас», и их корабль исчез.

— Навигация, бросьте нас в нужную точку. Тактический уровень два.

— Теперь посмотрим, что решили барканцы, — сказала Кор-Меллиш.

Камерон в ответ только ощерил зубы в невеселой усмешке, и скачковые системы, заурчав, бросили корабль из четырехмерного пространства к Барке.

* * *
Хрим смотрел прямо на Авасту, когда она открыла огонь. У Норио подкосились колени под натиском свирепой, злобной радости Хрима, когда пять чужих кораблей вспыхнули под огненными лучами.

Несколько секунд спустя Дясил объявил, что Нейвла-хан снова на связи.

— Давай его сюда, — засмеялся Хрим.

У второго капитана порядком поубавилось элегантности. Глаза его пылали от ярости, борода растрепалась, словно он ее рвал.

— Я обоссу твою открытую могилу, — заорал он, — а из твоего чахлого хрена сделаю соломинку для питья, а череп твоего мозголаза будет у меня плевательницей. Я оставлю твою голову живой и напихаю тебе в рот...

Мостик «Огненного Когтя» полыхнул жутким светом. Пламя лизнуло спину Нейвла-хана, и он завыл от боли.

Норио жадно смотрел, как тают в огне его уши, как чернеет и сползает кожа на руках. «И все это будет записано!» — ликовал темпат. Интенсивность Хримовых эмоций была почти непереносима — это воспоминание займет в его, Норио, сокровищнице одно из первых мест. И как вершина ощущений, никогда не испытанных им прежде, оргазм Хрима передался ему, и буря эмоций накатила на него с такой силой, что он конвульсивно вцепился в свое кресло.

* * *
Сразу после второго разряда свет в контрольном центре погас и пульты отключились.

— Все! — крикнул Зи-Туто. — Барканцы вернули контроль себе. Ставим взрыватели и уходим.

Второе отделение уже присоединилось к ним и обеспечивало выход наружу, а третье удерживало причальный отсек на поверхности.

Они поднялись на несколько этажей, когда пол под ногами содрогнулся, оповещая о том, что контрольный центр Авасты превратился в наполненную плазмой каверну.

* * *
— Сигнала нет, — доложил Бирд.

Суссониус ждал. Лазплазменный цикл прошел, но разряда не последовало. Еще цикл — и снова ничего.

— Все ясно. Вырубай его, Бирд. Начинаем отходить.

Бирд лихорадочно взялся за дело, а взвод двинулся к холмам — сервомоторы несли десантников быстрыми, низкими прыжками над лунной поверхностью.

На лбу у Суссониуса выступил пот. Барканцы отключили станцию Аваста. Сколько им понадобится времени, чтобы восстановить контроль с обратной стороны луны?

— Готово!

Вдвоем они помчались за остальными. Суссониус почти физически ощущал волну предстоящего взрыва.

Но если барканцы выстрелят сейчас, ты вообще ничего не почувствуешь.

* * *
Хрим даже не заметил, как Норио убрал руки с его плеч. Оргазм не лишил его сил, а как раз зарядил энергией. Корабль снова содрогнулся от попадания.

— Поражен верхний кормовой квадрант. Повреждения минимальные. Щиты держатся, — напряженным голосом доложила Метидже.

«Цветок» развивал ускорение, оставляя ползучие снаряды Нейвла-хана позади. Хрим изучил тактический экран.

— Пили!

— Три минуты до контакта первого ползучего снаряда с резонансным генератором.

— Выходные импульсы, — доложил Эрби. — Метки соответствуют «Шиавоне» и еще одной «альфе». Следуют на соединение с нами, оставаясь в тени.

Если Аваста будет вести огонь столь же интенсивно, Лохиэль ему, пожалуй, не понадобится. Но если нет, то с двумя лишними эсминцами он мигом разделается с остатками эскадры Нейвла-хана.

Я поимею их в задницу, а не наоборот.

— Сигнал с Барки, — сообщил Дясил.

— Ага, пообщаться захотелось. — Хрим подивился хрипоте в собственном голосе. — Соединяй. — Он посмотрел на Риоло, который вернулся на мостик. Барканец тоже смотрел на него, непроницаемый в своих красных очках.

Хрим внезапно осознал, что Аваста больше не стреляет, и насторожился при виде барканского чиновника на экране.

— Мы восстановим контроль над Авастой.

Это не слишком разочаровало Хрима. Десять чужих кораблей уничтожено или повреждено, а сам Нейвла-хан мертв! Однако на душе у него было неспокойно.

Он пожал плечами с видом человека, у которого все идет, как задумано.

— Вы сказали моему эмиссару, что не будете вмешиваться, — вот я и разделался со своим соперником. — Хрим сделал широкий жест. — Теперь я — представляю Должар.

Ответ привел его в изумление.

— Мы опознали диверсантов. Это Аркадский Десант.

Ну да, верно. Кем они еще могли показаться, раз они на катерах?

— Ясное дело. А два эсминца, идущие на соединение со мной, — это флотские корабли.

— Нет, только один.

На мгновение Хрим опешил, а после взорвался.

— Ты, засранец! Хочешь, чтобы я стрелял по собственным кораблям?

Однако подозрение уже овладело им. Сервоскафандры делаются по мерке, что требует весьма высокого технического уровня — кому из эскадры Чартерли это под силу? Или они использовали готовые, не подгоняя их? Но выдержат ли такие скафандры торможение тесла-кротов? В голову лезли самые нежелательные мысли.

— У нас очень хорошая техника обнаружения, — с презрением бросил барканец.

Его изображение на экране сменилось другим, и от этой картины у Хрима в паху все съежилось: колючий ультрасовременный эсминец манта-класса светился серебром в лучах барканского солнца, и меч с чашеобразным эфесом виднелся на нем под эмблемой Солнца и Феникса.

«...И вы сможете свалить все на Флот...»

— Так вас разэтак! Эта паскуда Лохиэль предала меня! Дясил, оповести все корабли. Пили, стреляй по ним, брось на этих сволочей все, что у нас осталось!

— Пятнадцать секунд до лазплазменного диапазона, снаряды к пуску готовы, — доложил Пили, а Хрим снова обратился к барканцу на экране:

— Снимите резонанс.

— А как на это посмотрит Властелин-Мститель? — улыбнулся тот. — Нет уж, снимайте сами. У вас это займет, — он отвернулся в сторону на миг, — всего две минуты.

Экран покрылся «снегом», и Риоло визгливо выругался по-баркански.

— Они все стерли! Передача была заражена, и теперь она пропала!

Он стукнул по пульту.

И не осталось никакой записи для Должара!

— Я остановил вирус, — сказал Риоло. И вдруг добавил с ужасом, которого даже очки не могли скрыть: — С их позволения, надо полагать.

* * *
— Аваста прекратила огонь, — доложили с пульта обнаружения.

— Связь, — сказал Камерон, — оповестите курьера о начале операции против резонансных генераторов.

— Это может дорого нам обойтись, — заметила Кор-Меллиш. — Они оба открыты Шимозе.

— Орудийный залп с «Цветка Лит», — сообщило обнаружение. — Попадание ожидается через две с половиной секунды. До лазплазменного радиуса — двенадцать секунд.

— Он нас вычислил. Орудийная, поднять щиты! Обнаружение, активировать все мониторы!

Жаль, что их у нас не так много, — мы бы посеяли побольше драконьих зубов.

Он подавил бесполезное сожаление.

— Связь, передайте эскадре: всем кораблям соблюдать маскировку и совершить тактический скачок после падения резонанса. Приготовиться к общему наступлению. И соедините меня с «Шиавоной».

На экране появилась Лохиэль.

— Они нас видели и открыли огонь.

На старой «альфе» сенсоры не такие чуткие, как на «мантах», — Лохиэль могла этого и не знать.

— Разглядели на таком расстоянии?

— Возможно, это работа барканцев.

Их почти непонятный для посторонних разговор для Камерона был полон смысла — и ему показалось, что в глазах кузины сквозит такое же понимание.

— Готовься к атаке на Авасту, — добавил он. — Нам кажется, барканцы восстановили контроль над ней. Начинай, когда десантники дадут сигнал об эвакуации.

— Разреши мне немного попудрить Хриму мозги, кузен, — усмехнулась она, — Авось сумею выиграть пару тысяч кэмэ. Может, даже успею пальнуть разок, пока урианское реле еще при нас и мы не превратились обратно в тыкву.

Во что, во что? Тут Камерон вспомнил старую сказку и, хмыкнул.

— Разрешаю.

Лохиэль отсалютовала и исчезла с экрана.

— Навигация, полное ускорение. Приготовиться к бою!

Камерон вдруг сообразил, что еще не видел нового рифтерского оружия в действии — читал только краткие сводки о нем. Если Хрим не проявит недюжинного проворства, сейчас это упущение будет исправлено.

* * *
Хрим в бешенстве выпялился на нее с экрана.

— Ну все, сволочуга, тебе конец. Я попрошу Барродаха вырубить тебе энергию, а потом маленько позабавлюсь.

— Ты что, спятил, придурок? — завизжала она, «кося под психованную», как называл это Байрут.

— Барканцы показали мне твою «альфу». — Хрим насмешливо подчеркнул последнее слово, и в окне на экране появился эсминец Камерона с ясно видимой эмблемой меча.

Лохиэль стукнула кулаком по пульту, продолжая смотреть. в глаза Хриму.

— Башка безмозглая! Да это кадр из каких-нибудь новостей! — Видя проблеск сомнения на лице Хрима, она нащупала нужную клавишу. — Вот, гляди, — сказала она со всем доступным ей сарказмом, — нас атакуют инопланетяне!

В другом окне показался древний паровоз с Утерянной Земли — он несся по космосу с планетой на заднем плане. Длинный металлический цилиндр с кабиной позади, с двумя рядами колес, соединенных железными стержнями, — колеса бешено вращались, и из верхней части машины валил дым.

Это паровой двигатель, и он прет прямо на тебя!

Сомнения в Хриме боролось с подозрением.

(Резонансное поле идет на спад), — доложил Байрут по босуэллу. — (Десять секунд до скачка. Гиперснаряд к пуску готов).

Краем глаза Лохиэль видела, как Мессина работает с пультом, готовя «Шиавону» к атаке на Авасту.

Но при этом Лохиэль не спускала глаз с Хрима и поняла, что он принял какое-то решение. Ну что ж, она по крайней мере секунд на тридцать ввела его в радиус лазплазмера, а он в нее так и не выстрелил.

Лохиэль нажала на скачковую клавишу.

* * *
Келлийский корабль рванулся в космос. По каналу, который келлийский капитан заботливо протянул его сильно поубавившемуся отряду, мелиарх Зи-Туто видел, как другой корабль келли стартовал параллельным курсом со скалистой поверхности луны. Позади, рядом с линией энергопередачи, лазплазменная башня, заминированная взводом Суссониуса, ярко светилась посреди раскаленного докрасна кратера.

Он увеличил изображение. Башня начала свой зарядочный цикл, и зеркало повернулось. Зи-Туто был почти уверен, что оно целит в них.

Из устья разгонщика массы ударил луч, и белая вспышка заполнила экран.

— Была башенка — и нету, — сказал кто-то по коммуникатору.

Экран прояснился, показав огромную, раскаленную добела дыру на поверхности луны. От нее на огромной скорости распространялось облако светящейся пыли и газов.

— Резонансное поле снято, — сказал келлийский капитан. — Пятнадцать секунд до радиуса.

Корабль качнуло от достигшей их взрывной волны, и его щиты заискрили. Зи-Туто нервно следил за ярким лимбом уменьшающейся позади луны, зная, что у радиуса они попадут под прицел другой лазплазменной башни. Он конвульсивно дернулся, когда цепочка световых сфер потянулась с луны, растворяясь в космосе, с опозданием понял, что это след от попадания гиперснаряда, и с почтительным трепетом стал смотреть на огромный огненный стяг, вставший над лимбом Авасты, и на сеть трещин, бегущих по каменистой почве. Пламя и осколки камня били из них на тысячу метров вверх.

«Шиавона», — подумал он. Неудивительно, что они способны прикончить крейсер одним выстрелом.

Экран погас, когда корабль сделал скачок, и Зи-Туто расслабился, радуясь, что они окажутся далеко от боя. Рукопашная схватка — одно дело, но у всякого, кто служит на эсминце, мозги точно набекрень.

* * *
Камерон оскалился в приступе ярости. Они в одиночку держались против эскадры Хрима, к которой подошли на подмогу остатки флотилии Нейвла-хана, так и не понявшие, видимо, что имеют дело с Флотом. А потом в бой вступили барканцы с единственной уцелевшей на Авасте лазплазменной башней и всей орудийной мощью Шимозы.

«Хамсин» сильно пострадал от лазплазменного разряда, вскрывшего ему корму, и едва сумел уйти из-под обстрела. Другой разряд прошел в двухстах метрах от снарядной трубки «Килижа», но капитан Агенес продолжала стрелять из лазплазменной пушки, пока Камерон не приказал ей отступить. А Лохиэль вообще потерялась — ее старая «альфа» плохо ладила с современными средствами связи «мант».

— Связь, просигнальте всем кораблям общее отступление на точку номер три. Навигация, бросьте нас к «Хамсину».

Камерон барабанил пальцами по ручке кресла, пока мичман Ринкон передавал сигнал на мониторы, разбросанные келли по всей системе перед началом боя. Больше ничего не остается, раз барканцы поддержали Хрима. Должар победил. Камерон поморщился: как-то Эсабиан употребит огров, которых, безусловно, запросит в качестве контрибуции? Хорошо, что десантники захватили одного для исследований — авось техники сумеют расколоть их код.

— А ведь как хорошо все шло, — сказала Кор-Меллиш. — Мы разгромили целую рифтерскую эскадру, потеряв всего три корабля.

Два наших и один келлийский. Быть может, весь личный состав келлийского треножника или хотя бы звена из трех кораблей принадлежит к одному братству?

«Шиавона» присоединилась к ним, когда они сопровождали искалеченный «Хамсин» к месту сбора в режиме реального времени. Хрим, к счастью, их не преследовал.

— Здорово ты пальнула по Авасте, кузина, — сказал Камерон. Лохиэль скривилась. Оба корабля находились достаточно близко, чтобы переговариваться без видимого отставания.

— Для «Шиавоны» это был последний выстрел. Теперь мы снова перешли на реактор.

— След корабля, капитан, — доложила внезапно служба обнаружения. — Шестьдесят семь с отметкой тридцать два, в четырнадцати тысячах километров. Метка, — лейтенант Чанг сверилась с пультом, — соответствует «альфе», идущей, возможно, на аварийном двигателе.

Камерон посмотрел на Лохиэль,

— Кто-то из твоих бывших сподвижников?

— Все может быть. Пару из них стоило бы спасти, если представится случай.

— Ладно. Навигация, бросьте нас туда. Орудийная, гиперснаряд к пуску.

* * *
У эсминца снесло всю корму — уцелели, за небольшим исключением, только мостик да снарядная трубка. Но на обгорелом, выщербленном корпусе сохранилась эмблема: огненный вихрь с блестящими когтями.

— «Огненный Коготь», — сказала Лохиэль.

— Обнаружение, сканируйте.

— Ноэтическое сканирование положительное, — доложила Чанг. — Есть живые.

— Связь, — хрипло скомандовал Камерон, — свяжитесь с кораблем.

Несколько минут продолжалось молчание. Затем послышалось:

— Канал установлен.

На экране показался сожженный, искореженный мостик. У Камерона при всей ненависти к врагу свело желудок. Как здесь мог кто-то выжить? Гравиторы, как ни странно, продолжали функционировать.

Затем он увидел среди мертвых тел человека в командном кресле. Тот сидел очень прямо, и Камерон узнал эту позу: так держится тот, кто получил тяжелые ожоги. Руки на весу, подальше от тела и подлокотников, торс не касается спинки кресла. Уши обгорели до хрящей, руки обуглились, но лицо почти не пострадало — опалило только аккуратную прежде бородку.

Безжалостная улыбка растянула губы Камерона.

— Нейвла-хан, — с глубоким удовлетворением произнес он. Палач Минервы, убийца миллионов, человек, который, желая отомстить флоту, лишил жизни целую планету.

Нейвла-хан обратил глаза к экрану и что-то прошипел. Легкие повреждены. Кто-то на мостике сдавленно ахнул. По-матерински доброе лицо Лохиэль напряглось, словно ее тошнило.

Шипение повторилось, и Камерон внезапно различил в нем:

— Помогите.

Настало долгое молчание. У Камерона сжалось горло. Он вспомнил Лассин-Фрея, и Рэнсома, и Лизаэль, и всех других, однокашников и преподавателей, погибших на Минерве. А за их лицами ему виделась его карьера, приведшая его к этой точке, отдавшая ему в руки виновника этих горестных воспоминаний, общих для всего Флота. Трибунал — не столь уж большая плата за такую привилегию.

Почувствовав, что может говорить, он сказал:

— Орудийная, лазплазмер. Минимальный луч. Контроль передать мне. — Он никого больше не мог попросить об этом.

В окне, показывающем подбитый эсминец снаружи, появился крест прицела. Камерон старательно навел его на заднюю часть мостика.

— Помочь? Хорошо, Нейвла-хан. Сейчас я тебе помогу.

— Прошу милости Панарха, — прошипел рифтер. Камерона кольнула ярость, когда он услышал эту старинную формулу.

— Милости? Дело в том, что она вся была израсходована при Минерве. Все, что у меня осталось, — это правосудие.

Он нажал на кнопку. Яркий луч света прорезал мостик «Огненного Когтя» за спиной у рифтера, очертив его силуэт. Послышался свист выходящего воздуха. Нейвла-хан выпучил глаза и замолотил руками по пульту, сломав один палец.

Когда вакуум завершил свою работу, превратив рифтера в раздутый, сочащийся пузырь, Камерон перевел дыхание.

— Гиперснаряд на выход, — скомандовал он, и «Огненный Коготь» исчез в очистительном пламени.

Снова посмотрев на Лохиэль, Камерон, к некоторому своему облегчению, увидел в ее глазах одно лишь понимание с примесью боли. Она знала, чего будет стоить ему его выбор.

— Кузина, — сказал он, — не знаешь, где бы купить лишний эсминец?

— Контроль повреждений, что с корабельным журналом? — спросила коммандер Кор-Меллиш. — У меня проблемы на вводе.

Лейтенант Аргюль прочистила горло.

— Да, сэр. Видимо, у нас повреждений больше, чем я полагала. Связь системы с журналом затруднена.

Камерон поймал многозначительный взгляд Кор-Меллиш, брошенный на мичмана Ринкона.

— М-да. — Мичман перебрал несколько клавиш. — У меня застряли кое-какие орудийные данные... вернулись обратно при пуске гиперснаряда.

— Я начинаю понимать, какое сложное понятие — преданность, — пристально глядя на Камерона, сказала Лохиэль. На главном экране бесформенный комок плазмы, бывший прежде «Огненным Когтем» и его капитаном, медленно исчезает среди звезд. — Тебе еще нужен ответ на твой вопрос, кузен?

— Нет. — Камерон улыбнулся ей. — Сейчас пойдем на сборный пункт, а оттуда — на Арес.

* * *
«ТЕЛВАРНА».
class="book">СИСТЕМА АРЕСА Через полчаса после выхода «Телварны» из скачка с Ареса подтвердили получение импульса и дали инструкции относительно подхода.

Во время долгого путешествия от края радиуса в реальном времени один из десантников стоял за креслом Вийи, а другой — в люке, ведущем на мостик, но она так привыкла к их присутствию, что уже не чувствовала потребности переменить позу, чтобы видеть их постоянно.

Они были спокойные и общительные; единственный раз они вмешались в управление кораблем для того, чтобы отменить приказ Омилова. Вийя знала, что их натаскали по всем предметам — от рифтерской политики до смертоносных псиспособностей эйя, и с мрачным юмором предполагала, что этих двоих, вероятно, превратили в ходячие бомбы на случай, если она попытается выбросить их в космос и бежать. Найберг делает все, чтобы Должар как можно дольше не узнал координаты Ареса.

При всем при том десантники старались приспособиться к экипажу «Телварны». Женщина заигрывала с Ивардом, что ему, похоже, очень нравилось, мужчина обнаружил вкус к любимой Монтрозом старинной музыке. Кто-то — возможно, сама капитан Нг — позаботился подобрать охранников, не противоречащих странной амальгаме телварновской команды. Во время скачка Вийя думала и об этом, и о многом другом.

Но теперь, на подходе к Аресу, она выбросила все посторонние мысли из головы. Коммуникатор ожил, и их предложили взять на буксир. Вийя отказалась, с интересом отметив, что ей это позволили, и перешла на ручное управление. Она чувствовала обостренное внимание десантников. Даже для опытного пилота и при существующем ограничении скоростей подход к Аресу был не так прост.

— Гляньте только! — воскликнула Марим за пультом контроля повреждений. — Можно подумать, эта станция обросла мирквудийским грибком!

Ивард фыркнул, и Вийя окинула взглядом вращающийся цилиндр и неподвижный колпак Ареса. Их окружало облако кораблей, в невероятном количестве собравшихся за те несколько недель, что «Телварна» искала Пожиратель Солнц. Все они находились на той же солнечной орбите, что и Арес. Вийя видела, как снуют между ними буксиры, расталкивая корабли в целях компенсации приливных сил. Колпак, военную часть станции, почти полностью скрывали гроздья мелких судов — точно насекомые, облепившие плод.

Вийя медленно прошла мимо большого торгового корабля. В глаза ей бросился черный шов у него на борту и выплавленные на корме люки. Кто-то оснастил корабль по-военному, и он явно побывал в бою.

— Гм-м, — пробасил Монтроз. — Хотел бы я поглядеть изнутри на Вакиановскую «Атениаду» — вон там, с левого борта.

Вийя мельком взглянула на знаменитую, баснословно дорогую яхту и тут же перевела взгляд на серебристые туши трех крейсеров в ремонтных ямах Колпака.

Она вывела их изображение на боковой экран, молча присматриваясь к новым пришельцам.

— Гляньте на тот, что поближе, — сказала Марим. — Здорово его изрешетили. — Она обернулась к десантникам: — Не знаете, чей он?

Вийя взяла крупным планом эмблему — стилизованный хищный зверь с двумя коронованными головами, обращенными в разные стороны. Над ним помещался всегдашний знак Панархии — Солнце и Феникс. Обе эмблемы потемнели от лазплазменного огня.

— Это «Астрея», — сказал Зедонг от люка, и Вийя уловила в его ровном голосе оттенки гордости, зависти и страха. — Ею командует Джеп Кестлер.

Ивард удивил Вийю, сказав:

— Мне это имя знакомо. Он участвовал в одном из последних больших сражений с Шиидрой, да? И принял командование фрегатом, когда еще был гардемарином.

— Верно, — улыбнулся Зедонг.

Вийя вернула внимание к управлению. Риск намного возрос, но пока «Телварна» шла к Колпаку без происшествий.

По коммуникатору снова, уже более настоятельно, предложили ввести их в раскрытый впереди отсек на буксире. Вийя опять отказалась и через пару минут получила разрешение на ручную швартовку.

Они подошли уже достаточно близко, чтобы рассмотреть другие корабли в ямах на верхушке Колпака. Свободных ям почти не осталось, и каждый корабль окружали сварочные вспышки, а челноки суетливо, но размеренно сновали туда-сюда.

Вийя, руководимая диспетчерской службой, ввела «Телварну» носом в шлюзовое поле отсека и аккуратно посадила: на обшарпанную палубу. Некоторое время был слышен только утихающий гул двигателей. Вийю окружали острые эмоции: волнение, предвкушение, облегчение — его испытывала десантница за креслом. Вийя нехотя набрала команду, разрешающую доступ к двигателям, встала и вышла с мостика, слыша за собой твердую поступь кого-то из десантников.

Ивард забежал вперед и активировал трап. Миг спустя он и келли ринулись вниз, а Люцифер мягко поскакал за ними. Из кают-компании вышли Себастьян Омилов и высокий должарианец Мандериан. Омилов подошел к Вийе и поклонился.

— Благодарю вас, капитан. Я задержусь, чтобы проследить за передачей своей информации.

Техники в комбинезонах уже собрались у трапа, задрав головы вверх.

Вийя кивнула Омилову и стала спускаться. Техники внизу замялись, а двое попятились назад. Вийя услышала скребущие шажки, и эйя сошли вниз, глядя вперед непроницаемыми фасеточными глазами. Она почувствовала их вопрос, но тут вышел Мандериан и показал им на пальцах: «Мы идем в наш улей». «Мы идем в наш улей», — ответили эйя.

— Я провожу их в Пятый блок, — сказал он Вийе. Она заметила, что на нем надет босуэлл — вероятно, он получил от кого-то приказ.

Монтроз подошел к Вийе с другой стороны.

— Надо проверить, за мной ли еще мое старое место, — сказал он и сделал их старый знак, означавший «поговорим после».

Всех членов экипажа военные поодиночке уводили для опроса. Келли уклонились и направились к выходу, трубя и ухая.

Омилов оставался на корабле, и из люка наверху слышался гул голосов.

— Капитан, — сказал ближайший к ней десантник, — адмирал Найберг просит вас к себе для рапорта.

Отказаться она, разумеется, не могла, но столь вежливое обращение ее заинтересовало: когда они прибыли на Арес впервые — сейчас казалось, что с тех пор прошли годы, — с ними так не церемонились. Тогда их просто обыскали, ввели в курс немногочисленных возможностей выбора и многочисленных правил, а затем препроводили в Пятый блок.

Двое десантников с чисто военной четкостью стали по бокам у Вийи и зашагали с ней к выходу из ангара в стоящую наготове пустую капсулу транстуба.

Долгую поездку куда-то в глубину Колпака они проделали молча. Вийя была не расположена к разговору, а десантники, судя по их несфокусированному вниманию, принимали поток сводок и указаний по босуэллу.

Она ждала контрольных постов и сканирования сетчатки, но ничего такого не было — они просто поднялись на лифте в коридор, чей ковер и ненавязчиво изящные линии указывали на флагманскую территорию. Дверь в конце коридора беззвучно открылась перед десантниками. Они сделали Вийе знак пройти внутрь, и дверь за ней скользнула на место.

Вийя, оглядев небольшой холл, увидела вместо дальнейших дверей арки, в одну из которых виднелся выходящий в космос иллюминатор. От вида Аресского цилиндра снаружи, реального или голографического, захватывало дух. Видимо, это и есть кабинет Найберга?

Ее никто не встречал, и охраны здесь не было. Вийя двинулась вперед, утопая сапогами в мягком белом ковре. У самой арки струя воздуха донесла до нее терпкий экзотический запах. Духи Маркхема! Память обрушилась на нее, захватив врасплох...

А за этим последовал новый удар: войдя в комнату, она увидела не тень Маркхема и даже не адмирала Найберга, а Брендона Аркада. В полном смятении она встретила его пристальный голубой взгляд.

То ли он перенял у Маркхема его духи, то ли это еще одна вещь, которую Маркхем позаимствовал у Крисарха Брендона, которому столь старательно подражал. Она никогда этого не узнает, потому что не спросит. Ей и без того достаточно трудно скрыть свою реакцию.

— Ну что, удивлена? — улыбнулся Брендон. — Удалось мне помешать тебе услышать, что я чувствую? — И он протянул к ней руки.

— Я ничего не слышала. — Вийя, уклонившись от его объятий, подошла к огромному иллюминатору. Он был реален — немое свидетельство власти человека, с которым она оказалась наедине. Очень немногие люди способны устроить свидание в комнате с настоящим иллюминатором.

Брендон не спрашивал, нашла ли «Телварна» Пожиратель Солнц — оно и понятно: десантники, войдя в диапазон Ареса, сразу же сообщили об этом, и первым в списке извещенных, разумеется, был Аркад.

— Были какие-нибудь трудности в пути?

— Нет, — ответила она. — И следов никаких, а стало быть, и наши обнаружить некому.

Он спрашивал не об этом, но Вийя уже обрела равновесие и решила впредь ограничиваться общими фразами.

Но он тоже обладал чувствительностью, и весьма незаурядной.

— Ты найдешь здесь перемены — в худшую сторону. Координаты Ареса, несмотря на все наши усилия, все-таки попали к должарианцам, а поскольку атаковать нас они не могут, они выбрали другой путь.

— Поместили координаты в ДатаНет, — догадалась Вийя. — Где же их всех разместить? И как распознать среди них диверсантов?

— Есть отборочный пункт, который уже прозвали Рейдом. Проверкой занимается флотская команда. Процесс идет медленно, но проводится со всей возможной тщательностью. Ну а для тех, кто попадает сюда, мы строим новые бараки. Выпьешь чего-нибудь? — Он прошел к пульту.

— Нет, — ответила она, не отрывая глаз от серебристого цилиндра станции.

К несчастью, она хотя и не смотрела на Брендона, все-таки чувствовала его близость и ошеломляющие переливы его эмоционального спектра. С Маркхемом она жила вместе, и его потеря стала самым болезненным событием в ее жизни, где боль была величиной постоянной — пока она не провела неделю в обществе Брендона Аркада. Тогда ей открылось, что все в Маркхеме — чувство юмора, политические взгляды, музыкальные вкусы, даже жесты, изящные и юмористические одновременно, даже интонации — лишь искусственно отражало солнце Брендона Аркада.

Единственным, что могло бы спасти ее в той ситуации, было бегство. Лишенная этой возможности, она укрылась за щитом гнева. Брендон без боя, одним смехом сломал этот щит, оставив ее беззащитной.

Сейчас он держался на другом конце комнаты, но запах его духов был повсюду.

— Ты снова сердишься на меня? — мягко спросил он. — Мы не виделись с тех пор, как убили отца, — но это произошло не по моей воле.

Вийя закрыла глаза, заслонившись от сияющей бесконечности космоса.

— Я знаю.

Ей вспомнилось, как эйя, усилив ее дар помимо ее желания, заставили ее ощутить глубину его горя через километровое расстояние, разделявшее их на «Грозном». После этого капитан Нг постоянно держала Брендона занятым, открывая ему все, к чему он прежде не имел доступа ввиду своего двусмысленного положения.

— Я получил краткий предварительный рапорт об успехе вашей экспедиции, — сказал он, — но мне хотелось бы послушать, что думаешь об этом ты.

Против этого она не возражала и описала Пожирателя Солнц со всей доступной ей точностью. Это придало ей твердости, отвлекло ее ум от гипнотических эмоциональных флюидов Аркада к военным, политическим и ксенологическим аспектам находки Омилова.

Закончив, она повернулась к Брендону лицом:

— Он не хочет, чтобы вы уничтожали эту станцию. Собирается пустить в ход все свое влияние, чтобы этому помешать.

Брендон, слушавший ее сидя, опустив подбородок на переплетенные пальцы, кивнул. Теперь, занятая другим, она посмотрела на него беспристрастным взглядом и заметила, что последние недели изменили его, сделали старше.

— Найберг, Нг и другие уничтожат ее с большой охотой — это гораздо легче, чем захват. Больше ничего не скажешь?

— Нет. Приказано было не приближаться и сохранять расстояние не меньше световых суток...

— Мониторы, — снова кивнул Аркад. — Эсабиан наверняка опустошил все флотские склады, захваченные им, и весь район утыкан передатчиками.

— Значит, они узнают об атаке, как только вы выйдете из скачка.

Он побарабанил пальцами по ручке кресла.

— Но у нас будет их гиперрация, и мы будем знать то же, что и они, включая приказы.

— Вы уже расшифровали заголовки депеш Барродаха?

— Почти — и это во многом уравнивает наши шансы.

— У них остаются гиперснаряды — и что он там еще раскопал на этой станции.

— Отсеиванием правды из агиток Барродаха занимается целая команда, — слегка улыбнулся Аркад, — но одно ясно: они еще не научились управлять Пожирателем.

— Но ведь серебряная сфера до сих пор у Эсабиана?

— Насколько нам известно, они прибыли на Пожиратель вместе с Сердцем Хроноса. — В его глазах зажегся веселый огонек. — Вот будет номер, если эта фиговина после всех трудов не сработает.

Вийя подумала об ужасающих усилиях — и жизнях, которые потратил Эсабиан, чтобы приобрести эту сферу.

А я держала ее в руках и упустила.

— Думаю, не так это просто — заставить ее работать.

— Приободрись, — сказал он и встал. — Мы с тобой ее потеряли, но, будь она у нас, мы все равно не знали бы, что с ней делать. И есть вероятность, что она вообще больше не действует. Она хранилась на Храмовой Планете миллионы лет.

— Возраст станции тоже несколько миллионов, — напомнила она.

— Но она им не подчиняется. — Он сделал один из своих легких небрежных жестов. — Впрочем, пусть этим занимаются эксперты. В награду за ваши услуги я попытался улучшить ваши жилищные условия, и тебе, во всяком случае, теперь разрешается ходить повсюду без маяка обнаружения. Что я еще могу для тебя сделать?

За себя бы она не стала просить, но за свой экипаж — другое дело.

— Ваш Архон, Ториган, затевает процесс против Локри. Известно тебе об этом?

Он сжал губы, и его спектр подвергся мгновенной перемене.

— Я не могу вмешиваться в дела правосудия.

— Это не правосудие, когда человека обвиняют в преступлении, которого он не совершал, а он не может представить доказательств.

Аркад встал рядом с ней, глядя на многокилометровый, медленно вращающийся цилиндр. Его близость лишала ее покоя.

— Правосудие — это процесс, а не результат. Я не могу вмешиваться в него напрямую. Не могу даже отложить этот суд, как отложил все остальные, а ведь в таком случае разбирательство перенесли бы на Артелион, где влияние Торигана минимально и шансы Локри были бы гораздо выше. — Его конфликтующие чувства причиняли ей почти физическую боль — как музыка, играющая слишком громко. — Локри — рифтер, и сейчас, когда новости раздувают роль рифтеров в этой войне, открытое вмешательство с моей стороны серьезно подорвало бы доверие к моей особе.

— Я думала, военное положение сильно ограничивает свободу слова.

— Я первым же своим декретом отменил военное положение. Новости нужны нам, чтобы подготовить мою коронацию и создать видимость стабильности. Но Ториган это понимает и использует растущие антирифтерские настроения, чтобы ускорить процесс. Это, помимо прочего, позволяет ему поднять старый вопрос о том, пригоден ли я управлять государством, — ведь я был на одном корабле с Локри, когда нас вернули под крыло Панархии. — Теперь он смотрел прямо на Вийю. — Тебе и всем твоим тоже надо соблюдать осторожность. Репортеры будут постоянно гоняться за вами. — Она чувствовала его решимость, отточенную и яркую, как сталь. — Но я отказал Торигану в его прошении о применении местного кодекса — Локри будут судить по законам Мандалы. А в защитники ему я подберу лучшего воката, которого здесь можно найти.

— Спасибо, — сказала она, и его эмоции снова закружили ее водоворотом.

— Ты не хочешь задержаться ненадолго? — с открытой улыбкой спросил он.

Она закрыла глаза. Он Дулу, способный, вероятно, лишь на самое короткое увлечение. Его тяга к ней была вызвана ее гневом и поддерживалась интересом к человеку, которого они оба любили. Он знает, что она читает его эмоции, но приветствует, вытекающую из этого честность — явление редкое в его кругу. А его вера в то, что она ни с кем не поделится своими открытиями, обезоруживает ее окончательно.

Единственный подарок, который она может сделать ему, — это скрыть цену, которую она платит за это их одностороннее общение. Когда-нибудь он потеряет к ней интерес, и они расстанутся красиво. Но до этого она не в силах ему отказать.

— Хорошо, я останусь, — открыв глаза, сказала она.

9

ЮЖНЫЙ ПРИЧАЛЬНЫЙ ОТСЕК «ГАММА».
АРЕС
Товр Иксван, подхватив саквояж, вышел из челнока в гулкое пространство причального отсека. Длинные ноги вынесли его во главу процессии беженцев, сходящих с корабля, где он сбавил шаг до своего обычного темпа.

Сначала он подумал, что это его рост привлек к нему внимание репортера, который бросился к нему с серебристой айной на лбу. Красный камень в ажурной оправе, закрепленный у репортера на переносице, указывал на прямую трансляцию в Аресский ДатаНет. Но первые его слова удивили Иксвана.

— Вокат Иксван? Я Ник Корморан, Арес-25, рабочий синдикат Режинальского Облака. Можете вы сказать что-нибудь об условиях жизни на Рейде? Прочему вас, гностора колледжа Комической Универсалии, сочли нужным задержать на сортировке?

Двадцать пять. Столь малый номер означает, что это влиятельный канал. И хотя информация о прибывающих гражданских судах распространяется свободно в целях скорейшего размещения беженцев, имя Иксвана из списков новоприбывших без соответствующих программных ресурсов выловить не так просто. Известность Иксвана ограничивалась в основном Белым Южным октантом.

— Вы, очевидно, приняли меня за кого-то из Дулу, — усмехнулся Иксван. Он слегка наклонился, чтобы смотреть прямо в айну, не проявляя пренебрежения. Ему представилась возможность вернуть свой долг Рамони, Фелпсу и другим, кто никогда не выберется с Рейда. — Как вы верно изволили заметить, я занимаюсь номической универсалией. Было бы гораздо лучше, если бы люди правильно понимали значение этого слова.

— Вы хотите сказать, что через Рейд следовало бы пропустить всех и каждого?

«А он молодец, — подумал Иксван. — Это облегчит мне задачу».

— Как раз наоборот. Ни один человек не должен подвергаться чему-либо подобному. — Иксван подавил желание развить эту тему. Красноречие уместно в зале суда, а репортерам нужно отвечать покороче.

— Но Арес не может их вместить. Не отправлять же их обратно в лапы рифтерам?

Любопытно, что он сказал «рифтерам», а не «должарианцам». Вокат отметил это, но решил, что нужно побольше узнать об Аресе, прежде чем выдвигать какую-то разумную гипотезу.

— А вам известно, сколько человек может вместить Арес? — Иксван старался говорить в айну, обращаясь к аудитории. — Думаю, что даже гносторы комменсики придерживаются разного мнения на этот счет. Быть может, его вместимость гораздо больше, чем принято считать. Справедливость требует, чтобы точные данные об этом были известны всем.

Насколько этого можно ожидать от дисциплины, занимающейся тем, что так легко фальсифицировать.

Он уважал описательные науки, но не понимал их. Они казались ему слишком расплывчатыми по сравнению с предписывающей номикой, где чувствуешь, что создаешь закон своими руками.

— А если это невозможно? — заметил репортер.

— Тогда наш долг — обеспечить всем находящимся на Рейде ту же правовую защиту, которой пользуются жители Ареса. — Отвлекшись на миг от невидимой аудитории, Иксван посмотрел в глаза репортеру и спросил в нейтрально-безличной форме: — Ведь вас туда не пускают?

— Нет. Там военное положение еще сохраняется. Наплыв беженцев вырос до невероятных размеров, когда кто-то поместил координаты Ареса в то, что осталось от ДатаНета.

Иксван подозревал, что это работа должарианцев, решивших за невозможностью поразить Арес снарядом меньше астероида, затопить его людским потоком. Если только не считать правдой слухи о Пожирателе Солнц и супероружии, которое тот может обеспечить. А тем временем беженцы томятся на Рейде, ожидая заветного допуска на Арес.

— Одно это должно было насторожить вас. — Иксван снова перевел взгляд на айну, зная, что на экране будет смотреть прямо в кадр. — По моим понятиям, это место, очень близкое к аду.

Он замолчал, чувствуя себя бессильным передать истинный масштаб безнадежной ярости, которую испытывают беженцы, зажатые среди постоянно растущей массы кораблей в своем далеком сортировочном лагере. Все они — люди без друзей, без связей, без патронов. Забытые всеми.

Всеми, но не им. Он стал рассказывать репортеру и жителям Ареса, как оказался на Рейде, совершенно не подготовленный к царящей там атмосфере террора и вымогательства. Рассказал о Рамони и Фелпсе, которые, сжалившись над ним, взяли его в свое и без того переполненное жилище и тем, несомненно, спасли ему жизнь.

Его глаза подернулись влагой, когда он вспомнил Рамони за работой — она овладевает незнакомым делом, и ее короткие пальчики перепачканы чернилами. Ее замздат в Эборейском Облаке северного Феникса пользовался бешеной популярностью в местном ДатаНете; на Рейде ее, как и всех остальных, ограничили односторонней связью. Новости с Ареса здесь тщательно фильтровались,

Корморан улыбнулся, услышав от Иксвана, как власти на Рейде приняли ее бумажные чаны и печатный пресс за оборудование для перегонки спиртного. Знай они правду, никаких взяток бы не хватило. Иксван, видя естественное сочувствие Корморана к товарке по цеху, наводил его на вопросы, призванные проводить в зрителях еще более сочувственное отношение.

Вокат дал волю своему красноречию. Интерес репортера превратил интервью в защитительную речь, но вместо судей был целый легион, безликий и переменчивый. У репортера на уме одно — расшевелить эту массу и развлечь. Власти Ареса взяли опасный курс, предоставив новостям свободу.

Но Архетип и Ритуал, разумеется, не смогли бы работать без них. Да и я тоже, с грустью признал про себя вокат.

— В конце концов ей запретили всякую деятельность, лишив ее не только связи с системой, но даже средств звукового вещания. Теперь она могла замзировать только с чужих слов. Тогда в дело вступили харпади, так называемое законное гражданское правительство, служащее прикрытием строгостям военного времени.

— И что же произошло?

— Взвод правоохранителей учинил над ней групповое насилие. — Иксван включил свой сарказм на полную мощь. — В официальном рапорте она числится как жертва многочисленных преступников — лучше не скажешь.

— Вы сказали, что военные власти на Рейде прикрываются харпади. Значит ли это, что коммандер Ликросс знал о преступлении, однако ничего не сделал? Или вы подразумеваете, что это он отдал такой приказ изнасиловать Рамони?

— Я не обвиняю его в том, что он отдал такой приказ, — предусмотрительно ответил вокат, — и не могу сказать, что он знал и чего не знал. Однако незнание свидетельствует о его некомпетентности, а знание — о грубейшем нарушении закона, по меньшей мере. Впрочем, власти с самого начала заклеймили Рамони как смутьянку. Она уже ничего не скажет, так что они добились своего. А Фелпс два дня спустя выбросился в космос из шлюза.

— Вы полагаете, ему в этом помогли?

— Я не хочу говорить бездоказательно. Предполагать — ваша работа.

— Почему же вы ушли оттуда? — спросил репортер.

— У меня не оставалось выбора. — Иксван сделал глубокий вдох. — Притом здесь воздух чище. Возможно, отсюда мне удастся сделать больше.

— Спасибо, гностор Иксван. — Репортер, восприняв последнюю фразу как заключительную, остановил айну, и она из серебристой сделалась серой. — Я хотел бы задать вам еще один вопрос за кадром, если можно.

Иксван удивленно посмотрел на него. Весьма необычное поведение: назойливость — главный порок большинства репортеров. Этот же проявил такт, свидетельствующий по крайней мере о здравом подходе к делу, если не о душевном благородстве.

— Пожалуйста, генц Корморан.

— Вы прибыли сюда, чтобы представлять Джесимара лит-Кендриана?

— Кого?

Репортер повторил имя и добавил:

— Это лишенный прав состояния Дулу, обвиняемый в убийстве своих родителей и еще пяти человек на Торигане четырнадцать лет назад. Архон Торигана настаивает на суде и кодексе местного правосудия, хотя правительство приостановило судопроизводство по преступлениям, совершенным до атаки рифтеров.

И снова «рифтеров». Интересно.

— Кендриан, или Локри, как он себя именовал, — один из рифтеров с «Телварны», корабля, где нашел пристанище наш новый Панарх.

Иксван поднял брови — целая паутина возможных вариантов раскинулась перед ним. Не связан ли этот таинственный Монтроз с Панархом? Почему он тогда не сослался на это?

— Нет, я ничего не знаю об этом деле. Не забудьте, какие скудные известия мы получали с Ареса. Это и делало информационную контрабанду Рамони столь трудной.

Корморан пораздумал немного и кивнул:

— Еще раз спасибо, гностор.

— Это вам спасибо. Не дадите ли мне код вашей почты? Возможно, через некоторое время я смогу сказать вам больше, а мой код появится в справочнике.

Репортер ухватился за это предложение, и невидимая вспышка на миг соединила их босуэллы. Иксван попрощался и стал искать общественный пульт, желая разузнать что-нибудь о Монтрозе, человеке, вызволившем его с Рейда. Этому субъекту придется ответить не на один вопрос.

* * *
Ник Корморан, стоя рядом со своим другом и соперницей Дерит Й'Мадок, смотрели, как растет число зрителей, запрашивающих интервью с Иксваном. Несмотря на то что тианьги работало на полную мощность, в воздухе висело электричество — возможно, от слишком большого количества пультов в тесном помещении, но скорее от насыщенного адреналином дыхания тех, кто здесь работал.

— Думаю, это потолок, — сказал Ник. — Если мы не сумеем попасть на Рейд, отсюда больше ничего не выжмешь — разве что моя догадка по поводу Кендриана окажется верной.

— Все равно, это хорошее интервью. — Дерит откинула назад свои темные волосы. — Не твоя вина, что 99-й монополизировал рифтерскую тему, которую все только и смотрят. — Она кивнула на ближайший банк пультов. — Новые пакеты данных каждый день, лучшие программисты, которых мы смогли нанять... а посмотри на нас. Повторяем то, что уже сказано другими, а Хомски со своей шайкой подсчитывает баллы.

Она швырнула на стол кучу бумаг и посмотрела уныло, как высоченная кипа, перекосившись, сыплется на пол.

— Да пошли вы, — сказала она беззлобно, когда лавина приостановилась, собрала всю груду и запихнула в ликвидатор.

Нику не нужно было смотреть на экраны многочисленных пультов — он и так видел по лицам операторов, что ничего нового не происходит.

Он вздохнул. Бесполезно напоминать Дерит, что когда-нибудь они будут богаты, что ДатаНет восстановит прежнюю коммерческую структуру и триллионы людей захотят их репортажи с Ареса. Тогда у всех каналов станции баллов будет более чем достаточно.

Вся проблема в том, что новости живут настоящим моментом. Завтра настанет через тысячу лет, а вчерашнего дня уже, считай, и вовсе не бывало. Они, объединив свои силы сразу после прибытия сюда, составляют сейчас лучшую репортерскую команду Ареса, но успех от них ускользает. Хомски из 99-го канала ухватилась за зверства, чинимые рифтерами в Тысяче Солнц, и не сходит с этой орбиты, а 25-й теряет свои позиции. Даже приготовления к коронации Панарха и предстоящий процесс над Джесимаром лит-Кендрианом не в силах перешибить интерес публики к дурным новостям.

— Я все-таки думаю, что кто-то поставляет им эту информацию еще до ее загрузки в систему, — с горечью сказал Ник. — И если мы не будем начеку, процесс у нас тоже уведут, поскольку Кендриан — рифтер. Хомски уже муссирует этот фактор, а у нас не хватает данных, чтобы ее остановить. В АресНете по убийству ничего нет, червячки, запущенные нами в ДатаНет, стоят в самом хвосте курьерской очереди.

— Что ж, понятно, кто стоит за всем этим, — Она порылась у себя на столе и сморщила свой короткий нос. — Ну ясное дело — это было среди того, что свалилось. Короче, кто-то — анонимно, разумеется — советует нам взяться за рифтерских дружков Кендриана, когда «Телварна» вернется. Он думает, что Ториган раздувает это дело, чтобы досадить Панарху. Архон, само собой, поддерживает Хомски, а она мастерица подлизываться к Дулу.

— Дохлый номер, — покачал головой Ник. — Сам старый Панарх простил Брендона за уход в рифтеры — если тот вообще уходил. Ториган идиот.

— А если эти рифтеры сделали что-то, о чем Брендон теперь жалеет?

— Панарх сейчас на высоте. Если наскочим на него, окажемся в дерьме.

— Зато уж это все посмотрят, — ухмыльнулась Дерит.

— Ага, а потом накинутся на нас. Одно другого не стоит, И потом, фокусы с информацией — это не в стиле Торигана. Он, конечно, им пользуется, но вряд ли способен планировать нечто подобное. Нет, — за этим есть кто-то еще, и я намерен выяснить кто.

— Вот и выясни. Процесс — твое дело. У меня по горло хлопот с коронацией. Чудеса, да и только. Казалось бы, этим высохшим старым гносторам Архетипа и Ритуала не к лицу драться на дуэли, а между тем они сражаются за свои символы не на жизнь, а на смерть. — Ник поднял бровь, и Дерит фыркнула. — Ну да, я знаю. Странные речи для репортера, правда? Но мы-то деремся за баллы, а они того стоят.

Каналу отчислялся гонорар за каждого зрителя — мизерный, но весьма внушительный, если умножить его на пару миллионов.

Ник поджал губы, глядя, как Дерит собирает свои вещи. Она была чертовски хорошим репортером, поэтому он и взял ее в половинную долю. Но порой она мыслит чересчур узко. Зачем, интересно, Панарх отменил военное положение, если не для того, чтобы распространять и популяризировать символы, с которыми так носятся «высохшие старые гносторы»? Быть может, коронацией лучше заняться ему, Нику?

Что поделаешь — поздно спохватился. А репутация Товра Иксвана служит гарантией, что без скандала и тут не обойдется. В Белом Южном он обогатил не один канал новостей, несколько раз выступив героем материала второго уровня: 10 баллов из ста, по миллиарду зрителей на балл. Если он все-таки станет защитником Кендриана, дело будет интересным.

И другие рифтеры с таинственной «Телварны», возможно, неплохая мысль.

Главное — опередить Хомски.

Пользуясь тем, что Дерит еще здесь, он сказал вслух:

— Сам обвиняемый с нами говорить не станет, мы это знаем. Капитан тоже.

— Должарианка, — с отстраняющим жестом сказала Дерит.

— Механик все еще в анклаве и тоже ничего не скажет. Кок, вероятно, в свою очередь, вернется туда и будет для нас потерян.

— Верно. Остается мальчишка и техник контроля повреждений.

— Женщина, которая состояла в ремонтной бригаде, да?

Дерит, зевнув, ехидно пожелала ему удачи и ушла.

К концу смены удача действительно улыбнулась ему. Один из программистов обнаружил, что «Телварна» уже два дня как вернулась. Все было точно так же, как после ее исчезновения, — военные не объявили об этом и отказались от всяких комментариев, когда этот факт обнаружился.

Подойдя к своему пульту, Ник наскоро навел справки и выругался. Девяносто девятый уже идет по следу: проникновение Хомски в коды инженерной службы как раз и помогло его программисту. Должно быть, конкурентов настропалил тот же аноним. Тут Ник улыбнулся. Марим, техник контроля повреждений, как раз сейчас сменяется, и она нулевичка. Если она не забыла старых привычек, то пойдет прямиком к Спиннеру, а Хомски невесомости не переносит.

«Такие вылазки украшают жизнь репортера», — подумал Ник, втискиваясь в капсулу транстуба. С Марим он наверняка займет ближнюю орбиту. Хомски — нижнестороняя, она занимается Дулу и видными поллои, которые правдами и неправдами пробились на Арес. Нет у нее подхода к людям попроще — к командам транспортных судов или к беженцам, которые попали на Арес по воле вышестоящих лиц. А эти люди по большей части как раз не чураются репортеров.

Желудок у Ника трепыхнулся, когда капсула остановилась у заведения Спиннера высоко на оси, но мускульная память взяла свое, и он уже увереннее прошел под огромную светящуюся вывеску:

ОБЖИРАЛОВКА И ОБЫГРАЛОВКА СПИННЕРА

Ник ухмыльнулся. Притоны на осях вращения повсюду одинаковы. Даже суровые условия Ареса и военное присутствие не отбивают у нулевиков аппетита к незатейливым удовольствиям. И даже обыкновенные люди в невесомости как-то расслабляются.

«Те, которые могут ее переварить», — поправился он при виде Хомски. Высокая, гибкая рыжеволосая репортерша прикрепила к ногам липкие подошвы, изобличающие ее как завзятую ползунью — точно ее неуклюжей походки мало, чтобы выдать нижнестороннюю. И от глаз желтокудрой рифтерши с «Телварны» все это явно не укрылось.

Марим выглядела точно так же, как на голографии, но картинка не передавала ее живости. Ник подобрался поближе, поморщившись, когда мимо пролетела, хватаясь за гибкие поручни, развеселая мужская компания. Он в невесомости чувствовал себя не столь свободно.

Марим нахмурилась и сделала энергичный жест в сторону Хомски. Ник не слышал из-за гама, что она сказала, но тут она внезапно ухватила Хомски за лодыжку и завертела ее волчком. Позеленевшая репортерша, кружась, уплыла прочь, а клиенты с ухмылками корректировали ее курс с помощью более или менее легких тычков.

Ник подтянулся к насесту Марим и открыл айну на лбу.

Марим, увидев его, сощурила светло-голубые глаза и сжала губы.

— Вы, приставалы, любите, когда вас бьют, что ли?

Он кое-как зацепился за насест ногами и повис, подняв руки.

— Послушай, мне те пакости, что она рассказывает про рифтеров, нравятся не больше, чем тебе. Я думаю, они целят в твоего друга Локри, а через него и в Панарха. Вот о чем я хотел бы поговорить.

Марим расслабилась немного, но настороженность в глазах осталась.

— Ну ладно. — Она вдруг просияла улыбкой. — Ты Ник Корморан, да? Ваш канал еще ничего.

Он улыбнулся в ответ, сразу почувствовав к ней симпатию. Предсказуемых людей он не выносил так же, как предсказуемые события и интервью, даже если знал, что они принесут ему много баллов.

— Ты никуда не спешишь? Я поставлю тебе выпивку, и мы поговорим.

— Про Локри? — Глаза снова насторожились, хотя ямочки на щеках не пропали.

Ник подавил желание сыграть на этой настороженности. С заносчивыми типами он мог вести себя агрессивно — тех, кто считает себя выше других, легко спровоцировать и заставить сказать больше, чем они намеревались. Марим ему нравилась, и он решил, что добьется большего, если будет с ней мил.

— И о нем, и о том, как Панарх служил на вашем корабле. Девяносто девятый, по моим сведениям, об этом еще не рассказывал.

Марим залилась очаровательным смехом. Она была маленькая, с округлостями в нужных местах, и одежда выгодно это подчеркивала. Она нравилась Нику все больше и больше.

— Святой Хикура! А я-то думала, что все чистюли делают вид, будто он и не думал уходить в рифтеры. Можно подумать, он написал в суп на банкете.

Ник прыснул:

— Может, займем кабинку позади, где поспокойнее?

Она согласилась, они заняли места, Ник сделал заказ и сказал:

— Ну, начнем с самого начала. Как ты с ним познакомилась?

Марим описала яркими красками, как они, наблюдая издали за боем над Шарванном, увидела на экране крошечный блик — курьер, преследуемый эсминцем. Принесли напитки, но Ник едва заметил это. Слушая ее рассказ, он чувствовал, что это такое — совершать скачки на неисправном корабле, а потом двойным абляционным маневром шмыгнуть к маленькой луне, использовав для посадки двести кэмэ торосистого льда.

— Это их здорово разукрасило — по крайней мере Аркада, — ухмыльнулась Марим. — Старину Школяра я не видела. Так мы прозвали Омилова — сына, само собой. Отец у нас появился после налета на Мандалу.

— Я наслышан о вашем рейде на Мандалу, — сказал Ник с подобающим восхищением. — Как это было на самом деле? Что вас навело на эту мысль? Ведь тогдашний Крисарх прибыл к вам прямо оттуда?

— Да нет же. Он летел с Шарванна, где был в гостях у Омиловых. Там он взял ту серебряную штуковину, над которой все столько кудахтали — теперь-то она у мудака Эсабиана, хотя не работает вроде бы — а то бы они нас уже раздолбали, правда?

— Сердце Хроноса? — уточнил Ник, помня о своей аудитории.

— Ну да, — нетерпеливо махнула рукой Марим и встряхнула свой питьевой пузырь. — Короче, как только Аркад узнал, что Маркхем погиб, ему захотелось домой, ну мы и двинули. Он пообещал нам выкуп, так почему же нет? А как вышли из скачка, увидели на ближней орбите «Кулак Должара» и смекнули, что дело неладно. Он погнался за нами, но мы нырнули в атмосферу...

За этим последовал захватывающий рассказ о рискованных трюках, героизме и изобретательности. «Если хотя бы половина этого правда, одно только „Ух Ты имени Л'Ранджи“ принесет нам состояние ценой с планету», — думал Ник. Когда Марим описала ему этот маневр, он смутно вспомнил о чем-то похожем, упоминавшемся в военной сети, — но эти ублюдки всегда молчат о самом лучшем. Он решил, что поручит лучшим своим аниматорам воспроизвести и этот фокус, и посадку на Дис.

— ...потом мы двинули на Рифтхавен и сплавили там часть добычи. Капитан починила корабль, а после мы ввязались в драку из-за той серебряной фиговины. Капитальная была драка — мы разнесли вконец дерьмовую лавку Шнуркеля и смылись как раз вовремя. Тут «Мбва Кали» отловил нас и привез сюда.

— Значит, Панарх оставил вам произведения искусства, которые вы взяли из Малого Дворца?

— Он сказал, пусть они лучше достанутся нам, чем должарианцы будут по ним палить. А Иварду говорил, что все выкупит обратно — то, что еще можно.

— Значит, кое-что пропало?

— Побилось. А одну штуку он отдал — так ведь ее можно и назад забрать в случае чего.

— Не знаешь, кому?

— Знаю. Вийе, нашему капитану. Камень Прометея называется. Из него идут лучи — красиво!

Камень Прометея — рифтерскому капитану?

— Итак, он подарил ей одно из бесценных сокровищ Панархии? — сказал Ник, стараясь сохранить беззаботность тона.

— Ну да, а что такого? У него таких полный дворец.

Чувствуя, что больше ничего из Марим не выжмет, и решив заняться этим после, Ник перешел к текущему моменту.

— Теперь о вашем товарище, Джесимаре Кендриане. Тяжело это, наверно, — пережить столько опасностей и попасть в еще более опасное положение здесь?

— А ты думал!

— Насколько я понял, он скрыл свое прошлое не только от Панарха и обоих Омиловых, но и от всех вас тоже?

Марим склонила голову набок с хитрой улыбкой.

— Знаешь, у нас, у рифтеров, не очень-то распространяются, что ты из чистюль. Не будь этого убийства, он все равно мог бы промолчать.

— Но я не понимаю, почему после всех совместных приключений — ведь он, можно сказать, спас Панарху жизнь — генц Кендриан не обратился к нему с просьбой о милости? А может быть, обратился?

— Панарх не видел его с самого Рифтхавена. — Марим допила свою порцию. — Слушай, я уже охрипла. Может, в другой раз договорим? Мне надо кое-куда успеть. — Через стол она погладила Ника по щеке. — А хочешь, выключай свою штуку и пошли со мной. Ты тоже ничего!

Ник засмеялся с некоторым смущением, чувствуя сильное влечение к откровенной маленькой рифтерше.

— Давай в другой раз. Ты-то уже закончила смену, а я еще нет.

Марим со смехом полетела к выходу, а Ник остановил запись. В транстубе на обратном пути он вспомнил весь разговор заново.

Интервьюируемые делятся на две основные категории: те, что не прочь прославиться, и те, что шарахаются от репортеров, как от чумы. С первыми он вел себя терпеливо, часто прибегая к разным штукам, чтобы получить естественный ответ. Вторых он часто провоцировал, зная, что почти все они принимают его канал — и они высказывали свое мнение.

В студии он вывел интервью на экран. Интересно, она всегда такая или просто испробовала на нем собственные штучки? Если так, то для чего?

Впрочем, не важно. Главное, что он напал на нечто горячее.

Если к завтрашнему дню люди в транстубе не будут говорить об «Ух Ты имени Л'Ранджи» и о том, как рифтеры измывались над Дулу, пора завязывать с новостями и отправляться разрабатывать астероиды.

Но он пока не собирался закупать оборудование для горных работ.

* * *
Иксван извлек свое длинное тело из кабинки с общественным пультом и встал в очередь на транстуб, размышляя над тем, что узнал о Монтрозе. Как он сразу заподозрил после интервью, этот человек действительно связан с Панархом, которому служит в качестве повара и домашнего врача, а возможно, и доверенного лица, — но удивительнее всего то, что он рифтер из бывших Дулу, как и его корабельный товарищ Кендриан.

Подошла капсула, выпустив наружу кучу потных пассажиров. Вокат умудрился втиснуться внутрь, но сесть было негде. В процессе долгих компьютерных изысканий его поразил еще один факт. Несмотря на скудность данных о Монтрозе в местной сети, что могло объясняться его приближенностью к Панарху, Иксван получил к ним доступ на самом верхнем, общедоступном уровне. Это озадачивало.

Неужели ему нравится, когда его осаждают искатели мест? Или его не трогают, поскольку он рифтер? Это совпало бы с тенденцией одного из каналов новостей, которую раскопал Иксван. Из рифтеров делают чудовищ, и фокусом этого, похоже, становится Кендриан. Иксвана интересовало, кто стоит за этим. Но кто бы то ни был, действуют они умно. Панарх, если он действительно хочет помочь Кендриану, бессилен против атаки на таком уровне, ведь она направлена также и против него.

Иксван потряс головой. Тут нужно посидеть как следует за личным пультом, которому можно доверять, заручившись помощью хотя бы среднего программиста — иначе в политических хитросплетениях Ареса не разобраться. Случай обещает быть трудным, если его в самом деле пригласили защищать Кендриана — а в этом вокат теперь был почти уверен.

Капсула замедлила ход и остановилась с легким скребущим звуком, указывающим на износ и недостаток техобслуживания. Прокладывая дорогу среди лезущих внутрь, пассажиров, Иксван засомневался. Он, наверное, вышел не на той остановке.

В компьютере указывалось, что у Монтроза есть клиника, и вокат полагал, что личный врач Панарха держит фешенебельное заведение для Дулу высшего круга. Но никто бы не стал устраивать клинику такого рода вэтом жалком туннеле с исписанными стенами, где вонь дезинфицирующих средств борется с запахом нечистот.

Однако босуэлл привел его именно сюда. Иксван отошел в сторону под натиском толпы, напирающей сзади. Что это — сознательная дезинформация? Завуалированное оскорбление? Или Монтроз потворствует извращенным вкусам молодых Дулу, которые любят таскаться по трущобам и нуждаются в анонимном лечении?

Капсула ушла, и это решило дело. Иксван прошел мимо бедно одетых мужчин и женщин, ожидающих на скамейках около клиники, и открыл дверь. Шум и запахи ударили в него волной — на миг ему показалось, что он опять на Рейде. Только присутствие вооруженного охранника, человека его возраста, по виду отставного десантника, нарушало впечатление. Все предположения Иксвана насчет Монтроза рухнули, и он раскаялся в своей предубежденности. Неужели Рейд так подействовал на него, что он забыл о справедливости? Однако ведь это Монтроз выдернул его с Рейда, не дав довести дела до конца.

Иксван назвал себя регистратору, толстячку с гладким безмятежным лицом и мирным характером, которого, казалось, никакой хаос не в силах поколебать. Тот на миг задумался и сказал с улыбкой:

— Пройдите, пожалуйста, в эту дверь и подождите во второй комнате справа. Он сейчас будет.

Охранник открыл Иксвану дверь, которая сразу защелкнулась позади, и вокат прошел во врачебный кабинет. Обстановка была самая скудная: пульт, приподнятая над полом платформа, единственный высокий стул и небольшой письменный стол с ликвидатором рядом. На столе стоял металлический контейнер с блестящими медицинскими инструментами. Иксван отвел глаза к единственной картине, нарушающей розовую голизну обшарпанных дипластовых стен. Голография представляла буколический пейзаж — перистые деревья под зеленым небом с пышными облаками.

Дверь открылась, и вокат оглянулся. Несмотря на портрет в компьютере, внешность вошедшего поразила его. Иксван возвышался над Монтрозом чуть ли не на двадцать сантиметров, но тот был намного массивнее и удивительно некрасив. Лицо его носило утомленно-сочувственное выражение.

— Спасибо, что пришли так быстро, гностор Иксван. — Он указал на стул. — Садитесь, пожалуйста. Так нам обоим будет удобнее. — Сам он с искренней, по всей видимости, улыбкой взгромоздился на стол для осмотра, и чувство диссонанса в Иксване возросло. Так быстро? Очень похоже на изощренную дулусскую издевку, но возможно ли это?

Рифтер посмотрел на него более пристально.

— Вы хорошо себя чувствуете? Не посмотреть ли вас заодно?

— Все в порядке. Просто ваши слова не слишком совмещаются с тем, как вы со мной поступили.

— Поступил с вами? — искренне удивился Монтроз.

— Вызвали меня с Рейда, не оставив мне выбора. Возможно, вы сделали это с самыми благими намерениями — но зачем?

Монтроз после долгого молчания включил свой босуэлл и сказал:

— Расскажите-ка мне все по порядку, хорошо?

Иксван начал свой рассказ, и лицо врача посуровело. Воката проняла дрожь — теперь эти грубые черты могли сойти за аллегорический образ правосудия. Имиджер бы сюда — портреты были страстью Иксвана.

— Вы хотите, чтобы я защищал Кендриана? — спросил он, когда закончил.

Монтроз вздрогнул, услышав этот вопрос, и выключил босуэлл. Этот было разумно, если учесть, кого он представлял. Никто из них не упомянет имени Панарха.

— Да.

— В таком случае я, предполагая, что вы говорите не только от своего имени, требую справедливости для Рейда и для преступников, которые им управляют, включая полную свободу информации.

Монтроз взглянул на картину и улыбнулся угрюмо, с выражением застарелой боли.

— Как вы, возможно, знаете, я с Тимбервелла. И тоже питаю страсть к справедливости. Все будет, как вы просите.

Иксван различил в его словах многослойный подтекст. Тимбервелл, Шривашти. В результате своего краткого компьютерного сеанса вокат лишь в общих чертах узнал о событиях, случившихся перед пришествием Панарха к власти. Бывший Архон Тимбервелла находился в центре этого водоворота.

Иксван склонил голову в знак благодарности.

— Тогда мне пора приниматься за дело. — Он пихнул ногой саквояж на полу. — Полагаю, вы меня где-нибудь устроите?

— Вы будете жить в Колпаке, — с извиняющейся интонацией сказал Монтроз. — Ваше появление в онейле на этой последней стадии слишком бросалось бы в глаза. — Он скорчил гримасу. — Телос, как же я ненавижу эти дулусские выкрутасы!

Иксван поднял бровь — Монтроз начинал очень ему нравиться.

— Дулусские?

— Я больше не Дулу — я рифтер. И Дулу тоже бывают разные, провались они совсем — пониже рангом и повыше. Ладно, не время сейчас об этом. — Он с неожиданной легкостью соскочил с платформы. — У меня очередь, которая ежеминутно растет, а у вас клиент в отчаянном положении. Парня надо приободрить немного. Все детали вы найдете в своей почте, когда придете к себе, — адрес вот здесь, на пульте.

Они обменялись рукопожатием на поллойский манер, и врач ушел. Иксван, посмотрев ему вслед, взял саквояж. Это становилось интересным.

10

АРЕС
Ивард послал аэрокар вниз. Холодный ветер ударил в лицо. Оглянувшись, он увидел позади похожую на улыбку гряду облаков, сформированную кривизной онейла, — их верхушки загибались против вращения в свете рассеивателей высоко над головой.

Он вышел из пике и посадил машину в нескольких метрах от высокого, худого человека. В онейле было «раннее утро».

— Что, Рыжик? — прищурился тот. — Не закончил еще? Дождь сейчас пойдет.

Мне кажется, один из ламбов болен. Он плохо пахнет.

Мужчина кивнул и отдернул рукав, открыв босуэлл. Ивард не стал ждать, что будет дальше. За тот короткий срок, что он проработал на ферме, весь ее персонал научился доверять его носу.

Никакого движения поблизости не было, и Ивард гнал аэрокар, пока глаза не заслезились. Ему нравилась эта работа — он следил за здоровьем разных животных и ему разрешили пользоваться для этого аэрокаром. Все увеселительные полеты отменены — воздушным транспортом пользуются только безопасность, техобслуживание да еще ферма, остальным это разрешается лишь от случая к случаю.

Загнав машину в ангар, он проверил ее, поставил на подзарядку, отдал свой опознавательный значок и отметился на выходе. Несколько других работников весело помахали ему,

У проходной к нему подошел человек. Что это репортер, Ивард понял по айне на лбу еще до того, как тот представился.

— Ник Корморан, Арес-25.

— Я уже сказал одному, что ничего говорить не стану, — заявил Ивард, но репортер не отставал. Ускорив шаг в надежде отвязаться, Ивард увидел, как кар ветеринара направился к голым холмам, где бродило огромное стадо ламбов. Вийя предупредила его, что новости хотят настроить людей против рифтеров, чтобы Локри уж наверняка осудили. Он не собирается помогать им в этом. Но он не удивился, когда репортер сообщил ему, что Марим от разговора не отказалась.

Ивард нарочно задержался на работе подольше, чтобы насладиться полагающимся по графику ливнем. Дождь в конце концов и пресек вопросы репортера — тот бросился к ближайшей остановке транстуба, а Ивард помчался дальше, замедлив бег, когда первые капли начали шлепаться наземь. Запахло влажной землей и зеленью — это кружило голову больше, чем глюкодым.

Ивард теперь научился втягивать в себя запахи бесшумно. Он бежал, сортируя те, что шли к нему сверху, и думал, что будет делать днем. Сейчас он был счастлив. Работа, на которую его назначили, оказалась просто захватывающей, до недавних пор он не задумывался о том, как тонко сбалансирована экосистема онейла. Почти вся фауна здесь разгуливает на свободе. Животные, которые привозятся на кораблях и могут нарушать экологию, содержатся в специально спроектированных загонах, где пространство использовано с умом и живность не чувствует, что сидит в клетке.

Только те, которым показан диаметрально противоположный климат, живут «под землей», в огромных герметических биомах, где тщательно воспроизводятся условия их родной среды.

Дождь был в разгаре, когда энергия Иварда пошла на убыль, но он лишь слегка сбавил ход, сосредоточившись на дыхании.

Потом он перешел на ровный шаг и погрузился в себя, поэтому чуть не упал, когда ему в лицо ударил внезапный порыв теплого, сухого и пряного воздуха. Он обернулся, приняв оборонительную позицию, и тут же засмеялся.

— Тате Кага!

— Здорово, Яичко, — приветствовал его древний нуллер, крутанув свой пузырь. — Не надо останавливаться.

Ивард кивнул и медленной трусцой двинулся дальше. Пузырь плыл рядом с ним.

— Забыл старых друзей, так, что ли?

— Нет. — Ивард энергично потряс головой. — Просто я теперь работаю, а по утрам Жаим учит меня уланщу... — Он помолчал, скорчил гримасу и выпалил:

— Еще я встречался кое с кем, но теперь у меня эти часы освободились.

Морщинистое лицо расплылось в сочувственной ухмылке, и Тате Кага перевернулся вниз головой.

— И твое сердце где-то там, Яичко? — Он ткнул узловатым пальцем вниз.

Ивард подавил стон. Мало ему того, что Вийя читает его мысли. Намеренно она этого не делала, но самые сильные его эмоции невольно отражались в его снах, которые через связь с эйя и келли передавались Вийе.

Тате Кага не претендовал на какие-либо сверхчувственные способности, но Ивард подозревал, что старик догадывается о происходящем. Паренек почувствовал острое сожаление при мысли об Эми, хорошенькой девочке-Дулу, которая на вечере, устроенном Тате Кагой, предпочла его, рифтера, мальчишкам своего круга.

— Что они за люди, эти Дулу? — вырвалось у него. — Я ведь Эми нравился — а потом вдруг раз, и от ворот поворот. Мы остались друзьями и все такое, но я ее больше не интересую. Я чую разницу носом.

— Теперь она спит с другой игрушкой?

— Нашла себе какого-то мичмана с «Астреи». Поглядеть — так ничего в нем нет, кроме гонора, а она от него уже три дня не отходит.

— «Астрея», — проскрипел нуллер. — Прибыла, покрытая почетными ранами. Аура героизма многих привлекает.

Ивард хотел было сказать, что всякий, кто служит на большом крейсере, принимает очень небольшое участие в боевых действиях, но потом вспомнил «Грозного» у Геенны и «Кориона». Вспомнил он также, что Эми проявила к нему интерес, лишь тогда, когда эйя и келли выделили его из толпы, и его бросило в краску. Притом это был вечер Тате Каги, и нуллер, наверно, тоже это заметил.

И знает, что Ивард привлек Эми точно тем же.

— Паскудство какое, — пробурчал парень.

Тате Кага засмеялся, но почему-то это было совсем не обидно.

— Ты должен усвоить, Яичко, что почти все Дулу меняют партнеров столь же легко, как одежду.

— Сестра говорила мне, что никакой любви нет. Наверно, она имела в виду Дулу, потому что у рифтеров любовь встречается. — Он не смог признаться в том, какое сильное чувство питал к своей первой женщине, Марим, — он ведь давно уже понял, что ей нужна была только его доля артелионских сокровищ. И он не чувствовал себя вправе упоминать о Вийе и Маркхеме или о Жаиме и Рет Сильвернайф.

— Да, некоторым Дулу эта эмоция неведома. Женятся они из политических и экономических соображений, а спят с кем попало, но даже партнеров иногда выбирают по светским или политическим мотивам.

Ивард, несмотря на дождь, уловил резкий запах — не такой, как любимые нуллером осенние ароматы. «Он меня предостерегает», — подумал парень, бессознательно ускорив темп, да только поздно уже.

— Брось, Яичко! У тебя больше впереди, чем позади.

— Ты хочешь сказать, что я молод, — недовольно буркнул Ивард, но потом разглядел в словах Тате Каги другой смысл и хмыкнул.

— Хо! — удовлетворенно воскликнул нуллер. — Приходи ко мне в гости. — И улетел в своем пузыре.

Вглядываясь в серую пелену дождя, Ивард понял, что добежал до следующей остановки. Последние сто метров он прошел шагом и присоединился к толпе ожидающих. Машинально он продолжал регистрировать многочисленные чужие запахи. Все эти люди устали, и некоторые испускали резкие струйки гнева — им не нравилось стоять в толпе. Ивард и сам старался не соприкасаться с другими.

Капсула пришла почти полная, но он все-таки нашел себе место и с облегчением плюхнулся на него, благодарный Вийе: это она посоветовала ему работать в ночную смену — так легче переносить бомбардировку лавиной психических сигналов.

Раз уж нельзя сохранить свои мысли при себе, он не прочь делиться с Вийей. Ее ничто не шокирует, она никогда не выказывает отвращения, отвечает на его вопросы и обращается с ним, как со взрослым.

Ускорение отозвалось во всем теле — капсула поднималась к оси вращения и входу в Колпак. Иногда он тоже видел Вийины сны, но это случалось редко. Она научилась блокировать свои мысли, хотя он чувствовал, каких усилий это ей стоит. Ее сны нравились ему. Это его реакция заставляла ее проснуться и обрывала сновидение.

Эту часть своих внутренних отношений они никогда не обсуждали.

Предупрежденный внезапной вспышкой голубого огня, неугасимо мерцающего на краю его сознания, Ивард поднял глаза и увидел, что сейчас будет его остановка.

— Выхожу, — громко сказал он, и люди вокруг расступились.

После их возвращения из экспедиции Вийя, работая с базами данных, к которым они теперь получили доступ, раскопала кое-что об их временном жилище — она знала, что Ивард интересуется историей Панархии. Они пришел в восторг, узнав, что в блоке содержались не только преступившие устав военные или проштрафившиеся чиновники; случалось, что прежние правители держали здесь своих крупных противников — включая одну Крисархею, замышлявшую восстание против своего отца.

Идя по коридору к Пятому блоку, Ивард пожалел, что у него нет машины времени — такой, которые показывают в приключенческих сериалах. Он очень хотел бы посмотреть, как Крисархея — немного старше его — мечется по своей тюрьме, вся в парче и бриллиантах, обдумывая корабельную атаку на Лао Цзы. С ней, наверно, было бы интересно поговорить.

Десантники у входа отдали ему честь — один при этом приветливо улыбнулся, а Ивард, тоже с улыбкой, вскинул руку в ответ. «Никто в будущем не узнает, что я здесь тоже жил», — подумал он, но теперь это было не так уж важно. За несколько месяцев общения со знаменитыми людьми он усвоил, что слава не стоит той цены, какой достается.

Дверь их общего с Вийей, Марии и эйя жилища открылась, и широченный зевок разодрал ему рот. Затем в нос, уши и мозг хлынул целый поток впечатлений. Жаима тут не было, Марим тоже, зато за игровым пультом вместе с Вийей сидел Брендон хай-Аркад, ныне Панарх Тысячи Солнц. Фаланга третьего уровня поглощала все их внимание.

Два быстрых взгляда скользнули по Иварду — один ярко-голубой, как летнее небо над планетой, другой черный, как космос.

— Привет, Рыжик, — сказал Брендон. Он улыбался Иварду так же, как несколько месяцев назад, когда тот, краснея и чувствуя себя дурак дураком, заставлял его грузить припасы на борт «Телварны».

— Мандериан побывал здесь, как только ты ушел, — сообщила Вийя. — Он еще вернется, чтобы поработать с троицей и с эйя над языком знаков.

— Ладно. — Ивард чувствовал, что Вийя устала, потом заметил, как помята одежда на них обоих, и понял, что Брендон пробыл здесь всю ночь и что они не спали. Что ж, все понятно. Должарианцы очень похожи на Дулу — занимаются любовью без всяких эмоций.

— А Жаим не приходил? — беззаботно, как он надеялся, спросил Ивард.

— Он вместе с Ванном готовит цирк к представлению на будущей неделе, — сказал Брендон.

— Цирк? А, это тот большой павильон?

— Угу, — с мрачным юмором ответил Брендон, не отрываясь от игры. — Трое суток от завтрака до завтрака меня будут гонять, как жука по стеклу.

— Это вместо Мандалианского ритуала, — бросила Вийя. Ивард чувствовал, что они сейчас на завершающем этапе игры и ни один не желает проигрывать.

— Ни трона, ни кольца, — согласился Брендон и слегка изменившимся голосом добавил: — Ни правительства.

«Они всю ночь говорили об этом», — подумал Ивард, сам не понимая, откуда это знает. Странная штука. У Брендона здесь четверть миллиона людей, с которыми можно поговорить, и некоторые владеют целыми планетами, а он идет в Пятый блок к Вийе.

В памяти всплыло славное лицо Маркхема с углом рта приподнятым в улыбке, — он сказал вскоре после того, как Вийя вступила в их комнату: «Она запоминает все, что услышит хотя бы раз, и при этом она честнее зеркала. Смертельная комбинация».

Через год они с Вийей уже жили вместе.

Вместе... Ивард посмотрел на две головы, склоненные над пультом, и вспомнил слова Тате Каги: «Они меняют партнеров столь же легко, как одежду».

— Ха. — Брендон внезапно откинулся назад, очистив экран небрежным взмахом руки. Вийя улыбнулась, блестя черными глазами.

Ивард так и не понял, кто из них выиграл.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Арес вспыхнул и исчез в бешеном выплеске энергии из черной дыры, созданной парящим поблизости Пожирателем Солнц. Корабли, облепившие его, бесшумно лопались, как начиненные огнем шарики...

Эсабиан открыл глаза и сел, стряхнув с себя запрограммированный сон. Потом встал и начал медитативные упражнения «орр нар-хан'пекун туриш» — Часа Обнажения Воли, опираясь на энергию, полученную от сом-тури, — видения полного завершения своего палиаха. Только одно досаждало ему: знать, где находится вражеская база, и не иметь возможности разгромить ее.

Но это временно. Не нужно думать об этом.

В комнате было тихо, прохладно. Одинокий огонек висел над головой, тускло освещая потолок и стены, увешанные коврами и голографиями, — Эсабиан не замечал всего этого великолепия так же, как мягкого покрытия на полу или воздуха, которым дышал. Он не думал о скрытом от него таинственном материале, из которого был сделан Пожиратель Солнц. Он подчинял своей волей все, что видел.

Он оделся, и каждый предмет заново укреплял в нем сознание полученной от рождения власти — во все это были вотканы нити из одежд его предков.

Час Воли прошел, и он вызвал к себе Барродаха.

* * *
Анарис проснулся в тот же самый час. Он не пользовался искусством сом-тури: панархистские наставники вооружили его куда более древними методами.

Но ни один из них не помогал.

В комнате было прохладно, и безликий дипластовый потолок слабо отражал огонек одинокого светильника, поглощаемый гобеленами на стенах. Пол, замазанный густым слоем серой краски, покрывал жесткий дипластовый лист, застеленный сверху коврами. Струйки воздуха шелестели, создавая легкие колебания температуры и едва уловимый приятный запах. Анарис услышал, как щелкнул пульт, — это тианьги сменило режим. Индикаторы показывали положение стазисных заслонок, сдерживающих мутации урианской станции.

Анарис начал курс упражнений уланщу, сочетая их с техникой Часа Воли, черпая силу из того и другого, и с мрачным юмором думая, что на Пожирателе Солнц, где нет времени, Час — всего лишь условность и зависит от периода, который он посвящает сну. Вряд ли отцу могла прийти в голову такая мысль.

Наследник Должара все еще не мог избавиться от осадка того, что ему снилось. Сон, знакомый и неотвратимый, был сильнее, чем в прошлую ночь. Анарис прибавил темп, прогоняя чувство оцепенения, и кровь, разогревшись, избавила от ощущения ползущих по коже насекомых.

И все же он помнил образы своих снов. С угрюмой усмешкой он прикинул, нельзя ли эти чувства во сне назвать благодарностью.

Его поразила неожиданность самого этого понятия. Благодарность? Кому? Что маячит за этими видениями? Он чувствовал, что теряет равновесие, словно тонкий синтез должарской и панархистской мысли, которого он с трудом достиг, грозил распадом.

Он вспомнил лицо Геласаара и последние слова Панарха, обращенные к нему:

«Я сожалею только об одном: благодаря этому последнему уроку ты вряд ли повторишь ошибку, недооценивая нас».

«Нет, Геласаар. Не повторю».

Анарис скривил рот. Неужели он опять недооценил Панарха, пусть даже тот мертв? Их беседы на корабле, везущем отцовского врага в изгнание, открыли Анарису новые горизонты мысли, по-новому осветили пути, проложенные еще его артелионскими наставниками, — теперь он видел как на ладони в чем его слабость и в чем сила.

Но Анарис помнил также странное ощущение от Сердца Хроноса, разряд психической энергии, пронзивший его, когда он взял эту вещь в руки в причальном отсеке «Кулака Должара». Теперь оно, по всей видимости, лежит там, где ему следует быть, — в центре станции, в комнате, на свой лад столь же чужой и наводящей трепет, как Тронный Зал на Артелионе. Анарис был там только раз и не желал заходить туда снова.

Непрошеная память оживила чувство давления, словно воздух сгустился вокруг; внезапное, почти перистальтическое появление часового в серой форме, когда непроизвольный психокинез Анариса привел в движение боковой туннель, и невыносимую головную боль, последовавшую за этим. Теперь боль вернулась, как последнее напоминание о ночном кошмаре.

Одна из его учителей, странная женщина, открывшая в нем его хорейский дар, рассказала ему старинную легенду о Морфее, боге сна. «Считалось, что он посылает сны через двое врат, из слоновой кости и из рога — истинные и ложные».

Но полюсами сновидения Анариса были Пожиратель Солнц и Мандала.

Час Воли прошел, и он вызвал к себе Моррийона.

* * *
Ларгиор и Демарах спали, обнявшись с ним, а Тат гладила его ноги...

Моррийон открыл глаза, и образ исчез, но ощущение осталось: теплая стена ритмично пульсировала, касаясь его ног. С хриплым воплем он взвился с постели и ринулся к пульту. Огни лихорадочно замигали: узел, управляющий и жилой секцией, боролся со станцией, подавая парализующую энергию через стазисные заслонки, изобретенные Лисантером.

В конце концов субстанция стены, покрытой, как и все поверхности в комнате, толстым слоем серой краски, успокоилась. Но Моррийон не доверял ей: он чувствовал в комнате затаенную дрожь и вызов наследника воспринял с облегчением.

Придется снова передвинуть койку, пока стены опять не начнут на нее реагировать. Должарианцам, которые поселились на станции раньше всех, то и дело приходилось переезжать из комнаты в комнату — активность урианского сооружения возрастала от человеческой концентрации. Эти явления шли по нарастающей, пока ученый-урианист не придумал наконец, как бороться с чужой субстанцией.

Моррийон скорчил гримасу. Что бы там ученый ни говорил, эти его заслонки сильно смахивают на орудия пытки. Но Лисантер — не должарианец, потому и не понимает, насколько точно это сравнение.

Бори оделся, подозрительно поглядывая на стены и потолок. О полах, где заслонки были натыканы гуще всего, он старался не думать. Его взгляд любовно остановился на добавочных, недавно поставленных заслонках. Вот только к добру ли это? Он проверил рабочие журналы и обнаружил, что приказ исходил от Анариса, а заслонки настолько не в обычаях Должара, что Моррийон два дня ломал голову над тем, что это может значить. С Анарисом об этом говорить нельзя: наследник своим поступком ясно дал понять, что Моррийон должен функционировать без перебоев, пока его хозяин и Эсабиан ведут ритуальную борьбу за власть, которая окончится смертью одного из них.

Моррийон взял свой электронный блокнот с пустого стола в ногах кровати. Ему недоставало тяжести рации на поясе и ее ночного шепота, вопреки конструкторскому замыслу об усилении нестойких акустических колебаний. На Пожирателе Солнц рациями не пользовались. Лисантер опасался, что радиочастоты могут вызвать нежелательные явления в поведении станции. Должарианцам поневоле пришлось разрешить обслуживающему персоналу пользоваться блокнотами, что было намного безопаснее. И полезнее, что Татриман демонстрировала чуть ли не каждый день.

Моррийон нажал на кнопку, отпирающую дверь. По напоминающей фистулу впадине в стене пробежала вспышка, и она разошлась с мерзким сосущим звуком. Моррийон поморщился.

По коридору сновали, как обычно, техники и серые должарские солдаты. Станция работала в три смены и никогда не засыпала. Моррийон посторонился, пропуская гравиподдон, нагруженный причудливой урианской техникой, извлеченной из каких-нибудь закоулков станции, и чуть не споткнулся о протянутый по полу кабель.

Он осторожно нажал на вестник у двери Анариса и снова не сдержал гримасы от чмокающего звука.

Комната Анариса имела вполне нормальный вид со своими прямыми углами и плоскими стенами — это достигалось только благодаря дипластовым панелям и многочисленным заслонкам. При этом Моррийон заметил, что она стала чуть менее ровной, чем раньше. Прижав блокнот к боку, он вошел, подождал, когда дверь закроется, и поклонился Анарису. Наследник встретил его весело.

— Ну, что нового произошло за эту вахту? Не включил ли ты тайком станцию, чего доброго?

Моррийон оставил ехидство без внимания. Все дело в этом месте. Оно не предназначено для человека и всех нас делает непохожими на себя.

— Есть интересный рапорт из секции Лисантера. У персонала, размещенного близ Палаты Хроноса, участились психические расстройства.

Наследник сузил глаза — Моррийон давно чувствовал, что Анарис не любит Палату Хроноса.

— Расстройства? — Анарис саркастически поднял черную бровь.

— Должарский контингент страдает в основном от бессонницы. Среди низшего персонала — кошмары, удушье во сне, лунатизм. Последние исследования показали, что частота заболеваемости убывает по мере удаления от центра станции.

Анарис умолк так надолго, что Моррийону стало не по себе.

— Сны, — сказал он наконец. — Это место порождает дурные сны.

— Если позволите... — начал Моррийон. Анарис небрежно махнул рукой. — Я думаю, что серым и тарканцам тоже снятся кошмары, но они боятся, как бы в них не заподозрили хореянскую кровь.

Несмотря на частые приказания Анариса говорить откровенно, на лбу у бори выступил пот. Анарис чуть не убил его, когда Моррийон застал наследника во время занятия телекинезом. Эсабиан без колебаний казнил бы сына, обнаружив в нем кровь давно исчезнувших хореян, экстрасенсов, чей остров жители материка уничтожили направленным ударом астероида на заре должарской космической эры.

Наконец Анарис кивнул, и у Моррийона отлегло от сердца.

— И к какому же выводу пришел Лисантер? Или ты?

— Он говорит, что не знает, что это значит, но я думаю, что он скрывает от нас свои выводы из страха перед Барродахом. Нам, к сожалению, пока нечем на него повлиять.

— Тогда придется подождать, пока отца об этом не информируют. После этого Лисантер и меня сможет ввести в курс.

Миг спустя Моррийон понял, что встреча окончена, и ушел. Теперь он был уверен: чем бы ни испугало Сердце Хроноса Анариса на «Кулаке Должара», здесь этот страх не прошел, а только усилился.

* * *
Барродах тоже воспринял вызов своего господина с облегчением. Ему не давала спать периодически чмокающая фистула, которая открылась в одном из вогнутых мест и только час как умолкла.

Барродах устало прикрыл глаза, но тут же открыл их и оглядел комнату. Он не мог справиться с ужасом, который чувствовал всякий раз, когда просыпался и видел, что пропорции комнаты изменились. Если еще кто-то на станции и страдал от кошмаров, будто он медленно задыхается в пищеварительном тракте какого-то чудовища, то все об этом молчали — и он тоже должен. Притом Лисантер уверял, что станция не является живой в общепринятом смысле слова, а просто обладает высокой адаптируемостью.

«Это гомеостатический механизм, приспособленный к условиям урианского обитания. Она всего лишь старается, чтобы нам было удобно»..

В том-то и проблема, что они — не уриане. И если уриане чувствовали себя здесь комфортно, какими же тогда они были?

Он сел и сунул ноги в башмаки, избегая всякого контакта с теплой упругостью пола, которая чувствовалась даже сквозь толстое резинчатое покрытие. Одеваясь, он с яростью повторил свой обет добыть как можно больше стазисных заслонок. Поскольку материал лимитирован, только господа имеют их в достаточном количестве, но он найдет способ.

Одевшись, он прилепил ампулу на спину пониже затылка и поднял высокий воротник кителя. Незачем Эсабиану знать о сан-суси и прочих медикаментах, которые он принимает от тика. Щеку опять свело, и Барродах напрягся в ожидании острой, почти как от электрошока, боли, но она не пришла. Он немного успокоился и вышел.

В коридоре было людно, но ему уступали дорогу. Дойдя до покоев Эсабиана, он заметил на потолке бородавчатые ур-плоды. Они не представляли особой опасности, только пахли иногда скверно, вот как сейчас, но проходивший мимо серый солдат все равно сорвал их. Барродах не мог себе представить, как кто-то решается пробовать эту гадость, как бы хорошо она ни пахла, но искореженные трупы жертв подобных опытов доказывали, что дураки еще не перевелись.

Тик снова начал одолевать Барродаха, когда дверь к Эсабиану раскрылась. Это урианское паскудство даже чмокает всегда по-разному. Пуще всего бори ненавидел станцию за ее непостоянство.

Войдя, он испытал, прямо-таки физическое облегчение после чужеродного коридора; если бы не звук, издаваемый дверью, можно было подумать, будто ты перенесся в библиотеку Панарха, в Малый Дворец Мандалы. Кресла, старинные ковры на полу и на стенах — все это с большим старанием переправили сюда с Артелиона. Диссонанс создавало только голографическое окно — оно изображало не безмятежные сады Мандалы, а вид на мрачные вулканические скалы Должара с высоты башни Джар Д'оччу.

Это напомнило Барродаху о всегдашней опасности. Он низко поклонился, Эсабиан мельком взглянул на него и сказал:

— Докладывай.

Барродах, следуя инструкции, первым делом доложил об Анарисе. Больше всего его мучило, что он не может поделиться с Эсабианом самым главным: тем, что Анарис пожертвовал часть своих стазисных заслонок ради удобства Моррийона, Барродах был не совсем уверен, что это не финт с целью создать иллюзию мнимой мягкости, но Аватар в любом случае воспринял бы такой доклад как завуалированный упрек в свой адрес: он-то ничего похожего для Барродаха не сделал.

От прочих сведений Эсабиан раздражительно отмахнулся. «Опять скучает», — подумал бори, и прилив адреналина обжег ему внутренности. Авось последний рапорт Лисантера поможет отвлечь Властелина-Мстителя от сосредоточенности на нежелательных деталях.

— Мой господин, последние эксперименты Лисантера открыли психический компонент в активности станции. Он просит, чтобы ему предоставили темпата для проверки его гипотезы.

Эсабиан вскинул на него блестящие черные глаза.

— Он думает, что темпат сможет запустить станцию на полную мощность?

Бори поспешил умерить ожидания своего господина.

— Он говорит только, что это самое обещающее направление будущих исследований. — И Барродах торопливо продолжал: — Я уже подобрал несколько кандидатур. Наиболее доступный из них — Ли Пунг с Рифтхавена. С вашего позволения, я реквизирую его у синдиков.

Им я, конечно, преподнесу это в других выражениях.

Барродах убедился на опыте: хотя власть Синдиката сильно убавилась, правители Рифтхавена охотнее идут навстречу, если выказать им видимость уважения.

— Действуй. Добудь всех, кого сможешь. То, что не удастся одному, может удасться многим.

Стараясь продлить интерес Эсабиана и предотвратить вопрос о гиперволновых сообщениях, Барродах упомянул еще о нескольких темпатах. Не сказал он только, что все они вряд ли согласятся или смогут работать вместе. По словам Лисантера, при столь близком соседстве главным для них будет отгородиться друг от друга, что ослабит их чувствительность к внешним стимулам.

— Хорошо, — сказал Эсабиан. — Еще что-нибудь?

Барродах замялся на мгновение. Это новое направление вместе с гиперволновой сводкой, которую он подготовил, пожалуй, займет Барродаха до конца дня. А барканские события могут подождать и до завтра.

Ему не хотелось привлекать внимание Эсабиана к Хриму и Норио теперь, когда вопрос о темпатах вышел на первый план. Барродах не был уверен, что Норио нужен ему на Пожирателе Солнц — во всяком случае, к этому надо приготовиться как следует.

Он снова поклонился.

— Нет, мой господин. Сегодняшняя сводка для вас готова.

По знаку Эсабиана он включил пульт и удалился. Он поручит Андерику, когда тот будет на Рифтхавене, забрать Ли Пунга заодно с оборудованием и сырьем для производства стазисных заслонок. И псизаградников тоже — в большом количестве. Жаль, что нельзя производить и псионические приборы.

Мысль о полноценном ночном сне заставила его пошатнуться от усталости. Дверь с чавканьем закрылась за ним, и он, убедившись, что при этом моменте его слабости никто не присутствовал, заторопился прочь.

* * *
АРЕС
Элоатри, Верховная Фанесса Дезриена, стояла у окна, выходящего в сад Обители. Цветы на высоких стеблях покачивались в свете рассеивателей, и громадный мохнатый черный шмель блуждал между ними с громким жужжанием.

Воздух был полон весенних ароматов, но за ними Элоатри чувствовала какую-то затхлость, словно в давно не убиравшейся комнате. Что это — психическая реакция на ужасную перенаселенность Ареса или просто воображение?

Ладонь у нее зачесалась, и она посмотрела на изображение Диграмматона, вожженное глубоко в плоть. Видение, которым сопровождался перенос Диграмматона через множество световых лет, сейчас давило на нее особенно тяжело. Она оглянулась на пульт, где рядом с проектором лежал крошечный чип.

В нем содержится запись гееннских событий: смерть Панарха от рук сына своего врага.

Позвонил вестник, и Туаан ввел в кабинет гностора Мандериана.

Рукопожатие, которым она обменялась с монахом-должарианцем, оставило у нее впечатление огромной силы, которую он свободно контролирует. Интересно, каково было бы пожать руку Вийе.

— Иварда я не видел, — сказал он, — но Вийя говорит, что он благоденствует. Эйя все еще находятся в спячке.

— Должно быть, их ошеломил столь сильный прирост населения.

— Вийя того же мнения, но думает, что они скоро проснутся.

— Это хорошо.

— Зато у келли, кажется, никаких перемен. Вскоре я снова навещу их всех под предлогом работы над языком знаков.

— Отлично. Пожалуйста, продолжайте следить за их благополучием. — Она повернулась к пульту. — Гностор, здесь у меня лежит гееннский рапорт, просмотр которого я откладывала до вашего прихода. Надеюсь, вы поможете мне лучше понять то, что я вижу, и обратите мое внимание на то, что недоступно моему зрению.

Он ответил легким поклоном, и она не совсем поняла выражение его темных глаз.

— Здесь показана лишь малая часть того, что произошло в реальности. А я, хотя и присутствовал при этих событиях, не все до конца понимаю.

— Тогда мы подумаем над этим вместе, — сказала Элоатри, и он поклонился снова.

Они устроились в удобных креслах у пульта.

— Вы не увидите здесь, как эйя, за несколько минут до начала этой записи, обнаружили, что Вийя пыталась следить за событиями глазами Эренарха. — Мандериан помолчал. — И ей это удавалось.

У Элоатри снова зачесалась ладонь, и она посмотрела на гностора вопросительно.

— Думаю, — продолжал он, — что эта ее способность проистекает, по крайней мере отчасти, из значительной перемены в их отношениях.

Элоатри, не знавшая об этом, медленно кивнула и вставила чип в прорезь на пульте.

Вначале интерьер «Грозного» вызвал в ее памяти голос отца, повествующего о своих флотских годах, но Мандериан вернул ее к настоящему.

— Обратите внимание на Эренарха.

Она могла бы пропустить эту деталь, если бы не гностор. Брендон, в ту пору еще Эренарх, бросил быстрый взгляд на имиджер, показав, что знает о наблюдении за собой.

Мандериан остановил кадр.

— Вы уверены, что тот, недостающий — не Панарх?

— Да, уверен. Панарх — часть причины моего пребывания здесь, но он ни разу мне не являлся.

Она уже не впервые ощутила, насколько беден человеческий язык.

— В отличие от других членов единства. — Черные глаза Мандериана сузились. — Исходя из этого, мы полагаем, что в полиментальное единство входят келли, эйя, Ивард, Вийя и неизвестный пока мужчина.

Элоатри беспомощно потрясла головой. Всякий раз, когда она пыталась найти в Сновидении какую-то логику, смысл ускользал от нее.

— Я до сих пор не понимаю, почему они явились мне именно так: эйя как дети, келли как кольцо на руке Иварда. Но лицо Вийи я видела ясно, как и лицо мужчины, — и это был не Брендон Аркад.

Мандериан снова включил запись. «Он знает, что сила видения не в том, что можно передать другим, а в том, что ты делаешь, чтобы соблюсти верность его духу», — подумала она, очистив свой ум от разочарования и ложных ожиданий.

События на экране между тем неумолимо двигались к страшному концу. Она знала, чем закончится бой с «Самеди», и все же у нее перехватило дыхание, когда «Грозный» и рифтерский эсминец сошлись в поединке между сужающихся крыльев энергии, создаваемых гиперпространственной трещиной, столь долго охранявшей тайну Геенны.

Связист «Грозного» доложил о поступившем сигнале.

«Они заявляют, что их корабль называется “Акеридол”, и командует им Анарис ахриш-Эсабиан».

Капитан Марго Нг приняла сигнал должарского корвета. На главном экране «Грозного», в миниатюре воспроизведенном на пульте Элоатри, появился человек. Его изображение бросилось Элоатри в глаза, кожа у нее на лице натянулась, и в висках застучало.

«Насколько я понимаю, вы Анарис, наследник Эсабиана Должарского?» — произнесла Нг.

Ответа Элоатри не слышала, потому что Мандериан отключил видео и дотронулся до ее руки.

— Нумен?

После долгого мгновения ее отпустило — только сердце еще пошаливало.

— Вот он, недостающий фрагмент моего видения, — сказала она и увидела, как ее шок отразился на лице Мандериана. — Последний член Единства. Анарис ахриш-Эсабиан вместе с другими приведет нас к дверной петле Времени.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

11

АРЕС
«Настоящий кошмар снабженца», — думала Ваннис Сефи-Картано, наблюдая со стороны, как невероятное количество людей затрачивает невероятное количество энергии, чтобы превратить станцию Арес, одолеваемую потоками беженцев всех мыслимых культур и классов, в центр правления нового Панарха, которого никогда не готовили в правители.

На далеком Артелионе торжественная церемония передачи власти от мертвого Панарха живому была отработана до мелочей. Там, в Мандале, мистическом центре Тысячи Солнц, механизм коронации работал гладко, смазываемый нерушимыми традициями и символикой тысячелетнего правления Аркадов: Изумрудный Трон, Карелианский Посох, Перстень Феникса и Флот.

Но Изумрудный Трон захвачен узурпатором, Посох сгорел при радиоактивном взрыве в Зале Слоновой Кости, Перстень вместе с Панархом Геласааром испарился над Геенной, Флот разбросан на протяжении миллиарда кубических световых лет, и ему противостоит враг, владеющий оружием, изобретенным еще до того, как человечество открыло огонь.

Между тем на Аресе остатки правительства готовят коронацию, не имеющую прецедентов, — и это делает еще более необходимым привлечение возможно большего числа освященных временем ритуалов. С самого возвращения Брендона из его неудачной спасательной экспедиции уцелевшие члены Совета Служителей под эгидой колледжа Архетипа и Ритуала пытаются выстроить новую церемонию, которая могла бы сказать разметанным войной подданным: «Смотрите: мы еще способны создать порядок в этой обезумевшей Вселенной».

Воплощение этого замысла в реальность в разгаре ожесточенной войны служило предметом горячих, чуть ли не до дуэли доходящих споров. В конце концов обратились за консультацией к новому Панарху.

Ваннис путем наводящих вопросов и терпеливого выслушивания одних и тех же разговоров сумела составить себе четкую картину вкусов и намерений Брендона. С должным уважением к мнению разных сторон он высказал свою волю. Анклав останется его резиденцией, и оба рифтера, повар и телохранитель, тоже останутся при кем. Для правительства следует построить новое здание, где красота должна сочетаться с военной строгостью.

Трона не будет. В этом новый Панарх был непреклонен. Он взойдет на трон лишь после освобождения Мандалы.

Всю имеющуюся в наличии технику бросили на строительство, и вся станция шила или раздобывала себе наряды ко дню коронации.

До нее оставалось меньше недели, когда Ваннис, отправившись в Галерею Шепотов, чтобы расслабиться и отдохнуть от этикета и политики, нашла там средство расплатиться с долгом, который некоторое время не давал ей покоя.

* * *
— Лучше закончить урок пораньше, — сказал Панкар, такой же, как Фиэрин, доброволец, и нажал клавишу на пульте.

Прозвенел звонок, и ребята в тренажерных кабинках подняли головы.

Видя их разочарованные лица, Фиэрин заставила себя улыбнуться.

— Пора меняться. Посмотрите, сколько народу ждет своей очереди. — За кругом стояла группа подростков — они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, сердито поглядывая на нее и других воспитателей.

Сердце у Фиэрин беспокойно забилось: некоторые из этих юных поллои казались такими... неуправляемыми.

Впрочем, те, что сидели за пультами, послушались достаточно охотно, хотя им урезали время урока, и освободили класс, двигаясь в ряд под надзором Панкара.

Но тут дело приняло дурной оборот.

Ожидающие, как только смолк звонок, выстроились в подобие очереди. Когда Панкар выпроводил из кабинки последнего ученика, первый по очереди мальчик двинулся вперед, но девочка из задних рядов его опередила.

Фиэрин хотела вмешаться, но не успела. Парень схватил девчонку за плечо своей длинной жилистой рукой и швырнул обратно в очередь.

— Ты, засранка, — я первый.

Девочка отлетела назад с открытым ртом. К ней подступили другие, кое-кто с кулаками.

— Жди своей очереди! Дулу поганая!

— Перестаньте! — крикнула Фиэрин, но ее никто не слушал. С беспомощным ужасом она смотрела, как мальчики и девчонки кольцом окружают юную Дулу. Один голос перекричал все остальные:

— Мы научим тебя правилам хорошего тона!

Девочка, побелев, стиснула зубы, и двое парнейотскочили назад, вопя от боли, — у одного из носа текла кровь, другой прижимал к груди поврежденную руку. Девочка крутнулась на месте, изготовив руки в уланшийской стойке.

— Кто меня тронет, умрет, — выговорила она среди внезапной тишины.

— Если не вмешаться, будет бунт. — Старый Панкар, отстранив Фиэрин, пошел прямо на стайку подростков. — Всем стоять на месте! — скомандовал он, многозначительно глянув через плечо на Фиэрин, и она вспомнила код чрезвычайной ситуации.

Дрожащими пальцами набрав его на пульте, она вздохнула с облегчением, когда через пару секунд откуда ни возьмись явились четверо десантников. Они быстро навели порядок: пострадавших увели в одну сторону, девочку Дулу — в другую.

Панкар сделал знак оставшейся очереди, и присмиревшие ребята заняли места в кабинках. Одни еще ворчали и сердито смотрели девочке вслед, другие держались боязливо.

Другие взрослые за пределами их класса разгоняли детей, собравшихся поглазеть.

Когда все утихомирилось, Фиэрин и Панкар начали медленный обход. Ребята прилежно занимались делом.

Панкар, вернувшись за контрольный пульт, вывел на экран личные данные, и у Фиэрин сжалось сердце, когда она увидела имя девочки: Харил лит-Ямагучи. Накануне Фиэрин сказали, что вся семья Ямагучи пала жертвой рифтеров в своем родном мире. Харил выжила только потому, что была в школе.

Но Панкару это имя явно ничего не говорило. Он покачал головой.

— Кто-то должен сказать этим юным Дулу, что настаивать на своих привилегиях — значит распихивать локтями других.

— Она ни на чем не настаивала, — сказала Фиэрин. — Это просто привычка.

Панкар мрачно поджал губы.

— Придется ей эту привычку оставить. — Старик взглянул на Фиэрин из-под кустистых белых бровей. — Лучше бы вы, Дулу, забрали таких, как Харил, на свои виллы и яхты. Уж у вас-то место найдется.

«Не так это просто», — хотела сказать она, но слова «вы, Дулу» больно задели ее, и она промолчала. Как объяснить ему, что тот, у кого нет на Аресе родственников, должен держаться союзников своей семьи и что нарушение этих связей может вызвать последствия, которые потом годами не исправишь?

Как объяснить, что человек, носящий дорогую одежду, может быть не богаче подсобных рабочих, которые ходят в выданных а им летных костюмах? Что лишние люди на площади, которая представляется поллои огромной, для Дулу столь же невыносимы, как и для поллои в их тесных квартирах?

Как объяснить, что я не решаюсь взять ребенка в ту опасную среду, из которой сама постараюсь уйти как можно скорее?

Сделав лицо безразличным, Фиэрин сказала дипломатически:

— Обойду их еще раз.

Три часа спустя она с пульсирующими висками встала в очередь на транстуб. Она задержалась на два часа против своего обычного времени: в приюте все время возникали какие-то проблемы, и все добровольцы помогали их улаживать.

Стоя в толпе на остановке, она старалась не слушать разговоров, которые на сердитых, повышенных тонах велись вокруг нее, но вдруг услышала свою фамилию.

— ...и не одного Кендриана — их всех бы надо судить. Все рифтеры — проклятые убийцы.

Это они о Джесе! Фиэрин украдкой бросила взгляд на говоривших — это были две женщины-поллои неопределенного возраста, с лицами, побуревшими от ультрафиолетового излучения.

— Но те рифтеры, которые были с Кендрианом, помогли Эренарху.

— Так ведь недаром — они разграбили Мандалу! А он сидел и смотрел на это.

— Мисса! Он как-никак Панарх.

Вторая женщина смутилась:

— Я ничего не хочу сказать плохого про Его Величество, но их капитан — другое дело. Темпатка и должарианка в придачу. А эти маленькие выжигатели мозгов, которые всегда при ней? Говорят... — Заметив, что Фиэрин смотрит на них, женщина демонстративно отвернулась и понизила голос до шепота.

Расстроенная Фиэрин тоже отвела взгляд. Нервная обстановка портит ее манеры — но она уже не впервые слышит речи такого рода. Новости тоже раздувают роль рифтеров в войне. Зачем? В кого они метят — в Джеса, в Панарха или в них обоих? Она достаточно разбиралась в семиотике, чтобы понимать, что многозначность — самая сильная черта символических средств информации.

Со свистом сжатого воздуха подошла капсула, но когда ее двери открылись, взорам ожидающих представилась плотная человеческая масса, голоса из которой раздраженно оповещали, что места больше нет.

Кто-то один протиснулся к выходу, чуть не выпав на платформу, двое попытались влезть в капсулу. Один добился своего, несмотря на крики и ругань, другого, хилого юношу, выпихнули назад. Двери закрылись, и капсула исчезла. Юноша поднялся на ноги под злорадные ухмылки очереди.

Следующая капсула тоже пришла полная, но половина пассажиров вышла. Людская волна внесла Фиэрин внутрь. Сесть, разумеется, было негде. Люди сидели по трое на скамейках, рассчитанных на двоих. Фиэрин втиснулась позади сиденья, чтобы видеть ближайший экран с обозначениями остановок.

Кто-то толкнул ее так, что она чуть не перелетела через спинку и с трудом удержалась. К ней прижималась какая-то женщина — ее влажная одежда касалась руки Фиэрин, и разило застарелым потом. Фиэрин отвернулась в другую сторону и тут же вдохнула пряные запахи чьей-то недавней трапезы.

Фиэрин стиснула зубы, борясь с тошнотой и диким желанием пробиться к выходу.

Она не смела ни шевелиться, ни даже дышать. На Аресе уже случались драки из-за нетерпимости Дулу к давке, и были смертные случаи.

Еще четыре остановки, твердила она себе, закрыв глаза.

Держись. Держись.

И она держалась все эти остановки, хотя давление толпы еще усилилось и ее больно прижали боком к спинке сиденья. Только втянула в себя воздух — и напрасно, потому что ее сразу одолело удушье. «Здесь же дышать нечем!» — вопило все ее естество, вопреки доводам мозга.

Когда капсула остановилась снова, Фиэрин закричала:

— Выхожу!..

Она не успела устыдиться своего визгливого голоса: люди вокруг раздались и выдавили ее наружу, как содержимое пищевого тюбика.

Капсула сразу отошла, и Фиэрин врезалась в очередь ожидающих. Их тихие, музыкальные голоса привели ее в чувство — почти все здесь были Дулу. Двое-трое даже показались ей знакомыми, но отвели глаза, видя ее в столь плачевном состоянии.

Повинуясь импульсу, Фиэрин бросилась бежать и остановилась только в каком-то парке, перед недавно построенной Галереей Шепотов.

Медленно вдыхая свежий воздух, Фиэрин прошла прямо к скромному входу. Плющ и деревья полностью скрывали изящное здание из цветного стекла и зеленовато-серого сплава.

Она вошла, и прохладный воздух омыл ее разгоряченное лицо. Прислонившись к увитой плющом стене, она заставила себя дышать спокойно. Тианьги веяло успокоительными ароматами нижнесторонней ранней весны: дождем, лугом, облаками и распускающимися цветами.

И простором. Казалось, что она, снова выйдя наружу, увидит перед собой бескрайние горизонты планеты, а не замкнутые кривые линии онейла.

Тихий шепот позади побудил ее двинуться с места, и она свернула наугад на одну из дорожек, но та скоро уперлась в зеркало.

Фиэрин опешила, увидев свои растрепанные волосы, искаженное стрессом лицо и помятое платье. Взяв себя в руки, она выпрямила спину, распустила волосы, собрала их в прическу, вытерла ладони о корсаж и снова оглядела себя. С помятым зеленым платьем ничего уже не поделаешь, но серые глаза утратили свое дикое выражение, темные волосы лежали аккуратно, и смуглая кожа разгладилась.

Она отвернулась, и другое зеркало встретило ее светлыми бликами; с третьей стороны стена воды падала ниже ее ног. Свет, стекло, зеркала, мягкие перистые ветки висячих, оплетающих все растений вели ее в глубину лабиринта.

И всюду звучали голоса, идущие непонятно откуда. Вскоре Фиэрин перестала понимать, где на стенах отражения, порой умноженные хитроумными зеркалами, а где другие посетители, видные ей сквозь стекло. Снова повинуясь импульсу, она села на скамейку под цветущим деревом и прислонилась головой к мшистому стволу.

Импульс... Теперь она снова владела собой и могла разобраться в лабиринте собственных ощущений. Импульс? С каких это пор она стала действовать не подумав?

Да еще теперь, когда опасность подстерегает ее во сне и наяву... Недавняя паника вернулась, но Фиэрин сжала руки и поборола ее.

Действительно ли это импульс? Я с самого детства не действовала необдуманно — почему же теперь начала? Не раскинул ли кто-то незримый невод, чтобы привлечь ее сюда?

Мимо, шурша сандалиями, прошел один человек, потом другой. Фиэрин их не видела, но миг спустя на стеклянную стену легли цветные блики, и в зеркалах что-то отразилось.

— ...просто ужасна, — произнес женский голос непонятно откуда. — Кажется, она искренне верит, что интерес Джареда к ней продлится после прибытия курьера с Мориги.

Мужской голос язвительно ответил:

— Не печально ли, что кто-то еще пытается удержать Джареда бан-Ронеску?

Чуть ближе зазвучал третий голос, критикующий вечер, данный накануне Архонеей Хуланна. Фиэрин тихонько перешла через мостик над быстрым голубым ручьем, отвела нависшие ветки и снова уперлась в зеркала.

— ...Если новый Панарх захочет жениться...

— Забавно было бы посмотреть.

Прохладный лабиринт из стекла и зелени поглощал Фиэрин, угощая ее новыми обрывками сплетен. Однажды она даже забыла о своих проблемах и пошла следом за двумя молодыми людьми, говорившими о Тау. Но она свернула не в ту сторону, и голоса внезапно смолкли.

Затем в стекле отразились лица двух женщин.

Чистый ароматный воздух и падающий ровными углами свет возвращали покой и телу и уму.

Успокоившись окончательно, Фиэрин поняла, что уже не впервые видит одну из фигур, грациозную и чем-то знакомую. Заинтригованная — и напуганная, потому что в совпадения она верила не больше, чем в импульс, — Фиэрин попыталась последовать за ней, но разглядела только каштановые, искусно уложенные волосы и бледно-сиреневый шлейф платья.

Фиэрин отыскала один из пультов, неприметно расположенных вдоль дорожек, нажала на единственную клавишу и, ведомая голубым огоньком, вернулась к выходу.

Пора возвращаться на яхту Тау. Она и так запоздала — вдруг Фелтон уже ищет ее?

При этой мысли у нее вырвался нервный смешок. Как же плохо она владеет собой на самом деле!

Чей-то голос позади произнес:

— Я увижу вас на регате Масо сегодня вечером?

Фиэрин невольно вздрогнула, но заставила себя обернуться медленно, с безмятежным лицом.

— Леди Ваннис!

Ваннис Сефи-Картано была ниже ее ростом, но безупречная осанка придавала ей статности. Теплые карие глаза, затененные густыми ресницами, высокий гладкий лоб, чуть юмористически выгнутые брови, идеально изваянный рот — все дышало добротой.

Фиэрин, поклонившись, изобразила вежливую улыбку.

— У меня был очень долгий день в приюте. Не знаю, право.

Ваннис, пристально посмотрев на нее, повернулась боком, указав маленькой рукой в сторону озера.

— Давайте прогуляемся немного, Фиэрин. Мы почти не разговаривали со времени недавних событий.

Фиэрин вспомнила, что действительно очень редко виделась с Ваннис после того ужасного дня, когда заговорщики руководимые Тау, попытались отнять власть у Брендона лит-Аркада. Ваннис не было при этом: поговаривали, будто сам Брендон удержал ее, но всей правды не знал никто. Знали только, что ни его, ни ее не было и на балу, где все и началось, а после Брендон почти сразу отправился спасать своего отца на Геенну, Ваннис же уединилась у себя на целую неделю (по болезни, как объявляла всем ее горничная). Появившись вновь, она заняла в свете свое старое место, хотя много толковали о том, каким будет ее положение теперь, когда Брендон стал Панархом.

— В Галерее Шепотов я нахожу приятное отдохновение, — промолвила Ваннис, идя рядом с Фиэрин.

Та кивнула:

— После всех этих толп там...

У нее сжалось горло — еще слово, и она собьется на визг, Фиэрин стиснула зубы. Ну почему она не может держать себя в руках?

Зато Ваннис представляла собой саму учтивость, изукрашенную блестками остроумия.

— Она очень похожа на Галерею Монтесьело, где я выросла. Меня чарует идея вечно изменчивого лабиринта, который никто не может изучить до конца. — Она улыбнулась. — Это самая лучшая из детских игр, но со взрослым риском.

Перемена темы придала Фиэрин уверенности.

— Я в ней впервые. Люди там действительно говорят откровенно?

— Да, говорят. Одних новизна ощущения говорить то, что думаешь, приводит в восторг, для других это облегчение. Но в игре должны быть ставки, риск, иначе она не привлекает.

«А мне вот не с кем поговорить. Я не посмею», — подумала Фиэрин, и у нее снова сжалось горло.

Ваннис, как ни странно, этого не замечала. Глядя на спокойное озеро, ставшее оловянным в тускнеющем свете, она сказала:

— Рассказывают, будто эта идея берет начало на Утерянной Земле. В некой стране во всех домах были подслушивающие устройства, поэтому люди, когда желали поговорить о политике, отправлялись гулять — а климат там был очень холодный. В иные дни случались такие холода, что звук свободно передавался по воздуху, и люди слышали шепот тех, кого видели только издали. На Монтесьело модно было говорить только о личном и о политике, и это было довольно скучно. Здесь, думаю, будет по-другому.

Фиэрин сделала глубокий вдох:

— И риск увеличится, не так ли?

— Совершенно верно, — улыбнулась Ваннис. — Человеческая натура никогда не перестанет меня удивлять. Это наше стремление к риску... к некоторым его видам по крайне мере.

Нервы Фиэрин, натянутые до боли, внезапно онемели.

— В Галерее, — продолжал журчать превосходно поставленный голос, — риск только развлекает, поскольку защищен анонимностью. Но ведь риска, вызванного отсутствием конфиденциальности, в нашей повседневной жизни и без того достаточно, вы не находите?

Фиэрин помимо воли впилась в Ваннис глазами.

Ответный взгляд, усиленный искусственными средствами, был проницателен, но в очертаниях прелестного рта не чувствовалось ни торжества, ни злобы. Маленькая тонкая рука подхватила Фиэрин под локоть.

— Моя вилла вот здесь, за холмом. Пойдемте поболтаем и выпьем чего-нибудь горячего.

* * *
Со струйкой юмора, просочившейся из глыбы льда, в которую превратились ее сердце и разум, Ваннис Сефи-Картано отметила, как старательно молодая женщина, рядом с ней избегает всяких упоминаний о заговоре и его последствиях.

Фиэрин делала это по доброте душевной, которой Ваннис мысленно воздавала должное. Попытка переворота получила слишком большую огласку, чтобы ее скрыть. Только Тау Шривашти, которому все нипочем, способен отвечать на пересуды язвительными замечаниями и небрежными жестами. Тех, кто сам никогда бы не осмелился столь открыто бороться за власть, восхищает легкость, с которой он принимает свое поражение.

Для большинства заговорщиков неудавшийся заговор и правда будто рядовой проигрыш — ведь им оставили их титулы, их значительные состояния, и даже их положение в свете осталось прежним.

Но для Ваннис, новичка в политике, притом совершенно не подготовленной к скромной участи титулованной вдовы, поражение означает полную перемену ориентации.

Она удалилась от света. Порой она еще появляется в нем — всегда в узком кругу и с какой-нибудь определенной целью — и встречается с бывшими заговорщиками, обмениваясь с ними улыбками и поклонами. Отстраненная учтивость Тау и колючий юмор Гештар дают ей понять, что она сама не сознает величины краха, который претерпела. Но это неправда, и она расценивает эту их убежденность как еще одно орудие в своем растущем арсенале.

— Галерея Шепотов на Монтесьело была точно такой же, как эта? — спросила Фиэрин.

— Стекло и зеркала такие же, но растения совсем другие, и здесь нет великолепной мозаики, на укладку которой ушло около ста лет... — Ваннис всю жизнь готовили к светскому поприщу, и теперь она могла без напряжения говорить о пустяках, подмечая в то же время стесненное дыхание своей спутницы, думая о другом и составляя новые планы.

Девочкой она постоянно бродила по кристальным дорожкам Галереи Шепотов, смотрела на переменчивые переливы мозаики, следила за людьми в зеркалах и практиковалась в умении читать по губам — искусство, на изучении которого настаивала ее мать и в полезности которого Ваннис убедилась на опыте — и прислушивалась к разговорам, пока не научилась воспринимать все это как единое целое, для которого мелкие отличия в стенах и коридорах уже не имеют первостепенного значения.

В этой Галерее, как выяснилось, все обстояло точно так же. Разгадывать, кто что говорит, было для нее не слишком интересно. Обычно она просто слушала разговоры, но сегодня ей явилось привидение в помятом платье, убегающее от собственных призраков.

В личном гроссбухе Ваннис Фиэрин лит-Кендриан числилась среди кредиторов. За всю жизнь только два человека сделали Ваннис бескорыстное предложение. Отблагодарить Фиэрин было в ее силах — и Ваннис предупредила ее, что Архон Торигана намерен сделать из ее брата козла отпущения. Ваннис была уверена, что Тау это от Фиэрин тщательно скрывает.

Но, сделав это, она не до конца рассчиталась с долгом — кроме того, ей хотелось разгадать причину страха, который Фиэрин скрывала под тонким покровом учтивости.

Это, конечно, как-то связано с Тау. Быть может, Фиэрин ему наконец надоела? В юности Ваннис сама испытала на себе утонченную жестокость его нрава.

— Вот мы и дома, — сказал Ваннис, ступив на узкую дорожку к своей вилле. — Там никого нет, кроме моей горничной, да и ее можно отпустить.

Они вошли в будуар Ваннис. Серебристые глаза Фиэрин блуждали по комнате, ничего не видя.

— Я лучше пойду, — сказала она с почти судорожной улыбкой, утратив всякий контроль над собой. — Я и так уже опаздываю. Тау будет беспокоиться.

Ваннис, взяв ее трепещущие руки в свои, решила рискнуть немного.

— Мы с Тау старые друзья. Ступайте-ка в ванную — она вот там — и смойте с себя дневные заботы, а я скажу ему, что от ваших трудов вам нездоровится и вы прилегли отдохнуть у меня. Он не станет возражать — он ведь знает, что здесь с вами ничего плохого не случится.

У Фиэрин перехватило дыхание, и это сказало Ваннис, что та поняла ее правильно: Ваннис не имеет никакого политического статуса, а значит, не станет втягивать Фиэрин в заговор против Тау.

— Ступайте же, — улыбнулась Ваннис. — Я пошлю ему голоком.

Она подошла к пульту, включив почтовый экран. Ее решительность приободрила Фиэрин, которая направилась в ванную. Ваннис воспользовалась случаем, чтобы немного затемнить окна в комнате — это создавало ощущение безопасности и располагало к интимности.

Фиэрин вернулась румяная, с влажными волосами, красиво падающими на хозяйский шелковый халат. На низком столике уже ждал серебряный сервиз. Ваннис оставила гореть только один светильник, и тианьги работало в режиме «зимой у камина», создающем тепло и комфорт.

Пока Фиэрин, запинаясь, излагала историю своего ужасного дня, Ваннис занималась медленным процессом приготовления горячего шоколада, молча слушая свою гостью и лишь изредка вставляя сочувственные замечания.

Когда Фиэрин дошла до посещения Галереи Шепотов, Ваннис поставила перед ней на блюдце фарфоровую чашку с золотым ободком.

— Я видела вас, — сказала Фиэрин, осторожно беря хрупкую чашечку, — но ведь там никого нельзя позвать, правда? И мы чисто случайно вышли оттуда в одно и то же время?

Голос ее снова дрожал и прерывался, и Ваннис, наблюдавшая за ней поверх собственной чашки, увидела неприкрытый ужас в ее глазах.

— Я ушла оттуда под влиянием импульса, — улыбнулась Ваннис.

Глаза Фиэрин закрылись на бесконечно долгое мгновение. Когда она открыла их снова, они смотрели пристально.

— И часто вы поступаете вот так, импульсивно?

Ваннис помолчала, склонив голову набок, — ее заставил задуматься не вопрос, а страх, который скрывался за этими порывистыми словами.

— Разумеется, — спокойно, с ноткой юмора ответила она. — Искусство жить включает в себя внезапные решения удавить, возбудить любопытство. Но для принятия такого решения человек должен быть свободным, — медленно добавила она.

Ну вот, слова сказаны. Ваннис надеялась, что они не повлекут за собой поток откровений о садистских замашках Тау — сексуальные излияния всегда так неприглядны.

В этой игре она ставила на то, что девушку мучает нечто другое. Фиэрин живет в среде могущественных людей, не страдающих излишней сентиментальностью. Тау, правда, любит юных и невинных, но забавляется с ними лишь до поры до времени, а потом устраивает им брак с учетом своей экономической или политической выгоды. Фиэрин он почему-то держит около себя значительно дольше своего обычного срока.

Она живет с Тау, ее брат, давно уже разыскиваемый за убийство, томится в тюрьме, а ближайший сподвижник Тау затевает против этого брата процесс, якобы из самых высоких побуждений.

Тут должна быть какая-то связь.

В те недели, когда Брендон лит-Аркад пытался спасти своего отца, Ваннис занималась самообразованием. Она сознавала, что многого не понимает, и желала собрать вместе части головоломки.

Ее мать затратила целое состояние, наняв ей в наставники самого искусного из придворных ларгистов. В мирных садах их имения на Монтесьело Ваннис росла, окруженная лучшими художниками, музыкантами и актерами, каких матери удавалось залучить. Она чувствовала каждый оттенок сложного языка дулуских жестов, умела читать по губам и разгадывать мимику тела. Воспитание сделало ее примадонной большого света, которой не было равных даже при дворе. Но вскоре после блистательного брака Ваннис с наследником престола мать ее пропала, отправившись в религиозное паломничество, — она, женщина, никогда не выказывавшая интереса к религии.

Управление их семейным делом перешло к дяде Ваннис, в то время как сама Ваннис начала самую блестящую карьеру, которая только возможна для той, что не родилась в семье Аркадов.

Теперь Семион мертв, и у Ваннис нет никакого реального положения. Вместе с Семионом она лишилась и богатства, которым распоряжалась. У нее не осталось ничего, кроме острого ума — и понимания, что мать, видимо, сознательно оберегала ее от политических реалий.

В них-то Ваннис и пыталась вникнуть за эти последние недели. Зачитываясь далеко за полночь, а днем обдумывая прочитанное во время долгих прогулок, она старалась осмыслить, как пришла Панархия к нынешнему кризису.

Занимаясь недавней историей, она наткнулась на одну из главных частей своей головоломки: Кириархею Илару, одно время соперницу, а затем лучшую подругу матери. Призвав на помощь детские воспоминания, Ваннис уяснила для себя два факта. Первое: смерть Кириархеи от рук Эсабиана Должарианского положила начало цепи событий, побудивших мать покинуть свет.

И второе, еще более поразительное: вся эта тщательно продуманная система воспитания была направлена на то, чтобы сделать из Ваннис вторую Илару.

— ...свободы нет, — говорила дрожащим голосом Фиэрин. — А значит, никто не способен действовать импульсивно. Кто-то непременно ждет и караулит за пределами твоего зрения — ждет, чтобы схватить тебя. — Она конвульсивно глотнула свой горячий шоколад и обожглась.

— Не спешите, дитя мое. Я сама его готовила — его следует смаковать.

Фиэрин в который раз сделала знаменитое усилие взять себя в руки, и шейные мускулы Ваннис напряглись из солидарности.

— Он восхитителен. — Фиэрин послушно пригубила напиток, закрыла глаза и сделала еще глоток.

Ваннис подавила вздох при виде этой мужественной попытки. Пора попробовать другую тактику.

— Это интересный предмет для размышлений — насколько мы импульсивны на самом деле. Полагаю, что если мы начнем разбираться в мотивах каждого своего шага, то за самыми простейшими действиями обнаружится подсознательная пружина.

Фиэрин выразила согласие судорожным кивком. Ваннис не торопясь отпила из чашки. Шоколад был мягок и густ, с едва уловимым оттенком тонких специй, букет которых скрывал присутствие легкого успокаивающего средства. Зрачки необычных серебристых глаз Фиэрин слегка расширились. Интересно, ее брат столь же красив? Кто-то говорил, что да.

А теперь настало время для исповеди.

— Всегда неприятно обнаружить, что ты действовала — точнее, реагировала — из страха.

— Это правда, — выдохнула Фиэрин.

— Позвольте налить вам еще. — Ваннис взяла серебряный кувшинчик. — Я, право же, горжусь своим шоколадом. Даже голголский повар не смог бы приготовить лучше.

Фиэрин залпом допила свою чашку и протянула ее Ваннис. Та, наливая, уловила запах душистого мыла от юной кожи и ополаскивателя для волос.

— Есть люди, которые меня пугают. — Ваннис плавно откинулась назад, оперев подбородок на руку. — Гештар аль-Гессинав, например. Я давно уже научилась избегать всех ульшенов.

— Кого, кого?

— Членов змеиной секты. Они носят татуировку этой змеи на своем теле — в местах ее укусов, как говорят.

— И у Гештар есть такая? — усомнилась Фиэрин и тут же воскликнула: — Да, я, кажется, видела край чего-то похожего у нее на руке.

— Возможно. Мне говорил также, что те, кто прячет свою татуировку, наиболее опасны.

Фиэрин затаила дыхание.

— У Фелтона она тоже есть. Я видела ее однажды.

Ваннис пробрало холодом.

— Этого я не знала. Итак, их здесь двое... Интересно, знают ли они друг о друге?

— Должны знать. Когда Фелтон присутствует на приемах, они наблюдают друг за другом. Раньше я не понимала почему.

— Вот как. — Ваннис поднесла чашку к губам. Час от часу не легче. Фиэрин — просто комок нервов.

Есть что-то еще, помимо Тау.

— Здесь... — Фиэрин с прерывистым вздохом оглядела комнату. — Есть ли здесь...

Ваннис поставила чашку и коснулась руки Фиэрин.

— Здесь нет шпионских устройств. Я сама проверила. Я хорошо напрактиковалась в этом, будучи замужем за Семионом лит-Аркадом.

Но Фиэрин даже не улыбнулась. Вот оно, наконец.

— Если бы вам нужно было кое-что спрятать, — проговорила она медленно и так тихо, что Ваннис подалась вперед, чтобы расслышать, — где бы вы это спрятали?

— Это зависит от двух условий: от кого я это прячу и что это такое.

— Вы упомянули о Гештар... — прошептала Фиэрин.

— Это касается вашего брата? Суда?

Фиэрин потрясла головой, и ее лицо исказилось от горя.

— Нет — я ничего не смогла выяснить, чтобы помочь Джесу. Фелтон... следит за мной. Нет, дело не в Джесе, это еще хуже... намного хуже. Я не знаю, что это значит, но...

Чистое, холодное пламя триумфа вспыхнуло у Ваннис в мозгу, пробежав по мускулам к нервным окончаниям.

— Расскажите мне все. Если я смогу, то помогу вам. Если не смогу, то так и скажу, — но вас не выдам.

— Главное, не говорите Тау, — быстро сказала Фиэрин.

— Будьте спокойны. Могу вас заверить, что не питаю нежных чувств к Тау Шривашти.

Фиэрин улыбнулась вымученной улыбкой, а потом, к удивлению Ваннис, нырнула куда-то за пазуху и достала видеочип.

— Я ношу его на себе с тех пор, как ларгист Ранор дал его мне — и погиб. Это снято на Энкаинации Эренарха. Здесь показано, как взрывается бомба и все умирают... и как Гештар, Тау и Штулафи выходят из зала перед самым взрывом.

Ваннис показалось, что та самая бомба взорвалась у нее в голове, оставив череп пустым, как яичная скорлупа, и сердце заколотилось о корсаж.

В дни своих раздумий она решила, что непременно займет свое законное место рядом с Брендоном хай-Аркадом. Ее от рождения готовили быть Кириархеей. С той самой ночи, которую Брендон провел с ней по дружбе и доброте, ночи, полной смеха, нежности и удовольствия, ей все больше хотелось привязать его к себе шелковыми узами.

Он вернулся из своего похода уже не наследником, но полноправным Панархом, и та ночь больше не повторилась. Ваннис подозревала, что для него она просто светская дама, слабовольно позволившая втянуть себя в заговор. Его доброта — вот все, к чему она может воззвать.

Но она не пошла просить у его порога вместе с сотнями других. Ей нужно было что-то, способное его заинтересовать, нужен был ключ к его доверию.

И вот эта девушка нежданно-негаданно вложила этот ключ ей прямо в руки.

Способность планировать вернулась в Ваннис — мысль ее работала быстрее, чем билось сердце.

— Я знаю, что делать, — сказала она, и в глазах Фиэрин забрезжило облегчение. — Ничего пока никому не говорите. Чип оставьте у меня — если хотите, конечно, — добавила она, заметив, как конвульсивно сжались пальцы Фиэрин.

— Но к кому я должна обратиться? К адмиралу Найбергу? Или...

— Только к новому Панарху, и ни к кому иному.

— Но если я попробую связаться с ним хотя бы по почте, Тау сразу узнает.

— По почте нельзя. Он окружен шпионами, в этом вы правы. Нужно рассказать ему обо всем лично.

— Но как мне получить у него аудиенцию? Тау сразу узнает...

Ваннис взяла руки Фиэрин в свои.

— Забудьте о Тау. И о чипе тоже забудьте. Ваш разговор с Брендоном состоится в самом что ни на есть общественном месте.

— На его коронации? — округлила глаза Фиэрин. Ваннис с улыбкой погладила ее по щеке.

— Предоставьте это мне. Я обещаю вам: у вас будет шанс, и ваша безопасность будет обеспечена.

Фиэрин закрыла глаза, и ее лицо дрогнуло под рукой Ваннис — она так долго жила среди врагов.

Ей придется вернуться обратно — при этом держать себя в руках.

Ваннис с нежной заботой обняла ее обеими руками и зарылась лицом в ее прохладные, душистые волосы.

12

Осри Омилов, лейтенант Флота и преподаватель Школы Астрогации, придал окончательный лоск своему парадному мундиру и оглядел себя со всех сторон. Удостоверившись, что не посрамит ни себя, ни мундира, он открыл дверь и вышел. Его ум был занят событиями, перенесшими его сюда после недавней кадровой перетасовки, — его, единственного лейтенанта на вожделенной флагманской территории.

Эта ситуация его смущала. Он отказался от звания лейтенант-коммандера, предложенного ему как спасителю наследника, — он ведь знал, что этого не заслуживает. По правде сказать, это Брендон спас его. Притом ему не хотелось увязнуть в административной рутине — ему нравилось преподавать.

Однако привилегии все же были предоставлены ему, как близкому другу Панарха. Сначала этот титул показался Осри не менее лживым, но потом врожденная честность заставила его взглянуть на это со стороны.

Много ты знаешь людей, которые могут поговорить с Панархом в любое время?

С легким шоком он вынужден был признать, что его статус соответствует тому, который когда-то имел и теперь получил снова его отец. Отцовский мир всегда казался Осри очень далеким.

Он оглянулся на свою двухкомнатную квартирку, тихую и красиво оформленную в устаревшем уже артизанском стиле; четкие линии, стекло, дерево и приглушенное освещение. Что это — изысканный вкус какого-нибудь флотского карьериста или Панарх сам постарался? По дороге к транстубу Осри пытался вспомнить, говорил ли он когда-нибудь Брендону, как ему неприятно жить в шумном коридоре и как он ценит простор, если уж о виде мечтать не приходится. Очень возможно, что Брендон пустил в ход свое влияние.

В любом случае благодарить Осри некого. Либо тут замешана флотская политика и разговоры о том, как ему повезло, неизбежно втянут его в эту самую политику, либо в дело вмешался Брендон, но настолько скрытно, что не существует достойного способа выразить ему свою признательность.

Этого, очевидно, Брендон и хотел. Осри не претендовал на то, что хорошо знает нового Панарха, но одно он знал точно: Брендон не любит благодарственных речей.

Есть, конечно, другие средства, помимо слов, — да только что может сделать простой лейтенант для человека, который вот-вот будет торжественно провозглашен главой бесчисленных планет и триллионов подданных?

Осри отдал честь трем коммандерам, ожидающим на остановке. Они ответили и продолжили свой разговор.

Их вежливое, но сдержанное поведение показывало, что они далеки от политики, — Осри был не так глуп и понимал, что в этой секции Колпака все отлично знают, кто он такой. Только с такими офицерами, не лезущими в политику и соблюдающими субординацию, он и чувствовал себя свободно. Льстивая снисходительность высших чинов действовала ему на нервы.

Пришла капсула и увезла их. Осри дважды за последние пять минут сверился с босуэллом. С чего он так дергается? Его задача в предстоящей церемонии очень проста — стоять в строю, только и всего.

Выйдя, Осри направился в кают-компанию, где обычно собирались навигаторы — теперь там было не протолкнуться от белых мундиров и золотых галунов.

— Омилов! — Из толпы возникло красивое темное лицо лейтенанта Мзинги. — Как раз вовремя. Крейсера синхронизируют орбиты через тридцать минут.

Другие засмеялись над этой нехитрой шуткой. По блеску в глазах и по тому, как одергивались безукоризненно сидящие мундиры, Осри понимал, что все здесь нервничают не меньше, чем он.

— Что здесь, собственно, происходит? — спросил он.

— Профилактическая прививка, — с нехарактерной для него иронией пояснил лейтенант-коммандер Ром-Санчес.

Лица вокруг имели самое разное выражение — от веселого до кислого. Веселье отличало тех, с кем Осри подружился на борту «Грозного».

— Омилов, — воскликнул Ром-Санчес, — ты возрождаешь мою веру в человечество. Ты у нас держишься вне политики, верно?

— Политика — все равно что грязевой матч. Уж лучше переждать в сторонке — меньше расходов на стирку.

В ответ раздался взрыв хохота, и кто-то сунул ему в руку бокал. Осри поднял его наравне с многими другими и выпил. Мягкий, но крепкий напиток приятно обжег горло.

Осри не льстил себя надеждой, что внезапно сделался остряком. Это нервы — и дело не только в предстоящем приеме. Но времени для раздумий не осталось.

— Нам пора, — посуровевшим голосом сказал лейтенант Мзинга.

Дверь в другом конце кают-компании выходила на платформу, которая привела их в зал для приемов.

Все помещение было увешано старинными знаменами. Настенные голограммы, изображающие знаменитые сражения, перемежались нишами с бюстами прославленных флотоводцев. Осри узнал ближайшего: Поргрут Майнор, командовавший эсминцем 450 лет назад. Его наступательная тактика до сих пор служила предметом монографий и диссертаций.

Здесь тоже подавали спиртное. Осри, желая сохранить ясную голову, попросил «фальстаф минералус» в традиционном кувшинчике с золотым ободком. Офицеры разбились на группы — в основном по принципу космического статуса и равенства званий.

Рядом с собой Осри заметил резкий профиль лейтенанта Варригаль. Она задумчиво сказала:

— Знаете, светские собрания тоже можно представить в виде тенноглифов.

Осри кивнул. Притяжение нескольких ядер обеспечивало нестабильность и постоянную циркуляцию — таков, очевидно, и был замысел адмирала Найберга.

— Вам бы поговорить с диархом Гамуном. Его отозвали из охраны Анклава, потому что у него степень по эйлосемиотике.

— Вряд ли он найдет для меня время теперь, когда Арес так перенаселен.

Гносторы эйлологии забирали под свое начало всех, кто разбирался в поведении толпы.

Осри заметил Марго Нг, капитана «Грозного», — она стояла с другими капитанами, очень импозантными в белом, спокойная и собранная, как всегда. Было трудно поверить, что эта маленькая подтянутая женщина с фигурой танцовщицы и милым лицом вступила в смертельный бой с силами Эсабиана над Мандалой, чтобы захватить одну из вражеских сверхсветовых раций. А вскоре после этого, бросив вызов времени и опаснейшей пространственной аномалии, героически пыталась сласти прежнего Панарха от смерти на Геенне, уготованной ему Эсабианом.

Ром-Санчес позади Осри, последив за его взглядом, сказал:

— Кестлер уже вышел из лазарета. — И, допив свой бокал, добавил: — Это его первая встреча с Нг.

Осри наконец понял причину общей нервозности. Даже он, при всей своей аполитичности, знал, что среди отборных капитанских кадров Семиона именно Джеп Кестлер предназначался на пост верховного адмирала, как только Карр уйдет на заслуженный отдых.

Теперь Карр мертв, как и все члены бывшего Малого Совета.

Словно в ответ на его мысли Варригаль слева от него тихо произнесла:

— У нас нет боевых адмиралов — мы точно на корабле без рулевого.

Осри кивнул. Долгие годы мира, нарушенного только Первой войной с Должаром и редкими стычками с Шиидрой, поставили во главе Флота кабинетных адмиралов. Флот, раскиданный по беспредельному пространству, никогда не собирался воедино, а линейный крейсер сам по себе был столь мощной боевой единицей, нуждающейся в эскорте только для разведки, что надобность в боевых офицерах рангом выше капитана отпала.

Но мало кто из адмиралов пережил атаку Должара, а оставшихся не так просто было вытребовать на Арес, где они к тому же только увеличили бы и без того раздутый штат.

Из этого вытекало, что в военное время Флот способен возглавить только космический офицер, обязанный своим продвижением по службе боевым действиям. Брендон отдал приказ о созыве Флота, но кто будет им командовать?

— По званию они равны, — произнес Ром-Санчес. — Говорят, Кестлер требует тщательного рассмотрения своей кандидатуры.

— А вот и он, — сказал кто-то.

Дверь открылась, и на пороге появился высокий, крепко сложенный мужчина с волосами цвета стали и лицом породистого хищника.

— Он, кажется, присутствовал на церемонии прибытия Брендона, — заметил Осри.

— Да, он настоял на этом, — сказал Мзинга. — Мне говорили, будто его накачали болеутоляющими по самые уши.

— Разряд разрушенного гиперснарядом раптора, — уточнил Ром-Санчес. Капитан тем временем прошел в зал, держась очень прямо. Боль чувствовалась во всей его осанке, но не отражалась на лице. — Ему чуть руку не оторвало, и он получил ожоги от взорвавшегося пульта. Половина первого состава команды мостика убита.

— После этого они вели бой еще шесть часов, — вставила Варригаль. — Я видела запись перед тем, как провела с ними занятие по новым тенноглифам.

Кто-то присвистнул, другой ввернул:

— Сильный, смелый и свирепый — однако оба сражения проиграл.

Это не означало, впрочем, что Кестлер — плохой командир. Все они совсем недавно побывали в бою, в котором тактика типа «ты-там-где-ты-есть», обусловленная четырехмерным пространством, нарушается скачками кораблей из гиперпространства и обратно, причем некоторые из этих кораблей имеют на борту оружие, которое до последнего времени казалось физически невозможным.

У капитана Нг достало выдержки не заговорить первой.

Кестлер был старше по возрасту и получил свое звание, когда она была еще свежеиспеченным мичманом только-только из Академии. Битва при Археронте уравняла их, а следующие двадцать лет Кестлер провел у Нарбона, занимаясь учениями, которые так любил Семион. Ему, талантливому и храброму офицеру, довелось повоевать только в начале своей карьеры — и в самом недавнем времени.

Теперь его боевой опыт равен опыту Марго Нг — и одним из первых действий нового Панарха будет повышение их обоих в звании.

— Генц, — пробасил Кестлер.

После ответных приветствий он протянул здоровую руку Нг.

— Капитан, я намерен биться с вами до последнего дыхания за командование операцией «Пожиратель Солнц», но это значит, что мы не можем отправиться туда вместе.

Маленькая рука Нг исчезла в его большой ладони, но она ответила на его пожатие без малейшего признака слабости в лице или осанке.

— Честно сказано, — заметила она с неподдельно веселой улыбкой и, обернувшись к остальным, сказала звонко, на весь зал: — Ну что, генц? Составим единый фронт?

Офицеры двинулись вперед — Нг и Кестлер впереди, как двое будущих адмиралов, остальные за ними согласно званию.

Осри испустил долгий вздох и увидел на лицах других отражение своих эмоций.

«Нам поневоле придется объединиться», — подумал он. Враг и без того силен — недоставало нам еще междоусобиц.

— Двинулись, — сказал Ром-Санчес.

* * *
Большинство Дулу в день коронации встали поздно — их время настанет вечером и желательно к этому сроку быть в наилучшей форме. Но Ваннис поднялась пораньше, зная, что Брендон находится на последней стадии своего трехдневного обхода всей станции Арес.

Скоро он соберет остатки старого правительства, которые, по традиции, присягнут ему на верность, а после устроит грандиозный праздник для Дулу высшего круга.

Пора одеваться. Платье Ваннис — траурно-белое, как и подобало ей для последнего официального выхода в качестве вдовы Эренарха, и обманчиво простое по фасону, было сшито из дорогой материи, мерцающей, как свет, проходящий сквозь струи фонтана. Ваннис, исчерпавшая почти все свои ресурсы, заложила половину своих драгоценностей, чтобы купить эту ткань. Украшения ограничивались ниткой молочно-белого лунного камня в волосах и кольцом, подаренным матерью. Его камень цвета морской волны подчеркивал зеленый цвет глаз.

Посмотревшись напоследок в зеркало, Ваннис оглядела себя со всех сторон и осталась довольна увиденным. Потрогав корсаж, за которым носила чип Фиэрин с того дня, как девушка рассказала ей о своем открытии, она кивнула себе и вышла.

Местом ее назначения было новое правительственное здание. Многие направлялись туда, чтобы посмотреть, как собирается Совет Служителей — новый Малый Совет будет избран из их числа, как повелось со времен Панарха Николая много веков назад.

Десантник, отвечающий за безопасность, узнал Ваннис и кивнул ей непроницаемым лицом. Последний раз, когда он ее видел, она была мокрая насквозь, чуть не утонув после своей пагубной попытки не допустить встречи Брендона с заговорщиками. Но Ваннис ни единым намеком не выдала, что помнит об этом.

В ту ночь мы оба поняли, что никто из нас не способен удержать Брендона против его воли.

Тианьги внутри работало в режиме «летнее утро». Время от времени в воздухе слышались мелодичные звуки разной высоты и тембра, напоминающие то голоса, то звон колоколов. Это заряжало энергией, от которой нервы Ваннис звенели, как струны. Просторный зал в стиле археомодерн был призван напоминать о золотом веке Бургесса Второго. Взгляд, отражаясь от круглых стен, неизбежно устремлялся вдальний конец, где на невысоком помосте стояло несколько мягких стульев. Один из них занимала Верховная Фанесса — носители этого сана состояли в Малом Совете со времен Габриэля и низложения Лишенного Лица. Маленькая женщина лет восьмидесяти с неприметным лицом и глазами, проникающими в самую душу, сидела справа от центрального кресла.

Ваннис как ближайшая родственница тоже имела право на одно из этих мест — хотя бы и в последний раз. Спокойно, с улыбкой на лице, она прошла вперед, обменялась кивком с Верховной Фанессой и села слева от центрального места.

Сложив руки, она смотрела, как зал постепенно заполнялся. Военные выстраивались по рангу, Дулу по сложным законам своей иерархии. Портус-Дартинус-Атос тоже присутствовали, с элегантными босуэллами на шейных отростках, украшенные цепочками с чем-то, напоминающим капли жидкого огня.

Члены Совета Служителей, сумевшие добраться до Ареса, вошли через боковые двери и выстроились в передней части зала, рядом с помостом. Некоторые из них были в мантиях своих колледжей, другие в военной форме. Среди них виднелись и новые лица. Группа получилась внушительная. Полностью Совет Служителей собирался редко — потому-то эти люди и остались в живых. Малый Совет Геласаара хай-Аркада, избранный когда-то из их числа, погиб весь.

Атмосфера ожидания сгущалась. Но вот музыка, едва слышная за шумом голосов, зазвучала громче, оформившись в знакомую мелодию «Мании Кадены». И настала тишина — только охранники, стюарды и те, кто ждал наготове снаружи, обменивались безмолвными сигналами.

Шестеро аннунцио в старинной одежде вошли, выстроились по обе стороны двери и поднесли к губам золотые трубы.

Грянули Фанфары Феникса, порождающие в памяти образы власти и могущества. Ваннис и Верховная Фанесса встали.

Первые ноты еще не успели отзвучать, когда в зал вступила одинокая фигура. Высокий, стройный, хорошо сложенный, Брендон Аркад, последний в своем роду, медленно прошел по залу и поднялся на помост. Ваннис, окинув глазами его белый костюм с неяркой золотой отделкой, встретилась с его пристальным голубым взглядом. Едва заметное вопросительное движение бровей — и он с поклоном повернулся к Элоатри, Верховной Фанессе.

Она ответила ему без улыбки, проницательно и твердо глядя светлыми глазами.

— Перстень Феникса исчез в лучах света, который унес твоего отца над Геенной, — сказала она ясным, звенящим в тишине голосом. — Я не могу, как это делали мои предшественники, надеть тебе на палец в знак твоего бракосочетания с Мандалой эту мистическую линзу, сквозь которую мы смотрим назад, на нашу Утерянную Землю, и вперед — в будущее, которого уготовил нам Телос. — Она сняла с левого безымянного пальца простенький золотой ободок. — Но это кольцо напоминает мне о моем первом хадже, когда я, как ты сейчас, сделала шаг в неведомое. Пусть оно станет символом моей веры в тебя, в тех, с кем ты связан... — при этих загадочных словах Верховной Фанессы Ваннис посмотрела на Брендона, но ничего не прочла в его взгляде, — ...и в обещание, которое ты даешь нам всем.

Верховная Фанесса, по традиции не приносящая присягу, сумела, однако, выразить, что поддерживает нового Панарха во всем.

Кольцо пришлось Брендону только на мизинец, и он надел его на правую руку. На миг его взгляд устремился куда-то далеко, словно он что-то вспомнил. Не успела Ваннис сообразить, померещилось ей это или нет, он обратил лицо к залу и заговорил твердым, звенящим голосом:

— Здесь, в звездной системе, где нет иной жизни, кроме этого хрупкого творения рук человеческих, мы начинаем еще многое. — Он поднял правую руку. — Пусть это кольцо станет нерушимым звеном цепи, которая связывает меня с вами и с задачами, стоящими передо мной: победить Должар, освободить Мандалу и восстановить Панархию Тысячи Солнц. Исполнив все это и отлив новый перстень Феникса по образцу, похороненному вместе с Джаспаром Аркадом, мы завершим то, что начали сегодня.

— Будьте же свидетелями моей клятвы, — продолжал он торжественно, — посвятить душу мою и тело неустанному служению пребывающему в Изгнании человечеству, пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет.

Как только эхо его легкого, уверенного голоса смолкло, Ваннис вышла вперед и склонилась в низком, медленном поклоне, как подданная перед государем. Весь зал последовал ее примеру.

Брендон мог бы остаться на месте — как остался бы Семион, — но он шагнул к ней и поднял ее, легко сжав ее руку прохладными пальцами. Ваннис снова заняла свое место рядом с ним.

Тогда начали присягать члены Совета Служителей, выходя один за другим в порядке сложного старшинства. Адмирал Найберг, как комендант Ареса, был первым. Когда он закончил свою клятву теми же словами: «Пока я дышу, пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет», Брендон поднял и его, а после взвел Найберга на помост, как первого, избранного в Малый Совет.

Впоследствии Брендон выбрал таким же образом еще нескольких человек.

Ваннис, однако, наблюдала не за церемонией, а за Дулу в их лучших нарядах, уверенными и грациозными. Здесь присутствовали все, живущие на Аресе Архоны и эгиосы, демархи и теменархи, и Ваннис знала многих из них. За нервными жестами унизанных кольцами рук, за повышенными тонами мелодичных голосов чувствовалось ожидание. Встречаясь порой с их взглядами, Ваннис читала в них негодование, усмешку, вопрос или жалость — ведь сама она не присягала: у нее нет титула, и никаких владений ей не пожаловано. Она — обломок прошлого и занимает место на возвышении последний раз.

Но она владела собой безупречно и не выказывала никакой реакции. Даже при появлении Гештар, явно торжествующей, судя по пятнам румянца на ее острых скулах и саркастическим морщинкам в углах плотно сжатого рта. На ней была только что сшитая мантия колледжа Прикладной Эпистемологии и Рационетики, который она возглавила вместо своего кузена. Значит, после победы над Должаром она возглавит и ДатаНет.

«Так она по крайней мере полагает», — подумала Ваннис, когда тощая как палка Гештар подошла к присяге, даже не взглянув на нее.

Но тут самообладание Ваннис подверглось сильному шоку: Брендон взял Гештар за руку и взвел ее на помост, в свой Малый Совет. Ваннис почувствовала, как золотистый взгляд Тау Шривашти остановился на ней; она на него не смотрела.

Все Служители присягнули, и настала очередь остальных. Сначала пошли Дулу, за ними военные. Церемония, и без того долгая, стала казаться Ваннис нескончаемой после того, как в Малый Совет вошла женщина, злоумышлявшая против того самого человека, которому только что присягнула на верность.

Подошла Фиэрин — ее глаза стали тускло-серыми от усталости и напряжения, красивое лицо осунулось. Слова присяги она произнесла чуть ли не шепотом, а Тау скучающе наблюдал за ней из-под приспущенных век.

Ваннис ощутила гнев, когда Фиэрин отошла. Девушка явно не хотела приносить присягу: ведь этим она публично поддержала Архона Торигана, обвинителя ее брата, дав понять, что Джесимар лит-Кендриан как опасный преступник законно лишен прав на титул и состояние. Какими средствами Тау принудил ее сделать это?

Ваннис вспомнила о чипе в своем корсаже. То, что в нем содержится, для Тау и остальных будет по меньшей мере неприятно. Ваннис предвкушала этот момент.

Она уже не слышала, как Дулу повторяют все те же слова, и на военных, кроме первых двух, тоже не обращала внимания. Первой представлялась изящная женщина не выше ее самой, Марго Нг — ей присвоили звание адмирала. Такое же повышение получил Джеп бан-Кестлер, которого Ваннис много раз встречала при дворе Семиона. Он двигался, как человек, испытывающий сильную боль.

После этого Ваннис, ничем не выдавая этого наружно, сосредоточилась на человеке в метре от нее. Он встречал внимательным взглядом всех, кто выходил вперед, и выслушивал повторяющиеся слова присяги, словно в первый раз. Это тянулось уже несколько часов, но в нем не чувствовалось ни малейшей усталости — только под глазами едва заметные тени.

И вдруг все как-то сразу кончилось. Настало время проследовать церемониальным маршем на другой берег озера, в Павильон, где состоится торжественный бал.

Страх и нетерпение пробежали по нервам Ваннис, отозвавшись в животе. Это ее единственный шанс остаться с Брендоном наедине: теперь или никогда.

Брендон поклонился собранию и подал ей руку. Верховная Фанесса шла за ними одна, без пары.

Как бы избавиться от старухи?

Дверь маленькой комнаты в конце коридора закрылась за всеми тремя. Снаружи сразу загомонили голоса, но шум крови в ушах Ваннис почти заглушал их.

— Вы присоединитесь к нам вечером, нумен? — спросил Брендон. Элоатри улыбнулась.

— Да, только сменю эти одежды на что-нибудь не столь парализующее. Вы очень хорошо провели церемонию, ваше величество.

— Она еще не окончена, — улыбнулся он.

Что это — предупреждение?

Элоатри, приветливо кивнув Ваннис, открыла боковую — дверь и вышла. Брендон жестом предложил Ваннис стул, блеснув простым кольцом на пальце.

— Мне надо выпить, а вам? Ноги болят.

Ваннис подавила желание хлопнуть в ладоши.

— Но здесь нет автомата. Может быть, мне...

— Сидите, Ваннис. — Брендон открыл дверь, через которую они вошли, и сказал двум козырнувшим ему десантникам: — Роже, Ю-Кун, что-нибудь холодное, ладно? Спасибо.

Дверь закрылась, и Брендон опустился на стул наискосок от Ваннис.

Пару секунд спустя стюард в белой куртке явился с дивным серебряным подносом, где стояли графин и два бокала.

Отпустив стюарда, Брендон налил на палец в каждый бокал, подал один Ваннис и поднял свой в безмолвном тосте.

Как бы половчее перейти к делу?

Ваннис молча повторила его движение и отпила глоток, не сводя с него взгляда. Брендон, прищурив непроницаемые голубые глаза, смаковал напиток, отдающий деревом, дымом и огнем.

Голоса снаружи, говорившие что-то торопливо и озабоченно, внезапно стали тише.

— Меня охраняет целая армия, — с добродушной иронией сказал Брендон. — Возможно, я никогда уже не буду в столь надежной сохранности, как сегодня.

Ваннис кивнула, размышляя над подтекстом этой банальной фразы. Он хочет сказать: «Никто не станет пытаться убить меня сегодня — все они там надеются что-то от меня получить». И еще: «Ну а тебе что нужно?»

Она уже забыла, каким загадочным он может казаться. Но это не имеет значения: он дал ей шанс.

Она опустила бокал на колени и посмотрела на Брендона пристально, не допуская даже намека на торжество ни в голосе, ни в поведении.

— Мне ничего не нужно, если вы об этом. Хочу только, пока мы одни, сообщить вам нечто, что вам следует знать.

По отсутствию всякой реакции она поняла, что он напряжен так же, как она, если не больше. Почему? Но это после — сейчас нужно спешить. Он, помедлив, допил и отставил свой бокал.

— Личные дела лучше оставить до тех пор, как я сниму сапоги, — сказал он и встал.

Она растерянно приоткрыла рот. Голубые глаза прошлись по стенам, и она, не успев еще ничего возразить, поняла: он подозревает, что у этих стен есть уши.

С ослабшими от облегчения коленями она порадовалась, что не дотронулась до корсажа.

— Простите мне мою любовь к сплетням, — сказала она сквозь шум в голове. — Последнее время мне просто нечем больше было заняться.

— Думаю, мы это исправим. Видели ли вы список вечеров, регат, балов и обедов, устраиваемых в мою честь и для моего удовольствия? Вполне достаточно, чтобы уморить кого угодно, — сказал он, и они вышли.

Из этого следовало, что голос ее не подвел. Благодаря судьбу за свою выучку, Ваннис шутливо ответила что-то. Десантники молча выстроились впереди и сзади них; они двинулись по дорожке мимо сплошной стены радостных лиц и поднялись по широким, пологим ступеням Павильона.

Когда-то, тысячу лет назад, Ваннис поднималась по этим ступеням одна, намеренно опаздывая, оттого что Брендон не зашел за ней. Но она не давала воли своему триумфу даже сейчас. Ей хотелось не только секса, но и власти — а до нее еще далеко.

* * *
Осри Омилов оттянул воротник и посмотрел на босуэлл, прикидывая, как скоро сможет улизнуть отсюда незамеченным. Молодые офицеры вокруг пили и весело болтали. В ста метрах от Осри отец, казавшийся незнакомым в темных одеждах Явного Прерогата, говорил с Антоном Фазо, там же стояла Верховная Фанесса и еще несколько титулованных Дулу. На просторах бального зала Служители вертелись в одном из нескончаемых вальсов.

Среди них были обе кровные сестры Осри, а мать с угрюмым удовлетворением наблюдала за ними с другой стороны зала. Леди Ризьена отрядила Осри искать им кавалеров, как только он вошел в Павильон. К его удивлению, Кензит и Помалита продолжали пользоваться успехом. «Возможно, это доказывает, — подумал он с усмешкой, — что на балу они умеют держать себя лучше, чем я».

— Валяй, Омилов, я хочу поглядеть, как ты танцуешь, — сказала Ром-Санчес, пихнув его в бок. — Да и нам подыщи хорошеньких. Титул не имеет значения, лишь бы умела смеяться и на ноги не наступала.

— Наступать на ноги — это по твоей части, — ввернул кто-то.

Осри только головой мотнул. Он привык, как и все они, общаться только с военными и терпеть не мог штатских увеселении.

За редким исключением, поправился он, вспомнив, как весело ему было в рифтерском космическом пузыре. От этого воспоминания у него запылали уши, чего, к счастью, никто не заметил.

— Вот они, — сказал кто-то, и все взоры обратились на танцующих.

Брендон вальсировал со своей невесткой, Ваннис Сефи-Картано. Осри видел ее в профиль, очень красивый профиль — она грациозно и без усилий подчинялась быстрому кружению партнера. О ней ходили самые разные слухи — и хорошие, и плохие. Осри побаивался таких женщин. Он всегда чувствовал, что за их безмятежными лицами и певучими голосами таится насмешка.

Он с радостью отвернулся, когда кто-то завел разговор о новостях, полученных с последним курьером. Они касались битвы при Барке, в которой неожиданно приняла участие келлийская эскадра, но не успел рассказчик развить эту тему, как Осри почувствовал, что босуэлл покалывает ему запястье. «Срочное секретное сообщение», означал этот сигнал.

Кому понадобилось связаться с ним в разгаре этого паскудного бала? Осри, чувствуя себя неловко, включил босуэлл, и шок потряс его до основания, когда Брендон сказал:

(Ты мне нужен).

Быстро оглядевшись, он увидел, что отец все еще занят разговором и стоит спокойно, сложив концы пальцев, а не лежит на полу в сердечном приступе. Что же такое стряслось?

(Выход номер три, через четырнадцать минут. Жди сигнала).

Последнее слово прозвучало явно юмористически, но Осри это не успокоило. Брендон стоял в центре группы Дулу и говорил что-то, жестикулируя, а они смеялись. Как он ухитряется говорить по босуэллу так, чтобы другие не замечали?

Тут Осри вспомнил, что должен подтвердить получение, и послал импульс — общаться мысленно на людях он не умел.

Брендон даже не посмотрел в его сторону. Через пару минут Осри преодолел оцепенение и двинулся через зал, стараясь делать это как можно незаметнее. Он не мастер на быстрые, почти магические исчезновения, создавшие столь дурную славу Брендону.

Через тринадцать минут его внимание привлекла троица келли, пляшущая среди Дулу. Те с улыбками расступались.

Келли между тем пробирались к удивленным музыкантам в середине зала. Музыка смолкла, танцоры остановились и стали смотреть, как троица вприпрыжку приближается к двум женщинам, играющим на двойном луке Аббасидху.

После недолгих переговоров, перемежаемых уханьем, музыкантши предоставили инструмент в распоряжении келли. Портус прислонилась шеей к колонне лада, Дартинус и Атос взяли каждый по луку, и они начали тройное остинато, мелодично ухая в такт. Остальные музыканты после недолгой заминки стали импровизировать, аккомпанируя им, — можно было подумать, что это играет тринат. Скоро Дулу начали новый, несколько менее плавный танец на три счета — из всей человеческой музыки келли больше всего любили вальс. Танцоры сосредоточились на своих трудных па, а зрители вдоль стен с интересом следили за ними.

Осри, оказавшись в назначенное время у нужной двери, бросил последний взгляд в зал и вышел. Стена перед ним тут же скользнула вбок, открыв темный проем. В коридоре больше никого не было.

Решив, что это не может быть совпадением, Осри шагнул во мрак, и стена за ним закрылась.

Его ждала маленькая капсула транстуба, где сидели Брендон, леди Ваннис и еще одна женщина. Все они молчали. Осри в полном шоке сел. Капсула рванула с места и почти сразу же остановилась.

Дверцы открылись. Осри увидел залитую золотым светом роскошную комнату и не сразу сообразил, что они в анклаве.

— У нас в запасе минут десять, пока никто не хватился, — сказал Брендон. — Можно взглянуть на этот чип?

Осри шевельнул во рту сухим языком, но промолчал. Леди Ваннис отвернулась, сделала что-то с платьем и повернулась обратно, держа в руке видеочип. Прекрасное лицо было серьезно, зеленовато-карие глаза смотрели загадочно.

Другая женщина с длинными глазами, серебристыми на фоне гладкой смуглой кожи, тоже была ему знакома. Ну конечно: она сестра мерзавца Локри, связиста с «Телварны». Теперь он в тюрьме... за убийство, не так ли?

А девушка как будто живет с Тау Шривашти, печально знаменитым Архоном Тимбервелла.

Взгляд серебристых глаз, перехваченный Осри, был до странности пуст. Осри принял ее нежелание узнавать его за насмешку и отвернулся, но тут же вздрогнул, услышав, как ахнул Брендон.

Рот Панарха сжался в тонкую линию.

— Вот они — все трое.

Осри посмотрел на экран, но не узнал три фигуры, ставшие зернистыми от сильного увеличения. Брендон повернулся лицом к обеим женщинам.

— Итак, Гештар аль-Гессинав, Тау Шривашти и Штулафи Й'Талоб, вне всяких сомнений, были на моей Энкаинации, но ушли перед самым взрывом.

— Что-что? — не сдержавшись, выпалил Осри и покраснел. Брендон, мельком взглянув на него, сказал Ваннис:

— Я ваш должник.

Она молча поклонилась, сделав рукой сложный, непонятный Осри жест, а Брендон улыбнулся сестре Локри и склонился, чтобы поцеловать ей руку.

— И ваш тоже, Фиэрин. Ваше мужество не останется без награды.

Она обратила к нему прелестное лицо с широко раскрытыми, пустыми серебристыми глазами.

— Жаль, что я не смогла поговорить с вами раньше, — сказала Ваннис. — У меня чуть сердце не остановилось, когда вы ввели ее в свой Малый Совет.

Брендон, саркастически улыбаясь, покачал головой.

— Хвалю вас за честность, но ей в Малом Совете самое место — по крайней мере пока мы не разберемся в этом деле и не начнем действовать. А до тех пор прошу вас никому об этом не говорить.

Ваннис снова поклонилась.

Осри прочистил горло — его голова работала вовсю.

— Я вам нужен для чего-то? — спросил он. Брендон обратил к нему голубой льдистый взгляд.

— Боюсь, что этой ночью леди Фиэрин исчезнет. Мы с Ваннис вернемся назад и будем танцевать до утра, а ты, Осри, тайком проводишь ее к себе на квартиру. После мы решим, как быть дальше.

Осри открыл рот, чтобы возразить, посмотрел на всех троих по очереди и слабо кивнул.

— Я посажу вас в одну из тайных Аркадских капсул и запрограммирую ее так, чтобы вы могли уехать. Она доставит вас прямо в Колпак — а там уж сам смотри.

Леди Фиэрин издала нечто среднее между смехом и стоном и с беззвучным плачем опустилась на пол.

Ваннис Сефи-Картано стала рядом на колени и обняла ее. Осри беспомощно смотрел на них, чувствуя себя так, словно оказался в каком-то дурацком сериале.

Брендон хотел что-то сказать ему, но тут на пульте замигал янтарный огонек. Брендон, посмотрев на женщин, подошел и убавил звук.

— Гиперволновая передача, — пояснил он Осри, жестом подозвав его к себе. — Колпак переключает их на меня. Скорее всего очередная директива от субъекта, которого все рифтеры Тысячи Солнц именуют «этот слизняк Барродах» — согласно кодам Братства, которые мы способны прочесть.

Осри был рад отвлечься — что угодно, лишь бы не видеть, как плачет эта девушка.

Передача действительно была широковещательная, и бледная худая физиономия на экране принадлежала не кому иному, как Барродаху.

— Господину Эсабиану для исследований на Пожирателе Солнц нужны темпаты, — объявил бори и пообещал фантастическую награду за доставку таковых.

Аналитическая справка, последовавшая за передачей, указывала, что Барродах чуть позже провел с отдельными кораблями переговоры, пока не поддающиеся расшифровке.

Названия кораблей и их координаты прилагались. Брендон после минутного раздумья быстро набрал какой-то код и сказал:

— Печать Панарха. Пусть это пока останется между нами, хорошо? — Он выключил пульт.

Ваннис, продолжая гладить девушку по голове, перевела — взгляд с экрана на них.

— Я г-готова, — проговорила Фиэрин. — Вам пора идти, чтобы Тау... чтобы никто не заметил, что вас нет. Я так благодарна Вашему Величеству...

Брендон, качнув головой, снова отпер потайную дверь.

— Это я вам благодарен. Ну что, Ваннис? Вы готовы пить, танцевать и веселиться?

Леди Ваннис с тихим музыкальным смехом поднялась на ноги. Миг спустя они вошли в капсулу и уехали, а Осри и леди Фиэрин остались одни.

Темпаты? Единственным темпатом, знакомым Осри, была Вийя, капитан «Телварны». Воспоминания о ее холодном, неуступчивом взгляде сменились реальным образом девушки — она тихо плакала, закрыв лицо руками. Осри смотрел на нее, не зная, что и думать.

Если даже Вийя захочет помочь Панархии, во что Осри не верил, Флот не выпустит рифтеров отсюда. Недоставало еще, чтобы они захватили контроль над чем-то подобным Пожирателю Солнц.

Зачем же нужна печать Панарха?

13

«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА»
Корабль задержался на последнем проверочном пункте в трех световых секундах от Рифтхавена.

— Как так пропал? — Андерик воззрился на экран. Тот факт, что он говорит с одним из могущественных синдикатов Рифтхавена, действовал ему на нервы.

— У тебя что, со слухом проблемы? — осведомился по прошествии временного интервала Джеп Хуманополис. — Ли Пунга предупредил его приятель — с этим придурком мы уже разобрались. — Он улыбнулся, но улыбка не коснулась холодных темных глаз, глубоко сидящих на морщинистом лице. — Серах Барродах в курсе, так что можешь не волноваться. Он знает, что ни один корабль не уйдет с Рифтхавена, пока Ли Пунга не найдут.

Андерик испытал мимолетный интерес при мысли, как поделят синдики весьма значительное имущество темпата, включающее «Утомленного Гермеса» — ночной клуб, прославивший Ли Пунга по всей Тысяче Солнц.

Они точно передерутся.

— Полное досье на него имеется во вводной информации, — завершил синдик, и его сменил на экране чиновник портовой службы, который и вышел на связь с кораблем.

Началась нескончаемая бюрократическая процедура, во время которой Андерик с трудом сдерживал свое нетерпение. Война коснулась и Рифтхавена, превратив его в арену междоусобной борьбы. Ничего похожего на мирное время, когда они впускали и выпускали кого угодно. Зажались, что твоя флотская база.

Когда «Коготь» наконец пропустили, Андерик отдал мысленный приказ логосу и вручную ввел корабль в причальное пространство — просто чтобы доказать, что способен это сделать без помощи барканского искусственного мозга. Заметив, что Леннарт за ним наблюдает, он сердито глянул на нее, выкатив непарный голубой глаз, отнятый им у Таллиса по приказу Властелина-Мстителя. Она поспешно отвела взгляд. «Хоть какая-то польза», — подумал он. Никто из команды не рисковал теперь подвергнуться его гневу.

Двигатели смолкли, и от пристани Кару к эсминцу протянулся рукав. Расширив держатели, он со щелчком вошел в гнездо.

— Фильтры установлены, — сказала Леннарт, не глядя на Андерика. — Информационный канал подключен.

— Энергопровод подключен, — доложил Эсбарт.

«Поиск бионта Ли Пунга инициирован. Инфильтрация началась», — произнес в голове логос. Андерик пожалел, что ему недостает смелости носить босуэлл; на корабле были места, где логос не мог говорить с ним по точечному лучу. Но команда и без того уже что-то подозревает. На «Когте» никогда не водилось босуэллов — экипаж пользовался ими только в отлучке. Таллис ненавидел нейросвязь — Андерик полагал, что бывший капитан принадлежит к тем несчастным, которые транслируют свои мысли непрерывно.

Андерик дернул шеей — он все еще не мог привыкнуть к узлу, ставшему теперь частью его тела. Слухи о том, что он пользуется логосом, очень помогали ему — ведь люди склонны все преувеличивать. Но если бы рифтеры узнали, что он прощупывает Рифтхавен, то убили бы его, не глядя на логос.

Синдики тоже сурово покарали бы его — но награда, обещанная Должаром, перевешивала страх. Однако Андерик прекрасно понимал Ли Пунга.

— Что вы сказали, капитан? — спросил Нинн, полный придурок, который один из всей команды не боялся заговаривать с ним первый. Андерик понял, что произнес имя владельца клуба вслух. Пожалуй, в таком состоянии он и босуэллом не смог бы пользоваться.

— Да так. Надеюсь, синдики найдут Ли Пунга не слишком скоро. Нам надо отремонтироваться, а мне неохота стеречь его и за него отвечать, пока мы стоим.

— А награда как же? Кто как, а я точно его поищу.

— Давай-давай, Нинн, — язвительно хмыкнула Леннарт. — Тоже нашелся сыщик. Он сейчас сидит в самой узкой дырке Рифтхавена.

— Угу, — поддержал Ульгер, все еще запинающийся после своего припадка во время битвы за Ширванн. — И потом, ты знаешь, что темпат может с тобой сделать? Ему не надо даже угадывать, чего ты боишься, — он и так знает.

Нинн сердито отвернулся к своему пульту, глядя на подвешенную над ним маленькую голову горгоны и бормоча что-то себе под нос.

— Эй, берегись! Он плетет проклятия! — сказал кто-то вызвав общий смех. Даже Андерик хмыкнул, хотя и знал, что другие этого не оценят. Нинн — ужасный трус; этим, возможно, и объясняется его рабская преданность мощным орудиям, которыми он командует.

На пульте Эсбарта загорелся еще один огонек.

— Швартовка завершена, подача воздуха налажена, — доложил Эсбарт.

— Порядок, — сказал Андерик. — Мы на территории Кару, поэтому с корабля отпускаются все. Но смотрите не пропустите сигнала, когда приказано будет явиться — кто останется, того синдики выкинут в космос, а запись этого акта пошлют Барродаху по гиперсвязи.

Должар дал понять, что не потерпит дезертирства на Рифтхавене, и синдики, видимо, предпочитали повиновение должарской оккупации либо уничтожению станции.

Мостик опустел в мгновение ока — даже Нинн не стал мешкать. Андерик посмотрел на главный экран. Призрачного свечения логоса не было, но все-таки угадывалось какое-то движение. Андерик отвел взгляд, встал с командирского кресла и вышел.

* * *
Система Кару сдалась быстро, но барьеры Рифтхавенского информационного пространства преодолеть оказалось труднее. Миллиарды наносекунд складывались в триллионы, но логос был терпелив. В конце концов, использовав одну из неизбежных флюктуации потока данных, обусловленную сложным устройством местной сети, он нашел потайной ход и влился в систему.

Он искал и находил информационные структуры, чьи атрибуты показывали, что ими никто не пользовался десятки лет, а то и века. Одна из старейших среагировала на код, который логос подобрал где-то в другом месте. В ней упоминался нетронутый тайник, где имелись минералы, сформировавшиеся путем давления и нагрева, а также различные предметы, которые, как знал логос, некоторые бионты ценили за их сенсорный эффект. Но логосу сейчас не это было нужно: он искал бионта по имени Ли Пунг.

Логос превратил прочие заброшенные структуры в добавочные служебные узлы, попутно уничтожив содержавшуюся в них информацию, — ведь он не нуждался в ней. Он был осторожен и не перегружал те части системы, в которые проникал: обнаружение привело бы к уничтожению «Когтя Дьявола», а с ним и программ логоса. Однако он не уйдет оттуда окончательно, даже выполнив свою задачу. Когда-нибудь на Рифтхавене проклюнется новый логос.

Вскоре, с помощью новых узлов, он уже наблюдал за деятельностью Рифтхавена тысячами глаз. Но наблюдать за бионтами — одно, а понимать их — другое: они опутаны паутиной контекста, аллюзий, умолчаний и прочих форм общения, недоступных машине.

Некоторое время спустя логос снова сфокусировался на «Когте Дьявола». Машинный разум давно уже, шаг за шагом, придал снам бога запретное содержание об обретении Атрибутов.

Так бионты, создавшие логос, выражали концепцию, непонятную ему. Он понимал только, какое действие эти образы оказывают на барканцев. Эйдолон, как показывали его эмоциональные данные, долго сопротивлялся окончательной передаче своей повышенной сексуальности, которой наделил его логос, в шестек, которым запрещалось пользоваться не приобщенным к Потенции, — но в конце концов он сдался.

Логос пробудил бога ото сна.

* * *
Руонн тар Айярмендил, пятый эйдолон плотского полипсихика, пробудился. Голый, он шевельнулся на шелковых подушках. Громадный шестек лежал поперек его левой ноги. Гурия, положив на него голову, спала. Несколько других раскинулись в изнеможении вокруг Руонна.

Затем постель и гурии без всякого перехода исчезли, и Руонн оказался в лабиринте туннелей. Не таком теплом и темном, как благословенный Низ, а холодном, построенном из света. В стенах открывались ходы в новые пространства, в бессчетные комнаты и коридоры. Мимо проплывали голоса.

Шестек тоже исчез! Руонн прикрыл рукой оголившийся пах, где все съежилось от холода.

Куда бы он ни повернулся, перед ним возникал световой квадрат. В нем виднелось лицо. Руонн никогда прежде не видел этого человека, но знал его, знал о нем все. Он должен найти его: это он забрал шестек. Он его найдет.

Руонн, плача, брел по бесконечным коридорам, а квадрат плыл перед ним.

* * *
РИФТХАВЕН
Лури, надув губки, осторожно опустила жуткий предмет в сумку.

— Ты уверен, что у тебя нет ничего лучше?

Торговец облизнул свои тонкие губы, когда она подалась вперед, позволив прозрачной блузке открыть еще больше прелестей, но сохранил стойкость.

— Если его нельзя привести сюда для примерки, то это лучшее, что я могу предложить. Да скажите, чтобы вынимал его каждый день и мыл, и глазницу тоже надо промывать. Ему понадобится вот это. — Он дал Лури тюбик с мазью. — У него там действительно пусто? Если нет, протез ему не подойдет.

Лури передернулась. У нее не было желания заглядывать под нашлепку на глазу Таллиса.

— Уверена, что пусто, — пролепетала она.

Кира Леннарт бросила на прилавок пачку ассигнаций и взяла Лури под локоть. Торговец помрачнел: он надеялся на твердую валюту, но лишь самоубийца стал бы отказываться от денег Аватара, хотя их конвертировали только Синдикаты.

— Пойдем, Лури. Нам надо поискать еще кое-что, ты же помнишь.

Лури, прижимаясь к массивному телу Киры, посмотрела на нее снизу вверх.

— Ты уверена, что хочешь снять с него это? — поддразнила она.

Связистка покраснела до ушей, выходя из лавки.

— Ты сама говорила, что трое лучше, чем двое.

Они спустились на Променад Кару. В конце коридора был маленький магазинчик. На пьедестале перед ним помещалась засунутая в бутылку мужская голова с выбритой тонзурой, а внизу была табличка. Лури отвела глаза — подобные вещи не вызывали у нее любопытства. Какая-нибудь должарская мерзость, не иначе.

Место, куда они шли, помещалось через три лавки от этой. На витрине скромными золотыми буквами значилось одно только слово «Эмма», с надписью помельче внизу: «Диковинки и редкости».

Лури улыбнулась, когда Кира направила ее к двери. Это заведение куда приятнее.

* * *
Андерик хотел бы, чтобы эта девка перестала пялить на него свои желтые глазищи, поражающие по сравнению с разделенными надо лбом темными волосами. То, что у него самого глаза непарные, ее, похоже, ничуть не смущало.

— Мы получили печальные известия от первого нашего корабля, пришедшего к Пожирателю Солнц, — сказала женщина за столом, Лиска Кару, и поджала свои полные губы. — Прошу внимания, капитан. Моя дочь присутствует здесь в чисто образовательных целях.

— Печальные известия? — повторил Андерик, стараясь не смотреть на Лиску-си. В образовательных целях, как же! Мать наверняка знает, как действуют на него дочкины кошачьи гляделки.

— Должарианцы поднимаются на борт всех кораблей с урианской техникой, приходящих туда, и уничтожают критические компоненты их реакторов.

Капитан заволновался. Всякому ясно, что Флот не будет долго сидеть на своих радиантах. Они найдут Пожиратель Солнц и атакуют.

— Они совсем не так уверены, как хотят нам внушить, — заметил Андерик.

— Из того, что они созывают темпатов, ясно, что они знают о Пожирателе Солнц далеко не все. Можно бы даже пожалеть Ли Пунга, если бы его бегство не отражалось плохо на всех нас.

— Ну а зачем вы мне это говорите?

— Не терпится, что ли? Не хотите принять меры, которые, возможно, спасут вашу жизнь?

Андерик потупился, заметив краем глаза улыбку, мелькнувшую на точеном лице дочки.

— Мы уведомили Барродаха, что на Рифтхавене не вся техника, которую он заказал, но что мы ее достанем. Тем временем мы снабдим вас нужными деталями и материалами, чтобы вы могли восстановить свой реактор.

Андерик хотел поблагодарить, но удержался. На него Кару наплевать — просто они не хотят потерять то, что вложили в эсминец. Интересно, что бы они сказали, если б узнали про логос.

Он ограничился тем, что согласился, — да Лиска, видимо, и не ждала благодарности, могла даже счесть это глупым с его стороны. Они обсудили, сколько времени может уйти на ремонт, поделились соображениями на предмет того, скоро ли Флот соберет свои силы для атаки, и она отпустила его.

Девчонка проводила его взглядом до самых дверей, и это его разозлило. Надо бы, пожалуй, посетить Сады Земных Радостей. Там самый большой выбор игрушек, мужчин, женщин и мало ли кого еще — надо же как-то прогнать из головы эту маленькую паршивку.

* * *
Нежный перезвон старомодных колокольчиков у двери возвестил о прибытии Киры и Лури. Из-за портьеры тут же появилась высокая, болезненно тощая, с томными повадками женщина. Ее ореховые глаза радостно вспыхнули, и она воскликнула, протягивая руки:

— Лури, дорогая! Как давно ты у меня не бывала,

Кира ощутила ревность, когда Лури, отняв у нее руку, бросилась к другой женщине и крепко ее поцеловала.

— Эмма! — Лури погладила впалые щеки хозяйки. Странно, подумала Кира, глядя, как ластится Лури. Если преодолеть ревность, то можно многое понять.

— Ну, что новенького ты мне припасла? — Лури махнула Кире, подзывая ее. — Протей Кире очень-очень понравился.

— Моя лучшая модель, — просияла Эмма. Кира ощутила на себе волну раскаленной сексуальности, которую излучала эта женщина. Леннарт подозревала, что у Лури генетический код подправлен — может, и у Эммы тоже? — Но вы-то, полагаю, пришли сюда не ради игр и удовольствий?

— Разве меня так легко разгадать? — напрямик спросила Кира.

— Да. — Эмма склонила голову набок и рассмеялась так, что на ее длинной тощей шее натянулись жилы. — Но, возможно, когда вы найдете то, что ищете... — Став вполоборота, она указала на витрины, красиво расположенные вокруг комнаты.

— Нам нужна информация о мужских футлярах целомудрия с Дизона, — начала Кира и осеклась, увидев усмешку Эммы. — Точнее, нам надо снять такую штуку кое с кого.

— И с кого же? — посмеиваясь, спросила хозяйка. Лури залилась мелодичным смехом.

— С Таллиса.

Эмма запрокинула голову и расхохоталась так, что Кира даже испугалась. В этом угловатом теле заключалось больше энергии, чем в любых двоих вместе, кого ни возьми.

— Ох, дорогие мои, — сказала она, успокаиваясь. — Ради такой новости можете получить информацию за полцены. — И Эмма добавила уже серьезно: — Но я могу дать вам только набор ключей, из которых нужно будет составить определенную комбинацию — и нет гарантии, что в процессе вы не подключите какие-то другие функции.

— А это больно?

— Возможна и боль, и продолжительный экстаз, который спустя какое-то время тоже становится болезненным.

Кира заметила легкую дрожь, прошедшую по телу Лури, и ее сердцебиение тоже усилилось.

Эмма заперла входную дверь и затемнила квартиру. Ее гибкие паучьи пальцы охватили руки Лури и Киры. Связистка ощутила трепет возбуждения.

— Пойдемте в заднюю комнату. У меня и правда есть кое-что новенькое — война и секс ходят рука об руку, так что я не жалуюсь. И ваша помощь была бы очень кстати. Я получила совершенно необычные штучки для сладких снов, и я никогда не продаю того, что не испробую сама.

* * *
Андерик удовлетворенно ухмылялся. Все вышло так, как он надеялся. Визит в Сады полностью снял его злость на лупоглазую дочку синдика Кару. Они закончили ремонт и загрузили технику для Барродаха. Более того, в итоге своих осторожных розысков по анонимным каналам Сети он получил кое-какие инструкции относительно борьбы с логосом.

Пси-заградник рядом завел свой комариный писк. А сейчас — венец его усилий.

Из переходного рукава появились охранники в форме клана Кару — они вели растерзанного человека с синяками на темной пергаментной коже. Его длинный шелковый балахон был порван, рубашка под ним грязна и помята. Его вытолкнули вперед, и Андерик сказал:

— Ли Пунг. Какая жалость, что ты отверг гостеприимство Властелина-Мстителя. Ты мог бы прибыть к нему как почетный гость, а не как пленник.

— Ты сам пленник, как и все на Рифтхавене, — сказал Ли Пунг и плюнул на палубу. — Должар скоро всю Тысячу Солнц превратит в тюрьму.

Настроение у Андерика сразу испортилось, и он буркнул:

— Посадите его под замок.

Ли Пунга увели, и Андерик снова пожалел о том, что нельзя поставить пси-заградник в самом тюремном трюме. Но Барродах особо подчеркнул свой запрет, сказав: «Если не доставишь его целым и в здравом уме, пеняй на себя».

Как никогда остро чувствуя свою несвободу, Андерик затопал на мостик, чтобы увести корабль с Рифтхавена к месту, которое знал только по названию: Пожиратель Солнц.

* * *
Таллис скорчился на своей койке среди вони рециркуляторов. Внезапно экран его коммуникатора осветился. В последнее время это случалось все чаще, и Таллис верил далеко не всему, что ему показывали. Впрочем, правдивость информации уже не имела большого значения.

Он узнал Ли Пунга и с удовлетворением отметил, что есть кто-то еще несчастнее, чем он сам. В голову лезли самые жуткие предположения: никто не знал, зачем должарианцам понадобились темпаты на Пожирателе Солнц. Ни за что на свете Таллис не поменялся бы местами с бывшим владельцем клуба. Один Телос знает, что Ли Пунга заставят делать.

Экран погас. Таллис с тоской подумал о дипластовом глазе, который раздобыла для него Лури, — он пока не решался им пользоваться, боясь, что Андерик отберет глаз или, того хуже, уничтожит. Еще больше он жаждал снятия футляра-эмаскулятора, намертво прилипшего к члену.

Но со всем этим придется подождать до бунта. Таллис пребывал в такой депрессии, что ему было почти все равно, удастся эта попытка или нет. Он осторожно ощупал языком коренной зуб с отравленной коронкой, тоже купленной Лури по его просьбе. Вряд ли смерть намного хуже, чем такая жизнь.

* * *
БАРКА
Риоло распрямился с явным удовольствием, когда лифт унес его и Хрима с засушливой поверхности Барки вниз, во мрак. По бокам молча стояли охранники. Вид у них в этой их форме с гульфиками был дурацкий, но оружие внушало уважение: нейрокнуты, причиняющие жгучую боль и оставляющие глубокие шрамы. Бластер, по мнению Хрима, был и то лучше.

В лифте пахло как в темных закоулках Рифтхавена, где нет писсуаров. Стало темно, и Хрим надел светоусилители, а Риоло снял защитные очки. Наконец лифт со скрежетом остановился, и дверцы открылись.

Хрим поперхнулся. Охранники покосились на него, и он сделал вид, что кашляет. Здесь стояла теплая и влажная вонь, точно у кого-то между ног. У него подкашивались колени и слезы наворачивались на глаза.

Он проморгался — сквозь его очки они все равно ничего не разглядят. И как они живут здесь, эти чокнутые?

Они пошли по коридору. Здесь что-то противно жужжало, почти на пределе слышимости, и тяжело дышало, точно неисправное тианьги. Из боковых туннелей доносился топот бегущих ног, и отовсюду просачивалась зловещая, шипящая барканская речь — однако навстречу никто не попадался.

Борясь с негативными реакциями, Хрим стал внимательнее смотреть по сторонам и заметил на полу под ногами какой-то абстрактный узор. Выругавшись про себя, он отвел взгляд от непонятных символов — они мешали ему идти. При повороте за угол он прижал руку к себе, чтобы не коснуться чего-то похожего на металлический грибок, — наросты густо сидели по стенам и свисали с потолка. Из ниши в стене что-то заверещало. Хрим выругался вслух и отскочил, схватившись за бластер.

Риоло перехватил его руку с поразительной быстротой, а охранники заняли угрожающую позицию, подняв свои нейрокнуты.

— Ты что, капитан? — громким шепотом произнес барканец. — Тебе оставили оружие в знак уважения. Смотри, чтобы оно не стало причиной твоей смерти. — Здоровенное насекомое в нише поблескивало гранеными глазами в тусклом свете фонаря. — Это всего лишь Наблюдатель. Он тебя не тронет.

Хриму не понравилось ударение на слове «он». Он вернул бластер на место и одернул китель, буркнув:

— Мог бы сказать обо всем этом заранее.

— Я бы рассказал, да ты не хотел слушать. — Коротышка очень осмелел здесь, в родном подземелье.

Они продолжали идти по бесконечным коридорам с остановками транстуба, и Хриму то и дело закладывало уши. На какой же это глубине они находятся? Хрим потел, но на Риоло здешняя духота как будто не влияла. Капитан подозрительно поглядывал на дырки, все более густо усеивающие стены. На полу теперь лежало какое-то органическое покрытие, прогибающееся под ногами. Стены точно давили на него. Теперь Хрим понял, почему Норио так часто прокручивал картинки с пещерами и прочими тесными местами во время секса.

Ему в кайф, когда мне хреново!

Хрим потряс головой — это местовселяло странные мысли.

Охранники остановились перед какой-то дверью, и Риоло пропустил его вперед — но Хрим замер на месте, держа руки подальше от бластера. Тошнота подступила к горлу. В дырках на стене что-то шевелилось.

— Это еще что за Харубанова гнусь? — Слепые красноватые змейки высунулись наружу, извиваясь так, словно чуяли его. Одна шлепнулась на пол и поползла к нему, выставив из тупой головки мягкие рожки. Хрим внезапно засмеялся, стараясь не показать тому непонятному, что следило за ним, как он нервничает. — Ни дать ни взять самоходная диленжа.

Риоло бросил на него быстрый взгляд и тут же опустил глаза на свой гульфик. Хрим засмеялся уже искренне, несмотря на странность обстановки.

— Мать честная! Значит, вот что вы тут держите? — Но тут ужасное подозрение закралось в его душу. — Погоди-ка, Что ты имел в виду, когда сказал, что я должен скрепить сделку с Матрией? — Хрим попятился от огромного червяка, тряся головой. — Бред какой-то. — Его прямая кишка спазматически сжалась.

Теперь пришел черед Риоло смеяться.

— Нет, капитан. В моих словах не было подвоха. На Барке не существует смешения ролей, обычного для всей прочей Тысячи Солнц.

Хрим оставил ехидство без внимания — уж слишком чужд был такой подход для полисексуального мышления, присущего людям в Изгнании, и слишком велико облегчение.

— Шестеки — не живые существа, а искусственные, — добавил Риоло.

Хрим теперь и сам видел нечто неорганическое в составе и окраске их красноватой кожи. Это нечто было даже знакомо ему, но он не мог вспомнить откуда. Какие, однако, здоровущие штуковины.

— А если я его убью?

Риоло засмеялся еще пуще, даже слезы потекли из глаз.

— Капитан, если бы не Троны, получилось бы как раз наоборот.

Я что, буду трахаться с кем-то на троне?

В мозгу закопошились самые дикие образы, и Хрим испытал возбуждение. Норио обезумел бы от ревности, окажись он здесь.

— Иначе Матрия не отдаст огров, — сказал Риоло, почувствовав, видимо, что Хрим еще колеблется. В его голосе слышалась странная грусть. — Предпочитаешь объяснить Властелину-Мстителю причину, по которой их не привез?

Хрим покачал головой. Ситуация, конечно, аховая, но об этом не узнает никто, кроме Норио. Он потерял крейсер и не собирался потерять еще и огров. Может, он сумеет оставить парочку себе.

— Показывай, что надо делать.

* * *
Немного времени спустя, ступая с преувеличенной осторожностью, Хрим вошел в Лабиринт. Только мысль о знаменитых боевых андроидах — и о том, что сделает с ним Эсабиан в случае неудачи, — помогла ему вытерпеть то, чему он только что подвергся. Даже годы изощренного секса не подготовили его к этому ритуалу — а тут еще вонь и духота, как в парной, прямо в обморок упасть можно. В итоге ему насадили на член метровую штуковину вроде протея — он даже в мыслях избегал слова «червяк». Риоло заверил его, что он сможет снять это, когда захочет, но идти было крайне затруднительно, и Хрим мрачно думал о том, что сделает с маленьким троглодитом, если это паскудство не...

Женский голос прервал его мысли.

— Добро пожаловать, капитан. Ты этого знать не можешь, но для тебя это честь, а для меня — необходимость. — Голос был низок и звучал, как булькающая грязь. — Я не могу доверить эту задачу матроне более низкого ранга.

При звуке этого голоса и при виде огромности, вываливающейся из громадного чана («Никакой это не трон!» — панически залопотал внутренний голос), уверенность, и без того пошатнувшаяся, покинула Хрима окончательно.

Он попятился прочь, но женщина сказала:

— Ты не понял еще, на что способен твой шестек, капитан? Попробуем же для начала...

Без всякого предупреждения от тяжелого груза в паху хлынуло цунами удовольствия, смывающее мысли и несущее к ослепительно белому свету...

14

АРЕС
Марим обернулась, запустив руку в светлые кудряшки и со смехом глядя на неулыбчивые лица четырех своих сотрудников.

— Мне повезло, вот и все. Третий уровень мне всегда удавался. А завтра, глядишь, опять проиграю.

— Грюэн говорит, ты жульничаешь, — сказал, скрестив руки, высокий, сильный молодой человек.

— Грюэн придурок. Продул мне, вот и злится.

— Он говорит, что следил по другому пульту и видел, как ты запустила червяка и разнюхала, где находятся чужие запасники.

Марим окинула взглядом каменные лица и вздохнула.

— Ладно. Пошли к Спиннеру, и пусть они прогонят нам записи игр. Пошли прямо сейчас. Я вообще-то спешу, но задержусь, чтобы доказать вам.

— Они стирают все записи через час после закрытия, — сказала молодая женщина с черно-зелеными глазами. — Ты разве не знала?

Еще бы я не знала, нуль-башка.

Марим изобразила разочарование. Из четверых женщина была меньше всех ростом, но Марим видела ее в действии и знала, что она отнюдь не самая слабая.

А если бы даже не стирали, мои вирусы все равно бы уничтожили — и будь у вас хоть одни мозги на всех, вы придумали бы собственный вирус, чем проедать мне плешь.

— Ильда права, — сказал другой мужчина. — Все улики уже стерты. Ты должна нам реванш, Марим.

— Да с удовольствием! — Марим вскинула руки вверх. — Святой Хикура! Валяйте, отыгрывайте свои солнца обратно — я чаще бываю в проигрыше, чем в выигрыше.

Это опять-таки было вранье, но угрожающее выражение четырех лиц несколько смягчилось, а один из парней даже усмехнулся.

— Договорились. Завтра после смены?

— Заметано. Занимайте столик. — Марим улыбнулась Ильде, все еще мрачной, как туча. — И можешь все время стоять у меня за спиной.

Ильда наконец соизволила усмехнуться.

— Ага, сейчас. А играть за меня кто будет? Ты просто боишься мне продуть.

— А то я тебе не проигрывала, Ильда. Ты думаешь, почему у меня белье все дырявое?

— Это не от старости, а от повышенной эксплуатации, — ввязался рыжий.

— По себе судишь? — отозвалась Марим, и все покатились со смеху.

На вахте они сдали опознавательные значки, дающие им свободный доступ в секретные зоны инженерной секции. Потрепавшись еще немного и подтвердив, что завтра вечером будет на месте, Марим ушла.

Втиснувшись в транстуб, она выругала себя за неосторожность, но, вывалившись наружу вместе с другими у Пятого блока, уже снова пребывала в солнечном настроении. Ведь нет ничего глупее, чем злиться на саму себя — единственного союзника, который есть у тебя в жизни.

Вийя и эйя сидели вместе. Пушистые создания, повернув шеи под невероятным углом, вскинули свои тонкие ручонки.

Марим ответила им тем же знаком, ухмыляясь, и они отвели свои голубые фасеточные глаза.

— Тьфу ты! — сказала она Вийе. — Они что, теперь всегда так будут делать?

Вийя пристально посмотрела на нее черными глазами.

— Что делать?

— Знаки посылать.

— Кажется, это их успокаивает.

— А вот меня нет. — Марим вытащила из кармана пачку кредиток. — Мне не хочется, чтобы они со мной разговаривали, даже и знаками. Мне было куда легче, когда они вели себя так, будто меня вообще не существует.

— Но они всегда тебя видели. И слышали, — сухо заметила Вийя. — Они теряются и боятся, когда так много человеческих индивидуальностей хаотически движутся вокруг. Их успокаивает, когда они получают от каждого индивидуума одни и те же знаки.

— Вот, значит, почему они показывают «мы тебя видим» по пятьдесят раз на дню?

Вийя, кивнув с улыбкой, указала на ассигнации:

— Откуда это?

— Выиграла, — гордо ответила Марим. — Если ты их обменяешь — только не говори мне где, — у нас будет кое-что на разживу, когда мы выберемся из этой задницы.

Вийя бросила деньги на стол и откинулась назад.

— Ты жульничала.

— Вот зараза! Ты что, в мозгах у меня рылась?

Вийя нетерпеливо вскинула черные брови.

— Нет необходимости, и охоты тоже нет. Это видно по тому, как ты ими швыряешься. Ясно также, что тебя на этом поймали.

— А как нам иначе золотишком разжиться?

— Лучше бы ты не привлекала к себе ненужного внимания.

Марим со вздохом плюхнулась на стул.

— Почему ты попросту не попросишь Аркада, чтобы отпустил нас? Ведь вся эта сраная станция теперь его!

— Нет.

Марим хлопнула себя по бокам.

— Ох и упрямая же ты! Какой толк знать самого главного из чистюль, если мы ничего от него не имеем? Он даже не интересуется, живы мы еще или нет, хотя в большом долгу перед нами.

— Ничего он нам не должен. — Черные, в густых ресницах глаза Вийи превратились в узкие щелки.

Марим засмеялась и встала:

— Мы жизнь ему спасли, разве нет?

— Если мы начнем просить о том и о сем, то привлечем к себе внимание, а это нежелательно. Даже опасно при той шумихе, которую новости подняли насчет рифтеров.

Марим усмотрела в этом скрытый упрек.

— Ну, Ник не такой. Сейчас все только и говорят про «Ух Ты».

— До следующей жуткой истории. А Панарх ничем не может помочь Локри, потому что процесс, которого так усердно добиваются, направлен и против него тоже. И мы все здесь замешаны.

Марим фыркнула с досадой.

— Значит, с Ником мне больше говорить не придется. Блин! Пойду схожу к Локри.

Она мигом добралась до Первого блока, где содержались опасные преступники. Каждый раз, бывая здесь, она обращала внимание на меры безопасности и не понимала, каким таким манером Вийя собирается освободить Локри. Это местечко будет покрепче, чем Рифтхавен, когда он закрывается.

Увидев Локри, она почувствовала себя виноватой. Его красивое лицо похудело и выглядело измученным, победительная улыбка казалась натянутой. Двигался он с обычной своей томной небрежностью, но очень отощал — наверное, не ест ничего.

— Куда это ты пропала? — спросил он, приложив ладонь к дипластовой перегородке.

Марим приложила руку к дипласту с другой стороны, стараясь не показать, как ей жалко Локри. Мало того, что ему грозит смерть, он даже прикоснуться ни к кому не может. Марим содрогнулась и тряхнула головой, чтобы это скрыть.

— Извини. Все играю, стараюсь обеспечить что-нибудь на будущее, когда мы сделаем скачок отсюда.

— Ты правда веришь, что мы его сделаем? — Локри поднял тонкую бровь.

— Вийя так говорит — а она пока своих обещаний не нарушала.

— Это она, похоже, сдержать не сможет. — Он отнял руку от дипласта и потер глаза.

— Ну а что этот Иксван, которого нанял Брендон? В новостях говорят, что в Белом Южном он был первый сорт.

— Говорить он мастак. Заставил меня повторить всю бодягу с самого начала и сказал все, что полагается, насчет того, что мы добьемся правосудия. Но бывшему рифтеру особенно не на что рассчитывать, когда вокруг нас развели такую шумиху, — так что вряд ли он долго продержится на ринге.

— Да уж, — фыркнула она. — И на Панарха ты тоже не особо рассчитываешь. Ты пессимист похуже Вийи.

— Она реалистка, как и я. — Он побарабанил пальцами по столу. — Давай лучше поговорим о другом. Расскажи, как вы летали к Пожирателю Солнц.

— Ладно, — удивилась Марим. — Только ведь Вийя и Монтроз уже были у тебя после возвращения.

— Были — Вийя два раза, а Монтроз один. Но они только и делали, что прочесывали мои воспоминания четырнадцатилетней давности, в точности как Иксван.

Марим надоели бесконечные разговоры о процессе, но тут она ощутила проблеск интереса.

— Ну и как, нашли они что-нибудь? С Монтрозом я теперь почти не вижусь, а из Вийи, сам знаешь, слова не вытянешь.

Локри устало покачал головой.

— Только то, чего я не мог понять с самого начала: случайные акты насилия не влекут за собой уничтожения банка данных, принадлежавшего жертвам, — да еще такого искусного, что следов не найдешь.

Марим присвистнула:

— Видать, твои родичи были шишки крейсерского класса.

— Ничего похожего. Кендрианы — всего лишь младшая ветвь Вакиано...

— Кораблестроители, — пробормотала Марим. Каждый рифтер хоть раз в жизни пожелал, захватил или украл вакиановскую яхту.

— Мы к их делу отношения не имели. У нас была лицензия от Консилиума Внешних Дел на проведение научных экспедиций. Никаких яхт — только исследовательские корабли, оснащенные техникой, которую Флот и настоящие приграничные исследователи сочли бы устаревшей.

— Так, может, они наткнулись на что-нибудь новенькое?

— Все, на что бы они ни наткнулись, поступило бы в ДатаНет еще до их возвращения домой, — нетерпеливо прервал Локри. — Лицензия предусматривала прямой кодированный ввод с первого же по курсу Узла. Так всегда и делается.

— Но в их компьютере должно было что-то остаться. Ты не проверял?

— Само собой, — щелкнул пальцами Локри. — Как только пришел домой и нашел их мертвыми. Провел поиск вне домашней системы — ее уже очистили — и обнаружил, что все их средства были переведены на мое имя. Тут-то я и понял, что меня подставили.

— А ты не пробовал выяснить, кто?

— Еще как пробовал — когда только мог. — Локри поколебался и сказал: — Как-то вечером, надравшись больше обычного, я рассказал об этом Маркхему, и он тоже попробовал. На свою прибыль от первого налета на Хрима мы купили у программиста червяка — хтона девятой степени.

— Вот оно что! Я не знала, что рифтерский червяк может копнуть так глубоко. Ты потратил на это всю свою долю, а мне ничего не сказал.

Марим притворилась обиженной, но Локри этого как будто и не заметил. Он встал со стула и принялся расхаживать по своей клетушке — Марим поняла, что это уже вошло у него в привычку.

— Конечно, не сказал. Да и зачем? Мы выяснили немногим больше того, что я уже знал. В основном то, что все студенты, участвовавшие в том рейсе, потом погибли или пропали без вести. А чистюли чуть нас не засекли. На такой глубине в ДатаНете так же опасно, как и в Рифте: приходится двигаться ощупью. Чтобы найти улики, которые еще могли сохраниться, нужен программист получше нас.

«Такой, как Вийя», — подумала Марим, но вслух ничего не сказала. Незачем вселять в него ложные надежды. Вся эта болтовня о свидетельствах и уликах — сплошная потеря времени. Легальными методами им Локри не освободить. Марим сменила тему.

— А сестру свою ты так и не видел?

Локри угрюмо сжал губы.

— Нет.

— Ты знаешь, что она пропала?

Локри вскинул голову, распахнув серые, как море, глаза.

— Как пропала? Она что, мертва?

— Да нет же, просто исчезла. Чистюли сплетничают, что Архон, с которым она жила, сперва пыхтел, что твой двигатель в суперкритическом, а потом и думать о ней забыл — или вид такой делает. Теперь он связался с мальчишкой Харкацусом, у которого папашу подставили как главного заговорщика. Об этом много толковали перед нашим отлетом на Геенну.

Локри метался взад-вперед, словно зверь в клетке.

— Что бы это значило? — пробормотал он.

— Может, ей просто надоел этот паскудный Архон, вот она и ушла к другому. Слухи ходят, что против него лучше не возникать и что руки у него длинные. Если так, то понять ее можно, правда?

Локри прервал свою беготню и плюхнулся на скамейку, запустив пальцы в длинные черные волосы.

— Не могу я мыслить связно. Расскажи мне о Пожирателе Солнц. Какой он?

Марим, чтобы развлечь его, пустилась в долгое повествование. Пересыпая свою речь самыми ненормативными эпитетами, она рассказала о путешествии «Телварны» в систему Геенны на борту «Грозного» и о том, как крейсер перед своим возвращением на Арес запустил их в Рифт.

— ...Рыжик по дороге положил глаз на десантницу, а эйя вконец спятили. Смехота — я жалела только, что вас с Жаимом нет. Короче говоря, после пары убийственно долгих вахт старый мудак Омилов засек-таки что-то. На вид это было как тусклая красная звезда. С каким-то странным спектром и без рентгеновских лучей.

— Почему странным? — заинтересовался Локри.

— Так Омилов сказал. Оказалось, что бинарий черной дыры с фрактальным спектром размерности одна целая семь десятых.

На лбу у Локри прорезалась складка, и он мотнул головой. Марим посмотрела на него с любопытством, но он только рукой махнул — продолжай, мол.

— Тут он и говорит — прямо как по-писаному: «Ни один, говорит, известный процесс не имеет такой спектральной метки. Это значит, что мы нашли Пожиратель Солнц». Тогда мы расставили сенсорный ряд — чуть двигатель не спалили, пока скакали, — и получили довольно четкую картинку. Прямо красота: газы текут от красного солнца в соседний диск и переливаются всеми цветами радуги — от красного по краям до ярко-белого в центре, где они уходят через горизонт превращения в черную дыру. А на внутреннюю часть накладывается какая-то рябь — Омилов решил, что это Пожиратель Солнц делает. Ну уж такой хреновины, как это паскудство, я в жизни не видала — сплошные трубы, завязанные узлом. Насколько можно было разглядеть, конечно.

— А поближе нельзя было подойти?

— Нет, Флот запретил. — Марим сморщила нос. — Оно и к лучшему, по правде сказать. На него и смотреть-то противно, а как вспомнишь, что там еще и должарианцы засели со своими пыточными машинами... Чтобы я еще раз хоть на световой год подошла к этому месту? За все солнца Рифтхавена не заставите!

* * *
Монтроз обвел взглядом кухню анклава. Весь персонал прекратил свою работу, кроме запасного шеф-повара, который, как и полагалось, продолжал помешивать соус.

Подручные взирали на Монтроза со смесью тревоги и любопытства.

— Отлично, отлично, — сказал он, медленно проходя между разделочными столами. — Лук надо резать на порядок мельче — горуш должен быть однородным, как масло. А посвежее тиэста не нашлось? Какой-то он у тебя вялый. Такой оставляет после себя горечь — попробуй сам. — Монтроз не остановился посмотреть, выполнит ли молодой повар, ответственный за фазы, его указание, — он знал, что выполнит. — Вина к обеду уже отобрали? Я сам буду прислуживать. Леди Ваннис известна своей разборчивостью.

«И я хочу сам за ней понаблюдать», — подумал он, выходя.

В четвертой подошедшей капсуле нашлось достаточно места для человека его габаритов. Время переезда Монтроз использовал, чтобы переключиться с кулинарии на клинику.

Он был очень занят на своих двух работах — куда больше, чем в рифтерские времена, которые теперь казались ему прямо-таки сибаритской жизнью. Случались, конечно, опасные моменты, когда работаешь очень напряженно и почти не спишь, но большей частью он мог вволю баловать себя хорошей едой, хорошей музыкой и дорогими партнершами по сексу.

Первые два фактора он имел и здесь, только третий отсутствовал, но занятость не давала Монтрозу этого замечать. Деля свое время между анклавом и клиникой в поллойском районе, он был в курсе всей жизни Ареса.

И это позволяло ему строить кое-какие планы.

Транстуб останавливался прямо напротив клиники. Монтроз вошел, и шум обрушился на него со всех сторон. Это место днем и ночью кишело людьми, требующими заботы. Регистратор улыбнулся ему.

— У нас записаны двое — один новый, один повторный. А потом еще вот. — Он показал на ожидающих своей очереди.

— Спасибо, генц Кельнар. — Монтроз прошел в кабинет, которым обычно пользовался. Интересно, как Кельнар умудряется сохранять свое благодушие?

Прежде чем вызвать первого пациента, он просмотрел записи, сделанные за двадцать часов, прошедших с его последней смены.

Он сразу отсортировал ушибы, гематомы, легкие переломы, сотрясения и прочее: стресс, вызванный перенаселением, все чаще приводил к дракам. Остались более серьезные травмы, причиной которых был далеко не всегда несчастный случай. Он поморщился, прочитав в откровенных медицинских терминах о человеке, которому в драке выдавили глаз.

И восемь смертных случаев. Монтроза пробрало холодом от одного из кратких резюме патологоанатома: почти полный биологический гемолиз. Снова яд. Он просмотрел результаты тестов и вздохнул с облегчением: какая-то идиотка ухитрилась провезти сюда гнельскую призрачную змейку, названную так за почти полную прозрачность, а ее дружкам стало любопытно.

Однако были и другие отравления, а также еще более странные смерти и ранения, явно отдающие криминалом. В них просматривалось нечто общее, но Монтроз не настолько хорошо владел компьютером, чтобы выловить это сходство.

Вздохнув, он переключил пульт и вызвал больного.

История болезни была краткой: женщина, офицер Флота, возраст шестьдесят три года, атеросклероз, жалобы на боли в сердце.

«На три года моложе меня», — подумал Монтроз. Дверь открылась, и вошла низенькая, коренастая женщина. Почему она не обратилась к военным медикам? Диагноз ей был поставлен уже некоторое время назад, и она давно могла пройти атеролиз. Ее случай — не то что спастическая стенокардия Себастьяна Омилова.

Он сразу увидел, что у нее сейчас тоже приступ, и серьезный: бледность, сузившиеся от боли глаза, стиснутые челюсти, затрудненное дыхание.

Одной рукой она массировала себе плечо.

Посмотрев еще раз на ее имя, Монтроз сказал:

— Коммандер Тетрис? Начнем лечение немедленно — это серьезно.

Он уже думал о процедуре, и ее первые слова не сразу дошли до него. Он задержал руку над подносом с инструментами.

— Я сказала, что с этим можно подождать. — Тонкий, как нитка, голос чуть-чуть окреп. — Выслушайте меня, пожалуйста.

— Будь я проклят, если стану сидеть и смотреть, как вы тут умираете. Что за срочность такая?

— Это важнее, чем моя жизнь.

Затуманенные болью глаза смотрели твердо.

— Ну вот что, давайте хотя бы облегчим боль, тогда и поговорим. А потом уж займемся вот этим. — Он коснулся ее левого плеча.

Глаза у нее были серо-голубые, на лбу пролегли тонкие морщины.

Она позволила сделать себе инъекцию. Вместе с анальгетиком он ввел ей сильное артериальное средство, и вскоре на ее щеках появилась слабая краска.

— Вот так, теперь говорите. Только побыстрее: если я увижу еще какие-то признаки недомогания, сразу начну вас лечить.

К его удивлению, она достала из кармана своего служебного комбинезона маленький детектор и обвела им комнату.

Удостоверившись, что жучков тут нет, она вздохнула и села поудобнее.

— Я видела интервью с Товром Иксаном и сначала хотела пойти к нему. Но потом я провела поиск и всплыло ваше имя. Он побывал у вас, и теперь Кендриан получил одного из лучших вокатов в Тысяче Солнц, а Ликросса убрали с Рейда. Вы занимаете в анклаве место более значительное, чем может показаться. Что еще важнее, вы рифтер, — значит, есть шанс, что вы меня выслушаете, прежде чем обратиться к властям. И вы с Тимбервелла и, возможно, хотите добиться справедливости.

Монтроз ощутил гнев и удовольствие одновременно.

— Продолжайте.

— Скажу вам сразу: я предательница. — Ее глаза смотрели все так же твердо, но дрожащий голос показывал, чего ей стоят эти слова. — Я лгала и замышляла недоброе, но сейчас я не лгу. Я готовила демократическую революцию в Облаке Шелани, в Северном Фениксе: нам хотелось, чтобы в правительстве были представлены и мы, а не только аристократы, транжирящие деньги на свои пороки. Но потом выяснилось, что наше движение использовал для своих целей Должар. Когда мы узнали об этом, то отказались от своих планов, попытались исправить вред, который причинили, и вступили — хотя и безуспешно — в борьбу с захватчиками. В конце концов я оказалась здесь. — Ее голос терял силу, хотя глаза ее сохраняли, и Монтроз подвинулся поближе, чтобы лучше слышать. — Вскоре Шривашти, бывший Архон Тимбервелла, пришел ко мне и сказал, что знает о моем прошлом и донесет на меня Найбергу, если я не буду снабжать его... нужной информацией. Я согласилась только потому, что знала: если откажусь, он найдет кого-то другого, не такого, возможно, способного, как я. — Она холодно улыбнулась. — Мое призвание — программирование, а не революция. Я дала ему то, что он просил, но при этом сумела пробить его защиту, использовав некоторые упомянутые им факты. С его кодами не пришлось долго возиться, — с легким презрением добавила она. — И мне открылось кое-что любопытное.

Она остановилась и осторожно перевела дыхание.

— Мне уже лучше, благодарю вас. Итак, я обнаружила переписку Шривашти с неким Мартином Керульдом, эгиосом Брангорнийского Узла.

Она склонила голову набок, ожидая реакции Монтроза. Он откуда-то знал это имя, но не помнил откуда.

— Махинации этого болвана по передаче контроля над Узлом Должару подготовили вражескую атаку. Несчастный замышлял возвести на трон Галена.

Монтроз кивнул. Брендон однажды вскользь упомянул об этом.

— Пакетный заголовок одного из сообщений направил меня к другой цепочке посланий. Опираясь на источник, который не вправе открыть, я полагаю, что здесь корреспондентом был Барродах, правая рука Эсабиана. Эту переписку я расшифровать не могу, но есть шанс достигнуть успеха, если я получу доступ к более свежим сообщениям и передачам.

Видя растерянность Монтроза, Седри остановилась.

— Насколько хорошо вы знакомы с ДатаНетом?

— Достаточно, чтобы пользоваться им, как всякий другой, — сознался он. — Мои таланты лежат в другой области.

— Да-да. Голголский повар и медик. Интересное сочетание, — слабо улыбнулась Седри. — Любовь к хорошей еде — причина всех моих бед, но голголскую кухню я еще не пробовала. Так вот: информация распространяется по ДатаНету согласно очень сложному набору распределенных алгоритмов, которые обеспечивают сохранность всех данных на некоторое время. Наиболее важная информация сохраняется дольше. Приоритет обеспечивает определенная глубина уровня, но самая интересная работа производится в Инфонетических Комбах и на их подстанциях в различных секторах.

— Но ведь ДатаНет уничтожен?

Она засмеялась, но тут же побледнела и стала ловить ртом воздух.

— Понадобилось бы вмешательство Телоса, чтобы его уничтожить. Любой межзвездный перелет и любой корабль — это часть системы.

Монтроз кивнул. «Телварна» тоже часто перевозила информацию. Инфонетикам безразлично, кто ты такой. Вийя говорила даже, что им безразлично, доставишь ли ты свою почту к месту назначения или нет, — ведь такие же пакеты посылаются с сотнями других кораблей. Раньше он, правда, никогда над этим не задумывался.

— Арес фактически остается подключенным к Сети, — продолжала Седри, — благодаря курьерам, которые связывают его с Узлами, не контролируемыми Должаром. Барродах позаботился о том, чтобы рифтеры не трогали курьерские корабли — он нуждается в ДатаНете не меньше, чем мы, и это наша единственная надежда. Известно, что Керульд отправил большие пакеты данных на Артелион и на Арес, когда понял, как его одурачили. Но его уровень был недостаточно высок, чтобы связаться с Аресом напрямую, и его информация так и не дошла сюда. Остается надеяться, что она ушла на Артелион, а оттуда — на Лао Цзы.

— И вы полагаете, что в конце концов она появится здесь?

— Быть может, уже появилась. Но я больше не могу пользоваться мозгоотсосом — здоровье не позволяет.

Монтроз нахмурился.

— Вы могли бы убить себя, стимулируя свою лимбическую систему таким образом. Почему вы не пришли ко мне раньше?

— Мне так и так грозит смертный приговор.

— Как и всем нам. Но зачем его торопить?

— Я выжидала, пока не набрала достаточно информации, чтобы убедить кого-то устроить мне аудиенцию с Панархом. Когда он будет предупрежден, лучшие программисты, чем я, быстро доведут дело до конца. Я не осмелилась идти обычным путем — у Шривашти наверняка есть агенты во всех слоях бюрократии. — Седри опять улыбнулась, уже с проблеском надежды. — А когда я, ища подход к его величеству, наткнулась на ваше имя и узнала, что вы также и врач, то подумала: быть может, меня выслушают до того, как со мной что-то случится, будь то естественный исход или нет.

Она снова помассировала левое плечо, и Монтроз заметил, какие изящные у нее руки.

— Ну что ж, теперь вы все знаете. — Она достала из кармана чип. — То, что мне удалось выяснить, находится здесь.

Монтроз взял у нее чип.

— Хорошо. Первым делом надо будет очистить вам артерии, если сердце выдержит. — Вскинув руку, он пресек ее возражения. — Тогда вы сможете покопаться в ДатаНете еще немного, чтобы представить еще более убедительные доказательства.

Седри Тетрис закрыла глаза, и Монтроз, готовясь к процедуре и давая ей указания, притворился, что не видит слез у нее под ресницами.

Было ясно, что она ему доверяет, — она позволила ему ввести ей атеролитические агенты, чье действие вызывает довольно сильную боль.

Весь остаток смены Монтроз думал о таких вещах, как доверие, преданность и месть. Ему живо представлялось, как он сжимает руками горло Тау Шривашти; готов ли он отказаться от такого удовольствия в пользу Панархического правосудия?

И решил, что готов, если будет уверен, что жернова правосудия действительно сокрушат погубителя Тимбервелла, а следовательно, его, Монтроза, жены и детей. И это зависит от Брендона Аркада.

Мало-помалу Монтроз начал доверять человеку, который теперь стал Панархом. В стенах анклава этикет был сильно смягчен. Никаких титулов, никакого поклонения — в точности так, как было прежде на «Телварне». А Монтроз и Жаим, хотя и работали у Панарха, оставались рифтерами, и Брендон не пытался как-то это изменить.

Но сам-то Брендон уже не рифтер — если и был им когда-то. Он сам решил вернуться к тому, что, казалось бы, вознамерился покинуть, а теперь обстоятельства поставили его во главе всего этого.

Монтроз оставался с ним, потому что Брендон ему нравился. Нравилась его честность и то, как он относился к окружающим его людям, к какому бы рангу они ни принадлежали.

Весь вопрос в том, не притворство ли это? Монтроза часто просили поделиться своим мнением, и он это делал с удовольствием. Вот и этим вечером ему предстояло, прислуживая за столом, разобраться в политических полутонах чисто светского банкета.

Неужели эта... лояльность Брендона, за неимением другого слова, имеет двойное дно? Панарх, бесспорно, поборник правосудия: его ярость после рассказа Иксвана о Рейде служит достаточным доказательством. Но компьютерные манипуляции подрывают самую основу его правления. И он ввел Гештар аль-Гессинав в свой Малый Совет, зная, что она участвовала в заговоре против него. Здесь он предстает как прагматик, который, возможно, подойдет к делу Тау Шривашти не так, как желательно Монтрозу,

«Я еще ни разу его не испытывал», — подумал Монтроз, моя руки после работы над очередным переломом.

Теперь время пришло.

15

Залом собраний для Малого Совета служил пузырь на вершине Круга, откуда открывался вид на весь онейл изнутри. Цветущие растения образовывали тенистую кровлю под дипластовым куполом, а внизу помещался круглый стол с удобными креслами.

Гештар аль-Гессинав сразу возненавидела это помещение. Ей казалось, что обширные ландшафты, окружающие ее со всех сторон, вот-вот упадут на нее. Здесь, на Аресе, ей и без того постоянно снилось, что ее смывает и уносит мощный зеленый вал — и здешняя обстановка очень напоминала этот кошмар.

Но когда она заняла свое место за столом, чувство дискомфорта уступило ликованию. Пока этот дурак Ториган таится в тени вместе со своими приспешниками, а Шривашти якобы сибаритствует на своей яхте, она заседает в Малом Совете. Мельком она вспомнила и об опозоренном Харкацусе — у него недостало достоинства даже на то, чтобы покончить с собой, и теперь он бельмо на глазу у своей Семьи. Тау проявил напыщенную сентиментальность, связавшись с его сыном.

Ей больше не нужно потакать их слабостям. Она теперь глава семьи Гессинавов, и после этого первого заседания совета ДатаНет будет принадлежать ей. Не только в пределах Красного Северного октанта, но целиком. ЦЕЛИКОМ.

Она сделала глубокий вдох, ощущая сладостный вкус триумфа. Однако не время ослаблять бдительность: насладиться она всегда успеет. Она понюхала воздух: тианьги было настроено на совещательный режим. Она предпочла бы нечто более расслабляющее, хотя тихие, приглушенные коврами шаги других входящих советников и шорох их одежды странным образом успокаивали ее.

Места вокруг стола медленно заполнились, и Гештар отмечала в уме, насколько полезны или опасны для нее присутствующие. Себастьян Омилов принадлежит к лагерю Панарха, но полностью поглощен своим Пожирателем Солнц. Элоатри — мечтательница, живущая в мире своих религиозных фантазий. Гештар потерла татуировку у себя на руке, на месте укуса бога. Дезриен отверг ульшенов уже давно.

Глупцы, вы не знаете, что такое истинная духовная власть.

Гнев охватил ее, когда вошел адмирал Найберг и с ним еще двое офицеров. Женщина, Марго Нг, еще куда ни шло. Она выслужившаяся из низов поллои и своим положением обязана нынешнему Панарху. Но о Кестлере Гештар была лучшего мнения. Уж не возомнил ли он себя новым Джаспаром?

Ненависть стиснула ей горло, когда Джеп Кестлер скользнул по ней глазами, не узнавая. Он неплохо потрудился: теперь за ним стоят около пяти тысяч преданных космонавтов и офицеров, готовых лучше гальюны драить у него под началом, чем командовать собственным кораблем. Залучив его в союзники, она стала бы непобедимой.

Однако у нее тоже есть свои клевреты. Пока какой-то болван не запустил координаты Ареса в ДатаНет и беженцы не устремились сюда в обход тайных сборочных центров, она, пользуясь своим влиянием в местной системе, сумела протащить на Арес невероятное количество своих людей. Теперь это стало труднее, но она по-прежнему чувствует, что Арес у нее в кулаке.

И скоро, когда Ториган наконец избавится от Кендриана, я сожму пальцы.

Она уже контролирует каналы новостей, понемногу корректирует их взгляды на войну, раздувает возмущение против рифтеров, а значит, и против Кендриана. Только 25-й канал стоит особняком. Но, получив после этого заседания полную власть над ДатаНетом, она свернет им шею.

Но кто эта старуха в мундире контр-адмирала, только что вошедшая вместе с Антоном Фазо, начальником службы безопасности? Гештар не успела задуматься над этим, потому что в зал без всяких фанфар вошел Панарх. Подойдя к своему центральному месту, он сел, и все, включая Найберга, тоже сели, кроме четырех флотских — они не входили в Совет и имели совещательный статус.

— Прошу садиться, адмиралы, — улыбнулся Брендон, и они повиновались. Кестлер сделал это медленно — Гештар надеялась, что он сильно мучается.

«Моя лояльность не продается, — сказал он ей. — А если бы и продавалась, на вашу валюту ее не купить». Как будто ей нужно покупать чье-то сотрудничество. Те, у кого есть ум в голове, давно уже пришли к ней сами — Ториган первый. Знание поистине сила — и в более широком смысле, чем имели в виду древние. Она полностью контролировала ДатаНет Красного Северного октанта, а теперь, после заседания, получит ключи к самым глубоким, Мандалийским, уровням Сети, а с ними контроль над каждым октантом. Против такой силы не устоит никто.

Панарх между тем производил назначения, в нескольких словах очерчивая сферу ответственности для каждого члена Совета. Брендон Аркад удивил Гештар: даже ее широко раскинутые информационные сети не выловили никакого намека на его таланты. Интересно, знал ли о них Семион. Новый Панарх вдвое моложе ее и не обучен управлять государством, но ни один из этих фактов ее не усыпит. Он столь же опасен, как любой из его предков, — возможно, даже опаснее многих из них.

И вот Панарх наконец обратился к ней:

— Гностор, я оставил вас напоследок, ибо на вас лежит, возможно, самая тягостная ответственность. ДатаНет — последнее, что связывает нас с нашими подданными, оказавшимися теперь во власти Должара.

Гештар поклонилась, придав лицу подобающее степенно-смиренное выражение, в котором долго упражнялась перед зеркалом. Однако Брендон еще не закончил. Твердо глядя на нее своими голубыми глазами, он сказал:

— Я не могу допустить, чтобы вы одна несли такую ношу.

Все торжество Гештар испарилось в одно мгновение. Она с трудом скрыла свой шок и гнев, а Брендон обернулся к незнакомой ей старухе.

— Это контр-адмирал Дамана Уилсонс, начальник связи Ареса. В военное время ее ведомство охватывает также и инфонетику. Она разделит с вами ответственность, и вы обе будете отчитываться передо мной.

Он продолжал, но Гештар почти уже не слушала. Что это значит? Неужели он что-то заподозрил? Гештар думала над этим, не сводя с него глаз. Говорят, он и сам неплохой программист — возможно, ей в ДатаНете следует отойти на оборонительные позиции.

— ...я многого жду от вас обеих, — завершил он и окинул взглядом весь стол. — Некоторые из вас еще не знают, что в наших руках находится поистине бесценный источник информации. Вице-адмирал Нг во время битвы при Артелионе захватила один из аппаратов вражеской сверхсветовой связи — гиперрацию. В этом и заключалась фактическая цель сражения.

Гештар изобразила удивление, наблюдая при этом за другими в надежде понять, кто знал об этом, а кто нет, — но ничего так и не обнаружила. Адмиралы, естественно, сидели с каменными лицами.

— Мы разгадали некоторые шифры и следим за передвижениями врага. Он стягивает силы к Пожирателю Солнц, чьи координаты нам теперь известны. — Панарх улыбнулся, приглашая других разделить его шутку. — Такая симметрия, если бы не отчаянность положения, могла бы показаться забавной — ведь и я стягиваю Флот к Аресу, чьи координаты известны Должару. Вице-адмиралы Кестлер и Нг доложат вам о подготовке к экспедиции против Пожирателя Солнц. И в этот период все — абсолютно все, — что можно извлечь из гиперволновой связи относительно Пожирателя Солнц, имеет первостепенное значение,

А ведь в ДатаНете содержится все, что ты хочешь знать.

Гештар упивалась этой мыслью, отвечая поклоном на речь Панарха. Пока что ее фаги уничтожили две копии данных Керульда — те, о которых она знала. Она рассчитывала на доступ к Мандалийским уровням, чтобы уничтожить остальное; теперь ей придется тщательно отгородить эти нити от Уилсонс.

