Потрясающие открытия Лёшки Скворешникова [Юрий Тихонович Воищев] (fb2) читать онлайн

Юрий Воищев, Альберт Иванов Потрясающие открытия Лёшки Скворешникова

В одном городе в большом доме живет мальчик. Он учится всего-навсего в четвертом классе, но уже сделал несколько замечательных открытий.

ОТКРЫТИЕ № 1 НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СРАЖЕНИЕ

Мишка живет этажом ниже меня. Раньше я не обращал внимания на этого рыжего мальчишку. Он мне не нравился. Ходит всегда с книгами и задается: смотрите, мол, какой я начитанный! Он мне не нравился еще и потому, что мои родители всегда ставили его мне в пример. Он и культурный, и вежливый, а все оттого, что книжки читает.

Как-то вечером я сидел с ребятами из нашего дома во дворе на бревнах. Мы переиграли во всевозможные игры и собирались разойтись. И тут подошел Мишка и давай рассказывать всякие интересные истории про пиратов, про мальчишек-разведчиков, про космические путешествия.

Мне стало очень обидно, что какой-то рыжий, конопатый Мишка знает больше меня. Я поднялся с бревен, но молча уйти не мог и сказал:

Мишка спокойно повернулся ко мне:

— То, что я рыжий, — это еще пустяки, а вот что ты темный дурак...

— На меня намекаешь, — обиделся я и сжал кулаки.

Мишка поднялся. Ростом он меньше меня. Я решил его напугать и толкнул плечом. Он — меня. Ребята окружили нас.

— Сейчас темно, — нагло заявил Мишка, — и я боюсь тебя искалечить.

— Ага, испугался! — торжествовал я. — Только подойди, я тебе так дам, своих не узнаешь!

— Вы лучше поборитесь, — предложил кто-то из толпы. — А подраться вы и завтра успеете.

Мы сцепились. Мишка сделал мне подножку, и я рухнул, увлекая его за собой. Он очутился на мне, и ребята подняли его правую руку, как на боксерских состязаниях. Ох, как я разозлился!

— Это же нечестно! — доказывал я каждому из ребят в отдельности. — Запрещенный прием! Давай по новой!

Но мне пришлось уйти ни с чем, потому что все спешили по домам.

В эту ночь я долго не мог заснуть и все строил планы мести. Я решил во что бы то ни стало одержать над Мишкой победу, и тогда ребята перестанут его уважать.

Утром я поднялся рано. Сел на лавочку и стал ждать Мишку. Долго я ждал. Мишка не появлялся. Я ушел завтракать. Но и после завтрака его не было. Тогда я решил, что Мишка струсил. До самого обеда я гордо разгуливал по двору, важно поглядывая на ребят: струсил, мол, ваш Мишка!

Только я решил идти обедать и побольше набраться сил, как подошли известные всему двору «мелкие хулиганы» Ленька и Петька. «Мелкими хулиганами» их окрестил дворник, после того как они летом, в прошлом году, утащили у него вместе с брандспойтом двадцатиметровый резиновый шланг. И ему целый день пришлось поливать двор из лейки. И хотя оказалось, что шланг они утащили для настоящего дела — нужно было полить пришкольный участок — и вечером вернули, прозвище все равно закрепилось за ними.

Увидев меня, Ленька и Петька насмешливо спросили:

— Что, струсил?

— Да вы что?! — оторопел я. — Целый день его жду, а он не выходит. Значит, боится...

— Он с самого утра на речке загорает. Книжечками обложился. Читает!

«Наверное, он за мной следил, — подумал я, — и, когда я ходил завтракать, убежал на речку».

— Идемте со мной, — позвал я ребят, — не пожалеете.

— Кого бить будем? — сосредоточенно спросил шестилетний задира Вовка, который всегда появлялся неизвестно откуда и неизвестно куда исчезал.

Я ему не ответил.

Со мной отправилось человек десять. Сели в трамвай. Силы словно вливались в меня от замечаний «судей».

— Он ему покажет...

— Он его разрисует...

— У Мишки книг много. Зашвыряет.

— Ничего подобного, всего одна. Толстущая. Оглушить можно. Но Лешка парень крепкий.

Мишка валялся на песке и читал книгу. Ребята остановились поодаль, чтобы не мешать, а я подошел к нему.

Ни с того ни с сего задираться на Мишку было неудобно. Я начал искать предлог.

— Читаешь? — угрюмо спросил я.

Мишка повернул ко мне сияющее лицо.

— Ага. Ух, как здорово! «Три мушкетера», сочинение Дюма-отца.

— Я только сына читаю, — съязвил я и лег рядом.

Мишка поверил:

— «Дама с камелиями»?

— Ага, — растерялся я. Вот уж не подозревал, что на свете есть целых два Дюма: отец и сын!

— Здорово! — с уважением сказал Мишка. — А я эту книгу до сих пор достать не могу. На нее в библиотеке знаешь какая очередь!

Я лежал и злился на Мишку: почему он такой приветливый? Ясное дело, повалил меня вчера, а теперь все на нет сводит. Для приличия я прочел одну строчку. Потом — другую, третью... И поехало...

Когда я оторвался от книги, уже вечерело. Никого на пляже не было. Мы с Мишкой дошли до 340-й страницы, и вообще я забыл, зачем сюда пришел.

Мы возвращались домой и горячо ругали кардинала Ришелье и его коварных гвардейцев. И только во дворе, когда ребята закричали на меня: «Трус! Трус!» — я вспомнил, что собирался Мишку поколотить. Мы с Мишкой только засмеялись: зря они надрываются!

Я взял книгу домой (Мишка уступил ее на ночь!) и с тех пор... Я записан во все библиотеки города..* Ну, не во все... Ну, во многие. Не это важно.

Теперь мне родители все время твердят:

— Все читаешь, читаешь... Иди погуляй.

ОТКРЫТИЕ № 2 КАК МЫ ДОБЫВАЛИ КАУЧУК

Папа все время воевал с мамой из-за фикуса.

— Мещанство, — убеждал он ее. — Ну ладно, ладно... фикус нам подарила твоя тетка, но это еще не основание для того, чтобы держать его в квартире. А если нам подарят гипсовых кошек и настенные клеенки с лебедями — что тогда?

А мне фикус нравился. А почему — не знаю. Но вскоре я догадался, в чем дело. Я словно чувствовал, что он мне пригодится. Начну по порядку.

Я лежал на диване. Мама, папа, бабушка, сестренка Танька ушли в кино, а я остался дома, потому что никак не мог оторваться от книги «Занимательная химия».

Ко мне пришел Мишка.

— И зачем ты всякую ерунду читаешь? — сказал он.

— Ерунду?! А знаешь, что я придумал? Мы можем добывать каучук по моему способу.

Мишка сказал, что добыть каучук — это действительно интересно.

— Только где и как мы его добывать-то будем?

— Этот вопрос уже решен.

И я раскрыл ему глаза:

— Видишь фикус? Вылитый кок-сагыз. Не веришь? Посмотри рисунок в книжке — ни за что не отличишь! Так вот, по-моему, в листьях фикуса тоже есть каучук. Если его оттуда вытопить — ух!

— А зачем нам с тобой каучук?

Я огорчился:

— Эх, ты! Разве не интересно самому добыть настоящий каучук? Весь дом о нас заговорит!

Я вытащил из холодильника кастрюлю со вчерашним борщом. Вылил борщ в таз, вымыл кастрюлю и сказал:

— Начнем!

Взял ножницы и подошел к фикусу.

— Может, не надо? — осторожно сказал Мишка. — Влетит.

Но я его убедил:

— Все давно обдумано. Во-первых, мы сделаем важное научное открытие, за которое можно пострадать. Во-вторых, папе он не нравится... Отбросим колебания...

Говоря это, я скорее убеждал самого себя, чем Мишку. И, видимо, убедил.

Ножницы щелкнули, и первый лист шлепнулся на пол.

— Режь через один, чтобы не так заметно, — посоветовал Мишка.

Но я увлекся. Скоро от фикуса остался голый ствол, похожий на металлическую елочку. Я посмотрел на него и ужаснулся, но виду не подал:

— Ничего, вырастут.

Мы принялись за дело. Налили в кастрюлю немного воды и стали укладывать листья. Все сырье в нее не вошло. Ничего, опыты только начинаются!

Я зажег газ и поставил кастрюлю. Мы уселись возле плиты и стали ждать, когда вода выкипит и появится каучук. Сначала все шло хорошо. Но потом пополз такой чад, что мы не выдержали и перебрались в комнату. Потом повалил густой дым. Мишка посоветовал подбросить свежих листьев. Мы открыли дверь на кухню и чуть не задохнулись — все плыло, как в тумане. Пришлось открыть дверь в коридор, а потом на лестницу. Мы обвязали лица мокрыми полотенцами, мужественно проникли на кухню и стали подбрасывать свежие листья в кастрюлю.

Вдруг на лестнице кто-то закричал:

— Пожар, горим!

Загромыхали двери, послышался топот, и к нам ввалилось человек двадцать соседей. И как они уместились?

Кто-то впопыхах вылил на меня ведро воды. Второе ведро вылили на плиту. Дыму стало еще больше. Все кашляли и метались из стороны в сторону. Тогда я сложил лист фикуса рупором и затрубил:

— Граждане, не волнуйтесь! Здесь нет никакого пожара. Вы присутствовали при великом открытии.

