День Победы. Гексалогия (СИ) [Андрей Сергеевич Завадский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Андрей Завадский День победы. Гексалогия

День победы. Том 1 Реванш

Мы шли всегда сюда с крестом,
Мрак разгоняя, как умели —
Сперва молитвою, постом,
Но меч, не мир, привел нас к цели!
«Песнь Генриха», Соколиная охота.
Том 1 — «Реванш». После непродолжительной войны Россия оккупирована американскими войсками.

Глава 1. Рейд

Архангельская область, Россия 5 октября
Они старались двигаться бесшумно, и неплохо умели это делать, но полностью скрыть свое присутствие в неприветливом осеннем лесу было невозможно. Каждый шаг отзывался шелестом опавшей листвы, толстым ковром лежавшей под ногами, трещали сухие ветки, сорванные ветром, словно нарочно разбросавшим их на пути. Было слишком шумно для тех, кто привык быть не громче собственной тени, и в этом шуме совершенно тонули звуки, могущие обозначать приближение опасности. Лес вокруг лишь казался безжизненным и пустынным, но это было не так. Чем ближе к цели, тем больше становилась вероятность наткнуться на вражеский патруль или секрет. Возможно они, пять крепких, еще довольно молодых мужчин, уже были на прицеле у противника, умело замаскировавшего свои позиции, возможно, они шли прямиком в засаду, ничего не подозревая об этом.

Все пятеро до головной боли старались вслушиваться в звуки леса, чтобы как можно раньше обнаружить опасность. Об угрозе мог известить лязг металла, клацанье затворов, донесшиеся издалека голоса расслабившихся врагов — а мог и треск пулеметной очереди, мерзкий свист сыплющихся с неба мин или грохот разрывов. Их сюда не звали, но знали, что рано или поздно они появятся, и были к этому готовы.

Они могли бы сойти за туристов или грибников, выбравшихся на природу в компании друзей, чтобы отдохнуть от повседневной суеты, провести время в сугубо мужской компанией за типичными мужскими разговорами. Эти пятеро были во многом схожи между собой — не юные и еще не старые, крепкие, поджарые, в одинаковом камуфляже, который любили многие приверженцы активного отдыха. Но они не были туристами, ведь туристы редко ходят в лес с оружием — не карабинами и дробовиками, а настоящим армейским оружием, пригодным для охоты на одну дичь — человека.

Вооруженные до зубов, тащившие на себе немалый запас патронов, гранат, они были боевой группой, хорошо подготовленным отрядом, но ни один из них не имел — теперь больше не имел — отношения к какой-либо армии, хотя плечи каждого из пяти помнили тяжесть погон. Их называли повстанцами, экстремистами, террористами, а порой — просто бандитами. Сами они предпочитали иное название — партизаны.

Двигавшиеся след в след по притихшему лесу люди, за спиной которых остался не один десяток верст, устали. Ноги болели, одеревеневшие мышцы сводила судорога, грудь полыхала огнем, но никто не терял бдительности, зная — враг рядом, и он не ведает пощады.

Бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, уловив общий ритм, как будто бы впал в странное состояние транса, мерно переставлял ноги, по привычке перекатываясь с пятки на носок, стараясь чувствовать сквозь подошву любую неровность, бугорок или выступающий из земли корень. Он старался ступать тихо и аккуратно, как делал это прежде, в горах, где каждый камешек мог оказаться искусно замаскированной миной, а пожухшая прошлогодняя трава таила тонкие, точно паутина, нити «растяжек».

Сознание словно бы отключилось, все, что видел Олег несколько часов подряд — обтянутая камуфляжем широкая спина его товарища, омоновца по имени Матвей, флегматичного здоровяка, легко тащившего сейчас кроме обычных «пожитков» настоящего партизана связку из двух реактивных огнеметов «Шмель». Однако органы слуха, и то, что иные называли шестым чувством, продолжали исправно работать, информируя своего владельца обо всем, происходящем вокруг.

Идти было нелегко, и только чувство долга — не приказ, не присяга даже, а просто долг перед своей родиной, что бы ни считать ею — заставляло сержанта двигаться, забывая об усталости. Правое плечо оттягивал ручной пулемет РПК-74М — обычный «калашников», только складывающийся влево приклад немного другой формы, ствол длиннее автоматного на семнадцать с половиной сантиметров, а под стволом, у самого пламегасителя укреплены складные сошки для большей устойчивости. Емкость штатного магазина увеличена ровно в полтора раза, чтобы можно было стрелять длинными очередями, хотя и обычные «рожки» на тридцать патронов сгодятся. Этот кусок металла, пять килограммов смерти, за несколько минувших месяцев стал лучшим другом сержанта, сохраняя верность Воздушно-десантным войскам, и сейчас под камуфляжем носившего тельняшку.

Старший сержант, успел пострелять из мощного НСВ «Утес» калибра 12,7 миллиметра, из «Корда», его «младшего брата», и даже из «древнего» ДШКМ, огневая мощь которого неизменно вызывала уважение у того, кто стрелял, и ужас у того, по кому стреляли. Легкий «Калашников» казался игрушкой в сравнении с этими «монстрами», но был страшен в ближнем бою, не раз доказывая, что вовсе не калибр имеет значение. Олег верил в свое оружие, и знал, что оно не подведет, ведь перед очередным рейдом он всякий раз по винтику разбирал пулемет, чистил его, удаляя каждую пылинку, тщательно смазывал, чтобы механизм работал с точностью и безотказностью швейцарских часов.

Грудь Олега ощутимо сдавливала «разгрузка», не лучшая экипировка для долгих пеших марш-бросков, зато так под рукой было все необходимое — патроны, гранаты, перевязочный пакет, фляжка с водой, уже опустевшая на две трети. Плечи оттягивал десантный ранец РД-54, тоже набитый до отказа патронами и всем, что могло понадобиться группе диверсантов, фактически оказавшихся во вражеском тылу, путь вокруг и была родная русская земля. Ноша не была легкой, тем более, не казалась она таковой сейчас, после многокилометрового перехода, но ни одним граммом не согласился бы пожертвовать гвардии старший сержант, ведь от этого груза зависело то, что было очень дорого Олегу — его жизнь.

— Внимание!

Шагавший вторым Алексей Басов неожиданно вскинул над головой руку, словно угрожая кому-то крепок сжатым кулаком, и следовавшие за ним люди бросились врассыпную, но не просто так, а занимая круговую оборону. Каждый в точности знал свой маневр, свое место в предстоящем бою, и пятерка действовала, как единое целое. Олег Бурцев одним прыжком преодолел метров десять, ныряя под прикрытие раскидистой березы и срывая с плеча пулемет. Бывший гвардии старший сержант оточенным движением отвел назад затвор, и патрон, первый из сорока пяти, снаряженных в секторный магазин, скользнув в ствол.

Оказавшись на правом фланге, там, где ему полагалось находиться, Олег опустился на колено, стараясь стать как можно менее заметным, и сам до рези в глазах вглядывался окутавший лес сумрак, пытаясь различить любое движение, могущее выдать врага, а уж там вся надежда будет на пулемет — легкий, но обладавший приличной огневой мощью, он не подводил прежде, став частью старшего сержанта. Олег был готов к бою — в нагрудных карманах разгрузочного жилета «Тарзан» находилось четыре магазина к РПК-74М, в боковых кармашках — еще четыре осколочные гранаты РГД-5, легкие, простые и мощные, самое то для ближнего боя. Кроме того, за спиной сержанта висел окрашенный в зеленый цвет тубус реактивного противотанкового гранатомета РПГ-26, перед которым был уязвим любой танк, даже закованный в «доспехи» из сверхплотного обедненного урана американский М1А2 «Абрамс». В прочем здесь, в глухой чащобе, танкам точно неоткуда было взяться.

Заняв позицию, Бурцев, не знавший, что заставило командира группы дать приказ остановиться, замер, сливаясь с лесом, пытаясь стать его частью. Пять человек, напряженно сжимавших в руках оружие, дрожали от возбуждения, готовые нажать на спуск, обрушив на любого, кто появится из зеленого сумрака, шквал раскаленного свинца. Стараясь слиться с лесом, партизаны ощетинились стволами — пулемет в группе был только у Бурцева, остальные вооружились автоматами, привычными «калашниковыми» разных модификаций с подствольными гранатометами. Кроме того, каждый боец группы имел при себе противотанковый гранатомет или реактивный огнемет «Шмель» — страшное оружие, уравнивавшее отдельного солдата по огневой мощи с танком, и это не было преувеличением.

Напряжение не отпускало изготовившихся к бою людей, готовых залить пространство вокруг себя морем огня, стоит только увидеть цель. Прошло несколько десятков секунд, прежде чем бывший полковник танковых войск Алексей Басов, ослабив хватку на цевье автомата АК-74М калибра 5,45 миллиметра с сорокамиллиметровым подствольным гранатометом ГП-30, обернулся, отыскав взглядом одного из своих бойцов и сделав приглашающий жест:

— Азамат, ко мне!

Сержант-танкист, укрывшийся в подлеске по левую руку от Бурцева, пригнувшись, чтобы представлять собой как можно меньшую мишень, бегом метнулся к командиру. Сменив танк Т-80У на переносной зенитно-ракетный комплекс FN-6 китайского производства — сейчас шестнадцатикилограммовый раструб со скрытой внутри управляемой ракетой лежал на пожухшей траве — Азамат Бердыев не перестал сражаться. Гвардии сержант остался в строю, хотя многие из тех, кто плечом к плечу с ним принял первый удар врага, смирился с поражением, пытаясь строить новую жизнь под чутким руководством заокеанских наставников.

— Где мы? — Басов требовательно взглянул на Бердыева, одновременно стараясь держать под наблюдением кромку леса, сумрак которого мог скрывать противника, мог скрывать смерть для всех пятерых.

Вопрос был не случаен — кроме зенитного ракетного комплекса Азамат Бердыев нес еще и приемник спутниковой навигационной системы «Бэйдоу-1», тоже китайской, но, несмотря на свое происхождение, почти не уступавшей в надежности и точности позиционирования американской системой NAVSTAR или безвременно почившей отечественной «Глонасс».

— По прямой два километра, — сообщил Бердыев, сверившись с навигатором, и добавил: — Без учета погрешности, разумеется.

Басов понимающе кивнул. Китайцы, конечно, молодцы, научились делать сложные вещи, выйдя в космос, утвердились там всерьез и надолго. И все же по точности их навигационной системе было далеко до российских и американских аналогов, да оно и понятно — всего четыре спутника не могли состязаться с целыми «эскадрами» американских сателлитов, и результат был вполне ожидаем. Ошибка в счислении координат могла составить и десять, и сто метров, но эти недостатки с лихвой покрывались главным ее достоинством — доступностью. И потому ни один, даже самый малочисленный партизанский отряд, не покидал свою базу без компактного навигатора. Никто старался не задавать лишний раз вопросы о том, как эти приборчики, точно такие же, какими пользовались солдаты Поднебесной Империи, попали сюда, на Урал и в Сибирь — все равно не стоило надеяться получить правдивый ответ.

— Группа, продолжаем движение, — чуть повысив голос, произнес Басов. — До цели два километра. Порядок прежний. Вперед!

Поднявшись с колен, Олег Бурцев привычным движением забросил за спину свой РПК-74М, не забыв поставить оружие на предохранитель — не хватало только случайным выстрелом выдать себя притаившемуся рядом врагу — и расположив пулемет так, чтобы в один миг можно было изготовить его к бою и открыть огонь. Совсем немного времени, и группа доберется до цели, нитки транзитного нефтепровода, ведущего к гавани Мурманска от нефтяных месторождений Сибири, артерии, питающей ненавистного врага. Возможно, их там ждет засада, а, возможно, и нет, это не важно. Они выйдут к цели, несмотря ни на что, и выполнят приказ.

Исполненный решимости и холодной ярости Бурцев сделал не больше сотни шагов, когда с небес раздался странный треск. Не сразу утомленное броском через лес сознание распознало этот звук, а когда все же распознало, замешкавшись на несколько драгоценных секунд, в один миг кровь застыла в жилах.

— Вертолет, — раздался встревоженный возглас Басова. — Воздух!

Шум винта, рубившего прозрачный, наполненный осенней свежестью воздух, нарастал, заглушая все прочие звуки. Вертолет, еще невидимый из-за древесных крон, приближался, возможно, неся смерть для пяти человек, с недобрыми намерениями явившихся в этот край. Каждый из них знал, на что идет, ни в ком не было страха, только готовность до конца исполнять свой долг, как делали это в прежние времена японские воины-камикадзе.

— В укрытие, — приказал полковник Басов, срывая с плеча автомат, словно тот мог помочь в схватке с винтокрылой машиной.

Одним движением полковник откинул складывающийся приклад «семьдесят четвертого», не «скелетный», как на обычном «десантном» варианте, а монолитный, из черного пластика, усиленный стальным стержнем, намного более удобный в рукопашном бою, но при движении по лесу, когда приходится продираться сквозь заросли, не создававший лишних помех. Прежнее деревянное цевье тоже заменили пластиковым, более удобным для удержания.

Вообще модернизированный «калашников» был вершиной развития своей конструкции, сочетая точность и устойчивость АК-74 и компактность АКС-74. Кроме того, усиленная крышка ствольной коробки не грозила выскочить при первом же выстреле из «подствольника», а крепление типа «ласточкин хвост» позволяло устанавливать любые типы оптических, ночных или колиматорных прицелов. В прочем, последнее особого значения в бою накоротке не имело, а вот компактность Алексею Басову пришлась по душе, и потому на правах командира он взял себе лучшее из имевшегося у партизан арсенала.

— Все под деревья! — Басов первым метнулся под раскидистую крону, даром, что ветви уже были почти голые, но и так партизаны могли остаться незамеченными для взгляда, обращенного с небес на землю. — К бою!