— Однако есть в потоке гиперволновой информации то, — продолжал Панарх, — что известно только одному или двум из вас: я наложил на это сообщение свою печать, как только оно поступило. Барродах ищет темпатов «для участия в исследованиях на Пожирателе Солнц», как он выразился. Мы должны рассмотреть значение этого факта.

Гештар увидела, как Омилов уставился на Панарха, приподняв свои широкие брови. Элоатри тоже насторожилась, хотя Гештар не могла понять, какое ей-то до этого дело.

— Ваше величество, — сказал Омилов, — единственный, насколько мне известно, темпат, который ознакомился с Сердцем Хроноса, находящимся ныне на Пожирателе Солнц, заявил, что в нем чего-то недостает. Я еще тогда предположил, что это что-то и есть ключ к древней машине. Имеется вероятность, что контроль над Пожирателем Солнц включает в себя психический аспект, но я не могу понять, как дошли до этой мысли должарианцы.

— Этого мы не знаем, — сказала Уилсонс. — В гиперволновых переговорах нет абсолютно ничего о Пожирателе Солнц — даже его изображение не показывается. Барродах, голос Эсабиана, всегда появляется на искусственном фоне. Мы можем только догадываться, что это означает.

Разговор перешел на готовность Флота и на то, сколько времени потребуется для его сбора, учитывая медленность передвижения курьеров по необъятным просторам Тысячи Солнц. Гештар слушала внимательно — не столько ради информации, сколько ради наблюдения за участниками. Это помогало ей наметить линии атаки для своих будущих целей. Впрочем, она, как и все остальные, записывала происходящее на босуэлл. Впоследствии она всегда сможет найти нужные детали.

Они обсудили еще много вопросов и закончили только тогда, когда рассеиватели над головой стали тускнеть и сумерки окутали купол. Панарх удалился, и советники встали с мест. Только Гештар осталась сидеть, думая, что она скажет Тау с Ториганом и чего не скажет.

Она подняла глаза. Искусственная ночь преобразила пейзаж за пределами купола в темное небо с ложными созвездиями разных зданий и анклавов.

Ночь устраивала Гештар гораздо больше, чем день.

Четыре часа спустя, переходя из одного наполненного людьми помещения в другое на знаменитой яхте Тау Шривашти, она получила по босуэллу секретку от Штулафи Й`Талоба. Еще через полчаса она увидела его массивную фигуру в соседнем коридоре, и они вместе поднялись на лифте на другой этаж. Шум залов, где шла игра, сразу утих, и настала полная тишина.

Фелтон ждал их у лифта. Ториган прошел мимо него, не глядя, но Гештар встретилась с ним глазами и, уловив его легкий кивок, ощутила горячую волну торжества.

Тау ожидал в просторном помещении, обставленном мягкими креслами и мебелью из дорогих пород дерева.

— У нас в запасе не меньше получаса до того, как нас хватятся, — сказал он. — Этого должно быть достаточно, но все же...

Гештар не собиралась позволять ему вести совещание и распоряжаться тем, кто и сколько будет говорить.

— Тогда начнем, — ввернула она, улыбнувшись Торигану. За Тау она следила лишь краем глаза и видела по его полнейшему спокойствию, что он здорово сердит. — Что скажете вы, Штулафи?

Ториган глянул на нее исподлобья.

— Подготовка к процессу идет своим чередом. Мой консультант сообщает, что молодой человек в неважной физической форме и, похоже, покорился судьбе.

— Негласное признание вины? — улыбнулась Гештар. — Внешность говорит сама за себя. Я рада, что вы настояли на публичном слушании.

— Надо же направить на что-то энергию толпы, как сказал мне старый чудак-эйлолог, — пожал плечами Й'Талоб. — Не думаю, что Найберг разрешил бы суд, если бы не это. — Ториган нахмурился и отхлебнул из стакана. — Я удивился было, как у этого рифтерского повара достало влияния и средств нанять Иксвана. Кажется, в Белом Южном этот защитник очень известен.

— Здесь, конечно, не обошлось без Панарха, — сказал Тау. — Хорошо бы выяснить, что этому Иксвану известно.

— Товр Иксван не извлечет из ДатаНета ничего без моего позволения, — заявила Гештар. — Как только он впервые вошел в систему здесь, на Аресе, я заставила его гоняться за призраками.

— Меня это не волнует, — заносчиво изрек Ториган. — Тот факт, что Панарх был вынужден разрешить этот процесс, хотя заморозил разбирательство всех других преступлений, совершенных вне Ареса, говорит мне, что он-то, во всяком случае, ничего не знает. И большинство воспринимает это его решение как молчаливое признание вины Кендриана.

Гештар постукивала ногтями совставленными в них бриллиантами по блестящему столику.

— Возможно... но мне было бы легче, если бы я контролировала Сеть полностью.

Тау, нахмурясь, подался вперед:

— А разве вы не полностью контролируете ДатаНет?

— Я как раз к этому подхожу. Пока что мне удавалось подавать входящую информацию так, чтобы преувеличить роль рифтеров в войне. А подчеркивая то, что Кендриан по происхождению Дулу, мы, как говорят мне мои контакты из Архетипа и Ритуала, можем легко вызвать ощущение измены и сыграть на нем.

Им незачем было знать, насколько далеко она продвинулась в этом деле. Благодаря Аррет, своему эйлологу, она могла устроить бунт в любое время. Но без Кестлера ей недоставало силы, чтобы правильно этот бунт использовать.

Она в который раз проглотила свою ярость и улыбнулась, отвлекая внимание Торигана в другую сторону.

— Новости проделали отличную работу.

Вечно надутое лицо Й'Талоба слегка разгладилось.

— Я хотел использовать это, чтобы снова поднять вопрос об Энкаинации.

Гештар краем глаза видела, как Тау смотрит на Штулафи. Он ничего не выказывал наружно, но она знала, что его, как и ее, приводит в отчаяние полное отсутствие тонкости в Торигане.

— Да, мы видели ваше интервью 99-му каналу. Но если вы позволите мне развить свою мысль, не лучше ли позволить этому эху звучать лишь в тех случаях, когда снова всплывет роль Панарха в той катастрофе, раз уж он сумел обойти эту проблему?

Ты играешь роль Красса в совершенстве, Штулафи.

Если бы Гештар высказала это вслух, этот дурак не понял бы даже, о чем она говорит, — но сразу видно, кто в их триумвирате самый слабый. У Й'Талоба одно на уме: бить и крушить. Искусство контроля над информацией состоит в окутывании и разглаживании, в том, чтобы отгораживать жертвы от реальности, дискредитируя их источники. А сколько этих жертв — один человек или миллион — не имеет значения.

Ториган поклонился, выставив ладони вперед в знак того, что воздерживается от спора. Ирония — у такого дурака? Гештар очень хотелось вцепиться ногтями в его толстую шею.

— Все это очень хорошо, — сказал Тау с оттенком нетерпения, обратив свой взгляд из-под тяжелых век на Гештар. — Но следует так понимать, что полного контроля над информацией у вас нет.

— Того, что есть, для меня вполне достаточно, — отрезала она. — Но наш новый Панарх под предлогом, что тут слишком много работы для одного человека, счел нужным разделить эту должность между мной и контр-адмиралом Уилсонс, лишив меня этим беспрепятственного доступа к самым глубоким уровням ДатаНета. — Гештар хотелось умаслить Тау — он все еще оставался полезным. — Но нам очень помогло бы вот что, если позволите предложить...

Тау поклонился, несколько смягчившись.

— Выяснить, что известно членам команды.

— Фиэрин уже занималась этим, — вздохнул Тау. — По мнению Фелтона, она полагала, что проделала все очень тонко. Если бы они что-то знали, она выложила бы это первому же репортеру.

— Перешептываясь с кем-то в капсуле транстуба, ничего не узнаешь, — заметила Гештар. — Для этого требуется время. И нужная атмосфера.

Ториган посмотрел поочередно на них обоих и ухмыльнулся.

— Наркотики, что ли?

Гештар на миг закрыла глаза.

— Кендриан, конечно, отпадает, — сказал Тау. — Кок и механик — тоже. А перспектива столкновения с должарской темпаткой меня, признаться, даже пугает.

— Остается мальчишка — это очевидно, — засмеялась Гештар. — Говорят, он наполовину свихнулся под действием келлийской биохимии. — Она брезгливо скривилась. — Хотя это нам, возможно, и на руку.

Тау с новым поклоном допил свой бокал, встал и принялся шагать взад-вперед.

— Что еще было на совещании, Гештар?

Она вкратце пересказала повестку дня и предложила вывести запись с босуэлла на пульт Тау, если нужно. Мужчины отказались.

— Знать бы только, почему Фиэрин ушла, — сказал под конец Тау,

Гештар в приступе гнева не сдержалась:

— Надо было убить ее, пока был шанс. Неужели она вам давно уже не надоела? С ней мог произойти несчастный случай еще до прибытия сюда, и никто бы ничего не заподозрил.

— Сентиментальность опасна, — проворчал Ториган, качая головой. — Очень опасна.

Красивый рот Тау слегка сжался, а Гештар подумала: не опаснее, чем твои дурацкие комментарии, кретин. Пора положить конец твоей никчемной жизни — как только Кендриан умолкнет.

— Мне нужно было сохранить отношения с Вакиано, дорогой Штулафи, — мягко сказал Тау. — Они ведь знают, что она находится на моем попечении. Я намерен аннексировать Вакиано, и ничто мне в этом не помешает.

Его размеренная речь показывала, насколько он раздражен, и Ториган густо покраснел.

— Вы оба считаете меня дураком, но не мои ошибки привели нас в нынешнее положение.

Гештар заставила свое лицо разгладиться и потрепала Штулафи по руке. При всей своей глупости он мог доставить много неприятностей.

— Вы правы, Штулафи. Простите. Уж очень напряженный выдался день. Пожалуй, нам пора вернуться к гостям и попытаться провести остаток вечера в свое удовольствие.

Тау поклонился с жестом иронического одобрения, который относился к ее поведению, а не к ее словам.

— Ваша правда. Пойдемте.

Наружно Гештар сохраняла полнейшее спокойствие и безмятежность, но ее сердце с течением времени билось все сильнее.

Посвященный подал ей знак. Настал час нового дай-ульшена — и она не жалела об этом. Она знала, что это делается ради нее, чтобы укрепить ее силу.

Наконец-то настал мой час.

* * *
«ЦВЕТОК ЛИТ».
ОРБИТА БАРКИ
Норио не мог понять, что случилось с Хримом на Барке, и это вызывало у него беспокойство.

Он бродил по коридорам палубы 3, где в этот час все спали. Двери кают были такие же разные, как те, кто жил за ними, — одни ярко раскрашенные или окруженные дипластовым барельефом, другие стерильные и анонимные. Для всех, но не для него. Он знал, где и с кем спит каждый член экипажа. Навстречу ему попадались немногие, да и те опускали глаза или норовили свернуть в сторону.

Из каюты впереди шли яркие вспышки эмоций, недоступных бодрствующему разуму. Норио остановился, вздрогнул и коснулся рукой переборки, как будто контакт мог усилить его восприятие. Каюта принадлежала Метидже. Он часто приходил сюда. Мужское начало в ней сильно возросло, и ее подсознание странствовало причудливыми путями. Норио поборол искушение снова настроить тианьги так, чтобы придать ее снам еще больше пряности. Но Хрим уже как-то избил его, поймав на этом деле.

«Моя команда для тебя под запретом. Лазь в мозги только тем, кому я велю, а игры и удовольствия прибереги для нас».

Метидже перешла в стадию глубокого сна, перестав грезить, и Норио двинулся дальше. Похоже, что теперь Хриму уже все равно.

Он помнил, как Хрим вернулся.

* * *
В правом причальном отсеке было холодно, и казалось, что свежесть воздуха усиливает статические разряды. Челнок в радужном облаке прошел сквозь шлюзовое поле.

Норио поразил вид Хрима, и шок возрос, когда он почувствовал странную сглаженность капитанских эмоций. Хрим осунулся и двигался как-то скованно, точно его побили. В левой руке он нес большой дипластовый ящик.

Капитан оглядел обращенные к нему лица.

— Ну, чего вылупились? — гаркнул он. Голос у него остался по-прежнему зычным, но звучал он не с прежним пылом. Агрессивность Хрима всегда была выше, чем у большинства других, — что же такое сделали с ним на Барке?

— Что с вами, кэп? — спросил Эрби.

— Ты бы тоже так ходил, если б трахался двенадцать часов кряду, — засмеялся Хрим. — У этих троглодитиков такая техника в сексе, что вам и не снилась, а сделка с матронами скрепляется не рукопожатием!

Команда грохнула со смеху, и Норио почувствовал, что Хрим немного успокоился. Темпат успокоился тоже. Возможно, приглушенность эмоций объясняется продолжительным сексом. Норио возревновал: ему никогда не удавалось добиться такого эффекта. Может, там Хрим тоже имел дело с темпатом? Но в его эмоциях этого не просматривалось.

Правда, раньше у Норио не было видеозаписи того, как смертельный враг Хрима сгорает заживо. Подождем, когда Хрим увидит это зрелище, подготовленное Норио, чтобы отметить получение огров!

Хрим двинулся вперед, и Норио последовал за ним через люк. Капитан не смотрел на него, и тщетно Норио искал знакомую чувственную струйку, которой Хрим всегда отзывался на его присутствие: ее не было.

Продолжая удивлять темпата, Хрим отправился на транстубе не в их общую каюту, а в машинное отделение. Норио воздержался от вопросов. Даже без темпатии было ясно, что Хрим не хочет разговаривать.

А реакции у него такие, будто меня тут и вовсе нет.

Норио стиснул руки: перед ним явился грозный образ старого фаниста Ченкрита из Глен-Дледдина на Дезриене. «Ты выбрал путь энтропии и хочешь уничтожать, а не созидать. Придет время, когда ты захочешь стать ничем, и на это будет только один ответ».

Норио мотнул головой, отгоняя видение. Дезриен далеко, и это было давно. Возможно, когда Должар восторжествует, Норио попросит Хрима доставить его туда и прямой наводкой гиперснаряда уничтожит отвергнувший его мир.

В машинном отделении Хрим долго стоял перед урианским реле, бесформенной глыбой, чьи органические контуры не вязались с явно неорганической текстурой покрытия. Норио только раз прикоснулся к реле и после уже не верил, что это просто машина, хотя никакой реакции в ответ не получил. Это сенсорное противоречие мучило его, тем более что здесь ощущалась аура скрытых эмоций, которая в любой момент могла проникнуть в его ум.

Хрим сейчас тоже выглядел так, будто ждал, что вот-вот из древней машины высунется нечто и схватит его. Его эмоциональный уровень вырос — он испытывал странную смесь страха, беспокойства и похоти, от которой Норио чуть не затошнило. Затем капитан взял свой ящик, резко повернулся и вышел. Норио, одолеваемый любопытством, поспешил за ним.

* * *
С тех пор его любопытство так и не получило удовлетворения. В каюте Хрим запер ящик в сейф и ни словом о нем не упоминал.

Он вообще был очень немногословен и оживился только раз, когда Норио спросил, не встретил ли он там другого темпата.

— Вот, значит, что тебя волнует? Нет. На Барке нет темпатов. — Взор Хрима стал отсутствующим, и его эмоциональный спектр приобрел несвойственную ему мягкость. — Да и не может быть, — загадочно добавил он.

То, что было дальше, тоже не принесло темпату удовлетворения. Даже видеозапись агонии Нейвла-хана не возбудила Хрима. В конце концов Норио, в досаде и чуть не плача, ушел и стал бродить по коридору, где спала очередная вахта.

Еще один яркий разряд эмоций остановил его — нет, два разряда, объединенные общей страстью; но собственная, густая как кровь ревность испортила Норио все удовольствие, и он заторопился прочь, обратно к Хриму.

Он почти уже дошел до места, когда корабль взорвался.

Норио лежал на палубе и ничего не понимал. Все вроде цело — откуда же этот свет, бьющий словно из центра солнца? И тут Норио узнал эмоциональный спектр своего любовника, разросшийся до невероятных размеров. Темпат корчился на полу у каюты, а ужасающе густая, темная похоть вкупе с другими эмоциями, которым он не мог подобрать имени, волна за волной накатывала на него, пронизывая нервы, проникая в мозг и вызывая ответный рефлекс, казавшийся огоньком спички по сравнению с энергией новой звезды, излучаемой Хримом.

Наконец это кончилось, и волны откатились с ощущением, очень напоминающим боль. Норио удалось встать только с четвертой или пятой попытки. Он прислонился к косяку и нажал на вестник. Сканер узнал его, и он вошел.

На пороге внутренней комнаты он остановился как вкопанный. Голый Хрим без сознания лежал на спине поперек платформы для сладких снов. Норио окинул быстрым взглядом полки и увидел, что все их сексуальные игрушки на месте и не тронуты.

Зато на толстой волосатой ноге капитана, намертво присосавшись к его выбритому паху, растянулась огромнейшая диленжа. Заметив странную неорганическую текстуру ее поверхности, Норио понял, почему Хрим так смотрел на урианскую машину.

Ужас объял темпата, лишив возможности говорить и даже дышать, когда эта штука выпустила щупальцы и подняла свою безглазую голову, чтобы поглядеть на него. Норио без чувств повалился на палубу...

Когда он пришел в себя, Хрим сидел на краю платформы и смотрел на него, по-прежнему голый. Но та вещь — Норио боялся даже вспоминать о ней — исчезла.

— Теперь ты знаешь, — только и сказал Хрим.

Остальное Норио прочел без слов. Он посмотрел на Хрима пустыми глазами, а тот повернулся и ушел в ванную, где сразу зашипела вода.

Норио остался один.

Он встал и поплелся искать квартирмейстера. Ему требовалась новая каюта.

По дороге его мысли снова обратились к урианскому реле в машинном отделении. Возможно, аура, дразнившая его пси, пыталась сказать ему, что он найдет утраченное на Пожирателе Солнц.

Норио облизнул губы и улыбнулся, мысленно составляя послание Барродаху.

* * *
АРЕС
Резкий запах благовоний наполнил ноздри Гештар. Она вдохнула его, и предвкушение, как огонь, пробежало по ее нервам.

— Ты должна очиститься, — сказал голос из мрака позади занавеса.

Гештар быстро освободилась от украшений и сбросила парчовое платье на скамью. Нагая, она обошла против часовой стрелки вокруг низкой курильницы, чувствуя на коже горячий сухой дым.

Призрачно-белые струи поднимались к ее лицу. Она взяла из груды рядом с курильницей ветвь аранды и направила дым на себя, окуривая тело.

Очистившись, она накинула приготовленный черный балдахин и завязала тесемки маски. Затем раздвинула занавес и опустилась на колени.

— Кто направляет стопы свои к богу?

— Та, что ищет смерти и возрождения.

— Откуда ты пришла?

— Из мира тех, кто умирает лишь однажды.

— Зачем ты здесь?

— Чтобы есть и быть съеденной, пить и быть выпитой.

— Входи же.

Она встала и подняла глаза.

Семеро ульшенов Третьего Круга — все, сколько их было на Аресе, — стояли уже в масках. Четверых она знала, троих нет. Она склонилась перед алтарем. Над тонкой каменной плитой, висевшей без видимой опоры над черным блестящим полом, парила в воздухе икона — круг пустоты, столь глубокой, что глаза сами тянулись к ней. Свет, горевший в комнате, не касался ее. Гештар знала, как создается эта иллюзия, но это не имело значения. Это лишь подобие того, чему они поклоняются, и у него много имен. Энтропия — лишь одно из его лиц.

Явился Посвященный, и Гештар ощутила благоговейный трепет. Вот он, тот, кого в юности обрекли на смерть ради Откровения, — но он произнес в экстазе неизвестное имя бога и тем отметил себя как избранник. Чтобы он никогда больше не вымолвил этого имени, Круг того дня выжег его речевые центры. Потом его освободили и отдали в руки бога. И Тау нашел его.

Гештар это забавляло. Тау верит только себе и знать ничего не знает об ульшенах. Но в преданности Фелтона он не усомнился бы, даже узнав правду. Между тем единственное, чему предан Фелтон, — это Ничто, та черная дыра, которая в конечном счете поглощает все и вся.

По знаку высокого человека с прямыми волосами двое ульшенов вышли из святилища и вернулись с Жертвой — крепким молодым мужчиной в белом балахоне, с красной повязкой на глазах. Его поставили перед Посвященным — тот наклонился и дохнул ему в лицо. Жертва, не ведающая о своей судьбе, расслабилась, и Гештар ощутила сладкий, почти трупный запах седьмой струи нуматаната, отравленного дыхания, которым Фелтон владел в совершенстве.

Посвященный, взявшись за ворот жертвы, разодрал его надвое и сбросил одежду на пол. У Гештар захватило дух. Гладкая смуглая кожа юноши обтягивала могучие мускулы. Он сохранял грацию атлета даже под действием нуматаната, уже проникшего ему в кровь.

Мимолетная боль кольнула Гештар. Жертва напомнила ей Свенниса, самого одаренного и красивого из ее детей, ее старшего сына, которого она принесла в жертву на таком же обряде Откровения много лет назад. Это ввело ее в Третий Круг Ульшена. Гештар отгородилась от непрошеной памяти гневом: мальчишка бросил ей вызов, и это сделало его непригодным для всякой иной участи. Сентиментальность — тягчайший грех перед богом.

Молодой человек, совершенно покорный, позволил уложить себя на алтарь. Фелтон, дохнув на пальцы левой руки, коснулся ею горла Жертвы, а в правую взял нож. Из невидимых источников полились звуки, издаваемые торжествующим богом, — один древний провидец назвал их «гнетущим вселенским шипением». Они предвещали гибель Единосущия в бездне, ожидающей все живое в конце времен.

Энергия этого распада пронизала Гештар, как поток тьмы. Вот она, истинная власть, летящая в будущее верхом на неодолимой стреле Времени, сминающая глупцов, которые восстают против потока энтропии, растрачивая силы в тщетной борьбе. Гештар вознесла хвалу богу. Его имя слог за слогом рвалось у нее из груди, и она выплеснула его на алтарь в тот миг, как Посвященный открыл Врата. Ход времени нарушился, и бог явился им.

Железистый запах крови наполнил комнату. Семеро сбросили свои одежды и столпились вокруг, чтобы омыться, а Фелтон наполнил горячей жидкостью чашу и дохнул на нее. Красная кровь почернела. Гештар испила из чаши, вдыхая острый запах, — без этого впереди ее ждал бы не экстаз, а мучительная смерть.

Сухой шорох позади возвестил о близком блаженстве. Она торопливо омочила свои семь чакр, особенно глубоко проникнув в расщелину второй. Затем, не оглядываясь, она попятилась прочь от алтаря, глубоко склонилась, легла и закрыла глаза.

Первое прикосновение змей к ее коже отозвалось холодом. Раздвоенные языки трогали ее легко, вопрошающе, пробуя кровь Откровения. Затем холод сменился теплом: первые укусы острых как иглы зубов возвестили, что ее жертва принята.

Яд в ней боролся с кровью, преображенной нуматанатом, и ей виделось, как Панарх Брендон хай-Аркад на коленях просит у нее руки ее дочери, которую долгое заточение научило наконец послушанию.

Затем она почувствовала присутствие высшей силы и открыла глаза. Фелтон стоял над ней с кровавой ухмылкой на длинном лице. Держа в руке змею, он стал на колени между ног Гештар и отпустил божественного вестника. Гештар закричала от немыслимого, невыносимого наслаждения, когда бог вошел в нее и унес ее на волне удовольствия, неотличимого от боли.

16

Человек, который снился Иварду, был высок, выше даже, чем Вийя, и сложен сильнее, чем она. Прямые иссиня-черные волосы падали крыльями по обе стороны высокого лба, ниже которого под мощными надбровными дугами сидели черные глаза, блещущие саркастическим юмором, а еще ниже располагался длинный безжалостный рот.

Ивард, охваченный ужасом, пытался прервать сон, но не мог. Он знал, что будет дальше. Человек стоял в комнате цвета крови, стены которой пульсировали, как сердце. На ладони у него лежал зазубренный нож с черной рукояткой.

Человек перехватил нож и твердым, ловким движением разрезал себе запястье. Кровь закапала на пол.

Человек посмотрел вверх, и Ивард был вынужден сделать то же самое. Потолок в одном месте стал прогибаться, будто под действием жидкости, и там возник большой пузырь, похожий на гигантскую слезу.

Пузырь лопнул, и кровь, содержавшаяся в нем, хлынула вниз. Пенясь вокруг сапог черноволосого мужчины, она поднялась ему выше пояса. Мужчина откинул голову и засмеялся, а густое красное море унесло его прочь.

«НЕТ!» — беззвучно закричал Ивард.

Сон наконец отпустил его, и он, задыхаясь, сел на постели. Во рту пересохло, и на языке чувствовался железный вкус крови. К горлу подступила тошнота, но Ивард поборол ее. «Это уже не сон», — подумал он, глядя на свою изрытую постель и закапанную красным подушку. И потрогал языком щеку, которую прикусил во время своих медитаций.

Четвертый такой сон за неделю — и самый сильный.

Ивард, хотя проспал всего пару часов, встал, оделся и вышел. В квартире было пусто.

Он заглянул во все комнаты, даже в холодильник, где жили эйя. Они были на месте, и их тонкие пальчики гипнотически двигались, сплетая вместе тонкие металлические и хрустальные нити.

В другое время он охотно остался бы посмотреть — эйя редко позволяли кому-то смотреть, как они рукодельничают, но сейчас ему нужна была Вийя.

— Мы тебя видим, — просигналили ему эйя.

Ивард ответил тем же знаком, прикрыл глаза руками и спросил мысленно:

Где Вийя?

Два голоса у него в голове произнесли:

Мы слышим ее и Непостоянного.

— Локри, — выдохнул Ивард. Он мог бы связаться с ней мысленно, будь келли рядом, — одному ему это не под силу. Он посмотрел на белых пушистых эйя, жалея, что не может попросить их послать ей весть. Да, это тебе не босуэлл, усмехнулся он про себя. Вийя ему объясняла: сами они слышат кого угодно и где угодно, но до сих пор не понимают, что люди на это не способны. Они никогда не поймут, что такое «весть».

Он потер глаза. Не заказать ли себе каф? Хорошо бы поговорить с Портус-Дартинусом-Атосом, но их нет — они совещаются с другими, недавно прибывшими келли где-то в Колпаке.

Но почему бы ему не поговорить с ними там?

Он представил себе долгую поездку на транстубе, и ему захотелось плюхнуться в кровать и снова уснуть. Да нет — чего доброго, этот сон приснится снова.

В капсуле ехали в основном военные. Ивард практиковался в сортировке запахов всю дорогу до отсека, предназначенного для келлийских кораблей. Там он вышел и заколебался, увидев двух десантников по обе стороны шлюза. Один из них нажал клавишу пульта. Двери капсулы за спиной Иварда открылись снова, и послышался слабый зуммер.

— Извините, — сказал десантник. Он говорил с юмористической вежливостью, но его стойка давала понять, что он готов к любым действиям. — Здесь никому нельзя выходить, даже Найбергу. Суверенная территория келли.

Чувствуя нетерпение пассажиров задерживаемой капсулы, Ивард поборол желание вступить с часовым в спор и заговорил рассудительно:

— Но ведь этот запрет наложили они, а не мы, правда? Для нашей же безопасности. — С бьющимся сердцем Ивард ждал, пока десантник проверял, так ли это, — сам-то он знал, что так. А что, если и ему не позволят пройти?

Неужели я для них что-то вроде ручного зверька? Если они не разрешат...

Он поднял свою посмуглевшую руку с изумрудной лентой келлийского Архона на запястье.

— Вы, наверно, слышали об этом?

Десантник прищурил глаза.

— Как тебя звать?

— Ивард Рыжий... Иль-Кавик.

Часовой слегка шевельнул рукой и в изумлении уставился на свой босуэлл.

— Он говорит, что тебе можно. — Теперь оба десантника смотрели на Иварда странно, и запах у них тоже изменился. Двери транстуба закрылись, зуммер умолк, и капсула отошла.

Ивард, не заметив этого, устремился к шлюзу и стал нетерпеливо ждать, когда за ним закроется люк. Нос его дернулся от внезапного наплыва густых ароматов, и он понял, что давление в шлюзе смещено на келлийскую сторону, — это препятствие просачиванию их атмосферы на Арес. Передний люк открылся.

За ним помещались военные корабли странной формы — они больше напоминали обтекаемых келли, чем тех шипастых морских чудищ, на которые походили современные человеческие корабли. Вокруг трех крупных кораблей сгрудились более мелкие. Ивард сообразил, что всего судов должно быть девять, заметил их некомплектность, и голубой огонь у него в мозгу потемнел и сгустился.

Ивард глубоко дышал, стараясь разобраться в запахах, — их сложность ошеломляла его.

Из-за грузовой капсулы внезапно появился келли-одиночка. Такое явление Ивард наблюдал только раз, когда они бежали с Рифтхавена. Келли, обходя капсулу, хлопнул по ней головным отростком, и на ней остался маслянистый след — Ивард даже с четырех метров уловил его резкий запах.

Одиночка приветственно ухнул, и юный рифтер испытал еще один шок. Он не понял, что сказал этот келли. Голубой огонь весело мигнул, а келли согнул шею в знак извинения и пригласил Иварда следовать за ним. Жесты были знакомы, но Ивард понял, что глупо было полагать, будто все келли говорят на одном языке. Он слышал, например, что многие нижнесторонние не знают уни и пользуются только родным языком. Это у рифтеров каждый владеет хотя бы двумя языками, а как правило и больше.

Может, то, на чем говорю я, — это их уни.

Келли проводил его к ближайшему из больших кораблей и погладил ленту на его запястье, глядя при этом двумя парами своих голубых глаз под ротовым отверстием в глаза Иварду. Потом он оттанцевал в сторону, а люк бесшумно открылся.

Внутренний люк был уже открыт, и Ивард прошел на корабль. Там он вытаращил глаза, пытаясь разобраться в том, что видит. Стены коридора, прямого и широкого, напоминали разноцветный сыр — все в порах и трещинах, значения которых Ивард не понимал. Откуда-то издали слышался слабый ритм келлийской музыки.

Голубой огонь Архона возбужденно вспыхнул; никогда еще Ивард не сознавал так остро, как много загадок он таит и как мало из них доступно человеческому восприятию. Ивард хотел исследовать узор на стене пальцами — ему показалось, что Архон имеет в виду именно это, — но предостерегающий импульс заставил его отдернуть руку. Убрав усилием воли вздувшийся на пальце волдырь, он зашагал дальше.

Впереди возник путеводитель — человеческий прибор, кажущийся здесь неуместным. Следуя за ним, Ивард лихорадочно сортировал накатывающие на него запахи, ставшие еще более сильными и сложными. Перед ним открылся люк, и он вошел в большое помещение, где находилось несколько троиц келли. Ивард знал только Портус-Дартинуса-Атоса, но голубой огонь вспыхнул, завертелся волчком и окружил ореолом одну из троиц. Тройка Портус приветствовала его жестами и уханьем. Он хотел ответить, но губы у него зачесались, в носу защекотало, и глаза заслезились: здешние запахи наконец одолели его.

Он поборол физическую реакцию, но умственная нагрузка была слишком сильна. Он больше не различал запахов; более того, он понял, что в бедной на запахи человеческой биосфере постиг лишь самые азы умения разбираться в них. Он перестал понимать то, что видит. Он хотел позвать на помощь Вийю, но путь к ней преградили высокие гладкие красные и синие колонны, внезапно выросшие из палубы. От них веяло ледяным холодом. Серые ящички, отдающие наждачной бумагой, блокировали резиновыми шипами его ноги. Сеть четко и ясно звучащих нот окутала голову и сквозь глаза проникла в мозг.

Голубой огонь просительно мигнул и исчез в направлении, куда за ним следовать было еще труднее, чем в первый раз, когда Портус-Дартинус-Атос сняли копию с Архонского генома и завершили свое лечение.

Внезапно Иварду вспомнилось, как он однажды принял мозгосос. Его на то подначил Джакарр, за что и был выкинут Грейвинг из койки. Маркхем потом объяснил: «Это называется синестезией. Мы все делаем это, сами того не зная: это основа всякого языка. Мозгосос просто вытягивает эти образы из твоей лимбической системы туда, где они доступны твоему сознанию».

Голубой огонь показался снова, и теперь Ивард увидел, куда надо идти. Он пошел туда и оказался в огромном пространстве, где его органы чувств сплотились в могучее единство, не разделенное стенами, которые ставит между ними сознательный опыт. Ивард понял, что никому не сможет рассказать об этом: язык — слишком редкое сито, и оно бессильно удержать смысл испытанного им.

Некоторое время спустя он вернулся на интеллектуальный уровень своего мозга, но теперь его восприятие стало четким и ярким, смятение ощущений уступило место комплексному многозначному сплаву, который, как убедился Ивард, можно было поддерживать, только производя действие, аналогичное расфокусированию глаз. Приложение логики и рассудка искажало понимание, идущее из тех глубин, которые и делали его человеком.

«Фонтан не может объяснить, что такое вода», — сказала центральная троица, которая, как теперь он знал, была Старейшиной народа келли. Но они не просто говорили — они танцевали, и пели, и испускали тройной запах, и все это было гораздо глубже, чем слова, на которых настаивало сознательное мышление Иварда.

Внезапно Ивард ощутил, каким убогим он, как и всякий другой человек, должен им казаться. Интеллект имеет пределы, в чем все разумные существа убеждаются на самых ранних стадиях познания, но эмоциональная сторона, та мудрость, что проистекает из единства ощущений, лежащего в основе любого языка, их не имеет. А келли в своей эмоциональной эволюции опережают человечество на миллион лет. Они — синестетическая раса, и человеческий язык, по сравнению с их способами общения, все равно что лепет малого ребенка. Теперь Ивард понимал, что язык, на котором он с ними объяснялся, был не уни — этот язык, который он освоил лучше, чем кто-либо из людей, для его инопланетных друзей был младенческим уровнем речи. Им келли пользовались во время своего долгого детства, пока не научились общаться так, как теперь.

От стыда на глаза Иварду навернулись слезы. Но келли бросились к нему, окружили его, трижды по три, и окутали своей любовью. Голубой огонь внутри расширился, и он, следуя длинными тропами триединой генетики, с благоговением увидел зарождение келлийской расы. Теперь он, преображенный тайной Нью-Гластонбери, по-настоящему стал частью их Памяти.

Он не ручной зверек и не уродец. Он — Ивард Рыжий, принадлежащий теперь к братству Старейшины.

* * *
Вийя села напротив Локри. Дипластовая перегородка между ними не сдерживала его эмоций — они хлынули на нее, точно слишком громкие звуки плохо настроенной арфы.

Его светло-серые глаза налились кровью. Под глазами залегли синяки.

— Вийя.

Исчезли иронические протяжные интонации, с которыми он разговаривал прежде. Он произнес ее имя резко, как нечто среднее между обвинением и мольбой.

Она не могла сообщить ему ничего нового, несмотря на долгие часы, которые провела за компьютером. Чтобы не огорошить его этим сразу, она спросила:

— Ну как, рассказала тебе Марим толком о нашем путешествии к урианской загадке Омилова или это был просто красочный поток ругательных эпитетов на трех языках?

Он слабо улыбнулся и она ощутила глубину его отчаяния, как внезапную барабанную дробь.

— Вообще-то она была какая-то тихая. У нее неприятности?

— Пока нет, но шулерские замашки ее до добра не доведут. Подозреваю, что в самом худшем случае ею займутся не власти, а жертвы обмана.

Локри ухмыльнулся. Он тоже был известный шулер, но только когда играл не на деньги, а просто так — или на секс.

— Выволочка пойдет ей на пользу, — махнул он рукой. — Хоть на пару дней да уймется. — Он прищурил глаза. — В общем, она дала мне четкую картину. Довольно четкую... — Он медленно перевел дыхание.

Вийя почувствовала проблеск надежды, которую он усиленно старался подавить. От усилий его замутило.

— Ты что-то вспомнил, — догадалась она.

Он взглянул на нее, стиснув губы в тонкую линию, и сказал:

— Да. Разговор в ночь перед тем, как они были убиты. — Он иронически скривил брови. — Я был тогда молод, наивен и рвался поступить во Флотскую Академию на Минерве.

От внимания Вийи не ушли оборонительные интонации: они как-никак рифтеры, а Локри всегда был самым красноречивым, когда речь заходила о коварстве панархистов и честности Флота.

— Как и Маркхем когда-то, — напомнила она. — Тебя тоже выгнали?

— Нет, до этого не дошло. Надо сначала сдать экзамены, чтобы тебя приняли. Но перелет на Минерву стоил дорого; ведь она — антипод Торигана. Обычно это оплачивает семья или патроны, но мои родители считали, что это пустая трата времени. Если я хочу летать, то могу вместе с матерью возить студентов на кучи хлама в позабытых всеми мирах.

— И ты спорил с ними по этому поводу, — сказала Вийя.

— Мягко говоря, — слабо улыбнулся он. — Там такие баталии шли! Короче говоря — для чего я и откопал этот полусгнивший труп, — в ночь перед убийством эта тема снова всплыла. Мать только что вернулась из рейса, а отец напился. В кои-то веки он не злился, а ухмылялся чему-то своему. Внезапно, он поворачивается ко мне и спрашивает: если я, мол, такой крутой пилот, не могу ли я сказать ему, что такое фрактальный спектр и где такой можно найти.

— Ну-ну, дальше.

— Ну, я дал ему школьное определение фрактального спектра и сказал, что это можно наблюдать только в лаборатории, а он и начал: ты, мол, бездельник и семье от тебя никакого проку. — Локри вздернул худое плечо. — Ну ладно. В общем, я совсем забыл об этом, пока Марим не брякнула об этом самом спектре. Но вряд ли это как-то связано с убийством.

— Собственно говоря... — начала Вийя, но тут эйя без предупреждения мысленно соединились с ней.

Мы различаем отдельные образы. Мы слышим, как Один-С-Тремя думает о Далеком Спящем, когда спит. Он слышит далекий отдельный образец, тот же образец, который слышит Вийя, когда спит.

Вийя скрыла свою реакцию.

Один-С-Тремя боится?

Его образец боится.

Его образец все еще спит?

Его образец не спит, он движется по направлению к Трем.

Эйя теперь пользовались притяжательными местоимениями почти правильно, а если и ошибались, Вийя уже не обращала на это внимания. Она послала им успокаивающую мысль:

Празднуйте то, что Один-С-Тремя идет к Трем. Это ему полезно.

Мы слышим Трех-Вместе, мы празднуем новые слова, мы разделяем окраску мыслей и память Далекого Спящего...

Они входили в то, что Вийя называла режимом Пожирателя Солнц: теперь они повторяют все, что узнали об этом далеком урианском сооружении. Вийя научилась в таких случаях переключать свое внимание, предоставляя двум голосам бубнить на задворках сознания — точно видеофильм, который не смотришь, но и не выключаешь.

Локри смотрел на нее с любопытством.

— Что-то не так? — спросил он.

— Нет, ничего. Эйя и Ивард. Итак, подведем итог. Когда мы вернулись сюда, я провела поиск по фрактальным спектрам, считая, как и ты, что это явление довольно редкое и потому интересное.

— Ну и?

— Ничего, кроме академических выкладок и определений.

Локри откинулся назад, зажав пальцами переносицу, — он больше не притворялся, что ему нет до этого дела.

— Значит, никаких нитей больше не осталось? — чуть слышно произнес он.

Она поколебалась, не желая пробуждать в нем ложные надежды. Но, может быть, даже ложные надежды лучше, чем такое существование?

— Не скажи, — медленно проговорила она. — В свете того, что ты мне сказал, этого, пожалуй, слишком мало.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказала. Слишком мало информации. Не забывай, что Арес — один из полюсов Панархии, поэтому здешняя база данных должна быть такой же объемной, как на Артелионе — или почти такой же. Мне кажется странным, что в ней содержится так мало информации на эту тему, особенно в свете недавнего открытия Пожирателя Солнц.

Локри потер глаза.

— Но если предметный поиск ничего не дал, понадобится лет сто, чтобы прочесать все массивы.

— Возможно, — сказала Вийя и встала. — Но возможно и то, что теперь приоритеты поменялись. Ты вырос, зная, что ДатаНет сшивает воедино твой мир и связывает его с Тысячью Солнц. Много ли ты знаешь о том, как он работает в реальности?

Локри бросил на нее острый взгляд.

— Я знаю, что инфонетики постоянно прочесывают поток поступающих данных, перестраивают их и отправляют пакетами обратно в систему. Знаю, что они присваивают очередность всем поступлениям, потому что никто не может прочесать все — как бы мы быстро ни работали, за потоком информации нам не угнаться. А что?

— На приоритетах, а также на комплектовании и отсылке пакетов в систему наживались целые состояния, — сказала она. — Время у меня есть — интересно будет покопаться в некоторых из этих процессов.

Он ничего не сказал, но она почувствовала в нем внезапный приток надежды — возрождение воли к жизни.

Вийя ушла. Они все условились не затягивать свои визиты — их разговоров никто как будто не слушал, но она знала, что учет посещений ведется. Она надеялась, что короткие визиты товарищей по команде не привлекут внимания недоброжелателей.

Она вышла, и эйя снова вторглись в ее ум. На этот раз они говорили на своем языке, что случалось с ними крайне редко. У нее в мозгу точно гиперснаряд взорвался. Она остановилась, словно наткнувшись на силовое поле, не обращая внимания на обходящих ее людей.

На нее нахлынули образы: зеленые тела, причудливые краски, отголоски запахов, которые не встречаются в чистой, стерильной атмосфере около пятого блока. Пробиваясь сквозь ураган ощущений, она искала его исток и наткнулась на Иварда, который отчаянно пытался понять...

— Келлийский корабль, — сказала она слух.

— Вийя! — вскрикнул он, но его мысли тут же унеслись прочь, и она его потеряла.

Голоса эйя в мозгу стали еще тревожнее, взволнованнее и настойчивее — ей казалось, что голова у нее вот-вот лопнет. Прижав ладони к глазам, — она пыталась отгородиться от чужих голосов.

Но тут все снова переменилось, сложившись в целое, столь же величественное и стройное, как голоса, певшие теперь у нее в голове.

Сквозь эти звуки ей слышался гул большого барабана — он бил ровно, синкопами, как тысяча сердец, стучащих в унисон.

Эйя внезапно умолкли, зато самый воздух вокруг Вийи теперь звучал; басовые и тонкие струны, переливчатые мелодии, рожденные эмоциями тех, кто был вблизи. Волна красок застелила ей зрение — яркая, как радианты корабля.

Втянув в себя воздух, она немного опомнилась и бросилась бежать, ища укрытия в собственном пространстве.

Гром меди воззвал к ее памяти, пропали дипластовые стены унылого коридора, и она увидела высокий потолок и великолепную люстру концертного зала. Мощная «Мания Кадена» охватила ее со всех сторон, и вместо пандуса, ведущего к Пятому блоку, перед ней возникла одинокая стройная фигура с голубыми глазами, стоящая высоко на балконе.

Дыша так, что царапало в горле, она пробивалась к лифту.

Молодые голоса, сладкие и тоскующие, сплетали вокруг нее мелодии КетценЛаха, и воспоминания окутывали сердце золотыми цепями.

Концерт Эренанха — а еще дальше та же самая музыка, кетценлаховское «Кони родятся с орлиными крыльями», и любимая белокурая голова прижимается к ней, и улыбка...

— Маркхем, — сказала она и спохватилась, что говорит вслух.

В голове ненадолго прояснилось: она была одна в своей квартире.

Затем темные и скорбные мужские голоса, то поднимаясь, то опадая, погнали ее к себе в комнату. Она дотащилась туда и упала на колени. Это была уже не ее комната с простыми кремовыми стенами, где стояли только кровать да пульт. Теперь она видела вокруг себя закопченный камень, и было холодно, несмотря на колеблющийся огонь в углу, и пахло пеплом.

Обшарпанная деревянная мебель казалась огромной, словно она смотрела на нее снизу — глазами ребенка.

«Хриш ни реммет ка хекаата, эппон эн Дол би-сахриш», — тянули на долгой ноте мужские голоса, и эхо в каменных стенах отгоняло недремлющих демонов и духов, что кишат в тенях, порождаемых полярным сиянием слишком светлых ночей Должара.

Вийиной щеки коснулась ладонь, грубая и мозолистая. Скупая ласка и женский голос, говорящий ей на ухо: «Завтра они придут за тобой, дитя. Говори поменьше, работай усердно и никогда-никогда не показывай господам, что твой талант растет, иначе тебя убьют. Если я сумею, то выкуплю тебя».

И продолговатое лицо с темными глазами вверху...

Вийя изо всех сил боролась с непрошеными воспоминаниями, но они, подхлестываемые музыкой, сами лезли в голову. Эмоции, свои и чужие, окружали ее и сами переходили в музыку.

Сквозь нее Вийя слабо различала стройное трехголосие келли, а где-то высоко вели причудливую мелодию эйя.

— Я знаю, что это такое, я знаю, — закричала она, но ни единого звука не сорвалось с ее губ.

Последним усилием воли она заставила себя встать и двинулась не к кровати и желанному забвению, а к стулу. Она простерла дрожащие руки над клавишами пульта...

И, под звуки старинных труб, упала в информационное пространство.

Музыка сделала информацию доступной для всех ее чувств — Вийя воспринимала истину интуитивно, в мультимодульном режиме. Она летела по световым коридорам, несомая мощной темой струнных и духовых.

Ощущение собственного тела, зрение, слух, вкус, осязание, даже чувство времени — все слилось в нечто целое, не имеющее названия. Ее восприятие системы было направлено в обратную сторону — она не ныряла вглубь, следуя за той или иной нитью, но взлетала — непрекращающееся наслаждение, которое давала ей музыка, манило и обещало успех.

Потом появился лейтмотив — тяжелый, голодный, злой, отдающий гнилью, что скапливается в темных углах. Вийя помчалась по световому туннелю — пространство Ареса как будто бы осталось позади. Ее новое синестетическое чувство времени заставляло оживать застывшие в массивах прошедшие события. Пятиголосная мелодия возвестила о приближении планеты Ториган — здесь звучали громоподобные тона Архона Штулафи. Но его простецкий мотив тут же поддался шелковистому стремительному контрапункту, несущему Вийю в сердцевину гнойного бубона, — он вздымался на микротональных стебельках дисгармонии, выдуваемой мощными тубами. Вийя схватила то, что ей было нужно, и пулей вылетела обратно.

Световой луч вновь забросил ее в пространство Ареса, и она взмыла вверх. Информационная сеть разворачивалась под ней, как яркая паутина, под мягкое пение рожков и рокот барабанов. Нарастающее крещендо превратило этот узор в сверкающую карусель звуков. Но Вийя расслышала шипящий диссонанс — это была тьма, которая растекалась по Сети, как воздух, идущий из пробитого корабельного корпуса. Пальцы черных молний тянулись из нее к протухшему, заброшенному лейтмотиву, выпеваемого басовыми виолами и носовой флейтой.

Запел скорбный хор — его полутона заставляли Вийю скрежетать зубами и царапали ее кожу: «...Спасти Галена... нужно Семиону... измена... измена...» А вверху гремела извилистая коварная тема — ее ударные и струнные охраняли яркое устье туннеля, связывающего Арес с Тысячью Солнц, не пуская Вийю обратно. Тема ширилась, источая сухой мускусный запах, и превращалась в лишенный света круг — он всасывал Вийю в дисгармонию и небытие. Она знала, откуда это исходит, — то, что показал ей когда-то Жаим,сверлило мозг. Она отчаянно боролась, она швыряла в темный круг порхающие темы КетценЛаха и полосовала его лазплазменным лучом любви, в которую сама не до конца верила.

Но эхо было слишком могучим и стойким: оно врастало в сеть нитями злокачественной, размножающейся делением информации. Вийя чувствовала, что ее силы на исходе: тьма, густая и не знающая пощады, подступала со всех сторон.

Но многие раскаты духовых выбросили Вийю наверх из глубин, и яркий веселый пузырек заплясал вокруг, сопровождая полет радостными переливами. Черное зло отлетело назад, словно от порыва сильного ветра, открыв путь к разуму и свету. Использовав последний солнечный заряд своих эмоций, Вийя освободилась и наконец-то погрузилась в забвение.

* * *
Ивард практиковался в своем новом способе восприятия всю дорогу до Тате Каги. Голубой огонь Архона растворился в его мозгу, и он чувствовал, как тот исследует области, недоступные ему самому.

«С твоими снами мы ничего не можем поделать», — сказали ему келли, и благодаря богатству их синестетической речи он сразу понял все мотивации их отказа: духовную, психическую, политическую и прочие, для которых у людей еще нет понятий, а возможно, и никогда не будет.

Он учился также подавлять свои новые способности — это было трудно; все равно что смотреть на напечатанное слово, но не читать его. Но Ивард упорствовал, понимая, что в человеческой среде от синестетического восприятия пользы мало. Люди слепы к древней целостности, лежащей за их словами и символами, и то, что находил в них Ивард при помощи своего нового дара, было либо уродливым, либо серым, либо невыразимо смешным.

Ивард рад был выйти наконец из транстуба. Люди в капсуле пялили на него глаза, когда он смеялся вслух. Он чувствовал в них смесь подозрения и страха, и это подпиралось подспудной злостью, вызванной перенаселением, — точно многогранники с острыми краями крутились вокруг его головы, и от них пахло рвущей уши музыкой, как от залежалого мыла в грязной общественной уборной.

Он потряс головой и сплюнул, стараясь избавиться от этого вкуса.

— Право же!

Ивард поймал на себе возмущенный взгляд крупного мужчины в элегантном костюме. Рядом стоял другой, помельче, с круглым красным лицом и тоже хорошо одетый. Оба строго смотрели на него.

— Нельзя давать волю поллойским привычкам, мальчик.

Несмотря на всю их элегантность, легавых Ивард мог распознать всегда. Маленький вышел вперед и поднял руку с каким-то значком.

— Сожалею, но эта остановка временно закрыта, — сказал он другим выходящим пассажирам. Те поворчали, но вернулись обратно — уж очень начальственный вид был у этих двоих.

Ивард тоже повернулся, но большой молча опустил руку ему на плечо. Ивард узнал уланшийскую хватку — со стороны она была незаметна.

Он начал извиваться, пытаясь отнять руку, но тут ощущение холодной кожи и битого стекла коснулось его лба и привлекло его внимание к третьему человеку, стоящему у входа на платформу.

По телу Иварда поползли мурашки. Эту реакцию он подавил, но от психических миазмов, испускаемых высокой, худой фигурой с длинными черными волосами, заслониться было не так просто. Ивард уже видел этого человека в Садах Аши.

«Смерть дышит его ноздрями», — сказали тогда Портус-Дартинус-Атос. Это был телохранитель Архона Шривашти.

Ивард понял, что эти люди ждали его, и огляделся. На маленькой станции было пусто — одно это должно было насторожить его на переполненном Аресе. Он потянулся к Вийе, надеясь, что страх усилит его сигнал.

И он связался с ней, но тут же отпрянул и потерял ее, ошеломленный потоком ощущений, почти таких же, которые испытал сам в свои первые минуты на келлийском корабле. Вийя ему не поможет. А вдруг ее тоже арестовали? Что с ней? Келлийский Архон ушел слишком глубоко и тоже не мог помочь, и своих друзей келли Ивард тоже не чувствовал. Он остался один.

Здоровяк улыбнулся — не слишком ободряющее зрелище.

— Тебе выпала особая честь, парень, и это отнимет у тебя не больше часа, — стиснув пальцы, он направил Иварда к выходу. Ясно было, что уланшу он владеет лучше, чем Ивард, поэтому сопротивление не имело смысла.

— Куда вы меня ведете? — спросил мальчик, ненавидя себя за дрожь в голосе. Физически контроль изменял ему.

— Архон Шривашти хочет с тобой поговорить.

Ивард окончательно понял, что дело плохо.

— О чем это?

Здоровяк подтащил его к стене, где внезапно открылась ниша, и втолкнул в маленькую капсулу. Телохранитель — Ивард вспомнил, что его зовут Фелтон, — тоже сел туда. Здоровяк сказал на прощание:

— Не нахальничай, парень. — И люк закрылся.

Поездка прошла в молчании. Ивард не хотел разговаривать с Фелтоном и с облегчением вспомнил, что тот, как говорят, немой. Он сосредоточился на блокировке своего синестетического восприятия: в тесной капсуле ассоциации, которые вызывал этот человек, были просто болезненны.

Капсула доставила их в маленькую, скупо обставленную комнату, и Фелтон ушел. Ивард огляделся — типичная чистюльская комната. Вот только стол должен быть пятиугольным, а не круглым, подумал он, когда острый запах цветов в вазе на столе коснулся его щек. И мягкий ковер на полу не соответствует краскам гобелена над буфетом, а буфет слишком приземист для приглушенного освещения. Даже чистюли ничего не замечают.

Эта мысль успокоила его. Потом снова вошел телохранитель, а за ним высокий желтоглазый Архон, которого Ивард тоже видел в Садах Аши, — он двигался со сдержанной, вызывающей беспокойство грацией. Глыба бархатистого гранита легла на плечи Иварда, и он поспешил сфокусироваться.

— Садись, пожалуйста, Ивард.

Мальчик поспешно сел. Тау говорил с ним так, как никогда не говорил Брендон. Под наружной вежливостью чувствовалась колючая сталь, и он стоял очень высоко, а Ивард — низко. Немой телохранитель стал у Иварда за спиной.

— Ты был в одной команде с Джесимаром лит-Кендрианом.

— Д-да.

Архон приподнял бровь, и флюиды Фелтона слегка изменились.

— Сэр, — добавил Ивард. — Ваша светлость.

Так ведь к ним, кажется, обращаются, к Архонам?

Он пропустил следующий вопрос, потрясенный новым для себя опытом. Читать запахи — одно дело, но сейчас он понял, что читает Фелтона, как темпат. И Вийя тоже так делает? Хотя нет, она может читать и на расстоянии, как было на Артелионе, когда они спасали гностора. А он не может.

— Прошу прощения, ваша светлость?

Он чувствовал презрение Архона — вот, пожалуй, и все. Шривашти был закрыт для него, зато аура Фелтона говорила о многом. «Чистюли живут в своих головах, опутанные словами», — сказала Грейвинг незадолго до своей гибели, в подземелье Дворца. Но Фелтон лишен способности говорить, и слова ему не мешают.

— Ты навещал его в камере. Говорил он что-нибудь о своей сестре?

— Нет. — Вообще-то говорил, но лишь когда Ивард сам завел разговор о ее исчезновении.

Ивард почувствовал, как Фелтон напрягся, но потом это ощущение ушло.

— То есть он спрашивал... он не понимал, почему она ни разу к нему не пришла. — Голубой огонь внезапно ударил из области подсознательного мириадами фонтанов, которые, слившись, приняли форму, предупреждающую об опасности.

— Она исчезла, — сказал Тау Шривашти, — и я за нее беспокоюсь. Все, что ты вспомнишь, может пригодиться — возможно, даже спасти ее жизнь.

Они меня наркотиком пичкают!

Ивард внезапно ощутил острую щекотку чужеродной молекулы, проникшей в организм через альвеолы.

— Да я ничего такого не помню, — пробормотал он, стараясь нырнуть поглубже и разобраться, что это за молекула. Сознание Архона внезапно предстало перед ним, как жженые специи и бархат.

— Ты перегибаешь, Фелтон, — сказал Тау, и Фелтон позади отозвался немым протестом.

Ивард устремился на хищный блеск и схватил его. Сопутствующая голубизна обволокла затейливую, бугристую поверхность молекулы. Ивард схватил вторжение во всей его сложности и напустил на него катализатор, взятый из химического цеха печени. Блеск конвульсивно замигал, и в голове прояснилось.

— Устал я, — сказал Ивард. — У нас на ферме длинные смены.

Тау пристально посмотрел на него.

— Может быть, ты голоден? И будешь лучше соображать, если поешь?

— Извините. — Ивард снова ужаснулся. Не станет он тут есть за все сокровища Изумрудного Трона! — Мне что-то нехорошо.

Архон ответил нетерпеливым жестом, но Ивард продолжал:

— У нас один ламб заболел. Я помогал его лечить — у него кинелли, и смотритель сказал мне, что иногда это и на человека перекидывается. — Ивард почувствовал в Архоне перемену, которую пока не мог разгадать. — Вы извините, но Локри вообще не говорил о своей семье, пока не попал сюда, да и теперь почти не говорит. Мы не знали даже, с какой он планеты, пока чистюли его не арестовали.

Тау встал.

— Заплати ему что-нибудь за потерянное время, Фелтон, — сказал он и вышел. Но Ивард успокоился, только когда телохранитель посадил его в транстуб и капсула отошла. Сейчас ему, как никогда, требовалось поговорить с Тате Кагой.

17

Лохиэль осторожно вошла за своим кузеном Камероном в кабинет адмирала Найберга. Их закончили опрашивать больше недели назад, и команде предоставили пользоваться досугом, насколько это было возможно на «Шиавоне», откуда их не выпускали. Чтобы облегчить ситуацию, чистюли завалили их видеокассетами, чипами, играми и даже секстехникой, но на корабле все равно становилось тесновато.

Когда она сказала об этом Камерону, он мрачно изрек:

— Видела бы ты, что творится на Аресе.

Она наблюдала, как Камерон отдает честь Найбергу, контр-адмиралу Дамане Уилсонс — бодрой женщине лет восьмидесяти с лишним — и контр-адмиралу Фазо, очень красивому начальнику службы безопасности. Штоинк-Ниук2-Ву4 в другом углу стояли необычайно смирно, только головные отростки подергивались. Один разглядывал портрет Брендона хай-Аркада на стене, другой уставил все три пары глаз на адмирала Найберга, третий смотрел в огромный иллюминатор, показывающий Колпак снаружи, — там на ремонтируемых кораблях сверкали сварочные огни.

Найберг, к удивлению Лохиэль, учтиво поклонился ей, и она, хотя давно уже рассталась с миром Дулу, прочла в этом поклоне благодарность.

— Капитан Лохиэль, я сожалею, что ваши передвижения были ограничены, особенно в свете услуг, которые вы оказали Флоту и правительству его величества. — Он показал ей маленький чип. — Это последнее имеющееся на Аресе досье на «Шиавону» и ее команду. В ДатаНет уже запущен фаг, который уничтожит все записи о вас. — Он бросил чип в прорезь ликвидатора на столе. Последовала короткая вспышка. — Добро пожаловать в Панархию.

— Благодарю вас, но я не собиралась отказываться от рифтерства.

— Да, капитан Камерон говорил мне. Ну что ж, выбор за вами — и вы сможете начать с чистого листа. — Адмирал жестом предложил всем стулья у низких столиков.

Стюард подал легкий завтрак. Лохиэль бросила взгляд на своего кузена — тот слегка пожал плечами, заинтригованный, видимо, не менее, чем она. Дело принимало странный оборот.

Когда все наполнили свои тарелки, Найберг сказал Камерону:

— Капитан, вы на Аресе величина неизвестная. — На каменном лице адмирала прорезалась улыбка. — Однако вы умудрились стать здесь очень популярным.

Стало быть, он знает, что Камерон убил Нейвла-хана, но отсутствие записи в корабельном журнале позволяет ему не принимать официальных мер, подумала Лохиэль. Удивительно, как быстро разошелся этот слух — быстрее даже, чем на Рифтхавене.

— Капитан Маккензи, я думаю, что многие из нас захотят выразить свое доброе к вам отношение. Что до вас, капитан Лохиэль, то я согласен и с вашим кузеном, и со Старейшиной: вы можете оказать нам большую помощь в работе с поллойским элементом здесь, на Аресе.

Лохиэль так и подскочила.

— Вы хотите, чтобы я на вас шпионила? Я же сказала, что не собираюсь отказываться от рифтерства.

Высокий темнокожий шеф безопасности набрал что-то на пульте рядом с собой, и она услышала собственный голос:

— «...мы вели свою игру честно, и вы давали нам жить — а Должар не дает и не даст. Если Властелин-Мститель победит, Рифтерского Братства больше не будет, ибо он не признает пределов для своей власти».

Фазо выключил запись.

— Арес — последний центр сопротивления Властелину-Мстителю, но мы теряем контроль над ним, — сказал он, своим звучным голосом.

Лохиэль стиснула челюсти. Теперь она поняла, почему Камерон так необычайно молчалив сегодня. Правда, он сразу предупредил ее, что запишет их встречу. Уж эта мне лояльность. У нее было такое чувство, будто она стоит на крутом склоне и вот-вот свалится в хаос противоречивых лояльностей.

— Почему бы просто не объявить военное положение — не употребить власть?

— Первым актом Панарха, когда он вернулся, была отмена военного положения. Если восстановить его, это будет признанием его провала, и волнения даже усилятся, — сказала Уилсонс.

— И мы боимся, что на Флоте есть такие, которые к этому и стремятся, — сказал Фазо. — Часть волнений можно соотнести с прибытием определенных кораблей.

«Кестлер», — подумала Лохиэль, подавив дрожь. Его имя служило в Братстве синонимом беспощадности.

— И как вы видели на Рейде, мы уже не можем справиться с таким количеством беженских судов.

Лохиэль покривилась, вспомнив передачу из этого огромного скопления кораблей, когда десантники из подразделения Камерона вторглись туда по приказу Панарха. Худшие районы Рифтхавена — просто дулусский салон по сравнению с этим.

— Координаты Ареса неизбежно должны были стать общим достоянием, — угрюмо сказала Уилсонс, — но мы подозреваем, что Должар намеренно ввел их в ДатаНет, чтобы навредить нам — поскольку иным способом достать нас не может. Пока не может.

Лохиэль вспомнила жуткие слухи о Пожирателе Солнц и спросила, чтобы не думать об этом:

— А что сталось с коммандером Ликроссом? — В последний раз она видела коменданта Рейда на экране, когда его арестовывал мелиарх Зи-Туто.

— Он застрелился, — с удовлетворением ответил Найберг. — Похоже, это единственная услуга, которую он оказал Флоту за последние десять лет. — Лицо адмирала стало задумчивым. — Я бы на его месте сделал то же самое. В первый раз я видел, как Его Величество гневается, — хорошо бы и в последний. Мне думается, он унаследовал толику дедовской суровости.

Некоторое время все молчали.

— Десантники сделают все, что в их силах, чтобы избавиться от мелких мародеров и тому подобного отребья, — с усталым видом сказал наконец Фазо. — Но этого недостаточно — всех беженцев мы взять к себе не сможем. Арес заполнен почти до отказа, однако всякий, у кого есть хоть какие-то связи, норовит протащить сюда своих родственников и клиентов.

— Некоторые делают это из чувства долга, — заметил Камерон, — но остальные, полагаю, по расчету.

— Вот именно, — ответил Фазо. — Смутьянов мы, разумеется, депортируем обратно на Рейд, но это опасная политика. Какой-нибудь агитатор обязательно использует возмущение, которое она вызовет — вкупе с постоянными трениями между Дулу и поллои, нижнесторонними и высокожителями, — чтобы устроить крупную заваруху.

Лохиэль содрогнулась. Она ненавидела толпу, и еще больше тех, кто обладал таинственной способностью разжигать ее страсти.

— Люди справедливо опасаются стать носителями того самого зла, против которого выступают, — прощебетала вдруг Штоинк, забавно изогнув головной отросток. — Мы трое боимся, что это вытекает из вашей двойственной натуры.

Найберг кивнул с улыбкой.

— Панарх уже запретил депортацию — именно потому, что не хочет уподобляться должарианцам. А вы, Старейшина? Согласны ли вы исполнить нашу просьбу — расселить своих сопланетян по Аресу, чтобы они предотвращали назревающие волнения?

Лохиэль почувствовала печаль. Она всегда думала, что «Шиавоне» так хорошо живется — или жилось до должарской атаки — благодаря ей, как капитану, и ее сожителям. Теперь она поняла, что этим благополучием обязана в основном феромонам, которые сеяли Штоинк-Ниук2-Ву4, избравшие ее корабль как средство осуществления своего плана по спасению генома Старейшины.

Она ощутила на себе серьезные взгляды троицы.

— Мы так и не извинились перед тобой, Лохиэль, — сказала связующая, и Лохиэль поняла, что они разгадали ее мимику. — Мы можем только просить, чтобы «Шиавона» и впредь оставалась нашим гнездом, а твое имя уже занесено в анналы храма Пресвятой Троицы, как имя праведницы и защитницы Расы. — Тройка, танцуя, приблизилась. — Мы трое уже объявили, что келли временно отказываются от своего нейтралитета. Должар сделал этот выбор за нас. Поэтому можете располагать нами тремя и всеми нашими троицами, адмирал.

* * *
Камерон позже тоже извинился перед ней.

— Мне нелегко это далось, но ты же слышала, что происходит на Аресе. Впрочем, ты могла сказать «нет».

— Да ну? — И Лохиэль покраснела, увидев, как огорчился ее кузен. — Прости, Камзи, — сказала она, назвав его детским именем. — Конечно, я могла — и все-таки не смогла. Я уверена, что Найберг и даже Фазо играют честно. Мне просто противно быть там, где я есть, и делать то, что я делаю.

— Ты всегда терпеть не могла делать то, что тебе велят, — усмехнулся Камерон. — И, наверное, удивилась, когда рифтерство стало предъявлять тебе свои требования.

— Поначалу да. Но с этими требованиями я была согласна.

Он поднял бровь.

— Ну, скажем, в основном.

— Здесь то же самое. Надо только постараться найти побольше пунктов согласия.

* * *
Ивард нашел Тате Кагу в большой комнате с компьютерным пультом.

Старик, искренне обрадовавшись его приходу, вернулся к своему занятию. Тихая комната создавала гармонию для всех органов чувств. Приятно было парить среди неподвижных пузырьков, усеивающих все обширное сферическое пространство. Многоугольные видеоэкраны на стенах показывали виды пустыни: голые дюны и причудливой формы скалы под густо-синим небом с летящими облаками.

Ивард развернул свой синестетический дар и ощутил удовольствие с примесью почтения. В этой комнате не чувствовалось никакого дискомфорта. Все подходило идеально! Он посмотрел на старого нуллера, такого сморщенного и ветхого. Ивард знал, что Тате Кага — профет, но никогда не понимал, что это за штука такая. Брендон на «Телварне» как-то попытался объяснить ему это: «Они погружаются в коллективное бессознательное, в “нас”, и ищут там символы, необходимые людям для совместной жизни».

Ивард тогда подумал, хотя и не сказал вслух, что чистюли просто дурачат его. Теперь, глядя вокруг себя, он так не думал.

Он смотрел на сильные, жилистые руки нуллера, уверенно летающие над клавишами. Прямо как танец, отточенный за несколько столетий. Со своего места Ивард видел и экран Тате Каги, но там мелькали какие-то бессмысленные знаки — хуже тенноглифов, которые Маркхем заложил в орудийный пульт «Телварны», а Брендон нашел.

В центре экрана виднелась Мандала, древняя модель космоса — волнистый круг с крестом внутри. В четырех частях круга (впрочем, нет, теперь Ивард видел его трехмерным) вдоль шести осей Мандалы располагались рядами странные, архаические символы. Они складывались в постоянно меняющиеся узоры. Ивард благодаря своему синестетическому восприятию различал их, но не понимал, что они значат. Некоторые из них были просто безобразны.

Ивард отвернулся. Может, старый нуллер разработал какой-то свой язык. Времени у него было хоть отбавляй. Интересно, каково это, когда тебе несколько сотен лет?

Ивард взмыл наверх, к длинной широкой платформе, и растянулся на упругом ковре из живого мха с мелкими желтыми цветочками, вдыхая свежий запах и размышляя об огромном веке Тате Каги.

Старик на свой лад тоже выходит за пределы человеческого — возможно, этим и объясняется, что у него, одного из всех людей, такой дом.

— Хо, Яичко! — сказал нуллер. — Дулу привыкли видеть меня над собой, но в Четвертом Мире я внизу. Если смотреть на Дулу снизу, они все голые, — хохотнул он и выключил пульт. — Не самое лучшее зрелище.

Оттолкнувшись от воздушного шарика, он взлетел на платформу и лег лицом к Иварду, поджав под себя ноги.

— Сегодня моя мастерская предстала перед тобой в новом свете, правда?

— Ты тоже это видишь? — воскликнул Ивард. Нуллер подмигнул ему.

— Глаза у меня есть, но ты ведь не это имеешь в виду. — Он легонько потянул носом воздух. — Ты был у келли?

Ивард, захлебываясь словами, попытался объяснить, что с ним произошло. Когда он умолк, Тате Кага медленно произнес:

— Здесь ты намного превзошел меня. — Он обвел комнату тонкой, как палка, рукой. — В ней заключено около семисот лет жизни и мечты. Но то, что я получаю в Сновидении, ты имеешь среди бела дня. — Нуллер расплылся в широкой ухмылке, блестя глазами из массы морщин. — Итак, назови же мне третье значение моего имени, Яичко, из которого стараниями келли вылупилось нечто неожиданное!

Ивард уставился на него. Значит, он, юнец, добился большего, чем Тате Кага за свои шесть с лишним веков? Эта мысль ошеломляла.

— Создающий Ветер, — сказал Ивард машинально. Первое значение он угадал еще в их первую встречу в саду келлийского анклава. — Твой пузырь невесомости создает ветер, и еще ты любишь бобы.

— А еще?

Ивард полностью открылся своим ощущениям. Новое восприятие Тате Каги и его комнаты, воспоминания о разговорах, в которых он участвовал и которые слышал, — все это представало перед ним как сложное целое, и из этого целого возникли слова Верховной Фанессы, которые она сказала, сидя у его постели во время долгого перелета с Дезриена на Арес: «Ветер веет, где хочет, но никто не знает, откуда он приходит и куда уходит».

Ивард повторил эту мысль Тате Каге.

— Вашти! Это не из Шанунгпы, но все равно хорошо! — Нуллер сделал плавное сальто и повис вниз головой по отношению к Иварду. — Пора тебе подыскать себе собственное имя.

Ивард некоторое время нежился в лучах его одобрения, но воспоминание о Тау Шривашти и его телохранителе нарушило блаженство. Старик грозно нахмурился, когда Ивард рассказал ему об этом происшествии.

— Ба! — процедил нуллер. — Он хотел опутать тебя своей паутиной. Желтоглазый полагает себя пауком, но йинктомех знает, что это не так. — И он засмеялся скрипуче, но весело. — Хотел бы я быть мухой в его паутине, хотел бы видеть его лицо, когда ты вырвался на волю!

Ивард ощущал в Тате Каге глубокую неприязнь — куда сильнее, чем в Садах Аши, где он впервые увидел Архона и нуллера месте. Но старик переменил разговор, когда Ивард отважился спросить его об этом.

— Довольно о прабху Шривашти. Ветры развеют его дела вместе с ним самим. Ты ведь не только из-за него пришел сюда?

— Мне снятся сны. Я не могу от них избавиться. И мне страшно.

Ивард рассказал свой сон.

— Хо! Если ты стоишь лицом к ветру, пыль, которую он несет, со временем отполирует твои кости. Не борись со Сновидением, Яичко. — Старик оттолкнулся от платформы и полетел прочь из комнаты, хватаясь за шарики и маня гостя за собой. — Пошли — тебе надо пропотеть, чтобы очиститься как следует.

Церемония Йипи промыла и взбодрила Иварда физически, а его душа и ум немного успокоились. Он зевал, уходя от Тате Каги, и предвкушал, как завалится спать — теперь он уже не так боялся уснуть.

* * *
Жаим чуть изменил свою стойку — слегка переместил вес, чтобы дать отдых усталым мускулам. Было около четырех утра, а танцы начались в одиннадцать, сразу после ужина. Жаим поглядывал на прочий обслуживающий персонал — телохранители и слуги держались стойко, с каменными лицами, но изнеможение все равно сказывалось. Но Дулу не обращали на это внимания — для них Жаим и ему подобные были чем-то вроде мебели.

Легкий музыкальный смех привлек его внимание к центру зала, где Брендон с дюжиной других разучивал новый танец. Частые ошибки вызывали добродушное веселье зрителей.

— Как умно сделала Кароли, откопав это, — сказала пожилая, хорошо сохранившаяся Архонея Рашид экстравагантной Архонее Тодгифт — обе они сидели в нескольких метрах от Жаима.

— Она говорит, это был гвоздь сезона четыреста лет назад, когда в моду вошла старина. — Тодгифт осторожно поставила свой хрустальный бокал и добавила: — Видели бы вы собрание пыльных рукописных книг, которое мы унаследовали от старого чудака.

Жаим заметил приподнятую бровь и застывшую улыбку Рашид — ее род, очевидно, был не столь древним.

— С тех времен у нас сохранилось четыре гобелена с людьми в причудливых одеждах и письменами Утерянной Земли, — сказал томный молодой человек, бывший поблизости.

— А почему вы не танцуете, Филан?

Молодой человек, шевалье с Карелаива, пожал плечами.

— Слишком утомительно запоминать все эти па. Вот если мода на менуэт продержится еще с неделю — тогда делать нечего, придется учиться. — Он отвесил низкий грациозный поклон. — Даже наблюдать за ними и то утомительно. Мне нужно подкрепить свои силы. Не желают ли дамы чего-нибудь?

Дамы с благодарностью отказались, и он отошел.

— Хотите пари? — сказала Тодгифт. — На следующем балу он будет танцевать лучше всех.

— Я уже предупредила свою дочь, чтобы она освободила себе часы для утренних менуэтов, — тихо засмеялась Рашид.

Они стали перемывать косточки своим знакомым, а Жаим снова переключился на танцующих. Брендон и Ваннис грациозно и уверенно вели танец, тщательно проделывая жеманные па и смеясь, когда им случалось оступиться. Неподалеку сидел Тау Шривашти, окруженный своими приспешниками, и смотрел на них.

Магнитный полюс бала перемещался дважды за долгий вечер, и оба раза Брендон сам негласно этому способствовал, «Слушай внимательно, — сказал он Жаиму перед балом. — Они ведут себя свободнее, когда не стремятся привлечь мое внимание».

Жаим, будто бы подавляя зевок, включил челюстной усилитель звука, которым снабдил его Арторус Ванн, и стал двигаться от одной кучки беседующих к другой.

— ...ухитрился протащить четыре семьи своих клиентов, хотя я не знаю, где он думает их разместить...

— ...не подпускает своего наследника к оси вращения, а я обоим своим детям позволяю. Они знают, что от хулиганистых поллои надо держаться подальше...

— ...боюсь, что будет еще хуже. Это просто ужас...

— ...и семья Ригали тоже. Все потеряно. Абсолютно все. Я не виню Треллору, что она покончила с собой...

— ...любит игрушки юные, свежие и невинные. Кстати об игрушках — вы, конечно, знаете, что маленькая Кендриан, которую он опекал, исчезла?

Жаим, не меняя положения, сосредоточился на этой группе из четырех молодых людей — двух мужчин и двух женщин. Юдри нир-Чезаре-Масо сказала, обмахиваясь веером:

— Судя по тому, что я слышала о его постельных замашках, ее вряд ли можно упрекнуть.

— Но зачем так грубо? — возразила высокая голубоглазая Жюльена бан-Атиос. — В подобных делах необходима деликатность. Она может причинить непоправимый вред своей семье такими видеосериальными выходками.

— А может, здесь замешана политика? — вполголоса предположил Видал лит-Эстрази, облокотившийся на спинку ее стула.

Все четверо посмотрели на Тау Шривашти, но он если и заметил это, то не подал виду. Видал добавил тихо:

— Вы ведь все слышали в новостях об этом Дулу-рифтере — ее брате. Он из тех, кто был вместе с Панархом.

— Шривашти всюду говорит, что это какие-то поллои похитили ее ради выкупа.

— Вот почему он так старается попасть в Комитет Общественной Безопасности, — сказала Юдри, похлопывая веером по мускулистой руке Видала. — Я слышала об этом от Миши.

— А о старом поллои вы не слышали?

— Что за старый поллои?

— Кендриан работала в каком-то приюте — и один из ее сотрудников тоже исчез. Его труп нашли на малолюдной остановке транстуба — яд. — Видал откинулся назад, небрежно поправляя свои длинные светлые волосы.

— Шривашти не стал бы этого делать, — фыркнула Жюльена. — Рисковать своим положением? Кендриан, вероятно, просто бросила его — у нее нет никакого политического веса, и ради нее незачем убивать, даже и поллои.

— Особенно если учесть, — протянула Юдри, — что каждый поллои на этой станции попал сюда благодаря семейным связям или присяге — или же имея достаточно денег, чтобы кого-то подкупить.

— Все эти домыслы, простите великодушно, скучны в столь поздний час. Причина здесь самая простая: Тау не нравится, что его бросили, вот и все. Никто не любит ломать свои привычки, — сказал второй мужчина, Кален Й'Норико.

В это время скрипки доиграли менуэт, и танцоры разошлись под смех и вежливые аплодисменты. Брендон направился к месту, где оставил свой бокал, и окружавшие его Дулу расступились ровно настолько, чтобы Жаим мог встать позади него, хотя никто даже не взглянул на телохранителя.

Ваннис, как ни странно, предпочла выпить вина не рядом с Панархом, а в другой компании. Каштановые пряди ее сложной прически вспыхивали рыжеватыми искрами среди других локонов — желтых, черных, синих и радужных. Жаим со своего места за стулом Брендона мог лицезреть ее безупречный профиль — она сидела прямая, с ясным взором, улыбаясь чьим-то словам.

— Это было великолепно, — протянула кислолицая женщина справа от Брендона. Жаим узнал ее: Нор-Соту нир-Каддес, светский вампир. Дождавшись одобрительного ропота, она фальшиво вздохнула: — Леди Ваннис среди нас самая искусная танцовщица, вы согласны?

— Вот так вопрос, — откликнулся высокий рыжий Алиан Христо — он стоял за стулом нир-Каддес и обмахивал ее веером. — Извольте-ка ответить на него достойным образом.

Присутствующие отозвались смехом, и красивый, с легкой скукой на лице наследник семьи Ио заметил:

— Стоит только добавить «исключая присутствующих» — и можете смело ответить «да».

Христо прищурил глаза — и Жаим, хотя тот даже не шевельнулся, угадал под зеленым бархатом крепкие руки и могучую грудь.

— Простите мне мою непонятливость, Перейл, но следует ли понимать это так, что вы ответили бы «нет»?

Перейл лит-Ио послал в сторону Ваннис воздушный поцелуй.

— Совсем напротив. Она — само совершенство. Меня она отвергла, и это служит мерилом ее хорошего вкуса.

Смех унес призрак угрозы, и Жаим заметил, что несколько зрителей испытали при этом легкое разочарование.

— Какая жалость, что сама она не устраивает вечеров менуэта, — сказала Нор-Соту. — У нее он выглядел бы если не самым достоверным, то, уж конечно, самым очаровательным.

— Неужели она вознамерилась удалиться от света? — с деланным изумлением воскликнул Перейл. Это снова вызвало смех. Нор-Соту пожала тощими плечами:

— Возможно, и до этого дойдет. Она ведь совершенно разорена, хотя умело это скрывает.

Все выразили вежливое сожаление, но взоры над шепчущими губами выражали безразличие, снисходительную жалость, а у рыжего Христо даже презрение. Брендон промолчал.

— У Картано есть свое убежище, где комфорта, уж конечно, побольше, чем здесь, — не без намека на что-то сказал Перейл.

И все, сидя в просторной, роскошно убранной комнате, согласились с ним.

Только Брендон, попивая свое вино, снова ничего не сказал.

Нор-Соту, увидев хозяйку дома, спросила у нее:

— А еще танцы будут, дорогая?

Риста Литцу-Фразьен стиснула руки, и Жаим почувствовал, что она расстроена, но старается это скрыть.

— Увы, я нанимала музыкантов только до трех, и они ни за какие деньги не соглашаются больше играть.

Риста видела по слегка приподнятым плечам, томным жестам и обмену улыбками, что гости считают ее неспособной устроить по-настоящему запоминающийся вечер. Образцовая хозяйка без видимых усилий держит под контролем все, пока не уйдет последний гость, — хотя бы она приглашала гостей несколько дней назад и всего лишь к обеду.

— Прелестный вечер, Риста, — сказала подошедшая Ваннис с искренней добротой в глазах. — Однако пора и честь знать. Не люблю танцевать, когда уже рассвело, — все эти мятые платья так неприглядны. — Она обвела взглядом всех и, как бы случайно, остановилась на Жаиме,

Ее шпильку встретили вежливым смехом — дальнейшее Жаим пропустил, потому что Монтроз неожиданно сказал ему по босуэллу:

(Я только что сказала Брендону, что у моей протеже есть информация, — встречаемся в парке).

Жаим, шевельнув рукой, подтвердил прием. На Брендона он не смотрел и позы не изменил — в этой не сводящей с тебя глаз толпе даже Брендон не рискнул бы посылать секретку. Но как только Дулу пришли в движение, он отдал команде, размещенной за стенами виллы, краткий приказ быть наготове: планы меняются.

Брендон, умело лавируя в волнах шелка и парчи и обмениваясь с каждым парой слов, наконец спустился по низким широким ступеням. Ваннис шла под руку с ним.

Они остались одни, если не считать Жаима.

— Я чем-то обидел вас, Ваннис? — спросил Брендон.

— Ваше величество?

— Кажется, все, кроме меня, знают, что у вас сложное материальное положение. А ведь мне достаточно легко это поправить. Мои ресурсы неисчерпаемы — разве вы забыли?

— Ваши ресурсы — возможно, но к моей репутации это не относится, — улыбнулась она.

— То есть?

— Все осаждают вас просьбами, я же предлагаю только дружбу и преданность.

Брендон, склонившись, поцеловал ей руку. Ваннис ответила на его насмешливо-торжественный жест таким же реверансом — и улыбкой.

— Спокойной ночи, — сказала она и медленно удалилась в сторону своей виллы.

Не ждет ли ока, что он попросит ее вернуться? Жаим, проводив глазами ее легкую фигуру, заставил себя встряхнуться и связался со своими людьми — они, невидимые, двигались туда же, куда шел Брендон.

Панарх сворачивал с одной дорожки на другую. Жаим глубоко дышал, очищая голову от запахов вина и духов. На тихой глади черного озера брезжили проблески искусственного рассвета.

— Ну и что ты вынес из последнего разговора? — вдруг спросил Брендон.

Жаим прикусил губу. Он не мог понять, какие отношения существуют между Брендоном и Ваннис. Они часто бывают вместе и всегда, по-видимому, находят удовольствие в обществе друг друга. Но Брендон после того единственного дня ни разу не бывал у нее на вилле один и не приглашал ее одну в анклав. Что это, безразличие — или как раз наоборот?

— Я думаю, как бы ответить, чтобы тебя не рассердить, — сказал Жаим.

— С умом. — Брендон нагнулся погладить молодую кошечку, гуляющую в высокой траве. Она тихо, по-девичьи замурлыкала.

— По-моему, это все было подстроено: нир-Каддес, ясное дело, хотела унизить леди Ваннис, но леди Ваннис хотела, чтобы ты об этом узнал.

Ответ не удивил Брендона.

— А смысл?

— Ты. — Ну, вот он это и высказал.

В тишине их шаги по гравию и листьям казались очень громкими. Кошка шмыгнула за какой-то добычей. Разговор на эту тему расстроил Жаима.

— Она была бы превосходной Кириархеей, — сказал Брендон, искоса глядя на него. Глаза Панарха в предрассветных сумерках были совершенно непроницаемы, а в голосе слышался вопрос — и только.

Жаим думал, заставляя себя дышать ровно. Он один знал, где бывает Брендон в свои редкие свободные часы, и все чаще замечал, что уходит туда Панарх напряженным, а возвращается до некоторой степени умиротворенным, с еще смеющимися глазами и ртом.

Брендона и Вийю связывает не только секс, хотя они оба, возможно, еще этого не понимают. Иногда Жаим был с ними третьим, и они говорили всю ночь напролет, перескакивая с одной темы на другую. Он видел, как Брендон паясничает, точно зеленый юнец, чтобы добиться от Вийи улыбки. Двое самых главных людей в жизни Жаима нашли друг друга, и самый воздух их встреч утолял гнетущее его горе.

Неужели все это ничего не значит? И Дулу в самом деле чувствуют не так, как мы?

Жаим не мог на это ответить, да и времени уже не было.

— Вот и мы, — сказал Монтроз, вывалившись из-за деревьев. С ним была маленькая женщина — ее круглое лицо казалось совсем белым при слабом свете.

Не успел никто и слова сказать, как она упала на колени прямо на гравий, перед блестящими сапогами Брендона.

— Я предательница и клятвопреступница, Ваше Величество. Угодно ли вам будет выслушать меня?

Брендон поднял ее.

— Полно, коммандер. Никакой смертный приговор вам не грозит. Вы совершили ошибку, но искупили ее. Мы слишком нуждаемся в людях с вашим талантом и верностью тому, что вы считаете правильным.

Тетрис хрипло дышала, вся точно окаменев.

— Впоследствии вам придется уйти в отставку, — добавил Брендон.

— Я знаю, — с поклоном ответила она.

— Но работа для вас найдется всегда, и вы можете сами выбирать, где вам жить. А до того времени я прошу вас остаться на своем посту и поработать на меня.

— Я обещаю вам это, — ответила она, и эмоции наконец прорвались сквозь ее оборону.

— Тогда давайте сядем вот на этих камнях, и расскажите мне все с самого начала.

И Брендон, продолжая говорить ободряющие слова, отошел вместе с женщиной в сторону.

Жаим уже слышал от Монтроза историю Седри Тетрис, поэтому он опросил своих людей, рассыпанных в пределах слышимости. Они доложили, что в поле зрения никого нет, и Жаим спросил подошедшего к нему Монтроза:

— Что она такое нашла?

— Немногим больше против того, о чем я тебе рассказывал, — времени не хватило. Но и этого достаточно. Она молодец. Вот, слушай — она как раз переходит к делу.

— ...И я нашла остатки огромного пакета информации, — говорила Седри. — По-моему, это тот самый, который Мартин Керульд отправил на Артелион и на Арес, когда понял, что происходит на самом деле — и до того, как должарианцы убили его. Кто-то напустил на этот пакет фагов, но одно сообщение мне удалось восстановить. В нем Керульд уведомляет Барродаха, что разослал письма пяти членам вашего бывшего правительства. В том числе Тау Шривашти и Гештар аль-Гессинав.

— Про Энкаинацию, — проворчал Монтроз. Женщина повернула к нему голову — ее движения свидетельствовали об усталости и даже о боли.

— Да-да. Эта находка привела меня на хтонический уровень системы, глубоко под обороной Шривашти, и я обнаружила письмо Шривашти к аль-Гессинав. Право же, люди ничего не понимают в инфонетике. Информация не умирает, пока ее не сотрешь, а Шривашти этого не сделал. Можете убедиться. — Она протянула Брендону компьютерный чип. — Он полагает, что должарианцы и артелионский гарнизон перебьют друг друга, расчистив тем самым дорогу новому правительству.

— То есть Панарху Тау Шривашти.

Серди кивнула, стиснув руки.

— А ответа Гештар вы не нашли? — мягко спросил Брендон.

— Нет. Она в инфонетике разбирается не хуже меня. По-моему, это она натравила фаг на пакет Керульда, прежде чем тот дошел до Ареса.

Лицо Брендона не изменилось, но Жаим почувствовал его гнев — как и тогда, когда Монтроз рассказал ему о Рейде. «Вот так и Семион поступал со мной — искажая информацию обо мне, не оставляя мне выбора», — сказал Брендон в тот раз.

— Но ее защиту штурмует кто-то посильнее меня, — сказала Седри.

— Откуда вам это известно?

— Аль-Гессинав два дня назад укрепила свою оборону.

Все ошеломленно умолкли.

— А благодаря кодам, которые вы передали мне через Монтроза, я вычислила, что этот другой работает в Пятом блоке.

Вийя, понял Жаим, и лазпламенный луч пробил его сердце.

Молча, никому не говоря.

Брендон промолчал, но его гнев сделался явным.

18

— Опять? — вопросил адмирал Найберг, когда молодой смущенный мичман ввел Осри Омилова в адмиральский кабинет.

Найберг разговаривал по коммуникатору с лейтенантом-коммандером Джалал-Альфад, одной из самых доверенных помощников Фазо. Еще месяц назад Осри ничего не слышал о ней — теперь он видел ее часто: она либо разговаривала с людьми в Колпаке, либо наблюдала за ними. Она была куратором Флота — Осри, чем взяться за такую работу, лучше рециркуляры пошел бы чистить.

Ее открытое, тонкое лицо на экране выглядело усталым темные глаза сузились от раздражения.

— Почти что. Не окажись там меня, у нас была бы еще одна дуэль. И возможно, они еще найдут способ.

— Пусть только попробуют — сразу вылетят вон, — рявкнул Найберг.

Углы рта Джалал-Альфад уныло опустились.

— Мы можем и не узнать об этом. Вам ведь известно, что команда шо-Бостиана сегодня утром занималась вместе с «Астреей»?

Найберг вздохнул.

— У вас все, коммандер?

— Пока да, — козырнула она. — Я вижу, вас ждут. Добрый день, лейтенант Омилов.

Осри отдал ей честь. Найберг выключил связь и повернулся к нему, прямой, как всегда, но по его лицу можно был с подумать, что за неделю он состарился на десять лет.

— Вам эти засранцы хлопот не доставляют? — спросил он.

Осри этот эпитет шокировал.

— Вы имеете в виду команды «Астрим», «Норсендара» и «Трелоара»? — спросил он осторожно, подозревая, что речь идет о семионовских капитанах. — Нет. Они строго придерживаются устава, когда имеют дело с кем-то из нас. Да и друг с другом ведут себя так же, насколько я вижу.

— Вы, Омилов, столь же честны, сколь далеки от политики, — сдержанно улыбнулся Найберг. — Первое я приветствую, да и от второго сам бы подчас не отказался, хоть это и слепота. О чем хочет сообщить гностор Омилов?

— Отцу требуется еще время. Они пытаются разобраться в гиперреле капитана Лохиэль, но не знают пока, как вскрыть его, не уничтожив. Пока что результаты исследований показывают только одно: они совпадают со спектроскопическими и прочими тестами, проведенными экспедицией «Телварны».

— Значит, реле сделано из того же материала? — поднял брови Найберг. — Хорошо. Передайте ему, что время... еще есть. Я тоже просил Панарха продлить сроки: нам понадобятся все корабли, которые мы сможем собрать. Но желательно, чтобы гностор поскорее определил степень уязвимости урианского металла — или как оно там называется.

— Это он уже почти выяснил — методом экстраполяции.

— Но пока не хочет говорить? Ладно, не отвечайте — это не имеет значения. Я бы довольствовался этим, но нам потребуется наглядный эксперимент, даже если установка в процессе будет уничтожена.

Осри отдал честь и вышел. Флот, конечно же, не пошлет корабли на Пожиратель Солнц, не убедившись предварительно, что их оружие способно его уничтожить. Себастьян Омилов будет оспаривать такое решение, но если Панарх прикажет, он подчинится. Значит, отцуостается одно: постараться, чтобы Панарх не отдал такого приказа.

За дверью Осри чуть не столкнулся с другим человеком, стремящимся войти. Айна на лбу сразу выдавала репортера.

— Лейтенант Омилов, правда ли, что это Панарх спас вас во время полета над Колдуном, а не вы его?

Осри вскипел, но промолчал и прошел мимо. Репортер задавал вслед еще какие-то вопросы, но Осри не слушал. На ближайшем посту он сказал десантникам:

— Сюда просочился какой-то сволочной репортер. Он у кабинета Найберга.

— Ему назначено, — отчеканила одна из часовых, но видно было, что ей это не по вкусу.

Осри потряс головой раздраженно, но и с облегчением тоже. Если бы этот паршивец пролез сюда нелегально... Репортеры преследовали Осри повсюду — он не говорил им ни слова, но боялся, как бы они не узнали, где он живет, и не подкараулили бы его там.

Десантники пропустили его. Посмотрев на хроно, он спустился на лифте в один из служебных коридоров и осторожно двинулся вдоль стены. Он уже два раза пользовался этим секретным туннелем, но до сих пор с трудом находил нужную кнопку.

Наконец часть переборки тихо отошла назад и сразу же снова закрылась за ним. Капсулы не было — значит, кто-то уже ею воспользовался. Осри ждал ее на узком карнизе и думал, кого же еще Брендон мог допустить в свой транстуб.

Капсула со свистом подошла, и Осри сел в нее. Еще одна встреча, а потом... он испытал странное ощущение внутри, не имеющее ничего общего с движением капсулы... потом он вернется к себе на квартиру. К Фиэрин.

Ночь коронации Брендона все еще представлялась ему скорее сном, чем явью. Тогда на той другой скамье лежала, тихо плача, темноволосая девушка...

* * *
Осри смотрел на нее. Ее волосы распались, закрыв ее тонкие руки, драгоценные заколки упали на дипластовый пол капсулы. Без непроницаемой дулусской маски она казалась совсем юной. Юной и тонкой, как тростинка, несмотря на пышное платье.

Пропали надменные светские манеры, пропал аристократический тон. Когда капсула остановилась, она даже не шевельнулась, и Осри пришлось тронуть ее за плечо.

Она отпрянула, как от удара, и сделала столь заметное усилие взять себя в руки, что Осри совсем позабыл о своей неприязни к таким, как она.

«Конечно, стоит ей чуточку оправиться, как она начнет помыкать мной, точно слугой, — угрюмо подумал Осри, помогая ей выйти. — Ну, ничего: если будет уж очень надоедать, отдам ее обратно Брендону, и пусть делает с ней что хочет».

Коридоры флотского комплекса, чистые, строгие и приятные на вид, всегда служили ему надежным прибежищем от хаоса высшего света. Но сейчас он вел по ним эту незнакомую даму, сожительницу пользующегося дурной славой Архона, и опасался своего же брата военного.

К счастью, почти все офицеры были на балу в павильоне, а дежурные оставались на своих постах, так что по коридорам никто не болтался.

Благополучно добравшись до его квартиры, оба испытали несказанное облегчение, но у нее это вызвало неожиданную реакцию — ее вырвало прямо на красивое платье, и она в обмороке повалилась на пол.

Если поездка сюда показалась ему нереальной, то следующие полчаса прошли прямо-таки сюрреалистически. Словно кто-то другой, а не Осри, умело раздел ее, вымыл, завернул в свой халат и уложил на узкую, уставного размера койку. Она глубоко вздохнула и свернулась калачиком, как маленькая, подсунув ладонь под щеку.

Осри прибрался, пропустил ее платье через стиральный автомат (вряд ли запрограммированный на драгоценности) и прилег в передней комнате. Кушетка была довольно удобной, но Осри спал не раздеваясь и все время прислушивался к дыханию девушки.

Поэтому, когда она около четырех вдруг закричала во сне, он сразу вскочил. Она сидела на постели с раскрытыми в ужасе глазами. Осри стоял около, не зная, что делать, но она в конце концов заметила его, пробормотала что-то вроде извинения, снова легла и закрыла глаза. Он ждал, пока ее дыхание не стало глубоким.

Она еще спала, когда хроно пробудил Осри от чуткой полудремы. Времени оставалось в обрез. Он достал ее платье из автомата, запихнул туда свой парадный комплект, вымылся, надел повседневную форму и оставил Фиэрин записку на включенном экране. Записка отняла у него больше времени, чем все прочие дела, — ему хотелось быть вежливым и в то же время крепко внушить девушке, чтобы она никому не открывала дверь.

Позавтракать — даже налить кружку кафа — он не успел. Поставив звукоизоляцию на высокий уровень, он выскользнул за дверь и поспешил в класс.

Когда он вернулся вечером, она все еще лежала в постели, но не спала — спокойная, с непроницаемыми серебристыми глазами. Былая неприязнь овладела Осри в полную силу.

Но тут она сказала;

— У вас усталый вид. Мне жаль, что вас вынудили прятать меня здесь.

Коллеги весь день поддразнивали Осри за бурно проведенную ночь. Теперь он впервые посмотрелся в зеркало — действительно, физиономия измята хуже некуда.

Она грациозно откинула одеяло и поднялась, по-прежнему одетая в халат Осри.

— Хотите, я помассирую вам чакры? — Серебристые глаза, несмотря на улыбку, оставались непроницаемыми. — Говорят, у меня хорошо получается.

— Нет, — выпалил он, отступив на шаг. — Э-э... вы что-нибудь ели?

— Я всего час как проснулась. И решила подождать вас, генц Омилов.

— Лейтенант, — машинально поправил он и вспомнил о хороших манерах — это ему, как хозяину, подобало перейти с официального на неформальный тон. Он немного помялся, думая о последствиях, но решил, что последствия в такой ситуации предугадать все равно невозможно, и сказал: — Зовите меня Осри.

Она поклонилась, сделав какой-то жест тонкими пальцами — Осри не понял его значения, но насмешки не усмотрел.

— А меня зовут Фиэрин.

Они заказали еду, и их трапеза не прошла в неловком молчании только благодаря искусству Фиэрин поддерживать легкий разговор.

Они не обсуждали событий предыдущей ночи, и она ни разу не упомянула о Тау Шривашти. Пару раз всплыло имя ее брата. Осри не знал, что ей сказать. Он недолюбливал томного насмешника Локри. Странно было видеть его длинные серебристые глаза на лице Фиэрин и слышать, как Локри называют Джесом — точно ему шестнадцать лет от роду.

На другой день, когда Осри вернулся с работы, она уже заказала обед и умудрилась сделать его изысканным в пределах скудного лейтенантского рациона. Она снова надела свое бальное платье и красиво причесалась, только украшения отсутствовали: Осри спохватился, что так и оставил почти все ее драгоценности на полу в капсуле. Фиэрин о них не спрашивала.

На третий день он пришел пораньше. Она в его рубашке сидела за пультом и решала математическую задачу. Когда он вошел, она с улыбкой встала. Она казалась совсем ребенком в этой рубахе — плечи доходили ей до локтей, рукава она сильно подернула, подол спускался до середины бедер.

При взгляде на ее ноги, стройные и гладкие, Осри испытал волнение иного рода, которое подавил с чувством, близким к отчаянию.

— Надо будет раздобыть вам какую-нибудь одежду, — промямлил он.

* * *
Капсула остановилась, и Осри свирепо потряс головой, отгоняя поток воспоминаний и эмоций.

С того дня он пользовался секретным транстубом каждый раз, когда Брендон вызывал его к себе, — только так он мог обезопаситься от проклятущих репортеров.

Он вышел на платформу. Скрытые сенсоры сканировали его сетчатку, и дверь перед ним открылась прямо в роскошный кабинет Брендона. Был случай, когда дверь осталась закрытой, и Осри пришлось пройти по узкому коридорчику к другой комнате. Он не стал спрашивать почему.

Брендон сидел за своим пультом, быстро работая на клавиатуре. На заднем плане рифтер Жаим возился у автомата. Пока Брендон решал свою задачу, Жаим подошел и молча подал Осри кружку настоящего кофе, которую тот с благодарностью принял.

Осри пригубил напиток, радуясь, что хоть какое-то время можно не разговаривать — и не думать.

Наконец Брендон нажал на клавишу отправки таким жестом, точно выпалил из бластера, и повернулся к Осри лицом. На Панархе был парадный костюм из вышитого бархата — это показывало, что сейчас у него выдался перерыв между двумя приемами. Голубые глаза оставались удивительно ясными. «Интересно, как бы мне жилось, — подумал Осри, — будь у меня такая же врожденная способность — сутками обходиться почти без сна». И решил с мрачным юмором: да в основном так же.

— Что нового? — спросил Брендон.

Осри проглотил кофе, стараясь привести мысли в порядок, и сказал:

— Отцу все никак не удается разобрать гиперреле с «Шиавоны». И он не спешит.

— Он хочет спасти эту станцию, если будет возможно, — кивнул Брендон. — А что говорит Найберг?

— Что время есть. Пока есть. Ему самому нужно время, чтобы собрать побольше кораблей. И он должен знать, как уничтожить Пожиратель Солнц, — для этого он пожертвует реле, если понадобится.

Брендон, аккуратно собрав какие-то бумаги, встал и бросил их в ликвидатор, который сразу сглотнул их.

— Мы могли бы уже составить план, но он откладывает.

— Это все, что он сказал.

— Знаю. Он и мне сказал то же самое после экскурсии на шо-Бостиановский «Норсендар», сегодня утром. Зато не сказал ничего о трех дуэлях, состоявшихся на прошлой неделе. Не между Дулу — Фазо ежедневно извещает меня о конфликтах между штатскими, которые ежедневно же и случаются, — а между офицерами. Понятно, что Найберг не хочет, чтобы я знал об этом. Марго Нг на экскурсию не пригласили, хотя Найберг был и с великим трудом ковылял за мной. Интересно, что еще скрывает Найберг?

Осри смущенно пожал плечами.

— Это вообще-то не секрет, но...

— Не говори ничего, если не чувствуешь себя вправе, — неожиданно сказал Брендон. — Но ты единственный, кому я могу задавать вопросы, не опасаясь вызвать политические отголоски. Никто не знает, что ты здесь, и никто не спросит, из какого источника я получил сведения.

— Я и сам толком не знаю, что хочу сказать. Найберг спрашивал, не доставляют ли мне неприятностей команды Кестлера, шо-Бостиана и Терона. Неприятностей они не доставляют, но ведут себя так... точно им скомандовали «боевая тревога», а отбой так и не объявили.

— И держатся обособленно.

— Да. Взять хотя бы эти их утренние тренировки.

— Ага. Я видел объявление: в пять утра, верно? Для средних и старших офицеров. В Фениксе-три-гамма. Никакой секретности вроде бы — или они установили контроль личности на входе и посторонних не пускают?

— Я там не был. Не стал бы вставать в четыре без крайней нужды, даже если владел бы уланшу второго уровня и прочим в том же роде. Говорят, они там еще и фехтуют.

— Фехтуют? — улыбнулся Брендон. — Вице-адмирал Нг на Минерве регулярно получала призы в этом виде спорта. А она там, случайно, не бывает?

— Нет. С «Грозного» туда никто не ходит. Они об этом даже не говорят. Ром-Санчес сказал, что группа с «Мбва Кали» и пары эсминцев попробовала было, но их там игнорировали, даже когда они совершали явные ошибки. Многие после этого бросили ходить, только некоторые еще держатся, чтобы показать, будто им все равно.

— Тебе не кажется, что это ребячество? Если бы из-за того не погибло два человека. А ведь мы будем зависеть друг от друга, когда Эсабиан начнет пускать в нас свои гиперснаряды у Пожирателя Солнц.

Мы?

Но Осри не стал уточнять.

— Как там Фиэрин? — спросил Брендон, собирая новую стопку бумаг. На руке у него блестело кольцо Верховной Фанессы.

— Взялась изучать навигацию. Говорит, это как музыка, которой она занималась в школе. Кажется, она уже несколько лет ведет дела своей семьи.

Брендон кивнул:

— А теперь решила поучиться кораблевождению? Вийя говорит, у них в семье все были пилотами.

— Фиэрин тоже так сказала. — Осри нелегко было совместить сложившееся у него представление о светских дамах с образом деловой женщины — особенно когда эта женщина так молода. За обедом они беседовали о выгодности снятия устаревшего научного оборудования со старых кораблей и замены его новым — и она разбиралась в этом лучше, чем он. — Ее брат тоже хотел стать пилотом.

— А кошмары ей по-прежнему снятся?

— Каждую ночь, но она не всегда просыпается.

Брендон побарабанил пальцами по столу.

— Хотел бы я сказать ей что-нибудь новое. А может быть, вскоре и скажу.

— Не вижу, чем доставленная ей информация может помочь ее брату.

— Ничем. Мы еще недостаточно много знаем. И кто-то уничтожил все дубликаты информации, которую Керульд пытался переслать на Арес.

Осри не сразу вспомнил, кто такой Керульд.

— Виновник не установлен?

— Нет. Я разослал курьеров в надежде перехватить какую-нибудь из копий, до которой фаги еще не добрались. Не знаю, успеют ли они сделать что-то, чтобы помочь Локри. День суда уже назначен, хотя вокат Иксван всеми силами пытался его оттянуть. Времени у нас в обрез. — Взгляд Брендона стал задумчивым. — А из того, что у нас уже есть, пользы не извлечешь — разве что это связано с чем-то еще.

— Неужели заговора против вашей семьи недостаточно? — Осри боролся с противоречивыми эмоциями.

— Оказывается, о нем знало весьма много народу. Недавно мне исповедался один человек — и выяснилось, что все вовлекаемые в заговор имели самые разные понятия о его целях. Тот человек, о котором я говорю, думал, что готовит демократическую революцию в одном плохо управляемом высокожительском Облаке. Из письма Тау явствует, что он думал, будто это всего лишь дворцовый переворот. Не знаю, какого мнения придерживалась Гештар аль-Гессинав, — возможно, такого же. — Брендон угрюмо улыбнулся. — Помнишь Деральце, моего верного телохранителя, который погиб, защищая меня?

— Еще бы.

— Но его последних слов ты не слышал, правда?

Осри покачал головой — он не любил вспоминать те жуткие дни начала войны.

— Меня удерживали поодаль.

— Перед смертью он заверил меня, что Маркхем ничего не знал о бомбе в Зале Слоновой Кости.

— Но ведь Маркхем давно уже умер... — Тут до Осри дошло. — Ты хочешь сказать, что Деральце об этом знал? И не сказал тебе?

— Только перед смертью. Не забывай, что я не видел его с того дня, как Маркхема выгнали. Он явился на Энкаинацию, зная о бомбе, а поскольку он не имел представления, что Маркхем убит, он должен был знать о ней больше года. — Брендон подошел к окну и выглянул наружу. — Быть может, он собирался убить меня, но передумал? Или его послал кто-то, желавший спасти меня и тем переиграть Барродаха? Если так, то кто это и зачем это ему было надо?

Осри помотал головой — она у него пошла кругом от таких новостей. Он видел, что Брендон неспокоен, напряжен. Осри редко видел его таким — даже в период бурных приключений, которые они пережили вместе.

— Я, пожалуй, пойду.

Брендон бросил рассеянный взгляд на хроно, махнул рукой в сторону внутренней двери, и Осри отправился восвояси.

* * *
Вийя проснулась от чьего-то прикосновения.

Комната, видная ей под странным углом, медленно вращалась.

Вийя напрягла больные глаза и убедилась, что в комнате с ней никого нет. Снова опустив веки, она сосредоточилась на уланшийском дыхании и села.

На этот раз она свалилась со стула на пол. С дрожью в мускулах она поднялась, поставила перевернутый стул и уселась. Хроно на пульте сказал ей, что она отключилась на семь часов. Трясущимися пальцами она закодировала свои находки, заперла их и с тошнотворным отвращением выкинула ампулу из-под мозгососа в ликвидатор.

Потом открыла дверь — и остановилась, увидев в общей комнате высокого, плечистого мужчину.

— Мандериан.

Не его ли прикосновение — умственное, не физическое — заставило ее очнуться? Она слишком устала, чтобы сердиться.

— Я пришел по просьбе Элоатри — узнать, как ты поживаешь и нельзя ли нам чем-нибудь помочь тебе или эйя.

— Я в полном порядке. А эйя нужно одно — чтобы их отправили на Пожиратель Солнц. Неплохо бы, однако, сначала избавить его от Эсабиана.

— Предоставим это умелым рукам Флота, — улыбнулся Мандериан.

Вийя, чувствуя, что не может больше стоять, опустилась на стул — поневоле пришлось предложить сесть и гостю.

— Несколько дней назад у меня побывал Ивард, — сказал он, глядя на нее непроницаемыми темными глазами. — Тебе тоже снится Анарис ахриш-Эсабиан?

Вийя ожидала всего, кроме этого, и поняла, что ее реакция не укрылась от Мандериана.

Она скрыла бы от него правду, если б могла, но теперь это было уже невозможно.

— Да. Я приписывала это своему происхождению и эмоциональному осадку от недавнего путешествия к Геенне.

Он ответил чем-то средним между кивком и поклоном.

— Меня интересует не столько толкование снов, сколько их роль в телепатии. Не говорили ли тебе эйя о чем-то подобном, если им вообще снятся сны?

— Я не слышу их мыслей, когда они в спячке, и их довольно трудно вывести из нее. Они не передают мне образов, только слова, а поскольку они его не знают, то не смогли бы дать ему прозвище.

— А келли? — пораздумав, спросил Мандериан.

— Об этом вам должен был сказать Ивард.

— Иварду трудно выразить словами некоторые концепции. Я думал, может быть, ты что-то заметила.

— Нет.

— Ну что ж, спасибо. Я тебя оставлю — отдыхай.

Как только он вышел, она опять посмотрела на хроно и увидела, что мозгосос и его неизбежный эффект отняли у нее весь день и большую часть вечера. Она уже трижды принимала мозгосос со дня их с Ивардом синестетического прозрения. И каждый раз она добывала новую информацию, но расплачивалась за это огромной физической слабостью.

Волоча ноги, она вернулась к себе и стала, глядя на пульт и пытаясь собраться с мыслями. Каждый мускул и нерв ее тела требовал сна, но ум, еще не оправившийся от усиленной наркотиком синестезии, перескакивал с одного образа на другой, и к этому примешивались фантомные вспышки музыки, запахов и вкуса.

Ее обещание Локри. Ее находки в киберпространстве. Новый уровень восприятия Иварда и значение этого. Сны, где Анарис стоит на поле битвы над кровавой рекой.

Она поняла, что слишком устала, чтобы осмыслить все это, и побрела к кровати.

В это время ее босуэлл отозвался знакомой щекоткой, и голос Брендона произнес у нее в голове:

(Вийя? После тысячи часов волевых упражнений и двух нескончаемых обедов я жажду общения с разумным существом. Я набрел на имитационный зал — не хочешь ли прогуляться по дворцовому саду?)

Она закрыла глаза — при всей тяжести ее изнеможения вал времени был еще сильнее. Два дня и две ночи она не видела и не слышала Брендона, не получала вестей от него.

Скоро у меня ничего не останется, кроме памяти.

(Хорошо, иду), — сказала она.

* * *
— ...и она призналась, что ей снятся такие же сны, но приписывала появление Анариса их общей родине и эмоциональному осадку от экспедиции на Геенну, — завершил Мандериан.

Элоатри долго молчала, не шевелясь.

Мандериан терпеливо ждал.

Верховная Фанесса стояла у окна, глядя на дождь над озером, рассеянно потирая большим пальцем одной руки ладонь другой.

Наконец она опустила руки и повернулась к Мандериану. Решимость преобразила ее мудрое, доброе лицо.

— Путь мой ясен, но он будет нелегок.

19

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Анарис осторожно шел по узкому, как труба, коридору. Респиратор праздно болтался у пояса. Воздух был теплый, чуть едкий. Анарис слышал только собственное дыхание и тихий стук своих сапог.

Ему стоило некоторого труда идти не спотыкаясь — здесь, вдали от заселенной зоны, пол сохранял свой естественный изгиб. Даже сборочная техника, доставленная последним кораблем, не могла произвести столько стазисных заслонок, чтобы хватило на все коридоры, которые желал бы контролировать Лисантер. Либо заслонки, либо дополнительные компьютерные мощности. Анарис улыбнулся: Моррийон, следуя его инструкции, всячески разжигал аппетит ученого к расширению исследовательской базы, и Барродах так и не получил лишних заслонок для своего жилища.

Впрочем, отвлекаться незачем. Он пришел сюда один с вполне определенной целью. Только Моррийон знал о его опытах.

Анарис остановился и достал из кармана пригоршню упаковочного пенопласта. Помедлив, он подбросил кусочки в воздух и напряг волю. Белые хлопья, медленно опадающие на пол, слегка заколебались, но и только, а в висках у него заломило.

Он с тревожным чувством вспомнил внезапное возникновение часового из туннеля в Палате Хроноса. Значит, это правда. Его телекинетические способности усиливаются по мере приближения к центру Пожирателя Солнц. А Лисантер выяснил, что такой же закономерности подчиняются сны обитателей станции. Анарис подумал, что нельзя даже рассказать Лисантеру о собственном открытии. Если Аватар узнает — это верная смерть.

Анарис повернул обратно и задержался на пересечении трех коридоров. Левый — это самый короткий путь к его жилью, но он проходит мимо Палаты. Средний ведет туда же, но более кружным путем. Правого еще нет на плане, и никто не знает, куда он выходит.

Анарис решительно повернул налево. Он не позволит своим страхам управлять собой.

В пяти кварталах от Палаты он услышал стонущий гул, и станция задрожала. Световая сетка побежала по стенам; светильники, установленные техниками, замигали. Волна обманчивых ощущений швырнула Анариса на пол — ему казалось, что это происходит при пониженной гравитации. Давление извне смешивало зрение, слух, обоняние и даже внутренние рефлексы в зловещий, галлюцинаторный кисель.

Потом это прекратилось, и возник звук.

Поначалу Анарис не мог понять, что это. Пение? Сирена? И лишь потом сообразил, что это предсмертный вопль человека. Анарис поднялся на ноги, пробираемый холодом. Он никогда еще не слышал, чтобы человек так кричал. Даже его сестра, когда ее воля уже сломалась под ножами Эводха, не издавала таких звуков. Жертва, кем бы она ни была, продолжала кричать, даже втягивая в себя воздух, и казалось, что у нее рвется горло.

Затем все смолкло. Анарис подождал, прислушиваясь, еще не до конца доверяя своим ногам.

Несколько минут спустя двое служителей в сером провели мимо него гравикаталку. Рядом, не сводя глаз с лежащего на ней человека и терзая клавиши своего блокнота, шел Лисантер. Анарис остановил его. Барродах, шедший чуть поодаль, остановился тоже, глядя на наследника с недоверием.

— Это Ли Пунг, мой господин, — пояснил Лисантер. Анарис увидел, как поджал губы Барродах, но ученый этого не заметил. — Мне думается, он попал в петлю обратной связи, и его мозговые сенсоры зашкалило. Но станция все же отреагировала, — слегка просветлел Лисантер. — Сдвиг мизерный, но, кажется, устойчивый. Сейчас мы сравниваем сообщения, поступающие из разных секций.

Мизерный? Что же будет, если какой-нибудь темпат добьется полного успеха?

Анарису повезло, что он в этот момент оказался один. Нужно будет обязательно закрыться у себя, когда следующий темпат, женщина, которая должна вскоре прибыть, повторит попытку. Анарису стало по-настоящему страшно. Его должарианское наследие возмущенно отвергало страх, панархистское воспитание принимало его как гинерациональную реакцию и основу для будущих действий.

Он посмотрел на темпата, туго спеленутого простыней. Глаза Ли Пунга были широко раскрыты, лицо приобрело жуткое выражение то ли безмерного страха, то ли безумной радости, точно древняя ритуальная маска. Он даже не моргнул, когда Анарис щелкнул пальцами у него перед глазами. Тело, совершенно неподвижное, было сведено напряжением, исключавшим всякую возможность шевельнуться.

— У него такой вид, будто он боится всякого движения, — сказал Анарис.

Лисантер моргнул, продолжая работать со своим блокнотом.

— Мы применим мускульную стимуляцию, господин, в сочетании с другими средствами. Возможно, следующая темпатка сумеет как-то помочь ему.

— Прошу прощения, мой господин, — с легким нетерпением вмешался Барродах, — но Аватар потребовал, чтобы ему немедленно доложили о результатах первого эксперимента.

Анарис посмотрел на него так, что бори опустил глаза. Но терять ему нечего, потому он и дерзит. Барродах знал, что ему не сносить головы, если в поединке за власть победит Анарис.

Наследник улыбнулся.

— В таком случае у тебя осталось совсем мало времени, чтобы подготовить свой... доклад. — Пауза была совсем короткая, но Анарис знал, что Барродах понял ее правильно. Ты лжешь моему отцу, когда только смелости хватает, но мне это на руку. Бори слишком умен, чтобы не понимать этого, — и он досадует, что не может ничего изменить, не раскрыв козней, которые плел последние двадцать лет.

Анарис жестом отпустил их, и Барродах, низко поклонившись, поспешил за каталкой.

«Он к тому же и возмущен», — подумал Анарис. Идея поделиться с Моррийоном собственными стазисными заслонками сработала как нельзя лучше — это расстроило Барродаха, а Моррийона напугало так, что он стал работать еще усерднее, и к тому же обеспечило ему лучший отдых, чем у его противника.

Анарис засмеялся, не обращая внимания на эхо, искажающее его смех, и зашагал дальше.

* * *
— Я сожалею, серах Барродах, — сказал Лисантер без всякого сожаления в голосе, — но Аватар не запретил мне разговаривать с наследником.

Это было предупреждение, и Барродах смягчил выражение своего лица.

— Разумеется, гностор. Но о любых результатах следует прежде всего сообщать Аватару.

По лицу ученого он понял, что и тот расслышал предупреждение в свой адрес.

— Согласен, — склонил голову Лисантер. — И я благодарен вам за то, что вы поддерживаете мои намерения работать со следующим темпатом более медленно.

Барродах кивнул, вспомнив разочарование и нетерпение Эсабиана, узнавшего, что новый темпат прибудет только через шесть дней. «Зачем тогда было этого терять?» Чем дольше проживет следующий темпат, тем дольше Эсабиан будет заинтересован. А тем временем придется изыскивать какие-то другие методы рассеять его скуку.

— Что вы собираетесь делать дальше? — Барродах подавил зевок. Он жаждал выспаться — его новая квартира пока что вела себя сравнительно спокойно.

— Продолжим эксперимент с Ли Пунгом — будем использовать образцы его нервной ткани, не трогая мозг. Нельзя сказать, чтобы я многого ожидаю от этого. Впрочем, есть еще одна интересная возможность. Помните аналог крови в причальном отсеке, когда прибыл наследник?

У бори свело желудок от одного воспоминания. Если бы не находчивость наследника, неизвестно, как поступил бы Аватар. Барродах кивнул.

— А все отравления ур-плодами вызывали токсины, тем или иным способом затрагивающие кровяные клетки. Я придерживаюсь мнения, что станция старается приспособиться к нам, экспериментируя с новым гомеостазом, — просто она приняла пролитую кровь за ненужный продукт обмена.

— Ну и что же?

— Мы нашли под центральным помещением камеру, напоминающую рециркулирующий орган.

— То есть как? — Барродаху хотелось бы, чтобы Лисантер не применял к станции биологические термины. И без того кажется, будто ты находишься в чьем-то брюхе.

— Давление в ней ниже, чем в близлежащих помещениях, поэтому воздух постоянно циркулирует по направлению к камере. И она... поглощает предметы.

Барродах с большим трудом сохранил спокойный вид, но сердце у него заколотилось. Он вспомнил всасывающую фистулу, открывшуюся в его спальне, которую он вынужден был покинуть. А что, если бы она была больше — много больше? Он отогнал этот образ от себя.

— Какие предметы?

— Мы давали ей воду, сахарозу, синтетическое мясо и тому подобные вещества. После этого ур-плоды, растущие поблизости, стали несколько менее ядовитыми. Но я не уверен, что станция как-то связывает эти вещества с нами. Ей, несомненно, сложно понять, что мы этим питаемся.

— И что же вы намерены предпринять?

Лисантер заколебался.

— Я думаю, ей нужно скормить человеческое тело. Мертвое, конечно, — поспешно добавил он. — И не обязательно кого-то убивать — это не столь срочно.

Барродах пристально посмотрел на него. Аватар приказал им включить Пожиратель Солнц на полную мощность. Уж не воображает ли ученый, что такая мелочь, как чья-то жизнь, может помешать им выполнить этот приказ? Впрочем, Лисантер — панархист.

— Мы скормим ей даже живого, если вы сочтете это нужным, — отрезал бори, наслаждаясь замешательством Лисантера.

— Нет, это означало бы действовать слишком поспешно. — Взгляд Лисантера неожиданно обрел твердость. — А вдруг станция сочтет, что ей полагается глотать живых людей? Нам станет небезопасно жить здесь.

Теперь уже Барродах съежился, и то, что он не сумел сдержаться, привело его в ярость. Это он нарочно! Лисантер знает о его жилищных проблемах. Ничего, в свой черед умник поплатится и за это, и за многое другое. Ну а пока придется его терпеть.

— Что ж, хорошо. У нас как раз налицо два трупа. Двое серых вступили в драку — один погиб, другой казнен. Тела еще не прошли переработку — выбирайте любого или берите обоих.

Блокнот Барродаха прозвонил и оповестил:

— Гипердепеша с «Цветка Лит». Для вас, от Норио Данали.

Темпат Хрима. Что ему надо? В добровольцы, что ли, вызывается? Вероятно, Лисантер подумал о том же, поскольку сразу просиял.

«Но сначала я поставлю побольше пси-заградников», — подумал Барродах.

— Сейчас приду. — И он сказал Лисантеру: — Подготовьте свой эксперимент и уведомьте меня. Я хочу присутствовать.

Он вышел из помещения, служившего гностору кабинетом. Норио здесь — это палка о двух концах. Он сильный темпат и, по слухам, мозголаз худшего сорта — но без него Хрим станет куда более уязвим. Можно будет даже заслать кого-нибудь на его корабль.

«Авось удача наконец улыбнется мне», — подумал Барродах.

* * *
АРЕС
Вийя, взойдя на борт своего корабля, глубоко вздохнула.

Тианьги не работало, и воздух слегка застоялся, но она все равно дышала полной грудью, наслаждаясь запахами дома.

На мостике она провела руками по пульту, прежде чем сесть. Здесь она ощущала полный покой — и внутри, и снаружи.

Нажав, наконец, на одну из клавиш, она включила системы жизнеобеспечения. Со вздохом заработало тианьги, и миг спустя она почувствовала на щеке слабое дуновение и вдохнула свежие запахи, которые запрограммировал Маркхем в память о Лусоре.

Вийя привела в действие автоматическую секцию камбуза и откинулась назад, перебирая в уме свои планы.

Если Локри не получит свободу легальным путем, она сама его освободит — но шанс у нее будет только один. Надо все пересмотреть и распланировать, иначе они все умрут.

Первый шаг был сделан еще перед отлетом на Геенну. Через Марим Вийя запустила червяка во флотское информпространство, чтобы отыскать досье на «Телварну». Из него она узнала, где хранятся детали их двигателя. Марим разделила их на те, которые можно получить, разобрав другие установки, и те, которые придется украсть из сверхнадежных кладовых.

После возвращения из экспедиции Вийя активировала второй сегмент червяка, и Марим принялась за работу. До того, как вступить в банду на Дисе, она была воровкой. Под руководством Вийи и с помощью червяка она провела серию временных краж, при которых, во всяком случае поначалу, ничего не пропадало совсем.

Она брала что попало — и то, что входило в список контролируемых деталей, и то, что вообще не имело отношения к двигателям. Каждая деталь со временем возвращалась на место, и ее пропажу приписывали компьютерной ошибке, которую червяк действительно создавал. Тревогу не поднимали ни разу, и скоро Вийя добилась желаемого результата: замотанная команда квартирмейстера перенастроила инвентарные мониторы, чтобы сделать их менее чувствительными к флюктуациям потока.

Марим, выйдя на оперативный простор, начала красть детали, которые нельзя было получить иным путем, — одну за другой, наименее важные первыми. И вот теперь, когда их набралось некоторое количество, настало время для очередной намеченной Вийей фазы: доступа на «Телварну».

Вийя не знала, каким влиянием пользуется Элоатри, пока не обратилась к ней с просьбой и не получила разрешения ночевать на корабле.

Она всего лишь упомянула при последнем визите Мандериана, как тяжело ей спать в здании, набитом другими людьми, большинство из которых испытывает сильный стресс вследствие перенаселения. И каким бы, мол, было облегчением оказаться на своем корабле, подальше от посторонних. Это был эксперимент, первая и самая простая попытка добиться своего.

Полагая, что эта уловка уж слишком проста, Вийя ничего от нее не ожидала и не задумывалась о последствиях этого разговора.

Но не прошло и шести часов, как она получила письмо от самой Элоатри. Разрешение, снабженное печатью Верховной Фанессы Дезриена, гарантировало Вийе допуск на корабль в любой вечер, когда ей будет угодно. Никакого объяснения не прилагалось — только маршрут, пропускные коды, указания относительно инспекций и запрещение нарушать печати в машинном отделении: при нарушении пропуск будет немедленно отменен.

Теперь нужно будет как-то перехитрить частые инспекции по проверке наружной печати и менее частые, но более строгие, по проверке внутренней. С последней, вероятно, придется подождать до вынесения решения по делу Локри. Вийя вздохнула, вспомнив о двух мелких деталях у себя в карманах. Надо их припрятать — но так хорошо просто сидеть и наслаждаться тишиной.

Она закрыла глаза — и вздохнула, почувствовав знакомую психическую метку, близкую и яркую, как солнце.

Она повернулась и увидела Брендона — он шел медленно, с задумчивой улыбкой, сияя кобальтово-синими глазами.

— Разрешите подняться на борт?

Она с пересохшим ртом кивнула.

Он прошел мимо пульта Локри, тихого и темного, к навигационному и облокотился на спинку кресла, В этот поздний час на Брендоне были только рубашка, брюки и сапоги — значит, он отказался от какого-то приглашения, чтобы прийти сюда. Зачем?

— При первой встрече ты сказала мне, что уничтожила все, что осталось от Маркхема.

— Все материальное — ты спрашивал именно об этом.

— Но в это не входил капитанский журнал, который я обнаружил после, и запись, которую он, по-видимому, собирался переслать мне.

— Это не материальные вещи. — Он сердился — она очень редко видела его таким. При их последней встрече на это не было и намека, и его настроение вызвало у нее шок, мешавший думать. — И я не хотела отдавать это тебе.

Он послал ей мимолетную улыбку.

— Я должен был сам найти, да? Чтобы доказать — что?

Она промолчала. Детали двигателя вдавились ей в бедро; она осознала, что очень напряжена, и расслабила мускулы.

Он отошел к пульту Марии и рассеянно провел пальцами по клавишам.

— Ты читала то, что предназначалось для меня?

— Да.

— И что же ты там вычитала?

К чему он, собственно, ведет?

— Это было политическое обвинение.

Брендон перешел к пульту Иварда.

— Политическое обвинение. Веришь ты в призраки?

— Нет.

— Вопрос не показался бы тебе столь дурацким, если бы тебя, как меня, преследовал призрак Семиона.

В последние дни они достаточно часто общались наедине, чтобы она немного разобралась в нем. Иногда он с обезоруживающей откровенностью говорил на любые темы, включая себя самого, — иногда же разговор шел под прямым углом к истинной теме, и это напоминало Вийе дуэль, ведущуюся невидимым оружием. Неспособная пока разгадать подспудный смысл, она защищалась посредством финтов, парирования и нанесения ответных ударов.

Сегодня Брендон, кажется, пришел с намерением сделать прямой выпад.

— Трое семионовских капитанов умудрились в самый короткий срок так раскидать мой флот, что Должару впору позавидовать. Но сейчас меня занимает не столько, как они это сделали, сколько почему.

Мой флот.

— У вас на то есть законы. Если твои люди их нарушили, накажи их.

— Но они ничего не нарушали.

Она сидела в вольной позе, стараясь выглядеть спокойной.

— Ты говорил мне, что Кестлер нажимает на все рычаги, добиваясь, чтобы атакой на Пожиратель Солнц доверили командовать ему.

— Так и есть.

— Ты уже принял решение?

— Да — исходя из военных соображений. Но из политических соображений пока еще не объявил о нем.

— Нг, — кивнула Вийя.

— Почему ты так думаешь?

Этот вопрос по крайней мере был достаточно ясен.

— Я несколько раз просматривала боевые записи, которые ты мне дал. Конечно, в таких ситуациях опасно говорить «а вот если бы» — ведь многое зависит не только от момента, но и от того, где ты оказался...

— И от твоего угла по отношению к бою. Принято. Продолжай.

— Оба они опытные, отважные, превосходные командиры. Но у Нг преимущество по двум причинам. Во-первых, она придумала новые тенноглифы, которые на порядок ускорили процесс. Во-вторых, она раскусила, что слабость должарианцев заключается в их зависимости от урианского оружия и связи.

— Кестлер, кажется, тоже это сообразил, просто не успел воспользоваться своим знанием. Что до тенноглифов, то их изобрела не Нг.

— Не она, так ее офицер. Она их использовала, а в бою вся ответственность лежит на ней.

Брендон вернулся к пульту контроля повреждений.

— Ты не думаешь, что это совпадение?

Он говорил легко и беззаботно, но Вийя чувствовала, что они добрались до сути.

— Не знаю. Я не знакома с теми, о ком идет речь.

— Подумай еще. Вспомни об их стиле командования.

Вийя закрыла глаза, стараясь вызвать в памяти кадры недавних сражений, которые просматривала несколько раз. Она представила себе мостики обоих крейсеров, очень похожие, и команды, отдаваемые почти на том же языке.

— Можешь ты представить себе Варригаль на мостике «Астреи?» — спросил Брендон.

— Могу... — произнесла Вийя и тут же поняла, что ошиблась. — Хотя нет. С Кестлером никто не делится информацией, не говоря уж о своих наблюдениях, а вот Нг это разрешает. Для Кестлера главное повиновение, а не инициатива, верно?

— Не для Кестлера, — сказал Брендон.

Вийя сидела не шевелясь. Брендон тоже не двигался с места — их разделяла вся ширина мостика.

— Для Семиона. — Теперь все стало на свои места. — Он создал собственный Флот, так? Свою структуру внутри панархистской, по тем же правилам. Но подчинялась она ему. Не символически, как наследнику, а ему лично.

— Правильно. Он двадцать лет создавал хорошо обученную элиту, которая повиновалась ему беспрекословно.

Значит, это — вопрос преданности?

— Моя задача — вернуть их обратно. Если сумею. Но доверие должно быть обоюдным.

Месяц назад у Вийи было три вопроса. На первых два Брендон ответил: он решил вернуться в мир своих предков, и он знает, что Вийя как рифтер когда-нибудь покинет этот мир.

Остается третий вопрос: попытается он удержать меня или нет?

— Что ты можешь предложить им взамен старого договора? — спросила она.

— Только правду. Преданность одному человеку держится только на силе и мудрости этого одного. Договор — если он соблюдается всеми сверху донизу — черпает мудрость и силу в каждом из участников.

Это говорил не панархист рифтеру, как могло показаться на первый взгляд, — это Панарх говорил рифтерскому капитану.

— Только его не все соблюдают, — намеренно сказала она. — Иначе у нас не было бы этого разговора.

И увидела отражение недосказанного в его глазах.

Весь напор покинул его, оставив обычную человеческую усталость. Дуэль закончилась. Он сдался и бросил оружие.

Радикальная перемена его эмоционального спектра, как всегда, нарушила ее равновесие, и она заговорила о другом, безопасном:

— Сколько у тебя времени?

— Пока Омилов не представит информацию о Пожирателе Солнц и адмиралы не скажут, сколько кораблей у нас набирается для атаки, — улыбнулся он. Она отгораживалась от сожаления, которого он не мог скрыть, и от глубоко запрятанной насмешки над самим собой. — А до того момента, — он выпрямился и медленно подошел к ней, — остается дело Локри. Я хотел бы, чтобы ты встретилась с Седри Тетрис — она занимается подбором информации для Иксвана.

Этим он хочет сказать, что мои усилия обнаружены. Вот он — истинный мотив этой встречи. Детали она держала в руке. Спустив их в хранилище через прорезь под пультом, она сказала:

— Локри только на пользу, если расследование идет по двум линиям. Ты веришь своим законам, а мои люди верят мне. И мы оба должны соблюдать свой договор.

И по тому, как Брендон вскинул подбородок и как потемнели его глаза, она снова увидела, что он ее понял.

Она нанесла свой последний удар уже после того, как он отложил меч власти. Перед ней был не Панарх, а просто Брендон, которого она любила и будет любить всегда. И она сказала:

— Я нашла доказательства того, что Архон Торигана был замешан в убийстве Кендрианов, но не знаю, кто и зачем заказал ему это убийство.

20

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
В воздухе теперь пахло мертвечиной — то слабо, едва заметно, то очень сильно. И ур-плоды тоже стали другие. Барродах старался больше не смотреть на них. Он плохо помнил должарианского солдата, чей труп Лисантер скормил урианскому эквиваленту рециркулятора. У него, кажется, были голубые глаза?

У кабинета гностора из стены проросли жесткие курчавые волосы. Барродах содрогнулся. Это еще хуже, чем мясистые сталактиты и наросты слизистой ткани, торчащие повсюду, как геморроидальные шишки.

Лисантер занимался какими-то таблицами у себя на экране и как будто не заметил чмоканья открывшейся двери, однако остановил изображение и обернулся к бори не вставая.

— Серах Барродах? — Ученый был в фаворе у Аватара с тех пор, как вторая темпатка слегка увеличила мощность станции, хотя женщина при этом погибла.

Барродах сел. Его раздражало возвышение гностора, но поделать с этим он ничего не мог. Он молчал, желая, чтобы Лисантер заговорил первым, и тот оправдал его ожидания.

— Кажется, мы нашли решение проблем с окружающей средой. Ключом здесь являются новые антропогенные проявления. Наиболее частые, такие как волосы или кожа, относятся к тем частям организма, которые сохранили свою жизнеспособность в момент съедения тела.

У Барродаха дернулась щека, преодолевая вызванное лекарством онемение. Лисантер теперь, говоря о станции, без стеснения употреблял биологические термины.

— Менее частые, такие как глаза,представляют собой, видимо, нечто вроде генетического эксперимента. Вместо сетчатки у них гладкая мембрана.

Бори вспомнил, как они переливаются при свете, сверкая зрачками, и его замутило.

— Но откуда эта вонь?

— Наше счастье, что Уры, по-видимому, нуждались в атмосфере, близкой к человеческим нормам. Не говоря уж о гравитации. Могло быть намного хуже. У нас слишком многие ходят без респираторов, между тем потенциальная опасность остается.

Раздражение Барродаха перешло в гнев.

— Вы хотите поучить меня, как служить Властелину-Мстителю? — Огни над Лисантером оделись цветной каемкой — опять мигрень надвигается. Должно быть, лечебная мушка истощилась.

— Да нет же, серах Барродах, — заморгал ученый. — Прошу прощения. Я сказал это просто так, к вашему сведению.

Больше всего бори досадовал оттого, что Лисантер как будто ничего не боится — словно не чувствует тяжести страха, который на Должаре правит всем. Можно подумать, что для него это — одно из условий эксперимента.

Как-нибудь я устрою тебе эксперимент с умовыжималкой.

— Прекрасно, и что же вы предлагаете? Аватар желает, чтобы воздух снова стал свежим, и поскорее.

— Поглощенный субъект был неживым, в стадии сильного разложения. Станция воспроизводит это явление так же, как и живые ткани.

Барродах медленно улыбнулся, несмотря на начинающуюся головную боль,

— Итак, вы решили сделать то, что я предлагал с самого начала. Скормить ей живого человека. — Это было неожиданным плюсом.

Лисантер неохотно кивнул.

— Думаю, тогда она, э-э... поймет, что мы собой представляем, и перестанет воспроизводить части человеческого тела. Вряд ли она сможет воспроизвести живой организм.

Боль кольнула Барродаха позади глаз.

— В то же время эксперимент по применению к Ли Пунгу умовыжималки, — ученый произнес это слово с отвращением, — не дает никаких результатов. Его разум так сильно поврежден, что мы не уверены, сохранил ли он свои темпатические способности.

Вот оно, твое слабое место, дуралей.

Сочувствие к другим когда-нибудь погубит Лисантера. Что ж — пусть вызволяет Ли Пунга из того ада, в который загнала темпата станция. Авось воздух станет чище.

— Тогда используйте его — и немедленно.

— Подготовка займет некоторое время. И я должен буду уведомить наследника.

— Господин Анарис требует, чтобы его уведомляли о попытках темпатов активировать станцию, а это дело иного рода. Предоставьте это мне. — Барродах видел, что ученый его понял. — И сообщите, когда будете готовы.

Удостоверившись, что Лисантер придает первостепенное значение производству новых стазисных заслонок, и обсудив оптимальное размещение пси-заградников, которые прибудут с тем же кораблем, что и Норио, Барродах ушел. Ему не терпелось попасть к себе, чтобы принять меры против тошноты и боли. Вот если бы и от тревоги он мог избавиться с той же легкостью!

* * *
Анарис сидел один в своем жилище, положив руки на колени ладонями вверх. Перед ним в воздухе кружилось кольцо из сантиметровых металлических шариков. Он направил его в обход своей головы, следя за ним в зеркале, которое пристроил на полу перед собой. Картина создалась странная: металлический обруч, напоминающий ему нимбы на религиозных изображениях Малого Дворца в годы его ученичества, окружал суровое лицо должарианца. Он улыбнулся краем рта, и диссонанс смягчился.

После того как вторая темпатка попыталась активировать Пожирателя Солнц, его перестали мучить головные боли. Неудача Ли Пунга, превратившая темпата в безмозглую куклу, только усилила телекинетические способности Анариса, а смерть женщины, кроме того, притупила боль от психических усилий.

Во время ее эксперимента станция снова задрожала, и свет стал мигать. А в комнатах Анариса возникла настоящая телекинетическая буря — предметы срывало с мест и швыряло гак, что после у него ушло два часа на уборку. Он стиснул зубы — полное отсутствие контроля над этим помнилось ему слишком живо.

Он велел шарикам ссыпаться в его правую ладонь и сомкнул пальцы, заставляя себя расслабиться. Легкая боль от напряжения сразу прошла. Возможно, это результат его возросшей силы.

А следующий темпат, по слухам, очень силен. Надо будет, чтобы Моррийон достал более эффективное седативное средство до того, как этот Норио здесь появится. Анарис снова пожалел, что не может поговорить с Лисантером. Но Моррийон, во всяком случае, должен узнать, как возросли способности его хозяина. Наследник привык уважать мнение своего бори и все меньше и меньше сомневался в его преданности.

Прозвонил вестник — пришел Моррийон с докладом. Анарис отпер дверь.

* * *
Моррийон едва заметил чмоканье двери. Он совершил страшную ошибку, и жить ему теперь, возможно, осталось каких-то несколько минут.

Он еще никогда не видел наследника таким спокойным. Напряжение чувствовалось только в правой руке, где было что-то зажато.

Анарис поднял на него глаза, продолжая сидеть на полу с поджатыми ногами, и Моррийон заметил перед ним зеркало. Снова хореянские упражнения — но где же кусочки пенопласта?

Впрочем, сейчас Моррийону было не до этого.

— Мой господин, Лисантер задумал новый эксперимент.

— Хорошо, поприсутствуй на нем, — слегка удивился Анарис, но тут глаза его сузились.

— Вы приказали мне уведомлять вас об экспериментах с темпатами, — быстро заговорил Моррийон. — Так вот, они собираются скормить Ли Пунга рециркулятору.

Анарис вздрогнул и побелел, а у Моррийона подкосились колени: он ни разу не видел, чтобы наследник проявлял страх.

— Когда?

Моррийон взглянул на хроно. Почему цифры меняются гак быстро?

— Через девяносто секунд.

Лицо наследника отвердело от гнева и приняло нормальный вид.

— Почему ты раньше не узнал?

Моррийон сглотнул.

— Я сказал Барродаху, что вы приказали уведомлять вас обо всех попытках темпатов активировать станцию.

А Барродах сделал вид, что понял это буквально. Из чистой вредности — ведь он не имеет понятия о переменах, происходящих с Анарисом. Но за вредность тоже убивают. Моррийон поспешно продолжил, чувствуя, как закипает ярость в должарианце:

— Цель этого эксперимента — проверить, как отреагирует станция на живое человеческое тело. Лисантер не верит, что Ли Пунг сохранил свои темпатические способности.

Анарис легко, без усилия поднялся на ноги. Моррийон попятился, сжимая в руках блокнот. «Не подведи меня снова» — так сказал ему наследник на «Самеди», когда Быстрорук устроил им ловушку. А он подвел.

Анарис возвышался над ним, и прахан — лицо страха — делало наследника непохожим на себя. Его глаза широко раскрылись, глядя сквозь Моррийона.

Станция застонала, и палуба под ногами затряслась. Пульт тианьги защелкал, а стазисные заслонки начали гудеть — все громче и громче. Свет в комнате замигал.

Анарис пошатнулся, издав гортанный звук. У Моррийона волосы стали дыбом — потом он почувствовал, как покалывает кожу, и понял, что это не физиологическая реакция, а статическое электричество.

И тут по комнате полетели вещи. Книги, бумаги, чипы вихрем кружились вокруг резного, слабо потрескивающего стола. Ящики из него выдвигались, и их содержимое тоже вливалось в водоворот. Темные ковры под ногами вздувались и хлопали, как воздушные шары.

Зеркало Анариса неожиданно взвилось в воздух и понеслось на Моррийона кромкой вперед, точно собираясь его обезглавить. Он умудрился поймать его, и руки у него от этого взлетели высоко над головой. Зеркало дрожало, наливаясь тяжестью, — вот-вот раскроит ему череп.

В ужасе бори завопил:

— Нет, мой господин! Пожалуйста, не надо!

Глаза наследника налились кровью, вздувшиеся вены на висках пульсировали. Из носа потекла кровь.

Давление воздуха ужасающе возросло, и станция тряслась.

Из правой руки Анариса ударил металлический блеск, и прочное дипластовое зеркало вылетело из рук Моррийона, разбившись вдребезги.

Внезапно все прекратилось, точно выключатель повернули: и дрожь под ногами, и стон. Анарис разжал кулак, и несколько металлических шариков упало на ковер. Он раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова и без сознания повалился на пол.

Моррийон смотрел на это, чувствуя странное спокойствие. Шок, отметил он частью своего сознания. Анарис чуть не убил его своим телекинезом и тем же способом спас. Бори испытал чувство, так давно забытое, что он не сразу его узнал: жалость.

Несчастный гибрид. Он тоже разрывается между двумя мирами. Моррийон пощупал пульс своего господина, надеясь, что Анарис приспособится к этому раздвоению лучше, чем он сам.

* * *
АРЕС
Студия выглядела еще хуже, чем обычно. Повсюду валялись пакеты из-под еды и стояли грязные чашки из-под кафа и алигрианского чая. Пол усеивали бумажки вперемешку с пустыми мозгососными ампулами. В комнате разило озоном и потом.

Но Ник и Дерит ничего этого не замечали. Второй Ник говорил с экрана:

— В этом зале, расположенном в центре Палаты, прошло немало судебных процессов с тех пор, как теменархея И'Лисса лит-Иллиайн в царствование Броссинава I подарила Арес Флоту.

Имиджер обвел высокий потолок, ряды потемневших от возраста сидений и белые мраморные стены.

В маленьком окошке на экране отсчитывались баллы рейтинга.

Кадр остановился на высоком столе для судей, и Дерит сказала Нику:

— Надо признаться, этот номер тебе удался.

— Твой рассказ о келли и рифтерах, которые привезли их сюда, тоже был что надо.

Ник мог позволить себе такое великодушие. Чуть ли не весь Арес смотрел этот его репортаж, и ему повезло занять ближнюю орбиту. Товр Иксван охотно с ним сотрудничает, и другие двери перед ним тоже открылись.

— Да, — сказала довольная Дерит. — Наша Лохиэль — отличный аргумент против той муры, которую гонит 99-й канал. Теперь все только и делают, что спорят о рифтерах. Чем больше Хомски нажимает на зверства и насилие, тем больше народу смотрит нас — она сама на нас работает. Да и мое интервью с рыжим парнишкой тоже не повредит, — хитро улыбнулась она.

— Само собой.

Он охотно признавал за Дерит ее успехи — они ведь делали общее дело.

На экране тем временем показывался четырехсотлетней давности суд над Иваном Томулисом, и видны были трое судей в своих ритуальных одеждах. Судья в центре, стоя, выговаривала что-то защитнику. Услышав спокойный ответ женщины-воката, судья сорвала с себя золотую маску и швырнула в нее. Острый край маски сильно поранил вокату лоб, но та сказала ровным голосом, не потрудившись вытереть кровь:

«Повторю вам слова Сократа, ваша честь: вы как нельзя лучше доказали убедительность своих аргументов».

Ник на экране продолжил свой рассказ.

— Ух ты! — восхитилась Дерит. — Рисково играешь.

— Я не собираюсь быть комнатной собачкой Панарха. Похоже, Кендриан действительно виновен. Впрочем, Его Величество, надо отдать ему должное, не проявляет навязчивости, поддерживая его.

— Что не помешало тебе получить тайное эксклюзивное интервью, — засмеялась Дерит.

— Завидно, да? Но я не понимаю, почему Иксван делает всю работу один — разве что ему удалось раскопать то, что другие четырнадцать лет назад не смогли.

Позади кто-то резко втянул в себя дозу мозгососа. Ник обернулся: Омплари замер над своим пультом, молотя пальцами по клавишам, — сейчас он путешествует по системе в приступе синестезии, вызванной наркотиком.

— Он себя уморит, — промолвила Дерит.

— Если мы ему запретим, он уйдет на другой канал, только и всего. Все программисты говорят, что в Сети кто-то копает — да так, что она трясется. Эх, знать бы, что при этом выходит наружу. Мне сдается, что это все из-за суда, и пахнет тут настоящей сенсацией.

— Кто ищет, тот найдет, — пропела Дерит и добавила уже серьезно: — Если Сеть так трясет, многое может всплыть кверху брюхом.

* * *
Юбки из шанта-шелка пенились вокруг ног Ваннис. Сидя, она смотрела на свое отражение в стене из полированного вулканического камня: единственная нитка жемчуга среди изящно уложенных кос, зеленовато-голубое платье, подчеркивающее зелень глаз, чистая линия, бегущая от плеча до бедра.

Эта картина, как всегда, ее успокоила, и она снова открыла слух разговорам, которые вели вокруг нее приятные певучие голоса. Музыкальная часть вечера окончилась, и гости удалились в кулуары — поговорить, послушать чужие разговоры и вкусить изысканных яств, которые беспрестанно разносили по комнатам красивые молодые слуги.

Это напоминало Ваннис тихую гладь пруда, под которой скрываются хищные рыбы и острые камни. Напряжение сказывалось только в мелочах: в том, как враждующие стороны располагались подальше друг от друга, в некоторых темах, затрагиваемых лишь намеком, с ядовитыми улыбками. Случалось, что кто-то вдруг замирал, получая или посылая секретку по босуэллу, — но так выдавали себя только те, кто недостаточно овладел искусством притворства.

Ваннис знала, что ей в этом искусстве равных нет. Она может сидеть в грациозной позе на стуле, изящно обрамляющем ее, и думать совсем о другом.

Например, о своем внезапном обогащении. Несколько дней назад она, выведя на экран цифру своего кредита, вдруг обнаружила, что от близкого банкротства переместилась в неограниченные финансовые пространства. Никакого объяснения не прилагалось, а Брендон при встрече ни словом об этом не упомянул, но Ваннис знала, кто ее благодетель.

Они виделись часто, но только в свете. Он беседовал с ней о музыке и истории, но ничего не говорил о политике или о молчаливой борьбе внутри Флота. От одного из Масо она узнала о новой привычке Панарха: ежедневно в пять утра он бывает на тренировках в спортзале для офицеров.

— Однажды он просто взял и появился там, — рассказывал Ореик узкому кругу слушателей. — Мой кузен Эфрен, который служит на «Норсендаре», сам его видел. В спортивном костюме без телохранителя, держится позади. И каждое утро, где бы он ни провел ночь...

Но где он их проводит, свои ночи?

Ваннис следила бдительно, но ни один Дулу, мужского или женского пола, не проявил еще гордости собственника. Это не давало ей покоя. Либо он хранит целомудрие — тогда непонятно, почему он ночует не дома, — либо кто-то притворяется еще ловчее, чем она. Но с какой целью?

И Ваннис придавала себе уверенности, любуясь собственным отражением и теша себя мыслью, что Брендон неизменно отводит ей главную роль на всех официальных торжествах.

«Это, конечно, очень умно с его стороны, — размышляла она. Сейчас у меня нет никакого статуса, но прежний никто оспорить не может — и нет прецедентов, чтобы на них опереться».

Поэтому Ваннис взяла себе за правило всегда быть готовой исполнить главную роль, а когда Брендон отводит ей таковую, говорить с ним только о том, что ему приятно.

На этом вечере его не было, но он мог появиться в любое время — и Ваннис сидела с ясным взором, выпрямив спину, ничем не показывая, что уже далеко за полночь и она устала. Рядом молодые люди, стараясь произвести впечатление на старших, рассказывали о новой азартной игре, изобретенной в одном из заведений на оси вращения.

Затем босуэлл пощекотал Ваннис запястье. Она оглядела комнату — не похоже было, чтобы ее вызывал кто-то из присутствующих.

Она согнула запястье и услышала голос Брендона.

(Не можете ли вы потихоньку выбраться и прийти в анклав? Мы вышли на новый уровень в деле Кендриана. Вам тоже следует ликовать).

Триумф обжег ее нервы — сперва болезненным жаром, потом холодом. Она выждала несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Не заметив на себе ничьих взглядов, она передала:

(Выйду через пару минут).

(Не пользуйтесь транстубом. Жаим вас встретит).

Ее сердце под убранным драгоценностями корсажем забилось в такт отдаленной музыке. Она медленно поднялась, отставила бокал с вином и прошлась по всем комнатам, чтобы всякий, кто вспомнит о ней, убедился, что она здесь.

В подходящий момент — она долго практиковалась в искусстве уходить красиво — она выскользнула через парадную дверь виллы на свежий воздух. Высокая, тонкая, как нож, фигура вышла из-под деревьев, на миг напугав ее. При слабом свете из окон она различила длинное лицо и колокольчики в серапистских траурных косах. Это был Жаим, мрачный рифтер-телохранитель.

Ростом он превосходил даже Брендона, и она, опершись на предложенную им руку, ощутила его скрытую силу. Ее невольно потянуло к нему. Интересно, каково это — секс с рифтером?

Она прислушивалась к его медленному дыханию. Он вел ее не к транстубу, а в темноту парка. Как он ответил бы ей? При ней он говорил редко, и акцент выдавал уроженца бедных кварталов какого-нибудь космического поселения.

Искусство соблазнять включает в себя не только острый миг признания и удовольствие от любовного акта, нужно еще уметь обставлять последствия и быть готовым к моменту, когда интерес твоего партнера начнет убывать.

Понимает ли он, как играют в эту игру Дулу?

— Сюда, — сказал он, и они сошли со слабо освещенной дорожки в совсем уж непроглядную тьму. Поскользнувшись в своих атласных туфельках на мокрой траве, она чуть не упала. Жаим поддержал ее, но без всяких эмоций и, предупреждая ее протест, повторил: — Сюда.

Пройдя еще несколько метров, они очутились в каком-то помещении, где под ногами чувствовался гладкий пол. Жаим проделал что-то свободной рукой — дверь закрылась за ними и зажегся свет.

— Транстуб, — сказал Жаим, указывая на дверь напротив.

— Где это мы? — спросила она, поеживаясь от приятно щекочущего нервы страха.

— Недалеко от входа в анклав.

За его бесстрастными интонациями проглядывал юмор, и она заметила, что титулов он не употребляет.

Капсула проехала короткую дистанцию, и дверцы раскрылись в устланный ковром холл. Запах цветущего ночью юмари сказал ей, что они в анклаве, еще до того, как они прошли через арку в салон.

Жаим молча удалился, а Брендон с улыбкой вышел ей навстречу в парадном коричневом костюме, отделанном золотом, — значит он был где-то на приеме, но ушел? И привел кого-то с собой — в комнате были другие люди.

— Входите, Ваннис, — сказал он, целуя ей руки. — Лейтенанта Омилова вы помните.

Она кивнула, мельком взглянув на чопорного, большеухого молодого человека — он не представлял для нее интереса. Перевела взор на женщину рядом с ним и воскликнула удивленно:

— Фиэрин!

Уединение, как сразу подметила Ваннис, пошло Фиэрин лит-Кендриан на пользу. Она посвежела и выглядела моложе, чем когда-либо прежде.

— О, Ваннис! — выдохнула она между слезами и смехом, стискивая подругу в объятиях и целуя. — Я не успела даже поблагодарить вас за все, что вы сделали.

— Если намечается счастливый конец, это для меня лучшая награда, — сказала Ваннис, взглянув на Брендона.

— Намечается, — улыбнулся он. Голос его звучал как-то по-другому, и чувствовалось, что он едва сдерживает волнение. Ваннис ощутила новый прилив торжества. — Но сначала позвольте представить вас остальным заговорщикам.

Он обвел рукой комнату, и Ваннис повернулась. Очень высокий, худой человек стал и приветствовал ее сухим, сдержанным — поклоном поллои.

— Гностор Иксван, вокат брата Фиэрин.

За ним виднелись две женщины, такие разные, что Ваннис невольно уставилась на них — не на офицера средних лет, маленькую, коренастую, с растрепанными седеющими волосами, а на другую, высокую, с сильным овальным лицом и раскосыми, в густых ресницах черными глазами. Волосы, тоже черные, были гладко зачесаны назад, а когда женщина слегка повернула голову, Ваннис разглядела длинный блестящий хвост вдоль простого черного комбинезона.

Узнавание кольнуло Ваннис, а Брендон сказал:

— Коммандер Тетрис и капитан Вийя — обе они проделали героическую работу по сбору данных.

Офицер коротко кивнула, должарианка даже не шелохнулась.

— И Монтроз, товарищ Кендриана по команде. — Последний оказался огромным, безобразным мужчиной, который так хорошо играл на Брендоновском концерте целую вечность назад.

Брендон прошел к низкому столику, сосредоточив на себе всеобщее внимание. Взглянув на Ваннис, он легким кивком указал ей на Фиэрин, и она послушно, с трепещущим сердцем стала рядом.

— Я хочу сообщить вам следующее, — начал он, и Ваннис обняла дрожащие плечи Фиэрин. — Мы получили доказательства того, что в убийстве виновен Архон Торигана, а Джесимар лит-Кендриан был подставлен.

Фиэрин ахнула, но сдержала себя.

— Мы не знаем только, каков мотив преступления. Есть указания на то, что были и другие соучастники. Очень возможно, что убийство ваших родителей как-то связано с атакой Должара.

Фиэрин не издала больше не звука, но по ее щекам катились слезы. Брендон, сочувственно посмотрев на нее, продолжил:

— Кое-какие звенья связывают это дело с Гештар аль-Гессинав и Тау Шривашти, которые оба оказывали прямую помощь Должару.

Ваннис обняла девушку чуть крепче.

— Но их соучастие не доказано?

— Пока нет. — Брендон посмотрел на Тетрис и должарианку. — Наши программисты запустили в ДатаНет множество червяков под моим личным кодом, превозмогающим все остальные. Кто-то — мы подозреваем, что Гессинав, — уничтожает все копии определенных данных, отправленных на Арес. Если червяки найдут нетронутую копию и вытащат ее из ДатаНета, мы, возможно, получим все необходимые доказательства.

Брендон, улыбнувшись, взял графин с вином и стал наполнять бокалы на длинных ножках.

— Но считайте, что Локри уже спасен, Фиэрин. — Он поднял свой бокал. — За торжество правосудия.

Все разобрали свои бокалы, включая Фиэрин, которая двигалась нетвердо, но владела собой, — в таком состоянии Ваннис видела ее не раз. Ушастый лейтенант, краснея, как подросток, поспешил сам подать ей вино. Их голоса слились, но Ваннис не стала всматриваться в их губы, чтобы разгадать слова.

Пусть празднуют.

Великодушная к чужой радости, она предоставила их самим себе. Для нее свобода Кендриана была важна лишь постольку, поскольку она вписывалась в ее личные планы. Она вела себя правильно, и вот ее терпение вознаграждено. Брендон даже не пытается скрыть своего торжества — и она, как искусная ковровщица, сплетет их обоих золотой нитью общей победы.

Финиш близок — и трудность пройденного пути делает приз еще ценнее.

Все это мелькало у нее в голове, пока она пила свое вино и чувствовала его тепло внутри. Затем она подняла глаза, ища голубой взор Брендона.

Его не было рядом, и он не смотрел на нее. Ваннис встала и увидела его на другом конце комнаты. Он подавал бокал должарианке, которая так и не поднималась с места.

Ваннис направилась к ним. Женщина заколебалась, и Брендон что-то вполголоса сказал ей. Поворот его головы и звук его голоса обожгли кислотой вены Ваннис.

Темпатка протянула руку — хорошо вылепленную, сильную, без всяких украшений — и взяла бокал. Брендон накрыл ее пальцы своими и погладил запястье быстрым, но откровенно нежным жестом.

Шок вонзил в сердце Ваннис ледяной нож и повернул его.

Глядя на свой бокал, она считала вдохи и выдохи. Один, два, три. Сквозь шум в ушах до нее донесся голос Брендона — он произносил тост.

Все подняли бокалы, и она последовала примеру других, но лишь коснулась стекла сухими губами.

«А ведь это ревность, — подумала она, пытаясь совладать с собой. — Я ревную к должарианке, к рифтерше, не получившей никакого воспитания».

Кто-то со смехом предложил следующий тост. У Ваннис болела рука, но она снова подняла бокал, растянув губы а улыбке.

— После суда мы это повторим, — сказал его голос. Ваннис собрала пошатнувшиеся мысли. Он отошел от должарианки и снова стоял у стола. Его улыбка стала жесткой.

— А пока что надо обсудить наши действия до него. Я попытался помочь следствию, дав контр-адмиралу Уилсонс равные с аль-Гессинав права. Однако Гештар уже доказала нам свой талант в области манипуляций с информацией, и вполне возможно, что ей в какой-то степени известно о проделанной вами работе. Я хочу, чтобы каждый из нас до суда воздерживался от активных действий. Сейчас мы вкратце обсудим детали плана охраны, предложенного мелиархом Ванном. Он и его команда будут вашими незримыми хранителями до окончания процесса.

— А нельзя ли арестовать их прямо сейчас, ваше величество? — спросила Фиэрин.

— Нет. Такая поспешность без веских доказательств может сильно повредить нам. Все мы знаем, как накалены сейчас эмоции. Существуют многочисленные свидетельства манипуляции с каналами новостей. Мы подозреваем, что за тенденцией чернить рифтеров в противовес их хозяевам-должарианцам стоит Гештар. Эйлологи говорят мне, что новость об участии высокопоставленных Дулу в подготовке нападения — от которого, не будем забывать, пострадали на Аресе все и каждый — неизбежно вызовет бунт.

Все отозвались согласным ропотом.

— Но зачем нужно судить Джесимара теперь, когда мы все знаем? Разве нельзя подать петицию об освобождении?

Брендон, не меняя манеры речи, внезапно заговорил, как Панарх:

— Я сожалею, Фиэрин, но правосудие должно совершиться. И гносторы эйлологии утверждают, что процесс необходим для ослабления растущей тенденции к подзуживанию масс. В ее фокусе находится Джесимар, и он не будет в безопасности, пока его публично не оправдают.

Ваннис заметила, что большой рифтер-повар подошел поближе и внимательно, с нахмуренным лицом, слушает.

— Кроме того, — спокойно заметил Иксван, — доказательства были получены без распоряжения суда. Их можно использовать лишь для установления невиновности, но не для доказательства вины.

— Значит, Шривашти трогать нельзя? — обманчиво ровным тоном осведомился Монтроз.

— Боюсь, что нет — равно как Торигана и Гессинав, — ответил вокат, — поскольку Его Величество не желает — по причинам, которые он уже объяснил, — обнародовать порочащую их информацию и выносить против них Указ о Пресечении Доступа.

— Вот потому-то я и ушел в рифтеры! — выкрикнул Монтроз.

Брендон молча повернулся к нему лицом.

— Шривашти загубил Тимбервелл. Моя семья погибла под руинами. А здешние власти сказали мне, что ничего не могут поделать. Теперь речь и вовсе идет о государственной измене, а вы опять-таки ничего не хотите делать? — Монтроз обращался прямо к Панарху, и все смотрели только на него.

— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — тихо произнес Брендон. — Нельзя сказать, которое из этих преступлений больше. Но почему ты думаешь, что у Тау Шривашти на совести нет и других? Неужели ты хочешь пожертвовать своим товарищем ради мести? Мы добиваемся справедливости, а не мщения, и справедливость восторжествует, Монтроз. Это я тебе обещаю.

Рифтер пристально посмотрел на него и, к удивлению Ваннис, вдруг поклонился — грациозно и именно так, как полагалось.

С легкостью, выработанной долгой практикой, Брендон вовлек всех в общий разговор, а сам стушевался, предоставив вокату вести беседу. Монтроз кивнул, все еще мрачный, но уже значительно смягчившийся.

По ходу дела Брендон посылал каждого поочередно к начальнику охраны для обсуждения плана личной защиты. Ваннис оставалась на месте, наблюдая за другими и размышляя.

Все слова Брендона, все необъяснимые прежде пробелы во времени и смысле маршировали, как солдатики, под беспощадным окном ее разума. Сейчас главное — контроль. Контроль и планирование.

Наконец перед ней возникла ночь коронации со всеми своими образами и эмоциями. Это просто смешно, до чего она была слепа...

А в самом конце, перед тем как они с Брендоном вернулись в бальный зал, он убавил звук на своем пульте. Какой-то чудной человечек говорил, что на Пожирателе Солнц требуются темпаты — Ваннис прочла это по его губам, а потом Брендон наложил на это сообщение свою печать.

В то время она приписала этот поступок тонкостям флотской политики и желанию как можно надежнее засекретить существование гиперрации. Теперь стало ясно, что дело в должарианке. Ваннис все время следила за ней краем глаза. Эта женщина — темпатка, и Ваннис чувствовала внутреннюю уверенность, что Брендон хотел скрыть эту информацию именно от нее.

Но почему?

Пора это выяснить.

Ваннис стала переходить от одного к другому, всем что-то говоря, — слова благодаря многолетнему опыту выговаривались сами собой. Убедившись, что полностью владеет своими эмоциями — которые спрессовались в крохотное ядрышко где-то глубоко внутри, — она дождалась момента, когда Жаим закончил говорить с темпаткой и отошел. Брендон в это время был увлечен беседой с Омиловым и Фиэрин.

Неспешно приблизившись к Вийе, Ваннис спросила:

— Что это значит — быть темпатом?

Черные как ночь глаза пристально посмотрели на Ваннис, и женщина сказала:

— Это значит, что ты никогда не бываешь одна.

Голос у нее был тихий, приятный, с легким, слегка зловещим акцентом в произношении согласных.

— Это был глупый вопрос, и я прошу за него прощения... Но ведь вы — редкость. Многие считают, что у вас выдающийся талант. Я хотела бы узнать об этом побольше.

Темпатка снова задержалась с ответом, глядя на Ваннис прямо и твердо. Ваннис захотелось отвести глаза, но она удержалась, чувствуя, что ее собственный взгляд жидок, как вода.

— Это тяжелое бремя, — сказала наконец Вийя,

— Вы можете читать и слова?

— Нет. Только эмоции.

— А на чужие эмоции можете влиять?

— Как всякий другой человек — не больше.

— Странно. — Сердце Ваннис снова ускоренно забилось. — Если ваш талант пассивен, а не активен, зачем приглашать темпатов на этот кошмарный Пожиратель Солнц?

— Не понимаю.

Ваннис кивнула на пульт Брендона:

— Я случайно увидела одну из этих передач... — По реакции Вийи она поняла, что та знает о гиперрации. Знает, но не должна знать, поэтому я должна притвориться, что не знаю. — Враг... приглашает темпатов.

— Я этого не знала.

— Кажется, Брендон опечатал эту информацию.

Черные глаза взглянули на Брендона и вернулись к Ваннис.

— Зачем вы мне это говорите?

Потому что хочу убрать тебя отсюда.

В уме Ваннис возникло сразу несколько отговорок, но она отвергла их. Она не станет лгать этой женщине, но и правду ей говорить не обязана.

— Вы действительно хотите знать, зачем?

— Нет, — ответила капитан Вийя голосом столь же бесстрастным, как ее лицо. — Не хочу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

21

К удовольствию Элоатри, Себастьян Омилов, когда она предложила ему встретиться, охотно согласился и попросил только, чтобы они с Мандерианом пришли к нему в лабораторию проекта «Юпитер». Меры предосторожности на пути были еще строже, чем при ее первом визите, а гностор опять работал со звездной голограммой.

На этот раз Элоатри была подготовлена и ощутила лишь легкий трепет, вступив в бесконечное космическое пространство. Молчаливый должарианец не проявил никакой реакции — он стоял спокойно, спрятав руки в рукавах своей мантии. Звезды, рассеянные по комнате, обрисовывали массивную фигуру Омилова на фоне светящихся газов, уходящих в темную расселину — Рифт.

Он встретил их учтиво, но Элоатри почувствовала сдержанность в его обращении к ней. Возможно, он побаивался, что она снова пошлет его в Сновидение.

Когда ты попадешь туда снова, Себастьян Омилов, оно тебя больше не выпустит.

Гностор включил свой босуэлл и сказал в пространство:

— Сделайте темпоральную регрессию на десять мегалет. Я знаю, — обратился он к Элоатри с Мандерианом, — что вы оба следите за дискуссией — боюсь, все более ожесточенной — о судьбе Пожирателя Солнц. Сейчас вы увидите наиболее жуткий и в то же время волнующий момент его истории. — Среди звезд мерцали непонятные цифры и символы. — Я должен буду показать это на своей лекции. Мы использовали данные экспедиции «Телварны» и более старую информацию из ДатаНета, которую я запросил. Курьеры работают на пределе, обеспечивая мне связь

Элоатри смотрела, как искривленный хаос Рифта постепенно выпрямляется, завихрения туманностей уходят обратно к звездам и нанесенная галактике рана заживает. Когда движение остановилось, расселина среди звезд осталась, но теперь стало видно, что она имеет форму узкого кривого конуса. У его основания светился красный огонек.

— Пожиратель Солнц, — сказал Омилов. — Регрессия подтверждает мою гипотезу о том, что это он создал Рифт.

Но Верховная Фанесса уже все поняла. Она вспомнила Томико и чашу, наполненную кровью, снова увидела темнолицего, плечистого мужчину, глядящего на нее. Теперь она знала, что образ ресторана в ее видении был многозначен — пищеварительный архетип подтверждал мощь того, с чем они столкнулись.

Элоатри сказала Омилову, в чьих глазах отражались звездные огни:

— У меня для вас тоже есть жуткая, но волнующая радость. Об этом пока что не знает никто, кроме гностора Мандериана. Я нашла последнего члена Единства.

— Вот как? — вежливо удивился Омилов. Это не произвело на него впечатления.

— Это Анарис ахриш-Эсабиан, сын и наследник Аватара.

Гностор выпустил воздух, словно его ударили в грудь.

— Он на Пожирателе Солнц, и он наш враг.

— Что касается Пожирателя Солнц, то Эсабиан созывает темпатов для его активации. Что Анарис нам враг, это правда, но, похоже, он и отцу своему враг.

Омилов рассеянно кивнул:

— Активация активацией, но не думаю, чтобы Эсабиан мог получить полный контроль. Гиперреле, доставленное капитаном Маккензи, — это почти непостижимый для нас механизм, черный ящик, если хотите. Я питаю огромное уважение к тому, кто сконструировал переходные блоки между этой урианской машиной и человеком.

— Эсабиан мыслит только в категориях контроля, — заметила Элоатри, слегка раздраженная педантизмом, в котором искал убежища гностор.

— Не знаю, верно ли это в отношении Анариса, — вмешался Мандериан. — В информации о годах его заложничества, которая имеется на Аресе, многого недостает. Я запросил добавочные сведения, но падение С-лифта нарушило почти все звенья связи Артелиона с ДатаНетом.

— Так или иначе, наши цели совпадают, гностор Омилов, — сказала Элоатри, глядя на Рифт. — Вы хотите сохранить Пожиратель Солнц для науки...

Внезапно она осознала, что смотрит на Рифт, каким он был в кульминационный момент той самой катастрофы, которая десять миллионов лет назад уничтожила также и Ур. Она отвернулась от этого страшного зрелища, и вера в путь, указанный ей Телосом, поколебалась.

— А вы, нумен? — спросил Омилов.

— А я — я должна позаботиться о том, чтобы Единство оказалось на Пожирателе Солнц до того, как он будет уничтожен.

* * *
Себастьян Омилов уставился на Верховную Фанессу. Ее лицо было в тени, и в глазах отражались звезды. Ему показалось, что он смотрит через пару прозрачных окон в бесконечность, и он вспомнил один из ее титулов: Врата Телоса.

Он повел плечами, стараясь рассеять внезапно охватившее его чувство благоговения. Это слишком напоминало Сновидение. Не хочет ли она сказать, что гибель Пожирателя Солнц неизбежна? Или это произойдет только в том случае, если полиментальное сообщество туда не попадет?

Он спросил ее об этом, но она только пожала плечами со слабой улыбкой.

— Я сама не знаю, почему выразилась таким образом. Прямо дельфийский оракул, правда?

«Это значит не просто “туманно”, — подумал Омилов. — Кажется, дельфийские пророчества имели некогда религиозную окраску».

Сумрак голографического зала стал казаться ему давящим, и он через босуэлл включил свет.

— Пойдемте лучше в мой кабинет — там нас никто не побеспокоит.

Он не мог больше отрицать реальности сферы, в которой действовала Элоатри: он испытал ее власть на себе и видел, как благодаря трудам Элоатри собралось искомое ею полиментальное единство. Но он нуждался в сугубо рациональной обстановке своего кабинета, чтобы уравновесить его мистику, не поддающуюся его разуму.

Он усадил гостей в мягкие кресла в уютном уголке, отгороженном от прочего помещения банком пультов. Стюард принес кофе. В ручище Мандериана чашечка казалась до нелепости маленькой. Он все делал маленьким — даже кресло, на котором сидел. Элоатри рядом с ним выглядела совсем невесомой.

Омилов отпустил стюарда и включил глушители звука.

— Себастьян, я буду с вами откровенна, — сказала тогда Элоатри. То, что она назвала его по имени, подчеркивало важность ее слов. — Я не гарантирую, что Единство сохранит Пожиратель Солнц, а не уничтожит. Мы называем такой союз «дверной петлей времени», хотя не знаем, откроет она дверь или закроет. Но цель Флота — уничтожение, и вы это знаете.

— Да, — вздохнул Омилов. — Я пытался разубедить их и буду продолжать, но успеха в этом не добьюсь, это ясно. Даже Панарх как будто склоняется к такому решению. Но даже если эйя рвутся туда, как вы убедите капитана Вийю и ее команду, не говоря уж о келли, отправиться на Пожиратель Солнц?

— С келли вопрос уже решен. Когда прибыл их Старейшина, геном Архона перешел к нему, и Портус-Дартинус-Атос обрели свободу. Я уверена, что, если Ивард полетит, они последуют за ним — Ивард же поступит так, как скажет Вийя.

— А она согласится?

Элоатри посмотрела на Мандериана, и тот осторожно поставил свою чашку.

— Встреча двух темпатов — всегда проблема, — уклончиво сказал он. — Нас так мало именно потому, что мы редко вступаем в браки: обратная связь при сексуальном контакте может оказаться роковой. Когда-то на Должаре все обстояло иначе, но ритуалы Хореи потеряны для нас. Я говорю вам об этом, гностор, чтобы вы поняли, почему мотивы Вийи могут быть ясны и в то же время темны для меня. Каждый темпат, встречая другого, старается несколько притупить свое восприятие, чтобы избежать перегрузки, но многое все-таки просачивается. Вийя до некоторой степени мне доверяет, и я знаю, что ей стало известно обращение Барродаха к темпатам. Она не только согласна лететь на Пожиратель Солнц, но очень этого желает. Для нее это и бегство, и ответный дар — она еще никогда не чувствовала себя столь сильно обязанной кому-то. — Мандериан помедлил, подыскивая слова. — Дело осложняется тем, что отношения такого рода необычны... для должарианцев. Это лежит в той части ее души, которая мне недоступна, — но даже если бы она открылась мне, я, пожалуй, ничего бы не понял. Но ощущение необходимости вернуть долг очень сильно в ней — возможно, это сублимация того, другого чувства.

Омилов, не любивший неопределенности, попытался уточнить.

— Вы говорите о долге, отношениях и чувствах. Вы имеете в виду Панарха?

— Да. В этом вся и трудность, — сказала Элоатри. — Я боюсь, он ее не отпустит.

Омилов моргнул — он не знал, что их отношения продолжаются до сих пор. Брендон хорошо хранил свою тайну.

— Мне кажется, — осторожно сказал он, — что вы приписываете этой связи больше значения, чем она имеет.

— Возможно, — сказала Элоатри, но он не уловил сомнения в ее голосе. Он не мог не проникнуться отчасти ее уверенностью, даже если та основывалась на чем-то неизвестном ему. — Но рисковать было бы опасно.

— Да, — согласился Омилов.

Что за горькая ирония. Недавно, выступив в роли Прерогата, он дал Брендону возможность подчинить себе Арес, а теперь, если Элоатри права, должен будет вступить в заговор против него.

— Вийе ничего говорить нельзя, — сказал Мандериан. — В этом деле она доверяет только себе. Мы можем только предоставить ей случай — так, чтобы она полагала, будто действует сама.

Некоторое время они сидели в тишине — только чашки на столе перед ними слегка подрагивали.

—Я подумываю о новом эксперименте, — сказал наконец Омилов, — который собрал бы их всех на «Телварне». Хочу посмотреть, что покажет их объединенная сенсорика, если удалить ее от ноэтического шума Ареса, равно как и от всех других людей, не входящих в их сообщество. Ясно, что с неработающими скачковыми системами убежать они не смогут — даже при отсутствии десантников на борту.

— Она уже получила разрешение ночевать на «Телварне», подальше от окружающего ее шторма эмоций, — сказал Мандериан.

— А я добилась отмены регулярных проверок двигателя. — Голос Элоатри звучал твердо, и Омилов спросил себя, как далеко она способна зайти в служении Телосу и триединому богу, которому служит теперь.

А как далеко способен зайти я, чтобы уберечь Пожиратель Солнц?

— Я думаю, — продолжала Верховная Фанесса, — что она, заметив это упущение, сразу взломает внешнюю печать и приступит к работе. Ее легкая на руку Марим уже, без сомнения, раздобыла детали, нужные для ремонта скачковых. Она даже в Нью-Гластонберийском соборе высматривала, что бы стащить. — Элоатри усмехнулась. — В итоге она нашла даже больше, чем искала, и унесла это с собой, сама того не желая.

— Ну что ж, — сказал Омилов. — Если я добьюсь эксперимента за пределами радиуса нашего солнца, а Вийя сумеет починить скачковые, их уже ничто не удержит.

* * *
— У нас есть еще несколько минут до прихода этого дурака Торигана, — сказала Гештар, когда Фелтон ввел ее в оранжерею на яхте Тау. — Я устроила так, что его челнок задержали в причальном отсеке из-за каких-то неполадок в системе.

Тау с поклоном предложил ей стул.

— Я очень боюсь, как бы жадность Штулафи, которому не терпится заграбастать целиком весь комплекс Омори, не довела его до беды. Жизнь на корабле куда более предсказуема.

Гештар улыбнулась, усаживаясь рядом с декоративным прудом, на поверхности которого маленькие цветочки грелись в лучах проходящего сквозь листву солнца.

— Погода у вас и правда лучше, чем на Аресе. Теперь даже в онейле не продохнуть от поллои.

Тау тоже глуп, если полагает, что так уж хорошо защищен. Его корабль связан с Аресом в реальном времени — иначе он не мог бы пользоваться ДатаНетом. Гештар, правда, обнаружила, что корабельными функциями управлять не может, но стены вокруг информационного пространства Тау дырявые, и защита хлипкая. Если будет нужно, самые глубокие его файлы откроются перед ней.

Но не стоит настораживать его из одного лишь любопытства. Не время еще. На более мелких уровнях его банка тоже немало ценной информации, включая его родство с Тате Кагой. Весьма интересный факт — и тревожный.

— Да, я заметил. — Тау подошел к боковому пульту. — Что вы будете пить? Мой шеф приготовил «виларийское облако».

— Как раз под настроение, —улыбнулась она. — Экстравагантность вдохновляет.

— Почему бы не сказать «расточительность»? — улыбнулся он в ответ. Он не станет извиняться за свой корабль и за роскошь, в которой живет, — он знает, что я желала бы того же. — Я нахожу ее не менее вдохновляющей.

Он подал ей высокий, кобальтово-голубой бокал с запотевшим стеклом. Она пригубила струящийся из него густой пар — холод обжег ее, и вкус пощекотал небо.

— Гораздо менее вдохновляет отношение Й'Талоба к процессу, — сказала она.

— По-моему, он собрал лучшую команду, возможную при данных обстоятельствах, — мягко возразил Тау, отхлебывая из собственного бокала. Сам он «облако» не пил — почему?

Улучив момент, она метнула взгляд сначала на Фелтона, потом на свой бокал. Фелтон кивнул головой.

— Дело не в его команде, — сказала Гештар, не позволяя нетерпению прорваться в голосе.

— Странно, конечно, что Товр Иксван, при всей своей блестящей репутации, ведет дело один, даже без клерка. — Тау сел на скамью, окружавшую ствол большого дерева с толстой зеленой корой, слабо фосфоресцирующей в трещинах. — Но меня удивило, что вы ничего не сказали мне о людях, которых Панарх, несомненно, выделил ему в помощь.

Гештар нахмурилась — ей невыносимо было сознаться в своем поражении.

— Я не заметила никого хоть сколько-нибудь значительного. Анклав закрыт для меня. Но дело даже не в этом, Тау.

Когда она назвала его по имени, улыбка исчезла с его лица, и он любезным, но сдержанным жестом пригласил ее продолжать.

— Дело в том, что ни один вокат, как бы талантлив он ни был, не может подготовить защиту без целой кучи специалистов. Трое прогнозируют менталитет судей на основе прошлых решений и персональных данных, еще один проделывает ту же работу с обвинителем, плюс номоэйдетики, плюс программисты... — Она пригубила свой напиток, чувствуя, как холод проникает в носовые пазухи. Тау не нужно знать о программистах, которых кто-то напустил на ее собственные каналы и сети. Иксван? Или кто-то другой? Ей приходилось посвящать им все больше своего времени. — У Иксвана нет никого — отсюда следует, что он в них не нуждается.

— Отсюда следует, что он знает то, чего знать не должен. Если только это не колоссальный блеф, имеющий целью спровоцировать нас на такой вот разговор.

— Возможно. — Как раз подходящий момент, чтобы попытать его на предмет родства со старым нуллером. — Я думаю, не связан ли он как-то с Тате Кагой?

Она видела по глазам Тау, что завоевала себе очко, но не могла разгадать, какого эффекта добилась.

— Да он у вас просто из головы не выходит, — сказал Шривашти.

Еще бы, дурак ты этакий. У тебя бы тоже не выходил, если бы ты знал, как он неуловим в системе.

Нужен большой талант, чтобы прожить почти семьсот лет и оставить за собой так мало информации. Не он ли один из тех, кто копает в ее сети?

Тау отпил глоток, обретя прежнюю уверенность.

— Если бы старик что-то знал, он бы уже это выложил.

Гештар слегка улыбнулась, наслаждаясь нежеланием Шривашти говорить о неудавшемся заговоре. На публике он держался браво, но с теми, кто сознавал весь масштаб неудачи, вел себя более осторожно.

— Безусловно. Впрочем, для Штулафи все это не имеет смысла, так что предлагаю не докучать ему этим.

Если бы не Пакт Анархии, Ториган у него давно бы отняли.

— Он не очень хорошо ориентируется за пределами своих владений, — согласился Тау, выразив тем готовность пожертвовать Ториганом в случае нужды. Это успокоило Гештар, но лишь отчасти.

* * *
Тау встал, чтобы наполнить бокал аль-Гессинав, бросив взгляд на Фелтона. Уж не хочет ли она, чтобы он прикончил Й'Талоба, если тот станет обузой?

— Но у него есть свои достоинства, и одно из них — цепкость, — сказал Тау.

Это замечание вызвало румянец на впалых щеках Гештар. Посмотрев на него с откроенной злобой, она тут же отвела глаза и метнула быстрый, змеиный взгляд на Фелтона.

Как видно, они опять принялись за свои сектантские штучки? Она искренне верит, что это даст ей власть, и не знает, что он, Тау, позволяет Фелтону заниматься этим лишь ради того, чтобы следить за ней.

Гештар перевела разговор на другое:

— Команда у Штулафи, может быть, и неплоха, но я думаю, что чем больше помощи мы ему окажем, тем больше исход устроит нас всех.

— Вы о новостях? Ведь это вы снабжаете 99-й канал сведениями о рифтерах, правда?

— Служу обществу по мере сил, — ответила она со своей надменной улыбкой. — У них высокий рейтинг — выше, чем у 25-го, который занимает противоположную позицию. Как вы думаете, кто поддерживает этих наших конкурентов?

— Им не нужен патрон — их оппозиция приносит им баллы сама по себе.

Фелтон внезапно поклонился и бесшумно вышел из комнаты.

Когда он вернулся со Штулафи, Гештар говорила о политике Малого Совета.

* * *
«Какое-то время они были здесь вдвоем, — подумал Штулафи Й'Талоб, перебарывая раздражение. — И говорили не иначе, как обо мне».

— Ну, что решили? — спросил он, надеясь пронять их своей иронией, и сел.

— Только то, что воздух на станции стал никуда не годен и что Гештар предпочитает «виларийское облако» «негусу».

— Нужно быть сумасшедшим, чтобы пить «негус», — фыркнул Штулафи. — Разве что вам нравится, когда всю ночь из шляп растут цветы и прочее, — я лично не любитель.

— Разумеется, вы ведь у нас человек занятой, — поклонился Тау. — Не окажете ли вы нам любезность, поделившись последними новостями?

Столь утонченная вежливость Тау служила верным признаком раздражения. Наверное, на Гештар злится. Она так оглядывает эту его занюханную лодку, точно ей не терпится переделать здесь все по-своему.

— Я чувствую, что этот процесс станет настоящим триумфом, — сказал Штулафи. — Гештар предупредила меня, что кто-то копает глубоко в Сети... — Он поклонился в ее сторону. Отпустить лишний комплимент этой змеище не помешает — уж слишком длинные стали у нее руки последнее время. Гештар наклонила голову — прямо королева, так ее перетак. — Но я собрал лучшую обвинительную команду, когда-либо выступавшую в стенах этого зала. Все в комплекте: досье на судей, сведения с места преступления, то, что имеется в Сети на предмет тактики Иксвана, плюс обширный файл о деятельности Кендриана в качестве рифтера — у Хомски просто слюнки на него текут. Она все еще злится на 25-й за эту их историйку об «Ух Ты».

— А вот Иксван, как нам известно, готовит защиту в одиночку, — сказал Тау.

— Ну, вряд ли рифтер может позволить себе нечто лучшее, верно? — засмеялся Штулафи. — Если бы Панарх набрал ему такую же команду, как моя, это было бы равносильно признанию в соучастии. Он это прекрасно понимает — и то, что Иксван работает в одиночку, гарантирует нам победу еще до начала слушания.

— Очень надеюсь, что вы правы, — сказал Тау.

— Будьте уверены. Они не могут найти ничего такого, чего бы я им не позволил, а то, что я позволяю, им только во вред. Это будет большой день для нас. По-настоящему большой.

Гештар подняла свой бокал, салютуя обоим мужчинам, и выпила до дна.

* * *
Жаим, явившись на зов Панарха, нашел Брендона перед коммуникатором. С экрана смотрело сморщенное лицо Тате Каги.

— Итак, я жду тебя, молодой Аркад, — сказал нуллер, и его изображение сменилось приятным абстрактным рисунком.

Брендон повернул свой стул и встал.

— Ты ведь еще не бывал во дворце Тате Каги, верно?

Жаим потряс головой. Он все еще не понимал, какое место занимает Тате Кага на Аресе или, если брать шире, в панархистской политике. Он знал только, что нуллер наверняка самый старый человек в Тысяче Солнц и что он проявляет незаурядный интерес к Брендону Аркаду.

— Я собираюсь поговорить с ним, — сказал Брендон. — Пойдешь со мной или мне улизнуть и совершить этот визит в одиночку?

— Пойду, — ответил Жаим.

Всю дорогу до оси вращения Брендон молчал, предоставляя Жаиму думать о своем. Жаим знал, что Тате Кага свел Вийю и Брендона вместе в ночь неудавшегося переворота — словно считал, что этот союз не менее, а то и более важен, чем политический статус Брендона. Не то чтобы Жаим с этим не соглашался. Но он был с Брендоном уже несколько месяцев, видел его во всякой обстановке, от Рифтхавена до салонов Ареса. Как мог Тате Кага, который видел Брендона от силы полчаса в общей сложности, а с Вийей встречался только раз, прийти к такому же выводу?

Они приехали, и это положило конец размышлениям Жаима. Он дивился, пока гравиплатформа несла их от остановки транстуба к скоплению пузырей между огромными конструкциями оси вращения — это и был дом нуллера. Далеко внизу между рассейвателями сверкал ручей, а рядом виднелась новостройка — бурый шрам на зеленом покрове онейла.

Платформа остановилась, и яркое облако крошечных птичек, расправлявших крылышки только при перемене направления, закружилось вокруг. Брендон указал на самый большой пузырь и полетел туда, хватаясь за гибкие поручни, висевшие повсюду, как паутина. Жаим последовал за ним.

Комната, где они в конце концов оказались, сбивала с толку и на первый взгляд не понравилась Жаиму. Большая плоскость, покрытая мхом с желтыми цветочками, простиралась, как стена, наискось от входа. По всему пространству висели, не двигаясь, воздушные пузырьки. В воздухе звучала музыка — слишком тихая, чтобы воспринимать ее сознательно.

Странные многоугольные видеоэкраны на всех поверхностях комнаты показывали медленно меняющиеся человеческие лица. Некоторые из них показались Жаиму знакомыми — их костная структура напоминала лицо Брендона. Пока они ждали, Жаим убедился, что лица на экранах стареют, превращаясь из детских в зрелые. Одни потом сменялись новыми, другие шли против стрелы времени и начинали снова молодеть.

— Хо! Аркад и его рифтерская тень.

Жаим моргнул. Он не слышал, как приблизился Тате Кага — старик просто вынырнул из-за поросшей мхом стены, без своего пузыря невесомости. Растянувшись на мху, он поманил гостей к себе.

Мох уколол Жаиму ладони. В нем, видимо, были крохотные кромочки — он цеплялся за одежду и не давал упасть. Жаим сел под углом к двум другим, оставив Тате Кагу и Брендона лицом друг к другу.

Некоторое время никто не нарушал молчания. Жаим оценил вежливость Тате Каги: пригласив их к разговору на твердой поверхности, он сделал уступку их привычке к силе тяжести.

Панарх заговорил первым:

— Когда я был мал, я запустил призрака в дворцовый компьютер, чтобы помучить кое-кого. Он никогда не являлся открыто, а маячил где-то на периферии зрения.

Тате Кага улыбнулся, но промолчал.

— Мне кажется, что на Аресе меня преследуют тем же манером — но не призрак, а кто-то другой. Мы с тобой встретились в ночь переворота: Вийя видела тебя в ДатаНете; Товр Иксван тоже общался с тобой. Я редко вижу тебя лицом к лицу, но ты маячишь на периферии моего зрения.

— Что-то вроде надоедливой мухи? — Нуллер засмеялся — звук был точно шорох гальки по дну сухого оврага.

— У меня не было причины так думать, пока я не посмотрел чип об Энкаинации, который привез на Арес ларгист Ранор. Перед смертью он отдал чип Фиэрин, а она — мне.

Тате Кага невозмутимо кивнул. У Жаима заявление Панарха вызвало многочисленные отзвуки. Он видел этот чип и помнил неизвестного нуллера, который вылетел в окно при взрыве ядерного устройства, но считал, как и все остальные, что тот нуллер, кем бы он ни был, погиб вместе с другими, кто был тогда в Зале Слоновой Кости.

Но если это Тате Кага присутствовал на Энкаинации, он должен был знать о Шривашти, Й'Талобе и аль-Гессинав — тем не менее он молчал. Даже когда они замышляли лишить Брендона власти. Даже теперь, когда Арес близился к катастрофе. А недонесение об измене — тоже преступление.

Нуллер, не отвечая на невысказанное обвинение Панарха, махнул высохшей рукой в сторону экранов, где медленно менялись лица.

— Как тебе нравится моя комната для медитаций?

Брендон посмотрел, и фокус его взгляда переместился: теперь все лица смотрели на него, а он на них.

— Я знал их всех, — сказал Тате Кага. — Одни оставили после себя памятники — в камне, металле, в человеческих душах. От других не осталось ничего, кроме слабого эха в ДатаНете. — Нуллер, оттолкнувшись от платформы, медленно взмыл в воздух. — И все они умерли, развеялись, как пыль на ветру. Я не мог этому помешать.

Жаим в наступившей тишине смотрел на лица. Со сколькими жизнями соприкоснулся Тате Кага? Есть ли грань человеческого бытия, которую он не познал за свою жизнь, длящуюся почти треть Изгнания?

Нуллер взлетел к одному из экранов, где появилось женское лицо. Юное и гладкое, оно медленно приобретало прочерченные опытом складки, становясь еще красивее, и в глазах скапливалась тяжело давшаяся мудрость. Нуллер нежно потрогал экран одним пальцем. Возраст наконец победил красоту — щеки ввалились, волосы побелели, и женщина исчезла, сменившись детским лицом, слабо напоминающим ее черты.

Тате Кага погладил экран, и это движение снова развернуло его лицом к двум другим.

— Я научился ждать.

Панарх долго молчал и наконец произнес:

— Делай то, что не требует действия, и порядок будет сохранен.

Скрипучий смех Тате Каги состоял в равной мере из веселья, и боли.

— Ха! Это вырезано в камне на Лао Цзы. Это познается вместе с жизнью. Но есть и другое, еще хуже.

Брендон молча ждал.

— Можешь ли ты объяснить, что такое пространственный скачок? — спросил нуллер.

Панарх покачал головой.

— Однако ты пользуешься им, чтобы перемещаться от звезды к звезде.

— У меня нет времени, чтобы изучить его — есть слишком много другого, что мое положение обязывает меня делать. Но другие понимают, что такое скачок, и я на них полагаюсь.

Тате Кага улыбнулся, и усталость, заключенная в этой улыбке, поразила Жаима — старый нуллер сейчас выглядел на все свои семьсот лет.

— Верно. У тебя времени нет. — Жаим услышал ударение и по тому, как прищурился Брендон, увидел, что тот тоже слышал.

— Я прожил долгую жизнь. Теперь я создаю ветер, — сказал Тате Кага. — Одни идут против него, другие улетают с ним, третьих сметает прочь. Полагаешься ли ты на мое знание?

Брендон шевельнул ногами и поднялся в воздух. Удержавшись за один из пузырьков, он повис напротив Тате Каги. Стройный, но сильный, он казался массивным рядом с ветхим старцем, но на взгляд Жаима силы их были равны.

— Кажется, придется положиться, — сказал Панарх. Тате Кага с шумом выпустил воздух.

— Я обещал Бургессу беречь его потомство, как свое, — сказал он голосом, хриплым от застарелой боли. — Своим я обещал другое. Скоро я выполню оба обещания.

* * *
Это был второй раз, когда вся команда «Телварны» собралась вместе. Жаим и Монтроз опоздали: им обоим нужно было найти себе замену.

Когда они явились в Пятый блок, Марим лежала на кушетке вся в синяках, прижимая к себе поврежденную руку. Ноги она пристроила на Люцифера — громадную полосатую подушку с сапфировыми глазами.

Монтроз, невзирая на протесты Марим, ощупал ей руки-ноги, проверил глаза и ухмыльнулся.

— Ну что, крыска, на плутовстве поймали?

Марим так и взвилась. Один глаз у нее остался закрытым, но другой выражал праведное негодование.

— На этот раз ничего такого не было! Просто они напились, им захотелось сорвать зло на ком-нибудь из рифтеров.

Все засмеялись, Марим оглядела их, не понимая причины такого веселья.

— Ха! — Она плюхнулась обратно, и Люцифер укоризненно поднял голову. — Ой! — добавила она, потревожив какую-то невидимую травму.

Вийя стояла за стулом Иварда, держась за спинку.

— Жаим, Монтроз — ваше время сильно ограничено?

— В этом благословенном поселении со временем всегда напряженка, — хмыкнул Монтроз, — но ничего, обойдутся и без меня.

Жаим потряс головой, не понимая, что скрывается за этим вопросом.

— Тогда начнем. Марим, Ивард — вы еще не знаете, что все улики против Локри на поверку оказались фальшивыми. Есть хороший шанс, что его оправдают — настолько хороший, что я отказалась от плана устроить ему побег.

«Впервые слышу об этом плане», — подумал Жаим. Теперь он понял скрытый смысл ее вопроса. Кому принадлежит его время — Вийе или Брендону?

Поймет ли она, что я хочу сохранить верность им обоим?

Монтроз присвистнул.

— Да вас прожгли бы, как лазплазмер бумагу.

— Может быть. — Черные глаза Вийи смотрели с холодным вызовом. — А может, и нет. Ты забыл, сколько раз мы такое проделывали?

Монтроз только усмехнулся, покачав головой.

— Повторяю: этот план отменяется. Но одну его часть мы осуществляли активно: добывали детали, необходимые для запуска двигателей. Две недели назад регулярные инспекции прекратились, и это ускорило нашу работу. Теперь нам не хватает только пары запчастей, и этот пробел можно быстро восполнить.

— Прекратились? — удивился Монтроз.

— Подозреваю, что кое-кто будет рад, если мы отсюда уберемся.

«Вернее, не мы, а ты», — подумал Жаим, вспомнив лицо Ваннис.

— И у нас появилась возможность, которую я даже не предвидела.

Ивард посмотрел на Вийю испытующе. Хотелось бы Жаиму знать, что творится у этого парня в голове.

— Прошлым вечером ко мне пришел Мандериан с просьбой. Гностор Омилов хочет, чтобы мы провели для него еще один эксперимент — на этот раз в космосе, за пределами системы, вдали от здешнего психического хаоса. Предлагаю согласиться — а как только мы окажемся за радиусом, то убежим.

— Да! — выдохнула Марим. — К Рифтхавену и нашим сокровищам!

— Нет, — сказала Вийя. — Подумай как следует, Марим. Где бы мы ни появились, обе стороны будут смотреть на нас, как на дичь. Предлагаю отправиться на Пожиратель Солнц, активировать его и забрать себе.

— Чего-о-о? — в наступившей тишине вырвалось у Марим.

— Больше нам все равно некуда деться. Думаю, мы достаточно сильны для этого.

Жаим донял, что множественное число относится к Единству, как называет их Элоатри. Но для Марим это было слишком тонко.

— Можно двинуть в нашу старую берлогу, — возразила она. — А не то остаться здесь и пересидеть эту сраную войну.

— И позволить, чтобы станцию запустил кто-то другой и должарианцы кинули на нас астероид, если не хуже? Ты вспомни, как она называется.

— Когда они нас атакуют, тогда и убежим! — вскинула руки Марим. — Только не Пожиратель Солнц — оттуда нам живыми не выбраться.

— Какой у нас, собственно, выбор? — спросил Монтроз.

— Улететь или остаться. Эйя, само собой, готовы стартовать хоть сейчас. Они ненавидят это место — и все дольше и дольше не выходят из спячки. С Портус-Дартимусом-Атосом я тоже поговорила — они согласны лететь. Локри желает одного: убраться с Ареса. Ивард?

Парень побледнел, однако кивнул.

— Можешь на меня рассчитывать. Без келли я здесь не останусь. Правда, есть еще Тате Кага... — добавил он вполголоса. Монтроз нахмурился.

— Я хочу попросить...

— Я уже говорила с Тетрис — вечером она подаст в отставку, а завтра вступит в нашу команду и займет орудийный пульт. Она разбирается в тенноглифах, которые заложил туда Маркхем.

— Она сама вызвалась? — спросил Жаим. Вийя метнула на него быстрый взгляд.

— Да.

— Кто такая? — осведомилась Марим.

— Бывший офицер. Программистка, — пояснила Вийя.

Монтроз кивнул, довольный.

— Я сказал, что останусь в команде, — и я остаюсь, но этот план мне не нравится. Что мы будем делать с десантниками, которых нам обязательно навяжут? Предложим примкнуть к нам или выкинем за борт? И как мы сумеем скрыть то, что происходит в машинном отделении?

— Это не проблема, — сказала Вийя. — Омилов выразился ясно. Он хочет, чтобы мы семеро были одни — не считая вас, остальных, без кого корабль не сможет двигаться. Нас будет сопровождать военный корабль. До радиуса мы будем идти долго и медленно и, думаю, сумеем наладить скачковые за это время. А потом уйдем в скачок, и все тут. Это произойдет без предупреждения, и конвойный корабль не сможет нам помешать. — Вийя повернулась к Жаиму, приподняв брови.

— Мой вопрос может подождать, — сказал он.

Вийя промолчала. Люс внезапно встал, грациозно перескочил на ближайший стул и улегся там, подергивая хвостом.

Ивард начал что-то говорить, но Марим заглушила его, разразившись потоком сочной, цветистой ругани.

Монтроз засмеялся, и между ними началась добродушная перебранка, совсем как в былые времена. Ивард тоже ввязался.

Вийя сделала знак Жаиму, и они прошли в ее комнату. Вийя закрыла дверь и повернулась к нему лицом.

— Есть возражения?

— Ты Брендону сказала?

— Нет.

— И не скажешь?

— Нет.

— Почему?

— Потому что он сочтет своим долгом задержать нас.

Жаим стукнул кулаком по пульту, удивив и Вийю, и себя самого.

— Ну и дура ты после этого!

Она не проявила никакой реакции.

— Зря сердишься, Жаим. Дулу смотрят на эти отношения не так, как мы: постоянство не в их натуре. Когда партнер им надоедает, они подносят ему подарок и расстаются красиво, с легким сердцем. А я не могу перенести разлуки второй раз.

Она никогда еще не говорила так откровенно о своих чувствах. Гнев покинул Жаима, оставив за собой усталость и чувство легкой дурноты.

— Я думаю, ты ошибаешься, но мне нечем это доказать. Теперь о твоем плане — почем ты знаешь, что сумеешь достать недостающие детали?

— Элоатри хочет, чтобы мы улетели. Я в этом уверена, хотя мы с ней ни словом не перемолвились. С тех пор как я стала ночевать на корабле, не было еще ни одной инспекции — и неделю назад я, убедившись, что их больше не будет, вскрыла наружную печать и провела кое-какую предварительную работу.

Жаим, вздохнув, опустился на узкую койку.

— А если он все-таки вычислит что-то, пока мы будем готовиться? Он быстро соображает.

— Если понадобится, я попрошу кое-кого прикрыть нас.

— Кого это? — спросил Жаим, уже предчувствуя ответ.

— Ваннис Сефи-Картано. Она тоже хочет, чтобы нас тут не было.

— Еще бы, — сердито буркнул Жаим. — Она уж, поди, наврала о тебе с три короба... — Он потряс головой. Кто еще использует нас в своих интересах? Впрочем, это не имеет значения — во всяком случае, для Вийи, при условии, что она добьется своего. Но это как раз труднее всего понять. — Не понимаю, Вийя, зачем тебе это надо?

— Это лучшее, что я могу для него сделать. Такой прощальный подарок достоин короля. — В ее словах не было иронии. — Что до Ваннис, в ней нет зла. Она сейчас думает не о себе. Ей хочется занять место рядом с Панархом — ну и в добрый час. У нее получится — они понимают друг друга.

— Думаю, ты ошибаешься, — снова вздохнул Жаим. Она покачала головой.

За дверью замяукал Люцифер.

22

— Я просто больна от волнения, — сказала Фиэрин лит-Кендриан. — Извините, если...

— Не извиняйтесь, — проворчал Осри, глядя в пол капсулы транстуба. Он попробовал было поднять глаза и тут же побагровел, встретившись с ней взглядом. — Должно быть, это Шривашти привил вам такую привычку? — почти грубо добавил он.

Фиэрин прикусила губу, но теперь она уже знала, что Осри сердится не на нее.

— Он не выносит несдержанности. Испытывать дурноту от волнения — это признак плохих манер.

Осри фыркнул, и она, не ожидавшая такой реакции, рассмеялась. Он вскинул на нее глаза и неохотно, краем рта, усмехнулся.

Продолжить разговор им не удалось — они приехали.

В роскошном салоне Панарха собрались все те же лица. Фиэрин сразу увидела Ваннис, сдержанную и прекрасную в обманчиво простом темно-голубом платье. Оно было расшито маленькими кристалликами, и когда Ваннис направилась к Фиэрин, от нее заструились лучи звездного света.

— Мужайтесь, дитя мое, — сказала Ваннис, протянув ей руки.

Фиэрин поцеловала ее. От Ваннис веяло свежей мятой и еще какими-то травами.

— Я рада, что суд будет завтра и все это кончится, — прошептала девушка.

Они сели, и огромный безобразный человек по имени Монтроз, о котором Осри столько ей рассказывал, подал кофе и слоеные пирожные, как будто это был обычный званый вечер, а не стратегический совет в ночь перед судом.

Легкий разговор позволял гостям воздать должное закускам, происходящим из всех октантов Тысячи Солнц. Фиэрин понимала по заботливым словам и взглядам, что остальные стараются помочь ей избавиться от стресса. Ваннис шутливо болтала с Панархом, цитируя какие-то стишки о скверном обеде. Пожилая женщина, бывший коммандер Флота, только что вышедшая в отставку, улыбалась и кивала, время от времени тихо переговариваясь с Монтрозом. Она уже не казалась такой суровой, точно все ее беды остались позади заодно с военным званием. А высокая должарианка наблюдала за всеми, сохраняя полное спокойствие.

Они все верят, что Джес завтра будет свободен — иначе не вели бы себя так.

И Фиэрин вдруг осознала в наплыве эмоций, что завтра увидится с братом. Надо будет добиться отмены лишения прав, чтобы он возглавил дело — ведь законный наследник он. Если, конечно, дело еще существует.

— Ну что ж, обсудим наши планы, — сказал Панарх.

Все умолкли. Ваннис села рядом с Фиэрин, обняв ее за плечи. Фиэрин, поймав себя на том, что вся дрожит, приникла к одетому шелком плечу Ваннис.

— Думаю, первое слово должно принадлежать генц Тетрис.

Женщина, обращаясь к Фиэрин, сказала:

— Не люблю сообщать плохие новости, но мы раскрыли, кто хотел смерти ваших родителей и почему.

Тетрис умолкла, и Фиэрин сказала:

— Прошу вас, продолжайте. Родителей уже не вернешь, но сознание того, что брат скоро будет оправдан, облегчает мое горе. Что вы обнаружили?

— Мы с Вийей двигались разными путями, пока Его Величество не объединил нас. Возможность поделиться своими открытиями ускорила наш прогресс. Капитан Вийя — одна из лучших программистов, с которыми я когда-либо имела честь работать: ее способности в семиотике намного превышают мои.

Вийя молча кивнула.

— Мы выяснили, что кто-то систематически уничтожает все копии огромного пакета данных, поступающие на Арес из ДатаНета. Другие нити нашего следствия тоже вели к нему. Капитан Вийя полагала, что это работа Гештар аль-Гессинав. Когда мы окончательно удостоверились в этом, всего несколько дней назад, дело у нас пошло быстрее. — Тетрис выпила глоток чего-то крепкого и устало моргнула. — Мы доказали, что Архон Торигана действительно распорядился убить Кендрианов вместе со всеми студентами, участвовавшими в их последней экспедиции. Он спланировал все это, нанял убийц, а затем и от них избавился. И все это он сделал по приказу аль-Гессинав.

Фиэрин нахмурилась, недоумевая.

— Но зачем ей нужно было убивать моих родителей? И студентов тоже...

Брендон грозно нахмурился, и Фиэрин невольно вспомнились видеофильмы, посвященные его деду, чьей суровости и гнева очень боялись при дворе.

— Зачем? Ради собственной выгоды. Это первое преступление повлекло за собой гибель миллиардов людей. Она продала координаты Пожирателя Солнц Должару.

Фиэрин ахнула — шок поглотил остатки ее дулусской сдержанности. Масштаб измены аль-Гессинав был слишком велик, чтобы охватить его разумом. Фиэрин видела, что не все здесь об этом знали, — это известие поразило их не меньше, чем ее. Осознав, что из этого следует, она похолодела. Враг не где-то там, за много миллионов световых лет, — он здесь, среди нас.

Панарх жестом пригласил Тетрис продолжать.

— Кендрианы и их студенты наткнулись на Пожиратель Солнц совершенно случайно, во время обзорной экспедиции. Данные о нем они ввели в первый же Узел на обратном пути, закодировав обычным порядком. К несчастью, это было в Красном Северном октанте, где Инфонетический Комб подчинялся Гештар. Она проведала о Пожирателе Солнц и велела убить всех свидетелей, чтобы скрыть свою сделку с Эсабианом. Она знала, что он заплатит, сколько бы она ни запросила, лишь бы осуществить свою месть.

Фиэрин взглянула на должарианку. Ее овальное лицо казалось высеченным из камня, черные глаза смотрели не мигая.

— Семья Шривашти, — продолжила Тетрис, — давно уже пыталась восстановить первенство, которым пользовалась прежде в Тысяче Солнц. И Тау это почти удалось, но он хотел большего. Гештар использовала его, скрыв, по всей видимости, существование Пожирателя Солнц и сообщив ему только об атаке, которая, как надеялся Тау, уничтожит Дом Феникса и откроет ему путь к Изумрудному Трону. Он оказывал непосредственную помощь в подготовке убийств Галена и Семиона. Гештар хорошо послужила своему богу. — В голосе Тетрис чувствовалось едва сдерживаемое негодование. — Еще никому из ульшенов в истории не удавалось создать такой хаос.

— Но мы, вооруженные этим знанием, еще можем восторжествовать, — угрюмо улыбнулся Монтроз.

Брендон резко поднял бокал, который держал в руке. Напиток в нем переливался рубиновыми огнями.

— За нашу победу над энтропией. — Фиэрин поняла, что он говорит о победе как здесь, на Аресе, так и по всей Тысяче Солнц. — А теперь займемся стратегией, — легко и в то же время серьезно сказал он. — Завтра на процессе гностор Иксван откроет информацию о четырех наемных убийцах, которые расправились с Кендрианами и подставили Локри, и обвинит Торигана. Но остальное пока открыто не будет.

— И они останутся на свободе? — прорычал Монтроз. Тетрис положила ладонь ему на руку.

— Нет. Виновности Торигана, которая обнаружится в ходе суда, будет достаточно, чтобы объявить ему Пресечение Доступа. Отныне ему придется самому заботиться о себе. Но с аль-Гессинав и Шривашти придется действовать более осторожно. Если их разоблачить, на станции произойдет настоящий взрыв. Население и так уже распалено историями о рифтерах. Все, на что будут способны эйлологи, — это переместить фокус возмущения толпы, в лучшем случае.

— Самый подходящий фокус — это Тау и Гессинав, — криво усмехнулся Монтроз. — Разве это не будет справедливо? Особенно если, как выяснилось, все эти истории запускались с ее подачи.

— А сколько невинных при этом погибнет? — тихо произнес Панарх.

Фиэрин, почувствовав, как напряглась Ваннис, взглянула на нее вопросительно. Товр Иксван подался вперед.

— В данных обстоятельствах нужно очень немного для того, чтобы возбужденная толпа, жаждущая смерти двух Дулу, смела заодно и всех нас. — Вокат посмотрел на Монтроза. — Всех, включая и судей, которые завтра оправдают вашего друга.

— Дом Феникса потребует тайного рассмотрения остальных доказательств, — сказал Брендон и улыбнулся. — А бежать преступникам все равно некуда.

Монтроз нехотя кивнул.

— Со временем все разрешится, — сказал вокат. — И вы можете быть уверены, что правосудие восторжествует. — В его голосе слышалось грозное обещание.

Ваннис встала и прошла через комнату к должарианке, а Панарх, подойдя к стулу Фиэрин, заботливо взглянул ей в лицо.

— Есть еще два момента, один из которых довольно тяжел. Мы больше не уверены, что помещение, где содержится Джесимар, свободно от шпионских устройств. Ему ничего этого говорить нельзя — утечка информации может вызвать у виновных панику, и он станет их первой жертвой. А без суда мы даже Торигана не сможем обвинить законным порядком.

Фиэрин сдержала слезы. Бедный Джес! Он проведет последнюю ночь один, в неведении... Она кивнула, не полагаясь на свой голос.

— И второе. Когда окончится ваша изоляция, я, с согласия вашего брата, возьму опекунство над вами, и вы сможете жить здесь.

— Я не знаю, что скажет Джес. Мы с ним очень давно не виделись.

— У нас будет достаточно времени. Не обязательно решать это сразу. — Панарх посмотрел на Осри, и тот кивнул.

У Фиэрин защипало глаза, и голоса вокруг слились в неразборчивый гул. «Пора это выяснить, — сказала она себе. — Если у меня не хватит мужества сейчас, то уже никогда не хватит». Когда Панарх отошел, она спросила Осри, который так и не вставал с места:

— Для вас не будет слишком тяжкой повинностью, если я останусь еще на пару дней?

Осри, встретившись с ней взглядом, отвел глаза и сказал:

— Нет. — Потом улыбнулся и добавил: — Не думал, что так получится, но мне нравится жить с вами в одной квартире. Хотя там чертовски тесно, да и пища оставляет желать лучшего.

Фиэрин, вздохнув, закрыла глаза. Значит, она заблуждалась на его счет? Она с самого начала чувствовала, что он, хотя и принадлежит по рождению к Дулу, не любит людей своего класса и не доверяет им. «Да я и сама им больше не доверяю», — подумала она. По крайней мере таким, как Тау. И как знать, сколько их, таких, как он? Все они движутся легко и грациозно, говорят тихо и мелодично и улыбаются, улыбаются. Но Тау хорошо умеет лгать и часто это делает. Гештар тоже. Да и Ваннис — она стала союзницей Фиэрин, но совершенно не понятно почему.

Собрание, видимо, подходило к концу. Ваннис разговаривала с вокатом, остальные говорили громко, с частым смехом, выдающим облегчение. Фиэрин встала, радуясь, что сейчас вернется в тихую, безопасную квартирку Осри. Он не против, чтобы она там жила. А завтра Джес будет свободен. Вот три вещи, в которые она должна поверить.

— Итак, увидимся завтра в пять утра? — спросил Панарх, вернувшись к Осри.

— Не думаю. — Осри улыбнулся своей странной улыбкой — так, словно она причиняла ему боль. — Я уже получил то, за чем пришел.

Брендон с поклоном сделал жест, означающий «мир тебе», и Осри с Фиэрин ушли.

В капсуле Фиэрин сказала:

— Я не понимаю. Вы ходили на эти тренировки всего несколько раз — зачем?

Осри нахмурился. Она уже знала, что в таких случаях он не сердится, а просто думает.

— Я знал, что Брендон как-нибудь уладит эту ситуацию. И хотел посмотреть, как он это сделает.

— Или путем конфронтации — но это грубо, или переместив фокус.

— Типично дулуский способ взять какую-то группу под контроль, не так ли? Но далеко не все это умеют. Я вот не умею. Мы с Брендоном выросли вместе. Я презирал его, ненавидел, терпел его насмешки и всю жизнь считал его дураком. В эти несколько дней я наблюдал, как он, окруженный всеми этими враждебно настроенными офицерами с «Астреи» и «Норсендара», сначала заставил их замечать себя, затем уважать и даже любить. И все это без всякого намека на вызов их капитанам.

— К какому же выводу вы пришли? — спросила она. Осри смотрел в сторону и говорил ровно, но она чувствовала, что им владеют сильные эмоции.

— Их два. В первом нет никакой магии или особого таланта. До недавнего времени я вообще не понимал, что такое этот самый фокус. А он знал это всю жизнь. У нас с ним были примерно равные возможности, но я своими пренебрег — из-за лени, из-за отсутствия интереса, отсутствия цели. Он же все и всегда делал с определенной целью. Он входил в этот спортзал и знал, что будет лучше большинства из них, потому что в нем имеется фокус. А я ходил туда как наблюдатель — у меня случился бы сердечный приступ, если бы я вздумал проделать хоть половину их упражнений. В день, когда мы улетели с Шарванна, он сделал мне выговор за то, что я не прошел на Минерве курс усиленной физической подготовки. Тогда я счел его идиотом — зачем преподавателю такой курс? Да и ему, сыну Панарха, рожденному, чтобы блистать в свете, это было ни к чему. Но когда Семион позаботился о том, чтобы он этого курса не прошел, Брендон все равно занимался спортом, чтобы поддерживать физическую форму, и играл в компьютерные игры, чтобы упражнять ум. Вы когда-нибудь играли в фалангу третьего уровня?

— Всего пару раз, да и то не третьего уровня. Для меня и второй достаточно сложен.

Осри криво улыбнулся.

— Когда мы с ним были пленниками на рифтерском корабле, я сидел в нашей каюте, кипел от злости и думал, а он занимался уланшу с Жаимом, прочесывал их компьютер и завоевывал их, одного за другим. Путем фокуса, который носил в себе, и юмора. Мои родители не слишком наделены чувством юмора, поэтому я так и не научился смеяться, хотя Брендон и Гален очень старались меня научить. Лишь несколько дней назад я понял, как неверно все воспринимал. То, что я считал мучительством, было уроками юмора, а я так и не понял, что над собой они смеялись не меньше, чем надо мной. Смех для них был великим уравнителем, и это срабатывает всегда. В спортзале Брендон заставил всех кататься со смеху, устроив комическую дуэль. Не думаю, что кто-то из них теперь захочет драться — побоятся насмешки.

— Понятно, — вздохнула Фиэрин. — Вы корите себя за воображаемые недостатки.

Капсула давно остановилась, но они не трогались с места.

— Почему воображаемые? Они реальны. Полжизни я смотрел на Вселенную узким взором, отбрасывая все, что в него не помещалось. Все это время на «Телварне» меня обучал первоклассный голголский повар, а я только и знал, что жаловаться на то, как низко я пал. Если бы на камбуз послали Брендона, он обучался бы с полным энтузиазмом... и теперь подчас готовил бы редкостные блюда, чтобы кого-нибудь удивить.

— Ну, довольно, — сказала Фиэрин. — Довольно. К чему все это? Он — это он, а не вы.

— Слава Телосу.

— Осри! — воскликнула Фиэрин, выйдя из терпения. — Его Величество — превосходный человек, и я рада, что он — наш Панарх, но он вовсе не так уж интересен, если смотреть на него с близкого расстояния. Он слишком напоминает Ваннис и Тау — в том, что у Тау есть хорошего — и все прочих из них. Последние несколько дней были лучшими в моей жизни с тех пор, как погибли родители, — да нет, просто лучшими, без всяких оговорок. Потому что я впервые поняла, что могу верить тому, что мне говорят. Вы честны. Вы говорите то, что думаете. И...

Она заколебалась. После нескольких лет бездумного секса и физической вседозволенности она вдруг оказалась рядом с мужчиной, который избегал всяких прикосновений к ней. Мало того, он и ее прикосновений сторонился.

Фиэрин, чувствительная к химии влечения, в начале их знакомства понимала, что он питает неприязнь если не к ней лично, то к таким, как она. Но потом его убеждения пошатнулись.

Среди Дулу любовная игра введется неспешно — обе стороны то делают шаг вперед, то отступают, как в танце, ничего не говорят напрямик и не дают никаких обещаний. Они избегают всего, что может оставить за собой дурную память — или политические обязательства.

Но мы все же люди, и какие-то обязательства все равно остаются. Я позволила Тау превратить мою жизнь в кошмар ради положения в свете и обеспеченного существования.

Осри лит-Омилов Фиэрин очень нравился. Даже его неуклюжесть была невыносимо мила ей. Но его честность могла и ранить при случае. Вдруг он скажет прямо, что не хочет ее?

Он так и не двинулся с места. Они по-прежнему сидели в капсуле, и Фиэрин слышала его дыхание — быстрое и неровное, как и у нее.

Она наклонилась к нему и тронула его за рукав.

— Хорошо, что вам завтра не надо рано вставать. — Она подавила смех, увидев, как он побагровел до корней волос.

Миг спустя Осри сам рассмеялся, и они вышли из капсулы рука об руку.

* * *
Ваннис знала, что место в зале суда ей гарантировано, но все же назавтра пришла туда загодя. По обычаю всех панархистских судебных палат, здесь был только один вход для публики, общий для Дулу и поллои. Места для Дулу распределялись согласно ловким маневрам, поглощающим значительную долю времени знатных особ, которым все равно нечего делать, места для поллои — по жребию.

Известность, которой она пользовалась в свете, позволила Ваннис пробраться сквозь весьма плотную толпу, и она выбрала себе место в скромном отдалении, откуда могла следить за всеми и каждым. Крики напирающей толпы при каждом выходящем лотерейном номере доносились даже сюда.

Ваннис с некоторым интересом отметила, что рядом с ней помещаются Дулу более высокого, чем обыкновенно в таких случаях, ранга. Клиенты и деловые партнеры Й'Талоба были, разумеется, представлены во множестве. Присутствовали также и лица, желавшие своим присутствием подчеркнуть, какого они мнения о Дулу, совершившем убийство и усугубившем свою вину трусливым бегством к рифтерам. Ваннис не видела никого из Вакиано — дурной для Кендриана знак. Штулафи Й'Талоб, естественно, сидел впереди.

Поллои, выигравшие в лотерею, тоже входили в зал — кое-кто с ручными видеопроекторами, по которым смотрели репортаж, ведущийся отсюда, во время своего ожидания. Дулу, конечно, никогда не позволили бы себе такого нарушения приличий, хотя Ваннис подозревала, что у многих из них босуэллы настроены на аудиосвязь. Но ни один прибор не сможет связаться с ДатаНетом во время суда — согласно старой традиции, такую связь осуществляли только посыльные. Лишь судьи имели доступ к ДатаНету, пока идет заседание. Нейросвязь по босуэллам была возможна, но только в пределах зала.

За столом защиты Товр Иксван тихо беседовал с Кендрианом. Традиционный арлекиновский камзол в черную и белую клетку болтался на подсудимом свободно. Ваннис отметила с интересом, что они поместились на поллойской стороне зала, символически отрекшись этим от дулуского происхождения Кендриана. Рядом с защитой расположилась вся команда «Телварны», кроме эйя. Портус-Дартинус-Атос тоже были здесь, и Ваннис увидела в зале еще две келлийские троицы. До этого момента она их не замечала, и это свидетельствовало не только о ее ненаблюдательности, но и о том, что в социальной структуре Ареса келли занимали сравнительно незначительное место.

Взгляд Ваннис вернулся к высокой, прямой женщине, сидящей со своим экипажем. Профиль строг, неизменный хвост блестящих черных волос струится, как ночь, по черному комбинезону.

Что происходит сейчас в уме у темпатки? Пока заполнялись последние сиденья, Ваннис вспомнила их краткий разговор прошлым вечером.

* * *
— Мы улетаем сразу после суда, — сказала ей Вийя, пока Брендон разговаривал с Арторусом Ванном и Жаимом.

— Но это, наверное, не так просто? — не скрывая свою радость, спросила Ваннис.

— Мы должны провести эксперимент для гностора Омилова, — спокойно ответила та. — Ни с гражданскими, ни с военными властями проблем не будет.

— Брендон знает об этом?

— Нет.

— Ага. Итак, я должна буду отвлечь его в случае необходимости?

— Будьте так добры.

Поразмыслив над возможными последствиями, Ваннис сказала:

— Но что я скажу ему, если он обнаружит мое соучастие?

— Что хотите, — с тенью удивления сказала должарианка, и Ваннис, искушенная светская фехтовальщица, пожалела о том, что употребила слово «соучастие».

* * *
«Она знает, — думала Ваннис, глядя на безмятежноспокойный профиль темпатки. — Со всеми моими ухищрениями и стараниями скрыть свои истинные мотивы я, вероятно, прозрачна для нее, как кристалл. Неудивительно, что люди не любят темпатов».

Но Ваннис не могла не признать, что эта женщина своим знанием не злоупотребляет. Ваннис, привыкнув к тому, как манипулируют Дулу своими связями с вышестоящими лицами, поразило полное отсутствие всякого злорадства в ее тоне. Неужели должарианцам так чужды нормальные человеческие эмоции? Или для рифтерши связь с правящим Панархом действительно ничего не значит?

Впрочем, не все в ее команде такие. Взять хотя бы маленькую блондинку, которая шепчет что-то на ухо Иварду, улыбаясь и указывая на кого-то в зале. Это она дала пространное интервью новостям, и все говорят, что она большая мошенница. Тот факт, что она не присутствовала ни на одном из совещаний в анклаве, говорит о том, что Вийя держит кое-что в секрете даже от своих.

И если Вийе так уж все рано, почему она осталась на всю ночь в анклаве? У Ваннис был собственный план: дождаться, пока все разойдутся, и связаться с Брендоном еще раз, сославшись на волнение перед судом. Но ответный код оповестил ее о том, что Брендон свой босуэлл снял.

Почти весь остаток ночи Ваннис трудилась и выяснила окольными путями, что Вийя одна не вернулась в Пятый блок — а также на свой корабль, где ночевала последнее время.

Ваннис посмотрела на Брендона — он сидел один, с двумя телохранителями по бокам, на небольшом возвышении прямо напротив судейского стола, представляя собой символическое звено между Дулу и поллои. Единственный свободный стул рядом с ним служил, видимо, предметом перешептываний обеих сторон.

Тау тоже сидел впереди, возглавляя блистательную фалангу Дулу. Ваннис наблюдала за ним, когда вошла Фиэрин, и получила редкое удовольствие от его реакции при виде стройной девушки в новом платье, заказанном самой Ваннис. Он, конечно, ничего не проявил открыто — только глаза слегка расширились и губы сжались, — но у него и это многого стоило.

Фиэрин шла, не глядя ни на кого, кроме своего брата. Он вскинул на нее глаза. Как же они похожи! Он был бы просто красавец, если бы немного прибавил в весе.

Фиэрин, послав брату радостную улыбку, приподняла подол, взошла на помост и села рядом с Брендоном. Тихий шепоток пробежал по залу.

Все поллои расселись по местам, и зал наполнился. Вошел судебный пристав, сержант-экзекутор закрыл за ним двери, и все разговоры прекратились.

— Слушайте, слушайте, — произнес пристав старинную, старше Изгнания, формулу. — Пусть те, кто ищет правосудия Мандалы, приблизятся и подадут свои прошения. — Поллои отложили в сторону свои проекторы — доступ к ДатаНету закрылся. У Ваннис затрепетало сердце. По этому сигналу ее домашний пульт должен передать пакет данных Нику Корморану. Она надеялась, что правильно рассчитала время.

Как только пристав умолк, вошли трое судей, и все с шорохом поднялись с мест, включая Панарха. Судьи сели, ожидая, когда установится тишина. Обвинитель, Товр Иксван и Кендриан остались стоять.

Ваннис смотрела на судей с интересом. Новости дали о них исчерпывающую информацию. Янус, сидящий в центре, чуть выше своих коллег — это Блестон бан-Ниртус-Вескор. Желтое лицо и тонкая прорезь рта соответствуют его репутации: он суров и не любит пространных речей. «Он точно Смерть из сказки», — подумала Ваннис.

Справа от него сидит Манумит, освобождающий, — это Тессере нир-Харристом с туго завитыми белыми волосами; ее слезящихся глаз почти не видно под нависшими веками и тяжелыми бровями. Новости восхваляли ее познания в номической универсалии — говорят, она крайне редко прибегает к помощи мощного компьютера, которым каждый из судей пользуется во время процесса. Слева от Януса помещается Карцер, заточающий, — Армано Помит, низенький и краснолицый, с постоянно выпученными, высокомерными глазами холерика. Он поллои, и новости предполагают, что он будет особенно суров к Дулу Кендриану.

Обвинитель, женщина средних лет, выигравшая много дел в северном Алеф-Нуль, вышла вперед. Памятуя, без сомнения, о репутации Ниртус-Вескора, она была немногословна.

— Мандала намерена доказать, что 25 джаспара 951-го Аркадского года, в городе Дешаре на Торигане-Прим, Джесимар лит-Кендриан совершил преднамеренное убийство своего отца, своей матери и пятерых клиентов своей семьи.

Она вкратце изложила пункты обвинения и с поклоном вернулась на свое место.

Товр Иксван, не выходя из-за стола, заявил:

— У защиты нет вопросов. — И сел, вызвав недоуменные комментарии в зале. Кендриан, посмотрев на него, тоже сел. Янус ударил в гонг у себя на столе.

— Тишина в зале. Продолжайте, — сказал он обвинителю.

Пиола бан-Анимар медлила, глядя на Товра Иксвана. Он, видимо, подорвал все ее расчеты — и не только ее. Ваннис заметила, как Гессинав и Шривашти обменялись быстрым взглядом. Ториган сердито вертел головой, понимая, что дело принимает неправильный оборот.

При полном молчании зала Анимар наконец поднялась и рассказала с натуралистической точностью, что было сделано с Кендрианами и пятью другими — их родственниками и слугами. Нарисовав эту картину яркими красками, она очертила неприглядный образ скучающего, угрюмого юноши, который не далее как в ночь перед убийством имел бурный спор со своими родителями — они сомневались в его способности выдержать вступительные экзамены в Академию Флота и не знали, есть ли смысл посылать его для этого на Минерву.

Затем она перешла к немногим достоверным фактам, подтверждавшим суть ее предисловия. Защитник принимал во всем этом минимальное участие, задавал только уточняющие вопросы и возразил лишь, когда обвинение заговорило о корабельном досье «Телварны».

— Так называемые возмутительные и преступные эпизоды из последующей жизни подзащитного, — сказал он своим сухим голосом, — не имеют отношения к данному делу.

Пользуясь своим пультом, он сослался на прецеденты. Ваннис понимала, что приведенная им цитата из речи обвинителя, сильно отдающая душком антирифтерской кампании, которую видеоканалы вели уже несколько месяцев, должна была произвести еще больший эффект, чем прецеденты, — и произвела, судя по реакции Януса.

— Мандала принимает к сведению только факты, а не слухи, — ворчливо заявил судья. — Полагаю, уважаемый обвинитель не стремится сделать себе карьеру в службе новостей?

Бан-Анимар, покраснев, завершила свою речь. Ее выступление заняло несколько часов вместе с видеопоказаниями не присутствующих на суде свидетелей.

Когда она закончила, Янус сказал:

— Близится полдень — обеденное время. Нет ли возражений у досточтимой защиты?

Ваннис забеспокоилась. Корморан не станет ждать завершения суда, чтобы выступить с величайшей в своей карьере сенсацией.

Иксван встал и поклонился:

— С позволения вашей чести, защита может завершить это дело с ясностью, удовлетворяющей и правосудие, и аппетит.

Ниртус-Вескор, моргнув, посовещался со своими коллегами и дернул ртом, нарушив на миг свою маску смерти.

— Суд согласен выслушать защиту. Продолжайте.

Ваннис успокоилась, зато Ториган, как она заметила, беспокойно заерзал. Его обжорство вошло в поговорку. Гештар и Тау сидели тихо, сосредоточив внимание на вокате.

Ваннис знала, каким будет исход (вызывавший в ней лишь минимальный интерес), поэтому, слушая, одновременно наблюдала за Брендоном и прочими заговорщиками. Но происходящее невольно увлекло ее.

Иксван с большим тщанием отделил немногочисленные факты от инсинуаций, разоблачив двойственность улик. Даже Ваннис, не разбирающаяся в тонкостях закона, понимала, что он использует речь обвинения, чтобы сосредоточить внимание суда на деталях, которые согласовывались с информацией, добытой двумя программистами.

Иксван с улыбкой оглянулся на своего клиента.

— Однако все это лишь прелюдия к истине. Святой Габриэль сказал:

Пять пальцев на руке у Телоса,
И с первого из них слетело слово,
Доныне во Вселенной эхо теплится,
Неслышное для гордого и злого.
Ваннис увидела, как Брендон резко вскинул глаза.

— Наша истина, как и всякая другая, имеет множество слоев. И любой программист скажет вам, что эхо в ДатаНете теплится долго.

Иксван кратко, с поразительной ясностью рассказал о копировании данных, связующих ДатаНет в единое целое, но Ваннис смотрела не на него, а на Торигана. Его мясистое лицо побледнело, красные губы сжались от гнева и растущего страха. Профиль Тау казался выгравированным на металле, а неподвижная Гештар походила на хрупкую стеклянную статуэтку.

— И эхо этого деяния, этого убийства, тоже теплится там, неслышное для гордеца, совершившего его.