Какая-то женщина закричала:

— Спасайте детей!

...Правда, каучука мы не добыли, но как я и предполагал, после этого случая о нас заговорил весь дом. Успех был ошеломляющий. Мишке два месяца не давали денег на ₍кино.

А мне повезло. Мама, глядя на голый фикус, печально сказала:

— Чему быть, того не миновать.

Бабушка стала прятать от меня все огнеопасное: бензин, спички и даже перец.

А папа, когда никого не было дома, подбросил меня под самый потолок, как маленького, и доверительно сказал:

— Наконец-то мы от него избавились. Что бы мы делали, если бы не твое открытие?

А потом вдруг разволновался и долго ругал меня за то, что я чуть не наделал пожара. Вот и пойми их, взрослых!

Но хоть с фикусом у нас ничего не вышло, еще не все потеряно. Говорят, на свете столько растений, что не сосчитаешь. Наверняка в соке какого-либо из них есть что-нибудь полезное.

ОТКРЫТИЕ № 3 СТАРУХИНЫ ЦВЕТЫ

В нашем доме живет старушка. На первом этаже. Она совсем одинокая. К ней никто никогда не ходит. Все соседи относятся к этой старушке очень хорошо: зазывают на телевизор, приглашают в гости, даже билеты в кино покупают. А под своим окном она посадила цветы — видимо-невидимо! И все время ухаживает за ними. И никто, даже управдом, даже дворник, ей ни слова не говорит, а наоборот — сами приходят помогать.

Зато ребята — все до одного — раньше терпеть не могли эту самую старуху и прозвали ее Ведьмой. Она и в самом деле похожа на ведьму из сказки: маленькая, сгорбленная, с палкой. Когда старуха выходила из дому, мальчишки орали:

— Баба-яга! Баба-яга!

Я никогда не дразнил старуху. Почему-то мне ее было жалко. А мальчишки надо мной дико смеялись:

— Нашел кого жалеть?! Ягу вреднющую, .

А не любили мальчишки эту старуху из-за цветов. Двор у нас маленький, и без того тесно. Только мы начнем мяч гонять, появляется старуха и да-ваи

— Ах вы пострелы! Что, вам делать нечего, как футбол гонять?! Вот пойду к вашим родителям, тогда узнаете...

Однажды мяч попал в цветы. Старуха схватила его и унесла.

— Отдайте мяч! — долго кричали мы хором.

Но тут появился дворник дядя Вася, и мы разошлись по домам.

Мяч был мой. Отцовский подарок. Я страшно разозлился на старуху.

Целый день я думал, как бы ей отомстить. И придумал. Вечером, когда ко мне зашел Мишка, я стал его уговаривать;

— Мишк, а Мишк, давай у Ведьмы цветы подергаем...

Мишка посмотрел на меня как на дурака и сказал:

— За такие штуки детей бьют.

Я возмутился:

— Тоже мне взрослый! Она ж у меня мяч отняла...

— Ну, я пошел, — сказал Мишка. — У меня дел уйма.

— Значит, отказываешься?

Мишка ничего не ответил и ушел. «А Мишка все-таки трус, — подумал я. — Испугался... Детей, мол, бьют... Это, может, его бьют, а меня и пальцем никто не трогает...»

Я сидел на подоконнике и все думал и думал.

Честно говоря, мне и самому моя затея почему-то разонравилась. Но ведь я же не трус. Решено — значит, сделано! Да и Мишка небось завтра обязательно посмеется: а цветочки-то на месте! И будет всем рассказывать, как я звал его с собой, а потом сам испугался... Нет, будь что будет, а Ведьме я отомщу! Развела тут всякие газоны... Шагнуть некуда. Да еще мяч забирает!

За окном совсем стемнело. Зажглись фонари, а я все сидел на подоконнике и никак не решался сдвинуться с места. Я представил, какой поднимется шум во дворе, когда соседи узнают о случившемся. А вдруг догадаются, что это я сделал?! Внутри у меня похолодело. Небось сразу милицию вызовут. Да еще со служебной собакой. Дадут ей цветок понюхать: ищи, мол, Рекс, ищи. А Рекс как нюхнёт, так сразу меня и почует, потому что все эти собаки очень способные и даже шпионов ловят...

«Пора, — сказал я себе... и не сдвинулся с места. — Нет, подожду еще немного... Пусть совсем стемнеет...»

Несколько раз я вставал и опять садился. Наконец я решился.

Я прокрался в палисадник, оборвал цветы и разбросал их по двору. А потом мне стало страшно, и я побежал к своему подъезду. И все оглядывался: нет ли кого? Но двор был пустой, темный и молчаливый. И никто за мной не гнался.

Всю ночь я проворочался с боку на бок. Не спалось. А когда я заснул, приснилась старуха. Она была в черном платье и говорила отцу:

— Ваш сын — хулиган. Его надо отправить в милицию.

Голос ее звучал слабо и глухо, как из-за стены.

За завтраком мать сказала:

— Хулиганы какие-то порвали цветы у Марии Васильевны... Да, вот твой мяч. Бабушка отдала. Ты его вчера во дворе забыл.

Мне почему-то стало жарко. Я долго не выходил из дому. А когда вышел, увидел старуху. Она возилась с цветами. Старуха посмотрела на меня, и я пробормотал:

— Здрасте...

— Здравствуй, Леша, — ответила она.

Я стоял и не мог сдвинуться с места. Стоял и смотрел на старуху. И она вдруг заговорила:

— Какой-то нехороший человек цветы у меня порвал. Да ведь хоть бы на пользу, а то так — баловство одно... А я-то цветы люблю...

Я подошел к ней и потянул за рукав:

— Бабушка, мы тебе таких цветов насадим! Нет, я сам посажу. Самых красивых!

И посадил. Очень красивые цветы выросли. Замечательные цветы!

С тех пор мы перестали дразнить старуху Ягой и Ведьмой.

ОТКРЫТИЕ № 4 ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ!

Я люблю ловить рыбу. Страсть у меня такая. Часами могу с удочкой сидеть. Днями и ночами.

Но с ночевкой меня родители не отпускают. А днем, сами знаете, какая ловля. Моторки друг за дружкой, как на параде, идут — и нет им конца. Река бурлит, словно из берегов выйти хочет. А рыба разбегается по всяким там ямам да омутам. И спит. Да что говорить, каждому известно, что приличная рыба клюет только по утрам и вечерам. Или ночью.

Но однажды нам с Мишкой крупно повезло. У меня всегда так: если уж повезет, так повезет!

К Мишке приехал дядька с далекого севера. С Чукотки. Отдыхать приехал. Рыбак он, на рыболовецком судне плавает. И через неделю он устал от домашней жизни.

— Разве это отдых, ребята? — пожаловался он как-то нам. — Ешь, на боку валяйся да по кинотеатрам ходи...

Мы с Мишкой сочувственно закивали.

— Сейчас бы с ружьишком да в лес, — печалился дядя Сева. — Или с удочками куда-нибудь в заливчик.

Тут мы с Мишкой уставились друг на друга. Нам в голову пришла одна и та же мысль.

— Дядь, — нарочито равнодушно сказал Мишка, — может, нам на Дон махнуть? У меня две удочки есть.

— А донки сделать можно, — поддержал я.

Дядя Сева задумчиво посмотрел на нас:

— На Дон?

— Ага. Только там для тебя какая ловля, — Мишка развалился на лавочке. — Ты привык тоннами вылавливать на севере. А наши двухкилограммовые лещи для тебя так...

— Мелочь пузатая, — презрительно заметил я.

— Двухкилог... — сказал дядя Сева и осекся. — Ты что разлегся? — внезапно закричал он на Мишку. — Иди собирайся, время уходит.

И дядя Сева сорвался с места и побежал домой.

Не прошло и часа, как мы уже тряслись в последнем автобусе, который уходил в Семилуки.

В автобусе было полным-полно рыбаков. Дядя Сева развил бурную деятельность. За несколько Мишкиных кованых крючков выменял у какого-то бородача консервную банку, набитую навозными червями. Выспросил про все самые лучшие, «клевые» места и только потом немного успокоился.

А рыбаки донимали шофера вопросами: когда же, наконец, доедем? Шофер не успевал отвечать. Вертел головой как заводной, и машина вихляла по дороге, приводя в ужас водителей встречных «мазов». Наш автобус мчался, как на автомобильных гонках, пыль столбом!

И вот мы уже идем вдоль реки. Одуванчики бьют своими головками по ногам и разбегаются сотнями крохотных серебристых парашютиков. Вечерняя зорька в полном разгаре. Река застыла длинной сверкающей лентой, и кажется, что это огромное озеро. И нет никакого течения, а брось листок — и увидишь, как он быстро заскользит вдаль. Он будет плыть день, два, сотни дней и приплывет в море. Если только не утонет или его не слопает глупый прожорливый карась.

Мы остановились у небольшого заливчика, в который впадал ручей, шевеля листья кувшинок. Место нам очень понравилось. Тем более что на берегу стоял высоченный стог и беспокоиться о ночлеге не приходилось.

