Том 4. Солнце ездит на оленях [Алексей Венедиктович Кожевников] (fb2) читать постранично, страница - 2

свистит и так дует в нее, что из камелька разлетаются угли. Вот так хлопнул дверью, что вся тупа вздрогнула. Ветер бывает сильный и слабый, холодный и теплый, сухой и мокрый, жесткий и ласковый, порывистый и ровный, северный и южный, восточный и западный. Но каков он с виду, каково лицо ветра — старик не знал.

— Народ говорит, что ветер посылают боги и колдуны, — сказал он. — Когда ветер один, без дыма, без снега, без листьев, его нельзя видеть. Он — невидимый дух.

— А скоро ли вернется солнце? — не унимался сын.

Отец растопырил руки и начал медленно, с пришептом перебирать пальцы, затем сказал:

— Через восемнадцать дней, — помедлил, повздыхал и добавил: — Если, конечно, не случится с ним беды.

В темную пору все лапландцы живут в большой тревоге за солнце. У него трудная, опасная жизнь. Иногда его заглатывает бездонная пучина моря. Иногда злые ветры окружают облаками, тучами и подолгу держат в этом плену.

Солнце-то ездит, как и люди, на оленях. Всякую зиму оно уезжает в теплые страны за новой весной. И тогда наступает темная пора. Весны приезжают в Лапландию молоденькими, румяными, веселыми, как девушки. Здесь они зреют, становятся летом, затем осенью. А зимой умирают. И солнце поворачивает своих оленей в вечно теплую страну, где весны не стареют, не умирают.

— Путь-то большой, тяжелый, через моря, озера, реки, по горам, по камням, по лесам. Олени совсем просто могут утонуть, сломать ноги или еще покалечиться как-нибудь, — выкладывал свои опасения Фома. — А без оленей и солнце не может двинуться.

Всю темную пору не покидали оленеводов горькие предположения, как не покидал их тупы горький дым: вдруг солнце не вернется, и в Лапландии будет вечная ночь, вечный холод, снег и лед. Никогда не вскроются реки, и не придет в них морская рыба метать икру. Не распустятся деревья, перестанет расти тундровый мох — ягель, без которого не могут жить олени. Что делать тогда оленеводам и рыбакам?

Пока солнце не нарушало заведенного порядка — возвращалось вовремя, но в темную пору люди становились до крайности пугливы. Они были так слабы перед суровой природой своего края с долгой жестокой зимой, полярным мраком, коротким летом и скупым, ненадежным теплом.

Колян не умел еще отдаваться надолго чему-либо одному и от тревоги за солнце перешел к веселью — на олений рог, между двумя отростками, натянул струны из оленьих жил и, перебирая их, начал придумывать песню:

— Эй, ты, перестань! — крикнула Мотя брату. — Я сама буду петь свою песню.

— Пой, пой, — сказал он и умолк.

Девушка надела еще недошитую, но уже очень красивую, свадебную шапку-шемшир из оленьего и лисьего меха, из атласных и суконных ленточек, всю осыпанную разноцветным бисером, и, гордо поводя головой, начала беззвучно шевелить губами.

— Ну, пой! — сказал брат.

— Уже пою, — отозвалась сестра.

— Я ничего не слышу.

— А тебе и не надо слушать. Эта песня не для тебя. — И Мотя весело засмеялась.

— Ух, какая ты вредная! — крикнул парнишка, снова забренчал своей «музыкой» и запел:

И в самом деле круглолицая, румяная девушка была похожа лицом на полную луну.

продолжал Колян.

— Росомаха… — Мотя потянулась к брату, чтобы отнять у него музыку.

Парнишка отпрянул, но так неловко, что задел ногой деревянную чашку, которая стояла с бисером возле Моти, и рассыпал его на оленью шкуру.

Девушка страшно рассердилась, закричала:

— Слепой баран! Вот собирай теперь, собирай!

А когда парень начал искать бисеринки в густой оленьей шерсти, сестра отшвырнула его пинком ноги. Парень кинулся ответить сестре. Тут отец схватил один из ремней, приготовленных для сбруи, и начал хлестать обоих драчунов по чем попало.

— Бей его, он рассыпал бисер. Он всегда устроит что-нибудь, — бормотала Мотя, закрывая ладошками свое лицо.

— Я знаю, кого бить, знаю, — хрипел отец, наглотавшийся в сердцах дыма.

Драчуны расползлись по разным углам. В обиде на сестру и на отца, Колин вспомнил свою покойницу мать и пристал к отцу:

— Скажи, отчего умерла моя мама?

— От жизни. Жизнь — самая тяжелая, самая неизлечимая болезнь. Она всегда кончается смертью, — ответил отец.

— Мать умерла от тебя, не захотела жить с тобой, — упрекнул Мотю брат.

— И с тобой, — отплатила ему сестра.

— Кончай разговор. Не то я наступлю вам на негодный язык! — погрозился отец. —