Мера Магии [Терри Брукс] (fb2) читать онлайн

Мера Магии

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Нестройно напевая, старьевщик шел по бесплодной, опустошенной земле после того, как закончилась гроза. Небо все еще было темным от туч, а земля размокла и была скользкой от воды, но для него это не имело никакого значения. Другие, возможно, предпочитали солнце, голубое небо и ощущение твердой сухой земли под ногами, испытывая радость от яркости и теплоты. Однако жизнь зарождалась в темноте и влажности утробы, и старьевщик находил немалое утешение в знании того, что деторождение было инстинктивным и не зависело от состояния природы.

Он был странным на вид парнем с невзрачной, почти комичной фигурой. Он был высокого роста и очень худой, а его походка напоминала длинноногую цаплю. Одетый в темные одежды, которые видали лучшие времена, он отлично гармонировал с почти бесцветным пейзажем местности, по которой он путешествовал. В потертой лоскутной сумке, переброшенной через плечо, он нес свои тряпки и обрывки ткани; казалось, что сумка готова разорваться на клочки с каждым шагом своего носителя. Завершала ансамбль пара сапог из потертой кожи, снятая несколько лет назад с мертвеца, но до сих пор вполне сносно выглядевшая.

Весь вид старьевщика предполагал, что он безобидный. Все отмечало его как легкую добычу в этом мире, где хищники доминировали среди остатков сильно поредевшего населения. Он знал, как он выглядел для тварей, которые всегда охотились, и что они думали, когда видели его приближение. Однако, все было в порядке. Он оставался живым так долго, опустив голову и держась от греха подальше.

Таких как он не замечали. Весь трюк состоял в том, чтобы не делать ничего, что могло привлечь к вам внимание.

Поэтому он очень сильно старался произвести впечатление, что он всего лишь бедный странник, который хочет, чтобы его оставили в покое, но в этом мире вы не всегда получаете то, что вам хочется. Даже сейчас за ним присматривало несколько глаз. Он смог почувствовать их, несколько пар в разных местах. Те, что принадлежали животным — тварям, которых яды и химические вещества превратили в мутантов — уже отворачивались. Их инстинкты были острее, более тонкими, и они могли почувствовать, когда что–то было не так. Если был выбор, они почти всегда отступали.

Остались только глаза человеческих хищников, наблюдающие за ним, глаза, которым не хватало знания, необходимого, чтобы правильно судить о нем. Сейчас его изучали два человека, решая, стоит или нет связываться с ним. Он, конечно, постарается их избежать. Он постарается изобразить, что игра не стоит свеч. Однако, опять же, вы не всегда получаете то, что хотите.

Он вдохнул прохладный, влажный воздух, почувствовав на своем языке вкус после дождя, со смесью застоя и болезни, выделяющейся при внезапной буре, с запахами сырой земли и гнили, все это было удивительно приветливым. Иногда, когда он был совершенно один, он притворялся, что он единственный остался во всем мире. Он думал о нем, как о своем собственном заповеднике, особом месте, и представлял, что все принадлежало только ему.

Он притворился, что его ничто не побеспокоит снова.

Его невнятный напев сменился на небольшую песенку:

Он промурлыкал еще несколько куплетов, пытаясь понять, прошел ли он мимо хищников. Он подумал, что почти настало время остановиться и чего–нибудь перекусить и попить. Но это может и подождать. Он вздохнул, его худое, с резкими чертами, лицо расплылось в улыбке, которая заставила мышцы челюсти вытянуться как струна.

Он пересек луг, небольшой ручей с мутной водой, каменистую площадку, на которой цвели крошечные пурпурные цветы, и увядшую рощицу, где росла горстка тополей на отдалении друг от друга, как незнакомцы. Впереди произошло какое–то движение среди нагромождения валунов, которые образовали порог к предгорьям, протянувшимся до следующей цепи гор, высоких, диких, нависших над окружающей местностью. Он отметил это движение, но не заострил на нем свое внимание. Те, кто наблюдал за ним, по–прежнему находились там, и беспокойство его росло; он должен обойти их укрытие и надеяться, что они отвлекутся на что–нибудь иное. Однако кроме него здесь никого больше не было, и он боялся, что они пойдут за ним просто потому, что им было скучно.

Он продолжал идти с осторожностью, по–прежнему негромко напевая.

Дневной свет потемнел, когда снова начали сгущаться тучи. Возможно, действительно снова пойдет дождь, решил он. Он оглядел небо во всех четырех направлениях, отмечая движение тучи и их теней по земле. Да, снова пойдет дождь. Лучше поскорее найти какое–нибудь укрытие.

Он зашагал по склону к скалам, его длинные, худые ноги виляли туда–сюда, как будто выискивая лучший путь. Он удалялся от наблюдателей, притворяясь, что он их не заметил, ничего о них не знал, а они, в свою очередь, не должны с ним связываться.

Но внезапно его худшие опасения оправдались и они оказались рядом с ним.

Они вышли из–за камней, двое лохматых, оборванных мужчин, вооруженных клинками и дубинками. Один был слеп на один глаз, а другой сильно прихрамывал. Они повидали тяжелые времена, подумал старьевщик, и вряд ли от них видели много благотворительности, поэтому, они были не склонны к раздаче чего–либо. Он стоял на месте и терпеливо поджидал их, понимая, что бежать бесполезно.

— Ты, — сказал Одноглазый, наставив на него нож. — Что у тебя в сумке?

Старьевщик пожал плечами:

— Тряпье. Я собираю его и обмениваю на еду и питье. Я этим занимаюсь.

— Полагаю, у тебя есть кое–что еще, кроме этого, — сказал второй мужчина, более крупный из них двоих. — Лучше покажи нам, что там.

Старьевщик немного помедлил, а затем вывалил все на землю, всю свою коллекцию ярких шарфов и кусков ткани, несколько частей от рубашек и пальто, пару шляп и несколько ботинок. Все, что он смог найти за время своих путешествий, и чем не прочь был поторговаться с Троллями или им подобными.

— Вот дерьмо! — прорычал Одноглазый, прижав свой нож к старьевщику. — У тебя должно быть что–то получше! Ты должен дать нам что–то стоящее!

— У тебя есть монета? — потребовал другой.

Безнадежно, подумал старьевщик. Ни у кого больше не было монет, а если и имели, то они были бесполезны. Золото или серебро, может быть. Хорошее оружие, особенно какое–нибудь старое автоматическое из времен Великих Войн, имело бы какое–нибудь значение, было бы предметом для обмена. Но ни у кого не было монет.

— Ни одной, — ответил он, отступая на шаг. — Могу я забрать свое тряпье?

Одноглазый шагнул вперед и вдавил цветную ткань в грязь каблуком своего сапога.

— Вот что я думаю о твоих тряпках. А теперь внимательно смотри, что я сделаю с тобой!

Старьевщик отступил еще на один шаг:

— Пожалуйста, у меня ничего нет для вас. Я лишь прошу разрешить мне идти дальше. Я не стою ваших хлопот. На самом деле.

— Ты не стоишь много, это точно, — сказал тот, который хромал. — Но это не значит, что ты свободно пройдешь здесь. Это наша территория и никто не проходит, не заплатив нам!

Двое мужчин снова стали приближаться, шаг за шагом, немного расходясь, чтобы удержать старьевщика от попытки их обойти. Как будто это было возможным, подумал старьевщик, учитывая его возраст, состояние и явное отсутствие атлетических данных.

Неужели он выглядел способным пройти мимо них, если бы попытался? Неужели у него был вид, что он способен на что–либо?

— Я не думаю, что это хорошая идея, — вдруг сказал он, прекращая свое отступление. — Вы, наверное, не совсем понимаете, что делаете.

Хищники остановились и уставились на него.

— Ты не думаешь, что это хорошая идея? — спросил тот, который хромал. — Именно так ты сказал, ты, тощая старая крыса?

Старьевщик покачал головой:

— Все всегда сводится к этому. Я этого не понимаю. Позвольте мне спросить вас кое о чем. Вы знаете человека, который носит черный посох?

Двое обменялись быстрыми взглядами.

— Кто он? — спросил Одноглазый. — Почему мы должны знать его?

Старьевщик вздохнул:

— Я не знаю, почему. Вероятно, вы не знаете. Но он тот, у кого есть настоящая монета, если бы вы знали, где его найти. А вы не знаете, так ведь?

— Не-а, не знаю никого такого, — прорычал Одноглазый. Он взглянул на своего спутника. — Давай–ка посмотрим, что он прячет.

Они двинулись на старьевщика, держа наготове свои клинки, заткнув за пояс дубинки. Они слегка наклонились вперед, готовые прорвать любую оборону, которую это пугало намеревалось предложить, слегка покачивая перед собой клинками. Старьевщик стоял на месте, больше не отступая, больше не подавая виду, что он намеревается убежать. Фактически, он вообще уже не выглядел тем же самым человеком. Эта перемена была тонкой и трудно различимой, однако свидетельство того, что в нем что–то изменилось, было. А именно в его глазах, в отблеске безумия, которое было ярким и определенным. А также в его осанке. До этого он выглядел как испуганная жертва, как тот, кто понимал, что выстоять против этих двух людей у него не было никакого шанса.

Теперь он оказался тем, кто взял все под свой контроль, несмотря на кажущуюся неспособность сделать это, и это не понравилось напавшим на него.

Конечно же, это их не остановило. Людей подобного сорта никогда не останавливало то, чего они не могли понять, только то, что было больше, сильнее и лучше вооружено. Старьевщик не был ни чем из перечисленного. Он был просто невезучим дураком, который пытался быть тем, чем он не являлся, из последних сил цепляющимся за свою жизнь.

Одноглазый ударил первым, его клинок направился в живот старьевщика. Второй мужчина был всего на шаг позади, замахнувшись клинком и нацелившись на обнаженную шею жертвы. Ни один из ударов не достиг намеченной цели. Старьевщик, казалось, не двинулся, однако внезапно поймал оба запястья своими костлявыми пальцами и сжал их с такой силой, что нападавшие закричали от боли, выронили свое оружие и опустились на колени в шоке, изо всех сил стараясь вырваться. Старьевщик не собирался их отпускать. Он просто держал их, пока они стонали и корчились, изучая их агонию.

— Вам не следует быть такими самонадеянными насчет людей, — поучал он их, наклонившись к ним достаточно близко, чтобы они смогли увидеть багровый жар в его глазах, отблеск кровожадности и ярости. — Вам не следует так делать.

Его руки сжались еще сильнее и с тех мест, где они ухватились за мужские запястья, стал подниматься дым. Теперь мужчины выли и орали, пока их запястья и руки почернели и обуглились, сгорев изнутри.

Потом старьевщик отпустил их и они упали на землю, сжавшись в дрожащие комки, рыдая от отчаяния, прижимая свои искалеченные руки.

— Также вы испортили такой прекрасный день, — упрекнул он. — Все, чего я хотел, чтобы меня оставили в покое, дабы я им насладился, а теперь вот это. Вы свиньи самого худшего сорта, а свиньи заслуживают того, чтобы их поджарили и съели!

При этом они снова заорали и попытались уползти, но старьевщик был гораздо быстрее, схватив и удерживая их головы. Между его пальцами поднимался дым, а мужчины дергались и корчились в ответ.

— Как ощущения? — старьевщику хотелось знать. — Можете вы сказать, что с вами происходит? Я поджариваю ваши мозги, если вы не сумели понять, что вы испытываете. Чувствуете себя не очень хорошо, не так ли?

Это был риторический вопрос, потому что ни один из мужчин не смог дать какого–либо вразумительного ответа. Все, что они могли делать, это висеть под смертоносными пальцами старьевщика, пока их мозги не превратились в кашу и они не умерли.

Старьевщик позволил им упасть. Он подумал о том, чтобы съесть их, но эта идея была неприятной. Они были паразитами, а он не ел паразитов. Поэтому он сорвал с них одежду, забрав небольшие предметы для своей коллекции, обрывки ткани от каждого человека, которые позднее напомнят ему о том, кем они были, и оставил тела падальщикам, которые, как он знал, не будут такими придирчивыми. Он подобрал свои испачканные тряпки с земли, в которую они были втоптаны, как смог почистил их, и вернул обратно в свою сумку. Когда все оказалось на месте, он последний раз взглянул на мертвецов и снова пустился в путь.

Он пел негромко, несколько раз повторил для выразительности, переставляя слова, а потом замолчал. Интересное развлечение, но абсолютно непродуктивное. Он надеялся, что эти двое могли обладать информацией о человеке с черным посохом, но они разочаровали его. Поэтому ему придется продолжить поиски без какой–либо полезной информации. Все, что он знал, было то, что он чувствовал, а того, что он чувствовал, теперь должно быть достаточно.

Человек, которого он искал, был где–то близко, наверное, где–то в тех горах впереди. Поэтому, в конце концов, он его найдет.

В конце концов.

Старьевщик позволил себе немного улыбнуться. Никакой спешки. Времени у него было предостаточно.

Время действительно не имело никакого значения, когда ты был демоном.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда она услышала грохот взрыва сквозь неумолкаемый шум дождя, Пру Лисс сразу же поняла, что случилось. Деладион Инч, ее спаситель и защитник, сделал именно то, чего она опасалась, когда он послал ее вперед: принес себя в жертву, чтобы у нее появился шанс на спасение. Она увидела это в его глазах и услышала в его голосе, когда он говорил ей, что догонит ее, как только сможет. Он был слишком тяжело ранен, чтобы успеть за ней; они были все еще слишком далеко от убежища, чтобы у него могли появиться реальные надежды. Он признал истину обстоятельств, смирился с неизбежным и отдал свою жизнь ради нее.

Она стояла прямо перед запертой дверью, которая вела ко входу в его крепость, когда наступил конец. Она на минуту закрыла глаза, слушая, как разлетаются и затихают звуки взрыва. Она спросила себя, сколько Троллей он забрал с собой, испытал ли он чувство удовлетворения.

И задумалась, стоила ли она этого. В конце концов, она была лишь девочкой. Он даже с ней не был знаком. Он спас ее от Таурека Сика и его Троллей в знак расположения к Сидеру Аменту, и какое бы обещание он не сделал, смерть явно не включалась в него. Тот выбор, который он сделал в последний момент, показывал, насколько серьезно он держал свое слово и каким человеком он был.

Она смахнула слезы, протерла глаза и приступила к работе по открытию замков на двери. Если она не убежит сейчас, то его жертва окажется напрасной. Она не позволит этому случиться. Она полностью погрузилась в работу, отгоняя все остальное прочь. Замки оказались именно там, где он и сказал, скрытые в расщелинах каменных блоков. Она повозилась с рычагами, пока не услышала как замки щелкнули, а затем нажала вниз большую железную ручку. С визгом петель дверь распахнулась, и она шагнула из дождя внутрь и огляделась. Как Инч и обещал, на полке вертикально стояли факелы на солнечных батареях; она схватила два, один засунула себе за пояс, а другой зажгла.

Затем она потянула тяжелую дверь, чтобы закрыть ее, и вновь заперла ее на замок.

Она стояла, глядя на нее какое–то время, размышляя, выдержит ли она оставшихся Друджей. Она посмотрела вокруг в попытках найти, что бы она еще могла сделать, чтобы их остановить, но поняла, что она сделала все возможное. Все оказалось лучше, чем она ожидала, и дало ей столь необходимый шанс.

Теперь ее план был прост. Инч рассказал ей, как пройти по коридорам и помещениям комплекса до заднего выхода, который выведет ее выше на склонах, где она уже поймет, что делать дальше. Он начертил карту в грязи, чтобы показать ей дорогу, указав на знаки, которые она должна высматривать, чтобы держаться на верном направлении. Повсюду в комплексе находились двери, тяжелые барьеры с замками. Она сможет запереть их за собой в качестве дополнительной меры предосторожности. Ничто не сможет последовать за ней. Она будет в безопасности. Он предложил ей укрыться в крепости, по крайней мере, на пару дней, прежде чем попытаться выйти наружу. Это будет еще лучше, чем даже возможность того, что Тролли устанут ждать ее появления и бросят свои усилия, а тогда вероятность проскользнуть мимо них и найти дорогу домой значительно возрастет.

Домой. Как давно она покинула дом? Две недели, три, больше? Она потеряла счет времени. Она на минуту вспомнила о Пане, желая знать, где он и как справляется без нее. Конечно, он сильно беспокоится. Но, возможно, Сидер рассказал ему, что Деладион Инч пообещал помочь ей, так что он узнает, что ее не бросили на произвол судьбы. Она только надеялась, что он не совершит ошибку, пытаясь отправиться за ней.

Судьба Деладиона была наглядным уроком, насколько опасна может быть такая попытка.

Также она раздумывал над тем, раскрыл ли кто–нибудь двуличность коварного Арика Сика. В самом начале он одурачил их всех, даже Сидера, но его удача не могла длиться вечно. Были все основания считать, что его раскрыли и в данный момент занимаются им. Но если он сбежал, то долина в опасности. Он проведет через проходы Друджей и затопит долину Троллями, которые покорят всех, а потом или убьют их, или изгонят. Как они смогут остановить это, даже с помощью Сидера Амента?

Она все еще стояла там, думая об этом, когда услышала в тишине низкие и гортанные голоса по ту сторону двери. Тролли. Несколько из ее преследователей Друджей еще живы. Она надеялась, что Гроши не было среди них, однако, какая разница, кто там находился? Она выключила солнечный факел и стояла в темноте без движения, прислушиваясь. Тролли долгое время стояли снаружи, дергая ручку, толкая дверь, разговаривая между собой. Она ждала, не зная, что делать.

В конце концов, все звуки исчезли, когда Тролли удалились.

После этого она еще долгое время стояла на месте, ожидая их возвращения. Но наконец она поняла, что они сейчас уже не вернутся и решила углубиться в катакомбы крепости. Снова включив солнечный факел, она двинулась по темным коридорам, следуя по проложенному Деладионом Инчем пути, намереваясь добраться до его личного убежища, где, как ей сказали, она сможет найти кое–что из пищи, а также место для сна.

Этот путь полностью поглотил ее. Или, по крайней мере, так казалось. Часть проблемы состояла в указателях, которые требовали, чтобы она следовала по нарисованным красным цветом стрелкам. Там были нарисованы всякие стрелки, иногда они пересекались, а иногда исчезали на длинные расстояния. В результате, она была вынуждена неоднократно идти по своим следам, чтобы оставаться на предписанном пути. Она не винила в этом Инча; в конце концов, он вряд ли когда–нибудь задумывался, что кто–то будет искать дорогу без него. Ему бы и в голову не пришло улучшить разметку или разработать более подробную карту.

Она устала к тому времени, когда добралась до цели и очутилась на кухне, где он хранил продукты, холодильник, посуду и утварь. Она приготовила себе перекусить и села за деревянный стол, за которым он, должно быть, привык сидеть. Она все время думала о нем, представляя, какова должна быть его жизнь, снова и снова впадая в грусть, что эта его жизнь оборвалась из–за нее. Он понравился ей и теперь ей хотелось, чтобы у нее был шанс узнать его получше. Но в их мире шансы были малы и редки, и, по большому счету, вы должны были соглашаться на то, что вам дается, и быть за это благодарными.

Когда она поела, то поднялась по лестнице на смотровую площадку и подползла к краю, вглядываясь в темноту. Вдалеке — возможно, на расстоянии около мили, но прямо перед входом в руины, через который она бежала, чтобы добраться до катакомб — ярко и уверенно в черноте ночи горел костер. Тролли не ушли совсем, только отступили недалеко, чтобы переждать ночь. Поутру они, скорее всего, снова возобновят поиски. Ей хотелось знать, каковы были ее шансы на этот раз, но никто не мог ей этого сказать.

Лучше, чем прежде, но все еще не слишком велики.

Потом она вспомнила об автоматическом оружии, которое ей дал Инч, до сих пор лежащее в кармане ее плаща. Она засунула в карман руку и вытащила его. Это был короткоствольный, толстенький черный инструмент для убийства, тот, что использует металлические снаряды, которые были обычными во времена Великих Войн. На его дуле маленькими буквами было выдавлено его название — Флэнж 350. Инч сказал, что он автоматический. На двенадцать выстрелов. Просто нажать курок и стрелять по одному выстрелу или все сразу. Она с сомнением изучала его. Она никогда не видела оружия подобного вида, никогда прежде не держала его, и, естественно, никогда из него не стреляла. Она предположила, что сможет его применить, если придется, но надеялась, что до этого не дойдет. Она была бы счастливее с луком и стрелами, если бы могла их найти. Это металлическое оружие доставляло неудобство, как будто оно больше представляло угрозу ей самой, чем тому, против кого она его применит.

Знание того, что оно у нее имелось, не доставило ей никакого удовлетворения.

Она засунула его обратно в карман и спустилась вниз, чтобы лечь спать.

* * *

Когда она проснулась, то было дезориентирована и с тяжелыми глазами, прервав свой сон, в основном, из–за ощущения, что что–то было не так. Какое–то время она не могла вспомнить, где находилась. Она приподнялась и вгляделась в темноту, освещенную лишь серым светом, просачивающимся через вентиляционное отверстие высоко на стене позади нее. Затем она вспомнила, что находится в логове крепости Деладиона Инча, укрытая здесь от остального мира, изолированная от Друджей.

Она встала и зевнула, растянув в стороны руки и потянувшись всем телом. Она выспалась, но чувствовала, что не очень–то отдохнула. Включила факел, бегло осмотрела комнату, а потом поднялась по лестнице на внешнюю смотровую площадку.

На этот раз, поднявшись, она была гораздо осторожнее, пригнувшись так, чтобы ее не было видно снизу. Солнце висело над головой; должно быть было близко к полудню. Она выскользнула через дверь и на карачках приблизилась к краю смотровой площадки, не высовываясь из–за стены, чтобы не быть обнаруженной снаружи. Она нашла щель в каменных блоках и взглянула наружу, осматривая местность внизу.

Она никого не увидела.

Она продолжала всматриваться, затем сменила свою позицию, переместившись к одной из боковых стен. На этот раз, когда она выглянула через край, то заметила Тролля, двигавшегося по скалам и осматривавшего стены крепости.

Они по–прежнему охотились на нее.

Она скользнула за стену, прислонившись к ней спиной и уставившись на окутанные туманом вершины далеких гор. Если Гроша все еще жив, он не оступится.

Она это чувствовала до мозга костей. Он будет продолжать поиски и, в конце концов, найдет путь внутрь. Ей нужно убраться отсюда до того, как это случится. Ей нужно быть подальше отсюда и не оставить следов, по которым он сможет ее выследить.

Пригнувшись она пересекла смотровую площадку и, пройдя через дверь, спустилась на лестнице. Она прошлась по комнатам, заполненным старой мебелью и огромными бумажными коробками, которые были сложены и уложены вдоль стен. Куски металла и какие–то материалы, распознать которые ей не удалось, валялись на полу в этих комнатах, которые, видимо, никогда не использовались Инчем. В одной комнате сгрудились странные черные ящики с разбитыми стеклянными экранами, а вокруг валялись сотни серебристых дисков, в другой огромные пространства занимали кровати, напомнившие ей о раненных и больных, все они были сломаны, порваны и испачканы.

Останки старого мира, когда–то полезные, теперь заброшенные и забытые, для нее они были тайной. Она лишь мельком взглянула на них и заспешила дальше.

Оказавшись на кухне, она собрала достаточно еды и питься, чтобы их хватило на три дня, перекинула мешок с припасами на спину и отправилась в путь.

Она как раз добралась до коридора, ведущего дальше вглубь комплекса, когда увидела огромный шкаф с неплотно закрытыми дверьми, а в нем заметила оружие.

Она постояла на месте, размышляя, а потом подошла к нему и раскрыла настежь двери. Внутри находились все виды оружия старого мира, гранаты, такие же, как у Деладиона Инча, ножи, мечи и луки со стрелами. Она улыбнулась, взяла лук со стрелами и в придачу длинный кинжал. Она чуть не оставила Флэнж 350, но в последнюю минуту передумала и засунула его обратно в карман.

В коридорах, по которым она проходила, свет был слабым, поэтому читать знаки указателей было никак не легче, чем ночью. Однако она перестраховывалась, используя факел, когда не было вентиляционных отверстий, через которые мог пробиться свет, растрачивая на это время. Из–за того, что задняя часть комплекса поднималась вверх, внутри находились лестницы, поэтому пока она двигалась по ним вверх, то могла быть уверена, что двигается в нужном направлении. Прослеживать свой путь здесь отличалось от того же действия на открытом пространстве, когда вы могли уточнять его по небу и солнцу. Однако ее чувство направления было достаточно сильным для того, чтобы даже без этих дополнительных индикаторов она могла находить дорогу.

И все–таки она заблудилась и была вынуждена идти по своим следам чаще, чем ей этого хотелось. Находиться здесь было тяжело, погребенной под тоннами камня, куда не проникал свет. Она подумала о том, как здесь жили люди до Великих Войн и как они это выносили. А если бы она жила тогда, как бы она справилась? Она предположила, что скорее всего жила бы так же, как и сейчас, даже с учетом различий. Она не могла представить себе жизнь по–другому.

В какой–то момент она присела и решила отдохнуть; комплекс оказался гораздо больше, чем она ожидала, а постоянное дерганье взад и вперед истощили ее силы. Если бы здесь был Пан, все было бы гораздо легче. Пан мог читать знаки и отслеживать путь гораздо лучше нее. К этому времени он бы уже вывел их наружу. Снова на свет. Снова на свежий воздух.

Мысли о его отсутствии угнетали ее, поэтому она снова поднялась на ноги и продолжила путь.

Прошло больше часа, и наконец она обнаружила наружную стену и пару огромных металлических дверей. Свет просачивался через швы в дверях, а их размер, форма и наличие огромных железных засовов ясно подчеркивали, чем они являлись.

Она с минуту изучала их, а потом решила, что открыть что–то такое большое, а потом снова закрыть было бы слишком рискованно.

Она двинулась вдоль стены в поисках прохода поменьше. И нашла его через пятьдесят футов и нескольких ниш, плотно запертый на накладной засов и задвижку.

Она встала перед дверью и прислушалась, но ничего не услышала. Она осторожно подняла засов, отодвинула задвижку и приоткрыла дверь, всего лишь щелочку.

Дневной свет казался мутноватым, но видимость была хорошей, и она смогла видеть на сотни ярдов перед собой, где предгорья поднимались к далеким горам. Она приоткрыла дверь побольше, посмотрела налево и направо, и не обнаружила ничего особенного. Вроде все в порядке, подумала она. Друджи находились все еще у передней части крепости. Она сможет улизнуть до того, как они узнают, что она пропала.

Она распахнула дверь и шагнула наружу — прямо перед Троллем, когда он вышел из–за угла внешней стены.

Она застыла на месте, ошеломленная своим невезением. Какова была вероятность, что Тролль появится именно сейчас? Он двигался параллельно стене, наверное, ярдах в двадцати, изучая землю и глядя в сторону холмов, видимо полагая, что она уже где–то там. Вопреки всему, он не заметил ее.

Медленно и осторожно она стала отступать обратно к открытой двери. Она делала один шаг за другим, не сводя своих глаз с Тролля.

Потом ее нога скользнула на треснувшем камне и темные глаза Тролля обнаружили ее.

У нее было лишь мгновение, чтобы вернуться внутрь; для всего остального Тролль приближался слишком быстро. У него была боевая дубина с шипами, убойное оружие, против которого у нее не было защиты. Она была быстрой, но слишком маленькой, чтобы остановить такое существо без посторонней помощи. Лук и стрелы были перекинуты через плечо — времени, чтобы ими воспользоваться, не было. У нее был длинный кинжал, но она не думала, что от него будет много пользы. Она должна бежать, но времени не было ни для чего еще, кроме как вернуться внутрь.

Всего несколько секунд потребовалось ей, чтобы подскочить к дверному проему и нырнуть обратно в здание. Очутившись внутри, она побежала. Тролль без промедления двинулся за ней вслед, не обращая внимания на темноту. Он оказался быстрее, чем она считала, набирая скорость по мере продвижения по коридорам. Ей нужно спрятаться или перехитрить его. Но она не знала дороги. Куда ей идти? Она начала паниковать, всматриваясь в темноту в поисках выхода, чтобы убежать. Но тут были только другие коридоры, запертые двери и сотни футов каменных полов и стен.

Я должна была оставаться внутри, в отчаянии думала она. Мне нужно было оставаться скрытной. Я должна была подождать.

Друдж почти догнал ее, когда она вспомнила о Флэнж 350. Она нащупала его, вынула из кармана и сняла с предохранителя, как ее инструктировал Деладион Инч, обернулась в тот момент, когда Тролль бросился на нее, и выстрелила шесть раз так быстро, как смогла. Она услышала, как металлические снаряды поразили нападавшего, и отскочила в сторону, когда тот пролетел мимо нее, врезавшись головой в стену коридора.

Она тут же вскочила на ноги, размахивая оружием и вглядываясь во мрак.

Друдж лежал неподвижно огромной кучей, кровь стекала из ран на его теле. Она быстро отвернулась, борясь с тошнотой. Она никого никогда не убивала, осознала она, как будто снизошло откровение. Только животных для еды и один раз волка, который пытался напасть на нее. Ей не понравились ее ощущения. Даже несмотря на то, что это был Друдж, намеревавшийся навредить ей. Даже так. Она обернулась, заставляя себя убедиться в этом. Она долго смотрела на него, но он не двигался.

Сделав глубокий вдох, стараясь успокоиться, она сползла вниз по стене. Дрожь пробежала по ее тонкому телу и она закрыла глаза. Она пыталась придумать, что ей нужно сделать. Она должна быстро вернуться по своим следам, чтобы закрыть и запереть дверь. Она не могла рисковать еще раз. Она слишком напугана, слишком не уверена в себе. Она подождет, как следовало сделать в самый первый раз. Если бы Пан был здесь, он бы одобрил. Он бы сказал ей, что она поступает правильно.

Она в последний раз посмотрела на тело мертвого Тролля и вдруг поняла, что плачет.

* * *

Часы проходили, приближались сумерки в паутине теней, а с высот на землю сползал туман. На обширных просторах пустоши, окружавшей комплекс, Тролли все еще трудились в поисках пути внутрь, стараясь найти слабое место в смеси камня и стали.

Старьевщик насчитал пятерых — больших, неповоротливых громил с кожей, напоминавшей кору деревьев, и сутулыми плечами. Он не очень любил Троллей. Они все были одинаковыми, используя свои размеры и силу, чтобы устрашать и, если понадобится, то и подавлять. Что–либо доказывать Троллям не приносило никакой пользы. Тролли имели совершенно другое мнение о таких существах, как он. Зачем спорить с такими маленькими и слабыми тварями, спрашивали они себя, если их можно просто раздавить как яйца?

Его изодранная, тощая фигура была скрыта бликами затухающего солнечного света, представляя собой размытое изображение, пока он приближался к ним. Тролли вообще не заметили его, несмотря на то, что он находился всего в четверти мили от них и брел по плоской и голой земле. У него не было желания сталкиваться с ними и поэтому он двигался прочь от них, направляясь на север в темноту, когда ощутил магию.

Он остановился на месте, удивленный.

Откуда в таком месте появилась магия? Конечно же, не от этих Троллей. Тогда от кого–то еще? От кого–то внутри здания, в которое Тролли пытались проникнуть?

Он рассмотрел вероятность того, что это мог быть человек с черным посохом, но не мог заставить себя поверить, что ему так повезло. Во–первых, магия, которую он ощутил, не была достаточно сильной. А также она не была того вида. Старьевщик разбирался в разрядах магии; он интуитивно чувствовал их формы. За время своих путешествий он встречался с ней так часто, что распознавал отличия. Эта магия, которую он сейчас почувствовал, была не от талисмана, а от живого существа — эта магия была личной и врожденной.

Однако, одно обычно вело к другому. Источник здесь сможет привести к источнику где–нибудь еще и, в конце концов, к тому, который он ищет. Детскими шажками, напомнил он себе. Небольшими победами.

Он вздохнул. Для достижения этого придется столкнуться с Троллями. Ему придется подойти туда, чтобы выяснить, куда же они с таким трудом пытаются попасть.

Ему не очень–то понравилась такая идея, но что оставалось делать? Он не мог пройти мимо, если был хоть какой–то шанс, что источником магии, которую он почувствовал, был один из пропавших черных посохов.

Он стоял, глядя на Троллей и рассуждая. Потом, уголком глаза он заметил тени, движущиеся словно ртуть по воздуху, настолько тонкие, практически прозрачные. Он даже не потрудился рассмотреть их. Ему это было не нужно; он знал, кто они такие.

Также он знал, что пытаться смотреть прямо на них не имело смысла. Таким способом их невозможно увидеть. Их можно было только поймать мимолетным взглядом, как частички движения.

Пожиратели.

Ясно видеть их могли только те, кто использовал магию. Люди, эльфы и иже с ними не могли их видеть, пока у них не было магии, которой они могли управлять. Но демоны могли. И Рыцари Слова. Но что–то изменилось во всем этом с разрушением старого мира, и после Великих Войн Пожиратели превратились во что–то почти полностью лишенное субстанции. Они все еще питались человеческими эмоциями, по–прежнему упиваясь их мрачными инстинктами. Но они стали такими же пустыми, как ветер.

Однако, в данный момент имело значение то, что Пожиратели присутствовали здесь. Их появление сигнализировало о существовании магии; она была возможностью кормежки, которая их притягивала. При использовании магии затрачивалась некая темная эмоция, которую жаждали Пожиратели. Они притягивались к ней, как мухи на навоз или как Люди к дьяволу. Он улыбнулся. Вы не смогли бы найти лучшего индикатора, чем этот, не так ли?

Решившись, он сменил направление и медленно пошел в сторону Троллей; вряд ли он упустит отличную возможность обрести в своих поисках путеводный луч.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поначалу Тролли не заметили его, поглощенные своими поисками прохода в комплекс, прикладывая усилия, чтобы взломать замки и снять с петель массивные железные двери, установленные с внешней стороны стен. Один из Троллей нашел лестницу и поднялся на второй уровень, где развлекался таким же образом над окнами, снабженными решетками и ставнями, не добившись большего успеха, чем его приятели.

Старьевщик приближался медленно, чтобы напрасно не напугать их. Если он сможет с ними поговорить, то, наверняка, сумеет обнаружить, находится ли внутри комплекса то, что он ищет, а потом и определить необходимые дальнейшие действия. Это было рискованным предприятием; Тролли были непредсказуемыми. Однако, обычно они не нападают на вас без причины, поэтому, вполне возможно, что они сначала послушают вас.

Не то, чтобы старьевщика волновало, выслушают они его или нет. Просто будет не очень приятно отделаться от них.

Он взглянул на небо, замечая как все дальше на запад распространялась темнота по мере ухода сумерек и приближения ночи. Группа узких облаков образовала багровые штрихи на заполняющей все небо черноте, на мгновение освещенных последними лучами солнца. Ночь будет ясной, на восточном горизонте уже появилась яркая луна, находившаяся в последней четверти.

Он был всего в паре дюжин футов от ближайшего Тролля, когда его заметил находившийся наверху и окликнул своих спутников, предупреждая их. Все головы обернулись; глаза уставились на старьевщика. Последний остановился на месте, полагая, что его безобидный вид удержит их от нападения, переводя взгляд с одного лица на другое с добрым выражением. На его плече висела сумка с тряпьем и, поскольку никто не двигался, он осторожно опустил ее на землю и выпрямился.

— Я кое–кого разыскиваю, — сказал он, говоря на языке Троллей. Он мог прекрасно разговаривать на любом языке, эту способность он приобрел на раннем этапе своей жизни, когда сделал выбор отказаться от своей человечности ради чего–то более постоянного. — Человека, который носит черный посох. Вы случайно не знаете, где я могу его найти?

Один из Троллей, невысокий, со злым лицом и толстой кожей, напоминающей кору, которые придавали ему вид, будто его вырезали из куска дерева при помощи стамески и молотка, вышел вперед и встал перед старьевщиком.

— Почему мы должны рассказывать тебе?

Старьевщик пожал плечами:

— Обычная вежливость?

Другой фыркнул:

— Почему бы мне просто не убить тебя? Тогда человек с черным посохом не будет для тебя проблемой.

Остальные Тролли переглянулись, ничего не говоря. Даже тот, что находился наверху, подошел послушать. У старьевщика создалось отчетливое впечатление, что говоривший были вожаком.

Он откашлялся и посмотрел на свои ноги:

— Я мог бы дать вам кое–что ценное за эту информацию, — предложил он.

Тролль уставился на него:

— Что же ты можешь дать нам, если мы захотим, чилпан?

Чилпан. На языке Троллей это значило «дурачок». Явное отсутствие уважения делу не поможет, решил старьевщик. Но в данный момент он должен доиграть.

— Я мог бы показать вам путь в эти здания.

Тролль посмотрел на него с неожиданным интересом, как будто в его убийстве больше не было заинтересованности. Конечно же, этот вариант еще не был окончательно отброшен. Старьевщик одобряюще кивнул:

— Что ты скажешь на это?

— Откуда ты знаешь, как попасть внутрь? — спросил Тролль. — Вот что я скажу. Ты знаешь человека, который здесь жил?

Здесь жил. Прошедшее время. Это означала умер или сбежал.

— Нет. Но я могу найти путь во что угодно. Этому умению я научился не так давно. Если вы хотите попасть внутрь этих зданий, я могу вам помочь. — Он сделал паузу, пытаясь улыбнуться. — У тебя есть имя?

— А у тебя? — воинственно произнес Тролль. — Сначала назови свое.

Старьевщик еще раз улыбнулся:

— Мое имя не имеет значения. Зови меня «старьевщик». Это вполне подойдет.

Тролль ухмыльнулся:

— Ладно, старьевщик, я Гроша, сын Таурека, Матурена Друджей. Слышал обо мне?

Старьевщик не слышал о нем, однако сказал:

— Конечно. Все говорят о тебе. Они тебя боятся.

Гроша кивнул:

— Правильно делают, что боятся. А теперь скажи мне, как попасть внутрь этого комплекса, и я пощажу твою жизнь. — Он вынул длинный нож и направил его в сторону горла старьевщика. — Делай сейчас же, старик, или мы покончим здесь.

Погас последний солнечный луч и ночь сомкнулась вокруг них. Лунный свет поблескивал на остром как бритва лезвии ножа. После угрозы Гроши наступило молчание; другие Тролли неподвижно стояли, ожидая дальнейших действий.

— Сначала ты должен рассказать мне о человеке с черным посохом, — с нажимом произнес старьевщик. — Потом я помогу вам попасть в комплекс.

— Ты поможешь нам в любом случае, если не хочешь, чтобы тебе перерезали горло, — тихо сказал Тролль. — Или мне скормить тебя своим гончим?

Он свистнул и из ночи материализовалась пара темных фигур с длинным и худыми мордами, взъерошенной темной шерстью, торчавшей клочьями. Волки, предположил старьевщик, хотя не совсем такие, каких он встречал раньше. Когда их челюсти открылись, а языки высунулись наружу, он увидел ряды острых зубов. Они подошли к Гроше и потерлись о него, как домашние питомцы. Или избалованные дети, желающие, чтобы на них обратили внимание.

— Ну так что? — потребовал Гроша, поглаживая свободной рукой седую голову одного из животных.

Старьевщик на минуту задумался, а затем пожал плечами:

— Похоже, ты не оставляешь мне выбора. Но я очень разочарован. Скажи мне правду. Ты ничего не знаешь о человеке, который носит черный посох, не так ли?

Гроша рассмеялся:

— Это легенда для суеверных дураков, старьевщик. Ты что, принимаешь меня за одного из них? Те, кто носил черный посох, давным давно умерли и исчезли. Никто не видел ни одного из них со времен Великих Войн!

— Я видел, — тихо произнес старьевщик.

На долгое время все замолчали и оставались неподвижными. Опустилась странная тишина, казалось, даже само время остановилось.

— Во сне, — закончил старьевщик.

Лицо Гроши изменилось, явно показывая признаки страха, который вдруг начал вырастать из глубин его живота. Волкоподобные собаки тоже, должно быть, почувствовали его; в их глазах он отразился гораздо сильнее. Обе внезапно отшатнулись, припав к земле и начав скулить.

Гроша в замешательстве посмотрел на них. Потом снова обернулся на старьевщика:

— Что ты делаешь с моими гончими, ты, тощий старый… ?

Он не закончил. Его нож метнулся вперед, намереваясь распотрошить старьевщика одним ударом. Но последний поймал одной рукой запястье Тролля и держал его перед собой сильной и крепкой хваткой, как железным капканом.

— Ты сказал это мне? — спросил старьевщик, приближая свое лицо. — Как ты назвал меня? Повтори это еще раз.

Гроша в ярости плюнул в него, дергая свое запястье, пытаясь освободиться. Но старьевщик лишь улыбался и крепче сжимал хватку. Остальные Тролли рванулись вперед, но взгляд старьевщика остановил их на месте. Они увидели в его глазах, кем он был, и им совсем не хотелось связываться даже с его частью. Даже, чтобы спасти сына своего Матурена. Вместо этого, они отшатнулись назад, такие же испуганные, как и Гончие Скэйта, которые убежали за скалы, все еще скуля и щелкая челюстями по воздуху.

Старьевщик заставил Грошу опуститься на колени. Рот Тролля открывался и закрывался, как у рыбы на воздухе. Он кричал пронзительным и высоким голосом. Свободной рукой он пытался нащупать еще какое–нибудь оружие на своем поясе, но ничего не находил, хотя не далее как в трех дюймах в пояс был воткнуткинжал.

— Скажи, как меня зовут! — зашипел на него старьевщик.

— Старьевщик! — задыхаясь произнес Тролль.

— Мое настоящее имя! Назови мне его шепотом!

Гроша зарыдал.

— Демон! — простонал он.

— Я твой хозяин, а ты мой слуга? — Старьевщик настолько приблизил свое лицо к противнику, что смог увидеть, как в глазах Тролля пульсировали вены. — Или тебя следует отбросить, как ненужные осколки?

— Все, что угодно! Я сделаю все, что ты мне скажешь! — Гроша испускал слюни, а его рука и запястье становились черными. — Пожалуйста!

Старьевщик отпустил его. Когда Гроша опустился, прижимая поврежденную руку, старьевщик поставил свою ногу ему на грудь и прижал к земле.

— Ну, а теперь расскажи мне то, что я хочу знать. Все, что я хочу знать. Что вы здесь делаете? Что вы ищете? Что находится внутри этой крепости, к чему вы так стремитесь? — Он посмотрел на остальных Троллей, попрятавшихся среди камней и готовых разбежаться. — Не пытайтесь от меня убежать! Ну–ка возвращайтесь сюда к своему товарищу!

Он снова перевел взгляд на Грошу, сверкая глазами:

— Ты что–то собирался сказать?

Гроша замотал головой, плотно зажмурившись от боли, раскачиваясь всем телом:

— Ничего, ничего!

Старьевщик протянул руку и приподнял лицо Тролля за подбородок.

— Смотри на меня. Что вы здесь делаете? Где хозяин этого замка?

— Умер. Прошлой ночью. Взорвал себя гранатами и убил семерых Друджей… — Он умолк, качая головой. — Семеро из нас умерли. Он украл… кое–что. То, что было нашим!

— То, что вы украли у кого–то еще, наверное? То, что он спрятал в своем логове?

— Да, да! Именно так!

— Наверное, золотые монеты? Серебряные?

— Да, да! Золотые и серебряные!

— А потом, когда он их надежно спрятал, он взорвал себя?

— Да! Он взорвал себя… — Гроша замолчал, поняв, что его обвели вокруг пальца. — Нет, я не имел в виду. .

Старьевщик покачал головой.

— Ты действительно ничего не стоишь. Лжец, и притом плохой. Трус. Кусок… — Он вдруг посмотрел на других Друджей, собравшихся вместе в сторонке. Такие же безнадежные. Он протянул руку и снова схватил травмированную руку Гроши, сжимая ее. — Это твой последний шанс, Гроша, сын Таурека, Матурена Друджей. Что вы ищете? И не ври мне!

— Девочку, — быстро ответил тот, задыхаясь в агонии. — Заложницу из долины за этими горами. Там! — он указал он восток, его рука судорожно дергалась. — Но она убежала! Отпусти меня!

Старьевщик испытал внезапный прилив адреналина.

— Девочку. Откуда? Из долины, говоришь? Она носит черный посох? — он сильно сжал запястье. — Она обладает магией?

Гроша закричал и замотал головой, стараясь освободиться.

— Перестань, пожалуйста! Моя грудь! Взрывается! Послушай меня! Она просто девочка, но мальчик думает... Арик говорит... Пожалуйста! Я не могу...

Старьевщик сжал еще сильнее. Бесполезно. От этого больше ничего не добиться. Он сжал пальцами другой руки толстую шею Тролля и надавил с убойной силой. Гроша вскрикнул. Его шея согнулась, тело обмякло, а глаза закатились.

Старьевщик отпустил его безжизненную массу и та свалился на землю.

— Девочка, — прошептал он себе, задумавшись, означало ли это что–нибудь, могло ли помочь ему в его поисках.

Он перевел взгляд на стены комплекса, осматривая верхнюю часть, где постройки поднимались одна над другой как блоки, и уловил внезапное, кратковременное дуновение магии, которую он выслеживал.

Этого оказалось достаточно. Демон с его талантом мог почувствовать присутствие и еще меньшей магии, чем сейчас. Настоящая магия, того вида, которую он и искал. Девочка — или кто бы с ней ни был — обладала ею. После всех своих поисков, после всех пройденных дорог и испытанных разочарований, после всех ложных следов и тупиков, он нашел настоящую вещь. Он захлопал в ладоши, как обрадованный мальчик, и улыбнулся.

Он отпихнул тело Гроши и направился к ближайшей двери. Ему придется быть осторожным. Он не хотел ее потерять. Он должен быть уверенным в том, что она не ускользнет от него. Он огляделся. Гончие Скэйта сбежали, скрывшись в скалах. Но Тролли до сих пор были здесь, держась от него поодаль. Ссутулившаяся фигура демона контрастировала с ярким и голодным блеском глаз хищника; он поманил Троллей приблизиться к нему.

— Как только мы окажемся внутри, вы будете обыскивать это место со мной, — сказал он грубым и ядовитым голосом. — Все вы. Никто не уйдет, пока мы не закончим. Мы останемся здесь до тех пор, пока не найдем эту девчонку. Но ее нельзя и пальцем трогать, если найдете ее. Ее нужно привести ко мне.

С неохотой Друджи выстроились в линию позади него, стараясь держаться подальше. Постепенно они сходились к главным дверям комплекса.

Сумка старьевщика с тряпьем валялась там, где он ее бросил, такая же смятая и забытая, как рухнувшая туша Гроши Сика.

* * *

Над руинами, наверху смотровой площадки, откуда она наблюдала большую часть того, что произошло между Грошей и старьевщиком, Пру Лисс пряталась за стеной, чтобы этот старик не смог ее увидеть. Каким существом он был, размышляла она, раз смог подчинить Грошу и заставить Гончих Скэйта уползти прочь, как побитых щенков? Какой же силой он обладал? Теперь Гроша валялся на земле и по всем признакам был мертв. А этот оборванный старик вместе с Друджами, которые теперь были в полном его распоряжении, шел за ней.

Глупая, упрекнула она себя, поверить, что он не сможет учуять ее. Это произошло так быстро. Сначала он допрашивал Грошу, обратив все свое внимание на Друджа, а потом смотрел прямо на то место, где она пряталась. Он не смог ее увидеть — вероятно, даже не знал, кто она такая — но ее судьба, тем не менее, была решена. Он находился у дверей в башню и она чувствовала, что никаких Троллей не хватит, чтобы остановить этого старика.

Что же ей делать?

Она сразу решила, что нужно бежать, пока они не нашли ее. Вызывало сомнения, что им удастся это сделать, но она не могла рисковать. Какое–то шестое чувство — возможно, ее инстинкты предостережения — сказали ей, что они собираются пробраться внутрь крепости, не взирая на замки и железные двери, и что как только они это сделают, им не потребуется много времени, чтобы выяснить, где она прячется.

Она покинула смотровую площадку, двигаясь на корточках от стены обратно к двери, и спустилась по лестнице. Она вернулась после своей предыдущей попытки сбежать, следуя по тем же самым коридорам, которые привели ее в заднюю часть строения, потрясенная своей неудачей и убийством Тролля, который ее обнаружил. Она сделала несколько неверных шагов, стараясь вспомнить о значении знаков, но, в конце концов, вернулась назад. Не в состоянии придумать что–то еще и из–за необходимости узнать, что происходит с Друджами, она снова забралась на смотровую площадку.

Наблюдая, как Тролли двигаются вдоль стен, не находя пути внутрь, она немного успокоилась, а спустя какое–то время поверила, что снова находится в безопасности. При надежно запертых дверях казалось, что никто не сможет до нее добраться.

Но потом появился этот старик, убивший Грошу, и теперь все изменилось.

Ее рюкзак по–прежнему лежал на кухонном столе, где она его оставила. Она снова закинула его на спину, воткнула длинный кинжал за пояс, повесила на плечо лук и стрелы. Окинув последний раз комнату, убедившись, что ничего не забыла, она снова отправилась в путь.

Она понимала, что слишком много времени потратила впустую. Ей следовало поразмыслить после встречи с Троллем, снова выйти наружу и убежать. Все Тролли находились у передней части комплекса к тому времени, занятые со стариком. Она бы смогла бы быть уже далеко. К этому времени, она была бы высоко в предгорьях и на пути к горным перевалам. Они бы даже не узнали, что она пропала.

Так всегда бывает задним числом. Если бы она вернулась достаточно далеко назад, то смогла бы поспорить и устоять на своем, когда Фрина Амарантайн добилась лестью от Пана, чтобы он посмотрел поближе, что происходит у того ночного костра. Она бы напрочь отринула это предложение и они бы до сих пор находились в безопасности в долине, а Арик Сик никогда бы туда не проник.

Она с отвращением покачала головой, пробираясь по каменным коридорам. Или могло случиться что–нибудь еще и она могла оказаться в более худшем положении. Кто мог это знать? Она изучала указатели на стенах, целый массив разноцветных стрелок и надписей на странном языке, которые она не могла прочесть, пытаясь вспомнить дорогу.

Это оказалось не так легко, как она думала. Все казалось таким запутанным.

Она замедлилась, когда услышала металлический звук лязга и визга петель под весом открывающейся двери где–то позади нее. Старик и Друджи оказались внутри. Она сразу же это поняла. Она не думала, что они придут сразу за ней; сначала обыщут помещения в передней части, все до смотровой площадки, а на это потребуется время.

С другой стороны, если этот старик легко справился с замками на тех железных дверях, то у него, наверняка, есть и другие способности. И с помощью одной из них он может легко найти ее.

Отрегулировав рюкзак, чтобы он не болтался у нее на спине, она продолжила путь, выбрав, как она полагала, правильное направление. Она теперь торопилась, шла немного быстрее, неподдельный страх постепенно наполнял ее. Он не был похож на панику, но она чувствовала желание поскорее избавиться от него. Что–то относительно этого старика. О том, как он смотрел на нее, даже с такого далекого расстояния.

Пан, я хочу, чтобы ты был здесь со мной.

Но его здесь не было и она не знала, где он находился. Оставалось надеяться, что он вернулся в долину и делал все, что мог, чтобы помочь Сидеру найти ее. Она верила, что он придет за ней, но хотела добраться до него первой. Она не хотела, чтобы он снова отправился за пределы долины. Она не хотела, чтобы старик и его тоже нашел.

Нет, мне бы этого не хотелось. Ни для него, ни для кого–то еще.

Она очутилась в зале, совершенно незнакомом, хотя стрелки указали ей эту дорогу. Неужели она где–то там повернула не туда? Она так не думала, но тогда она остановилась на событиях, имеющих отношение к опасности, в которой она находилась.

Этот старик. Друджи. Растущее ощущение изоляции, сжимающихся стен и опускающейся темноты. У нее по–прежнему был солнечный факел, и его свет был все еще ярким, но она понятия не имела, насколько хватит его энергии.

В тишине эхом отдавались звуки открывающихся и закрывающихся дверей, топота сапог и перемещения мебели и запасов. Все казалось слишком близким, как будто поиски продвигались гораздо быстрее, чем она ожидала. Голоса чередовались с последующей тишиной, смесь тихого шепота и грубого бормотания. Тяжелые бронированные тела со скрежетом касались шероховатых стен.

Она заторопилась вперед, отказавшись от плана добраться до выхода, через который она вышла до этого, сосредоточившись на том, чтобы найти любое отверстие в задней части комплекса, через которое она сможет выбраться наружу. Все, чего она сейчас хотела, это убежать, уйти как можно дальше от этого места, которое начинало казаться ей могилой.

Пока она плутала, как крыса в лабиринте, снаружи ждали солнечный свет и свежий воздух. Она бы узнала черты далеких горных вершин, а потом леса, холмы и тропы, которые были ей известны, приведут ее домой. Каким–то образом она найдет свой путь. Она держала эту мысль, пока искала выход. Но коридоры бежали дальше, петляя и поворачивая, стрелки указывали и так и эдак, и в конце концов она больше не понимала, в какую сторону ей идти.

Она остановилась, переводя дыхание, и постаралась ясно поразмышлять. Она заблудилась, но все еще могла найти дорогу, если сохранит ясную голову. Звуки погони были до сих пор слышны, но, казалось, они не становятся ближе, чем прежде. Может быть, она ошиблась в том, где она находилась. Может, она была гораздо дальше в задней части комплекса, чем считала.

— Как ты думаешь, куда ты бежишь? — раздался из темноты голос, прямо впереди нее.

Она вздрогнула так сильно, что выронила лук и стрелы. Подобрав их, она в ужасе отодвинулась от этого голоса. И у нее были на то причины. Там стоял старик, глядя на нее, высокий, худой, согнувшийся, рваные лохмотья свисали с его скелетообразной фигуры; его узкая голова немного наклонилась на бок, а обсидиановые глаза устремились на нее.

— Отойди от меня, — прошептала она.

— Увы, я не могу этого сделать, пока мы не поговорим. Но я могу стоять там, где я сейчас, если это будет для тебя лучше. Все, что ты должна сделать, это ответить на мои вопросы.

Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Какие вопросы?

Он слабо улыбнулся ей:

— Ничего особенного. Например, каким видом магии ты владеешь?

— Никаким. У меня нет никакой магии. Я Следопыт.

— О, у тебя есть магия, это точно. Я могу ее чувствовать. В таких вещах я не делаю ошибок. Что ты можешь делать такого, чего не могут другие? Расскажи мне.

Она сглотнула, все еще страшась его. Одной рукой она залезла в карман и пальцы нащупали автоматическое оружие.

— Я могу ощущать опасность. Я могу сказать, когда она близко от меня.

Старик кивнул.

— Действительно? А сейчас ты чувствуешь ее, от меня, когда я рядом?

Она отрицательно покачала головой:

— Это не всегда работает.

— Какой ненадежный дар! Иногда он помогает, а иногда оставляет тебя висеть, пока ты не просохнешь. Как сейчас. — Его улыбка стала холоднее. — На самом деле, тебе не стоит думать о попытке применения этого оружия против меня. Не получится. Такие вещи не могут причинить мне вред.

Она пыталась придумать, что же сделать, как уйти от него. Можно убежать, но какой в этом смысл, если она не знала, куда бежать?

— У меня есть только ваше слово. Не думаю, что должна принимать на веру все, что вы говорите. Я не считаю, что вам можно доверять.

— О, но я могу. Я скажу тебе точно, что я собираюсь сделать, прежде чем сделаю это. До тех пор, пока ты не нападешь на меня. Довольно справедливо? — Он огляделся. — Почему бы нам не подняться наверх и выйти наружу? Там будет гораздо комфортнее. Мы так же легко сможем разговаривать. Ты будешь чувствовать себя лучше. Следопыты ведь живут снаружи, не так ли? Здесь, под всеми этими тоннами камня ты должна чувствовать себя, как в ловушке. Так ведь?

— Мне хорошо там, где я есть.

— Я в этом сомневаюсь, но тебе виднее.

— Почему бы вам не отпустить меня?

— А вопросы, помнишь? Ты знаешь человека, которые носит черный посох? А, твое лицо выдало тебя. Ты знаешь такого человека, не так ли? Расскажи мне, где он. Расскажи, как его найти. Потом сможешь пойти своим путем.

Сидер Амент. Он искал Серого Человека. Пру злилась на себя за то, что выдала его, но она представила, что этому старику не потребуется много времени, чтобы раскрыть то, что ему нужно.

— Он умер, — быстро сказала она. — Убит месяц назад.

Старик с упреком покачал головой:

— Ты лжешь, маленькая леди. Как это не к лицу. Я могу узнать, когда люди мне лгут. Обманывать меня — пустая трата времени. Человек, который носит черный посох, жив и ты знаешь, где он. Поэтому, тебе лучше рассказать мне или все быстро станет для тебя весьма неприятным.

Она колебалась всего мгновение, а затем выдернула из кармана автоматическое оружие и стала стрелять в старика до тех пор, пока оно не опустело. Потом она побежала, прорываясь обратно по коридорам, стремясь к свободе, причем она не имела понятия, как ее достичь. Она выбросила оружие и начала снимать лук и стрелы, хотя, если для того, чтобы остановить старика, недостаточно было Флэнж 350, то у нее не было причин полагать, что лук и стрелы справятся с этим лучше.

Рискуя всем, она оглянулась, чтобы узнать, был ли позади нее преследователь.

Ее сердце упало. Темная фигура пронзала темноту, шагая в ногу с ней, преследуя ее гораздо быстрее, чем можно было предположить, исходя из его скрюченности и старости. Она рванулась вперед, ускоряя свой бег, постепенно силы ее истощались, а дыхание становилось неровным. Старик продолжал приближаться. Она не могла от него оторваться. Она приладила к тетиве стрелу, пока бежала, резко развернулась и выстрелила этим снарядом со стальным наконечником прямо в него. Стрела врезалась ему в грудь и отскочила в сторону. Старик даже не замедлился. Потом он оказался так близко к ней, что она могла слышать его дыхание. Она услышала в своей голове его голос, кричащий на нее. Прекрати бежать! Это бессмысленно! Ты не можешь от меня убежать!

Она отказывалась сдаваться и побежала еще быстрее, но уже начинала действовать через силу. Впереди она услышала звуки Троллей. Она бежала прямо к ним, поэтому не раздумывая резко свернула в коридор, чтобы изменить направление.

Она пробежала чуть более дюжины ярдов, когда поняла, что выбрала путь в тупик.

В бешенстве она развернулась. Старик замедлил ход, оставаясь в двадцати шагах от нее и преграждая ей путь. Его улыбка была насмешливой, как будто он с самого начала знал, чем все закончится. Она зарядила еще одну стрелу в свой лук и держала его перед собой, нацеливаясь в старика. Он покачал головой в знак предостережения.

Но на этот раз ничего не сказал. Он продолжал подходить к ней.

Она отбросила лук со стрелами, понимая, что они бесполезны, и вытащила длинный кинжал, решив, что лучше умереть в бою, чем позволить ему захватить ее, когда позади нее внезапно появился мощный свет. Он пришел из темноты, из ниоткуда, быстро заполняя весь коридор. Она рискнула бросить быстрый взгляд за плечо, но свет ослепил ее и она ничего не рассмотрела. Она снова повернулась к старику и увидела на его лице недоумевающий взгляд, затем проблеск тревоги, а потом его лицо исказилось от ярости.

Потом свет окружил ее и все исчезло.

* * *

После исчезновения девочки, восстановив свою невозмутимость, старьевщик спокойно стоял в темноте, раздумывая о случившемся. Она сбежала от него не сама; хотя бы в этом он был уверен. Она обладала магией, но ее магия была недостаточно сильной для такого. Если бы у нее была подобная магия, он бы сразу это почувствовал.

Нет, здесь была пущена в ход другая магия; кто–то вмешался, чтобы помочь ей, чтобы вырвать ее из его рук.

Он принюхался, способный даже сейчас ощутить запах остаточной магии, острый и сырой. Он уставился в темноту. Даже без света он прекрасно мог видеть — но, естественно, там ничего не было. Он был один, снова оказавшись там, откуда он начал, когда наткнулся на Троллей, пытавшихся вломиться в эту древнюю крепость.

Он лизнул языком воздух, пробуя его затхлый привкус. Что ему делать насчет этой девчонки? Что ему делать, чтобы найти того, кто носит черный посох, того, за кем он пришел? Он покачал головой, обдумывая свои варианты.

Гроша что–то говорил о долине. Это та долина, откуда родом девчонка. А это означало, что носитель черного посоха тоже был оттуда. Он кивнул сам себе. У него было с чего начать.

Развернувшись, он направился по своим следам, намереваясь собрать свою коллекцию из тряпок, которую он бросил снаружи. Он не оставит свои воспоминания.

Мертвым нужна их связь. Да, он был нетерпелив, но результат приходит к тем, кто умеет ждать.

Как только он пошел, он снова начал петь.

Он улыбался, когда темнота поглотила его, стремясь возобновить свои долгие поиски того, кого он пришел убить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Пантерра Ку стоял на коленях возле Сидера Амента, положив руку на грудь мертвого мужчины, вглядываясь в сторону перевала Деклан Рич. Время не имело для него никакого значения. Время остановилось, мир замер на месте, все стало таким же незыблемым и неподвижным, как горы, солнце и небо.

Возьми посох.

Слова Сидера эхом отдавались у него в голове, последнее сказанное Серым Человеком перед тем, как он умер, мольба к Пану принять ответственность за то, что необходимо сделать. Должен быть найден носитель черного посоха — защитник людей долины, повелитель магии, который сможет выдержать те требования, которые лягут на него. Было легко забыть в череде событий, которые произошли с тех пор, как агенахли сломали заклятия Сидера и пришли в долину, чтобы убить Бэйлин и Раушу, что пять веков уверенности, что их мир надежно закрыт от опустошения Великих Войн, подошли к концу.

Возьми посох.

Где–то высоко на вершинах гор кричала птица, и Пан поднял к небу глаза.

Совершая широкие круги, в открытом небе охотился лоснящийся крылатый хищник. Пан следил за его полетом, поддавшись внезапному очарованию. Ястреб, подумал он. Может быть, это было знамение. Может, это был дух того юноши, который спас их тогда, много лет назад, глядел сейчас на них сверху вниз. Глядел на него.

Он помотал головой. Бред. Те давние времена и те, кто жил тогда, умерли и их больше нет. Существует только настоящее и те, кто живут сейчас. Он сам, Пру, люди из Гленск Вуда, эльфы из Арборлона и остальные, которые считают долину своим домом.

Что же он должен делать?

Он сделал глубокий вдох и выдохнул, посмотрев на лицо Сидера впервые после его последних слов. Он умер, спасая Пана и пытаясь воспрепятствовать Арику Сику добраться до Друджей с информацией о проходах, ведущих в долину. Но теперь Сидера не стало, а угроза от армии Троллей осталась. Хуже того, Арик Сик убежал обратно в долину, где он сможет стать причиной дальнейших неприятностей.

Надо что–то делать; Пан это понимал. Также он понимал, что он единственный, кто может действовать, единственный, кто знал, что Арик Сик пока еще не смог передать сведения, которые он узнал, Друджам. Все, кто пришел с сыном Матурена, лежали мертвые. Арик остался один. Если бы его остановили…

Но ведь это означало, что Пантерра должен сделать то, о чем его просил Сидер?

Это означало, что он должен стать преемником Серого Человека, следующим носителем черного посоха, следующим служителем Слова? Мог ли он просто пойти за Ариком Сиком, используя те навыки и умения, которые он уже освоил, будучи Следопытом? Мог, сказал он себе. Он сможет выследить коварного Друджа и закончить работу, которую начал Сидер. Он сможет вернуться в Гленск Вуд, а затем в Арборлон и рассказать всем, что случилось. Тогда другие смогут выйти вперед и занять место Сидера, мужчины и женщины, старше и опытнее его. Так будет лучше, правда?

Он покачал головой от чудовищности того, о чем просил его Сидер. Он мог признаться только себе, а не кому–то еще, в том, что, как он знал, было правдой. Он был всего лишь мальчишкой. Ему было только семнадцать лет.

Он испытал внезапную волну стыда. Думая таким образом, он оправдывался, чего никогда не делал прежде. Он говорил себе, что ему не по силам такая задача. Если бы здесь была Пру, она бы приказала ему остановиться. Она бы сказала ему, что он может сделать все, что решит сделать. Но, естественно, Пру здесь не было — не было никого, кто мог бы подсказать ему, что делать.

Он отнял свои руки от тела Сидера и зажал их своими коленями, дабы не позволить им слишком приблизиться к черному посоху. Он не мог оставить его, но что случится, если он до него дотронется? С ним же ничего не случится, если он только подберет его и отнесет в какое–нибудь безопасное место? Он же не намеревается его использовать, сделав это? Берет ли он какие–то дополнительные обязательства, перенося посох куда–то еще, без намерения самому использовать его?

Он не знал. По правде говоря, он ничего не знал о том, как отреагирует посох. Он даже не знал, сможет ли он призвать его магию, если сумеет владеть им. Он находился в абсолютном неведении обо всем, что касалось посоха.

Кроме того, он понимал сердцем и не мог этого отрицать — что Сидер Амент хотел, чтобы он стал его наследником.

Он встал и оглядел просторы равнин на западе и горы на востоке, изучая местность. Он выискивал какие–нибудь признаки движения, высматривая Друджей в том направлении, где располагалась их армия, и Арика Сика в темном жерле прохода. Но ничего в обоих направлениях не привлекло его внимания. Он перевел взгляд к небу и попробовал отыскать ястреба, которого ранее видел летящим над вершинами, но тот пропал.

Он был наедине с мертвыми и своими мыслями о том, что означала их смерть.

Ведь это была последняя мера всех его вариантов. Не только Сидер, но и люди из Гленск Вуда отдали свои жизни, пытаясь удержать проход. В каком долгу он перед ними за это? Какие обязанности у него? Он мог бы поспорить, что ничего им не должен, потому что не просил их отдавать свои жизни. Но когда в твоей компании умирают люди, разделяя с тобой последние мгновения, то естественно, на тебя возлагаются кое–какие обязанности.

Они не прекратились. В конце концов, Тролли найдут путь в долину и еще больше людей погибнет. Он и тем людям будет чем–то обязан? Сердцем он знал ответ. Если он мог сделать что–то, чтобы им помочь, возможно, даже спасти их, он должен действовать.

Это было клятвой, которую он дал задолго до этого дня. Это была клятва Следопыта своему народу: он должен служить и защищать их изо всех своих сил, используя свои умения, навыки и решимость. Ничего, что здесь произошло, не изменило сути этого обязательства.

Он снова перевел взгляд на черный посох. Ему это может не нравиться, но так обстоят дела. Люди в долине зависели от него. Пру зависела от него. Он был в долгу перед всеми ними, связан с ними настолько сильно, как будто они были его питомцами, а он их опекуном. Он не мог отказаться от них, потому что боялся за себя. Он не мог позволить сомнениям и неопределенностям управлять его выбором или подорвать его решимость.

Больше не раздумывая, он нагнулся и взял черный посох из мертвых рук Сидера Амента.

— Делай со мной, что хочешь, — прошептал он, не отводя глаз от гладкой черной поверхности дерева, изучая причудливо вырезанные руны, выискивая все, что могло выдать скрытую внутри магию.

Но ничего не произошло.

Вообще ничего.

Он стоял в тени гор, под небом, начинающим покрываться тучами в преддверии дождя, и желал понять, что же еще ему нужно сделать.

* * *

Когда прошло достаточно времени, а посох до сих пор не отреагировал каким–либо заметным образом на его обращение, он поставил его у груды камней и решил похоронить Сидера Амента. Земля была твердой и каменистой и у него не было никакого инструмента, чтобы выкопать могилу, поэтому пришлось довольствоваться постройкой пирамиды. Он поднимал камни и подносил их к тому месту, где лежал Серый Человек, укладывая их вокруг него, а потом и друг на друга, пока не стало видно тела. Он старался укладывать камни как можно плотнее, чтобы животные не смогли раскопать их.

Он использовал самые тяжелые камни, с которыми мог справиться, понимая, что крупных существ, обитающих во внешнем мире — например, агенахлей, — это не остановит. Но для большинства хищников пирамида будет неприступной. Останки Друджей будут вполне приемлемым выбором для утоления их голода. Тело Серого Человека должно находиться в достаточной безопасности, пока он не вернется за ним.

Когда он закончил, то дал себе слово, что как только он сможет вернуться, он раскопает своего друга и перенесет его в долину, чтобы похоронить в стране, где тот родился и которой служил всю свою жизнь, как своему дому. Над могилой установят плиту и над его останками произнесут речи. Те, кто знал его, соберутся вместе и помянут его.

Однако, это подождет. Пантерра сейчас не заберет с собой Серого Человека.

Вместо этого, он пойдет за Ариком Сиком.

В этом вопросе у него были варианты, и все они были срочными. Идти в Гленск Вуд, чтобы предупредить жителей о том, что случилось в проходе, а оттуда в эльфийский город Арборлон, чтобы сделать то же самое. Бесспорно, это была первая обязанность Следопыта и она должны быть выполнена сейчас же. Отправиться на поиски Пру было так же необходимо; он до сих пор не имел понятия, спасли ли ее от Друджей. В его жизни она была самым значительным человеком, его самым лучшим другом еще с детства, и он отвечал за нее. Всеми фибрами душа кричала ему забыть обо всем остальном и спасать ее.

Но более важным, чем эти два варианта, было выследить предателя Друджа, чье пребывание на свободе угрожало им всем. Если Арику Сику удастся сбежать из долины, то уже не будет тайны о расположении проходов и ничто их не защитит. Если он сбежит, то смерть Сидера Амента будет напрасной. Пантерра Ку не мог позволить этому произойти. Для него не осталось другого выбора, кроме как идти за этим Друджем.

В частности, он понимал, что ему будет противостоять очень опасный противник. Тролль был умелым и опытным. Его будет нелегко выследить и еще не легче поймать или убить. Но Пантерра сделал свой выбор, когда подобрал посох, и вне зависимости от того сможет или нет использовать его, сможет или нет вызвать и применить его магию, никоим образом не изменит своей обязанности исполнять свой долг, который был его и только его.

Однако, подумал он, впервые глядя на черный посох с тех пор, как отложил его, было важно узнать, принадлежала ли его магия, которая подчинялась Сидеру Аменту, ему.

Он снова поднял этот талисман и стоял, рассматривая его.

Что нужно сделать, чтобы заставить его откликнуться? Что он должен сделать, чтобы оживить магию? Он пробежал руками по всей длине посоха, ощущая вмятины рун кончиками пальцев. Возможно, существовал секрет о том, как его держать или как касаться рун. Однако Сидер ведь этого не рассказал ему? Даже умирая, он ведь не сказал ему о том, как обращаться с посохом?

Он еще немного подержал его, стараясь найти что–нибудь в прикосновении кончиков пальцев к рунам, в весе посоха и его балансе, во всем, что могло бы указать на необходимые действия.

Но что бы он ни делал, ничего не происходило.

Наконец, его терпение иссякло, но продолжало расти беспокойство по поводу увеличивающегося расстояния между ним и Ариком Сиком, поэтому он закинул посох на плечо и отправился в путь.

Снова вступив в проход, он шел быстро, но обращал пристальное внимание на то, что его окружало. Не было и речи, что Арик Сик устроит засаду или подготовит ловушку, чтобы поймать его. Он обнаружил следы Тролля достаточно быстро, глубокие вмятины там, где камни уступили место мягкой земле. Тролль бежал, не потрудившись скрывать следы своего побега. Оказалось, что он боялся и хотел только одного — убежать подальше. Пантерра не думал, что Тролль боялся его. Он должен был опасаться, что яд из духовой трубки не подействовал так, как нужно, и Сидер Амент до сих пор был жив.

Внезапно он вспомнил, как был обеспокоен Арик Сик, когда он впервые увидел Серого Человека несколько недель назад, придя из лагеря с Паном, притворяясь его другом. Он считал, что все носители черного посоха умерли; ему явно было неуютно, когда он обнаружил, что это не так. По–видимому ему что–то было известно о былых Рыцарях Слова, и из–за этого знания он был сильно испуган. Это заставило Пана задуматься, сколько же из того, что Тролль рассказал ему о Ястребе и Призраках, было правдой. Сколько из всей этой истории было реальным, и в первую очередь, как он узнал о ней?

Он проходил мимо тел погибших, Троллей и людей из Гленск Вуда, пока продвигался вперед по изгибам и поворотам ущелья. По обеим сторонам высились стены скал, почти закрывая небо, и по мере того, как солнце двигалось к западу, тени удлинялись. Ему хотелось пройти перевал до наступления ночи, поскольку тогда выследить кого–либо окажется невозможно. Если облака скроют луну, то ему придется подождать до утра, чтобы возобновить свою охоту.

Добравшись до укрепления, которое построили люди из Гленск Вуда, чтобы защитить проход, он обнаружил нетронутыми тела нескольких Троллей, убитых при спуске со стены. Поднявшись на стену, он потратил время, изучая поле боя внизу, но оказалось, что и тут ничего не изменилось. Он спустился по второй лестнице и пробрался между погибших. Пока что из поселка никто не пришел. Они будут думать, что проход защищен и они не подвергнутся неожиданному нападению, впадая в ложное ощущение безопасности.

Конечно, до тех пор, пока он им не расскажет об обратном — что ему придется сделать при первой возможности.

Он подумал о смене приоритетов: пойти сначала в Гленск Вуд, только чтобы предупредить всех в долине об опасности, в которой они находились. Он не хотел прерывать выслеживание Арика Сика, но если он не сможет определить след за проходом, не стоит ли пойти в Гленск Вуд, причем идти всю ночь и добраться до поселка к рассвету? Он всегда сможет возобновить выслеживание Друджа после, так ведь?

Однако, такая идея ему не очень нравилась. Ему нужно прямо откликнуться на смерть Сидера, а единственный путь сделать это — догнать Арика Сика. Позволить ему сейчас ускользнуть, вне зависимости от причины, чувствовалось как предательство. Он не думал, что сможет ужиться с тем, что дал Друджу уйти, возможно, навсегда.

Приближаясь к концу прохода, все еще проходя мимо мертвых, он ощутил внезапный прилив теплоты от черного посоха. Это застало его врасплох и он резко остановился. Он с удивлением смотрел на посох, замечая, как начали мягко светиться, слегка пульсируя, руны.

Что случилось?

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять. Посох предупреждал его. Посох отреагировал на то, что он не обнаружил; он говорил ему, что что–то было не так.

Он огляделся, осматривая все, что его окружало, всматриваясь в ажурные тени деревьев и широкие скалистые склоны, которые вели наверх от прохода. Он изучал все очень внимательно, выискивая что–то, что было здесь неуместным. Однако все выглядело так, как и должно быть. По своей привычке он опустился на корточки, делая из себя мишень поменьше, стараясь не вырисовываться на фоне угасающего света.

Он посмотрел на посох. Тот продолжал пульсировать.

Потом он увидел его. Примерно в трех ярдах, почти невидимый в темноте, через тропу, ведущую вниз по склону, был натянут провод. Он проследил по его длине в оба направления, пока концы не исчезли во мраке. Опустившись на землю, он прополз вперед под проводом; затем он дотянулся до провода концом посоха и резко толкнул.

Мгновенно из темноты вылетело несколько черных объектов прямо перед ним, настолько стремительные, что он лишь мельком заметил их движение. Он услышал, как снаряды попали в скалы вдалеке со звуком стали при ударе по камню. Затем все затихло.

Он ткнул провод еще раз, просто, чтобы убедиться, но ничего не случилось. Он встал, перешел через провод и последовал в направлении, куда улетели черные объекты. Несколько из них, лежащих на земле, он нашел вдалеке. Дротики, острия пропитаны ядом, а тыльные концы с выемкой под тетиву. Он пошел обратно и нашел лук, ловко закрепленный в скалах так, чтобы не сдвинулся; его тетива крепилась крючком, который соединялся с проводом, и освобождалась, если кто–то задевал этот провод.

Итак, он оказался прав, что нужно соблюдать осторожность. Арик Сик устанавливал ловушки, намереваясь положить конец любой попытке его преследования. Поэтому он не убегал сломя голову. Он потратил время, чтобы остановиться и устроить эту засаду, понимая, что к тому времени, пока кто–то сюда доберется, будет уже темно.

Пан взглянул на черный посох. Наиболее важное откровение оказалось здесь. То, что магия посоха предупредила его об опасности, было полной неожиданностью. Пан не вызывал магию и даже не думал этого делать. Он никогда бы не подумал, что посох способен действовать в одностороннем порядке. Он считал, что он лишь откликается на команды того, кто им пользуется. Однако это непрошеное предупреждение ясно продемонстрировало ему, как он был неправ.

Возможно, вдруг подумал он, призыв магии не был даже необходимым. Наверное, магия откликалась на что–то более сложное и личное. На самого владельца? На сложившиеся в данный момент обстоятельства, затрагивающие владельца?

Он глубоко вдохнул и выдохнул.

Обладал ли посох в каком–то смысле разумом?

Он не знал. И не был уверен. Не на основании единичного случая. Но такая возможность существовала, прямо перед ним. Посох мог быть больше, чем просто инструментом магии. Он мог быть продолжением своего носителя.

Путь вперед был открыт и он снова двинулся по дороге, на этот раз помедленнее, высматривая ловушки. Он спустился от перевала в предгорья, миновал линию снегов и вошел в лес, росший ниже. Пару раз он находил следы, оставленные Троллем, движущимся все в том же направлении, и понял, что они свежие — оставлены в течение последних нескольких часов. Он последовал по ним, оставаясь в стороне, чтобы случайно не наступить на них. Одну ловушку он прошел; но, вероятно, найдет и еще.

Прошло не более часа, когда он вдруг осознал, что даже в такой полной темноте он мог четки видеть землю впереди себя. Почти полная луна, встающая на востоке, была тусклой из–за покрытого тучами неба. В такую ночь он бы испытывал большие проблемы в обнаружении следов. Однако, он мог видеть отпечатки, оставленные Ариком Сиком. Как такое могло быть? Он оглядел небо и горизонт в поисках источника рассеянного света, но ничего не нашел. Этот свет обеспечивался его собственным видением; он мог прочесть знаки в десять раз лучше, чем когда–либо до этого.

Посох, сразу же подумал он. Это делала магия черного посоха.

Однако руны на посохе оставались темными и не было тепла, которое ранее истекало из его деревянной основы. Тем не менее, что–то происходило. Его инстинкты, и так всегда в хорошем состоянии, были необычайно острыми и настроены на все, что его окружало. Посох усиливал его природные способности, так что даже в почти полной темноте он сможет найти то, что искал.

Он ощутил внезапный прилив бурной радости. Наконец–то магия откликнулась на него, просто не совсем так, как он себе это представлял. Взять посох, как просил Сидер Амент, было все, что нужно, чтобы магия стала его. Он почувствовал облегчение, смешанное с предостережением. Он создал связь с магией, но ему не стоит принимать это как должное, пока он не узнает все о том, что она могла делать и как будет отзываться. Время и опыт научат его. Сейчас же ему нужно помнить, что он в этом пока что новичок и не до конца понимает нюансы и тонкости этой магии.

Однако, может быть, он понял достаточно, чтобы выследить Арика Сика.

Он прибавил шагу, решив это выяснить.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Весь остаток ночи Пан преследовал Арика Сика в опустившейся темноте и сквозь завесу тумана, поднявшегося с низин долины. Какое–то время казалось, что он не догонит его, его усилиям противостояли умения Сика скрывать свой проход, стирая свои следы при помощи хитростей и уловок, хорошо известных Пану, но тем не менее доставлявших определенные трудности. У Друджа явно был большой опыт и талант в этой области, что все больше беспокоило Пана. Он уже предвидел быстрое окончание погони, раз обнаружил, как магия посоха усилила его способности и инстинкты. Ему не верилось, что противник окажется слишком большой проблемой.

Погоня перевалила за полночь, когда Арик Сик спустился с возвышенности на верхний край долины. Он держался подальше от деревень и поселков, обходя места, где его могли увидеть, стараясь оставаться в лесу и поменьше передвигаться по всем известным тропам. Он снова направлялся на восток, намереваясь попытаться убежать другим путем, возможно, через Афалион. Пан решил, что это очень странно, учитывая то, что он должен был, по крайней мере, предполагать, что сейчас эльфы знали о его обмане и будут на страже прохода. Но Тролль непреклонно шел в том направлении, что совершенно ясно говорило о его намерениях.

Пока внезапно его след не исчез.

Это произошло в самом начале особенно скалистого участка, где определить следы было трудно даже и при лучших обстоятельствах. Пантерра обошел это плато, тщательно осматривая землю, но ничего не обнаружил. Он прошел еще дальше, на несколько сотен ярдов, и все равно ничего не нашел. Даже на мягкой земле, которая начиналась еще дальше, не было никаких отметин. Он вернулся назад, надеясь почувствовать что–нибудь с помощью магии посоха.

По–прежнему ничего.

Стоя в том месте, где он потерял след, Пан в замешательстве пытался придумать, что же делать дальше. Он понимал, что упустил что–то из виду. Арик Сик не мог просто исчезнуть. Скорее всего он использовал какую–то уловку, чтобы скрыть свои следы, которую Пан просто еще не распознал. След вел прямо на скалистый участок.

Куда Арик Сик пошел оттуда, вообще не оставив никаких следов?

Пан опустился на колени, чтобы поближе рассмотреть отпечатки ног, которые заканчивались возле плато, и через мгновение у него уже был ответ.

Следы оказались глубже, чем им следовало быть, а при более тщательном осмотре обнаружилось, что по ним проходили дважды. Тролль, не предоставляя никаких шансов тому, кто за ним следовал, прошел назад по тем же самым следам, чтобы создалось впечатление, будто он растворился в воздухе.

Пан проследил отпечатки ног Арика почти на сотню футов, наконец, обнаружив место, где Друдж шагнул в сторону на каменистую поверхность, а потом повернул на север, пока не удалился на достаточное расстояние от своих следов. Пан, все еще продвигаясь по первому следу, прошел мимо, не замечая второй след. Сейчас он действовал быстро, исследуя места, где была сбита пыль и передвинуты с одной стороны на другую камни. Когда он завершил свои перемещения по скалистому плато и полосам гравия и щебня, он опять обнаружил след Тролля.

К его удивлению, след резко поворачивал на запад.

Пан шел по нему какое–то время, чтобы убедиться в том, что он видит. Однако не было никакой ошибки. Арик Сик развернулся и возвращался тем же путем, каким пришел. Он направлялся обратно в сторону Деклан Рич.

В этом был смысл. У него возникли бы большие проблемы, если бы он попытался пройти мимо эльфов через Афалион. Но в Деклан Рич были только мертвые люди, и эта картина вряд ли изменится еще несколько дней. Даже если его смертоносные ловушки не положат конец погоне, все, кто пойдет по его следу, подумают, что он направляется на восток к Афалиону, но никак не обратно. К тому времени, когда они все выяснят, он уже будет за пределами долины и далеко от любой опасности.

Пантерра опустился на колени и еще раз тщательно осмотрел след. Насколько Арик Сик опережал его? Сколько времени осталось Пану, чтобы догнать его до того, как тот окажется за пределами долины? Он не знал точно. Достаточно того, что у него был шанс и он им воспользуется.

Он сразу же отправился в путь. Это была его долина, его страна, и он знал ее лучше, чем тот, кого он преследовал. Арик Сикможет и узнал кое–что о долине за то время, пока здесь находился, но его знаний было недостаточно, чтобы точно определять места, где проход был легче и где можно было срезать путь. Друдж не был таким опытным здесь, как Пан. Хоть и с небольшими шансами, но Пан уже решил в своей голове, что сможет выиграть эту гонку.

Он поднялся повыше на склоны, где леса сменились лугами и травяными холмами, и устремился ускоренным шагом на запад к Деклан Рич. Он был молод и в отличном состоянии; он мог пробежать, не сбавляя темпа, двадцать миль. Было бы еще лучше, если бы он смог заранее выспаться, но не стоило ссылаться на это, как на предлог. По крайней мере, ему больше не придется беспокоиться о следах. Ему нужно только сосредоточиться, чтобы переставлять свои ноги, и не жалеть себя до тех пор, пока не доберется до прохода.

Пролетели часы, встало солнце и начало свой знакомый путь на запад, и при первых признаках усталости, которая стала обволакивать его, Пантерра Ку вдруг вспомнил о Пру. Он до сих пор ничего не знал, что с ней случилось. Она все еще могла находиться в руках Друджей, а это делало задачу догнать Арика Сика еще более насущной. Взятие в плен последнего давало ему возможность выторговать благополучное возвращение Пру. Отец, любой отец, даже Таурек Сик, вряд ли откажется вернуть своего сына живым.

Пан представил в своей голове Пру. Затем он закрепил в воздухе перед своими глазами ее лицо и побежал еще быстрее.

Почти на закате он в очередной раз прибыл к проходу Деклан Рич. Он автоматически притормозил, входя в проход и беззвучно проходя по полю боя, как призрачная фигура в сгущающейся темноте. Он поискал какие–нибудь признаки присутствия Арика Сика, но ничего не нашел. Он проверил воздух своими чувствами — слушая, пробуя на вкус, принюхиваясь и наблюдая.

По–прежнему ничего.

Он добрался сюда первым.

Он стоял на месте, видя сверху распластанные тела погибших, на верхних склонах, но справа от прохода, который был вне поля его зрения. Его дыхание превращалось в клубы пара перед ним, холод пронизывал до костей. Он должен выбрать место, где будет ждать этого Тролля. Ему нужно застать того врасплох. Арик Сик будет остерегаться ловушек, чтобы не попасться таким же способом, как он сам пытался обмануть Пана. Чтобы захватить его живьем нужно как следует поразмыслить.

Он почувствовал, как на него снизошло странное блаженство; все стало легким и спокойным. Ничего вне его сейчас не существовало.

Странно, подумал он вдруг, что он так легко отказался от намерения убить Арика Сика, чтобы отомстить за Сидера. Смерть Арика побудила его принять черный посох, его ярость и горечь тогда невозможно было передать словами. Но теперь все это ушло, исчезло во время погони, осталось позади его решимости, что этот тип не убежит от него, и сменилось необходимостью спасти Пру. Сидер был бы не против, подумал он. Сидер не только понял бы, но и одобрил. Это был правильный поступок.

Он изучал погибших людей, лежавших перед защитной стеной, расположение единственной лестницы, которая осталась стоять вертикально возле укрепления, а также все неровности рельефа местности вокруг. Наконец, он подошел к тому месту, где после своей гибели лежал Трой Равенлок, приподнял его в сидячее положение так, чтобы он лицом был направлен туда, откуда появится Арик Сик, рассчитал, как все сработает, когда Друдж будет осторожно пробираться к своей свободе, и кивнул в знак удовлетворения, когда удостоверился, как все произойдет.

Затем он занял позицию у основания стены, растянувшись на земле неподалеку от того места, где он оставил Троя, частично прикрытого телом мертвого Тролля, и стал караулить.

Ждать пришлось недолго. Он опередил Арика Сика не более, чем на тридцать минут, последний двигался так же быстро, стараясь опередить любого преследователя. Вероятно, он до сих пор боялся, что именно Сидер Амент гонится за ним, что неумолимые силы природы каким–то образом смогли переломить смертельное действие яда. То, что он был не прав, делало этот момент еще слаще. Пан уголком глаза видел его крадущуюся походку, наблюдая появление из–за деревьев его силуэта на фоне горизонта, как он приближался медленными, осторожными шагами.

Когда он оказался примерно в двадцати футах от тела Троя, Арик Сик вдруг резко остановился, встревоженный странным положением мертвого человека. Помедлив с мгновение, он двинулся вперед, упав на корточки, сжимая в одной руке длинный кинжал, а в другой духовую трубку. По его позе было понятно, что он подозревал о какой–то ловушке, чего и хотел добиться Пан. Друдж остановился в шести футах по другую сторону трупа Троя, за которым лежал Пантерра, изучая мертвого лидера Следопытов, пытаясь отыскать провода растяжки, а затем с опаской оглядел стену.

Пан беззвучно поднялся на ноги, находясь сразу за Ариком, сжимая черный посох обеими руками. В последнюю минуту Арик Сик что–то почувствовал, его собственные инстинкты были достаточно остры, чтобы предупредить его, и он обернулся. Но Пан уже замахнулся посохом и ударил им по приподнятым рукам Тролля со всей силой, что ему удалось собрать. Оба оружия взлетели в воздух. Друдж закричал от боли и отступил назад, отчаянно пытаясь убежать от неожиданного нападения. Однако у него не было шансов; Пантерра мгновенно оказался около него. Черный посох издал странный свистящий шум, когда он замахнулся им во второй раз и попал Арику Сику по голове.

Друдж камнем свалился вниз.

* * *

К тому моменту, когда пленник начал шевелиться, Пантерра развел костер, приготовил себе ужин из продуктов, которые набрал из припасов погибших людей, поужинал и утолил жажду. Он оттащил Арика Сика по горному склону, к укрытию из каменных глыб, окруженных кустарником, подальше от прохода Деклан Рич и мертвецов.

Пан сидел, прислонившись спиной к плоской стороне огромного валуна, обратившись лицом в сторону темного входа на перевал, поэтому он мог увидеть, если кто–то появится оттуда. Костер у его ног почти погас, превратившись в красные угли и золу. Арик Сик находился напротив него, прислоненный боком к стопке одеял, которые подобрал Пан.

Друдж вздрогнул и очнулся, поморщившись от боли, которую Пан мог представить, но от которой он получил удовлетворение. Его пленник попытался вытянуться, но тут же перестал, обнаружив, что его руки и плечи туго стянуты веревками, а лодыжки находились в оковах.

— Не пытайся двигаться, — посоветовал Пан, когда тот посмотрел на него. — Просто сиди спокойно.

Друдж опустил глаза на свои оковы и бегло оценил их. На его голове, там, куда ударил посох, образовался темный синяк и кровоподтек. Он выглядел оборванцем и грязнулей, беглец не только от людей в долине, но и от всего, что напоминало о воде и мыле. Однако его взгляд был острым и расчетливым, и в них не отражалось ни единого признака поражения.

— Тебе следовало позволить мне уйти, когда у тебя был этот шанс, — наконец произнес он. Он поднял голову, его складчатые черты лица были неприятны. — Это был единственный способ увидеть живой твою маленькую подружку.

Пан покачал головой, бросая на того долгий жесткий взгляд, который пригвоздил его на месте.

— Тебе лучше надеяться, что это не так. Единственное, почему ты еще жив, это возможность вернуть ее. Твоя жизнь на ее — думаю, твой отец будет счастлив совершить такую сделку.

Арик Сик рассмеялся:

— Мой отец не пощадит ее ради меня. Он убьет ее в тот же момент, как узнает, что соглашение, которое ты с ним заключил, всего лишь притворство. Ты не знаешь его. Его не интересует никто, кроме его самого.

Пан не обратил на него внимания и вернулся к ремонту своего сапога. Порвалась один из кожаных подвязок и он старался ее починить. Наступило молчание.

— Куда ты меня поведешь? — голос пленника был раздраженным. — Обратно к моему отцу, чтобы ты смог совершить обмен, которого не будет? Обратно к Друджам, чтобы тебя тоже убили?

Пан не ответил.

— Тогда, к эльфам? Они тоже захотят моей смерти.

Пан пожал плечами.

— Тот человек умер, не так ли? Яд оказался для него слишком сильным. Ему следовало оставить меня в покое. Идти за мной, как сделал он, было глупо. Ни один человек, носитель черного посоха или нет, не выдержит такого количества. — Он наклонился вперед. — Знаешь, я знал, что он придет. На всякий случай я оставил кое–кого наблюдать за проходом. Он угодил прямо в ту ловушку, что я ему приготовил.

Он замолчал, уставившись на свои руки.

— Все было зря. Он умер напрасно.

Пан продолжал не смотреть на него:

— Он не дал тебе убежать, так ведь?

Арик Сик поднял руки к лицу, чтобы вытереть полосу грязи, смешанной с кровью.

— С какой целью? Один из Друджей ушел без меня, чтобы доставить мой отчет. Мой отец уже все знает о долине. Вероятно, прямо сейчас он уже марширует по проходу Афалион. То, что меня остановили, ни к чему не привело. Ты выглядишь глупцом.

Пан закончил починку и поднял сапог, чтобы удостовериться.

— Ну, вот так. Как новенький. — Он натянул сапог, проверяя на нем свой вес, сделал несколько шагов прежде, чем вновь сесть на свое место. Он бросил Арику Сику улыбку. — Твой отец ничего не знает. Никто не выбрался отсюда, чтобы рассказать ему. Все твои дружки умерли в начале перевала. Я все видел; я наблюдал.

Тролль замолчал, глядя куда–то в темноту:

— Другие придут меня искать. У тебя теперь нет того человека, чтобы тебя защитить. Как ты спасешь себя, когда они тебя догонят?

Пан с мгновение изучал его, а затем взял посох и вытянул его перед Троллем, чтобы тот рассмотрел его.

— С помощью этого, — произнес он.

Он уловил искру удивления в желтых глазах оппонента, отразившуюся во всех чертах его лица. Она было всего лишь на миг, но Пан не упустил ее.

— Тем, кто, как ты считаешь, придут тебя спасать, — сказал он, — лучше надеяться меня не догнать.

Черты Арика Сика стали непроницаемыми:

— Ты мальчишка! Сколько тебе лет? Наверное, пятнадцать? Насколько хорошо ты можешь управлять магией этого посоха? Ты ведь даже не знаешь, как его использовать, да? Тот человек ничему тебя не обучил. Ты знаешь лишь столько, чтобы убить себя. Что довольно скоро и произойдет.

Пан кивнул:

— Не достаточно скоро, однако, чтобы спасти тебя. Твой отец пойдет за тобой, или пойдет за всем, что, как он думает, есть в этой долине, или потому что не может с собой справиться. Но мы будем его ждать. Все мы, кто живет в этой долине — будем ждать его. Мы будем подстерегать его в проходах, на открытых склонах, везде, где мы его обнаружим, и мы разорвем на куски его и всех, кто будет с ним.

Он указал на Друджа концом своего посоха:

— А ты будешь все это наблюдать, если хоть что–то случится с Пру.

— Мальчик, я сам сдеру с тебя живого кожу! — презрительно усмехнулся Арик Сик. — И до того, как я закончу, ты будешь умолять меня, чтобы я тебя убил!

Пантерра Ку поднялся на ноги, отбрасывая в сторону оставшиеся куски от ремонта сапога.

— Вставай. Нам предстоит долгий путь, поэтому лучше побереги свои силы. До того, как мы доберемся до места, именно ты будешь умолять меня.

Они начали спускаться в долину; Пантерра вел Друджа на длинной цепи, которую он снял с его лодыжек и туго закрепил на шее. Мальчик шел достаточно быстро, так что его пленнику, опутанному цепью и со связанными веревкой руками и плечами, пришлось трудиться, чтобы поддерживать такой темп. Арик Сик тащился с опущенной головой, глядя на тропу, сосредоточив все свое внимание на то, куда переставлять ноги, поэтому не мог двигаться быстрее. Рассвет еще не наступил, и земля лежала во мраке туманной пелены. За острыми зубчатыми горными пиками на востоке лишь едва появилась серебристая полоска начинающегося утра, воздух был холодным и влажным. Пантерра привык к такой обстановке; в качестве Следопыта он был приучен терпеть холод. Но его пленник, несмотря на всю броню своей толстой кожи, не выглядел особо счастливым.

— Размахивай руками во время ходьбы, — бодро предложил Пан. — Это согреет тебя.

Тот ничего не ответил, и мальчик тут же пожалел о сказанном. Дразнить его ничем не поможет нынешней ситуации; на карту было поставлено очень многое, поэтому не стоило получать удовольствие от того, чтобы заставить Друджа чувствовать себя как можно более несчастным. В конце концов ему может понадобится помощь Арика Сика в обмене на Пру. Он уже размышлял наперед о том, как это может произойти, однако детали все еще были нечеткими и неопределенными.