У Мишки дрожали руки, когда он начал разматывать леску. А дядя Сева развалился на сене и сказал:

— Ну что, поужинаем, орлы?

Какое там поужинаем. Нам было не до ужина. Мы впервые в жизни дорвались до настоящей рыбалки. Каждая минута дорога. Мишкин поплавок скрылся под водой. Раз — ив руках у Мишки бьется пескарь, чуть побольше мизинца. Два — и я поймал пескаря.

Еще один. Другой. Третий!

Не прошло и пяти минут, как мы наловили вдвоем не меньше тридцати пескарей.

— Здорово клюет! — сиял Мишка.

— Вовсю! — соглашался я.

Поглядев на наших пескарей, дядя Сева расстроился, отбросил в сторону недоеденный огурец и взялся за свою удочку. Зашел по колено в воду, взмутил ил ногами и пустил поплавок по течению. Поплавок сразу же повело в сторону.

— Тяни! — завопил Мишка.

Дядя Сева поднял и выволок на берег колючего полосатого окуня. Задумчиво взвесил на ладони и хотел уже было выбросить обратно в реку, но Мишка вырвал окуня у него из рук и отбросил подальше от берега.

— Ты что? — разозлился он. — Еще тот окунь!

Дядя Сева страдальчески улыбнулся, но промолчал.

Он снова зашел в воду. Его поплавок медленно поплыл по течению, потом нехотя утонул, словно крючок зацепился за траву.

Дядя Сева резко подсек. Вода забурлила, на поверхность вынырнул огромный лещ и послушно пошел за леской к берегу. Мишка не выдержал и бросился к нему прямо по воде. Лещ отчаянно ударил хвостом и... сорвался.

— Растяпа! — закричал на Мишку дядя Сева, поспешно засунул в спичечный коробок несколько червяков и умчался вверх по течению.

Мишка надулся и старался на меня не смотреть.

Я вздохнул.

Мишка тоже вздохнул.

— Вот это да! — сказал я.

— Ух и лещ! — загорелся Мишка и сразу сник. — Ну разве я виноват? Ну, скажи, только по-честному.

— Конечно, нет, — соврал я. — С любым могло бы случиться.

Мишка сначала обрадовался, а потом снова погрустнел.

— Ну уж скажешь. С тобой-то этого не случилось...

— У меня выдержка! — похвастался я.

Мишка засопел и перешел на другую сторону заливчика.

Стемнело.

Я поймал еще десяток пескарей и окуньков. Ничего себе, величиной с ладонь!

А Мишке посчастливилось. Он напал на стаю ершей и притащил их штук пятьдесят.

Мы почистили всю рыбу, развели костер, даже уху успели сварить — а дяди Севы все еще не было.

— Может, утонул? — испугался вдруг Мишка.

— Что ты, — успокаивал я его, а у самого на душе было еще как тревожно. — Придет.

— Вот и отпускай его одного, — проворчал Мишка. — Да еще с ночевкой. Хорошо, что мы с ним пошли! А то бы он без нас пропал.

— Как пить дать, — пошутил я. — Только неизвестно, кого с кем отпускали. Его — с нами или нас — с ним?

Мы засмеялись.

Послышались шаги.

Мишка вскочил.

К костру подошел дядя Сева и бросил на траву что-то тяжелое.

Подул ветер и заиграл длинными языками пламени. Мы остолбенели. В траве лежал здоровенный сазан. Не вру, больше моей руки! Толстый-претолстый! А на жабрах у него висели пиявки.

— Не клюет что-то, — пожаловался дядя Сева.

— Ничего себе не клюет! — воскликнул Мишка.

Мы с ним чуть не передрались из-за сазана. Каждому хотелось его потрогать, взвесить на руках, полюбоваться им.

— Ну, давайте, что там у вас, — засмеялся дядя Сева. — Заслужил?

— Еще как заслужил!

Я дул на обжигающую губы уху и невольно думал: повезло Мишке. Такую рыбину домой привезут. А у меня завтра спросят: ну как, рыбак, где твоя рыба? А мне и показать нечего, кроме пескарей. Ну, этих ты можешь и у дома ловить, — скажут родители. Нечего, мол, с ночевкой ходить в даль такую. И без Дона спокойно обойдешься! А разве они понимают, что раз на раз не приходится? Главное — настойчивость, терпение, выдержка. Лишь бы что-нибудь большое попалось — вытащить я сумею. Ну разве я виноват, что сегодня сазан у дяди Севы клюнул, а не у меня?! А вот лещ у него сорвался. А у меня бы ни за что, как бы там Мишка ни бегал вокруг него. У меня что на крючке, то на берегу!

А вообще-то справедливо, конечно, что дядя Сева сазана поймал. Он в гости приехал. Да и нам краснеть не придется, что мы его на Дон завлекли. А то сказал бы потом, что мы его обманули. Теперь-то он сам убедился, что мы не какие-то там трепачи, а всегда правду в глаза режем. Сказали ему, что лещи берут, — и берут! Не говорили ему про сазанов— и то попался! Да еще какой!

Мы опустошили котелок до самого дна.

Потом мы лежали на сене и молчали.

Тихо журчал ручей.

— Леша, а ты когда-нибудь ночевал на реке? — спросил Мишка.

Я хотел соврать, но потом признался:

— Нет. А ты?

Мишка даже заворочался, так трудно было ему признаться, что тоже нет. Помолчал немного, а потом:

— Не-е...

Небо было усыпано миллионами, нет, миллиардами, нет, миллионами миллиардов звезд. Маленьких и больших, тусклых и ярких. Если пристально смотреть на звезды, они расплываются. А если взглянуть на них мельком, они яркие, холодные, далекие. Никогда не видел такого неба. Над городом оно совсем другое. Там на него даже внимания не обращаешь. И потом дома мешают во всю ширь взглянуть. А здесь небо огромное, и нет ему ни конца, ни края. И если задуматься и долго-долго смотреть в небо, то кажется, что никого кругом нет. А только ты и небо. И даже становится как-то немножко не по себе. Нет, не то, чтобы страшно... Совсем нет, а что-то другое. Странно как-то. Я даже представил себе почему-то пещерных жителей, наших далеких предков. Они вот так же лежали на траве и смотрели в небо. И, наверное, думали, что звезды — очень и очень маленькие. И совсем не знали, что это далекие-предалекие миры, что звезды во много раз больше, чем солнце. А луна меньше самой маленькой звезды.

Интересно все-таки, раньше я никогда не обращал внимания на небо. Ну, небо и небо. А сейчас я открыл его для себя.

Небо спокойно смотрело на нас и подмигивало сотнями глаз-звезд. Небо и улыбаться умеет. Когда на нем месяц, оно улыбается. Ведь месяц похож на улыбающийся рот, правда? Не верите, посмотрите когда-нибудь.

Я заснул.

Дядя Сева разбудил нас на самой заре.

Река была окутана паром. Я никогда раньше не видел рассвета на реке. Не видел реки в пелене тумана, не видел встающего солнца, не видел травы, унизанной ожерельями росы. И никогда не дышал таким воздухом.

Все просыпалось вокруг: деревья, вода, трава, земля и ручей...

На востоке поднималось солнце. Огромное солнце выходило словно из земли. Оно вставало за деревьями, такими искрящимися, с четкими черными стволами.

Над водой закружились сотни вертолетов — стрекоз. А река дымилась, словно отдавая холод, накопленный за ночь.

— Пусть всегда будет солнце... — потихонечку напевал Мишка, разматывая удочку.

Хорошо, что оно светит. Да еще как светит!

Хорошо, что оно веселое. Да еще какое веселое!

Главное — мы его видим каждый день. И оно никогда не прогуливает, не то, что мы!

Раньше я никогда не обращал внимания на солнце. Светит — и ладно. А сегодня заново открыл его для себя...

Опять пошли пескари. Даже дядя Сева не мог ничего поймать, кроме «этих проклятых пескарей», как он сказал.

И он опять от нас убежал на свое вчерашнее место.

Мы с Мишкой переглянулись и тут же двинулись за ним.

Дядя Сева остановился на голом, открытом берегу, изрытом коровьими копытами. Река внизу была желтая, загадочная. Она закручивалась десятками воронок и кружила в водоворотах юркие щепки.

Дядя Сева сделал длиннющий отпуск, наживил свежего червяка и закинул подальше от берега.

Мы с Мишкой сделали то же самое.

Течение быстро снесло наши лески, и мы все трое перезакинули удочки.

И снова течение снесло их. И не было ни единой поклевки.

И опять мы перезакинули.

Так мы трудились часа два. И все без толку. Даже надоело.

А потом...

Мишкину удочку согнуло чуть ли не пополам.

— Тяни, тяни! — командовал Мишка сам себе и бежал по берегу, боясь, что рыба порвет леску.

— Дядь! — взмолился он.

Дядя Сева даже не обернулся:

— Сам тащи. Приучайся самостоятельно.

Мишка вылетел на открытый песчаный берег и решительно потянул удочку к себе. Из глубины вынырнул широченный лещ и бешено заплескался. Но Мишка дал глотнуть ему воздуха и, стараясь, чтобы голова леща не скрылась в воде, осторожно подвел его к берегу. И с размаху плюхнулся на него. Только брызги полетели.