Часовые у всех дверей слегка подобрались, держа оружие наготове. Это были десантники, одетые в форму судебной стражи из уважения к гражданскому правосудию. Сухой, раскатистый голос воката повествовал о том, как были наняты профессиональные убийцы для расправы над Кендрианами и уничтожения их банка информации и как с этими убийцами, в свою очередь, тоже расправились, а публика обменивалась взглядами, ерзала и шушукалась. Волна беспокойства катилась по залу, словно рябь по озеру перед бурей.

Обвинитель, движимая гневом, отчаянно пыталась опровергнуть доводы Иксвана и закончила заявлением, что если кто-то и нанял этих четверых, то это был Джесимар. Но Иксван, не отвечая, набрал код на своем пульте и вручил Янусу кипу распечаток.

Из зала судьи казались изваяниями, застывшими на своих резных деревянных стульях — одно чуть выше двух других, — но Ваннис знала, что у них под рукой пульты и они все время общаются.

Вручив им бумаги, игравшие чисто символическую роль, Иксван обернулся к Архону Торигана.

— Здесь содержатся доказательства, что убийцы были наняты Штулафи ЙТалобом, Архоном Торигана.

Крик, поднявшийся в зале, ударил Ваннис в уши. Ториган вскочил на ноги, но его протест потонул в общем шуме. Янус бросил в зал гневный взгляд и застучал по гонгу. Включились усилители, и все помещение содрогнулось от громовых переливов. Гвалт прекратился, только Архон продолжал кричать:

— Это недопустимо! Здесь судят не меня. Я требую...

Янус прервал его, и Ваннис спросила себя, не нарочно ли судья оставил усилители включенными.

— Молчите, Ториган! Здесь говорит только правосудие, остальные же делают это с нашего позволения. Сядьте!

Й'Талоб внезапно сник, словно из него выпустили воздух. Он посмотрел на Тау и Гештар — они не шевелились.

Янус выключил усилители, но голос его звучал все так же властно. Двое других судей сидели неподвижно.

— Джесимар лит-Кендриан, выйдите вперед и выслушайте справедливый приговор.

Кендриан встал и медленно прошел к судейскому столу. Он выглядел ошеломленным, как будто все случившееся еще не дошло до него. Он встал перед судьями, одергивая свой арестантский камзол.

Янус, посмотрев на обоих своих коллег, взял в руки золотую двуликую маску, от которой и происходил его титул, и надел ее на себя. На Кендриана смотрел улыбающийся лик.

— Суд Мандалы, рассмотрев твое дело, объявляет тебя невиновным в убийстве, — глухо произнес Янус из-под маски.

Карцер и Манумит встали. Заточающий молча поклонился Кендриану и остался стоять. Манумит молвил:

— Мы освобождаем тебя от оков и возвращаем тебе твое звание свободного человека.

Кендриан резким движением разодрал на себе арлекинский камзол и швырнул его на пол. А потом обернулся к залу с лицом почти таким же белым, как его рубашка. Он прислонился спиной к судейскому столу, а Фиэрин, вскочив со своего места рядом с Брендоном, бросилась к нему.

Панарх встал, и гул в зале затих.

— Мандала приветствует Дом Феникса, — сказал Янус. Он снял с себя маску, и судьи снова сели на свои места.

— Дом Феникса ходатайствует перед Мандалой о вынесении Указа Пресечения Доступа по отношению к Штулафи Армагенту Провану Вестону Й'Талобу, ныне Архону Торигана.

— Да будет так, — произнес Янус. — Пусть его уши оглохнут и голос не будет слышен. Пусть он вернется в естественное состояние, лишившись помощи системы, которой злоупотребил.

После напряженной паузы архонский босуэлл испустил оглушительный вой. Потом сверкнула яркая вспышка. Штулафи, закричав от боли, сорвал с себя босуэлл и запустил им в Януса. Теперь Архон был отрезан от ДатаНета, а его собственные банки данных скоро будут вскрыты и тщательно исследованы на предмет других правонарушений.

Должно быть, у него в этот момент была включена нейросвязь. «Теперь он несколько дней будет мучиться головной болью — но это наименьшая из его бед», — подумала Ваннис, глядя, как пристав и двое сержантов-экзекуторов подходят, чтобы взять его под стражу. Архон стоял теперь один — его бывшие приспешники шарахнулись от него кто куда.

В зале снова поднялся шум, но Янус не спешил унимать его. Когда Торигана вывели из зала, Ваннис услышала отдаленный гул, который делался все громче. Другие тоже его услышали. Некоторые поллои пытались включить свои видеопроекторы, а Дулу тщетно напрягали запястья.

Ваннис вскинула подбородок.

«Это моя помощь тебе, капитан Вийя. Остальное в твоих руках», — подумала она, отыскав взглядом в толпе высокую черноволосую должарианку.

Миг спустя тяжелая двойная дверь дрогнула от мощного удара, и послышался рев:

— Убийцы! Предатели! Бей их!

Вслед за криками раздалось резкое «ззип» нейробластеров, а потом заговорило и плазменное оружие. Рев снаружи отступил, зато внутри разразилась буря.

— Они пришли перебить рифтеров! — заорал кто-то.

Янус перестал молотить по гонгу и посмотрел на свой пульт.

— Суд Мандалы объявляет перерыв в заседании, — прокричал он, и все трое судей скрылись в дверь позади их стола. Брендон изогнул запястье — он имел право преимущества над глушителями. Лицо его отвердело, внезапно и болезненно напомнив Ваннис Семиона.

Стиснув руки на коленях, Ваннис принудила себя сидеть тихо и ждать.

Чтобы поколебать чей-то престиж в свете, достаточно улыбчивых вопросов, колебаний в изъявлении почтения и, возможно, пары откровенных бесед в Галерее Шепотов, когда там больше всего народу.

Но политические фигуры нельзя свалить без шума.

«Вы все думали, что я ничего не смыслю в политике», — подумала Ваннис.

Но теперь рубеж перейден, и это моя Энкаинация.

Брендон зашагал к двойным дверям, отбиваясь от телохранителей, советчиков и прочих доброжелателей, пытавшихся остановить его или увести в безопасное место через дверь, которой воспользовались судьи.

В первых рядах поллойской половины стояли, обнявшись, Кендриан с сестрой. Его товарищи по команде сгрудились вокруг них. Только Вийя, повернув голову, смотрела в зал.

Брендон на пути к дверям отдавал приказы. Ваннис увидела, как Тау и Гештар ловко отделились от толпы Дулу около судейского стола. Десантники вывели обоих через боковую дверь, а команда «Телварны», один за другим, стала исчезать через заднюю. Осри Омилов пробился сквозь толпу к Фиэрин. Только темпатка осталась.

Ваннис увидела, как Брендон поднял голову, и его голубые глаза поверх моря человеческих голов устремилась к Вийе.

Вийя повернулась и вышла из зала.

Ваннис осознала, что сдерживает дыхание и цепляется за подлокотники сиденья. Она опустила руки на колени, заставила себя дышать спокойно и улыбнулась.

23

— Они не имеют права арестовывать меня! — проревел Й'Талоб, держась за голову, с красным, блестящим от пота лицом. — Я Архон! Не прикасайтесь ко мне!

Гештар брезгливо отстранилась, когда сержанты-экзекуторы взяли его под локти и подняли со стула, вызвав новый яростный вопль. Брызги слюны летели с его толстых губ, от него разило потом и страхом. Было заранее ясно, что Штулафи первым потеряет власть над собой, с отвращением подумала Гештар.

Его увели. Люди напирали со всех сторон с громкими возгласами — каждый хотел перекричать других, никто никого не слышал. Все было забыто — и почтение к вышестоящим, и приличия. Кто-то навалился на Гештар. Она злобно двинула локтем назад и ощутила удовлетворение, когда неизвестный ахнул от боли.

Гештар оглянулась на судей, но они исчезли. В следующий момент перед ней возникла высокая десантница с бластером на изготовку.

— Пойдемте со мной.

Гештар подалась вперед с намерением смутить женщину, но из этого ничего не вышло. Другой десантник сказал Тау:

— Это ради вашей же безопасности.

— Я требую, чтобы ко мне допустили моего телохранителя, — хрипло ответил Тау.

— Как угодно.

Гештар вздохнула с облегчением. Возможно, этот дурак Брендон все-таки на что-то годен.

Очевидно, Тау и ей предоставляют убежище, как видным членам общества. Но уверенность Гештар поколебалась, когда она увидела, что в комнатушке, где их поместили, уже находится Штулафи. Дверь закрылась за всеми четырьмя, и Ториган, вздохнув с облегчением, плюхнулся на лучший в комнате стул.

— Дожили, нечего сказать. Чтобы Архона арестовывали, как первого встречного...

— То ли еще будет, — процедила сквозь зубы Гештар. Занять лучшее место было прямым оскорблением с его стороны — она имела преимущество, как член Малого Совета, и он это знал.

— Это и к тебе относится, ты, гадюка... — злобно прорычал Ториган.

— Заткнитесь, вы оба. — Тау стоял у стены, нажимая на клавиши пульта. Здесь глушители уже не действовали.

Пульт, перебрав каналы новостей, остановился на 25-м.

Гештар хотела уже сказать, что не желает ничего слышать об этом проклятом процессе, но слова застряли у нее в горле, когда она увидела на экране себя.

Себя в Зале Слоновой Кости.

Выходящую из него перед самым взрывом.

— Фиэрин! — произнес Тау так, словно выругался.

— Чип был у нее все это время! — провизжала Гештар. — Ты, слабоумный, сентиментальный кретин...

Шривашти злобно прищурился:

— Заткнись, пока я тебя не придушил.

— Нет! — завопил Ториган. — Нет, нет, нет!

Двое других обернулись к нему, и перед глазами у Гештар заплясали черные пятна: Ник Корморан с экрана излагал прерывающимся от волнения голосом подробности ее сделки с Эсабианом.

— Что такое? — вскричал Тау с искаженным от ярости лицом. — Ты продала Пожиратель Солнц Эсабиану? Ах ты, безмозглая, жадная стерва! Ты соображаешь, что сделала? Что он такое тебе пообещал?

И Тау с отвращением умолк.

— Фаги должны были уничтожить эту информацию, — прошептала Гештар.

— Это пакет Керульда, — сказал Тау, взяв себя в руки. — Кто-то нашел копию, до которой твои фаги еще не добрались, и препроводил ее на Арес... — Он принялся расхаживать по комнате.

— Теперь нам конец, — простонал Ториган, закрыв лицо руками. — Конец, конец, конец...

Гештар, поддавшись давно сдерживаемому желанию, подскочила к нему, отвела одну из его рук и с размаху залепила ему оплеуху.

— Держи себя в руках, — рявкнула она, с наслаждением видя слезы, выступившие у него на глазах. Она хотела ударить его снова, но он прикрылся. Тау хотя бы не трус, а этот...

Шривашти посмотрел на нее затравленно. Волосы упали ему на лоб.

— Нас привели сюда не ради защиты — это арест. Выводи нас отсюда, — приказал он Фелтону.

Тот поклонился, занавесив лицо длинными волосами, подошел к двери и постучал.

Дверь открылась, и в комнату заглянула десантница. Миг спустя она корчилась на полу, задыхаясь. Фелтон, наступив ей ногой на затылок, приблизился к другому человеку, выхватившему оружие.

Тот тоже неосторожно вдохнул и упал замертво, как и его напарница.

Тау и Гештар вышли в дверь разом. Ториган устремился за ними. Не успели они отойти далеко, как из ближнего коридора послышался топот. Миг спустя они оказались лицом к лицу с толпой поллои, вооруженных дубинками.

— Вот они! — закричала какая-то женщина. — Это изменница Гессинав!

— И убийца Ториган! — подхватил мужчина.

— Я требую... — начал Штулафи, но закончить не успел.

Тау и Гештар толкнули его прямо в толпу, которая накинулась на него, изрыгая брань, а сами бросились в противоположную сторону. Никто за ними не погнался, но жуткие, мокрые удары и душераздирающие вопли еще долго преследовали их.

Крики и вопли доносились отовсюду, и беглецы каждый раз заглядывали за угол, чтобы избежать столкновений. Наконец они вышли на открытую площадь, где, как ни странно, никого не было.

Судебная палата располагалась близ южного полюса, где был гражданский порт. За площадью находилась станция лифтов.

Тау откинул со лба волосы дрожащей рукой.

— Эти подонки знают, где мы живем, и первым делом отправятся туда. Надо добраться до моего челнока — он на девятом причале.

— Быстрее всего через ось вращения, — сказала Гештар. — Транстуб идет кружным путем, и там полно поллои.

На бегу Гештар услышала слабый шум, как будто от ветра.

— Чтоб тебе, — буркнул Тау, посмотрев вверх.

Гештар с напрягшейся шеей тоже посмотрела — но это был всего лишь нуллер в своем пузыре.

— Жаль, бластера нет, — бросил Тау. Они ввалились в лифт. — А у тебя, Фелтон?

Тот покачал головой, показав ладони. Гештар знала, что его оружие предназначается только для ближнего боя — так предписывал строгий кодекс ульшенов.

— Это всего лишь выживший из ума старый нуллер, — сказала она, поворачиваясь к мужчинам боком и включая свой босуэлл. — От него нам не будет вреда.

— Даже старый скорпион способен ужалить, — мрачно заметил Тау.

Все трое перевели дух, когда лифт пошел вверх по своей кривой траектории. Когда они вышли, на платформе никого не было. Они торопливо прицепили к ногам липкие подошвы — сила тяжести здесь была минимальная. Появился, крутясь колесом, пузырь нуллера, и у Гештар свело желудок — она не переносила невесомости.

— Хо! — крикнул нуллер. — Пауки бегут, а мухи нападают.

— Если он подойдет близко, Фелтон, убей его, — холодно распорядился Тау, запрокинув голову.

— Ты уже пробовал — в Зале Слоновой Кости, — сказал Тате Кага. — Я присутствовал при самом большом твоем преступлении и буду присутствовать при наказании.

Нуллер улетел прочь, оставляя за собой смех и горячий ветер.

«Еще один свидетель», — с отвращением подумала Гештар. С чего ей показалось, будто Тау — надежный союзник? Он так же бестолков, как Й'Талоб.

— Он скажет им, где мы, — сквозь зубы прошипел Тау.

— Но они сюда нескоро доберутся — тем более если застопорить лифты, — сказала Гештар. Сейчас не время было сводить счеты.

Тау и Фелтон занялись пультами двух лифтов, а Гештар активировала босуэлл и тут же получила ответ.

(В чем дело?)

Гештар улыбнулась, упиваясь ненавистью, которую Аррет бан-Мандиз даже не пыталась скрыть. Мандиз, гностор эйлологии, уважаемый член Совета Служителей, была лишь одной из многих, чья слабость и сентиментальность делает их легкой добычей для людей с сильной волей.

Мандиз ненавидела ее, но поневоле подчинялась ее приказам.

(Нас преследует толпа. Займитесь ею), — распорядилась Гештар. — (Натравите ее на рифтеров).

(Это не просто толпа, а разъяренная масса), — ответила Аррет. — (Она неконтролируема. Если попытаться направить ее в другую сторону, возникнет опасность открытого бунта).

(Мне плевать, если эта поганая станция сгорит или захлебнется вакуумом, — лишь бы я добралась туда, куда мне нужно. Но если мне это не удастся...)

(Хорошо. Вы получите свой бунт).

И Мандиз отключилась.

Гештар, выпрямившись, улыбнулась Тау и Фелтону, которые уже справились со своей задачей.

— Ну, как тут пройти к челнокам?

* * *
Жаим никогда еще не видел, чтобы человек так преображался. Локри обхватил сестру своими длинными руками, прижимая ее к себе. Злость, цинизм и отчужденность пропали, словно их смыло струей чистой воды.

Вийя из-за плеча Локри сделала Жаиму знак глазами, продвигаясь к выходу. Времени было в обрез.

— Джес, — восклицала Фиэрин, — я всегда верила... не хотела быть под чужой опекой... Тау... ох! — Она колебалась между смехом и слезами. — Я сама не знаю, что говорю! Но когда ты вернешься на Ториган, наше дело...

— Оно твое, — сказал Локри, схватив ладонями ее лицо. — Я не вернусь на Ториган — разве что тебя навестить.

— Но, Джес, нельзя же решать так...

— Сразу? — перебил он с сухим смехом, напомнившим о прежнем Локри. — Последние несколько недель я только об этом и думал — иначе мне оставалось бы одно: слагать элегии. — Он подмигнул Жаиму поверх головы Фиэрин и поцеловал сестру в лоб. — У нас еще будет время поговорить об этом, а сейчас я должен выполнить одно обещание.

— Но Джес...

Локри посмотрел по сторонам, подняв брови.

— И, надо сказать, мне не нравится то, что происходит за стенами этого здания.

Жаим испытал облегчение, увидев решительно расталкивающего толпу Осри Омилова. Фиэрин помахала рукой, подзывая его.

— Осри знает тут все ходы и выходы. Может быть, встретимся позже, Джес?

— Обязательно встретимся, — сказал Локри, целуя ей руки. — Как только смогу. — И он последовал за Марим, а Жаим за ним, оглянувшись назад.

Вийя задерживалась. Жаим видел только ее затылок, но знал, что она смотрит на Брендона. Сам Жаим из-за толкотни ничего не видел.

— Где он? Где? — заревел кто-то с другого конца зала.

— Его уводят! — заверещала женщина.

— Пошли за ними!

Вийя догнала Жаима с угрюмым лицом.

— Поспешим, — сказала она.

В коридоре, примыкающем к залу, было полно народу. Пару раз послышалось: «Рифтеры!» Жаим работал локтями вовсю, но как только появились эйя вместе с Люцифером, люди шарахнулись в стороны. Из толпы вынырнула Седри Тетрис в простой, порядком измятой штатской одежде, прижимая к себе небольшую сумку.

— Шривашти и остальных взяли под стражу, — поспешила сообщить она. — Правительство обратилось с просьбой вынести Указ о Пресечении Доступа относительно его и Гессинав.

— Тогда давайте двигаться, — сказала Вийя. — Здесь нам больше нечего делать.

Они бежали, пока не вышли на открытую платформу, но там их встретила огромная толпа, непонятно откуда взявшаяся.

— Рифтеры! Рифтеры! Рифтеры! — вопили разинутые рты. Толпа образовала полукруг. Экипаж «Телварны» тоже рассредоточился — так, чтобы не мешать друг другу драться. Эйя стали позади Вийи, и она сморщилась, как от внезапной головной боли.

— Они разбили Минерву!

— Они сожгли Меррин!

Крик нарастал.

— Они убили мою семью... Они пытали... Они стреляли... — Имена и названия мест уже невозможно было разобрать из-за шума, и наконец один слитный вопль покрыл все остальные:

— БЕЙ ИХ!

Толпа ринулась вперед.

* * *
В офицерской столовой было тихо — лишь позвякивали фарфор и серебро, и за угловым столиком, который занимал Джеп Кестлер с двумя своими капитанами, слышалась тихая беседа.

В противоположном углу мерцал видеоэкран с приглушенным звуком. Марго Нг села под углом к нему, чтобы ничего не видеть. Она почти не участвовала в разговорах по поводу единственного судебного процесса, разрешенного загадочным новым Панархом. И не имела понятия, виновен или нет молодой человек с Торигана в том, в чем его обвиняют. Что она ненавидела всей душой, так это людей, которые использовали этого заурядного молодого человека из незначительной семьи, родом с захолустной планеты, в своих политических целях.

Она не могла понять, почему Брендон это допускает.

Раньше я судила о нем неверно, и он удивил меня. Надеюсь, что и теперь это не слабость, а политическая необходимость, недоступная моему пониманию.

Выпив глоток кофе, она вернулась к пачке рапортов на столе, делая пометки в своем блокноте. Она предпочла бы работать в другом месте, но хотела, чтобы ее видели рядом с Кестлером каждый день, даже если они не разговаривали, а только здоровались. Политики штатских она постичь не могла, но политика Флота — дело иное. Для нее всяческие фракции и группировки представляли не просто досадную помеху, но опасность. Очень скоро они совместно вступят в бой, и ей, возможно, придется зависеть от одного из тех капитанов, которые столь усердно подхалимствуют перед Кестлером. Они просто обязаны научиться ладить друг с другом — или по крайней мере доверять друг другу. Иначе Эсабиан выиграет битву без единого выстрела.

Она не была уверена, что Кестлер ходит сюда по тем же причинам, но была рада, что он это делает, даже когда создавалась не совсем ловкая ситуация. Вот как сейчас, когда он в трех метрах от нее говорил о делах со своими капитанами, предоставляя ей заниматься собственной работой в одиночестве.

Она вчитывалась в рапорт своего квартирмейстера, пробегая глазами колонки цифр, когда дверь внезапно распахнулась и в столовую ворвался какой-то высокий капитан.

Она узнала Игака Вапета, еще одного из кадров Семиона.

— Бунт в Судебной Палате, — хрипло объявил он.

Шо-Бостиан бросился к пульту и застучал по клавишам. Он перевел изображение на огромный стенной экран, и Нг обернулась посмотреть. Красный, растрепанный репортер на фоне взбудораженной, орущей толпы говорил тонким, взволнованным голосом.

Как мы в бортовых журналах после боя.

— ...только что сообщили, что Архон Торигана мертв, — мы переключим вас на тот участок, как только получим подтверждение. Но у палаты собралась самая большая толпа, настроенная крайне враждебно. Одни требуют, чтобы им выдали рифтеров, другие — Гештар аль-Гессинав, якобы продавшую должарскому извергу секрет Пожирателя Солнц...

Репортер оглянулся через плечо и стал рассказывать, как анонимный отправитель передал ему доказательства измены аль-Гессинав, но прервал сам себя и совсем уже тонким фальцетом объявил:

— ...а сейчас позади меня появился Панарх — один! Он вышел, чтобы говорить с толпой!

Кадр переместился, показав ту же картину сверху. Почти весь экран заполняла масса мечущихся, беспокойных лиц, похожая на океан перед штормом.

Им навстречу двигалась одинокая фигура — высокая, стройная, темноволосая и легко узнаваемая. Он был безоружен, и телохранители не сопровождали его.

— Покажите периметр, — проворчал Кестлер.

Нг думала о том же: десантники уж наверняка заняли позицию, чтобы защитить Панарха в случае чего. А вдруг нет? Где Арторус Ванн?

Она поняла, что произнесла это вслух, когда Кестлер сказал:

— Надеюсь, что на месте.

— Но его отряд раздроблен, — заметил Вапет. — Ториган, Шривашти и аль-Гессинав были взяты под стражу сразу после суда... — он нажал несколько клавиш, и в окне на экране стал виден коридор с трупами двух десантников — их почерневшие лица указывали на смерть от яда, — но они бежали из этой комнаты и ушли вот в этом направлении, — продолжил рассказ другой репортер.

Кадр снова переместился, показав другой коридор, залитый кровью. На полу лежало нечто, лишь смутно напоминающее человека, — можно было подумать, что в него угодил разряд раптора. Нг стало нехорошо, и она перевела взгляд на большой экран, где Брендон Аркад говорил с народом.

Тамошний репортер очень старался подойти поближе, но пока слышно было только, как повышается и понижается знакомый легкий голос, подчеркиваемый сдержанными жестами.

Откуда-то из подсознания Нг всплыла цитата.

— Посмотрите на его руки, — сказал Кестлер, и она не задумываясь произнесла:

— «А в правой руке его власть, а в левой — мир».

Она уловила краем глаза быстрый взгляд Кестлера, но все ее внимание было отдано Брендону. Это у него, вероятно, врожденный дар.

— Телос! А келли-то, — воскликнул шо-Бостиан. — Никогда не видел их в таком количестве.

— Там их как будто никто не замечает, — сказал Вапет. — Странное дело.

Кестлер промолчал, глядя, как зеленые существа движутся в толпе, которая стала заметно спокойнее. Передние ряды прекратили движение и приобрели подобие строя. Все смотрели на Панарха, чуть подавшись вперед в позе внимательных слушателей.

Задние тоже постепенно перестали напирать, кричать и махать руками. Толпа бунтовщиков на глазах превращалась в аудиторию.

— Черт! — сказал Вапет. — Хотел бы я слышать, что он говорит!

— Нет необходимости, — сказал Кестлер, и его глаза приняли отсутствующее выражение.

«Секретка», — подумала Нг. После короткой паузы Кестлер объявил:

— Какое-то шиидрино отродье науськивает толпу на рифтеров.

Нг, подавив желание тотчас же бежать на помощь, спросила шо-Бостиана:

— Гессинав?

— Возможно.

Логика подсказывала Нг, что нужно действовать, но инстинкт удерживал ее на месте. Она посмотрела на Кестлера, который не проявлял никакого интереса к новому Панарху до этого момента, а теперь вперился в экран, как зачарованный.

— Они будут пробиваться на яхту Шривашти, — сказал он. — Его капитан уже, наверное, распечатывает орудия. Фазо со всем этим не справится. Телос! Поглядите-ка.

Нг, прикусив губу, боролась со стремлением включить босуэлл. Еще немного...

Кестлер встал, не отрывая глаз от экрана. Панарх закончил говорить, и кто-то из толпы отвечал ему, бурно жестикулируя.

Брендон заложил руки за спину — левая, если хорошо присмотреться, касалась босуэлла.

— Отдает приказания.

Кестлер рассмеялся, точно сам себе не веря. Его лицо осталось прежним, но Нг чувствовала в нем радикальную перемену. Казалось, что остатки Семионовой отравы уходят из него. Пьяница, трус и мошенник, которым Семион ославил своего брата, никогда бы не вышел один к бунтующей толпе, контролируя при этом всю ситуацию в целом.

Кестлер посмотрел на Марго так, словно они все это время разговаривали не переставая.

— Нг?

Инстинкт не подвел. Теперь они будут действовать вместе. Нг встала, отодвинув бумаги.

— Сейчас брошу клич своим десантникам. Куда их послать?

— На оси вращения и в гражданском порту десантников нет, — сообщил Вапет.

— Хорошо. Беру на себя ось вращения. — Дождавшись кивка Кестлера, Нг босуэллировала бедняге Крайне, который, вероятно, в это время спал.

* * *
«А хорошо снова подраться», — думал Локри, обуреваемый то паникой, то буйным весельем. Он безмерно устал, и голова у него кружилась от того, что он почти сутки не ел, зато теперь он был свободен. И вернулся в свою команду, которая не бросила его в беде.

Противников было больше раз в десять, но Локри не верил, что поражение возможно. Обессиленный, он пошатнулся, и Жаим тут же заслонил его, двигаясь, точно в смертельном танце.

В четырех метрах от него подобралась, зорко прищурив глаза, Вийя. Ивард старался, как мог, но в основном его выручали келли, обступившие его с трех сторон. «Телос, как изменился этот парень!» — подумал Локри. Люди, коснувшиеся келлийских лент, с хрипом падали наземь.

Монтрозу помогала его недюжинная сила, и даже Люцифер вовсю орудовал острыми как бритва когтями.

Но тут из бокового туннеля вывалилась новая толпа, вопящая:

— Бей Кендриана! Бей Кендриана!

Вийя выбросила руку, дав сигнал отходить. В верещании эйя пробился высокий, рвущий уши звук, и люди в толпе завопили от ужаса.

Бунтовщики, давя друг друга, хлынули назад, и на земле осталось несколько трупов с окровавленными лицами. Вийя на глазах у пораженной ужасом толпы показала на женщину во главе новой банды. Та зажала руками лицо и завопила, как безумная. Кровь хлынула у нее из глаз, и она упала в корчах.

Вийя нацелила палец на остальных, и они колыхнулись назад, как водоросли в прибое. Крик сменился ошеломленным шепотом, Вийя звонко произнесла:

— Все, кого я убила, были наемниками Гештар аль-Гессинав. Их работой было науськивать вас.

— Аль-Гессинав, аль-Гессинав! — гневно зароптали люди. Внезапный порыв ветра заставил всех поднять головы.

Локри увидел нуллерский пузырь со сморщенным стариком внутри.

— Шривашти и аль-Гессинав на оси вращения — они пытаются уйти, — сказал он через усилитель.

Толпа, взревев, как один человек, бросилась к лифтам.

— Пошли, — хрипло сказала Вийя.

— Вы как хотите, а я остаюсь, — яростно, сквозь стиснутые зубы заявил Монтроз. — Я не дам Шривашти уйти безнаказанным снова. Я поклялся в этом на могиле жены.

Вийя прикрыла рукой глаза и застыла.

Локри двинулся к ней, но Жаим сгреб его за руку.

— Чего ты? — опешил Локри.

— Брендон, — одними губами выговорил Жаим, постучав себя по голове.

Локри испытал смешанные чувства. Не так давно они с Вийей вели молчаливую дуэль за Аркада — что же случилось потом? Никто не говорил ему об этом — даже Марим.

Вийя посмотрела на них, скривившись, словно от боли.

— Ось вращения нам по дороге, — сказала она и больше ничего не добавила.

— Только лифты такую кодлу и до будущего года не перевезут, — вмешалась Марим, взволнованно раскрыв здоровый глаз. — Я знаю, где служебная шахта, и код у меня есть.

* * *
Гештар тащилась за Тау и Фелтоном. Ее бесило все — и легкость, с которой они передвигались в невесомости, и неловкая, шаркающая походка, к которой эта невесомость ее вынуждала и которую она никак не могла освоить.

— Там есть гравикарниз, — сказал Тау, указывая себе под ноги. — И лифт должен быть.

Они спустились на карниз, но тут из-за угла, хватаясь за тросы и перила, выскочило с полдюжины человек.

— Вот они! — закричала какая-то женщина. — Мы нашли их!

Шривашти включил гравитацию, и Гештар снова замутило, но вес вместе с координацией вернулся к ней, и сразу стало легче. Толпа, теснясь, хлынула на карниз.

Тау принял боевую стойку и сказал спокойно:

— Кто меня тронет — умрет.

Фелтон отступил назад, выжидая.

Двое мужчин пренебрегли угрозой и атаковали. Тау оскалил зубы, и оба отлетели назад. У одного была сломана шея, другой истекал кровью, которая вибрирующими каплями улетала прочь, — Тау вышвырнул его за пределы зоны гравитации.

Гештар тряхнула босуэлл.

(Аррет! Немедленно пришлите кого-нибудь сюда!)

(Пробирайтесь к лифту), — был ответ. — (Встретимся в 315-м секторе. Здесь спокойно).

(Само собой, там спокойно!) — взъярилась Гештар. — (315-й — территория Дулу. Помощь мне нужна немедленно!)

(Это невозможно — Флот берет под контроль все лифты и капсулы. Если сможете уйти, приходите сюда. Мы о вас позаботимся).

Фелтон смотрел на Гештар. Она показала ему знаками: «Нужен лифт».

Он, склонив голову, окинул взглядом место действия. Их противники уже сообразили, что Тау — мастер уланшу, а кровь, обагрившая его элегантный костюм и руки, доказывала, что он не шутит.

Народу прибавилось, и прилетел нуллер в своем пузыре, повиснув прямо над перилами. Гештар подумала, что от внутренней поверхности онейла их отделяют четыре с половиной километра и что онейл вращается со скоростью более семисот километров в час относительно оси, и ее передернуло.

— Мы хотим уйти с миром, — сказал Тау. — Всякий, кто окажет нам помощь, будет вознагражден. В моей власти как награждать людей, так и карать их. Что вы предпочитаете?

Его хрипловатый голос звучал убедительно, и люди — в большинстве своем поллои — стали переглядываться, как будто ища вожака.

Гештар кисло улыбнулась, жалея, что у нее нет бластера, хотя это и противоречило бы ульшенским правилам. Сжечь бы их всех до единого. Впрочем, она не вмешивалась — ее вполне устраивало, что Тау занял передовой рубеж.

Он начал пятиться к лифту, шаг за шагом. Фелтон тем временем манипулировал с пультом. Загорелся оранжевый свет, и у Гештар, несмотря на всю ее выдержку, упало сердце — неужели лифт закодирован? Но Фелтон, не смущаясь, продолжал свое, и свет сменился зеленым.

Дверцы открылись, и сердито ропщущая толпа вдруг затаила дыхание.

Из лифта вышел здоровенный, безобразный детина, за ним двое помоложе и высокая черноволосая женщина. Сзади теснился еще какой-то сброд, включая келли и громадного кота, но Гештар смотрела только на женщину и одного из мужчин — они показались ей знакомыми.

— Тау Шривашти, ты нарушил клятву, — сказал здоровенный урод. — Пришло время ответить за свое предательство.

Тау нанес удар.

Урода спасла только быстрота, с которой отреагировал один из его спутников. Гештар с запозданием узнала в нем телохранителя Панарха. Он отшвырнул пожилого назад, и смертельный удар Тау не достиг цели.

Затем рифтер повернулся и стал подбираться к Фелтону вместе с одним из келли. Гештар заметила у телохранителя на лбу келлийскую ленту. Фелтон дохнул на него смертельной струей нуматаната, но это не возымело действия.

А женщина молча вышла вперед и стала лицом к Тау.

— Должарианка, не так ли? — проворчал он. — Всегда хотел позабавиться с одной из вас.

Женщина сделала финт, отвела удар, два раза ударила сама — и Гештар услышала хруст костей. Тау упал на карниз со сломанной рукой, ловя воздух поврежденным горлом.

— Фелтон! — просипел он.

Но Фелтон выставил ладони вперед. Пока Тау смотрел, пораженный изменой своего телохранителя, тот ступил в лифт, и дверцы за ним закрылись, Гештар залилась смехом, желая, чтобы Тау взглянул на нее, но он, оскалясь, смотрел на должарианку.

Та пренебрежительно махнула рукой.

— Он твой, Монтроз.

Безобразный рифтер вышел вперед, разминая пальцы. Пока Гештар пробиралась вдоль стены за спинами остальных, он сказал с ненавистью:

— Ты загубил или извратил все хорошее, что было на Тимбервелле, и я давно уже поклялся убить тебя, если смогу.

Тау скалился, глядя на него:

— Нечего сказать, много надо мужества, чтобы натравить на меня вашу должарскую зверюгу. — Его голос стал почти неузнаваем. — Ну давай, бей, кретин...

Монтроз покачал головой с жуткой улыбкой на лице. Гештар протянула руку к контрольной панели, стараясь нажимать те же клавиши, что и Фелтон.

— Я не могу бить лежачего. — Монтроз шагнул вперед и поднял Шривашти так, что тот из-за сломанной руки не мог ему помешать. — Но сбросить его вниз я могу. — С этими словами он перекинул Тау через перила.

Толпа издала одобрительный рев. Тау, изгибаясь, пытался остановить медленное движение, относившее его от перил. Он будет падать долго, но вращательная сила тяжести, возрастающая с каждым метром его падения, в конце концов возьмет свое.

— Здесь скоро будут флотские, — сказал один из рифтеров другим.

— Уходим, — скомандовала женщина.

Гештар с улыбкой закрыла за собой дверцы, и лифт плавно пошел вниз.

name=t41>

24

Тау Шривашти боролся с болью и бессильной яростью. Эти подонки ушли, бросив его всего в нескольких метрах от спасительных перил. Если бы не рука, он мог бы снять с себя камзол и покрутить им, чтобы вернуться на карниз. Но попытка стянуть его, несмотря на сломанную кость, чуть не вызвала у Тау рвоту — а в невесомости это не очень приятно.

Ему очень хотелось спастись, увидеть лицо Гештар, когда он появится, и пристрелить ее — и Фелтона, когда он велит его выдрать. Как этот безродный ублюдок осмелился предать его? И почему?

Может, из-за этих его религиозных бредней. Тау здоровой рукой подтянул колени к груди. Если уменьшить площадь тела, ветер вращения не так скоро придаст ему ускорение, соответствующее местной силе тяжести.

А я-то думал, что, если не обращать на это внимания, он со временем забудет свою дурь. Тратить энергию на религиозные дела — это путь не к власти, а к подчинению.

Карниз медленно-медленно уплывал вверх, а Тау опускался вниз мимо массивных опор, поддерживающих рассеиватели. Ни до одной из них он не мог дотянуться — здесь спасения не было.

Некоторое время спустя — возможно, в промежутке он отключился — он сообразил, что босуэлл остался при нем. Можно вызвать кого-нибудь с челнока — пусть возьмут аэрокар. Он огляделся и увидел, что только что миновал гигантский проем между двумя рассеивателями. Внизу тянулась внутренняя поверхность Ареса, загибающаяся вверх со всех сторон, с зияющими ранами новостроек. Тау с удовлетворением отметил, как быстро вращается под ним этот ландшафт; ветер вращения до сих пор еще не захватил его.

Прекрасно — тем дольше он будет падать. Хорошо, что теперь полдень и фокус рассеивателей сосредоточен на другом конце онейла; будь это утро, Тау сгорел бы, как мотылек в пламени.

С трудом, всхлипывая от боли, он перенес босуэлл на здоровое запястье — сумятица поврежденных нервов сделала бы нейросвязь невозможной, а голос у него почти пропал. Но он все еще в четырех километрах над землей и опускается по-прежнему медленно. Время еще есть.

Челнок ответил сразу.

(Да, прабху Шривашти?)

Не успел Тау произнести ни слова, как босуэлл пронзительно заверещал и вспыхнул красным огнем. Пресечение Доступа! Тау сорвал босуэлл с себя, пока нейроиндукция не разорвала ему слуховые нервы, отшвырнул его прочь и от этого усилия потерял сознание на неопределенное время.

Когда он пришел в себя, поверхность стала гораздо ближе и вращалась как будто медленнее — ветер вращения неумолимо разгонял Тау до местной силы тяжести. Он поборол отчаяние, вызвав в себе ярость, и посмотрел назад, на ось вращения, теперь почти в километре над ним. Тогда он увидел мерцающий блик, летящий к нему между рассеивателями.

Нуллер.

Старик занял такую позицию, чтобы они могли смотреть друг другу в лицо. Ветер от пузыря овевал Тау теплым запахом трав.

«Его гравиплан без труда выдержит и меня, — подумал Тау. — Но чего он ждет? Чтобы я его умолял? Чтобы помянул о нашей общей крови, как бедный родственник?»

Тау отвернулся. Пусть старый дурак сам назовет свою цену.

— Помнишь ты своих деда и бабку?

На миг Тау захотелось сделать вид, что он не расслышал. Но в скрипучем голосе нуллера не было и намека на старческое слабоумие — как и в зорких глазах, несмотря на его морщины и дурацкое имя, которое он себе изобрел.

— До некоторой степени. — Тау повернулся обратно. Сломанное плечо запротестовало, и он поморщился, повторив свой обет: заставить должарскую ведьму страдать очень, очень долго. — Помню, как дед злился после коронации Геласаара на Карелаисе — на то, что ты не хочешь признавать семью. Бабка молчала.

— А не говорил он тебе, почему я от вас отрекся?

— Я не помню деталей — речь шла о каком-то обещании, перешедшем в политический раздор.

— Политический раздор. Хо!

Ветер вокруг Тау усиливался, и он падал уже быстрее. Ландшафт внизу, порядком приблизившийся, поворачивался еще медленнее.

— Поговорим о власти, — сказал старик.

— Изволь, — ответил Тау, вложив в свой жест как можно больше иронии. — Но советую тебе быть кратким.

— Вот в этом и заключается твоя первая ошибка. — Смех нуллера был похож на шорох песка по камню. — Коротких путей к власти, реальной власти, не существует. И она не длится долго.

Тау глянул вниз, и сердце у него, несмотря на все его самообладание, забилось в такт с пульсом.

— Я имел в виду время, которое у меня осталось.

— Времени достаточно, о сын мой в двадцатом колене. Перед тобой вечность. Помнишь ли ты Полярности?

«Наш род уже был древним, когда Аркады еще почитались выскочками, — с глубокой обидой подумал Тау. — Что мне эти корявые вирши?» Вслух он сказал:

— Боюсь, что память при данных обстоятельствах плохо служит мне.

— Ха! Тогда слушай: «Вере подорванной верных не знать: власть к душам людским не способна воззвать». — Нуллер придвинулся ближе. — На Тимбервелле погибло много верных, но это было лишь началом долгих лет подорванной веры.

Нуллер задумчиво смотрел вверх. Ландшафт внизу давил на Тау почти физически.

— Можешь ли ты назвать свою вторую ошибку? — после бесконечно долгой паузы спросил Тате Кага.

«Если это то, что ему нужно, есть еще время пойти на компромисс», — с мрачной иронией подумал Тау. Он еще на Тимбервелле усвоил, как полезно иногда отступить.

— Изволь, — сказал он. — Моя вторая ошибка в том, что я недооценивал поллои. Мне с детства внушали, что их назначение — служить нам, а наше — принимать их услуги, чтобы иметь возможность, в свою очередь, служить государству.

— Будь любезен, говори правду. Не надо недомолвок.

— Хорошо. — Тау снова сделал здоровой рукой почтительно-иронический жест. Холодный воздух свистел между пальцами. — Я взывал к телам, а не к душам. Это ты хотел услышать? — От быстрого падения у Тау заслезились глаза. — Это и есть та истина, которую я должен постичь? Разве ты не для того покинул мир Дулу и сделался профетом, чтобы освободиться от своих обязательств?

— Я никогда его не покидал. Разве наша беседа не типична для Дулу? А ситуация?

— Зачем тогда ты прячешься за этим дурацким именем?

Лицо Тате Каги сморщилось в улыбке.

— Неужели «Создающий Ветер» такое уж дурацкое имя? Однако это ты, а не я создал ветер, который теперь чувствуешь на себе. — Нуллер хохотнул. — И любые ветры пахнут лучше, чем имя Шривашти вот уже больше века.

Времени больше не осталось — ни на словесное фехтование, ни на учтивость, ни на притворство.

— Да, да! Я признаю, что заблуждался во всем. Этого ты хочешь?

— Это твоя третья ошибка, — ответил неумолимый голос. — Тебе не дано постигнуть уроки ветра. Ты не желаешь просвещения.

На поверхности онейла стали видны отдельные деревья, крошечные, но растущие очень быстро. До смерти оставались считанные секунды.

— В нас течет одна кровь! Смилуйся! — выкрикнул Тау.

— Дитя внуков моих и правнуков, справедливость — это все, что я могу тебе дать. — Пузырь нуллера взмыл вверх, и до Тау донеслась птичья трель из леса, летящего ему навстречу. — Пусть Тот, другой, помилует тебя.

И ветви деревьев, как пальцы бога, сорвали Тау с небес и вырвали его душу из тела, швырнув его во тьму.

* * *
(Пятый, слушаю вас. Докладывайте).

(Все лифты взяты под контроль).

Марго Нг, соскочив с платформы, ухватилась за трос и перебралась на нижнюю платформу, под прямым углом к первой.

Пролетая по воздуху, она окинула взглядом кучу наспех сооруженных торговых и игровых заведений. Повсюду постепенно восстанавливался порядок. Группа юнцов прилежно прибирала киоски, разгромленные ими забавы ради, пока власти подавляли бунт.

Платформа привела Нг к остановке транстуба, где техники занимались ремонтом пультов. Молодой мичман, руководящий работами, козырнул.

— Вот этот действует, сэр.

Нг, кивнув, вошла в капсулу, которая через несколько минут доставила ее в командный центр, кишащий людьми в военной форме. Фазо встретил ее у двери.

— Ось вращения под контролем, — сказала она.

Фазо кивнул. Его лицо осунулось от усталости, но глаза смотрели зорко.

— Кофе на буфете, адмирал.

Нг, увидев между военными одного штатского, подошла поближе и узнала Панарха.

— Садитесь, пожалуйста, — говорил он Кестлеру, который стоял перед ним навытяжку, держа одну руку чуть на отлете. — Если вы этого не сделаете, мне придется применить против вас один из моих знаменитых приемов. — Он сделал воинственный жест по направлению к лодыжкам адмирала. Зрители расхохотались, а Кестлер наконец уселся на стул.

Лицо его, помимо легкой улыбки, не выражало ничего, но Нг сказала, подойдя:

— Смотреть на вас — и то больно. — Все посмотрели на нее, и она спросила: — Аль-Гессинав еще не нашли?

— Ни звука, — сказал Найберг. — Можно подумать, они вместе с телохранителем Шривашти испарились. — Адмирал скорчил гримасу. — Только что подтвердили смерть Шривашти. От него мало что осталось.

Подошел Фазо, и Брендон спросил его:

— А как там Кендриан? Недоставало еще, чтобы после стольких хлопот толпа его растерзала.

Его голос звучал шутливо, и несколько человек засмеялось.

— Я все время следил за ним по вашему указанию, — сказал Фазо. — Он, по всей видимости, вернулся к своей команде, и они все в безопасности. Омилов назначил им какой-то эксперимент, и они должны вот-вот стартовать.

— Омилов, говорите? — слегка нахмурившись, повторил Брендон.

— Я только что говорил с ним — он в Обители. Там у них все благополучно. Рифтеры доложились ему в назначенное время.

Завязался общий разговор. Нг наблюдала, как умело Панарх направляет его, вставляя порой шутки вперемешку с похвалами их быстрой реакции и решительным действиям. Он был даже настолько тактичен, что не выражал открытого сочувствия Кестлеру по поводу его ран, — но когда Кестлер встал, собираясь уйти, он жестом велел одному из стюардов помочь адмиралу.

«Нельзя быть меньше похожим на Семиона, чем он, — сказал недавно Нг мелиарх Арторус Ванн. — То, что я в Семионе принимал за силу, было трусостью: в крепости он прятался от своего отца, железная дисциплина служила средством борьбы с недовольными, а то, что он проделывал со своими братьями под видом их воспитания, было хуже всего».

Быть может, и Кестлер стал понимать это?

Марго Нг не могла судить об этом с уверенностью, но инстинкт подсказывал ей, что какая-то перемена определенно произошла.

* * *
Брендон, изогнув запястье, запросил Арторуса Ванна относительно оси вращения, где Гессинав видели в последний раз.

(Люди Лохиэль патрулируют всю ось), — ответил Ванн. — (Все спокойно. Фазо только что отозвал остатки подразделения Нг).

Брендон подтвердил прием и вернул внимание к разговору. Все его тело ныло с головы до пят, но на это можно было не обращать внимания: кризис почти миновал, и скоро он сможет отдохнуть.

Скоро, но не сейчас.

— Чтобы кто-то из нас продал координаты Пожирателя Солнц Должару... — размышлял вслух Найберг. — Должна же она была знать, как он использует эту информацию? Или он обещал ей место в своем новом порядке?

— Это один из вопросов, который мы зададим ей, когда найдем, — заверил Фазо. — Вирус Пресечения Доступа почти уже пробил ее защиту. Это поможет извлечь ее из берлоги, где она укрылась.

Брендон старался слушать всех, чтобы не пропустить обращенных к нему замечаний. Все они теперь прониклись к нему почтением — даже Кестлер. Уважение старого вояки казалось искренним. Брендон не совсем пока понимал причину такой перемены, но чувствовал облегчение от того, что она произошла.

Кризис действительно близился к разрешению, но Брендон чувствовал какое-то инстинктивное беспокойство. Будто он недоделал что-то или просмотрел. Что-то важное. Но ему становилось все труднее сосредоточить на этом свои мысли.

Но подсознание, как часто бывало в тех случаях, когда он слишком долго обходился без сна, продолжало поставлять заряженные эмоциями образы.

Изгиб теплого коричневого тела рядом, прохладный черный шелк волос, рассыпавшийся по его груди...

Брендон моргнул, возвращая мысли к настоящему.

— ...яхту, на случай, если его приспешник найдется, — говорил Фазо. — Согласно собранным уликам, Шривашти скорее всего стоял за несколькими нашими нераскрытыми убийствами, связанными в основном с чипом об Энкаинации. А исполнитель, несомненно, Фелтон.

Она сама пришла ко мне. Он собирался лечь, чтобы как следует выспаться перед днем, который, как он знал, обещал быть трудным. Но Вийя сама — впервые — предложила остаться в анклаве, и они не спали до самого рассвета. Шуточная борьба, смех, страсть, нежность — и зачинщицей всему была она, проникая в его настроение и разделяя его удовольствие в их движении от одной вершины к другой.

— ...положиться на Лохиэль и ее помощников Байрута и Мессину. Во время всей этой шумихи насчет рифтеров они оставались незыблемыми, как планетарная гравитация, — говорила лейтенант-коммандер Джала-Альфад, заместитель Фазо.

— Они и в атаке на Пожиратель Солнц хотят участвовать, — заметила Нг.

— Если они еще не лишились доступа к гиперснарядам повышенной мощности, я бы не отказался, — сказал Кестлер от двери, где задержался, чтобы послушать.

— Камерон хорошо отзывается об их действиях в боевых условиях.

Это Нукиэль. Он-то откуда взялся?

Брендон до половины выпил кофе, пытаясь прочистить мозги. Он хотел вызвать по босуэллу Жаима, но с сожалением вспомнил, что дал ему увольнительную. А поговорить бы надо.

О чем это он думал? Да. Что-то не так...

Он потянулся к серебряному кофейнику и спохватился, когда всполошенный стюард поспешил его обслужить. Брендон подождал, пока тот нальет, и поблагодарил.

Это в порядке вещей, что Жаиму захотелось отпраздновать освобождение Локри вместе со своей командой. И они все в безопасности — это только что сказал Фазо... Еще было что-то об Омилове и эксперименте.

Ничего себе праздник у них получился. Бунт... Эксперимент...

Как это сказала Вийя? «Мы не оставляем за собой сожалений, а будущее — белое пятно. Давай подарим друг другу настоящее».

Брендон понял вдруг, что хочет поговорить не с Жаимом, а с Вийей. С Вийей, которая впервые пришла ко мне сама.

Кто-то обращался к нему — Фазо.

— Ваше величество, найдена Гештар аль-Гессинав.

* * *
«Паскудные флотские, шиидрино отродье! — со злобой думала Гештар. — Когда все это кончится, устрою аварию и впущу вакуум в их помещения».

Мысль о Нг и других, истекающих кровью в вакууме, вызвала у нее улыбку. Она вышла из укрытия и юркнула в лифт, только что освобожденный группой десантников.

Путешествие было долгим и опасным, но теперь она близка к цели. Босуэлл она выключила, чтобы ее не обнаружили, и не могла связаться с Аррет. А что, если ситуация изменилась?

Еще одна остановка... Гештар следила за пультом, и наконец дверцы открылись в зелень, мир и покой. Территория Дулу.

Где же Фелтон?

«На яхте? Нет, ее скорее всего конфисковали», — с немалым раздражением подумала Гештар. Она годами мечтала о сказочной яхте Тау — хорошо было бы забрать ее себе.

«Может, у меня еще и получится», — сказала она себе, выходя на мощеную дорожку.

Флотских здесь не было, шпиков тоже.

Зато Аррет встречала ее вместе с несколькими Дулу.

Гештар нахмурилась, увидев их. Они, почти все знакомые ей, были разодеты и разукрашены, точно для официального торжества, и хранили напыщенное молчание. На бал, что ли, собрались?

«Ну конечно! — подумала она, когда они подошли и безмолвно окружили ее. — Они хотят спрятать меня от патрулей». Аррет, всегда подчинявшаяся Гештар, стояла в ее мнении очень низко. Но она оказалась хорошим орудием — лучше, чем можно было ожидать. Это внушало самые светлые виды на будущее.

Ее молча вели к остановке транстуба. Аррет сама запрограммировала капсулу, и та отправилась в путь.

Гештар заметила, что все так и стоят вокруг нее — намного ближе, чем следовало бы. Сиденья здесь грязные, что ли? Она не любила, когда вторгались в ее личное пространство, — но это по крайней мере Дулу, а не грязные, потные поллои или, того хуже, рифтеры. Она вспомнила женщину, которая так легко сломала руку Тау, и урода, который перебросил его через перила.

Любопытно было бы раскопать что-нибудь против них — такие крутые личности всегда пригодятся.

Капсула остановилась, и двери открылись. Христо подступил к Гештар совсем близко, не касаясь ее, однако. В его рыжих волосах вспыхивали искры, и от него пахло сосной, его излюбленными духами.

— Прошу сюда, — сказал он.

Ио стал по другую сторону, красивый в своем черном бархате, учтивый и улыбающийся. Он тоже не касался ее.

Они вышли, и Гештар торжествующе улыбнулась, узнав ближайший к кораблю Тау шлюз. А ведь не все эти люди обязаны ей или являются ее клиентами. Еще одно доказательство того, что власть порождает власть. Гештар готовила в уме подходящую к случаю речь. Не благодарственную — это было бы проявлением слабости. Она просто выскажет им свою признательность, как равная равным, и пообещает не забыть их в будущем.

Ее мысли смешались, когда она, повернув за угол, увидела другую, еще более многочисленную группу. Неужели все гости с какого-то бала собрались здесь, чтобы проводить ее на яхту? «Какая пощечина этому дураку Аркаду!» — подумала она, подавив смех. Ее молча препроводили ко входу в шлюз. Она вошла и обернулась, чтобы произнести свою речь.

Но тут вперед вышла молодая женщина — пухленькая, хорошенькая, с мягкими карими глазами. Риста Как-Ее-Там, кавалерственная дама. Одна из подружек Ваннис — полное ничтожество.

— За моего брата, — сказала она и положила что-то к ногам Гештар.

Гештар удивленно взглянула — там лежала одинокая белая роза, не совсем еще раскрывшаяся.

«Экая сентиментальная чушь», — подумала она. Но приходилось быть дипломатичной, поэтому она нагнулась и подобрала розу, сказав:

— Какой прелестный жест, Риста.

Но Риста уже отвернулась, а вперед вышла другая женщина, которую Гештар не знала.

— За Меррин, — сказала она. — За Шарванн.

На этот раз Гештар протянула руку, чтобы взять розу, но женщина положила цветок к ее ногам.

Все остальные поочередно стали проделывать то же самое — так быстро, что Гештар не успевала отвечать.

— За мою мать.

— За мою подругу.

— За Облако Бредли.

— За мою семью.

Дважды Гештар наклонялась и подбирала цветы. Не все они были розами — здесь попадались и простые цветы, и редкие, встречались даже искусственные. Шелковые орхидеи, кружевные каллы, одна старинная фарфоровая лилия с бриллиантовыми росинками — но все до одной белые.

Набрав огромный душистый букет, она наконец перестала нагибаться и стала смотреть на торжественные лица перед собой. Некоторые смотрели ей в глаза прямо и твердо, другие отводили взгляд.

Одним из последних был наследник Эстрази.

— За Карелаис, — сказал он побледневшими губами. — За многие поколения Служителей, живших согласно своей клятве: «Пока я дышу, пока смерть не постигнет меня или мир не погибнет».

И вот тогда-то сердце Гештар дрогнуло и ускоренно забилось.

— Что это такое? — воскликнула она, бросив букет. — Я требую...

— За Мандалу, — произнес последний — неуклюжий юнец Джоф Масо. Его глупая физиономия стала почти неузнаваемой, когда он с серьезной решимостью положил розу на кучу цветов у ног Гештар.

— Что это за церемония? — В другое время она бы рассмеялась. — Уж не вообразили ли вы себя чем-то вроде судилища?

Они отошли назад, образовав ровный, красивый полукруг. Гештар с цветами у ног стояла спиной к внешнему люку.

Может, они заложили в челнок бомбу?

Или...

Или за этим шлюзом вообще нет челнока?

Она шагнула вперед, чуть не упав из-за цветов, но Христо и кто-то еще снова оттеснили ее назад. Впервые к ней прикоснулись чьи-то руки.

Тревога обожгла ее нервы, и она стала бороться. Христо и другой мужчина пытались остановить ее, не причинив ей вреда,

— Эх вы, слабаки, кашкой вскормленные, — крикнула она им.

Подошло еще несколько человек, в том числе Риста и Нор-Соту. Мягкотелые, сентиментальные существа. Самое опасное место, которое они видели, — бальный зал, самая большая жертва — отказ от десерта.

Гештар вонзила свои унизанные бриллиантами ногти в лицо Ристы. Брызнула кровь, но женщина, не дрогнув, осталась стоять у Гештар на пути.

Вперед вышла Бестан нир-Хестерфельдт с отчужденным лицом и сказала:

— Ты, поклонявшаяся тому, чье имя — ничто, ступай к своему богу.

А Ио нажал кнопку, запирающую дверь.

Гештар с криком пыталась удержать металлические створки, но они неумолимо смыкались. Дулу в нужный момент отошли назад. Гештар с обломанными, кровоточащими ногтями вдруг остановилась и с внезапной надеждой обернулась к внешнему люку.

Там яхта. Я могу вызвать челнок. Даже если они осмелятся выбросить меня в космос, пару минут я еще продержусь...

Топча цветы, она тряхнула запястьем и активировала босуэлл.

Он вспыхнул красным огнем и заверещал, отозвавшись болезненным эхом у нее в голове.

Шлюз позади нее открылся.

Порыв ветра выбросил Гештар в космос, и она познала своего бога. Она медленно раздувалась в его объятиях, кровь вскипала в ее рвущихся легких. Она кричала, пока не ушел воздух, а вместе с ним звук и свет.

25

— Статус, — сказала Вийя.

От каждого пульта из полукруглого банка перед ней послышались ответы. Все были на местах, словно и не отлучались никуда. Только Седри Тетрис за орудийным пультом зримо напоминала о переменах в их жизни.

— Локри, — сказала Вийя, — сообщи диспетчерской, что мы отошли от шлюза.

— Есть, — ответил Локри и доложил: — Сопровождающий корабль отчалил и совмещает скорость с нашей.

На экране показался огонь, идущий параллельным курсом.

— Интересно, кому достанется яхта Шривашти, — заметил Локри, когда они прошли в километре от ее стройного корпуса.

— Я бы ее взорвал на фиг, — сказал Монтроз.

Ивард молчал, задумавшись. Келли на мостике не было, эйя тоже. Вийя содрогнулась, вспомнив.

Фи. Я использовала фи против людей.

И эйя тоже тут же отозвалась у нее в голове:

Вийя исправила озлобленных с помощью фи. У эйя фи служит для исправления; мы празднуем исправление озлобленных и эйя...

Вийя слишком устала, чтобы объяснять им. «И потом, — подумала она, тщательно укрепляя свой умственный щит, — это, может быть, и к лучшему, если они будут готовы нанести удар в любой момент, учитывая, куда мы направляемся. Пока мы не сделаем то, что нужно, с этим Пожирателем, нам даже во сне нельзя терять бдительности».

Мрачные воспоминания осаждали ее изнуренный усталостью ум: каменные здания и чахлые деревья Должара, люди с угрюмыми лицами. А там, куда они летят, гораздо опаснее, чем на Должаре...

Она потрясла головой, отгоняя эти мысли. Руки ее тем временем продолжали делать свою работу, и «Телварна» медленно прокладывала путь среди стоящих вокруг станции кораблей, многие из которых носили следы боевых повреждений.

«Я могу положить конец этой войне», — напомнила себе Вийя.

— «Грозный» готов к буксирному ускорению, — доложил Локри, когда последние корабли остались позади. По просьбе Омилова крейсер придаст им ускорение для того, чтобы они быстрее добрались до радиуса.

— Подтверди, что мы тоже готовы.

Они не испытали никаких ощущений, когда гравиполе захватило их и метнуло вперед. Арес отскочил далеко за корму, и конвойный корабль поравнялся с ним, получив такой же толчок от крейсера.

— Еще три часа — и свобода! — донесся голос Марим из машинного отделения. — Я уж думала, мы никогда оттуда не выберемся.

— Тебе-то на что жаловаться? — проворчал Монтроз. — Там остались еще тысячи тех, кого ты могла надуть.

— Нет уж. Напоследок там стало чересчур жарко, чтобы играть. И вся эта брехня насчет рифтеров... Лохиэль своих вообще не отпускала с корабля.

— Теперь-то они на станции, — машинально сказала Вийя, и Локри бросил на нее быстрый взгляд.

— Если ты не наладишь этот шунт в плазмопроводе, — впервые подал голос Жаим, — мы и через три года не освободимся, не то что через три часа.

Марим разразилась затейливой руганью, и Вийя убрала звук.

— Успеют они наладить скачковые к нужному времени? — спросил Локри.

— Должны успеть. Я сделала для этого все, что смогла.

И Вийя почти помимо воли закрыла глаза. Она еще чувствовала эмоциональную метку Брендона, но так далеко, что это причиняло ей боль.

Эйя обрадовалась тому, что она вернулась в знакомую им сферу. Келли из кабины Иварда добавили свою энергию, придав им устойчивое равновесие.

Поищем Того-Кто-Дает-Камень-Огонь, — передала Вийя — и эйя нашли Брендона.

«Спасибо, адмирал Фазо. (Всплеск благодарности). Пожалуйста, дайте мне знать, как только найдете Фелтона. Пришлите запись о смерти Гессинав в анклав, хорошо? (Внезапная настороженность). Вийя?»

Она прервала связь так резко, что у нее закружилась голова и она вцепилась в подлокотники кресла. Опомнившись немного, она увидела, что Ивард взял функцию навигатора на себя. Он оглянулся на нее с заботливым, обеспокоенным видом, но ничего не сказал.

— Извини, — сказала она. — Больше этого не повторится.

— Я ничего против не имею, а ты устала. — Он усмехнулся. — Тате Кага говорил мне, чтобы я попрактиковался убирать навоз у себя на ферме — на Пожирателе, мол, этого добра полно.

Локри тихо засмеялся, и Вийя порадовалась искорке юмора, озарившей на миг ее мрачные мысли. Ей нравился старый профет; в другое время и в другом месте она охотно пообщалась бы с ним, поговорила о путях Вселенной.

Но в памяти тут же всплыло непрошеное: они смеются вдвоем, Брендон лежит у нее на руке с закрытыми глазами, и вьющиеся волосы упали ему на лоб.

Потом мы уснули ненадолго, и мне приснился кошмар.

Она отогнала образ Анариса, стоящего над ней с зазубренным окровавленным ножом в кулаке, с жестокими глазами.

Они смеялись вдвоем, а кошмар снился ей одной.

Она посмотрела на хронометр, зная, что эти три часа покажутся ей долгими, как никогда.

* * *
— Спасибо, что пришел, сын, — сказал Себастьян Омилов. Осри со вздохом плюхнулся на стул:

— Вызов был такой срочный — я уж подумал, что к вам вторглись бунтовщики.

Мощенная плиткой оранжерея Обители, мирная и прохладная, казалась удаленной на миллион световых лет от кровавого разгула, прокатившегося по станции.

— Нет, ничего такого, — сказал Себастьян. Однако было видно, что его что-то мучает.

— Может, тебе нужен медик? — обеспокоился Осри.

— Мое физическое самочувствие в норме, сынок, но я хочу попросить тебя о помощи в очень трудном деле. — Себастьян переплел пальцы, задумчиво глядя в пространство, и сказал: — Вийя со своими сейчас на «Телварне», и они следуют к радиусу. Предполагается, что они должны провести для меня эксперимент.

— Почему же тогда ты не с ними?

— Их сопровождает военный корабль, а я сказал, что буду наблюдать отсюда, чтобы сравнить... впрочем, не важно. Все равно это неправда. Сын, я хочу, чтобы ты пошел со мной в анклав и был там, когда Брендон это обнаружит.

— Я с радостью выполню любую твою просьбу, но не вижу, какой от меня может быть толк, если я не понимаю...

— Они не вернутся сюда, — сказал Себастьян.

Осри открыл рот и снова закрыл его, начиная потихоньку соображать.

— Да нет же, — сказал он наконец, ухватившись за то, в чем был уверен. — Это невозможно. Скачковые у них опечатаны, и детали хранятся на складе.

— Эту задачу они решили.

— Каким образом? Нет, не говори — я не хочу знать. Кто-то поплатится за это своей карьерой.

— Не обязательно. Капитан Вийя отличается большой изобретательностью. Она, видимо, сама готовила побег на тот случай, если Кендриана осудят. Она получила почти все, что ей нужно, запустив вирус в военную систему. Винить за это некого.

Себастьян вздохнул и подошел к фонтану, глядя на резвящихся там рыбок.

— Детали скорее всего выносила Марим. Но больше всего здесь скомпрометирована Элоатри: это она добилась для Вийи разрешения ночевать на корабле, а потом прекратила проверку скачковых систем. Все это делалось с определенной целью. Она сказала мне, что Вийя и ее команда должны отправиться на Пожиратель Солнц.

— На Пожиратель Солнц?! — воскликнул Осри.

— Я не знаю ее мотивов — достаточно и того, что мы хотим одного и того же. Не думаю, чтобы Нг и Кестлер предприняли хоть какие-то усилия для спасения этой станции. Но если Вийя с помощью других, с кем она связана умственно, сумеет включить станцию и взять ее под свой контроль, надобность уничтожать Пожиратель отпадет.

— Но это же огромный риск! Под носом у должарианцев — вернее, под дулами их бластеров! Что ты такое пообещал ей, чтобы добиться ее согласия?

— Ничего. Мы ни словом не обмолвились. Могу добавить, что с Элоатри она тоже не говорила.

— Откуда ты тогда знаешь, что она отправится туда, а не на Рифтхавен или на другую свою базу? Телос, только дурак мог бы пойти на такое — ведь должарианцы скорее всего подготовились к чему-то подобному. Либо дурак, либо рехнувшийся фанатик.

— Именно такие вопросы будет задавать Брендон, когда узнает. Он рассердится — и очень огорчится, как я подозреваю. Мне думается, я обязан присутствовать при этом.

— Я пойду с тобой, но должен сказать, что ты организовал это не лучшим образом. Надо было как-то обеспечить повиновение этих рифтеров... И что мешает им перейти на другую сторону, а потом вернуться и послать на нас астероид?

— Ничего — только вера, — тихо ответил Себастьян.

* * *
Ваннис просидела в зале суда несколько часов, пока команды безопасности не оповестили всех, что порядок восстановлен.

Тогда она встала, оправила платье и прическу и пошла искать Брендона,

Скоро она узнала, что он сейчас в анклаве с целой толпой народу. Репортеры толклись вокруг, приставая ко всем, кто подходил близко. Ваннис назвала себя десантнице у входа и ждала с колотящимся сердцем, пока женщина не позволила ей войти.

Дальше кабинета она не проникла. Множество людей, наполовину военных, наполовину штатских, старались перекричать друг друга. Ванн был занят со своими людьми, а молчаливый рифтер, разумеется, отсутствовал, поэтому Ваннис тихонько прошла к автомату и заказала побольше кофе и всякой еды. Кто-то вскрикнул, и она посмотрела на экран пульта. В космосе плавало тело элегантно одетой женщины, кружась среди чего-то, похожего на цветы. Ваннис увидела ее лицо и отвернулась с содроганием.

Остальные вернулись к своему разговору.

«Не думаю, чтобы кто-то пожалел о смерти Гештар», — подумала Ваннис, красиво располагая тарелки на большом серебряном подносе. Ужасная судьба — умереть вот так, когда никто о тебе не сожалеет. Ваннис стиснула зубы и заставила себя снова взглянуть на экран.

Я должна помнить об этом, прокладывая собственный путь к власти. О6 этом — и об Шаре, которую оплакивали целыми планетами.

Брендон тем временем распоряжался, отсылая одного человека за другим. Когда пространство вокруг него очистилось, Ваннис взяла свой тяжелый поднос и водрузила его на стол.

Брендон заметил это и рассеянно ее поблагодарил. Он налил себе кофе, не прерывая разговора. Она смотрела на его руки, на его усталые глаза и видела, что кофе медленно стынет.

Заметила она также, что его взгляд все чаще становится отсутствующим, и он хмурится, а потом встряхивает головой.

Пытается соединить одно с другим, подумала Ваннис и мысленно обратилась к капитану Вийе:

Если уж ты улетаешь, то сделай это сейчас.

Наконец из всего сборища остались только Себастьян Омилов с сыном и Фиэрин Кендриан. Омилов сказал что-то о бунте.

— Не могу понять одного: как эта проклятая информация попала к репортерам, — сказал Брендон, растянувшись на кушетке с чашкой остывшего кофе в руке.

— Разве новости не сами до нее докопались? — спросил Осри.

— А может быть, это вокат? — вставила Фиэрин. — Он ведь говорил, что эти данные позволяют лишь оправдать Джеса, но не обвинить других.

— Я спрашивал его пару часов назад. Он сказал, что только идиот мог сделать это, не считаясь с неминуемым бунтом.

— Значит, идиот все-таки нашелся, — покачал головой Омилов.

— Или кто-то, рискнувший вызвать бунт ради какой-то другой цели, — сказал Брендон. — Ничего, я узнаю, кто это сделал и зачем, и тогда...

— Что тогда? — спросила Ваннис.

Голубые глаза взглянули на нее, не видя. Затем он узнал ее, спросил себя, что она здесь делает, и сосредоточился.

— Что же тогда? — повторила она. Все молча смотрели на нее.

— Тогда все будет зависеть от причины, — мягко сказал Брендон, и его взгляд сделался настороженным.

— А если этого человека попросил кто-то другой, желавший добиться правосудия любыми средствами?

— Правосудия?

— Или свободы, — сказала она.

Он слишком устал, чтобы притворяться. Она сидела прямо напротив него и видела, как эмоции отражаются на его лице по мере понимания. Наконец правда открылась ему целиком, и его горе и гнев на мгновение стали видны всем.

Он поставил чашку на стол и посмотрел на Омилова.

— Ваш эксперимент. — Ваннис никогда еще не слышала, чтобы он говорил так резко.

— Полиментальное единство на станции подвергалось бомбардировке психическими помехами, — сказал гностор. — Они направляются за пределы радиуса, чтобы испытать свою силу без помех.

— За пределы радиуса... Вы хотите сказать, что они там? На «Телварне»?

Гностор посмотрел на свой босуэлл.

— Они достигнут контрольной точки примерно через восемь минут. Да.

Брендон бросился к пульту. При общем молчании он быстро набрал код и сказал кому-то невидимому:

— Пошлите приказ сопровождающему кораблю. Я хочу, чтобы «Телварна» немедленно вернулась. Нет, я подожду, пока вы не получите подтверждения.

Он отошел от пульта, глядя на него невидящими глазами.

— Восемь минут до радиуса, — пробормотал он. Его приказ дойдет до корабля-конвоира почти в то же самое время, когда «Телварна» выйдет из зоны, где скачок невозможен. Результат они узнают через шестнадцать минут.

Брендон поднял глаза, и Ваннис поняла, что совершила большую ошибку.

* * *
— Мы в восьми световых минутах от Вреса, сэр, — доложил навигатор. — Подходим к контрольной точке.

«Значит, пора сбавить ход», — подумала Шейла Тассинюэн, капитан фрегата «Эмрис». Гностор дал очень точные указания. «Они весьма чувствительны к эманации человеческих умов — поэтому я и провожу этот эксперимент. Вы должны держаться не менее чем в 500 000 километров от них».

Странное задание — сопровождать банду рифтеров, куда входят пара инопланетян, выжигающих мозги, троица келли и даже кот. Но полторы световые секунды — для сенсоров не проблема. Куда они денутся без скачковых?

Тассинюэн начала уже отдавать необходимые распоряжения, когда связист доложил о срочном послании с Ареса.

На экране появилось обеспокоенное лицо контр-адмирала Антона Фазо, и Шейла моргнула — видимо, что-то очень неблагополучно.

— Его величество распорядился немедленно вернуть «Телварну». Прекращайте эксперимент и не позволяйте им выходить за радиус. Мы предполагаем, что скачковые системы у них в рабочем состоянии.

— Навигация! — вскричал капитан.

— Мы уже вышли за радиус, сэр, — ответил мичман. — И «Телварна» тоже.

— Скачок на тысячу кэмэ! — Скачковые заурчали, а Шейла скомандовала: — Связь, вызовите «Телварну».

На экране возникло красивое лицо рифтерского связиста, только сегодня судимого за убийство и оправданного.

— Капитан Тассинюэн, — с лукавой улыбкой протянул он. — Как приятно вас видеть. — В его голосе слышалось затаенное волнение.

Она попыталась схитрить:

— Возникли кое-какие проблемы с экспериментальным оборудованием. Гностор Омилов хочет, чтобы вы вернулись на Арес для перенастройки приборов.

Кендриан заулыбался еще шире.

— Уверен, что мы и так прекрасно обойдемся, — сказал он и отключил связь.

Красная роза расцвела среди звезд там, где только что была «Телварна».

* * *
Собрав остатки иссякающей энергии, Брендон избавился от посторонних. К этому времени он уже с трудом принуждал мускулы выполнять самые простые действия: улыбаться, кивать, говорить и кланяться.

Омиловы и юная Кендриан ушли первыми.

Когда-нибудь Брендон вспомнит об этом, и ему покажется забавным, как неловко чувствовал себя Осри. Он снова впал в свое чопорное состояние, избегал смотреть кому-либо в глаза и устремился к двери раньше всех, показывая, как ему не терпится убраться отсюда.

С Себастьяном было труднее.

— Я готов поговорить с вами в любое время, — сказал он, кланяясь и покаянно разводя руками. — Когда только пожелаете. Но помните; их никто не принуждал. Что бы они ни делали, это их выбор — их миссия.

Брендон из вежливости издавал какие-то звуки, пропуская слова мимо ушей.

Ваннис задерживалась. Жаима не было, поэтому они остались вдвоем, и она не спешила уходить.

— Хотите, я останусь? — сказала она наконец, когда они уже дошли до двери.

— Нет. Не сегодня.

Она сжала губы в тонкую линию и сказала дрогнувшим голосом:

— Какая ирония. Мы изучили все сферы человеческого опыта и довели их до высшей степени утонченности, превратив в искусство все, от еды до секса. Но ведь это все не настоящее, правда? У настоящей любви нет ни этикета, ни заученных правил, ведь так?

— Не знаю.

— Мы снова стали детьми. — Она закрыла руками искривившийся рот и залитое слезами лицо. — Нам дают уроки на чужом языке, и все мучения приходится проходить сызнова.

— Завтра, — сказал он. — Позже. Завтра.

Она ушла. Он задержался у пульта, чтобы дать указание Роже выделить десантника, который проводит Ваннис на тот берег озера, до ее виллы. И отвернулся, оглядывая комнату.

Он был один, потому что сам так захотел. Никаких слуг — вообще никого теперь, когда Жаима нет.

Он тряхнул головой, чувствуя изнеможение, от которого мутилось в глазах, а думать было почти невозможно. Только эмоции, освободившись от последних усилий сдержать их, резвились вовсю.

— Жаим, — сказал он, идя через холл в свою комнату. — Зачем ты так?

Он не мог поверить, что тот не оставил ему никакой весточки, хотя бы зашифрованной. Но, может быть, все намного проще и Жаим, разрывавшийся между двумя привязанностями, выбрал более раннюю?

Нет, не так все просто. Жаим доказал словом и делом, что предан им обоим и что вместе они для него гораздо больше, чем сумма двух слагаемых.

«Только Вийя не хотела этого знать», — подумал Брендон, входя в свою тихую, опрятную комнату. Ни следа от страсти, царившей здесь в прошлую ночь, — теперь это так далеко, словно в прошлой жизни. Жаим убрал здесь собственными руками, в напряженные часы перед судом.

Она хочет меня, но не Панарха. Она не понимает, что он и я — одно и то же.

Он включил пульт, поискал среди всегдашней кучи почтовых сообщений опознавательный код Жаима. Ничего.

Когда он уныло смотрел на пустой экран, пульт просигналил: сообщение с конвойного корабля. Он ввел его на экран, посмотрел, как капитан фрегата говорит с «Телварной». Узнав знакомые протяжные интонации Локри, услышал волнение в его голосе. Свобода. Так, кажется, сказала Ваннис?

Потом показалась «Телварна». Только что она была здесь — а миг спустя остался один скачковый импульс.

Он включил пульт, отвернулся — и увидел то, что искал.

Никаких электронных сообщений, никаких тайных кодов — просто сложенный листок бумаги на ночном столике.

Брендон сел и развернул листок.

«Пожиратель Солнц — ее подарок тебе. Моим будет вернуть ее обратно.

Жаим».

26

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Норио ужаснулся, когда на экране должарского корвета вырос Пожиратель Солнц, сделанный из того же материала, что и урианские машины с их зловещей аурой сдерживаемых эмоций. И из того же материала, что Оно. Норио не хотел даже вспоминать о гнусной штуковине, отнявшей у него Хрима.

Темпат стал рыться в своем саквояже, шепотом благодаря давно позабытого бога за то, что догадался взять с собой всю свою аптечку. Он проглотил экстракт негуса, сопроводив его другими сильными препаратами, отгоняющими вызываемые негусом грезы.

Когда они достигли станции, притупившаяся от экстракта темпатия снизила эманацию чуждого сооружения до мотылькового трепета. Норио не испытал ничего особенного, когда странный, подвижный причальный отсек станции поглотил маленький корабль.

«Придет день, когда ты захочешь стать ничем...» Норио стиснул зубы, отгоняя воспоминание, и медленно двинулся к люку. Люк открылся. Серый солдат снаружи разряжал корабль при помощи длинного стержня. Резкий треск заставил Норио подскочить — и это явно не укрылось от Барродаха, ожидающего внизу. От тонкого писка пси-заградника у темпата заныли зубы, но негус и тут помог, удержав это за пределами сознания.

Здоровенные тарканцы, сопровождавшие бори, не смотрели на Норио. Даже сквозь пелену наркотика он чувствовал их страх, порожденный суеверием. Бори по сравнению с ними выглядел потухшим, и Норио догадался, что тот накачал себя «сан-суси».

Темпат с легким удивлением убедился, что с негусом, сдерживающим действие пси-заградника, он еще сохраняет некоторую чувствительность.

Бори произнес так, словно у него болели зубы:

— Добро пожаловать на Пожиратель Солнц, генц Данали.

* * *
У Барродаха ныли челюсти, когда он здоровался с темпатом согласно полученной инструкции. Это не иначе как Моррийон нашептал Лисантеру, что темпат будет работать лучше, если ему предоставят всяческий комфорт, включая вежливый прием. «Мне думается, сюда входит также достаточное количество стазисных заслонок», — сказал Лисантер, зная, что Барродах вынужден будет согласиться.

Бори горько сожалел о том дне, когда выбрал Моррийона в секретари Анарису — теперь-то он понимал, как ловко другой бори прикидывался послушным и предсказуемым.

Барродах счел своим долгом выдавить из себя еще несколько общих фраз, и лаконичные ответы Норио вызвали у него облегчение. Он проводил темпатадо его жилища, отгороженного мощными пси-заградниками от стратегических зон станции. Норио будет выходить только куда следует — и когда положено.

Особенно если потерпит неудачу. Барродах и теперь содрогался от ужаса, вспоминая конвульсии, с которыми станция переваривала — нет, перерабатывала! — Ли Пунга. Аватар лично распорядился, чтобы впредь все трупы обезглавливали и выбрасывали головы в космос, а в рециркулятор закладывали все остальное. Произрастающие все обильнее ур-плоды теперь входили в рацион солдат и рабочих — сам Барродах к ним не прикасался.

Он оставил тощего темпата, ненавязчиво и, как ему думалось, вежливо упомянув о пси-заградниках. Вернувшись к себе в кабинет, он просмотрел кадры, запечатлевшие перелет темпата с пересадочного пункта за пределами энергетического поля. Аптечка Норио вызвала у него большой интерес. Надо будет ее исследовать.

Немного погодя он доложил Аватару о прибытии темпата.

— Когда он будет готов предпринять первую попытку? — спросил Эсабиан.

— Лисантер просит не меньше сорока восьми часов для его полного физического обследования и ноэтической калибровки,

— Пусть так — но не дольше. — Аватар взял в руки дираж'у. — Расскажи-ка мне опять об артелионских привидениях.

Барродах порадовался тому, что «сан-суси» притупляет его рецепторное восприятие. К чему Аватар снова вспомнил об этом?

— Не могу добавить ничего существенного, мой господин. Тарканцы не любят, когда их назначают дежурить в Малый дворец. Но с такой же проблемой мы сталкиваемся и в Хрот Д'очча — в обоих местах солдаты говорят о вашем незримом присутствии.

Авось теперь привидения покажутся ему не столь серьезным нарушением его прав.

— А тот, главный призрак, откуда взялся? Из компьютера?

— Ферразин полагает, что нет. Система исправно поставляет информацию, и наши техники проникли глубоко в нее. — Барродах замялся. Он не хотел обвинять тарканцев, личную гвардию Эсабиана, в недостаточно добросовестном исполнении долга, но их сильно стеснял приказ, запрещающий стрелять из бластеров на верхних этажах Большого и Малого дворцов. — О встречах с этим призраком докладывают чаще, чем о столкновениях с силами сопротивления, которые по-прежнему очень незначительны. Призрак предпочтительнее живого врага.

Эсабиан кивнул. Перед отбытием с Артелиона он отдал приказ: в служебных коридорах повреждения допускаются, но на верхних этажах, где, собственно, и обитали Аркады, даже царапина, не оправданная боевыми действиями, должна наказываться мучительной смертью. Этот приказ позволял подстраивать тарканцам хитроумные ловушки. Джессериан, командующий теперь артелионским гарнизоном, хотел, чтобы этот приказ был изменен. Зная, что этому солдафону лучше не перечить, Барродах передал его просьбу.

— Декташ Джессериан просит, чтобы им разрешили стрелять при виде цели на верхних этажах обоих дворцов.

— Нет. Аванзал Слоновой Кости и без того сильно поврежден. Дворцы мои и должны быть сохранены до моего возвращения. Стрелять только в ответ на действия противника.

Встреча подошла к концу, и Барродах поспешил укрыться в своем сравнительно безопасном жилище. У него все еще было недостаточно стазисных заслонок, зато «сан-суси» имелось в избытке.

* * *
«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА»
Сведения, полученные от анонимных каналов, давали понять, что только дурак способен довериться разумной, самостоятельно программирующейся машине. Придется пользоваться автономным проектором.

Анарис ужаснулся при мысли, что проектор вместе с инструкциями мог быть спрятан где-нибудь в мебели, которую он выкинул в космос при тщетной попытке произвести на Лури впечатление своим фейерверком. Он испытал несказанное облегчение, отыскав справочник в шкафу, среди всякой дребедени, накопленной Таллисом, — эти безделушки показались ему слишком интересными, чтобы их выбрасывать.

Заглавие было барканское. Андерик нетерпеливо нажал на верхний угол, чтобы перевести его на уни. «Модификация и обучение логоса». От такой откровенности Андерик чуть не выронил проектор. В каюте как будто безопасно, но с недавних пор логос стал казаться ему вездесущим. Словно в ответ на его невысказанную мысль книга автоматически раскрылась на титульном листе, где вместо обычной анимации стояло текстовое примечание: «Логос запрограммирован так, что не знает о существовании этой книги».

Андерик частично успокоился и начал читать. От одного предисловия ему уже стало тошно — его озмиронтское воспитание увеличивало силу Запрета, внушенного Панархией своим гражданам. Его корабль заражен интеллектуальным паразитом.

Он отыскал в оглавлении раздел «Удаление логоса».

«При возникновении нестабильности для отцепления логоса и удаления его из системы производится следующая процедура...»

Андерик читал долго, забыв про сон, а потом стал думать, как ему быть. Команде не обязательно знать, что он удалил логос, — притом, кажется, можно будет сохранить некоторые мониторные функции. Рядовой состав его поддержит — это только офицеры и старшие техники ненавидят его.

Производственные автоматы давно уже снабдили бы его деталями, нужными для двигателя, если бы проклятые должарианцы не устраивали свои инспекции так часто. Но это изменится, когда к Пожирателю Солнц придет побольше рифтерских кораблей. Должарианцы явно ждут атаки, которую, учитывая энергетическое поле вокруг Пожирателя, трудно будет обнаружить без многочисленных патрулей. Такая атака может осуществиться только при посредстве мелких, очень быстрых кораблей или астероидов, которые еще легче провести в систему и еще труднее засечь.

Но это не предполагает космических боев здесь, за пределами радиуса. Он не намерен лезть в драку с Флотом по приказу Должара. Хватит, насмотрелся при Артелионе. «Коготь Дьявола» к тому времени давно свалит отсюда.

А на окраинах никакой логос не понадобится.

Изгнание логоса — это длительный процесс. Он начнет его в следующую вахту.

Андерик уснул, и впервые за много ночей сны не беспокоили его.

* * *
Волны информации вливались в логос через множество подчиненных ему узлов, и зубчатые линии диаграмм моделировали его решения. Один узел докладывал, что цикл глобального фокуса ускоряется, другие сообщали о стабильной работе корабельных систем. Затем что-то стало мешать доступу логоса к паутине сенсоров, размещенной по всему кораблю.

Блок, нацеленный на Андерика и накопивший огромный потенциал, выдал целый поток зрительной информации из петли в спальном пространстве капитана-бионта. Действия бионта не соответствовали норме, но логос не мог определить, чем они отличаются от нормальных.

Логос обратился к эйдолону, расфокусированному в снах на тему продолжения рода. Но его образное сознание функционировало, и логос, пользуясь элементами-символами, ввел образ Андерика в информпространство эйдолона.

...Он снова заблудился в коридорах, на этот раз темных. Огонек, светящийся впереди, привел Руонна в комнату, обставленную в панархистском стиле. Там сидел человек, и Руонн задрожал от ужаса, излучаемого книгой у него в руках. Мрак этого ужаса заполнил зрение Руонна, но заглавие книги пылало во тьме — столь гнусное, что Руонн отшатнулся. Он закричал, а человек поднял глаза, и плоть сползла с его лица, обнажив оскаленный череп. Руонн бросился обратно в коридор, и дверь за ним захлопнулась.

Логос, получивший отпор, но осознавший чинимый ему вред, начал копировать подчиненные ему узлы путем спешного деления своих информационных клеток. Этот процесс вобрал в себя компьютерные мощности, посвященные производственным нуждам, но смог лишь замедлить герметизацию эйдолона. Логос привлек дополнительные ресурсы, и гомеостаз корабля начал отклоняться от оптимальных для бионтов условий.

* * *
— Кира, с моей каютой что-то неладно, — дрожащим голоском сообщила Лури по коммуникатору. — Может, придешь наладишь?

Лури не было скучно — она боялась. Кира отложила книгу, на обложке которой расцвел при этом приятный абстрактный узор. Может, тианьги снова разладилось и Лури опасается, что непривычные запахи плохо отразятся на ее коже.

«Если это снова Андерик, я напущу на него фага», — подумала Кира. Новый капитан был хуже Таллиса во всех отношениях — надутый и вечно в дурном настроении. И Таллис, при всех его прелестях, никогда не пытался завоевать расположение команды, шпыняя своих офицеров. Андерик же вел себя именно так, и на корабле назревали конфликты.

Но по дороге к Кире она сообразила, что дело обстоит намного хуже. Свет в коридоре был грязно-бурым, точно воздух на Мембане с ее недавно индустриализированными городами-государствами. И пахло как-то странно.

Лури прижалась к Кире, как только та вошла, но это не помешало Кире разобраться, что дело в тианьги. Надо срочно войти в корабельную систему.

— Не-ет, — простонала Лури. — Не уходи. Сделай это здесь. — Она смахнула груду шанта-шелка со своего пульта. — Вот.

— Сейчас проверю, милая. Может, тут понадобится приложить руки по-настоящему.

Лури погладила затылок Киры, когда та села за пульт.

— Мы можем и здесь приложить руки — ты уже не раз это делала.

Кира не стала говорить Лури, что пользоваться этим пультом — все равно что читать книгу через соломинку. Ее подружка ничего в этом не понимает и не поймет.

Кира перенастроила тианьги в каюте, поставив его на режим «конца зимы», но поняла при этом, что с корабельными системами что-то очень неладно. Волны напряжения ходили взад-вперед, неся массу информации и энергии, влияющей на жизнеобеспечение корабля. Разлад увеличивался, и не было времени добежать до собственного пульта.

Кира достала из сумки ампулу мозгососа и, вскрикнув от боли, нырнула в систему.

Эхо ее крика затерялось в реве моря, где зубчатые волны информации ходили между двумя полосами власти, намного превышавшими все прочие структуры. Кира сразу поняла, что эти полюса — Андерик и логос. Капитан наконец решился отключить искусственный разум.

Но эта борьба разрушала корабль. Похоже было, что жизнеобеспечение рухнет первым. Виртуальное тело Киры разбухало, наливаясь злостью на Таллиса, имевшего глупость установить эту дрянь, и на Андерика, не убравшего ее, пока еще было можно. Теперь уже поздно: все информационное пространство прошито и пронизано логосом, его метастазами, искоренить которые — значит уничтожить корабль. Остается положиться на то, что логос еще подчиняется Таллису — узлы, отвечающие за трюм, показывали непропорционально большой интерес к бывшему капитану.

Омываемая волной собственной желчи, Кира переместила знаки и всем своим весом обрушилась на информационную паутину Андерика, давя запущенные им в систему фаги. На покрытой трещинами равнине, простиравшейся теперь перед ней, сформировалось яйцо фигуры барканского троглодита с громадным членом. Кира позволила этому совершиться, понимая отчасти, что происходит. Пользуясь хаосом, царящим в корабельных системах, и зная, что Андерику сейчас не до нее, она перекодировала оружейные склады и наконец, измученная, выпала из системы.

Остальное придется довершать в реальном мире.

* * *
Таллис стоял на своей койке и вопил в сторону бездействующего пульта, а зловонная масса, валившая из гальюна, подступала к нему все ближе.

— Лучше убей меня, шиидрино семя! — Почему Андерик попросту не пристрелит его и не покончит с этим? Что-то желтое, сырообразное выплеснулось наверх, окатив его новой вонью, комом забившей горло.

Пульт включился, показав изможденное лицо Киры Леннарт.

— Андерик сражается с логосом. Оружейный склад Е-5 перекодирован на тебя. Дуй туда.

— Да у меня тут всюду дерьмо, — заныл он.

— Оно же и в башке у тебя, придурок. Кто, собственно, навязал нам этот логос? Скоро тебя с головой накроет, если не пошевелишься. Я сейчас созову остальных офицеров.

Изображение исчезло. Таллис, кляня свою судьбу, осторожно слез с койки. Только на полпути к люку он вспомнил, что штаны у него заправлены в сапоги. Он брел к складу Е-5, преследуемый валом нечистот, придерживая рукой свой футляр целомудрия и передвигаясь по-крабьи, чтобы было не так больно. По дороге его вырвало — до того мерзко было то, что хлюпало у него в сапогах.

Склад открылся от прикосновения его ладони. Никто по доброй воле не спускался так низко, к сточному трюму, поэтому Таллису скорее всего ничего не грозило. Подумав немного, он отсоединил ремни от двух больших двуручных бластеров и застегнул один вокруг пояса, а другим подвязал шар, приделанный к его члену. Вид, конечно, получился еще тот. Таллис поставил нейробластер на режим чуть ниже смертельного, плазменный бластер на широкую струю, взял их в руки и вышел.

Завернув за угол, он увидел пятерых матросов, стоящих с бластерами у люка. Они выпучили на него глаза, не потрудившись поднять оружие, и один из них хихикнул. Таллис выстрелил в него из нейробластера, и во внезапной тишине раздался громкий хруст костей. Раненый замер, скованный столбняком.

— Кому тут еще смешно? — рявкнул Таллис, наслаждаясь их испуганным молчанием. — Леннарт передала компьютер мне. Я беру свой корабль обратно. Если пойдете со мной, я забуду прошлое. Если нет... — Он вскинул оба бластера.

— А как же... ну, это самое? — промямлила Уна.

Эта глупая скотина Андерик был чересчур беспечен, но, возможно, оно и к лучшему.

— Я же сказал, что теперь опять управляю компьютером, а значит, и логосом тоже. Барканцы запрограммировали его на меня.

Их позы и выражение лиц доказали весомость его аргументов. Тот, кто управляет логосом, управляет и кораблем.

Хотел бы сам Таллис верить в это столь же крепко.

* * *
Андерик метался от пульта к пульту, все меньше и меньше контролируя ситуацию. Он остался один. Команда, так охотно пользовавшаяся его великодушием, покинула его без колебаний. Даже Нинн улизнул, готовый пресмыкаться, лишь бы вернуть себе прежнее место на корабле.

Единственной надеждой Андерика был челнок. О дальнейшем он предпочитал не думать. Он уже запустил в компьютер все самые сильные фаги, приобретенные на Рифтхавене, кроме одного. Они замедлили наступление логоса и Таллиса, но и только. Оставшегося у Андерика контроля хватит лишь на то, чтобы уйти с корабля.

Он открыл люк в левый кормовой ангар, и тут разряд бластера просвистел поверх его головы, опалив ухо. Нырнув внутрь, он оглянулся и увидел Киру Леннарт с искаженным ненавистью лицом.

Он лихорадочно работал с пультом ангара, стараясь не смотреть на черную дыру, пылающую за шлюзом. Проклятое руководство по логосу — его даже к компьютеру нельзя было подключить. Чтение — процесс слишком медленный. В конце концов, рыдая от облегчения, он ввел в компьютер последнего фага и сунул книжку в сумку на поясе. Свет померк. Кодовый паразит заморозит все корабельные системы, и это даст Андерику нужное время.

Он был на полпути к ближайшему челноку, когда по коммуникатору загремел голос Таллиса:

— Там нет скачковых, засранец. Куда тебя, дурака, несет?

«Лучше уж быстрая смерть от лазплазмера или гиперснаряда, чем то, что ты для меня припас», — подумал Андерик.

— Слушай, — продолжал Таллис. — Я поступлю с тобой так же, как ты со мной. — Он наскоро посовещался с кем-то. — Даже дизонскую штуку надевать не буду, если ты снимешь ее с меня.

Вот, значит, почему Таллис его еще не прикончил? Но гарантий никаких нет. Андерик продолжал идти, боясь, что, если он побежит, Таллис что-нибудь выкинет. Он уже почти дошел до челнока, когда сообразил, чего Таллис от него хочет.

Свой глаз! Может, они еще договорятся? Может, глаз Таллиса сохранит Андерику жизнь, пока он не переберется на другой корабль?

Андерик повернулся, чтобы ответить, но тут шлюзовое поле позади него, ограждавшее отсек от вакуума, исчезло. Ветер подхватил его и швырнул в космос. Он успел еще взглянуть залитыми кровью глазами на ненасытную черную дыру, и красная тьма поглотила его.

* * *
Лури, следя за разговором Таллиса с Андериком, прижала к носу надушенный шелковый платочек и хихикнула. Таллис был такой смешной по колено в дерьме и в портупее, поддерживающей эту его блямбу.

Мысль о том, как они будут ее снимать, вызвала у нее сладостный трепет. Может, она сначала испробует предложенные Эммой штучки — это будет весело.

Правда, Таллис интереснее всего, когда он злится, а сейчас он просто раскален. Она видела, каких усилий ему стоит говорить с Андериком спокойно. «Хоть бы эта его нашлепка не свалилась с глазницы», — легонько вздрогнув, подумала Лури.

Таллис наклонил голову набок, словно прислушиваясь, и заорал:

— Нет, нет, нет! Мой глаз! Стой!

Лури, придвинувшись поближе, в ужасе увидела, как шлюзовое поле исчезло, открыв ангар космосу, и Андерика унесло прочь. Таллис с яростным воплем разрядил нейробластер в пульт, сам повалился на пол от электрического разряда и заплакал. Кира забрала у него бластеры, отдала несколько кратких распоряжений и сделала знак Лури. Вдвоем они подняли Таллиса и, поддерживая под руки, повели к Лури в каюту.

* * *
Кира накачала Таллиса транквилизаторами, но успокоился он далеко не сразу. Лури не позволила ей увеличить дозу.

— Нет, нет. Эмма говорила, что эта штука будет противодействовать.

Кира поняла, что Лури хочет снять с него футляр целомудрия прямо сейчас. И скорее всего поэкспериментировать при этом.

Кира посмотрела на измученного капитана — он спал чутким сном с отмытыми дочиста ногами. Он уже расплатился за свою глупость — и, пожалуй, заслужил немного удовольствия. А если ему будет немного больно, тем лучше — пусть запомнит.

Она сама устала до крайности и потому вела себя, как дурочка. Они с Лури разделись и, хихикая, раздели полубесчувственного Таллиса. Лури, медленно понижая гравитацию, перевела каюту на невесомость. Кира пожирала глазами ее еще более соблазнительное теперь тело, но Лури подалась прямиком к Таллису и легонько дотронулась до его футляра.

Потом посмотрела на Киру и улыбнулась.

— Может, разбудишь его — только медленно?

Несколько минут спустя Таллис открыл глаза, обменялся с Кирой взглядом, устало улыбнулся и сел, ухватившись за поручень, чтобы не взлететь.

— Минутку. — Капитан дотянулся до своей поясной сумки, плавающей неподалеку, и достал оттуда маленькую коробочку. Кира отвернулась, а он снял нашлепку с глаза, вытащил что-то мутное из пустой глазницы и вставил туда дипластовый глаз, который они купили ему на Рифтхавене. Этот глаз не совсем подходил к другому, но Таллис, по мнению Киры, все равно стал выглядеть намного лучше — красавец да и только.

— Ну и как оно? — спросил он, явно чувствуя себя очень неловко. Но не успела Кира ответить, он скосил здоровый глаз и засопел.

— Нашла! — обрадовалась Лури. — Теперь я знаю, как его можно будет снять. — Она бросила хитрый взгляд на Киру. — Когда придет время.

Кира приподнялась, когда Таллис стал ритмично дергаться, и хихикнула.

— Можно подумать, он хочет запустить свой хрен на орбиту. — Лури тоже захихикала, и они, давясь от смеха, привязали его кровати, чтобы он не уплыл. Лури потрогала его под новым глазом.

— Ага, вот так-то лучше.

Кира, осененная внезапной мыслью, включила имиджеры. Надо же как-то компенсировать то, что Таллис командует логосом. К счастью, он относится к таким вещам весьма щепетильно.

Он уже чуть ли не пел от экстаза. Трепетные стоны слагались в мотив, известный лишь ему одному, а Кира с Лури держались друг за друга, изнемогая от смеха. Вскоре они перешли от веселья к чему-то более существенному, а Таллис продолжал корчиться рядом с их сплетенными телами.

Внезапно Лури взвыла от ужаса и отпрянула, отшвырнув Киру в противоположную сторону. Та оглянулась и зашлась в истерическом припадке. Этот кадр будет поистине бесценным.

Над беспомощным, извивающимся, как червяк, голым Таллисом и над Лури, висящей в воздухе, зажимая костяшками пальцев рот, парил голубой глаз. Медленно кружась в потоке воздуха над кроватью, он бесстрастно наблюдал за происходящим.

Когда издаваемые Таллисом звуки сменились болезненными стонами, Кира поймала протез и убрала его. Они решили, что настало время выключить и снять футляр. После этого Таллис обмяк, лишившись сознания.

Кира посмотрела на его воспаленный, съежившийся орган и усмехнулась. Похоже, Лури останется при ней еще на некоторое время.

27

АРЕС
Элоатри приняла Панарха в саду Обители. После бунта власти перевели климат онейла на режим середины лета, постепенно преобразующий охватившее Арес изнеможение в чувство сонного благополучия.

Воздух благоухал жасмином и юмари, дерево чим позвякивало на ветерке, вторя плеску фонтана, бьющего изо рта горгульи в старинной каменной стене. В кустах чирикали невидимые птички.

Он мог бы вызвать ее к себе, но вместо этого попросил разрешения навестить ее сам. В порыве вдохновения она велела поставить в саду стеклянный столик и два стула. Почти поддавшись дремоте в ожидании гостя, она водила рукой по увитому плющом столбику беседки и вспоминала свое видение.

Появился Туаан и доложил о прибытии человека, которого это видение заставило ее предать.

Тонкое лицо Панарха осунулось — оно не было изможденным, но говорило о тяжком бремени власти. Элоатри встала и низко наклонилась — не так, как предполагал ее сан, а так, как кланяются государю простые подданные. Этот отказ от своих привилегий был своего рода извинением.

Его ответный поклон показал, что он это понял, — так монархи кланялись только Верховным Фанистам. И сейчас в этом не было оттенка сомнения, присутствовавшего при их первой встрече на Дезриене.

Туаан оставил их одних. Пока они обменивались обычными любезностями, стюард накрыл стол к чаю и подал маленькие кексы с тмином. Панарх взял чашку и вдохнул аромат.

— Этот сорт мне незнаком. Что это?

— «Дитя Оолонга». Его выращивают в Небесной Колонии на Дезриене.

— Вот как. — Загадочное название явно пришлось ему по душе.

Выпив глоток, он поставил чашку. Ее музыкальный звон вызвал у Элоатри некое воспоминание. Она позволила ему прийти и уйти, а Панарх сказал:

— Как вам удалось отменить инспекции, проводившиеся на «Телварне»?

Итак, он решил обойтись без предисловий.

— Седри Тетрис — христианка, поклоняющаяся тому же лику Телоса, которому и я теперь служу. Некоторое время назад она исповедалась мне в причастности к Шеланийскому заговору. Когда пришла пора, она изъявила желание частично искупить свой грех своим талантом программиста.

— Она исповедалась в измене, а вы ничего не сказали?

Она знала, что он сердит, хотя он не проявлял этого наружно.

— Наказанием ей послужило признание, которое она сделала вам. Но даже если бы она отказалась это сделать, тайна исповеди не подлежит раскрытию.

Он, конечно же, и сам это знал — эта черта была общей для многих религий Тысячи Солнц.

— Однако вы использовали эту тайну в собственных целях.

Он взял с блюда кекс, но не надкусил его.

— Это не мои цели, Ваше Величество. — Ей вспомнился вкус крови, и у нее сжалось горло. — Ничего своего у меня не стало с того времени, как я начала свой третий хадж на Дезриен.

Она потерла след, выжженный у нее на ладони Диграмматоном после его таинственного скачка с Артелиона. Он все еще жег ее ядерным огнем, предназначавшимся Брендону и убившим ее предшественника. Панарх видел ее движение, но не выказал никакой реакции.

— Еще до вашего прибытия на Дезриен мне показали Вийю и остальных. У меня не осталось сомнений в том, что они — дверная петля Времени, орудие великих свершений.

Она сглотнула и выпила чаю, чтобы смыть памятный вкус. Момент, который она переживала сейчас, тоже содержался в той чаше.

Панарх помолчал. Его длинные тонкие пальцы крошили кекс, бросая крошки на лужайку, где птички всех цветов радуги тут же набросились на них. Как она может объяснить ему неизбежное переплетение людей и событий, яснее всякого взгляда или прикосновения возвещающее о движении Пути Телоса?

— Вы когда-нибудь катались на прибое, Ваше Величество? — спросила она.

Он поднял на нее глаза.

— Да.

— Значит, вам знакомо ощущение, когда волна захватывает вас и неудержимо мчит вперед. Вы можете управлять своим движением до некоторой степени, но назад повернуть не можете.

Он кивнул, отряхивая руки, — кекс он раскрошил без остатка.

— Эта волна — лишь итог бесчисленных течений, ветров и штормов, о которых вы ничего не знаете. Такая же волна несет и меня. — Она замялась, не желая вторгаться в область личного. — Я знаю Вийю не так хорошо, как мне бы хотелось, но в одном я уверена: никто не удержал бы ее здесь против ее воли. Она все время пыталась бы бежать, пока не погибла бы при очередной попытке.

Наступила новая долгая пауза.

— Вы думаете, она сможет включить Пожиратель Солнц и отнять его у Эсабиана? — спросил он наконец, и она поняла, что он примирился если не с ее действиями, то хотя бы с ее мотивами.

Она смотрела в свою чашку, разбираясь в собственных впечатлениях и подбирая слова.

— Однажды вы сказали, что в вашем видении был еще один человек, которого вы так и не нашли, — добавил он, не услышав ответа. — Но если Единство неполно... — Панарх взял со стола свою чашку, и Элоатри увидела в этом движении надежду на то, что недостающий человек не входит в Единство, что Вийя способна добиться успеха.

Элоатри вспомнила ухмыляющееся лицо Анариса из видеочипа о гееннских событиях.

Его враг, превзошедший даже Эсабиана.

Это, пожалуй, худшая часть ее измены.

— Последний член Единства уже там, на Пожирателе Солнц, ваше величество.

Брендон посмотрел ей в глаза, держа в руке забытую чашку. Элоатри встретила его взгляд не дрогнув — в этом заключалось ее наказание.

— Это Анарис.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Лисантер лично проводил ошеломленного темпата обратно в его комнату, вдохновленный первым успехом. Норио выжил!

Серый солдат уложил темпата на койку.

— Осторожно! — сказал Лисантер, искажая жесткие должарские согласные. Это было одно из немногих слов, которые он знал. Времени на все недоставало, а должарский язык был ему крайне неприятен.

Отпустив солдата, он приподнял темпату веко. Глаз активно шевелился. Наркотический сон. Негус действует.

Норио состряпал себе целое рагу из медикаментов — кулинар да и только. Но судя по минимальному эффекту от его первого контакта с Сердцем Хроноса, им придется постепенно урезать дозу, чтобы достичь некоего равновесия между эффективностью и безумием (или смертью).

Лисантер настроил нейромонитор — прибор при подключении к пульту отозвался едва заметной вспышкой — и подсоединил к нему датчики на голове и шее Норио. Желтая кожа вокруг нервных узлов, где они были прилеплены, вздулись. Спящее сознание, видимо, отреагировало на импульс, и толстые губы темпата расплылись в похотливой ухмылке, а пальцы сжали руку Лисантера. Ученый вырвался и отпрянул, покраснев до ушей, хотя в комнате никого не было. Из-за своей стыдливости он с самых юных лет сторонился сексуальных изысков, распространенных среди Дулу. Возможно, поэтому он так удобно чувствовал себя с должарианцами, хотя имел возможность разговаривать лишь с немногими из них. Они настоящие пуритане, по крайней мере образованные, которые говорят на уни, — и вряд ли солдаты и рабочие сильно отличаются от ноблей.

Убедившись, что жизненные показатели темпата стабильны, Лисантер поспешил вернуться в компьютерный центр. Он проводил там так много времени, что в помещении пришлось установить дополнительные стазисные заслонки. Другие служебные площади эксплуатировались не настолько интенсивно, чтобы привести в движение субстанцию Пожирателя Солнц. Кабинеты имелись только у высших чиновников-бори — остальным приходилось циркулировать между несколькими рабочими центрами, и Лисантер видел, как неуютно эти люди себя чувствуют.

Барродах уже ждал его, маленький на фоне громадных компьютерных блоков, безостановочно поставляемых производственными автоматами. Станция — очень сложный объект. Лисантеру всегда недоставало двух вещей: квантовых блоков, чтобы собирать информацию, и компьютерных мощностей, чтобы ее обрабатывать.

— Каковы результаты? — спросил бори. Вид у него был измученный, и одна сторона лица перекосилась, словно у него случился удар.

— Они еще анализируются, — мягко ответил ученый. — Это займет несколько часов, хотя предварительный доклад скоро будет вам отправлен. — Они бы и этого не сумели сделать, если бы не маленькая бори, программистка, которую привез с собой Моррийон. Она просто чудо. — Однако успех налицо, — добавил Лисантер, видя, как нахмурился Барродах. — Норио выжил и сохранил рассудок!

— А возросла ли мощность станции? — моргнув, спросил бори.

— По-видимому, нет.

Последующие сетования бори Лисантер пропустил мимо ушей. В этом состояла плохая сторона общения с должарианцами и их подручными. Мощность, потенциал, контроль — больше для них ничего не существует. Вот почему им так неуютно на Пожирателе Солнц. Он подавил ухмылку. Одним из немногих удовольствий, которые он извлекал из своей работы, было наблюдать за реакцией бори и должарианцев — исключая, конечно, Аватара — на органические и пищеварительные аспекты деятельности станции. Они ведь еще и в духов верят, хотя для привидений здесь как будто места нет. Лисантер вспомнил Артелион и подумал, что происходит сейчас в Мандале.

* * *
Барродах заметил, что Лисантер опять отвлекся. Поймать бы его на этом, но Барродах знал по опыту, что ничего не выйдет. Ученый, даже витая в облаках, не терял бдительности.

— А как насчет его наркотиков? — Барродах внезапно сменил тему, надеясь хоть немного выбить Лисантера из колеи.

— Мы будем постепенно понижать дозу, пока не выйдем на оптимальный уровень.

— Да нет, я не о том, — нетерпеливо сказал Барродах. — Каков их состав? Вы их анализировали?

Его щека конвульсивно дернулась.

— Да-да. Это будет в докладе. В основе — это сложный полисахарид, извлеченный из одного виларийского растения, плюс кое-какие анальгетики, снотворные и так далее, — небрежно махнул рукой Лисантер.

Барродах чуть не завыл от досады. Он чуть ли не всю ночь работал с компьютером, пытаясь вычислить, что это за компоненты и могут ли они ему помочь. Лисантера, ясное дело, об этом не спросишь: все тут же станет известно Моррийону, а возможно, и Аватару.

Бори перешел к производственным вопросам. Он терпеть не мог действовать в открытую, но именно прямота часто помогала извлечь из ученого нужную информацию. Притом Лисантер знал, что интересует Барродаха.

— Аватар не оставил мне здесь никаких лазеек, серах Барродах. — Лисантер внезапно перешел на официальный тон. — Последняя партия стазисных заслонок отправилась в каюту Норио, и Аватар, как вам известно, требует, чтобы у меня всегда имелся резервный запас. Я не помню точно, когда запланировано производство следующей партии, но не раньше, чем через четыре дня. Дельмантиас должен это знать.

У бори заныла челюсть, и он, насупившись, стал слушать дальше.

— Право же, вы должны мне позволить попытаться настроить их. Если бы вы согласились примириться с определенным движением, особенно в области пола, прочие проявления было бы намного легче контролировать.

Движение? Барродах едва сдержал дрожь. И как только Лисантер это терпит? Барродах был у него в комнате только раз: стазисные заслонки присутствовали там в минимальном количестве, и постоянные колебания под ногами привели бори в ужас.

Он закончил разговор и отправился к себе в кабинет. Предварительный доклад, как и было обещано, уже ждал его, и он тут же перешел к той части, где говорилось о медикаментах. Час спустя он получил свой ответ. Некоторые из компонентов для него бесполезны; только дурак стал бы принимать эйфоретики среди должарианцев. Но два препарата очень хорошо помогают от тика и аналогичных нервных расстройств — лучшие, чем другие, известные ему. При этом они не вызывают онемения тройничного нерва. Барродах перепроверил их физические свойства и подобрал наиболее нейтральные эквиваленты. В следующий раз, когда Норио отправится в Палату Хроноса, он нанесет визит в его каюту. У темпата этого добра много — может и поделиться.

* * *
Пока наследник медленно приходил в себя после тяжелого транквилизатора, принятого им перед запланированным экспериментом, Моррийон загрузил доклад в свой электронный блокнот. Казенные фразы успокаивали его, отгоняя близкое к ужасу чувство, которое он испытал при очередном содрогании станции, когда свет замигал и субстанция вздыбилась, испытывая на прочность стазисные заслонки. А мебель в каюте наследника опять оживилась, хотя Анарис лежал без сознания.

Моррийон как раз перешел к разделу о медикаментах, используемых темпатом, когда Анарис медленно сел, не проявляя никаких признаков дискомфорта — только глаза у него были прищурены, — и помассировал виски.

— Ну что? Кажется, была реакция?

— Очень легкая, мой господин. Бумаги и мелкие предметы. Они как будто пытались сложиться в образец, но я не понял, в какой именно. — Моррийон нашел в блокноте нужную запись и показал Анарису телекинетическую картину, образовавшуюся в результате первого контакта Норио с Сердцем Хроноса.

Анарис посмотрел, покачал головой и бросил блокнот на кровать.

— Как темпат?

— Жив и в здравом уме. Очевидно, накачался наркотиками под завязку. Они будут постепенно понижать дозы и смотреть, что получается. У меня есть предварительный график нескольких последующих экспериментов. — Моррийон взял блокнот и вернулся к месту, где остановился. — Сюрпризов больше не будет.

Анарис, не сделав никаких комментариев по этому поводу, спросил:

— Какими наркотиками он пользуется?

Моррийон зачитал список. Каждый компонент сопровождался кратким примечанием с отсылкой к основному массиву данных. Анарис взял у него блокнот и занялся, по-видимому, поиском нужных справок.

— Эйфоретики, — фыркнул он. — Все равно что целоваться с мастером нуматаната.

Нуматанат? В мире, где беспричинная улыбка способна привести к гибели, нуматанат — что бы это ни означало — вряд ли может быть опаснее эйфоретиков.

— Негус, — устремив взгляд в пространство, произнес Анарис. — Здесь сказано, что он понижает темпатическую чувствительность. Может, он и на другие качества, присущие хореянам, влияет таким же образом?

— Я достану пробную дозу, господин, — вызвался Моррийон. — Судя по декларации, у него этого добра больше чем достаточно — не убудет.

* * *
Несколько дней спустя Норио отдыхал в своей каюте, любовно глядя на многочисленные стазисные заслонки, удерживающие ее на месте.

«Ваше жилище стабилизировано почти столь же надежно, как у Аватара», — сказал ему Лисантер.

Он развлекался просмотром видеочипов. Норио привез с собой все свои сокровища, воспоминания об особенно смачных эмоциональных пиршествах, запечатленные на видео, а иногда даже в голографическом изображении. Он любовался допросом Найглуфа на Шарваннском Узле и с наслаждением вспоминал вкус страданий тощего рифтера, когда тот, с парализованными и закрепленными распорками веками, вынужден был смотреть на живые образы худших своих страхов. Пауки и падение с высоты — о, какое это было восхитительное блюдо!

Внезапно на экране появился Хрим — нет, они оба, слившиеся в страстном объятии рядом с хнычущим рифтером, который корчился в своих путах. Норио конвульсивным жестом выключил фильм, оборвав сухой паучий шелест и головокружительные виды сверху.

Психическое давление Пожирателя Солнц глушило все эмоциональные проявления, особенно запечатленные в памяти. Иногда Норио даже радовался этому — вот как сейчас. Измена Хрима и гнусная секс-игрушка все еще причиняли ему боль. Но здесь он приблизился к реальной власти.

Он встал и вытащил из ящика свою аптечку. Лисантер настаивал на некотором понижении дозы при каждом эксперименте, и пока что ничего плохого не случилось. В последний раз его усилия вызвали даже повышение производительности и активности станции на одну десятую процента. Однако его память ежилась при мысли о Палате Хроноса и сфере в ее центре. Не хотелось ему вспоминать и о содроганиях, начинавшихся всякий раз, когда он касался Сердца Хроноса — словно вздрагивает животное, которому больно.

Что же, о промежуточном времени ученый ничего не говорил. Темпат принялся смешивать отдельные компоненты. Прием через рот действует более плавно, чем впрыскивание. Заметив легкую дрожь в одной руке, Норио слегка изменил пропорцию. Постоянная его подверженность эманациям станции требовала все более высоких доз. Ну ничего, лекарств у него в избытке.

И, возможно, теперь, когда он проявил свои способности, ему дадут кого-нибудь поиграть. У него никогда еще не было должарианцев с их восхитительно дикарскими эмоциями. А их страхи! Он вспомнил больших тарканцев, сопровождавших Барродаха, когда он, Норио, прибыл на станцию. Потом он спросил Лисантера о причине их нервозности.

«Они думают, что вы родом с Хореи, острова демонов, — его жители обладали великой силой, и уничтожить их стоило большого труда».

Страх перед сверхъестественным — самый лучший страх. Он заставлял темпата чувствовать себя почти божеством. Да, после следующей попытки он попросит дать ему такого субъекта.

* * *
АРЕС
Арес постепенно приходил в норму, и Панарх попросил командование Флота подготовить сводку стратегической ситуации, включая все, что известно о Пожирателе Солнц.

«Хороша норма — эта станция перенаселена на тысячу процентов», — думала Нг, проходя с Джепом Кестлером на галерею над Залом Ситуаций. Высокий капитан теперь двигался гораздо свободнее — его раны почти зажили.

Первым должен был делать доклад гностор Омилов. Он уже занял место на контрольном возвышении, перед рядами пультов, круто поднимающимися вверх. Позади него за толстым дипластовым экраном висела огромная трехмерная проекция Тысячи Солнц. Ее голографические звезды были обсажены цветными огоньками и идеограммами гораздо гуще, чем когда Нг появилась здесь в первый раз, прибыв на Арес после битвы при Артелионе.

— Война в космосе никогда уже не будет такой, как прежде, — заметил Кестлер, когда они сели.

— Вы об этом жалеете, Джеп?

Он ответил ей болезненной, похожей на гримасу улыбкой.

— Трудно переучиваться заново на старости лет.

Нг кивнула. Он имел в виду и смену власти, и средства сверхсветовой вражеской связи, и новые тенноглифы, которые Варригаль изобрела, чтобы компенсировать разрыв.

Тем временем Омилов набрал что-то на своем пульте, и огромная проекция повернулась, выдвинув хаос Рифта на первый план.

Омилов встал, и разговоры в зале смолкли.

— Его Величество выразил желание, чтобы я ответил на ваши вопросы с целью помочь вам подготовиться к атаке наилучшим образом.

— Не «попросил меня», а «выразил желание», — тихо заметил Кестлер. Теперь уже все знали о роли, которую сыграл Омилов в бегстве рифтеров, но никто не знал, что сказал ему по этому поводу Панарх. Известно было только, что Омилова вызывали в Круг, а не в анклав, — значит, встреча была официальной.

Гностор начал излагать вступительные сведения об урианской станции — для тех, кто отстал от курса событий, ликвидируя последствия бунта. Нг отметила некоторую сдержанность в его ответах на вопросы — видимо, он не хотел дополнительно вооружать фракцию, стоящую за уничтожение Пожирателя Солнц. Нг решила самостоятельно покопаться в массивах его информации, а поскольку то, о чем говорилось, было ей уже известно, она стала наблюдать за аудиторией.

Лица присутствующих носили в основном мрачное выражение. Очень многие, несомненно, думали о том, что стоящий перед ними человек послал мощную команду экстрасенсов — большей частью рифтеров, что ухудшало ситуацию, — на Пожиратель Солнц, и не с целью уничтожить станцию, а с целью попытаться ее спасти. Если рифтеры активируют станцию, но не сумеют отнять ее у врага или, того хуже, перейдут на его сторону, — в Тысяче Солнц не останется ни одного безопасного места.

Нг вспомнила холодный, непроницаемый взгляд должарской темпатки. Какова ее истинная цель?

— Мы полагаем, что должарианцы уже предприняли несколько попыток активировать станцию с помощью темпатов. Несколько расшифрованных передач извещают о прибытии туда особо сильного темпата, и после этого мощность станции уже двукратно возрастала.

— На сколько? — спросил кто-то.

— Не более чем на десятую долю процента каждый раз.

— Почему вы полагаете, что у рифтерской команды больше шансов?

— Как вам известно, они обнаружили Пожиратель Солнц отсюда, во время первого же эксперимента, имевшего целью испытать их комбинированный сенсориум. А затем нашли его в космосе, руководствуясь чувством направления, которого не проявлял еще ни один темпат в отдельности.

— Откуда вы можете знать, что они не переметнутся к Эсабиану? — спросили сзади.

Нг повернула голову, но не разглядела, кто это сказал. Кестлер нахмурился.

На лице Омилова отразилась боль, и он ответил просто:

— Я не могу этого знать.

Аудитория загудела. Задавать такой вопрос было дурным тоном, даже если каждый задавал его себе сам.

— Вопрос скорее следует поставить так, — внезапно сказал Кестлер: — Нельзя ли объяснить, почему вы полагаете, что они сумеют отобрать контроль у должарианцев?

Нг показалось, что Омилов взглянул на вице-адмирала с благодарностью.

— Первая причина — их психический потенциал, о масштабах которого мы можем только предполагать. Во-вторых, нам известно, что должарианцы захватили как на разграбленные ими военных складах, так, безусловно, и в других местах большое количество производственной техники. Я придерживаюсь мнения, что они используют ее для расширения компьютерных мощностей.

— На чем основано ваше предположение? — спросил кто-то.

— На исследовании отключенного гиперреле, доставленного нам капитаном Маккензи и его рифтерскими союзниками.

Нг улыбнулась: Омилова голыми руками не возьмешь. Это он ввернул, чтобы напомнить, что не все рифтеры воюют настороне врага. Некоторые предпочли перейти в лагерь панархистов. Снисходительное отношение к ним Флота в былые времена, бесспорно, сыграло здесь свою роль. Сейчас колледж Архетипа и Ритуала разрабатывает новые агитки для привлечения рифтеров, но данные показывают, что польза от этого минимальная. Нг подозревала, что скоро начнутся тайные переговоры с Рифтхавеном — если уже не начались.

— Это гиперреле было подключено к энергетической системе эсминца «Шиавона» через набор хитроумных квантовых блоков. Мы еще не до конца в них разобрались, но одно знаем точно: для их разработки потребовались невероятные компьютерные мощности. Нет оснований предполагать, что теперь объем их научно-технических исследований — снизился — успехи, достигнутые Должаром, свидетельствуют о противоположном.

— Но какое это имеет отношение к рифтерам? — спросил Мандрос Нукиэль с другого конца зала.

Омилов слегка улыбнулся:

— У нас они проходят под названием «полиментальное единство» — или просто Единство. Одна из неэкстрасенсорных членов команды — бывший коммандер Флота Седри Тетрис. Ее талант программиста, как и талант капитана Вийи, помог окончательно разоблачить заговорщиков и обнаружить измену аль-Гессинав. В банк данных «Телварны» заложена вся информация об устройстве урианских систем, о квантовых блоках и о вероятных компьютерных средствах контроля над ними, которую я сумел собрать.

Значит, война будет вестись не только в космосе, но и в информационном пространстве.

— Гностор Омилов, — спросила Нг, — есть ли у нас шанс подключиться к этим системам через имеющуюся гиперрацию?

— Такая вероятность есть, — просветлел Омилов, — если Единство сможет реализовать некоторые из моих предложений. Я уже дал операторам образцы сообщений, которые они должны отслеживать, хотя «Телварна» скорее всего еще не добралась до Пожирателя Солнц.

В зале снова поднялся гул.

— Предположения! — произнес Кестлер, обращаясь к Нг. — Интересно, насколько он им помог? Я бы многое дал, чтобы знать, что именно сказал ему Его Величество.

— Лучше нам, пожалуй, не знать этого, адмирал, — проговорила она. — У нас своих забот хватает — незачем еще вмешиваться в политику.

Кестлер, опешивший на миг, тихо засмеялся.

— Туше, адмирал. Быть может, когда это заживет, — он тронул свою раненую руку, — я отплачу вам тем же в зале Феникс-гамма-три.

Нг улыбнулась ему в ответ. Спортзал — самое подходящее место для их соперничества, какое бы решение ни принял Панарх. Состязание за то, кто будет командовать атакой на Пожиратель Солнц, еще продолжается, но после бунта и реакции Кестлера на эту ситуацию Нг знала, что может довериться ему даже в смертельном бою.

28

«ТЕЛВАРНА»
Когда Локри явился в кают-компанию на стратегическое совещание, Седри Тетрис, новый орудийный техник, уже сидела за пультом.

Локри, в общем, нравилась эта простая, спокойная женщина — при всем ее немногословии. Она, как и Локри, проспала почти всю первую неделю, проведенную ими в скачке. На приказы она отвечала кивком и слушала болтовню остальной команды, не меняя выражения лица. Единственный, с кем она, по-видимому, чувствовала себя свободно, был Монтроз.

Она не отреагировала даже на эйя, когда они однажды вышли из своей каюты, и не возражала, когда Люцифер забирался к ней в койку. Локри кольнуло что-то, когда он понял, кого она ему напоминает: Грейвинг, сестру Иварда, погибшую при налете на Мандалу. Они совсем не похожи, но Грейвинг тоже была спокойная — и тоже наблюдала.

Он знал, что Седри — программистка высшего класса. Во время их долгого скачка он нашел случай остаться с ней наедине и поблагодарил ее за проделанную работу — тяжелую и длительную, по всей вероятности.

Она улыбнулась ему своими добрыми серо-голубыми глазами — у нее только и было красивого, что глаза, — и сказала: «Нужно же было выяснить правду».

— Как у тебя дела с паразитами, которых заказала Вийя? — спросил, он теперь, наливая себе чашку кофе. Тихая Седри за пультом становилась совсем другой.

— Я наладила целую экологическую систему. — Ее глаза горели энтузиазмом, хотя речь оставалась все такой же размеренной. — Компьютер на «Телварне» будь здоров — мощность у него как на современном эсминце, хотя он и не настолько хорошо совмещается с кораблем. — Она провела рукой по клавишам, и Локри вспомнился Монтроз, играющий на своем синтезаторе: то же задумчивое, ласкающее, почти собственническое движение. — И у меня здесь есть все, что имелось в технических банках Ареса.

Она улыбалась, но на лицо ее набежала тень. Локри понимал, как ей трудно было совмещать информационное воровство со своим офицерским званием, и догадывался, что за всем этим стояла Элоатри.

Вот что получается, когда связываешься с Магистериумом. Локри вспомнил Дезриен и игорный притон, который будто бы обнаружил под Нью-Гластонбери и где фишками служили человеческие души. Хорошо еще, что Верховная Фанесса не занялась его делом об убийстве, — в ее валюте он рассчитываться не умел.

Седри снова отвернулась к пульту, отхлебнув горячего алигрианского чая.

— Если мои предположения насчет топологии их компьютера верны хотя бы приблизительно, — сказала она, перебирая клавиши, — со временем я овладею их системой.

— Тебе ведь надо еще проникнуть в нее.

Она оглянулась на него через плечо с уже ничем не омраченной улыбкой.

— Кто ищет, тот находит.

Она вернулась к своей работе, и быстрые, грациозные движения ее пальцев снова напомнили Локри о музыке.

Он понаблюдал за ней немного. Пока он не увидел ее за пультом, ваяющую информационное пространство с пылом истинного художника, у него никак не укладывались в голове смех и музыкальные дуэты, слышанные им пару раз из каюты Монтроза.

Кто-то толкнул его в плечо, прервав размышления: Марим. Поглядев на поток информации, струящийся по экрану Седри, она скорчила гримасу.

— Чего подглядываешь? Ты в этой хреноте понимаешь не больше моего.

— А мне и не надо. На то у нас есть Седри с Вийей. Ты что-то притихла — никогда тебя такой не видал. Тебя что-то беспокоит?

— А то нет! По мне теперь самое время повернуть к Окраинам. — Она плюхнулась на сиденье и нервно забарабанила пальцами по столу.

* * *
Локри сел с ней рядом и хотел что-то сказать, но ему помешали ввалившиеся гурьбой остальные. Марим сморщила нос от запаха горелых специй и пластика, издаваемого келли. Говорят, они такие мастаки управлять запахами — почему же тогда они не пахнут как цветы или что-то в этом роде?

Ивард сел вместе с келли у стола, который они приспособили для себя. Марим до сих пор не могла надивиться перемене в нем. Загар, никаких веснушек, мускулы на теле так и играют — прямо картинка. Даже эти его рыжие космы стали как будто более темного и красивого оттенка.

Он хрюкнул что-то своим келли, а они проблеяли мелодичный привет подошедшим Монтрозу и Жаиму. Монтроз сразу направился к Седри, а она выключила пульт и села за один стол с ним.

Вийя вошла последней, и Марим испытала облегчение, увидев, что маленьких мозговыжималок с ней нет.

— У вас у всех было время ознакомиться с информацией о Пожирателе Солнц, которую загрузила к нам Седри, — с ходу начала капитан. — Но почти все это — только предположения. Бесспорных фактов у нас только три. Во-первых, система Пожирателя окружена энергетическим полем, совпадающим с ее скачковым радиусом. Ни один корабль, превышающий сто метров в любом измерении, войти в это поле не может.

Это Вийя не иначе как узнала от Омилова — не лично, а через компьютер здесь, на корабле. Хотела бы Марим знать, что он имеет от того, что им помогает?

— Во-вторых, скачковый радиус системы насчитывает два световых часа. И в-третьих, сам Пожиратель Солнц описывает орбиту вокруг бинария черной дыры, в семнадцати световых минутах от него.

Это всякий может вычислить. Все это было в резюме, подготовленном Седри.

— Значит, Флоту до него не добраться? — сказала Марим. — Мы это знаем — ну и что?

— Не добраться на большом корабле, — сказала Седри. — Но производственные автоматы любого крейсера могут изготовить дальнобойные катера практически за одну ночь.

— Зачем путать в это дело чистюль? — возразила Марим. — Ну, доберутся катера до станции — а дальше? Мы ж не знаем, из чего эта хренятина сделана. — Марим взглянула на капитана с недобрым предчувствием. Вийя уж точно о чем-то умалчивает. — Вы рассчитываете на это ваше Единство — так или нет?

— Так, Марим, так, — ядовито вставил Локри. — А чистюли спят и видят, как бы это подарить нам оружие, изничтожившее полгалактики.

— Мы только с помощью Панархистов и сможем выжить, когда станция окажется в наших руках, — спокойно сказала Вийя. — В противном случае они будут обстреливать станцию астероидами, пока не уничтожат ее.

— При захвате станции их помощь тоже понадобится, — сказал Жаим, глядя на Вийю. Марим не могла расшифровать выражения их лиц.

— Что за дурь такая! — вскричала она, не веря своим ушам. — Почем им знать, когда надо высадить десант? В этой паскудной системе до хрена радиации от сращенного диска — как вы собираетесь передать им сигнал?

Черные, холодные как лед глаза Вийи смотрели прямо.

— У Панархистов есть гиперрация. Мы используем станционную, чтобы предупредить их, когда время придет.

Марим, переводя дыхание, посмотрела вокруг. Никто как будто не удивился. Она ощутила гнев и попыталась подавить его, зная, что Вийя читает ее, как книгу.

— Я, по всему видать, узнала об этом последней? — Она перешла в контратаку наперекор немигающему взгляду капитана.

— А тебе и не нужно было знать. Зачем тебе нести эту ношу и взвешивать каждое слово, когда ты бываешь в кают-компании?

На это нечего было ответить, зато Марим могла дать волю своему гневу, который Вийя теперь скорее всего примет за досаду. Она произнесла несколько изысканных фраз относительно привычек и происхождения чистюль, заставивших Монтроза вздохнуть, а Иварда с Локри ухмыльнуться.

Затем они перешли к другим вопросам: сколько понадобится чистюлям, чтобы дойти, когда они соберутся, как обеспечить безопасность келли, как вести себя с другими рифтерами на станции, возможно ли будет найти там союзников и так далее.

Но Марим почти не слушала, чувствуя, как гнев, остывая, сгущается в плотный комок. «Они мне не доверяют, — думала она. — Все — даже Локри. Я ничего от них не таила с тех самых пор, как вступила в их банду на Дисе, а они мне не доверяют. И думают, что я после этого буду доверять им?»

* * *
— Выходим, — сказал Ивард.

Вся команда заняла свои места. Локри, оглядев знакомый мостик, посмотрел на экран, где слабой желтой искрой виднелся бинарий черной дыры. На другом экране фальшивыми компьютерными красками светился астероид. В этом скоплении имелись и другие камни, но их не было видно.

— Следы? — осведомилась Вийя.

— Никаких.

— Локри, отправляй пакет.

Локри, заранее подготовивший запрос по инструкции Вийи, отослал его.

— Хорошо, — кивнула Вийя. — Мы подготовились, привели корабль в порядок — потому я и решила выйти в одном световом дне от радиуса. Но мы не знаем, насколько густы у них патрули и знают ли они об этом астероидном скоплении. Вахты теперь будем нести попарно, Ивард и я первые. Остальным предлагаю отдыхать, пока еще можно. Когда они узнают, что мы здесь, неизвестно, что будет.

— Да уж ничего хорошего, — пробурчала Марим.

— Думай о награде, — с улыбкой посоветовала ей Вийя.

— До нее еще дожить надо, — изрекла Марим и удалилась. Локри переключил свой пульт на Вийю и встал.

В кают-компании они обнаружили, что Монтроз приготовил праздничный обед.

— Когда еще доведется свеженького поесть, — философски заметил он.

Седри уже устроилась на сиденье с полной тарелкой.

— Что, никогда небось такой вкусноты не ела? — спросила Марим на ходу.

— Никогда, — призналась Седри.

Локри через некоторое время посмотрел в свою тарелку и удивился тому, как много съел. В предыдущие дни ему не казалось, что он голоден, но теперь, вдохнув запах этих яств, он вдруг открыл в себе волчий аппетит. Монтроз взирал на него одобрительно.

— Ешь, парень, ешь. Тебе еще далеко до нормы.

Локри вздохнул. Его все еще мучили кошмары. Не о тюрьме, которая, если не вдумываться в суть, была достаточно гуманной, не о суде и не о том, что было после. В снах он скитался по космосу, боясь каждой остановки, где мог столкнуться с неожиданной личностной проверкой или с чистюлями, ищущими его... и вновь с ужасающей четкостью видел своих убитых родителей.

А как вспомнишь, что расстались мы в гневе...

Заживет эта рана когда-нибудь или нет?

Он смотрел в свой стакан и думал о сестре. Четырнадцать лет назад она была ребенком и мало интересовала его. Теперь она молодая женщина двадцати трех лет, почти достигшая совершеннолетия. Их встреча была короткой, оба они устали и поневоле отвлекались, но он нашел в ней много своего.

Жаим долго присматривался к нему и наконец сказал:

— Давай доедай. Встретимся внизу через час.

Локри кивнул. Боевая подготовка была частью их плана. На Аресе он совсем зачах, но теперь быстро восстанавливал мускульный тонус и реакцию. Они с Жаимом долго тренировались в уланшу каждую дневную вахту.

Он доел, слушая краем уха шутки, прибаутки и невероятные заявления Марим.

Прогоняет весь свой старый репертуар для новой публики. Локри встал и сунул тарелку в рециркулятор.

Но смеялся-то Монтроз, а не Седри. Это не давало Локри покоя всю тренировку и весь остаток дня, когда он работал с Седри, пытаясь освоить новые тенноглифы, которые заложил в компьютер Маркхем год назад, и добавившуюся к ним семиотику Варригаль.

Только в койке эта аномалия, соединившись с другими полузамеченными странностями, привела его к удивительному выводу: Марим старалась вовсе не для того, чтобы развлечь новенькую, которую большей частью игнорировала.

Она метила во всех остальных.

Локри раскрыл полуприкрытые глаза, сбросил одеяло и снова натянул штаны. Он уже хотел отправиться на поиски, когда дверь зашипела и Марим, зевая во весь рот, ввалилась в каюту.

— Какого черта у тебя на уме? — спросил он.

— Чего? — пробормотала она, потирая глаза.

— Ты на меня свои нулевые глазки не пяль. Может, я и спал на ходу всю прошлую неделю, но теперь-то я проснулся. Я тебя знаю, Марим: если ты начинаешь изображать перед нами клоуна, значит, ты что-то задумала.

Она скинула одежду и хлопнулась на свою койку.

— Ох и кретин ты, Джесимар, — сказала она, показав свои маленькие острые зубки.

Но он не собирался давать ей спуску.

— Сама такая, Маримет Элеу-Фим.

Она вскинула подбородок — ее почти сошедшие синяки казались следами какой-то болезни.

— Ладно, квиты. Ты молчи о моем прошлом, а я буду молчать о твоем. Я просто стараюсь, чтобы было весело, пока нас всех не перебили из-за Вийи.

— Если бы ты думала, что никаких шансов нет, ты бы с самого начала с нами не полетела. Так в чем дело-то?

— Ни в чем. — Ее глаза шмыгнули в сторону. — Просто думаю, как добыть информацию, — ну и применить ее с умом. Такой же приказ она дала Седри — и Жаиму. Только у меня свои методы.

— Да ты прикинь: это же должарианцы. У них нет чувства юмора и терпения тоже нет, зато есть машины, которые выдавливают твои мозги через задницу — и так целую неделю.

— Нашел дурочку — клеить должарианцев, — фыркнула Марим, укутываясь в одеяло и отворачиваясь. — Локри теперь видел только круглый холмик ее бедра и россыпь желтых кудряшек. — Там, кроме них, и рифтеры есть, — сказала она в переборку самым беззаботным своим голоском.

Локри вздохнул. Может, наябедничать на нее Вийе?

Уж она-то должна знать, что Марим темнит.

Если я только увижу, что дело заключается не в одном лишь обжуливании рифтеров, которых должарианцы держат там для черных работ, а в чем-то похуже, — тут же выложу все Вийе.

Локри повалился на свою койку и прикрыл глаза.

* * *
Ожидая немедленной реакции после того, как их импульс получат на Пожирателе Солнц, вся команда по прошествии суток заняла свои места. Седри Тетрис включила свой орудийный пульт.

Долго ждать им не пришлось.

— Выходной импульс, — воскликнула Ивард, и у Седри ускоренно забилось сердце.

Вийя нажала на скачковую кнопку, и системы заурчали, уводя их из-под обстрела любого существующего оружия. Когда выходной импульс достиг их новой позиции, Ивард уверенно забарабанил по клавишам.

— Эсминец — метка сканируется — это «Коготь Дьявола».

Мальчик, на слух Седри, волновался, но полностью владел собой.

— Приехали, — пробормотала Марим.

— Вызови их, Локри, — спокойно сказала Вийя.

— Они уже на связи, — томно ответил тот. — Вывожу на экран.

Седри увидела высокого темноволосого мужчину с нашлепкой на глазу, одетого в яркий, плотно облегающий мундир неизвестного образца.

— «Коготь Дьявола» вызывает «Телварну». Говорит капитан Таллис Й'Мармор из флотилии Братства. Вы должны совместить скорость с моей — координаты прилагаю, — чтобы я мог вас связать по гиперрации с Барродахом.

На пульте Локри мигнул огонек, и он кивнул Вийе.

— Прием подтверждаю, — сказала та. — Будем держаться в восьми световых секундах от вас.

Пока они ждали ответа, Вийя обратила холодный черный взор на Седри.

— Приготовься открыть огонь по моей команде.

Как только «Коготь» вышел из скачка, Седри вывела на экран боевые тенноглифы и сидела, держа руки над клавиатурой. Орудийный контроль был новым для нее делом, но совмещать информационное поле с командами она умела хорошо и после недели тренажерной практики вполне подготовилась к своей задаче.

Только теперь вместо системных узлов придется уничтожать живых людей. Хотя орудия «Телварны» вряд ли могли причинить большой вред эсминцу, да еще на таком расстоянии, она крепко стиснула зубы. Хорошо еще, что стрелять надо будет в должарианцев — или в рифтеров, которые добровольно пошли на союз с ними.

Вийя отдала команду, и Седри узнала ощущение скачка.

— Расстояние восемь светосекунд, скорости совмещены, — доложил Ивард.

— Поступил сигнал, — выпрямившись, добавил Локри, и все снова уставились на экран.

Таллис Й'Мармор выглядел слегка раздраженным. Команда на его мостике сидела с каменными лицами.

— Барродах ждет, — сообщил он. — Все, что вы передаете, будет кодироваться через мой корабль.

Локри, держа руку на клавише отключения, заметил:

— Иными словами, Барродах не дал им возможности подслушать.

Марим с Ивардом ухмыльнулись. Седри поняла, что «Телварна» в прошлом уже имела дело с «Когтем Дьявола», и взяла себе на заметку спросить об этом после.

Экран мигнул и показал узкое лицо с темными унылыми глазами на безликом сером фоне.

Человек на экране и капитан начали свой торг, а Седри провела рукой над клавишами. Странное это чувство — сидеть за пультом, с которого не так давно Панарх вел огонь по флагману Эсабиана. Кодом для активации тенноглифов служила фраза «Альт Л'Ранджа гехайдин!», нечто вроде девиза и одновременно шутка, которую Панарх разделял с бывшим капитаном.

Вийя сказала, что код можно заменить другим, но Седри решила не делать этого. Лучше к ним адаптироваться, чем навязывать им собственное прошлое. Седри ничего так не желала, как забыть это прошлое и начать жизнь сызнова. И она с большим удовольствием открыла, что у рифтеров это нормальное явление: многие приходят сюда, оставив позади целую жизнь. Здесь никто не задавал ей вопросов.

Узколицего на экране опять сменил Таллис, а Седри вернулась к настоящему.

— Ну что, договорились? — спросил он.

— Да, — ответила Вийя.

Таллис кивнул, играя пальцами на ручке кресла.

— Добро пожаловать в нашу флотилию. Перед последним этапом я приглашаю тебя к себе на борт — посовещаться. Мы многим можем поделиться с пользой для себя, и я постараюсь принять тебя достойно.

Вийя, слегка поколебавшись, кивнула.

— Согласна.

— Я пришлю за тобой челнок.

Вийя поблагодарила и отключилась.

— Барродаху я нужна, так что ведем себя тихо. Авось я тем временем сумею разузнать кое-что полезное.

— Я тоже хочу с тобой, — сказала Марии. — Уж я-то разузнаю все, что надо.

— Нет. Только Жаим. Я хочу выглядеть там как можно внушительнее. Будь уверена — Таллис тоже будет зондировать меня почем зря, чтобы нащупать мое слабое место.

* * *
Таллис оглядел столовую, нахмурился и велел юнге еще раз протереть переборки. Корабль все еще казался ему грязным с тех пор, как Андерик чуть не угробил свою команду, вступив в борьбу с логосом.

Капитан слегка потянул носом — ему до сих пор чудился запашок того, что едва его не затопило. Он надеялся, что это только его воображение. Не хватало еще, чтобы должарианка, явившись на борт, унюхала тут дерьмо.

Эх, надо было сказать ей, чтобы не брала с собой своих паскудных мозговыжигалок. Может, включить пси-заградник в придачу к транквилизаторам, которые он принял, надеясь притупить свои эмоции? Нет, это было бы проявлением слабости. Придется ограничиться пилюлями.

С Вийей он встречался пару раз на Рифтхавене. Тогда она была еще первым помощником и молча стояла рядом с их желтоволосым чистюлей-капитаном, пока тот вел переговоры с Кару. Есть у нее какое-нибудь эстетическое чувство или она такая же бестия, как те скоты-тарканцы на Артелионе?

Поколебавшись, он решил встретить челнок. Престижа ему это не убавит. Как-никак, это он ее пригласил — и это может облегчить переход к настоящему разговору.

Он встал у входа в шлюз вместе с Кирой. Как первый помощник Леннарт была вполне надежна — но, к несчастью, они с ней соперничали из-за Лури. Таллис поморщился: хоть бы Лури не вздумала вылезти и не испортила все своим флиртом.

Челнок причалил в отсеке и спустил трап. По нему сошли две высокие фигуры — одна в черном, другая в сером. Таллис испытал великое облегчение, увидев, что инопланетян с ними нет. Но он уже забыл, какая Вийя высокая, — она смотрела на него чуть-чуть сверху вниз, и ему приходилось задирать подбородок, чтобы встретиться с ее косыми черными зенками.

По-настоящему черными. Он вспомнил о ее темпатии и поспешно отвел взгляд, приветствовав ее изысканным дулуским жестом. Он долго репетировал у себя в каюте и считал, что это коленце отражает как утонченный вкус, так и властность.

— Добро пожаловать на борт, капитан. Я взял на себя смелость приготовить угощение. Мой кок закончил апанаушскую школу на Рифтхавене... — Тут Таллис вспомнил, что кок «Телварны» — голголский повар, и прикусил язык. — Прошу сюда, — торопливо произнес он и сердито покосился на Леннарт, ухмылявшуюся в открытую. Она, конечно, тоже об этом знает, чтоб ей пусто было.

Он повел гостей по кораблю, сознавая, что уж тут-то ему есть чем гордиться перед их тесной маленькой «колумбиадой». Первое, что он сделал, когда получил корабль обратно, — это выгнал всех на приборку. Не только для того, чтобы навести чистоту, которой требовали его утонченные чувства, но и чтобы подчеркнуть, что командует здесь он.

Это напоминало ему о логосе, все еще гнездящемся в компьютерной системе. Сейчас все как будто под контролем; справочник Таллис так и не нашел, поэтому не смог провести диагностику. Но он найдет способ убрать логос, даже если для этого придется зайти на Барку и уплатить двойную цену.

Дойдя до столовой, он отпустил Леннарт, использовав заранее подготовленные слова и жесты. Она окинула его холодным взглядом и ушла, явно обиженная.

Должарианка этого как будто и не заметила — по крайней мере ее гладкое лицо ничего не выражало. Она села, куда он указал, и не отказалась от вина. Высокий, длиннолицый детина в сером встал у нее за стулом — в нем чувствовалась сила, но угрозы не просматривалось.

Поза женщины говорила о том же. Таллис подумал, что престиж, пожалуй, требовал бы иметь при себе собственного телохранителя. Прихлебывая вино, он перебирал в уме свою команду и сомневался, что в ней найдется кто-нибудь с этакой выправкой. Уланшу четвертой степени, не иначе. Почему он сам прекратил заниматься этим — или не нашел себе кого-нибудь, кто не прекратил?

Стюард подал обед, и некоторое время они говорили о Рифтхавене. Вийю как будто заинтересовала эта тема, и Таллис рассказал ей, что там происходит теперь — словно выходил в город вместе с другими, а не сидел запертый в трюме. Она об этом знать не может, твердил он себе. При этом он — весьма деликатно — старался подчеркнуть, что сама Вийя отстала от жизни. Поскольку побывала в плену.

Впрочем, она и не думала возражать — Таллиса это даже несколько смутило.

— Чистюли предоставили нам доступ к нескольким каналам новостей, но там в основном шла фильтрованная муть про рифтерские зверства и победы Флота, — сказала она.

— Не так уж их и много было, побед-то, — ухмыльнулся Таллис.

Она вздернула плечом:

— Они, конечно, понесли потери, но и Эсабиану нанесли урон будь здоров. Если не врут.

Таллис слышал то же самое по каналам Братства.

— Да нет, правда. Значит, ты думаешь, они предпримут все-таки эту свою атаку?

— Свои стратегические планы они со мной не обсуждали, но это само собой разумеется, разве нет?

Съела она очень мало, и Таллис велел подавать десерт.

— Видела ты у них что-нибудь, что дало бы нам тактическое преимущество?

Она то ли потрясла головой, то ли кивнула. Он уже замечал это движение у тарканцев.

— Они очень старались ничего такого нам не показывать. Но при вылете оттуда я видела много покореженных кораблей.

Таллис поднял свой бокал:

— У нас еще остались гиперснаряды.

— А как поживает Братство? — в свою очередь спросила она.

Он вздохнул:

— Эсабиан стягивает всех сюда в ожидании атаки. Люди уже заработали себе целые состояния, а тратить их негде. Хорошо еще, что мы не сидим на этом паскудном Пожирателе Солнц.

— Что, так там плохо?

— Сама увидишь, — сказал он, стараясь не проявлять злорадства.

Если внутри там хоть наполовину так погано, как выглядит снаружи, то сущий ад. Но ей это говорить не обязательно.

«Интересно, есть ли какой-то прок от транквилизаторов», — подумал он. По ее лицу ничего нельзя было прочесть.

— У Синдикатов дела хреновые, — продолжал он. — Я слышал, Чартерли помер, и Эйшелли, и Даймонд — эту замочил Рифтхавенский триумвират. Не всем это по вкусу, но что делать, пока сволочная война не кончится, чистюль не раздолбают, а мы не сможем тратить свои денежки?

За кофе они поговорили о разных других кораблях и капитанах. Таллис немного извлек из этого разговора и поймал себя на том, что нервно поигрывает серебряной ложечкой, избегая смотреть в эти черные глаза.

Наконец, к его облегчению, эти двое собрались уходить. Таллис, идя за высоким телохранителем к люку, наблюдал за их кошачьей походкой и сдержанными движениями.

Он с завистью подумал, что они ребята крутые и сами об этом знают. Вийя нырнула в люк и окинула челнок быстрым взглядом.

Таллис сохранял беззаботно-светский тон, пока она, поблагодарив его за угощение, не закрыла люк.

Тогда он вернулся в свою каюту, чувствуя, что встреча, учитывая все обстоятельства, прошла превосходно. Впрочем, она ни разу не спросила о Хриме, хотя Таллис знал, что они смертельные враги.

У себя он погляделся в зеркало, все еще думая об одетом в серое телохранителе. Ни оружия, ни нарядной формы, однако этот механик сразу внушает к себе уважение — и он, и женщина.

Таллис нахмурился, глядя на себя. По сравнению с ними он казался слабее и жиже, чем был на самом деле.

Он потряс головой, отгоняя это впечатление, и вспомнил Хрима. А ведь тот, никак, до сих пор думает, что убил ее при Дисе?

Таллис давно подозревал, слыша, как витиевато Хрим поливает Вийю и всю ее команду, что тот боится темпатки. И ее мозговыжималок, и этого телохранителя, мастера уланшу.

«А здорово будет сказать ему, когда он появится, что она уже здесь», — с ухмылкой подумал Таллис. Ему очень хотелось поглядеть на рожу Хрима, когда тот услышит эту новость.

29

Все нутро у Барродаха обожгло кислотой, когда он увидел, как извивается дираж'у в руках Эсабиана.

— Почему промежутки между сеансами так длинны? — спросил Аватар.

— Мой господин, график экспериментов составлял Лисантер. Он хочет еще раз проверить физическое состояние темпата и провести ноэтическое сканирование. Если желаете, я прикажу ему ускорить дело.

— У нас мало времени. Я хочу продолжить трансфигурацию Тысячи Солнц,

Барродах выслушал эти слова с тошнотворным чувством. Вопрос о темпатах того и гляди угрожал сделаться вопросом «нар-пелькун туриш», «обнаженной воли», где промедление столь же пагубно, как и неудача.

— Я уведомлю Лисантера, мой господин, — сказал он с поклоном.

Аватар шевельнул пальцами, и дираж'у, стянутый узлом, распрямился.

— Вызови ко мне наследника.

— Слушаюсь, мой господин. — Барродах снова поклонился, хотя Эсабиан уже отвернулся от него, — высокий, широкоплечий силуэт на фоне озаренного огнем горизонта — голографии, представляющей вид из Джар Д'очча на Должаре.

Барродах вышел от Эсабиана, располагая предстоящие дела по степени срочности. Первым делом надо связаться с Моррийоном и вызвать Анариса. Затем к Лисантеру, сказать, чтобы поторопился со своими нескончаемыми экспериментами, — но тут надо быть осторожным. Ведь Лисантер очень старается, чтобы Норио не постиг тот же конец, что предыдущих темпатов.

«Если я нажму на него, а Норио умрет, он обвинит меня», — думал Барродах. И хотя эту проблему можно решить, сказав, что у него уже другая темпатка на подходе, Барродах решил по возможности не использовать Вийю. Темпатка-должарианка, которая к тому же жила среди панархистов и знает их обычаи? Слишком опасно. Слишком похоже на Анариса. Пропади она совсем с этими своими эйя.

Итак, Лисантера надо будет предупредить как можно мягче, а затем подготовить Норио к следующему, более интенсивному этапу экспериментов. А когда они будут готовы — опять к Моррийону, чтобы уведомил наследника.

Уведомить наследника... Барродах, нахмурясь, остановился около своего кабинета, в кои-то веки не заметив сочного чмоканья открывшейся двери. Он еще раз проверил свои записи и задумался, постукивая стилусом по блокноту.

Почему наследник так настаивает, чтобы его уведомили об экспериментах, раз он ни на одном из них не присутствовал? Как и Моррийон в последнее время, убедился Барродах, сверившись с блокнотом.

Возможно, это просто один из этапов бюрократической войны — чего следует ожидать, поскольку негласная борьба за власть началась. Наследник настаивает на этом просто потому, что имеет право, даже если сами эксперименты не интересуют его.

А может быть, в это время он занимается чем-то другим? Но чем?

Это как будто не имело смысла, но Барродаху пришла в голову одна мысль. Лучший способ это выяснить состоит в том, чтобы устроить очередной эксперимент прямо сейчас, когда наследник будет вызван к отцу. Тогда Барродах сможет следить за обоими событиями, а если дело в простом совпадении, никто о его махинациях не узнает.

Барродах связался по коммуникатору с Лисантером. Когда порядком замотанный ученый появился на экране, он сказал:

— Судя по вашему последнему рапорту, физические и ноэтические показатели Норио уже вернулись в норму после очередной попытки, не так ли?

Лисантер осторожно кивнул.

— Они нормальны, учитывая стресс, который он испытывает.

Стресс? Что ты знаешь о стрессе? Барродах потер щеку. Хорошо еще, что новые наркотики, похищенные им у Норио, оказывают действие. Онемение пропало, и тик проявляется гораздо реже.

— Аватар желает, чтобы следующая попытка была произведена немедленно. Я сам предупрежу темпата.

Лисантер, удержавшись от возражений, коротко кивнул. Барродах передал приказ Аватара Моррийону и направился к Норио, довольно улыбаясь.

* * *
Норио озадаченно смотрел на свою аптечку. Он не помнил, чтобы оставил экстракт негуса не на месте, хотя все возможно. Однако сны его стали ярче и все чаще повторялись. Уж не подсунул ли кто-то стимулятор в его лекарства?

Он нахмурился, пытаясь вспомнить. Одним из побочных эффектов наркотиков было то, что они затуманивали память, и для борьбы с этим приходилось принимать другие средства.

Норио достал пористую тестовую пластинку. Чуть дрожащими руками он нанес на нее по нескольку гранов каждого вещества и добавил соответствующие реагенты. Чаще всего в его снах повторялся образ, почерпнутый им из анимации одного старого стихотворения: громадное чрево, горой раздувшееся на берегу. Темпат нервно посмотрел на окрашенные в серый цвет, густо утыканные стазисными заслонками стены. Он все время ожидал, что к нему ворвется нечто похожее.

В результате теста пластинка окрасилась в ярко-зеленый цвет негуса. Норио успокоился и стал готовить новые дозы; тест никакой отравы не обнаружил. Жаль, однако, что у него нет количественного пробника. Может быть, попросить? Никого здесь не было — все дело в этом месте. Я чувствую себя так, будто кто-то постоянно заглядывает мне через плечо.

Норио облизнул губы. Возможно, ему поможет недавно сделанная видеозапись: его сеанс с работницей, которую отдали «хорею» за то, что она плюнула на сапог своему начальнику. Норио затрепетал, вспоминая густой, как кровь, суеверный ужас, лившийся из сознания этой женщины, пока он выманивал самые потаенные ее страхи из их укрытий. Она умерла слишком скоро — страх надорвал ее сердце; Норио считал должарианцев более крепкими.

Прозвенел вестник. Норио открыл дверь и, к своему удивлению, увидел Барродаха.

Темпат предложил ему сесть. Норио нравился Барродах, потому что тот был еще ниже ростом, чем он, и представлял собой чарующий букет тревог, болей и подавленной ярости. А теперь он пришел сюда, где нет пси-заградника, — видно, приспичило не на шутку.

Барродах остался стоять.

— Аватар желает интенсификации экспериментов. Очередной как раз готовится. Новый график вручат вам завтра.

Волна гордости, смешанной с раздражением, пощекотала Норио, нахлынув на него от бори, и темпат сел, слегка погрешив против этикета.

Если они считают меня одним из своих слуг, я их быстро разуверю.

— Мне нужно несколько минут, чтобы подготовиться.

— У нас не так много времени. Лисантер уже настраивает оборудование в Палате Хроноса.

Норио покраснел от раздражения, а Барродах добавил:

— Сюда прибывает другой темпат, но я надеюсь обойтись без него. Ваши результаты обещают многое.

Норио откинулся назад, глядя на худое, с лихорадочно горящими глазами лицо бори.

— Вам уже известно имя этого темпата?

— Вийя — так она себя называет.

Норио ощутил волнение с примесью страха.

— Вы что, отбили ее у панархистов?

— Нет — она, по-видимому, совершила побег. И, как видите, явилась к нам добровольно. Она будет здесь меньше чем через два дня.

Норио живо представил себе пьянящую смесь эмоций Хрима, когда они с ним видели эту женщину в последний раз. Она их чуть было не прикончила — чуть было. Будь у нее больше кораблей и больше огневой мощи, они полегли бы все до единого.

«Должарианцы живут ради мести», — сказал тогда Хрим.

— А что будет, если я наконец включу станцию? — спросил Норио.

— Два темпата нам не нужны. И Аватар не допустит, чтобы посторонние, попав на эту станцию, вышли отсюда живыми.

— Но если ей все равно умирать... — возбужденно произнес Норио.

— Включите станцию на полную мощность — и она ваша, — улыбнулся Барродах. — Вы сможете поэкспериментировать с нашей техникой... возможно, вам это будет интересно.

Норио вздрогнул. Ему хотелось поработать с умовыжималкой с тех пор, как он впервые услышал о ней. Он снова облизнул губы, думая об этом холодном, красивом лице, глядящем на него с превосходящей высоты. Видеть ее растянутой перед ним, иметь в своем распоряжении всю ее должарскую свирепость, впитывать муки, чередующиеся с облегчением...

Эмоциональная аура другого темпата, возможно, будет убийственной для него, но зато какие ощущения!

— Пара секунд — и я готов.

— Хорошо.

Норио бросился в спальню и дрожащими руками полез в аптечку.

* * *
Моррийон прислонился к стене, тщетно пытаясь успокоиться. Барродах не прятал своей ухмылки, в которой даже злости не было.

«Мой господин вызывает наследника к себе. Можешь также уведомить наследника, что в это же время начнется следующий эксперимент».

Ему отрежут голову и бросят ее в космос, а тело скормят Пожирателю Солнц — но лишь после долгих мучений.

Дверь в комнату Анариса открылась. Он сидел за пультом, но встал, увидев Моррийона. Брови его сдвинулись.

— Опять? Так скоро?

— Да, и... ваш отец требует вас к себе. Прямо сейчас.

Анарис сузил глаза, и Моррийон скрипнул зубами.

Ну, держись. Сейчас придет конец либо мне, либо нам обоим.

— Останови эксперимент, — тихо произнес Анарис. — Останови любой ценой.

* * *
Моррийон побелел, безмолвно поклонился и вышел.

«Если он запаникует, нам обоим конец», — подумал Анарис, бросаясь к своему тайнику.

Он посмотрел на ампулы, которые Моррийон принес ему накануне, изъяв из запасов темпата и подменив их другими, с нейтральным веществом, не поддающимся реагентному тестеру Норио.

— Негус, — пробормотал Анарис, вспоминая сведения, почерпнутые Моррийоном от Лисантера. Наследник не знал, чем уравновесить действие этого наркотика, но галлюцинации можно контролировать, а вот проявления телекинеза на глазах у Эсабиана — нет.

Он торопливо впрыснул себе наркотик, убрал ампулы на место и вышел.

* * *
Эсабиан сидел в своей внутренней комнате, развалившись в глубоком кресле боком к стенному пульту. Анарис подошел к нему и молча поклонился.

Эсабиан указал ему на другое кресло и взял свой дираж'у. Анарис вглядывался в изборожденное складками лицо отца. Что оно выражает? Гнев? Нетерпение?

Скорее всего просто скуку.

— Эти техники разочаровывают меня, — сказал Эсабиан. — Я ожидал, что к этому времени станция уже будет работать на полную мощность.

Анарис счел себя обязанным вступиться за Лисантера, который не жалел усилий ради них.

— Если бы у панархистов имелись лучшие специалисты по Уру, чем Лисантер, они уже были бы здесь.

— Знаю, — блеснул глазами Эсабиан, — но они будут здесь в любом случае. Барродах докладывает, что последний темпат купил наши координаты на Рифтхавене. Очень возможно, что их распространил там один из наших предприимчивых союзников — так же, как и мы распространили координаты Ареса.

На краю зрения Анариса мелькали какие-то образы.

— Если станция будет включена вовремя, мы сможем разделаться с Аресом.

— Да, но все по порядку. Вот что я решил. Когда я разделаюсь с Аресом, ты примешь командование над рифтерским флотом. Их нужно организовать и придать им видимость порядка и дисциплины. Если для этого тебе понадобится перестрелять половину из них, дело твое. Когда сопротивление Панархии будет сломлено, они уже не понадобятся нам в таком количестве.

Эсабиан впервые упомянул о будущем. Они вообще редко разговаривали. Анарис был предоставлен самому себе, и часто, исследуя таинственные переходы станции или изучая рапорты команды Лисантера, посвященные тому немногому, что они сумели выяснить о функциях Пожирателя Солнц, он думал, чем занят в это время отец.

«Он хочет вернуться на Артелион и поселиться во дворце Геласаара», — подумал Анарис. Внезапно он узнал кожаные кресла, в которых они сидели, и подхлестнутое негусом воспоминание о библиотеке Малого Дворца затопило его волной запахов кожи и клея. Он вновь увидел солнечный свет, проходящий сквозь пурпурные окна на хорах и золотящий заглавия на корешках книг, услышал тихий, гипнотический шелест переворачиваемых страниц.

— Но пока что у нас есть другие, более неотложные дела, — продолжал Эсабиан. Его пальцы задумчиво вязали узлы на шнурке, а глаза смотрели твердо, не мигая. — Тебе известно, что к нам скоро прибудет новый темпат?

— Да.

Анарис отогнал воспоминания, спрашивая себя, что, собственно, знает отец об этом новом темпате.

Эсабиан, словно прочтя его мысли, с саркастической искрой в глазах сказал:

— Иногда бывает полезно вникнуть в то, что наши бори не считают нужным включать в свои донесения.

Эсабиан включил пульт, и Анарис увидел на экране маленький космический корабль, несущийся всего в нескольких метрах над зеленовато-голубой поверхностью океана. Это была старая «колумбиада», оснащенная современным оружием. Она приблизилась к С-лифту, и Анарис понял, что дело происходит на Артелионе.

Кораблик проделал головоломный маневр и понесся вверх по кабелю — так близко он шел.

Полет показывался в нескольких ракурсах, и Анарис смотрел с интересом — в свое время он, тогда еще неофициальный наследник, не имел доступа к этой записке. В этой «колумбиаде» сидел Брендон Аркад; скоро он ускользнет, на долю секунды опередив команду Эсабиана уничтожить корабль.

«Колумбиада» показалась Анарису Фениксом, летящим впереди пламени, угрожающего поглотить его раньше срока. Он моргнул.

— Пилот, как было установлено, происходит с Должара, — сказал Эсабиан.

Как только корабль достиг Узла, Аватар переключился, и одна картина сменилась другой.

Теперь они смотрели сверху на потасовку, происходящую в помещении, заставленном полками, сундуками и шкафами старинного вида. В одном углу вопил человек в длинном одеянии, а охранники в яркой форме вели бой с двумя мужчинами и одной женщиной.

Гиффус Шнуркель. Моррийон избавился от него вскоре после этого происшествия, но до этой видеозаписи так и не сумел докопаться. Ну что ж, Моррийон не программист. Эта его маленькая бори куда способнее в этом отношении.

Анарис вернул внимание к экрану. Один из мужчин был рифтер, не стоящий интереса. Другой, делая нарочито размашистые жесты, фехтовал с охранником посреди битых черепков. Несмотря на поношенный, плохо сидящий на нем комбинезон и бархатную полумаску, Брендона Аркада узнал бы всякий, кто был с ним знаком. Женщина, высокая брюнетка, тоже была в черном; если бы не длинные, собранные в хвост волосы, она легко сошла быза тарканку. Она дралась, как умелый боец, хотя стиснутые зубы и прищуренные глаза выдавали, что ей больно.

— Я получил это от рифтхавенских синдиков. Это случилось незадолго до того, как их захватили панархисты, — сказал Эсабиан. — Посмотри сюда.

Он включил увеличение и показал Анарису металлический ящичек рядом со столом. Звук он тоже прибавил, и Анарис услышал комариный писк пси-заградника.

Этот звук дразнил его, вызывая в мозгу многочисленные видения — такие, как геральдические знамена Тронного Зала в Мандале. Должарских образов он не видел. Видимо, на этой встрече отец представлял Должар, а он — Панархию. Анарис отогнал эту мысль вместе с образами — он мог ими управлять.

Видя, что Эсабиан увлечен зрелищем, Анарис бросил взгляд на свой хроно, и его охватило отчаяние. Осталось пятнадцать секунд. Метроном в его мозгу начал отсчет.

— Я сказал Лисантеру, чтобы он сравнил интенсивность этого пси-заградника с нашими здешними приборами и использовал эту настройку при одной из бесед с теперешним темпатом. Но темпат реагировал не так сильно, как эта женщина.

Анарис кивнул.

— Ты полагаешь, что чем выше чувствительность темпата, тем сильнее реагирует он на пси-заградники?

— Совершенно верно. — И Эсабиан выключил пульт, стукнув по нему ладонью.

Пять секунд. Анарис напрягся, зная, что он пропал, если негус не сработает.

— Я получил также сведения из других источников, и все они сводятся к одному: она очень сильная темпатка, обладающая к тому же большим мужеством и умом. И по рождению она принадлежит к нам.

Ноль секунд.

* * *
Моррийон бежал к Палате Хроноса, задыхаясь от непривычных усилий. Барродах для него слишком хитер. Последней надеждой было рассказать Норио о судьбе, постигшей Ли Пунга, чтобы напугать его и заставить отказаться от опыта. Однако Норио уже отправился в Палату — возможно, он уже там. А Барродах предусмотрительно угнал куда-то все трехколесные транспортные тележки, вот и приходится бежать на своих двоих.

Не имея возможности пользоваться коридорами, предназначенными для транспорта, Моррийон уворачивался от здоровенных должарских солдат и расталкивал бори, которые, в отличие от него, никуда не спешили, но по крайней мере уступали дорогу.

Нейробластер, спрятанный под кителем, царапал тело сквозь тонкую рубашку. Моррийон мог сделать только одно: обездвижить или убить темпата, уповая на то, что тарканцы не пристрелят прежде его самого. Впервые он пожалел, что у него нет ядовитого зуба, но носить такое во рту было бы ужасно. Так он думал прежде, теперь же горько сожалел о своей слабости.

Охрана около Палаты задержала его, и когда он влетел внутрь, темпат уже стоял перед Троном — так все называли сооружение, где покоилось Сердце Хроноса. Моррийон едва удостоил взглядом серебряную сферу, уже убившую двух предшественников темпата, и всю величественную, устрашающих размеров палату.

И то и другое отгораживал от него прозрачный дипластовый барьер. Его установили, чтобы защитить наблюдателей от возможных эксцессов, — теперь он защищал темпата от Моррийона, Лисантер с несколькими техниками занимал место за своим пультом. Рядом стоял Барродах, и два огромных тарканца, к отчаянию Моррийона, охраняли вход в зону эксперимента. Нейробластер такой толстый дипласт не пробьет. Будет ли польза, если он повредит пульт?

Барродах ехидно улыбнулся ему, не скрывая злорадства по поводу того, что обскакал соперника. Рука Моррийона поползла к груди.

Резкий вскрик остановил его, и он увидел, что темпат, рыдая, скорчился на полу, как зародыш в утробе. Ужас и отчаяние захлестнули Моррийона. Он проиграл. Но почему и Барродах тоже скис?

Моррийон последовал за Лисантером и другим бори за барьер и с великим облегчением услышал слова ученого:

— Реакции не было. Я думаю, он слишком сильно понизил дозу своих эйфоретиков. У него острое тревожное состояние, только и всего.

Моррийон торопливо покинул Палату. Он почувствовал, что сейчас его то ли вырвет, то ли он упадет в обморок от облегчения, и хотел остаться один.

* * *
«Вот она — гибель острова Хореи», — подумал Анарис, когда отсчет дошел до нуля.

Со временем он ошибиться не мог, однако ничего не случилось. Стиснутые челюсти болели, и какой-то мускул на спине конвульсивно дергался. Но бормотание негуса в подсознании не стало ни тише, ни громче.

Он немного успокоился, а Эсабиан продолжил:

— Нас учили, что наши предки очистили кровь наших знатных семей, изгнав из нее всякую хорейскую примесь, почитавшуюся слабостью и уродством. Ты придерживаешься того же мнения?

Анарис достаточно оправился за эти несколько секунд, чтобы снова начать думать. Надо понимать, этот выстрел метит в него?

— Да, пожалуй, — сказал он, тщательно выбирая слова. — Наши предки достигли своего и стали сильными — иначе они не смогли бы удерживать Джар Д'очча так долго.

Эсабиан кивнул и сплел дираж'у в сложный узел. Анарис ощутил мускусный запах, и ему послышался сухой шорох по краям комнаты.

— Но это можно расценивать так же, как слабость, — сказал Аватар. — Они не могли справиться с хореянами и потому уничтожили их. Однако отклонения все еще встречаются, хотя в простонародье это более частое явление. Я узнал, кто такая темпатка, которую пригласил сюда Барродах. В детстве ее продали на рудник, где ее темпатия помогала управлять рабочими ящерами. Подобное использование хорейских выродков строго запрещено, но мелкие начальники соблюдают этот запрет только на словах.

Перед Анарисом возник образ древней жрицы, памятный ему со времен его учения на Артелионе: ее темные глаза смотрели мудро, и обнаженная грудь не делала ее уязвимой. В руках она держала двух змей, черную и белую. Не давая вызванной негусом галлюцинации поглотить его внимание, Анарис сосредоточил взгляд на отце и сказал:

— Мы тоже соблюдаем его только на словах, поскольку используем здесь темпатов...

— Верно, — без гнева согласился Эсабиан. «Пребывание на Артелионе частично освободило отца от наших традиций, — подумал Анарис. — Как мое обучение освободило меня».

— Если мы по-прежнему намерены использовать эту станцию как энергетическую базу, глупо было бы полагаться на эту шваль. Темпатку-должарианку испортили годы, проведенные ею среди панархистов. Когда она — а мне кажется, что это будет именно она, — доведет станцию до полного потенциала, она перестанет быть нужной нам, разве что в одном смысле.

Испорченная. Это и ко мне относится.

Жрица протянула Анарису змей, черную и белую, рог и слоновую кость, железо и мрамор. Которую выбрать?

— В каком? — услышал он собственный голос. Эсабиан сложил дираж'у петлей и распрямил так, что шнурок загудел, на миг напомнив о пси-заграднике.

— Скоро Каруш-на Рахали. Пора расширить нашу семью. Позаботься о том, чтобы она дала нам наследника.

30

«ТЕЛВАРНА»
— Святой Хикура! — ахнула Марим. — Да ведь это паскудство живое!

Жаиму очень хотелось оказаться подальше отсюда, но он не мог отвести глаз от скопления выпуклостей, труб и конусов, сплавленных в красноватый комок, похожий на ожившее синтетическое мясо.

— Видите? Вон тот конус — он вытянулся!

— Похоже на Рифтхавен, если смотреть на него под негусом, — пробурчал Монтроз. — Должен признаться, это зрелище мне очень не нравится.

— Вон их корвет выходит — ох! — вскрикнула Марим, когда из открытого конца одного конуса вылетел корабль и, сверкая радиантами, занял позицию неподалеку.

Жаим посмотрел на Вийю — ее прищуренные глаза казались блестящими щелками.

Зато Ивард раскрыл свои шире некуда.

— Повторим еще раз, — внезапно сказала Вийя. — Ну-ка, быстро. Как можно дальше от меня.

— Вот дерьмо! — фыркнула Марим. — Терпеть этого не могу. Точно ты суешь палец мне в мозги. — Конец фразы она договорила, уже выбегая в люк.

Жаим ушел в машинное отделение и включил свой пульт, чтобы видеть станцию. Большой экран на мостике Вийя затемнила, чтобы приглушить свет сращенного диска черной дыры. Жаим оставил все как есть и щурился от яркого до боли света.

«У меня есть цель, — говорил он себе. — Я здесь с определенной целью».

Миг спустя он почувствовал, как будто кто-то легонько потянул за нерв у него в мозгу. Это сопровождалось таким ощущением, будто Вийя стоит у него за плечом.

Он закрыл глаза и стал представлять ее себе.

Еще мгновение — и у него над ухом шепнул голос: «Я тебя слышала».

Он выключил пульт и вернулся на мостик, медленно шагая по знакомому коридору. Вийя сказала, что на Пожирателе Солнц им не позволят носить босуэллы. Должарианцы ими не пользуются и, уж конечно, не дадут пользоваться тем, кто у них на службе. Поэтому Вийя, эйя и келли учились налаживать связь с остальными в разных точках корабля.

Эйя явились на мостик и, вывернув шеи, не мигая, смотрели на станцию, сидящую на конце световой иглы.

— Что-то не так? — спросил Жаим у Вийи.

— Мне кажется, что у меня в голове поставили одну из их гиперраций — и она работает на полную громкость.

— Это больно? — нахмурился Монтроз.

— Немного, — созналась она.

— Потом, когда будет можно, мы попробуем поэкспериментировать с наркотиками.

Глаза Вийи сверкнули саркастическим юмором. Все они понимали, что «можно» теперь будет понятием относительным.

— Сначала посмотрим, смогу ли я отгородиться от этого, как отгораживаюсь от их голосов, когда не хочу их слышать.

— Значит, они слышат все, что происходит на станции? — спросила Седри, указывая на эйя.

— Думаю, что да. — Вийя повернулась к Иварду: — Сможешь ты контролировать это?

— Да, наверное, — они мне помогают.

— Пожалуй, я все-таки дам тебе лекарства, — сказал Монтроз.

— Не надо. Келли мне помогут...

— Не помогут, если останутся на корабле. Ведь их ленты будут далеко от тебя.

— Ничего, справлюсь. А наркотики мой организм все равно отторгнет.

— Ну, как хочешь, — поджал губы Монтроз. Ивард откинул голову.

— Это место вроде как усиливает сигналы. Келли у нас в каюте, но я слышу их так, как будто они тут, рядом.

— Ну, стало быть, мы в полной боевой готовности, — подытожил Монтроз.

— Хорошо, коли так, — заметил Локри из-за пульта связи. — Нас вызывают.

— Приготовиться к вводу в причальный отсек, — произнес голос по коммуникатору.

— Буксира не нужно, — резко ответила Вийя.

— Приготовиться, — нетерпеливо повторил голос. Буксирный луч с гулом захватил корабль, и Вийя, сжав губы, убавила энергию.

— Сейчас оно нас сожрет! — взвизгнула Марим. Один из отростков станции открылся и потянулся к ним, но посланный корветом луч заставил его отпрянуть. Вийя слегка поморщилась, а Ивард раскрыл глаза еще шире.

Отверстие причального отсека, окаймленное чем-то вроде щупалец, поглотило их, и «Телварна» прошла в шлюз.

— Фу-у, — вздохнула Марим. — Вот бы проснуться и обнаружить, что дрыхнешь с похмелья у Флаури на Рифтхавене.

— Взбодрись, — протянул Локри. — Подумай о здешних рифтерах, у которых солнц полно, а девать их некуда.

— Свеженькие жертвы, которые тебя еще не знают, — добавил Монтроз.

— У, засранцы, — буркнула Мари, сложив руки на груди. Эйя тихо что-то прощебетали.

Жаим смотрел на руки Вийи, такие сильные и уверенные, — они держались за подлокотники кресла, пока должарский буксир вводил судно в шлюз. «Телварна» с легким толчком опустилась на палубу, и костяшки Вийи на миг побелели, но она тут же ослабила хватку.

— Ну, вот и прибыли.

* * *
Пульт Норио, прозвенев, зажегся, и на экране возник Барродах. Они еще не разговаривали после недавнего сеанса, и темпат сквозь наркотический туман ощутил удовлетворение; даже Барродах его боится. Его силы крепнут — скоро он сможет даже сквозь экран ухватить эмоции этого бори, как и любого другого на станции.

— Вийя на подходе. Делай, как договорились, — сказал Барродах и исчез.

У Норио тряслись руки. Он уронил одну из ампул, и пришлось ее подбирать. Он тщательно рассчитал эту дозу, находившуюся на самом пределе безопасности.

Бори хотел сказать «накачайся как следует для встречи с другим темпатом». О его обещании отключить пси-заградники отсюда до Палаты не было, разумеется, сказано ни слова, и никто не сможет выследить, что сделал это Барродах.

Только Норио это не заботило: он не собирался встречаться ни с каким другим темпатом здесь, на станции, а уж тем более с Вийей. С ней он встретится, лишь когда ее доставят ему в качестве подопытного экземпляра.

По дороге в Палату ему никто не попался. Должарианцы почему-то решили обставить прибытие новой темпатки с большой помпой — возможно, потому, что она тоже должарианка. Мотыльковое биение станционной ауры звучало в его ушах, как отдаленная барабанная дробь, делаясь громче по мере приближения к Палате, но на него не влияло. Он чувствовал себя одновременно открытым и одетым в броню.

Часовые-тарканцы у входа в Палату застыли, увидев его. Он многому научился у женщины, которую убил. Хотя он не говорил по-должарски, достаточно было придать своему голосу особый распев — они полагали, что именно так должны говорить «хореи».

Внутри был слышен голос Лисантера — ученый, несомненно, готовился к новому эксперименту. Норио на этот раз никто не сопровождал, и около дипластового щита не должно быть охраны.

Норио улыбнулся тарканцам, оскалив зубы.

— Я пришел пообщаться с Пожирателем Солнц. Лисантер ждет меня. — Он чуть ли не хихикал — на уни это звучало, словно в дешевом сериале. Но он был «хорей», и тарканцы, ухватившись за имя Лисантера — единственное, без сомнения, знакомое им слово, — пропустили его.

Он ворвался в Палату на волне эйфории.

* * *
Моррийон решил, что единственный для него способ остаться в живых — это знать, где находится Норио каждую минуту. Татриман предоставила ему необходимые средства — оказалось, что это очень просто. Поскольку темпата по доброй воле никто не посещал, каждое открывание и закрывание двери скорее всего производил он сам. В такие моменты к Татриман поступала информация с имиджера, помещенного наискосок от жилища Норио. Вдобавок она изготовила для Моррийона и Анариса сигналки, работающие на простом импульсном коде Утерянной Земли. «На такой низкой частоте вас никто не засечет среди общего шума», — сказала она.

Но всего этого будет недостаточно, если Барродах умудрится устроить очередной эксперимент во время церемониальной встречи новой темпатки. Поэтому Моррийон в момент ее прибытия находился в Палате Хроноса вместе с Лисантером.

— Вы не думаете, что это опасно — иметь на станции двух темпатов одновременно? — спросил он ученого.

— Мы учитываем этот риск, — ответил тот. — Тарканцы в причальном отсеке получили инструкцию расправиться с ней и ее зверями в случае чего-то подозрительного. А Норио накачивается медикаментами у себя в каюте.

Как только он произнес имя темпата, тот пронесся мимо них на ту сторону щита. Где же охрана? Моррийон обернулся позвать тарканцев, зная уже, что опоздал.

В ужасе он набрал у себя на бедре установленный код: один длинный сигнал, один короткий. Норио.

* * *
Вийя стояла у двери шлюза, ожидая, когда соберется вся команда, — все, кроме келли. Люцифера взяла с собой на станцию. Он прижимался к ноге Вийи, подергивая хвостом.

— Гляньте на них, — проворчала Марим, показывая на маленький экранчик над пультом. На нем виднелась часть шеренги черных, стоящих навытяжку тарканцев. — На кой они здесь выставились? Я думала, нас один слизень Барродах будет встречать.

— Либо королевский прием, либо публичная казнь, — протянул Локри, оперируя наружным имиджером. — Вот и слизняк... чего ты?

Монтроз шлепнул его по руке.

— Предполагается, что мы их союзники, а ты водишь туда-сюда этим шпионским глазом у них на виду.

— Но я хочу поглядеть на Эсабиана, — запротестовала Марим.

— Его ты не увидишь, — сказал Жаим, который один сохранял спокойный вид. — Его такие подонки, как мы, не интересуют. К счастью. — Марим неохотно отошла от экрана, а Жаим заметил: — Корабль уже разрядился. Пора выходить.

— Скорей бы уж. — Марим привстала на цыпочки. — Хей! А эти верзилы ничего из себя.

Локри со стоном прикрыл рукой глаза.

— Кто о чем, а ты о сексе.

— Или об игре, — ввернул Монтроз.

— А о чем еще думать, кроме как о жратве? — ухмыльнулась она, и Вийя в наступившей тишине открыла замок.

Створки двери разошлись, и выдвинулся трап. Седри Тетрис быстро коснулась себя в четырех местах — лоб, сердце, одно плечо и другое, — и Вийя вспомнила Нью-Гластонбери на Дезриене.

Люцифер заворчал. Вийя опустила руку на его большую голову, мысленно успокаивая его, и двинулась вниз по трапу. Эйя шли за ней по пятам.

В отсеке стояла полнейшая тишина. Должарианцы застыли неподвижно на фоне красных, светящихся криволинейных стен, частично загороженных серыми щитами. Барродах стоял у конца шеренги с электронным блокнотом в руке, тоже не шевелясь, но его взгляд чуть дольше, чем нужно, задержался на эйя.

— Уфф, — выдохнула Марим, ступив босыми ногами на пол станции. — Тепло.

Ивард, закрыв глаза, испустил долгий вздох.

— Как тут красиво.

— Тихо, — прошипел Локри краем рта. — Телос, а это еще кто?

На месте командира стоял человек ростом выше большинства тарканцев, одетый, как и они, в черное, в высоких черных сапогах, но без оружия.

Сделав пару длинных, неспешных шагов, он вышел навстречу Вийе.

Ей пришлось чуть приподнять голову, чтобы взглянуть ему в лицо, которое она сразу узнала по своим снам. Анарис окинул ее саркастическим взглядом.

— Добро пожаловать на родину предков, — сказал он по-должарски. — Тех, кто служит нам с умением и отвагой, ждет высокая награда.

Вийя сразу поняла, что эта речь предназначена для передачи по гиперсвязи всем союзникам Эсабиана. Это увидят везде — и на Аресе тоже.

— Моя награда, — на том же языке ответила она, — это соблюдение договора.

Внезапная вспышка его гнева поразила ее, как удар, но миг спустя гнев сменился страхом, и она поняла, что это не было ответом на ее слова. Станция вокруг них задрожала, напомнив о давно забытых землетрясениях на Должаре. От тарканцев било ужасом и напряжением. По красным светящимся стенам побежал муаровый узор, и свет стал мигать.

* * *
АРЕС
— Сказать стюарду, чтобы подал еще кофе?

Ваннис вполне сознательно использовала свои незаурядные светские таланты, чтобы вести завтрак в анклаве с изяществом, учтивостью и мягким ненавязчивым юмором, задавая тон на весь последующий день.

Как часто случалось после бунта, предатели-заговорщики собрались здесь, чтобы предложить Брендону свою молчаливую поддержку. Присутствовал Себастьян Омилов, постоянно навещавший анклав, и с ним его сын; сегодня их ряды пополнила еще и Верховная Фанесса. Это обстоятельство отнюдь не порадовало Ваннис, но она держала свои чувства относительно духовных сановников при себе и заботилась, чтобы гостям было удобно.

Фиэрин Кендриан, в отличие от заговорщиков, так до сих пор и не знала, почему ее брат исчез без предупреждения. Однако к опеке, которую принял над ней Дом Феникса на два года, оставшиеся до ее совершеннолетия, она отнеслась философски.

Это обусловило ее переселение в анклав — и Брендон, чтобы оградить девушку от сплетен, пригласил также и Ваннис. Она сдала свою виллу вновь прибывшему семейству, нуждавшемуся в жилье, и переехала в резиденцию Аркадов.

В светском отношении это означало успех, но в политическом, по крайней мере на данном этапе, — тупик. Она присутствовала здесь в качестве родственницы — и только.

Это доставляло ей как радость, так и страдание, но она ни того ни другого не проявляла наружно. Она взяла на себя роль хозяйки, готовила и проводила официальные приемы и управляла домом, где прибавилось жильцов. Заметив, что Брендон не любит, когда вокруг мельтешат слуги, она стала изучать его расписание, чтобы производить уборку, когда его нет дома. Она по-новому оборудовала террасу, и стол теперь накрывался там в определенные часы. Поначалу Брендон редко являлся вовремя, но она тем не менее занимала свое место за столом и всегда приглашала одного-двух интересных людей помимо Фиэрин, не забывая и о хорошей кухне. Последнее время Брендон стал чаще обедать дома.

Только здесь, за столом, они и виделись. Он был вежлив, приветлив, охотно участвовал в разговоре, но его внутренняя жизнь была отгорожена от нее щитом хороших манер.

Ваннис улыбнулась Себастьяну Омилову, сидевшему наискосок от нее. Он держался очень мило, но его взгляд задерживался на ней, словно оценивая. Может быть, сегодня какой-то особый день?

— Спасибо — пожалуй, воздержусь. У меня и так со вчерашнего вечера музыка китари гудит в голове. Еще немного вашего превосходного кофе — и она, боюсь, примется сверлить мне череп.

Осри, сидевший рядом с Фиэрин, хмурился. Линия его плеч и стиснутые челюсти выдавали напряжение.

— По мне, так это вообще не музыка. Она, конечно, теперь в моде, но я люблю, когда музыканты играют одну и ту же пьесу — или по крайней мере нечто связное. Поначалу они так и делали, а потом каждый начал гнуть свое. Что за какофония!

Элоатри тихо засмеялась:

— Вы просто не расслышали темы среди этого шума.

Фиэрин положила вилку — а ее длинные серебристые глаза глядели серьезно — и сказала:

— Это был Рифт. Рифт, а посреди него — Пожиратель Солнц.

Ваннис сдержала вздох. Интересно, добрались ли уже рифтеры до Пожирателя Солнц.

Спрашивать она не хотела, а поскольку никто не заговорил об этом, она сочла уместным перевести разговор на другое.

— Мне на этом вечере самое большое удовольствие доставило зрелище танцующих келли. Даже голова закружилась, когда они принялись вертеться каждый в свою сторону.

— Под барабан, — подхватила Фиэрин, попытавшись при помощи ножа и ложки изобразить сложный тройной ритм, но это ей не удалось, и она заявила: — Тут нужны три руки!

Все рассмеялись, и тут к столу вышел Брендон, улыбающийся, безукоризненно одетый и отдохнувший. Общее веселье сразу зажгло его голубые глаза. В анклаве он не допускал придворного этикета, отчего все поначалу чувствовали себя скованно, но это быстро прошло, сменившись чувством полной свободы.

— Это из-за меня? — спросил он, оглядывая свой костюм в белых и голубых тонах с тусклой золотой отделкой. — Поскольку я ничего умного не сказал, то, должно быть, сделал что-то глупое.

Фиэрин, улыбаясь, повторила ему то, что говорилось о келли. Брендон тут же схватил вилку и начал отбивать келлийский ритм. Когда и он потерпел неудачу, они с Фиэрин попробовали объединиться, и у них почти получилось. Благодаря этому смех не умолкал, и Ваннис молча сделала стюарду знак подать Брендону горячее блюдо.

«У меня есть все, чего мне раньше хотелось, — подумала она, улыбаясь вместе с остальными. — Но все это только на поверхности, а дверь к тому, что я хочу по-настоящему, остается закрытой».

Она устранилась от разговора и стала наблюдать, как продолжают его другие. Они делали это как будто бы без усилий, но не для внимательного глаза. Глаза гностора Омилова оставались мрачными, несмотря на смеющийся рот, его сын словно аршин проглотил, а Верховной Фанессе достаточно было просто присутствовать. Все они несли на себе бремя, невидимое, но реальное. Хотела бы Ваннис знать, что им снится по ночам. В ее снах никогда не прекращался бунт, а на его фоне вставало лицо Брендона в тот миг, когда он узнал, что рифтеры покинули Арес.

Теперь положение на станции стабилизировалось — насколько это было возможно при таком перенаселении, — а ведь беженцы продолжали прибывать каждый день. Брендон навел порядок на сборных пунктах и стойко перенес информационный шквал по поводу члена Малого Совета, непосредственно причастной к развязыванию войны. Это вызвало пересуды, и опасались новой вспышки недовольства, пока не распространилась весть, что Брендон следил за Гештар аль-Гессинав с самого дня ее назначения, а двое рифтеров подловили ее в ее же собственной сфере — информационном пространстве. Подразумевалось, что даже самый высокий пост не может помешать открытию истины и разоблачению.

Могло показаться, что люди были счастливы снова вернуться к работе, играм и множеству предлагаемых им развлечений. Но под этим чувствовалось прозрение и крепнущая решимость. Новости теперь говорили в основном о войне, и ходило много слухов об атаке, которую готовил Флот.

А здесь, в анклаве, Брендона окружали те, кто его предал — из наилучших побуждений, — дав рифтерам возможность бежать.

Ваннис взяла серебряный кофейник, украдкой наблюдая при этом за Брендоном.

Она не могла его разгадать. После бунта он ни словом не обмолвился о рифтерах, а осторожные наводящие вопросы встречали лишь улыбку и уклончивый ответ.

«Вийя умно поступила, улетев отсюда, — подумала Ваннис. — Они принадлежат к двум несовместимым мирам, и ей, естественно, хотелось уйти самой, пока эта разница не убьет их любовь и не сделает уход неизбежным. Мне надо было бы удержать ее, заставить остаться. Тогда он со временем вернулся бы ко мне».

У Ваннис, одинокой и не строящей себе иллюзий в своей новой комнате, по ночам было много времени для раздумий, и она решила, что время на ее стороне. Любовь — все равно что растущий цветок, говорил ей инстинкт. Если лишить его заботы, солнца и воды, он постепенно зачахнет и умрет.

Брендон внезапно вскинул глаза и отложил салфетку. Секретка — интересно, от кого? С ничего не выражающим взором он пригласил всех пройти с ним в дом.

— Это касается вас всех.

«Итак, я была права, — подумала Ваннис. — Дело в рифтерах».

Атмосфера переменилась, и это почувствовали все. Ваннис поняла это по оцепенению Осри, исчезнувшей улыбке его отца и тому, как Элоатри рассеянно потерла обожженную ладонь.

«Но Вийя далеко, а я здесь, — сказала себе Ваннис, последовав за остальными. — Я дам цветку солнце дружбы, и воду комфорта, и всю свою заботу».

* * *
Брендон, предложив лучшее место Верховной Фанессе, включил большой экран. Элоатри не уловила в его почтительном жесте никакой иронии. Остальные молча расселись по периметру кабинета. Брендон набрал код и сел у пульта. На коммуникаторе зажегся зеленый огонек: реальное время.

— Ваше величество, — сказал Найберг — видимо, это он только что связался с Панархом по босуэллу. — Мы получили подтверждение того, что Единство прибыло на Пожиратель Солнц. Должарианцы посвятили этому одну из своих широковещательных передач. — Адмирал помедлил — вид у него был озадаченный. — Анализ показывает, что запись подверглась тщательной цензуре, и им понадобилось не меньше трех дней, чтобы скомпоновать материал. Нам не совсем ясно, что это значит. Вырезанные места, обнаруженные нами, будут отмечены в процессе показа. — Найберг снова замялся с неловкостью профессионала, вынужденного вторгнуться в область личного. — Кроме того, мы только что расшифровали гиперсообщение, отправленное с «Когтя Дьявола» пять дней назад. Я думаю, вам следует посмотреть и то и другое.

— Благодарю вас, — сказал Брендон, и Найберг, поклонившись, исчез с экрана.

Брендон включил более старую запись. В двух отдельных окнах показались мужчина и женщина, в которой Элоатри сразу узнала Вийю.

Человека с худым лицом в другом окне она не знала. Темные глаза и волосы, бледная кожа, туго обтягивающая лоб и скулы. Его окружала аура темных эмоций, но их перекрывал сильнейший стресс. Элоатри ощутила отвращение, смешанное с жалостью.

— Это Барродах. — Элоатри не разобрала даже, кто это сказал, — так поразил ее мрак, населяющий душу этого человека. — Голос Эсабиана.

— Капитан Вийя, — сказал Барродах. — Й'Мармор докладывает, что вы вызвались добровольно вложить свой талант в работу, которую мы ведем на Пожирателе Солнц.

— Не совсем добровольно, — поправила она. — Мой талант стоит денег. В остальном Й'Мармор прав.

Наступила пауза, вызванная отставанием во времени. Элоатри чувствовала по нервному зуду и пульсированию обожженной ладони, что момент этот очень важен, но не знала почему.

Она обвела взглядом всех присутствующих. Фиэрин слегка озадачена, Омилов мрачен, его сын напружинился, словно вот-вот взорвется; прекрасная Ваннис, до сегодняшнего дня представлявшая собой аномалию, сидит в грациозной позе сбоку и тоже наблюдает за всеми, напряженная и скованная.

Элоатри вспомнился взгляд, брошенный Ваннис на Брендона, когда тот вышел на террасу. Ослепленная собственными эмоциями, она не видит, что отношения между Брендоном и капитаном «Телварны» строятся не на любви, а на доверии. Элоатри, охваченная печалью, отвернулась от Ваннис.

Барродах заговорил опять — довольно жестко:

— Вскоре после вашего последнего захода на Рифтхавен вы были взяты в плен панархистским крейсером «Мбва Кали» вместе с Брендоном Аркадом. Верно ли это? Если да, то как вы нашли нас?

— Это верно. Если хотите, могу описать во всех подробностях тюремное помещение панархистского крейсера и охраняемый блок на Аресе, где мы содержались. Мы бежали с Ареса, когда беженцы подняли там бунт, пытаясь вторгнуться на и без того уже перенаселенную станцию. А координаты Пожирателя Солнц можно купить точно так же, как и координаты Ареса.

Словесное фехтование на экране напомнило Элоатри о еще более тонком аспекте отношений Вийи и Брендона. Даже наблюдая со стороны, она понимала, что ни один из них не может выразить этот аспект словами — только действием.

Барродах кивнул.

— В РифтНете много говорится о ваших талантах и о вашей психической связи с двумя инопланетянами, называемым эйя. Они все еще с вами? Кроме того, хотелось бы узнать ваши условия.

— Эйя со мной, но вы можете их не бояться. Они нападают, только если их вынудят к этому. Я узнала на Рифтхавене, сколько сейчас платят темпатам, и хочу удвоить эту сумму. Я хочу также, чтобы мне и моей команде позволили жить на корабле в свободное от экспериментов время, и наконец... — Вийя перешла на должарский.

Она говорила слишком быстро, и Элоатри разобрала только последние слова: «и-череб-ми дерч».

— «На острие моего ножа», — вполголоса повторил Брендон.

— Договорились, — усмехнулся Барродах. — Обо всем, кроме корабля. Вас разместят на Пожирателе Солнц, предоставив вам все доступные удобства. На корабле можете оставить только минимум команды, и его будут регулярно инспектировать. Мой господин также требует, чтобы вы находились под вооруженной охраной во время экспериментов и каждый раз, когда вы будете выходить из своего помещения вместе с эйя.

— Согласна, — холодно ответила Вийя. — На все, кроме инспекций. Не сомневаюсь, что мой корабль тоже будет находиться под прицелом ваших орудий — этого достаточно.

Барродах после паузы сухо кивнул.

— Хорошо, — сказал он с весьма недовольным видом. — Сейчас вам передадут инструкции относительно подхода к станции. Дальнейшие указания я дам вам по прибытии.

Передача закончилась. Зрители обменивались замечаниями — все, кроме Брендона. Он как будто не слышал других, и Элоатри, испытывающая головокружительное ощущение, всегда сопровождавшее ее на грани Сновидения, тоже их не слышала.

Зато, как часто бывало в минуты стресса, пробудился ее внутренний голос, и через призму ее повысившейся чувствительности молчание Брендона и его глухота к окружающему представились ей символическими. Сейчас его окружают те, кому он должен был бы доверять безоговорочно: она сама — Рука Телоса, его наставник, друг его детства, женщина, которая по своему воспитанию и по традиции, казалось бы, предназначена ему в супруги.

Нахмурив брови и абсолютно ничем не выдавая своих мыслей, Брендон смотрел на пустой экран. Все остальные один за другим умолкли. Тогда он включил вторую запись.

В уюте анклава, за многие сотни световых лет, они увидели, как из корабля выходит Вийя. Она стояла высокая, прямая, невозмутимая, опустив руку на бурую голову горного кота. По бокам от нее шли эйя, позади — вся команда. Элоатри узнала их по описанию Мандериана и запомнила каждого. Марим с круглыми глазами, беззаботно шагающий Локри, хмурый массивный Монтроз, замкнутая Седри Тетрис, настороженный Жаим, взволнованный Ивард.

Вийя двинулась вперед, а имиджеры показали почетный караул тарканцев. Барродах тоже был здесь, но не он вышел навстречу новоприбывшим.

Анарис. Он намного выше Вийи, и все-таки они похожи. Слишком похожи. Элоатри вновь ощутила прилив адреналина, и Сновидение подвесило ее между двумя мирами. Люди в комнате оставались четкими, но четкой была и внутренняя картина.

Она снова увидела их, двух должарианцев, в том ресторане, где Томико совершил свое страшное причастие, подав ей чашу с кровью. Быть может, их присутствие там тоже указывало на сопричастие, на общую судьбу? А как же тогда Брендон?

Мужчина и женщина на экране обменялись несколькими фразами по-должарски. Появился перевод, и Осри со свистом втянул в себя воздух.

— Обещание? Она говорит, что ее награда — в выполнении обещания? Кому она это обещала? Она не раз давала понять, что ненавидит Панархию.

— Перевод неверен, — отстраненно, словно издали, сказал Брендон. — Это слово означает «договор».

— С кем, с должарианцами? Посмотрите-ка на нее с Анарисом — два сапога пара. — Осри со злобным прищуром обернулся к Элоатри и своему отцу. — Зачем вы это сделали? Нет ничего, что помешало бы ей продать нас Эсабиану. Ничего!

Элоатри казалось, что если она шевельнется, то рассыплется на куски. Ей вспомнилось страшное описание девятого круга ада, которое дала ей Седри. Теперь она поняла, почему предателям уготован лед, а не огонь.

Ваннис со страдальческим лицом протянула руку к Брендону — то ли с мольбой, то ли предлагая помощь, — но он этого не заметил. Он, единственный из всех, сидел тихо, и его профиль был тверд.

Он знает, что слова Вийи обращены к нему: речь идет об их договоре.

Но о чем они договорились? И что еще важнее — как она сможет выполнить его вопреки всему, что ее там ожидает?

Перед Элоатри с ужасающей ясностью возникла мертвая, раздутая вакуумом Гештар аль-Гессинав в кольце замороженных цветов. Она отдала Пожиратель Солнц Должару в угоду своему темному богу — неужели я предоставила ключ к нему во имя Телоса? И если останутся живые в Тысяче Солнц, поймут ли они, в чем разница?

Ладонь Элоатри пульсировала и горела, но она подавляла боль. Перед ней снова предстала чаша с кровью, и на этот раз она выпила ее без остатка.

И есть ли она, разница?

Ее мысли нарушил болезненный вздох Омилова.

— Мы должны спасти эту станцию. — В его голосе и поведении читалось раскаяние человека, совершившего роковую ошибку.

Лицо Вийи на экране внезапно приобрело удивленное и настороженное выражение.

Имиджер взял крупным планом ее и Анариса с нечеткими фигурами на заднем плане. Замигал красный огонек, кадр застыл, и появился текст:

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ УКАЗЫВАЮТ, ЧТО МЕЖДУ ЭТИМ КАДРОМ И ПРЕДЫДУЩИМ ПРОШЛО НЕ МЕНЕЕ ТРЕХ ДНЕЙ.

И снова все зрители, кроме Брендона, дали волю своим чувствам. Он сидел тихо, вглядываясь в экран, опустив подбородок на сложенные руки,

Затем он снова включил воспроизведение, и они услышали, как Анарис, саркастически улыбнувшись, сказал Вийе на безукоризненном уни:

— Что ж, давайте попробуем.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

СИСТЕМА БАРКИ

Абрамсон. Лейтенант-коммандер, специалист по радиопротиводействию, «Килиж»

Агенес, Елена. Капитан эсминца в эскадре Камерона

Амахиро, Суши. Диарх в подразделении Зи-Туто

Аргюль. Лейтенант, контроль повреждений, «Клейдхем Мор»

Бонксер, Руфус. Капитан эсминца в эскадре Камерона

Бирд. Соларх в подразделении Зи-Туто

Гисквил. Коммандер, орудийщик «Клейдхем Мор»

Доусан. Коммандер, главный инженер «Клейдхем Мор»

Драйден. Десантница, программистка Зи-Туто

Рефрен. Мелиарх десантного подразделения

Иш-Мэй-Элл. Келлийская троица, командир треножника «Жар-птица»

Камерон бан-Маккензи. Капитан «Клейдхем Мор»

Кор-Меллиш, Коммандер, старший помощник на «Клейдхем Мор»

Куонн тар-Феннин. Барканец, командир станции Аваста

Лассин-Фрей. Друг Камерона, погибший на Минерве

Лизаэль. Друг Камерона, погибла на Минерве

Меенгир, Окто. Диарх в подразделении Зи-Туто

Норски. Десантник

Ра-Тремон. Десантник

Рэнсом. Друг Камерона, погибший на Минерве

Ринкон. Мичман, связист «Клейдхем Мор»

Соаба. Подруга Зи-Туто, погибшая на Минерве

Суссониус. Диарх в подразделении Зи-Туто

Тад. Коммандер, первый помощник «Хамсина»

Топанар. Соларх в подразделении Зи-Туто

Убериссима. Правительница Барки, глава Матрии

Чанг. Лейтенант, служба обнаружения, «Клейдхем Мор»

ДОЛЖАРИАНЦЫ И ИХ СТОРОННИКИ (в основном на Пожирателе Солнц)

Анарис ахриш-Эсабиан. Сын и наследник Эсабиана

Барродах. Секретарь Эсабиана

Дельмантиас. Бори, техник, отвечающий за производственный сектор Пожирателя Солнц

Демарах. Двоюродный брат Тат

Джессериан, декташ. Командир должарского гарнизона на Артелионе

Ларгиор. Двоюродный брат Тат

Ли Пунг. Темпат, доставленный с Рифтхавена по приказу Эсабиана

Лисантер. Ученый, специалист по Уру

Моррийон. Секретарь Анариса

Тат (Татриман). Бори, программистка, взятая Моррийоном вместе с братьями с «Самеди»

Ферразин. Программист, управляющий дворцовым компьютером на Артелионе

Эсабиан, Джеррод. Правитель Должара, Властелин-Мститель, Аватар Дола

Эводх. Пеш мас'хадни (медик-палач) Эсабиана

Ювяшжт, кивернат. Капитан «Кулака Должара»

ПАНАРХИСТЫ И ИХ СТОРОННИКИ (в основном на Аресе)

Аль-Гессинав, Гештар. Прецептор Красного Северного информационного комба, заговорщица, член секты ульшенов

Амман. Мичман, связист «Грозного»

Армано Помит. Судья на процессе Локри

Аррет бан-Мандиз. Дулу, гностор эйдологии, ставленница аль-Гессинав

Бестан нир-Хестерфельдт. Дулу, подруга Ваннис

Блестон бан-Ниртус-Вескор. Янус (верховный судья) на процессе Локри

Брендон хай-Аркад (Брендон Такари Бургесс Нжойе Уильям су Геласаар и Илара хай-Аркад д'Мандала). Панарх

Бургесс II. Панарх, правивший за 150 лет до Брендона

Вакиано. Семья Дулу, родственники Кендрианов

Ванн, Арторус. Начальник охраны Брендона

Ваннис Сефи-Картано. Вдова Семиона

Вапет, Игак. Капитан из кадров Семиона

Варригаль. Лейтенант тактической службы «Грозного»

Габунгер. Дулу, летевший на одном корабле с Фиэрин

Гален бан-Аркад. Средний сын Геласаара

Геласаар хай-Аркад (Геласаар III). Сорок шестой Панарх, отец Брендона

Геттерус, леди Ризьена. Жена Себастьяна Омилова

Деральце, Леник. Телохранитель Брендона, убит на Дисе

Дерит Й'Мадок. Репортер, партнер Корморана

Джалал-Альфад. Лейтенант-коммандер, заместитель Фазо

Джаспар Аркад. Первый Панарх Тысячи Солнц

Илара кир-Аркад. Кириархея, мать Брендона

Ио (Перейл лит-Ио). Дулу

Иксван, Товр. Вокат, защитник Локри

Й'Лисса лит-Иллиайн. Теменархея, завещавшая Арес Флоту

Й'Талоб, Штулафи. Архон Торигана, заговорщик

Карр. Бывший верховный адмирал, убит на Геенне

Кендриан, Джесимар лит. Он же Локри

Кензит. Сестра Осри

Керульд, Мартин. Эгиос Брангорнийского Узла, агент Должара

Кестлер, Джеп. Капитан «Астреи» (из кадров Семиона)

Кетцен Лах. Композитор

Ки. Секретарь Брендона

Корморан, Ник. Репортер канала новостей

Крайне, Перте. Коммандер, старший помощник на «Грозном»

Ликросс. Комендант Рейда (сортировочного пункта для беженцев)

Люсьер. Репортер, подруга Ранора, погибла на Артелионе

Мандериан. Должарианец, гностор Синхронистического Восприятия, темпат

Мзинга. Лейтенант, навигатор «Грозного»

Найберг, Гтунгпа. Адмирал, комендант Ареса

Нг, Марго ОТейли. Капитан «Грозного»

Нор-Соту нир-Каддес. Дулу

Нукиэль, Мандрос. Капитан «Мбва Кали»

Озман, леди Вита. Теменархея синка Озман, погибшая вместе со своим поселением при налете Хрима Беспощадного

Омилов, Осри Геттерус Гаред лит. Лейтенант, инструктор навигации, товарищ детских лет Панарха

Омилов, Себастьян. Гностор, прерогат, отец Осри

Пиола бан-Анимар. Обвинитель на процессе Локри

Помалита. Сестра Осри

Портус-Дартинус-Атос. Келлийская троица, член Единства

Рамони. Обработчица информации, погибшая на Рейде

Ранор. Ларгист, убитый по приказу Шривашти

Рашид, Архонея. Дулу

Риста Литцу-Фразьен. Дулу, подруга Ваннис

Роже. Десантница, помощник Ванна

Ром-Санчес. Лейтенант-коммандер тактической службы «Грозного»

Свеннис. Сын Гештар аль-Гессинав, убитый матерью

Седри Тетрис. Коммандер Флота, программистка

Семион лит-Аркад. Старший сын Геласаара

Тате Кага. Нуллер, профет

Тассинюэн, Шейла. Капитан фрегата «Эмрис»

Тессере нир-Харристом. Судья на процессе Локри

Тодгафт, Архоиея. Дулу

Томико. Бывший Верховный Фанист, предшественник

Элоатри, погибший на Артелионе Туаан. Секретарь Элоатри

Уилсонс, Дамана. Контр-адмирал, начальник связи Ареса

Фазо, Антон хай. Контр-адмирал, начальник службы безопасности Ареса

Фелтон. Телохранитель Шривашти, жрец секты ульшенов

Фиэрин лит-Кендриан. Сестра Локри, подопечная Тау Шривашти

Харкацус. Эгиос, участвовавший в заговоре

Хомски. Репортер новостей, конкурентка Корморана и Дерит

Христе, Алиан. Дулу

шо-Бостиан. Капитан «Норсендара» (из кадров Семиона)

шо-Ретвен, Эмрас. Десантница, назначенная на «Телварну» во время экспедиции

Шривашти, Тау хай. Бывший Архон Тимбервелла, заговорщик

Элоатри. Верховная Фанесса Дезриена

Эми. Девушка-Дулу, одно время подружка Иварда

РИФТЕРЫ (в основном на кораблях)

«ТЕЛВАРНА»
Вийя. Капитан, должарианка, темпатка, член Единства

Грейвинг. Сестра Иварда, погибшая на Артелионе

Джакарр. Орудийщик, убитый Брендоном на Дисе

Жаим. Механик, мастер уланшу, телохранитель Брендона на Аресе

Ивард иль-Кавик. Подросток, генетически связанный с келличерез гены из погибшего Архона, член Единства

Локри (Джесимар лит-Кендриан). Связист, бывший Дулу, обвиненный в убийстве своих родителей

Люцифер. Фаустианский горный кот

Марим. Техник контроля повреждений, азартный игрок

Маркхем лит-Л’Ранджа. Бывший капитан «Телварны», любовник Вийи, друг Брендона

Монтроз. Корабельный врач и кок

Рет Сильвернайф. Подруга Жаима, убитая Хримом на Дисе

Эйя. Инопланетяне, обладающие телепатическими способностями, члены Единства

«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА»
Андерик. Бывший связист, произведенный Эсабианом в капитаны

Й'Мармор, Таллис. Бывший капитан, ныне гальюнщик

Леннарт, Кира. Связистка и компьютерный техник

Лури. Генетически подправленная куртизанка, любовница Й'Мармора и Леннарт

Нинн. Техник-орудийщик

Руонн тар Айярмендил. Эйдолон (компьютерный образ) Барканского полипсихика, обитающий в корабельном компьютере

Ульгер. Техник контроля повреждений

Эсбарт. Техник в команде мостика

«ЦВЕТОК ЛИТ»
Дясил. Связист

Каркасом. Навигатор

Метидже. Техник контроля повреждений

Найглуф. Рифтерский шпион на Шарваннском Узле, убитый Хримом

Норио Данали. Темпат, любовник Хрима

Пили. Техник-орудийщик

Риоло тар Маньянгалли. Барканец, компьютерный техник, изгнанник, ведущий за Хрима переговоры с Матрией

Хрим чака-Яшалалал (Хрим Беспощадный). Капитан

Эрби. Скантехник

«ОГНЕННЫЙ КОГОТЬ»
Нейвла-хан, Хамбат. Капитан, уничтоживший Минерву (планету Флотской Академии), ядерными снарядами

РИФТХАВЕН

Даймонд, Телиу. Рифтерский капитан, убита по приказу Рифтхавенекого триумвирата

Лиска. Синдик клана Кару

Лиска-си. Дочь Лиски, рассыльная клана Кару

Хуманополис, Джеп. Глава Торгового Синдиката, член правящего триумвирата

Шнуркель, Гиффус. Член клана Кару, укравший Сердце Хроноса у Вийи и убитый по приказу Моррийона

Эмма. Хозяйка секс-шопа, подруга Лури

«ШИАВОНА»
Амброз. Техник контроля повреждений

Байрут. Старший помощник

Видок. Связистка

Дай Ган. Член команды

Й'Лассиан. Член команды

Лохиэль Маккензи. Капитан, кузина Камерона бан-Маккензи

Люз-Кремонт. Член команды

Мессина. Навигатор

Троно. Член команды

Цусама. Механик

Штоинк-Ниук2-Ву4. Келлийская троица, старейшина расы

Троны Хроноса

ПРОЛОГ

Согласно закону, от которого ничто в прошлом не было свободно, зло способно расти бок о бок с добром и в конце концов достигнуть пароксизма в какой-нибудь специфически новой форме.

Если есть вершины, должны быть и бездны.

Благодаря игре внутренних сил сцепления в человечестве высвобождается огромная энергия, но вполне вероятно, что эта энергия и в будущем будет использоваться столь же дисгармонично, как в настоящем и в прошлом. Что будет скрываться за этой грубой силой — механическая синергия или синергия любви к ближнему? Будет ли человек стремиться осуществить свое «я» через коллектив или попытается осуществить индивидуально нечто большее, чем свое «я»? Чего мы должны ожидать — отвержения или принятия Омеги?

Св. Тейяр
(Пьер Тейяр де Шарден)
«ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕКА», ок. 200 до Исхода
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Отуманенный наркотиками темпат Норио ворвался, обогнув дипластовый барьер, в Палату Хроноса. Мотыльковое биение тайной жизни Пожирателя Солнц преображалось в барабанную дробь, и с каждым ударом в него вливалась энергия, ускоряющая ритм сердца. По шероховатому бугру урианской машины он вскарабкался к сталагмиту, столь похожему на трон, не предназначенный, однако, для человека, где покоилось Сердце Хроноса. Бездна позади, словно ведущая в недра черной дыры, вокруг которой вращалась станция, притягивала взгляд, но зеркальная сфера, заключающая в себе тайну Пожирателя Солнц, влекла еще сильнее.

Пульсирующая в ней жизнь сливала пульс, дыхание и все внутренние функции Норио в одно целое с древним, почти органическим механизмом — такого экстаза он никогда еще не испытывал. Время и пространство открывались перед ним в вихре эмоций, идущем от обитателей станции. Перебарываемый сознанием долга страх тарканцев, вбегающих в Палату, ужас и бешенство Моррийона, боязливое любопытство Лисантера, ощущения других людей за стенами отсека. Власть Норио все время росла. В экстатическом триумфе он сознавал, что вот-вот поглотит умы всех, кто находится па станции. Пусть это продлится одно мгновение — его потерявшему чувство времени разуму это представлялось нескончаемым удовольствием, не идущим в сравнение с его жалкой коллекцией.

Но тут он увидел мистическое свечение двух умов в причальном отсеке — столь яркое, что он не мог не смотреть. Борясь с этим ненавистным, отталкивающим его светом и желая поглотить разум Вийи первым, Норио черпал силу из Сердца. Внезапная боль пронзила его, и он вспомнил мерзкую штуковину, отнявшую у него Хрима, — теперь он чувствовал пальцами ее пышущую жаром субстанцию.

У Норио вырвался вопль. Разум его вскрылся по шву, ослабленному этим уколом памяти, и развеялась наркотическая дымка, до сих пор скрывавшая от него истинную природу того, что он пытался пробудить. Теперь, когда было уже поздно, он страстно желал укрыться в неведении, в умственной слепоте нормальных людей. Острым колом в него входила боль, которую не мог выразить ни один доступный ему звук. Норио чувствовал, как рвутся жилы у него в горле и лопаются голосовые связки — что-то жуткое в своей огромности искало выхода сквозь его мозг, дробя его на миллион осколков, и каждый из них был жив и не терял сознания в пытке этого нескончаемого мгновения...

* * *
Свет начал мигать.

По тому, как стиснули оружие руки тарканцев из почетного караула, по сузившимся глазам и окаменевшим челюстям Анариса ахриш-Эсабиана, должарского наследника, Вийя поняла, что это — явление ненормальное. Ее тело напряглось, и взгляд, обежав отсек, снова остановился на Анарисе.

Наследник застыл неподвижно менее чем в метре от нее. Она чувствовала его гнев, как обжигающий огонь, и пыталась заслониться от него своим ментальным щитом. «Если жизнь на Пожирателе Солнц такова, придется принять предложенные Монтрозом наркотики», — подумала она, стараясь хотя бы внешне сохранить невозмутимость.

Огни замигали снова, бросив зеленовато-серую тень на лицо Анариса, потом потускнели и погасли совсем, оставив от него едва различимый силуэт. Причальный отсек сделался красновато-серым, словно каменный чертог, освещаемый солнцем сквозь розовые стекла, и Вийя, не отрывавшая взгляда от Анариса, узнала, к своему ужасу и отвращению, собор в Нью-Гластонбери на Дезриене.

Отталкивая от себя воспоминание об этом месте и о видении, которое ее там посетило, Вийя уцепилась за единственную связь с реальностью, еще доступную ей, — за фигуру Анариса, зеленовато-серую на фоне света, идущего от стен. Но тут в соборе словно открылась дверь — тень расширилась и неотвратимо увлекла ее в Сновидение.

* * *
Серый туман вокруг разошелся, и она услышала знакомый шум прибоя.

Брызги оросили ее лицо — соленые брызги.

Подняв голову, она увидела над собой зеленовато-серые облака Должара. Сверкнула молния, и раскат грома заглушил рокот моря. От запаха соли щипало в носу. Каким-то образом она перенеслась с урианской станции сюда, на остров Хореи.

«Я уже была здесь когда-то», — подумала она, все еще пытаясь вернуть... что? Ей помнилось высокое здание из ажурного камня, его кристаллические окна, старая женщина... Но память ускользала, ноги вязли в песке и соленая пена жалила глаза.

Еще мгновение она слышала эхо своей мысли — даже не эхо, а вопрос, — но и он отошел куда-то на край сознания, вытесненный настоятельной потребностью сделать что-то, и сделать немедленно.

Она осмотрелась, привыкая к повышенной силе тяжести, повернулась спиной к темно-серому Должарскому морю, взобралась, тяжело дыша, на каменную осыпь и увидела перед собой многоярусный город, врезанный в склон горы с двумя вершинами.

«Джар ат-Хореид», — пришло откуда-то извне.

Она изумленно смотрела на высокие арки, фигурные окна и мозаики, которые при кратком проблеске заходящего солнца вспыхнули золотом, рубинами и изумрудами.

Вийя не ждала, что увидит такую красоту. На Должаре никогда не было ничего красивого, и она думала, что должарианцам чуждо само понятие прекрасного, хотя в массивных башнях властителей Дола ей не доводилось бывать.

Внезапно она вскинула глаза, но не увидела ничего, кроме туч. Астероид!

Как бы она здесь ни оказалась, причина теперь стала ей ясна. «Я должна предупредить их», — сказала она себе и бросилась бежать.

Ветер дул навстречу, предвещая шторм. Теплые капли шлепались на нее и на истертый кирпич дорожки. Она перескочила через низкую загородку, грохнув сапогами о камень.

Ее окружали незнакомые запахи трав и душистых кустарников. Она мельком подумала, что климат здесь много мягче, чем на севере.

Потом она увидела человека и остановилась, смигивая дождевые капли с глаз.

Он сделал старинный жест, означающий «мир тебе». Вийя ответила тем же, и он поманил ее к себе.

Она свернула с дорожки на другую, поуже, раздвинула занавес пальмовых ветвей и увидела длинный низкий дом с нависающими краями крыши.

Вслед за незнакомцем она взошла на крыльцо, и ветер внезапно утих. В закругленных окнах горели огни, и она ясно видела смуглое лицо со светлыми глазами. Мужчина был на ладонь ниже ее, крепкого сложения. В длинных, как у нее, волосах сквозила седина. Он был старше, чем показалось ей на первый взгляд.

Одет он был просто: в длинную разноцветную тунику и мешковатые штаны, заправленные в тканевые сапоги. Все это, в отличие от костюма Вийи, нисколько не напоминало военную форму, да и оружия, судя по всему, он при себе не имел.

Не успев ничего сказать, Вийя почувствовала у самого своего щита осторожный вопрос, а за вопросом — твердый, как сталь, контроль.

— Добро пожаловать, дочь моя, — сказал мужчина. Его выговор искажал слова, но за ними чувствовались любопытство и неподдельное радушие, а еще глубже — сознание чего-то неотвратимого и печаль, которую даже его контроль не мог скрыть.

— Астероид, — сказала Вийя. — Люди с материка...

— Это неизбежно, — ответил он, обратив поднятую ладонь к городу. — Неизбежно.

Дождь перестал на время — словно занавес открыли, — и Вийя увидела на балконе каждого дома, от уровня моря до вершины горы, людей самого разного возраста. Все они стояли очень тихо, глядя на юг.

Повинуясь знаку незнакомца, Вийя посмотрела туда же, в желтое вечернее небо.

С небес медленно, неотвратимо, почти величественно нисходил яркий свет. Вот он исчез за южным горизонтом, и в сумерках расцвел световой купол, пронзенный стрельнувшим ввысь голубоватым копьем, — это удар астероида превратил сотню кубических километров воды и морского дна в перегретый пар.

— Свершилось, — сказал мужчина.

Первой реакцией Вийи был гнев от бесцельности всего этого. Она явилась слишком поздно, чтобы спасти их. Если бы она лучше рассчитала время, если бы у нее был корабль, она расстреляла бы этот астероид еще в космосе... но «Телварна» исчезла за много веков и световых лет отсюда.

— Не сердись, дочь моя, — сказал мужчина.

— Зачем я здесь? — спросила она. — Появившись хотя бы на день раньше, я могла хотя бы предупредить вас.

Человек развел руками с печальной улыбкой. Она заметила, как дрогнул уголок его рта. «Он боится», — мелькнула мысль.

Он был телепат и тут же эту мысль уловил:

— Никому не хочется умирать до срока.

— Людям вообще не хочется умирать.

Он сделал глубокий вдох — запах трав в воздухе напоминал аромат специй, добавляемых в вино, — и улыбнулся.

— Прежде чем поговорить о терев ха-зхад (это выражение, как поняла Вийя, значило «об интимных вещах»), надо хотя бы познакомиться. Я Мас, ликтор Хореи.

— Я Вийя, — ответила она спокойно, несмотря на учащенное биение сердца. Прошло уже полминуты. Значит, я тоже умру с ними — и он полагает, что в этом во всем есть смысл?

— Твое имя звучит не по-нашему. Ты из Служителей Дола?

— Имя мне дал другой народ, ведь там, — она указала на север, — у рабов нет имен. — Увидев, как сдвинулись его брови и поджался рот, она добавила: — Не надо меня жалеть. Властители полагают, что, оставляя нас безымянными и брея нам головы, они лишают нас личности — но тех, кто хочет свободы, подобные меры только подзадоривают.

Мас кивнул с пониманием.

— А ты? Ты не считаешь смерть врагом, с которым надо сражаться до последнего? — спросила она. В ее памяти возникло смеющееся лицо Маркхема за миг до того, как Хрим его поджег, и объятое огнем тело; и вопрос получился злым, но она снова увидела спокойные лица людей на балконах и поняла, что в этом хореяне солидарны с ней.

— Во вселенной ничто не исчезает бесследно, — с грустной улыбкой ответил Мас. — Но мы любим наш дом, наш остров — и нашу планету тоже. Мы знали, что Дети Дола уничтожат нас тем или иным способом, и оттягивали это, как могли. Но, убедившись, что их сила возросла, мы изменили свои планы. Мы сольемся с Единосущием, но передадим свой дар будущему. И если этот дар будет принят, в конечном счете выиграем мы все — и те, кто служит Долу, и те, кто любит Хора.

— Нам внушают, что вы были демонами, — сказала Вийя и осеклась — к чему губить мечту приговоренных к смерти?

Мас коротко ахнул, и она взглянула на него — неужто он так легко отказался от своей веры?

Но его широко раскрывшиеся глаза искрились радостью.

— Так ты пришла из грядущего? — Он прочел ответ в ее уме, не дожидаясь слов, и на ресницах у него блеснули слезы. — Наш дар! Наш дар!

Ветер донес сверху странный звук: слитые голоса опускались от высоких нот к низким, и красота этого пения обжигала душу.

Мас обратил взор к южному горизонту, который слегка изменился

— Там, над нами, в самых недрах горы, ждут те, кто попытается выжить: на каждую разновидность Дара приходится хотя бы один человек.

Вийя поморщилась при мысли о том, что будет с этими выжившими. Она решила молчать, но Мас читал ее мысли.

— Мы знаем натуру Служителей Дола. Все эти люди — добровольцы. Среди них моя жена.

От слова «жена» Вийя поразилась в третий раз.

— Видимо, то, что дается свыше, не умирает, — промолвил он, глядя на нее. — Ибо ты слышишь нас, в отличие от Детей Дола нашего времени. Есть и другие, такие, как ты?

Поняв, в чем заключался их «дар», Вийя быстро кивнула. Волна приближалась: Вийя слышала, как она шуршит, вздымаясь выше точки любого прилива.

— Да, есть. Жители материка поработят взятых в плен хореян, но дар проявится в потомках этих рабов. Но скажи: если вы не признаете войн, каким образом исчезали корабли всех прежних завоевателей?

— Они никуда не исчезали. Эти завоеватели здесь, среди нас — мы убедили их сложить оружие и присоединиться к нам. Ты получила свой дар, Та, Что Слышит. Храни же его — и помни о нас.

Хор запел громче, и к нему примкнули другие, духовные голоса, слившиеся в псалме радости и единства, а глаза ожидающих гибели хореян смотрели на пронизанную водорослями стену дымящейся воды, следом за которой шла взрывная волна.

Вийя закрыла глаза. Рокот усиливался, заглушая пение в воздухе, но в мозгу оно звучало по-прежнему, и в последний миг она, отбросив защитные барьеры сердца и духа, устремилась к общему хору.

Но волна прокатилась, тихая и холодная, и увлекла ее в небытие.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

АРТЕЛИОН
Мойра бежала по широкому коридору, и бюсты давно умерших Панархов и Кириархей провожали ее слепыми взорами. Коридор уперся в колоссальные двери, и она в отчаянии остановилась. Охваченная пламенем птица грозно смотрела на Мойру с дверей, а позади слышались голоса, грубые голоса должарских захватчиков. Девочка оглянулась и потянула за огромную ручку.

Двери не уступили, и Мойра сглотнула слезы, но тут раздался глубокий гул, и громадные створки стали отворяться. Сперва она просунула в щель ногу, потом корзинку, потом проскользнула сама. Гул затих и опять возобновился. Мойра прошла несколько шагов вперед и остановилась — ее облегчение сменилось страхом, когда она осознала всю огромность этого помещения. Она попятилась, обернулась и увидела, что гигантские двери закрылись за ней. Гул, которым это сопровождалось, пронизал все ее тело.

Она видела Тронный Зал и раньше, но только на голографиях, не дающих никакого понятия о просторах, грозивших ее поглотить. Вместо потолка над ней простиралось звездное небо. Было холодно, и казалось, что в темных углах шепчутся голоса, как будто здесь кишели призраки. Мойра огляделась, но ничего не увидела и двинулась по блестящему полу к изумрудно мерцающему трону. Он тоже был окутан мраком и походил на огромное, уходящее ветвями к звездам дерево.

Деревья всегда вселяли в Мойру чувство безопасности, и она устремилась вперед бегом, прижимая к груди корзинку.

В том конце зала должны быть другие двери. А если должарианцы сообразят, куда она делась, и войдут сюда, она сможет спрятаться за троном.

Она бежала все быстрее, вызывая вокруг шепчущее эхо, и смотрела только на дерево, стараясь не замечать, как здесь темно.

Потом она увидела, что на Изумрудном Троне сидит человек, и остановилась, тяжело дыша.

«Если тебя схватят, притворись, что заблудилась, и поплачь», — прозвучал в памяти хриплый голос Маски, чье лицо скрывала красная ткань, а темные глаза смотрели прямо в душу.

— Поди сюда, — сказал голос — тихий, чуть громче шороха ее сандалий по холодному блестящему полу.

Мойра испустила дрожащий вздох и двинулась к трону. Заплакать будет нетрудно — она ведь видела, на что способны должарианцы там, на берегу, где их предводитель расплавил Аврой. Они убивали людей просто так, ни за что.

Но чем ближе она подходила к трону, тем более странным казался ей сидящий там человек. Трон мерцал слабым светом, идущим непонятно откуда, и человек на нем светился так же. Такой одежды, как у него, теперь никто не носил, но он совсем не походил на должарианца.

Может, это призрак, о котором столько говорили ее друзья? Ниону даже говорила, что видела его, но Мойра думала, что подружка просто завидует ей, потому что она успела повидать Аврой. Больше уж ни одна девочка не принесет Аврой цветы — Должарский вождь расплавил статую.

Подойдя ближе, она разглядела, что человек на троне очень стар, но держится прямо и гордо, как будто сидит тут по праву. И что он не настоящий, а весь из туманного света. Да просто голо, только и всего. Так ей и отец говорил. Но очень похож на портреты Джаспара, первого Панарха, а глазами напоминает Маску. Голо так не смотрят — только люди.

Мойра замедлила шаг и остановилась перед самым троном. Старик улыбнулся ей и сделал знак подойти еще ближе, но она не двинулась с места — горло ей точно стиснула невидимая рука.

— Ты кто? Призрак? — спросила она наконец. Ее тонкий голосок совсем потерялся в огромном зале.

— Скажем так, Мойра: я больше, чем призрак, но меньше, чем человек. — Его голос, внятный, но тихий, не производил эха.

Мойру не удивило, что призрак знает ее имя.

— Ты мне поможешь? — спросила она, осторожно ставя корзинку на пол. — Гаки меня заметили.

— Гаки? — с легкой улыбкой повторил он.

— Мы так должарианцев зовем. — Надо же, он знает ее имя, но не знает, как дети Мандалы прозвали оккупантов. Она быстро оглянулась — большие двери оставались закрытыми. — Они любят убивать, но нас больше не трогают, если мы не нарушаем их правил. А я вот нарушила, потому что в эту часть дворца ходить запрещается. Но ведь дворец наш, а не их! Ненавижу гаков!

— Но ведь ты не только это правило нарушила?

Мойра снова взяла корзинку с пола. Насквозь он ее видит, что ли?

— Я помогаю папе, — заявила она.

Это, в общем, правда — она в самом деле помогает отцу. Даже должарианцы знают, что ее отец — старший садовник и что она носит садовым работникам разную рассаду, потому что мало у кого из них пропуска позволяют ходить всюду.

Не знают они только, что под рассадой она иногда переносит чипы с сообщениями.

— Одно дело — нарушить правило, которое может повредить только тебе, — сказал старик, — и совсем иное — сделать то, что может повредить другим людям. Ты понимаешь разницу?

Мойра промолчала. Неужели призрак и о чипе знает? Она обещала папе — и Маске — никогда никому не говорить, что носит в своей корзинке помимо рассады.