— Если ты освободишь меня, я дам тебе слово, что девочку вернут невредимой, — вдруг произнес его пленник.

Пан покачал головой:

— Я так не думаю.

— Как же ты тогда освободишь ее? Ты не сможешь просто выйти из долины и попросить моего отца сделать это, так ведь? Если ты возьмешь с собой меня, он просто убьет нас обоих. Ты же не знаешь его. Ты ведь не знаешь, какой он. Помнишь ту историю, которую я рассказывал тебе, о Карриаках, которые были моим народом? О том, как меня, сына их Матурена, обменяли на старшего из сыновей Таурека? Ты знаешь, что это была ложь, что я сделал это, чтобы завоевать твое доверие. Однако, не все было ложью. Карриаки были убиты моим отцом, уничтожены в отместку за их отказ признать его своим лидером. Даже их Матурена, который был его двоюродным братом. — Он сделал паузу. — Просто, чтобы ты понимал. Он не будет торговаться. Он даже не будет утруждать себя, чтобы выслушать тебя. Он не будет попусту тратить время. Просто убьет нас обоих и дело с концом.

— Тебя он не убьет. Это было бы бессмысленно.

— Он так не считает. Он убьет меня, потому что я его подвел.

Какое–то время они молчали, шагая вперед к рассвету, наблюдая как на востоке загорается заря и ночь начинает исчезать. Впереди, словно странные часовые, из пелены утренней туманной сырости медленно вырастали деревья, заполонившие западную часть долины.

— Насколько остальная часть той истории была правдивой? — наконец спросил Пан.

На мгновение тот замолчал, а потом продолжил.

— Вся. За исключением того, что Карриаки были моим народом. Они были потомками тех, кого звали Ягуаром и Кэт, юноши и девушки, которые шли на восток вместе с Ястребом, чтобы избежать последствий Великих Войн. Я услышал эту историю от Карриаков, когда был у них в гостях. Они гордились этим своим наследием. Правда, оно мало, что для них сделало.

Пантерра думал над этим, ничего не говоря.

— Какая тебе разница? — спросил Арик Сик. — Вряд ли имеет значение, кем был твой народ. Важно, кем он является сейчас. Кем ты являешься.

— Твоя история помогает понять твое настоящее, — ответил Пан. — Ты и есть твоя история.

Тот фыркнул:

— Неудивительно, что я так легко сумел тебя обмануть. Ты ничего не понимаешь. Прошлое ничто. Прошлое — это мир, который погиб и исчез. Все эти сказки о том, кого звали Ястреб, и его Призраках, все эти глупости о долине и избранных — все это ничего не значит. — Он вдруг остановился, заставив Пана обернуться. — Твой народ пойдет по тому же пути, что и Карриаки. Друджи сотрут вас в порошок. Прошлое должно научить тебя, мальчик. Вы не настолько сильны, чтобы справиться с нами. Вы не заслуживаете права жить.

Пантерра в раздражении дернул за цепь

— Не тебе это решать. Не тебе, ни твоему отцу, никому из Друджей. А теперь заткнись и двигай вперед.

Арик Сик опустил голову и замолчал. Все остальное время, пока они не добрались до места назначения, никто не проронил ни слова.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

День был в самом разгаре, когда Пантерра Ку добрался до окраин Гленск Вуда, ведя на цепи своего неохотно шагавшего пленника. День был необычайно ярким и солнечным, небо было чистым вплоть до самых вершин окрестных гор, облака и туман разогнал северный ветер, который оказался на удивление теплым. Люди поселка, увидев его, прекращали свои занятия и с изумлением смотрели на них. Он понимал, что главным образом их внимание привлекал не только вид его изношенного и оборванного одеяния, но и Тролль, которого он вел на цепи. Некоторые из тех, что наблюдали это шествие, махали ему рукой и неуверенно приветствовали его, а он отвечал им небольшим жестом или словом.

К этому моменту он не спал почти двое суток, а сочетание физических и моральных нагрузок, растраченных при захвате Арика Сика, почти полностью истощили его. Он действовал инстинктивно и при помощи мышечной памяти, не в состоянии видеть и думать так же ясно, как обычно, но не желал останавливаться и передохнуть, пока не закончит это дело. Вне зависимости от того, какими были его собственные нужды, его потребности, они подождут до тех пор, пока он не урегулирует вопрос о том, что делать с этим Друджем.

Он прошагал с Ариком Сиком через центр поселка к зданию, в котором располагались палаты совета и зашел внутрь.

Там никого не было.

Он постоял минуту, размышляя, что же делать дальше. Потом он подтолкнул своего пленника к скамье и позвал, чтобы кто–нибудь пришел.

Никакого ответа.

— Наверное, они не хотят тебя видеть, мальчик, — съязвил Друдж. — Может быть, они считают тебя менее полезным, чем ты думаешь.

Пан проигнорировал его. Он подошел к двери и остановил первого, кого увидел.

Им оказался Коллвин, его друг детства и тот, как он знал, на кого он мог положиться.

— Коллвин! — позвал он. — Можешь мне помочь?

Другой мальчик, такого же возраста, что и Пан, но значительно ниже ростом, взбежал по лестнице, чтобы обнять его.

— Что с тобой случилось, Пан? Ты выглядишь как оборванец!

Пан кивнул, умудрившись немного улыбнуться:

— Мне нужно, чтобы ты нашел Пога Крэя и Серафика и привел их ко мне. Можешь это сделать? Важно, чтобы они пришли прямо сейчас.

Коллвин молча кивнул и умчался прочь. Надо отдать ему должное, он не задал никаких вопросов и не произнес никаких возражений. Пан проводил его взглядом, покосился через плечо туда, где на скамье сидел Арик Сик, и снова шагнул внутрь, заняв позицию у окна, откуда он мог видеть всех, кто проходил мимо, не теряя из виду своего пленника. Друдж мог выглядеть уставшим, но если ему представится возможность, он в ту же секунду сбежит. Пан не должен недооценивать хитрости Тролля.

Внезапно массивной волной на него нахлынула усталость, грозя сбить его с ног.

Он собрал все свои силы, чтобы устоять и отбросить ее, по–прежнему не определив, что же он собирается делать, пока он тут. Он привел Арика Сика, но ему нужно найти способ обменять этого сына Таурека на Пру. На какую помощь он может рассчитывать от Пога Крэя или Скила Эйла? И вообще захотят ли они ему помочь? Они уже заявили, что не желают его видеть, и предпочли бы, чтобы он просто ушел куда–нибудь и там остался.

Он это знал. Однако, он был здесь, снова в том месте, где он не хотел находиться.

Он медленно выдохнул, наблюдая за дорогой. Он решил, что он пришел сюда, потому что ему больше некуда было идти. Он не сможет никуда еще пойти, если не выспится. Это был его дом; ему разрешат здесь отдохнуть. Он понимал, что возможно не совсем четко соображал сейчас. Но столько всего случилось за такое короткое время.

Без Пру, которая советовала ему, была его совестью и его другом, он был брошен на произвол судьбы. Айслинн поможет, если сможет. Однако, он имел неосторожность привести того, кто убил Сидера Амента. Нет, он не должен был этого делать.

Так что же ему делать?

Перед ним возникла чудовищность его положения. Он стал новым носителем черного посоха, преемником Серого Человека, а ему было всего семнадцать лет. Как можно ожидать, что кто–то воспримет его серьезно? Зачем кому–то слушать его? Они отмахнутся от него, как от мальчика, который оказался в нужном месте в нужное время и поэтому унаследовал этот посох. Но у него не было доказательства, что он владеет этим посохом по праву. У него не хватало полномочий, не было свидетельства, что он владеет магией. Они не воспримут его тем, кем он стал, или не поверят, что он может делать то, что утверждал.

Как же ему доказать, что они неправы? Как ему убедить их, чтобы они послушали его?

Какое–то движение перед зданием привлекло его внимание. Коллвин приближался вместе с Погом Крэем, дородная фигура последнего вышагивала с четкой решимостью и целеустремленностью. Бородатое лицо Пога было мрачным, а огромные кулаки сжаты. Не самое благоприятное начало, подумал Пан.

Он отошел от окна, пока сапоги простучали по лестнице до веранды и остановились.

— Оставь нас, — услышал Пан, как Пог Крэй приказал Коллвину.

Когда Коллвин ушел, крупный мужчина ввалился через дверь и остановился как вкопанный, уставившись сначала на Пантерру, затем на Арика Сика, а потом снова на Пана.

— Парень, что с тобой произошло? — прошептал он.

В этом вопросе прозвучала неподдельная тревога, и застало Пана врасплох. Он ожидал резкого нападения сразу же; но не такой мягкой реакции. На мгновение он даже онемел.

— Кто это? — спросил Пог, кивая в сторону Арика Сика, который теперь сидел прямо и внимательно наблюдал.

— Тот, кто предал бы нас всех, — ответил Пан, встретившись с мрачным взглядом своего пленника. — Тот, кто притворился моим другом, чтобы я привел его в долину. — Он сделал паузу. — Хуже всего то, что всего день назад он убил Сидера Амента.

Лицо Пога Крэя побелело:

— Серый Человек мертв?

— Убит на дальнем конце прохода Деклан Рич. Отравленными дротиками из духовой трубки. Его застигли врасплох. Яд был слишком силен, чтобы он смог его перебороть, даже с помощью своей магии.

— Сидер Амент умер? — раздался голос. — Ты уверен?

В дверном проеме стоял Скил Эйл, глядя на него. В той манере, как он задал вопрос, не было и намека на озабоченность, лишь необходимость удостовериться, что дело было сделано и не было никакой ошибки.

— Я был там, когда это случилось, — ответил ему Пантерра, стараясь удержать свой голос от дрожания, внезапно встревоженный присутствием этого человека. — Он умер у меня на руках.

— Тогда у нас нет магии его посоха, которая помогла бы нам против этих Троллей, — заявил Серафик, направив теперь свои замечания Погу Крэю. — Ты понимаешь, что это означает? Мы должны заключить мир с этими захватчиками. Мы должны использовать этого пленника в качестве инструмента для переговоров.

Арик Сик мгновенно вскочил на ноги:

— Я говорил об этом мальчишке, но он отказывался слушать. Я вижу, что вы более разумны, чем он. Если вы позволите мне действовать в качестве эмиссара, я договорюсь…

Пантерра долго не раздумывал. Он просто подошел к Арику Сику и сильно ударил того по голове своим посохом, так что Друдж осел на пол и больше не двигался. Затем он круто повернулся к Скилу Эйлу.

— Прежде чем начать решать, что нужно делать, лучше послушайте меня. Я тот, кто был там, за пределами долины, где кроется настоящая опасность. Я тот, кто знает о Друджах — и, особенно, об этом. — Он выставил перед собой посох, плотно обхватив его руками. Руны пылали белым огнем. — Вы видите? Я тот, кто теперь носит черный посох, тот, кому Сидер Амент доверил его, тот, кто теперь владеет его магией и должен нести ответственность, которая с этим связана. Не вы! Ни один из вас!

Он увидел вспышку страха на худом лице Серафика и осмелел.

— Я выследил этого убийцу людей, этого предателя. Я догнал его, схватил и привел сюда. Но не для того, чтобы вы решали, что нужно делать! Это не ваше дело!

Его взгляд переместился на Пога Крэя, который явно выглядел смущенным:

— Это ваше дело, Пог. Вы выслушаете меня?

— Никто не обязан тебя выслушивать, щенок! — закричал на него Скил Эйл. Он уже пришел в себя, чтобы вспомнить, кто только что отчитал его, и мгновенно вскипел от ярости. — Ты мальчишка без каких–либо талантов и способностей, за исключением навыков Следопыта! Ты ничего не знаешь об этом посохе, и у нас нет причины считать, что ты не украл его у умирающего…

— Придержите ваш язык, Серафик! — Пан стремительно прервал его на середине фразы. — Еще одно слово, еще одно необоснованное обвинение и я уложу вас рядом с этим Друджем! — Он наклонился вперед, чтобы оказаться поближе к тому. — Я не для этого проделал весь этот путь! Вы здесь, потому что я попросил вас прийти сюда — а не потому что у вас есть право здесь находиться. И у вас нет никакого права клеветать на меня!

— Я не буду выслушивать нотации от глупого мальчишки, который…

Пан взмахнул черным посохом и держал его перед собой, будучи настолько сердитым, что забыл об осторожности и своем страхе.

— Следите за своими словами, Серафик.

Но вместо него заговорил Пог Крэй.

— Довольно. Я глава совета этого поселка. Безопасность его жителей и их домов это моя обязанность. Я буду решать, кому говорить. Скил Эйл, ты позволишь этому парню рассказать нам то, что он знает. Это ясно?

Серафик едва удосужился слегка кивнуть, его быстрый взгляд на Пана был весь пропитан ядом.

— Пантерра, — сказал крупный мужчина, оборачиваясь к нему. — не трать наше время. Приступай к сути.

Пан привалился к стене, на него снова навалился упадок сил. Он очень сильно хотел спать. Но сначала он должен покончить с этим. Тщательно подбирая слова, он рассказал обо всем, что произошло с тех пор, как они в последний раз встретились в доме Пога вместе с Айслинн и Сидером Аментом. Он рассказал им о нападении на защитников Деклан Рич и их уничтожении Друджами. Он поведал о своем побеге и о том, как он скрывался, чтобы его не достали преследователи, о приходе Сидера, чтобы спасти его, о завязавшемся бое и гибели всех, кроме Арика Сика и его самого. Он ничего не сказал о Пру. Рассказать об этом значило дать Скилу Эйлу возможность использовать это против него, поэтому он решил оставить этот вопрос до тех пор, пока дело не разрешится. Он понимал, что если хотел спасти ее, то должен не терять контроль за этой ситуацией.

— Так это сын Матурена Троллей, которые стремятся вторгнуться в долину? — удивленно спросил Пог. — Тогда Скил Эйл не совсем точен? Не нужно ли нам использовать его, чтобы выторговать свою безопасность?

— Так только кажется, — ответил Пан, пытаясь найти повод, чтобы увести с этой темы остальных. — Но Арик Сик сам неоднократно говорил мне, что его отец убьет его прежде, чем заключит с нами сделку. Таурек Сик жесток. Он уничтожил целое племя Троллей, которые вздумали сопротивляться ему. Он убьет своего сына не моргнув и глазом, если это подходит его целям.

— Но ты не можешь этого знать, — настаивал Пог. — Наверняка. Пока мы это не проверим каким–то образом.

— Понимаю. Я пока что не разобрался, как это сделать без ущерба нашей безопасности. Я не могу просто привести туда сына Матурена и попробовать поторговаться; нас обоих мгновенно убьют.

— Также ты рискуешь выдать местоположение проходов, ведущих в долину. — добавил Скил Эйл уже спокойным голосом, но все еще с оттенком гнева. — Как ты уже сделал. Ты и твои приятели эльфы.

— Рано или поздно Друджи все–таки найдут дорогу, — заметил Пан. — Мы не может притворяться, что этого не произойдет. Именно поэтому Сидер считал очень важным укрепить проходы Афалион и Деклан Рич. Эльфы свою часть сделали, но Деклан Рич незащищен, все его защитники погибли. Нужно послать еще, Пог. Прямо сейчас.

Крупный мужчина кивнул:

— Тебе не нужно говорить мне об этом. А что с помощью, которую нам обещали прислать те, кто живет на юге? Никто не пришел, чтобы нам помочь. Даже Эсселлин. Нам не под силу сделать это одним. Может быть, Серафик прав: потребуется какое–нибудь соглашение с захватчиками, только чтобы удержать их до тех пор, пока мы не получим помощи.

— Они не станут торговаться, и им нельзя доверять, что они сдержат свое слово, даже если дадут его. — Пан посмотрел на валявшегося Арика Сика. — Они известны своим предательством. Если мы лишь подумаем о том, чтобы им довериться, то мы будем дураками. Нам нужно дождаться Эсселлина. Он придет. Сидер был в этом уверен.

— Серый Человек мертв, — отрезал Скил Эйл.

Пантерра удержал себя в руках.

— Поэтому мы должны быть такими же бескорыстными и сильными духом, как он. — Он повернулся к Погу Крэю с внезапно возникшей идеей. — Как насчет вот этого? Вы подержите в плену сына Таурека Сика, под замком и не отпуская его ни под каким предлогом? Чем крепче тюрьма, тем лучше; он умен и опасен. Пока вы его удержите, я схожу на юг, чтобы встретиться с Эсселлином и удостовериться, что он придет. После этого мы сможем обсудить, как нам лучше всего поступить с этим Друджем.

Пантерра говорил им страшнейшую ложь и не чувствовал от этого большой вины.

Он не мог перестать беспокоиться об этом. Отчаянные обстоятельства требуют отчаянных мер. Он действительно мог пойти к Эсселлину, как и говорил, но сначала он намеревался сходить за Пру. Каким–то образом он должен найти способ добраться до нее и, если сможет, спасти. В противном случае, придется выторговывать ее жизнь в обмен на жизнь Арика Сика. Он по–прежнему не верил, что Матурен убьет своего собственного сына; он пришел к этому не так давно, несмотря на то, что сказал Арик.

Последний скажет все, если посчитает, что это принесет ему свободу.

Что касается защиты тайны проходов, то он найдет способ сделать это тоже.

Однако, он не мог бросить Пру.

— Также, — добавил он, — кто–то должен пойти к эльфам, чтобы они узнали о том, что произошло. Они охраняют Афалион и мы должны сотрудничать с ними, если хотим не дать Друджам войти в долину.

— Я пойду, — быстро вызвался Скил Эйл, обращаясь непосредственно к Погу Крэю и не обращая внимания на Пана. — Я обещал Сидеру Аменту, что я буду с ним в этом вопросе, и я сдержу свои обещания. Несмотря на то, что я считаю, что этому мальчишке нельзя давать посох или слушать его только потому, что он его носит, я понимаю, что мы должны согласиться с угрожаемой нам опасностью. Я поговорю с Опарионом Амарантайном и его Королевой от нашего имени и удостоверюсь, что мы едины.

Пан не мог возразить, чтобы не выглядеть глупо, и поэтому промолчал. Пог был в восторге, обхватив Серафика за плечи и говоря ему, как много это значит. Пану показалось, что он уловил брошенный в его направлении завуалированный взгляд последнего, но не был в этом точно уверен из–за своего истощения. На мгновение он задумался, а не было чего–то еще за этим согласием, о чем он не подозревал. Но момент был упущен, и Пог снова заговорил.

— Я соберу новый отряд мужчин из поселка, чтобы убрать мертвых у Деклан Рич и занять оборону, пока не придет помощь. Я сам пойду с ними. Совет может действовать от моего имени в мое отсутствие. Но тебе, Пантерра, нужно как можно скорее отправляться в путь. Найди Эсселлина и всех, кто сможет с ним идти, и скажи им, что мы в большой опасности, поэтому пусть они поторопятся.

Пан выпрямился:

— Я сразу же пойду.

— Не делай глупостей, — отрезал Скил Эйл. — Посмотри на себя. Любой дурак поймет, что ты не сможешь в таком состоянии пройти и пяти миль. Тебе необходимо поспать по меньшей мере двенадцать часов. Отдохнув, у тебя появится шанс завершить свою работу.

— Он прав, Пантерра, — тут же согласился Пог. — Ты через многое прошел. Иди выспись. Спи столько, сколько тебе нужно, а отправишься в путь, когда проснешься.

— Вы проверите, чтобы Арика Сика заперли и хорошо охраняли? — спросил он, бросая последний взгляд на своего пленника.

Пог кивнул:

— Даю тебе слово.

Пан на мгновение оперся на черный посох, размышляя, не осталось ли чего–то недоделанным, не забыл ли он чего–нибудь. Но ничего не приходило в голову.

— Ну, тогда я пойду, — сказал он и вышел за дверь в свете нового дня.

* * *

Он сказал им, что пошел, но не сказал, куда. Сон был необходим, но мог и подождать. Вместо этого, он прямиком направился к Айслинн Крэй, чтобы рассказать ей про Сидера. Он не собирался этого делать и предпочел бы, чтобы кто–нибудь другой принес ей эти известия. Но считал не вправе оставить это Погу, который по меньшей мере почувствовал облегчение от того, что Серый Человек навсегда исчез из ее жизни.

Поэтому он пошел по знакомым дорожкам и тропинкам поселка — этот новый носитель черного посоха, такой же потрепанный и призрачный, как Сидер Амент, на вид выглядел не лучше какого–нибудь бедняка — пока не добрался до дома Айслинн и встал у ее двери.

Он сделал глубокий вдох, выдохнул и тихо постучал.

— Пантерра, — выдохнула она, открыв дверь и увидев его. Она выразила тревогу от того, как он выглядел, а потом ее глаза нашли черный посох, который он держал, и заметно поникла. — Он умер, да, — прошептала она.

Он кивнул:

— Два дня назад, в Деклан Рич. От отравленных дротиков из духовой трубки. Он был застигнут врасплох и не смог...

Она быстро вытянула руку.

— Стоп. Ничего больше не говори. Мне достаточно, что его больше нет.

Он смотрел себе под ноги.

— Мне жаль.

— Знаю. Оставим это.

— Последнее слово, что он произнес, было твоим именем.

Она заплакала, даже не стараясь это скрыть.

— Поражаюсь тебе. Через что же тебе пришлось пройти, чтобы попасть сюда? — Она взяла его за руку и провела внутрь, закрыв за ним дверь. Она подвела его к стулу и усадила туда. — Подожди тут.

Она исчезла на несколько минут, а потом вернулась с чистой одеждой, горячей водой и бинтами. Она присела перед ним на колени, промыла его раны и перевязала их, ничего не говоря, пока занималась этим, поглощенная своей задачей. Пантерра не сопротивлялся. Он понимал, чтобы хранить молчание, пока она изо всех сил старалась справиться с этими известиями.

— Пог знает? — спросила она, как только закончила, готовясь отнести окровавленную воду и тряпки.

— Я сначала рассказал ему. Там также был Скил Эйл.

Больше она ничего не сказала, взяв воду и тряпки, и унесла их из комнаты. Ее не было несколько минут, а он сидел, размышляя о том, что он будет делать, чтобы найти Эсселлина, и вообще, как он со всем этим справится. Он колебался, должен ли он рассказать Айслинн. Что она подумает о нем?

Когда она вернулась в комнату, то присела напротив него, сложив руки на коленях.

— Вижу, он не сдержал своего слова, данного мне. Даже в самом конце, не смог.

— Что ты имеешь в виду?

Она указала на посох.

— Он убедил тебя взять его. Я умоляла его не делать этого. Я сказала ему, что твоя жизнь принадлежит только тебе, и он не должен ей манипулировать. Но это не имело значения. Он уже все решил насчет тебя. Теперь ты будешь носить посох и делать его работу.

— Я сделал этот выбор. Он не давил на меня, когда просил об этом. Это было в самом конце. Он умирал и ему нужно было кому–то передать посох. Я принял его потому, что знал, что означал бы отказ, когда долина и наш народ находятся под такой угрозой. Я не смог бы просто отвернуться, Айслинн. Я не могу притворяться, что не было необходимости, если я знаю, что она была.

Она вздохнула:

— Полагаю, так оно и есть. Очень похоже на него. — Она покачала своей головой. — Я просто знаю, что значит носить этот посох, Пантерра. Я знаю, что он сделает с тобой, со всеми планами, которые могли быть у тебя в жизни. Он станет причиной для всего. Ты от очень многого отказываешься.

Он понимал, что это так. Полагал, что всегда это знал. Именно поэтому он так сдержанно рассматривал эту идею. Он, наверное, смог бы избежать принятия этого обязательства, если бы Серый Человек не умирал прямо перед ним, и если бы его собственное чувство вины за свое участие в этом не было таким сильным. Не только относительно Сидера, который погиб, защищая его, но также из–за Пру. Покинуть ее, вернуться без нее, ничего пока еще не сделать для ее спасения — вынести это для него было непосильно. Он это знал. Он понимал, что он сделал и что должен сделать.

— Я еще кое–что должен тебе сказать, Айслинн, — произнес он наконец. — То, что тебе не понравится. Я привел того, кто убил Сидера. Его зовут Арик Сик. Он сын Матурена Друджей, чья армия угрожает долине. Пог согласился держать его как пленника, чтобы мы смогли использовать его для заключения сделки. Я думаю, что Пог сделает все, как надо, но не уверен насчет Серафика. Ты можешь проследить, чтобы Пог не нарушил свое обещание, данное мне?

Она медленно кивнула:

— Это будет нелегко, но я постараюсь. Обычно, Пог держит слово, но он находится под сильным влиянием Скила Эйла. Также может вмешаться и совет. Где ты будешь, если это случится?

Он замялся:

— Я сказал, что узнаю, придет ли на помощь нам Адриан Эсселлин, как он обещал. Пог беспокоится, что люди из Гленск Вуда недостаточно сильны, чтобы самим остановить нападение на Деклан Рич, если таковое произойдет. И правильно беспокоится. Я видел размеры армии Друджей.

Она подняла на него тяжелый взгляд.

— Ты пойдешь на поиски Эсселлина до того, как найдешь Пру Лисс? Почему мне в это очень трудно поверить? Думаю, ты рассказываешь мне то, что сказал Погу, а не то, что у тебя на уме.

— Наверное, так и есть. — Он покраснел от этого признания. — Ты слишком хорошо меня знаешь. Я не могу оставить там Пру. Ты больше ничего о ней не слышала, нет? Совсем ничего с тех пор, как я ушел к Деклан Рич?

Она покачала головой.

— Ни слова. Я не ошиблась в тебе, ведь она является твоей главной задачей. Я бы поступила точно так же. — Она наклонилась вперед на своем стуле. — Но я должна добавить новых сложностей в твои планы. И тебе не понравится услышать это даже больше, чем мне о том, что ты привел в Гленск Вуд убийцу Сидера. Опарион Амарантайн мертв. Он был убит несколько дней назад. В этом убийстве обвиняют его дочь, Фрину. Королева посадила ее под замок и обвинила в отцеубийстве. По всей вероятности, если ничего не произойдет, чтобы это изменить, ее будут судить, признают виновной и казнят по–эльфийски.

Пантерра не знал, что значило по–эльфийски, и не хотел это узнать.

— Фрина не убила бы своего отца. Здесь что–то не так. Кто–то другой должен быть замешан в этом.

— Так может быть. Ходят слухи про Королеву и первого министра. Она быстро заняла трон сразу после смерти своего мужа, а первый министр был скор поддержать ее право на это. До сих пор никто не осмелился бросить им вызов. Кое–кто высказался, но им быстро заткнули рты. Думаю, ты хотел сказать, что у них был мотив.

— Ты считаешь, что мне сначала нужно пойти туда? — спросил он.

— Да. Я думаю, что тебе следует сходить туда, когда ты отправишься за Пру. Может быть, тебе удастся что–нибудь сделать, чтобы помочь Принцессе. Я знаю, что она тебе нравится. Знаю, что она для тебя значила. Конечно, не так, как Пру. Но достаточно, чтобы ты не смог полностью от нее отказаться.

Он замялся. Так что же Фрина значила для него? Он поможет ей, если сможет, но окажется ли это правильным, если будет стоить времени, которое он мог бы потратить на поиски Пру? Сколько еще он будет жертвовать ею, пока цена не станет слишком огромной?

— Я не могу пока принять решение, — признался он, глядя в сторону. Он устал, так устал. Все, чего он хотел, это лечь и закрыть глаза.

Она встала и подошла к нему.

— Иди домой и ложись спать, Пантерра. Решение, что делать, подождет. Возвращайся и мы поговорим, если захочешь. Что бы ты ни решил, знай, я поддержу тебя. И еще, я помогу тебе. Я могу послать Брики узнать, что случилось с Эсселлином. Брики вернется и нам станет ясно, намерен ли Король исполнить свое обещание помочь нам в нашей борьбе против Друджей.

Она помогла ему подняться, проводила до двери и вывела наружу. Он стоял рядом с ней, пытаясь что–то сказать на прощание. Но не нашел слов. Он прошел по веранде, спустился по ступенькам, а потом вдруг обернулся.

— Прости меня за Сидера, — сказал он. — Мне бы хотелось сделать гораздо больше, чтобы помочь ему.

Она улыбнулась.

— Ты делаешь это сейчас. Думаю, именно этого он и хотел. Ступай домой.

Он еще раз повернулся и удалился.

* * *

Скил Эйл подождал, пока Пантерра Ку благополучно покинул палаты совета, прежде чем принести свои извинения и оставить Пога разбираться с пленником. У него были дела поважнее, чем стоять тут, оплакивая свои потерянные шансы, хотя он не мог не думать о них. Все еще разъяренный от стычки с мальчишкой, он направился глубоко в лес. Он выбрал дорожку в противоположном направлении, даже удлинив свой путь, но не желая случайно столкнуться где–нибудь с этим мальчишкой. Он опасался Пантерру Ку еще больше, поскольку тот носил черный посох, хотя этот посох не был причиной его осторожности. До сегодняшней встречи мальчик должен был бояться его. Он должен был уступить ему в вопросе пленного Тролля; он не должен был спорить с ним или даже так стоять перед ним.

Но мальчика словно подменили. Наверное не обошлось без вмешательства этого посоха, но Скил Эйл подумал, что скорее всего так произошло из–за того, что он провел какое–то время с Сидером Аментом. Он по–прежнему мог быть мальчишкой, но его самоуверенность и решимость показывали, что он стал мужчиной. Пантерра Ку и раньше доставлял неприятности, а теперь стало еще хуже. Он был опасен.

К счастью, для этого было лекарство.

Серафик двигался через поселок, следуя по редко используемым дорожкам и тропам, которые помогали ему избежать любопытных глаз и назойливых расспросов. Не то, чтобы было много желающих побеседовать с ним, когда они замечали его, но время от времени кто–нибудь, кто следовал учению Ястреба, настаивал на этом. Как духовный лидер, он вряд ли мог отказаться от разговора с верующими.

Его мысли на мгновение переключились от Пантерры Ку к вопросу пленника Друджа и угрозы от армии, расположившейся за пределами долины. Ему как–то нужно найти способ встретиться в Матуреном этого народа, чтобы обсудить взаимную заинтересованность в судьбе этой долины. Друджи вряд ли поверят, что такие интересы существуют, но Скил Эйл убедил бы их в обратном. В этом есть что–то для каждого; просто это нужно объяснить понятными для всех словами.

Для этого ему понадобится помощь сына Матурена, а это означает, что нужно найти способ забрать его незаметно из Гленск Вуда. Или, по крайней мере, держать его под рукой, чтобы можно было использовать его при необходимости.

Скил Эйл долго и тщательно думал о своем будущем с тех пор, как мальчишка принес весть совету поселка о крушении защитной стены. Мир изменился и все уже не будет таким, как прежде. Жизнь в долине изменится и тем, кто выживут, придется начинать сначала. Те, кто внутри и снаружи, независимо от своего вида, должны объединиться в поисках гармоничных отношений. Последствия этого могут быть жестокими, но нельзя уйти от неизбежного. Необходимо лишь избежать наихудшего, и он уже решил, что силы оружия на поле боя, в любой форме, будет недостаточно, чтобы защитить верующих.

Или его самого.

А нужно было что–то совершенно другое. То, с чем только он, с его значительными навыками и особыми способностями, мог справиться. Он добрался до старой хижины еще засветло, окружающий лес был наполнен тучами кровососущих насекомых и толстыми слоями кипящей жары. Здесь было неместо для слабонервных и неосторожных, но Скил Эйл не принадлежал ни к тем, ни к этим. Он обрызгал себя ароматами, отгоняющими насекомых, а за всю свою жизнь научился переносить жару, поэтому он подошел к крыльцу и остановился в ожидании.

На этот раз старик не появился. Вместо него из дома вышел Боннесант и встал, глядя на Серафика, его блаженное молодое лицо сияло внутренним светом. Я лишен каких–либо преступных мыслей, казалось, говорило оно. Я в мире с тем, кто я есть.

Что, вероятно, так и было, осознал Скил Эйл. Безумие принимает самые разные формы.

— Ваше преосвященство, — приветствовал его мальчик, поклонившись в пояс и вытянув руки. — Что я могу для вас сделать?

— Помнишь мальчишку и девчонку, которых я посылал тебя найти в городе Арборлон несколько недель назад?

— Конечно.

— В тот раз ты не справился, но обстоятельства предоставляют еще один удобный случай. Что скажешь?

Мальчик улыбнулся, его гладкое лицо лишь слегка сморщилось.

— Я рад новой возможности. Какие указания на этот раз?

Скилу Эйлу не нравилось смотреть на мальчика снизу вверх, но он не хотел, чтобы тот узнал о такой проблеме. Тем не менее, он поднялся по ступенькам и встал рядом с ним, оказавшись глазами на одинаковом уровне.

— Указания такие же, как и прежде. Но в данном случае время наш союзник, если мы правильно им воспользуемся. Этой ночью мальчишка спит. Ты дождешься, когда он проснется, и где–нибудь спрячешься. Он говорит, что пойдет в одно место, но я не уверен, что ему можно доверять. Поэтому ты должен выяснить, правда это или нет. Сможешь с этим справиться?

— Если это угодно вам, я все сделаю. — Боннесант помедлил. — Задача, данная мне, одна и та же? И мальчишка, и девчонка являются проблемой?

— Девчонка больше не с мальчишкой, — произнес Серафик. удивляясь, почему он в этом уверен. У него сложилось впечатление, что эти двое неразлучны. На мгновение он задумался, что же случилось с девчонкой, а затем отбросил этот вопрос. — Меня интересует мальчишка. Я больше не хочу его видеть. Ни здесь, ни где–либо еще. Я не хочу, чтобы кто–нибудь когда–нибудь увидел его снова и чтобы никогда ничего от него не нашли.

Боннесант склонил голову:

— Даже самого маленького кусочка ногтя или полоски кожи? Даже шепота его последнего крика или запаха его теплой крови, вытекающей из его тела? — Когда он не увидел никакой реакции от Серафика, то пожал плечами. — Считайте это сделанным.

— Я считал, что дело сделано, когда посылал тебя в прошлый раз. Теперь я оставляю за собой право судить об успехе, пока не услышу об этом от тебя из первых рук.

— Довольно справедливо, Ваше преосвященство.

Мальчик низко поклонился, но Скил Эйл остановил его на полпути мягким касанием по полечу.

— Боннесант, — прошептал он и подождал, пока тот не посмотрел на него снизу вверх. — Не подведи меня.

* * *

Когда Пантерра наконец проснулся в предрассветные часы, он был настолько дезориентирован, что на какой–то момент не мог вспомнить, где он находился. Но потом нащупал свою кровать и понял, что впервые за последние недели находится в своем собственном доме. Он лежал и собирал вместе отдельные ниточки своих воспоминаний за прошедшие три дня. Для этого понадобилось время и определенные усилия. Ничего не давалось легко: каждый шаг был медленным и болезненным. Даже до смерти Сидера Амента он все еще не мог добраться, это событие было чем–то вроде дымки и ему не хватало чего–то существенного.

Даже то, кем он стал, новым носителем черного посоха, казалось сном.

В конце концов он поднялся и огляделся. Окна были занавешены, а через маленькие щелки не проникало никакого света, так что казалось, что луна и звезды были скрыты облаками. Даже огни поселка были настолько слабыми, что их едва можно было различить. Он подождал, когда его глаза привыкнут к темноте. Он не имел понятия, сколько сейчас времени, но это не имело значения. Важно было, что он хорошо выспался, отдохнул и мог приняться за любое дело, которое выберет.

В этом то и была проблема, не так ли? Куда он пойдет, теперь, когда он должен сделать выбор?

Он встал с кровати и прошел через гостиную на кухню, вдруг почувствовав голод.

Он проспал по меньшей мере двенадцать часов; даже, наверное, побольше. Достаточно долго, чтобы боль уменьшилась, а силы почти восстановились. Его тело все еще окончательно не пришло в норму, но остатки этого дискомфорта рассеются как только он отправится в путь. Он выступит сразу, как только поест.

И пойдет куда? Искать Пру или помочь Фрине?

Он мог отложить принятие решения, направившись на север к Афалиону, поскольку Фрина была заключена в тюрьму в Арборлоне, а Пру, вероятно, где–то на другой стороне этого перевала. Не так давно он надеялся, что Сидер сможет вернуть ему Пру через проход Деклан Рич. Но он напрасно прождал этого и теперь не был уверен, где она находилась и что с ней случилось. Впереди лежала трудная задача найти ее самому, а ее решение могло оказаться неприятным.

Неся свечу, он уселся за небольшой кухонный стол и приготовил себе блюдо из холодного мяса, хлеба и фруктов, которые взял из кладовой штаба Следопытов по пути домой. Этого вряд ли хватит, чтобы долго поддерживать его силы, но было все, что он смог сделать. Он найдет что–нибудь еще по дороге, останавливаясь в домах, где люди смогут накормить его. Ему пришло в голову, что Сидер должен был так жить, ища помощи и средства тогда и там, когда и где мог их найти. Это не сильно отличалось от его жизни в качестве Следопыта. В начале его долгого патрулирования были кое–какие припасы, но рано или поздно всегда приходилось заниматься собирательством или охотой, чтобы обеспечить себя необходимым. Он знал, как это сделать. Каждый Следопыт это знал.

Он покончил со своим завтраком, убрал остатки пищи, застелил кровать, положил на нее свой рюкзак и его содержимое, когда услышал, как открылась входная дверь. Он стоял в спальне и не мог увидеть, кто вошел. Он взял свечу, которую поставил на прикроватный столик, дотянулся до черного посоха и пошел обратно в гостиную.

Одинокая фигура стояла в темноте дверного проема лицом к нему. Он смотрел на нее, предчувствие холодом прокатилось по нему. Всего на мгновение он подумал, что это…

— Пан?

Он почувствовал, как сдавило горло. Этого не может быть. Он быстро подошел к говорившей фигуре, чтобы оказаться поближе, чтобы убедиться, что он не ошибся.

Он не ошибся. В тусклом свете свечи он смог четко увидеть ее лицо.

Это была Пру.

Она вернулась к нему.

Но что–то в ней было не так. Он приподнял свечу повыше, освещая ее лицо, и увидел, что это было. Ее глаза были молочно–белыми, пустыми и бесцветными, глядевшими в никуда.

Она была слепа.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда свет окутал Пру Лисс и все вокруг нее исчезло в блестящем свечении, она не запаниковала. Ей было пятнадцать лет, но она была достаточно хорошо обученным Следопытом, чтобы оставаться спокойной при встрече с незнакомым и потенциально опасным. Она не могла знать, что с ней произошло; никакие испытания в ее жизни не подготовили ее к такому. Но она знала, что бы это ни было, оно спасло ее от того старика, который охотился на нее в логове крепости Деладиона Инча. Для нее этого было вполне достаточно. Это могло оказаться какой–то другой опасностью, но вряд ли будет хуже того, от чего она сбежала.

Если ей удалось сбежать, быстро добавила она. Она не знала точно, что ей удалось. Она не знала, где она находилась. Она по–прежнему могла быть в ловушке где–нибудь в комплексе.

Однако, она не шевелилась, даже когда свет пропал и она очутилась в полной темноте. Она совершенно неподвижно сидела на твердой поверхности, принюхиваясь к воздуху, прислушиваясь к звукам. Ее интуиция не сигналила ей предостережение; по–видимому никакая опасность ей не угрожала. Хотя она ни в чем не могла быть уверена — после того, как ее инстинкты уже несколько раз подвели ее за последние несколько недель. По крайней мере, она смогла насчитать три раза. Когда–то она была так уверена в этих способностях. Но это было давным–давно, и все изменилось. Что тогда было таким надежным, теперь имело оттенок неуверенности. Иногда ее инстинкты работали, а иногда нет, и она больше не знала, предупредят ли они ее или останутся безучастными.

В нынешних обстоятельствах не было никаких звуков, не чувствовалось ни запахов, ни вкусов, не было ни намека на движение в этой черноте. Она была одна в непроницаемой пустоте.

Она заставила себя дышать медленно и ровно, чтобы успокоиться и подождать, когда появится источник света. Рано или поздно, почувствовала она, это произойдет.

Когда это наконец случилось, она была застигнута врасплох. Булавочная головка света появилась вдалеке, так невероятно далеко, как будто в нескольких милях от нее. Очень медленно, он продвигался ближе, пробираясь сквозь темноту и в ответ начало проясняться то, что ее окружало. Она увидела, что не находится больше в крепости, а где–то совершенно в другом месте. Она сидела на твердой земле у края садов, которые простирались от нее до приближающегося света, огромная радуга цветов, которые росли на кустах, на клумбах и лианах посреди заботливо ухоженных насаждений всех форм и размеров. Цветы казались цветущими прямо перед ней, когда их лепестков касался свет, сияя с увеличением интенсивности этого света, вытягивая к нему свои стебли.

Она поднялась, желая быть на ногах, когда, что бы там ни приближалось, доберется до нее. Она почувствовала, как бьется ее сердце, и ощутила легкое головокружение. Ощущение чуда окутало ее и она почувствовала, что это был переломный момент, изменяющий жизнь таким образом, какого она никогда не испытывала. Она не могла сказать, откуда узнала это, но это было неопровержимо. Что–то важное должно произойти, и она знала, что никогда больше такого не испытает.

Свет был уже совсем близко, и она смогла увидеть, что он исходил из конца странного металлического цилиндра, который сжимала рука несущего его. Несмотря на то, что свет был направленным, казалось, что он расширялся и был всеобъемлющим, распространяясь таким образом, какого она никогда не видела, освещая мир, который всего мгновение назад находился в темноте.

— Добрый день, Пру, — приветствовал ее носитель света.

Это был мужчина неопределенного возраста, не молодой и не старый, а как бы и тот, и другой. Черты его лица были ничем не примечательны, он был среднего роста, телосложения и веса, голос был тихим и спокойным. Он носил белые и серебристые одежды, причем предназначенные явно не для повседневного использования, а для торжественных случаев. Эти одеяния не казались неправильными или необычными; наоборот, они казались совершенно естественными, хотя Пру не могла сказать, почему.

— Привет, — сказала она. А потом кивнула. — Это вы привели меня сюда?

— Я, — ответил он. — Тебе нравятся мои сады?

— Да, — сказала она. — От них я чувствую себя в безопасности.

Это заставило его улыбнуться, что вызвало ответную улыбку у нее.

— Они это мой дом, — произнес он. — Я забочусь о них, а они, в свою очередь, заботятся обо мне. Здесь все в равновесии, в гармонии, чего так не хватает в других местах. Ты знаешь, кто я, Пру?

Удивительно, но на знала. Инстинктивно.

— Вы Король Серебряной Реки, — сказала она. — Про вас говорят легенды о Ястребе. Вы союзник Слова и дитя Земли, говорят они. Моя мать рассказывала мне про вас.

— Я тот, о ком они говорят, но в основном меня никто не знает. Я тайна. Когда–то я был существом Волшебства, давным давно. Я был смотрителем старого мира, мира, который исчез, когда народ Волшебства уступил дорогу Человеку и все изменилось. Мое пространство стало еще меньше с тех пор, частица или меньше того, что мне когда–то было дано. Теперь я скрываю его от всех, но оно по–прежнему здесь, часть лучших времен и лучшего мира.

Она посмотрела мимо него на сады.

— Ваши цветы прекрасны. Кажется, что они растут везде, как будто у этих садов нет конца.

— В каком–то смысле так оно и есть. Когда ходишь в них, нет никаких границ. Ты не можешь выйти из них, потеряться в них или добраться до места, откуда можно увидеть, что лежит за ними. Хочешь посетить их? Пройдешь со мной?

Он взял ее за руку, на что она согласилась добровольно, и повел ее от места, где они разговаривали, в сады. Оказавшись там, они пошли по тропинкам, созданным из плоских камней и щебня, среди замшелой земли и густой травы. С одной стороны от них росли живые изгороди; с другой стороны виноградные лозы создавали густой занавес.

Вокруг находилось обилие цветочных клумб, создавая одеяло из цветов, которое сверкало в солнечном свете, их бесчисленные ароматы наполняли воздух.

— Здесь должно быть очень много работы, — наконец сказала ему Пру, не в состоянии понять, как со всем этим он мог управляться.

— Они забирают все, что я могу предложить, но не больше, чем я хочу дать. — Он указал ей куда–то. — Видишь радуги, образованные отраженным солнечным светом от капель росы? Там, где встречаются алый и золотой цвета? Я не могу представить жизнь без садов. А ты можешь?

То, как он спросил, сказало ей, что он уже знал ответ. В ее мире были клумбы и сады, но ничего подобного этому не было. В основном там были только леса, луга и скалистые возвышенности горных вершин, и для ее народа такая красота, какую она увидела здесь, была из области воображения.

— Легенды гласят, что вы живете с самого начала, когда был рожден старый мир, — произнесла она. — Что делает вас очень старым. Но вы так не выглядите.

— Я не всегда выгляжу одинаково. Так я выгляжу для тебя, а для других иначе.

Она изучала его мгновение.

— Я здесь в безопасности? Вы вернете меня обратно?

Казалось, он раздумывает.

— Сейчас ты в безопасности, но я собираюсь отправить тебя обратно в каком–то смысле. Хотя не туда, откуда я тебя забрал.

— Я не близко к тому месту, где была, да? Или даже к той стране?

— Ты находишься там, где до тебя никто не сможет добраться. Когда–то здесь побывал юноша Ястреб, давным давно. Он тоже бродил в этих садах. Он разговаривал со мной так же, как я разговариваю с тобой. Он задавал мне вопросы, а я давал ему ответы, которые мог дать. — Он взглянул на нее. — Точно так же я дам тебе те ответы, которые смогу дать.

Несколько минут они шли рядом, ничего не говоря, мужчина и девочка, окруженные изобилием цвета, запаха и ощущением покоя. Мимо в ярких взрывах цвета пролетали птицы, жужжали и гудели насекомые в прохладных, тенистых глубинах зелени.

— Вы спасли меня от того старика не просто так, — сказала она, утверждая это.

— Этот старик — демон, вышедший из руин Великих Войн, создание с огромным и страшным аппетитом, зверь с необычным видением. Он живет ради одной цели — уничтожать всех тех, кто носит черный посох. В течение многих лет он считал, что все сделал, что все они исчезли. Он бродил по пустым землям старого мира, выискивая тех, кого мог упустить, но безуспешно. Там уже никого не было. Потом однажды, не так давно, у него был сон о таком носителе — сон, который пришел без приглашения и только благодаря его сверхъестественному чутью. Он ощутил присутствие магии Слова и природу ее источника. Человек, который обладал такой магией, вышел за пределы долины, которая когда–то была скрытой, но больше таковой не являлась. Он уловил дуновение и того, и другого, ничего более, но этого оказалось достаточно. Демон понял, что его охота не закончилась.

Король Серебряной Реки жестом указал на каменную скамью, которая стояла на небольшой круглой полянке посередине пути. Они подошли к скамье и присели.

— Когда–то были и другие из его рода, охотники на Рыцарей Слова. Этот демон может быть последним. Ты знаешь человека, на которого он охотится? Ты встречалась с ним?

Она кивнула:

— Его зовут Сидер Амент. Он носит посох, который принес в мою родную долину пять веков назад один из двух Рыцарей Слова, пришедших туда вместе с моими предками.

— А знаешь ли ты также о своем собственном наследии одного из Призраков, того, кто был спутником юноши Ястреба и пришел в долину с ним?

Она пожала плечами:

— В истории моей семьи был такой слух, но я точно не уверена. Так это правда? Я прямой потомок и имею магию, которая когда–то была у девочки Свечки?

Он уперся руками в колени и изучал ее лицо.

— Все верно. В твоей крови магия Свечки, перешедшая к тебе через поколения. Одни из твоих предков пользовались ею, другие нет. Ты пользуешься ею. Но это хрупкий дар и не всегда с успехом служит своему обладателю. Он довольно непредсказуемый. Ты должна была это заметить.

— Он предупреждает, когда опасность угрожает или мне, или окружающим меня людям. Он говорит мне, когда следует быть осторожной, повернуть назад или сделать что–то, дабы избежать того, что может случиться в противном случае. — Она сделала паузу. — Но вы правы. Иногда он не работает. Иногда подводит с предупреждением о чем–либо. Вот тогда я рискую — как и те, кто от меня зависит. Что–то подобное было и со Свечкой?

Король Серебряной Реки кивнул:

— Да, было. Слишком часто. Она чуть не погибла. И не только она, но и остальные. Юноша Ястреб чуть не потерял свою жизнь из–за ее неспособности управлять этой магией. Но такова ее природа. Магия работает по–разному у разных людей, и нет никакого способа узнать, как она будет реагировать. Даже те, кто часто использовали магию и полагались на нее, обнаруживали, что она может покинуть их.

Она в раздумье наморщила лоб и смахнула с него свои рыжие волосы.

— А вы знаете, почему это происходит?

Он покачал головой:

— В основном, мы должны принимать это так, как оно есть. — Он сделал паузу. — Но я могу кое–что сделать с твоей конкретной проблемой.

Она с надеждой посмотрела на него.

— Вы обладаете такой властью? Вы сможете сделать ее предсказуемой? Вы сможете заставить ее делать то, что она должна, и предупреждать меня, когда я в опасности? Или если Пан в опасности, когда он со мной? Иначе я не смогу помочь ему, а я должна ему помочь. Ему нужно моя помощь.

— Пантерра Ку. Твой самый лучший друг еще с младенчества. Он очень важен для тебя, не так ли?

Она быстро кивнула:

— Важнее всего остального.

— Знала ли ты, что теперь он носит черный посох? Что он стал тем носителем, на которого охотится демон и кого стремится уничтожить?

Она побледнела:

— Зачем Пану носить черный посох? Он принадлежит Сидеру.

— Сидер Амент погиб, убитый сразу за пределами стен твоей долины. Он охотился на Друджа, который предал тебя, того, кого ты считала своим другом.

Он быстро рассказал ей правду о Арике Сике и что он намеревался сделать, когда оставил ее в плену в лагере Друджей и сопровождал Пантерру Ку назад в долину.

— Сидер выяснил правду и попытался помешать ему покинуть долину, чтобы передать Друджам то, что он узнал. Ему это удалось, но стоило жизни. Когда он умирал, он уговорил твоего друга взять черный посох и стать его новым носителем. Твой друг сделал это из–за глубокого чувства ответственности за людей твоей долины. Но также и из–за чувства ответственности за тебя. Принимая посох, он верил, что у него появится шанс освободить тебя от Троллей, который держали тебя пленницей.

— Не зная, что меня уже освободил Деладион Инч. — добавила она. — О, Пан.

— Сейчас он ищет тебя.

— А демон ищет его. — Она быстро вскочила на ноги. — Я должна предупредить его. Я должна ему помочь.

Король Серебряной Реки не двинулся. Он оставался на месте со спокойным лицом, глядя на нее.

— Ты действительно хочешь помочь ему? Это может оказаться гораздо опаснее, чем ты думаешь. Это может стоить тебе чего–то очень ценного. Это может забрать от тебя то, что ты никогда не получишь обратно. И зная это, ты по–прежнему хочешь ему помочь?

— Вы покажете мне дорогу, если я скажу да?

Он кивнул, все еще глядя на нее.

— Я сделаю все, что потребуется, потому что он сделал бы то же самое для меня.

— Позволь, я кое–что объясню, — спокойно сказал мужчина, его глаза на мгновение окинули сады, а потом встретились с ее глазами. — Ты дитя одного из тех, кого называли Призраками. Так же и Пантерра Ку. Он дитя не тех, кто шел за Ястребом, а потомок самого этого юноши. Он об этом не знает; никто этого не знает, кроме меня. Члены семьи когда–то знали, но со временем семья разрослась настолько, что эта связь потеряла свое значение. Ни один из потомков Ястреба не обладал его магией, и никто не сыграл никакой роли в последующих событиях. В конце концов, эта семья умерла и память об их родословной потерялась во времени и обстоятельствах. Однако Пантерра, пока что не последний из той семьи, это тот, кто что–то значит.

Он наклонился вперед, как будто собирался что–то сказать по секрету:

— Если я скажу тебе почему, ты не должна ему рассказывать. Не потому что я не доверяю тебе. Но ты должна мне обещать. Важно, что ты знаешь это, но гораздо важнее, что он не знает. Ты понимаешь?

Она покачала головой:

— Не совсем. Но если требуется именно это, я даю вам свое слово.

Король Серебряной Реки кивнул.

— Очень хорошо. У Пантерры Ку есть предназначение, которое он должен исполнить, оно не сильно отличается от того, которое было дано юноше Ястребу. Однако, Пантерра не пропитан магией, как тот его предок. То, что есть у него, это способность обладать магией так, как никто другой не мог этого сделать с тех пор, как Рыцари Слова пришли в долину, чтобы убежать от Великих Войн. Также перед ним стоит задача, которая раздавит душу и дух любому, кто узнал бы правду о том, что она потребует. И тем не менее, именно эту задачу он должен взять на себя.

Он помолчал, а потом неожиданно улыбнулся:

— Он должен вывести народ долины обратно в большой мир, где они и их потомки расселятся, размножатся и в конце концов снова станут доминирующими.

— Пантерра? — в недоумении спросила она.

Он кивнул:

— Предполагая, что демон не найдет и не убьет его первым.

— Но я могу предотвратить это?

— Ты можешь попытаться. Ты единственная, кто может. Я не могу видеть будущее, только почувствовать вероятности его. Я сейчас чувствую, что сказанное мной тебе истина. Истина, как магия, может иметь различия. Она не является абсолютной. Она не всегда бывает такой, какой мы хотим. Поэтому я могу сказать тебе, что я верю в это, а ты можешь воздействовать на это, если пожелаешь. Но, как я говорил раньше, цена может оказаться чрезмерной.

Она стояла, глядя на него и размышляя над услышанным.

— Мы можем прогуляться еще, пока говорим об этом? Когда я хожу, мне легче думается.

Они снова двинулись по садам. Пру выбрала травянистую тропинку, которая петляла мимо рядов клематис и широких клумб с додекатеонами Такие цветы не должны были расти вместе, однако каким–то образом Королю Серебряной Реки это удалось сделать. То, что он был существом магии — вероятно, очень большой магии — было неоспоримо. Но сможет ли он помочь ей выполнить то, что просил ее сделать?

— Что вы можете сделать, чтобы я смогла помочь Пану? — наконец спросила она, глядя на него так, чтобы видеть его лицо, когда он ответит, и, может быть, судить об искренности его ответа.

— Я могу восстановить твои предчувствия так, что они никогда снова не подведут тебя. Я могу вернуть тебе способность знать, когда угрожает опасность, откуда она исходит и что из себя представляет. Я могу восстановить твою уверенность в их надежности. Когда ты окажешься рядом с Пантеррой Ку, то всегда сможешь сказать то, что нужно делать.

Она почувствовала, что во всем этом есть какой–то подвох, но на поверхности казалось, что ей давали все, что нужно.

— Вы можете дать мне способность использовать магию, чтобы защитить его?

Король Серебряной Реки негромко рассмеялся:

— Какая смелая девочка, какой боец! Я восхищаюсь твоим мужеством, Пру Лисс. Но я не могу дать тебе больше, чем предложил. Пантерре придется защищаться самому, если возникнет такая необходимость. Но знай вот что. Опасности, с которыми он скорее всего столкнется, исходят не от того, что он может увидеть, а от того, что не может увидеть. Твои предчувствия предупредят его о том, что скрыто. Это и есть самое лучшее применение, которое можно получить от тебя.

Она задумалась над его фразой: Это и есть самое лучшее применение, которое можно получить от тебя. Как будто она инструмент или оружие. Это предполагало, что она соглашается служить пешкой в предстоящей борьбе, и что она станет не столько другом и спутником Пана, сколько его сторожевым псом.

— Однако, за это придется уплатить цену? — спросила она. — Вы сказали, что она может быть больше, чем я готова заплатить?

Он остановился и повернулся к ней лицом.

— Всегда есть цена за починку магии, особенно при таком способе, каким я предполагаю починить твою. Это потребует, чтобы ты коренным образом изменилась по сравнению с той, какая ты сейчас. Магия должна стать сильнее, более доминирующей. Она должна значительно увеличиться, чтобы не стать жертвой неудач, которые ты испытала в прошлом. Она должна выдержать не только внешнее давление, такое как мощная магия демона, но и твои собственные внутренние препятствия, которые ты можешь создать, даже не осознавая того, что ты делаешь.

Его гладкий лоб наморщился, как будто он попробовал что–то горькое.

— Изменения такого рода приведут к неожиданным последствиям. Увеличение силы в одном месте требует ее уменьшения в другом. Но где и как это произойдет нельзя ни предвидеть, ни контролировать. Эту дорожку нельзя указать; магия сама выберет, что ей нужно, и пока эта цель не будет достигнута, общих результатов не будет.

— Значит, я уже не буду такой, как сейчас? — нажала она. — Я каким–то образом изменюсь в итоге?

— Почти наверняка. Но чего я не могу сказать, так это какие произойдут с тобой изменения. А также будут ли они постоянными или временными. Не могу сказать, окажется ли цена ниже или выше такой жертвы.

Он замолчал, ожидая, что она скажет. Она покачала своей головой:

— Но это поможет Пану, если я соглашусь?

Король Серебряной Реки вздохнул.

— Позволь, я скажу несколько иначе. Демон, который охотится на Пантерру Ку, наверняка его найдет. Потребуется какое–то время, но это в итоге случится. Демон неумолим и нацелен. Если его не убить, он будет неустанно искать любого оставшегося в живых, кто носит черный посох. Пантерра может отсрочить встречу с ним, но не избежать ее. Если только ему не помогут. Ты сможешь дать ему эту помощь своей способностью чувствовать и избегать опасность, которая ему угрожает. Твоя помощь даст ему гораздо больше шансов выжить, чем если бы он полагался только на самого себя. Он молод и неопытен в магии талисмана, который носит. Ему нужно время, чтобы узнать, как управлять этой магией, чтобы, когда он столкнется с тем демоном — а это, как я считаю, должно случиться — у него был шанс победить его.

— Между ними будет сражение? Вы в этом уверены?

— Если не вмешается судьба и того или другого не убьют, то да.

Пру кивнула, ничего не сказав, раздумывая. Пантерра был опытным Следопытом, но этого могло оказаться недостаточно против того старика. Она по–прежнему помнила, как он на нее смотрел, какой загнанной и беспомощной он заставил ее почувствовать себя. Физически Пан был сильнее нее, однако, этот демон убил других носителей черного посоха, которые были гораздо лучше оснащены, чтобы защитить себя, нежели он, и знал, как разрушить их оборону. Демон не был человеком; вероятно, он не был в здравом уме.

Она посмотрела на свои ноги, наблюдая за их движением во время прогулки. Для нее не было никого ближе, чем Пан, даже не ее родители. Он был старшим братом, которого у нее не было. Он был ее наставником и лучшим другом, тем, кого она рассчитывала увидеть в трудные времена, тем, к кому она в первую очередь обратится, если ей понадобится совет или утешение. Не было ничего, что бы она не могла ему рассказать — точнее, что бы она не рассказала ему. Они были настолько близко, словно были одним человеком.

Если с ним что–то случилось, то это все равно, как если бы случилось и с ней.

Учитывая это, было ли что–нибудь, чего бы она для него не сделала? Разве оказалась бы любая жертва слишком большой?

Она остановилась и посмотрела на Короля Серебряной Реки.

— Я хочу, чтобы вы сделали это. Я хочу, чтобы вы сделали возможным для меня помочь Пану. Я хочу, чтобы мои предчувствия вернулись и стали надежными. Я готова рискнуть всем, что для этого потребуется.

Он какое–то время изучал ее, как будто проверяя, что она имела в виду именно то, о чем говорила, а потом кивнул:

— Мы еще немного прогуляемся. День прекрасный, а сады особенно красивы при солнечном свете. Насладимся ими, пока можем.

Она не поняла, что именно он имел в виду, но хотела побольше времени провести в этих садах, поэтому согласилась. Они бродили долгое время, гораздо дольше, чем она думала, или, вернее, считала, что ей будет настолько уютно все это время, учитывая то, как она тревожилась, чтобы найти Пана. В конце этой их прогулки, когда они вернулись туда, откуда начали, она ощутила себя неожиданно свежей и отдохнувшей, хотя, как она считала, все должно было быть наоборот.

— Смотри! — вдруг произнес он.

Она повернулась туда, куда он указывал, и увидела то, чего никогда не видела — голубя, который был весь красный, летящего через сады, как блестящая вспышка цвета на фоне яркого солнца.

— О! — выдохнула она, и это было все, на что она оказалась способна, пока наблюдала, как он исчез вдалеке.

Когда она обернулась обратно, Король Серебряной Реки стал старым, стариком с белыми волосами и бородой, его лицо было покрыто глубокими морщинами, а бледно–голубые глаза тонули в складках окружающей их кожи.

— Даже для меня использование магии ослабляет то, кем я являюсь. Прощай, Пру Лисс. Я желаю тебе добра.

Потом она почувствовала, как сползает на землю, внезапно обессилев, чтобы стоять. Она мягко опустилась, как будто чьи–то руки поддерживали ее и отпустили так, чтобы она ничего себе не повредила. На миг прояснения она увидела изображение алого голубя, вспыхнувшее перед ее глазами, стремительно уносящегося прочь, но четко видимого ею.

Затем она уснула.

* * *

После того, как девочка снова заснула, Король Серебряной Реки опустился рядом с ней на колени, изучая ее молодое лицо.

— Спи, дитя, — прошептал он. — Пусть тебе приснятся лучшие дни.

Его сердце было разбито такой огромной жертвой, необходимой, чтобы сохранить баланс магии, чтобы удержать войну между Словом и Пустотой от крена в неправильную сторону. В своем распоряжении он имел большую власть, уступающую только власти Слова, однако, он чувствовал свою беспомощность. Чтобы дать ей то, о чем она просила, чтобы дать ей то, что ей было нужно, пришлось заплатить такую огромную цену.

Он сказал ей, что не знает, что она потеряет, помогая Пантерре Ку, но это было не совсем верно. Он знал больше, чем рассказал ей, но меньше, чем ему хотелось. Поэтому он рассказал ей лишь необходимое, и позволил судьбе и обстоятельствам свершить то, что потребуется. В конце концов, так бывает со всеми живыми существами — они никогда не смогут знать всего, что хотят узнать. Это никогда не изменится.

Он наклонился, взял ее голову в свои руки и поместил свои пальцы у ее висков. Он закрыл свои глаза и погрузился внутрь себя. Не открывая своих глаз, он двигал кончиками пальцев по ее лицу, касаясь то тут, то там, давая и забирая, что требовалось, выискивая источники рождения ее магии. Он легко их нашел, передал им частицы своей собственной силы, своей глубокой проницательности, своих обширных предчувствий.

Затем он отнял свои руки и поднялся.

Он дал ей все, что смог. Он забрал от нее все, что потребовалось. Будущее покажет, стоило ли произвести этот обмен — будущее, которое было всего лишь каплей воды для него, но для нее окажется океаном. Она проснется и обнаружит, что случилось, и когда она это сделает, ее путешествие начнется по–настоящему. Он надеялся, что она окажется сильной и достаточно смелой, чтобы пережить это.

Махнув одной рукой, он отправил ее обратно в ее собственный мир, чтобы узнать, кем она стала.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда Пру Лисс очнулась, свет был таким серым, что казалось, будто все цвета были высосаны из этого мира. Она неуверенно моргнула, стряхивая с себя остатки глубокого сна, который оставил ее вялой и ослабевшей. Она лежала на травянистом участке земли где–то в лесу, деревья которого балдахином раскинулись над ней, а воздух был наполнен запахами сырости и гнили. Она не могла сказать не только о времени, но даже был ли сейчас день или ночь. Все было окутано сумерками, как будто солнце зашло и приближалась ночь.

Некоторое время она лежала неподвижно, ожидая возвращения сил. В ее голове все еще была свежа встреча с Королем Серебряной Реки, хотя казалась уже скорее сном, чем реальностью. Она могла видеть его лицо и слышать его голос, но у нее отсутствовало ощущение времени и места. Как давно она была с ним и где их встреча произошла? Ничего не было ясным, а теперь уже не было никакого способа это выяснить.

Она знала, что он что–то с ней сделал, именно то, о чем она его просила, то, что он обещал. Чтобы восстановить использование ее предчувствий так, чтобы она снова могла им доверять, она была безвозвратно изменена.

Она сделала несколько глубоких, медленных вдохов и выдохов — простые действия дыхания, как подтверждение того, что она все еще жива и функционирует. Она оглядела себя, чтобы удостовериться, что все на месте. Плечи, бедра, руки, ноги — все было в целости и сохранности.

Однако, что–то было другим. Она почувствовала изменение, даже не будучи способной различить его источник.

Когда она почувствовала себя достаточно сильной, она приподнялась и огляделась. Она сидела в лесу, деревья были живыми и здоровыми, их кроны густыми, а ветки черными руками переплетались в сером свете. Она смогла заметить птиц, снующих туда–сюда, таких же серых и бесцветных, как и сама местность. Она уловила проблески крошечных существ, движущихся в листве и порхающих среди деревьев. Звуки раздавались короткими всплесками, криками и писком, что говорило о ком–то, скрытом среди листвы. Вдалеке, едва видимая сквозь лесную завесу, вырастала стена темных и скалистых горных вершин.

Где она находилась?

Был только один способ это выяснить. Она поднялась на ноги, подождала немного, чтобы убедиться, что у нее нет головокружения или слабости. Она стряхнула со своих штанов хвою, траву и грязь и осмотрелась еще раз, пытаясь решить, в какую сторону пойти. Будучи опытным Следопытом она могла найти дорогу даже в темноте. Но не сейчас. Ей все казалось странным. Каким–то другим. Чередование света и тени не выглядело правильным; оттенки светлого и темного были как–то перекошены.

Потом вдруг сквозь ветви деревьев просочилась вспышка ярко–алого цвета, скользя близко к земле, паря по свободным промежуткам между темных стволов. Это был первая частица цвета, которую она увидела, и это было настолько неожиданно, что какое–то время она просто стояла и смотрела за ее полетом.

Это оказалась какая–то птица.

Это был алый голубь.

Но в ее мире не существовало алых голубей, только в мире Короля Серебряной Реки. Почему же она видела его здесь? Если только она все еще находилась в мире этого существа Волшебства, а не вернулась в свой собственный мир. Однако, как такое может быть, если вся причина ее согласия пропитаться сильной магией состояла в том, чтобы вернуться и помочь Пану?

Потом она поняла кое–что еще, настолько удивительное, что замерла на месте.

Забыв на мгновение вопрос о том, в каком мире она была или что она должна делать — почему она смогла увидеть яркий алый цвет голубя, но не видит нигде других цветов?

Она быстро моргнула, плотно сжала глаза и снова их открыла. Мир вокруг нее по–прежнему был чист от любого цвета, кроме серого и черного, светлого и темного. Ничего больше. Она осмотрела местность, пытаясь найти что–нибудь, что имело хоть какой–нибудь еще цвет.

Ничего. Повсюду.

Вновь появился голубь, проносясь мимо, его гладкая форма раскрылась в ярко–алых оттенках, его цвет был так невообразимо ярким, так непостижимо сочным, что у нее перехватило дыхание. Она дико огляделась вокруг, заново выискивая то, что объяснит случившееся. Однако куда бы она ни смотрела, сколько бы ни вглядывалась, не находилось никакого другого цвета.

Отчаявшись, внезапно испугавшись того, что случилось, она бросилась в лес, изо всех сил помчавшись в направлении, в котором летел голубь. Его было нетрудно найти, его алое тело четко выделялось на окружающем фоне и не было похоже на то, что он пытается от нее сбежать. Скорее наоборот, он улетал, а затем возвращался, повторяя это раз за разом, пока она наконец не поняла, что он призывает ее следовать за собой.

Почему он это делал и куда вел ее, она не могла сказать. Но голубь был спасательным кругом в крайне необходимом ей объяснении, поэтому она последовала за ним.

Наконец он спикировал вниз и уселся на низко висящую ветку над небольшим скоплением воды, прудом, который оказался чуть больше простой впадины в земле, через который петлял, как потерявшийся ребенок, маленький ручей. Она подошла к этой луже и опустилась на колени, глядя в ее чистую глубину. Там была она, Пру Лисс, глядевшая на нее, ее изображение слегка покрывалось рябью из–за вялого движения потока воды через эту лужу, напряженные черты ее лица…

Она присмотрелась. Что–то было не так. Она напрягла зрение, пытаясь определить, в чем дело.

Ее глаза. Что–то было не так с ее глазами!

Она еще ближе нагнулась, чуть ли не касаясь своим лицом поверхности воды, почти целуя губами воду, и увидела, что у ее глаз больше не было ясности. Они были не похожи на ее глаза — или глаза любого, кто мог видеть. Они выглядели как глаза слепого человека.

Мутные и пустые.

В шоке она отдернулась от воды. Что произошло? Ее глаза выглядели так, будто она была слепа, однако она могла видеть! Она быстро огляделась, убедившись, что так оно и есть. Да, она могла видеть. В этом не было никакой ошибки. Что же тогда означало это — что ее глаза были глазами слепого человека, но она могла видеть мир вокруг нее, даже если он был серым и бесцветным…?

О, нет! О, нет! Она молча выкрикнула эти слова в голове, неспособная доверять себе, чтобы произнести их вслух.

Она могла видеть ярко–алый цвет голубя, но больше нигде никакого другого цвета.

Она могла видеть птицу, которая не существовала в ее мире, однако, все равно в нем летала. Она находилась в своем мире, решила она. Ее предчувствия и ощущения сказали ей это. Это не был мир Короля Серебряной Реки. Эти два мира были достаточно разными, поэтому она сразу бы узнала, если это было не так. Она находилась в своем собственно мире, и в нем не было цвета.

Цвет был. Просто она не могла его видеть. Это и было целью голубя — знак от Короля Серебряной Реки, чтобы сказать ей, чего стоило применение его магии, индикатор того, что у нее забрали в качестве оплаты. Она по–прежнему могла видеть, но только черно–белое, в серых тонах и оттенках. Все цвета пропали.

Она качнулась на своих пятках и попыталась не заплакать. Ее рыжие волосы — она никогда снова не увидит их яркость. Зелень деревьев, разнообразную синеву неба, карие глаза Пана, его загорелое лицо — ничего, ничего, ничего из этих красок где угодно!

Теперь она заплакала, осознав, что это значило, сразу же поняв, как сильно ей будет этого не хватать, как ужасно будет жить в мире, где все цвета исчезли.

Навсегда.

Но именно это ее самопожертвование должно помочь Пану и она отказалась сожалеть об случившемся. Цена была четко определена. Она перестала видеть яркость в мире, так что могла увидеть, что скрывается в его темноте — все опасности, которые угрожали неосторожным, всех хищников, готовых украсть бесконечно более ценное, чем цвет. Она нужна Пантерре, чтобы спасти его, и чтобы он смог сделать то, что, по словам Короля Серебряной Реки, ему было суждено исполнить — спасти свой народ, вывести их из долины в новый мир.

О, в мир, в котором не будет красок! Для нее. Никогда снова! Она с трудом могла это вынести и снова начала плакать, вытирая слезы рукавом, содрогаясь всем своим маленьким телом от рыданий, раздававшихся в тишине леса. Ей было всего пятнадцать лет, сказала она себе, и она никогда снова не увидит цвета!

Ей потребовалось долгое время, чтобы взять себя в руки, гораздо дольше, чем она ожидала. Но когда она выплакалась и молча выговорила все свои горькие мысли, снова поднялась на ноги, всматриваясь куда–то в серость, которая теперь станет мерой ее будущего. Ей пришлось отпустить то, что было, и принять то, что будет. Она должна принять последствия своего решения помочь Пантерре Ку и помнить, что из этого получится что–то хорошее.

Если она справится, чтобы защитить его. Если она будет рядом с ним столько, сколько ему понадобится.

Когда вновь появился алый голубь, скользя среди ветвей деревьев, она сделала глубокий вдох, успокоила дыхание и последовала за ним.

* * *

Сейчас она стояла в дверях дома Пана, наблюдая за тем, как он воспринял ее ущерб, довольно громко вздохнул и быстро подошел, чтобы обнять ее.

— Твои глаза! — прошептал он ей в ухо, нежно покачивая ее.

Выглядело так, будто это его нужно было успокаивать, поэтому она сумела удержать свои слезы, которые грозились пролиться. Вместо этого, она вдохнула его запах и сжалась в его крепких теплых объятиях.

— Все в порядке, Пан. Все не так плохо, как кажется.

Она почувствовала, как он замотал головой в знак отрицания.

— Но ты слепа!

Было так хорошо в его объятиях. Впервые она почувствовала себя на самом деле дома, в безопасности, и не хотела, чтобы это ощущение слишком быстро закончилось.

Чтобы оказаться здесь, она шла два дня, пройдя пустынную землю за пределами долины и через перевал Деклан Рич, где до сих пор лежали непогребенными тела погибших, к этому моменту уже став пищей падальщиков. Она пересекла границу долины и спустилась по внутренним склонам к знакомым лесам, пока не добралась до Гленск Вуда и сюда. Она избежала того, чтобы ее заметили, ну разве что издали, и достигла дома Пана без встречи с кем–либо. Она двигалась по серой и бесцветной местности из–за изменения в ее зрении, и это состояние, как она поняла к этому моменту, будет вечно порождать ноющие воспоминания и мрачные эмоции.

Всю дорогу сюда она думала о том, что ей предстояло сделать. В самом начале пути, когда она все еще была в лесу и путалась в направлении, она подумала, что вообще не сможет найти дорогу обратно. Но ее спас алый голубь. Он был больше, чем индикатором ее состояния инапоминанием того, что она потеряла; он также был ее личным проводником, созданным, чтобы привести ее туда, куда ей было нужно попасть.

Она следовала за ним по пустынным землям внешних склонов гор, которые окружали ее долину, а оттуда вверх до Деклан Рич. Потом, совершенно внезапно, он исчез. Она предположила, что он сделал то, для чего был послан, и поэтому улетел. Во всяком случае, больше она его не видела. Пройдя перевал и очутившись внутри долины, она уже шла сама по себе. Несмотря на то, что она непрерывно высматривала этого голубя всю оставшуюся часть пути, его нигде не было. Она желала даже мимолетного проблеска, хоть краткого напоминания яркости его алого оттенка, но он не вернулся.

Она поняла, что уже стала забывать краски предметов. Память о них исчезала, цвета вымывались из ее памяти, их мерцание угасало.

— Пан, — произнесла она, заставляя себя оторваться от него, держась на расстоянии вытянутой руки и глядя на него своим мутным взглядом. — Я могу видеть, Пан. Я не слепая, хотя выгляжу именно так... Но для этого есть причина. Я должна объяснить, чтобы ты смог понять.

— Мне не нужно ничего понимать, — быстро ответил он. — Я просто рад, что ты вернулась невредимой. Я боялся, что потерял тебя.

Потом она заплакала и они снова обнялись, обвившись руками, настолько захваченные этим моментом, что не могли говорить.

Она вновь оттолкнула его:

— Пан, ты должен меня выслушать. Пойдем присядем. Только закрой дверь.

Он так и сделал и они уселись перед холодным камином. Пантерра принес одеяла, в которые они укутались, чтобы отогнать ночной холод. Сейчас оставалось несколько часов до рассвета — Пру не могла сказать точно, сколько именно. Она долгое время шла в темноте, поэтому понимала, что было уже за полночь. На мгновение она вспомнила о еде, поскольку была очень голодной, но решила, что это может подождать.

Не торопясь, очень подробно, она рассказала ему все, что с ней случилось после того, как он ушел вместе с Ариком Сиком, оставив ее в плену у Друджей. Для этого ей потребовалось много времени, она останавливалась и повторяла снова, подбирая слова, чтобы ничего не упустить или умалить важность сказанного. Она прокручивала события той злополучной спасательной операции Деладиона Инча и ее стараний спрятаться в крепости, а в конечном итоге, попыток вырваться из его логова. Она опустила некоторые детали, которые были слишком страшными, чтобы на них останавливаться, особенно, когда она столкнулась с преследовавшим ее демоном. Однако заостряла внимание на тех частях, которые содержали опасность для него. Она не хотела, чтобы он недооценивал того старика. Она не хотела, чтобы он думал об этом как об охоте, от которой можно убежать, чтобы он был в высшей степени осторожным. Демону нужна была его жизнь и черный посох. Если он ценит и то, и другое, то должен начать сейчас думать о том, что он собирается делать.

Конечно, она поможет ему. Именно для этого она и вернулась. Это была сделка, которую она заключила с Королем Серебряной Реки, и потеря способности видеть краски стала той ценой, которую она заплатила. Она не пыталась преуменьшить, насколько это было важным, однако согласилась заплатить такую цену, чтобы снова пользоваться своим предчувствием, от которого она могла зависеть. Король Серебряной Реки был разочарован тем, что если она не вернется, чтобы помочь Пану, то демон найдет способ убить его.

— Тебе следовало сказать ему, что цена слишком велика, — высказался Пан, глядя на пол, разделявший их. — Тебе следовало отказаться.

— Отказаться? — Она чуть не рассмеялась. — Это была моя идея, Пан! Я настояла, чтобы он помог мне. Никто из нас не знал, чего это будет мне стоить. Мы знали лишь, что я изменюсь. Но я бы сделала гораздо больше, если бы это потребовалось, чтобы помочь тебе. — Она дотянулась рукой до его подбородка и приподняла его голову. — Посмотри на меня! Разве ты не сделал бы того же для меня? Если бы все перевернулось наоборот, ты бы стал торговаться, чтобы сбить цену? Я сделала то, что было необходимо, и это было только мое решение. То, что мы должны сделать сейчас, это найти способ помочь тебе.

Она не рассказала ему всего. Она утаила, что цена, которую она заплатила за помощь, может стать еще больше, чем та, о которой он узнал. Она удержала в секрете, что Король Серебряной Реки предупредил о возможности того, что она может еще больше пострадать, потеряв что–то еще серьезней. Она не видела причины, чтобы доставить ему дополнительное беспокойство на этот счет.

Она не нарушила данного ею Королю слова не рассказывать Пану ничего ни о его наследии, ни о его судьбе. Рассказ о том, что он является прямым потомком юноши Ястреба, никаким образом не поможет ему в его усилиях остаться в живых. Это также не поможет ему в освоении магии черного посоха. И так достаточно тяжело было нести это бремя, которое завещал ему Сидер Амент — быть носителем этого посоха, обладать им для защиты жителей долины, стать тем преемником, которого так искал Серый Человек.

По тем же причинам она ничего не сказала о будущем, которое предвидел Король Серебряной Реки, о том, как он поведет народ долины в большой мир. Сейчас ему об этом совершенно не нужно было думать. В любом случае, она не могла представить, как этот исход произойдет, но если это была на самом деле его судьба, то она должна сама найти его без ее помощи.

— Я не думал, что в этом мире остались какие–нибудь демоны, — сказал он. — Я считал, что все они были уничтожены при катаклизме, от которого наши предки бежали вместе с Ястребом в эту долину. Частично я думал, что они были мифом — не были демонами, а чем–то еще, к чему подходило слово демон, поэтому их так и называли.

Пру покачала головой:

— Когда мы были детьми, то довольно часто слушали истории про них. Не имеет значения, что никто не видел демона с тех пор, как долина была запечатана; там они могли еще остаться, те, которые избежали того, что произошло почти со всеми остальными.

— Говорили, что они могут изменять свою внешность и делать себя похожими на кого–то еще. Что они чрезвычайно сильны и используют магию, которую мы даже не можем понять. Помнишь, что нам рассказывала Айслинн? — сказал Пан. — Что они были вожаками выродков, людей, которых извратили и превратили в хищников? Почти ничего не могло их убить — хотя говорилось, что Эльфийская магия уничтожила того, кто выслеживал Ястреба. Однако думать, что демон там, охотится на нас… что он настоящий…

— О, он достаточно настоящий. Можешь поверить мне на слово. Ты бы видел его глаза. Он заставил почувствовать меня беспомощной, просто глядя на меня. Если бы он был чуточку быстрее, я была бы мертва.

Она замолчала, поняв, что этим она ничуть не помогала.

— Расскажи мне, что случилось в мое отсутствие, Пан. Я знаю, что Сидер погиб. Знаю, что Арик Сик соврал. Что–нибудь еще?

Естественно, да. Пан подробно рассказал о приготовлениях, которые и эльфы, и люди начали делать, чтобы защитить долину от Друджей. Он поведал о событиях, которые привели Сидера и его на юг в поисках союзников и, в конце концов, вернули его к перевалу Деклан Рич, чтобы стать свидетелем гибели Серого Человека. Он рассказал ей, как выслеживал Арика Сика, схватил его и привел сюда в Гленск Вуд, чтобы держать его в качестве пленника, пока не станет ясным, будет ли он полезен в торге с Друджами. В этом состоял его план — пойти за ней, найти и спасти ее, пока она неожиданно не появилась сама.

— Несколько дней назад был убит Опарион Амарантайн, — добавил он. — Они возложили вину за это на Фрину. Ее взяли под стражу и, вероятно, отдадут под суд за убийство отца. Я не знаю всех подробностей, но верю, что она не могла этого сделать. Кто–то еще ответственен за это. Айслинн считает, что скорее всего это Королева.

Пру кивнула:

— Нам нужно дойти до нее. Фрина никогда не сделала бы ничего, что могло навредить ее отцу.

— Я так и собирался сделать, но только после того, как нашел бы тебя, — улыбнулся он. — Я так счастлив, что ты здесь. Я боялся, что не увижу тебя снова.

Пру нагнулась и взяла его за руку.

— Давай дадим друг другу обещание, Пан. Что бы ни случилось, мы снова не расстанемся. Ни по какой причине. Если я должна помочь тебе, как мне сказал Король Серебряной Реки, то мы должны оставаться рядом.

— Да, должны. — согласился он. — Мы не должны расставаться. Мы партнеры, ты и я. Как Следопыты, друзья и семья. Мы принадлежим друг другу.

— Ты даешь мне слово, что мы не расстанемся? Несмотря ни на что?

Он сжал ее руки:

— Несмотря ни на что.

Она выпустила его руки и улыбнулась.

— Мне стало гораздо легче. Но нам нужно уходить отсюда. Здесь оставаться слишком опасно. Демон выследит тебя, а тебе не стоит ждать, когда же он тебя отыщет. Кроме того, мы должны узнать, сможем ли как–то помочь Фрине. У тебя есть идея, как нам это сделать?

— Нет. Я просто знаю, что мы должны попытаться. Пог Крэй хотел, чтобы я нашел Адриана Эсселлина, чтобы убедиться, что он поможет нам защитить Деклан Рич, но Айслинн сказала мне, что она вместо меня пошлет Брики. Она сказала, что мне нечего сказать или сделать, чтобы убедить такого человека как Эсселлин сдержать обещание, данное погибшему человеку, однако Брики из той страны и ему может больше повезти. Думаю, что тебе и мне нужно идти к эльфам и поговорить с Высшим Советом о том, что случилось с Фриной.

— Сначала лучше переговорить с Оруллианами, — сказала она. — Они смогут лучше объяснить нам, во что мы ввязываемся. Даже если мы не сможем сразу ничего сделать для Фрины, нам нужно убедить Королеву выслушать то, что мы должны рассказать о Друджах. Она не оставит без внимания угрозу вторжения, вне зависимости от степени своего соучастия в убийстве Короля. Она находится в такой же опасности, как и все остальные.

Пан кивнул, поднимаясь:

— Давай собираться и пойдем.

Они приступили к выполнению задачи подготовки ухода, набивая свои рюкзаки одеждой, завязывая свернутые одеяла и добавляя лекарства и оружие из запасника Пантерры. Предполагая, что она не вернется в свой собственный дом, Пру выбрала одежду из той, что всегда хранила в доме Пантерры. Ее родители должны были к этому моменту вернуться из своей поездки, но пока что ничего не знали о том, что с ней случилось. Если бы они увидели ее глаза, их реакция была бы гораздо хуже, чем у Пана. Они моментально вырвали бы ее из рядов Следопытов, даже не обратив внимание на ее усердные попытки объяснить все. Будет лучше, если они еще немного останутся в неведении обо всем произошедшем.

— Мне не очень нравится так поступать, — сказал Пан. — Обманывать своих родителей кажется неправильным. — Он помедлил. — Конечно, и рассказать им всю правду тоже вряд ли будет правильным.

Она прервала свое занятие и посмотрела в его глаза:

— Я была достаточно долгое время Следопытом, чтобы иметь право принять такое решение. Так что не будем об этом говорить.

Они продолжили свои приготовления в тишине. Пру была рада оказаться чем–то занятой, не желая слишком ломать голову о том, что лежит впереди, до сих пор не уверенная, что они поступают правильно. Поход к эльфам может вызвать новые осложнения, поскольку он означал снова связаться с Фриной. Но и отказаться от этого она была не готова. Даже понимая, что все может оказаться гораздо труднее, чем они ожидают, она была согласна с Паном, что они должны что–то сделать.

Она спокойно действовала с своем мире серости и теней, стараясь не думать о том, насколько все было мрачным. Она воображала цвета, которых не видела, пыталась вспомнить интенсивность оттенков, когда стала выбирать свою одежду, и радовалась, когда ей это удавалось, но в то же время раздражалась, когда она не могла этого сделать.

Она рисовала в голове цвета мебели и деревянных плинтусов, стен, пола и потолка, краски небольшого портрета женщины у колодца, который так любила мать Пана и который он сохранил на стене даже после того, как ее не стало. Она пыталась угадать цвет его одежды, затем штор и его старого покрывала.

Прекрати! наконец упрекнула она себя. Оставь все в покое!

Она почувствовала, что снова плачет, и резко вытерла слезы. Для этого не время и не место. Она должна сдержать свой плач. Она больше этого, сильнее. Пан не должен больше видеть, как она плачет.

Когда они закончили и взвалили на плечи свои рюкзаки, то воспользовались минутой, чтобы оглядеть дом, якобы для проверки, не упустили ли они что–нибудь, но на самом деле, если копнуть глубже, возможно, из–за того, что они здесь находятся в последний раз.

— Не волнуйся, — сказал ей Пан, как будто нуждаясь высказать то, о чем оба они подумали. — Теперь, когда мы снова вместе, мы справимся с чем угодно, что встанет на нашем пути.

Пру кивнула, ободряюще улыбаясь. Сказать это и согласиться с этим было правильным.

— С чем угодно, — повторила она.

Спустя несколько мгновений, они вышли за дверь и тронулись в путь в предрассветной мгле.

* * *

Спрятавшись глубоко в лесу, где его практически невозможно было обнаружить, Боннесант наблюдал, как они покинули дом. Они не повернули на юг к Холд-Фаст-Кроссинг и Адриану Эсселлину, как утверждал Скил Эйл, а направились к Арборлону.

Боннесант улыбнулся. Именно поэтому никогда не стоит доверять другим, даже если это тот, от кого вы обычно зависите, но только не самому себе. Если бы он послушался Серафика, то уже был бы в нескольких милях отсюда, и для выполнения своего задания потратил бы уйму времени на поиски того, кто никогда туда не придет. Серафик оказался не прав и в том, что мальчик будет один, а девчонка пропала. Он поразился себе, насколько он оказался прав, однако оставил этот вопрос в покое, был ли он прав или нет, никак не повлияет на то, как успешно Боннесант справится с поставленной перед ним задачей.

Никогда не влияло.

Он оставался на месте, наблюдая, пока мальчик и девочка не удалились настолько, чтобы исчезнуть из поля его зрения, прежде чем покинуть свое укрытие. Он не станет пытаться скрытно следовать за ними, хотя это и был бы самый легкий способ. Он кое–что знал об их репутации Следопытов и уважительно относился к их навыкам, чтобы не рисковать их преследованием, когда он так же легко и безопасно мог подождать, чтобы они сами пришли к нему. Он знал, что они направились в Арборлон, потому что именно там они найдут своих друзей эльфов. Поэтому он пойдет впереди них, совершенно другим путем, найдет подходящее место, где они должны будут пройти, и подождет.

Рано или поздно, они появятся. Когда это произойдет, он положит им конец.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Благодаря тому, что она была принцессой и заслужила уважение, несмотря на обвинения, выдвинутые против нее, Фрину Амарантайн не заключили в тюрьму, в которой содержали обычных преступников. Вместо этого ей выделили комнату без окон в нижней части здания, в котором располагались палаты Совета, комнату, обычно используемую для хранения припасов. Таким образом, посчитали, что она не будет подвергаться излишней опасности во время ожидания суда.

Комната имела вполне приемлемые размеры, почти двенадцать на четырнадцать футов, но казалась гораздо меньше из–за коробок с записями, сложенных у двух стен от пола до потолка. Ей предоставили раскладушку для сна, постельные принадлежности, горшок, небольшой столик и стул, а также набор для письма. Чтобы было светло ей приходилось пользоваться свечами, поскольку солнце никогда не проникало в эту комнату и день здесь ни чем не отличался от ночи. Все двадцать четыре часа в сутки у ее двери находился стражник; дверь все время была заперта и открывалась на короткое время, когда маленькая служанка приносила ей пищу на подносе. Дверь оставалась открытой достаточное время, чтобы внести поднос и поставить его на пол, а также заменить горшок — служанке запрещалось проходить дальше и что–либо говорить, — а потом снова запиралась.

Все из Стражи Дома, назначенные присматривать за ней, были незнакомыми ей мужчинами. Никому из них не разрешалось с ней разговаривать. Если она пыталась спросить их о чем–то, они заставляли ее написать запрос, который, как они утверждали, они передадут ответственным лицам, обеспечивающим то, в чем она нуждалась. Она написала несколько запросов, но ни на один не получила ответа. Когда она спросила одного из ее тюремщиков, почему она ничего не получила, он сказал ей, что такие вещи требуют времени и терпения. Что–то в сказанных им словах предупредило ее, что терпения не хватит. Вскоре после этого она перестала о чем–либо просить.

К ней не допускали посетителей.

Ей не разрешалось писать письма.

Ей ничего не говорили о том, что происходит за стенами ее клетки.

Ее не известили, когда состоится над ней суд.

Когда она попросила увидеться со своей бабушкой, Мистралью Беллороус, в чем при любых обстоятельствах не должны отказать, ей сказали, что ее бабушка не желает ее видеть. Это была настолько очевидная ложь, что она признала: ничего, о чем она действительно просила, ей никогда не дадут; самое лучшее, чего она могла ожидать, состояло в том, что они просто постараются держать ее живой и здоровой.

Естественно, она знала, кто стоит за этим.

Если бы было возможным ненавидеть кого–то так, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы убить их простым желанием, то Изоэльда Северайн уже была бы мертва. Но поскольку ее мачеха по–прежнему чувствовала себя прекрасно, Фрина решила, что ей нужно найти другой способ.

Она проводила часы, оплакивая своего отца. Картины его последних мгновений врезались в ее память и дни спустя, когда ее схватили и заперли, она по–прежнему могла видеть потрясение и мучение на его лице, когда убийца снова и снова колол его кинжалом. Она могла слышать, как он кричал, могла вспомнить, как его голова повернулась и смотрела на нее, в то время как Изоэльда прижимала ее к полу, осознание происшедшего остро и четко отразилось в его глазах. Он понял, что жена предала его.

Она могла ощутить его боль, когда из его тела вынули кинжал и жизненные силы покинули его. Фрина могла увидеть все, даже если и не хотела этого.

Вскоре появилась Стража Дома и утащила ее прочь, несмотря на ее протесты.

Оружие, которым убили Короля, лежало рядом с ней. Настоящий убийца исчез. И Изоэльда, и Первый Министр Теонетт указали на нее, утверждая, что стали свидетелями свершения ее мести, услышав, как она кричала, что ее отец больше никогда не накажет ее, что она натерпелась достаточно. Это должно быть как–то связано с тем ужасным спором, который они устроили всего пару дней назад, тем самым, о котором говорили все в городе. Она кричала на него, нанося удары ножом, что он унижал ее, и она отберет у него жизнь. Она даже обвинила его а том, что он позволил умереть ее матери много лет назад.

Потом было еще хуже. Ее обвинители быстро предположили, что она страдает от мании и испытывает другие психические расстройства, что ее способность рассуждать и действовать рационально подверглось негативному воздействию. Изоэльда была свидетелем такого ее поведения в присутствии Короля, но предпочла промолчать и позволить своему мужу решить данный вопрос. В конце концов, Фрина не была ее дочерью — хотя она очень любила ее — поэтому улаживать все предстояло ее отцу. Однако, она всегда беспокоилась, что рано или поздно девушка сделает что–нибудь ужасное, что ее болезнь возобладает над ней и приведет к катастрофическим последствиям.

Поэтому они заперли Фрину Амарантайн в этом чулане и оставили ее там ожидать решения своей судьбы. Она уже знала, какая судьба ее ожидает. Они постараются обвинить ее в смерти отца, осудят ее и приговорят к смертной казни по–эльфийски. Все об этом знали. Это было старое наказание, применяемое очень редко, только для самых отвратительных преступлений и преступников. Она не могла вспомнить, когда ее применяли в последний раз. Точно не при ее жизни. Эта казнь считалась варварской, чудовищной.

Но именно поэтому она применялась для подобных убийств — сочетания отцеубийства и цареубийства, убийства отца и Короля.

Раз за разом она пыталась рассказать всем, кто приходил к ней, что это была ошибка, что она невиновна в этом преступлении, что она не была психически больной или невменяемой. Но если она была вменяемой, однажды сказала ей Изоэльда, посетив ее вскоре после случившегося вместе с Теонеттом, тогда убийство должно квалифицироваться как умышленное. Что делает ситуацию еще хуже, не так ли? Однако, конечно, как добропорядочная мачеха, она доставит это послание членам эльфийского Высшего Совета, которых назначили определить ее судьбу, так что они смогут составить свое собственное мнение.

Она ничего не могла сделать, ей оставалось только ждать, когда ее выпустят из этой комнаты и она предстанет перед другими эльфами. Тогда, и только тогда у нее будет возможность выступить перед теми, кто сможет достаточно долго и внимательно выслушать то, что она должна сказать. В самом деле, она знала всех членов Высшего Совета и вполне разумно полагала, что сумеет убедить их в своей невиновности.

По крайней мере, именно это она говорила себе.

Она все время раздумывала о способах послать сообщение Оруллианам или Пантерре Ку. Она продолжала надеяться, что браться найдут способ прийти повидаться с ней, понимая, что к этому моменту они должны были узнать о ее участи. Возможно, слухи уже распространились и на юг до Гленск Вуда, так что Пан тоже знает. Если любой из них услышал об этом, несомненно, они придут, разве не так?

Но никто не явился и спустя какое–то время ее надежды начали таять. Она стала думать о способах побега. Когда она не думала об отце, то думала о том, как выбраться из этого чулана. Однако у нее не было никакого оружия, инструмента или приспособления, которые помогли бы ей расшатать или сломать стены и двери, преграждавшие ей путь к свободе. У нее не было никакой реальной надежды преодолеть стражников. Казалось, что она искала то, чего не существовало.

События не стали лучше, когда, через неделю ее заточения, ее мачеха второй раз пришла ее навестить.

Фрина не имела никакого понятия о времени суток, когда появилась Изоэльда. Щелкнули замки, дверь открылась и ее мачеха вошла в комнату в компании Теонетта.

Фрина, которая сидела за крошечным столиком, работая над рисунком цветов на лугу, закрыла свой блокнот и встала перед своими посетителями, неприятно удивленная. Визит Изоэльды не мог принести добрых вестей.

— Как ты себя чувствуешь, Фрина? — спросила Изоэльда, в ее голосе прозвучала искренняя заинтересованность. Она тепло улыбнулась и подождала, пока стражник снаружи закроет дверь, после чего ее улыбка исчезла с лица. — Не думаю, что тебе идет на пользу быть запертой в этой темной комнате. Может быть, тебе хочется поговорить о том, что выведет тебя отсюда?