Крепко прижав леща к груди, Мишка подальше отбежал от берега. Он прыгал с лещом в руках в густой траве и орал как бешеный:

— Поймал! Поймал! Сам поймал!

— Тихо! —- гаркнул дядя Сева. — Рыбу распугаешь!

Мишка сразу притих. Быстро отнес леща к нашему стогу и закинул удочку точь-в-точь на прежнее место.

Внезапно мой поплавок лег набок, полежал так секунду, словно ему начхать на течение, и... скрылся под водой.

— Клюет, — зашипел дядя Сева.

Но я выждал немного — поплавок все не появлялся — и с силой подсек. Дальше все было, как у Мишки. Боясь, что рыба оборвет леску, я бежал по берегу и умолял дядю Севу помочь, а он отказывался. Долго выводил леща на песчаный берег, дал ему глотнуть воздуха и плюхнулся на него грудью.

...Мы возвращались домой.

Каждый нес на длинном пруте здоровую рыбину. Мы с Мишкой — лещей, а дядя Сева — сазана.

Вот ахнет мама, когда увидит наш улов. Теперь она запросто будет отпускать меня на рыбалку с ночевкой. Даже без взрослых.

Солнце стояло высоко-высоко над головой...

ОТКРЫТИЕ № 5 КАК МИШКА НЕ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ

Наш четвертый «В» почему-то считался самым отчаянным, хотя там отчаянных-то раз-два и обчелся: Мишка да я. Даже Галка этого не оспаривает. Еще бы! Кому, как не нам с Мишкой, всегда за что-нибудь попадает! То мне, то ему. Особенно ему!

Мы возвращались из школы втроем: Галка, Мишка и я. Мишка шел в середине. Слева — Галка с портфелем, справа — я с портфелем. А у Мишки портфеля нет. Отобрали. Во второй раз!

До самого вечера мы бродили по городу и все думали, что ему теперь делать.

— Я домой не вернусь! — сказал Мишка.

— А куда же ты пойдешь? — спросила Галка.

— Не знаю...

— И правильно. Я бы на твоем месте, Мишка, в Сибирь махнул, — оживился я. — Тайга-а! Избу бы построил или хижину. Охотился бы. Или на Братскую ГЭС, а? Свобода! А?

— Плетешь ты, — возмутилась Галка. — Думаешь, по-братски встретят? Профессия у него есть? Ружье есть? Деньги есть?.. Да и маленьких туда не берут!

— Какой же он маленький! — возмутился я. — Он в классе самый длинный. Даже Блямбу из седьмого «А» догонит!

— Хватит вам, — сердито оборвал нас Мишка.

Я вынул из-за пазухи фонарик и стал светить им в разные стороны, выхватывая лучом лица прохожих.

— А знаешь, — сказал я, — он может в саду на лавке спать. Как безработные в Америке. Видал в последнем «Крокодиле»? Только они газетами укрываются, чтоб не холодно.

— Сам спи под газетами! — не выдержал Мишка и снова замолчал.

— Ты все-таки... зайди домой... Может, обойдется? — неуверенно сказала Галка.

Мы подошли к нашему дому, и Мишка внезапно решился:

— Подождите меня здесь... на всякий случай. — И уныло добавил: — Мать сказала, если это повторится, даст жизни.

Мишка исчез в подъезде. А мы остались внизу. Галка домой не ушла, хоть уже вечер. Так здорово она переживала за Мишку!

Вчера был дождь. А сегодня сильно морозило. И кругом стояли блестящие деревья, словно вылитые из стекла. Дул ветер, и ветки позванивали. Из-за освещенных окон доносились глухие голоса.

Ветер задул сильнее. Трр-р-р — прямо над нашими головами обломилась разлапистая стеклянная веточка. Где-то вверху хлопнула дверь и застучали шаги.

— Стой, паршивец! Стой! Куда? — послышался строгий голос Мишкиной матери.

Мишка на бешеной скорости вылетел из подъезда, и мы помчались.

Забежали в какой-то двор и остановились.

— Били? — угрюмо спросила Галка.

— Не успели... — тихо сказал Мишка и начал катать ногой какую-то ледышку. — Я только вошел, а отец — за ремень... Видит, без портфеля...

Мы стояли и молчали. В эту минуту собственные портфели стали нам как-то дороже.

— Давай в небоскреб, а? — предложила Галка.

Мы прошли через двор и завернули за угол — впереди за высоким желтым забором высилась шестиэтажная полуразрушенная башня. Эту бывшую пожарную вышку, которая давно обречена на слом, мы и прозвали небоскребом. Каланча стоит прямо напротив Галкиного дома и уныло, как сквозь пальцы, смотрит на улицу двумя окнами, заколоченными досками. По ржавой винтовой лестнице мы забрались на шестой этаж. Здесь у нас главная штаб-квартира. Луч скользнул по стенам, на которых развешаны деревянные шпаги и щиты из кастрюльных крышек... Я выдвинул в стене кирпич, достал из тайника свечу и спички и выключил фонарь.

Свечку поставили на ящик из-под фруктов. Мы уселись вокруг на шлакоблоках.

— Собрание рыцарей круглого стола считаю открытым, — торжественно объявил я. Мне нравится все необыкновенное.

А Галка взяла слово, как на собрании.

— Знаешь, оставайся в небоскребе, — начала она. — Еду мы тебе принесем...

— Не выйдет, — нахмурился Мишка и стал чертить палочкой на пыльных камнях каких-то человечков. — От холода околеешь, да и найдут меня сразу. Все знают, что мы сюда лазим...

— А что, если, — таинственно зашептал я, — у нас же дома? На чердаке? Никто не догадается — раз у себя!

Глаза у Мишки загорелись:

— Вот это здорово!

Потихоньку, на цыпочках, мы влезли на чердак.

Темно. В полукруг слухового окна вписан месяц. Сейчас он похож на пламя свечи или на большую желтую запятую. Я включил фонарь и пошарил лучом по чердаку. Белье, балки, трубы, ведра, щетки...

— Да тише вы, — зашипел я и показал пальцем на пол. Там, под нами, моя бабка. У других бабки — как бабки. А моя даже слышит, как кошка по крыше ходит...

— Чего?.. Трусишь? — вскипел Мишка. — Думаешь, мои не слышат?

— Так вы же этажом ниже живете.

— Да замолчите! — сказала Галка.

Мы забрались в угол, за печную трубу.

Свет фонаря выхватил из тьмы детскую коляску с потрепанными книгами и кучу старой соломы. Мы порылись в книгах: «Приключения Гекльберри Финна», «Отелло», «Кому на Руси жить хорошо», «Справочник шофера первого класса», «Как солить огурцы»...

— Завтра почитаю, — невесело улыбнулся Мишка.

Обшарив чердак, мы нашли старое дырявое одеяло и какие-то разноцветные половики.

— Не замерзнешь, — сказал я, дрожа от холода. — Пальто у тебя-то толстенное. А завтра я телогрейку постараюсь подкинуть. Авось не заметят.

— Ну, мы пойдем, — смущенно поежилась Галка. — А поесть, может, принесем, а может, и нет. Вдруг не пустят. Поздно. Знаешь моего папу? Его даже студенты боятся...

— Не пустят, — подтвердил я. — Сейчас уже, наверное, восемь. Ты потерпи... Вот фонарик возьми, на всякий случай.

В этот вечер Мишка так и не поел. Галку, конечно, никуда не пустили. А меня крепко обругали за то, что сразу домой не пришел, и тотчас же засадили учить уроки. Натаскивают! Видно, хотят из меня профессора сделать.

Весь вечер в нашем доме царил переполох. Прибегала Мишкина мать и спрашивала, не знаю ли я, где Мишка. Но я не сдавался и твердил, что ничего не знаю. Даже мои родители поверили. И Мишкины родители оставили меня в покое и начали расспрашивать других соседей и милицию.

— До милиции дело дошло! — так и сказала мне мать. — Смотри у меня!

Мишку так в этот вечер и не нашли. Знали бы они, что он сидит у нас на чердаке.

Рано утром, еще за час до школы, я выскочил на лестничную клетку с пухлым газетным свертком в руках и тихо свистнул. Тотчас же в квадрате чердачного люка появилась взъерошенная Мишкина голова: он уже ждал. Я кинул ему сверток.

Затем снизу притопала Галка — словно сговорились! — и тоже кинула Мишке огромный бумажный пакет. Из пакета выскочило яблоко и упало в лестничный пролет.

Мы с Галкой помчались вниз, на улицу, и чуть не столкнулись с дворником дядей Васей. Он задумчиво вертел в руках яблоко.

— Ваше? — спросил он.

Галка кивнула.

Дядя Вася отдал ей яблоко и направился наверх.

— Куда это он? — тревожно спросила Галка.

Мы помчались за ним и увидели: на чердачной лесенке стоял дядя Вася и привешивал замок к чердачному люку.

— Дядя Вася, вы это... что? — робко спросила

Галка.

— Там белье висит, — сказал дворник. — Мало ли что может быть... Вот я замок и повесил... Если кому ключ понадобится — он у меня...

— Как же так?! — начал я.

Но дворник уже спустился по лестнице и вышел из подъезда.

Мы тоже стали спускаться.

И вдруг разом остановились. Навстречу нам шли наш учитель Фэдэ — Федор Дмитриевич, — милиционер и Мишкина мать.