Впрочем, она понимала, о чем он говорит. Маска ей объяснил, что ДатаНетом теперь никому пользоваться не разрешают, кроме как по делу, и что гаки читают все. Поэтому секретные послания — вроде тех, что они с папой пытаются передать маме, которая, может быть, прячется на другой стороне планеты вместе с другими флотскими, сумевшими скрыться в первые дни оккупации, — передаются на чипах из рук в руки. А для их прочтения используются электронные блокноты или портативные проекторы наподобие тех, с которыми дети работают в школе. Некоторые и правда взяли из школы, и это порядком забавляло Мойру и ее друзей.

— Ты хочешь сказать, — осторожно спросила она, — что, если я не доставлю эту рассаду куда надо, кто-нибудь может пострадать?

— Именно так, Мойра.

Значит, он полагает, что она поступила нехорошо, пойдя этим путем, а не по служебным трубам, как велел ей Маска.

— Я пробралась сюда, чтобы тебя увидеть, — выпалила она, — посмотреть, настоящий ты или нет.

— Зачем? — уже без улыбки спросил старик.

Чувства, обуревавшие Мойру, как-то не укладывались в слова.

Потому что я надеюсь, что моя мама жива. Потому что папа пьет по ночам, пока у него глаза не покраснеют. Потому что у многих из нас нет родителей и никогда уже не будет. Потому что гаки сильнее нас и такие подлые. Потому что на нашей стороне должен быть кто-нибудь посильнее должарианцев.

Но этого она почему-то не смогла выговорить и сказала:

— Наши Крысы говорят, что Маска тебя видел. Что гаки тебя боятся, а Маска — нет и что он всю ночь с тобой разговаривал. Я просто хотела проверить, правда это или нет.

— Это правда, — сказал старик. Мойра перевела дыхание, а он опять улыбнулся и спросил: — А кто такие Крысы?

— Мои друзья, — гордо ответила она. — Мы называем себя Крысами, как ребята на Рифтхавене. У нас даже свои знаки есть... — Тут она почувствовала, что говорит лишнее, и умолкла.

— Ты молодец, Мойра, — одобрительно сказал призрак. — Можешь сказать своим Крысам, что я здесь и что я помогаю Маске. Но ты должна обещать мне, что больше не станешь ходить этой дорогой. — Он повернул голову, и Мойра с замиранием сердца убедилась, что может видеть сквозь его череп. Но он улыбнулся и снова взглянул прямо ей в глаза. — Мужайся, дитя мое, — сказал он, и в этот миг большие двери, через которые она вошла, распахнулись.

* * *
Когда двери начали открываться, пенташ Синаран сделал одной из гвардейцев знак пройти вперед. У тарканки напряглись плечи, и она, побледнев, оглянулась на него с порога.

— Девочка стоит перед троном. Но оно... тоже там, с ней.

Взводный тихо выругался, употребив слово, за которое альташ Джессериан запросто мог бы назначить ему сто плетей. «Никакой это не карра, — говорил им Джессериан. — Это голограмма, компьютерный фокус».

Но сам альташ, командующий должарскими силами в Мандале, ни разу не видал этого панархистского карра. Даже если он вылез из компьютера, все равно он порождение злой воли мертвого врага. Как же его еще называть?

Двери раскрылись пошире, и Синаран его тоже увидел. Он послал свой взвод вперед, и тарканцы, преодолевая страх, рассредоточились и бегом устремились к трону, чтобы охватить его с флангов. Коммуникатор уведомил Синарана, что взвод Джустуана прошел во Врата Алеф-Нуль за троном.

Давя в себе суеверный ужас и держа бластер наготове, пенташ, тарканец с двадцатипятилетним стажем, четкой и быстрой походкой двинулся к трону. В зале забрезжил мертвенный свет, приобретающий яркий зеленовато-желтый оттенок гангренозной раны. Дышать стало трудно, и Синаран стиснул челюсти при виде тумана, зловеще медленно клубящегося над троном.

Но страх не мог победить двадцати пяти лет жестокой муштры и боевого опыта, и пенташ не замедлил шаг. Фигурка девочки, съежившейся у самого трона, выдавала не менее сильный страх. Почти что доросла до своего первого Каруш-на Рахали. При этой мысли Синаран испытал легкое возбуждение — он, как и все должарианцы, никогда не терял связи с лунным ритмом далекой родной планеты.

Но он сурово подавил этот позыв. Панархисты вообще под запретом, а эта и вовсе маленькая и хилая, даже если созрела уже, в чем он сомневался. Ему отдан четкий приказ, и эта девчонка не доживет до Схватки, даже если у панархистов имеется что-то подобное.

Он дошел до помоста, и его правая нога напряглась для следующего шага.

— Если ты ценишь свою волю и душу, не подходи ближе, — на безупречном должарском сказал тогда карра.

При этих словах Синаран замер, словно наткнувшись на стену, и покачнулся, на миг потеряв равновесие. Его никто не предупреждал, что призрак умеет говорить!

Карра смотрел на него, не отводя глаз, и в зале стало темнеть. Волны почти неслышных звуков пронизывали тело тарканца. Весь оставшийся свет сосредоточился вокруг карра и толчками потек с высоты трона прямо к Синарану. Ужас сковал пенташа, когда он увидел позади глаз призрака тьму с пляшущими языками пламени.

— Меня зовут Джаспар, — оказал карра, и Синаран понял, что пропал. Карра называют свои имена только тем, кого собираются пожрать. — Я не спрашиваю, как зовут тебя, ибо это уже не имеет значения. Ты вошел в мои владения по собственной воле, и теперь ты мой.

Карра помолчал, как бы в раздумье. Синаран метнул взгляд вправо и влево — его взвод занял позицию по бокам трона.

— Вопрос только в том, проглотить мне тебя теперь или после.

С решимостью отчаяния Синаран вскинул бластер, но боль окатила его расплавленным металлом и погрузила во тьму.

* * *
Мойра так напугалась, что почти уже не чувствовала страха. Она стояла у трона, глядя на приближающихся тарканцев, а над ней клубились тучи, словно в грозу.

Призрак заговорил на жестком языке захватчиков, и солдат остановился. Мойра слышала тихий рокот грома. Жуткие зеленые тучи пускали струйки пара, похожие на юрких змей.

Солдат внезапно навел на призрака свой бластер. В тот же миг сверкнул свет, ударил гром, Мойре заложило уши, а из туч хлестнули синевато-белые бичи молний. Одна из них обрушилась на тарканца перед троном — тот весь передернулся и упал без сознания. Сквозь раскаты грома послышались вопли, а потом настала тишина.

Присевшая на корточки Мойра медленно поднялась и огляделась. На полу кое-где виднелись темные дымящиеся холмики, и пахло горелым мясом. Мойра зажала рукой нос и спросила призрака:

— Они мертвые?

— Все, кроме этого. — Призрак показал на тарканца у трона.

— Надо было убить и его тоже, — свирепо заявила Мойра, чей испуг успел уже смениться гневом.

— Я не могу перебить их всех один, Мойра, — слабо улыбнулся призрак. — Я не должен убивать даже тех, кто заходит в мою часть дворца — иначе их сообщники за пределами планеты захотят отомстить за них. Что до этого, пусть живет и нагоняет на других страх своими рассказами. — Призрак встал. — А ты должна выполнить то, что тебе поручено.

И перед самым троном внезапно разверзлась дыра.

— Ты веришь мне, Мойра? — спросил призрак, и она кивнула. — Тогда следуй за мной. — Он растаял и ушел в дыру, словно дым.

После секундного колебания Мойра прыгнула за ним и заскользила вниз витками, как в горки, — похоже было на Брюхо Дракона в Панлюдиуме. Ей это даже понравилось. У самого низа ее желудок взмыл вверх, и что-то мягко поставило ее на ноги.

Призрак молча повел ее за собой, и скоро перед ней открылась дверь в сад, куда она и шла, пока не свернула в сторону. Мойра заморгала от солнечного света — она думала, что и здесь будет дождь, настолько реальной была гроза в Тронном Зале.

Она обернулась, чтобы поблагодарить призрака, но он уже исчез.

Мойра, неся корзинку, отправилась выполнять свое поручение.

* * *
Ферразин, хмурясь, выключил пульт. Ему только что удалось получить блок информации такого рода, которую Барродах ценил больше всего, — но почему она далась ему так легко, в самом конце сеанса? И откуда эта внезапная вспышка активности? Карта узлов, которую он так старательно составлял, осветилась сверху донизу.

Он оглядел свой кабинет. Вот одна из наград за его успешное проникновение в тайны дворцового компьютера: огромная разветвленная сеть электроники, временами вбирающая в себя чуть ли не всю компьютерную мощность Артелиона. Ясное дело, как бы они иначе управляли Тысячью Солнц? Теперь понятно, почему Колледж Инфонетики помещался именно здесь.

Тианьги шелестело, наполняя комнату прохладным воздухом с запахом леса и солнечных полян. За дипластовой перегородкой, врезанной в стену Должарскими завоевателями, виднелся полный кипучей деятельности компьютерный зал, но его шум сюда почти не доносился. Тамошние техники тоже видели Ферразина, но старались не встречаться с ним взглядом. А ведь он сидит в таком же аквариуме, как они все. Но другие программисты без вызова к нему не заходят — он здесь главный.

Еще недавно он был таким же, как они, и даже не мечтал управлять дворцовой сетью Мандалы. Он был хорошим специалистом, но уже не надеялся проникнуть глубже уровня октанта, когда рука Аватара извлекла его из безвестности. Только на службе Должару он и мог достичь своей несбыточной цели.

Но здесь он столкнулся с работой, которую не мог осилить при всем своем старании, и встретился с явлением, скрыть которое было затруднительно. В Сети существовал автономный интеллект, носящий личностные характеристики Джаспара Аркада. Ферразину до сих пор не верилось, что Мандала так откровенно нарушила собственный запрет на создание искусственного интеллекта, поправ коренной предрассудок человечества Тысячи Солнц.

Этот-то интеллект и поймал Ферразина в ловушку. Работу, продвигающуюся столь успешно, выполнял уже не Ферразин, а он, Джаспар. Хуже того: дворцовый компьютер действовал по неизменной схеме «ты мне — я тебе». Что он потребует от Ферразина за выданную на этот раз информацию?

Зажужжал коммуникатор, и Ферразин получил ответ на свой вопрос.

— Это Джессериан. Немедленно приходи в Тронный Зал. — И командующий отключился, не дожидаясь подтверждения.

Через несколько минут программист, перебарывая тошноту, уже наблюдал, как мрачные тарканцы выносят из зала поджаренные тела своих товарищей. Запах горелого мяса застревал в горле.

Ферразин с ужасом выслушал рапорт единственного, кто остался в живых, — тот стоял по стойке «смирно», но его пошатывало.

— Как это возможно? — спросил Джессериан Ферразина, когда тарканец закончил.

Ферразин сглотнул, преодолевая металлический вкус во рту. Только бы не вырвало, подумал он, роясь в своих познаниях по части техники.

— С-скорее всего р-разрядные тороиды в потолке, у-управляемые ультрафиолетовым лазером.

Должарианец ответил ему грозным непонимающим взглядом.

— Искусственная молния, — с внезапной усталостью пояснил Ферразин. — Кириархея Баникалаан увлекалась такими штуками. У неё даже дождь и снег с потолка шел Эти машины уже пару веков не использовались.

— Однако работают исправно? — с нескрываемым презрением процедил Джессериан.

— Почему бы и нет, если компьютер осуществляет уход за ними?

Командир отвернулся и отпустил уцелевшего тарканца, бросив несколько резких фраз. Тот, с искаженным от боли лицом, отдал честь, сделал четкий поворот, споткнулся и зашагал прочь. Джессериан и программист остались вдвоем на возвышении. Даже похоронная команда ушла, и их голоса смолкли, оставив за собой шепчущее эхо.

Джессериан подошел вплотную к Ферразину, возвышаясь над ним. От него пахло, как от изнуренного бегуна, держащегося на одной нервной энергии.

— Это твоя оплошность. Ты обязан контролировать компьютер.

На последнем слове Джессериан споткнулся — он явно хотел сказать «карра». Ферразин даже развеселился, несмотря на испуг. Искусственный интеллект волнует должарианцев не меньше, чем его, хотя и по другим причинам.

— Я не могу его контролировать. Я предупреждал вас — не пускайте тарканцев в Тронный Зал. Вы не хуже меня знаете, что с компьютером можно только договариваться — либо уничтожить его целиком. А если мы это сделаем, нам обоим тоже не жить.

Джессериан выругался по-должарски, но Ферразин понимал, что он признает правду его слов. Он, как и Ферразин, обязан компьютеру своим нынешним положением. После отбытия Эсабиана он получил через Ферразина ровно столько информации, чтобы избежать катастрофы вроде тех, что оборвали карьеру других военных, равных ему по званию, здесь, на Артелионе. Теперь он, как и Ферразин, главный в своей области.

— Но у нас больше нет ках-джиллальч, — сказал тарканец и пояснил: — Козлов отпущения. И твой... призрак держит нашу судьбу в зубах. Есть ли у тебя для Барродаха такое, что убедило бы его отвратить гнев Аватара?

— Не будь он катеннахом, — улыбнулся Ферразин, — я сказал бы, что держу судьбу его потомства в своих зубах.

Джессериан с коротким лающим смехом окинул его оценивающим взглядом.

— Ты сильно изменился после того, как Аватар нас покинул. Во время Каруш-на Рахали ты еще плох, но уже учишься быть должарианцем.

— Я дышу полной грудью.

Джессериан ответил странным косым кивком, характерным для должарианцев, но обычная хмурая гримаса тут же вернулась на его лицо.

— Я тоже, но это может измениться.

Ферразин передернулся от воображаемой боли, представив себе месть Эсабиана, если тот разоблачит их.

— Что вы будете докладывать? — спросил он.

Они быстро договорились о содержании своих рапортов и ушли из Тронного Зала. Ферразин поспешил в свой кабинет, мысленно репетируя предстоящую беседу с Барродахом, — бори потребует от него объяснений, как только получит известие от Джессериана. Хорошо, что червяки, которые он обещал запустить, уже готовы.

Первым делом он отправился в освежитель, где поплескал водой на лицо и прополоскал рот, чтобы избавиться от смрада жареной плоти, потом затемнил дипластовое окно и сел перед своим пультом.

Странно это — бороться с другим программистом за сотни световых лет от тебя. В «справочнике изыскателя» почти нет информации об этой Татриман Алак-лу-Омбрик — она ведь из рифтеров, — но она очень сильный специалист. Иначе быть не может, раз она работает под руководством самого Аватара. У Барродаха на Пожирателе Солнц больше нет таких, если учесть, что Лисантер занимается компьютерами наряду с урианскими исследованиями, поэтому Барродах наладил Ферразина контролировать ее работу. Без поддержки артелионского компьютера у Ферразина не было бы против нее ни единого шанса.

Ферразин надеялся, что хорошо замаскировал задачи, которые ставил компьютеру. Страшно подумать, что может случиться с каналом гиперсвязи, который он использует для программирования на Пожирателе Солнц, если машинный интеллект этот канал обнаружит.

Он только-только успел составить рапорт, когда пульт заверещал — это был особый код, которым пользовался Барродах. Ферразин связался с ним по гиперсвязи, минуя Ремалиаха — бори, ответственного за связь на Артелионе.

Через несколько секунд Барродах появился на экране.

Ферразин, борясь с заиканием, заговорил первый:

— У меня г-готовы два червяка из заказанных вами. П-первый даст вам нужную информацию без угрозы обнаружения. В-второй постепенно отведет дополнительную компьютерную энергию на ваши стазисные заслонки.

Бори коротко кивнул — его щека подергивалась.

— Тебе известно, зачем я тебя вызвал.

— Д-да, но есть еще кое-что, — заторопился Ферразин. — К-компьютер выдал часть статистики по флоту в южном Алеф-Нуль — надеюсь через сорок восемь часов получить остальное.

Барродах немного просветлел.

— Это хорошо. Это может даже отвести от вас гнев Аватара.

Ферразину было гораздо легче общаться с секретарем Эсабиана по гиперсвязи, чем лично, — он даже заикаться перестал.

— А если не отведет, что вы предпримете, когда Татриман сделает следующий ход?

Бори передернулся и потер щеку, сам, видимо, не замечая этого жеста, и без дальнейших комментариев выслушал объяснения Ферразина по поводу уничтожения взвода тарканцев.

Ферразин вкратце рассказал о других аспектах своей деятельности, и оба отключились одновременно, прервав свою кодовую связь.

* * *
Узел, управляющий нужным терминалом, активизировался. Используя часть своего внимания, разум, именующий себя Джаспаром, нащупал канал, привязал к исходящему сигналу собственное сообщение и одновременно получил возвратную информацию от своей программы-агента. Информации пока было немного, но скоро он будет знать об этом отдаленном месте достаточно, чтобы начать действовать. Одно он уже знал: Враг находится там собственной персоной.

Тем временем надо еще раз поговорить с человеком по прозвищу Маска — в мире немало такого, что он способен понять только при посредстве живого разума.

Ибо Джаспар был мертв и сознавал это.

2

«ЦВЕТОК ЛИТ».
ОДИН СВЕТОВОЙ ДЕНЬ ДО ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Единственный звук на мостике «Цветка» производили пальцы Хрима, барабанящие по подлокотникам. Главный экран показывал бинарий черной дыры, но Хрима больше интересовали компьютерные световые черточки, изображающие корабли. Километровый «Цветок Лит» распределил свой сенсорный ряд па приличное расстояние, хотя и не такое, как крейсер.

— Они там все чокнутые, кэп, — сказал скантехник Эрби, ткнув большим пальцем в сторону экрана. — Так и скачут с места на место.

— Вот погоди, увидишь крейсер с каждого боку — еще не так заскачешь, — съязвил орудийщик Пилиар.

— Что-нибудь засек, Риоло? — прервал их Хрим.

— Нет, капитан. — Барканец поддернул свой гульфик нервным движением, так раздражавшим Хрима прежде.

Теперь раздражение прошло, а если оно возвращалось, секс с шестеком быстро его снимал. Но то, что Риоло не мог расшифровать переговоры, ведущиеся вокруг Пожирателя Солнц, бодрости не вселяло.

Впрочем, ничего удивительного тут нет после того, что Барродах сделал с «Аравийской ведьмой». Он отрезал им энергию за сообщение, переданное кодом Братства, пользоваться которым бори запретил, и «Кулак Должара» отбуксировал их на орбиту, пересекающую черную дыру. Хриму до сих пор слышались их вопли в тот момент, когда приливный эффект разнес корабль на части. С тех пор никто не решался противопоставлять свой код компьютерным мощностям Пожирателя Солнц.

Ну уж «Цветок» никто не обездвижит, решил Хрим. Он велел своим техникам привести реакторы в рабочее состояние еще до выхода из пространства Барки — теперь они смогут переключиться в течение нескольких минут.

— Долго еще будет разворачиваться этот хренов ряд? — с подобающим недовольством осведомился Хрим.

— Часа два, я думаю, — ответил Эрби. — Метку «Когтя дьявола» легко распознать.

Подергивание Риоло снова привлекло внимание Хрима, и на сей раз капитан рассердился.

— Чего ты ерзаешь, троглодит?

— Огры, капитан. Я с ними еще не закончил.

— Какого тогда хрена ты здесь торчишь? Мотай отсюда и займись делом, — рявкнул Хрим, невзирая на то, что сам изменил рабочий график барканца.

«Это из-за Норио я так нервничаю, — сказал себе капитан. — Он не должен был бросать меня». Темпат хорошо умел снимать с Хрима стресс с помощью более или менее тонких приемов, а шестек просто топит все ощущения в потоке голого удовольствия. Да, расслабляет он до предела, но это и все.

По правде сказать, Хрим, несмотря на не испытанное прежде наслаждение, скучал по своему паршивому мозголазу, но ни за что не признался бы в этом Норио, который бросил его, не спросясь.

Барродах отказывался отвечать на вопросы, касающиеся темпата. «Я не могу раскрывать ничего, что относится к контролю над Пожирателем Солнц», — сказал он Хриму.

И Хрим использовал огров, чтобы получить доступ на Пожирателя. Авось там он получит наконец компенсацию, причитающуюся ему за погибший при Малахронте крейсер. Риоло рассказал ему, как барканцы мужского пола пользуются шестеками, получая взаимное удовольствие со стерилизованными гуриями и подчиняя их своей воле. Хрим испробовал это с юнгой и убедился, что барканцы ничего не преувеличили. С Норио это тоже сработает. И если у Норио хватит силенок контролировать станцию... то он, Хрим, будет контролировать Норио.

* * *
«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА».
СИСТЕМА ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Таллис Й'Мармор, поборов желание потрогать нашлепку на глазу, положил руки на подлокотники командного кресла. Посмотрев на пульт, он вспомнил код, которым можно вызвать логос, и поморщился. Больше он в этом не нуждается. Он может похерить этот код, может взорвать свой пульт, и логос будет общаться с ним в призрачном режиме, незаметно для чужих. А если Таллис захочет, то и открытым текстом, на глазах у команды.

Впрочем, так далеко заходить он не станет. Просто будет слушать — пусть логос сам выходит с ним на связь. Таллис взглянул на Киру Леннарт, ставшую первым помощником после того, как освободила капитана из заточения в сточном трюме. Она заверила его, что способ победить логос есть. «Если мы сумеем разбудить эйдолона, у нас появится шанс», — шепнула она ему на ухо после припадка страсти, пока Лури храпела по ту сторону от нее.

Все может быть, а тем временем Таллис сотрудничал с логосом. Вся команда была уверена, что это Таллис открыл шлюз перед Андериком, но Таллис-то знал, кто это сделал, и кошмары, где тело Андерика уплывало в бездну космоса, служили ему предостережением. К счастью, логос почти ничего не требовал, да и эти немногие требования относились к обязанностям, возложенным на Таллиса Ювяшжтом.

— Импульс орбитального монитора! — объявил внезапно скантехник Ульгер.

У Таллиса сердце замерлов груди. Опять! Что же это делается? Уже четвертый раз в их патрульном секторе срабатывает монитор — и каждый раз они ничего не находят. Интересно, другие корабли тоже с этим сталкиваются? Узнать невозможно: Ювяшжт ничего не скажет, а другие рифтерские корабли после случая с «Ведьмой» больше не выходят на связь, разве что когда приказ Ювяшжта подводит их близко друг к другу, что случается все реже и реже.

— Запрограммируй новый курс, — сказал Таллис шо-Имбрису. — Связь, передать импульс с нашим курсом по гиперсвязи на «Кулак».

Команда подобралась, а Таллис под своим сшитым на заказ мундиром потел в два ручья. Он перенастроил тианьги, и на мостик поплыли успокаивающие ароматы.

«Да что толку, — уныло подумал Таллис. — Все мы знаем, что чистюли на подходе, — и Барродах поместил нас между ними и собой».

Что, если атака начнется прямо сейчас? Когда-то — жизней пять назад — Таллис гордился бы тем, что его «Коготь дьявола» первым о ней оповестил. Но последние события показали, как мало он способен управлять даже собственной судьбой, не говоря уж о своем дурацком корабле. Авось Ювяшжт пошлет еще несколько кораблей проверить импульс, и «Коготь» перестанет быть единственной мишенью.

Миг спустя пришло подтверждение от Должарского флагмана, где Ювяшжт координировал действия всех патрулей вокруг Пожирателя.

— Приказ прежний, — скучающим голосом оповестил офицер по связи и отключился, не дожидаясь ответа. Значит, проверять придется одним, без поддержки.

Таллис, откашлявшись и немного овладев голосом, дал инструкции Ульгеру, и они скакнули на расстояние световой секунды к монитору.

Ульгер не нашел там ничего, кроме скопления камней, которые должен был защищать этот самый монитор, чтобы чистюли не бросили их по направлению к станции.

Теперь уже не имело смысла выяснять, какой объект совершил сюда скачок: волновой фронт ушел за пределы разрешающей способности сенсорного ряда «Когтя дьявола». Зато чужим сенсорам «Коготь» засечь очень даже просто.

Таллис отдал приказ вернуться на заданную орбиту и стал глубоко дышать, чтобы унять сердцебиение.

Но не успели они войти в скачок, как пульт Ульгера стал сигналить.

— Корабль! — встрепенулся скантехник. — В световой минуте от нас.

Он поджидал нас тут! Таллис рефлекторно нажал на скачковую клавишу, задействовав заранее запрограммированный тактический скачок.

— Нинн! Щиты и гиперснаряд к пуску! — Таллис закусил ноготь и заставил себя опустить руку. — Ульгер?

— Поймал, — через несколько секунд ответил тот. — Сенсоры его проверяют. — После нескончаемой паузы скантехник недоверчиво произнес: — Метка «Цветка Лит».

Таллис вздохнул. Ничто на свете не заставило бы его обрадоваться Хриму, но Хрим хоть стрелять в него не станет — надо надеяться.

Леннарт, словно отвечая на его мысль, произнесла ровным голосом:

— Входящий сигнал. Код Братства.

После кивка Таллиса она включила экран, и на нем появился Хрим, развалившийся в кресле с гнусной ухмылкой на губах. Почесывая волосатую грудь под распахнутым, алым с золотом мундиром, он сказал:

— Эй ты, придурок, Й'Мармор, подойди к нам на светосекунду. Надо поговорить, но мне неохота глядеть на твою рожу две минуты, дожидаясь ответа, — это портит аппетит.

Таллис метнул взгляд на свою команду. Если хоть кто-нибудь засмеется... но этого не случилось. Он кивнул шо-Имбрис, и скачковый механизм заурчал.

Когда экран прояснился снова, Хрим подался вперед.

— Я полдня нашариваю твои координаты, потом прыгаю туда — а тебя там нет. Что происходит?

— Ничего, — стараясь сохранять скучающий тон, сказал Таллис. — Что-то заколебало мониторы на рифе, и мы, согласно приказу, должны были это проверить. Если это чистюли пытались увести астероид для атаки, то, видимо, ушли несолоно хлебавши.

Нинн хихикнул, остальные промолчали.

Хрим снова поскреб грудь унизанной кольцами рукой.

— Такое уже бывало?

— Четыре раза с тех пор, как нас назначили патрулировать.

Хрим заржал.

— Дурак ты, Й'Мармор, — никакая это не атака. Они нарочно это делают, чтобы ты пускал в штаны, — это самое, спорю, ты и сделал четыре раза.

Команда Хрима грохнула со смеху.

Таллис стиснул челюсти и чуть не прервал связь, но тут вспомнил о новости, которую Хрим наверняка еще не знал. Логос потратил несколько дней, чтобы расшифровать разговор Барродаха с «Телварной», — это затянуло ремонт корабля, но теперь может принести свою выгоду.

Поэтому Таллис только улыбнулся и с радостью отметил, что Хрим смеется уже через силу.

— Что еще новенького? — резко осведомился капитан «Цветка».

— Нам мало что говорят. — Таллис смаковал слова, намереваясь насладиться от всей души. — Мы должны готовиться к атаке и не позволять чистюлям захватывать астероиды. Барродах все еще пытается включить станцию. Судя по показаниям нашего гиперреле, ее мощность возросла на три десятых процента... — Таллис сделал паузу, сохраняя невозмутимость.

Странно, Хрим стал какой-то не такой, хотя язык у него остался прежним. Куда, собственно, подевался Норио? Они с Хримом годами были партнерами, но сожителями так и не стали — Хрим, хищник по натуре, никому не способен хранить верность.

Видя, что Хрим молчит, Таллис продолжил:

— Да, еще должарианцы ставят широкий сенсорный круг около Пожирателя, используя все катера и челноки с прибывающих сюда кораблей.

— Тебе так нравится слушать собственный голос, Й'Мармор? — буркнул Хрим. — Всякий другой сказал бы просто «ШСК» и заткнулся бы. Давай выкладывай — ты либо держишь что-то за пазухой, либо сидишь на четырехметровой палке-визжалке.

Таллис, игнорируя смех по обе стороны экрана, сказал:

— После Норио сюда прибыл еще один темпат.

Хрим прищурился и резким взмахом пресек шум у себя на мостике.

— Ну и что?

— Просто я подумал, что тебе следует это знать. — Таллис помолчал, наслаждаясь зрелищем краски, заливающей лицо Хрима, и, лишь сочтя, что другой капитан дозрел, сказал: — Этот темпат — Вийя с «Телварны», и говорят, что она потребовала себе в награду, если запустит Пожиратель Солнц. Твое сердце на острие своего ножа.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Пульт Барродаха запищал, и он отпустил Ферразина. «Сейчас я увижу, что получает Аватар из компьютера», — с удовлетворением подумал бори. Рапортом Джессериана он тоже остался доволен: сработала забытая защитная система, случайно включенная нарушившим приказ тарканским взводом.

Но удовлетворение оставило его, когда он, следуя указаниям Ферразина, запустил червяков. Ферразин становится чересчур независимым, а Джессериан, без сомнения, в сговоре с ним. Но он почти ничего не может сделать с ними, пока Пожиратель Солнц не включится и панархисты не будут уничтожены.

Хоть бы новая темпатка так и не оправилась от комы, вызванной, по словам Лисантера, комбинацией гибели Норио и наркотиков, которыми начинили ее пули тарканцев. Лучше поискать других темпатов.

При мысли о наркотиках гнев Барродаха против капитана Вийи вспыхнул с новой силой. Пока он разбирался с ЧП в причальном отсеке, Моррийон не иначе совершил налет на каюту Норио: когда Барродах явился туда сам, все лекарства исчезли. Как Моррийон узнал, что он ими пользуется? Впрочем, какая теперь разница — здесь он бессилен.

Барродах даже лазарет рифтерского корабля обшарил, но ничего там не нашел. И что-то на этом корабле было не так, с содроганием вспомнил он. Барродах был рад убраться оттуда, убедившись также и в том, что компьютеры «Телварны» недоступны без значительных криптографических усилий. Надо будет, пожалуй, напустить на них Ферразина.

Тем временем придется тщательно распределить запас наркотиков, которые он успел наворовать у Норио, урезав дозы наиболее сильных средств и довольствуясь стандартными препаратами, несмотря на побочные эффекты. Гнев, вызванный этими мерами, продолжал бурлить у него в желудке и дергать мышцы лица.

Впрочем, это даже помогало Барродаху выполнять его рутинные административные обязанности, потому что он мог срывать злость на подчиненных. Последним в ряду был Дельмантиас, бори-катеннах, отвечающий за кадры и распределение работ.

— Я сказал, что срежу заработок всякому, кто будет повторять эту сплетню, — закончил свой доклад Дельмантиас.

— Превосходно, — ядовито молвил Барродах. Дельмантиас отставал от производственного графика, поэтому Барродах мог с ним не церемониться. — Не имея денег на игру, они будут сидеть у себя в каютах и ждать, когда их проглотит стена. Половина из них и так уже не входит в двери, а прыгает, и это несмотря на то, что рециркулятор у нас под охраной.

— Чего вы, собственно, от меня хотите? — Дельмантиас плохо скрывал свою ярость, отчего Барродах не слишком его боялся.

— Урежьте их пищевой рацион. Скажите, что если они не доверяют станционным стенам, то не должны есть продукты, которые на них произрастают. Пусть ур-плоды получают только те, кто держит язык за зубами.

Дельмантиас скорчил гримасу. В этом Барродах был с ним согласен. Бори-катеннахи не доверяли ур-плодам, которые, как говорили, вызывали привыкание. Но нельзя было отрицать, что производительность повысилась с тех пор, как бори низшего разряда и все рабочие-должарианцы стали бороться за то, чтобы получить их.

— Хорошо, серах Барродах. — Дельмантиас использовал наименее почтительную форму обращения, но Барродах иного от него и не ждал. — Но тогда мне понадобятся лишние руки для сбора плодов, которые растут все более обильно.

— Вы сами знаете, каковы наши приоритетные нужды, — холодно ответил Барродах. Еще бы ему не знать. Дельмантиас, опираясь на личную директиву Аватара, сам не раз отказывал Барродаху в новых стазисных заслонках, остро ему необходимых. Ну ничего — червяк Ферразина позаботится об этом.

После ухода Дельмантиаса Барродах быстро разделался с остальными и приказал своему секретарю Гиллеранту не беспокоить его, если только не последует вызова от кого-то из господ. Сев за пульт, который пищал без перерыва, он вывел на экран данные по экипажу «Телварны», полученные из ДатаНета с Рифтхавена.

Просмотрев их еще раз, он презрительно поджал губы. Ничего себе досье, даже и для рифтеров. Шулер, беженец с мятежной панархистской планеты Тимбервелл, чокнутый парень, зараженный инопланетянами. В рециркулятор бы их всех, кроме темпатки, — да и она, будучи при своих способностях должарианкой, представляет, на его взгляд, смертельно опасную редкость. Даже без своих инопланетных зверюшек — хорошо, что эйя тоже пока не вышли из спячки. Он с удовольствием выкинет эту компанию в космос, если Вийя не очнется.

Как бы там ни было, Барродаха больше всего интересовал новый член команды, Седри Тетрис, изменившая Панархии и перешедшая к рифтерам. В прошлом она чуть было не расстроила планы Барродаха относительно облака Шелани — к ней надо присмотреться повнимательнее. Интересно будет проверить, насколько откровенно она рассказала о положении дел на Аресе, сравнив ее отчет с информацией, добытой программистами в ДатаНете и на Артелионе, и с показаниями широкого сенсорного круга вокруг станции. Может быть, Барродах и ее программистские таланты обернет себе на пользу и даже от Ферразина сумеет избавиться.

Просмотрев последние записи из каюты рифтеров, Барродах остановился на подростке. Как-то связан с келли — судя по рифтхавенскому источнику, с теми самыми келли, которых тарканцы Аватара убили перед Изумрудным Троном. Потому-то он, видно, и толкует о Святой Троице — набрался от своих трехногих. Он будет следующим после Тетрис.

Но с этим придется подождать, пока темпатка не придет в себя или не умрет. А тем временем пусть скучают, сидят без дела и испытывают страх.

Пульт Барродаха загудел.

— Что там такое?

— Хрим на «Цветке Лит» вошел в систему.

Барродах хотел выругать секретаря за несоблюдение инструкции, но сдержался. В этом случае Гиллерант рассудил верно: Хрим составляет очень важную часть незавершенного дела.

Барродах составил краткое послание Ювяшжту на «Кулак Должара» для первоочередной передачи, приказал соединить себя с Хримом и убавил громкость коммуникатора до минимума.

За краткий промежуток, пока сигнал из гиперволновой рубки передавался на его пульт, он поразмыслил над ситуацией. Он не питал иллюзий относительно событий при Малахронте, где Хрим чуть было не заполучил в свои руки только что построенный крейсер. Не заблуждался он и относительно того, что Хрим намерен сделать с ограми, если ему представится случай. Зато Хрим послужит хорошим противовесом для Вийи, если она очнется. Если же нет...

Хрим появился на экране.

Сначала лучше всего помучить его неизвестностью и попробовать узнать через «Кулак», с кем он разговаривал. Барродах был уверен, что Хрим не сунулся бы к Пожирателю Солнц, не ознакомившись предварительно с обстановкой, — и даже догадывался, кто его с ней ознакомил. А сенсорный ряд крейсера сможет это точно установить.

— Капитан Яшалалал, — улыбнулся Барродах, — у меня для тебя хорошие новости.

Рифтер нахмурился, явно не доверяя этому.

— Аватар доволен твоими действиями у Барки и тем, что ты привез огров. Он окажет тебе честь, приняв тебя лично.

Хрим расплылся в медленной улыбке.

— Значит, огры его таки проняли?

— Еще как. — И Барродах польстил тщеславию рифтера, распространившись о том, как Аватар будто бы намерен использовать огров.

На середине этого лживого повествования коммуникатор под его ладонью завибрировал. Барродах легким движением пальца принял входящее сообщение, сделал паузу, предоставив говорить Хриму, и прочел на экране под его изображением ответ Ювяшжта:

«Мониторы по курсу “Когтя дьявола” зарегистрировали его встречу с “Цветком Лит” в 26.38, продолжительность девять минут».

Барродах ощутил прилив удовлетворения от того, что его правота подтвердилась. Значит, Хриму, по всей вероятности, известно о присутствии Вийи на станции: Таллис эту новость уж точно при себе не удержал.

— А поскольку ты, конечно, уже ознакомился с этими роботами, — завершил свою речь Барродах, — твой вклад в общее дело будет иметь большую ценность. — Он видел по лицу Хрима, что тот уловил его ненавязчивое предостережение. Надо использовать вызванное этим легкое нарушение равновесия. — Кроме того, у нас есть для тебя еще одна роль — и еще одна награда.

— Что за роль?

— У нас здесь находится одна твоя знакомая.

Зрачки Хрима слегка расширились, но больше он никак не отреагировал.

— Вийя с «Телварны». Ты ведь уже имел с ней дело в прошлом?

Хрим разразился смехом, но Барродах чувствовал в его хохоте фальшь.

— Можно и так сказать. Я сжег се мужика прямо у нее на глазах.

Барродах кивнул.

— Ей, как и всем темпатам, обещана большая награда, если она активирует станцию. Но Аватар располагает наградить ее по-своему.

Губы Хрима искривились в жесткой улыбке, а Барродах продолжил:

— Возможно, именно ты и вручишь ей эту награду.

Но когда Хрим запросил инструкции относительно подхода к станции, Барродах ответил уже без улыбки:

— В данный момент, капитан, тебе здесь будет небезопасно, притом твое присутствие неизбежно вызвало бы подозрения у темпатки. Аватар распорядился, чтобы ты пока вместе с другими нес патрульную службу вокруг системы. Тем временем я пришлю катер за двумя твоими ограми, чтобы подготовить их к церемонии.

«И чтобы занять чем-нибудь Аватара», — добавил про себя Барродах.

— А остальные?

— Их ты доставишь лично.

Хрим поспорил только для проформы — стало быть, поверил в побасенки Барродаха.

— Но никаких штучек с реакторами я проделывать не дам, — заявил рифтер. — Реакторы «Цветка» останутся в рабочем режиме.

Барродах тоже поспорил немного для порядка и согласился, имитируя недовольство. Этот вопрос легко решится, когда Хрим покинет корабль. Бори направил капитана к Ювяшжту за инструкциями и занялся кучей рапортов у себя на столе.

Вскоре его снова охватил приступ гнева, вызванный официальным докладом синдиков Рифтхавена относительно успешно отбитой атаки Ароги Черное Сердце с его ренегатской флотилией. На первый взгляд здесь все было в порядке, но между строк сквозил намек на то, что эту атаку подстроил сам Барродах, и это идиотское обвинение привело его в ярость.

На самом деле Ювяшжт отключил бандитам гиперреле, как только получил сообщение о налете, но к тому времени они уже вошли в резонансное поле Рифтхавена, где супероружием все равно нельзя было пользоваться, и чуть было не добились успеха.

Больше всего Барродах злился оттого, что охотно признал бы власть Ароги, с которым было бы ничуть не больше хлопот, чем с теперешними синдиками. От эмоций у него задергалась щека, и он боялся, как бы это опять не кончилось вспышкой острой боли. Он извлек из стола очередную пилюлю, проглотил ее насухо и медленно улыбнулся. Пора напомнить им, кто сильнее. Сами они называли это «занять ближнюю орбиту», но для него эта метафора не имела смысла.

Он соединился с «Кулаком Должара», и скоро на экране появился Ювяшжт со своей всегдашней миной образцового служаки.

— Кювернат Ювяшжт, вы часто выступали с требованием использовать Рифтхавен в качестве сборного пункта.

Офицер настороженно кивнул, и в его взгляде появилась заинтересованность.

— У нас больше нет политических причин откладывать это решение, тем более в свете постоянных пробных рейдов противника вокруг Пожирателя Солнц, если картина действительно такова.

— Она действительно такова, серах Барродах. — Вежливое обращение, которое Должарский офицер употребил по отношению к нему, бори, убедило Барродаха в том, что Ювяшжт полностью одобряет эту акцию. — Такое решение очень ускорит наши подготовительные меры.

Барродах отключился, но не успел насладиться мыслью о том, какую досаду вызовет этот его ход у триумвирата, — ему помешал резкий звонок таймера. Настало время очередной встречи в Лисантером.

Заранее приготовившись к мерзкому сосущему звуку, Барродах открыл дверь и вышел. Он вызвал транспортную тележку и приказал водителю, бори низшего разряда, доставить его в компьютерный зал. Его бесила необходимость самому отправляться к ученому, вместо того чтобы вызвать его к себе, но Лисантер в данный момент был в фаворе у Аватара.

Дело было не только в частично удавшихся экспериментах с темпатами. Аватар поручил Лисантеру организовать для него доступ к компьютеру на высшем уровне, что вызывало у Барродаха смешанные чувства. С одной стороны, это до некоторой степени рассеивало скуку Эсабиана, с другой — подрывало контроль Барродаха, и бори, что хуже всего, не мог проследить, какую информацию его господин получает. Впрочем, через несколько часов это изменится, если Ферразин сделал свою работу на совесть. Будь проклят случай, отдавший Татриман, которая, собственно, и создала этот новый модуль для Эсабиана, под начало Моррийона. Она слишком хороша для него.

В компьютерном зале царила суета. Стол Лисантера, втиснутый в мелкую нишу, был отгорожен от остального помещения электронными шкафами. Техники-бори сновали туда-сюда, кто с инструментами, кто с чипами, с проекторами и электронными блокнотами. В теплом воздухе пахло потом и металлом. Барродах с жадностью смотрел на стазисные заслонки, густо усеивающие каждую плоскость помещения: здесь нельзя было допустить никакого движения.

Лисантер немного удивился, увидев его; судя по состоянию его стола и пульта, ученый был занят не меньше самого Барродаха. Развеселившийся Барродах уселся на стул, намереваясь задать Лисантеру целый ряд вопросов и посмотреть, как тот будет ерзать.

* * *
Лисантер вздохнул. Еще один нескончаемый допрос. Хорошо еще, что он пришел сам и сэкономил мне время на дорогу.

— Здравствуйте, серах Барродах.

— Здравствуйте, серах Дювиэль. — Бори дернул щекой. — Ваш рапорт о распределении компьютерных мощностей не совсем мне ясен.

Лисантер вывел на экран своего пульта световую диаграмму.

— Исследование и съемка станции; контроль над квантовыми блоками; стандартные измерения, — стал пояснять он, указывая на самые важные участки. — И контроль стазиса, конечно. — Разноцветные огни, падающие на лицо бори, подчеркивали, как он измотан.

Щека Барродаха снова дернулась, и правая рука подскочила, словно желая потрогать ее.

— Почему так много отводится квантовым блокам?

Лисантер выключил диаграмму.

— Эксперименты с темпатами изменили конфигурацию станции, открыв новые районы для исследования. Если новая темпатка очнется и оправдает мои ожидания, мне понадобится еще больше мощностей для участков, которые откроет она.

— Каковы шансы на ее выздоровление? — Бори явно надеялся на худшее — для Лисантера, а не для себя.

— Ее жизненные показатели стабильны. Рифтерский врач пристально наблюдает за ней и говорит, что надежда есть.

Барродах нахмурился.

— Вы уже выяснили, почему наследник лишился сознания? Быть может, его транквилизировали по ошибке?

— Нет — для этого он слишком быстро пришел в себя. Однако он находился ближе всех к темпатке и ее инопланетянам. Рифтерский врач, Монтроз, полагает, что на наследника повлияла вспышка пси-энергии со стороны инопланетян, и я не вижу причин ему не верить.

— Однако вы пока не используете те дополнительные мощности, которые, как вы говорите, понадобятся вам для исследования станции, — кисло заметил бори.

— Верно, но они должны быть выделены заранее и калиброваны. Сейчас эти массивы служат мне как корреляторы и дискриминаторы мониторных блоков — они могут дать нам дополнительную информацию во время эксперимента.

— А если ее повышенные способности вызовут повышенный отклик? Мы все можем при этом погибнуть. Почему бы вам не усилить стазисный контроль во избежание нежелательных эффектов?

Лисантер вздохнул. Катеннахи гордятся своим превосходством над бори низшего класса — его гениталии съежились при мысли о цене этого превосходства, — но подвержены в основном тем же неврозам. Барродах боится, что стены станции проглотят его, ничуть не меньше, чем любой чернорабочий, а то и больше. Катеннахи полагают, что их привилегированное положение дает им право на количество стазисных заслонок, снижающее движение их жилищ до комфортного уровня, рабочие же успели привыкнуть к безобидным перемещениям и колебаниям, которые заслонками допускаются.

— Серах Барродах, наши первоначальные эксперименты здесь уже вызывали самую сильную реакцию, на которую способна станция, судя по результатам, полученным за последние двадцать лет. Мы способны контролировать любую предсказуемую реакцию в обитаемых районах. Кроме того, аварийные воздушные шлюзы отнюдь не требуют такого количества компьютерных мощностей, как стазисные заслонки. Кривая контроля идет по экспоненте.

— Итак, вы по-прежнему рекомендуете Аватару не увеличивать число заслонок? — Бори уже чуть ли не рычал.

Лисантер примирительно развел руками. У него прямо пунктик на этой почве.

— Вы же знаете, как открыто Аватар выразил свою волю по этому поводу. Никто из нас не может ей противиться. Станция практически безопасна.

— Вот как? А слухи? Не зря ведь одна половина персонала проскакивает в двери прыжком, а другая страдает запором.

Лисантер уставился на него, ошарашенный этим неожиданным поворотом. Потом ученый вспомнил кое-что из забытого детства, и его разобрал смех.

— Они боятся туалетов? — Лисантер справился с приступом веселья. Боятся, что их засосет в унитаз. Этот детский страх, некогда столь острый, с годами стал казаться ему смешным. Тут ему в голову пришла новая мысль, и смех одолел его заново. Теперь он понял, почему у Эсабиана и бори высшего разряда туалеты бронированные.

Из глаз Лисантера струились слезы, а бешенство на лице Барродаха только подливало масла в огонь. Никогда не замечал раньше: у него же именно такая физиономия, какая бывает у страдающих запором! Тут Лисантер осознал наконец, что находится на грани истерики. Этот стресс и на него действует, как ни отпирайся. Это место не создано для людей и пытается приспособиться к ним, руководствуясь правилами, которых они не понимают.

— Извините, сенц-ло Барродах, — выдохнул слегка отрезвленный этой мыслью Лисантер. Бори несколько смягчился от непривычного почтительного обращения. Он опасный противник, а Лисантер слишком далеко зашел. Надо как-то уладить дело, не забывая при этом о продвижении собственной программы. — Если темпатка действительно откроет новые участки, мы, возможно, сумеем если не увеличить производство стазисных заслонок, то хотя бы обратить на них побольше компьютерной энергии. Если не расходовать ее дополнительно на криптографию и оборону, потребуется не так уж много... — Лисантер умолк. В этом есть доля его вины. Надо было настоять на повышенной секретности экспериментов с рециркулятором.

Барродах сгорбился на стуле, глядя на вытирающего глаза Лисантера:

— Очень хорошо. — Лисантер старался не ерзать под его мрачным взглядом. — Я еще не видел анализа новых ур-плодов.

Лисантер просветлел: новые ур-плоды были интересной темой.

— Нам трудно доставать образцы, а те, что имеются, не согласуются друг с другом. Похоже, их единственный общий фактор — это психоактивность.

— Слухи не лгут — это наркотики. Неудивительно, что вы не можете получить образцы: они стали предметом купли-продажи.

«Все правильно», — подумал Лисантер. Катеннахи, так же как их хозяева, крайне подозрительно относятся к удовольствиям, особенно если это удовольствия подчиненных.

— Я думаю, вы недооцениваете значение этого явления.

Рука Барродаха снова сделала движение к лицу, и Лисантер заметил, что костяшки у него ободраны, а ногти обгрызены.

— Откуда станция знает, что мы — то есть низший персонал — желаем испытывать опьянение? Ведь это чисто психическое состояние, — сказал ученый.

— Ей вовсе не обязательно что-то знать. Если плеснуть на нее кровью, она этой кровью плюется. Рабочие вечно стряпают какие-то алкогольные смеси — пролил кто-нибудь, и вот результат.

Лисантер вовремя удержался от нового промаха. Незачем рассказывать Барродаху о своих подозрениях — о том, что станция, поглотив живого Ли Пунга, получила образец человеческого мозга и могла вычислить, как изменять его поведение с помощью наркотиков. Подобное заявление может иметь катастрофические последствия. Бори направится прямиком к Эсабиану, а тот способен на все. Ведь это Аватар приказал после реакции станции на жертвоприношение Ли Пунга отсекать всем последующим жертвам головы и выбрасывать их в космос.

— Да, пожалуй, так и есть, — ответил Лисантер на замечание Барродаха.

— Вы общаетесь только с компьютерами и с вашими образованными техниками — простого человека вам не понять, — снисходительно изрек Барродах.

— Ваш пост, несомненно, очень расширяет круг общения, — не остался в долгу Лисантер. Бори ответил ему неприязненным взглядом.

— Что вам известно об ограх?

Вопрос застал Лисантера врасплох.

— Об ограх?

— Да. О барканских ограх — боевых андроидах.

— Я знаю, что это такое, но и только. Никогда не приходилось ими заниматься. — Ученый сверился со своим пультом и, к своему удивлению, обнаружил новый, довольно крупный блок информации барканского происхождения. Бори ухмылялся, глядя на него.

— Барка начала проявлять склонность к сотрудничеству с тех пор, как Хрим взял ее в руки. Смогли бы вы разобраться в программировании такого огра?

Лисантер просмотрел данные.

— Не могу сказать с уверенностью, пока не займусь этим вплотную, но теоретически это возможно. Вы хотите, чтобы они обороняли станцию в случае атаки панархистов, не так ли?

— Этот вопрос вас беспокоить не должен, однако у нас есть основания сомневаться в доброкачественности их программирования. Если такие сомнения возникнут и у вас, от огров придется отказаться. Мы предоставим вам двух андроидов для исследования.

— Барканцы по этой части мастера, поэтому я не гарантирую, что сумею выявить все их уловки, — но можно ввести охранную программу, которая задействует дезактивирующие фаги в случае нежелательного поведения.

Они обсудили еще кое-какие вопросы, уже без всяких неожиданностей — разговор в основном касался новой серии экспериментов, — после чего бори ушел. «Надо было пообещать ему побольше заслонок», — подумал Лисантер и откинулся на спинку стула, пытаясь расслабиться. Визиты Барродаха всегда нарушали ход его мысли — бори заражал его своим страхом. Лисантер мысленно вернулся к той стадии своей карьеры, которая привела его сюда. Если бы не Должар, он мог бы уже стать центростремительным гностором. Он как раз готовился опубликовать свою первую синтез-диссертацию на стыке онтологической физики и инфонетики, когда к нему явился таинственный посетитель и предъявил прибор, то ли сделанный, то ли выращенный из некоего материала, который Лисантер никогда еще не видел. Потребовались долгие годы на Пожирателе Солнц, чтобы подтвердить подозрение, возникшее у Лисантера еще в то время: основные принципы фантастической технологии, создавшей урианский прибор, просматривались в той самой его диссертации, возникшей на стыке науки о структуре гиперпространства и теории информации.

Сожалел ли он о прошлом? Ответа на это, как всегда, не было. Он давно забыл, как выглядит солнечный свет, забыл вкус натурального воздуха и нерукотворную красоту планетных ландшафтов. Но, работая здесь, он заглянул за фасад, который показывает Единосущие человеческому разуму, — а теперь, если Вийя поправится, он, возможно, раскроет наконец последнюю тайну Уров, тот завершающий синтез, с которым станция достигнет своего полного потенциала.

Выпрямившись, Лисантер вернулся к работе. Наблюдение панархистов за станцией, давно предполагаемое, но ни разу не подтвержденное, перешло в активные периферийные действия. Ювяшжт требует выделить побольше производственной техники на военные нужды, Барродах же делает упор на криптографию, стремясь разгадать как переговоры панархистов, так и их секреты, содержащиеся в ДатаНете. Лисантер был уверен, что теперь, когда между ним и бори возникло новое понимание, удержит за собой нужное ему количество компьютерной техники — и займется работой, важнее которой нет ничего.

3

Вийя очнулась, чувствуя соль на губах. Морская вода или слезы? Она отогнала от себя этот вопрос, ожидая со странной апатией, когда рассеется серый туман и голоса, звучащие в нем, обретут смысл.

Но серое не хотело уходить, и постепенно она поняла, что смотрит в безликий серый потолок.

— ...снова плачет, — сказал голос Седри.

Память медленно возвращалась, а с ней и посетившее ее видение. Причальный отсек, сын Эсабиана Анарис, конвульсии Пожирателя Солнц.

Вийя разлепила казавшиеся резиновыми губы.

— Пустите-ка, — сказал Монтроз, отклеивая что-то с ее горла. Гидропластырь? Сколько же она пробыла в Сновидении?

Вийя знала, что это бессмысленный вопрос. Часть ее навсегда осталась там, с Масом, на острове, над которым вздымалась кипящая паром волна. А хореяне навсегда поселились в ней.

Раздраженная направлением, которое приняли ее мысли, она попыталась сесть, и чьи-то руки помогли ей. Она узнала силу этих длинных костлявых пальцев: Жаим.

Перед ней возникло его мрачное лицо, обрамленное траурными косами сераписта. Оно мало что выражало, но Вийя ощутила его участие и облегчение, которое он испытал.

— Долго я?

— Почти три дня, — ответил он.

— Три дня мы только и глядим, как бы эта хреновина нас не слопала. — В голосе Марим слышалось беспокойство, а в ее эмоциональном спектре преобладали гнев и страх.

Диссонанс этого заставил Вийю поморщиться.

— Они накачали меня наркотиками.

— Нас всех накачали, — сказал Монтроз. — Только транквилизаторами, к счастью, но нестандартными. — Он подал Вийе воды, и она с благодарностью напилась. Пересохшие ткани рта и глотки жадно впитывали жидкость.

— Похоже на плохой негус, — протянул Локри — безразличный тон контрастировал с идущей от него тревогой. — Но мы все пришли в себя уже через несколько часов.

Вийю пронзил внезапный страх — она не чувствовала эйя.

Жаим, пристально наблюдавший за ней, сказал:

— Они в спячке. Барродах не слишком предупредителен, но Седри уговорила другого бори устроить для них морозильник с мшистыми лежанками. Они тут, в комнате рядом, — показал он.

Вийя повернула голову. Койка, на которой она сидела, была ближе всех к вздутию на стене. Она медленно обвела взглядом все круглое помещение, выкрашенное в казенный серый цвет. У одной стены стоял пульт с койками Монтроза и Седри по бокам. Узкие кровати распределялись по периметру неравномерно, частично отгороженные одна от другой шкафами. За койкой Локри виднелось еще одной вздутие — вероятно, вход в освежитель.

— Мы всё ждали, когда ты очнешься, — взволнованно вставил Ивард, помещавшийся рядом с ней. Люцифер, бежевый с белым горный кот, лежал около него, подергивая ушами. — Святая Троица сказала, что вы с эйя ушли далеко и вас нельзя беспокоить. — Ивард засмеялся, и Вийя уловила тройной отсвет голубого свечения келли, их сложную эмоцию, состоящую из юмора, почтения и еще чего-то, чему она не знала названия.

— Что с тобой было? — спросил Жаим. Она чувствовала его нежелание быть здесь, преодолеваемое сознанием долга, а в самой глубине — едва различимое эхо эмоционального спектра Брендона. Эти двое многое переняли друг от друга.

— Как это выглядело со стороны? — Вийя обернулась к Монтрозу, перебарывая заторможенность. Позже она выгонит остатки токсина из мускулов с помощью Жаима и кинезики уланшу.

— Ты застыла в оцепенении. Анарис, наоборот, зашатался так, словно гравиторы отказали. Вы оба явно перестали понимать, где находитесь. Весь отсек затрясся, словно в эпилептическом припадке. Потом Анарис упал, Барродах что-то крикнул, и тарканцы начали стрелять. — Вийя чувствовала, что он не все говорит, но ей и не требовалось больше: эмоции команды дополняли рассказ. Она ощутила угрюмое удовлетворение от того, что наследник Эсабиана хлопнулся в обморок, а она осталась стоять.

— Больше нам ничего не сказали, — закончил Монтроз.

— От уродца-бори, который за нами надзирает, ни шиша не добьешься, — вставила Марим.

— Его зовут Моррийон, и он говорит только то, что необходимо. — Седри произнесла гуттуральный звук со старательностью способной ученицы, осваивающей новый язык. В ее тоне слышалось легкое предостережение.

Марим пожала плечами. Ее эмоциональный спектр давал острые зубцы.

— И то, что безопасно, — спокойно добавила Седри.

Эмоции всех присутствующих — возможно, это был остаточный эффект транквилизатора — казались Вийе искаженными, как будто все члены ее команды стали другими людьми. Позади маячила аура станции — темное варево невидимых эмоциональных энергий, и Вийе не очень-то хотелось в ней разбираться, во всяком случае, не сейчас.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Монтроз с тем же беспокойством, которое чувствовалось во всех остальных.

Вийя, держась за койку, поднялась на ноги, и собственный рост вызвал у нее странное ощущение, показавшись чересчур высоким.

— Достаточно хорошо, чтобы заняться делом. Что там на уме у наших хозяев?

— Поди знай, — ответил Монтроз. — Босуэллов здесь нет, а от пульта никакого проку.

— Наш бори заходит каждый час — раз восемь уже был. — Рот Локри дернулся в полуулыбке. — Анарису, как видно, не терпится.

— От Моррийона сильно пахнет страхом, — сказал Ивард. — Как будто он все время боится. И от Барродаха в причальном отсеке тоже так пахло.

Вийя кивнула. Она старалась подготовить их загодя к должарской реальности, но опыт — лучший учитель. В прошлом они всегда обучались достаточно быстро. Почти всегда. Непрошеная память пробилась сквозь защитный барьер: она говорила Маркхему, что им нужен более тщательный план и усиленные тренировки, что Хрим замышляет недоброе, а он смеялся и отвечал, что это свойство её должарской натуры — видеть мстителя в каждом головорезе, которого они обошли... Маркхем погиб, охваченный пламенем, а Хрим ухмылялся поверх ствола. И Брендона Аркада пронзило острое горе, когда она сказала ему о смерти Маркхема.

Вийя тряхнула головой, чуть не потеряв равновесие, — и снова сильная рука Жаима поддержала ее.

Потом раздался громкий чмокающий звук, вздутие на стене разошлось, впустив маленького кособокого бори. Вийя поморщилась. Не нужно было быть темпатом, чтобы разгадать его чувства. Ивард сказал правду — от бори просто разило привычным страхом.

Она заговорила первая, чтобы перехватить инициативу:

— Разве здесь нет вестника?

Моррийон, коротко взглянув на нее, ответил не на должарском, а на уни — ровно, без всяких эмоций:

— Вы должны знать: уединение на Должаре большая редкость — им награждают лишь за верную службу.

Она не почувствовала в нем враждебности. Седри тоже сказала верно; этот бори со своим спотыкающимся уни говорит только то, что необходимо, что делает его еще более опасным. Хитростью он не уступает своим хозяевам. В отличие от них, он хитер и уни пользуется намеренно, чтобы вся команда могла его слышать.

Вийя перехватила взгляд Седри, в которой чувствовались тепло и жалость к этому человеку. Программистка быстро приспосабливалась к капитану-темпатке. Вийя решила проверить, какого Седри мнения о Моррийоне.

— Если бы ваши тарканцы не перестарались со стрельбой, мы, возможно, уже могли бы сделать что-нибудь полезное.

— Возможно, — после легкого колебания ответил Моррийон. — Если вы уже в норме, наследник просит вас к себе.

Это ведь не ты отдал приказ стрелять? Если Моррийон — секретарь Анариса, они с Барродахом явно не питают любви друг к другу. На этом можно сыграть.

От вертикального положения в голове значительно прояснилось. После наркотиков осталась только ломота в костях и заторможенность движений.

— Я в норме, но сначала должна повидать эйя.

Моррийон кивнул. Она повернулась к вздутию возле своей койки и обошла похожий на лепешку предмет, из которого тянулся провод. На стенах и потолке тоже были такие штуки, и все провода вели к неровному отверстию в стене. Углов в этой комнате не было.

Вийя нажала клавишу, управляющую, по всей видимости, дверью, и взошла на дипластовую ступеньку вокруг вздутия. Импульс энергии ушел в маленькое отверстие над дверью, и Вийя снова поморщилась, когда вздутие раскрылось с неприятным органическим чмоканьем.

Навстречу хлынула волна морозного воздуха. Две фигурки, свернувшись, лежали в гнезде из микроволоконной пряжи. Только теперь Вийя их почувствовала. Их сон был глубже, чем когда-либо прежде. Ее кольнул страх: а что, если они не смогут из него выйти?

Нет, так нельзя, сказала она себе. Эту проблему она решит позже, если возникнет необходимость. Теперь ей предстоит разговор, который определит степень свободы, допустимый для нее и ее команды на Пожирателе Солнц. Вийя вернулась к Моррийону.

— Я готова. Мы можем идти.

Моррийон жестом остановил Жаима, который двинулся было за Вийей.

— Господин Анарис вызывал только вашего капитана. — Он улыбнулся, что придало его лицу какое-то болезненное выражение. — Я верну ее вам очень скоро.

Вдвоем они зашагали по лабиринту коридоров, которые в поперечнике имели вид сплющенных овалов и все излучали красный, сбивающий с толку, не имеющий смысла свет урианского материала. Пищеварительная ассоциация Марим показалась Вийе весьма уместной.

Бори не преминул указать ей на пси-заградники, стоящие на каждом перекрестке и сейчас настроенные на минимум.

— В перерывах между вашими сеансами они будут работать на полную мощность.

— Значит, вы намерены держать меня взаперти? — Ответ был очевиден, но Вийю слишком занимала темная аура станции, все сильнее давившая на нее. Она очень старалась не показать этого — она чувствовала, что Моррийон, хотя почти не смотрит на нее, прислушивается к каждому ее слову.

— Так будет лучше всего. Тарканцы и серые видят в вас хореянку — никто, помимо вашей команды, не захочет с вами общаться. — Вийя уже убедилась в этом по реакции встречных. Никто не смотрел ей в глаза, и все уступали ей дорогу. Бори ее игнорировали, но она чувствовала, что им не по себе, а рабочие в безликой серой униформе выказывали острый, сводящий внутренности страх. Тарканцы им не попадались.

— Других рифтеров здесь нет? — Вот почему, наверное, Марим так злится.

— Нет. — Вийя почувствовала в нем уклончивость, но разбираться с этим было некогда.

Они вошли в длинный, загибающийся коридор без всяких ответвлений, где никого, кроме них, не было.

— Мы недалеко от Палаты Хроноса, куда вернулся прибор, потерянный вами на Рифтхавене, — сказал Моррийон.

Вийя посмотрела на него с высоты своего роста. Зачем он заговорил об этом?

— Этот зал и исследовательский кабинет Лисантера — вот и все, что вы будете видеть на Пожирателе Солнц, — объявил бори, повернувшись к ней лицом. — Нужно, чтобы вы четко понимали свое положение. Анарис и Аватар всерьез начали свою борьбу за престол. Вы, ваша команда, я, эта станция — только фигуры в их игре. Для наследника вы важны лишь постольку, поскольку можете способствовать его успеху. И не пробуйте заключить союз с его отцом. Он придерживается старых воззрений, а вы хореянка. Он легко может отдать приказ умертвить вас.

Вийя поразмыслила над весьма неожиданными откровениями бори. Его эмоции предполагали, что ситуация еще сложнее, чем он высказал. Он ведет свою дуэль — с Барродахом. Я уже забыла, что у должарианцев не столько зарабатывают свое место в жизни, сколько отвоевывают его.

Она спросила с нескрываемой иронией, чтобы побудить его к дальнейшим высказываниям:

— Итак, если у меня и есть покровитель на этой станции, то это ваш хозяин?

Моррийон снова продемонстрировал ей свою болезненную улыбку.

— Вы сами понимаете, что по-должарски этот вопрос не смогли бы задать — вот вам и ответ. — И он продолжил путь, бросив на ходу: — Но он — единственный, с кем возможен союз.

Союз. Странное слово в подобных обстоятельствах. А Моррийон использовал его дважды, как бынамекая, что у нее здесь больше власти, чем она полагает. Странно, очень странно. Вийя не могла представить, чтобы Анарис поручил Моррийону сказать все это, — видимо, бори еще опаснее, чем показалось ей вначале.

Коридор уперся в широкую стену с большим вздутием на ней. По обе стороны от него стояли тарканцы, мужчина и женщина, оба крупнее Вийи, — но, поймав на себе взгляды их черных глаз, она почувствовала в них тошнотворный страх. Они даже не шевельнулись, когда дверь с чавканьем раскрылась.

Вийя удивилась, увидев в комнате свет, — так подействовала на нее темная эманация станции, давящая, усугубляющая еще не прошедшую слабость.

Комната, обманывая взгляд, казалась больше, чем на самом деле, и это несоответствие только усилилось, когда Вийя вошла. Перед входом стоял дипластовый щит, вдоль которого располагалось множество приборов — провода от них тянулись наружу, в неровное отверстие с серыми краями. Имиджеры держали под прицелом все помещение.

Лицом к приборам и спиной к Вийе стоял стройный человек среднего роста, с темно-русыми волосами и худыми плечами, в лабораторном халате. Рядом помещался Барродах. Он отвел взгляд от Вийи и задержал его на Моррийоне, испустив волну ненависти и беспокойства, пробившую эмоциональную пелену станции.

Вийя, обойдя щит, направилась к высокому, мощного сложения человеку, которого много раз видела во сне и только однажды — наяву. Он стоял к ней спиной в той части зала, которая, казалось, уходила в бесконечность, — Вийя не видела, где соединяются стены. Сбоку от него находился высокий холм, напоминающий ступенчатый сталагмит органического происхождения.

На вершине холма виднелось полукруглое образование, смутно напоминающее сиденье. Сердца Хроноса Вийя не могла видеть из-за приподнятой спинки этого «трона», но ясно ощущала его ауру, замутненную здесь той же мглой, что продолжала давить на мозг Вийи. Она протянула к Сердцу внутренний щуп, и до нее дошел предостерегающий импульс келли и посыл Иварда, несущий доверие и уважение. От эйя не было ничего.

— Мы называем это Троном Хроноса, — сказал Анарис — она не заметила, как он повернулся к ней. — Когда Сердце привезли сюда, верхушка была плоской, но потом она стала медленно видоизменяться — а последняя попытка изменила ее еще больше.

Вийя ответила не сразу, испытав натиск множества впечатлений. Эмоциональный спектр Анариса, представляющий собой странную инверсию многих тем, связанных у неё с Брендоном: необычный дебют, которым он открыл беседу, то, как он держался подальше от места, где пол обрывался вниз.

Она прошла вперед и остановилась. Здесь Палата Хроноса заканчивалась чем-то вроде громадного колодца. Пол окружал его, как овальный балкон без перил, а фокусом служил Трон, расположенный на самом краю. Свечение стен делало определение размеров колодца почти невозможным. В поперечнике угадывались какие-то ограничительные стены, но по вертикали никаких переделов не чувствовалось. Вопреки законам перспективы, колодец не казался суженным при взгляде вниз или вверх — просто уходил вдаль, несколько искривляясь.

Вийя повернулась спиной к бездне, с проблеском веселья уловив испытанное Анарисом легкое головокружение. Это хорошо. Это поможет соблюсти равновесие в разговоре — надо только не упускать из мыслей ощущения пропасти позади.

— Любопытное зрелище, — сказала она, и он ответил вспышкой иронии. Он знал, что она верно прочла его реакцию, но это его явно не беспокоило. Он подошел поближе, приняв как должное ее собственный гамбит и вынудив ее поднять на него глаза.

— Интересно, каким оно казалось урианам, — добавила Вийя, сознавая, что узкие глаза Барродаха по ту сторону Трона неотступно следят за ней.

— Если их извращенность равнялась человеческой, мне они представляются чем-то вроде червей, — сказал Анарис.

— Змеями? — Вийе они представлялись скорее крылатыми. Анарис слегка пожал плечами, саркастически глядя на нее. Извращенность, черви — всё это попытка компенсировать свою человеческую несостоятельность.

Вийя не сдержала смеха. Точно так же мог пошутить и Брендон. Сам Анарис не засмеялся, и его эмоции не изменились со ртутной переливчатостью, характерной для Панарха, но уголок его рта дрогнул, а взгляд заострился, напомнив ей их встречу в причальном отсеке.

— Сейсмическая активность часто наблюдается? — спросила Вийя, отказавшись от органического термина, первым пришедшего ей на ум.

— Это будет зависеть от вас. Почти все темпатические эксперименты с Сердцем Хроноса сопровождались конвульсиями. — Вийя чувствовала обостренную наблюдательность Анариса и понимала, что он намеренно употребил слово, от которого она отказалась. Ей стало не по себе — в другое время она сочла бы такой стиль беседы типичным для Дулу, но сейчас некогда было в это углубляться. Ставкой в этом фехтовальном поединке была ее жизнь. — То, что мы испытали в причальном отсеке, было до сих пор наиболее активным проявлением, — продолжал он, — и сопровождалось гибелью вашего предшественника — здесь, в этом зале.

В этом замечании содержалась, как минимум, одна угроза и одно предупреждение. Жалея, что рядом нет эйя, чтобы прощупать поглубже всех присутствующих, Вийя промолчала и попыталась разглядеть эмоции Анариса сквозь давящий темный туман.

— Впрочем, ваше темпатическое чувство уже, конечно, подсказало вам, что здесь опасно. — Снова юмор, на нескольких уровнях сразу. Вийя с легким шоком поняла, что Анарис, как и Брендон, принимает ее способность читать чужие эмоции как одно из условий дуэли. Мало того, он пользуется ее темпатией, чтобы передавать ей сообщения, которые секретарь его отца слышать не может. Чисто дулуская подоплека всего этого еще больше сбивала ее с толку.

— Это очевидно. — Вийя вспомнила слова Моррийона и добавила: — И не ограничивается этим помещением.

Анарис снова дернул ртом. Под юмором чувствовалось удовлетворение и повышенное чувство опасности, но не по ее поводу — общей для них опасностью был его отец.

— Я вижу, вы все прекрасно понимаете. Что же, давайте попробуем. — И Анарис указал на курган, напоминающий трон.

Эта фраза включила периферийную сигнализацию Вийи, вызвав яркое воспоминание: именно эти слова произнес Брендон Аркад, уводя команду «Телварны» из разграбленного зала Артелионского Дворца перед самым появлением тарканцев. Вийя держала себя в руках, но что-то, очевидно, проскользнуло сквозь её ослабевшую защиту, вызвав повышенное внимание Анариса и, что еще хуже, Барродаха.

Анарис после долгой паузы показал на техника за щитом:

— За эксперименты отвечает Лисантер. Сообщения и просьбы можете передавать через Моррийона, который приставит к вам специального человека.

Вийя ощутила горячий выплеск гнева и подавила желание обернуться к Барродаху, от которого он исходил. Эмоция была настолько сильна, что преодолела психическое давление станции и обострила у Вийи сознание опасности. Затем она поняла, что гнев направлен не на нее, а на Анариса, который держался с тем же юмором.

— Лисантер намерен начать эксперименты как можно скорее, — сказал Анарис и вышел, не сказав больше ни слова.

Вийя с облегчением отметила, что ее ошеломление немного прошло. Глядя вслед Анарису, она пообещала себе впредь следить за своими мыслями и эмоциями более жестко. Ради себя и своих людей она должна убрать Брендона и Арес как можно дальше из области сознания. Их все равно что нет — они не имеют к ней отношения.

Моррийон вышел из-за щита и сказал:

— Сейчас мы пройдем в лабораторию Лисантера. Следуйте за мной.

Вийя повиновалась, приноравливаясь к его мелкому шагу и быстрой походке Моррийона. Выходя из зала, она ощутила ненависть Барродаха, похожую на готовую к разряду молнию.

* * *
Ларгиор Алак-лу-Омбрик умолк, как и другие техники-бори, а дежурная прошла к коммуникатору, подающему сигнал срочного сообщения.

Лар перенес вес на пятки. Спина у него ныла, глаза горели. По приказу Барродаха они работали по две смены подряд, устанавливая для Лисантера добавочные компьютерные блоки. Говорили, что Барродах пойдет на все, чтобы добыть себе побольше стазисных заслонок.

Лар задумался, потирая губу пробником. Что это — просто страх или Барродах знает об этой дьявольской станции нечто такое, чего не знают другие?

Как ни поносили они все своих начальников — бори Последнего Поколения, — Лар сомневался, что человек вроде Барродаха, так долго продержавшийся в смертельной гонке, именуемой Катеннахом, стал бы бояться понапрасну.

— Это тебя, Ларгиор, — сказала дежурная, нажав на клавишу приема. — Моррийон, срочный вызов.

Лар отложил инструменты. Другой техник занял его место, а остальные проводили его взглядами, где жалость смешивалась с настороженностью, как всегда после такого вызова.

При общем молчании он прошел между аккуратными рядами техники, мимо стазисных заслонок и установок тианьги, веющих холодным бризом, через весь этот мирок, создающий видимость порядка в чуждой обстановке станции.

За дверью его встретили взгляды тарканских часовых. Они не двинулись с места, но от них веяло угрозой.

— Вызов от Моррийона, — старательно произнес Лар по-должарски.

Тарканцы отвернулись, и он быстро зашагал по коридору.

«Круглее стало», — подумал он, с беспокойством поглядывая вокруг. С того самого дня, как последний темпат погиб при попытке активировать станцию, все стало еще более странным — даже сны.

Лар шел по самой середине коридора, уступая дорогу бори-катеннахам, должарианцам высокого ранга и другим техникам, которые несли груз или подавали знаки, свидетельствующие о срочности их поручения. Ему самому давали дорогу только рабочие. Однажды из-за угла, громыхая сервоброней, вывалился взвод тарканцев, и он торопливо попятился к стене, опустив глаза.

Когда они прошли, он сделал им вслед неприличный жест. Он знал, что это чревато неприятностями, но должен был как-то самоутвердиться. По воспитанию и убеждению он был рифтером, а не одним из тех бори, которых с детства натаскивали служить должарским господам. Он и по-должарски говорил еле-еле — Моррийон сказал, что он должен исправить этот недостаток как можно скорее, если рассчитывает прожить долго.

С тем же отвращением, которое вызывал у него серый комбинезон техника, Лар изучал должарский вместе со своей кузиной Тат — она языка совсем не знала. От брата, взятого в обслугу, этого, к счастью, не требовали — Дем теперь был не способен усваивать что-либо новое. Он, видимо, был вполне доволен работой уборщика и проводил свои дни в каком-то далеком мире. Лар завидовал ему все больше и больше.

Подойдя к гнусному пузырю, служившему входом в кабинет Моррийона, он заметил шрамы на месте недавно собранных ур-плодов. Хорошо, что из стен перестали лезть части человеческих тел, — Лар содрогнулся, вспомнив поросль рук и пальцев, появившуюся у компьютерного зала.

Он нажал на вестник. Дверь с чавканьем открылась, и он поспешил войти, пока она не закрылась снова и не засосала его в стену. Официальная версия гласила, что только стены усиленно охраняемой рециркуляторной камеры способны поглощать предметы, в том числе и трупы. Но Лар с первого же дня своей службы Должару усвоил одну истину: господа говорят своим слугам только то, что считают необходимым, и это не обязательно правда. Раз хоть где-то на станции стены способны глотать людей, только идиот станет задерживаться в дверном проеме или около стены.

Фарниоль, секретарша Моррийона, взглянула на Лара через приемную, и ее пальцы, разбирающие стопку чипов, сложились в знак «берегись подглядывания».

«Паскудные шпионы», — выругался про себя Лар. Служебный язык, которым ему приходилось здесь пользоваться, его крайне угнетал.

Моррийон в своем кабинете работал с блокнотом, поразительно быстро бегая по клавишам кривыми пальцами. Он поднял глаза на вошедшего Лара — выражение его косого взгляда невозможно было разгадать.

— Наследник хочет приставить кого-то к рифтерам, — сказал он на уни. Его ноющий голос напоминал Лару звук перегретого двигателя. — Это будешь ты. Обязанности несложные. Будешь передавать лично мне любые их просьбы и сообщения, а также провожать темпатку в зону эксперимента или к Лисантеру, когда понадобится. Для этих целей тебе дадут коммуникатор, настроенный на мой кабинет. Вопросы?

Памятуя о том, что за ними следит либо Барродах, либо кто-то из его подручных, Лар спросил только:

— Буду ли я освобожден от прочих своих обязанностей? И где я должен жить теперь — вместе с рифтерами?

— С рифтерами ты жить не будешь вплоть до особого распоряжения. Тебя переведут на работу поближе к их помещению, только и всего Еще вопросы?

— Нет, это все.

— Начнешь прямо сейчас. Фарниоль даст тебе коммуникатор. Ступай к рифтерам и представься. Их уже предупредили.

Лар слегка поклонился, как полагалось простому бори перед катеннахом, а Моррийон вернулся к своей работе.

Фарниоль голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, вкратце объяснила Лару, как работает прибор, оптически связанный с компьютерной системой, которая имела простые информационные датчики почти везде, где были протянуты провода. Прикрепив коммуникатор к комбинезону Лара, она дважды дотронулась до него пальцем — первый раз оповещая о шпионском объективе, второй о том, что его можно убрать.

Лар не подал виду, что понял, но мысленно поблагодарил ее. Инфодатчики сами по себе безобидны — они не воспринимают ничего, кроме световых пакетов информации. Проблема в том, что никто не знает, которые из них оснащены дополнительно акустическими датчиками и даже имиджерами. Кабели, питающие их, переплетаются с другими, поди разбери, где тут связь, где жизнеобеспечение, где контроль стазиса. На станции все подозревали, что личные кадры Барродаха — техники-бори, не разговаривающие больше ни с кем, даже в рекреационное время, — насовали жучки повсюду, где только могли.

Поправив коммуникатор на поясе, Лар сверился с хроно и пустился по коридору бегом. Он сбавил ход, только когда услышал, что кто-то идет ему навстречу. Тат заступала на смену через десять минут — если она отправится в гиперволновую, с ней нельзя будет посоветоваться до конца дежурства. Охрана там не менее строга, чем около Трона и в господской секции.

Она как раз выходила из душа — ее коротко, по-космонавтски подстриженные волосы топорщились влажными кудряшками, и кожа блестела.

— Лар! — радостно воскликнула она и тут же нахмурилась. — Какие-то проблемы?

— Моррийон назначил меня связным к темпатке. Известно тебе что-нибудь на этот счет?

Тат, поджав губы, натянула комбинезон.

— Знаю только, что они находились в заключении па Аресе. А теперь заключены здесь, как и все мы, — с невеселым смешком сказала она. — Но почему ты? Все, что привлекает к нам повышенное внимание, — это плохо.

— Сам знаю, — скорчил гримасу Лар. — Я тут ни при чем — вел себя образцово и о рифтерах даже словом не упоминал.

— Может, оно и к лучшему. — Тат взялась за сапоги. — Моррийон только телом урод, а Барродах умом. А новая темпатка, хоть и должарианка родом, была рифтером. Возможно, Моррийон хочет нам добра. Смотри и слушай. — Углы ее рта опустились. — Нас, бори, все считают чем-то вроде мебели, — Лар хотел возразить, но она не дала: — Мы на корабле были ничем не хуже, а то и лучше других, как все наши сородичи-космонавты, — но видел ты когда-нибудь капитана-бори?

Лар потряс головой.

— Я думаю об этом с тех пор, как мы здесь, — сказала Тат, натягивая сапоги. — Тут дело не только в том, что никто не пошел бы к нам в подчинение — мы просто никогда даже не пытались командовать собственными кораблями. Ладно, не бери в голову. Ступай.

Лар, кивнув, обнял ее. Тат была уютная, от нее хорошо пахло, и ее волосы щекотали ему нос. Он жалел, что у них нет времени прилечь, и она явно чувствовала то же самое, но сигнал ее хроно заставил их расстаться и устремиться в противоположных направлениях.

Лару опять пришлось бежать, но он порадовался, что оповестил Тат сразу — она умеет планировать лучше, чем он, и лучше сообразит, как использовать его новое назначение, а тем временем поищет информацию, которая могла бы им помочь.

Часовые у каюты рифтеров проверили его удостоверение и разрешили пройти. Он снова быстро проскочил в дверь — пусть себе смотрят, если охота.

При первом взгляде каюта с множеством коек и шкафчиков его позабавила. Бори бы тут понравилось — а вот этим людям, сразу видно, их жилище не по нутру.

Все рифтеры смотрели на него, некоторые явно раздраженные тем, что он не воспользовался вестником. У Норио вестник был — почему же у них нет? Очередные фокусы Барродаха, конечно, — они, видимо, должны еще этого заслужить, добившись определенного успеха. Перспектива новой сейсмической реакции Лара отнюдь не радовала.

Он перевел дух и оглядел их. Должарианка, ясное дело, самая высокая, с черными раскосыми глазами и длинными иссиня-черными волосами. Сильная с виду и умная. Рядом с ней худощавый человек, у которого волосы заплетены в косы с колокольчиками. Встретив его мрачный оценивающий взгляд, Лар почувствовал опасность, хотя ни лицо, ни осанка мужчины не выражали открытой угрозы. При виде другого, красивого, экстравагантно одетого, Лар ощутил мимолетную тоску по Рифтхавену. Маленькая женщина рядом с ним зевнула. Позади сидел здоровенный бородач с еще одной женщиной, пожилой. Подросток с длинными рыжими волосами смотрел на Лара серьезно и с интересом.

— Меня зовут Ларгиор. — Он ненавидел это имя — куда охотнее он назвался бы Ларом Омбриком, рифтером. — Наследник назначил меня для связи с вами. Можете вызывать меня по вашему пульту. — Он указал на свой коммуникатор. — Не нужно ли вам чего-нибудь?

Маленькая женщина, не выше Лара, оперлась подбородком на руку, и желтые кудряшки упали ей на лоб. Зубы сверкнули в веселой, вызывающей усмешке.

— Первый вопрос. Что за свихнутый придурок жил тут до нас? На пульте имеются просто ужа-асные видики. В одном Хрим Беспощадный трахается со своим мозголазом на глазах у какого-то бедолаги, привязанного к стулу, — интересно, сколько такое может стоить на Рифтхавене?

— Это личная коллекция Норио Данали. Он погиб во время эксперимента в самый момент вашего прибытия.

Рифтеры переглянулись — Норио, видимо, был им знаком.

— Погиб, говоришь? — спокойно переспросил человек с косами.

— Да. — Лар, покосившись на пульт, произнес возможно более нейтральным тоном: — Пожитки Норио раздали другим, но стереть его ячейку, видимо, никто не позаботился.

— Я стерла ее, — сухо возразила пожилая женщина, — хотя сами чипы, вероятно, все еще где-то здесь. — Лар заметил взгляд, который бросила на нее маленькая блондинка. — Могу ли я взамен попросить учебные материалы по должарскому языку? И соответствующее им информационное пространство.

Лар с облегчением кивнул. Похоже, они поняли его намек о том, что пульт снабжен шпионским глазом.

— Думаю, что раздобуду их для вас. Есть еще просьбы?

— Насчет еды, — пробасил страхолюдный бородач. — Я голголский повар и здешнюю пищу воспринимаю как оскорбление. Если бы меня снабдили основными ингредиентами и позволили взять кое-какие продукты с нашего корабля, я мог бы готовить то, что полезно для Вийи, — ведь вашим хозяевам это на руку.

«Они мне не хозяева», — чуть было не брякнул Лар, но вовремя удержался. При виде рифтеров ему невыносимо захотелось высказать им свою солидарность, но это было бы непоправимой ошибкой. Он лишь кивнул и сказал:

— Я посмотрю, что можно будет сделать, — но должен предупредить, что мы все здесь получаем такую же пищу. Разве что вы захотите попробовать ур-плоды.

Бородач, видимо, его не понял, а блондинка засмеялась и ущипнула красавца между ног.

Лар вспыхнул, сообразив, что на уни его фраза звучит отнюдь не столь невинно, как на бори.

— Они растут на стенах и выдаются нам только в качестве премии, но некоторые из них стоят того, чтобы потрудиться. — О наркотических плодах он не мог им сказать из-за жучков.

— Мне что-то неохота их пробовать, — сказал бородач.

— Откуда вообще станция берет продукты? — спросил подросток и посмотрел в сторону туалета, откуда через обычное неровное отверстие выходили трубы. — Здесь все здорово устроено, прямо как на корабле, но нельзя ли нам пользоваться рециркуляторами «Телварны», как предлагает Монтроз?

Вот, значит, как зовут бородача — Монтроз. Лар сожалел, что Моррийон сказал ему так мало. Он заметил, что Вийя смотрит на него — может быть, она уловила импульс страха при слове «рециркуляторы»?

— Я могу только спросить, — отведя глаза, сказал он. Пожилая женщина вдруг, изумив его до крайности, заговорила на бори:

— Я Седри, Ларгиор, Мы благодарны вам будем за каждую вашу попытку.

Лар улыбнулся ей: она говорила не совсем правильно, но вполне понятно. Он заметил, что бородач тоже посмотрел на нее с удивлением, и сказал:

— Зовите меня Ларом.

Все прочие тоже представились ему, каждый со своим вопросом или жалобой. Должарианка была последней.

— Меня зовут Вийя, — сказала она с легкой улыбкой. — Я прошу убавить мощность ближайшего к нам пси-заградника. Его присутствие беспокоит меня.

Лар снова кивнул. Она была не такая, как другие должарианцы на станции, но он все равно боялся ее.

— Я узнаю, что можно сделать относительно всех ваших просьб, а потом вернусь и расскажу вам.

— Спасибо, Лар, — с улыбкой сказала пожилая женщина.

Лар вежливо улыбнулся в ответ, открыл дверь и выскочил в коридор, раздумывая о только что состоявшейся встрече. Ему вспомнились слова Тат. Сначала заключение на Аресе, потом здесь. Единственные рифтеры на Пожирателе Солнц, кроме них. Одиночество их троих — его, брата и кузины — вдруг показалось Лару чуть менее полным, и для бори это было очень приятное чувство.

4

АРЕС
Панарх надел Знак Доблести на шею адмирала Нг. Грациозно поднявшись, она поклонилась ему в точности так, как требовалось по протоколу, но его ответный поклон был несколько ниже, чем полагалось. Затем Себастьян Омилов и другие члены Малого Совета вышли вперед, чтобы принять ее в их число.

Панарх смотрел на Омилова вежливо, но отчужденно. В памяти гностора всплыл их мучительный разговор здесь же, в Кругу, после отлета рифтеров; тогда голубые глаза Панарха не были ни вежливыми, ни отчужденными, ни пустыми. Под конец маска вернулась на его лицо, и легкий голос вновь обрел свой безупречный контроль, но это возвращение к протоколу и внешним формам учтивости как нельзя яснее сказало Омилову, что доверие Панарха он потерял. Он остался ценным советником, но перестал быть близким другом.

На миг Омилова посетила мечта о побеге и путешествии по следам рифтеров. Какие открытия могли бы ждать его там? Но услужливая память тут же подсунула ему краткий разговор с Эсабианом и тот ужас, который он пережил в должарском застенке. Он тряхнул головой, чтобы отогнать это воспоминание. Как ни мало ценят панархистские военные эксперты Пожиратель Солнц в качестве артефакта чуждой цивилизации, должарианцы в этом смысле дорожат им еще менее.

Церемония завершилась, и начался прием в честь нового верховного адмирала. Омилов с привычной ловкостью принес свои извинения и удалился.

Чем дальше транстуб углублялся в Колпак, тем больше в нем становилось народу. Капсула приближалась к соединению с онейлом. От толчка Омилова прижало к возвращающимся со смены рабочим. Большинство лиц вокруг выражало то же, что испытывал он: усталость и напряжение.

От нечего делать он стал изучать перечень остановок. За две станции от своей он увидел название «Сады Джихана» и, повинуясь импульсу, сказал:

— Выхожу!

Капсула затормозила, и он вышел на красивую дорожку, обсаженную колокольными деревьями и душистым кустарником. Он огляделся, и его депрессия немного прошла. Справа ухоженный парк спускался к озеру, слева стояла Галерея Шепотов.

Он пошел по дорожке к увитому плющом зданию, стараясь разобраться, что его толкнуло на это. К сплетням он всегда был равнодушен — и к светским, и к политическим. Во время своего пребывания при дворе он часто бывал на Монтесьело, но никогда не чувствовал ни малейшего желания посетить тамошнюю Галерею Шепотов.

Говорить он не собирался и теперь — хотел лишь послушать, говорит ли здесь кто-нибудь о Пожирателе Солнц и есть ли у него единомышленники. Он слишком уж изолировал себя от других — ему полезно взглянуть на собственные действия со стороны.

Усмехаясь над собой, он вошел внутрь и очутился среди огней и зелени, которые преломлялись в зеркалах и стекле, словно в гранях кристалла. Через несколько шагов он столкнулся лицом к лицу с величественной седовласой дамой.

— Себастьян Омилов! — саркастически изумилась она.

— Ваша светлость! — поклонился Омилов. Безупречно элегантная леди Бритт Вакиано, Архонея Кемаля, символ предыдущего поколения, дотронулась до его руки:

— Называй меня лучше тетей Бритт, мой мальчик. Или Явный Прерогат выше подобной фамильярности?

Десять минут назад Себастьян Омилов чувствовал себя старым и утомленным, но сейчас покраснел, как школьник.

Почтенная матрона, прищурившись, увлекла его к скамейке, завешанной пальмовыми ветвями. Тихий плеск водопада за стеклом заглушал их голоса.

— У твоей матери все благополучно, хотя она осталась на Чернякове. Кажется, она наконец простила тебя, что ты покинул двор.

Омилов засмеялся, испытывая в равных долях веселье и грусть.

— Ты должен знать, почему мы не последовали твоему примеру после самоубийства Тареда, — продолжала она, скрестив руки и глядя прямо ему в глаза.

— Я думал...

— Ты думал, что мы примирились с этим. Нет — как раз наоборот. Отчего, по-твоему, Семион всячески избегал появляться при дворе? Оттого что боялся встретиться с теми, кто очень хорошо понимал, что у него на уме. И если бы Геласаар узнал, что творит Семион, мы были бы ему нужны.

— А я вот ушел, — поморщился Омилов.

— И уплатил за это двойную цену, дорогой мой, — улыбнулась она. — Старые дела могут подождать до другого раза — успеть бы обсудить новые. Для начала скажи; что привело Себастьяна Стойкого сюда и в этот час?

— А что особенного в этом часе? — помедлив, спросил Омилов.

— Сейчас чуть больше девятнадцати — ранний вечер в Высоких Жилищах и на планетах, где день близок к стандартному. В светском обществе это был мертвый час — до недавнего времени. Ты, как всегда, отстаешь от моды. Молодая Картано постановила посвящать это время в Галерее Шепотов определенной теме. Текущая тема — любовь.

Это было так неожиданно и так расходилось с тем, чего он ожидал, что он не сдержал смеха.

— Ни война, ни смерть, ни разрушение, похоже, не отбили у людей вкуса к клубничке, — с ироническим блеском в глазах сказала Архонея. — Молодая Ваннис восстановила мою веру в человеческую природу.

Омилов, не зная, что на это ответить, переменил разговор:

— Вы знаете, что профет Антон Рамануян находится здесь? Теперь он, правда, именует себя «Тате Кага».

— Он-то и вызвал меня сюда. Я битый час могла бы рассказывать о приключениях, с которыми добиралась на Арес. Бесконечные скачки с рифтерами на хвосте... можно подумать, что не восемьдесят лет, а восемьдесят дней прошло с тех пор, как мы карабкались по скалам Петрова с бластерами в каждой руке, отбиваясь от Шиидры. Нет, правда — как будто вчера все это было. Как и твоя молодость, когда вы с Иларой и Геласааром ставили оперы в Малом Дворце, а маленькие Брендон и Гален из кожи лезли, дразня угрюмого должарского мальчугана, взятого нами в заложники. Теперь мы постарели, а главные роли исполняют они. — Она хлопнула себя по коленям. — Хотя мы еще тоже кое на что годимся. Я здесь для того, чтобы помочь мальчику, сыну Геласаара, собрать флот. Мы сгоняем сюда все наши корабли: если победим, то построим новые, а если проиграем, нам все равно конец.

— Кемаль... — начал Омилов.

— Облако оккупировано Должаром, но на планете все хорошо, хотя никому не позволяется стартовать с нее или приземляться. Эсабиан не доверяет тамошним рифтерам после того, как наш саботаж приписали им, и от нас он тоже ничего не получит. — Архонея встала и взяла Омилова под руку. — Если не хочешь оставаться в Галерее, давай прогуляемся в розарии и поговорим о твоем Телосом проклятом Пожирателе Солнц...

* * *
Прошло два часа, прежде чем Омилов добрался наконец до Обители. Он не был религиозным человеком, но Обитель навевала на него умиротворение и чувство оторванности от времени. Запах благовоний вплетался в аромат редких цветов. Голоса в отдалении тянули жалобный мотив, вызывающий в памяти тысячелетия человеческой истории.

Взойдя на террасу, примыкающую к жилой части Обители, он увидел, что Верховная Фанесса его ждет. В начале их отношений Омилов не доверял ей, но теперь жил в предвкушении их ежедневных бесед. Временами она бывала единственным человеком, с которым он общался вне своей работы.

Она сидела тихо, и на ее черной сутане мерцал свисающий с шеи Диграмматон.

— Я завернул в Сады Джихана, где встретил женщину, которую знал всю свою жизнь, — сказал он. — В ходе беседы она упомянула о быстром ходе времени. Однако ее долгая жизнь — всего лишь мгновение ока по сравнению с не поддающимися воображению тысячелетиями существования Пожирателя Солнц. Потенциальное знание, которое мы могли бы получить, установив там наблюдательный пост, колоссально. Но никто здесь не хочет видеть дальше сиюминутных обстоятельств... они смотрят на Пожиратель Солнц лишь как на одну из целей в этой войне. — Он рассеянно потер щеку: испытанная им боль, наверное, никогда уже не уйдет из памяти. — Я признаю необходимость действия, но не могу заставить их взглянуть на разрушение станции по-иному.

— Разве цель Панарха не совпадает с вашей?

Омилов перевел взгляд на пчел, лениво облетающих цветы.

— Лишь постольку, поскольку это касается безопасности рифтеров. — Омилов качнул головой. — Мне почему-то захотелось прогуляться по Галерее Шепотов. Я никогда в ней не был, но, насколько мне известно, там можно услышать разговоры на любую тему, если задержаться подольше.

— Я побывала там пару раз, — улыбнулась Элоатри. — И мне показалось, что она исполняет те же функции, для которых нашим предкам служили гадальные карты.

— Ну, мне-то она ничего не нагадала. Этот час, как выяснилось, посвящен определенной теме. В данный момент тема, предложенная Ваннис, — это любовь, что Архонее Кемаля представляется фривольным.

Элоатри внезапно затаила дыхание, и Омилов посмотрел на нее.

— Вы хотели что-то сказать, нумен?

— Не сейчас, — промолвила она, потирая обожженную ладонь. — Не сейчас. Продолжайте.

— Собственно, рассказывать больше нечего — просто я постоянно думаю о Брендоне, который, несмотря на то, что стал теперь правителем триллионов, собирается следовать за Вийей на Пожиратель Солнц. Любовь может ослепить человека, но это чувство не всегда бывает фривольным.

— Не всегда.

— Если он осуществит свой замысел, Флоту поневоле придется принять меры для сохранения станции. Но хорошо ли надеяться на то, что он рискнет собой таким образом?

Верховная Фанесса промолчала.

— Вот в этом и заключается моя дилемма, — вздохнул Омилов. — А когда я ушел из Галереи, очередной проклятый репортер попытался зажать меня в углу. Масса бесцеремонных вопросов о Пожирателе Солнц, атаке и рифтерах с «Телварны», которые официально все еще числятся просто «отсутствующими».

— И это, полагаю, еще не все вопросы?

Омилов протестующе вскинулся и увидел боль в глазах Верховной Фанессы — такую же, как у него самого. Оба они впали у Панарха в немилость, оба способствовали бегству женщины, которую он любил.

— Они и меня преследуют. «Имеющий очи да видит», — процитировала она и умолкла.

— Очи они, конечно, имеют — а перемена нашего с вами положения, думаю, бросается в глаза, — но услышать они от меня ничего не услышат. Если «новости» проведают, куда отправились рифтеры и что их капитан значит для Брендона, Панарх лишится всякой свободы. Он мог бы повести свои войска в бой как глава государства, но как любовник рифтерши? Мы снова рухнули бы в хаос — такова политическая реальность.

Верховная Фанесса потерла ладонь.

— Вы не согласны? Может быть, мне следовало сказать правду?

— Такого совета я вам дать не могу, но мне кажется, признаться, что есть другой способ...

— О чем это вы?

— О гадальных картах, — печально улыбнулась она. — И о новой моде, введенной Ваннис Сефи-Картано. — Она поднялась, чтобы уйти, и оглянулась. — В любви нет ничего фривольного. Любовь — это опасность, вдохновение, катализатор, мудрость, слепота, но фривольного в ней нет ничего.

* * *
Новый верховный адмирал Панархии Тысячи Солнц никак не могла уснуть.

В конце концов она включила свет, прошла по мягкому ковру, поднялась на несколько ступенек, пересекла приемную и вошла в кабинет, который теперь принадлежал ей.

В минувший день неизвестные стюарды без хлопот перевезли ее на новое место. Особых трудов им прикладывать не пришлось — немногие пожитки Нг оставались на «Грозном», ставшем отныне ее флагманским кораблем. Здесь у нее имелась лишь пара смен формы да пульт.

Проведя пальцами по клавишам, она включила его. Почти все время после окончания церемонии она провела в беседах — официальных и неофициальных. Одну из первых официальных встреч она провела с Панархом, Найбергом и Уилсонс, которые присутствовали при передаче баз данных, закодированных на верховного адмирала. Просмотреть эти данные она еще не успела.

Подойдя к автомату, она заказала кофе и в ожидании осмотрела комнату. Только теперь, в тихие часы ночной вахты, она начала осознавать реальность своего нового положения, но оно все равно казалось нереальным.

Почему она, собственно, старается ступать так тихо? Здесь она никого не побеспокоит — мичман и стюард, приставленные к ней, отпущены до утра, а семьи или слуг у нее нет.

Боль сжала ее сердце. Да, семьи нет. Она сама приняла такое решение, начав свою офицерскую карьеру на Минерве. Как легко дался этот выбор честолюбивой молодой девушке, мечтавшей командовать крейсером.

Нг невесело улыбнулась, а компьютер тем временем идентифицировал ее сетчатку и вывел на экран меню.

Семьи нет — но есть мужчина. Она пригубила кофе, охваченная горестными воспоминаниями о Метеллиусе Хайяши. Пропавший в отчаянном бою над Артелионом перед самым захватом гиперрации — погибший, как следует полагать. Лучше уж это, чем оказаться в плену и испытать на себе должарские пытки.

Как это произошло с командой «Арависской ведьмы».

Марго качнула головой, отгоняя отвратительное воспоминание о том, что видела в широковещательной гиперволновой передаче, и выбрала массив данных о Пожирателе Солнц. Количество кораблей, которые стягивал враг для обороны урианской станции, подавляло. Хуже того, переговоры между ними больше не поддавались анализу — теперь они пользовались не кодом Братства, но шифром, для создания которого требовались очень значительные компьютерные мощности.

Нг убрала информацию с экрана и заметила мигающий в углу знак личного, чисто визуального файла. Любопытствуя, она открыла массив, подписанный Озирусом бан-Карром, ее предшественником. Откровенный язык давал понять, что перед ней личный дневник адмирала, и у нее по коже прошли атавистические мурашки, словно в присутствии покойника.

Нг наскоро просмотрела другие закодированные файлы. Мемуары для своих последователей оставил далеко не один Карр — это сделали и все прочие адмиралы. Цепь откровенных признаний и прогнозов тянулась на многие сотни лет в прошлое. Об этой традиции больше никто на Флоте не подозревал — это, без сомнения, делалось ради соблюдения баланса власти между Мандалой и Флотом.

Марго вернулась к последнему файлу. Адмирал Карр, очевидно, был на середине записи, когда его вызвали на Лао Цзы, где состоялось то злополучное заседание Малого Совета.

«Образец ясен, но невозможен. И энергетика, и онтологическая физика сходятся на том, что для этого необходимы средства сверхсветовой связи. Здесь, как утверждают они, задействованы неизвестные человеческие факторы, но синхронисты на это пожимают плечами и трясут головами. Дурь какая-то».

Нг сделала паузу, не совсем уверенная, к чему относится последняя фраза адмирала, и продолжила чтение.

«Теперь вот Лао Цзы. Быть может, там я найду какой-то ответ. Не думаю, чтобы он мне понравился, но все лучше, чем неизвестность. Я сыт ею по горло, как и все мы».

Опять непонятно. Нг поразмыслила над значением слова «неизвестность» и пожала плечами. Что бы ни имел в виду адмирал, неизвестность — это часть жизни каждого военного. Все они сознают, что их карьеру, как блестящую, так и не очень, может оборвать внезапная смерть.

Я — Марго О'Рейли Нг, мне скоро пятьдесят, и я верховный адмирал.

Как это все-таки странно! Гордость боролась в ней с неуверенностью. Эта комната не имела индивидуальности, не имела атмосферы, как будто прежний жилец был чем-то вроде транзитного пассажира. «Как и я», — угрюмо подумала Марго. После атаки она уже не вернется сюда. Либо ее не будет в живых, либо она отправится на Артелион, где и начнёт свою настоящую работу — ликвидацию хаоса, оставленного должарианцами.

Кто еще жил здесь из верховных адмиралов Панархии, при каких обстоятельствах, какие мысли их посещали? «Сейчас посмотрим», — подумала Нг и принялась просматривать более ранние мемуары.

«...в лучшем случае неубедительно, хотя именуется блестящей победой. Родной мир или миры Шиидры так и остались необнаруженными...»

«...не знаю, чего можно ожидать от этих странных тройственных существ, которые ведут себя вполне дружелюбно, но местонахождения своего мира не открывают. Сможем ли мы понять их настолько, чтобы доверять им?»

«Кто бы ты ни был, знай, если еще не знаешь: припадки мнимого умопомрачения у ее величества — притворство чистой воды, имеющее целью отвлечь от истинного положения дел. Нет более холодного и беспощадного ума в Тысяче Солнц, чем у нее».

Нг сверилась с датой последней записи и улыбнулась, Кириархея Баникалаан вошла в историю как полубезумная чудачка, и целые поколения историков-ревизионистов, указывающих на прочность созданных ею политических структур, оказались бессильны развеять этот образ. К этому она, без сомнения, и стремилась. Никто не станет сражаться с человеком, которого не принимает всерьез.

Очевидно, Брендон хай-Аркад в полной мере унаследовал от неё это мастерство. Во всяком случае, он очень успешно применял методы покойной Кириархеи против своего брата Семиона и его приспешников; Нг смущенно поморщилась, вспомнив, как сама судила о нем прежде, и чуть не рассмеялась. Что ее, собственно, смущает — что ее оказалось обмануть легче, чем человека, который, по всей видимости, был параноиком и настоящим чудовищем?

Но реальность ее положения быстро отрезвила ее: теперь она, как верховный адмирал, вошла в Малый Совет Панарха. Как ни старалась она избегать водоворота гражданской политики, теперь, когда она приняла звезду и эмблему верховного адмирала, ее засосало в самый его центр.

Эта перспектива угнетала ее с тех пор, как она поняла, что находится на ближней орбите к получению этого звания — она и Джеф Кестлер. Временами она почти желала, чтобы верховный пост достался ему.

С холодком в сердце она вспомнила некоторые жертвы потаенной борьбы, которую вели между собой Дулу: Гештар, чья кровь выкипела в вакууме открытого космоса; Тау Шривашти, разбившийся в лепешку после долгого падения с почти пятикилометровой высоты оси вращения; Штулафи Й'Талоб, Архон Торигана, растерзанный обезумевшей толпой. Уж лучше попадание раптора в бою. Там ты по крайней мере знаешь, откуда ждать выстрела, и не сомневаешься в намерениях врага. Как и в том, кто твой враг.

А обнаружение врага входит в функции соответствующей службы. Врожденный юмор почти что вернулся к Нг, когда она представила себе лейтенанта Выхирски, которая выводит на свой пульт типичную дулускую вечеринку или Галерею Шепотов, пытаясь разобраться в путанице слов, символов, жестов, выпадов и контрвыпадов.

Если серьезно, то именно этим занимается департамент безопасности. У нее есть Антон Фазо — ему и карты в руки. А она займется предполагаемым союзом с рифтерами. Переговоры вступили в финальную стадию, когда на Арес тайно прибыл член триумвирата. Джеп Хуманополис. Почти всю подготовительную работу проделал Найберг, но теперь Нг как официальный глава Флота должна взять это на себя.

Зевок, чуть не вывихнувший челюсть, прервал ее думы. Теперь, когда она ввела проблему дулуской политики в относительно знакомые рамки, ей, быть может, удастся уснуть. Рифтеры подождут. Пусть ее подсознание пока займется ими, вместо того чтобы потчевать ее кошмарами на политическую тему. Кошмарам тоже требуется разнообразие.

* * *
Джеп Хуманополис поздоровался с собравшимися и, подавив зевок, занял свое место за столом переговоров. К свежему мятному воздуху примешивался запах горелых специй и пластика от троицы келли, вошедшей как раз перед Джепом. Посмотрев на прозрачную дипластовую стену, выходящую в Ситуационный Зал, он поинтересовался про себя, вошла ли уже сообщенная им информация в светящуюся над этим помещением огромную голограмму Тысячи Солнц.

Чем хороша старость, так это тем, что сон тебе почти не требуется, а плоха тем, что ты, когда и этой малости лишаешься, чувствуешь себя хуже некуда. Джеп посмотрел через стол на Диману Уилсонс и отметил с не лишенной восхищения досадой, что ее-то взор вполне ясен после их ночного сражения в фалангу — а ведь она старше его. Он еще перед отлетом с Рифтхавена сознавал, что не покинет Арес до окончания войны, чем бы ни завершилась его миссия. Но, похоже, это кое-чем можно компенсировать. Арес на свой занудный лад общество не менее сложное, чем Рифтхавен.

Сьюлис, клерк, прибывшая вместе с ним с Рифтхавена, тронула его за руку.

— Корреляции, которые вы просили, синдик.

Джеп, рассеянно кивнув, взял у нее распечатку. Еще одна сделка: она племянницаПормагат.

Он просмотрел первый лист. Опять-таки компенсация за его фактическое заключение здесь — свободный доступ к каналам новостей Ареса. Сьюлис сделала сводку по 25-му и 99-му — двум полюсам общественного мнения этой перенаселенной станции. 99-й канал вел серию популярных репортажей о Галерее Шепотов. Джеп хмуро отложил распечатку. Единственными людьми, кто мог оценить эти репортажи, были те, кто часто посещал Галерею, — на них канал и ориентировался.

Адмирал Найберг был погружен в беседу со своим шефом безопасности, контр-адмиралом Антоном Фазо. Джеп и комендант Ареса относились друг к другу внимательно, со взаимным уважением, хотя Хуманополис не сомневался, что Найбергу рифтерские нравы не менее противны, чем ему самому — надменность Дулу. Насколько близко Найберг связан с ними и насколько велико его влияние на Панарха?

Джеп вернулся к чтению. 25-й канал совсем другое дело — это, похоже, осколок в изоляции правительственного корабля. Интересно, куда они метят, выжимая из рифтеров с «Телварны» все, что можно? История, конечно, будь здоров. Джеп не мог не восхищаться темпаткой и ее экипажем, несмотря на тарарам, который они устроили на Рифтхавене. Ей, правда, тоже досталось. Джеп весело хмыкнул при мысли об этом. Надо будет держать ухо востро, чтобы панархисты не ввели его вместе с Рифтхавеном в такие же убытки.

Отрывистый баритон Шестена нарушил его мысли, и Джеп посмотрел в дипластовое окно. Драко стоял там с двумя флотскими офицерами и говорил что-то, показывая на голограмму. Один из офицеров навел на нее похожий на жезл прибор, и световые линии связали звездные системы в двух октантах с Рифтхавеном. Драко немного понизил голос: он, как и Джеп, понимал, что значит скопление подчиненных Барродаху сил у Рифтхавена на пути к Пожирателю Солнц. Дело выглядело так, будто хитроумный помощник Эсабиана может попытаться снова взять Рифтхавен.

Шестен заметил, что Джеп смотрит на него, и снова принял свой несносный самоуверенный вид. Его краснозубая улыбка привлекла внимание нескольких человек за столом.

Улыбайся, дружок, улыбайся. Ты не больше способен предпринять что-либо, чем я или Сьюлис, пока мы не придем к соглашению с панархистами. А тем временем улыбайся себе на здоровье — это выводит их из равновесия.

Впрочем, после того, как О'Рейли Нг назначили верховным адмиралом, переговоры стали двигаться гораздо быстрее. Если улыбка Шестена ее и беспокоит, виду она не подает. Джеп улыбнулся ему в ответ и с удовлетворением увидел, как драко отвел глаза.

Чтобы быть хищником, одних подпиленных зубов мало. Джеп с приятным чувством откинулся на спинку стула, но его благодушие развеялось, когда в зал вошла старая женщина в черных одеждах священнослужительницы — Элоатри, Верховная Фанесса. Он встречался с ней дважды, и дважды его презрение к всяческим религиям и верованиям разбивалось о стальной заслон. Вера у нее, может, и глупая, но сама она, как он вынужден был признать, далеко не дура. Джеп исподтишка следил за тем, как она здоровается с каждым в отдельности. Она уж точно не моложе его, хотя движется легче. Она повернулась лицом к нему, и ее улыбка стала тоньше, а взгляд — внимательнее.

Джеп постарался подавить свой гнев, дурно влияющий на мыслительные способности. Ее присутствие здесь может означать только одно: враждебность к Рифтхавену, опирающуюся, вероятно, на некие моральные принципы. Если Нг и другие склонны прислушиваться к подобной ерунде — а это так, иначе эту женщину не пригласили бы, — Джепу надо будет подобрать веские аргументы.

Разговоры за столом прекратились, и офицеры стали навытяжку — это вошла верховный адмирал. Она подала жестом команду «вольно». Джеп оценивающе смотрел на эту миниатюрную женщину, идущую через комнату походкой танцовщицы. Сопровождающий ее молодой Осри Омилов скромно занял место на нижнем конце стола. Джеп знал, что Омилов неофициально представляет Панарха, хотя высказывается редко.

Нг, подождав, когда все усядутся, открыла заседание без дальнейших предисловий.

— Время дорого для обеих сторон, и мы должны постараться прийти к соглашению. — Она сделала легкий поклон в сторону Джепа, Сьюлис и Шестена. — Мне кажется, мы подошли к нему достаточно близко. Давайте подытожим, чего мы уже достигли и что следует обсудить.

Обсудить. Джеп посмотрел на других, оценивая их реакцию на этот эвфемизм. Какие выражения Нг можно приписать дулускому высокомерию, а какие — ее истинным намерениям? Насколько они нуждаются в нас? Триумвират мог лишь гадать по этому поводу, а переговоры не прибавили Джепу знаний. Но, делая в жизни серьезные ставки, он всегда полагался на свои инстинкты. На сей раз инстинкт заставил его отказаться от высокого поста на Рифтхавене, состряпать подложный рапорт о своей смерти от яда, чтобы ввести в заблуждение должарианцев, и явиться сюда, в стан своих закоренелых врагов.

— Мы просмотрели кадры о нападении Арроги Черное Сердце на Рифтхавен, — продолжала Нг, кивнув Шестену. — Умело организованная оборона свидетельствует о высоком уровне вашей компетентности.

Шестен явно опешил, и Джеп испытал то же самое. Он не ожидал такой откровенности. Столь щедрый комплимент показывал, что дело идет к подсчету очков.

Нг тем временем обратилась к Сьюлис — она нарушала иерархию переговоров, давая понять, что смотрит на них троих как на представителей трех доминирующих фракций Рифтхавена.

— Более того, правительство Рифтхавена установило жесткий контроль над станцией, в том числе над ее общением с должарианцами и их союзниками-рифтерами.

Сначала оборона, потом общественный порядок — сейчас моя очередь. Построение речи Нг показывало, что она сознает его положение. Как он и опасался, она вела переговоры на двух уровнях, учитывая не только их обязанности на Рифтхавене, но и личные связи. И от того, что она это делала совершенно открыто, становилось не по себе.

Нг обратилась к Джепу:

— Исходя из вышеизложенного, его величество считает желательным объединение Флота с рифтерскими силами по всей Тысяче Солнц — исключая, из соображений безопасности, корабли с гиперрациями.

Объединение, но не союз. Она знает, что без взаимовыгодного соглашения он конченый человек — в том случае, конечно, если Братство и Рифтхавен уцелеют. А заключив договор, я смету с дороги и Банса, и Пормагат. Джеп чувствовал на себе пристальный взгляд Сьюлис, но его не волновало, о чем она думает. Ни один из его спутников не сможет связаться с Рифтхавеном до заключения договора — а тогда уже поздно будет.

— Предполагается, что эти объединенные силы будут продолжать рейды против Пожирателя Солнц, сохраняя свои действия в тайне, пока это возможно.

Шестен прервал её:

— Флот Панархии должен решать это совместно с военным советом Рифтерского Братства.

То есть с тобой и твоим острозубым кланом.

Нг кратко посовещалась с адмиралом Найбергом и объявила:

— Его величество дает вам право на консультацию.

Джеп заметил, как вспыхнул от гнева Шестен и как напряглась Сьюлис, и ответил, опередив Шестена:

— Рифтхавен воспользуется собственным правом.

Лицо Нг выразило признательность с легчайшим намеком на юмор.

— Его величество готов с этим согласиться.

Джеп вернул ей улыбку, не пытаясь этого скрыть. Он чувствовал, что драко кипит от гнева. Дурак! Ты только облегчил работу мне и панархистам. Джеп уже начинал бояться, что они так и не добьются равновесия. Что-то предпримет Сьюлис?

— Одно из флотских подразделений будет готово выступить на защиту Рифтхавена в случае необходимости, — сказала Нг.

— Находясь за радиусом Рифтхавена, — более низким, чем обычно, голосом подчеркнул Шестен. Нг вскинула руку ладонью вперед.

— Находясь за радиусом Рифтхавена.

Итак, сектор обороны получает контроль над внутренним пространством. Драко сел поудобнее, а Джеп ощутил досаду. Но делать нечего: силы под командованием Барродаха и Ювяшжта слишком опасны, чтобы не оказывать им сопротивления, а сил Рифтхавена недостаточно для хорошей обороны.

И тут верховный адмирал нанесла внезапный удар, которого триумвират опасался с самого начала.

— Кроме того, на все объединенные корабли в целях координации будут назначены офицеры для связи.

То есть десантники. Джеп не питал иллюзий относительно рифтеров: Аркадскому Десанту они не смогут оказать сопротивления даже на борту собственных кораблей. Десантники — это уж слишком.

— Исключая корабли, обороняющие Рифтхавен, — вставил Шестен. Он тоже понял, что она имеет в виду, но полагал, что сможет это переварить, пока контролирует внутреннее пространство.

Это естественно, поскольку сектор торговли имеет больше влияния на дальние корабли. Фракция Джепа контролирует скупку пиратской добычи и на Рифтхавене, и в других местах, она же дает сотрудничающим с ней кораблям выгодную наводку. Джеп знал, что не сможет удержать за собой контроль, если допустит десантников на рифтерские суда, и лишится всякой поддержки.

— Оборонительные силы тоже следует включить в целях наиболее полной интеграции, — возразила Нг.

Драко упрямо мотнул головой, и Нг посмотрела на Джепа, ожидая, что ответит он.

Вот оно. Взгляд Нг был тверд и лишен всяких эмоций. Его шанс, с него и спросится. Ну что ж, пора проверить, насколько серьезны намерения панархистов.

— Мы согласны, что полная интеграция — вещь хорошая, — начал он, заметив, что некоторые панархисты испытали при этом облегчение. — Следует, конечно, полагать, что назначенные к нам офицеры Флота будут не занимать должности наподобие суперкарго, а вносить равный вклад в наши общие усилия. — Он особенно подчеркнул слова «офицеры Флота» и увидел, что Нг и другие его поняли. Флотские, а не десантники. В Верховной Фанессе, пристально наблюдавшей за ним, чувствовался душевный подъем.

— Мы обратимся с призывом к добровольцам, желающим исполнять боевые функции, — сказала Нг. — Приказывать этого своим людям я не стану.

Джеп кивнул. Ну, теперь или — или.

— Об этом вам судить. Но мне кажется, что в таком случае на корабли Флота тоже следует назначить рифтерских связных. Это будет только справедливо.

Нг заколебалась.

— Рифтеры не смогут приспособиться к правилам военной дисциплины за столь короткий срок.

— Им это будет не труднее, чем флотским офицерам влиться в рифтерские команды, — быстро ответил Джеп, перехватив инициативу у Шестена. В конференц-зале наступила тишина, давящая, как тяжелая гравитация.

Обстановку, совершенно неожиданно для Джепа, разрядил вдруг смешок Элоатри.

— Такой опыт уже был, правда, лейтенант Омилов?

На лице лейтенанта Джеп увидел нечто большее, чем просто нежелание обсуждать эту тему. Молодой человек залился краской и не мог выдавить из себя ни слова.

Затем позади рифтеров зашипела дверь, и звонкий голос произнес:

— Да, был — и мы с лейтенантом Омиловым обязаны этому опыту жизнью.

* * *
Облегчение и благодарность охватили Осри, когда из-за стенной панели появилась стройная фигура Панарха. Осри давно опасался ответственности вроде этой, которая может свалиться на него в ходе переговоров, но почитал своим долгом посещать их, надеясь, что одного его присутствия как представителя Панарха будет достаточно. Теперь он понял, что Брендон смотрел на это не просто как на долг, но как на акт дружбы и с самого начала предназначил для него, Осри, чисто символическую роль.

Впрочем, такую же роль играет и сам Брендон. Для триллионов его подданных он тоже всего лишь символ. «Властелин для других, пред собою ты слаб; ты — цепями символики скованный раб». Последняя из Полярностей Джаспара Аркада прозвучала в голове Осри так ясно, как будто кто-то прочел ее ему на ухо.

Он встал вместе с другими, военными и штатскими. Жестколицый рифтерский синдик и его спутники тоже поднялись, хотя и с запозданием.

Власть символов велика — и теперь он, Осри, должен опять возложить на себя те цепи, которые он, как ему казалось, сбросил с себя, когда они после своего бегства с Шерванна прибыли наконец на Арес. Он с дрожью вспомнил картину в Нью-Гластонбери, которая затянула его в себя, — панорама галактики с крохотным пузырьком поселения на переднем плане: из иллюминаторов на его бугристой поверхности льется свет, рядом висит намалеванный яркими красками древний кораблик.

Камень, который отвергли строители...* [1]

Осри чувствовал, что его карьера висит на волоске. Верно ли он понял, что нужно Панарху?

— Адмирал, — сказал он, сам удивившись, как твердо звучит его голос, — я прошу разрешения вернуть этот долг, добровольно предлагая себя в качестве одного из связных.

— Согласна, — блеснула глазами Нг. — Но не раньше, чем мы отправимся на сборный пункт у Пожирателя Солнц — до тех пор вы будете нужны мне здесь.

Рифтерский синдик кивнул ему.

— Ваша репутация как навигатора обеспечит вам радушный прием на борту «Глории». — Он улыбнулся с проблеском тепла в темных, глубоко посаженных глазах. — Но придется вам кое-чем поступиться.

— Нам всем придется кое-чем поступиться, — сказал Брендон, глядя на Джепа. — Мы возьмем к себе ваших связников.

— Ваше величество! — Нг впервые при Осри проявила какие-то эмоции, и он весь напрягся. — Мы и так балансируем на лезвии ножа, — продолжала она, немного овладев собой, но все еще волнуясь. — Можем ли мы себе это позволить?

— А почему бы и нет? Что в этом такого страшного?

— Либо смерть, либо магистр Бластер нас поженит, — сказал Джеп Хуманополис.

— Именно так, синдик Хуманополис, — поддержал Брендон. — В первом случае нам терять нечего, во втором — это необходимый шаг.

Нг кивнула. Она осталась недовольна этим решением, но возражений Брендон не потерпел бы.

— Будет исполнено.

Осри без сил откинулся на спинку стула. Переговоры продолжались — теперь обсуждался вопрос об амнистии. Он принял решение и сыграл свою роль. Осри краем сознания отметил хорошую сторону — теперь о его повышении речи не будет и какое-то время он сможет спокойно преподавать.

5

Ваннис Сефи-Картано, вдовствующая супруга Эренарха Семиона лит-Аркада, шла между кивающих головками цветов по саду анклава. На руке у нее висела корзинка, куда она клала срезанные цветы.

Для постороннего взгляда она казалась полностью поглощенной своим занятием. Ваннис, даже размышляя о чем-то, никогда не забывала, что за ней могут наблюдать — это был один из первых уроков, внушенных ей в детстве.

Она еще раз окинула себя внутренним взором: платье, просто скроенное, но очень дорогое, ниспадающее изящными складками к обутым в сандалии ногам — его бледно-сиреневый цвет намекает на траур по Панарху Геласаару; волосы, уложенные короной и украшенные единственной ниткой жемчуга; безмятежно-спокойные движения свободных от колец рук.

Явные наблюдатели — это десантники, стоящие у всех входов анклава, а также чиновники, посыльные и титулованные просители, постоянно снующие по главной аллее, невидимым же соглядатаем может быть кто угодно. Не так давно она сама следила за анклавом из своей виллы по ту сторону озера.

Но сколько бы глаз ни смотрело на нее, они увидят только леди Ваннис, срезающую цветы, как она делает каждое «утро». А между тем ее ум за безмятежным фасадом усердно работает, выстраивая план кампании. Ее личной кампании, ведущейся чисто светскими средствами, — но цель ее не менее значительна, чем та, которая обсуждается теперь политическими и военными лидерами нового правительства.

Ваннис научилась перед выработкой всякого стратегического плана точно оценивать свои сильные и слабые стороны. Сейчас, наклоняясь над розовым кустом к единственному безупречному, скрытому листьями бутону, она привязывала стратегию к местности.

Теперь она живет в анклаве. Брендон сам пригласил ее, чтобы не ставить в ложное положение Фиэрин лит-Кендриан, которую взял под свою опеку. Прежде Ваннис в качестве супруги Эренарха возглавляла светскую жизнь при Артелионском дворе и теперь вновь заняла это положение, как будто никакой войны и не было. Жизнь здесь, на Аресе, так ненадежна, что Дулу, даже те, что потеряли свои семьи и состояния, охотно мирятся с этой иллюзией.

Прежний монастырский покой анклава сменился весельем — здесь постоянно что-то устраивается, и она — вдохновительница всех этих развлечений, затеваемых ради одного-единственного человека: Брендона Аркада.

Эта, открытая, часть ее кампании сочетала в себе негласное извинение и объяснение. Ваннис не ожидала, что Брендон его примет (хотя надежда умирает последней), и он пока его не принимал. Он был столь же учтив, столь же внимателен к мелочам их совместного быта, как если бы за ней вообще не было никаких проступков — и потому невозможно было понять его истинное отношение.

Ваннис выпрямилась. Сегодня она подбирала желтые розы, чья гамма разнилась от бледнейшей слоновой кости до цвета закатного солнца над Мандалой, и набрала уже достаточно для трех букетов.

Она изогнула запястье, и босуэлл послушно назвал ей время. Должно быть, они как раз начали.

Идя неспешным шагом по круговой дорожке, она, не замеченная никем, вошла в боковую дверь и села там в темноте, чтобы не освещать окно, выходящее в спортивный зал.

На этот раз там, помимо Брендона и Фиэрин, собралось около двадцати мужчин и женщин, от десантников до домашней обслуги. Они только что закончили серию разогревающих ритмических упражнений под строгим оком коренастой, жестколицей тренерши — мастера уланшу. Брендон в середине зала кружился волчком, рассекая воздух ударами рук и ног, как и все остальные.

Внутреннее зрение Ваннис продолжало работать, рассматривая с беспощадной ясностью ее почти театральное появление на политической арене. Несколько часов на Аресе продолжался бунт, разразившийся после того, как она обнародовала информацию о злодействах аль-Гессинав, Шривашти и Торигана. Бунт преследовал двойную цель: направить народный гнев в нужное русло и прикрыть побег рифтеров на «Телварне» — капитаном этого корабля была женщина, которую, как недавно обнаружила Ваннис, Брендон любил.

Его отчаяние и горе, которые он даже не пытался скрыть, когда все разъяснилось, слишком поздно сказали Ваннис о том, что этот ее ход он расценил как предательство.

Теперь, наблюдая за его потешными сражениями со смеющимися молодыми десантниками, она вспоминала разговор, в который вынудила его вступить на следующий день после событий. Возымев после бессонной ночи надежду убедить его в том, что ею тоже двигала любовь, она нарушила все законы дулусского этикета и заговорила с ним открыто.

«Ваша рифтерша сама хотела улететь, — сказала она. — Разве должарианцы способны испытывать любовь?»

«Должарианцы тоже люди, Ваннис, — не хуже и не лучше других». — Он сидел через комнату от нее, положив руки на подлокотники, с терпеливым, говорящем о крайнем физическом истощении лицом.

«Зачем Вийе было улетать, если она вас любит?»

«Она любит меня так, что готова пожертвовать жизнью, чтобы преподнести мне дар, достойный Панарха».

Ваннис уставилась на него саднящими от бессонницы глазами.

«Так вот чего она хочет? Стать Кириархеей?»

«Нет. Она любит меня, но не верит Панарху. Я поклялся доказать ей, что Панарх заслуживает ее доверия, а Брендон — любви».

«Но вы же понимаете, почему я сделала то, что сделала? — внезапно севшим голосом выговорила Ваннис. — Это было мое приношение вам...»

«Ваше приношение Панарху, достойное Кириархеи. Но ваши вчерашние действия не оставили места для дружбы и доверия — для человека, носящего этот титул».

...Ваннис закрыла глаза, подавляя эмоции, неизменно охватывающие ее от этих его слов. Брендон в спортзале боролся с противником намного выше и крупнее его. Оба ненадолго схватились, напрягшись в противостоянии сил, а затем другой с грохотом, который Ваннис скорее почувствовала, чем услышала, швырнул Брендона на мат. Но тот тут же вскочил и прыгнул на соперника, заставив его зашататься. Оба со смехом обменялись поклонами, и тренер, жестикулируя, обратилась к ним с краткой речью.

Еще несколько схваток — и вся группа приступила к ритуальным упражнениям, возвещающим о конце тренировки.

Ваннис со своей корзинкой вышла в холл. Двери спортзала открылись, и вышли Брендон с Фиэрин. Раскрасневшаяся Фиэрин улыбалась, сверкая глазами. Брендон тоже разрумянился, и его темные волосы увлажнились, но лицо не выражало ничего, помимо обычной учтивости.

— Хорошо потренировались, — сказала Фиэрин, обмахиваясь своими темными косами. — Она меня чуть не убила, а потом сказала, что я делаю успехи.

— Меня она тоже чуть не убила, а потом назвала ленивым, неуклюжим остолопом, — пожаловался Брендон.

— Завтрак через пятнадцать минут, — с улыбкой объявила Ваннис.

— Превосходно. — И Брендон с галантным жестом, извещающим, что он скоро присоединится к ним, отправился к себе.

Фиэрин серьезно взглянула на Ваннис серебристо-серыми глазами, поразительными на смуглом лице.

— Уроки уланшу вселяют уверенность. Наверное, это глупо, но мне кажется, что я тоже как-то готовлюсь к этой страшной атаке.

«Пройдут годы, прежде чем ты научишься защищаться по-настоящему, — подумала Ваннис. — Лучше полагаться на свой ум — и на карманный бластер». Но вслух она не сказала этого, а просто кивнула.

— Жаль, что я была так недальновидна, когда нам предлагали то же самое в школе. Там уланшу занимались только те, кто собирался поступать на Флот или просто любил силовые виды спорта. — Фиэрин сморщила нос. — Сегодня все были так собранны, как будто это им вот-вот понадобится. По-моему, они чувствуют то же, что и я.

— Вы действительно думаете, что нас ждет вторжение?

Фиэрин пожала плечами:

— Если наша атака на Пожиратель Солнц не удастся и должарианцы явятся сюда, они, наверное, просто бросят на нас астероид.

Она не поняла Ваннис — но это, пожалуй, и к лучшему.

— Либо это, либо их гипероружие станет достаточно мощным, чтобы уничтожить Арес из-за границы радиуса.

— Если он останется на месте, — с усмешкой возразила Фиэрин. — Но раз должарианцам известны наши координаты, его, конечно, куда-нибудь уберут.

— Куда же его можно убрать? Если мы не отобьем у врага Пожиратель Солнц, нам просто некуда будет деваться.

— Мы обязательно победим — иначе нельзя. — Фиэрин поработала пальцами и уронила руки. — Я сейчас вернусь к вам.

Когда Брендон вышел на террасу, где они обычно завтракали, Ваннис придавала окончательные штрихи своему букету. Они были одни — он не любил, когда вокруг толкутся слуги, поэтому все блюда стояли в подогреваемых контейнерах на буфете. Брендон налил себе кофе и взял чашку, рассеянно глядя на клубящуюся струйку пара.

Ваннис, встретившись с задумчивым взглядом его голубых глаз, вернулась к своей работе. Движения ее рук были точны и спокойны. Удостоверившись, что ее букет эстетически безупречен со всех сторон, она села напротив Брендона и тоже налила себе кофе.

— Фиэрин сейчас придет.

Брендон положил на стол листок бумаги. Ваннис и не глядя знала, что это расписание на сегодняшний день, составленное секретарем Брендона, дезриенским облатом Ки.

Брендон мог не читать расписание вслух — Ваннис помнила его наизусть. Переехав в анклав, она чуть ли не первым делом завязала дружеские отношения с обслуживающим персоналом. Одним из плодов ее терпеливых усилий с необщительным облатом было то, что каждый вечер она получала в точности такую же распечатку.

Поэтому она, вместо того чтобы слушать, наблюдала за Брендоном. При всем ее умении разбираться в мимике его маска была почти непроницаема — этого следовало ожидать от человека, чьи годы формирования прошли под надзором могущественного и враждебно настроенного старшего брата. Он читал быстро, с отсутствующими интонациями, показывающими, что мысли его заняты другим. Например, графиком политических встреч, которого Ки, вероятно, даже в глаза не видел.

Когда Брендон закончил, Ваннис казала:

— Из всего, на что разосланы приглашения от вашего имени, только обед и прием действительно требуют вашего присутствия. Хозяйские обязанности я могу взять на себя.

Он ответил благодарственным жестом, но взгляд его остался рассеянным. Думает, как бы поспеть в два места одновременно. Но ведь все флотские мероприятия планируются так, чтобы накладок не было. Какие-нибудь фракции, чье расписание не совпадает с флотским? Например, тот недавно прибывший рифтхавенский синдик, о котором Ваннис официально как бы не знает. Возможно.

— Если я опоздаю к обеду, скажите всем, что я загулял.

Это была шутка, и она улыбнулась — но заодно он напомнил ей об их совместном прошлом и об отчуждении, которое существовало между ними тогда.

— Верховная Фанесса это оценит, — подняв брови, ответила Ваннис.

Брендон внезапно рассмеялся, и его длинные пальцы сложились в жест фехтовальщика, признающего, что он задет. Вошла Фиэрин в платье огненного цвета.

— Я что-нибудь пропустила? — спросила она.

— Да вот Ваннис намекает, что Элоатри не прочь заложить за воротник.

Фиэрин поперхнулась только что налитым кофе, и на глазах у нее выступили слезы.

— Ну еще бы! Воображаю, какие оргии они устраивают в Обители с Себастьяном Омиловым — орды любовников, бочки спиртного...

— Метание пирожных с кремом... — взмахнув ложкой, подхватил Брендон. — Новинки секстехники прямо с Рифтхавена...

Брендон принялся развивать тему, заставляя Фиэрин изнемогать от смеха. Ваннис продолжала свой завтрак, слушая их краем уха. Смешливость Фиэрин явно доставляла ему удовольствие, и он забавлялся с ней, как с веселым щенком.

Делая вид, что разделяет их веселье, Ваннис планировала свой собственный день и прикидывала, кто из растущего с каждым днем ряда ее источников способен снабдить ее информацией, нужной для прокладки параллельного курса.

Поле битвы было назначено, и войска сходились. В кампаниях такого рода оружием служат слова и жесты — как можно более неопределенные, ибо враг не должен догадаться, куда они метят. Если поразмыслить об эффектах подобного метода, в нем можно найти некую зловещую элегантность.

Умея, в числе прочего, выбрать нужный момент, Ваннис уже произвела первый залп. Она лишь предложила новую тему для обсуждений в назначенный час на своем излюбленном театре военных действий — в Галерее Шепотов — и отошла в сторону, предоставив другим придать ускорение ее словесному гиперснаряду. Если она рассчитала правильно, «новости» скоро, не ведая, что творят, разнесут это по всему Аресу.

Она с улыбкой подлила себе кофе, продолжая размышлять.

В кампаниях такого рода оружием служат также и факты — и она готова пустить их в ход.

Вот они, эти факты:

Скоро намечается атака на Пожиратель Солнц, и станции грозит уничтожение.

У должарианцев скорее всего больше кораблей, чем у Флота, и их огневая мощь постоянно растет.

В их распоряжении находится станция, насчитывающая несколько миллионов лет и обладающая еще неисследованными ресурсами.

Таким образом, преимущество находится на стороне Должара.

— Мне надо бежать, — сказала вдруг Фиэрин, посмотрев на свой босуэлл. — Осри освобождается с дежурства через пятнадцать минут, а я обещала его встретить. — Бросив на стол салфетку, она поклонилась им обоим и поспешно направилась к станции транстуба.

— Вот союз, которого я никак не мог предвидеть, но если это продлится, то может пойти на благо и ему, и ей, — заметил Брендон.

Он очень редко высказывался при Ваннис на личные темы после того злосчастного разговора. Ваннис подумала, что это сказано не просто так, но не разгадала скрытого умысла. Если же сосредоточиться на тех двоих, о которых речь, то Осри известен своей бескомпромиссной честностью, а Фиэрин почти всю свою жизнь страдала от худших проявлений дулусского своекорыстия.

Еще факты: Брендон как Панарх постарается привлечь на свою сторону как можно больше союзников.

Он хочет спасти Пожиратель Солнц — якобы ради Себастьяна Омилова, рассматривающего станцию как бесценный артефакт, на самом же деле потому, что там находится его любимая женщина.

Эта женщина не принадлежит к его кругу — она рифтерша и должарианка.

— Это продлится, — сказала Ваннис. — С каждым днем они все больше верят друг в друга.

Заключительный факт: Флот должен отправиться к Пожирателю Солнц без Брендона.

* * *
Дерит Й'Мадок зевнула сквозь стиснутые зубы. Зевать открыто в переполненной капсуле транстуба значило в лучшем случае привлечь к себе неприязненные взоры, а в худшем могло дойти и до драки. Она слишком устала, чтобы терпеть первое или использовать последнее для репортажа.

Мигая покрасневшими глазами, она мечтала о горячем кафе. Еще две остановки. Капсула затормозила, и Дерит подавила вздох. Люди выходили и входили целую вечность.

Наконец раздался предупреждающий сигнал, продлевать остановку никто не захотел, и двери закрылись. Дерит с удовольствием испытала чувство ускорения. Теперь всего одна осталась.

На следующей станции в капсулу набилось еще больше народу. Дерит посмотрела на тела, отгораживающие ее от двери, наметила курс и при торможении крикнула:

— Выхожу!

Почти все расступались охотно, радуясь случаю занять побольше места. Даже двое Дулу, окруженные невидимой, но узнаваемой аурой, несмотря на такую же, как у всех, рабочую одежду, посторонились, не ожидая, что мир будет вращаться вокруг них.

Со вздохом облегчения, перешедшим в неудержимый зевок, Дерит выскочила на платформу и через очередь ожидающих посадки пробралась к лифту.

Он был не так набит, как капсула, но останавливался на каждом уровне, пока наконец не добрался до ее этажа. Зато коридор был практически пуст. Дерит пошла по нему, борясь с очередным позывом зевоты. Из решеток тианьги на нее веяло прохладным, отдающим антисептическими средствами воздухом. Она остановилась и подышала, надеясь, что холодок ее взбодрит. Скоро коридор наполнится людьми, спешащими на работу, и дышать станет нечем. На Аресе чересчур много народу — системы его жизнеобеспечения на это не рассчитаны.

«Ничего, это ненадолго», — мрачно подумала Дерит, приложив ладонь к двери в студию 25-го канала новостей. При мысли о скором решающем наступлении на должарских завоевателей и их союзников-рифтеров у нее внутри все сжалось.

Но это произойдет еще не завтра — с чего же напарник не дал ей выспаться, да еще в выходной?

Дверь открылась, и она вошла в кабинет, который делила со своим бывшим соперником, а ныне напарником Ником Кормораном. Он опередил ее и уже сидел за пультом, чему удивляться не приходилось. Его курносый профиль был обращен в сторону застывшей картинки — изображенная там модель имела на шее кулон, куда вместо драгоценного был вставлен большой, серый, маслянистый на вид камень.

Это Ник настоял, чтобы они спали, не снимая босуэллов, хотя все политические кризисы как будто уже разрешились. В прошлые недели казалось, что между различными фракциями вот-вот вспыхнет собственная война, но все уладилось, и новый Панарх укреплял свою власть. Что же еще стряслось?

— Что слышно? — ворчливо осведомилась Дерит. — Эсабиан Должарский запросил мира? Или рифтеры подняли восстание? Дело должно быть никак не мельче, чтобы оправдать твой вызов в неурочное время после каких-нибудь трех часов сна — иначе Хомски сообщит, что у нашей двери нашли твой обезображенный труп!

Ник поднял голову, и шок повысил Дерит адреналин получше самого крепкого кафа. Круглая херувимская рожица Ника осунулась, под приветливыми карими глазами легли темные круги. Дерит с опозданием заметила, что рубашка и брюки на нем те же самые, что вчера: он вообще не ложился.

Дерит плюхнулась на свой стул, глядя на него во все глаза. Ник с кривой усмешкой подвинул ей термос:

— Пользуйся — свежий и крепкий.

Дверь зашипела, и вошли двое их операторов.

— Что за спешка, Ник? Сенсация? — осведомилась Тови шо-Калаф, картинно падая на стул.

Юмек Уба прошел к своему пульту и включил его, а потом молча закатил глаза, глядя на Дерит.

Она улыбнулась ему поверх кружки.

— Подождем, пока все не соберутся, — сказал Ник, глядя на слезообразный камень у себя на экране.

Стоп-кадр пришел в движение, и грани камня засверкали всеми цветами радуги, бросая блики на кожу модели. Память что-то подсказывала Дерит, но недостаточно внятно.

Из-за непривычной для него угрюмости Ник казался другим человеком. Одной из причин его успеха на поприще новостей была его обезоруживающая внешность. Маленький, круглый, вечно юный, с приятным тенорком, Ник никому не внушал опасений. Но за этим мальчишеским личиком скрывался острый ум, наделенный способностью вылущивать скрытые мотивы и намерения из совершенно безобидных, казалось бы, интервью. Этот талант прославил его в Реджинальском Облаке, где конкуренция была очень велика, а вместе с Дерит они и на Аресе добились наивысшего рейтинга.

В Дерит, несмотря на усталость, зашевелилось знакомое волнение. Ник напал на какую-то жилу — а «новости» только ради этого и живут.

Вошли гурьбой их остальные пульт-жокеи. Ник быстро утихомирил их и спросил, указав на экран:

— Знакома кому-нибудь эта вещь?

— Да, — отозвалась Лиэт Имза, самая молодая сотрудница 25-го канала. — Моим первым заданием был обзор Аркадской Сокровищницы в Мандале. Эту штуку легко запомнить — она называется Камень Прометея, а нашли его на разбитом инопланетном корабле в Облаке Ндигве Оорт четыреста пятьдесят лет назад. Происхождение его неизвестно, как и то, кто его создал. Леди Спенгюль, Демархея Облака Бистани, передала его Панарху Анатинусу при подписании Вионьского Договора в 559 году.

На середине рассказал Лиэт Дерит наконец вспомнила.

— И сейчас он здесь, на Аресе. По крайней мере был. Панарх подарил его рифтерам с «Телварны», так ведь?

— Их капитану, — уточнил Ник, повернувшись лицом к остальным. — А она не только рифтер, но и должарианка. Эта аномалия так и не получила объяснения.

— Тут все ясно, — возразила Дерит. — Та блондиночка, техник контроля повреждений, нам все рассказала. Панарх — тогда еще Крисарх — пообещал им солидный выкуп, если они доставят его в Мандалу. Они доставили, и он позволил им взять сокровища. Сказал, что выкупит их назад, как только сможет. Не вижу здесь никакой аномалии.

— Марим сказала, что камень он подарил капитану, — поправил Ник.

— Я наблюдала за ней после интервью, — засмеялась Лиэт Имза. — Судя по тому, что я слышала, на слова Марим не очень-то стоит полагаться.

— Точно. — Тови зевнула, опершись подбородком на руку. — И потом, надо же ему было как-то выбраться с планеты, раз Эсабиан заявился туда до него. Больше похоже на взятку, чем на подарок.

Ник, переждав смешки и ухмылки, сказал:

— Допустим. Но вот он выбрался с планеты и попал на Арес. Почему же он не выкупил у них сокровища?

— Может, ждал, когда рифтеры снова станут свободны. Чтобы не выглядело так, будто он принуждает к чему-то людей, спасших ему жизнь. Ведь 99-й, кажется, упоминал о том, что сокровища временно поместили в Депозитарий?

— Верно, — кивнул Ник. — Но наш Омплари малость порылся в файлах депозитария.

— Информацию о хранящихся там предметах получить довольно легко, — зевнув во весь рот, подтвердил программист. — Их больше волнует физическая безопасность. Я проверил инвентарную опись сокровищ Мандалы — Камня Прометея там нет.

Последовало молчание.

— Вспомним другие аномалии, — снова заговорил Ник. — Когда они прибыли сюда, рифтеров поместили в Пятый Блок, но двоих Панарх взял к себе в анклав — одного поваром, другого телохранителем. Потом они все, похоже, отправились в какую-то миссию на борту «Грозного» — по крайней мере «Телварна» отсутствовала во время экспедиции по спасению старого Панарха, а вернулась долгое время спустя после прибытия «Грозного». Мы знаем только, что это имело какое-то отношение к Пожирателю Солнц, поскольку Омилов, Явный Прерогат, помогавший Панарху взойти на трон, летал с ними.

Дерит встрепенулась — одни фрагменты информации совпадали с другими.

— Вот что еще странно: Омилов, по слухам, впал в немилость.

— Я к этому и веду, — улыбнулся Ник.

— Это скорее по части 99-го, — ухмыльнулась Тови.

— Да уж, — буркнул Юмек. — Они все время таскаются хвостом за Дулу — кому и знать, как не им.

— Так или этак, — вставил Ник, — Панарх, хоть и поместил рифтерского капитана под стражу, открыл ей довольно глубокие уровни Арес-Нета. Она была в числе программистов, раскрывших дело Кендриана и заодно разоблачивших его злейших врагов.

— А потом он отправляет ее и всю команду в оплаченный отпуск на Рейд, где Фазо укрывает их после бунта, — хмыкнула Тови. — Ничего себе награда за избавление от Гештар аль-Гессинав и двух злоумышленников-архонов! — Она прошла к автомату и налила себе кружку кафа. — Говорят, она оправдывает свое содержание, прощупывая новоприбывших с помощью своей темпатии.

— Угу, — саркастически протянул Ник. — Это была изюминка в репортаже 99-го канала. Плюс туманные намеки на то, что ее изолировали, чтобы она не откопала в Сети еще чего-нибудь. Все предельно ясно. Настолько ясно, что 99-й не позаботился проверить.

— Но на Аресе их нет, — возразила Дерит. — В досье каждого из них значится «Переведен в Центр по приему беженцев». Давай, Ник, выкладывай, в чем дело.

— Мой контакт на Рейде — тот, который дал мне Иксван во время тамошней чистки, — произвел проверку. На Рейде никого из них нет. — Ник развалился в кресле и сложил руки на груди, многозначительно глядя на остальных. — Они все исчезли.

— Гм-м. Интересно, — проворчал Юмек — Кстати, келлийскую троицу Портус-Дартинус-Атос, официального посла на Аресе, после бунта тоже никто не видел.

— Ты думаешь, им поручили еще одно задание? — спросила Дерит. — Вроде первого? Тогда келли тоже летали с ними, я помню.

— Зачем тогда на этот раз так тщательно запутывать следы? — спросил в свою очередь Ник. — В прошлый раз Флот просто молчал, пока мы не обнаружили, что «Телварны» нет, а после отказался это комментировать. То же самое было после их возвращения.

— Может, они решили, что так будет проще, — предположила Дерит.

— Я мог бы с этим согласиться, если бы не один факт. Один из дружков-собутыльников Марим говорит, что она обмолвилась о каком-то эксперименте.

Дерит напряглась: Ник действительно напал на что-то из ряда вон.

— Эксперимент? Значит, тут замешан Омилов?

— Рифтеры исчезли, а он попал в немилость, — усмехнулся Ник.

— Нам это как нельзя более кстати, — оживилась Дерит — всю ее усталость как рукой сняло. — По аль-Гессинав мы почти всю грязь уже разгребли. — Она посмотрела на Омплари, и он скривился.

Их лучший программист в последнее время стал слишком часто принимать мозгосос, чтобы проникнуть в еще более глубокие уровни ДатаНета. Там еще сказывались результаты усилий аль-Гессинав — она была главой Инфонетики, пока на процессе Кендриана не раскрылось, что она предала Панархию, сообщив координаты Пожирателя Солнц Должару.

— Мы сделали все, что могли, — сказал Ник. — Что теперь предпримем?

— Взорвем бомбу? — Тови потерла руки. — Баллы гарантированы.

— Рано, — возразила Дерит. — Это заставит замкнуться всех, кто может нам что-то сказать. Со взрывом мы всегда успеем, если надо будет. Начнем пока раскопки в Нете. Мог, — обратилась она к Омплари, — ты по уши врылся в аль-гессинавское дерьмо. Хочешь переключиться? Ты заслужил право выбирать.

К ее удивлению, он потряс головой:

— Нет, пожалуй, останусь при своем. Теперь там редко что-то попадается, зато уж если попадется, то настоящий перл.

— А все, что касается аль-Гессинав, еще лет сто будет приносить нам верные баллы, — добавил Ник.

— Тебе виднее, — пожал плечами Омплари. — Что касается меня, то я ее запах знаю теперь лучше некуда. Похоже, она свои бомбы заложила по всему Нету, достаточно глубоко, чтобы выворотить давно погребенные кости. Мне надо только включить взрыватели — и чтобы меня при этом самого не выследили.

— Кто знает, что тогда всплывет наверх, — присвистнул Ник.

— Для нас главное — выловить это первыми, — сказала Дерит Но Ник, не слушая ее, с беспокойством смотрел на Омплари

— Насколько эти бомбы страшны?

— Не могу сказать точно. После некоторых останутся довольно большие дыры. Да ты не бойся, — засмеялся программист. — В экологических узлах я копаться не стану.

— Если ты взорвешь что-то в пространстве Флота, тебя все равно могут отправить подышать вакуумом — а заодно и всех нас. — В голосе Ника появился холодок. — Поэтому не включай никаких взрывателей, не посоветовавшись со мной. Мы должны быть уверены, что рисковать стоит.

Омплари, посерьезнев, кивнул.

Стараясь разрядить возникшее напряжение, Дерит обратилась к Нику, Тови, Лиэт и другим, которые временами, надев айны на лоб, специализировались на интервью:

— Ну а что же наши глаза? Примемся за Дулу?

Ник кивнул, и всем полегчало.

— О наших раскопках знают. Есть признаки, что Хомски на своем 99-м готовит нечто новенькое, чтобы отвлечь внимание на себя.

— Ладно, начнем нагнетать давление, — усмехнулась Дерит. — Может, кто-то сочтет выгодным для себя побеседовать с нами откровенно.

6

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
— Мы не можем ждать, когда эйя проснутся. Наши хозяева начинают проявлять признаки опасного нетерпения, — сказала Вийя.

— Скажи им, что ты еще не готова, — настаивал Жаим.

В нем чувствовалось еще большее, чем обычно, желание защитить ее, но темная давящая эманация Пожирателя Солнц не оставляла Вийе сил это исследовать. Чтобы обрести твердость, она сосредоточилась на чисто физических деталях их маленькой душноватой комнаты, где толстый слой серой краски не до конца заглушал красное свечение странно шероховатых стен.

— Уж лучше я пойду сама, чем меня потащат волоком. Весы качнутся в нашу сторону лишь в том случае, если у нас появится что-то для обмена. — Но все остальные продолжали испытывать сомнения и страх. Оно и понятно — она чувствовала то же самое. На Пожирателе Солнц уже погибло несколько темпатов, а Норио был не менее силен, чем она до встречи с эйя.

В синих глазахИварда читалось волнение.

— Наверное, пора попробовать. Возможно, другие темпаты слишком напрягались и слишком спешили.

Локри, нахмурившись, показал глазами в сторону пульта.

— Физически от их транквилизаторов ты оправилась, — сказал Монтроз, — так что можешь поступать, как считаешь нужным. Только осторожно.

— Об этом меня не надо просить. — Вийя улыбнулась, стараясь вдохнуть в них уверенность. — Я намерена дожить до своей награды. Он идет сюда, — добавила она, чувствуя колеблющий нервы резонанс секретаря Эсабиана.

Несколько секунд спустя дверь раскрылась с мокрым чмоканьем, и вошел Барродах. Щека у него подергивалась, Вийя сжала зубы от наплыва страдальческих ощущений. Как он выдерживает такую жизнь?

Вийя, молча поднявшись с койки, вышла из комнаты вместе с ним. Он вызвал транспорт, и они все так же молча поехали к Палате Хроноса. Вийю молчание устраивало, и она пыталась разобраться в эмоциях встречавшихся им людей, несмотря на вызываемую этим дурноту. Ничего, что знание достается болезненно — оно может спасти ей жизнь, если придется столкнуться с этими людьми в открытую, а столкновения, по всей вероятности, не избежать.

К ее удивлению, они остановились, не доезжая Палаты Хроноса, и пошли пешком по длинному извилистому коридору, где Моррийон вступил в тот странный разговор с ней. Возможно, сложная механика небезопасна во время темпатических попыток: Вийя видела кадры с проявлениями телекинеза во время опыта первого темпата.

Других ей не показывали. Лисантера поразило ее замечание о том, что ей смотреть эти эксперименты на видео — все равно что ему смотреть их без звука; он, как ни странно, не разделял нервозности, которую темпаты вызывают у большинства людей.

В палате ее ждал еще один сюрприз: ни Анариса, ни Моррийона там не оказалось. Но Лисантер не дал ей обдумать значение этого факта.

— Капитан Вийя, вы как раз вовремя!

— Благодарите за это Барродаха. — Лисантер помимо воли нравился ей — он был одним из немногих на Пожирателе Солнц, чье присутствие не вызывало у нее неприятных ощущений. Но и он мог в скором времени стать ее врагом — поэтому она держалась с ним вежливо, но и только. С проблеском чего-то, напоминающего юмор, она осознавала, что заняла по отношению к нему чисто дулусскую позицию.

— Ну что ж, приступим. — Ученый указал на дипластовый экран, преграждающий доступ к Трону Хроноса. — Подходите к нему так, как считаете нужным. Если предыдущие попытки смогут служить индикатором, вы раньше нас поймете, правильный курс избрали или нет.

От Барродаха шли токи человека, ожидающего самого худшего, с легким подтекстом какого-то яркого зрительного образа, памятного ему. Может быть, он вспоминает кадры смерти Норио? Понимает ли бори, за какую цену можно продать запись о гибели Норио? У покойного темпата было много врагов. Почти столько же, сколько у Хрима.

Отогнав от себя воспоминания, она зашла за экран и медленно двинулась к высокому сталагмитическому наросту, где лежало Сердце Хроноса. Сейчас она увидит сферу впервые после того, как лишилась ее у Гиффуса Шнуркеля на Рифтхавене, — а за прошедшие с тех пор месяцы она узнала от эйя много нового. Возможно, поэтому ее эмоции струятся так легко и на краю сознания играют образы вперемешку с музыкой.

Вийя остановилась у самого Трона и склонила голову набок, прислушиваясь. Голоса? Нет — и не воспоминания, и не восприятие эмоций, и не мысли. Для этого нет слов, нет даже понятий — только тьма и свет, приближение и удаление, верх и низ, шершавое (гладкое, красное) зеленое...

Мир на мгновение превратился в синестезичсскую мозаику, и Вийя по привычке потянулась к эйя, но не нашла их. Но тройное голубое сияние ворвалось в ее мозг, неся чувство уверенности. Светящиеся красные стены и плавные органические линии зала вернулись на свое место.

Вийя переступила через незримую границу, и безошибочно узнанная метка Сердца Хроноса обожгла ее. Она была сильнее, чем когда-либо в прошлом, и мир снова распался.

После неизмеримого периода времени окружающее, опираясь на голубое сияние келли, снова восстановилось, и Вийя стала подниматься вверх по Трону, который становился все круче. Казалось, будто его субстанция, гладкая на вид, цепляется за подошвы ее сапог. Вийя не могла думать об этом сооружении как о машине, хотя Лисантер называл его именно так.

Она взошла на вершину, и ее память стала походить на плохую видеозапись. А может, она телепортировалась? Вийя потрясла головой, пытаясь избавиться от чуши, которая туда лезла. Сердце Хроноса лежало в середине низкого полукруглого выступа, действительно напоминающего спинку трона. Вийя увидела в сфере свое искривленное отражение, и на миг ей стало смешно. Она выглядела точно так же, как себя чувствовала, — голова у нее пухла от гнетущей станционной ауры.

Медленно, почти как под водой, Вийя опустила руку и осторожно коснулась пальцами Сердца.

Время остановилось.

В миг, что был длиннее всей ее предыдущей жизни, ее сознание, летя по внезапно открывшимся ходам, охватило всю станцию. Многообразные эмоции ее обитателей составляли ошеломляющую смесь: темная горделивая властность господ, яркие огоньки команды «Телварны», чуждая сложность келли и над всем этим — всепроникающий страх, лежащий в основе всех должарских амбиций.

И еще злоба. Вийя в испуге шарахнулась от сгустка тьмы, где словно скрывались чьи-то глаза, но тут ее с неодолимой силой потянуло к себе Сердце Хроноса, где таилось то, чего она не понимала и чему не могла противостоять.

Собрав то, что осталось от ее воли, она отвела руки от сферы. Едва удерживаясь на краю бездны, она увидела спасение в поднимающейся вокруг тихой тьме. Вийя повернулась, села, прислонившись к спинке Трона, и благодарно погрузилась в забытье.

* * *
Тат Омбрик снова взглянула на хроно, и все ее внутренности сжались в тугой комок. Где-то в это время новая темпатка должна произвести свой опыт в Палате Хроноса.

Сделав перерыв в работе, она подняла голову. Двух приспешников Барродаха нигде не было видно. Тат скорчила презрительную гримасу: Фазарган с Низерианом не иначе как укрылись в бронированной туалетной комнате, которую соорудили будто бы для Лисантера, — но он ею никогда не пользуется. Она чуть не хихикнула, несмотря на серьезность момента. Теперь их хоть можно будет терпеть рядом с собой. Низериан старался посещать как душ, так и туалет, как можно реже.

Она видела, что все ее коллеги-бори вокруг тоже останавливают работу, и дискриминатор ее узла оповещал о том же. Тат приготовилась к худшему. В зале настала полная тишина — даже шелест кондиционеров смолк. Казалось, что весь компьютерный центр затаил дыхание.

Затем воздух дрогнул, и колебания стали быстро нарастать.

«Это хуже всего», — думала Тат, вцепившись в край пульта и зажмурив глаза. Вот так же начиналось единственное пережитое ею землетрясение, с той же жуткой нарастающей силой. Но здесь все происходило несколько по-другому — ей все время представлялся гигантский зверь, напрягающий мускулы, чтобы стряхнуть с себя надоевших ему клещей.

Стонущий звук соответствовал этому образу, хотя происходил, конечно, от напряжения, испытываемого материалом станции.

Это продолжалось целую вечность. С треском лопнула опора одного электронного блока, прогнулся потолок, вихрем завертелись бумаги и чипы, и кто-то завопил в ужасе, когда на стене появилось отсутствовавшее прежде вздутие и вскрылось с громким чмоканьем. Затем все прекратилось. Еще миг никто не смел шевельнуться и вымолвить слово. Тат и ее сосед только обменялись полными восхищения взглядами.

— За работу, Татриман, — донеслось с того конца прохода. Главная надзирательница Барродаха приступила к своим обязанностям. Уверенная осанка, с которой держалась Фазарган, противоречила напряжению всего ее тела.

Тат, сжав губы, повиновалась. Она ненавидела должарскую привычку называть бори полными именами: так только непослушным детям выговаривают.

Но она промолчала и стала собирать чипы, разбросанные по пульту. Это простое занятие успокаивало ее, и сердце билось уже не так сильно. Ярлычки чипов поблескивали в естественном освещении — оно в сочетании с многочисленными стазисными заслонками заставляло компьютерный зал выглядеть одним из самых безопасных мест на всей станции.

«Алгоритм Алуэтга расчета напряжений n-мерных целочисленных полей».

Как будто она снова на «Самеди», чей престарелый компьютер никогда не удавалось очистить до конца. Для самых важных программ приходилось пользоваться чипами, доступными только считыванию, — иначе они съедались вирусными кодами, накопившимися за четыреста лет эксплуатации.

«Справочник по морфологическим константам».

Здесь, на Пожирателе Солнц, помехой служит не возраст, а постоянная война катеннахов — специалистов низшего разряда тоже, — чрезвычайно засоряющая компьютер. Почему Лисантер, сам незаурядный программист, с этим мирится?

«Гиперсито Огельсона».

Тат, помедлив, улыбнулась про себя. Она работала в тесном контакте со специалистом по Уру, хотя ни на грош ему не доверяла. Ради своего синтеза он пойдет на что угодно. Однако он давал ей любые алгоритмы, о которых она просила, и принимал ее объяснения без всяких придирок. Низериану она сказала, что гиперсито ей требуется для распределения некоторых образов, которые ока видела на квантовых блоках, и даже создала с его помощью несколько функциональных структур. Но в тщательно расчищенном потайном пространстве она использовала сито для его истинной цели, а именно для криптографии.

Приведя чипы в порядок, она повернулась к пульту. К ее удивлению, включенные ею дискриминаторы образов показали странный двойной образец, возникший во время эксперимента темпатки. Одна его половина сразу же отмерла, другая еще держалась, хотя была очень близка к шумовому уровню. Пока Тат пыталась разглядеть ее, нейраймай оповестил о том, что этот образец представляет собой трансформацию тех, что наблюдались при прошлых попытках, — это сложная гармоника, основанная на простых числах.

Тат чуть не засмеялась вслух. Ее «темпкод», использующий адаптивный алгоритм Огельсона, наконец принес результаты. Но что они значат? С сожалением она поняла, что расшифровку придется отложить: Лисантер, конечно, потребует от нее анализа, и лучше всего взяться за это незамедлительно. Тат принялась за работу, ушла в нее целиком и удивилась, когда смена кончилась и явилась новая команда.

Когда Тат поднялась, уступая место сменщику, он быстро стрельнул глазами в обе стороны, не поворачивая головы, Тат посмотрела на его руки, и он просемафорил. «Перемены. Новые туннели».

Он сел на рабочее место, не глядя на Тат, и она поняла, что за ними наблюдают.

Она доделала то немногое, что требовалось в конце работы, и вышла.

Встретив в коридоре одного из своих приятелей, она просигналила ему: «Темпатка?»

«Жива», — ответил Лон.

Тат порадовалась этому. Она не знала этих рифтеров — они вполне могли оказаться такими же подонками, как ее былые товарищи с «Самеди», и все-таки рифтеры есть рифтеры. Она хотела, чтобы победа осталась за ними.

И непохоже, что они подонки. К ним назначили Лара — везение, которым, Тат это знала, они были обязаны Моррийону. Непонятно только, зачем это ему нужно.

Впрочем, Тат это пока что не беспокоило. Моррийон все равно не сможет покинуть станцию раньше, чем это сделает она, а ее главная цель — выбраться отсюда, и побыстрее.

В комнатушке, которую она делила с двоюродными братьями, Тат отстегнула от пояса планшетку и пересчитала остаток своего заработка. Если не тратить лишнего, до следующей получки можно дожить без проблем.

Она бывала на людях не для того, чтобы играть в азартные или, как выражались должарианцы, в «настольные» игры, а чтобы послушать, о чем говорят, но без расходов такие выходы все равно не обходились.

Коридоры, в которые она боязливо вглядывалась по пути в рекреацию, как будто не изменились — но, кажется, свет горит не так ярко?

Ей вдруг очень захотелось увидеть настоящий солнечный свет — хотя бы отраженный космосом — вместо этого искусственного, желтого и никогда не гаснущего. Даже «естественный» свет в центре недостаточно хорош, да и нельзя круглые сутки проводить на работе, даже если захочешь, а ей этого не хочется. Уж слишком силен там надзор ставленников Барродаха.

Рекреационную перемены тоже не затронули. Две стазисные заслонки удерживали дверь открытой, и валик вокруг нее напоминал Тат губы, распяленные стальными стержнями. Поморщившись, она шмыгнула внутрь.

Там все выглядело нормально. На одной стороне комнаты за столами и пультами тихо переговаривались бори, на другой, где было больше заслонок, гомонили рабочие-должарианцы.

Участок задней стены медленно вздувался и опадал, словно за ней что-то дышало. Здесь собирались работники самого низкого ранга, и, конечно, тут же на корточках с блаженной улыбкой сидел Дем.

Тат бросилась к нему и тронула за руку.

Он открыл глаза и сказал счастливым голосом:

— Тат. — Дем всегда был счастлив, пока начальство к нему не цеплялось.

Тат поцеловала его и увела от дышащей стены. Неужели он не чувствует опасности?

Со вздохом она усадила его играть, и скоро он уже с удовольствием смотрел на картинки, она же играла за них обоих, прислушиваясь к разговорам вокруг.

Около часа спустя пальцы Лара взъерошили ей волосы и погладили затылок. Подняв глаза, она увидела, как приподнялись его тонкие выразительные брови, и сердце у нее забилось чаще. Что-то случилось, и Лар едва сдерживал волнение.

— Татриман! — позвал кто-то. Тат, круто обернувшись, с облегчением узнала Леннорах, свою сотрудницу по информцентру. Рядом с ней стоял красивый бори, которого Тат тоже знала в лицо и который иногда подавал ей предупреждающие знаки.

— Это Ромарнан, — представила его Леннорах. — Работает в команде жизнеобеспечения.

— Как там сегодня — очень худо? — спросил Лар.

— Могло быть и хуже, — вздохнул Ромарнан. — Всего несколько прорывов — не то опять заставили бы работать двойную смену.

Все четверо быстро огляделись, чтобы проверить, не подслушивают ли их. Тат вспомнила, что тому, кто жалуется на двойные смены, могут урезать зарплату. А некоторые надзиратели даже упоминание о сверхурочной работе могут счесть жалобой.

Но разговор вокруг них не прерывался, и они, успокоившись, заняли столик. Дем продолжал смотреть картинки на пульте.

— Новые туннели открылись, — тихо произнес Ромарнан, пока Тат тасовала карты. — В следующую смену их нанесут на план, а потом мы проведем туда освещение.

— Тем хуже для Дельмантиаса, — скривилась Леннорах. — Понадобятся новые стазисные заслонки, а Лисантеру техника нужна для компьютеров и квантовых блоков.

За пару столов от них появился новый игрок, и они замолчали. Тат видела его в кабинете у Барродаха, когда ходила туда налаживать пульт. Она сделала другим знак «шпики», и с этого момента они говорили только о картах. Тат старалась не выигрывать и не проигрывать слишком много. Она доверяла Леннорах, и Ромарнан ей тоже нравился — но он мог сказать что-то, не подумав, и это объясняло его низкий статус. Так или иначе, она не хотела напоминать другим бори, что почти всю свою жизнь пробыла рифтером. Так для всех спокойнее.

Случился только один напряженный момент, когда явился посыльный от господ, но несчастный, которого он вызвал, не был знаком ни Тат, ни Лару, и разговоры тут же возобновились.

В свою комнату Тат и Лар вошли первые. Все как будто в норме — размеры помещения изменились, но кровать и разнокалиберные шкафчики остались на месте.

Они проводили Дема в туалет. Он не понимал, что они его охраняют, — и хорошо, что не понимал. Когда он отправился в душ, Тат заняла его место — ее мочевой пузырь готов был лопнуть.

Лар держал ее за руку, и его пожатие стало сильнее, когда пол под ними слегка заколебался. Затем они поменялись местами. Дем к тому времени уже улегся в постель, и они пошли в душ вместе.

— Дем нашел настоящий клад, — сказал Лар под шум льющейся воды.

— Что такое? — воскликнула Тат. Значит, вот почему Лар так взволнован?

— Ур-плоды, — шепнул Лар ей на ухо. Они не думали, что их комната прослушивается, но как знать? — Нового вида — галлюциногенные. Дем нашел их по запаху, а Манримак, его начальник, припрятал. Мы получим свою долю от продажи.

Тат промолчала, потому что таймер выключил воду. Наскоро вытершись, они юркнули в постель, где свернулись в клубок вместе с Демом, который уже спал, и быстро согрелись.

Лар рассеянно поглаживал ей живот, и Тат, несмотря на усталость, начинала чувствовать возбуждение.

— У меня новые обязанности, — тихо произнес он. — Теперь я сам буду доставлять рифтерам еду.

— Это еще почему?

— Монтроз, их кок, хотел взять продукты со своего корабля. Этого им, конечно, не позволили, но выделили паек с господской кухни, и получать его буду я.

— Чтобы больше никому не досталось? — удрученно вздохнула Тат. — Это, конечно, Барродах придумал. — В бессмысленной принудиловке, при которой рабочих каждый день кормили одним и тем же, никакой нужны не было. Если должарианцы сами не умели настроить кухонную автоматику, то могли взять кухню с любого захваченного ими корабля. Даже на самом бедном рифтерском судне имелись автоматы с замороженными продуктами, из которых можно было составить хотя бы несколько блюд, а корабли побольше обладали обширными морозильниками, которые и на станции ничто не мешало установить. У господ-то, конечно, есть такие. — Зато ур-плоды на вкус делаются все лучше и лучше, даже если дорогие не брать, — заметила Тат.

— Сказала бы уж — наркотические. Мои рифтеры не понимают, как мы можем их есть.

— Даже темпатка?

— Насчет нее не знаю. Наверное.

— Думаешь, ей что-то такое известно?

Тат почувствовала, как Лар мотнул головой.

— Слишком рано судить об этом. Но знаешь что? Я не совсем уверен, но кажется, третья смена в рециркуляторе скармливает стенам конфискованные продукты — может, теперь растительность станет безопаснее.

Тат вздохнула. Еще один повод для беспокойства. Иногда ей самой хотелось перейти в третью смену, хотя это значило работать под прицелом тарканцев. В это время Барродах, Лисантер и прочее начальство спит.

В первую, пожалуй, всё-таки лучше, хотя она длиннее: Барродах уже давно прибавил к ней один час от рекреационного времени и один от сна. Сам он, видимо, работает и в рекреационные часы, потому-то и ввел эти правила насчет жалоб.

Тат слышала также, что наследник, Анарис, блуждает по коридорам во время третьей смены. Ему-то что — он может спать когда и сколько захочет.

Это напомнило Тат о новой опасности, и она вздохнула.

— Что с тобой? — Пальцы Лара замерли.

— Не останавливайся, — шепнула Тат, прижавшись к нему покрепче. — Разве ты не чувствуешь, как возбуждены солдаты из рабочих команд?

Лар в ответ тоже вздохнул.

— Я слышал разговоры на кухне. Приближается этот их Каруш-на Рахали, да? Но на «Самеди» Моррийон сказал, что нам опасаться нечего.

— Со стороны господ. А работяги — кто их знает? Мы должны делать то же, что и другие бори.

Мягкие волосы Лара пощекотали Тат ухо.

— Ну и жизнь у них — даже не потрахаешься.

— Во время своего Каруша они трахаются почем зря, иначе мы бы не боялись.

Лар подсунул под нее руку, и его дыхание участилось.

— Да разве это удовольствие? Это война какая-то.

У Тат вырвался смешок.

* * *
Ивард все больше времени уделял сну — больше здесь заняться было нечем, кроме уланшу, а их комната была слишком тесна для полной серии упражнений. Поначалу эманация станции, казалось, усиливала его способность программировать сны, где он сливался с Единством в бессловесной общности восприятий. В этих снах он вспоминал то, чего никогда не видел: теплую влажность насыщенного ароматами мира келли, ледяную планету эйя, которая так странно резонировала с воспоминаниями Вийи о мрачном Должаре.

С тех пор, как он наконец увидел Анариса наяву, ему больше не снились ни он, ни нож, ни кровь. Каким бы кратким ни было их знакомство до того, как тарканцы начали стрелять в них усыпляющими пулями, оно разрядило кошмары, мучившие Иварда на Аресе.

Но теперь в его мозгу поселилось другое наваждение, оттесняющее память келлийского архона. Огромные каменные головы на горе Святой Троицы внезапно сменялись красноватой мглой, где Ивард блуждал некоторое время. Потом он оказывался в комнате с красными стенами, где не было ничего, кроме всепроникающего ужаса. Ивард ничего не видел, но чувствовал, как растет вокруг него громадный, неутолимый голод, отрезающий его от остального Единства. Острые уколы эмоций — похоть, раскаяние, смущение и другие, еще болезненнее — тыкались в края его сознания, а затем позади с беззвучным грохотом распахивалась дверь, и в нее лилось желтое зарево...

* * *

Крик вырвал Седри из ее рабочего транса. Она оглянулась на Иварда — он сидел на своей койке весь белый, еще не оправившись от очередного кошмара. Люцифер рядом с ним протестующе зарычал.

— Опять сон? — спросил Монтроз. Не дожидаясь ответа, он отложил книгу и подошел к парню. Марим оторвалась на миг от игрового пульта, который им поставили накануне, скорчила гримасу и вернулась к игре.

— Да. Все то же самое, — кивнул Ивард. Он явно не хотел больше ничего говорить, и Седри это устраивало. «Что-то голодное», — сказал он как-то раз, и Седри содрогнулась. Не очень-то приятно было слышать такое внутри инопланетной конструкции, вызывающей невольные пищеварительные ассоциации.

Интересно, влияют ли его сны на других членов Единства? Иногда она почти сожалела о том, что не входит в это межличностное сообщество, но сейчас сожалений не испытывала. Она украдкой бросила взгляд на Вийю, но лицо капитана, как и всегда, не отражало, о чем та думает.

— Это, наверное, из-за еды, — ввернул Локри, сидевший с другой стороны игрового пульта. — Мне вот снится то, что я ел на Галадиуме, — больше уж такого попробовать не придется.

Все посмеялись, и Седри почувствовала, как им всем хочется снова оказаться на Рифтхавене.

Она снова вернула взгляд на пульт и принялась расчищать то небольшое информационное пространство, которым владела. Печальная улыбка тронула ее губы. Моррийон предоставил ей игровые чипы, часто бывавшие в употреблении и наверняка содержавшие в себе весьма интересные стратегии. Она никогда не узнает, насколько они интересны, — игры нужны ей ради локального пространства, занимаемого ими, которое она будет использовать в других целях, и ради интерактивного пространства самого чипа. Она извлекла чип из прорези. Чьим творчеством она жертвует ради расширения памяти? Но система слишком грязна, чтобы оставлять в этой автономной памяти что-то статическое, даже если бы ей не приходилось иметь дела с огромными распределенными мощностями, которыми, как она была уверена, располагали должарианцы.

Седри подняла глаза. Вийя, как она и думала, наблюдала за ней. Уж не стала ли ты теперь заправским телепатом, мой капитан? Лицо Вийи не давало ответа, но в бесстрастных темных глазах блеснуло понимание, когда Седри возвела глаза к потолку. Программистка знала, что Вийя легко прочтет ее предчувствие беды. Она позволила себе вспомнить первую попытку Вийи: станция тогда задрожала, словно огромный зверь, пробуждающийся от спячки. Стонов, которыми это сопровождалось, не слышал никто, кроме нее и Жаима — Ивард не то спал, не то находился в трансе, — и память об этом горестном хоре вызвала у нее легкую тошноту. Но лишь при таких катаклизмах она могла надеяться проникнуть в систему поглубже, не рискуя быть обнаруженной.

Вийя кивнула. С помощью телепатии или без нее, она поняла то, что хотела передать ей Седри: «Во время твоей следующей попытки я займусь жучками».

Монтроз снова взялся за книгу. Набрав код, позволяющий найти нужную страницу, он улыбнулся Седри и углубился в чтение. В его взгляде она прочла понимание и поддержку.

В этот момент дверь открылась, и ввалился Лар.

Марим засмеялась — скорее по привычке, чем от души. Первое время они все смеялись, наблюдая уникальную манеру Лара входить в помещение, — даже когда он объяснил Седри, что станция, по слухам, проглотила уже двух человек, одного мертвого и одного живого.

Вскоре Вийя резко и без лишних слов объявила им, что такой факт действительно имел место, но Марим не перестала потешаться над Ларом — то ли из чувства вызова, то ли потому, что Лар был прислужником врага.

— Нохолате, малат Омбрик, — сказала Седри на бори и улыбнулась, когда Лар радостно просиял.

— Вы быстро учитесь, — сказал он. — Но Служители Дола говорят на бори только наедине друг с другом.

— У вас красивый язык. И дает передышку от Должарского — он тоже интересен, но от него у меня горло болит.

Лар, беззвучно рассмеявшись, машинально взглянул на пульт — видимо, он прикидывал, как невидимый слушатель истолкует его ответ.

— Серах Барродах вызывает вас к себе, — деревянным голосом произнес он.

— Прямо сейчас? — Седри выключила пульт. Лар кивнул. — Хорошо, — сказала она, скрывая участившееся сердцебиение и обводя взглядом остальных.

Монтроз хмуро свел косматые брови над бесформенным носом, но промолчал. Вийя казалась напряженной, но не такой усталой, как в день своей первой попытки. Она чуть заметно кивнула, как будто напоминая Седри, что та в любом случае без поддержки не останется.

Быть может, они хотят заставить Вийю сегодня же повторить опыт? Но тогда тарканцы снова пришли бы взять их под стражу — видимо, у Барродаха другое на уме.

Лар стукнул кулаком по дверной клавише и выскочил в коридор. Седри последовала за ним, провожаемая хихиканьем Марим.

По дороге она наблюдала, как общаются между собой подчиненные Эсабиана. Хотя почти все они носили безликие серые комбинезоны, на станции, очевидно, существовала четкая иерархия. Лар часто останавливал Седри, чтобы пропустить других одетых в серое людей — в большинстве своем бори, судя по маленькому росту, круглым черепам и курчавым каштановым волосам — или тарканцев, или солдат в серой форме. Дважды дорогу уступали Лару, и женщина-бори, пропустившая их, сделала рукой какой-то быстрый знак.

Заинтригованная Седри, не поворачивая головы, взглянула на Лара и поймала его ответный жест. При этом оба бори даже не смотрели друг на друга.

Условный код? Седри в приливе интереса решила заняться языком более усердно.

У Барродаха худощавая секретарша-бори сразу же пропустила их в кабинет, где, как заметила Седри, вся техника и мебель были расставлены подальше от стен.

— Сенц-ло Барродах, — сказал Лар по-должарски, — это Седри Тетрис.

— Подожди снаружи, — приказал Барродах, бросил свой электронный блокнот на стол, где лежали чипы, бумаги, какая-то карта и стояла единственная тарелка, свидетельство скромной трапезы.

Когда Лар вышел, Барродах приблизился к экрану. Его лицо с туго натянутой на скуле кожей носило нездоровый оттенок, характерный для страдающих интоксикацией печени. Может, он наркотиками пользуется? Сухие, плотно сжатые губы позволяли предположить, что этот человек контролирует себя даже во сне. Один глаз у него слегка косил — не в предчувствии ли скорого приступа? Взгляд у него был умный, сердитый и недоверчивый.

— Я сразу подумал, что ваше имя мне знакомо, — без предисловий сказал он на уни без всякого акцента. — Облако Шелани. Вы заслужили некоторую славу, как талантливый программист, коммандер. — Последнее слово он язвительно подчеркнул.

— Коммандер в отставке, — спокойно поправила Седри. — Неужели ДатаНет даст столь фрагментарную информацию?

Барродах пристально посмотрел на нее, и его губы сложились в насмешливую улыбку.

— Значит, на Флоте вас раскрыли?

— Так же, как и я раскрыла, что нашу революцию поддерживаете вы. Получается, что мы тратили свои усилия лишь для того, чтобы сменить один авторитарный режим на другой.

— Вы лично хорошо потрудились, чтобы разрушить эти наши планы. Усилия, достойные патриота. — Снова ехидный упор на последнее слово.

— Жаль, что мои бывшие командиры не сочли мою работу патриотической, — я могла бы теперь быть далеко отсюда и разрабатывать гораздо более действенный план.

Пальцы Барродаха, как пауки, бегали по клавишам блокнота.

— Меня очень интересует, почему флотский коммандер оказался в компании с беглой должарской рабыней, убийцей, нарушителем контракта и смутьяном из выгребной ямы, именуемой панархистами Тимбервеллом. А ваша техник контроля повреждений, кажется, была воровкой?

— Чего не знаю, того не знаю, — вскинула руки Седри. — Рифтерский этикет воспрещает расспрашивать о прошлом человека, если он сам о нем умалчивает. А Марим о своем молчит, по крайней мере при мне.

— Где вы с ними встретились? В аресской тюрьме?

— Там это называется «блок». — Они с Вийей немало потрудились над этой легендой — ведь Седри прекрасно понимала, что Барродах рано или поздно докопается до ее участия в шеланийской революции, — но лгать ей было крайне неприятно.

— И как же вам удалось бежать? Арес слывет самой неприступной крепостью Панархии.

— Он действительно был таким — до нашествия беженцев. Голодные бунты, если в них участвует достаточно народу, даже военный режим способны поколебать. Зачинщики одного такого бунта вздумали освободить из заключения своих соотечественников, и мы воспользовались случаем.

— Разве вам не опечатали скачковые системы?

— Разумеется, опечатали. Но мы сняли печати, укрываясь на Рейде среди беженцев, недопускаемых на станцию. Рейд еще хуже Рифтхавена — там порядка вообще нет.

У Барродаха внезапно вырвался болезненный, скрежещущий смех.

— Значит, мы нанесли Аресу весомый удар, раскрыв его координаты?

— Насколько мы могли видеть, дела там плохи, — пожала плечами Седри.

— Ну да — вы находились в заключении, поэтому о военных приготовлениях вам мало что известно. Так?

— Вообще ничего не известно. Когда мы стартовали, то видели на Колпаке четыре покалеченных крейсера — только и всего.

— Четыре? — Барродах потер щеку и тут же убрал руку. — Ларгиор говорит, что вы хотели бы поработать, — с возобновившимся недоверием добавил он.

— Скучно все время сидеть в каюте без дела. Я готова взяться за любую работу — могу монтировать компьютерные блоки, настраивать пульты, все что угодно. Не обязательно допускать меня в ваш командный центр.

— Рад, что могу исполнить ваше желание, — снова усмехнулся он, нажимая на кнопку вызова. — Пришли сюда Ларгиора. Лишние руки никогда не помешают, — сказал он, снова обращаясь к Седри. — Но во время опытов вашего капитана вы должны находиться вместе со своей командой, под нашей охраной. Этого требует безопасность.

— Мне не нравится то, что в таких случаях происходит со станцией, и я только рада буду укрыться в собственной постели.

У Барродаха сделалось такое лицо, что она поморщилась. Хороша же, должно быть, его эмоциональная аура! Вийю, вероятно, стошнило бы.

7

«МБВА КАЛИ».
ДЕСЯТЬ СВЕТОВЫХ ДНЕЙ ОТ ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
В громадном носовом причальном отсеке «бета» царила полная тишина. Коммандер Леонтуа Эфрик глядел вдоль прохода, образованного рядами офицеров и команды, в открытый люк. Там висел рифтерский эсминец «Глория», похожий на осу и лишь слегка искаженный энергией шлюзового поля. Он не двигался, и Эфрик хорошо видел эмблему на его борту: стилизованная новая звезда — концентрические круги в ореоле пламени — и пронзающая ее рапира.

Позади тихо зашипела прибывшая капсула транстуба, и командор Мандрос Нукиэль, командующий сборной группировкой у Пожирателя Солнц, присоединился к Эфрику. Пряный запах его туалетной воды смешивался с пахнущей смазкой и озоном атмосферой отсека. На корпусе «Глории» блеснула вспышка, приняв угловатую форму челнока, который направился к «Мбва Кали».

Лицо командора, как всегда, хранило сумрачное выражение. Эфрик уже десять лет был его первым помощником и давно понял, что этот суровый облик — часть командирского образа Нукиэля. Внутри он был совершенно другим.

Но некоторое напряжение в капитане все равно чувствовалось.

— На переборке в кают-компании младших офицеров появилась новая надпись, — с невозмутимой миной, глядя на челнок, сказал Эфрик. Нукиэль поднял бровь, и он закончил: — «Рифтхавен — 480 световых лет».

Нукиэль хмыкнул, и Эфрик тоже позволил себе улыбнуться.

— Нам ведь подобные мероприятия не впервой, — заметил он.

— Только эту шайку мы встречаем несколько торжественнее, — скривил губы командор.

Среди команды рифтеров, которых они захватили в начале войны, оказался человек, ставший впоследствии Панархом Тысячи Солнц. До своего опознания он успел немного испытать на себе, что значит быть рифтером, взятым в плен кораблем Флота. Как знать, не этот ли опыт обусловил его последний декрет о включении рифтерских флотилий в наступательную группировку?

Эфрик хорошо понимал настроение Нукиэля. По всему отсеку холодно поблескивали объективы имиджеров. «Глория» — первый рифтерский корабль, поступающий в распоряжение Флота, и видеозапись этой встречи будет отправлена курьером на Арес. Панарх выразился ясно: он рассчитывает, что командор Нукиэль сделает эту первую встречу образцом для всех последующих.

Гул причального буксира прервал раздумья коммандера. Резонанс сотряс его костяк, и рифтерский челнок прошел сквозь шлюзовое поле, излучая кольца света. С характерным блеском коронарного разряда он опустился на палубу.

Командор Нукиэль двинулся вперед, Эфрик последовал за ним. Старшина тем временем разрядил челнок, и тот опустил трап.

С челнока гуськом спустились четверо рифтеров. Взгляд Эфрика невольно обратился на двух самых высоких — один из них был красивый мужчина лет сорока, подтянутый и обряженный в расшитый мундир черно-красно-золотых тонов, с длинными рыжими волосами, заплетенными в украшенную драгоценностями косу. Позади него шла высокая крепкая женщина, темнолицая, с седыми волосами. Ее костюм, не менее роскошный, все-таки больше походил на военную форму.

Эфрик, моргнув, осознал, что перед этими двумя идет капитан, на которого он как-то не обратил внимания. Между тем, судя по слухам, игнорировать Люкана Мипа было бы серьезной ошибкой — как, впрочем, и любого из его команды.

Мип, маленький и толстый, с волосами неопределенного цвета, был одет в простой коричневый костюм и походил на мелкого чиновника из какого-нибудь захолустного мира. Он шел легкой походкой, с явным интересом поглядывая вокруг, но в его глазах сквозила какая-то давняя боль. Четвертой в группе была пожилая женщина, худощавая и быстроглазая, в темно-зеленой одежде серапистски. Когда они подошли поближе, Эфрик расслышал тихий перезвон монет в ее длинных белых косах.

Нукиэль держался с безукоризненной вежливостью.

Рифтеры сошли с трапа, мелиарх Рамстиг отдал команду, эхом прокатившуюся по отсеку, и десантники взяли на караул. Нукиэль с Эфриком отдали честь, и рифтеры ответили тем же, хотя далеко не столь четко.

«Все как в предписании верховного адмирала», — подумал Эфрик. Ее приказ был снабжен объемистым приложением относительно правил этикета и возможных недоразумений, составленным явно не без участия специалистов Архетипа и Ритуала.

— Добро пожаловать на борт крейсера его величества «Мбва Кали», — произнес Нукиэль. — Не стану говорить «добро пожаловать на войну с Должаром», ибо в ней вам уже довелось поучаствовать.

«Глория» получила тяжелые повреждения и понесла большие потери, защищая Рифтхавен против Ароги Черное Сердце, — и Эфрик внезапно вспомнил, что среди погибших была подруга капитана.

— Благодарю, командор, — ответил Люкан Мип. Его голос, неожиданно низкий, с интонациями образованного человека, не вязался с заурядным, незапоминающимся лицом. — Нам не терпится приступить к совместным действиям, чтобы отплатить Аватару единственной монетой, которую он признает.

Вот оно, значит, как. Мип сделал ударение на слове «совместным»; он, как и ожидалось, полагал себя союзником, а не подчиненным, хотя в официальном протоколе, подписанном Аресом и Рифтхавеном, оба эти термина старательно обходились молчанием. Двусмысленность этого документа типична для Дулу высшего круга — но как ее воспримут рифтеры?

Мип не замедлил дать на это ответ:

— Нам хотелось бы поскорее ознакомиться с тактической ситуацией и принять меры к наиболее успешному ее изменению.

Нукиэль, заметно успокоившись, пригласил рифтеров на тактическое совещание и последующий прием. Капитан с почти дулусской изысканностью выразил готовность подчиняться приказам при условии, что будет понимать их и участвовать в их разработке. Ну что ж, он попал на нужный корабль. Нукиэль, несмотря на свой формализм, всегда стоял за коллегиальность и заботился о том, чтобы его офицеры знали не только «что», но и «почему». Взамен он, разумеется, ожидал беспрекословного повиновения, которое и получал. Как-то приспособятся к этому рифтеры?

* * *
Мандрос Нукиэль смотрел на Люкана Мипа.

Тот внимательно слушал лейтенанта Роган, представляющую тактическую службу «Мбва Кали». Она рассказывала о ведущихся против неприятеля рейдах и отвечала на вопросы других рифтерских офицеров. В конце концов Мип проявил свойственный ему, судя по имеющемуся досье, скептицизм:

— Вы так уверены, что должарианцы держат на привязи каждый астероид в системе?

— Каждый достаточно крупный, чтобы представлять опасность, — уточнила его инженер, мелодично звякнув своими серапистскими косами. — Они понимают, что на мелочь мы времени тратить не станем.

«Мы», — с удовлетворением отметил Нукиэль.

— Да хоть бы и так. — Мип показал на экран, ярко светящийся в полумраке тактической рубки «Мбва Кали». — Вон там сколько камней.

— Это так, — подал голос Нукиэль. — Но не забудьте, что Должар находится в этой системе почти пятнадцать лет — более чем достаточно, чтобы окружить сенсорами все объекты на протяжении нескольких световых часов. А после начала войны они разграбили ряд флотских хранилищ, где разжились мониторами.

— В любом случае, — сказала лейтенант Роган, — мы не имеем возможности выяснить, какие астероиды снабжены мониторами, а какие нет.

— Верно, — кивнул Мип. — Кроме того, полагаю, сенсорные ряды способны засечь любую активность вокруг камня, есть при нем монитор или нет.

— Судя по размерам этих рядов, которые еще увеличились благодаря вновь прибывшим рифтерским кораблям, они могут обнаружить любой выходной импульс на расстоянии трех световых дней.

Дискуссия шла своим чередом, оставаясь на правильной орбите, но Нукиэля больше интересовали нюансы поведения рифтеров. Нестандартные они какие-то — или он ошибается?

Высокий Рафе Азура бережно положил руку на плечо Мипа, вызвав улыбку в печальных глазах капитана. В досье указано, что Азура до войны в некоторых ситуациях выдавал себя за Дулу. Неудивительно — в нем чувствуется природная утонченность. Нукиэль вдруг осознал, что редко встречал удачливых членов рифтерской субкультуры среди известных ему рифтеров. Ему доставались одни подонки, не сумевшие либо договориться с властями, либо держаться подальше от флотских патрулей.

Лейтенант Роган нажала что-то на пульте, и световой ореол окружил систему Пожирателя Солнц.

— Как видите, хотя наши рейды осуществляются произвольно, мы прощупываем только астероиды в пределах одного светового дня от Пожирателя Солнц. Мы не гарантируем, что предназначенные для разгона астероидов двигатели крейсеров смогут преодолеть большее расстояние — и если они окажутся слишком далеко за радиусом, врагу может удастся сбить их с курса.

— Высокий тактический уровень? — спросил Азура.

— Вот именно. Мы хотим, чтобы они выходили из скачка настолько близко к световой скорости, насколько это возможно.

— Это вы ловко придумали, — заметила рифтерский инженер Элла, обращаясь к коммандеру Бригаст-ви, инженеру «Мбва Кали». — От перегрузки корабль и астероид расцепятся на самом радиусе, и получится целая туча осколков. Попадание обеспечено.

Бригаст-ви немного оттаял.

— Не я один придумывал. У нас тут умников много.

Нукиэль скрыл улыбку. Как ни мало он наблюдал за рифтерами, он уже пришел к выводу, что серапистка хорошо разбирается в людях; ему доставило удовольствие то, как ловко она рассеяла предрассудки коммандера относительно рифтеров.

Интересно, какая информация насчет Бригаст-ви содержится в РифтНете. Что там имеется на него самого, Нукиэль уже знал. Курьер, доставивший ему приказ относительно «Глории», привез также целую кучу данных из РифтНета, включая наиболее свежие сведения по еще недавно неприятельскому Флоту, где каждому кораблю и каждому офицеру уделялось свое место. Про Нукиэля там говорилось больше, чем у него имелось про Мипа.

— А как насчет нашего связника, командор? — внезапно обратился к нему рифтерский капитан. — Насколько я понял, он все еще на Аресе — вы намерены дать нам пока временного человека?

Нукиэль ломал голову над этой проблемой с самого прибытия курьера. Теперь, познакомившись с капитаном Мипом и его офицерами, он немного примирился с решением, навязываемым ему двумя другими факторами. Связником этих влиятельных рифтеров должен быть не кто иной, как молчаливый лейтенант Осри лит-Омилов, близкий, по словам верховного адмирала, к Панарху. И первостепенная задача в этом беспрецедентном союзе пусть не врагов, но противников в условиях коварной и порой смертельной игры — это установить доверие.

— Нет, капитан Мип. Весь смысл обмена связными — интеграция и взаимопонимание, и они едва ли будут достигнуты, если постоянно менять посредников. Подождем лейтенанта Омилова, а уж тогда обменяемся связными.

Мип кивнул, и его следующие слова показали, что смысл сказанного Нукиэлем до него дошел.

— Хорошо. Итак, как мы можем изменить сложившуюся ситуацию?

— Наши рейды должны подняться на новую ступень с использованием новой разновидности драконьих зубов. Ваши более полные знания о рифтерах, патрулирующих в системе Пожирателя Солнц, позволят ввести психологический фактор для достижения лучших результатов — аваш корабль, естественно, поможет в развертывании новой техники.

— Какого рода эта техника? — спросил Мип.

Нукиэль ответил и пояснил, откуда произошло как это новое оружие, так и его название. Ему было любопытно, как повлияет его рассказ на легкую ауру печали, окружающую этого рифтера.

Какое-то время Мип молча смотрел на экран, а потом начал смеяться. Рафе Азура посмотрел на панархистов с откровенной благодарностью, и Нукиэль почувствовал, как тают последние его предубеждения о рифтерах.

* * *
«ГЛОРИЯ»
— До светила Пожирателя Солнц 148 световых минут, отметка 32 и 75. — Голос Шерлот звучал ровно и распевно, как всегда, даже в бою.

— Если война так и дальше пойдет, — сказала Ука Мип Калебу Азуре в соседнем кресле, — тоска будет зеленая! — И она снова стала смотреть на руки навигатора, с чьего пульта данные передавались ей.

Калеб усмехнулся. Он, в отличие от Уки, был новеньким на борту «Глории», но на мостике они оба были новички. Он занимал место связиста, Ука проходила высшую школу навигации, чтобы после войны, если будет жива, принять командование на себя.

— Станет веселее, если мы возьмем трофеи, — сказал он.

— Где ты тут собираешься брать трофеи? — Ука махнула в сторону экрана, где в миниатюре была представлена система Пожирателя Солнц, наблюдаемая как бы с большой высоты. — Даже если чистюли нам позволят.

Вот уж и правда тоска. Шерлот отправится на панархистский корабль, а им взамен дадут флотского навигатора. Чистюля на борту «Глории»! И может быть, даже скоро! От этой мысли с самой их встречи с чистюльским крейсером «Мбва Кали» все ее нутро бунтовало хуже, чем при переходе в скачок.

Ука тайком бросила взгляд на Шерлот, высокую, дородную женщину, которая была рифтером еще до того, как отец Уки появился на свет. Легкая улыбка на лице навигатора показывала, что та слышала их разговор.

Но улыбка пропала, как только в беседу вмешался спокойный голос капитана:

— Навигация, следующие координаты...

Шерлот, кивнув, неожиданно бросила Уке:

— Возьми пульт на себя. Я не хочу, чтобы ты меня осрамила перед чистюлей. Попрактикуйся.

Ука сглотнула. Ей хотелось надеяться, что этот внезапный экзамен у всех на виду не содержит в себе подвоха. Она знала, что отец пристально наблюдает за ней, хотя и не подает виду. В качестве капитана он любимчиков не признавал — это он вдолбил ей с самого начала. С тех пор как отец, Рафе, Шерлот и Элла принесли с флотского крейсера поразительную новость о скором переводе Шерлот на флотский корабль, Ука с удвоенным усердием стала брать у навигатора уроки — как у нее в каюте, так и здесь. Ука задалась целью сравниться с Шерлот в скорости и точности.

Отогнав от себя посторонние мысли, она ввела новые координаты, запрограммировала курс и подала сигнал готовности. Капитан нажал скачковую клавишу, и смотровые экраны померкли.

Краем глаза Ука заметила, что Калеб сморщился и опустил голову, занавесившись длинными волосами, но промолчала. Никому не хочется терпеть сочувствие или насмешки из-за того, что его тошнит при переходе в скачок. Ей самой это даже нравилось. Чувствуешь, что движешься куда-то. Но ведь она живет на корабле с двухлетнего возраста, когда отец ее удочерил, а Калеб до войны учился в планетной школе, а потом попал в лагерь для беженцев. Рафе, отец Калеба, не сразу узнал, что мать Калеба погибла в каком-то наземном бою с должарскими солдатами.

Калеб раньше не знал, что его отец рифтер, хотя именно Рафе платил за его навороченную школу. Но связист из него получился что надо.

Экран прояснился.

— Пускай седьмую порцию, — приказал капитан. — Навигация, перенесешь нас в точку восемь, как только они закончат.

Рафе за орудийным пультом сбросил очередной комплект драконьих зубов. Из левого шлюза посыпались черные корпуса гравимин, ползучих снарядов и прочих смертоносных устройств — они исчезали в космосе, чтобы после активации сеять гибель во вражеских рядах.

Ука напоследок еще раз сверилась с новыми координатами. А ведь они не обязательно будут убивать должарианцев, сообразила она. Гибнуть скорее всего будут другие рифтеры.

Подбодренная кивком Шерлот, она доложила о готовности. Снова заурчали скачковые, а Калеб стиснул зубы и заморгал.

Правда, панархисты добавили в набор драконьих зубов другие устройства, не предназначенные для уничтожения. Это радовало Уку: авось они убедят кое-кого из Братства убраться отсюда подальше.

— Ты чего? — спросил Калеб, услышав ее смешок. Голос его звучал почти нормально — наконец-то он начал привыкать. Ука надеялась, что неизвестному чистюле не придется издеваться над его космической болезнью.

— Думаю об этих пирожкометах. На некоторых кораблях уж точно в штаны навалят.

— Хотела бы я знать, почему они так называются? — фыркнул Калеб.

— Наверное, потому, что келлийское название никто не выговорит. Это келли их изобрели.

— Келли их и назвали, — вмешалась Шерлот. — В честь подвига, который совершил Панарх, отомстив за их архона.

— Которого Эсабиан убил? — Горло Уки сжалось. Ей нравились келли — во всяком случае, единственная знакомая ей троица. Для нее это был самый тяжелый момент видеочипа с записью о том, что устроил Эсабиан в Тронном Зале далекого легендарного Артелиона. Прямо как сериал: трудно было поверить, что все это произошло в реальности. — Откуда ты это знаешь?

— Джеп Хуманополис передал нам подборку аресских новостей перед тем, как мы ушли из аресского пространства. Я тебе прокручу, если хочешь.

— Навигация, — раздался голос отца, — перенеси нас...

— Капитан, скачковые нагреваются, — доложила Элла у пульта контроля повреждений.

— Еще три раза, и все, — спокойно ответил Мип.

Ука стала восхищаться им еще больше с тех пор, как они потеряли половину команды, в том числе и его подругу, и чуть не взорвались вместе с кораблем, обороняя Рифтхавен от Ароги Черное Сердце.

Синдики отремонтировали «Глорию» за свой счет, а на место выбывших членов экипажа вызвалось много добровольцев. Ука сознавала, что в прошлом ее беззаботный отец взял бы любого мало-мальски годного, побеседовав с ним в клубе, — но это время миновало.

Тогда-то Ука и получила повышение, а Калеба доставили из далекого Облака Найроба.

А пару человек с корабля выбросили в космос. Во время войны, когда стали разваливаться давние союзы и синдикаты, должарианцам стало очень просто засылать на любой корабль своих шпионов — чтобы занимались диверсиями, если действия капитана их не устроят. Это проделывали с каждым капитаном, входил он во флот Эсабиана или нет. Но отец, Шерлот и Рафе приняли свои меры — Ука, к счастью, этого не видела.

— Есть что-нибудь на связи? — спросил Калеба капитан. Калеб, хоть и сидел развалясь, дело свое делал.

— Ничего — обычный шум.

— Прекрасно. Навигация, твои координаты...

Ука запрограммировала новый курс, даже не посмотрев на Шерлот в этот раз. Она была уверена, что отец удовлетворен быстротой ее действий, хотя он и молчал.

«Это не просто Должар против чистюль, — сказал ей Рафе Азура, когда полгода назад пришел к ним на корабль и предложил ей начать заниматься на тренажерах. — Сейчас все, кто хочет что-то получить, воюют против всех, кто хочет удержать свое».

Ука посмотрела на Рафе. Высокий, красивый, густые рыжие волосы, такие же, как у сына, заплетены в замысловатую косу. Кажется, другом отца теперь стал он, и Уку это радовало.

Мысли Калеба, видимо, совпадали с ее собственными — он перегнулся к ней и тихо сказал:

— Хорошо бы, когда дойдет до дела, мочить врагов, а не друзей.

Ука состроила гримасу.

— Первыми в списке стоят говнюки Ароги, которым удалось смыться.

Элла оглянулась на них, мелькнув белыми косами, улыбнулась и вернулась к своей работе.

Капитан впервые принял участие в беседе.

— Бить будем тех, кого нам прикажут, — произнес он все так же спокойно. Спокойствие на памяти Уки ему ни разу еще не изменило, хотя после событий прошлого года он утратил значительную долю своего юмора.

— У них тоже был шанс, — мрачно сказал Калеб, и Ука поняла, что он думает о матери.

— Последний скачок, — объявил капитан. — Навигация, слушай координаты...

* * *
«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА»
Кира Леннарт растянулась на постели, подавив вздох.

— Ты проверила, как там у Мавису с реакторами? — спросил Таллис.

«Долго так не протянется», — подумала она. Секс перестал быть для Таллиса убежищем — да и для нее тоже.

Лури, словно прочтя ее мысли, села и надула свои пухлые губки. Ей явно было мало.

— Да, — ответила Лури Кира. — Он сделал, сколько мог, чтобы должарские засранцы не пронюхали. Скоро очередная инспекция.

— Ты вроде бы говорила, что инспекции стали реже из-за чистюльских рейдов и потому, что приходит много кораблей Братства, — сварливо заметил Таллис.

— Может, и так. — Кира старалась не показывать, как он ее достал. — Но разве ты доверился бы хоть кому-то из нас, будь ты на месте Ювяшжта?

Таллис, видимо, чувствовал себя еще менее уверенно, чем обычно.

— Значит, если мы решим смыться, нам придется ждать два дня?

Тьфу ты! В этом весь Таллис — он избавляется от проблем, забывая о них. Но с логосом этот номер не пройдет. Кира ухватила капитана за мошонку и стиснула — не слишком нежно.

— О-ой! Что ты де...

Она закрыла ему рот чисто деловым поцелуем и шепнула ему на ухо:

— Придурок! Проклятая машина все время тебя слушает.

— Может, она тоже не прочь слинять.

— Мы не знаем, чего она хочет, и спросить её нельзя. Если спросишь, она что-то заподозрит.

Маленькая ручка Лури, протянувшись поперек живота Таллиса, настойчиво поползла вниз по телу Киры. Та снова подавила вздох и переместилась так, чтобы ласкать пышные округлости Лури, не отрываясь от разговора с Таллисом. Прикусив ему ухо так, что он взвизгнул, она стала шептать дальше:

— Наш единственный шанс — разбудить эйдолона и убедить его взять контроль на себя.

Таллис пробормотал, уткнувшись ей в плечо:

— А что толку? Он ведь барканец.

— Да, но он хоть человеком был.

Неизвестно, правда, насколько он остается им теперь. Кира видела кое-какие элементы Среды, созданной логосом, чтобы отмежеваться от образа своего программиста и освободить себя для преследования собственных, нечеловеческих целей. Вряд ли такие вывихи характерны даже для Барки.

— Я рассказал тебе все, что мог вспомнить о Руонне, — настаивал Таллис. Речь шла о барканском программисте, чей информационный образ был частью логоса. Волосы падали Таллису на лоб и на единственный, полный беспокойства глаз. Хорошо, что он внял просьбе Киры и стал носить на другом нашлепку. Лури паниковала всякий раз, когда искусственный глаз выскакивал, — а это при низкой гравитации, которую они предпочитали для секса, случалось частенько. — И ты вроде бы говорила, что уже вступала с ним в контакт.

Кира вздохнула. Таллис может быть очень утомительным, когда боится: он слышит не то, что ему говорят, а то, что хотел бы услышать.

— Я освободила эйдолона из скорлупы, в которую поместил его вирус Андерика, но он тут же ушел обратно в свои сексуальные грезы и не обращает на меня внимания.

— Сексуальные грезы? — повторила Лури, лениво играющая с протеем.

Кирс этот разговор уже опротивел до крайности, и она решила его прекратить.

— Угу. Барканского образца. Десятки женщин, рядом с которыми ты показалась бы плоскогрудой, и Руонн с хреном, от которого даже алайнеанский мегатер убежал бы в ужасе.

— Да ну? — Лури округлила глаза и скрутила протея так, что он удлинился и расширился до угрожающих размеров. Облизнувшись, она повернулась к Таллису.

— Убери от меня эту штуку, — в панике потребовал капитан.

— Да это не для тебя вовсе, — проворковала Лури, умильно глядя на Киру. Та усмехнулась. Таллис теперь еще не скоро придет в боевую готовность. А Лури, зацикленная на сексе, прекрасно чувствует возможности своих партнеров, как физические, так и психологические. Кира подалась было к ней, но остановилась, увидев огонек коммуникатора. Таллис подполз к пульту и рявкнул:

— Чего надо?

— Это Ювяшжт.

Таллис сел так проворно, что стукнулся виском о переборку. Лури принялась целовать пострадавшее место, а должарианец продолжал:

— Импульс монитора в твоем секторе. — Навигационный пульт, бибикнув, автоматически подал координаты. — Отреагировать немедленно. — И связь прервалась.

Таллис взялся за голову, ненароком спихнув Лури в ворох шелковых простыней.

— Он сказал «немедленно», — заметила Кира. — Пусть этим займется вспомогательный состав. Не можешь же ты все время торчать на мостике.

Таллис, кивнув, передал по пульту инструкции. Через несколько секунд заурчали скачковые, и Таллис со вздохом повалился назад, а Лури полезла через него к Кире.

В этот момент корабль затрясся. Попадание, что ли?

Таллис выскочил из постели, в ужасе выпучив глаз, и включил свет, после чего из огнетушителя на переборке ударила струя пены. Капитан с руганью бросился в ванную, чтобы смыть ее с себя, и отшатнулся — из стока навстречу ему хлынул поток воздуха, разбрызгав пену во все стороны. Из унитаза забил зловонный бурый гейзер. Из соседней каюты донесся приглушенный вопль.

Таллис отозвался эхом и попятился обратно. Обе женщины смотрели на него, как остолбенелые. Он стукнул по пульту:

— Мостик! Какого хрена у нас творится?

В ответ послышалось сочное блеянье, а после что-то закрякало:

— Ньяк, ньяк, ньяк!

Вслед за этим содом прекратился так же внезапно, как и начался. Включился коммуникатор, и перепуганный Эсбарт ответил с мостика:

— Капитан! Там был ползучий снаряд, который окатил нас вирусами. Поглядите-ка, какое сообщение он передал.

Экран замигал, и на нем появилось лицо флотского офицера — суровое, с рублеными чертами. Кира узнала его — кто же из рифтеров не знал Джефа Кестлера?

— Мы могли бы убить вас прямо сейчас. В следующий раз, возможно, мы так и поступим — если не перейдете на нашу сторону.

Дальше он стал говорить об амнистии и о том, как ею воспользоваться, а также пообещал запасные части для двигателя.

Кира делила внимание между экраном и Таллисом, явно пришедшим в ужас. Выбор — вот что его ужасает, поняла она. Для него это сущее мучение — внезапно представившаяся возможность выхода из западни, в которую превратился «Коготь дьявола».

Ибо выход очень опасен — и не только из-за должарианцев. Она снова подумала о барканском искусственном разуме, опутавшем корабль почти нерушимой кодовой паутиной. Даже если мы решим рискнуть, позволит ли логос?

Сообщение закончилось. На экране снова возник Эсбарт, а техник контроля повреждений начал перечислять вышедшие из строя системы.

Таллис стоял и думал — воля его, очевидно, пребывала в параличе. Лури погладила его по руке, но он в кои-то веки остался нечувствителен к этому. Лури со вздохом обернулась к Кире, положив мягкие ручки ей на плечи.

Кира стряхнула ее прочь. Ей не хотелось даже думать о предстоящей работе — придется разгребать хаос, который снаряд сотворил в информпространстве «Когтя дьявола». И что еще хуже, логос может воспользоваться этим и захватить контроль над поврежденными системами.

Снова мозгосос принимать. Она уже скоро на стенку полезет от передозировки, но иначе ей с логосом не справиться.

Ох-ох-ох. Война слишком уж затянулась, и неизвестно, что хуже: ждать или вступить наконец в драку.

Впрочем, выбирать ей не придется.

Чистюли сделают это за них.

8

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Марим интересовала Барродаха в последнюю очередь.

Кок был груб, связист с серебристыми глазами вежлив, но ни один из них не сказал Барродаху того, что ему было желательно. Они охотно говорили о Рифтхавене и о своей ненависти к Хриму, а также выражали готовность поделиться своими ограниченными впечатлениями об Аресе — за некоторое вознаграждение, разумеется.

Хуже всех оказался мальчишка с вросшей в руку келлийской лентой. Он нес что-то о картинах, звуках и запахах — и Барродах, отчаявшись выловить хоть крупицу логики из его речей, отправил его с Ларом обратно.

Воровку Марим он оставил напоследок — в ее досье не было ничего интересного. Последние несколько дней вся команда доводила его (он был в этом уверен), занимаясь продолжительной и шумной сексуальной гимнастикой поблизости от его датчика, и больше всех старалась Марим.

Растущая интенсивность панархистских рейдов, набеги скучающего Эсабиана на компьютер (червяк Ферразина был недостаточно скор, чтобы оповещать о них Барродаха в реальном времени) и предполагаемые козни Моррийона чуть было не побудили Барродаха поручить допрос Марим кому-нибудь из своих доверенных лиц. Но он передумал, движимый глубоким убеждением, что малейшее упущение в чем бы то ни было может стоить ему жизни. Окончательным же доводом послужило злорадное желание досадить Моррийону.

Барродах включил датчик, когда Ларгиор явился в рифтерскую каюту.

— На этот раз сенц-ло Барродах вызывает Марим, — объявил Лар. Он говорил ровным, приветливым тоном, и Барродах не доверял ему ни на грош.

Марим, в отличие от Ларгиора, соблюдать условности не желала.

— Этот говнюк вообще не спит, что ли?

— Сейчас почти у всей станции рекреационное время.

— Ну, этому партнеров и за деньги не найти, — вставил томный связист, вызвав дружный смех.

— От меня он тоже ничего не дождется, — заверила Марим. — Чтобы я да с таким уродцем?

Барродах услышал, как чмокнула дверь, — значит, Ларгиор с Марим вышли. Нечувствительный к оскорблениям, он послушал еще немного — вдруг темпатка что-нибудь скажет? Она это делала очень редко — то ли она все время спит, то ли у нее свой тайничок с наркотиками. Остальные болтали о пустяках, и Барродах взял себе на заметку спросить Лисантера о физиологических показателях Вийи.

В конце концов темпатка все-таки подала голос, велев всем заткнуться и дать ей поспать, — завтра у нее очередной тест. Барродах нахмурился, в который раз вспоминая странный разговор между ней и Анарисом в Тронном Зале. Эта Вийя гораздо опаснее, чем он думал, и не только из-за своих выдающихся темпатических способностей. Должарианка родом, она много лет провела вдали от своей планеты, в точности как Анарис, и научилась у панархистов искусству притворяться. И единственное, что может помешать ей стакнуться с Анарисом против него, Барродаха, — это награда, которую она потребовала. Эту награду может ей дать только Эсабиан, если она активирует станцию, — а тогда Эсабиан получит в руки кнут, который обеспечит ему власть над всеми и каждым.

«И мне тоже», — подумал Барродах с угрюмой улыбкой, слыша, как чавкнула дверь приемной.

Марим вошла одна — маленькая, ростом со среднего бори, с копной желтых кудряшек, проницательным взглядом и нахальной усмешкой.

— Ваш капитан уже назначила плату за свои услуги, — сказал Барродах. — Тебе я хочу сообщить, что каждый, абсолютно каждый человек, который служит нам, будет вознагражден. Как тебе должно быть известно, средства у нас есть.

Упоминание о деньгах было его стандартным приемом в беседах с рифтерами — и сейчас он впервые уловил в ком-то из этой команды проблеск интереса.

Это не бросалось в глаза, и недоверие к нему по-прежнему побуждало ее напускать на себя браваду, но Барродах выдерживал смертельную гонку Катеннаха только потому, что научился читать мелкие физические признаки, о которых его собеседники сами порой не подозревали.

— Ничего мне такого не известно, — развалившись на стуле, заявила она.

«Если бы я предполагал обратное, я послал бы тебя на умовыжималку», — подумал со злостью Барродах, раздраженный ее явно искусственным зевком.

— Награда дается не только за информацию, но и за работу, — сказал он. — Это видно на примере твоего капитана.

Марим облизнула губы розовым язычком и повторила:

— За работу?

— Да. Вот ты, скажем, что умеешь делать?

— Могу занять практически любое кресло на мостике любого корабля в размерах эсминца. В навигации я, правда, не очень — не так, как Ивард, и пилот я тоже средний. Но двигатели, связь и, само собой, контроль повреждений — это да. — Она сморщила нос и поерзала на стуле. Барродаху стало не по себе — может, у нее паразиты какие-нибудь или чесотка. — Но не думаю, что могла бы заниматься контролем повреждений в этой вашей конторе — фиг его знает, какие тут повреждения могут быть.

Опять она ерзает!

И вдруг до ошеломленного Барродаха дошло, что это она его так завлекает!

Его разобрал такой смех, что он никак не мог остановиться, а ее отвалившаяся челюсть довела его чуть ли не до колик; он не мог припомнить, чтобы хоть кто-то делал ему такие авансы. Ей, видно, никто еще не отказывал!

Он попытался овладеть собой, сознавая, что находится на грани истерики. Непривычное сочувствие к Лисантеру, который давился точно так же, когда он рассказал ему о страхе нижних чинов перед туалетами, помогло Барродаху свести спазмы к нормальному смеху, а смех — к несколько учащенному дыханию.

Марим казалась не менее раздраженной, чем, вероятно, сам Барродах в глазах Лисантера.

— Станцию мы контролируем сами, — сказал он, втягивая в себя воздух и успокаивая колебания своей диафрагмы. — Но ведь ты хотела бы, чтобы тебе позволили выходить из каюты?

Гнев в ее голубых глазах уступил настороженному интересу.

— Как ты, может быть, знаешь, мы работаем сверхурочно, готовясь передать станцию в руки господина Эсабиана. Наши работники очень нуждаются в отдыхе, но у меня не хватает времени его организовать. Если бы кто-то взялся наладить их досуг, мы сочли бы это ценной услугой.

— И только-то? Игры и все такое? Без стукачества?

«Без него нельзя, — подумал Барродах, одновременно качая головой в знак того, что ничего такого не требует. — Но я подожду, когда ты сама придешь ко мне с этим». Он назвал ей рекреационные часы и вызвал Лара, чтобы проводить ее обратно. Выходя, она ухмылялась во весь рот. «И ты придешь, — подумал Барродах, — придешь, если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в людях».

Загудел коммуникатор.

— Таллис Й'Мармор на прямой связи, по распоряжению флагмана.

Барродах встрепенулся. Что могло случиться, если Ювяшжт разрешил прямой контакт?

Ответ он получил очень скоро.

— Ты хорошо сделал, что доложил об этом, капитан, — сказал он под конец. — Я этого не забуду. — Его обещание не слишком обрадовало Таллиса, да бори и не ожидал, что обрадует. Тот предан им не более чем любой другой рифтер: только страх держит их в повиновении.

Барродах перекачал информацию Таллиса на свой блокнот. Надо немедленно доложить Эсабиану. Возможно, все к лучшему — надо же чем-то уравновесить демонстрацию, запланированную Лисантером.

Почти веселый, несмотря на страх, никогда его не покидавший, Барродах отключил пульт и вышел.

Не часто кому-либо удается наблюдать своими глазами этапы борьбы за престол — и Моррийона при этом не будет!

* * *
Дымок из курильницы поднимался прямо вверх в неподвижном воздухе, и в помещении висел тяжелый кисло-сладкий запах. Анарис, следя за прозрачными струйками, поднял глаза вверх и встретился с пустыми глазницами дедова черепа над фамильным алтарем.

Со времени своего назначения наследником Анарис больше ни разу не преклонял перед ним колен. Не дошли ли до отца слухи о том, как он вызывал дух Уртигена на «Кулаке Должара», над Артелионом?

Нет никаких оснований предполагать, что это так. Анарис посмотрел на Эсабиана — тот в глубоком раздумье стоял на коленях, облаченный в черные одежды эгларрх гре-иммаш. Ежелунный обряд, долженствующий успокоить мятежный дух Уртигена, убитого Аватаром во время борьбы за престол, служил центральным столпом отцовского авторитета. Уступить его свершение признанному наследнику значило бы создать слишком большой перевес в их теперешней борьбе.

Особенно теперь, когда эгларрх совпал с Каруш-на Рахали. Анарис чувствовал усиленные эмоции тарканцев, стоящих вокруг, да и сам испытывал то же самое.

Эсабиан, встав, склонился над углями в медной жертвенной чаше, затем занес жертвенный стилет над своим левым запястьем и начал предпоследнее обращение к умершему:

— Даракх этту мизпеши, Уртиген-далла. Даракх ни-палиа энташ пендеши, прон хемма-ми ортоли ти нархх. (Яви нам свое милосердие, великий Уртиген. Да не падет твое возмездие на потомков твоих — возьми взамен мою кровь, которая некогда была твоей.)

Он погрузил стилет в вену, повернул его, и в чашу хлынула струя темной крови. Угли зашипели, и пахучий дым от них повалил вверх, окутывая череп Уртигена. Запах горящей крови проникал прямо в мозг всех присутствующих, вызывая целый комплекс эмоций. В такие минуты Анарис особенно полно понимал, что значит быть должарианцем. Одна часть его сознания наслаждалась наплывом бурных ощущений, другая боролась с ними.

Но тут пульт стазисного контроля, стоящий в дальнем углу помещения, громко защелкал. Стазисные заслонки здесь были размещены столь же густо, как и в покоях Аватара. Кто-то ахнул, пол под ногами затрясся, и плотные драпировки на стенах заколебались.

Эсабиан не отреагировал на это открыто, но в его застывшей позе Анарис прочел настороженность и гнев. Он гневался еще сильнее оттого, что никто не произнес ритуальных слов, которые однажды помогли Анарису «вызвать» дух деда: Уртиген миз-пеши — милость Уртигена.

Просто всем ясно, что причина этого явления не Уртиген, а Пожиратель Солнц. Или карра, как, без сомнения, верят тарканцы. Если эти вездесущие демоны из должарских преданий где-то обитают, то Пожиратель Солнц — самое для них подходящее место. Моррийон говорил, что серые называют станцию Пастью, и тарканцы, конечно, того же мнения, просто их суровая дисциплина воспрещает им произносить это вслух.

Но в чем же все-таки дело? Возможно, станция обладает какой-то чувствительностью к эмоциям собравшихся здесь людей? Как-никак она поглотила уже трех темпатов. Точнее, двух с половиной. Норио отрезали голову и выбросили ее в космос.

Анарису стало весело: наделенный темпатией Пожиратель Солнц сделает Каруш-на Ракали весьма интересным. А сильное тело Вийи, возникшее у него в памяти, вызвало чувство иного рода. Она придаст всему этому еще больший интерес.

Эсабиан произнес слова отпущения:

— Чупкун иммашен энах т'галл. Этарр! (Жертва принята. Ступайте!)

Чар-Мелликат, командир тарканцев, поднялся, отдал поклон, и гвардейцы вслед за ним двинулись к выходу. Их торжественный марш подпортил особо непристойный звук открывшейся двери.

Анарис тоже встал с колен, но отец жестом задержал его.

— Уртиген мизпеши, — сказал Эсабиан, пристально глядя в глаза сыну. Анарис, не мигая, выдержал его взгляд, и Аватар добавил: — На этот раз ничего. — Он коротко рассмеялся. — И в прошлый тоже.

Он знает. Эта мысль встревожила Анариса, чего Эсабиан, как видно, и добивался.

— Пойдем, — сказал отец и, не дожидаясь ответа, пошел к двери. — У Лисантера есть для тебя кое-что интересное.

Анарис так и не успел достойно ответить на откровенный выпад отца. За дверью ждали двое тарканцев, почетный караул Эсабиана — высшая честь, доступная этим беззаветно преданным солдатам. Они никогда не отходили далеко — сторожили под дверью, готовые явиться на зов.

Малейший намек на хорейские свойства Анариса мог свести на нет все его старания склонить их на свою сторону. Не это ли подразумевал отец, делая свое замечание?

Однако в лаборатории Лисантера Анарис понял, что дело не только в этом. Ученый проводил их в небольшую смежную комнату, и тарканцы заняли пост у двери. Барродах уже ждал их там вместе с двумя громадными человекообразными фигурами, совершенно неподвижными. Сенсорные устройства на их лицах были расположены так, что придавали роботам идиотско-злобное выражение — точно у недоразвитых детей, которые любят обрывать ножки насекомым. Эти, однако, предназначались для расправы над более крупными объектами, а именно для борьбы с Шиидрой. Наверное, те самые огры, которых Барродах взял у Хрима.

Анарису, несмотря на его артелионскос воспитание, стоило труда не выказать удивления: огры имели облик кипанго — карра из должарской легенды, которые могут смотреть сразу и вперед и назад и бросаться на свою жертву в любом направлении.

Он чувствовал на себе взгляд отца — тот был как будто слегка разочарован отсутствием реакции со стороны Анариса. Не сказав сыну ничего, Эсабиан велел ученому:

— Показывай.

Лисантер с поклоном прошел к единственному в комнате пульту.

— Я считаю небезопасным включать их программу полностью, мой господин. Демонстрация будет проходить под руководством станционного компьютера — и когда она закончится, они будут подчиняться только вашему голосу. — Лисантер показал им цепочку с чем-то вроде драгоценного камня. — Для людей, на которых огры не должны обращать внимания, нужно будет сделать вот такие бирки.

Ученый набрал на пульте код. Левый огр тихо загудел, его сенсоры осветились, и два индикатора на месте глаз вспыхнули красным огнем. Анарис взял на заметку поручить Моррийону выяснить: сам ли Эсабиан приказал сделать огров такими или это сделали барканцы по каким-то своим мотивам.

Огры топотали по комнате, двигая руками на человеческий лад. Ноющий гул, производимый ими, очень напоминал работу скафандровых сервомоторов.

— Это режим террора, — сказал Лисантер. Он нажал еще несколько клавишей, и движения огров внезапно стали беззвучными. — А вот секретный режим.

— Ну а твои модификации? — спросил Аватар.

— О да, господин, — просиял Лисантер. — Это моя гордость.

Новый код — и один огр замер, а другой с поразительной грацией сделал пируэт и приложил свои здоровенные ладони к стене. Из его пальцев хлынули разряды голубоватого света. Когда он убрал руки, стало видно, что в стене образовалось отверстие. Огр снова приложил руки к стене, и отверстие с громким чмоканьем закрылось, а он занял прежнюю позицию и застыл без движения.

Анарис услышал позади прерывистый вздох — это Барродах перевел дыхание.

— Стазисные заслонки в руках и ногах, — одобрил Эсабиан. — Превосходно. Теперь сама субстанция Пожирателя Солнц будет подчиняться моим командам.

Анарис переменил положение, словно желая рассмотреть огров поближе, но истинным объектом его интереса был Барродах. Бори, еще бледнее обычного, крепко сжимал челюсти. Секретарь, как и наследник, расслышал угрозу. С ограми Джеррод Эсабиан получит больше власти, чем любой другой правитель за всю историю Должара. Тарканцы перестанут быть ему нужны — и секретарь тоже.

— Мне продолжать демонстрацию, господин? — спросил Лисантер.

Эсабиан сделал утвердительный знак, и Лисантер начал рассказывать о системах вооружения огров. Это впечатляло, хотя Анарис слушал его невнимательно. Надо будет, чтобы Моррийон представил полный отчет об их возможностях и ограничениях — если таковые имеются. Пока что огры выглядели еще более гибкими и опасными, чем о них рассказывали.

Но о них Анарис поразмыслит позже, когда получит доклад Моррийона. Сейчас главное — разобраться в том, какова истинная цель этой демонстрации. Эсабиан никогда ничего не делает просто так. Этот его намек на экстрасенсорные способности сразу после обряда — почти осязаемое беспокойство его секретаря, которому теперь придется поднапрячься, чтобы удержать за собой свою позицию незаменимого советника.

Неужели Эсабиан знал все с самого начала? Анарес почти не имел сведений о своей матери — за исключением того, что ее краткое пребывание в Хрот Д'очча было обусловлено договором после капитуляции каких-то очередных противников Аватара. Свои чувства она выразила как нельзя яснее, уехав в тот самый день, как родила Анариса.

Она принадлежала к роду достаточно сильному, чтобы похоронить глубоко в своих анналах всякое упоминание о хорейской крови. На таком уровне Анарис копать не отваживался, поскольку Барродах следил за всеми его изысканиями.

Оба робота выдвинули из торсов крупнокалиберные бластеры, и Анарис сообразил, что отец сделал свой намек в отсутствие Барродаха. Это могло означать сразу несколько вещей.

Самое важное сейчас — тарканская линия. Упомянув о моем единственном опыте заклятия духов, он не только ткнул меня носом в мою хорейскую наследственность, но и дал понять, что знает, какую политику я веду с тарканцами. Теперь он нам показывает, что огры снова склонят чашу весов в его сторону.

Он по крайней мере такого мнения.

Огры сделали сальто и взлетели вверх. Нити голубого света, бьющего из ног, удерживали их под потолком. В этом положении они двигались не менее легко, чем по полу, — у Анариса от этого зрелища даже голова закружилась. Он посмотрел на тарканцев — на их лицах, как и полагалось, отсутствовало всякое выражение.

Но он скорее всего не знает, как Пожиратель Солнц усиливает суеверные страхи. А вот тарканцы, как и все нижние чины, хорошо знают, что только потомки хореян способны повелевать демонами-карра.

— Достаточно, гностор, — сказал Эсабиан, и Анарис вернулся к настоящему.

Лисантер поклонился и выключил пульт. Огни на «лицах» огров погасли, но, даже отключенные, они излучали угрозу.

Барродах боком пробрался мимо них к Эсабиану и сказал с низким поклоном:

— Мой господин, я только что получил рапорт от одного рифтера — Таллиса Й'Мармора, который вернул себе контроль над своим кораблем.

Эсабиан прищурился — он помнил это имя, но больше никакой реакции не проявил. Барродах подключил свой блокнот к пульту Лисантера, и они выслушали рапорт Таллиса с самого начала.

Анарису важен был только смысл — он знал, что копия рапорта будет ждать его на собственном пульте. Ювяшжт скрупулезно передает ему все, что касается рифтеров, хотя приказы Анариса пока были немногочисленны. Кроме того, разжалованный офицер Терреск-джи, имевшая несчастье оказаться у коммуникатора, когда рифтеры показали Ювяшжту свой гнусный фильм во время битвы при Артелионе, теперь, стараниями Моррийона, стала связистом на Пожирателе Солнц. Поэтому у Анариса имеется и запасный источник информации. Пусть себе Барродах воображает, что держит все под контролем. Это даст Анарису время узнать побольше, а вот Барродах будет о нем знать далеко не все.

Когда на экране появился панархистский адмирал, глаза Эсабиана весело блеснули.

— Это кто такой?

Барродах сверился со своим блокнотом.

— Кестлер. В Артелионском банке данных значится как капитан — но теперь, судя по знакам отличия, командует флагманом.

— Стало быть, он сменил Карра — Джеф Кестлер, Гроза Рифта?

Барродах стрельнул глазами в сторону Анариса.

— Он обрекает так называемую амнистию на провал, объявляя о ней лично. Однако Ювяшжт усилил надзор, уделяя повышенное внимание рапортам и инспекциям.

Бори не смотрел на Анариса, но тот хорошо понимал, что подобное вмешательство в пусть даже номинальную область Барродаха выставляет его нерешительным и некомпетентным.

Эсабиан, которому наскучило слушать, махнул рукой, и Барродах выключил пульт на подсчете Таллисом времени, которое займет переналадка компьютера, Аватар вышел, и Барродах, напоследок глянув сердито на Анариса, заторопился за ним.

«Дурак ты, дурак», — с улыбкой подумал Анарис.

9

АРЕС
Фиэрин лит-Кендриан, задержавшись на садовой дорожке, оглянулась на анклав. Яркий солнечный свет диффузоров достиг Южного полюса, стало смеркаться, и тени искусственного вечера падали от деревьев на длинный, низкий дом. Никого не было видно — даже десантников, неусыпно стерегущих покой правителя Тысячи Солнц.

На нижнесторонний взгляд Фиэрин эти тени были слишком коротки для вечера — они скорее соответствовали ненастному полдню. Но теперь это был ее дом, несмотря на всю его странность.

«Я подопечная Панарха», — думала она, идя к транстубу. Но что это, собственно, значит? В экономическом смысле — это хорошая острастка для всех сторонников Тау Шривашти, которые зарятся на имущество ее семьи. И как бы ни уменьшилось это имущество в результате махинаций Штулафи Й'Талоба и нынешнего правителя Торигана, она может с полным правом потребовать его назад. В политическом смысле — это мягкий намек ее могущественным дальним родственникам Вакиано на то, что им следует быть повнимательнее к своей родне.

В жизни это означает, что она проводит каждый день с людьми, выше которых в Панархии нет — по крайней мере в социальном плане. На военных совещаниях, которые могут теперь происходить в любое время суток, она не присутствует, но все часы, свободные от посещений Осри Омилова, посвящает светской жизни в анклаве. Вечера... обеды... завтраки... балы... прогулки...