Фрина напряглась:

— Не могу придумать ни одной причины, чтобы ты этого хотела, Изоэльда. Если меня выпустят, то ты рискуешь оказаться в темнице, не так ли? Ты и твой супруг. Ты рискуешь, что кто–то обнаружит того, кто на самом деле убил моего отца.

— О, не думаю, что это представляет какую–то настоящую опасность. Кажется, все приняли мой рассказ о твоих отношениях с отцом. Я им рассказываю все то же самое. Ты являешься бредящей, почти невменяемой молодой девушкой, которой нужна помощь в ее страданиях. Конечно, твоя настойчивость в отказе принимать ответственность за свои действия приносит осложнения и трудности для тех, кто хотел бы тебя пожалеть. Некоторые начинают рассматривать возможность того, что твои действия были умышленными и ты должна понести наказания за их последствия.

— Мы обе знаем, кто должен понести наказание за убийство моего отца, — ответила Фрина, пристально глядя на другую женщину. — Подойди поближе и я покажу тебе, что я имею в виду.

Изоэльда рассмеялась:

— Думаю, я останусь на месте. Я предпочитаю держаться на расстоянии от находящихся явно не в себе, какой, очевидно, являешься ты.

Фрина на самом деле рассматривала возможность устремиться к своей мачехе и вырвать ей глаза. Она оценила расстояние между ними и решила, что если бы Теонетт не стоял рядом с ней, она могла бы попробовать.

— Зачем ты здесь? — наконец, спросила она, отворачиваясь. — Чего ты хочешь?

Изоэльда откинула свои длинные белокурые волосы и пожала плечами.

— Скажу еще раз. Ты хочешь отсюда выбраться? Ты хочешь вернуться к своей жизни? Потому что я могу это устроить. Я могу похлопотать, чтобы тебя поместили под домашний арест. Я могу сделать твою жизнь намного комфортнее, если посчитаю, что для этого есть хорошая причина.

— Да, мы это уже проходили. Предполагая на мгновение, что ты не в своем уме, что для этого потребуется от меня? Я признаю, что крайне любопытна. Ты хочешь, чтобы еще кто–то умер? За чье убийство я должна взять вину?

— Нет. Достаточно принять ответственность за своего отца. Ты признаешь, что убила его в момент безумия. Ты расскажешь Высшему Совету, что действовала в состоянии неконтролируемого бешенства, но сейчас ты понимаешь, как ты была не права. Ты покажешь раскаяние. Если сделаешь это, я смогу отвести тебя от смертной казни. Я сделаю так, чтобы тебя приговорили к чему–то менее фатальному.

Фрина не могла поверить услышанному.

— Ты на самом деле думаешь, что я могу согласиться принять на себя вину за убийство моего отца? Что я могу хоть на долю секунды отказаться от шанса увидеть, как ты заплатишь за то, что сделала. — Она засмеялась. — Я не настолько сумасшедшая, Изоэльда. Не как ты, которая говорит такое!

— Расскажи ей остальное, — резко произнес Теонетт.

Изоэльда скрестила за спиной руки, как довольная маленькая девочка, и наклонилась вперед, явно наслаждаясь моментом.

— Ты не спросила меня, чего я жду от тебя в качестве оплаты за мое великодушие, Фрина. Не хочешь узнать?

— Мне плевать, чего ты хочешь. В этом нет никакой разницы, потому что я не сделаю того, чего ты хочешь.

— Даже, если это спасет жизнь твоей бабушке?

Фрина побледнела от шока. Мистраль! Если бы она смогла двигаться, то набросилась бы на свою мачеху тут же, однако она замерла на месте из–за неприкрытой угрозы, содержащейся в лукавых словах другой женщины. Она собрала все свои силы, чтобы успокоиться, она инстинктивно почувствовала, что ей это нужно сделать.

— Что ты с ней сделала, Изоэльда? Она старая леди и ничего общего со всем этим не имеет. Она редко разговаривала с моим отцом после смерти матери. Ты это знаешь. Какой смысл угрожать ей?

— Смысл очевиден. Я хочу, чтобы ты сделала то, о чем я прошу.

— Ну так я не буду. Даже, чтобы спасти ее. Она этого не захотела бы. Она бы возненавидела меня за это.

Ее мачеха взглянула на первого министра явно заговорщицким способом.

— Если они решат казнить тебя по–эльфийски — чего я постараюсь не допустить, но, может не смогу — тебе захочется быть менее упрямой. А что если они решат казнить также и Мистраль Беллороус? Что, если всплывет доказательство, что она сговорилась с тобой убить Короля? Что, если стало известным, что она признала это и сделала так, зная, что ты, будучи всего лишь в шаге от безумия, действовала по ее настоянию? Ее судьба будет предрешена. Подумай над этим. Смерть по–эльфийски совсем не то, с чем хочется столкнуться в любом возрасте. Давай я расскажу. Тебя накрепко связывают, а затем хоронят в земле вниз головой. Но вокруг твоей головы оставляют воздушный карман, чтобы у тебя было достаточно времени поразмышлять о своем плохом поведении, пока воздух не иссякнет или насекомые не начнут пожирать тебя. Тебя и Мистраль могут поместить бок о бок. Вероятно, вы сможете слышать крики друг друга, прежде чем не выдержат ваши сердца.

В этот момент Фрина потеряла всякий контроль и рванулась через комнату. Она ухитрилась добраться до Изоэльды, прежде чем Теонетт смог ее остановить. Крича от ярости, она разрывала прекрасное лицо своей мачехи ногтями, оставляя кровавые борозды по обеим щекам. Ей удалось нанести несколько ударов, а потом Теонетт оттащил ее и ударил с такой силой, что она пролетела через всю комнату, остановившись только после удара о стену. Она попыталась подняться, голова ее закружилась, но он уже был рядом с ней, снова и снова нанося удары.

— Прекрати! — услышала она, как Изольда крикнула ему. Слова отдались эхом за стеной боли и ярких красок. — Если ты убьешь ее, мы никогда их не найдем! Она нужна нам живой!

Взмахи кулаков прекратились, и она услышала, как Теонетт что–то пробормотал, отходя от нее. Она попыталась заговорить, назвать их имена, которые вертелись на кончике ее языка, но рот был полон крови. Она лежала на месте и слышала, как их шаги удаляются из чулана, а дверь открывается и снова закрывается.

Она снова осталась в одиночестве.

* * *

Ей потребовалось много времени, чтобы набраться достаточно сил и привести себя в сидячее положение, прислонившись спиной к стене, голова все еще кружилась, а тело содрогалось от боли. Все болело, особенно лицо, которое Теонетт избивал обоими кулаками до тех пор, пока она почти не потеряла сознание. Она коснулась его, ощупывая, и вздрогнула. Это не было хорошей идеей, сказала она себе. А также некоторое время не стоит глядеться в зеркало.

Ей отчаянно хотелось пить, но кувшин с водой был опрокинут во время борьбы и его содержимое растеклось по полу. Она подумала о том, чтобы вылакать воду прямо с камней, но решила, что совсем не была к этому готова. Хотя, скоро будет готова. Она почувствовала, как отчаяние расширяется, и не только из–за воды. Голову затопили мысли о ее бабушке, и она представила всякие ужасные вещи, которые могли быть сделаны со старой женщиной. Мистраль Беллороус была крепкой старой леди и могла дать фору большинству остальных, но простого количества и грубой силы вполне будет достаточно, чтобы сокрушить ее.

То, что Фрина никак не могла понять, это почему Изоэльда думала, что сделать из ее бабушки узника окупит эти усилия. Слухи о захвате неизбежно просочатся — через тех стариков, которые по–видимому были ее супругами — приведя к неудержимым спекуляциям. Мистраль едва ли могла представлять угрозу для Королевы. Она не была среди тех, кто любил Опариона; его убийство повлияет на нее меньше, чем на большинство других. Если бы он не женился на ее дочери, они, вероятно, вообще не имели бы никаких отношений. Поэтому заточить ее из опасений того, что она могла сделать, старую женщину, живущую в одиночестве на окраине города, какой в этом был смысл?

Обхватив свою голову руками и наклонив ее так, чтобы боль немного уменьшилась, Фрина задумалась над этим вопросом. Неужели Изоэльда действительно думала, что кто–нибудь поверит этой дикой истории о том, как ее бабушка подговорила ее убить отца? Это очевидно было нелепо. Изоэльда должна понимать, что Фрина никогда не согласится взять на себя вину за смерть своего отца только из–за угроз ее бабушке.

Нанесение умышленного вреда кому–то с таким положением, как у Мистраль Беллороус, создавало серьезную опасность дружному эльфийскому сообществу, где все знали историю королевских семей.

Нет, должно быть что–то еще. Но что?

Фрина не знала. Она не могла здраво рассуждать. Она хотела лечь и уснуть, но понимала, что после таких перенесенных побоев это было бы неразумно. Сотрясение мозга может убить во время сна. Ей нужно бодрствовать и ждать, когда все успокоится.

Она подумала доползти до двери, чтобы попросить воды, но скорее всего ей откажут, и она решила, что вряд ли вынесет это прямо сейчас. Поэтому она осталась у стены, медленно и глубоко дыша, незначительно изменяя свое положение, чтобы найти то, которое уменьшит боль и замедлит головокружение.

Она все еще была увлечена этим занятием, когда услышала, как в замке двери поворачивается ключ. Она подняла свою голову так, чтобы увидеть, как дверь открылась и в комнату вошли две молодые женщины, неся тряпки и тазы с водой. Они подошли к тому месту, где сидела Фрина, и опустились рядом с ней на колени. Ничего не говоря, работая в тишине, они промыли ее раны и намазали ее синяки, используя холодную воду из одного таза, чтобы уменьшить отеки, и теплую воду из другого таза, чтобы смыть грязь и кровь. Фрина не мешала им в этом деле, благодарная даже за такую небольшую помощь. Она не знала этих эльфиек и сообразила, что по всей вероятности им были даны строгие инструкции не делать никаких попыток разговаривать с ней. Но, по крайней мере, кто–то прилагал усилия, чтобы сохранить ее в целости.

Хотя, ей хотелось знать, кто же это был.

Когда молодые женщины закончили, они собрали свои тряпки и тазы и исчезли за дверью. Не обронив ни одного слова.

Фрина вернулась к размышлениям над предложением Изоэльды. Был ли какой–нибудь способ для Фрины обернуть его в свою пользу? Может быть, ей стоит притвориться, что она принимает его, подождать, пока она не покинет эту комнату, а затем совершить побег. Однако она поняла, что это не сработает. Они вытянут что–то типа исповеди, запишут это на бумаге и она подпишет ее, прежде чем позволят ей сделать хоть один шаг из ее тюрьмы. Кроме того, она знала, что не сможет заставить себя признаться в убийстве своего отца; сама мысль об этом была отвратительна.

И все–таки, почему Изоэльда угрожала ей безопасностью ее бабушки? Чего она надеялась добиться?

Она снова подумала над словами, сказанными своей мачехой, пытаясь вспомнить их точно, надеясь найти подсказку. Но ничего не обнаруживалось, казалось, в них не было ничего необычного. Все выглядело как надо.

За исключением…

В самом конце, вдруг вспомнила она. Когда Теонетт бил ее так, что она находилась очень близко к смерти, когда все было таким безумным за те несколько секунд, что же сказала Изоэльда?

Если ты убьешь ее, мы никогда их не найдем.

Их.

Торжествующая улыбка Фрины была бы еще шире, если бы это не причиняло ей такой боли. Их. Изоэльда должно быть говорила о синих Эльфийских камнях! Все остальное не имело смысла. Естественно, она знала о них — об этом ценном талисмане, наследии со времен Кирисина Беллороуса. Как ей удалось узнать, что они находятся в руках Мистрали, Фрина не могла представить. Но как только ее отца не стало, ее мачеха первым делом пустилась на их поиски.

По–видимому, она их не нашла. Но казалось, она знает, что они были предназначены для Фрины и сейчас, наверное, верила, что она ими владела. Скрытно, возможно, но ожидая их найти. Изоэльда намеревается найти их и завладеть ими, чтобы ее власть на троне опиралась не только на слова; она будет опираться на силу эльфийской магии.

Все это рассуждение было чем–то вроде слепой веры, широкой экстраполяции результата, проистекающего из узла вероятностей. Однако Фрина сердцем чувствовала, что была права.

Но что ей с этим делать? Ей нужно сначала выбраться из этой комнаты, чтобы что–то сделать, а именно в этот момент никакой достаточно уверенной возможности для этого не предвиделось. Да даже слабой возможности, если на то пошло. Пока кто–нибудь за пределами этой комнаты не решит ей помочь.

Если бы она смогла послать весточку своим двоюродным братьям!

Она все еще размышляла над различными невозможными способами сделать это, когда прибыл ужин. Дверь в чулан открылась и маленькая служанка протянула свой поднос, осторожно поставив его сразу за порогом, затем скрылась в проеме и дверь снова закрылась. Фрина уставилась на поднос и пищу в течение нескольких минут, пытаясь решить, голодна ли она. Она не была голодна, но понимала, что ей нужно поесть.

Она осторожно поднялась на ноги и пересекла комнату до подноса. Она снова присела, слишком слабая даже для такого небольшого усилия, чтобы перенести поднос в другую часть комнаты. Она поест на полу, а потом, может быть, заснет. Уже прошло довольно много времени с тех пор, как она перестала беспокоиться о сотрясении мозга.

На подносе находились черствая булочка, немного холодного мяса и сыра, чашка воды. Разумно, но не очень впечатляюще.

Она начала есть.

Она только разломила черствую булочку и собиралась откусить от одного куска, когда увидела внутри сложенный листок бумаги.

На бумаге было кое–что написано — три слова большими печатными буквами.

ПОМОЩЬ УЖЕ ИДЕТ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кто послал эту записку?

Уже прошло несколько часов с тех пор, как она разломила ту твердую булочку и обнаружила внутри этот клочок бумаги, а она не переставала об этом думать. Было несколько предположений, которые имели смысл, и она каждое обдумала по несколько раз. Но ничего не казалось совершенно верным.

Прежде всего она подумала о братьях Оруллианах, Таше и Тенерифе. Ее двоюродные братья и друзья, они, наиболее вероятно, лучше остальных способны и могут попытаться помочь ей. Но они находились в проходе Афалион, как часть контингента Эльфийских Охотников, которым поручено удержать армию Друджей от вторжения в долину. Они были там уже несколько недель, и хотя они уже должны были узнать, что с ней случилось, они не могли вернуться в Арборлон без разрешения.

Поскольку Изоэльда знала об их приятельских отношениях, по всей видимости, этому разрешению придется ждать очень долго. Они были первыми, о ком она подумала, когда стала составлять список друзей и родственников, которых необходимо держать подальше. Поэтому если они покинули свой пост — что они вряд ли сделали, по оценке Фрины, — то тогда не они послали эту записку.

Кроме того, если они вернулись в город без разрешения, то их отсутствие, по всей вероятности, сейчас обнаружили и на них уже объявлена охота. В этих обстоятельствах много ли они сумеют сделать для нее? Ведь они сами тоже находились в опасности?

Следующей была Мистраль Беллороус. Предполагаемая угроза Изоэльды вовсе не означала, что ее бабушка действительно была пленницей. Фрина аж подпрыгнула, придя к такому выводу. Теперь она заново обдумала это предположение, особенно в свете своего убеждения, что Изоэльда охотится за синими Эльфийскими камнями. Так как у Фрины их не было, а Изоэльда их не нашла, стало быть ее бабушка по–прежнему владела ими. Не значило ли это, что она была на свободе и в бегах? Если не так, тогда почему Изоэльда не выяснила их местонахождение у Мистрали? Несомненно, что она не стала использовать все доступные средства для этого. Или Изоэльда знала что–то обо всем этом, чего не знала Фрина?

В любом случае бабушка может попытаться найти способ освободить ее. Те старые мужчины, которые кланялись до земли, когда она проходила, сделают все что угодно для нее, включая и то, чтобы вырвать ее внучку из лап Королевы.

Но все равно чувствовалось, что это не так. В то время как не было причины доверять всему сказанному Изоэльдой, ей не понравилось, как последняя выглядела такой уверенной, что угроза навредить Мистрали заставит Фрину ложно признаться в убийстве Короля. По правде говоря, она боялась за свою бабушку, и хотя она и хотела верить, что с бабушкой было все хорошо, она в этом не была уверена.

Кто же остался?

Только один. Пантерра Ку.

Времени прошло достаточно, чтобы считать, что Следопыт из Гленск Вуда уже услышал известия о ее заключении. Пан никогда не поверит, что это правда; он захочет узнать, что случилось на самом деле. Возможно, он найдет Сидера Амента и уговорит его прийти за ней. Один из них или оба сразу могли быть уже в пути. Записка могла быть от них. Спасение может быть близко.

Но она так не думала. У Пантерры не было навыков и средств, чтобы организовать ее спасение, а Сидер Амент сначала пришел бы в Высший Совет и договорился о встрече. Даже у Королевы возникли бы проблемы, чтобы не разговаривать с Серым Человеком, если бы он настаивал на этом. Но никто не пришел повидать ее, кроме Королевы. Значит, записка была от кого–то другого.

Так она и лежала на своей раскладушке, обдумывая множество вариантов своего спасения, сжигая свечи, дававшие небольшое освещение среди темноты, пока сама собой не возникла темная версия.

А что если эту записку написала сама Изоэльда?

От этого по спине у нее пробежал мороз, но и эту возможность нельзя было упускать из виду. Если она была права в том, что Изоэльда ищет синие Эльфийские камни, тогда она должна рассмотреть и то, что ее мачеха может попытаться перехитрить ее, чтобы узнать их местоположение. Если она считала, что Фрина знает, где находились Эльфийские камни, то почему бы не устроить девушке побег и она приведет к ним? Ведь если вы в бегах, разве не попытаетесь добраться до того единственного, что может вас лучше всего защитить или с помощью чего вы сможете поторговаться за свою жизнь?

Изоэльда была умна. Она не дрогнет использовать Фрину, чтобы получить то, чего она хочет, особенно, если это представляло такую ценность, как поисковые Камни.

Фрина сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Это дело с запиской становилось все более запутанным.

Она все еще раздумывала над этим, когда дверь чулана открылась и вошла маленькая служанка, неся поднос с ее ужином. Неужели снова время ужина? Сколько же прошло времени с тех пор, как она поела? Она не могла сказать точно. Казалось, что не очень много, но не было возможности узнать, когда день и ночь выглядели одинаково, а время было тайной. Она наблюдала, как служанка поставили поднос, выпрямилась, а потом — как будто наперекор самому четкому приказу, данному ей — поманила Фрину.

Фрина удивленно уставилась на нее, не решаясь двинуться. Служанка снова поманила ее. Испытывая любопытство, Фрина поднялась на ноги и подошла.

Когда она была на расстоянии шести–семи футов, служанка откинула капюшон, чтобы открыть свое лицо.

— Сюрприз, — произнес Зак Вен.

— Зак! — воскликнула она слишком громко, но потом зажала рукой рот. — Что ты делаешь?

— Увожу тебя отсюда. А на что еще это похоже? Поторапливайся, Фрина, у нас не так много времени. Стражник спит, но снадобье, которое я добавил в его эль, скоро перестанет действовать.

Она быстро кивнула:

— Так это ты послал мне…

Он не обратил на нее внимание, сосредоточившись на двери чулана.

— Никаких разговоров, пока мы не будем в безопасности. Ну же, быстрее!

Они быстро вышли за дверь чулана, Фрина двигалась так быстро, как позволяло ее избитое тело. Стражник на посту громко храпел, привалившись к стене в углу зала, его кружка с элем была опрокинута позади него.

Зак Вен повернулся и закрыл дверь чулана.

— Нет оснований объявлять, что тебя там больше нет, — прошептал он так, что она едва его услышала.

Они поспешили по коридору к лестнице, ведущей к задней части здания, подальше от главного входа. Они медленно поднимались, прислушиваясь к звукам других людей, но все было тихо. Наверху лестницы находился короткий коридор, ведущий к служебной двери в задней частиздания. Зак дотянулся до плаща с капюшоном на вешалке и передал его ей. Она без слов облачилась в него и накинула капюшон. Когда она кивнула, что готова, мальчик открыл дверь.

Холодный воздух ворвался внутрь, заставив ее вздрогнуть. Стояла ночь, все вокруг было темным, за исключением ламп и свечей, мерцающих в окнах и за стеклянными колпаками на столбах и перед входами в дома. Деревья выглядели окоченевшими и голыми, гигантами возвышаясь над домами, которые казались присевшими на корточки под ними. Ни единого звука не доносилось из темноты, кроме низкого завывания ветра, спустившегося с гор на севере.

Фрина решила, что уже было раннее утро и большая часть города еще спала. Вряд ли кто–то бодрствует в такой час. Зак Вен — и Оруллианы, как она полагала — хорошо спланировали.

Мальчик сразу двинулся вперед, жестом приглашая ее следовать за собой. Ему не стоило об этом беспокоиться; она шла за ним по пятам, бросая тревожные взгляды налево и направо, надеясь, что самое худшее их миновало. Она вдохнула холодный свежий воздух и почувствовала, как закружилась голова от его сладости. Она тщательно переставляла ноги, все еще чувствуя себя слабой и дезориентированной, до сих пор не веря, что обрела свободу.

— Где Таша и Тенерифе? — спросила она, но он приложил палец к губам, чтобы она хранила молчание. Расспросы могут подождать.

Они проходили по спящему городу, еще пара ночных теней, следуя по узким тропкам, которые редко использовались, и по окольным дорожкам туда, куда они намеревались прийти. Фрина не имела никакого понятия о цели их хождения. Естественно, что это не будет домом этого мальчика или коттеджем Оруллианов. Какое–то безопасное место, но где в этом городе она будет в безопасности?

Она быстро это обнаружила, когда они прибыли к домику на дереве, которые Таша и Тенерифе построили несколько недель назад. Все еще незаселенный, он устроился в темноте и тишине, среди огромного скопления елей, едва различимый во мраке. Узкая деревянная лестница вилась наверх между нескольких площадок и они поднялись по ней так быстро, как смогли, добравшись до настила, окружавшего дом, нашли входную дверь и вошли внутрь.

— Никто тебя здесь не будет искать, — произнес Зак Вен, закрывая за ними дверь. — Он пустой. Я присматриваю за ним, как сторож, пока не вернутся Таша и Тенерифе. Мне здесь нравится жить одному. Моих родителей это совершенно не волнует.

Фрина быстро огляделась, исследуя неясные очертания шкафов и чулана, но не заметила никакой мебели, кроме пары спальных матрасов, прислоненных у одной из стен. Дом был почти достроен, но все еще не имел законченного вида.

— Тот, что сверху, мой, — объявил мальчик, указывая на спальные матрасы. — Но ты можешь выбрать из остальных.

Фрина рассеянно кивнула:

— А где Оруллианы? Разве они не здесь?

Мальчик покачал головой:

— Они не могут покинуть перевал. Они под наблюдением. Королева им не доверяет. Она испугана тем, какие они могут предпринять действия. Поэтому они составили план, поручили мне доставить инструменты, которые, как они утверждали, им нужны, рассказали мне, что делать, и отправили меня обратно. Я сделал все остальное. Сделал так быстро, как смог. И вот мы здесь. План сработал именно так, как они считали.

Он ухмыльнулся, как маленький безумец, так его всегда называли Оруллианы.

— Садись, Фрина. Вот сюда. Ты выглядишь совершенно разбитой.

Он стащил верхний матрас и сел на него, выжидательно глядя на нее. Она покачала головой и присоединилась к нему. Затем резко она обхватила его лицо своими руками и поцеловала в лоб.

— Благодарю, что вытащил меня оттуда, — сказала она ему.

Она почувствовала, как его передернуло, но увидела расширяющуюся ухмылку.

— Все в порядке. — Он смотрел на свои ноги. — Они не очень хорошо обращались с тобой, не так ли? Похоже, кто–то ударил тебя. Кто это сделал?

— Не имеет значения. Самое главное, чтобы меня не поймали снова и не отправили обратно. Ты знаешь, что я не убивала своего отца, ведь так, Зак?

Он снова быстро поднял глаза.

— Конечно, знаю! — Он казался возмущенным. — Ты бы ничего подобного не сделала! Мне плевать, что говорят другие! Но кто же тогда это сделал, как ты думаешь?

— Я знаю, кто это сделал. Кто–то, кого наняла моя мачеха. Я была там, когда убили моего отца, но я не смогла увидеть лицо того, кто это сделал, потому что он носил маску. Однако Изоэльда и Теонетт знали, что произойдет. Они наблюдали и не сделали ничего, чтобы это остановить. Изоэльда напала на меня и удерживала, так что я ничего не могла сделать!

В ее глазах стояли слезы; они появились как будто сами по себе, и она быстро вытерла их. Зак Вен выглядел потрясенным.

— И первый министр в этом участвовал? Он помогал Королеве? Я слышал всякие истории про них, но не думал, что они окажутся правдой.

— Я тоже не думала. Во всяком случае, не совсем. Но Мистраль настаивала, что они были любовниками. — Она сделала глубокий вдох, успокаиваясь и переставая плакать. — Зак, я должна найти свою бабушку. Ты знаешь, где она?

Мальчик выглядел расстроенным:

— Никто не знает. Она исчезла из своего дома сразу после того, как тебя заперли в том чулане. Я ходил туда, чтобы найти ее и попросить, не сможет ли она помочь тебе. Таша сказал, что я должен это сделать. Но ее там не оказалось. Дом был разгромлен и там была кровь…

Он замолчал, не в силах закончить.

— Это было довольно плохо.

Фрина на какое–то время замолчала, изо всех сил стараясь держать в узде свои эмоции. Она теперь была в ужасе за свою бабушку, не просто беспокоясь о том, что могло случиться, а опустошенная тем, что, очевидно, случилось. Угрозы Изоэльды оказались не праздными; она набросилась на Мистраль Беллороус.

Она снова перевела взгляд на Зака:

— Я должна попасть в ее дом. Я должна сама все увидеть. Мы можем это сделать?

— Что? Сейчас? — Зак был в ужасе. — Но уже почти утро, Фрина! Люди будут просыпаться! Тебя увидят!

— Я знаю о риске. Но пока что никто не знает, что я сбежала, Зак. К утру они будут меня разыскивать. Если я пойду сейчас же, то смогу добраться до дома бабушки и вернуться обратно еще засветло.

Она сделала паузу.

— Ты не должен идти со мной. Ты и так сделал более чем достаточно. Это слишком опасно. Оставайся здесь. Я пойду одна.

— Оставайся здесь, я пойду одна, — передразнил он. — Зачем ты так говоришь? Я не боюсь! Не обращайся со мной, как с ребенком. Если ты идешь, то и я иду.

Она чуть не рассмеялась его стараниям говорить круто и по–взрослому. Но это было бы ошибкой, и она это понимала.

— Ладно, — сказала она, — твоя взяла. Мы идем вместе.

Он издал небольшой визг и вылетел за дверь, спускаясь по лестнице, еще до того, как она закончила говорить.

* * *

Они снова пошли через спящий город, приняв на этот раз более прямой маршрут, потому что Зак стремился поскорее покончить с этим опрометчивым визитом и сказал ей, что они откажутся от более безопасного, но в то же время и более продолжительного пути.

— Не факт, что нас схватят при свете, как только взойдет солнце, — заявил он. — Если что–либо случится с тобой сейчас, Таша сдерет с меня кожу живьем!

— Мне бы этого не хотелось, — сказала она, стараясь сохранить серьезное выражение лица.

— Ты знаешь, почему они хотели вытащить тебя оттуда, да? — Он говорил быстро, понизив голос, пока они шли. — Таша и Тенерифе? Почему было так важно освободить тебя?

Она покачала головой:

— Ты имеешь в виду что–то, кроме того, чтобы дать мне шанс доказать свою невиновность в том, в чем меня обвиняют?

Он энергично кивнул.

— Да, кроме этого. Во всяком случае, большинство на самом деле не думают, что ты убила своего отца. Сначала они так думали, потому что все так и выглядело. Но после того, как они начала говорить об этом, то стали задавать вопросы. Почему она убила своего отца после того, как их спор закончился? Разве они не были очень близки? Прежде она такой не была. Она была хорошей девушкой и никогда никого не обижала. Какая–то дрянь. Пальцы стали указывать на кого–то еще. Вот тогда Таша и Тенерифе действительно начали беспокоиться.

— Что ты имеешь в виду?

— Подумай вот о чем. Если бы тебя не заперли под замок за убийство твоего отца, тогда твоя мачеха не смогла бы занять трон. Ты бы его заняла.

Фрина остановилась, как вкопанная. Она протянула свою руку и ухватилась за руку мальчика:

— Что ты говоришь?

Он оттолкнул ее:

— А ты как думаешь? Я говорю, что держать тебя в тюрьме означает удержать тебя подальше от трона. Видишь ли, ты же следующая в очереди. Со смертью твоего отца Королевой должна стать ты, а не Изоэльда.

Об этом она не подумала. В этой круговерти, среди всего этого смятения, ярости и отчаяния, она ни разу не задумалась о том, что является наследницей трона. Это было настолько нелепой идеей, что она вряд ли могла ее всерьез рассматривать. Она всегда считала, что ее отец будет Королем еще многие годы, и перспектива править вместо него казалась смехотворной. Но теперь она увидела, насколько была не права.

— Ты все еще не понимаешь! — отрезал Зак, разочарованный ее неспособностью понять то, что он пытался сказать. — Держать тебя под замком всего лишь временное решение. Для Изоэльды было бы гораздо лучше, если бы тебя не нужно было запирать. Теперь понимаешь?

Она поняла.

— Ты имеешь в виду, что если бы я была мертва, то и вопрос был бы решен. Таша думает, что Изоэльда также намеревается убить и меня.

Он кивнул.

— Но она назвала бы это самоубийством, говорит Таша. Находясь в таком отчаянии за то, что ты сделала со своим отцом, ты лишила себя жизни. Что–то вроде этого. Таша видит такие вещи гораздо лучше, чем ты, Фрина.

На это она не могла возразить. В этом был смысл, если Изоэльда устранила бы ее как можно быстрее. Особенно, если она рассматривала Фрину как конкурента в борьбе за эльфийский трон. Вероятно, только желание ее мачехи найти потерянные Эльфийские камни так долго сохраняло ей жизнь.

Это пугало, но также и угнетало. События не были хорошими с тех пор, как ее отце женился на Изоэльде, но она не осознавала, насколько они станут хуже. Она не обращала достаточного внимания на то, что происходило. Она была слишком эгоистичной, когда ей нужно было думать о своем отце и о том, что, возможно, намерения Изоэльды были более опасными, чем он представлял. Изоэльда не сделала бы этого, не обдумав все заранее, в течение долгого времени. Возможно, представился случай или отчаяние подтолкнуло ее к крайности, но она должна была задолго спланировать это ужасное действие.

Это заставило Фрину заново задуматься о судьбе своей бабушки и Эльфийских камней. Изоэльда не остановилась бы на ее отце, если посчитала, что это утвердит ее право на трон.

— О Мистрали вообще не было никаких слухов? — спросила она Зака. — Она просто исчезла и никто ничего не видел и не слышал?

— Я рассказал тебе то, что я увидел, когда пришел к ее дому. Больше я ничего не знаю, Фрина.

Некоторое время они шли молча, приближаясь к восточным границам Арборлона, где находился коттедж ее бабушки. Стало темнее, когда потускнели огни города, а впереди замаячили густые леса, тропинка суживалась и петляла. Фрина ощущала себя все более неуютно, прислушиваясь к каждому шороху, внимательно всматриваясь в темноту.

— Зачем мы это делаем? — вдруг прошептал Зак. — Не понимаю, что ты думаешь там найти.

— Я знаю. И не знаю, тоже. — Фрина почувствовала себя проигравшей. — Я просто должна попасть туда и увидеть все собственными глазами. Я должна попытаться понять, что случилось.

Она ничего не сказала про Эльфийские камни. Не было никакой причины обсуждать эту часть с Заком Веном. Хотя их судьба была на последних местах в ее голове, она не была уверена, что будет делать, если найдет их. Держать их подальше от Изоэльды, догадалась она. Держать их подальше от ее рук.

— Я просто считаю это ошибкой, — беспомощно добавил Зак.

Она решила сменить тему.

— Как тебе удалось передать мне записку? Как тебе удалось пробыть на кухне достаточно долго, чтобы спрятать ее?

— Какую записку? — произнес он.

Она уставилась на него:

— Записку, которую ты вложил в черствую булочку, принесенную мне с ужином! Там говорилось «ПОМОЩЬ УЖЕ ИДЕТ».

Он пожал плечами:

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не посылал тебе никакой записки.

Она схватила его за руку и притянула к своему лицу.

— Подожди–ка. Скажи это еще раз.

— Я не посылал тебе никакой записки. Ты отпустишь мою руку, Фрина? Ради бога!

Мороз, который пробежал по ней, был гораздо хуже всего, что она претерпела на холодном воздухе верхних перевалов, ведущих из долины. Она была настолько уверена, что это был Зак, после того, как он освободил ее, что даже не посчитала возможным, что это мог быть кто–то еще.

А если это был кто–то еще…

Очень быстро она рассказала мальчику, что случилось и почему она предположила, что записка должна быть от него. К тому времени, как она закончила, он дико озирался вокруг.

— Это была она! — прошипел он. — Изоэльда! Должно быть именно так!

— Наверное, — согласилась она. — В этом есть смысл. Это оказалось простым совпадением, что ты появился в тот момент. Если бы не ты, то я представляю, как обнаружила бы дверь незапертой или нечто подобное, как мне предоставляют возможность самой освободиться, за исключением того, что они будут меня поджидать.

— И поэтому они смогли бы тебя убить, — закончил за нее мальчик. — И у них было бы оправдание этому.

Или последовали бы за мной, чтобы выяснить, не приведу ли я их к Эльфийским камням, а потом убить меня. Она подумала, что это было бы более вероятным, но не стала об этом говорить. Она оглядела окружающую темноту, наполовину ожидая, что кто–нибудь выскочит из нее. Однако все было тихо. Ничего не двигалось.

— Мы должны забыть об этом! — сказал Зак Вен. — Нам нужно найти, где спрятаться, прямо сейчас!

Фрина положила свои руки ему на плечи, но на этот раз мягко и без намерения держать его.

— Послушай меня. Я не могу этого сделать. Мне нужно идти к своей бабушке. Я должна. Есть причины, о которых я пока не могу говорить. Но я должна идти. Изоэльда не знает, что я сбежала. Пока не знает. Тот стражник, наверное, еще спит. Ты запер дверь, так что даже проснувшись, он не сможет узнать, что я исчезла. Не сразу.

Она сделала паузу, убрав руки.

— Я иду. Но ты не обязан этого делать. Ты это знаешь. Ты и так сделал достаточно.

Он посмотрел на нее так, словно она потеряла рассудок, а затем резко пожал плечами:

— Хватит об этом говорить. Просто пойдем.

Они вошли в густой лес, следуя по тропинке, которая вела к коттеджу Мистрали, медленно пробираясь в темноте, сознавая, что опасность, существование которой до этого они лишь предполагали, вдруг стала реальностью. Фрина понимала, что ей следовало настоять на том, чтобы мальчик вернулся назад без нее. По сути его ничего не связывало с ее побегом, однако если его схватят сейчас, то он окажется в такой же беде, как и она. Она понимала, что он не хотел идти с ней, но также знала, что его гордость и верность Оруллианам не позволяют ему повернуть обратно. Он не был тем, кто поддается своим сомнениям и страхам; он встречал их лицом к лицу и преодолевал.

Вряд ли стоило предполагать, что он поступит иначе.

— Мне бы хотелось, чтобы у нас было оружие получше, — пробормотал он. — У меня всего лишь нож.

А у меня вообще ничего, подумала она. Однако, наверное, от оружия в данный момент будет мало пользы. Если это была ловушка, если Изоэльда поджидала их, то наверняка обеспечила себя подмогой, чтобы убедиться, что Фрина не сможет бороться с ней. Она содрогнулась от мысли, кого могла найти ее мачеха, кто желал увидеть ее мертвой. Эльфов? Чего–то или кого–то еще? Она вдруг очень сильно испугалась.

Но она все равно продолжала идти, полная решимости добраться до бабушкиного коттеджа. Для этого потребовалось некоторое время, так как темнота и сам лес довольно сильно замедляли ее, она не могла быть точно уверенной, по каким тропинкам, которые во множестве пересекали лес, ей идти. Потом, внезапно, лес расступился и они увидели поляну, где стоял коттедж.

Она остановилась, укрывшись в ветвях деревьев. Коттедж был темным и безмолвным. Входная дверь была раскрыта, ее верхние петли были сорваны. Окна были разбиты, осколки стекла блестели в лучах лунного света на крыльце. Дом был пустым, в нем ощущалась смерть, даже с того места, где она стояла.

Она посмотрела на Зака Вена, который пожал плечами. Он тоже ничего не обнаружил.

— Я пойду первой, — прошептала она ему. — Если со мной что–то случится, ты сможешь пойти за помощью.

На самом деле она не думала, что он сможет найти какую–либо помощь, но это был способ удержать его в безопасности от того, что должно произойти в следующий момент. Так у него будет хоть небольшой шанс убежать. Она не пыталась обмануть себя, насколько этот шанс был мал. Но это было лучшее, что она могла предложить.

Он неохотно кивнул ей.

Сделав глубокий вдох, она вышла из укрытия деревьев и направилась к дому.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Не пройдя и дюжины шагов, Фрина замедлилась, а затем и вовсе остановилась.

Она вдруг поняла, что не может продолжать идти. Коттедж Мистрали выглядел враждебной раковиной, пустой, мрачной и настолько угрожающей, что казалось там внутри невозможно найти ничего хорошего. Это ощущение было таким сильным, что на какой–то момент девушка подумывала повернуть назад. Мистраль исчезла, но что–то еще там могло ожидать.

Но затем она собрала все свое мужество и двинулась дальше. Она уже зашла так далеко, что если бы Изоэльда устроила для нее ловушку, то уже было слишком поздно поворачивать назад. Если за ней пришли нанятые убить Короля фавориты ее мачехи, а также и ее муж, то она не доставит им удовольствие увидеть, как она пытается убежать.

Она может напугана, но не отступит.

Подняв голову, она снова пошла вперед.

Она шагнула на крыльцо, глазами высматривая в темноте и прислушиваясь к любым звукам. Но вокруг был лишь непроницаемый мрак и глубокая, вездесущая тишина. Под ее ногам негромко скрипели деревянные ступеньки и половицы крыльца.

Когда она дошла до открытого входа с расколотой и криво висящей на петлях дверью, являвшейся немым свидетельством произошедшего здесь насилия, она снова остановилась. Она принюхалась к запахам, которые удостоверяли природу пустоты, которая заполнила дом в отсутствие ее бабушки. Пыль, увядшие цветы и спертый воздух, смешанный с металлическим запахом крови.

Повернувшись боком, чтобы не касаться сломанной двери, она протиснулась через вход, ступая очень осторожно и стараясь не производить шума. Теперь она была уверена, что внутри никто не таился, поджидая ее, чтобы нанести удар. Однако, хотя она и была уверена, что дом пуст, лишенный своей хозяйки и ее друзей, что–то там было…

Она подавила эти мысли и двинулась в темноту, позволив ей окутать ее. Она не была особенно храброй; в этом она призналась себе. Однако, она была наглой и безрассудной в ситуациях, где иногда этого оказывалось достаточно, чтобы ее выручить.

Она почувствовала, что и сейчас это может пригодиться. Она дала глазам привыкнуть, все время всматриваясь в тени, прислушиваясь к тому, что могло прятаться внутри расстилающейся молчаливой темноты.

Ничего.

Она сделала еще один шаг и внезапно десятки темных фигур вылетели из темноты, безумно хлопая крыльями вокруг нее, сворачивая и ныряя вниз, дико и пронзительно крича, прежде чем вылететь из дверного проема и исчезнуть в ночи. Фрина собрала последние остатки мужества, задрожав так, что чуть не развернулась и не убежала. Птицы. Просто птицы, которые гнездились в покинутых домах в поисках пищи и крова.

Ей только–только удалось сделать новый шаг вперед, когда прямо за ее спиной раздался бесплотный голос:

— Фрина? Что это было? Ты в порядке?

Ее снова обуяла тревога, мгновенно застыв от страха, но она удержала себя в руках, когда поняла, что с ней говорил Зак Вен. Каким–то образом ему удалось пройти за ней так, что она не услышала. Она сердито обернулась к нему.

— Я думала, что сказала тебе ждать меня! — прошипела она.

— Это так, но я подумал…

— Ты подумал подкрасться ко мне и напугать меня до смерти, вот что ты подумал!

Она пристально посмотрела на него во мраке, понимая, что он, наверное, не может видеть ее лица, однако, вряд ли мог ошибаться в тоне ее голоса. Он отступил на шаг и сделал извинительный жест.

— Пытался лишь помочь! — рявкнул он. — Я подумал, что ты в беде или что–то подобное! Я не знал, что ты просто дурачилась с птицами!

Она чуть не рассмеялась, настолько нелепо это звучало, но сумела сохранить невозмутимое выражение на лице.

— О, не бери в голову. Спасибо, что волнуешься за меня. Ты просто напугал меня, вот и все.

— Знаю. Но я этого не хотел. — Он посмотрел миом нее в темноту впереди. — Что–нибудь нашла?

— Нет. Но я еще не начала искать. Я только убедилась, что кроме меня здесь никого нет. — Она откинула несколько прядей каштановых волос с глаз и тут же пожалела об этом.

Ее избитое лицо еще не было готово к касаниям, и она вздрогнула от этого.

— Мне тоже не кажется, что здесь кто–то есть, — сказал он.

Она критически оценила его появление.

— Полагаю, раз ты здесь, то хочешь помочь мне в поисках?

Мальчик пожал плечами:

— Наверное. А что мне искать?

— Все, что выглядит интересным. Любую подсказку, которую могла оставить моя бабушка, чтобы сказать мне, что с ней случилось. — Она развела руками. — Я не знаю. Просто осматривай все.

Они бродили по пустому коттеджу, переходя из комнаты в комнату, исследуя темноту, опасаясь зажечь светильник или даже свечу, потому что любой, кто посмотрит на дом или пройдет мимо, сразу же поймет, что внутри кто–то есть. Фрина двигалась осторожно, но уверенно, знакомая с обустройством коттеджа, довольно хорошо зная, где что находилось. Зак Вен не казался смущенным незнакомым местом или темнотой, уверенно скользя во мраке, и Фрине стало интересно, а не был ли он здесь гораздо чаще, чем он утверждал.

Несмотря на тщательные поиски, они не нашли ничего особенного. Мебель была опрокинута, вазы разбиты, шкафа сломаны и повсюду разбросано постельное белье.

Напали не только на Мистраль, обыскали и ее коттедж — и это подтверждало, что Изоэльда действительно искала синие Эльфийские камни. Фрина знала, что они остались у Мистрали после их последней встречи, и скорее всего она снова их спрятала.

Возможно, она сделала так только в качестве меры предосторожности до убийства Короля, а после этого она поняла, что тоже может находиться в опасности. Мистраль не была глупой. Если она спрятала Эльфийские камни, то маловероятно, что Изоэльда найдет их здесь.

Или Фрина, если на то пошло.

Все равно она продолжала поиски, стараясь все изучить. Зак Вен плелся позади нее, обыскивая те же самые места, рассматривая одни и те же вещи. Но никто из них не увидел ничего полезного.

— Это пустая трата времени, — наконец сказал мальчик. Они добрались до заднего крыльца и смотрели в окно на сады старой женщины. — Мы могли бы обыскивать этот коттедж до самого Судного дня и все равно ничего не нашли бы. Что бы ты ни хотела здесь найти, я не думаю, что ты это найдешь. Пойдем. Скоро уже будет светать.

Она понимала, что он прав, но давало себя знать ее упрямство. Если ее бабушка почувствовала угрозу, она бы приготовилась. Она бы сделала что–нибудь, чтобы оставить Фрине или словечко, или подсказку о том, куда она ушла. Она была бы готова к тому моменту, когда за ней пришли Изоэльда и ее фавориты. Ее не застали бы врасплох.

— Поищем еще немного, — ответила она.

Она как раз решила вернуться в спальню Мистрали и начать все сначала, когда заметила цветы. Они стояли в вазе у открытого окна, их лепестки светились мягким малиновым цветом, ловя слабый свет звезд. Какие красивые, вдруг подумала она. Но потом до нее дошло, что цветы в вазе в заброшенном доме должны завянуть и умереть, а не выглядеть такими свежими и здоровыми. Она подошла к ним, протянула руку и коснулась их ради эксперимента.

К ее удивлению они начали светиться мягким ровным светом, что указывало на то, что источник этого света находился где–то внутри.

— Ммм, Фрина, — услышала она шепот Зака.

Когда она обернулась к нему, то увидела, как он замер на месте, уставившись с открытым ртом на что–то сбоку. Он пытался что–то сказать и не мог.

Она проследила за его взглядом и столкнулась лицом к лицу с Мистралью Беллороус. За исключением того, что это была не совсем ее бабушка — очень похожа, но не она. Эта Мистраль Беллороус была смутно прозрачной и лишена любых красок, кроме различных оттенков серого цвета. Она стояла перед Фриной, но глядя не совсем на нее, ее глаза были направлены на точку, расположенную где–то посередине между ними.

Фрина, выслушай меня.

Голос был таким же бледным и нереальным, как и изображение, и Фрина в этот момент поверила, что ее бабушка умерла, а это был ее призрак. Она всхлипнула и не только ночной холод заставил ее вздрогнуть. Ее бабушка всегда казалась такой нерушимой. То, что она умерла, казалось невозможным.

— Бабушка, — прошептала она.

Этот аватар продержится несколько минут, но мне хотелось, чтобы ты поверила, что это именно я разговариваю с тобой. Изоэльда и ее твари скоро придут за мной. Это неизбежно. Она знает про Эльфийские камни. Твой отец совершил ошибку, доверившись ей. Когда она обнаружит, что их нет во дворце, она поймет, кто их забрал. С учетом того, что ты в заключении, кроме меня не остается никого. Мои преданные люди постараются помешать, но они стары и не могут справиться даже со мной. Так что исход предрешен.

Фрина снова растерялась. Если это был не призрак, а аватар, созданный какой–то магией, тогда есть шанс, что бабушка еще жива.

Я сожалею, что не сумела спасти тебя. Я послала сообщения тем, кто сможет. Так или иначе, но ты будешь освобождена. Когда это случится, ты придешь сюда, чтобы найти меня и Эльфийские камни. Но их и меня здесь не будет.

Зак Вен приблизился и встал рядом с Фриной. Его голос прозвучал резким шепотом, когда она сказал:

— Я не думаю, что нам следует...

Но аватар уже заглушил его.

Чтобы сохранить для тебя Эльфийские камни, я забираю их в такое место, в котором, как я считаю, даже Изоэльда не подумает меня искать. Если я спрячу Эльфийские камни здесь, их найдут. Если я останусь здесь, то найдут меня. Поэтому я ухожу. Когда ты обнаружишь, что коттедж пуст, ты коснешься этих цветов и этот аватар пробудится. Когда он начнет исчезать, то скажет тебе, где я нахожусь. Прочти это в воздухе. Приходи ко мне после этого и я передам тебе Эльфийские камни. Твое предназначение решено. Оно прибыло гораздо раньше, чем кто–либо из нас ожидал, и приходит, окутанное несчастьем и горем. Но его нельзя повернуть; нельзя от него отказаться. Прими его, дитя.

Потом она пропала, растворившись в ночи. Как дым при сильном ветре, аватар задрожал и развеялся. Фрина продолжала смотреть на то место, где он находился, ожидая появления чего–то еще. Прочти это в воздухе. Она пыталась что–то разглядеть, но там была только темнота и воспоминания о бабушкиных словах.

Наконец Зак потянул ее за руку:

— Мы должны идти, Фрина! Я слышу голоса!

Однако она медлила, не желая сдаваться. Если она сейчас уйдет, то уже точно ничего не узнает о том, куда ушла ее бабушка. Она никогда не найдет Эльфийские камни.

Все будет потеряно. Прочти это в воздухе. Тени! Она старалась!

— Фрина!

Голос Зака Вена сменился до резкого шепота. Сейчас она тоже смогла услышать голоса. Они исходили откуда–то снаружи передней части коттеджа, тихие и приглушенные. Мужские голоса — Эльфийских Охотников или кого–то гораздо, гораздо хуже.

Затем сумрак прямо перед ней ожил, сверкнув, заполнив темноту огромными словами, написанными огненными ярко–красными буквами, которые шипели и трещали, как будто горел сам воздух.

Фрина затаила дыхание, прочитав их:

Ступай в Ашенелл под Арку Беллороусов

Ведя за собой Зака Вена, она вышла через заднюю дверь, прошла по небольшой травянистой лужайке и вошла в сады. Они быстро добрались до расположенного за ними леса, задержавшись там, чтобы присесть и оглянуться назад. Внутри дома двигались огни, два или три, и они могла услышать шарканье и стук тяжелых сапог по деревянному полу. Если бы она могла это сделать, то заперла бы этот дом и поймала их в ловушку. Испытывая сильные эмоции, чтобы разобраться со всеми сразу, она бы выбрала одного, самого сильного, и разобралась с ним.

Ярость.

Однажды она заставит Изоэльду и всех тех, кто нес ответственность за случившееся с ее бабушкой, заплатить за их высокомерие и ненавистное пренебрежение к любым нормам морального кодекса. Она выследит их и накажет. Она представила, как она это сделает, но тут гнев исчез, а глаза наполнились слезами. Она смахнула их, не желая, чтобы мальчик это заметил. Однако, когда она взглянула на него, то он отвернулся.

— Не волнуйся, Фрина, с ней все в порядке. Я имею в виду, с твоей бабушкой. Она сбежала от них.

Он пытался помочь, чтобы она почувствовала себя лучше, и она улыбнулась ему в ответ на его старания. Но она не была убеждена в его правоте. Все, в чем она была уверена, это что ее бабушка создала тот аватар при помощи магии, причем Фрина даже не подозревала, что она ею владеет, и оставила его, чтобы девушка узнала, куда она ушла.

В Ашенелл. На кладбище эльфийского народа.

В долине было мало мест, куда она хотела попасть меньше всего. Кладбище было мрачным и полным привидений, местом упокоения умерших, а также резервуаром для дикой магии. Привидения и призраки бродили по земле кладбища, и говорили, что глубоко под землей был погребен старый город, в котором были похоронены самые древние из мертвых. Когда–то, много веков назад, когда Арборлон располагался в Цинтре, Кирисин Беллороус и его сестра Симралин спустились в те гробницы, чтобы получить Эльфийские камни от мертвой властительницы Готрин, призрака, все еще способного переходить в этот мир с другой стороны. Она немного знала об этой истории, но достаточно, чтобы остерегаться углубляться в подобные места по собственной воле. Но сейчас она находила именно в таком положении, столкнувшись с необходимостью сделать именно это.

Естественно, она пойдет, несмотря на ее страхи и сомнения. У нее не было выбора, если она не хотела проигнорировать аватар бабушки и отказаться от ее поисков. Ведь она любила Мистраль и знала, что не ослушается ее.

В конце концов, сказала она себе, она же будет на поверхности на этом кладбище. Она будет среди мертвых, но не под ними, как много лет назад случилось с Кирисином и Симралин Беллороус. Она понятия не имела, что будет делать, как только там окажется. И не представляла, чего ожидать там. Возможно, она не найдет там ничего, кроме подсказки, указывающей, куда ей дальше идти. Или, может, на этот раз ее будет ждать сама Мистраль, а не аватар.

Она еще чуток посмотрела на бабушкин коттедж, наблюдая за хаотичным движением огней внутри темного дома, а затем поднялась и прошептала Заку Вену следовать за ней. Она углубилась в лес, пропав из виду, и начала обходить кругом коттедж, стараясь сохранять свою скрытность. Мальчик молча скользил за ней следом. Скоро ей придется что–то с ним решить. Она не сможет позволить ему продолжать слепо следовать за ней. Он и так уже достаточно подвергал себя опасности, чтобы помочь ей, и теперь пришло время ему отойти в сторону.

— Мы идем на кладбище? — прошептал он, когда они значительно удалились от коттеджа и снова двигались по тропинкам к городу.

Она обернулась к нему:

— Я должна идти одна, Зак.

— Чтобы мне не находиться в опасности? — предположил он.

— Точно. Поэтому ты не будешь в опасности. Я знаю, что ты собираешься говорить об Оруллианах, но они не могут требовать от тебя сделать больше того, что ты уже сделал. Ты должен пойти домой, а я выполню свое дело.

Он остановился и посмотрел на нее:

— Я думал, мы уже это обсудили. Я думал, что останусь с тобой до тех пор, пока ты не будешь в безопасности.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула:

— Обсудили. Но это было до того, как я поняла, как долго это может продлиться и каким опасным быть. Я не могу позволить тебе продолжать рисковать ради меня. Даже Таша и Тенерифе согласились бы. Больше ты ничего не можешь сделать.

Мальчик смотрел под ноги, на его молодом лице ясно виднелось разочарование:

— Ну, а я не согласен.

Она почувствовала, что смягчается, сказала себе этого не делать, но потом смягчилась снова.

— Давай договоримся. Ты проводишь меня до Ашенелла. Я была бы не против, чтобы кто–то составил мне компанию, когда приходится идти в такое место. Мне там не нравится. Но после этого, ты покинешь меня и вернешься домой.

Он опять быстро взглянул на нее.

— Согласен. За исключением последнего, но об этом мы поговорим позже.

Она начала было возражать, но он уже отвернулся, быстро зашагав по тропинке, не дав ей никакого шанса. Она с мгновение смотрела ему вслед, а потом махнула рукой. Она разберется с этим позже, после того, как они найдут то, что собираются искать на кладбище.

На восточном горизонте появилась первая полоска зари, ее рассеянного света оказалось достаточно, чтобы выявлять в темноте то, что находилось на пути. Время для необходимых действий на кладбище сокращалось, и хотя Фрина не испытывала никакого желания оказаться в Ашенелле, когда было все еще темно, она понимала, насколько будет опаснее прийти туда, если взойдет солнце. Она ускорилась, обогнав Зака Вена, который удивленно взглянул на нее и поторопился ее догнать.

Так вместе они и прошли по тропинке, пока не прибыли на северную окраину города и оказались возле входа на кладбище. Когда они добрались до ворот, то остановились и посмотрели на то, что лежало за ними.

Ашенелл был огромен. Он был перенесен вместе с городом, когда Кирисин Беллороус использовал Эльфийский камень Путеводная звезда, чтобы спасти свой народ после Великих Войн. В нем находились тысячи эльфов, которые умерли в течение столетий, одни погребены в огромных каменных мавзолеях сотнями, как члены одной семьи, другие похоронены в земле в несколько слоев от двадцати до тридцати футов глубиной, а третьих хоронили стоя под именными плитами размером не более трех квадратных футов. Остальные сотни тысяч были кремированы и их прах хранился в урнах, иногда целыми семьями, предпочитавшими, чтобы их останки оставались все время вместе. Никто точно не знал, сколько эльфов здесь похоронено. Некоторые надгробия разрушились или надписи на них настолько повредились, что стали нечитаемыми, и те, кому они посвящались, были потеряны. Одни могилы были стерты, а в другие произвели повторные захоронения. Следить так долго за захоронениями в городе, который существовал с незапамятных времен Волшебства, было невозможно. В дворцовых архивах хранились соответствующие записи, но даже они не остались абсолютно нетронутыми.

Но не это делало Ашенелл настолько отталкивающим местом для Фрины. Не мертвые, не их могилы и надгробия.

А темная магия, обитавшая в этой земле.

Каждый слышал эти истории. Про эльфов, которые исчезли без следа, углубившись на кладбище после захода солнца. Про эльфов, которые выжигали надписи на надгробиях, найденных сожженными дотла. Про эльфов, которые бродили, надеясь найти выход, и терялись. Про эльфов, которые сталкивались с настолько ужасными тварями, что становились немыми и невменяемыми. Про эльфов, которые изменялись в нечто непостижимое.

Она не обязательно верила во все эти рассказы. Но по крайней мере в одном случае она была свидетелем не понаслышке, и этого оказалось достаточно. Когда она была маленькой девочкой, она на спор пошла в Ашенелл, оставив у ворот двух своих двоюродных сестер, Пэ и Фрейзен. Девочки, чуть старше ее, считали, что она не отважится пойти, но она оказалась достаточно упрямой, чтобы отбросить здравый смысл и не прислушаться к своим предчувствиям, и приняла их вызов. Она пошла с намерением прикоснуться к гробнице, в которой были похоронены самые последние члены семьи Амарантайн. Ее слова, что она так сделала, было бы для них вполне достаточно, согласились ее кузины.

Во всяком случае Фрина не солгала бы — только не насчет этого или чего–то еще, что касалось с проявлением смелости. Она все еще пыталась найти свое место в семье, ведь недавно умерла ее мать, а отец уже начал отдаляться. Уверенность, которой она обладала, проистекавшая частично из ее наследия Амарантайнов и Беллороусов, а также из железной решимости, проведет ее через все трудности. Она воспользовалась ею этой ночью, пошла на кладбище и прикоснулась к одной могиле, принадлежавшей семье ее отца.

Она уже возвращалась, чувствуя себя сильной и стойкой в результате своего свершения, когда столкнулась с собакой, существом высотой шесть футов в холке и почти с дюжину футов длиной. Она появилась из ниоткуда перед ней, из ее пасти капала кровь, а глаза горели, как раскаленные угли. Она замерла на месте, неспособная двигаться, неспособная ничего делать, кроме как стоять и ждать неминуемого. Долго собака смотрела на нее, как бы оценивая ее значимость для своих интересов. Но, в конце концов, развернулась и исчезла.

Она вышла из Ашенелла, дрожа от ужаса, не в состоянии ничего делать, только лишь убежать домой и спрятаться под одеялами. Когда наступило утро, она пришла в себя и решила, что, скорее всего, это было привидение.

Но потом она узнала, что мужчина, занимавшийся проломом в одну из гробниц, был убит в ту же ночь, причем его раны указывали, что его разорвало существо, подобного которому никто не мог и вообразить.

Поэтому она считалась с присутствием магии и тварей, порожденных этой магией. Она не думала, что эльфийский народ намеренно призвал к жизни таких существ, но считала, что использование магии оставило какой–то осадок, который и позволил самостоятельно появиться таким тварям.

— Ты должен ждать здесь, — сказала она Заку, глядя на темные тени смешения деревьев, могил и надгробий.

— А тебе следует перестать болтать и просто следовать за мной, — ответил он.

И не дожидаясь ее действий, он шагнул через ворота и ступил в Ашенелл. У этого мальчика мужества больше, чем здравого смысла, подумала она. Однако, поспешила за ним следом.

Она догнала его и снова встала во главе. Она знала в какой части кладбища хоронили семью Беллороус; она бывала там не раз, хотя всегда при дневном свете, за исключением того несчастного случая. Также она знала про Арку Беллороусов. Построенная вскоре после того, как город и его население были перенесены из Цинтры и размещены в этой долине, она стал монументом, который определил секцию, предназначенную для всех членов этой семьи.

Они добрались до нее довольно быстро — от южных ворот было недалеко — пройдя по прямой через кладбище, стараясь попасть к месту назначение засветло. Фрина весь путь внимательно всматривалась в темноту, помня о своей встрече с собакой–призраком, такой свежей, как будто это случилось вчера. Однако они не повстречали никого и ничего и прибыли без происшествий.

Здесь все должно закончиться. Она находилась там, где полагалось, куда велела прийти ее бабушка. Но Мистрали нигде не было.

Фрина стояла примерно в двадцати футах от Арки Беллороусов, взвешивая свой следующий шаг. Однако нетерпение быстро нарастало. Приближался рассвет, а с ним появятся и люди. Не желая больше просто так стоять на месте и смирившись с ожидающей ее судьбой, она решила взглянуть поближе.

* * *

Зак Вен посмотрел ей вслед, задрав голову и изучая арку, как будто там могла находиться подсказка, которую он мог разгадать. Он продолжал думать, что должно появиться что–нибудь, чтобы объяснить сообщение от Мистрали Беллороус. Почему она позвала Фрину сюда? Чего она хотела? Он думал о бабушке Фрины так, как и большинство других — очень странная, нелюдимая старой леди, которая знала такие вещи, о которых остальные понятия не имели. Наподобие того, как сотворить магию, иногда опасную. Он задавался вопросом, не связано ли это с настойчивостью Фрины найти ее. Ведь немного магии было бы весьма полезно, когда имеешь дело с такими, как Изоэльда Северин.

Сейчас уже Фрина была почти под аркой, двигаясь осторожно, не обращая внимания на время. Зак не думал, что это была ловушка, но полностью не был уверен. Ему хотелось, чтобы здесь был Таша. Большой сильный Таша, который справится с любым. Или даже умный Тенерифе. Но тут были только Фрина и он, а этого явно было недостаточно, учитывая степень опасности, в которой они находились.

Он двинулся вперед, не желая оказаться слишком далеко от девушки. Ему нужно находиться поближе, если что–то случится, и он не хотел сожалеть об этом позже.

Он еще не додумал эту мысль до конца, когда Фрина Амарантайн вошла под арку и исчезла.

На мгновение он подумал, что зрение обмануло его. Только что она была, а потом ее нет — этого не могло быть. Не случилось ничего, чтобы вызвать это; она просто растворилась в воздухе. Он рванулся вперед, быстро моргая, пытаясь отыскать ее в смеси мрака и теней. Но ее там не было. Она пропала.

— Фрина! — вслух позвал он, отбросив всякую осторожность.

Он прошел под Аркой Беллороусов, но ничего не произошло. Он развернулся и еще раз прошел под ней. Еще раз повернулся и встал прямо под аркой. Он пробовал различные способы прохода, которые только мог вообразить, старался пройти по ее следам, даже один раз в точности идя по отпечаткам ее сапог.

Ничего.

Он тревожно огляделся. Что же ему теперь делать? Как он сможет найти ее? Вернется ли она сама оттуда, куда попала, или же находилась в беде?

Весь день он находился возле свода, ожидая возвращения Фрины Амарантайн. Когда она не появилась, он решил, что ему остается только одно. Он должен вернуться к Таше и Тенерифе и рассказать им все, что случилось. Он должен получить помощь.

На рассвете следующего дня, забросив за плечи мешок с припасами и бурдюк с водой, он направился к перевалу Афалион.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Пантерра Ку и Пру Лисс шли на север из Гленск Вуда весь остаток ночи, следуя по дорогам и тропам, ведущим в Арборлон к эльфам. Теперь Пру использовала при ходьбе посох, вырезанный из ствола пекана Паном вскоре после их выхода, так что теперь она продолжала создавать впечатление, как будто она была слепа и нуждалась в помощи в дороге. Они согласились, что хотя она видела так же хорошо, как любой зрячий человек, для нее будет лучше не раскрывать правду. У других людей создастсявпечатление о том, насколько она уязвима, а это даст ей преимущество, которого в противном случае не было бы. Учитывая, в каком положении они оказались, не следует отказываться от любого возможного преимущества.

Тем не менее Пру по–прежнему была недовольна уплаченной ценой. Она все больше свыкалась с мыслью, что не сможет различать цвета, будет видеть только оттенки серого, белого и черного, однако это не облегчало свежую боль, которую вызывало каждое новое напоминание об этой ее неполноценности. Она говорила себе, что не должна позволять себе страдать от этого, что краски были прекрасны, а иногда даже чудесны, но самое главное состояло просто в способности видеть, в цвете или нет.

И хотя это было правдой, но легче от нее на не становилось. Испытываемая ею душевная боль лишь усиливалась, поскольку со временем становилось все более ясным, что она не только навсегда потеряла способность видеть краски, но и что ее неспособность адаптироваться к этой потере только углублялась.

Она не раз подумывала поговорить об этом с Паном, потому что всегда говорила с ним обо всем. Но предпочла этого не делать сейчас, так как это лишь напомнит ему о том, что он был этому причиной. Будет лучше, если она молча выстрадает это и не станет разделять с ним свою боль. Во всяком случае, он никогда не поймет силу и природу этой боли, потому что с ним такого не происходило.

Поэтому они разговаривали на другие темы.

— Там до сих пор много оружия старого мира, — рассказывала она ему. — У Деладиона Инча были разные виды этого оружия, все в хорошем рабочем состоянии, все смертоносное. У него была машина, работавшая на солнечной энергии, и взрывчатка, размером не больше моей ладони, но способная уничтожить целые дома. Если они есть у него, то также есть и у других.

— Но, наверное, не так много. — Пан всматривался в лес, постоянно держа в поле зрения окружающую их обстановку. — Кроме того, этого оружия оказалось недостаточно, чтобы спасти его, так ведь?

— Могло и хватить, если бы он не решил спасти меня.

Пан кивнул:

— За что я всегда буду ему благодарен. Это кое–что говорит о нем, что он решил вообще пойти за тобой. Он не знал тебя, у него не было никакой причины заниматься твоим спасением. Он сделал это ради Сидера.

— О, думаю, он сделал это и ради себя. — Она быстро взглянула на него, когда он посмотрел на нее. — Нет, это правда. Ему нравилось испытывать себя. Думаю, именно это делало его жизнь что–то значащей.

Он кивнул и отвернулся. Она задумалась, не вид ли ее глаз смущал его. Казалось, он не хотел заострять на них свое внимание. Может быть он считал ее безобразной или чуть менее человеком теперь. Ей не хотелось так о нем думать, но она поймет, если это было так. Ей это нравилось не больше, чем ему. Она тоже не хотела больше смотреть на себя.

— Я хочу, чтобы ты знала… — Он остановился на середине фразы, качая головой и продолжая идти. На минуту он замолчал. Потом снова посмотрел на нее и произнес: — Я просто хочу сказать еще раз, как я сожалею, что это случилось.

Она улыбнулась ему:

— Знаю. Но я рада это услышать от тебя. Мне от этого становится немного легче.

— Ты считаешь, что он сделал это — Король Серебряной Реки — чтобы твои предчувствия обострились?

Она подумала об этом. После того, как она вернулась из того места, куда ее забрало существо Волшебства, а потом вернуло на путь домой, ей представилось достаточно возможностей проверить, помогло ли ей это или нет. Ей казалось, что ее предчувствия полностью восстановились. Не один раз они предупреждали ее об опасности, которую она не могла увидеть, от скрывающихся существ, иногда прямо на ее пути. Когда она меняла направление, это ощущения ослабевали.

— Они гораздо сильнее, — сказала она наконец. — Я смогла так сказать, вернувшись в Гленск Вуд. Достаточно ли они сильны, чтобы предупреждать меня постоянно и безошибочно? Я еще не уверена. Нужно подождать, чтобы это понять. Я должна доверять тому, что он мне рассказал. И я доверяю ему, Пан. Я по–прежнему считаю этот обмен честной сделкой.

Также она еще кое–что заметила, однако предпочла пока что об этом умолчать.

Когда они отправились в путь, проходя через мрак и темноту леса, одинокие среди деревьев, за исключением тех существ, которые там жили, она обнаружила, что может определить, идентифицировать и выделить почти все, что способно дышать. Она не всегда могла точно определить, что именно ощущала, но могла сказать было это большим или маленьким, опасным или нет, сидящим в засаде или спящим, охотящимся или просто идущим куда–то. Это было очень тонким ощущением, наполненным нюансами, о которых она прежде не подозревала, что породило неожиданную уверенность в ней.

— Сколько ты хочешь сегодня пройти? — спросил он.

Она безразлично покачала головой:

— Столько, сколько надо.

— Но ты уже пропутешествовала несколько дней, чтобы добраться до меня. У тебя не было времени, чтобы отдохнуть. Сколько ты уже не спала?

— Не так много, Пан. Я могу идти. Я чувствую себя прекрасно. — Она увидела, как он на нее посмотрел, и смогла уловить сомнение в его глазах. Очевидно, сомнение не являлось цветом. — На самом деле.

Они шли все утро, поднявшись с низин долины на более открытые пространства нижних склонов, но оставаясь по–прежнему ниже линии снегов. Они проходили мимо одиноких домов и ферм, пару раз увидели людей и обменялись с ними приветственными жестами. Поднялось солнце и день прояснился, заставив отступить далеко в горы густые туманы, так что воздух согрелся и рассеял сырость предрассветной росы. В небесах над головой кружили хищные птицы, а среди скал появились горные лилии и группы додекатеонов.

— Все почти так же, как и раньше, не так ли? — спросила она его, жестом обводя окружающую местность. Все так, добавила она про себя, кроме того, что я не могу сказать, какие окраски у цветов.

— Все именно так, как раньше, — через мгновение ответил он. — Ты и я, делаем то, что всегда делали.

Ты и я, повторил она про себя, и от этих слов ей стало теплее.

В полдень они остановились и перекусили, устроившись около покрытого мхом уступа, который прикрывал их от холодных порывов северного ветра и не мешал полному обзору в всех направлениях. Пру обнаружила, что съела больше, чем ожидала, странно почувствовав себя в своем мрачном мире неожиданно счастливой. Речь не шла о ее глазах; и не о красках. В эти несколько мгновений ее жизнь вернулась на круги своя.

Однако как только они двинулись дальше, ей вспомнилось, что именно они пытались сделать, вспомнились опасности, которые ждали почти за каждым поворотом, и обязанности, которые были на нее возложены Королем Серебряной Реки, и тут же все радостные ощущения улетучились.

Они шли весь день до тех пор, пока солнце не начало опускаться за горы на западе и свет не стал тускнеть. Пан решил сделать привал до того, как они поднимутся на уступ, отделявший их от болот и Арборлона, выбрав небольшую рощицу альпийских елей посреди скал, которая скроет их от любопытных глаз, и из которой можно было заметить приближение нежданных гостей. Сейчас Пан полностью перевоплотился в Следопыта, используя все свои навыки и опыт, чтобы сохранить их в целости и сохранности. Он мог бы понадеяться, что они смогут положиться на ее предчувствия, однако нисколько не хотел рисковать, если они неожиданно подведут, даже несмотря на обещания Короля Серебряной Реки.

Таким он был, знала она. Всегда был таким. Самая лучшая защита это ваша собственная защита, и никогда не стоит полагаться на волю случая или на других людей. Даже на нее. Это могло ее задеть, если бы она не знала его так хорошо. Он не принижал ее способностей; просто он полагался также и на свои собственные. Два комплекта навыков всегда лучше, чем один, говорил он.

Они поужинали и легли спать. Она подумала, что проснется через какое–то время, чтобы разделить бремя караула, но когда она наконец открыла свои глаза, над окружавшими горами уже вставало солнце и начинался новый день. В стороне Пан готовил завтрак и она не могла сказать, проснулся ли он только что или не спал всю ночь.

Когда она спросила, поспал ли он, он пожал плечами и ничего не ответил.

Покончив с завтраком, они собрались и отправились в сторону хребта на дальней стороне откоса, следуя по тропе, которая в конечном итоге приведет их в местность западнее болот, а оттуда к эльфам. День был ясным и прохладным, туман снова уходил на возвышенность, где окружил вершины своим ворсистым одеялом. Казалось, что их укрыли заботливые материнские руки, и Пру непроизвольно улыбнулась, представив ребенка, которого они закутывают.

Они поднялись на хребет и прошли через скалы на другой стороне, с северных высот резкими порывами налетал свежий холодный ветер. Однако холод и спешка оживили Пру и она подставила ветру лицо, наслаждаясь этим ощущением свежести.

Они как раз перевалили через хребет и начали спускаться к южному краю болот, когда она, думая о том, каким приятным оказывается их путешествие, почувствовала опасность.

Это произошло внезапно, не постепенно или наплывом небольших покалываний, а накатило мощной волной, которая грозила сбить ее с ног и придавить к земле. Она резко выдохнула от ее силы и опустилась на одно колено. Пан тут же оказался рядом, положив руки ей на плечи, шепча что–то ободряющее.

— Все в порядке, Пру. Я здесь. — Его слова звучали как в тумане. — Просто сделай глубокий вдох и медленно выдыхай. Ты выглядишь так, будто увидела призрака!

Она кивнула и жестом показала, что с ней все в порядке.

— Больше похоже на то, будто я его почувствовала, — поправила она его. — Что–то очень плохое, Пан. Там впереди, ждет нас. — Она с трудом сглотнула. — Я не знаю, но никогда ничего не ощущала таким плохим, как это.

— Это старик? Демон?

— Не могу сказать, что там. Только то, что это находится впереди, вероятно, скрывается в тех скалах внизу, поджидая нас.

Он опустился на колени рядом с ней, держа ее в своих объятиях.

— Засада. Подходящее место для нее. Что бы там ни скрывалось внизу, оно могло видеть, как мы переходим через хребет. Оно могло следить за нашим спуском. Но как оно узнало, где нас ждать? Откуда оно знало, что мы придем?

Она быстро взглянула на него:

— Мы должны идти другим путем. Мы можем обойти его?

Он посмотрел на нее, все еще стоя на коленях.

— Подожди здесь.

Пригнувшись, он двинулся вперед, пока не нашел подходящее место, а затем осторожно приподнялся, чтобы осмотреть группу скал. Он оставался на месте долгое время, внимательно изучая землю впереди. Когда он удовлетворился осмотром, снова пригнулся и вернулся к ней.

— Мы можем проскочить мимо него незамеченными, но нам придется сойти со своего пути. Мы можем обойти болота с севера — не самый простой маршрут. А может быть просто пойти прямо на то, что там внизу, и покончить с этим.

Она быстро закачала своей головой:

— Нет, мы этого не хотим. Нет, если это тот старик. Давай попробуем прокрасться мимо. Как только мы окажемся в Арборлоне, мы будем в безопасности.

Он с сомнением взглянул на нее, но кивнул в знак согласия.

Присев достаточно низко, чтобы скалы скрывали их от того, что наблюдало за ними внизу, они крадучись продвигались по склону, направляясь на север в сторону гор.

Пру поняла, что эти усилия могут завершиться неудачно и они в любом случае столкнутся с тем, кто за ними следит. Их исчезновение с тропы пошлет четкий сигнал тому, кто за ними наблюдал, и тот примет соответствующие меры. В лучшем случае они могли надеяться, что тот не догадается, в каком направлении они ушли, или решит, что они никуда не двинулись, и будет поджидать их дальше.

Однако она была способна ужиться с такой неопределенностью, если это означало, что у них был шанс проскочить мимо. Пру не была готова столкнуться с тем, что находилось там внизу. Она знала это своим сердцем, поняла в тот момент, когда ощутила тяжесть своих предчувствий, надавивших на нее в предостережении. Она подумала, что сможет сделать все, что необходимо, чтобы помочь Пану, сможет действовать в его интересах, как и предполагал Король Серебряной Реки. Однако когда она подумала о том, что это означало, то осознала, что не имеет никакого понятия, как она сможет его защитить. Каким–то образом она не поняла эту часть, когда согласилась на сделку с тем существом Волшебства. Она могла ощутить опасность для Пана и предупредить его, но ничего не могла сделать, чтобы спасти его. Именно он обладал всей силой, носитель черного посоха, наследник магии Слова. Она же была всего лишь пятнадцатилетней девочкой, которая не хотела увидеть, как он умрет.

Это был горький момент, истина открылась так, что не оставалось сомнений о степени ее неадекватности. Так не должно быть. Чтобы она смогла ему помочь, должно быть что–то еще. Но правда была неизбежной, и ей придется найти способ научиться с этим жить.

И какой бы силой и какими способностями она ни обладала, она должна найти способ, чтобы помочь ему тоже научиться с этим жить.

Они направлялись на север по поверхности склона, тщательно скрываясь за скалами, двигаясь бесшумно и плавно так, как обучали Следопытов с самых первых шагов, прислушиваясь и наблюдая, подмечая все движения и звуки. Лишь однажды Пан остановился и приподнялся, чтобы бросить вокруг быстрый взгляд. Он сразу же нырнул обратно, покачав головой и показывая Пру, что ничего не увидел, и они двинулись дальше.

Через какое–то время они повернули вниз по склону к северо–западному краю болот. К этому времени предчувствия Пру утихли и все предупреждающие знаки об опасности, которые она почувствовала ранее, постепенно рассеялись. К тому же она почувствовала себя лучше насчет нынешних событий, надеясь, что они преуспели в обмане того, кто за ними следил, чтобы он поверил, что они находились где–то еще — либо по–прежнему в скалах, либо ушли другим путем. Она коснулась плеча Пана и тот кивнул в знак понимания.

Было уже поздно и им предстояло решить, продолжать ли путь, чтобы добраться до Арборлона этой ночью, или остановиться, чтобы отдохнуть и продолжить утром.

Болота были коварным местом и в темноте здесь было трудно ориентироваться, однако до Арборлона было недалеко.

Пан просигнализировал, чтобы они продолжили путь. Они продолжали скрываться пока склон не выровнялся и скалы не расступились перед огромными старыми кедрами и ивами, которые отмечали северную границу болот.

Они все еще находились далеко на юге и им предстояло обогнуть края болот до тех пор, пока не доберутся до дальнего северного конца, если им нужен безопасный проход. Ни один из них не думал и пытаться ориентироваться в болотах ночью, поэтому они смирились с тем, что им предстояло сделать, и продолжили путь, двигаясь под прикрытием деревьев, чтобы их нельзя было заметить. Дело шло медленно, потому что лес был густым по краям заводей и огромных луж, которые образовали болота, и приходилось вилять по всем направлениям, чтобы избежать омутов и топей. Фокус состоял в том, чтобы продолжать двигаться. Как только они достигли достаточного расстояния между собой и тем, что за ними следило, они смогли замедлить свой темп.

Пру как раз закончила подсчеты, что они находились в четырех или пяти часах от эльфийского поселения и безопасности, когда ее предчувствия снова ожили и она ощутила, как знакомая сокрушающая волна начинает накрывать ее.

— Пан! — прошипела она, заставляя его обернуться и немедленно приблизиться к ней. — Оно преследует нас! Оно поняло, в какую сторону мы пошли!

Он затих, уставившись назад в растущую темноту, его взгляд устремился к тому, чего она не могла увидеть, но легко могла представить.

— Мы должны ускориться, — надавила она.

Он покачал головой:

— Мы должны остановиться и встретиться с тем лицом к лицу, но не здесь. Не на открытом месте, где у него будет преимущество над нами.

Она ждала, уже зная, что он собирался сказать.

Даже так, слова леденили душу, когда он их произнес:

— Мы должны увести его в болота.

* * *

Близилась полночь, тьма освещалась светом звезд, которые появлялись посреди разрывов облаков, просачиваясь сквозь плотные кроны деревьев. Пантерра Ку притаился в густом кустарнике не более чем в шести футах от того места, где спряталась Пру, прижавшись своим стройным телом к земле у ствола древней ивы, вытянувшись между корней дерева и полностью исчезнув из поля зрения. Она вся накрылась листвой, чуть ли не закопавшись в землю, и это было хорошим выбором, чтобы спрятаться от того, кто на них охотился. Позиция Пана была более уязвимой, но это было его выбором. Она возразила, но он указал, что ее предчувствия предупредят ее, когда приблизится то, что их преследовало, а потом он сможет использовать для своей защиты магию своего посоха. Чтобы просигнализировать о приближении преследователя, он обвязал вокруг своего пальца длинный шнур и передал ей другой конец. Когда она почувствует, что опасность достаточно близко, то просто дернет за шнур, предупреждая его.

Однако он рассчитывал и на чучела, которые сделал из листьев и веток, облачив их в запасную одежду, чтобы отвлечь внимание преследователя от того места, где они прятались. Завернутые в одеяла и лежащие спиной к деревьям на краю широкой поляны, выходящей к берегу озера, чучела выглядели, как спящие мальчик и девочка. Они вполне могли обмануть кого угодно даже при дневном свете.

И все равно Пан не хотел рисковать. Он держал свой посох наготове и ждал, когда сможет его использовать.

Проходили минуты в ожидании. Прошел час. Пан снова и снова осматривал лес, выискивая какое–нибудь движение. Пру так затихла, как будто уснула. Но он знал, что это не так. Она могла лежать молча часами; он видел, как она это делала. Ее терпение было феноменальным, этим она могла бросить вызов любому. Однажды она рассказала ему, что тренировалась еще будучи ребенком, когда неподвижно сидела и наблюдала за птицами, которые приземлялись у нее во дворе. Ей было тогда всего три или четыре года.

Рывок шнура на его пальце застал его врасплох, и он дернул в ответ, показывая ей, что он обратил на это внимание. Он стянул шнур со своего пальца и занял новую позицию, притаившись и приготовившись. Еще прошло какое–то время и ничего не случилось. Он осмотрел берега озера и поляну, затем окраину леса и снова поляну, ожидая. Он неоднократно поглядывал на Пру, желая с ней поговорить, спросить ее, что происходит. Но к этому моменту уже было так темно, что он едва мог различить корни дерева, среди которых она устроилась, а он не мог рисковать, чтобы не обнаружить себя.

Он продолжал присматриваться и прислушиваться, испытывая нетерпение. Их преследователь все еще не появился.

Он уже почти уверовал, что их план имеет реальный шанс сработать, когда Пру закричала. Ее крик был высоким, пронзительным и наполненным страхом, и он среагировал инстинктивно, быстро крутанувшись и пытаясь извлечь магию посоха.

Нападение произошло сзади, фигура в черном одеянии выскочила из темноты в беззвучном порыве, что сразу же объяснило ему произошедшее. Их преследователь — человек, судя по его размерам, — выяснил, что они устроили засаду, обошел вокруг них через болота и зашел к ним с тыла. Если бы не крик Пру...

Блеск лезвия кинжала в свете звезд изгнал все прочие мысли. Он поймал клинок своим посохом, магия вспыхнула, оживая, все это произошло в считанные секунды. Он отразил удар и магия вырвалась из посоха, отшвырнув нападавшего. Но тот почти мгновенно вскочил на ноги. Отказавшись снова нападать на Пана, он обернулся к Пру, которая выкарабкивалась из своей засады, желая помочь, раскрывая себя, от чего сердце мальчика сжалось в смятении.

— Пру! — закричал он.

Но атакующий был уже над ней, повалив ее на землю, поднимая и опуская кинжал.

Пан побежал к ней, боясь, что уже слишком поздно, чтобы спасти ее. Однако к его удивлению, ей каким–то образом удалось откатиться из–под атаки, и она снова оказалась на ногах, держа наготове свою трость. Атакующий снова приблизился к ней, но она смерила его и ударила своей дорожной тростью не по голове, а по его ногам, выбивая их из–под него. Он упал как подкошенный. Пан призвал магию и она вспыхнула на кончиках пальцев и по всей черной длине посоха, но он не мог послать ее, когда Пру и атаковавший ее находились так близко друг от друга.

Она, казалось, почувствовала это и нырнула в сторону, когда в нее направился кинжал. Она упала на землю и откатилась вне досягаемости от напавшего, и Пан ударил всем, что только смог собрать. Цель была ясна и магия врезалась в их преследователя с такой силой, что отбросила его на двадцать футов в ствол дерева, где он свалился кучей и перестал двигаться.

Пан встал, задыхаясь от мешанины шока и облегчения, мучительно осознавая после этой атаки, насколько они оказались близки к тому, чтобы погибнуть.

* * *

Они осторожно подошли к лежащему человеку, Пан на шаг впереди Пру, готовый защищать ее в случае необходимости. Но напавший на них был без сознания, и даже когда Пан пихнул его сапогом, не сделал никакого движения.

Поэтому они прислонили его к стволу дерева, отобрав его кинжал и другое оружие, которое смогли найти, коего оказалось немалое количество. Естественно, что любому обычному охотнику и в голову не придет так носить оружие — спрятанное в сапогах, рукавах, карманах, хитро вшитое в одежду, в пояс и даже в широкий золотой браслет.

Некоторые виды оружия были неизвестны, например, выглядевшие, как метательные звездочки и кривые лезвия, маленькие, но очень острые. В конце концов Пан отрезал ему рукава и штанины, снял пояс и сапоги, не желая оставлять без внимания все, где можно было спрятать оружие, которое они не нашли. Затем они привязали его к дереву и сняли маску, которая была одета на его голове.

Никто из них никогда прежде его не видел.

— Он не похож на того, кто живет здесь, — высказалась Пру.

Пан согласился. Тот был молод и довольно бледен, выглядя почти как неженка. Его руки были гладкими и без мозолей, нигде не было видно шрамов. Он точно не был охотником или Следопытом. Ничего не говорило о том, что он проводил много времени на воздухе или занимался каким–либо физическим трудом.

— Он убийца, — сказал Пан. — Посланный найти нас.

Пру покачала головой:

— Кем? Кому понадобилось нас убивать? — Она помедлила, когда Пан бросил на нее взгляд. — Скилу Эйлу? Я думала, что с этим покончено. Я думала, что Сидер положил этому конец.

— Сидер погиб. — Пан отошел от поникшей фигуры и уселся на земле, скрестив ноги. — Когда он очнется, посмотрим, что он скажет по этому поводу.

Пру резко вскочила на ноги, подошла к своему рюкзаку, достала оттуда кастрюлю, направилась с ней к озеру, наполнила ее водой, вернулась к нему и плеснула водой в лицо находящегося без сознания человека.

Человек дернулся, сразу же очнувшись, мотая головой и отплевываясь. Быстро моргая, он перевел взгляд с одного на другую.

— Дети, — пробормотал он. — Меня взяли в плен дети.

— Кто ты? — спросил Пан, наклоняясь вперед, но оставаясь вне досягаемости. Пру присела рядом с ним. — Зачем ты пытался нас убить?

Человек улыбнулся:

— Простите меня, но не думаю, что я собираюсь отвечать на любой из этих вопросов.

— Ты не назовешь нам себя?

— Я не назову вам своего имени ни днем, ни, как в этом случае, ночью.

— Или кто тебя послал?

— Или это.

Они молча переглянулись.

— Что нам с ним делать? — наконец спросила Пру.

— Почему бы вам просто не отпустить меня? — спросил их пленник. — Я тут же пойду домой и не вернусь. Даю вам слово.

— Я уверен, что твое слово чего–то стоит, — ответил Пан. — Слово убийцы. У меня есть идея получше. Почему бы нам не оставить тебя привязанным к этому дереву и посмотреть, не найдет ли тебя кто–нибудь в поисках легкой добычи — ну, не знаю, скажем за следующие пару недель. Я не знаю, найдет ли кто–нибудь — однако это будет лучше, чем голодать. Знаешь, никто больше не придет в эти болота.

Молодой человек улыбнулся:

— Ты этого не сделаешь. Ты не оставишь меня.

— Я не оставлю?

— Сделаешь так и никогда ничего не узнаешь. А также ты не так устроен. В тебе этого нет.

Пан хотел возразить ему, но вмешалась Пру.

— Ты прав. Мы не такие. Поэтому нам придется отвести тебя к тому, кто знает, что с тобой делать.

Она посмотрела на Пана:

— Раз мы на пути в Арборлон, давай возьмем его туда. Мы сможем отдать его заботам Таши и Тенерифе, а если они не захотят им заниматься, то отдадим его Страже Дома или даже Королеве.

Вспышка беспокойства промелькнула в глазах их пленника.

— Насчет Таши и Тенерифе понятно, но Королева? — Пан увидел, что отражалось в глазах другого человека, и просто продолжал говорить теперь, чтобы узнать, что произойдет дальше.

— Все, что нам нужно, это держать это существо под замком, пока мы не узнаем о нем побольше. — Пру приподняла бровь. — Какая разница, где его будут держать или кто это будет делать? — Она взглянула на их пленника. — Хотя, вот что я тебе скажу. Если хочешь, мы можем оповестить Скила Эйла о том, что с тобой случилось. Может быть, он решит прийти сам, чтобы тебя освободили.

Сейчас молодой человек смотрел на свои руки, отказываясь встретиться с ними взглядом.

— Полагаю, вы должны делать то, что считаете лучшим. Но я все равно ничего вам не собираюсь рассказывать.

Пан пожал плечами:

— И не нужно. Нам плевать на это. — Он поднялся на ноги. — Однако, лучше немного поспать. Тебе все равно придется идти с нами. Пойдем, Пру.

Он помог ей встать, а потом они прошли туда, где лежали их рюкзаки, подобрали их и перенесли на другое место на небольшом удалении от связанного человека. Никто из них ничего не сказал, пока они стелили на земле свои одеяла и готовились ко сну.

— Минутку, — вдруг позвал их пленник. — Кое–что вы должны знать.

Пан обменялся быстрым взглядом с Пру. Он кивнул и они вместе подошли к пленнику, ожидая продолжения.

— Если вы отведете меня в Арборлон, меня убьют, — произнес тот. Потом немного помедлив: — И вам там будет небезопасно находиться.

Пру покачала головой:

— И это все, что ты должен нам сказать?

— Нет, есть еще кое–что. Но сначала я хочу, чтобы вы пообещали не забирать меня в Арборлон, если я расскажу вам все, что я знаю.

— У нас друзья в Арборлоне, — указал Пан. — Если кто–то хочет с тобой разобраться, то это твоя проблема. Никто не причинит нам вреда.

Молодой человек фыркнул:

— Вы ничего не знаете. Вы даже не понимаете, что случилось. А я знаю. Пообещайте мне и я расскажу вам.

Пан посмотрел на Пру, чтобы понять, что думает она. Та пожала плечами:

— Я не верю ему. Кроме того, мы должны идти в Арборлон. Фрина именно там. А что случится с этим типом, не важно.

— Ты слышал ее, — сказал Пан пленнику. — Держи при себе то, что ты знаешь.

Он повернул прочь, Пру последовала за ним.

На этот раз пленник не окликнул их.

* * *

Пан проспал все следующее утро, проснувшись, когда солнце уже поднялось из–за гор и давно наступил рассвет. Возможно, сказалась его усталость от суматохи предыдущего дня и последовавшего сражения или из–за глубокой тишины болот, или даже из–за мрака, который поглощал солнечный свет, пытавшийся пробиться через густые кроны деревьев; но он проспал гораздо дольше обычного. Результат был тот же самый — он проснулся последним и не очень был этому рад.

Он караулил ночью, пока Пру спала, потом разбудил ее, чтобы она сменила его; она сидела на том же месте, где он оставил ее, присматривая за их пленником.

Связанный человек пристально уставился на нее.

— Ты слепа, — говорил он Пру. — Прошлой ночью я этого не заметил. Но как ты можешь быть слепой? Ты боролась так, будто могла отлично меня видеть. Ты не должна была даже отбежать от меня, но ты это сделала. Как?

Она не ответила ему.

— С добрым утром, Пан. Через несколько минут будет завтрак.

Она вытащила из своего рюкзака хлеб, сушеные фрукты и немного сыра, а затем наполнила их кружки водой из мешка. Пан моргал, наблюдая за ней и зевая.

— Ты должна была разбудить меня.

— Ничего подобного я делать не должна.

— Ты можешь видеть, не так ли, — позвал их пленник, не желая прерывать эту тему. — Ты выглядишь так, будто не можешь видеть, но ведь ты видишь. Кто ты? Ты не то, чем кажешься, уж я-то это знаю.

— Ты тоже, — откликнулась Пру. — Вот, держи, — сказала она Пану, протягивая ему пищу и воду.

Они сидели бок о бок, глядя на озеро во время завтрака, не обращая внимания на их пленника, который продолжал разглагольствовать по поводу ее зрения с вопросами о своем завтраке и когда он его получит. Он казался этим утром более взволнованным, менее смирившимся со своим пленом. Еще больше проявилось его подспудное беспокойство, которое они заметили в его глазах ночью, когда упомянули о том, что отведут его в Арборлон.

Когда они закончили свой завтрак, Пру отнесла еды и питья их пленнику и накормила его, отказывая в просьбе освободить его, чтобы он смог поесть самостоятельно. В конце концов он спокойно поел и выпил свою кружку воды непрерывным рядом глотков. Он изучал ее лицо так, что она оказалась в замешательстве, но постаралась скрыть свои эмоции. С такими людьми лучше не показывать, что ты думаешь или чувствуешь.

Пока она занималась пленником, Пан собрал их принадлежности и связал одеяла, подготавливаясь к выступлению. Несмотря на то, что он проспал дольше, чем планировал, у них все еще было полно времени, чтобы добраться до цели своего путешествия засветло. Он уже думал о том, что они будут делать, когда доберутся до Арборлона и избавятся от своего пленника. Сначала им нужно найти Ташу и Тенерифе, а уж вместе с ними решить, что делать насчет Фрины.

Они были почти готовы выступить, когда их пленник, все еще привязанный к дереву, выкрикнул:

— Я передумал, — сказал он им. — Я расскажу вам то, что вы хотите знать. Если это удержит вас от того, чтобы отвести меня в Арборлон, почему бы нет? Я должен сделать что–то, чтобы спасти вас от самих себя.

Пан, стоящий на коленях рядом со своим рюкзаком, взглянул на него:

— Очень любезно с твоей стороны.

— Даже больше, чем ты представляешь. — Он вздохнул и покачал головой, как если бы имел дело с маленькими детьми. — Ну, ладно. Слушайте. Вы были правы насчет меня. У меня есть особые умения, таланты, которыми иногда пользуются другие. Меня нанимают те, у кого есть монета. Но, в основном, только один человек.

— Скил Эйл? — предположил Пан.

— Я был бы признателен, если бы вы подошли поближе, чтобы смотреть мне в глаза, пока я рассказываю вам это. Разве я многого прошу?

Пан встал и приблизился, но не сел, ожидая, к чему все это приведет. Пру подошла и встала рядом с ним.

— Благодарю вас, Ваши Превосходительства. — Молодой человек насмешливо склонил голову. — Вы не пожалеете, выслушав то, что я должен вам рассказать, обещаю.

— Сначала скажи нам, как тебя зовут, — потребовал Пан.

— Меня зовут Боннесант, — немедленно ответил тот.

— Из Гленск Вуда?

— Так же, как и вы. Но я не живу в поселке. Я живу на дальнем восточном краю, вдали от остальных людей. Прежде вы меня не видели.

— Так почему мы не должны брать тебя в Арборлон, Боннесант? — спросила его Пру. — Почему тебе опасно там быть?

— Вам стоит спросить себя, — ответил тот, — почему вы там будете в опасности.

— И ты собираешься дать нам ответ?

Он кивнул.

— Меня наняла Королева, Изоэльда Северин, чтобы я убил ее мужа. Это было сделано при таких обстоятельствах, чтобы выглядело как будто Принцесса убила своего отца. Таким образом Королева смогла унаследовать престол, а Принцессу заключили под замок. Если вы отведете меня обратно и она об этом узнает, то у нее не будет сомнений, что я смогу все рассказать. Она должна будет меня убить. Разве на ее месте вы бы так не поступили?

Пан предположил, что так и есть. Он предположил, что было бы мало того, чего бы он не сделал, если бы организовал и осуществил убийство такого рода.

— А насчет нас? — спросила его Пру. — Почему ты продолжаешь говорить, что и нам там будет небезопасно находиться?

— У Королевы нет другого выбора. Однажды она обнаружит, что именно вы привели меня обратно, и ей захочется узнать, как много вы знаете. И она вряд ли будет сомневаться в том, что я вам ничего не рассказал.

Он сделал паузу, чтобы его слова поняли. Пантерра и Пру переглянулись. Хотя они ничего не сказали, но оба подумали об одном и том же.

Боннесант озвучил это:

— Она должна будет убить вас тоже.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

После того, как он упустил девчонку, которую преследовал по руинам крепости, демон, замаскированный под старьевщика, выбрался наружу и повернул на восток к горам, с которых, как утверждал ныне покойный Гроша, она явилась. Он отпустил троллей, которых принудил служить себе, отправив их туда, откуда они пришли, неся труп своего несчастного вожака. Демон не чувствовал никаких сожалений по поводу убийства последнего; фактически, как он представлял себе, он оказал огромную услугу другим людям. Но не его отцу, который несомненно был ослеплен отцовской любовью или, возможно, чем–то менее благородным; мало, кто сожалел бы о таком существе. Спустя несколько недель вряд ли кто вспомнит, кем тот был.

