Компонент гениальности [Ромэн Ефремович Яров] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (6) »
* * *
Веселье на ярмарочной площади продолжалось. Кто-то высыпал на Клейна пригоршню конфетти, кто-то схватил за рукав. Он вырвался, свернул за угол, прошел к набережной. Здесь было пусто, тихо. Клейн облокотился о парапет, задумался. Громада цирка темнела напротив. Открылась дверь служебного входа; в светлом прямоугольнике показался дрессировщик с собакой. Какой-то человек небольшого роста сделал шаг по направлению к нему. В это время из темноты выступили две фигуры. Одну из них Клейн узнал: покачиваясь, дымя сигареткой, на дрессировщика надвигался тот самый верзила в заломленной шляпе, который поднял шум в цирке. — А, «синьор Горацио»! — Верзила приблизился. — Постой, поговорим. Как это ты так ловко научился выманивать денежки, а? — Это вы орали в цирке? — Мы. — Мерзавцы! Верзила ударил его в лицо. И сразу из темного подъезда выскочили еще двое. — Полиция! — Клейн бросил взгляд на землю в поисках кирпича или палки. — На помощь! — Подняв глаза, он увидел, что опоздал. Один из нападавших валялся под фонарем, двое выскочивших позднее мчались по мостовой, а пес попеременно кусал их за ноги. Еще чьи-то крики доносились снизу, Клейн перегнулся через парапет. Шляпа покачивалась на волнах; отряхиваясь, цепляясь за скользкие камни, верзила вылезал из воды. — Спасибо. — Горацио пожал Клейну руку. — Теперь быстро отсюда. А то и впрямь прибежит полиция. — А пес? — Пират разыщет меня… В городском саду пахло мокрой травой, листья шуршали на ветру. — За что они вас? — спросил Клейн. Горацио потрогал вспухшую губу. — Конечно, не для того, чтоб удостовериться, не обманщик ли я. Целый год ждут ярмарки владельцы ресторанов, каруселей, чертовых колес. И вдруг публика, кроме говорящей собаки, знать ничего не хочет. Значит, надо скомпрометировать дрессировщика, а потом избить его так, чтобы он попал в больницу до конца ярмарки. Благо, в хулиганах недостатка нет. Но они не знают, что до дрессировки я работал гимнастом и акробатом. Пострашней бывало. Кстати, это вы спускались ко мне? — Я, — смутился Клейн. — Тоже не верите? — Да нет, просто я боялся, что этот пьяница меня задушит. Они сели на скамейку. После быстрой ходьбы Клейн постепенно приходил в себя. — Я понимаю. — Горацио чиркнул спичкой. — Вам особенно интересно узнать, что же это за собака такая. Отвечу: я и сам не знаю. Чудо, из-за которого люди ломают двери, не мое. — А чье же? — Год назад ко мне пришел человек и привел этого пса. У меня бывает много людей, но тот мне запомнился. Не только последствиями, которые его визит имел, но и внешностью, манерами. Такой странный маленький человек с большой головой, рыжей бородкой и проницательными глазами. У него интересный жест: услышав возражение, он упирает подбородок в расставленные пальцы. — Жест мыслителя, — сказал Клейн. — А голову он при этом не склоняет набок? — Да. — Горацио повернулся. — А вы знаете?.. — Так, значит, он и к вам приходил! — Клейн чувствовал, что ему снова не хватает воздуха… Они долго не могли успокоиться. — Вы понимаете, — Клейн обмахивался потертой шляпой, — ведь именно этот человек — косвенная причина нашей встречи. Сегодня был концерт; семилетний ребенок дирижировал симфоническим оркестром. Я узнал в дирижере того самого мальчика, которого около года назад не принял в свою школу. Это поразило меня настолько, что я ушел с концерта и в смятении бродил по улицам до тех пор, пока не оказался втянутым толпой в цирк. Мне не надо объяснять вам, что такое профессиональная гордость. Своему делу мы отдаем лучшее, что в нас заложено. И ничто так не обидно современному человеку, как сознание собственного профессионального несовершенства. Всю жизнь я посвятил музыке и вдруг на склоне лет ошибся в очевидном. Не может быть, чтобы этот мальчик, в движениях которого был такой темперамент, такая выразительность, год назад не выказал ни одного признака таланта. Это я уже стар. Такие вот мысли владели мной до момента нашей встречи. — И я не знаю, в чем дело. — Горацио пожал плечами. — В десять лет я убежал с бродячей труппой из дому, и в скольких цирках я с тех пор побывал, сколько животных прошло через мои руки, о скольких я слышал!.. Даже самое способное животное очень трудно чему-либо научить. Нужны упорный труд, адское терпение и настоящая любовь к этим существам. Но- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
18 часов 1 минута назад
18 часов 19 минут назад
18 часов 28 минут назад
18 часов 29 минут назад
18 часов 32 минут назад
18 часов 50 минут назад