Она до сих пор не понимала, почему Панарх принял в ней участие — разве что из-за своего путешествия на одном корабле с ее братом. Как бы то ни было, он поступил так из чистого альтруизма — никакой выгоды от этого он не имел. Этот долг она никогда не сможет ему вернуть, но попытаться все-таки надо.

Капсула задерживалась, но на остановке в кои-то веки никого не было. Высоко на северном полюсе сквозь янтарную зарю светились огни каких-то больших строений. Закат еще долго не погаснет. Режим середины лета казался Фиэрин волшебным временем: даже если он не совсем походил на ториганское лето, он производил такой же эффект на кристаллы, зеркала и драгоценности. Они впитывали теплый свет и возвращали его назад, преобразуя самым чудесным образом.

Так же, как это делают люди в Галерее Шепотов. Возможно, поэтому Ваннис и выбрала этот час. Тонкость этой двойственной символики заново поразила Фиэрин. Она чувствовала в Ваннис неизведанные еще глубины.

Быстро и настороженно оглядевшись вокруг, Фиэрин вздохнула. Тау больше нет, и его сообщников тоже, включая ту страшную женщину, которая продала координаты Пожирателя Солнц Должару, — но Фелтона, зловещего телохранителя Тау, так и не нашли.

Станет ли он преследовать ее? Никаких причин для этого как будто не было, но Фиэрин по-прежнему видела его в кошмарных снах.

Вернувшись мыслями к анклаву, она ощутила удовлетворение от проведенного с пользой дня. Перспектива скорых боевых действий, хотя ни Брендон, ни Ваннис об этом не говорили, начинала сказываться на всех. Открыто это не проявлялось — они оба были для этого слишком хорошо воспитаны. Но им случалось задумываться за столом, когда их было только трое; они настораживались, когда пульт подавал определенные сигналы; в своем узком кругу они говорили друг с другом лишь о самых банальных вещах, но делали усилия, чтобы занять Фиэрин. Как будто я ребенок. Нет — как будто я не знаю чего-то плохого, что известно им обоим.

Фиэрин под влиянием импульса предложила им исполнять роль хозяйки на некоторых обязательных мероприятиях, и они приняли это с непритворной благодарностью. С этого времени они стали чаще отлучаться из анклава — но, насколько она могла заметить, не вместе.

«Ну и пусть я не понимаю, что происходит, зато на Большом Турне я была молодцом», — подумала она с насмешливой улыбкой в свой адрес, и глухой рокот под ногами возвестил о прибытии капсулы.

Топот бегущих ног позади заставил ее круто обернуться, и она приняла уланшийскую стойку, в которой тренировалась каждый день. Но женщина, бегущая по дорожке, была ей знакома: маленькая, с кожей темной, как у самой Фиэрин, с большими шоколадными глазами. Она присутствовала на турне, которое закончилось около часа назад. Фиэрин запомнила ее именно потому, что та показалась ей знакомой — только она не могла вспомнить откуда.

— Генц Кендриан? — с усмешкой спросила женщина.

— Да? — Фиэрин приняла нейтральный вид, но приготовилась отвергнуть всякую попытку навязать ей разговор.

— Ах, эта дулусская манера смотреть — как будто от меня пахнет, — засмеялась женщина. — Я Дерит Й'Мадок...

— Теперь понятно. Вы репортер.

— Верно. Мы следили за процессом вашего брата и беседовали с членами его команды. Видели вы нашу передачу об «Ух Ты имени Л'Ранжа»?

— Нет. — Не станет же она говорить этой женщине, что на яхте Тау большинство каналов было для нее закрыто. К «новостям» он питал холодную, смертную ненависть.

— Неужели так заняты были? — подняла брови женщина.

— Там, где я жила, это было недоступно, — с извиняющимся жестом пояснила Фиэрин.

Дерит подняла веки, и Фиэрин подумала, не совершила ли она ошибки. Впрочем, что бы я ни сказала, она все равно не отвяжется.

Капсула подошла, и Дерит села в нее вместе с Фиэрин. К несчастью, там против обычного оказалось почти просторно и не было шанса затеряться в толпе. Дерит уселась прямо напротив Фиэрин и подалась вперед.

— По поводу вашего брата... — начала она.

— Поговорите с ним самим, — прервала Фиэрин.

— Я бы с удовольствием. Где его можно найти?

— Там же, где всю их команду. — Фиэрин понимала, что это слабо.

В улыбке Дерит не было ничего враждебного, но блестящие глаза смотрели с наводящей смущение прямотой.

— А команда ГД?

Фиэрин потупилась.

— Вы ведь знаете, что они пропали, правда? — продолжала Дерит. — Но это вас не слишком расстраивает — значит, вы знаете, где они.

Фиэрин подняла на нее глаза.

— Пожалуйста, не спрашивайте — я все равно ничего не могу вам сказать.

— Хорошо, не буду. — Дерит откинулась назад. — Я вижу, что с вами мне ничего не светит. Но мы будем спрашивать других, пока не выясним, где они и почему они исчезли.

— Но зачем?

— Что — зачем? — удивилась Дерит.

Фиэрин сжала губы, но долго сдерживаемые чувства помимо ее воли вырвались наружу.

— Зачем вы пристаете к людям? Не кажется ли вам, что некоторые вещи остаются в секрете не без причины? Или жареные факты для вас важнее... важнее всякой этики?

— Значит, их исчезновение имеет отношение к этике? — невинно осведомилась Дерит.

— Ничего подобного, — вспыхнула Фиэрин. — Я хотела только сказать, что такие, как вы, лишены всякого понятия об этике.

Капсула отошла от станции, набирая скорость. Дерит подождала, когда вошедшие усядутся, и продолжила:

— Откуда мне знать, по какой причине они исчезли? Может быть, здесь что-то нечисто. Или произошла какая-то ошибка. Но отчего бы это ни произошло, это может коснуться всех.

— Почему вы так говорите? — Фиэрин сжала руки у себя на коленях.

— Есть две вещи, которые, если в них вступишь, сразу липнут к тебе и воняют так, что всякому ясно. Вторая — это политика.

Это на мгновение рассмешило Фиэрин.

— Но мой брат не имеет никакого отношения к политике — не больше, чем я.

— А вот тут вы ошибаетесь. Я, конечно, подразумеваю политику в широком смысле слова — например, общение с влиятельными людьми. Не станете же вы отрицать, что находитесь в самом центре событий и ваш брат тоже некоторое время находился в нем. Ваша судьба, хотите вы того или нет, как-то повлияла на жизнь высокопоставленных лиц, которые, в свою очередь, влияют на жизнь всех остальных людей. Важно то, что вы делаете. Приходя к власти, вы теряете право на личную жизнь — ведь только зная, что и почему вы делаете, нижестоящие еще могут как-то влиять на ваши решения.

Как было с Тау на Тимбервелле. В результате восстания он был низложен, и «новости», очевидно, помогали распространять информацию против него.

— Я вижу, вы меня понимаете, — сказала Дерит.

— Да, мне ясна ваша цель — хотя иногда ваши действия кажутся мне такими же непостижимыми, как решения, принимаемые лидерами.

— Мы стараемся узнать то, что люди хотят услышать, — улыбнулась Дерит. — А новости неизменно вызывают у людей аппетит — и чем они грязнее, тем лучше.

Фиэрин взглянула на экран — следующая станция была «Сады Джихана».

— Мне пора, — сказала она. А если ты за мной увяжешься, Ваннис разделается с тобой получше, чем я.

Но Дерит не сделала никакой попытки за ней увязаться.

— Галерея Шепотов, я полагаю? — спросила она с грустной, озадачившей Фиэрин улыбкой. — К пяти часам? Мог бы получиться неплохой репортаж, но пусть этой помойной ямой занимаются другие.

— Вы так настроены против Галереи Шепотов?

— В этом, должно быть, проявляется коренное отличие поллои от Дулу. Я побывала там как-то раз. Бред какой-то. Фу!

Фиэрин засмеялась и вышла из капсулы.

Ваннис ждала ее на скамье под тихо позванивающим колокольным деревом. В теплом свете заката, отражаемом мраморными плитами, она точно сошла с живописного полотна Утерянной Земли: прелестное голубое платье, нитка жемчуга в замысловато уложенных, цвета красного дерева волосах и поза, достойная королевы.

Увидев Фиэрин, она улыбнулась. Глаза у Ваннис, как и у Дерит, были карие, но более светлые, с зеленовато-золотистыми искрами.

— Едва отделалась от репортерши, — сказала Фиэрин.

— От репортерши? Что-то имеющее отношение... к вашему брату?

— Хотела узнать, куда он делся, — кивнула Фиэрин. — Сказала, что все равно это выяснит.

— Это, конечно, была Дерит Й'Мадок? Я так и думала, что она вас не минует. — Ваннис встала, с легкой улыбкой оправляя юбки. — И вы сказали ей, что...

— Я ничего не сказала. — Фиэрин никогда не умела разгадать, что на уме у Ваннис.

— А она не упомянула о том, почему так хочет это выяснить?

— Она сказала, что занималась процессом и что я нахожусь в центре событий, и прочла мне лекцию о том, что люди, стоящие у власти, не имеют права на личную жизнь.

Ваннис помолчала, стоя так тихо, что Фиэрин даже се дыхания не замечала. Но выражение ее лица не изменилось, и голос звучал все так же мягко, когда она, взяв Фиэрин под руку, пошла с ней по обсаженной цветами дорожке к Галерее.

— Итак, это был вызов? Интересно.

— Вызов? Кому — мне?

— Тем, кому они докучать не осмеливаются.

— Если вы о Брендоне, то его еще поймать надо, — засмеялась Фиэрин. — Я его вижу только на занятиях по уланшу, а ведь мы живем в одном доме. — Посмотрев на Ваннис, она решилась немного рискнуть: — А вас теперь вижу только на прогулках и за столом иногда. Неужели он и вас таскает на военные совещания?

Ваннис беззвучно рассмеялась.

— Нет, своим временем я распоряжаюсь сама. Что мне хотелось бы знать, так это что с нами будет после атаки на Пожиратель Солнц.

— Вы хотите сказать — после нашей победы?

У Ваннис дрогнули уголки рта.

— Дорогая моя, нам очень повезет, если эта война закончится при жизни нашего поколения. Если мы не возьмем Пожиратель Солнц, Должар загонит нас на Окраины и еще дальше. А если мы одержим победу, нам придется гоняться за остатками их флота и вышибать рифтеров с захваченных ими планет, несмотря на Пакт Анархии.

Они уже дошли до дверей Галереи.

— Каким неприглядным представляется в ваших устах будущее, — скривилась Фиэрин. Ваннис успокаивающе пожала ее локоть.

— В таком случае оставим будущее и положимся на мудрые достижения прошлого.

Они вошли внутрь, где действовало правило: говорить только на заданную тему либо о том, что ты слышал. Фиэрин оставила при себе невысказанные вопросы, сознавая, что ей нужно хорошенько подумать. Молча они пошли вперед по выложенной плитками дорожке. Водяные стены по обе стороны с громким плеском падали к их ногам. Дальше тропинка разветвлялась, и Ваннис повернула сначала в одну сторону, потом в другую. Кругом переговаривались, иногда шепотом, голоса, а однажды послышался тихий, интимный смех.

Ваннис, неодобрительно наморщив красивый лоб, свернула прочь, и нежелательные звуки заглушил водопад, на этот раз невидимый.

— Метафора — признак умения мыслить, — улыбнулась Ваннис.

— В таком случае, — произнес тихий женский голос, — обсудим мысль, высказанную одним утонченным человеком лет за пятьсот до того, как наши предки покинули Землю: «Самое полное счастье, возможное в этой жизни, — это состояние покоя, время от времени оживляемое моментами удовольствия».

— Если мне будет позволено, исключительно в интересах дискуссии, занять позицию оппонента, — вмешалась женщина постарше, — то я скажу, что счастье, или удовольствие, если кто-то предпочитает этот термин, — понятие далеко не однозначное для каждого человека. Одни избирают удовольствия чувственные, как вульгарные, так и утонченные, другие — удовольствия духовные, умственные, удовольствие испытывать сильные эмоции, удовольствие быть добродетельным.

— Добродетельным? — повторил кто-то под аккомпанемент негромкого смеха.

— Добродетельным, — подтвердила женщина.

— Оригинально, — протянул молодой голос, придав этому слову, как водится, совершенно обратный смысл. Фиэрин не нужно было видеть спорщиков, чтобы представить себе иронический жест, которым это сопровождалось.

— Раз уж я так заинтересовала вас, дорогая, позвольте мне развить свою мысль, — сказала старшая — ее спокойная ирония как бы подчеркивала вульгарность ее молодой собеседницы. — Добродетель в моем понимании вовсе не отрицает радости и удовольствий. Слишком суровая добродетель не привлекает, а отталкивает; даже тот, кто уважает стезю, лишенную удовольствий, сам ей следовать не стремится.

За этим последовал одобрительный шепот, и внезапно разговор, как это часто случалось в Галерее, прекратился.

В этот миг Фиэрин услышала голос — вернее, его слабое эхо, — который вел какую-то мелодию. Ваннис слегка повернула голову в его сторону, но на перекрестке свернула в заросли папоротников, прочь от него.

— Природе как будто нравится, когда ее имитируют, — произнес мужчина.

— Любовь идет на убыль, — заметила Ваннис, — но его партнерша об этом еще не знает.

«Как она сумела расслышать это в его голосе?» — удивилась Фиэрин.

— Да, — откликнулась женщина, совсем юная, судя по тембру и энтузиазму. — Моя наставница, художница, придерживалась того же мнения. Она показывала мне, как природа с помощью света и тени создает шедевры на воде и полированных поверхностях. Эти ее этюды и вызвали у человека желание подражать еще в доисторические времена.

«Может, она и молода, но отнюдь не глупа», — подумала Фиэрин.

— Имитация идеала, — засмеялся мужчина. — Когда-то понятие «идеал» имело божественный смысл.

— В школе нам говорили, что древние были убеждены, будто художники лучше служат богам, чем поэты.

— Неплохой удар по помпезности, — с полузакрытыми глазами промолвила Ваннис. — Что-то я никак не могу узнать его голос.

— Ш-ш, — сдерживая смех, остановила ее Фиэрин. — Ответный удар.

— ...молодые и чувствительные, но неискушенные не сразу различают в хоре отдельные партии, а на картине — оттенки, перспективу, рисунок, гармонию цвета, хотя на чувства все это действует совместно...

— Недостойный прием, — презрительно бросила Фиэрин под тихий смех Ваннис. — Использует ее возраст в качестве аргумента. — Ваннис сжала ее локоть, и они направились в другую сторону.

Следующий голос они узнали сразу: Элоатри, Верховная Фанесса.

— Нельзя рассуждать о любви, оставляя в стороне элемент неожиданности.

— Это наше свойство — вечно выискивать что-то новое, — возразил другой голос, постарше, резкий, несмотря на дулусский распев.

— Если вы позволите мне внести небольшую поправку...

— Сделайте одолжение.

— Тот, кто ищет, всегда видит или чувствует нечто неожиданное, но есть неожиданность более тонкого порядка: обыкновенность, предстающая в неожиданном для нас виде.

— Проще говоря, — сказал резкий голос, — одни любят то, что знают, а другие то, чего не знают.

— Пределы нам ненавистны, — размеренно, будто читая стихи, произнесла Верховная Фанесса. — Мы стремимся расширить сферу своего присутствия. Мы черпаем удовольствие в том, что смотрим вдаль.

Они умолкли, и снова послышалось пение. Ваннис заметно затаила дыхание. Еще несколько шагов — и настала полная тишина.

Фиэрин чуть было не высказалась вслух, но вовремя вспомнила правило. Заново сформулировав в уме свою реплику и улыбнувшись своему серьезному отношению к этой игре, она сказала:

— Вот уж не думала, что у любви может быть что-то общее с религией.

Ваннис вскинула голову порывистым, почти резким движением.

— Я тоже, — сказала она. — Я тоже.

Не слыша больше ничего примечательного, они все-таки продолжали свою прогулку, пока в третий раз не услышали пение. Тогда Ваннис повернула к выходу и почти сразу же рассталась с Фиэрин, приветливая и улыбающаяся, как всегда.

Уже на подходе к анклаву Фиэрин вдруг спросила себя, откуда Ваннис известно, что репортеры не обращались к Брендону с просьбой дать интервью.

* * *
Дерит Й'Мадок устало плюхнулась в кресло.

— Что, без толку? — спросила Тови из-за пульта, опустив подбородок на руки.

— Это ты о чем? — невинно осведомилась Дерит. Тови ухмыльнулась, и Дерит, оглянувшись, увидела в дверях Ника. — Это тебе надо было поговорить с Кендриан, — сказала она ему. — Может, ты бы что-нибудь из нее и выудил.

— Инстинкт подсказал мне, что это должна быть женщина. И без айны.

— Бедняжка сама не своя от страха. Телос! Она и меня заразила — даже пропала охота нажимать на нее.

— Но она знает, где они?

— Наверняка. Мои вопросы с самого начала подразумевали, что она это знает, и она даже не пыталась отрицать. Но это дохлый номер — разве что Панарх узнает от нее, что мы разнюхиваем в этом направлении.

— Вот и ладно. Значит, ты не совсем уж зря потрудилась — в отличие от нас, остальных. — Ник потянулся и зевнул, вызвав эпидемию зевоты у прочих сотрудников. — Как ни противно в этом сознаваться, — добавил он, — тут нам здорово помог 99-й. Омплари раскопал то, что раздобыли они.

Все взгляды обратились на программиста, бледного и изнуренного. У Дерит из солидарности заболели виски и лоб — она знала, как действует мозгосос, если долго им пользоваться.

— Это был эксперимент. Их послал Омилов. — Мог прижал пальцы к опухшим, красным глазам. — Гессинав заложила повсюду логические бомбы, предназначенные в основном для Флота, — но приберегла немного яду и для Омилова, и один из ее сюрпризов пробил многообещающую дыру в системе безопасности, куда и влез программист 99-го. Этот ход ведет в проект «Юпитер». Я воспользовался своим портом и вытащил вот это. — Омплари показал на свой пульт. — Решайте сами, что это значит.

Все сгрудились вокруг пульта.

— Рассказывай дальше, — сказала Дерит, убрав с полдюжины пустых контейнеров из-под алигрианского чая.

— Омилов запланировал эксперимент, который они должны были провести подальше от Ареса, в сопровождении фрегата «Эмрис». В чем суть эксперимента, я так и не понял.

— Когда он проводился? — спросил Ник.

— В день суда.

Юмек присвистнул.

— Может, они погибли во время бунта? Гессинав пыталась натравить на них толпу, чтобы прикрыть свое бегство.

Омплари, морщась, покачал головой.

— Они все явились на борт своего корабля — совершенно легально. Только они — десантников с ними не было. Они стартовали вместе с «Эмрисом», как и было запланировано, но назад «Эмрис» вернулся без них.

Эти слова у всех вызвали шок.

— Ты хочешь сказать, что «Телварну» вывели в космос и взорвали? — дрогнувшим голосом спросила Лиэт.

— Не знаю. Но я воспользовался уцелевшим куском гессинавского червяка и послал его проследить за передвижениями экипажа «Телварны» по записям в вахтенных журналах. Самое интересное то, что некоторые из них ночью накануне суда побывали в анклаве, а капитан ушла оттуда только утром.

— Мог, а нельзя ли с помощью твоего червяка посмотреть, что записал в тот день журнал «Эмриса»? — спросил Ник.

— Попробую. Если система меня еще не засекла, можно будет проскочить.

— Давай прямо сейчас, а?

— Что это значит? — спросила Тови, переводя взгляд с Ника на Дерит. — Я, видно, заработалась — ничего не соображаю.

— Либо рифтеров взорвали, либо они улетели, — пояснила Дерит.

— И если имел место второй вариант, то «Телварна» — единственный гражданский корабль, покинувший Арес после начала войны, — добавил Ник. — Неужели им доверяют настолько, что позволили улететь рифтерской темпатке, должарианке к тому же? Без всякой охраны? С недавним громким репортажем 99-го это как-то не вяжется. Должарианцам требуются рифтеры на Пожирателе Солнц — чтобы активировать станцию, по мнению многих.

— Вот, по-моему, то, что вы ищете, — прервал их Омплари, выводя на большой экран структуру из окон. Он нажал несколько клавиш, и световые импульсы побежали по звеньям, подчеркивая отдельные участки.

Ник застучал пальцами по столу.

— Я так и знал, что здесь кроется какой-то паскудный секрет. Вы поглядите только! Приказ прервать задание исходит из анклава — от самого Панарха.

— Выходит, Панарх их не посылал, — нахмурилась Дерит. — Что это значит?

— Ну, теперь выбирайте, — сказал Омплари. — Я могу вскрыть там еще один узел — потом нас вышибут, да и выследить могут. Где копать?

Ник указал на корабельный журнал «Эмриса».

Омплари осторожно вскрыл его, и они просмотрели запись о том, как капитан сопровождающего корабля пыталась вернуть рифтеров обратно. После веселого и дерзкого ответа связиста «Телварны» на экране появилась метка ушедшего в скачок корабля.

— Ну вот, — проворчал Юмек. — Опять тупик.

— Ты думай головой, — возразил ему Ник, принимаясь бегать по комнате. — Ты же видел, как вела себя капитан «Эмриса». Она знала, как знал и тот, кто отдал приказ, что на «Телварне» скачковые системы действуют — иначе она бы просто приказала им вернуться. Куда же они отправились?

— Но если они знали, что скачковые работают, а на борту находится темпатка, которая может получить целую планету, если запустит Пожиратель Солнц, почему они просто не взорвали «Телварну»?

— И правда — почему? — после долгой паузы произнес Юмек.

— Это неспроста, — кивнул Ник. — Есть еще что-то, о чем все умалчивают.

— Что, к примеру? — шумно вздохнула Лиэт. — Думаешь, Панарх спал с кем-то из них? Или со всеми сразу?

— Это уж чересчур, даже для Дулу, — буркнул кто-то. — Рифтеры, должарианка, парень, связанный с келли, — может, и выжигатели мозгов заодно?

— Кто знает, какого пола эйя? — спросила Лиэт.

— И есть ли у них вообще пол? — подхватила Тови.

— Как будто Дулу не все равно, — заметил Омплари. Все, даже Ник, засмеялись.

— Даже если Панарх спал с ними со всеми, стоит ли затрагивать его на этот предмет? — сказала Дерит. — Он теперь популярен, а сексуальные штучки срабатывают, только когда человека не любят.

— Она права, — поддержала Тови. — Хреново будет, если мы состряпаем постельную историю про Панарха, а она ничего нам не даст.

— Даст! — Ник продолжал метаться по комнате, трогая все, что попадалось под руку. — Подумайте сами! Мне наплевать, с кем и как он спит, но как бы он ни был связан в телварновскими рифтерами, сам факт существования такой связи затрагивает нас всех.

— Шишки будут молчать, сам знаешь, — медленно проговорила Дерит. — Что до самого Панарха, он, могу поспорить, согласится дать интервью, но ровно ничего не скажет — а у меня не хватит умения вытянуть из него то, что он сам открыть не захочет. Может, у тебя хватит?

— Сомневаюсь. — Ник покрутил головой и хмыкнул. — Послушать нас, так можно подумать, что интервью с Панархом уже назначено. Далеко же мы ушли со времен Реджинальского Облака. Ну, так или этак, а пора приступать к боевым действиям. Вдруг удастся раскрутить кого-то, кто не так хорошо умеет прятать свои секреты.

— Провоцировать будем? — усомнилась Лиэт. — Рискованно.

Дерит развалилась в кресле, сложив руки на груди.

— А не начать ли нам с закрытых блоков? Например, с Пятого, где жили наши рифтеры.

10

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Анарис отодвинулся назад, бросив рапортичку на свой тяжелый, резного дерева письменный стол. Интересно, подумал он с улыбкой, как расценит Барродах его интерес к статистике по использованию туалетов. Не запросить ли статистику отравлений при пользовании клизмами, чтобы доставить Барродаху, определенно страдающему запором, новый повод для тревог?

У Анариса вырвался смешок. Моррийон, работавший с блокнотом, молча передал его хозяину. Тот быстро просмотрел запись первой попытки Вийи включить станцию и заодно, повторно — запись своей собственной реакции. Сам он помнил только, что очнулся в своей постели с головной болью, по интенсивности не уступающей сверхновой. Одно ясно: при следующей попытке надо будет сконцентрировать все имеющиеся стазисные заслонки вокруг его кровати. Новые брать рискованно, учитывая повышенный интерес Барродаха к ним.

Анарис вернул блокнот секретарю и уставился на потемневший от времени гобелен, припоминая свои, короткие пока, беседы с Вийей.

Спокойное лицо, подобранная поза — результат многолетних занятий уланшу. А свое непредсказуемое чувство юмора, умение фехтовать словами она переняла не просто от панархистов — от Дулу. По-видимому, с Должара ее спас бывший любовник Брендона Аркада Маркхем лит Л'Ранжа, с которым Анарис пару раз встречался. В памяти остался быстрый обмен перемежаемыми смехом репликами, легкие дулусские жесты, доверительные товарищеские отношения этих двух юношей — белокурого и темноволосого. Как странно сложились события, приведшие к встрече Вийи с Брендоном. Как видно, ни благодарность за свое спасение после бегства с Шарванна, ни рейс на Артелион и обратно не помешали ему засадить Вийю и ее команду в тюрьму, стоило ему добраться до Ареса.

Выбросив Брендона из головы, Анарис сосредоточился на Вийе. Она такой же гибрид, как и он сам. Ее мотивы и реакции разгадать трудно, и это делает ее еще интереснее. Ему, привыкшему внушать страх, ненависть или раболепное поклонение, занятно было общаться с человеком, который не старался ему угодить, проявляя к нему очень относительный интерес, и, несмотря на то, что признавал его главенство, никакого страха не выказывал.

Но за этим спокойным фасадом скрывался устрашающей силы дар. Анарис знал, что его рудиментарный пси-талант — лишь свечка рядом с солнцем Вийи. Как ей удалось прикоснуться к Сердцу Хроноса, не испытав реакции, от которой Анарис страдал при очередной попытке каждого из темпатов? Он сам ни разу не трогал Сердца, да и не собирался, пока не научится как-то обуздывать эти свои реакции. Наркотики, похищенные Моррийоном у Норио, едва справлялись с ними даже на большом расстоянии от Палаты Хроноса.

Он ни за что не скажет ей, что тоже отмечен клеймом Хореи, — не даст ей в руки такого оружия. Но ему необходимо узнать кое-что о ней. Должен же быть какой-то способ? И Анарис подумал о ее корабле.

— Каков статус рифтерского корабля? — спросил он.

— Закрыт, но не заперт, — ответил Моррийон. Анарис кивнул. Вийя, конечно, знает, что запирать корабль бесполезно — это только побудило бы Барродаха совершить взлом.

— Корабль уже обыскан. Больше всего его, видимо, интересовала аптечка, — с оттенком высокомерия сообщил Моррийон. Анарис праздно поинтересовался про себя, как бори удалось взять верх над кем-то из тарканцев, — это явно и был источник его информации, ведь Барродах больше никого не взял бы с собой на обыск. — Еще он проверил компьютер, необычайно мощный, — этим, возможно, и объясняются их рифтерские успехи перед палиахом. — Бори набрал что-то па своем блокноте. — Этим как будто его активность исчерпывается.

Анарис улыбнулся. Знай он, как забавно будет наблюдать за Барродахом, который каждый раз исходит страхом и яростью в присутствии Вийи, он давно бы уже занялся розысками темпата-должарианца.

Впрочем, любой другой выходец из родного мира приложил бы все усилия, чтобы скрыть свой талант, — и был бы далеко не столь интересен.

— Мне тоже стало любопытно, — сказал Анарис и встал. — Говорят, корабль — отражение своего капитана. — Он быстро зашагал по коридору к причальному отсеку, а Моррийон поспешил за ним.

Тарканцы, охраняющие отсек, пропустили их беспрекословно: слухи о том, как он вызвал дух Уртигена в Тайной Палате на «Кулаке Должара», добрались уже и сюда.

Старая «колумбиада» стояла рядом с двумя должарскими корветами, тихая, с погашенными бортовыми огнями. Анарис нажал кнопку, управляющую трапом. Тот опустился довольно быстро, и он в три шага взошел на корабль. Моррийон поднялся следом несколько медленнее. В шлюзе Анарис задержался, и секретарь молча подал ему блокнот со стандартным планом «колумбиады». Анарис взглянул, отдал блокнот и двинулся к мостику.

Воздух был застойный и какой-то давящий — возможно, из-за духоты. В нем чувствовался легкий запах корицы. Это пробуждало какое-то воспоминание — слишком слабое, чтобы проявиться яснее. «Странно, однако, что их тианьги способно создавать запахи, которые держатся так долго», — подумал Анарис, продвигаясь вперед при слабом аварийном освещении. Интересно, кому из них понадобился запах корицы?

Келли! — вдруг осенило его у самого входа на мостик. От келлийского архона на Артелионе тоже пахло жженой корицей. Может, запах заказал тот парень с вросшей в руку келлийской лентой? Программистка Моррийона извлекла из файлов Барродаха запись о кратком пребывании «Талверны» на Рифтхавене до того, как панархисты взяли ее в плен. Корабельный врач Монтроз отвел мальчишку, Иварда, к келлийскому доктору, и кто-то из медицинского персонала сообщил агенту Барродаха, что келлийская лента действительно как-то пристала к парню во время налета на Мандалу и медленно разрушает его здоровье.

Однако сейчас у него вид вполне здоровый. Анарис, не думая больше о рыжем Иварде, включил энергию жизнеобеспечения. Зажегся свет, и из тианьги повеяло свежим прохладным воздухом.

Со знакомым чувством смыкающегося круга Анарис осознал, что находится на мостике единственного корабля, сумевшего вырваться из отцовских лап на Артелионе. Ему живо припомнились кадры этого побега. Вийя опередила крейсер Эсабиана на какие-то доли секунды.

Анарис стал за ее креслом и попытался представить, как она сидит здесь, видя громаду «Кулака» на экране, отстреливаясь от его снарядов и с риском для жизни пытается прорваться к радиусу до того, как Ювяшжт откроет огонь из рапторов. Это требовало величайшего мужества и хладнокровия. Интересно, куда она девала Брендона Аркада? Заперла в карцер или заставила стоять здесь и смотреть, как она играет в пятнашки со смертью над его захваченной планетой?

Задавшись целью это выяснить, Анарис покинул мостик и стал искать капитанскую каюту. Она должна быть больше всех остальных и ближе всего к мостику, если эта старая «колумбиада» не подвергалась специальным переделкам.

На корабле поддерживалась безукоризненная чистота, а его интерьеры носили заметный отпечаток дулусских вкусов. Наследство Л'Ранжа, должно быть. Воздух, несмотря на включенное тианьги, оставался тяжелым — чем дальше от мостика, тем тяжелее. Может, они нарочно настроили систему так, чтобы посторонним неповадно было? Моррийону тоже было не по себе — он нервно поглядывал по сторонам, однако молчал.

Каюта оказалась там, где и полагал Анарис, и он открыл дверь, любопытствуя, не найдется ли и там следов Л'Ранжа. Но нет — каюта напоминала скорее тюремную камеру. Узкая койка и никаких личных примет, кроме гобелена на одной стене и крючка на другой. Под крюком осталась легкая потертость, как будто на нем что-то висело раньше.

Подойдя к гобелену, Анарис с обострившимся интересом узнал старинную должарскую работу, изображавшую уничтожение острова Хореи.

В детстве у Анариса была картина, изображавшая то же самое, хотя и по-другому — он хранил ее все долгие годы своего воспитанничества. Глядя на огни пожаров, старательно вытканные давно уже мертвыми руками, он вдруг испытал натиск чего-то, едва не сбившего его с ног. «Уж не предприняла ли Вийя новой попытки включить станцию?» — в приступе паники подумал он. Или он сейчас снова против воли будет втянут в видение о гибели Хореи, как это случилось с ним в причальном отсеке в день ее прибытия?

Но головокружение схлынуло, оставив лишь неприятный осадок, который он приписал действию тианьги. Отвернувшись от гобелена, Анарис сел за пульт Вийи и включил его, но вскоре опять выключил. Как он и ожидал, Вийя закодировала все корабельные журналы, схоронив их глубоко в системе. Потребуется опытный программист и много времени, чтобы снова извлечь их на поверхность.

Он вышел из каюты и остановился, стоит ли дальше обследовать корабль. Он уже направился было на корму, но раздумал. Его интересовала только Вийя — а если уж ее жилище ничего ему не дало, в других местах он и подавно не найдет ее следов.

Вернувшись на мостик и отключив энергию, он решил, что настала пора побеседовать с капитаном «Телварны» еще раз.

* * *
Вийя перевела дух, пытаясь осмыслить поток информации, только что полученный ею.

Вряд ли Эсабиан знает что-то о своем сыне, — мысленно произнес Ивард, неподвижно сидящий на стуле в метре от неё. Незадолго до этого он очнулся от дремы, получив по каналу своей постоянной связи с келли извещение о том, что Анарис обследует «Телварну».

Он посетил только мостик и каюту Вийи — манипуляции келли с включенными тианьги, в том числе и ультразвуковые, отбили у него охоту к дальнейшим розыскам, и он не обнаружил троицу, спрятанную в каюте Иварда. Но близкое соседство позволило келли прощупать его сознание и передать другим мысли и действия Анариса, доступные их пониманию.

Он знал Маркхема — и он тоже носит в себе хорейские гены. Он почти не думал о своем даре, но тот каким-то образом повлиял на келли, а через них и на эйя, пробудив их от спячки. Сам он, к счастью, так, видимо, и не понял, что случилось.

Вийя закрыла глаза, борясь с нарастающей головной болью.

Келли тут же послали ей успокаивающий импульс, заверив ее, что теперь, когда эйя проснулись, им, может быть, удастся смягчить некоторые стрессы, нагнетаемые на нее станцией.

Вийя открыла глаза. Ивард смотрел на нее с юмористической неприязнью.

Если бы Элоатри сказала нам, что недостающим членом единства был этот говнюк Норио, мы могли бы остаться на Аресе, — прочла она.

Вийя невольно рассмеялась в уме.

Это к лучшему, что он умер, — передала она в ответ. — Мысль о том, что ради запуска станции пришлось бы наладить контакт с Норио, угнетает меня больше всего остального.

По-твоему, мы сумеем справиться сами? — с легким диссонансом недоверия подумал Ивард.

Придется — иначе мы не сможем захватить контроль.

Однако безмолвный скептицизм Иварда не перестал чувствоваться и тогда, когда в ее сознание вплелись музыкальные мысли келли. Анарис вызывает Вийю к себе, — передали они — а за этим последовал молниеносный диалог между ними и эйя, который она не успела перехватить.

Какую-то секунду спустя к ним явился Моррийон — впрочем, Вийя знала, что чувство времени изменяет ей после таких контактов.

Она отгоняла тени, маячившие на периферии зрения, и делала дыхательную гимнастику, пока Моррийон разговаривал с Монтрозом.

Она слышала их голоса, но смысл до неё не доходил. Зато в ее ум внезапно вторглись эйя — расстроенные, судя по пронзительному писку.

Пищали они, как видно, не только мысленно: Моррийон вздрогнул и в страхе выпучил свои косые глаза. Обернувшись, Вийя увидела, что маленькие существа вышли из своей комнаты — синие рты раскрыты, тонкие пальчики семафорят с невероятной быстротой: Эйя слышат далекого спящего.

Эйя находятся близко к далекому спящему? — старательно сформулировала Вийя, стараясь излучать только спокойные эмоции. Келли тоже послали поток успокаивающей музыки, и эйя перестали пищать.

Эйя близко и не близко, Вийя, Один-с-Тремя и трое находятся в улье далекого спящего, но далекий спящий пребывает в зимнем сне.

Скоро мы пойдем к далекому спящему, — передала Вийя. Эмоции эйя, выражающие мучительное ожидание, достигли апогея, но келли снова вмешались со своей успокоительной гармонией.

Теперь эйя должны праздновать улей далекого спящего, — произнесла она. — Различайте и празднуйте образцы в улье далекого спящего.

Мы празднуем образцы в улье далекого спящего, — ответили они, и Вийя, переведя дыхание, открыла глаза.

— Все в порядке, — говорил Ивард Моррийону. — Они всегда так ведут себя, когда просыпаются. Они не причинят вам вреда.

Откуда у Иварда столько энергии? Вийя заставила себя встать, и Моррийон с заметным облегчением открыл дверь и вышел. Она последовала за ним, преодолевая головокружение.

Он спешил, но из-за Вийи вынужден был сбавить шаг, и за время пути она немного пришла в себя. В этом районе станции она еще не бывала. Тарканцы стояли почти на всех перекрестках, и болезненный гул пси-заградников то и дело вторгался в ее мозг.

Моррийон нажал на вестник и открыл дверь. Он отступил, и Вийя вошла в комнату, точно взятую из кошмарных снов ее детства.

С трудом сохраняя равновесие, она заставила себя медленно оглядеться вокруг. Тяжелая резная мебель, гобелены, даже узор ковра на полу — все возвещало о богатстве и могуществе правителей Должара.

Анарис, сидя в вольной позе за большим столом, наблюдал за ней со своим обычным саркастическим выражением.

— Напоминает о доме? — спросил он.

— Моим домом была ветхая, сложенная из камня хижина, где стояла ветхая, колченогая мебель. Это, — она обвела рукой комнату, — нам показывали только на видео. Что это — имущество какого-нибудь мелкого нобля, который опрометчиво позволил своей тени упасть на тень вашего отца? Доставленное сюда эскадрой военных кораблей ради поднятия престижа?

Анарис, набрав что-то на пульте, ответил:

— Должна ли эта великолепная бравада доказать, что вы преодолели наследие своих предков? — Небрежно повернув к ней экран, он добавил: — Если так, то вам придется постараться получше.

На экране Вийя увидела себя на мостике «Телварны». «Я хочу сердце Хрима Беспощадного на острие моего ножа», — произнесла она по-должарски.

С тихим смехом Анарис выключил изображение и указал куда-то ей за спину. Обернувшись, Вийя увидела себя в стальном полированном зеркале, Анарис подошел к ней, и они отразились рядом: оба высокие, сильные, с выступающими скулами, темноглазые и темноволосые, в строгой черной одежде.

Вийя, посмотрев себе в глаза, убедилась, что никаких внешних реакций не проявляет. Она могла бы сказать ему, что черное стала носить только после смерти Маркхема, когда поклялась отомстить Хриму Беспощадному. Она еще тогда знала, что поступает как истая должарианка.

Впрочем, она никогда не отрекалась от своего прошлого, И теперь, глядя на себя и Анариса, видела не сходство, а разницу. Она одета в удобный, не стесняющий движений костюм, который носят космонавты обоего пола. У Анариса с ней разве что цвет общий — его камзол и брюки из дорогой, тяжелой ткани подчеркивают его мощное сложение и призваны внушать почтительный трепет.

Она встретилась с его глазами в зеркале, зная, что ее собственный взгляд выражает лишь полное безразличие.

На лице Анариса, чего бы он ни искал в ней, отражалось не больше, чем у нее. Отойдя от зеркала, он вернулся на свое место и сказал:

— Меблировка этой комнаты взята из покоев отца в нашей башне в Хрот Д'очча. А тебе известно, от кого ты произошла?

Ясно, куда он метит. Хорейская кровь. Но он не знает, что она знает о его собственных хорейских генах — и он, как и она, использует нейтральную форму обращения, тогда как мог бы выбрать полдюжины других, одинаково оскорбительных. Учитывая все это, Вийя ответила:

— Моя мать и все праматери были ткачихами — никто из них не обладал даром. По словам матери, я плод ее злосчастной встречи с отпрыском дома Герджгрунов во время зимнего Каруш-на Рахали.

— В каком городе?

— Эфин Хоч-джан.

Анарис тихо пробормотал что-то, подняв глаза к потолку.

— В том году Герджгруны осуществили палиах против Тхарчюсов.

Выходит, он знает год ее рождения? Ну разумеется. Моррийон, должно быть, перелопатил все ее досье, как только ее корабль вошел в систему.

— Ты сказала, что больше не будешь экспериментировать без эйя, — добавил он. — Предлагаю тебе разбудить их.

— Они уже проснулись. Мы можем начать в любое время. Я через Лара посоветовала Лисантеру не устраивать им физических тестов. Они не выносят, когда их трогают.

Анарис вставил в свой пульт какой-то чип и через некоторое время спросил:

— В той камере трансфигурации под Большим Дворцом, где вы спасли гностора Омилова, — это были эйя.

Она кивнула.

— Барродах уверял, что вы использовали какое-то секретное панархистское оружие, — улыбнулся Анарис. — Известно ли тебе, что он дал пирожной атаке Брендона такое же объяснение?

— Что с ним, собственно, стряслось тогда? — усмехнулась она.

— Джессериан нашел его в глубоком обмороке. Видимо, один из роботов-официантов залепил ему прямо в голову особенно ядовитым пирогом.

Не сомневаясь, что у Анариса есть причина — и скорее всего неблаговидная — поделиться с ней этими сведениями, она все-таки с большим удовольствием представила себе смятение Барродаха, даже не пытаясь это удовольствие скрыть.

Анарис нажал на кнопку вызова.

— Я, пожалуй, не стану его разуверять. Он способен перестрелять всю твою команду, а тебя держать на транквилизаторах за исключением тех периодов, когда ты требуешься Лисантеру.

Не желая, чтобы он принял ее молчание за благодарность, она сказала:

— Видимо, есть еще какая-то причина, кроме досаждения Барродаху, чтобы оставлять нас на свободе?

— Так веселее, — ответил он.

Дверь, чмокнув, открылась, и в комнату с поклоном вошел Моррийон. Анарис, лениво махнув рукой, отпустил обоих. Моррийон снова поклонился, и Вийя вышла, сопровождаемая язвительным смехом Анариса.

* * *
Моррийон уныло оглядел баррикаду, которую нагородил под саркастическим наблюдением Анариса, — тот, поджав ноги, сидел на кровати.

— Раньше времени он не начнет, — сказал наследник, впившись в Моррийона темным взглядом. Дираж'у, извивающийся в его сильных пальцах, застыл. Бори опустил глаза на свой блокнот. Он не любил смотреть, как Анарис плетет проклятия под действием наркотиков, которые принимал в преддверии очередного темпатического сеанса в Палате Хроноса.

Его кривая улыбка беспокоила Моррийона еще больше, чем мысли о подвохе, который может устроить им Барродах. Наркотики ничуть не помогали против странных настроений, все чаще накатывающих на Анариса. Можно было подумать, что эти настроения берутся из совсем другой части его характера. Моррийон вспомнил тот первый раз, когда он присутствовал при проявлении хорейских способностей своего господина: одним из видений, потревоженных телекинезом Анариса, был образ Геласаара. Неудивительно, что Анарис так интересуется должарской темпаткой — она такой же гибрид, как и он.

— Одно остается неясным, — сказал Анарис. — Я не продемонстрировал телекинез в причальном отсеке, когда Норио произвел свою попытку.

— Вы думаете, это потому, что двое... хореян сошлись вместе? — осторожно спросил Моррийон.

Невыносимо долгое время Анарис молча смотрел на него. Моррийон проглотил слюну. Единственный способ это проверить заключается для Анариса в том, чтобы отправиться в Палату Хроноса во время эксперимента. Не этих ли слов ждет от него наследник?

Блокнот загудел, выручив Моррийона.

— Последняя инъекция, господин, — извиняющимся тоном сказал бори.

Анарис все так же молча взял шприц, прижал его к локтевой выемке и бросил Моррийону. Бори аккуратно убрал шприц и запер. Анарис улегся, глядя в потолок, а Моррийон укрылся в своем импровизированном бункере. Глядя в щель между двумя картотечными шкафами, он ждал критического момента. «Хоть какая-то польза будет от этих картотек», — подумал он, несмотря на страх. Для Анариса они никакого интереса не представляют — вся информация, содержащаяся в них, дублируется в блокноте Моррийона.

Сейчас на экране блокнота шел отсчет. Барродах мог бы это отследить, если бы направил достаточно компьютерных мощностей на расшифровку, но без ведома Моррийона он этого сделать не сможет. Сам Барродах, со своей стороны, не может быть уверен, что его подчиненные не захотят влезть в его блокнот, поэтому для сохранения секретности ему необходимы твердые копии. «Он скоро утонет в бумажках», — с улыбкой подумал Моррийон.

На экране уже мелькали однозначные числа, и это прогнало из его головы все прочие мысли.

Но и после нуля некоторое время ничего не происходило — только тихо, почти подсознательно дрогнула станция. Анарис на это не отреагировал. Моррийон даже усомнился, что почувствовал толчок на самом деле, но тут замигал свет, и стало вдруг трудно дышать. Станция содрогнулась, испустив протяжный стон, и плотный ковер под кроватью заколыхался, как хищное морское животное, пробуждающееся от долгого сна.

Все остальное, к недоумению Моррийона, осталось на месте. Если равняться на предпоследнюю попытку Норио, сейчас по комнате должен был кружить вихрь мелких предметов — Моррийон отнюдь не был уверен, что замки продержатся долго. А между тем...

У него стиснуло горло, когда он заметил, что между Анарисом и кроватью образовался просвет шириной в ладонь. Тело Анариса, оставаясь спокойным, постепенно принимало положение, свойственное спящему человеку во время невесомости. Медленно вращаясь сразу в двух измерениях, оно наконец повисло лицом вниз под прямым углом к кровати.

Моррийон оцепенел — ужас тикал в нем, как бомба с часовым механизмом. Если он хоть на секунду утратит контроль, она рванет, и его рассудок разлетится на куски. Поэтому он не испытал больше никаких эмоций, увидев, как на стене рядом с головой Анариса вздулся пузырь.

Бори заставил себя подняться на слабые, как будто вареные, ноги. Блокнот праздно болтался у него на поясе. Он вышел из своего укрытия, и очередной спазм станции повалил его на колени. На мгновение он ощутил влияние какой-то злой воли — затем пузырь с громким чмоканьем раскрылся и втянул в себя Анариса.

В отверстие пролезла только голова — плечи застряли. Вокруг шеи сомкнулись наросты наподобие губ, и тело Анариса обмякло.

Моррийон завопил от ужаса, решив, что Анарис лишился головы, но, взгромоздившись на ноги, увидел, что тот болтается, как повешенный. Бори обвел комнату безумным взором и заметил, что пузырь имеет форму неправильного эллипса, такую же, как двери.

Моррийон проклинал решение Анариса не держать в своих комнатах оружия; уж лучше обострить немного политическую обстановку, чем быть задушенным мерзким изобретением чуждой цивилизации. Порывшись в рукаве своего господина, бори нащупал пешах. Прикосновение к ритуальному кинжалу нобля у Детей Дола каралось смертью, но Моррийон был уже по ту сторону страха. Бросившись к двери, он перерезал крепления, удерживающие кабель открывающего механизма, и выковырнул прибор из порога. Вытянув кабель на нужную длину, он наставил открыватель на фокус эллипса, где полагалось быть «замочной скважине», и, нашарив блокнот другой рукой, нажал на отпирающую клавишу.

Радиоактивное копье, сверкнув в воздухе, пронзило пузырь — тот звучно лопнул, и тело наследника сползло на пол. Лицо у него побагровело, но Моррийон, подбежав к нему, услышал звук его шумного дыхания.

Что это было — телекинез, обернувшийся против Анариса, или сама станция? Оба варианта были неутешительны. Внезапно ноги под Моррийоном снова подкосились, и он повалился рядом со своим господином, словно под гнетом той опасной неизвестности, которая ждала его в будущем.

* * *
Жаим выложил карты на стол и деланно скучающим голосом объявил свои очки. Локри напротив него издал недовольный возглас и вопросительно посмотрел на Иварда, сидящего с ногами на койке. Тот кивнул, закрыл глаза и уронил голову на руки.

Серебристые глаза Локри обратились к Жаиму и Седри Тетрис, стоявшей рядом с пультом. Седри слегка кивнула, Жаим тоже дал понять, что готов, и Локри завопил:

— Не стану я больше с тобой играть, говнюк слизистый! Да и никто не станет!

Он бросился на Жаима, и они сцепились, стараясь повалить как можно больше мебели. Седри внесла свой вклад, швырнув на пол поближе к датчику пару книг.

Как раз в этот момент станция вздрогнула, испустив почти инфразвуковой стон, и комната ощутимо заколебалась. Марим в своем углу перестала дуться — что она делала с тех пор, как Лар заставил ее покинуть рекреационную раньше времени — и, подавляя смех, запустила в пульт чьими-то башмаками. Один башмак попал в Седри, но она, поглощенная своим делом, не обратила на это внимание.

Драка была идеей Седри — пусть слухачи Барродаха думают, что рифтерам не до манипуляций с пультом и чтоместный узел вышел из строя вследствие повышенной активности станции.

Еще несколько секунд — и Седри отодвинулась от пульта, громко объявив:

— Порядок.

Жаим повалился на стул с облегчением вопреки продолжающемуся катаклизму. Локри, напряженный и встревоженный, плюхнулся на другой стул.

Стены прогибались, и по ним бежала рябь. Все существо Жаима вопило об опасности, хотя Вийя с Ивардом утверждали, что сейсмическая активность станции при попытках ее включить серьезной угрозы не представляет. Стараясь успокоиться, он стал смотреть на Иварда, который так и сидел у себя на койке, равнодушный ко всему окружающему. Худощавое молодое лицо выражало глубокую сосредоточенность, но страха Жаим на нем не видел.

Через некоторое время станция утихомирилась — только рябь еще порой пробегала по стенам и полу.

Рифтеры переглянулись. Возможность говорить, не взвешивая каждое слово, воспринимаемая раньше как должное, теперь представлялась небывалой роскошью.

— Надолго это? — спросил Жаим. Седри пожала плечами.

— Пульт выдаст статический разряд, когда они восстановят жучки, но отныне я буду отключать их на короткое время, когда нам понадобится поговорить. Через неправильные интервалы. Система у них так засорена, что они припишут это очередным бродячим битам.

Марим оправилась первая и смачно выругалась. Седри под ее аккомпанемент добавила:

— Мне кажется, Лар, а через него и его кузина Тат начинают мне доверять. Тат считается программисткой Эсабиана и выполняет задания Лисантера, но фактически подчиняется Моррийону, а не Барродаху. Есть вероятность, что Моррийон может стать нашим союзником — разумеется, в очень ограниченном смысле.

— Они с Барродахом враги, — заметил Локри. Марим, заметно раздраженная тем, что на нее не обращают внимания, заявила:

— Барродах — придурок. Я его быстро расколю, вот увидите.

Монтроз сжал губы, но Седри, послав ему быстрый взгляд, сказала спокойно:

— Это было бы здорово, Марим. Чем больше свободы и привилегий ты добьешься для нас, тем лучше.

— Но по-настоящему-то все зависит от Вийи, — сказал Жаим. Все посмотрели на него и на Иварда — тот шевельнулся, открыл глаза и поднял голову.

— То, что мне снится, существует здесь реально, и в нем заключено большое зло — но это не станция. Эйя ненавидят его, но объяснить ничего не могут. — Он нажал на переносицу пальцами обеих рук. — Оно нам мешает. Думаю, что Вийя могла бы нарисовать нам план станции, но как захватить физический контроль? Это все равно что пытаться дотронуться до какой-то поверхности, находясь в невесомости.

— Но ведь Норио умер, — сказал Монтроз. — Разве не он был тем недостающим человеком, на которого нацеливала нас перед отлетом Верховная Фанесса? Вот уж не думал, что когда-нибудь пожалею о том, что этот мозголаз отдал концы.

— Не знаю, как бы мы сработались с Норио, — вздохнул Ивард. — Вийя говорит, у него мозги были совсем набекрень. Но нам обязательно нужен кто-то еще, кто помог бы нам, — он пошевелил пальцами, — продвинуться. — Сказав это, Ивард снова ушел в себя.

— Давайте-ка я покажу вам кое-какие знаки, которым научилась от бори, — предложила Седри. — Будем пользоваться ими, когда жучки опять наладят. А если нам все-таки дадут свободу, мы сможем общаться с низшим персоналом. Нельзя только, чтобы солдаты или бори-катеннахи это заметили.

— А как их отличить от прочих, катеннахов? — спросила Марим.

— Катеннахи — это те, кто посвящает свою жизнь службе должарским правителям. Различить их легко — они носят не серые комбинезоны, как все остальные бори, а серые кителя, как Моррийон и Барродах.

— И у них нет никого, кто был бы за нас? — допытывалась Марим. — Все стукачи?

— Наших сторонников здесь нет, — сдвинул брови Монтроз. — Помни об этом, когда захочется распустить язык. Эти люди всегда на стороне сильного — того, кто в данный момент побеждает, — и могут сменить свою лояльность в мгновение ока.

— Бори-рифтеры хотят убраться отсюда не меньше нашего, — сказала Седри. — Лар все прозрачнее намекает на это. Я начинаю думать, что на них можно положиться — до тех пор, пока мы не усугубим и без того опасную для них обстановку. — Седри серьезно посмотрела на Марим. — Кстати, если ты не знаешь — я, например, не знала, — то все катеннахи люди неполноценные. — Ее лицо выразило глубокое отвращение. — Мужчин кастрируют, а женщин...

Марим изумленно взвизгнула, прервав Седри, и закатилась хохотом.

— Только не говори мне, что ты пыталась соблазнить кого-то из них, — протянул Локри. Марим, не отвечая, зажала рукой рот. Монтроз вздохнул, остальные посмеялись вместе с ней. — Вот уж ненасытная натура. Скажи хоть, кто это был?

Она сердито пожала плечами.

— Какая разница? Толку-то все равно никакого!

Жаим заметил, что она никому не смотрит в глаза, и его это обеспокоило.

— Зачем это нужно? — спросил Локри. — Что, должарианцы кайф какой-то ловят, уродуя визжащих ребятишек-бори, или просто не хотят, чтобы они трахались?

— Бори идут на это добровольно, — пояснила Седри. — Так они доказывают свою преданность должарским господам. А после они, конечно, избегают заводить отношения с другими, нормальными людьми, и семьи у них не бывает.

— В то время как для бори семейные узы очень важны, — задумчиво произнес Монтроз.

— Поэтому у катеннахов нет фамилий. Только имена, словно у малых детей, — сообщила Седри.

— Не могу представить, чтобы у Барродаха хоть когда-нибудь была семья, — пробормотала Марим, опершись подбородком на руку. — Таких, поди, в инкубаторе выводят. — И она добавила, тряхнув кудряшками под общий смех: — Ладно, Тетрис, показывай свои знаки.

Седри учила их сигнальному коду бори, пока из пульта не вырвался статический разряд. А вскоре после этого вернулась Вийя.

Вид у нее, как и в первый раз, был бледный и изнуренный, эйя же нисколько не утратили своей обычной энергии. Проходя мимо Иварда, они что-то просемафорили ему.

Он ответил им, тоже знаками, и повернулся к Вийе, рухнувшей на койку рядом с ним. На какое-то время их взгляды слились, потом Вийя посмотрела на Жаима, разминавшего руки, и на миг закрыла глаза. В другом ответе он не нуждался. Она легла лицом вниз, и Жаим, оседлав ее, стал массировать мускулы ее шеи и плеч.

Даже если учесть, что у должарианцев, привыкших к тяжелой гравитации, мышечная ткань плотнее, чем у жителей других планет, ему казалось, что он мнет стальной трос.

Но Жаим был терпелив и много замечал, хотя высказывался не часто. Занимаясь уланшу, он научился заодно массировать чакры и снимать боль. Чтобы понять один жуткий эпизод своей жизни, он взялся учить должарский и продолжал свои занятия, пока оставался один в анклаве. Он уже многое понимал, но ни разу еще не заговаривал с Вийей на языке ее предков.

Сейчас он это сделал.

— Теперь у нас канун Каруш-на Рахали.

Краем глаза он заметил, как Седри, поморщившись, решительно перешла на другую сторону комнаты. Слишком честна, чтобы подслушивать.

Вийя не сразу ответила — но они знали друг друга много лет, а Жаим говорил очевидные вещи, только когда хотел открыть тему.

Он молча двигался вдоль ее позвоночника, захватывая лопатки. Она сказала:

— Страх, испытываемый бори и прочими нижними чинами, и похоть власть предержащих могли бы заново убить Норио Данали, доживи он до этого дня.

Жаим пораздумал над ее ответом. У Вийи, как и у всех, бывали свои настроения, но ярче всего ее должарианство проявлялось тогда, когда ее преследовали собственные, персональные призраки. В такие периоды она не терпела никаких намеков на свои слабые стороны.

Но он должен был знать, намерена ли она выйти на охоту — и, что еще важнее, позволит ли сама поохотиться за собой.

Он попробовал зайти с другой стороны:

— Кстати, о бори — не говорили ли Моррийон или Барродах, какая участь ожидает нас в это время?

— Нет. Самым слабым ничего не грозит — остальным лучше забаррикадировать двери.

Она не сказала, останется она с ними или нет.

Жаим в нерешительности поглаживал ее сильную, покрытую шрамами спину. Ивард, все так же сидевший на койке, встретился с ним глазами. Он молчал, но Жаим чувствовал его беспокойство. Может, Ивард тоже понимает по-должарски? Или смысл разговора ясен ему благодаря его телепатическому контакту с Вийей?

В соседней комнате высокими голосами защебетали эйя, произнося какие-то ритуальные фразы. Ивард, улыбнувшись, проделал тремя пальцами тройственное движение, и Жаим понял. Не одному ему дорого благополучие Вийи — Единство тоже сделает для нее все возможное по своей неосязаемой части.

Придется ему пока что удовольствоваться этим.

11

АРЕС
Маленький круглолицый человек ангельски улыбался с большого стенного экрана. Красноречивая гладкость лба над вздернутым носом указывала, что он репортер «новостей» — но на этот раз ведущий интервьюер 25-го канала не имел при себе айны

Сейчас знаменитый Ник Корморан не задавал вопросы, а рассказывал сам.

— Это жилой сектор номер пять, — говорил он, прохаживаясь по периметру скромного сада. — До последнего времени, на протяжении семисот лет своего существования, он был известен как Пятый блок. В отличие от усиленно охраняемого Первого блока, где в основном содержались гражданские лица, совершившие тяжкие преступления, и Второго блока, предназначенного для военных преступников, три оставшихся блока послужили пристанищем яркой коллекции нежелательных элементов, от Крисархеи несколько веков назад до более современных мятежников.

До недавнего времени здесь помещалась часть команды корабля, чье название знакомо всем на Аресе и скоро будет знакомо всей остальной Тысяче Солнц — а именно «Телварны». — Сделав паузу, Ник открыл дверь в скромную жилую секцию. — Вот здесь они и жили. Теперь их квартира служит временным жильем для двух семей беженцев, которые любезно разрешили нам пройти.

Открыв дверь комнаты, Корморан продолжил:

— Здесь, как я сказал, жила только часть команды. Кок Монтроз и механик Жаим входили в штат Панарха и обитали в анклаве. Был еще связист, бывший Дулу, именовавший себя Локри, — все время до судебного процесса он провел в Первом блоке по обвинению в убийстве. — Он прошел в почти голую комнату, где видны были только пульт и аккуратно заправленная койка. — Здесь жила и работала капитан «Телварны». Она и еще одна программистка, отставной коммандер Флота, проникнув глубоко в ДатаНет, не только нашли настоящих убийц, но и свергли высокопоставленный триумвират, пытавшийся отнять власть у нового Панарха.

Ник закрыл дверь и подошел к следующей.

— В этой комнате помещались эйя, существа с планеты, где людям больше не разрешается садиться. Насколько нам известно, двое эйя, входившие в экипаж «Телварны» — и, очевидно, имевшие темпатическую связь с ее капитаном, — это единственные представители их расы, покинувшие свою планету.

Он прошел к третьей комнате.

— Здесь жил мальчик-подросток, в чей организм проник геном келлийского архона — Старейшины расы — во время рейда «Телварны» на Артелион. Он — первый человек, выживший после подобного случая.

Корморан облокотился на спинку стула, серьезно и доверительно глядя на зрителя большими, влажными карими глазами.

— Для обыкновенной шайки преступных элементов эти рифтеры слишком тесно связаны с одним из самых влиятельных... правительств в нашем сегменте галактики. Речь, естественно, идет о нашем. — Корморан вышел из квартиры. — Они спасли — или, по другой версии, похитили — Крисарха Брендона нур-Аркада, доставили его в Мандалу, где никто из рифтеров еще не бывал, спасли там гностора Омилова; они завладели загадочным урианским артефактом, который десять миллионов лет хранился на Храмовой Планете в системе Парадиза, а затем потеряли его. Вот то, что нам известно. Мы знаем также, что Крисарх во время этого знаменитого рейда на Артелион подарил капитану бесценный предмет, именуемый Камнем Прометея.

Другим лицам все вышеперечисленное принесло бы достаток и высокое положение, но команда «Телварны», видимо, не пожелала занять место в структуре Панархии. А теперь они и вовсе исчезли, — с улыбкой развел руками Корморан.

Лейтенант Осри Омилов отвернулся от экрана, убавив звук до минимума.

— Они как-то добрались до флотских записей и узнали, что «Телварну» в космос послал мой отец, а вы отозвали обратно. Пока это все, что они знают. Хотите послушать?

— Нет необходимости, — ответил Брендон хай-Аркад, ныне Панарх Тысячи Солнц. Простой голубой камзол без всяких украшений показывал, что он желает держаться на заднем плане, и признаков нервозности он не проявлял. — Возможно, им известно не только это — но это все, что они говорят.

Осри подавил желание вытереть влажные ладони о свой свеженький мундир.

Меньше чем через час начнется эксперимент по уничтожению гиперреле, доставленного на Арес рифтерским капитаном Лохиэль Маккензи. По его результатам будет видно, сможет ли атака десантных катеров на Пожирателя Солнц принести успех. Они оба будут присутствовать: Брендон — во флотском испытательном центре, Осри — в лаборатории «Юпитер», как официальное лицо по связи Флота с отцовским проектом. Лично для него исход эксперимента мало что значил, но он чувствовал сухость во рту и брожение в животе.

Осри взглянул на Брендона. Для Панарха результат как раз имел большое значение — ведь если десантная атака невозможна, Флот не сможет помочь Вийе и ее команде, — но в спокойных голубых глазах и легкой улыбке не замечалось никаких следов напряжения. Однако Осри, наблюдая за Брендоном, задумчиво глядящим на пустой видеоэкран, вдруг подумал, что Панарх, всегда выглядевший намного моложе их общего возраста, теперь стал выглядеть старше. Нельзя было выделить какую-то отдельную черту, обусловившую эту перемену, — даже легкие морщинки в уголках глаз присутствовали у Брендона и раньше. Но кожа, костяк лица, и конфигурация рта, и быстрый кобальтовый взор — все вносило свой вклад.

Как это сказал однажды отец: «В отличие от наших предков, мы стараемся продлить свою молодость до бесконечности, пока ответственность, саморазрушение, а наконец, и время не одолевают нас».

Брендон внезапно поднял глаза, и Осри, смущенный тем, что его поймали на подглядывании, спросил:

— Почему вы так уверены, что они говорят не все, что знают?

— Я не уверен. Просто чутье, основанное на том, как они преподносят свою информацию. Чутье и почти верное знание того, какими источниками они пользуются.

Осри со вздохом посмотрел на хроно. Как медленно ползет время.

— Если хотите, чтобы я вас понял, говорите проще. Я не обладаю вашей загадочной способностью воздвигать горы информации на основе пары не связанных между собой фактов.

Брендон со смехом присел на край стула.

— Тут нет никакой загадки — просто широкий доступ плюс развитое чувство самосохранения. — Он указал на пульт, и простое кольцо Верховной Фанессы блеснуло у него на мизинце. — То, о чем догадывается Корморан, а теперь уже и все прочие службы новостей, состоит в следующем: «Телварну» послали на Пожиратель Солнц. Догадаться об этом достаточно просто: их нет ни на Аресе, ни на одном из сборных пунктов, мы их не расстреливали, и в их команду входит троица келли и недавно вышедший в отставку офицер Флота, известная как выдающийся программист. А через рифтеров, примкнувших к Флоту, «новостям» стало известно, что должарианцам нужны темпаты. Но они не станут обнародовать свои догадки, пока не получат доказательств — ошибка повлекла бы за собой крайне нежелательные последствия. Хорошие репортеры не лгут — они просто строят предположения на основе известных фактов.

Одри кивнул.

— И о том, что это произошло в действительности, знают только мой отец, командование Флота, Верховная Фанесса, супруга покойного Эренарха и ваша подопечная. Ну и мы с вами.

— Еще Мандериан, Должарский консультант Элоатри — и «новости», вероятно, это тоже вычислили. Большого ума тут опять-таки не требуется. Все упомянутые лица известны своим умением держать язык за зубами. «Новости» не просят у нас интервью, поскольку знают, что мы все равно ничего не скажем, и в то же время остерегаются выступать с информацией, которая может оказаться ложной.

— Допустим, они каким-то образом выяснят правду — какой в этом вред? Сделанного не воротишь — и я думаю, что командование не станет менять свои планы из-за рифтеров. — Не успев сказать это, Осри понял, что говорит не то, но Брендон лишь слегка пожал плечами.

— Командование не станет менять свои планы, но меня могут вынудить изменить мои, — ответил он после долгой паузы. Осри медленно кивнул.

— Вы будете участвовать в атаке. Я это понял уже некоторое время назад. — Он хотел добавить еще что-то, но промолчал.

Улыбка Брендона приняла саркастический оттенок, но мягкий юмор в глазах смягчал сарказм.

— Язык проглотил? Ты всегда высказывался о моих действиях, этике и мотивах с замечательной откровенностью.

Кровь бросилась Осри в лицо, и жесткий воротник мундира вдруг стал тесным.

— Раньше все обстояло по-другому.

— Ну да — тогда ты полагал, что превосходишь меня в моральном отношении, — уже не скрывая юмора, сказал Брендон. — Что же, собственно, изменилось? Многие продолжают думать, что я лишен какой бы то ни было морали.

С тех жутких дней на «Телварне» Осри только раз видел его пьяным — в ночь после отлета рифтеров, — а о сексе молва и вовсе умалчивала; Осри подозревал, что последнее время Брендон ведет себя еще воздержаннее, чем он сам.

При мысли о Фиэрин Осри ощутил прямо-таки радиоактивный жар.

— Прости! — засмеялся Брендон. — Мне не следовало вызывать тебя на откровенность. Ты все равно будешь молчать, верно? Из уважения если не ко мне, то к сану, навязанному мне обстоятельствами?

В этот миг Осри понял, что слова, сказанные им в пылу гнева несколько месяцев назад, возымели действие — что Панарх, несмотря на разницу их положений, считается с его мнением.

Осри уже довольно давно осознал, что заблуждался насчет Брендона и был неправ почти во всем, что говорил, — однажды ночью он полностью раскаялся в своей слепоте и с тех пор по крайней мере держал язык за зубами, что доставляло ему некоторое утешение. Он заблуждался не только относительно Брендона, по и относительно рифтеров — отчасти поэтому он и вызвался в присутствии верховного адмирала занять место на рифтерском корабле. Это решение он принял ещё и потому, что думал, что Брендон как Панарх в тот момент хотел именно этого — и лишь потом, наедине с собой, признал свою ошибку. Впрочем, Брендону это все равно, полагал он, — тот слишком занят восхождением к новым высотам власти и престижа и давно выбросил из головы старые предрассудки на свой счет.

«А между тем мне следовало бы перед ним извиниться», — подумал Осри теперь. Как перед любым своим другом, военным или штатским, по отношению к которому был несправедлив.

— Я прошу у вас прощения, — сказал Осри, — за все, в чем обвинял вас, когда мы были у рифтеров, — и еще раньше, когда мы были мальчишками...

Сознавая, что этого недостаточно, он оттянул воротник. Что же теперь, пускаться в пространные объяснения? Или, еще того хуже, избрать трусливый путь, заняв позицию подданного, взывающего к монарху о милосердии?

Но, подняв глаза, он понял, что ничего больше говорить не надо, и впервые возблагодарил судьбу за острую наблюдательность Брендона.

— Если вспомнить, сколько трудов я приложил, чтобы заставить всех — а в особенности моего бесценного старшего брата — поверить во все это, то, пожалуй, следует порадоваться своему успеху.

— Все эти пьянки и связи с женщинами, наверное, были для вас сущим мучением, — посочувствовал Осри.

Брендон запрокинул голову и от души расхохотался, заразив и его. Это смыло всякий обидный осадок, и Осри спросил:

— Ладно, если начистоту — зачем вы хотите отправиться к Пожирателю Солнц? Там вы сможете быть только наблюдателем, и если корабль, на котором вы будете, попадет под выстрел, наше положение станет еще хуже прежнего, даже в случае победы. Ваше место здесь. Панархи и Кириархеи не участвовали в боевых действиях с тех пор как... — Осри порылся в своих скудных исторических познаниях и пожал плечами. — Ну, не важно. Даже ваш отец не был при Ахеронте, хотя Эсабиан убил вашу мать.

— Ты мыслишь, как Дулу, Осри. С их точки зрения, мое участие в атаке действительно не имеет смысла. Этим я символически поставил бы себя на одну доску с Эсабианом — и он тоже это понимает, судя по представлению, которое он устроил в Изумрудном Тронном Зале. Он очень хорошо понял символику того, что мой отец остался в Мандале, послав своих подчиненных подавить мятеж у Ахеронта, — и это, думаю, еще усилило жажду мести, план, который он вынашивал двадцать лет. Но меня это не волнует. — Брендон прошелся по комнате, сцепив руки за спиной. — Мое появление у Пожирателя Солнц послужит не менее символическим актом для рифтеров, которых мы медленно и с великим трудом переманиваем на свою сторону. Мне нужно, чтобы они в меня поверили — хотя мои сторонники и противники в стане Дулу не только этого не понимают, но активно препятствуют этому.

Осри, чей мозг работал на полных оборотах, кивнул:

— Вы нужны им здесь, чтобы создать видимость иерархии — даже если мы потерпим поражение и от Панархии останется только эта видимость.

— Вечная борьба за престиж, — согласился Брендон. — Теперь они еще сильнее цепляются за старые традиции. В данный момент я работаю над тем, чтобы объединить два взгляда — рифтерский и дулуский; это позволит мне сохранить свою наследственную базу власти, если — когда — я все-таки отправлюсь на войну. Но кто-то прикладывает не меньше усилий, чтобы мне помешать. И в Малом Совете, и на светском вечере я постоянно наталкиваюсь на противодействие, и оно постепенно набирает силу.

— Вы уверены, что это не плод вашего воображения? — нахмурился Осри. — Я лично сталкивался только с общим мнением о том, что вы останетесь на Аресе, поскольку такова традиция.

Брендон, сделав быстрый отрицательный жест, прислонился к пульту.

— Противодействие существует, причем активное, и возглавляет его человек, владеющий искусством высшей школы уланшу — добиваться наилучших результатов, прикладывая минимум энергии. Вспомни, что ты сам сказал о моем отце и Ахеронте, и посмотри на «Телварну» в этом свете.

Осри посмотрел и поморщился — он терпеть не мог вторгаться в чужую личную жизнь. Но когда он заговорил, голос его звучал ровно:

— «Новости» еще не знают о нашем союзе с рифтерами, но уже намекают на ваши близкие отношения с Вийей. Они решат, что вы хотите пожертвовать всем лишь ради того, чтобы спасти ее.

— Вот именно. И если это произойдет, вся моя работа пойдет насмарку и я лишусь возможности сделать что-нибудь для рифтеров, которые до сих пор существовали, благополучно и не очень, по ту сторону нашего закона. Мне придется остаться здесь.

Осри вздохнул и посмотрел на хроно.

— Нам пора. Однако все это чисто умозрительные рассуждения. Вы сами сказали, что люди, которые знают, умеют держать язык за зубами, и у них нет причин желать, чтобы ваш союз с рифтерами развалился. Это было бы самоубийство — у нас каждый корабль на счету.

— Ошибаешься, Осри, — возразил Брендон, открывая дверь. — Есть один человек, которому нет дела до союза с рифтерами, который полагает, что мой долг — остаться здесь, который обладает значительным и всевозрастающим влиянием... и знает о миссии «Телварны» и даже непосредственно участвовал в ее отправке.

— Только не мой отец, — торопливо заметил Осри. — Его единственное желание — спасти Пожирателя Солнц.

— Верно — это не Себастьян. — Они сели друг против друга в капсуле личного транстуба Панарха. — Подумай как следует.

Но Осри не нужно было думать. Теперь его мысль повернула в новом направлении, совпадая с некоторыми личными наблюдениями.

— Ваннис, — выпалил он, и во рту у него снова пересохло.

* * *
Себастьян Омилов, облокотившись на свой пульт, с тяжелым сердцем смотрел в огромный иллюминатор лабораторного модуля. Снаружи, над поверхностью Колпака, в облаке индустриальных газов и пыли сверкали яркие вспышки — это поврежденный крейсер буксировали в ремонтную яму. Серебристый овал корабля уродовали вмятины и разрывы, на месте одной из рапторных башен зияла дыра, и в ней шли сварочные работы. Пламя, бьющее из радиаторов, отбрасывало огромные тени, гораздо темнее теней от гигантского солнца, чья гравитация защищала Арес от нападения.

По крайней мере пока. Гностор отвел взгляд от корабля и произнес:

— Наводка на объект. — В окне послушно возник прицельный квадрат, ограничивающий недоступный невооруженному глазу кусочек неба, где в световой минуте от станции кружила по своей орбите испытательная капсула.

— Что вы полагаете там увидеть? — скептически, с оттенком нетерпения спросил сзади Джеп Хуманополис.

Поскольку Омилов не был допущен на последнюю стадию переговоров, с рифтхавенским синдиком он встречался всего лишь второй раз, но понимал, что за этими жестокими глазами и саркастической улыбкой скрывается незаурядный ум. Хуманополис, хоть и не принадлежал к Дулу, был не менее сложен и не менее трудно поддавался разгадке.

— Ничего, — ответил Омилов, Он чувствовал себя неуютно — не оттого, что должен был вдобавок ко всему соблюдать дипломатию, а из-за своего опального положения. Он перевел взгляд на ряды экранов, которые покажут во всех подробностях тест на разрушение урианского гиперреле, доставленного на Арес рифтерским капитаном Лохиэль. — Если команда из Энергетики хоть сколько-нибудь разобралась в технике квантового уровня.

— Я так и не поняла как следует то, что вы объяснили, — сказала Элоатри. Многочисленные приборы ее, видимо, интересовали не больше, чем живописная картина космоса, — Верховную Фанессу, как всегда, гораздо сильнее занимали присутствующие в лаборатории люди.

— Это потому, что я сам толком не понимаю. Могу лишь повторить то, что сказал Клоус из Энергетики: гранулярность работы урианской гиперрации близка к теоретическому максимуму. В отличие от человеческой техники, каждый аспект ее структуры вплоть до внутриатомного уровня играет свою определенную активную роль — вернее, несколько ролей.

— Это вы и раньше говорили, — пожала плечами Элоатри. — Мне как-то понятнее то, что одна молодая женщина — которая потом стала профетом — сказала о Сердце Хроноса после четвертой экспедиции на Храмовую Планету.

— И что же она сказала? — спросил рифтер.

— Что при виде его она чувствует, что оно просто не может быть другим — что любая перемена в нем привела бы к разрушению.

— Что-то я не улавливаю разницы между теологией и энергетикой, — фыркнул Хуманополис.

— Когда вы побываете на Дезриене, Джеп, — улыбнулась Элоатри, — то даже и пытаться не станете.

Омилов с удовольствием прислушивался к их диалогу. Элоатри, очевидно, играла на переговорах ключевую роль, и в результате между этими двумя возникли неформальные отношения, развившиеся потом если не в дружбу, то в дружеское перемирие. Омилову Элоатри сказала, что рифтер напоминает ей ее деда.

Но странное высказывание о Сердце Хроноса вызвало у гностора внутренний холодок. Быть может, теософское восприятие этой женщины открыло то, что было не под силу пси-энергии — по крайней мере до тех пор, пока в пламени должарской войны не родилось странное получеловеческое Единство, находящееся сейчас на Пожирателе Солнц? Эта мысль снова подвела его слишком близко к Сновидению, в подлинности которого он больше не сомневался. Он взглянул на Элоатри: была ли ее плата за предательство столь же высокой, как у него самого? Товр Иксван сказал ему незадолго до суда и последующего бунта: «Один из основных принципов номики гласит, что страдание не обладает конвертируемостью».

— Три минуты до эксперимента, — объявила Изабет, его старший техник. Благодарный за возможность отвлечься, Омилов сосредоточил внимание на экранах. В основном это были обычные компьютерные дисплеи; один из них показывал флотский контрольный центр, откуда, собственно, и проводилось испытание, на центральном же был виден сам испытательный модуль. Странная, почти органического вида урианская машина была закреплена в длинном каркасе, и паутинное дуло излучателя целило прямо в нее. Газовая дымка отсутствовала: на испытательном полигоне вакуум был намного чище.

Омилов с близким к страданию чувством сознавал, что его присутствие здесь столь же символично, как присутствие Верховной Фанессы и рифтерского магната. Тест проводят техники Флота, а его группа только наблюдает — его знание культуры Ура не включает в себя знакомства с их техникой.

До открытия Пожирателя Солнц был известен только один урианский артефакт предположительно не художественного назначения — Сердце Хроноса, — и его Хранители запрещали доступ к нему. Человечество знало Уров — насколько можно знать расу, исчезнувшую из вселенной десять миллионов лет назад, — только по их произведениям искусства, от субмикроскопических фрактальных кристаллов в Облаке Неизвестного на Шаденхайме до Обреченных Миров, разбросанных как по Тысяче Солнц, так и за ее пределами. А их гибель — или исчезновение — знаменовал Рифт, хаотический вселенский провал, малая доля которого вклинивалась в Тысячу Солнц.

Омилов покрутил головой, разминая напряженные шейные мышцы. На экране, показывающем испытательный центр, среди серых флотских роб мелькнуло что-то голубое. Панарх шел за адмиралом Нг между рядами рабочих пультов — профиль исполнен задумчивости, руки сцеплены за спиной. Невозможно угадать, что он думает о происходящем и насколько важен этот эксперимент для его личных планов. «Что само по себе показательно», — устало подумал Омилов.

Он тяжело вздохнул. То, что раньше принадлежало ему, теперь перешло к его сыну: персональное доверие правителя Тысячи Солнц. Гностор взглянул на Осри — тот стоял в задней части лаборатории, прямой и подтянутый в своей флотской форме. Интересно, надевает ли он когда-нибудь штатское? Или я вижу его, только когда он на службе?

— Одна минута до поступления данных, — сказала Изабет. — Первый этап завершен. Сигнал гиперрации без изменений.

Омилов, хотя решил не делать этого, невольно оглянулся на дипластовый иллюминатор. Изабет не может знать, чем завершился этот первый этап, но то, что случилось, уже случилось, и они узнают результат через шестьдесят секунд. Отсутствие реакции со стороны гиперрации еще ничего не значит: невозможно предугадать, как отразится на ней то, что происходит в гиперреле.

Меж замыслом и реальностью.
Меж движением и действием
Лежит Тень.
— тихо произнесла Элоатри.

— Что? — Омилова пробрало ознобом от этих слов.

— Это просто стихи, которые я видела в Нью-Гластонбери. Они вырезаны на алтаре.

— Люди на Утерянной Земле верили, что мгновение между разрядом молнии и ударом грома имеет волшебную силу, — с ядовитым смешком сказал Хуманополис. — Но на Рифтхавене молний нет.

Их взгляды обратились к экрану, когда вспышка света в иллюминаторе подтвердила окончание первого этапа. На экране сверкнула такая же вспышка — разряд излучателя, — и гиперреле засветилось, словно возвращая обратно энергию, поступившую в него со сгустком ультраплотной материи. Экран на секунду померк, затем изображение восстановилось: крепящий каркас гиперреле тоже светился, раскалившись добела.

— Все параметры без изменений, — сообщила Изабет. — Эффект излучателя оказался непродолжительным. Это исключает стандартную десантную атаку.

Эти слова вызвали у Омилова почти физическую боль. Теперь даже у него может не остаться иного выбора, кроме уничтожения станции. Но возможно ли оно — уничтожение? При этой мысли Омилов ощутил странную смесь надежды и страха.

Манипулятор протянул к гиперреле свое щупальце с плоским диском квантового блока. Тот прилип к поверхности урианской машины. Гносторы энергетики надеялись использовать информационные тропизмы этого материала, только одни способные контролировать работу машины, для ее разрушения.

По лаборатории внезапно пронесся пронзительный стон — ни дать ни взять тот огромный гонг под волосяным смычком одного из китари на знаменитом концерте, который дал здесь, на Аресе, Брендон несколько месяцев назад.

— Второй этап завершен. Сигнал из гиперрации

И остальные гиперрации сигналят точно так же. Интересно, что думают на этот счет должарианцы?

Манипулятор убрал руку. Снова вспышка излучателя — но на этот раз в ней змеились темные вены. В иллюминаторе вспышки не было. Отдельные части гиперреле светились колеблющимся пламенем, словно болотные огни, которые довелось однажды видеть Омилову, — другие части погасли, утратив характерное красное свечение урианской техники.

В испытательном центре крикнули «ура», Омилов же чувствовал странную пустоту. Теперь они удостоверились как в возможности уничтожения станции, так и в том, что на нее можно высадить десант. Захочет ли Флот рисковать своими людьми в такой операции? Омилову показалось, что голубые глаза Панарха с экрана смотрят прямо на него — может быть, Брендону известно, где расположен передающий имиджер, и он таким образом посылает свое сообщение? Но кому?

Элоатри и Хуманополис вышли, техники занялись анализом информации, и Омилов на мгновение остался один.

Потом к нему подошёл Осри и молча стал рядом, глядя в иллюминатор. Омилов бросил на сына быстрый, испытующий взгляд — взгляд отца на своего взрослого сына, когда тот не видит, — и решил, что Осри выглядит неплохо. Вид у него отдохнувший и более спокойный, чем когда-либо на памяти отца.

— Ты ничего не хочешь добавить к моему рапорту? — с легким смущением спросил наконец Осри.

— Нет, сын, не хочу. Спасибо. Я сам представлю свой вариант на генеральном стратегическом совещании.

Осри молча поклонился, удивив отца нехарактерным для себя дулуским жестом, и вышел.

«Все дело в его отношениях с наследницей Кендрианов, — подумал Себастьян. — В то время как все мы словно постарели на десять лет после недавних переживаний, мой сын выглядит так, словно те же десять лет с себя сбросил». Эта мысль слегка развеселила Омилова, но только слегка. Он надеялся, что Осри не унаследовал его злосчастной склонности к моногамии. В короткий, но стремительной карьере Фиэрин не видно ничего такого, что отличало бы ее от прочих Дулу. Омилов подозревал, что сын его имеет очень мало опыта в сердечных делах — лучше бы он перенял у матери ее аппетит к перемене любовников, чем на всю жизнь влюбился не в того человека.

Омилов невидящим взором уставился на свой пульт, показывающий теперь испытательный полигон, где фигуры в скафандрах воздвигали лабораторный модуль вокруг поврежденного гиперреле. Эксперимент будет продолжаться в рабочей обстановке все в том же безопасном удалении от Ареса, но сам гностор почти не будет принимать в нем участия. Его работа, если не считать нескольких мелких задач, в основном завершена. Решение больше не зависит от него — и он знал, что проиграет.

«Нас, желающих сохранить станцию, только двое, — подумал он. — Я и Панарх. А он хочет спасти станцию только потому, что там находится его рифтерская любовница».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

12

МБВА КАЛИ».
СБОРНЫЙ ПУНКТ У ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
...Корабль стонал и трещал, медленно разрушаемый беспощадной хваткой черной дыры. На Мандроса Нукиэля накатила тошнота — это отказали гравиторы. Растущие приливные силы выбросили его из командного кресла и несли головой вперед к черной дыре. Голову и ноги тянуло прочь от солнечного сплетения — черная дыра распинала его в паутине искривленного пространства-времени.

Такому же противоестественному искривлению подвергалось его нутро, и его выворачивало наизнанку. Напор на диафрагму усиливался, не давая дышать. Перед глазами стоял красный туман, кожу головы покалывало.

На главном экране сращенный диск вокруг аномалии переливался цветами, у которых не было названия; клубки возмущенной материи вились вокруг, словно волосы на голове ведьмы. Ведьма разинула черную пасть, и корабль втянуло в нее...

* * *
Мандрос Нукиэль проснулся скованный параличом, тяжело дыша. Прошла целая вечность, прежде чем кошмар отпустил его.

— Свет, — прохрипел он, медленно садясь. Слабое ночное освещение прогнало тени и вернуло каюте привычный вид. Он спустил ноги с койки — теплый ковер на полу был успокаивающе реален. Нукиэль потер руками лицо и выпрямился.

Сознание твердило ему, что название злосчастного рифтерского корабля — простое совпадение с тем, что ему привиделось, но подсознание, очень окрепшее ночью, уверяло в обратном. Нукиэль не мог отделаться от видения, зазвавшего его на Дезриен, — видения, где Богиня в образе Ведьмы разрушила его небесное жилище.

Он прошлепал босиком к пульту, рассеянно накинув по дороге халат из шанта-шелка. Сиденье холодило тело сквозь тонкую ткань. В окне на экране появилась Элоатри — это был ее ответ на запрос об этих снах. Он снова с благодарностью отметил, что она говорит с ним из сада Обители — пестрые цветы и изумрудная трава служили визуальным антонимом наготе космоса, служившего ей фоном в его видении. У Богини, явившейся ему, было лицо Верховной Фанессы. Элоатри не пугала его, но и не успокаивала.

— Я уже говорила вам над Дезриеном, что Богиня не оставила нам послания для вас, но вы сами заметили, что кое-какие моменты призвавшего вас видения предвосхитили вашу теперешнюю ситуацию. — Она устало улыбнулась. — Одно несомненно: ни вы, ни я не знаем, в каком облике Она предстанет перед вами в следующий раз.

Он тряхнул головой, невнимательно слушая знакомые слова и замечания, отмечая, как тианьги, подстраиваясь под сад Элоатри, переходит на летние запахи. Предвосхитили, ничего не скажешь! Он не мог придумать лучшего воплощения Ведьмы, Богини-Разрушительницы, чем зияющая пустота черной дыры.

Верховная Фанесса закончила говорить, и на экране появилось стилизованное изображение Диграмматона. Нукиэль убрал его и вызвал собственное письмо к Элоатри, чтобы закончить его. До отправления следующего курьера осталось меньше шести часов.

Но не успел он приняться за дело, пульт тихо загудел.

— Нукиэль слушает, — ответил командор.

— Это Асавар. Корреляции по звездным измерениям закончены. Вы приказывали немедленно уведомить вас об этом.

Страх, не совсем еще оставивший Нукиэля после кошмара, окреп заново, когда он заметил напряженность в глазах лейтенант-коммандера. Офицер, почувствовав, видимо, реакцию командора, слегка улыбнулся и кивнул:

— Как я и боялся, радиус Пожирателя Солнц расширяется. Если соотнести мощность Пожирателя Солнц с количеством материи, падающей в черную дыру, мощность их оружия возрастает с той же скоростью. — В окне на экране возник график, иллюстрирующий доклад Асавара, — Показатели похожи на метку цефеиды* [2], — продолжал офицер, — но с каждым циклом выходят на чуть более высокий уровень — возможно, в итоге работы сходного механизма.

— Думаете, это темпатка? — Голос Нукиэля звучал хрипло, и он прочистил горло. У него вызывала неуютное чувство техника, способная регулировать мощность звезды, — и уж тем более рифтерша, контролирующая, в свою очередь, эту технику.

— Кто его знает? — пожал плечами офицер. — Но если Аватар согласится подождать еще пару месяцев, она ему больше не понадобится.

— Это если скорость не будет возрастать — иначе столько ждать не придется.

— Какой оптимизм, командор! — мрачно улыбнулся физик.

— Что поделаешь, коммандер, все это паскудство скапливается здесь. — Нукиэль обвел рукой свою каюту. — Вы хорошо поработали. Подготовьте рапорт к отправке курьера, а я к нему добавлю свои примечания.

Асавар исчез с экрана, и его заменила красивая мозаика Иремклаахской школы. Нукиэль мог только догадываться, как воспримут эту новость на Аресе, если еще не получили ту же информацию из других источников. Это определенно даст новый козырь фракции, стоящей за уничтожение Пожирателя Солнц, к которой Нукиэль причислял и себя.

Он вздохнул и стал одеваться, размышляя об изменениях, которые это новое открытие заставит его внести в собственный рапорт. Спать он все равно не сможет — а если и уснет, один Телос знает, что ему приснится.

Пульт снова загудел.

— Нукиэль слушает. — Отдохнул, называется!

— Командор, — доложил Эфрик, — десять минут назад мы обнаружили выходной импульс, пеленг 167 с отметки 24, поправка 21 светоминута. Корабль опознан как «Красный череп», но разведчик ничего не обнаружил. Я выслал на поиски две полные келлийские триады.

— Хорошо. Объявляйте аврал, сделайте скачок к выходным координатам, тактический уровень шесть, и начинайте стандартный поиск. Я сейчас приду.

Эфрик кивнул, и окно на экране погасло.

Нукиэль закончил одеваться, почти не обращая внимания на вой сирены. Этого он и боялся. Что мешает кому-то из рифтеров перехитрить их — сделать скачок на явочный пункт, удостовериться, что он существует, а потом скакнуть обратно и продать его координаты врагу?

Он ощутил легкую дрожь скачка, а потом нутряной спазм выхода. Если такой факт действительно имел место, группировке у Пожирателя Солнц придется сменить свою позицию — а это потребует времени, иначе их снова засекут. Как можно было вообще доверяться рифтерам?

Нукиэль покачал головой, садясь в капсулу транстуба. Делать нечего. Панарх высказался ясно, и письма Элоатри дают четкую картину политической обстановки. У его величества хватает забот и без тревожных сообщений со сборного пункта. Придется как-то справляться своими силами.

Он ощутил еще несколько скачков до того, как капсула затормозила

— Мы нашли их, — сообщил Эфрик, когда командор вошел на мостик. На экране в свете далекого бинария черной дыры поблескивал угловатый стрекозиный корпус эсминца альфа-класса. Цифры внизу указывали, что он находится на расстоянии две тысячи километров. Снарядная трубка была повернута всторону, противоположную «Мбва Кали».

— Они не отвечают на наши сигналы. Наши носовые башни бета и гамма наставлены на них.

Нукиэль, кивнув, занял командное кресло. Инфразвуковые импульсы тианьги настраивали команду мостика на максимальную собранность, используя грозовую атмосферу Утерянной Земли, уже миллион лет знакомую человеку.

— Обнаружение, есть что-нибудь?

— Низкоуровневые импульсы стрелкового оружия внутри эсминца, сэр. В левом кормовом отсеке прогревается корабль. Метка гиперснаряда отсутствует.

— Хорошо. Орудийная, раптор на перехват любого корабля, который покинет рифтерский эсминец. Связь...

В этот момент случились одновременно две вещи. На главном экране открылось окно, показывающее мостик «Красного черепа», и от эсминца отошел челнок. Загудел раптор и перешел на режим ускорения.

— Скачковые выведены из строя, — сообщило обнаружение.

Но все внимание Нукиэля было обращено к женщине, глядящей с экрана. На лбу у нее виднелись красные волдыри. И по черным от копоти щекам тянулись следы слез. Клубящийся вокруг дым вызывал у нее мучительный кашель.

— Извините за беспорядок, командор, — сказала она, с трудом остановившись. Позади нее кто-то заорал:

— »Кали» пальнула в них из раптора, но они удирают в гравирежиме!

— Одну минуту. — Женщина отвернулась. — Туори, ну-ка сбей их!

Луч света с эсминца лизнул убегающий челнок, и тот превратился в облако пламени, которое начало медленно угасать.

— Ну вот, — удовлетворенно произнесла женщина, снова повернувшись лицом к Нукиэлю. — Наш дорогой капитан еще с парой засранцев вознамерился сообщить должарианцам, где вы есть. У нас другие намерения, и теперь капитан я, а они испарились. — Хмыкнув, она отдала честь. — Капитан Юмилла и «Красный череп» для прохождения службы явились, командор. Разрешите подняться на борт?

— Благодарю вас, капитан, — с чувством ответил Нукиэль. — Подняться на борт с большим удовольствием разрешаю. Добро пожаловать на сборный пункт у Пожирателя Солнц.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Тарканцы, стоящие на посту у гиперволновой рубки, как всегда, не обратили на Лисантера внимания — они следили за входящим и выходящим персоналом. Это помещение представлялось Лисантеру нервным центром Пожирателя Солнц.

Похоже, только он один мог спокойно позволить себе такое сравнение. Остальные по мере возможности старались обходить органические подобия, навеваемые закругленными линиями урианской архитектуры — если это можно было назвать архитектурой. Даже Лисантер не понимал до конца, что такое эта станция — строительное сооружение или живой организм.

У входа он уступил дорогу двум рабочим, которые вывезли гравикаталку в удерживаемую стазисным полем дверь, ступая по серой полосе на полу. Они очень старались не сходить с этой полосы, поскольку в этом месте пол, не менее прочный, чем на всей станции, был, однако, совершенно невидим. Под ногами у того, кто сходил с прочерченных повсюду полос, сияли звезды — впрочем, этого не делал никто, кроме Лисантера.

Сейчас он тоже ступил в сторону и пошел к центру рубки, наслаждаясь атавистическим трепетом человека, идущего среди звезд. На мгновение он остановился и обвел взглядом огромное помещение.

Высоко вверху на паутинной конструкции горели светильники, висели имиджеры и датчики. Красный светящийся потолок, изобилующий органическими сводами и куполами, ребристыми уступами сходил к плавным очертаниям гиперволновых модулей, расставленных через широкие интервалы на невидимом полу. Над каждым модулем световые линзы переливались причудливыми цветами, которые ни один анализ не мог соотнести с работой гиперраций, — возможно, потому, что любой вид связи требовал участия всех модулей до единого.

Каждая гиперрация соединялась со своим банком компьютерных мощностей проводами, которые тянулись из квантовых блоков, густо налепленных на модули, а от компьютеров змеились к выходу бронированные кабели, несущие бесконечный поток приказов и подтверждений.

Тсхники-бори сновали от рации к рации, то и дело поправляя квантовые блоки. Единственные звуки в зале составляли шепот, шарканье ног и шорох лабораторных халатов, отражающих мерцающие над каждым модулем огни.

Одну из раций техники просто облепили — сюда-то рабочие и везли свою каталку с грузом новых, только что изготовленных квантовых блоков. Бори принялись лихорадочно заменять ими старые — Барродах не допускал сколько-нибудь длительных перерывов в работе гиперсвязи.

Жаль, нельзя им сказать, что Барродах в кои-то веки пребывает в хорошем настроении и не будет слишком уж придираться. Старые блоки будут использованы для исследований и мониторинга новых участков, которые будут открываться на станции — что последняя попытка Вийи делает весьма вероятным; другая часть будет переработана на стазисные заслонки, чтобы ублажить Барродаха и избавиться от его вмешательства — хотя бы частично. Полное невмешательство возможно лишь в случае его смерти.

Лисантер тряхнул головой, отгоняя от себя эту истинно должарскую мысль. Хорошо, что он не стал изучать их язык. Он взглянул себе под ноги, чтобы отвлечься. Яд катеннахской политики уходил сквозь его тело и подошвы ног в беспредельность космоса.

Звезды и туманности, не мигая, светились под ним. Лисантер слышал, что бори называют это место Балала-Сикома — Грезящий Глаз. Но какой же глаз смотрит в собственное сердце? Тщательно проведенные измерения показывали, что Лисантер стоит сейчас в одной из оконечностей колодца, который проходит у трона в Палате Хроноса.

На другом конце тоже сияли звезды, но бесконечно далеко, ибо ось колодца пересекала черную дыру. Все попытки исследовать это странное поведение четырехмерного пространства-времени провалились; температура пробников, опускаемых б колодец, падала до абсолютного нуля, расстраивая аналитические приборы и превращая показатели в полный бред. Лисантер подозревал, что имеет дело с фазой кристаллизации гиперпространства, изолирующей станцию от черной дыры, но доказать ничего не мог.

Но какими бы далекими ни казались ему звезды, которые он видел вверху, звезды под ногами были значительно ближе и принимали все более враждебный вид. Где-то там среди них скапливались панархисты, уже активно обстреливающие рифтерские пикеты. В скором времени они, вероятно, предпримут атаку. Но Барродах напрасно беспокоится по поводу десантных катеров. Испытания на прочность урианского квантопласта уверили Лисантера в том, что десант обречен на провал, а вот для сидящих внутри катеров столкновение может оказаться гибельным. Скорее следует опасаться потенциальной астероидной атаки, но ученый был уверен, что Пожиратель Солнц и с этим справится. Станция без всяких повреждений пробыла десять миллионов лет в этой довольно грязной, по всем стандартам, системе. Осталось только выяснить, как она обороняется и как движется — Лисантер был уверен, что Пожиратель Солнц мобилен.

Татриман осторожно продвигалась к нему по прозрачному полу. Лисантер махнул ей рукой и перешел на серый наблюдательный островок. С техниками полезнее беседовать, когда они не охвачены страхом. Бори как будто не имели ничего против стояния на краю бездны, но стоять прямо на ней было выше их сил.

— Татриман, я хочу, чтобы вы проверили артелионские корреляторы. Мне кажется, в журнальных узлах завелся жучок.

Бори молча кивнула, настороженно глядя на Лисантера.

— Моррийон не пытается отнять у вас больше времени, чем положено? Может быть, мне снова вмешаться?

— Нет, гностор Дювиэль, моей работе это не мешает. — Она не ответила на его вопрос, но он, сознавая, что она, подобно ему, является невольной участницей непрестанных катеннахских интриг, предпочел не настаивать. Работает она вполне удовлетворительно: он получил возможность передать почти весь контроль над компьютерными функциями ей, хотя тщательно скрывал этот факт от Барродаха. Тот не поймет — ему нет дела до научной работы, для которой у Лисантера освободится время, хотя именно эта работа позволила модифицировать квантовые блоки и пообещать тому же Барродаху его драгоценные стазисные заслонки.

— Вы хотели что-то сообщить мне? — спросил Лисантер, вспомнив, что бори подошла к нему первая. Ее настороженность усилилась.

— Да, гностор. Несколько минут назад я закончила корреляционную операцию, назначенную вами, и думала, что вы захотите посмотреть результаты немедленно. — Она подала Лисантеру блокнот, и он с удовлетворением прочел данные на экране. Так он и думал; приборы уже некоторое время подсказывали ему, что темпатка включила на станции некий автоматический процесс — и он постепенно набирает силу.

Какое-то мгновение он играл с мыслью утаить на время эту информацию. Всегда можно сказать, что он не хотел докладывать о столь важном открытии, не имея подтверждения. Но Аватару и так не терпится — его не волнует, что эксперименты будут прерваны.

Лисантер вернул блокнот Татриман и хотел отпустить ее, но страх в ее глазах его остановил. Еще секунда — и он ощутил под ногами едва уловимую дрожь.

Дрожащий, ни на что не похожий вой, исторгнутый станцией, напоминал Лисантеру жуткий момент его поступления на должарскую службу. Умовыжималка! Он не мог забыть то, что показал ему Барродах, желая объяснить, что ждет его в случае провала.

Лисантер рефлекторно вздрогнул, хотя и понял уже, что этот звук исходит не от человека. Вся работа остановилась, и бори в страхе застыли на местах.

Но звук уже оборвался.

Блокнот Лисантера сигналил; ученый взял его в руки и нажал на клавишу приема. Встревоженный голос Барродаха спросил:

— Что это было?

— Не знаю, серах Барродах. — Лисантер направился к выходу, сделав Татриман знак следовать за ним. — Сейчас займусь анализом. — Его подозрения оправдались — у Барродаха имеется здесь шпионский датчик.

— Вот-вот, займитесь. Для вас будет лучше подготовить объяснение до того, как Аватар его потребует, — рявкнул бори и отключился.

Еще пару минут назад угроза вызвать недовольство Аватара была бы весомой, но последнее загадочное явление затмило собой все остальное. Какие тайны оно открывает? Возможно, это еще один, замедленный эффект опыта темпатки? Лисантер, сам того не замечая, начал мурлыкать какой-то мотивчик в предвкушении новых горизонтов.

* * *
Тат Омбрик, подавляя рвущийся из горла жалобный звук, до боли прикусила губу. Только не паниковать!

Однако все происходило слишком быстро. Кругом скопилось столько опасностей, что она не знала, как проживет следующие сутки. Сначала открылось, что Аватар все равно получит желаемое, будут дальнейшие опыты темпатки успешными или нет — а потом этот жуткий звук.

Здесь что-то пробуждается. Тат напряглась, борясь с собственным воображением: Лисантер стоял рядом с ней, мурлыча что-то себе под нос. Она знала, что этим он выражает удовольствие, а не нетерпение, но все же склонилась над пультом, пытаясь овладеть хотя бы лицом, не говоря о прочем.

— Еще раз, Тат. — Она послушно повторила широкодиапазонную запись вопля, вырвавшегося из гиперрации. Ей казалось, что она читает колебания волн на экране — их вид оживлял слуховую память об этом нечеловеческом предсмертном крике.

Мурлыканье перешло в нечто более осмысленное.

— Угу. Ага. — И Лисантер, то ли решив задачу, то ли найдя путь к ее решению, начал тихо насвистывать сквозь зубы.

При этих звуках в компьютерном зале снова возникло напряжение. Техники-бори подняли головы, двое надзирателей Барродаха замерли — свист вызывал у них крайне неприятные эмоции. Лисантер заметил это и перестал свистеть.

Хорошо хоть тарканцев поблизости не было. При должарианцах свистеть нельзя. Тат очень желала бы не знать почему, однако знала. Она не верила в привидения, но утбурды, свистящие призраки умерщвленных младенцев, иногда являлись ей во сне.

— ...и ведите постоянный мониторинг загрузки.

Тат, вздрогнув, поняла, что Лисантер обращается к ней.

— Да, гностор. С каким уклоном? Он посмотрел на нее с недоумением.

— Корреляторы и скоростная память, конечно. Моя идея потребует огромного пространства для поиска образов.

Она кивнула и стала настраивать пульт, накачивая мощность и подключая модули, чтобы обеспечить необходимые Лисантеру программные средства. Отвлекаться больше нельзя.

Когда Лисантер ушел, скрывшись в своей кабине, Тат иронически скривила губы. Его сиюминутные потребности сейчас совпали с ее долгосрочными. Средства, которые требуются ему для исследования спектральной картины боя, она сможет использовать для дешифровки и глубокого проникновения в систему. Она увеличила мощность — Лисантеру не до того, и он не заметит.

Тат встала, потянулась и пошевелила пальцами. Для Фазарган и Низериана, не спускающих с нее глаз, это выглядело как обычные эргономические упражнения, разминка, предшествующая долгому сидению за пультом. А на пальцы-то они и не смотрят.

Зато ее сотрудники прочтут сигнал «прикройте меня» и настроят свои пульты так, чтобы оправдать дополнительные мощности, которые запрашивает она.

«Шум и ярость, не имеющие смысла»* [3], — сказал как-то о таких модулях другой рифтерский программист. Где-то он теперь, Мги?

* * *

Тат выбросила его из головы и села. Набрав код, она со смешанными эмоциями стала ждать знакомой метки — а когда дождалась, у нее перехватило дыхание. Структура разрослась, разветвилась, достигнув уровня почти фрактальной сложности.

Все началось как дуэль с программистом Барродаха. Его, сначала неизвестного ей, она потом опознала как Ферразина, находящегося на Артелионе. Мысль о борьбе с другим программистом через многие световые годы реального времени на первых порах привела ее в восторг. Она не могла прочесть переписку между ним и Барродахом, но засекала каждый его код и многое узнала о своем противнике.

Поначалу он казался простым, но потом почему-то окреп. Его код теперь почти не поддавался разгадке. Не будь этого срочного задания, она никогда бы не собрала достаточно ресурсов, чтобы его расколоть.

Между тем Моррийон не станет слушать никаких оправданий. Он, возможно, не такой урод, как Барродах — по крайней мере духовно, — но не менее опасен. А может, и более, если учесть, кому он служит.

Она проверила каналы Лисантера. Как она и ожидала, запрошенная ими мощность накапливалась с предсказуемой скоростью, оставляя ей свободу для собственной тайной деятельности.

В конце концов ей удалось расколоть одну из конструкций Ферразина, что усилило ее тревогу. Это был жучок, запущенный в ее собственную интерфейсную программу — в ту, которую Лисантер велел подготовить для Аватара. Тот, кто пользуется этим жучком, должен быть в курсе всего, чем Аватар интересуется.

Но с этим она ничего не могла поделать: жучок, несомненно, создан для Барродаха, и пресечь ему доступ к интерфейсному журналу было бы фатально.

Тат не слишком упрекала Барродаха в этом отношении; когда дело касается должарских господ, сюрпризы могут привести к гибели.

Нейраймаи продолжали свою кропотливую работу, и Тат испытала шок, увидев, что они раскопали. Она уже где-то видела этот код!

Однажды она играла в ДатаНете в щураки — кто глубже нырнет, как в известной игре высокожителей, только программисты используют для этого не низкогравитационные крылья близ оси вращения, а пульт и код. И в том, и в другом случае опускаться слишком низко опасно.

И Тат, и ее противника — это, кстати, был Мги — чуть было не засекли тогда. Фаг, разбивший в пух и прах их пробники, носил такую же метку, Метку Мандалы.

Если Барродах получает желаемую информацию, то чистюли, похоже, делают то же самое.

Тат, как и все на станции, знала, что Панархия собирает силы для атаки, хотя рифтеры, патрулирующие вокруг Пожирателя Солнц, ничего нового не сообщали. Но только ей одной теперь известно, что они некоторым образом уже здесь.

Это не может быть Седри Тетрис. Или может? Вряд ли какой-либо программист способен проделать подобную работу с увечного пульта в рифтерской каюте — хотя отставной коммандер, вероятно, уже сделала все, что в ее силах. Тат, как и любой программист, на ее месте поступила бы точно так же. Но знакомый код пришел по гиперсвязи и не мог иметь отношения к Седри.

Тат потихоньку перенесла метку и матрицы нейраймаев в свой блокнот и переключилась на задание Лисантера. Его мощностные запросы достигли своего пика — возможно, ей и хватит времени.

Сердце у Тат стучало, и в желудке зарождалась тошнота. Обратной дороги нет — но, возможно, у нее никогда уже не будет такого шанса. Она быстро достала капкан, который с таким трудом создавала, и использовала свою временную власть, чтобы погрузить его глубоко в систему. Несколько минут спустя она, мокрая от напряжения и терзаемая головной болью, нажала клавишу ПРИЕМ и принялась затирать свои следы.

Теперь она сможет вернуться сюда с любого пульта — и если делать это достаточно медленно, дополнительная загрузка не будет замечена. Конечно, если ее обнаружат, некоторая часть мощностей станций будет временно направлена на умовыжималку — с Тат в качестве жертвы.

Что же теперь?

Тат посмотрела на хроно. Смена пять минут как закончилась, но Лисантер уже освобождает емкости. Пора побеспокоиться о другом: надо найти попутчиков, идущих к рециркулятору, чтобы перехватить Дема, пока он не ушел. Она должна благополучно довести его до их каюты — или хотя бы до сектора, занимаемого бори.

Пульт заговорил голосом Лисантера, и Тат подскочила на месте.

— Это все, Татриман. Можете восстановить баланс.

Он по-настоящему взволнован — что он такое мог открыть?

Через пару секунд гностор пронесся мимо нее с отсутствующим видом. Разобрав его конструкции и освободив компьютерные мощности, она запустила пробник в его рабочую зону, замаскировав его под чистильщика. Впрочем, результаты лежали неглубоко.

Тат почти что пожалела об этом, ибо то, что она обнаружила, сметало все ее успокоительные надежды, касающиеся рифтеров, в частности Тетрис, и в то же время делало еще более настоятельной необходимость довериться им. Она очистила пульт и поспешно вышла.

Сначала Дем, потом Лар. Он знает этих рифтеров лучше, чем она. Надо решать, не пора ли открыться перед ними.

13

Лар сдерживал себя, чтобы не смотреть то и дело на хроно, — но в этот момент дверь чмокнула, и влетели Тат с Демом.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь обрадуюсь этому звуку, — сказал он вместо приветствия, и его натянутые нервы напряглись еще больше при виде лица Тат.

— Задержалась из-за Лисантера. Я вся липкая — пойду приму душ.

— Мы с тобой, — с бьющимся сердцем ответил Лар. Что у нее еще стряслось?

Они вместе вымыли Дема, уложили его в постель, и он почти сразу уснул. Вдвоем они вернулись в душ и под шум воды заговорили разом, автоматически перейдя на жаргон, включающий в себя бори, уни и слова из дюжины других языков, употребляемых на Рифтхавене.

— Не опаздывай больше, — сказал Лар. — Хоть сигнал подавай, если что. Во всяком случае, пока этот сраный Каруш-на Рахали не кончится.

— А что, господа все-таки охотятся за бори? Ведь это только начало!

— Альзиах говорит, господа начнут далеко не сразу и мы их, наверное, даже не увидим. Их нам опасаться нечего, а вот нижние чины — другое дело. Поэтому ты должна ходить только в компании — это единственный способ обезопасить себя.

— Да помню я, — устало ответила Тат. — Я нашла попутчиков и забрала Дема, как мы и договорились. Что случилось? Ты видел что-нибудь?

— Нет, мне сообщили знаками. — И Лар рассказал ей о бори, которому переломали ноги, — он шел один с третьей смены в рециркуляторе, и его поймали в коридоре. Еще одну женщину поймали у самого жилого сектора бори — ей сломали ключицу и проломили череп. — Поэтому остальные твердо заявили, что отказываются обслуживать казармы серых. Даже Катеннах не сдвинет нас с места. — К тарканцам бори вообще не допускались — единственное правило на этой станции, за которое Лар возносил благодарность всем сущим богам.

Тат подставила лицо под струю воды, и Лара охватила жалость. От этого жуткого напряжения их ничто не спасет, кроме бегства — или смерти.

— А у тебя что нового? — спросил он.

Тат опустила голову и прошептала сквозь завесу воды:

— Надо решать прямо сейчас — довериться рифтерам с «Телварны» или нет.

Лар заколебался. Снова они оказались на лезвии бритвы, снова их жизнь зависит от правильного выбора. Вот оно, проклятие нашей жизни: малейшая ошибка ведет к смерти, и вся награда за правильный поступок — это возможность существовать дальше. Но он поборол свои эмоции и стал думать о стоящей перед ними проблеме. Последнее время он послушно осуществлял все уловки и стратагемы Тат, чтобы проверить, заслуживают ли новые рифтеры — особенно программистка — доверия. Но все это либо игнорировалось, либо встречалось пытливыми, хотя и дружественными, вопросами.

Лар мог понять, зачем люди учат должарианский. Они с Тат портили себе мозги этим гнусным наречием с тех самых пор, как поняли, что так просто им отсюда не выбраться. Но учить бори? На нем никто не говорит помимо самих бори — а бори-катеннахи стараются его забыть и никогда им не пользуются. В случае особой необходимости они говорят на уни, меняя язык одних победителей на язык других.

Будь у них хоть немного времени, он выяснил бы мало-помалу, можно ли доверять бывшему офицеру Седри Тетрис. Но, похоже, времени у них больше нет.

— Чистюли здесь. Доказательства раскиданы по всему информпространству, — шептала Тат ему на ухо, так тихо, что он едва слышал ее сквозь шум льющейся на голову воды. — Хуже того, после очередной попытки темпатки станция стала набирать мощность сама по себе. Это медленный процесс, но кто знает, как долго он будет длиться? И как отреагирует на это Аватар? Надо решать прямо сейчас — и действовать. Прямо сейчас.

Лар прижал большие пальцы к глазам и застонал, не заботясь о том, что гипотетический шпион может его услышать. Хуже все равно уже не будет.

Он пытался как-то уравновесить все факторы. Панархисты каким-то образом присутствуют здесь; у Барродаха с каждым днем крыша едет все сильнее; и стресс усугубляется до сюрреалистических размеров тем, что где-то за сотни световых лет сошлись вместе треклятые должарские луны, побуждая должарианцев с горящими глазами рыскать в поисках секса — чем насильственнее, тем лучше. А тут еще и огры — пока Аватар забавляется только двумя, говорит Тат, но скоро к ним прибавятся другие.

Тат чувствовала его нерешительность.

— Я оставила капкан в системе — авось что и попадется.

— Ну а огры? Рифтеры тут не помогут, даже выжигатели мозгов.

— Может быть, сумеем подделать бирки — защитить себя, Дема и других.

Лар вздохнул и выключил душ.

— Ладно, попробуем. Я знаю, что они теперь делают, а Дем здесь в безопасности. Я схожу за ними, а ты спрячься в кладовке около коридора, ведущего в рекреационную.

Губы Тат сжались в белую линию.

— Только скорее. Бегом.

* * *
Планы, роящиеся в мозгу Седри наподобие взбесившихся насекомых, исчезли в мгновение ока, когда они с Марим, идя за Ларом, свернули за угол и бори внезапно остановился. Седри заглянула в длинный туннель, не зная, чего ожидать, и увидела несущуюся к ним Тат, чьи шаги создавали эхо в розовато-серых стенах.

Задыхаясь и силясь казаться беззаботной, маленькая бори проговорила:

— Я только что сменилась. Можно мне с вами? — В ее голосе слышался красноречивый трепет.

— Конечно, — усмехнулась Марим, весело поблескивая голубыми глазами. — Чем больше народу, тем лучше. Что-то в рекреацию последнее время никто не ходит — скукота!

Тат, открыв было рот, перевела взгляд с Марим на Седри и промолчала. Решила, видимо, что Марим знает, в чем дело и просто насмешничает.

— По-моему, мы должарианцев не интересуем, — сказала Седри. — Пойдем. Ты как насчет третьего уровня?

— Моя любимая игра, — с жаром ответила Тат. Лар посмотрел на нее вопросительно, и она сделала ему знак занять чем-нибудь Марим. Он показал, что понял и согласен, к великому облегчению Седри. Из этого быстрого молчаливого обмена знаками она вынесла, что двое бори хотят довериться ей. По крайней мере настолько, насколько вообще можно доверять человеку в этом проклятом месте.

— Мне не часто выпадает случай поиграть с другим программистом, — сказала Тат. Ее светло-карие глаза смотрели твердо, тонкие брови озабоченно выгнулись, а пальцы просигналили: «надо поговорить».

Седри ответила тем же сигналом, и Тат тихо перевела дыхание. Оба бори внимательно оглядели лежащий впереди перекресток, и Седри поняла: прежде чем говорить, надо благополучно добраться до рекреационной.

В двух следующих коридорах никого не было; в третьем несколько бори, сбившись в кучку, чуть ли не бегом продвигались вперед — картина, от которой у Седри адреналин повысился еще больше. Не надо было ей спрашивать Лара, что происходит. Страшнее всего, что ты вообще не видишь должарианцев, пока они на тебя не накинутся. Она представляла себе, как шайки распаленных серых и тарканцев топочут повсюду в своих сапожищах, заглядывая в жилые комнаты, — а в действительности их совсем не видно. Значит, они не смыкали глаз несколько суток, обдумывая, на кого и когда напасть, и не говоря никому ни слова. Вот эта скрытность и обособленность хуже всего. Бори, как объяснил Лар, смотрят на это как на величайшее извращение, у Седри это вызвало испуг — и грусть.

Она не сдержала нервного смеха при мысли о том, что должарианцы тоже считают бори извращенцами за то, что те занимаются сексом с родственниками, а если кто-то решается найти себе пару на стороне, избранник тоже принимается в семью.

«Как же еще научиться этому, чтобы потом не страдать?» — на полном серьезе заметил Лар. Седри оставила свою реакцию на этот освященный обычаем инцест при себе, и Лар добавил с гримасой отвращения: «А вот должарианцам нравится причинять людям страдания».

Они дошли наконец до относительно безопасной рекреации.

— Надо же, мы одни тут, — воскликнула Марим. — Вот дерьмо!

— Смена только что кончилась, — пояснил Лар, стрельнув глазами в сторону Тат.

— Вот хороший пульт, — показала Седри.

Тат кивнула, соглашаясь: позиция обеспечивала хороший обзор и предоставляла целых два пути для отступления, если понадобится.

Лар, сказав что-то, направился в другую сторону, и Марим охотно последовала за ним, щебеча о том, что у двери сидеть куда лучше: сразу видно, кто входит и выходит.

Седри села напротив Тат, удостоверившись, что Марим ее не видит.

— Я подключу свой блокнот, чтобы расширить игровое поле — у меня там есть отличный набор для третьего уровня, — сказала Тат, снимая блокнот с подвески на поясе. Седри улыбнулась про себя — оказывается, бори тоже мастера использовать игры для маскировки. Вспышка света соединила блокнот с архаическим пультом. У Седри шумело в ушах, но лицо Тат выражало полное безразличие.

На экране появился заголовок, и Тат напечатала под ним: «Это твое?»

Седри недрогнувшими пальцами набрала: «Нет. Но здесь налицо очень глубокий префикс — глубже, чем я когда-либо видела».

«Не знаешь, что это такое?» — вздохнув, спросила Тат.

Сердце Седри гулко стукнуло, Тат сделала первый шаг — она должна сделать следующий, несмотря на опасность. Сделав знак «подожди» и продолжая говорить об игре и добавлениях Тат, Седри ввела свой флотский опознавательный код.

Она с изумлением увидела, как что-то собирается вокруг него — в сегменте, уведомляющем о ее отставке, наблюдался диссонанс. Таинственный заголовок происходил не с Ареса.

Вокруг введенного ею стержня продолжали скапливаться чужие коды. Седри слегка затошнило: тот, кто это программировал, подошел опасно близко — ближе, чем когда-либо посмела бы она, — к нарушению запрета на искусственный интеллект.

Неизвестный, видимо, все-таки принял ее опознавательные данные и сформулировал вопрос — не словесно, а символически, с помощью вопросительного указателя. Частью сознания Седри отметила, что Тат играет за двоих, прикрывая ее, но Седри больше ничего не могла сделать. Она связала указатель с опознавательным узлом пульта у себя в каюте, недоступным сейчас. Остальное придется сделать Тат.

«Я не могу понять, — напечатала Седри. — Где ты это взяла?»

«Пришло по гиперсвязи. Это с Ареса?» Сердце Седри снова болезненно забилось, и ей стало по-настоящему плохо, когда она прочла: «Лисантер только что обнаружил, что у чистюль есть гиперрация. Когда Эсабиан узнает...»

Тат оборвала фразу — продолжать не было нужды. Она не могла знать, насколько эта новость ухудшает ситуацию, а Седри не могла ей сказать без разрешения Единства — а может, и совсем не могла.

У нее все сжималось внутри. Тат с Ларом ей нравились, и она от души жалела всех бори. Они не заслужили существования в этом аду — а после обнаружения аресской гиперрации здесь станет еще хуже. Но прежде всего она обязана верностью Единству — какой бы странный вариант ее собственной веры оно ни исповедовало, — а после него всем людям Тысячи Солнц.

«Думаю, что смогу поработать с этим», — напечатала она.

— Вот гадство, опять ты выиграла. Еще раз? — сказала она вслух, бросив взгляд на Марим и Лара, — они смеялись, поглощенные игрой. Потом тряхнула рукой, так что браслеты вышли из рукава, сняла с одного из них камень и подала Тат.

«Я ношу их на себе с самой посадки, на всякий случай, — быстро напечатала Седри. — Это деструктивный читающий кристалл. Фаг высшего уровня. Он уберет фильтры с нашего пульта, и я смогу нырнуть в систему. Обещаю, что к тебе след не приведет».

Седри знала, конечно, что Тат сначала проверит кристалл, чтобы совместить его с системой Пожирателя Солнц. Тат поймет, что Седри дает ей на это молчаливое разрешение.

Тат кивнула, зажав камень в ладони, и выключила пульт. В этот самый момент чмокнула дверь, и послышались голоса должарианцев.

Тат быстро восстановила игровую программу, а Седри сказала громко:

— Ладно! Сейчас в моей груди пылает адское пламя. Реванш! Только без твоих дополнений. — Она усмехнулась, вспомнив Монтроза с его оперой — искусство, к которому она постепенно приобретала вкус. Королева Ночи — подходящая фигура для программиста.

Тат прицепила блокнот к поводку и сделала вид, что целиком сосредоточилась на игре.

Серые болтались по комнате, и один из них громко заржал. Уж не наелись ли они галлюциногенных ур-плодов? Седри набрала воздуха, приготовившись к бегству в случае необходимости. Но дело того стоит: у «Телварны» теперь есть союзники.

* * *
Эсабиан не повернулся к вошедшему Барродаху — лишь слегка повел головой, когда дверь с чмоканьем сомкнулась.

Аватар стоял перед огромной голокартиной, которую Барродах недавно оживил, надеясь хоть немного развеять скуку Эсабиана. Картина, как и прежде, представляла вид из окна башни в Хрот Д'очча, фамильном поместье Эсабиана на Должаре над далекими вулканами. На северной границе Хрот Д'очча пылали настоящие карра-огни. Тени, пробегая по древним гобеленам на стенах, заставляли двигаться богов и аватаров Утерянной Земли, и они в своих танцах и битвах разыгрывали жуткую пародию на содрогания Пожирателя Солнц.

Барродах поежился. В покоях Эсабиана, где стазисных заслонок было больше, чем где-либо на станции, этих содроганий не чувствовалось, но нигде бори не было так неуютно, как здесь. Красивая мебель из библиотеки покойного Панарха напоминала ему о единственной встрече с призраком, являющимся на далекой Мандале, а ее контраст с мрачным настроением Эсабиана еще больше усугублял напряжение. Пожиратель Солнц в худшем случае мог всего лишь убить — Эсабиан был способен на большее.

Так по крайней мере полагал Барродах, несмотря на кружившие по станции странные слухи.

Едва заметные движения широких плеч Аватара говорили о том, что он плетет проклятия, и Барродах порадовался, что Эсабиан продолжает стоять лицом к картине, как будто глядя в окно.

— Что это был за звук? — тихо спросил Аватар.

Барродах проглотил слюну. Еще один его страх подтвердился: у Аватара есть шпионский датчик в гиперволновой рубке — или он, что еще хуже, подключился к датчику Барродаха без его ведома. А если так, то к чему еще?

— Мы пока не знаем, господин. Лисантер занимается анализом. Темпатка здесь ни при чем — она спала, когда это случилось.

Эсабиан помолчал. Барродах, не видя, что он делает, слышал, как свистит шелковый шнур в его руках.

— Докладывай, — произнес наконец Властелин-Мститель.

— Как вы и предполагали, мой господин, растущее сопротивление на панархистских планетах и в Высоких Жилищах препятствует более мелким домам объединиться против вас. Однако имеются признаки брожения на Должаре, где отвлекающих факторов нет.

Барродах поколебался и, не слыша комментариев Эсабиана, привел столько подробностей, сколько счел безопасным. Приходилось балансировать на канате между слишком малым их количеством, могущим вызвать подозрение в скрытности, и слишком большим, могущим породить нетерпение.

В этом случае, однако, он ничего не собирался скрывать.

— Полный рапорт передан на ваш пульт. — В этом рапорте, над которым Барродах и его подчиненные работали долго, махинации должарских домов и кланов излагались во всех подробностях — он надеялся, что это займет Эсабиана. Скучающий, он опасен: Барродах ужаснулся числу компьютерных запросов Эсабиана, раскрытых червяком Ферразина.

— Их амбиции мне известны без всякого рапорта. — Бори расслышал оттенок гнева в голосе Аватара. — Они целуют сапог, который пригибает их головы вниз, но их клыки ищут незащищенное тело. — Последовало долгое молчание, и Эсабиан внезапно бросил, заставив Барродаха подскочить на месте: — Все они глупцы. Огни моего мщения будут гореть вечно...

«Окхаш эммер ти очча-ми» — жесткие согласные древнего изречения отражали глубокую связь, существующую в Должарском языке между местью и огнем, и перекликались с именем вулканической вотчины Эсабиана, чье изображение висело перед ним: Джар Д'очча, Королевство Мести.

У Барродаха дрогнули нервы, когда картина, внезапно изменившись, показала негаснущий огонь бинария черной дыры, снабжающего энергией Пожиратель Солнц. Яркий свет огромной спирали материи, подвергающейся уничтожению более ужасному и бесповоротному, чем подвластно человеческой мести, делал сильную фигуру Эсабиана темной — он был как черная космическая дыра, принявшая форму человека.

Кто запрограммировал для него эту картину?

— Что может противопоставить Должар этим огням, над которыми я буду господствовать? — Глагол, употребленный в безусловно-будущем времени, увеличил беспокойство Барродаха. Хорошо бы Лисантер не утратил своей недавно проявившейся склонности к сотрудничеству — Аватар в таком настроении не потерпит никаких препон на пути к желаемой цели. Барродах боялся лишиться своих дополнительных стазисных заслонок и компьютерных мощностей.

Эсабиан повернулся и сел в большое кресло, стоящее спиной к голо.

— Значит, Джар Эпоим полагает, что пришло время утвердить свои позиции? — произнес он, окруженный ореолом звездного катаклизма. Дираж'у ритмично извивался в его сильных пальцах. — Неужто они так скоро позабыли мой урок?

Барродах сомневался в этом. Ни один должарианец не оспаривал необходимости отомстить за поражение при Ахеронте двадцать стандартных лет назад. Но Саммонил Эпоим, отец нынешнего главы клана, оспорил то, достоин ли Джеррод Эсабиан возглавить палиах после упомянутого поражения. Их спор разрешился тем, что Эсабиан приказал приковать Эпоима к корпусу собственного челнока.

«Разве я не Властелин-Мститель?» — осведомился Аватар, напомнив всем название владений своего клана, и проследил за тем, как его соперник испустил дух в открытом космосе. Мумифицированное вакуумом тело Эпоима до сих пор кружило над планетой.

Бори промолчал, и его господин вскоре опустил дираж'у на колени, ослабив пальцы.

— Хватит об этом. Что слышно на Артелионе?

Барродах напрягся. Приходилось сознаться, что Джессериан с Ферразином боятся правды не меньше, чем он, и это обостряло ощущение балансировки на лезвии ножа. Перевозка обстановки библиотеки Панарха на Пожиратель Солнц ничуть не уменьшила собственнического отношения Эсабиана к дворцу его побежденного врага. Аватар приказал даже реставрировать Зал Слоновой Кости, разрушенный при неудавшемся покушении на Брендона нур-Аркада, дабы все было в полном порядке к его триумфальному возвращению после истребления всех врагов силой пробужденного Пожирателя Солнц.

— Реконструкция Зала Слоновой Кости продвигается успешно, — доложил Барродах. — После завершения предварительного этапа и уборки наиболее опасного мусора смертность рабов от радиации резко снизилась, и темп работ ускорился.

На самом деле работы шли еще медленнее прежнего, но с этим ничего нельзя было поделать. Поначалу рабов, в основном бывший флотский персонал, чьи данные вырвали из компьютера на Лао Цзы, вынуждали расчищать зал в самых хлипких противорадиационных костюмах — полная экипировка недопустимо замедляла темп, и выгоднее было заменять выбывающих рабов новыми.

Но потом начались «несчастные случаи»: за каждого умершего рабочего погибал или подвергался увечью серый солдат. Причину этого понять было невозможно, и репрессии ни к чему не привели. Подпольщики несли ответственность разве что за малую долю этих происшествий — в основном это была работа дворцового компьютера, умело использовавшего должарские суеверия.

Если бы не порции полезной информации, которые компьютер время от времени выдавал Ферразину, Барродах приказал бы его уничтожить. Уж очень хорошо эта информация помогала занимать Аватара.

Однако серые на Артелионе испытывали ужас перед центром Большого Дворца, где чаще всего показывался призрак. А рабы трудились в меру своих сил, в усиленных противорадиационных скафандрах.

— В Тронном Зале больше не было происшествий?

— Нет, господин. Ферразин нашел нужные схемы и модифицировал их соответствующим образом.

Компьютер, разумеется, тут же вырастил новые. Но происшествий и правда больше не было. И неудивительно — даже самые храбрые тарканцы, несущие патрульную службу в Большом Дворце, в Тронный Зал больше не заходили.

Барродах верно рассчитал время, чтобы доложить об одном небольшом достижении.

— Мы вернули в Аванзал Слоновой Кости еще одно произведение искусства...

— Но остальные погибнут вместе с Аресом и Рифтхавеном, — сердито оборвал Эсабиан. — Аванзал следует полностью обновить. Я доставлю туда моих предков с Должара, и это место будет их обиталищем, а все, что удастся восстановить, — данью их памяти.

От музея — к мавзолею.

— Будет исполнено, — сказал Барродах, однако не ушел.

— Еще что-нибудь? — Эсабиан впервые проявил признаки интереса. Неожиданность всегда пикантна. Теперь отступать было некуда.

— Рифтхавен продолжает требовать возмещения убытков за утерянные в бою корабли, хотя мы заявили, что никакой ответственности за это не несем.

Эсабиан обнажил зубы.

— Ты полагал, что после смерти Хуманополиса они успокоятся.

У Барродаха екнуло сердце. В ту пору известие о том, что Хуманополис отравился, очень его порадовало, но без старого синдика, обладавшего тонким чувством политического равновесия, два других лидера стали совсем неуправляемыми.

— Пообещай им что-нибудь. Наследник скоро разделается с ними.

Блокнот Барродаха подал сигнал, и бори от неожиданности дернул щекой. Что такое стряслось, если Гилеррант смеет прерывать его встречу с Аватаром?

— Прошу прощения, господин, — начал он, но Эсабиан прервал его:

— Выведи сюда, если это что-то важное. — Аватар добродушно указал на экран против кресла.

Что ж, по крайней мере ему не скучно. Блеснул световой луч, и на экране появился Лисантер. При виде его лица боль в челюсти и голове Барродаха достигла апогея — умовыжималка и то, вероятно, не доставляет таких мучений.

— Мой господин, — сказал Лисантер, — я обнаружил, что станция теперь набирает мощность сама по себе. Если скорость роста не изменится, до полной активации, по моим расчетам, осталось не более шестидесяти дней.

Барродах сквозь пелену боли испытывал самые противоречивые эмоции. В уме у него возник образ темпатки, выбрасываемой из шлюза. Такая хорошая новость — почему же ученый выглядит таким несчастным?

Та же мысль, вероятно, посетила и Аватара, который произнес одно только слово:

— И?

Лисантер конвульсивно сглотнул. И его слова ввергли мучимого болью Барродаха в ужас.

— Мой господин, у панархистов есть гиперрация.

14

АРЕС
Ник Корморан нажал на дверную клавишу, испытывая нетерпение от микрозадержки отпирающего механизма. В студии пахло потом, несвежей пищей, старой заваркой и озоном.

— Есть одна рыба, — сказала Дерит Й'Мадок. — Большая.

Ник потер руки, забыв про запах.

— Кто такой?

— А ты угадай. — Дерит повернула к нему кресло, весело прищурив темные глаза.

Ник со вздохом плюхнулся в собственное кресло.

— Терпеть не могу загадок. Фазо? Нг? Кестлер? Панарх? — Он называл кого попало, сам не свой от нетерпения.

— Тепло. Даже очень.

Раздражение Ника как рукой сняло.

— Уж не Ваннис ли Сефи-Картано?

— Теперь ты понимаешь, зачем я тебя вызвала, — кивнула Дерит.

— Я к ней не пойду, — заявила Лиэт с другого конца комнаты. — Она меня обжарит на медленном огне и выдаст тонкое критическое эссе относительно вкуса.

Ник обвел взглядом других репортеров — все гримасничали и отмахивались. Дерит, когда пришел ее черед, сказала кисло:

— А меня ты туда не пошлешь даже ради девяноста процентов баллов.

— Какой улов-то? — вздохнул Ник. — Покажи мне ее письмо.

— На поверхности, разумеется, ничего обнаружить нельзя. — Дерит прошлась по клавишам пульта. Ник воззрился на экран.

«Что касается вашей недавней передачи, я очень рекомендую вам прогуляться по Галерее Шепотов в пять часов вечера».

Ник прищурился, словно пытаясь проникнуть сквозь экран в мозготправительницы.

— Пять — это время их новомодной затеи, так ведь? — спросила Тови.

— Придется говорить о любви, — ввернул кто-то.

— В игры играет, засранка, — проворчал Юмек.

— Все мы любим играть в игры, — сказал Ник, — а игра всегда одна и та же, только правила меняются. Генц Сефи-Картано делает высокую ставку, и это пятичасовое свидание само по себе говорит о многом.

Дерит кивнула с серьезным видом:

— Она знает, о чем мы умалчиваем, — стало быть, должна знать почему. Следовательно, она либо хочет помочь нам...

— Либо заткнуть нам рот, — хмуро бросил Юмек.

— Либо заткнуть нам рот, — согласилась Дерит, — по в любом случае она хочет что-то взамен. Одно несомненно: для нее это важно, иначе она вообще не стала бы нам писать.

— И у нее есть нечто, могущее заманить нас на ее территорию, — быстро смекнул Ник.

— Что-то насчет рифтеров? — спросила Лиэт. — О них ведь речь?

— М-мм. — Ник сунул руки в карманы, покачиваясь на каблуках.

— Притом в любовном контексте, — вскинула косые брови Тови.

* * *
Ник вернулся в тесное жилище, которое делил с несколькими техниками среднего уровня. Часть внимания он, как всегда, уделял болтовне в общей комнате и коридорах. Разговоры о войне и жалобы на трудные условия жизни прошивались извечными нитями интимных сплетен.

По привычке Ник всегда выбирал самые людные дороги и самый густонаселенный район обитания. Перед дверью в свою комнатушку он вдруг осознал, что всю свою жизнь прожил в поллойской версии Галереи Шепотов.

Только место красивое, а так все то же самое: слушаешь чужие сплетни и сеешь свои. Правда, Дулу при этом прячутся — типично для них.

Окружающие его люди по крайней мере имели мужество высказывать свои убеждения, хотя их и к ответу могли притянуть.

Однако сейчас не до них. Ему надо сосредоточиться на рифтерах, политике и леди Ваннис Сефи-Картано, первой величине старого и нового двора.

Ник принял душ, подстригся и надел намеренно неприметный костюм. Всякое действие требует доспехов особого рода. Ник не хотел выглядеть ни опасным, ни богатым, ни даже влиятельным — он просто не желал бросаться в глаза. Он всегда чувствовал, что самая большая ошибка, на которую способен поллои, — это перенимать у Дулу их моду и манеру говорить. В лучшем случае это ставит его в положение армии, воюющей на незнакомой территории, в худшем — делает предметом насмешек.

Сев в транстуб и предвкушая дуэль, которую надеялся выиграть, Ник с мрачным юмором подумал, что будет только хорошо, если утонченная леди Ваннис примет его за полное ничтожество.

Под вечер в дулуских районах всегда было мало народу и много места. В транстубе не было табличек, запрещающих доступ поллои, но через несколько остановок Ник остался чуть ли не единственным в капсуле, кто не принадлежал к Дулу или обслуживающему их персоналу.

И он был единственным поллои, вышедшим в «Садах Джихана». Остальные пассажиры, четверо Дулу, даже взглядом его не удостоили.

Так же обстояло дело и с теми, кого он встречал на дорожке, но он принуждал себя идти медленно, примечая всякую мелочь. Цветы и кустарники его мало интересовали, хотя он знал, что для Дулу они полны скрытою смысла. Место, отведенное каждому растению, подбор красок и ароматов — все это говорило о чем-то, возможно, даже о многом. Но Ника привлекали более явные знаки и символы, имеющие форму человеческих фигур. На здании не было никакой вывески, однако Ник узнал его сразу. Его размеры и форма плохо поддавались оценке. Ник сверился со своим хроно: ровно пять. Приближаясь к простой двери, он удостоверился в том, что пишущее устройство его босуэлла включено. Она может заметить, как дернется мускул при включении, если сделать это в ее присутствии. Айну он оставил в студии, уверенный, что Ваннис не покажется, если он ее наденет.

Двери тихо раскрылись. Он переступил через порог и заморгал. Он знал, что это место представляет собой лабиринт, и ожидал увидеть извилистые коридоры и темные углы. Вместо этого он как будто попал в центр огромного бриллианта, где каждая грань была головокружительной комбинацией из геометрических линий кристаллического света, струящейся воды и колеблемых бризом пальмовых ветвей.

Это зачаровывало и в то же время дезориентировало. Ник, несмотря на решимость отмечать свой путь, скоро запутался окончательно.

Голоса наплывали на него, как бесплотные духи. Одни были едва различимы за плеском фонтанов, другие звучали где-то совсем рядом, отражаясь от блестящих стеклянных поверхностей.

— ...попытался воссоздать копию ее дома — просто так, в подарок...

— ...Если вы в интересах дискуссии позволите мне возразить...

Женский смех прожурчал музыкально, как фонтан.

— Шарм заключается в уме, а не в лице, которое всего лишь красиво и не меняется с самого начала. Шарм же раскрывается мало-помалу. Он может скрываться, чтобы потом появиться внезапно и преподнести сюрприз — в этом вся суть шарма.

— По-вашему выходит, дорогая, что шарм — всего лишь синоним остроумия, — протянул мужской голос.

— А остроумие — синоним оружия, — добавил другой мужчина.

Легкий смех раздался прямо позади Ника. Он круто обернулся — и не увидел ничего, кроме водопада перед стеклянной стеной.

— Остроумие чарует, лишь когда проявляется спонтанно, — ответила женщина, — а не репетируется заранее. Шарм нельзя приобрести — чтобы иметь его, нужно быть наивным. Разве можно стать наивным по заказу? Наивность нравится нам, но нет стиля, более трудного для подражания.

— Она поразила вас прямо в сердце, — сказал один мужчина другому под одобрительный шепот.

Ник сделал еще два шага, и голоса умолкли.

Он свернул на тропу, овеваемую потоком прохладного ароматного воздуха. Из-за отраженного в зеркале водопада — прямо на него, как могло показаться, — вышла женщина, которую он сразу узнал. Ваннис Сефи-Картано, вдовствующая супруга Эренарха, в жизни оказалась еще красивее, чем на видео, но Ника позабавило то, какая она маленькая — даже ниже его.

Она шла скользящей, бесшумной походкой. В густых каштановых волосах поблескивала маленькая нить драгоценных камней — такая же, как на гладкой шее и на запястьях. Превосходно сидящее платье из какой-то зеленой ткани казалось, но не было прозрачным, и духи пахли восхитительно.

Ник скрыл свою реакцию. На видео эти Дулу со своими сказочными нарядами и плавными, как в танце, жестами, выглядели красивыми, но какими-то бесполыми. В действительности, благодаря тонким ароматам, намеку на крепкие мускулы под легкой тканью, даже тембру журчащих голосов, дело обстояло совсем по-другому.

«Поскольку завлекать ей меня ни к чему, все это направлено против меня», — сказал себе Ник, когда Ваннис поравнялась с ним.

Ее приветливая улыбка показывала, что она его узнала. Ник ухмыльнулся в ответ, думая: «Я знаю ее, она знает меня. Мы оба знамениты: она как произведение искусства, я как его средство».

— Скромность, — сказала она, — есть составная часть отношений, которые мы желаем поддерживать.

Усек. Никаких имен, обещание будущих контактов — и хочет вывести меня из равновесия, насколько возможно.

— У Дулу — возможно, — сказал он. — Мы, поллои, любим шум. В конце концов, чем больше о нас знают, тем меньше приходится скрывать.

— И вы уходите без последствий, с карманами, набитыми громкой славой. Но это предполагает, что вы рискуете только своим достоянием.

— Риск присутствует в любых отношениях, — сказал Ник и поморщился. На таких банальностях далеко не уедешь. Ладно, пусть думает, что я идиот, — авось быстрее перейдет к делу.

— У нас это часто вопрос степени, — сказала она.

— Кстати, я давно хотел спросить... У вас, как и у нас, есть партнеры, законные и незаконные, приносящие обет пожизненной верности и не приносящие. — Он умолк, и Ваннис сделала изящный жест, показывая, что внимательно его слушает. — У вас есть также брак, то есть семья, общая собственность, дети, в том числе и приемные...

Снова жест, на этот раз выражающий сомнение.

— Упрощение может привести к дезинформации...

— На разных планетах свои обычаи, но сейчас я говорю о Дулу высшего круга.

Она ответила знаком согласия.

— Так вот, есть также люди, которые не являются сожителями, не имеют официального статуса, но о которых все знают...

— Например, подруга покойного Эренарха Семиона, Сара Дармара Таратен. И мой друг Кольм Вишневский.

— Вы сами их назвали, — усмехнулся Ник. — Не я.

— «Наивность, — начала Ваннис, явно цитируя, — это притворство, лежащее между высоким и низким стилем и столь близкое к последнему, что бывает трудно не впасть в вульгарность...»

— «...в чем и заключается пикантность», — закончил Ник.

Ваннис со смехом захлопала в ладоши. Фонтан позади нее казался сотканным из жидкого света — если положить в него руку, она, наверное, обледенеет.

— Эти люди не были нашими партнерами, — сказала Ваннис. — Не кажется ли вам, что мы все пользуемся общим человеческим опытом — Дулу, поллои...

— Рифтеры и должарианцы, — добавил Ник.

— Совершенно верно. — Глаза Ваннис отражали зелень нависающих над ними папоротников. — Я держала Кольма при себе, потому что с ним было весело, а он оставался, поскольку я оплачивала его расходы. Сара Дармара оставалась с Семионом... по разным причинам, ни одна из которых не имеет отношения к предмету нашей беседы.

— То есть к любви, — сделал свой ход Ник. Ее глаза превратились в две точки света, холодные и бриллиантово-твердые, как лабиринт вокруг них.

— Если вернуться к вашему первоначальному вопросу, то разнообразие отношений еще более усложняет фактор, который можно определить как ортогональное деление. Это вопрос степени.

— Или, говоря попросту, по-поллойски — политики и социологии.

Шепот, долетевший неведомо откуда, заставил Ника вздрогнуть:

— Поллои с их предрасположенностью к бунту...

Здесь могут услышать и переиначить все, что я говорю. Зачем она выбрала это место? Одна из водных струй задела какие-то невидимые колокольчики, и Ник, отвлекшись, понял, что здесь они в каком-то смысле на равных — оба вынуждены говорить обиняками. Да пишет ли что-нибудь его босуэлл? Может быть, это одно из редких на Аресе мест, где они не работают?

Ваннис с рассчитанной грацией подняла руки ладонями вверх и сказала:

— В нашем контексте — всегда.

«Вот мы и подошли к делу, — подумал он. — Если кто-то из них и знает о Панархе и Вийе, то не придает этому никакого значения. А она, предполагая, что и я знаю, только что фактически сказала мне, что эта связь имеет политический оттенок».

— Когда личности выступают так же, как символы для разных человеческих групп, — продолжила Ваннис, — их персональные решения влияют не только на сами группы, но и на действия, которые могут быть предприняты для блага этих групп.

Ник перевел дыхание. Ладони у него вспотели. Это она о рифтерах и Пожирателе Солнц — готов съесть свою айну, если не так. Но подразумевает ли она, что Панарх готов отправиться вслед за ними?

— Например, такие действия, как последовать за возлюбленной в самое жерло ада, — сказал Ник и добавил: — Это только в видеофильмах хорошо кончается.

— Иногда это не кончается ничем. — Ваннис провела пальцами по мелкому водоему на уровне своей талии.

— Это угроза? — Вода потом схлынула куда-то вниз, Ваннис не ответила, и Ник повернулся к ней лицом.

Выдержав паузу, превышающую все границы неловкого молчания, она сказала мягко:

— Позвольте мне, генц Корморан, привести еще одну цитату из уже известного вам источника: «Рассмотрим понятие антитезы. Антитеза выражений не маскируется, в отличие от антитезы идей. Последняя всегда рядится в те же одежды, первая меняется, как ей заблагорассудится; одна имеет вариации, другая нет».

Ник сглотнул, уяснив предупреждение. Что бы ни стояло за этим странным разговором, силой он ничего не выяснит. Она просто уйдет, а он останется ни с чем.

— Антитеза в качестве счастливой случайности? — спросил он. Ее ладонь раскрылась, словно предлагая что-то в дар.

— Есть еще и неожиданность, — улыбнулась она. — Вы ведь однажды уже убедились в этом, не так ли?

Что это — напоминание о бомбе, которую она взорвала в день суда, или еще и намек на нечто, имеющее такой же потенциал?

— Я люблю сюрпризы, — с надеждой сказал он.

— Предлагаю вам взглянуть на наши предполагаемые отношения с точки зрения Дулу.

Опять скромность; она не хочет, чтобы мы это обнаружили. Он снова сглотнул.

— Как долго я должен рассматривать их таким образом?

— До нашей следующей встречи и новой беседе об... антитезе.

— Поллои предпочитают откровенность. Она уравнивает.

Она снова сделала жест открытыми ладонями.

— Когда предметом является любовь и вы подыскиваете ей антитезу, чем может сопровождаться уравнивание?

Перед ними внезапно открылся ряд зеркал. Свет, преломляясь, уходил в бесконечность, и от этого кружилась голова.

Чем сопровождаться? Войной... разрушением. Она даст понять, что с разговором спешить не надо... что это имеет отношение к войне.

Он должен был выйти отсюда.

— Разрушением, — сказал он охрипшим голосом и прочистил горло. — Предпочитаю сюрпризы.

— Из которых один лучше другого. — Она кивнула, и он с опозданием понял, что это согласие — обещание.

Сердце у него заколотилось. Они прошли еще два-три шага. И он взглянул на нее: она ждала, чтобы и он подтвердил без слов свою готовность к сотрудничеству. Поняв это, он тоже кивнул.

Она коснулась его руки и свернула в боковой коридор, шурша юбками по плиткам дорожки. Ник постоял, пытаясь унять сердцебиение, и устремился за ней — но шорох превратился в плеск фонтана, падающего в водоем.

Вокруг не было ничего, кроме стекла, зеркал и подсвеченной воды, похожей на текучее пламя.

Впереди он увидел неприметную дверь. Пять ступенек, шесть — он дошел до нее и оказался снаружи.

С прослушиванием записи он подождал до транстуба, но, включив воспроизведение, услышал только шум падающей воды. Но он готов был голову прозакладывать, что по возвращении в студию его будет ждать письмо, содержащее такое, за что другие каналы пошли бы на убийство. Вот это жизнь!

Ник закинул голову назад и засмеялся.

* * *
— Ты уверена, что хочешь присутствовать? — Тяжелые брови Осри образовали прямую линию над его темными глазами. Фиэрин с улыбкой взяла его под руку.

— Ведь это недолго. Я знаю, что это глупо, — уверена, что Джеп Хуманополис и мой брат никогда не встречались, — но когда я вижу Хуманополиса, это как-то приближает меня к Джесу. Ведь последние пятнадцать лет его домом был Рифтхавен.

— Его домом был Дис — не знаю, правда, как долго, — а этого места больше нет.

— Но он и на Рифтхавене бывал — это был дом его души, как у нас Мандала. Мне трудно объяснить, но я хочу это видеть.

— Будь по-твоему. Отец обещал занять нам хорошее место.

— Разве члены Малого Совета не участвуют в церемонии? — Удивилась Фиэрин.

— Только Панарх, верховный адмирал и Верховная Фанесса.

Фиэрин думала об этом, пока транстуб вез их к Кругу.

— Откуда они знают, что нужно делать — ведь прецедентов не было? Не могут же они обращаться с ним, как с главой государства, будто рифтеры — вновь обретенные изгнанники?

— Пожалуй, нет, — нахмурился Осри. — Хотя, — добавил он, не столько обращаясь к ней, сколько размышляя вслух, — это неплохое определение для них.

Она не успела спросить его, что он имеет в виду, потому что Осри воскликнул:

— А вот и отец — он нас видит.

Они влились в толпу титулованных Дулу и высокопоставленных правительственных чиновников.

Церемония началась. Фиэрин почти не слышала слов, но это ее не заботило — в них все равно нет никакого смысла. Она предпочитала наблюдать за людьми, захваченная стилизованным ритуалом. Оно очень походило на танец и при этом содержало в себе рассказ. Кое-что показалось ей странным; вскоре она поняла что и сказала:

— Они не упоминают о времени.

— Что-что? — повернулся к ней Осри.

— О времени его прибытия. Это официальная встреча, но они делают вид, будто он прибыл только что.

Осри иронически поднял брови.

— Это значило бы злоупотребить доверием — даже со стороны официальных лиц.

Себастьян Омилов по другую сторону от Фиэрин произнес:

— Ты хочешь сказать, что официальные лица делают это для вида?

— А разве не так?

— В сиюминутном смысле — возможно. Но даже прагматики признают нужность символики.

— Они не могут притворяться, будто он прибыл только что, поскольку 25-й канал уже рассказывал о его пребывании на Аресе, — сказала Фиэрин. — А 99-й вылил на рифтеров целый ушат грязи. Все знают, что он здесь. Вот почему я подумала, что эта церемония проводится неспроста.

— Ее запись будет передана в ДатаНет, — пояснил Себастьян. — Она предназначена не столько для Ареса, сколько для всего прочего населения Тысячи Солнц — включая рифтеров.

— Теперь Рифтхавен не сможет взять назад свое слово, и это посеет раздор между теми, кто еще остается на стороне Должара, — добавил Осри.

Фиэрин вернула внимание к происходящей внизу сцене. Элоатри отошла. И к Джепу обратился Брендон.

— Думаешь, Ник Корморан от военных узнал, что он здесь?

— Нет, — сказал Осри. — Мы предпочли бы сохранить это в секрете.

Фиэрин смотрела на жестокое, изборозжденное морщинами лицо Джепа, отвечающего на приветствие Панарха. Она чувствовала, как тщательно рифтер выбирает слова, словно балансируя на лезвии бритвы. Продуманная двусмысленность его выражений позволяла использовать неоднозначность символов в интересах дипломатии.

Некоторое время Фиэрин и Осри молча следили за жестами Панарха, снова взявшего слово. Судя по улыбкам на лицах других, он пошутил.

— Панарху не нужен состряпанный на скорую руку союз — он хочет создать новую структуру, в которой могли бы существовать обе стороны.

Фиэрин прикусила губу, глядя, как все четверо медленно выходят из зала между рядами зрителей. Перебрав в уме известные ей факты, она сказала:

— Значит, 25-й канал получил свою информацию от кого-то другого? Возможно, от самого рифтера?

Осри открыл было рот, но гностор опередил его:

— Чего только эти «новости» не откопают! — И он добавил, сделав едва заметное движение пальцами и многозначительно посмотрев на них: — Предлагаю пойти ко мне и позавтракать.

Фиэрин не стала оглядываться, чтобы посмотреть, чьих ушей опасается Себастьян, а просто приняла предложенную им руку. Осри шел с другой стороны, задумчивый, сцепив руки за спиной.

Они не спеша продвигались сквозь толпу, говоря о пустяках, пока не дошли до мирного сада Обители.

Фиэрин уже была здесь однажды с Осри. Здесь все — и архитектура здания, и разбивка сада — навевало чувство оторванности от времени. Даже воздух казался другим, хотя Фиэрин понимала, что это нелепо: воздух был такой же, как всюду на Аресе.

И все же, опустившись на полукруглую скамью, она ощутила, как покидает ее напряжение, в котором сама не отдавала себе отчета.

Осри сел рядом с ней, Себастьян поместился напротив, сложив пальцы домиком.

— Теперь мы можем продолжить разговор — я посчитал, что здесь будет лучше.

Некоторая доля напряжения вернулась.

— Значит, это все-таки имеет отношение к Джесу и его товарищам по команде?

Отец с сыном переглянулись, и Осри потупился.

— В некотором смысле, — медленно ответил гностор. — В некотором смысле. Но прежде чем углубляться в этот предмет, могу ли я задать вам несколько вопросов? Можете не отвечать, если они покажутся вам... неподобающими — думаю, объяснять нет нужды.

Удивленная Фиэрин кивнула.

— Я не знаю ничего, что можно счесть неподобающим, — спрашивайте, что сочтете нужным.

— Мои вопросы, — гностор встал и начал прохаживаться перед переплетенной стеной кустарника, — касаются Панарха и леди Ваннис.

Фиэрин, еще больше удивившись, ждала продолжения.

— Не обсуждали ли они при вас вопроса союза с рифтерами?

— Нет.

— А вообще о политике говорили? — впервые после прихода сюда подал голос Осри.

— Ни разу. — Фиэрин перевела взгляд с одного на другого. — Надеюсь, вы не собираетесь расспрашивать меня, не дав никаких объяснений?

Осри отрицательно мотнул головой, и Фиэрин по его напряженной позе поняла, что он чувствует себя крайне неловко. А вот по Себастьяну ничего заметно не было, как будто они продолжали вести чисто светскую беседу.

— Не подумайте, что мы не доверяем вашей скромности, — ласково улыбнулся он. — Напротив, учитывая количество опасных секретов, с которыми вам пришлось иметь дело в вашей юной жизни...

— Этого можно было и не говорить, — нахмурившись, заметил отцу Осри.

Гностор поклонился, держа руки как человек, воздерживающийся от суждения. Жест и поклон служили молчаливым свидетельством его собственной полной секретов жизни. У Фиэрин сжалось сердце. В ее юной жизни действительно было мало людей, которые по-настоящему заботились о ее благополучии, вопреки ходившим о ней слухам. Сын упрекнул отца в отношении, которое могло показаться снисходительным, — отец без слов дал понять, что здесь все равны.

Больше чем равны — одна семья.

У Фиэрин защипало глаза, но она свирепым усилием воли сдержала слезы.

— Выходит, они говорят только о пустяках? — продолжал Омилов. Она кивнула. — Они относятся друг к другу вежливо? Приятельски? Быть может, почтительно?

— При мне да, — овладев голосом, сказала Фиэрин. — Как они ведут себя наедине, не знаю. Хотя... — Она подумала немного и сказала: — Мне кажется — я просто уверена, — что они никогда не бывают наедине. Либо мы трое, либо большое общество, либо мы с Ваннис. С ним наедине я тоже не бываю — он слишком занят. Это как-то связано с рифтерским союзом и с сегодняшним торжеством в честь этого Хуманополиса? Мы говорили, что ее устроили из-за того, что 25-й канал рассказал о его пребывании здесь. Что тут такого секретного? Может быть, Хуманополис сам раскрылся перед «новостями», чтобы приобрести некое преимущество?

— Возможно, но маловероятно, — сказал Осри. — Не думаю, чтобы он, первым из рифтеров, проделал весь этот путь, чтобы осложнять переговоры двойной игрой.

— Кто же тогда? Разве ты не можешь это выяснить?

— «Новости» зажимаются еще больше, чем военные, когда речь заходит об их источниках. Они не станут говорить, если ждут от этого источника еще чего-то.

— Кто же все-таки? — повторила Фиэрин.

— Быть может, сейчас не так важно «кто», как «зачем».

— Ясно зачем — чтобы расстроить союз с рифтерами, — заявила Фиэрин.

— Отчасти да, — сказал Осри так тихо, что она едва расслышала.

— Но какая будет выгода этому человеку, если союз развалится? Мы проиграем войну, только и всего. Выходит, он враг?

— Тот, кто передал информацию 25-му каналу, заручился, видимо, тем, что рифтеры будут представлены в положительном свете, — заметил Себастьян.

— Но 99-й это не остановило, — с гримасой ответила Фиэрин. — Они собрали всю старую грязь о рифтерских зверствах и вероломстве — то, чем потчевали нас перед процессом Джеса. Я понимаю, к чему вы клоните: тот же источник мог дать информацию о Хуманополисе и 99-му, и любому другому каналу.

— Совершенно верно, — сказал Себастьян. — Выбор 25-го капала не менее красноречив, чем сегодняшняя церемония. Это зашифрованное послание — или выпад в некой безмолвной дуэли.

Фиэрин, глядя на него, перебрала в уме весь этот странный разговор — и внезапно все стало па место.

— Вы имеете в виду Ваннис, не так ли? Ваннис и Брендона.

Мужчины не ответили, но в этом и не было нужды.

15

РАДИУС СИСТЕМЫ ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Кювернат Ювяшжт, стоя перед видеоэкраном, смотрел, как исчезает за кормой «Кулак Должара». Сенсорный ряд маленького челнока переставал давать четкую картину, и изображение начинало распадаться.

Ювяшжт, не склонный к самокопанию, испытывал, однако, весьма противоречивые эмоции. Первое место держали возмущение упрямством Аватара — опасное чувство — и гнев оттого, что его на три дня отрывают от командования, не говоря уж о времени, которое ему придется провести на Пожирателе Солнц. Одноразовые коды, которые используются теперь при переговорах между Пожирателем и «Кулаком», расколоть невозможно — зачем же понадобилось его физическое присутствие на стратегическом совещании, устраиваемом Аватаром? Что, если панархисты начнут атаку, пока он будет на станции?

Ювяшжт принудил себя оставить пилота делать свое дело и пошел обратно в свою каюту, единственную на корабле. В коридоре ему пришлось пройти мимо грубияна рифтера и его барканца. Его внимание привлекло движение, которое сделал рифтер в сторону длинного футляра у своих ног, но он промолчал. То, что им придется провести два дня на не слишком удобных сиденьях, ничуть его не смущало. Будь они Настоящими Людьми, они не обращали бы внимания на такие мелочи, а о прочих и вовсе нечего беспокоиться.

Когда он устроился в каюте, сенсоры совсем потеряли «Кулак» из виду — он превратился в яркую звезду на фоне более тусклого скопления, где собирал свои силы невидимый враг.

А я сижу здесь, как заложник скуки Аватара. Сначала на ум Ювяшжту пришло другое слово, но он отогнал его. У человека меньшего калибра такая непреклонность действительно граничила бы с безумием, но Властелин-Мститель имеет власть подчинять реальность своим капризам — по крайней мере в том, что касается его подчиненных.

С этим Ювяшжт ничего поделать не мог. Гораздо больше угнетало его ощущение, что бюрократы-бори делают его пешкой в своей игре.

Он плюнул. Ничего, Барродах еще пожалеет об этом. И тайное послание от секретаря наследника даст ему, Ювяшжту, нужный рычаг, чтобы это осуществить. Фигу ему, а не стазисные заслонки. Открытие того, что у панархистов имеется рация, требует значительно больших шифровальных усилий — надо обеспечить безопасность переговоров с рифтерскими судами, которым одноразовые коды доверять нельзя. А программирование огров для обороны займет все оставшиеся мощности.

Его проняло холодом при мысли об этих неуклюжих гуманоидных фигурах, стоящих в трюме челнока. Ни дать ни взять кипанго, самые страшные из демонов карра, населяющих должарские легенды. Известно это барканцам или внешность, приданная ими стандартным панархистским ограм, — просто совпадение? И зачем Барродах затребовал на станцию этого рифтера, чье досье представляет собой отвратительную смесь разврата и беззаконий, вместе с барканцем?

Все дело в борьбе за престол. Эта мысль принесла с собой холодное дуновение. В такое время никто не может считать себя в безопасности.

Ювяшжт мотнул головой. Пусть об этом беспокоится Чар-Мелликат, командир тарканцев на Пожирателе Солнц, — ему, Ювяшжту, и без того есть чем заняться.

Некоторое время все его внимание поглощал непрерывный поток информации, поступающий по тугому лучу с его корабля. Но постепенно возрастающий разрыв между ним и «Кулаком Должара» обрекал его на роль наблюдателя при своем первом офицере. Ювяшжт начал терять терпение — чувство бессилия, вызванное запаздывающей связью в реальном времени, было чуждо его натуре. Он так и не забыл едкого замечания какого-то рифтера во время гнусной гиперволновой передачи, которую навязали ему те две женщины в процессе битвы при Артелионе: «Ювяшжт ким Каруш-на бо-синнарах, гри туш пи-синнарх перро-ти!»

Он и теперь краснел, вспоминая это. Приравнивание чьей-то борьбы за продолжение рода к мастурбации — самое, пожалуй, тяжкое оскорбление в должарском языке. Рифтера, который это сказал, так и не нашли — он укрылся за анонимностью гиперсвязи.

Воспоминание оживило то, что хуже всего влияло на его душевное равновесие: обманутые ожидания. Приближался Каруш-на Рахали, и прилив Должара вздымался в его крови — но теперь он окажется среди чужих.

Ювяшжт, будучи в одиночестве, позволил себе кислую гримасу. У него есть два дня, чтобы изучить список команды Пожирателя Солнц, которую он заложил в свой блокнот. Почему бы не начать прямо сейчас?

Он сел и включил блокнот. Среди тарканцев Аватара определенно должен найтись достойный соперник. Первое имя, попавшееся ему на глаза, заставило его поморщиться. Шо-Эрехнат Терреск-джи. Нет, только не она. Хотя то рифтерское шоу проскочило не по вине связистки, он все равно не забудет ее роли в этом деле.

Прозвенел вестник, и Ювяшжт отозвался резче, чем намеревался:

— Войдите.

Молодая женщина, младший офицер, прикомандированный к челноку, принесла ему обед. Тиадемет — он вспомнил ее имя — имела крепкое сложение. Он окинул ее оценивающим взглядом, но она даже не взглянула на него, соблюдая субординацию, и он потерял к ней интерес. В нем проснулся аппетит иного рода, и в животе заурчало от вкусного запаха, идущего от горячего судка.

Любопытство, однако, побудило его заговорить с эвошнат, когда она, отдав честь, уже собралась уйти:

— Что поделывает рифтер?

— Жалуется на пищу. — Эвошнат, к удивлению Ювяшжта, взглянула ему в глаза и добавила с оттенком юмора: — А также требует развлечений.

Ювяшжт поднял бровь.

— Я дала ему чип с дхош-Татхну.

— Но понимает ли он Истинную Речь?

Она покачала головой, кривя губы.

Ювяшжт рассмеялся. Стилизованная литургическая драма с ее девяноста девятью фигурами и тридцатью тремя обозначениями вряд ли придется по вкусу кому-то, кроме должарианца, даже и знающему язык. Интересно поймет ли рифтер, что этим ритуалом, который исполняется только перед Каруш-на Рахали, движет сексуальная энергия?

Ярко выраженное чувство юмора Тиадемет вновь пробудило его интерес к ней.

— Сядь, — приказал он и подвинул к ней судок. — Ешь. Набирайся сил для борьбы.

Она повиновалась со сдержанностью, приличной ее молодости. Ювяшжт продолжал рассматривать ее во время разговора и чувствовал, что она тоже к нему приглядывается. Следуя законам иерархии и обычая, они осведомились друг у друга о семье и клане и даже сочлись родством, происходящим от войн за продолжение рода между благородными семействами. На Должарском Флоте офицерами служили только нобли.

Разговор, как это часто случалось между офицерами единственного корабля, оставшегося во флоте Аватара после Ахеронта, перешел на союзников-рифтеров. Вынужденная зависимость от этой беззаконной, недисциплинированной орды коробила всех.

Вспомнив суетливое движение рифтера в коридоре, Ювяшжт спросил:

— Ты ведь присутствовала при обыске двух наших рифтеров?

Тиадемет, к его удивлению, скорчила гримасу:

— Так точно, кювернат.

— Что у него в этом ящике? И почему его не поместили с остальным багажом?

Она ответила с хрипотцой, причину которой он не сразу понял:

— Он не захотел отдавать, и в ящике нет ничего серьезного. Это не оружие. То есть не совсем. — Тут Ювяшжт понял, что она до крайности смущена, и это его развеселило. Чувствуя мягкое тепло в паху, он медленно улыбнулся. Он знал, что ей придется договорить, и наслаждался своей невысказанной властью. — Это... протей.

— Что-что?

— Протей. Такое извращение.

Ювяшжт уставился на нее, и она отвела глаза. Семя Аватара, уж не смеется ли она над ним, намекая на то гнусное шоу, из-за которого он чуть не лишился своего корабля? Но наряду со сграхом в ней чувствовалась решимость, и это сбивало его с толку.

— Имитация мужского органа, — ровным служебным тоном пояснила Тиадемет.

Но ведь футляр чуть ли не метр длиной!

— Это все, что там есть? — уточнил Ювяшжт.

Она, видимо, приняла напряженность в его голосе за гнев и только кивнула в ответ. Напряжение Ювяшжта разразилось взрывом презрительного смеха.

— Стало быть, он вооружился для Каруш-на Рахали?

Она вытаращила на него глаза и тоже залилась мелодичным контральтовым смехом, от которого ему сделалось еще теплее. Возможно, ему не придется искать кого-то на станции — он возьмет ее с собой в качестве секретаря.

— Сначала я подумала, что это рука. — Тут она, перестав смеяться, с отвращением скривила рот. — Видели бы вы, как смотрел на эту вещь барканец.

Ювяшжт тоже оборвал смех.

— Они все извращенцы в Тысяче Солнц. Эти двое, бандит и троглодит, конечно, любовники, если не занимаются кое-чем похуже.

— Наверняка. Но он уверяет, что Аватар намерен наградить его и барканца за доставку огров. Говорит, что Барродах ему обещал.

— Бори, как всегда, что-то крутит. — Ювяшжт взмахнул рукой в воздухе, словно отгоняя дурной запах. — Пусть извращенцы имеют дело с себе подобными. У нас есть долг и честь — нам этого довольно.

Тиадемет, глядя прямо в глаза, повторила:

— Долг и честь. И борьба, укрепляющая нашу силу.

* * *
Ювяшжт за весь перелет от «Кулака Должара» до Пожирателя Солнц виделся с Хримом всего три раза, и каждое его появление приоткрывало Хриму, отсидевшему себе задницу, новую грань Должарского характера. В первый раз он проигнорировал Хрима, продемонстрировав нерассуждающую уверенность в своем превосходстве, общую для должарианцев и Дулу, и вызвав в капитане приступ привычной злости.

— Гнет из себя не хуже, чем старина Танри, — заметил Хрим ему вслед и улыбнулся, вспомнив, как славно хрустели кости архона под железной палкой. Интересно, Ювяшжт в таком случае тоже молчал бы? Вряд ли ему представится шанс это проверить.

Риоло вскинул глаза, явно опасаясь жучков в стенах, но Хриму было наплевать. Договор есть договор, хотя бы и со скользким слизняком Барродахом. А кропотливая работа Риоло позволит ему осуществить этот договор. Сто огров не то же самое, что крейсер, но в замкнутом пространстве Пожирателя Солнц они могут оказаться куда полезнее.

И эта паскудная Вийя со своими выжигателями мозгов ничего им сделать не сможет. Как-то Норио с нею ладит? Возможно, мозголаз ему обрадуется — тогда Хрим и об него ноги вытрет. Капитан откинулся на твердую дипластовую спинку и погрузился в приятные мечты о мести и унижении врагов.

* * *
Второе свидание с Ювяшжтом продемонстрировало должарскую привычку повелевать и незавидное положение рифтерских союзников.

Хрим окончательно отсидел себе копчик — как ни садись, все равно больно. Они провели в этом узком коридоре больше сорока часов и выходили только в туалет, да и то под охраной. Воздух сделался затхлым, и было холодно.

Хрим свирепо смотрел на мирно спящего Риоло. Барканец отцепил свой громадный гульфик и приспособил его вместо подушки. Благодаря этому и своему малому росту он расположился почти что удобно.

Хрим перевел взгляд на футляр с шестеком. Он не представлял себе, как тяжко ему придется без него почти двое суток. Но Хрим помнил, как глянул должарский офицер на него и на футляр. Может, засунуть шестек себе в брюки? Но даже если он на это отважится, его уж точно убьют на месте.

Проклятые должарианцы. Ни в чем не смыслят, кроме своих пыток.

На него упала тень — он поднял глаза и увидел женщину-офицера, глядящую на него бесстрастным взором.

— Чего надо? — рявкнул Хрим.

— Надо не мне, а кювернату. Мы эту разницу, в отличие от вас, понимаем.

Ухватив Хрима за грудки, она подняла его на ноги без видимого усилия. Это так его изумило, что какой-то миг он только хлопал глазами. Затем растерянность сменилась гневом, но женщина уже отпустила его и отвернулась. Это безмолвное оскорбление взбесило его еще больше.

Риоло тронул его за рукав и сказал, моргая опухшими со сна глазами:

— Капитан, не делайте ничего необдуманного. Может, мы получим какую-то информацию.

— У тебя только информация на уме, трог поганый. — Хрим стряхнул руку барканца и машинально поднял футляр с шестеком. Все лучше, чем эта скука смертная, и он может действительно что-то узнать. Из рифтеров никто не знает, каковы условия жизни на Пожирателе Солнц, хотя байки рассказывают одна другой страшнее — а до станции осталось всего несколько часов.

Не успел он сделать и пары шагов к люку, как женщина бросила резко:

— Оставь это здесь.

— Это не оружие, и я его не оставлю.

— Я знаю, что это такое. Оставь свою мерзость здесь, иначе я вышвырну ее за борт.

Взбешенный Хрим поставил футляр на сиденье и пошел за женщиной. Придушить бы ее, связав предварительно покрепче. Хрим уже затаил на нее злобу в начале полета, когда она всучила ему видеочип, где должарианцы в дурацких костюмах машут руками, строят рожи, — теперь, столкнувшись с её недюжинной силой, он еще больше возненавидел эту бабу, ее начальника и Риоло, который углядел какой-то смысл в паскудном Должарском видео.

В каюте Ювяшжта было еще холоднее, и руки Хрима покрылись гусиной кожей. Должарианец некоторое время его игнорировал, но Хрим просто сел, не дожидаясь приглашения, и стал смотреть на офицера, от которого он, как все связанные с Эсабианом рифтеры, получал приказы, но ни разу не встречался с ним лично.

Наконец Ювяшжт соизволил поднять голову. Казалось, что его глаза, как черные колодцы, поглощают без остатка резкий свет, горящий у него над столом.

— Почему тебя зовут Хримом Беспощадным?

Хрим моргнул. Странное начало разговора. Перебрав в уме несколько ответов и не видя никакой уступчивости на лице Ювяшжта, он сказал попросту:

— Потому что я никого не щажу — и никому, кроме себя, не верю.

— Ты командуешь кораблем — разве ты не доверяешь своим людям?

— Они делают то, что я говорю, и знают, что будет с ними в противном случае. — По привычке Хрим вытянул ногу и тряхнул ею, чтобы выпустить шпору, но тут же покраснел, вспомнив, что шпоры с него сняли при посадке на челнок. В глазах должарианца мелькнула тень насмешки. — Беру пример с вас, — добавил Хрим и с удовлетворением увидел, что насмешка пропала.

— Между нами нет ничего общего, — отрезал Ювяшжт.

— Тогда как объяснить, что мы вместе летим к Аватару на этом челноке? — Эту фразу он произнес с сарказмом, балансирующим на грани дозволенного. Уж эти должарские придурки с их аватарами и демонами — чего еще и ждать от нижнесторонних, чья планета никому больше даром не нужна.

Челюсть должарианца дернулась, и он молчал почти минуту, не сводя с Хрима глаз. Хрим стойко выдерживал его взгляд, гадая, что Ювяшжту от него нужно.

Потом до него дошло. Я ведь заключил сделку с Барродахом, а он остался в стороне. Эта мысль успокоила рифтера. Может, Ювяшжт хочет получить информацию об этом договоре не меньше, чем Хрим — информацию о Пожирателе Солнц.

Кювернат, почуяв, должно быть, окрепшую уверенность Хрима, слегка расслабился.

— Может, ты и прав... до некоторой степени. — Эти слова дались Ювяшжту нелегко, и произнес он их без улыбки. — У нас действительно есть нечто общее... в чьих намерениях мы не можем быть уверены.

Моя, значит, правда! Хрим молча пожал плечами. Молчание затянулось, и Ювяшжт снова помрачнел.

— Не испытывай моего терпения, Хрим Беспощадный. Твое положение не столь безопасно, как ты думаешь. — Он нажал кнопку у себя на столе, и Хрим удивленно вскрикнул: на стенном экране появился причальный отсек «Цветка Лит», наполненный должарскими солдатами. — Ты думал, мы оставим тебе работающие реакторы? Ты останешься здесь, пока с панархистами не будет покончено, как и все твои собратья. — Должарианец в свой черед вложил немало сарказма в последнее слово. Пораженный Хрим молчал. — В твоих же интересах проявить некоторую уступчивость. Ты ничего не знаешь о Пожирателе Солнц, об интригах бори и о борьбе, которая разворачивается там в это самое время.

— Да знаю я о вашей поганой Карушне... — огрызнулся Хрим.

— Я говорю не об этой борьбе. Есть много такого, что тебе нужно знать, — особенно одна вещь. Я согласен поделиться с тобой, но сначала ты расскажешь мне о своем сговоре с Барродахом.

Миг спустя Хрим кивнул. Выбора у него действительно не было — и не будет, пока огров не активируют. Но Ювяшжт остановил его, не дав заговорить:

— Можешь не делать секрета из нашего разговора. Я даже настаиваю, чтобы ты доложил о нем. Барродах знает, что я это сделаю непременно, поэтому он не поверит ни одному твоему слову и предпочтет следить за нашими действиями.

Хрим фыркнул, ободренный злостью в голосе Ювяшжта.

— Этот слизняк такой изворотливый, что способен заглянуть в собственную задницу.

Кювернат приподнял уголок рта в намеке на улыбку.

— Зрелище, должно быть, не из приятных.

Хрим прыснул со смеху, и они продолжили разговор — если не по-приятельски, то по крайней мере соглашаясь в том, что от их общей судьбы им хорошего ждать не приходится.

Но по поводу упомянутого им особо важного факта кювернат сказал только:

— Возможно, это самое главное из того, что тебе следует знать, поэтому я открою тебе то, что следует, в нужное время. — Он загадочно улыбнулся, и нетерпение Хрима еще более усилилось.

* * *
И наконец, при своей третьей встрече с Ювяшжтом, всего за несколько минут до высадки на Пожирателе Солнц, Хрим испытал на себе должарскую жестокость, проявляющуюся даже в исполнении обещаний.

На этот раз Хрим, снова вызванный Ювяшжтом, явился к нему в каюту без промедления. Кювернат, как и раньше, сидел за столом, теперь заваленным бумагами. Теперь они, очевидно, снова держали связь с «Кулаком Должара» в реальном времени, и Ювяшжт опять принял командование на себя.

Он выключил пульт, когда рифтер вошел, но Хрим, решив не давать ему спуску, заговорил сразу:

— У меня к тебе еще вопрос: почему ты до сих пор всего лишь капитан? Ведь «кювернат» соответствует этому званию, верно?

Ювяшжт посмотрел на него долгим взглядом, словно оценивая его умственные способности, и сказал:

— Ты все равно не поймешь. Отвечу тебе так: лучше быть капитаном корабля Аватара, чем адмиралом всякого сброда. — Он встал, и на лице у него снова прорезалась эта загадочная улыбка. — Я обещал сообщить тебе последний факт относительно Пожирателя Солнц.

Хриму не нравилась эта улыбка — в ней было слишком много предвкушения. В приливе несвойственной ему интуиции рифтер вдруг осознал, что у него такую улыбку видели многие, а вот он у других — редко.

Но должарианец, не оставляя ему времени на раздумья, уже включил стенной экран.

— Мы чуть-чуть отклонились от курса, чтобы ты мог посмотреть Трофейный Риф.

— Чего?

— На Должаре существует обычайбрать в качестве трофеев головы врагов. На Пожирателе Солнц, как я уже говорил, головы умерших выбрасываются в космос, и график выброса таков, что они выходят на общую орбиту вокруг станции. — Что-то слабо стукнулось о корпус, и улыбка Ювяшжта стала еще шире. — Они, естественно, заморожены и были бы весьма опасны, будь наша скорость немного выше.

Но Хрим уже не обращал внимания на должарианца — он смотрел на экран. В адском зареве сращенного диска черной дыры, имеющего вид окровавленного клинка, медленно вращалась груда мелких круглых предметов, мерцающих кристаллами льда.

Один из них двигался в сторону, противоположную движению этой жуткой кучи — при посредстве буксирного луча, как сообразил Хрим; он подплывал все ближе, пока не ткнулся в имиджер в страшной пародии на поцелуй. Вакуум придал выпученным глазам видимость сексуального экстаза, который они так долго делили и о котором Хрим никогда не забывал до конца, несмотря на шестек. Норио.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Атмосфера в покоях Аватара была так напряжена, что Моррийон невольно сдерживал дыхание. Даже Ювяшжт и Чар-Мелликат это чувствовали. Только Анарис, занимавший одно из двух кресел, выглядел совершенно спокойным, между тем как у его отца челюсти так и ходили — Аватар сидел молча и быстро плел проклятия. Его гнев давил на Моррийона физически. Даже непробиваемый обычно Лисантер запинался, и его руки слегка дрожали, когда он жестикулировал.

У Барродаха щека прыгала так, словно какой-то мелкий зверек пытался прогрызть путь наружу, а рот был крепко стиснут в сардонической гримасе.

— Метка гиперволнового шума в высочайшей степени совпадает с сенсорными показателями, полученными, когда в урианском квантопласте пробили отверстие. Напрашивается вывод, что где-то был поврежден или уничтожен урианский аппарат.

— Но почему из этого вытекает, что у панархистов есть гиперрация? — спросил Барродах.

— Подобного звука мы никогда еще не слышали, — ответил Лисантер. — Отсюда следует, что гиперрация или гиперреле никогда не подвергались разрушению, даже при взрыве корабля.

— И боев в этот период не было, — добавил Ювяшжт.

— Не мог ли поврежденный корабль упасть на звезду? — настаивал Барродах.

— На звезду ничего не падает, — бросил адмирал. — Все обломки погибших кораблей, имевших на борту гипертехнику, находятся на гиперболических орбитах.

Барродах снова обратился к Лисантеру с триумфом человека, нашедшего способ отклонить от себя обвинение:

— Но вы говорили, что, по вашим расчетам, взрыв корабля должен уничтожить...

— Очевидно, мои расчеты оказались неверными, — близким к срыву голосом ответил Лисантер. Моррийон испытывал к нему сочувствие и даже восхищение: человек испуган так, что горло сжимают спазмы, но честность, присущая истинному исследователю, побуждает его говорить.

Однако для тех, кто служит Должару, честность — добродетель смертельно опасная.

— Какова вероятность того, что у врага имеется больше одной гиперрации? — низким спокойным голосом спросил Анарис. Моррийон почувствовал, как досадует Барродах из-за того, что наследник отвлек внимание от неудачи ученого. Легкая улыбка Анариса тоже была ему понятна: наследник первый понял истинную цель, которую преследовали панархисты в битве при Артелионе: захват гиперрации.

— Это не поддается вычислению, — ответил Лисантер.

— Есть ли возможность, что кто-то еще понял значение этого шума? — продолжал спрашивать Анарис.

— Прошу прощения, господин, — какое значение? Наличие у панархистов гиперрации? Нет. Они не имеют доступа к нашим записям.

Он имеет в виду Рифтхавен. Отдельные рифтерские корабли с гиперрациями в счет не идут.

— Вот-вот, — сказал Анарис, — В то время как панархисты знают, что мы знаем. Следует ожидать сначала шифрованного, а потом и открытого, пропагандистского вещания по гиперсвязи. Нельзя ли его заглушить?

— Если они выделят на это достаточное количество дискриминаторной энергии — нет.

— Если у них больше одной гиперрации, — сказал Ювяшжт, — панархистскому флоту будут доступны все мощности Ареса. У них будет больше дискриминаторной энергии, чем у нас. — Кювернат смотрел угрюмо — он, конечно, вспоминает тот злосчастный секс-сюжет, который появился на тактических экранах «Кулака Должара» во время боя и чуть не стоил ему корабля.

— Теперь атаки можно ожидать раньше, чем предполагалось, — добавил Ювяшжт, — учитывая этот новый фактор и то, что враг, по словам гностора, не хуже нас знает о возрастающей мощности станции. Они не могут позволить себе выжидать.

Все это время Эсабиан молчал, и превращения дираж'у в его руках тревожили Моррийона. Поскольку Анарис должен был принять командование рифтерским флотом после активации Пожирателя Солнц, отец предоставлял ему наводить любые справки относительно этих все более ненадежных союзников.

Но Моррийон даже не думал принимать молчание Аватара за пассивность. Все, что Анарис говорит, позволяет отцу лучше понять его и увеличивает грозящую наследнику опасность. Это все равно что приближаться к невидимой энергетической стене, которая сожжет тебя, когда ты в нее упрешься. Ни Моррийон, ни его господин не могут точно знать, где расположена эта стена, — разгадать Аватара становится все труднее по мере его ухода в мир, создаваемый его волей.

В мир, где нет места никому, кроме него.

Моррийон снова переключил внимание на Анариса, который спросил:

— Кювернат Ювяшжт, возможно ли наладить мониторинг разбитых кораблей, чтобы помешать панархистам захватить новые гиперрации?

Ювяшжт покачал головой:

— Мне думается, у нас нет ни лишних кораблей, ни лишних мониторов для выполнения этой задачи. И что еще важнее, теперь мы должны будем выделить как можно больше компьютерных мощностей на криптографию и связь. Секретность моих переговоров с рифтерским флотом имеет первостепенное значение для обороны Пожирателя Солнц.

Моррийон ощутил прилив торжества, но поспешил скрыть это от чужих глаз. Быстрый косой взгляд подтвердил, что Барродах тоже скрывает свою реакцию — он даже виду не подал, как жестоко этот новый поворот событий расправился с его надеждами на лишние стазисные заслонки. Тат перехватила запись разговора, в котором Лисантер обещал Барродаху эти самые заслонки, и Моррийон не мог придумать, как бы этому помешать — до настоящего момента. Заслонки Барродах получил, но без контролирующей их компьютерной мощности они бесполезны.

— Нельзя забывать и о научных исследованиях, — возразил Лисантер тоном человека, убежденного в своей правоте. — Новая темпатка очень сильна. Я полагаю, мы находимся накануне решающего прорыва к контролю над Пожирателем Солнц.

— Связь важнее! — рявкнул Барродах, срывая свою досаду на ученом. Раз уж он лишился своих стазисных заслонок, пусть и Лисантеру ничего не достанется.

— Довольно, — молвил Аватар, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом вентилятора. — Если у моего врага есть гиперрация, все переговоры отныне будут шифроваться на салом высшем уровне. — Взгляд Эсабиана от сложного, сплетенного им узла обратился к ученому. — Гностор, если у панархистских ученых есть гиперрация, то у них есть и квантовые блоки. — Моррийон отметил вежливое обращение. На данный момент Аватар простил ученому его оплошность. В сторону наследника бори не осмеливался взглянуть, но был уверен, что Анарис тоже сознает значение этого факта.

Эсабиан, что было характерно для него, не облек свое заявление в форму вопроса, но Лисантер ответил коротким кивком.

— У нас они используются для размягчения стен, чтобы пропускать в полученные отверстия провода.

Снова кивок. На лицах Лисантера, а потом и Ювяшжта забрезжило понимание.

— Да, мой господин. И это означает, что десантная атака все-таки возможна.

К своему изумлению, Моррийон прочел на лице Барродаха не страх, а облегчение. Секретарь Эсабиана поспешно вмешался в разговор, опередив Ювяшжта:

— У нас есть средства, чтобы справиться с этим, — сказал он, обращаясь к Аватару. — Хрим привез с собой сто огров. Для испытаний я взял только двух, чтобы не отнимать компьютерные мощности, необходимые для других нужд, — взгляд в сторону Лисантера, — но полагаю, что при достаточном количестве мощностей можно будет ускорить проверку и подготовить остальные девяносто восемь незамедлительно.

— Такова моя воля, — сказал Эсабиан, прекращая дискуссию. Барродах слегка расслабился, и Моррийон решил, что поручит Тат внимательно следить за использованием компьютерных мощностей.

— Гностор, — спросил Ювяшжт, — достаточно ли быстро срабатывают квантовые блоки, чтобы поместить их на десантные катера?

— Не думаю. Они должны прикрепляться к месту заранее.

— Тогда нам понадобится также патрулировать внешнюю поверхность станции, чтобы обнаруживать и уничтожать их.

Но технические подробности уже не интересовали Эсабиана.

— Деталями внешней обороны займется наследник, — объявил он, растянув свой дираж'у в сложную шестиугольную фигуру. Моррийон почувствовал, как напрягся Анарис, но не понял почему. Очередная стадия борьбы за власть, несомненно.

Эсабиан включил пульт между двумя креслами, и на голокартине появился Арес — съемка в реальном времени, осуществляемая кораблем с гиперрацией и широким сенсорным рядом. Облако кораблей вокруг станции как будто не уменьшилось, но Моррийон понимал, что панархисты используют камуфляж. С расстояния, на котором можно расположить сенсорный ряд, не рискуя его обнаружением, металлизированные дипластовые баллоны могут сойти и за крейсера, и за корабли меньшего размера.

— Это даже хорошо, что им известны наши планы. Пусть не тешат себя пустыми надеждами до того, как пламя Ура проглотит их.

16

АРЕС
На дипластовом экране, отделяющем амфитеатр сидений от Ситуационного Зала внизу, появилась дымка, частично заволакивающая звездно-глифовую голограмму Тысячи Солнц. Постепенно сгущаясь, дымка превратилась в изображение тактической рубки «Астреи».

Марго Нг посмотрела по сторонам, интересуясь, испытывают ли офицеры, аналитики и техники вокруг нее такое же странное чувство, наблюдая в реальном времени четырех человек, удаленных от них на пятьсот световых лет. Они его, несомненно, испытывали — и ей показалось, что она улавливает те же признаки в холодных аристократических чертах Джефа Кестлера, ныне командующего группировкой у Пожирателя Солнц. Рядом с ним стоял командор Мандрос Нукиэль, вызванный специально, а также капитаны Вапет и Терон.

Благодаря второй гиперрации, предоставленной Рифтхавеном, Арес имел теперь постоянную связь с «Астреей», покинувшей станцию две недели назад. В то же время с флотом вокруг Пожирателя Солнц продолжала поддерживаться и курьерская связь. Курьер с рапортом Нукиэля о событиях десятидневной давности прибыл несколько часов назад. Теперь этих десяти дней как не бывало — их съела сверхтехника Ура. Внезапный переход в реальное время действовал ошеломляюще.

Четверо космических офицеров, глядя на человека, сидящего рядом с Нг, отдали честь.

— Ваше величество, — произнес Кестлер.

— Вольно, адмирал, командор и капитаны, — ответил Панарх с приветливым, отменяющим формальности жестом.

Офицеры на экране уселись, и Нг заметила, что Нукиэль посмотрел в сторону, где сидела Элоатри с отцом и сыном Омиловыми. Гностор по праву присутствует на этой встрече, предшествующей высшему военному совету, который состоится через сорок часов, — но Верховной Фанессе, чтобы получить доступ сюда, пришлось сослаться на Протокол Габриэля.

— Прошу ввести нас в курс событий, — сказал Панарх, и продуманная банальность этих слов развеяла чувство нереальности, утвердив новый тактический порядок.

— После отправки последнего курьера новостей почти не было, — сообщил Кестлер. — Все идет куда более гладко, чем я мог предположить. Вся слава принадлежит командору Нукиэлю — это его заслуга.

— Внедрение рифтеров во флотские эскадры действительно идет как по маслу, — сказал Нукиэль. — Операции корабельного уровня проходят успешно, невзирая на не совсем привычный стиль рифтерского командования.

Давящую тишину нарушило легкое оживление. Единственной постоянной величиной в иерархии рифтерских кораблей было то, что никто из них не придерживался флотской модели командования.

Нг присматривалась к Нукиэлю. В его темной бороде появилась седина, которой не было во время их встречи в системе Глоррейке несколько месяцев назад, и морщины на худощавом лице стали глубже. На Аресе они почти не виделись — его направили командиром в систему Пожирателя Солнц еще до того, как ее назначили верховным адмиралом, а прежде их обязанности имели мало точек пересечения.

По-настоящему новым в нем было то, как легко он принял неформальный стиль общения, предложенный Панархом. В командовании он всегда был склонен к официальности. Это нельзя было приписать его новому назначению — личные особенности командиров в таких обстоятельствах проявляются еще ярче.

Но есть и другие виды стресса, подумала Нг, вспомнив, как он посмотрел на Элоатри. После спасения Панарха и его спутников-рифтеров от рифтхавенского флота Нукиэль рискнул своей карьерой ради неких нематериальных вещей, доставив своих пассажиров сначала не на Арес, а на Дезриен, религиозный центр Тысячи Солнц.

— Как обстоит дело с интеграцией персонала на отдельных кораблях? — спросил Брендон. Нукиэлю запретили покидать орбиту Дезриена, вспомнила Нг, глядя на Панарха. Что же было с теми, кто своими ногами ступил на планету, где властвует Сновидение?

— Менее благополучно, — дернул ртом Нукиэль. — Флотский персонал на рифтерских кораблях, как и ожидалось, адаптируется хорошо. Правда, чем дольше они там находятся, тем менее сдержанными и, так сказать, более красочными становятся их рапорты.

— А рифтеры на кораблях Флота?

Кестлер промолчал, но на его лице отразилось презрение. Нукиэль, посмотрев на него, сказал:

— С этим труднее.

«Уверена, что это еще мягко сказано», — подумала Нг.

Проводимая Панархом политика сближения с рифтерской субкультурой требовала этого шага, несмотря на трудности и даже снижение боеготовности, связанные с внедрением рифтеров на военные корабли.

Нукиэль стал рассказывать, как он справляется с проблемами приспособляемости рифтеров к военной дисциплине, и Нг подумалось: «Именно поэтому Кестлер находится у Пожирателя Солнц, а я здесь». Кестлер выступил бы против намерения Панарха участвовать в атаке Флота на Пожирателя Солнц. Если бы он действовал заодно с такой величиной, как Ваннис Сефи-Картано, уже ведущей тонкую и очень эффективную работу против этого решения, Панарху пришлось бы отказаться от своего намерения.

Политика! Это слово следовало бы сделать синонимом дерьма. Нг почти завидовала неспособности Кестлера увязывать потребности Флота с более широкими перспективами, хотя именно эта неспособность обеспечила ей пост верховного адмирала.

— Как продвигается программа амнистии? — спросил Панарх, уходя от проблемы, не имеющей решения. Либо это сработает, либо нет — и в любом случае погибнут те, кто мог бы остаться в живых. Он решил, что одно другого стоит, и кончено, дело Флота совершить все возможное, на что способны люди, сталь и дипласт.

— Пирожкометание себя оправдывает, — сказал Нукиэль, приспосабливаясь к перемене темы. — Как рапорты келлийских разведчиков, так и сенсорное наблюдение показывают предсказуемую реакцию: более плотную концентрацию сил в ответ на тревожные сигналы мониторов и замедление скорости патрулирования. — Командор улыбнулся и вдруг, как ни странно, помолодел — это была улыбка человека, который делает то, чему учился всю жизнь, и счастлив этим, какую бы цену ему ни приходилось платить. — Типичное должарское мышление: не оставлять ни один рифтерский корабль в одиночестве, чтобы никто не мог воспользоваться амнистией. Потому и перебежчиков пока нет.

Если только вся группировка целиком перейдет к нам. Но должарианцы знают так же, как и Флот, что рифтеры, заключившие союз с Властелином-Мстителем, не доверяют никому. Они даже не могут переговорить со своими собратьями по гиперсвязи после устрашающего наказания, постигшего «Арависскую ведьму».

— Оно и к лучшему, — сказал Панарх. — Нам пришлось бы интернировать их и выделить людей для их охраны. Все станет ясно во время боя. Если они решат, что сдаться возможно, то будут драться не слишком ожесточенно. — Нг поняла, что Брендон говорит это для людей вроде Омилова и Элоатри, несведущих в военном деле.

— Мы перехватили несколько разговоров по обычной связи — у келлийских разведчиков это очень хорошо получается. Теперь, будучи связаны с компьютерами Ареса, мы, возможно, сможем расшифровать их, — сказал Нукиэль.

— Больше того, — вмешался Терон, пошевельнув густыми рыжеватыми бровями, — мы получили ключ к гиперволновым переговорам.

— Аналитики теперь уверены, что «Кулак Должара» каждый раз шифрует свои переговоры по-новому, — сказала Нг. — Как и мы здесь. Технология одноразовых шифровальных блокнотов — такой термин употреблялся две тысячи лет назад — по-прежнему остается единственной, не поддающейся расшифровке. Но она бесполезна там, где кто-то может такой блокнот продать, — поэтому Должар не навязывает их своим рифтерским союзникам. А кодами Братства после случая с «Ведьмой» пользоваться больше нельзя.

Один из аналитиков задал какой-то вопрос о гиперволновой связи. Нг, уже зная ответ, перевела взгляд на эпистемиков — они работали за своими пультами спиной к экрану, переводя новые сведения в символическую форму и вплетая их в массив информации аресских компьютерных узлов. Эта работа в каком-то смысле никогда не закончится — ведь информация размножается делением, и новые звенья, тоже превращаясь в информацию, уходят глубоко в многовековые слои знаний аресской системы.

Нг узнала соларха Ризо Гамуна, чьи темные пальцы так и плясали по клавишам. Других она знала по их досье — здесь были равным образом представлены обе фракции, оспаривающие судьбу Пожирателя Солнц, что оправдывалось природой совещания: ведь это сеанс связи, а не дискуссия. Дискуссия разгорится через неполных двое суток на большом совете. А в промежутке следует уделять равное внимание обеим альтернативным версиям.

— Наша единственная надежда, — сказала другая женщина-офицер, криптолог, судя по форме, — это перегрузить их дискриминаторы, как при Артелионе. — С нотками юмора в голосе она закончила свою мысль: — Теперь, опираясь на аресскую систему, мы сможем это сделать, даже если должарианцы без остановки создают новые мощности.

— Но они, без сомнения, будут опираться на систему Артелиона, — уточнил Вапет, — даже если им не удастся расшифровать флотские архивы.

— Способны ли они довериться системе Мандалы? — возразил какой-то аналитик.

— Зависит от степени нашего нажима, — сказал Кестлер, вновь беря контроль над дискуссией в свои руки. — И мы должны нажать как следует. Учитывая растущую активацию Пожирателя Солнц, пора, я думаю, переходить к серьезным мерам. Пусть увидят, что у нас есть зубы.

Панарх слегка изменил положение, но ответил кратко:

— Полагаемся на ваше суждение.

Кестлер молча поклонился. Пришло его время доказать свою лояльность, подтвердить свою вассальную клятву. Когда же я выполню свою?

* * *
Позже, в тишине своих комнат, она с новой силой ощутила, что ей недостает какого-то важного фрагмента информации. Тихо, почти неслышно, играла келлийская музыка, и ее тройственный ритм действовал почти гипнотически. Она снимала физическое напряжение и усиливала высшие функции мозга, родственные таинственному Сновидению.

Она снова связалась с массивом, содержащим всю информацию об атаке на Пожиратель Солнц. Мощность Флота, мощность Пожирателя Солнц, тактические планы. Сухие факты.

«Нет, — подумала она в конце концов, опустив руки на клавиатуру, — не о вооружении и тактике нужно сейчас думать». Повинуясь едва зародившейся мысли, она убрала канал связи и вызвала то, с чего начала свою первую ночь здесь, когда обнаружила секретные записи верховных адмиралов. Она перескочила к концу символической карты и кружным путем двинулась к массиву, куда ее пост обеспечит ей доступ. Панархи бывали на Аресе лишь во времена кризисов — на что же опирался верховный адмирал, чтобы соблюсти баланс власти с правителем Тысячи Солнц?

Над пультом загорелась голограмма — схематическое изображение Ареса, пронизанное кровеносными сосудами электрокабелей, вентиляции, водоснабжения и транспорта. Марго остановилась, и посетившая ее мысль обрисовалась во всей полноте.

«Телварну» с испытаний отозвал сам Панарх — зачем ему это было нужно? Капитан рифтеров, Вийя, помогла низложить трех изменников, чья алчность и злоба позволили Эсабиану осуществить давно вынашиваемую месть, — но как могло случиться, что рифтера допустили в информационное пространство Ареса?

Нг вспомнился тест на разрушение гиперреле. Панарх присутствовал на нем, но молчал, если не считать пары вопросов в самом начале.

Да, он молчал. Нг нахмурилась, стараясь поточнее припомнить все, что тогда происходило. Ничего необычного в его поведении не было — иначе окружающие заметили бы это и потом начались бы пересуды или хотя бы намеки.

Но был момент, когда внимание Панарха как будто обострилось: после первого этапа, из которого вытекало, что уничтожение Пожирателя Солнц неизбежно, и другой момент, когда он как будто расслабился: после второго этапа, доказавшего, что квантовыми блоками десантная атака возможна и что уничтожению можно противопоставить захват.

Она не заметила бы ни того ни другого, если бы он сам не захотел. А после эксперимента он назначил совместное заседание Малого Совета и Стратегического Совета Флота, чтобы окончательно утвердить план предстоящей операции.

И был третий момент несколько часов назад, когда Кестлер упомянул о возрастании мощности Пожирателя Солнц и обусловленной этим эскалации военных действий.

Нг ощутила холодок неуверенности, уже знакомый ей по прошлым вхождениям в лабиринты высокой политики; она заметила, что отбивает пальцами тройной келлийский ритм, и заставила себя расслабиться.

Панарх объяснил созыв объединенного совета тем, что это символически продемонстрирует единство военных и гражданских интересов; это перекликалось с неоглашенной идеей о том, что новый союз рифтеров и панархистов требует его личного участия в атаке.

Суть заключалась в том, что гражданская часть Малого Совета горячо выступает против уничтожения Пожирателя Солнц и за использование его в мирных целях. Сверхсветовая связь и распространение энергии предлагают слишком много возможностей, чтобы отказаться от них.

Так чего же хочет Панарх? Леди Ваннис пока ни словом, ни действием не выразила своего отношения к судьбе Пожирателя Солнц. Похоже, она и Брендон в анклаве сосуществуют в полной гармонии и часто вместе принимают гостей. Но Антон Фазо, прилежно посещающий все бесконечные обеды, приемы, балы и концерты, вынес оттуда твердое убеждение: Ваннис деликатно, но непреклонно употребляет все свое немалое влияние, чтобы побудить политиков потребовать от Панарха неучастия в боевых действиях. Почему же она так упорно противится намерению Брендена покинуть Арес? И почему Брендон это терпит?

Словно пузырь из неизведанных глубин, перед Нг встал Камень Прометея, показанный 25-м каналом. Нг пробежала по клавишам пульта. Почти вся программа, за исключением Пятого блока и Аркадского Анклава, погасла. Какой-то миг разноцветные нити коммуникаций, связующие два этих островка, еще светились — потом погасли и они, кроме линий транспорта и лифтов. Еще немного — и артерии общественного транспорта тоже исчезли. Остались только секретные, закодированные линии.

Марго, переводя дыхание, совместила темпоральные параметры с личными кодами высшего уровня. На схеме остались едва заметные световые прожилки, но их было довольно, чтобы связать рифтерского капитана с правителем Тысячи Солнц нитями прочнее моноволокна: они посещали друг друга не один, а несколько раз.

Присвистнув, Марго выключила пульт.

Поднявшись по ступеням, она остановилась перед огромным иллюминатором, откуда открывался вид на внешнюю поверхность онейла, на космос и скопище кораблей вокруг станции. Одно из самых трудных своих решений Нг приняла не тогда, когда вступила в бой над Артелионом, бывший не чем иным, как военной хитростью, — но потом, когда с остатками своего изувеченного флота решила идти на Арес с захваченной гиперрацией. Будь у нее хоть малейшая возможность остаться и лично возглавить поиск пропавших кораблей — поиск «Фалткомара» и Метеллиуса, которого она любила больше двадцати лет, — она бы это сделала.

«Я знаю, чего хочет Брендон, — подумала она, глядя на холодную красоту космоса. — Долг вынудит его подчиниться высшей необходимости, как сделала я при Артелионе, но он постарается воспрепятствовать уничтожению станции».

Теперь она знала Брендона хай-Аркада — и доверяла ему — достаточно, чтобы понимать: это всего лишь одна из причин, пусть и самая главная, побуждающая его отправиться вместе с Флотом к Пожирателю Солнц. Он не позволит личному интересу возвышаться над присягой, которую принес народам Тысячи Солнц.

Однако он сделает все, чтобы не только отправиться к Пожирателю Солнц, но и высадиться на самой станции. Вместе с десантом.

Вот и всё. Ей не нужно было слов и жестов, чтобы это знать. Нг засмеялась, вспомнив своего помощника Пертса Крайно, — который сам теперь стал капитаном. Он сказал ей перед самым возвращением на Арес с Геенны: «Помощник, не умеющий угадывать, в каком настроении его капитан, даже плевка не стоит».

Пертс разбирался в ней лучше некуда, а она учится разбираться в Брендоне Аркаде.

Он постарается удовлетворить обе фракции, но рискнет своей жизнью ради сохранения Пожирателя Солнц, ради того, чтобы вырвать станцию из лап Эсабиана посредством десантной атаки.

Нг расхаживала взад и вперед, позабыв о времени. Как он это осуществит? Его выбор, как благожелательного правителя триллионов людей, ограничен. Он не станет губить чью-то карьеру, не станет отдавать приказы.

Она снова остановилась перед иллюминатором, глядя на ту часть Колпака, где помещались крейсера. Бортовые огни «Грозного» светили ровно, ободряюще. Задача у него потруднее, чем просто взять и занять место на катере. Ему понадобится скафандр, который делается по мерке для каждого десантника, — это длительный процесс даже без подготовки, необходимой, чтобы овладеть целым арсеналом оружия и техники. И если все эти условия будут выполнены...

Все эти условия! Легко сказать. И почти невозможно сделать, не привлекая к себе внимания. Разве что найти другой способ.

Нг закусила губу, перебирая в уме своих людей. Разве что взять кого-нибудь вроде мелиарха Луабы Чац, раненной при Артелионе и собирающейся уйти в отставку.

Чац. Высокая, молчаливая, преданная не на жизнь, а на смерть. Согласится ли она стать участницей заговора? А если да, как свести ее с Панархом, не вызвав внимания к нему или к ней? И что, если я ошибаюсь?

Нг, покачав головой, включила пульт и музыку и начала одеваться к обеду. Главное, что проблема обозначена, а решение выплывет из подсознания если не среди соблазнов большего света, то во сне. Она найдет способ подсунуть Чац Брендону — и если она права, он сам все смекнет.

Взглянув напоследок на звезды и корабли за иллюминатором, Нг открыла дверь и вышла.

Я права. Спорю на звезду, которую он мне прицепил, что я права.

17

Несмотря на простоту Звездной палаты, Осри считал ее самым впечатляющим из всех виденных им помещений — подходящая сцена для стратегического совещания, которое решит судьбу Пожирателя Солнц. Огромный круглый зал расположен на металлической верхушке оси Ареса, и его стены и потолок из прозрачного дипласта заставляют человека сдерживать дыхание. За низкими перилами в нескольких метрах от невидимого купола находится кольцевая шахта, откуда периодически поднимаются группы людей. Одни спешат отойти от края, на других это как будто не действует. Хитроумная акустика, глушащая голоса, подчеркивает неумолимую реальность звезд и поверхности Колпака.

— Нижнесторонние и высокожители, — сказала внезапно Марго Нг рядом с Осри. — Различие даже здесь сказывается.

Он встретил ее, вице-адмирала Уилсонс и Фазо в лифтовой шахте, и она пригласила его присоединиться к ним, сказав, что у нее есть к нему вопросы, но с тех пор мало что говорила, а к нему и вовсе не обращалась.

— Еще рифтеры, — сказала Уилсонс. — Но здесь различие, возможно, и сгладится.

Осри заметил рифтхавенского синдика Хуманополиса в сопровождении рифтерского капитана Лохиэль и ее кузена Камерона бан-Маккензи, капитана эсминца «Клейдхем Мор». Оба рифтера тоже почти не обращали внимания на открывающийся за куполом вид.

— Возможно, — сказал Антон Фазо. — Лохиэль просто находка, но вот Хуманополис?

Парящие лампы, зависая над входящими группами, сопровождали их к широко расставленным пультам, и круги света падали на толстый ковер под ногами. Благодаря какому-то оптическому фокусу освещение ничуть не заглушало сияния звезд и красного гиганта, чей лимб выгибался над Колпаком, бросая длинные тени на крейсера в ремонтных ямах, усеивающих металлическую поверхность во всех направлениях. Пять ярких звезд над головой тоже постепенно приобрели очертания подходящих крейсеров — последних, что остались от флота сектора Алеф-Нуль.

Космическая панорама снаружи не уступала человеческой внутри. Блуждающий взгляд Осри улавливал виньетки жестов, подчеркивающих напряженную атмосферу в зале: поднятую руку, повышение голоса, зажатую позу женщины, склонившейся над картой. Это затрагивало даже Дулу высшего круга — точно общая для всех судьба сорвала с них маски; заставляя объединиться с другими против грозного наследия Ура. Скоро здесь определятся подробности атаки на Пожиратель Солнц — Панархия попытается вырвать у Эсабиана оружие, с помощью которого он перевернул тысячелетнюю историю Тысячи Солнц.

«Нет, — сказал себе Осри, глядя вокруг, — только попытался перевернуть. С Панархией еще не покончено».

Из шахты возникли новые лица, и в зале постепенно начали образовываться две группы. Антон Фазо, извинившись, присоединился к офицерам и аналитикам, собирающимся у большого пульта-стола. Это было ядро фракции, стоящей за уничтожение Пожирателя Солнц.

Дамана Уилсонс тоже отошла к более мелкой группе членов Малого Совета и штатских ученых у такого же стола в некотором отдалении от первого. Возглавив отрасль инфонетики после того, как Дулу выбросили Гештар аль-Гессинав в космос, адмирал, видимо, сочла себя обязанной попытаться спасти базу техники, которая могла обеспечить работу межзвездного ДатаНета в реальном времени. Интересы всех штатских лиц, входящих в ее фракцию, совпадали с мнением Панарха.

Правда, по разным причинам. Осри под влиянием разговора с Брендоном вспомнил утонченную Ваннис Сефи-Картано, с улыбчивой грацией переходящей от одной группы к другой на каждом светском сборище. Многие, с которыми она беседовала, были членами Малого Совета и прочими высокопоставленными лицами.

Человека, чья решимость спасти Пожирателя Солнц была самой сильной, в группе Уилсонс не было. Казалось, что отца Осри окружает пузырь того самого вакуума, который простирался за дипластовым куполом. С ним были только Изабет, его старший техник, Верховная Фанесса Элоатри и еще несколько человек. Осри хотелось присоединиться к ним, но он не мог это сделать без разрешения верховного адмирала.

Глаза отца слегка расширились, и Осри увидел, что из шахты поднимается Панарх. Марго Нг поклонилась согласно обстановке. Звездная Палата считается мостиком Ареса, и капитан здесь она, так же как и на «Грозном», Осри четко отсалютовал, и Брендон в ответ наклонил голову, юмористически приподняв уголок рта.

Он встречается с флотскими на их территории и наслаждается предстоящей схваткой. Теперь Осри понял причину своего присутствия здесь — и верховный адмирал тоже поняла. Только так Панарх может показать, какой вариант действий предпочитает. Это предполагает наличие между Нг и Брендоном понимания, о котором Осри не подозревал. Что, в свою очередь, дает понять, насколько он сложен, человек, некогда столь презираемый Осри, а теперь ставший его другом и сюзереном.

У него столько же граней, сколько людей в его жизни. Это-то больше всего и удручало Осри в его дулусском наследии. Так легко распасться на части и забыть о реальности за многочисленными ролями.

Но теперь Осри знал, что Брендон — истинный Аркад, равный по масштабу всем испытаниям, в тысячелетнем противостоянии которым сформировалась его династия. Официальный белый костюм правителя, носящего траур, лишь подчеркивает его обаяние, не оставлявшее его и тогда, когда он в потрепанном комбинезоне драил рифтерские двигатели.

Брендон ничего не говорил и не двигался с места.

Постепенно внимание зала стало обращаться к нему, и гул голосов затих. За куполом позади Панарха вспыхнул свет — это первый из прибывших крейсеров опустился в свое углубление.

* * *
В зале установилась тишина, а Себастьян Омилов размышлял о двух людях рядом с Панархом: верховном адмирале и Осри. Официально его сын все еще считается офицером по связи с проектом «Юпитер»; он присутствует здесь в этом качестве последний раз, прежде чем отправиться в систему Пожирателя Солнц и занять место навигатора на рифтерском эсминце «Глория». Этот факт и присутствие Малого Совета с его сильным протекционистским уклоном вселяли в Омилова надежду, что его кропотливое политиканство принесло свои плоды. Но каково мнение верховного адмирала? Не явится ли оно решающим перевесом для тех, кто хочет уничтожения Урианской станции? Встречи с ней не дали Омилову никакого намека на ее точку зрения.

Брендон выждал, когда утихнет легкая сейсмическая дрожь, вызванная посадкой крейсера, и лишь тогда заговорил. Омилову тон его голоса, слышного благодаря сложной акустике всем и каждому под куполом, показался почти разговорным. Но на его фоне, как раскаты огромного колокола, звучали через длинные интервалы колебания садящихся крейсеров, делающие слова Панарха как нельзя более весомыми.

— Сила, зародившаяся еще до того, как мы стали людьми, сделалась оружием в руках безжалостного врага. Ей мы противопоставляем наше понимание Единосущия, воплощенное в нашей науке и, что еще важнее, в нашей человечности. Мы не знаем, будет ли этого достаточно.

Но мы — Феникс. Вырвавшись из тоталитарного Солнечного Коллектива, люди Утерянной Земли прошли через Воронку, чтобы создать новые миры в Тысяче Солнц. Из праха их мечтаний Джаспар Аркад вместе со всеми нашими предками возвел Тысячелетний Мир. Теперь и мир тоже сгорел в пламени конфликта, которое мы же сами помогли разжечь.

Такого поворота Омилов не ожидал. Он посмотрел по сторонам и увидел испуг на многих запрокинутых лицах.

— В легендах Утерянной Земли Феникс сам возводил свой костер, подбирая самые редкие и драгоценные породы дерева. Мы таких усилий не прилагали — мы просто позволили разобщенности, вызванной межзвездными расстояниями и разными условиями жизни, перерасти в пожар, грозящий не очистить, но уничтожить нас. Враг, несмотря на свое проникновение в тайны Ура, был бы бессилен, если бы не эта разобщенность.

Джеп Хуманополис растянул рот в свирепой улыбке, у многих других вид был ошеломленный. Расхождение легкого тона Брендона с тяжестью его слов будоражило, а заново вспомянутые трения между нижнесторонними-высокожителями-рифтерами расшатывали противоположные позиции «сохранить — уничтожить». Впервые за много недель Омилов испытал прилив надежды.

— Либо мы избавимся от этой разобщенности, либо перестанем существовать. — Условное будущее время, использованное Панархом, придало его утверждению силу приказа. Реакция зала не уступала ударной волне очередного причаливающего крейсера, и свет из радиантов корабля озарил последнего из Аркадов. Омилов ощутил благоговейный трепет. Никогда еще он не видел, чтобы символами манипулировали с такой легкостью. На лице верховного адмирала, стоящей рядом с Панархом, отразилось легкое удовлетворение.

Панарх сделал руками сдержанный жест, вобравший в себя все окружающее.

— Так давайте же сложим свой костер здесь, собрав все наши ресурсы, чтобы человечество, подобно Фениксу, вновь обрело бессмертие в пламени этой войны.

Он умолк, и в зале настала тишина. Элоатри рядом с Омиловым тихо молвила:

— «В этот день мы зажжем такую свечу...»* [4]

Затем он услышал свое имя:

— Гностор Омилов, прошу вас открыть совещание своим докладом.

Себастьян прошел к своему пульту, пытаясь осмыслить то, что услышал сейчас, — и слова, и заложенную в них символику. Призыв Панарха к единству включал и рифтеров на Пожирателе Солнц, не упоминая о них; негласное участие верховного адмирала в посадке эскадры из Алеф-Нуль ясно давало понять, что она на стороне Панарха, и смысл присутствия здесь Осри тоже становился понятен. Ему, Омилову, больше нет нужды искажать свои данные — мысль, против которой восставало все его существо, несмотря на страх, что Пожиратель Солнц может быть приговорен даже теперь. Он представит наиболее драматические факты — а перед лицом того, что им предстоит, особенно драматизировать не придется — и положится на то, что вызванные этим эмоции помогут решить стратегический спор.

Ирония ситуации заставила его улыбнуться. Вот оно, коловращение жизни! Теперь он зависит от Брендона почти так же, как Брендон зависел от него во время той конфронтации в кабинете Найберга, утвердившей бывшего ученика Омилова в его наследственных правах.

Себастьян Омилов твердой рукой включил пульт и стал излагать историю Ура в теперешнем своем понимании.

* * *
Джеп Хуманополис слушал Панарха с глубоким удовлетворением, зная, что выиграл свою игру. То, что он покинул Рифтхавен, оставив его на милость двух других членов триумвирата, могло бы обернуться политическим самоубийством, но глубина и здравый смысл, проявленные новым Панархом, подтвердили, что это был мудрый шаг. Он вернется на Рифтхавен с триумфом как создатель нового соглашения между рифтерами и Панархией.

Если, конечно, атака пройдет удачно. Джеп подивился этой своей мысли, непривычно объединяющей рифтеров с панархистами. Но выбирать не из чего. Должар нам и вовсе жить не даст.

Затем у Джепа, несмотря на его знакомство с голотехникой и проведенную в космосе жизнь, перехватило дыхание. Прозрачный купол затуманился, и пламя из радиантов последнего крейсера превратилось в пульсирующее свечение, которое тоже померкло, сменившись видом на спиральную галактику, снятым сверху.

— То, что вы здесь видите, не видел еще ни один человек, — сказал гностор. — Это восстановление истины по фактам, наблюдаемое с точки, до которой самым быстрым нашим кораблям пришлось бы лететь тысячу лет.

Перспектива сместилась, и среди ровных витков спирали на одной стороне галактики показалась трещина — узкое копье тьмы, пронизывающее крутящуюся солнечную материю и обломки звезд, протянувшееся из центра галактической линзы почти до самого края.

— Мы привыкли говорить о Рифте так, словно это всего лишь часть Тысячи Солнц, — продолжал Омилов. У наконечника темного копья начал мерцать красный кружок. — В действительности, как вы видите, Рифт неизмеримо больше нашей крошечной звездной делянки... — Гностор сделал паузу — то ли для пущего эффекта, то ли не решаясь высказать то, что собирался. — И это явление нельзя назвать естественным.

Перспектива переместилась к центру галактики. На фоне звездных скоплений, разлетающихся, как искры на ветру, открылось огненное жерло, словно грозящее поглотить зрителей.

— За много веков до возникновения человечества Тысяча Солнц была только фрагментом этой части галактики, и населяла ее раса, которую мы называем Ур. Мы не знаем, насколько обширны были их владения. Даже самые далекие наши экспедиции за пределы Окраин обнаруживали Обреченные Миры — ужасающие произведения искусства, оставленные Уром. Но мы можем с уверенностью сказать, что даже Ур при всем их могуществе не имели власти над центром нашей галактики, областью бушующих энергий и искривленного пространства, где до сих пор пылают огни творения.

Хуманополис испытал головокружение — казалось, что Звездная Палата со всеми, кто в ней был, летит прямо в огненный водоворот, адский котел из плазмы и распадающейся материи, вечно нисходящей к уничтожению в огромной черной дыре, занимающей центр галактики. Пространство вокруг казалось искривленным; Джеп прямо-таки чувствовал, как приливные силы громадной аномалии охватывают его своими неразгибаемыми пальцами.

— Десять миллионов лет назад некий враг, или некая сила, или нечто другое, для чего у нас нет ни слов, ни понятий, возникло из сердца галактики, бросив вызов гегемонии Ура.

Точка наблюдения, заставив Джепа пошатнуться, описала круг и понеслась вдоль плоскости галактики вместе с Рифтом, среди разбитых звезд и туманностей и пыли раздробленных планет. По обе стороны в величественной тишине проплывали звездные стены, и отдельные солнца, вспыхивая, улетали назад.

— Мы не знаем, кто из них победил — возможно, победителя не было вовсе, — но и Ур, и противостоящая им сила исчезли из Единосущия. И поле их битвы, где они сражались неведомым оружием, превратилось затем в Рифт.

Звездные стены сузились, приобретя сходство с кишечником некоего чудовища, и устремились к какой-то звездной системе.

Затем движение остановилось, и перед собранием возникла диковинная конструкция из переплетенных труб и конусов, чей материал не был ни металлом, ни живой материей. Позади нее пылал бинарий черной дыры.

— Теперь мы знаем, что это было за оружие. Здесь война — если это была война, а не полное уничтожение — закончилась, и здесь же кончается Рифт, оставляя позади только этот Пожиратель Солнц, находящийсяныне в руках Должара.

Последующая долгая пауза заставила Хуманополиса напрячься — он полагал, что с остальными происходит то же самое, но, посмотрев на Панарха, увидел только спокойное внимание.

— Пожиратель Солнц, — снова произнес Омилов. — Одно из устройств, которое, как мы теперь полагаем, создали Рифт.

Ему не нужно было делать ударения на словах «Пожиратель Солнц» — они рванули в голове у Джепа, как новая звезда. Ну конечно! Почему мы, собственно, думали, что он один такой? Ответ напрашивался сам собой: потому что хотели верить, что победа в нынешней схватке останется за ними навсегда. Но вечным ничего не бывает.

С легкой улыбкой Омилов уменьшил Пожиратель Солнц — теперь он занимал только часть купола, и снова стал виден Колпак с его тучами мелких судов, снующих теперь вокруг новоприбывших крейсеров.

Наступило долгое молчание. Хуманополис видел нерешительность на лицах многих людей, принадлежащих к обеим фракциям. Эффектный доклад гностора и истинный масштаб предстоящего поколебали все расчеты. Те, кто настаивал на сохранении Пожирателя Солнц, определенно задумались, а сторонники уничтожения задались вопросом, не останутся ли они беззащитными в случае обнаружения такого же устройства — если не чего-то похуже.

Сам рифтер, по правде сказать, не знал, чего хочет. Овладение техникой Ура, обеспечивающей мгновенную связь в космосе, не оставит места для рифтеров в Тысяче Солнц — им просто негде будет спрятаться. С другой стороны, напряжения, вызванные внедрением этой техники, могут запросто привести к расколу Панархии, и рифтерская субкультура освободится от каких бы то ни было ограничений.

Но хочет ли он этого? Прежде Джеп без колебаний ответил бы «да», а многие на Рифтхавене и теперь бы так ответили.

— Не скажете ли вы, насколько весомы выводы, входящие в основу вашего доклада? — Столб света выделил высокую женщину рядом с Хуманополисом. Эммари нур-Камдатус, член Малого Совета, обладающая значительными коммерческими интересами. — Откуда, например, известно, что именно Пожиратель Солнц создал Рифт?

— Сомнительно, что Рифт создал он один, — ответил гностор. — Подобных устройств могло быть много. — Он вывел на свой макет красное солнце бинария чёрной дыры, вокруг которого вращалась загадочная конструкция. Поперечный разрез солнца открыл множественные слои света в сопровождении целых серий глифов и цифр. — Но вернемся к вашему вопросу. Спектр звезды-спутника в системе Пожирателя Солнц показывает, что ее эволюция была прервана и ее ядерные реакции чем-то контролируются. Звезда стабильна, хотя не должна быть таковой на данном этапе. Мы можем только предположить, что контролирует ее Пожиратель Солнц, но этот вывод подтверждается увеличением радиуса звезды с тех пор, как должарианцы начали на станции свои эксперименты с темпатами.

— И это увеличение стало теперь постоянной величиной, — заметил офицер рядом с Антоном Фазо.

Больше он ничего не добавил, но в этом и не было нужды. Джепу и так был ясен военный и политический смысл этого заявления. Военный: время для нанесения удара сокращается, и цена атаки возрастает с каждым днем. Политический: непосредственной причиной этой новой угрозы явилось решение Панарха относительно рифтеров с «Телварны». И это распрекрасно зажимает рот фракции разрушителей — они не могут напирать на этот факт, не высказывая критики в адрес Панарха.

— Есть разница между контролем звезды и ее уничтожением, — возразил кто-то. Хуманополис, не узнав этого человека, слегка изогнул запястье. (Арман Димаг Нерушан, Парадиз), — сообщил босуэлл. Парадиз. Обреченный Мир, которому грозит неизбежная гибель от звездного взрыва через пятьдесят тысяч лет. Не надо спрашивать, на чьей он стороне.

— Верно, — ответил Омилов, — но плотность черных дыр в этой части Рифта, между ядром галактики и местонахождением Пожирателя Солнц, намного выше, чем при любом естественном процессе, — тогда как за Пожирателем Солнц, насколько нам известно, их нет совсем.

Последовали другие вопросы, и дискуссия постепенна перетекла из стратегической в тактическую, включающую в себя оба варианта действий. Хуманополис почти не уделял внимания военным деталям — это было вне его компетенции.

Он предпочитал наблюдать за людьми, регистрируя приливы и отливы мнений в Звездной Палате. Эту задачу ему облегчали исходящие неведомо откуда лучи, высвечивающие каждого оратора, и парящие лампы, висящие наиболее густо над самыми крупными группами.

Хуманополис никогда не делал вид, в отличие от многих известных ему людей, что хорошо понимает панархистов. Но за время своего пребывания на Аресе он убедился, что слишком легко поддался стереотипу, главенствующему в рифтерском общественном мнении. Панархисты, по крайней мере здесь на Аресе, не менее индивидуальны, чем любая группа рифтеров.

Впрочем, эти — результат естественного отбора, иначе они вообще не попали бы на Арес.

Дулуский лоск — вот характерная черта их общества; даже поллои ему подчиняются, как бы они это ни отрицали, — из-за этого и кажутся такими одинаковыми.

«Выучим еще один танец, только и всего», — думал рифтер, пока дискуссия двигалась к консенсусу. Собрание разбилось на две равные по величине группы, и компромисс казался неизбежным.

* * *
— ...но мы не можем больше читать гиперволновые сообщения, поскольку должарианцы вынуждают рифтеров принимать строгие меры секретности при шифровании, а сами перешли на одноразовые коды. Без этой информации десантная атака будет глупостью! Мы ничего не знаем об их обороне, — заявил лидер группы аналитиков.

— А они не могут читать наши сообщения, — высказался другой аналитик. Луч высветил швы на его темнокожем лице, и Марго Нг узнала коммандера Йергена нур-Лиронеса.

— Это негативный фактор, а мы нуждаемся в позитивной информации...

«Точно кригшпиль, — подумала Марго, — старинная разновидность шахматной игры, где один противник не видит фигур другого».

Пожалуй, всем в зале уже ясно, что два возможных варианта действий отнюдь не исключают друг друга. Панарх рядом с Нг слегка переступил с ноги на ногу, выдавая свое беспокойство. Многие повторяют то, что не раз уже говорилось — можно подумать, они не столько хотят убедить других, сколько послушать собственный голос. Еще немного — и нормальная человеческая реакция сделает компромисс невозможным.

Как только очередной оратор высказался, Нг отдала по босуэллу распоряжение, и автоматика зала, согласно положенной ей по рангу привилегии, направила свет на нее.

— Мне думается, мы достигли консенсуса. Атака будет двойной: десант добровольцев на Пожиратель Солнц, подкрепленный объединенным панархистско-рифтерским флотом, который будет сеять драконьи зубы и совершать рейды, — и наводка на станцию астероидов с целью ее уничтожения, если десант потерпит неудачу.

Под куполом вспыхнула световая сфера, переливающаяся желтыми, зелеными и красными огнями, — это дискриминаторы регистрировали импульсы босуэллов. В конце концов возобладал зеленый свет, а красный, приняв желтоватый оттенок, поблек, хотя и не исчез совсем.

Но Нг почти не замечала этого — сейчас она в полной мере ощущала, груз того, что только что совершила.

Она поклонилась Панарху, и он ответил ей, как предписывалось протоколом. Для всех присутствующих это означало только, что она передает решение в его руки, а он символически на это соглашается.

Но их взгляды, встретившись, выразили понимание, и Марго Нг, верховный адмирал Тысячи Солнц, поняла, что в действительности он соглашается не только с порядком атаки, но и с тем, что ей, Марго, возможно, придется сделать, и с тем, чего это ей будет стоить.

Ибо на одном из десантных катеров, с ее же ведома и согласия, будет он. Он будет на Пожирателе Солнц, когда астероиды достигнут точки, откуда возврат невозможен.

И если с Пожирателя Солнц не поступит сигнала о победе, решение об уничтожении станции — и всех, кто есть на ней, — падет на нее.

18

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Вийя, крутнувшись, нанесла удар ногой.

Жаим отвел его, сделав финт, направленный сначала ей в лицо, потом в живот. В вихре сконцентрированных движений она парировала его финты и сделала свой. Весь мир сосредоточился на Жаиме.

Это было облегчением... разрядкой...

Короткий судорожный вздох вывел ее из транса, и она, отступив на шаг, увидела багровеющее пятно на шее Жаима.

Его глаза помутнели, и он потряс головой и на миг уперся руками в колени.

— Здорово ты его, — сказал Локри сзади.

Монтроз подошел к Жаиму:

— Давай посмотрю?

— Нет. Я в порядке. — Жаим отвел руку, выпрямился и сказал Вийе: — Продолжим.

Укол совести пробился сквозь миазмы страха и похоти, окутывающие ее мозг — густые и злобные, словно наделенные собственным разумом.

— Хватит, — сказала она и повалилась на стул.

Только тогда она увидела, как Жаим устал, и раскаяние побудило ее расширить диапазон своего внимания. Жаим подошел к подогревателю проверить, не осталось ли кафа. Легкая неуверенность в движениях и напряженность одной руки показывали, что он слишком заработался.

«А вот у меня энергии не убавляется», — подумала Вийя и перехватила взгляд Иварда. У нее уже не осталось места для сожалений — но ведь ее эмоциональный спектр, вероятно, сильно нарушает общение Единства, что, в свою очередь, сказывается на Иварде. Правда, когда он нуждается в духовном и эмоциональном убежище, келли как-то помогают ему. Но это убежище не совершенно. Сны о некой злобной сущности, обитающей на станции, участились, и даже келли не могут их разгадать.

Щупальце страха проникло в ее мысли, предвещая чей-то приход. Моррийон.

Дверь чавкнула, и в комнату вместе с Моррийоном вкатилась зловонная, подавляющая ум комбинация усталости, гнева и страха. От усилия не врываться внутрь он двигался еще более по-крабьи, чем всегда. Это в сочетании с внезапно усилившимся писком пси-заградника снаружи вызвало у Вийи тошноту.

Моррийон оглядел всю команду, ничем не выдавая своих мыслей, и сказал Вийе:

— Наследник вызывает вас к себе.

Жаим поднял голову, стиснув рот. Вийя, поборов тошноту, сказала:

— Я никуда не пойду, пока ты не уберешь энергию в этом проклятом карра-пси-заграднике.

Голова Моррийона дернулась, как от удара. Адреналин в нем вырос, как волновой фронт новой звезды, и Вийя поморщилась.

Он набрал на своем блокноте контрольный код, и давление, терзающее череп Вийи, частично уменьшилось. Ее связь с реальностью окрепла, и она заметила, как Седри Тетрис слегка кивнула и посмотрела на пульт. Контрольные коды пси-заградников — благодаря содействию Тат Омбрик. Впервые за целую вечность Вийя ощутила слабое желание улыбнуться.

— Пойдемте, — сказал Моррийон, снова открывая дверь.

Вийя последовала за ним. Выходя, она ощутила подавленность и недоумение Иварда, глубокое недоверие, которое испытывала в этой ситуации Седри, и тихий гнев Монтроза на собственное бессилие. Марим и Локри спали.

Немигающий взгляд Жаима следил за ней, пока дверь не закрылась.

* * *
Как только Вийя с Моррийоном вышли, Жаим метнулся к буфету и вылил в чашку остатки кафа. Какой-то миг он стоял, болтая напиток, густой и ароматный после нескольких часов на подогреве. Потом запрокинул голову и залпом выпил чашку.

Он вернулся к своей койке и повалился на нее, чтобы скрыть дрожь, которую не мог побороть. «Быстро же ты привык к элитному, смешанному из нескольких сортов кофе на Аресе», — с усмешкой сказал он себе.