Что же касается девчонки — теперь кто–то еще заслуживал дальнейшего рассмотрения.

Демон все еще пытался понять, что же произошло в крепости, когда он преследовал ее и загнал в тупик. Она не должна была сбежать; она была в его власти, он мог делать с ней все, что захочет. Однако кто–то или что–то более могущественное, чем он, пришло ей на помощь и унесло ее оттуда. Почему? Зачем кому–то заботиться об этой девчонке? Что в ней было такого значительного?

Конечно, у нее были отношения с человеком, который носил черный посох. Она была важна для него, несмотря на то, что она утверждала обратное. И он не был мертв, как она утверждала. Это просто была уловка, чтобы сбить его с толку, и при этом плохая.

Он бы узнал, если носитель посоха умер; он почувствовал бы это так же, как почувствовал его существование недели назад, когда он впервые пошел его искать. Нет, носитель был жив, и девчонка знала, где он находится.

Однако, он не думал, что именно носитель спас ее. Обладание одним из таких талисманов Слова делало носителя грозным противником, но не позволяло ему с помощью магии переносить другого человека из одного места в другое. Он никогда не сталкивался и даже не слышал о том, чтобы человек обладал магией такой силы. Даже легенды умалчивали о ком–то с такой властью. Он верил, что здесь было что–то еще. Это было существо Волшебства, с древних времен находящееся на службе у Слова.

Но почему оно так заботилось насчет этой девчонки?

Он размышлял над этим на всем своем пути из крепости к горам, пока поднимался по предгорьям на нижние склоны, а затем по этим склонам к тем местам, где он, вероятно, найдет проход к долинам, который лежат за ним. Он рассматривал различные варианты, но ничего полезного извлечь не мог. Проблема состояла в том, что он не имел достаточных знаний, чтобы сделать обоснованное предположение. Он не был посвящен в замысел всего этого. Во всяком случае, пока. Это изменится, как только он снова найдет эту девчонку.

И он найдет ее. Это так же верно, как и то, что в начале дня солнце поднимается, а в конце садится. Он найдет ее так же, как и носителя черного посоха. Однако, сколько бы времени это не потребовало, что бы ему не предстояло для этого сделать, он найдет их обоих.

Так он шел несколько дней, проводя время в пении песен и напевая какие–то мотивчики, наслаждаясь окружавшей его пустошью. Он проходил через участки изуродованной земли, поредевшие леса, почерневшие холмы и выжженные луга, и наслаждался. Именно ради этого он трудился, именно к этому стремились все те, кто потерял свою человечность — к земле, лишенной живых существ, бесплодной и выжженной, пустой от суеты существ природы. Он мог контролировать такой мир, а контроль имел первостепенное значение для его перестроенной личности. Контроль был властью, а власть была пищей. Все, что когда–то он считал таким важным — он даже не мог вспомнить об этом в подробностях, а лишь в общих чертах — было отброшено ради единственной цели — власти над жизнью и смертью.

Если бы он перестал так думать, то мог бы спросить себя, на что будет похож мир, если единственными живыми существами останутся он и ему подобные. Но такие размышления казались непродуктивными для его цели.

Сами собой к нему пришли слова нового напева:

Он нахмурился. Действительно, это было не очень хорошо. Дети его не интересовали. Других демонов да, тех, кто посвятил свои жизни, чтобы сделать из человеческих детей нечто более интересное. Но те демоны исчезли, их разметал апокалипсис пять веков назад. В то время столько было упущено. Демоны всех видов, их последователи и армии, все они оказались за гранью выживания. Однако, никогда не поздно начать все заново. Именно это он говорил себе каждый день, и каждый день находил повод в это верить. Люди по–прежнему обладали теми же самыми недостатками, которые привели к их уничтожению в те старые времена. Существованию их расы суждено быть недолгим. Они найдут новые способы уничтожить себя или помогут в этом деле демонам и их слугам. Это было неизбежно. Просто они этого не знали.

Ему было интересно, сколько жило в долине, из которой пришла та девчонка. Он размышлял, сколько еще долин скрывали подобные общины. Он надеялся, что их было достаточно. Ему не хотелось завершить свою охоту, пока он не удовлетворит свой аппетит. Естественно, там были и носители черного посоха. Конечно, были и другие талисманы и формы магии, которые можно будет найти и завладеть ими. Это был большой мир и вряд ли можно было ожидать найти все сразу. Он и не рассчитывал на это.

Ему потребовалось три дня, чтобы найти ближайший проход после того, как он поднялся в горы, причем он не особенно напрягался в этом подъеме, сознавая ограничения своего человеческого тела, тела старьевщика, которое ему все больше нравилось. Он по–прежнему нес за спиной свой узелок — ноша, которую он был счастлив нести. Его трофеи, напоминания о его завоеваниях, все еще что–то значили для него. Ему нравилось вынимать их по ночам, когда он был один и перебирал их, вызывая в памяти для каждого из них предыдущего владельца, вспоминая, кем тот владелец был и как он или она погибли. В моих руках, всегда молча добавлял демон. Все они в моих руках. Это ли не чудесно?

Однажды, во время его восхождения, он столкнулся с одним из агенахлей, зверь огромной тушей преградил ему дорогу в скалах. Он довольно быстро выследил его и рванулся было навстречу, почувствовав возможность быстрой добычи. Однако потом почуял его запах, определил, кем он являлся, и быстро отступил. Демон позволил ему уйти. Он высоко ценил тот факт, что животные зачастую оказывались гораздо умнее людей, и он думал, что однажды они заполнят тот пробел, который останется после исчезновения последних.

Он добрался до прохода, ведущего в долину, незадолго до захода солнца на третий день поисков, когда уже опускался ночной сумрак и удлинялись тени. Он увидел останки Троллей, разбросанных снаружи прохода, а потом и в самом проходе, вперемешку с телами людей. Падальщики уже добрались до некоторых из них, но не до всех. Четвероногие падальщики остерегались замкнутых пространств, подобных этому, и предпочитали охотиться в других местах. В основном хищные птицы начали разрывать трупы на части и они уже исчезли к тому дню, когда он прибыл туда.

Здесь произошло какое–то сражение, вероятно, между Троллями того же племени, что и те, которых он встретил в руинах, и жителями долины, в которую он направлялся. Их число было небольшим, но битва была напряженной. Вряд ли кто–то пережил ее. Интересно, а девчонка знала об этом. И был ли вовлечен носитель черного посоха.

Он протиснулся в узкий петляющий проход, который то суживался, то расширялся, его стены поднимались выше, чем на двести футов. Небо представляло собой полоску серого цвета, которая темнела по мере приближения заката. Он сделал заметку о количестве погибших, не спеша восстанавливая то, что могло здесь произойти, и любуясь этой бойней. Он уже думал о том, что сделает, как только окажется в долине, и прикидывал, сколько там населения. Он уже рассматривал способы нахождения того, кто носил черный посох, так чтобы быстро с ним покончить и завладеть его талисманом.

На дальнем конце прохода он наткнулся на покинутые защитные сооружения и еще большее число погибших из обоих лагерей. Он поднялся по лестнице, чтобы попасть на дальнюю сторону, все еще подсчитывая тела, яснее представляя свои перспективы.

Найти носителя черного посоха не будет трудным делом, учитывая очевидный конфликт между людьми и Троллями. Где боевые действия будут самыми упорными, там и будет находиться носитель посоха. Старьевщику нужно только создать такой конфликт, который заставит носителя посоха раскрыть себя — а в этом он был очень хорош.

— Я создам небольшое недоразумение, — сказал он вслух. — Я вызову беспорядки, большие и малые. Я посею раздоры и смуты, создам хаос и убийства. Я вызову у жителей страх и натравлю их друг на друга. Я выпущу на свободу зверя, который, как все они думают, надежно заперт внутри них.

Его намерением было уничтожить население, и он уже обдумывал, как это сделать. Самым очевидным было привести Троллей, которые уже нападали на долину, к новому столкновению с людьми, которые стремятся удержать их за пределами долины. Он не знал истории этих народов, однако история этого рода практически всегда была одной и той же. У одной стороны было то, что хотела другая сторона. Одни старались отобрать то, что другие пытались удержать. И те, и другие были готовы убивать, чтобы остаться на своем.

Насколько трудно будет предоставить им этот шанс?

Он стоял посреди нагроможденных друг на друга трупов и осматривал поле боя. Эти немногие были первыми из тех, кому предстояло перебраться в страну мертвых. Эти немногие были лишь верхушкой айсберга. Демон зашагал вперед, пока не оказался на верхней части спуска в долину. Света как раз оказалось достаточно, чтобы он смог увидеть, что лежало внизу. Вдали на юго–востоке сквозь плотную дымку виднелись редкие огни поселка. Он решил, что начнет оттуда.

Напевая про себя, он стал спускаться.

* * *

К тому времени, когда старьевщик добрался до окраин Гленск Вуда, уже почтирассвело; его ноги ныли, а тело очень устало, однако его дух был крепок. Еще так много предстояло сделать. Но награда стоила потраченных усилий, и он почувствовал желание поскорее приняться за работу.

Он шел по поселку — скорее даже, прогуливался — приветствуя встречавшихся людей словом иди простым кивком, как странствующий торговец, безобидный старик.

Казалось, все стремились с ним познакомиться. Некоторые даже предлагали еду и питье или спрашивали о его цели и о том, могли ли они чем–нибудь ему помочь. Они видели, что он был путешественником и, наверное, прошел уже немало. Они распространяли свою доброту, не имея ни малейшего понятия, на кого именно они ее тратили.

Это вызывало внутри у него смех. На свое лицо он поместил улыбку, а в своем сердце держал темное удовлетворение.

Он прошел по поселку до палат совета, поднялся по ступенькам на веранду и вошел через открытую входную дверь. Похожее на пещеру помещение, где проводились поселковые собрания, было пустым, и он на мгновение представил, как бы оно выглядело в случае пожара. Он пообещал себе выяснить это.

— Вам помочь? — спросил его голос за спиной.

Он обернулся, улыбаясь:

— Возможно.

Он оказался перед молодым человеком с рыжеватыми волосами и нетерпеливым лицом. Молодой человек был одет в рабочую одежду и нес деревянный ящик с инструментом.

— Просто случайно проходил мимо и увидел открытую дверь. Вы ищете Пога?

Старьевщик покачал головой:

— Я не из этих мест. Я прибыл только утром. Торгую барахлишком. А кто такой Пог?

— Пог Крэй, председатель совета. В основном, он управляет в Гленск Вуде. А вы из какого городка?

— Санни Райз, на востоке. Слышал о нем?

Молодой человек покачал головой:

— Не могу сказать, что слышал о нем. Я не хожу далеко отсюда. Собственно, практически вообще не выхожу. Здесь мой дом. — Он немного улыбнулся. — Во всяком случае, я лишь хотел узнать, не мог ли я чем помочь. Пог собирает людей, чтобы отвести их на защиту прохода Деклан. Еще со вчерашнего вечера, обходит все вокруг. Поэтому вы его вряд ли найдете, если именно его ищете.

Старьевщик наклонил голову:

— На самом деле я ищу человека, который носит черный посох. Ты знаешь такого человека?

Его новый знакомый с готовностью кивнул:

— Все его знают. Его зовут Серый Человек. Сидер Амент. Патрулирует границы долины, проверяет проходы, чтобы убедиться, что заклятия все еще на месте. Но, знаете, их больше нет. Исчезли все. Выход — или вход — открыт для любого.

Он с заговорщицким видом подался вперед:

— Идет слух, что там находится армия. Тролли. Они расположились лагерем на равнине за пределами прохода Афалион, чего–то ожидая. Говорят, что они хотят забрать нашу долину и сделать ее своим домом. Бросить нас волкам на растерзание или что–то подобное. Но мы не выстоим против них. Вы слышали об этом?

— Кое–что я слышал. Правда, без особых подробностей. Так там много Троллей? Достаточно ли для того, что они собираются сделать? — старьевщик бросил на молодого человека весьма заинтересованный взгляд. — Так ты считаешь, что наш народ действительно находится в опасности?

Молодой человек пожал плечами:

— Возможно. Я верю в учение Серафика. Я принадлежу к Детям Ястреба. Мы верим, что будем спасены от любой опасности, как только долина снова откроется. Как сейчас. Мы верим, что Ястреб вернется за нами и защитит нас от любой угрозы.

Старьевщик задумчиво кивнул. Ты веришь в это? Спасет вообще от всего? Спасет от меня? Эти слова ярким пламенем горели в его сердце.

— Расскажи мне о своей секте, — спросил он. — Все это для меня в новинку. Кто такие Дети Ястреба?

Затем он внимательно выслушал все, что молодой человек рассказал ему про секту и ее лидера, Серафика Скила Эйла, который в данный момент покинул поселок, но должен вернуться в ближайшие дни. Это был увлекательный рассказ, и демон впитал его с едва скрываемым восторгом. Все оказалось гораздо лучше, чем он надеялся. Все, что было нужно, чтобы довести его планы к логическому завершению, оказалось прямо у него под носом. Он с трудом мог поверить своей удаче.

— Ну, я обязательно переговорю с вашим Серафиком по его возвращении. Думаю, я весьма заинтересован во вступлении в вашу секту. Кажется, мне она очень подходит. Но я хочу услышать побольше от самого Серафика.

— О, он с радостью с вами поговорит, — с воодушевлением заверил его молодой человек. Он протянул свою руку. — Меня зовут Элсон. А вас?

Старьевщик не пожал его руку, а только улыбнулся:

— Мое имя не имеет значения. Я простой торговец товарами и услугами. Старьевщик, как ты видишь. Но мне приятно познакомиться с тобой, Элсон. Я благодарен за твое время и твои разъяснения.

Он начал отворачиваться, но потом вдруг остановился:

— Еще одно. Ты никогда не говорил, где я мог бы найти человека, который носит черный посох. Как его зовут еще раз?

— Сидер Амент, — ответил молодой человек. — Но его трудно найти. Он появляется и уходит, когда ему заблагорассудится, и никогда не предупреждает об этом заранее. Может знать Пог. Или его жена, Айслинн. У нее давняя история с Серым Человеком. Они были знакомы еще тогда, когда оба были юными. Он по–прежнему время от времени заходит к ней в гости. Она может знать.

Старьевщик тщательно запомнил имя.

— И где мне ее найти? — спросил он.

Спустя пару минут он вышел из дверей зала совета и направился на поиски Айслинн Крэй.

* * *

От зала совета до дома Пога и Айслинн Крэй было не очень далеко и старьевщик нашел его без особого труда. Люди помогли ему сориентироваться, указывая верное направление и желая всего хорошего на его пути. Было все еще раннее утро, но люди уже встали, начиная свой день, чтобы идти на работу или заниматься другими своими делами. Старьевщик обнаружил, что все они знали Крэев и никто не поинтересовался, зачем ему понадобилось зайти к ним в дом. Казалось, что ничего необычного в этом не было, хотя пара людей упомянула, что муж был в отъезде и старьевщик мог испытать разочарование, если он намеревался повидаться именно с ним.

Но старьевщик в эти дни редко чем разочаровывался, а ясная перспектива найти носителя черного посоха была никогда не гаснувшим маяком.

И этот день ничем не отличался от других. Он добрался до небольшого коттеджа, к которому его направили, и обнаружил женщину, которую искал, работавшую в цветнике своего двора. Она стояла на коленях, копаясь в земле, пропалывая клумбы. Но когда она услышала, как он окликнул ее, и увидела, как он приближался, она качнулась назад и поднялась на ноги. Высокая, стройная, сосредоточенная, она терпеливо ждала, когда он подойдет, старик, которого она раньше никогда не видела. Демон мог посчитать ее красивой — длинные белокурые волосы, блестящие зеленые глаза, тонкие черты лица — если бы не думал, что люди в целом нисколько не привлекательны. За исключением тех немногих, кто обладал магией или носил талисманы, обладающие магией, ничего интересного в них не было.

Однако, ему понравилось с каким хладнокровием она оценила его, нисколько не испугавшись, не выказывая ни малейшей почтительности.

— Добрый день, — приветствовал он ее, улыбаясь и кивая головой. — Вы Айслинн Крэй?

Она кивнула:

— Да. А вы?

Он пожал плечами:

— У меня на самом деле нет имени. От него нет никакой пользы. Я старьевщик, странник, и никогда надолго не задерживаюсь на одном месте, чтобы испытывать нужду в имени. Когда–то оно у меня было, но я уже давно его забыл. Я надеюсь, что это не так важно?

Она взглянула на него:

— Для меня нет. За других не могу сказать. Что привело вас в мой дом?

— Небольшое одолжение. — Он еще раз улыбнулся ей. — Я ищу одного человека. Его зовут Сидер Амент. Жители поселка рассказали мне, что вы знали его еще девушкой и что он иногда приходит сюда. Я подумал, что вы можете знать, где он сейчас.

Она ничего не сказала, устремив на его лицо взгляд своих зеленых глаз. Этот пристальный взгляд заставил его почувствовать себя неуютно, и он вдруг подумал, что же такого сказал, чтобы вызвать такую реакцию.

Потом она медленно покачала головой:

— Вы пришли слишком поздно. Сидер Амент погиб. Его убили на прошлой неделе в проходе Деклан. Теперь, если позволите, я должна вернуться к своей работе.

Демон на мгновение замер. Погиб? Именно так сказала девчонка в развалинах, и он сразу понял, что она лгала. Но на этот раз слова прозвучали правдиво.

— Прошу прощения за то, что спрашиваю это, — сказал он Айслинн Крэй, — но вы уверены? Я прошел долгий путь, чтобы найти его, и эти известия разбивают мне сердце.

— Мне тоже. Но в этом нет никакой ошибки. Источник безупречен. Он не будет лгать. Сидер мертв. — Она помедлила немного. — Зачем вы его ищете?

Старьевщик пожал плечами:

— Однажды он кое–что сделал для меня, нечто личного характера, о чем я никому не рассказываю. Но у меня не было возможности поблагодарить его. Мне потребовалось потратить достаточно монет и найти мужество, чтобы пойти искать его. — Он печально улыбнулся. — Я слишком долго ждал.

Женщина кивнула:

— Не хотите ли чаю?

Старьевщик тоже кивнул:

— С удовольствием.

Она не пригласила его войти внутрь, а оставила ждать на крыльце, пока не вынесла ему чай. Пока она отсутствовала, он задумался над тем, как эта новая информация повлияет на его планы.

— Зеленый чай для прохладного утра, — объявила она, протягивая ему кружку. Она присела рядом с ним. — Как давно вы встречались с Сидером?

— О, несколько лет назад. Слишком давно для извинений. — Он отпил чай. — Довольно хороший. Не могу вспомнить, когда я пил лучше этого. — Он еще немного отпил. — Вот что меня интересует еще. Когда я с ним встречался — с Сидером Аментом — он носил черный посох, покрытый символами. Довольно поразительный. Вы не знаете, что с ним сталось?

Во второй раз ее зеленые глаза застыли на нем и теперь не было никакой ошибки — он пересек черту, которая раскрыла его. Она улыбнулась, протянула руку и взяла из его рук кружку чая.

— Не могу представить, — непринужденно сказала она, — какая разница для вас, странствующего старьевщика, который всего один раз встретился с Сидером Аментом, что сталось с черным посохом.

Он попытался выдавить улыбку.

— Никакой разницы, просто из чистого любопытства.

Она встала:

— Я в этом сомневаюсь. А также я начинаю сомневаться в том, что вы не тот, за кого себя выдаете. Было приятно с вами познакомиться, но думаю, вам лучше уйти.

Он поднялся вместе с ней, но не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти.

— Вы проницательны, леди. Возможно, вы разглядели, что я редко ухожу, не получив то, ради чего пришел. В данном случае, это была только информация. Если мне отказывают, я могу вернуться за чем–то большим.

Она обдала его холодной улыбкой:

— Другие тоже делали ошибку, думая таким же образом. Можете посетить их останки в лесу.

Она была всего лишь женщиной, держащей две кружки чая и не имея никакого оружия. Однако было что–то в том, как она это сказала, и это заставило его помедлить. К тому времени было уже слишком поздно.

— Доброе утро, Брики, — окликнула она кого–то за его спиной.

Старьевщик обернулся и увидел появившегося как будто из ниоткуда корявого невысокого человека с копной непослушных черных волос и кривой улыбкой, приближающегося к ним. В нем было что–то опасное и старьевщик сразу же это почувствовал. Он был уверен, что сможет с ним справиться, что этот маленький человек не сравнится с ним. Но он не хотел привлекать внимания.

— Могу я чем–то помочь, Айслинн? — ответил человек, которого звали Брики, не спуская глаз с ее гостя.

Старьевщик поклонился Айслинн Крэй.

— Я злоупотребил гостеприимством. Приношу свои извинения. Уверен, что смогу найти то, что мне нужно, где–нибудь еще. Всего хорошего.

Не взглянув ни на маленького человека, ни на Айслинн Крэй, старьевщик развернулся и пошел прочь. Он почувствовал взгляд женщины на своей спине и это вызвало у него улыбку. Она не могла этого знать, но его дело с ней еще далеко до завершения.

Позже он вернется, чтобы повидаться с ней.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Скил Эйл сидел на кушетке в крошечной приемной Дворца Амарантайнов, ожидая появления Изоэльды Северин, хотя не мог похвастаться своим терпением. Он прибыл на час раньше — подойдя к задней двери здания, как ему было указано — только для того, чтобы найти одинокого Стражника, поджидавшего его. Не произнеся ни слова приветствия, Стражник провел его через различные коридоры до этой комнаты, оставив внутри заниматься всем, что он мог только придумать.

Серафик не ожидал, что недавно овдовевшая Королева Эльфов будет приветствовать его толпами поклонников, скандирующих его имя, или горами цветов, устилающих дорожку, по которой он бы прошел, но все–таки он рассчитывал на более лучшее к себе отношение, чем это. Он предполагал, что Королева будет лучше подготовлена к той суматохе, которая последовала за убийством Короля и заключением его дочери за это преступление, но оказалось, что он ошибался. Изоэльда Северин с самого начала повела себя так, будто находилась в осажденной крепости, прекратив контакты со всеми, кроме нескольких доверенных советников и тяжеловооруженной личной охраны. За исключением Теонетта — хотя Эйл предположил, что и здесь он мог ошибаться — никто не имел к ней доступа.

Сразу после смерти Короля она обратилась к Высшему Совету, и, как ему рассказали, вела себя подобающе в такой ситуации. Она красноречиво говорила о деятельности своего мужа и о своем желании увидеть независимо от того, будет ли она провозглашена правительницей эльфов или нет, что его планы и замыслы будут продолжены. Впечатленные ее речью об усилиях ее мужа и его памяти, они назвали ее преемником на троне. Вероятно, сейчас они уже сожалели об этом решении.

Во всяком случае, у нее был с ним уговор, а он до сих пор не увидел доказательств того, что она намерена его выполнить. Именно его человек убил Короля, сделав это по его приказу и по ее просьбе, а соглашение было достаточно простым. Как только Короля не станет, его дочь обвинят в этом преступлении, а Изоэльда взойдет на трон, ему будет предоставлен свободный доступ и к ней, и к эльфийскому народу, чтобы он смог начать работу по набору новых последователей для Ордена Ястреба. Он знал, что они были тут; он даже видел их на собраниях, которые устраивал на окраинах этой части границ королевства. Но они составляли меньшинство, боясь осуждения и даже наказания за свои убеждения, и поэтому держались в тени. Его намерением было устранить эти барьеры, заставляющие их молчать, ясно давая понять всем, что даже эльфийский трон благосклонно относится к его деятельности.

Однако ничего из этого не случилось. Королева, за исключением нескольких раз, не упоминала Детей Ястреба при своих обращениях к Совету или эльфийскому народу, а что касалось его целей и интересов, то ничего не изменилось к лучшему.

Поэтому он и находился здесь, пришел выяснить, почему так происходит, посоветовать ей, что если она не ускорит свои действия в нужном направлении, то весьма пожалеет о том, что проигнорировала свои обещания. Он не намеревался отступать только лишь потому, что она получила то, что хотела, и чувствовала себя менее обязанной ему.

Он раздумывал над тем, к каким последствиям это все могло привести, когда дверь в приемную открылась и она шагнула внутрь. Она бросила на него беглый взгляд, прежде чем закрыть за собой дверь и запереть ее.

— Добрый день, Серафик, — приветствовала она холодным голосом.

Он кивнул, но ничего не сказал в ответ. Она посмотрела на него, а потом подошла к окнам, которые выходили в сады позади здания, и тщательно задвинула длинные шторы, погрузив комнату в полумрак.

— Будет лучше, если сейчас нас никто не увидит, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом.

Даже в этом мрачном освещении комнаты она выглядела красивой. Он смог понять, почему был так ею очарован Опарион Амарантайн. Он и сам точно так же подвергался этому искушению — причем, не один раз — за исключением того, что он знал, какое существо жило под этой прекрасной кожей.

— Я не против секретности, но не могу сказать, что мне нравится такое обращение. — Он сделал несколько шагов вперед, подойдя поближе, чтобы взглянуть ей в глаза. — Вы заставили меня ждать очень долго.

— За что прошу прощения, — произнесла она. — Но Высший Совет заседал весь день, пытаясь прийти к соглашению о том, что делать с угрозой вторжения Троллей. К сожалению, у них в равной степени не хватает идей и твердости духа. Гораздо легче обсуждать этот вопрос до самой смерти.

Она немного передвинулась на более освещенное место и он увидел глубоки морщины, избороздившие гладкую кожу ее лица.

— Разве Теонетт ничего не делает, чтобы помочь? — спросил он, стараясь скрыть свое удивление тем, что увидел, пытаясь угадать, кто в этом виновен.

Она тихо засмеялась:

— Бросьте, Серафик. Звание не делает мужчину. Он может быть первым министром, но это не прибавляет ему ничего к тому, чем он уже обладает. В этой ситуации, он, к сожалению, неадекватен. Вы знаете, для чего хороши такие, как Теонетт? Конечно же, знаете. Вы также должны знать, что если я положусь на него в части характера и ясности наших замыслов, то меня бы уже давно заключили в тюрьму и вынесли бы приговор.

Скил Эйл почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он ясно это ощутил: она уже планировала избавиться от своего любовника, добавив еще один защитный слой между собой и раскрытием своих действий. Был ли повод верить, что она не будет стремиться также избавиться и от него?

— Насколько я помню, между нами была договоренность, — произнес тем не менее он. — Я должен был устранить тех, кто стоял между вами и троном, а вы должны были предоставить мне свободный доступ к эльфийскому народу для того, чтобы найти новообращенных для Детей Ястреба. Я выполнил свою часть соглашения. Почему же вы сейчас не выполняете свою?

— Полно, полно, Скил Эйл, — успокоила она, придвинувшись поближе, положив свои руки ему на плечи и прижавшись к нему. — Не будьте таким. Все гораздо сложнее, чем я представляла. Мне нужно еще немного времени. Однако взвесьте награду за ваше терпение. У Теонетта может быть мало твердости духа и здравого смысла, но не у вас. Возможно, мне понадобится новый любовник и советник. Это место может открыться в любой момент. Почему бы вам не занять его?

Он раздумывал над этим ровно столько времени, сколько потребовалось ему, чтобы убрать ее руки и отступить.

— Думаю, я останусь от этого в стороне, Королева Эльфов. Несмотря на заманчивость этого предложения, я предпочитаю свою собственную компанию.

Она пожала плечами, словно это не имело никакого значения,

— Ну, если вы относитесь к таким людям, тогда я понимаю. Дело ваше.

— Но я все равно настаиваю, чтобы вы выполнили свою часть сделки. — Он подарил ей улыбку. — Наверное, сейчас самое время сказать мне, когда и как вы намерены это сделать — ваши трудности с Высшим Советом и Троллями здесь ни при чем.

Она отвернулась.

— Как я уже говорила, для этого потребуется время. В наши планы вмешалась неожиданная проблема. Принцесса — дорогая маленькая Фрина — сбежала. Я не знаю, как ей удалось это сделать, но она вырвалась на свободу. Так что теперь мне надо найти ее и устранить. Конечно же, ее побег послужит кое–каким целям. Он доказывает, что она виновна в предъявленных обвинениях, и сможет обеспечить мне повод ее убить, если она будет сопротивляться тому, чтобы предстать перед лицом обвинителей. Мои люди уже ищут ее. Рано или поздно они ее найдут.

Скил Эйл покачал головой:

— Вы позволили ей сбежать?

Она сердито взглянула на него:

— Я ничего не позволяла ей. Ей удалось сделать это с чей–то помощью. Наверное, от ее двоюродных братьев Оруллианов. Но это не так важно. Ей некуда идти, чтобы я не смогла ее найти. Это не займет много времени.

— Несомненно, — с упреком произнес он. — Полагаю, несколько часов, не больше.

Она приподняла бровь:

— Могло бы быть и быстрее, если бы вы дали мне еще раз попользоваться вашим убийцей. Он кажется довольно способным. Возможно, он смог бы ее выследить и устроить еще один несчастный случай?

Скил Эйл покачал головой:

— Он занят другими делами. — Он подошел к дивану, на котором провел все время ожидания, и снова присел, откинувшись на подушки. — Кроме того, вы не расплатились за предыдущий раз. Не вижу причины, чтобы снова его вам одолжить.

— Полагаю, вы правы. — Она изучала его с того места, где стояла. — Хорошо. Я постараюсь представить вас Высшему Совету в течение недели. После этого пройдет общее собрание, на котором у вас буде возможность поговорить о вашей работе и о секте. Вам это подходит?

Он медленно кивнул:

— Для начала да. По крайней мере, это покажет вашу добросовестность.

Она подошла и присела рядом с ним на диване. На мгновение он испугался, что она опять положит на него свои руки, вновь умоляя об услуге сверх того, что он был готов предложить. Однако она держалась на расстоянии вытянутой руки, изучая его лицо.

— Вы и я гораздо больше похожи, чем вам хотелось бы признать, — сказала она. — Мы может быть действуем различными способами, чтобы добиться своих целей, но мы разделяем стремление к власти и ее использование. Вы управляете Детьми Ястреба, а через них и своим народом. Я управляю эльфами. Мы оба без колебаний удалим любые препятствия, которые встанут у нас на пути. Мы оба используем ухищрения, обман и хитрость ради своих интересов. Остальные для нас не имеют значения, кроме того, как они могут нам помочь в достижении наших целей. Я не обманываю себя тем, что все, что мне нужно, делается праведным и благородным способом. В любом случае я не претендую на то, чтобы быть честной и внимательной к другим. Я была бедной и на меня никто не обращал внимания многие годы, и я не позволю снова этому случиться.

Она сделала паузу.

— Тролли, которые осаждают нашу долину, в конечном итоге найдут способ прорвать нашу оборону — если не моих эльфов, которые являются опытными воинами, то, конечно же, ваших людей, не столь изощренных в бою. Когда это произойдет, нам обоим нужно будет сбежать. Мы не сможем остаться, если Тролли захватят долину. Мы с ними не справимся.

— Не беритесь говорить за меня. — предостерег Скил Эйл.

— Однако, я все же сделаю так, — сразу же ответила она. — Я знаю о вашей небольшой магии. Однако у меня есть кое–что гораздо мощнее. У меня есть магия, порожденная миром Волшебства и принесенная в этот мир. У меня есть Эльфийские камни, Серафик, и я могу выстоять против чего угодно.

Скил Эйл слышал об Эльфийских камнях, хотя никогда их не видел. Говорили, что никто их не видел уже много–много лет — что никто вообще не знал, где они сейчас находились.

— Вы обладаете ими?

Она улыбнулась:

— Их скрывала бабушка Фрины, но довольно скоро я раскрою, где они спрятаны, и тогда они будут мои.

Он скривился:

— Будут, точно? Тогда почему я боюсь, что эти ваши ожидания окажутся нереальными?

— Потому что у вас нет веры в свои убеждения. — сказала она. — А у меня есть. Я знаю, как получить то, чего я хочу. Вам не мешало бы иметь меня среди своих союзников вместо того, чтобы угрожать мне расправой. Мы оба столкнулись с опасной ситуацией, которая может перевернуть все в любой момент — если не через нашествие Троллей, то через противоборство от наших собственных народов.

Он молча выдержал ее взгляд.

— Думаю, что, пожалуй, я лучше подготовлен сталкиваться с опасными ситуациями, чем вы.

Ее глаза заблестели:

— Вам лучше надеяться, чтобы вы этого не узнали.

Она резко встала, ослепительно улыбаясь ему.

— Думаю, вам сейчас следует уйти. Мы поняли друг друга. В течение недели я пришлю вам официальное приглашение посетить Арборлон и выступить перед Высшим Советом и эльфийским народом, как и было обещано.

Он попытался было подняться, но она быстро остановила его:

— О, я не думаю, что вы должны уйти отсюда со мной, Серафик. Мы ведь не хотим создать неправильное впечатление. Я пришлю кого–нибудь проводить вас.

— Это очень любезно, — ответил он с улыбкой. Он сделал плавный жест в сторону ее лица. — Кстати, я бы не позволил этим царапинам остаться без ухода. Они выглядят довольно непристойно.

Она улыбнулась в ответ:

— Бывают и несчастные случаи, Серафик. Вам стоит помнить об этом.

Затем она развернулась и вышла через дверь до того, как он смог ответить.

Однако это не остановило его от мысли, что он в этот момент отдал бы все на свете, чтобы задушить ее.

* * *

Он вернулся через город к небольшой гостинице, в которой остановился и которая служила пристанищем путешественников, не принадлежащих к эльфам, и удалился в свою комнату, чтобы поразмыслить. Он не мог вспомнить, когда в последний раз он был неудачлив. Ухудшало эту ситуацию еще и то, что он не в силах был ее изменить. Как он мог оказаться под каблуком у Изоэльды Северин? Он не мог разоблачить ее, раскрыв ее роль в гибели Короля, не открывая при этом свое участие. Он не мог послать Боннесанта отнять у нее жизнь, потому что ее убийство не принесет ему ничего; оно просто отбросит его еще дальше от цели переманить эльфийский народ на свою сторону. И угрозы были бесполезны. У таких женщин, как Изоэльда, был иммунитет к любым угрозам, которые он мог придумать.

Ему нужно что–то еще, какой–то другой способ надавить на нее, некий рычаг, чтобы заставить ее делать то, что он хотел. Он ошибочно посчитал, что получил этот рычаг, предоставив ей то, чего она хотела — ее муж умер, а она сама взошла на трон. И где ее благодарность за это? Даже намека нет.

Но еще больше его беспокоило то, что она не смогла контролировать события, когда получила шанс для этого. Эльфийский народ был потрясен потерей Короля; эльфы сплотились бы вокруг нее сразу же, если бы она этого потребовала. Вместо этого, она тянула с решением судьбы своей падчерицы, пытаясь осторожно справиться с этим делом. Она намеревалась убить эту девушку, но не смогла исполнить это. Теперь уже может быть слишком поздно. Вопреки мнению Королевы, найти девушку будет нелегко. У нее была семья, друзья и союзники, те, кому не нравилась дочь пекаря, которая вышла замуж за их Короля. Они помогут ей. Они спрячут ее. На ее поиски могут потребоваться недели.

Недели, которых у них не было. Друджи не будут сидеть сложа руки, пока эльфы разбираются со своими внутренними проблемами. Им безразличны Дети Ястреба или Серафик. Они всего лишь незначительные препятствия, которые устранят, когда Тролли вторгнутся в долину.

Причем верится, что они сделают это очень скоро. К этому моменту они, вероятно, уже обнаружили один из проходов, а это было единственное, в чем они нуждались.

Армия Троллей, как ее описывал Сидер Амент, по своей величине намного превосходила население долины. Они нападут и сокрушат любую оборону, и всему придет конец.

Он спустился в небольшую столовую и пообедал за общим столом, но ни с кем не разговаривал. Покончив с едой, он сразу же лег в постель. Он вернется в Гленск Вуд и будет ждать вестей от Боннесанта: справился ли он с задачей ликвидации мальчика. По крайней мере, он мог рассчитывать на это. Боннесант не осмелится снова подвести его, только не после предыдущей неудачи. Убить мальчика, забрать его посох, усилить свою власть над последователями Детей Ястреба — вот что поднимет ему настроение. Он чувствовал себя довольно неуютно, когда Сидер Амент еще был жив и ходил по земле.

Стало еще невыносимее, когда этот мальчик, Пантерра Ку — просто ребенок — занял его место и уже претендовал на то, что лишь из–за того, что носит черный посох, он может призвать, сплотить и возглавить население долины. Он не имел на это никакого права. Он ни на что вообще не имел права.

Как только он погибнет и исчезнет, Скил Эйл возьмет все в свои руки и порядок вещей изменится.

Несмотря на свою тревогу он проснулся поздно, а когда отправился обратно в свой поселок, уже близился полдень. Он взял лошадь у семьи, которая, как он знал, исполнят его просьбу, и проскакал на ней весь день до наступления сумерек. Уже темнело, когда он добрался до Гленск Вуда, и у него до сих пор не было ответа на вызывающее поведение Изоэльды Северин.

Но у меня будет этот ответ до того, как это произойдет, пообещал он сам себе.

Он отдал лошадь мальчику, который присматривал за животными в небольшой конюшне, и пешком направился к зданию, где он обустроил себе дом — огромному, блочному строению с конференц–залом на первом этаже и жилыми комнатами и офисами наверху. Не было заметно ни огней, ни людей. Дверь оказалась запертой, но он достал ключ и довольно быстро оказался внутри. Он стоял, прислушиваясь к тишине, эту привычку он выработал за многие годы, упражняясь в осторожности, от которой так и не смог избавиться.

Он ничего не услышал.

Он прошел через конференц–зал и поднялся по лестнице до своего жилья. Входная дверь была заперта. Он достал другой ключ, открыл дверь и вошел внутрь.

— Я уж подумал, что вы не вернетесь, Серафик, — приветствовал его голос.

Ему едва удалось не закричать. Он огляделся, всматриваясь в темноту, но ничего не увидел. Он было подумал, что это Боннесант, поскольку только тот мог набраться смелости и рискнуть нарушить границы его личных покоев, придя без приглашения.

Однако голос не принадлежал Боннесанту.

— Я здесь, — произнес голос.

Возникло пламя и зажглась свеча. Свеча стояла на столе рядом с мягким креслом, в котором сидел мужчина. Скил Эйл едва смог разглядеть его — высокий, худой, с изможденным лицом. Старик и не в хорошем смысле. Обветренный и иссушенный изнутри. Но не слабый. Не уязвимый, для всего, что можно представить. Так бы мог сказать Скил Эйл.

— Кто вы? — спросил он, сумев придать немного твердости своему голосу. — Кто впустил вас в мои комнаты?

Ответ был мягким.

— Никто. Я сам вошел. Мне нужно было с вами поговорить и я не видел смысла ожидать снаружи, как один из ваших просителей. Что же касается того, кто я такой, то я оставлю вам определить это. Человек, владеющий вашими способностями и особыми талантами, не испытает никаких затруднений, чтобы понять, кто я такой.

Он передвинул свечу по столешнице поближе к своему лицу. Скил Эйл четко увидел черты его лица, те же самые, то он заметил и в полумраке комнаты. Пламя свечи высветило эти черты, но не раскрыло личности говорившего. Какой–то старый бродяга, одетый в лохмотья. Что это рядом с ним? Узел с тряпьем?

— Я вас не знаю, — сказал он ему.

— Посмотрите повнимательнее. Взгляните в мои глаза.

Скил Эйл чуть так и не поступил. Что–то в голосе другого мужчины сказало ему, что ему не понравится то, что он там увидит, это он может подвергнуть себя опасности. Однако он все еще злился за это вторжение и хотел вернуть себе преимущество в этом противостоянии, поэтому он внимательно взглянул в глаза другого и смотрел в них с ужасающей увлеченностью, как будто они изменились из чего–то человеческого во что–то совершенно другое.

Он почувствовал, как сжалось его горло и пересохло во рту. Он обладал кое–какой магией и поэтому кое–что понимал в таких вещах, которые не были известны большинству мужчин и женщин. Он никогда прежде не видел демона, хотя слышал о них из рассказов о Старом мире, и он понял, что сейчас видит одного из них.

— Я знаю вас, — сказал он.

— Я так и думал. Как правило, так и бывает с такими людьми, как вы. Они видят во мне себя. Или что–то из того, чем они хотели бы быть.

Скил Эйл с трудом сглотнул:

— Зачем вы здесь? Что вы от меня хотите? Я вас не звал, поэтому вы должно быть считаете, что у меня есть то, что вам нужно. Но мне нечего вам предложить.

— Возможно, есть. — сказал другой. — И даже больше того, у меня есть кое–что предложить вам. Вам хотелось бы узнать, что это?

Хотя он не был вообще уверен, что хочет, на такой вопрос был только один ответ.

Скил Эйл молча кивнул.

— Мне кое–что известно о вас, — сказал демон. — Большую часть дня я провел, собирая о вас сведения, открывая, кто вы и что делаете. Я разговаривал о вас с людьми в поселке. Они на удивление охотно рассказывали мне все. Я знаю все о Детях Ястреба. Я все знаю о вашем месте в сообществе, о ваших амбициях и надеждах, о ваших маленьких талантах. Люди от вас в восторге. Они боятся и уважают вас, хотя и не в равной степени.

Он сделал паузу.

— Такие как вы — амбициозные и правящие — хотят больше того, что имеют. Именно этого вы хотите, Серафик? Расскажите мне. Расскажите мне о себе. Расскажите все.

Глаза демона нашли его и не отпускали, и внезапно Скид Эйл все ему рассказал.

Он просто начал говорить и не мог остановиться. Слова вылетали у него изо рта с таким пылом, что он не был уверен, что это он говорил. Он мог говорить на всех языках обо всем. Он видел улыбающегося и кивающего демона, и понимал, что все рассказанное им делало того счастливым.

— Я хочу, чтобы меня признали бесспорным лидером всех Детей Ястреба, — закончил он, исчерпав тему. — Я хочу, чтобы число верящих увеличилось в десять раз. Я хочу забрать их из этой долины, увести отсюда и найти для них новый дом, где они будут жить. Я хочу, чтобы они воспринимали меня своим духовным советником и наставником. Я не хочу иметь никаких препятствий, пока не достигну этого.

Демон кивнул:

— Не так уж и много просите, если подумать. Хорошо. Я могу вам это дать. Я дам вам все это, если вы в свою очередь поможете мне. Можно сказать, отплатите мне за мою доброту. Предложите мне кое–что за мои неоценимые услуги. Вы готовы сделать это, не так ли?

Он не стал дожидаться ответа.

— Я пришел сюда в поисках человека, который носит черный посох. Я почуял его издалека, сразу же узнал о его существовании и проследил его до этого поселка. Теперь я обнаружил, что он погиб, убит несколько дней назад в месте, называемом перевал Деклан. Его звали Сидер Амент. Но я не смог выяснить, что случилось с посохом. Кажется, женщина по имени Айслинн Крэй знает это, но она отказалась рассказать мне. Поэтому сейчас я спрашиваю вас. Где он?

Скил Эйл перевел дух. Все еще ошеломленный и напуганный тем, как демон заставил его раскрыться перед ним, он увидел в этом вопросе лучик надежды, возможность повернуть события в нужное русло.

— Сидер Амент отдал его мальчику, которого зовут Пантерра Ку. Он назначил этого мальчика новым носителем посоха.

— Где же этот мальчик?

Серафик замялся:

— В данный момент я ищу его. У меня есть человек, который выслеживает его — с инструкциями убить мальчика и доставить посох мне. Если хотите, я отдам вам его, когда он вернется.

— Если вы сдержите свое слово, я дам вам все, чего вы захотите.

Скил Эйл смутился:

— Я не понимаю. Как вы сможете заставить людей следовать за мной?

Старик криво усмехнулся.

— Вам не стоит спрашивать меня об этом. Вместо этого я спрошу вас кое о чем. С этим мальчиком находится девчонка? Молоденькая, небольшая. Вы знаете кого–нибудь похожую?

Скил Эйл покачал головой.

— Мальчик один. Была девчонка, но она находится у Троллей.

Улыбка стала еще шире.

— Жизнь выкидывает так много фокусов, Серафик. Так много. — Улыбка исчезла. — Я хочу этого мальчишку и этот посох. Я полагаюсь на вас в обоих этих делах. Если вы подведете меня, я брошу вас. Понятно? Не разочаровывайте меня.

Не разочаровывай меня — именно этими словами Скил Эйл предостерегал Боннесанта, отсылая его выследить Пантерру Ку. Было ли это совпадением? Вероятно, демон не мог этого знать. Он почувствовал, как холодок пробежал по нему.

— Не волнуйтесь, — прошептал он.

Демон поднялся на ноги.

— Вам следует лечь в постель. У вас усталый вид. Я вернусь, когда посох будет в ваших руках.

— Но как вы…

— Узнаю? Просто узнаю. Доброй ночи.

Демон вышел из комнаты и исчез на лестнице. Он спускался без каких–либо звуков. Скил Эйл стоял, глядя ему вслед, прислушиваясь к тишине.

Так он долгое время и стоял, прислушиваясь.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Было уже за полночь и трудолюбивые мужчины и женщины должны были спать в постели, но у старьевщика было еще одно дело. Одно обстоятельство, которое он узнал за долгие годы своей жизни — и которое исправно служило ему в его деле демона — состояло в том, что люди были двуличными. Скил Эйл не был исключением; возможно, он даже был наихудшим из всех остальных. Поэтому старьевщик не особенно доверял всему, что тот говорил. Серафик мог обещать, что получит черный посох от его последнего обладателя — этого мальчика, Пантерры Ку — однако более вероятным было то, что если он сделает это, то вряд ли отдаст его сразу же. Такой человек, как Серафик, жаждал власти и он уже понял, что этот посох предоставит ему обладание магией, которая превосходила все, чем он владел прежде. Поэтому Скил Эйл сохранит посох для себя.

Или, по крайней мере, попытается.

Старьевщик был осторожен, чтобы не высказать Серафику ни свои подозрения, ни свои истинные намерения. Тот мог верить, что старьевщик доверял ему заполучить посох и просто подождет, когда это случится. Он мог считать, что старьевщик хотел, чтобы Серафик сделал эту работу за него. Однако старьевщик задолго до этого понял, что если нужно что–то сделать, то полагаться на других не будет хорошей идеей. Другие никогда не будут такими устремленными к достижению ваших целей, как вы сами.

Так пусть Скил Эйл думает то, что хочет. Пусть он верит, что он имеет какое–то значение. Не стоит раскрывать правду о том, для чего он на самом деле нужен. Он должен быть настолько напуган, чтобы его понимание того, что происходит, не слишком сильно отразилось в его памяти. Будет лучше, если он вспомнит только какие–то конкретные события. Будет лучше, если он не окажется слишком внимательным к тому, что произойдет дальше.

Планы старьевщика насчет Серафика, на самом деле, были сложными и далеко идущими, и они сработают лучше, если последний останется в неведении об истинных целях. Доверить правду такому человеку было бы глупостью. Старьевщик потратил достаточно времени за последние дни, узнавая о Серафике и его порядках, о том, как люди поселка относились к нему, как он вел себя самозваным лидером своей секты, чтобы точно знать, чего ожидать. Этого оказалось для старьевщика достаточно, чтобы снять мерку с этого человека и точно определить, что было нужно, чтобы добиться его сотрудничества. Достаточно, но не слишком много — именно это было ключом к тому, что нужно знать Серафику.

Таким образом, он не догадается, что выполняет работу старьевщика, пока не станет слишком поздно.

Но обо всем по порядку. Встретившись с Серафиком и убедив его, что за ним будут следить, он мог обратить свое внимание на более важные вещи. Пусть Скил Эйл верит, что демона интересует только черный посох. Пусть он считает, что может манипулировать и обманывать безнаказанно. Довольно скоро он узнает правду.

Старьевщик был требовательным стратегом.

Он пробирался по спящему поселку к залу совета, намереваясь нанести свой следующий визит к пленнику Друджу, запертому в подвальном помещении того здания.

Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до своей цели.

Оказавшись на месте, он встал в тени, скрытый от посторонних глаз, выискивая охранников, находившихся на дежурстве. Он почуял только двоих — один находился снаружи, а другой стоял у двери импровизированный тюрьмы в подвале. Эта двойная мера охраны указывала на невозможность любой попытки сбежать.

Когда он убедился, что кроме этих охранников и заключенного никого в здании больше нет, старьевщик вышел из тени и направился к главному входу. Первый охранник сидел в темноте у стены веранды. Он подождал, пока старьевщик не начал подниматься по ступенькам, прежде чем окликнул его остановиться. Старик неопределенно прожестикулировал, пробормотав что–то о своих слабых костях, и продолжил идти, пока не достиг верха лестницы. Здесь он остановился, вытянув руки и бесцельно бормоча.

Когда охранник подошел, чтобы сопроводить его обратно вниз, старьевщик схватил того за перед его туники и перерезал горло одним касанием своего охотничьего ножа.

Оттащив человека внутрь, старьевщик оставил его лежать в углу комнаты, лишенного жизни вместе с вытекшей кровью. Было бы быстрее и менее грязно просто сдавить трахею и оставить того задыхаться, но такая форма убийства не подходила для его целей в этом деле.

Старьевщик прошел через зал до следующей лестницы и начал спускаться вниз.

Его окликнул голос — вероятно, другой охранник. — но он не ответил. Второй охранник встретил его внизу лестницы и начал было спрашивать, какое дело привело того, когда старьевщик и ему перерезал горло своим лезвием.

Дилетанты, подумал он.

Не потрудившись передвинуть тело, старьевщик наклонился, чтобы забрать ключи от кладовой, осторожно перешагнул лужу разлившейся крови и подошел к двери пленника. Сделав две попытки двумя разными ключами, он услышал щелчок замка и отворил дверь.

Пленник был прикован к кольцу на стене в дальнем углу, сидя на лежанке и всматриваясь на него сквозь сумрак. Его лицо, словно вытесанное из дерева, не выражало ровным счетом ничего, однако в его глазах блестели хитрые искорки, пока он изучал вновь прибывшего.

— Арик Сик? — спросил старьевщик.

Пленник ничего не ответил. Старьевщик прошел всю комнату, чтобы оказаться прямо перед ним.

— Так ты Арик Сик или нет?

Друдж поднялся, возвышаясь над ним. Высокий и тощий, он был настолько темным, что казался почти черным.

— Кто ты?

— Сначала ответь на мой вопрос. Это было бы вежливо с твоей стороны. Ты Арик Сик?

— Кем же еще я могу быть? — зарычал тот. — Сколько заключенных прикованы здесь, кроме меня? — Он сделал паузу, изучая лицо старика, и ему не понравилось то, что он увидел. — Ладно, скажу это. Я Арик Сик. Тебе до этого какое дело? — Он посмотрел мимо него в сторону открытой двери. — А где охранники?

— Заняты другими делами. Ты хотел бы выбраться отсюда и вернуться к своему народу?

Друдж уставился на него:

— Кто ты такой, старик? Ты ведь не сказал.

Старьевщик пожал плечами.

— Просто путешественник, прошедший через один из проходов, которые ведут во внешний мир. Я пришел сюда в поисках одного человека. Он носит черный посох. Мне сказали, что он умер и что это ты убил его. Как тебе это удалось?

Арик Сик помедлил, не понимая, куда это приведет.

— Отравленные дротики из духовой трубки.

— Действительно? — Старьевщик едва мог поверить тому, что услышал. — Должно быть, он отвлекся и не смог защититься. Ты оказался удачлив. Тебе дважды повезло, раз я оказался здесь.

— Ты собираешься освободить меня?

— Именно так.

Друдж покачал головой:

— Зачем ты это делаешь? Что ты хочешь от меня за это?

Старьевщик улыбнулся:

— Я знаю, что человек, которого ты убил, отдал черный посох мальчику. По–видимому, этот мальчишка выследил тебя, поймал и привел сюда. Правильно?

— Он перехитрил меня.

— Но тем не менее ты здесь. Если я освобожу тебя, то хочу, чтобы ты нашел этот посох и принес его мне. С мальчишкой ты можешь делать все, что захочешь, но посох мой. Согласен на это?

Он заметил, как Тролль бросил на него быстрый взгляд, а потом кивнул.

— Почему бы нет? После того, как я убью этого мальчишку, я принесу тебе посох.

Он удержал взгляд на старике всего секунду, а затем отвел глаза прочь.

Старьевщик настолько быстро вытянул руки, чтобы ухватиться за тунику Друджа, что тот не успел и глазом моргнуть, как оказался вплотную с лицом старика. Арик Сик сделал безуспешную попытку освободиться, но потом свободная рука старика легла ему на плечо и он скривился от боли, как будто кинжалы вонзаются в его тело. Захрипев, он опустился на колени, согнувшись и трясясь, уже не такой огромный и грозный, не испытывая ничего, кроме ужаса.

— Не играй со мной, — прошипел старьевщик, вся его доброжелательность моментально исчезла. — Твоя жизнь принадлежит мне, и я могу сделать с ней все, что захочу. Ты не даешь мне особых причин сохранить ее, когда таким образом лжешь. Если ты намереваешься не отдавать мне черный посох, то тебе стоит не обманывать меня насчет этого. Я чувствую ложь, Тролль. Я могу ее учуять!

— Я просто… говорил тебе то, что ты… хотел услышать! — охал тот. Потом, в приливе бравады и ярости, он добавил: — Разве не так?

Желание разорвать его шею было огромным, но старьевщик смог подавить этот порыв.

— Смотри на меня, — приказал он, понизив голос до шепота. — Внимательно смотри.

Арик Сик сделал так, как ему приказали, и старьевщик позволил ему увидеть достаточно из того, кем он был, чтобы почувствовать, как Друдж задрожал от понимания этого. Он продержал его в узде еще мгновение, чтобы тот ощутил его силу, давая тому время понять свою беспомощность. Потом он отпустил его и отступил назад.

— Если ты снова солжешь мне, я убью тебя, — тихо произнес он. — Понятно?

Тролль кивнул, не способный говорить.

— Теперь скажи мне еще раз, что принесешь мне черный посох.

— Принесу, — пообещал тот, и на этот раз старьевщик почувствовал в его голосе, что он говорит правду.

— Ответь еще на это. Почему они держат тебя здесь в плену? Почему они просто не убьют тебя и не покончат с этим?

Арик Сик покачал головой:

— Мальчишка думает, что обменяет меня на девчонку, которую мы держим в плену. Или, может быть, на жизнь своего народа.

— Так вы намереваетесь вторгнуться в эту долину? Та армия на севере, которая осаждает ее сейчас? И ты шпионил, чтобы найти сюда дорогу?

— Они привели меня сюда по собственной воле. Они были глупцами. Они предали сами себя. Они не заслуживают того, чтобы сохранить эту долину. Мы заберем ее у них и сделаем своим новым домом.

Старьевщик поморщился. Идиоты, все они идиоты.

— Но теперь ты знаешь, где находятся проходы? Ты знаешь, как провести через них свою армию?

— Да, знаю.

— Тогда приведи их. Я убрал охранников и открыл дверь. Когда мы закончим здесь, ты можешь просто взять и уйти. Никто тебя не остановит. Уходи из этого поселка к своему народу. Расскажи им все, что знаешь. Посоветуй своему отцу атаковать проход Афалион, потому что именно там находится большая часть тех, кто будет сопротивляться вашему вторжению. Эльфы представляют настоящую опасность. А сам возьми сотню своих Друджей и иди к Деклан Рич. Не входи в проход. Жди меня снаружи. Оставайтесь скрытными. Высматривай этого мальчишку. Если ты увидишь его, отбери посох и делай с ним все, что захочешь. Но посох держи в безопасности и жди, когда я приду к тебе.

— Все, что ты хочешь, это посох? Ничего больше? А вдруг ты передумаешь и захочешь также и эту долину?

Старьевщик улыбнулся:

— Посоха будет достаточно.

— У посоха есть магия?

— Есть. Но не такая, которая будет полезна тебе. Не будь глупцом. Сделай то, что ты обещал. Как только посох окажется у меня, я уйду по своим делам в другие места.

Арик Сик кивнул, но в его глазах ясно виднелось сомнение. Когда вы обладали лживым умом, то не так уж трудно представить, что все остальные были такими же. С этим старьевщик ничего не мог поделать. Не сейчас. Но если Тролль не сможет сделать так, как ему сказано…

Он наклонился и разорвал цепь, которая удерживала Друджа у железного кольца, так, как будто она была бумажная.

— Убирайся отсюда, — приказал он. — Не позволяй никому остановить тебя. И не забудь, что тебе предстоит сделать. Если ты не выполнишь моих поручений, я найду тебя. А теперь иди.

Он отступил на шаг. Тролль поднялся на ноги, потирая руки и ноги в тех местах, где они были скованы цепью, еще раз взглянул на старика, накинул капюшон плаща, чтобы скрыть свое лицо, и, не говоря ни слова, вышел через дверь и поднялся по лестнице.

Старьевщик прислушался, как затихают звуки его шагов, оставаясь на месте до тех пор, пока снова не наступила тишина.

Потом он вышел из комнаты, довольный тем, что все складывается так, как он рассчитывал. Освобождение Тролля делало все еще лучше. Если повезет, тот вернется с армией своего отца, что заставит бежать мальчишку с черным посохом.

В конце концов, это дело будет решено единственным способом. Он ни на минуту не подумал, что Арик Сик управится лучше Скила Эйла в том, чтобы найти и забрать посох и принести его к нему. Он сделает это сам. Создание необходимых условий, чтобы заманить носителя туда, где он будет ждать — вот, ради чего он старался.

Он поднялся по лестнице и вышел из дверей совета, чернота и пустота ночи окружили его. До восхода солнца было еще несколько часов; все в поселке еще спали.

Он позволил себе немного улыбнуться. Этой ночью нужно было сделать еще одно.

Он жаждал это сделать.

* * *

Демон пришел в долину с конкретной целью найти человека и черный посох и уничтожить обоих. Этот поиск продолжался несколько месяцев, поэтому не было особых надежд на то, что все произойдет быстро. Демон был терпелив, как и большинство демонов, поэтому он ожидал на своем пути препятствия и трудности, которые придется преодолеть. Более того, не было никакого особого плана для достижения этих целей, только лишь просто ждать, когда он окажется достаточно близко, чтобы увидеть конец своих поисков.

Встреча девчонки в руинах оказалась первым реальным признаком того, что его охота близилась к концу. Обнаружение пути в эту долину и разговоры с ее населением только укрепило эту надежду. Но именно Скил Эйл предоставил ему необходимые инструменты. Серафик столько дал ему для работы, информацию и похожие идеи, и теперь он мог использовать свою обычную тактику, чтобы создать тот самый раскол, который приведет прямо к нему носителя черного посоха.

В эту самую ночь он сеял семена, которые принесут ему урожай. Но так, чтобы никто ничего не заподозрил — потому что ему нужно оставаться незаметным среди людей, чтобы все вышло так, как он хотел — позволяя людям самим делать за него его работу.

Это было так легко. Люди были предсказуемыми существами. Они были пленниками собственных эмоций, неспособные удержать себя от повторения снова и снова одних и тех же ошибок. Они могут пытаться измениться, но в конце всегда сдаются.

Их моральные кодексы и необходимость осознания своего места в мире, а также зависимость друг от друга окутывают их еще с пеленок и ведут к могиле. Они никогда не изменятся, а демону ничего другого и не требовалось.

Старьевщик без труда нашел коттедж Айслинн Крэй, точно запомнив дорожки, которые вели к нему. Дом был темным и тихим, однако он какое–то время простоял снаружи, убедившись, что ничего не упустил. Он не забыл кривоватого человечка, который появился из ниоткуда во время его прошлого визита, уродливый маленький пес был гораздо более опасным, чем казался на первый взгляд. Он смог заметить заботливый интерес к женщине, отраженный в глазах маленького человечка, и предположил, что не стоит с этим не считаться. Он мог бы убить того довольно легко, однако это могло бы привлечь внимание, которого он старался избежать.

Особенно этой ночью.

В конце концов, он решил, что никто не караулит снаружи, а находившиеся внутри дома беспробудно спали. Поэтому он обошел вокруг здания до его задней части, открыл прикосновением простую защелку замка и шагнул внутрь.

Он простоял на месте, снова прислушиваясь. Он знал, что вернется сюда с того момента, как Айслинн Край потребовала, чтобы он удалился. Ее чувство превосходства раздражало его даже сейчас, и он знал, что не успокоится до тех пор, пока не найдет способ заставить ее заплатить за это. Его план насчет нее созрел, пока он слушал болтовню Серафика о его различных схемах и махинациях — особенно подробности того, как он помог Королеве Эльфов убить ее мужа.

Именно в этой мрачной истории он нашел зачатки идеи для своей мести.

Это будет особенно уместно, учитывая ее отношения с первоначальным носителем черного посоха, чья неожиданная кончина забрала у него возможность убийства, которое доставило бы ему большое удовольствие. По крайней мере, он заставит ее страдать вместо него. В этом были порядок и симметрия.

Он закончил свою разведку, довольный, что нет никаких неприятностей, и начал двигаться по коттеджу. Для этого ему потребовалось какое–то время, иногда останавливаясь в своих поисках. Ему приходилось быть осторожным, чтобы случайно не разбудить ее. Он понятия не имел о том, где искать ее спальню или то место, где она привыкла спать. Если он сделает поспешное или неверное движение, то потеряет ее. Она была не из тех, кого он мог легко напугать, или кто в панике мог совершить какую–нибудь глупость. Лучше всего было бы застать ее спящей и покончить с ней до того, как она поймет, что происходит.

Когда он обошел все до лестницы, чтобы проверить ее отсутствие здесь — убедившись, что спальни, как он и ожидал, находились на втором этаже — он поднялся наверх, тихо ступая по ступенькам как кошка. Когда было необходимо, он мог двигаться таким образом — беззвучно и невесомо. Он смог замедлить свое дыхание и даже биение сердца, стать не более, чем призраком, бродящим в ночи.

Он нашел ее спящей в одиночестве в своей кровати. Ее муж не вернулся из похода по вербовке боеспособных мужчин для защиты прохода Деклан Рич. Старьевщик наблюдал, как она спит, желая удостовериться в глубине этого сна. Затем он пересек спальню, осторожно наклонился и просто защемил нервы ее шеи, погрузив ее в бессознательное состояние. Она не проснулась, даже не пошевелилась. Он улыбнулся этому. Ему нравилось ощущение силы, когда она росла внутри него.

Закутав ее в одеяло, он поднял ее, перекинул без особых усилий через костлявое плечо и понес ее обратно вниз; ее длинные волосы раскинулись по его спине. Никто не появился, чтобы ему помешать, хотя к этому времени они в любом случае уже опоздали бы. Нигде не было и того назойливого человечка, который защищал ее. Ее муж не вернулся. Она была одна и полностью в его власти.

Он пронес ее через поселок до зала совета, никого не встретив, снова вошел в зал и спустился вниз в подвал к тому месту, где оставил распластанного на полу второго охранника. Сняв одеяло, он уложил ее рядом с мертвецом, убедившись, что она расположилась во все еще растекающейся луже его крови. Он потратил время, чтобы измазать этой кровью ее одежду, руки и даже лицо. Затем он вытянул ее правую руку к горлу мертвеца и сомкнул ее пальцы вокруг ножа, которым убил его.

Примитивно, но эффективно. Эта формула уже сработала однажды у Скила Эйла и Королевы Эльфов, когда они убили Короля и подстроили так, будто это сделала его дочь. Так рассказал ему Серафик. Именно этот рассказ подал старьевщику идею.

Он выпрямился и осмотрел дело своих рук. Выглядит так, будто она убила обоих охранников и освободила Арика Сика. Почему она это сделала и что случилось после, пусть каждый догадывается сам. Обманул ли он ее лживыми обещаниями? Потеряла ли она сознание, обнаружив правду? Решил ли он оставить ее тут? Таких домыслов будет предостаточно и они приведут к дальнейшему ухудшению жизни жителей поселка. А это, в свою очередь, даст остальной части его плана наилучший шанс сработать именно так, как он и задумывал.

В любом случае, к тому времени, когда все выяснится — если только выяснится — посох уже будет у него, а он сам будет уже далеко. Весь смысл этого представления состоял в том, чтобы создать достаточно проблем жителям долины, чтобы они не замечали его действия. Его действительно не волновало, как все это скажется на этих людях.

Потому что спустя несколько недель они все будут мертвы.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— И что мы будем делать, Пан? — Пру уставилась на него своими странными, пустыми глазами, однако обуревавшие ее эмоции четко проявились в выражении ее лица. — Думаешь, он говорит нам правду?

Они отошли в сторону, держась подальше, чтобы пленник не подслушал их разговор, склонив друг к другу голову так, что чуть не касались ими. День становился все ярче со все выше поднимавшимся солнцем, болота мерцали сквозь влажный и исчезающий туман. Перекликались водоплавающие птицы, появляясь вспышками ярких красочных перьев и исчезая в дымке, словно призраки.

— Я не знаю, — признался Пантерра. — Но я не вижу, какая ему польза от того, что он нам солжет. Зачем ему что–то сочинять? Он знает, что мы не отпустим его, даже если не возьмем с собой в Арборлон.

— Да, непохоже, чтобы он врал, — согласилась она.

— Даже если хоть какая–то часть правдива, нам не стоит рисковать тем, что может произойти, когда мы доставим его к Королеве, не узнав сначала всю правду. Даже если мы предстанем перед Высшим Советом и позволим ему рассказать им то, что он рассказал нам, мы будем в большой опасности. Королева сможет найти способ обернуть эту историю вокруг нас. Она сделает так, как будто и мы каким–то образом вовлечены в то, что случилось. Вряд ли Высший Совет поверит нам, а не ей. У нас нет никаких доказательств. Только слово Боннесанта против ее слова, а этого недостаточно.

— Но мы должны что–то сделать. Несмотря ни на что, мы должны помочь Фрине.

Он кивнул:

— Ну, мы вряд ли сможем ей помочь, если нас посадят к ней в тюрьму.

Как будто подумав об одном и том же, они взглянули на Боннесанта, который сидел, рассеянно уставившись куда–то вдаль.

— Жаль, что мы не можем оставить его здесь, — пробормотал Пан.

— Если бы мы сделали это, то он не смог бы поведать свою историю. Каким–то образом мы должны найти способ, чтобы он сделал это, и мы должны заставить эльфов поверить ему.

Пан посмотрел на нее:

— Ну, вряд ли это будет очень трудно, так ведь?

Они одновременно улыбнулись.

— Так что же мы будем делать? — повторила она.

Он задумался над этим. Он до сих пор был потрясен событиями прошлой ночи, его все еще трясло при мысли о том, что кто–то так сильно желал их смерти, что даже подослал убийцу. Конечно же, Скил Эйл не испытывал особой любви к ним. Но даже в этом случае это казалось диким. Что могло подтолкнуть Серафика к их убийству?

— А что если, — предположил он, — только один из нас пойдет в Арборлон, найдет Ташу и Тенерифе и вернется с ними обратно? Может тогда у нас появится лучшее представление о том, что нам следует сделать.

Она посмотрела на него исподлобья.

— Но мы поклялись, что никогда снова не расстанемся. Несмотря ни на что.

Он смущенно посмотрел на нее:

— Я не забыл. Но какой у нас выбор? Мы не можем оставить Боннесанта одного. Мы даже не можем оставить его без присмотра.

Она взглянула на убийцу, а потом снова на Пана:

— Ладно. Но только в этот раз. И больше никогда, Пан. Обещай мне.

Он обнял руками ее за плечи и нежно сжал их.

— Обещаю.

Подняв Боннесанта на ноги, Пан связал его руки впереди, затем обвязал веревкой пояс, оставив довольно длинный кусок, чтобы вести того на поводке. Боннесант поворчал по поводу связанных рук, но мальчик и девочка не обратили на это внимания.

— Куда вы меня ведете? — наконец спросил он, наблюдая, как они собирают свои рюкзаки, готовясь к уходу.

— В Арборлон, — ответил Пан. — У нас есть друзья, к которым мы обратимся за помощью. У них может быть идеи получше о том, что с тобой делать. Не волнуйся. Мы не отведем тебя к Королеве.

— Так будет и для вашего блага.

Пан подошел к нему.

— Даже на миг не думай, что мы не отдадим тебя Королеве, если обнаружим, что ты нам солгал. У нас нет причин заботиться о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Нас волнует только Фрина Амарантайн. До тех пор, пока ты можешь ей помочь, ты будешь нам полезен. В противном случае…

Он не стал договаривать и отвернулся. Боннесант насмешливо фыркнул, но ничего не сказал в ответ.

Мальчик и девочка взвалили на свои плечи рюкзаки и, ведя на поводу Боннесанта, отправились в путь. Оба достаточно хорошо знали эти болота, чтобы ориентироваться в них при дневном свете, но даже при этом они выбрали маршрут поближе к северным берегам озер, выгибая дугой свой путь на восток к Арборлону. Солнце уже полностью поднялось, и утренний туман начал рассеиваться, хотя то тут, то там все еще оставались его куски, плотными пятнами разбавляя дневной свет и тени от крон деревьев вдоль берегов водоемов, блестевших как зеркала.

— Я хочу, чтобы все это закончилось, — прошептала Пру Пану, понижая голос, чтобы только они вдвоем слышали этот разговор.

Он заметил, как нахмурилось ее лицо, и улыбнулся:

— То есть, чтобы все вернулось к тому, как все было? Просто ты, я и работа следопытами?

Она кивнула:

— Просто ты, я и работа следопытами.

Он покачал головой:

— Может быть, все уже никогда не вернется к тому, каким оно было, Пру. Ты подумала об этом? Я имею в виду, после того, как все закончится, хотя это сомнительно, наверное, все изменится настолько, что уже никогда не станет прежним. Эта долина уже не так безопасна, как была. Внешний мир нашел нас и это уже ничто не сможет изменить. Как и Друджи, придут и другие твари.

— Я знаю. — Она еще больше понизила свой голос. — Но я не это имела в виду. Между тобой и мной уже не будет так, как раньше. Именно это причиняет мне боль. Мы не сможем быть прежними. Ты получил черный посох, и ты теперь будешь как Сидер Амент — странником, защитником народа долины. Ты больше не будешь Следопытом. Таким, какими были мы с тобой. И я не буду Следопытом из–за своих глаз. Я, может, и не слепая, но не могу различать цвета, а этого вполне достаточно, чтобы не заниматься своей работой. Мне придется заняться чем–то еще в своей жизни.

— Это исправится. Мы найдем способ. — Он хотел обнять ее или погладить по копне ее рыжих волос, но не смог сделать этого, зная, что за ними наблюдает Боннесант. — Кроме того, мы не сможем снова стать теми Следопытами, какими были. Эта долина, народ, живущий в ней, то, как мы все когда–то были здесь в безопасности — все будет по–другому.

Она кивнула.

— И мне это тоже не нравится. Мне уже не нравится то, что случилось. Мне пятнадцать лет и я выгляжу, как слепая, а ты и я боремся за наши жизни, вдобавок эту долину в любой момент могут наводнить Тролли. Мы должны что–то сделать с человеком, который пытался нас убить, но только, чтобы он не погиб. У нас больше нет дома, потому что возвращаться в тот, который у нас был, слишком опасно. Мы должны помочь Фрине, но мы понятия не имеем, как это сделать. Мы даже не знаем, как помочь самим себе. Мы просто бегаем по кругу, стараясь защитить друг друга. Ничего не имеет смысла.

Пан какое–то время ничего не говорил.

— Ты могла бы сделать что–нибудь, чтобы помочь себе, если оставишь все это мне и вернешься домой.

Она пристально посмотрела на него:

— Ты говоришь это так, будто я и в самом деле могу сделать нечто подобное. Ты намеренно пытаешься заставить меня стыдиться себя?

— Я предлагаю тебе выход. Твои отец и мать оценили бы это. Ты не просила ни о чем этом. Я был тем, кто принял посох от Сидера, когда он умирал. Я был тем, кто принял решение взять на себя его обязанности. Я не ждал, что ты постараешься мне помочь. Я никогда на это не рассчитывал.

— Поэтому теперь ты оскорбляешь меня. «Иди домой, ты мне не нужна». Кем же я буду, если сделаю то, о чем ты просишь? — Она была вне себя от злости. — И ты хочешь убедить меня в том, что ты не рассчитывал на то, что я попытаюсь тебе помочь?

— Нет. На самом деле. Я просто не хотел, чтобы это случилось. Я думал, что ты все еще в плену у Друджей. Я думал прийти и спасти тебя, а не наоборот.

Он замолчал, переводя дух.

— Это не значит, что я не хочу, чтобы ты была здесь со мной. Я хочу этого. Всегда. И буду хотеть. Нет никого, на кого бы я мог положиться, кроме тебя. Но то, что происходит сейчас, опасно и мы никогда с подобным не сталкивались, Пру. Кем бы я был, если бы не попросил тебя подумать, прежде чем ты увязнешь во всем этом еще больше? А если с тобой что–нибудь случится? Как я смогу себя простить?

— А если что–то случится с тобой? Как тогда мне простить себя? — парировала она. — Это палка о двух концах, Пан.

— Но это не одно и то же!

— Потому что мне пятнадцать, а тебе семнадцать?

— Потому что ты не должна этого делать, а я должен!

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

— Если ты веришь в это, то тебе нужен кто–то еще, кроме меня, чтобы объяснить, что такое дружба! — Он начал было протестовать, но она быстро подняла руку. — Нет, не говори ничего больше. Сделаешь только хуже. Если ты продолжишь говорить, то будешь выглядеть как полный идиот, а не как какой–то полудурок. Эта дискуссия окончена. Я остаюсь с тобой. На этом точка. Я не передумаю.

— Сможешь, если бы захотела. — Он сделал последнюю попытку. — У тебя всегда есть выбор.

— Я знаю, и я его сделала. Король Серебряной Реки считает, что тебе нужна моя помощь. Он вернул мне мои предчувствия, чтобы уберечь тебя от опасностей. Мне не уйти от своих обязательств в отношении тебя, как и тебе от твоих по отношению к народу долины. Это не совсем одно и то же, но достаточно близко. Ты и я, Пан. Так было всегда и так всегда будет. А теперь заткнись и двигайся вперед!

Она сказала это так громко, что Боннесант, который уделял мало внимания их перешептыванию до тех пор, захохотал.

— Ты не хочешь пересекаться с этим типом, — заметил он.

Пантерра хотел было подойти к нему, но Пру первая резко обернулась, преграждая ему дорогу, и быстро сделала пять шагов, чтобы оказаться прямо перед их пленником.

— Больше ничего не говори, Боннесант. Еще одно слово и я привяжу тебя к ближайшему дереву и оставлю на съедение волкам. И Пан меня не остановит.

Она долго смотрела на него, ожидая. Он улыбнулся, но промолчал.

Удовлетворившись, она вернулась к Пану и они продолжили путь.

К полудню они оказались в виду скал, на которых стоял Арборлон. Они смогли увидеть ходящих наверху эльфов и почуять дым от кухонных печей. День выдался теплым с легким ветерком и уже в воздухе начинал ощущаться зной.

Пантерра решил остановиться.

— Здесь уже достаточно близко, — обратился он к Пру, говоря так, чтобы Боннесант их не услышал. — Ты можешь подождать с ним здесь, пока я не найду Оруллианов?

— Да, — ответила она. — Но не считаю, что это хороший план. Именно ты должен остаться. У меня больше шансов пробраться, поскольку я выгляжу слепой девочкой. Кто–нибудь может узнать посох Сидера, и я не думаю, что тебе это сейчас нужно.

Он признал мудрость ее предложения и неохотно согласился. Ему не нравилось оставлять ее вне поля своего зрения сейчас, когда он снова нашел ее. Но это было слишком эгоистично, поэтому он отбросил такие мысли.

— Иди, — сказал он.

Сбросив свой рюкзак, она отправилась в город. Пан отвел Боннесанта к деревьям, привязал его к одному из них, сбросил свой рюкзак рядом с рюкзаком Пру и уселся ждать.

День перевалил через полдень, слабый ленивый ветерок клонил его в сон, когда он сидел, наблюдая за их пленником и думая о Пру. Однако он знал, как не уснуть, будучи на страже, и вскоре уснул именно убийца, свесив голову, и его храп нарушил тишину леса.

Пан также следил за эльфами, но ни один из них даже и не думал всматриваться в такую даль, а тем более приблизиться к тому месту, где он ждал.

Пру была права в том, что все меняется и никогда уже не будет прежним. У него не было времени подумать об этом раньше, и он сделал это сейчас. Когда все это закончится, они могут оказаться даже не в долине. Они могут оказаться совершенно в другом месте. Будут ли они вместе? Сможет ли он удержать ее при себе, если он носит черный посох и бремя ответственности, которое это влечет за собой? Он попытался увидеть будущее — любое будущее — но оно было туманным и недосягаемым. Слишком многое из того, что может быть, было вне его видения. Слишком много неопределенностей делали невозможным ясно разглядеть его.

Он глядел куда–то невидящим взором, когда заговорил Боннесант.

— Это все хорошо для вас не закончится, — сказал он, внезапно проснувшись. — Ты ведь знаешь это, так ведь?

Наверное, он притворялся спящим, ожидая, что Пан прекратит его сторожить. Мальчик не мог сказать точно.

— Я сам об этом позабочусь.

— О, об этом я не беспокоюсь. Я хочу, чтобы именно ты об этом волновался. Но считаю, что я должен озвучить это, чтобы ты понял. Вы не сможете долго держать меня в плену. Другие пытались. Все они мертвы. Ты просто мальчишка. Может быть ты и Следопыт, но ты не похож на меня. Ты не можешь делать то, что могу я. Ты не знаешь того, что знаю я о том, как остаться живым. Рано или поздно, ты сделаешь ошибку.

Пан кивнул:

— Я уже сделал одну. Я не заткнул тебе рот. Мне исправить сейчас эту ошибку?

Боннесант умолк, улыбаясь. Он направил свои глаза на Пана и не отводил их. Он играл как кошка с мышкой, мальчик мог это почувствовать. Он понимал опасность находиться вблизи с этим человеком. Но он должен попытаться помочь Фрине, и он думал, что это единственный способ выполнить задуманное.

В любом случае, сегодня вечером убийца станет проблемой кого–то еще.

Пру вернулась на исходе дня, когда свет начал меркнуть по мере приближения солнца к горам, а с их вершин стал сползать туман, собираясь в лесных чащобах. Она появилась совершенно внезапно, придя с другого направления, чем он ожидал, но уверенно подошла к нему. Он начал было спрашивать ее о том, что она обнаружила, но она взяла его за руку и отвела подальше от Боннесанта, ясно демонстрируя, что она не хочет, чтобы пленник услышал то, что она должна рассказать.

— Фрина сбежала, — сказала она ему, стоя спиной к Боннесанту. — Или ее спасли. Никто точно не знает. Это произошло прошлой ночью. Охранника нашли спящим, а камера, в которой ее заперли, оказалась пустой. Королева в ярости. Эльфийские Охотники везде рыщут в поисках, но пока что о ней нет никаких известий.

— А Оруллианы? Может, она пошла к ним. Может быть, они ее прячут.

Пру покачала головой:

— Вряд ли. Оруллианы находятся в отряде, который удерживает проход Афалион. Они уже были там, когда убили Короля, а Фрину посадили под замок. Говорят, что Королева не хотела, чтобы они находились где–нибудь рядом с их кузиной, и приказала держать их там. Если они не нашли способа покинуть проход и остальных эльфов, то они все еще караулят там.

— Если бы они оставили свой пост, это бы сразу заметили. — Пан подумал об этом с мгновение. — Но раз она сбежала, то Фрина к ним не пошла?

— А как она сделает это? Как она сможет к ним приблизиться? — Пру схватила его руку. — Но она, наверное, могла попробовать послать им весточку, что она свободна. Она бы так и сделала.

— Или, может быть, она пошла к своей бабушке.

— Я подумала об этом. Но говорят, что ее бабушка пропала. Некоторые говорят, что ее убила Королева. Много разных слухов. Никто не верит, что Фрина убила своего отца. Они склоняются к тому, что Королева лжет. Но она Королева и ее поддерживает первый министр и Эльфийская Стража Дома. Поэтому никто ничего не может сделать.

— Ну, теперь, когда она исчезла, мнения не сильно изменятся в защиту Фрины. Это все выставляет ее виновной. Интересно, куда же она подевалась?

Пру приподняла бровь:

— Думаю, нам нужно спросить Оруллианов.

Пан согласился.

— В данных обстоятельствах, нам нужно уходить в горы, подальше от города. Мы слишком близко, ведь они рассылают поисковые отряды.

Она начала поворачиваться.

— Подожди, — сказал он, схватив ее за руку. Она посмотрела на него в ожидании. — Никто тебя не узнал? Никто не спрашивал, кто ты такая?

— Некоторые спрашивали, не могут ли они мне помочь. Я притворилась слепой. Одни предлагали мне пищу и монеты, но я сказала им, что являюсь одной из Детей Ястреба и прибыла в Арборлон как паломник. Тогда они оставили меня в покое.

— А ты уверена, что там нет Оруллианов?

Она нетерпеливо кивнула:

— Оба в проходе Афалион. Давай, Пан. Пойдем.

Они закинули свои рюкзаки, освободили от дерева привязанного Боннесанта, проверили его путы, взяли его повод и снова отправились в дорогу. Когда Боннесант спросил их, что они намеревались с ним сделать, Пан ответил, что они идут в горы, чтобы найти кого–нибудь, кто поможет скрыть его. Пан с уверенностью мог сказать по выражению на лице убийцы, что тому эта идея не понравилась. Но ему было все равно, нравилось что–то Боннесанту или нет. Боннесант сделает то, что ему говорят, и пойдет туда, куда его ведут. Ему повезло, что они забирают его с собой. Он доставлял больше неприятностей, чем стоило терпеть от него, а теперь и он сам потерял свое значение, когда Фрина обрела свободу. Возможно, он все еще сможет им помочь доказать ее невиновность, но мальчик все меньше и меньше верил, что этот убийца охотно предоставит реальную помощь, когда дело дойдет до этого.

Он был потрясен таким поворотом событий, связанных с Фриной. Кто же освободил ее, если не Оруллианы? Никто больше не осмелился бы бросить вызов Королеве и Страже Дома. И он не верил, что Фрина обладала способностями, которые позволили бы ей вырваться из темницы. Наиболее вероятным казалась неосторожность охранника, который невольно оставил дверь открытой — или что–то подобное.

Однако он держал эти мысли при себе и сделал предупреждающий знак Пру, чтобы не раскрыть их пленнику то, что произошло. Он не был уверен, что для Боннесанта будет иметь какое–то значение узнать о побеге Фрины, но и не видел никакой пользы от того, чтобы рассказать ему об этом. Будет лучше, если он останется в неведении об их намерениях на его счет.

Они поднялись в предгорья до наступления темноты и разбили лагерь в роще кедров, которая спрятала их от чужих взглядов и защитила от поднявшегося ветра.

Привязав Боннесанта к очередному дереву, они принялись готовить ужин, развели костер, подогрели хлеб и то, что осталось от взятого с собой вяленого мяса. Они добавили немного картофеля и моркови — тоже последние, так как они надеялись получить свежие припасы в эльфийском лагере на следующий день. Изначально, Пан надеялся пополнить запасы в Арборлоне, но отказался от этого плана в тот момент, когда Пру вернулась с вестями о Фрине.

Сидя у костра и положив перед собой ужин, он поймал себя на мысли о том, как он оказался в таком положении. Не то, чтобы он не понимал причины и обстоятельства, которые определили характер его путешествия, это было ему понятно. Причем слишком хорошо. Главным образом, он затруднялся определить, в какой момент его жизнь настолько изменила свое направление, что он оказался на той дороге, которая привела его сюда. Возможно, это его решение следовать по тем странным следам, которые он и Пру обнаружили несколько недель назад, когда они выследили агенахлей. Но он не был уверен. Оглядываясь назад, все смешалось и размылось, его воспоминания уже не были такими ясными, как раньше. Или такими важными, добавил он. В этом смысле какая разница из–за чего он оказался там, где теперь находился?

И все таки разница была. Это имело значение. Он хотел, чтобы у него было ощущение порядка и цели, к которой он стремился.

Он все еще размышлял над этой дилеммой, когда Пру произнесла:

— Я лучше покормлю нашего друга.

* * *

Того, что случилось потом, можно было избежать, если бы она или Пан были бы более осторожными или более отдохнувшими, или если бы ее обновленные предчувствия смогли обнаружить хотя бы намек на то, что Боннесант так тщательно скрывал. Однако убийца умел действовать тайком и здесь ему сопутствовал успех.

Пру подхватила тарелку с едой, которую она поставила подогреться у костра, и подошла к тому месту, откуда наблюдал Боннесант. Он подарил ей улыбку, на которую она не обратила внимания, и почти бодрым голосом произнес:

— Я боялся, что вы собрались уморить меня голодом.

— Это тебе не грозит, — ответила она, присев на колени рядом с ним. — Наклонись немного вперед, чтобы я смогла покормить тебя. Здесь эль. Вот, попробуй это.

Она протянула руку с ложкой моркови и картофеля, и в следующее мгновение его руки обхватили ее шею, а пальцы вдавились в лицо. Ложка и тарелка взлетели в воздух, когда она дернулась, оказавшись в его объятиях, размахивая руками по сторонам. Она почувствовала что–то теплое и липкое на своей коже там, где его ладони сжали ее лицо, и увидела красные пятна на рукавах его туники.

Кровь.

Он так сильно тер свои запястья, что кожа на них потрескалась, а появившаяся кровь помогла ему выскользнуть из веревок, которыми его связали.

Пантерра был уже на ногах и спешил ей на помощь, когда Боннесант крикнул ему остановиться.

— Не приближайся, мальчишка. Если ты сделаешь еще шаг, я выдавлю ей глаза. Я знаю, как это делается; я делал такое прежде. Ты может думаешь, что сможешь меня остановить, но ты не успеешь. Как ты будешь чувствовать себя, если это случится? Как тебе понравится, если она на самом деле будет слепой? Брось этот посох.

Сквозь пальцы Боннесанта, схватившие ее лицо, Пру увидела, как Пан колеблется.

— Ну, давай! — прокричал убийца. — Ты хочешь, чтобы она стала слепой? Еще больше слепой, чем сейчас? Больше, чем она притворяется? Брось посох!

Пан сделал так, как ему сказали, и стоял, наблюдая.

— У тебя нет оружия, — указал он. — Ты не сможешь уйти.

— У меня всегда есть оружие, даже если это всего лишь пальцы моих рук. Я предупреждал тебя, что это плохо кончится. Теперь ты видишь. Брось также свои кинжалы. А потом отойди в сторону.

Немного крови Боннесанта стекло по его запястьям и лицу Пру и она смогла почувствовать ее вкус на своих губах, горький и металлический. Она хотела сплюнуть ее, очиститься от нее, но его пальцы сжали ей рот. Она попыталась сопротивляться, но его хватка сразу же стала сильнее.

— Потерпи, крошка, — промурлыкал он. — будьте послушными, и я не стану вредить никому из вас. Я просто хочу убраться отсюда. Вот и все.

Она знала без всяких сомнений, что он лжет. Он не собирался оставлять их в живых. Он бы не был собой. Как только он заполучил их под свой контроль, он убьет их обоих. Он не будет даже раздумывать.

Как я могла быть такой беспечной? Как я не смогла заметить, что его запястья освободились от пут? Даже моих предчувствий оказалось недостаточно, чтобы почуять это! Она проклинала себя за то, что осталась в дураках, что оказалась открытой для такого нападения. Она должна была защищать Пана, но даже себя не смогла защитить.

Боннесант качнулся на ногах, увлекая ее за собой.

— Теперь именно это и произойдет, — сказал он Пантерре. — Я собираюсь уйти и забираю ее с собой, чтобы быть уверенным, что ты не наделаешь глупостей. Не пытайся преследовать меня, иначе на всем пути будут разбросаны ее кусочки. Просто оставайся здесь. Я отпущу ее, когда окажусь достаточно далеко, чтобы почувствовать себя в безопасности. Она сможет вернуться оттуда.

Он сделал паузу, а потом добавил:

— Мне нужно забрать с собой твои кинжалы. Ведь ты не возражаешь, да?

Пру вдруг вспомнила о своем кинжале, спрятанном у нее за поясом под туникой, прямо там, где его руки обхватили ее. Она осторожно передвинула свою правую руку — всего чуть–чуть — чтобы почувствовать пальцами рукоятку.

— Я не позволю тебе забрать оружие, — сразу же сказал Пантерра.

— Ты не в том положении, чтобы спорить. А теперь не двигайся.

Боннесант начал продвигаться через поляну к лежащим на земле кинжалам, подтягивая за собой Пру. Это передвижение позволило ей вывернуться, не привлекая его внимания.

Она просунула свою руку под тунику и ее пальцы сомкнулись вокруг рукоятки кинжала.

— Может, мне также придется забрать и твой посох, — вдруг добавил Боннесант, ухмыляясь в сторону Пантерры. — Просто, чтобы убедиться, что ты делаешь то, что тебе говорят. Я отдам его девчонке, когда отпущу ее.

Он этого не сделает, подумала Пру. Он не оставит ничего, кроме тел, как только завладеет кинжалами Пана. Он говорил одно, но подразумевал совершенно другое. Он не из тех, кто оставляет все на волю случая. Он был послан их убить, один раз он попытался и не смог. На этот раз он закончит эту работу.

Они стояли над брошенным оружием Пана.

— Успокойся, — сказал Боннесант, ослабляя свою хватку и наклоняясь.

Пру закрыла глаза. Она еще никогда ни на кого не нападала с кинжалом. Но она должна это сделать. Она должна заставить себя это сделать.

Как только пальцы Боннесанта коснулись рукоятки кинжала Пана, Пру выдернула свой кинжал из–под туники, выкрутившись так, чтобы оказаться прямо перед ним — ее лицо настолько приблизилось в его лицу, что она смогла почувствовать его дыхание и увидеть в его глазах осознание происшедшего — и вогнала кинжал в его живот по самую рукоятку.

Боннесант вскрикнул и схватил ее, пытаясь удержать. Она сопротивлялась, вырвавшись на свободу, поскольку шок от случившегося парализовал его и силы начали его покидать. Он развернулся, оттолкнув себя от нее, дотянувшись до кинжала в своем животе. Повсюду была кровь и Пру не могла отвести взгляд. Его глаза неотрывно смотрели на нее, пока он падал на колени.

Он все еще был жив, когда Пан подошел к ней, бережно обнял своими руками и отвел прочь. Затем он свалился на землю, глаза стали пустыми, тело застыло.

Странно, но она обнаружила, что не плачет. Последние мгновения были настолько сюрреалистичными, что она с трудом поверила в то, что случилось. Она поняла, что она сделала. Она поступила так, как было нужно. Она сохранила жизнь Пану. Разве все было не ради этого?

Затем что–то сродни ярости пронзило ее, когда все последствия ее действий начали успокаиваться и растворяться.

— Нам нужен новый план, — сказала она Пану, а потом, наконец, она смогла отвести взгляд.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Пру провела ночь в объятиях Пана, прижавшись к нему под одеялами. Она спала плохо, а он бодрствовал около нее, чувствуя перемены ее дыхания в те моменты, когда образы того, что она сделала, всплывали и заставляли ее содрогаться, а сами сны превращались в кошмары и заставляли ее вскрикивать. Она не очень хорошо с этим справлялась — хотя он вряд ли мог считать, что сам справился бы лучше — поэтому он прилагал все свои силы, чтобы помочь ей это преодолеть.

Они оставили Боннесанта надолго там, где он умер, затем Пан потратил время, чтобы передвинуть его с поляны под огромный старый кедр, накрыв его тяжелыми густыми ветками и скрыв из поля зрения. Он бы сделал намного больше, даже для этого столь отвратительного убийцы, но у него не было лопаты, чтобы выкопать могилу, а для постройки пирамиды на этой высоте было мало камней. Поэтому он сделал все, что смог, для защиты тела, понимая, что в конце концов природа сделает все остальное.

Каким–то образом он все–таки уснул ночью, а когда проснулся, солнце уже перевалило горные вершины, небо было укрыто толстым слоем дождевых туч и Пру исчезла.

Он запаниковал, скинул одеяло и поспешно натянул сапоги, сразу же после этого начав поиски. Очутившись на ногах, он выкрикнул ее имя, не заботясь, что кто–нибудь может услышать, и с облегчением вздохнул, когда она ответила. Он пошел на звук ее голоса, выйдя из рощи, где открывался вид на южную часть долины, и нашел ее сидящей на траве, глядя на расстилавшуюся местность.

— Больше так не делай! — раздраженно рявкнул он. — Я не знал, что с тобой случилось!

Она слабо улыбнулась ему.

— Извини. Я просто больше не могла спать — или даже притворяться спящей — поэтому я встала и пошла сюда, чтобы подумать. Я забыла, что ты проснешься.

Она выглядела такой измученной, что он моментально пожалел о своих словах.

— Я просто испугался, вот и все. Это не твоя вина.

— Это единственное, с чем я согласна. — Она снова отвела взгляд. — Я на самом деле все испортила, Пан.

То, как она произнесла эти слова, вызвало беспокойство. Она говорила так, будто сдалась.

— Ты сделала то, что должна была сделать, и в этом нет ничего плохого. Если бы ты не убила его, то он убил бы нас. Ты знаешь это.

— Я размышляла, что если бы смогла ранить его… или ударила кинжалом по рукам или ногам или просто…

Он обнял ее и прижал к себе.

— Ты могла бы попытаться сделать много всего. Но это привело бы к одному — тебя бы убили. Ты сделала единственное, что могло спасти нас обоих. — Он замолчал, пытаясь найти, что еще сказать, отыскать слова, которые успокоят ее. — Ты сделала то, что Король Серебряной Реки просил тебя сделать. Ты защитила меня. И себя. Ты ничего не испортила.

Она отрицательно замотала головой, но ничего не сказала.

— Так или иначе он представлял опасность. Мне следовало избавиться от него раньше. Мне следовало отвести его в Арборлон и отдать в руки Королевы. В любом случае он не собирался нам помогать. Он был послан, чтобы нас убить, и собирался сделать именно это.

Она кивнула, но по–прежнему ничего не ответила.

— Ты ведь знаешь, что он не собирался отпускать тебя. Или меня. Ты же знаешь это, не так ли?

— Да. — Она снова посмотрела на него и он увидел, что она плачет. — Чего я не знаю, так это как мне теперь жить с тем, что я сделала. Я убила его. Я не хотела стать тем, кто убивает людей. Я понимаю, что это было необходимо и что он собирался убить нас и у меня не было выбора. Я все это понимаю. Рационально. Но в своей душе я знаю, что все это ничего не значит. — Она перевела дух. — Я разбита, Пан. От всего этого я разобрана по кусочкам и не знаю, что с этим делать.

Он молча смотрел на нее, не в силах придумать, что же еще сказать.

— У тебя не было выбора, — наконец повторил он. — Ты должна была его убить.

— Прекрати так говорить! — она сжала пальцами свои рыжие волосы, как будто стараясь их вырвать. — Прекрати!

— А что еще мне сказать? Ты сделала все, что смогла. Ты можешь не заострять на этом внимание.Отвлекись хоть на минуту от этого, Пру. Хватит терзать себя.

Потом она поднялась на ноги, встав перед ним, как будто могла раздавить его своим гневом.

— Тогда перестань меня опекать! Хватит обращаться со мной, как с ребенком! Ты хочешь знать, что ты можешь сделать? Я не знаю! Я не знаю, что я могу сделать, поэтому как я могу знать, что рассказать тебе? Выясни это сам. Будь мне старшим братом и скажи мне то, что имеет значение. Скажи мне то, что мне нужно услышать, вне зависимости от того, насколько это неприятно. Просто будь честен со мной!