— Андрианова и ты, Скворешников, идите сюда, — сказал нам Фэдэ.

— Ты же знаешь, куда он спрятался! — тихо сказала мне Мишкина мать и заплакала.

— Ну что вы, Мария Сергеевна, — мягко проговорил Фэдэ. — Посидите внизу на лавочке, а мы разберемся... Успокойтесь.

— Спокойно, мамаша. Все будет в порядке! — пробасил милиционер.

— Мама дома, Скворешников? — строго спросил Фэдэ.

— Дома...

— Ну, пошли...

Дверь открыла моя мать. Увидев милиционера, она испугалась:

— Ах! Что он там еще натворил...

— Извините, — перебил ее милиционер. — К вам можно?

Мать машинально посторонилась. Все прошли в гостиную. Милиционер снял фуражку.

— Понимаете, Анна Ивановна, Миша исчез, — начал Фэдэ. — Он не ночевал дома...

— Не знаю, — растерялась мать. — Я совсем ничего не знаю... Вчера его искали, правда... — и она окончательно смутилась.

— Так-так, — пробормотал милиционер. — Ну что ж... Идемте...

— Одну минутку, — сказал Фэдэ.

Милиционер сел.

— Ребята, вы знаете, где он? Только честно.

— Не знаю, — буркнула Галка.

— А может, он в небоскребе? — сказал я. Мне хотелось увести их отсюда...

Федор Дмитриевич остался внизу с Мишкиной матерью. В «главный штаб» с нами полез милиционер.

— Неплохо. Сами делали? — с уважением спросил он, посмотрев на наш богатый арсенал, и раз-улыбался: — Вот и у меня растет такой же.

Потом милиционер крякнул и официально спросил:

— Значит, не знаете, ребята?

— Не знаем, — ответил я.

— Незнаем, — ответила Галка.

Спустились вниз.

— Ну что ж, найдем, — обнадеживающе пробасил милиционер. — Обязательно найдем. До свидания. Вечером позвоните в отделение.

Он отдал честь и ушел. Мишкина мать еще пуще залилась слезами.

Мы с Галкой засопели. Нам стало жаль ее. «Но предать товарища — последнее дело!» — подумал каждый из нас, с подозрением поглядывая друг на друга.

В школе звеньевая Зинка Ермолаева несколько раз приставала к нам на переменках.

— Вы должны сказать, где он! Это не по-пионерски! — кипятилась она.

Но мы угрюмо отмалчивались.

На уроках я все больше смотрел в окно и завидовал Мишке: он там «Гека Финна» читает и колбасу жует, а тут всякие цветочки, пестики...

А с Мишкой вот что случилось... Он нам потом два раза рассказывал, и я себе это очень четко представляю, как если бы все произошло со мной, а не с ним.

Мишке было совсем не до «Гека Финна». Он чувствовал себя, как в мышеловке, и с тоской, притаившись, смотрел во двор через слуховое окно...

Девчонки играют в классики. Малыши гоняют грязный тяжелый мячище. Вот пришел мальчишка, по кличке Блямба, из седьмого «А», волоча за собой на веревке упирающегося щенка. Дядя Вася ходит с метлой и ожесточенно скрипит прутьями о мерзлый асфальт. А в доме напротив какая-то девчонка протирает окно под патефонные звуки: «А они таки-и-е бе-елые...»

Мишка зарылся лицом в колючую солому и пролежал до позднего вечера. Незаметно для себя заснул и проснулся ночью. Перевернулся на спину и бездумно посмотрел вверх. Холодно. Темно. Ребята не приходили. Мишка лег на бок и вздрогнул. На него пристально смотрели два светящихся глаза.

— A-а, котище, — пробормотал он и подтащил кота поближе. — Домашнее животное!

Кот недовольно мяукал и царапался.

— И никто тебя не держит! — вспылил Мишка и выпустил его.

Кот поднял хвост и ушел в темноту.

Холодно... Мишка поднял воротник и завернулся в одеяло.

Внезапно он услышал, что кто-то лезет по пожарной лестнице.

Мишка притаился за трубой. Наверное, за ним! Нашли!!!

В слуховом окне показалась голова. А затем кто-то протиснулся внутрь. Тихо заскрипел шлак.

Таинственно белело белье, вкривь и вкось развешанное на веревках. Мишка сжался в комок.

Неизвестный начал торопливо снимать белье.

«Вор! — обожгла мысль. — Закричать... позвать... сбегутся люди! А вдруг убежит... Подумают, что я...»

Мишку трясло от возбуждения. Оставить так нельзя. Вот оно, настоящее приключение, которое они искали, когда ходили по темным улицам с деревянными кинжалами в карманах.

И тут Мишка схватил фонарь и направил его на неизвестного, крикнув нарочно басом:

— Ррруки вверх!!! Мы тебя давно ждем!

Неизвестный судорожно обернулся и поднял руки. Он не видел ничего, кроме слепящего глаза фонаря. Но перед Мишкой он был как на ладони, и тот с изумлением узнал в жулике хулигана Блямбу, всегда такого нахального и задиристого. Куда что девалось! Сейчас у грозы всех мальчишек от испуга тряслись коленки.

— Положи белье! — грозно приказал Мишка.

Блямба бросил охапку простынь на пол.

— А теперь проваливай, пока цел!

Блямба, спотыкаясь, подбежал к слуховому окну. Согнулся и полез задом в окно. Заскрипела лестница.

Не знаю, присочинил ли тут что Мишка, — не пойдешь же узнавать у Блямбы!

Мишка подошел к слуховому окну. И снова долго смотрел на двор. Моросил мелкий-мелкий дождик. Деревья размахивали голыми ветвями. На улице было неуютно и зябко.

Но «улица звала» — так он нам сказал. Умно сказал! Мне самому всегда на улицу хочется.

Мишка выбрался из окна, спустился по лестнице на землю.

Ночь... Мишка надвинул кепку на уши и вышел на улицу. Шел он по самой середине мостовой и только чуть-чуть сдвигался в сторону, когда его настигали огромные крытые грузовики.

Куда идти? Мишка и сам не знал.

На чердак Мишка твердо решил не возвращаться. Глупо сидеть там и разговаривать с кошками. Что он, маленький!

Подумал Мишка и о школе, и ему совсем тоскливо стало. Ребята завтра пойдут вновь на уроки. Один он, как тунеядец.

Мишка дошел до школы. Грустно блестели темные окна. Снова начал накрапывать дождь. Мишка обошел вокруг школы. Через улицу — напротив — в маленьком доме горел свет в окне. Здесь жил Фэдэ.

«Наверно, к урокам готовится», — подумал Мишка.

Он перелез через заборчик палисадника и уткнулся носом в стекло. Прямо перед ним за столом сидел Фэдэ и что-то писал. Мишка долго смотрел на него. Фэдэ словно почувствовал его взгляд и поднял голову. Мишка сразу же метнулся назад и торопливо зашагал по улице. Оглянувшись, он увидел, что Фэдэ вышел на крыльцо. Вот он крикнул:

— Миша, подожди!

Мишка сначала хотел побежать, но остался на месте. Ведь все равно его никто не сможет удержать, если он этого не захочет.

— Здравствуй, — сказал Фэдэ.

— Здравствуйте, Федор Дмитриевич...

— Знаешь что, — таинственно прошептал Фэдэ, — я без пальто могу простудиться. Зайдем ко мне на минутку.

— А нет ли тут какого подвоха? — спросил Мишка.

Фэдэ расхохотался:

— Честное учительское!

— Я верю. Только поздно вот.

— А мы на цыпочках, — сказал Фэдэ и подмигнул.

Мишка улыбнулся:

— Пойдемте...

Они тихо вошли в комнату Фэдэ.

Мишка раздеваться не стал.

— Я ведь на минуточку...

— Я сейчас, мигом, — сказал Фэдэ и вышел.

Мишка тревожно поерзал в кресле. Он стал

мысленно высчитывать, сколько времени понадобится учителю, чтобы добежать до его, Мишкиного, дома и вернуться обратно. Но Фэдэ мгновенно вернулся с чайником и огромной сахарницей.

— Крепкий чай на ночь пить вредно, — сказал Мишка.

— А мы будем слабый.

Они пили чай и разговаривали, как два очень близких человека, как равный с равным. Они гово-. рили о школьных делах, о новых кинофильмах, а о том случае, который произошел с Мишкой, Фэдэ даже не вспоминал. А Мишка — тем более...

— Жарко у вас, — сказал Мишка и снял пальто.

— Домой хочешь? — неожиданно спросил Фэдэ.

Мишка растерялся и вдруг заплакал. Обычно он

стеснялся слез, а сейчас ему не было стыдно.

А Фэдэ вел себя так, как надо. Он не стал успокаивать Мишку, а дал ему носовой платок, потом легко нажал ему на нос и прогудел, как самосвал:

— Би-и-и!

И Мишка невольно улыбнулся.

— Держи портфель, — сказал Фэдэ, — и не расставайся с ним. Там у тебя задачка неправильно решена, приходи завтра после уроков.

Они вышли на улицу. Дождь перестал. Впереди по лужам бежала луна. И Мишка почему-то вспомнил сказку, которую ему когда-то рассказывала мать: мальчик шел по темному лесу, а впереди катился клубок, указывая путь. Луна бежала впереди, и догнать ее было невозможно...