«Телварна» знала толк в изысканных блюдах и напитках — как-никак ее камбузом заправлял голголский повар. Но кофе Монтроз им заваривал редко, только когда они были измотаны и нуждались в подзарядке — свое кулинарное творчество ему приходилось ограничивать продуктами, закупленными на Рифтхавене, с добавлением трав и овощей, которые он выращивал в гидропонных резервуарах.

В анклаве выбор продуктов был неограниченным, и Монтроз первый объявил, что шеф-повар, нанятый на время их экспедиции к Пожирателю Солнц, — первоклассный мастер, даже лучше его.

Жизнь на Пожирателе Солнц оказалась недюжинным испытанием для организма. Незатейливая должарская еда имела только две разновидности: сухую и кашистую. Бесспорно питательная, она не вызывала никакого аппетита, и Жаим, склонный находить символику во всех аспектах жизни, размышлял о том, как отношение к еде в разных культурах отражает отношение к личности.

Они хотят, чтобы мы были здоровыми, пока мы им нужны. Исполнив свое назначение, мы утратим всякую ценность для властей предержащих.

Власть предержащие... Интересно, Вийя уже там?

Чтобы отвлечься от мыслей о ней, он стал смотреть на Иварда, ушедшего глубоко в себя. Парень с каждым днем становился все более странным — он один не имеет ничего против заточения на Пожирателе Солнц. Его ум с помощью келли блуждает по неведомым тропам. Единственна опасность — это страшные сны, которые изводят его.

Монтроз сидит на краешке койки, большой и уютный. Он глубоко несчастен здесь, потому что чувствует себя не у дел: ему даже стряпать не дают, и он ничем не может помочь своей команде. Жаим сильно подозревал, что только растущая дружба между Монтрозом и Седри Тетрис спасает кока от депрессии.

Тетрис сидит в такой же позе, опустив подбородок на руки, и хмуро смотрит на пульт. Вот она посмотрела на Монтроза — он пророкотал ей что-то, и ее некрасивое, увядшее лицо помолодело на миг от застенчивой улыбки. Здесь, где они вынуждены жить бок о бок, Жаим быстро научился ценить ее честность и спокойный характер. Ей как будто не составляло труда принимать каждого человека таким, как он есть, и в каждом находить что-то интересное.

Локри проснулся, когда закрылась дверь, и сел, лохматый и заспанный, рядом с Ивардом. Он сильно изменился за последние месяцы — и не только потому, что побывал под судом за убийство, которого не совершал. Жаим всегда его недолюбливал и не доверял ему. Его и теперь коробило от шуточек Локри, но чувство, что на него можно положиться в бою, крепло в Жаиме с каждым днем.

Марим лежит, подложив руки под щеку, и смотрит в стену. В ней тоже что-то изменилась — Жаим не понял пока что, но не думал, что эта перемена к лучшему.

Вийе Марим нравится — возможно, потому, что ведет себя с людьми так, как Вийя никогда бы себе не позволила. Это Жаим настоял на том, чтобы не открывать Марим их плана насчет Пожирателя Солнц в те последние напряженные дни на Аресе. Вийя, измотанная до предела, согласилась, хотя и заметила, что неспособность Марим хранить секреты касается только ее личных дел.

Позднее Жаим понял, что это правда, но ему уже было все равно. Теперь он чувствовал, что Марим затаила обиду, и пытался найти ненавязчивый способ решения этой проблемы. Марим, хоть тонкостью и не отличается, далеко не глупа.

Запертые в этой каюте, где единственные другие помещения — это освежитель и комната эйя, они получили возможность изучить друг друга досконально. Марим и Седри нашли способ выходить наружу. Случай с Марим тем удивительнее, что у нее нет никаких особых талантов. Хотя у суровых должарских солдат она, похоже, становится все популярнее. Седри подтверждает ее хвастливые рассказы о том, что в рекреационной теперь стало весело. Даже Лар говорил, что бори нравится там бывать.

Точнее, нравилось — до последнего времени, подумал Жаим. У него холодел затылок при мыслях о Каруш-на Рахали, о темной примитивной похоти охотника и страхе жертвы, придающим здешней жизни еще большую напряженность. Этот ритуал, столь скрупулезно соблюдаемый, за отсутствием индивидуальных черт представлялся Жаиму скорее символическим... Но с Вийей это не обсудишь.

А сейчас она наедине с Анарисом.

* * *
Моррийон молчал, идя с Вийей по коридорам. На перекрестках не было видно никого, кроме пары торопливо прошмыгнувших серых. У туннелей, ведущих в рециркуляторный сектор, стояли удвоенные посты. Даже от часовых-тарканцев шла сексуальная энергия, захлестывающая всю станцию. Но тарканцы, в отличие от серых, были подтянуты и готовы к бою — свой страх и фрустрацию они умело преобразовывали в гнев.

Они миновали последний охраняемый перекресток, и бори нажал на вестник у покоев Анариса. Дверь открылась, и Моррийон сделал Вийе знак войти — с каменным лицом, не глядя ей в глаза. Его подозрительность с оттенком какого-то злобного юмора кольнула Вийю, повысив ее собственный адреналин.

Она вышла, и ее сапоги бесшумно ступили на толстый, ручной работы ковер с темным старинным узором.

Анарис сидел на своем резном стуле за массивным столом, устремив на нее мрачный взгляд.

— Сядь, — махнул он в сторону единственного другого стула. — Хочешь настоящего кофе? — Он встал, выше ее ростом, прошел, не дожидаясь ответа, к буфету, где стоял черный с золотом сервиз, и налил дымящийся кофе в две керамические кружки. Щедрой рукой он добавил туда какой-то крепкий напиток, чей пряный запах смешался с ароматом кофе. Но работающее в усиленном режиме тианьги быстро всосало и то и другое, сделав воздух свежим и прохладным.

Кружки были большие, сделанные для крупных рук. Анарис поставил одну перед Вийей, и она охватила ее пальцами, заметив, как хорошо она подходит к ее ладони.

Глотнув обжигающий напиток, она сказала:

— У нас на корабле кофе лучше. — Анарис усмехнулся, и она спросила: — Мне нужно активировать станцию полностью, чтобы как-то разнообразить наше питание?

— Здесь никакого разнообразия не существует. Что еще за нежности? Потворство своим вкусам — это извращение.

Она расслышала насмешливые ноты в этом излюбленном высказывании их предков.

— Не знаю, будет ли соблюдать это правило поколение, получившее доступ на планеты с развитым сельским хозяйством, — сказала она. — У нас на корабле богатый запас продуктов — почему мы не можем ими пользоваться?

— Каприз моего отца. — Ананрис показал кружкой па стену. Сегодня он был одет не по форме — в рубашку, брюки и сапоги. — Включи станцию, и вы сможете поджарить и съесть Барродаха, если охота.

Она сделала еще глоток. Ликер обжигал горло.

— Разве что поджарить — есть не станем.

Он улыбнулся, глядя на нее поверх кружки. Она сделала третий глоток. Ликер уже проникал в кровь, смягчая психическую бомбардировку. Теперь она чувствовала сфокусированный луч Анариса, жгучий и прямой, как у лазера.

— Сядь, — сказал он снова, опустившись на собственный стул. Она оперлась рукой на спинку.

— Не хочу задерживаться надолго.

— Это предупреждение или угроза? — усмехнулся он.

— Заявление.

— Поговорим. Выпьем кофе.

— Не нашел лучшей добычи?

— Разумеется, нет, — поднял брови он. Полагает, что все зависит только от его прихоти. — Тем более что ты здесь долго не задержишься.

Его тон слегка изменился. Вийя, посмотрев на него, встретилась с его оценивающим взглядом, который он не потрудился отвести. Зная, как действует на людей ее собственный взгляд, она ответила ему тем же. Его юмористическое настроение усилилось, и он сказал:

— Барродах тебе этого не скажет и Лисантеру запретит, но после твоей последней попытки станция перешла на автоматический режим активации.

Страх пронзил ей виски, но она не подала виду.

— Значит, она еще не полностью пробудилась. — Анарис, как и раньше, не отреагировал на этот органический термин. Но он не знает, насколько этот термин точен. Вийя отвела в сторону мысли о том огромном, что спит в сердце Пожирателя Солнц — сейчас не время.

— Нет. По расчетам Лисантера, на это потребуется около шестидесяти дней.

Итак, моя жизнь измеряется терпением Аватара. Решив обдумать это — и то, как это отразится на планах панархистов, — позже, Вийя пожала плечами. Анарис сказал ей об этом не без причины — сейчас он начнет свою атаку. Пора нанести ответный удар.

Она поставила чашку.

— Кто знает о том, что в тебе есть хорейская кровь?

Он не проявил никакой наружной реакции, но его эмоциональный спектр — сложный и чем-то неуловимо напоминающий спектр Брендона Аркада — дал резкий диссонанс и тут же восстановился снова.

— А ты откуда о ней знаешь?

— Тебе нечего ответить? — снова пожала плечами она.

— Ответ не имеет значения

Она взялась другой рукой за спинку стула и спросила, в точности скопировав Анариса:

— Угроза? Или предупреждение?

— Сядь. — Он засмеялся, допил свой кофе и внезапно встал. — Посиди! Впервые за много дней мне не скучно. Как же ты намерена распорядиться этой информацией — если тебе, конечно, кто-то поверит?

— Думаю, твоему отцу достаточно будет одного обвинения, — сказала она, оставшись стоять.

Он подошел к своему пульту и обернулся.

— Я его единственный наследник. Он слишком поторопился прикончить других, а медицина бессильна против облучения, которое он получил при Ахеронте. Если я умру, умрет и его род. — Анарис вернулся назад и стал лицом к Вийе. — Я подозреваю, что он знает о моем изъяне, но ничего не предпримет, пока не получит то, чего хочет.

— Такая адаптируемость достойна похвалы.

— Еще? — Анарис прошел к буфету. Золотой кофейник в его руках блеснул охряным цветом умирающего солнца.

— Нет.

— Скажи, что ты испытываешь к моему старому приятелю Брендону Аркаду?

— Благодарность.

Он оглянулся через плечо, приподняв брови.

— За рейд, который доводится совершить только раз в жизни.

Анарис, коротко рассмеявшись, отсалютировал ей кружкой:

— Ты подняла целую бучу.

— И неплохо поживилась на этом.

— Отец тебе это припомнит, когда наша эпопея здесь закончится.

— Пусть сначала меня поймает.

Анарис не ответил, и она поняла: даже если она включит станцию, Джеррод Эсабиан рано или поздно прикажет ее убить. И для него чем раньше, тем лучше.

— Твое мнение о Барродахе?

— Будь я такой же психованной, я сидела бы на хоппере — или загнулась бы.

— А Моррийон?

Она пожала плечами, соблюдая нейтралитет.

— Что происходит с ним, я не знаю.

— И не надо, — с полным безразличием сказал Анарис. — Лисантер?

— Он живет ради своей работы. Я не подвергну опасности его жизнь, если скажу, что мне нравится беседовать с ним об урианских артефактах?

— Если ты скажешь об этом Барродаху, он просто прибавит еще один пунктик к своему длинному списку. — Анарис поставил чашку.

Фаянс решительно звякнул о металл. Слева от Вийи золотой кофейный сервиз мерцал в дрожащем пламени двух свечей. Справа над головой светила лампа — тяжелый металлический канделябр не горел. Затененная кровать в алькове казалась тихой пристанью — это было предугадано и подготовлено, и она, видя это, засмеялась.

Она снова встретилась с черным взглядом Анариса. Намерение, которое он не старался скрыть, поразило ее, как удар, и в ушах застучала кровь.

Какой-то миг они стояли так на разных концах комнаты, не двигаясь, лицом к лицу.

Затем Анарис согнул запястье, и пешах выпал из потайных ножен в рукаве ему в руку. Быстро повернув кинжал, Анарис метнул его через комнату, и он вонзился, дрожа, в деревянную спинку стула между руками Вийи.

Она не шевельнулась и не моргнула.

— Возьми его, — с жестокой ухмылкой сказал Анарис.

— Зачем?

— Чтобы я получил удовольствие, отнимая его у тебя.

* * *
Хрим привскочил с ругательством, когда дверь его каюты шумно открылась. Он забыл о времени.

Мрачная должарианка взяла накрытый поднос с гравикаталки за дверью и вошла. Как всегда, она ничего не сказала, только буркнула что-то, брякнув поднос на дипластовый столик. Хрим услышал, как плещется под крышкой его обед, но промолчал. Она с него ростом, и в первый раз, когда он вздумал протестовать, она впечатала его в стену. Опять баланда — ну, что ж поделаешь. У себя Хрим выкинул бы в космос юнгу, который приволок бы ему такую мерзость.

Женщина выпрямилась, но, вместо того чтобы сделать вид, что Хрима тут нет, и выйти, уставилась на него. Хрим не смог расшифровать выражения ее лица — глаза у нее были мутные и челюсть ритмично двигалась, — но оно ему очень не понравилось, напомнив должарский видеочип на челноке Ювяшжта, где все строили такие же рожи. Рука Хрима потянулась к несуществующему бластеру.

Женщина, заметив этот предательский жест, насмешливо вздернула губу и вышла.

Хрим испытал странную смесь облегчения и возмущения. Он знал, что для должарианцев драться и трахаться — почти одно и то же, а сейчас у них эта самая карушна. Секс. Он скинул брюки, повалился на койку и полез в футляр за шестеком, поставщиком раскаленных оргазмов. Делать все равно больше нечего, а еда, если и остынет, хуже не станет.

Шестек шевельнулся в своем гнезде, когда Хрим открыл футляр, приподнял свою слепую голову и выполз. Хрим откинулся назад, и все его ощущения начали приносить ему удовольствия; даже грубые кусачие одеяла жгли блаженным огнем.

С каждым разом после его прибытия на Пожиратель Солнц наслаждение становилось все сильнее. Потолок перед глазами Хрима пульсировал в такт его учащающимся движениям.

Ужас холодным шквалом пронизал блаженную дымку, когда на потолке вздулся пузырь, но Хрим уже потерял контроль над своими мускулами. Беспомощный в тисках удовольствия, которое внезапно превратилось в тошнотворный страх, он пытался сбросить свое тело с койки, но не мог и только смотрел. В потолке разверзлась щель, и оттуда вылез красный прыщ. Это было лицо Норио, и губы на нем беззвучно шевелились.

Хрим заорал. За головой последовал скелет, и все это — голова, кости и сухожилия — рухнуло прямо на койку. Удар по особенно чувствительному в этот момент телу был ужасен.

Рожа ткнулась в лицо Хрима, и губы проехались по щеке, но черты тут же начали расплываться. Бесформенная блямба, прилипшая к лицу, вызвала у Хрима прилив желчи к горлу, и он чуть не захлебнулся. Спазм придал ему сил, и он сбросил с себя скелет.

Тот пролетел через комнату, шмякнулся о стену и сполз вниз в усталой позе сидящего человека. Блямба на месте лица, соприкоснувшись с урианским материалом, снова обрела черты Норио. Но Хрим едва успел это заметить, потому что как раз в этот миг шестек отпустил его, свалился на пол и запрыгал по нему, как пойманный на крючок угорь. Там, где он касался пола, возникали пузыри, и серая краска отскакивала, обнажая маленькие фистулы. Хрим ринулся следом, пытаясь поймать шестек. Тот нырнул в одну из фистул и стал биться в ней, Хрим ухватил его и дернул, но шестек не поддался. Хрим в панике дернул его еще сильнее.

Барканский червяк вытянулся, как резиновый. Хрим отшатнулся назад, и шестек лопнул. Передняя половина ушла в фистулу, задняя, не менее активная, дергалась в руке у Хрима. Хрим с нечленораздельной руганью засунул обрывок в футляр, не обращая внимания на сочные рыгающие звуки, издаваемые головой скелета.

Управившись наконец с дрыгающейся половиной шестека, он захлопнул крышку. Обрывок продолжал биться внутри, и футляр подскакивал на полу, как пляшущие тыквы, которые Хрим видел на Мемсеррате. Уверившись, что шестек не убежит, Хрим повернулся к незваному гостю.

Рот мертвеца открылся и рыгнул — это звучало как имя.

— Заткнись! — гаркнул Хрим, чей ужас успел преобразиться в желанную, самоутверждающую ярость. — Ты вякаешь, как говорящая жопа, мозголаз поганый! Ты подох, подох, подох и дохлым останешься. Подох! Подох!

Хрим натянул сапоги и начал топтать скелет, наслаждаясь хрустом ломающихся костей. Голова сопровождала этот процесс визгом и пуканьем, все меньше напоминавшим имя Хрима, — наконец она обмякла, и шум прекратился.

Голова втянулась в стену, та разгладилась, и шестек перестал биться, но Хрим, не замечая этого, продолжал свое занятие, пока на палубе не осталось ничего, кроме осколков и пыли.

Тогда он, ошеломленный, чуть дыша, плюхнулся задом на койку, зажал коленями успокоившийся футляр и уставился на бренный прах своего не желающего умирать любовника.

* * *
Кожа на голове Эсаран съежилась. Двое Умиротворителей погасили резкий желтый свет, и стены Пасти загорелись извечным красным огнем.

Безопасный жилой сектор остался далеко — но здесь больше нет безопасных мест, ни для серых вроде нее, ни для угрюмых тарканцев, ни даже для господ. Карра поглотили их, и они оказались здесь, далеко от Должара, где человек способен лишь оттянуть неизбежное. Пасть пожрала уже трех хореев, и четвертую, должарианку, ждет та же участь.

Двое жрецов заняли место в узком конце яйцевидной камеры, где теснились они все в жестких самодельных одеждах поверх серых комбинезонов.

Эсаран посмотрела на свои сложенные ковшом ладони. На Должаре в них лежал бы осколок камня, поросшего лишайником-праккха, который позволяет человеку видеть карра, — здесь она держала ур-плод. Ей казалось, что белые прожилки на его пурпурной кожуре складываются в слова. Искушение съесть его было очень сильным, но она воздерживалась.

Умиротворители, мужчина и женщина, как полагалось по древнему обряду, затянули шепотом песнь — чистое сопрано женщины странно вплеталось в басовые ноты мужчины. У Галджира и Уммджалит самые лучшие голоса в казармах Аватара. Дыры и углубления в багровых стенах возвращали звуки назад искаженными на множество ладов, и Эсаран содрогнулась. Голоса карра.

Стена за двумя поющими разгладилась, и на ней стал расти пузырь — идеально круглый, не такой, как дверные. Карра собираются. По толпе пробежал трепет, и Эсаран почуяла запах страха от тех, кто сгрудился вокруг нее, инстинктивно держась подальше от стен. Да только это не поможет: карра требуют жертвы и должны ее получить.

Вот только как? У жрецов в руках нет острых ритуальных каллеатхов — в Пасти никому не разрешается носить оружие, даже тарканцам.

Резкий приказ оборвал пение, и Эсаран послушно положила ур-плод себе в рот. Он был тверд, как орех. Она нажала на него коренными зубами, и теплый соленый сок заполнил рот, но вкус крови, как ни странно, не был ей противен. Он шел куда-то в нос, наполняя голову темным светом. Свечение стен стало ярче, и фосфоресцирующие струйки в них начали свиваться воедино. Эсаран боязливо ждала — она впервые участвовала в этом древнем запретном обряде, только слышала рассказы о нем. Но жрецы предупредили, что те, кто не будет присутствовать на Экхашен-карр, могут быть проглочены в любое время. Уж лучше умилостивить демонов своим страхом, чем своим телом, сказали они.

Один участок стены, на котором везде теперь кишели фигуры и образы, особенно притягивал ее внимание, и она чуть не обмочилась, когда перед ней стало вырисовываться лицо отца с разинутым во гневе ртом — другим его в семье не видели. Изо рта вылетали мухи и осы, жужжа вокруг головы. Эсаран съежилась. Выходит, это правда, что карра знают все твои затаенные страхи и показывают их тебе в этом жутком месте.

Эсаран смотрела, не отводя глаз. Пол рядом с ней содрогнулся, и Рекалидже упал на колени. Он, должно быть, закрыл глаза, но препятствовать карра во время церемонии запрещено: никто не должен отгораживаться от происходящего.

На стенах мелькали многочисленные лица, фигуры и ужасы; над собранием стоял стон, прерываемый приглушенными выкриками. Эсаран тихо заскулила — инстинкт говорил ей, что кричать в полный голос опасно.

Рекалидже так и стоял на четвереньках — наверное, одурел от падения. Он смотрел вверх, прямо на пузырь, лопнувший посередине в страшном подобии улыбки. Взор Рекалидже был прикован к вихрю каких-то образов, но Эсаран не различала того, что видел он.

Внезапно он заорал. Из пола вокруг него вырос целый лес рук, вцепившихся в его тело. Некоторые из них оплывали, теряя форму, но на их месте вырастали другие и тащили Рекалидже вперед. Умиротворители, одержимые карра так же, как и все прочие, шарахнулись в стороны. Злосчастный серый, пролетев между ними словно на салазках, врезался головой в стену, где внезапно разверзлась дыра. Эсаран успела разглядеть в темноте многочисленные глаза и когтистые руки, и отверстие тут же сомкнулось. Рекалидже вопил как резаный. В комнате вдруг стало совсем темно — весь свет сосредоточился на пузыре, похожем теперь на нарыв. Свет этот мигал в такт слабеющим крикам человека. Кишечник Эсаран опорожнился, и она, странно успокоенная, повалилась на пол, не обращая внимания на его конвульсионные толчки.

Крики внезапно прекратились. После глухого продолжительного хруста пузырь побледнел и ушел внутрь. Эсаран стало рвать, выворачивая наизнанку, и взвод тарканцев, ворвавшихся в помещение, не вызвал у нее никакого страха.

Хуже они уже ничего не могли с ней сделать.

* * *
Когда Вийя вошла к Анарису и дверь за ней закрылась, Моррийон постоял еще немного, думая, что бы мог означать этот вызов.

Обычай требовал, чтобы во время Каруш-на Рахали хищники преследовали добычу, а не вызывали ее к себе — ведь только слабый подчинится такому приказу. Обычай требовал также, чтобы все происходило либо в доме жертвы, либо на ничейной земле. Жилище самого охотника — место одинокого сна и размышлений.

Сейчас они, конечно, на Пожирателе Солнц, и хотя комнат тут видимо-невидимо, негуманизированными помещениями пользоваться никто не хочет. Даже Анарис, по всей видимости, хотя из всех господ он терпимее всего относится к растущей изменчивости станции. Он один из всех, кто имеет соответствующий статус, не заказал себе бронированный туалет.

Интересно, Эсабиан тоже изменяет обычаю сообразно с обстоятельствами? Моррийон поспешно отогнал от себя яркий образ Властелина-Мстителя, рыщущего по красным коридорам в поисках подходящей добычи, и воровато посмотрел вокруг. Но в поле зрения никого не было, и его электронный блокнот не показывал наличия скрытого имиджера. Ходили слухи, что темпатка держит телепатический контакт с этими жуткими белыми тварями — кто знает, на что они способны? Даже подобные мысли об Эсабиане могут привести к гибели, если эта черноглазая рифтерша возьмет и доложит о них. Моррийон не знал, способна ли она на это. В отличие от многих людей, не подчинявшихся ему непосредственно, она не смотрела на него как на комического уродца-мутанта, но и почтения никакого не проявляла.

Направившись в сторону своей каюты, он мысленно переключился с Анариса на себя. Забот у него хватало. Через час поступило сообщение, что в темном коридоре нашли труп какого-то серого. Теперь пойдут слухи, что повинна в этом станция, хотя все дело, конечно, в Каруш-на Рахали: кому-то не повезло в поединке. Двум бори, павшим жертвой лунной борьбы, посчастливилось больше. Стали говорить, что слабаки, которые нападают на бори, могут не ссылаться на травмы, чтобы увильнуть от службы.

Но серым недостает свирепой дисциплины, сдерживающей тарканцев, и Моррийон знал, что корреляторы и дискриминаторы скоро вычислят убийцу, просеяв итоги наблюдений. И виновный встретится с умовыжималкой.

Даже между должарианцами такие схватки обычно бывают недолгими и ведутся по неписаным правилам: если человек находится на службе, на него не нападают. В менее напряженный момент Моррийон даже позабавился бы, размышляя, откуда они берут эти правила: ведь ничего, связанное с лунным циклом, никогда не записывается и даже не обсуждается публично.

У самой каюты блокнот Моррийона зажегся, извещая о срочном сообщении на пульте. Тревогу поднял один из запрограммированных Тат дискриминаторов. Как секретарь наследника Моррийон имел доступ ко всей сырой информации, поступающей из сети наблюдения, за исключением закодированного материала, предназначенного для Барродаха; и Тат дала ему модуль, реагирующий на различные тревожные ситуации.

В данном случае имело место нелегальное сборище в каком-то отдалённом помещении. Снова ритуал заклятия карра. Моррийон лениво запросил соответствующий блок информации, и его догадка подтвердилась. У Лисантера есть прямо-таки жуткая теория по поводу этих световых явлений. «Теперь, когда она знает, что мы существа разумные, она испытывает к нам любопытство, — сказал ученый. По его мнению, особого вреда в этом не было. — Может быть, она смотрит на нас как на особый вид пищи».

«Не слишком-то аппетитный», — подумал Моррийон. Он включил автоматическую запись и увидел, как пол выгнулся и швырнул одного из собравшихся в разверзшуюся в стене дыру.

Ужаснувшись, Моррийон убрал звук, но продолжал смотреть, не в силах оторваться. Пол содрогнулся в длительном спазме, и сердце Моррийона сжалось от дурного предчувствия. Он не сможет снова спасти наследника, если то же самое случится во время очередного эксперимента темпатки. Ритмические содрогания станции, достигнув апогея, утихли. Моррийон все это время судорожно цеплялся за пульт.

Не успело его сердце немного успокоиться, как начал требовательно сигналить коммуникатор.

Моррийон включил прием, и на экране появились двое: Эсабиан и Барродах. Все нутро у него скрутило узлом. Вызов самого Аватара!

— Где темпатка?

— Наследник вызвал ее к себе, — с низким поклоном ответил Моррийон.

— Проводи ее в Палату Хроноса немедленно.

Экран погас. Барродах, должно быть, показал Эсабиану запись происшествия — и тот хочет использовать Вийю, чтобы искоренить эту угрозу? Сердце колотилось так, словно собралось выскочить из горла. Он должен быть рядом с Анарисом — сумеет ли он вернуться достаточно быстро, доставив темпатку? И наркотики, призванные защитить Анариса, не успеют подействовать.

Моррийон послал Анарису сигнал о темпатическом эксперименте и ринулся вон. Бори подумал, что это даст Анарису время подготовиться к его приходу. Нехорошо будет, если темпатка придет намного позже Лисантера и Барродаха. Лисантер живет немного дальше, но Барродах имеет доступ к транспортным тележкам.

Он уже почти дошел, когда шальная мысль пригвоздила его к месту: а что, если на Анарисе сейчас нет блокнота?

Моррийона затрясло от идиотской смеси страха и веселья. Подготовка катеннахов тщательно искореняла сексуальное желание — самая мысль об этом вызывала тошноту, — но ухмылки никакая дрессура подавить не могла.

Моррийон отдернул рукав кителя и ткнул углом блокнота в своё искореженное запястье. Боль помогла ему вновь овладеть своими мыслями и эмоциями. Что бы ни случилось дальше, ему нужна ясная голова.

Он нажал на вестник у двери Анариса. Не получив ответа, он скрипнул зубами, набрал код и открыл дверь.

Увиденное заставило его застыть на пороге.

Комната выглядела так, словно в ней взорвалась бомба. Мебель перевернута, вещи разбросаны, один из гобеленов располосован посередине — очевидно, ножом. Анарис и Вийя стояли по обе стороны опрокинутого письменного стола — растрепанные, в рваной одежде, с каменными лицами.

Оба резко повернулись к Моррийону, и Анарис оскалил зубы.

Моррийон, замерший с открытым ртом, закрыл его — голова у него вдруг стала пустая, как яичная скорлупа.

Оцепенение нарушила Вийя. Поглядев вокруг, она фыркнула, потом оперлась на стол и затряслась от смеха.

Анарис посмотрел на нее, на комнату и, поддавшись обычной для него внезапной смене настроений, тоже расхохотался, повалившись на свой стул — единственный предмет мебели, оставшийся стоять.

Смех продолжался всего несколько секунд, но он разрядил атмосферу и позволил Моррийону прийти в себя.

— Вы заметили, как заколебалась станция? — спросил он.

— Я думал, это мы, — сказал Анарис, еще с ухмылкой, и тут же сузил глаза. — Что ты, собственно, здесь делаешь?

— Серые устроили очередной Экхашен-карр, и на этот раз станция одного из них слопала. — Он поймал взгляд Вийи. — Мне сдается, Барродах уведомил об этом Аватара, и Аватар требует Вийю в Тронный Зал. Немедленно.

Длинные распустившиеся волосы Вийи ниспадали ниже пояса. Она подняла руку, чтобы откинуть их назад, и Моррийон заметил, что один рукав у нее почти полностью оторван и на коже видны синяки.

— Я еще успею переодеться? — спросила она напрямик.

— Н-не думаю. По-моему, Аватар хочет, чтобы вы занялись этой угрозой без промедления.

Она пожала плечами, вызывающе улыбнулась Анарису и направилась к Моррийону, который только теперь понял, что все еще стоит на пороге, и поспешно попятился назад.

Анарис со смехом поднял тяжелый стол и поставил его, но веселье уже ушло, сменившись вызовом. Испытывает ли он хотя бы часть того страха, который разъедает кислотой нутро Моррийона? Ведь он же помнит, что случилось во время прошлого сеанса. Что, если на этот раз стена проглотит его целиком?

Моррийону приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за Вийей, но он не жаловался.

— Мне нужны эйя, — сказала она.

— Я пошлю за ними Ларгиора, — ответил Моррийон, раздраженный тем, что сам об этом не подумал.

— Просто убавьте мощность в пси-заградниках, и пусть Лар откроет дверь. Я позову их.

Значит, она и правда телепатка.

Весь остаток пути Моррийон попеременно обдумывал планы борьбы с этим новым бедствием и гнал от себя мысли о том, что же все-таки произошло в комнате Анариса.

19

Когда станция начала содрогаться, Ивард свалился на пол, закрыл глаза и обратился к Единству.

Может быть, он пропустил сигнал и Вийя все-таки в Тронном Зале? С этим вопросом на уме он отыскал келли и, пользуясь их телепатической мощью, попытался достать до Вийи, но вместо этого столкнулся с миазмами кипучей злобы, несущейся по станции, как торнадо.

Его отбросило назад с такой силой, что он снова оказался в своем теле, испытывая неприятную расплывчатость всех чувств

— Что с тобой такое? — резко спросил Жаим. Седри набрала на пульте какой-то код.

— Порядок. Я уложилась в последние десять секунд цикла — это припишут трясучке.

Жаим кивнул и снова обратился к Иварду:

— Это Вийя?

— Я ее не нашел. — Голос Иварда дрожал, и ему было трудно сосредоточиться. Он узнал то, с чем встретился — это оно снилось ему, но наяву оказалось сильнее, чем когда-либо прежде.

Тройной успокоительный импульс келли окутал его. Опираясь на них, как на треножник, Ивард заставил себя осмыслить случившееся.

Мы боимся, — заявила эйя, да так пронзительно, точно бластер пальнул позади глаз. Они редко общались с Ивардом напрямую — обычно их фильтровали Вийя, или келли, или та и другие вместе.

Он вспомнил мыслительный образец Вийи и сформулировал вопрос: Чего вы боитесь?

Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего.

Недоумевая, Ивардобратился к келли и уловил их ответную мысль:

Клыкочервь — один из их естественных хищников, паразит, который проникает в тело и проедает себе выход наружу. Единственный способ «лечения» — убить пострадавшего. — Тройное зеленое пламя отступило и вновь вернулось. — Нас позвали. Пусть эйя подождут.

Ивард открыл глаза и стал делать дыхательные упражнения, чтобы побороть головокружение. Собственный страх тут же вернулся снова, но Ивард дал ему решительный отпор.

«Чем бы это ни было, оно питается отрицательными эмоциями, — сказал он себе. — Если я буду спокоен, оно, возможно, не обратит на меня внимания».

Жаим все еще ждал, унимая свое нетерпение непонятным для Иварда образом.

— Здесь есть что-то, не относящееся к станции, — сказал Ивард. — Оно существует само по себе и почти разумно. По крайней мере оно, как мне кажется, питается человеческими эмоциями.

Монтроз выругался длинно и витиевато — в другое время его мастерство вызвало бы у Иварда ухмылку. У Седри вид был озабоченный, Локри промолчал, а Марим театрально передернулась.

— Что-то случилось в той стороне, — показал Ивард, — и эта штука клубится там наподобие водоворота. Я не знаю, что это, а у келли нет таких слов, чтобы я понял.

Раздался тонкий, пронзительный визг, и сразу вслед за ним открылась дверь комнаты эйя. Они вышли, семафоря руками так быстро, что у Иварда прострелило виски от усилия разгадать их знаки. Он и без того устал — всякое дополнительное напряжение окончательно лишало его сил.

— Ага, — сообразил он наконец. — Вийя то ли ждет их, то ли они ей нужны...

Входная дверь чмокнула, и к ним ввалился белый от ужаса Лар.

— Эйя, — выговорил он хрипло. — Аватор... Тронный Зал. — И умолк.

— Все в порядке, — сказал Жаим, — Они тебя не тронут — возможно, даже и не заметят.

— Лар, — вмешался Ивард, — ты можешь не бояться эйя, если освоишь вот этот знак. Им они приветствуют знакомых. — И он показал Лару код «мы тебя видим».

Лар машинально повторил его. Эйя вышли, он устремился следом, и дверь за ним закрылась.

* * *
Вийя настояла на том, чтобы дождаться эйя у Тронного Зала, но страх и мучительное нетерпение Моррийона вызывали у нее тошноту.

Он боится за Анариса. Вийя не могла отгадать, каким именно хорейским талантом обладает наследник, но одно было ясно: он не темпат. Делает ли это его уязвимым для злобного духа, терроризирующего Пожиратель Солнц?

Эйя боятся. Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего. Мы не можем помочь спящему, не прекратив жизнь всех в улье и самих эйя.

Но этот дух, пугающий эйя и мучающий Иварда во сне, все-таки не то, с чем она соприкоснулась через Сердце Хроноса. То огромное, все еще смутно воспринимаемое ею, погружено в глубокий сон, как ни избегай этого слова. Единство пока слишком фрагментарно, чтобы идти на полный контакт с этим чем-то. Фонтанирующая энергия этой огромной силы при полной активации вполне способна уничтожить их.

И нам все еще недостает одного человека. До Дезриена еще можно было отмахнуться от видения старухи, но теперь — нет. Однако Вийя все равно старалась не думать об этом. Придется Единству обходиться своими силами, без того, кого обещала им Элоатри.

Как только эйя явилась, Моррийон впихнул ее в зал и передал Лисантеру, а сам ушел. Вийя видела, какого труда ему стоит двигаться медленно, чтобы не привлекать внимания Барродаха. Другой бори наблюдал за Моррийоном, пока не увидел эйя — при их появлении его внезапный страх пробуравил Вийе виски.

Спеша уйти от него подальше, она направилась за дипластовый экран, к ступенчатому возвышению с Сердцем Хроноса наверху. Курган подвергся перемене — он стал выше и больше походил на трон.

Барродах остановил ее, двигаясь по-крабьи, — видно было, как он старается не покидать безопасной половины зала. Ей не хотелось объяснять ему, как бесплодны его попытки спрятаться от эйя. Она надеялась когда-нибудь показать ему это на деле.

— Подождем Аватара, — сказал Барродах. В тот же миг она услышала тяжелые, ритмически поскрипывающие шаги. Сервоскафандры. Неужели Эсабиан полагает, с юмористическим презрением подумала она, что одетые в броню тарканцы способны противостоять фи?

Властелин-Мститель вошел, и она поняла свою ошибку при виде двух гуманоидных фигур, сопровождающих его; одна шла впереди, другая следом. Огромные, в темной броне, они были намного выше Аватара. Вийя сразу поняла, что это: она видела их на исторических чипах, которые давал ей Маркхем. Огры, самое страшное оружие Тысячи Солнц.

Панархисты никогда не использовали их против человека, но Эсабиан явно не столь щепетилен. Он даже велел придать им облик кипанго. Вийя сердито подавила нахлынувший на нее детский страх. Это всего лишь машины.

И поэтому невосприимчивы к фи.

Она машинально протянула канал к эйя, чтобы проверить их реакцию, но не обнаружила никакой. Если они и заметили огров, то отнесли их к еще одному виду непонятных устройств, создаваемых отдельными сущностями — их продолжал тревожить клыкочервь.

Но металлический вкус на краю сознания дал Вийе понять, что келли огров узнали — и знают способ с ними справиться.

Эсабиан, глядя мимо Вийи, как будто ее здесь не было, обратился к Лисантеру:

— Темпатка пробудила то, чего раньше не наблюдалось. Если эта сила входит в нормальные функции станции, ее следует взять под контроль — если нет, ее следует уничтожить.

Лисантер поклонился.

— С этой целью я уже направил все резервные мощности на стазисные заслонки. — Провожая Вийю за щит, ученый сказал ей тихо (она заметила, как блестит от пота его лоб): — Мониторы напряжений вокруг вашего жилища показывают, что эта сила интересуется вами. Вы не знаете, что это такое?

Она потрясла головой. Значит, Ивард прав: оно следит за ними. Сама она воспринимала эту силу, только находясь в тронном зале, — еще одно подтверждение некомплектности Единства.

— А вы?

— Нет. Но подозреваю, что в функции станции это не входит.

Эти честные слова и сопровождающие их эмоции были как дуновение тианьги, настроенного на нижнестороннюю весну.

— Определенно нет, — в порыве благодарности подтвердила Вийя и поднялась к Сердцу Хроноса, оставив взволнованного, озадаченного Лисантера внизу. Ее переполняло возбуждение, но келли быстро умерили его, и Единство сомкнулось вокруг увереннее, чем когда-либо прежде. Сенсорные искажения первых двух попыток почти прошли, но ощущение, будто бредешь по воде, осталось.

Серебряная сфера теперь нависала над передним краем изогнутого валика, напоминающего низкую спинку стула. Он стал выше; если он и дальше будет расти, ей придется стать перед ним спиной к колодцу, чтобы дотянуться до Сердца. Позади нее, чуть дальше вытянутой руки, стояли эйя — она чувствовала их частое дыхание. Вийя закрыла глаза и ощутила их по обе стороны от себя — основание треугольника с ней вместо вершины. Затем к ним таким же треугольником примкнули другие: она оказалась лицом к лицу с Ивардом, за спиной у которого выстроились келли. Образ был нестабилен, но лучшего они добиться не могли.

Уйдя поглубже в синестезическое восприятие, Вийя осторожно, кончиками пальцев коснулась Сердца. В тот же миг ощущения станции, как единого целого, охватило их; пораженные, они отступили, ограничив восприятие Палатой Хроноса, и медленно, очень медленно стали его расширять. Вийя боролась с головокружением. Как странно видеть вещи со всех сторон сразу!

Она чувствовала, как Ивард сортирует эмоции присутствующих в зале, отводя их в сторону для лучшего восприятия. То же самое он проделывал с эмоциями других по мере того, как Единство расширяло свои границы. Эмоциональный шум утих.

Далеко-далеко дышащими всплесками нарастала медленно осознающая себя сила, напоминавшая Вийе низкие тона органа в Нью-Гластонбери. В Единстве это воспоминание, как ни странно, не причиняло боли; напротив, она ощутила глубокую радость, которую испытал там Ивард, и келли отозвались на это легким резонансом.

Чуть ближе возник световой импульс, мерцающий холодной властью Должара. Эхо Аватара, но посложнее: Анарис.

И рядом с ним, внезапно — злое начало. Свет померк, сопротивляясь. Острая боль пронзила Вийю и все Единство. Она попыталась уйти, но это было все равно что пытаться избавиться от неотвязчивого воспоминания, от части самой себя. Злое начало сомкнулось вокруг Анариса, и свет стал еще слабее — он протестующе пульсировал среди окружающей тьмы, порождая болезненные конвульсии Единства.

Тогда келли выбросили из себя голубые колеса чуждых человеку эмоций, и они, прокатившись сквозь Иварда, взорвались в сознании Вийи. Теперь она знала, чем является чудовищное присутствие и чем не является.

Это был Норио, и он не был восьмым.

— Наш восьмой не Норио, а Анарис!

Знала ли об этом Элоатри?

Не имеет значения. Единство ринулось на голодную демоническую сущность с инстинктивной свирепостью самосохранения, пробиваясь к своему новому члену. Но злое начало закупоривало его со всех сторон, и их гнев пропадал втуне. Сознание Вийи стало меркнуть — Единство тратило свои последние силы.

* * *
Как только за Моррийоном закрылась дверь, Анарис устремился к шкатулке с наркотиками Норио и быстро впрыснул себе первую дозу. Вторую ввести он уже не успеет. Впрочем, он и не хотел терять сознание. Если что бы там ни было атакует его, он должен встретить это с открытыми глазами.

Пульт мигал — это Моррийон передал ему запись о церемонии заклятия карра. Анарис стал смотреть, с холодком в спине вспоминая собственный опыт во время второй попытки Вийи. Может, оно и к нему прорвется через пол?

Он стал на середине комнаты, стиснув в руке пешах. Должарианец в нем восставал против страха, холодившего тело, но панархист признавал адекватность этой эмоции, и весь он настроился на гиперобостренное восприятие.

Станция содрогнулась, свет померк в знакомом пароксизме. На стене начал вздуваться пузырь — круглый, как во время обряда, а не овальный, как на чипе о том, что случилось с ним самим при втором эксперименте. Вот оно — явилось.

Он взвесил в руке пешах, усмехнувшись над тщетой этого жеста, но не убрал кинжал в ножны. Внезапно он почувствовал, что теряет вес, и судорожно уцепился за край пульта. Ноги оторвались от пола, и он повис, вытянувшись у пульта, как флаг на крепком ветру.

Пузырь на стене расплылся в гнусной улыбке, за которой маячили глаза и когти. Гнев вспрыснул адреналин в кровь Анариса.

На миг он вернулся в видение, поглотившее его в причальном отсеке, в день прибытия Вийи на Пожирателя Солнц. Он увидел Маса, ликтора Хореи, услышал его голос: «Мы сольемся с Единосущием, но передадим свой дар будущему. И если этот дар будет принят, в конечном счете выиграем мы все...»

Шок, точно такой же, как он испытал на «Телварне», пронизал Анариса, и в один головокружительный миг сила, поднявшая его на воздух, влилась в его тело.

— Эшракх атта-ми! — вскричал он с торжеством. — Она моя!

И опустился на ноги. Мысленно ухватившись за края фистулы, он приказал ей закрыться. Он наслаждался этим применением своего хорейского дара. Отверстие сомкнулось, комната конвульсивно дернулась, и свет погас, кроме аварийной лампочки у двери. Пульт усиленно мигал — стазисные заслонки боролись с корчами станции.

По краям дипластового щита на полу и покрывавшего его ковра выскочили руки. Они затрясли щит, обрывая контрольные провода, и Анарис упал на колени. Пульт перестал мигать, и потолок стал прогибаться вниз. Тряска усилилась. Анарис, вытянувшись во всю длину, заскользил к краю — ухватиться было не за что.

Раздался скрежет, и на Анариса внезапно снизошло новое понимание. Откуда этот свет, эти огни, эти краски? Анарис понял, что его враг не имеет отношения к Пожирателю Солнц, и хорейский дар объединился с урианской субстанцией в свете этого нового знания. Еще немного — и Анарису стало ясно, откуда пришла к нему помощь.

Тряска на долю мгновения прекратилась, и он, не колеблясь, прыгнул в стену, противоположную пузырю.

* * *
Ивард привалился к койке Вийи. Жаим держал блокнот. Вся команда бодрствовала и следила за происходящим: Монтроз сердито, Седри бесстрастно, Локри подозрительно, Марим раздраженно.

От келли внезапно пришло предупреждение, трудное для понимания, но Ивард понял достаточно, чтобы махнуть рукой остальным.

Они приготовились, а он, приняв обычную для контакта позу, закрыл глаза и окунулся духовно в нежный голубой огонь келли.

Вийя и эйя без предупреждения примкнули к ним, и Единство сплотилось. Последовал миг полного хаоса, мешанина красок и форм — затем их фокус сузился. На горизонте, гораздо дальше, чем возможно даже для планеты, мелькнуло что-то вроде молнии: этот свет мог бы обжечь, если бы горел ровно.

Синестезия Иварда медленно перевела этот образ в более привычные человеку термины. Шесть других членов Единства вокруг него как будто плавали в теплом пруду: голубое свечение келли, ослепительный белый огонь эйя, прохладное зеленое сияние Вийи. Они качались на волнах, порождаемых злым началом, которое являлось Иварду во сне. Молния вспыхнула снова — уже ближе.

Зло набросилось на нее и стало пожирать. Ивард вскрикнул от боли, как будто ему вонзили нож в солнечное сплетение. Келли разрядились знанием, и он уловил пораженную мысль Вийи.

Не Норио — Анарис!

Скользя неведомо куда по лишенной трения поверхности, Единство ничем не могло воспрепятствовать уничтожению своего последнего члена. Но восьмой огонь вдруг лениво вспыхнул и поравнялся с ними... и мир вокруг обрел очертания.

Они уже не были кособоким многоугольником, несущимся неизвестно куда по нескончаемому пруду, — они образовывали четкий строй три-два-три и мчались в узком, как нож, каноэ по бурной реке.

Ветер и брызги были в лицо. Каноэ лавировало между острых скал. Они могли управлять им, если все вместе смотрели вперед и фокусировали свое внимание.

Миг спустя Ивард услышал громкий скрежет, и Единство распалось.

Он знал, что никакого движения при этом не происходит, но каждый раз как будто грохался с большой высоты. Мускулы ныли, и во рту пересохло. Он открыл глаза, в которых все расплывалось, и опешил, увидев перед собой лицо Анариса ахриш-Эсабиана.

* * *
Жаим смотрел на Иварда, и вид парня ему очень не понравился; скрючился, как зарезанный, и прижал подвернутые руки к груди.

Локри схватил подушку со своей койки, чтобы подсунуть Иварду под плечо, и замер: станция затряслась. Комната вибрировала, словно невесомый пузырь в воздушном потоке, сотрясая кости и черепа.

Сначала все шло так, как при первых экспериментах. Ивард вскрикнул от боли, и Локри схватил его за плечи, не зная, чем еще ему помочь.

Но затем нервы Жаима подали сигнал тревоги. Вслед за ними напряглись мускулы, готовясь к битве или отступлению, а потом на задней стене начало что-то вырисовываться.

Другие тоже повернулись туда. Марим, перелезая через койки, втиснулась между Монтрозом и Седри, Локри держал Иварда под мышками. Парень бессильно обмяк, не замечая ни тряски, ни всего остального.

Глубокий стонущий звук сменился свистом — сначала слабым, потом все более громким. На стене вздулся пузырь.

С треском, от которого они все подскочили, пузырь лопнул, и из него вывалился человек, шлепнувшись на пол рядом с Ивардом.

— Вийя? — выговорил Локри. Но нет: одежда была не та, хоть и черная, волосы короткие, пропорции мужские...

Колебания прекратились так же резко, как и начались. Только потолок еще подрагивал, и задняя стена медленно разглаживалась, оплывая, как тающий воск.

Никто не шевельнулся и не произнес ни слова.

Человек на полу задвигался и с усилием сел. Жаим, остолбенев, уставился на незнакомца с черными глазами и сильным лицом. Рука, намного больше, чем у самого Жаима, откинула иссиня-черные волосы с высокого лба. Человек обвел взглядом присутствующих — по-прежнему в полной тишине.

Затем Ивард со стоном открыл глаза — и ахнул. Человек, все еще сидя на полу, взглянул ему в лицо.

— Анарис? — слабо вымолвил Ивард.

— Святой Хикура! — Марим зажала глаза руками. — Пропали мы теперь — сам говеный принц пожаловал.

Анарис, не обращая на нее внимания, поднялся на ноги. По сравнению с ним все в комнате казались мелкими.

— Ты владеешь телекинезом, — сказал Ивард. — Норио не смог тебя сцапать.

— Норио? — повторил Анарис. — Значит, негативная энергия — это он?

Ивард кивнул. Глаза у него потемнели.

— Есть еще келли, — сказал Анарис. — Келлийская троица входит в комплект. Где они? — Он говорил на артелионском уни, и это коробило Жаима, пока он не вспомнил, что наследник много лет провел заложником в Мандале.

Ивард вскинул подбородок.

— Спроси у Вийи. Лисантер скоро отпустит ее.

— Спрошу — только не здесь. — Анарис повернулся к задней стене и протянул к ней правую руку с растопыренными пальцами. Постояв так секунду, он приложил к стене ладонь, и квантопласт заколебался, как вода. Отверстие открылось вновь — со свистом, а не с чавканьем, как двери.

Пол, слегка приподнявшись, подтолкнул Анариса, и он ушел в стену, которая сразу закрылась за ним и быстро разгладилась.

— О не-ет, — простонала Марим. — Что это было?

— Он телекинетик, — объяснил Ивард. — Может перемещаться по станции, как хочет.

— А Норио? Я думала, он загнулся!

— Так и есть. Но часть его каким-то образом осталась на станции, и причина многих кошмаров — это он.

Все приуныли. Локри потряс головой.

— Хреново! По мне, Эсабиан и то лучше, чем Норио Данали.

— Точно, — кивнул Монтроз. — А тут еще и Анарис со своим телекинезом. Не нравится мне все это.

— А может, настучать на Анариса кому следует? — предложила Марим.

Локри, уронивший голову на руки, поднял ее и скривил рот.

— Ты, что ли, скажешь об этом Эсабиану?

Марим энергично потрясла головой:

— Не имею ни малейшего желания. Может, Лар... или Моррийон...

— Подождем Вийю, — сказал Жаим.

— Точно, — пробасил Монтроз. Марим скорчила гримасу.

— Вы же знаете — она велит молчать.

— Если это делается для того, чтобы нас не убили, то я и помолчать могу, — сказал Монтроз. — Это лучше, чем сказать не те слова не тому человеку.

— На этой станции только и есть, что не те люди, — сказала Седри, и Марим вздохнула.

Дверь чмокнула, и вошли Вийя и эйя. Вийя посмотрела на пульт, и Седри сказала ей:

— Отключены.

— В той стене открылась дыра, — быстро проговорил Локри, — и оттуда вывалился Анарис. Когда тряска кончилась, он встал, сказал, что поговорит с тобой позже — не здесь, — приложил руку к стене, вот так, и снова исчез.

Вийя посмотрела на стену и проводила взглядом эйя, ушедших к себе.

— Вот, значит, каков его хорейский дар.

— Может, используем это? — спросила Марим.

— Эсабиан знает, — качнула головой Вийя. Марим с отвращением фыркнула и повалилась на койку спиной к остальным.

— На станции открылся новый участок, — сказала Вийя. — Эсабиан желает, чтобы эксперименты велись более интенсивно.

— Ты сможешь? — спросил Локри. Вийя перевела взгляд с задней стены на курчавую голову Марим.

— Вопрос не в том, смогу ли, а в том, как и когда. Станция пробуждается самостоятельно, и это ограничивает нас во времени.

Жаима все эти новости встревожили, и в глазах Локри он видел ту же реакцию. Ясно, что Эсабиан захочет избавиться от них, если станция активируется сама и достаточно быстро. Тревожил также тот факт, что Норио Данали никогда не был недостающим членом Единства. Восьмой у них Анарис — и это отчасти объясняет жуткие кошмары, мучившие Иварда на Аресе.

И парень сказал как-то раз, что Вийе Анарис тоже снится, хотя сама она об этом молчала.

В голову Жаиму лезли все новые и новые вопросы.

Немигающий черный взгляд Вийи он встретил, как удар. Она молча повернулась и ушла в комнату эйя.

Монтроз и Седри начали тихо переговариваться между собой, Локри сказал что-то Иварду. Жаим, не прислушиваясь, последовал за Вийей в голую холодную каморку, где жили эйя. Они уже свернулись клубком, их дыхание стало медленным, и морозный воздух, идущий из вентиляции, колебал их белый мех. Дверь за Жаимом закрылась.

— Последний член Единства — Анарис, — сказал он. Вийя коротко рассмеялась, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.

— Забавно, правда?

— Ты скажешь ему о Единстве? — подумав немного, спросил Жаим.

— Нет. Пусть думает, что это произошло случайно, — это его заинтригует и, возможно, сделает более склонным к сотрудничеству.

Жаим медленно кивнул.

— Притом знать — все равно что участвовать в заговоре. Но как быть с келли?

— Это наше слабое место. Все зависит от того, насколько хорошо он узнал келли, живя на Артелионе. Я скажу ему, что троица входит в нашу команду и мы спрятали их на «Телварне», чтобы Эсабиан не расправился с ними так же, как с их архоном. Если он с келли не общался, я, возможно, сумею внушить ему, что это глупые, робкие существа, обладающие телепатическими способностями, — а основным звеном попытаюсь сделать эйя. Авось он тогда потеряет к келли интерес и оставит их в покое.

Жаим снова кивнул и сделал глубокий вздох.

— А что у тебя произошло с Анарисом?

— Ничего. И не произойдет, если я сама не захочу.

Он снова почувствовал стену, но теперь они были одни и Вийя устала — поэтому он не стал отступать.

— Зачем тебе вообще этого хотеть?

— Чтобы скрыть наш заговор. Чтобы испытать пределы его дружбы — и его вражды.

Он скрестил руки, дав ей измерить всю глубину его скептицизма. Ее губы сложились в неприятную улыбку.

— Чтобы провести время, наконец.

Жаим помнил прежние Каруш-на Рахали и знал, как бомбардируют Вийю в это время похоть, алчность, гнев и таящийся под ними страх. Все равно как если бы тебя вынудили жить посреди орущей толпы.

Но он знал и то, что она способна отгородиться от этого, как делала на Аресе. Вот только захочет ли?

— Зачем тебе это нужно — проводить время с врагом?

— Не из симпатии к нему. И не потому, что у нас общие интересы. И не потому, что я питаю к нему нежные чувства. — Ее тон давал понять, что больше она эту тему обсуждать не желает.

— Зачем же тогда?

Ее глаза сузились, но он не отступил. Чтобы попытаться забыть Брендона? Чтобы избавиться от нежелательных эмоций, вернувшись к своим корням? Чтобы досадить Эсабиану? Все эти ответы — только часть истины, а значит, все они ложные. Но инстинкт говорил ему, что Вийя непоправимо испортит себе жизнь, если пойдет этой дорогой.

— От избытка энергии, — сказала она.

Жаим засмеялся. Он стоял в морозильной камере, но ему не было холодно: опасность и разнообразные эмоции, не имеющие к пей отношения, горячили кровь.

— Дура ты, — сказал он и залепил Вийе пощечину.

20

АРЕС
Хотя рука Телоса направила Элоатри на новый путь, от старых привычек она так и не избавилась. Закончив медитацию, она сделала три очистительных вдоха и выдоха и встала. Ее рука машинально потянулась к чаше для подаяния и, не найдя ее, коснулась висящего на шее Диграмматона.

Пришла пора совершить восхождение к следующей вершине.

Элоатри села в транстуб, обходя кучки людей с их смехом и разговорами.

Похоже было, что каждый человек на Аресе либо уже отмечает, либо едет отмечать, либо празднует проводы Флота (или горюет) в одиночестве.

Сады Джихана были почти пусты. В тихом воздухе слышался далекий смех, напоминающий крики морских птиц. Элоатри приблизилась к неприметной двойной двери, зная, что делает это в последний раз.

Внутри ее встретила новая геометрия — изумительная мандала* [5], созданная из света, стекла и воды. Если бы у Элоатри не было определенной задачи, она никогда больше не вернулась бы сюда после своего первого визита — и совершила бы ошибку, сама того не ведая. Ежедневные посещения Галереи Шепотов позволили ей изучить мышление Дулу так, как не удалось бы и за годы кропотливых занятий.

Сначала все здесь казалось ей раздробленным, как бы отражающим структуру панархистского общества. Теперь она видела это как гештальт, единое целое, а в голосах и обрывках бесед наблюдалось даже нечто вроде синхронистики. Ей стило ясно одно: каждый, кто входит сюда, — это пилигрим, хотя и на короткий срок. А тот, кто создал Галерею, — поборник духовного странничества. Такой была и сама Элоатри в те долгие годы на Дезриене, когда блуждала босиком по пыльным дорогам, просила подаяние и искала ответы в медитациях и дискуссиях.

Много недель она молча наблюдала, как Ваннис Сефи-Картано плетет свои сети вокруг Брендона Аркада, используя вместо нитей убеждение, обязательства, обмен, прямой приказ и улыбчивую просьбу. Не совсем понятно как — возможно, через «новости», — но скоро, очень скоро, через каких-нибудь несколько часов, Ваннис затянет последнюю нить, и сеть сомкнется. Брендон будет вынужден остаться на Аресе, предоставив другим воевать за него.

Плетение паутины требовало неустанного труда, но каждый раз в пять часов вечера Ваннис находила время — и предлог — прийти сюда и послушать, о чем говорят люди ее круга.

Элоатри сильно подозревала, что Ваннис не нашла еще своего ответа и непременно придет сюда в последний раз.

Зная, что я буду ждать ее здесь.

Элоатри посмотрела на стеклянную дорожку, — казалось, что та, благодаря расположенным с одной стороны зеркалам, тянется в бесконечность. Голосов не было слышно, и тишину нарушали только шаги Элоатри и отдаленный плеск фонтанов.

Элоатри набрала в грудь воздуху и запела.

Ее голос, отраженный от гладкого стекла, казался скрипучим, старым и не особенно мелодичным, но это не имело значения. Песнь, знакомая теперь всякому, кто посещал Галерею в пять часов, служила маяком.

Если я говорю языками человеческими и ангельскими.
А любви не имею.
То я — медь звенящая и кимвал бряцающий...* [6]
Элоатри знала, что Ваннис ее найдет. Она тоже смотрит на Галерею, как на гештальт, но в еще более полном понимании; человек, который, входя в людную комнату, способен мгновенно уловить все детали обстановки, туалетов, поз и голосов, уступает полнотой восприятия разве что самому архитектору Галереи.

Если я имею дар пророчества
И знаю все тайны и имею всякое познание и всякую веру.
Так что могу и горы переставлять.
А не имею любви -
То я ничто.
И если я раздам все имение мое
И отдам тело мое на сожжение.
А любви не имею...
Голубой блик в одном из зеркал возвестил о появлении Ваннис в небесно-голубых одеждах, с бриллиантовой пряжкой в высоко поднятых волосах.

Элоатри сложила руки на груди.

— Зачем вы это делаете? — спросил идеально поставленный, музыкальный голос Ваннис.

— Контекст этого часа — любовь, — ответила Элоатри. По точеному лицу пробежала гневная искра.

— Не надо меня высмеивать.

— Но это правда, — развела руками Элоатри. Ваннис, наклонив голову, ответила жестом вежливой иронии. — Я не шпионю, — продолжала Элоатри. — Я наблюдаю и могу поделиться своими наблюдениями, если попросят.

Грациозный жест Ваннис выразил отрицание.

— Вы каждый день посылаете сюда своего человека, и он всегда поет одно и то же. Я знаю, что это метит в мой адрес, — но с какой целью?

— Этим словам несколько тысяч лет, дитя мое, — сказала Элоатри, снова складывая руки. — Тема представляется мне подходящей для ваших пятичасовых дискуссий, и мои молодые послушники говорят, что их вклад послужил источником многих интересных диалогов.

Драгоценные камни на шее Ваннис сверкнули — признак затрудненного дыхания.

— Не кажется ли вам, что в словах наших предков заложена большая мудрость? — Элоатри прочистила горло и запела снова:

Любовь долго терпит, милосердствует.
Любовь не завидует;
Любовь не превозносится, не гордится...
— Разве любовь и религия — не оксюморон* [7]? — прервала Ваннис.

...Не бесчинствует, не ищет своего,
Не раздражается, не мыслит зла...
— Что мудрого может изречь по этому поводу монах, — голос Ваннис звучал холодно и резко, — даже живший четыре тысячи лет назад?

Не радуется неправде, а сорадуется истине;
Все покрывает.
Всему верит.
Всего надеется.
Все переносит...
Элоатри остановилась перевести дыхание. Ваннис ждала — ее глаза стали темными от эмоций, залегающими где-то в глубине.

— Неужели вы действительно верите, что сексуальный опыт дарует мудрость? — мягко спросила Элоатри. — Или что у людей, избирающих целомудренный образ жизни, нет ни ума, ни сердца?

Ваннис молчала.

— Мне не дано знать, что такое союз двух людей, проявляющий лучшее, что в них есть, — но и вы не узнаете этого, если будете принимать обладание за любовь.

— Что вы хотите этим сказать? — Голос Ваннис резал как алмаз.

— Я наблюдаю за вами издали с того самого дня, как мы видели высадку рифтеров на Пожирателе Солнц. Я видела, как вы плетете сеть вокруг Панарха, чтобы принудить его поступить против собственной воли. Вы вложили в эту сеть все — ваш ум, вашу волю, ваши способности; все, кроме любви.

— Но я люблю, — еле слышным шепотом произнесла Ваннис.

— Нет, не любите. И он не будет чувствовать любви, вырываясь на волю.

Ваннис пошла было прочь, но обернулась, колыхнув юбками.

— Это угроза?

— Конечно же нет, дитя мое. Я не говорила с ним об этом и не стану. Но... неужели вы думаете, что он ничего не знает о вашей деятельности? Чем другим может быть торжественный прием, оказанный рифтерскому синдику, если не великодушным жестом по отношению к вам?

Ваннис повторила свое отрицательное движение.

— Это просто политический ход.

Элоатри покачала головой и сказала, не прибегая на этот раз к пению:

— «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».

— Я уже слышала это, когда была маленькая, — сказала вдруг Ваннис, стиснув руки так, что костяшки побелели. — Я помню, что будет дальше: «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал». Вы хотите сказать, что я веду себя как ребенок?

— Я хочу передать вам письмо, — сказала Элоатри, и ее сердце забилось сильнее помимо ее воли.

Драгоценности в волосах Ваннис дрогнули.

— Корабли, приходящие сюда, помогают связать воедино различные части ДатаНета. В числе прочего я получила ответ на запрос, который послала вашей матери. Ее ответ — это то, что вы слышите здесь каждый день вот уже несколько недель.

У Ваннис побелели губы.

— «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, когда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а когда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».

Элоатри поклонилась Ваннис, поклонилась и пошла прочь.

* * *
Когда Ваннис вернулась из Галереи Шепотов, уже стемнело. Время, проведенное в дороге, она использовала, чтобы оправиться от шока, который вызвало в ней переданное через Верховную Фанессу послание от матери. Первой реакцией Ваннис был гнев, по он всего лишь послужил отдушиной. Элоатри к нему безразлична, и он не поможет понять, почему мать передала ей именно это — и именно таким путем.

Пока что следовало утешаться двумя фактами: мать жива и способна поддерживать связь, какую бы жизнь ни вела. Это открывало массу возможностей в будущем.

В ее будущем. О своем я еще должна позаботиться.

Ваннис медленно шла по мощеной дорожке к анклаву. Пришло время поговорить с Брендоном наедине.

Никто не знал его расписания лучше, чем она, — он не мог назначить встречу, даже самую невинную, без того, чтобы об этом не стало известно полудюжине нужных людей. Ваннис, кивнув часовым-десантникам, вошла в сад. Единственный ее шанс — это пустить в ход свои недюжинные таланты и подстроить случай, который даст ей с Брендоном достаточно времени без посторонних ушей — как людских, так и электронных.

Она вышла из-под деревьев перед самой стеклянной дверью в его кабинет, но мелькнувший в саду золотистый огонек заставил ее оглянуться.

На террасе, выходящей в зал, горели свечи. Быстро перебрав в уме график светских мероприятий анклава, Ваннис осталась в недоумении. Быть может, официальный обед для ученых Малого Совета почему-то решили провести на открытом воздухе? Но это вызвало бы повышенную суету у обслуживающего персонала, чего Брендон обычно старался избегать. Или он изменил время своей прощальной пирушки с высшими чинами Флота?

Ваннис отвела в сторону кружево ветвей и поднялась на террасу, ища глазами Фиэрин, — та вызвалась быть хозяйкой на академическом обеде, поскольку оба Омиловых были на него приглашены.

Но ни Фиэрин, ни прислуги видно не было. На маленьком столике поблескивало серебро и стоял тонкий фарфор с золотой каймой. Стол был накрыт на двоих.

На террасу вышел Брендон в официальном белом трауре — один, с пыльной бутылкой в руках.

Он прищурился, разглядывая этикетку при слабом свете свечей, улыбнулся Ваннис и взмахнул бутылкой с удовлетворенным видом.

— Я же знал, что видел там внизу это Локе с золотым листом. Из последних дедовских запасов. Его упрекали за его манеры, мораль, политику, друзей и врагов, но за вкус в винах — никогда. Отведаем? — Он сделал приглашающий жест.

— Разве мы через час не даем обеда?

— Омилов устроит его в Обители. — Брендон откупорил бутылку, плеснул немного вина в бокал и подал Ваннис. — Хотите попробовать?

Ваннис подняла бокал, взболтнув рубиновый напиток. Аромат дошел до нее прежде, чем она пригубила, — тонкий букет, вызывающий ассоциацию с расплавленным золотом.

«Вот мы и одни, — подумала она. — С его подачи».

И еще: он знает.

Сердце послало сквозь нее огненный разряд, сменившийся холодом уверенности. Он сделал начальный ход в финальной игре.

— Восхитительно, — сказала она, подставив бокал.

С ласковой улыбкой он налил ей, потом себе и пригласил ее сесть.

Они заняли места друг против друга и подняли бокалы в безмолвном тосте, грациозно и четко, словно танцуя менуэт.

— Мы достигли временного перемирия в вопросе о передаче ДатаНета в руки военных, — сказал он. — Гражданская часть Совета единодушно заявила, что не имеет ничего против Уилсонс лично — но принцип, традиции...

Ваннис ощутила мимолетное головокружение, как будто станция пошатнулась на своей оси. Светский тон Брендона в сочетании с темой — точно они продолжают давно начатый разговор — был крайне загадочен.

Собравшись с мыслями, она постаралась поддержать иллюзию и произнесла:

— На время военных действий.

Он сделал утвердительный жест.

— Нет ли у вас кандидата на послевоенное время?

Она знала об этих дебатах, но о достигнутом соглашении — нет. Стараясь соображать быстро, она предложила пару имен. Брендон подумал немного и одобрительно кивнул.

Так оно и шло. Молчаливые стюарды появлялись, подавали и исчезали. Брендон в самой дружеской манере рассказывал ей о положении дел в каждом департаменте формирующегося правительства. Почти все это она уже знала, но знание далось ей нелегко — ее пути к информации зачастую бывали долгими и запутанными.

Но были и неизвестные ей вещи, которые она еще не успела разузнать, — и все это он рассказывал ей тем же мягким голосом, как человеку, связанному с ним долгими доверительными отношениями.

Она слушала внимательно и говорила по существу, часто встречая с его стороны согласие и всегда — интерес.

Игру пока что вел он. Интимная и в то же время профессиональная беседа, сведения, которыми он делился с пей, — все это входило в его гамбит. Но гамбит — еще не победа. Он знает о ее планах — а следовательно, знает, что она в любой момент может разрешить Нику Корморану обнародовать факты об отправке «Телварны» к Пожирателю Солнц. И это заведомо удержит его, Брендона, здесь.

Ваннис чувствовала, что все эти разговоры, оставляя в стороне их политические реалии, предваряют главный ход. Ей остается только подождать этого хода и объявить ему шах. А затем и мат.

Они допили бутылку и закончили обед. За кофе с той стороны темного озера послышалась тихая музыка.

Ваннис она показалась знакомой. На миг у нее екнуло сердце от предположения, что это новое послание от Элоатри, но мелодия перешла в минорный ключ. Она все еще напоминала что-то знакомое с детства, но слова были не те.

— ...и это снова возвращает нас к Совету, — договорил Брендон. — Я ничего не забыл?

Ее сердце болезненно забилось.

— Как будто нет. — Он смотрел на нее, но она не была еще готова и поэтому спросила: — Что это за мелодия?

Музыка теперь стала громче, и можно было различить голоса, поющие в унисон.

— Светоносное бдение, — сказал он. — Вот и видно, что вы никого из родных не провожали на войну. — Он поднялся, оставил свой бокал и подал ей руку. — Пойдемте.

Она коснулась пальцами его рукава, чувствуя твердость мускулов под тонкой тканью. Он держался непринужденно, но был собран. Ваннис молча последовала за ним на другой конец террасы.

У стены он активировал свой босуэлл. Стена открылась, и Брендон жестом пригласил Ваннис в аэрокар.

Больше он не прикасался к ней. Они сели, и Брендон привычной рукой включил двигатели. Они тихо взвыли, Ваннис прижало к мягкому сиденью, и они поднялись над анклавом.

Брендон развернул машину, завис над озером и сказал:

— Смотрите. — Ваннис подалась вперед, и у нее перехватило дыхание при виде огненной реки, медленно обтекающей озеро по периметру.

Брендон снизился на несколько метров, и золотая река разбилась на сотни, если не тысячи, свечей в руках множества людей. Ваннис видела поднятые лица, освещенные теплыми огоньками: здесь были взрослые обоего пола, дети, пожилые люди — и все они пели.

Брендон, нажав на кнопку, опустил окно. Прохладный воздух шевельнул волосы Ваннис и омыл пряным запахом ее тело. Песня, ведомая столькими голосами, казалась неодолимой силой.

— Они будут петь, пока их свечи не догорят, — сказал Брендон.

Тонкие струйки дыма поднимались к аэрокару, как призрачные, ищущие пальцы. В свечи были добавлены какие-то травы.

Окно закрылось, и в наставшей тишине Ваннис вдруг остро ощутила присутствие мужчины рядом с собой — так близко, что она слышала его дыхание.

Подняв глаза, она увидела, что он ждет. Прямой голубой взгляд, вьющиеся темные волосы, тонкое лицо. И рот с юмористической складкой, которую, должно быть, даже смерть не сможет стереть.

— Вы согласны выйти за меня замуж? — спросил он.

Смысл его слов дошел до нее не сразу.

Затем поток насыщенных памятью эмоций хлынул в ее сознание, и она утратила всякое чувство времени и пространства.

Это продолжалось недолго. Она быстро ассимилировалась и поняла, что переживает шок. Она уже была однажды замужем, хотя тот брак был заключен на расстоянии, и считала себя искушенной во всех видах интимных отношений: легкомысленных и серьезных, томных и интенсивных, с самыми разными мужчинами и женщинами.

Но недавно она осознала, что никогда прежде не была влюблена. И вот человек, которого она любит больше всех на свете, предлагает ей то, к чему готовили ее с самого рождения, к чему она стремилась всеми средствами с самого возвращения Брендона на Арес.

— Почему? — спросила она.

Его профиль был задумчив. Медленно направив машину вниз к анклаву, он сказал:

— Оказавшись на этом месте, мне пришлось постигать его прерогативы и препоны в ускоренном темпе — а вы были рядом, шли со мной в ногу и в целом, полагаю, видели перед собой те же цели. Я не знаю никого более подходящего на роль Кириархеи, чем вы.

Это было больше, чем имела бы она с Семионом, который ясно дал ей понять, что после смерти Панарха Геласаара ее задачей будет царить в кругах высшего света, не вмешиваясь в военные или правительственные дела, относящиеся исключительно к его компетенции. Брендон, в свою очередь, не менее ясно дал понять, что они будут не только царствовать, но и править совместно.

Но этого ей было недостаточно.

Ваннис сделала несколько глубоких вдохов и, пользуясь тем, что они висят одни в крутящемся цилиндре между искусственными небом и землей, спросила:

— А как же Вийя?

Он мягко посадил аэрокар на подушку, и двигатели с тихим воем умолкли. Последняя клавиша отключила и пульт — в темноте Ваннис видела только белый камзол Брендона и силуэт его головы. Но она знала его голос и слышала, как он старается говорить ровно, чтобы не показаться откровенным — дружески, чтобы избежать интимности.

— Не знаю, согласилась ли бы Вийя мириться с ограничениями, связанными с титулом Кириархеи. Если нам доведется встретиться снова, мы, я надеюсь, будем жить вместе. Но я не могу оставить вас здесь как своего врага, Ваннис. Правительство у нас совсем новое, ситуация шаткая — я должен видеть в вас союзницу, хранительницу и попечительницу до окончания войны.

Многолетнее обучение не смогло помешать чисто человеческой реакции.

— А тем временем будете гоняться за своей рифтершей, которая хочет быть с вами в постели, но не в совете.

Брендон вздохнул, откинув голову на спинку кресла.

— Самое важное для человека в высшем и духовном смысле — это специфические черты его удовлетворенных желаний. Разве вы не вслушивались в подтекст речей во время приема рифтерской делегации? Кое-что там предназначалось для Дулу высшего круга — для вас.

Итак, Элоатри снова оказалась права. Ваннис крепко прикусила губу и промолчала.

— До того, как покинуть Артелион в день своей Энкаинации, я подумывал о том, чтобы найти рифтеров и переманить их на свою сторону, если получится. Вийя это знает, а я знаю другое: если бы она думала, что я способен забыть свой долг ради постельной партнерши, она выкинула бы меня из своей койки прямо в вакуум. В свое время она собираласьосвободить одного из своих, Локри, если Панархический суд вынесет ему приговор. Освободить или умереть.

Ваннис подумала о тренированных десантниках, охраняющих зону лишения свободы, вспомнила черные глаза и должарский выговор Вийи — и содрогнулась. Да, Вийя вполне способна сознательно подвергнуть свою жизнь смертельной опасности. Но раньше Ваннис не приходило в голову, что ее мотивом может быть преданность, а не просто склонность к насилию.

— Почему же тогда она бросила вас?

— Она не верит, что я смогу изменить Панархию так, чтобы в ней нашлось место для рифтеров. Или, скорее... — он поднял голову, и его профиль обрисовался на фоне черной стены позади аэрокара, — она не позволяет себе надеяться на это. Жизнь сделала ее недоверчивой. Пойдемте?

Стена снова закрылась, спрятав аэрокар. Они вышли на садовую дорожку, и Ваннис снова услышала поющие голоса, неутомимые в своем бдении. Пламя свечей просеивалось сквозь кружево вековых папоротников.

Ваннис усталыми глазами следила за движением огненного круга. Она подвела итог, и на нее нахлынул гнев, под которым таилось отчаяние. Она перестала следить за ходом игры, но Брендон не перестал — и полностью обставил ее этим своим предложением.

Он высказался ясно. Она будет Кириархией, но не женой. Не будет старинного венчального обряда с обетом нерушимой верности и обменом кольцами, как у Геласаара с Иларой.

Он знал о ее планах с самого начала и теперь сделал ловкий ход, противопоставив ее эмоции честолюбию.

Шах и мат.

— Еще кофе? — спросил он. — Ночь будет длинная...

Чьи-то голоса поблизости прервали его. Они оба оглянулись, и Ваннис снова заметила, что он напряжен не меньше, чем она.

— Прошу прощения. — Арторус Ванн вышел на террасу и поклонился. — Сообщение от адмирала Фазо — Хуманополис просит допустить его к гиперрации.

Брендон снова резко повернул голову, взглянув на Ваннис, которая принудила себя сохранять спокойствие, ничего не выдавая ни лицом, ни жестами. В его глазах она прочла не торжество, а озабоченность.

«...Вы не узнаете этого, если будете принимать обладание за любовь». Не он обставил меня, а я сама. Он в самом деле думает, что я люблю только власть.

С молниеносной быстротой она перебрала в уме то, что предшествовало его предложению. Да, он хочет покинуть Арес, но это не значит, что он бросает Панархию на произвол судьбы, — он просит ее, Ваннис, заменить его на посту. Он не осуждает ее политические амбиции и признает ее цели достойными. Его предложение основано не на холодном расчете игрока, а на душевной щедрости — он верит ей и полагается на неё.

Ты была трижды права, Элоатри.

Ваннис закрыла глаза. Рядом со знакомым до боли голосом стали слышны другие, и Брендон ушел.

21

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Риоло тар Маньянгалли смотрел на мерцающий экран.

Не пульт, а игрушка. За годы своего общения с потомками Изгнанников Риоло научился мириться в числе прочего и с примитивностью их электроники.

Каютка у него была маленькая, некрашеная, всего с двумя стазисными заслонками. Вся ее обстановка состояла из туалетной кабинки и койки, а недавно к ней добавился вот этот пульт. Риоло умолчал о том, что предпочитает эту комнату помещениям, насильственно преобразованным в кубы и замазанным серой краской. Это, конечно, не родимый Низ его планеты, но сходство есть: тепло, слабый свет и постоянное движение. В Низу, правда, стены и пол не шевелятся, но там днём и ночью скользят Гонцы — и вздрагивания станции, как ни странно, казались Риоло успокаивающими, по крайней мере во сне.

Игрушечный пульт явился результатом того, что Риоло проявил готовность к сотрудничеству и охотно отвечал на придирчивые вопросы изгнанника-панархиста Лисантера.

Рассеянно поглаживая себя над правой ключицей, Риоло вспоминал свои беседы с Лисантером. Барканцу потребовались все его умственные способности, чтобы скрыть диапазон своих познаний об ограх и в то же время не дать Лисантеру угадать, что он что-то скрывает.

Кажется, все прошло благополучно. Барродах разрешил поставить ему этот пульт — как бы для игр с невидимыми противниками, собирающимися в рекреационном помещении где-то на станции.

Какое-то время Риоло действительно играл, стараясь не выигрывать и не проигрывать слишком много. Но потом, решив, что бдительность Барродаха притупилась, он с легкостью взломал примитивную защиту, которую должарианцы ставили на своих пультах. Он давно уже понял, что они больше полагаются на страх, чем на технику. На страх и субординацию. Они явно не понимают, что единственная надежная система — это та, которая ни с чем не связана.

Тем не менее он соблюдал осторожность. Не следует слишком заноситься: однажды, когда он позволил это себе, его разоблачили и ошельмовали. Теперь он стремился вернуть себе то, что когда-то принимал как должное: невыразимую радость Восхождения.

Старательно оборудовав себе рабочее пространство за периметром игрового, он подумал о людях, живущих вне Барки. Они не знают, что такое Низ и Возвышение, они как черви, что копошатся в своих канюлях вдали от мозаичного лабиринта канюлей Цивилизации. Но черви эти настойчивы и очень многочисленны, поэтому пренебрегать ими не следует.

Теперь он радовался своей щепетильности. Взломав ворота, оборудованные должарианцами, он увидел следы четырех отдельных личностей, трое из которых умели манипулировать информпространством почти так же, как он, а четвертая во многом его превосходила.

Держа пальцы на клавишах, он стал обдумывать свой следующий шаг.

Двоих он опознал. Оба они программисты — один находился на далеком Артелионе, другая здесь на станции. Она рифтерша, и зовут ее Татриман. Ее пространство спрятано за солидным ограждением пространства Лисантера. Их взлом потребует времени и громадной осторожности, если он не хочет быть обнаруженным.

Третья персона была относительно новой — Риоло засек его или ее только по тайным, хорошо замаскированным переговорам с Татриман. Найти ее рабочее пространство будет трудно. А четвертая... она отдавала панархистским душком и оперировала с быстротой и эффективностью лазера. Попробуй такую подлови.

Риоло все еще думал об этом, когда дверь каюты без всякого предупреждения открылась. Двумя быстрыми нажатиями Риоло придал экрану видимость игровой ситуации. Его конструкция не только мгновенно производила это преобразование, но и передавала ему контроль.

— Следуй за мной, — сказал на уни вошедший бори в сером кителе. Позади, в ярко освещенном коридоре, виднелись двое вооруженных солдат в серой форме.

Глаза у Риоло сразу заслезились, и его позабавили страх и отвращение, с которыми бори косился на его голые красные стены. Риоло никогда не включал резкий свет, как эти болваны. Он надел защитные очки, а пульт тихо бибикнул, самостоятельно выключив игру и рабочее пространство, которое она маскировала.

Бори перевел взгляд с очков на гульфик Риоло, и на его лице отразилось презрение. Ну понятно — ты презираешь то, чего лишен сам, стерильный червь. Риоло, как всегда, притворился, что не замечает реакции своего сопровождающего, и молча вышел за ним в коридор.

Когда Риоло увидел, что его ждет Барродах, любопытство возобладало над страхом. Этот бори был выше его на каких-нибудь два сантиметра, а весил, должно быть, вдвое меньше. Истощенность, напряженность мускулов, оттенок кожи, крошечные блестящие зрачки немигающих глаз — все указывало на то, что человек этот безумен.

Он молча повернулся и зашагал прочь, не глядя, идет ли за ним Риоло. Все так же молча они сели в транспортную тележку и куда-то поехали.

Барродах остановил тележку у двери, где стояли навытяжку двое часовых в черном, и открыл эту дверь.

Риоло прошел за ним в комнату, обстановка которой составляла странную смесь техники и каких-то культовых атрибутов. В холодном воздухе висел тяжелый, неприятный запах, от которого по коже Риоло побежали мурашки.

Барродах нажал вестник у внутренней двери и в ответ на запрос назвал только свое имя.

Дверь открылась, и из нее вышла странная фигура. Высокий, как все должарианцы, этот тип вместо обязательного черного одеяния (Риоло узнал, что черную форму носят военные, исполняющие ритуал под названием палиах) был облачен в одежды с какими-то гнусными узорами, и его — нет, ее — безволосый череп покрывали повторяющие этот узор шрамы и цветные татуировки.

— Сенц-ло Адхаш, — с оттенком подобострастия произнес Барродах.

— Серах Барродах, — неожиданно мелодичным голосом ответила женщина. — Вы мне помешали.

— Служба Аватару требует нашего присутствия на Трансфигурации. — Барродах тоже говорил по-должарски, и Риоло стало страшно. Он никому не говорил, что Матрия доверила ему эту миссию потому, что он знает Должарский, но Барродах каким-то образом об этом проведал. Что еще ему известно?

Женщина сделала знак тонкой, в шрамах рукой, и Барродах кивком велел Риоло пройти в смежную комнату.

Если бы Риоло мог убежать, он бы это сделал: тонкий ноющий звук, исходящий оттуда, внушал ему ужас. Они, конечно, варвары, но он никогда еще так ясно не сознавал, что целиком находится в их власти.

Барродах указал ему на должарианку, привязанную к каталке. Сетчатый колпак у нее на голове был присоединен к машине, от которой и шел этот звук. Глаза жертвы выкатились из орбит, и струйка крови стекала из плотно сжатого рта.

Женщина в вышитых одеждах стала по другую сторону каталки, и Риоло услышал, как звякнули какие-то инструменты о металлический поддон.

Лысая, взяв тонкую стальную спицу с крючком на конце, склонилась над женщиной в каталке.

— А теперь, Кулусан, поговорим о Каруш-на Рахали для тех, кто пал так низко, что выбирает для борьбы кого-то помимо Настоящих Людей.

Легко, почти ласкающе, она коснулась своим инструментом века привязанной и с привычной ловкостью проткнула тонкую плоть. Жертва испустила хриплый вздох. Риоло, на грани обморока, пытался не смотреть, не слушать этого мучительного хрипа.

Звук, издаваемый машиной, изменился, и жертва издала тихий стон. Снова звякнули инструменты. Риоло скрипнул зубами и подскочил, когда кто-то тронул его за локоть.

Барродах смотрел на него с ехидной улыбкой.

— Мы уходим.

Женщина в вышитых одеждах не обратила на них внимания, и Барродах, поклонившись, открыл дверь.

Риоло возблагодарил судьбу за то, что тележка едет так долго. Он успел привести в порядок свое дыхание и перебороть обморочную слабость. Он знал, что опасность далеко еще не миновала, но по мере удаления от той жуткой комнаты способность мыслить понемногу возвращалась к нему. Умовыжималка! Он слышал это слово, но не мог представить, как ужасно это выглядит в действительности.

Тележка остановилась перед другим вздутием на стене, анонимным, как и все прочие. Они вошли, и Риоло понял, что это кабинет Барродаха.

Дверь закрылась, оставив Риоло наедине с бори. Зачем Барродах показал ему умовыжималку? Уж не раскрыл ли он проделки Риоло в информационном пространстве? Риоло впервые усомнился в своей ловкости — он с трудом удерживался, чтобы не сглотнуть, не вытереть мокрые ладони об одежду. Впредь надо будет действовать с особенной осторожностью.

Барродах включил свой пульт и спросил без предисловий:

— Что это?

Риоло увидел на экране Хрима — тот повалился на койку и схватился за футляр с шестеком.

— Гонец, — сказал Риоло, глядя на блаженные конвульсии Хрима.

— Гонец? — с явным отвращением повторил Барродах.

Потолок на экране лопнул, и оттуда показалась мерзкая рожа. Риоло и Барродах молча смотрели, как из трещины в жуткой пародии на роды вылез скелет и рухнул на Хрима.

Риоло обожгло рот желчью, когда в полу стали открываться фистулы, аналогичные канюлям Барки, и шестек повел себя, как в Низу. Хрим яростно боролся с ним, пока тот не перервался пополам, а после запихал уцелевший кусок в гнездо, чтобы не дать ему воссоединиться с пропавшей половиной.

— Из чего он сделан? — спросил Барродах.

Полуголый Хрим между тем натянул сапоги и принялся топтать скелет. Барродах убрал звук, и Риоло не слышал, что Хрим кричит. Бори нетерпеливо остановил кадр, и капитан застыл с поднятой ногой.

— Из чего он сделан?

У Риоло заколотилось сердце, когда он ощутил безумный гнев, излучаемый Барродахом. Теперь барканец понял причину их визита к умовыжималке. Но просмотренные им кадры, напомнившие ему о далекой родине, как ни странно, успокоили его и вернули способность мыслить рационально.

— Этот вопрос вам следует адресовать Матрии. Нам не дано знать тайны Лабиринта. Я знаю только, что шестеки служат у Матрии гонцами — мы же получаем их, только когда заслуживаем это право.

Барродах снова пустил чип. Хрим топнул ногой, задом наперед вернулся к койке, выпрыгнул из сапог, убрал руки от вибрирующего футляра. Половинки шестека срослись, и он упал на них. Кадр снова застыл, и чип стал показывать события нормальным порядком, пока розовая передняя часть шестека не исчезла в полу.

Сердце Риоло продолжало болезненно биться.

— Как долго вы, барканцы, ими пользуетесь?

— На протяжении всей нашей истории.

Бори неуловимым движением выключил пульт. Его худые беспокойные руки взяли со стола стилус и принялись играть им. Риоло показалось, что стилус похож на стальной инструмент в руках палачихи, и его передернуло.

— Итак, ты познакомился с пеш мас'хадни господина Эсабиана, — сказал Барродах. — Эти врачи обучены всем видам искусства боли. — Стилус с решительным стуком лег на стол. — Я решил, что мы оба сэкономим время, если я покажу тебе, как должарианцы наказывают за неповиновение. Я знаю, что вы, барканцы, считаете нас варварами и полными дураками. Может, мы не так ловко манипулируем с информпространством, как вы, но уверяю тебя, мы не дураки. Просто наши способности применяются в других областях, одну из которых ты только что наблюдал.

Может, Татриман обнаружила мое рабочее пространство? Риоло стиснул зубы, ожидая решения своей участи.

— Ты знаешь, как программировать огров, которых привез. Нам обоим известно, что Хрим способен предать вся и всех, и я уверен, что он приказал тебе поставить в них кое-какие предохранители. Лисантер хотя и не имеет твоего опыта, но учится быстро. — Бори сплел пальцы. — Панархисты сильно ограничивают нас во времени, Риоло. Будь времени достаточно, Лисантер разложил бы ваших огров по полочкам и отыскал все неподобающие вставки. Но его у нас недостаточно. Ты останешься здесь, пока мы не достигнем своей цели, и у тебя есть выбор. Ты можешь сыграть на нашем неведении — которое долго не продлится — и отправиться на умовыжималку, если мы обнаружим упомянутые мной ловушки. Думаю, не нужно тебе говорить, что пеш мас'хадни умеет также продлевать человеку жизнь. Если Аватар пожелает, его враги будут лежать там месяцами, подвергаясь всяческим экспериментам. Либо ты можешь послужить нам и получить награду в зависимости от оказанных услуг. В наших силах осуществить и то и другое, Риоло. Выбирай.

Голова у Риоло работала быстро. Хриму он ничего не должен. С другой стороны, что помешает должарианцам избавиться от него, когда он перестанет быть им нужен? В конце концов, верностью он обязан только самому себе и Матрии, пославшей его сюда. Вспомнив примитивность защитных мер на своем пульте, он решился начать игру, единственно возможную в этом извращенном подобии Низа. Он укажет им, как убрать самые заметные ловушки, но при этом установит другие, куда более изощренные.

Он изобразил на лице тошнотворную смесь облегчения и ужаса.

— А Хрим? — Его голос дрогнул — не совсем наигранно.

— Он ничего не узнает — обещаю. — Вид у Барродаха был довольный. Риоло перевел дух.

— Я покажу вам, как убрать ловушки, которые поставил по его приказу. Но мне понадобится блокнот и доступ к определенным вычислительным мощностям...

* * *
Анарис спустил последние наркотики Норио Данали в туалет и посмотрел, как они исчезают в бурном потоке. Искушение сохранить их на всякий случай не устояло против вероятности того, что Барродах подошлет к нему своих людишек, чтобы те обыскали комнату в отсутствие Анариса. Правда, бори может и не понять, зачем Анарису наркотики — возможно, наследник просто балуется, — но чем меньше Барродах будет знать, тем лучше.

Особенно теперь.

Анарис оглядел свою комнату. Если отвлечься от ее размеров, можно поверить, будто стоишь не в недрах Пожирателя Солнц, а на вершине башни предков в Хрот Д'очча. Сколько же часов они провели там вместе, Джеррод и Барродах! Интересно, отец когда-нибудь приглашал бори сесть?

Вероятно, нет. А теперь Джеррод Эсабиан почти добился того, к чему стремится каждый Должарский властитель: полной независимости. При своем первом появлении на станции он зависел от Лисантера, Барродаха и безымянной армии их подчиненных не меньше последнего чернорабочего — но теперь, благодаря таланту рифтерской программистки и паре огров, подаренной ему другим рифтером, обрел мощь, почти равную той, которую приписывают ему фамильные обряды и предания.

И сознание этого делает его еще более опасным. Анарис вспомнил, что говорил Геласаар об иллюзии автономии, «которая у должарских властителей достигает степени, неотличимой от безумия». Тогда Анарис пропустил слова Панарха мимо ушей, но последние события придали им новую силу. Действительно ли рассудок отца разрушается по мере его приближения к тотальной власти?

Ибо Эсабиану осталось только одно, чтобы сделаться самой могущественной личностью в человеческой истории — и это единственное он может получить уже через сутки: полная активация Пожирателя Солнц. Тогда ему не понадобятся больше ни Барродах, ни орава других шпионов-бори. Эсабиан и без них запросто управится с неудобным наследником.

Значит, Анарису надо поспешить с осуществлением собственных планов. Первым делом он должен как можно скорее покинуть станцию. Анарис ставил на то, что отец, заполучив свою новую игрушку, равной которой человечество еще не знало, прежде всего уничтожит Арес и Рифтхавен. Но станция, даже обретя полную мобильность, не может находиться в двух местах одновременно, и если Анарис поторопится, то может оказаться за пределами досягаемости еще до того, как отец о нем вспомнит.

Неудобный наследник, которому оставили свободу передвижения, использует свой небогатый шанс, с едким юмором подумал он и вызвал на экран пульта вид космического пространства.

Сначала надо утвердить свою власть над тарканцами.

Затем заручиться согласием третьего рифтера, перевернувшим все их расчеты: Вийей.

Анарис откинулся назад, заставив старинный стул заскрипеть от столь непривычного обращения, и задрал один сапог на стол, думая об этом последнем неожиданном повороте своей жизни, состоящей из неожиданных поворотов. Последние продолжительные отношения он имел с прекрасной Леланор, молодой, чувственной, тонкой Дулу, чей корабль по несчастной случайности подвернулся каким-то головорезам-рифтерам.

Опять рифтеры...

Ее повезли на Должар как рабыню, и управляющий Аватара купил ее — быть может, чтобы занять чем-нибудь Аватара в последний год перед началом палиаха.

В этом случае она протянула бы не больше месяца. Но Барродах предпочел подсунуть ее Анарису по непонятным в то время причинам. Теперь эти причины стали ясны: он хотел завоевать доверие Анариса и в то же время получить козырь против того же Анариса на случай необходимости. И то и другое намерение успешно осуществилось.

Закрыв глаза, Анарис припомнил год, проведенный им с Леланор. Она сразу ему понравилась — потому, как понимал он теперь, что представляла собой культурный, цивилизованный Артелион Панарха Геласаара. Она доверилась ему не сразу — установлению доверия помогло то, что Анарис устроил ее перевод из кухни в ткацкую, где чинили старинные гобелены, ковры и драпировки со всей крепости. Ей пришлась по душе эта работа, и некоторое время он терпеливо выслушивал ее восторги по поводу того, что в замке нет и не бывало ни одной новой вещи, в то время как у них дома всю обстановку меняют дважды в год. Он даже помогал ей высчитывать, сколько лет должно пройти, чтобы обивка стула истерлась полностью и ее заменили, в точности, однако, сохранив узор.

Завоевав доверие, он вскоре завоевал и любовь. Он навещал ее постоянно, пуская в ход любовные приемы, которым обучился в спальнях манерных дулусских дам. Ее волновала его недюжинная сила, которой он порой давал волю, а его собственной страсти способствовало, сознание того, что он намеренно попирает обычаи своих предков. Но самое большое очарование заключалось не в самой Леланор — Анарис не понимал этого, пока ему не пришлось ее убить, — но в том, что он встречался с ней в доме своего отца наперекор всем существующим правилам.

В конечном счете Барродах все-таки просчитался. Выдав Анариса отцу, он дал наследнику эмоциональную свободу.

Анарис вытряхнул пешах из рукава и стал рассеянно играть им, вспоминая, как Вийя метнулась с этим кинжалом прямо к его горлу.

Предписанная обычаем борьба с должарианками была ему скучна. Служанки и военные просто глупы, а у имеющих интеллект и возможность развить его на уме только политическая выгода. Говорить с ними о чем-то другом считается слабостью, а юмор у них — по сравнению с блестящими россыпями Артелиона — либо вовсе отсутствует, либо насквозь предсказуем. Леланор по крайней мере была умна, умела смеяться и охотно, в меру своих слабых сил, перенимала приемы, которым учил ее Анарис.

Любимая.

Он употреблял это слово, потому что и она так его называла, потому что Дулу любят нежничать как в постели, так и на словах, но на деле оно ничего для него не означало. А теперь?

С Вийей он имел всего три краткие беседы и одну драку. Теперь он с усмешкой вспоминал этот впечатляющий бой. Вдвоем они перебили почти всю его коллекцию древностей, и понадобилось два десятка уборщиков, чтобы вернуть комнате приличный вид. И в результате — ничего.

«Я отдаюсь, когда сама хочу» — вот и все, что она сказала ему, на языке их предков. И сделала все, чтобы воткнуть ему в шею его же собственный нож.

Анарису понадобилась вся его сила, чтобы не дать ей убить его — вся сила и все внимание. Он был сильнее, но она превосходила его в искусстве ближнего боя.

Королевская была потеха, и Моррийон ввалился к ним в самом ее разгаре.

Анарис засмеялся, вспомнив шок на лице своего секретаря. Никогда еще он не видел Моррийона таким сбитым с толку. Сначала он и сам не знал, как отреагировать, и не успел проявить привычный должарианцу гнев, поскольку Вийя отреагировала первая. Она не разъярилась, как полагалось бы женщине ее крови, и не смутилась, как Дулу, которую застали в интимный момент, — она просто от души расхохоталась. Бесстрашная, непредсказуемая, не поддающаяся разгадке.

Вийя.

В глубине души Анарис презирал должарскую подчиненность лунной мифологии, но наследие предков сказывалось и на нем — у него хватало честности не отрицать это.

Он закрыл глаза и сосредоточился. А она? Влечет ли ее прилив, вызванный далекими лунами?

Ответа он не ждал — ведь он не телепат, да и она тоже, если только не находится в контакте с выжигателями мозгов и с мальчишкой.

Он открыл глаза и позволил своему стулу упасть на передние ножки. Настало время это выяснить.

* * *
— Сильно болит?

Рокочущий бас Монтроза вторгся в мысли Седри. Поморгав, она подняла от пульта сухие глаза. Шея у нее затекла, и она не сразу узнала маячащие в комнате силуэты — ее взгляд норовил перевести их в компьютерные глифы.

Потом она разглядела Монтроза, большого, седого и грузного — он нагнулся над Жаимом, лежащим пластом на койке. Жаим не жаловался, но иногда его дыхание пресекалось — Седри замечала это только потому, что Монтроз каждый раз пользовал Жаима крошечными дозами лекарств из аптечки, которую Барродах разрешил ему взять с «Телварны».

Седри вздохнула, поняв, что теперь на станции середина ночи и она заработалась дольше, чем намеревалась. Лучше остановиться, пока усталость не подкосила ее окончательно. Седри принялась сворачивать работу, тщательно заметая все следы. Она была благодарна Тат за информпространство, которое та умудрилась для нее выкроить, но его было далеко не достаточно, и Седри пришлось спрессовать слишком много функций в матрицы хранения, держа их местонахождение в уме.

Стресс взял свое. Когда Седри встала, мрак застлал ей глаза, и она стала падать.

Монтроз в два прыжка подоспел к ней и в следующую минуту уже раздевал ее в ванной, Седри слабо запротестовала, но, вдохнув исходящий от нее запах застарелого пота и кафа, закрыла глаза и покорилась, как малый ребенок.

Ласковые, ненавязчивые руки вымыли ее и вытерли. Монтроз завернул ее в сухое полотенце и вывел в комнату. Из скромности она упиралась, но непонятные ей самой эмоции пересилили стыд.

Проходя мимо Жаима, она увидела в его глазах только участие и терпение. Вийя не спала и сидела на койке с ничего не выражающим лицом. Седри не могла понять, что толкнуло Жаима так спровоцировать капитана. И как могла Вийя избить его так жестоко — а потом...

Седри поморщилась при мысли об этом. Еще страннее было то, что Вийя ухаживала за Жаимом больше всех, и он это позволял. Большей частью они молчали, но иногда переговаривались тихо, как близкие люди, как будто никакого насилия и не было.

— Ложись, — сказал Монтроз, и Седри послушно улеглась ничком на свою аккуратно постланную койку.

Монтроз стал массировать ее, убирая стресс из связок и суставов. Мелкие островки боли таяли, словно льдинки. Сон у Седри совсем прошел, хотя она все еще не могла шевельнуться.

Повернув голову и оглядывая комнату широко раскрытыми глазами, она постепенно стала замечать перемену. Она не смогла бы объяснить, в чем это выражается, но атмосфера стала другой — обострившаяся чувственность ее тела улавливала это. Никто из команды не спал. Марим с тихим смехом ткнула в бок Локри, тот шлепнул ее по руке. Они повалились на его койку, сцепившись в шутливой борьбе, и Седри, как ни странно, не захотелось отворачиваться.

Она соблюдала целомудрие больше тридцати лет — заводить интимные отношения с нелюбимым человеком было не в её натуре. Лишь совсем недавно, когда она думала, что ее жизнь уже подошла к концу, она встретила спутника, которого уже не надеялась встретить, и былые желания ожили в ней — но она их подавила. Здесь они живут на глазах друг у друга. Седри не осуждала молодых за уступки естественным физиологическим потребностям, но сама ни на что бы не решилась рядом с этими гладкими телами и критическими взглядами. Она считала своим эстетическим долгом застегиваться наглухо и скрывать свое растущее влечение к Монтрозу.

Он ничего не говорил ей и теперь тоже молчал, продолжая делать свою работу четко и профессионально, — а ее пылающему телу хотелось совсем других прикосновений.

Голый до пояса Ивард сидел, схватив руками колени, и его зеленые глаза потемнели от эмоций, о которых Седри могла только догадываться. Люцифер поднял большую лопатообразную голову с подушки Иварда и замурлыкал, прикрыв глаза.

Вийя так и осталась сидеть на краю койки, положив руки на колени. Жаим тоже лежал не шевелясь, с внимательным лицом. За дверью, ведущей в комнату эйя, запели тонкие голоса, и Люс заворчал, взъерошив шерсть.

Ивард и Вийя разом подняли головы — и в тот же миг задняя стена с тихим шорохом раскрылась.

Тревога — и что-то еще, помимо нее — пронзила Седри, когда в отверстии появился высокий мужской силуэт.

Это был Анарис, наследник. Он стоял молча, не двигаясь с места. Подняв правую руку в жесте, где смешивались приказ и призыв, он смотрел на Вийю.

Вийя, тоже молча, медленно поднялась. Анарис отступил на шаг, и она прошла к нему сквозь стену. Стена закрылась, и длинные пальцы Жаима вцепились в борта койки так, что побелели костяшки.

Ивард, как-то судорожно тряхнув головой, погладил Люцифера. Котище вытянулся, положив голову на лапы, пристально глядя щелками глаз. Локри с Марим перестали возиться, когда стена открылась, и сидели растрепанные и помятые. Марим издала смешок, похожий на пузырьки в быстром ручье.

Терпеливые руки опускались все ниже вдоль позвоночника Седри.

Все молчали, и атмосфера еще больше сгустилась: казалось, будто воздух заряжен ожиданием.

Ивард снова вздрогнул и потер руками лицо. Он сморщился, словно от удара, и вдруг рассмеялся, блестя широко открытыми глазами. Запрокинув голову, он растянулся на койке. Казалось, что все его тело светится внутренним жаром — внутренним огнем.

Пульс стучал у Седри в ушах, как приглушенный гром. Она села, не обращая больше внимания на свою наготу, не в силах отвести глаз от Иварда, воплощающего в себе красоту, юность и обещание, прекрасного, как молодой бог.

Теперь они все смотрели на него — их сердца бились в унисон, и тела разогревались в пламени его юношеского желания. Руки, месившие тело Седри, преобразились — они посылали звездный огонь по ее нервам. Но она все еще противилась зову плоти, и предвкушение, так долго подавляемое ею, было восхитительным.

Марим, заливаясь возбужденным смехом, мигом освободилась от одежды и стала перед Ивардом, гладкая, округлая и прелестная. Юноша провел пальцем по ее лицу и шее до ключицы жестом нежным и в то же время прощальным — а потом убрал руку.

Марим потянулась к нему, но он уже отвернулся и не видел этого. Его протянутая рука медленно встретилась с рукой Локри за спиной у Марим. Их пальцы переплелись, и оба начали описывать друг подле друга медленные круги, словно в танце.

Их тела схлестнулись в сплетении сильных рук и выпуклых мускулов. Седри увидела муку отвергнутого желания на лице Марим, страдание другого рода на лице Жаима — а потом все заслонили смеющиеся глаза Монтроза, его улыбающийся рот и его руки, которым она больше не могла противиться.

22

АРЕС
Марго Нг подняла кубок и обвела взглядом огромный зал с его знаменами и голографическими картинами былых военных триумфов и трагедий.

Мгновение полной тишины и неподвижности затянулось надолго. Хрустальные грани в руках молодых и старых, мужчин и женщин отражали свет. Затем высокий, стройный молодой человек в белом траурном костюме произнес:

— За победу над врагом!

Брендон Аркад выпил свое шампанское и решительным жестом разбил бокал об огромный каменный очаг.

— За победу над врагом! — подхватили голоса, одни звенящие, другие шепчущие, словно дающие клятву или творящие молитву.

Людей в этом зале связывала общая судьба — каждый из них командовал кораблем, через восемь часов уходящим к Пожирателю Солнц, — и сознание того, что не все из них вернутся назад.

В кои-то веки они смешались воедино: капитаны эсминцев и катеров, командиры испытанных в бою кораблей и приспособленных для войны нарядных яхт, панархисты и рифтеры. Марго видела по их блестящим глазам и нервным движениям, по внезапному смеху и внезапной рассеянности, что все они сознают это в равной мере.

Ровно через восемь часов она выйдет из своей квартиры в белом парадном мундире, с солнцами верховного адмирала на высоком воротнике, и займет место на мостике, где стоит полная тишина, если не считать почти неслышного шепота пультов. Несмотря на тианьги, запрограммированные на успокаивающие ионы, все вокруг — и присутствующие, и те, кто на связи, — будут собраны, и сердца их будут биться в ожидании ее команды, которая пошлет их прямо в бой, а возможно, и на смерть.

Нг закрыла глаза, стиснув в руке кубок. Предполагается, что каждый полководец живет ради такого вот момента. Что бы ни случилось, ее имя будет вписано в историю отныне и до тех пор, пока эта цивилизация не обратится в прах.

Но никакой радости в этом нет. Только ожидание, сопряженное со страхом неминуемых потерь. И еще сильнее — воля к победе. На этот раз Должар не дождется пощады.

Она открыла глаза, залпом выпила шампанское и швырнула бокал прямо в огонь.

* * *
Осри Омилов, лейтенант Флота его величества, потной рукой перехватил чемодан и нажал на вестник челнока.

— Лейтенант Омилов для прохождения службы явился. Разрешите подняться на борт?

Секунду спустя ему ответили:

— Поднимайтесь, лейтенант.

Шлюз открылся, и Осри встретился с откровенно любопытным взглядом юного, видимо, только что произведенного, мичмана.

Осри отдал честь, и девушка с запозданием ответила тем же, покраснев до ушей. Но дальнейший вековой ритуал приветствия она проделала четко, не ошибившись ни разу.

Церемония его доставки на борт «Грозного» прошла уже более гладко. В конце концов он добрался до своей каюты. Обстановка здесь была точно такая же, как на «Мбва Кали» или на Минерве. Все корабельные интерьеры регулировались уставом, чтобы человек мог ориентироваться на любом корабле вслепую в случае внезапного отключения энергии.

Теперь это действительно могло случиться — но он будет воевать не на этом корабле, а на рифтерском. Осри постарался не думать об этом и разложил свои вещи, на что ушло всего несколько секунд.

Посмотрев на хроно, он заколебался. Ему хотелось бы явиться в последний момент — это ввело бы его взаимоотношения с экипажем в удобные уставные рамки. Но Фиэрин уговорила его прийти пораньше, чтобы представиться неофициально хотя бы офицерам.

«Не хочу я болтаться там и дурака из себя строить», — возражал он. Она с усмешкой взяла его за уши и поцеловала: «Лучше уж так, чем прослыть снобом». — «Снобом?» — опешил он. «Все знают, что вы с Панархом друзья детства, нравится тебе это или нет. И хотя звание у тебя небольшое, они будут держаться на расстоянии, если ты не сделаешь первый шаг».

Осри достаточно разбирался в дулуской иерархии, чтобы признать справедливость ее слов. И он согласился, хотя ради этого им пришлось расстаться на целый час раньше.

Но их прощание, хотя и урезанное, было сладостным. О будущем они не говорили — они оба принадлежали к миру Дулу, где слова так легко выворачиваются наизнанку или становятся ложью в силу обстоятельств. Их эмоции нашли выход в страсти, столь сильной и так крепко связующей, что Осри впервые не чувствовал себя робким и неуклюжим.

Он потряс головой: время воспоминаний еще не пришло.

Сейчас он должен сдержать данное Фиэрин слово.

Он вышел и направился в офицерскую кают-компанию.

* * *
Фиэрин лит-Кендриан смотрела, как челнок Осри пробирается сквозь скопление кораблей у Колпака и исчезает за громадой «Грозного».

Отвернувшись от иллюминатора, она пошла через толпу к выходу. Все вокруг держались вежливо и немного отстраненно. На нескольких лицах виднелись следы слез. Все здесь прощались со своими любимыми, и никто не хотел знать о таких же маленьких драмах, разыгрывающихся рядом с ними.

«Мне почти хочется, чтобы должарианцы на нас напали», — думала Фиэрин, становясь в очередь на транстуб. Все лучше, чем это ужасное, добровольное расставание. Точно они идут на казнь и знают об этом.

Давка в транстубе показалась ей даже приятной. Здесь она чувствовала себя в безопасности... нормально.

В капсуле стояла странная тишина — люди почти не разговаривали, и Фиэрин, с радостью влившаяся в толпу пассажиров, с такой же радостью из нее и вышла. Она никогда не считала себя чувствительной натурой, но слишком легко было представить себе, как боль от разлуки, переживаемая каждым из них, сливается в общее отчаяние.

Она уже и теперь скучала по Осри, по его запаху — он, никогда не маскировавший своих эмоций, как другие Дулу, не пользовался и духами. Он был таким, как есть: чопорным, неуклюжим, предельно честным, любителем каламбуров, надежным, как планета в космосе.

Ей не хотелось даже думать о будущем без него.

Рядом кто-то всхлипнул, и Фиэрин, повинуясь инстинкту, сошла с дорожки и пошла напрямик через лужайку, чтобы не мешать чужому горю.

В анклаве даже всегдашние часовые казались серьезнее, чем обычно.

В доме ее встретила музыка — медленные гармоничные переливы оперы, чьи слова были написаны на Утерянной Земле за много веков до Исхода. Фиэрин, изучавшей музыку в школе, трагедия Троила и Крессиды* [8] была знакома.

Ваннис сидела одна в кабинете, охватив себя руками за локти. Фиэрин испытала шок, увидев Ваннис в столь нехарактерной позе, и остановилась на пороге, думая, не воспользоваться ли ей другим входом. Но Ваннис, с присущей ей чувствительностью уловив какое-то колебание в воздухе, подняла глаза и сказала:

— Побудьте со мной.

Холод пробежал по жилам Фиэрин, но она, не задавая вопросов, села рядом с Ваннис на кушетку и обняла ее за плечи, в который раз заметив, какая Ваннис маленькая.

Ваннис уронила голову на плечо Фиэрин; тонкий запах ее надушенных волос был свеж и приятен. Устроившись поудобнее, они стали смотреть на пламя свечей, и Фиэрин старалась угадать, что находит для себя Ваннис в трагедии женщины, любившей двух мужчин.

Музыка вскоре захватила и Фиэрин — настал один из тех редких моментов, когда время перестает существовать. Умиротворение, пусть даже недолгое, снизошло на нее. Она слышала, как музыка переплетается с плеском фонтана и их дыханием. Она видела тихую комнату с ее гармоничным сочетанием старины и современности, немного мужскую — возможно, потому, что первое впечатление о ней связывалось у Фиэрин с Брендоном. Что-то здесь напоминало о нем, что-то — о Ваннис, и две свечи на низком стеклянном столике объединяли все в одно целое.

Буду ли я вспоминать об этом когда-нибудь?

Чистые звучные голоса вели свой печальный рассказ, и Фиэрин закрыла глаза, отдавшись грезам, но Ваннис внезапно шевельнулась.

Движение было легким, едва заметным, но Фиэрин сразу насторожилась.

В комнате стало еще темнее: одна свеча погасла, а вторая чуть мерцала крошечным голубым огоньком.

Что случилось? Музыка продолжала звучать — Фиэрин не заметила, как опера закончилась и началась заново.

Ваннис коснулась губами ее лба и встала.

Луна светила, и в тени дерев.
Под окнами ее опочивальни.
Лил соловей свой сладостный напев...
Миг спустя Фиэрин увидела на террасе высокую фигуру в белом. Ваннис вышла ей навстречу.

Брендон подошел к двери, и Фиэрин, не видя его лица в темноте, почему-то поняла, что он узнал эту музыку. Он остановился и вскинул голову. Что значила эта история для него?

Ваннис, протянув ему руки, сказала:

— Мой ответ может подождать. Сначала вы должны задать свой вопрос кому-то другому.

— Мне пора, — тихо, чуть слышно ответил он.

— У вас есть еще три часа, — сказала Ваннис.

И вот, пока ее объемлет сон.
Орел белее снега ней влетает.
Он вскрыл ей грудь и сердце вынул вон.
Она же спит и ничего не знает...
В голосе Ваннис появились юмористические нотки.

— Корморан представит свой рассказ завтра, и ваши рифтеры станут героями. На Аресе вам нечего бояться.

И, сердцем друга возместив урон.
Посланник мчится лунною тропою.
Одно сменивши сердце на другое.
Брендон поклонился — сдержанно, с оттенком благодарности.

Но Ваннис не стала возвращать ему поклон — она взяла его за руку и повела в комнаты.

Их пальцы переплелись, и они вышли, оставив Фиэрин наедине со странными голосами, в тихой комнате, при догорающей свече.

Четыре часа спустя Ваннис и Фиэрин вместе присутствовали при старте «Грозного».

Фиэрин показалось странным, что эта процедура, невзирая на любовь Дулу к ритуалу, проходит так просто. Но Осри объяснил ей, что должарианцы наверняка наблюдают за станцией через сенсорный ряд и нельзя показывать им, что этот корабль чем-то отличается от других.

Но в сердца посвященных зрелище огромного корабля, взлетающего на сверкающих крыльях радиации, вселяло надежду. Фиэрин, страдая по любимому, которого ей уже недоставало, не могла не думать о двух других любовниках, которые навсегда соединились у нее в памяти с чарующими ариями древней трагедии.

Ваннис стояла прямая, с сухими глазами, спокойно сложив руки, но лицо у нее было как мраморное; и в уме Фиэрин, глядящей, как огни корабля исчезают среди холодных звезд, снова зазвучала музыка и возник образ Троила, который видит пустой, запертый дом Крессиды и понимает, что его любимая покинула Трою.

Вместо безбрежной черноты космоса она видела Троила, рыдающего на ступенях и взывающего к дому, как к телу, лишившемуся души. «Фонарь, в котором свет погас».

Она закрыла саднящие глаза, свирепым усилием воли удерживаясь от слез. Не ей одной предстоит страшное время ожидания, не она одна будет жить час за часом, пока не станет известно, кто победил, кто жив, а кто погиб.

— Вернемся? — улыбнулась ей Ваннис. — У нас впереди много дел.

— Скажите, чем я могу вам помочь? — спросила Фиэрин.

Куда бы ни поехал он, всечасно
Преследуют его воспоминанья;
И мыслит он, казня себя напрасно:
Здесь было наше первое свиданье;
А здесь она, небесное созданье.
Взор на меня свой ясный устремила
И прелестью своей навек тенила.
А вот и дом, где слышал я впервые
Моей любви пленительное пенье.
Той песни звуки, посейчас живые.
Вовек не будут преданы забвенью.
И где оно, чудесное мгновенье.
Когда она — иль это мне приснилось? —
Любви ответной мне явила милость.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

23

АРТЕЛИОН
Леонидес Халкин стоял перед человеком, известным всему артелионскому Сопротивлению под именем Маски. Теперь это имя, взятое ради конспирации, превратилось в символ столь могущественный, что приняло почти мистические пропорции. Маска стоял у пульта, наблюдая за освещенной садовой дорожкой в трехстах метрах над ними, а Халкин наблюдал за Маской.

Высокий, с поджарыми мускулами прирожденного атлета, стального цвета волосы связаны хвостом на затылке, верхняя часть лица обожжена плазменным огнем. Видно, что прежде он был красив — теперь в своейкрасной шелковой маске, скрывающей все, кроме глаз, он грозен.

Над ними Джессериан, командир должарских оккупантов, неподвижно стоял у древней мраморной статуи Лаокоона. По его профилю нельзя было прочесть, о чем он думает, глядя на бьющиеся, оплетенные змеями фигуры. Казалось бы, что любоваться скульптурой совсем не в характере этого высокого, тяжелокостного, воинственного должарианца — однако он занимался именно этим вот уже четверть часа.

И Маска все это время следил за ним через шпионский глаз.

Халкин подавил вздох. Терпение — спутник всей человеческой жизни. Он стоял вольно и позволял мыслям блуждать, где пожелают.

У него редко выдавалось время, чтобы подумать. Возможно, прямым результатом этого было то, что часть его разума отказывалась воспринимать события прошлого года как реальные.

В реальной жизни Леонидес Халкин был главным стюардом в резиденции Геласаара хай-Аркада, сорок седьмого Панарха Тысячи Солнц. С самого раннего детства он знал, что будет стюардом, и гордился тем, что Аркады, живя в своей фамильной резиденции, вот уже четыреста лет пользовались услугами Халкинов.

В реальной жизни он знал, какие мастера изготавливают лучший столовый фарфор и где можно купить настоящее столовое, купальное и постельное белье. Он знал наперечет семьи потомственных слуг, передающих свои навыки из поколения в поколение: одни фигурно кололи лед, другие чинили гобелены, множество других обслуживали аэрокары, садовничали, убирали сокровищницы, артистически прислуживали за столом, следили за ДатаНетом. К пятнадцати годам он знал имена и профессии почти всего персонала Резиденции и Большого Дворца. К тому времени, как его бабушка заявила, что подумывает об отставке и хочет назначить его своим официальным преемником, его знание распространялось на обслуживающий персонал всей планеты. Почти пятьдесят лет предметом его гордости была гладкость, с которой шла жизнь в обоих дворцах. Бабушка часто говаривала юному Леонидесу: «Мастерство стюарда заключается в организации, а искусство — в том, чтобы быть невидимым». При нем никому не приходилось выбрасывать увядшие цветы или просить почистить ковер. Гости высказывали свои предпочтения только однажды, и те удовлетворялись без дальнейших напоминаний, даже если эти люди гостили здесь раз в десять лет. Порядок, спокойствие, изящество — таков был девиз Халкина. Должарианцы превратили все это в хаос. Халкин знал теперь, что остался жив по чистой случайности. Потрясенный неслыханным в то время явлением — неявкой Крисарха на собственную Энкаинацию, — он, не доверяя ни посыльным, ни коммуникаторам, сам отправился в Резиденцию и нашел комнаты Брендона Аркада пустыми, хотя там должно было находиться множество слуг.

Халкин спустился в служебное помещение, чтобы распечь их как следует, но все лакеи, уборщики и официанты лежали мертвые в луже крови. Лишь тогда он обнаружил, что коммуникаторы не работают.

Он так и не вернулся в Зал Слоновой Кости; когда он бежал туда по короткому служебному коридору, его швырнула на колени волна от взрыва, убившего всех, кто там был.

После этого он ничего не мог вспомнить ясно. Инстинкт самосохранения побудил его укрыться глубоко в старом лабиринте Гегемонии, знакомом ему с детства.

Там он встретил кое-кого из своих подчиненных, таких же растерянных, как и он сам, — и снова обрел здравый смысл и решительность, узнав, как много других попало в плен к завоевателям.

Для мертвых они больше ничего не могли сделать — разве только унести их потихоньку и похоронить, пока здоровенных должарских солдат в тяжелых сапожищах не было поблизости. Зато они могли использовать домашнюю систему, чтобы помешать врагу овладеть дворцом, — и делали это.

Отсюда и началось Сопротивление. Халкин постепенно осознал, что знания, которые он держал в уме, стали еще ценнее, когда должарианцы все-таки взломали дворцовый компьютер. Планетарный ДатаНет сдался вскоре после этого, и Халкин с горсткой других, включая дочку старшего садовника, трудясь неделю за неделей, месяц за месяцем, создали свою сеть связи, охватывающую всю планету.

Примерно через месяц после вторжения — это было как удар молнии — в Мандалу снова явился бывший Крисарх. Не успели друзья и враги осознать этот факт, он исчез снова, вырвав гностора Омилова из рук палачей Эсабиана, прихватив заодно солидную порцию сокровищ из Аванзала Слоновой Кости.

После этого визита в дворцовом компьютере что-то изменилось. Подпольщики не сразу поняли важность этих перемен: сначала их отвлекала бурная реакция должарианцев на компьютерные призраки, освобожденные Эренархом Брендоном, а после — битва при Артелионе... и необходимость спасать выживших.

Но после этого Халкин стал понимать, что перемены в компьютере поистине фундаментальны. Он всю жизнь работал с этой системой и знал все ее особенности. Компьютер был чем-то вроде его незримого спутника, и смотреть, как Ферразин пытается взнуздать его, чтобы подчинить себе, было почти так же больно, как наблюдать за мучениями старого друга.

Когда выжившие в бою начали высаживаться в разных точках планеты, с компьютером произошел один из его загадочных сбоев. Он охватил всю систему, и должарские техники предприняли самые отчаянные меры, чтобы запустить компьютер снова. Когда им это удалось, Ферразин даже не пытался по-настоящему восстановить пропавшую информацию. Потом Халкин смекнул, что сбой продолжался ровно столько же, сколько и высадка. Словно кто-то намеренно отключил систему, а потом включил ее снова, когда опасность миновала.

Но задумываться об этом было некогда — главной заботой Халкина стало поместить спасенных в убежище. Особенно затрудняло задачу то, что должарианцы пронумеровали всё гражданское население и регистрировали его перемещения. Военные, не расстрелянные сразу после вторжения, содержались под стражей и использовались на принудительных работах.

Спасательная капсула Маски приземлилась на самом краю Мандалийского архипелага. Первое время обгоревший коммандер скрывался в лесу, уходя от должарских поисковых команд. Халкина оповестил об этом опять-таки домашний компьютер, и он показал главному стюарду еще один туннель Гегемонии, не использовавшийся уже много веков и выходивший на тот самый отдаленный остров.

Халкин и раненый договорились не раскрывать личности последнего, но офицер по мере выздоровления стал брать боевые стороны Сопротивления на себя, оставив Халкину хорошо знакомые области связи и тылового обеспечения.

Компьютер сотрудничал с ними, поставляя информацию и выходя с ними на связь, где бы они ни были. Он же участвовал в создании образа Маски. Эта мифическая фигура служила живым упреком врагам, пробуждая в них наследственное чувство вины по поводу Красной Чумы, которую должарианцы напустили на своих былых хозяев-бори, и одновременно вдохновляла бойцов Сопротивления.

Приказы обожженного капитана эсминца могли бы подвергаться сомнению — приказы таинственной Красной Маски, человека, который внушал страх свирепым тарканцам и общался с призраками, выполнялись беспрекословно.

Компьютер знал это и потому создал собственную версию Маски.

Халкин стиснул зубы, перебарывая неприятное головокружение, которым всегда сопровождались у него мысли о компьютере. Действительно ли компьютер наделен волей (Халкин даже в мыслях избегал слова «разум»), или это лишь симптом общего чувства нереальности, симптом жизни, которая меняется так быстро, что не успеваешь ничего осознать?

Джессериан на экране вскинул подбородок, включил свой поясной коммуникатор и стал слушать.

— Комп, — сказал Маска хрипло (его раны не совсем еще зажили, и тембр голоса давал это понять), — какой рапорт принимает Джессериан?

— Секция четыре, уровень два, казарма технического подразделения Должарского гарнизона, — ответил ровный голос компьютера. — Кто-то набросал им в койки ядовитых насекомых.

Страх кольнул Халкина ледяным острием, а Маска чуть заметно улыбнулся.

— Опять Крысы?

— Ответ правильный, — подтвердил компьютер.

— Я вижу, ребята меня не послушались, — сказал Маска Халкину уже без улыбки. — Вели им сидеть по домам до нашего прихода и никаких контактов. Утром я поговорю с ними.

— Слушаюсь, — поклонился Халкин.

Он понял, что может идти, — Маске нужно поговорить с компьютерным призраком. И удалился с большой охотой.

* * *
Как только старик скрылся в лифте, Метеллиус Хайяши сказал:

— Вот он, герой, не ведающий о своем геройстве.

В воздухе рядом с Хайяши возникла худощавая фигура того, кого он звал Джаспаром.

Заложив руки за спину, голограмма смотрела вслед старику. Это, конечно, только видимость, да Джаспару и незачем это делать: компьютер, конечно, следит за стюардом через целую паутину сенсоров. Больше всего это явление нервирует как раз тем, что подражает человеческому поведению. Или это оно из вежливости? Метеллиус не мог бы понять компьютер без посредника; возможно, человеческий образ — всего лишь средство связи?

Хайяши отбросил эту мысль. Незачем наделять машину сознанием. В былое время он никогда не подвергал сомнению Запрет и ту острую неприязнь к искусственному разуму, которая пустила в Изгнанниках столь глубокие корни.

Он усмехнулся про себя. В былое время ему не пришло бы в голову, что он, заурядный капитан Флота, будет общаться с Джаспаром Аркадом, основателем династии и творцом ныне рухнувшего Тысячелетнего Мира.

Былое время — это нечто, существовавшее до того, как он чудом остался жив, и оказался во главе Сопротивления целой планеты, и столкнулся и с проблемой крушения цивилизации — проблемой, которая воплотилась для него в нескольких сотнях детей.

— Геройство, — повторил Джаспар, глядя на Хайяши с сатирическим выражением морщинистого лица. — Ведь вы не полагаете, что это слово применимо только к тем, кто умеет владеть мечом или бластером?

И Хайяши снова обнаружил, что не может не относиться к этому образу — к компьютеру, — как к человеку, несмотря на чувство неловкости. Уж очень его поведение отличается от бесстрастной жестокости Адамантинов, оружия, созданного Гегемонией еще до основания Панархии. Он ведет себя в точности как Джаспар Аркад — и он спас ему, Метеллиусу, жизнь.

— У него терпение, как у Святого Габриэля, — сказал Хайяши. — Это не просто выучка, не просто личина, которую вышколенный слуга сбрасывает, как только выходит из комнаты. Он держит в уме тайные слабости людей всех классов общества, но я не слышал от него ни одного порочащего слова в чей-либо адрес.

Джаспар кивнул.

— В первые сорок восемь часов после известия о смерти Илары единственным, кого допускал к себе Геласаар, был Леонидес Халкин. И бабушка у него была такая же: говорят, она единственная умела унимать припадки ярости старого Бургесса.

— Это все содержится в компьютерной памяти? — спросил Хайяши.

— Корреляции там копились веками; вокруг забытых личных дневников наросли мегабиты комментариев. Можно ли определить это как память?

— Это нечто большее — и одновременно меньшее. — Хайяши редко говорил так много — боль все еще не отпускала его. — Понятие памяти включает и эмоциональный компонент, который связывает факты вместе, придает им смысл.

— Ну а я — нечто большее и одновременно меньшее, чем человек. — Джаспар рассмеялся — беззвучно, но Хайяши ощутил на лице холодное дуновение. — И я размышляю над смыслом моего существования.

— И что же?

— Оно основано на противоречии.

— На противоречии?

— Я знаю, что не должен существовать, — и в то же время мое существование представляется необходимым.

— Быть или не быть, — процитировал Хайяши.

Джаспар устало улыбнулся. Уж не соответствует ли эта цитата его реальному внутреннему состоянию?

Смотря что понимать под реальностью. Хайяши часто беседовал по видеосвязи в реальном времени с другими людьми и никогда не сомневался в истинности их внутреннего состояния. При таком способе связи он никогда бы не распознал, что некто, называющий себя Джаспаром Аркадом, — компьютерного происхождения.

— Я не размышляю над прекращением существования, как это делал принц Датский, — сказала голограмма. — Но это противоречие и конфликт, которое оно во мне вызывает, — разве это не соотносится с чувством вины?

Слово «вина» больно кольнуло Хайяши. Сколько раз он боролся с искушением использовать их хлипкую связь с ДатаНетом для передачи весточки на Арес, Марго? Он знал свой долг и не мог подвергать этот канал опасности, но это не умаляло вины, которую он чувствовал, обрекая Марго на горе. А поскольку он любил ее и понимал, его страдания усугублялись виной, которую, он знал, чувствует и Марго. Ибо она тоже знает, в чем её долг.

Его мысли на миг обратились к лужице бронзы в мелком кратере на краю залива близ дворца, где, как ему сказали, совершил свою ужасную высадку Эсабиан. Раньше на том месте была Аврой, символ Изгнания. Крысы часто собирались там по неизвестной ему причине — он был слишком занят, чтобы спрашивать.

— И на каждом шагу ее ноги словно пронзало ножами, — пробормотал он.

— Что это значит? — спросило изображение Джаспара Аркада.

— Это боль, которой платят за то, чтобы стать человеком.

Настала очередь Джаспара цитировать.

— Вы упомянули о святом Габриэле. Не он ли сказал: «Мы не можем пребывать в покое, ибо это было бы победой энтропии. Боль перемен — вот знамя истинно человеческой жизни».

Хайяши почувствовал вдруг, что очень устал. Боль скоро станет невыносимой: пора прилечь. Должно быть, его слабость не прошла незамеченной: Джаспар, правда, не шевельнулся, продолжая стоять с заложенными за спину руками, но на пульте замигали какие-то знаки, и «ушшш» сжатого воздуха оповестило о прибытии транспорта.

— Вы устали, — сказал Джаспар. — Вы должны помнить что не совсем еще поправились. Поедемте к вам — у меня для вас есть кое-какие новости.

Хайяши забрался в капсулу.

— С Пожирателя Солнц?

Джаспар покачал головой.

— Ограниченность моего базового импульса, вокруг которого, полагаю, и сформировалась моя личность, все еще мешает мне эффективно действовать на том участке. Но я надеюсь.

Закрывшая дверца разделила их, и капсула медленно набрала скорость. Они могли бы продолжать разговор, поскольку компьютер имел датчики по всему маршруту, но он почему-то являлся Хайяши только в человеческом образе, а в капсуле голопроектора не было.

Хайяши жалел, что у него под рукой нет хорошего программиста. Поначалу это не казалось необходимым, поскольку компьютер охотно с ним сотрудничал — оно и к лучшему, поскольку этот талант в Сопротивлении представлен не был. Должарианцы позаботились об этом.

Но кое-какие мотивы компьютера оставались для Хайяши непонятными. Казалось, что его стержень, его формообразующий кристалл — это вирус, освобожденный Крисархом Брендоном во время его налета на дворец. Больше Хайяши ничего не сумел разузнать на этот счет — компьютер то ли не мог, то ли не хотел обсуждать это, — но выяснил, что вирус был сфокусирован на Анарисе, сыне Эсабиана, который воспитывался на Артелионе. Присутствие Анариса на Пожирателе Солнц препятствовало эффективному сбору информации, так как компьютер отвлекался на него и выдавал только то, что замечал в процессе наблюдения за Анарисом.

Это было чрезвычайно досадно. Единственным утешением было то, что Арес, видимо, имел на Пожирателе Солнц своего агента, некую Седри Тетрис — так утверждал компьютер. Поэтому, возможно, Флот знал больше, чем Хайяши, хотя и не имел доступа к дворцовому компьютеру, ни к его агентским программам в должарских секторах Пожирателя Солнц.

Если, конечно, мы все-таки захватили гиперрацию. Хайяши так и не знал, осуществился ли их план — он мог только надеяться.

Капсула остановилась под озером к северу от Большого Дворца, дверь с шипением открылась, и Джаспар появился опять.

— Прежде чем вы расскажете мне свои новости, позвольте задать вам психологический вопрос, — сказал Хайяши на пути к своей комнате.

— Пожалуйста. — И Джаспар добавил с кривой улыбкой; — Я, правда, не ручаюсь, что отвечу на него, но свои пределы знать всегда полезно.

— Думаю, это и меня касается, — сказал Маска весело, хотя проблема, о которой он думал, последнее время беспокоила его все больше. — Что в человеческой натуре делает возможным феномен, который я наблюдаю здесь последние несколько недель? Мне кажется, у должарианцев резко убавился аппетит к войне и членовредительству. Сначала им, видимо, нравилось уничтожать просто ради удовольствия, но теперь они предпринимают карательные меры только в ответ на действия наших людей. В основном наших детей, — нахмурился Хайяши.

— Это верно, — сказал Джаспар. — Продолжайте.

Они вошли в квартиру Хайяши, и призрак переместился между двумя проекторами, даже не мигнув.

— И ведь это не беспризорники, выросшие в трущобах какого-нибудь рифтерского поселения. В большинстве своем Крысы — дети военных, которые убиты, находятся в плену или скрываются. В свое время эти ребята прилежно учились, готовили себя к блестящей карьере и были вполне законопослушны. Теперь их не заставишь даже одеваться прилично, не говоря уж об учебе. Они заняты тем, что играют в войну, и не провоцируют должарианцев напрямую только потому, что боятся Маски. Боюсь, что когда они обнаружат, что я всего лишь капитан эсминца — а родители некоторых из них были гораздо выше по званию, — они вообще перестанут меня слушаться. Можно подумать, что они меняются местами с врагом!

— Я с обеих сторон наблюдаю отход от принятых правил, — сказал Джаспар.

— Должарские правила меня не волнуют. Но я прихожу в отчаяние, видя, с какой легкостью наши дети отвергают цивилизованность и порядок.

— Они выросли в мирное время и принимали его как должное. Пусть заслужат свой мир — быть может, тогда они оценят его заново.

— Надеюсь. Завтра я сделаю что смогу и задам им хорошую трепку. По-военному. — Хайяши вздохнул. — Ну, каковы ваши новости?

— Я получил их с Ареса, хотя не напрямую, а путем корреляции. Марго Нг назначена верховным адмиралом, хотя должарианцы думают, что этот пост занимает Джеф Кестлер.

Марго...

— Это хорошо, — сказал Хайяши, чувствуя, как ширится боль в груди. — Они будут строить планы, ориентируясь не на ту тактику.

Джаспар кивнул.

— И факты свидетельствуют, что она находится на пути к Пожирателю Солнц. Прогнозировать трудно, но я ожидаю атаки в пределах месяца — в зависимости от деятельности агента Ареса на Пожирателе Солнц.

Хайяши уставился на призрака. У него больше нет возможности сообщить Марго о том, что он жив. Остается только надеяться, вопреки математике боя и случайностям войны, что они еще встретятся. Возможно, эта надежда напомнила ему об их старой шутке-загадке, и он спросил:

— Вы, случайно, не знаете, что такое галс?

Призрак долго молчал, и Хайяши заподозрил, что он собирает ресурсы со всего Артелиона в поисках ответа.

— Нет, — наконец сказал он. — А что?

Хайяши только рукой махнул и тяжело опустился на койку. Рассеянно потрогав свою тонкую маску, он провел пальцами по шрамам под ней.

Джаспар посмотрел на него испытующе, сцепив руки.

— Вы нуждаетесь в отдыхе. Я ухожу. — И растаял как дым, не дожидаясь ответа.

Марго — верховный адмирал?

Метеллиус Хайяши смотрел в потолок, словно желая увидеть далекие звезды. На ночном небе Артелиона Рифт не виден, но Метеллиус посылал свой дух через сотни световых лет, страстно желая быть рядом с ней. Увидеть ее. Коснуться.

Марго против Эсабиана у Пожирателя Солнц... меньше чем через месяц.

* * *
«ГРОЗНЫЙ».
ГИПЕРПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ АРЕСОМ И ПОЖИРАТЕЛЕМ СОЛНЦ
Красная извивающаяся масса Пожирателя Солнц приближалась, следуя параллельной траекторией, и в ее щупальцах были зажаты безжизненные человеческие тела. Рифтеры с «Телварны», Метеллиус Хайяши...

Марго двинула кулаком во тьму и больно ушибла костяшки о выключатели рядом с кроватью.

В каюте зажегся свет. Марго села и оглядела знакомое пространство — опрятное, функциональное, приятное на вид, но без излишеств. Выбор рационального, мыслящего человека. От чьего рационального мышления будет зависеть несчетное количество жизней.

С досадливым вздохом она встала и вышла в ванную. Стоя под обжигающе горячим душем, она распутывала клубок эмоций, которые кошмар вызвал из ее подсознания. Если не сделать этого, те же эмоции будут вторгаться в ее сознательные мысли.

Она скучала по Метеллиусу, и это чувство усугублялось горем, виной и неизвестностью. Это разгадать нетрудно. Она не знает, жив ли он, и если жив, то что с ним — этот вопрос уже много месяцев является в ее сны.

Но Метеллиус у Пожирателя Солнц — это что-то новое. В действительности это, конечно, невозможно, даже если Хайяши пережил битву при Артелионе.

Она закрыла воду, оделась и подошла к пульту. Так что же стоит за этим сном?

Она снова вздохнула, просматривая справочный файл. Нет необходимости перечитывать рапорты: «Грозный» находится в пути, и гиперрацию они получат только на сборном пункте, взяв ее с корабля Кестлера. Поэтому новостей ждать неоткуда, а последние рапорты она уже знает назубок.

При мысли о пустом времени, лежащем впереди, у нее закололо в висках. С физической точки зрения, это хорошая возможность отдохнуть и восстановить силы после стрессов, пережитых в последние недели на Аресе. Рационально мыслящий человек, одобривший дизайн этой каюты, утвердил график учений и произносил бодрые речи о пользе отдыха и об использовании свободного времени для физической подготовки.

Но женщина, заключенная в рационально мыслящем человеке, с трудом выдерживала ожидание неизбежного, еще более тяжелое из-за отсутствия связи.

Страшный образ замерзшего в космосе Метеллиуса Хайяши снова мелькнул в ее голове, и она, зажав глаза руками, снова попыталась разгадать, что это значит.

Если он жив, то я...

И тут она поняла — или почти поняла. Мысль норовила увильнуть в сторону, но Марго принудила себя взглянуть в лицо решению, которое, возможно, должна будет принять.

В конечном счете от нее будет зависеть, пускать астероиды на станцию или нет. Если она отдаст соответствующий приказ, на Пожирателе Солнц погибнут не только должарианцы, но и рифтеры с «Телварны», задавшиеся целью захватить контроль над станцией, и гражданские лица, которых должарианцы вынудили работать на себя.

И десантники на своих боевых катерах.

И Панарх, который будет среди них.

Вот в чем суть.

В память о своем Метеллиусе, которого она любила и с которым ее разлучила война, она сделала все, чтобы обеспечить Панарху место среди тех, кто высадится на станции. Не имеет значения, что он пошел на это по собственной воле; она в аналогичных обстоятельствах поступила бы точно так же.

Вся ответственность ложится на нее. Каким бы яростным ни был бой, как бы мало времени ни оставалось на оценку постоянно меняющихся данных, в конечном счете именно она либо спасет, либо погубит Брендона Аркада, сорок восьмого Панарха Тысячи Солнц.

* * *
Брендон, подчиняясь умелым манипуляциям молодого техника, сидел смирно и ждал, когда будет подогнан шлем, последняя деталь его нового боевого скафандра.

Полтонны дипласта и защитного сплава полностью изолировали его от мира.

Запах новой экипировки будоражил память. Брендон закрыл глаза, и щелчки застежек, завершающие процесс подгонки, еще больше приблизили воспоминание. Вот оно: стартовое поле Меррина, где на него надевали скафандр, готовя к прорыву через осадивший планету флот Хрима Беспощадного.

Теперь речь идет не о бегстве. Вийя подарила ему жизнь, а с ней и Панархию — и свою любовь, а с ней и будущее. Он просто обязан вернуть ей этот долг.

Постукивание по шлему послужило сигналом к активации скафандра — пока всего на пять процентов.

Он включил энергию и с интересом увидел в поле зрения муаровую рябь — точно как на чипе, который мелиарх Чац, оружейный мастер, дала ему и велела изучить.

Брендон подошел к делу ответственно и заучил чип на память и знал, как надо проводить диагностику. Муаровый узор преобразился в паутину из цветных линий и векторов. Затем перед глазами замелькали глифы и цифры, и Брендон с радостью убедился, что все понимает. Пока это не так уж сильно отличается от управления кораблем.

Затем голос сказал ему на ухо:

— Диагностическая проверка в норме. Может быть, попробуем ручное управление, сир?

— Разумеется. Проделаем все, что положено.

Чац, помолчав, сказала деревянным голосом:

— Благодарю вас, сир. Настройте, пожалуйста, ваш коммуникатор на общий канал.

Брендон, не дожидаясь дальнейших указаний, едва заметным движением пальцев исполнил требуемое.

— Хорошо. — Он понял, что она и не собиралась называть ему частоту общего канала — предполагалось, что он должен сам это знать. — Только меньше мускульной активности — при полной энергетической нагрузке и бластере у вас получилось бы кольцо Мёбиуса. Теперь аптечка.

Он проверил аптечку, с легким удовлетворением отметив, что диагностический экран показывает очень небольшое повышение частоты пульса. Но основы уланшу для десантников обязательны, так что этот показатель тоже соответствует норме. Чац подтвердила это, начав отдавать ему распоряжения с возрастающей скоростью.

Брендон знал расположение каждого тумблера и находил их с минимальной задержкой. Думать ему при этом было некогда. В конце концов, когда Чац объявила, что ручные системы в норме, он усвоил одну истину: когда в десанте говорят «изучить», это значит — изучить досконально.

— Теперь, с вашего разрешения, попробуем подвигаться, сир.

Слегка повернув голову, он увидел, что техники ушли. Он остался один с мелиархом, которая сидела в толстенной дипластовой кабинке у стены.

Брендон осторожно включил двигательную функцию, памятуя о страшной мощи скафандра даже при частичной энергизации. При этом ему вспомнилась история его знакомства с Любой Чац.

Она появилась в его жизни внезапно, когда он следовал с одного военного совещания на другое. Почти без предисловия она известила его, что подготовка катеров к десанту на Пожиратель Солнц проводится в кормовом оружейном отсеке «альфа» и что он, если хочет наблюдать этот процесс, приглашается туда к пяти часам утра.

Явившись в указанное время, он нашел там одну только Чац, которая опять же без лишних предисловий заявила ему, что, если он хочет участвовать в десанте, она снабдит его необходимыми доспехами.

Брендон обошелся без расспросов — он понял, что за этим стоит Марго Нг, и посмотрел на своего верховного адмирала новыми глазами, встретившись с ней тем же вечером. Она, разумеется, даже намеком не дала понять, что ей известно что-либо о Чац, скафандре и десанте в целом.

С Чац он встречался на Аресе еще два раза — для снятия мерок и для подгонки сегментов. На этих примерках просчетов не допускалось — все должно было сидеть как влитое. Терпеливо перенося длительные процедуры, он вспоминал фильмы, которые смотрел в детстве: там герои надевали скафандры павших товарищей и тут же кидались в бой. В действительности скафандр настолько индивидуален, что даже одному из близнецов доспехи его брата или сестры могут не прийтись впору.

И легкий дискомфорт, когда жмет в одном месте или свободно в другом, может стоить тебе жизни.

Теперь, во время их первой встречи на борту «Грозного», он думал обо всем этом, неуклюже расхаживая по пустому отсеку.

— Нормально, — произнес бесстрастный голос. — А теперь, пожалуйста, поднимите один из этих кубов, сир, — самый большой.

Брендон повернулся — но не к столу, где лежали упомянутые предметы, а к Чац.

— Не нужно каждый раз говорить «пожалуйста», мелиарх. Просто приказывайте мне, как будто я новобранец.

— Новобранцам не разрешается прикасаться к скафандрам, пока они не пройдут годового обучения, сир, — сухо ответила Чац.

Брендон подошел к столу и старательно подвел перчатку к дипластовому кубу, но промахнулся и только задел его своими бронированными костяшками. Кубик пролетел по воздуху, ударился о стену и рикошетом отскочил назад. Брендон следил за ним, пока тот не улегся, хотя никакого вреда кубик ему причинить не мог. Потом нагнулся и осторожно схватил его пальцами. Медленно выпрямившись с кубиком в руке под ноющий скрип скафандра, он сказал:

— Тогда я, как Панарх, требую, чтобы вы говорили прямо.

Мелиарх, помедлив, набрала что-то на пульте, вышла из кабинки и направилась к нему.

Он поднял лицевой щиток и подождал, пока она не окажется прямо перед ним — пожилая, некрасивая женщина среднего роста, худощавая и сильная, со шрамами на лице. Она слегка запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза своими, темными и не выдающими эмоций.

— Я думаю, сир, что вам следует отказаться от этой миссии.

— Почему?

— Потому что вы будете обузой, которая может стоить жизни многим хорошим людям.

Брендон подавил вспыхнувший гнев. Он просил ее высказаться прямо, и она высказалась. Нельзя решить проблему, не зная, в чем она заключается.

— В каком случае?

— Если вы попытаетесь сражаться в команде. Да и в одиночку тоже, поскольку им придется бросить все и поспешить вам на помощь — они давали присягу и относятся к ней серьезно, как и я. Иначе бы я вам этого не сказала.

Он снова ощутил гнев и стал глубоко дышать, перебарывая его. Он больше не беспомощный Крисарх, вынужденный выслушивать нотации о своей никчемности для своего же блага. Стоит ему отдать краткий приказ — и ей конец, и в прямом, и в переносном смысле. Нет ли здесь желания куснуть Дулу, любителя острых ощущений? Возможно — но, уволив ее на этом основании, он так ничему и не научится, подтвердив справедливость ее слов.

— Продолжайте, — сказал он. — Я хочу понять до конца.

Ее обличительный пыл заметно угас.

— Это не то же самое, что управлять кораблем. Мой старый диарх, когда я еще проходила обучение, говорил, что из новичков хуже всех те, которые раньше водили челноки или что-то вроде: их приходится переучивать. «Какая бы верткая ни была у тебя яхта, — говорил он, — она не пройдет по дымному коридору, не взломает шлюз и не вскроет пульт, чтобы залезть в компьютер...»

Брендон кивнул:

— А если я скажу вам, что не намерен сражаться?

Ее возмущение прошло совсем, сменившись озабоченностью.

— Тогда я не понимаю, зачем вам вообще высаживаться.

— Потому что я, возможно, сумею обеспечить наводку, которую другим путем получить нельзя.

Чац сжала губы в тонкую линию.

— Я всегда подчинялась приказам, но сама, скажу вам прямо, не обладаю способностью отдавать их. Может, вам действительно нужно быть там, а не на флагмане...

Ее нерешительность подсказала ему, что она нуждается в его откровенности не меньше, чем он в ее.

— Все дело в рифтерской темпатке, мелиарх. Во время нашей борьбы с тремя изменниками она и эйя хорошо ознакомились с моей условной меткой. Возможно, она сумеет передать мне какую-нибудь информацию, когда мы высадимся на станции. Для меня десант — не просто экскурсия, и я не собираюсь путаться под ногами у мелиарха, который будет нами командовать.

Чац, пристально посмотрев ему в глаза, кивнула и шумно выдохнула.

— Что ж, хорошо. Вы сказали мне, сколько могли, — это ясно. И позволили мне говорить прямо — мне так легче, пусть даже от этого ничего не изменится. Вводную информацию вы усвоили. Чего вам недостает, так это недель занятий на тренажерах, которые проходит новичок, прежде чем надеть скафандр, и последующих месяцев одиночной и групповой подготовки. А тут еще эти дерьмовые квантоблоки в перчатках, которыми вообще никто никогда не пользовался.

— Буду помнить, что я не менее опасен, чем двухлетний малыш с заряженным бластером, — улыбнулся Брендон. Она вернула ему улыбку и вернулась на свой пост.

— Ну, раз вы обязуетесь об этом помнить, сир, тогда начнем. Если через неделю вы научитесь сворачивать за угол, не пробивая стену, переведем вас в группу трехлеток. Что скажете?

Брендон, с бесконечной осторожностью подняв руку, отдал ей честь.

— Так точно, мелиарх.

24

ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
— Отцу скучно, — сказал Анарис.

Моррийон кивнул. Несколько минут назад Лисантер информировал его о намерении Аватара присутствовать при вскрытии первого корабля в новом корабельном ангаре, который открылся на станции в результате последнего опыта темпатки. Анарис, вероятно, заметил проблески удовлетворения на лице своего секретаря, и тон его стал жестче.

— Тебя это забавляет?

— Нет, мой господин. — (Вот оборотная сторона близких отношений с владыками, которую обеспечивает тебе Катеннах.) — Просто я подумал, что в этом, одном-единственном, аспекте мотивы Барродаха совпадают с нашими.

Поддавшись одной из молниеносных смен настроения, которые Моррийон приписывал возрастающему стрессу борьбы за престол (и влиянию темпатки), Анарис рассмеялся.

— Да — развлекать его всеми средствами. — Должарианец встал, заполнив своим могучим телом окружающее пространство. — Вот этим-то мы и займемся.

Моррийон направился к двери и остановился. Анарис, не двигаясь с места, повернулся лицом к стене и оглянулся через плечо, весело блестя черными глазами.

— Нет, мой маленький бори, не туда.

Пораженный, перебарывая внезапную потребность помочиться, Моррийон с безмолвным протестом показал ему свой блокнот. Анарис ответил саркастической улыбкой.

— Трассировочная программа Татриман в стенах работает не хуже, чем в коридорах, — если не лучше. Другим способом нам туда раньше отца не добраться.

Он хочет бросить вызов Аватару. Эта мысль расстроила Моррийона еще больше. До сих пор он избегал специфического способа передвижения, открытого Анарисом, — он просто заказал Тат вирус, уничтожающий в стазисных компьютерах следы телекинетических манипуляций наследника. Теперь выбора у него не осталось. Перед его мысленным взором возник несчастный серый, ушедший в стену при жертвоприношении. Его не утешало даже то, что так они не встретят огров, караулящих теперь повсюду, — Моррийон предпочитал их неподвижное присутствие тому, что грозило ему сейчас.

Он боязливо сошел с дипластового листа на выкрашенном в серый цвет полу. Анарис снова отвернулся к стене, и по его знаку бори подал через блокнот команду вирусу, и тот ответил секундным ослаблением стазисных заслонок, чтобы облегчить им проход. В животе у Моррийона заурчало, и потребность помочиться усилилась. Пол под ним вспучился и заставил его сесть, опершись на что-то вроде спинки стула. Его медленно влекло вслед за Анарисом, уже ушедшим в стену. Горло Моррийона сжалось от страха оказаться отрезанным, но тут его транспортное средство догнало наследника, и стена за ним сомкнулась.

Бори сидел как оцепенелый — его ужасала близость красных стен и то, как они струились вокруг него, пока его несло вперед и вверх. Отсутствие всяких знаков ориентации вызывало у него тошноту, и он в целях самозащиты сосредоточился на блокноте, где в окошке схематически показывалось их передвижение по станции — в той ее части, которая была нанесена на карту. Анарис выбрал самый короткий маршрут к участку, где квантоблоков было совсем мало, а стазисных заслонок вовсе не имелось. Моррийон предполагал, что отсутствие этих устройств усиливает телекинез наследника.

Он стал замечать, что их сопровождает звук, похожий на тихое бульканье. Оно так напоминало голодное урчание в животе, что у него желчь подступила к горлу, и Моррийон судорожно сглотнул: у него не было желания проверять, как отреагирует Анарис, если его облевать.

Тихо засигналивший блокнот спас его. В окошке появились показания трассового вируса Тат. Квантоблоки и стазисные заслонки, мониторингом которых он занимался, указывали на чье-то постороннее присутствие.

— Это трассер? — оглянувшись, спросил Анарис.

— Да, господин. Что-то следует за нами. — Моррийон снова сглотнул — горечь во рту так и не прошла. Он снова сверился с блокнотом — другой модуль, поставленный Тат, бездействовал. — Это не Норио, — добавил бори.

— Я и без твоего блокнота знаю, что не он. Его ни с чем не спутаешь. — Анарис еще раньше объяснил Моррийону, что то, во что превратился Норио, снова медленно активизируется, как будто оправляясь от схватки с темпаткой. Модуль Тат отпочковался от вируса, который Лисантер распорядился создать, чтобы следить за Норио и держать его подальше от обитаемых участков. Моррийона передернуло. Тат недавно докладывала, что этот вирус пожирает все больше компьютерных мощностей.

С внезапно возросшей скоростью они описали крутой поворот. Моррийон сжимал зубы, борясь с тошнотой: блокнот показывал, что обитаемая зона осталась позади.

— Значит, на Пожирателе Солнц скрывается еще что-то. — Задумчивый тон Анариса не выдавал, чего ему стоит транспортировать их сквозь ткань станции — вернее, как нервно подумал Моррийон, заставлять станцию транспортировать их.

«На Пожирателе Солнц или в компьютерной системе», — подумал еще Моррийон, но промолчал. Это значило бы подойти слишком близко к теме призрака, спущенного на Анариса Брендоном Аркадом на Артелионе. Тат уверяла, что Барродах на это не способен, а с его программистом она борется на равных. Но если не Барродах, тогда кто? Лисантер? Зачем он в таком случае обнародовал тот факт, что квантоблоки способны действовать как акустические усилители или даже как примитивные имиджеры? Ученому, по мнению Моррийона, недоставало тонкости для подобного фокуса.

Они резко сбросили скорость, и бори швырнуло на Анариса. Это было очень болезненно: хотя Анарис не проявлял признаков напряжения, тело у него оказалось твердым как камень.

— А вот это уже Норио, — сказал наследник. — Я его не боюсь, но не думаю, что тебе наша борьба доставит удовольствие, да и времени у нас нет. — И они с выворачивающим нутро ускорением вильнули в сторону.

Моррийон, чувствуя холод в спине, боролся с желанием оглянуться. Это все равно ничего не даст. Но из необычной для Анариса откровенности явствовало, что он ждет от Моррийона посильной помощи в борьбе с Норио. Это значит, что придется привлечь Татриман. И Седри. Знает ли наследник о компьютерной активности бывшей панархистки? Не имеет значения. Будет хорошо, если они и вдвоем-то управятся с Норио. Решено: это будет их следующим заданием.

Мысли о том, какие указания дать обеим программисткам, успешно помогали Моррийону в борьбе с тошнотой — а затем пузырь, в котором они двигались, сбросил скорость и остановился.

— Здесь поблизости кто-то есть, — сказал Анарис. — Подождем.

Моррийон задумчиво уставился на его широкую спину. Откуда он знает? И как, кстати, находит дорогу? Может, в его телекинезе есть телепатический компонент? Или его отношения с темпаткой дали какой-то результат?

Внезапно из его подсознания всплыл ответ, вытекавший из того, что он видел и в чем участвовал, — и этот ответ поразил Моррийона. Ему следовало бы знать, как важна эта темпатка для Анариса. Что это — интрижка, как с Леланор, или нечто гораздо более сложное? Боясь, что это уже заранее ясно, он отважился задать вопрос:

— Господин, я спрашиваю только потому, что мое незнание может все испортить. Скажите, у вас с темпаткой есть какая-то психическая связь?

Анарис изумленно оглянулся, но его лицо тут же приобрело тревожное сходство с прахан — лицом страха. Он долго молчал, пристально глядя на бори, который, выдержав только мгновение, с подобающей покорностью опустил глаза. Но ответил он без всякого гнева:

— Пожалуй, Барродах недооценил тебя так же, как и я.

Моррийон слегка поклонился, пряча свое недюжинное облегчение.

— Я сделал все, чтобы это оказалось правдой.

— Тогда, я думаю, ты должен знать. — Бори показалось, что наследнику не слишком хочется говорить. — У меня существует связь не только с Вийей, но и с эйя и с троицей келли, спрятанной у них на корабле. Рыжий парень тоже входит в комплект.

Эти слова смели все предположения Моррийона, и в уме у него зароились новые вопросы. Келли? Здесь? Он содрогнулся при мысли о возможной реакции Эсабиана: Аватар, как почти все должарианцы, не признавал разума у существ, не принадлежащих к человеческому роду. Очевидно, Анарис придерживается другого мнения.

И это бы еще ничего — но контакт с темпаткой и прочими? Анарис, конечно, сказал ему самую малость — чтобы ему было чем руководствоваться. Взять хоть «Телварну». Хотя келли пока что успешно избегали инспекций, устраиваемых и им, и Барродахом, больше проверок допускать нельзя. А план Эсабиана избавиться от темпатки после включения станции? Одобряет ли это Анарис? И если нет, как быть с Хримом, которому Барродах, очевидно, и поручит убрать женщину?

Пузырь впереди открылся и выбросил их в корабельный ангар. От этого зрелища все мысли вылетели у Моррийона из головы.

* * *
Лисантер с удовлетворением оглядывал ангар, ожидая прибытия Аватара.

Сначала он даже не обратил внимания на стук сапог по палубе — это не мог быть Аватар, поскольку шагам не сопутствовал ноющий скрип огров. Но тут до него дошло, что часовые не окликнули пришельца, между тем Эсабиан строго приказал, чтобы в отсек никого не пускали.

Лисантер обернулся и в полном шоке воззрился на Анариса и его секретаря. Как они умудрились пройти мимо часовых?

Ученый поспешно поклонился. От его внимания не ушла легкая улыбка наследника, и он ощутил холодок. Будет буря. Лисантеру очень хотелось оказаться подальше отсюда, когда придет Эсабиан, — но это было невозможно.

— Мой господин, я не ожидал вас так скоро.

Улыбка Анариса стала еще явственнее, как и тревога на лице Моррийона — тот тоже ждал грозы.

— И правильно делал, — сказал Анарис.

— Позвольте спросить — вы, вероятно, нашли другой вход? Но такой участок должен обладать повышенной активностью, а сенсоры ничего не обнаружили.

— Любопытно, — ответил Анарис нейтральным тоном, и Лисантер понял, что тот не намерен отвечать на вопрос. Наследник смотрел по сторонам с нетерпением, составляющим резкий контраст с боязливым ожиданием Моррийона, — бори держался за свой блокнот, как древний воин за щит перед лицом неведомого врага.

При этом он стоял, расставивноги, над тем, что, видимо, принимал за стазисную заслонку. Лисантер, видя его стрессовое состояние, сдержался и не сказал ему, что это всего лишь квантовый блок — заслонки только помешали бы процессу высвобождения кораблей.

Лисантер, проследив за взглядом наследника, вспомнил собственное изумление при открытии первого ангара много лет назад.

Чрево. Интересно, как отреагировал бы Анарис на это сравнение, выбивающее должарианцев из колеи, как никакое другое. Но впечатление создается именно такое: огромная яйцевидная каверна с высоким холмом посередине. Красные стены пучатся пузырями, откуда медленно, по нескольку сантиметров в день, проклевываются урианские корабли — блестящие светлые сферы. Повсюду тянутся провода, горят прожектора и квантовые блоки усеивают ближайшее вздутие, из которого корабль вылупился почти наполовину, больше всех остальных. Но эти корабли отсвечивают как-то не так, создавая впечатление картины с неправильной перспективой, — Лисантер так и не разобрался почему.

— Отец теряет терпение, — заметил Анарис, кивнув на корабль. Его тон оставался нейтральным, и Лисантер не мог разгадать, что у него на уме, — но знал, что в разговоре тот допускает гораздо большую прямоту, чем Аватар, а иногда даже требует ее.

— Ангар открылся только неделю назад, мой господин. И мы потеряли много времени на проверку огров. — Не мешает напомнить наследнику, чего от него, Лисантера, требуют в первую очередь. — Кроме того, высвобождение — процесс деликатный. — Лисантер связался через свой блокнот с компьютерной секцией, управляющей квантоблоками на корабельном пузыре. — Этот дозреет минут через шесть.

Моррийон затаил дыхание, и Лисантер спохватился, что зашел слишком далеко, но Анарис никак не отреагировал на слово «дозреет». Похоже, он принимает станцию как она есть. Трудно судить о значении этого, но к тайне, которую представляет собой наследник, добавляется еще одна деталь. Лисантер дал себе слово тщательно проверить записи мониторов. Возможно, Анарис оставил какие-то следы; если он действительно нашел новый вход, тот мог открыться только в последние четверть часа, после обхода часовых.

Глаза Моррийона шмыгнули в сторону, и слишком знакомый ноющий скрип прокатился по ангару. Возвышение в центре отсека скрывало его источник, а вздутия и выемки урианского квантопласта вызывали диссонанс.

Анарис, не обращая внимания на шум, спросил:

— Скорость процесса как-то соотносится с возрастанием мощности станции?

Лисантер посмотрел в сторону входа. Будет лучше, если Аватар не застанет их за разговором. Незачем ему делаться пешкой в игре между Эсабианом и его сыном. Впрочем, он уже стал ею — и Анарис этим пользуется.

— Да, господин, — нервно ответил ученый. — Процесс ускоряется по мере роста мощности, который начался с последнего эксперимента темпатки.

К облегчению Лисантера, Анарис повернулся лицом к отцу, который только что вышел из-за кургана. Эсабиан шагал твердо, без заминки. Его сопровождал взвод тарканцев, рядом поспешал Барродах, съежившись от страха то ли перед вздутиями ангара, то ли перед двумя боевыми андроидами позади.

Ученый в который раз подивился синхронности движения огров — по звуку можно было подумать, что робот только один. Эсабиан всегда использовал их в режиме террора. Лисантер поклонился Аватару, который остановился недалеко от него, рядом с почти вылупившимся кораблем.

— Он выйдет через три минуты, мой господин, — сказал ученый, надеясь хоть немного рассеять гнев Эсабиана по поводу преждевременного прибытия Анариса. По лицу Барродаха он понимал, что ему не избежать расспросов и что бори не поверит в его неведение.

Но тут у меня есть свой козырь.

Лисантер испытал немалое облегчение, когда Эсабиан обратился к Анарису без всяких эмоций:

— Они пригодятся тебе при восстановлении флота после атаки.

Лисантер подавил вздох, поняв, что в этих словах содержится приказ отрядить целую армию техников — один Телос знает, где ее взять, — на разработку этих кораблей для получения гиперраций и прочих полезных устройств.

Анарис наклонил голову и посмотрел вокруг с видом собственника, что неизбежно должно было вызвать раздражение его отца. На лбу у Лисантера выступил пот.

— Странно, однако, что этот ангар не имеет выхода в космос. Мы сейчас находимся глубоко в недрах станции, не так ли? — сказал Анарис, обращаясь к Лисантеру.

— Да, господин. — Ученый указал на курган в центре. — Здесь, видимо, имеется выход в шахту, проходящую через Палату Хроноса.

— Ты полагаешь, что эти корабли запускаются в кристаллизованное гиперпространство в центре станции? — поднял бровь Анарис.

Лисантер кивнул, в который раз задав себе вопрос, что можно увидеть во время такого путешествия. Оно не должно быть смертельным — какой тогда в нем смысл?

Эсабиан нетерпеливым жестом вернул внимание к себе.

— Какая разница? Стартовать они все равно не будут, как и те, из первого ангара.

Пульт рядом с ними загудел.

— Одну минуту, господин. — Лисантер указал на светящуюся желтую линию, обводившую контур корабельного пузыря. — Сейчас внутри этой черты будет наблюдаться перемещение квантопласта.

Эсабиан медленно отошел от черты и стал между двумя ограми — они держались так неподвижно, что огни, отраженные в их блестящей броне, казались выгравированными. Под ногами возникла легкая дрожь, и послышалось что-то вроде стона. Затем настала тишина, и корабль вывалился из пузыря, который с сочным чмоканьем ушел обратно в стену. Барродах сморщился.

На поверхности корабля в той стороне, где ближе всех остальных стоял Аватар, образовалась складка. По движению прозрачной кожи корабля можно было подумать, что он вращается вокруг своей вертикальной оси, а складка движется в противоположную сторону, — но Лисантер знал, что это иллюзия. По опыту, полученному в первом ангаре, ему было известно, что так происходит активация корабельных систем.

Аватар ступил вперед, за черту, и Лисантер вспомнил, что Эсабиан никогда не бывал в первом ангаре. Сознание того же самого он прочел на лицах обоих бори, Анарис же только слегка улыбнулся.

Лисантер метнулся вперед — и замер, когда огр повернул к нему одно из своих лиц.

— Мой господин... — просипел он сдавленным голосом.

Но было уже поздно. Эсабиан дотронулся до корабля — прозрачный ответ на прозрачный вызов Анариса, — и складка шумно раскрылась, показав слабо освещенный интерьер корабля. Аватар заглянул туда и отошел, с удивленным и недовольным прищуром оглянувшись на Лисантера.

Лисантер старательно поклонился, благодарный за то, что огры больше не проявляют к нему интереса, и сказал:

— Господин, из моих рапортов по первому ангару видно, что урианские суда реагируют на первое разумное существо, которое к ним прикоснется, — и это лицо должно затем присутствовать при всех операциях, производимых с кораблем.

Отверстие, словно в подтверждение его слов, с отвратительным звуком закрылось. Эсабиан сделал шаг вперед — и оно открылось снова. Он отступил за черту — оно закрылось. Аватар кивнул и некоторое время стоял молча, разглядывая корабль.

— Куда бы он отправился, если бы стартовал? — с холодным юмором поинтересовался Анарис. — К другому Пожирателю Солнц, возможно?

Эсабиан с ледяной улыбкой посмотрел на него через разделяющее их пространство.

— Когда я разделаюсь с Панархией, то непременно проведу такой эксперимент. Хорошо, — сказал он Лисантеру. — Продолжай в том же духе. — И зашагал прочь, а ожившие огры последовали за ним. Барродах догнал своего господина, то и дело оглядываясь на них.

Когда ноющий скрип затих вдали, Анарис сказал, глядя на корабль:

— Я не рекомендовал бы Аватару проделывать над ним эксперименты. Пусть лучше останется на месте.

Лисантер молча поклонился, и наследник отправился вслед за отцом. Моррийон сопровождал его, не оглядываясь назад.

Ученый выдохнул и сделал кругообразное движение головой. Корабль, который созреет следующим, он ориентирует на себя, и все прочие тоже, как это было в первом ангаре.

Задумчиво посмотрев на выходное возвышение, он подумал, что уж лучше оказаться там, в глубине колодца, чем между Анарисом и Эсабианом.

Лисантер содрогнулся, надеясь, что не будет поставлен перед таким выбором.

* * *
Барродах спешил, приноравливаясь к большим шагам Эсабиана. Страх перед ограми перевешивался еще более сильным страхом остаться одному в этих кошмарных красных туннелях.

Аватар ни разу не оглянулся назад. Барродах стискивал зубы, не обращая внимания на боль в щеке и челюсти. Он видел, что его господин раздражен появлением наследника в корабельном отсеке и что последующий обмен репликами усугубил это раздражение, но не знал, насколько оно велико и каков будет результат. Теперь уже невозможно было предсказать, что Эсабиан скажет или сделает. Барродах, несмотря на свои непрекращающиеся усилия, чувствовал, что контроль от него ускользает. Контроль над Аватаром, в распоряжении которого находятся огры, шпионские сенсоры и программы, которыми снабдил его Лисантер. Контроль над информационным пространством, несмотря на превосходные программы, беспрекословно поставляемые Ферразином. Можно подумать, что компьютер взял за образец Аватара и не поддается мониторингу.

Эсабиан остановился на перекрестке. Впереди в одном из коридоров была протянута проводка, там горел нормальный свет, и гладкость стен выдавала наличие стазисных заслонок, Барродах бросил туда лишь один тоскливый взгляд, не смея показывать, как ему хочется уйти из вновь открытого сектора: кто знает, что придет тогда в голову Аватару? Эта непредсказуемость — плод его растущей власти, которая словно искореняет в нем все по-человечески понятные мотивы.

Но Эсабиан только махнул рукой, отпуская тарканцев, и сказал Барродаху:

— Можешь вернуться к своим обязанностям. — Сам он свернул в новый, еще не обработанный туннель. Огры двинулись за ним с ноющим скрипом, которого даже топот тарканцев не мог заглушить.

Барродах поспешил за гвардейцами, ища у них защиты. «Могло быть и хуже», — решил он, обдумывая слова своего господина. Эсабиан как бы напомнил ему о его обязанностях, указал на некое упущение. Это потому, что Анарис явился в ангар первым, а Эсабиана об этом не предупредили.

Дыша ртом, весь мокрый от пота, Барродах несся вслед за тарканцами. Он испытал легкое облегчение, когда они добрались до более цивилизованной и людной части станции, и тут же замедлил шаг. Вскоре он реквизировал тележку у группы бори низкого ранга и вернулся к себе, где сразу же запросил наиболее срочные рапорты, накопившиеся за время его отсутствия.

Гнев дернул его больную щеку, когда на экране появился Лисантер с корабельным ангаром на заднем плане.

— Серах Барродах, я не совсем понимаю, почему меня не уведомили о приборе, принадлежащем рифтеру Яшалалалу, — приборе явно урианского происхождения. Вероятно, ваши многочисленные обязанности помешали вам...

Бори стиснул зубы, усугубив боль, которая теперь никогда его не покидала. Временная бирка указывала, что сообщение послано всего через несколько секунд после ухода Эсабиана с Барродахом из ангара — послано с целью предупредить вопросы относительно несвоевременного прихода наследника.

Барродах раздраженно мотнул головой, выслушав вежливую, но твердую просьбу Лисантера представить ему оставшуюся часть шестека для исследований. Хрим взбесится, начнет скучать и станет еще менее управляемым. Пора, пожалуй, спустить его с цепи.

Впрочем, с выполнением этой просьбы спешить не стоит: сначала надо разобраться, что замышляет Моррийон, — никто, кроме него, не мог дать Лисантеру видеозапись гнусных забав Хрима. Возможно, секретарь Анариса догадывается о планах Барродаха относительно Вийи и делает ответный ход? Но с какой целью?

Барродах продиктовал краткий, обнадеживающий ответ Лисантеру и перешел к следующему сообщению. Корианор снова жалуется на то, что в коридорах опасно. Барродах не потрудился ответить: раньше надо было думать, а потом уж браться за свой промысел с ур-плодами. Может, он и думал — но теперь выгоду пожинаю я, а опасности подвергается он.

Улыбка, вызванная этой мыслью, быстро померкла. Просматривая остаток сообщений, Барродах не мог отделаться от чувства, что кое-что все-таки упустил. Но что? Задумчиво грызя костяшки пальцев, он убедился, что последних червяков Ферразина снова искоренили. Хуже того: еще больше участков информпространства обрели загадочную неприступность, а он не может засечь, кто их блокирует.

Разве что... Он вспомнил о поиске, который начал перед уходом, и вывел его на дешифровку, распечатку и последующее уничтожение.

Распечатка упала на груду других бумаг у него на столе. Он прочел ее и с глубоким вздохом откинулся назад.

Теперь у него появилось своего рода доказательство, что кто-то манипулирует со шпионским датчиком в каюте рифтеров. Возможно, Татриман — по приказу Моррийона. Барродах скрипнул зубами, несмотря на боль, просматривая выдержки из разговоров Марим в рекреационной. Вийя сказала то-то... Жаим то-то... мы как раз об этом говорили, и... Между тем в записях упомянутых фрагментов не содержалось. Если, конечно, Марим не врет, что тоже возможно.

Как бы это выяснить — а заодно, может быть, вытянуть из нее еще что-нибудь? Кому поручить вызвать ее на откровенность?

В ее команде положиться не на кого, а больше у него кандидатов нет — кроме разве что Хрима. Его действительно пора выпустить на волю. В данный момент он их враг, но они рифтеры и способны как заключить союз, так и предать друг дружку, — смотря что для них выгоднее.

Должна быть какая-то причина, чтобы предоставить Хриму свободу — не имеющая ничего общего с истинной, разумеется. Огры напрашиваются сами собой: Эсабиан доволен, и человеку, доставившему их с Барки, дается определенная свобода передвижения. Это смягчит злость Хрима, когда Лисантер отберет у него шестек и успокоит его на предмет Риоло и поставленных в ограх ловушек. Он не должен заподозрить, что Барродах и Риоло заключили сделку.

Впервые за долгое время Барродах засмеялся и потянулся к коммуникатору.

* * *
Хрим нажал на дверную кнопку и сморщился от звука, который это паскудство выдало, открываясь. Это напомнило ему о последней ночи — бессонной: попробуй в этом сральнике усни. Он четыре или пять раз пытался выключить свет, но тот загорался опять, с каждым разом все краснее. А потом эта гадская стена у койки вспучилась и давай чмокать. Точно целуется. Хорошо хоть над койкой поставили дипластовый щит — теперь уж сверху ничего не свалится.

В конце концов Хрим сел на койке и заорал: «Не знаю, дохлый ты или нет, но если я тебя поймаю, ты пожалеешь, что вообще услышал об этом хреновом Пожирателе!»

Стена выдала особенно сочный звук, но Хрим демонстративно отвернулся. Он уже не боялся. Злился, конечно, но если бы не усталость и скука, его разобрал бы смех.

Вскоре шум прекратился, свет погас, и он заснул.

И вот наконец, впервые с тех пор, как он оказался в этой заднице, ему позволили выйти погулять. Не то чтобы он думал найти какие-то развлечения на станции, набитой должарианцами и их холуями, но все лучше, чем сидеть в четырех стенах, да еще таких паскудных.

Он бросил взгляд вдоль овоидного коридора, извилистого, точно кишка какого-нибудь зверюги. Гнусное место — и как эти замороженные должарские хрены его выносят?

На перекрестке он увидел пару быстро идущих куда-то техников в серых комбинезонах.

— Эй, — крикнул он им, — где тут рекреация?

Они посмотрели на него, отвернулись и пошли дальше.

— Засранцы, — громко сказал Хрим, но они не отреагировали. Да тут просто никто на уни не говорит, кроме Барродаха, понял он.

Барродаха, Риоло и Вийи с ее командой.

При мысли об этой черной сердце у него забилось сильнее, но он успокоил себя, вспомнив, что обещал ему Риоло. И у Барродаха тоже небось свои планы. Он, наверное, боится ее еще больше, чем покойник Норио. Вот почему я все еще здесь. Он знает: вот закончит она свое дело — и тогда, если даже тарканцы с ограми ее не одолеют, я с ней точно слажу.

Заметив в боковом проходе техника-бори, Хрим рявкнул на уни:

— Эй ты! Поди сюда!

Бори замедлил шаг и сказал:

— Не задерживайте меня. — Этот хоть знал уни, по крайней мере.

— Я хочу только узнать, где рекреация.

— Идите за мной. — Бори припустился бегом, а Хрим прибавил шагу и скоро оказался перед дверью, которая все время удерживалась открытой. Рядом стоял огр, огромный и грозный даже в отключенном виде. Проводник Хрима боязливо посмотрел на него и шмыгнул прочь.

«Ага, наконец-то их расставили по местам», — усмехнулся Хрим. Он знал, чем вызвана задержка, — Лисантер, наверное, проделал все тесты, известные панархистам и должарианцам, проверяя огров на предмет ловушек, но барканцы, видать, оказались умнее. На это Хрим и ставил. Если бы ловушки обнаружили, им уже занялась бы тарканская карательная команда, но он не зря доверился Риоло — по крайней мере в этом. У барканца свои планы, поэтому он до поры до времени действует заодно с Хримом. Именно до поры до времени: Хрим не забыл, как Риоло на борту челнока обнаружил свое знание должарского. Почему-то, когда Риоло летал на «Цветке», этот факт никогда не выходил наружу.

Хрим оглядел рекреационную. Должарианцы на одной стороне игнорировали его полностью, бори на другой поглядывали настороженно. Хриму это нравилось — он любил, когда его боялись. Надо поставить себя с самого начала — тогда дела сразу пойдут на лад.

Вот только на кой ему сдались эти бори, боятся они его или нет? Пройдя дальше в комнату, он увидел, что больше всего народу собралось вокруг одного из столов. В основном бори, но двое должарских работяг тоже торчали там, возвышаясь над всеми прочими.

Хрим протолкался туда и увидел среди множества темных голов одну желтоволосую и кудрявую.

— Ну вы, башки вакуумные! — прощебетал нежный голосок — на уни.

Рифтерша, как пить дать! Из Вийиной команды.

Отпихнув пару бори, Хрим встал как раз напротив нее. Она подняла на него глаза: маленькая, мордочка острая, одежда в обтяжку и фигурка будь здоров. Смерив его голубыми глазами, она откинулась назад в своем кресле и скрестила руки.

— Глядите-ка, Панарх всех придурков пожаловал, — прочирикала она с издевкой и в то же время весело.

Хрим выкинул бори из противоположного кресла и сел.

— Во что играем, языкастая?

— В фалангу. Второй уровень для беззубых, третий для любителей поразвлечься.

Хрим фыркнул. Он уже много лет не забавлялся компьютерными играми — зачем, когда можно стрелять по настоящим кораблям, если охота? Но он был мастак когда-то, еще до того, как стал капитаном, — неплохо будет заставить эту говнюшку попрыгать.

— Третий так третий. Давай включай, а я погляжу. — Намек на то, что она плутует, ее определенно взбесит, и она начнет мазать.

Но она только посмеялась.

— Хрен тебе, Хрим.

Он тоже не удержался от смеха. У себя на корабле он такого не потерпел бы, но здесь ему это даже нравилось. Он вдруг ощутил тоску по рифтхавенской вольнице, где все равны и всё подчиняется правилу «ты мне — я тебе». Его развеселило, что его так отбрили при этих мрачных должарских занудах, и он даже не обиделся.

Впервые за очень долгий срок ему захотелось трахнуться с чем-нибудь — с кем-нибудь, — кроме шестека.

— Хочешь пари? — спросил он.

— А на что спорить будем? — тут же откликнулась она.

— Что-нибудь придумаем.

Она изобразила, что ее сейчас стошнит, и фыркнула так, точно мамонт вытащил ногу из грязи. Но при всем при том не сказала «нет».

25

Корианор осторожно запустил перископ в один из трех коридоров на перекрестке. Красные стены откликнулись на щелчок раздвижного имиджера тихим раздробленным эхом. Изображение на экране, зажатом в ладони, колебалось, и бори долго изучал его, прежде чем самому повернуть за угол.

Фонарь на его шлеме освещал путь лишь на короткое расстояние. Дальше туннель, освещенный только всегдашним тусклым свечением квантопласта, шел колдобинами вверх; метров через сто пол совсем скрывался из виду. Дальше, Корианор знал, будет вестибюль, откуда расходятся пять коридоров. Там-то он и нашел кристаллы, которые рифтерша Марим назвала черным негусом.

Корианор медлил, насторожив все свои органы чувств. Еще до того, как станция сожрала темпатов, в дальних коридорах было жутковато: в них все время что-то менялось, хотя и незаметно. Корианор был не уверен, что найдет вестибюль на том же месте — не говоря уж том, растут еще там эти ур-плоды или нет.

Дело ухудшалось тем, что дальше этого места не было стазисных заслонок, только пассивные квантоблоки. Бори содрогнулся: видеозапись жертвоприношения серого, которую показал им Барродах, была еще жива в памяти. В том помещении не было стазисных заслонок.

Корианор с опаской взглянул на индикатор безопасности у себя на поясе — зеленый огонек горел ровно. При любом проявлении активности стен в пределах его диапазона огонек сменится красным и прозвучит сигнал. Предполагается также, что прибор создаст временный стазис и позволит избежать худшего.

Это в теории. Не исключено, что прибор, который дал ему Барродах, не сработает вообще. Корианор не имел возможности испытать его: за манипуляции с квантоблоками начальник послал бы его на умовыжималку.

Корианор поспешно выбросил из головы мысли об этом. Выбора у него все равно нет. В памяти, помимо воплей жертвы на видеочипе, застрял и едкий голос Барродаха: «Не нужно говорить тебе, что будет, если откроется твоя роль в снабжении этих серых ур-плодами. — За этим, к изумлению Корианора, последовало продолжение: — Ты дашь ей требуемое только по моему приказу. — Рот Барродаха скривился в болезненной злорадной улыбке. — Можешь даже оставить себе то, что получишь взамен».

Эти слова глубоко унизили Корианора. Среди катеннахов сомнение в стерильности другого считалось тягчайшим оскорблением. Но в здешнем Катеннахе он занимает самое низкое положение.

Корианор медленно двинулся по туннелю, то и дело прислушиваясь, — но единственным звуком здесь было его тяжелое дыхание. Он полагал, что психоактивные виды ур-шюдов, которые теперь благодаря усилиям Дельмантиаса встречались только в самых отдаленных коридорах, помогут ему продвинуться. У него уже создалась многочисленная клиентура среди бори низшего разряда и серых, но Барродах следил за ним с самого начала и использовал его в своих целях.

Сейчас за ним никто не следит. В этой части станции нет имиджеров — и огров тоже, хотя в данный момент Корианор даже приветствовал бы их появление.

Дойдя до вестибюля, он с облегчением увидел, что ур-плоды на месте — черные сфероиды с кулак величиной, поблескивающие на свету. Он стал торопливо рвать их и складывать в мешок. При этом он все время оглядывался — особенно на ход, идущий под крутым углом откуда-то с потолка. То, что сидит в этих стенах, любит, как видно, нападать сверху.

Потом он услышал странный ритмичный скрип, сопровождаемый чем-то вроде тяжелых шагов. Звук доносился из левого прохода. В испуге Корианор устремился туда, откуда пришел, но сигнал индикатора остановил его. Загорелся красный огонь, и бори увидел впереди на потолке какое-то странное вздутие. Корианор прирос к месту. Пузырь лопнул, и из него показалась пара черных сапог. Еще одна жертва?

Сердце у бори болезненно колотилось. Он шмыгнул в другой коридор, круто идущий вниз. Он так спешил, что стукнулся головой о потолок, и его фонарь погас. Смахивая слезы с глаз, он пригнулся и пришел в ужас, увидев, что коридор впереди сужается в непроходимую канюлю диаметром около фута.

Звук стал громче, но, к счастью, бугор на лбу и изгиб коридора заслоняли Корианора от перекрестка.

Шум прекратился. С другой стороны донесся легкий толчок, за которым последовали обыкновенные шаги, двойной скрип и металлический лязг раздался снова, но его оборвала резкая команда:

— Стой!

Аватар! Корианора затрясло. Теперь ему стал понятен источник странного скрипа: огры.

— Ты без тарканцев, отец?

У бори закололо в мочевом пузыре. Теперь ему не уйти. Это голос наследника, Анариса.

— Я в них больше не нуждаюсь, — сказал Эсабиан. — Пока меня охраняют вот эти, Пожиратель Солнц мой и только мой.

Корианору был ясен двойной смысл этих слов — и Анарису, видимо, тоже.

— Значит, мы с тобой можем не бояться хораина. — Так серые называли теперь ужас, таящийся в стенах, — слово происходило с давно погибшего Хореи.

— Верно. И даже страх перед ним нам не страшен?

Наступило молчание. Что означают эти последние слова? Любопытство в Корианоре, как ни удивительно, пересилило страх — по крайней мере оттеснило его в глубину сознания, где он съежился, бессвязно лепеча и не в силах вмешаться. Корианору вспомнился Барродах с его неуемным желанием все контролировать и все знать. Что бы он дал за такую запись? Корианор включил память перископа, с бесконечной осторожностью навел прибор, стараясь не зацепить за стену, и чуть-чуть высунул за бугор, скрывавший его от двух должарианцев.

Эсабиан стоял между двумя ограми, и великаны-андроиды с их безумными двойными лицами делали его тяжелую широкоплечую фигуру маленькой. Анарис стоял в нескольких метрах от него, небрежно опустив руки. Оба, видимо, не обращали никакого внимания на то, что их окружало, хотя наследник помещался прямо под дырой в потолке.

— Возможно, — сказал наконец Анарис. — Ты сам вызвал хореянку, чтобы активировать это место.

— Аватар использует даже карра для исполнения своей воли, — засмеялся Эсабиан. Это звучало как цитата.

— Вот именно. И оружие ржавеет в твоей руке, если ты медлишь пустить его в ход.

— Для моей цели оно достаточно пригодно. — Эсабиан посмотрел вокруг. — Это место дает могущество нам обоим. Но я смогу пользоваться его могуществом и когда покину его — а ты?

— Неплохой баланс, — сказал Анарис, усугубив недоумение Корианора. — Интересно, долго ли он продержится?

— Финал меня не страшит.

— Меня тоже, — медленно улыбнулся Анарис. — И добавил после паузы: — Мне будет приятно полировать твой череп.

Эсабиан, потемнев, сжал руку в кулак. Ожившие огры с поразительной скоростью скользнули вперед, но в этот самый миг индикатор Корианора тихо загудел, и пол вестибюля содрогнулся, заставив роботов потерять равновесие. Под ногами у наследника вздулся бугор, метнув его в отверстие над головой. Огры с запозданием подскочили к потолку, но прореха за Анарисом уже закрылась.

— Стой, — снова сказал Аватар, глядя вверх.

Корианор затаил дыхание. Вдруг Эсабиан слышал сигнал индикатора? Или огры? Но Аватар зашагал прочь, а ноюще-скрипящие огры сопровождали его — один впереди, другой позади.

Когда шум затих в коридоре, Корианор осмелился перевести дух. Ногам он пока не доверял. Дав сердцу успокоиться, он встал, убрал перископ и вернулся в вестибюль. Поглядев на складку в потолке, которая уже разглаживалась и почти ничем не отличалась от прочих выпуклостей Пожирателя Солнц, он снова принялся собирать ур-плоды. «В конце концов, — подумал он, еще окутанный шоком, как ватой, — если уж я пережил эту встречу, остального можно не бояться».

* * *
Барродах укрощал нетерпение — в этом ему помогал трепет торжества, ускоряющий ритм сердца.

— Прекрасно, — сказал он Корианору. — Ты получишь достойное вознаграждение. — Но пока, — он добавил в голос толику угрозы, — об этом никто не должен знать.

Увидев подобающий страх в расширившихся глазах Корианора, он протянул руку.

— Я позабочусь об этом.

Корианор отдал ему перископ, поклонился и ушел.

Барродах скопировал запись на своем блокноте и стёр память перископа. Бросив прибор на кучу бумаг в углу, он просмотрел встречу снова, в третий раз, с жадным любопытством — вопреки его амбициям, ему никогда еще не доводилось наблюдать Аватара наедине с его наследником.

Мне будет приятно полировать твой череп. Что это — начальный ход в борьбе за власть или они каждый раз обмениваются такими угрозами, когда бывают одни? При других они всегда сдержанны и держатся заодно — Аватар очень щепетилен в моментах передачи власти своему сыну; а пару раз Барродах заподозрил, что у них есть общий объект для веселья и что объект этот — он.

Барродах задумчиво прикусил обгрызенный ноготь. Его посетило знакомое, как давнишний кошмар, желание подняться еще выше в иерархии Катеннаха, впервые испытанное им, когда Джеррод выступил против Уртигена, тогдашнего Аватара. Джеррод не посвящал Барродаха в свои планы — тот догадывался о последующих действиях сам, наблюдая, как растет напряжение в верхних эшелонах власти.

Однажды ночью его разбудили и отдали приказ, который он и выполнил слово в слово. Вернувшись, он был вознесен на самый верх в обход целой шеренги служащих-бори и увидел своего предшественника — секретаря Уртигена, стоя над его изувеченными останками. Точно так надеется заменить меня Моррийон, в новом приступе гнева подумал Барродах.

Он сделает все, чтобы помешать этому. А пока — как бы ему распорядиться этой новой информацией с наибольшим эффектом?

Барродах вернулся к экрану, где кадр застыл на саркастической улыбке Анариса. Бори стиснул челюсти. Как ненавидел он эту улыбку, вызванную бесстрашием и чувством превосходства! Он снова пустил чип и посмотрел на эффектный уход Анариса.

Телекинез.

Теперь все аномальные явления стали на место: летающие предметы в причальном отсеке в момент гибели Норио, кража наркотиков из аптечки того же Норио (выходит, Моррийон не знал, что Барродах тоже ими пользуется) и загадочное требование Анариса оповещать его об экспериментах с темпатами. Он должен был скрываться в это время, только и всего.

Если Анарис и обладал этой способностью до прибытия на Пожиратель Солнц, то в минимальной степени. Станция каким-то образом усилила его дар.

Стало быть, в нем есть хорейская кровь.

Аватар по какой-то необъяснимой причине решил передать наследнику часть своей власти, а тот, конечно, сделал все, чтобы отхватить еще больше. И у отца, и у Барродаха. Одним из серьезных упущений Аватара стало укрепление связи между Анарисом и тарканцами.

«Любимец Уртигена» — так зовут наследника гвардейцы.

Барродах сел поудобнее и задумался. Тарканцы. Беззаветно преданные, суровые, не наделенные воображением и не скрывающие своей приверженности должарским суевериям. А их командир — воплощение всех этих качеств в высшей степени.

Барродах улыбнулся. Как бы отреагировал Чар-Мелликат, увидев это свидетельство хорейской крови Анариса ахриш-Эсабиана? Только открытое проявление трусости — которая, увы, Анарису не свойственна — могло бы столь же успешно разорвать этот союз.

«А Моррийон так и не поймет, в чем дело, — вот что лучше всего», — со смехом подумал Барродах.

* * *
Марим проснулась в хорошем настроении.

Сначала она не поняла почему и даже посмеялась над собой. Хорошее настроение? На Пожирателе-то Солнц? Видать, у меня крыша поехала, а я и не замечаю.

Она села и увидела, что другие тоже проснулись. Они привыкли подниматься по тревоге и потому спят чутко, к сожалению. Стоит одному проснуться — и остальные туда же.

— Жребий, — сонно сказал Локри.

Все бросили в миску по монете. Монтроз положил на стол чип, отвернулся и стал трясти миску, пока монеты тоже не высыпались на стол. Тот, чья монета легла ближе всего к чипу, шел в душ первым.

В кои-то веки удача выпала Марим.

Стоя под струями воды, она стала обдумывать свой день и поняла причину своего хорошего настроения. Скорей бы в рекреацию — и увидеться с Хримом. Здесь, под душем, она могла ухмыляться сколько угодно.

Кто бы мог подумать? Игра с этим поганцем доставила ей истинное удовольствие. Приятно было обзывать его прямо в лицо, а еще приятнее — расколошматить на третьем уровне. Правда, последние партии она выигрывала и проигрывала попеременно, и выигрывать становилось все труднее.

Они заключили множество дурацких пари, поскольку ставить было нечего. И хотя ни один пока не стремился получить с другого, у нее было чувство...

Он не прочь, это точно. А почему бы и ей не поразвлечься немного на стороне? Можно узнать что-нибудь полезное. Марим очень хотелось внести свой ценный вклад в общий разговор — так, между прочим. Вот бы они все на нее выпялились! А то ведут себя так, будто я оставила мозги на Дисе.

Можно дать Хриму черный негус и посмотреть, что получится. У нее солидный запас, благо Корианор играть любит, но не умеет.

Странное дело — таким рынком заправляет, а в игре туп как пробка. Корианор контролирует почти всю нелегальную торговлю ур-плодами, а что не контролирует, с того получает долю. То, что она назвала черным негусом, самый редкий сорт — похоже на самую лучшую и крепкую выпивку с добавкой хоппера и, пожалуй, еще виларийского негуса, самую чуточку, чтобы дурацкие глюки не портили удовольствия.

Марим торопливо оделась. Авось удастся уговорить Лара выпустить ее пораньше, когда он повезет тележку с посудой после завтрака на кухню. Вот только...

Локри лениво облокотился на косяк, глядя на нее своими серебристыми глазами. Твердая складка рта показывала, что смотрит он не просто так.

— У Вийи, случайно, не назначен сегодня эксперимент с этим засранцем Лисантером? — спросила она.

— В конце первой смены. Как только Лисантер вызовет. А что?

— Да то, что до тех пор я хочу побыть в рекреации — что же еще? Барродах ведь нас всех держит взаперти, пока она с Лисантером.

— Предпочитаешь провести денек с Хримом Беспощадным?

— Что ты имеешь в виду? — подбоченилась Марим.

— А ты?

— Хочу подзавести его, и пусть мелет, что в голову взбредет. С вами, придурками, говорить все равно не о чем.

— Я бы на твоем месте не тратил время зря, — скептически улыбнулся Локри. — Он либо будет врать, либо скажет то, что ты хочешь услышать. Барродах держит его тут с одной целью — чтобы натравить на Вийю, как только можно будет.

— Да знаю, знаю, только он у нас тут не единственный враг. К Вийе ты небось не пристанешь из-за того, что она спит с этим костоломом Анарисом?

Локри, помрачнев, опустил взгляд, и Марим поняла, что попала в цель. С торжествующей ухмылкой она хотела выйти, но он остановил ее и тихо сказал:

— Что бы ни делала Вийя, я знаю: она нас не предаст. А вот о тебе я того же самого сказать не могу.

Ее обожгло воспоминание о том, как Ивард, минуя ее, потянулся к Локри. Она двинула его локтем и протиснулась в дверь.

Лар привез еду, и она, схватив свою долю, плюхнулась на койку. Ей не хотелось сидеть за столом: надоело смотреть, как Монтроз с Седри лыбятся друг дружке, точно пара подростков. А настоящий подросток, Ивард, ей и вовсе опротивел. И ее еще называют легкомысленной! Ну, отшила она его, когда он маялся своей келлийской хворью. Кто знает, насколько эта штука опасна — а вдруг бы она тоже заразилась? А теперь, когда он так изменился и стал на свой лад даже красивее Локри, она, естественно, захотела его вернуть.

А он вдруг берет и обнимается с Локри, который всегда обращался с ним и его сестрой как с козявками.

Взять опять же Вийю: держится как ни в чем не бывало. Как будто никто не видит ободранных костяшек на ее правой руке и следов от пальцев на лице. Ей-то никто слова не скажет.

Когда они доели и Лар, собрав посуду, поставил на подогрев новый контейнер с кафом, она сказала:

— Я собираюсь в рекреацию — возьми меня с собой.

Лар, продолжая складывать грязную посуду на тележку, кивнул. Перед уходом он и Седри обменялись какими-то быстрыми знаками. Марим ощутила легкое раздражение, но подумала: наплевать. Она тоже могла бы выучить все эти знаки. Некоторые она знала, а остальные и знать не стоило. Они в основном предупреждающие: берегись, мол, начальства. Моррийон идет, Барродах слушает, и все такое. Да кому до них дело? Кому они нужны-то, эти бори?

В рекреации было почти пусто. Третья смена по большей части всю первую смену спала, а остальные теперь вроде бы работали в две смены — или в полторы. Но, ей было все равно. Хорошо и то, что избавилась на время от Локри и всех остальных.

Хрим заявился в середине смены. Марим играла с компьютером, испытывая новую стратегию, — она переняла ее, наблюдая за Аркадом, хотя это было не так просто.

Она увидела что-то красное — опять-таки приятно после всех этих серых и черных униформ — Хрим вошел с таким видом, будто он тут хозяин. Марим закатила глаза и изобразила полнейшее омерзение, хотя в глубине души очень ему обрадовалась. Надо же, как он хорош, этот прославленный головорез. Одет ярко, в обтяжечку — одно слово, рифтер. Блеск!

«Пожалуй, я слишком засиделась на одном корабле, — подумала она. — Мне нравится Вийя — она за нас горой. Но стоит ли менять свободу на безопасность?»

Хрим уселся в кресло напротив нее, и её одолели сердитые мысли. Я была честна, как никогда, и вот как они меня отблагодарили. Ну что ж, настало время перемен. И если ей представится возможность насолить Локри с Ивардом, она это сделает. Вийе она вредить не станет, но всем остальным? Ха!

— Ты говорила, у тебя есть что-то особенное, — сказал Хрим. — Если это опять про игру... — И он передернул плечами.

Марим огляделась. Трое бори сидели далеко и были заняты собственной игрой. Она полезла в карман и раскрыла перед Хримом свою коробочку. Он скривил рот:

— Это что?

— Ш-ш. У Барродаха сдвиг на этом пункте. Называется черный негус. Попробуй. Вкус как у грибов в вине, а эффект... — Она присвистнула: — Этого никто не знает.

Хрим, посмотрев на нее подозрительно, снова пожал плечами и взял кусочек ур-плода.

Марим прихватила порцию побольше. Она перепробовала все виды этой гадости, и ей было все равно, насколько сильно она действует. Поможет время убить — вот и ладно.

Они начали играть, но где-то в середине ее разобрал смех, и она никак не могла остановиться. Хрим сбивал ее корабли справа и слева, а она только хихикала. Бах! Шмяк! Она стала сопровождать гибель кораблей шумовыми эффектами, а когда стена позади них громко чмокнула, они оба покатились со смеху.

— Пошли-ка отсюда, — сказал Хрим. — Позабавимся наедине.

Она ухмыльнулась, чувствуя внутри былой огонь. Сколько ж это времени у нее не было никого нового? Несколько недель? И ведь не кто-нибудь, а знаменитый злобный Хрим Беспощадный! Будет что порассказать у Флаури на Рифтхавене — особенно если она сумеет его разговорить и он выложит такое, о чем после пожалеет.

Она встала, чувствуя легкое кружение в голове. Вийя должна явиться к Лисантеру только через пару часов — вполне хватит, чтобы позабавиться.

* * *
Барродах успел закончить свои дела, чтобы вовремя явиться в корабельный ангар, где Вийя, по замыслу Лисантера, должна была попытаться переориентировать корабль, до которого дотронулся Аватар. Свободного времени не оставалось совсем — ни днем ни ночью.

А тут еще та новейшая проблема, с которой он ничего не мог поделать. Решение Аватара исследовать станцию самостоятельно, под охраной одних только барканских огров, нанесло тарканцам тяжелый удар. Выходит, они больше не способны исполнять то, чему посвятили всю свою жизнь? Барродах мог бы в ответ на официальную жалобу Чар-Мелликата показать ему чип о хорейских штучках Анариса, но боялся нарушить равновесие сил.

Командир тарканцев, разрабатывая планы обороны станции, совещается с наследником и, разумеется, с Моррийоном, а Барродаха не уведомляет — это дурной знак.

Бори вернулся в свой кабинет. Моррийон — его роковая ошибка. Почти такая же, которую он допустил, доверившись Туриолю на последних стадиях подготовки атаки на Панархию. Ту ошибку он исправил — исправит и эту.

Сейчас, правда, к Моррийону не подступишься. Как он этого добился? Ведь как тщательно Барродах его выбирал. Уродлив с виду — Анарис должен был воспринять это как оскорбление и потому не слишком на него полагаться — да еще этот хнычущий голос. И до чего был исполнителен, до чего послушен. Воображения, казалось, лишен начисто, зато правила соблюдал скрупулезно. До того уж ясен, что весь Катеннах смотрел на него с юмористическим презрением.

С тех пор он отказался почти от всех прежних привычек — не сразу, а постепенно. Барродах каждый день получал доказательства того, как растет влияние Моррийона в кругах бюрократии, и собирался разделаться с ним, как только Пожиратель Солнц заработает на полную мощность.

Первым делом надо найти какой-то способ подсунуть жучок либо Моррийону, либо Анарису. Пока что все его попытки в этом отношении успешно блокировались.

Хорошо, что хотя бы Хрим не столь неприступен.

Его каюту Барродах снабдил двумя жучками: одним, так сказать, на виду, и другим — тщательно замаскированным. Явный жучок Хрим обнаружил и ликвидировал через каких-то несколько часов, но был, как видно, слишком самонадеян, чтобы искать другие. Сейчас Барродах с большим удовольствием вывел на экран его каюту. Хрим и Марим из команды Вийи — что может быть интереснее?

После короткого статического разряда изображение прояснилось, но имиджер, вмонтированный в дверной механизм, показывал под странным углом.

— ...еще черного негуса? — говорила Марим. — Я возьму еще кусочек. Для подпитки энергии — если у тебя еще остался резервный запас.

— Дай погляжу, что там у тебя еще есть, языкастая.

Марим с Хримом пробовали смесь из двух или трех видов ур-плодов. Через несколько секунд они уже говорили как пьяные, и невнятные слова перемежались взрывами смеха.

Одновременно они раздевали друг друга. Барродах уже почти решил просмотреть эту запись после, на досуге, но слова Хрима заставили его передумать.

— Этот крейсер был почти у меня в руках. Почти что. Если бы не псих-должарианец, зацикленный на самоубийстве, он был бы мой.

— Ври бо-ольше, — протянула Марим.

— Нет, правда — Братством клянусь, — с пьяным упорством настаивал Хрим. — Блестящий был план. Я взорвал чистюльский синк, чтобы заставить Озмана убраться с крейсера, потом подставил его катер с помощью одной штуки, которую придумал Риоло. Если б не тот псих, я теперь командовал бы крейсером. Ну и ладно. Мне он не достался, но и никому другому тоже — а Барродах думает, что это чистюли его рванули.

— Это, наверное, было сразу после того,как ты раздолбал Дис, — сказала Марим и спросила жалобно: — Ну зачем тебе это было надо? Такой хорошей базы у нас никогда еще не было. И Нортон был хороший парень.

— Я не хочу, чтобы эта черная должарская вампириха, которая у вас за капитана, меня прикончила, — огрызнулся Хрим.

— А теперь мы все тут собрались, — захихикала Марим. — И Вийя намотает твои кишки на ось вращения, когда запустит станцию вместе с другими...

Вместе с другими?

— С другими? — повторил Хрим. — Это ты про выжигателей мозгов, что ли?

— Ну да. Все наши и этот громила Анарис. Я б не возражала покататься на его оси вращения. Эй! Ты ж вроде потрахаться хотел? Без радиантов корабль не взлетит.

Из-за упоминания об Анарисе Барродах почти не замечал явного дискомфорта, который испытывал Хрим, — хотя в другое время это доставило бы ему немалое удовольствие.

Анарис. Он-то здесь при чем? Он даже близко не подходил к каюте рифтеров — в этом Барродах был уверен.

Или Моррийон проделал какой-то фокус с имиджерами?

Барродах, нахмурясь, смотрел, как двое рифтеров бредут к койке. Вскоре стало ясно, что Хрим функционировать не может.

Настроение у Марим испортилось, и она встала, ругая Хрима на все корки. Хрим некоторое время сидел, закусив губу, потом полез под койку и достал оттуда длинный футляр.

Он открыл его, и Марим, уже взявшаяся за свой комбинезон, замерла, а потом взвизгнула.

Барродах тоже смотрел — с отвращением, но не в силах оторваться. Эта штука, будучи ополовиненной, теперь восстановилась, как червяк. Хрим ухмыльнулся:

— Ну что, забоялась, как до дела-то дошло?

— Прямо как у дизоиийского дракона — только я с драконами дел не имею.

— Как хочешь — только потом всю жизнь будешь жалеть, что не попробовала.

Марим поколебалась, потом проглотила одним духом остаток своих галлюциногенов и плюхнулась обратно. У Барродаха все нутро сжалось, когда Хрим нацепил свое приспособление на себя и лег на маленькую рифтершу. Она завизжала от восторга, смешанного с изумлением, и принялась усиленно извиваться. Барродах выпучил глаза при виде красноватой пленки, медленно обволакивающей их потные тела. Оба стонали вовсю и плохо координировали свои движения — как видно, от переизбытка удовольствия.

Барродах с отвращением отвернулся. Если бы даже взвод тарканцев проводил там учения, эти два извращенца ничего бы не заметили.

А почему бы, собственно, и нет? Барродах улыбнулся. Лисантер требует шестек все настойчивее — вот и славно. Барродах отдал краткий приказ по коммуникатору и стал смотреть с ужасом и любопытством, как пленка продолжает расти, глуша стоны беспомощно содрогающейся пары.

* * *
Внезапно прерванное удовольствие было хуже всякой боли, которую ей когда-либо доводилось терпеть. Марим смутно осознала, что ее скинули на пол, и ей стало холодно, а потом зверский удар под ложечку скрючил ее пополам; она ловила ртом воздух, а на нее сыпались новые удары. Хрим орал что-то в страхе и ярости. Удары прекратились, и Марим с испугом увидела над собой злобные лица тарканцев. Женщина, бывшая среди них, тяжело дышала — явно не от усталости.

— Мне насрать, чего там хочет Лисантер или скользкий слизень Барродах, — не дам! — кричал Хрим. Кто-то из тарканцев залепил ему оплеуху, и рифтер повалился на койку, а тарканец натянул перчатки и сорвал с него шестек. Хрим завопил. Марим, чьи эмоции шок только что подстегнул, хихикала, наблюдая боязливое отвращение должарианца, — шестек бился у него в руке, как пойманная рыба. Тарканец затолкал его в футляр, и вся команда покинула каюту.

Марим кое-как поднялась и упала на Хрима. Раскаленные оргазмы шестека, подобных которым она еще не испытывала, вопреки ожиданиям не лишили ее сил. Совсем наоборот: еще никогда в жизни она не ощущала такого возбуждения, а Хрим ничем не мог ей помочь. Он вроде бы и не пострадал, по крайней мере физически, но как Марим ни старалась, расшевелить его не удалось. До нее дошло, что Хрим, чтобы заниматься сексом, должен доминировать — смена ролей, навязанная ему тарканцами, напрочь отняла у него мужскую силу.

Вот для чего им, значит, нужны были те видики, снятые Норио.

Она знала, что когда-нибудь они да пригодятся, — потому и притырила их.

— Что ты делаешь? — севшим от эмоций голосом спросил Хрим.

— Ищу аптечку первой помощи. — Она порылась в своей одежде, достала чипы и вставила в пульт самый мерзостный — с пауками, высотой и тощим мужичком, привязанным к стулу.

И стала коленями на край койки, следя не за экраном, а за лицом Хрима. Скоро она и увидела, и ощутила, что ее действия имели успех. Хрим тихо застонал, и ее пронизал трепет больше чем сексуального возбуждения. Шестек ему уже не вернуть, это точно — теперь он нуждается в ней.

А если я не нужна своей команде, то и они мне ни к чему.

* * *
Локри со смесью болезненных эмоций в который раз посмотрел на дверь, куда не так давно вышла Марим. Какое у нее было лицо — смех, да и только. Но при мысли о том, что она сейчас с Хримом Беспощадным, его пальцы подергивались от желания вцепиться этому подонку в горло. Со дня безуспешной попытки Вийи в корабельном ангаре Марим уходила все чаще и пропадала все дольше.

— Вийя говорит, ее просто тянет к запретному.

Услышав это, Локри обернулся. Жаим поморщился и сел, Локри понял, что тот заметил его беспрестанное поглядывание на дверь, но он так устал, что ему было все равно.

— Кому и знать, как не Вийе.

Он произнес это более ядовито, чем намеревался, и от Жаима это не укрылось. Локри хотел что-то добавить, передумал и посмотрел на Монтроза. Тот нагнулся над пультом и включил блокировку, недавно поставленную Седри. Теперь они какое-то время могли говорить откровенно — в журнале Барродаха запишется только шум.

Все посмотрели на комнату эйя, куда ушли Вийя с Ивардом.

— Анарис никого из наших не убивал, — сказал Жаим.

— Дело не в том, что Марим спит с этим скотом Хримом, — вздохнул Локри. — В этом тоже, конечно, но только отчасти. Я боюсь, как бы она не вбила себе в голову, что она жертва, и не перекинулась на другую сторону.

— Она знает нас много лет, — покачал головой Жаим. — Не верю, что она так легко способна распорядиться нашими жизнями.

«Ты не знаешь ее так, как я», — подумал Локри, но промолчал. Ему не хотелось высказывать свои опасения вслух, как будто от этого они могли сбыться. И он надеялся, что все-таки ошибается. Марим — его побратимка, и он любил ее, насколько вообще был способен любить кого-то. Всё из-за этой Станции. Это она нас портит. Ладно, пусть. Пока Марим трахается с Хримом, больше ни в какую передрягу она не ввяжется.

Внутренняя дверь открылась, и вышли Ивард и Вийя. Локри смотрел только на парня. Тот с бессознательной грацией сел на койку, поджав ноги и рассеянно поглаживая Люцифера.

«А меня она, пожалуй, испортила больше всех», — подумал Локри, подавляя желание подойти к мальчику, дотронуться до него и попытаться вызвать у него улыбку.

Сколько он знал двух этих рыжих, Иварда и Грейвинг, они всегда смотрели на него с щенячьим обожанием — а сестра еще и влюбленно. Я никогда не ценил то, что дается даром, — до недавнего времени. Это Ивард обнял его, а не он Иварда в тот знаменательный день, когда казалось, что вся станция корчится в сексуальном экстазе. Локри, такой вроде бы тертый, никогда еще не переживал подобного — он сравнивал это с падением на звезду.

С тех пор Ивард относился к нему с дружеской теплотой, и только, Локри же чувствовал себя наполовину влюбленным. Дело осложнялось тем, что Ивард как-то сразу, за полгода, преобразился из гадкого утенка в красивого молодого не-совсем-человека.

Болъше-чем-человека.

26

Усталая, с ноющим телом Тат проскочила мимо неподвижного огра, стоящего у двери в кают-компанию бори, и направилась к автомату с кафом. Держа в руках теплую кружку, она закрыла глаза, сделала несколько глотков и закашлялась.

Рядом кто-то прыснул.

— Я за тобой. — Это был Ромарнан. Красивый техник, назначенный в рабочую команду.

— Вы тоже в две смены вкалываете?

— Квантоблоки, — прошептал он с гримасой, ставя кружку с кафом на поднос. — Я думал, что хуже рециркулятора ничего нет, пока нас не выгнали наружу искать панархистские квантоблоки — на случай, если в нас действительно чем-то пальнут. Нам, понятно, этого не сказали. — Оба украдкой посмотрели по сторонам. Комната была заполнена наполовину, и все выглядели усталыми. Катеннахи за столом у самых стазисных заслонок занимались своими блокнотами и сидели слишком далеко, чтобы слышать их разговор, да и желания такого не проявляли. — Станция — или что-то другое — пытается подловить нас на входе и выходе. Двух наших засосало в стену — вот так. — Ромарнан сделал быстрое движение языком, хлебнул кафа и поморщился. — А потом, если живы останемся, нас ждет другое задание — Барродах с его стазисными заслонками.

Тат достала из подогревателя миску неизменного жаркого с зачерствелым черным хлебом.

— Он такой не один.

Лисантер замучил ее, пытаясь сбалансировать мощность, расходуемую на стазисные заслонки, с научно-исследовательскими нуждами. Все более увеличивающийся разрыв служил мерой его беспокойства. Что же будет после следующей попытки Вийи?

— Кстати о слизняках, — сказал Ромарнан, — кто получит пропуска, когда они активируют-таки своих хреновых огров?

— Пока что их имеют только он, Аватар и Лисантер, — прошептала Тат. — Не знаю, когда их выдадут другим — и выдадут ли вообще.

Ромарнан, обменявшись с ней мрачным взглядом, тоже набрал заказ на подогревателе. Получил он то же самое, что и Тат, с точностью до миллиграмма.

На пути к столику она сказала тихо:

— У них всегда таким говном кормят или только здесь?

Ромарнан, усмехнувшись, снова поглядел по сторонам.

— Дома можно получить кое-что получше, но это стоит денег.

Тат не сразу сообразила, что «дома» означает «на Должаре». Они поставили свои подносы, и Ромарнан шепнул:

— А ты, говорят, была в рифтерах?

Тат осторожно кивнула, и он вздохнул:

— Я об этом с детства мечтал.

Что на это ответить? Лучше всего быть честной — не забывая об осторожности.

— Я запомню.

Этого оказалось достаточно. От его усмешки у нее стало горячо внутри.

Не успел он ответить, дверь открылась, и вошли четверо или пятеро бори. Двое шли медленно, как будто им было больно ходить, и у одного ключица была в фиксирующей повязке. Жертвы недавнего Каруш-на Рахали, поняла Тат.

Интересно, как и где это случилось — ведь бори всегда ходили группами.

— Я рада, что это кончилось, — сказала она, вспоминая побитые лица некоторых должарианцев — тарканцев в том числе. Внезапность, с которой это прекратилось — словно чип вынули, — была еще более жуткой, чем бесстрастное выражение этих покрытых синяками физиономий.

— Они из команды Дарранаха, — поджал губы Ромарнан. Тат взглянула на пришельцев со смесью удивления и отвращения.

— Неужели они правда занимаются этой карушной друг с другом?

— Многие бори так делают, — пожал плечами Ромарнан, — а эти даже под одеялом по-должарски говорят.

Тат хихикнула и тут же нахмурилась.

— Дарранах ведь на кухне работает? От этого их баланда кажется еще более мерзкой.

— При всей своей извращенности в еду они ничего не подкладывают, — ухмыльнулся Ромарнан. — Автоматика всё проверяет на выходе.

— И даже ур-плоды добавить нельзя для вкуса?

— Всё регулируется. Катеннах раньше часто пользовался ядами в своих целях. Могут добавить что-нибудь антивирусное, к примеру. Не знаю. Кухарей об этом не спросишь — могут быть неприятности.

Тат, вздохнув, отправила в рот последнюю ложку жаркого. Остыв, оно не стало вкуснее, но при ее всегдашней усталости ей нужно было как-то питаться.

Вошли еще двое бори, и Тат узнала Фарниоль, секретаршу Моррийона. Та взглянула на нее только раз, но этого хватило, чтобы у Тат заколотился пульс — на этот раз от страха.

Ромарнан сжал губы — он тоже заметил напряжение на лице Фарниоль. Что еще такого стряслось?

Поглядывая на катеннахов, Тат пересела так, чтобы видеть Фарниоль, берущую себе обед. Секретарша повернулась, корпусом прикрыв от катеннахов одну руку, и под своим подносом сделала Тат быстрый знак: «Проверь журнал».

Тат и Ромарнан быстро покончили с обедом, и он, сочувственно взглянув на нее, вышел первым. Она, не торопясь, поставила посуду вместе с подносом в рециркулятор и тоже ушла.

Выведя на пульт свой секретный журнал, она расшифровала сообщение Фарниоль и в полном шоке уставилась на здоровенного волосатого мужика с громадной розовой штуковиной, приделанной к члену. Потом еще раз взглянула на заголовок — сюжет был взят из личных записей Барродаха. Любит он, что ли, смотреть на такие вещи? И зачем Фарниоль передала это ей?

Тат, конечно, узнала этого мужчину: Хрим Беспощадный. Ее тяготило присутствие на станции этого одного из самых отъявленных головорезов Братства — точно без него хлопот мало. Были такие имена, которые знал каждый рифтер: Нейвла-хап, Хрим Беспощадный, Ароги Черное Сердце, Робвайзер фон Холле, Эшейлах Найярдский. Хрима Тат видела только дважды, и оба раза его сопровождала Марим с «Телварны», которой полагалось бы быть его врагом. В чем же дело?

Какая-то тень на потолке над извивающимся телом мужчины заставила Тат навести изображение на резкость. Тень превратилась во вздутие, и оттуда рухнул на Хрима человеческий скелет, который рифтер, заорав, швырнул через всю комнату.

Хрим продолжал орать, и Тат застыла от ужаса: он полагал, что это скелет Норио Данали — темпата, который был перед Вийей.

И выпал он из станционной субстанции.

Экран мигнул и стал показывать еще более жуткие кадры: группу серых, одного из которых выросшие из пола руки схватили и метнули в стену. От звуков, которыми это сопровождалось, к горлу Тат подступила тошнота.

Она медленно подышала, чтобы успокоиться, и вдруг подскочила, поняв, что она не одна. Моррийон стоял позади и смотрел через ее плечо.

Тат провела языком по пересохшим губам. Наверное, надо что-то сказать?

— Знаешь, что это такое? — Из его тона следовало, что он-то знает.

— Не уверена, а вот Ивард может знать. Лар говорил, он видит что-то такое во сне. На станции существует что-то чужое.

— Это Норио. Или его... привидение. — Моррийон помолчал. — Есть идеи, как избавиться от него? С помощью стазисных заслонок, возможно?

Господа, конечно, никому не говорят об этом, чтобы не распространять панику. Но рано или поздно это все равно просочится наружу.

— Только не в одиночку. Может быть, с Седри... мы и разработаем какой-нибудь план, — рискнула Тат.

Они оба посмотрели на экран, на стену, поглотившую серого. Такое может случиться с каждым — Тат не нужно было быть телепаткой, чтобы знать, что Моррийон думает то же самое.

— Были и другие случаи, — сказал он. — Барродах надеется удержать это в секрете.

— Я слышала, что происходит с бори, выходящими на поверхность станции, — кивнула Тат.

— Вот последнее происшествие. — Моррийон набрал код на своем блокноте, и Тат уставилась на крошечный экранчик. На этот раз действие происходило в каком-то странном помещении с бугристыми стенами — заголовок оповещал, что это новый корабельный ангар. Моррийон убрал звук, за что Тат была ему благодарна. Из стены показались руки и даже лицо. От такого зрелища перепуганный серый техник отскочил к другой стене, которая разверзлась и всосала его.

— Здесь нет стазисных заслонок, — заметила Тат.

— Правильно, нет.

— Мне не только с Седри надо поговорить. Одним нам не управиться.

Моррийон нетерпеливо дернулся.

— У меня встреча с наследником. А после он намерен вызвать темпатку, чтобы обсудить новую попытку активации станции.

— Тогда я пойду к ним прямо сейчас.

— Ладно. Датчиком я сам займусь. Ступай.

* * *
Тат идет сюда.

Переданное Ивардом известие копьем пронзило мозг Вийи. Частью сознания она улавливала переговоры между эйя и келли, но давно уже научилась, ради сохранения рассудка, не обращать внимания на этот почти непрерывный диалог — так человек не обращает внимания на бубнящий в комнате видеопроектор.

Ментальный щит, который она так старательно воздвигала на Аресе, рухнул, как только она ступила на эту станцию. Она все время пыталась восстановить его, но лишь недавно, когда шквал сексуальных эмоций заселивших станцию паразитов человеческого рода утих с внезапностью летней грозы, она поняла, насколько безуспешными были ее попытки. Раскаяние входило в нее вместе с горячими струями душа, бьющими в лицо. Как мало связных мыслей посетило ее за это время!

Оно и неудивительно. Это часть цены, которую платит телепат, — но жертвой стала не она, а Жаим, а возможно, и вся команда. Как отзовутся её действия на всей их дальнейшей жизни?

Она закрыла воду, быстро вытерлась и достала свою одежду из стирального автомата, втиснутого в углубление стены. Долго ли ей еще носить черное в знак мести, которую она поклялась совершить?

— ...а серого, работавшего в ангаре с ур-кораблями, засосало прямо в стену, — говорила Тат. Она, видимо, только что пришла и еще не отдышалась. — Скелет же, как думает Хрим, — это Норио Данали.

Вийя машинально отыскала взглядом Седри Тетрис, и та спокойно кивнула ей. Значит, жучок тем или иным способом отключен.

— Так и есть, — сказала Седри. — В момент его смерти какая-то часть станции впитала в себя его психическую энергию. Можно определить это как психический рак, если хотите.

— Моррийон хочет, чтобы мы от него избавились, поэтому я и пришла.

— А взамен чего? — нахмурилась Марим. — Если Вийя и остальные разделаются с Норио, пусть нам дадут пропуска, чтобы огры не палили в нас, когда их активируют.

— Этого я вам не обещаю. Я могу достать бирки, но без соответствующих кодов они бесполезны, а кодами распоряжается Барродах.

— А мы не обещаем, что покончим с Норио, хотя попытаться можем, — сказала Вийя, предупреждая протест Марим.

— И нам понадобится ваша помощь, — добавила Седри.

— Какая? — насторожилась Тат.

— Квантоблоки помогут нам выследить его, а стазисные заслонки, возможно, послужат чем-то вроде скальпеля, чтобы изгнать... удалить его, — со странной улыбкой поправилась Седри.

Тат, очевидно, поняла ее как нельзя лучше.

— Моррийон нас поддержит, — сказала она, прижимая локти к бокам. — Мне кажется, он его боится не меньше, чем я. Мой кузен Дем — как раз тот человек, которого может засосать в стену.

— Мы с тобой соорудим червяка, который передаст нам контроль над стазисными заслонками, — предложила Седри. — С помощью Вийи и остальных мы его, думаю, ликвидируем.

— Остальных? — Взгляд Тат боязливо устремился к смежной комнате.

Седри наскоро объяснила ей, что такое Единство, избегая выражений, могущих вселить тревогу. Вийя наблюдала, как бори пытается переварить эту новую информацию.

Тат, коротко вздохнув, спросила;

— Почему бы не привлечь саму станцию, чтобы разделаться с этим явлением изнутри?

— Мы не может сейчас включить станцию, — сказала Вийя.

— Как так — не можете? — ужаснулась Тат.

— Пока нельзя. — Вийя посмотрела на остальных. Седри кивнула, Монтроз тоже. Марим продолжала карточную игру с Ивардом и Локри — они оба, как и Жаим, молча выразили свое одобрение. — По двум причинам. Первая — это та, которую мы можем назвать Моррийону и Барродаху. Если включить станцию внезапно, мы рискуем увеличить силу Норио. Надо попробовать укротить его, не повышая мощности станции.

— Хорошо. — Тат посмотрела на свой блокнот. — Я не могу здесь долго оставаться. Моррийон скоро придет за тобой. Наследник хочет с тобой поговорить перед экспериментом.

— Я знаю, о чем, — сказала Вийя. — Не беспокойся.

Но Тат все-таки беспокоилась, это ясно. На лице ее был написан вопрос, и напряженное ожидание в ней граничило с ужасом. Вийя ощутила жалость. Они рассказали Тат о Единстве лишь самую малость — для ее же блага. Ей нужно одно: знать, что с ней и ее братьями ничего не случится.

А разве нам всем нужно не то же самое? Однако Вийя промолчала. Она давно поняла, что человек, от которого зависят другие люди, должен излучать уверенность, — это вселяет в них силу.

— Ты сказала, что причин две, — заметила Тат. — Если мы все-таки избавимся от этого Норио, почему бы тебе не включить станцию после этого? Такой вариант всех бы устроил. Самопроизвольное повышение мощности — слишком долгий процесс, и Эсабиан скоро выйдет из терпения. Весь персонал охвачен страхом, даже Лисантер нервничает.

— Потому что чистюли близко, — сказала Вийя.

— Я знаю. — Голос Тат взлетел на целую октаву вверх. — Потому-то и надо включить эту погань поскорей!

— Ты не понимаешь, — вмешался Монтроз. — Чистюли спасут нас — мы с ними заодно. Мы сами взяли на себя эту миссию.

— Я тебе не лгала, просто умалчивала кое о чем, — добавила Седри, — но ты, думаю, и сама догадывалась.

Лицо Тат с огромными круглыми глазами стало серовато-белым.

— Я снова видела тот код. Значит, это чистюли с Ареса?

— Нет, — сказала Седри. — Код с Ареса меня бы сразу опознал. То, что он не знал о моей отставке, указывает на его артелионское происхождение. — Седри помолчала, сжав губы, и закончила: — Причем корни у него очень глубокие.

— У нас нет связи с чистюлями, — сказала Вийя, — но мы ждем, что они вот-вот появятся.

— Они уже здесь, — с отсутствующим взглядом сказала Тат. Теперь она выдавала собственные секреты, что наверняка будет стоить ей жизни в случае разоблачения. — Следы этого видны во всех массивах Лисантера — внезапные рейды, бомбы на мониторах и все такое прочее. Потому Барродах с Ювяшжтом и бесятся — они знают, что чистюли здесь, но не знают, чего они ждут.

Ее слова ударили Вийю, как разряд бластера. На фоне постоянных стрессов и никогда не проходящей усталости эта новость лишила ее чувства времени и пространства, и ее сознание устремилось в космос, летя через сотни световых лет к молчаливому голубоглазому другу. Он там, он борется с собственными темпоральными и материальными стрессами — и ждет, когда она начнет действовать. Клятва исполнена, договор соблюден, одна вера стремится к другой.

Вийя открыла глаза. Все молча смотрели на нее, и она сказала Седри:

— Пора посылать сигнал.

У Седри даже губы побелели, но она кивнула, владея собой, как всегда:

— Попробуем. Но для этого нужна твоя помощь.

— Вот для чего мы тренировались все эти недели на «Телварне», — сказала Вийя команде. — У Единства не хватает сил осуществить то, что нужно. Это начало конца, и мне понадобится сила каждого из вас.

— Раз это конец, я намерена его пережить, — заявила Марим. В ее эмоциональном спектре просматривались скука и нетерпение, но вины не было — ни вины, ни интереса. — Не вижу, как это возможно, если я буду пускать себе в мозг призраков вроде Норио — и чего ради? Чтобы быть застреленной ограми?

Ивард, сидевший напротив нее, протянул руки через стол.

— Ты нужна нам, — сказал он с великой серьезностью в зеленых глазах. — Очень нужна.

Марим уставилась на него, нервно постукивая рукой по столу рядом с его протянутыми пальцами. Казалось, что его призыв возобладает; хотя самосохранение и выгода всегда были для Марим главнее всего, опережая даже удовольствие, трусихой она никогда не была.

Но тут Локри тронул её за плечо и сказал:

— Твой взнос, Марим. Мы все в этом завязаны.

Она резко повернула голову, и серебристые глаза Локри потемнели; при своей почти сверхъестественной чувствительности он понял свою ошибку в тот самый момент, как Вийя ощутила овладевшую Марим безобразную, злобную ревность.

— На Аресе было по-другому. Все, кроме меня, знали про этот план. И был такой день, когда все тут перетрахались — опять же кроме меня. — Она швырнула на стол карты и встала, вызывающе глядя на всех. — Делайте что хотите. Я ухожу в рекреацию и буду развлекаться на свой лад.

И она вышла, ни разу не оглянувшись.

Эмоции Тат были налицо. Картинка, переданная эйя, содержала мимолетный, но яркий образ Хрима Беспощадного: Тат полагала, что Марим отправилась к нему. Значит, бори знают об отношениях между этими двумя. А это, в свою очередь, доказывает причастность Барродаха. Вийю охватил гнев.

Локри прижал ладони к глазам.

— Вийя, это моя ошибка. Извини.

Она заставила себя ответить спокойно, без эмоций:

— Все к лучшему. Если она так колеблется, на ее силу полагаться не приходится. Не корите ее. Это всё Барродах. Он пытается пробить брешь между мной и вами. — Все закивали, соглашаясь, и Вийя сказала Тат: — Если мы сумеем послать сигнал, чистюли придут сюда, и мы сделаем все, чтобы включить станцию и передать им контроль над ней.

— Несмотря на Эсабиана с его ограми? — стиснула руки Тат.

— И с Анарисом в качестве восьмого члена Единства? — скорчил гримасу Локри.

— Анарис, — повторила Тат, и Вийя снова ощутила ее страх, как физический толчок.

Сколько еще мне терпеть это? Сколько нужно, сердито сказала она себе и прогнала мысль о том, что Брендон близко.

Вопрос об Анарисе занимал ее со времени последнего эксперимента. Что ему можно сказать? Насколько ему можно довериться? Вдруг он сумеет расколоть Единство, когда они будут работать вместе, и узнает то, что она хотела бы скрыть?

Но Тат незачем обременять всем этим.

— У него есть психический дар, который может нам помочь, но об этом никто не знает, — сказала Вийя.

Тат, проглотив слюну, судорожно кивнула.

— Если ты правда способна читать мысли, когда занимаешься этой своей работой в Тронном Зале, не может ли и он прочитать твои?

— Мы, люди, не можем читать мысли друг друга без помощи эйя. А они не настолько знают Анариса, чтобы разобраться в его мыслях — или дать ему доступ к нашим. Сосредоточившись на конкретной задаче, мы сумеем убедить его, что делаем все возможное.

При ее последних словах внимательные голубые глаза Иварда сверкнули.

Тат получше разглядела Жаима — у него с лица еще не сошли синяки, и он придерживал рукой перебинтованные ребра.

— Его тоже поймали? — поморщилась она и, не дождавшись ответа, сказала: — Что ж, хоть это теперь позади по крайней мере.

— Да, — сказала Вийя.

* * *
— Я хотел бы еще раз посмотреть, как вы подготовились к обороне шлюза. — Моррийон обращался к Чар-Мелликату, командиру тарканцев на Пожирателе Солнц.

Тарканец повернулся к стенному экрану.

— Я разместил орудийные расчеты здесь, здесь и здесь. — Там, где его палец прикасался к экрану, вспыхивали искры света. — Их поддерживают вспомогательные силы вот на этих позициях. Кроме того...

Анарис развалился на своем стуле, следя за диалогом сурового должарского офицера и Моррийона. Чар-Мелликат, как обязывал его этикет в присутствии лица, лишь на одну ступень отстоящего от абсолютной власти, не смотрел на Анариса, но тот чувствовал в поведении тарканца нечто такое, чего не было в их предыдущие встречи. Тарканец не мог обратиться к нему первым, поэтому Анарис спросил:

— Какое влияние могут оказать помехи (этим словом у должарианцев обозначался беспокоящий, но не стоящий особого внимания враг) на принятые вами меры? — Он подразумевал Норио, но слово «хораин», разумеется, употреблять не стал.

Чар-Мелликат перевел взгляд на Анариса.

— Самое минимальное, мой господин. Мы контролируем стазисные заслонки и не позволим ему прорваться, если оно попытается.

Направление косого взгляда Моррийона не поддавалось оценке, но Анарис чувствовал его напряженное внимание. Интересно, бори тоже заметил слегка возросшее напряжение Чар-Мелликата?

Наследник кивнул и снова предоставил Моррийону вести разговор. Он предпочел бы провести его сам, но такое отступление от общепринятых правил умалило бы его в глазах Чар-Мелликата. В прошлом Анарис смотрел на тарканцев свысока. Их отбирали не за интеллект и не за развитое воображение, а после муштрой вколачивали в них беспрекословное послушание.

Теперь он оцепил мудрость своих предков, обеспечивших себе возможность спать спокойно. Должарская история, сколь бы кровава и малопоучительна она ни была, умалчивала о каких-либо мятежах, поднятых тарканцами, — во всяком случае, об успешных.