Она отвернулась и отошла к краю поляны, обняв себя руками, склонив голову и подергивая плечами. Сейчас она рыдала и это, казалось, еще больше расстраивало ее.

Или то, что она оказалась в этом месте. Или что мир жестоко с ней обошелся. Или все сразу. По правде, он не мог точно сказать.

— Я одно могу тебе сказать! — прокричал он ей. — Я могу сказать тебе, что вне зависимости от того, насколько плохо ты чувствуешь себя или думаешь обо мне, вне зависимости от того, что случится дальше и как все обернется, я всегда буду рядом с тобой! Вот что я могу тебе сказать!

Она ничего не говорила и не переставала рыдать. Он стоял на месте, не пытаясь к ней подойти. Он ждал, когда все пройдет. Если и было что сказать, то она бы это сказала. Он сказал все, что считал нужным.

Спустя довольно долгое время она успокоилась и подняла голову. Она стояла и смотрела на долину. Затем вытерла глаза, повернулась и направилась к нему. Не остановившись, она проследовала мимо него.

— Все прошло, — сказала она. — Давай заберем наши вещи и двинемся в путь. Нам не стоит больше терять время, чтобы добраться до Таши и Тенерифе.

Он последовал за ней, когда она скрылась среди деревьев, направляясь обратно в их лагерь. Ему хотелось сказать себе или, может быть, даже ей, что он никогда не поймет женщин, однако он чувствовал, что он не первый, у кого сложилось такое мнение, и весьма вероятно, не последний, и на самом деле с этим ничего нельзя было поделать.

Поэтому отбросив это бесполезное суждение, он сделал глубокий вдох, выдохнул, отбросив все сомнения, и потопал за ней вслед.

* * *

Спустя тридцать минут они прошли то, что осталось от предгорий, поднимаясь в горы к проходу Афалион.

В течение первых двух часов пути они почти совсем не разговаривали, сосредоточившись на подъеме, прячась в пелене молчания, где они могли все обдумать.

День оставался серым и пасмурным, солнце казалось размытым свечением за слоями туч, температура падала, а ветер становился все сильнее по мере их восхождения. Пару раз они увидели коз и овец на скалистых обрывах и участках травяных лугов очень близко к линии снегов, но никого из людей или эльфов, вообще никого, кто ходил бы на двух ногах. Они бы сделали остановку, чтобы поесть, но у них не осталось пищи, за исключением небольшого количества хлеба и воды, которые они разделили во время подъема.

Не однажды Пантерра хотел что–то сказать о событиях предыдущей ночи, но каждый раз, когда он испытывал это искушение, он перебарывал его. Он понимал, что ничего из того, что он скажет в этот момент, никак не поможет сложившейся ситуации. Пру поговорит об этом снова, когда будет готова, и ему пришлось оставить все, как есть.

Поэтому когда он снова заговорил, то выбрал тему о том, что они собираются делать теперь, когда с ними больше нет Боннесанта.

— Ты сказала прошлой ночью, что нам нужен новый план, — начал он разговор, стараясь придать голосу спокойный и непринужденный тон. — Думаю, сначала мы должны сделать то же, что и прежде. Мы должны найти Фрину.

Она пожала плечами:

— За исключением того, что если Таша и Тенерифе не знают, где она, или понятия не имеют, где ее искать, нам стоит начать беспокоиться о том демоне. Он не будет ждать, пока мы закончим помогать Фрине. Он уже будет нас разыскивать.

— Во–первых, ему придется найти дорогу в эту долину.

— Он уже должен это сделать.

Он взглянул на нее:

— Ладно. Но он должен выяснить, что мы живем в Гленск Вуде, и начать там поиски.

— Сейчас он должен узнать о нас все, включая то, что мы живем в Гленск Вуде. Тебе не приходилось с ним встречаться. Ты не можешь знать, какой он. Он не человек, хотя и выглядит снаружи таковым. — Она помедлила. — Он все узнает и уже будет нас искать.

Пантера задумался.

— Тогда, может быть, нам нужно найти его прежде, чем он найдет нас.

Она покачала головой:

— Это опасная игра. Я не знаю, стоит ли вообще его искать.

— Что же тогда нам делать? Думаешь, он устанет нас искать и уйдет?

— Не умничай. Ты же знаешь, что он этого не сделает. Но может с ним за это время что–нибудь случится. Демонов можно убить. Мы знаем это из нашей истории. Ястреб убил одного. Кирисин Беллороус убил другого. Я думаю, что его сестра тоже одного убила. Разве не так?

Он бросил ей короткую улыбку.

— Я не уверен, что мы можем рассчитывать на то, что кто–то еще сделает то, что, как я считаю, предназначено сделать нам. Подумай над этим. Король Серебряной Реки отправил тебя обратно, чтобы защищать меня. А из этого следует, что он считает — а может, и знает — что рано или поздно мне понадобится твоя помощь перед лицом этого демона, потому что я собираюсь с ним встретиться.

Какое–то время они шли в молчании, наблюдая, как неуклонно приближается линия снегов. Уже недалеко до прохода Афалион. Наверху, высоко над скалистыми склонами, медленно кружили крылатые хищники. Время от времени один из них падал камнем вниз, чтобы схватить свою добычу.

А кто мы? Хищники или добыча?

Пан задался вопросом, есть ли у них выбор.

После полудня в поле зрения появился проход, его темная щель четко выделялась даже в мутном свете пасмурного дня. Когда они оказались в пятидесяти ярдах от него, из укрытия появился эльф и окликнул их. Пан ответил, что они друзья Таши и Тенерифе, и часового, кажется, убедило упоминание Оруллианов и больше он ни о чем не спросил, хотя обратил внимание на глаза Пру и пристально оглядел ее. Удостоверившись, что они не представляли угрозы, он повел их в проход туда, где большинство Эльфийских Охотников все еще трудились над возведением своих защитных сооружений.

Это было впечатляюще. Сейчас эльфийские укрепления были более сорока футов высотой и дюжину футов толщиной и полностью перекрывали узкий проход. Лестницы и площадки давали защитникам доступ к бойницам на ближайшей стороне; на дальней же стороне стены были отвесными без каких–либо перил или ступенек для нападающих.

Наверху на скалах, в расщелинах также были созданы оборонительные бастионы. Любой атакующий отряд, идущий по проходу, будет уязвим с трех сторон без всякого укрытия.

Казалось, что эта эльфийская позиция была неприступной.

Но Пану не нравились закрытые места, всегда предпочитая находиться на открытом пространстве, и он понял, что не хотел быть защитником в этом узком проходе, невзирая на то, как безопасно это ни выглядело.

Их проводник вывел их за стену, а потом повел дальше по перевалу, где они заметили Ташу, трудившегося с другими эльфами по установке ловушек и западней, которые послужат защитой по периметру.

— Пантерра Ку! — с явным удовольствием пробухал Таша, как только их увидел. — Ну вот и встретились, братец!

В то время, как со своего насеста высоко в скалах кричал приветствия Тенерифе, здоровяк поспешил к новоприбывшим.

— А, и сестричка тоже! — оскалился Таша, но его оскал исчез с лица, когда он приблизился настолько, чтобы увидеть блеклые глаза девочки. — Что это такое? Пру, твои глаза! Что случилось?

Он обнял мальчика, а потом девочку, удержав последнюю подольше и покрепче, успокаивающе нашептывая ей. На миг Пру показалось, что здоровяк готов расплакаться, что было бы с ним впервые. Но Пру что–то ответила и по реакции Таши — удерживая ее на расстоянии вытянутой руки, чтобы поближе рассмотреть ее глаза — можно было предположить, что она сказала ему, что она не так слепа, как может показаться.

Бросив озадаченный взгляд Пантерре, он схватил их обоих и повел к тому месту, куда уже спускался Тенерифе, чтобы присоединиться к ним. Они пережили то же самое, когда последний увидел глаза Пру, но она быстро успокоила его, а потом Таша отвел их дальше в проход, где они оказались наедине.

Устроившись в углублении стены прохода, собравшись поплотнее, они обменялись тревожными взглядами.

— Ну, вот и ты, — начал Тенерифе, еще раз обняв Пру. — В целости и сохранности, несмотря на все страхи. С возвращением.

— Расскажи нам, что с тобой случилось, — заявил Таша. — Ты действительно не слепая, как ты говоришь? Однако, кажется наоборот. Твои глаза говорят, что ты слепа. Расскажи нам все.

Пру рассказала, большую часть. Она утаила то, что касалось Боннесанта, предпочитая умолчать об этом, рассказывая братьям только случившееся после столкновения с демоном и встречей с Королем Серебряной Реки и Паном, как они вдвоем пошли на поиски Фрины, чтобы сделать все, что в их силах, для ее освобождения.

— Но когда я пошла в город за сведениями, притворяясь слепым пилигримом, мне рассказали, что она сбежала. — закончила она. — Поэтому мы пришли сюда, вдруг вы что–нибудь знаете.

Таша хмыкнул:

— Мы знаем предостаточно и расскажем вам, чтобы вы не думали, что мы от вас что–то скрываем. Этот чертенок, Зак Вен, прибыл сюда несколько дней назад после того, как мы узнали, что Фрину обвинили в убийстве отца и посадили под замок. Мы понимали, что это неправда, и боялись за нее. Королева не любит Фрину и мы думали, что она может навредить ей. Поэтому мы отправили этот мальчишку обратно с инструкциями, как ее освободить и доставить сюда. Он смышленый парень; мы знали, что он сможет это сделать. Должно быть, он это сделал, раз она пропала.

— Однако с тех пор мы ничего о ней не слышали, — добавил Тенерифе. — Ты говоришь, что она сбежала где–то прошлой ночью? — Он обменялся взглядами со своим братом. — Она, наверное, решила, что слишком опасно пытаться дойти до нас. Скорее всего, она прячется. Но мы не видели ни ее, ни Зака Вена.

— Дело в том, — продолжил Таша, — что сейчас мы не можем никуда уйти. Нас держат здесь по личным приказам Королевы. Этим контингентом командует Харен Крэйел, капитан Стражи Дома. Он наш друг, поэтому поведал нам об этих приказах. Это не значит, что он им не подчинится, вы понимаете, но он посчитал, что мы, по крайней мере, должны знать. Он также не верит в обвинения против Фрины.

Он пожал плечами.

— Поэтому мы сидим тут, не в силах ничего сделать.

— Может быть никто ничего не сможет сделать, пока мы не узнаем побольше, — тихо сказал Пан.

— Пан и я мало знаем о местонахождении Фрины, но мы кое–что знаем о причастности Королевы к ее заточению, — наконец произнесла Пру. Она ободряюще улыбнулась Пану. — Все в порядке. Я готова об этом говорить.

Затем она рассказала Таше и Тенерифе о неудачной попытке Боннесанта убить их и его признании, что это он осуществил убийство Опариона Амарантайна, которое устроила Королева. Она также рассказала им о плане Пантерры, привести убийцу сюда, чтобы он был пленником Орулллианов и их товарищей до тех пор, пока ему не представится возможность рассказать свою историю Высшему Совету, чтобы оправдать Фрину.

— Но вчера вечером он освободился от пут и схватил меня, сказав Пану, что убьет меня, если мы не позволим ему уйти. — Она говорила очень быстро, чтобы поскорее через это пройти. — Пан отвлек его достаточно, чтобы я смогла выскользнуть из его хватки и использовать свой кинжал.

Она замолчала, качая головой.

— Поэтому теперь мы снова начинаем с того, как доказать, что Фрина не убивала своего отца.

Оруллианы уставились на нее.

— Твои стойкость и целеустремленность достойны восхищения, — наконец произнес Тенерифе. — Но мне иногда интересно, где же ваше благоразумие.

— Не думаю, что стоит на этом подробно останавливаться, — ответил ему Таша, жестом показывая не продолжать. — Сестренке не стоит это слушать.

— Кроме того факта, что я это знаю. — Она переводила взгляд с одного на другого. — Я оказалась в этой ситуации, где все произошло. О каком благоразумии идет речь? Я никого никогда не убивала, пока все это не началось, и надеюсь, что никогда снова никого не убью. Я не создана для этого. Прошлой ночью я была так расстроена, что обвиняла Пантерру в том, в чем не было его вины. Я была настолько зла, что не могла думать о чем–то еще. Теперь же я хочу найти способ все исправить.

— Пру, — тихо произнес Пантерра.

Таша поднял руку, заставляя его замолчать.

— Ну, сестренка, вот что я могу тебе сказать. Я предпочитаю, чтобы все было неправильно и вы были живы, а не наоборот. Приходится делать трудный выбор, когда твоя жизнь в опасности. Мне все равно, как это получилось или что тебе пришлось сделать. Достаточно того, что вы здесь с нами.

— Он прав. — Тенерифе наклонился и взял ее руки в свои. — Он говорит правду. То, как ты отреагировала и что ты была вынуждена сделать, достаточно ужасно и без попыток возложить вину за свой выбор. Это пройдет, Пру Лисс. Мы любим тебя и мы не хотим, чтобы ты несла на своих плечах бремя, которое ты не заслуживаешь.

Затем он обнял ее своими руками, и на мгновение Пантерра Ку поразился, заметив что–то в глазах и на лице эльфа, говорившее ему, что Пру значила для него гораздо больше, чем он считал до этого.

— Спасибо, — прошептала Пру, наклонив голову и целуя его в щеку. — Вы на самом деле мои братья, и Таша, и ты.

— Всегда ими были, — добавил Тенерифе, слегка покраснев.

— А теперь постойте. Вы же еще не все рассказали. — Таша жестом указал на Пантерру. — Ты носишь посох, который принадлежит Сидеру Аменту. Как это получилось?

Пан устало вздохнул, как будто ему очень тяжело было говорить.

— Сидер был убит Ариком Сиком снаружи прохода Деклан Рич около десяти дней назад. Я не смог это остановить, хотя и пытался. Когда он умирал, он предложил мне посох и я согласился взять его. Теперь мне надлежит его использовать для защиты населения долины.

— Мы об этом не слышали, — сказал Тенерифе.

— Этот посох большая ответственность, — произнес Таша. — Больше, чем тебе хотелось бы иметь. Но ты таков, Пантерра. Всегда был. Ты будешь делать это так же хорошо, как и Сидер. Ты будешь таким же сильным, как и он.

— Однако из–за этого посоха на тебя охотится демон, — надавил Тенерифе. — Поэтому мы должны помочь тебе приглядывать за ним. Демоны могут казаться мифическими существами у людей, но эльфы знают их гораздо лучше. У нас есть наши хроники и демоны всегда были их частью. Ты в большой опасности.

— Мы можем позже поговорить об этом, — сказал Пан, чувствуя себя неуютно при обсуждении этого вопроса. Он и без этих напоминаний знал, как обстоят дела. — Есть ли у вас какие–нибудь идеи о том, где нам найти Фрину?

Они долго говорили об этом, но ни один из Оруллианов не смог помочь. Обычно, если она попадала в неприятности, то шла либо к своей бабушке, либо к ним. Или, при нынешних обстоятельствах, добавил Таша, она пошлет вместо себя Зака Вена. Скорее всего так и будет.

— Он не может остаться в стороне, — уверенно заявил здоровяк. — Дайте время. Он покажет.

* * *

Таша оказался прав. Но это случилось только вечером, после того как Пантерра и Пру погостили у Оруллианов и даже помогли им в устройстве ловушек, будучи немного более опытными в таких делах. Друзья устроились в удобном местечке, говоря о всяких мелочах, пока проходили часы и дневной свет начал меркнуть, оставляя серьезные вопросы на потом, когда наступит вечер, дневная работа будет закончена и они смогут поговорить наедине. Они ужинали, собравшись у костра с остальными эльфами, рассказывая истории и делясь опытом, когда со стороны долины появился один из часовых, ведя Зака Вена. Мальчик выглядел так, будто проделал долгий путь, чтобы добраться до них, его лицо было в пятнах от грязи и пота, а одежда вся помята и изодрана.

Таша поднялся навстречу ему, наморщив нос.

— Стой с подветренной стороны от меня, грязный бельчонок. Хотя, подожди. Пока что ничего не говори. Морен отведет тебя, чтобы ты вымылся, и даст тебе свежую одежду. — Он обернулся к часовому. — Никого к нему не подпускай. Потом приведи его обратно. Мы накормим и напоим его и узнаем, что он нам расскажет. Иди.

Часовой отвел ворчащего Зака Вена, чтобы тот вымылся и сменил одежду, и к тому времени, когда мальчик вернулся, выглядя гораздо лучше, четверо друзей закончили ужинать и разместились подальше от остальных. Как и обещали, они дали ему пищи и воды и ждали, когда он им начнет рассказывать.

Первое, что он сказал, обратившись к Пру Лисс, было:

— Что случилось с твоими глазами?

— Ничего. Это маскировка. — Она моргнула, как бы демонстрируя это. — Расскажи нам о Фрине.

Мальчик пожал плечами.

— Я вызволил ее, именно так, как мне сказал Таша, — сказал он, с жадностью откусывая огромные куски пищи между словами. Но когда Таша прочистил горло и внимательно посмотрел на него, отставил свою тарелку в сторону. — Как я сказал, я ее освободил. Но затем случилось нечто странное. Сначала, кто–то послал ей записку, в которой говорилось, что помощь идет. Я не посылал. А вы, не посылали? Нет? Я так не думал. Во всяком случае, мы так и не выяснили, кто это был, но Фрина подумала, что это могла быть Королева. Поскольку вы говорите, что не посылали ее, полагаю, она была права. Она подумала, что Королева могла спланировать ее побег, а затем после этого убить ее. Но этого не произошло. Вместо этого, Фрина сказала, что должна попасть в дом своей бабушки, чтобы осмотреть его. Так мы и поступили, хотя я считал, что это было опасно. Но на нее мои доводы не повлияли. Мы обыскали дом, пытаясь что–то найти. Что именно, я не знаю. Фрина не стала говорить, что это было. Потом появился этот призрак. Он выглядел как ее бабушка — как Мистраль — но не настоящая. Он обратился к Фрине и оставил ей сообщение в воздухе из огня, гласившее, чтобы Фрина отправилась в Ашенелл. Затем появились эти сторожевые псы Королевы и мы вовремя покинули дом. Фрина была в ярости. Думаю, она бы сделала с ними что–нибудь, если бы смогла, но вместо этого она заставила меня пойти с ней в Ашенелл. Ну, на самом деле она не заставляла меня идти. Скорее больше походило на то, что я заставил ее взять меня с собой. Я не мог оставить ее одну. Поэтому я пошел с ней, а она вошла под Арку Беллороусов и просто исчезла.

Он посмотрел на них, затаив дыхание, его темные влажные волосы были взъерошены, а глаза казались дикими и возбужденными.

— Так что же нам теперь делать?

— Знаешь, если бы кто–то еще рассказал эту историю, я бы подумал, что они ее просто придумали, — высказался Таша.

— Я все–таки думаю, что он выдумывает, — выступил Тенерифе, его худое лицо выражало сомнение. — Не так ли, маленькая мокрая тварь?

— Нет, это все правда! — Мальчик выглядел сильно обиженным. — Как бы я смог такое выдумать? О, чуть не забыл. В доме, когда появился призрак, похожий на Мистраль, он что–то сказал об Эльфийских камнях, что она их спрятала и Фрина должна прийти и забрать их. Думаю, именно поэтому мы пошли в Ашенелл, хотя может просто из–за того, что Фрина хотела найти свою бабушку. Она действительно сильно за нее волновалась.

— Значит Фрина исчезла? — надавил Пантерра. — Она просто испарилась? Ничего не сказала и не сделала?

Мальчик кивнул.

— Она была прямо передо мной, проходя под аркой, а потом исчезла. Я осмотрел все вокруг. Я даже как и она прошел под аркой. Ничего не произошло. Я прождал весь день, думая, что она вернется, но она не вернулась. Поэтому я пошел сюда.

Таша протянул руку и взлохматил ему волосы.

— Ты сделал все правильно. Хотя это очень плохо, что мы ничего не знаем о том, куда она исчезла. Но мы знаем, где начать поиски.

— Ашенелл, — сразу же сказала Пру. — Вот где.

— Тогда почему Зак не нашел ее? — в замешательстве спросил Тенерифе. — Он сказал, что пробыл там весь день и нигде ее больше не видел.

— Не в Ашенелле. А под Ашенеллом. Она спустилась на нижние уровни, как сделали много лет назад Кирисин и Симралин Беллороусы. Она ушла туда, чтобы встретиться с Мистраль. Разве вы не помните ту историю?

Пустые взгляды были ответом на ее вопрос, даже у Пантерры, который понятия не имел, о чем она говорила. Она бросила на них раздраженный взгляд.

— Ну ладно, тогда слушайте. Пятьсот лет назад, Эльфийские камни оказались во владении мертвых, а конкретно у Пэнси Ролт Готрин, давно умершей эльфийской колдуньи, но все еще очень сильной. Ее тень встретилась с Кирисином и заключила с ним сделку. Если она отдаст ему синие Эльфийские камни, те самые, которые назывались поисковыми камнями, то он обязуется убедить живущих эльфов найти и использовать магию, которую они потеряли или забыли со времен Волшебства. Именно так эти Эльфийские камни оказались в руках семьи Беллороусов в течение многих лет. Мистраль должна быть последней их обладательницей и рассказала о них Фрине.

— И поэтому послала ее в подземелье под могилами Ашенелла, чтобы передать их? — высказался Тенерифе, явно не совсем уверовав в услышанное. Он покачал головой. — Зачем ей тащить туда внучку? Почему бы ей самой не выйти оттуда и не отдать их? И кстати, что там делать Мистраль Беллороус? Как она вообще туда попала?

— Раньше путь туда был скрыт, но Кирисин нашел его, — продолжила Пру. Она бросила на Тенерифе испепеляющий взгляд. — Почему я все это знаю, а вы нет? Неудивительно, что мертвые так долго скрывали Эльфийские камни от живых! Живые даже не знают своей собственной истории!

— Успокойся, — произнес Таша, бросая быстрый взгляд на Пана. — Нам не стоит ссориться друг с другом. Мы просто хотим найти способ помочь Фрине.

— Эльфийские камни обладают очень сильной магией, так ведь? — многозначительно спросила Пру. — Если они перейдут во владение Фрины, то могут коренным образом изменить то, что с ней произойдет. Разве не имеет смысла то, что у нее появится шанс снова их обнаружить? Она, по крайней мере, не пошла бы их искать, если бы ее бабушка не попросила об этом?

Оба Оруллиана кивнули, но как–то неохотно.

— Она бы пошла, — сказал Таша. — Она упрямая. Она найдет способ вернуться к Изоэльде Северин и отомстить за смерть своего отца. Все больше верится, что убийца рассказал правду о Королеве. Но как нам добраться до Фрины, чтобы это выяснить?

— Я могу вам показать, где она исчезла! — объявил Зак Вен, готовый немедленно отправиться в путь. — Вам просто нужно пойти со мной!

Пантерра посмотрел на братьев.

— Таше и Тенерифе придется остаться здесь. Им пока что нельзя покидать это место. Но Пру и я можем пойти с тобой. Может, мы сможем что–нибудь сделать, чтобы ей помочь.

— Потому что вы на самом деле эльфы, хотя таковыми и не выглядите? — с каменным лицом произнес мальчик.

Пан приподнял бровь:

— Осторожнее.

— Ладно, — согласился Таша. — Бери сестренку и идите с Заком. А ты, бельчонок, отведешь их куда надо и постараешься, чтобы с ними ничего не случилось. Если тебе не удалось найти Фрину, то пусть это сделают наши друзья Следопыты.

— Это была не моя вина! — в смятении воскликнул мальчик. Он обернулся к Пану и Пру. — Не моя!

— Нет, Зак, не твоя, — согласилась Пру, касаясь рукой его щеки. — Просто так произошло и выяснять, кто в этом виноват, никому не поможет. Уж я-то знаю. Берешь нас с собой?

Мальчик оглядел трех остальных, как будто ища поддержки, а затем твердо кивнул.

— Я отведу вас туда, куда вы хотите, Пру Лисс. И прослежу, чтобы с вами ничего не случилось.

Он посмотрел на Ташу:

— Мы можем отправиться прямо сейчас.

Таша закатил глаза:

— Вполне устроит и завтра. Кое–кому из вас нужно отдохнуть.

— Не мне, — сказал мальчик и вернулся к ужину.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Фрина Амарантайн испытала моментальную дезориентацию, быструю смену света на сумерки и внешнего окружения на внутреннее, сопровождаемые потерей равновесия и осознанием того, что она оказалась не там, где находилась мгновением ранее. Она остановилась и попыталась восстановить чувство пространства и времени, хватаясь за что–то знакомое. Однако ничего не было ей знакомо. Арка Беллороусов, Ашенелл, могилы и надгробия, здания города вдали, день, когда она только что проходила ранее — все пропало.

Она почувствовала панику, подпитываемую пониманием того, что она потеряла все знакомое и оказалась в месте, о котором она ничего не знала. Она часто дышала, а сердце бешено колотилось в груди. Успокойся, сказала она себе. С тобой все в порядке. Ничего тебе не повредило, ничего не повредит.

Наверное.

Откуда она могла знать? Как она хоть что–то могла знать?

Потом, когда ее глаза привыкли к смене освещения, к этой новой темноте, она увидела, где оказалась. Она находилась в широком, похожем на пещеру туннеле, с прочными и грубыми стенами, со свисавшими с потолка корнями и лозами, с усеявшими пол осколками камней и лужами. Какие–то фосфоресцирующие линии просвечивались по всей его длине, убегая вдаль до тех пор, пока не исчезали из вида. Где–то очень далеко слышались звуки медленно капающей воды. Звуки ее дыхания или шарканья сапог отдавались громким эхом.

В остальном же стояла полная тишина.

Она огляделась, чтобы уяснить свое положение. Проход, в котором она стояла, убегал вдаль, насколько она могла видеть, в обоих направлениях. Не было никаких знаков на то, как она здесь оказалась, ничего не указывало на портал, который позволил ей войти сюда. Как будто чья–то гигантская рука подхватила и переместила ее. В стенах около нее не было никаких дверей или других проходов. Она могла либо остаться на месте, либо идти вперед или назад.

У нее сохранилось достаточно присутствия духа, чтобы понять, какое направление куда вело, поэтому она решила идти вперед. Но затем она остановилась, развернулась и немного прошла в обратном направлении. Наверное, она смогла бы вернуться туда, где была, просто повторив свои шаги.

Однако, когда она прошла двадцать футов и ничего не произошло, она поняла, что дороги назад нет. По крайней мере, не таким способом.

Поэтому она снова развернулась и направилась вперед. Она долго шла, слушая в тишине только свое дыхание и отдававшиеся эхом звуки шагов. Она пожалела, что не захватила с собой ни пищи, ни воды, что явно сейчас не помешало бы. Все, что у нее было, это одежда, длинный кинжал, который ей дал Зак Вен, и отчаянное желание найти свою бабушку.

Она почувствовала бы себя гораздо лучше, если бы имела хоть какое–нибудь представление о том, где находилась. Естественно, она понимала, что находится в пещерном проходе. А также, что под землей. Но где? Где–то в Арборлоне или совершенно в другом месте? Здесь сработала магия — уже в этом она была уверена.

Однако она сработала для ее пользы или нет? Если это была магия Мистрали, то она вне опасности. Но если кого–то еще, то как она вообще могла быть в чем–то уверена? Она даже не могла быть уверена, что находится в пределах долины. Ее могли отправить за границы долины. Она могла оказаться где угодно.

Но кому это нужно, кроме Мистрали?

Она заставила себя мыслить логически. Аватар Мистрали явился ей, чтобы предупредить об опасности и о том, что ей нужно отыскать и забрать Эльфийские камни.

Ее сообщение, возникшее в пламени внутри маленького коттеджа, призывало Фрину к Арке Беллороусов. Поэтому разумно считать, что именно магия бабушки, а не кого–то еще, привела ее туда, где она оказалась. В противном случае, это была бы продуманная ловушка какой–то неизвестной личности или лиц, а в этом просто не было никакого смысла.

Теперь она пошла с большей уверенностью, решив, что все идет так, как и было задумано, что ее бабушка неспроста все это устроила. Фрина оказалась там, где и надлежало оказаться, и делала то, что и ожидалось. Она не совсем была уверена, что не было никакой опасности, но все–таки уже думала о лучшем исходе.

Время шло, а туннель не менялся. Не было никаких ответвлений или других путей, только вперед или назад. Ей казалось, что она, должно быть, прошла несколько километров. Однако каким образом под землей мог находиться такой большой проход?

Не было ни намека на приближающийся его конец. Все выглядело точно так же, ни стены, ни освещение нисколько не менялись. Казалось, что несмотря на все свои усилия, она двигалась на месте.

Ее мысли вернулись к событиям, которые привели ее сюда, начиная с импульсивного решения пойти вместе со своими кузенами, а также Пру Лисс и Пантерой Ку, к проходу Афалион и, в конечном итоге, выйти во внешний мир. Все было бы по–другому, если бы она осталась в Арборлоне. Она понимала, как все в жизни может измениться из–за одного единственного выбора, знала, как это случалось с другими, но никогда не думала, что это может произойти и с ней.

Сейчас ей хотелось вернуть все назад. Ее отец мог все еще быть жив, а ее мачеха была бы простой дочерью пекаря, которая вышла замуж за Короля Эльфов и ухаживала за больными и раненными. Но Фрина догадалась, что замечталась. События все равно бы оказались близкими к тем, что произошли. Друджи бы искали свой путь в долину, Изоэльда так же вынашивала планы убийства своего мужа, чтобы самой стать Королевой, и ее собственное плачевное положение все равно оказалось таким же.

Конечно, наверняка нельзя быть уверенным, а размышления об этом ничего путного не принесут. У вас была такая жизнь, какая она есть, плоха или хороша. Она оставила все как есть.

Туннель впереди стал сужаться. Она ускорила шаг, чтобы понять, к чему это ведет, и вскоре обнаружила, что он разветвлялся на три прохода поменьше, расходящихся по трем направлениям — один налево, один направо, а третий между первых двух, начинался лестницей, ведущей вниз. Она немного помедлила, прежде чем выбрать средний путь.

Она не могла поклясться в этом, но ей показалось, как будто что–то тянуло ее туда. Не голос, не чье–то присутствие или что–то более существенное; скорее всего предчувствие, и она решила к нему прислушаться.

Лестница спускалась по кругу, стены были настолько близки, что Фрина почувствовала холод, исходящий от камней, и заметила блеск больших влажных участков. Также сверху капала вода, попадая ей на голову или отскакивая от стен ледяными брызгами в лицо. В туннеле не было ветра, воздух оказался спертым и влажным. Ей приходилось пригибаться, чтобы избегать низких участков завивающейся по спирали лестницы. Но она решительно продвигалась вперед, решив добраться до конца своего путешествия.

Она обнаружила его совершенно неожиданно. Лестница закончилась еще одним туннелем, таким же узким, как и проход, ведущий вниз, и она была вынуждена присесть на корточки. На всем его протяжении по полу бежали небольшие ручейки, сопровождаемые капающей с потолка водой. Вода намочила ей голову и плечи, заставляя дрожать от холода.

Вдруг она услышала слабое шипение, пустой и безжизненный звук, как будто змеи, находящиеся в заключении, молили об освобождении. Он был всеобъемлющим и нескончаемым, усиливаясь по мере ее продвижения по проходу. Она пыталась понять, что это за звук, но ничего не выходило. Может, это были змеи, но она знала, что это не так. Может это звук воды, падающей тонкой, слабой струйкой с большой высоты, но тоже вряд ли. Или это был предсмертный вздох, звук покидающей тело жизни, но она поняла, что снова ошибается.

Проход начал расширяться и приобрел совершенно другой вид. На потолке появились сталактиты, каждый больше человека, большие каменные копья, на которых скопились минеральные отложения и по которым с потолка медленно стекала вода, капая на пол туннеля. Лес этих образований заполнил пространство над ее головой и у нее возникло ощущение, будто она находится в смертельной ловушке между челюстей, готовых в любой момент сомкнуться.

Она бросила взгляд вверх, затем снова направила глаза вперед и ускорила шаг.

Когда туннель наконец закончился, она оказалась в пещере, настолько огромной, что она не смогла увидеть дальнюю стену, и лишь с трудом разглядела теснившиеся на потолке сталактиты. В темноте крошечными точками горели факелы, освещая небольшие куски камеры пещеры. В середине находилось озеро, широкое, огромное, его вода имела странный зеленоватый оттенок, а на плоской и тихой поверхности отражались стены и потолок. Массивные точеные каменные колонны и столбы возвышались тут и там вдоль периметра, как пережитки другой эпохи.

Но внимание Фрины сразу же привлекли могилы, расположенные по берегу озера, с надгробиями и памятниками различных форм и размеров, на одних были надписи, вырезанные в камне, на других едва различимые крошечного размера руны, а на некоторых только пара огромных букв, вырезанных на древнем эльфийском языке. Она изучила этот язык и знала эти буквы, и поэтому смогла определить, на что она смотрит, хотя и не могла интерпретировать, что это означает.

Она простояла несколько минут около входа в пещеру, пытаясь решить, что же делать дальше. Затем медленно, осторожно начала подходить к краю озера.

Однако ей не удалось преодолеть и дюжины ярдов прежде, чем шипение, которое сопровождало ее продвижение постоянным, настойчивым жужжанием — она настолько привыкла к этому шипению, что почти забыла о его существовании — вдруг возросло.

Громкость резко увеличилась, как будто узнав о ее присутствии и целях. Она остановилась как вкопанная, внезапно поняв, что же она слышит.

Это был звук шепчущих голосов — сотен, а может и тысяч, говоривших одновременно.

Она замерла на месте, проверяя, не случится ли что–нибудь еще, но спустя несколько минут, за которые ничего не произошло, снова двинулась вперед. По полу пещеры слились странными формами тени, вытянутые и скрученные, перемежаясь с пятнами света, и она могла поклясться, что некоторые из них передвигались. Однако она не смогла найти ничего живого в этой смеси света и мрака, даже источники шепота отказывались себя обнаружить. Она шла в одиночестве через могилы, через тени, подойдя к краю зеленой, спокойной воды озера.

Там она остановилась, чего–то ожидая.

Фрина, окликнул ее голос.

Несмотря на то, что она ожидала нечто подобное, от этого она чуть не выскочила из собственной кожи. Она повернулась направо, затем налево, высматривая говорившего, звук ее имени эхом раздавался по всей пещере, так что его невозможно было отследить.

Я здесь, дитя.

Это была Мистраль. Ее бабушка стояла рядом с огромным каменным надгробием примерно в двадцати футах, облаченная в ее любимый плащ, в тот, в который она запечатлела ароматы цветов своего сада. Она выглядела уставшей, стоя в тени надгробия, худая фигурка, хрупкая и старенькая, ее годы тяжелым грузом давили ей на плечи.

И еще она выглядела умершей. Тусклый свет факелов проходил прямо сквозь нее, обнажая ее прозрачность, ее измененное состояние бытия. Ее больше нельзя было считать одной из живущих, даже Фрине, которая сильно желала, чтобы она таковой была.

Что бы ни случилось наверху, она перешла в мир духов, ее жизнь подошла к концу.

Фрина издала низкий стон отчаяния и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— О, бабушка, нет, — прошептала она.

Ее бабушка сделала успокаивающий жест.

— Я знаю, что ты разочарована тем, что не нашла меня среди живых. Но, как ты видишь, моя жизнь завершена. Я была жива, когда создала аватар, который, как я надеялась, приведет тебя ко мне. Я была жива, когда совершила побег из своего дома. Там меня поджидали приспешники Изоэльды, посланные убить меня и забрать Эльфийские камни. Она не знала наверняка, что они у меня, но, конечно же, подозревала. Ее существа должны найти их у меня или в коттедже, когда стали бы его обыскивать.

Она вздохнула, сделав глубокий выдох.

— Мои преданные друзья, мои старички преклонных возрастов, любовники и слуги, сражались, чтобы спасти меня, и погибли. Я убежала благодаря принесенной ими жертве, но была тяжело ранена. Зная, что я умру и покину этот мир, не рассказав тебе, что я должна сделать то, что обещала, я пришла сюда, под Ашенелл, где со своим народом обитает самый могущественный дух эльфийских Королев. Здесь я смогла сохранить свое существование достаточно долгое время, чтобы ты меня нашла.

Она сделала убедительный жест своей бледной рукой.

— И ты нашла меня, дитя. Моя вера в тебя оказалась не напрасной. Но твоя борьба была ничуть не легче, чем моя, и за это я прошу меня извинить.

Фрина сделала шаг к ней, желая обнять ее, в последний раз ощутить на себе руки этой старушки. Но Мистраль предупреждающе подняла руки.

— Тебе нельзя касаться меня, Фрина. Ты не должна этого делать. Мы можем теперь только говорить, ничего больше.

— Бабушка, я лишь хочу...

— Нет, Фрина! Прекрати! — она предостерегла ее жестом. — Все не так, как кажется. Мы должны поторопиться. А сейчас поговори со мной. Расскажи мне, что с тобой случилось после твоего побега.

В ее голосе безошибочно слышалась настойчивость. Это вынудило Фрину поспешно оглядеться, в поисках ее причины. Но ничего не обнаружила. Могилы были неизменными, вода в озере такая же спокойная, факелы, как и прежде, отбрасывали тени, пещера оставалась огромной и тихой.

— Да нечего рассказывать, — ответила она своей бабушке. — Я сбежала с помощью близнецов Оруллианов и мальчика. Мальчик привел меня в твой коттедж, который оказался обысканным и заброшенным. Появился твой аватар и направил меня к Арке Беллороусов. Я убежала туда, когда в коттедж пришли солдаты Изоэльды. Под аркой я попала в туннели, которые и привели меня в это место.

Она быстро перевела дыхание.

— Но что мне теперь делать? Я не позволю Изоэльде обвинять меня в убийстве отца. Бабушка, ты можешь мне помочь? Можешь помочь мне разоблачить ее?

Мистраль Беллороус покачала головой:

— Я теперь мертва и ничем не могу помочь живым. Мне не хватает вещества и я прикована к этому месту, пока мне не разрешать пройти в мир мертвых к месту последнего упокоения. Для тебя я могу сделать только одно. Я могу отдать тебе Эльфийские камни. Они у меня и предназначены для тебя. Возьми их и используй, чтобы помочь нашему народу. Ты узнаешь, как. Ты должна.

Она порылась в своей одежде и вынула знакомый кожаный мешочек. Он был гораздо материальнее, чем тот призрак, который его держал.

— Подойди поближе, — сказала она.

Фрина направилась к ней, но сделала лишь несколько шагов, когда откуда ни возьмись в пещере поднялся такой сильный ветер, что почти загасил факелы, а Фрина была вынуждена упасть на колени и прикрыть свое лицо. Шепот вырос до крещендо, заполняя огромное пространство пещеры плачем одновременно и страшным, и печальным, во что почти невозможно было поверить.

— Бабушка! — позвала Фрина.

Однако Мистраль Беллороус оказалась прижатой спиной к каменному надгробию, возле которого она впервые появилась, ее лицо искажали эмоции, которые Фрина не могла понять. Она по–прежнему держала в своих руках мешочек с Эльфийскими камнями, отчетливо видимый сквозь эфемерность ее частей тела. Но она уже больше не прилагала никаких усилий, чтобы вручить их Фрине.

Раздался голос, резкий и пронзительный, каким–то образом ухитрившийся перекричать стенающие голоса и ветер.

— Ты из живых, девушка, и не принадлежишь этому месту.

Горло Фрины сдавилось, а в жилах застыла кровь.

* * *

— Запомни то, что я тебе сказал, — говорил Пантерра Заку Вену, когда они приблизились к эльфийской горе и городу Арборлон. — Если нас остановят, просто скажи, что мы в гостях у старых друзей и надеемся поохотиться в восточных диких просторах, пока мы здесь. Больше ничего не стоит говорить.

Мальчик взглянул на него исподлобья:

— Я знаю, что говорить, Пан. Тебе не нужно волноваться; я не сделаю ошибки.

Он с такой злостью произнес это, что Пантерра непроизвольно засмеялся, но умудрился замаскировать смех внезапным приступом кашля.

Пру, следую у них по пятам, вышла вперед и положила свою руку на плечо Зака.

— Он знает. Ему просто нужно успокоиться, потому что он опасается за Фрину. Не сердись на него.

Зак Вен посмотрел на нее и шаркнул по земле носком своего сапога.

— Я ни на кого не сержусь. Я просто не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком. Я уже достаточно большой, чтобы делать все, что нужно. Вообще–то, я спас Фрину. Я освободил ее из той кладовки, где они ее держали.

— Что было очень трудным и опасным делом, — произнес Пан. — Я не знаю, смог бы кто–нибудь из нас сделать это. Поэтому вот что я тебе скажу. Я перестану говорить тебе, что делать, и просто буду считать, что ты уже сам все знаешь.

Мальчик кивнул.

— Почему ты не говоришь мне, что ты делаешь с посохом Серого Человека? Ты мог бы рассказать об этом, а я бы не был таким сердитым.

Пантерра закатил глаза.

Пока они пересекали луг до подошвы скалы, на которой стоял Арборлон, и поднимались по широкому склону эльфийской горы, Пан еще раз повторил историю о смерти Сидера Амента и как к нему перешел посох. Зак Вен слушал внимательно, иногда кивая и выражая звуки одобрения.

— А ты можешь делать всякие штуки с этим посохом? — спросил он. — Магические? Говорят, что носитель может это делать. Это правда?

— Правда, — сказал ему Пан.

— А можешь показать мне?

— Оставь его в покое, Зак, — вмешалась Пру. — Ему не нужно ничего тебе показывать.

Эльфийские Охотники, несшие караул, осматривали их, когда они поднимались на различные уровни своего подъема, но разрешали им идти дальше. Некоторые приветствовали Зака и он отвечал им или махал в ответ, а иногда вообще ничего не делал. Оказавшись наверху эльфийской горы они направились в Кароланские Сады, проходя по дорожкам, которые пролегали мимо цветочных клумб, шпалер с виноградной лозой и живых изгородей, чтобы добраться непосредственно до города.

Когда они вышли из садов и пересекли лужайку, выходя на городские дороги, Зак Вен обратился к Пру:

— Что случилось с твоими глазами? И не говори мне, что это что–то типа маскировки.

— Я потеряла немного зрения, — сказала она. — Всего лишь часть. Именно поэтому мои глаза так выглядят.

— Что именно ты потеряла?

— Возможность видеть цвета. Я не могу видеть ничего, кроме оттенков серого цвета.

— Как же это произошло?

— Магия. Я обменяла способность видеть краски на использование предчувствий, которые играют важную роль для защиты меня и тех, кто со мной.

— Что за предчувствия?

— Они позволяют мне почувствовать опасность, когда она близка, поэтому я могу быть к ней готова и смогу ее избежать.

Мальчик долго молча изучал ее, а потом покачал головой:

— Это объяснение еще хуже, чем то, которое ты дала раньше. Я позже попрошу тебя еще раз.

Один раз они повстречали эльфийку, которую узнал Зак Вен, молодую женщину, примерноодного возраста с Паном. Зак остановил ее и спросил, нет ли вестей о Фрине.

Она сказала ему, что о Принцессе нет никаких известий, что с тех пор, как она убежала, ее никто не видел.

— Просто хотел удостовериться, что она не вернулась оттуда, куда исчезла, — объяснил он своим спутникам, когда они покинули молодую женщину и продолжили свой путь.

— Она могла вернуться незаметно, — предположила Пру.

Мальчик остановился и взглянул на нее.

— Возможно. Тогда куда она могла пойти? Ей сразу же придется спрятаться.

— Она могла бы выбраться из города и попытаться добраться до Оруллианов.

Он покачал головой.

— Она пока что осталась бы на месте. Она знает, что я буду ее искать. — Он вдруг остановился. — Есть одно место, куда она могла пойти.

Он поспешно повел их вперед, двигаясь в жилой район, где располагались ряды коттеджей, стоявших на земле и висевших на деревьях. В конце концов они добрались до дома на дереве, которое Оруллианы строили, когда Пан и Пру пришли к ним несколько недель назад, чтобы обсудить разрушение защитной стены, которая охраняла долину.

— Подождите здесь, — сказал он им.

Он вскарабкался по лестнице на платформу, на которой располагался коттедж, и скрылся за дверью. Пан и Пру терпеливо ждали его возвращения.

— По–видимому, он не страдает от недостатка энергии, — спокойно заметил Пан.

— Либо от недостатка решительности, — добавила Пру.

Они продолжали ждать, часто бросая взгляды на дороги и тропинки вокруг, держась настороже. Ни один из них не чувствовал себя уютно в этом положении, хотя не было никакой причины думать, что они находятся в опасности.

Зак Вен резко выскочил из коттеджа и стремглав полетел вниз по лестнице, его лицо было мрачным.

— Ничего. Ее там не было. Нам нужно идти к арке. Если она вернулась, то оставит для меня там знак.

Меньше, чем через полчаса, они добрались до ворот кладбища Ашенелл.

Железные ворота, ведущие внутрь, были открыты, но сама земля кладбища была пустынна, что говорило об отсутствии какой–либо активности здесь. Зак Вен без промедления повел своих спутников вперед, выбирая прямую дорогу к Арке Беллороусов.

Еще до того, как мальчик сказал им, что они прибыли к месту назначения, Пан узнал ее. Построенная из здоровенных каменных блоков, уложенных один поверх другого, Арка Беллороусов была двадцать футов в высоту и почти столько же в ширину. На краеугольном камне была высечена буква Б, означающая фамилия этой семьи и отмечая вход ко всем могилам и гробницам, которые простирались вдаль позади этого строения.

— Вот здесь она исчезла, — объявил Зак Вен, указывая на арку. — Прямо там, под ней. Она просто зашла в нее, а потом пропала.

Пантерра долго изучал арку и пространство под ней, пытаясь обнаружить хоть что–нибудь, что объяснило бы, что же случилось с Фриной. Но не смог увидеть ничего необычного или того, что раскрыло бы эту тайну. Камни и земля — вот и все.

— Должно быть какой–то портал, — спокойно сказала Пру. — Здесь должно быть сработала магия.

Пан кивнул:

— Наверняка магия.

Он оперся на черный посох, качая его из стороны в сторону, пробегая пальцами по нему вверх и вниз, чувствуя, как легкой дрожью реагируют руны. Магия посоха пробудилась, реагируя на то, что он не мог увидеть. Она посылала ему сигнал — может быть, предупреждение — о чем–то.

Однако Пру ничего не говорила о том, что ее предчувствия отзываются на какую–нибудь опасность. Они довольно быстро предостерегли ее, когда в болотах в засаде их подстерегал Боннесант. Так что, наверное, реакция посоха была на присутствие какой–то другой магии, а не на что–то, представлявшее опасность.

— Твои предчувствия говорят тебе, что нам что–то угрожает? — тихо спросил он ее.

Она отрицательно покачала головой.

— Подожди меня тут, — сказал он ей.

Не спеша он в одиночку пошел вперед, магия черного посоха сейчас полностью пробудилась, пробегая по всей его длине, а также и по телу Пана. Он был готов использовать ее, если на него нападут, но не смог обнаружить ничего, что представляло бы такую опасность. Арка Беллороусов и земля около нее были пусты от каких–либо движений, звуков или какого–либо проявления жизни. Он изучал пространство под аркой, где исчезла Фрина, но не смог обнаружить, куда она могла подеваться.

Когда он оказался очень близко, то призвал магию и осветил ярким светом пространство прямо перед собой. На мгновение что–то мелькнуло в ответ — осколок тьмы, трещина в воздухе, показавшаяся вертикально мерцающей полоской. Она появилась и тут же исчезла. Пан моргнул в ответ на это быстрое, мимолетное появление, не уверенный в том, что он увидел.

Он медленно двинулся к ней.

* * *

Зак Вен стоял достаточно близко к Пру Лисс, чтобы услышать ее вздох, когда Пантерра Ку оказался на том же самом месте, где два дня назад пропала Фрина, и сам исчез. Мальчик не смог до конца в это поверить, не обнаружив здесь никакой опасности и смирившись с тем, что они здесь только ради поисков каких–либо признаков того, вернулась ли обратно Принцесса. В конце концов, он проходил под аркой, прямо там, где исчезли эти двое, и с ним ничего не произошло. Поэтому у него не было никаких причин считать, что с кем–либо из его спутников может что–то случиться.

Но теперь это случилось и мальчик был ошеломлен.

Пру Лисс ни на секунду не колебалась. Она рванулась к арке в тот же миг, как исчез Пан, неистово выкрикивая его имя. Зак побежал за ней, теперь уже боясь за них обоих. Но когда они добежали до арки и встали точно там, где пропал Пантерра, ничего не произошло. Девушка ощупала своими руками воздух, размахивая ими, словно могла найти паутину и отбросить ее прочь.

— Где он? — закричала она.

У Зака Вена на это не было ответа.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Кто привел тебя сюда, девушка?

Фрина не узнала голос, но сразу же смогла отследить его источник. Это оказалась еще один призрак, старая женщина, сильно отличавшаяся по внешнему виду от Мистрали. Ее облик мерцал зловещим зеленым пламенем, которое пульсировало в центре ее прозрачной фигуры. Сгорбленная и иссушенная, с лицом, напоминавшем смятую бумагу, она производила пугающее впечатление, стоя на небольшой плоской поверхности странного треугольного камня, на котором были вырезаны буквы П, Р и Г.

— Мистраль Беллороус здесь не правит. Она не решает, кто приходит, а кто уходит. Только я.

Фрина взглянула на свою бабушку, ища поддержки, но Мистраль была прижата к каменному надгробью с повернутым в другую сторону лицом.

— Ответь на мой вопрос, девушка. Кто привел тебя сюда? Что нужно живым от мертвых, раз тебе пришлось придти ко мне.

— Я даже не знаю, кто вы, — быстро ответила Фрина, придя в себя достаточно, чтобы заговорить.

— Глупышка! Все знают мое имя в стране мертвых! Я Королева Пэнси Ролт Готрин, правительница тех, кто обитает в этой преисподней! Итак, кто привел тебя сюда? Я не буду снова спрашивать.

Пэнси Ролт Готрин, которая вручила синие Эльфийские камни Кирисину пятьсот лет назад в этом же самом месте! Фрина судорожно пыталась вспомнить подробности той истории, но не смогла.

— Никто меня не приводил, — солгала она, решившись сделать все, что в ее силах, чтобы защитить Мистраль. — Я сама нашла сюда дорогу. И я Принцесса в стране живых!

Призрак зашипел, как будто обжегшись.

— Ты лжешь, Принцесса чего–то там. Чего именно ты Принцесса? Эльфов, которые ходят и дышат воздухом надо мной? Дураков, которые забыли свое наследие? Насекомых, которые предпочли отказаться от учения тех, кто проделал этот путь до них? Так чего же? Ничего! Ты Принцесса ничего.

— Может быть, это именно вы забыли! — огрызнулась в ответ Фрина, покраснев. — Вы были одной из нас до того, как ушли жить с мертвыми. Наверное, вам стоит вспомнить, что эта дорога бежит в обоих направлениях.

— Ты высокомерна и дерзка. Я положу тебе конец.

Фрина сделала глубокий вдох и смирила свой гнев.

— Моя Королева, — сказала она и опустилась на одно колено. — Я прошу прощения. Я говорила в гневе, и сожалею об этом. Я не узнала вас, пока вы не рассказали мне. Но ваше имя мне знакомо. Я знаю, какой великой вы были.

— Какой великой я есть, глупышка. Гораздо более великая теперь, ибо здесь я абсолютная правительница. Но если ты знаешь меня — как ты утверждаешь — тогда расскажи мне что–нибудь конкретное. Заставь меня поверить, что ты говоришь правду.

Фрина рискнула бросить взгляд на неподвижную Мистраль, не поднимая головы, только одними глазами.

— Я знаю, что пятьсот лет назад вы встретились с мальчиком из нашей семьи по линии моей матери. Его звали Кирисин Беллороус. Он пришел к вам, чтобы получить синие Эльфийские камни. В обмен на его обещание убедить эльфийский народ возобновить изучение и использование их магии, вы отдали их ему.

Призрак ничего не сказал, ожидая продолжения.

— Я знаю, что вы правили как Королева этой подземной страной мертвых в течение столетий, и что вы по–прежнему используете магию. Я знаю, что вы можете убить меня без всякого сопротивления с моей стороны. Но надеюсь, что вы этого не сделаете. Я здесь не для того, чтобы навлечь неприятности. Я здесь, чтобы спасти наш народ.

— Очень красивые слова. Ты хорошо говоришь. Ты произносишь их с искренностью и страстью. Тот мальчик, который пришел сюда до тебя, делал то же самое, но он меня предал. Он взял мой подарок и не сдержал своего слова. Он не сделал ничего, чтобы убедить эльфов изучать наше старое умение, управлять старой магией. Ты сможешь пообещать мне то же самое, если я решу отдать тебе эти Эльфийские камни.

Это застало Фрину врасплох. Она не представляла, что Пэнси Ролт Готрин получила во владение Камни — а когда она вспомнила мешочек в руках Мистрали, она поняла, что старуха ее обманывала. Но зачем она это делала?

— Кирисин Беллороус сделал все, что смог, и некоторые последовали за ним в его исследованиях, — ответила она. — Большинство же этого не сделало и их не убедили его слова. Однако, да, я дам такое же обещание и приложу все свои силы, чтобы его исполнить.

Старуха рассмеялась высоким хихикающим звуком, как призыв дикого животного во мраке восточных болот.

— Я знаю тебя, девушка. Ты Фрина Амарантайн. Ты внучка Мистрали, и она пообещала тебе Эльфийские камни. Именно по этой причине ты здесь, не так ли? Спуститься из мира света и живых существ в это место мрака и смерти — какая еще может быть причина? Тебе нужно найти ее, чтобы завладеть Эльфийскими камнями. Даже не думай что–либо скрыть от меня.

— Ни в коем случае, моя Королева. — Фрина решила, что лучше всего обращаться к призраку с почтением, и старалась от этого не отходить. — Я пришла сюда, чтобы убедиться, что с моей бабушкой все хорошо. Она пропала из своего дома и я испугалась за нее. Там наверху среди живых есть эльфы, которые хотели бы отправить ее сюда, к мертвым. Одна из них это моя мачеха. Она убила моего отца, Короля, и не успокоится, пока не угаснет линия Беллороусов.

Призрак сделал пренебрежительный жест, поведя плечами, как падальщик.

— Моя линия угасла много веков назад. Все они умерли и исчезли. Все они покоятся здесь, чтобы составить мне компанию; все живут в этом загробном мире, который я для них предоставила. Какая мне забота о тебе и твоих близких? Твоя линия не имеет никакого значения. Также как и все остальные семьи среди живых. Мне нет дела до живых, так же как и им нет дела до меня.

Призрак снова зашипел, на сей раз тише и мягче.

— И ты права. Я могу убить тебя в любой момент, когда захочу. Думаю, я так сейчас и сделаю. Мне надоели эти разговоры. Ты пришла слишком поздно, чтобы помочь своей бабушке, Принцесса ничего. Она так же мертва, как и я. Она умерла через несколько часов после того, как нашла дорогу ко мне. Она пришла сюда раненная и я не смогла ничего сделать, чтобы исцелить ее раны. Она принесла с собой Эльфийские камни, которые по праву принадлежат мне, и поэтому я сжалилась над ней, думая, что она явилась отдать обратно мне эти камни. Я сделала, что могла. Но она обманула меня. Она не намеревалась вернуть Эльфийские камни. Она хотела отдать их тебе. Только тебе.

— Она хотела, чтобы я использовала эти Эльфийские камни для помощи нашему народу, которому грозит вторжение и уничтожение. Она хотела, чтобы я следовала по стопам Кирисина Беллороуса и снова сделала магию частью жизни эльфов. Она хотела, чтобы я попыталась исполнить обещание, которые много лет назад дал Кирисин. — Фрина выдумывала все это, в отчаянии стараясь убедить эту старуху пересмотреть свою позицию, вспомнить, что когда–то и она была живой, и поэтому должна захотеть им помочь. — Я дам вам то обещание, которое вы просили. Я сделаю то, что вы хотите. Я найду способ снова сделать магию частью жизни эльфов. Почему вы не даете мне этот шанс?

— И потерять обладание Эльфийскими камнями еще раз? Еще на пять столетий? Ты думаешь, я настолько глупа, Принцесса ничего.

Фрина не знала, насколько могла быть глупой Пэнси Ролт Готрин, но она довольно хорошо поняла, насколько она стала жестокой. В ней не осталось ни капли жалости к живым, никакого сострадания к их бедственному положению, ее нисколько не заботило то, что с ними случится. Все, чего она хотела, это вернуть свои драгоценные Эльфийские камни.

Но почему они не у нее? Почему они все еще у Мистрали?

— Если вам так сильно нужны эти Эльфийские камни, почему бы вам самой просто их не взять? — внезапно спросила она. — Если вы Королева и правительница всего этого, почему бы не взять их и дело с концом?

Призрак зашипел и стал плеваться, как кошка, у которой зажали хвост.

— Ты отдашь мне Эльфийские камни, если хочешь уйти отсюда живой! Ты понимаешь меня, девушка? Ты скажешь Мистрали отдать их мне.

До Фрины наконец–то дошло. Пэнси Ролт Готрин, несмотря на всю свою власть, с которой она командовала как Королева этих мертвых, не могла силой забрать Эльфийские камни. Для этого ей нужна была Фрина. Но почему это было так? Почему она сама не могла их забрать? Если у нее такая власть, то почему она не могла…?

Затем она вспомнила, как бабушка рассказывала ей, что Эльфийские камни нельзя забрать силой, если обладатель должен их использовать. Они должны быть переданы добровольно.

Пэнси Ролт Готрин ждала, что Мистраль сдастся и поступит именно так, и использовала Фрину в качестве рычага. Поэтому, если она хотела, чтобы приход ее бабушки сюда с Эльфийскими камнями не был напрасной жертвой — даже ошибочно полагая, что это был единственный способ передать их в руки внучки — то Фрине следовало действовать прямо сейчас. Она поймала взгляд Мистрали, чтобы та поняла, что она собирается сделать. Она увидела выражение ужаса на лице бабушки и поняла, что здесь происходило что–то еще, что–то упущенное ею. Но это не имело значения. Если был хоть самый маленький шанс, Фрина знала, что должна им воспользоваться.

Она прыгнула вперед от кромки воды к надгробию, к которому была прижата Мистраль. Она успела заметить поднятые в знак предостережения руки своей бабушки, вытянутые вперед, как будто пытаясь ее остановить. А затем раздался крик Пэнси Ролт Готрин и нечто холодное и твердое, как замерзшее железо, врезалось во Фрину с огромной силой, сбив ее с ног.

Она опустилась на землю, задыхаясь и пытаясь подняться, но еще раз была сбита, а потом все вокруг стало черным.

* * *

Когда она очнулась, то оказалась лежащей на спине, уставившись на инкрустированный сталактитами потолок пещеры. Мистраль сидела в нескольких ярдах от нее, опершись спиной на каменное надгробие, ее бледное призрачное лицо казалось усталым.

— Дитя, я не хотела, чтобы так получилось.

Фрина попробовала вспомнить в подробностях, что же случилось, но не смогла.

— Что она со мной сделала?

— У нее есть магия, которой она управляет даже здесь, после смерти. Она использовала ее, чтобы не дать тебе возможности добраться до меня, чтобы я не смогла отдать тебе эти Эльфийские камни. Я пришла сюда просить ее о помощи, стараясь оставаться в живых до тех пор, пока ты не доберешься до меня. Но мои раны были слишком большими для нас обеих. Когда я умерла, то попросила ее помочь еще раз. Но она отказалась. Она хотела, чтобы Эльфийские камни были у нее. Я допустила ошибку, рассказав ей о том, что ты придешь за мной, что я оставила тебе сообщение. Она ждала, когда ты появишься, зная, что я намеревалась сделать, и решив не дать этому произойти.

Фрина приподнялась на локти, стараясь освежить голову. Каждая часть ее тела ныла от того, что с ней сделала Королева.

— Почему ты не можешь отдать их мне сейчас? Прямо сейчас, пока она не знает, что ты делаешь?

— Обернись.

Фрина обернулась и увидела стоявшую на вершине ее треугольного надгробия Пэнси Ролт Готрин и внимательно за ними наблюдавшую.

— Если я попытаюсь передать их тебе, она убьет тебя прежде, чем ты сможешь ими воспользоваться.

Фрина изучала лицо бабушки, все еще не смирившись с тем, что она умерла, что она призрак без физической оболочки, и ей уже нет места среди живых. Она четко вспомнила, как выглядела бабушка во время их последней встречи — резкая и раскрасневшаяся от волнения, намереваясь передать своей внучке Эльфийские камни.

Она подумала об Изоэльде и ее приспешниках, явившихся в коттедж Мистрали с целью силой забрать эти Камни, и ее печаль превратилась в ледяную ярость.

— Может, ей надоест следить за нами? — спросила она. — В конце концов, может она оставит нас в покое?

— Мертвые не спят. Они терпеливы. Они умеют ждать. Кроме того, у нее нет выбора. Чтобы их использовать, даже мертвым, Эльфийские камни должны быть переданы добровольно. Их нельзя забрать силой. Ты уже знаешь об этом, дитя. Она будет нас держать здесь до тех пор, пока один из нас не отдаст ей Камни. В конце концов, если придется, она уничтожит нас обеих.

— Что же еще она может сделать с тобой? Я единственная, кому она может навредить.

— Она может использовать тебя, чтобы причинить мне боль. Она даже может при помощи магии забрать и то немногое, что от меня осталось. У нее есть эта власть.

Фрина почувствовала, как гаснет последний лучик надежды.

— Так что мы можем сделать? — спросила она.

— Мы можем ждать. Должны. В какой–то момент она может отвлечься и у нас будет шанс. Когда это произойдет, тебе придется действовать быстро. Я не могу дотронуться до тебя. Я должна положить Эльфийские камни на землю, а ты должна мгновенно их схватить. Если она увидит, что мы делаем, то убьет нас в мгновение ока. Мертвые быстры; не думай о них по–другому. Если мы помедлим или будем небрежны, то наша попытка закончится провалом.

Бабушка сделала паузу, перейдя на шепот.

— Пэнси это чудовище, дитя. Она держит нас сейчас, не причиняя вреда, чтобы ты смогла убедить меня отдать ей Эльфийские камни и свободно уйти отсюда. Но как только она убедится, что ты это сделала, тут же заберет твою жизнь.

— И наш единственный выбор это ждать? — голос Фрины был тихим с нотками разочарования. — Я не могу ждать! Неужели мы больше ничего не можем сделать?

Ее бабушка покачала головой так, будто ответ на это вопрос был ей невыносим.

Ее иссохшая рука поднялась и махнула вниз. В ответ глаза Фрины закрылись и она быстро заснула.

* * *

Пантерра Ку почувствовал изменение температуры воздуха и яркости света, а потом мгновенно оказался в совершенно другом месте. Он замер на месте и огляделся, обнаружив, что портала, через который он прошел, нигде не было, и вместо того, чтобы стоять под Аркой Беллороусов, он оказался в каком–то туннеле. На мгновение он растерялся; он пытался определить, где находится, и в то же время выяснить, из–за чего все это произошло. Он сразу же понял, что это была работа магии, на которую, по всей вероятности, ответила его собственная магия. Он бросил быстрый взгляд на черный посох, но покрывавшие его руны были темными. Какую бы помощь он ему ни оказал, она закончилась. Он мельком подумал о Пру, зная, как она взбесится, наблюдая его исчезновение и будучи не в силах до него добраться — и хорошо, что она не смогла или не должна находиться здесь рядом с ним — или знать, куда он пропал.

Он отбросил эти мысли. Он ничего не мог с этим поделать, к тому же в данный момент это не имело значения. Важно было найти Фрину. Где бы он ни оказался, вполне вероятно, что и она была здесь. Согласно Заку Вену, два дня назад она сделала то же самое, что и он, когда исчезла. Поэтому вполне резонно предположить, что с ней произошло то же самое, что и с ним. Если ему повезет, он сможет ее найти.

Он пошел по туннелю в том же направлении, в котором он шел, проходя через портал. Проход выглядел одинаковым в обоих направлениях, но он предположил, что Фрина сделала бы точно такой же выбор, как и он. Жилы фосфоресцирующих минералов, вкрапленных по стенам, давали достаточно света, чтобы он смог найти дорогу. Начав не спеша, он осматривал каменистую поверхность пола туннеля, чтобы найти другие отпечатки, и спустя короткое время нашел то, что искал — потертости и небольшие кусочки мусора, слетевшие с камней. Успокоившись, он продолжил путь.

Он проделал очень большой путь, поражаясь, сколько бы пролетело времени, если бы он ошибся в чтении знаков. Но это маловероятно, сказал он себе. Его навыки следопыта не позволили бы ему это сделать. Однако пройденное расстояние казалось очень большим для подземного туннеля без каких–либо ответвлений. Все же он двинулся вперед, решив довести это дело до конца.

В конце концов он добрался до места, где проход разветвлялся направо, налево и продолжался вперед, уходя вниз. Он потратил много времени, изучая каменный пол на этом перекрестке, высматривая свежие знаки. Он нашел то, что искал, когда проследовал по среднему проходу туда, где начинались бежать вниз каменные ступени. Там он обнаружил четкие отметины ее сапог и понял, что Фрина пошла именно этим путем.

Поправив свой рюкзак и приладив посох, он начал спускаться по лестнице.

Он миновал много ступеней, спускаясь по кругу; капающая повсюду вода забрызгала ему лицо и намочила одежду. Он тщательно прислушивался к голосам, но единственным услышанным им звуком было странное шипение, отчасти напоминавшее дыхание огромного существа. Он вспомнил дракона в проходе Афалион и задумался, возможно ли, что тот сделал свой дом так глубоко под землей. Что же ему делать, если так оно и будет.

Внизу он обнаружил еще один проход, на этот раз с усеянным сталактитами потолком и мутными лужами содержащей минералы воды, капающей с их концов. Он продолжал идти, ступая с осторожностью в полумраке. Шипящий звук становился громче; каков бы ни был его источник, он находился не слишком далеко впереди. Змея? Его уже не слишком беспокоили возникавшие в голове картины, представлявшие огромную змею, которая должна была издавать такой громкий звук. Нет, это что–то еще. Больше похоже на водопад. Или пар, выходящий через вентиль.

Наконец, он прибыл в огромную пещеру с очень большим озером, которое окружали сотни могил и надгробий, простиравшихся насколько хватало глаз. Фосфоресцирующие жилы выступали из стен и здесь тоже, освещая этот каменный сад и отбрасывая тени в причудливых формах и образах.

Он осторожно пошел вперед, петляя по кладбищу мимо скоплений могил и надгробий, направляясь к берегу озера. Шипение стало громче и внезапно он смог различить голоса. Он понял теперь, что же он слышит. Это был шепот, огромная смесь приглушенных голосов, говорящих одновременно. Он смог уловить обрывки слов и фраз, но их оказалось недостаточно, чтобы понять их смысл. Он задумался, откуда исходят эти голоса, и мгновение спустя узнал ответ.

Он слышал, как мертвые говорят друг с другом.

Миг спустя он увидел Фрину.

* * *

— Фрина. Просыпайся.

Она услышала голос бабушки словно издалека, завернутая как в одеяло теплой сонливостью. Она не хотела обращать на него внимание, ей хотелось, чтобы ее оставили в покое, в этом мире снов. Но голос становился все более настойчивым, слова кололи ее, как заостренные палки.

— Он здесь. Мальчик, который, как ты надеялась, придет. Я привела его к тебе.

Фрина откликнулась, сразу же поняв, что бабушка говорила о Пантерре Ку. Она рассказала бабушке о нем, проверяя свое управление магией Эльфийских камней, чтобы найти его, и Мистраль Беллороус быстро признала это влечение. Но зачем она привела сюда Пана? Он захочет помочь, но ему не сравниться с таким существом, как Пэнси Ролт Готрин.

Борясь с одолевшим ее сном и испугавшись теперь за Пана, она заставила себя подняться в сидячее положение и оглядеться. Бабушка сидела на том же месте, когда Фрина заснула — она ведь ничего не сделала, чтобы это случилось? — по–прежнему держа в своих руках мешочек с Эльфийскими камнями. Время пробежало — должно было пробежать — но Фрина понятия не имела, как долго она спала.

— Почему Пан здесь? — потребовала она. — Зачем ты его привела?

Лицо бабушки приняло каменное выражение.

— Смотри и узнаешь.

Тень Пэнси вновь возникла на вершине треугольного надгробия, сгорбившаяся и скрюченная, излучая призрачный болезненно–зеленый свет во мраке пещеры. Она отвернулась от них, глядя на скопление могил и надгробий, через которое к ней шел Пантерра. Для Фрины потребовалось мгновение, чтобы понять, что черный посох, который он нес, был тем же самым, который она в последний раз видела в руках Сидера Амента.

— Фрина! — позвал он ее.

Она хотела было ответить, но Мистраль быстро остановила ее. Со своего насеста пронзительно, как ошпаренная, завизжала Пэнси, направляя свой гнев на юношу. В ответ на ее крик из своих мест упокоения стали подниматься мертвые, которые служили ей, и заполнили пустые пространства между могилами и надгробиями своими бледными, прозрачными и эфемерными как туман формами. Они дико и взволнованно перешептывались, плывя по воздуху и образуя группы, которые постепенно собирались вокруг своего лидера.

Мистраль Беллороус присела на корточки, прижав к губам пальцы.

Приготовься.

Руки Пэнси Ролт Готрин взмыли вверх и выпустили появившийся в них зеленый огонь, направив его в Пантерру Ку. Однако его черный посох ответил очень быстро, блокируя эту атаку и отражая удар. Юноша держал посох перед собой, разметая в стороны пламя, однако эта атака пошатнула его, и Фрина увидела, как он закачался.

— Фрина! — снова позвал он, но более слабым голосом.

Сейчас.

Ее бабушка бросила мешочек с Эльфийскими камнями Фрине, но он приземлился на полпути между ними и лежал беззащитным. Эльфийская девушка рванулась по пространству, которое их разделяло, и ее пальцы сомкнулись на маленьком мешочке.

Она услышала еще один крик Пэнси, увидела вспышку зеленого огня, который окружил все вокруг нее и ее саму. Съежившись в клубок вокруг мешочка и его содержимого, она разорвала кожаный шнурок и высыпала синие Эльфийские камни себе в руку. В следующий момент она оказалась на ногах, крепко сжимая камни в руке, и повернулась лицом к зловещему призраку.

Но Пэнси уже не было наверху треугольного надгробия. Она стояла прямо перед Фриной.

— Дай их мне.

Эти слова как проклятие упали на нее, но Фрина только крепче сжала пальцами Эльфийские камни, подняв в защитном жесте руки.

— Глупышка.

Зеленый огонь набросился на девушку, разрывая ее с такой силой, что она почувствовала как ее руки и ноги вытягиваются из своих суставов. Она была отброшена на пол пещеры, изнывая от невыносимой боли в своем беззащитном теле. Но даже предчувствуя, что может потерять сознание, она была полна решимости не выпускать Эльфийские камни из рук. Перебарывая слабость и подступившую тошноту, она откатилась от призрака и с трудом встала на колени, стараясь оживить Эльфийскую магию, сосредоточив на этом все свои силы. Она смогла ощутить мгновенную связь, магию Камней, наполняющую все ее тело, раскаленную по мере возрастания, так что ей едва удавалось это вынести.

Пэнси закричала ей:

— Отдай их мне сейчас же, Принцесса ничего.

Она направилась к Фрине, растопырив как когти свои пальцы, с лицом, превратившимся во что–то звериное, не призрак, а вампир. Фрина, все еще не оправившаяся от повреждений, которые были ей нанесены, отступала назад к озеру, часто моргая и мотая головой. Пантерры нигде не было видно, неизвестно было, что с ним случилось.

— Пан, — сумела она прошептать.

Потом Мистраль Беллороус бросилась на Пэнси Ролт Готрин и повалила ее на землю. Королева пронзительно закричала и стала биться с дикой яростью, стараясь освободиться. Однако Мистраль не ослабляла свою хватку, удерживая руки призрака прижатыми к бокам. Сцепившись вместе, они катались туда–сюда по полу пещеры, как странная бесформенная бледно–зеленая масса. Струи огня слетали с рук Пэнси, но лишь прожигали камень и портили воздух пещеры.

— Бабушка! — взвыла Фрина, пытаясь сфокусировать магию Эльфийских камней, отчаянно желая помочь, кружась около сражающихся.

— Беги, Фрина!

Слова ее бабушки были быстрыми, четкими и наполненными эмоциями, не терпящими никаких возражений и сомнений насчет того, что она делала. Фрина сразу же это поняла.

Мистраль отдавала все, что у нее осталось, для спасения своей внучки.

— Беги.

Фрина развернулась и побежала, подгоняемая словами бабушки, понимая, что она получила единственный шанс на спасение. Этот шанс появился благодаря ее жертве и силе ее слов. Это было очевидно и безошибочно. Фрина побежала изо всех сил к тому месту, где она в последний раз видела Пантерру, не обращая внимания на свои страх и боль, преодолевая свою слабость и затуманенное зрение. Позади нее что–то взорвалось и мощный грохот наполнил пещеру вместе с ярким, как от солнце, светом. Призраки мертвых исчезли. Шепот прекратился. Все, что осталось, это эхо и струйки чего–то похожего на дым, возможно, это были души.

— Фрина, — простонала одна тонкая струйка, пролетев мимо и исчезнув во мраке.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Когда Мистраль, превратившись в струйку дыма, в последний раз назвала ее имя, Фрина потеряла всякий контроль. Рыдая от отчаяния, она еще быстрее рванулась вперед — быстрее, чем подсказывал здравый смысл или была для этого причина — сквозь облака призрачного дыма и пронзительное эхо, отражавшееся от стен пещеры. Она не думала, куда она бежит и что делает; она просто убегала. Она петляла среди рядов могил и гробниц, проскакивала через леса каменных надгробий, как крыса, оказавшаяся в лабиринте, и уносилась от того, что могла и не могла видеть. Она услышала, как Пан позвал ее по имени — и не один раз — но не замедлилась.

Позади нее призраки мертвых растворялись вместе с дымом, который являлся тем, что от них осталось, и эхом утихшей борьбы между Мистралью Беллороус и Пэнси Ролт Готрин. Тьма и тишина обволакивали ее, прерываясь лишь хрипом ее дыхания и стуком шагов.

— Фрина, остановись!

Голос Пана. Снова. Это не ошибка. Однако она не замедлилась, не смогла перестать бежать, продолжая свой неконтролируемый побег.

Нужно убираться отсюда. Нужно сбежать.

Затем она выбежала из пещеры и попала в туннель, ее легкие пылали, тело ломило, зрение начало давать сбои в виде маленьких белых точек, заполнивших черноту перед ее глазами. Она заметила краем глаза фосфоресцирующие прожилки минералов, вкрапленных в скале, пока проносилась мимо них, и поэтому она не совсем ослепла и понимала, куда бежит. Но эта слепота накатывала как стресс вместе с угрозой истощения, и теперь она бежала и от этого.

Если бы ее силы соответствовали ее намерениям, она бы продолжала бежать и дальше. Однако она быстро утомилась и начала спотыкаться. Она боролась, чтобы продолжать двигаться, уже ничего не видя, даже Пантерру, который догнал и кричал, чтобы она остановилась.

Потом она почувствовала, как он врезался в нее, обхватил руками и повалил на пол. Он оказался на ней сверху, удерживая ее, хотя она старалась снова подняться. Его руки обняли ее и он прижал ее к себе, говоря, что все хорошо, они в безопасности, что все закончилось.

Она яростно мотала головой, всхлипывая:

— Ничего хорошего! Она исчезла! Мистраль исчезла! Эта старуха, этот призрак, Пэнси… Ты видел? Моя бабушка просто…

Речь подвела ее, слова превратились в кашу, мешанину звуков, которые потеряли всякую согласованность. Ее захватили приступы долгих рыданий, ее тело содрогалось им в такт, дыхание перехватывало. Она не могла остановиться. Пыталась и не могла.

Пантерра продолжал удерживать ее, хотя она умоляла его отпустить ее. Но он не отпускал, успокаивая ее, говоря ей, что он здесь, что останется рядом, несмотря ни на что, и не покинет ее.

Плач охватил ее. Она не могла вспомнить, когда так сильно рыдала, даже после гибели отца такого с ней не было. Но из–за своей бабушки она выплеснула все, что у нее накопилось, рыдая до тех пор, пока ее силы не истощились и она осталась лежать неподвижно в объятиях Пантерры посреди холода и сырости туннеля.

— Она сделала это ради тебя, — услышала она, как он говорил ей на ухо. — Она сделала это, чтобы спасти тебя, дать тебе шанс.

Именно так и произошло? Это закончилось так быстро, так резко, Эльфийские камни, оказавшиеся у нее в руках, нападение бабушки на Королеву Мертвых, сражение между ними, пока магия не разорвала их обеих, и крик Мистрали, чтобы она бежала…

Бежала куда?

Куда она побежала?

— Отпусти меня, Пан, — сказала она юноше. — Со мной теперь все в порядке. Мне нужно сесть. Пожалуйста, отпусти меня.

Он, хоть и неохотно, отпустил ее и она выпрямилась, оглядевшись. Она не имела никакого понятия, где находилась. За исключением того, что была в том же самом туннеле, который привел ее в пещеру к бабушке.

Она повернулась к нему, переводя и успокаивая дыхание:

— Ты знаешь, где мы? Ты пришел этим путем? Кажется, я нет. Я ничего не узнаю. Пан?

Он покачал головой:

— Ты так быстро убежала. Я просто побежал за тобой. Я не обратил внимания, куда мы направились. Но думаю, ты права. Это не тот туннель. Я пришел тем же путем, что и ты. Я просто шел по твоим следам, пока не нашел тебя.

— Через Арку Беллороусов? Ты последовал за мной? — В ее голосе чувствовалось недоверие. — Как ты это сделал? Как ты вообще догадался прийти сюда?

И он рассказал ей все, что случилось с тех пор, как он покинул ее несколько недель назад, уйдя из Арборлона вместе с Сидером Аментом на поиски помощи в городках и поселках юга. Она слушала со смесью страха и неверия, когда он пересказывал историю гибели Сидера, передачи посоха и его собственного участия в деятельности Серого Человека, своих усилий в поимке Арика Сика, чтобы привести того в Гленск Вуд. Она облегченно вздохнула при известии, что Пру Лисс жива, хотя облегчение поуменьшилось, когда она узнала далее о встрече Пру с Королем Серебряной Реки и бремени, которое на нее было возложено в качестве защитника Пана.

Она поразилась, как девочка не старше пятнадцати лет и такая крошечная могла сделать хоть что–то, чтобы обезопасить носителя черного посоха от демона, который на него охотился.

Когда он закончил рассказывать, как Зак Вен нашел его и привел к Арке Беллороусов, где он использовал манию посоха, чтобы пробиться через щель в двери, ведущую под Ашенелл, она коснулась рукой его щеки и снова заплакала:

— Я надеялась, что ты придешь за мной. Я молилась, чтобы это случилось. Я не думала, что кто–то еще сможет прийти — Таша и Тенерифе должны находиться в проходе Афалион, все члены моей семьи погибли или пропали без вести, а Изоэльда и ее твари все контролируют. Я не знала, что делать. Я думала, что если смогу найти Мистраль, она скажет мне…

Она перевела дух, замолчала и покачала головой:

— А теперь и бабушка мертва. Я считала, что с ней никогда ничего не случится. Она была такая сильная. Это все еще кажется невероятным.

Она закрыла глаза, сжав губы в тонкую линию. Она испачкалась, одежда протерлась и порвалась, и не могла представить, какие события привели к этому. Когда она снова открыла глаза, то ее взгляд на Пантерру был жестким.

— Если я выберусь отсюда живой, если я доживу до того момента, когда снова увижу Изоэльду, она пожалеет, что вообще когда–то родилась на этом свете.

— Мы выберемся отсюда. Найдем способ. Эльфийские камни все еще у тебя?

Она совершенно о них забыла. В панике и отчаянии, она потеряла их из виду.

Однако, когда она взглянула на свой плотно сжатый кулак, то поняла, что до сих пор сжимает Эльфийские камни.

— Мы можем их использовать, чтобы найти выход отсюда, — сказала она, уставшим, но обнадеживающим голосом. — Это ведь поисковые камни. Мистраль рассказала мне, что они могут делать. Я могу заставить магию показать нам, куда идти.

Она поднялась на ноги, и Пан встал вместе с ней. Он выглядел не намного лучше нее, но она была так счастлива, что он был тут, что ей было все равно, даже если бы ему было в два раза хуже. Она увидела, как он стиснул черный посох. Это добавило ей внутренней уверенности, что она не последний раз видела их вместе. Это означало, что с чем бы они ни столкнулись, он справится с задачей.

Она улыбнулась ему.

— Ну, ладно. Давай посмотрим, что нам скажут Эльфийские камни. Взглянем, куда же нам следует идти.

Когда она раскрыла ладонь, Эльфийские камни поблескивали в тусклом свете туннеля, их синий цвет ожил внутренним свечением. Она почувствовала, как магия откликнулась ей, как будто признав ее новым владельцем. Она ощутила, как нежное тепло проникает через ее кожу и наполняет все ее тело, напомнив то, что она испытала, когда последний раз использовала эти Камни.

Последний и единственный, напомнила она себе. У нее не было настоящего опыта использования этой магии. Она проверит себя, призвав ее сейчас. Она должна быть осторожной. Она должна уважительно относиться к их силе. Мистраль предназначала эти Эльфийские камни ей, она погибла, чтобы отдать их, чтобы она смогла использовать их для помощи эльфам. Фрина пока что не могла представить, как она это сделает. Но сейчас это не имело значения. Сейчас важно было найти выход из подземелья. Она ничем не сможет помочь эльфам, если не вернется в Арборлон.

Она держала Камни в руке, сжав их пальцами, ощущая их давление на кожу, закрыла глаза стала представлять, где она хотела оказаться. Сначала она подумала об Арборлоне, его зданиях, деревьях и садах, его населении, старом и молодом. Она подумала о Таше и Тенерифе. Ничего не произошло. Она переменила мысли на голубое небо и зеленую траву, леса и реки, на свежие запахи, известные ей с детства. Как она ни старалась, чтобы ее мысли были прямолинейными и целенаправленными, сделать это ей было очень трудно. Ее разум продолжал играть с ней, перескакивая с одной картины на другую, от народа к животным, растениям, каким–то местам, взад–вперед. Казалось, будто все превращается во что–то еще.

Но вот наконец Эльфийские камни ответили, их тепло возросло, их магия внезапно хлынула в нее. Она открыла глаза, когда синий свет вырвался из Камней и засверкал по всей длине туннеля, разрывая темноту на невообразимые расстояния, пробивая заслон, казавшийся каким–то тонким щитом прозрачной воды, и далее вспыхнул из отверстия, которое выводило в лес, который был ей незнаком — старые деревья, огромные и седые — прежде чем угаснуть.

— Что это было? — тихо спросил Пан. Он тоже это видел. Он с удивлением смотрел на нее. — Я был везде в этой долине и никогда не видел такого леса. Ты уверена в этом?

Она чуть не рассмеялась.

— Я ни в чем не уверена. Я не уверена, где мы находимся или куда нам идти или как мы туда попадем. Я не уверена в том, что мы видели именно то, куда я просила показать дорогу. Однако Эльфийские камни говорят, что именно это нам следует сделать.

— Но мы не так сюда попали, — указал он. — По тому туннелю, который нам показали Эльфийские камни? Это же совершенно другой путь. Почему так? Почему не отправить нас туда, откуда мы пришли?

— Меня спрашивать смысла нет, Пан. Я использовала Эльфийские камни один раз, когда попросила их найти… — Она заколебалась, понимая, что собирается сказать. Затем покачала головой и отбросила свою скрытность. — Когда попросила их найти тебя — Мистраль настояла на проверке — они отлично справились. Но в этот раз, я не знаю.

Она почувствовала, как краска заливает ее шею, когда призналась, что шпионила за ним, и быстро добавила:

— Может быть, они не работают так хорошо здесь, так глубоко под землей и в такой близости от могил Готринов и их магии. Может, они не откликнулись так, как раньше. Или, может быть, я спросила их не правильным образом. Я не знаю.

Он протянул руку и закрыл ее пальцы вокруг Камней:

— Думаю, все будет в порядке. Давай–ка посмотрим, куда ведет этот туннель.

Она засунула Эльфийские камни обратно в мешочек, а его в свой карман, и они сразу же тронулись в путь. Ходьба помогла облегчить ее горе. Она все еще думала о Мистрали, о том, как она испарилась в ничто, о потере последнего члена своей семьи.

Однако шок и отчаяние уже проходили, и она постепенно начинала принимать то, что произошло. Она не знала, насколько вернулись ее силы, но понимала, что снова может действовать, что ее паника исчезла, а здравомыслие восстановлено. Также она знала, что пока Пантерра Ку с ней, она будет еще сильнее. Однако, это оставляло у нее двоякое чувство. Она не хотела в данных обстоятельствах быть от кого–то зависимой; она чувствовала, что должна быть сильной сама по себе, способной встретить опасность лицом к лицу и ответить на угрозы, не полагаясь на кого–то еще. Однако было что–то в присутствии этого Следопыта — в его поведении и отношении — что успокаивало и расслабляло. Она понимала, что он нравился ей; она узнала это с первого раза, когда увидела его. Но теперь она начинала осознавать, что чувствовала к нему нечто большее.

Может, даже нечто гораздо большее.

Эта мысль пульсировала в ней всю дорогу, подталкивая к другим мыслям в ее голове, порождая возможности, которые далеко выходили за рамки того, что она когда–либо представляла. Некоторые из этих возможностей заставили ее покраснеть, но темнота скрыла это от юноши. Некоторые уносили ее далеко, на многие годы вперед.

Она удерживала их, затем отпускала и отбрасывала прочь.

Абсолютно безвредно размышлять над тем, что может однажды произойти. Или даже над тем, что никогда не произойдет.

Когда они уже чуть не падали от усталости, Пан решил остановиться. Он достал из рюкзака продукты, которые нес, спустившись из Ашенелла, разделив их между ними, давая возможность передохнуть. Пока они восстанавливали силы, он рассказал о переменах в Пру и своих опасениях за нее.

— Она сказала,что готова отказаться от своего зрения для того, чтобы помочь мне, но я не знаю. Не иметь способность различать цвета вроде бы не звучит слишком плохо, но я так не думаю. Особенно для Следопыта, для того, кто проводит всю свою жизнь вне дома. Видеть цвета важно в том, что мы делаем. Это помогает нам все идентифицировать. Это составляет целое вместе с запахом и вкусом, осязанием и слухом. Все вместе они говорят нам о том, что нам нужно знать. Теперь у нее этого нет. В ее нынешнем состоянии.

— Она делает это ради тебя, Пан. — Она посмотрела на него долгим взглядом, беря последний кусок хлеба, который он дал ей. — Ты это знаешь. Ты не должен удивляться ее жертве.

— А я и не удивлен, но мне это не нравится. Она не осознавала, от чего отказалась. Она даже не знает наверняка, будет ли от этого какая–то польза. Она не знает, как мне помочь. Никто в долине никогда не сталкивался с демоном. Никто не знает ничего полезного — как защищаться от них или что нужно, чтобы убить одного из них. Откуда ей знать, что делать?

Фрина пожала плечами:

— На самом деле ты никогда не сможешь это узнать, не так ли? Даже если знаешь, что это идет и когда именно придет. Даже если это то, с чем ты сталкивался прежде. Ты действуешь инстинктивно. Именно так она и будет поступать. Именно так и ты тоже будешь действовать. — Она сделала паузу. — Я не думаю, что Король Серебряной Реки повесил бы на нее этот... этот груз, если бы не считал, что она сможет его нести. У него должна быть веская причина думать, что она сможет извлечь пользу. В противном случае, все это не имеет смысла.

— Знаю. Я знаю, что это так. Рационально. Но эмоционально? — Он закачал головой. — Король Серебряной Реки это дух, существо из старого мира Волшебства, и вряд ли кто знает, что он думает или замышляет? Это может быть не тем, что мы думаем.

Она подарила ему улыбку:

— Поэтому хорошо, что все остальное, что нам досталось, так рассортировано, да? Ты со своим черным посохом и его магией, а я с моими Эльфийскими камнями и их магией, все это так понятно и с этим так легко обращаться — вообще никаких неясностей.

Она увидела, как ее улыбка передалась его лицу.

— Ну, если ты так настаиваешь… — Он поднялся на ноги. — Если ты так настаиваешь, полагаю, самое время снова отправиться в путь.

Вскоре они продолжили идти, оставив дальнейшую дискуссию на потом. Оба понимали, как это будет трудно, а также знали, какие у них были шансы, чтобы возлагать на них большие надежды. Но с разделением опасности и неопределенности стало теперь легче управляться, чем раньше, и именно за это Фрина и уцепилась.

Спустя несколько часов — хотя невозможно было сказать, сколько именно времени прошло — они добрались до места, показанного им Эльфийскими камнями, и обнаружили, что путь вперед был прегражден чем–то вроде прозрачной водяной завесы, протянувшейся на всю ширину прохода. Однако при внимательном осмотре оказалось, что это вовсе и не вода. Это было что–то другое, скорее похожее на нити паутины, более волокнистые, чем жидкость. Они слабо колыхались, прикрепленные к скале своими краями, без единого зазора; мембрана, образованная ими, была настолько прозрачной, что они смогли увидеть достаточно ясно то, что находилось по другую сторону.

Они смогли разглядеть конец туннеля.

— Лес, наверное, там? — спросила Фрина.

Пантерра молча кивнул. Он шагнул вперед и в качестве эксперимента коснулся завесы концом своего посоха. Мембрана задрожала, а потом посох прошел через нее, как будто ее поверхность была жидкой. Он вытащил обратно посох, посмотрел на него, дотронулся до него в том месте, которое прошло сквозь завесу, и покачал головой.

— Ничего. Ни пленки, ни влаги, ничего. — Он посмотрел на нее. — Хочешь попробовать пройти сквозь нее?

Она кивнула:

— Думаю, мы должны это сделать.

Она взяла его за руку. Они вместе шагнули к этой странной прозрачной завесе и прошли сквозь нее.

Произошел какой–то моментальный сдвиг, сначала они были в одном месте, а потом сразу оказались в другом. Стало теплее, светлее и свежие запахи наполнили воздух. Они больше не находились под землей, пещера и проход, по которому они убегали, оказались далеко позади. Вместо этого, они стояли у выхода из пещеры, перед которым открывался лес, которые они видели, находясь на той стороне странного прозрачного щита.

Фрина оглянулась назад, откуда они пришли. Занавес и проход, который он закрывал, исчезли. Она смотрела на прочную каменную стену, которая образовалась в задней части пещеры, в которой они теперь оказались. Стало ясно, что магия позволила им выйти, но не позволит вернуться обратно.

— В любом случае, мне не хотелось возвращаться, — негромко произнесла Фрина, понимая, что больше не было причин размышлять над этим.

Оставив позади пещеру и ее запечатанный вход к подземным могилам Готринов, они снова двинулись в путь, выходя на дневной свет и к лесу высоких, ветвистых деревьев, которые были похожи на дубы, но все–таки представляли что–то совсем другое.

Огромные, древние, они образовали лес, который простирался от пещеры по склону холма насколько хватало глаз. Мох и лишайник образовывали сверхъестественную вторую кожу на стволах и ветвях, их зелень контрастировала с серым цветом, скрывавшейся под ними коры.

— Что это с ними? — спросила Фрина.

Пантерра покачал головой:

— Что бы это ни было, они мертвы. Посмотри на ветки. Повсюду мох и лишайник, но нигде нет ни почек, ни листьев. Весь лес мертв, причем давно, раз это так распространилось. Не похоже на какое–либо место, где я когда–нибудь…

Он остановился на середине фразы и посмотрел на нее, и она сразу поняла, о чем он подумал.

— Мы уже не внутри долины, да? — сказала она. — Мы снаружи.

— Думаю, да. Я не понимаю этого. Время и расстояния не сходятся. Должно быть магия сделала возможным нам зайти так далеко за такое короткое время. Чтобы добраться сюда, нам бы потребовались пара дней. — Он перевел дыхания. — Но почему Эльфийские камни привели нас сюда? Почему не удержали нас внутри долины? Фрина, ты делала что–нибудь… ну, не знаю, что–то… что–то другое…

Она посмотрела на него так, что он сразу умолк.

— Я сделала точно то, что мне говорила Мистраль. Я сделала то же самое, что и тогда, когда она сказала мне проверить их в первый раз, пробуя найти тебя! — На этот раз она не покраснела. Она была слишком рассержена. — Не пытайся повесить это на меня!

— Я просто…

— Ты просто предположил, что я сделала что–то не так!

— Но я не…

— Подожди–ка. — Она выставила руку, заставляя его замолчать. Она замерла на несколько секунд, размышляя. — Просто подожди. Может быть, это моя вина. Я собиралась сосредоточиться на том, куда бы я хотела нас отправить. Но я использовала не одну картинку. Я представляла Арборлон, Ташу и Тенерифе, деревья, небо и много всего еще. Казалось, я не могла удержать какую–то одну мысль. Я не знала, какое изображение мне следовало использовать.

Она еще раз сделала паузу, качая головой от отчаяния.

— Кроме того, ничего из этого я не представляла в своей голове. Все находилось в долине. Так почему же мы здесь?

Голос Пана смягчился.

— Может быть, Эльфийские камни самостоятельно приняли решение. Вся магия так непредсказуема. Мы хорошо это знаем. Поэтому, наверное…

Она приблизилась в нему, беря его руки в свои и плотно их сжимая:

— Это моя вина, да? Именно я использовала Эльфийские камни, поэтому это должна быть моя вина. — Слезы снова наполнили ее глаза, а ее душевное равновесие нарушилось. — Мне жаль, Пан. Я сделала все, что смогла, но не думаю, что этого оказалось достаточно. Я позволила себе отвлечься. Я не подготовилась. Я все еще думала о Мистрали и о том, что она…

Она рыдала и что–то бессвязно говорила, качая головой и дергаясь в его руках, не в силах остановиться. Пан неподвижно стоял перед ней, ошарашено глядя на нее, а потом быстро освободил свои руки и обнял ее, притянув к себе.

— Хватит, Фрина, — прошептал он, прижимая свое лицо к ее волосам. — Больше ничего не говори. Ты не должна передо мной извиняться.

Он долго удерживал ее, даже после того, как она успокоилась и сама крепко обняла его. Она уткнулась головой ему в плечо и была согласна так и остаться, счастливая от того, что он обнимал ее, чувствуя уют от тепла его тела и от его слов, не желая, чтобы что–то разрушило этот момент.

Но потом он чуть отодвинул ее от себя, и она встретилась с его твердым взглядом.

— Где бы мы ни оказались, мы найдем дорогу обратно, туда, где нам нужно быть. И неважно, как это случилось. Важно лишь то, что мы теперь в безопасности, что мы свободны от призраков Готринов и подземного кладбища. Этого для нас вполне достаточно.

Она кивнула, с трудом сглотнув.

— Я не знаю, что со мной происходит. Я никогда не вела себя так. Я никогда не расклеивалась. — Она смущенно покачала головой. — Потеря Мистрали или использование магии или…

— Или и то, и другое, и тот факт, что ты устала. — Его глаза были устремлены на нее. — Сколько ты уже не спала?

Она покачала головой, не в силах вспомнить.

— Не знаю. Давно. Несколько дней, наверное.

— Сегодня ночью ты будешь спать, обещаю. Вперед. Давай, пойдем. Мы должны выбраться из этого леса, чтобы понять, где находимся.