— До свидания, — сказал Фэдэ.

— До свидания, — сказал Мишка.

Только в окнах его квартиры горел свет. Его ждали...

ОТКРЫТИЕ № 6 МОЖНО ЛИ ДРУЖИТЬ С ДЕВЧОНКОЙ?

Я раньше всегда возвращался из школы вместе с Мишкой и Галкой. Сегодня мне пришлось идти только с Галкой. А все оттого, что Мишку выбрали редактором стенной газеты. И теперь он все вечера в пионерской комнате просиживает. Подшивки «Костра» листает. Стиль вырабатывает. Ох и важный он стал. А мы с Галкой — тоже редколлегия: Галка стихи пишет, а я газету вывешиваю. А Мишке стихи не нравятся. Вот и сегодня... Ну разве плохое стихотворение?

А он забраковал. Говорит — не пойдет, у нас — зима, и надо идти в ногу со временем. Зазнался Мишка!

Галка потеряла где-то варежки. Руки у нее покраснели от холода. Я мог бы, конечно, отдать ей свои или понести ее портфель, но не стал этого делать. Нанашей улице это не принято. Да и ребята разные вертелись... И вообще я не переношу девчонок. Разве девчонка может быть настоящим товарищем? Вот если б я, допустим, потерял варежки, Галка мне никогда бы не дала свои.

Молча идти было неудобно, и я из приличия решил начать разговор.

— Снежок валит...

— Уроков много задали, — не к месту сказала Галка.

Мы снова замолчали.

— Приходи в воскресенье на каток, — неожиданно предложила Галка.

— Ладно, — сказал я. — Может, приду, а может, не приду.

И мы расстались.

Дома меня, как всегда, ожидали неприятности. Моя сестренка Танька взяла полочку, которую я выпиливал целую неделю, и устроила из нее постель для своей куклы Моти. Танька ждала, что я начну на нее шуметь, кричать, топать ногами. Но я применил совершенно новый педагогический прием. Ни слова не говоря, я зашвырнул Мотю в другую комнату, взял полочку и повесил на место. Танька была настолько потрясена, что сразу даже не заревела. Лишь когда увидела, что у куклы отвалилась голова, она подняла такой вопль, что я был вынужден уйти в папину комнату и не подавать никаких признаков жизни. По себе знаю: свяжись с девчонкой — всегда в дураках окажешься!

Танька никак не успокаивалась. Она нажаловалась бабушке, а та напустилась на меня.

Я оделся и ушел на улицу переживать.

Переживал я не долго. Мне помешали. Известные всему двору «мелкие хулиганы» Ленька и Петька, сооружавшие снежную бабу, стали бросать в меня огромные комья снега.

— Ну, вы, полегче! — крикнул я им.

— Ага, — загадочно произнес Ленька. — Этот человек за нами шпионит.

— Какой человек? — спросил Петька, оглядываясь по сторонам.

— Он перед тобой!

— Лешка?! А я думал, правда, какой-то человек...

— Не рассуждай! — приказал Ленька. — Сегодня я твой командир. Раз я говорю, — значит, так и есть.

Ленька и Петька уже давно придумали какую-то бесконечную игру: один день Петька был командиром, другой — Ленька. Я решил потихоньку уйти домой. Уж очень они стали задиристые.

— Постой! — Ленька схватил меня за рукав. — Сержант Петька, задержите нарушителя.

— Руки вверх! — сказал Петька.

Я вырывался, но они держали меня крепко.

— Гражданин подследственный, — задыхаясь, говорил Ленька. — Мы выяснили: вы каждый день встречаетесь с гражданкой Галкой. Говорите, зачем? Нам все известно!

Я начал злиться всерьез. Тут дома — неприятности, и здесь не дают успокоиться!

— Какое вам дело?

— Так, так, — сказал Ленька.

— Так, так, — повторил Петька.

— Отвяжитесь вы от меня!

Я что есть силы толкнул Леньку, и он с размаху сел на ком снега. Ком развалился, и Ленька упал, задрав ноги кверху.

Пока он поднимался, я добежал почти до самого подъезда. Петька не мог удержать меня один и поэтому, вцепившись в мой рукав, бежал со мной рядом, как приклеенный. На площадке второго этажа он от меня наконец отстал и закричал вдогонку:

— Жених и невеста!

— Дурак! — крикнул я.

На другой день я получил двойку. Фэдэ спросил меня о кролике. Я ответил, что половина крови у кролика красная, а половина — белая. Это мне, Мишка так подсказал. Все захохотали.

— Почему? — улыбнулся учитель.

Но я сразу выпутался.

— Вы же сами нам говорили, что кровь состоит из красных и белых кровяных телец.

Фэдэ засмеялся. Мишка мне сделал «нос». Я накинулся на него.

— Лезешь со своими подсказками!

— Выходит, он тебе подсказывал? — сказал учитель.

Тут Галка вскочила и затараторила:

— Надо самому учить уроки, а не кивать на других. Лентяй ты, Скворешников!

Прозвенел звонок.

Я шел домой мрачный и злой и все думал: «Кто знает, может, я стану великим человеком, а великие люди (это всем известно) ни капельки не разбираются в каких-то там кроликах».

Я подумал о Галке и ее предательстве. А еще на каток приглашала! Нет, такая девчонка никогда не станет настоящим другом!

В спину мне залепили снежком. Я оглянулся. Меня догоняла Галка.

— Подожди!

У меня даже руки зачесались — так мне захотелось ее поколотить.

— Лешк, ты что, обиделся? — спросила она.

— Нет. Я на девчонок не обижаюсь. И вообще, девчонок я презираю.

— Вот как? — удивилась Галка. — А я и не знала, что ты задавала. — И обрадовалась, что у нее получилось в рифму.

— Я с тобой теперь не знаком. И на каток не приду, советую перейти на другую сторону, потому что за себя не ручаюсь.

Галка отошла на несколько шагов и как закричит:

— Алешка-матрешка!

Я гордо повернулся к ней спиной и...

Передо мной плечом к плечу стояли «мелкие хулиганы» Ленька и Петька. Я не успел и рта раскрыть, как оказался головой в сугробе. Они купали меня в снегу и, чтобы прохожие не заступались за меня, голосили на всю улицу:

— Будешь знать, как маленьких обижать!

Я уже хотел запросить пощады, но тут кто-то пришел на помощь. Ленька полетел носом в сугроб. А Петька, оставив командира в беде, помчался куда глаза глядят. За ним, размахивая портфелем, неслась Галка.

Я навалился на Леньку и начал кормить его снегом. Галка вернулась, уставилась на нас, а потом как засмеется.

Ленька выплевывал снег и возмущенно шипел:

— Двое на одного!

Я его отпустил. Он отбежал на порядочное расстояние и заныл:

— Жених и невеста!

— Мало мы его купали, — сказал я, а Галка почему-то покраснела.

Она заторопилась домой.

— Придешь на каток?

— Конечно!

Я вернулся домой и долго ходил по комнате, поглядывая на Таньку, которая укачивала куклу в старой маминой шляпе.

— Знаешь, Танька, — сказал я, — а вы, девчонки...

Тут я замолчал, потому что не мог найти подходящего слова. Потом снял со стены полочку и отдал Таньке:

— На, бери!

ОТКРЫТИЕ № 7 САМАЯ ИНТЕРЕСНАЯ РАБОТА

Всю ночь шел снег. И утром шел снег. И к середине дня его навалило столько — ну, не знаю сколько! Утонуть можно.

Мы с Мишкой сидели на крыше сарая и смотрели, как дворник дядя Вася расчищает дорожки. Он так лихо орудовал своей блестящей широкой лопатой, что снег так и висел в воздухе, как дымовая завеса.

— Зря он старается, — сказал я. — Одному здесь и за неделю не управиться.

— Хороший снег, — сказал Мишка. — Сухой! Как раз для моих лыж. Все каникулы буду гонять.

У меня лыж не было, Мишка это знал. И поэтому он добавил:

— Вместе будем гонять...

— А я тебе свои коньки буду давать.

— А чего ими делать? Коньки — это тебе не лыжи. На них куда хочешь не поедешь. А только по кругу да и то на катке. А там народу знаешь сколько? Не продохнешь! Особенно сейчас. У всех каникулы.

Я мрачно кивнул головой и сказал:

— А все же на каток я ходить буду.

Дядя Вася устал. Воткнул в снег лопату. Постоял минутку, а потом опять как начал кидать снег в разные стороны — только держись! И как ему не надоест?

— Работка! От скуки помереть можно! — вздохнул Мишка.

И тогда я сказал:

— Слушай, Мишка, а что, если мы...

Я в восторге заскакал по сараю. Мишка вытаращил на меня глаза, попятился и полетел в сугроб. Я прыгнул за ним. Мы смеялись и барахтались в снегу.

— Ну, так что «если»? — спросил Мишка.

— Давай сделаем снежную крепость, как у Тимура! Все ребята с зависти умрут.

Мишка сразу вскочил и помчался к подъезду.

— Куда ты? — опешил я.

— За лопатой! — крикнул Мишка и скрылся.