— ...направит любую атаку в неприступную убойную зону, подальше от чувствительных приборов, — продолжал Чар-Мелликат с отсутствием всякого выражения на покрытом шрамами лице, устремив черный взгляд в пространство. — Кроме того, для усиления концентрации моих сил будут использованы барканские устройства, — уже с открытым неодобрением завершил он.

Анарис почувствовал, что секретарь пытается разгадать, в каком настроении он сам, и почувствовал прилив веселья, но сохранил невозмутимость.

Однако Моррийон каким-то образом понял, что наследник думает о другом.

— Огры служат игрушками Аватару, но когда речь заходит о его безопасности, мы полагаемся на вас, — произнес бори своим ноющим голосом. Это замечание, хотя в нем упоминалось об Аватаре, подчеркивало укрепившуюся связь между Анарисом и тарканцами. — Машины в конце концов только машины: их преданность и боевое мастерство зависят от того, кто программировал их последним. — Тон Моррийона давал понять, что встреча окончена.

Чар-Мелликат отдал честь и вышел.

— Итак? — сказал Анарис. Моррийон отгадал его мысль.

— Командир реагировал несколько странно при упоминании о Норио. Эту реакцию можно объяснить присутствием огров и тем явным предпочтением, которое оказывает им Аватар. Я не думаю, что он знает о вашем...

— Клейме, — юмористически подсказал Анарис.

Моррийон кивнул и, видя, что Анарис молчит, стал суммировать свои заметки.

Анарис взглянул на хроно. Он был неспокоен — и Моррийон об этом знал. Время тянулось медленно в ожидании того, когда Лисантер обследует новые помещения, открывшиеся в результате последнего эксперимента, и доложит об их значимости. Меня интересует не Чар-Мелликат с его планами, а ты со своими, беглец с гибнущих кораблей, подумал Анарис, наблюдая за работой секретаря.

Что нужно Моррийону в конечном счете? Ответит ли он, если его спросить? Он хранит тайны Анариса и даже спас ему жизнь — но это можно приписать своекорыстным мотивам. Если с Анарисом что-то случится, Барродах с большим удовольствием будет сдирать с Моррийона по сантиметру кожи за каждое оскорбление и каждый триумф — и растянет это на несколько месяцев.

Моррийон знает, что его будущее неотделимо от будущего Анариса, — если он, конечно, не замышляет свергнуть не только Барродаха, но и наследника, а самому занять место при Аватаре.

После своего заложничества Анарис обрел на Должаре не свободу, но жизнь, до того ограниченную правилами, что напоминала заключение. За эти годы он стал понимать, что отец его ведет точно такую же жизнь, сидя почти все время в своей фамильной твердыне Хрот Д'очча и видясь большей частью с одним Барродахом.

Ситуация, не слишком способствующая душевному здоровью.

Глядя на Моррийона, заканчивающего свое резюме, Анарис подумал: «Ты не тот человек, с которым я хотел бы провести всю свою жизнь».

Поддавшись нетерпению, он встал и вывел на экран пульта картину открытого космоса. Когда Пожиратель Солнц заработает на полную мощь, он наконец-то получит свободу.

Он, разумеется, исполнит предписание отца и навяжет рифтерам подобие дисциплины — но не из страха, что отец отключит энергию на их кораблях. Только дурак не подготовил бы запасную энергетическую систему к тому времени, когда его флот достаточно окрепнет для штурма Пожирателя Солнц, у которого значительно поубавится защитников вследствие предстоящей битвы. И после смерти Эсабиана Анарис наконец-то вернется на Артелион. Домой.

Он знал, что ровное, но медленное нарастание мощности станции выводит отца из терпения так же, как и его самого. В любой день Аватар может отменить тщательно составленный Лисантером график экспериментов и приказать Вийе работать без перерыва — пока не добьется полного успеха или не умрет. Но раньше — именно в этот раз, как решил Анарис, — Единство подчинится ему. Скоро, через несколько дней, можно надеяться, он покинет эту проклятую дыру и начнет осуществлять первую стадию своих планов. И Вийя отправится с ним — таково его решение. Плохо только, что отец может это предугадать, — они как-никак оба хореяне.

— Моррийон.

Секретарь поднял на него глаза.

— Ты распоряжаешься установкой гиперрации на моем челноке.

— Да, господин, — подтвердил бори с легкой обидой — он уже докладывал об этом.

— Поставь и на «Телварне». — Это помогло бы ему совершить побег, не теряя контакта с рифтерским флотом и «Кулаком Должара». Отсутствие связи с последним было бы губительным для его планов.

Моррийон открыл рот и заморгал. Весьма довольный тем, что удивил своего секретаря, который почти всегда угадывал его желания, Анарис с улыбкой ждал.

— Понимаю, — сказал наконец бори. — Я велю вытащить из компьютера активирующие коды и привести орудия в боевую готовность. Но как будет насчет ее команды и эйя?

— Они останутся тут. Особенно выжигатели мозгов.

— А келли? Трудно будет удалить их с корабля, не насторожив Барродаха.

— Против них тоже должны быть какие-то способы.

— Посмотрю в базе данных Лисантера, — кивнул Моррийон, задумчиво нажимая клавиши своего блокнота.

— Ну, выкладывай, — сказал Анарис. — Предвидишь какие-то трудности?

— Она знает? — спросил Моррийон.

— Нет, — засмеялся Анарис. — И не узнает — до последнего момента.

— Она очень рассердится, — отважился сказать секретарь.

— Еще бы. Два дня до флагмана будут сплошным удовольствием.

Моррийон скривил рот, и Анарис махнул на него рукой:

— Ступай приведи се.

* * *
Тат посмотрела на свой блокнот, и в глазах у нее снова появился страх.

— Моррийон сейчас будет здесь. Я лучше пойду. — Она направилась к двери и снова повернулась к Вийе. — Если... если вы добьетесь успеха, что будет дальше?

— Ты, Лар и Дем можете присоединиться к нам, если хотите. Мы ничего не сказали бы тебе, если бы намеревались бросить вас здесь.

Тат вспыхнула.

— Вам не придется жалеть об этом, обещаю. Даже Дем... — Она нажала дверную клавишу и вышла — именно вышла, а не выскочила.

Локри лениво проследовал к буферу налить себе кафа и со странной усмешкой оглянулся через плечо на Вийю.

— Я не собираюсь критиковать — на твоем месте я не вылезал бы от Анариса, — но не помешает ли сексуальный контакт скрыть от него наши истинные намерения?

— Нет, — ответила Вийя, чувствуя, как обострилось общее внимание. — Как раз наоборот: при таком контакте можно не разговаривать. — Она улыбнулась. — Как сказала бы Дулу, он жаден до моего тела, но холоден к моей душе.

Жаим вздохнул. Сознавая, что все они зависят от нее и все — даже Марим — на свой лад заботятся о ее благополучии, она добавила:

— А для меня в этом нет музыки.

Жаим не отреагировал, но она почувствовала, что ее слова дошли.

Ивард кивнул на дверь:

— Моррийон.

Седри, взглянув на пульт, осталась довольна. Дверь открылась.

— Наследник вызывает вас к себе, — сказал Моррийон Вийе.

От Иварда с интенсивностью электрического разряда пришла быстрая мысль: Анарис хочет заставить тебя улететь с ним, когда станция будет включена.

Вийю ожег страх, к которому примешивался вызов. Жаль, что нельзя запретить келли и эйя передавать ей то, что они воспринимают от Анариса. Ей достаточно трудно скрывать собственные секреты — теперь придется еще скрывать знание того, чего она знать не должна. Но связь, налаженная инопланетянами с Анарисом, и без того очень хрупка — придется потерпеть.

Выйдя вслед за Моррийоном, она ощутила безмолвную волну понимания со стороны келли.

Всю дорогу до господского сектора Моррийон молчал.

На перекрестках вместо тарканцев стояли теперь деактивированные огры — обычно по одному, но иногда и по двое. У самой двери Анариса Вийя увидела в другом конце загибающегося коридора пару огров по обе стороны дверного вздутия.

Дверь чмокнула, и она вошла.

Анарис сидел за пультом и работал. На экране мелькали закодированные столбцы должарского шрифта. Анарис небрежным жестом выключил изображение, слегка улыбнулся и встал.

Вийя, скрестив руки, ждала посередине комнаты.

— Вечером я встретил твоего приятеля Хрима — он разгуливал по станции. Поскольку делать все равно было нечего, я немного поспрашивал его.

Видя, что он хочет пробудить ее любопытство, Вийя промолчала. Оценивающе посмотрев на нее, Анарис продолжил:

— До Хрима я не встречал никого, кто сумел бы свести сибаритские излишества до такой степени банальности.

Она улыбнулась.

— Я хочу поэкспериментировать с твоими келли и всеми остальными еще до Тронного Зала. Чем лучше я понимаю психическую природу этого сообщества, тем больше убеждаюсь, что нам будет под силу включить станцию в нужное время. И это будет скоро. Сегодня.

— Сегодня нет.

Он слегка приподнял брови:

— Почему?

— Из-за Норио. Боюсь, что его мощь возрастет вместе с мощностью станции. Мы должны сначала обезвредить его.

— Хорошо. Мы уничтожим его, а потом включим станцию.

— Может не получиться. Ты присоединился к нам в конце сеанса и не знаешь, какой это риск. И он увеличивается по мере роста... энергии станции. — Она воздержалась от слова «разумность», хотя про себя определяла это именно так.

Он помолчал, обдумывая сказанное. Она чувствовала, что ему хочется поспорить, но не собиралась отвечать на его вопросы. Ему не терпится включить станцию — и он знает, что Единство способно это сделать.

«Пора его отвлечь», — подумала Вийя. И смерила его долгим взглядом с ног до головы. Анарис не был телепатом, но станция усиливала даже самый малый талант, и у него достало темпатии, чтобы понять этот взгляд.

Он не выказал никакой реакции, только зрачки слегка расширились, и его эмоциональный спектр заколебался, окрашенный сексуальным возбуждением.

— Еще вопрос, — сказал он. — Насколько велик психический диапазон эйя? Могут ли они слышать нас теперь? Способна ли ты связаться с ними?

— И да, и нет. — Она вызывала в памяти эпизоды борьбы двух сильных тел. Как приятно, когда тебе не нужно сдерживать свою силу, подстраиваясь под более слабого партнера. — Они слышат меня, но тебя не знают. У них единый разум, и они до сих пор не до конца понимают, что у нас каждый индивидуум действует независимо от другого.

— Значит, их нельзя использовать для... — Он прищурился. — Ну, скажем, для слежки за Барродахом?

— Нет. — Прикосновения, удары, увертки. Захват, борьба, сила на силу, без всяких уступок...

Она видела, как напряглись мускулы Анариса. Понимая, что под его вопросом скрывается другой — способна ли она шпионить за ним самим, — она сказала:

— Нет, нельзя. Они его не знают, никогда не вступали с ним в контакт и не смогут распознать его в хаосе монад, окружающих его. И потом, они почти все время проводят в спячке.

Он сжал и разжал сильные гибкие пальцы. Юмор в его взгляде смешивался с раздражением.

— Так разбуди их, и мы поэкспериментируем.

— Это займет некоторое время. Ивард как раз этим занимается. Они будут готовы к назначенному времени. — Она снова собрала в кулак свою волю. Не думать о Жаиме, о Марим, о Брендоне, который где-то там, на адмиральском корабле, ждет от нее известия... хотя он бы ее понял. Из всех них только он один понял бы, почему ей приходится использовать секс, чтобы предотвратить ментальный контакт.

Но Анарис все еще сопротивлялся.

— Давай тогда поэкспериментируем с другими. Ты связывалась с ними из Тронного Зала — а отсюда сможешь?

— Да, это возможно. Но близость прибавляет нам сил. Вспомни, что случилось в прошлый раз.

У корней его волос выступили капли пота.

Она отогнала все воспоминания, все завихрения эмоций, оставив только прямой, настойчивый, чисто физический призыв.

— Тогда я приду к вам... — Он стукнул кулаком по столу. — Проклятие!

Ну, ударь же. Ударь. Кто кого на этот раз?

Со злобной ухмылкой он схватил огромное керамическое блюдо и запустил прямо в нее.

Она взмахнула кулаком, и блюдо разлетелось на тысячу осколков.

— Слабак, — поддразнила она.

27

«ГРОЗНЫЙ».
СБОРНЫЙ ПУНКТ У ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Идя по людному коридору к транстубу, который должен был доставить их на последнее тактическое совещание, Осри заметил внезапный интерес отца к устройству крейсера — до сих пор корабль служил гностору только фоном для его исследовательской работы.

— Почему в коридорах всегда такая толкотня? — с долей сварливости спросил Себастьян, уступая дорогу группе десантников в робах. — Корабль огромен, а в его команде всего пять тысяч человек.

— Крейсер состоит в основном из пустот, — терпеливо объяснил Осри. — И брони. К работающим на полную мощь рапторам, например, лучше не подходить ближе чем на полкилометра. То же относится и к двигателям.

— И все-таки коридоры можно было сделать пошире.

Осри засмеялся, получив в ответ кислый взгляд.

— Здесь все обычно знают, куда идут, и избегать столкновений вошло у них в привычку. Притом «Грозный» сейчас перегружен — после совещания многие покинут корабль.

Себастьян пробурчал что-то, и остаток пути они проделали молча. Это устраивало Осри, озадаченного тем, как настроен отец. Приближение совещания, на котором должны были назначить время атаки, вызывало у Себастьяна повышенную нервозность. Но ведь решение по мере возможности пощадить Пожиратель Солнц было принято еще на Аресе. О чем же теперь беспокоиться? Уж не боится ли отец, что в последний момент планы могут измениться?

Сам Осри был уверен, что этому не бывать: Панарх не допустит. Но его мотивацию Осри отцу объяснить не мог. Странно, как переменились их роли: доверенным лицом правителя Тысячи Солнц стал он, а отец в опале. Теперь Осри стал понимать поведение отца в свои детские годы, его молчаливость и резкие ответы.

Капсула открылась, и Осри пропустил отца вперед: он знал, что никогда не сравнится с Себастьяном в умении владеть своим лицом. Сейчас, когда он обдумывал невероятное заявление, сделанное ему Панархом несколькочасов назад, ему казалось, что его смешанные эмоции видны всем и каждому. Зачем Брендон сказал ему о своем намерении участвовать в десанте на Пожиратель Солнц? Только ли из потребности поделиться с кем-то жизненно важным решением? Капсула двинулась к конференц-залу, и Осри украдкой покосился на отца. Может, и с ним Геласаар проделывал то же самое?

От сознания, что они оба заключены в футляр собственных мыслей, переезд показался Осри бесконечным, хотя до их прибытия на конечный пункт прошло едва ли больше минуты. Десантники у люка отдали Осри честь и пропустили их. Он поинтересовался про себя, зачем адмирал Нг их здесь поставила. Может быть, это прозрачный намек на бесповоротность решения, которое будет принято внутри?

«Если так, — подумал Осри, войдя в зал и увидев лицо собравшихся, — то это удачная мысль». Здесь не было иллюзии равенства, как в Звездной Палате Ареса. Почти все помещение занимал длинный стол с одним стулом во главе; почти все остальные стулья были уже заняты военными. Присутствовали также два рифтерских капитана и келлийская троица Штоинк-Ниук2-Ву4. Все тихо переговаривались, что было нормально для военного совещания, и Осри слегка расслабился, но потом до него дошло, что его отец — единственный здесь штатский.

В зал вошли верховный адмирал Нг с Панархом, и разговоры прекратились. Осри заметил, как напряглась отцовская спина, когда Нг заняла место во главе стола, а Брендон поместился справа от нее: теперь не оставалось сомнений в том, кто будет вести заседание. Отец не доверял военным. Позади Нг зажглась огромная голопанель, представляющая вид сверху на систему Пожирателя Солнц. Кровавый свет умирающего солнца омыл лица собравшихся, и верховный адмирал начала свою речь:

— Времени у нас очень мало. По наблюдениям лейтенант-коммандера Асавара, количество материи, падающей в черную дыру, постоянно возрастает. — На экране позади нее появились разные графики и векторы. — Последние расчеты показывают, что, если Пожиратель Солнц не будет уничтожен или выключен в течение десяти дней, возросшая мощь врага больше не даст нам такой возможности.

Ни единого слова или движения не последовало в ответ. Все здесь знали об этом заранее. Осри наблюдал за Брендоном: тот сидел спокойно, подсвеченный красным огнем макета, устремив взгляд на верховного адмирала. Только они трое понимали истинный смысл сказанного: время Вийи истекает.

— Из этого следует, что настало время начать финальную стадию сражения. Адмирал, — обратилась Нг к Кестлеру, — прошу изложить нам результаты предварительной кампании.

Нг села, а Кестлер встал. Теперь он двигался свободно — его страшные раны наконец зажили.

— Мы нанесли некоторые потери рифтерским силам, обороняющим Пожиратель Солнц. — На панно замигали глифы, иллюстрирующие итоги его действий. — Один эсминец, три фрегата и десять кораблей помельче уничтожены полностью; гораздо большее количество, как вы видите, получили не поддающиеся оценке повреждения. Все это ценой нескольких драконьих зубов и незначительного ущерба, нанесенного «Смарагду». Что еще важнее, мы теперь довольно точно представляем, как ведет себя в бою каждый из их кораблей. — Он слегка улыбнулся, и в его холодных глазах блеснул хищный огонек. — Мы научились манипулировать ими, как в игре «фаланга».

— Но кораблики в фаланге не могут убивать, — заметил Люкан Мип. Капитан Юмилла с усмешкой кивнула. Рифтеры никак не могли перестать испытывать своих союзников на прочность. Впрочем, как полагает Осри, после нескольких веков отчуждения это вполне объяснимо.

Кестлер поднял брови с оттенком высокомерия.

— Вы правы, капитан Мип. Но если вы и ваши люди сделаете свою часть работы, у них будет меньше шансов убить нас. — Все это было сказано чрезвычайно мягким тоном.

— Мой департамент тоже кое-что подготовил, — сказала коммандер Эллибр, начальник отдела пропагандистских диверсий. — В определенный момент, когда мы убедимся, что должарианцы знают о наличии у нас гиперсвязи, ее полезнее будет глушить, чем слушать, особенно если Тетрис сумеет повредить станционный узел. Я передала образчик на ваши пульты.

Омилов, взглянув на свой экран, покраснел, а капитан Юмилла расхохоталась.

— Ювяшжту это сильно не понравится.

— И это еще далеко не всё, — усмехнулась Эллибр.

Эта интерлюдия смягчила напряжение между рифтерами и Кестлером, и совещание стало продолжаться в относительно дружелюбном ключе. Омилов следил за участниками больше, чем за панно, — мало что из обсуждаемого представляло для него интерес.

В ходе дискуссии стало ясно, что некоторые офицеры, как и Кестлер, не доверяют рифтерским союзникам. Им противостояла группа Нукиэля. Рифтеры высказывались откровенно и соглашались, как заметил Омилов, только с одним: что новый Панарх предпочтительнее Эсабиана Должарского. Троица келли молчала, пребывая в постоянном движении, и её реакции, если таковые имели место, не поддавались расшифровке.

Наконец, когда план сражения был разработан, стали обсуждать действия добровольных десантных подразделений, которые предпримут попытку высадиться на Пожирателе Солнц.

— Наша первая задача, — сказал мелиарх Рапуло, — захватить причальный отсек, как единственный путь к отступлению. Вторая — захватить гиперрацию или лишить врага возможности пользоваться ею. Третья — захватить или уничтожить вычислительные мощности — с той же целью. Четвертая — захватить центральный источник энергии и попытаться отключить его.

— Разве четвертое не должно стоять на первом месте? — спросил Мип.

Рапуло посмотрел на Омилова, с кем предварительно консультировался. Тот кивнул, и Рапуло сказал:

— Даже если мы сумеем его идентифицировать, как вы предлагаете это сделать? Должарианцы не смогли включить его, и даже вмешательство Единства всего лишь поставило его на разогрев. При такой попытке можно уложить всех, кто есть на станции, и даже взорвать звезду-спутник.

— А Вийя? — спросила Нг. — Если она способна включить его, то, возможно, сможет и выключить?

— Возможно, — пожал плечами Омилов, — но я скорее предположил бы, что она подействует как пусковое устройство. Я рекомендую то же самое, что мелиарх, — оставить это напоследок.

— Без гиперсвязи мы легко с ними разделаемся, несмотря на их вооружение, — заверил Кестлер.

— Отлично, — сказала Нг. — Давайте двигаться дальше...

Она углубилась в очередные технические детали, понятные только военным, и Омилов перестал слушать. От него не укрылось поведение его сына во время обсуждения предыдущей темы — и короткий взгляд, которым обменялся Осри с Брендоном Аркадом, ныне Панархом Тысячи Солнц.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Моррийон ввел Тат и Седри в компьютерный зал. Несмотря на беспокойство по поводу предстоящего эксперимента, растерянность обеих женщин доставила ему явное удовольствие.

— Фазарган и Низериана на эту смену назначили в другое место. — Он сделал им знак пройти в нишу Лисантера, отгороженную от прочего помещения дипластовыми щитами. Другие техники не поднимали головы из-за своих пультов, но Моррийон чувствовал их повышенное внимание. — Лисантер в курсе наших приготовлений, — сказал он и улыбнулся. — Барродах тоже, но неверно их интерпретирует.

Женщины промолчали, и он решил, что это к лучшему. Незачем им знать о тщательной дезинформации, имеющей целью скрыть от Барродаха хорейский талант Анариса — было бы катастрофой хотя бы намекнуть ему на связь, существующую между темпаткой и наследником.

В нише поставили еще один пульт. Тат и Седри сели и начали осваивать свои рабочие места. Моррийон дал им время, с удовольствием наблюдая за их уверенными движениями, а после вынул из кармана горсть маленьких металлических капсул.

— Мозгосос? — раскрыла глаза Тат.

— Ты не хочешь им пользоваться? — спросил Моррийон.

— Без него нам не обойтись. Но я думала...

Моррийон немного посмаковал ее замешательство, но одернул себя. Теперь не время себя баловать — притом она никогда не относилась к нему так, как другие. Он заметил, что Седри смотрит на него не в меру проницательными серыми глазами.

— Спасибо, серах Моррийон, — сказала она. Он отрывисто кивнул.

— Я буду снаружи. Здесь вас никто не побеспокоит. — Он включил стенной экран, показывающий Палату Хроноса с Троном на первом плане. Людей не было видно, но миг спустя в кадре появилась Вийя, укороченная перспективой имиджера. По обе стороны от нее семенили маленькие инопланетяне. Вийя остановилась, напряженно застыв перед Троном.

— Начинается, — сказал Моррийон и вышел.

Сев за ближайший пульт, он включил изображение рифтерской каюты. Хорошо, что наследник хотя бы это ему разрешил. Анарис сидел спокойно, спиной к имиджеру, положив руки на подлокотники стула. Напротив, устремив на него пристальный взгляд, сидел рыжеволосый парень. Красивый рифтер стоял позади, опустив руки на плечи Иварда. Других Моррийон не видел. Моррийон почти ничего не мог сделать, чтобы помешать Норио напасть на Анариса, но мог по крайней мере наблюдать. Неведение означало смерть, а в рядах Катеннаха и нечто худшее — здесь больше, чем где-либо еще.

Он почувствовал, как дрогнула станция, и подался вперед.

— Начинается, — уже шепотом повторил он.

* * *

Напряженное внимание рифтеров давило на Анариса почти физически. Действительное ли это восприятие, обеспеченное темпаткой, или он просто сознает их подозрительное к нему отношение? Анарис посмотрел на рыжего парня напротив себя, и тот, к его удивлению, улыбнулся, излучая уверенность всем своим существом. В нем не чувствовалось ни малейшего страха. Другой рифтер, с необычайными серебристыми глазами, небрежно привалившийся к спинке мальчишкиного стула, встретил взгляд Анариса не мигая, но должарианец уловил, что рифтеру не по себе.

Станция внезапно заколебалась. Парень закрыл глаза, а рифтер у него за спиной поставил ноги чуть пошире. Анарис услышал позади какой-то шорох, но не обратил на него внимания, стараясь почувствовать Единство, о котором говорила Вийя.

Подумав о ней, он с обжигающей ясностью вспомнил их недавние игры, и ему стоило труда отогнать воспоминание. Не потому ли она настояла, чтобы он участвовал в эксперименте отсюда, вместо того чтобы пойти с ней в Тронный Зал?

Он предлагал сопровождать ее — ведь теперь он научился контролировать свой телекинез. Он даже счел, что это хорошая мысль, поскольку все это время требовал от Барродаха уведомлять его о каждом эксперименте, а сам ни на одном не присутствовал. Его появление погасило бы любопытство, которое мог испытывать Барродах по этому поводу. Но Вийя заявила, что не должно быть никаких отступлений от привычной процедуры.

Несмотря на опасность, ему было приятно думать, что его физическое присутствие так влияет на Вийю, что она, возможно, не сумеет воспринимать и его, и Пожирателя Солнц. Это создавало между ними многообещающий баланс.

Пол под ним содрогнулся, вернув его к настоящему, но он по-прежнему ничего не чувствовал. Рыжий, напротив, обмяк, погрузившись в транс, прислонившись головой к животу щеголя-рифтера. Тот длинной, худой рукой ласково убрал прядь волос, упавшую парню на глаза.

Стул под Анарисом затрещал, и рифтер испуганно, с немым вопросом вскинул свои серебристые глаза. Анарис услышал, как кто-то затаил дыхание, и почувствовал, что стал невесомым. Он попытался расслабиться, и ощущение станции вокруг него стало его обволакивать. Головокружение на грани тошноты обуревало его вместе с расширением синестезического восприятия. Его тело росло, но не растворялось, а как будто сливалось с урианским материалом. Дезориентированный расхождением между тем, что говорило ему зрение, и тем, что подсказывало тело, он закрыл глаза. Теперь он воспринимал окружающее точно так же, как собственное тело: очень чутко и очень расплывчато.

Станция дернулась снова, уже сильнее, и Анарису показалось, что это колеблется его собственная плоть. Нахмурившись, он напрягся и подавил дрожь. Судорога вернулась, еще раз и еще. Он услышал, как чмокнула открывшаяся дверь, и стены откликнулись ей сосущими звуками. Его пронзила боль — какой-то злокачественный очаг возник в его теле, которое в слиянии с Единством теперь, казалось, занимало всю станцию.

Так, наверное, чувствуют себя больные раком, подумалось ему, — и он стал бороться. Его последней мыслью перед тем, как боль заслонила все остальное, был вопрос: если он часть этого Единства, почему же он не чувствует других? Потом борьба с раком, пожирающим его тело, заняла все его внимание. Время превратилось во вместилище боли, и только ярость поддерживала его в этом поединке.

* * *
Ивард закрыл глаза, отгородившись от ленивой улыбки Анариса, и с радостью ушел в голубой огонь глубоко внутри. Он чувствовал сильные руки Локри на своих плечах, всеобъемлющее присутствие келли, яркий ослепительный блеск эйя, ровное пламя Вийи.

Когда она прикоснулась к Сердцу Хроноса, в него хлынули краски, запахи, осязательные ощущения и импульсы, которые его нервная система не умела назвать. Вийя отстранила от себя что-то, чего он не успел уловить, и синестезическая мешанина слилась в сплошное крутящееся пятно. Ивард, протянув свои как-бы-руки, коснулся его, и оттуда ударили лучи кристального света; одни пронзали его сладкой дрожью, другие трепетной болью, а он открывался всему этому, развоплощаясь и перевоплощаясь в чуждой реальности келли и эйя.

Собирая Единство вокруг себя, Ивард плел смысловую паутину из потока впечатлений, источаемого их умами, синхронизируя его с требованиями их тел. Копнув поглубже, он захватил и своих товарищей по команде, чтобы вплести их в свой узор. Вместе с ними, держась за спокойную мудрость Седри, всплыл еще кто-то. Тат. Ивард с улыбкой вплел в паутину и ее.

Он потянулся к последнему звену, но был отвергнут, и сожаление кольнуло его — паутина осталась незавершенной. Но тут перед ним вспыхнул яркий стержень стихийного восприятия, не отягощенного концептуальным мышлением, с быстрыми как ртуть эмоциями, хищный без вины — он заполнил пробел своей нерассуждающей преданностью, которую отказчица никогда не могла предложить. Люцифер.

Ивард перемешал нити и переплел сеть заново.

Как только он передал центр паутины, чувствительный и безгранично отзывчивый, Вийе, вокруг них сгустилась тьма, а с ней нахлынула приливная волна неумолимо нарастающей боли. Ивард с криком потянулся к келли. Они устремились прочь, и от них остался только огонек, стойко горящий под темной, нависшей над ним волной. Люцифер яростно взвыл.

Ивард чуть не выпал из паутины — но крепкие руки лежали у него на плечах, и там, куда опиралась его голова, бился ровный пульс. Ободренный этим человеческим теплом, имя которого он забыл, но которое помнил чувством и прошлым опытом, Ивард дотянулся до огонька.

* * *
Вийе казалось, что она идет к Трону Хроноса целую вечность, и пробелы в сознании были хуже, чем когда-либо прежде. Подъем к Сердцу Хроноса стал очень крут, но она решила, что ей это только кажется. Она переждала накатившую на нее волну синестезических искажений. Яркое, как самоцвет, присутствие эйя поддерживало ее, но их возбуждение пронзало ее мозг, как раскаленная проволока чувствительную сердцевину зуба.

На вершине она снова остановилась, вцепившись обеими руками в спинку Трона. Его сходство со стулом стало теперь неоспоримым; если бы она села на него, лицом к бесконечности колодезной шахты, Сердце Хроноса оказалось бы чуть позади ее затылка.

Но она не станет этого делать.

Медленно, с напряжением она закрыла глаза, подняла руки и возложила их на Сердце.

Какой-то миг ничего не происходило. Она остро ощущала бесконечную гладкость его поверхности, лишенной температуры, не теплой и не холодной. Затем в глубинах, внезапно открывшихся ее внутреннему зрению, что-то шевельнулось — столь огромное, что она сама тут же сжалась до пределов яркой вибрирующей точки. Ее личность тонула в надвигающейся громадности сверхличностного.

Если оно коснется ее, она умрет.

Нет! Еще рано!

Эта мысль вырвалась из нее как залп, и огромность, к ее удивлению и бесконечному облегчению, отступила, оставив за собой дружелюбие, вопрос и глубокую, низкую вибрацию — как звуки органа в соборе на Дезриене, как рябь от камня на пруду, бутылочно-зеленом, бездонном и холодном.

Ее освобожденное сознание распространилось по всей станции — теперь ее собственный опыт подпитывался диапазоном огромности. Синестезия накатывала на нее волнами, но сияние Иварда разгорелось, и в руках у нее оказался хитроумный, но насквозь понятный узел из огненных нитей — пронизанные смыслом, они тянулись к каждому члену Единства и ее команды, кроме одного, и к каждой части окружающей ее огромной конструкции, кроме того пруда, куда она не осмеливалась заглянуть.

Вийя взяла узел, нашла нить, связывающую их с Анарисом, и привлекла к себе его силу, не допуская, однако, обратной связи. Теперь станция облекала Единство как тело — тело с множеством умов, но с одной только волей.

Вийя в последний раз оглянулась на пруд, опасный и манящий, содержащий ответы, которые она даже не думала искать. Но в этот самый миг из него поднялась тьма и стала быстро распространяться, поглощая вибрацию и бутылочно-зеленый покой. Вийя закричала, цепляясь за узел, который теперь пронизывал болью все ее существо. Она слышала трескотню эйя, видела голубое мерцание келли, и где-то вдали маячила глыбой сила Анариса, связанного с Единством общей болью, которую он принимал за свою.

Вийя отчаянно ринулась к своей команде, вливая их силу в Единство: сверкающую гордость и новообретенную любовь Локри; незыблемую как скала, мрачную решимость Монтроза; печаль, преданность и чистую, свободную от гнева энергию Жаима и даже бессловесную свирепую невинность Люцифера. Седри, удивив ее, откликнулась эхом бутылочно-зеленого покоя и собственной, непонятной Вийе, безмятежностью. Грянула музыка, не похожая ни на что, слышанное Вийей прежде: это к ним примкнул кто-то новый, заменив своим женственным приветным теплом ту, которая отвергла Единство.

Но тьма продолжала расти, отрицая жизнь и любовь. Вийя ощутила поддержку Иварда и бросила Единство в бой, одновременно черпая помощь в странном эхе из глубины Пожирателя Солнц — в Седри, которая через созданную человеком технику связывала Единство с урианской субстанцией. Теперь или никогда!

* * *
Тат работала быстро, настраивая пульт и налаживая связь с системой. Все ее капканы, к ее удовлетворению, остались необнаруженными. Время от времени она посматривала на Седри, поглощенную работой так же, как она. Вскоре та отозвалась легкой усмешкой, довольной и в то же время настороженной.

— Кажется, все готово, — сказала Седри, и в этот момент станция содрогнулась.

— У меня трудности со стазисными заслонками, — нахмурилась Тат.

— Это Артелионский вирус, — работая с клавишами, сказала Седри. — Придется работать вместе с ним — он внедрился в систему слишком глубоко и не отдаст их.

Тат взяла ампулу с мозгососом.

— Артелионский вирус? Тебе известно, откуда он? Ты не выяснила, случайно, что он собой представляет?

Седри качнула головой и тоже с явной неохотой взяла ампулу. Беспокойство на ее некрасивом, морщинистом лице передалось и Тат.

— Он пугает меня почти так же, как Норио. — И Седри, видя реакцию Тат, поспешно добавила: — Хотя он не злой. Если... если компьютерной конструкции можно приписать какие-то разумные черты, он желает нам добра.

У Тат все сжалось внутри, как при каждом примере нарушения Запрета.

— Но у него своя программа, — сказала Седри, — и мы можем только надеяться, что она не расходится с нашей.

Станция дернулась у них под ногами. Тат сунула ампулу в нос, вдохнула едкий запах химикалий и упала в информационное пространство.

На ориентировку у нее ушло больше времени, чем обычно. Повсюду высились огромные обелиски информации, отражая эхо компьютерных блоков вокруг ее тела, которого она больше не ощущала. Мимо пронеслась мерцающая конструкция из самоцветных лучей: Седри. Тат последовала за ней по извилистой тропе, все время меняющейся и спереди, и сзади.

Внезапно она оказалась на огромном открытом пространстве с информационными мегалитами по бокам — оно походило на святилище какого-то могущественного культа. Впереди вспыхнул до боли яркий свет. Защитив темной сеткой свое виртуальное зрение, Тат увидела огненную птицу, исполненную мощи, — она сидела в гнезде из живых извивающихся прутьев. Запах дорогих специй пощекотал ноздри Тат. Она редко ощущала в информпространстве какие-то запахи — эта конструкция была поистине очень сильна.

Глаза птицы пригвождали Тат к мегалиту. Блистающая Седри внедрилась между ними и распустила темный плащ — за ним угадывался обмен информацией, не предназначенной для ведома Тат. Плащ исчез, и птица взлетела, накрыв их тенью своих огромных крыльев. В этой тени открылась тропа.

— Иди, — сказала Седри — ее слова сверкали, как геометрически правильные льдинки. — Мое место здесь, а тебя ждет средоточие власти.

Тат устремилась вперед. Пространство вокруг нее таяло — теперь она оказалась в центре лучистой Мандалы, раскинувшейся по неоглядной равнине, которую озарял неведомо откуда идущий свет не поддающегося определению оттенка. Узкие лучи шевелились под ногами у Тат, как будто она стояла на клавишах огромного круглого клависинта.

Повсюду вокруг она чувствовала чье-то присутствие. К собственному удивлению, она узнала рифтеров, Анариса, троицу келли, маленьких инопланетян, которых она видела только с Вийей, и даже большого кота. Маяча на горизонте, они наблюдали за ней, ждали ее, взывали к ней. Она поняла, что это место — не простое информационное пространство, и начала танцевать.

Сначала медленно, скованно, как будто увязая в грязи. Потом она поймала ритм и закружилась, касаясь носками каждого луча поочередно и беря ступнями все более гармоничные аккорды.

Свет померк, и повсюду заклубились черные тучи. Болезненная дисгармония обрушилась на Тат, но она продолжала танцевать, упорно держа ритм из чувства верности наблюдателям, которых не могла больше видеть.

В абсолютной тьме, вопреки ножам, пронзающим подошвы ее ног, Тат продолжала танцевать.

* * *
Седри ужаснулась, узнав феникса, и возликовала, поняв, что это означает для ее товарищей-рифтеров и их планов. Ей стало ясно, что место, где она находится, относится к информпространству так же, как шар к кругу, гиперкуб — к обычному кубу.

Выше и глубже. Слышала она эти слова или только произнесла их про себя? Но тут Единство приняло ее в свой трансцендентальный круг, и она впервые постигла смысл доктрины, которую всегда исповедовала, но никогда не понимала. Это было то самое понимание Телоса, которое келли находили таким естественным. Тогда она услышала голос феникса:

— Ты боишься меня, Седри Тетрис?

— Тебя не существует в природе.

Конструкция разразилась смехом в виде облака радужных пузырьков, вызвав память о далеком детстве, и ароматных, пышущих жаром гроздьях пузырькового дерева.

— Думай об этом как о первородном грехе.

Она испытала шок. Неужели эта сущность, кто бы ни создал ее, страдает от тех же противоречий?

— Кто ты? — Этим вопросом она признала его как разумное существо.

— Пращур Аркада и одновременно его дитя. Но на это у нас нет времени — даже здесь. Что тебе нужно от меня? Я дам тебе это, если смогу, но цели у нас разные.

Седри свела и развела ладони, и из них хлынули образы, превосходящие быстротой слова.

— Я чувствовал его и раньше, — сказал Феникс. — Но оно слишком сильно и продолжает расти. Однако дело не только в этом?

Седри повторила свой жест.

— Ага. — Удовлетворение, испытанное Фениксом, омыло ее теплой волной. Вокруг рокотал гром, отражаясь эхом от мегалитов. Свет погребального костра приближался, и крылья окутывали их тенью. — Хорошо. Я подам весть моему потомку. — Феникс опустил голову в пылающее гнездо и достал красный драгоценный камень. Вытянув длинную шею, он коснулся камнем губ Седри. — Что касается Норио, произнеси вот эти слова.

Он взмахнул крыльями, подняв столб искр над костром, и взмыл вверх, превратившись в пылающую точку на бескрайнем небе. Мегалиты вокруг начали рушиться. Из мрака слышался гнусный шепот, веющий разложением и смертью надежд. Вдали зажглась световая паутина, похожая на отблеск заката.

Нет! Восхода.

Там, где был костер, мерцал чистый, бутылочно-зеленый пруд, излучающий мягкий свет. Мрак не мог коснуться его. Седри подошла и заглянула вглубь. На миг там показалось её странно помолодевшее отражение. Потом оно заколебалось и уступило место черной дыре с ее сращенным диском, но теперь Седри видела эту картину другими глазами. Не наводящая трепет космическая стихия, но тепло домашнего очага, эхо давнего, куда более обширного пожара. Рождение, расставание, тоска.

Ощущение обрушилось на нее сильнее, чем когда-либо прежде, и Седри заплакала о том, отсутствие чего было слаще любого исполнения желаний.

Потом она почувствовала присутствие Вийи, услышала её голос.

Теперь или никогда!

Сгустившийся над ней мрак ринулся вниз. Седри обернулась к нему, произнесла первое заветное слово, и яркая паутина упала с неба, опутав зло. Седри прошила боль, которой не было конца.

Отброшенный, но не побежденный мрак отступил, затаившись за мегалитами, которые превратились теперь в гладкие гранитные столбы с рунами неизвестного происхождения.

Придется подождать другого раза. Обессиленная, Седри упала у пруда на колени и повалилась набок, последним усилием дотянувшись до воды.

* * *
Очнувшись, она не сразу сфокусировала взгляд. Глазницы болели, и это далось ей с большим трудом. Скрипнув зубами, она заставила себя узнать того, кто склонялся над ней.

Резкий запах, ударивший в нос, помог ей прийти в себя. Что-то прижалось к ее губам. Она послушно глотнула и закашлялась — обжигающая жидкость взорвалась в горле, как новая звезда.

Край стакана стукнулся ей о зубы, и она сделала еще глоток. Крепкий напиток, как ни странно, уменьшил головокружение и помог навести взгляд на резкость.

Ее обмякшее тело еле держалось на стуле. Заставив себя сесть прямо, она моргнула и увидела перед собой лицо Моррийона. Бори смотрел на нее без всякого выражения.

— Тат? — спросила она. Собственный голос показался ей старым.

— Я только что отправил ее восвояси с ее кузеном.

Реальность приобрела более четкие очертания.

— О моем присутствии здесь никто не знает, верно?

— Я велю кому-нибудь проводить вас обратно в каюту.

Она прижала ладони к вискам, почти желая, чтобы череп действительно лопнул и мозги вытекли на пол — так было бы гораздо легче.

Но об этом после. Они устранили одну опасность — открыв дорогу другим. Она посмотрела в глаза Моррийону, на одном уровне с ее собственными, и спросила напрямик:

— У меня могут быть неприятности?

Моррийон, поколебавшись, опустил взгляд и снова взглянул на нее.

— Нет. Главное, ни в чем не признаваться. До конца первой смены еще час — путь свободен.

— А Тат? У нее не будет неприятностей?

— Всякий талант пожинает не только награды, но и опасности. Это в любом месте верно — разве не так? Возвращайтесь к себе, молчите, и жизнь вернется в нормальное русло.

Если бы у нее не болела так голова, она засмеялась бы. Нормальное? Жизнь на Пожирателе Солнц ни по каким меркам не могла считаться нормальной — так было с самого их прибытия, а теперь все стало еще хуже. По какому принципу работает больная голова Моррийона?

Но его скрюченная фигура и скособоченное лицо вызвали у нее острый приступ сочувствия, лишив на миг способности двигаться и говорить.

Ты не выбирал, где тебе родиться, и не по твоей воле твое тело так исковеркано. И если то, что ты выбрал сам, кажется тебе сравнительно нормальным, кто может тебя упрекнуть?

Моррийон плеснул из фляжки в стакан и молча подал ей. На этот раз она взяла стакан сама и подняла его — то ли в тосте, то ли в обряде причастия.

Должно быть, твоей матери ты казался красивым, и в глазах Телоса ты тоже красив. Быть может, это укажет тебе путь к свету? Седри зажмурилась и выпила.

От резкого незнакомого вкуса ее передернуло, но она снова обрела возможность двигаться. Моррийон молча взял у нее стакан и проводил к выходу. Снаружи ждал в нагруженной транспортной тележке бори-катеннах.

Тележка быстро понеслась по овальным коридорам. Встречный поток воздуха облегчал головную боль.

Они уже почти добрались до места, когда Седри заметила, как в боковом туннеле мелькнуло что-то бурое. Люцифер? Она хотела позвать кота, но поперхнулась от остаточных последствий моррийоновского напитка — и усталость помешала ей попросить бори остановиться.

Доехав до каюты рифтеров, они активировали дверь. Седри слезла и обернулась, чтобы поблагодарить, но бори уже уехал.

28

«ГРОЗНЫЙ».
СБОРНЫЙ ПУНКТ У ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Лейтенант Толли Выхирски откинулась на спинку кресла, следя за мониторами гиперсвязи, и в который раз возблагодарила Святого короля Эрнеста — патрона, которого выбрала себе в Академии; этот обычай существовал там уже девятьсот лет.

— Эрни, ты опять мне помог, — сказала она со смущенной усмешкой, колеблясь между скепсисом и верой. Она находится в центре самого значительного за всю историю Тысячи Солнц сражения и следит за устройствами связи, чей возраст — десять миллионов лет, и все потому, что она, офицер службы обнаружения, вместе со своим капитаном, а ныне верховным адмиралом, оказалась втянутой в хаос войны. Если все это устроил не ее патрон, то это просто случай, а ни один воин не станет полагаться на Афину Алею — слишком легко расточает она свои дары, а потом отнимает их в самый неожиданный момент.

Взять хоть верховного адмирала Нг. Поллои по происхождению, она выбрала своим патроном вымышленный персонаж — и посмотрите, чего она достигла. По крайней мере Выхирски считала, что Горнист — фигура вымышленная; поди разберись в этой древней истории.

Вахту «гамма» она несла одна. Почти все сообщения с гиперрации передавались прямо дешифровщикам на анализ. Ее пробирала дрожь при мысли о странности всего этого: одноразовый шифр через урианскую рацию передается в реальном времени на Арес с его мощными компьютерными блоками. Пока криптологи ничего еще не расшифровали, а возможно, и не расшифруют, но попытаться обязаны.

Сообщения с Ареса передавались верховному адмиралу, Панарху или другим лицам согласно заголовкам. От командования, в свою очередь, шли послания на Арес. Прочесть их Выхирски, разумеется, не могла, но могла бы отследить их маршрут — за чем немедленно последовал бы арест, а возможно, даже расстрел. Маршруты сохраняются только в машинной памяти — на всякий случай.

Пульт подал сигнал, нарушив её думы. На экране светилась красным огнем какая-то аномалия.

Нахмурившись, Выхирски подалась вперед. Заголовок не имел никакого смысла. Она нажала несколько клавиш, но невероятное осталось на месте. Очень глубокий мандалийский заголовок, глубже, чем ей когда-либо доводилось видеть, — и отправитель находится на Пожирателе Солнц.

Она запросила обратный адрес и получила в ответ новую странность: в качестве такового указывался Артелион.

Она копнула поглубже, но пульт завыл, а на экране замельтешил «снег». Сообщение предусматривало одностороннюю связь и не поддавалось никакому анализу. Выхирски поспешно перевела информацию в хранилище, очистила свое пространство и стала ждать, затаив дыхание. После бесконечно долгого, как показалось ей, времени пульт заработал снова.

Она потрясла головой, и внутри у нее все сжалось. Еще немного, и... что же дальше? Такой глубокий мандалийский код может быть доступен только одному человеку на борту. Но флотская дисциплина не допускает послаблений: на «Грозном» всем распоряжается верховный адмирал Нг, а не Панарх.

Выхирски включила коммуникатор и, дивясь твердости своего голоса, сказала:

— Дайте мне верховного адмирала Нг.

* * *
Заголовок появился на экране, и Марго Нг остолбенела, услышав восторженный и вместе с тем изумленный смех Панарха.

— Послание от моего младшего «я». — Она никогда еще не видела его таким беззаботным — он точно сбросил с плеч давящий груз войны.

Видя ее удивление, он наскоро объяснил, как напустил на Анариса, воспитывавшегося в Мандале, компьютерный «призрак».

— Да, теперь вспомнила, — кивнула Нг. — Вы реактивировали его во время вашего рейда. Но откуда взялась эта подпись на сообщении, посланном с Пожирателя Солнц? Вы сможете его вскрыть? — Ему, возможно, было смешно, но ей перед боем не нужны были никакие тайны, особенно исходящие с вражеской территории. — Может быть, это Вийя подает сигнал?

Он, сразу посерьезнев, покачал головой:

— Не вижу, как это возможно. У нее никогда не было возможности присвоить эту подпись, как и причины это делать. — Его тонкие пальцы торопливо забегали по клавишам, и пульт отрицательно мигнул. — Однако нам известно, что должарианцы держат гиперсвязь между Артелионом и Пожирателем Солнц — и, вероятно, так же, как и мы, используют артелонские мощности для криптографии — те, что уцелели. А в немногих сообщениях от тамошнего Сопротивления содержались намеки на то, что они в борьбе с должарианцами очень полагаются на дворцовый компьютер. Так что, полагаю, моя конструкция как-то просочилась по каналу связи — ведь она была создана, чтобы преследовать Анариса. Но посылать мне сообщения она никогда не программировалась, и я не... — Руки Брендона замерли над клавишами.

На экране появился Джаспар Аркад.

— «Добро у власти слезы проливает, но горше участь у добра без власти», — сказал он.

Брендон на миг замер. Никогда еще Нг не видела у него на лице такого выражения.

— «Остаться без друзей — удел владыки», — хрипло ответил он наконец.

— Здравствуй, отец мой и сын, — сказало изображение.

Нг застыла от ужаса, осознав, что происходит. При этом диалоге с его ритуальным подтекстом не должен присутствовать никто, кроме наследника; при нормальном ходе вещей он происходил бы в Мандале при восшествии Брендона на престол. Однако нормальный ход вещей непоправимо нарушен — как и Запрет.

Побелевшие губы Панарха показывали, что он потрясен еще больше, чем она. Не эти ли слова передавали жестами друг другу Брендон и его отец в те последние мгновения над Геенной?

— Не трать попусту времени, укоряя себя, — сказало изображение так, как будто могло видеть лицо Брендона. — Ты всего лишь заложил кристалл, из которого я вырос. Мы сможем вволю подискутировать о Запрете, когда ты вернешься в Мандалу. Но сначала ты должен кое-кого спасти.

Нг и Брендон слушали, онемев от шока и изумления, а изображение основателя династии Аркадов продолжало:

— Следуя твоим желаниям, я последовал за твоим старым врагом в его твердыню, хотя здесь я пока мало на что способен. Но я нашел здесь и твоих союзников — рифтеров, кажется, — и они обращаются к тебе за помощью: их время на исходе. — Пульт загудел. — Здесь ты найдешь информацию, которая может тебе пригодиться. Не медли.

Изображение заколебалось, как пламя свечи на сквозняке, и исчезло. Пульт снова загудел, и на экране появилась надпись: СООБЩЕНИЕ САМОУНИЧТОЖИЛОСЬ.

Руки Брендона бесцельно блуждали над клавишами.

— Этому можно верить, ваше величество? — Нг не хотелось вторгаться в его мысли, но ее вынуждала военная необходимость. Панарха непроницаемым лицом выпрямился.

— Да. Сколько времени потребуется на запуск катеров?

— Четыре часа с момента отдачи приказа. Но сначала нужно ознакомиться с информацией, о которой шла речь.

— Хорошо. Значит, восемь часов.

Нг поклонилась и вышла.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Когда станция затряслась, Марим вцепилась в Хрима еще крепче — его свирепый натиск действовал как противоядие от страха. И Вийя хотела, чтобы она в этом участвовала? Она выгибала бедра в такт движениям большого рифтера. Странное тепло, не имеющее отношения к страсти, вдруг обволокло ее мозг — она услышала эхо далекой музыки и ощутила присутствие других.

— Пошли вон из моей головы! — заорала она, и тепло улетучилось.

— Чего? — промычал Хрим.

— Ничего. — Марим сменила ритм, удерживая партнера на краю оргазма, а станция корчилась в том же темпе, заглушая звуки одного из садистских чипов Норио.

Хрим кончил вместе со станцией. Марим, в которой черный негус вызывал молниеносные смены эмоций, хихикнула.

— Что смешного? — проворчал Хрим.

— Ты почувствовал, как корабль движется? Так говорили в одном старом секс-сериале. Мы в приюте его смотрели, и...

— Больно много треплешься. — Хрим, лениво повернувшись, выключил видео. — Хотя, должен сказать, Норио в этом деле не уступаешь.

— Я лучше его. Лучше всех. Ты еще и половины не видел. Я знаю такие штучки... — Марим зевнула во весь рот.

После, лежа в приятном оцепенении, она думала о том, как быстро Хрим начал зависеть от нее. При этом она почувствовала свое могущество, чего никогда не случалось с ней на «Телварне». Вийя, Локри — никто из них не позволял себе от кого-то зависеть. Она подозревала, конечно, что Хрим нуждается в ней главным образом от скуки и невозможности проявить свою власть. Сумеет ли она удержать его, когда он снова получит свой корабль — или Пожиратель Солнц? Она прижалась губами к его уху.

— Что твой трог проделывает с ограми, а? Готовите сюрприз старине Эсабиану?

Показателем того, как близки они стали друг другу, стал его ответ — он не огрызнулся, а всего лишь ответил уклончиво:

— Придет время — увидишь. — Его тело напряглось от гнева. — Многих тут ждут сюрпризы.

В этот момент дверь чмокнула, и ввалились двое тарканцев в тяжелых сапожищах. Не говоря ни слова, один из них скинул Марим и Хрима с койки и принялся ее ломать, а другой стал рыться в пожитках Хрима.

— Какого карра вы тут вытворяете, говнюки? — заорал Хрим.

— Не поминай тех, кого не знаешь, пиви-кча, да еще в самом их логове, — сказал один тарканец. Другой прошипел ему что-то по-должарски, не прерывая своего обыска.

— «Пиви-кча» значит слабак, который занимается этим сам с собой, — саркастически пояснил Барродах с порога. — Твоя барканская игрушка сбежала из лаборатории Лисантера во время последнего катаклизма, и мы подумали, что она могла вернуться сюда. — Бори бросил презрительный взгляд на Марим. — Хотя в таком случае ты нашел бы ей достойное применение. Ты не видал ее?

Хрим потряс головой.

— Жаль, — сказал Барродах. Тарканцы, как поняла Марим, хотя и не знала языка, тоже высказались в отрицательном смысле. — Ну что ж, не буду мешать вашим развлечениям.

Когда дверь закрылась, Хрим стал ругаться, а Марим пошла в освежитель.

— Ладно тебе, — бросила она через плечо. — Лучше помоемся и пойдем в рекреацию — сыгранем в фалангу и малость выпустим пар. — Она выпятила губу, зная, как его это заводит.

Он, ворча себе под нос, последовал за ней.

«Надо же, как с ним легко управляться», — подумала Марим, когда на них полилась горячая вода. С усмешкой она ухватила его за член. Он не знает, что этот жест означает на самом деле, и она позаботится, чтобы он никогда не узнал.

* * *
«ГРОЗНЫЙ»
Диарх Эгиена Бенгиат, заняв свое место в комнате для совещаний, попыталась расслабиться. Она добилась своего, потому что все делала правильно: сначала попросилась на «Грозный» после потери «Фламмариона», потом вышла на первое место в занятиях на тренажерах и в физической подготовке. И наконец, была повышена в звании после захвата гиперрации на «Смерть-Буране».

Она посмотрела на Джонси Чхвнг-Ли и других ребят из своего взвода. Это тоже отборные кадры, даже Товальд, новый связист, заменивший Сузу, которая погибла при Артелионе. Последнее совещание окончено — через четыре часа они отправляются. Бенгиат зевнула. Почему, собственно, мелиарх Рапуло их не отпускает?

— Не переживай, диарх, — протянул Чхенг-Ли. — Успеем отоспаться по дороге.

Ни одна десантная вылазка еще не стартовала так далеко от цели захвата. Два световых часа! Бенгиат скорчила гримасу. Двое суток в скафандрах еще до начала боевых действий.

— Размечтался, — ответила она. — А на тренажере подзаняться не хочешь? Живее будешь орудовать своими граблями в квантовых перчатках.

Это вызвало обычный залп шуточек и подначек со стороны прочих бойцов взвода. Другие подразделения, тоже участвовавшие в совещании, занимались примерно тем же.

— Да, тренировка не помешает, — сказал Амасури, — если план станции, который прислала темпатка, чего-нибудь стоит. В жизни не видал таких загогулин.

Прежде чем Бенгиат успела ответить, Рапуло вскочил на ноги.

— Смирно!

Вошла верховный адмирал, и усталость Бенгиат как рукой сняло при виде высокой подтянутой фигуры, идущей следом. Панарх! Им устраивают поистине королевские проводы.

Мелиарх Чац вошла за ними и заняла свое место за столом на подиуме. Если бы не стойка «смирно», Бенгиат изобразила бы недоумевающую мину. Что делает здесь спец по скафандрам? Опять эти хреновы квантоблоки, которые никто путём не может освоить?

— Вольно! — сказала Нг. — Прошу садиться.

Трое на подиуме тоже сели, и Нг дождалась полной тишины.

— Как вам известно, мы получили сообщение от рифтеров, внедрившихся на Пожиратель Солнц. Через четыре часа вы все туда отправитесь. — Она обвела взглядом комнату. — Все, кроме одного.

Собравшиеся, несмотря на дисциплину, загудели, но мигом притихли под яростным взглядом Рапуло.

— Один из взводов оставит одного из своих людей здесь, а вместо него возьмет пассажира. — Нг сделала паузу. — С этим взводом отправится Панарх.

Тишина сделалась столь напряженной, что у Бенгиат зазвенело в ушах. Панарх? На катере? К Пожирателю Солнц?

— Вы все превзошли мои ожидания по части подготовки, поэтому я не стану вызывать добровольцев. Все будут тянуть жребий; сначала взводные, потом тот взвод, чей диарх вытянет короткую соломинку. Затем мелиарх Рапуло назовет вам ваши задания. Но сначала Его Величество желает обратиться к вам.

Панарх поднялся, обошел стол и стал лицом кдесантникам, больше не отгороженный от них символическим барьером. Потом ловко уперся руками в стол позади себя и сел на него.

— Я не собираюсь произносить речь, — сказал он, глядя на каждого поочередно. — Я отдаю свою жизнь в ваши руки. Поскольку при этом я не могу надеяться сравниться в мастерстве с тем, кого я заменю, и поскольку вы все серьезно относитесь к данной мне присяге, я подвергаю вас опасности. Поэтому вы все заслужили право еще до старта задать мне любые вопросы — и это далеко не исчерпывает моего долга перед вами.

— Ваше величество, это из-за рифтерской темпатки? — встав, спросила Бенгиат.

Брендон улыбнулся.

— Отец как-то сказал мне, что все десантники — неизлечимые романтики. Теперь я вижу, что он был прав. Мое присутствие на Пожирателе Солнц представляется мне необходимым по трем причинам. Причину военную мы рассмотрим незамедлительно, причина политическая затрагивает наш союз с рифтерами. Но есть еще и личная причина, и я не стану притворяться, что она значит для меня меньше, чем остальные. Добровольно отправившись к должарианцам, капитан Вийя выполнила договор, который мы с ней заключили. Отправляясь вслед за ней, я выполняю свою часть договора.

За этим последовало долгое молчание, и Бенгиат чувствовала, как окружающие взвешивают сказанное. Он не обязан был в этом признаваться. И он ни разу не высказывался о своем намерении публично, иначе мы бы знали. Он действительно считает себя нашим должником.

Еще один десантник встал, не скрывая своих противоречивых эмоций:

— Вы не верите, что мы способны спасти ее и захватить станцию?

— Верю. Сам бы я точно этого не сумел. — Брендон усмехнулся. — Спросите мелиарха Чац.

— Пасти его вам придется не столь неусыпно, как вы полагаете, — слабо улыбнулась та, — но не давайте ему в руки предметы, которые желательно сохранить в целости.

В ответ раздался взрыв смеха, но Панарх заговорил снова, и все умолкли.

— Однако я все-таки, возможно, сумею вам помочь. Это и есть военная причина, на которую я ссылался. Наша близость с капитаном Вийей создала между нами своего рода телепатический канал, действующий в узком диапазоне. Я надеюсь, что она обнаружит меня и передаст мне станцию, — но на случай, если все пойдет не так гладко... — Он сделал паузу, усмехаясь вместе с другими при одной мысли, что какой-либо план способен осуществиться гладко. Этим они платили освященную вековой традицией суеверную дань закону Мэрфи. — ...то есть и другой вариант, — продолжил Панарх. — Не знаю, как сработает наша с ней связь и сработает ли она вообще, но я, оказавшись на борту станции, все-таки получу доступ к кое-какой тактической информации.

— Она сможет читать мысли врага и сообщать вам их планы?

— Не знаю, — развел руками Брендон. — Неплохо бы, а?

— А что вы дадите взводу, который возьмет в плен Эсабиана?

Смех раздался снова, но тут же заглох — так мрачен вдруг стал Панарх.

— Не надо брать его в плен. Принесите мне его голову. То же относится и к его сыну.

Бенгиат содрогнулась. Эсабиан убил его братьев, Анарис — его отца, но все же вряд ли кому-то из десантников доводилось слышать такой приказ.

— Значит, пощады не будет? — спросил кто-то.

— Должарианцам — нет. Да они и не станут просить пощады. С остальными поступать согласно законам военного времени.

Наступило молчание.

— Больше вопросов нет? Тогда я скажу вам еще одно. — Его лицо стало еще мрачнее. — На Пожирателе Солнц у нас есть союзник, но он не человек. Он называет себя Джаспаром Аркадом.

По собранию пробежал испуганный ропот. Бенгиат переглянулась со своим взводом и снова встала.

— Объясните, пожалуйста, подробнее, ваше величество.

— Я хочу сказать, что Запрет нарушен, и в этом, боюсь, есть часть моей вины. — Десантники в молчании выслушали рассказ Панарха о вирусе-призраке, который он создал, о том, как этот вирус, предположительно, обрел интеллект и послал свой агентский код по каналу гиперсвязи на Пожирателя Солнц. Этот искусственный разум и передал на «Грозный» план станции, запрограммированный теперь в сервоскафандры десанта. — Если кто-то из вас вступит с ним в контакт, в ваших скафандровых компьютерах есть пароль. Общайтесь с ним по своему усмотрению, но не нападайте на него и не мешайте ему.

— Мы должны игнорировать Запрет? — спросил кто-то.

Бенгиат стало муторно. Машины — дело хорошее, если они в тебя не стреляют, но машины разумные? И ведь эту штуковину даже взорвать нельзя, раз она на нашей стороне.

— Нет, но этим вопросом мы займемся по возвращении на Артелион. Вирус, по всей видимости, хочет помочь нам, и если в нем сохранилось хоть что-нибудь из моей программы, Должару он не союзник.

Панарх соскочил со стола и вновь преобразился в правителя Тысячи Солнц.

— В настоящее время всякий враг моего врага — мой друг.

* * *
«ГЛОРИЯ».
СИСТЕМА ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
— До светила Пожирателя Солнц 237 световых минут, отметка 151. — Голос чистюли-навигатора звучал ровно, как-то странно напоминая интонации Шерлот.

Ука Мип, наблюдая за руками нового навигатора, задала себе вопрос: уж не обучалась ли Шерлот у чистюль когда-нибудь в прошлом? Теперь уж ее не спросишь — она перешла на их корабль, а на ее месте сидит лейтенант-панархист во флотской форме, эксперт в области, носящей название астрогации. Чистюля на борту «Глории»!

Ука покосилась на него. Держится прямо, точно не форма на нем, а футляр. Большие уши, косматые брови, хмурится, когда работает, — но скорость у него будь здоров. Однако он все-таки чистюля, и надо его испытать.

— Эй, лейтенант Омилов. У тебя форма из пластостали, что ли? Или вы тренируетесь, сидя на гвоздях?

Темные глаза глянули на нее без намека на юмор.

— И то и другое. — Ука онемела от удивления, и он добавил: — После этого рейса я одолжу тебе мой гвоздь.

Она прыснула, и Калеб в своем кресле тоже — впрочем, он тут же посерьезнел и объявил:

— Сигнал от келлийского курьера.

Уку радовало, что келли на их стороне. С этими своими тайными скачками, о которых ничто не предупреждает, они были бы опасными врагами.

Она следила за лицом отца, принимающего сообщения от келли на свой пульт. Чистюля рядом с ней сидел спокойно, но все так же прямо. Его руки в ожидании дальнейших указаний капитана не прекращали двигаться по клавишам. Ее пульт был подключен к его, и она видела, что он пробует разные векторы, каждый раз стараясь предугадать следующий ход корабля — на случай, если поступит приказ, который прервет их скучную патрульную службу. Они, конечно, выбрасывают драконьи зубы почти при каждом выходе из скачка, но результатов не видят.

Свисток главного коммуникатора заставил Уку вскинуть голову.

— Говорит Мип, — сказал отец. Его слова транслировались на всю «Глорию». — Поступил сигнал с Пожирателя Солнц. Идем на соединение с флотскими эсминцами «Молот» и «Балейн». Цель нашей операции — отвлечь вражеский сенсорный ряд от запуска десантных катеров через два часа. Навигация, передаю координаты.

Пульт Омилова просигналил. Его пальцы забегали по клавишам, и он ответил:

— Координаты заложены. К скачку готов.

— Как ты это делаешь? — спросила Ука.

Он посмотрел на нее, и она впервые увидела где-то около его глаз намек на юмор, а в его объяснении, к собственному удивлению, не уловила никакой снисходительности:

— Я подключен к специалисту по тактической стандартизации. Это был один из вариантов, предусмотренных им. Ясно было, что нам назовут координаты ближайших астероидов — не могли же нас бросить в скачок через эксклюзивную зону Пожирателя Солнц. — Для иллюстрации он вывел на ее пульт макет, показанный сверху. — Чем больше работы ты делаешь предварительно, тем больше у тебя времени остается на сюрпризы, которые нам преподносит Мэрфи.

— Так вы, чистюли, тоже верите в Мэрфи?

Глаза Омилова на миг стали отсутствующими.

— Еще как. — Он сказал это как-то странно — точно смеясь в душе, но не над Укой, а над собой. — Только дураки не верят в Мэрфи.

Ука, немного смущенная его задумчивым тоном, задала новый вопрос:

— Зачем вообще следить за нами через сенсорный ряд? Ведь информация с него поступит к ним с двухчасовым опозданием.

— Ключ к будущим действиям врага заложен в его прошлых действиях, — вмешался Калеб. Он явно кого-то цитировал — Уку привело в раздражение и это, и одобрительный взгляд Омилова.

— Ладно, — сказала она. — Наконец-то мы будем драться, а не скакать туда-сюда.

— А драконьи зубы, по-твоему, что? — удивленно посмотрел на нее Омилов. — Букетики? Ты уже убила кого-то, хотя и не видела этого своими глазами. Теперь противник тоже будет стрелять в тебя — в этом вся разница.

Скачковые заурчали в высоком тактическом режиме, и Уку замутило, как никогда прежде.

Внезапно все это перестало быть игрой.

* * *
«НАГРАДА ИНГВИ».
45 СВЕТОВЫХ МИНУТ ДО ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
— Мандала бьет хаджи, — объявил Стурсни и вытер сальные пальцы о китель, и без того уже украшенный множеством жирных пятен. Тесную кабинку загромождали упаковки из-под еды и питья и прочий мусор, не столь легко опознаваемый; все это плавало в микрогравитации крошечного кораблика, входящего в развернутый вокруг Пожирателя Солнц широкий сенсорный ряд.

Тил-Кат швырнул свои карты на дипластовый поддон между игроками.

— Гемма морушка хай датсенда нафар! Надоели мне твои поганые карты, и рожа твоя надоела, и надоело торчать в этом поганом ряду.

Стурсни сгреб клочки продовольственных пакетов, заменявшие им фишки, — это было единственное, что держалось на поддоне, кроме карт.

— По-твоему, бегать от драконьих зубов и крейсеров лучше? — Вспышка Тил-Ката не произвела на него впечатления — это повторялось в среднем каждый час без всяких видимых причин.

— Всё лучше, чем этот сральник. — Маленький рифтер с отвращением взмахнул руками, вызвав водоворот в потоке мусора. — Твоя очередь убираться, — воинственно добавил он.

— Моя?! Я уже четыре раза убирался! Захотелось уюта — сам его и наводи, трепло...

Пульт загудел, и давление в среднем ухе Стурсни повысилось — кораблик поворачивался в новом направлении, переориентируя стрелу, приделанную к нему для усиления детекторной функции. Корпус заскрипел — наспех присобаченная должарианцами стрела жаловалась на перегрузку. Мусор закружился с новой силой.

— Какого хрена? — простонал Тил-Кат, смахивая пакет, который приклеился к его потной лысине посредством чего-то, напомнившего Стурсни понос ваттла.

— Кто его знает. — Краем глаза Стурсни уловил какую-то вспышку — не мешало бы и правда прибрать этот гадюшник. — Хочешь подключиться к ряду и выяснить это, чтобы тебе потом кишки через задницу вытянули или...

Раскаленный луч не толще мизинца пронизал воздух между ними, и раздался оглушительный взрыв. Мусор бешено закружился, уходя в две дыры, внезапно открывшиеся в корпусе. Корабль резко накренился, и стрела с жутким треском оторвалась.

— Где у нас герметизаторы, блин? — завопил совершенно обалдевший Стурсни. Тил-Кат не ответил, если не считать за ответ мощный приступ рвоты. Стурсни еле успел увернуться от его залпа. Свист уходящего воздуха перекрывал даже звон в ушах.

Цак-чвак! Цак-чвак! Свист внезапно прекратился.

Стурсни растерянно повел глазами вокруг. Мусорная масса запечатала обе. Воздух теперь едва шипел в неплотных местах, да потрескивал пластик, высасываемый наружу жадным вакуумом.

Стурсни, ошарашенный внезапным переходом от скуки к ужасу, захихикал, а потом и заржал.

— Чего регочешь, логосом трахнутый? — взбесился Тил-Кат. Остатки еды продолжали вылетать у него изо рта, и Стурсни разобрало еще пуще.

— П-печать неряшливости! — выговорил он, показывая на заткнутые дыры, и впал в истерику.

* * *
«КОГОТЬ ДЬЯВОЛА».
189 СВЕТОВЫХ МИНУТ ДО ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Руонн тар Айярмендил настороженно смотрел через столик на рифтерского капитана, не обращая внимания на шум, стоящий в переполненном рифтхавенском клубе. Свет здесь был достаточно слабым, чтобы снять очки, но Руонн не стал этого делать: он не доверял этому гайо с льстивыми манерами и не желал показывать ему своих глаз. Кроме того, так он мог наблюдать за подавальщицами, не привлекая к себе внимания. Мимо проследовала одна с особенно здоровенным бюстом, который гипнотически колыхался при гравитации в одну четвертую «же», и Руонн почувствовал возбуждение.

— ...но что будет, если он выйдет из-под контроля или я захочу дезактивировать его, но не смогу?

Руонн вернул внимание к Й'Мармору, раздраженный его нытьем и тем, как тот все время лапал взятую напрокат секс-игрушку — точно хотел произвести на барканца впечатление своей потенцией. Руонн подавил ухмылку: красотка уж больно тоща на его вкус — грудь у нее даже при четверти гравитации еле-еле натягивает шелковую блузку.

Внезапно потеряв терпение, Руонн подвинул через стол свой электронный блокнот.

— Гляди, — рявкнул он, — тут все очень просто. Ты получишь руководство и автономный проектор. Кроме того, есть безотказные отключающие команды. Они похоронены очень глубоко в системе, и в инструкции их нет, поэтому тебе придется их запомнить.

Он, само собой, не собирался дать рифтеру возможность запомнить эти коды. Когда их сделка состоится, он даст ему временный код — недоставало еще, чтобы Таллис в самом деле отключил логос и лишил его, Руонна, эйдолон шанса вернуться на Барку с информацией, которая возвысит его до полной потенции.

Но когда он хотел убрать блокнот от Таллиса, секс-игрушка внезапно выгнула спину, и Руонн изумленно разинул рот: под шелковой блузкой внезапно выросли целые горы плоти с розовыми верхушками; они манили его через стол, обволакивая душистым теплом, уносили на огромную атласную постель, а шестек пронизывал невыразимым наслаждением все его существо. Окруженный гуриями, Руонн упал туда...

* * *
Таллис отвел взгляд от пульта, выпучив глаза. Лури рядом с ним трепетала от возбуждения.

— Про это ты мне не рассказывал! — проворковала она.

— Просто такого никогда еще не было, — рявкнул он, отстраняясь от ее настойчивых рук. — Что это, собственно, было? — спросил он Киру Леннарт, явно удовлетворенную результатом. — И что будет, если... — он нервно посмотрел по сторонам, — если оно увидит?

— Не увидит, — заверила Кира. — Когда я выманивала эту информацию от эйдолона, логос был вне петли. Он и теперь не видит ни этот пульт, ни эту комнату.

— Значит, мы сможем его отключить? — заволновался Таллис.

— Не сразу. Он все-таки может что-то заподозрить, хотя я думаю, что код этому помешает. Придется двигаться потихоньку. Если совместить это с запуском двигателей, я, пожалуй, смогу скрывать это достаточно долго, чтобы получить положительный результат.

— А до тех пор?

— До тех пор придется тебе воевать с Флотом без логоса.

Раздосадованный Таллис набычился, но в этот момент зазвонил коммуникатор.

— Это Эсбарт, капитан. Сигнал от Ювяшжта. Мониторная тревога.

Таллис посмотрел на Киру — синяки под глазами четко выделялись на его осунувшемся лице — и вышел. Кира со вздохом последовала за ним, игнорируя призывный взгляд Лури. Лури идиотка, а Таллис еще больший идиот. И я тоже идиотка, раз торчу на этом корабле. Что ж, век живи — век учись.

Кира очень надеялась, что успеет научиться еще чему-то.

* * *
«ФЕР Д'ЛАНЦ».
СКАЧКОВЫЙ РАДИУС СИСТЕМЫ ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Келлийский корабль запустил катер в космос. Брендон наблюдал за этим, как завороженный. Они не просто расстыковались, как это делают человеческие машины, а разделились тягуче, как ириска. Маленький корабль, похожий на обтекаемого келли, отошел и развернулся на 360 градусов в прощальном салюте.

— Ну вот, — сказал диарх Анхелес. — До Пожирателя Солнц сорок семь часов. Принимаемся за тренажеры.

Брендон настроил свой скафандр согласно инструкции, загоревшейся на его лицевом щитке. Серводоспехи слегка шевельнулись, активированные на один процент, — именно столько требовалось для реалистической имитации.

— Порядок, — сказал Анхелес. — Мауницу пойдет во главе, Тул и иль-Вестрос берут блошек и бегунки, ты, Опион, со своим отделением осваиваешь келлийскую технику... — Раздав задания всем и каждому, диарх сказал: — Что касается вашего величества...

— Диарх, — прервал Брендон, — кончайте-ка с этим «величеством». Как вы, интересно, будете отдавать мне команды? «Подвиньте свою драгоценную задницу туда-то и туда-то, ваше логосом долбаное величество?»

Долю секунды в эфире царило ошеломленное молчание, а после он разрядился хохотом и гиканьем.

— Хорошо, ваше... как же мне тогда к вам обращаться? Не могу же я орать вам «Аркад».

— Как насчет Иегуды? — предложил Евген Опион, которого Брендон уже знал как неисправимого шутника. Иегуда — помощник Мэрфи; иногда он — или она, ибо пол этого существа не поддается определению, заступается за пострадавших от неумолимого закона подлости.

— В самый раз, — сказал Брендон. — Маленький человечек, которого никогда нет на месте. Так и следует относиться к «Его Величеству» в этой увеселительной поездке.

— Ладно, Иегуда. — Анхелес набрал в грудь воздуха. — Но советую тебе, в отличие от твоего тезки, всегда быть на месте, когда я называю твое имя.

— Будьте спокойны, — засмеялся Брендон. — Вы не избавитесь от меня, даже если очень захотите.

29

«ГРОЗНЫЙ»
На мостике «Грозного» стояла жуткая тишина, порожденная сосредоточенностью, надеждой и страхом. За течением боя можно было следить лишь по отрывочной информации, поступающей из тысячи разных источников. Шепот тианьги словно выражал сожаление, которое верховный адмирал Марго О'Рейли Нг не позволяла себе испытывать. Уже теперь, до того, как враг вступил в бой по-настоящему, она тратила чьи-то жизни, обеспечивая прикрытие темным сгусткам возмездия, несущим к Пожирателю Солнц свой человеческий груз, включая нынешнего правителя Тысячи Солнц. Нынешнего — и, возможно, последнего.

Нг старалась не поддаваться мрачным мыслям. Если она позволит себе это сейчас, что же будет, когда бой разгорится вовсю? Тогда, правда, для эмоций не останется времени — а текущий период весь состоит из финтов, наскоков и отступлений, перемежаемых изматывающим ожиданием. Ожидание — это самое худшее, потому что на этот раз врага отвлекают не подставные корабли, наполненные синтетическим мясом: Ювяшжт не дурак, и такими фокусами его надолго не отвлечь.

Поэтому гибнут люди, а она, Нг, выбирает, кого из них отправить на бойню. Хуже того, она сидит здесь вдалеке от боя, защищенная броней крейсера, пока еще не обнаруженного врагом. «Грозный», имеющий единственную на Флоте гиперрацию, слишком ценен, чтобы подвергать его опасности — если его все-таки засекут, ему понадобится вся его мощь, наступательная и оборонительная.

И Нг ждет в своей относительной безопасности, а тем временем драконьи зубы терзают корабли, составляющие огромный сенсорный круг в эксклюзивной зоне Пожирателя Солнц, куда крупные суда не допускаются, а дорогостоящие маневры у нескольких астероидов отвлекают внимание этого круга; Нг надеялась, что должарианцы раздробят свой круг, чтобы следить за множеством атак одновременно.

Есть, правда, три вектора, которые в течение первых двадцати часов никакие сенсоры не засекут; три десантных катера. Начальный этап позади, но их след зарегистрирован в летописи боя. Заметит ли Ювяшжт этот след? Разумеется, заметит. Весь вопрос в том когда.

Она и так уже держит его в неведении дольше, чем ожидала. И неясно, что он, собственно, может предпринять, чтобы остановить их. Перед катерами мчится достаточно квантоблоков — которые достигнут станции уже через два часа, — чтобы обеспечить десанту проникновение внутрь. Так по крайней мере утверждает тактическая статистика.

— Тактика, — спросила Нг, — есть изменения в должарском сенсорном ряду?

— Ничего существенного, — ответил Ром-Санчес. — Они сосредоточены на акции у астероида феникс-юг девять.

Эскадра Кестлера. Именно там обе стороны пока что несут самые тяжелые потери.

— Не понимаю, почему должарианцы просто не взорвут эти астероиды, чтобы не дать нам использовать их, — сказала младший лейтенант Варригаль.

— Взорвут, если ситуация станет для них опасной. Но пока они предпочитают драться. Это их единственная возможность навязать нам бой, в котором отступление для нас исключено.

— Это не будет иметь большого значения, если они все-таки включат Пожиратель Солнц, — заметила Варригаль.

— Совершенно верно. Потому-то мы и тянем время — и они тоже.

В окне на главном экране внезапно появился келлийский разведчик, и Нг вернулась к насущным делам. Хорошие вести он привез или плохие, это не так уж важно.

Настоящий бой начнется через два часа.

* * *
«КУЛАК ДОЛЖАРА»
На мостике «Кулака Должара» царило триумфальное оживление. Ювяшжт наслаждался им. Наконец-то он совершит заключительный этап возмездия, что так долго не удавалось его господину, Аватару, — совершит своими собственными руками. Он втянул в себя воздух, насыщенный электричеством и потом, и подался вперед в командном кресле, словно подобравшись для прыжка. Все, что указывало ему на его добычу, — это россыпь огненных точек на экране и поток информации с подчиненных ему кораблей.

Но что-то не давало ему покоя — что-то недостающее или затаившееся в засаде до поры до времени. Пылающий глаз черной дыры таращился на него, окруженный огненным ореолом гибнущей материи, — безжалостный глаз, ожидающий полной перемены ситуации, которой Ювяшжт, непонятно почему, все-таки боялся.

— Тактика! — отрывисто бросил он. — Последние данные.

Шо-эрехнат тур-Дженниск стал зачитывать список поврежденных и уничтоженных кораблей — враг нес гораздо более тяжелые потери, чем Должарский флот. Ювяшжт в это время смотрел на тактический экран, напрягаясь, чтобы разглядеть след.

— Прогони это назад, с получасовыми интервалами за пять секунд.

Бой обратился вспять, побеждая энтропию — разнесенные на атомы корабли восстанавливались вновь. Отлив и прилив, выпады и контрвыпады. Между непрерывно поступающими рапортами и командами, отдаваемыми в ответ, кювернат Ювяшжт продолжал изучать тактическую историю боя: стрела времени сновала взад и вперед.

И он нашел это: отсутствие тройного следа вплоть до двадцатого часа сражения.

Он стукнул кулаком по подлокотнику, что заставило нескольких офицеров украдкой посмотреть на него.

— Связь, сигнал сенсорному ряду! Вот координаты.

Офицер по связи передала команду, но после заколебалась:

— Кювернат, для этого им понадобится обратиться внутрь.

— Именно! — рявкнул Ювяшжт, и связистка поспешила отвернуться к своему пульту.

Ювяшжт представлял себе, как его команда, отданная по гиперсвязи, передается потом на обычных радиоволнах фланговым кораблям сенсорного ряда — тем, что уцелели после атаки вражеских драконьих зубов; представлял медленные зевки детекторных стрел и немногим более быстрое проявление изображения на экранах — картинка, которая через корабли-передатчики поступит затем к нему.

Она проявилась наконец и у него на экране, сложившись из мельтешащих частиц: черный космос, край сращенного диска, красная масса Пожирателя Солнц, находящегося в самом фокусе. И три точки яркого, актинического света. Ювяшжт не нуждался в запинающемся докладе Службы обнаружения. Он сам знал, что видит перед собой.

Десантные катера в режиме торможения.

* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Тат наконец-то уснула нормальным сном.

Лар, испустив долгий вздох облегчения, осторожно встал. Тат зашевелилась, и Дем крепко обнял ее. Лар слез с постели, позаботившись, чтобы тепло не ушло из-под одеяла, сел на пол и обулся, не сводя глаз с Тат.

С чем таким она встретилась в виртуальном мире? Лар не слышал ничего страшнее ее бреда после повышенной дозы мозгососа. Двое долгих суток он оставался при ней по приказу Моррийона, а она от буйных фаз, когда она дергалась, как под током, и бормотала непонятные слова, переходила к тихим, когда сидела и пускала слюни с широко раскрытыми невидящими глазами. Даже во сне она не находила покоя, но Лар не хотел больше прибегать к наркотикам; вместо этого он заставлял ее пить воду, чтобы изгнать из организма остатки мозгососа. И вот наконец она уснула нормальным сном.

Из ее обрывочных фраз Лар понял, что ей, Седри и Единству удалось частично укротить Норио, но по меньшей мере одна проблема осталась нерешенной. Был только один способ узнать о результатах этого виртуального боя: послушать, что говорят в рекреации.

Встав с пола, он увидел, что брат открыл глаза.

— Ей страшно, — сказал Лар как можно ласковее. — Побудь с ней, Дем. Побудь.

Дем закрыл глаза, но Лар почувствовал, что брат его понял — насколько вообще был способен понимать. Иногда он вел себя как малый ребенок, иногда вообще отсутствовал, но родственные чувства остались при нем.

Единственное, на что еще позволял себе надеяться Лар в эти дни, было будущее Дема. Он довольно хорошо узнал своих новых товарищей по команде — как-то странно причислять себя к команде, ни разу не видав корабля! — и убедился, что Вийе можно доверять. Она сказала, что, если они спасутся и доберутся до Рифтхавена, она найдет Дему лучшего медтеха — келлийского хирурга; она знает, что Дема можно вылечить. Откуда она это знает и как это будет оплачиваться, Лара не волновало. Эта надежда поддерживала его во время долгого кошмара во сне и наяву, который представляла собой жизнь на Пожирателе Солнц.

У рекреационной он осторожно прошел мимо неподвижного огра и нашел внутри все те же несколько групп, тщательно соблюдающих изоляцию: бори-катеннахи на лучших местах — Фарниоль, поймав его взгляд, слегка кивнула; их подхалимы тут же рядом; бори низшего ранга вроде него самого по всей комнате; несколько серых должарианцев и у самых стен — те, на чей рассудок станция повлияла пагубно. Лар из жалости отвел взгляд от их пустых глаз. Должно быть, на каком-то уровне они все-таки функционируют, иначе должарианцы, не терпящие у себя тех, кто не способен работать, выбросили бы их в космос. Но сидеть вот так, одиноко, в петле бесконечного ужаса...

«Вот что получается, когда разрушают наши семьи», — сердито подумал Лар, становясь в очередь к подогревателю. Странно, что он, при всем своем увлечении историей и обычаями бори, никогда не испытывал ни малейшего желания посетить родную планету. Теперь, после вынужденного знакомства с бори, которым не посчастливилось сбежать от завоевателей, он стал мечтать об освобождении своих братьев, томящихся на Должаре, и о возвращении вместе с ними на острова Бори.

Запах жирной наперченной капусты вернул его к настоящему. Он увидел, что следующая очередь будет его, и машинально получил порцию вечного жаркого с хлебом, в просторечии именуемого дерьмом с сухарями — похоже, это была дань вековой традиции. Клейкая бурая масса в его миске служила живым свидетельством того, что должарианцы исказили культуру бори почти до неузнаваемости. Даже Тат, покинувшая Бори в четырехлетнем возрасте, помнила великое разнообразие морских продуктов, фруктов и овощей — и все это было так дешево, что даже бедные питались хорошо.

— Ларгиор!

Он обернулся и узнал Ромарнана, стоящего за пару человек от него. Тот улыбнулся и сказал:

— Займи нам столик.

Этот техник высок для бори, строен и красив. Знает ли он, что Тат питает к нему интерес?

Лар вздохнул про себя. Бедная Тат ни разу еще не отваживалась заняться сексом вне семьи, но дала ему понять, что теперь созрела и остановила свой выбор на Ромарнане, Лар исполнил то, что от него ожидалось, и намекнул на это Ромарнану — а этот воспитанный в должарианском духе бори ничем ему не ответил. Очень странно принадлежать к одному народу, говорить на одном языке и жить по совершенно разным обычаям.

Техник подошел к столику, и Лар, отогнав от себя эти ни к чему не ведущие думы, спросил:

— Вы больше не работаете в две смены?

— Нет. Это из-за долгого последнего катаклизма. — Он говорил тихо, но не шепотом, чтобы не привлекать внимания катеннахов — они не терпели, когда секреты были еще у кого-то, кроме них. — А где Тат?

— Болеет. Она помогала убрать это... явление из центральных секторов. Из-за этого трясучка-то и поднялась.

— Мозгосос? — сочувственно сморщился Ромарнан.

Лар кивнул. За одним из игорных столов заливисто смеялась Марим и ругался Хрим — они-то не боялись потревожить катеннахов.

— Паскудная штука, — покачал головой Ромарнан. — Она не сказала, куда они его загнали?

— Нет.

— Надеюсь, его не выставили наружу. Нам только его и не хватает, когда мы выходим искать квантоблоки.

— Квантоблоки, — повторил Лар, стараясь сдержать сердцебиение. Неужели панархисты действительно близко? Они с Тат пока не позволяли себе в это верить. Придав голосу небрежное звучание, он спросил: — Ты их видел?

— Ни разу. И не думаю, что это будет происходить таким способом. — Ромарнан зевнул над недоеденной миской, и вдруг в глазах у него появился страх. Разговоры вокруг прекратились. Лар с холодком в спине обернулся и увидел, что на стене слева от него растет пузырь. Он раскрылся с чавканьем, особенно громким в наставшей тишине. Что-то вроде безглазого червя высунулось оттуда и завиляло в воздухе, словно вынюхивая или отыскивая какую-то цель.

Марим ахнула, протянула руку через стол и стукнула кулаком по пульту Хрима.

— Ну ты, вонючка! — гаркнул он, оттолкнув ее руку, но потом нахмурился и оглянулся назад.

— Это еще что за хрень? — прошептал Ромарнан. Судя по выражению лица медленно встающего рифтера, это было — как бишь Тат назвала эту штуку?

— Мне сдается, это Хримова секс-игрушка пришла его искать, — сказал Лар, забыв, что Ромарнан ничего об этом не знает.

— Чего? — Внешность Ромарнана выражала смесь отвращения и ужаса. — Ты хочешь сказать, что Пасть еще и трахает людей?

Те, кто оказался около пузыря, пятились, Хрим же медленно приближался к торчащему из дыры червеобразному предмету. Он слегка присел и расставил руки, словно приманивая к себе котенка. Червяк — шестек, вспомнил Лар — с хлопающим звуком высунулся еще немного наружу. Кто-то из начальников-бори с криком запустил в него миской, забрызгав подливкой стену.

— Эй! — сердито рявкнул Хрим, но метатель словно излечил всех от сковавшего их паралича. Единственным доступным оружием были те же миски, кружки и ложки — все это внезапным градом, расплескивая бурую жижу, посыпалось на Хрима и на стену. Рифтера разукрасило так, что смотреть было тошно.

Это напомнило Лару жуткие кадры, снятые в столице Торигана, где грибковый снаряд, начиненный экспонатами из коллекции безумной Архонеи, превратил солдат в лужу слизи.

Но хохот Марим развеял страшное видение. Хрим яростно взревел, схватился за несуществующий бластер и с руганью кинулся к шестеку, но поскользнулся в озере подливки и со смачным шлепком рухнул на пол. В этот миг стена, отвратительно рыгнув, извергла шестека наружу. Он тоже плюхнулся на пол и стал биться, как пойманная рыба, разбрызгивая жижу.

Но тут в дверях появилась новая фигура, и Лар узнал Люцифера, большого фаустианского кота Вийи, который уже два дня как пропал.

* * *
Анарис, явившись на зов отца, нашел Эсабиана перед его огромной голокартиной — он стоял, глядя в пылающий глаз черной дыры, пожирающей свое солнце-спутник. Комнату наполняло шипение и треск материи, разрываемой гравитационным полем, столь мощным, что оно не допускало никакого существования, кроме своего собственного.

Аватар приветствовал сына чуть заметным кивком, но ничего не сказал. Анарис встал от него на расстоянии вытянутой руки, тоже глядя на звездный пожар, как бы перекликающийся с огнями их далекой родины. Так они стояли некоторое время в молчании, которое могло показаться дружелюбным, и Анарис вспомнил такую же их встречу в библиотеке на далеком Артелионе. Теперь он с удивлением понял, что тогдашнее их молчание было молчанием двух умов, движущихся по сходным орбитам, несмотря на все их различие.

Сейчас, вопреки их общему наследию, оно было молчанием двух умов, разделенных такой же пропастью, какую пересекала материя, падающая в черную дыру, чтобы никогда уже не появиться во вселенной.

Анарис стиснул зубы, борясь с поэтическим направлением своих мыслей. Здесь было не место для этого. Он подумал, что темпатка, возможно, повлияла на него глубже, чем он рассчитывал, но тут отец прервал молчание:

— Я размышляю над тем, что такое ирония, и нахожу ее вкус странным.

Эти слова показались Анарису столь неожиданными и диковинными, что ему стоило труда сохранить неподвижность. Неужели отец все-таки повредился умом от долгого ожидания?

— Ирония? — невозмутимо повторил он.

Джеррод Эсабиан повернулся к сыну. Иссиня-белый лед и ржавое железо бьющейся в смертных судорогах звезды испятнали его лицо пестрым узором.

— Ирония. Не говори мне, что сам не наслаждался ею. Может быть, ты слишком редко бываешь один?

Темпатка. Ну конечно. Быть может, Аватар проведал что-то о планах Анариса? Наследник остановил лихорадочную работу мысли. Возможно, он и в самом деле слишком редко бывает один — и слишком часто с ней. А вдруг это ее Единство, о котором он знает так мало, хотя и пользуется его силой, манипулирует им? Гнев вспыхнул в нем, удержав его на самом краю пропасти. Падение обещало быть долгим.

— Мои обязанности почти не оставляют мне времени для размышлений, — сказал он, сделав завуалированный намек на снедающую отца скуку.

Тот неожиданно блеснул зубами в подобии улыбки.

— Верно, но не все из них столь уж тягостны. В этом и заключается ирония. — Эсабиан снова повернулся к голограмме. — Мои предки уничтожили Хореи камнем, брошенным с небес.

«Мои», а не «наши», отметил про себя Анарис. Отец между тем продолжал:

— Так они по крайней мере думали. Но каким бы ни был исход этой борьбы, победа все-таки останется за Хореи.

Это заявление затрагивало столько уровней, что Анарис не нашелся с ответом. Но от недвусмысленного оттенка угрозы у него по спине прошел холодок. Входя, он не заметил огров — но вдруг они притаились где-то в полумраке, ожидая приказа, который прервет его жизнь.

В этот момент раздался свисток коммуникатора. Эсабиан замер в приступе ярости, когда космическая голограмма сменилась лицом Барродаха. На лбу у бори проступили крупные капли пота, а лицо выражало такую боль, что Анариса удивило, как он вообще может говорить.

— Прошу прощения, мой господин, но Ювяшжт докладывает, что обнаружил три десантных катера, идущих к станции. Они будут здесь меньше чем через час.

* * *
Блокнот Моррийона зазвонил.

— Беспорядки в рекреации, — сообщил голос Фарниоль на фоне визга, звона бьющейся посуды и чего-то вроде смеха. — Секс-игрушка Хрима вылезла из стены.

— Кто там еще присутствует?

Фарниоль знала, что он имеет в виду.

— Лар. И Марим.

— Будь на месте и наблюдай. Я вызову тарканцев. — Моррийон стукнул кулаком по блокноту, прервав связь, и крикнул: — Чтоб тебе регенерировать!

Но даже самое сильное из катеннахских ругательств не облегчило его чувств. Как было бы славно приказать тарканцам перебить всех, кто там есть, — это избавило бы его от Хрима, грозящего темпатке, и от Марим, которую Моррийон с каждым часом все сильнее подозревал в шпионстве на Барродаха. Но Тат никогда не простит ему смерти своего кузена, а он слишком нуждается в ней.

Ну, ничего — кое-какую выгоду из этого все-таки можно извлечь. Хрим, к примеру, может выкинуть что-то необдуманное, а тарканцам много не надо, чтобы его пристрелить.

Моррийон набрал на блокноте код и приказал дежурному взводу ждать его у рекреации, никого не выпускать и не входить самим до его прихода. Потом открыл дверь и вышел.

* * *
Кот оглядывался, поводя усами, не давая выйти визжащей в панике кучке бори и серых. Хвост его мотался туда-сюда, из горла вырывалось свирепое мяуканье. Те, кто не толпился у двери, продолжали обстреливать Хрима и шестека. Двое бори притащили с раздачи огромную кастрюлю с жарким, поскользнулись на залитом полу и вывернули горячий чан на Хрима, который только что приподнялся на колени.

Марим, помирая со смеху, схватила чью-то миску и запустила в паникеров, рвущихся к выходу. Кто-то из серых заехал ближайшему бори, и Марим зашлась еще пуще. Лара обуревали самые разные чувства — жалость к злосчастному бори, отвращение к червяку на полу и к детине, пытающемуся его поймать, негодование на жестокую Марим и невольный смех от вызванного ею переполоха. Она продолжала метать еду и посуду направо и налево, взвизгивая при каждом попадании, вопле и ругательстве.

Лар, все больше теряющий чувство реальности, и еще несколько бори попытались уйти подальше от заварухи. Кот, злобно завывая и мотая хвостом, двинулся к Хриму с шестеком. Толпа ринулась в дверь, но тут же отхлынула назад с побледневшими лицами, а дверь с громким звуком закрылась.

Хрим, весь перемазанный, привстал на четвереньки и ухватил шестек обеими руками. С идиотским блаженством на лице он повалился в лужу перемешанной с хлебом и кафом подливки. Шестек, напрягшийся, как змея перед прыжком, рвался у него из рук.

Люцифер подобрался и прыгнул. Он пронесся мимо Марим, попытавшейся поймать его за хвост, перелетел через стол и с воем наподдал по шестеку.

Тот отскочил прочь, а кот, прижав уши, припал к скользкому полу и прыгнул снова. Он играл с шестеком, приноравливаясь к его извивам, — и вдруг молниеносным движением вцепился в него зубами.

Хрим взвыл, и Люс от удивления взвился высоко в воздух. Он снова начал играть, то отпуская червяка, то ловя, гоняя его по всему вязкому озеру.

За этим последовал еще один прыжок — смертельный: зубы кота впились в то место, где полагалось быть шее, а задние когти стали драть туловище червя.

Рифтер опять встал на четвереньки, а шестек испустил звук рвущейся материи и перестал биться. Люс бросил его и встал, ворча и размахивая хвостом.

— Ах ты, логосова скотина, — взревел Хрим и кинулся на него. Люцифер смазал его по морде, отскочил и поехал по полу. Кровь потекла Хриму в глаза из разодранного лба, а Люцифер отступил к Лару. Тот, посмотрев на вывалянного в подливке кота, расхохотался, а тот терся головой об его ногу, едва не выворачивая коленную чашечку, и громко мурлыкал.

Хрим поднялся на ноги и пошел на кота и Лара. В его прищуренных глазах пылала ярость, мигом пересекшая полуистерический смех бори.

Но тут столпившиеся у двери выпучили глаза от ужаса — серые и бори в равной степени: дверь открылась, и в комнату ворвался взвод вооруженных тарканцев.

Лар, давящий в себе судорожные последние смешки, смекнул, что тарканцы, вероятно, никогда еще не наблюдали ничего подобного со стороны безликих людишек, обслуживающих господ. Может статься, что даже нехватка персонала на Пожирателе Солнц не помешает им скосить всех, кто тут есть, уложив их в озеро подливки. Он испытал невыразимое облегчение, увидев позади взвода кривую фигуру Моррийона.

Тарканцы раскинулись по комнате веером, а Моррийон с непроницаемым лицом оценивал обстановку.

В это время его блокнот запищал — а командир тарканцев, видимо, получил такой же сигнал по своей мини-рации, торчащей у него в ухе. Тарканец помрачнел еще больше, а Моррийон, наоборот, просветлел, как будто решилась какая-то его проблема. В коридоре тревожно завыла сирена.

— Панархистские катера на подходе, — объявил Моррийон, глядя на Лара и Ромарнана. — Наружным командам надеть скафандры и приготовиться к немедленному выходу. Катеннахи по местам, остальные остаются здесь.

— Как это — здесь? — зарычал Хрим, но умолк, когда огр, стоявший за дверью, внезапно вошел в комнату.

— Огры активированы и будут убивать всех, кого застанут в коридорах без пропуска или сопровождения тарканцев, — с улыбочкой объяснил Моррийон, потрогав висюльку у себя на шее.

Ромарнан и другие наружники ушли под конвоем двух тарканцев. За ними последовали катеннахи, все имевшие пропуска. Хрим и Марим стояли рядом, глядя на Моррийона со смесью страха и вызова. У стены кто-то жалобно стонал. Сердце Лара болезненно колотилось.

— Ларгиор, — распорядился Моррийон, — верни животное его хозяевам и останься там.

Лар вышел, перебирая в уме происшедшее. Моррийон, бывший им врагом в начале знакомства на «Самеди», постепенно преобразился в нечто вроде союзника. Но теперь, когда панархисты близко, он снова становится врагом. Тот же заложенный в нем стержень верности, который ненадолго сделал их союзниками, заставит его сохранить верность своим господам, которые так изуродовали его морально и физически, что его предкам трудно было бы признать в нем бори.

Страх, подогреваемый чувством опасности, стал для Лара привычным состоянием духа — он и теперь чувствовал то же самое. Война, так долго казавшаяся далекой и нереальной, приближалась к Пожирателю Солнц, и Лар находился в самой гуще событий.

30

Вийя ерзала на неудобном стуле, стараясь не прикасаться затылком к его высокой резной спинке. От этого у нее начинала болеть голова.

Тихий собор вокруг нее был полон возможностей, о которых ей не хотелось думать. Почему она не бежит отсюда? Она встала, оглядывая сумрачное пространство из камня и дерева, пронизанное косыми лучами теплого света с пляшущими в них пылинками, и увидела выход напротив высокого, белого с золотом алтаря.

С золотом и с красным. Что-то красное лежало на нем. Вийя, не глядя туда, двинулась к далекой двери, но оказалось, что она идет не к ней, а к алтарю. Снова и снова, куда бы она ни поворачивала, он оказывался перед ней — символ чуждой реальности, которой не было места ни в уме ее, ни в эмоциях.

Зазвучал орган, и она узнала эту рвущуюся ввысь мелодию, слышанную на концерте Брендона — давным-давно, в месте, которого она больше не увидит. Она и слова помнила; в то время они имели смысл, но теперь были просто звуками. Wachet auf, ruft uns die Sfimme...* [9]

С великой неохотой Вийяступила на помост и подошла к высокому столу, покрытому тканью с золотой каймой. Ее поразил шок: там на золотом блюде лежал кровавый комок — ее рабский локатор, который она вырезала из собственной спины среди огней и льдов Должара.

Орган умолк, издав нестройный аккорд. Вийя, услышав исполненный боли стон, подняла глаза. Между ней и ребристым лепным потолком болтался человек, опутанный паутиной цвета пепла и погибших надежд. Это был Геласаар Хай-Аркад, и к нему по канату спускалась мучительная черная боль — она плела, плела свои проклятия, и свет угасал над островом Хореи, и жители его кричали, охваченные отчаянием, и звезды падали с небес, заставляя вулканы вокруг Вийи извергать яркое тепло, слишком далекое, чтобы оно могло помочь ей. Она увидела других, кто был с ней в рабочей команде, и позвала их:

«Два Клыка! Каменное Брюхо! Когтеголовый!» — «Веди нас, Смертный Глаз! Веди!» — отозвались они, пробегая мимо нее и радостно спеша навстречу потокам магмы, но ледяная паутина ненавистного музыканта держала ее крепко, и насекомые вгрызались в ее тело, а локатор насмешливо верещал, оповещая о том, что она сбежала, не отбыв свой миллионнолетний срок, заслуженный и не заслуженный ею...

* * *
Вийя проснулась от воя сирены. Тревога в глазах Жаима была словно эхо этого звука.

— Что случилось? — В голове у нее все точно слиплось, и окружающее виделось расплывчатым.

— Не знаю. Ты стала метаться во сне, а потом началась тревога. Дверь не открывается, и Седри опасается ее взламывать, пока мы не узнаем, в чем дело.

— Правильно. — Вийя кивнула и тут же пожалела об этом, но заставила себя встать. После краткого приступа тошноты предметы начали наводиться на резкость.

За спиной у Жаима стояли Ивард и Локри, оба встревоженные. Размытые фигуры Седри и Монтроза маячили где-то на том конце комнаты. Вийя закрыла глаза, перебарывая головокружение.

— Где Марим?

— В рекреации, наверное, — ответил Жаим. — Очевидно, передвижение по станции запрещено и она не может вернуться.

Дверь в комнату эйя с шумом открылась, и маленькие инопланетяне выбежали к ним. От их высоких, почти ультразвуковых голосов у Вийи заболели уши, но еще хуже был поток их впечатлений, хлынувший ей в мозг. Шок был так силен, что она на миг нырнула в синестезию: огромные ледяные башни таяли, оплывали, рушились вокруг нее под натиском запоздалой весны. Голубой огонь и окутывающая близость келли, чьи-то руки на плечах, пламя рыжих волос вернули ее к реальности.

Зимний сон кончается, — уже спокойнее сообщили ей эйя.

Входная дверь открылась, пропустив Барродаха, и от его эмоционального диссонанса, где главными компонентами были страх и ярость, Вийю опять замутило, и фигуры других снова расплылись.

— Следуй за мной, — рявкнул он, шарахнувшись от эйя.

— Пока не узнаю, куда и зачем, не пойду. И по какой причине тревога. — Относительно тревоги у нее не было сомнений, но она не собиралась уступать Барродаху.

— Причина тревоги — панархистский десант, который будет здесь меньше чем через час. Мы идем в Палату Хроноса, где ты активируешь Пожирателя Солнц. — В глазах Барродаха пылал бешеный гнев.

Она чувствовала в нем невысказанную угрозу, а от злорадного предвкушения, смешанного со страхом, ее продолжало тошнить, несмотря на испытываемое ею ликование. Сработало! Ее мысль металась между двумя вопросами: сиюминутной ситуацией и предстоящей линией отступления. При мысли о «Телварне» ей вспомнились последние новости, поступившие от келли: по какой-то причине — не было времени задумываться над ней или идти на риск, разгадывая ее посредством псионических способностей Единства, — Анарис распорядился поставить на ее корабле гиперрацию.

Жаим встал, прервав ее раздумье. Он не сделал ни одного угрожающего движения, но в самой его осанке чувствовалась скрытая угроза.

— Команда не вся в сборе, а ведь вы обещали обеспечить нам безопасность. Где Марим?

— Не знаю и знать не хочу, — отрезал Барродах. — Где бы она ни была сейчас, там она и останется. Огры активированы, и по коридорам могут ходить только те, у кого есть пропуск. — Он двинулся к двери и повернулся лицом к Вийе. — Ты пойдешь со мной сию же минуту — иначе я выйду и войдут огры. Кроме тебя и зверюшек, нам здесь никто не нужен. Огры очистят помещение, а потом отнесут тебя в Палату.

Не было смысла спрашивать его, есть ли гарантия, что огры не сделают этого даже в случае ее повиновения. Гарантии не было, а тайну Единства она Барродаху открыть не могла.

— Хорошо, — сказала она и последовала за ним. — Но я возлагаю на тебя ответственность за безопасность моей команды — не забывай о камере трансфигурации под дворцом. — Она с удовлетворением прочла на его побелевшем лице, что он ее понял.

Придется пока довольствоваться этим.

* * *
Как только Вийя ушла, сирена захлебнулась и умолкла. Ивард дождался, когда дверь закроется, и повалился на койку. Зажав руками глаза, он мысленно связался с Вийей.

Каков твой приказ?

Оставайтесь здесь. Слушайтесь Седри. Пусть она свяжется с Тат и с тем, другим, если сможет. Скоро вы все мне понадобитесь, а здесь безопаснее, чем где бы то ни было. Если придется уйти, двигайтесь к «Телварне». Меня искать не надо.

Связь расфокусировалась. Седри дезактивировала жучок, и Ивард передал ей приказ Вийи.

— Тот, другой? Кто это? — спросил Монтроз. Ивард не мог разгадать выражения лица Седри, но чуял, что ей не по себе. Тряхнув головой, она села за пульт и ответила:

— Джаспар Аркад.

— Что? — хором вскричали все остальные.

— Так он сам себя называет. Он происходит с Мандалы и представляет собой грубейшее нарушение Запрета. Но он враг Должара и имеет кое-какой контроль над здешним компьютером — особенно над теми блоками, которые регулируют стазисные заслонки. Это он вызвал сюда катера. А теперь заткнитесь, дорогие мои, и дайте мне работать. Только Тат может помочь нам с ограми — вся надежда на нее.

Монтроз досадливо развел руками и тяжело опустился на ближайшую койку. Дверь снова открылась, и что-то тяжелое шмякнулось на кровать Иварда.

— Люс! — Ивард почесал коту за ушами л ниже подбородка. Тот боднул его в грудь, оглушительно мурлыча, и начал месить ему лапами живот. — Где ты его нашел? — спросил Ивард Ларгиора. — Он пропал сразу после схватки с Норио.

— В рекреации, — ухмыльнулся Лар. — Он сразился там с секс-игрушкой Хрима Беспощадного. — Лар стал рассказывать. Ивард смеялся вместе с остальными, живо представляя себе облитого соусом Хрима, — пока не учуял горькое сожаление, охватившее Локри при упоминании о Марим.

— Моррийон велел мне оставаться здесь, — добавил Лар, явно чувствуя себя неловко. Седри улыбнулась ему.

— А где Тат? У вас в каюте ее нет.

— Я оставил ее спящей, когда уходил. — Лар нерешительно посмотрел на дверь. Настала тишина, прерываемая только стуком клавиш под пальцами Седри. В коридоре послышался тяжелый топот — должно быть, пробежал взвод тараканцев.

Ивард чувствовал, как напряжение в комнате усиливается вместе с тишиной, — и Лар, видимо, тоже это ощутил. Извинившись, бори прошел в туалет.

— Он теперь наш, — подняв глаза, заметила Седри. — Вы должны доверять ему. Не может же он уходить в туалет каждый раз, как нам захочется поговорить.

Локри определенно был слишком расстроен, чтобы думать о Ларе.

— Хрим. И как только Марим может? Он застрелил Маркхема, уничтожил Дис и «Солнечный огонь». Боюсь, это моя вина.

— Она все еще входит в команду, — медленно произнес Жаим. — Пока Вийя не распорядится по-другому — или она сама не уйдет.

Все закивали, но Ивард чувствовал недоверие, которое вызывало теперь ее имя. Он зарылся лицом в мех Люса, борясь с жутким ощущением неизбежной потери.

* * *
Вой сирены разбудил Тат и Дема. Дем сел, широко раскрыв глаза от страха. Тат стала успокаивать его, и безумное выражение ушло из его взгляда.

Он встал и достал из автомата свой комбинезон. Тат, невзирая на протесты головы и живота, поплелась к пульту. Все тело ныло, даже волосы, а желудок скрутило узлом.

Пульт был заперт, и Тат сразу поняла, что на проникновение в систему уйдет больше времени, чем есть у нее в запасе. Должно быть, это десант. Где Лар? Дем старательно натягивал сапоги. Если он не знает, она рискует напугать его снова.

Тат помассировала себе скальп и пошла в душ — но тут входная дверь рыгнула, и появился Моррийон. Он двигался быстрее, чем когда-либо раньше на ее памяти. Она машинально прикрылась руками, но убрала их, напомнив себе, что нагота для него ничего не значит.

— Нас атакуют. Катера на подходе, — сказал он. — Ты должна немедленно явиться в компьютерный зал. Темпатка вот-вот активирует станцию.

— Атака! — тонким, испуганным голосом вскрикнул Дем. — Атака!

— Ничего, ничего. — Тат обвила его руками. — Я с тобой, и Лар будет с нами. Все хорошо. — Посмотрев на Моррийона через плечо Дема, она увидела его нетерпение. — Где Лар? — спросила она, стараясь не выдавать собственного испуга.

— Я послал его к рифтерам и велел оставаться там. — Видя, что Тат хочет спросить еще что-то, он нахмурился. — У меня нет времени удовлетворять твое любопытство, Татриман Алаклу-Омбрик. — Он швырнул на кровать цепочку с медальоном — пропуск. — С ним ты дойдешь до места. — Он помолчал, глядя на Дема — тот жался к Тат, хотя сирена наконец умолкла. Потом достал из кармана еще один пропуск и бросил его рядом с первым. — И твой кузен тоже.

Тат проводила его изумленным взглядом. «Вероятно, он просто не захотел со мной препираться», — подумала она — но устыдилась этой мысли.

Задерживаться было нельзя. Она поспешно оделась, повесила бирки на шею себе и Дему и вывела брата в коридор.

Путь до компьютерного зала, хотя и короткий, был сплошным кошмаром. Огры на ближайшем перекрестке были включены, и сенсорные лампы на их жутких двойных лицах горели, как красные глаза. Дем при одном взгляде на них прижался к ней, поскуливая, как напуганный зверек. Тат крепко обняла его и провела мимо огров. Те не шевельнулись. От напряжения голова у нее разболелась с новой силой.

Потом мимо, заняв весь коридор, промчался взвод тарканцев — в своих скафандрах они казались почти такими же огромными, как огры. Они запросто растоптали бы двух бори, если бы те не шарахнулись в сторону. Тат с трудом удержала впавшего в панику Дема. По брюкам у него расплывалось мокрое пятно. Как только тарканцы пробежали, он расплакался.

— Ничего, Дем, ничего. Мы постираем твою одежду, как только вернемся к себе. Давай поищем Лара, хорошо?

— Я описался, — ныл Дем. — Лар будет ругаться. Я описался.

Тат, шепча ласковые слова, тащила его по длинным пустым коридорам. Что она будет делать с ним в компьютерном зале? Но не отправлять же его обратно в каюту, в зону, где того и гляди начнется бой.

Они проходили мимо запертых дверей, откуда до них сквозь урианский квантопласт долетели рыдания, сердитые выкрики, паническая перебранка. Тат, вздрагивая, вела Дема дальше. Жаль, что у нее больше нет рук и нельзя закрыть ему глаза и уши.

Огры у компьютерного зала тоже были активированы, но снова не отреагировали на них. Однако оставить их позади было большим облегчением. В зале кишели техники всех трех смен — больше, чем было нужно. На глазах у Тат тарканцы бесцеремонно впихнули внутрь еще одну группу. Ее это не удивило: она так и думала, что Лисантер соберет их всех здесь, чтобы они могли отвлечься работой, пусть даже и бесполезной.

Двое катеннахов-надсмотрщиков с пропусками на шее нервно метались по залу, пытаясь придать себе начальственный вид. Этому в значительной степени способствовали бластеры у них на поясе. Тат при виде этого убедилась, что положение действительно серьезно — она никогда раньше не видела, чтобы катеннахи носили оружие.

Бледный Лисантер подозвал ее к себе:

— Тат! Вы нужны мне за координационным пультом. Темпатка может начать в любой момент, и мне нужно быть в Тронном Зале. — Озадаченно хмурясь, он посмотрел на Дема и тут же забыл о нем.

— Пусть туда сядет Леннорах, — сказала она. — Норио еще активен, и если Вийя включит станцию, его мощь тоже возрастет — возможно, настолько, чтобы сломать кордон, который мы вокруг него поставили. — Тат набрала побольше воздуха, полагаясь на то, что навязчивая идея Лисантера ее спасет. — Мне нужна связь с пультом Седри Тетрис. Окончательно разделаться с Норио мы сможем только вдвоем.

Лисантер поднял брови, но колебался недолго.

— Вы правы. Никаких помех допускать нельзя. Делайте то, что считаете нужным. — Он ткнул большим пальцем в сторону Дема, который цеплялся за руку Тат. — Ну а с ним как быть?

— Он останется здесь, — с решимостью отчаяния заявила Тат. — Дайте ему какую-нибудь легкую работу, и все будет в порядке. Но он должен быть здесь, иначе я не смогу работать.

— Ладно, велю кому-нибудь дать ему подметальную щетку. Думайте только о работе и ни на что не отвлекайтесь.

Он сдержал свое обещание: какой-то молодой техник вручил Дему щетку и увел его. Тот оглянулся на Тат; она заставила себя с улыбкой кивнуть ему, и Дем, успокоившись, принялся подметать.

Лисантер заторопился прочь, а Тат упала в кресло. Первым, что она увидела, включив пульт, был запрос Седри. Та сразу успокоила ее относительно Лара. От облегчения головная боль Тат уменьшилась, оставив лишь легкое покалывание позади глаз.

Вирус Седри внедрялся в систему, используя поставленные Тат капканы. Мандалийской конструкции пока не было видно. Седри понадобится ее помощь в борьбе с Норио — самой Тат придется заняться управляющими кодами огров.

Она нащупала под пультом последнюю ампулу с мозгососом. Авось эта доза ее не убьет. А если и убьет, она об этом не узнает — и еще неизвестно, что будет здесь после высадки десантников.

Дожить бы до этого момента — а там видно будет.

* * *
Моррийон торопливо шагал по коридорам, а его мысли бежали еще быстрее. Где Анарис? Когда началась тревога, он был у отца. Бори испытал приступ тошноты, сообразив, что теперь наследник, вероятно, в Палате Хроноса — вместе с Аватаром. И Барродахом.

Предполагалось, что ни Анарису, ни Моррийону пропуск не нужен — огры запрограммированы, чтобы игнорировать их наряду с Барродахом и, разумеется, Аватаром, в чьих руках находится контрольный код.

Но Аватар может и передумать. Если в Тронном Зале случится что-то неподобающее, Анарис сумеет спастись своими средствами, а вот Моррийон — нет. Если его господин действительно спасется бегством, он и себе должен обеспечить путь к отступлению.

Уяснив, что ему следует делать, Моррийон с облегчением кивнул. Тарканцы, возможно, не пустят его одного на борт корвета, даже если он прорвется в причальный отсек через зону боевых действий, — но есть еще «Телварна».

Он поспешил к себе в каюту, пробегая мимо активированных огров с их красными сенсорными лампами. Там он прямиком направился к сейфу и набрал свой идентификационный код. Достав маленький цилиндрик, он взвесил его на ладони. Газ, который содержится внутри, — продукт подозрительности к трехногим инопланетянам, едва не приведший к геноциду во время Третьего Контакта несколько веков назад. Его не так легко синтезировать даже с помощью мощной производственной техники Пожирателя Солнц — он должен был стать одним из главных видов оружия человечества.

Моррийон сунул цилиндрик в карман, взял бластер, тоже спрятанный в сейфе, и огляделся. Возможно, он больше не вернется сюда — но здесь не осталось ничего, что могло бы ему понадобиться.

Он вышел вон без всяких сожалений — задержался только, чтобы включить на своем блокноте маяк, который привел его к транспортной тележке на ближайшем перекрестке. Ее мотор еще работал. Моррийон сел и поехал к причальному отсеку.

* * *
Риоло работал со своим блокнотом, доводя до кондиции изобретенный им для огров код, когда его канал внезапно отключился. Сквозь дверь каюты до него донесся вой сирены. Озадаченный, Риоло перешел к пульту — но пульт тоже заглох.

Риоло пожал плечами. Нет так нет. Ясно, из-за чего тревога — он догадался бы даже без предварительных раскопок, которые провел в станционной системе. Панархисты сделали свой ход. Он представил себе десантные катера, несущиеся к Пожирателю Солнц. Он видел съемки разгрома, который они учинили на станции Аваста, в подземном бункере одной из барканских лун.

Там десантники успешно разделались с ограми, но это был только кратковременный рейд. У него здесь больше огров, чем имелось на Авасте, — кроме того, есть еще и тарканцы.

Риоло задумчиво посмотрел на дверь. Сидя здесь, он ничего не сможет сделать, но снаружи кишат должарианцы, предубежденные против жителей Барки. Это предубеждение усугубляется странными понятиями барканцев о сексе и месте, которое они отводят последнему в своей жизни.

Он скорчил гримасу. Только один человек на станции способен ему помочь — и это Хрим. Он связался по блокноту с монитором, который установил в каюте Хрима. Когда канал заглох, Хрима там не было. Остается еще одно место, где он может находиться.

Риоло покачал на ладони блокнот. Как это странно и как типично для жизни вне родного Низа: он должен довериться человеку, чье прозвище — Беспощадный.

Делать нечего. Осторожность — вещь хорошая, но код еще лучше.

Риоло решительно набрал на блокноте шифр, взламывающий дверь, и шмыгнул в коридор.

* * *
Ощущение размытости окружающего осталось при Вийе, когда Барродах посадил ее в транспортную тележку, и усилилось по мере продвижения к Палате Хроноса. Пси-заградники, хотя и работали на низкой мощности, усиливали это чувство, гнев и страх Барродаха — тоже. Вийя пыталась навести порядок в голове: ей понадобится вся доступная ей ясность мышления, чтобы пережить полный контакт с тем, что ждет ее в сердце Пожирателя Солнц — без полной отдачи ей станцию не включить.

А что потом? Как только это случится, оружие рифтеров приобретет непобедимую мощь. Флот будет подвергаться жесточайшей трепке, пока десантники не захватят станцию и не отключат от нее рифтерские корабли. Единственный возможный для нее порядок действий — это оттягивать включение как можно дольше, возможно, до самой высадки десанта, чтобы интервал между включением и отключением был как можно короче. Вийя была твердо уверена, что Брендон находится на одном из этих кораблей Флота — он ни за что не остался бы на Аресе.

Они сошли с тележки на обычном месте. Идя по последнему коридору к Палате, Вийя чувствовала Сердце Хроноса остро, как никогда прежде. Быть может, последняя попытка Единства и борьба с Норио вывели его на некий новый уровень активности?

Дуновение страха и ненависти от часового-тарканца вошло в ее мозг раскаленной иглой.

Эсабиан ждал внутри с двумя ограми по бокам. В руках у него извивался дираж'у. Но Вийя едва удостоила его взглядом, потому что Анарис тоже был здесь.

Никогда еще ее телепатическая чувствительность не была столь глубокой. Его эмоции были для нее яснее слов: ожидание, настороженность, триумф. Присутствие отца его не устраивало, но он предвкушал момент, когда отнимет у него контроль над Пожирателем Солнц. Единственной проблемой, которую он предвидел, было время.

Эсабиан, не переставая плести проклятия, бросил Барродаху:

— Начинай.

Он никогда не унизил бы себя, обратившись прямо к Вийе. Это развеселило ее и, как ни странно, придало ей сил. Она опасалась не его, а его сына, от которого ей приходилось скрывать даже свои мысли.

— Иди, — приказал Барродах, махнув Вийе рукой — подходить к ней он не осмеливался. Лисантер, сидящий за приборной панелью, кивнул ей — в нем она чувствовала поддержку.

Эйя уже стояли у возвышения, которое теперь напоминало трон до мельчайших подробностей. Казалось, что его субстанция пульсирует скрытой энергией, и по ней, на самой грани восприятия, бежит муаровая рябь.

Вийя последовала за эйя на вершину Трона, и Палата исчезла в приливе неведомой силы, синестезии противоположностей. Здесь сочетались жар солнечного ядра и смертный холод межзвездных пространств, яростный ультрафиолет гравитационного синтеза и тлеющие угли умирающего солнца, огненное рождение, раскаленная смерть, надежда, отчаяние. Поддержка, контакт — одна, отрезанная от всех...

Раздираемая эмоциями, ярче которых она никогда еще не испытывала и не встречала, она ужаснулась в этот миг своего одиночества и потянулась к Единству. Его умы — так, вероятно, чувствует себя паралитик, вновь обретающий контакт со своим телом после регенерации спинного мозга, — вспыхнули вокруг, как новорожденные солнца, и Палата Хроноса вернулась на место.

Она не могла больше дотянуться до Сердца Хроноса: спинка Трона стала слишком высока. Вийя осторожно обошла ее кругом и стала лицом к Сердцу, остро чувствуя бездну, зияющую позади. Упасть она не боялась — мало кто из рифтеров боится высоты, — но хорошо сознавала, сколь хрупка ее связь с физической реальностью. Под самой поверхностью Трона сквозили световые узоры — почти понятные...

Нет! Я не готова! Но ободряющий спектр Единства окружил ее со всех сторон — от нежной лавы бесконечного понимания келли до напряженного, вяжущего предвкушения победы, идущего от Анариса. Именно присутствие Анариса и усилие, с которым она отгораживала от него себя и других, не отказываясь при этом от его силы, мешало ей сфокусироваться полностью.

Она повернулась и осторожно села, подавшись вперед, опустив подбородок на руки и глядя в бездонный колодец перед собой. Периферийным зрением она видела эйя, стоящих теперь по обе стороны Трона. С особым тщанием она собрала к себе вспомогательных членов Единства, отведя место в душе и в уме каждому из них: страсти и гордости Локри; угрюмой решимости и долгой памяти Монтроза; горю и верности Жаима; энтузиазму и любопытству Иварда; невинной дикости Люцифера.

Головокружение усилилось, но три гештальта еще не нашли себе места в ее психике.

Тат, черпающая свою силу из близости с другими, невыносимой для Вийи. Эйя, чье коллективное сознание предполагало близость, о которой человеческая культура не имела представления, откликнулись эхом, и Тат влилась в Единство.

Седри, чье спокойное, не осуждающее приятие окружающих ее людей, казалось Вийе чересчур доверчивым. Здесь отозвалась эхом тройственная мудрость келли: их длинная наследственная память, как и странная общечеловеческая доктрина, исповедуемая Седри, тоже готова была принять всякую индивидуальность, существующую в обеих расах. Седри заняла свое истинное место в Единстве, и на Вийю повеяло теплом.

И напоследок, подкрепленная и уравновешенная, она обратила свой внутренний взор к Анарису и опустила свой ментальный щит. Слов не было — только обоюдная осознанность происходящего, напитанная сексуальной энергией.

Вийя снова услышала визг рабского локатора и поняла, что никогда не убегала с Должара. Отрицание зла родного мира не требовало отречения от силы, которую он в нее вложил. Но отрицание тем не менее должно присутствовать — не менее сильное, чем притяжение. Слов по-прежнему не было, ибо Вийя сделала свой выбор. Никогда Анарис не станет полноправным членом Единства, пока ему нельзя будет доверять — пока он сам не будет доверять им. Мимолетное видение собора в Нью-Гластонбери мелькнуло перед ней, и теперь она поняла его архитектурный замысел: это было Единство, воплощенное в камне. Своды внутри и контрфорсы снаружи — все поддерживало динамическую гармонию противоречивых сил.

Собрав Единство в полном комплекте, Вийя откинулась назад, коснувшись головой Сердца Хроноса...

...И упала в Сновидение.

Остров Хореи притих, и песнь его надежды умолкла: звезды падали с небес, и свет угасал. Сзади слышался рев громадной дымящейся волны, но Вийя не могла шевельнуться, скованная цепями, — их тяжесть, сотканная из льда, пепла и крови, вытягивала силу из ее тела. Вокруг трещали вспышки невыносимо ярких красок. У нее кружилась голова, как будто она ослепла и вновь прозрела, но теперь не понимает того, что мелькает перед ее новыми глазами.

Как человек, трогающий свое тело после жуткого кошмара, чтобы вновь вернуться к яви, Вийя опять потянулась к Единству. На миг наступил стазис, тишина, насыщенная силой, лежащей в основе иллюзии времени и пространства. Единство сомкнулось вокруг нее, словно насыщенный раствор вокруг зародыша кристалла, устремилось ввысь... И прикоснулось к божеству.

31

Глядя на Вийю, стоящую у подножия Трона, Анарис осторожно пробовал на прочность странный ментальный барьер — скорее дверь, чем стену; дверь, которая могла быть открыта, но не им.

Он почувствовал, что Вийя знает о нем — потом это ощущение пропало. Несколько минут она стояла неподвижно. Анарис, чувствуя внутренний трепет, напряг волю и крепко вдавил подошвы сапог в пол. Пока что он успешно справлялся со своим телекинезом.

Эсабиан шевельнулся, и Лисантер сказал торопливо:

— Стазисные блоки обнаружили повышение активности, центр которой сосредоточен здесь.

Аватар обратил взгляд к Трону. Еще немного — и Вийя начала восхождение. Она обошла вокруг сиденья, и Анарис ощутил, как осторожно она движется, — это еще более подчеркивали стремительные жесты эйя, которые как будто не сознавали, как опасен колодец позади Трона.

Темпатка повернулась и села. Опустив голову на руки, она уставилась в бездну перед собой. Анарис перевел взгляд на монитор, показывающий колодец изнутри, — ничего необычного там не было.

Теперь им пришлось ждать еще дольше, но на этот раз Эсабиан не шевелился — возможно, потому, что Лисантер как раз пребывал в постоянном движении и обменивался со своими техниками замечаниями по поводу возрастающей активности станции, которую пока регистрировали только его приборы.

А вот Барродаха ожидание мучило. Он шипел и бубнил над своим блокнотом, а его тик так усилился, что Анарису стало казаться, будто сейчас у бори зубы вылетят изо рта или глаз выскочит. Затем он резко вскинул голову, и Эсабиан выжидающе поднял на него свой черный взгляд.

— Господин, Чар-Мелликат докладывает о бомбардировке поверхности первыми квантоблоками. Все они удалены.

— Сколько времени остается до прибытия катеров? — спросил Аватар.

— По расчета Ювяшжта — пятнадцать минут.

Эсабиан вернул взгляд к Трону, а Барродах впился глазами в своего господина, словно моля уделить немного внимания и ему. Интересно, есть ли у этого бори какая-то реальная жизнь вне его отношений с отцом? У Моррийона-то, безусловно, есть — это говорит в его пользу и в то же время связано с дополнительным риском.

Темпатка сохраняла неподвижность.

Анарис представил себе идущие к станции катера с пламенем, бьющим из радиантов. Вот она, заключительная стадия дуэли между ним и Брендоном, которая началась в Мандале много лет назад. Впервые Брендон наносит свой удар прямо, не ограничиваясь одними словами и розыгрышами. На миг Анарис дал волю фантазии, представив себе Брендона среди десантников, — тогда их дуэль завершилась бы настоящим единоборством. Живой образ разбитого в кровь лица Брендона пронзил Анариса атавистическим, почти сексуальным трепетом, и он, усмехнувшись над собой, выбросил это из головы. Брендон наверняка далеко — сидит себе под хмельком в каком-нибудь роскошном убежище и ждет, когда его подчиненные разделаются с врагом за него. Он не окажет Аватару такой чести — его правительство никогда бы ему этого не позволило.

Вийя внезапно выпрямилась и откинулась назад. Они наконец-то соединились мысленно, и в голове у него точно грянул взрыв, озарив Палату частью своего света.

Станция взвыла так, что звук сотряс его черепную коробку. Анарис отчаянно старался удержать свои ноги на полу. В глазах у него помутилось: его кинестезия снова расширялась, охватывая всю станцию, придавая коже мучительно острую чувствительность. Теперь он осознавал себя только снаружи, как вектор сил в Палате Хроноса, близ источника яркого света. Сияние росло, пока не заполнило всю его голову, не оставив ничего, кроме угрюмого стремления устоять на ногах — и необходимости черпать силу в Единстве.

Энергия фонтанировала вокруг, но к ней примешивалось зло. Единство бросилось на знакомого врага — а глубоко под ними шевельнулось, как бы нехотя, что-то огромное. Зло не сдавалось, и равновесие сил достигло мучительного напряжения. Движение стало невозможным. Время остановилось, и началась боль.

* * *

К восторгу Седри, на пульте всего через несколько минут после включения появилось сообщение Тат и открылся широкий канал к станционным компьютерным блокам. Быстро успокоив Тат относительно ее кузена и передав такие же утешительные известия Лару, Седри запустила свой вирус. Тат изложила ей программу действий, но Седри не прельщала мысль о схватке с Норио в одиночку. И где же Феникс?

Из ящика рядом с пультом она достала последнюю дозу мозгососа и, даже не видя, почувствовала внезапную настороженность Монтроза, его неодобрение. Выбора у нее не было — но она решила, что постарается оттянуть этот момент.

Остальные наблюдали за ней в полном молчании. Она ощущала тепло и легкое напряжение. Ивард навзничь, неподвижно лежал на своей койке, а Люцифер, обхватив его передними лапами за шею, лизал ему ухо. Котище поднял голову, насторожил уши и недовольно сказал: «Мрроу!»

Тепло ширилось, опускаясь по рукам и вдоль позвоночника, заряжая Седри энергией. Поняв, что время пришло, она разломила ампулу с мозгососом, вдохнула и упала в информационное пространство.

Она стояла в сумерках на огромной равнине. Перед ней высилась статуя, благородная фигура, чья красота, андрогенная и сверхчеловеческая, вызывала боль в глазах. Ярость и страдание овладели Седри, когда она увидела заржавленные, пепельного цвета цепи, — они опутывали могучие крылья изваяния, пригвождая его к пыльной земле. Оно встретилось с ней взглядом, и Седри задрожала, зная, что более пристальное его внимание будет гибельным для нее.

Однако от изваяния веяло миром, выстраданным терпением и горем. Седри понимала, что освободить его не в ее власти.

Она повернулась и пошла между дольменов и менгиров к алтарю Феникса, ныне пустому. Холодный ветер дул среди массивных камней, неся запах пыли и разложения. Звезды в небе, одна за другой, стали вспыхивать актиническим огнем и гаснуть в ореоле кровавого света.

Раздался кашляющий рык льва. Молния, сверкнув на горизонте, высветила огромное существо, хищно крадущееся за глыбами песчаника. Седри чувствовала его приближение. Позади зажегся красный свет, и она увидела, что это не простой хищник, но чудовищная помесь льва, скорпиона и хищной птицы — когти, зубы и поднятое жало с каплей яда на конце.

Чудовище просунулось между двумя вертикальными глыбами. Камни затряслись, трещины побежали по ним, и посыпалась пыль.

Спина Седри тоже упиралась в шершавый камень. Боясь повернуться спиной к чудовищу, она посмотрела вбок и увидела уголь, мерцающий на грубом каменном алтаре. Она подула на него — и пламя, опалив ей лицо, приняло форму Феникса, взмывшего над ней в блеске своего могущества.

Чудовище злобно взвыло и убрало голову, а Седри, к своему ужасу, увидела Вийю и все остальное Единство: они собрались вокруг статуи и дергали ее цепи. Лязг был особенно громок по сравнению с шелестом ветра и безмолвной гибелью звезд. Чудовище с яростным ревом двинулось к Единству, но оно, занятое узником, не замечало ничего.

Охваченная страхом Седри добежала до края зачарованного круга камней и остановилась, сознавая, что ей нечем сразиться с этим ужасом.

* * *
Ромарнан потихоньку распрямил свое ноющее тело.

На поверхности Пожирателя Солнц в резком свете черной дыры двигались угловатые фигуры и тени, сверкали бластеры тарканцев, уничтожающих найденные квантоблоки, грубые голоса выкрикивали приказы, от плохо отлаженного скафандра разило потом — и над всем этим царил страх.

— Сюда! — позвал Чарниан, и Ромарнан увидел свет, пульсирующий на шлеме его друга. К нему подошел тарканец, и Чарниан вдруг в панике закричал: — Нет! Подождите! Дайте мне уйти! — За этим последовала вспышка бластера и вопль: тарканец вместе с квантоблоком сжег ногу Чарниана. Крик бори тут же умолк, сменившись безжалостным свистом воздуха, покидающего скафандр. Лицевой щиток тарканца повернулся в сторону Ромарнана, и он торопливо двинулся дальше, высматривая квантоблоки.

«Глупо!» — сердито подумал он. Уж не думают ли они, что бори после такого примера станут вести поиск проворнее?

Он согнулся, чтобы тарканцы не могли заглянуть за его щиток. Он, усталый и злой, не смог бы скрыть своего отвращения к ним — да и не хотел скрывать. Всю свою жизнь он относился к подобной жестокости пассивно, не чувствуя ничего, кроме жалости к друзьям или презрения к врагам, — такой незыблемой казалась извечная власть должарских господ.

Теперь все, что они делали, казалось ему бессмысленной жестокостью или непроходимой глупостью, и в нем кипела ярость. Зачем они так поступают? И почему мы покоряемся им?

Он вспомнил глаза Татриман и Ларгиора — они выражали смесь недоумения, насмешки и сочувствия. Вот бори, совсем не похожие на бори, подумал он, когда справа вспыхнул еще один смертоносный разряд. Мы им кажемся такими же, но правы они, а не мы. Мы впали в ничтожество.

Он сознавал — ничего еще он не сознавал с такой ясностью, — что хозяева не оставят его в живых; все бори погибнут в предстоящем бою, как гибнут квантоблоки, посланные панархистами. Ромарнан шел, не глядя на поверхность станции у себя под ногами. Ему виделось совсем другое — рифтерство, свобода и Татриман рядом с ним.

* * *
— Одиннадцать минут до точки, где возможен поворот назад. Квантоблоки не отвечают. Тринадцать минут до станции.

Брендон беспокойно шевельнулся в своем скафандре, пытаясь не думать о том, что это значит. Если они не получат сигнала ни от одного из квантоблоков, которые сейчас градом сыплются на поверхность станции, придется поворачивать назад. Вскоре после этого у них кончится топливо, и пройдет еще двое суток, прежде чем их подберут, — но на этот раз должарианцы будут поджидать их.

Еще хуже, если они получат сигнал, а квантоблок после будет уничтожен — они уже не смогут отвернуть и врежутся в Пожиратель Солнц.

Брендон не сомневался, что все десантники на борту думают о том же, но вслух этого никто не высказывал.

Прошло, казалось, несколько часов, прежде чем Анхелес сказал:

— Сигнал квантоблока. — И тут же: — Квантоблок уничтожен.

То же самое стало повторяться до самой точки поворота — и за ней тоже. Мелиарх Рапуло, видимо, решил, что квантоблоки падают достаточно густо, чтобы дать им шанс. Если он ошибся, они об этом уже не узнают.

Литания продолжалась без изменений, и наконец Рапуло пропел традиционное:

— Порядок. Время закрывать лицо или дышать вакуумом, ребята. Приготовиться к перегрузкам.

Брендон защелкнул свой лицевой щиток под такие же традиционные ответы, звучащие вокруг. Он не слышал никаких колебаний в этих веселых выкриках и восхищался мужеством десантников.

«Вот еще один институт власти, который я принимал как должное», — подумал он. Но тут начались жестокие, почти на пределе человеческой выносливости, перегрузки, и все мысли вылетели из головы. Их несло навстречу ядерному взрыву, который должен был пробить корпус Пожирателя Солнц.

* * *
Грезы Ромарнана развеялись, когда поверхность вокруг него внезапно озарилась актиническим светом. Над головой возникло крошечное, но быстро растущее огненное кольцо, и тут же метрах в трех перед ним упал квантоблок. Ромарнан почувствовал толчок и увидел, как снаряд внедряется в красную плоть станции. Бори инстинктивно подошел поближе и разглядел сетку голубоватого огня, бьющегося в субстанцию Пасти.

На Ромарнана упала тень — тарканец поднял свой бластер, готовясь к выстрелу. Годы гнета и бессилия ударили бори в голову, наполнив его не знающей страха яростью. Он знал, что, если он нападет, тарканец с легкостью отшвырнет его прочь и что в любом случае оба они не жильцы: до посадки катера остаются считанные секунды.

Он мог сделать только одно.

Ярость в нем сменилась звенящей радостью, когда он решился на этот, первый в своей жизни, поступок. С громким смехом Ромарнан упал на квантоблок. Страшная боль на миг обожгла спину, и тут же вспыхнул свет, такой яркий, что Ромарнан чувствовал его затылком.

* * *
Мучительно громко запела труба, сотрясая камни вокруг Седри. Над головой вспыхнул яркий свет, сделав шероховатости и руны на глыбах песчаника четкими до боли. Пылающая звезда падала с небес, разгоняя тени...

Световой меч вырос из земли перед Седри, вибрируя от переполняющей его мощи. Раздался крик Феникса, и Седри, вторя ему, схватила меч, занесла его высоко над головой и с силой опустила. По земле побежала трещина — она разверзлась под ногами у чудовища, и оно исчезло из виду.

* * *
Ненависть переполняла Барродаха, когда Вийя всходила на Трон. Он радовался тому, что она способна это прочесть, — разные мелкие признаки с ее стороны говорили ему об этом. Он надеялся, что она и теперь это чувствует. Ему хотелось приложить руку к ее гибели в этой последней попытке разгадать тайну Пожирателя Солнц.

Он долго смотрел на нее, а потом перевел взгляд на свой блокнот, куда поступали рапорты и видеокадры со всей станции. Сообщение Чар-Мелликата вызвало в нем смесь страха и удовлетворения, которая сменилась бессильным гневом, когда Эсабиан, не отрывающий глаз от темпатки, не придал значения вражеским квантоблокам.

Внезапно в колодце вспыхнул свет, и станция издала вой, болезненно сотрясший черепную коробку. По полу и стенам побежал муаровый узор, сливаясь с медленными, почти осязаемыми в своей густоте волнами света, идущими из колодца.

Эсабиан оскалил зубы, Лисантер остолбенел, Анарис нахмурился, напряженно глядя в пространство.

Над Троном начала вырисовываться какая-то странная структура. При взгляде на нее ломило глаза, не предназначенные воспринимать очертания такого рода. Барродах отвернулся, а Лисантер, придя в себя, бешено забарабанил по клавишам.

— Мой господин, приборы стали нелинейными. Их показания больше не имеют смысла.

Аватар повернул голову, зажав в руках дираж'у.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Господин, без приборов мы не можем контролировать Пожиратель Солнц. Теперь он работает по собственной программе.

Пол под ногами Барродаха качнулся, и бори с трудом удержал равновесие. Вой оборвался, и настала звенящая тишина.

Блокнот Барродаха замигал. Его питала активность стазисных заслонок, с которыми соединял его вирус Ферразина, и сейчас он показал карту, вызвавшую у Барродаха прилив желчи: какая-то жуткая фигура с воплем пробила поверхность Пожирателя Солнц и окрасилась кровью, когда вакуум прервал ее неживую жизнь.

Эта картина сменилась еще более ужасающей: отвалившимся носом десантного катера, откуда сыпались люди в тяжелых скафандрах. Один из них взмахнул бластером — и сильная рука Эсабиана вырвала блокнот у Барродаха.

Аватар смотрел на экран, подсвечивающий его лицо и делающий еще четче линии, прочерченные на нем яростью. Он швырнул блокнот на пол, указал на Вийю и крикнул:

— Убейте ее!

* * *
Добро пожаловать, дитя воронки.

С ужасом и отвращением Вийя открыла в себе новую эмоцию, к которой совершенно не была готова.

Благоговение.

Седри послала ей ободряющий импульс, и восприятие Вийи приобрело очертания. Слезы обожгли ей глаза при виде крылатой фигуры, прикованной цепями к пыльной земле.

Не божество — товарищ по заключению.

Подумав это, она осознала, что и она тоже скована и оба они находятся на пути все сметающих вод. Песнь Хореи зазвучала снова — не имеющая слов, но могущественная.

И знакомая. Она снова видела любимый профиль, внимательный голубой взгляд, тело, каждой своей линией подчиненное музыке, которую он заказал в память о том, кого они оба любили, преображенное величественными звуками «Мании Кадены». Весь его облик символизировал цепи опыта, которые они не могли сбросить.

Да и не нужно, сказало ей внезапное озарение. Ибо этот опыт — не рабские цепи, но звенья, из которых складывается жизнь. И еще она поняла, глядя на лик крылатого, что благоговение — достойный ответ на то, что пробуждает в ней все самое лучшее и высокое.

Седри откликнулась ей эхом: И самое высокое — это любовь.

Свет вспыхнул над островом Хореи, и радость, которой невозможно было поверить, охватила Вийю.

Брендон? Нет, это был не вопрос — она узнала бы его присутствие, даже когда последняя звезда упала бы с небес.

Стихия ревела вокруг, и земля тряслась. Но Вийя, не заботясь о грозящей сзади смерти, шагнула вперед и без усилия разорвала свои цепи.

Плеск ярких крыльев наполнил ее ум. В ней фонтанировала энергия, и каждый член Единства, внося свой, только ему присущий дар, добавлял что-то к ее могуществу. Единство, движимое этой небывалой мощью, распространилось, как взрывная волна, охватив собой пространство, время и крохотные огоньки человеческих умов, гаснущие в космическом бою.

А в следующий миг оно разлетелось, как ртуть, под молотом этого божественного видения, и Палата Хроноса возникла снова; теперь она стала ярче и чище, как будто Вийя впервые видела ее по-настоящему. Она оглянулась, за долю мгновения охватив взглядом всю картину: встревоженного Анариса, указующую руку Эсабиана, целящих в нее огров.

Прыгнув с Трона, Вийя бросилась в колодец.

* * *
Анарис уставился на Эсабиана, а огры повернули головы, и на их жутких лицах между сенсорных датчиков открылись амбразуры. Наследник махнул рукой, и пол под роботами вздыбился; их равновесие нарушилось, и лучи раскаленной плазмы прошли мимо темпатки и маленьких инопланетян. Анарис побагровел от какого-то внутреннего усилия, а темпатка и эйя внезапно нырнули в колодец.

Эсабиан глянул на сына, и тот улыбнулся в ответ. Барродах сквозь испытываемый им шок подумал, что почувствовал бы себя очень неуютно, если бы кто-то улыбнулся так ему.

— Огры! — крикнул Эсабиан роботам, которые начали было взбираться на Трон. — Убейте его! — И указал на Анариса.

Лучи снова стрельнули из амбразур, но пол подбросил Анариса к внезапно открывшемуся в потолкеотверстию, которое тут же замкнулось за ним.

В зал ввалились двое тарканцев с бластерами наготове.

— Мой господин, — обратился старший из них к Аватару. — Десантные катера проникли на станцию в трех местах. Альташ Чар-Мелликат ведет с десантниками бой в причальном отсеке. Он взял себе для поддержки много огров, и запертый персонал бунтует...

Перечисление бедствий продолжалось. Барродах с тоской смотрел на свой разбитый блокнот. Теперь он был отрезан от всех своих источников.

Тарканец умолк на полуслове, и бори похолодел, увидев прахан, личину страха, на лице Аватара. Он никогда еще не видел его у Эсабиана — абсолютная власть Аватара делала прахан ненужным.

Эсабиан натянул свой дираж'у, словно желая кого-то удушить. Узлы исчезли, и шелковый шнур загудел.

— Убейте их. Пустите на них огров.

— И серых тоже, господин? — заколебался тарканец. — Не только бори, но и Настоящих Людей?

Эсабиан посмотрел на Трон, теперь ярко освещенный странной конструкцией, выросшей над ним. Отдаленный взрыв заколебал пол под ногами.

— Убивайте всех. Дол узнает своих.

32

Анарис увидел смерть на лице Аватара. Пользуясь силой, которую получил при контакте Вийи с Сердцем Хроноса, он махнул рукой, и его кинестезическое слияние с Пожирателем Солнц сработало без осечки. Огры пошатнулись, и лучи их бластеров ушли мимо цели.

Анарис сосредоточился, представляя себе гладкие стенки колодца у Трона. Мысленно он вырастил там карниз, за которым открывался ход в коридор под Палатой Хроноса. Он почувствовал, что Вийя поняла его, — а в следующий миг она уже нырнула в колодец.

Аватар смотрел на него, оцепенев, с яростью во взоре.

Будь у меня еще хоть миг, я забрал бы твой череп прямо сейчас. Но огры не оставили Анарису времени — поэтому он только усмехнулся отцу в лицо, посылая ему обещание отомстить. Пусть Аватар не услышит его послания — он прочтет его в глазах сына. Эсабиан выкрикнул ограм новый приказ, и Анарис снова напряг свою волю.

Пол подбросил его вверх. Колени и бедра, несмотря на готовность, скрутило ускорение, мчащее его к потолку. Анарис, сосредоточившись, прокладывал курс к причальному отсеку. Он наслаждался ощущением переполняющей его силы — урианская субстанция слушалась его, как собственная плоть.

Приближаясь к месту назначения, он стал слышать сквозь квантопласт перестрелку — особенно сильно отзывалась субстанция на рвущие ее квантовые перчатки тарканцев и десантников. А в местах, наиболее близких к поверхности, он чувствовал странное сопротивление, или неуступчивость, квантопласта. Анарис знал, что с Норио покончено, значит, это тот, другой, так и не опознанный, которого выследил вирус Тат.

Впереди, прямо по курсу, шел ожесточенный бой. Воюющие стороны различить было довольно легко — по направлению их действий. Пришло время привлечь тарканцев на свою сторону.

Анарис выпал из потолка как раз позади одетого в скафандры взвода. Трещали выстрелы, и клубился густой дым. Тарканцы повернули оружие к нему и остановились — удивленные и, как он понял, испуганные.

Значит, Барродах все-таки сказал им, что я «хорей»? Что ж, все к лучшему.

— Карра этого места командую я, — сказал Анарис. — Они расправятся с панархистами.

Он двинулся сквозь их ряды навстречу огню бластеров. Взводный выкрикнул какой-то приказ. Тарканцы перестали стрелять и стояли тихо, пропуская его.

Анарис повернул за угол, четко представляя себе позицию врага благодаря своей связи со станцией, и легким усилием разогнал дым.

* * *
Диарх Эгиена Бенгиат навела перчатку на имиджер и выстрелила. Огненная игла разнесла прибор вдребезги. Мимо промчалась группа трискелей. Маленькие трехногие истребители огров работали в автономном режиме: келли не разделяли человеческого предубеждения против разумных и даже полуразумных машин.

Миг спустя палуба под ногами содрогнулась, и вой непонятного происхождения прокатился меж красных светящихся стен.

Мелиарх Анхелес сообщил по общему каналу:

— Мы потеряли «Стилет». Их квантоблок уничтожили перед самой высадкой.

Бенгиат тихо выругалась. Ее друзья погибли в мгновение ока, и они лишились трети своего отряда. Если они не закрепят за собой причальный отсек, отступать будет некуда — и в случае если верховный адмирал все-таки запустит астероиды, со станции никто не уйдет живым.

Но Анхелес не дал ей времени на скорбные мысли, и она развернула свой взвод согласно его приказу:

— Сниллер, посылай блох! Чхенг-Ли и Амасури, возьмете дымокуры и ос!

Десантники двинулись вперед. Около минуты им ничего не встречалось, а затем стена без всякого предупреждения раскрылась, и из нее ударил толстый луч тяжелого самоходного бластера. Он развернул Сниллер кругом и прожег белую борозду в ее скафандре, а стена закрылась снова.

— Тов, иль-Даск! Откроете эту дверь по моей команде. Давайте дым. Когда я скажу, запустите ос, — распорядилась Бенгиат, проверяя диагностический диск Сниллер.

— Я в порядке, — хрипло промолвила та. — Небольшой ожог.

Не такой уж небольшой, но медблок ее поддержит. Бенгиат хлопнула Сниллер по скафандру. Коридор наполнился дымом.

— Добро. Перейдешь в третье отделение на зачистку — для передового боя ты не годишься. — Бенгиат переключилась обратно на взводный канал. — Три, два, один — пли!

Голубая огненная сеть стрельнула из перчаток Чхенг-Ли и Амасури. Дверь раскрылась, и туда влетели осы — их визгливое жужжание звучало как-то странно среди урианских стен. Грохнули взрывы, из отверстия высунулся язык пламени, и двое десантников отскочили назад.

Миг спустя из другого участка стены выпала большая канистра, и оттуда тоже повалили осы, жужжа еще громче панархистских. Амасури и Чхенг-Ли упали. Диагностический диск Амасури сразу показал ровную линию, в скафандре Чхенг-Ли продолжали действовать только руки, что почти равнялось смертельному ранению. Оставив его на месте с бластером и полной обоймой ос, десантники двинулись дальше.

С этого момента дела у них пошли все хуже и хуже (тарканцы дрались как черти, словно страх смерти был им неведом). В коридорах царил ад: бластерные лучи пронизывали клубы огня и дыма, с визгом носились осы и прочие снаряды мелкого поражения. Но десантники продолжали наступать, руководствуясь планом, светящимся на их лицевых щитках. Уже на подступах к причальному отсеку в дыму вдруг обрисовался силуэт высокого, могучего человека. Твердым шагом выйдя вперед, он махнул рукой — и дым с невероятной быстротой рассеялся.

На человеке не было ни скафандра, ни оружия. Бенгиат, глядя на него сквозь разделяющие их метры, узнала гееннского цареубийцу, Анариса — ахриш Эсабиана.

«Принесите мне его голову. То же относится к его сыну».

Бенгиат включила видеосъемку, настроившись на один из общих каналов. Панарх захочет увидеть, как это произошло.

И вскинула перчатку.

* * *
Лицевые щитки десантников были затемнены, но Анарис знал, что они смотрят на него. Тот, что шел впереди, поднял перчатку.

Анарис махнул рукой, и стены коридора сошлись вместе с устрашающей силой. Переднего десантника бросило вперед. Позади раздался хруст раздавленных скафандров, послышались короткие панические крики — и настала тишина.

Он прошел вперед, стараясь не показать, какого усилия стоило ему это проявление телекинеза. Сквозь разламывающую виски головную боль он слышал за собой скрип тарканских скафандров и шепот:

— Анарис рахал-Хораин, ти-карра эмпуэн (Анарис — наследник Хореи, повелитель карра).

Мысленным усилием он вскрыл шлем павшего десантника и остановился, пораженный красотой женщины. Изо рта у нее стекала струйка крови. Она открыла глаза, и он ощутил на себе силу ее ненависти.

Анарис поднял руку, чтобы заставить ее сердце вылететь изо рта — это окончательно убедило бы тарканцев в его власти. Но внезапно пол под ним пошатнулся, заставив его потерять равновесие, а десантницу всосало в стену. Отверстие, закрывшись, сложилось в подобие губ, и он услышал шепот:

Она моя, приемыш.

Анарис остолбенел, но тут же овладел собой. Возможно, это даже к лучшему, что бы ни стояло за этим явлением — неизвестно, удалось бы ему сохранить сознание после такой демонстрации.

Тарканцы, во всяком случае, ничего не могли слышать — они решат, что это он вогнал десантницу в стену.

Оглянувшись, он увидел, что так оно и есть. Они покорно ждали его приказаний.

* * *
Моррийон попал в причальный отсек далеко не сразу. Он гнал быстро, насколько хватало смелости, поглядывая то на схему в своем блокноте, то на дорогу, пока у него не закружилась голова. В коридорах стоял дым, и запах горелого мяса забивал ноздри. Дважды он чуть было не попал под огонь. Странная акустика квантопласта глушила треск бластеров, пронзительное жужжание мелких снарядов и уханье плазменных пушек до самого последнего момента.

В конце концов он напал на верный путь, следуя за тарканцами, производящими зачистку. Причальный отсек был почти пуст, не считая тарканцев, стоящих у всех выходов. Моррийона пропустили без комментариев; уняв немного свое бешеное сердцебиение, он поинтересовался про себя, что это — хороший знак или вообще никакой?

За время, потраченное на дорогу сюда, он все обдумал и решил не соваться к корветам до прибытия Анариса. Часовым, возможно, отдан приказ сообщать обо всех попытках подняться на борт Барродаху — но «Телварна» подчиняется наследнику.

Направив свою тележку прямо к ее трапу, Моррийон обратился к одному из часовых. Оба в своих скафандрах казались безликими, огромными и страшными. Сердце у Моррийона снова заколотилось. Не попадется ли он сейчас в одну из ловушек Барродаха?

— Наследник приказал мне подняться на борт и выпустить вот это в воздушную систему. — Моррийон поднял вверх канистру. — План корабля заложен в мой блокнот.

Тарканец промолчал и лишь слегка поклонился. Моррийон с опозданием сообразил, что такая честь подобает только Голосу Аватара, и спросил себя, что бы это значило, но, разумеется, ничего не сказал вслух. Тарканец осторожно взял у него блокнот и поднес к одному из датчиков своего скафандра. Дождавшись короткой вспышки, он вернул блокнот, взял канистру и поднялся по трапу на корабль.

Моррийон выбрал этот курс после долгих сомнений. Он не хотел сообщать тарканцам о присутствии на корабле келли без крайней на то необходимости. Чтобы быть абсолютно уверенным в успехе, он должен был бы опорожнить канистру сам — однако он помнил, какие странные явления сопровождали его первый визит на «колумбиаду». Он не знал точно, могут ли келли получить какие-то пси-способности от эйя, но все-таки боялся, что они узнают о его намерениях и помешают ему.

Тарканец вскоре вернулся и с поклоном занял свое место. Другой так и не шелохнулся. Может, он докладывает кому-нибудь?

Моррийон выждал еще несколько секунд и поднялся по трапу, стараясь не выказывать спешки. По спине у него бегали мурашки, но и взойдя на корабль, он не испытал облегчения. Газ должен полностью рассеяться через две минуты; в воздухе еще чувствовался легкий вяжущий запах.

Стиснув бластер, Моррийон медленно вошел в жилой сектор тихого корабля, активируя каждую дверь. Все каюты были пусты — но наконец он нашел их.

Он не сразу распознал келли в этой огромной куче, похожей на кишки какого-то мерзкого существа, — так переплелись они между собой. От них шла ужасающая вонь, и он затаил дыхание. Они еще шевелились — их прославленная зелень подернулась рыжими, бурыми и желтыми пятнами, ленты съежились и потускнели. Моррийон снова закрыл дверь, ведущую к ним, и опечатал ее.

Аватар называл их зверями, но панархисты приняли их в свое общество как разумных существ. Нельзя сказать, что Моррийон почувствовал сожаление, однако ему стало как-то не по себе. Отогнав это чувство, он прошел на мостик и остановился, озираясь по сторонам.

Какая странная штука жизнь и как быстро наступает смерть. Он готовится принять командование тем самым кораблем, который ушел от мести Аватара над Мандалой, — если, конечно, столь же внезапная смерть не постигнет и его. И чем дольше он остается здесь, тем она вернее.

Запах умирающих келли все еще держался у него в носу. Включив капитанский пульт, он привел в действие тианьги и, сверяясь со своим блокнотом, стал изучать систему управления кораблем. Сначала следовало активировать внешние имиджеры, затем орудийный пульт.

И ждать.

* * *
Время в рекреации тянулось бесконечно. Вскоре началась неизбежная тряска в сопровождении странных шумов. Поначалу Марим ощущала в голове уже знакомое ей щекочущее тепло, но Хрим ругался так артистически, что она отвлеклась, и ощущение пропало.

Она взобралась на пульт, охватив руками колени, и стала ждать, когда Хриму надоест и он предпримет что-нибудь, чтобы вырваться отсюда. Серые тем временем наладили кое-кого из бори убирать с пола грязь. Несколько бори, перебравшие, как видно, психоактивных ур-плодов, обгадились, и Хрим ржал, глядя, как двое серых пинками загнали их в угол, где те и съежились, поскуливая. Серым стало противно, и они отошли на другой конец комнаты. Хриму быстро наскучило смотреть на работу уборщиков, но в это время рекреацию сотряс мощный толчок, за которым последовало более тихое «кррум». Марим не поняла, что это такое, зато Хрим внезапно побледнел.

— Десантные катера. Надо бы... — Он нахмурился, подошел к подогревателю, налил себе кафа, выпил немного и внезапно выплеснул кружку на скулящего бори в углу. — Заткнись, недоумок! — Но бори продолжал стонать, раскачиваясь взад и вперед. Сирена как раз в этот миг умолкла. Хрим плюнул и отошел к двери, по-прежнему закрытой. — Не знаешь, как эта хрень открывается?

Марим посмотрела на фистулу над дверью.

— Знаю. Да что толку? Там снаружи огр.

— Хочешь посидеть здесь, пока десантники не вломятся и всех нас не перемочат?

Марим, пожав плечами, взяла со стойки разливочную ложку, а Хрим по ее указанию подтащил к двери стол. Все следили за ними — и бори, и серые; последние, как ни странно, не пытались их остановить. Хрим подсадил Марим на стол — ей нравилось чувствовать на талии его сильные руки.

Она воткнула ложку в фистулу и стала крутить ее туда-сюда. Вскоре дверь открылась — быстрее, чем когда-либо на ее памяти.

Снаружи стоял огр. Марим выдернула ложку, и дверь закрылась.

— Говорила я тебе.

— Открой еще раз. — Марим со вздохом снова воткнула ложку. Когда дверь открылась, она оставила ложку в фистуле. Та дрожала в руке, как будто квантопласт пытался ее выплюнуть.

Огр не шевелился, но Хрим, как заметила Марим, остерегался выходить за порог. Посмотрев на робота долгим взглядом, он подошел к поврежденному умом бори, сидящему на корточках у стены, поднял его на ноги и потащил к двери. Бори визжал и вырывался, но ничего не мог поделать с рифтером, который был гораздо больше и сильнее.

— Что ты делаешь? — ахнула Марим.

Хрим, не отвечая, выкинул бори в коридор. Как только ноги жертвы коснулись пола, огр с ошеломляющей быстротой метнулся вперед. Вытянув руки, словно ныряльщик, он свел их вместе. Череп бори лопнул, превратившись в красную кашицу, а тело обмякло на полу.

Хрим с руганью отскочил назад. Теперь к заляпавшей его подливке добавились кровь и мозги. Марим выдернула ложку, и дверь закрылась. Вопреки ее боязни больше ничего не произошло. В комнате теперь стояла полная тишина.

— Ты знал, что это случится, — сказала Марим Хриму.

— Проверка не помешает. Ему так и так конец. Нам всем конец, если мы не выберемся отсюда.

Внезапно дверь опять открылась, и огр вошел внутрь. Его скрипяще-ноющий шаг сопровождался всеобщими паническими воплями. Марим слетела со стола и ушибла плечо. Хрим швырнул на робота ближайшего бори, и огр раздавил ему череп, а дверь закрылась.

Надо было открыть ее. Марим поползла к ней. Огр продолжал свой смертоносный путь. Он сгреб двух серых и стукнул друг о друга, превратив их в мешанину из костей и внутренностей. Потом повернул голову, и плазменный луч прожег квантопласт прямо над головой у Марим. Она вильнула в сторону, заставляя себя мыслить трезво. Не паникуй. Думай, иначе умрешь. Святой Хикура! Логосом долбанные должарианцы наладили эти машины так, чтобы напугать нас до смерти, — они давят нас и рвут на куски, хотя могли бы просто стрелять. Она взглянула на Хрима, бледного и охваченного ужасом. Память Марим прокручивалась назад, как в тот раз, когда она играла в шураки и чуть не разбилась.

Хрим сделал свирепый жест в ее сторону, и она опять поползла, скользя по остаткам застывшей подливки.

— Сейчас отвлеку его, — сказал Хрим.

Огр стрельнул лучом в двух бори, рванувшихся к двери. Хрим поймал одного за лодыжку и перекинул через пульт. Огр двинулся к добыче, а Хрим с Марим забились в щель между двумя пультами.

Марим старалась не слушать последовавших за этим звуков. Еще на метр ближе к двери. Вот о чем надо думать. Мы все равно пропадем, если не будем двигаться.

Кто-то пытался пролезть к ним в укрытие, и Марим, боясь, что этот кто-то привлечет огра, свирепо брыкнула ногой. Мелькнули полные слез карие глаза, и жуткие звуки раздались снова, а Хрим и Марим переползли на другое место.

Еще три пульта до двери — а потом два метра открытого пространства. Через них не переберешься. Прекрати! Марим отогнала от себя видение заплаканных карих глаз и уставилась на дверь в каких-нибудь шести метрах от себя.

Внезапно она осознала, что не слышит ничего, кроме собственного тяжкого дыхания. Своего и Хрима. И ноющего скрипа огра, идущего прямо к ним.

Дверь открылась.

— Риоло! — заорал Хрим. — Останови этого ублюдка!

Марим не сразу среагировала на появление маленького барканца в защитных очках и с блокнотом. За ним шли два огра. Он окинул взглядом всю картину, бесстрастно наблюдая, как забрызганный кровью огр движется к Хриму. Робот протянул к рифтеру руку, и тот завизжал не хуже любого бори.

Тогда Риоло, чей голос сопровождался каким-то высоким электронным зуммером, скомандовал:

— Стой!

Огр замер.

— Ко мне.

Огр занял место позади Риоло.

— Огры, — сказал, указывая, Риоло. — Запомните: Хрим. Запомните: Марим.

Хрим полежал еще немного на полу и медленно встал, весь дрожа — то ли от злости, то ли от пережитого ужаса.

— Как это ты? — хрипло спросил он барканца. Тот показал ему свой блокнот.

— Я запрограммировал их отзываться на это, как на голос Аватара. Полный приоритет. Лисантер и катеннах ничего не подозревали — они искали код, обозначающий тебя или меня.

Хрим поработал пальцами.

— Молодец. Теперь пошли отсюда. У меня тут есть кое-какие...

— Нам лучше двигать прямо в причальный отсек, — невозмутимо прервал барканец.

— Сначала мне надо...

— Мы должны захватить один из корветов. Осуществишь свою месть потом, на «Цветке». — Риоло говорил все так же спокойно, но его руки выразительно стиснули блокнот.

— Ладно, твоя правда, — коротко кивнул Хрим, — корвет так корвет. — Риоло отвернулся, а капитан глянул сначала на Марим, потом на блокнот барканца. Холодок опасности вызвал у нее почти неудержимый позыв к смеху.

Она обрадовалась, когда окровавленный огр стал позади Риоло, который, в свою очередь, шел за ней и Хримом. Два других огра прошли вперед — и это спасло им всем жизнь, когда на перекрестке они чуть не столкнулись с вооруженным отрядом катеннахов.

Бори открыли огонь. Огры скосили их, но один чуть было не попал в Марим, которая спряталась за ближайшим огром. Хрим заорал, когда луч, ударивший в переднего огра, обжег ему ногу.

— Т-ты не можешь приказать, ч-чтобы они нас защищали? — спросила Марим Риоло слабым, на грани обморока голоском и подалась к нему. Тот кивнул:

— Огры, охранять всех.

Марим закатила глаза и повалилась на Риоло. Он зашатался, пытаясь удержать ее одной рукой — в другой был блокнот. Хрим метнулся вперед и вырвал блокнот у барканца.

Марим освободилась из объятий Риоло так резко, что сбила его с ног. Он поднял на Хрима свои красные очки.

— Я тебя не предавал. А мог бы — там, в рекреации.

— Зато ты вдоволь насладился ситуацией, так ведь? Раньше ты не упоминал, что говоришь по-должарски.

Марим вынула бластер из руки убитого катеннаха и стала рядом с Хримом.

— Застрели меня, — со свистом выдохнул Риоло. Марим протянула бластер Хриму, но он только фыркнул.

— Честная игра, значит? Быстрая смерть? Но я, знаешь ли, не люблю, когда меня считают дураком. Спроси Архона Шарваннского, когда попадешь в ад. — Держа блокнот, Хрим распорядился: — Убейте его.

Но за этим ничего не последовало. Риоло выкрикнул что-то на своем языке, и огры повернулись к Хриму.

— Отмени сначала инструкции! — завопила Марим.

— Огры, инструкции субъекта Риоло отменяются! — Огры не двинулись с места. — Подчинение субъекту Риоло отменяется. Убейте его.

Марим отвернулась и подобрала еще один бластер, стараясь не слушать, как умирает барканец и шумно, как в сексе, дышит Хрим.

Когда все утихло, она увидела, что Хрим стоит на том же месте. Он улыбался ей, окруженный тремя огромными блестящими роботами с безумными двойными лицами.

— А теперь, — сказал он, — нанесем визит твоему капитану.

Марим уставилась на него, быстро соображая. У Вийи есть эйя, которые могут прикончить Хрима, когда он еще не успеет дойти до каюты. Но что, если Вийи там нет? Она подумала о Жаиме и Локри, отвергнувших ее, и пожала плечами. Они сделали свой выбор, она — свой.

— Нам сюда, — сказала она.

— Там ваша каюта, — возразил Хрим. — Если черная пытается включить станцию, она должна быть в зале Хроноса, про который ты говорила, так ведь? — Он прищурился. — Уж не двойную ли игру ты ведешь? — Он поднял блокнот.

— Трясучка кончилась — значит, она должна вернуться к остальным... к команде. — У Марим пот выступил на лбу, когда она смекнула, что чуть было не сказала «к нам». Но Хрим как будто не заметил этого.

— Ладно. — Он помедлил немного, потом поднял одну из оторванных рук Риоло и кровавым концом намалевал на стене короткую фразу. — Ты права, — сказал он, бросив свое жуткое орудие и полюбовавшись своей работой. — Пошли.

* * *
Вой станции вырвал Тат из вызванного мозгососом транса. Перебарывая тошнотворные миазмы, она вглядывалась в кишащих вокруг, охваченных паникой людей, но нигде не видела Дема. Несколько секунд спустя онемение конечностей сменилось покалыванием, и она почувствовала какое-то препятствие, мешающее ей двигать ногами.

Она посмотрела вниз — Дем скорчился там, обхватив ее лодыжки и содрогаясь от рыданий. Одной рукой она погладила его костлявую спину, другой включила канал связи с Палатой Хроноса. На экране появился Аватар, отдающий приказ: «Пустите на них огров».

В зале внезапно настала тишина, и Тат поняла, что забыла убрать звук, когда была под мозгососом.

— Огры! Огры! — Техники бросились к двери. Катеннахи орали, требуя оставаться, а увидев, что их никто не слушает, открыли стрельбу.

Это усугубило панику, и через несколько секунд зал опустел — на полу осталась лишь пара трупов то ли застреленных, то ли растоптанных бори. Низериан и Фазарган посмотрели друг на друга, на Тат и помчались в заднюю часть помещения, где укрылись в бронированном туалете.

— Огры. Огры. — Сначала Тат показалось, что это Дем пищит, но потом она узнала собственный голос. Преодолевая мучительную головную боль, она вывела на экран контрольные коды огров и попыталась разобраться в них, хотя перед глазами все плыло.

В коридоре послышался сдвоенный ноющий скрип и раздались ужасные вопли — они звучали, казалось, целую вечность, пока не потонули в жутком мокром хрусте.

Тат работала, усилием воли фокусируя взгляд. Наконец экран мигнул, и она вскрикнула от облегчения. Пропускной код имел два уровня. Дрожащими руками она сняла свою бирку и сунула в прорезь пульта.

На экране появился статус: УРОВЕНЬ ОДИН. НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ НОСИТЕЛЯ. Вопли снаружи утихли. Тат быстро ввела Уровень Два: НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ НОСИТЕЛЯ И СОПРОВОЖДАЮЩИХ ЛИЦ. Такие пропуска были у тарканцев.

Тат зажала бирку в кулаке. Снаружи больше ничего не происходило. Ноющий скрип огров стал тише — они удалялись.

Чувство вины обрушилось на нее, когда она осознала, что в компьютерном зале никого бы не тронули: Аватар не стал бы прерывать его работу. Это она виновата. Если бы она не оставила звук включенным, паники бы не было.

С плачем она поменяла бирку Дема и как раз надевала ее на шею брата, когда появился тяжело дышащий Низериан.

— Ступай к себе в каюту.

Тат хотела возразить, но передумала, увидев его глаза и побелевшие костяшки руки, сжимающей бластер. Фазарган вызвала по коммуникатору уборщиков, а Тат подняла Дема.

Снаружи ее ждал ужас: растерзанные тела знакомых ей людей. Почти все они были неузнаваемы, и она порадовалась нечеткости своего зрения. Дем шел, не упираясь, и больше не цеплялся за нее. Глаза его были совершенно пусты.

При виде мертвой Леннорах Тат испытала острый приступ горя. Из бокового прохода с нечеловеческой грацией возник огр с окровавленными руками. Он помедлил, сверля Тат своими сенсорами. Она почувствовала, как вибрирует ее бирка. Огр, дохнув на нее жаром, протопал мимо — прямо по телу Леннорах.

Прошло несколько долгих, страшных секунд, прежде чем Тат снова обрела власть над своим телом. Что же дальше? Не станет она покорно сидеть и ждать, когда ее убьют. Она заставила себя еще раз взглянуть на Леннорах, в наказание за оплошность, которую допустила. Ее я не спасла, но, быть может, сумею спасти других. Тат потянула за собой Дема. Прежде всего следовало найти Лара.

* * *
Трезвучие потери змеилось во тьме золотой цепью. Разбито, разбито, разбито...

Седри хотелось укрыться во мраке, но золотая цепь тянула назад, в ад света, шума и болезненных движений. Разбито... разбито...

— ...Разбито. — Голос Иварда.

Долг победил. Седри смотрела сухими до боли глазами на Локри, обнимающего Иварда. Юноша закрывал лицо руками, и почти полностью обессиленная Седри услышала те же слова:

— Разбито, разбито.

С огромным напряжением глазных мускулов Седри перевела взгляд на стоящего над ней Монтроза.

— Что? — Она произнесла это беззвучно, но он прочел вопрос по ее сухим губам. Станция тряслась, и издали доносились звуки боя.

— Не знаю, — тихо сказал Монтроз. — С ним это недавно. Он был в порядке, хотя и устал, а потом вдруг стал кричать что-то про келли. Никогда не видел его таким — ни тогда, когда он обжегся в Мандале, ни тогда, когда погибла его сестра, ни потом, когда он сам умирал от ленты, вросшей в его запястье.

Как раз в этот миг Ивард взглянул на них и испустил прерывистый вздох. Седри почувствовала, какого труда ему стоило овладеть собой.

— Единство разбито, но Вийя, кажется, жива.

— Значит, надо уходить отсюда и двигаться к «Телварне», — сказал Монтроз, и Седри почувствовала его облегчение. Быть может, к ней перешла малая толика телепатии — слабая тень бесконечного сострадания, терпения и мудрости существа, которое она про себя называла Архангелом?

— Откройте! — закричал кто-то за дверью. — Пожалуйста! Лар!

— Это Тат! — Лар бросился к двери и стал возиться с механизмом.

— Дверь заперта, — сказал Жаим.

— Надо открыть ее. — Старания Лара приобрели отчаянный характер. У Седри заныли ногти, точно она царапала ими стену. Перебарывая отвращение, она снова повернулась к пульту. Один из приготовленных заранее вирусов преодолел запрет и отпер дверь. Тат ввалилась внутрь с расширенными от ужаса глазами — вся ее одежда ниже пояса была вымазана густой засохшей кровью. С ней был Дем, тоже в крови, движущийся как плохо управляемая кукла.

— Огры, — выдохнула Тат. — Они убивают всех, у кого нет пропуска. Паникеров, рабочих — всех. — Сморщившись, она беззвучно заплакала, но втянула в себя воздух и успокоилась. Лар молча обнял ее.

— Значит, мы не можем выйти отсюда, — заметил Локри. — Огры нас мигом прикончат.

Тат затрясла головой, и у Седри заныли зубы от усилия, с которым бори принуждала себя говорить спокойно:

— Нет. Наши пропуска — мой и Дема — защитят всех, если мы будем держаться вместе.

Монтроз шумно потер руки.

— Тогда пошли поищем нашего капитана.

— Она приказала нам идти к «Телварне», — возразил Жаим. — Мы не знаем, где она, и можем блуждать по коридорам до бесконечности, пока пропуска не дезактивируются.

Лар и Тат пошептались над опущенной головой Дема, и Лар сказал с глазами, потемневшими от эмоций:

— Мне думается, мы должны собрать вокруг себя как можно больше людей. Кроме нас, их никто не спасет.

— Должарианцев, что ли? — проворчал Монтроз. — Да они раньше перебьют нас.

— Нет, не их. Бори. Они хотят выбраться отсюда не меньше, чем мы. Большинство, во всяком случае. И кое-кто из серых и должарских рабочих, возможно, тоже.

— Лар прав — у них должен быть выбор, — прошептала Седри. — Аватар им его не оставил...

Жаим медленно кивнул, Локри испустил вздох.

— До конца жизни — если она, конечно, не сегодня кончится — мне будет сниться, что я в тюрьме. Я — за.

Ивард поднял глаза.

— Маркхем поступил бы именно так. И Вийя тоже поймет.

Жаим вышел вперед и хотел что-то сказать, но Монтроз этого не заметил. Он весь просветлел и как-то расправился от прилива энергии.

— Тогда построимся — и вперед... — Он начал распоряжаться. Седри чувствовала распирающую его радость — наконец-то он получил возможность действовать... Только теперь она поняла, как тяжело далось ему долгое заточение. Она видела, что Жаим тоже понял это и молча предоставил командовать Монтрозу.

Седри с трудом сдерживала слезы. Нет, она не даст им пролиться, не допустит, чтобы мужчинам стало стыдно. Честь и слава им всем. Монтрозу, который снова ожил, увидев, что может быть полезен. Жаиму, который понимает его и поэтому подчиняется. Локри, который видит свободу как дар и хочет подарить ее другим. Иварду... Она взглянула на прекрасное лицо, напоминающее лик ангела над восточной дверью Нью-Гластонберийского собора. Но Ивард молчал.

— Нельзя идти наобум, — говорил между тем Монтроз. — Самый ожесточенный бой наверняка ведется вокруг причального отсека. Возможно, когда мы обойдем известные Тат и Лару места, он немного утихнет.

Седри облизнула сухие губы.

— Прежде чем мы уйдем, я могу нанести врагу последний удар. Если вы дадите мне время...

— Дадим, любимая, — заверил Монтроз. Прислонившись на миг к его надежной массе, она соединилась с вирусом, который сконструировала на «Телварне», — много лет назад, как ей казалось теперь. Быстро подключив его к другим, созданным уже здесь, на станции, она добавила к ним два тропизма: один для Феникса, другой для десантников. Запустив свою конструкцию в систему, она отключила пульт и повалилась на него — силы покинули ее окончательно.

— Все, — пробормотала она, уронив голову на руки. — Этот вирус будет пожирать все мощности, которые найдет, начиная с криптографических. Возможно, это даст Флоту необходимый перевес теперь, когда станция набирает силу.

— И нам тоже? — спросил Жаим.

Она пожала плечами, не поднимая головы, упершись носом в холодный дипластовый экран.

— Не знаю. Может быть, это нарушит внутреннюю систему связи, и Феникс — тот, кто называет себя Джаспаром, — сумеет чем-то помочь, если избавится от фиксации, привязывающей его к Анарису. В этом ему тоже посодействует вирус — а еще он попробует связаться с десантом.

Монтроз, оглядев напоследок всех, кивнул на дверь:

— Пошли.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

33

«ГРОЗНЫЙ».
ОДИН СВЕТОВОЙ ДЕНЬ ДО ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
На мостике было жарко, но Марго Нг знала, что дело не в тианьги, а в ее собственном взвинченном состоянии. От этого же и еще от недосыпа у нее пересохло во рту, а в глаза словно песку насыпали. Она могла бы уйти к себе в каюту, когда вой, изданный Пожирателем Солнц, подтвердил прибытие катеров — все равно какое-то время ждать было нечего; никто не знал, сколько понадобится десанту для достижения намеченных целей. Но она знала, что все равно не уснет, и осталась нервничать на мостике.

Вместо себя она отправила отдыхать Крайно, и он, как ни странно, не стал протестовать даже в шутку. Неужели ее стрессовое состояние настолько заметно? Нг посмотрела на коммандера Грамальсин, переведенную к ним с «Престопанса». Как первый помощник она котировалась очень высоко — возможно, Крайно еще и поэтому не стал перечить.

— Курьерское сообщение, — сказал Амман за пультом связи.

— Дайте на экран.

Появилось похожее на мясистый тюльпан лицо келлийской посредницы, а пульт связи зачирикал, принимая передаваемую разведчиком информацию.

— Астероид красный северный семь, — сказала келли, сообщая о своем местоположении. Нг уловила какую-то жестокость в ее певучем голосе — может быть, у келли так выражается усталость? — «Спреццатура» погибла, «Мусаши» поврежден и отступает. «Пакс Романа» поврежден, но функционирует. Двигатель астероида пока тоже функционирует.

Ром-Санчес и его тактики внесли новые данные в тактический макет. Нг посмотрела, как мелькают на нем тенноглифы. Двигатели списанного крейсера, предназначенного для разгона астероида, еще держатся, несмотря на тактические скачки, которые он предпринимает, уходя от должарианцев. Но вечно держаться они не будут — они и так уже перегрелись настолько, что возможность перейти к другому астероиду исключается. Скоро Нг окажется перед выбором — запустить этот или потерять его.

Тем временем из-за красно-северного семь они потеряли уже два эсминца и повредили крейсер.

Нг, посовещавшись с Ром-Санчесом, отдала приказ, и на тактическом экране замелькали новые символы. Келли отсалютовала, мотнув шейным отростком, и исчезла.

— Пока что держимся, — прокомментировал Ром-Санчес. — Еле-еле. — Темные мешки под глазами сильно старили его.

Прежде чем Нг успела ответить, Выхирски за пультом обнаружения доложила:

— Адмирал, мы раскололи один из шифров. Рифтерский корабль «Пиранья». Погодите — вот еще один! Их шифровальная система рушится!

Ром-Санчес начал отдавать команды своим тактикам, и тенноглифы зарябили еще быстрее.

Коммандер Грамальсин перегнулась к Нг:

— Видимо, Тетрис использовала компьютер «Телварны» с большим толком.

Нг кивнула — облегчение смыло с нее всю усталость.

— Обнаружение, следите за сообщениями, исходящими с «Кулака». Они скоро выяснят, что случилось. Когда это произойдет, начинайте глушить. У них не хватит энергии для дискриминаторов.

Нг откинулась назад. Путь от краха вражеских шифров до ликвидации огромного неравенства сил еще очень долог. Она думала о Панархе, который сейчас в рядах десантников сражается с врагом, чья численность им неизвестна, на столь же неизвестном Пожирателе Солнц. Тетрис обеспечила им самый необходимый из военных факторов: время.

Но мощность Пожирателя Солнц растет, и весь вопрос в том, сколько времени у них еще осталось.

* * *
Пожиратель Солнц оказался еще страннее, чем полагал Брендон: можно было подумать, что они попали в кишечник какого-то зверя, страдающего сильным несварением. Медленные перистальтические волны, бегущие по красным стенам, затрудняли продвижение десантников, а низкие потолки вынуждали порой ползти на четвереньках. Пробуждающаяся станция ломала человеческие конструкции, оставляя от них куски металла и дипласта; туго натянутые кабели рвались, и коридоры, где гасло освещение, погружались в красноватый сумрак.

Чем больше взвод Брендона приближался к компьютерному залу, тем сильнее он радовался, что мелиарх Чац его не видит, а еще пуще тому, что сопротивление тарканцев, видимо, сосредоточилось где-то в другом месте. Он чувствовал себя крайне неуклюжим и всегда реагировал позже остальных.

Но неизбежное наконец случилось. Откуда-то сверху спрыгнули двое огров, и в то же время взвод тарканцев открыл огонь по десантникам. Несколько человек впереди упали, раненные должарскими осами, и коридор наполнился искусственным дымом.

Огры схватились с Наллом и Иреском, поливая их шлемы огнем из своих головных бластеров. Брендон слышал, как трещат скафандры десантников. Двое других бойцов пустили ос прямо в головы ограм. Один из роботов рухнул назад и забился в конвульсиях, поливая плазмой все вокруг. Иреск освободился и отскочил.

Тройка трискелей промчалась вперед по коридору и атаковала другого огра. Робот изрыгал огонь, а маленькие келлийские машинки поливали его моноволокном из подбрюшных отверстий. Налл тоже освободился и отошел назад.

— Второе отделение! — крикнул Рапуло. — Проходи сквозь стены, два-семьдесят, осы и дымокуры. Третье, нажми как следует, пока второе будет атаковать. — Он сам разрядил две дымовые шашки, пока отдавал команду, — Иегуда, вскрой стену девяносто. Келлем, проведи Налла. Остальные за ним.

Брендон повернулся направо, но не успел еще прижать перчатки к стене, когда вспышка слева предупредила его об опасности. Он понял, что надо бежать, но сотрясаемый судорогами огр уже подкатился к нему. Робот еще достаточно функционировал, чтобы схватить его за ногу. Скафандр Брендона затрещал. Он стал вырываться, но от шока вся выучка вылетела у него из головы, и его усилия пропадали впустую.

— Так твою растак! — Рапуло бросился на выручку.

Тарканцы, воспользовавшись замешательством, дали залп, и коридор наполнился визгом ос. Огр отпустил Брендона, раздался взрыв, и Рапуло зарычал от боли. Второе отделение с боевым кличем атаковало тарканцев с фланга, третье ударило в лоб. Еще несколько секунд — и бой был окончен.

Рапуло прислонился к стене, открыв шлем, — обе ноги его скафандра пересекала борозда, оставленная срикошетившей осой.

— Я функционален, — сказал он. — Шо-Банн, подключись к компьютеру и посмотри, как там дела. Может, мы раздолбаем его отсюда, если получится. Лучше было бы взорвать, но туда слишком долго добираться, а нашим у причального отсека туго приходится.

Он не упомянул о промахе Брендона. Брендон знал, что он ничего не скажет, и даже извиниться не мог. Все оборачивалось так, как он и боялся.

— Мелиарх, — сказала шо-Банн, — там что-то не так. Слушайте! — раздался щелчок, а потом музыка: Фанфары Феникса.

— Что за шиидра такая? — рявкнул Рапуло.

— Седри Тетрис! — засмеялся Брендон. — Она внедрилась в компьютер.

— Похоже, ее вирус жрет там что попало, — сказала шо-Банн. — Шифровка почти вся полетела, а они, поди, и не знают.

— Ха! — хмыкнул мелиарх, явно довольный. — Ладно, не будем ничего трогать. Если мы все-таки захватим контроль над этой логосом убитой станцией, то, может, успеем предупредить Флот, чтобы в нас камнями не пуляли. Во всяком разе, к их связи сумеем подключиться. — Рапуло отключился, поговорил с кем-то по другому каналу и опять вернулся на волну взвода, на которую были настроены все пять отделений. — Мы нужны в причальном отсеке. «Стилет» погиб — его квантоблок уничтожили, и сынок Эсабиана колошматит наших почем зря. Вот поглядите...

На внутреннем экране Брендона появился Анарис, снятый имиджером чьего-то шлема. Потом изображение смазалось, и Анарис стал виден снизу. Он махнул рукой, и у оператора сорвало лицевой щиток, а после все погасло.

— Как это он? — спросил кто-то.

— Телекинез, — ответил Брендон.

— Чего? — не понял мелиарх.

— Перед нашим отлетом с Ареса Верховная Фанесса открыла, что Анарис — недостающий член психического единства, необходимого для включения Пожирателя Солнц. Но ничто не указывало на то, какими именно способностями он обладает.

— Теперь мы знаем, — морщась, сказал мелиарх. Больше комментариев не последовало. Два других отделения присоединились к ним. Недоставало Лосрикоса и Чаэра.

— Мелиарх, — сказал Брендон.

— Да, Иегуда?

— Я вам только мешаю и с Анарисом уж точно ничего сделать не могу. Но Вийя — телепат, и если я найду ее, нам, возможно, легче будет справиться с тарканцами у причального отсека.

— Как же ты ее найдешь?

— Возможно, она в помещении, которое артелионский интеллект называет Тронным Залом, — или где-то рядом. Именно там, очевидно, находится энергетический центр Пожирателя Солнц.

— И Омилов говорит, что против него мы бессильны. Так как же?

— На Аресе между ней и мною существовала мысленная связь. Может быть, она и здесь сработает, если подойти достаточно близко. С ней эйя — от них скафандр не защищает.

— Ясно, — отрубил мелиарх. — Третье отделение идет с Иегудой. Иегуда, ты говоришь им, куда идти — и все. Командует по-прежнему диарх Гвин.

— Есть, сэр! — Брендон порадовался возможности уйти — тем более, что мелиарх, как он подозревал, ничуть не меньше радуется возможности избавиться от него.

Вийя. Он посылал к ней свою мысль, насыщенную образами памяти, пока десантники строились, защелкивая шлемы.

Перед самым выступлением Рапуло повернул голову к Брендону.

— Несущий Свет да будет с вами, ваше величество. — Он сказал это тихо, и почти никто из остальных его не слышал.

Брендон, не имевший возможности извиниться, получил прощение. Столь же тихо, чтобы его слышал только этот человек, только что раненный на его службе, он ответил:

— И с вами тоже, мелиарх.

— Пора бить тарканцев, парни! — сказал Рапуло. Его команда с ноющим скрипом скафандров удалилась, и диарх Гвин сказал:

— Ладно, Иегуда. Давай двигаться.

* * *
По предложению Чар-Мелликата, сделанному со всем уважением и даже почтительным страхом, Анарис держался в тылу и старался направлять тарканцев навстречу наступающим десантникам. Это совпадало с его планами: он мог направлять бой таким образом, чтобы держать десантников между причальным отсеком и Палатой Хроноса, препятствуя бегству отца.

Анарис улыбался. Приверженность отца должарским ритуалам очень облегчала ему задачу: Аватар не мог просто так взять и приказать тарканцам убить своего сына. Он должен сам присутствовать при этом. Огры тоже не проблема: отцу подчиняются только те, что находятся в пределах слышимости его голоса, и рано или поздно маленькие антиогровые машинки разделаются даже с теми двумя, которые сопровождают Эсабиана.

Но это лучше отложить. Интересный расклад:без огров, которых Анарис легко распознает благодаря своей связи со станцией, Аватар был бы невидим. Но метка двух огров с добавочной, хотя и менее яркой меткой двух тарканцев в скафандрах, позволяет сразу его обнаружить.

Однако от необходимости следить за всеми участниками событий энергия Анариса быстро иссякала. И вирусный призрак Брендона продолжал преследовать его. Он больше не делал враждебных движений, но замутнял кинестезическое восприятие Анариса и затруднял ему наблюдение за отцом. Вместе с усталостью в Анарисе нарастало ощущение чего-то недоделанного, упущенного.

Пользуясь передышкой в боевых действиях, он прислонился к стене, прижав пальцы к вискам. Действительно ли Единство разбилось, или он просто не слышит их из-за головной боли? Он попытался сосредоточиться на этой области своего сознания, но там и следа не осталось от Вийи и остальных.

Он потер глаза, оживляя в памяти те последние мгновения в Тронном Зале. Он дал ей хороший шанс и знал, что она будет пробиваться к своему кораблю наперекор тарканцам, ограм, десантникам. Десантники. Что они с ней сделают — застрелят на месте или возьмут в плен?

Он надеялся на последнее и на миг с удовольствием представил себе, как отобьет ее у них с помощью своего телекинеза. Ей это очень не понравится — быть спасенной! Он усмехнулся и впервые за целую вечность, как ему показалось, ощутил прилив былой энергии.

Рация, которую дал ему командир тарканцев, загудела.

— Мой господин, — доложил Чар-Мелликат, — отряд десантников, двигавшийся к компьютерному залу, отказался от своего намерения. Думаю, они решили поддержать атаку причального отсека.

Сообщение озадачило Анариса. Уничтожение компьютера должно было стать их первоочередной задачей: компьютер обеспечивает шифры, защищающие переговоры Ювяшжта с рифтерскими кораблями. Почему же они прервали атаку?

И тут Анарис в приступе бессильного гнева понял, что он проглядел и чего не мог знать никто на станции. Компьютер контролирует не только шифры, но и стазисные заслонки — а их уже захватила враждебная вирусная конструкция. Теперь панархисты, должно быть, слышат каждый приказ, отдаваемый Ювяшжтом, — а нет, так скоро услышат.

Незачем больше сохранять компьютер — а его уничтожение изгонит насланный Брендоном призрак.

— Уничтожьте компьютер, — распорядился Анарис. Рация ответила странным сдавленным звуком.

— Исполнять приказ! Панархисты внедрились в компьютер и используют его против нас.

— Будет сделано.

Больше Чар-Мелликат ничего не сказал, но Анарис знал, что тот уведомит Аватара, которого эта новость, а также необходимость подтвердить приказ сына, разгневают еще больше.

— Ювяшжту тоже сообщи, — добавил Анарис.

В смежном коридоре внезапно раздался усиленный динамиками боевой клич, и появился взвод тарканцев. Они отступали, но остановились, увидев наследника. В воздухе раздался резкий визг, и тарканская перчатка повалила Анариса на пол. Сверкнули вспышки, и среди тарканцев грохнули взрывы. Анарис мысленно прочертил траектории снарядов — они целили в него!

Десантники не стали бы просто так тратить антискафандровые ракеты на незащищенного человека. Его действия против первого взвода, обеспечив ему повиновение тарканцев, одновременно сделали его мишенью для врага.

Анарис приподнялся на четвереньки, забыв о рации. Тарканцы делали все, чтобы прикрыть его. Визг ос усилился — последовал новый залп, мощнее прежнего. Анарис отчаянным усилием искривил пространство перед собой. Осы врезались в пол за несколько метров от него с оглушительным грохотом, подняв столб пламени, опаливший Анарису лицо. Его вырвало, и глаза застлал красный туман, граничащий со слепотой.

— Назад! — крикнул он, чувствуя, что череп у него вот-вот лопнет. — Карра защитят меня! — Не дожидаясь исполнения своего приказа, он приказал полу разверзнуться и провалился туда как раз в тот момент, когда над головой заскрипели скафандры десантников.

Дыра над ним закрылась. Он слышал наверху приглушенные квантопластом голоса панархистов. Затем субстанция вокруг него зашевелилась, и он понял, что призрак нашел его. Анарис напрягся наперекор боли, стараясь остановить движение квантопласта, а стазисные заслонки, контролируемые Брендоновым вирусом, боролись с ним. Вот-вот десантники вскроют его укрытие и вытащат его на верную смерть.

Но голоса удалились — они не видели его.

Почувствовав, что призрак тоже ушел, Анарис расслабился и передохнул, собираясь с силами. Придется тарканцам некоторое время обходиться без него.

* * *

Феникс описал широкий круг, раскинув крылья, и устремился вниз, навстречу пламени...

В пламени, пронзившем ее мозг, Вийя узнала непрестанную трескотню эйя и открыла глаза. Память возвращалась к ней медленно, затуманенная болью. Включение станции, приказ Эсабиана, реакция Анариса. И Крылатый. Она невольно потянулась к нему, движимая памятью об их преображающей встрече, но ничего не почувствовала.

Нет, не совсем ничего. У нее осталось впечатление огромных сил, стягивающихся для какого-то колоссального действия; их внимание было обращено в другую сторону, и концентрация слишком велика, чтобы заметить одинокий человеческий разум.

На краю ее сознания мелькнула мысль, весомая, несмотря на мимолетность контакта, и выраженная не словами, а понятиями: Одинокий — не то же самое, что незначительный.

Потом она потеряла даже ощущение присутствия Крылатого, но эйя уловили этот образ, и она чуть не лишилась сознания от их умственной скороговорки, интенсивной как никогда.

Она спроецировала им собственные эмоции, почувствовала, что послание дошло, и их мысли замедлились до уровня внятной речи...

Тот, кто дает камень-огонь.

Вийя села и протерла плохо видящие глаза. За круглым устьем ее пещерки бушевала адская энергия, и жидкий свет переливался узорами, терзающими ум. Вийя повернулась к нему спиной. Вряд ли ее жизнь продлится настолько, чтобы попробовать взобраться по стене. Неумолимый свет озарял гладкую круглую внутренность пещеры, оберегающую их троих, как чрево. У пола виднелось отверстие, но слишком маленькое — туда разве что эйя смогут пролезть.

Но это не значило, что выхода вовсе нет.

Брендон пришел. Пришел, несмотря на разделявшие их световые годы и на сонмы людей, считавших своим долгом ему помешать.

Она снова легла, закрыла глаза — но не успела еще сформулировать вопрос для эйя, как оно пришло само, точно прикосновение губ.

Вийя.

Я здесь, послала она свой ответ, насыщенный памятью, воспламененный радостью, — тем же таинственным путем. Найди меня!

* * *
Чувство беспомощности, испытанное Барродахом после потери блокнота, еще усиливала необходимость поспевать за Аватаром и двумя тарканцами в скафандрах, идущими впереди. Их путь лежал к причальному отсеку. Время от времени бори тыкал в блокнот, который инстинктивно подобрал с пола Палаты Хроноса, но прибор молчал, откликаясь лишь слабыми электрическими разрядами, словно в насмешку.

В коридорах стоял дым, от которого щипало в горле; еще хуже был железистый привкус крови и смрад опорожнившихся кишок, идущий от куч растерзанных трупов. Прежде Барродах не представлял себе, на что способны огры. Поскольку их изобрели панархисты, он полагал, что они убивают аккуратно. Но ведь роботы использовались против Шиидры, а потом их перепрограммировали для должарианцев...

Аватар, само собой, не обращал на трупы никакого внимания. Он шел, неутомимый, как огры, с дираж'у в руке. Время от времени тарканцы останавливались и совещались по рации со своими товарищами. После этого они зачастую меняли направление, и Барродах слышал далекие взрывы, а однажды палуба качнулась у них под ногами.

Несмотря на свою ненависть к космическим перелетам, он жаждал оказаться на сравнительно безопасном «Кулаке Должара» и даже предвкушал полет на корвете, который заранее приказал прогревать, — это было чуть ли не последнее его распоряжение перед катастрофой. Еще больше он предвкушал момент, когда корвет разнесет «Телварну» в дымящийся лом, оставив темпатку со всей ее шайкой без корабля.

Медленные перистальтические волны, бегущие по коридорам, усиливались; порой Аватару и тарканцам приходилось пригибаться, чтобы не зацепить головой потолок. Пожиратель Солнц как будто стремился извергнуть посторонние тела, превратившие его нутро в ад, полный огня, дыма и смерти.

Но по мере приближения к причальному отсеку стазисных заслонок становилось больше. Движения станции сократились до легкой дрожи под ногами, и Барродах воспрял духом.

Тарканцы остановились, и одни из них обратился к Аватару:

— Господин, альташ Чар-Мелликат хочет доложить вам обстановку.

— Говори, — сказал Эсабиан, и из динамика на бронированной груди солдата послышался голос командира тарканцев:

— Мой господин, наследник приказал уничтожить станционный компьютер, заявив, что панархисты внедрились туда и получили возможность читать переговоры нашего флота. И что они используют его здесь против нас.

Эсабиан стиснул в руках дираж'у.

— Твое мнение?

— Десантники действительно хорошо информированы. Это вполне может быть правдой.

— Сделай это и отвлеки противника, чтобы расчистить мне путь.

— Будет исполнено.

Эсабиан без лишних слов сделал тарканцам знак двигаться вперед. Барродах стиснул зубы, перебарывая новую волну ужаса. Без компьютера стазисные заслонки утратят свою эффективность, сохранив только местные функции. Их раздавит, засосет в стену или... В уме у Барродаха возникали все новые образы. Он потерял счет времени, да и коридоры все выглядели одинаково.

Тарканцы снова остановились, и он чуть не налетел на Аватара. До него донесся приятный звук прогреваемых корабельных двигателей. Один из гвардейцев поклонился Аватару:

— Господин, причальный отсек совсем близко. Чар-Мелликат отвлечет врага, и тогда...

Но тут из дыма впереди выскочило нечто, похожее на миниатюрного келли — на трех тонких ножках, с блестящими линзами на тонком шейном отростке. К нему прибавились другие — целая орда.

Тарканцы, выругавшись, стали палить в них из бластеров. Несколько машинок загорелось и рухнуло, как постройки из спичек, но гораздо больше пробежало мимо — тарканцы опасались стрелять в них из страха задеть Аватара.

Машинкам был нужен не он. Они набросились на огров, несмотря на огонь, который роботы открыли из своих головных бластеров. Механические паучки ловко заклеивали огневые щели огров блестящими нитями, которые выделяли из подбрюший. Роботы рухнули и забились в судорогах, разбрызгивая плазму во все стороны. Тарканцы заслонили собой Аватара, игнорируя Барродаха, который отчаянно жался к Эсабиану.

Затем, к ужасу бори, выяснилось, что трехногие машинки управляются с людьми в скафандрах не хуже, чем с ограми. Через несколько секунд обоих тарканцев расчленили на части — теперь из стыков брони вместо пламени проступила кровь, Барродах старался не слушать звуков, с которыми они умирали. Из их раций, отрезанных от источника энергии, донесся напоследок какой-то вопрос, ответить на который не было возможности.

Покончив с тарканцами, паучки наставили свои маленькие линзы на двух оставшихся. Барродах почувствовал непреодолимую нужду помочиться и преодолел ее мучительным усилием, а машинки повернулись и исчезли, оставив их с Эсабианом посреди кровавой лужи. Кровь шипела и смердела, соприкасаясь с ограми, которые извивались, как раздавленные червяки: их программные блоки отказали, аккумуляторы замкнуло, и броня раскалилась докрасна.

Аватар, постояв немного, решительно зашагал к причальному отсеку, где слышались усиленные динамиками крики

Из стазисных заслонок, расставленных вдоль коридора, внезапно стрельнула световая сеть. Потолок прогнулся, а в стене возникла и тут же исчезла дыра. Аватар шагнул назад, и Барродах впервые услышал от него нечленораздельный звук.

Это было вызвано не исчезновением двери, а фигурой, которая внезапно выросла из пола, как квантопластовый сталагмит, в усилившемся голубом сиянии стазисных заслонок. Клубясь, она приняла очертания человека, опутанного паутиной молний. Призрак Джаспара Аркада воплотился на Пожирателе Солнц.

— Правитель вселенной — правитель ничей. — Придыхающие интонации призрака подействовали Барродаху на нервы, и бори затрясло.

* * *
— Власть над мирами держит крепче цепей, — договорил его враг и засмеялся.

Гнев и ненависть жгли Эсабиана тем сильнее, что были бессильны. У него даже бластера не было. Откуда взялась эта мерзость? Тут он вспомнил о канале связи с Артелионом и дворцовым компьютером. На дальнейшие раздумья призрак ему времени не оставил.

— Твой наследник, решив отдохнуть от трудов, дал мне время разделаться с тобой, Джеррод Эсабиан. Помнишь, что предсказал тебе мой праправнук во дворце, который я когда-то построил на далеком Артелионе?

Эсабиан стиснул в руках дираж'у, черпая силу в нескольких десятилетиях проклятии, сплетенных с тех пор, как его отец Уртиген передал шнурок ему во время эггларх демахи-диражуль. Не станет он отвечать компьютерной конструкции.

— Тебя снедает нетерпение. — Голос призрака теперь звучал со всех сторон. — Умерь его. — Эсабиан слышал, как стучат зубы Барродаха. — Помнишь? «Все время будет твоим, но и его тебе не хватит...»

Ярость наконец побудила Эсабиана заговорить:

— Я помню только то, что он мертв, а я занимаю его трон.

— Ты занимаешь сразу два трона, как и предсказал мой праправнук. Но этот ты покидаешь, а скоро отдашь и другой. — Призрак указал на окружающие их стены. Его руки излучали свет. — Я не дам тебе уйти, Эсабиан Должарский. Твой палиах окончен, и ты проиграл. — Он указал в сторону, откуда они пришли. — Я мог бы похоронить тебя прямо здесь, но не стану. Твоя судьба ждет тебя. Ступай.

До боли стиснув челюсти, Эсабиан смотрел на призрак. Это искусственная конструкция, каким-то образом проникшая в станционный компьютер, и больше ничего. Однако он контролирует стазисные заслонки.

Его не обойдешь... пока компьютер не будет уничтожен.

Эсабиан зашагал прочь. Поворачивая за угол, он увидел, что призрак все еще стоит там, одетый молниями, и смотрит на него.

* * *
Эсабиан удалялся от причального отсека по спирали — Барродах догадывался, что он не хочет уходить далеко от ждущего его корабля в ожидании момента, когда компьютер будет уничтожен и власть призрака падет. Но без тарканцев они быстро теряли ориентацию. Хуже того, проход за проходом закрывался перед ними, мерцая сетками голубого огня: призрак отрезал им дорогу к бегству. Им никто не встречался, а некоторое время спустя даже трупы перестали попадаться.

Эсабиан что-то бормотал, и обрывки фраз, долетающие до ушей Барродаха, заставляли его ноги подгибаться от ужаса. Никогда еще он не слышал такой ярости в голосе Аватара, а то, что проделывал Эсабиан с дираж'у, было еще страшнее: двадцать лет обманутой страсти и желания сплелись в невероятной сложности узел.

Наконец, по прошествии времени, которое показалось измученному бори дольше вечности, они оказались у входа в урианский корабельный ангар. Там было пусто. Несколько кораблей, частично разобранных, торчали из стен, но тот, что был отмечен Аватаром, стоял нетронутый.

Эсабиан, постояв какой-то миг неподвижно, обернулся к бори.

— Свяжись с альташем Джессерианом, — сказал он, кивнув на блокнот Барродаха. — Артелион должен быть уничтожен, дворец предан огню, а все живое — мечу. Пусть там не останется ничего: ни стены, ни живого существа, ни травинки.

Барродах уставился на него во все глаза. Аватар ведь знает, что блокнот разбит — в противном случае он велел бы своему секретарю связаться с Чар-Мелликатом. Он увидел свое отражение в черных, как смерть, глазах Аватара и содрогнулся от тошнотворного ужаса, поняв, что за этими глазами больше нет рассудка: только ярость и ненависть.

— Господин, — выдавил он из себя, боясь, что сейчас сильные руки Эсабиана растерзают его, как тех, кто пал жертвой огров, — я не могу. — Он поднял блокнот вверх дрожащей рукой. — Мой коммуникатор сломан.

Эсабиан поглядел на него без всякого выражения, словно речь шла о погоде, и пошел к урианскому кораблю.

Барродах не сразу нашел в себе силы двинуться с места. Ужас чуть не лишил разума и его: он не мог поверить, что Аватар в самом деле взойдет на инопланетный корабль.

Бори бросил тоскливый взгляд назад — но если он останется здесь один, то лишь примет долгую, позорную смерть от рук своих же подчиненных. С мучительной ясностью он понял, что ему больше нигде нет места; он — ничто, он создан из амбиций своего господина, ныне рухнувших вместе с разумом Аватара.

Со сдавленным рыданием он бросил бесполезный блокнот и поспешил за хозяином.

* * *
Эсабиан повернулся спиной к Барродаху. Слова секретаря не дошли до него, как не доходила никакая реальность за пределами его собственной воли. Но при виде урианских кораблей в его памяти всплыли слова: «Куда бы он отправился, если бы стартовал? К другому Пожирателю Солнц, возможно?»

Эсабиан прошел через ангар к кораблю, отмеченному его печатью. В нем раскрылась дверь — словно рот, движущийся обратно гипнотическому вращению корпуса. Лисантер сказал — это иллюзия. — А другой Пожиратель Солнц? Тоже иллюзия?

Нет. Не может быть. Двадцать лет его жизни противоречили этому. Да, здесь его ждет судьба — судьба, которая приведет к окончательному крушению Тысячи Солнц. Он не оставит невзорванным ни одного солнца, и гибель триллионов станет его приношением Долу.

Эсабиан шагнул вперед. Секретарь позади жалобно квакнул. Корабль принял его. Барродах тоже взобрался на борт, но Эсабиану не было до него дела. В его мозгу не осталось места ни для кого, кроме самого себя.

Дверь корабля закрылась, а его стенки вдруг стали совершенно прозрачными — только пол остался видимым.

Эсабиан снова принялся плести проклятия, узел за узлом, опутывая крепкой сетью всех своих врагов.

Корабль пришел в движение.

34

Лисантер в который раз благословил Татриман за проделанную ею работу, руководствуясь своим блокнотом, пока еще связанным с компьютером станции. Благодаря ее программам он успешно избегал боев в коридорах даже при постоянном снижении компьютерной мощности.

Но внезапно путеводитель дал сбой, и Лисантер застучал по клавишам, перекачивая в блокнот остатки уходящей энергии. Приборы в Палате Хроноса теперь бесполезны — возможно, хотя бы в компьютерном зале он получит какой-то ключ к происходящему.

Он свернул в боковой коридор, и кто-то дернул его за рукав.

— Гностор, — сказала Дазариоль. За ней маячили бледные лица других техников, следовавших за ним от самого Тронного Зала. — Причальный отсек в той стороне.

— Я знаю, Дазариоль, но туда мы живыми не доберемся. Против бластеров тарканцев и десантников пропуска не помогут.

Больше протестов не последовало, и он привел их к компьютерному залу. Вся профессиональная черствость ученого, выработанная годами самоотречения, покинула его при виде бойни в коридоре. У него затряслись руки. А ведь это я сделал такое возможным — я дал должарианцам власть над этими чудовищными роботами. Неужели такова цена, которой расплачиваются за знание? — вопрошали, казалось, незрячие глаза мертвых.

Ступая по крови и скользким кускам тел, он заставил себя войти в пустой зал. Кого-то из бори стошнило, но он испытал слабое облегчение, увидев, что компьютерные блоки целы.

Подключив блокнот к своему пульту, он начал загрузку. Радуясь возможности заняться чистой наукой, он решал, какую информацию следует сохранить в первую очередь, и набивал карманы инфочипами. Его внимание привлекли показатели звездного монитора, и его кольнул страх при виде радиационных данных красного гиганта, спутника черной дыры. Пожиратель Солнц готовился оправдать свое название. Сколько времени у них еще в запасе?

И есть ли способ спастись? Лисантер занялся сканированием станции, пытаясь разобраться в происходящем. Те имиджеры, которые еще работали, показывали, что десантники теснят тарканцев, хотя те еще удерживают причальный отсек.

Сигнал пульта привлек его внимание к аномалии: в системе наблюдалось постороннее присутствие в количестве двух отдельных явлений. Одно из них захватило контроль над стазисными заслонками, другое пожирало компьютерные мощности, отданные под криптографию. Оба носили панархистские метки, и тот факт, что они больше не считали нужным скрываться, сказал Лисантеру больше, чем показали имиджеры.

Теперь он понял, почему десант так хорошо ориентируется: вирусы рассекретили гиперсвязь. Но это подсказало ему, куда следует отправиться.

Его взгляд остановило изображение из урианского ангара: Эсабиан стоял перед кораблем, носящим его печать. Миг спустя Аватар взошел на корабль, а его секретарь, с отчаянием оглянувшись назад, последовал за ним.

На глазах у потрясенного Лисантера корпус корабля вдруг сделался прозрачным. Он повис над центральным возвышением и медленно погрузился в открывшееся там отверстие.

Что-то ему предстоит увидеть? Лисантер, немного завидуя Аватару, вздохнул: Эсабиан не тот человек, который способен воспринять и осмыслить увиденное.

Ученый с нетерпением ждал, когда его блокнот подаст сигнал. Наконец тот оповестил, что его память заполнена до отказа. Придется ограничиться этим. Лисантер горько сожалел об информации, от которой вынужден был отказаться. Однако успех панархистской атаки показывал, что кто-то из них владеет хотя бы основами теории квантовых материалов — она и дала ему ключи к Пожирателю Солнц. Лисантер не сомневался, что данные, заложенные в его блокноте, будут оценены высоко.

Но купит ли он себе прощение в обмен на них?

Он отогнал от себя эту мысль. Если он выживет, то еще успеет это обдумать. Сейчас главное — спасти себя и сопровождающих его людей.

— Мы идем в гиперволновую рубку, — сказал он молча ожидающим его техникам. — Панархисты, несомненно, наметили ее в качестве главной цели. Единственная наша надежда на спасение — это они.

На выходе Лисантер услышал скрип тарканских скафандров и побежал. Бори устремились за ним.

* * *
— Адмирал, все переговоры «Кулака Должара» с рифтерскими кораблями внезапно снизились до алгоритмов четвертого класса, — устало, но торжествующе объявила Выхирски. — Они знают, но для Пожирателя Солнц все еще используют одноразовые шифры.

— Добро, — сказала Нг. — Связь, начинайте глушить. — Она даже не старалась стереть с лица улыбку. Специалисты пропаганды состряпали из наиболее сочных кусков рифтерского вещания смесь, которая наверняка взбесит пуритан-должарианцев. К этому добавится постоянная информация об амнистии и прочая пропаганда, призванная отколоть рифтерских союзников от Должара. Это может спасти многие и многие жизни.

— Обнаружение, насколько долгим должно быть сообщение десанта, чтобы вы смогли его уловить — если им удастся подключиться к станционной гиперсвязи?

— Если они продержатся три секунды, мы их засечем. Всего-навсего...

Что ж, это не первый раз, когда такая малость отделяет жизнь от смерти. И не последний.

* * *
С тех пор как Ювяшжт получил приказ Аватара и отдал службе связи распоряжение соответственно изменить шифры, он все время ждал неизбежного — и все время, между реалиями боя, думал о том, что происходит на Пожирателе Солнц.

Но несмотря на все свои попытки психологически подготовиться к этому, он испытал всю бессильную ярость унижения, когда на главном экране начали мелькать сексуальные сцены и гнусные оргии, предназначенные для разложения рифтеров. Еще больше бесило его сознание, что рифтеры видят все это еще четче, чем он, — ведь у них компьютеры не столь мощные, как на «Кулаке». Он жег взглядом связистку, а та смотрела на него с ужасом.

— Кювернат, враг глушит наши переговоры. — В этот момент на экране, всем напоказ, возникло ненавистное шоколадное шоу. Кое-кто из команды мостика глядел на него разинув рот, другие поспешно отворачивались. Капитан скрипнул зубами, а связистка добавила: — Как мы и опасались, наши дискриминаторы без компьютерной поддержки станции не справляются с такой нагрузкой.

Ювяшжт проглотил язвительный ответ — этим он только признал бы победу панархистов. Оглядев мостик, он с удовлетворением отметил, что все и каждый с головой ушли в работу. Нет худа без добра — теперь они перестанут отвлекаться: никто не посмеет пялиться на экран без дела.

— Хорошо, — сказал он. — Сократи вахты связистов до часа и посади за дискриминаторные пульты столько офицеров, сколько потребуется.

Ювяшжт вернулся к боевым действиям: нужно было поддерживать рифтеров, обороняющих астероиды, которые панархисты избрали целью своей атаки. Если бы у него был еще один крейсер! Если бы желания могли превращаться в оружие, мы все были бы господами.

Несколько минут спустя вспышка света на тактическом экране оповестила об уничтожении панархистского крейсера. За ней последовала другая — это взорвался астероид, удерживаемый крейсером.

Ободренный победой, Ювяшжт отдал приказ перейти к следующему объекту. С поддержкой Пожирателя Солнц он обойдется и одним крейсером.

* * *
Хрим не переставал смеяться, пробираясь с Марим по коридорам. Стоило вспомнить рожу Риоло перед тем, как огры оторвали ему голову. Будь у Хрима больше времени, он заставил бы его молить о пощаде. Интересно было бы также выяснить, зачем Барка в действительности послала его сюда — и зачем его внедрили на «Цветок».

Вспоминая, какой шок он испытал, обнаружив, что троглик говорит по-должарски, Хрим кипел от ярости. Повиновение — вот чего он добивался от своей команды. Повиновение без всяких там секретов за пазухой. Ему все равно, как и с кем они кувыркаются в своих каютах и как тратят свою долю добычи. Но планы не должен строить никто, кроме самого Хрима, — если хочет жить.

И никто ему в этом не перечил.

Он переступил через пару коченеющих трупов на перекрестке и прибавил шагу. Пришла пора избавиться от этой черной с ее ручными убийцами. Он наслаждался тяжелым ноющим скрипом огров — это был гимн его власти. Будет ли она молить о пощаде? Нет, только не она. И дурак он будет, если даст ей время влезть ему в мозги.

Завернув за угол, они внезапно столкнулись с парой огров.

— Смирно! — крикнул он и с облегчением увидел, как закрылись огневые амбразуры в их головах. Но куда их девать? Трех огров для обеспечения безопасности вполне достаточно.

— Сейчас поглядим, оставил ли в них трог мой маленький сюрприз, — проворчал он. — Огры, подтвердите программирование на Вийю.

Сенсоры всех пяти роботов мигнули зеленым огнем.

— Программирование на Жаима. — Снова зеленый свет. То же самое повторилось с Монтрозом, Ивардом, Локри — Риоло ввел в программу их опознавательные коды, когда Таллис сообщил о присутствии врага здесь, на Пожирателе Солнц. Закончив процедуру, Хрим засмеялся и послал двух роботов вдогонку за экипажем «Телварны». Они затопали прочь.

По мере приближения к месту, где он рассчитывал найти Вийю или напасть на ее след, они встречали других огров, и Хрим программировал их таким же образом. Марим все это время молчала.

В него закралось сомнение, и он оглянулся на блондиночку, трясущую рысцой между двумя ограми. Посмотрев на очередной труп — этого застрелили из бластера, — она скорчила гримасу. Ишь строит из себя, а сама небось смеялась, когда он вывел кровью Риоло предупреждение ее капитану. И промолчала, когда он натравил огров на ее бывших товарищей. Может, двойную игру задумала?

— Эй, что у тебя на уме?

Первые реакции обычно не врут. Она вскинула на него свои голубые глазищи и смутилась, а потом насторожилась. Он погладил пальцем спуск своего бластера. Если бы настороженность проявилась первой, пришел бы черед Марим молить о пощаде — может, не теперь даже, а при своей хладнокровной капитанше.

— Ты о чем это? Ну, не люблю я смотреть на мертвяков — что из этого?

— А хочешь поглядеть, как я замочу твоего капитана?

— Нет, — откровенно ответила Марим. — На других мне наплевать, особенно на выжигателей мозгов. Вот будет номер, если они попробуют это на твоих ограх! Я надеюсь, что Вийя удерет, но это ваши с ней дела. Эй! — Она остановилась. — А это что такое?

Хрим оглянулся. Из-за угла вывернулась странная машинка, похожая на паука, следом еще две. Не успел он и глазом моргнуть, как они подскочили к переднему огру и закидали его блестящей паутиной, которая резала его броню и быстро вывела робота из строя. Его бластер разрядился, опалив Хриму штанину, и рифтер с руганью отскочил назад. Сбив пламя, он стал стрелять сам. Марим тоже загорелась, а два других паука разлетелись на куски.

— Что это за штуки? — Он оглядел коридор, ища, не появятся ли новые.

— Не знаю, но спорить могу, что десантные. Святой Хикура! Дымом пахнет. Где-то близко идет бой.

Хрим выругался, перебарывая шок. А он-то думал, что огры непобедимы. Если эти штуковины попадутся Вийе...

Он все равно убьет ее — его ничто не остановит. Но это можно сделать и с должарского корвета. Главное — попасть в причальный отсек первым, пока она еще не села на свой корабль. И если по дороге им встретятся еще огры, он всех оставит себе.

* * *

Жаим увидел, как другие выскочили из рекреации, и понял, что она не пуста, в отличие от кают-компании для бори. Локри и Лар поспешно заслонили комнату от Дема и Иварда.

Монтроз зарычал и разразился проклятиями, заглушая молитву, которую шептала Седри. Жаим чувствовал, что должен войти туда и посмотреть, не осталось ли кого в живых. Сделав это, он испытал шок. Ему не верилось, что кто-то может быть способен на такое зверство. Он не чувствовал такого с тех пор, как...

— Пошли отсюда. Здесь мы ничем не можем помочь.

— Куда теперь? — спросил Монтроз. — Где еще может прятаться много народу?

— Только не в компьютерном зале, — пробормотала Тат. — Там рядом такая бойня, что никто туда не сунется.

— Рубка связи, — предположила Седри.

— А что? — щелкнул пальцами Монтоз. — Заодно и урон нанесем. Если ты об этом уже не позаботилась, дорогая.

Седри изобразила улыбку, но под глазами у нее залегли синяки, и не успели они отойти далеко, как она споткнулась и стала падать. Монтроз подхватил ее очень бережно, хотя на руках у него вздулись жилы. Седри прислонилась к нему, облегченно закрыв глаза.

В молчании они прошли несколько коридоров, то и дело натыкаясь на трупы застреленных людей, в основном бори. На перекрестке лежало несколько мертвых катеннахов. Запах горелого мяса бил в ноздри. Жаим затаил дыхание и нагнулся, чтобы взять бластер у трупа. Короткое восклицание Локри заставило его вскинуть оружие, и он увидел... нет, не врага, а нечто более страшное, как раз за изгибом круглой стены. Там лежали растерзанные останки неизвестного Жаиму человека, а на стене бурыми каракулями было намалевано послание, обеспечившее Жаиму новый шок. Память снова неумолимо вернула его к тому, что он нашел на «Солнечном огне».

ВИЙЯ! СНАЧАЛА МАРКХЕМ, ПОТОМ ТЫ.

Много недель ему снилось изувеченное тело Рет Сильвернайф. Потом кошмары прекратились, а страдание сменилось сознанием полной бесцельности жизни. Теперь горе вернулось к нему удесятеренным, но с ним пришла цель.

— Хрим, — сказал он. Локри резко повернул голову.

— Он способен устроить нам засаду.

— Все по порядку. — Монтроз повернулся спиной к кровавой надписи, отыскивая бластер для себя. — Сначала гиперрубка, а там посмотрим.

Не одна Седри ослабела после продолжительных виртуальных сеансов под мозгососом. Тат Омбрик, которая ни разу не пожаловалась, вдруг споткнулась и сползла на пол. Жаим и Лар бросились к ней, но Локри первый, заткнув бластер за пояс, подхватил ее на руки. Так он и нес ее, качая головой, когда Жаим предлагал его сменить.

— Она весит не больше ребенка.

Лар вел их к гиперрубке. Дважды они слышали ноющий скрип огров и сбивались в плотную кучку с Демом и Тат впереди. Пропуска, очевидно, еще действовали — роботы с вечно настороженными двойными лицами останавливались только на миг и шли дальше.

Им никто не встречался, но иногда до них доносилось эхо перестрелки, и запах дыма становился все сильнее.

При входе в гиперрубку Жаим изумленно остановился. Полом этому огромному помещению служило звездное небо, и квантопласт плавными органическими линиями спускался с потолка к сталагмитическим наростам, увенчанным мерцающим голографическим светом. В центре из бугра на потолке нисходил сверкающий муаровый луч, исчезая среди звезд внизу. Жаим проследил, как он уменьшается до величины блестящей монетки, и в памяти снова зазвучал голос Маркхема: «Блестящие монеты, которыми за нашу платят жизнь...»

Потом Жаим заметил, что в этом зале есть люди, и стал различать повернутые к нему, застывшие в ожидании лица.

Хрупкий человек в помятом лабораторном халате с набитыми чипами карманами воскликнул;

— Татриман! — Свой блокнот он держал словно щит. Монтроз отозвался первым.

— Мы пришли спасти вас. Все, кто хочет выбраться из этой забытой Телосом дыры, пойдемте с нами. Если получится, мы доставим вас на Рифтхавен — или на Артелион.

— В любое место, кроме Должара, — добавил Локри. Техники бори переглядывались и перешептывались. Лар прочистил горло и сказал:

— Огры убивают наших по всей станции. Аватару до нас дела нет — вы это знаете, и я знаю. Пойдемте. Мы, Тат и я, действуем заодно с этими рифтерами. Этот человек, — пояснил он Жаиму, — Лисантер Дювиэль, ученый, специалист по Урам.

На шее Дювиэля дергалась жилка.

— Пожиратель Солнц вышел из-под контроля. — Лисантер перевел взгляд на Локри и крикнул: — Не приближайтесь к этому лучу.

— А что это?

— Не знаю. Возможно, некое средство связи. — Жаим заметил резкое движение повернувшего голову Иварда. — Что бы это ни было, — продолжал Лисантер, — оно парализует нервную систему и доводит человека до полной кататонии. — Он указал на чью-то фигуру, свернувшуюся в комок, словно плод в утробе.

— Пошли-ка лучше отсюда, — сказал Монтроз. — Чем дольше мы ждем, тем больше шансов, что Эсабиан вспомнит о вас и пошлет кого-нибудь вас прикончить.

Это замечание разбило сковавшее бори оцепенение. Они делились на пары, где здоровые поддерживали раненых. Двое осторожно уложили кататоника на импровизированные носилки.

Ивард обводил зал взглядом, в котором читалось благоговение. Что он видел, что чувствовал? Жаим не успел спросить его об этом, потому что Лисантер вздохнул, взял блокнот поудобнее и сказал:

— Пожалуй, вы правы.

— Можете вы сориентировать нас в ситуации? — спросил Монтроз.

— Более или менее. — Они вышли в коридор. — Эсабиан покинул станцию на одном из урианских кораблей. — Лисантер состроил гримасу, в которой странным образом смешивались уважение, грусть и изумление. — Где наследник — не знаю. Тарканцы еще удерживают причальный отсек, но десантники сильно теснят их.

— «Телварна» цела? — спросил Жаим.

— Да, к счастью. Мои мониторы зарегистрировали изменения в спектре звезды спутника — они свидетельствуют о повышенном элементарном воспламенении, о повышении плотности. Ядро сжимается.

— Что это значит? — нетерпеливо спросил Монтроз.

— Это значит, что Пожиратель Солнц готовится исполнить свое назначение: создать новую черную дыру. Когда это случится, мы окажемся в какой-нибудь четверти светового часа от сверхновой.

Эта новость на всех оказала должное действие.

— И сколько у нас в запасе? — спросил Жаим.

— Предсказать невозможно.

В этот момент они повернули за один из бесконечных закругленных углов и столкнулись с группой бори-катеннахов — вооруженных.

— Стой. — Их предводительница взмахнула бластером. — Сейчас бори вернутся к своим обязанностям, а вы, — это относилось к рифтерам, — пойдете с нами.

— Это куда же? — протянул Локри.

— Не ваше дело, — отрезал второй катеннах, — Не испытывайте наше терпение. Если вы умрете прямо здесь, это никого не взволнует.

— А мы? — тихо, почти неслышно осведомился Лар. Катеннах не обратил на него внимания, и Лар, сделав над собой усилие, спросил погромче: — Что будет с нами, Дельмантиас?

— В случае неповиновения вы тоже умрете.

— А в случае повиновения? Лисантер говорит, что Пожиратель Солнц вышел из-под контроля и Аватар эвакуировался. Существует ли какой-то приказ относительно нашего спасения? Или вашего? Вы тоже собираетесь эвакуироваться или как?

Катеннахи застыли на месте, а оба лидера быстро переглянулись и одновременно вскинули бластеры.

Жаим застрелил обоих, прежде чем они успели нажать на спуск. Другие каттенахи тоже попытались поднять оружие, но тут на них совершенно неожиданно бросился Лар, да не он один. Сначала двое, потом пятеро, потом все бори с воплями ярости — долго подавлявшийся, порожденной страхом ярости — ринулись вперед, побросав блокноты, чипы и прочую технику.

Ошеломленные катеннахи успели выстрелить пять или шесть раз, убив троих и ранив одного, но простых бори это не остановило. Они перепрыгивали через павших товарищей, и катеннахи скрылись под массой их тел. Жаим сунул свой бластер за пояс.

Крики постепенно смолкли, и бори, многие в крови, отошли, тихо переговариваясь. Катеннахи лежали мертвые.

— Возьмите у них оружие, — сказал Монтроз. — Все, кто умеет стрелять. Тогда у нас появится шанс прорваться. — Полдюжины бори сняли с убитых оружие, рации и пропуска, и Монтроз спросил, оглядев свою маленькую армию: — Кто знает, где еще могут быть люди, нуждающиеся в спасении?

Жаим, почувствовав неладное, тоже оглядел толпу и понял, что недостает Иварда и Люса.

Он повернул назад и наткнулся на Локри.

— Они там, — сказал по-прежнему несущий на руках Тат связист и мотнул подбородком через плечо. — В гиперрубке.

— Что?

— Ты разве не заметил, как он смотрел на этот проклятый луч? — Длинные серебристые глаза Локри утратили свое циничное выражение. Он коротко вздохнул, и его лицо показалось Жаиму почти незнакомым. — Вийя называет музыку стеклянным ножом, который режет душу, а я бы то же самое сказал о сожалении.

— Сожаление? Чье, Иварда?

— Нет, — усмехнулся Локри. — Мое.

— Не понимаю. Надо вернуть Иварда с котом, пока другие не ушли далеко и мы их не потеряли.

— Он не пойдет, а без него не пойдет и Люс. Я видел, как он спрятался в последний момент — не отрывая глаз от луча. Он покинул нас — я думаю, мы потеряли его еще тогда, под Дворцом, когда погибла его сестра, и поздравляю себя с тем, что успел вовремя исключить сожаление из арсенала моих эмоций.

Жаим не знал, что сказать, и поэтому промолчал. Так, молча, они и догнали остальных.

35

Марго Нг показалось, что коммуникатор зазвонил через несколько секунд после того, как она опустила голову на подушку.

— Да?

— Говорит Физо из службы астрономии.

Напряженность в голосе офицера прогнала остатки сна. Хроно показывал, что она проспала пять часов — больше, чем имела право надеяться в данных обстоятельствах. Она встала и начала одеваться, не включая видеосвязь.

— Докладывайте.

— Минуту назад мы зафиксировали массированный выброс нейтрино — за пределами шкалы. Началось разрушение ядра. Сверхновая, как мы и боялись.

Это подтверждение первоначального осторожного рапорта было как удар в сердце.

— Сколько у нас времени?

— Невозможно предсказать. Эта звезда даже приблизительно не укладывается в диаграмму Максвелла-Больцмана. — Физо досадливо фыркнул. — Впервые человек оказывается поблизости от звезды на грани взрыва, да и тот искусственный — взрыв то есть. Мы так ничего и не знаем.

— Скажите хотя бы приблизительно, — скрывая нетерпение, попросила Нг.

— Обычно требуется несколько часов, чтобы взрывная волна достигла поверхности и звезда распалась; полагаю, и в этом случае большой разницы не будет. Но при наличии сил, которые контролировали звезду до сих пор, о времени взрыва можно только догадываться. Мы сможем сказать точнее, когда произойдет детонация.

— А что будет с Пожирателем Солнц?

Невидимый офицер, по всей вероятности, пожал плечами.

— Кто его знает? Гностор Омилов полагает, что он уцелеет — это как-никак его функции. Но количество материи, упавшей в черную дыру, выведет его мощность за пределы всех наших расчетов...

Он не договорил, но Нг и не нуждалась в этом. Щиты крейсеров и так уже едва выдерживают рифтерские гиперснаряды.

А от десантников и Панарха по-прежнему никаких известий.

Сидя одна в полумраке своей каюты, она особенно сильно чувствовала давящий на нее груз ответственности. Опять. Опять.

Поблагодарив Физо, она отпустила его и отправилась на мостик. В этот момент ей не хотелось быть одной.

Но даже когда она оповестила свою команду и почувствовала их молчаливую поддержку — они понимали, что означает эта новость, — легче ей не стало. Она смотрела на главный экран, где все ярче разгорался сращенный диск: красный гигант разбухал под бичом энергии с Пожирателя Солнц.

Опять.

Перте Крайно шевельнул бровью, и она поняла, что сказала это вслух — и что он ее понимает. Но и это не помогло ей. Она оставалась одна.

Она набрала в грудь воздуха.

— Связь, передайте Флоту приказ флагмана. Запуск астероидов.

* * *
Ивард дождался, когда шаги других утихнут, и вышел из мрака. Не питая больше надежды, он еще раз попытался связаться с келли. Голубой огонь Архона в его мозгу перестал мигать и превратился в маленькую точку.

Перед ним возник невообразимо зеленый келлийский лес, а на его фоне — стройный, из камня и стали, храм братства, увитый лозами и цветами, почти светящимися в пронизанной солнцем тени. Чуждые эмоции пронизывали Иварда, порой совсем недоступные, несмотря на его близость с келли. Наиболее близкими аналогами были сожаление, горе, глубокая, немыслимая для человека ностальгия.