Они двинулись через лабиринт покрытого мхом и лишайником леса, сквозь скелетообразные остатки мертвых лиственных деревьев, мимо этих останков старого мира, напоминавших, что было потеряно. Когда–то этот лес должен был быть прекрасным, столько огромных старых гигантов, собранных вместе, переплетались своими ветвями, покрытыми листьями, которые отфильтровывали солнечный свет. Должны были быть заросли полевых цветов и папоротников, а также зверушки и птицы. И теперь все это исчезло, лес мертв и пуст от жизни, такое же пустынное и безжизненное кладбище, из которого они только что сбежали.

— Это слишком далеко, — заявила Фрина, пройдя не так уж и много. Она уже оправилась от своего расстройства и лучше соображала о том, что было нужно. — Я должна снова попробовать использовать Эльфийские камни.

Пан остановился и обернулся к ней. Он не был убежден в этом.

— Я не знаю, — осторожно произнес он. — Использование их магии может привлечь внимание к нашему присутствию. Мы не знаем, кто нами заинтересуется.

— А в какие еще неприятности мы сможем угодить, если будем просто блуждать здесь? Может, мы идем не в ту сторону.

— Не знаю, — повторил он.

Она взяла его руку и сажала ее.

— Пожалуйста, Пан. Дай мне попробовать. Я знаю, что смогу это сделать. Я буду осторожна.

Он в ответ пожал ее руку, сдавшись на уговоры:

— Ладно. Сделай это.

Она опять достала Эльфийские камни, вытряхнув их из мешочка на открытую ладонь. На этот раз она представила четкое изображение Арборлона, отметая все остальное, когда закрыла глаза. Знакомое тепло потекло от Камней в ее кулак, а оттуда и по всему ее телу. Она ощутила усиление магии, когда та протекла сквозь нее, и моментально открыла глаза.

Синий свет просочился между ее пальцами со всех сторон, объединяясь в один луч, который свернул налево и прорезал лес до тех пор, пока не оказался на открытой местности, выжженной и бесплодной, где группы скал и мертвых деревьев обрывались оврагами, тянувшимися до подножия гор, которые она мгновенно узнала.

Поток магии рассеялся и синий луч растворился.

— Ты видел? — взволнованно спросила она его. — Ты видел те горы? Проход Афалион ведет прямо через них в долину. Арборлон сразу за ними!

— Видел, — ответил он. — Теперь мы знаем. Все в порядке. Мы знаем, куда идти. Знаем благодаря тебе.

На какой–то момент они молча уставились друг на друга, облегченно улыбаясь. Потом он потянулся к ней, она оказалась в его руках и поцеловала его в губы. Она долго удерживала этот поцелуй, желая близости с ним, желая чувствовать его. Ее не волновало, что это означало и как это произошло, или даже к чему это могло привести. Она просто хотела сделать это — что–то давно и тайно ею задуманное, она не могла вспомнить — не утруждая себя обдумать это или прикинуть последствия.

Ей понравилось, что именно она прервала этот поцелуй. Она отступила от него, все еще держа его руки, и сразу же заметила смущение в его глазах.

— Я не хотел… это просто…

— Я хотела поцеловать тебя, — сказала она, прерывая его. — Я сделала это, потому что хотела, и я рада, что это сделала.

Он быстро кивнул.

— Я тоже. Тоже хотел тебя поцеловать.

Она взяла его за руку и зашагала в том направлении, которое показали им Эльфийские камни.

— Я хочу целоваться с тобой еще больше, — через мгновение сказала она ему, шаловливо улыбаясь. — Может, даже гораздо больше.

Он долго раздумывал над ответом.

— Я тоже хочу этого, — произнес он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Они проделали довольно большой путь среди скелетообразных деревьев, удобряющих запахов гниения и древней земли, воздействующих на их органы чувств — уже оправившиеся от поцелуя — когда Пан заставил себя отпустить руку Фрины. Он сделал это нехотя, но в то же время и с облегчением. Казалось, что он не мог ясно мыслить, пока она таким образом держала его. Его память о том поцелуе вытеснила все остальное из головы, а в такой местности он не мог позволить себе отвлекаться.

Разрыв контакта, кажется, помог. Она отодвинулась от него на несколько шагов, как только он ее отпустил, а когда посмотрел на нее, она бросила на него бесстрастный взгляд. Он не мог перестать думать о том, почему она это сделала. Не то, чтобы он не был от этого счастлив; несомненно, был. Он не думал, что когда–нибудь снова у него будет такой поцелуй. Такой страстный и при таких отчаянных, почти безумных обстоятельствах. Вот только он не понимал причины для этого. Она могла выбрать и другой способ выразить свою эйфорию. Она могла просто обнять его, и у него не возникло бы никаких других мыслей.

Конечно, он принял этот поцелуй — хотел поделиться им — каждую частичку, все, что она хотела дать этим ему. Он не сделал ничего, чтобы остановить ее. Оглядываясь назад, он понял, что будь у него возможность вернуться и все изменить, он не стал бы этого делать.

Однако эта память, вложенная в его сознание — память, которую, как он знал, он никогда не потеряет — была с горьким привкусом. В конце концов, куда мог привести поцелуй с Фриной, каким целям служить? Жизнь Фрины и его собственная шли разными путями. Теперь, когда он получил черный посох и связанные с этим обязательства, а она Эльфийские камни, могло показаться, будто обладание магией на самом деле сблизит их.

Также могло показаться, что различие их рас не будет иметь никакого значения, поскольку ни один из них не проявил ни малейшего желания установить из–за этого между ними барьер. Он был свидетелем нежелания представителей различных рас вступать в брак или просто привязываться друг к другу, что могло позднее вызвать для них сложности, но не думал, что это касается и их.

Проблема же, почему они никогда не смогут быть вместе, состояла в том, что как только она освободится от обвинений против нее, то в соответствии с эльфийскими законами Фрина станет Королевой Эльфов. Это был логичный вариант после гибели ее отца и занятия трона ее мачехой под лживым предлогом. Когда это произойдет, она никогда не станет связываться с представителем другой расы, особенно с кем–то вроде него. Следопыты были бродягами и разведчиками; они редко задерживались на одном месте надолго. Королева всегда должна находится в одном месте, а ее супруг должен оставаться рядом с ней.

Он не знал, почему задумался над этим, и со злостью оборвал себя. Один поцелуй не создавал связь на всю жизнь. Один миг не определяет все, что случится в будущем.

И все же…

Фрина и он. Вместе.

Он не мог перестать об этом думать. Не было никаких сомнений в том, что она нравилась ему. Даже в том, что он нравился ей. В этом он не мог ошибиться. Это проявлялось в ее глазах и голосе, в том, как она разговаривала с ним, как отзывалась. Он не мог сказать, что особенного нашел в ней, чего не было в ком–то еще. Он чувствовал себя как–то по–другому, когда был с ней, чем даже с Пру — которая, в конце концов, была его лучшим другом. Но здесь было что–то еще. Он никогда не думал, что его отношения с Пру как брата с сестрой окажутся для него недостаточными. Он никогда не хотел ничего больше, ни с ней, ни с кем–то еще. Ему нравилась его жизнь среди дикой природы. Ему нравилось делить эту жизнь с Пру, они были спутниками в пути за новыми впечатлениями и открытиями, каждый день вместе. Другие могли остепениться и жениться. Другие могли устроить свою жизнь в поселках и городках. Ему этого никогда не хотелось.

До сих пор. До Фрины Амарантайн.

Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, понимая, что разорвав с ней физический контакт, он не решил проблему. Он по–прежнему отвлекался, думая о ней, гадая, что с ними произойдет. Он знал, и в то же самое время не знал. Не совсем. На самом деле совсем не знал, пока все не разрешится.

Все еще смакуя и представляя все это в голове, он заставил себя спуститься с небес на землю и обратить внимание на то, что было вокруг них.

Окружающий мир не сильно изменился за те несколько часов, что они прошли до наступления темноты. Лес был таким же, как и прежде, покрытые мхом и лишайником деревья, протянувшиеся в бесконечном лабиринте, начинали отбрасывать все более удлиняющиеся тени по мере того, как солнце клонилось к западу. Все это время ничего кроме деревьев они не видели. Никаких птиц, никаких даже крошечных существ. Он предположил, что должны быть хотя бы насекомые, однако никаких доказательств их присутствия здесь не было. Это было кладбище, такое же пустое и безжизненное, как место подземного захоронения Готринов. При свете дня было достаточно легко видеть, что творится вокруг них, и заметить любую опасность. Но с приближением сумерек, когда начали исчезать последние лучи, с этим стали возникать трудности — даже для Пантерры, чье зрение было превосходным, и который был обучен ориентироваться в темноте.

— Мы должны найти укрытие, — сказал он ей.

Это были первые слова, которые он произнес со времени их поцелуя; после этого они чувствовали себя как–то неловко. Пантерра делал все возможное, чтобы притвориться, что все нормально, что случившееся уже в прошлом и все вернулось на круги своя. Однако, вряд ли он смог одурачить ее, а уж себя и подавно.

Он осматривал все вокруг, пока они шли, выискивая подходящее место для привала. Спустя примерно двадцать минут, он обнаружил группу поваленных деревьев, которые образовали приемлемое укрытие с трех сторон. Пусть они и не скроют их полностью, но все–таки предоставят какую–то защиту. На самом деле он не думал, что в этом умершем лесу что–то может вызвать у них проблемы — или даже просто показаться им — но лучше все же не рисковать.

Разместив внутри этого переплетения ветвей и стволов Фрину, он нашел неподалеку несколько сломанных веток и притащил их, чтобы закрыть вход. Когда он почти закончил, то шагнул внутрь укрытия вместе с последней веткой, закрывая ею последнее открытое пространство.

— Теперь мы в безопасности, — заявил он, ободряюще улыбаясь.

— Будем надеяться, — ответил она, взглянув на него. — Потому что теперь мы здесь в ловушке.

Она сидела спиной к тяжелому суку, наблюдая за его реакцией. Потом, увидев его замешательство, засмеялась:

— Не будь таким серьезным, Пан. Все в порядке. Я знаю, ты сделал это, чтобы мы оказались в безопасности. Иди сюда. Садись рядом со мной.

Он подошел и сел возле того сука возле нее. Он ощутил тепло ее плеча и руки, прижавшихся к нему, и почувствовал, что она на него смотрит.

— Ты когда–нибудь представлял, что твоя жизнь изменится вот так? — спросила она.

Он покачал головой:

— Я не думал, что она когда–нибудь изменится. Я считал, что все уже устроено. Я буду Следопытом, работая вместе с Пру, всю свою жизнь. Мне кажется, что я все еще так и считаю, хотя знаю, что это уже не так.

— Ну, подумай вот о чем. Ты не хотел, чтобы она изменилась. Ты не просил об этом; но это произошло. Никто тебя не спросил, чего ты хочешь. И меня никто не спросил. Мы здесь, сидим вдвоем посреди этих веток и стволов, из–за действия других людей, а не наших собственных.

Он подумал над этим, глядя на нее.

— Мы могли отказаться сделать то, о чем нас просили. Полагаю, мне это сделать было легче, чем тебе. И мы могли сказать «нет» тому, что, как мы увидели, произошло. Мы могли оставить это кому–то еще.

— И не быть теми, кем мы стали. Я просто думаю, что это так странно. У меня тоже была распланирована моя жизнь. Я не собиралась быть кем–то другим, чем я была — очень долго — потому что мой отец собирался прожить всю свою жизнь. Прошли бы годы, прежде чем он пришел ко мне и сказал, что настало время мне быть Королевой. — Она тихо засмеялась. — Это так странно звучит. Я никогда об этом не думала. Никогда не хотела этого. Мне хотелось чего–то…

Она надолго замолчала.

— Просто чего–то другого, я полагаю.

— Но твой отец должен был с тобой об этом поговорить. Он должен был рассказать тебе, что ты будешь править эльфами после него.

Она облокотилась на него, положив голову ему на плечо.

— Мы никогда об этом не говорили. Мы вообще никогда не говорили о чем–либо после смерти моей матери. Он просто отодвинулся от меня. Во всяком случае, в своей голове. Он отстранился и после этого я осталась одна, и у меня и в мыслях не было стать когда–нибудь Королевой. Даже когда Изоэльда стала его женой. Я даже не думала, что такие мысли могли быть в ее голове. — Она сделала паузу. — Как же я была глупа!

— Я так не считаю. думаю, ты просто была собой. Я бы поступил точно так же. Любой сделал бы то же самое.

Она посмотрела на него со слезами в своих голубых глазах.

— Иногда ты говоришь просто правильные вещи, Пантерра Ку.

Они порылись в своих рюкзаках, вытаскивая то немногое, что осталось от припасов, в основном это была та же пища, что они ели раньше. У них все еще было немного воды, поэтому они смогли перекусить. Но Пан понимал, что им как можно быстрее нужно найти воду и пищу, а это будет нелегко в этой незнакомой местности за пределами долины. Старый мир был отравлен и истощен, поэтому невозможно было угадать, что можно безвредно есть и пить.

Пока они ужинали, он непроизвольно изучал ее между откусыванием пищи, стараясь при этом не привлекать ее внимания. Ему нравилось, как она выглядела, все в ней казалось совершенным. Ее каштановые волосы, голубые глаза, разрез ее бровей и узкие скулы, удлиненность ее эльфийских ушей, тонкие части тела, такие гладкие и нежные, но в то же время и сильные — все, что всегда было у нее и на что он обращал так мало внимания. Или, поправил он себя, на что он смотрел совершенно по–другому. В конце концов, он обнаружил, что был ею заинтригован с самого начала, когда они вместе поднимались из Арборлона к проходу Афалион, она задавала ему вопросы, поддразнивала его, проявляя к нему интерес. Тогда ему это не приходило в голову.

Сейчас же, ему казалось, что он не сможет ею налюбоваться.

Покончив с ужином и прибрав их небольшое убежище, они вновь откинулись к стволам деревьев и уставились в темноту. Она была настолько глубокой и черной, что они почти ничего не видели, кроме веток, которые их прикрывали.

— Мне бы хотелось узнать побольше о нашем новом мире, — сказала она после небольшого молчания. — Я знаю, что он незнаком и опасен, но я хочу о нем знать.

— Думаю, у тебя будет такая возможность, — ответил он.

Она посмотрела на него:

— Ты думаешь? Почему ты так говоришь?

— Потому что я считаю, что со временем мы все больше о нем узнаем. Долина больше не будет нашим домом. Мы сделаем то же, что делали наши предки до того, как заперлись в ней. Мы будем исследовать. Разве эльфы долгое время не говорили об этом? По крайней мере о том, что появились признаки ослабления защитной стены?

Она кивнула:

— Именно так.

— Не думаю, что мы надолго сможем оставаться в долине, даже после того, как Друджи уйдут. Мы должны выйти и осмотреться, что снаружи. Мы должны узнать, что выжило и как с этим обходиться. Мы должны обучаться. Следопыты это понимают. Всякий раз, когда обнаруживается что–то новое, мы сразу же идем это изучать. Новое место, новое существо, новое растение. Таким образом мы создаем наше знание обо всем. Вряд ли этот метод будет чем–то отличаться теперь, когда за пределами долины у нас есть для изучения целый мир.

— Ну, я бы хотела быть среди тех, кто будет это делать. Я хочу быть, как ты. Я хочу путешествовать по разным местам, увидеть и изучить все, что в них есть. Я не хочу сидеть во дворце и быть Королевой. Я никогда не хотела этого раньше и не хочу сейчас. Какая от этого польза? Некоторым нравится принимать решения, отдавать приказы и управлять жизнями других. Думаю, даже отцу это нравилось. Но не мне. Я ничего этого не хочу.

— А кто же, если не ты, займет трон? — спросил он. — Не ты ли последняя из своей семьи?

Она пожала плечами:

— Есть двоюродные братья, другие семьи, связанные Амарантайнами. Или с линией Беллороусов. Пусть один из них и возьмет это на себя. Как только мы снова будем в безопасности и я разделаюсь с Изоэльдой и ее приспешниками, я отдам Эльфийские камни и уйду.

Она произнесла это просто, но он задумался, мог ли кто–то в очереди на эльфийский трон вот так запросто отказаться от него. Да и позволят ли это сделать? Он не слышал, чтобы кто–то когда–то сделал подобное.

— Не стоит тратить время, размышляя над этим сейчас, — наконец сказал он. — Нам нужно постараться достаточно долго остаться в живых, чтобы беспокоиться об этом.

— Понимаю. — Она сделала неопределенный жест. — Не нужно мне об этом напоминать. Я знаю, что нам противостоит.

Затем она погрузилась в свои мысли, глядя в темноту, немного отодвинувшись от него, чтобы дать ему понять, что она не хочет думать о настоящем, а разговор о будущем, о своих мечтах и что может произойти, был для нее некоей отдушиной. Он услышал ее медленное дыхание и почувствовал, как она наклонилась вперед, опустив голову, как будто тяжесть того, что упало на ее плечи, оказалась вдруг слишком велика для нее.

— Это так несправедливо. Что все это случилось сразу — нашествие Друджей, смерть отца и бабушки, ответственность за Эльфийские камни, оказаться в ловушке за пределами долины и быть беглянкой, за которой охотятся. Я просто раздавлена всем этим.

Он наклонился вперед, чтобы его голова оказалась рядом с ее головой.

— Сейчас нелегко и потом легче не будет, но мы все это преодолеем, Фрина. Ты и я. Мы будем присматривать друг за другом. Мы будем заботиться друг о друге и все получится.

Он не знал, верит ли в это сам или нет, но сказал это, потому что ему показалось, что так было нужно. Если они не справятся, тогда не увидят никакой надежды для всего остального — ибо на кону огромная угроза потери своей родины и уничтожения их народов, невозможность выжить любой формы магии, если их магия будет потеряна, крах того, что осталось от цивилизации, и быстрое погружение в анархию.

Она склонила голову вбок, пока не коснулась ею до его головы.

— Я смогу пойти с тобой, когда придет время, Пан. Когда ты решишь выйти в большой мир, чтобы покинуть долину и начать исследовать его, я смогу пойти с тобой. Я бы этого хотела. Я смогу научиться быть Следопытом. Ты знаешь, что я сумею. Ты видел, что я могу делать. Я достаточно сильная.

Он обнял ее и прижал к себе.

— Я не думаю, что есть что–то, чего ты не можешь сделать.

— Значит, ты возьмешь меня с собой?

Ее голос был таким жалобным, что чуть не разбил ему сердце. Она просила гораздо сильнее, чем это выражали сами слова. Он мог сказать это по тону ее голоса и той настойчивости, с которой она говорила. Он ощутил, как она дрожит, там, где касались их головы и плечи. Она не просто просила, как это могло ему показаться; она умоляла.

— Пожалуйста, Пан. Возьмешь меня?

Он глубоко вздохнул, крепче обняв ее. Он знал, что он скажет, что здравый смысл заставлял его сказать, что все практичное и правильное указывало ему сказать. Но он также понимал, что она ожидала услышать. Он знал, как она близка к тому, чтобы сломаться. Как бы ни была она сильна, как ни тверда во многих случаях, когда все доходило до того, чтобы она сломалась, сейчас было все по–другому. Здесь, в этом месте и в это время, она была у самого края.

— Возьму, — пообещал он.

Она ничего не ответила, ничего не сделала. Она была неподвижной, как и воздух в лесу мертвых деревьев, уставившись на свои ноги, продолжая прислоняться к нему, но не прижимаясь сильнее.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ты ведь не просто так это говоришь?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что, наверное, я тебя люблю.

Его глаза, до этого момента направленные вниз, при этих словах посмотрели вверх, и вдруг его взгляд уставился в темноту, уже почти полную, и обнаружил прямо около их импровизированного укрытия пару желтых глаз, уставившихся на него.

Ему потребовалось собрать всю силу воли, чтобы не подпрыгнуть и не вскочить на ноги, а оставаться таким же неподвижным, как и она, но он каким–то образом заставил себя не делать этого. Эти глаза светились, отражая свет далеких звезд, который проникал сквозь нависшие тучи и деревья. Немигающие и неподвижные, они будто плавали во мраке, как два огромных шара.

— Фрина, — тихо произнес он.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты кое–что сделала для меня. Я хочу, чтобы ты немного подняла голову и взглянула за пределы укрытия. Но ничего не говори и ничего больше не делай. Вообще не двигайся. И не пугайся.

Она сделала, как он просил, приподняв голову, и он почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу, когда она увидела эти глаза. Однако она удержалась от того, чтобы сделать движение или что–то сказать; она удержалась от паники.

Спустя несколько долгих мгновений, она сказала очень тихо:

— Что это?

Как только она это произнесла, глаза вдруг переместились, скользнув направо, и в тот же момент стало частично видимым тело, которому они принадлежали, некоторые детали его проявились в рассеянном свете. Это оказалась огромная кошка, больше всего, о чем Пан когда–либо слышал и что он когда–либо видел. Ее шерсть пестрела серым и черным цветом, голова была широкой и плоской с маленькими ушами, а ее шею окружал густой мех. Когда она передернулась, все время изучая их, он смог заметить как колыхнулись мускулы ее длинного, холеного тела под блестящей шерстью. Мощная лапа поднялась и в качестве эксперимента легла на ветки, которые легко поддались такому огромному давлению. Пан услышал, как вздохнула Фрина, и почувствовал, как его собственное сердце начало колотиться бешеным ритмом в страхе от того, что может произойти.

Но потом кошка опустила лапу и отвернулась, исчезнув так же быстро, как уносимый ветром дым. Фрина прижалась к Пану, как будто таким образом могла защититься. Он не мог представить, что он сможет сделать против такой огромной твари. У него был посох и его магия, чтобы их защитить, но насколько они окажутся полезными. Одно дело противостоять такому громоздкому и медлительному, как агенахль, но совсем другое столкнуться с таким вот существом.

Внезапно снова появилась кошка, материализовавшись перед ними почти в том же месте, сначала глаза, а потом в поле зрения возникли и части ее тела. Темнота абсолютно скрывала ее; когда она моргнула и ее глаза пропали, остальное также растворилось. Она наблюдала за ними с вновь появившимся интересом несколько долгих секунд, а затем небрежно зевнула. Пасть открылась и Пану пришлось отвернуться, не выдержав вида огромных острых зубов сверкнувших в темноте. У него перехватило дыхание, и он был совершенно уверен, что с Фриной было то же самое.

Когда он снова поднял глаза, кошки уже не было.

Фрина резко выдохнула, а затем прошептала:

— Это была самая большая, самая страшная…

Она замолчала.

— Я знаю, — прошептал он в ответ.

Они неподвижно сидели рядом друг с другом в темноте очень долго, ожидая, что кошка вернется. Но она больше не появилась, и когда он уже не смог переносить эту тишину, Пан произнес:

— Думаю, она просто была любопытной.

Она кивнула:

— Я тоже так думаю. Однако мне не хотелось бы ошибиться.

— Ты видела, что она делала? Она изучала нас. И не выглядела голодной. Просто… интересовалась.

— Полагаю, что если бы она захотела, то добралась бы до нас. Эти ветки ее бы не остановили.

— Я не знаю, что могло бы ее остановить.

— Не думаю, что нам когда–нибудь захочется это выяснить. Какой же большой она была? Как ты думаешь, сколько она весила?

— Кошка такого размера? Вряд ли пятьсот фунтов. Скорее всего восемьсот или девятьсот. Одни мышцы. Охотник.

— Но не на нас.

— Во всяком случае, не сегодня.

Его рука затекла, пока он все это время обнимал ее за плечи, и он начал вытаскивать ее.

— Нет, не делай этого, — сразу же сказала она. — Я замерзаю. Разве ты этого не чувствуешь?

Она подвинулась еще плотнее и прижалась к нему. Он ничего не сказал, но когда она просунула к нему свои руки, они были холодные, как лед. Он тут же обнял ее обеими руками.

— С тобой все нормально? Ты не заболела, нет?

— Пока что нет. Но не хочу рисковать. Можешь накрыть меня одеялом?

Он ослабил ремни, которые привязывали походное одеяло к его рюкзаку, и аккуратно накрыл им ее.

— А теперь иди ко мне под него, — сказала она. — Как раньше. И снова обними меня.

Он сделал, как она просила, притянув ее к себе и накрыв их обоих одеялом. Было бы лучше, если одеяло было побольше. Они были рады и тому, что у них было, чтобы согреться.

— Лучше?

Она приподняла голову, пока смотрела на него. Он скорее почувствовал ее взгляд, чем увидел, ощутив как пряди ее волос щекочут его лицо, когда она прислонила свою голову лбом к его голове.

— Немного.

Он почувствовал, как она меняет свое положение, поворачиваясь к нему. Затем ее пальцы скользнули к его рубашке, расстегивая кнопки. Он чуть не запаниковал, думая, что должен это остановить, но не желая этого. Он пытался придумать, что же сказать.

— Фрина, я не…

— Шшшш, — сразу же произнесла она. — Ничего не говори. Следи за кошкой и позволь мне делать это.

Когда она расстегнула все кнопки, то просунула свои руки внутрь и прижалась ими к его коже. Они были настолько холодными, что он подпрыгнул, содрогаясь, когда они перемещались с одного теплого места к другому.

— Гораздо лучше, — пробормотала она. — Я слишком холодная для тебя?

Он не решился ответить, поэтому просто отрицательно замотал головой. Он закрыл глаза, когда ее руки переместились к нему за спину. Прижимаясь сильнее.

— Мне уже становится теплее, — сказала она и легонько поцеловала его в щеку. — Вот, проверь это.

Ее руки выскользнули из–под рубашки и он почувствовал, что она снова вертится около него. Окруженный темнотой он ждал, чтобы понять, что же она делает. Потом она резко схватила его запястья и потянула его руки внутрь своей раскрытой блузки, и удерживала их там.

Он ахнул от неожиданности:

— Фрина, это не…

— Не говори, — снова сказала она. — Ничего не говори. Просто оставь свои руки там, где они находятся.

Потом она снова просунула свои руки под его рубашку и стала ими двигать вверх–вниз по бокам.

— Послушай меня, Пан. Я не знаю, что будет завтра или послезавтра или послепослезавтра, но я знаю, что есть сегодня. Поэтому просто делай то, что я тебе говорю. Обещаю, больно не будет.

Он нисколько не удивился, когда обнаружил, что она была права.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Когда следующим утром Пантерра Ку проснулся, ему потребовалась минута, чтобы понять, что он один. Он все еще был закутан в одеяло, голова покоилась на одной руке, когда он выглянул из своего лежачего положения на темные образы деревьев в предрассветной мгле. Все было очень спокойно, но почувствовал запах леса и сырости в воздухе, а взглянув на медленно светлеющее небо, увидел как тяжелые тучи и туман опустились так низко, что задевали верхушки деревьев. Он был сонным, согретым и наполнен ощущением счастья и удовлетворения, чему с трудом мог поверить.

Но когда он протянул руку к Фрине, то обнаружил, что ее нет, и тут же подскочил, испортив себе настроение. Он нигде ее не видел, ни тут, ни там, пытаясь разглядеть ее сквозь тьму и мрак. Он сбросил одеяло, выполз из импровизированного укрытия и встал на ноги, готовый идти ее искать.

Потом он различил ее, в сторонке, неподвижно сидящую на поваленном стволе и глядя куда–то вдаль в ту сторону, куда днем ранее они направлялись, так тихо, что ее можно было принять за часть этого леса. Он с минуту смотрел на нее, ожидая, что она его заметит. Когда она этого не сделала, он оглядел себя и, почувствовав себя глупо, быстро натянул сапоги и одежду. Сделав это и все еще не замеченный ею, он начал скатывать одеяло, чтобы привязать его к своему рюкзаку.

— Я подумала, что ты намереваешься проспать весь день, — вдруг сказала она.

Он оторвался от своего занятия и увидел, что она смотрит на него. К этому времени он был немного ею раздражен — во–первых, за то, что она оставила его одного, а во–вторых, за такую беспечность. То, как она с ним разговаривала, звучало, как будто того, что он так ясно помнил, никогда не было.

— Я не знал, что ты проснулась. На самом деле, когда я не нашел тебя рядом, я подумал, что ты куда–то ушла.

— Куда–то ушла? — Она рассмеялась и откинула руками назад свои волосы. — И куда бы я пошла?

Она поднялась с бревна, подошла к нему и присела рядом.

— Ты подумал, что я могла бросить тебя? Именно это ты говоришь?

Он пожал плечами:

— Нет, полагаю, я так не думал.

Она протянула руку, коснувшись его щеки, а затем наклонилась, чтобы его поцеловать.

— Ты ужасный лгун, Пантерра Ку. Именно так ты и подумал. Но я прощаю тебя.

В этот миг она была такая прекрасная, такая яркая, свежая и удивительная, что он был несказанно рад ее словам о прощении, несмотря на то, что не думал, что они ему нужны.

— Я просто беспокоился за тебя.

— Попридержи–ка эту мысль. Она может позже мне понадобиться. У нас есть что–нибудь перекусить?

Естественно, нет. Они доели свои припасы прошлым вечером и выпили всю остававшуюся воду. До сегодняшнего дня это не казалось таким важным. Однако голод был настоящим и давил на них, и они уже почти не могли думать ни о чем другом. Лишившись завтрака и торопясь что–то с этим сделать, они упаковали последние свои вещи, готовясь отправиться в путь. Пока они не доберутся до долины, вряд ли у них будет возможность добыть пищу, и все, что случилось ранее, никак не облегчит это положение.

Они снова тронулись в путь, держась того же направления, что и прежде, вглядываясь вперед, не появится ли конец этого покрытого мхом и лишайником леса. Солнце поднялось над горизонтом, однако день оставался серым и пасмурным с влажным и душным воздухом. Деревья вокруг них образовали стены лабиринта, который удерживал их в качестве пленников. Им хотелось сказать себе, что скоро лес кончится, появится выход, но в это почти не верилось.

Они долгое время шли не разговаривая, погрузившись в неловкое молчание. Пан не понимал, что было не так, но что–то наверняка было. По–прежнему цепляясь за изрядно потрепанные остатки своей эйфории и желая поделиться тем, что он чувствовал, он наконец не выдержал:

— О чем ты думала там, сидя в одиночестве?

Она подняла на него глаза:

— Может, думала о тебе. Ты бы хотел, чтобы так и было?

Он усмехнулся, несмотря на неуверенность.

— Ты знаешь ответ на этот вопрос.

— Знаю. Но это не так. Я думала о чем–то другом.

Когда она не стала объяснять, он произнес:

— Расскажи мне.

— Это не имеет значения.

— Нет, имеет. Расскажи.

— Ты не должен знать обо мне все.

— Я должен знать это. Расскажи.

Она пожала плечами.

— Я думала о выборах и как мы их делаем. О том, как легко даются одни, и как тяжело другие. Я думала, что некоторые мы делаем, потому что хотим этого, а другие, потому что должны. Ну как, помогло?

Он улыбнулся.

— Ну, надеюсь, что вчерашний выбор был из тех, которые ты хотела сделать, а не из тех, которые должна.

— На самом деле, и то, и другое.

— Потому что это было то, о чем ты думала и…

Она резко повернулась к нему, заставив его остановиться.

— Пан, прекрати. Я не хочу говорить об этом прямо сейчас.

Он услышал в ее голосе раздражение и внезапно смутился и растерялся.

— Не говорить об этом? Что это значит? Я думал…

— Прошлая ночь была прошлой ночью, и это все. Не пытайся сделать из этого что–то большее.

— Не делать что–то большее… — Он уставился на нее. — В данный момент это довольно трудно. Кроме того, не ты ли сказала мне, что любишь меня? И ты говоришь, чтобы я из этого ничего не делал?

Она посмотрела на него, прикусив губу.

— Я не именно это сказала. Я сказала, что думаю, что люблю тебя. А это большая разница. Кроме того, есть и многое другое… — Она оборвала фразу и вздохнула. — Давай продолжим путь, пока будем это обсуждать.

Они пошли дальше бок о бок. Пан уставился в землю перед собой, затянутый водоворотом эмоций, главной из которых было выросшее чувство сомнений, которого не было всего несколько мгновений назад.

— Когда теряешь отца и бабушку, а они последние члены твоей семьи, то видишь все несколько иначе, — наконец сказала Фрина. Ее голос чуть смягчился. — Начинаешь думать о том, как хрупка жизнь, как быстро она проходит, как многое теряется. Ты принимаешь жизнь как должное большую часть времени. Ты проживаешь ее и особо не задумываешься о будущем, потому что это будущее кажется таким далеким. Но когда близкие и любимые люди умирают, то внезапно это будущее кажется намного ближе и весьма неопределенным.

Она быстро посмотрела на него и снова отвела взгляд.

— И все это. Друджи, угрожающие вторгнуться в наш дом, моя мачеха, убившая моего отца, чтобы стать Королевой, мое заключение, побег и спуск к кладбищу Готринов, чтобы найти свою бабушку, получение Эльфийских камней, чтобы использовать их для защиты эльфов, когда я на самом деле не знаю, как это сделать…

Она умолкла, мотая головой.

— Не так сильно отличается от того, что произошло со мной. — быстро вставил он, пытаясь найти общую тему. — Потерять Сидера, потерять Пру, а потом вернуть ее, но не совсем целой, стать объектом охоты демона, о существовании которого я даже не подозревал, а теперь бегу с тобой. Никакой разницы.

— Тогда ты должен понимать, что я чувствую. Время очень ценно, особенно сейчас. Возможно, у нас его не очень много. Поэтому и появляется соблазн сделать что–то, потому что не хочется упустить этот шанс. Не хочется, чтобы это что–то ускользнуло, и никогда не узнать, каким оно могло быть.

— Как прошлая ночь, — произнес он.

— Какпрошлая ночь, — согласилась она.

— Но это не означает. .

— Это не означает много чего, — прервала она его. — Особенно, когда я об этом поразмыслила. Это мало что значит. Прошлая ночь оказалась непродолжительным моментом среди того времени, что нам осталось. Я сделала это, потому что не хотела упустить что–то замечательное. Потому что испугалась. Я почувствовала себя одинокой и уязвимой, и захотела чего–то такого. Я хотела быть рядом с кем–нибудь, и там был ты. Ты мне нравишься, Пан. Может быть, даже я тебя люблю. Но прошлая ночь была маленькой частичкой всего остального, что с нами происходит. Именно об этом я размышляла сегодня утром. Я думала о том, что я должна сделать, если проживу достаточно долго для этого. Прежде всего, я должна понять, что мне делать с Эльфийскими камнями. Мистраль отдала их мне, так как она чувствовала, что их использование позволит мне помочь моем народу. Но как они это сделают? Как мне следует их использовать?

Она быстро подняла руку, чтобы удержать его от каких–либо комментариев.

— Дай мне закончить, — сказала она, шагнув к нему поближе и касаясь рукой его щеки. — Дай мне высказать все, что я должна сказать.

Он ощутил в прикосновении ее руки привязанность к нему, и моментально вся его злоба и возросшее чувство утраты исчезли, и он ради нее готов был на все.

— Мне снова предстоит вернуться домой и столкнуться с Изоэльдой. Мне нужно найти способ доказать, что она убила моего отца и недостойна быть Королевой Эльфов. Я должна встать со своим народом — с Ташей, Тенерифе, Хареном Крэйелом и остальными — против Друджей. Я должна выяснить, смогу ли сделать то, во что верила Мистраль. Во всем этом за меня уже сделан выбор. Я его не делала; его сделали за меня. И я не могу от этого уйти. Теперь я это знаю.

Она опустила свою руку.

— Потом, Пан, когда это будет сделано, наверное, я смогу подумать о нас. Правильным путем, как мне бы хотелось — не только из–за прошлой ночи или любой другой ночи, а из–за того, что может быть множество таких ночей, может вся жизнь. Я смогу об этом подумать, потому что тогда будет будущее, которое не измерить часами или днями.

— Его и сейчас так не измерить, — заверил он.

Она грустно улыбнулась на его слова.

— Конечно. Не стоит притворяться, что все повернется, как надо. Я знаю, каковы шансы. Знаю, что нам противостоит. Но мне нужно, чтобы и ты это знал. Не притворяйся со мной. Не пытайся меня прикрывать. Вчера мне это было нужно, но сегодня я уже другая. Я та, кем, как я надеюсь, всегда должна быть. Я достаточно сильна, чтобы сделать все, что нужно. Мне нужно, чтобы и ты был сильным вместе со мной.

Он медленно кивнул:

— Я просто беспокоился, что мы что–то потеряли после прошлой ночи, и мне не нравилось, как это на меня повлияло. Мне не хочется, чтобы ты думала, что прошлая ночь не значит чего–то больше — наверное, она не значит столько для тебя, как для меня. От этого мне становится грустно.

Она шагнула к нему и поцеловала его в губы, долго и крепко удерживая этот поцелуй.

— Вот, — сказала она, отходя назад. — Вот что она значит для меня. — Она улыбнулась, заметив выражение его лица. — Но она прошла и делу конец, а мы должны думать о грядущем. Мы должны оставить позади прошлую ночь.

Ему не хотелось оставлять позади прошлую ночь. Он хотел вокруг нее построить свою жизнь. Он хотел сделать ее началом всего. Но медленно кивнул и заставил себя улыбнуться в ответ.

— Ладно, все в порядке, — согласился он.

Но это было не так и он этого не сделает, ни сейчас, ни когда–либо потом. Ведь он пообещал сам себе никогда об этом не забывать.

* * *

После этого день тянулся медленно. Никому не хотелось говорить, поэтому в основном они молчали. Единственный словесный обмен случился, когда Пантерра — с усердием изучавший окрестности, стараясь прекратить думать о Фрине — почувствовал необходимость поделиться информацией, которую ему подсказали инстинкты и навыки Следопыта. Они дважды наткнулись на отпечатки, очень похожие на следы той кошки, которую они видели этой ночью. Хотя этим следам было уже несколько дней, он не стал рисковать и направил их по другому пути. Один раз они заметили одинокого агенахля, огромного и тяжеловесного, оставившего отметины на стволах деревьев, между которыми он прошел. Казалось, что он вряд ли сможет протиснуться в такое узкую лазейку, но тем не менее ему это удалось. Он не обнаружил их присутствие, а они простояли неподвижно до тех пор, пока он не скрылся из поля зрения.

Несколько раз они видели огромных птиц над головой, которые парили во мгле среди облаков, широко расправив свои крылья. Они напомнили Пану дракона, хотя явно принадлежали другому виду и близко не были такими огромными. Но он понимал, что жизнь снаружи долины эволюционировала и в основной части стала больше, сильнее и гораздо опаснее, чем все живое внутри долины. Когда они соединятся, двум этим мирам придется найти способ уравновесить неизбежную и неравную борьбу.

Однажды к ним угрожающе приблизилась группа мелких грызунов с острыми зубами, но Пан быстро использовал всплеск магии из своего посоха, чтобы отогнать их.

Пользуясь любой возможностью их кусали и жалили насекомые, а откуда–то из мшистых деревьев кто–то швырял в них сухие ветки и орехи. Но по крайней мере они теперь видели признаки жизни, явное указание на то, что это кладбище начинает меняться во что–то менее бесплодное и пустое. Пан подобрал горсть брошенных орехов и разбил, добравшись до ядер. Съедобные. Он собрал еще, поделился ими с Фриной и они с жадностью их съели. Потом они двинулись дальше, отбросив свой дискомфорт, держась принятого ранее направления, присматривая друг за другом.

Все это время они старательно искали источник свежей воды. Несколько раз они пересекали ручьи с мутной водой, запах от которых соответствовал их виду. Потом они обнаружили пруд, который казался чистым, но затем они увидели валявшиеся вокруг него кости животных и недоеденные туши. Чем дольше они шли, тем больше Пантерра убеждался, что они вряд ли найдут пригодную для питья воду, пока не окажутся на безопасном расстоянии от этого леса.

К закату они достигли своей цели, вступив в ряд бесплодных, голых холмов, простиравшихся вдаль насколько хватало глаз, обрамлявших низины и заросли густых кустарников справа, а слева примыкавших к широкому плато. Однако они наконец–то смогли увидеть горные хребты, которые и были их местом назначения, хотя вершины были совсем крошечными на изломанной линии горизонта, находясь в нескольких милях от того места, где они стояли.

Фрина посмотрела сначала направо, потом налево:

— В какую сторону нам идти?

Пану потребовалось мгновение, чтобы прикинуть варианты, и он закачал головой:

— Сейчас ни в какую. Сегодня уже слишком поздно куда–то идти. Мы найдем место для ночлега и снова отправимся в путь утром.

Он увидел, что она хотела возразить, была готова надавить на него. Однако к ее чести, она не стала спорить, решив, что наверное он был прав и не стоит пытаться в темноте проходить по этим холмам. Поэтому она просто кивнула и присоединилась к нему в поисках укрытия на ночь. Они ничего не нашли, и если хотели укрыться, то им нужно было возвращаться в лес, однако никто из них этого не желал. В конечном итоге они остановились у подножия холмов, которые все–таки как–то их укрывали, и присели с подветренной стороны. У них не было ни еды, ни питья, поэтому вскоре они закутались в одеяло Пана, прижавшись друг к другу, и забылись беспокойным сном.

Ничто не нарушило их покой этой ночью, хотя если бы что–то им угрожало, то Пан узнал бы об этом. Он прободрствовал почти все время, не испытывая желания и потребности спать, его мысли были обращены к Фрине, прижавшейся к нему, размышляя о том, как все так быстро смогло измениться, и не желая ничего делать, чтобы это как–то остановить. По меньшей мере, говорил он себе, она вообще не пыталась его избегать, заснув так близко к нему. По крайней мере, она не подавала никаких знаков, что больше не хотела быть рядом с ним.

Но это одиночество доставляло скудный комфорт, и его мысли о ней были мрачным и безнадежными. Проходили часы, а сон все так же ускользал от него, как и его надежды на будущее, которое когда–то представлялось ему возможным.

Когда рассвело и она проснулась, он поцеловал ее в щеку, быстро и непринужденно, и поднялся посмотреть, что приготовил для них новый день. Он испытывал голод и жажду, а также усталость, как и она, и ему хотелось знать, сколько еще они смогут продержаться.

— Я не знаю, где мы находимся, — признался он, когда они стояли рядом и осматривали безжизненную местность. — Я ничего этого не узнаю. Я не знаю, где мы и куда лежит наш путь.

Она кивнула, словно ждала, когда он это скажет:

— Тогда я воспользуюсь Эльфийскими камнями, чтобы найти его.

Он с сомнением посмотрел на нее.

— В этом есть риск, как ты уже знаешь.

— Но если мы не используем их, то продолжим идти вслепую, а это гораздо опаснее. Думаю, мы должны это сделать.

Она подождала, глядя на него.

— Хорошо, — наконец, согласился он.

Он отодвинулся от нее на несколько шагов и был наготове, когда она готовилась использовать Эльфийские камни, вынимая их из кармана и высыпая из мешочка себе на ладонь. Она недолго изучала их, как будто была не совсем уверена, что именно держала в руке, как бы взвешивая, что означало призвать их магию. Затем она сомкнула пальцы вокруг Камней, повернулась лицом к горам и закрыла глаза.

Прошло много времени. Пан ждал с нетерпением, внимательно осматривая окружающую местность. Ему не нравилось, что они находились на таком открытом месте, не были под защитой лесных деревьев. Если что–нибудь нападет на них, оно окажется рядом с ними до того, как они смогут на это отреагировать. Но у них не было выбора, если они хотели узнать, куда им нужно идти.

Он взглянул на Фрину. Ничего не происходило.

После долгого времени, она открыла глаза и в недоумении посмотрела на него:

— Не работает. Магия не работает. Я не могу заставить ее что–то сделать!

В ее голосе слышалось удивление, полное сомнений. Он подошел к ней и положил свои руки ей на плечи:

— Нет, можешь. Я видел, как ты делала это раньше, и ты можешь сделать это снова. Просто помни, что для тебя это все еще в новинку, поэтому может потребоваться какое–то время, прежде чем ты заставишь ее работать, как нужно.

Он убрал свои руки.

— Расскажи мне, что ты представляла, на чем сосредоточился твой разум?

— Проход Афалион, — сказала она ему.

— Ладно. Наверное, это слишком расплывчатое изображение. Как правило, проходы выглядят несколько одинаково. Попробуй вместо этого представить Арборлон. Это уже более специфическая картина. Куда бы Эльфийские камни ни отправили нас, мы должны будем пройти через один из проходов. Этого вполне достаточно.

Она молча посмотрела на него. Затем снова отвернулась, прижала Эльфийские камни обеими руками, закрыла глаза и застыла, как вкопанная.

Пантерра снова ждал.

На этот раз она почувствовала отклик. Эльфийские камни ожили, их синий свет быстро набирал силу. Он выплеснулся через бесплодные холмы к горам, освещая все вокруг, сделав окружающий ландшафт четким и ясным, обнажив мили разрушенной земли до того, как достиг массивных скальных стен. Оказавшись там, свет свернул в расщелину, которая всего несколько секунд назад была невидима, пронесся вдоль стен ущелья, через узкий проход, мимо защитной стены, возведенной в самом узком месте и окруженной десятками разбросанных по обе ее стороны тел, и наконец спустился в долину, так хорошо им известную, и к знакомым садам и коттеджам Арборлона.

Потом свет вспыхнул и угас, а картина исчезла.

Юноша и девушка переглянулись.

— Это был не проход Афалион, — заявила она.

— Нет, — согласился он. — Это был Деклан Рич. Там находились те самые защитные сооружения, на которых я работал вместе с людьми из Гленск Вуда. Но они все умерли, а защитная стена до сих пор заброшена. Я этого не понимаю.

— Я тоже. Почему эту стену не охраняют остальные из поселка? Что–то недоброе случилось, Пан.

Он вновь посмотрел на холмы, не желая строить догадки.

— Если Деклан Рич является ближайшим проходом в долину, то мы намного южнее Афалиона. Нам пора в путь.

Они снова отправились в дорогу, отгоняя чувство голода, жажды и истощения, вновь оживив свою решимость. Они вошли в горную страну и приступили к решению сложной задачи подъемов и спусков, ориентирования в оврагах и низинах, чтобы убедиться в том, что они придерживаются того направления, которое показали им Эльфийские камни. Это было не так трудно сделать, поскольку три четко различимые вершины, стоящие в ряд, образовали указатель туда, где их ожидал проход Деклан Рич. Все дело состояло лишь в том, чтобы минимизировать напрасно потраченное время на поиск правильного пути по этой пересеченной местности, а с этой задачей в их нынешнем состоянии им справиться было не так уж и легко.

Они делали все, что могли, но большую часть времени они находились ниже уровня горизонта и не могли четко представлять, куда именно они идут, пока не одолевали очередной подъем, чтобы снова скорректировать направление к месту назначения. Это была медленная, утомительная работа и их силы стремительно истощались. День опять был пасмурным, тучи собирали под собой слой жары и пыли, от чего у них обоих лишь усиливалась жажда.

Вскоре оба промокли от пота и брели с безошибочно читаемым отчаянием на их лицах.

Несколько часов спустя, когда они наконец остановились, чтобы передохнуть, казалось, что они нисколько не приблизились к намеченной цели.

— Не знаю, сможем ли мы это сделать, — простонала Фрина, опустив голову между колен и запустив пальцы в свои перепутанные волосы. — Я так устала.

Пан знал, что она озвучила то же самое отчаяние, что и он испытывал, поэтому не стал отвечать. Они просто молча сидели, ожидая, когда в ним вернутся силы.

Вдруг Пан поднял глаза:

— Ты что–нибудь слышишь?

Фрина даже не подняла голову, просто покачав ею.

Но Пан тут же вскочил на ноги:

— Крики, вопли — где–то там. — Он указал на север, за Деклан Рич. — Там происходит сражение.

Фрина быстро поднялась, смотря в ту сторону, куда он указывал.

— Я ничего не вижу.

— Я тоже, — сказал он. — Но я могу довольно ясно слышать. А ты?

— Сейчас, да. Кто это, как ты думаешь?

Он взглянул на нее.

— Давай, узнаем. Воспользуйся Эльфийскими камнями.

Она даже спорить не стала. Достала Камни и держала их, повернувшись в направлении сражения. На этот раз она не закрывала глаза, смотря и ожидая, полностью сосредоточившись.

Магия Эльфийских камней вспыхнула, оживая, вырвалась из ее рук и пулей метнулась вдаль. Через мили холмов и оврагов, над бесплодной землей и зазубренными скалами, через широкие просторы лугов позади них летела магия, открывая окно во все, что лежало между ними и конечной целью.

Затем прямо перед ними возникла битва и они смогли увидеть армии, столкнувшиеся в начале прохода, который, несомненно, являлся Афалионом. Эльфы и Друджи ввязались в страшное сражение, повсюду лежали тела, а кровь бежала ярко–малиновыми ручьями.

Магия вспыхнула и угасла, оставив Пантерру и Фрину с раскрытыми от ужаса ртами.

— Я должна пойти туда! — сразу же сказала она, оборачиваясь к нему, на ее лице отразились шок и отчаяние. — Я должна им помочь!

Она уже двинулась стремительным шагом, засунув Эльфийские камни обратно в мешочек.

— Скорее, Пан!

Он бросился догонять ее, бросив быстрый взгляд вокруг, автоматически откликнувшись на ее внезапное решение, которое так опрометчиво отправило их вперед.

Это стало поворотным моментом. Когда он зорко и тщательно осматривал землю и небо во всех направлениях, то увидел черную точку. Она была так далека, что в первое мгновение он почти не обратил на нее внимания. Но за несколько секунд она значительно выросла на фоне синего неба. Она двигалась к ним и при этом очень быстро.

— Фрина! — крикнул он, предостерегая ее.

Она оглянулась, чуть замедлившись, но не останавливаясь; смущение сменило решимость у нее на лице.

— Что такое? Пан, почему ты…

Потом она увидела это. Сейчас оно было гораздо ближе, настолько ближе, что приняло форму, приоткрыв особенности своего свирепого облика. Фрина замерла на месте, от шока или страха, Пан не мог сказать. Он подумал подбежать к ней, вернуть обратно, попытаться найти место, где они могли бы спрятаться. Но в этом не было смысла. Они стояли на открытом местности, лишенной каких бы то ни было укрытий. Они находились на гребне холма, видимые на многие мили для любого с хорошими глазами, а Пан был абсолютно уверен, что зрение того существа, что приближалось к ним, было превосходным.

— Пан!

Он услышал, как она позвала его на выдохе, но не смог сказать, был ли это призыв или всплеск каких–то эмоций, которых он не мог понять.

Потом, раскинув огромные крылья, наклонив вперед длинную шею и вытянув громадные когтистые лапы, дракон добрался до них и начал спускаться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

— Я не думаю, что они вернутся этим же путем, — сказал Зак Вен.

Пру, сидевшая сбоку, прислонившись спиной к камням Арки Беллороусов, ничего не ответила. Она была испачкана и исцарапана, одежда помялась и покрылась пятнами, на пыльном лице четко выделялись полоски, оставленные слезами гнева и разочарования. Уже приближался рассвет, а она всю ночь так и просидела с этим мальчиком, дожидаясь появления Пана.

— Я имею в виду, что точно так же случилось и с Фриной, — продолжил мальчик, оглядывая все вокруг, что он делал уже с десяток раз до этого. — Она прошла под арку, исчезла и снова не вышла. Я тогда ждал так же, как и сейчас, и это оказалось пустой тратой времени.

— Больше ничего не говори, — сказала она ему.

Но он, естественно, не перестал. Если и было что–то, в чем Зак Вен был хорош, что она обнаружила за последние пятнадцать или около того часов, так это болтовня. Он болтал без умолку, спеша поделиться своими мыслями — всеми своими мыслями — не делая никакого различия между нужными и теми, которые не имели никакого значения, и не обращая внимания на то, что несчетное число раз повторял одно и то же.

— Я не говорю, что с ними случилось что–то плохое — что они умерли или нечто подобное. Я этого не говорю. Я лишь думаю, что они могли найти другой выход, вот и все. Я просто говорю, что, думаю, нам стоит рассмотреть возможность этого.

Ее не волновало, что по его разумению они должны делать, и она не хотела слушать его мнение по поводу благополучия Пана. Ей просто хотелось, чтобы он ушел. Она привыкла к одиночеству в жизни и занятиях, и единственной компанией, которой она на самом деле радовалась, был Пантерра. Ей удалось заполучить маленькую передышку от непрерывной болтовни Зака Вена, когда вчера вечером она отослала его на поиски пищи и воды. Еда и питье были необходимы, если она должна поддерживать свою энергию, и мальчик согласился раздобыть пропитание для них обоих.

Большую часть своей драгоценной энергии до сих пор растрачивалась на выслушивание разговоров Зака Вена, а также удержание себя от сильного желания вырезать его голосовые связки.

Но нападение на этого мальчика не поможет сложившемуся положению, да она и не совсем сожалела, что он находился тут. Несмотря на его неумение хранить молчание больше пяти минут, он предоставил ей столь необходимое общение, возможность заснуть и, проснувшись, убедиться, что никаких незваных гостей поблизости нет. Она понятия не имела, кому еще она могла доверять, но догадалась, что кроме этого мальчика, никому.

Действительно, тут уж ничего не поделаешь. Было понятно, что со своей стороны она не сможет покинуть Ашенелл без Пана. Ей было сказано, что она способна защитить его, помочь ему остаться невредимым от всего, от чего он не мог обезопасить себя сам — конечно же, от демона, и, наверное, от много чего еще. Она понимала, что особо не преуспела в том, чтобы помочь ему, но это нисколько не поколебало ее веры в то, что ей рассказал Король Серебряной Реки. Даже с учетом пропажи и, возможно, потери Пана, она не отступит. Рано или поздно он вновь появится. Она дождется, когда это произойдет, и после этого прилипнет к нему, как вторая кожа.

Несмотря на это, она продолжала чувствовать себя неуютно от того факта, что вообще не имела никакого понятия, как она собирается это сделать. Подобные мысли заставляли ее ощущать свою беспомощность. Особенно сейчас. Она не знала, куда исчез Пан, или что делать, чтобы его найти. Она не знала, сможет ли защитить его от демона, который охотился на них. Не знала даже, что ей делать с Заком Веном; хотя ее терпению подходил конец, она понимала, что вскоре ей придется что–то с этим сделать.

— Может нам стоит пройтись по Ашенеллу и посмотреть, нет ли еще какого–нибудь места на этом кладбище, откуда мог выйти Пан, — произнес Зак, врываясь в ее размышления. — Он, наверное, как раз сейчас ищет нас.

Она так не думала, но увидела в этом прекрасную возможность. Послать мальчика на поиски Пана, по крайней мере, убережет ее от нахождения рядом с ним и его лепета.

— Это хорошая идея. Почему бы тебе не провести тщательные поиски среди могил, пока я побуду и посторожу здесь.

Зак так и сделал, помахав ей рукой и улыбнувшись, и она чуть ли не пожалела о том, что сделала. Почти, но не достаточно, чтобы отозвать его. Кто его знает? Может, он что–нибудь найдет. Может быть, Пан вышел каким–то другим путем, а не тем, которым вошел. В конце концов, пока никто не осмотрит, они этого не узнают. Она наблюдала за ним, пока он не исчез из поля зрения, задумавшись на минуту, будет ли с ним все в порядке, и почти моментально решив, что если кто–то и был в безопасности в Ашенелле, так это Зак Вен, и она вернулась к своему караулу перед аркой. Со вчерашнего дня никто не прошел мимо них за все время, что они там находились. Насколько на могла знать, никто даже не приходил в Ашенелл. Она чувствовала себя, как будто была последней живой в городе. За пределами кладбища звуки были невнятными и приглушенными; в основном, стояла тишина, прерываемая лишь шелестом ветра в деревьях и пением птиц.

Она вновь почувствовала уныние. Она не собиралась дальше находиться в таком положении. Не имело значения, что, как она надеялась, может случиться, если она останется здесь, конечный результат будет тот же. Она ничего не делала и понимала, что–то делать надо, даже если не знала, что именно. Она просто не могла продолжать вот так здесь сидеть.

Она позволила себе еще несколько минут поворчать шепотом, чтобы это не выходило дальше ее ушей. Она дала себе это право. Пану следовало взять ее с собой. Он не должен был идти под арку один, оставив ее позади. Он знал, насколько был уязвимым, если ее не было рядом с ним. Это было ясно.

Если только он ей не поверил. Если только он посчитал, что Король Серебряной Реки солгал ей или обманул ее, и ее использовали каким–то тайным образом, которого она не понимала. Эта мысль моментально парализовала ее. Потом она мысленно встряхнула головой. Она не верила этому; конечно же, нет. Проблема состояла в том, что вне зависимости от того, во что верила она, Пан мог верить в прямо противоположное.

Было трудно принять, что он не рассказал ей об этом, но никто не действовал и не думал привычным образом с тех пор, как рухнула защитная стена и появились Друджи.

— Просто посмотри на меня, — прошептала она.

Верь в себя.

Голос был у нее в голове, но и вокруг нее тоже. Она вздрогнула от удивления, но не от страха. Она узнала этот голос.

Пантерра Ку не может прийти к тебе. Ты должна прийти к нему.

— Но куда мне идти? — спросила она, вставая на ноги, продолжая напрасно выискивать его. Король Серебряной Реки был тут, но невидимый для нее. — Скажи мне, что делать!

В ее словах прозвучало больше отчаяния, чем ей хотелось, но она ничего не могла с этим поделать.

Иди туда, куда тебя направят, Пру Лисс. Делай то, что тебе подсказывает твое сердце.

— Кто меня направит? Куда меня поведут? Что ты имеешь в виду, говоря «Делай то, что мне подсказывает мое сердце»? Мое сердце ничего мне не говорит!

Слова вырывались из нее, пока она крутила головой в поисках источника голоса.

— Скажи мне, что делать! — повторила она, сорвавшись на крик.

Но на этот раз ответа не последовало. Она подождала, но ничего не случилось. Она обошла вокруг арки, как будто могла найти какие–нибудь его следы. Ничего. Он пропал. Сказав то, что он пришел сказать — те немногие слова, за которые она уцепилась, как за спасательный круг — он покинул ее.

Она вдруг взбесилась. Он за всем наблюдал? Он смотрел за ней откуда–то издалека, что позволило ему измерять, что именно она делала и насколько добилась в этом успеха? Ей была ненавистна сама эта мысль. Ей было дано задание и лишили части ее зрения для того, чтобы выполнить его, а теперь кажется ей перестали доверять, несмотря на ее жертву.

Несколько минут она пылала раскаленным огнем своей ярости, не в состоянии разглядеть ничего, кроме воображаемого предательства и обмана. Потом, наконец, она успокоилась и смогла вернуться к своим размышлениям. Такое существо Волшебства, как Король Серебряной Реки должен обладать достаточной магией, чтобы отслеживать ее передвижение; было бы глупо думать иначе. Если он увидел что–то обеспокоившее его, то он естественно решится поговорить с ней об этом. Пан пропал, а она была в растерянности, не зная, как его найти. Поэтому он говорил ей, что делать.

Вроде того.

Но не точно.

Ведь он прямо не ответил ни на один из ее вопросов. Он мог бы рассказать ей что–то более конкретное о том, где находится Пан. Он решил этого не делать, и она предположила, что у него для этого были свои причины. Но он также намекнул, что она по–прежнему обязана защищать Пана. В противном случае, зачем ему было говорить ей, что Пан не вернется, и она должна сама идти к нему?

Она прохаживалась около арки, пытаясь все как следует обдумать, когда прибежал Зак Вен, выкрикивая ее имя.

— Пру! С тобой все в порядке? Я услышал твой крик!

Он держал свой длинный кинжал, готовый защищать ее от любой угрожающей опасности. Храбрый маленький мальчик, подумала она. Теперь ей на самом деле стало стыдно.

Она вытянула руки, успокаивая его.

— Ничего не случилось. Я просто испугалась. Я думала, что кое–что увидела, но ошиблась. Прости.

Он с сомнением посмотрел на нее:

— Ну, я просто хотел убедиться, что ты не… Не знаю. Во всяком случае, что ты увидела?

— Призрак. Привидение. Забудь об этом. Есть успехи в поисках Пана?

Он покачал головой:

— Почему бы тебе не поискать немного, а я останусь тут. Иди туда. — Он указал рукой. — Я там пока что не смотрел.

Поскольку она не хотела больше говорить с ним о крике и ей нужно было время подумать без посторонних о словах Короля Серебряной Реки, она кивнула в знак согласия и зашагала в ту сторону. Она не надеялась, что чего–то добьется, ей просто хотелось снова побыть одной.

Она двигалась среди надгробий и могил, бросая мимолетные взгляды вокруг. День был серым и пасмурным, в воздухе ощущался вкус дождя, сладковатый и слегка металлический. Рассвет оставил капли росы на траве и листьях, а влага раскрасила темными пятнами кладбищенские камни. В расстройстве она шаркала ногами по земле, потому что ее мысли разлетелись из–за внезапного появления Зака Вена и она вновь путалась в сомнениях о том, что она должна делать или, скорее, будет ли у нее шанс это сделать.

Птичье пение разносилось в тишине кратким щебетанием и длинными трелями и она всматривалась в оттенки серого цвета, каким был окрашен ее новый мир, пытаясь отыскать самих птиц и в то же время стараясь не думать о том, как мрачно все вокруг выглядело. Она несколько раз моргнула, как будто этим могла улучшить свою способность различать цвета. Но ничего не изменилось. Она поняла, что повреждение ее зрения начало угнетать ее, оказывать негативное воздействие. Она не смогла полностью избежать чувства потери, которое росло от того, что она видела все только в серых и черных красках. Она так четко могла вспомнить остальные цвета, все еще представить их в своем сознании. Но это совсем не то же самое, как видеть их на самом деле. Эта потеря уменьшила ее мир, и вместе с этим также уменьшила и ее.

Слезы навернулись у нее на глазах. Ей вдруг так захотелось заплакать.

Потом она увидела алого голубя. Он парил высоко над дубами, которые росли по всему кладбищу, ярко–красный всплеск посреди грязно–серого фона ее видения, существо настолько прекрасное, что она больше не могла сдержать слезы. То, что нечто такое удивительное могло существовать, вызывало восторг и благоговение. Она наблюдала за его стремительным полетом, за его виражами, за его парением на струях ветра.

Когда он резко изменил курс и полетел прямо к ней, она вскрикнула от возбуждения и обняла себя. Голубь летел к ней с яростной решимостью, затем в последнее мгновение заложил вираж и уселся на ветку дерева примерно в тридцати футах от нее. Пру в недоумении уставилась на него. Она думала, что больше никогда его не увидит. Но он был тут, вернулся из ниоткуда. Он спокойно примостился на ветке, его маленькие глазки устремились на нее, как будто наблюдая за тем, что она будет делать.

Пру боялась двинуться, чтобы не напугать его. Она очень сильно хотела, чтобы он оставался на месте, чтобы она могла любоваться им, единственным цветом, который был ей позволен в ее неокрашенном мире. Ей хотелось смотреть на него вечно.

Но любуясь им, она одновременно задавалась вопросом, почему он здесь. Зачем он вернулся? Почему именно сейчас? Она думала, что он был для нее потерян навсегда, как только она нашла Пана.

Как только она нашла Пана, повторила она.

А теперь ей снова нужно его найти.

Иди туда, куда тебя направят…

Она услышала как эти слова Короля Серебряной Реки шепотом пронеслись в ее голове, четко и ясно. Она подавила вздох осознания, все еще глядя на эту птицу. Именно этот алый голубь явился к ней, когда она оказалась одна в пустыне и впервые обнаружила, что ее зрение ослабло. Именно этот голубь показал ей путь домой — и к Пану.

Она сразу же поняла, что голубь вернулся не случайно.

Она ничего не могла с собой поделать.

— Ты знаешь, где он? — прошептала она. — Прекрасное создание, ты прилетел мне помочь?

Птица вспорхнула вверх, пролетела небольшое расстояние и присела на другую ветку. Пру медленно направилась к нему, стараясь не торопиться, не спугнуть его.

— Ты отведешь меня к нему?

Когда она приблизилась, голубь перелетел на следующую ветку, которая была еще дальше. У Пру не осталось сомнений в том, что эта птица сможет привести ее к Пану. Она поняла, что именно это голубь и делал. Она поспешила за ним, больше не стараясь сдерживаться.

Птица полетела быстрее и вскоре она уже бежала, чтобы ее догнать. Она преодолела весь путь до границ Ашенелла, когда осознала, что прошла совсем другим путем, чем тот, которым пришла. Если она продолжит, то покинет кладбище без Зака Вена. Что означало бы, естественно, что он не будет знать, куда она ушла, а только то, что она исчезла, как до этого Пантерра и Фрина.

Она чуть не повернула обратно, но страх потерять из вида голубя удержал ее от этого. Гораздо важнее было найти Пана, чем объясняться с собой.

Как только она прошла через южные ворота, то поняла, что назад дороги нет, только вперед. Она в последний раз поколебалась, все еще прикидывая, стоит ли тратить время на поиски мальчика. В конце концов, когда она следовала за голубем обратно в долину из того места, куда ее доставил Король Серебряной Реки, то он ждал, когда она сомневалась, чтобы убедиться, что она идет за ним. Разве сейчас не будет все точно так же? Однако наблюдая, как алый голубь сделал круг, а потом улетел и скрылся из поля зрения, она испытала сомнения, от которых не смогла отделаться. Наконец, она сдалась, посчитав, что ей ничего не остается, как следовать за ним, и побежала дальше.

Встречавшиеся ей на пути эльфы бросали искоса на нее взгляды, видимо замечая ее глаза и удивляясь, как могла так быстро и уверенно бежать слепая девочка. Она замедлилась, чувствуя усталость, все еще не оправившись от своего путешествия из Гленск Вуда до прохода Афалион, а затем в Арборлон. Она мало спала и еще меньше ела. Она задавалась вопросом, сколько еще она продержится до тех пор, пока жажда и голод не собьют ее с ног.

Она все еще боролась с чувством вины из–за того, что убежала от Зака, когда прошла мимо мальчика примерно такого же возраста. Она быстро взглянула на него, затем повернула назад и окликнула его.

— Ты знаешь мальчика по имени Зак Вен? — спросила она его.

— Каждый его знает, — ответил тот, изо всех сил стараясь не смотреть в ее блеклые глаза. Его узкое лицо и резко направленный вниз разрез глаз придавали ему звериный вид. — Что он теперь натворил?

— Ничего. Но он сидит под Аркой Беллороусов и ждет меня, и мне нужно, чтобы кто–нибудь сказал ему, что я не приду. Ты можешь это сделать? Тебе известна эта арка?

Мальчик кивнул:

— Я ее знаю. Но я не собираюсь туда идти.

Она взглянула через плечо, высматривая голубя, и увидела вспышку алого цвета вдалеке, высоко в кронах деревьев.

— Я кое–что тебе дам, если ты это сделаешь. — Она порылась в карманах и достала маленький металлический браслет, который несколько лет назад для нее сделал Пан. Это была ее самая драгоценная вещь. — Я отдам тебе вот это, — сказала она, протягивая браслет.

Мальчик взял его, внимательно оглядел и кивнул:

— Договорились. Я расскажу ему, что ты сказала. Кто ты?

— Меня зовут Пру. Расскажи ему, что я думаю, что знаю, где находится Пантерра, и должна идти прямо туда. Не забудешь рассказать ему это?

Он кивнул, отдал ей что–то вроде салюта и развернулся, направляясь в сторону Ашенелла. Теперь она должна надеяться на лучшее. Ей оставалось лишь молиться, чтобы он исполнил свое обещание.

Она развернулась и снова побежала. Впереди, едва мелькая в поле зрения, среди деревьев несся алый голубь. Она последовала за ним, выйдя из города, спустившись по эльфийской горе и направляясь обратно к Гленск Вуду. Она нашла это странным. Он же не собирается туда, так ведь? Разве Пан вернется домой?

Даже оказавшись далеко от Арборлона и продолжая двигаться на юг, следуя за алым голубем, она все еще находилась во власти сомнений.

* * *

Другого мальчика звали Алиф, Зак Вен знал его, но не был близко знаком. Он выслушал то, что Алиф должен был рассказать ему, усомнился в памяти этого мальчика и отпустил его.

Ох уж эта Пру Лисс.

Девочки так или иначе были странными, но она была страннее всех остальных. Сначала она кричала, как будто на нее напали, хотя этого не было, и сказала, что увидела призрака. Затем она пошла искать Пантерру Ку и объявила, что нашла его и уходит, чтобы присоединиться к нему. Одна. Не вернувшись, чтобы рассказать об этом Заку, и не прося его помощи — в которой она, несомненно, нуждается — а вместо себя присылает Алифа.

Для всего этого нет объяснений.

Как она узнала, где находится Пантерра, если она искала его только в Ашенелле?

Она уже вышла с кладбища, когда повстречала Алифа, значит она не нашла его здесь.

Так где же она его обнаружила?

Он пошел в том же направлении, куда ушла она — по которому она должна была пойти, чтобы встретить Алифа, не очень далеко от южных ворот. Наверное уже слишком поздно, чтобы догнать ее, но все–таки стоит попробовать. Ему не понравилось, как его оставили. Она должна ему все объяснить, и если ему удастся ее найти, он потребует этих объяснений. Разве он мало сделал для нее? Разве он не остался с ней, когда мог с такой же легкостью ее покинуть?

И несмотря на это она покинула его! И это ему благодарность за все, что он сделал!

Он прошел южные ворота и направился к окраинам города и эльфийской горе. По пути он останавливал знакомых эльфов и спрашивал, не видели они молоденькую девушку, описывая ее. Некоторые заметили такую девочку, странную, которая наполовину бежала, наполовину шла, пристально вглядываясь куда–то вдаль, как будто видела то, чего не видели они. Зак Вен не знал об этой последней детали, но слово «странная» без сомнения к ней подходило. Он ускорил шаг, считая, что все–таки сможет ее догнать.

Однако когда он добрался до эльфийской горы, то узнал, что она давно прошла мимо находившихся там стражников, и никто не заметил, в какую сторону она направилась после этого.

Он стоял на вершине, глядя куда–то вдаль. На самом деле, было только два варианта. Она могла пойти на юг, домой в Гленск Вуд, или на север, к проходу Афалион.

Он не мог себе представить, зачем ей выбирать первый; Пантерра Ку вряд ли вернется в свой поселок после того, как проделал такой путь до Арборлона, чтобы помочь Фрине. Никаких видимых причин для этого не было.

Он оглянулся через плечо на город. Конечно, она могла все еще быть где–то рядом, если считала, что Пантерра мог именно там появиться.

Что же ему–то делать?

Не имея лучшего плана, он вернулся в город, чтобы собрать припасов до того, как направится к проходу Афалион и рассказать братьям Оруллианам, что случилось.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Оказавшись запертой в подвальной кладовке палат Совета Гленск Вуда — в том же самом помещении, в котором до этого был заключен Арик Сик — Айслинн Крэй задавалась вопросом, почему все о ней забыли. Она находилась под замком уже столько времени, что даже не знала, день сейчас или ночь. Ей дали коробку свечей, чтобы она не оставалась в темноте, кувшин с водой и таз для умывания, раскладушку и одеяло, чтобы у нее была возможность спать, ночной горшок и больше ничего. Они приходили время от времени, чтобы принести пищу и опустошить горшок — стражники, которым приказали следить за ней — но никогда не разговаривали с ней, даже когда она спрашивала их, и никогда не выполняли ее просьбы предоставить ей принадлежности для шитья или для рисования, или книги для чтения.

Даже сейчас она не имела ни малейшего понятия, что произошло и как она оказалась в этом плачевном состоянии.

Что она знала, и даже это было лишь предположение, так это то, что она была виновата в побеге Арика Сика. Она не могла вообразить, почему так случилось. То, что она сделает все возможное, чтобы помочь одному из Друджей — особенно тому, который виновен в смерти Сидера Амента — было нелепо. У нее не было никаких оснований, помогать такому типу и ничего из этого не выгадать, кроме нанесения вреда своему собственному народу.

Однако она сидела здесь, обвиненная в тяжелом предательстве и заключенная в этом помещении, может быть, на всю оставшуюся жизнь.

Умом она понимала, что так не будет продолжаться долго, но начинало казаться, что все–таки будет. Когда не можешь посмотреть наружу и узнать, темно сейчас или светло, когда не можешь говорить с кем–либо о том, что происходит в большом мире, чувствуется, как будто время полностью остановилось.

Весьма оскорбительным было то, что даже Пог не пришел с ней повидаться. Она понимала, что их отношения изменились не в лучшую сторону, особенно после того, как в поселке появился Сидер Амент с известиями о крушении защитной стены. Но она не думала, что он полностью бросит ее. Она предполагала, что он хотя бы захочет услышать ее объяснения на обвинения, какими бы они ни были. Она думала, что он предложит ей защиту. Однако, по–видимому, она ошиблась. Он ни разу не пришел, не послал весточки, не сделал ничего, чтобы связаться с ней с момента ее заточения.

Она наклонилась над тазом и плеснула водой в лицо. Она делала так гораздо чаще, чем ей хотелось, пытаясь смыть с себя песок и пыль, которые, казалось, прилипали к ней, хотя большую часть времени она просто сидела на одном месте. Это становилось привычкой, от которой она не могла отказаться, ответом на то, как сжимается ее кожа и напрягаются до предела нервы. Это заключение начинало воздействовать на нее не самым приятным образом. Казалось, эти омовения помогают, но в конце концов, как она знала, и этого окажется недостаточно, чтобы удержать ее во вменяемом состоянии.

Покончив с этим ритуалом, она присела, думая о мире за стенами ее тюрьмы, о солнечном свете и свежем воздухе, о звуках детских голосов и в тот же момент заплакала. Она не пыталась остановиться, позволив слезам литься, желая выбраться отсюда. Однажды ей придется собрать все свои силы, чтобы справиться с тем, что планировали для нее тюремщики. Потому что, если она и была в чем–то уверена, так это в том, что она не избежит дальнейшего наказания.

Поэтому она изрядно удивилась, когда щелкнул замок в двери кладовой, дверь распахнулась и вошел Пог Крэй.

Она поднялась ему навстречу. Она уже перестала кого–либо ждать, кроме стражников, которые присматривали за ней, и менее всего своего мужа. К своему удивлению, она обрадовалась, увидев его, испытывая облегчение, что он наконец–то к ней пришел. Лучше поздно, чем никогда, и может быть теперь он увидит, что с ней поступили неправильно.

Хотя ничего в жестком выражении его лица не предполагало, что все пойдет именно таким путем.

— Айслинн.

Он произнес ее имя не как приветствие, а как выражение отвращения. Он не стал к ней подходить, не пытался ее обнять. Вместо этого, он отошел в сторону, позволяя стражнику закрыть за собой дверь. Он стоял в тени, на самом краю круга света от свечи, скрестив на груди руки.

Внезапно рассердившись, она сказала:

— Почему ты так долго не приходил ко мне? Неужели я настолько тебе отвратительна?

Он медленно кивнул:

— Даже хуже, Айслинн. Ты предала меня, как мужа и как главу этого поселка и его Совета. Своими действиями ты опозорила меня — не только сейчас, но и раньше, снова и снова.

— Ты говоришь о Сидере Аменте. Я никогда не изменяла тебе с ним, никогда. И я не делала ничего, чтобы освободить этого Друджа. Он мне не друг.

Ее муж отвернулся от нее и сплюнул.

— Он был твоим любовником. Скорее всего, они оба были.

Айслинн остолбенела:

— Это неправда! В этом даже нет никакого смысла! Я еще могу понять твои подозрения насчет Сидера, хотя под ними и нет оснований. Но Друдж? Почему ты так думаешь?

— Потому что тебя видели! — прорычал он, заставляя ее вздрогнуть, несмотря на все усилия. — Потому что об этом сообщили, и теперь все знают!

— Видели? Кто видел?

Он пренебрежительно взмахнул рукой:

— Какое это имеет значение? Тебя видели, о твоих действиях сообщили, твое предательство раскрыто. Ты должно быть подумала, что меня это не волнует, поскольку наш брак дал трещину и наша совместная жизнь больше ничего не значит. Ты должно быть потянулась к этому Друджу и действовала импульсивно.

— Пог, эточушь…

— Но освободить его? — Ее муж не позволил ей прервать себя. — Освободить его, понимая, что он вернется к своему народу и приведет их к проходам, а потом и в долину, чтобы всех нас убить? Он обещал, что когда вернется, спасет тебя, если ты поможешь ему? Ты поверила ему?

Он чуть не рыдал, этот большой, грузный мужчина, который мог раздавить ее всего лишь мыслью. Он резко остановился, закрыв свое лицо руками, чтобы скрыть это от нее.

— Пог, нет.

Совершенно не боясь того, что он мог с ней сделать, она подошла к нему, положила свои руки ему на плечи и крепко их сжала.

— Все эти обвинения — ложь, — спокойно сказала она. — Мне плевать, кто их произносит или кто их потом повторяет. Я никогда не разговаривала с этим Друджем. Я никогда не была с ним в одной комнате. Я никоим образом не предавала тебя. Я не освобождала его. Я никогда бы не сделала ничего подобного, ни по какой причине. И, конечно же, не из–за его притягательности. Посмотри на меня, Пог.

Он опустил свои руки и повернулся к ней.

— Я скажу это снова. Я не освобождала его. Даю слово, как твоя жена. Мое самое священное слово.

— Я не знаю, чему верить, — наконец сказал он. — Больше ничему.

— Посмотри на меня, — снова сказала она. Он поднял свой взгляд и посмотрел в ее глаза. — Поверь в меня. Просто поверь, если больше ничему не веришь. Поверь тому, что я тебе скажу. Не оставляй меня. Не позволяй им делать это со мной. Позволь мне взглянуть в лицо моим обвинителям. Заставь их бросить свои обвинения мне в лицо. Больше я ни о чем не прошу. Только об этом.

Он покачал головой, показывая невыполнимость ее просьбы.

— Скил Эйл говорит, что нет никаких сомнений. Тебя видели.

Скил Эйл. Она так и подумала.

— Скил Эйл ненавидит меня. Ты это знаешь. Если он искал, на кого возложить вину, то обо мне он подумал бы в первую очередь. Если у него есть свидетели, пусть он их предъявит. Позволь мне с ними встретиться. Это ошибка, Пог. Ты знаешь, что это так.

Он пробежал своими большими руками по своим жестким, черным волосам и по лицу, утирая слезы, которые оставили следы на его щеках.

— Я хотел бы в это поверить. Я хотел бы поверить в то, что ты мне рассказала. Но что–то… что–то удерживает меня от этого. Сомнения, от которых я не могу избавиться. Они не дают мне покоя. Я вижу тебя с ним. Потом я вижу тебя с Сидером. — Он снова покачал головой. — Это сводит меня с ума. Я еле соображаю. Именно поэтому я не пришел раньше. Я не мог себя заставить.

Она обняла его и прижала к себе.

— Что–то тут нечисто. Здесь что–то еще кроме того, что случилось со мной. Что–то заразило весь поселок. В течение нескольких дней так не казалось, но это случилось, когда меня заключили в тюрьму. Мы должны выяснить, что же это такое. Ты и я. Мы должны помнить, кто мы такие и что мы значим друг для друга. Ты мой муж и я люблю тебя. Сидер Амент погиб, его больше нет, и вместе с ним ушло прошлое. Ты и я — вот настоящее. Но нам угрожают, Пог. Нашему дому угрожают. А также Гленск Вуду, нашим друзьям и соседям. Разве ты это не чувствуешь?

Он медленно кивнул:

— Я желал бы это знать.

— Ты послал кого–нибудь защищать Деклан Рич? Есть что–нибудь от Эсселлина?

Он покачал головой.

— Я даже не думал об Эсселлине или проходах. Скил Эйл сказал…

Он замолчал. Она посмотрела в его глаза и увидела отразившиеся в них растерянность и смущение. Это не было похоже на Пога — ничего подобного с ним не случалось. Он был сильным, решительным и твердым. Он никогда не стал бы увиливать, как делал это сейчас.

— Пойди в Совет и попроси, чтобы я предстала перед ними и ответила на обвинения, выдвинутые против меня, — сказала она. — Попроси, чтобы мне предоставили возможность защищать себя. Пожалуйста.

Он медленно кивнул:

— Да, Айслинн. Я сделаю это. — Теперь его голос стал крепче и сильнее. — Мне следовало сделать это раньше. Извини. Я не хотел, чтобы все это случилось с тобой.

Он наклонился, этот большой мужчина, и нежно поцеловал ее в лоб. Он действовал очень осторожно, как будто посчитал, что она может сломаться под тяжестью его прикосновения.

Затем он развернулся и пошел к двери, громко призывая стражника выпустить его.

* * *

Старьевщик, который подслушивал снаружи, быстро удалился и направился вверх по лестнице к палатам Совета. Стражник его не заметил; старьевщик для этого воспользовался магией. Он подозревал, что будет полезно подслушать разговор Пога Крэя и его жены, когда он услышал, как Пог заявил Скилу Эйлу о своем плане посетить ее. Глава Совета не был сильным человеком, когда пошел к своей жене. Несмотря на влияние магии старьевщика и убеждения Скила Эйла в измене его жены, он гораздо сильнее был подвержен влиянию своей любви к ней, чем чего–то еще. Старьевщик понимал, что в какой–то момент его хватка на этом здоровяке ослабнет и придется менять свои планы.

Покинув здание и выйдя на полуденное солнце, он уже обдумывал свои варианты в этом деле.

Во–первых, он мог бы убить эту женщину. Он мог бы сделать это похожим на самоубийство, а раз она мертва, то уже не сможет что–либо оспаривать. С другой стороны, это вероятно означало бы конец всему его влиянию на Пога Крэя и возможному краху его главного плана в отношении этого поселка и, в конечном счете, мальчишки, который носил черный посох.

Во–вторых, он мог бы позволить этой женщине оспорить ее обвинения и опереться на своих собственных «свидетелей» — вынужденных сказать то, что ему хотелось — чтобы убедить Совет в ее лжи. Это была большая авантюра. Эта женщина обладала сильной волей и ее уважали в этом обществе, и уже появились те, кто сомневался в решении запереть ее под замок.

В-третьих, он мог прямо сейчас ввести в действие свой главный план и удалить всякую возможность краха.

Решить, какой вариант выбрать, было на удивление легко. Старьевщик уже понял, какой вариант он выберет.

Он прошел весь поселок до дома Скила Эйла и, не потрудившись постучать, прошел через дверь. Серафик должен быть дома. Он дал ему инструкции оставаться тут, пока не вернется после слежки за Погом Крэем. В эти дни, запутавшись в махинациях демона и убежденный, что его участие принесет выгоду для его собственных амбиций, Скил Эйл всегда делал все, что ему говорили.

Серафик спустился по лестнице из своих покоев на втором этаже и быстро глянул мимо старьевщика, проверяя, не было ли кого–нибудь за ним. Старьевщик улыбнулся. Скил Эйл по–прежнему беспокоился о том, что их заметят, хотя об этом ему следовало думать в самую последнюю очередь.

— Она уговорила его? — быстро спросил он. Его лицо с резкими чертами выглядело обеспокоенным. — Он прислушался к ней?

— Он будет просить Совет позволить ей выступить в свою защиту. Он попросит, чтобы ей позволили предстать перед ее обвинителями. Мы должны предъявить свидетелей, которые, как мы утверждаем, у нас есть. К несчастью, это может быть сделано.

Серафик отступил, качая головой:

— Мне это не нравится. Айслинн Крэй опасна. Было бы лучше, если бы мы просто убили ее.

— Правда? — нахмурился старьевщик. — Заметьте, что вы так не делали до этого. Что же делает теперь ее убийство таким мудрым решением?

— Мы обвинили ее в преступлении и посадили в тюрьму. Организовать ее смерть будет просто. Самоубийство. Вина и последующая депрессия от своего предательства привели ее к тому, чтобы покончить с жизнью, сказали бы мы. — Он пожал плечами. — Пог расстроится, но переживет это. Он не настолько сильно любит ее.

Старьевщик покачал головой. Идиот. Он любит ее гораздо сильнее, чем вы думаете.

— Это создаст проблемы, которые нам не нужны. Было бы проще, если все просто забыли бы об этой женщине. Было бы лучше, если они обратили все свое внимание на что–то еще.

Серафик с новым интересом посмотрел на него:

— Вы уже что–то задумали?

Старьевщик сделал паузу, обдумывая, как лучше преподнести то, что он хотел сказать, чтобы не предупредить этого человека, что именно надвигается. Пора было прекращать этот спектакль, однако ему хотелось, чтобы все шло гладко.

— Думаю, нам нужно побыстрее управиться с нашим планом, чтобы вы взяли под контроль ваших последователей — а также тех, кого можно убедить стать вашими последователями. Понадобится демонстрация вашей силы. Должно явиться знамение. Эта женщина представляет препятствие, которое нужно удалить, но сначала вам нужно, чтобы все население Гленск Вуда признало вас тем, кто будет ими руководить. Как Серафик Детей Ястреба, вы логичный выбор — а не Пог Крэй.

Скил Эйл с готовностью кивнул:

— Я согласен. Но эти люди не выберут меня вместо Пога. Она принимают меня как лидера секты, а не всего поселка. Как мне это изменить?

— Вы не можете их просто убедить? — голос старьевщика был хитрым и вкрадчивым. — Вы не можете воспользоваться вашим ораторским умением и врожденной магией? Как вы можете руководить, если не умеете командовать?

Серафик залился краской.

— Это ваша идея, — раздраженно сказал он. — Вместо того, чтобы сомневаться в моих способностях, может, вам лучше дать мне дельный совет? У вас есть опыт и магия. Вы ведь демон!

Слова вылетели из его рта прежде, чем он смог остановиться, и ужас наполнил его глаза:

— Я не хотел… Я лишь выразил свое мнение…

Как бы он ни старался, уже было поздно, чтобы его спасти. Должно быть, он увидел это в глазах старьевщика, потому что попытался повернуться и убежать. Но он был обычным человеком, не больше, тогда как старьевщик был именно тем, кем его называли остальные, и оказался гораздо быстрее, чтобы остановить его. Демон схватил запястья Серафика и сжал их своими пальцами. Лицо Скила Эйла исказилось от боли и он отчаянно старался освободиться, выкручивая и вытягивая свои руки изо всех сил, чтобы разорвать хватку старьевщика. Однако сила, которой обладал старьевщик, намного превосходила силу Серафика, и все попытки последнего оказались тщетными.

Медленно, неотвратимо, старьевщик подтянул своего пленника поближе — настолько близко, что их глаза оказались почти вплотную друг к другу.

— Боюсь, что вы потеряли над собой контроль, Скил Эйл, — прошептал старьевщик. — Боюсь, что вы неспособны держать язык за зубами. Кажется, вы позволили своим эмоциям управлять вашим здравым смыслом, хотя все должно быть наоборот.

— Нет, пожалуйста! — Серафик все еще боролся, но страх в его глазах сказал схватившему его, что он уже побежден. — Отпустите меня! Я больше никому не скажу ни единого слова! Я уйду! Уйду далеко! Вы никогда не увидите меня снова! — Слезы начали течь по его страдающему лицу. — Я сделаю все, что вы скажете! Все!

Старьевщик улыбнулся:

— Все верно. Каждое слово, Серафик. Даже если вы не так задумывали.

Скил Эйл попытался закричать, но костлявая рука старьевщика резко ухватила его шею и надавила на узел нервов и мышц под кожей. Появилась резкая боль и внезапно он обнаружил, что больше не может говорить. Он возобновил свою борьбу, но был ослаблен, сил уже не было. Его дух был сломлен и он увидел свой конец.

— Держись, — прошептал старьевщик, приблизив свои сверкающие и хищные глаза. — Это займет всего мгновение.

* * *

Скил Эйл пытался бороться с происходящим, но он был бессилен против того существа, которое держало его. Он знал, что боролся против демона, и понимал, что это означало. Он даже понял в общих чертах характер своей неизбежной участи. Он собирался умереть. Он перешел черту и теперь расплачивается за это. В какой–то момент он полностью потерял свое будущее, позволив этому существу войти в свою жизнь, воспринимая его цели как свои собственные, считая его своим союзником. Всегда такой осторожный до этого, всегда считавший себя хозяином, а не слугой, на этот раз он забыл о себе.

Он вдруг вспомнил Боннесанта, о котором не слышал с тех пор, как тот отправился на охоту за Пантеррой Ку. Что с ним сталось? Ни слухов, ни весточек, вообще ничего, чтобы понять, справился он со своим заданием или нет.

Он подумал об этом Друдже, Арике Сике, и внезапно ощутил извращенное удовлетворение от того, что тот вернется к своему народу и они уничтожат эту долину. Какая разница, если он сейчас умрет? Конец для всех был предрешен.

Он вспомнил Изоэльду — тщеславную, амбициозную и глупую — ныне Королеву Эльфов, считающей себя в безопасности. Возможно, на данный момент так оно и было. Наверное, ее падчерица придет к такому же плачевному концу, как и ее муж. Может, она найдет способ, чтобы это случилось. Возможно, она даже найдет способ сбежать от Друджей. Но рано или поздно она окажется на кончике длинного кинжала, умирая таким же образом, как и ее муж, оказавшись пешкой в чьих–то играх.

Потом с ним что–то произошло. Он почувствовал, что его развернули так, чтобы он отвернулся от демона. Он смог ощутить, как тот давит на него сзади. Это давление было мощным, а потом стало мучительным. Его старались раздавить. Он попытался закричать, но его голосовые связки молчали и из его раскрытого рта не вылетело ни звука. Он задыхался, пыхтел и пускал слюну, пока давление не выросло до нестерпимой величины, и все, чего он хотел, чтобы это прекратилось.

— Прощай, Серафик, — услышал он шепот демона.

Он испытал странное чувство вторжения, как будто тот забрался внутрь него, чтобы устроиться там. Казалось, что его тело расширяют и растягивают для этого, органы отодвигают в стороны, а кости ломают и перегибают. Он молча завизжал, но смог услышать эти издаваемые им звуки только у себя в голове. Он умолял, чтобы все это прекратилось, чтобы все закончилось. Он пытался удержать себя, однако постепенно начал исчезать. Его мысли стали рассеянными, а разум потерял сосредоточенность. Все начало становиться нечетким и расплывчатым. Боль немного ослабла и ее заменило странное чувство апатии. Для него ничего не осталось. Ничего.

В какой–то момент он почувствовал, что мысли демона начинают перемешиваться с его собственными, как будто демон оказался внутри его головы. В течение нескольких секунд ему открылись все темные воспоминания демона. Все годы, проведенные в охоте на людей, все убийства и уничтожение свидетелей и исполнителей, все те ужасные разрушения, которые привели к краху старого мира — все это оказалось в его голове.

Он подумал, что сойдет с ума, но до того, как это случилось, его мозг просто перестал работать и его мир погрузился в черноту.

* * *

Когда все закончилось, старьевщик дал себе немного времени, чтобы привыкнуть к своему новому облику. Он встряхивал плечами и вытягивал руки, проверяя свою новую кожу, приспосабливаясь к своей новой внешности. Он подошел к окну и взглянул на свое отражение в стекле. Его порадовало то, что он там увидел.

Он больше не был старьевщиком. Он стал Скилом Эйлом. Только лучше, сильнее, способнее, чем старый Скил Эйл, свободный от смертельной слабости и ограничений.

Демон улыбнулся. Серафик послужил его целям, но его услуги закончились. Теперь он сможет самостоятельно выполнить все, что было нужно.

А нужно было какое–то событие, настолько шокирующее, что носитель черного посоха сам прибежит прямо к нему в руки.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Слух быстро распространился, и к концу дня к центральной площади Гленск Вуда стали стекаться люди, собиравшиеся послушать, как было объявлено, обращение Серафика Детей Ястреба. Они пришли не только из самого поселка, но и из дальних мест, добираясь кто как мог. Бродили слухи, что будет сделано объявление о размере катастрофы — той, которая была обещана и которая изменит жизнь. Никто не знал подробностей, даже Пог Крэй и члены Совета поселка. Серафик заявил, что все присутствующие вместе услышат это обращение, чтобы не было путаницы в смысле сказанного. Те, кто не сможет прийти сейчас, услышат об этом позднее, однако к тому времени почти наверняка будет уже слишком поздно.

Но слишком поздно для чего? Никто не знал. Они взвешивали эти слова, каждое слово, а потом определяли для себя, будут ли они присутствовать, и начинали строить планы о том, как им это осуществить.

Хотя некоторых привело чистое любопытство, большинство же прибыло при упоминании Ястреба. Ибо участь Детей Ястреба и самой секты была в центре того, что раскроет Серафик, как передавали слухи, и все те, кто верил, должны присутствовать, когда эта участь будет объявлена.

К заходу солнца поселок был заполнен людьми, пришедшими со всех окрестностей, столпившимися на самой центральной площади и прилегающих к ней боковых улочках и тропах. Даже и мысли не было, чтобы вместить их всех под одной крышей; для такого количества людей не было достаточно большого здания. Серафик обратится к ним снаружи — там, откуда Ястреб всегда обращался к ним, когда они стали строить свои дома. Все присутствующие смогут услышать слова Серафика вне зависимости от того, насколько далеко они стоят, вне зависимости от окружающего шума.

Это обещание было дано главой ордена и оно будет исполнено.

Когда солнце закатилось за западный горизонт и наступающая темнота оповестила о приближении ночи, Серафик приказал зажечь факелы. Как только тьма поглотила последний луч солнца и все вокруг осветилось только горящими факелами, он поднялся по деревянным ступеням на платформу, которую приказал соорудить, и предстал перед толпой.

Демон, который скрывался под кожей Скила Эйла, рассмеялся бы вслух, если бы это можно было сделать безопасно. Они были как овцы, эти люди — готовые пылко следовать туда, куда их поведут, счастливые от того, что им скажут, что нужно. Он видел это на их лицах и слышал в гуле их голосов, пока шум толпы постепенно затихал. Он ощутил это в дрожании ночного воздуха.

Они были готовы к чему–то магическому. Меньшего они и не ожидали. И он даст им это, а они, в свою очередь, с легкостью и охотой дадут ему то, что в противном случае он бы взял силой.

Позади него сидел и наблюдал Совет поселка, расположившийся на деревянных скамьях. В середине находился Пог Крэй. Он попытался переговорить с человеком, который в начале дня был Скилом Эйлом, желая сказать ему, что намерен освободить свою жену и позволить ей предстать перед ее обвинителями. Сила магии, которой демон воспользовался, чтобы держать его в узде, рассеялась. Он стал другим человеком, верящим, что его жену оклеветали. Однако для этих перемен было слишком поздно. Его участь была предрешена. Демон остановил его предостерегающими словами, говоря, что сейчас не то время, намекая, что все его интересы будут учтены до того, как кончится эта ночь, и те, кто преступил закон или кого обвинили в преступлениях, найдут прочный мир.

Ибо сегодня ночью, Дети Ястреба займут подобающее им место и поселку Гленск Вуду и его людям, верующие они или нет, от этого будет только лучше.

Он говорил это размыто, но убедительно, и ему удалось утихомирить главу Совета. Что было необходимо, демон это понимал. Терпение главы Совета было на исходе и демон знал, что если ему не понравится то, что он услышит этой ночью, он встанет и будет возражать. Он отвергнет Скила Эйла и его секту перед народом. Он попытается повернуть всех собравшихся против Серафика.

О, да, он попытается, хотя уже предрешено, что он потерпит неудачу. Однако, потерпев неудачу он послужит более значимой цели.

Демон шагнул вперед, для всех собравшихся он выглядел как Скил Эйл, Серафик Детей Ястреба. Головы людей обратились к нему и шум разговоров затих.

— Друзья! Соседи! Верующие в Путь Ястреба! Дорогие граждане этого дома долины!

Его голос возрастал, отдаваясь эхом по всей площади и боковым улочкам и тропам, усиленный в десятки раз. Не было никого, кто бы его не услышал, никого, чье внимание не было бы мгновенно приковано к нему. Все замолчали после его призыва к порядку, который все еще отдавался шорохом в ветвях деревьев. Он поднял свои руки, а затем медленно опустил их, как будто охватывал всех собравшихся, как пастух, созывающий свое стадо.