Партизаны, взводя оружие, бросились врассыпную, укрываясь под ветвями, наполовину покрытыми листвой. Появление вертолета стало неприятным сюрпризом, но даже на миг не вызвало ни у кого из пятерки и тени замешательства. Каждый знал, что делать в этом случае, и сейчас все были готовы действовать.

— Замерли все, — приказал Басов, плотнее прижимаясь спиной к древесному стволу и отжимая скобу предохранителя своего «калашникова». — Никому не двигаться!

Вертолет, еще остававшийся невидимым, быстро приближался, и командиру группы уже приходилось почти кричать — в экстремальной ситуации бывший офицер-танкист, забыв о языке жестов, предпочитал по давней привычке отдавать приказы голосом. Олег Бурцев тоже старался будто бы слиться с деревом, укрывшим своей листвой партизана. Если даже вертолет появился именно здесь не случайно, оставался шанс, что пятерку диверсантов не смогут разглядеть среди зарослей.

— Все это чушь, — зло бросил Матвей Осипов, бывший боец ОМОНа, бросив под ноги раструбы реактивных огнеметов и возясь теперь со своим АКС-74, под цевье которого был прикреплен подствольный гранатомет ГП-25. — На их вертушках инфракрасные приборы наблюдения, они горящую спичку за километр могут обнаружить! — Партизан словно нарочно пытался разрушить надежды Бурцева, в груди которого все застывало при мысли, что в любой миг на их ненадежное укрытие с небес обрушится поток огня. — Мы как на ладони!

По земле, по напряженным лицам людей, обращенным к небу, скользнула нечеткая тень. Она появилась и пропала, и спустя несколько секунд треск лопастей начал затихать, отдаляясь куда-то, чтобы затем вовсе сойти на нет. Винтокрылая машина — самый ненавистный враг любого диверсанта, если не считать идущего по следу пса, с чутьем которого не сравнятся никакие приборы. Вертолет, летевший на малой высоте, с приличной скоростью промчался над лесом, исчезнув за горизонтом. Все пятеро разом, как один, облегченно выдохнули — судьба все-таки подарила им шанс исполнить задуманное.

— Убрался, кажется, — еще с некоторой неуверенностью почти прошептал Бурцев, позволив себе чуточку расслабиться. — Улетел!

— Суки, — глухо прорычал Осипов, уставившись куда-то в небо, а затем, переведя взгляд на Бурцева, с горечью произнес: — На своей земле от этих выродков прячемся! Какой позор!

Олег ничего не ответил — в этом не было нужды. Их страна проиграла войну, вернее, кажется, лидеры и не пытались ее выиграть, вообще не пытались сопротивляться. Враг победил, и теперь ему принадлежал этот лес, земля, что горела под ногами пяти отчаянных храбрецов, небо над головами безумцев — врагу отныне принадлежало все. Но сами они, эти пятеро — и не только — простые люди, много отдавшие свой стране, в отличие от тех, кто был облечен высшей властью, не были готовы признать поражение.

— Вперед, мужики, — приказал Алексей Басов, голос которого предательски дрогнул — никто не мог оставаться спокойным, встретившись с противником, вольно парящим над землей, вне досягаемости их огня. — Осталось всего ничего! Мы почти на месте! Пошли!

Они сорвались с места, перестав чувствовать усталость. У партизан, преодолевших не один десяток верст, словно открылось второе дыхание. Всего пятнадцать минут — и группа выбралась из зарослей, оказавшись на свежей просеке. Совсем недавно здесь кипела работа, было полно людей, валивших лес, расчищая путь для трубопровода, ведущего из сердца сибирской тайги к водам Баренцева моря. Теперь они ушли, сделав свое дело и оставив на память шрамы-следы тяжелой техники на земле, помнившей, наверное, еще мамонтов. Всюду торчали высокие, в половину человеческого роста, пни, а поодаль, в смятых наполовину зарослях низкого кустарника, желтела громада трактора «Комацу» — вышедшую из строя гусеничную машину просто бросили здесь, не тратя силы на эвакуацию и не размениваясь по мелочам.

Все выглядело на удивление буднично. От горизонта до горизонта протянулась покрытая теплоизоляционным кожухом труба полутораметрового диаметра. Не было ничего, что могло бы подтвердить исключительную важность этого объекта — ни ограждения из колючей проволоки, ни систем наблюдения, вроде лазерных датчиков движения. Но эта пустота могла оказаться обманчивой.

— Вот она! — выдохнул командир группы, увидев вожделенную цель, конечную точку маршрута, протянувшегося по лесам и болотам на много десятков верст.

Алексей Басов с ненавистью смотрел на черное тело трубопровода, извивающееся по земле, словно исполинская змея, вонзившая ядовитые зубы в плоть его родной страны. Ради того, чтобы протянуть эту трубу, тысячи людей выбивались из сил, валя вековые деревья, расчищая просеку, крепя опоры. И еще тысячи раньше принесли свои жизни в жертву тому, чтобы эта труба вообще могла появиться. Враг возлагал огромные надежды на нее, не останавливая стройку ни на минуту, вкладывая колоссальные средства, бросая все возможное ресурсы. Совсем скоро отряд партизан заставит противника задуматься — а стоит ли результат затраченных усилий.

— Всем внимание, — приказал Басов, выпрямившись в полный рост и обводя взглядом окрестности. — Оружие к бою! Бурцев, Осипов — прикрываете подходы со стороны леса. Бердыев, готовь ракету!

Олег и Матвей, развернулись лицом к лесу, готовые точными очередями встретить неожиданно появившегося врага. А тем временем Азамат Бердыев, отступив в сторону, вскинул на плечо покрытый зеленой краской раструб переносного зенитно-ракетного комплекса.

— Игорь, действуй!

Услышав свое имя, пятый член группы, Игорь Марченко, когда-то, будто в прошлой жизни, носивший звание капитана, вздрогнул, принимая стойку смирно, и тотчас рысью бросился к цели, похожей на жирного черного червяка трубе. Партизан, сопровождаемый взглядами товарищей, бежал, петляя меж пней и на бегу стаскивая со спины ранец, намного более тяжелый, чем у остальных бойцов. Там были уложены вплотную брикеты пластида с радиодетонаторами, а в кармашке разгрузочного жилета мастера-подрывника лежал пульт управления, предельно простое и безотказное устройство, тем более, сейчас, когда никто и не пытался глушить радиоимпульсы.

— Смотреть в оба, — приказал Басов, припав на колено и взяв наизготовку свой АК-74М, утяжеленный подствольным гранатометом. — Не расслабляться! Они могут появиться здесь в любую секунду!

Не было нужды говорить, кто именно — «они». Транзитный нефтепровод, строительство которого велось всего пару месяцев, продвигаясь с невиданными темпами, уже почти дотянулся до Мурманска, где, наверное, уже в нетерпении ждали на рейде супертанкеры под звездно-полосатым флагом. Русская нефть была нужна многим, особенно нуждались в ней по другую сторону Атлантики — сейчас, когда Ближний Восток мог вспыхнуть в любую секунду, когда в зоне Карибского бассейна не прекращались вылазки повстанцев разного толка и наркоторговцев. Именно поэтому одновременно с трубопроводом началось строительство нефтяного терминала на побережье Кольского полуострова. Он был важен, и его охраняли со всей серьезностью, а полковник Басов всегда, и на учениях, и в той короткой, жестокой войне, войне необъявленной, и теперь, предпочитал переоценивать противника, нежели недооценивать его.

— Давай, давай, — цедя слова сквозь зубы, приговаривал Басов, тиская рукоятку автомата и чувствуя, как ладонь становится скользкой от пота. — Давай, парень!

А Марченко, не нуждаясь в понуканиях, уже прилепил на поверхность трубы, на ажурные фермы невысоких опор, поддерживавших эту трубу примерно в метре над землей, несколько брикетов взрывчатки, заминировав не меньше сотни метров нефтепровода и не собираясь останавливаться на достигнутом. Не жалуясь, двигаясь наравне со всеми, капитан тащил четыре килограмма мощной взрывчатки и детонаторы — этого хватило бы, чтобы сровнять с землей приличное каменное здание, а не то что разрушить какую-то паршивую трубу, но Игорь Марченко предпочитал подстраховаться.

— Время, — напомнил Басов, поднимаясь с колен и не опуская оружие. — Отходим! Игорь, заканчивай!

— Готово, командир!

Марченко, забрасывая за спину изрядно полегчавший ранец, уже бежал обратно, оставив после себя немало смертельных «подарков». Дело было почти сделано, оставалась лишь одна мелочь, ради которой группа и преодолела несколько десятков километров по полному опасности лесу.

— Чего ждем? — Басов взглянул на подрывника, который, кажется, торопился больше всех прочих: — Давай!

— Отойдем метров на пятьсот, — отказался Марченко. — А там уже можно будет. А то самих прихватит еще, посечет осколками! А я звание героя хочу не посмертно получить, командир, — усмехнулся он.

Капитан Игорь Марченко был профессионалом своего дела. Пластид — отличная вещь, обращаться с которой может почти каждый, но полной отдачи может достичь только специалист. Без детонатора пластид не опаснее детского пластилина, и точно так же взрывчатке можно придать любую форму, укрепить почти на любой поверхности. Пластид не боится тряски, высокие температуры ему тоже не страшны, но стоит установить запал, и страшная сила, сокрытая в этом податливом комке, вырывается наружу, разрушая все, до чего сумеет дотянуться.

— Стой, командир, — на глубоком выдохе произнес Марченко, когда группу со всех сторон вновь обступили лесные великаны, еще не успевшие сбросить листву, пожелтевшую, побуревшую от возраста, но упорно цеплявшуюся за ветки. — Достаточно.

Без команды, без лишнего напоминания Бурцев и Осипов отступили в стороны, готовые прикрывать своих товарищей, первыми ответив огнем на внезапное нападение. Олег, пребывая в каком-то странном состоянии — сержант не верил, что все оказалось так просто — поудобнее ухватил увесистый РПК-74М, поводя стволом из стороны в сторону. Боковым зрением он видел, как Марченко достал из кармашка «разгрузки» что-то, умещавшееся в ладони.

— Давай, Игорь! — кивнул Басов, переместив «Калашников» из-за спины на плечо, так, чтобы открыть огонь из него можно было в любую секунду, и тоже поглядывая больше по сторонам, чем на своего товарища.

Марченко выдвинул из пластикового корпуса, на котором пресс выдавил так знакомую любому русскому надпись «Made in China», короткую антенну, откинул крышку, под которой находился ряд тумблеров.

— Четыре килограмма, — усмехнулся капитан, взглянув на своего командира. — Должно хватить!

Пульт дистанционного управления обладал небольшим радиусом действия, и сейчас подрывник находился почти на пределе этой дальности. Радиодетонаторы — неважно, хоть китайские, хоть швейцарские — были вообще ненадежной штукой. Заглушить сигнал, забить помехами несущую частоту, было довольно просто, но сейчас, в условиях полного отсутствия противодействия, Игорь Марченко выбрал именно этот способ.

Капитану потребовалось сделать всего два движения — вдавить переключатель, подавая на пульт питание, а затем передвинуть один из тумблеров. Земля под ногами дрогнула, весь мира накрыл глухой рык, грохот взрыва, а затем все увидели, как над кронами деревьев вздымается столбы дыма.

Что-то ударило Олега Бурцева по голове, и сержант, от неожиданности едва не нажавший на спуск, увидел упавший под ноги ком земли, вывороченной взрывом, подброшенной в воздух на сотни метров и под действием чудовищной силы долетевшей даже сюда.

— Мать твою! — Это Матвей Осипов, заворожено глядевший на дымную колонну, медленно опадавшую, восторженно выдохнул, не в силах оторваться от величественного и жуткого зрелища.

— Четыре килограмма пластида, — с гордостью сообщил Игорь Марченко, аккуратно вкладывая пластиковую коробочку пульта управления в карман. — Вот им, сукам!

— Теперь нас услышали все. И они скоро будут здесь, — произнес Басов, мгновенно напрягшийся, точно до упора сжатая возвратно-боевая пружина его собственного «калашникова». — Ноги в руки, мужики! Бегом!!!

И они побежали, инстинктивно возвращаясь на тот самый маршрут, каким и пришли сюда. Выход к цели был самой простой частью операции, планировавшейся не один день. Алексей басов сам выбрал маршрут, из всей группы только он знал конечную точку, так что никакой информатор не смог бы загодя предупредить врага, дать возможность устроить засаду. А бить по площадям, то есть расставлять заслоны всюду — настоящая бессмыслица. Строящийся нефтепровод был желанной мишенью для партизан, противник знал это, но невозможно прикрыть такое сооружение на всей его протяженности, нельзя всюду выставить посты — на это просто не хватит людей. Что же до всяких технических хитростей, вроде датчиков движения или банальных минных полей, во-первых, они дали бы наверняка слишком много ложных срабатываний в полном жизни лесу, а во-вторых, расходы по оборудованию периметра будут таковы, что на эти деньги можно раза три заново отстроить «трубу».

Партизаны бросились прочь со всех ног, оставляя за спиной дымящиеся воронки и искореженные, завязанные узлом обломки металлических конструкций. В ушах еще звенело от грохота взрыва, а грудь горела огнем. Олег Бурцев, решивший, что все его силы остались где-то на пути следования группы, уже перестал чувствовать ломоту в напряженных почти до судорог мышцах. Силы придавал страх, и страх же заставил забыть об усталости, словно перерезав нервные волокна, соединявшие одеревеневшие мышцы с мозгом. Олег старался двигаться в общем темпе, и у него, у кого за плечами которого остались десятки марш-бросков в полной выкладке, и не только по утоптанному до каменного состояния проселку вокруг «учебки», но и по настоящим горам, получалось неплохо.

