Чудо в перьях [Юрий Вениаминович Черняков] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юрий Черняков Чудо в перьях





Часть I

1

Моя мать рассказывала, что, когда я родился, к нам приехали два молодых парня, вылезли из машины, что подвезла их от станции, и сразу к нам во двор. Все подумали: может, начальство какое, опять налоги, опять недоимки, а чем отдавать? Председатель колхоза прибежал, а они ноль внимания, и в избу. А там к моей кровати, где я спал. И один, худощавый, лысоватый, по фамилии Радимов, размотал мои пеленки и другому, толстому и в очках, по фамилии Цаплин, показывает: «Ну, что я говорил? Как раз он! Тот самый». А тот вроде как не признает. Но на руки меня взял, чтоб посмотреть, а я заорал да еще обмочил его. «Признал тебя, Рома, признал!» — закричал лысоватый и достал по такому случаю бутылку водки.

Мать и бабка не знали, что и думать. Отец уже больше года, как сидел, мужиков, кроме меня, никого в доме. А Радимов этот Андреем Андреевичем представился и еще колбасы достал и консервов. «Не бойся, — говорит, — Рома! Пока он, Павел Сергеевич, вырастет, много воды утечет».

И еще какие-то странные вещи говорил, мать уже не припомнит. Потом из той машины принесли ящик целый сгущенки и детского питания, — у нас в деревне отродясь такого никто не видел. «Корми, — говорит, — мать, преданного мне человека, гляди, чтоб ничем не болел, он мне здоровый будет нужен. А вот его, — и на очкарика показывает, — даже близко не подпускай, как самого царя Ирода, поняла? Все, что нужно, лекарство какое или из одежды — вот по этому адресу мне напишешь». И с тем уехали.

Мать кому ни рассказывала, никто не верил! Но сгущенка-то вот она! Деревня наша глухая, до железной дороги по грязи да колдобинами, откуда кто знает? Хорошо кузнец Данила, без ноги с войны вернулся, рассказал, что с ней делать. Второй фронт, говорит. Штыком ковырнешь, а оттуда такая сласть течет! Мы потом ее понемногу целый год ели. То с просяной кашей, то с оладьями. У всех от нее запоры, а мне, мать рассказывает, хоть бы что. Вообще не болел ни разу, как Радимов тот наказал. Это потом только догадались кипятком разводить и с черникой подавать.

Когда сгущенка закончилась, о тех приезжих и думать забыли. Но болеть все равно не болел. Врачи, мать говорила, за мной следили и только удивлялись. В кого, мол, такой? Ну, в кого бы ни был, мать распространяться не любила. В отца, конечно, когда тот срок отсидит, тогда увидите… В школе у меня были пятерки только по пению и по физкультуре. Учиться я особо не любил. Только и ходил, чтобы с кем подраться. Вот к этому был у меня живой интерес.

Когда призвали в армию, началось вообще все непонятное. Я в десант просился, а меня в артиллерию. Чтоб не выступал и приемы на призывных не демонстрировал! Да еще такую команду подобрали, что аж в самую Сибирь, в Забайкалье, в тайгу к медведям.

Посадили нас в грузовик и повезли от военкомата на станцию. Только отъехали, а тут рядом был переезд через железную дорогу. И вдруг шлагбаум опустили перед самым носом, хотя поезда еще полчаса не было. Ну а нам что? Сидим, курим, ждем, когда откроют. И вдруг слышим — от военкомата мою фамилию выкликают, сам военком бежит, язык на плечо… «Уроев! — орет. — А ну слазь! Что ж сразу-то не сказал, куда желаешь?» Я слез, он за плечи меня обнял, назад повел, а шлагбаум открылся, и те дальше поехали. В Забайкалье.

«Как же, — говорю, — не сказал! Вам и говорил! А вы меня в артиллерию ни за что!»

И попал я в десант. Под самой столицей. А там еще чуднее дела пошли. Первый год служил — с «губы» не вылазил. Других отпуском премировали, у знамени фотографировали, значками увешивали, а я все равно дисциплину не любил! И как-то так напился в самоволке, что думал: «Ну все, теперь в дисбат загремел!» А за мной туда сам комбат на другой день приехал, отсидеть не дал. «Хочешь, — говорит, — Уроев, в отпуск домой?» — «Кто ж не хочет», — говорю. «Ну так получи, — говорит, — десять суток, не считая дороги!» Я вообще комбата нашего уважал. Малинин его фамилия. Справедливый был. И злой. Но чтоб вот так, ни за что?

Вернулся из отпуска в часть, а там еще удивительней! Сержанта мне присвоили не помню к какому празднику, а в наряд — если только пожелаю! И я желал. Больше на кухню. Мы там ночью картошки себе нажарим, пока повара спят, своих разбудим по тревоге и до подъема гужуемся с тушенкой. И разговоры всякие. Но больше про жену комбата Малинина. Какие у нее сиськи, ноги и все прочее… Как-то на учения его послали, а меня наш старшина к ней домой направил.

Мол, передвинуть там что-то требуется и вообще гвозди вбить. «Иди-иди, — говорит. — Боевое крещение получишь, дело верное».

Пришел. Дамочка, верно, спелая, хоть и староватая. Еленой Борисовной представилась. И все при ней, ребята не сочиняли. «Ты, — говорит, — отдохнул бы сначала. — И из бара бутылку достает. — Я просила, чтобы именно тебя прислали. Давно за тобой наблюдаю». Ну, выпили,