— Сегодня мы начинаем отстаивать наше наследие. Сегодня мы нацеливаемся на то, чтобы положить конец угрозам, с которыми мы столкнулись за последние недели от тех язычников, которые заполоняют старый мир и займут наш тоже. Они стоят лагерем за стенами нашей долины. Они пытаются найти путь внутрь. Они убьют нас и поработят нас, и положат конец всему, что было нам обещано.

Его руки опустились, но он держал их слегка приподнятыми, ладонями вверх, все еще собирая их к себе.

— Пять столетий мы ждали знамения. Наше учение говорит нам, что Ястреб обещал послать нам это знамение, когда падет защитная стена. Он скажет нам, что наступил момент для нас выйти в большой мир и вернуть то, что когда–то было нашим. Он вернется, чтобы возглавить нас, отвести в наш новый дом, дать обратно то, что было у нас украдено. Верите ли вы в это, братья? Да?

В шуме множества раздавшихся голосов различались выкрики согласия и подтверждения. Руки Серафика снова взмыли вверх, мгновенно заставив толпу замолчать.

— Слушайте меня! Я Серафик Детей Ястреба, но также и всех вас, как пастух своего стада. Я опекун и попечитель. Я связующее звено между настоящим и грядущим — между тем, что было, и тем, что будет. Вот, что я, и не более, я инструмент в руках того, кто привел нас сюда и хранил нашу безопасность. Я не искал этой роли; она была мне дана. Она была мне дана и я принял ее, как дар, потому что знал источник и не мог поступить иначе. Я смирился с тем, что это означает, как и сейчас, когда стою перед вами.

— Я призвал вас к себе, чтобы сказать те слова, которые изменят вашу жизнь. Не только жизнь некоторых, а всех — верующих и нет, мужчин, женщин и детей, потомков тех, кто впервые пришел в эту долину. Я поражен тем, что должен вам сказать, и тем, что меня попросили сделать для вашего блага. Я простой человек, на которого возложили огромную ответственность. Я не думаю, что смогу справиться с этим в одиночку. Мне понадобится ваша помощь. Но до того, как вы поможете, мне нужно, чтобы вы внимательно выслушали то, что я должен сказать, и постараться поверить этому.

Руки снова опустились, и в этот раз вместе с головой:

— У меня было видение. — Его голос раздавался низким гулом в тишине. — В моих мечтах, в моих снах, ко мне явился Ястреб.

Среди собравшихся вновь раздался шум голосов. Демон говорил прямо сквозь него:

— Он явился мне в образе юноши — того юноши, каким он должен был быть, когда привел сюда наших предков. Он был таким же реальным, как вы и я. Он был из плоти и крови, но все–таки он был чем–то большим. Он излучал сверкающий свет. Он сказал мне, что пришло время покинуть эту долину. Он сказал мне, что я должен возглавить вас в этом путешествии к новому месту, которое он нашел для вас.

Он перевел дух.

— Он сказал мне, что ждет вас за стенами этой долины, и вы должны идти к нему.

Теперь невнятное бормотание превратилось в выкрики и не все из них были благосклонными. Раздавались свист и нелицеприятные прозвища, крики «Безумие!» и «Этот человек сошел с ума!», и даже еще хуже. Но были и крики в поддержку, чему демон был рад.

— Он сказал мне это! — пророкотал он, его голос стал подобен грому. — Он дал мне силу, о которой я не просил, но которая, как он сказал, понадобится мне, чтобы заставить вас поверить! Смотрите!

Одна рука поднялась и указала на факел. Факел вспыхнул еще ярче. Он нашел еще один, и снова пламя факела набрало силу. Так он сделал со следующим факелом, и так далее. Толпа взревела новыми впечатлениями, люди поворачивали головы то туда, то сюда, чтобы увидеть, как факелы загораются все выше и ярче. Они выкрикивали его имя — «Скил Эйл, Скил Эйл!» — хотя он им не был, а лишь предстал перед ними в его облике. Но они кричали от изумления и трепета, и продолжали кричать, пока он заставлял факелы гаснуть, направляя на них палец, а потом заново вдыхал в них жизнь.

Это был драматичный момент, но его оказалось почти достаточно для того, чтоб было нужно. Демон дал им предостаточно, а потом повернулся лицом к тем, кто сидел на скамьях позади него. Пог Крэй уже стоял на ногах с мрачным лицом и сжатыми большими кулаками.

— Что это за колдовство? — требовательно заявил он во весь голос. — Какова его цель, Серафик? Что именно ты просишь у этих людей?

— Только то, что мне было сказано попросить, — сразу же ответил демон. — Что они должны последовать за мной из этой долины в их новый дом! Что я должен отвести их туда, где ждет Ястреб.

Пог Крэй взорвался:

— Ты с ума сошел? Забрать людей Гленск Вуда из этой долины, где они защищены и находятся в безопасности, в ту страну, заполненную монстрами? Где нас поджидают Друджи, целая их армия? Именно это, как ты утверждаешь, тебе сказали сделать?

— Я утверждаю это и на этом стою! Все вольны делать то, что посчитают нужным, но те, кто верит, пойдут со мной!

— Никто не пойдет с тобой, пока я глава Совета! — Пог Крэй был разгневан. — Ты утверждаешь, что разговаривал с Ястребом? Где доказательства этого? Где свидетельство этого дара лидерства? Почему ты надеешься, что все поверят, что ты избран для такой миссии? Потому что ты так говоришь? Потому что ты Серафик? Ты ждешь, что люди рискнут своими жизнями, полагаясь только на твое слово?

Демон отвернулся от него и снова указал на факелы. На этот раз они мгновенно взорвались, погасли и превратились в пепел, погрузив все собрание во тьму, освещенную лишь слабым светом луны и звезд. Невнятный гул и выкрики превратились в вопли.

Демон снова обернулся к Погу Крэю.

— Ты все еще сомневаешься во мне? — Он повернулся к перепуганным людям вокруг него, к огромной толпе, которая начала от него отодвигаться. — Кто–нибудь из вас сомневается во мне? Вы хотите еще испытать меня?

Он увидел огонек сомнения в глазах здоровяка, когда обернулся, но потом Пог Крэй сделал еще один шаг к нему.

— Потребуется больше, чем трюки с огнем и шарлатанская магия, чтобы заставить всех последовать за тобой, Скил Эйл. Мне следовало давно уже положить конец твоим играм. Но никогда не поздно исправить очевидную ошибку. Сойди с этой платформы!

— Это ты должен спуститься, — зашипел на него демон.

Пог Крэй добрался до Серафика, но тот быстро схватил его за запястья и крепко их удерживал. Члены Совета поселка в страхе отпрянули, когда увидели своего главу беспомощным в хватке Скила Эйла, который не должен быть способным противостоять человеку, который был в десятки раз сильнее его.

Демон наклонился к своему пленнику и позволил тому взглянуть в свои глаза. Пог Крэй беспомощно забился, его лицо исказило отчаяние.

— Ты глупец, — прошептал демон. — Но ты послужишь примером того, что случится с теми, кто сомневается в моем призвании!

Глаза обожгли огнем главу поселка и Пог Крэй не смог издать ни малейшего звука. Несмотря на его яростные попытки громко закричать, он оставался молчаливым.

— Этот человек возводил хулу на Ястреба! — крикнул демон собравшимся, которые отхлынули как испуганный скот и пытались найти какое–то прибежище, но плотно столпившись, они едва могли двигаться. — Этот человек претендует на то, чтобы быть вашим лидером, но он слаб и беспомощен перед лицом той силы, что была мне дана. Кого бы вы предпочли для вашей защиты от тех созданий, что ждут за стенами этой долины? На кого бы вы положились? Скажите сейчас же! Скажите это быстро и четко! Какой дорогой вы пойдете, когда это произойдет?

Затем он приподнял Пога Крэй, как будто то был ребенком, и держал его, как подвешенного, в воздухе над своей головой. Казалось, он не приложил для этого никаких усилий, и все вокруг уставились на него, стоящего рядом с главой поселка, которого поднял как набитую соломой куклу.

— Я правая рука Ястреба! — прокричал демон. — На меня возложена обязанность спасти вас и неверующие не смогут препятствовать моим усилиям!

Затем, издав ужасающий рев, он бросил Пога Крэй с платформы через всю поляну, над головами собравшихся людей, в массивный ствол дуба. Глава Совета врезался с хрустом ломающихся костей и свалился на землю. Кровь вытекала из его ушей, носа, рта и десятка других мест, где его тело было разодрано.

Он тихо лежал с открытыми глазами и взглядом, направленным в никуда, и не двигался.

— Пог Крэй не смог поверить в силу Ястреба и в мой долг спасти вас, его народ. Поэтому он умер за свой грех. Если есть другие, которые решат пойти по его пути, то они тоже умрут. Не от моей руки, а от тех язычников, которые ждут снаружи и ищут пути сюда. Они умрут от зубов и когтей, от голода и болезней, потому что отказались уверовать. Смерть бросает вызов, братья мои. Она идет, чтобы поглотить нас.

Он выпрямился, совершенно успокоившись.

— Но я не позволю ей прикоснуться к вам. Я не позволю ей даже приблизиться. Вы верите мне? Прокричите, если верите! Сделайте вашу веру в Ястреба ясным призывом к действию!

Раздались разрозненные выкрики на общем фоне невнятного бормотания.

— Громче! — закричал на них демон. — Если я не смогу вас услышать, то я не смогу вам помочь! Скажите мне, что вы верите!

Тогда все закричали и завыли в знак своей поддержки, соединившись в этот момент дикости, завороженные демонстрацией силы демона и своей необходимостью убедиться, что есть кто–то, кто сможет им помочь. Их крики выросли до воплей и стенаний, и под влиянием призыва демона они устремились к платформе, умоляя его помочь им, встать во главе, оправдать их надежды своим покровительством.

Покровительством Ястреба.

Даже члены Совета были теперь с ним, приблизившись настолько, что их можно было услышать в реве толпы, но не настолько, чтобы он мог до них дотянуться. Он доброжелательно улыбнулся и одобрительно кивнул. Они теперь принадлежали ему, все они.

И он мог с ними делать все, что захочет.

За исключением одного, который быстро растаял в темноте.

* * *

Айслинн Крэй тихо сидела в полумраке своей тюрьмы, прислушиваясь к звукам, эхом разносившимся снаружи. Даже из–под земли, из подвальной кладовки и за толстыми стенами и тяжелой деревянной дверью, она смогла услышать шум. Она стала сознавать происходившее ранее, наверное, несколько часов назад, голоса проходящих там, где она сидела, со временем становившиеся все сильнее и числом, и громкостью. Какое–то собрание происходило прямо перед зданием, в котором она была заперта. Ее интересовало, имело ли оно какое–нибудь отношение к ее тюремному заключению. Призвал ли Пог к ее освобождению? Собрались ли люди, чтобы услышать его решение и самим вынести вердикт по поводу ее участи?

Сказать это было невозможно. Поскольку звуки слышались не у нее над головой — не было ни скрипа половиц, ни топота сапог — она поняла, что все происходило снаружи здания. Время шло и звуки то вырастали, то стихали, пока несколько секунд назад не прорвались серией резких всплесков.

Случилось что–то неожиданное и дикое, ибо в один миг коллективный голос толпы взорвался таким ревом, что она в ответ вскочила на ноги. Она поспешила к двери и попыталась прислушаться сквозь щели в косяке. Она постучала по двери и позвала стражников, чтобы узнать у них, что происходит, но никто не отозвался. Она долго кричала, но все было напрасно. Поникшая, она снова прошлась по комнате и села на свое место. Она была во власти своих похитителей и почти не верила, что даже мужу удастся ее спасти.

Пог, пожалуйста, помоги мне, молча прошептала она. Не бросай меня.

Как бы в ответ на ее мольбу, она услышала какое–то движение по ту сторону двери. Шарканье сапог, шорох у двери, открытие замка, тихий скрип дерева и металла, когда дверь распахнулась.

Она быстро отодвинулась назад, совершенно не представляя, кто это был.

— Пог? — тихо спросила она.

— Айслинн? — прошептал голос.

— Брики!

Она почувствовала безмерное облегчение. Он уехал несколько дней назад в Холд-Фаст-Кроссинг, почти сразу после ее встречи со старьевщиком, чтобы узнать, что стало с Адрианом Эсселлином, и много раз с тех пор — особенно после того, как ее заперли в этой кладовке — она желала, чтобы она никогда не отпускала его.

Маленький человек быстро прошел в дверь и закрыл ее за собой. Он был весь покрыт пылью, а его черные волосы торчали во все стороны, как иглы дикобраза.

— Шшшш, потише. Я кое–что дал стражнику, чтобы он уснул, но у него поблизости могут находиться друзья. С вами все в порядке?

— Теперь, когда ты здесь, да. Когда ты вернулся?

— Меньше двух часов назад. Успел, чтобы увидеть жителей поселка безголовыми цыплятами и услышать, как их охватывает безумие. О чем они думают, запирая вас тут, обвиняя вас в побеге Тролля?

Она покачала головой:

— Если бы я знала, я бы тебе рассказала. Я спала в своей кровати, а в следующий момент меня бросают в эту комнату и обвиняют чуть ли не всех грехах. Я только вчера вечером встречалась с Погом. До этого он не приходил, считая, что я изменила ему. Но он был сам не свой. Во всяком случае, пока мы не разговорились. Сейчас он уже пришел в себя. Он пообещал, что у меня будет возможность лицезреть моих обвинителей.

— Я бы не стал на это рассчитывать, Айслинн. — Маленький человек оглянулся на дверь, словно кого–то ожидая. — С тех пор, как вы с ним поговорили, все стало гораздо хуже. Настолько, что я решил, что должен как можно скорее вытащить вас отсюда.

— Но я должна дать Погу шанс узнать…

— У Пога Крэя больше нет шансов. Он лежит мертвый на центральной площади, его кости переломаны чем–то, что выглядит как Серафик, но скорее всего им не является.

— Скил Эйл убил его?

— Переделанный Скил Эйл или существо, которое выглядит, как Скил Эйл. Я видел, как он поднял вашего мужа, будто тот был сделан из соломы, и бросил его на двадцать футов по воздуху в ствол дерева. Серафик мог воспользоваться кое–какой небольшой магией, но никак не такой мощной.

— Кто же тогда?

— Старьевщик, полагаю.

— Тот старик?

— Он больше, чем старик или простой старьевщик. Я почувствовал что–то странное в нем в тот момент, когда мы встретились. Он нечто большее, чем кажется, и не представляет ничего хорошего. Он нашел способ сделать Скила Эйла своей собственностью, готовым инструментом в своих планах, какими бы они ни были. Теперь Эйл утверждает, что разговаривал с призраком Ястреба. Он говорит, что юноша вернулся и хочет, чтобы все покинули долину, чтобы они пришли в какое–то новое, далекое место, где станут жить. Безумие.

— Покинуть долину! Мы должны это остановить!

— Прекрасный порыв, но абсолютно лишенный здравого смысла. Что мы должны делать, Айслинн, так это убраться отсюда и найти помощь где–нибудь еще. У меня есть и другие новости, из–за которых мы еще больше не можем здесь оставаться. Эсселлин не придет. По–видимому, у него есть сомнения о целесообразности ввязываться в нашу борьбу. Именно так он это видит, как мне сказали — как нашу борьбу. Он гордый человек с толикой мужества, но, по всеобщему мнению, также и глупец. После гибели Сидера, он считает, что свободен от своего обещания. Он думает, что лучше остаться дома и защищать свою собственную землю, чем спешить к нам на помощь. Полагаю, он не считает, что нас стоит спасать. Когда–то я думал о нем лучше, как, наверное, и Сидер. Мы оба ошибались.

Айслинн была ошеломлена:

— Он вот так просто бросил нас? Он не послал ни одного своего солдата?

Брики покачал своей головой:

— Пора идти. Нам нужно убраться отсюда прежде, чем новый и улучшенный Скил Эйл надумает послать кого–нибудь разделаться с вами. Теперь у него нет причин сохранять вам жизнь. Люди теперь его, воющие на луну, как дикие звери, впитавшие дух речи своего нового лидера. В связи с гибелью Пога, он управляет всеми ими, и у вас больше нет защиты от всего, что он решит с вами сделать. Пойдем.

Он взял ее за руку и направился к двери. Она не возражала против его действий и не сопротивлялась, чтобы убрать свою руку. Она едва могла заставить себя трезво мыслить в свете этих последних известий — Пог мертв, Эсселлин не придет, люди ее поселка — те люди, которых она знала всю жизнь — доведены до отчаяния и безумия, что может плохо кончиться для всех, кто в это вовлечен.

А Скил Эйл — эта мерзкая, ядовитая змея, вскормившая это сумасшествие своими отравленными словами — стоял у истоков всего случившегося.

— Поторопитесь, Айслинн, — призвал Брики, открывая дверь.

Она следовала сразу за ним, когда он прошел через дверь и лицом к лицу столкнулся со Скилом Эйлом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Внезапная встреча застала всех троих врасплох. В течение одной бесконечной секунды они замерли, застыли на месте, как будто превратились в камень. Казалось, даже дикие и возбужденные крики снаружи замолкли.

Потом Айслинн Крэй, уставившись прямо в лицо Скила Эйла, увидела, как его карие глаза изменились в кроваво–красные, и она отпрянула.

Что же ты такое?

Черты Серафика невозможно было не узнать, но также было что–то еще: что–то проглядывало через эти красные глаза и омрачало это морщинистое лицо.

— Куда–то собрались? — прошептал он.

Брики отреагировал мгновенно, прыгнув на Скила Эйла и отбросив Серафика обратно в коридор. Жесткий и цепкий, он атаковал с яростью дикого зверя, нанося удары противнику в область живота, пока оба не сбились с ног и покатились по твердому земляному полу клубком из рук и ног.

— Бегите, Айслинн! — прокричал маленький человек.

Она так и поступила, минуя сражающихся, лупящих друг друга, заметив блеск кинжала Брики, как он поднимался и опускался, вонзаясь снова и снова в тело Серафика.

Она смогла услышать хрипы последнего, когда кинжал достигал цели, звук изменений в его дыхании. Однако он не прекращал своих усилий, чтобы освободиться, и у нее появилось ужасное, непоколебимое предчувствие, что кинжал не наносит никаких повреждений.

Она миновала их и побежала вверх по лестнице, перескакивая через ступеньку при каждом шаге, пока не добралась до приемной, входа, двери и наконец не оказалась снаружи, где ее встретила мягкая, бархатная ночь. Толпа все еще слонялась без цели после прошедшего собрания, и она без остановки продиралась сквозь нее, отбиваясь от рук, которые тянулись к ней. Она глубоко вдохнула лесной воздух, когда оказалась на открытом месте, ощущение свободы наполняло ее надеждой на возможность сбежать.

Она не замедлилась, продолжала бежать по лесным дорожкам, по маленьким переулкам, направляясь к своему дому. Она не могла ясно мыслить, но, по крайней мере, думать она могла. Она понимала, куда она идет. Она знала, что ей нужно найти. Она сознавала, как важно, чтобы ее не заметили и не узнали.

Чего она не могла уяснить, так это куда она пойдет, как только покинет Гленск Вуд.

Она на мгновение подумала последний раз о Брики, которого, как она уже поняла, больше никогда не увидит. Храбрый друг, подумала она. Он отдал за нее свою жизнь.

Внезапно она передумала. Она намеревалась дойти до своего дома, забрать походный плащ и оружие, и бежать на юг в один из поселков. Но для первого не было времени, а последнее было уж слишком очевидным выбором — а она не могла позволить себе сделать ошибку. Вместо этого, она повернула на север к густым лесам на высокогорье. В страну Сидера. Она пойдет туда. Она достаточно хорошо знала, как туда добраться. Она направится в дом его детства, сейчас уже заброшенный, запущенный, и найдет там все, что ей нужно.

Она бежала изо всех сил и скоро у нее сбилось дыхание, а мышцы заныли. Она оставила позади поселок с наполнявшими его безумием и хаосом. Но даже побег не смог освободить ее от шока и чувства неверия.

Эта — эта тварь — вселившаяся в тело Скила Эйла, не была Серафиком. Сами собой всплыли старые сказания — истории о том времени, когда Ястреб привел свой народ в эту долину. Их преследовали армии злобных тварей, но главными среди них были демоны.

А теперь в их среде оказался один, прячущийся под личиной Скила Эйла. У нее не было сомнений в том, с кем столкнулись она и Брики. Она внезапно остановилась, охваченная ужасом.

Тот старик, старьевщик, пытался очаровать ее, чтобы узнать у нее о Сидере и его талисмане. Тот старик, который угрожал ей своим пугающим мягким голосом, с ужасающей уверенностью, давая ей понять, что если она рассердит его, то очень сильно об этом пожалеет. Она до сих пор могла чувствовать, как обмякла под силой его слов, стараясь выстоять из последних сил.

Скил Эйл был всего лишь пешкой в этой игре, а не подстрекателем, как она считала. Глаза выдали демона; ошибиться было невозможно. Однако этот демон не всегда был там; иначе она бы заметила это. И Сидер заметил бы. Демон появился недавно и принял облик Серафика, именно поэтому он так легко сумел убить ее мужа, именно поэтому он смог очаровать людей ее поселка, тогда как настоящий Серафик никогда не был на это способен, именно поэтому он перевернул жизни всех за одну ночь фальшивыми обещаниями и извращенными мечтами. Он был причиной освобождения Арика Сика и у нее в этом не осталось никаких сомнений. Именно из–за него все так перекрутилось и перевернулось.

Она чуть не рухнула под грузом своего откровения. Ей с большим трудом удавалось идти, переставлять ноги одну за другой.

Она заставила себя двигаться быстрее. Она не могла позволить, чтобы ее снова схватили.

Она добралась до густых лесов неподалеку от поселка и без промедления углубилась в них, намереваясь побыстрее их проскочить и попасть на высоты. Она устала, не в силах бежать, не в состоянии найти резервы, которые ей понадобятся, если ее преследуют. Когда–то в молодости она могла бегать целый день. Когда–то вместе с Сидером она так и делала, соревнуясь с ним бок о бок, такая же сильная, как и он, не уступающая ему ни в чем. Единственное, что она потеряла с тех пор, была боль, которую она носила с собой. Но сейчас, убегая от демона, эта боль появилась с новой силой и заставила ее заплакать.

Почувствовав головокружение, она наконец остановилась, чтобы прислушаться к тишине. Как ни старалась, она ничего не услышала. Ночь была глубокой и безмолвной; даже не было птичьих выкриков. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, думая, что наверное она оторвалась от него, оставила его позади — демона, который притворялся Скилом Эйлом, монстра, который, как она опасалась, будет продолжать ее преследовать.

А может быть и нет. Может нет.

Она с трудом сглотнула и снова тронулась в путь, шагая медленно, но неуклонно.

Она находилась в чаще леса и густой траве и не могла двигаться быстрее. Но, пожалуй, все–таки достаточно быстро.

— Айслинн? Ты там? Ведь так? Я могу учуять тебя.

Она почувствовала, как съеживается от страха, но продолжала идти.

— Нет никакого смысла убегать от меня. Ты не сможешь никуда уйти, чтобы я тебя не нашел. Почему бы просто не положить этому конец?

Каким–то образом он сумел выследить ее. Каким–то образом он смог ликвидировать тот разрыв, который, как она считала, она сделала междуними. Она бежала как могла быстро, но он был тут, почти догнал ее. Она ощутила, как свежие слезы потекли по ее щекам, однако продолжала молча прокладывать свой путь среди деревьев.

— Я сделаю это быстро, если ты просто подождешь, когда я дойду до тебя. Просто скажи или дай мне знать, что ты предпочитаешь именно это. Твой маленький друг больше не поможет тебе. И твой глупый муж. И тот человек, что носил черный посох, пока не умер от рук Друджа. Они все погибли. Ты осталась совсем одна.

Ей захотелось закричать, переломать ему кости силой своей ярости. Но она ничего не могла с ним сделать. У нее даже не было оружия.

— Айслинн, ты слышишь? Я знаю, что ты можешь слышать меня.

Убежать от этого существа было нельзя, однако она должна найти способ. Она собрала всю свою решимость и упорство, скользя как призрак через лес, осторожно, беззвучно делая шаги. Не оставляй следов там, где ты прошла. Не оставляй отпечатков или каких–либо знаков. Сосредоточься на самом необходимом. Не поддавайся влиянию его слов. Это всего лишь слова и они не могут тебе навредить.

Но они могли. Они резали, как нож.

Она сейчас находилась в глухом лесу, так далеко, что с трудом находила дорогу от одной полоски лунного света до другой, вокруг все было душным и темным, погруженное во мрак. Ее захватывало ощущение необходимости спешить, которому она должна была сопротивляться. Один шаг за раз, говорила она себе. Демон шел молча, но она знала, что он сзади, упрямо преследуя ее, намереваясь схватить ее и положить ей конец.

Если ей повезет. Если же не повезет, то будет гораздо хуже.

Потом ее путь впереди пересекла какая–то тень, не совсем реальная, не совсем темная, а светящаяся изнутри. Она резко выдохнула и чуть не оступилась от страха, который сдавил ее. Но затем призрак исчез и она отвернулась от него.

Она неуверенно моргнула. Ей, должно быть, показалось. Там ничего не было, и вряд ли было до этого. Однако что–то в этом призраке — что–то в том, как он двигался — было знакомым.

— Айслинн?

Снова демон, но теперь подальше, его голос исходил издалека.

Она осторожно продвигалась вперед, ожидая чего–то еще. Вдруг перед ней снова появился призрак, слабое свечение, лесной дух, пришедший из ниоткуда, чтобы преградить ей дорогу. Она снова повернула, торопясь как можно быстрее избавиться от него. Он находился перед ней всего мгновение, а потом пропал. Как и до этого, он казался не более чем плодом ее воображения.

Но на этот раз у нее возникло странное впечатление, что он чем–то походил на Сидера Амента.

Пока она пробиралась через переплетение стволов и травы, через ямы и узловатые корни, призрак появлялся и исчезал через равные промежутки, каждый раз заставляя ее повернуть в новом направлении, каждый раз напоминая ей Сидера.

Она только еще раз услышала демона. Он звал ее по имени откуда–то очень издалека, а потом больше она его не слышала.

Уже близился рассвет, когда она вышла из леса и стала подниматься к старому дому Сидера. Ночной воздух повеял холодом по ее коже; на ней была только та одежда, в которой ее заключили в тюрьму, и у нее не было времени, чтобы найти что–нибудь еще, поэтому она дрожала от предутреннего холода. Но она продолжала двигаться, чтобы сохранить тепло, чтобы добраться до места назначения, и спустя какое–то время она перестала замечать, что ей холодно.

Она подумала о том духе в лесу, призрачном образе с внутренним свечением, и решила, что он не был ее воображением или галлюцинацией. Он был чем–то совершенно другим. Это Сидер пытался дотянуться до нее, сохранить ее в безопасности, даже после своей смерти. Она не знала, верила ли она, что такое возможно, но именно это она чувствовала.

Она спустилась в заросший молодняком овраг и начала подниматься к рассеянным домам на верхних склонах. Хотя дом Сидера был заброшен, другой фермер взял на себя распоряжение полями его родителей и обрабатывал их, как часть своей собственности. Сидер никогда ни слова не сказал этому мужчине и его жене о компенсации, а просто пустил все на самотек. Этот фермер с женой уже жили неподалеку, когда Сидер покинул дом с прежним носителем черного посоха. После смерти его родителей дом оставался незанятым — и уже начал превращаться в руины.

Сидер никогда не возвращался, насколько это было известно. Это было на него похоже, подумала она. Он никогда ни к чему не возвращался. Прошлое его не интересовало.

Но при данных обстоятельствах, дом приютит ее. Если она и могла где–нибудь быть в безопасности, так это здесь.

Продолжая осматриваться в поисках демона, все еще боясь, что он сможет ее найти, она с усердием поднялась на склон к началу старой усадьбы Сидера, а оттуда вокруг засеянного поля к останкам его заброшенного дома. Она приблизилась с опаской, понимая, что не вооружена и испытывает недостаток боевых навыков. Но здание было темным и тихим и, в итоге, пустым. Мыши, крысы да пара птиц, свившие гнездо внутри дома, но ничего, что представляло бы опасность.

Она шагнула внутрь через открытый дверной проем, поскольку сама дверь давно пропала, и стала всматриваться в темноту, пока ее глаза не привыкли. Она услышала звуки хлопающих крыльев и снующих лап, а потом двинулась через крохотную гостиную, миновала небольшую кухню и дошла до комнаты в задней части дома, которая принадлежала Сидеру.

Оказавшись внутри этой комнаты, она снова остановилась. Лунный свет струился через открытое окно, освещая кровать, сундук у ее подножия, а также маленькие стол и стул. Больше ничего, все остальное было разбито, сломано и не представляло ничего полезного. Кости другой жизни, скелет из лучших времен — это снова заставило ее заплакать.

Но потом она вытерла слезы, перевела дыхание и направилась к одному углу.

Доски, которые скрывали отделение, которое Сидер построил своими собственными руками, все еще были на месте. Она нашла хитро сконструированный замок, отодвинула небольшую деревянную защелку и подняла доски. Под ними она нашла то, что искала, сверток почти шести футов в длину, завернутый в холст и перевязанный кожаными веревками, прямо там, где его оставил Сидер много лет назад. Она извлекла его из тайника, положила на пол и ослабила веревки.

У нее перехватило дыхание. Они по–прежнему были тут.

Перед ней лежали лук из ясеня и колчан стрел со стальными наконечниками. Сидер сделал их сам, выбрав дерево, вырезав лук и каждую стрелу, натянув тетиву, давая советы кузнецу в поселке при ковке металлических наконечников, сшивая колчан и ножны. Он их сделал вскоре после того, как встретил ее, и учил ее ими пользоваться. Он хорошо владел луком, но она была лучше. Однажды, говорил он ей, после того, как мы поженимся, они будут принадлежать тебе. Это будет свадебным подарком.

Он пытался отдать их ей, когда стало ясно, что никакой свадьбы не будет, но она отказалась. Но несмотря на это, она не забыла про них. Она знала, где он их прячет, как устроен его тайник, чтобы сохранить их в целости. Она не была уверена, что найдет их здесь, но знала, что он никогда не носил другого оружия после того, как получил черный посох.

Пока она стояла на коленях на полу коттеджа, рассматривая лук и стрелы, воспоминания, которые она считала забытыми, нахлынули на нее, и она задумалась, что заставило ее прийти сюда. Если она хотела получить оружие, чтобы защищаться, то это она могла сделать и другими способами.

Почему же она пришла именно сюда?

Потеряв так много, наверное, она хотела что–то получить взамен. Сидер, Пог, Брики, ее друзья, ее дом и ее место в этом мире, все пропало. Все, на что она могла рассчитывать многие годы — исчезло. Она чувствовала, что никогда ничего из этого не получит обратно, что она должна начать все заново и найти новую жизнь.

А лук и стрелы оказались тем, что она могла взять с собой. Они придавали ей чувство защищенности, если бы за ней пришел демон. Они принадлежали Сидеру, и она теперь поверила, что он всегда будет с ней.

Истощенная, она забрала лук и стрелы и пошла обратно в гостиную этого развалившегося дома. За исключением тетивы, разорванной в клочья, оружие находилось в отличном состоянии. Утром она найдет замену этой тетиве в одной из окрестных ферм или в охотничьих хижинах. Если понадобится, она сама сплетет ее. А сейчас ей нужно отдохнуть. Она присела в одном из углов, где была скрыта от взглядов, но сама могла наблюдать через щели в досках за окрестностями в этой части долины.

Если демон все еще преследовал ее, то она сможет увидеть его приближение.

Она понимала, что принимает желаемое за действительное, считая, что сможет остановить демона, если тот найдет ее. Также она понимала, что убежать было маловероятно. Но вера это все, что у нее осталось, и поэтому она вцепилась в нее.

Снаружи ее маленького убежища уже наступал рассвет.

Она заснула, наблюдая, как светлеет все вокруг.

* * *

— Жители Гленск Вуда! Обратите пристальное внимание на меня!

Демон, появившийся в образе Скила Эйла, оглядел озабоченные лица толпы.

Кроваво–красным шаром на восточном горизонте вставало солнце, как предзнаменование чего–то невысказанного.

— Начинается новый день, день, который увидит всех нас в нашем путешествии, чтобы соединить наши сердца, умы и руки с тем, кто привел нас сюда много лет назад и теперь снова собирает нас, как овец в стадо!

Демон стоял на ступенях здания зала Совета перед толпой, которую он созвал, перед мужчинами и женщинами поселка, до сих пор раскрасневшимися после дикой, лихорадочной предыдущей ночи, помнящим, что им было обещано, жаждущим стать свидетелями грядущего. Он заворожил их всех, очаровал темной магией своего голоса, вливаясь в их ощущения, привлекая их к себе, если вдруг кто–то — хотя таких почти не осталось — пытался отступить.

— Вам было обещано, что этот день придет. Со времен ваших предков, вы были в этом уверены. Ястреб смело привел вас в эту долину и сделал ее вашим домом. Но однажды, как вам было сказано, защитная стена магии, которую он создал, падет, и он вернется за вами. Вам это говорили и вы верили. Теперь этот день настал. Стена пала, магия исчезла и старый мир притаился как дикий зверь у вашего порога. Но вас не бросили. От вас не отказались. Ястреб пришел, чтобы отвести вас в безопасное место.

Раздались разрозненные крики и возгласы, но даже в глазах тех, кто ничего не говорил, а лишь слушал, отражались доверие и слепая вера, околдованные магией демона. Не было ни намека на сомнения, никто не оспаривал слова говорившего.

Это оказалось так легко, подумал демон, поднимая руки приглашающим жестом, призывая их к вниманию. Они были овцами тогда — остались овцами и сейчас. Жалобно блея, готовые поверить самым диким, самым невероятным мифам — мифам, которые она сами же и создали и взрастили, как цветы в саду, хрупкими, красивыми и эфемерными. Они так жаждали, чтобы кто–то заверил их, что яркое и светлое обещание исполнится, как они и верили, поэтому они с готовностью восприняли его слова. Обеспечь нашу безопасность. Сохрани наши жизни. Забери нас туда, где ничто не будет угрожать, туда, где все мирно и так будет продолжаться.

Вот такие овцы.

Если бы не Айслинн Крэй, он был бы поистине довольным. Но после того, как выследил ее в глухом лесу, он потерял ее, и это тревожило. Было невозможно представить, что подобное могло произойти, как только он почуял запах своей добычи, однако это случилось. Это беспокоило его даже сейчас, спустя несколько часов, после того, как он вернулся с пустыми руками. Однако, это было не так важно в большой схеме событий, рассудил он. Она не доставляла ему ничего, кроме раздражения, и не играла никакой роли в его планах насчет носителя посоха и магии этого посоха. Он получит их обоих, причем довольно скоро.

— Мы должны верить обещанию, что то место, которое мы ищем, ждет нас и Ястреб поведет нас туда. Я видел его. Я разговаривал с им. Он будет забирать нас по одному поселку за раз туда, где никакая опасность до нас не доберется. Он начнет с нас, с этого поселка, с людей из Гленск Вуда, потому что мы находимся ближе всех к опасности и требуем наибыстрейшего реагирования. Остальные тоже увидят его, когда он вернется за ними, но мы будем первыми.

Он сделал многозначительную паузу.

— Но только, если вы верите! Только, если вы действуете по вере вашей! Только, если вы верны вашей приверженности его учению, вашей секте и вашему Серафику!

Он выглядел больше и драматичнее, чем настоящий Серафик, когда тот был жив. Он изменил его черты и голос, и общее впечатление, которое он создал, было ощущением силы и величия. Собравшиеся увидели, как в него, в их духовного лидера, влилась сила; они оказались свидетелями того, с какой легкостью он расправился с теми, кто оспаривал его власть. Хотя ночью тело унесли, никто не забыл участь Пога Крэя. Такая сила внушала уважение и рассеивала все сомнения. Именно такой Серафик сейчас и был им нужен.

— Верите ли вы? — вдруг вопросил Скил Эйл, его голос прогремел через всю площадь и по всем дорожкам и переулкам, которые были забиты людьми поселка. — Достаточно ли вы верите, чтобы пойти со мной? Достаточно ли вы верите, чтобы сделать все необходимое, чтобы найти свой путь? Совершите ли вы все, о чем вас попросит ваша вера? Отбросите ли вы все свои сомнения и страхи и смело покинете эту долину ради вашего нового дома? Кто из вас со мной?

Рев приверженности был оглушительным и всеобщим. Голоса как один громко выражали подтверждение и доверие.

— Дайте мне вас услышать! — сквозь этот рев прокричал демон. — Пусть весь мир услышит вашу песнь веры!

Толпа взбесилась, поднятые руки и сжатые кулаки взмывали вверх в ритме какофонии их голосов. Они теперь принадлежали ему, преданные его делу — делу, такому же тонкому и прозрачному, как воздух, которым они дышали, столь необходимому в их отчаянии. Они пойдут с ним и найдут то, что он обещал.

Однако не найдут то, во что они верили. Они обнаружат, что новый мир полон сюрпризов.

— Собирайте своих детей и стариков! Берите оружие, пищу и воду! Мы выступаем сейчас же!

Он наблюдал, как они расходятся по своим домам, чтобы выполнить его указания, и он испытал огромное чувство удовлетворения. Его власть над ними была полной, а темная магия, которой он обладал, непреодолимой. Никто не противостоял ему, ни один голос не раздался в знак протеста, ничто не сбило их с того курса, который он проложил.

Они ни на секунду не задумались, что же потребуется от них. Они последуют за ним куда бы он их ни повел, каково бы ни было место назначения, сколько бы это ни стоило.

Они пойдут за ним, и они дорого заплатят за это.

* * *

Близился полдень, когда Пру Лисс добралась до склонов, ведущих к Гленск Вуду.

Она следовала за алым голубем всю ночь и все утро, не останавливаясь на отдых более, чем на пять минут, призывая все резервы своих сил, которыми она и не знала, что обладает. Главным движителем для нее была необходимость найти Пана, добраться до него прежде, чем случится что–нибудь недоброе. Она понятия не имела, возможно ли это.

Даже сейчас, дорога, по которой она следовала, казалось ведет ее обратно в Гленск Вуд, куда, как она была уверена, он не придет. Она боролась со своими сомнениями во время ходьбы, не раз думая свернуть в сторону к более вероятному месту назначения. Однако голубь вел ее сейчас точно так, как и в первый раз, когда она добралась до Пана, и она не смогла заставить себя покинуть его.

Но с восходом солнца ее силы начали таять, и теперь она спрашивала себя, стоит ли ей так напрягаться, даже если она его найдет.

Впереди появились руина какого–то дома, молчаливо и заброшенно стоявшего среди полей, недавно вспаханных и ожидавших весенних всходов. Голубь полетел к нему и теперь сидел на почерневшем карнизе, поджидая ее. Она плелась к дому, мышцы ног работали на полном автоматизме. Она понимала, что ей срочно нужно выспаться. Даже если голубь полетит дальше, она не сможет идти. Она слишком устала. Она должна отдохнуть.

Она почти подошла к руинам, когда услышала шорох за разрушенными стенами и увидела движение какой–то тени у дальней стены.

— Эй? — позвала она.

Когда из–за угла дверного проема появилась Айслинн Крэй — грязная, растрепанная и мрачная — со стрелой и луком без тетивы, зажатыми в одной руке, она в полном молчании испытала шок.

— Пру? — в недоумении спросила та. — Это ты?

Они бросились друг к другу с облегчением и надолго крепко обнялись.

— Я не знала, что стало с тобой после того, как тебя забрали Тролли, — сказала Айслинн. — Как ты освободилась? Что привело тебя сюда? Где Пан?

Она оторвалась от Пру и ахнула:

— Твои глаза! Ты ослепла!

— Не так слепа, как это может показаться! — рассмеялась Пру. — Просто теперь я не могу различать цвета. Все остальное я по–прежнему могу видеть. Я объясню. Но что Вы делаете в такой дали от дома? Кажется, Вы несколько дней ничего не ели и не пили, а ваша одежда… Айслинн, что случилось?

Они присели на краю поля и начали обмениваться историями, и этот процесс занял у них довольно много времени. Они не виделись с тех пор, как Айслинн бросили в тюрьму, а Пру сбежала от Друджей и встретилась с Королем Серебряной Реки. Когда они рассказали друг другу все, что с ними произошло, и что именно привело их сюда, они надолго замолчали, оказавшись в неловкой тишине, не имея больше, что еще рассказать.

— Что вы теперь будете делать? — наконец спросила Пру. — Куда пойдете, если не можете вернуться в Гленск Вуд? Есть ли семья, которая вас приютит?

Айслинн покачала головой:

— Далеко есть семьи, люди, которых я знаю, они живут в других поселках, но я несколько лет их не видела. А некоторых совсем давно. Больше никого нет. Теперь даже Брики. А также тебя или Пана. Я пришла сюда, потому что не могла представить, куда еще пойти, и потому что почувствовала, что Сидер зовет меня сюда. Это глупо, я знаю. Безумно. Но я думала, что видела его, когда бежала, и я так боялась того существа…

— Когда он пришел за мной в тех руинах, — перебила Пру, — я едва могла дышать. Все, о чем я могла думать, это убраться оттуда. Я ни за что не хочу еще раз его увидеть, однако, знаю, что должна. Король Серебряной Реки прояснил, что рано или поздно Пану придется с ним столкнуться. Когда это произойдет, я должна быть там, чтобы попытаться его защитить.

— Но что ты сделаешь? Как ты поможешь?

Пру пожала плечами:

— Не знаю. Я сделаю все, что смогу. Ведь меня вернули назад именно с этой целью, Айслинн. Мое зрение ослабло, но мне вернули мою способность предчувствовать опасность, так чтобы я смогла ему помогать. Я должна постараться.

— У тебя гораздо больше мужества, чем у меня. — Айслинн отбросила назад пряди своих седых волос, открыв свое постаревшее и изможденное лицо. — Я бы никогда не смогла сделать то, что сделала ты, если бы мне это предложили. Я даже не смогла заставить себя пойти с Сидером, когда он решил принять черный посох.

— Он никогда не просил вас об этом. — Девочка улыбнулась. — Кроме того, вы не знаете, что можете сделать, а что нет, пока не будете вынуждены это выяснить. Я открыла это, находясь среди Друджей.

Айслинн кивнула, вздохнув:

— Итак, насчет этого алого голубя? Ты и дальше намерена следовать за ним?

Пру кивнула:

— Я считаю, что должна. Он за этим и пришел ко мне. Как и раньше, он приведет меня к Пану. Но я думаю, что наверное в этот раз, учитывая то, что вы мне рассказали, там будет ждать демон. Голубь ведет меня к Гленск Вуду, а демон именно там. И даже если Пана там сейчас нет, то он может скоро прийти. Я должна поторопиться.

Айслинн задумалась:

— Демон намеревается увести людей из этой долины, поэтому он не задержится там надолго. Но где бы ни был Пан, именно туда собирается идти и демон. — Айслинн покачала головой. — Думаю, мне следует пойти с тобой.

— Но это не ваша…

— Не моя битва? Не моя проблема? Не моя обязанность? — Айслинн улыбнулась. — Нет, Пру, я считаю все это мое и даже больше. Кроме того, что еще мне делать? Прятаться здесь, в этих руинах прошлого Сидера? Разве я похожа на труса? Нет, я хочу пойти с тобой.

Она приподняла ясеневый лук и посмотрела на него:

— Я не знаю, что заставило меня прийти сюда и найти это, но, думаю, это был Сидер. Он погиб, но у меня такое чувство, что он до сих пор присматривает за мной. Знаешь, он предназначал этот лук для меня. Это должен был быть подарок. Но я не приняла его. Нет, если он не собирался оставаться со мной. Однако, когда–то я хорошо владела им, пользовалась им и, думаю, по–прежнему умею с ним управляться. Я не знаю, насколько он поможет, но это все–таки что–то. Пожалуйста, позволь мне пойти с тобой.

— Вы сделали для нас более чем достаточно…

— Пожалуйста, Пру. Позволь мне пойти.

Пру никогда не видела Айслинн такой. Всегда уверенная в себе, всегда справлялась с любой ситуацией, всегда брала бразды лидерства, когда другие не могли — теперь казалось, в ней ничего этого нет. Она была простой женщиной, ищущей причину продолжать жить, старающейся найти способ излечить те повреждения, которые ей нанесли. Она столько потеряла. Наверное, она имела право получить что–то взамен.

— Ладно, — сказала она старшей женщине. — Мы пойдем вместе.

— И будем присматривать и заботиться друг о друге.

— И найдем Пана.

Айслинн протянула руки и обняла девочку.

— Как ты выросла, Пру Лисс. Что бы ты не потеряла от своего зрения, ты компенсировала это своей смелостью. Я горжусь тобой.

Пру покраснела. Они обменялись улыбками; никаких слов больше не потребовалось. Потом Пру заметила, как алый голубь взлетает из руин заброшенного дома Сидера Амента, и вместе с женщиной они поднялись на ноги и отправились вслед за ним.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

День был ярким, весь путь из долины к горным высотам был наполнен солнечным светом, и казалось, что в такой возможно все. Демона нисколько не заботило, насколько прекрасен день, но понимая цель своего ложного обещания этим глупым созданиям, который он вел, он был доволен. Вытянувшись за ним почти на полмили, жители Гленск Вуда маршировали вперед по его призыву навстречу той судьбе, которую он для них подготовил. Люди несли оружие, в основном грубое и древнее, совершенно не то, которое им было необходимо, уверенные в том, что их вера в их лидера поддержит и защитит их.

Как он и предполагал, подумал демон, оборачиваясь назад, чтобы ободрить улыбкой ближайших последователей.

— Спойте для меня! — выкрикнул он им. — Пойте во весь голос и наполните этот мир радостными звуками!

Кто–то начал петь, какая–то женщина, высоким и чистым голосом. Ее песня должно быть была всем знакома, из любимых старых, ибо почти сразу же к ней присоединились и остальные. Эта песня была о посадке и уборке урожая и о том, что их семьи будут сытыми, здоровыми и в безопасности.

— Пойте! — подбодрил он, возвращаясь назад к следующей группе шествующих, призывая их запеть. После того, как услышал припев, он присоединился к ним, становясь одним из них, завороженный эйфорией этого момента.

Так они и шли, проходя через леса и поднимаясь к северо–западным вершинам, туда, где их ждал Деклан Рич. Проход будет пуст, оборона заброшена. Никто не пошел туда, чтобы заменить тех, кого убили Друджи; Пог Крэй начал собирать новых защитников, но не смог отправить их до своей безвременной кончины. Друджей, призванных Ариком Сиком, тоже не должно там быть. Демон ясно дал понять, когда освободил того, что ему нужно именно это. Арик Сик не пойдет против него; он сделает так, как ему было сказано.

Какой замечательный день! Как он наполнен обещанием, как богат возможностями! Демон был доволен.

Марш продолжался, хотя спустя какое–то время пение стихло. Стало очевидно, что для того, чтобы преодолеть долгий подъем, необходимо беречь силы. Несколько человек лишь недавно совершили этот подъем; некоторые никогда этого не делали. Те, кто знал, предостерегали тех, кто не знал, и скоро все впали в какое–то оцепенение, вокруг наступило какое–то гнетущее молчание. Демон услышал невнятное бормотание.

Никому не понравилась идея идти без отдыха, но они понимали, что Серафик был жестким человеком с глубоким убеждением в той цели, которую он поставил перед собой.

Это было еще одно испытание веры, шептали они. Это было доказательство преданности делу и со всех них снимут мерку.

Демон свободно перемещался среди них, подбадривая, прося их держаться за свою веру и друг за друга. Он допустил разрывы между группами, более сильные обгоняли слабых, молодые оказались впереди стариков, женщин и детей. Утро сменилось днем, а он по–прежнему держал их в движении. Когда дрогнули слабые, он послал назад более сильных помочь им, тем самым истощая силы у тех, кто шагал впереди. Вся процессия продолжала двигаться неровным темпом, и демон старался изо всех сил, чтобы вызывать у людей симпатию. То, что так позитивно начиналось, быстро превратилось в утомительную работу, от которой уставало и тело, и душа.

К полудню люди начали падать на обочинах.

Началось все по одному, первыми теряли силы старики, за ними матери с детьми. Сначала их число было маленьким, один здесь, пара там. Остальные останавливались, чтобы оказать им помощь, иногда подбирали детей и несли их, иногда предоставляя старикам руку или плечо в качестве опоры.

Но даже этого оказалось недостаточно, как надеялся демон. Беспрерывный десятичасовой марш выбьет даже бывалого охотника. Поэтому, в конце концов, число сошедших возросло, а тех, кто пытался помочь, уменьшилось. Шествие продолжалось, и тела ослабевших усеивали все окрестности, они падали с ног от истощения и их просто бросали. Некоторые семьи оставляли своих более слабых членов просто потому, что не хотели обременять себя ими. Одни покидали их из–за эгоистического желания не остаться в стороне от того, что ждало их впереди, когда они доберутся до места назначения. Другие — потому что их собственные силы были настолько истощены, что они едва сами могли держаться на ногах.

Все это время демон заставлял их двигаться, двигаться, двигаться. Он приказывал, требовал, умасливал и угрожал. Он давал обещания помочь оставшимся позади, абсолютно не намереваясь их выполнить. В некоторых случаях он поддерживал своей силой тех, кто умолял об этом, демонстрируя свою заботу о них. Он был повсюду, наполняя воздух своими словами и магией, удерживая их всех на пути, который он наметил.

— Не останавливаться! — кричал он им. — Не отдыхать! Ешьте и пейте на ходу! У нас есть цель и мы должны достичь ее в этот день! Мы должны добраться до нашего места назначения! Мы должны пожертвовать немногими ради блага большинства! Поднажмите!

Как ни удивительно, но они поднажали. Как бы ни хорош он был в своем ораторском искусстве и владении магией, их оказалось бы недостаточно без слепой готовности верить заблуждениям. Они были крепкие и сильные, эти люди, но они были как овцы. Они без всяких сомнений верили, что ожидающее их стоило любых жертв. Годы ожиданий, сказания на протяжении поколений об их прибытии и грядущего исхода из этой долины сделали их слепыми к истине.

К закату они добрались до начала прохода Деклан Рич. Он вырос перед ними черной щелью в горах, пустой и призрачный. Позади них на долину уже упали сумерки, а на небе начали появляться первые звезды. Люди заторопились, отбросив всякую осторожность, стремясь добраться до начала прохода, пройти по нему и выйти во внешний мир, где им была обещана безопасность. Они рванулись вперед, следуя за Серафиком, не упуская его из поля зрения, а он махал рукой, указывая им путь.

Они не оглядывались на то, что оставляли позади. Они не видели тех, кто спотыкался и полз, призывая на помощь. Они не видели тех, кто не мог этого сделать.

Они едва заметили высушенные трупы тех, кто не так давно защищал этот проход.

Они не видели правду.

* * *

— Мне хотелось бы увидеть то, что видишь ты, — произнесла Айслинн, идя бок о бок с Пру Лисс. — Этого алого голубя, за которым ты следуешь — как–то не по себе наблюдать, как ты ищешь его, а я вообще не могу его увидеть. Как будто он невидимый.

Пру улыбнулась:

— Тогда Вы чувствуете примерно то же, что и я. Я не могу видеть цвета, кроме этого голубя, да и то лишь короткими проблесками, когда он улетает и ждет, пока я его не догоню. Я вижу только серое и черное и больше ничего. Мне нужно искать то, что Вы просто можете увидеть, но для меня оно потеряно.

Она взглянула на спутницу:

— Как и Вы, мне хочется самой это видеть.

Айслинн кивнула:

— Я тоже так думаю. Но тебе все же хуже, чем мне, не так ли? Все эти прекрасные краски, превратившиеся в серые тени. Как ты смогла привыкнуть, Пру? Как вообще ты с этим справляешься?

— У меня не было выбора. Мне пришлось привыкнуть. И Вы правы — это нелегко. На самом деле, я пока что не справилась. Может, никогда не справлюсь. Я по очень многому скучаю. По синеве неба и зелени деревьев, травы и растений, для начала. А иногда думаю, что неспособность видеть цвета влияет на мое эмоциональное состояние. Из–за этого я много плачу.

— Это не кажется таким странным, — тихо произнесла Айслинн. — В последнее время и я тоже много плачу.

Она вспомнила Сидера. Потом Брики. А потом и Пога, потерю которого она ощутила гораздо острее, чем была готова признать. Она задумалась, как же ей жить без этих людей, которые были ей так близки. Пру смогла прочесть это на ее лице, когда отвернулась и притворилась, что изучает окрестности. Она заметила слезы на ее лице, которые текли по щекам, прежде чем Айслинн быстро их вытерла.

— Кажется, мы больше не идем к Гленск Вуду, — вдруг сказала Айслинн, стараясь скрыть свое состояние. — Какое–то время я думала, что именно туда нас направляют — обратно в поселок. Но кажется голубь больше не летит в ту сторону, насколько верно мне удалось вычислить наш курс.

— Вы правы, — сказала Пру. — Я думала то же самое до тех пор, пока голубь не привел меня к Вам. Я считала, что он ведет меня обратно в поселок, и там уже я найду Пана. Однако мы направляемся в горы.

Она помолчала, размышляя.

— Да, к Деклан Рич. Посмотрите. — Она указала рукой. — Вон вырез среди вершин. Видите его? Он отмечает проход, и мы идем прямо к нему.

— Значит то, что мы ищем, находится где–то там, — ответила Айслинн.

Пру кивнула. Она пристально всматривалась в направлении их движения, беспокоясь также, что алый голубь может привести их обратно в Гленск Вуд, туда, где Айслинн в последний раз видела демона. Этот старик пугал ее больше, чем кто–либо или что–либо, с чем она когда–то сталкивалась, и ее не прельщало еще раз оказаться перед ним, даже понимая, что это когда–нибудь произойдет. Лучше бы ей сначала найти Пана, если это неминуемо случится. Ей лучше стоять рядом с ним, когда им вместе придется столкнуться с демоном.

Теперь она размышляла, означал ли этот полет голубя, что она должна вовсе покинуть эту долину. Было ли возможно, чтобы Пан, исчезнув под Ашенеллом, каким–то образом оказался где–то за пределами их безопасного убежища?

Она смотрела, как голубь летел в поле ее зрения, мелькающая краснеющая вспышка на серо–черном фоне, пока не исчез. Он по–прежнему направлялся к горам.

К Пану.

Внезапно у нее возникла мысль, а что если она принимает на веру то, чего не должна принимать. Ведь ничто не указывало на то, что голубь, однажды приведший ее к Пану, сделает это и во второй раз. Он был созданием Короля Серебряно Реки, а, возможно, и его собственным магическим воплощением, и он мог служить не только одной цели. Она на самом деле не могла быть уверенной. Она не могла узнать это, пока не прибудет туда, куда ее направляют.

Однако во всем этом происходило что–то странное. Она испытывала какую–то новую связь с этим голубем. Когда она впервые увидела его, когда он открыл ей, что она потеряла способность видеть краски, она почувствовала мгновенную близость с ним.

Потом голубь исчез, и она решила, что не увидит его снова, и эта связь казалась разорванной. Однако, вот он вернулся и с тех пор их связь, построенная на его присутствии и ее безошибочном чувстве эмоциональной привязанности, постоянно становилась сильнее. Алый голубь стал означать нечто большее, чем символ того, что было утрачено, и того, что может быть найдено. Он превратился в компаньона, живое подтверждение того, что действительно в их совместных действиях была некая цель. Он был воплощением их общей связи с Пантеррой, их приверженности защищать его, чтобы он смог выполнить свои обязательства, как новый носитель черного посоха.

Это был странный способ взглянуть на происходящее, как будто уверенность была соткана их воздуха, веры и обещаний. Однако все было реальным и осязаемым. Когда она видела голубя, летящего впереди в поисках Пана — что, как она верила, он это и делал — ее наполняла надежда.

День перевалил середину, и они поднимались по склонам через лес к горным вершинам, воздух становился прохладнее по мере того, как солнце клонилось на запад, когда им стали попадаться отставшие при эвакуации Гленск Вуда. Сначала несколько пожилых людей, ковыляющих обратно вниз, поддерживая друг друга, опустив головы и согнувшись. Их лица кривились, когда они говорили, а голоса были полны горечи.

— Оставили нас, они нас оставили. Выбросили, как мусор.

— Бросили, не сказав ни слова.

— Ушли вперед, даже наши дети. Не смогли найти сострадания в своих сердцах, чтобы остаться с нами, даже когда мы их умоляли.

— Друзья, соседи, все. Они говорили только о Серафике и о том, как он ведет их к чему–то прекрасному, ожидающему их впереди.

— Время уходит, говорили они. Времени нет.

Качая головами, они двигались дальше. Пру обменялась взглядами с Айслинн. Это была работа демона в обличии Серафика, уводящего жителей поселка в какое–то мнимое убежище, где их будет поджидать тот юноша, который спас их предков.

Вскоре появились и другие — небольшими группами, затем побольше. Старики, женщины и дети. Также попадались и молодые люди, которые получили значительные травмы, не позволявшие им продолжать путь, и с трудом возвращались обратно. Сейчас они помогали друг другу, что Пру показалось правильным, однако ничто не могло скрыть на их лицах разочарования и горечи. Они чувствовали себя потерянными. Их обманули в том, что им обещали. Их оставили позади и, скорее всего, никто никогда за ними не вернется.

— Просто идите домой, — говорила каждому из них Айслинн, стараясь их утешить. — Помогайте всем, кого найдете, идите домой и оставайтесь там. Все совсем не так, как кажется. Это не то, во что вы верите.

Девочка и женщина шли дальше, останавливаясь лишь для того, чтобы подбодрить тех, кого они находили по пути. Они не могли остаться, чтобы помочь, и не могли повернуть назад. Для этого не было времени. Им предстояло сделать что–то более важное и необходимое.

Они должны найти способ спасти всю долину.

— Как мы это сделаем? — в какой–то момент спросила Айслинн. — Что мы можем сделать, чтобы изменить ситуацию?

Пру покачала головой:

— Я не знаю. Думаю, все, что в наших силах. И мы должна постараться. Никто больше не поможет Пану, и я не позволю ему столкнуться с этим в одиночку.

Уже после полуночи они добрались до прохода Деклан Рич, в безоблачном небе ярко светили полумесяц и звезды, заливая долину ярко–белым светом. Они больше не встретили отставших или брошенных жителей поселка; по–видимому, те, кто почувствовал себя неуверенно в этом месте, нашли какие–то резервы сил, которые позволили им продолжать идти. Когда они подошли к зиявшему пустотой и чернотой расколу прохода, оттуда не издавалось ни звука и не было никакого движения. Они наткнулись на тела погибших, тех людей, которых убили несколько дней назад во время внезапной атаки Друджей, разорванных и уже гниющих. Запах распространялся сквозь темноту, а падальщики терзали их останки.

Пру и Айслинн настороженно шли дальше, последняя держала наготове лук и вставленную в него стрелу. Голубь полетел в проход, по–прежнему ведя их вперед. Никто из них не разговаривал, когда они последовали за ним. Они лишь прислушивались и осматривались.

Пру следила за вспышками алого цвета, которые то появлялся, то исчезал в темных глубинах прохода, убеждаясь, что не потеряла контакт. Со своей стороны, Айслинн рыскала глазами вправо–влево, высматривая все, что могло скрываться. Однако Пру знала, что если бы опасность была поблизости, она бы сразу это почувствовала. К этому моменту, она была уверена, что ее предчувствия будут работать именно так, как обещал Король Серебряной Реки. Она не знала, будет ли этого достаточно, чтобы сохранить их в безопасности, но это было лучшее, на что она могла надеяться.

Больше всего ее беспокоило то, что она будет делать, как только они найдут или Пана, или демона. Куда бы алый голубь ни привел ее и Айслинн, тот или другой, или оба будут там ждать. Она это чувствовала до мозга костей. Обещанное противостояние состоится в конце этой охоты.

Айслинн коснулась ее руки. Что–то двигалось в темноте впереди. Она остановилась на месте, Айслинн тоже, и они наблюдали, как что–то брело в темноте, медленно принимая форму. Этот образ пошатывался из стороны в сторону, часто спотыкался, как будто был пьян или истощен так, что его рефлексы притупились, а чувство равновесия было утеряно.

Девочка и женщина обменялись неуверенными взглядами, а потом Айслинн притянула Пру к одной стороне прохода и они прижались к каменной стене.

Затем из темноты в широкой полосе лунного света возникла фигура, подняв голову, как будто в шоке от яркости освещения; этого момента оказалось достаточно, чтобы узнать одного из жителей Гленск Вуда, прежде чем его ноги подкосились и он рухнул на землю.

* * *

Пятью часами ранее те, кто следовали за Серафиком, прошли этим путем.

Уставшие, стершие себе ноги и ощущавшие тревогу, они нашли новые силы в словах своего лидера, произнесенные им, когда они вступили в проход.

— Мы почти на месте! — прокричал он. — Долгий путь почти закончен, и нас ждет Ястреб. Осталось пройти по этому проходу и еще чуть–чуть. Когда мы доберемся до него, он скажет нам, куда нас отведут и что мы там найдем, когда попадем туда. Он успокоит нашу боль, исцелит наши раны; он излечит наши души и умы. И помните еще вот об этом! Те, кто остался позади, не потеряны, они лишь задерживаются. Они тоже найдут свой путь к нам и снова соединятся с семьями и друзьями. Все будут вместе.

Вдохновленные этими словами Серафика, они двинулись через проход, сейчас довольно сжавшись, ибо они сумели дождаться отставших, которые смогли догнать основную группу. Числом более двух тысяч, масса этих мужчин и женщин, которые покинули свои дома в Гленск Вуде, объединились в едином порыве добраться до нового, более безопасного дома, который был им обещан. Некоторые по–прежнему сомневались.

Все еще раздавались тревожные голоса. Но остальные прикрикивали на них, провозглашая себя истинно верующими в учение Ястреба и обещание его возвращения. Скоро все откроется и они воссоединятся со своим духовным лидером и никогда больше его не покинут.

Когда они добрались до дальнего конца прохода, Серафик попросил их остановиться. Они должны подождать его здесь, произнес он, пока он пройдет вперед, чтобы убедиться, что Ястреб готов их принять. Потом он вернется. Будьте терпеливы, призвал он их. Будьте достойны того дара, который вскоре будет вам дан.

Его собственная маленькая шутка, подумал он, когда уходил.

Потому что пока они терпеливо ждали, демон вышел из прохода и направился к тому месту, где, как он ощутил, находились Арик Сик и его солдаты Друджи. Сто сильных, вооруженных и готовых напасть, они прятались в скалах к северу от входа в проход, согласно полученным от него инструкциям.

— Они слабые и глупые люди, — сказал он Арику Сику, как только тот появился. — Вы сможете с легкость убить их всех.

— Они не будут сопротивляться? — с сомнением спросил Друдж. — Они не будут сражаться за свою жизнь?

— Для этого их недостаточно, — солгал демон. — Кроме того, они слишком истощены, чтобы оказать сопротивление. Убейте их, а потом мы дождемся мальчишку.

— А вы уверены, что он придет? — Друдж пристально посмотрел на него, с тревогой и напряжением. — Зачем ему приходить, если они уже будут мертвы?

Демон улыбнулся:

— Он придет, потому что они уже будут мертвы. Он захочет все увидеть сам. Чтобы выяснить, что их убило. Чтобы отомстить. Разве ты так не сделал бы?

Арик Сик кивнул:

— Ведите этих людей ко мне, и я достаточно быстро с ними покончу.

Демон отвернулся. Какая бравада. Но она была пылью, которую развеет ветер, и конечный итог будет сильно отличаться от того, что ожидает Арик Сик. Демон обманул его так же, как и людей из Гленск Вуда, как всех, с кем он когда–либо сталкивался, и итоговый результат всегда был одним и тем же.

Им оставалось лишь сыграть свои роли, которые он им отвел, а затем умереть.

Он вернулся к проходу, поднял верующих на ноги и повел их вперед, в новый дивный мир. Они снова запели песни о надежде и обещании, о преодолении препятствий и исполнении мечты. Какие же они все дураки. Он увидел, как они с надеждой смотрят вокруг, бросая свои первые взгляды на старый мир, на мир, который они никогда не видели. Он увидел их улыбки, когда привел их на склоны внизу прохода, чтобы начать спуск.

А потом как волки на них напали Друджи. Держа оружие наготове, поблескивая в лунном свете клинками, Тролли ждали, пока их жертвы не удалятся от прохода, а затем прокрались сзади них, чтобы перекрыть им путь к отступлению, и с воплями диких зверей начали рубить их на куски с тыла. Они не делали различий между мужчинами, женщинами и детьми, между молодыми и старыми, между храбрыми и трусливыми. Они рвались на них с ужасной свирепостью, рубили и резали, подталкивая их вниз, лишая безопасности, лишая всякой надежды. Они целыми толпами убивали их.

Однако некоторые люди отбивались, используя оружие, которое они принесли с собой или вырвали из рук нападавших. Поскольку жителей поселка оказалось гораздо больше, чем, по словам демона, он привел, а их самих было так мало, Друджи начали нести потери, их ряды постепенно редели, а с этим и уменьшалась их способность завершить эту бойню. Вскоре количество погибших с обеих сторон привело к значительному сокращению числа сражающихся и было совершенно неясно, кто же победит. Демон оказывал этому посильную помощь, избирательно убивая то Тролля здесь, то человека там, как будто стругал кусок дерева. Он делал это тайно, чтобы его действия никто не заметил.

В конце концов, почти все погибли. Из Друджей остались только Арик Сик и еще пятеро. Горстке выживших из группы Гленск Вуда удалось добраться до прохода и исчезнуть в его черной пасти, большинство изних было тяжело ранено, а пара уже умерла.

Тот был самым сильным из всех, кто выжил, чтобы пройти достаточно далеко и найти Пру Лисс и Айслинн Крэй до того, как рухнуть на землю.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

У Зака Вена были плохие предчувствия, когда он поднимался к проходу Афалион, оставив позади Арборлон и эльфов. Сначала Пантерра Ку скрылся под Аркой Беллороусов точно таким же образом, как несколькими днями ранее исчезла Фрина Амарантайн, и никакие поиски в Ашенелле с Пру Лисс или ожидание чуда, что Пан все–таки вернется назад, не принесли результата. Затем также и Пру исчезла — но не так, как Пан, пройдя под аркой, а просто бросила его и вообще ушла с кладбища и из города. Без какой–либо причины, без объяснений и почти не вспомнив Зака, кроме зашифрованного сообщения, которое она отправила с тем мальчиком, Алифом, или как там его звали. Встала и ушла, убегая так, будто знала, куда направлялась, но не собираясь поделиться с ним этой информацией.

Так что теперь, когда все, кому его попросили помочь, исчезли, он начал считать себя совершенно бесполезным. Как бы сильно он ни гордился тем, что всегда был готов бороться с неприятностями, здесь он потерпел полный провал. Но вместо того, чтобы бичевать себя по этому поводу, он признал свое поражение и отправился к проходу Афалион, намереваясь предоставить отчет Таше и Тенерифе и надеясь, что они смогут принять решение, что же делать дальше.

Естественно, что он этого сделать не мог.

Конечно, все еще оставался шанс, что Пру отправилась не на юг, а на север, чтобы, как и он, обратиться за помощью к Оруллианам. Она была полна решимости найти Пана, поэтому, что бы она ни делала, цель их действий совпадала. Если она посчитала, что ей в своих поисках понадобится помощь братьев, она пойдет к ним. Конечно, вероятность этого была невелика, однако он внимательно высматривал любые признаки ее следов.

Но ничего не обнаружил.

Большим сюрпризом это для него не стало. Его умения следопыта находились в зачаточном состоянии, а тропы, ведущие к проходу Афалион, были настолько затоптаны следами обуви сновавших туда–сюда Эльфийских Охотников, что для любого практически невозможно было — ну, наверное, кроме Пана — выделить какой–то отдельный набор следов.

Поэтому он насколько мог прибавил шагу, понимая, что самое лучшее, что он мог сделать в данных обстоятельствах, состояло в том, чтобы добраться туда, куда он направлялся, и предоставить отчет. День перешел в вечер, а вечер в ночь. Он сделал привал, чтобы несколько часов поспать, прежде чем продолжить свой путь, достаточно освещенный льющимся с безоблачного неба лунным светом.

Был почти полдень следующего дня, когда он приблизился к проходу и заметил одинокого Эльфийского Охотника, спускающегося по склону впереди него. Они двигались навстречу друг другу, поэтому мальчик остановился и подождал, когда тот доберется до него.

Еще до того, как это случилось, Зак Вен смог понять по лицу этого мужчины, что произошло что–то ужасное.

— Что случилось? — спросил он.

— Тролли напали на проход! — выпалил эльф серией хриплых выдохов, что предполагало, что он не сидел на месте, когда это произошло. — Нам нужны еще воины или мы будем повержены. Я как раз иду доложить Королеве.

Как будто это поможет, подумал мальчик. Потом он передумал; Королева находилась в такой же опасности, как и любой из них. Конечно, она пошлет подкрепление, хотя бы для защиты своего трона.

— Ты должен повернуть обратно, — заявил посланник. — Для такого мальчика там слишком опасно.

— Не могу, — сказал Зак Вен, быстро придумывая извинение. — У меня самого есть послание для Харена Крэйела. Я вернусь после того, как передам его.

Эльфийский Охотник задержал на нем взгляд, затем пожал плечами и поспешил прочь. Его это не касалось.

Зак бросил на него последний взгляд, прежде чем продолжить путь, увеличив темп, желая поскорее узнать, что же случилось. Зная, что Арик Сик находился под замком в Гленск Вуде, он удивлялся, как Друджи узнали о местонахождении прохода. Наверное, был еще кто–то — еще один Друдж — который избежал сражения с Сидером Аментом.

В любом случае, результат был один и тот же. Несмотря на защитные стены и бастионы, эльфы оказались в беде.

Когда он добрался до входа в проход, то увидел первые признаки того, насколько серьезной была эта беда. Перед ним взад–вперед бегали эльфы, и некоторые из них на носилках переносили раненных. Из холста, натянутого на деревянный каркас, был сооружен импровизированный приют, и он уже заполнялся. Эльфийские Охотники находились на валах, но, кажется, сражение еще до них не дошло. Они всматривались вперед по проходу, наблюдая за тем, что происходило дальше, но кроме этого ничего другого не предпринимали.

Мальчик сразу же решил перелезть через стену и идти туда, где происходило сражение. Там он найдет Оруллианов.

Поскольку не так давно перед этим он был у прохода, то он знал, куда ему пойти, чтобы найти все необходимое. Он подбежал к стеллажам со снаряжением и схватил кольчугу, лук и стрелы. У него был свой охотничий нож, но это в такой переделке было слабым оружием. В самом деле от него было бы не так много пользы, если он окажется в обстановке рукопашного боя. Он и сам был настолько маленьким и легким, что не выстоял бы против самого слабого Тролля. Он помнил, каким крохотным он себя чувствовал, когда Арик Сик охотился за ним на высотах Кэрол. Если его схватят, то разделаются с ним почти без усилий. Самым лучшим для него будет находиться вне досягаемости и пользоваться луком.

Конечно, еще лучше было бы найти Ташу и Тенерифе, отчитаться перед ними и убраться оттуда. Однако, он был достаточно проницательным, чтобы понять, что это сделать будет не так–то и просто. Вряд ли он сильно ошибется, предполагая, что Оруллианы будут в самой гуще сражения.

Надев доспехи, закинув за спину лук со стрелами и опустив забрало своего шлема, чтобы скрыть юные черты лица, он отправился к защитной стене. Присоединившись к паре других Эльфийских Охотников, он поднялся вслед за ними по одной из лестниц, а затем спустился с другой стороны. Никто ничего не сказал. Он был достаточно высок, чтобы сойти за одного из них в кольчуге и шлеме. Он опустил голову и уверенно двигал ногами, как будто ему срочно надо было попасть в одно место и у него не было времени остановиться и поговорить.

Ему сопутствовала удача. Он удалился от стены и того хаоса, который творился сразу за ней, и продолжил путь по ущелью с горсткой других эльфов. Издали доносилось бряцание оружия, крики и вопли сражающихся, но откуда именно, он пока что не мог увидеть. Подходили новые колонны Эльфийских Охотников и направлялись в сторону боя, и от его яростных звуков Зак Вен похолодел изнутри. Он понял, что сражение уже близко, но он никогда не участвовал в реальном бою и не имел для этого никакой подготовки. Он представлял в голове, как это может выглядеть, но уже мог сказать, что реальность оказалась совершенно другой.

Просто успокойся, сказал он себе. Не паникуй.

Но когда он миновал все изгибы и повороты, оказавшись у дальнего конца прохода на вершине узкого гребня и прислушавшись в звукам происходящего за ним безумия, его решимость утекла, как вода.

Эльфы построили оборонительные укрепления поперек прохода, расположив редуты и укрытия в шахматном порядке с интервалом в двадцать футов, чтобы нападающие не могли атаковать всей своей мощью, а дробились на более мелкие группы. Защитники могли стоять за этими стенами и удерживать гораздо более сильное нападение, потому что для грубой физической силы было невозможно пройти, не столкнувшись с перекрестным огнем от луков, стрел и копий, дротиков и пращей, на каждом шагу.

Дальше по склонам, которые опускались за узким входом в проход Афалион на равнины и холмы старого мира, эльфы вели бой, чтобы удержать Троллей подняться с предгорий, перекрыв подходы линиями по три–четыре ряда глубиной: копейщики в авангарде, за ними лучники и пращники, а в тылу располагались мечники. Они заняли все наилучшие оборонительные позиции, укрепившись за скоплениями валунов и небольшими горными гребнями.

Однако Зак Вен, не имеющий воинской подготовки и тактического опыта в военном искусстве, мог сказать, что всего этого будет недостаточно, чтобы остановить Друджей.

Для начала их были тысячи, превосходящие числом эльфов, защищающих проход Афалион, и они были одеты в броню и вооружены огромными топорами и восьмифутовыми копьями. У них были тараны, которые катились на колесах, укрытые деревянными щитами, защищавшими от эльфийских длиннолучников. Друджи образовывали квадраты и клинья, состыковывая свои щиты, их атакующий фронт ощетинился здоровенными шипами и длинными дубовыми колами, на которые они нанизывали своих врагов, вселяя в них ужас. Первый из таких отрядов уже начинал тяжело давить на эльфийских защитников, непреклонно и неустанно оттесняя эльфов, сбивая их с ног. Повсюду на склонах валялись тела, и хотя подъем на гору под огнем противника требовал напряжения огромных сил и выносливости, гораздо больше среди мертвых было эльфов, а не Троллей.

Зак Вен наблюдал, как лучники посылали горящие стрелы в тараны, но огонь быстро гасили ведрами с водой и тяжелым кусками брезента. Овраги и скопления пней остановили некоторые осадные машины, а другие замедлились под залпами эльфийских длиннолучников. Однако в целом, атака продвигалась вперед и набирала силу. Еще немного и она достигнет защитников в проходе. На их правом фланге нападавшие почти добрались до первых укреплений, которые простирались по всему сильно защищенному входу в Афалион.

Прижавшись к защитной стене, мальчик, окруженный оказавшимися в этом месте Эльфийскими Охотниками, осматривал ряды атакующих Троллей и сопротивляющихся им эльфов.

Именно в этот момент он заметил братьев Оруллианов.

Рванувшись в контратаку, Таша и Тенерифе повели тяжеловооруженный отряд эльфийских мечников из расщелины в скалах примерно в ста ярдах ниже по склону на ближайших ощетинившийся квадрат. Откуда они взялись, можно было только догадываться, но мальчик предположил, что они прошли за скалистыми стенами внутри входа в проход, а затем спустились и вышли где–то пониже. Главное, что им это удалось, и они предприняли отчаянные усилия, чтобы блокировать продвижение Друджей.

Зак Вен чуть ли не перескочил через стену, поддавшись порыву, который моментально отбросил страх и наполнил его внезапной, безудержной смелостью. Однако осознание того, что у него не было никакого оружия для ближнего боя, остановило его от этого глупого решения, и он снова вернулся на свою позицию.

На правом фланге эльфы добрались до квадрата Троллей и, работая парами на расстоянии вытянутых копий, они использовали тонкие металлические щиты, на которых были намертво прикреплены стальные крюки. Как только железные наконечники попадали на эти щиты, их невозможно было освободить без выдергивания древка, и эльфы яростно бросились вперед между бесполезными деревянными древками копий и оказались прямо против передовых Троллей. Таша, такой же огромный, как любой Тролль, и в два раза свирепее, вел их вперед с боевым кличем эльфов, своим огромным мечом врубаясь в уязвимую переднюю линию Друджей. Несколько эльфов погибло, но основная их часть оказалась достаточно близко, чтобы использовать Троллей в авангарде в качестве щита против находившихся за их спинами. Оттесняя их назад со вей своей силой, эльфы сорвали атаку Троллей и попали прямо в сердце квадрата.

Но эта победа была недолгой. Почти сразу же, как распался первый квадрат, появились еще два, двигаясь так, чтобы захватить в клещи оказавшихся между ними эльфов. Таша увидел, что происходит, и прокричал предостережение. Эльфы отступили, забрав с собой своих раненных, оставив Троллям только открытую землю и пустой воздух. Длиннолучники прикрыли их отход, и на какой–то момент атака застопорилась.

Таша и Тенерифе прошли за стену, окровавленные и потные, ругаясь самыми худшими словами, которые когда–либо слышал Зак Вен, — и это о многом говорило.

Эльфийские Охотники за стеной посторонились, чтобы пропустить возвращающихся воинов в прохладную тень прохода, где большинство из них рухнули на землю, сбрасывая свои шлемы и оружие, делая долгие, жадные глотки воды из ведер и ковшей, которые им подносили.

Мальчик дернулся было, но затем заколебался, не уверенный, что ему хочется столкнуться с Оруллианами, когда они выглядят такими злыми. Но было уже слишком поздно. Тенерифе заметил его.

— Зак Вен, ах ты волчонок! — заревел он на мальчика. — Что ты здесь делаешь? У нас и без тебя хватает проблем? Где Пан и Пру?

Таша вскочил на ноги и одним прыжком оказался рядом с Заком Веном. Он схватил мальчика за тунику и поднял его до уровня своих глаз.

— У тебя в голове нет мозгов, змееныш! Ну, так что? Как ты прошел через стену?

Зак, плюясь и проклиная себя, потребовал, чтобы его опустили, прежде чем он ответит. Только тогда, когда Таша выполнил его требование и оба брата встали прямо перед ним, мальчик выложил им все, что случилось с их друзьями.

— Я не знал, что делать, когда Пру пропала, поэтому я пришел сюда. Я могу снова пойти их искать, но не знаю, с чего начать. Таша, моей вины нет в том, что это случилось!

Таша мрачно кивнул.

— Никто этого не говорил. — Он посмотрел на своего брата. — Не думаю, что мы можем прямо сейчас им помочь. И мне не хочется отсылать этого мальчугана одного на поиски.

— Да, с этим придется подождать, — согласился Тенерифе.

Со стороны оборонительных сооружений раздались крики. Тролли прорвались через последних защитников, дислоцированных за пределами вода в проход, и продвигались вперед. Таша взглянул через плечо на темные формы, приближающиеся к их позиции.

— Слишком много, чтобы мы смогли их остановить. Мы должны отступить к большой стене и надеяться, что она выдержит. Пойдем, Тенерифе. Давай сделаем все, что сможем. Зак Вен, ты должен убраться отсюда прямо сейчас. Через весь проход. Обратно за стену в начале прохода. Вперед, беспризорник!

Мальчик тут же побежал, не посмев спорить с Ташей лицом к лицу. Но отбежав немного, он остановился и оглянулся. У защитных укреплений Эльфийские Охотники, а среди них и Таша с Тенерифе, формировали оборонительные линии, чтобы остановить продвижение Друджей. Мальчик уже мог увидеть темные бронированные фигуры, идущие по проходу, минуя последний внешний рубеж обороны, проходя ямы и овраги, образуя атакующие ряды для последнего натиска. И теперь он мог сказать, что когда этот натиск случится, он развеет эльфийских защитников как опавшие листья.

Но эльфы тоже это понимали и готовились. Образовав ряды по три воина глубиной, они вложили стрелы в свои длинные луки, расположившись по всей ширине прохода, и последовательными залпами выстрелили в линии Троллей. Усилие, чтобы натянуть эльфийский длинный лук, требовалось очень большое, а скорость и сила стрелы после выстрела огромные. Зак Вен видел, как Таша выпустил стрелу почти как ствол дерева около фута диаметром. Поэтому, когда эти орудия долетали до бронированных рядов Троллей, они пробивали насквозь их доспехи. Тролли погибали целыми группами, насаженные один за другим на них. Эльфы отступили, снова выстроились и сделали залпы по врагу.

Однако Тролли продолжали надвигаться, используя щиты, чтобы отражать некоторые из стрел, заполняя редевшие ряды новыми бойцами, а мертвых и раненных отталкивая по сторонам. Будучи солдатами, они видели много разной оборонительной тактики и не собирались позволить эльфийским лучникам остановить их сейчас.

Они наступали, и медленно, но неуклонно, эльфы сдавали свои позиции.

Зак Вен отступал вместе с ними, идя среди группы тех, кто не находился в авангарде сражения, проходя через повороты и изгибы прохода Афалион к оборонительным стенам на дальнем конце. Он держал наготове свой лук и стрелы, готовый сражаться в случае необходимости, сознавая, насколько хрупкой станет линия воинов перед ним, если натиск Троллей их достигнет.

Крики и лязг металла эхом разносились по стенам ущелья, весь этот шум грозил отобрать у мальчика последние капли мужества.

Он уже не понимал, где находится, рывками двигаясь назад, получая толчки от тех, кто рядом с ним делал то же самое, стараясь сосредоточиться, чтобы не споткнуться и не упасть. Он боялся, что если упадет, то толпа помешает ему снова подняться до того времени, как нахлынет волна воинов, идущих позади.

Потом внезапно он окунулся в солнечный свет, стены резко разошлись в стороны, образуя огромное пространство арены в центре прохода. Именно сюда, понял он, Таша и Тенерифе вместе с компанией друзей из Арборлона и Гленск Вуда приходили недели назад, чтобы обнаружить, что защитные стены долины действительно рухнули.

Именно здесь они столкнулись с драконом.

Нисколько не задумываясь, он поднял свои глаза к щели в скалах, через которую открывалось небо.

И тем самым стал свидетелем чуда.

* * *

Утром того же дня у прохода Деклан Рич ярким шаром над стеной гор взошло солнце, купая земли на западе душем серебристого света, который смог прогнать тени прошедшей ночи и проявить последствия сражения, поле боя которого было усеяно погибшими. Демон, по–прежнему скрывающийся в образе Скила Эйла, воспользовался моментом, чтобы осмотреть бойню, которую он устроил. Перед ним расстилались сотни тел, протянувшись от входа в проход на сотни ярдов вниз по склону в сторону пустых равнин и безжизненных холмистых окрестностей за его пределами. Последние из выживших Друджей бродили посреди останков в поисках трофеев, собирая какие–нибудь вещи тех, кто погиб, как падальщики в поисках какой–то непривычной пищи. Только Арик Сик стоял в стороне, его взгляд блуждал между Серафиком и темным входом в проход.

Что он там высматривал, трудно было сказать. Наверное, он пытался понять смысл происходящего, осознавая, что каким–то образом он преступил границы возможного. Или, может, он просто старался оставаться начеку, готовый ко всему, что могло появиться на его пути.

Что бы он ни делал, подумал демон, он не сможет избежать своей участи. В конце концов, он лишь еще одна жертва, которая ждет, когда ее приведут к алтарю и зарежут.

Демон сидел поодаль, сторонясь изуродованных трупов и зловония смерти, сознательно отделяясь от этих существ, которых он так основательно презирал. Даже мертвые они были омерзительны. Но он терпел их, потому что они были пищей, которой он упивался, и, в данных обстоятельствах, приманкой, которая приведет к нему носителя черного посоха. Демон вытерпит все, чтобы заполучить в свои руки магию носителя, и ради этого будет терпеть столько, сколько необходимо. Вся его жизнь сосредоточилась, по крайней мере на данный момент, на ожидании того, что должно произойти.

Осталось недолго. Носитель услышит об этом. Он услышит и придет. А я буду ждать, чтобы положить ему конец и забрать из его безжизненных рук черный посох, который он носит. И тогда магия станет моей.

Он считал себя простым существом с простыми потребностями. В нем нет ничего сложного. Он был целеустремленным и добивался своего. Он жаждал власти и бессмертия — насколько этого можно было достигнуть — и господства над всеми живыми существами. Он понял, что это его, и верил, что страстно желал только то, что заслужил.

Он давным давно заключил требуемый для этого договор, еще когда он потерял свою человеческую кожу. Он вообще не вспоминал об этом обмене; она едва помнил о том, что совершил его. Если достаточно долго бродить по дорогам, то можно полностью забыть, откуда вы пришли. Путешествие становится своеобразной необходимостью. Жажда приобрести что–то еще, обладать всем, что можно забрать, была неутолимой.

Он еще немного понаблюдал за Друджами, передвигающимися среди трупов, собирающих свои драгоценные трофеи. Тупые создания. Звери недоразвитые. У некоторых из ран сочилась кровь, но они не обращали на это внимания, настолько они желали завладеть чем–нибудь, что когда–нибудь оживит воспоминания о сегодняшних событиях.

Арик Сик подошел к нему, плоское, невыразительное лицо резко контрастировало с его собственным брезгливым выражением. Он заметил, как Тролль колеблется, и быстро убрал нахмурившиеся морщины. И все равно его взгляд остался холодным и нетерпеливым:

— Что еще?

— Мы здесь закончили, — сказал тот. — Нам нужно идти, моим Друджам и мне. Нас слишком мало, чтобы удержать проход, слишком мало, чтобы сделать что–нибудь значительное. Нам нужна помощь моего отца.

Демон отбросил это требование взмахом руки:

— Тебе не нужно ничего. Тебе нужен только я.

— Но чего тут еще–то делать…?

Демон поднялся, оказавшись так близко к нему, что даже будучи гораздо больше, тот быстро сделал шаг назад.

— Ты сомневаешься во мне?

Арик Сик покачал головой:

— Нет. Но я не вижу...

— Тебе не нужно видеть. Тебе просто нужно делать то, что тебе говорят.

Тролль уставился на него, а потом покачал головой:

— Я устал от этого.

Демон улыбнулся:

— Ты?

— В какую игру Вы играете? Какой бы эта игра ни оказалась, я не хочу больше в ней участвовать. Друджи и без Вас достаточно сильны. Если Вы нисколько не беспокоитесь о долине, а только о черном посохе, тогда мы вряд ли можем помочь друг другу. Вы довольно быстро получите этот посох и без моей помощи.

— Но мне нравится, когда ты рядом, — сказал демон, — поэтому мне не приходится волноваться насчет тебя. Я слышал, что ты увлекаешься стрельбой отравленными дротиками из духовой трубки — этим твоим любимым дальнобойным смертоносным оружием, которое позволяет стреляющему скрываться в безопасном месте.

— Я сыт Вами по горло! — отрезал Арик Сик. — Меня не волнует, кто Вы такой. Может быть и демон, а может и нет. Как бы то ни было, я трачу здесь свое время. Если Вы хотите черный посох, то пойдите и найдите его сами! А я возвращаюсь к своему отцу. Найдите кого–нибудь еще, кто будет убивать за вас!

Он начал было разворачиваться, но демон потянулся и коснулся его руки. Всего лишь пальцами ухватился за ткань его туники, но этого оказалось достаточно, чтобы остановить и повернуть Арика Сика.

— Отпустите меня.

Демон кивнул:

— Отпущу. Но сначала хочу сказать тебе что–то очень важное.

Друдж взглянул на него:

— Ну что еще?

Демон поманил его пальцем. Арик Сик настороженно наклонился. В одной руке он держал кинжал примерно в двадцати сантиметрах от горла демона.

— Будьте осторожны, чтобы мой клинок случайно не скользнул.

Демон улыбнулся:

— Я всегда осторожен.

Его рука вылетела вперед и он разоружил Арика Сика так быстро, что тот даже не понял, что произошло. В следующую секунду эта же рука сжимала шею Тролля. Арик Сик попытался освободиться, но все его силы покинули тело, вытекли, как вода сквозь решето.

Демон приблизил свое лицо — лицо Скила Эйла — к лицу Арика Сика.

— Ты мне надоел. Было мало оснований еще вначале оставлять тебя в живых, а уж теперь и подавно. Ты просил меня отпустить тебя? Очень хорошо. Я выполняю твое желание. Прощай.

Он протянул другую руку и положил ее на голову Тролля, обхватив пальцами. Как будто толчок пронизал сильное тело Арика Сика и его руки и ноги начали трястись. Он какое–то время дергался, а потом из его глаз, носа, рта и ушей начала течь кровь. Выражение ужасных мучений пересекло его жесткие черты лица, скрутив их в гротескную маску. Толстая кожа Тролля сопротивлялась усилиям демона гораздо лучше, чем нежная кожа людей, но это лишь продлевало агонию.

Чтобы умереть, ему потребовалось много времени, но в конце концов сердце не выдержало и он рухнул к ногам демона. Демон поднял взгляд и увидел, что остальные Друджи в шоке наблюдают за ним, не желая или не способные вмешиваться в то, чему они только что были свидетелями.

Он крикнул им:

— Убирайтесь отсюда! Возвращайтесь к его отцу и расскажите ему, что случилось с его сыном! — Ботинком он отбросил от себя тело Арика. Его наполнило странное чувство ярости. — Скажите ему, что я решил оставить себе эту долину, которую он так отчаянно хочет получить!

Тролли замешкались, а потом быстро двинулись прочь, оглядываясь со страхом и ненавистью, что заставило его улыбнуться. Глупые создания, все они. Звери.

Он еще раз осмотрел бойню, а затем сел и стал ждать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

В жизни Пантерры Ку были моменты, которые врезались в его память, превратившись в кристально яркие и чистые картины, способные всплывать в голове, как будто они случились всего несколько секунд назад. Он никогда не планировал их хранить. Он даже их не выбирал. Они выбирали себя сами, внедряясь в его сознание, самостоятельно появляясь и исчезая. Одни сохранялись из–за их эмоционального воздействия, а другие оказывались у него в голове по причинам, которые он абсолютно не понимал. Но лишь немногие оказывались там просто потому, что их невозможно было забыть, и даже если бы он смог, то не сделал бы этого.

Именно такой момент и случился, когда с ярко–синего дневного неба спустился дракон и приземлился прямо перед ним.

Вес этого существа удивил его. Дракон заставил землю задрожать, а облака пыли поднялись не только от хлопанья его огромных крыльев, но также и от удара при приземлении его ног. Пан почувствовал себя неуютно от размеров загнутых когтей, каждый из которых был величиной с его ногу. Он как завороженный смотрел, как сначала сложились кожистые крылья, а потом прижались к бронированному телу. Его глаза блуждали по покрывавшим все тело чешуе, заметив, что чешуйки уменьшались к концам пальцев, где из них вырастали громадные когти, и к тем местам, где шея переходила в голову. Череп дракона изобиловал рогами и наростами, глаза находились под выступающими надбровными дугами, а его массивные челюсти были усыпаны острыми зубами, торчавшими из почерневших десен.

Но больше всего его поразил гигантский размер зверя. Дракон был слишком велик, чтобы его можно было охватить одним взглядом, и Пан, казалось, не мог заставить себя поверить, что возможно существование такого мощного создания. Несмотря на то, что Пан уже видел его однажды. Несмотря на то, что тот прямо сейчас стоял перед ним, нависая, как огромная скала.

Дракон был совершенно неподвижен довольно долго, перемещая глаза то на Пана, то на Фрину Амарантайн, как будто решал, кого проглотить первым. Это была ужасающая мысль, но и неизбежная. Как гласили легенды, драконы были плотоядными. Поэтому почему бы ему не подумать о том, чтобы съесть их? Однако, казалось, что он не был в этом заинтересован. Он изучал их, как будто что–то искал.

— О, какое прекрасное создание! — тихо сказала Фрина.

Это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как приземлился дракон, и этим она показала, что шок не полностью овладел ею. Дрожь в ее голосе заставила Пана в изумлении посмотреть на нее. Она не была шокированной; она была возбужденной.

К ужасу Пана она сделала осторожный шаг к зверю, втянув руку.

— Фрина! — выдохнул он.

— Стой там, где стоишь, Пан, — сразу же ответила она. — Не двигайся. Не ругай его. Думаю, я знаю, что случилось. Просто стой спокойно.

Он вовсе не думал, что это было хорошей идеей, но было уже слишком поздно делать что–либо кроме того, о чем она просила. Она была слишком далеко от него, чтобы он мог ее остановить.

— Прекрасное создание, ты последний в своем роду? Ты все, что осталось? Только ты? — Фрина ворковала с драконом, больше не приближаясь, но по–прежнему вытягивала руку. И тут Пан понял, что она держала в руке Эльфийские камни.

Дракон, до этого пристально за всем следивший, вдруг опустил свою голову так, что его нос оказался всего в нескольких сантиметрах от протянутой руки Фрины. Он смог услышать резкие звуки его дыхания, затем резкое сопение и ворчание, которое возникло где–то в глубине его живота.

— Ты видишь, Пан? Видишь, как он реагирует? Он чувствует Эльфийские камни! Он чует их магию! Вот что привлекло его к нам! Я так и знала!

Естественно, подумал Пан, что–то привело к ним этого дракона. Он пролетел довольно большое расстояние, чтобы добраться до них, прямо туда, где они пересекли предгорья, которые предшествовали горам и проходам, ведущим в их долину, поэтому это вряд ли могло быть случайностью. Фрина как раз закончила использовать магию, чтобы раскрыть подробности сражения, которое, как они услышали, бушевало вдалеке, и спустя мгновение появился дракон.

— Что он хочет делать с магией? — надавил он.

Она покачала головой:

— Я не знаю. Однако, он чего–то хочет. — Она снова переключила свое внимание на дракона. — О, милое, чудесное создание, скажи мне, что это такое!

Дракон приподнял и снова опустил свою голову, как будто понимая ее вопрос. Он расположил свой нос над Эльфийскими камнями, ожидая, что же она будет делать. Желтые глаза заволокло полупрозрачными веками, а изо рта высунулся длинный, черный язык.

Поддавшись порыву, Фрина разжала свой кулак, чтобы открыть Камни, лежащие на ладони.

Дракон повел головой, чтобы лучше видеть, что она делала, и когда он увидел Эльфийские камни, то у него вырвался неожиданный звук, что–то среднее между кашлем и мычанием. Девушка вздрогнула от неожиданности, но не отступила, когда он обнюхал сложенную лодочкой ее ладонь, а затем покачал головой, как будто одобряя то, что она сделала.

— Это магия привела его к нам, не так ли? — прошептала она. — Что же ты от нее хочешь? Хочешь, чтобы я вызвала ее для тебя? Ты именно этого хочешь? Ради этого ты пришел? Чтобы увидеть, как свершается магия?

— Фрина…

Пантерра позвал ее спокойно, желая предупредить ее, что вызов магии может оказать нежелательное воздействие на это существо. Дракон мог отреагировать совершенно не так, как она ожидала. Если он посчитает, что магия опасна, что она угрожает его безопасности, он сможет покончить с ней одним щелчком своих огромных челюстей.

Но Фрина больше не обращала на него внимания. Она сосредоточилась исключительно на драконе, глядя в его глаза, наблюдая за его реакцией на ее каждое движение. Она как завороженная не сводила с него глаз. Пан понял, что между ними была какая–то связь, которая появилась с того момента, как она открыла Эльфийские камни и теперь просто держала их в руке. Затем Фрина закрыла глаза и погрузилась в себя, научившись так делать, чтобы призывать магию. Пан почувствовал, как холодок страха пробежал по нему, когда осознал, что она намеревалась сделать именно то, чего он так опасался. Она откликнулась на то, что, как она верила, от нее хотел дракон, однако при этом она подвергала себя страшному риску.