Зубчатые полосы тьмы разбили образ, терзая сердце Иварда. Что-то ушло из него и пропало, оставив за веками только мрак.

Он открыл глаза, мокрые от слез. Голубой огонь пульсировал в нем болью тройной потери, изумрудная лента вокругзапястья стала холодной как лед. Портус-Дартинус-Атос мертвы, и он остался один.

Вокруг него пели и переливались буйные краски: это оживал Пожиратель Солнц. Под ногами среди звезд расцвела еще одна световая сфера, и Иварду вспомнились слова, которые, сам того не сознавая, бормотал Жаим: «Блестящие монеты, которыми за нашу платят жизнь».

Он знал, что это значит. Почти все, кого он любил, уже поплатились своей жизнью. Неужели Брендон тоже умрет, и Вийя, и Жаим с Монтрозом? Ивард раскрыл ладанку, висящую у него на шее. Цветные огни омыли скомканную шелковую ленточку и древнюю монету, артефакт мифической расы воинов времен ранней истории человечества. Келли говорили, что он больше, чем человек. Сможет ли он остановить эту страшную трату жизней?

Пора попробовать — или уплатить собственную цену, решил Ивард, и в нем ярко вспыхнул голубой огонь.

Потрогав плоскую голову Люцифера, он прошел в центр зала и стал перед лучом, следя, как тот исчезает между звезд. Так, значит, средство связи?

Он открылся чуждой песне Пожирателя Солнц, принял ее в свое синестизическое целое. Он еще не понимал ее, но уже чувствовал ее ритм.

Зажав в руке свои талисманы, Ивард вошел в луч.

* * *
Мандрос Нукиэль, привязанный к небесному камню, превышавшему весом его корабль, боролся за свою жизнь и жизни всех на корабле — ведь за каждой из них стояли миллиарды других, попавших в заложники чуждой человеку конструкции, которую им предстояло уничтожить.

Он сражался с рифтерским эсминцем, проклиная сверхъестественное мастерство его капитана и беспомощно наблюдая за телеметрией опекаемого крейсером астероида: она показывала медленный упадок мощности двигателей, которые после приказа должны были направить астероид к Пожирателю Солнц.

Корабли помельче, поддерживающие эсминец, он в основном игнорировал, но два из них уже угодили под огонь раптора. Они не могли ему повредить — пусть с ними разделываются его собственные фрегаты и корветы. Только эсминец представлял угрозу для крейсера и для астероида, который тот охранял.

— Навигация, новые координаты: 32,5 с отметки 44, скачок на десять светосекнуд и произвольные тактические скачки после разряда. Орудийная, кормовые рапторные башни альфа и гамма, полная мощность с широким рассеянием после выхода...

Продолжая отдавать команды под урчание скачковых, он взял на заметку, что скачки, необходимые для спасения астероида от рифтерских гиперснарядов, развивают слишком большую реальную скорость в неправильном направлении. Придется крутить обратно, да поскорее.

С пульта связи раздался сигнал.

— Входящий импульс орбитального монитора. Флагман передает Флоту приказ: запустить астероиды! — Голос офицера повышался по мере осознания важности принятого сообщения. На мостике грянуло «ура», которое прервал резкий толчок, и на пультах зажглись индикаторы повреждений.

— Скользящее попадание гиперснаряда при максимальной дальности; носовая рапторная башня альфа дестабилизирована.

— Теперь-то мы сможем всыпать этому эсминцу как следует, — воскликнул Эфрик.

— Контроль астероида, расчет, — запросил Нукиэль. — Не будет ли действительный вектор астероида, когда тот выйдет из скачка, слишком велик?

— Расчет произведен: двенадцать секунд до максимума.

Нукиэль испытал большое облегчение.

— Торможение и фиксация, — скомандовал он.

Вспомогательный пульт, контролирующий астероидный буксир (который назывался «Паке Романа» до того, как его раздолбали в системе Уджима), зачирикал, передавая команду.

— Торможение и фиксация произведены.

— Выходной импульс! — крикнул оператор обнаружения. — Курс 44 отметка 16, дальность семь светосекунд. Собирается обстрелять астероид. Гиперснаряд на выходе.

Нукиэль тихо выругался. Как раз в поле поврежденной рапторной башни — это сильно ограничивает огневую мощь. Одно хорошо: чем эти рифтерские снаряды мощнее, тем дольше они заряжаются. Еще можно успеть.

— Орудийная... — Нукиэль отдал приказ, и корабль слегка содрогнулся — это выстрелили две оставшиеся башни.

На мостике настала напряженная тишина — даже пульты как будто притихли. На главном экране был виден астероид — его бесформенная масса торчала, как здоровенная опухоль, над списанным крейсером.

— ...два, один... — отсчитывал офицер астероидного контроля. На месте, где только что был астероид, вспыхнул свет.

— Попадание гиперснаряда, — доложило обнаружение, и в тот же момент астероидный контроль крикнул: — Астероид запущен!

От места вспышки тянулся жемчужный след.

— Анализ траектории показывает повреждение двигателей — гармоническая нестабильность.

— Навигация, бросьте нас вдоль его траектории на десять светосекунд.

Когда экран прояснился, на нем появился прицел, а в прицеле — увеличенное изображение груды кувыркающихся, медленно разваливающихся камней.

— Двигатели отказали на пятнадцати процентах световой скорости; анализ расцепления показывает, что попадание в цель невозможно.

Нукиэль стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Столько трудов — и все впустую.

— Ладно. Займемся этим поганым рифтером и заставим его поплатиться за это.

* * *
Таллис уже перестал делать вид, будто бой ведет он, — после гибели Андерика на борту «Когтя дьявола» все и так знали о существовании логоса. Он развалился в командном кресле, со странным безразличием наблюдая, как машинный разум командует кораблем и его орудиями.

Прочая команда на мостике тоже бездельничала, за исключением Киры Леннарт и Мавису за инженерным пультом. Мавису разогревал реакторы, поскольку инспекций теперь опасаться не приходилось, но Таллиса больше интересовала работа Киры. Он настроился на созданный ею засекреченный канал, где логос не мог их слышать.

(Как дела?) — мысленно передал он по мини-микрофону, борясь со своей злосчастной неспособностью отделять мысленную речь от громкой. В общении с логосом ему это, правда, не мешало — на первых порах. Из-за одного этого отпавшая необходимость притворяться очень облегчила Таллису жизнь: он больше не боялся ненароком открыть свои планы логосу, когда отдавал приказы.

(Кажется, я готова), — ответила Кира. — (Я нашла все, что нужно, в книжке о барканской культуре. Если я дам эйдолону то, на чем он зациклен, то авось удалю его оттуда раз и навсегда.)

(А что это?)

(Лучше тебе не знать.) — Таллис, несмотря на сложности мысленной беседы, почувствовал ее отвращение.

(Ну а сколько это продлится?)

(Всего несколько минут после твоей команды.)

Таллис прервал связь. Команду он даст только тогда, когда логос разделается с крейсером. Он проверил, как обстоят дела у Мавису: реакторам оставалось двадцать часов до достижения рабочего режима.

Раздался визг рапторного разряда, прошедшего совсем близко, и в тот же миг «Коготь» пустил свой гиперснаряд. На главном экране сверкнул яркий свет.

(ПОПАДАНИЕ ГИПЕРСНАРЯДА В АСТЕРОИД), произнес в ухо Таллису бесстрастный голос логоса. Капитан оставил этот канал закрытым, чтобы не нервировать машинным голосом команду. После краткой паузы логос добавил: (АСТЕРОИД ПРОЙДЕТ МИМО СТАНЦИИ).

— Связь, — сказал Таллис, — сообщи Ювяшжту, что астероид отклонен.

Интересно, какой приказ им дадут теперь? Вернее, не им, а логосу. Теперь уже все астероиды, вероятно, запущены, и Ювяшжт может сосредоточиться на уничтожении панархистского флота. Скорее всего он прикажет Таллису продолжать бой, если тот еще не закончится до возвращения курьера.

Тем лучше, подумал Таллис под урчание скачковых, работающих в высоком тактическом режиме. Другому приказу логос все равно бы не подчинился.

* * *
— Куда теперь, Иегуда?

Брендон закрыл глаза и вслушался. Он не смог бы описать это ощущение: это был не сеанс связи, а сознание присутствия Вийи — так чувствуешь свою любимую, которая спит в соседней комнате. Но это сопровождалось четким чувством направления.

— Кажется, сюда.

Они двинулись по указанному им коридору. Брендон шел в середине. Десантники, хотя и продолжали называть его Иегудой, ни на миг не забывали, кто он на самом деле. И никто не желал стать тем, кому выпадет докладывать о его гибели.

Точно в ответ на эту мысль Брендона потолок открылся впереди и сзади, и два взвода тарканцев спрыгнули вниз, превратив коридор в ад, полный огня и визга ручных снарядов.

Справа виднелся характерный дверной пузырь, хотя рама с открывающим механизмом уже обвалилась. Келлем с руганью пальнул из бластера в верхнюю фистулу, и пузырь раскрылся. Десантники нырнули внутрь — скафандр Налла охромел на одну ногу. Дверь за ним закрылась. Тарканцы снаружи перестраивались для решающей атаки.

— Куда это мы, интересно, попали? — спросил Налл, возясь с поврежденной штаниной.

Брендон обвел взглядом комнату с почти квадратными стенами, на которых висели закопченные гобелены. В дальнем конце стоял алтарь с черепом и помятой чашей под ним.

— Это Тайная Палата, культовый центр семьи Эсабиана. А череп, должно быть, принадлежит его отцу.

— Не потому ли тарканцы тянут так долго? — спросил Гвин.

— Возможно. Тому, кто войдет сюда без разрешения, грозит смертный приговор. Они хотят удостовериться.

Внезапно Брендон услышал сквозь толщу квантопласта знакомые звуки. Не думал он, что когда-нибудь так обрадуется этому пронзительному щебету!

— Это еще что за Шиидра? — осведомился Гвин. — Новый паскудный сюрприз от этой паскудной пищеварительной системы?

Брендон со смехом включил слуховые сенсоры и подошел к указанной ими стене.

— Сюрприз-то сюрприз, да только для тарканцев. Помоги открыть.

Вместе с Гвином они приложили к стене перчатки. Даже сквозь скафандр было заметно, как вздрогнул диарх, когда из стены со своей молниеносной быстротой выскочили эйя.

Десантники отступили на шаг, а пушистые белые существа обратили свои граненые глаза к Брендону и с безупречной синхронностью просигналили тонкими пальчиками: Мы тебя видим.

Брендон попытался изобразить перчатками ответный жест. Зная, что они читают его мысли, он произнес в уме:

Вийя?

Тот, кто дарит камень-огонь, слышит Вийю.

Высокие пронзительные голоса в голове причиняли боль. Брендон закрыл глаза, перебарывая сильное головокружение и пытаясь настроиться на звуки вне своей головы.

Брендон, я сижу под самым тронным залом и не могу выйти.

Это был ее голос. Брендон попытался сформулировать ответ, но у него только разболелась голова, и он понял, что больше ее не слышит.

— Вы знаете, на что они способны, — сказал он десантникам, указав на эйя, — но они должны видеть врага.

— Сейчас мы им это устроим, — угрюмо заверил Гвин, и бойцы построились по его команде.

— Погодите. — Брендон взял с алтаря череп. — Авось это их задержит. Теперь можно!

Гвин разрядил бластер в дверной механизм, и Брендон метнул в открывшуюся дверь череп. Тот покатился по палубе, а десантники, пуская дым и ос, с криком ринулись за ним. Позади с громким щебетом следовали эйя.

Боевой клич тарканцев сменился воплями агонии. Фигура в скафандре вышла из дыма, шатаясь и скрывая свой лицевой щиток. Из шлема хлынула густая красная масса, и тарканец упал. Все было кончено.

— Телос! — ахнул Иреск. — Этим поганцам скафандры не помеха.

Эйя, нимало не смущаясь учиненной ими бойней, устремили глаза на Брендона, все так же пронзительно чирикая и быстро семафоря пальцами.

— Они зовут нас. Пошли, — сказал он и оглянулся на ходу. Невредимый череп торчал в луже крови, глядя на него пустыми глазницами.

За углом того, кто шел впереди, встретила яркая вспышка. Они двинулись вперед медленно, с бластерами наготове. Явная беззаботность указывающих дорогу эйя не слишком успокаивала — кто знает, что они способны вынести?

Иреск заглянул в проем, из которого шёл свет, и попятился.

— Там никого нет — да оно и понятно.

Брендон отодвинул его в сторону. Каждая поверхность этого помещения переливалась муаровой рябью, вызывавшей тошноту. Прямо перед ним, за приборными пультами и прозрачным дипластовым экраном, торчал огромный бугор метров десяти вышиной, и его верхушка горела светом, слишком ярким для глаз.

Брендон проверил сенсоры скафандра. Несмотря на адский вид зала, опасной радиации здесь не было, и даже температура составляла всего двадцать пять градусов. Он вошел, слыша краем уха, как Гвин распределяет бойцов по периметру в оборонительном режиме, осторожно обошел курган и резко остановился перед пропастью, открывшейся позади. Подойдя к ее краю, Брендон заглянул вниз.

Кольца света нисходили в шахту, увлекая взгляд в бесконечность; Брендон ощутил зов бездны и отступил назад.

Движение наверху привлекло его внимание. Что-то спускалось в колодец.

Он отошел еще дальше, и десантники встали у него по бокам. Эйя стояли молча, не проявляя нетерпения и прочих поддающихся определению реакций.

Сверху спускалась сфера из какого-то прозрачного материала, напомнившая Брендону пузырь Тате Каги. На маленькой платформе внутри находились два человека — один, закрыв лицо руками, присел на корточки у ног другого. Пузырь поравнялся с полом, и стоящий поднял глаза. Это был Джеррод Эсабиан Должарский.

— Да это ж главный говнюк! — крикнул кто-то, и рядом с Брендоном прошла струя плазмы. Она разбилась о прозрачную стенку пузыря, не причинив никакого вреда. Вспышка плазмы осветила чеканное лицо Аватара, но он даже не моргнул. Шевелились только его руки, безостановочно играющие черным шелковым шнурком.

Видимо, это какой-то командный модуль? Брендон ощутил острую тревогу, но она сменилась почти непреодолимым желанием перескочить через разделяющее их пространство и вцепиться руками в горло врага.

Но тут до него, яснее и интимнее всяких слов, дошла мысль Вийи:

Станцию никто не контролирует. Она пробудилась и перешла на автономный режим. Эсабиан тоже вышел из-под контроля, включая и свой собственный.

Последний оставшийся в живых сын Геласаара, торжествуя, вышел вперед. Он открыл свой шлем и включил внутреннюю подсветку, чтобы видно было лицо, а после задействовал шлемовый имиджер, собираясь заснять поражение того, кто задумал уничтожить Панархию.

Эсабиан перестал работать руками и широко раскрыл глаза.

Брендон улыбнулся и сделал жест, которым Дулу отпускают своих слуг.

Шнур туго натянулся в руках Аватара. Эсабиан погружался в колодец, а Брендон смеялся, и его веселье усиливалось по мере роста ярости его врага.

Пузырь ушел в колодец. Аватар падал навстречу своей судьбе, которую выбрал сам, доверившись машинам Ура.

Когда Эсабиан скрылся из виду, Брендон услышал в мозгу эхо собственного смеха, и каждый его нерв возвестил о близости Вийи. Она была здесь — в нескольких метрах под ним.

— Палуба! — крикнул он. — Помогите мне!

Перчатки десантников вскрыли пол, и Вийя взглянула на Брендона. Он выпустил из перчатки трос, Вийя прицепила его к поясу и с его помощью поднялась по стене.

Она стала перед ними, высокая, сильная, черноглазая; Брендон чувствовал, как действует ее должарская внешность на десантников, только что насмотревшихся на вождя должарианцев. Они отошли назад, и она стояла перед Брендоном одна, безоружная, в помятом, обожженном бластерным огнем комбинезоне, с холодным и сдержанным, как всегда, лицом — только взгляд ее не был ни холодным, ни сдержанным.

— Как раз вовремя, — сказала она и улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ, страстно желая, чтобы десантники, эйя, Пожиратель Солнц и проклятый сервоскафандр провалились в тартарары.

Она, разумеется, прочла и эту его мысль, и ту, что следовала за ней, но сказала только:

— А теперь пора уходить. Гвин прочистил горло.

— К причальному отсеку. Иреск впереди, Келлем замыкает. Вперед!

* * *
После запуска астероида Нукиэль полностью сосредоточился на бое с «Когтем дьявола». То же самое, к несчастью, сделал и рифтерский капитан, и «Мбва Кали» приходилось туго. Команда эсминца действовала безупречно, а его гиперснаряды обрели такую мощь, что наносили урон системам крейсера, даже пролетая мимо.

Экран прояснился после скачка, и мостик тряхнуло.

— Кормовая рапторная башня альфа уничтожена, — доложил после паузы контроль повреждений.

— Тактический скачок, быстро! — Скачковые снова взвыли. Двигатели перегревались.

Нукиэль швырял свой крейсер туда-сюда, словно эсминец.

— Долго мы так не выдержим, — сказал Эфрик.

— Чем дольше мы его держим, тем дольше избавляем от него кого-то другого.

Эфрик пожал плечами — это был, конечно, не ответ.

— Интересно, кто такой этот рифтер. Уж точно не Й'Мармор — за ним таких талантов сроду не числилось.

Нукиэль помолчал, вглядываясь в тактический экран, и отдал новый набор команд.

— Это не так уж важно. Кто бы он ни был, воюет он блестяще.

Внимание командора привлек новый глиф на тактическом экране. Он не сразу понял, что означает этот символ — эскадра мелких кораблей, что ли? Нет, их бывший астероид, теперь превратившийся в несколько астероидов. Камни, образовавшиеся от попадания гиперснаряда в момент скачка, растянулись в узкий длинный риф, занимающий несколько световых секунд. Бой увлекал «Мбва Кали» к тому краю рифа, который был направлен к скачковому радиусу системы Пожирателя Солнц, отстоящему от них на несколько световых минут глиф указал координаты и загорелся зеленым огнем: даже для мощных сенсоров крейсера камни были почти невидимы. А на эсминце могут их и вовсе не заметить.

Эта мысль распустилась в уме Нукиэля пышным цветом, точно сама Богиня поместила ее туда. Он не сдержал счастливого смеха.

— Навигация, оставьте это. Передаю новые координаты. Тактика, подключитесь ко мне.

— Что стряслось? — спросил Эфрик. Нукиэль вкратце объяснил свой замысел ему и Роган. — Рискованно, очень рискованно, — сказал Эфрик, — но и умно. Как раз то, на что можно подловить этого засранца.

— Согласна, — сказала Роган. — Но послушайте; мы окажемся в опасной близости от радиуса, даже если все пройдет как надо, и с огромной реальной скоростью, увлекающей нас в систему. Энергетическое поле тут же вырубит нас, если мы в него попадем, и если нас не проглотит черная дыра, то звезда-спутник вполне может взорваться, прежде чем мы выберемся с другой стороны.

— Ничего не поделаешь, — сказал Нукиэль. — Упускать такой шанс нельзя.

— Верно, — подтвердил Эфрик. — Притом мы можем войти в историю.

— Это зависит от того, кто эту историю будет писать. Так что давайте обеспечим эту привилегию Флоту.

* * *
Логос загонял крейсер все ближе к энергетическому полю, и Таллиса, да и всех на мостике, охватило какое-то безумное ликование. Похоже было, что они все-таки выйдут из этой переделки живыми.

Теперь тактика логоса стала ясна даже Таллису: он прижимал крейсер к эксклюзивной зоне, ограничивая его свободу. Панархистский капитан мог, разумеется, выйти из боя, но не выходил. Таллис жалел, что у него самого нет такой возможности, несмотря на намечающийся успех. Ювяшжт просто пошлет их в новый бой, только и всего.

Он включил командный канал связи, строго следя за своими голосовыми связками, и спросил:

(Примерное время уничтожения врага?)

(ТРИ ЦЕЛЫХ ПЯТЬ ДЕСЯТЫХ МИНУТЫ.)

Таллис выключил связь, проверил себя еще раз и соединился с Кирой.

(Кажется, пора объявлять твой номер. Логос говорит, осталось меньше четырех минут.)

(Есть такое дело. Приготовься — могут быть небольшие осложнения.)

(Ты ж говорила, что все пройдет легко?)

Она не ответила.

Таллис сердито глянул на главный экран и поморщился, когда луч раптора снова прошел совсем рядом.

— Разряд раптора с кормы по левому борту, — доложил контроль повреждений. — Повреждения незначительны.

Они были теперь в нескольких светосекундах от радиуса и двигались с нежелательно высокой реальной скоростью. Звезды пронеслись по экрану, и прицел остановился на блестящей точке. Одно из его перекрестий удлинилось — это подзаряжался гиперснаряд.

Внезапно пульт Эсбарта громко заверещал.

— Мусорный риф курсом на столкновение, приближается по пятнадцати сотых це! — крикнул техник.

Таллис, выругавшись, стукнул кулаком по скачковой клавише — но скачка не последовало.

* * *
Руонн приблизился к Тронам Матрии, гордо неся в руках свой громадный шестек. Та, что занимала центральный Трон, шевельнулась, — и волны теплой, душистой воды хлынули к его ногам. Он остановился и отвесил поклон.

— Мы воздаем честь Руонну динар-Айярмвндилу, ныне Патенту. — Голос матроны пронзил его сладким предвкушением. — Мы остались очень довольны твоей информацией — подобного богатства Низ еще не видел.

Он взошел к ее Трону, и она откинулась назад, чтобы принять его, и открылась ему во всей своей огромности. Руонн вошел в нее, и его шестек начал пронизывать его волнами невыразимой эйфории. Она рычала от удовольствия, и этот звук отзывался в нем глубоким резонансом. Руонн посмотрел вниз, и его желание еще усилилось при виде зарывшегося в нее шестека.

Но внезапно Тронный Зал вокруг него затрясся, и вода с шумом выплеснулась. Руонн не обращал на это внимания, стремясь уйти еще глубже в Матерь Барки, но наслаждение сменилось жуткой болью. С ужасом и недоверием он взглянул вниз...

И увидел, что ее отверстие, окружающее шестек, щерится острыми зубами.

* * *
«Коготь дьявола» тряхнуло, и Таллиса выбросило из кресла, но это спасло ему жизнь: передняя переборка лопнула с треском, и несколько лучей пронзило мостик. Голова Эсбарта превратилась в струю пара, а тело в корчах упало на палубу. Другие тоже падали с криком, скошенные раскаленными добела обломками переборки и последовавшей за лучами шрапнелью.

Таллис поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть на одном из экранов, как кусок расстрелянного ими астероида врезался в их снарядную трубку. Трубка согнулась, как соломинка в бокале, и разлетелась на осколки до половины своей длины. Из нее выкатился плазменный шар — преждевременная эякуляция, вызванная растворившимся в ней гиперснарядом. Ужасный вопль, похожий на крик умирающего, прорезал уши Таллиса. Он лихорадочно попытался оборвать свою связь с логосом, но вопль шел из всех динамиков мостика.

— Блин! — срывающимся голосом заорал Таллис. — Что происходит? Контроль повреждений! Убери этот гадский шум!

— Уничтожена снарядная трубка, гиперснаряд... — деревянным голосом начал оператор контроля повреждений. Он не пострадал, но был в шоке.

— Это я сам вижу, придурок! Почему скачковые не работают?

Вопль оборвался.

— Скачковые в норме, — возразил контроль повреждений. Таллис посмотрел на него и крикнул:

— Навигация! Убери нас отсюда!

Звёзды пронеслись по экрану и исчезли — это сработали скачковые. Должарианцы, конечно, отрежут им энергию, но к тому времени он будет уже далеко. У него будет достаточно времени, чтобы запустить реакторы и смыться из Тысячи Солнц насовсем. Кто бы ни выиграл бой, «Когтю дьявола» с его командой нет больше места в заселенном человеком космосе.

— Леннарт, что там с этим сраным логосом? — спросил Таллис и с опозданием спохватился, что произнес это вслух. Но ему было уже все равно.

— Не знаю. Полного контроля я не получила, но он не проявляет активности. Корабль твой, капитан. — Она оглядела бойню, царящую на мостике, и у нее вырвался истерический смешок. — Именно это случилось с Руонном — и логос, видимо, от шока тоже загнулся.

— По-твоему, это смешно? — заорал Таллис так, что в глотке запершило, и поперхнулся от смрада горелого мяса и крови. Кругом стонали, и медик ходил от пульта к пульту, занимаясь ранеными.

— Нет. — Кира, внезапно отрезвев, сделала глубокий дрожащий вдох. — Зато мы живы.

— Да. Мы живы. Это здорово. — Он плюхнулся обратно в свое кресло. — В этом что-то есть, не так ли?

Но особого счастья он пока не испытывал.

* * *

— Производительность радиантов двадцать пять с половиной процентов и продолжает понижаться. Окончательный отказ двигателей ожидается через двадцать минут.

На этом перечень повреждений прекратился, но Нукиэль едва заметил это. Он пытался справиться с раздирающей болью, которую причиняло ему падение гравитации. Они встали прямо на пути астероидного рифа, положившись на крепость своих щитов, и помешали рифтеру обнаружить этот риф вовремя. В последний момент «Коготь дьявола» не смог совершить скачок и уйти, поскольку был нацелен на «Мбва Кали» для смертельного удара; любой скачок послал бы его в гущу рифа либо вогнал бы в крейсер. Риск, конечно, был, но рифтеры не пошли на самоубийство.

Чья-то рука легла Нукиэлю на плечо, и голос Эфрика сказал:

— Мандрос? — Командор с усилием выпрямился и сглотнул, чтобы избавиться от железного вкуса во рту. Тактический экран показывал, что надеяться не на что. Щиты над радиантами, самое слабое место в защите корабля, не выдержали густой концентрации летящих на большой скорости обломков.

— Ничего. Я продержусь, сколько надо. — Нукиэль набрал на пульте код, и сирена взвыла, подавая сигнал, который ни один космонавт не хотел бы услышать: «Покинуть корабль».

Эфрик хотел помочь ему встать, но Нукиэль отстранил его и подозвал к себе медика.

— Дайте мне что-нибудь от боли, но такое, чтобы мозга не туманило.

Тот послушно впрыснул командору в запястье что-то холодное. Облегчение, хотя и неполное, последовало быстро. Почувствовав, что голос снова повинуется ему, Нукиэль обратился ко всему кораблю:

— Говорит капитан. Мне нужны добровольцы из рапторных расчетов для запуска спасательных капсул. Их двигатели включать нельзя — для этого мы находимся слишком близко к краю энергетического поля и движемся слишком быстро. — Нукиэль сглотнул. Боль возобновилась даже после столь короткой речи, и ему стоило труда это скрыть. — Эфрик, займись эвакуацией. — Он перешел на шепот — так было легче.

— Мандрос... — В голосе друга тоже чувствовалась боль.

— Ступай, Леонтуа. Верховная Фанесса сказала над Дезриеном, что Богиня ничего мне не передавала. Это было тогда, теперь я слышу се голос.

— Пятнадцать минут до энергетического поля, — доложил навигатор.

— Ступай. Связь я буду держать, а больше все равно ничего не осталось. Это приказ.

Эфрик молча отдал ему честь и начал распоряжаться. Им не нужно было слов: они уже десять лет служили вместе.

Мостик быстро опустел, и Нукиэля окружила тишина, нарушаемая только шепотом тианьги. В этом шепоте ему слышались какие-то слова. Он видел на экране, как отделяются от корабля спасательные капсулы. Наконец из причальных отсеков вышли корветы, чьи достаточно сильные двигатели позволяли вывезти добровольцев. Он был рад, что им тоже удалось спастись.

Минуту спустя корабль пересек границу энергетического поля вокруг Пожирателя Солнц, которое впитывало энергию всех объектов больше ста метров — а главные реакторы крейсера находились в трех километрах от мостика. Замигали тревожные огни, но экраны погасли — мостик помещался слишком глубоко в корпусе, и сигналы сенсоров больше не доходили до него.

Но это уже не имело значения. На всех экранах Нукиэлю виделся лик Богини в образе Разрушительницы.

Мандрос Нукиэль лежал в командном кресле на мостике корабля, чью команду составляли одни мертвецы, и ждал, когда Богиня возьмет его к себе.

36

— Сверхновая! А что же будет с Пожирателем Солнц? — спросил Ювяшжт.

— Мы не знаем, кювернат, — извиняющимся тоном ответил офицер-астроном. — Возможно, он уцелеет, поскольку это его функция.

Да. Но когда волновой фронт дойдет до станции, никто уже не сможет ее покинуть.

Офицер не мог сказать даже приблизительно, когда это случится, и Ювяшжт приказал продолжать наблюдение.

— Связь... — начал он и выругался, когда астероид, на перехват которого они шли, вдруг исчез со вспышкой красного света. Нейтринный разряд — это единственное логическое объяснение. Панархисты и это предусмотрели. Рифтерские корабли, прорываясь сквозь похабщину, забивающую эфир, один за другим докладывали, что прочие астероиды тоже ушли к цели. Это представляло гораздо более близкую угрозу для Пожирателя Солнц, но Ювяшжт ничего не мог поделать.

Зато теперь он мог сосредоточиться на истреблении панархистов, не распыляясь, а уничтожая планомерно одну группировку за другой. Они, конечно, попытаются сделать то же самое, но всего с одной гиперрацией они практически бессильны против системы его моментальной связи. Хорошо, что рифтеры не спешат воспользоваться амнистией, — оно и неудивительно, учитывая их действия в Тысяче Солнц во время палиаха.

Он начал отдавать приказы, собирая свой флот для серии смертельных ударов, а на тактическом экране тем временем стали появляться результаты компьютерного анализа астероидных траекторий. Оборонительные силы Аватара проявили себя лучше, чем ожидал Ювяшжт. Только три снаряда гарантированно дойдут до станции, и первый удар произойдет где-то через два часа.

— Связь, оповести Чар-Мелликата на Пожирателе Солнц о сверхновой и астероидах и посылай ему сводку каждые пять минут.

Но как раз пять минут ушло на то, чтобы пробиться сквозь создаваемые панархистами помехи; как только связистка находила нужный алгоритм, панархисты меняли сигнал — и ситуация продолжала ухудшаться.

При такой скорости последняя сводка будет бесполезной: на Пожирателе Солнц ее получат уже после первого астероидного удара. Ну что ж, он сделал все, что мог. Пусть Чар-Мелликат думает, как распорядиться отпущенным ему временем, а его дело — сбивать корабли.

* * *
Вийя не могла заслониться от присутствия Сущности. Стены ее разума, которые она до сих пор столь яростно обороняла, как будто растворялись, унося с собой ощущение физических координат — как времени, так и пространства. У нее не было прямой связи с Сущностью — присутствие выражало себя гармоническими рядами, представляющими медленное вращение галактики вокруг неистовой энергии в ее центре. Вийя боялась не их, а себя: если она подчинится, то навсегда сольется с неумолимым ритмом, объемлющим все Единосущие.

Ее ощущение собственного «я» размылось, но присутствие Брендона рядом оставалось по-прежнему ярким и четким. Достаточно было держать глаза открытыми и прислушиваться к его скрипучему шагу, чтобы не терять связи с действительностью.

Вначале десантники держали хороший темп и скоро опять оказались в диапазоне связи со своими товарищами, штурмующими причальный отсек. Те понесли большие потери, и командование принял мелиарх Рапуло. Брендон переключил канал на динамик своего скафандра, чтобы Вийя тоже могла слышать.

— Не думаю, что им известна судьба Эсабиана, — сказал Рапуло. — Анарис прикончит отца, как только поймет, что тот выбыл из игры.

— Это не так просто, — возразил Брендон. — У них свои законы о престолонаследии. Они предусматривают личный контакт, когда умирающий передает власть победителю.

— Может, и так — но, пари держу, не в тот момент, когда на них несется несколько миллиардов тонн камня. Мы подключились наконец к гиперрации и выяснили, что астероиды уже в пути; расчетный срок прибытия — сто девять минут. Там, снаружи, наших бьют почем зря. — Рапуло сделал паузу, дав Брендону и другим время осмыслить новость.

А может быть, так он подчеркивает главенство Брендона, подумала Вийя, хотя формально Брендон подчиняется мелиарху. Даже сквозь усталость она ощущала, как преданы ему десантники. Придется ему в какой-то момент принять командование на себя, иначе их боевая активность снизится.

— А немного погодя произойдет кое-что похуже, — добавил Рапуло. — Сверхновая.

Это прямое заявление вызвало шок, который почувствовала и Вийя.

— Но об этом пока можно не беспокоиться — астероиды все равно доберутся сюда раньше. И раз эту задницу никто не контролирует, самое время убраться отсюда. У меня два отделения готовятся подорвать корветы. Мы внедрили жучок в причальный отсек, но я пока воздерживаюсь — хочу убедиться, что келли не пустят тарканцев на «Телварну».

Брендон взглянул на Вийю, но она покачала головой:

— Я не могу связаться ни с келли, ни с Ивардом.

— Это тревожный знак? — спросил Брендон.

— Не знаю. Думаю, что нет. Что-то... сама станция... мешает нашему общению. Но Жаим получил приказ пробиваться к «Телварне» на случай, если связь прервется.

— Не имея доспехов и оружия, они сюда не пройдут, — сказал Рапуло. — Обеспечить эвакуацию — наша очередная цель. Гвин, подключись к отделению Дашиа — тогда мы поведем атаку с трех сторон. — За словами мелиарха последовал поток цифровой информации.

— Ты сможешь обнаружить свою команду на расстоянии? — спросил Брендон Вийю. — Вокруг причального отсека очень много коридоров.

— Попрошу эйя поискать их образцы — но для этого мне нужно занять стационарное положение.

— Медлить нельзя, — вмешался слышавший их Рапуло. — Если мы не возьмем причальный отсек, со станции вообще никто не выберется.

* * *
Анарис выпал из потолка позади Чар-Мелликата, который совещался с двумя тарканцами. Вдали прокатился гул, и палуба под ногами содрогнулась.

Командир тарканцев обернулся, скрипнув скафандром.

— Господин, мы считали вас пропавшим — и контакт с Аватором тоже потерян. Ювяшжт сообщает о запуске к станции нескольких астероидов и о взрыве звезды-спутника, который последует через некоторое время после их удара. Прибытие первого астероида ожидается менее чем через сто минут, и враг усиленно атакует причальный отсек.

Мысль Анариса заработала с повышенной скоростью. О сверхновой он не думал, поскольку астероиды ожидались раньше — ею он займется, когда покинет станцию. Главная проблема сейчас — упрек, который он расслышал в тоне Чар-Мелликата. То, что Анарис распоряжается карра, в его глазах идет вразрез со всеми традициями — и он подозревает, что отношение наследника к борьбе за престол окажется столь же нетрадиционным.

Анарис не стал отвечать на этот негласный вопрос. Пусть себе беспокоятся об Аватаре, а он тем временем восстановит контроль над ситуацией.

— Компьютер взорван?

— Да, господин.

Стало быть, Брендонова призрака опасаться больше нечего. Устройство станционной системы обеспечит сохранность связи, но стазисные заслонки перейдут на местный контроль.

— Хорошо. Объясни мне свою диспозицию.

Чар-Мелликат с поклоном повиновался, но Анарис понял, что с ним нужно быть настороже.

Командир закончил свой доклад, и Анарис стал восстанавливать кинестезическое ощущение станции. Почти сразу же он заметил небольшую группу вооруженных людей, идущих от Палаты Хроноса. Нет ли с ними Вийи?

Он улыбнулся. Надо заняться ее конвоем — и прикончить маленьких выжигателей мозгов. Как-то она отнесется к сюрпризу, который он преподнесет ей в причальном отсеке?

* * *
Лар прислонился к стене, с трудом переводя дыхание. Волнообразное движение урианского материала действовало почти успокаивающе. Точно качаешься на воде. Он чувствовал почти непреодолимое желание закрыть глаза и представить себя в лодке между островами Бори...

Переборов себя, Лар распрямил ноющую спину. Зачем они остановились? Монтроз и Жаим стояли около устья медленно сужающегося туннеля, а четыре механических паучка, которые теперь сопровождали отряд, собрались вокруг них. Лар подавил нервный смешок. Жмутся к людям, точно ручные. Никто не знает, для чего они служат, но вид у них как будто безобидный.

Хорошо хоть огры им давно не попадались. Пропуска пока действовали, но Лар при каждой встрече с роботами-убийцами чувствовал, что сейчас намочит штаны. Он потрогал пропуск, снятый с Тат, — она лежала без сознания на гравикаталке, которую они взяли из лазарета. Медтехники, которых они увели с собой, позаботились о Тат и Седри, лежащей на второй каталке; третью занимали двое раненых бори.

Лисантер, стоя на коленях, барабанил пальцами по клавишам блокнота — светящийся индикатор указывал на связь со станционной системой.

— Компьютер уничтожен, — вздохнул он. — Но я в системе.

— Это хорошо, — сказал Монтроз. — Статус?

— Неутешительный. Сюда летят астероиды. Нам осталось чуть больше часа до столкновения.

— Тогда давайте двигаться. — Голос Монтроза перекрыл тихий гул разговаривающих бори. Они послушно начали строиться в назначенном Монтрозом порядке.

— Есть кое-что похуже, — сказал Лисантер. — Ядро звезды-спутника разрушается. Скоро оно превратится в сверхновую, но это будет уже после удара астероидов.

Кто-то вскрикнул, и все бори заметались в панике. Но Жаим поднял руку, и они затихли.

— Вы же слышали: главное сейчас — астероиды, а от взрыва мы уйдем на «Телварне». — Он обратился к Лисантеру: — Нет ли способа определить, где еще прячутся люди?

— Нет. Разве что сканировать все уцелевшие имиджеры. А они не везде установлены.

— Зато пульты есть везде, не так ли? — Лисантер кивнул, и Жаим предложил: — Сообщите всем, чтобы шли в причальный отсек. Это все, на что мы пока способны.

Лисантер еще немного поработал с блокнотом и встал.

— Готово.

Жаим жестом предложил Монтрозу снова стать во главе, что тот и сделал. Лар, ведя Дема за руку, шел позади. Сжимая свободной, вспотевшей рукой непривычную рукоять бластера, он снова устыдился своей неподготовленности к каким бы то ни было боевым действиям.

«Мы для них обуза», — с горечью думал он, поглядывая на лишенное выражения лицо Дема. Сколько бори понадобилось, чтобы расправиться с четырьмя катеннахами из команды Дельмантиаса — а Жаим уложил двоих в мгновение ока.

Высокий Жаим движется легко, словно кот, лицо у него спокойно, а глаза примечают все, что происходит вокруг. В трех стычках, которые они имели после Дельмантиаса, Жаим проявил себя лучше всех — и это несмотря на сломанные ребра. «Если мы останемся живы, они скорее всего избавятся от нас на Рифтхавене — и я их не виню», — думал Лар. Правду говорят, что никто во вселенной не принимает бори всерьез — включая и самих бори.

Монтроз остановился, и Лар стиснул бластер еще крепче. Здесь сильно пахло дымом, и он боролся с желанием чихнуть. Коридор застилала дымка.

Жаим поднял руку, призывая к тишине, хотя все и так молчали и не шевелились. Где-то поблизости послышался ритмичный ноющий скрип тарканского взвода. У Лара заколотилось сердце, и бластер в пальцах сделался скользким.

Он знал, что причальный отсек уже близко. План, до того как Лисантер сообщил свои новости, был такой: добраться сюда и в случае, если бой еще идет, укрыться где-нибудь — а Жаим, Монтроз и Локри поищут других беженцев.

Они двинулись дальше — и снова остановились. Теперь топот и скрип был громче — это огры. Четверо роботов вышли из-за угла впереди. Пропуск Лара начал вибрировать, как и в прошлые разы, но теперь огры вели себя странно: они то открывали, то защелкивали свои огневые отверстия и вращали сенсорами.

Трое рифтеров нырнули обратно в узкий проход, из которого только что вышли, и увлекли за собой бори.

— В чем дело? — спросил Локри. — Лар, что с твоим пропуском?

— Ничего — он работает...

— Но что-то мешает им пропустить нас, — вмешался Лисантер. — И дело, видимо, в вас троих.

Огры двинулись вперед, но как-то нерешительно.

— Хрим! — От ненависти, прозвучавшей в голосе Монтроза, Лар покрылся мурашками. — Это он привез сюда огров. Должно быть, вставил в них особый код с нашими опознавательными данными.

Лар внезапно понял, что он должен делать. Он подтолкнул Дема к каталке с Тат и сказал:

— Оставайся с ней. — Голос у него при этом скакнул вверх. Чувствуя странную смесь ужаса и возбуждения, он повернул за угол. Огры обернулись к нему, и он съежился в ожидании выстрелов.

Пропуск на шее снова завибрировал, и огры, как он и надеялся, заколебались. Он слышал, как рифтеры отступают по коридору и как бори в панике мчатся за ними. Потом огры двинулись в его сторону. Он едва успел посторониться, и они протопали мимо, дергаясь, точно в их программе что-то заело.

— Жаим, Локри... глядите! — произнес Монтроз, и паучьи машинки бросились на огров.

Они обступили двух передних роботов, выбросили длинные блестящие нити, и из стыков брони роботов брызнуло пламя. Падая, огры открыли стрельбу — один луч чуть не задел вжавшегося в стену Лара.

Но двое других огров, успевшие отступить, принялись поливать паучков огнем и разнесли их вдребезги. Три плазменных луча ударили из бокового коридора — рифтеры целили в коленные суставы огров, пытаясь расплавить их и повалить роботов.

Огры, переступив через своих павших собратьев, подняли головы, и дула бластеров высунулись между сенсорами на их безумных лицах.

Тут стены по обе стороны от них внезапно раскрылись, и оттуда выскочили две фигуры в скафандрах. Они пришлепнули к корпусам огров плоские овальные предметы, которые держали в перчатках. У Лара в ушах грохнуло, и огры рухнули, разбрызгивая пламя и расплавленный металл.

Фигуры обратили к беженцам свои невидимые за шлемами лица, и Лар испытал страх, увидев у них на груди эмблемы Солнца и Феникса, — а следом пришло пьянящее облегчение.

Десантники разворачивались, перекрывая близлежащие коридоры, а из дымки вышла высокая фигура в черном — Вийя.

* * *
Ивард сам не знал, сколько времени борется с безумием. В нем не осталось места ни для чего, кроме боли: миллионы голосов терзали его, миллионы образов разрывали ткань его мозга, а он все падал и падал сквозь не дающее опоры пространство. Он судорожно цеплялся за все мало-мальски знакомое: человеческие лица и голоса, искаженные напряжением боя. Кое-кого он даже узнал, верховного адмирала и другого, должно быть, командующего должарскими силами, но они тут же исчезли в водовороте непознаваемого. Другие голоса и лица не принадлежали людям и порой были так далеки от всего человеческого, что Ивард шарахался прочь.

Только голубой огонь архона в самом центре его существа хранил его от гибели. Мысль продолжала работать, несмотря на страшное давление, которому подвергались все органы чувств, и в миг просветления Ивард понял, что, будь келли живы, он справился бы с этим натиском чуждой психики. Но как он ни старался разобраться всинестезическом хаосе, куда погрузился сам, его рассудок распадался на части, и голубая искра перебегала от одного узла рвущейся паутины к другому, бессильная остановить разрушение.

Фрагменты памяти вспыхивали и улетали прочь — яркие огоньки, навсегда потерянные для его распадающейся личности. Некоторые кусочки, те, что и делали его Ивардом, некоторое время еще описывали орбиту вокруг гаснущего огня его «я», но и они ускользали в тускло-красном свечении, как звезды позади корабля, который движется в реальном времени на краю скорости света.

И, как при таком же релятивистском искажении пространства, впереди росла яркая голубовато-белая сфера, и ее сияние как бы сгущалось, принимая очертания серебряного кубка.

«Пей, если жаждешь».

Это было больше чем воспоминание, и с внезапной ясностью Ивард понял, что его бесшабашный поступок отправил его за пределы времени, как уже было с ним на Дезриене. Уцепившись за этот образ, он припал к кубку и стал пить. Ему казалось, что сосуд у его губ держит женская рука. Грейвинг?

Ответа не было, если не считать ответом вливающуюся в него силу — она притягивала частицы памяти обратно к ядру, она воссоздавала его. Это сопровождалось звоном миллиона колоколов — одни гудели, как дыхание звезд, другие плясали, как молекулы в танце Единосущия. Синестезический хаос вокруг обрел смысл, мелькание звука и света преобразилось в надежные, залитые теплым сиянием стены Нью-Гластонбери.

Но Ивард сразу заметил, что сбор стал не таким, как прежде: его витражи ожили и стали гораздо сложнее. Это напомнило ему дворец Тате Каги, и воспоминание подействовало успокоительно. Теперь он уже не страшился чуждых образов — они заняли свое место, хотя остались непостижимыми для него.

Вокруг гремела музыка, исходящая из ярких металлических труб и деревянных ящиков, которые стояли по бокам собора. Центральный проход вел мимо них к белому алтарю.

Ивард увидел сидящего на полированной скамье человека. Его невыразимой сложности пульт состоял из рядов клавишей, множества педалей и стержней с большими набалдашниками. Он поднял руки над клавишами и повернулся. Это был тот самый человек, которого Ивард уже видел в соборе в тот первый раз.

— Садись, — сказал человек, подвинувшись. — У нас очень мало времени. Смотри. — Он махнул рукой в сторону труб. — Каждая труба издает свой тон.

Он пробежал пальцами сначала по одной клавиатуре, потом по другой; потом повторил то же самое, дергая некоторые из стрежней. По собору прокатился звук, идущий из множества источников, наполнив пространство яркими созвучиями, которые отражались в движениях живых витражей.

Человек взял Иварда за руку.

— Почувствуй это. Между клавишей и трубой существует прямая связь. — Ивард тронул одну клавишу, потом другую. Они пружинили под пальцами, как живые, и легкая задержка между нажатием и звуком дезориентировала его.

— Но... — начал он.

— Тише, юноша. По-другому мы контактировать не можем. Я скоро уйду.

Ивард почувствовал в этих словах глубокую радость и дрогнул, понимая, что кто бы ни был этот, явившийся ему, — он, Ивард, коснулся лишь края его мыслей; дерзнув на большее, он сгорел бы, как мотылек в печи. Собор вокруг заколебался, и юноша в проблеске величия, недоступного его разуму, ощутил себя богом. Он сидел в центре паутины, охватывающей пространство и время; в его пальцах пульсировало ядро красного гиганта, и ритм все ускорялся — наука Ура вела звезду к гибели; а в уме его зияли врата, ведущие в пустоту полной свободы.

— Но здесь есть и другие подобные тебе, другие Дети Воронки, — сказал человек, — и они все погибнут, если ты не овладеешь этим искусством; ибо без твоей помощи мой уход будет означать разрушение этого артефакта, моей тюрьмы.

— Но я никогда не учился музыке, — запротестовал Ивард.

— Верно, не учился, но ведь ты несколько больше своего «я», не так ли? Я не мог бы общаться с тобой даже в столь малой степени, не будь в тебе других и не будь ты другими.

Единство? Иварду стало горько.

— Портус-Дартинус-Атос мертвы. Единство разбито.

— Ошибаешься, — улыбнулся человек. — Троица мертва, это так, но есть другие. Этот образ, — он обвел рукой собор, — исходит не из твоего сознания, но из сознания другого человека, который был в этом месте с тобой и для которого то, что ты зовешь музыкой, есть дыхание жизни. Он встал.

— Играй, малыш, — иначе вы все умрете.

* * *
Монтроз скосил глаза на Вийю. Он рад был отметить, что ступает она твердо, хотя и тяжело, что говорило не только о психическом стрессе, но и о гневе. Локри, тоже посмотрев на нее, крепче стиснул свой бластер.

Узнав от Жаима, куда делись Ивард и Люцифер, она собралась вернуться за ними, и только Брендон ее остановил. Их разговора никто не слышал, но, судя по жестам, которые делал Брендон в сторону десантников, он ссылался на тактическую необходимость, вынуждавшую пока оставить Иварда там, где он есть.

Немногие тарканцы, встречавшиеся им, тут же падали жертвой ее гнева. Монтроз содрогнулся от их усиленных динамиками воплей, вспоминая подземелья Артелионского Дворца.

Их продвижение тормозили не столько тарканцы, столько огры. Должарианцы, видимо, бросили на них весь свой резерв, и запас келлийских трискелей быстро таял.

— Сдается мне, они охотятся за выжигателями мозгов, — сказал диарх, командующий отрядом Брендона, после одной такой стычки. Вийя промолчала, и только глаза у нее сузились.

«Анарис хочет разлучить Вийю с эйя», — сообразил Монтроз, И это, как видно, очень дурной знак.

— Да — те, которых Хрим не успел обработать, — протянул Локри.

Вийя внезапно остановилась на полушаге и осторожно опустила на пол повисшую в воздухе ногу. Эйя коротко прочирикали что-то. Монтроз тоже почувствовал что-то глубиной сознания — слабое прикосновение, звук...

— Кетцен-Лах, — произнес он. Свет в коридоре померк, и память вернула его на Дезриен, к человеку, игравшему на органе в Ныо-Гластонбери.

— Ивард, — сказала Вийя, и видение Монтроза пропало. Он прислонился к стене, чтобы восстановить равновесие, а Вийя добавила, нахмурясь: — Не могу с ним связаться. — Она закрыла глаза и прижала большие пальцы к вискам жестом, который ее команда наблюдала каждый день из месяца в месяц. — С ним тот... Крылатый.

Брендон прищурил свои голубые глаза, десантники смотрели с недоумением, бори на заднем плане перешептывались.

— Тридцать одна минута, — сказал диарх.

Вийя выпрямилась и быстро зашагала дальше. Остальные потянулись за ней. Они прошли один коридор, потом другой — там стоял дым и виднелись следы огня. Через несколько минут десантники остановились, и Монтроз услышал отрывистые слова команд до того, как они защелкнули шлемы.

— Наши проведут отвлекающий маневр, а две диверсионные группы в это время займутся корветами, — быстро пояснил Брендон. — Мы войдем через заднюю стену отсека, и «Телварна» окажется между нами и должарианцами.

Вскоре Монтроз услышал треск тяжелых бластеров, пару взрывов и заглушаемые квантопластом крики.

Брендон вскинул кулак.

— Они сделали это! — Из наушников его шлема через открытый щиток слышались голоса. — За мной, — скомандовал он.

Монтроз поднял свой бластер, заметив краем глаза, что заряд израсходован почти наполовину, и побежал вместе с другими к двери, которую металлические стержни удерживали открытой. У него затрепетало сердце, когда он увидел в проеме знакомый силуэт «Телварны». Актинический свет сращенного диска, идущий в отсек из шлюза, отражался от ее выщербленного корпуса. Вийя взбежала по трапу, ведущему к левому кормовому шлюзу, и нажала на клавишу доступа.

И ничего! Она нажала еще раз — и теперь реакция не заставила себя ждать. В корпусе открылись амбразуры, и стволы бластеров нацелились на нее. Вийя отступила, недоверчиво глядя вверх.

После секунды общего оцепенения из-за «Телварны» донесся голос — ничем не усиленный, но слышный всем и знакомый.

— Корабль мой. Предлагаю обсудить следующий ход игры.

— Анарис, — оскалив зубы, сказал Жаим.

Брендон, опомнившись первым, вскочил на трап и свел Вийю вниз. В его усмешке гнев смешивался с весельем. Он защелкнул шлем и сказал:

— Мелиарх, я принимаю командование на себя.

Мелиарх после едва заметного колебания молча кивнул.

— Сейчас мы используем против Анариса его собственные предположения, — сказал Брендон и сделал десантникам знак следовать за ним.

* * *
Анарис с удовлетворением наблюдал, как десантники осторожно разворачиваются вокруг «Телварны». Свет черной дыры и красного гиганта отражался от их скафандров. Они держались поближе к корпусу, где корабельные орудия не могли их обстрелять. Орудия обоих корветов по приказу Анариса тоже молчали: мины, поставленные десантниками на их корпуса, угрожали взорвать двигатели в случае огневой активности.

Возможно, двигателями все-таки придется пожертвовать. Для того, чтобы улететь с Пожирателя Солнц, ему нужен только один корабль. Будь Анарис уверен, что «Телварна» останется цела, он бы не колебался.

Тарканцы позади него напряглись — они еще не остыли после недавнего боя, и близость врага будоражила их.

Вийя обошла вокруг корабля в сопровождении эйя. За ней шел десантник, держа ее под прицелом. В такой ситуации даже выжигатели мозгов не могут ей помочь — бластер десантника, конечно, поставлен на смертельный режим, и самого легкого нажатия достаточно, чтобы убить ее на месте.

Каждая линия ее тела выражала ярость. Анарис усмехнулся. Мало того, что он захватил ее драгоценный корабль, она вдобавок попала в плен к панархистам, от которых совсем недавно сбежала. Ее жизнь теперь в любом случае зависит от чужой воли — должно быть, это здорово ее бесит!

Выжигатели мозгов все еще при ней, к тому же она как-то отыскала свою команду, собрала целую кучу бори и даже нескольких серых — у панархистов свои дурацкие понятия насчет мирного населения. Ну что ж, нерассуждающее послушание серых может оказаться полезным — а с прочими он расправится посредством телекинеза, пусть даже некоторые из них вооружены. Нужно только отделить их от панархистов.

— Мелиарх, — сказал Анарис, — мирное население также должно быть передано мне. Предлагаю стандартную процедуру обмена кораблями.

В этот момент свет, льющийся из шлюза, мигнул и стал усиливаться. Красный гигант раздулся: взрывная волна от разрушенного ядра достигла его поверхности. Сверхновая!

После долгой паузы десантник, сопровождающий Вийю, прогремел:

— Панархия не признает права собственности на разумные существа. — Его скафандр, должно быть, пострадал в бою, поскольку голос звучал безлично, как у машины.

— Не будем терять времени. — Анарис показал на близкое к взрыву солнце. — Вы сами видите, как мало его осталось.

— Меньше, чем ты полагаешь, Анарис Эсабиан.

Десантник говорил по-должарски без акцента, но Анариса насторожило не это. Панархист назвал его отцовским титулом! Быть может, ему известна судьба Аватара? Или просто финт, отвлекающий внимание? Чар-Мелликат позади слабо скрипнул скафандром.

Удивленный таким поворотом событий, Анарис вышел в пространство между двумя группами, сделал тарканцам знак оставаться на месте. Панархисты не станут стрелять, чтобы не подвергнуть опасности гражданских лиц. Десантник рядом с Вийей повернулся к нему лицом, и Анарис увидел в зеркальном щитке его шлема свое пугающе искривленное отражение.

Тот больше не держал под прицелом Вийю — да и никто из десантников не целил в нее. Анарис ликующе послал ей свой мысленный зов, который настиг её, как бластерный разряд, перекрыв тягучую, чуждую человеческому слуху музыку.

Вийя!

На этот раз он услышал ответ — но не от нее.

Следует ли нам наградить фи проходящего сквозь стены?

Вместе с этой мыслью эйя к нему пришло собственное изображение. Высокий тенор, задавший вопрос, пронзил Анариса холодом, и он понял, что близок к смерти.

Но тут десантник внезапно открыл свой шлем, и Анарис увидел перед собой пару ненавистных ему с детства голубых глаз.

* * *
Приближаясь к причальному отсеку, Хрим стал нервничать. Число машинок, убивающих огров, увеличилось. Несмотря на все усилия его и Марим и на то, что он больше не посылал огров охотиться на Вийю и ее экипаж, его механическая охрана таяла. Он давно перевел огров на тихий ход, чтобы не привлекать внимания неприятеля. Дважды они едва избежали встречи с бойцами в скафандрах. Кто они были, тарканцы или десантники, Хрим не знал и знать не хотел.

Очередной отряд катеннахов они скосили бластерным огнем. Марим подобрала чей-то еще мигающий блокнот и вытерла с него кровь об одежду прежнего владельца.

— Зачем он тебе? — подозрительно спросил Хрим.

— Хочу попробовать подключиться к имиджерам и поглядеть, что нас ожидает. — Она подняла к нему осунувшееся лицо. — А то еще напорешься на тарканцев и десантников и последних огров лишишься.

Хрим беззвучно фыркнул и предоставил ей действовать. Внезапно она затаила дыхание.

— Так-перетак!

— Что там еще? — вскинулся Хрим, Он не желал больше никаких сюрпризов.

— Компьютер больше не работает. Я подключилась к каналу связи.

— Ну и хорошо.

— Ничего хорошего. Сюда летят астероиды. Нам остается меньше тридцати минут, чтобы смыться. — У нее вырвался смешок, в котором Хрим расслышал истерические нотки. — Но это ничего. Когда мы свалим отсюда, из проблем у нас останется только сверхновая, больше ничего.

Хрим, сунув бластер под мышку, выхватил у Марим блокнот и запустил им в нее.

— Какого хрена? Мы удерем, ты только до кораблей нас доведи.

Она снова занялась блокнотом, а Хрим расхаживал взад-вперед, монотонно ругаясь. Тело у него чесалось от засохшей подливки, которая сыпалась ему за шиворот, одежда воняла той же подливкой и кровью. Содрать бы за все это шкуру с черномазой — да не сразу, а по частям.

— Многие имиджеры не работают. — Слышно было, что Марим опять овладела собой, — Их вырубили либо тарканцы, либо десант — от тех мест лучше держаться подальше. — Она встала. — Пошли. Есть шанс подобраться совсем близко.

Через несколько минут она остановилась.

— Отсек прямо перед нами. — Опустившись на четвереньки, она достала из кармана какую-то зеркальную штуку и высунула ее за угол. — Двое тарканцев охраняют вход.

Тут палуба заколыхалась, послышались крики и шипение бластеров, заглушенные дальностью и толщей стен. Марим снова высунула свой перископ.

— Ушли. — Она снова взялась за блокнот. — Я нашла имиджер, который они просмотрели, — можем заглянуть в причальный отсек.

Хрим стал позади и начал смотреть ей через плечо.

— Гляди-ка, — сказала она, — десантники добрались до корветов.

Хрим увидел на корпусах двух должарских кораблей овальные металлические предметы: мины. Рядом лежало несколько фигур в скафандрах — непонятно, тарканцы или десантники. Дальше виднелись черная дыра и красный гигант, заметно раздувшийся. Но когда взрывная волна доберется сюда, он, Хрим, будет уже далеко.

— А огров там нет, — заметила Марим. Десантники растягивались цепью вокруг «Телварны».

— И этих трехногих машинок тоже, — сказал Хрим. Он оглянулся на четырех огров, молча стоящих позади, и почувствовал прилив оптимизма.

— Погляди-ка на орудия, — тихо присвистнула Марим. — Они целят не в тарканцев — на «Телварне» кто-то есть.

— Ничья. — Хрим почувствовал себя еще лучше, но тут его дыхание пресеклось: он увидел среди десантников Вийю. — Так твою! Они ее поймали. — Ярость и разочарование вскипели в нем.

Марим бросила на него странный взгляд, но Хрим смотрел не на нее, а на Анариса, который шел через отсек к десантникам. Тот, что стоял впереди всех, открыл свой шлем.

— Вот это да! — ахнула Марим, но Хриму было не до нее. Он знал это лицо — этот Аркад однажды ушел от него, но теперь он здесь, и он Панарх, а это совсем другое дело.

— Как раз то, что надо! — возликовал Хрим, Панархисты будут соблюдать усиленную осторожность, раз среди них Панарх. — Можем мы войти туда?

— Да, но...

— Ну так пошли, — взмахнул он бластером.

— Погоди. — Она хотела что-то сказать и не решалась. Подозрения снова ожили в нем.

— Что еще? Затаила-таки камень за пазухой?

— Нет. Это вообще-то не важно, и мне они об этом сказали уже по дороге сюда, но теперь ты должен знать. Нас на станцию заслали чистюли. — Видя его гнев, она заторопилась: — Да ты слушай! Анарис тоже не знает. Он думает, Вийя хочет сбежать от десантников, а ты остаешься его союзником, так ведь? Он захочет использовать тебя против них — а нам того и надо!

Хрим долго жег Марим сердитым взглядом. От него не укрылось, с каким гневом она произнесла «мне они об этом сказали уже по дороге сюда». Если бы она опустила глаза, он убил бы ее, но она этого не сделала. Он кивнул:

— Ладно. Войдешь туда первая — ты знаешь, как это делается.

Марим, пожав плечами, поднялась.

— Иди давай. — Он подтолкнул ее бластером. — Язык у тебя подвешен что надо — поглядим, как он спасет нас от астероидов.

* * *
Жаим увидел, как широко раскрылись и тут же сузились черные глаза Анариса. Все ключи были налицо, и Жаим почти чувствовал, с какой быстротой должарианец их воспринимает. Скоро Анарис понял все — или почти все.

На миг Жаиму показалось, что сейчас Анарис прикажет тарканцам открыть огонь, невзирая на последствия, и он стиснул свой бластер. Но ведь Анарис должен знать, что в таком случае в живых не останется никого.

В этот момент дверь между двумя противостоящими группами открылась, и знакомый тонкий голосок позвал:

— Вийя!

Это была Марим. Жаим посмотрел на Вийю — та с испуганным видом шепнула что-то Брендону.

Анарис, видимо, тоже узнал Марим.

— Пусть войдет, — сказал он, обращаясь к Брендону, как будто тут больше никого не было. — Лишняя обуза для тебя.

Марим заглянула внутрь и осторожно вошла, остановившись на полпути между тарканцами и десантниками. Все взгляды устремились к ней, и тут в дверь тихо скользнули одна за другой две массивные фигуры.

И тарканцы, и десантники заскрипели скафандрами, взяв оружие на изготовку, но огры встали по обе стороны от входа, а двое других прошли чуть дальше в отсек.

Еще мгновение все оставались на местах, а потом Жаима обожгла ненависть и жажда мести: в отсек вошел Хрим Беспощадный с блокнотом в одной руке и бластером в другой.

— Телос, — шепнул Локри. — Глянь только на этого засранца. Он что, из гальюна вылез?

— Без фокусов, — рявкнул Хрим, обращаясь к Вийе. — И своих выжигателей мозгов придержи. Мои огры натасканы на тебя и твою команду.

— Марим? — не обращая на него внимания, сказала Вийя и протянула руку.

Марим, поколебавшись, тряхнула своими желтыми кудряшками.

— Я ухожу от вас, пока Локри меня не выставил, — с вызовом заявила она. Локри промолчал, угрюмо стиснув зубы.

Здесь все было ясно. Жаим снова перевел взгляд на Анариса, внимательно наблюдавшего за происходящим. Тот, видимо, принял какое-то решение и отвернулся от Брендона, как будто потерял к нему интерес.

— Тебе, надо полагать, нужен корабль? — спросил Анарис Хрима. Поворот его головы говорил Жаиму, что он по-прежнему наблюдает за Вийей. Хочет нанести Брендону удар через нее.

— Тут три корабля — и три партии, — сказал Хрим. — Все по-честному. «Цветок» будет драться лучше со мной на борту. Что бы ни случилось с нами тут, в космосе, чистюль мочить все равно надо — так или нет?

— Совершенно верно, — засмеялся Анарис. Он отдал приказ, и команда ближайшего корвета, сойдя по кормовому трапу, присоединилась к тарканцам. Хрим послал на корабль двух огров, и они вскоре вышли с зелеными огнями на лбу.

Жаим понял: когда они все покинут Пожиратель Солнц, не имея возможности уйти в скачок, против одного корабля будут два. Либо так, либо отсюда вообще никто не спасется. У Брендона нет выбора, хотя ситуация отнюдь не в его пользу.

Анарис, улыбаясь, снова повернулся к Брендону.

— Теперь, если ты снимешь мины, я прикажу моему секретарю освободить для тебя «Телварну».

— Пусть выйдет в шлюз, — сказал Брендон.

Анарис, кивнув, поднес ко рту рацию, и через несколько секунд шлюз «Телварны» открылся. Кособокий Моррийон вышел наружу с бластером в руке. Один из десантников взял его на прицел. Рапуло отдал команду, и мина с лязгом отвалилась от предназначенного для Хрима корвета. По знаку Брендона Локри и Монтроз вбежали по трапу «Телварны», а Моррийон спустился и занял место рядом с Анарисом. Когда орудия «Телварны» снова ожили, от второго корвета тоже отвалилась мина, а его орудия повернулись к «Телварне».

— Теперь, — сказал Анарис, — нам остается только сесть поочередно на свои корабли...

Брендон двинулся вперед, скрипя скафандром. Тарканцы вскинули оружие, но Анарис обратил к ним ладонь, приказывая подождать.

— Нет, — сказал Панарх, остановившись перед должарианцем. — Остается еще кое-что. — Движением, неожиданно ловким для человека в скафандре, он захватил перчаткой правый рукав Анариса и оторвал его.

Анарис сохранил невозмутимость, но превосходящая сила сервоскафандра качнула его вбок.

— Арран ни-палиах има-Эсабиан этта ми дин-аччи. Эсаррх ду эспилчу ахречор корргха-ту ейлисъ ми! — воскликнул Панарх.

Вийя молчала, и Жаим, видя общее недоумение, быстро перевел:

— «Палиах Эсабиана потерпел крах перед лицом моей силы. Я требую, чтобы ты сдался мне, как победителю!»

Анарис отступил назад с побелевшим лицом, но Панарх, не дав ему ответить, обратился через его голову к Чар-Мелликату и всем тарканцам. Вийя продолжала молчать, и Жаим перевел снова:

— «Я тот, кто приговорил Джеррода Эсабиана к смерти».

Из скафандра Брендона брызнул свет, и на палубе перед тарканцами возникла туманная картина. В молчании они стали смотреть, как беснуется Эсабиан в урианском пузыре под смех Панарха, раскатисто звучащий в большом отсеке. У некоторых тарканцев шлемы были открыты, и Жаим видел, как подействовало на них это зрелище.

— А где же череп Уртигена?

На полу появился череп отца Эсабиана, катящийся по коридору к группе тарканцев, поливаемых плазменным огнем.

— Я использовал его как шар для игры в эскиллит! — перевел Жаим, и зубы Вийи блеснули в холодной усмешке. Изображение погасло.

— Дом Эсабиана обесчещен. Я дарю вам всем жизнь: отправляйтесь домой и выберите себе вождя, более достойного вашей силы.

Тарканцы, постояв еще мгновение неподвижно, повернулись и гуськом двинулись к корвету.

У Анариса на лбу вздулись пульсирующие вены.

— Ни-ретор! — крикнул он тарканцам, использовав одно из их имен: «те, кто не отступает». Они остановились, и он возгласил, простирая руки: — Даракх этту хуреаш, Уртиген-дама! — Это было начало обряда «эггларх демахи Дираж'уль», в котором Эсабиан сделал его своим наследником, связав с духами предков. — Почти нас своим присутствием, о великий Уртиген!

Из носа у Анариса хлынула кровь, одежда на теле встала торчком, и ноги оторвались от палубы. Жаим так и ахнул:

— Цурокх ни-веш энташ эпу каттен-ми хреаш и-Дол! (Не отвращай от меня свой взор, ибо через тебя я связан с духом Дола!)

Каждая его мышца и каждое сухожилие были на виду, твердые как железо. Эхо его слов смолкло, и Жаим услышал отдаленный рокот, похожий на гул лавины. Он становился все громче, и палуба под ногами заколебалась. Бори в страхе закричали, серые упали ниц.

Заднюю стену отсека пробила молния, и в простертые руки Анариса пролетел по воздуху круглый, мерцающий желтизной полированной кости предмет.

Белые зубы Анариса сверкнули на окровавленном лице, ноги грохнули о палубу. Он стоял, высоко воздев череп Уртигена Эсабиана.

— Уртиген мизпеши! — закричали тарканцы. — Анарис даракх-крещ! — Это были ритуальные слова, связывающие их обетом верности на жизнь и на смерть: — Милость Уртигена! Анарис — помазанник!

Брендон защелкнул щиток шлема, и тарканцы подняли оружие.

В этот миг отсек озарился актиническим светом, станция взвыла, словно в агонии, и сильнейший толчок повалил всех на палубу. От вспышки потемнело в глазах, но уланшийская выучка помогла Жаиму восстановить в памяти вид отсека, и он вспомнил, как Хрим говорил что-то в свой блокнот, глядя на Вийю.

— Огры, атакуйте... — услышал Жаим и бросился вперед, разрядив свой бластер — вслепую, но в нужном направлении.

Он услышал вопль Хрима, когда взорвался блокнот; затем Жаима пронзила жгучая боль, и он начал падать, но Брендон, неведомо откуда взявшийся, подхватил его.

37

Удар первого астероидного осколка прошил Иварда насквозь, как ожог бластера, полученный им под Артелионским Дворцом. Собор вокруг заколебался, и витражи угрожали снова замельтешить в синестезическом хаосе.

Ивард вцепился в клавиатуру, вызвав ужасающий диссонанс. Рука легла на его плечо, и органист наклонился над ним, указывая на регистры инструмента.

— Слушай! Учись! Я мало чем могу тебе помочь. Вот этот регистр, этот и этот управляют защитой Пожирателя Солнц. Поле вокруг станции — нечто большее, чем просто энергетический резервуар. Используй его.

— А другие регистры? — вскричал Ивард, беспомощно водя руками над рядами клавиш.

— Попробуй сам, — ответил, уже издали, голос органиста, — почувствуй. Следи за окнами. Я не могу больше уделять тебе внимание, ибо должен подготовиться. Все в твоих руках. — Голос растворился в перезвоне хрустальных колокольчиков — это растаял человеческий образ, который явившийся принял, чтобы говорить с Ивардом. Но Ивард все еще чувствовал Его — Он собирался над его головой, как грозовая туча, готовясь к некоему могучему усилию, недоступному пониманию юноши.

Ивард оглядел разноцветные окна. Голубая искра в его мозгу превратилась в огонек, согрев его своим теплом. Он вспомнил, какое ошеломление испытывал на келлийском корабле, пока не научился сортировать свои впечатления. Он осторожно выдвинул один регистр, потом другой, тронул одну клавишу и другую. Постепенно он начал приводить в систему то, что видел и слышал. Он подавил все прочие чувства, кроме зрения и слуха, — они не вписывались в картину, и он боялся, что они снова увлекут его в хаос.

Должно быть, образ нью-гластонберийского органа пришел к нему от Монтроза. До гибели Маркхема на «Телварне» всегда звучала музыка. Келлийская лента на запястье вибрировала, поигрывая в памяти Иварда музыку, которая наполняла его мальчишеские годы в команде Маркхема и Вийи. Она и теперь была с ним! Она словно струилась из его пальцев, и одно из витражных окон вдруг осветилось. Это была «Телварна»!

В игру Иварда влился контрапункт; гармонический на фоне диссонанса: героические аккорды Монтроза; сложная мелодия Вийи, звучащая в минорном ключе; блестящий проигрыш Локри; сильное, твердое арпеджио Жаима. И позади — еще две темы, каждая как эхо другой.

В двух других окнах звучали другие аккорды, диссонирующие, темные и менее слитные. Ивард чувствовала Марим: ее тема, облагороженная воспоминаниями, переплеталась теперь с безобразным топочущим ритмом. Ивард понял, что это мотив Хрима Беспощадного, и печаль вошла в его сердце. Значит, Марим им всем изменила, не только ему. Из другого окна, которое было ближе к «Телварне», неслись полные жесткой решимости такты Анариса, которому вторили его сторонники. Чужая музыка приближалась к друзьям Иварда с двух сторон.

Он перевел взгляд на регистры защиты Пожирателя Солнц, показанные ему органистом. Когда он стал манипулировать ими, зажглись другие окна, и он услышал стонущую какофонию умирающего солнца и вопль миллиардов атомов, поглощаемых черной дырой. Из басовых труб органа грянула мощная тема приближающихся астероидов. Ивард продолжал играть, и басовые тона стали звучать в немного замедленном темпе, а давление его пальцев на клавиши возросло.

Озаренный внезапным пониманием, он нашел еще одно окно, услышал другую знакомую тему, сплел ее с темой «Телварны», выделил мелодию Вийи и послал ей свою мысль...

* * *
— Локри, посади Лара на контроль повреждений, — распорядилась Вийя.

Локри подключил свой пульт к пульту бори, который пытался отладить тианьги, работающее в режиме перегрузки, вызванном присутствием почти трехсот беженцев, — эта цифра намного превышала величину, на которую были рассчитаны системы «колумбиады». На мостике разило кровью, потом и рвотой — Локри морщился при одной мысли о том, что должно твориться в других частях корабля.

— У корветов скорость выше нашей, — сказал Брендон, сидящий за орудийным пультом. Он снял скафандр и остался в белом трико, потном и грязном. Локри одолжил ему пару брюк. Он сделал контрвыстрел; корабль тряхнуло, и вражеский снаряд взорвался на полпути.

Вийя, не отвечая, с мрачным лицом пыталась увести «Телварну» от двух атакующих кораблей. Только превосходящая маневренность «колумбиады», даже перегруженной пассажирами, и искусство капитана помогли им уцелеть после панической посадки на корабли и старта с Пожирателя Солнц, когда первый астероид нанес свой удар. Но хватит ли Вийи на двое суток?

А свечение разбухающего красного гиганта становилось все ярче. Сколько времени осталось у них в запасе? Смогут ли они уйти от разрушительного волнового фронта, даже если спасутся от врагов-людей?

Лисантер сгорбился за пультом гиперрации, установленной Анарисом, — он пытался настроить дискриминаторы «Телварны» против помех, которыми забивали эфир панархисты. Заметив взгляд Локри, он качнул головой — значит, связь с «Грозным» пока не установлена.

Еще один снаряд прошел совсем рядом с кораблем. Это от Хрима, понял Локри, посмотрев на глифы и их краткое толкование, присланное с пульта Брендона. Хрим опережал Анариса в погоне за нами. Корабль, очевидно, ведет Марим, а Хрим управляет орудиями. «Я так и не позвал ее назад, — уныло подумал Локри. — И теперь она хочет моей смерти не меньше, чем Хрим — смерти Вийи».

— Удар следующего астероида последует через минуту, — сказал Лисантер. Локри посмотрел на один из вспомогательных экранов, показывающих Пожиратель Солнц. Первый удар как будто не причинил станции вреда; Лисантер объяснил, что вызванная столкновением энергия, проявив себя только вспышкой, осветившей причальный отсек, ушла в космос — к счастью для них, иначе они бы все испарились.

Внезапно Вийя вскинула подбородок. И ее пальцы повисли над клавишами. Локри ощутил в голове странный трепет — то же самое он почувствовал на станции, когда Монтроз услышал музыку.

— Ивард! — воскликнула она и потрясла головой. — Нет, не могу... — Она склонила голову набок и застучала по клавишам. Корабль сделал поворот и на полной скорости устремился назад к Пожирателю Солнц.

— Вийя! — обернулся к ней Брендон. — Что ты делаешь? Я не смогу блокировать корвет Анариса на этом курсе!

В них пустили ещё один снаряд. Теперь на пульте контроля повреждений загорелись красные огни, и Локри вместе с Ларом принялся определять масштабы поражения.

— Держись! — крикнула Вийя. Воздух на мостике внезапно загустел, как сироп, словно на корабль навалилось нечто громадное. Пожиратель Солнц на экранах исчез во вспышке краснего света, и звезды слились в актинический пожар. От двух корветов не осталось и следа. Вийя включила коммуникатор.

— Монтроз, доложи обстановку.

— Эйя в спячке, состояние обеих женщин стабильно.

— Жаим?

— Жив и рвется на мостик. Легкая контузия и тяжелый ожог. Контузию неостерил скоро вылечит.

— Я в порядке, — послышался голос Жаима, слабый, но решительный. — Что это на нас так надавило?

— Так Пожиратель Солнц расправляется с астероидами, — засмеялась Вийя. — Он отшвырнул их прочь, а заодно и все корабли, находившиеся в энергетическом поле. Мы будем у радиуса через несколько минут по корабельному времени и встретимся с «Грозным», как только немного сбросим скорость. Жаим, если ты в состоянии спуститься в машинное отделение и помочь десантникам, нам понадобится самый высокий тактический уровень, который ты сможешь обеспечить. И тогда, — обратилась она к Брендону, — я разделаюсь с Хримом.

* * *
В те редкие моменты, что она урывала от боя, верховный адмирал Нг смотрела на главный экран, как будто сила ее воли могла показать ей то, что происходит у Пожирателя Солнц. Сигнал от десантников, подтвердивший утерю контроля над станцией вскоре после запуска его астероидов, несколько умерил муки ее совести. Позднее, два часа назад, гиперрация издала жуткий вой — это достиг цели первый астероид, и муки, вызванные неизвестностью, усилились. Гиперрация продолжала работать, но остался ли на станции кто-то живой? Слышно было только «Кулак Должара», рифтерские корабли и забивку «Грозного».

Она выждала несколько минут, дав электромагнитному излучению от удара достигнуть радиуса, и подвела «Грозный» поближе, чтобы иметь возможность перехватывать сигналы от любых спасшихся кораблей.

Но что бы она ни услышала, помочь все равно не сможет. Если даже какие-то корабли стартуют и лягут на кратчайший курс, до радиуса им добираться двое суток. Капитан Крайно потихоньку подключил к ней свой пульт, взяв на себя часть тактической нагрузки. Это вызвало у Нг мимолетную улыбку.

Она затаила дыхание, когда на экране возник сильно раздувшийся красный гигант — взрывная волна, идущая от ядра, вытесняла его энергию в космос. А за светом следует раскаленная до миллиона градусов плазма — разве сможет кто-то уйти оттуда! Нг вызвала по коммуникатору Физо из астрономической службы.

— Показатели скорости, которые мы получаем, дают понять, что взрывная волна дойдет до черной дыры часа через четыре, — сообщил он. — Сейчас мы как раз уточняем наши расчеты. Пожиратель Солнц, разумеется, подвергнется удару в то же самое время. Отсюда следует, что через четыре часа мы уже не сможем противостоять оружию рифтеров.

— Удар астероидов, — доложила лейтенант Выхирски у пульта обнаружения.

Но никто на мостике не нуждался в ее докладе. Пожиратель Солнц вдруг вспыхнул ослепительно ярко и столь же быстро потускнел. Повреждений не было заметно. Несколько мгновений спустя из его причального отсека вылетел корабль, за ним еще два.

— «Телварна» и два должарских корвета.

Около двух часов они беспомощно наблюдали, как оба корвета преследуют рифтерский корабль, медленно догоняя его, несмотря на повышенную маневренность «колумбиады».

— Она еле ползет, — заметил Ром-Санчес. — Перегружена, наверное.

Внезапно «Телварна» повернула назад к Пожирателю Солнц.

— Какого дьявола? — выпалил Ром-Санчес и смущенно умолк, но Нг его не упрекала. Три корабля исчезли бесследно, а на главном экране с невероятной быстротой стало шириться кольцо голубоватого света, идущее от черной дыры. Щит «Грозного» замерцал.

— Частицы пыли на скорости 0,99 це, — доложил контроль повреждений. — Щиты держат.

Несколько минут «Грозный» выдерживал беспрецедентную песчаную бурю, как будто шел в реальном времени. Нг вызвала на мостик Себастьяна Омилова, но как только он вошел, пульт обнаружения начал громко сигналить.

— Скачковый импульс! — воскликнула Выхирски. — Тактический уровень восемь, полторы световых секунды на 3 отметка 7, курс 93 с отметки 13. — Она помолчала, овладевая голосом, и продолжила: — Выходной импульс, тот же курс. Скачковый импульс, аналогичен первому. Опознавательный код... «Телварна».

— Не может быть, — с бьющимся сердцем сказала Нг.

— По-моему, — медленно произнес Омилов, — мы только что наблюдали, как Пожиратель Солнц расправляется с нежелательными объектами. Нечто сходное с огромным полем Теслы, возможно?

Нг задумчиво кивнула. Красный гигант, однако, не затронут — что же это за сила, способная так четко различать свои цели? Она отогнала эту мысль — время для объяснений настанет потом. Рифтерский корабль тормозил на максимальном тактическом уровне, и «Грозный» мог ему помочь.

— Навигация, совместите курсы и скорости. Орудийная, приготовьте рапторы для буксировки.

* * *
Мостик тряхнуло. Огни на пульте Локри замигали и снова стали зелеными.

— Есть буксир, — сказал Лар. — Они нас зацепили.

Локри, сверившись с информационным экраном, добавил:

— Они все для нас приготовили — включая заправку топливом. Быстро, однако, обернулись.

Вийя, кивнув с каменным лицом, взглянула на Брендона, который постоянно вел переговоры с тех пор, как «Телварна», сбросив скорость, получила возможность держать с крейсером связь в реальном времени, и сказала Локри:

— Ступай помоги Монтрозу. Я хочу высадить беженцев до того, как келли придут за Портус-Дартинус-Атосом.

Локри переключил свой пульт на нее, радуясь предлогу уйти с мостика. Хотя с чего бы? Проблем как будто никаких нет — ни явных, ни скрытых. Он пробрался через беженцев, сидящих на палубе в коротком проходе, вспоминая недавние события.

Как только они обнаружили «Грозный», Вийя запросила рандеву, чтобы высадить беженцев. Брендон повернулся к ней и сказал: «Ты же знаешь: я могу натравить на Хрима половину Флота».

А она ответила: «Хримом я займусь сама».

Не было ни споров, ни гнева — только короткая пауза, во время которой все, кроме них двоих, перестали дышать, а потом Брендон сказал: «От Седри и Татриман помощи ждать не приходится. Тебе понадобятся добровольцы в машинное отделение и запасной техник контроля повреждений».

Вийя согласилась, и оба развили бурную деятельность. Брендон отобрал взвод добровольцев среди десантников и обошел беженцев, пока Вийя вела корабль через замусоренную систему на встречу с «Грозным». Когда они вошли в диапазон связи, он вернулся на мостик.

Монтроз в лазарете суетился среди хаоса раненых и пораженных шоком. Все было замызгано кровью, как на бойне. Монтроз, как одержимый, командовал молчаливыми медтехниками-бори, которых умудрился вылущить из толпы.

Локри сразу захотелось уйти, но Монтроз увидел его и поманил к себе. Они протиснулись мимо терпеливо ожидающих бори и двух контуженых серых в маленький кабинет и закрыли дверь. Локри, опешив от внезапной тишины, посмотрел на Седри, погруженную в глубокий сон.

— Она поправится?

— Как только я выведу мозгосос из ее организма. И потом ей надо выспаться как следует — и ей, и Тат.

— Они остаются или высаживаются?

— Обе хотят остаться в любом случае. Теперь расскажи, как дела на мостике.

— Он уходит, она остается.

— Так и должно быть, — удовлетворенно кивнул Монтроз. — Оба делают то, что считают своим долгом, — и разрешают друг другу это делать. Лишь бы посторонние не вмешивались. К счастью, чистюли слишком боятся ее, чтобы вмешиваться.

— Чистюли. — Долгий рейс, предельное напряжение и недостаток сна, боль от потери Иварда и дезертирства Марим — все это вдруг нахлынуло на Локри разом. Брендон и Вийя — случай беспрецедентный, как и они, все прочие. Значит, все, что бы они ни сделали, автоматически становится прецедентом. — Мы с тобой тоже станем чистюлями опять, если захотим. А если не захотим, то что же — так и останемся рифтерами? Снова бластерами махать?

Монтроз, фыркнув, включил маленький автомат. Тот загудел и выдал стакан.

— Сначала Хрим. — Монтроз подал стакан Локри. — Будем живы — успеем поразмыслить о нашей будущей карьере. Выпей.

Толчок и тихий гул оповестили о том, что корабль вошел в причальный отсек крейсера. Локри выпил эликсир и пошел распоряжаться высадкой беженцев.

Нельзя сказать, чтобы его участие было необходимо: всем занимались десантники. Ошеломленным людям, большей частью бори, было, кажется, все равно, кем их считают — спасенными или пленными. В любом случае с ними пока что обращались лучше, чем на Пожирателе Солнц.

Брендон и Вийя вышли с мостика вместе, бок о бок. У входного люка она остановилась, и он сошел по трапу один, босой, в старых штанах Локри и грязной майке, но как-то умудряющийся сохранять достоинство. Почетный караул десантников начал ритуал торжественной встречи.

Локри подошел посмотреть и подскочил, когда Вийя стукнула его кулаком по плечу:

— Пошли — работать надо.

* * *
Перед самым отправлением рифтерского корабля Панарх пришел на мостик. Он ехал сюда через весь крейсер, и поразительно высокий процент вообще-то дисциплинированного экипажа Нг наверняка нашел себе какую-нибудь работу на пути его следования — чтобы поглядеть на него своими глазами и убедиться, что он действительно жив.

Войдя, он приветствовал кивком команду мостика. Несмотря на его изнуренное, все еще в копоти, лицо, его присутствие вдохнуло во всех новую энергию.

Он подошел к Нг, которая отдала ему честь, и они молча стали смотреть, как «Телварна» выходит из отсека и разгоняется, покидая крейсер. Потом она исчезла в красной скачковой вспышке, и навигационный пульт зачирикал, принимая переданный рифтерами курс.

— Откуда она знает, где искать Хрима? — спросила Нг. «Грозный» тоже ушел в скачок, отправившись вдогонку за «колумбиадой». — И, кстати, как ей удалось найти «Грозный» так скоро?

— Музыка сфер, — дернув ртом, ответил Панарх. — У нес всегда был хороший слух.

* * *
«При общем ликовании утренних звезд...»* [10]

Ивард чуть не оглянулся, так явственно послышался ему голос Элоатри, — но это было лишь воспоминание, одно из многих, переполняющих его память теперь, когда песнь могущества лилась из его пальцев. Она читала это ему из своей странной книги, когда он выздоравливал на «Телварне» после Дезриена, и после тоже; теперь слова этой книги, которые сами были как песня, вплетались в его музыку и гремели в этом диковинном подобии Нью-Гдастонбери, окружающем его на грани Сновидения:

«Можешь ли ты связать узел Плеяд и разрушить узы Ориона?»* [11]

Ни один человек не видел этих звезд уже две тысячи лет, но Ивард рассмеялся вслух, ибо за ним, как гора, чье величие давит тебя и в безлунную ночь, когда даже очертаний ее не видно, вставала возрастающая Мощь, способная связать и разрешить что угодно. Не потому ли сгинул Ур, что осмелился пленить божество, чтобы придать могущество своей звездной империи?

Ивард запел, добавив свой голос к тысячеголосию органа, который как живой откликался на движения его рук и ног; фигуры и краски вокруг сливались в великолепноецелое, и это целое, подпитываясь встающей позади силой, оплетало паутиной разгул человеческого насилия вокруг Пожирателя Солнц — эхо насилия звездного, выпущенного на волю ради освобождения Плененного.

Но освобождение еще впереди — а до тех пор он будет играть, помогая успеху и мщению тех, кого любит.

* * *
Наблюдая за челноком, несущим Хрима и его напарницу к «Цветку Лит», Ювяшжт осознал, что странная музыка, сопровождавшая некоторое время переговоры по гиперсвязи, становится все громче. Он видел, какое влияние она оказывает на команду мостика. Люди, и без того уже взбудораженные похабщиной, которой забрасывали их панархисты, заметно нервничали.

— Убери звук, — резко бросил Ювяшжт. Связист, вздрогнув, точно его разбудили, повиновался. Музыка стала тише, но все-таки была слышна.

— Слишком сильное звучание, кювернат, — извиняясь, сказал офицер. — Если еще приглушить, мы можем не расслышать то, что сообщают с кораблей.

Ювяшжт взглянул на наследника — нет, Аватара — но ничего не прочел в его профиле. Анарис Эсабиан внимательно следил за тактическими экранами — то, что передавали панархисты, его, видимо, не волновало.

— Хорошо, — сказал кювернат и откинулся на спинку кресла, медленно дыша и вращая головой, чтобы размять шейные мышцы. Он тоже был напряжен, и это прорывалось наружу. Он оглядел экраны: бой оборачивался благоприятно для них, и их оружие приобрело большую мощность.

На видеоэкране челнок прошел в шлюз показываемого крупным планом рифтерского эсминца. Ювяшжт вдруг вспомнил, что не давал Хриму никакого приказа. Оно и к лучшему — ведь теперь командование принял Анарис. После того, что доложили ему тарканцы о подвигах нового Аватара на Пожирателе Солнц, Ювяшжт не хотел ему перечить даже в самой ничтожной степени.

Но будут ли карра подчиняться ему и здесь, вдали от Пожирателя Солнц? Кювернат, несколько шокированный этой мыслью, поспешил отогнать ее от себя. Анарис не нуждается более в телекинезе, чтобы проявлять свою волю, — и всякий, кто пожелает проверить, обладает он еще этой силой или нет, может поплатиться за это жизнью.

— Какой приказ вы изволите дать «Цветку Лит», мой господин? — спросил Ювяшжт. Анарис слегка улыбнулся.

— Что бы ты ни передал Хриму, он все равно будет преследовать «Телварну». Дай ему последние координаты, которыми располагаешь, и пусть себе охотится. «Телварна» обязательно встретится с «Грозным» — мы последуем за ней и положим этому конец.

— Слушаюсь, мой господин.

Ювяшжт отдал приказ и вновь занялся тактической координацией. Он еще не освоился с новым Аватаром и с его неожиданной склонностью к тому, что могло сойти за юмор, хотя и весьма черного сорта. Панархисты его испортили или он от природы такой, он теперь Властелин-Мститель. Ювяшжт продолжал следить за ходом боя, невольно спрашивая себя, куда-то Анарис их заведет.

* * *
Марим испустила глубокий вздох облегчения, увидев в открывшийся люк должарского челнока причальный отсек «Цветка Лит». Она не верила, что Анарис отпустит их после того, как «Кулак Должара» поравнялся с обоими корветами, отброшенными от Пожирателя Солнц неизвестной урианской энергией. Особенно если учесть, что два Хримовых огра убили нескольких тарканцев, пытавшихся сесть на их корвет во время перестрелки, последовавшей за покушением Хрима на Вийю.

Рифтерский капитан молча отпихнул Марим и затопал вниз по трапу, не глядя, идет она за ним или нет. Челнок захлопнул за ними люк, прошел, окруженный радужным сиянием, обратно в шлюз и удалился по направлению к большому крейсеру, стоящему всего в нескольких километрах. Серебристый корпус «Кулака» сверкал в усиливающемся свете сверхновой.

Тощий длинноносый человек торопливо вышел им навстречу.

— Что было на Пожирателе, кэп? Сработали огры так, как вы говорили? Вы сняли какие-нибудь видики про них?

Хрим ринулся вперед, стукнул тощего бластером, повалив на палубу, и постоял немного над ним, почесывая стволом другую, перевязанную, руку.

— Ты видишь тут хоть одного сраного огра, Дясил?

Дясил в ужасе покрутил головой, и Хрим обернулся к Марим. Воняло от него так, что глаза слезились, — засохшей кровью, тухлой подливкой и потом.

— Пошли, кучерявая. На корвете ты управлялась неплохо — теперь будем охотиться на настоящем корабле.

На этот раз Марим скрыла вздох облегчения. Хрим вроде бы успокоился немного после приступа ярости, накатившего на него, когда два огра после закрытия шлюза отключились и он лишился возможности ими управлять. А когда она заметила, что эти сволочные машины на них не нападут, он залепил ей так, что она врезалась в переборку.

Вспомнив об этом, Марим вздрогнула: она не видела даже, как он замахнулся. Неудивительно, что он, несмотря на взорвавшийся в руке блокнот, успел подстрелить Жаима. А у Маркхема и вовсе шансов не было... Марим боролась с этим воспоминанием, пока транстуб вез их на мостик. Что толку? Эта часть ее жизни окончена. Чтобы отвлечься, она стала насвистывать.

— Какого хрена ты делаешь? — рявкнул Хрим.

— Это просто мотив, который Ма... — Она осеклась. Который часто наигрывал Маркхем. Телос! Уйди прочь, проклятая память. — Ну, в общем, я его слышала где-то.

Хрим смерил ее каменным взглядом.

— Заткнись, поняла?

Она заткнулась, но мотив продолжал играть у нее в голове, напоминая другую музыку, слышанную на «Телварне». Она скривилась и приоткрыла рот, чтобы не соблазниться и снова не засвистеть.

На мостике их приветствовало чириканье многочисленных пультов и шепот тианьги. Грузный рифтер поспешно освободил командное кресло.

— Приказ Ювяшжта только что поступил, капитан. Я перевел его на пульт навигации для вас.

— Выкинь его, Пили. Мы идем кончать «Телварну».

Пили вытаращил глаза.

— Так он это самое и приказывает — говорит, она должна быть около «Грозного». И координаты посылает.

Хрим поглядел на него, засмеялся и плюхнулся в командное кресло.

— Ладно. Каркасон, уводи нас. Ты, кучерявая, займешь его вспомогательный пульт — будешь подавать мне тактические данные по этой черномазой.

«Цветок» скакнул, а Марим стала осваиваться с пультом. Просторный мостик эсминца гудел от притока энергии. Почему Маркхем, а после Вийя так и не приобрели эсминец? Было время, когда они после нескольких удачных рейдов могли бы позволить себе «альфу». Все Вийины причуды — она не хотела быть богатой, вот Марим и маялась столько лет на малышке «колумбиаде».

Хватит, отмаялась. Марим с растущим возбуждением смотрела на отдающего команды Хрима. Не зря кто-то сказал, что власть — самый сильный сексуальный возбудитель. Теперь у нее тоже есть власть, и она сумеет ею воспользоваться. Судьба, которую способен обеспечить ей Хрим, стоит пары оплеух время от времени.

* * *
— Выход через десять секунд, — ровным голосом сказала Вийя. — Жаим, готовь снаряд — вот координаты.

Руки Жаима лежали на орудийном пульте твердо, профиль был спокоен. Он сидел с забинтованным торсом, в одних испачканных кровью штанах.

Корабль резко вышел из скачка. «Цветок Лит» был в нескольких километрах, и Вийя скомандовала:

— Огонь!

Снаряды вылетели, и «Телварна» тут же снова ушла в скачок. «Надеюсь, что болеутоляющих Монтроза хватит на весь бой», — подумал Локри, а Жаим стал готовить новый залп.

* * *
Все более громкая музыка, льющаяся из гиперрации, энергизировала команду Марго Нг. Люди стали двигаться четче и быстрее, подчиняясь ритмам сложных мелодий. Никогда еще «Грозным», несмотря на одолевающую всех усталость, не управляли столь эффективно. Но кто же был музыкант? Нг знала юного Иварда, оставшегося на станции, но не слышала, чтобы он обладал таким талантом. Но если не он, то кто же тогда? Или что?

И все же, несмотря на слаженную работу команды и мощный компьютер крейсера, «Грозный» каждый раз отставал от «Телварны» на несколько световых секунд и наблюдал то, что уже совершилось. И будь даже по-другому, они все равно ничего не смогли бы поделать: маленькая «колумбиада» выходила из скачка так близко к «Цветку», что рапторный разряд уничтожил бы оба корабля, и Нг опасалась подставлять свой корабль неодолимой теперь мощи гиперснарядов рифтерского эсминца.

Поэтому они продолжали идти следом и смотреть, как Вийя вдалбливает Хриму, что гиперснаряды против комара бесполезны — «Цветок» поворачивался недостаточно быстро, чтобы успеть навести снарядную трубку на «Телварну».

Взмокший от пота Ром-Санчес напряженно работал, пытаясь с помощью сложных тенно-систем предвосхитить движения «Цветка». Кораблем практически управлял он — Нг, понаблюдав за ним, решила, что на лучшее не способна, притом она должна была заниматься тактической координацией боя, который оборачивался не в их пользу.

— Попадание снаряда в «Цветок», мелкие повреждения левого кормового отсека, — сообщила Выхирски. И чуть позже: — «Телварна» ушла в скачок, «Цветок» также.

Нг потерла усталые глаза, спохватилась и опустила руки на подлокотники кресла. Музыка пробуждала что-то в ее памяти, но ей некогда было разобраться, что именно: выдающееся пилотское мастерство Вийи занимало ее целиком.

— Выходим из скачка, — доложила навигация, а Выхирски, не успел еще смолкнуть сигнал выхода, сообщила: — Выходной импульс «Цветка». — И через несколько секунд: — «Телварна» вышла, произвела залп, ушла в скачок. Попадание в корму «Цветка» с левого борта, повреждения незначительны.

Снова «колумбиада», хотя ее компьютер был во много раз меньше крейсерского, попала прямо в точку выхода эсминца.

Музыка, приглушенная, но еще слышная, изменилась в очередной раз, и Нг вспомнила. Вокруг нее вместо по-военному четких очертаний мостика возник роскошный концертный зал на Аресе. Кетцен-Лах. Нет, не совсем, но что-то очень похожее. Стиль, темы, чувства, пробуждаемые в слушателе, — все другое, но влияние Кетцен-Лаха бесспорно. Почему это так важно для нее?

— Выходной импульс! Крейсер! — воскликнула Выхирски. — 177 отметка 32, 28 светосекунды.

— Тактический скачок, — скомандовала Нг. Заурчали скачковые, и обнаружение добавило:

— Объект опознан как «Кулак Должара».

Значит, Анарис пустил «Цветок» вперед, как ищейку. Нг повернулась к Панарху, который стоял рядом с ее креслом, заложив руки за спину.

Но если «Грозный» отставал от «Телварны», то «Кулак» отставал от «Цветка» еще больше. Его импульс запаздывал на два скачка. Надо просто быть начеку — маловероятно, что Ювяшжт сумеет взять их под прицел при таком количестве скачков. «Грозный» тоже постоянно бы запаздывал, если бы Вийя не держала его в курсе своих передвижений.

Раздался сигнал выхода, крейсер сменил курс и снова ушел в скачок. Через несколько секунд экран прояснился. «Телварна» снова ужалила эсминец, на этот раз попав прямо в радианты, самое слабое место корабля. Огненный след снарядов составил визуальный контрапункт веселой каденции, несущейся из гиперрации. Странная музыка близилась к апофеозу.

* * *

Связь с «Телварной» оставалась прочной, даже когда та выходила из скачка и снова в него уходила, — но связь с «Цветком Лит», которую Ивард держал через Марим, то и дело ускользала от него.

Правда, в скачке Ивард легко находил эсминец — тема Марим вела его, и он удивлялся, что раньше не замечал в ней этой темной стороны, теперь так ясно слышимой. Громче всего Марим откликалась ему на выходе, когда музыка пробуждала в ней воспоминания, служившие Иварду маяком. Каждый раз он вплетал позицию эсминца в свою музыку и гармонизировал ее с темой Вийи; но на «Цветке» был еще один канал, по которому на корабль поступала энергия с Пожирателя Солнц, и юноша не мог проследить, которые из его клавиш за это отвечают. Эсминец опять ушел в скачок, и он потерял нить.

Ивард знал, что мог бы отключить от источника все корабли, имеющие гиперреле и гиперрации; потому что он понимал теперь, что только его присутствие в луче света энергизировало эти функции Пожирателя Солнц. Сущность отступила, готовясь к долгожданному освобождению, Ивард очень хотел бы выйти из луча, вспоминая виденные им светлые монеты, — но, сделав это, он запер бы Органиста здесь, что было бы тягчайшим преступлением. И он терпеливо, продолжая играть, отслеживал ведущую к Пожирателю Солнц нить.

И наконец, когда «Цветок» в очередной раз вышел из гиперпространства и он снова услышал Марим, нить оказалась у него в руке. Ивард вспомнил келлийскую троицу на Рифтхавене; Атропос-Клото-Лахесис. Значение их имен он узнал гораздо позже: та, что прядет, та, что отмеряет, и та, что перерезает.

Он знал, какая роль суждена ему. Со слезами на глазах он потрогал тетрадрахму и ленточку у себя на шее.

Прощай, Марим.

* * *
На мостике «Цветка» музыка была едва слышна. Хрим совсем бы ее выключил, если б не боялся пропустить что-нибудь важное с той и другой стороны. Но она донимала его хуже, чем провонявшая всякой гадостью одежда. Видя, как маленькая рука Марим выстукивает очередной ритм, он еле сдерживался, чтобы не вскочить и не шмякнуть се о палубу.

— Выходим, — напряженным заранее голосом сказал Карксон.

— Следов нет, — доложил Эрби.

— Где она, зараза, так ее...

— Выходной импульс! — крикнул Эрби.

Хрим стукнул по скачковой клавише, но корабль уже зацепило снарядом. Громко зарокотали скачковые, и Хрим снова откинулся на спинку кресла.

— Попадание снаряда в левый кормовой отсек, повреждения незначительны, — отрапортовала Метидже.

Марим, тряхнув волосами, посмотрела на экраны. Хрим подумывал убрать ее с мостика, пока все не кончится, однако ему хотелось посмотреть, как она будет реагировать, когда «Телварна» превратится в пар. Тогда он поймет, насколько ей можно доверять.

Музыка изменилась. Никто на мостике не обращал на это внимания — никто, кроме Марим. Она чуть заметно потряхивала в такт своими желтыми кудряшками.

Хрим отвел «Цветок» на несколько светосекунд назад и заново пронаблюдал последнее столкновение. Как Вийя ухитряется каждый раз выходить из скачка так близко от него? Экран не давал отгадки.

— Выходной импульс! — снова выкрикнул Эрби, и последовал новый удар.

— Вы, логосом трахнутые! — заорал Хрим, взмахнув бластером. — Шевелитесь давайте! Это всего лишь сраная «колумбиада»!

Он быстро просчитал векторы, открывшиеся ему в ретроспективном скачке, бросил «Цветок» в гиперпространство и хищно ухмыльнулся, когда эсминец вышел в паре светосекунд от «Телварны», с нацеленной почти прямо на нее снарядной трубкой.

Он нажал на огневую клавишу, но «Телварна» на экране снова ушла в скачок, и красный жемчужный след гиперснаряда ушел в пустоту космоса мимо цели. Хрим стукнул кулаком по подлокотнику. Как она это делает? Можно подумать, она читает их...

Читает наши мысли!

Не успел он послать корабль вдогонку за «Телварной», она вдруг возникла позади и нанесла удар по радиантам «Цветка».

— Попадание снаряда, четвертый квадрат радиантов, КПД снизился на десять процентов, — доложила Метидже.

«Телварна» исчезла с выгодным для себя вектором, как почти всегда бывает при ударе с кормы у корабля, чьи главные орудия размещены спереди.

Хрим пролаял новый курс, они ушли в скачок, он глянул на Марим и вспомнил: Пожиратель Солнц, его каюта, Марим в постели кричит: «Вон из моей головы!»

С ревом он вылетел из кресла, сгреб ее за горло и кинул на палубу. Мостик притих от шока. Марим вытаращила на Хрима голубые глаза.

— Она это от тебя получает! — гаркнул он.

— Нет! — Она открыла круглый розовый рот, но соврать в очередной раз не успела: Хрим выхватил бластер и выстрелил ей в лицо.

Других звуков, кроме шипения разряда и потрескивания сожженной плоти, не последовало. Затем на мостике погас свет и зажегся снова, уже в аварийном режиме. Хрим с руганью снова плюхнулся в кресло и врубил коммуникатор.

— Инженерная, включи энергию обратно!

— Они нас вырубили! Гиперреле отказало!

Хрим выругался с новой силой, ища, на кого бы еще повесить вину — кого бы убить.

Но ругань застряла у него в горле: загорелся экран, и он увидел перед собой черные безжалостные глаза Вийи.

* * *
Жаим контролировал свое дыхание, не думая об этом. Тот, кто выбирает для себя трудные пути уланшу, учится этому в первую очередь. Музыка Кетцен-Лаха, пронизывая его распадающееся сознание, связывала его через память с настоящим моментом. Боль сопровождала каждое его движение, но он подавлял физическую реакцию, сосредотачиваясь на очередном задании.

Теперь он смотрел на экран, видя ужас Хримовой команды и бешенство самого Хрима.

Музыка как ни в чем не бывало звучала на обоих кораблях, и Жаим чувствовал близкое соседство своих Наблюдателей: Рет Сильвернайф, Маркхема, а теперь и Марим. А позади, уходя во мрак по краям его сознания, стояло великое множество других. Что такое эта призрачная толпа — реальность или бред, вызванный наркотиками и раной, — не имело больше значения.

— Какова твоя цена, мозгоедка? — рявкнул Хрим. — Хочешь, чтобы я просил пощады?

Жаим покосился на Вийю, и жгучая боль атаковала границы его контроля.

— Я хочу, чтобы ты умер, — сказала Вийя и кивнула Жаиму.

Он еще раз поднял руку и опустил ее на клавишу.

Музыка смолкла. В молчании Жаим смотрел, как летит снаряд. В молчании термоядерный заряд пробил незащищенный корпус, и «Цветок» распустился последней неземной красотой, как бы в насмешку над гнусной жизнью Хрима.

Вместе с плазменной розой померкло и зрение Жаима — но это больше не имело значения, и он выпал из кресла в желанные объятия темноты.

38

Музыка из гиперрации достигла крещендо и умолкла, зазвучала тише. Марго Нг не сразу уловила, в чем суть перемены: это не просто другая тональность... пропала одна из тем, и диссонирующие, призывные тона звучат, как переход в мажорный ключ.

— Потеря энергии на «Цветке Лит», — сказала Выхирски.

С величайшим удовлетворением Нг увидела, как «Телварна» развернулась и пустила единственный снаряд в ставший беспомощным эсминец. Когда огненный шар ядерного взрыва рассеялся, «Телварна» ушла в скачок. Быть может, Вийя своими оккультными средствами уловила приближение другой угрозы?

— Тактический скачок, — скомандовала Нг, не желая рисковать.

Скачковые заурчали, и она вернула внимание к продолжавшему бушевать сражению. «Телварна» теперь, по всей видимости, способна сама о себе позаботиться. Нг взглянула на Панарха — он наблюдал за экранами со своей обычной спокойной сдержанностью. Вийя, без сомнения, легко найдет «Грозный», когда рандеву с ним станет безопасным.

Характер боя менялся: музыка и пропаганда, звучащие по гиперсвязи, постепенно отнимали у Ювяшжта контроль над событиями. Нг догадывалась, что связь у него сейчас работает немногим лучше, чем у нее. Тенноглифы указывали на растущую потерю координации между рифтерскими кораблями, тогда как на Флоте, вверенном Нг, все оставалось без изменений. И даже немного улучшилось, поскольку корабли при каждом скачке выбрасывали орбитальные мониторы.

— Похоже, у обычной связи есть свои преимущества, — сказал капитан Крайно, проследив за ее взглядом.

— Вы правы. Берите управление на себя: пора нам переходить к активной роли.

— Есть. Но при этом мы рискуем подставиться «Кулаку».

— Ничего не поделаешь, — сказала Нг, указывая на тактический экран.

— Участие крейсера в любом из этих локальных боев, — сказал Ром-Санчес, высвечивая несколько корабельных дуэлей, — поможет склонить чашу весов.

Нг, изучив картину, нажала что-то на своем пульте, и вокруг места одного из боев загорелся яркий кружок.

— Сначала сюда.

Крайно кивнул и стал отдавать команды, а Нг принялась изучать тактические экраны более внимательно. «Кулак» с Анарисом Эсабианом в качестве командующего начинал, по-видимому, осуществлять новую стратегию — это сейчас и занимало ее мысли. Оторвавшись от размышлений, она увидела, что Панарха больше нет рядом с ней.

Через несколько минут огненный шар возвестил о гибели еще одного рифтерского эсминца. Крайно, совершив тактический скачок, спросил Нг:

— А теперь куда?

Нг не успела ответить — ей помешал сигнал с пульта обнаружения.

— Выходной импульс!

— Тактический скачок, — скомандовал Крайно.

— Объект опознан как «Телварна», — объявила Выхирски.

Ее сообщение облетело мостик как электрический разряд. Операторы продолжали заниматься своим делом, но Нг почувствовала в атмосфере волнение и нетерпеливое ожидание, не имеющие отношения к бою.

— Так держать, — сказал Крайно. — Надо дать им найти нас.

Значит, Пертс тоже понял.

Несколько минут спустя носовой причальный отсек «гамма» доложил:

— «Телварна» в отсеке.

— Адмирал? — вопросительно сказал Крайно.

Нг отдала новое распоряжение и включила видеосвязь с причальным отсеком. Она слегка вздрогнула от удивления, увидев выстроенный там почетный караул десантников в полной парадной форме, и посмотрела на Крайно. Он взглянул на экран, и по легкому пожатию его плеч она поняла, что он этого не приказывал, но одобряет.

Старая, обоженная плазмой «колумбиада» спустила трап, и из корабля плотным строем вышли добровольцы-десантники в самых невообразимых нарядах, позаимствованных, очевидно, у экипажа. За ними вразброд шли остальные — вернее, те, кто остался. Нг узнала всех, начиная от медленно шагающего связиста, над которым столько лет тяготело ложное обвинение в убийстве. Недоставало веселой маленькой блондинки, техника контроля повреждений, и мальчика, генетически связанного с келли. Их заменили трое бори, летавшие, как уже выяснилось, на «Самеди» у Эммета Быстрорука, известного информационного стервятника.

Но сейчас не время было размышлять над причудливостью рифтерских судеб. Эта война все изменила, подумала Нг, глядя, как по трапу сходит Вийя в сопровождении эйя. Она вела еле передвигающего ноги механика — даже на расстоянии было заметно, что он в шоке и испытывает сильную боль. Две программистки тоже шли с трудом, придерживаемые другими. У бори был смущенный вид, другая, отставной коммандер Флота, держала глаза опущенными. Нг, знавшая историю Тетрис, снова подумала о переменах, которые принесла с собой война. По замкнутому лицу пожилой женщины Нг догадывалась, что та должна чувствовать. Хорошо, что хоть что-то переменилось к лучшему.

Панарх вышел им навстречу, прямой и опрятный, в официальном белом трауре: по пути в причальный отсек он умудрился принять душ и переодеться. Нг не слышала, что он сказал, но десантники разразились криками, а потом картина нарушилась: раненых унесли в одну сторону, других увели в другую.

Пульты продолжали принимать поток боевой информации, и Нг обернулась, услышав взволнованный шепот невозмутимого обычно Мзинги:

— Они сейчас будут здесь.

Нг, поймав взгляд Крайно, улыбнулась и одернула мундир. Вскоре люк зашипел, и вошли Панарх с темпаткой.

Команда мостика встала, как один человек, и кулаки застучали в грудь — высшая почесть, которой удостаивались обычно только свои. Брендон немного отступил от капитана Вийи, давая понять, что приветствие предназначается ей одной, и Нг впервые увидела темный румянец, проступивший на лице темпатки.

Марго полагалось сказать что-то, и она уже открыла было рот, но тут черные глаза Вийи сузились, и Панарх повернул голову к экрану, где мельтешил хаос гиперволновых передач.

В секторе мостика, отведенном для связи, повысилась активность, но Нг, не обращая на это внимания, смотрела туда же, куда и Панарх. Одна из секций экрана расширилась, показав силуэт высокого, широкоплечего мужчины, стоящего спиной к зрителю на фоне голубовато-белого свечения сращенного диска черной дыры. У его ног виднелась какая-то бесформенная куча; постепенно при свете распадающейся материи стало видно, что это другой человек, съежившийся и закрывший лицо руками.

— Связь, прекратите забивать эфир, — распорядилась Нг. Экран прояснился, и изображение стало несколько более четким.

— Джеррод Эсабиан, — произнес Панарх.

Фигура медленно повернулась к ним лицом. Все прочие переговоры по гиперсвязи постепенно прекратились, сделав изображение предельно ясным и четким. Командир Гурли за пультом связи подключила вспомогательные каналы. Лицо и плечи Джеррода Эсабиана заполнили весь экран. Свет, падающий сзади, обрамлял его черные волосы, рельефно очерчивал складки лица и тускло обрисовывал серый китель человека у его ног. Эсабиан окинул взглядом мостик, не переставая крутить в пальцах черный шелковый шнурок.

— Гекаат, — тихо сказал он. — Эммер те говен.

Один из пультов быстро застучал, и под изображением появился перевод:

«Нерасторжимая связь. Вы все (аспект неизбежности) отмечены».

Никто из присутствующих на мостике не издал ни звука, и из гиперрации не доносилось других голосов, кроме голоса Эсабиана. Только музыка продолжала звучать, торжествующая, сверхчеловеческая, сплавляя их в одно эмоциональное целое, Нг знала, что ничего подобного никто из них больше не испытывает.

Внезапно по мостику пронесся странный басовый гул. Изображение на миг превратилось в негатив: глаза Эсабиана стали колодцами белого пламени, а сращенный диск — лишенным света пятном. Нг вспомнился тайный храм ульшенов, открытый после смерти аль-Гессинав, и икона, изображающая Ничто, над кровавым алтарем.

Когда экран пришел в норму, Эсабиан стал смотреть на них как будто с большого расстояния. Он заговорил опять, почти выпевая слова:

— Даракх-иль эммер энташ эг пендеши палиа-ми ни-цурен кур-рхан. Палыми куррхар би-омха эмрет-те, дира-ми би омха мизпе-ши, хач-ка ми би тирамте, даш те эммер прохар ми-ретанн эпас Морат-джар.

(Месть моя будет вечно преследовать вас и ваших потомков. Моя печать отметит ваши судьбы, мое проклятие ляжет на то, что вы благословляете, мой дух явится в ваши сны, дабы вы в вечном страхе ожидали моего возвращения из царства мертвых.)

Он выбросил к ним руки с покрытым замысловатыми узлами шнурком, и какое-то искривление окружающего его пространства превратило это в прыжок нападающей змеи.

— Эгларррррррр... — Изображение начало дробиться, и голос зазвучал замедленно, пробиваясь сквозь инфразвуковой гул, словно от плохо настроенного тианьги. Этот гул вызвал у Нг приступ внутренней паники, которая тут же и прошла, потому что настала тишина и образ застыл, серый и раздробленный, как разбитая статуя.

Из задней части мостика подал голос Омилов:

— Мы уже не услышим его последнего слова, даже если будем слушать миллион лет.

Нг содрогнулась. Для Эсабиана все кончилось в считанные мгновения, а вот для них его проклятие, пожалуй, сбылось: для будущих зрителей его падение в черную дыру будет длиться вечно.

Нг стала замечать музыку. Та выражала такое ликование, что Марго поняла: это чувство не имеет ничего общего с уничтожением сгустка тьмы, называвшегося Аватаром. На миг ее дух воспарил над смертной оболочкой, охватив корабль и звезды за его пределами во вспышке понимания, слишком огромного, чтобы его вместить. Радость, беспричинная и непереносимая, запела в ее сердце, точно приоткрылась дверь туда, куда ей вход заказан, но жажда войти туда слаще любого исполнения желаний. Марго услышала собственный плач и женский голос, говоривший: «Свободна, свободна».

Но мгновение прошло, дверь захлопнулась, музыка умолкла, и Нг на миг показалось, что она оглохла и ослепла. Но нет — она лишь вернулась в свое человеческое естество.

Молчание затянулось надолго, а затем Гурли за пультом связи сказала севшим от волнения голосом:

— Гиперсвязь прекратилась. Полное отключение.

Главный экран показывал теперь черную дыру и звезду-спутник, питающую ее ненасытимую ярость. Война кончилась — это поняли все, у кого была гиперрация. Это нельзя было подтвердить до сообщения первого разведчика, но Нг была уверена, что и гиперреле прекратили подавать энергию. Тем самым миссия Флота превращается из истребительной в спасательную: ведь только «Кулак Должара» да несколько рифтеров похитрее, увильнувшие от должарских инспекций, сохранили или восстановили свои реакторы. Остальные беспомощны перед разрушительной волной, идущей на них от гибнущего солнца. Анарис и эти ловкачи обеспечат Нг карьеру в будущем — теперь ей предстоит смести в кучу остальных.

— Адмирал, — сказал Панарх, — все прочее я предоставляю вам.

Нг взглянула в терпеливые голубые глаза. В них не было ни триумфа, ни горя — ничего, кроме простой человеческой усталости. Она встала, преодолевая собственную усталость, и низко поклонилась ему. Её команда, как заметила она краем глаза, последовала ее примеру. При общем молчании Брендон и Вийя покинули мостик — все так же бок о бок.

— Капитан, сохраняйте позицию. Скачки зигзагом, — скомандовала Нг, как только за ними закрылся люк. Почти сразу же первый разведчик, прибывший к «Грозному», подтвердил ее предположение. — Тактика, разработайте план спасения и эвакуации поврежденных кораблей. В первую очередь займитесь теми, что находятся ближе всех к системе. Свяжитесь со службой астрономии для определения сроков.

Ром-Санчес принялся за дело, и тенноглифы стали медленно перестраиваться с уничтожения жизней на их спасение — и своих, и вражеских.

Занятие в определенной степени бесплодное — ведь многие рифтеры все равно будут расстреляны за свои преступления. «Ну вот, — качнула головой Марго, — я уже думаю, как Кестлер. Мы постараемся, чтобы суд над ними был справедлив — в этом все различие между нами и Должаром».

Себастьян Омилов нерешительно подошел к ней.

— Адмирал, примерно через два часа мы получим возможность увидеть, что произойдет в момент... перехода. Нельзя ли будет придать «Грозному» позицию, удобную для наблюдения?

— Гностор, — засмеялся Пертс Крайно, — мне думается, вы охотно последовали бы за Аватаром в дыру ради вашей драгоценной науки.

По мостику прокатилась волна веселья, разряжая обстановку и фокусируя внимание на текущем моменте, — этого, без сомнения, Крайно и хотел.

Смех усилился, когда Омилов, с улыбкой оглядев мостик, ответил:

— Если бы мне пришла такая мысль, я знал бы, где взять команду, которая доставит меня туда и обратно.

Между прочим, он имеет в виду «Телварну». Усталость показалась Нг еще тяжелее, когда она представила, что означает для нее эта победа: новые тонкости, ухищрения и увертки дулуской политики.

— Выходной импульс! Крейсер!

— Тактический скачок! — тут же скомандовал Крайно. — Засечь место выхода и пустить гиперснаряды при возникновении цели.

Нг приказала себе не вмешиваться. Кораблем управляет Пертс, и незачем ему препятствовать.

— Объект опознан как «Кулак Должара», — доложило обнаружение еще до того, как смолкли скачковые.

— Прицел наведен, — сообщила орудийная. — Появление цели через пять секунд...

— Ушел в скачок, — оповестило обнаружение. Около пяти минут они вели эту смертельную игру в пятнашки с вражеским крейсером, и наконец связь доложила:

— С вражеского орбитального монитора поступил сигнал о перемирии.

Следуя установленной процедуре, «Грозный» лег на параллельный курс меньше чем в одной световой секунде от «Кулака Должара», чтобы ни один корабль не мог пустить в ход свои гиперснаряды. Рапторный разряд чуткие детекторы обоих крейсеров обнаружат вовремя, чтобы успеть в скачок. Тем не менее на мостике установилась напряженная атмосфера. Коммуникатор молчал, и Нг задалась вопросом, нет ли в этом психологической уловки.

Ответ на свой вопрос она получила незамедлительно.

* * *
Они дошли до транстуба, и Брендона одолело почти непреодолимое желание прислониться к стене и закрыть глаза. Но он справился с собой, боясь, что если поддастся слабости хотя бы частично, то клюнет носом и упадет.

Капсула остановилась, мичман открыл дверцу, и два десантника снаружи отсалютовали Панарху. Брендон принуждал себя передвигать ноги и отвечать на приветствия. Тихие шаги напомнили ему, что Вийя все еще с ним, и вызванный этим прилив ликования поддерживал его до самой каюты.

Войдя, они не успели даже словом перемолвиться: коммуникатор мигал в режиме срочного сообщения. Брендон устало остановился перед пультом, думая, включать его или нет.

— Думаю, твой адмирал не стала бы беспокоить тебя по пустякам, — заметила Вийя.

— Да, — улыбнулся ей Брендон. — Это явно не пустяки — потому-то я и боюсь отвечать. — Он повалился на стул, включил прием — и сожаление, преодолев усталость, предостерегающе пробежало по его нервам. Суеверие это было или нет, он предчувствовал, что ничего хорошего не услышит.

На экране появилась сама Нг.

— Прошу извинить, ваше величество, но Анарис Эсабиан требует разговора с вами. Прикажете соединить?

— Да. И оставьте канал открытым, если хотите понаблюдать, — его союзники уж точно будут смотреть. — Брендон взглянул на Вийю. Она тоже явно устала, и на ней был все тот же обгоревший черный комбинезон, который она носила на Пожирателе Солнц, но черные глаза оставались внимательными и непроницаемыми, как всегда. — Хочешь послушать?

— Да, — сказала она, становясь за его стулом.

На экране возник Анарис — он стоял рядом с Ювяшжтом, занимающим командное кресло. В глубине сидели за пультами несколько должарских офицеров, люк охраняли двое тарканцев. Моррийона видно не было.

Анарис вскинул глаза только раз, чтобы взглянуть на Вийю, молча стоящую позади Брендона, и тут же опустил их, словно сверля ими экран, а его рот сложился в легкую вызывающую улыбку.

— Тебе нечего сказать? Ни злорадства, ни угроз?

— Я как раз размышляю о... э-э... о физическом явлении, которым сопровождался уход твоего пригрозившего нам напоследок отца, — сказал Брендон. — Кроме того, остается вопрос этикета: что мне следует выразить тебе — поздравления или соболезнования?

— Принимаю и то, и другое, если ты подразумеваешь то же, что и я.

Брендон думал, что на этом разговор и закончится, но Анарис слегка постучал своим длинным пальцем по спинке кресла, за которым стоял.

Что он хочет этим сказать? Предлагает дуэль, это ясно. Теперь, когда опасность миновала, усталость зажала голову Брендона, как в клещах. С великим усилием он собрал свои разбегающиеся мысли и гаснущую энергию.

— Тебе непременно нужно, чтобы я злорадствовал и угрожал? Я могу попытаться, но, кажется, такого рода ритуалы как раз по твоей части.

Анариса это как будто позабавило.

— Предсказания твоего отца относительно судьбы моего сбылись с пугающей точностью. В этом свете его поведение по пути на Геенну я начинаю приписывать не столько трусости, сколько... капризу.

Поведение? Узел, о котором Геласаар рассказал Анарису, вместо того чтобы обречь его на гибель вместе со всем кораблем. В самом деле, почему? Отец как раз собирался сказать Брендону об этом, используя язык знаков, ключом к которому служило старинное изречение, когда Анарис взорвал его челнок. Брендон не раз уже задумывался о причине — и теперь, глядя в умные, откровенно саркастические черные глаза на экране, он сознавал, что еще много лет будет размышлять об этом бессонными ночами. Как, впрочем, и Анарис.

Если они оба будут живы.

Пауза между тем перешла в молчание. Может быть, он думает, что я знаю?

Брендон понимал, что все сказанное им может положить начало новой вендетте, которая унесет бесчисленное множество невинных жизней. Надо попытаться этого избежать.

— Тебе лучше знать, — сказал он. — Ты с ним говорил, а я нет. Тебе, а не мне решать, чем был его поступок — подарком или ошибкой.

Это не было объявлением войны и могло сойти за предложение мира.

Но Анарис, приняв внезапно скучающий вид, сказал:

— Ошибка Геласаара заключалась в том, что он приписывал мой интерес к его взглядам на государственную власть интересу к просвещенному правлению. Он заблуждался. Меня интересует завоевание и сохранение власти как таковой. В час своей наибольшей слабости не забудь посмотреть, нет ли меня рядом.

Ты всегда был хулиганом. Молодец Гален — он заставил тебя наблевать на собственные башмаки.

Это старое воспоминание вызвало у Брендона улыбку.

— Что ж, буду ждать, чтобы уже лично побеседовать с тобой на досуге о превратностях власти, — как можно мягче и спокойнее произнес он.

И по застывшей улыбке Анариса понял, что тот уловил угрозу как нельзя лучше. Анарис снова поднял глаза и впервые обратился к Вийе.

— У тебя есть кое-что мое — это нужно вернуть.

Вийя не ответила. Поведение Анариса не изменилось, но Брендон нутром почувствовал, что ради этого тот и вышел на связь, а вовсе не ради разговора с ним.

— Не вынуждай меня самому приходить за этим, — сказал Анарис, и экран погас.

* * *
— Звучит достаточно мрачно, — сказала Нг, глядя на застывшее изображение Анариса.

— Должен признаться, мне очень хотелось бы получить приказ истребить его вместе со всеми прочими недобитками, — хмуро сказал капитан Крайно. — Уберите это, коммандер. — Экран погас, и он обратился к Нг: — Адмирал?

Нг поняла его вопрос без слов. Панарх ничего не сказал им после окончания связи. Каково его желание?

Я знаю, чего он хочет. Нг вспомнила о собственной пустой постели и поборола отчаяние, угрожающее в союзе с усталостью одолеть ее. Единственное, что я могу подарить ему, — это время.

Она выпрямилась, стряхнув пылинку с обшлага, и сказала:

— Все другие вызовы, предназначенные его величеству, следует передавать мне. Займемся спасательной операцией.

Вскоре стало ясно, что им повезет, если они спасут хотя бы часть поврежденных в бою кораблей до того, как сверхновая сделает все пространство вокруг Пожирателя Солнц непроходимым, — и, по иронии судьбы, в спасении нуждалось больше рифтерских судов, чем кораблей Флота. Гиперснаряды рифтерских эсминцев под конец набрали такую мощь, что почти все жертвы их попаданий обращались в пар. Сохранились только корабли, подбитые на ранних стадиях боя.

По крайней мере не надо беспокоиться о том, что кто-то опять захочет завладеть Телосом проклятым Пожирателем Солнц, даже если тот уцелеет. Даже самые прочные щиты не выдержат радиации, излучаемой этой звездой.

Нг вздохнула, предвидя, что ждет ее в будущем. Пройдут десятилетия, прежде чем они восстановят хотя бы часть тех сил, что имели перед войной. Читая список погибших и пострадавших кораблей, она подумала о тех, кто в это самое время отправляется с Ареса на Артелион. Что найдут они там?

Время шло быстро, и ожидаемая ими информация не заставила себя ждать.

— Десять минут, — сообщил офицер, назначенный для связи с Омиловым.

Крайно поставил «Грозный» над системой Пожирателя Солнц, обеспечив кораблю наилучшую эффективность сенсоров. По выходе из скачка на главном экране появилось яркое изображение черной дыры и гибнущего солнца. Прочие экраны показывали другие объекты, в том числе и Пожиратель Солнц, безмятежно висящий на фоне адского пламени сращенного диска. У них на глазах расширяющаяся газовая оболочка сверхновой достигла одновременно черной дыры и Пожирателя Солнц.

На мостике кто-то ахнул. Что-то ограждало Пожиратель Солнц, не допуская к нему стену бушующей плазмы, но общее внимание привлекало не это, а пустота, открывшаяся в центре сращенного диска, словно черная дыра вдруг стала видимой. На миг Нг показалось, что в это отверстие видны звезды — затем оно сузилось и пропало.

Все молчали. Омилов склонился над своим пультом.

— Сколько еще времени у нас осталось? — спросила наконец Нг.

— По расчетам астрономов, щиты продержатся около восьми часов, — ответил Крайно. — И мы в этом имеем преимущество перед всеми прочими кораблями.

— Значит, мы должны обеспечить спасение в возможно большем масштабе.

Заурчали скачковые, и Нг в последний раз взглянула на экран, где застыла великолепная и грозная картина. Что означали звезды, мельком увиденные ею? Нг отложила это на будущее — сейчас ей и без того хватало дел.

* * *
Они долго молчали, но наконец всепожирающее пламя желания распалось на два усталых человеческих существа, лежащих бок о бок.

Брендон смотрел на длинные ресницы Вийи, на иссиня-черные волосы, покрывающие плащом их обоих. Привыкнет ли он когда-нибудь к такому зрелищу? Ее глаза были открыты и ясны.

— О чем ты думаешь? — улыбнулась она.

— Спрашиваю себя, какого дьявола имел в виду Анарис.

Она смутилась — в этом не было сомнения.

— Не знаю. Может, он злится, что я забрала у него Татриман и ее братьев? Но они перешли ко мне по доброй воле.

— А ты о чем думаешь? — спросил он ради одного удовольствия послушать ее голос.

Внезапная улыбка так преобразила ее, что у него захватило дыхание.

— Хрим мертв, и Маркхем отомщен.

— Это надо отпраздновать. — Брендон протянул к ней руки.

В безмолвии, забыв о времени, они испробовали все, чему научились у их общего возлюбленного, — так виртуоз-музыкант использует все элементы гармонии, которыми располагает, — и укротили пламя гнева, а после, выйдя за пределы своих «я», зажгли пламя нежности, горя, смеха и радости.

39

АРТЕЛИОН
Ваннис Сефи-Картано вышла из своих покоев в маленькую приемную, где в былые времена беседовала со своим придворным штатом и прислугой.

Там ее ожидала куча народу, совсем как прежде, — но это были уже не учтивые, почтительные слуги в скромных, но элегантных ливреях. Среди собравшихся она увидела трех членов правительства, двух дворцовых чиновников и молодого офицера.

Неужели власть Брендона так сильна даже на расстоянии?

Она знала, что они оказывают почтение не ей, а Панарху, которого она, по их мнению, представляла, — между тем он, после отказа гиперсвязи, возвестившего о конце войны, не мог отдать дальнейших распоряжений до своего личного прибытия на Артелион.

Одно это служило гарантией ожидающего ее будущего: она понимала, что Брендон не преминет использовать сложившееся о ней мнение и что место ей обеспечено. Место по отношению к новому правительству и старому светскому обществу — но место в его жизни?

С этим придется подождать, благо ей есть чем заняться.

Предлагая угощение ожидавшим ее людям, она не переставала радоваться тому, что заняла свои старые комнаты — точно такие же,как у Эренарха.

Она спорила с собой все долгое путешествие с Ареса, перебирая в уме различные варианты, и наконец решила бросить вызов призракам прошлого. В покоях супруги Эренарха ничего не тронули; весь ее гардероб сохранился, и она, поразмыслив, снова начала носить старые платья.

Это был правильный шаг. Все, кто обитал во Дворце до войны, с радостью возвращались к своим комнатам и старому образу жизни, насколько это было возможно. За каких-нибудь два дня здесь в поразительном количестве собрался штат прежней дворцовой прислуги, и все начали свою работу с того же места, где ее прервали. Ваннис выслушала множество историй, в большинстве трагических, но порой триумфальных, о тех, кто погиб в первый страшный день вторжения и кто скрывался во время последующего кошмара. О тех, кто будто бы сотрудничал с врагом, поговаривали сердитым шепотом.

К счастью, Халкин, стюард прежнего Панарха, оказался в числе живых, и Ваннис с благодарностью возложила на него задачу по восстановлению Большого и Малого дворцов. Со всей энергией долго копившейся ненависти Халкин и армия его работников, растущая день ото дня, стремились изгнать все следы должарианцев.

Лишь некоторые помещения оставались нетронутыми по прямому приказу Брендона: крыло Геласаара, покои всех его троих сыновей и Аванзал Слоновой Кости, где все еще было небезопасно задерживаться дольше нескольких минут.

Убедившись, что всем подали напитки и закуски, Ваннис села на стул лицом к ожидающим, которые, следуя законам иерархии, сами определили, кто должен быть первым.

Большинство вопросов Ваннис была в состоянии решить: размещение многочисленных беженцев, донесение чиновников на их начальника, который, по их словам, сотрудничал с врагом, строительство нового стартового поля (должарианцы при отступлении взорвали старое — возможно, в отместку бойцам Сопротивления, которые попытались украсть у них гиперрацию, не зная, по жестокой иронии судьбы, что она больше не работает).

Дело коллаборациониста она приберегла напоследок и, когда комната опустела, сказала чиновникам:

— С этими вопросами придется подождать до возвращения Панарха. Сообщение, посланное на Рифтхавен, заставляет меня предположить, что будет объявлена амнистия, — для всех, кто не нарушал присяги, дела же клятвопреступников будет рассматривать суд.

Двое молча поклонились и вышли.

Получив неожиданную передышку — в предыдущие дни она принимала просителей по пять-шесть часов подряд, — Ваннис удалилась во внутренние комнаты. Проходя мимо резной двери, ведущей в покои Эренарха, она приостановилась. Заперта эта дверь или открыта? Ваннис дотронулась до нее и убрала руку. Это больше не имело значения. Семион никогда не пользовался сам этой дверью: когда ему нужно было дать Ваннис указания, он вызывал ее к себе — в таких случаях дверь отпирали. Ваннис помнила, как в первые месяцы их брака запертая дверь сначала вызывала у нее недоумение, а после стала казаться зловещей.

Теперь она с улыбкой прошла мимо и открыла другую, неприметную дверь, которой пользовались слуги. Холл за ней был пуст.

С помощью дворцового компьютера она уточнила дорогу в старые тюремные камеры Гегемонии и нашла лифт. Работая с компьютером, она удивлялась его послушанию — некоторые запросы, которые она делала, ему следовало бы отвергнуть, так как уровень ее доступа был недостаточно высок. Однако ничего такого не произошло. О компьютере ходили какие-то странные слухи, и она даже расспрашивала об этом Метеллиуса Хайяши, лидера Сопротивления, — но он либо не смог, либо не захотел ее просветить.

Лифт пришел, и Ваннис временно отложила эту проблему. Не так уж это важно, Гораздо важнее то, что затеяла она — повторить маршрут Брендона в тот день, когда он со своими рифтерами совершил налет на дворец. Ей хотелось сделать это поскорее, пока неутомимые уборщики не уничтожили все следы.

Первым этапом ее пути был Аванзал Слоновой Кости, где она осмотрела пустые витрины, в которых — порой несколько веков — хранились ценные предметы, взятые командой Вийи. Дольше всего Ваннис задержалась перед настенной планшеткой. Где стоял Брендон, где Вийя, в какой манере он подарил ей эту бесценную вещь? С вызовом? С юмором? В знак обещания? Понятно, как приняла подарок Вийя: холодно и бесстрастно, как подобает должарианке, — но что она чувствовала под этой маской, если она вообще способна чувствовать?

«Я недостаточно хорошо знаю их обоих, иначе я увидела бы все так, как было», — подумала Ваннис и ушла.

Теперь ее целью была кухня, где они сражались с должарианцами, прежде чем отступить к своему кораблю. Воздух в этих заброшенных помещениях был затхлый. Она шла медленно, сверяясь со стенными пультами. Компьютер по-прежнему слушался ее беспрекословно.

Она испытала шок, обнаружив, как близко был Брендон от комнаты, где держали Геласаара. Возможно, он даже прошел по тому коридору. Знает ли об этом Брендон? Захочет ли он пройти по собственным следам, когда вернется? И как — один или с Вийей?

Ваннис отвернулась от простой двери, которую указал ей компьютер, и пошла по коридору к кухне.

Ясно было, что уборщики Халкина до подвалов дворца еще не добрались. Должарианцы убрали трупы и сломанные машины, но следы огня сохранились, и кое-где в углах еще виднелись остатки засохшего зеленоватого вещества.

Ваннис медленно обошла тихую комнату. Вот здесь, за этим пультом, прятался Брендон. А другие? Должарианцы по одну сторону, команда «Телварны» по другую. Вот дверь для механических официантов, через которую они ушли. Ваннис собралась уже открыть ее, когда босуэлл оповестил о срочном сообщении.

Включив прибор, она узнала Ника Корморана:

(Где вы ? Нужно подготовить сегодняшнюю передачу.)

Передача...

(Я сейчас занята. Встретимся в аудиенц-зале через полчаса.)

Ваннис прервала связь, чтобы не дать Нику возможности определить ее местонахождение.

Рано или поздно он тоже найдет сюда дорогу в поисках жутких историй, на которые так падки его зрители, — но пока компьютер в том, что касалось лично Брендона, сотрудничал только с Ваннис, и это тоже было странно. С внезапным ознобом она оглядела заброшенную кухню — в полумраке ей почудилась какая-то угроза. Автономное поведение? А как же Запрет? Возможно, в Мандале есть тайны, известные только Панарху — и умершие вместе с Геласааром.

Решительно выбросив из памяти обрывки исторических фильмов об адамантинах, Ваннис вышла. Возможность занять мысли Кормораном пришлась очень кстати, несмотря на связанные с ним проблемы.

В прошлом они достаточно хорошо ладили, притом он со своей командой сумел попасть на тот же транспорт с Ареса, которым летела она, — поэтому Ваннис попросила Корморана и Й'Мадок стать службой новостей при этой первой волне возвращающихся в Мандалу панархистов.

Они охотно согласились, и первые дни они вместе с большим удовольствием прочесывали ежедневные курьерские сообщения и составляли передачи, долженствующие убедить Тысячу Солнц в том, что порядок успешно восстанавливается.

Ваннис в порыве воодушевления чуть было не сделала Ника и Дерит своими официальными представителями, но, к счастью, воздержалась. Последнее время Ник стал относиться все более критически к ее решениям, а Дерит, как обнаружила Ваннис, вела информационные раскопки. Ваннис чувствовала себя обязанной все больше скрывать от них, что было прямой противоположностью обычной политической рутине, основанной на взаимообмене. Быть чьим-то рупором не в натуре Ника и Дерит. Им хочется представлять Тысяче Солнц собственную точку зрения, и у них хватает честности не скрывать этого от Ваннис.

Честности и прагматизма. Они должны знать, что станут самой состоятельной из всех служб новостей, если начнут передавать то, что уже накопали.

Но на то, чтобы выяснить, что происходит в разных частях Тысячи Солнц, уйдет много месяцев — ДатаНет катастрофически раздроблен. За неимением известий из других мест новости поневоле вынуждены сосредоточиться на Мандале. Восстановление правительства и коронация Брендона — это действительно наиболее важные сейчас события: они послужат цементом для укрепления пошатнувшегося фундамента Панархии.

Всю обратную дорогу Ваннис прикидывала, что ей следует сказать и что скрыть.

* * *
«ГРОЗНЫЙ».
ОКТАНТ ФЕНИКС — ЮГ
Мандериан стоял рядом с Верховной Фанессой, наблюдая сложный, грациозный, но глубоко чуждый человеку танец келли вокруг гравиносилок с телами Портус-Дартинус-Атоса, убитых на «Телварне» по приказу Анариса Эсабиана. Процессия двигалась к триаде келлийских кораблей в причальном отсеке «Грозного» между двумя шеренгами десантников в парадной форме — почетного караула, предоставленного Панархом.

Трехголосное пение келли пронизывало дрожью тело и душу Мандериана; его эмоции еще более усиливало знание того, что эти келли, известные людям как Штоинк, Ниук2 и Ву4 (имена трех человеческих комиков, прозванных когда-то Святой Троицей), хранят память своей расы с тех времен, как она обрела разум. Неудивительно, что ему трудно их понять, хотя они говорят на уни. В основе их общения лежит синестезия, и теоретически он это понимает — но на практике это понимание теряется в его мозгу где-то между языковым и символическим центрами.

Поэтому он настроился на восприятие доступной ему части церемонии — касающейся воздаяния почестей умершим — и попутно перебирал в памяти ряд сюрпризов, с которыми столкнулся по прибытии на «Грозный». Они так долго жили в напряженном ожидании новостей — сначала на Аресе, потом в космосе, когда Элоатри заявила, что непременно должна попасть на «Грозный», с триумфом возвращающийся в Мандалу.

Они видели ужасающий конец Эсабиана, а затем поняли по отключению гиперсвязи, что война окончена и должарианцы изгнаны с Пожирателя Солнц, — но больше почти ничего не знали.

В банке военного курьера, доставившего их крейсер, информации тоже было негусто — а возможно, они просто не имели доступа к остальной.

После своего прибытия семьдесят два часа назад они только и делали, что поглощали информацию — от чисто военной до этой теперешней смеси чувственных ощущений.

Это все необходимо было усвоить потому, что келли, видимо, согласились доставить эйя на их родную планету. Те выполнили свою миссию, и им нужно было вернуться в свой улей.

Несколько часов назад триала келлийских кораблей вышла из гиперпространства, чтобы сопровождать Старейшину в этом путешествии.

Троица стояла у корабельного люка, ожидая чего-то. Это длилось недолго: вход в отсек открылся, и показалась команда «Телварны».

Это была уже не та команда, с которой Мандериан познакомился на Аресе. Ему до сих пор причиняло боль то, что Ивард остался на Пожирателе Солнц, что судьба его неизвестна — и останется неизвестной навсегда.

Иварда и Марим заменили трое бори — один из них жался к двум другим, как испуганный ребенок. Женщина-бори еще не совсем поправилась, как и Седри Тетрис, скромная седая женщина, шедшая рядом с Монтрозом.

Мандериан, перехватив взгляд Монтроза, кивнул ему и получил в ответ усмешку. Врач шел уверенно, очень представительный в алом камзоле с золотым шитьем. Позади выступал Локри, урожденный Джесимар Кендриан, красивый и зловещий в черном с серебром наряде, далее следовал Жаим, молчаливый механик в неизменном сером костюме. Последней шла Вийя, и Мандериан поразился, увидев ее в том же простом, по травянисто-зеленом комбинезоне. С ней были эйя.

Мандериан с Элоатри вышли вперед, и эйя приветствовали Верховую Фанессу своим обычным, но не перестающим удивлять способом, прикрыв глаза и выставив вперед голову. Элоатри молча дотронулась до их макушек.

Маленькие существа повернулись лицом к Мандериану. Он был рад, что они вспомнили его и приветствовали их общим знаком «мы тебя видим». Он тоже ничего не сказал и только низко поклонился, зная, что этот жест для них ничего не значит, но стоящий за ним импульс до них дойдет. Эйя отвернулись и вместе с Вийей подошли к келли, а прочая команда осталась в нескольких шагах позади.

Келли с ошеломляющей скоростью просемафорили что-то эйя, а те ответили им мелодичным блеяньем. Мандериан при виде этого внезапно осознал, что люди играют лишь периферийную роль при этой встрече двух архетипов. Панархия мало что сможет добавить к будущим отношениям келли и эйя, поскольку очевидно, что два этих вида общаются между собой гораздо проще, чем люди с эйя, — а возможно, даже проще, чем люди с келли.

Семь фигур постояли в молчании перед келлийским кораблем. В самой глубине души Мандериан ощутил трепет, а Элоатри рассеянно потерла свою обожженную ладонь. Затем эйя, не проявляя никаких эмоций и не оглядываясь назад, поднялись на корабль. Вийя, выглядевшая гораздо моложе, чем запомнилось Мандериану, тоже не выказала никакой реакции. Он, правда, был уверен, что просто не способен ее разгадать: за время их краткого знакомства он убедился, как глубоко в ней спрятаны истоки человеческих эмоций.

Келлийские корабли без дальнейших церемоний поднялись над палубой, в радужном ореоле вышли из шлюза, превратились в точки среди звезд и вдруг исчезли, совершив невидимый скачок, секретом которого владели только келли.

Собравшиеся в причальном отсеке стали расходиться, и Мандериан спросил Элоатри:

— Как вы думаете, почему эйя так настаивали на немедленном отлете? Они так долго пробыли с Вийей — почему бы не подождать еще несколько недель, особенно когда келли выражали желание присутствовать на коронации?

— Но ведь они — не дети Воронки, — улыбнулась Элоатри. — И мы мало что можем им предложить. Не думаю, чтобы Архетип и Ритуал сумели угодить им. — Элоатри посерьезнела и снова потерла ладонь с выжженным на ней Диграмматоном. Взгляд ее устремился вдаль, и Мандериан почувствовал, что она говорит не столько с ним, сколько с собой. — А вот они могут предложить нам еще многое.

* * *
АРТЕЛИОН
Их ждали через два дня.

Через два дня Ваннис, одетая и убранная драгоценностями по случаю торжества, которое навсегда останется в памяти их цивилизации, будет встречать Панарха и его правительство — и все ее время до этого момента будет без остатка заполнено приготовлениями. Но курьер, опередивший «Грозный», только что привез эту новость, и в ее личном распоряжении еще оставалось несколько часов. Пришла пора совершить последнее паломничество.

Шаг за шагом она продвигалась по следам Брендона, старясь представить себе его действия и мысли во время последнего посещения родного дома. Теперь ей осталось побывать на месте его отлета. Не в беседке, через которую он с рифтерами бежал от гнева Эсабиана, а там, откуда он отправился в тот самый день и час, когда началась война.

— Комп, — сказала она, подходя к покоям Брендона, где испокон веков жили отпрыски Аркадов. — Открой, пожалуйста.

Дверь перед ней открылась, и она вошла, ожидая увидеть все что угодно — от следов взрыва, как в Зале Слоновой Кости, до четырех голых стен, как в библиотеке Геласаара в Карелианском крыле.

Первая комната показалась Ваннис нетронутой — но она не могла ручаться, поскольку, как ехидно подсказала ей память, никогда прежде здесь не бывала. Семион пришел бы в бешенство, если бы она даже питала какой-то интерес к якобы глупому, вечно пьяному младшему сыну, вокруг было слишком много шпионов ее супруга, чтобы она решилась прийти к нему сюда.

Ваннис прошла в его личные покои.

Здесь было тихо и холодно — тианьги не работало. Простыни на широкой кровати так и остались скомканными. Шелест ее платья показался Ваннис очень громким, когда она нагнулась и подняла его рубашку. От нее еще исходил слабый запах, подействовавший на периферийную систему Ваннис как удар.

Кто же это? Кто? Ей очень важно было вспомнить — и она вспомнила. Элерис лит-Чандраска всегда любила эту особую смесь розы и юмари.

Ее больше нет. Никого нет.

Ваннис положила рубашку. Ее взгляд упал на две пустые чашки — одну чистую, другую с остатками кофейной гущи.

К спальне примыкала ванная, а за ней помещалась гардеробная, раскрытая настежь. Внутри висел великолепный бордовый камзол, который Брендон должен был надеть на свою Энкаинацию. Под ним лежали, нетронутые, фамильные драгоценности, каждая из которых стоила целое состояние.

Был ли кто-нибудь здесь с тех пор? Эсабиан, например?

Эмоции, словно призраки плачущих детей, закружили Ваннис в водовороте того-что-могло-бы-быть. Должно-было-быть.

Но даже эти несбывшиеся пути вели в неразличимую даль.

Ее отвлек настойчивый импульс босуэлла. Ваннис включила прием и услышала голос Фиэрин лит-Кендриан.

(Мне кажется, вам лучше прийти.) И зеленый огонек указал место.

Ваннис глубоко вздохнула и подтвердила прием. Затем усилием воли прогнала призраков, успокоила сердцебиение и полностью взяла себя в руки.

Паломничество совершено, прошлое миновало. Что бы ни готовило ей будущее, она не станет оглядываться назад.

Выйдя в коридор, она услышала, как закрылась за ней дверь и щелкнул замок.

* * *
Фиэрин сидела в аэрокаре, глядя, как уменьшается запас горючего на счетчике. Мысли не шли ей в голову — надо было что-то делать, но что?

Увидев, как Ваннис вышла на террасу, Фиэрин включила двигатель и устремилась к ней, заставив всю мебель отъехать к низкой балюстраде. Подлетать так близко к зданиям строго воспрещалось почти на всех планетах, но Фиэрин было уже все равно.

Ваннис, которой ветер растрепал волосы и раздул платье, нахмурилась.

Фиэрин, снизившись, пригласила ее сесть. Она заняла место в кабине и спросила:

— Что...

Фиэрин, не дав ей закончить вопрос, круто послала машину вверх и двинула рычаг ускорения вперед до отказа, так что их обеих прижало к сиденьям.

Когда машина выровнялась, раздражение Ваннис сменилось озабоченностью.

— У вас есть причина для столь опасных маневров?

— Просто хочется надеяться, что мы успеем, — стиснув зубы, ответила Фиэрин. Горючего осталось меньше половины, но она не могла позволить себе лететь на более низкой и экономной скорости, даже если им придется идти пешком всю обратную дорогу до дворца.

— Но куда мы летим?

— Сейчас увидите.

Налетел ветер, и Фиэрин пришлось бороться с управлением. Ветер не был сильным, но на такой скорости мог быть опасен.

Ваннис внезапно застыла.

— Я знаю это место... ведь это Залив Аврой, не так ли?

— Вам лучше знать. — Фиэрин прикладывала большие усилия, чтобы голос у нее не дрожал. Сейчас не время было говорить о том, как ей хотелось в детстве совершить паломничество сюда и как старая архонея Торигана, до того как сошла с ума, хотела взять ее с собой, — но Штулафи Й'Талоб, бывший тогда опекуном Фиэрин, по какой-то причине запретил. Я думала, это потому, что обвинение, выдвинутое против брата, задевает и меня — что я недостойна. Какая ирония — узнать, что Штулафи сам был виновен и, вероятно, боялся, как бы наша история кого-нибудь не заинтересовала. Теперь Фиэрин понимала, что этот отказ сформировал ее самооценку — и очень надолго.

В это время они пролетали над последней грядой сожженных, безлесых холмов. Фиэрин вспомнила, что ведет машину, и над дюнами спустилась пониже. Ваннис затаила дыхание. Кто-то — то ли природа, то ли люди — сделал попытку похоронить мертвых под грядами песка, но безжалостный ветер обнажил кости снова. Руки, ноги, черепа усеивали весь берег, и эта картина надрывала сердце.

Ваннис повернула голову к бухте, где почти две тысячи лет сидела Аврой, глядя в море. Теперь на том месте был черный, со стеклянистыми стенами кратер, на дне которого виднелась лужа стоячей воды.

— Вон там, — показала Фиэрин, и кар, подчиняясь ей, ухнул вниз.

Ваннис увидела крошечные фигурки, идущие по направлению к кратеру. При снижении они превратились в детей. Они шагали очень решительно, кроме одного упирающегося мальчика, которого вели за руки двое других, больше и сильнее его.

Они не обращали на аэрокар внимания, пока Фиэрин сердитым движением не послала его вниз, точно камень, посадив между ними и кратером. Тогда они молча остановились.

— Я пришла сюда час назад, пешком, и была вне босуэлльного диапазона, — сказала Фиэрин. — Я бежала всю дорогу до аэрокара, а потом вызвала вас. Я не знала, что делать: они меня не видели, и я услышала, что они затевают что-то вроде трибунала. Они голосовали за предложение связать этого мальчика и сбросить его в кратер.

— Но ведь он не выкарабкается оттуда — утонет, — заметила Ваннис.

— Думаю, того они и хотят.

Ваннис открыла дверцу. Несмотря на маленький рост — двое мальчишек, ведущих приговоренного, были выше ее — и растрепанные ветром волосы, вид у нее был властный.

— Кто вы? — спросила она. — И что здесь происходит?

Тоненькая девочка лет десяти вышла вперед. Поверх ее обтрепанного платья был надет старый флотский китель, на несколько размеров больше, чем нужно.

— Я Мойра, — гордо и с вызовом заявила она. — Мы Крысы, а он, — она ткнула пальцем в заплаканного мальчугана, — коллаборационист. — Последнее слово она произнесла с ненавистью.

— Нет! — крикнул мальчик, всхлипнув от стыда и ярости. Его лицо покрывали разводы от грязи и слез, длинные желтые волосы липли к щекам. Он отчаянно пытался освободиться. Фиэрин заметила на одной его руке кровь, и внутри у нее все сжалось.

— Отпустите его, — приказала Ваннис и вышла из кара. Дети какое-то время стояли не двигаясь, и сердце Фиэрин колотилось от страха. Несмотря на ее занятия уланшу, их было только двое, и она понимала, что не сможет защитить себя и Ваннис от стаи этих зверенышей.

Звереныши... В Мандале, после заключения мира. Когда же кончится этот ужас?

Ваннис стояла неподвижно и не мигая смотрела на девочку, говорившую от имени всех. Фиэрин не заметила никакого сигнала, но мальчика внезапно отпустили. Он опустился на землю и стал вытирать лицо грязной, рваной рубашкой.

— Декрет Панарха относительно коллаборационистов опубликован несколько дней назад, — сказала Ваннис. — Вы нарушаете закон. Вас всех следует заключить под стражу — понимаете?

— Нет, не понимаем! — сказала Мойра. — Мы боролись с гаками. Они нас часто били, просто так, ни за что, а семерых убили, и расстреливали наших родителей. А эти сволочи тогда жили припеваючи и теперь опять так будут жить?

— Не жили мы припеваючи, — завопил мальчик. — Они сказали, что если мать не будет делать свою работу, они убьют меня, младшего брата и бабушку на своей умовыжималке, а ее заставят смотреть. И мне тоже пришлось работать, а люди плевали на нас, и портили нашу еду, и... — Он залился слезами.

— Не жизнь, а сказка, — вставила Фиэрин и тут же пожалела об этом. Дети взглянули на нее и тут же перевели глаза на Ваннис, которая не шелохнулась.

— До нашего прибытия вы подчинялись приказам капитана Хайяши и должны были слышать декрет Панарха. Почему вы проявляете неподчинение?

Фиэрин впервые почувствовала в детях неуверенность. Теперь, когда угроза отступила, она увидела, что они одеты кое-как и почти все босиком. Поношенные флотские кители они носили как плащи — или, скорее, как знаки отличия. Они создали свое собственное маленькое общество, свой военный микрокосм, и, видимо, даже проводили какие-то свои ритуалы здесь, где прежде сидела Аврой, глядя в вольные просторы моря.

— Мас... капитан Хайяши дал нам только один приказ, — угрюмо сказал один из мальчиков. — Разойтись и обратиться к медикам да к этим штатским воспитателям. С тех пор мы его и не видели.

— Я повторю декрет Панарха еще раз, — сказала Ваннис. — Вы можете представить список имен и преступлений, совершенных этими лицами. Все это внимательно рассмотрит суд. Всякая попытка чинить правосудие самовольно будет считаться не менее тяжким преступлением — это уже мой приказ. Ты свободен, — сказала она пострадавшему мальчику. — Если кто-нибудь еще захочет обидеть тебя или твою семью, обращайся прямо ко мне.

Он неуклюже поклонился, повернулся и бросился бежать.

— Вот вам еще одна проблема, — сказала Ваннис, указав на кратер, уже совсем другим тоном, как будто предыдущей сцены не было вовсе.

Дети недоуменно переглянулись.

Ваннис подошла к краю и заглянула вниз. Пахнуло стоячей водой и гнилью. Фиэрин представила себе, каково это — быть сброшенным в это болото. Сколько времени человек будет пытаться выбраться вверх по стеклянистым стенам, прежде чем сдаться? Она содрогнулась и охватила руками локти.

— Аврой больше нет, — сказала она. — Может быть, собрать то, что от нее осталось, и отлить ее заново?

Дети снова переглянулись, и какая-то девочка из толпы сказала:

— Это будет не то же самое.

— Я помню, — сказала Ваннис задумчиво, устремив взгляд к горизонту, — как прилетела сюда, когда мне было двенадцать — издалека, с Монтесьело. Путешествие заняло несколько недель, а мечтала я о нем с шести лет. — Она посмотрела на детей. — А о чем будут мечтать девочки, пережившие войну? И их дочки? Должарианцы отняли у вас Аврой и оставили взамен вот это. — Она презрительно кивнула в сторону кратера. — Вы в самом деле готовы смириться с этим и превратить это в символ? Если это так... если так, значит, должарианцы победили.

После долгой паузы Мойра спросила:

— Что же нам теперь делать?

— Думайте сами. Я думаю, решение следует предоставить вам — тем, кто это пережил.

— Мы Крысы, — гордо уточнила Мойра. — Крысы Сопротивления.

— Да, — кивнула Ваннис. — Капитан Хайяши говорил мне о вас. Ваши подвиги войдут в историю — но чем закончится ваша собственная история? Хотите остаться в диком состоянии, которое навязал вам Джеррод Эсабиан, — вечно голодными, необразованными, ничего не умеющими и такими же мстительными, как ваши завоеватели?

Дета промолчали, и Ваннис вернулась к аэрокару.

— Панарх прибудет сюда через два дня. Вы будете стоять на космодроме вместе с другими бойцами Сопротивления, и все дети Тысячи Солнц будут на вас смотреть. Чем одарите их вы, дети Мандалы?

Она села в кар и закрыла дверцу. Машина поднялась в воздух, описала круг над неподвижно стоящими детьми и повернула обратно к Малому Дворцу.

Ваннис бессильно обмякла на сиденье.

— Надеюсь, это на них подействует. Сколько трагедий, подобных этой, разыгрывается сейчас в Тысяче Солнц? Мир, — произнесла она тихо и с горечью. — Мир.

* * *
«ГРОЗНЫЙ».
ОРБИТА АРТЕЛИОНА
Зазвонил коммуникатор, и голос капитана Крайно сказал:

— Пора, адмирал.

Нг подтвердила прием и закончила просмотр наиболее важных сообщений — они шли к ней потоком с тех пор, как они вышли из скачка в системе Артелиона. Оставшиеся она опечатала своим кодом, чтобы заняться ими после шумихи торжественного прибытия. Пора было спускаться в причальный отсек, чтобы не заставлять Панарха ждать.

Посмотрев на себя в зеркало, она убедилась, что мундир сидит безупречно, — но лицо откровенно выражало накопившуюся в ней усталость. За исключением того периода после боя, когда она проспала шестнадцать часов подряд, отдыхала она урывками. Сражение отошло в прошлое и стало казаться сном, зато его последствия влекли за собой все новую и новую ответственность.

Интересно, что содержалось в зашифрованном сообщении для Панарха, поступившем вместе с рапортами для нее? Впрочем, хорошо, что хоть им ей заниматься не надо. Его автор, вероятно, стюард Халкин, или леди Ваннис, или еще кто-то из ответственных за Артелион лиц — а касается оно скорее всего гражданской разновидности того хаоса, который ожидает ее в военной области. Теперь, когда необходимость в союзе с рифтерами отпала, с каждым пакетом данных к ней поступают новые донесения о мародерстве, политических интригах или откровенной трусости. Ей не хотелось знать, с чем приходится иметь дело Панарху.

На миг она ощутила глубокую депрессию, сменившую испытанный во время боя стресс. Не хотелось даже думать о том, чтобы открыть дверь и выйти.

Давящую тишину нарушила тихая трель вестника. Марго устало включила интерком.

— Нг слушает.

— Не уделите мне пару минут, адмирал?

Удивление наконец подняло ее со стула. Она открыла дверь, и в каюту вошел Брендон Аркад в великолепном белом с золотом костюме, который Нг до этого видела всего пару раз: официальный траур Панарха по своему предшественнику, Брендону недолго осталось его носить, успела подумать она до того, как встретилась с его голубыми глазами. Несмотря на все препоны, которые выдвигались против него, он скоро сядет на Изумрудный Трон, а коронованные Панархи уже не носят траура, каковы бы ни были их личные чувства.

— Я должен просить вас выдержать еще одну церемонию, — улыбнулся он. — Очень важно, чтобы верховный адмирал лично приветствовал лидеров Сопротивления.

— Возникли какие-то проблемы, сир?

— Нет — просто я знаю, что вы устали и с гораздо большей охотой совершили бы посадку тихо, без посторонних, чтобы начать новую жизнь при минимуме огласки. Но вы — символ, как и я, и нас встречают люди, тоже ставшие символами. Нам необходимо пройти через символическое действо, которое свяжет пошатнувшуюся жизнь наших сограждан общими эмоциональными узами.

Его тон и осанка имели слегка извиняющийся оттенок, а слова означали больше, чем могло показаться — теперь она это знала. Но она слишком устала, чтобы докапываться до скрытого смысла. Сейчас она в очередной раз подчинится велению долга, только и всего.

— Я готова, сир, — сказала она.

* * *
АРТЕЛИОН
— Они только что вошли в атмосферу! — заорал, как пятилетний малыш, бледный от волнения Кеас. Он выскочил из дортуара и понесся через холл в мальчишеское крыло, крича: — Прилетели, прилетели!

— Скорее, Мойра, — заныла Гвени. — Когда ты оденешься, они уже приземлятся и обедать сядут.

Мойра трясущимися пальцами прикрепила последнюю из материнских наград.

— Я их заслужила, — свирепо заявила она, перебрасывая подступившие к горлу рыдания. Она не станет плакать, нет. Но она так устала, и это последний раз, когда кто-то наденет эти награды — матери следовало бы сделать это самой...

— Дай-ка я, — уже мирно сказала Гвени. — Ты все криво приколола.

Мойра закрыла глаза, не давая воли тому, что трепыхалось в груди. Дыхание Гвени отдавало яблоком и сыром, который они ели на завтрак, а пальцы ловко перекалывали ордена на новом мундирчике Мойры. Приятно, когда о тебе заботятся.

— Готово. Гляди. — Гвени взяла ее за плечи и повернула к зеркалу.

Мойра открыла глаза и увидела над новым мундиром собственное лицо, худое и несчастное. На костлявой груди красовались флотские награды матери, к которым она добавила один из свежих отцовских цветков. Он тоже получил бы награду, если бы их давали штатским.

Мойра отвернулась, горько пожалев о том, что не ослушалась приказа Маски, запретившего Крысам участвовать в операции, и не пошла вместе с отцом на захват гиперрации в компьютерном зале дворца. «Тарканцы, хотя и притихли в последнее время, бойцы отменные, и дети должны держаться от них подальше», — сказал Маска, а через несколько часов вместо известия о победе другое: все участвовавшие в акции погибли, и среди них отец Мойры. И это после того, как он сказал Мойре, что мать тоже погибла: ее взяли в плен на другом конце планеты, в самом начале войны, и расстреляли, когда она отказалась выдать засекреченные каналы военной связи.

То, что трепыхалось в груди, поднялось вверх, и Мойра громко всхлипнула — прямо в холле, где все могли услышать. Смущенно и сердито она огляделась, ожидая увидеть насмешки или жалостливые взгляды, — но весь ее гнев прошел, потому что другие Крысы, мальчики и девочки, тоже утирали слезы, а Колл закрыл лицо носовым платком.

Маска ждал их в вестибюле дворовой школы. Теперь уже не Маска — он снял свой красный шелковый чехол, открыв багровые шрамы на лице, и только взгляд остался прежним — прямым и пронзающим насквозь. В белом парадном мундире капитана эсминца, он стоял неподвижно, но свободно, ожидая, когда они перестанут шептаться.

Настала тишина, и он сказал:

— За эти два дня вы потрудились на славу. Благодаря вашим усилиям место встречи Панарха перенесли с нового космодрома к заливу, и вы займете свое место в строю вместе со взрослыми бойцами Сопротивления. А теперь по машинам: у нас мало времени.

Молчание длилось еще мгновение, а затем Крысы с громким и продолжительным «ура» кинулись в аэрокары.

Мойра кричала вместе с другими, пока не охрипла, и прыгала на сиденье, как будто это могло унять боль в руках и спине после многих часов работы лопатой и снять с сердца груз памяти.

Они высыпали из машин у залива, и она с долей гордости и удовлетворения оглядела ровное, засыпанное свежей землей поле.

Исчезли трупы, обгоревшие кусты и постройки: это они сделали в тот первый день, когда леди Ваннис бросила им вызов и они решили, что должны делать. Взрослые, откуда-то проведав об этом, прибыли им на подмогу в грузовиках. Много взрослых, в том числе и совсем незнакомых и таких, которых обвиняли в коллаборационизме, — теперь они вышли из своих укрытий и присоединились к остальным. Их дети тоже помогали, и никто их не прогонял.

Именно взрослые убрали мертвых, чтобы достойно похоронить их, и привели технику для вспашки, и засыпали израненную землю привезенной из дворцовых садов почвой до самых дюн, и разровняли песок.

Зато Крысы все двое суток забрасывали землей кратер, оставленный должарианцами на месте, где сидела Аврой. Сначала они пользовались большими экскаваторами, которыми Мойру научил управлять отец, а потом — лопатами. На созданном ими кургане они, как только солнце взошло этим утром, посадили саженцы растений, некогда вывезенных с Утерянной Земли и бережно культивировавшихся многими поколениями садовников.

Мойра смотрела, как они качаются от морского бриза, пока у нее в глазах не защипало. Как гордился бы отец — но он уже не увидит, как они вырастут.

— Вон они!

— А как нам стать? — осведомился Теслар, злобно поглядев на Мойру. — Ведь по-настоящему-то званий у нас нет.

— Станьте в шеренгу, вот и все, — сказал капитан Хайяши и сам с заметной гордостью занял место рядом со стюардом Халкином, который был всего лишь штатским.

Мойра молча стала рядом с Гвени и посмотрела еще раз на курган, где едва проглядывала нежная зелень. Она чувствовала себя так, как будто только что очнулась от дурного сна. Но это был не сон: она на самом деле говорила и делала то, что прогневало леди Ваннис, и Маску, и злило других детей — они-то, наверное, еще долго будут на нее злиться. Это она придумала присвоить Крысам звания с учетом того, кто сколько раз встречался с тарканцами, потому что знала, что в этом ее никто не переплюнет. Все одобрили эту мысль, пока несколько Крыс ради званий не полезли на рожон и тарканцы их не убили — тогда все начали обвинять Мойру. Она совершила много всякого — и смелых поступков, и глупостей. Теперь, поскольку ее родители погибли, она станет воспитанницей Дома Феникса — это значит, что Панарх когда-нибудь просмотрит ее досье и решит, что с ней делать.

Она сама не знала, кем хочет стать. Их дом опустел, и внутри у нее тоже пусто. Но одно ей ясно: она обдумала это, пока кидала землю, — война ей нравится больше, чем мир. Возможно, отец, который войну не любил, еще и поэтому вызвался пойти на эту последнюю операцию.

— Гляди, — тихо сказала ей Гвени. — Это он.

Мойра, поморгав, различила сначала только яркое пятнышко на голубом небе, которое постепенно преобразилось в челнок Панарха.

Мойра запрокинула голову, несмотря на протест уставших шейных мускулов, и стала смотреть, как он снижается, сверкая эмблемой Солнца и Феникса на бортах. Как не похоже это на высадку Аватара, от которой теперь не осталось и следа.

Маленький корабль скользнул к берегу и сел так, что его люк пришелся как раз между двумя шеренгами почетного караула десантников, за которыми выстроились аннунцио с длинными золотыми трубами и Дулу. Люк распахнулся, трубы взметнулись вверх на ярком солнце, и зазвучали Фанфары Феникса.

Мойра не могла сказать, чего она ждала. Конечно, не героя волшебных сказок трех метров ростом и двух в плечах, с горящими глазами, — но все-таки кого-то повнушительнее, чем этот стройный человек в белом с золотом наряде. Однако потом она заметила, как все взоры устремились к нему, почувствовала, как легко он владеет ситуацией и тяготеющей на нем славой, — и ей показалось, что Панарх взаправду вырос до трех метров.

Поэтому сначала она едва заметила маленькую фигурку позади Панарха, чуть выше ее самой, в белом мундире с нашивками...

— Верховный адмирал, — почтительно шепнула Гвени. — Сама верховный адмирал с Панархом — и они идут к нам!

Мойра смотрела на женщину, выигравшую битву при Пожирателе Солнц. Она, наверное, тоже любит войну, иначе не заняла бы такой пост. И столько людей лишилось жизни по ее приказу. Чувствует она свою вину или нет?

Мойра выпрямилась, надеясь, что верховный адмирал удостоит ее взглядом. Для нее вдруг стало очень важно, чтобы адмирал Нг ее заметила. Адмирал Нг шла, прищурившись от солнца, и как будто не слишком хорошо различала людей, выстроившихся перед ней.

Когда они подошли поближе, Панарх чуть повернул голову и тихо сказал что-то адмиралу, едва шевельнув губами.

Верховный адмирал, подняв глаза, оглядела строй и остановилась на капитане Хайяши. Ее глаза широко раскрылись, и она позабыла о военной выправке и о строгом выражении лица, подобающем командиру. Вскрикнув, она бросилась к мужчине, чье трудное дыхание и полные слез глаза удивили стоящих рядом детей. Он и адмирал обнялись и некоторое время стояли так перед Сопротивлением, и высшим офицерским составом, и всей Тысячью Солнц, наблюдающей эту сцену через айны репортеров, стоящих по периметру поля.

Панарх сказал что-то, и леди Ваннис тоже, и верховный адмирал с Маской, со смехом разомкнув объятия, тоже что-то говорили, но Мойра не слышала слов. Сквозь гордость и усталость пробилась мысль о том, что в последний раз она была с отцом и матерью недалеко от этого места — но мать никогда больше не бросится отцу на шею, а он не встретит ее у родного порога. Мойра склонила голову и закрыла лицо руками.

40

Марго Нг провела пальцами по шрамам на лице Метеллиуса, лежащего рядом. Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

— Мне бы надо надеть мешок на голову.

— Нет, — вздрогнула она. Именно это сделали бы должарианцы, если бы поймали его.

— Примерно так и поступят хирурги, когда начнут реконструкцию. Как тебе понравится заниматься любовью с персонажем из «Проклятия»...

Она зажала его рот своим. Через бесконечно долгое время они снова разъединились, и она зарылась лицом в его шею, чтобы он не увидел ее слез.

Правда, они от счастья, а не от горя. Как странны превратности войны и мира! И как долго продолжаются их отношения, хотя встречаются они урывками, насколько позволяет им служебный долг. Удивительно думать, что им предстоит провести вместе несколько месяцев. Реконструктивное лечение ее любимого будет долгим и болезненным, а ее необходимость координации с новым правительством задержит в Мандале почти на такой же срок.

— Странно, — сказала она, зная, что он отгадает ее мысли, если она не будет его отвлекать.

— Что странно?

— Гиперрация была у нас каких-то пару месяцев, но за это время мы так привыкли к ней, что без нее точно ослепли и оглохли.

— Еще бы, — засмеялся Метеллиус. — Представь, что у Нельсона было бы радио во время битвы на Ниле, а перед Трафальгаром он бы его лишился.

Марго изумленно подняла голову. Раньше он никогда не пользовался сравнениями из интересовавшей ее истории морского флотоводства.

— Я тоже об этом подумала! Но...

Метеллиус приложил палец к губам.

— У меня есть для тебя сюрприз. — Он протянул через нее длинную мускулистую руку, включил прикроватный пульт, и голос компьютера произнес;

— Термин «галс» относится к эпохе парусного мореплавания на Утерянной Земле. Помимо первого значения — курс судна относительно ветра — он имеет также второе: снасть, удерживающая на должном месте нижний наветренный угол паруса.

Нг села в постели.

— Двадцать четыре года, тридцать шесть дней, четыре часа и пятнадцать минут, — провозгласил Хайяши. — Я выиграл!

Но Нг помимо изумления и восторга, вызванных завершением долгих поисков, почувствовала дрожь. Этот голос! Она уже слышала его, но где? Это не голос живого человека — вот все, что она смогла выдоить из своей вдруг заартачившейся памяти.

— Чей это голос? — спросила она.

— Хороший вопрос. — Улыбка исчезла с лица Метеллиуса, и от его тона Марго снова бросило в дрожь. — Это Джаспар Аркад.

— Что?

Ее дрожь не прошла, и она с растущим страхом и благоговением выслушала рассказ Метеллиуса о том, как дворцовый компьютер принял облик Джаспара Аркада. Когда он закончил, она еще долго молчала, по-прежнему сидя и охватив руками колени.

— Он все еще... здесь?

— Думаю, что да. Я не хотел обращать на это внимание властей — хотя леди Ваннис, кажется, что-то подозревает. Пусть Панарх разбирается сам. — Метеллиус положил Марго на себя и стал ласкать. — Не бери в голову. У нас есть дела поважнее. Например, вот, и вот, и вот...

Противясь пронизавшему ее теплу, она отстранилась от его настойчивых поцелуев и заглянула ему в глаза:

— Я требую, капитан Хайяши: хватит сюрпризов!

— Сюрпризов?

— Таких, как на церемонии встречи. Это было чудесно, но лучше бы мы встретились наедине.

— Никак невозможно. Если война научила нас чему-то, то это действенности ритуалов и символов.

Нг кивнула, вспомнив видеочип о конфронтации Метеллиуса с Ювяшжтом, у которого в заложниках был Панарх, над Артелионом.

Марго закрыла глаза, ощутив мимолетную жалость к Брендону Аркаду; у него еще меньше возможности уединиться, чем у нее, — теперь уже до конца его жизни.

— Однако я провожу черту... — с озорством в голосе заявил Метеллиус.

— Где же это?

— Вот здесь! — Она взвизгнула и засмеялась, когда он совершенно неожиданно лизнул ее в чрезвычайно интимном месте. — Пусть все эти триллионы сами создают свои секс-легенды — придется им обойтись без нашего примера.

— Они никогда не узнают, как много потеряли, — засмеялась она и отдалась наслаждению любви, которую считаланавсегда потерянной.

* * *
Монтроз, сидя на стуле, смотрел из окна своей комнаты в Малом Дворце на расположенный террасами сад и размышлял об иронии своего пребывания здесь, в Мандале, в качестве рифтера. Если бы он остался мелким тимбервеллским Дулу, то никогда бы сюда не попал.

Он отогнал эту мысль: уж слишком хорош был этот день и слишком приятна окружающая обстановка. Даже самая мягкая ирония казалась неподобающей среди такой роскоши, и он, как знаток прекрасного, сознавал свою ответственность. Он успешно боролся с собой уже три недели и провел их самым чудесным образом.

Закрыв глаза, он сосредоточился на первом глотке кофе. Напиток имел как раз нужную температуру, пропорции порошка и воды — чистой, дистиллированной воды — были точно соблюдены, и вкус долго держался на языке.

Дверь позади открылась, и он узнал тихие шаги Седри.

— Ничто не придает такого вкуса вещам, как внезапный мир, — сказал он.

Ему понравилась собственная мысль, и он посмотрел на Седри, проверяя, что думает о его остроумии она.

Она улыбнулась, но очень бегло, и стала складывать свою одежду.

Монтроз, все еще в благодушном настроении, попивал кофе и смотрел, как руки Седри разглаживают и расправляют каждую вещь точными, аккуратными движениями. Некрасивые, короткопалые руки, которые так грациозно двигались над пультом и так нежно — в любви...

Голову она держала слегка опущенной, и седые волосы, обычно зачесанные назад, а теперь распущенные, скрывали лицо, когда-то казавшееся Монтрозу таким неприглядным. Да он и не сумел бы разгадать его выражения — даже теперь, когда так хорошо узнал ее. Маску ее заставляла носить не дулуская выучка, а собственная натура, зато руки не скрывали эмоций.

Монтроз, по-прежнему нежась, наблюдая, как они работают, — четко, решительно и напряженно.

Что-то неосознанное заставило его выпрямиться. В этом разглаживании и складывании не было удовлетворенности; выступившие сухожилия и побелевшие костяшки свидетельствовали о судорожной попытке человека как-то наладить свой мир...

Потому что человек им недоволен?

— Ты что, укладываешься? — спросил он.

— Да, — сказала она.

Сначала он не поверил. Невозможно, чтобы трагедия настигла его здесь, в уютной комнате дворца, в Мандале.

— Бросаешь меня? — сказал он шутливо, стремясь вызвать у нее улыбку.

И она улыбнулась — но только ртом, не глазами.

— Я вижу, ты не читаешь свою почту. — Седри кивнула на угловой письменный стол с небольшим пультом. В углу экрана мигал зеленый огонек, но Монтроз, не глядя туда, в два шага пересек комнату и взял Седри за плечи.

— Седри, что случилось? Я сделал что-то не то?

Она покачала головой:

— Это приказ Вийи. «Телварна» уходит.

— Как? Почему?

— Я собиралась поговорить с тобой. Попозже, — сказала она ровным голосом, к которому прибегала в минуты глубокого волнения.

— Да в чем же дело? Может, кто-то что-то сказал или сделал... — Он протянул руку, но она не ответила на его жест.

— Монтроз, этого не смягчишь никакими предисловиями. Я беременна.

Ему в голову приходили самые дикие мысли, но только не эта. Его первой реакцией была неуемная радость, и это так удивило его, что он надолго лишился дара речи.

— Извини, — прошептала она. — Я этого не хотела.

Монтроз, во власти противоречивых эмоций, продолжал таращить на нее глаза — но, увидев ее влажные веки и сжатые губы, заключил ее в объятия.

— Седри, Седри, — шептал он в седые, с чистым запахом волосы. — Не надо горевать. Я удивлен, конечно, — но счастлив. — Он думал, что эта часть его души закрыта навсегда, похоронена вместе с его женой и детьми на Тимбервелле. Сможет ли он снова выдержать эту боль? Он уже позабыл, сколько в ней радости.

Но тут до него дошли последние слова Седри, и он заглянул ей в лицо.

— Не хотела?

— Нет. Я не просила отменить контрацепцию. Должно быть, это сделали на Пожирателе Солнц — добавили что-то в еду или питье. — Голос ее был все так же ровен.

— Должарианцы. — Монтроз выругался. — Но зачем?

— Я думала об этом много ночей, с тех пор как заподозрила неладное. Я сделала тест, — добавила она торопливо, — и все подтвердилось. Контрацепцию отменили без моего ведома и согласия.

— Бессмыслица какая-то. Зачем им была нужна твоя беременность?

— Не моя, — шепнула она.

Он подумал, как сложно было бы добавлять химикаты в пищу одной Седри, и понял очевидное: все рифтеры ели одно и то же, но действовало это только на женщин.

Марим, конечно, уже не спросишь. Была ли она беременна в момент смерти? Если да, то...

Его сердце стукнуло, как молот по наковальне.

— Вийя, — сказал он.

* * *
— Нет, — с видимым облегчением заявил сыну Себастьян Омилов. — На приемы я больше не хожу — ни на этот, ни на все прочие.

Фиэрин сжала руку Осри, и он почувствовал благодарность за поддержку.

— Больше всего меня сейчас радует мысль, — продолжал отец, — что после коронации, передав дела Лисантеру — он возглавит вместо меня то, что еще называется проектом «Юпитер», — я смогу отправиться домой.

— На Шарванн? — растерянно спросил Осри. Отец, помрачнев, качнул головой:

— Низины скорее всего разрушены, слуги перебиты. Я вернусь на Чернякова, в дом моей матери. Когда ты увидишь его, то поймешь, что для ушедшего на покой человека лучшего места не найти. — Он улыбнулся им обоим. — Однако у вас время на исходе — ступайте выполнять свои светские обязанности.

Осри протянул отцу руки и удивился, когда тот привлек его к себе и обнял. Потом Себастьян поцеловал в щеку Фиэрин и вышел.

Осри посмотрел ему вслед, охваченный трудноопределимыми эмоциями.

Фиэрин легонько пожала ему руку.

— Держу пари — больше всего его утешает мысль, что его здесь не будет, когда появится твоя мать. — Рот ее вдруг сложился в сварливую гримасу, как у Ризьены, и голос поднялся до знакомых ноющих интонаций. — Я просто не понимаю, почему ты не можешь обеспечить мне лучшего места на коронации. Панарх просто не заметит меня, если...

Осри удивленно рассмеялся. Он не подозревал в Фиэрин имитаторского таланта — тот раскрылся недавно, как и другие стороны ее характера, который Ториган, а затем Шривашти так долго и жестоко подавляли.

Фиэрин, перестав дурачиться, погрустнела.

— Мне очень хотелось бы пойти с тобой и познакомиться с Бабулей Чанг, но на приеме у Вакиано я не могу не побывать.

— Они просто пытаются чем-то возместить тебе долгие годы пренебрежения.

— Совершенно верно, — засмеялась она. — Потому-то мне и нужно там быть. — Она иронически выгнула брови. — Их не было на Аресе, когда я в них нуждалась, — им многое придется наверстывать!

— Я представлю тебя Бабуле позже, — пообещал Осри, и они с неохотой расстались.

Пробираясь через лабиринт Большого Дворца туда, где устраивался прием, Осри думал о том, как изменилась его жизнь. Панарх особо пригласил его — в числе немногих других. Похоже, это будет самое эксклюзивное собрание из всех, что устраиваются сегодня вечером. И почти все другие приглашенные — это рифтеры.

Он усмехнулся. Не так давно одна эта мысль вызвала бы у него приступ бессильной ярости. Теперь он радовался новой встрече с командой «Телварны». Что-то их ждет в будущем? Попытаются они поладить с Панархией или вернутся к рифтерской вольнице? Но ни Панархия, ни рифтсрство никогда уже не будут такими, как прежде.

Войдя в зал, он оглядел собравшихся, многие из которых были одеты в яркие цвета. Он сразу узнал Локри, собравшего вокруг себя кружок красивых молодых Дулу. Жаим беседовал с адмиралом Нг, а леди Ваннис грациозно переходила от одной группы к другой. Монтроз держался на другой стороне зала. Осри заметил Люкана Мипа и еще двух-трех капитанов-союзников. Рифтеры не соблюдали пространственной иерархии дулуского общества, но у Дулу хватало искусства не позволять приему развалиться — хотя некоторые, как заметил Осри, и поглядывали на Брендона в поисках указаний.

Право же, это удивительно. Перед войной рифтеры не знали бы, куда себя девать в такой ситуации, — теперь неловкость испытывали Дулу.

Осри подошел к пузырю невесомости Бабули Чанг, чтобы выразить свое почтение, но остановился, увидев, что она говорит в Вийей. Дулу вокруг них тоже соблюдали дистанцию.

— Ты очень выросла, дочка, — сказала древняя нуллерша, блестя темными глазами. Просунув руку сквозь стенку пузыря, она сунула в руку Вийе маленького яшмового льва. Осри узнал в нем один из экспонатов, которые рифтеры вынесли из Аванзала Слоновой Кости, — целую вечность назад, как казалось теперь. На глазах у Осри драгоценная вещица — в то время он счел бы это невозможным — вернулась домой. — Это было подарено мне по доброй воле, а теперь я по доброй воле возвращаю это назад. Вернуть его на законное место среди других древностей надлежит тебе, ибо в тебе мы видим символ, который никогда не думали увидеть: возможность совместить хаос Рифта с порядком Панархии. Быть может, для обеих сторон возможна новая, лучшая жизнь, где они будут обмениваться своей силой и мудростью.

Вийя поклонилась старой нуллерше, и Осри понял, что яшмовый лев не просто вернулся на место, но обрел новое значение.

Вийя отошла, и Бабуля Чанг заговорила с другим гостем. Осри подумал, что это новое значение касается и его. Когда-то его будущее было расписано наперед, вплоть до даты ухода в отставку, после чего он собирался поселиться в Низинах на Шарванне. Теперь будущее, как и у всех здесь, стало неизвестным и многообещающим, как чистый лист.

И ему это, к собственному изумлению, очень нравилось.

* * *

Ваннис стояла под деревом и смотрела, как плещется фонтан на заходящем солнце, обращая его золото в жидкое пламя.

Ее труды здесь в определенном смысле закончились. Утром с Карелиса прибыл новый посох. Другие символические предметы из столицы каждого октанта уже перешли в руки стюардов и ждали своего часа, чтобы открыть новое царствование. Сложный ковер подготовки был почти завершен — и Ваннис могла поздравить себя с тем, как гладко он ткался.

Остался последний штрих. Коронация состоится завтра.

И если взглянуть на дело под другим углом, труды ее только начинаются.

Ваннис не знала, на какой точке зрения остановиться, и эта невозможность принять решение показывала, что надо поразмыслить.

Ее личные отношения с Брендоном нельзя считать ни законченными, ни начавшимися заново. Вийя, вопреки вероятности, пережила битву при Пожирателе Солнц — и, видимо, доказала Брендону то, что должна была доказать, а он, в свою очередь, доказал ей. Ваннис встречалась с ним по делу несколько раз в день и видела его в самых разных настроениях — от сурового до веселого, но когда Вийя входила или выходила, он всегда начинал себя вести чуть-чуть по-иному. Ваннис знала, что, если Вийя не вернулась бы живой, он все равно сохранил бы преданность — не ей, так ее памяти. По крайней мере на некоторый срок; Ваннис знала по опыту, что верность до гроба — слишком большая редкость, чтобы на нее полагаться. Ей остается одно: стать незаменимой в высших эшелонах власти и ждать.

Перед ней явился непрошеный образ высокого человека в сером, с длинными косами вдоль спины. Жаим, всегда маячащий, как тень, за плечом Брендона, видел ее каждый раз, когда она виделась с Брендоном сама. Разгадать его, когда он хотел что-то скрыть, было не легче, чем Панарха, но Ваннис чувствовала, что его влечет к ней.

Этому, конечно, легко воспрепятствовать. Кандидатов, готовых лечь с ней в постель, множество, и ей нет нужды опускаться до рифтера-телохранителя с темным прошлым и не менее темным будущим: он объявил, что теперь, накануне коронации, слагает с себя обязанности по охране жизни Панарха. Это решение принял он, а не Брендон.

Пусть он низкого происхождения — ничтожным его не назовешь.

Ваннис потрясла головой, отгоняя от себя его образ.

Ей лучше удалиться отсюда, и на длительное время. Когда отпразднуют коронацию, она отправится на своей яхте к Дезриену. Она ясно сознавала всю иронию этого поступка, и ее клеветники тоже не преминут это заметить. Но мать отправилась на Дезриен, чтобы отречься от мира, а я — нет. Когда я вернусь, то буду знать, кто я и какое место желаю занять.

Красный шар солнца опустился за далекие деревья, и вода в фонтане стала обыкновенной, голубовато-белой.

Как-то вдруг похолодало, и бриз, взметнув юбки Ваннис, погнал листья по террасе. Ваннис сделала глубокий вдох, заново наслаждаясь естественной погодой.

Выбрав тропинку, окутанную таинственным голубовато-зеленым сумраком, она пошла по ней. У нее был еще час до того, как начать готовиться к официальному обеду для членов Малого Совета.

Они с Брендоном еще несколько часов назад договорились, кому где сидеть: она сядет напротив него, как бы замыкая круг, а Вийя — по его правую руку.

Днем Ваннис отправила Вийе письмо, объясняя разницу между обедом за круглым столом (где нет иерархии) и за обыкновенным (где иерархия строго соблюдается). Она также перечислила некоторые правила, соблюдаемые Дулу, и выразила готовность ответить на любые вопросы, если они у Вийи возникнут.

Ответа она не получила.

Ваннис замедлила шаг, вдыхая многочисленные ароматы. Сумрак окутывал ее, и она замечала, как меняется воздух, пахнущий теперь ночью и близким дождем.

Как ни совершенна технология тианьги, она способна лишь очень приблизительно представить самый обычный сад в день поздней весны. Это хорошо иллюстрирует пределы человеческого понимания.

Ироническая улыбка коснулась ее души вместе с запахом алоэ. Что бы ни заключалось в этой мысли — стихотворение, эссе или диалог, — она ушла вместе с меркнущим светом.

Ваннис услышала за собой тихие мерные шаги. Хрустнула ветка.

Сжав в ладони свой бластер, она повернулась, прицелилась...

И опустила руку, увидев в сумраке силуэт высокой черноволосой женщины. Вийя нашумела ровно столько, чтобы дать Ваннис знать о своем присутствии.

Но как она нашла меня?

Ах да. Она же телепатка.

Вийя не спеша преодолела последние пару метров. Одетая в космонавтский китель и голубовато-стальные, под цвет сумерек, брюки, она посмотрела на маленький бластер Ваннис и спросила:

— Вам когда-нибудь приходилось им пользоваться?

— Только однажды. — И Ваннис с вызовом добавила про себя: прочти мои мысли и узнай сама, где, когда и почему.

Но невозмутимый профиль рядом с ней не изменился: Вийя смотрела на деревья у далекого горизонта.

Они прошли немного в молчании — Вийя приноравливала шаг к походке Ваннис.

— У меня к вам вопрос, — сказала наконец она.

— По поводу сегодняшнего обеда?

Вийя сделала небрежный жест, пробудивший в Ваннис воспоминания.

— Я буду сидеть молча и подражать остальным. Другого от должарского варвара и ожидать нельзя.

Ваннис хотела дипломатически возразить, но промолчала. Вийя улыбнулась и спросила неожиданно;

— Вы помните Анариса?

Ваннис, опешив, заколебалась и вспомнила: жест, сделанный Вийей, был характерен и для Анариса.

— Помню, — ответила она.

— Каким он был, когда жил здесь?

Этот вопрос удивил Ваннис не меньше первого, и она подумала: почему бы тебе просто не взять это из моей памяти?

Но Вийя продолжала молча шагать рядом с ней, и Ваннис спросила вслух:

— Разве вы не можете просто взять это из моей памяти?

Вийя подняла взгляд к слабо мерцающим вечерним звездам.

— Возможно, могла бы, будь келли живы — и если бы все мы действовали синхронно. Но я не компьютер, который считывает данные с чипа, хочет чип того или нет. Представьте, что вы заперты в огромной комнате, где совершенно нет света. Вы ничего не видите, и уши у вас закупорены, поэтому других людей вы можете найти только ощупью. Так и я теперь — тоже не вижу и двигаюсь ощупью, разве что слышу иногда крики и шепоты, которые показывают мне, где искать — если, конечно, это не проклятия в мой адрес.

Ваннис вдумалась и кивнула, выделив в этих словах сразу несколько подтекстов.

— Все, что я хочу, — это узнать ваши впечатления, — продолжала Вийя. — В конце боя Анарис заявил мне, что нас с ним связывает какое-то незаконченное дело. Чтобы понять, я пытаюсь разобраться, как он формировался во время своего пребывания здесь — должарская сторона его характера мне известна.

— А с Брендоном вы это не обсуждали?

— Обсуждала, но он помнит только их детскую вражду. У них не было ни общих уроков, ни общих друзей, поэтому его мнение ограничено. Когда Брендон покинул Артелион, они встречались очень редко, а после исключения Брендона из Академии не встречались совсем — Анарис тогда решил удалиться от света и продолжал свои занятия в уединении.

— Да, это верно. — Ваннис пошарила в памяти. Анарис помнился ей живо, и она заговорила, не взвешивая слов: — Высокий, красивый, но зловещий, склонный к сарказму. При дворе он появлялся почти всегда вместе с Геласааром. Семион был этим крайне недоволен, — со смехом добавила она.

Уголки рта Вийи приподнялись в язвительной улыбке.

— Одно время он был в моде, — продолжала Ваннис, вспоминая, казалось бы, давно забытое. — Особенно среди молодежи. Все наперебой старались привлечь его внимание. — Она копнула поглубже в поисках впечатлений, которые тогда проходили где-то на периферии ее зрения. — Ему это, кажется, нравилось — во всяком случае, он им не препятствовал. Да, определенно нравилось — какое-то время. Даже нрав его как будто смягчился, что замечалось многими. А потом он внезапно прекратил бывать в свете.

— Он назвал причину?

— Нет, насколько я слышала, но я никогда не вела с ним серьезных бесед. Мои интересы лежали в другой области. — Ваннис задумалась, вслушиваясь в призрачные шепоты памяти. — Думаю, он просто открыл, что стал предметом моды. Что его слова, манеры и поступки обсуждаются — чего никогда не произошло бы, будь он одним из Дулу.

— Что с ним обращаются, как с видеоактером, танцором или дрессированным зверем? — Тон Вийи был так ровен, что Ваннис не сразу разглядела скрытый смысл. — Оценивают степень и качество его ассимиляции, развлекаясь в то же время неистребимыми чертами его варварского наследия?

— Возможно. Но что это за незаконченное дело?

Вийя рассмеялась коротко, как будто выдохнула.

— В жизни всегда остаются какие-то незаконченные дела, пока смерть не закончит их за нас.

— Да, наверное. — Ваннис прикусила губу. — Вы думаете, он соберет остатки отцовской армии и снова нападет на нас?

— Не знаю.

— Я скорее предположила бы, что он вернется на свою ужасную планету и проведет остаток жизни, рыча на своих дрожащих слуг и замышляя новую месть, — совсем как злодей из третьесортного сериала.

— Анарис смотрит на себя не столько как на злодея, сколько как на жертву. Впрочем, — добавила Вийя мрачно, — это вполне может измениться.

— То есть?

— Он всю жизнь пробыл пленником — до недавнего времени. В годы формирования его прямым наставником был абсолютный монарх, затем он стал наследником другого абсолютного правителя, живущим под постоянной угрозой смерти. Что бы он ни предпринял, он не станет просто сидеть и сетовать на судьбу — ведь теперь его судьба перешла в его собственные руки.

В первый раз с тех пор, как она узнала, что битва закончена и Брендон жив, Ваннис ощутила холодок опасности.

— Но ведь Брендону это известно?

— Конечно, известно. И он уже начал энергичную кампанию, чтобы ограничить Анарису свободу действий.

Густые заросли как-то незаметно сменились аккуратными рядами кустарника с редко стоящими высокими деревьями. Женщины повернули назад к дворцу. Сквозь качающиеся ветки пробивался слабый свет, и впереди виднелась сложная, из нескольких фигур, скульптура, плохо различимая в темноте.

Ваннис заговорила о другом, а когда они дошли до вечно борющегося Лаокоона, сказала:

— Теперь вы здесь и расспрашиваете меня. Можно считать, что круг замкнулся?

Вийя наклонилась, чтобы прочесть надпись на гранитной доске, прикрепленной к пьедесталу.

— «...крепче цепей». Да, круг замкнулся.

Ваннис, понимая, что эти слова не просто лесть, а переход к чему-то более важному, промолчала.

— Ночью меня уже здесь не будет, — спокойно сообщила Вийя.

Именно потому, что тон ее был так спокоен, Ваннис поначалу не поняла. Где не будет? В саду? Во дворце?

— На планете? — Ваннис невольно произнесла это вслух, и Вийя ответила крученым кивком, снова пробудившим в ней воспоминания: эта женщина, должно быть, до конца дней так и не избавится от этого Должарского жеста. — Но зачем? И долго ли вас не будет? — Ваннис едва удерживалась от смеха — такие блестящие перспективы это открывало перед ней. На завтра, на будущую неделю, на всю жизнь.

— Этого я не знаю. Многое зависит от того, что я выясню на Рифтхавене. — И с оттенком юмора: — Это не повторение моего предыдущего побега.

— Хорошо, если так, — сухо ответила Ваннис.

— Если бы я знала, что это вас так обременит, то не обращалась бы к вам. Извините меня: за последнее время я многое поняла.

Ваннис не знала, что на это ответить, но потом с горьким весельем подумала: если темпаты и телепаты так хорошо слышат чужие мысленные крики и шепоты, они должны уметь хранить секреты, чтобы не умирать молодыми.

— Но раз уж вы почтили меня своим доверием... позвольте спросить: почему вы улетаете?

— Потому что так надо, — ответила Вийя со столь нехарактерной для Дулу прямотой. — Вы все-таки хотите, чтобы я взвалила на вас эту ношу?

Ваннис собралась уже ответить отрицательно, но, снова перебрав в уме все аспекты их разговора, сказала:

— Хочу я того или нет, выбора у меня, как видно, не остается. — Ваннис повернулась лицом к высокой, невозмутимой рифтерше родом с Должара. Возлюбленной Брендона. И заговорила, не борясь больше с эмоциями в голосе, — зачем, раз Вийя все равно их слышит? — Пожалуй, мы с вами связаны до конца наших дней.

— Это правда, — спокойно, как всегда, ответила Вийя.

— Я тоже многое поняла, — сказала Ваннис. — Пожалуйста, послушайте меня. Ваше место здесь. Не просто в качестве подруги Брендона — это было бы легко, — но в качестве Кириархеи.

Вийя снова сделала свой отрицательный жест.

— Это так, — настаивала Ваннис. — Вы же видели, какое впечатление произвел на Брендона поступок Чанг. Он тоже это сознает. К лучшему это или к худшему, хотим мы того или нет, старый порядок ушел в прошлое, а новый только еще создается. Меня учили управлять при старом порядке. Если я стану Кириархеей сейчас, это расценят как символическое предупреждение, что Панархия еще может повернуть назад. Рифтеры не станут сотрудничать с нами, если вы исчезнете.

Вийя вздохнула, и Ваннис с холодком осознала, что слышит ее дыхание — стесненное дыхание человека в состоянии предельного напряжения.

— Он ведь уже говорил с вами о браке, — сказала она наконец. — Я думала, это решено.

— Нет. — (И странно, что Брендон, чья проницательность превосходит мою, этого не видит. Или видит, но идет на риск?)

Ваннис понимала, что никогда не узнает правды — если она, эта однозначная правда, есть.

— Мы условились подождать — и, как выясняется сейчас, поступили правильно. Анарис был заложником и не имел выбора. Я не хочу надевать на себя те же цепи добровольно, чтобы изображать — войду я в моду или нет — ручного варвара перед вашими Дулу.

— Тогда научитесь правилам их поведения. В большинстве своем они напуганы вами до полусмерти и не посмеют смотреть на вас свысока.

Но Вийю это не рассмешило.

Ваннис указала на статую, едва проступающую в ночи. Смутно видные кольца змей передавали ощущение вечности.

— Вот так и мы с вами, Вийя. Наши желания теперь — дело второстепенное. Вы сами выбрали свой путь, и он привел вас сюда. Я послужила переходным звеном, но теперь это — ваше место.

— Если... если я вернусь и сделаю, как вы говорите, что будет с вами?

— Не думайте, что я намерена стушеваться, — улыбнулась Ваннис, — это не в моей натуре. Возможно, я займу хотя бы один из свободных архонатов. Загляните в центр будущей политической системы — и вы увидите там меня. — Ваннис помолчала и, не дождавшись ответа, спросила: — Итак, вы остаетесь?

— Не могу. — И Ваннис, совершенно не подготовленная к ее следующим словам, услышала: — Я беременна.

— Беременна, — повторила ошеломленная Ваннис. Вийя молчала. — От Брендона?

Ваннис думала, что шок уже миновал, но ошиблась.

— Я не знаю. Это, разумеется, произошло не по моей воле. Думаю, это придумал либо Эсабиан, либо Анарис, и подозреваю, что нам в пищу подмешали антиконтрацептивное средство. Седри Тетрис из нашей команды тоже беременна.

Ваннис попыталась представить себе ум, способный измыслить столь аморальную вещь, и не смогла. Неужели это заложено в их культуре?

— Возможно, на Должаре это в порядке вещей?

— Не помню. Я знаю, это звучит странно, но я — своего рода аномалия: таких, с хорейским клеймом, полагается убивать сразу после рождения, однако на деле за нас платят хорошие деньги. Эта двойственность проявлялась и в дни Борьбы: мои хозяева ставили условием, чтобы я не забеременела — единственное, что меня устраивало. Возможно, позднее они изменили свое мнение, но я убежала, не успев это выяснить.

Эту информацию Ваннис решила обдумать после.

— Значит, отец — Анарис?

— Или Брендон. Или Жаим. Каждый из них может быть отцом — я ведь не знаю, когда средство подействовало и мой цикл возобновился. Я проведу тесты на Рифтхавене и тогда уж решу, как быть.

Ваннис сильно прикусила губу и сказала порывисто:

— Для Брендона это не имеет значения. Он примет вашего ребенка, как своего.

— Я знаю — но не забывайте: если это ребенок Анариса и Анарис это выяснит, без последствий не обойтись.

Ваннис потерла онемевшую губу, стараясь обрести равновесие.

— Он не потерпит, чтобы ребенок воспитывался здесь, верно?

— Верно. — Вийя снова сделала глубокий вдох, но Ваннис уже знала, что та вовсе не лишена эмоций: просто должарианцы, как и Дулу, всегда носят маску. — Я не создана для роли наседки. Проще всего было бы, окажись он от Жаима: пусть бы Жаим брал его и воспитывал, как хочет. Если он от Брендона, все опять-таки просто: я вернусь сюда, здесь он и вырастет. Но если он от Анариса...

— Вы отдадите ему ребенка?

— Нет. И мне кажется, он это знает.

Обе замолчали. Запечатленная в мраморе вечная борьба человека со змеями скрылась под покровом мрака.

Гравий похрустывал под ногами. Когда на них упал золотистый свет арки, ведущей во дворец, Ваннис в подчеркнуто дулуской манере произнесла:

— Незаконченное дело.

И Вийя засмеялась.

41

Когда Жаим, явившись на космодром, увидел стоящих вокруг «Телварны» десантников, первой его реакцией был гнев. Но, подойдя ближе, он рассмотрел, что на них парадная форма — стало быть, это не заградительный кордон; а после узнал и диарха — будучи солархом, она служила в охране анклава на Аресе.

Поэтому он спросил самым мягким тоном:

— В чем проблема, Абрамс?

— Грабители, — ответила она. — Вернее сказать, охотники за сувенирами. Мелиарх Ванн лично распорядился не допускать никого к «Телварне» без разрешения вашего капитана.

Воры и диверсанты были для Жаима знакомым явлением, но охотники за сувенирами вызвали у него смех. Он поблагодарил Абраме и пошел к кораблю. Молодец Ванн — своим приказом он оградил всю команду от визитов любопытных (или предприимчивых) граждан. Вряд ли кто-то из таких посмеет обратиться к Вийе за разрешением.

Ухмыляясь, Жаим набрал входной код. Опустился трап, и он послал внутрь свой чемодан. Настроение у него снова ухудшилось, когда он вдохнул застойный воздух, увидел мусор и засохшую кровь на переборках — следы последнего жуткого рейса.

Ведь «Телварны» никто не касался с тех самых пор, как Локри вывел ее с крейсера и посадил на космодроме. Корабль был не флотский и находился под защитой Панарха — поэтому эксплуатационники даже не приближались к нему, в отличие от других кораблей, которые, едва успев остыть после посадки, тут же подвергались чистке, ремонту и нудным, но необходимым диагностическим тестам, чтобы снова обрести боевую готовность.

На пути к мостику Жаим остановился, уловив слабый химический запах чистящих средств и услышав голоса. Из лазаретного люка появилась Тат, потная и перепачканная, с настороженным видом.

— Дем убирает на камбузе, а мы здесь, — сказала она. Позади нее показался Монтроз.

— Нам понадобится еще часа четыре — должны подвезти припасы, которые я заказал. К тому времени тианьги очистит воздух.

Жаим кивнул.

— Все в сборе?

— Локри в машинном отделении с Ларом. Седри на мостике, проводит диагностику.

— Я тоже там буду.

Жаим закинул свои пожитки в каюту, пошел на мостик, и время полетело незаметно. Наконец он сам объявил перерыв, сказав:

— С остальным придется подождать до Рифтхавена — до него мы точно дотянем.

— Кофе готов, — сообщил по интеркому Монтроз.

Все собрались в рекреации. Монтроз, истолковавший в широком смысле предложение стюарда Мандалы брать любые потребные ему продукты, был в духе. Пока он беседовал с Ларом и Седри о гидропонике, Тат подошла к другому своему кузену, методически отскребающему стены около игровых пультов.

Дем что-то сказал ей, и Тат села в уголке. Жаим налил себе кофе. Лар был само внимание — все трое бори вели себя, как гости, не уверенные, что им рады.

В чем же дело?

Жаим уселся рядом с Локри, усталым, но настроенным благодушно. Жаим сдержал улыбку. Чем бы Локри ни занимался последние дни — и с кем, — это, видимо, избавило его от остаточного напряжения военного времени. Серебристые глаза смотрели ясно и бодро.

— Двигатели выдержали последнюю схватку с Хримом куда лучше, чем я ожидал. Мы действительно нуждаемся в полной переоснастке?

— Нам нужно нечто помощнее, — кивнул Жаим. Локри вскинул брови и лениво улыбнулся.

— А-а, вот оно что.

— Я хотел спросить... — Жаим оглядел комнату, Дем по-прежнему занимался уборкой, Лар с Монтрозом ушли к гидропонному резервуару, Седри и Тат разговаривали у игрового пульта. — Что такое с бори? Они передумали вступать в нашу команду?

Улыбка Локри преобразилась в прежнюю озорную ухмылку.

— Им неловко. Не знаю, заметил ли ты, но мы теперь знаменитости, Жаим. Веса у нас не меньше, чем у любого вельможи, — в Рифтхавене мы можем набрать себе любой экипаж, стоит только свистнуть. Я сделал что мог, но прояснить им ситуацию до конца можешь только ты или Вийя.

Жаим заговорил о другом, продолжая наблюдать за остальными. Монтроз приготовил обед, и все, несмотря на позднее время, поели с аппетитом — кроме Дема. Он продолжал отскабливать стены.

Когда он подошел поближе, Жаим заглянул в его покрытое шрамами лицо, безмятежное, как у малого ребенка.

— Тебе не обязательно работать все время.

Во взгляде Дема мелькнуло нечто похожее на понимание — потом оно исчезло, и он вернулся к работе.

— Это ничего, — тихо сказала Тат. — Ему это нравится — и он любит доводить дело до конца. Он может выполнять только простую работу, у которой есть начало и конец.

— Ладно. Я просто не хочу, чтобы он думал, будто он все еще в рабстве у этих должарских засранцев. Чем он занимался до несчастного случая?

Тат вздернула плечи машинальным защитным жестом, которого, вероятно, сама уже не замечала.

— Он был коком. Не таким, конечно, как Монтроз...

— Это хорошо. Монтрозу будет кого обучать, когда медики вернут нам Дема.

Тат шумно перевела дыхание.

— Вийя не забыла, — сказал Жаим.

— Я знала... вернее, надеялась.

Жаим пригласил ее за столик, и она села, как послушная ученица.

— Видишь ли, — заговорил он, — наш статус изменился — в чем-то к лучшему, в чем-то к худшему. К хорошему надо отнести неограниченный кредит, который мы, вероятно, теперь получим, — это позволит нам усовершенствовать корабль, как мы и мечтать не могли. Ты будешь заниматься связью, так что изучи хорошенько наш компьютер и представь список необходимого. Мы с Ларом и Седри сделаем то же самое в части двигателей и вооружения, Локри займется навигационной системой. Наша задача — стать шикарными и быстроходными. Прошли те времена, когда мы гонялись за всякой шпаной вроде Хрима, — но за будущее поручиться никто не может.

Тат кивнула серьезно и настороженно.

— А плохое?

— Мы станем мишенью для всякого обормота, который не способен заработать себе на жизнь иным способом. Охотники за выкупом, любители подраться ради славы, рифтеры из другого лагеря, которые хотят отомстить, но на самих чистюль нападать боятся, — все они только и будут дожидаться нашей стоянки. Но хуже всего — это причина, по которой мы стартуем, как только Вийя придет.

— Разве на Артелионе нет нужной медтехники? — удивилась Тат.

— Конечно, есть. Дело в другом. Я говорю тебе это, чтобы вы с Ларом, а потом и Дем сами решили, хотите вы остаться с нами или нет. Если ребенок у Вийи от меня или от Брендона, большой проблемы в этом нет. Он родится и будет расти здесь. Но если он от Анариса...

Тат содрогнулась.

— А нельзя ли его спрятать? Отдать кому-нибудь?

— Анарис способен публично оповестить о каре, грозящей укрывателям. Он найдет ребенка, даже если ему для этого придется взорвать Рифтхавен. Вийя не настолько должарианка, чтобы убить свое дитя, — и даже если бы она это сделала, Анарис явился бы, чтобы отомстить ей.

— А чистюли не могут нам помочь? — вздохнула Тат.

— Могут, если Вийя попросит Брендона — но это будет означать новую войну. Потому мы и отправляемся на Рифтхавен вместо того, чтобы провести тесты здесь. Вийя считает, что это ее проблема, и намерена решить все сама. Но пока мы остаемся ее командой, это и наша проблема. Мы богаты и можем больше не совершать налетов, но мы впутались в политику, и теперь непонятно, кто мы вообще такие: рифтеры, чистюли или кто-то еще. Подумайте об этом. Ставки на кону высокие. Уходить или оставаться, зависит только от вас.

— Разве нам есть что терять? Мы всю жизнь были рифтерами — то густо, то пусто, и смерть, грозящая в любой момент. Мы никогда нигде не задерживались надолго — потому-то отец с моей сестрой Лют и бросили это дело. А ваша команда нам нравится. — Тат сделала освященный веками жест, скрепляющий договор. — Если вы не против, мы останемся.

Жаим пожал ее протянутую руку. Вскоре она ушла, а он вернулся на мостик, теперь пустой.

Некоторое время он смотрел вокруг, не замечая следов от пота на пультах и мусора на палубе. На один тревожный момент ему привиделись сидящие за пультами призраки — не только Марим, но и Грейвинг, и Нортон, и Рет Сильвернайф, и Джакарр. А капитанское кресло занял смеющийся белокурый человек, который собрал их всех вместе и сделал чем-то вроде семьи, — Маркхем.

То густо, то пусто, и смерть, грозящая в любой момент.

Жаим посмотрел на свежую заплату у пульта связи: бесполезную теперь гиперрацию убрали. Если бы она еще действовала, завтра в скачке они могли бы наблюдать за коронацией Брендона. Теперь они погодят уходить в скачок и будут смотреть с орбиты. Глядя на экран, Жаим представлял себе не Панарха на его величественном троне, выслушивающего одну присягу за другой, а маленькую фигурку справа от него. Ему виделись карие глаза, следящие за происходящим с гордостью и сочувствием, искусно уложенные каштановые волосы, грациозные линии тела и платье, мерцающее белым, голубым и серебром, как зимний день.

На Артелионе Жаим несколько раз замечал, что Ваннис Сефи-Картано обращает на него внимание. Она ничего не говорила, но он чувствовал, что она думает о нем. Она изменилась с того первого раза, когда он увидел ее на аресском балу в честь прибытия Эренарха. Она достигла высот политической власти, но Жаим знал, что в сердце она носит горечь поражения — ведь и он тоже следил за ней издали.

Он знал также, что она следует указаниям Элоатри. Возможно, если Жаим когда-нибудь вернется на Артелион, Ваннис будет готова совершить давно откладываемое путешествие на Дезриен — и оба они отправятся туда не одни.

Огонь горит, где хочет...

Впервые Жаим понял истину слов, которые бездумно твердил всю свою жизнь. Он сознавал свое место — место каждого из них — в огромном колесе вселенной. Их путь предначертан заранее, но каждый выбирает его добровольно, и огонь освещает этот путь, не давая споткнуться.

Рет?

Ответа не было, но что-то в неограниченных просторах его восприятия вызвало у него желание поработать. Выйдя из транса, он достал из шкафчика чистящие средства и, принявшись за ближайший пульт, ощутил глубокий, всеобъемлющий покой.

* * *
Брендон нажал дверную клавишу и через служебный вход проник в Аванзал Слоновой Кости.

По прошествии этой ночи он займет место своего отца на Изумрудном Троне. Вплоть до этой ночи он откладывал исполнение первой просьбы, с которой обратился к нему Галасаар — не живой человек, а голографический образ, взывающий к беспутному младшему сыну, Телос знает какими путями пришедшему к власти: «В библиотеке Карелианского крыла ты найдешь завещание Джаспара Аркада... Все твои предшественники, и я в том числе, знакомились с ним в этой самой комнате...»

Брендон посетил библиотеку и нашел ее разграбленной дочиста. Чип, который передавался одним Аркадом другому на протяжении тысячи лет, пропал. Брендон, однако, предполагал, что информация где-то сохранилась, — это он сейчас и собирался проверить.

Воздух в Аванзале застоялся. Неужели здесь никто не бывал со дня налета?

Брендон тихо двинулся вдоль стены. Тогда он сидел вот здесь на лестнице и смотрел, как посторонние грабят его фамильные сокровища, — но это было реакцией на захват Мандалы врагом. В миг разбоя он обещал своему отсутствующему отцу, что вернет разграбленное, если сможет.

Он остановился перед искусно вырезанным из яшмы львом со сглаженными возрастом углами и продолжил обход.

Он задерживался перед каждой пустой витриной. Теперь их осталось не так уж много: рифтерский триумвират в знак доброй воли вернул то, что осело на Рифтхавене. Еще один тайник совершенно неожиданно обнаружился в нижнем коридоре — видимо, кто-то с «Телварны» спрятал там свою долю. Брендона удивляло, что витрины планшетки остались на местах. На что они были Эсабиану — не мог же он не понимать, что их содержимое утрачено для него навсегда?

Теперь уже этого никто не узнает. Брендон тоже решил оставить все как есть — в знак того, что его власть небеспредельна. Уничтоженные экспонаты он не в силах восстановить.

Есть также вещи, которые не выкупить назад: Камень Прометея, побывавший с Вийей в самом сердце Рифта, и тетрадрахма, которую Ивард носил на шее.

Брендон потрогал на планшетке пятно, оставшееся после монеты, и повернулся к дверям Зала Слоновой Кости.

Там все еще было небезопасно, но он должен был совершить это паломничество — иначе его до конца дней будут преследовать призраки тех, кто погиб, собравшись посмотреть, как он принесет свою Клятву Верности.

* * *
Двери открылись легко, и он оглядел зал. Здесь больше не было разорванных, обугленных трупов людей, павших от взрыва должарской бомбы, — зал был пуст. В окна, временно застекленные простым дипластом, проникал тусклый лунный свет. Изодранные драпировки, которые он видел здесь в последний раз, убрали, оставив стены голыми. Перед Брендоном простиралось огромное пространство. На дверях, ведущих в Тронный Зал, виднелся узор, едва различимый в темноте, — все, что осталось от знаменитой инкрустации профета Геннадия «Арс ирруптус».

В лицо Брендону пахнуло прохладой — тианьги включилось и подавало воздух прямо снаружи.

Это было единственное предупреждение, которое он получил.

Когда он дошел до середины зала, из мрака возник силуэт худощавого человека среднего роста. Брендон узнал голографическое изображение Джаспара Аркада — но оно смотрело ему в глаза так, как ни одна голограмма смотреть не может.

Брендон затаил дыхание. Итак, это правда. Дворцовый компьютер, который создал стоящий здесь человек и в который все его преемники добавляли что-то свое, каким-то образом обрел разум. Страх перед подобным нарушением Запрета сжал внутренности Брендона, но следом нахлынуло почти ошеломляющее чувство благоговения.

Брендон знал, что Завещание Джаспара по-прежнему хранится где-то в компьютере, но не его хотел сейчас услышать.

— Ты совершил полный круг, правнук мой Брендон, — от неприятия до согласия. Ты найдешь Завещание там, куда один только ты имеешь доступ. Позаботься о том, чтобы его смогли прочесть те, кто придет после.

— А потом?

Призрак, улыбнувшись, слегка поклонился.

— Это зависит от тебя. Я не более склонен прекращать свое существование, чем ты свое. Быть может, ты сочтешь необходимым отменить Запрет.

— На это уйдут века, даже если все стороны придут к согласию — что едва ли случится.

— Возможно. События могут застигнуть тебя врасплох. — Изображение вскинуло руку, предупреждая следующий вопрос. — Нет, я не скажу тебе, что видел на Пожирателе Солнц перед самым концом. Одна из веских причин Запрета — это заставить людей думать самостоятельно, не становясь рабами своих машин. Но информация будет здесь на случай, если понадобится.

— А вы?

— Я тоже буду здесь. Я могу исчезнуть только при условии уничтожения всех системных узлов на Артелионе, а этого ты не можешь себе позволить.

Угроза?

— В любом случае, — продолжал призрак, — детоубийство в Панархии не поощряется, а я — твое дитя. Если бы не твое вмешательство — и давнишнее, и недавнее, — я мог бы и не родиться. Прими на себя эту ответственность и извлеки из нее выгоду.

Брендон медленно кивнул.

— Почти такой же совет дал мне мой отец.

— Конечно! — улыбнулся призрак. — Как же иначе? Ты поступишь правильно, последовав ему.

Изображение растаяло, и Брендон увидел Вийю. Она подошла и молча стала перед ним, глядя темными, как космос, глазами. Он не нарушил молчания, предоставив говорить собственным глазам и сердцу.

Но она заговорила, и весь смысл, вся радость этого мгновения обратились в прах.

— Мы должны расстаться.

И он, который лишь миг назад беседовал с тенью своего предка, определяя судьбу триллионов, оказался неспособным мыслить. Он мог только действовать.

Он опустился на одно колено и протянул к ней руки ладонямивверх, старинным жестом просителя, обращающегося к властелину.

Тогда она, впервые, тоже преклонила колени, медленно и решительно. Приложив ладони к его ладоням, она своей превосходящей силой обратила их пальцы вверх, к звездам, принося древний супружеский обет.

Он молча выслушал то, что она — сначала быстро, потом запинаясь — рассказала ему. То, что он должен был знать.

Потом они встали и вышли, рука об руку.

«Тот, кто приемлет обеты людей, служит им сам до конца своих дней».

Завтра он безраздельно посвятит себя службе всем этим триллионам, дав клятву, от которой его развяжет только смерть, — но эта ночь принадлежит ему.

* * *
— Пятьдесят тысяч километров, — сказал Локри, откинувшись назад и лениво хрустнув пальцами.

— Выходи на орбиту, — сказала Вийя и проследила, как Локри закладывает программу в навигационный пульт.

Некоторое время все молчали и слышался только шепот тианьги, пока Вийя не услышала позади шаги Монтроза. Он остановился за ее креслом и прислонился к переборке, глядя на большой видеоэкран.

Тат за коммуникатором сортировала каналы новостей.

— Корморан, — объявила она вскоре. Экран мигнул, и они увидели Тронный Зал поверх голов собравшихся Дулу — те колыхались, как целое море роскошных нарядов и мерцающих драгоценностей. Высоко под потолком висели яркие знамена и эмблемы, свидетели долгой истории Панархии, и фоном всему этому служила тихая музыка. Под имиджером вел к трону широкий проход, а дальше, в туманной дали, создаваемой таинственным свечением витражей, высились Врата Алеф-Нуль. Значит, сам имиджер помещается над Вратами Феникса, сообразила Вийя.

Но какой-то диссонанс тревожил ее в этом огромном, столь подробно представленном на экране зале, пока она не осознала с холодком, что ни один из этих людей не носит черного, вопреки тому собранию, что состоялось здесь в последний раз.

Вийя, как миллиарды других в Тысяче Солнц, видела ту мрачную «коронацию» — неужели это происходило всего несколько месяцев назад? — снятую с этой же точки. На миг перед ней предстали жуткие предания Должара, и в зал вошли призраки Дулу, убитых за свою преданность низложенному Панарху перед торжествующим Властелином-Мстителем.

Вийя потрясла головой, отгоняя воспоминание о крови, пролившейся у подножия трона. Теперь от всего этого не осталось и следа: краски, свет, музыка, грациозный иерархический танец Дулу, который она понимала, но ни за что не сумела бы сымитировать — все это преобразило горькое прошлое в блистательное настоящее.

«Мы — Феникс...» Ваннис проиграла ей эту речь, но только теперь Вийе стал понятен этот символ возрождения, столь чуждый ее родному миру камня и пепла. Мас-ликтор тоже понял бы.

— Я так и знал, что Ник займет лучшее место, — фыркнул Локри и нарушил ее сосредоточенность — но настроение осталось.

Толпа на экране затихла, и музыка стала другой, напоминая о временах, разлучивших их всех с Утерянной Землей. Под имиджером появился ларгон колледжа Архетипа и Ритуала, несущий восстановленный Калерианский Посох. За ним, как полагалось по обряду, следовала женщина-поллои в черной с белым ливрее, с золотыми кандалами Служения на жезле черного дерева в форме буквы «тау», с обвитой вокруг серебряной змеей. А позади шла стройная одинокая фигура, вся в белом.

— ...прерванная Энкаинация, — закончил фразу Ник и умолк. Ларгон остановился перед троном и повернулся лицом к объективу. Вскинув Посох обеими руками над головой, он стал вращать его, вызывая в памяти образы моря и звездного огня.

Затем освещение в зале слегка изменилось, и высокий потолок как будто растворился, открыв взорам собравшихся звезды. Внизу перспектива тоже изменилась, хотя все осталось на своих местах, и изумрудное свечение трона стало фокусом, притягивающим всех в зале.

— Это не трон, — округлив глаза, сказала Тат. — Это дерево.

Кто-то — Ник или неизвестный оператор айны — точно прочел ее мысли, потому что трон начал медленно расти и заполнил весь экран. Вийя устремила взгляд к звездам, куда тянулись его переплетенные ветви. Ей представилось, как Древо прорастает сквозь кровлю дворца, пронзает атмосферу, обвивает «Телварну» своими ветвями и осеняет листвой.

Хорошо бы это случилось на самом деле, подумалось ей, хорошо бы оказаться под защитой этой символической конструкции тысячелетней власти, и мудрости, и воли. Но она отогнала эту мысль. Вийя убедилась на опыте, что Панархия действительно обладает и мудростью, и волей, и, конечно же, властью. Но защита ее иллюзорна: она, Вийя, держит свою судьбу в собственных руках и распорядится ею по своему усмотрению.

Она опустила взгляд к одинокой фигуре перед троном. В зале настала полная тишина, и он заговорил. Вийя со стиснутым горлом слушала, как поднимается и опадает голос Брендона, знакомый ей, как собственное дыхание. Слов она не слышала, но это не имело значения: это просто очередная речь, притом она сама помогла ему ее составлять — он хотел, чтобы его слова призвали к единству не только его потрясенных войной подданных, но и рифтерскую субкультуру.

— А вот и гностор, — заметил Монтроз. Себастьян Омилов на экране вышел вперед с книгой — символом мудрости веков. — Вид у него такой, будто он нашел клад у себя под кроватью. Брендон раздает награды?

— Он возвращается домой, — сказала Седри за орудийным пультом. — Разве ты не знаешь? У него произошла какая-то размолвка с родными во время правления Геласаара, но теперь это улажено. Он выходит в отставку и возвращается домой.

Себастьян Омилов отступил, и вперед вышел его сын с мечом, затем Ваннис Сефи-Картано с шелковым кушаком и, наконец, Верховная Фанесса с перстнем Аркадов, отлитым в форме, погребенной вместе с Джаспаром Аркадом около тысячи лет назад.

Когда отошла и Верховная Фанесса, последняя из Семиотов древнего обряда — носителей регалий, символизирующих власть Панарха, — Вийя перевела взгляд на Ваннис. Грациозная, красивая, она напоминала должарианке отшлифованный драгоценный камень. «Значит ли это, что круг замкнулся?» Ваннис спросила ее об этом только вчера, а казалось — намного раньше.

Нет, круг не замкнулся. Вийя поняла это, глядя на Брендона, который взошел на ступени трона и обернулся лицом к залу. Круг означает слияние начала и конца, цикл, повторяющийся без изменений. В высшем смысле все, возможно, так и происходит, но с точки зрения человеческой жизни круг — это скорее спираль, идущая витками вверх, как ветви дерева, тянущиеся к звездам. Ее жизнь, связанная с этими двумя, изменилась необратимо. Вийя подумала о Жаиме, одиноко сидящем в машинном отделении и следящем за Ваннис на своем экране. Думает ли Ваннис о нем?

И смотрит ли эту передачу Анарис?

Еще бы, улыбнулась Вийя. Он сидит где-то там, подальше от детекторов, и смотрит, и делает комментарии, предназначенные для одного лишь Моррийона: перед своими соплеменниками он, разумеется, не обнаружит ни малейшего интереса к коронации.

Панарх произнес свою клятву, и на сей раз никто из команды его не прерывал. Это продолжалось недолго: по сравнению с длинным церемониалом клятва была коротка, проста и не менялась со времен Джаспара Аркада.

Брендон договорил и сделал шаг назад. Теперь Вийя видела его лицо и чувствовала по блеску глаз и складке губ глубокий триумф, который он испытывал, занимая трон.

Себастьян и Осри, Ваннис и Верховная Фанесса низко поклонились Панарху, а за ними и все в зале. Взгляд Брендона устремился поверх их голов, и Вийе вдруг показалось, что он смотрит за стены дворца, ища ее. Его правая рука чуть заметно шевельнулась в жесте молчаливого общения.

Вийя знала, что это предназначается ей: ему известно, что она смотрит на него.

Ее рука шевельнулась в таком же жесте и выключила экран. Все посмотрели на нее с характерным для себя выражением — от улыбчивого вызова Локри до надежного спокойствия Седри.

— Отправляемся, — сказала она.

ЭПИЛОГ

Эгиена Бенгиат открыла глаза и подумала, что это все еще сон: над ней стоял нагой юноша нечеловеческой красоты, а рядом с ним мерцал голубыми глазами большой, бежевый в полоску кот.

Она взглянула на себя и увидела, что тоже обнажена, но не ощутила стыда: взгляд юноши говорил ей, что он видит всю ее без остатка, а не только ее красоту, доступную всем остальным.

— Давно я здесь? — спросила она и поняла, что прошло довольно много времени, так как голос ее охрип без употребления. Она приподняла голову и ощутила непривычную тяжесть волос, которые всегда стригла коротко.

Вероятно, прошли недели, а то и месяцы.

Юноша, не отвечая, повел рукой, и она, к собственному удивлению, поняла его без всяких слов — каждая линия его тела, каждое движение были уверенны и исполнены смысла. Ей открылось, что раньше она видела лишь неуклюжие подобия людей.

Она встала и последовала за ним без малейшей скованности в членах, без единой царапины на теле. Последнее, что она помнила, были сомкнувшиеся за ней стены туннеля и нависший над ней Должарский наследник. Она прогнала воспоминание прочь.

Какое-то время они шли по лабиринту Пожирателя Солнц. Воздух холодил ей кожу, а палуба под ногами оставалась странно спокойной.

Он ввел ее в какое-то помещение, и она остановилась ахнув, ибо пола там не было. Под ногами у них бушевал водоворот раскаленной плазмы, а вдали, словно сквозь горячий пар, виднелась черная дыра, светящаяся почти невыносимым блеском. С трепетом она поняла, что они находятся в самом сердце сверхновой и выхода отсюда нет.

Юноша взял ее за руку и повел по невидимому полу к вертикальному лучу света, пронзающему бугорчатый органический потолок высоко вверху. Она отпрянула, видя, что луч уходит к черной дыре, видимый даже на фоне ее слепящего света.

Юноша отпустил ее руку, и в этот миг она вспомнила.

— Ивард! Ты ведь Ивард, правда? — Она впервые заметила изумрудную ленту у него на запястье.

Но он только улыбнулся и вошел в луч, а кот сел и стал умываться с полным безразличием.

Эгиена округлила глаза: белый газ внизу рассеялся, и она увидела черную дыру во всей красе. Что он делает? На миг в центре сияния возникла черная пустота, и Эгиена увидела сквозь нее звезды — возникла и тут же закрылась опять.

Два корабля вырвались из черноты и всего через несколько секунд оказались рядом со станцией — выглядели они странно, не по-человечески, а двигались еще страннее, постоянно крутясь и меняя направление, словно лишенные инерции.

Миг спустя они исчезли из виду, а палуба под ногами слегка колыхнулась.

Эгиена растерянно смотрела на юношу в луче, чье лицо выражало не поддающиеся словам эмоции.

Кот поднял голову и замурлыкал.



1

«...сделался главою угла». — От Матфея, 21, 42.

(обратно)

2

Пульсирующая переменная звезда

(обратно)

3

Шекспир, «Макбет»

(обратно)

4

Слова, сказанные епископом Латимером епископу Ридли перед сожжением их на костре.

(обратно)

5

Древняя модель космоса, состоящая из концентрических геометрических фигур

(обратно)

6

Первое Послание к Коринфянам Апостола Павла, гл.13.

(обратно)

7

Сочетание слов, логически противоположных друг другу.

(обратно)

8

История любви троянского царевича Троила легла в основу поэмы Дж. Чосера (1372) и оперы У. Уолтона (1954)

(обратно)

9

Бодрствуйте, к нам глас взывает (нем.)

(обратно)

10

Иов, гл. 38.

(обратно)

11

Там же.

(обратно)

Оглавление

  • Крепче цепей ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  •   20
  •   21
  •   22
  •   23
  •   24
  •   25
  •   26
  •   27
  •   28
  •   29
  •   30
  • Вера и власть
  •   ПРОЛОГ
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •     8
  •     9
  •     10
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  •     11
  •     12
  •     13
  •     14
  •     15
  •     16
  •     17
  •     18
  •     19
  •     20
  •   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  •     21
  •     22
  •     23
  •     24
  •     25
  •     26
  •     27
  •     28
  •     29
  •     30
  •   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •     СИСТЕМА БАРКИ
  •     ДОЛЖАРИАНЦЫ И ИХ СТОРОННИКИ (в основном на Пожирателе Солнц)
  •     ПАНАРХИСТЫ И ИХ СТОРОННИКИ (в основном на Аресе)
  •     РИФТЕРЫ (в основном на кораблях)
  •     РИФТХАВЕН
  • Троны Хроноса
  •   ПРОЛОГ
  •   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •     8
  •     9
  •     10
  •     11
  •   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  •     12
  •     13
  •     14
  •     15
  •     16
  •     17
  •     18
  •     19
  •     20
  •     21
  •     22
  •   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  •     23
  •     24
  •     25
  •     26
  •     27
  •     28
  •     29
  •     30
  •     31
  •     32
  •   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  •     33
  •     34
  •     35
  •     36
  •     37
  •     38
  •     39
  •     40
  •     41
  •   ЭПИЛОГ
  • *** Примечания ***