А я, чтобы не терять времени даром, начал разгребать снег куском фанеры, который отодрал от крыши.

Показался Мишка с лопатой.

Я выхватил у него лопату, и снежная пыль поднялась столбом.

А Мишка стоял и приговаривал:

— Вот здесь... Вот здесь... Ровней, ровней!

Подошел дядя Вася и спросил:

— Каток делаете? Молодцы!

Тут меня снова осенило.

— Каток! Конечно, каток! — обрадовался я.

— А как же крепость? — растерялся Мишка.

— Какая крепость?! — накинулся я на него. — Строй, строй, а Ленька с Петькой ночью — раз! — и развалят. А каток — это каток!

Я думал, Мишка на меня разозлится, а он поворчал немного и побежал за лопатой дяди Васи.

А дядя Вася принес другую лопату. И тут началось! Мы пыхтели вовсю! Подхватишь на лопату огромный ком снега и — в сторону. А снег искрится, словно елочные блестки. Лопаты с хрустом входят в сугробы. Раз-два, раз-два, — сугробы так и тают на глазах. И скоро мы засыпали сарай почти до крыши.

— Жуть! — сказал дядя Вася, и нам пришлось «прорубать» проход к двери.

Я страшно устал. Да и Мишка упарился. Только дядя Вася бодро махал лопатой. Смотреть на него было одно удовольствие.

Мы с Мишкой начали от него отставать. Все больше и больше.

Тут пришла Галка с подругами. Как будто у нее своего двора нет — вечно у нас пропадает! Я ее, конечно, уважаю, но зевак не переношу. Ты работаешь, а на тебя глазеют — тоже мне интерес!

Мишка обдал их снегом. Девчонки взвизгнули, а Галка не испугалась ни капельки и показала ему язык.

— Рыжий! Рыжий! — заныли девчонки.

— Это я-то рыжий? — развопился Мишка. — Уходите сейчас же!

Они вроде бы испугались и ушли.

— Эх, вы! — сказал дядя Вася. — Они вам помочь хотели. А вы их обидели.

Только он это сказал, как появились девчонки с лопатами, совками и просто фанерками.

— Их обидишь! — радостно сказал Мишка. — Пошли отдохнем.

Но отдохнуть нам не пришлось. Перед девчонками неудобно. Скажут еще — слабосильная команда!

Мы так увлеклись, что расчистили весь двор. Я и не заметил, как день прошел.

— А завтра зальем каток, — сказал дядя Вася.

И все радостно зашумели.

Мы с Мишкой провожали дядю Васю домой. Идти было недалеко. До соседнего подъезда.

— А вдруг ночью снег выпадет, — волновался Мишка.

— Расчистим, — весело сказал дворник.

— Еще как расчистим! — добавил я.

ОТКРЫТИЕ № 8 СОСУЛЬКА

За моим окном появилась сосулька. Она выросла в один день прямо на глазах. Вначале я видел только ее серебристый тоненький кончик, а потом — раз-раз, и она стала большой-большой.

В этом окне у нас нет форточки — уж такое окно. Я сразу забрался на подоконник другого окна, высунул голову в форточку и посмотрел вверх.

Ну и сосулища! Толстая, блестящая, ветвистая!

— Ты что? — послышался папин голос.

Я дернулся назад — чуть голову не оторвал — и гордо сказал папе:

— Самая большая сосулька на нашей улице!

Папа так и уставился на сосульку, даже нос к

стеклу прижал, чтобы рассмотреть ее получше. Затем он погрозил мне пальцем и строго сказал:

— Еще свалится кому-нибудь на голову!

— А я при чем? — удивился я.

— То-то и оно, что ни при чем! — проворчал папа и ушел в переднюю.

Послышался грохот упавших лыж, и папа вернулся с лыжной палкой. Влез на подоконник, посмотрел вниз — внизу никого. Просунул в окно палку, размахнулся ею и так треснул сосульку, что... одна из створок нашего наружного стекла разлетелась вдребезги. Палка упала вниз. А сосулька осталась висеть по-прежнему.

Сразу прибежали мама, бабушка, Танька. Начались ахи и охи, что да как!

Неудача папу только раззадорила, и он смело заявил:

— Вот вы сейчас увидите... Я влезу по этой лестнице наверх и собью сосульку ногой! — И он метеором пронесся по комнате, даже пальто не надел.

Я сразу же высунулся в форточку, а все наши испуганно столпились у окна.

Папа выскочил на улицу. Ну и маленький же он с такой высоты! Папа подставил какой-то ящик и смело полез по пожарной лестнице. Сделал шаг, другой по обледенелым ступенькам. Третий! Задумчиво посмотрел вверх и... спустился.

— Дела! Времени нет, — строго сказал он и нахмурил лоб. — Сама свалится.

— Лешка-а, — послышалось за окном.

Смотрю — Мишка мне хоккейной клюшкой машет, которую недавно купил. Замечательная клюшка!

Я мигом — во двор.

— Ну что? Пойдем? — деловито спросил Мишка.

— Не-е, у меня еще арифметика, — я показал пальцем на свое окно, в котором торчала Танькина голова, и тихо добавил: — Загрызут!

— Ну, что ты? В воскресенье? — разволновался Мишка. — Ответственная встреча! Ты же знаешь, в любой игре самое важное — свои болельщики. Если

хочешь знать — я точно слышал, — команда из 35-й школы собирается всех своих родственников привести. Даже дальних!

— Леша, иди домой! — донесся мамин голос.

Я даже не повернулся, а Мишка посмотрел вверх.

— Да-а, — грустно сказал он и вдруг оживился. — Видал?

— Видал, видал... — уныло подтвердил я. — Мать зовет.

— Да я не о том. Смотри, какая у тебя над окном сосулька!

— Мировая сосулька! — как из-под земли вырос Вовка-задира.

— Давай, давай отсюда, — сказал ему Мишка.

Тогда Вовка сразу же привязался ко мне:

— Слышь, Лешк, давай меняться. Ты мне — сосульку, а я тебе летом дам поплавать на настоящем спасательном круге.

— Отстань ты, Вовка, — по-хорошему предупредил я его.

Я проводил Мишку до ворот. Мы шли и говорили о сосульке.

— Такую поискать! — восхищался Мишка.

— Еще бы!!! — соглашался я.

— Между прочим, — по секрету сказал мне Мишка, — Ленька и Петька из сосулек мороженое делают. Смех!

— Как это?

— Очень просто. Берешь сосульку, добавляешь в нее сметану, сливочное масло, крахмал для крепости... Главное, чтоб сладко! А на худой конец можно и просто так с сахаром.

— Это. конечно, — согласился я. — Если мою сосульку на холодильник отнести, знаешь, сколько за нее мороженого могут дать? Больше пуда! Если, конечно, директор добрый.

Возвращаюсь назад, а у пожарной лестницы толпа ребят из нашего двора. Среди них Вовка шныряет. И что-то шепчет, шепчет...

Подходят ко мне «мелкие хулиганы» Ленька и Петька.

— Ты скажи: меняешь сосульку?

— Меняю... — ответил я.

— Слыхал? — накинулся Петька на Вовку. — А ты говорил...

— На живого бульдога, — уточнил я.

Ребята засмеялись и поддержали меня:

— Что он, дурак?

— Такую сосульку!

— Как оленьи рога!

— Лучше люстры!

— А если кто тронет ее, — пригрозил я, — будет иметь дело с моим отцом. Он ее специально выращивает. Опыты!

— Какие такие опыты? — возмутился Колька.

— А я почем знаю! Секрет! Вот сегодня он за ней лазил. Уже почти готова. Только лестница оледенела.

— Да, да, — сказал кто-то. — Я видел. Лазил.

— То-то, — сказал я и ушел домой.

На лестнице я встретил папу с мамой. Они куда-то торопились.

Мама сказала:

— Мы скоро вернемся.

А папа:

— Учти, ты отстаешь по арифметике. Решишь десять задачек. Учти, проверю.

И они пошли вниз...

Я положил тетрадь и учебник на подоконник, придвинул стул, поставил на него кастрюлю вверх дном, чтобы повыше было, и принялся за задачки.

А сам косил одним глазом во двор.

Внизу все еще вертелись ребята.

Танька, тихо напевая, возилась в своем уголке с куклами.

— Пожалуйста, потише, — строго сказал я, не оборачиваясь. — Не видишь, я занимаюсь.

Она умолкла.

Ребята еще долго смотрели на сосульку. Приходили любопытные и из соседних дворов.

...Постепенно все разошлись. А снег внизу был изрыт, словно после хоккея.

Теперь двор был совсем пустой. Белый-белый. А забор — черный-черный.

А потом от забора упали длинные тени. И наш двор стал похож на тетрадочный лист в косую линейку.

Пробежала какая-то собачонка.

Стемнело.

За окном повисла в воздухе наша же комната, и я увидел за стеклом свое лицо, а потом... потом я заснул.

На следующий день, возвращаясь с Мишкой из школы, мы внезапно увидели за забором нашего дома такую картину.

У пожарной лестницы стояли Вовка и Петька с туго натянутой простыней. А Ленька кидал снежками в мою сосульку!

— Ты кирпичом, кирпичом, — говорил ему Вовка.