— Давай, давай, — Алексей Басов, даром, что больше привык передвигаться в относительном комфорте боевого отделения танка, в окружении сорока шести тонн многослойной брони, не только легко выдерживал ритм, но еще и успевал подбадривать-подгонять своих бойцов. — Шевелись! Не растягиваться!

Они заявили о себе, на всю округу заявили протяжным рокотом взрыва, и теперь, чтобы остаться в живых, требовалось только одно — бежать. Их могла спасти только скорость, ведь противник, наверняка уже поднимающий по тревоге все окрестные гарнизоны, все же не всесилен, никто не сможет обыскать весь этот бескрайний лес. Значит, нужно обмануть врага, оказавшись быстрее, чем он мог рассчитываться, покинуть район поиска, а там уже можно будет передохнуть, успокоить сбившееся дыхание, бешено рвущееся из груди сердце.

Олег не мог точно знать, какое расстояние они преодолели, прежде, чем Басов скомандовал привал. Группа находилась в движении не меньше получаса, расходуя тот невеликий запас сил, что еще оставался у измученных людей — предел прочности был у каждого, и он оказался уже почти преодолен.

— Группа, стой! — Сам Алексей едва держался на ногах, но он был командиром, а значит, был обязан повалиться от усталости последним, как бы трудно ни приходилось. — Пять минут! Не расслабляться!

Последнее было уже лишним. Хрипло, с присвистом дышавшие люди падали на колени, выпуская из рук оружие. Матвей Осипов, которому пришлось хуже всех — кроме двойного боекомплекта, пайка, перевязочного пакета и прочих мелочей омоновец тащил две двенадцатикилограммовые стеклопластиковые трубы реактивного огнемета РПО-А «Шмель» — бросил свою ношу, опустившись едва ли не на четвереньки. Его грудь, обтянутая разгрузочным жилетом, тяжело вздымалась, а по лицу, несмотря на не самую жаркую погоду, катились крупные капли пота.

— Это тебе не футбольных фанатов прессовать, — криво усмехнулся Олег Бурцев. Десантник, стараясь держать себя в руках, снял с плеча пулемет, положив его на подстилку изо мха и опавшей листвы на расстоянии вытянутой руки от себя — он привык всегда чувствовать оружие рядом. — Вот что такое марш-бросок с полной выкладкой, братишка!

Осипов вяло, без вдохновения выругался, просто для проформы. Перед глазами у него колыхалась багровая пелена, сердце грохотало подобно набату, а голоса доносились словно сквозь вату.

— Отдых пять минут, — напомнил Басов, остававшийся на ногах — сухощавый офицер-танкист, привыкший, казалось бы, передвигаться больше на гусеницах боевой машины, чем на своих двоих, проявил чудеса выносливости. Возможно, это чувство ответственности за еще четыре жизни не давало ему рухнуть, растянувшись без сил прямо на земле.

Отпущенные минуты пролетели быстро. Партизаны только успели успокоить дыхание, сделав по глотку воды, прополоскав рты и тотчас плюнув — лишняя жидкость в организме сейчас была только во вред. Смочить губы — вот и все, что они могли себе позволить.

— Время, — выдохнул Басов, забрасывая «Калашников» за спину, чтоб не мешал при быстром беге. — Пошли, парни! Бегом!

Растягиваясь вереницей, группа снялась с места. Еще немного, последнее усилие — и они окажутся вне опасности. Пусть враг рыщет по лесу где-то за спинами, тщетно пытаясь отыскать следы «террористов» — они уже окажутся совсем в другом месте. Эти мысли придали всем новые силы.

Деревья, возвышавшиеся со всех сторон, заслоняя дневной свет, расступились, и группа выбралась на широкую прогалину. Тяжело дыша и шумно топоча тяжелыми ботинками, партизаны вышли на открытое место, продолжив движение прежним курсом. Сейчас они были уязвимы, их можно было без труда обнаружить даже с весьма приличного расстояния, но вернуться под укрытие леса — значило сделать немалый крюк, и для измученных стремительным броском людей это оказалось чересчур.

— Подтянись, — пытаясь не сбить дыхание, крикнул Басов, остановившись на миг и пропустив мимо себя своих товарищей, взмокших от бега, но, стиснув зубы, продолжавших движение вперед. — Еще немного! Через пару верст привал!

Партизаны, изнемогавшие под тяжестью снаряжения — и это притом, что взяли они самое необходимое — бежали молча, экономя силы. Край леса снова придвинулся, разворачивая над головами людей спасительный полог сумрака, в котором их не так то просто было разглядеть. Большая поляна, обрамленная зарослями редкого кустарника, осталась позади. Именно в этот момент группу и атаковали.

Вертолет шел на высоте в пять сотен метров, и внизу, до самого горизонта, разлилось буро-зеленое море осеннего леса. Над головами трех летчиков бешено вращались лопасти несущего винта, наполняя тесную кабину гулом, в котором почти совершенно тонули голоса людей. Старенький Ми-2, винтокрылый ветеран, кружил над хмурой чащей, перемежавшейся проплешинами полей и свежих вырубок, уже несколько часов, исправно облетая вверенный его экипажу район.

— Что там дребезжит? — Командир экипажа Федор Смирнов окликнул своего напарника, занявшего кресло второго пилота. — Мы до базы дотянем?

— Все в норме, шеф, — успокаивающе усмехнулся летчик. — Трансмиссия в порядке, двигатели работают как часы, горючки в баках еще с запасом остается.

Юрий Полунин был обычным гражданским летчиком, но половину своей сознательной жизни он летал именно на Ми-2, и был уверен в том, что говорит. Пусть их вертолет и был уже «в годах», но отправлять его на пенсию было рановато. Машина, с виду потрепанная, была еще вполне пригодна для полетов, а потому экипаж, три человека, ныне числившиеся в составе службы безопасности корпорации «Юнайтед Петролеум», каждый день поднимались на борт, чтобы в течение нескольких часов кружить над лесом, который наискось перечеркнул шрам свежей просеки, уходившей далеко на северо-запад.

Когда-то этот вертолет исправно нес службу в Вооруженных Силах России, дав дорогу в небо многим молодым пилотам, осваивавшим именно на нем летное искусство, чтобы потом стать настоящими мастерами, быть может, даже оказаться в рядах единственной в мире, уникальной пилотажной группы «Крылатые Гусары», демонстрировавшей высший пилотаж на боевых вертолетах. Сейчас все изменилось — поверх красных звезд на хвостовой балке и фюзеляже нанесли желто-черные эмблемы U-P, оставив, в прочем, темно-зеленую окраску, выдававшую военное назначение машины.

— Еще один круг, парни, и пора домой, — сообщил Смирнов, отклоняя в сторону рычаг штурвала.

Полунин согласно кивнул, а третий член экипажа, находившийся в пассажирской кабине, кажется, даже не услышал слова командира. Петр Громыко, воткнув в уши наушники, пританцовывал на жестком сидении в такт музыке, инстинктивно поглаживая установленный на самодельном лафете в проеме иллюминатора по левому борту пулемет ПКМ — самое мощное оружие «мобилизованного» Ми-2. Некоторые предпочитали ставить на свои машины американские шестиствольные пулеметы М134 «Миниган», создававшие настоящее море огня, выпуская сотню патронов в минуту, или даже еще более мощные крупнокалиберные трехствольные «монстры» GAU-19/A. Но Громыко предпочитал знакомое оружие, которое он мог разобрать и вновь собрать до винтика в кромешной темноте и с завязанными глазами. Для стрелка, выполнявшего также обязанности бортинженера, работы не было, и Федора Смирнова, бывшего полковника морской авиации, это вполне устраивало.

Очередной патрульный вылет подходил к концу. Еще тридцать минут — и вертолет приземлится. Экипаж сможет предаться заслуженному отдыху, пока наземный персонал будет проверять машину, готовя ее к следующему вылету. Работа в службе безопасности оказалась спокойной и весьма прибыльной — заокеанские хозяева, сами очень редко появлявшиеся здесь, не скупились, оплачивая верность своих новых сотрудников толстыми пачками долларов. Оно и понятно — сами янки слишком дорого ценили свои жизни, чтобы подвергнуть их хоть намеку на риск, русские же далеко не всегда соглашались работать на тех, кого чаще всего называли простым, памятным еще седым дедушкам словом — оккупанты.

— Пройдем еще разок над «трубой», — решил Смирнов, меняя курс и заставляя Ми-2 набрать лишнюю пару сотен метров высоты. Но даже отсюда, из-под облаков, низко нависших над землей, была видна широкая просека. Сохранность транзитного нефтепровода, строительство которого было еще далеко от завершения, была главной заботой Федора Смирнова и его экипажа, как и еще нескольких десятков местного филиала работников «Юнайтед Петролеум».

Распугивая стрекотом винтов лесную живность, Ми-2 неторопливо полз по небосклону, и пилоты через огромные окна могли видеть все, что творилось на земле. Их вертолет не нес никакого специального оборудования, ни тепловизоров, ни радаров, ни низкоуровневых телевизионных систем, позволявших вести наблюдения в сумерках и даже при лунном свете — кажется, на технике янки, вопреки обыкновению, решили сэкономить. В прочем, обещали, что вскоре авиаотряд получит вместо потертых жизнью Ми-2 и Ми-8 новенькие UH-72A «Лакота» американо-европейского производства, или, на худой конец, «Белл-206» последних модификаций, широко применявшихся американской полицией и военными. Может, так и будет, но Федор Смирнов, недавно пересевший со сверхзвукового бомбардировщика не медлительный и неуклюжий Ми-2, не променял бы свою «вертушку» ни на какие заграничные новинки, свято веря, что только такая машина, неприхотливая, прощающая любые ошибки и разгильдяйство технического персонала, может выжить в суровых условиях русского севера.

— Командир, завтра выходной, — неожиданно произнес Полунин. — Давай сегодня вечером зарплату потратим? — Он заговорщицки подмигнул: — Мужики из строительной бригады несколько пузырей достали, настоящая водка, фабричная! И нас тоже зовут, говорят, на всех хватит. Отметим удачный полет?

Жизнь в рабочем поселке нефтяников, затерянном на просторах тайги, разнообразием едва ли превосходила жизнь в гарнизоне посреди заполярья. И если в «прошлой жизни» командиру бомбардировочного полка, отвечавшего за жизнь сотен людей и боевую готовность целого подразделения, скучать не приходилось, то сейчас, когда под началом Смирнова оказались всего два человека и единственный вертолет, каждая минута на земле казалась вечностью, сводя с ума. Так что предложение заслуживало внимания.

— Там видно будет, Юра, — кивнул командир экипажа. — Подожди, пока вернемся. Не торопи события! Сглазишь еще!

Все же пилоты не зря считались суеверным народом, в точности, как подводники. Юрий Полунин поспешил объявить полет завершившимся, и судьба тотчас наказала весь экипаж — жестоко и неумолимо.

Лобастый Ми-2, тарахтя спаркой газотурбинных двигателей ГТД-350, установленных буквально над головами пилотов, только начал разворот, входя в вираж, когда по левому борту вдруг вырос столб дыма, в один миг вознесшись до небес. Пилоты еще ничего не успели сделать, даже понять не успели, что произошло, когда ударная волна настигла вертолет, уже на излете пройдясь по всей длине фюзеляжа невидимым кулаком.

— Мать вашу! — Полунин ухватился за штурвал, пытаясь выровнять опасно закачавшуюся под ударами воздушных потоков машину.

— Это же трубопровод! — Открыв форточку, Смирнов высунул голову, впившись взглядом в землю, над которой только рассеивался дым. — Они взорвали «трубу»!

С высоты более полукилометра картина разрушений была видна полностью. Не меньше тысячи метров нефтепровода исчезло в пламени взрыва, разлетевшись мелкими осколками по всем окрестностям. Землю покрыли многочисленные воронки, еще источавшие сизый дымок.

— База, я «ноль-восьмой», — Смирнов переключил бортовую радиостанцию в режим передачи, едва не крича в микрофон. — База, в квадрате Браво-три взорван нефтепровод. Наблюдаю сильные разрушения!

— Принято, «ноль-восьмой», — немедленно отозвался всегда находившийся в состоянии готовности диспетчер. — Вы наблюдаете террористов?

— Отрицательно, база! В зоне видимости никакой активности не обнаружено!

— «Ноль-восьмой», приказываю совершить облет квадратов Браво-четыре и Чарли-четыре. Задача — поиск вражеской диверсионной группы. При обнаружении противника разрешено открывать огонь! Как понял меня, «ноль-восьмой»?

Сердце пилота учащенно забилось. Вот оно, то, ради чего они каждый второй день поднимали в воздух своего «ветерана» Ми-2, ради чего заморские хозяева, наведывавшиеся в этот неприветливый край от силы пару раз в месяц, щедро платили доллары тем, кто согласился на них работать. Там, внизу, были свои, русские. Но они совершили преступление против национальной безопасности Соединенных Штатов, уничтожив то, что было плодом колоссальных усилий строителей, то, что должно было вскоре стать спасением для энергетики и всей экономики заокеанской сверхдержавы. И за это они должны быть наказаны.

— Вас понял, база. Меняю курс, — ровным голосом отозвался Федор Смирнов, понимая, что совсем скоро, быть может, ему придется стрелять в тех, кого недавно считал своими товарищами по оружию. Он не был уверен, что сможет это сделать.

Тарахтя порядком изношенными моторами, вертолет снизился до трех сотен метров, прочертив в воздухе широкую дугу. Впереди раскинулся бескрайний лес, и пилоты до рези в глазах вглядывались в него, стараясь замечать любое движение.

— Петро, хватит спать, — приказал Смирнов, и бортстрелок тотчас сорвал наушники. — К пулемету! Проверить оружие!