Магия ожила, засияв ярким и чистым синим светом сквозь щели между ее пальцами. В тот же момент отреагировал и дракон, издав какой–то странный звук в глубине своего горла, глаза уже не были прикрыты веками, а широко открылись, ноздри раздулись. Он хлестнул длинным хвостом, заставив Пана отскочить назад и подняв облака пыли и комочков грунта, когда шипы вонзились в землю. Глаза Фрины раскрылись при звуках возбуждения дракона, и она позволила магии немного просочиться между ее пальцами. Дракон издал глубокое рычание, смешанное с воем, и резко придвинул свою голову к ее кулаку.

— Смотри, Пан! Он хочет магию! Он в восторге! — Она была так возбуждена, что чуть не прыгала, наблюдая за движениями дракона, широкая улыбка расползлась по ее лицу. — О, он такой замечательный, не правда ли? Он совершенен!

Она выпустила короткий всплеск синего света — буквально мимолетную вспышку. Дракон рванулся к нему, лизнул языком, как будто пробовал на вкус. Он щелкал по этому свету, когда Фрина в качестве эксперимента покружила им, очарованный его неуловимостью.

— Фрина! Перестань с ним играть! — Пан был вне себя. — Он разозлится!

Она в ответ рассмеялась, но не насмешливо, а радостно.

— Нет, ему это нравится! Ему нравится, когда его поддразнивают! Посмотри на него! Он так забавляется!

И действительно, все выглядело именно так. Дракон двигался так и этак, следя желтыми глазами за перемещением света, пытаясь со всей быстротой реагировать на него. Он бесился и фыркал, а иногда скулил, как домашний питомец.

Но наконец, Фрина погасила свет, отзывая магию, и Эльфийские камни снова потемнели.

Дракон замер, ожидая. Когда ничего не случилось, когда свет не появился опять, она начал крутить головой в его поисках. Когда это не принесло результатов, он посмотрел на Фрину, а затем распростер свои огромные крылья и взмыл в небо. И понесся прочь, двигаясь по спирали в бескрайней синеве, и на какой–то момент Пан подумал, что он улетает. Однако, он вернулся, приземлившись обратно на то же самое место, что и раньше.

Фрина оглянулась через плечо на Пана, который по–прежнему стоял, как вкопанный, не зная, что делать.

— Видишь? Он хочет еще немного поиграть! Он хочет свет!

Пантерра не был так в этом уверен. Дракон может тоже так не думает. Кто его знает, о чем думают драконы? Однако Фрина не собиралась слушать. Она была очарована этим зверем и теперь собиралась сделать нечто большее. Она уже приближалась к нему, бесстрашная и уверенная, вытянув руку с Эльфийскими камнями, свет которых был притушен, но чью магию дракон четко распознал. Он втянул носом воздух, а потом, когда Фрина остановилась примерно метрах в десяти, громадный зверь прилег на землю и опустил свою голову так, что его рогатая морда почти коснулась ее.

Она сделала еще шаг, остановившись прямо перед ним. Протянув руку, державшую Эльфийские камни, она погладила чешуйки на его большой морде. В тот же миг дракон прикрыл свои глаза и затих.

— Фрина? — Пан сохранял свой голос спокойным. — Что ты делаешь?

— Проверяю теорию, — не глядя на него, ответила она. — Что–то может получиться, что–то… замечательное. Можешь дать мне свой плащ?

— Что?

— Твой плащ. Можешь передать его мне?

Он не стал спорить. Он снял свой походный плащ, перекинул его через руку и подошел к ней. Он заметил, как один глаз дракона уставился на него, слегка приоткрывшись, недобро сверкнув. Не отрывая взгляда от дракона, он протянул Фрине свой плащ.

— Отойди назад, — тихо произнесла она. — Ты его нервируешь.

Он чуть не рассмеялся. Он нервировал дракона? Но он послушался, медленно отступив назад, стараясь не показывать своего испуга, решив не делать ничего, что могло бы разозлить зверя. Фрина стояла на своем месте. Казалось, она не испытывает страха, что ее вообще ничего не смущает в этом деле ни в малейшей степени. Скорее по ее светящемуся лицу и яркой улыбке можно было сказать, что она была нетерпеливой и возбужденной.

— Не могу поверить, что делаю это! — услышал он ее шепот. — Пан, стой на месте. Не двигайся.

Он наблюдал, как она обошла дракона, оказавшись прямо перед левым его глазом, чтобы он смог четко ее увидеть. Сняв свой собственный плащ, она связала его с плащом Пана, используя крючки, которые крепили плащ вокруг шеи того, кто его носил.

Затем она подошла к месту сразу за огромной головой, где дракон все еще мог видеть, что она делала, и осторожно обернула связанные плащи вокруг шеи зверя, где она соединялась с головой и где между шипами образовалось узкое…

Слово замерло у него на устах.

Седло.

— Нет, Фрина! — закричал он, двинувшись вперед.

Моментально голова дракона приподнялась и качнулась в его сторону, раскрыв пасть, и перед Паном предстал четкий и ясный вид рядов острых зубов, начинающихся с кончика рыла и уходящих в темноту глотки. С высунутым языком дракон предостерегающе зашипел.

Фрина обернулась к нему:

— Пан, стой спокойно, или он убьет тебя! Ты не владеешь той магией, которую он жаждет. А я да. Он сделает то, что я скажу. Я это чувствую. Но я не могу защитить тебя!

— Ты и себя не можешь защитить! — парировал Пан.

— Это мы еще посмотрим. Именно это мы сейчас и выясним! — Она двинулась к импровизированному седлу, вытянув руку с Эльфийскими камнями в сторону дракона, удерживая его внимание. Она вновь призвала магию, и та запылала внутри ее кулака весьма заметными импульсами. Дракон внимательно за ней наблюдал.

— Не делай этого! — сказал Пан, испытывая злобу и страх. — Ты не сможешь оседлать дракона!

— Думаю, что смогу. Я думаю, что нашла, как мне помочь эльфам. Именно так я смогу добраться до них и оказать им помощь. — Она стояла рядом с драконом, смотря вверх на связку плащей, не в силах забраться на них с земли. Она обернулась к нему. — Поможешь мне подняться?

Пан покачал головой:

— Я не могу этого сделать.

— Не можешь или не хочешь, Пан?

— И то, и другое. Это сумасшествие!

— Ну, пожалуйста!

— Фрина, забудь об этом.

— Нет. Не могу. Я знаю, что я права. — Она увидела, что было в его глазах. — Ты не веришь мне? Ну что ж, тогда смотри.

Она должна была знать в своей душе, каким–то непонятным ей образом, что случится, когда она позволила синему свету просочиться тоненькой струйкой на землю прямо под пастью дракона. В тот же миг огромная голова опустилась, уставившись глазами на этот свет. Когда она подняла свет к небу, дракон посмотрел вверх, причем голова осталась на месте, а крылья начали распрямляться.

Она быстро опустила Эльфийские камни.

— Я могу контролировать его этим светом. Я могу заставить его двигаться туда, куда захочу. Я могу им управлять.

— Откуда ты можешь знать, что произойдет, как только ты окажешься в воздухе! — Пан был просто в отчаянии, пытаясь найти способ заставить ее передумать, чтобы она отказалась от того, что собиралась сделать. — Как ты удержишься, когда полетишь?

— Помоги мне, и я тебе покажу.

Она взглянула на него в ожидании. На мгновение они молча посмотрели друг на друга, и он ясно увидел ее характерные черты — заостренные вверх ее брови и уши; худое, узкое лицо; глаза, которые могли сначала быть голубыми, а в следующий миг карими; медового цвета волосы, жидкие и взъерошенные от их путешествия; и холеную, прекрасную фигуру ее тела.

— Пан, — сказала она, — мой народ погибает. Я должна попытаться им помочь. Я не смогу добраться вовремя, чтобы сделать что–либо значимое, если не сумею заставить дракона отнести меня туда. Думаю, именно по этой причине он прилетел ко мне. Не умышленно, а потому что такова судьба, такова возможность или что–то еще, чего мы не понимаем. Он это подарок. Пожалуйста, дай мне им воспользоваться.

Пан быстро вдохнул и выдохнул. Без слов — в этот момент он настолько был в нее влюблен, что едва мог это вынести — он подошел к ней. Он образовал из своих рук чашу и наклонился, чтобы предложить ей подставку для ноги. Она нагнулась и поцеловала его, затем поставила свою ногу в его сомкнутые руки и вспорхнула на шею дракона.

Пан отступил на шаг. Дракон никак не отреагировал на это внезапное изменение своего веса. Он оставался на месте, наблюдая игру магии Эльфийских камней на земле перед собой. Казалось, он почти не обращал внимания на наличие всадника.

— Теперь свяжи вместе концы плащей под его шеей, — сказала она.

Пан снова сделал то, о чем она попросила, кропотливо и осторожно, ощущая на своей коже тепло дыхания дракона.

— Позволь мне отправиться с тобой, — сказал он.

Но Фрина Амарантайн покачала головой:

— Он не позволит. Он никому не разрешить ездить на нем, кроме меня. Я это чувствую, Пан. Этот подарок мне и только мне. Я должна это сделать сама. Ты должен мне это позволить.

Он начал было спорить, но потом перестал. Он знал, что это бесполезно, она не уступит.

— Бери посох и возвращайся в Гленск Вуд к Пру, — сказала она ему. — Выясни, что там случилось. Ты тоже должен помочь своему народу.

Ее руки развязали пояс, который она носила, и она крепко привязала его к наростам и рогам прямо перед собой. Свободной рукой она уцепилась за этот пояс.

— Видишь, Пан? — Она улыбнулась. — Я не свалюсь.

Она подняла синий свет на уровень глаз, и голова дракона взмыла вверх. Огромное тело сменило свое положение и зверь подняла на ноги, широко расправив крылья. Пан отодвинулся подальше, все еще не отрывая взгляда от Фрины. Но она больше на него не смотрела, ее взгляд переместился с дракона куда–то вдаль на север. Потом она направила свет Эльфийских камней ввысь сиянием яркой лазури, и дракон взлетел, хлопая своими громадными крыльями, вытягивая тело и махая из стороны в сторону хвостом.

— Прощай, Пан! — прокричала ему Фрина.

Будучи не в силах оторвать взгляд, неспособный предотвратить случившееся, Пантерра Ку наблюдал, как она превратилась в крохотное пятнышко. Он не мог поверить, что она это сделала. Импульсивная, непредсказуемая и даже эгоистичная, тем не менее она была достаточно умной, чтобы знать, что подвергает себя опасности, и все же казалось, что она не до конца это понимает. Одним опрометчивым и порывистым действием она отбросила всякую осторожность и отдала себя в руки судьбы, которая с легкостью могла ее обмануть.

И к тому же она бросила его.

Он остался тут, ошеломленный и обиженный. Он смотрел до тех пор, пока она не растворилась в эфире, и тогда уже понял, что потерял ее.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Фрина Амарантайн плакала, застилавшие зрение слезы текли по ее щекам. Возможно это было из–за горя, которое она ощущала, покинув Пантерру Ку, который ради нее рисковал своей жизнью, который пришел, чтобы спасти ее, когда никто другой этого не смог сделать, и которого она теперь бросила, предпочтя отправиться к своему народу. А может быть из–за радости, которая затопила ее, пока она летела верхом на драконе, паря в синеве, оставшись наедине с облаками, дымкой и далекими местами, которых, наверное, никто больше никогда не увидит, свободная и наполненная удивительным и глубоким, постоянным чувством удовольствия. Или просто из–за ветра, сырого и холодного, хлеставшего по ее лицу.

Однако ее влажные, слезящиеся глаза и дискомфорт не заставили бы ее променять эти моменты. Она никогда не чувствовала ничего подобного — даже не могла вообразить, что такое возможно. По правде говоря, даже несмотря на то, что она смогла оседлать дракона и управлять им, она сомневалась в себе. В конце концов, драконы не существовали. Езда на драконе была мечтой. Но теперь она жила этой мечтой, делая невозможное, и от этого ее переполнял восторг.

Дискомфорт и слезы пропали. Спустя короткое время, она чувствовала себя так, будто делала это всю свою жизнь. Во время полета огромное тело дракона двигалось волнами, и вскоре она приспособилась к этому ритму. От установившегося движения она стала чувствовать себя довольно уютно. Ее руки ощупали большие чешуйки прямо перед тем местом, где она сидела, ее пальцы прикасались к их шероховатым поверхностям. Они были похожи наплоские камни, но на ощупь были теплыми. Она слышала скрипящие звуки, когда они терлись друг о друга. Ее седло стало казаться безопасным, и постепенно исчезли опасения, что она могла потерять равновесие и свалиться.

На севере на вершинах гор, окружавших ее долину, появились первые признаки наступающих сумерек, проникая через скалистые обрывы и начиная свое падение к предгорьям и входу в проход Афалион. Она не могла ни видеть, ни слышать сражение, происходившее там, но знала из своего видения, показанного ей Эльфийскими камнями, что его результат висел на волоске. Она подгоняла дракона силой воли, сжимая ногами его чешуйчатую шею и разумно используя магию Эльфийских камней, которую направляла к месту своего назначения. Разрываясь между эмоциями, мучаясь чувством вины и необходимостью, она знала одно и только одно.

Она должна вовремя добраться до эльфов, чтобы спасти их.

Она должна выполнить задачу, которую сама поставила перед собой, чтобы все, через что она прошла и чем рисковала, оказалось не напрасно.

Дракон продолжал лететь в устойчивом ритме, и постепенно горы начинали приобретать четкие очертания. Фрина переживала, чтобы зверь не потерял интереса к погоне за магией Эльфийских камней, а для того, чтобы этого не случилось, она выпускала достаточно синего света, удерживая этим его внимание. Пару раз она даже подпускала свет довольно близко к его длинному языку, чтобы он мог коснуться и лизнуть его. Может, это помогало, а может, дракону просто нравилась идея погони. Во всяком случае, он не показывал виду, что становится безразличным. Казалось, что ни на что другое он не обращает внимания. Он просто получал удовольствие от полета, идя по следу чуть подкрашенного воздуха.

Однако, напомнила она себе, это была эльфийская магия; у нее были свои собственные особенности, которые Фрина не могла ни увидеть, ни понять, но, возможно, это мог сделать дракон.

Она часто думала о Пантерре, вспоминая ту ночь, когда отдалась ему. Зачем она это сделала? Это было сиюминутное решение, когда ее душевная боль требовала найти какой–нибудь приют. Это было трудно объяснить. Она не любила его. Или, может быть, любила, но как–то по–своему; естественно, что он–то ее любил. Однако, какой в этом смысл? Даже если бы она захотела чего–то большего, она не могла это иметь. Все этому препятствовало: от убийства ее отца и предательства Изоэльды до вторжения Друджей и их усилий преодолеть эльфийскую оборону, а также до возможности, что она вскоре могла стать Королевой Эльфов. Да и собственное положение Пана было не менее тяжелым. Преследуемый демоном, обремененный обязанностями носителя черного посоха, снова потерявший Пру и пытающийся спасти Гленск Вуд и его жителей от Друджей — все это стояло на пути к тому, чего могли бы желать Пан или она.

Она почувствовала, что устала, что энергия и возбуждение рассеялись во время полета, что у нее появилось эмоциональное и физическое истощение. Сколько же она пролетела, вопрошала она. И сколько ей еще осталось лететь.

Один раз она заснула, убаюканная движениями тела дракона, но вовремя проснулась, чтобы удержаться и не соскользнуть с его шеи. Это так сильно ее напугало, что она рассерженно поклялась, что не допустит этого снова.

Впереди солнце клонилось к горизонту, его лучи купали склоны гор и шероховатую поверхность предгорий мерцающим золотым светом.

Затем она услышала первые слабые отголоски сражения, к которому она стремилась, и, бросив крик ветру, она стала подгонять дракона.

* * *

Щурясь от лучей солнечного света, проникающих с запада из непроглядной черноты коридоров прохода Афалион, Зак Вен с недоверием смотрел вверх. Он видел, что именно летело к нему, и все же никак не мог в это поверить. Он знал, что это был дракон — что это должен быть дракон — однако, он все равно ждал, что это окажется что–то другое.

Потом это закричало, и именно тогда и именно там Зак Вен перестал искать причины, чтобы не верить в это. Это был дракон, точно! Он начал дико орать, зовя Таши и Тенерифе. Он не знал, где они были, да и где он сам находился, он тоже в этот момент не знал. Сражение затихло вокруг него, поскольку участники уставились на явление над их головами.

Потом вздрогнув от неожиданности, Зак Вен увидел кое–что еще.

— Тени! — прошептал он про себя.

Он снова посмотрел вверх, более внимательно на этот раз, убедившись, что глаза его не обманули.

— Таша! — вновь прокричал он, повторяя это имя снова и снова, пока больший из братьев Оруллианов не притянул его за перед туники.

— Потише, маленький банши! — Здоровяк был весь покрыт грязью и кровью, а лицо просто горело гневом. Он хорошенько встряхнул мальчика. — Что с тобой не так?

— Смотри! — Он указал на небо. — Видишь это?

— Вижу. Снова тот дракон. Как будто кроме него нам нечем больше заняться.

— Нет, не дракон! Присмотрись. Там, за его головой!

Таша прикрыл глаза от отблеска заката, его рука медленно ослабила хватку на тунике мальчика.

— Фрина, — тихо выдохнул он. — Это же Фрина!

* * *

Эльфийская принцесса приклеилась к шее дракона, одной рукой вцепившись в кожаный пояс, а другой с помощью Эльфийских камней направляя зверя. Но теперь, когда она добралась до места назначения, она не знала, что она должна делать. Ближний конец прохода был забит Троллями, марширующими вперед плотными рядами на эльфийские оборонительные линии, которые были изрядно поредевшими. Дальше по проходу до того широкого места, где она впервые увидела дракона, эльфы заново формировали защитные порядки. Почему они делали это здесь, а не под прикрытием защитной стены в дальнем конце прохода, было тайной. Она наблюдала, как остальные Эльфийские Охотники спешили вперед, чтобы усилить тех, кто уже был вовлечен в сражение и понимала, что они будут стоять насмерть. Это были бесполезные и безнадежные усилия против того, что на них надвигалось. Их всех перебьют.

Потом кто–то внизу заметил дракона, и все остановились, уставившись в небо. Поднялись руки, пальцами указывая вверх, раздались крики и вопли от растерянности и удивления. Это был ее шанс. Если она сможет разделить Друджей и эльфов, если ей удастся заставить их армии разойтись, удалиться друг от друга, то сражение прекратится и атака будет остановлена.

Она направила дракона вниз, высматривая Ташу и Тенерифе, и нашла их. Она полетела прямо к ним, и в этот момент дракон закричал. Сначала она не могла сказать, почему он это сделал, ведь он промолчал весь полет, а она сосредоточилась на том, чтобы управлять его спуском и удержаться в седле. Потом мимо стали проноситься стрелы, и она поняла, что их обстреливают.

На мгновение испугавшись за своего зверя, она перенаправила синий свет ввысь, и дракон развернулся и полетел к дальнему концу прохода. Она увидела, как лучники и пращники Троллей стреляют по ней своими снарядами, стараясь сбить дракона. Она чуть не рассмеялась этим тщетным попыткам. Не обращая на них внимания, она направила дракона обратно в ту сторону, откуда прилетела, и уже оказавшись за открытыми предгорьями, она развернула его, приняв решение, что нужно сделать. Когда зверь полетел в правильном направлении, она прекратила использовать Эльфийские камни, чтобы им управлять, и призвала магию для атаки.

Это было новое испытание. До этого она не пробовала это делать, хотя Мистраль говорила ей, что это возможно. Однако, она представляла, что усилия для этого будут такими же. Поэтому она собрала свои мысли, сосредоточившись на том, что было нужно, и вызвала магию Эльфийских камней. Приготовившись, она подождала, пока не окажется над передовыми рядами армии Друджей, а затем скомандовала огню Эльфийских камней атаковать.

Однако, результат оказался не тот, на который она надеялась. Она считала, что овладела магией и могла теперь ею командовать. Но в то время как ряды Друджей рассыпались при приближении дракона, огонь Эльфийских камней не смог материализоваться. Она пыталась призвать его снова и снова, продолжая, пока хватало сил. Однако спустя несколько минут она почувствовала, что ее сила на исходе. Через пару мгновений те немногие искры эльфийского огня, которые ей удалось вызвать, полностью угасли.

Она испытала прилив разочарования и злости. Она была слишком слаба! Она была слишком неопытна! Она недостаточно пользовалась Эльфийскими камнями, чтобы научиться владеть их силой, и поэтому теперь у нее не осталось ничего, что можно было применить против Друджей.

Потом она вспомнила из того, чему ее учила Мистраль, что магию Эльфийских камней можно использовать только для защиты от другой магии, а у Друджей таковой не было.

Все могло так и закончиться, если бы не дракон. Придя к своим собственным заключениям о том, что было нужно сделать, он взял все под свой контроль. Наверное, раньше он откликался на ее команды, ведомый Эльфийскими камнями, но она больше не использовала синий свет, чтобы держать его в узде. Издав крик, как будто он обезумел, он почти вертикально понесся к широкому проему внутри прохода, вытянув тело и почти сложив крылья. Фрина почувствовала, как ее сердце подступило прямо к горлу. Дракон атаковал. Она бы и хотела его остановить, но сейчас ничего не могла сделать, кроме как держаться за него и надеяться.

Дракон долетел до проема в проходе и выдохнул огнем в собравшихся там Троллей — огнем, который оказался в сотню раз разрушительнее, чем тот, что Фрина могла вызвать с помощью Эльфийских камней — сжигая их десятками, прежде чем в последнее мгновение снова воспарить в небо. Однако он не закончил. Пролетев вперед между скалами, он направился по ущелью туда, где передние ряды Друджей перестроились у защитных линий эльфов и напали во второй раз. Огонь распространялся повсюду, не делая различий между эльфами и Троллями. Фрина закричала на дракона, пытаясь остановить его от атаки на эльфов. Однако дракон видел только врагов, тех, кто пытался навредить ему (или, может, ей), и сжег их всех.

Когда зверь прервал свою атаку и снова понесся ввысь, она улучила момент посмотреть вниз и увидела, что до того, как напал дракон, ряды Троллей уже оттеснили эльфов с широкой части прохода обратно в ущелье, поэтому большую часть тех, кто оказался в проеме, составляли Друджи.

Большую, но не всю.

Она вдруг испугалась за Ташу и Тенерифе, всегда оказывавшихся в авангарде.

Она от страха закрыла глаза, но потом быстро их открыла. Она должна это остановить. Она должна вернуть контроль над драконом, прежде чем погибнет еще больше эльфов. То, что поначалу казалось хорошей идеей, превращалось в плохую. Если она не смогла заставить дракона ограничить свою атаку Троллями, ей нужно найти другой способ.

Пантерра был прав. Она присвоила себе то, что не имела права присваивать. Она поверила, что сможет заставить дракона принести ее к Афалиону и исполнять ее желания только потому, что она владела Эльфийскими камнями. Однако никакая магия не сможет делать все, да и остальное было непредсказуемым. Ей следовало больше поговорить с Мистралью. Однако в своей спешке и решимости что–то сделать, она не обратила должного внимания на слова своей бабушки.

Теперь ее народ расплачивался за ее глупость и безрассудство.

И вдруг ее осенило, она поняла, что должна делать.

Она нацелила себя на то, что было нужно, еще раз вызвав магию Эльфийских камней, призывая образ в голове, который был тусклым и не совсем сформированным, потому что она никогда не видела то, что сейчас искала. Она прекратила дальнейшие попытки использовать магию для атак на Троллей; поняв, что для этого у нее нет ни сил, ни умений. Она сделает что–то менее требовательное и очевидное.

Синий свет вспыхнул и полетел вдаль, и дракон немедленно направился вслед за ним. Зверь пролетел всю длину прохода, придерживаясь показанного ему магией Эльфийских камней пути. Фрина удерживала этот свет и ни на что не отвлекалась, отбросив свою усталость, страхи и стыд, отдав всю себя единственной цели, которую она перед собой поставила. Дракон и эльфийская принцесса пролетели дальше, над поредевшими рядами Троллей, через скалы и ущелья, обратно в старый мир, где основная масса армии Друджей стояла в ожидании приказа атаковать.

Позволь мне сделать лишь это, думала она. Только это, и я больше ни о чем просить не буду.

Она искала Тарека Сика и с помощью магии Эльфийских камней нашла его в тылу линий Друджей, окруженного членами своего штаба и телохранителями. Синий свет обнаружил его, хотя она никогда прежде его не видела. Импровизированных образов, которыми она описывала других, было вполне достаточно. Она уже освоила магию Эльфийских камней, чтобы это сделать, и она ее не подвела.

Она сразу направила дракона вниз, говоря себе, что происходящее далее будет всецело зависеть от Матурена Друджей — холодное отрицание ответственности за то, что, как она уже знала, он накликает на свою собственную голову.

Тарек Сик ее не разочаровал. При виде дракона он приказал своим телохранителям атаковать. Это был смертельный приговор. Стрелы, камни из пращи и даже копья были бесполезны, когда дракон приблизился настолько, чтобы ими можно было воспользоваться. Металлические наконечники, не нанося никакого вреда, отскакивали от бронированных пластин зверя, и спустя несколько секунд Друджи оставили свои попытки и попытались сбежать, рассыпавшись во все стороны. Это не имело никакого значения. Дракон рассвирепел и направил на них свой смертоносный огонь, сметая вершину холма, на которой они стояли, сжигая их в дым и пепел.

Фрина увидела Тарека Сика в его последние моменты жизни, четко рассмотрев выражение удивления происходящим на его лице. Он решил остаться на месте, одной рукой схватив за шею своего помощника и держа этого несчастного перед собой как щит.

Пользы от этого не было. Огонь дракона сжег незадачливого помощника, как будто он был сделан из бумаги, а потом поглотил и Матурена. Тарек Сик сгорел так, будто вес всех его ужасных злодеяний мог быть измерен интенсивностью пламени.

По всем предгорьям и в проходе Афалион пролетел крик, что Тарек Сик умер.

Тролли армии Друджей моментально оказались в замешательстве, больше не уверенные, что они должны делать. Обескураженные и лишившиеся лидера, они начали отступать, выходить из прохода, и вместе с ними отходили и командиры отрядов. Вскоре отступление превратилось в полное поражение, когда даже те, кто продвинулся глубже всех в ущелье, почувствовали, как мужество покидает их.

Утолив свою ярость, дракон прервал атаку, поднимаясь вверх по длинной, медленной спирали. Фрина, все еще цеплявшаяся за его шею, вдруг поняла, что с ней что–то не так. Взглянув вниз, она увидела торчавшие из ее тела стрелы и дротики, ее кожа была сожжена огнем, а одежда почернела и дымилась. До сих пор она этого не замечала, сосредоточившись на борьбе, чтобы помочь эльфам. Она откинулась в импровизированном седле назад, почувствовав головокружение и слабость при виде полученных травм. Она ощутила, что некоторые части ее тела странно онемели, и начала задыхаться. Секунду спустя она решила заставить дракона приземлиться, чтобы она могла слезть с него.

Но сделать этого она не могла — не здесь, где повсюду были Друджи, а у нее не было никакой защиты против них. Поэтому она собрала все свои оставшиеся силы и послала магию Эльфийских камней на поиски Таши и Тенерифе. Синий свет довольно быстро их нашел и дракон в ответ направился к ним. Он полетел по своей воле, из–за рвения преследовать синий свет, снова направившись в горы, лавируя по глубокому расколу прохода, пока не достиг широкого места, где она оставила Оруллианов, как ей показалось, несколько часов назад.

Там внизу столпились эльфы, но тут же разбежались в более узкие части прохода, как только увидели возвращающегося дракона. На этот раз они не стали использовать свое оружие, предупрежденные, наверное, братьями, что она находилась на драконе. Тот медленно, по спирали устремился вниз и приземлился в проходе, сложив вдоль тела крылья.

Плотно сжав пальцами Эльфийские камни, Фрина заставила магию угаснуть до слабого пульсирования.

Никто не пытался приблизиться, когда она соскользнула вниз с огромной шеи и свалилась на землю. Из последних сил она направила магию Эльфийских камней в небо.

Дракон расправил крылья и поднялся в воздух, набрав высоту до горных пиков, и полетел, пока наступающая ночь не поглотила его.

Когда она больше не смогла его увидеть, когда он исчез навсегда, все еще гонясь за магией, которую так отчаянно желал, она сжала Эльфийские камни в кулак, пока синий свет не погас, а потом спрятала Камни в мешочек. Она изо всех сил пыталась подняться, оттащить себя куда–нибудь, где дракон не сможет ее увидеть, если вдруг вернется, но тело ей не повиновалось. Затем рядом оказался Таша, всего на пару шагов опередив Тенерифе и десяток других эльфов. Раздались голоса, возгласы приветствия и крики «Королева» и «Амарантайн». Она увидела лица тех, кого знала, среди них лицо Зака Вена, его мальчишеские черты горели восторгом и удивлением. Таша и Тенерифе держали всех поодаль, вызывая лекаря, раздавая указания. Таша поднял ее на свои сильные руки и понес через толпу.

— Дорогу, Эльфийские Охотники! — ревел он на них, и его голос гремел как гром. — Дорогу нашей настоящей Королеве!

Она позволила волнам звука нахлынуть на нее, неспособная на них ответить, не желая тратить на это силы, которых у нее не осталось. Голова шла кругом, мысли рассеялись. Тело онемело и ей стало очень холодно.

— Благодарю, Таша, — прошептала она ему.

Здоровяк наклонил голову. Какая–то капля упала ей на лицо.

— Ты спасла всех нас, Фрина. Теперь просто держись. Целитель уже идет.

— Только представь, какие истории расскажут об этом? — Тенерифе наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Она смогла увидеть отразившуюся в его глазах теплоту. — Ты такая смелая, Принцесса.

— Мне так холодно.

— Таша, мы ее теряем! Поторопись.

Фрина закрыла глаза, когда они вошли в узкую часть ущелья, покинув угасающий дневной свет и погрузившись в темноту.

* * *

В своих снах она снова летела, лежа на спине дракона, его огромные крылья раскинулись под ней, его тело ходило волнами, пока он парил над расстилавшейся под ним землей, покрытой пышной зеленью среди голубых рек, петлявших и изгибавшихся как шелковые нити. Она чувствовала своим лицом ветер, а кожей — солнце, и весь мир снова был свежим и чистым.

Прекрасное создание, обратилась она к дракону, и он взглянул на нее своими прикрытыми рептильными глазами и она почувствовала его любовь.

Ты всегда будешь моим, сказала она ему. А я всегда буду принадлежать тебе.

Она лежала на шершавых пластинах чешуи зверя, чувствуя их давление на ее лицо, и она летела верхом по воздушным потокам к мирному сну.

* * *

Харен Крэйел, капитан Эльфийской Стражи и командующий Эльфийскими Охотниками, защищающими проход Афалион, стоял в сторонке с Ташей и Тенерифе после случившегося; они сблизили свои наклоненные головы, тяжелым взглядом уставившись не друг на друга, а на землю у их ног.

— Что вы хотите с этим делать? — тихо спросил он.

Тенерифе посмотрел на него:

— Ты уже знаешь ответ.

— Мы можем рассчитывать на твою поддержку?

— А это имеет значение? Это когда–нибудь имело значение? Просто скажите мне, сколько времени вам понадобится.

— Мы могли бы отправиться сразу же. Будем там к рассвету.

Таша покачал головой:

— Нет, я хочу быть уверен, что все будет так, как надо. Я не хочу никаких ошибок. Дай нам время до завтрашнего вечера.

Тенерифе обнял себя, ударив носком по земле.

— Этого времени будет достаточно.

Капитан Стражи кивнул:

— Кто–то может вас опередить, чтобы рассказать им, что здесь произошло. Тогда уже не будет так легко.

Таша хмыкнул:

— Это не будет легко в любом случае.

Он посмотрел туда, где Зак Вен опустился на колени около тщательно закутанного тела Фрины Амарантайн. Его брат и Харен Крэйел проследили за его взглядом, а потом переглянулись.

— Вот что нам нужно, — тихо произнес Таша, — опытный обманщик.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Уставший, стерший себе ноги, Пантерра Ку стоял на возвышенности, которая давала ему ясный обзор гор на западе и первые намеки на вход в проход Деклан Рич. Он шел на восток всю оставшуюся часть дня и большую часть ночи, остановившись лишь однажды, чтобы несколько часов поспать, прежде чем продолжить путь. Некоторое время назад он решил, что сможет добраться к проходу до восхода и к полудню вернется в Гленск Вуд. Он надеялся, что оказавшись там узнает какие–нибудь новости о Пру, а если никаких известий не будет, он немного отдохнет и отправится в Арборлон.

Конечно, существовали и потенциальные осложнения, на которых ему не хотелось останавливаться. Друджи могли направить силы вторжения к проходу Деклан Рич, как и к Афалиону. Если они обнаружили местоположение одного прохода, то весьма велики шансы на то, что и второй проход они тоже нашли. Эльфийские камни не выявили никаких признаков сражения там, поэтому или Друджи еще не атаковали, или они напали и уже прошли по проходу, оказавшись внутри долины. Если последнее верно, то они теперь удерживают проход, что воспрепятствует ему добраться до дома, если он не повернет на север к Афалиону. А это, в свою очередь, означает, что вместо того, чтобы позволить Фрине улететь одной, он должен был настоять и отправиться вместе с ней.

Ему не хотелось думать о такой возможности. И так было довольно болезненно просто смириться с тем, что она ушла.

На мгновение он посмотрел на север, вглядываясь в освещаемую только лунным светом темноту, как будто мог узнать, что сталось с ней и драконом. Конечно же, ничего не было видно, и вряд ли поможет строить догадки о том, что с ними случилось. Он больше не слышал звуков сражения, эти звуки, которые он слышал вчера, давно пропали и их заменила глубокая, неизменная тишина. Какой бы результат этой битвы ни был, сейчас все было закончено. Ее роль в исходе событий была сыграна; ему же все еще предстояло сыграть свою.

Он ощутил новый укол разочарования, вспомнив еще раз, как они расстались. Факт остается фактом, она покинула его, и ему не нравилось, как это отразилось на нем.

Она сказала, что дракон не возьмет их обоих, и он думал об этом с того момента, как она это произнесла. Он помог ей покинуть его, зная, что она искренне верила, что ее народ нуждается в ней больше, чем он. По зрелому размышлению, не он оказался бы ее выбором. Даже если его сомнения подтвердятся.

Он снова посмотрел на восток. Он мог спорить об этом сам с собой всю ночь, и довольно долго так и делал. Однако его собственные проблемы были более насущны, чем его уязвленное самолюбие и разрывающееся сердце. Он мог любить ее; даже за один день мог увидеть, что из этой любви получится. Но сейчас, это на самом деле не имело значения. Прямо сейчас, это было мелочью.

Отбросив все дальнейшие дискуссии, он вновь отправился в путь. Было еще темно, до рассвета еще пара часов, и он к тому времени доберется до прохода и узнает, как обстоят дела. Фрина Амарантайн волновала его с того первого дня, когда они поднимались из долины к проходу Афалион, и он ожидал, что так будет продолжаться какое–то время. Пру бы знала, что ему сказать, если бы оказалась тут. Пру всегда знала, что сказать. Но Пру здесь, конечно, не было, и лучшее, на что он мог надеяться, состояло в том, что он найдет ее снова, прежде чем закончится еще один день.

Он прибавил шагу, проходя холмы и извилистые овраги, поднимая за собой пыль, двигаясь по такой же мертвой земле, как и его надежды остаться Следопытом. Это мечта рассыпалась — и для Пру, и для него самого. Все уже никогда не будет таким же, как раньше, и эту боль он ощущал гораздо острее, чем то, что было связано с Фриной Амарантайн. Он хотел сделать хоть что–то, чтобы изменить случившееся с Пру, но знал, что это было невозможно. Она сделал свой выбор, который ослабил ее зрение; ему такой выбор никогда не представлялся. У нее была возможность сохранить его в безопасности, и он понял, что этим шансом она воспользуется всякий раз, когда он будет ей предложен, независимо от цены, которую придется за это заплатить. Такова была Пру. Преданность и самопожертвование были теми качествами, которые она ценила и понимала. Особенно, если это касалось ее, и уж тем более его.

Где же она была, вопрошал он.

Что же с ней случилось.

Лунный свет струился с безоблачного неба, бесплодный мир вокруг него был таким же немым и безжизненным, как кладбище, а он продолжал идти своим путем.

* * *

Пру Лисс и Айслинн Крэй притаились среди группы скал перед выходом из прохода Деклан Рич, такие же немые, как призраки. Мужчина, которого они оставили позади, прошептал об убийствах и безумии, его голос был хриплым и едва различимым, а раны настолько тяжелыми, что он не смог продолжить свой рассказ, и они оставили его там, пока его не найдут другие. В конце концов появились и другие, всего горстка, спотыкающиеся, бегущие с поля убийства, по одному, по двое, оборванные фигуры в темноте, окровавленные и разочарованные, последние из тех, кто ушел со Скилом Эйлом, чтобы умереть на равнинах за пределами долины.

— Все мертвы, — выдохнула одна женщина, когда вышла к ним и они подхватили ее на руки. — Убиты, все до одного. Он их убил, Серафик! Он лгал нам. Он обманул всех нас.

Еще один повторил те же слова, горькие и гневные, опустошенный тем, что случилось. Этому тоже удалось убежать. Айслинн дала каждому немного воды и пищи, и сказала им подождать за проходом, когда придет помощь. Откуда эта помощь придет, она понятия не имела. Но это было все, что она и Пру могли сделать. Алый голубь полетел дальше, и они были обязаны последовать за ним туда, где найдут Пантерру Ку и ожидавшую их всех судьбу.

Сейчас они прятались на дальнем конце прохода и сами увидели источник ужасных рассказов тех оборванных людей, с которым они столкнулись ранее. Менее, чем в ста ярдах от того места, где они притаились, начиналось поле бойни, пространство в несколько гектаров было вперемешку покрыто трупами Друджей и людей из Гленск Вуда, распластавшихся повсюду на склонах. Ни Пру, ни Айслинн никогда не видели столько мертвых людей прежде, и чудовищность этого ужасала. Мужчины, женщины и дети, солдаты Друджей, их кровь застыла на коже и одежде, их конечности переплелись, а бледные глаза намертво уставились куда–то вдаль. Многих из этих людей они знали; некоторые были их друзьями и соседями. Никто этого не заслуживал.

Посередине этой бойни, в ожидании сидел Скил Эйл, повернувшись к ним спиной, а глазами уставившись на простирающиеся окрестности. Они ясно увидели его черты, когда пробирались по темному ущелью к их укрытию, не решаясь приближаться. Затем он немного подвигался, посмотрев туда и сюда, подняв свой нос, как будто проверяя аромат в воздухе. Они знали, что он не был тем, кем казался — он не был Скилом Эйлом, а был демоном, который выследил их обеих. Они чувствовали, что он был в их костях — в частности, предчувствия Пру исходили криком, по всему ее позвоночнику бегали мурашки. Они посмотрели друг на друга, затаив дыхание и ощутив, как сжимается их горло, и все поняли.

Но ничего не сказали об этом. Ни разу. Сначала было слишком рискованно, когда демон пробирался среди мертвых, поворачивая туда–сюда, что–то выискивая. Находиться так близко к нему было довольно опасно. Позднее, когда он наконец уселся и начал караулить, они по–прежнему хранили молчание по негласному согласию. Один раз Айслинн жестом показала, что, может быть, им стоит отступить обратно в проход. Но Пру указала туда, где на скалах у них над головой уселся алый голубь. Он больше никуда их не вел, показала она. Он нашел то, что искал. Он ждал здесь Пантерру Ку и они с Айслинн должны ждать тоже.

Жестами и немыми словами она описала это, и несмотря на то, что Айслинн не могла видеть голубя, она поняла, кивнула в знак согласия и устроилась рядом с ней, держа наготове лук и стрелы. Если именно здесь все и должно решиться, Айслинн Крэй тоже примет в этом участие. Пру знала, что она подумала, как и она решив, что здесь все закончится. Они обе пришли в поисках прекращения того безумия, которое угрожало им всем с тех пор, как этот демон нашел путь в долину, и теперь обе верили, что без Пантерры Ку никакого решение не будет найдено. Он приближался, и демон ждал его. Не было другого объяснения тому, что случилось. Погибшие должны привлечь носителя черного посоха, и демон будет ждать, когда тот придет, столько, сколько потребуется.

А Пру и Айслинн подождут с ним. Они тоже могут быть терпеливыми.

Айслинн придвинулась поближе к Пру и прислонила свои губы к уху девочки.

Я могла бы убить его отсюда.

Пру посмотрела на нее.

Один выстрел, прямо в сердце. А если мне повезет, то и второй туда же. Может, стоит попытаться. Мы смогли бы покончить со всем этим.

Пру покачала головой.

Ты не сможешь убить его таким образом.

Мы этого не знаем.

Я знаю. Король Серебряной Реки сказал, что Пан должен встретиться с демоном, чтобы положить ему конец. Мы должны этого дождаться.

Айслинн долго изучала ее лицо, а потом кивнула и снова заняла свое место.

На склонах, ведущих к проходу, туда, где среди мертвых сидел демон, темнота начала отступать.

* * *

Демон был терпеливым существом. Ожидание его не тяготило. Его не огорчало, если ждать приходилось несколько дней или недель. Он научился ждать, чему помогло то, что его жизнь была так длинна и время было не важно. А в этих обстоятельствах ждать было легко, когда награда обещает быть такой богатой. Много раз бывало, что ждать не стоило и время было потрачено впустую, но только не сейчас. Демон уже прождал несколько столетий. Он уже давно не был близок к тому, чтобы возложить свои руки на один из черных посохов, а именно со времен крушения старого мира и уничтожения последнего из Рыцарей Слова. Возможность того, что это случится теперь, была захватывающей и непреодолимой, а его потребность в этом просто огромной.

Обладание властью влекло демона сейчас как и всегда — властью над жизнью и смертью. Скоро и та власть будет его, и удовлетворение, которое он почувствует, когда это случится, стоит любых ожиданий.

Поэтому он сидел там, на поле бойни, чувствуя запах смерти вокруг него, острый и резкий в ночном воздухе. Он упивался им по привычке, почти не удосуживаясь уяснить, что делает это. Он упивался им так часто, так бесконечно был им окружен, что больше не испытывал к нему особого интереса. В любом случае, те мертвые, что лежали у его ног, ничего не стоили. Только жизнь носителя имела настоящую значимость.

И лишь его предвкушение, как он заберет эту жизнь, имело значение.

Будь он менее погружен в опьяняющие запах и вкус смерти и менее одержимым тягой к власти черного посоха, он смог бы почувствовать присутствие Пру Лисс, которая пряталась не более, чем в ста ярдах от него. Он бы уловил дуновение ее странной магии или шепот дыхания ее спутницы. Но этой ночью, на этом месте, с мыслями, направленными в другую сторону, ему не удалось этого сделать.

Время шло, и пару раз ему показалось, что он слышит какое–то шевеление в темноте преддверия к проходу. Но почти не стал задумываться на этим, полагая, что это был один из тех несчастных, которым удалось уползти от гор мертвецов в тщетных попытках добраться до безопасного места в Гленск Вуд. Такая безопасность была иллюзией, учитывая то, что он планировал для живущих в долине. Даже если это было что–то или кто–то, намеревающиеся ему навредить, его это не волновало, потому что ничто, чем люди или им подобные обладали, не могло представлять для него никакой угрозы. Он уже видел самое лучшее, что у них было, и оно тоже оказалось ничем.

Только носитель посоха мог ему навредить, а он сам быстро справится с ним, как только тот появится. Новый носитель магии не идет ни в какое сравнение с таким, как он, практикующий обладатель магии, опытный пользователь и существо, договорившееся со смертью.

Он наблюдал, как медленно рассеивается темнота, как рассвет встает из–за гор на востоке, как отступают тени и исчезают одна за другой. Наступает новый день и он сдержит обещание чего–то чудесного.

Затем внезапно он увидел одинокую фигуру, идущую по предгорьям на запад, медленно обретающую форму по мере выхода из мрака. Человек, несущий черный посох. Он едва смог поверить в свою удачу.

По нему пробежало предвкушение, пока он наблюдал приближение этого человека.

* * *

Пан почуял мертвых задолго до того, как увидел их; бриз, дующий с гор, принес зловоние туда, где он пробирался ранним утром. Склоны впереди были изрезаны оврагами и ямами, образуя тени, которые скрывали тела, пока он не оказался примерно в ста ярдах от них. Он был потрясен их числом. Сотни, а может тысячи, заполонили всю окрестность, скрученные и свернувшиеся в момент смерти, сплетенные в невообразимые клубки из конечностей и тел. Он не мог сказать, кем они были, и не мог даже предположить, что привело их сюда, так близко от прохода Деклан Рич, но почти с уверенностью решил, что они должно быть пришли из долины. Беженцы, наверное, спасавшиеся от какого–го ужаса, который случился в его отсутствие.

Или что–то еще?

Когда он подошел поближе, то понял, что среди мертвых были и люди, и Тролли, и по всей вероятности, они убили друг друга. Некоторые по–прежнему сцепились в смертельной схватке, вооруженные, держа друг друга руками. Тролли были в доспехах, а люди нет, но последних было так много, что он понял: у них не было оружия и доспехов, однако они брали числом. Сражение было ожесточенным и никто не выжил. В числе погибших были женщины и дети, а также мужчины, молодые и старые. Видимо, Тролли ожидали этот исход и напали на путешественников, как только они начали спускаться по склонам после выхода из прохода.

Он наклонился и рассмотрел их лица. Двоих он узнал сразу же. Они были из Гленск Вуда. Мужчина был плотником, а женщина — его женой. Они жили неподалеку от того места, где он вырос. Он огляделся в недоумении и нашел еще больше знакомых лиц.

Они все были из его поселка.

Затем он увидел одинокую фигуру, сидевшую посреди мертвых спиной к скальной стене, почти полностью скрытый в темноте. Он выпрямился и присмотрелся внимательнее, пытаясь разглядеть, кто это. Он сделал шаг вперед, затем второй, потом еще несколько.

Фигура резко поднялась и направилась ему навстречу, выйдя из темноты на свет зари. Это был Скил Эйл.

В тот же момент Пан понял, что за все случившееся здесь ответственность лежит на Серафике. Он понял это инстинктивно, так же, как он читает знаки и может определить направление движения всего лишь по одному шарканью сапога по камню. Это все сотворил Скил Эйл, все эти мертвые люди, люди из Гленск Вуда, которые доверились ему и пошли за ним. Юноша покраснел от злости, желая узнать, как Серафик ухитрился найти способ убить всех в поселке. Были среди мертвых родители Пру? Были ли тут сама Пру? Айслинн? Сколько остальных, кого она знал всю свою жизнь? Сколько их лежат мертвыми у его ног, и все из–за этого одного ненавистного человека?

Он рванулся вперед, разгоряченный от гнева, и, наверное, продолжил бы идти, как вдруг руны, вырезанные на его черном посохе, начали неистово гореть. Их свет был настолько внезапным и ярким, что он замер на месте. В этом предупреждении нельзя было ошибиться. Он это знал точно из того, что ему рассказал Сидер. Когда поблизости была крайняя опасность, руны должны засветиться. Однако какая опасность угрожала ему здесь? Не от Скила Эйла. Он был коварным и манипулировал людьми, но Пан справился бы с ним и без посоха. Значит, что–то еще.

Потом он вспомнил про демона, который, по словам Пру, охотился на него, и он огляделся в поисках каких–либо его признаков. Но на поле бойни больше ничего не двигалось. Здесь были только Скил Эйл и он сам. Он стоял на месте, размышляя. Демон мог скрываться в проходе, но зачем ему это делать, когда он был достаточно близок для нападения? Рассчитывает ли он на то, что Серафик каким–то образом отвлечет его?

У него было слишком много вопросов и слишком мало ответов. Он должен действовать на том, что видел.

— Что здесь произошло? — выкрикнул он.

Скил Эйл покачал головой, подходя на несколько шагов ближе.

— На жителей поселка напали Тролли, когда они прошедшей ночью вышли из прохода. Они убили друг друга. Даже Арик Сик мертв. Он лежит тут. — Жестом он указал на тело рядом с собой. — Хочешь сам взглянуть?

— Куда шли все эти люди? — спросил Пан, игнорируя его предложение.

— Найти новый дом за пределами долины. Какое–нибудь безопасное место. Я вел их туда. Мне был послан сон, в котором юноша Ястреб сказал мне, куда идти. — Он покачал головой. — Но я привел их лишь к этому. Мой собственный народ.

В его словах звучала искренняя печаль, но Пан не поверил этому.

— Однако, ты выжил, а они все умерли?

— Жестокая насмешка судьбы. Меня свалили с ног в самом начале и я был придавлен телами. Я пролежал, пока все не закончилось, оглушенный и окровавленный, не в силах пошевелиться.

— А твоя хваленая магия? Ваше ораторское искусство? Ничего не помогло?

— Не дразни меня, мальчишка. Я сделал все, что мог. Я не обязан отчитываться ни перед тобой, ни перед кем–либо еще.

Это был тот Скил Эйл, которого знал Пан, высокомерный и пренебрежительный.

Юноша снова стал к нему приближаться, пылая гневом. Однако руны на его посохе снова вспыхнули и по всему его телу прошла волна тревоги. Он еще раз остановился, стараясь понять, что же не так. Демон был здесь. Должен быть. Неподалеку. Было ощущение, что он находился прямо перед ним.

Его взгляд устремился на Скила Эйла. Прямо перед ним. Скил Эйл, во всех смыслах, однако не совсем такой, каким его помнил Пан. Было какое–то отличие — достаточное, чтобы он понял правду. Он быстро перевел дух. Он чуть не упустил это, чуть не отдал себя в руки своему злейшему врагу. Это не был Серафик, с которым он имел дело раньше, хотя и выглядел похоже. Тот, кто стоял тут, разговаривая с ним, был не Серафик.

Это был демон.

Противостояние, о котором Пру предупреждала его, происходило прямо сейчас, а он даже не сознавал это.

У него хватило времени выставить перед собой посох в качестве щита, магия потекла по всей длине посоха, проникая в его тело, удивление при осознании истины сменилось стальной решимостью, когда демон атаковал. Должно быть, он что–то увидел в глазах Пана или прочел язык его тела, поэтому действовал быстро, растопырив руки в черной мантии, послав волну зловещего зеленого огня. Магия врезалась в Пантерру и отбросила его назад, сбив с ног так, тот он растянулся среди мертвых. Она окутала его, как одеяло, стараясь задушить его, высосать весь воздух, увеличивая жар, постепенно придавливая его вниз. Пан отбивался своей собственной магией, используя посох, чтобы удержать в узде пламя, старясь выиграть пространство и время.

Когда атака затихла, внезапно прекратив постоянное давление, Пан откатился от того места, к которому был прижат, и поднялся на ноги. Но тут же началась новая атака, на этот раз серией резких всплесков, которые ударили с такой силой, что его кости затрещали. Он отразил и эту атаку, однако она истощила его энергию и он зашатался.

Демон не давал ему никакой возможности отреагировать на происходящее. Он сражался, не забывая о защите, и усилий, которые он затрачивал, вполне хватало, чтобы удержать его противника от какого–либо контрнаступления.

— Опусти посох, Пантерра! — крикнул на него демон, еще раз нанося удар, на этот раз используя клинки из огня, как наконечники копья, которые протыкали и резали так же, как и их стальные братья. — Ты не можешь мне навредить. Тебе меня не победить. Не будь дураком. Положи посох и я сохраню тебе жизнь. Меня интересует только посох.

Он продолжал приближаться к Пану во время своих атак. Пана отбрасывало и сбивало с ног каждый раз, когда он пытался подняться, его прижимало будто ураганным ветром. Он сумел удержать посох между собой и демоном, парируя каждый удар, который доставался ему, но мало что мог еще сделать.

— Ты слышишь? — выкрикнул демон. — Тебе не стоит тратить время, мальчишка. Лучше сделай то, что я говорю, пока я не превратил тебя в пыль. Какой позор будет, если тебе не удастся защитить ту маленькую девчонку, которая столько о тебе думает.

Пан сжал зубы, пытаясь ответить. Но не смог говорить.

— Все твои друзья мертвы, Пантерра. Ты знал это? Осталась только та девчонка. Если хочешь сохранить ей жизнь, положи посох. Не будь дураком. Сейчас же.

Что бы он сейчас ни решил сделать, то только не это. Его руки сжали черное дерево, кожей чувствуя ровный пульс рун, и он еще раз вскочил на ноги.

* * *

Пру Лисс по–прежнему скрывалась за скалами у входа в проход, когда из исчезающей ночи появился Пантерра Ку. Она наблюдала, как он приблизился к полю бойни и ожидающему демону. Она подумала сразу же пойти ему навстречу, как только увидела его, но Айслинн потянула ее назад, качая головой.

Подожди, одними губами сказала она.

Когда Пан начал разговаривать с демоном, принимая его за Скила Эйла, Пру снова чуть не направилась к нему. Но затем демон как–то выдал себя, и Пан вовремя призвал магию черного посоха, чтобы спасти себя. С этого момента сражение быстро раскалилось до такой степени, что горный воздух был наполнен густым дымом, оставшимся от затраченной магии, его горький и сильный запах ударял ей в ноздри, а на языке ощущался металлический привкус.

Я должна что–то сделать, чтобы помочь ему, подумала она.

Именно эту обязанность возложил на нее Король Серебряной Реки. Именно это она должна выполнить, и если она даже не была уверена, как это осуществить, она должна попытаться что–то сделать. Она боролась со своим чувством неполноценности с того момента, как Король Серебряной Реки рассказал ей, что она должна сделать, но времени раздумывать над этим не осталось. Прямо перед ней разгорался бой, противники сражались на поле бойни, вокруг них лежали мертвые, земля была окровавленной и израненной. Пантерру отбрасывало назад, постоянно и медленно, при каждой атаке демона. Он все еще защищался, но она могла сказать, что это только было вопросом времени, когда атака взломает его оборону и оставит его беспомощным.

Она почувствовала, как ее захлестывает волна отчаяния. Пан все–таки был недостаточно опытным для подобных сражений. Его не обучили так сражаться. Черный посох и его магия все еще были слишком незнакомыми. Он управлялся с ними точно так же, как с любым новым оружием — неуверенно, от обороны. Хотя он старалсяизо всех сил, уже было ясно, что этого недостаточно, чтобы спасти его. Если она не вмешается, чтобы сдвинуть чашу весов в его пользу, он умрет.

Однако ее все еще что–то удерживало от вмешательства.

Сделай же что–нибудь!

И потом алый голубь резко покинул свое место и стал парить в небе над сражающимися, кружась по спирали кроваво–красным пятном на серо–черном фоне мира Пру. Взгляд Пру мгновенно переключился на слежение за его полетом. У него теперь был совершенно другой вид, более свирепый и воинственный, скорее как у ястреба, а не голубя. Она смотрела, как он закладывал виражи, поднимался и спускался. Что он делал? Она могла чувствовать его плавные движения биением своего сердца. Она ощутила, как они растягивают связь между ними.

Как бы в ответ, она встала на ноги, покинула укрытие и шагнула из темноты в свет раннего утра.

— Оставайся на месте, — прошептала она Айслинн. — Нельзя, чтобы он увидел тебя.

Она продолжала идти, пока не вышла из прохода и не стала полностью видимой в пятне солнечного света. Она увидела, что Пан заметил ее — всего лишь на мгновение, потому что именно на столько он мог отвлечься, вынужденный сразу же вернуть свое внимание на демона. Но этого оказалось достаточно. Он понял, что она тут. Он испугался за нее, могла она сказать, но также и воодушевился. Это отразилось в его глазах, прежде чем ему пришлось снова отвести взгляд.

Она подняла лицо к утреннему небу и смотрела, как алый голубь устремился к ней, самое прекрасное создание, которое она когда–либо видела, и последние настоящие краски. Она захотела протянуть руку и прикоснуться к нему, почувствовать своими руками его мягкое тело и шелковистые перья. Она почти смогла их ощутить, но это оказался всего лишь ласкающий ее кожу утренний ветерок.

Демон снова сбил на землю Пантерру, и на этот раз, казалось, юноша вряд ли сможет подняться. Распластавшись на земле, он в качестве защиты держал перед собой черный посох, изо всех сил стараясь сесть, когда магия демона заставила его прекратить эти попытки. Демон подходил неторопливо, медленно, используя постоянный поток магии, чтобы пригвоздить юношу на месте. Он разговаривал с Паном, но Пру не могла слышать, что он говорил. Пан извивался и боролся против пут, наложенных на него, но не мог освободиться.

Пру поняла, что это был конец для него, и почти наверняка это означало и конец для нее. Она укрепилась в своем решении. Она этого не допустит. Она не будет стоять в стороне и наблюдать, как это случится. Если это и будет их конец, то они не сдадутся без боя.

— Старьевщик! — закричала она на демона.

Демон обернулся при звуке ее голоса, в его странных красных глазах отразилось удивление.

А затем прямо с неба упал алый голубь и вонзился в его лицо.

* * *

Пантерра боролся за свою жизнь, пораженный натиском магии демона, когда внезапно из прохода появилась Пру. У него было всего лишь мгновение, чтобы понять, что это действительно она, а затем он снова был вынужден отвернуться, поскольку атака демона усилилась.

Когда он в последний раз был отброшен и оказался прижатым к земле магией нападавшего, он надеялся только на одно — что Пру убежит от того, что здесь происходило, прежде чем демон увидит ее. Однако она крикнула ему, назвав его непонятным для него именем, моментально привлекая к себе его внимание, и его надежды угасли. Он снова попытался подняться, воспользовавшись тем, что в данный момент демон отвлекся. Однако внимание демона вернулось к нему почти сразу, магия окутала его, удерживая на месте, выдавливая из легких воздух и высасывая из тела последние силы.

Демон подошел еще ближе, небрежно разговаривая с ним все это время, как будто со старым другом, как будто ничего необычного не происходило. Он протянул свою руку, как бы намереваясь помочь ему подняться, однако его пальцы тянулись к голове Пана.

Потом без какой–либо видимой для Пана причины, демон совершенно обезумел.

Он поднял руки, царапая ими по своему лицу, тело его вертелось так и эдак, а голос, которым он закричал, был полон боли и злости. Он крутился, как пугало при очень сильном шторме; лупил себя так, будто его ужалили одновременно тысяча пчел. Его атака на Пана вовсе прекратилась, и несмотря на то, что Пан был ослаблен и разбит магией демона, юноше удалось снова встать на ноги.

Поднявшись, он действовал быстро, переориентировав магию черного посоха, собирая ее в себя, чувствуя как она импульсами переходит из дерева через его конечности во все тело, а потом обращается обратно и вытекает раскаленным до бела жаром.

Однако за эти несколько мгновений, которые потребовались Пану, чтобы взять себя в руки, демон схватил то, что было причиной такой боли, и отшвырнул в сторону. В утреннем воздухе раздался алый взрыв, как будто разорвалось что–то из плоти и крови.

Он услышал крик Пру. Затем когтистая рука, по которой стекала кровь, махнула в ее сторону, и демон выпустил в нее огонь, который молотом врезался в нее и повалил на землю, как тряпичную куклу.

Пантерра Ку опоздал всего на секунду, чтобы не дать этому случиться, тем не менее усиленная его яростью магия черного посоха врезалась в демона. Однако, хоть и пошатнувшись от этой атаки, каким–то образом демон сумел остаться в вертикальном положении. С окровавленным и разорванным в клочья лицом, с внушающей ужас ухмылкой, он обернулся к Пану, поднимая руки для очередного удара.

В этот момент Пан услышал звук освобождаемой тетивы, и черная стрела вонзилась в демона с такой силой, что ее стальной наконечник вышел из его груди. Существо ахнуло, пошатнувшись, и наполовину развернулся, когда вторая стрела попала ему в горло.

Айслинн Крэй стояла у выхода из прохода, приготовив использовать третью стрелу.

Пан снова напал на своего врага, на этот раз магия посоха застала демона совершенно неподготовленным, врезавшись в него с огромной силой и отбросив назад.

Он не смог восстановиться до того, как Пан снова напал на него. Затем еще раз. Пан не знал, было ли это из–за того, что расцарапало демону лицо, или из–за повреждений, нанесенных стрелами Айслинн, или из–за мощи его собственной магии, но совокупный эффект оказался сокрушительным.

Демон закричал, пораженный третьей стрелой. Он бросился прочь в тщетной попытке избежать дальнейших повреждений, но было уже слишком поздно. Разбитый и сломленный, он упал на колени и руки, поникнув головой, истекая кровью.

Прихрамывая, Пантерра направился в его сторону, внезапно осознав, что был ранен, что не все работало так, как надо. Однако его концентрации оказалось достаточно, чтобы отбросить боль и замешательство, и он еще раз призвал магию посоха.

Нацелившись на пораженного демона, он сжег его с головы до пят, пока от него не осталось ничего, кроме горьковатого привкуса пепла, разносящегося в горном воздухе.

* * *

Оставив обуглившиеся очертания демона, Пан поспешно захромал к распластавшейся на земле Пру, глядя, как с другой стороны к ней приближается Айслинн, отбросив свой лук, когда заторопилась присоединиться к нему. Даже будучи раненным, он первым добрался до девочки и опустился рядом с ней, приподняв ее своими руками и прижав к себе безвольное тело. Огонь демона опалил кожу ее лица и рук, однако не очень сильно, чтобы нанести непоправимый ущерб. Глаза ее были закрыты, а дыхание — не очень глубоким.

— Пантерра! — произнесла Айслинн, опускаясь на колени рядом с ним. — Она жива?

Пан кивнул. Он протянул руку и убрал влажные пряди рыжих волос с ее лица. Айслинн достала мех с водой и поднесла его ко рту Пру, пролив небольшой ручеек по ее губам. Вода стекла по ее лицу, но она не отреагировала. Айслинн прижала голову к груди девочки, прислушиваясь.

— Ее сердце бьется. Думаю, это просто шок после того, что с ней случилось. — Она подняла глаза. — Но я совершенно не знаю, что это было. Ты знал про ее глаза? А об алом голубе? Думаю, именно он отвлек демона, когда он приближался к тебе. Я не могу объяснить, почему, но казалось, будто она послала его, когда показала себя.

Пана не волновал этот голубь. Его даже не волновал демон, который теперь был мертв.

— С ней все должно быть в порядке, — сказал он, слова сдавливали и обжигали ему горло. — Она не может пострадать. Только не после всего этого.

Айслинн коснулась своей рукой его руки.

— А как насчет тебя, Пантерра? Ты уже видел себя? У тебя вся одежда в крови.

Он оглядел себя и увидел, что она оказалась права. Его кожа покрылась волдырями и почернела, и он подумал еще, что наверное у него сломано несколько ребер и пальцев на руке. Но все это было неважно. Его заботила только Пру, и он не станет думать о себе, пока не успокоится насчет нее.

Вдруг она охнула, сильно закашлялась и резко дернулась в его объятиях. Он помог ей сесть, чувствуя, как напряглось при этом ее тело.

— Пан? — прошептала она хриплым и низким голосом.

— Я здесь. Рядом с тобой

— А демон?

— Мертв. Все кончено. Мы победили.

Она покачала головой:

— Победили?

Ее глаза моргнули, открывшись, и он увидел мутный взгляд, направленный прямо перед ней, пустой взгляд. Казалось, что ее невидящие глаза по–прежнему беспокоили его, хотя он знал, что на самом деле она могла видеть, правда только в черно–белом изображении.

— Да, Пру.

— Все люди из поселка мертвы, все они навсегда пропали. Это не очень похоже на победу.

— Выпей это, — вмешалась Айслинн, протягивая мех с водой.

Пру нащупала его, как будто пыталась восстановить мышечный контроль.

— Дай мне его в руку, Пан.

— Что–то не так? — спросил он, выполнив ее просьбу и глядя, как она медленно, большими глотками пьет. — Ты сильно ранена?

Она прекратила пить и протянула мех, чтобы он забрал его. Вместо него мех взяла Айслинн, бросая на Пана тревожный взгляд.

Смех Пру был тихим и неприятным.

— Король Серебряной Реки предупреждал меня, что у меня могут забрать кое–что еще. Он также сказал, что это произойдет, когда я исполню то, о чем он меня попросил. Я не обратила особого внимания на то, что это могло означать. Мне этого не хотелось. Я хотела только помочь тебе.

— И ты мне помогла, — сказал он ей.

— Нападение на демона, чтобы надолго отвлечь его от тебя, чтобы ты смог снова сражаться, стоило алому голубю жизни — если он с самого начала обладал этой реальной жизнью. Я так не думаю. Вряд ли он был настоящим. Я думаю, он был частью меня. Поэтому, когда его уничтожили, какая–то часть меня была уничтожена вместе с ним.

Пан закачал головой, наклонившись, чтобы поближе заглянуть в ее молочные глаза:

— О чем ты говоришь? Что было уничтожено?

Она немного улыбнулась, дотронувшись рукой до его щеки:

— Неважно, Пан. Это не твоя вина.

— Пру, ты должна мне сказать. Что было уничтожено?

Ее глаза наполнились слезами.

— Мое зрение, Пан. Когда демон сорвал алого голубя со своего лица и растерзал его, я потеряла остатки зрения. Теперь я на самом деле слепа. Совершенно. Я ничего не могу видеть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

К полудню, следующему за утром, ставшим свидетелем конца угрозы от Друджей, весть о победе эльфов в проходе Афалион достигла Арборлона. Гонец, отправленный Хареном Крэйелом, капитаном Стражи и командующим, должен был повсюду на своем пути распространять эти слова, пока не предоставит отчет Королеве, и весь город взорвался возгласами ликования и облегчения. Импровизированные сборища быстро переросли в полномасштабное празднование, которое развернулось по всему городу, и к полудню не оказалось никого, кто бы не слышал подробностей.

Среди них были и Изоэльда Северин с Первым Министром Теонеттом. Гонец подробно описал им обоим сражение, в результате которого погиб Тарек Сик, а его армия Троллей бежала в полном составе. Он также поведал им о невероятном появлении Фрины Амарантайн верхом на драконе с пропавшими синими Эльфийскими камнями, о том, как объединенная магия зверя и талисманов положила решительный конец вторжению Друджей. Приблизившись, он добавил, что Принцесса сейчас находится в пути к родному городу, чтобы встретиться с Высшим Советом, где она намерена разрешить вопросы, связанные с тем, кто убил ее отца, и кто имел право взойти на престол.

Все было так, конечно, за исключением последней части. Но именно так братья Оруллианы поручили ему рассказать Королеве, а Зак Вен знал, как солгать, когда это было нужно и служило благим целям. Он делал это прежде, и сделает это снова — хотя никогда он не получал и половины того удовлетворения, как в этот раз.

К середине дня он выполнил свою задачу, покинул дворец и покои Королевы, где она приняла его с холодным молчанием, и направился прямо к северным воротам Ашенелла, где Таша договорился с ним встретиться. День был теплым и пасмурным, а небеса к ночи обещали дождь. Но в его нынешнем прекрасном настроении все вокруг чувствовалось ярким и теплым.

Он нашел Ташу и Тенерифе именно там, где они и сказали, сразу за воротами кладбища, скрывающихся за рядом древних гробниц в небольшой рощице вечнозеленых деревьев.

— Ну как все прошло? — сразу же спросил Таша. — Ты сделал все, как я просил, маленькая обезьянка?

— Если ты перестанешь обзываться, Таша, то я мог бы еще охотнее выполнять твои просьбы и задания! — огрызнулся в ответ мальчик. — Да, естественно, я сделал так, как ты просил.

— И как она отреагировала?

Мальчик пожал плечами:

— Ей не понравилось ничего из услышанного; но она ничего не сказала. Она просто слушала и смотрела на меня, а потом отослала.

— А Теонетт?

— Его там не было. Я не видел его, пока не покинул покои, и снова повторил все ему. Он обошелся со мной точно так же. — Он сделал паузу. — Зачем мы все это делаем? Почему бы просто не пойти прямо туда и не затащить ее в тюрьму? Почему бы не предстать перед Высшим Советом и разоблачить ее такой, какая она есть? Зачем мы возимся со всем этим?

— Потому что мы должны быть очень осторожны, — высказался Тенерифе. — Посадить ее в тюрьму просто невозможно. Она — Королева, а эльфы не отправляют в тюрьму своих правителей. Они изгоняют их или ограничивают их жизнь небольшим домиком где–нибудь в глубинке.

— Более того, у нас нет нужных нам доказательств, что она убила Опариона Амарантайна. Если бы Фрина была жива…

Таша не смог закончить. Он закачал головой, сжав губы.

— Нам нужны ее признания. Если она думает, что Фрина идет за ней, мы сможем найти способ заставить ее это сделать.

— Ну, я сделал так, чтобы она именно об этом и думала, — объявил мальчик. — Но какой нам прок от того, что мы солгали ей?

Таша наклонился и своей огромной рукой нежно схватил его за плечо,:

— Давай немного подождем и увидим.

Затем Тенерифе покинул их, а здоровяк и мальчик сели у подножия одной из гробниц и разделили ланч, который первый принес из прохода Афалион. После они спокойно разговаривали о вчерашних событиях, о том, что сделала Фрина Амарантайн, и как все изменилось с тех пор, как появились Друджи.

— Ты больше ничего не слышал о Пантерре или Пру? — в какой–то момент спросил Зак. — Нашли ли они друг друга? Ты не знаешь, что с ними случилось?

Таша Оруллиан с печальным взглядом пожал плечами:

— Нет, юный Зак. Кажется, они пошли той дорогой, которая полностью увела их от нас. Я думаю, что Пантерра должен был найти Фрину, иначе она не смогла бы вернуться к нам в проход Афалион. Не могу предположить, что с ним могло произойти с тех пор. О маленькой сестренке я вообще ничего не знаю. Но мы продолжим их искать, пока не найдем.

— Я хочу помочь, — мрачно заявил мальчик. — Я не хочу, чтобы они закончили так же, как… — Он резко оборвал то, что собирался сказать, и уставился на носки своих сапог. — Бедная Фрина. По крайней мере, она нашла Эльфийские камни, которые так искала. — Он выдавил слабую улыбку. — Казалось, что она достаточно хорошо знала, как их использовать против этих Троллей, не так ли? Но именно дракон, который так…. ну, ты тоже это видел. Она не только летела на нем, она еще и управляла им. Она направляла его лететь в ту сторону, куда она хотела, и заставила его использовать свой огонь, чтобы рассеять атаку Друджей. Представь, как это, суметь сделать такое — летать на драконе и повернуть его против своих врагов.

Таша покачал головой:

— Некоторые вещи не полагается делать. Езда на драконе — одна из них. Она переступила черту, когда оседлала его, и я думаю, за это она и поплатилась.

Зак Вен кивнул:

— Может быть. Но неважно. Это было так замечательно. Я никогда этого не забуду.

Здоровяк обхватил себя руками и вздохнул:

— Никто из нас не забудет, малыш. Никто.

После этого они замолчали, погрузившись в свои мысли. Солнце катилось на запад, свет постепенно меркнул, и мир вокруг них замедлился и затих. Появились тучи, которые еще раньше начали образовываться, еще больше потемнело и на их лица упали первые капли дождя.

Когда полностью стемнело, а дождь усилился, появился Тенерифе.

— Они убегают, — объявил он, бросая взгляд на Ташу.

— Значит, нам пора. — Здоровяк моментально встал на ноги. Он повернулся к Заку Вену, который поднялся вслед за ним. — Может быть лучше тебе подождать здесь.

Мальчик пришел в ярость:

— Я не собираюсь здесь ждать! Я сделал все, что ты меня попросил, и я пойду с вами, чтобы увидеть, как все закончится. Вы не сможете меня остановить!

Тенерифе издал короткий смешок:

— Кто же будет настолько глуп, чтобы попытаться это сделать?

Таша наклонился, черты его лица были напряженными и бесстрастными.

— Тогда послушай меня. Если ты пойдешь, то будешь только наблюдать. Ты не сможешь больше ничего делать. Согласен?

— Согласен.

— Ты также должен сохранить в тайне все, что увидишь. Может быть, навсегда. Это может быть трудно для такой дикой сойки, как ты. Ты сможешь это сделать? Обещаешь? Несмотря ни на что?

— Обещаю. Ни слова.

Они двинулись рысцой, Тенерифе возглавил их группу. Пока они шли, он быстро объяснил, что караулил дворец около его заднего входа, пока сразу, как стемнело, не увидел Изоэльду, появившуюся из маленького коттеджа позади двора, который, как ему было известно, соединялся с дворцом подземным туннелем, а по этому туннелю эльфийские правители ускользали на тайные свидания задолго до того, как он родился. Теонетт ожидал ее на краю двора и они вместе пешком направились на восток.

— Крысы бегут с тонущего корабля, — произнес Таша. — Как я и думал.

— Их будет ждать карета с лошадьми, но только, когда они благополучно выберутся за пределы города, — закончил он.

— Тогда мы сможем схватить их, прежде чем они сбегут, — ответил Тенерифе и прибавил шагу.

Они промчались через город друг за другом, Тенерифе впереди, Зак Вен позади, по дорогам и тропам, мимо небольших насаждений деревьев и между домами, как три призрака, затерявшиеся в темноте под дождем. Порой даже Зак с трудом мог сказать, где они проходили, но Тенерифе, казалось, был абсолютно уверен и нисколько не мешкал.

— Оставайся позади нас и чтобы тебя не было видно, — сказал Заку Таша. — Нельзя, чтобы она заметила тебя. Мы не хотим, чтобы она узнала, что ты с нами.

Зак Вен не совсем был уверен, что они намеревались сделать, но он довольно хорошо понял, что Королева узнает его, если он покажет себя, а братья этого не хотели.

Насквозь промокший и измотанный, когда они наконец–то остановились, мальчик всматривался сквозь мрак и дождевую завесу на восточной окраине города посреди редких деревьев и высокой травы, заметив не очень далеко впереди мерцание раскачивающегося фонаря. Тенерифе обернулся и махнул рукой, кивая брату и Заку, и все трое пригнулись чуть ли не на корточки, продолжая двигаться вперед. Мальчик знал, как передвигаться бесшумно гораздо лучше, чем большинство эльфов, проводя по собственному выбору большую часть своей жизни на улице, предпочитая спокойной, но скучной домашней жизни приключения, которые он всегда находил в большом мире.

Поэтому он поспевал за темпом Оруллианов и делал это молча, стараясь не сбиться с пути, наблюдая, как фигуры впереди становятся все крупнее и более отчетливыми, пока, наконец, не смог увидеть их лица.

Изоэльда Северин и Теонетт.

Они следовали по узкой тропе, неся по свертку, закутанные в дождевые плащи с низко опущенными капюшонами, так что их лица были видны только, когда они оглядывались и фонарь освещал их черты. Было ясно, что они знали о месте назначения и торопились до него добраться. Зак предположил, что известия потрясли их настолько, что они решили сбежать до того, как прибудет Фрина, чтобы разобраться с ними.

Учитывая, что Принцесса знала всю правду о них, а теперь еще и обладала магией Эльфийских камней, ни Королева, ни первый министр больше не видели своего будущего в Арборлоне. Лучше ускользнуть и начать все заново где–нибудь еще в долине — отправиться в добровольное изгнание, чтобы не быть осужденными, раз они исчезли.

Конечно, они не отправились бы в путешествие не имея чего–то, что могли бы продать для своих нужд. Что же они заберут, что же представляет достаточную ценность, чтобы у них появились средства попытаться начать все заново?

Мальчик ничего не смог придумать, да и времени не было, чтобы дальше над этим рассуждать. Парочка добралась до кареты, о которой, как предвидел Таша, они заранее договорились, лошади уже были запряжены, а кучер ждал их. Произошел обмен фразами и кучер, забрав что–то у Теонетта, исчез в ночи. Первый министр наблюдал, как он ушел, затем открыл дверцу кареты и помог Королеве зайти внутрь. Когда она еще раз оглянулась, Зак Вен ясно увидел ее лицо. Несмотря на его юной возраст и ограниченный опыт, даже он решил, что она была самой красивой женщиной, которую он когда–либо видел.

— Сейчас, — сказал своему брату Тенерифе.

Они вскочили на ноги и бросились к карете, вырываясь из–за деревьев на открытое пространство примерно в пятидесяти футах от нее. Теонетт заметил их и вспрыгнул на сиденье кучера; он оказался более ловким, чем ожидал Зак, учитывая его размеры. Однако Тенерифе оказался быстрее и схватил передних лошадей за узду, чтобы они не понесли. Таша был в нескольких шагах позади и уже одной ногой шагнул в карету, когда Изоэльда выскочила из дверцы с другой стороны и побежала.

На мгновение все заволокло дождем и тьмой. Зак сделал так, как ему сказали, остался за пределами той борьбы, что происходила вокруг кареты. Однако он видел все, что случилось. Теонетт вынул короткий меч и замахнулся на Ташу. Тенерифе по–прежнему боролся с удилами и лошадьми, пытаясь удержать их на месте. Но он ослабил свою хватку и был отброшен, а лошади понесли вперед, подстегиваемые сидящим на месте кучера Теонеттом. Таша провисел на карете на несколько секунд дольше, а затем отпустил ее, шатаясь, сделал несколько шагов вперед, прежде чем упасть на четвереньки, промокший и мотающий головой.

Карета прогремела в темноте и исчезла из поля зрения, а первый министр все подгонял лошадей.

Тенерифе пробежал мимо брата, намереваясь догнать карету, но Таша резко крикнул ему:

— Оставь его! Нам нужна только Королева!

Тенерифе остановился и повернул обратно, тяжело дыша:

— Ты прав. Мы в любое время найдем его.

Братья поплелись назад, где их поджидал Зак Вен. Не дожидаясь вопросов, мальчик указал в направлении, куда, как он видел, убежала Изоэльда.

— Зоркие глаза, орленок, — сказал, ухмыляясь, Тенерифе.

Они начали преследовать Королеву. Это было совсем не сложно. Она оставляла следы, по которым было легко идти, несмотря на темноту и дождь. Даже Зак мог без проблем различить их. Тенерифе снова встал во главе и втроем они уверенно стали пробираться через лес, высматривая любые признаки своей добычи. В сотне ярдах был обнаружен ее плащ, видимо, оказавшийся для нее слишком тяжелым. Далее они нашли шарф, а потом и сверток, который она несла.

Они заторопились вперед, медленно сокращая расстояние между собой и их добычей. Спустя тридцать минут напряженной погони, они догнали ее. К тому времени, она выбилась из сил и рухнула на землю под растущим гикори, ее одежда была испачкана и порвана, а лицо искажено яростью.

— Вы не имеете права так со мной обращаться! — прошипела она на них.

— У нас есть полное право, — ответил Тенерифе. — Мы здесь по приказу Принцессы. Она настаивает, чтобы вы присутствовали, когда она прибудет.

— Я не отвечаю перед ней! Она для меня никто!

— По–видимому, так оно и есть, учитывая ваши усилия заключить ее в тюрьму и убить. — Таша подарил ей улыбку. — Думаете, она не хочет увидеть, как вы заплатите за свое предательство? Что вы скажете членам Высшего Совета, когда она поставит вас перед правдой? Неужели вы думаете, что с вашей ложью будут считаться? Она теперь герой, Изоэльда. Она спасла народ эльфов своими храбрыми действиями в проходе Афалион.

Скрываясь среди деревьев, оставаясь совершенно неподвижным, Зак Вен смог ясно увидеть, как на лице Королевы ярость сменилась отчаянием.

— Я все буду отрицать! Никто не посмеет осудить меня!

Таша пожал плечами:

— Возможно. Во всяком случае, мы это выясним. Жаль, что вашего первого министра там не будет, чтобы поддержать вас. Я никогда не видел, чтобы кто–нибудь так удирал.

Он протянул ей руку, но она резко отстранилась, ее затравленный взгляд бегал то туда, то сюда.

— Теонетт трус. Если бы не я, он давно бы приполз в Высший Совет, моля о пощаде. Оставьте его. Он не нужен был мне тогда, не нужен и сейчас.

— Вы все это сможете рассказать Высшему Совету, когда мы приведем вас к ним, — бодро сказал Тенерифе. — Будет интересно увидеть их реакцию.

Она засмеялась ему в лицо.

— Какой же ты глупый. Ты и твой брат. Вы думаете, что дело сделано и все закончилось, не так ли? Маленькая Принцесса возвращается как героиня–победительница, а злая Королева низложена и отправлена в изгнание. Так просто. За исключением того, что все произойдет не так. Она получит свою долю славы, а я свою. Она молодая, дикая и часто запутывается — это знает каждый. Мне удастся убедить Высший Совет, что она неправильно истолковала услышанное и увиденное. Я была там, но и убийца, который убил Короля. Я пыталась спасти его, но мне удалось спасти ее. Однако она была настолько вне себя от горя, что ради ее собственной безопасности пришлось ограничить ей свободу и держать под замком.

Таша и Тенерифе быстро переглянулись.

— Это не сработает, — заявил первый. — Они вам не поверят.

— Нет? Почему бы нам это не выяснить? Доставьте меня обратно и позвольте мне встретиться с ними. Убежать никогда не было хорошей идеей. Решение Теонетта — это путь труса. На самом деле он вынудил меня бежать с ним. Он угрожал убить меня, если я не пойду с ним. Убийца был делом его рук, а не моих. Я обнаружила это только вечером. Он признался в этом. Он хотел меня только для себя самого. Он всегда хотел меня.

— Вы ничего не имели общего с тем убийством? Именно это вы намереваетесь сказать?

— Ну конечно же! Посмотрите на меня! Разве я выгляжу для вас опасной? Вы считаете, что Высший Совет увидит меня настолько опасной? Или красивой женщиной, желанной и контролируемой сильными мужчинами!

Братья в молчании уставились на нее. Она переводила взгляд с одного на другого, а потом подошла прямо к Таше и обняла ладонями его лицо:

— Ты не сможешь выиграть, Таша. Не таким путем. Но есть другой путь. Ты мог бы поддержать меня. Ты могли бы сказать им, что рассказанное мной правда. Если ты так сделаешь, я сделаю тебя моим новым первым министром. А твой брат сможет занять место в Высшем Совете. Нет никаких оснований для того, чтобы вы оба не были там, помогая мне править, как Королеве. Мы разделяем одни и те же заботы; мы все хотим, чтобы все было правильно. Фрина молода и неопытна; ей нужно время, чтобы подрасти и созреть. Когда меня не станет, она сможет стать Королевой. У нее полно времени. Мы сможем ее убедить.

Она погладила его по лицу.

— А тем временем ты сможешь поймать Теонетта и заставить его замолчать! Мы ведь оба хотим его наказать. Мы сможем поделиться так многим, ты и я.

Ее голос был соблазнительным и убеждающим, она гладила по рукам и плечам здоровяка, задумчиво глядя при этом на Тенерифе, привлекая к себе внимание так, как могут только красивые женщины, предлагая воспользоваться местом и моментом, потому что подобное может никогда не повториться.

Таша медленно кивнул:

— Мы могли бы это сделать. Так ведь, Тенерифе?

— Так, — согласился его брат.

— Быть вместе твоими консортами? — продолжал Таша. — Действовать, как твои защитники и советники?

— Да, так и есть! Все, что вам угодно!

Зак Вен, все еще прячась, был настолько в ужасе от происходящего, что чуть было не выскочил из своего укрытия, чтобы попытаться это остановить.

Таша погладил Изоэльду в ответ на ее заигрывания:

— Ты красивое создание, Изоэльда, — сказал он ей. — Какой мужчина откажется сделать то, о чем ты его просишь?

— Только дурак, — сказал Тенерифе.

Таша взял в свои руки ее лицо и притянул ее к себе.

— Но тогда мы никогда не были бы особенно умными, — прошептал он.

Потом он усилил свою хватку, резко повернул ее голову в сторону, и сломал ей шею.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В день, когда Пантерра Ку решил отправиться в путешествие, почти через месяц после его битвы с демоном у прохода Деклан Рич, Пру Лисс шла с ним к окраине поселка, чтобы попрощаться. Вместе с ними шла и Айслинн, в основном, потому что она тоже хотела попрощаться, но также чтобы убедиться, что Пру сможет вернуться домой невредимой. К этому времени, Пру научилась ходить по поселку без посторонней помощи, была в состоянии найти дорогу от дома Айслинн, где она жила и училась, до своих родителей и остальных, а также выполнять небольшие поручения. С каждым днем она становилась более способной, все меньше испытывая проблем от своей слепоты. Ее предчувствия, по–прежнему сильные, несмотря на гибель алого голубя, как–то по–новому позволяли ей видеть всякие вещи; большую часть времени казалось, что она на самом деле могла видеть с помощью других чувств. Айслинн учила ее быть самостоятельной, считать шаги и отмечать препятствия, следя за ее передвижениями к знакомым местам до тех пор, пока она не сумеет дойти до них в одиночку.

— Сегодня серый день, — сказал ей Пан. Он держал ее за руку, как будто они снова были детьми. Он не направлял ее; он знал, что лучше этого не делать. Она думала, что он просто хотел быть к ней поближе, пока еще есть время. — Повсюду дождевые тучи.

Она смогла ощутить привкус воздуха, сырой и металлический. Некоторым это могло показаться отражением мрачного настроения людей долины, почти у всех из них жизнь перевернулась с тех пор, как было отражено вторжение Друджей. Даже в самых удаленных уголках юга, где не было ни единого намека на опасность и жизнь протекала привычным образом во время угрозы, уверенность прежних времен тоже исчезла.

Больше никто не мог чувствовать себя в безопасности за защитными барьерами, которые так долго охраняли это убежище. Они больше не могли рассчитывать, что эта долина защитит их. Те дни ушли навсегда, и никто не знал, какая жизнь наступит.

Ни одни из народов долины не объединились даже самым незначительным образом, так что и эльфам, и людям из Гленск Вуда пришлось самостоятельно защищать эту долину. Ни живущие здесь Тролли, ни Пауки не пришли к ним на помощь. Никто из других поселков, городков или крепостей на юге не решил встать на защиту вместе с ними. Даже Адриан Эсселлин, дав обещание помочь лично Сидеру Аменту, так его и не исполнил. В итоге, так никто и не пришел, и те, кого предали, этого не забудут.

С тем, что Пантерра уходит, почти ничего нельзя было сделать, верила Пру, хотя он никогда бы в этом ей не признался.

— Ты понимаешь, почему я это делаю, да? — вдруг спросил он, словно прочитав ее мысли. — Почему я ухожу?

— Да, — заверила она его.

— Я не хочу покидать тебя, — добавил он. Между ними возникло неловкое молчание. Он нежно пожал ее руку. — Если бы был другой путь, я бы не уходил.

Она взглянула на него своими молочными глазами и улыбнулась:

— Прекрати извиняться, Пан. Не стоит обнадеживать меня таким образом. Я знаю, что не могу пойти с тобой. Не в этот раз. Тебе не стоит волноваться за меня. Ты должен сделать это без меня, и я с этим смирилась.

— Просто мне как–то неуютно.

В подобных обстоятельствах она бы тоже чувствовала себя неуютно, даже ужасно, если бы не то, что ей рассказал Король Серебряной Реки. Если Пан выжил в битве с охотившимся на него демоном, то его судьба в том, чтобы проводить народ долины к новому убежищу в новой стране точно так, как провели их предков пятьсот лет назад. Она верила в это, и если это должно произойти, то Пан вернется после своих поисков. Может пройти несколько месяцев, но в итоге он вернется. И после этого он заберет ее с собой, куда бы они ни направились. Она была уверена, что все именно так и будет.

— Где мы встречаемся с ними? — вдруг спросила Айслинн, идя поодаль от них.

С Оруллианами. Они шли из Арборлона, чтобы присоединиться к Пану. На самом деле, это была их идея. При том, что народ долины теперь в полной мере осознал опасности, скрывающиеся снаружи, и был раздроблен так, что его уже не объединить вместе, мысли обратились вновь к заселению удаленных территорий. Эльфы всегда хотели уйти, из всех рас они были первыми бродягами и переселенцами, а теперь у них появились и стимул, и возможность это осуществить.

Таша и Тенерифе приняли это решение несколько недель назад, вскоре после смерти Фрины. С учетом того, что старый порядок был уничтожен, Амарантайны исчезли навсегда, у них было мало связи с теми, кто сейчас изо всех сил пытался определить, в какой форме должен быть новый порядок. Лучше куда–нибудь отправиться, пока все не успокоится и не наладится, предложил Таша. Чтобы быть среди первых, кто найдет другое место, куда переселятся те, кто разочаруется жизнью в этой долине, добавил Тенерифе.

Они попросили Пантерру пойти с ними, и он согласился.

Пру не совсем была уверена, почему. Может быть, по тем же самым причинам, что и Оруллианы. Или, может, у него уже появились соображения, что лучшим применением его недавно взятым на себя обязательств как носителя черного посоха будет исследование внешнего мира, чем пытаться подражать своим предшественникам. Что бы он ни надумал, он невольно выполнял то предназначение, о котором говорил Король Серебряной Реки.

Они подошли к западной окраине поселка, и в тот же миг из–за деревьев вышли Таша и Тенерифе.

— Опять опаздываешь, — упрекнул Пана первый. — Тебе стоит это исправить, если ты намерен с нами путешествовать.

Они все обнялись, обменявшись теплыми приветствиями, даже Айслинн, а потом встали с чувством неловкости, ища способ избежать того, что за этим последует.

— Ты довольно хорошо выглядишь для того, кто сражался и убил демона, — заметил Тенерифе, обращаясь главным образом к Пану, но покосившись в сторону Пру и Айслинн.

— Ну, мы в этой долине народ стойкий, — ответил Пан. — А вы–то тоже исцелились?

Братья переглянулись и пожали плечами.

— В основном, да. По крайней мере, снаружи. Думаю, у меня до сих пор болит вот здесь. — Тенерифе приложил руку к сердцу. — Когда мы вспоминаем Фрину.

Пан почувствовал, как его горло сжалось, и ему пришлось собрать все свои силы, чтобы удержаться от слез, которых и так уже было пролито немало.

— Мы все скучаем по ней, — произнес он.

Это все, что он мог сказать. Он не стал выражать то, что действительно чувствовал, интенсивную боль, которую вызвала ее потеря, мрачные эмоции, которые он держал под замком. Но Фрины больше нет, и с этим он ничего поделать не мог. По правде говоря, он не думал, что вообще когда–то мог что–то сделать.

— Они еще не схватили Королеву? — спросила Пру.

— Ни нее, ни ее консорта. Оба исчезли без следа.

— Но рано или поздно их найдут, — добавил Таша.

То, как он это произнес, сказало ей больше, чем ему хотелось. Пру могла читать между слов, когда люди разговаривали, ее предчувствия говорили ей, что не было сказано так же верно, как и то, что было сказано. Таша сказал им то, что они хотели услышать. Она задумалась, что это означало в судьбе Изоэльды Северин.

Айслинн прочистила свое горло:

— Эльфы уже выбрали нового лидера?

Таша покачал головой:

— Они обсуждают это бесконечно, каждая фракция пытается убедить остальных в правильности своего собственного выбора. Годится все, если ваши стандарты минимальны. Никого выдающегося нет. Я думаю, обсуждение продлится еще долго.

— А между тем Королевством правит Высший Совет и, кажется, никто особо этим не разочарован. Похоже, дни монархии близятся к концу.

Таша взглянул на него:

— Ну, скоро мы это узнаем, когда вернемся. Ты готов, Пантерра Ку?

Пру услышала, что Пан колеблется.

— Мне нужна минутка, чтобы поговорить с Пру. Наедине.

Она почувствовала, как он взял ее за руку и отвел ее на некоторое расстояние от остальных. Когда они достаточно удалились, чтобы их никто не смог подслушать, он остановился и повернулся к ней.

— Мне нужно кое–что тебе сказать, прежде чем я уйду. Мне нужно это сказать. Я хочу начать с этого: я никогда не забуду то, что ты сделала ради меня. Никогда. Я обязан тебе своей жизнью, и я посвящу эту жизнь тому, чтобы делать то, что, как я считаю, ты хотела, чтобы я сделал. Ты стольким пожертвовала ради меня, Пру. Твоим зрением, и даже больше. Ты расплатилась всей своей жизнью. Мы должны были быть вместе, партнерами и Следопытами. Теперь уже этого не будет. Но, наверное, будет что–то другое.

— Пан, ты не должен…

— Просто послушай, — перебил он. — Просто дай мне с этим закончить. Я ухожу с Оруллианами, потому что верю, что в итоге мы все должны будем уйти. Мы должны покинуть эту долину и найти новый дом. Мы не уйдем отсюда вместе и вместе не останемся. Тролли, люди, Пауки, эльфы, как бы мы себя ни называли, мы не останемся вместе. У нас разные дороги и разное будущее. То, что я хочу сделать, это найти наше будущее, твое и мое.

Она почувствовала, как слезы навертываются у нее на глазах.

— Мне бы этого хотелось.

— Я не могу представить свою жизнь без тебя, Пру. Ты мой самый лучший друг; и всегда им будешь. Ты еще одна часть меня, часть, из–за которой, когда тебя нет, я чувствую себя неполноценным. Я хочу, чтобы мы снова были вместе. Я хочу вернуть все, что можно, из нашей прежней жизни, даже если не здесь. Будешь ли ты ждать меня, чтобы мы попытались это сделать?

Она обняла его:

— Ты знаешь, что буду, Пан. Я всегда буду ждать тебя.

Его руки обхватили ее голову, погрузившись в рыжие волосы:

— Я не заставлю тебя долго ждать, обещаю.

Они какое–то время так и стояли, обнявшись, ничего не говоря. Затем Пру отступила, отталкивая его.

— Ты должен идти сейчас. Вперед. Таша и Тенерифе ждут.

Он еще немного постоял на месте, а потом она услышала, как он уходит. Она последовала за ним, прислушиваясь к голосам остальных, приветствовавших его возвращение.

Потом они в последний раз обнялись, обмениваясь прощаниями, рукопожатиями и обещаниями быть осторожными и поскорее встретиться снова.

Когда подошла очередь Таши обнять ее, Пру почувствовала, как он что–то вложил в ее руки.

— Это тебе, — сказал он. — Храни их, пока не найдешь того, кому их отдать. Это не я и не Тенерифе, и сейчас я не могу сказать, кто это. Но я знаю, что с тобой они будут в безопасности.

По форме и размеру того, что она держала в руке, она поняла, что он передал ей синие Эльфийские камни.

— Я не могу их взять, — сказала она. — Они принадлежат эльфам.

— Так и есть, — согласился здоровяк. — Причем, всем эльфам. Но только один может ими владеть, и это не должен быть кто угодно. Это должен быть тот, кто гораздо меньше думает о себе, чем о своем народе. Или, может быть, та. Сейчас же, они должны быть спрятаны в каком–нибудь безопасном месте. Фрина отдала их мне… там, в конце, когда я нес ее из прохода. Она сказала мне сохранить их. Ты может и слепа, маленькая сестренка, но ты все видишь гораздо яснее, чем большинство других.

Пру покачала головой:

— Мне не кажется это правильным. Я даже не эльф.

— О, нет, ты эльф. Мы это уже установили, не так ли, Тенерифе?

— Какое–то время назад, — ответил его брат. — Ведь ты сама рассказала Заку Вену, что ты эльф, если я правильно помню.

— Так что храни их, пока эльфы не будут снова к ним готовы. Ты узнаешь, когда это время наступит.

Потом они тронулись в путь, оба брата и Пан вслед за ними, их голоса постепенно затихали по мере того, как они все дальше углублялись в лес.

Она почувствовала, как Айслинн обняла ее за плечи:

— Они вернутся, мы и не заметим как скоро, — прошептала она. — Целыми и невредимыми.

Пру молча кивнула. Она без всяких сомнений знала, что сказанное Айслинн было правдой.

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