— Это ты себе советуй кирпичом, — огрызнулся Ленька и яростно начал лепить снежок. Даже приседал, чтоб покрепче.

Мы помчались к ним, размахивая портфелями.

— Атас! — закричал Ленька.

И они кинулись бежать.

Ленька мчался впереди. А за ним — Вовка и Петька, с простыней. Они перемахнули через забор и исчезли.

— Здорово мы их! — задыхаясь, бормотал Мишка. — Отстояли нашу сосульку.

— Какую такую «нашу»? — возмутился я. — Мою. Мою!

— Ну и подавись ею, — сразу обиделся Мишка и пошел к парадному. — Жадина!

— Сам жадина! — закричал я. — И все мои книжки верни!

— А ты мои!

— Ну и верну...

Я посмотрел на сосульку. Она блестела и искрилась на солнце — толстая, большая, ветвистая!

— У-у, — погрозил я ей кулаком. Уж слишком все глупо получилось.

...Прошло несколько дней. Вернее, неделя. С Мишкой мы не разговаривали.

Сосулька висела по-прежнему. Она даже стала больше. И словно смеялась надо мной — так она искрилась.

Однажды днем раздался звонок.

Танька пошла открывать. Я слышал, как она за дверью говорила с кем-то. Потом она подошла ко мне:

— Лешк, там Мишка пришел.

— Ну и что? — хмуро сказал я.

— Он книжки твои принес.

— Пусть идет сюда.

Танька вышла и быстро вернулась с книгами.

— Он не хочет.

И она положила книжки на стол: «Таинственный остров» и «Повесть о настоящем человеке».

Я дал Таньке Мишкины книги:

— На, передай.

Танька снова вышла.

Хлопнула дверь.

Танька вернулась с веником и стала подметать.

— Ну, и как? — спросил я ее и уточнил: — Ну, это... Мишка.

— А он — ничего. Сказал «спасибо».

— Спасибо?

— Спасибо.

— Тебе «спасибо»?

— А ты думаешь, тебе?

— Ну, ты не очень, не очень! — проворчал я и положил свои книги в тумбочку.

За окном сияла сосулька. Я посмотрел вниз. По двору шел Мишка. «Гуляет себе как ни в чем не бывало», — грустно подумал я. Мишка обернулся и посмотрел на меня. Я сразу же отошел от окна. На душе было ужасно тоскливо.

Я пошел на кухню.

— И чего ты дома слоняешься? — удивилась бабушка. — То у тебя одна улица на уме. А теперь неделю из дому не выходишь. Иди, иди, воздухом подыши.

И я пошел на улицу.

На бревнах, у нашего подъезда, сидели — грелись на солнышке — «мелкие хулиганы» Ленька и Петька.

Я с независимым видом прошел мимо.

— Лешк, поди сюда, — позвал меня Ленька.

— Ну, чего?

— Ну поди, — на этот раз позвал Петька.

— Ну, чего? — угрюмо повторил я.

— Ну, не укусим, — снова позвал Ленька.

Я подошел.

— Это правда, что Мишка уезжает? — спросил Ленька. — Говорит, отца в Москву на год переводят. Он там будет свою научную работу заканчивать!

— Н-ну? — растерялся я, а потом нарочито равнодушно спросил: — В Москву?

— Ага! — оживился Петька. — Вот повезло. Он говорит, там одних кинотеатров больше сотни. — И со вздохом добавил: — А вот моего отца никуда не переводят.

Я ничего не сказал, повернулся и ушел. Постоял немного у ворот. Гудели машины. Звенели трамваи. Я постоял еще немного и вернулся домой.

Поздно вечером, когда все уснули, я прошлепал к Танькиной кровати и разбудил ее.

— Знаешь, Мишка в Москву уезжает!

— Вот счастливый, — зевнула Танька. — Ну, и что?

— Что-что! — огрызнулся я. — Ничего. Спи!

Всю ночь я ворочался. Мне снился Мишка. Сосулька. Откуда-то наплывали злые лица «мелких хулиганов». Они страшными голосами все спрашивали и спрашивали:

«А правда, он едет в Москву? А правда, он едет в Москву?»

Весь следующий день я ходил словно в воду опущенный. И на уроках высидел — ну, не знаю как! И все поглядывал на Мишку. А он делал вид, что не замечает меня!

Домой мы возвращались вместе. Только как вместе? Мишка шел впереди на несколько шагов. Я догнал его и тихо спросил:

— Уезжаешь, значит?

— Уезжаю... Сегодня, в девять...

Шли и молчали.

Пришли во двор. Сели на бревна.

— Ты приедешь ко мне на летние каникулы? — неуверенно спросил Мишка.

— Конечно, — уныло сказал я.

Молчали.

— Я тебе письма писать буду, — снова сказал Мишка.

— Я тоже.

Мы снова замолчали и долго сидели, не глядя друг на друга. И вдруг я почувствовал, что еще секунда — и я зареву, как обыкновенная девчонка.

— Ну, чего расселся! — сказал я грубо. — Давай, катись в свою Москву! И вообще... Ты — сам по себе, а я — сам по себе! И без тебя проживу! И не думай — про тебя и не вспомню!

Мишка ошалело смотрел на меня.

— Ты что, Лешка? — робко спросил он.

— Ничего, ничего, ничего! — заорал я. — Не твоего ума дело. Сказано — катись отсюда!

Мишка растерянно смотрел на меня. Потом поднялся и медленно пошел к дому. Он шел и оглядывался — думал, я его позову. А я не позвал. Уж очень мне было обидно, что Мишка уезжает. И он ушел.

И в тот момент, когда за Мишкой захлопнулась дверь, я заревел.

Заревел, как самый последний плакса. И ничего не мог с собой поделать.

К вечеру подморозило. Я старался не смотреть на большие комнатные часы. И все равно я знал, сколько времени осталось до отхода Мишкиного поезда.

А осталось совсем мало. Пятьдесят минут! Если сейчас выйти из дому и поторопиться, то как раз успеешь попасть на вокзал.

«Никуда я не пойду! Пусть уезжает!»

Сорок минут! Еще не поздно. Успею.

«Ни за что не пойду».

Тридцать пять минут!

Я вылетел из подъезда. Скорее! Скорее!

Я лезу по пожарной лестнице. Я лезу за драгоценной сосулькой.

Лестница — скользкая. Ой, сорвусь!

Вот она — сосулька!

Отламываю, крепко обвязываю ее тонкой рыболовной жилкой и медленно, бережно спускаю вниз.

Сосулька мягко легла в снег.

И я начал слезать вниз. Скорей! Скорей!

Бегу на вокзал. Люди оборачиваются на меня. Что это за странный мальчик с огромной сосулькой?

Вот рекламный щит. Срываю плакат, на котором нарисованы бородатые львы. «Группа дрессированных хищников» — написано на нем. Обертываю им на ходу сосульку и бегу дальше.

Вокзал. Перрон. Стрелой мчусь вдоль вагонов.

Никого!

И тогда я кричу:

— Мишка!

— Здесь я! — раздается радостный возглас над моей головой.

В окне вагона — Мишка. Он исчезает — и вот уже стоит на перроне.

— На, — задыхаясь, говорю я ему и протягиваю огромный пакет, из которого торчит блестящий рог сосульки.

Мишка берет, и мы молча стоим.

В окне появляется Мишкина мать:

— Скорей садись! Через минуту едем! — А потом мне: — Здравствуй, Леша.

— До свидания, — грустно говорю я.

— Ой, до свидания, — смеется она.

Я провожаю Мишку до входа в вагон. Мишка садится, поезд медленно трогается.

Сначала я иду медленно, потом быстрее, а затем бегу, бегу.

А Мишка кричит:

— Я тебе напишу. А сосульку над своим окном повешу. Обязательно повешу! Привяжу и повешу...

Поезд ушел. А я все стоял и смотрел ему вслед, смотрел на красный фонарик последнего вагона.

Морозило. Маленькие лужицы затянуло льдом. Мимо дважды прошел усатый милиционер.

А я все стоял и смотрел, смотрел...

КАЖДОГО МАЛЬЧИШКУ И ДЕВЧОНКУ ЖДЕТ В ЖИЗНИ БЕСКОНЕЧНОЕ МНОЖЕСТВО УДИВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТИЙ. ОНИ БЫВАЮТ БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ, ИНТЕРЕСНЫЕ И НЕЛЕПЫЕ, НО ОНИ ВСЕГДА — ПОТРЯСАЮЩИЕ, ЕСЛИ ТЫ ИХ СДЕЛАЛ САМ.

Оглавление

ОТКРЫТИЕ № 1 НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СРАЖЕНИЕ

ОТКРЫТИЕ № 2 КАК МЫ ДОБЫВАЛИ КАУЧУК

ОТКРЫТИЕ № 3 СТАРУХИНЫ ЦВЕТЫ

ОТКРЫТИЕ № 4 ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ СОЛНЦЕ!

ОТКРЫТИЕ № 5 КАК МИШКА НЕ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ

ОТКРЫТИЕ № 6 МОЖНО ЛИ ДРУЖИТЬ С ДЕВЧОНКОЙ?

ОТКРЫТИЕ № 7 САМАЯ ИНТЕРЕСНАЯ РАБОТА

ОТКРЫТИЕ № 8 СОСУЛЬКА