Громыко подскочил к своему ПКМ, рывком отведя назад затвор и дослав в патронник первый патрон. На борту Ми-2 находился боезапас в три тысячи патронов, уже набитых в ленты, стальными змеями извивавшиеся у ног стрелка или уложенные в патронные коробки, до которых можно было дотянуться, не отходя от пулемета. Кроме того, в распоряжении экипажа была еще пара автоматов АК-74, патронов к которым тоже было в избытке, и пистолеты, но это уже — оружие последнего шанса. О том, чем располагал мифический противник, не стоило даже и гадать.

— К бою готов, командир! — сообщил стрелок, проверив оружие и придвинув поближе коробки со снаряженными лентами.

— Не попадайтесь мне на глаза, — прошептал одними губами Смирнов, сжимая вспотевшими ладонями рукоятки штурвала. — Только не попадайтесь!

Судьба в этот день была жестока ко всему экипажу. Что-то шевельнулось внизу, и движение это тотчас было уловлено боковым зрением Полунина, из пилота превратившегося сейчас в наблюдателя — кроме собственных глаз летчикам не на что было полагаться сейчас.

— Вижу их, — Юрий указал рукой на несколько точек, перемещавшихся среди поредевших деревьев. — Вижу! На трех часах!

— Господи, ну зачем?! — простонал Смирнов, и уже обычным голосом произнес в микрофон: — Я «ноль-восьмой». В квадрате Чарли-четыре обнаружены неопознанные лица. Веду наблюдение!

— Командир, они на мушке! — Это напомнил о себе Петр Громыко. Флегматичный уроженец Киева прильнул к пулемету, нежно касаясь кончиками пальцев стальных звеньев заправленной в него ленты надве сотни патронов, к которой была пристыкована еще одна, той же емкости. — Могу стрелять!

— Отставить! Только наблюдение! Огонь не открывать!

Командир экипажа меньше всего хотел вступать в бой — он понимал, что там, внизу, могут оказаться те, с кем несколько месяцев назад он стоял плечо к плечу в одном строю, и убивать их бывший командир дальнебомбардировочного полка не хотел, он не мог это сделать. Не хотел, но в глубине души прекрасно понимал, что рано или поздно стрелять по своим ему придется. Вот только кто для него сейчас «свои»? Командир полка ракетоносцев Ту-22М3 был одним из немногих, кто дал бой внезапно атаковавшему врагу, тщетно пытаясь сдержать натиск американской военной машины. Он не забыл, как его второй пилот, майор Сеченов, с которым полковника связывали годы службы за Полярным кругом, вогнал в надстройку американского крейсера свой новехонький Су-34, на которые едва начал перевооружаться их полк, отправив, наконец, изношенные до предела «Туполевы» на заслуженный отдых. Сам Федор Смирнов этого сделать не смог, не нашел в себе решимости вот так запросто расстаться с жизнью, даже не зная наверняка, изменит ли его жертва ход событий.

Полковник Смирнов сделал выбор между жизнью и присягой, и плен стал вполне ожидаемым продолжением его истории. Все оказалось проще и легче, чем представлялось прежде, плен не стал унижением, не стал позором. А когда пришедшие в Россию, чтобы навести здесь свой порядок, американцы поняли, что не все им рады, что здесь можно расстаться с жизнью, о Смирнове и о многих из тех, кто ждал своей участи в фильтрационных лагерях, вспомнили. Сотрудники американских компаний, столкнувшись с опасностью, только раз попав в засаду партизан, которых становилось все больше с каждым днем, стали сматываться из покоренной страны. Но делать их работу было необходимо, и потому пленным простили их единственный «грех» — попытку защитить свою страну от агрессора, дав работу, заработок, и Федор Смирнов смог вновь подняться в небо, о чем даже перестал мечтать.

В стране, чудом не превратившейся в царство хаоса — и чудо это звалось Армия Соединенных Штатов — любая работа стала на вес золота, а на этой работе платили очень даже неплохо, ведь хозяева, наблюдавшие за всем из-за океана, сами ощутили, насколько велик риск, и теперь предпочитали расстаться с долларами, а не с собственными жизнями. И потому бывший командир ракетоносного полка вновь и вновь поднимал в небо свой Ми-2, вновь и вновь видел под собой нитку нефтепровода, почти уже дотянувшегося до гавани Мурманска. Это была слишком лакомая цель для всяких экстремистов, причем почти незащищенная, и потому сегодня случилось то, что не могло не случиться.

Вышедшие из леса боевики, гордо называвшие себя «партизанами», сделали свое дело и хотели вновь поскорее вернуться в лес, ставший их домом, их крепостью, но на их беду патрульный вертолет оказался слишком близко, террористы были обнаружены, а потому предсказать развитие событий теперь было предельно просто. Федор видел, как несколько человек в камуфляже нырнули под раскидистые кроны, пытаясь укрыться от его всевидящего ока. Напрасно они старались спрятаться — с воздуха все эти маневры были видны, как на ладони. В прочем, неизвестные и не надеялись спрятаться, но осознать свою ошибку в оценке их действия командир экипажа не успел.

Внизу что-то сверкнуло, и к вертолету, снизившемуся уже до полутора сотен метров, протянулись мерцающие строчки трассеров. А секунду спустя Ми-2 содрогнулся от ударов метко выпущенных пуль — противник сделал первый ход в этой смертельно опасной партии, и теперь у Смирнова и его экипажа просто не могло быть выбора. Все уже оказалось решено.

— Мать вашу, — Полунин, впервые узнавший, что такое зенитный обстрел. — Они же по нам стреляют!

— Я «ноль-восьмой», атакован, — четко произнес Смирнов, зная, что на земле услышат каждое его слово. — Повторяю, по мне открыт огонь с земли! Необходима поддержка!

— Помощь на подходе! Приказываю противника уничтожить!

Навстречу вертолету, опасно приблизившемуся к поверхности земли, взметнулся очередной поток трассирующих пуль, и Федор Смирнов, которому показалось, что все они направлены только в него, рванул штурвал, заваливая Ми-2 на левый борт. Даже среди вой турбин пилот услышал, как со стуком свинцовые конусы, разогнанные пороховыми газами до сверхзвуковых скоростей, впиваются в фюзеляж, разрывая тонкую обшивку.

— Падла! — Это Юрий Полунин визгливо вскрикнул, выпуская из рук штурвал и прижимая ладони к лицу. Меж пальцев заструилась кровь. — Попали, суки! Я ранен!

Автоматная очередь угодила в носовую часть вертолета, наискось пройдясь по остеклению кабины, и поток мелких осколков стегнул по лицу второго пилота. Крошево плексигласа набилось в глаза, мелкими иглами ужалив щеки и лоб.

— Вот твари! Петро, мочи их, — крикнул Смирнов, бросая вертолет, оказавшийся в перекрестье пулеметных трасс, из виража в вираж. Там, внизу, были такие же русские, как и они сами, им нечего было делить, но первый же выстрел разрушил все сомнения: — Огонь!

К треску лопастей и гулу турбин, работавших на максимальных оборотах, тотчас добавилось уханье мощного ПКМ. Командир экипажа увидел, как первая очередь, россыпь мерцающих точек, похожая на стаю светлячков, ушла вниз, накрыв позиции невидимых стрелков.

Вертолет появился внезапно, словно в нарушение всех законов физики, возникнув прямо над головами бежавших через заросли людей. По земле скользнула расплывчатая тень, и только тогда партизаны услышали шум винтов.

— Воздух, — хрипло выдохнул Алексей Басов, остановившись и с ужасом глядя на то, как геликоптер, прошедший так низко, что едва не касался брюхом верхушек деревьев, разворачивается, очерчивая широкую дугу и направляясь точно на столпившихся посреди лесной прогалины людей. — Все в укрытие!

Бойцы кинулись под деревья, стараясь скорее покинуть открытое пространство, но было ясно, что их уже заметили, и теперь не оставят в покое. Вертолет приближался, и Басов смогу узнать своего противника — обычный Ми-2, «воздушный извозчик», в былые времена славно трудившийся на благо народного хозяйства страны. Он не должен был иметь вооружение, но один вид винтокрылой машины, кружащей над утомленными, задыхающимися от быстрого бега людьми, выбивающимися из сил, внушал ужас.

— Оружие к бою! — Басов сдернул с плеча АК-74М, привычным движением передернув затвор и крепко прижимая приклад автомата к плечу.

Вертолет, на темно-зеленых бортах которого выделялись яркие эмблемы, хорошо знакомые партизанам, прошел над головами, и у самого горизонта вновь развернулся, замыкая очередной круг. Сопровождаемый «взглядами» четырех стволов — пулеметного и трех автоматных — геликоптер приближался, опустившись, кажется, еще ниже, заставляя застывать в жилах кровь. А Азамат Бердыев уже расположил на правом плече шестнадцатикилограммовый тубус зенитно-ракетного комплекса, и теперь только ждал приказа, чтобы испытать в деле китайский «хай-тек», с некоторых пор вытеснивший в руках партизан привычные «Стрелы» и «Иглы».

— Ублюдок, — Матвей Осипов следил за вертолетом, кружившим над головами, словно назойливая мошкара, со смесью ненависти и страха. — Наверняка уже передал координаты! Сейчас все здесь будут!

Олег Бурцев не стал ничего говорить, да его товарищ и не ждал ответа. Стискивая цевье РПК-74М, бывший гвардии старший сержант, тесно прижавшись к шероховатому стволу дерева, терпеливо ждал приказа. Его взгляд был направлен точно поверх ствола, указательный палец нервно танцевал на спусковом крючке, а сам десантник обратился в слух.

— Гасите «вертушку», — срываясь на крик, скомандовал Басов. — Огонь из всех стволов!

Пилоты Ми-2, кажется, не поняли, с кем имеют дело, или просто не верили, что здесь и сейчас им может грозить опасность. Вертолет, описывая очередной круг над застигнутой врасплох группой, оказался точно над той поляной, где летчики впервые заметили партизан, и когда на него обрушился шквал огня, выполнить маневр, отвернуть, уходя из-под обстрела. Казалось, винтокрылая машина обречена.

Олег надавил на спуск, почувствовав, как задрожал, задергался, словно ожив и теперь пытаясь вырваться из рук, пулемет. По ушам ударил треск выстрелов, под ноги посыпались еще дымящиеся гильзы, распространяя вокруг себя кислый запах сгоревшего пороха.

— Получи, сука!

Первой же очередью Бурцев выпустил почти половину магазина, но большая часть пуль высокоскоростных калибра 5,45 миллиметра легла мимо цели. Басов с Осиповым оказались удачливее — на таком расстоянии «калашниковы» не уступали по эффективности огня «Шилке», и несколько коротких очередей вонзились в округлое днище и покатые борта вертолета.

— Огонь по кабине! — приказал Басов, взяв упреждение и послав вслед скользнувшему над головой геликоптеру длинную очередь. — Уничтожьте его!

Игорь Марченко замешкался, открыв огонь последним, но первая же выпущенная им очередь угодила точно в огромное лобовое стекло только начавшего разворот вертолета. Ми-2 тотчас качнулся, заваливаясь на борт, но спустя пару секунд выровнялся, завершив свой маневр.

— Молодец, Игорь, — с азартом крикнул Басов, продолжая вгонять очередь за очередью в увеличивавшийся в размерах силуэт цели. — Огонь не прекращать!

Олег Бурцев расстрелял полный магазин за пару секунд, просто нажав на спусковой крючок и не отпуская его, пока треск выстрелов не сменился сухим щелчком ударника. Старший сержант торопливо отомкнул опустевший рожок, и, не глядя, заученным до автоматизма движением, нашарил снаряженный, рывком вытащи его из нагрудного кармана разгрузочного жилета и вогнав до щелчка в горловину приемника. Затвор назад до упора, и снова изо всех сил на спусковой крючок. Пулемет рвется из рук, выплевывая поток раскаленного свинца, и видно, как пули, на этот раз ложащиеся точно в цель, выбивают искры, рикошетом отлетая от бортов Ми-2.

Вспыхнувший возле иллюминатора вертолета огонек сперва тоже показался просто искрами, выбитыми металлом, врезавшимся в металл, и только когда что-то чертовски быстрое с визгом промчалось возле самой головы сержанта, Олег понял — по ним тоже стреляют. Первая неточная очередь срезала ветви с дерева, служившего укрытием старшему сержанту. Несколько пуль взрыли землю у самых ног Бурцева, инстинктивно отскочившего в сторону, перекатившись через плечо и, став на одно колено, тотчас открывшего ответный огонь. И только в этот миг Олег увидел, как Игорь, их подрывник, медленно заваливается на спину, как автомат выскальзывает из его рук, а по груди, наискось перечеркнутой цепочкой пулевых отметин, расплываются пятна крови, едва различимые на темном фоне камуфляжа.

— Капитан! — Олег, пригибаясь как можно ниже, подскочил к безвольно распластавшемуся по земле Марченко. — Капитана зацепило!

Звуки выстрелов сливались в непрерывный треск, смешивавшийся с гулом турбин. С борта Ми-2 молотил длинными очередями пулемет, посылая к земле килограммы свинца, а в ответ наперебой стрекотали автоматы. Во все стороны неслись сверкающими росчерками трассеры, а в жилах сошедшихся в бескомпромиссной схватке людей вскипала кровь.

— Матвей, помоги Олегу, — крикнул Басов, отбрасывая в сторону опустевший магазин — уже третий за время короткого боя. — Помогите Игорю! Я прикрою! Азамат, вали «вертушку»! Сбей его!

— Я готов, командир!

