Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
обернулся к следовавшим за ним шоферу и телохранителю и махнул им рукой — мол, идите в приемную и ждите меня там.
Губин открыл дверь. Регина сидела за заваленным рукописями (как всегда!) столом и говорила по телефону — лицо сосредоточенное, вся там, в разговоре.
Подняла на него отсутствующий взгляд — непонятно, заметила, что он вошел, или нет.
— Вступление у вас затянуто. Пока вы подступитесь к главному, читатель успеет соскучиться и отвлечься. Если начало подсократить… — терпеливо уговаривала Регина своего собеседника. О, Губин попал на кульминацию драмы под названием «Редактор доносит до автора свое мнение о гениальном произведении». По выражению глаз Регины — слегка сумрачных, как бы отгораживающихся от собеседника, — Губин понял, что автор спорит, не согласен.
Есть такие авторы, которые сражаются за каждое свое слово, как за последний наличный доллар. Ему всегда казалось, что люди, настолько дорожащие своим «творчеством», по сути дела, ущербны. Все-таки отсутствие самоиронии — считайте, физический недостаток. Регина — он знал — думала так же и к упорному желанию авторов прекословить ей так и не притерпелась.
Губин постоял, размышляя — остаться или уйти, раз уж Регина занята. Но взглянул еще раз в ее сосредоточенные глаза — и не ушел. Бог знает почему, но именно этот напряженный взгляд, который появлялся у нее, когда она общалась по телефону с кем-нибудь неприятным, заводил его больше всего. Заводило, что она в такие моменты как бы не замечает его присутствия, что в пылу спора со своим телефонным оппонентом может, автоматически не фиксируясь на своих движениях, подтянуть чулок, высоко открыв бедро; или, откинувшись в кресле, заложить руку за голову — жесты, которые любой нормальный мужчина принимает за женский вызов. Но Губин знал, что она увлекается и проделывает все это безотчетно.
Когда же сообразит, что сделала, смутится и покраснеет.
Нравилось, что в эти минуты в глубине ее глаз горел огонек неповиновения и сопротивления. Огонек предназначался неуступчивому автору, но автор его не видел. Его видел Губин — и терял голову. Ему всегда в такие минуты хотелось сделать что-нибудь, чтобы заставить ее обратить на себя внимание.
Он положил ей руку на колено и слегка стиснул, так, чтобы она почувствовала. Ему хотелось, чтобы она перевела взгляд на его руку, чтобы взгляд беспомощно заметался, а внимание стало раздваиваться между ним и тем телефонным «самородком», чтобы она начала отвечать автору сбивчиво и невпопад. А он в это время завел бы свою пятерню ей за спину, стиснул строптивые лопатки, почувствовав ладонью застежку бюстгальтера, а губами сосчитал бы пульс на ее шее… Ну, вот и трубка выпала из руки на стол!
— Регина Евгеньевна! Регина Евгеньевна! Куда вы пропали? Вам плохо? — потерянно взывал «самородок» на другом конце провода.
«Дурак! — мстительно подумал Губин, будто ревновал к вопящему голосу. — Хорошо ей, хорошо…»
Кресло заскрипело.
— Губин, пустите, — смеялась и шептала Регина так, чтобы не услышал зануда автор. — Мне с автором надо договорить. Вы кресло опрокинете…
А голосок уже смазанный, наркотизированный…
Он разогнулся и отошел на два шага от стола. Регина, выгнувшись, поправила блузку на вороте и, снова подбирая трубку, показала ему одурманенным взглядом и эдак плавно рукой — идите, идите, я потом к вам загляну… Закрывая за собой дверь, он слышал, как она сказала: «Да, я здесь», явно стараясь совладать с неустойчивым голосом, придать ему прежнюю безапелляционную интонацию.
Она продолжала разговор, все еще в мыслях наполовину оставаясь в объятиях Губина, и никак не могла понять, как ей ко всему этому относиться. Вообще она не любила сильных нахрапистых мужчин, но Губин — это какой-то особый случай. Она не могла взять в толк, почему до сих пор не послала его подальше. Ничего еще меж ними не решено, ничего не определено, пока есть только его настойчивые ухаживания и ее замешательство…
Регина опустила глаза и увидела на коленке дыру, от которой вниз сползала петля. «Ну вот, порвал колготки…» Хорошо, что у нее в сейфе всегда лежит новая, нераспечатанная пара.
«Я не беспредельщик. Я это твердо знаю. И никто не убедит меня в обратном». Булыгин перевернулся на спину и уставился в потолок. На потолке лежали солнечные блики. С кухни доносился звон посуды — Элеонора собирала ему на стол. Любимая… Не сразу он приучил ее вставать по утрам раньше его и варить свежий кофе, готовить поджаристые тосты и прочее, что он любил съесть на завтрак перед отъездом по делам. Надо же, не уставал удивляться Булыгин с тех пор, как вывез ее из захолустного Кобрина, была обычная провинциальная девица, одуревшая от перспективы жить в столице. Простая, смазливая, с понятным набором жизненных целей — богатый муж, обеспеченная жизнь, социальное положение… Наверняка, думал он с первой встречи, ее заветная мечта — вернуться когда-нибудь в Кобрин в песцовом полушубке (выше ее девичья мысль тогда еще не залетала, не то
Последние комментарии
6 часов 33 минут назад
6 часов 36 минут назад
6 часов 48 минут назад
6 часов 50 минут назад
7 часов 4 минут назад
7 часов 20 минут назад