Бывший командир танка стоял, выпрямившись во весь рост и взвалив на плечо раструб пусковой установки зенитно-ракетного комплекса. Пулеметные очереди взрывали землю под его ногами, над головой со свистом пролетали пули, кромсая в щепу стволы деревьев, но Азамат Бердыев не трогался с места, провожая свою цель взглядом, пущенным поверх полутораметрового темно-зеленого тубуса. Раздался сигнал захвата цели — это тепловая головка наведения управляемой ракеты уловила жар, исходящий от турбин Ми-2, и бывший танкист, осваивавший премудрости ведения войны в иной среде, нажал на кнопку спуска.

Петр Громыко даже сейчас, когда по обшивке попавшего под перекрестный огонь с земли вертолета градом стучали малокалиберные пули, не растерял свою невозмутимость. Бортстелок лишь крепче прижал к плечу приклад верного ПКМ, мощного и надежного, обрушив на землю ответный шквал огня. Под ноги непрерывно сыпались гильзы, раскаленные цилиндры из латуни, лента наполовину опустела, и ствол, наверное, уже был готов расплавиться от такой интенсивной стрельбы, но Громыко не останавливался, чувствуя только упругие толчки отдачи в плечо.

Внизу бестолково метались из стороны в стороны камуфлированные фигурки — Громыко не воспринимал их, как живых людей, просто как мишени, картонные силуэты на противоположном конце стрельбища, в которые следовало уложить как можно больше пуль, чтобы инструктор поставил «зачет». Кто-то пытался отступить к лесу, огрызаясь автоматными очередями, и Петр Громыко слышал, как пули стучат по обшивке, пробивая тонкий металл и пока только чудом не добравшись до каких-нибудь важных агрегатов вовсе не предназначенного для такого боя геликоптера.

Диверсанты пытались скрыться в чаще, но стрелок, слившиеся в единое целое со своим ПКМ, пресекал эти попытки длинными очередями. Вертолет, войдя в левый вираж, двигался по замкнутому кругу, центром которого и оказалась та самая поляна, где была обнаружена группа террористов. Они пытались бежать, столкнувшись с превосходящим по силе противником, но Громыко беспощадно стегал безликие фигуры в спины свинцовыми плетьми пулеметных очередей. Петр видел, как повалился один из противников, размахивавший автоматом, почти бесполезным против двигавшегося с огромной скоростью геликоптера — выпущенная с нескольких сотен метров очередь должна была в клочь разорвать податливую плоть, пусть даже и прикрытую титановой «кирасой» бронежилета. Но внизу оставались еще враги, и они продолжали обстреливать вертолет.

— Командир, давай левее, — крикнул Громыко, увидев, что один из диверсантов исчез под днищем Ми-2, в мертвой зоне. — Еще немного!

Выли турбины, отрывисто ухал пулемет, на одной ноте кричал Полунин, второй пилот, зажимая руками окровавленное лицо — скорее всего, он уже потерял зрение. Но Федор Смирнов услышал просьбу, выполнив маневр с ювелирной точностью, так что пытавшийся спастись в не простреливаемой зоне террорист вновь оказался на линии огня. В этот миг что-то сверкнуло внизу, и Петр Громыко увидел, как к вертолету, заходя ему в хвост, устремилась ракета, разматывая за собой дымную ленту инверсионного следа.

— Командир, ракета! — Стрелок видел стремительно приближающуюся смерть, оцепенев от ужаса, от осознания неизбежности гибели. — Сзади ракета!

— А-а-а, суки!!!

Федор Смирнов тоже понял, что они обречены — противник все же смог переиграть его, в один миг поражение обратив в победу. Их вертолет не нес устройства выброса ложных целей, как настоящие боевые геликоптеры, не имел он и специальных фильтров на выхлопных соплах турбин, которые хоть отчасти поглотили бы выделяемое двигателями тепло — просто никто всерьез не верил, что у этих «партизан» могут оказаться ПЗРК. А они были, и в схватке с таким противником Смирнов и его экипаж почти не имели шансов не то что победить, но даже и просто уцелеть. Современные переносные зенитно-ракетные комплексы способны поражать сверхзвуковые цели на высотах от десяти метров до трех с половиной километров, и у тихоходного Ми-2 не было ни единого шанса спастись отчаянным маневром.

— Держитесь! — Смирнов сжал рычаг штурвала, пытаясь использовать тот единственный призрачный шанс, который еще оставался, пока ракета не сблизилась с вертолетом настолько, чтобы мог отреагировать дистанционный взрыватель. — Прорвемся!!!

Вертолет, нарушая законы физики, преодолевая силу инерции, дернулся в сторону, выигрывая несколько десятков метров, и когда зенитная ракета почти настигла его, Смирно резко отдал штурвал от себя, едва не втыкая винтокрылую машину в землю. Головка наведения ракеты не успела среагировать на такой маневр, выполненный на критически малой высоте, и лазерный детонатор выдал команду на подрыв.

Взрыв грянул в метре над вертолетом, и град осколков наткнулся на все ускорявшие свой бег лопасти, послужившие щитом обреченному вертолету. Стальная шрапнель, образовавшаяся при подрыве боеголовки зенитной ракеты, больше частью рикошетом отразилась от несущего винта, но и того, что достигло цели, хватило.

— Мы подбиты, — сообщил срывающимся голосом Смирнов, стараясь перекричать истошно верещавшую аварийную сигнализацию. — Оба движка выведены из строя! Теряем топливо!

Смирнов действовал на автоматизме, перекрыв подачу топлива. В любой миг вертолет мог вспыхнуть, словно спичка, и тогда они, все трое сгорят заживо, оставшись погребенными под обуглившимися обломками.

— Попробую совершить посадку! Держитесь!!!

Цифры на альтиметре стремительно уменьшались до нуля, к той же отметке сползала и стрелка указателя скорости. Рыча от напряжения, Смирнов отжимал штурвал, пытаясь перебороть инерцию смертельно раненой машины, слыша, как надсадно воют разрушенные турбины, поймавшие свою порцию стальной картечи и чудом не рассыпавшиеся на куски прямо сейчас.

— Садимся, — предупредил Смирнов, увидев прямо по курсу прогалину, поросшую редким кустарником — лучшей площадки для приземления поблизости не было, да и до этой еще предстояло постараться дотянуть. — Приготовиться к жесткой посадке!

Стена зарослей встала на пути снизившегося до считанных метров вертолета. Лопасти, вращавшиеся по инерции, под воздействием встречного потока воздуха, с треском врубились в кустарник, превращая его в зеленое месиво, срезая деревца, словно гигантская циркулярная пила. Вертолет тряхнуло так, что у Смирнова лязгнули зубы, зацепив кончик языка, и рот тотчас наполнился кровью. Но все это было уже не важно — пропахав приличную борозду, разбросав за собой обломки лопастей, развернувшись боком, Ми-2 замер на краю поляны.

— Мать вашу, — выдохнул Смирнов, сплевывая кровь, сочившуюся из прокушенного языка. — Прорвались! Петро, Юра, как вы? Все живы?

Ответом был усталый мат Громыко, который при посадке хорошо приложился головой о борт грузовой кабины. По крайней мере, бортстрелок был жив, уцелев после жесткой посадки. А вот справа, с соседнего кресла, не донеслось ни звука — ни стона, ни ругани.

— Юра?!

Смирнов обернулся к напарнику, толкнув того в плечо, и летчик, все так же, не говоря ни слова, откинулся на бок, не повалившись на пол кабины только благодаря привязным ремням, крест накрест обхватившим его грудь. Юрий Полунин безвольно обвис в кресле, и по голове его из свежей раны на затылке струилась кровь — эту посадку второй пилот не пережил.

Федор Смирнов устало выдохнул, чувствуя, что нет сил хотя бы пошевелиться. Нужно было скорее выбираться из вертолета, в баках которого еще оставалось немало топлива, и топливо это, вытекавшее из пробоин в баках под брюхо вертолета, могло вспыхнуть от любой искры, устроив экипажу огненное погребенье, как в древние времена. Но сил не было даже на то, чтобы радоваться — они все так остались живы, пусть противник и одержал победу.

От радости Алексей Басов выпустил короткую очередь в воздух, не по дымящемуся вертолету, стремительно терявшему высоту, а просто над головой. Азамат Бердыев не зря несколько недель тренировался, осваивая китайскую «диковинку» — зенитная ракета точно поразила цель, несмотря на отчаянные маневры летчиков. Наверняка за штурвалом сидели настоящие профессионалы, скорее всего, бывшие военные пилоты — с тех пор, как сюда пришли американцы, бывшие однополчане нередко встречались друг с другом на поле боя, и на янки работало немало ветеранов. Басов не винил их за это — каждому нужно как-то жить, у каждого есть семья, которая хочет кушать, и люди зарабатывали всеми способами.

— Отлетались, твари! — Алексей взглянул на оскалившегося в победной улыбке Бердыева: — Молодчина, сержант! Прекрасный выстрел!

Азамат улыбнулся еще шире — еще бы, это ведь он один спас всю группу, послав ракету точно в цель. А иначе пулеметчик с вертолета нарубил бы их всех в фарш за несколько минут. В прочем, радость омрачалась горечью потери. капитан Игорь Марченко, воевавший в группе Басова второй месяц, лежал здесь, у ног своих товарищей, уже остывая, и кровь почти перестала сочиться из ран.

— Надо похоронить его, — предложил Бурцев. Голос старшего сержанта звучал глухо, словно из какой-то бочки. По привычке Олег заменил почти опустевший магазин на снаряженный — противник мог повторить атаку, и к этому следовало быть готовым всегда.

— Нет времени! — Отрезал Басов. — Мы разворошили осиное гнездо! мы слишком громко заявили о себе, сбитый вертолет нам точно не простят! Скоро здесь всюду будет полно янки и их прихвостней, начнется облава. Если не поспешим, нас затравят, как диких зверей, так и сгнием в этом лесу!

— Все же не по-людски это как-то, просто так бросить капитана…

— Отставить, старший сержант! — Несмотря на то, что никто из партизан не имел права носить погоны, в группе поддерживалась армейская дисциплина, субординация соблюдалась неукоснительно. — Забросайте тело ветками, присыпьте листвой, и уходим отсюда! У вас три минуты! Остальным — прикрывать периметр!

Олег Бурцев понимал, что противник сейчас уже пришел в себя. Наверняка где-то неподалеку рубят воздух лопасти вертолетов, несущих к месту боя вооруженный до зубов десант, и не только сотрудников службы безопасности нефтяной компании, а и кое-кого посерьезнее. Боя старший сержант не боялся, но предпочитал встречать врагов, заранее подготовившись, давать бой так, где это было выгодно ему, и выходить из боя победителем.

— Патроны и оружие не забудь! — напомнил Басов, вместе с остальными бойцами контролировавший подходы к поляне.

Кому-то это показалось бы мерзким, низким, но Бурцев без колебаний обыскал тело капитана, вытащив из карманов разгрузки оставшиеся автоматные «рожки» и гранаты. Это не было мародерством, хотя на него и походило, и старший сержант не колебался ни мгновения, получив приказ. Атака на нефтепровод — сильная пощечина, противник будет делать все, чтобы наказать обидчиков. На горстку партизан устроят настоящую охоту, в дело пустят все — беспилотные самолеты, обычную авиацию, может даже спутники. Шансов выжить становится меньше с каждой минутой, и ни один патрон не будет лишним теперь. Так пусть Игорь Марченко продолжает сражаться и после своей смерти, поделившись с товарищами тем, что не пригодилось ему, и может спасти жизни его друзьям, его братьям по оружию.

Олег Бурцев торопился. Патроны и гранаты, остававшиеся у Марченко, перекочевали в «разгрузку» старшего сержанта — свой боекомплект он истратил наполовину, а «рожок» на тридцать патронов к АК-74 можно было вставить и в РПК-74. у капитана не будет ни могилы, ни памятника — все, что мог сделать для своего товарища сержант, это наскоро забросать тело опавшей листвой. Люди уйдут, и осмелевшее зверье выйдет из чащи, чтобы полакомиться еще теплой плотью. Быть может, у любителей падали сегодня будет вдоволь такой редкой пищи.

— Пора, — произнес Алексей Басов, забрасывая за спину поставленный на предохранитель автомат. — За мной бегом марш!

Они сорвались с места, исчезая в лесу. Лишь россыпь гильз напоминала о том, что здесь еще несколько минут назад кипел бой. Группа спешила уйти как можно дальше, чтобы запутать врага, выиграть время и встретить противника там, где и четыре бойца будут стоить целой армии. Их война только началась.

Глава 2. Взгляд в прошлое-1

Москва, Россия 2 июня
Дверца шикарного «Мерседеса» захлопнулась с приглушенным клацаньем. Этот удивительно мягкий, ласковый звук мог показаться нежной музыкой в сравнении с тем жутким лязгом, с которым закрывались двери даже самых лучших отечественных машин, даже изготовленной на заказ представительской «Волги». У «чуда» немецкого автопрома было и еще немало явных и скрытых достоинств, именно потому Ринат Сейфуллин предпочитал машины этой марки, неважно, роскошные седаны — на таком он как раз сюда и прибыл — или мощные внедорожники «Геландваген», на которых сейчас его сопровождала личная охрана.

Телохранители, замкнувшие кольцо вокруг небольшого кортежа, настороженные, готовые в любой миг выхватить укрытое под одеждой оружие — мощные автоматические пистолеты и компактные пистолеты-пулеметы, идеальное средство ближнего боя — двинулись было за своим принципалом, но были остановлены резким жестом:

— Ждите меня здесь! Через пару минут едем!

Начальник охраны нахмурился, но возражать не посмел — в конце концов, Ринат Сейфуллин был у себя дома, земля до самого горизонта принадлежала ему, здесь стоял его дом… вернее, стоял когда-то, до того, как пришли американцы. От роскошного особняка осталось немногое — полуобвалившиеся стены, покрытые пятнами копоти, да пепел, лежавший всюду, еще не смытый теплыми летними дождями.

Бывший глава «Севернефти» шел медленно, тяжело переставляя ноги, стараясь не ступать в кучки пепла. Не потому, что берег обувь, дорогие туфли из отличной кожи, сшитые по индивидуальной мерке, и потому ставшие частью его самого — просто часть этого пепла некогда была для него самым дорогим на свете, тем, что дороже миллиардов на заграничных счетах, дороже целого табуна племенных скакунов, дороже вилл, яхт, личных самолетов.

Его называли олигархом, считали алчным, жадным, беспринципным — и он таковым и был, но лишь отчасти. Глупо проходить мимо, если богатство само идет к тебе в руки, если миллионы, миллиарды лежат бесхозными на твоем пути. Но, накапливая состояние, он думал не только о самом себе. Ринат Сейфуллин не был патриотом, его мало заботили судьбы страны и народа, но были те, ради кого он мог сделать все. были — но теперь их не стало.

Телохранители, нервно озиравшиеся по сторонам, видели, как их босс остановился в шаге от стены, бесформенной горки битого закопченного кирпича — а по другую сторону этой стены зиял многометровый провал воронки, на дне которой скопилось немало жидкой грязи, все тот же пепел, смытый прошедшими недавно дождями. Неожиданно Ринат Сейфуллин опустился на колени, нисколько не жалея идеально отглаженные брюки, лакированные туфли, и прижался обеими ладонями и лбом к шероховатой поверхности.

— Маша, Марат, Анжела, — прошептал Сейфуллин так, чтобы не мог слышать никто из его охраны, всей толпой переминавшейся с ноги на ногу в полусотне метров за спиной. — Где же вы теперь? Почему вас нет? За что?!

Он хотел остаться один в эти минуты, но не мог, приходилось терпеть присутствие телохранителей. Перестав быть нефтяным магнатом, не пытаясь стать фигурой на политической арене — власти, настоящей, а не показушной, он и так имел достаточно — Ринат Сейфуллин не лишился тех врагов, которых успел нажить за свои сорок девять лет. Богатство и власть не достаются просто так, а уж если достались, всегда найдется кто-то, кто захочет отобрать их, возможно, забрав заодно и жизнь. И потому содержать охрану было необходимо, ведь Ринат не торопился покинуть этот мир.

Телохранители, демонстрируя служебное рвение, остались в стороне, не смея мешать своему принципалу. Эта команда состояла из профессионалов высочайшего класса, каких только можно было купить за деньги — офицеры армейского спецназа и контрразведки, командовал которыми отставной полковник ГРУ, имевший за плечами опыт настоящей войны, несколько лет, проведенных на Кавказе, десятки рейдов в тыл к противнику, в горы, целиком и полностью принадлежащие боевикам. Все эти люди повидали войну, умели воевать, и знали, что сейчас они абсолютно бесполезны — снайпер с крупнокалиберной винтовкой типа отечественной КСВК или американской «Баррет» М82А1 запросто «снимет» охраняемую персону с полутора километров, так что охрана едва ли расслышит звук выстрела. Вот потому они и топтались в растерянности, зная, что перед возможной опасностью бессильны, несмотря на свою подготовку, на весь свой боевой опыт.

А Ринат Сейфуллин, не обращая уже внимания на бестолковую возню охраны, злой от осознания собственной беспомощности сейчас, вздумай кто-то свести старые счеты с их хозяином, прильнул к руинам, чувствуя под руками шершавую поверхность кирпичей, нагретых жарким июньским солнцем. Это был его алтарь, место, где можно отбросить всякие условности, и нефтяной магнат, олигарх, миллиардер, не стесняясь больше ничего, зарыдал.

— За что?! — слышались сквозь всхлипы слова. — Почему?! Почему не я?!

Сейфуллин плакал, никого не стесняясь, да никто и не мог видеть его слез. Он хотел сейчас быть здесь, пеплом лежать среди руин, а не стоять над ними, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать в голос от боли, разрывавшей его изнутри. В тот майский день на этой вилле оказалась вся его семья — его жена Мария, русская, хоть сам Сейфуллин и был чистокровным татарином, но без капли национализма, его дети, его сокровище — Марат и Анжела, те, ради будущего которых он был готов обманывать, воровать, возможно, предавать и даже убивать. Они были здесь в те минуты, когда армада американских самолетов ринулась со всех сторон на Москву, а сам Ринат оказался далеко, известия о войне, которым он не мог поверить до самого последнего момента, застали его в Красноярске, и быстро добраться до своего поместья Сейфуллин просто не смог.

Остатки русской армии защищали столицу до последнего, отчаянно отражая удар за ударом. Где-то совсем рядом в те часы находились позиции зенитных ракет, знаменитых комплексов С-300ПС, расчеты которых записали на свой счет ни одну победу, но и сами погибли под градом американских бомб, когда вражеские истребители прорвались на малых высотах, ускользнув от «всевидящего ока» радаров.

Отчаянно сражались и пилоты, подняв в небо все уцелевшие истребители и встретив над облаками врага меткими пусками ракет. Русским пилота везло, они одержали немало побед, и американский транспортный самолет «Геркулес», сбитый в этом бою, обрушился прямо сюда, на этот особняк, едва ли отмеченный на штабных картах. Тридцать пять тонн пылающего металла, двадцать тонн топлива и еще невесть сколько мягкой и хрупкой человеческой плоти — этот С-130Н должен был высадить в Москве бойцов американской Восемьдесят второй десантной дивизии, но защищавшие небо над столицей Су-27 перехватили его на дальних подступах — обрушились на островок спокойствия и уюта, и здесь разверзся ад.

Сбитый русскими пилотами транспортный самолет рухнул на особняк, и те, кто находился внутри, погибли почти мгновенно. Взрыв немногое оставил от здания, не пощадив и само поместье. Чудовищный пожар, тушить который было некому, да и невозможно было его потушить, угас лишь тогда, когда сгорело все, что было способно гореть, и человеческие тела распались жирным черным пеплом, скрипевшим сейчас под ногами.

Ринат Сейфулин был готов на все, лишь бы скорее попасть сюда, но воздушное пространство было закрыто для полетов — в небо поднимались только американские военные самолеты, все остальные, едва оторвавшись от земли, были бы сбиты. Сейфуллин ждал несколько дней, проведя это время в красноярском аэропорту, на летном поле которого стояла заправленная под завязку, готовая к взлету «Цессна» — в России строить самолеты бизнес-класса то ли не хотели, то ли не могли. И как только американцы дали добро, пилоты Сейфуллина получили приказ на вылет, а сам Ринат уже в небе узнал от своих людей страшную правду. Он не хотел верить услышанному, но теперь, увидев все своими глазами, горько разрыдался, жалея только о том, что оказался так далеко от своих близких.

Подбитый «Геркулес», словно чудовищная бомба, обрушился на поместье, и теперь на месте роскошного особняка чернела огромная воронка, и все вокруг было усыпано пеплом, каменным крошевом и искореженными кусками металла — обломками обшивки самолета, при взрыве разлетевшимися на несколько километров вокруг. Наверное, те, кто оставался в доме в те минуты, даже не успели испугаться, не успели понять, что с небес, объятая пламенем, мчится к земле их смерть, от которой нет спасения.

Наверное, кто-то из пилотов был еще жив и в последние секунды пытался превратить падение огромного «Локхида» в посадку, пусть и жесткую — но посадку. Транспортный самолет кое-как выровнялся на уровне верхушек деревьев, и, срезая их плоскостями крыльев, обламывая сами крылья, продолжил свой полет. Последние сотни метров были отмечены широкой бороздой, по обе стороны которой громоздились поваленные деревья. По инерции «Геркулес» двигался уже на брюхе, охваченный племенем, лишившийся крыльев и оперенья, щедро разбрызгивавший позади себя полыхающее топливо из пробитых баков. Самолет остановился, встретив на пути стены особняка, навалился на него своей грузной «тушей» и только тогда взорвался, взметнувшись в небо многометровой огненной колонной.

— Ринат Шарипович, — начальник охраны, неслышно подошедший к стоявшему на коленях олигарху, неуверенно окликнул того. — Ринат Шарипович, нам пора ехать! Время на исходе, нужно поспешить!

— Ступай, — Сейфуллин отмахнулся, не оборачиваясь, чтобы телохранитель не смог увидеть текущие по щекам слезы. — Я уже иду!

Начальник охраны чуть отступил, опасаясь оставлять своего принципала в полном одиночестве. Он давно уже привык ничего не видеть и не слышать, если было нужно, потому и сейчас не слышал сдавленного голоса. Этот офицер, много лет служивший своей родине, а теперь работавший на «хозяина», не худшего из возможных, просто старался делать свою работу хорошо, будучи готов отвечать за свою ошибку, лично отвечать за оплошность любого из своих людей.

Прошла минута, для начальника охраны, здесь, на открытой местности — мечта снайпера! — чувствовавшего себя голым и беспомощным, показавшаяся вечностью. Телохранитель сознавал всю свою ничтожность, несмотря на бронежилет и мощную, внушавшую уважение одним своим видом, итальянскую «Беретту-92F» в кобуре подмышкой. Но кевлар не был способен остановить винтовочную пулю, а достать из пистолета снайпера, вооруженного пусть даже и обычной СВД, не смог бы ни один стрелок, происходи это не в голливудском боевике, а в реальной жизни, суровой и беспощадной.

Наконец Ринат Сейфуллин поднялся с колен, и, даже не утруждаясь тем, чтобы отряхнуть налипшую на брюки грязь, двинулся к ожидавшему его «Мерседесу», водитель которого не глушил мотор, готовый в любую секунду тронуться с места. Телохранители столпились вокруг Сейфуллина, прикрывая его своими телами, пока тот забирался в салон, наполненный приятной прохладой — несмотря на то, что было лишь начало июня, припекало весьма ощутимо, а в автомобиле работал кондиционер.

Начальник охраны, захлопнув дверцу за своим принципалом, рысью бросился к головному внедорожнику «Мерседес», огромному, словно дом, угловатыми очертаниями сразу заставлявшему вспомнить о легендарном танке «Тигр», а весом — и уровнем защищенности — не уступавшему бронетранспортеру. Из-за солидного бронирования подвеску пришлось усиливать, но уже не на берегах Рейна, а на заводе ГАЗ, там, где выпускали настоящие бронемашины БТР-80. Да это и была боевая машина — на «джип» навешали столько брони, что его можно было пускать в лобовую атаку, и ничто, кроме, пожалуй, огня из танковой пушки прямой наводкой, не остановило бы это «чудовище» цвета «мокрый асфальт». В прочем, седан самого Сейфуллина был защищен еще внушительнее, так что бывший нефтяной магнат мог чувствовать себя в полной безопасности, окруженный со всех сторон тонной титановой брони с кевалровым подбоем.

— Едем! — коротко приказал Сейфуллин, и водитель, не снимавший рук с рычагов и «баранки», придавил педаль газа, ловко орудуя переключателем передач.

Кортеж снялся с места, медленно двинувшись по разбитому шоссе — дорогу взрыв тоже не пощадил — к широкой ленте автострады, что вела в Москву. Ринат Сейфуллин только теперь почувствовал нервозность — в столице его ждали, кто-то решил, что он сейчас нужен там, и времени оставалось все меньше. Следовало поспешить.

Генерал Армии США Мэтью Камински быстрым шагом покинул штабное здание, в сопровождении полудюжины офицеров и своего адъютанта двинувшись к веренице армейских вездеходов, замерших у кромки летного поля. Привычные М1114 «Хаммер», бронированные, в отличие от своих предшественников, замерли в ожидании, направив в разные стороны стволы крупнокалиберных пулеметов GAU-19/A — это были боевые машины, здесь и сейчас они олицетворяли всю мощь Америки, и пулеметные турели на крышах были установлены отнюдь не для красоты.

Возле «Хаммеров» переминались с ноги на ногу солдаты в полной экипировке, в касках, бронежилетах, со штурмовыми винтовками М16А2. Кто-то курил, кто-то хлебал большими глотками ледяную «Колу» из жестянок, другие просто разговаривали, с ленцой цедя слово за словом, будто берегли силы для чего-то намного более важного.

— Генерал, сэр!

Коренастый лейтенант вытянулся по струнке, увидев приближавшегося командующего Десятой легкой пехотной дивизией. Этот афроамериканский парень буквально пожирал глазами свое начальство, взгляд его светился почтением — ведь сейчас перед ним был человек, благодаря которому и сам лейтенант, и многие его бойцы живыми вернулись из иракского ада, и смогли уцелеть сейчас, сокрушив Россию, монстра, казавшегося совсем недавно непобедимым.

— Все готово, лейтенант? — сухо спросил Камински, кивком ответив на уставное приветствие. — Можно отправляться?

— Так точно, сэр! Все готово! Можем выдвигаться, как только вы прикажете!

Бывшая русская авиабаза в Раменском стала для Мэтью Камински вторым домом за те дни, что он провел здесь. После того, как русские сложили оружие, тут навели порядок, убрали следы недавних бомбежек, и теперь оставленные бывшими хозяевами казармы и ангары занимал американский контингент. Сам генерал, прибыв сюда из Тбилиси, еще ни разу не покидал пределы базы, на которой всегда, и днем и ночью, бурлила жизнь, шли какие-то работы, бегали люди, беспрестанно звучали чьи-то нетерпеливые команды. А теперь командующего Десятой пехотной ждала столица России — Москва.

— Едем, — приказал генерал, обернувшись к сопровождавшим его офицерам, самый младший из которых носил нашивки майора на полевом камуфляже. — По машинам!

Правая задняя дверца «Хаммера» захлопнулась с глухим лязгом — эта машина, единственная в кортеже из полудюжины таких же внедорожников, низких, широких, угловато-неуклюжих, не имела вооружения, поскольку была предназначена для командующего дивизией, а уж его всегда найдется, кому прикрыть огнем или даже собственным телом. И бронирование ее было значительно солиднее, чем на остальных «Хаммерах», предназначенных для взвода охраны — жизнь генерала стоила намного дороже, чем жизни хоть взвода, хоть целой роты.

— Трогай!

Водитель-сержант снял машину с «ручника», отжимая рычаг, и скрытый под бронированным капотом мотор, стадевяностосильный дизель объемом шесть с половиной литров, взревел, словно спущенный с привязи зверь, ощутивший свободу. Колона автомобилей двинулась к выезду из базы, стальной змеей лавируя меж постройками. «Хаммеры» миновали пропускной пункт, укрепленный на случай атаки каких-нибудь недобитых русских — из-за бруствера, сложенного из мешков с песком, вытянулся ствол крупнокалиберного пулемета М2НВ «Браунинг», готового встретить лавиной огня того, кто попробует без разрешения преодолеть охраняемый периметр. В эти минуты у пулемета дежурил только один боец — для того, чтобы нажать гашетку, этого было достаточно, а остальные, еще семь пехотинцев, кучковались чуть поодаль, не снимая рук с оружия и не забывая поглядывать по сторонам.

— Гребаный курорт! — Мэтью Камински недовольно нахмурился — после службы в Ираке, где любой прохожий, неважно, ребенок, женщина или древний старик, мог нести на себе двадцать фунтов пластиковой взрывчатки, а в кулаке сжимать детонатор, бойцы легкой пехоты расслабились. Чувство опасности мобилизует, а здесь царили мир и тишина, русские даже не пытались сопротивляться, став вдруг покорными, точно какой-то скот, а потому солдаты теряли бдительность. Возможно, вскоре это выйдет им боком.

Чуть в стороне от ворот, солидных, таких, что, кажется, и танком не протаранить, виднелась угловатая громада бронетранспортера «Страйкер» с установленным на крыше дистанционно управляемым «Браунингом» пятидесятого калибра — очень неплохое оружие против каких-нибудь повстанцев, а атаки с применением тяжелого вооружения здесь не ждали в принципе.

Появления генерала и его эскорта уже ожидали. Патрульный «Форд» российской дорожной полиции приткнулся на обочине, хрупкий, почти игрушечный на фоне тяжеловесной бронемашины, увешанной противокумулятивными решетчатыми экранами — простым и эффективным средством защиты от гранатометов. Едва первый «Хаммер» появился в проеме ворот, возле которых выстроились разом подобравшиеся часовые, из бело-голубого «Форда» не самой новой модели с проблесковыми маячками-«мигалками» на крыше выбрались двое в форме русской полиции.

— Старший сержант Колобов, московская милиция, — один из полицейских, непонятно почему называвшихся здесь милиционерами, то есть вооруженными ополченцами, наклонился к окну «Хаммера» и отдал честь, поднеся ладонь к козырьку форменной фуражки. — Нам приказано сопровождать вас, господин генерал!

— Следуйте в голове колонны! Держать максимальную скорость! Надеюсь, вы позаботились о том, чтобы расчистить путь? Вперед!

Как только ворота базы остались позади, водители внедорожников, получив приказ, до упора утопили педали газа, и «Хаммеры», разъяренно взревев моторами, сорвались с места. Эти громоздкие машины, весившие пять с половиной тонн, могли запросто выдать сто километров в час, и теперь буквально летели по пустынному шоссе. А впереди, предупреждая незадачливых автолюбителей, мчался милицейский «Форд», распугивая прохожих надрывным воем «сирены».

Колонна буквально ворвалась в город, еще не отошедший от ужаса войны, коснувшейся мегаполиса лишь самым своим краешком. Следы боев уже исчезли, да их немного и было — смелый рейд десантников из Восемьдесят второй дивизии, выковырявших из своего подземного убежища министра Самойлова, позволил избежать уличных боев, в которых, несомненно, обе стороны понесли бы чудовищные потери. Была иная альтернатива — стереть город в порошок непрерывными бомбардировками, ведьпротивовоздушная оборона Москвы была уничтожена в первый час воздушного наступления.

Бомбардировщик В-52Н «Стратофортресс» может за один вылет доставить к цели свыше двадцати двух тонн смертоносного груза, обрушив его на головы беззащитного врага с высоты четырнадцать тысяч метров — из-за облаков. Не встречая сопротивления в воздухе, можно было устроить настоящую карусель, так чтобы «бомбовозы» сменяли один другого. В этом случае жертвы были бы еще более ужасающими, но понесла бы их только одна сторона. К счастью, удалось избежать и этого, чему генерал Камински по-человечески был рад — наконец-то он вновь смог увидеть русскую столицу, увидеть ее целой и невредимой, хотя и внезапно обезлюдевшей, но во всяком случае не лежащей в руинах.

— Я здесь второй раз, майор, — усмехнулся Камински, обращаясь к сидевшему впереди, рядом с водителем, адъютанту, державшему на коленях мощный ноутбук в кевларовом чехле, заменивший прежние папки с бумагами. — Черт возьми, и не думал даже, что мое возвращение будет таким! Двадцать лет прошло, а Москва все так же хороша! Тогда только распался Советский Союз, и все мы, майор, были счастливы. Ожидание войны, державшее весь мир в напряжении, отступило, русские вдруг стали нашими друзьями, и мы тогда вовсю обменивались гостями, посылали всякие делегации. Это потом наступило отрезвление, мы снова начали бряцать оружием, а в те дни все просто радовались, что миру больше не грозит Апокалипсис. Я был тогда всего лишь юным курсантом Вест-Пойнта, и провел здесь всего три дня. Черт возьми, русские тогда показались мне отличными парнями. Это хорошо, что нам не пришлось теперь убивать их слишком много, хорошо и для них, и для нас!

Мэтью Камински любовался из окна стремительно летевшего по опустевшим улицам «Хаммера» видами русской столицы, на несколько мгновений забыв о своей миссии. И все же он видел — Москва изменилась за те недели, что прошли с подписания капитуляции Самойловым, теперь ожидавшим решения своей участи все в том же Раменском, под усиленной охраной. На улицах стало меньше машин, в десятки раз меньше, так что москвичи забыли о вечной беде своего города — кошмарных пробках, многокилометровых заторах, парализовавших жизнь всего города. Люди теперь предпочитали отсиживаться дома, а если уж очень требовалось куда-то съездить, пользовались «подземкой» — страх бомбардировок глубоко укоренился в их сердцах, а метро обеспечивало хотя бы видимость защиты. Здесь мало кто верил, что война завершилась так быстро.

— Полагаю, сэр, русские уже собрались, — произнес адъютант, обернувшись к неожиданно предавшемуся ностальгии командиру дивизии. — Наверняка ждут вас и гадают, зачем их туда согнали!

— Если они так быстро исполнили наш приказ — эти русские ничего не стоят, и их слова едва ли будут иметь хоть какой-то вес для всех остальных. — Мэтью Камински не ответил на ухмылку своего подчиненного, будучи уже целиком поглощен предстоящей миссией, делом, для которого явно был необходим кто-то более опытный, чем простой офицер, пусть и имевший опыт двух войн, а теперь еще и третьей. — Нам предстоит тяжелая работа, это потруднее, чем поражать цели на поле боя. Там хотя бы четко видишь, кто враг, а кто — друг. А здесь все иначе. Но мы, черт возьми, должны обеспечить здесь стабильность, и мы сделаем это!

«Хаммеры», ревевшие дизельными двигателями, мчались по улицам покоренного города, и прохожие невольно прижимались к стенам домов, провожая колонну испуганно-удивленными взглядами. здесь не так уж часто видели американских солдат, тем более, не видели их сразу так много, если не считать тот день, когда в Москве высадилась Восемьдесят вторая воздушно-десантная дивизия, которая и нанесла решающий удар.

Десантникам досталась вся слава победителей, но Мэтью Камински был не в обиде — он точно знал, что если бы не шесть сотен его парней, что сдохли в русских степях, погибли под гусеницами русских танков, этот город и теперь продолжал бы сопротивляться, пожирая все больше и больше жизней американских солдат. Это они, бойцы Десятой пехотной, да еще отчаянные парни из Сто первой воздушно-штурмовой, вырвали победу, сломив волю русских к сопротивлению и расчистив своим товарищам по оружию кратчайший путь к Москве.

Колонна свернула с широкого проспекта, промчавшись по Садовому кольцу. По городским улицам словно прошлись гигантской метлой, куда-то сметая немногочисленные автомобили, так что кортеж генерала Камински мчал на полной скорости под рев моторов и завывание «сирены» патрульной машины. Еще один поворот — и впереди вознеслись к небу красные башни под зеленой кровлей, царапавшие облака алыми звездами. Кремль, древняя цитадель русских правителей, повидавшая всякое за минувшие века, и жестокие сражения, и пожары, стиравшие порой весь город до основания, обращая его в пепел, встречал победителей гостеприимно распахнутыми воротами. Командующий Десятой пехотной дивизией усмехнулся — он увидел свою цель.

Сержант Александр Колобов бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, убедившись, что «Хаммеры», разрисованные неровными «кляксами» камуфляжа, держатся сзади, точно привязанные. Столичная милиция среагировала оперативно, и колонна мчалась по почти пустым улицам, заранее очищенным от и без того немногочисленного транспорта. В эти дни по городу ездили почти одни только машины экстренных служб, да еще вездесущие «маршрутки» — отчаянные водители, кажется, были готовы заниматься извозом и под градом бомб, а сейчас небо было чистым, ничто не напоминало о недавних боях едва ли не в центре Москвы.

Милицейский «Форд», завывая сиреной, летел по мостовой, и столичные высотки стремительно уносились куда-то назад. А в нескольких метрах позади катились покрытые камуфляжной окраской «Хаммеры». На фоне этих «мини-танков», с плоских крыш которых грозно взирали на притихшие кварталы трехствольные пулеметы пятидесятого калибра GECAL-50, патрульная машина казалась яркой блестящей игрушкой.

— Ублюдки! — Колобов взглянул на своего напарника, расслабленно откинувшегося на спинку пассажирского сидения. — Это же враги! Мы в них стреляли, а теперь должны охранять!

Обычный московский милиционер — пусть герой, орденоносец, но теперь таких из каждой «командировки» на Кавказ возвращается двенадцать из дюжины — и представить не мог, какими могут быть повороты судьбы. Еще несколько дней назад, когда Александр пришел в себя на летном поле аэропорта Внуково, первыми, кого он увидел, были столпившиеся вокруг американские солдаты, после выигранного боя собиравшие раненых — своих и чужих, тех, кому можно было помочь прямо здесь подручными средствами, тем, что каждый солдат всегда имеет в своей аптечке.

Раненых набралось десятка полтора, в основном — такие же милиционеры, была еще пара солдат и несколько бойцов Внутренних войск. Оглушенных, контуженных, наспех перевязанных прямо на летном поле, ничего не понимающих, их всех погнали в пассажирский терминал, в зал ожидания, выставив чисто символическую охрану, всего пару десантников, пусть и вооруженных до зубов. В эти минуты пленные ожидали всего, хотя бы и немедленного расстрела, ведь врага, пусть измотанного боем, обезоруженного, но отнюдь не сломленного, опасно оставлять рядом с собой. Однако страхи оказались напрасны, и появившийся в зале ожидания офицер — Александр Колобов не разбирался в знаках различия Армии США — просто притащил пару динамиков. Он ничего тогда не сказал, да лишние объяснения и не понадобились — спустя уже несколько минут все вопросы отпали сами собой, получив исчерпывающие ответы.

Пленные, которых собралось уже больше сотни к тому моменту, услышали короткую и проникновенную речь премьер-министра Самойлова, и чем больше они слышали, тем сильнее становилось разочарование. Их страна признала поражение, даже не попытавшись сражаться за свою свободу. Едва только прозвучали первые выстрелы, как те, кто был наделен высшей властью, поспешили сложить оружие, спасая собственные жизни, а вовсе не жизни солдат, до которых, как и всегда, никому не было дела — разменную монету редко утруждаются считать, разбрасываясь ею направо и налево.

— Сука! — зло сплюнул усатый капитан, голова которого была обмотана уже пропитавшимися кровью бинтами. Его слова выстрелом прозвучали в наступившей тишине. — Вот падла! Сдал страну, мразь!

Так думали в эти минуты многие. Люди, познавшие унижение плена, но опавшие в руки врага вовсе не по своей воле, до последнего сражавшиеся с многократно более сильным врагом, были готовы и сейчас продолжать бой. Но за них уже все решили, выстрелы смолкли, война заканчивалась, едва успев начаться, но уже собрав немало жертв. И все же потом наступило отрезвление, и люди, поняв, что остались в живых, пройдя через настоящий ад, вдруг почувствовали острое желание живыми и оставаться. Многих дома ждали жены, дети, престарелые родители, а те, кто томился в переполненном зале ожидания, превращенном победителями в тюрьму, даже не знали, живы ли еще их родные и близкие, или погибли под неточно сброшенными американскими бомбами.

Пленных продержали взаперти еще три дня, делясь скудным рационом сухих пайков. Лишь сменялись неразговорчивые караулы, да время от времени в пассажирский терминал заглядывал американский доктор, темнокожий крепыш в полевом камуфляже, мало чем отличавшийся от обычных десантников из Восемьдесят второй дивизии, теперь называвшейся не иначе, как дивизией-победительницей или героической дивизией. А затем их всех вывели на летное поле, выстроив в одну шеренгу, и сказали: «Отправляйтесь делать свое дело! Вас ждет много работы теперь!».

Американский офицер неторопливо прошел вдоль неровного строя, с явным сомнением окинув изучающим взглядом людей, красовавшихся свежими и не совсем свежими повязками, людей, порой нетвердо державшихся на ногах из-за полученных контузий. А вокруг стояли насупленные десантники с карабинами М4А1 наизготовку, и для того, чтобы открыть огонь по колышущейся, словно на ветру, шеренге, им требовалось не более секунды. В эти мгновения многие вновь ощутили забытый, было, страх.

Пленные ежились, передергивая плечами под «взглядами» автоматных стволов, словно под порывами колючего зимнего ветра. А американский офицер все молчал, изучая собравшихся на «бетонке» людей, чувствуя на себе их мрачные взгляды. Молчание становилось все более напряженным, и наконец американец заговорил.

— Ваше правительство подписало капитуляцию, ваша армия расформировывается, и американский воинский контингент остается на территории России на неопределенный срок для обеспечения безопасности, — произнес офицер, неожиданно перейдя на русский язык. — Но обеспечение общественного порядка — не дело армии, это забота полиции, а не солдат. Для вас есть работа, господа! Это ваш город, и я предлагаю вам вернуться на его улицы в прежнем статусе. В Москве должен быть восстановлен порядок, жители вашей столицы должны спокойно спать в своих домах!

Им вернули форму, даже нагрудные знаки патрульно-постовой службы, вручили табельное оружие и отправили на «землю», вернули на улицы, и москвичи с удивлением смотрели на милицейские патрули, неторопливо прохаживавшиеся по тротуарам. В те дни Александру Колобову пришлось применять служебное оружие чаще, чем за предыдущие три года службы, и дважды от его пуль погибали звери в человечьем обличии, решившие, что раз сдалось правительство, то и прежние законы утратили власть, все отныне дозволено, и прав теперь тот, кто сильнее.

Американцы не могли поступить иначе, ведь в противном случае всюду воцарился бы кровавый хаос. Здесь, в столице и ее окрестностях, находилось всего тридцать три тысячи солдат Армии США — тринадцать тысяч десантников да бойцы Третьей механизированной, с боями прорвавшейся им на помощь, потеряв по пути немало людей. Этого было слишком мало, чтобы контролировать даже область, взяв под охрану все стратегические объекты, коих насчитывалось немало — и электростанции, и заводы, напичканные всякой химией, и, самое важное, арсеналы воинских частей, расквартированных в Москве и Подмосковье. Тем более, неуязвимые на поле боя танки «Абрамс» едва ли были пригодны для патрулирования городских подворотен, не лучше их оказались и винтокрылые штурмовики «Апач» со всей их сверхсложной электронной начинкой. И агрессоры, добившись победы, но, не зная теперь, что с ней делать, как удержать ее, вынуждены были довериться своим бывшим противникам, вернув им, пусть и на время, власть и оружие, позволив делать привычное дело.

Массовых беспорядков, мародерства и грабежей удалось избежать, хотя в эти дни пролилось все же слишком много крови ни в чем неповинных жителей столицы, причем не от рук американцев — те вопреки опасениям оказались сдержанными, не хватаясь за оружие без нужды и замкнувшись на каких-то своих делах. Но в то время, как агрессоры обустраивались на нескольких военных базах, превращая их в неприступные крепости, а обыватели тряслись от страха, запершись в своих домах, немало темных личностей, побывав «в гостях» не территории обезлюдевших военных городков, разжившись настоящим армейским оружием, решили обустроить свои дела. И тогда старшему сержанту Александру Колобову пришлось стрелять, стрелять много, без колебаний, зная, что каждый его выстрел — это чья-то спасенная жизнь.

Всем вместе им удалось удержаться на самой кромке, все же не сорвавшись в пропасть безвластия и хаоса. И теперь с каждым днем порядок, пусть и поддерживаемые американскими штыками, становился все прочнее. Но сегодня, в этом Александр, не забывавший поглядывать на следовавшие позади его «Форда» угловатые «Хаммеры», не сомневался, должно было измениться многое. Колонна американцев была не единственной, продвигавшейся сейчас к самому Кремлю. Отовсюду к древним стенам съезжались кортежи, состоявшие порой из двух-трех, а порой и из целого десятка машин, мощных внедорожников-«субурбанов» или роскошных седанов, порой сопровождаемых милицейскими машинами. В самые ближайшие минуты в Кремле должна была решиться судьба новой России, то, суждено ли быть ей, России, вообще.

Кремль, место, где обычно царила сосредоточенная тишина, и даже те редкие туристы, что попадали за его кирпичные стены, становились смирными и дисциплинированными, в это утро походил на растревоженный улей. Кавалькады машин вливались в осененный светом потускневших звезд проем ворот сплошным потоком, и вся внутренняя территория уже превратилась в огромную автостоянку. А люди, выбиравшиеся из удобных салонов своих шикарных «Мерседесов», «Бентли» или БМВ, недоуменно озирались по сторонам, подавленные непривычной суетой, и, увидев хоть одно знакомое лицо в толпе, спешили туда, сбиваясь в тесные кучки и возбужденно говоря, говоря, говоря.

Вадим Захаров, одернув пиджак, расправив складки, осмотрелся, выглядывая из-за широких спин своих телохранителей. Четверо крепких парней — вот и все сопровождение главы «Росэнергии», совсем недавно являвшегося на Западе более известным русским, чем даже сам президент. Захаров едва ли опасался за свою жизнь, тем более, здесь, но охрана — это статус, символ, без которого стало уже трудно обходиться.

Телохранители по привычке пытались делать свою работу, стараясь замечать все, что могло таить в себе угрозу охраняемой персоне. Именно поэтому они многого не замечали, а вот Захарову кое-что мгновенно бросилось в глаза. Вадим с удивлением смотрел на замершие в почтенном карауле возле ворот фигуры американских десантников. Бойцы Восемьдесят второй дивизии, прославившейся ныне на весь мир так, что слава эта едва ли померкнет и через полвека, были в полной боевой амуниции, в легких кевларовых касках, с карабинами М4А1, а разгрузочные жилеты были набиты снаряженными магазинами, точно десантники готовились прямо сейчас вступить в бой и держать здесь, в Кремле, круговую оборону против целой армии.

— Вадим Георгиевич?! — удивленный возглас заставил Захарова резко обернуться, а его телохранители инстинктивно сомкнули ряды, напрягшись, словно готовились к броску. — Вадим Георгиевич, вы тоже здесь? Вот так встреча!

Пробившись сквозь толпу, растолкав в стороны собственных телохранителей, Ринат Сейфуллин подошел к главе «Росэнергии», протягивая ему руку для приветствия. Захаров колебался не более секунды, ответив крепким рукопожатием и чуть кивнув.

— И тебя тоже позвали?

Захаров неожиданно перешел на «ты», разговаривая с Сейфуллиным, точно со старым знакомым. Во всяком случае, среди множества людей, что собрались в резиденции русских владык сейчас, бывший владелец «Севернефти» был и впрямь ближе Вадиму, чем все прочие, многих из которых глава «Росэнергии» видел прежде только на телеэкранах.

— Неожиданная встреча, — усмехнулся Ринат, по-доброму усмехнулся, словно и он сам был рад, что увидел хоть кого-то знакомого. Правда, обстоятельства знакомства были далеки от приятных — Сейфуллину пришлось вспомнить немало былых грехов, которые спокойно, без эмоций, припомнил ему Захаров, а в итоге — расстаться со своей компанией, передав ее всю целиком в руки людей президента. В прочем, их встреча завершилась на оптимистической ноте — Захаров получил в свои руки целую корпорацию, а Сейфуллин — весьма щедрое вознаграждение, ведь бывший зампотылу вертолетного полка вполне свыкся с законами рынка, стараясь не злоупотреблять вверенной ему властью.

— Что здесь происходит? — Захаров обвел рукой, указывая на столпившихся всюду людей, разговаривавших разом на множество голосов. — Кажется, что-то затевается!

— Вас ведь пригласили американцы? Меня тоже, да, думаю, и всех остальных. Я здесь видел уже трех министров из правительства Швецова, и парочку из тех, кто работал при его предшественнике. Столько известных лиц, что голова кругом идет!

Очередной кортеж воровался на территорию Кремля, и десантники, стоявшие по обе стороны возле распахнутых ворот, отдали честь, пропуская вереницу «Хаммеров». Американские военные вездеходы, взрыкивая мощными моторами, заставили расступиться людей, величественно проезжая мимо рядов роскошных седанов и внедорожников, лакированных «игрушек», показавшихся хрупкими рядом с настоящими боевыми машинами. Люди с опаской смотрели на пулеметы на крышах «Хаммеров» — возле них пока не было видно стрелков, но на то, чтобы распахнуть люк и коснуться гашетки, у того, кто находится в не слишком удобном салоне, под бронированным панцирем корпуса, уйдет всего секунд пять.

— В фарш покрошат, — передергивая плечами, произнес Сейфуллин, понизив голос и указывая на широкие, приземистые «Хаммеры», остановившиеся возле самого входа в Кремлевский дворец, на пулеметы, установленные на турелях, от которых гибкие рукава вели к коробам на семьсот пятьдесят патронов — достаточно, чтобы на несколько десятков секунд создать шквал огня. — Всех разом, чтоб время не тратить, не ловить поодиночке. Калибр двенадцать и семь десятых, три ствола, — принялся вдруг перечислять Ринат, демонстрируя незаурядные познания в оружии, чем смог удивить не подавшего вида собеседника. — Две тысячи выстрелов в минуту. На всех хватит! Настоящая мясорубка!

— И меньшим бы обошлись, если бы захотели, — усмехнулся казавшийся невозмутимым Вадим Захаров. — А то потом отмывать тут все от крови замучаются. Место ведь красивое, а янки — не варвары, чтобы все здесь загадить! Потом же можно туристов водить, все денежки будут капать!

Договорить, поделившись впечатлениями, им не дали, поскольку именно в этот момент из «Хаммера» выбрался человек, перед которым все остальные тянулись по стойке смирно. Сухощавый мужчина, уже немолодой, но крепкий, подтянутый — полевой камуфляж сидел на его фигуре, как влитой — поднялся по мраморным ступеням, окинув взглядом толпу солидных мужчин в строгих костюмах, дорогих, таких дорогих, что его месячного оклада едва хватило бы только на одну брючину.

— Господа, — повысив голос, произнес американский офицер, в петлицах которого красовалось по две черные звездочки[1]. — Господа, прошу вашего внимания!

Толпа, от которой во все стороны буквально исходили волны беспокойства и страха, умолкла, инстинктивно ощутив рядом присутствие того, кто привык приказывать и привык, чтобы приказы его исполнялись в точности и беспрекословно. Все взгляды сошлись на этом мужчине, поджаром, стриженом коротко, почти «под ноль», наверное, чтобы скрыть седину, которой едва ли стоило стесняться. Толпа ощутила вожака и притихла — именно этот седоватый, немолодой, но крепкий мужчина в простом камуфляже, так не вязавшемся с окружающей торжественной роскошью, с дорогими костюмами и золотыми «ролексами» на запястьях, воплощал в себе власть и силу, подлинную, а не показную.

— Господа, прошу проследовать за мной! Я не отниму у вас много времени, и оно будет этого стоить! Совсем скоро, если будете терпеливы, вы получите ответы на вопросы, которые вы так бурно обсуждаете. И получите возможность, о которой многие из вас еще несколько дней назад едва ли могли даже задумываться!

Он не ждал ответа, развернувшись на месте по-уставному, точно юный кадет Уэст-Пойнта, и двинулся в дверной проем, по обе стороны которого застыли в карауле вооруженные до зубов десантники. Не для того, чтобы сражаться, но для того, чтобы напомнить лишний раз всем, кто теперь сила, и чье слово отныне — закон.

— Мать его! — растерянно произнес Захаров, посторонившись, когда вслед за американским офицером потянулась толпа, над которой вновь зазвучал гул множества голосов, но на сей раз не столь громкий.

— Идемте, Вадим Георгиевич, — предложил Сейфуллин, привычно обращавшийся на вы к человеку, который был старше него самого, пусть и не намного, лет на десять от силы или чуть больше. — Раз уж явились сюда, досмотрим спектакль до конца!

— Верно, идем! Займем места в первом ряду!

Обменившись улыбками, оба они, еще недавно бывшие врагами, а теперь старавшиеся не упускать друг друга из виду, надеясь на поддержку, двинулись под высокие своды зала, где ожидали получить столь нужные сейчас ответы.

Мэтью Камински терпеливо дождался, когда прибывшие в Кремль люди рассядутся, займут свои места за длинным столом, перестав скрежетать по облицованному мрамором полу ножками тяжелых стульев. Встав во главе стола, он внимательно разглядывал лица, прежде знакомые только по фото и выпускам новостей. Эти люди совсем недавно олицетворяли власть или рвались к ней, и кое-кому не хватило совсем немного, чтобы оказаться здесь, за стенами из красного кирпича, словно политыми кровью.

Ожидая, когда люди успокоятся и будут готовы воспринимать его слова, генерал Камински огляделся, лишний раз — далеко не первый, но явно не последний — поразившись царившей вокруг роскоши. Мрамор, золото, тяжелые штандарты, яркие мозаики — этим нельзя было не восхищаться. Поколения русских царей копили здесь свои сокровища, потом это были императоры — в отличие от чистокровных американцев потомок польских эмигрантов хорошо знал историю своих соседей — затем свою лепту внесли генеральные секретари, ну а президенты… хорошо, что они не успели все здесь разворовать. Будет ли здесь новый оплот власти этой страны или нет, в любом случае только за счет одних туристов можно будет неплохо заработать, на окружавшую красоту стоит взглянуть хотя бы разок.

Постепенно шум под сводами огромного зала стих, суетливая возня прекратилась, и десятки пар глаз уставились на прямого, как штык, офицера в полевой форме американской армии. И тот, убедившись, что все внимание присутствующих обратилось к нему, заговорил.

— Господа, еще раз приветствую вас здесь! Я — генерал-майор Мэтью Камински, командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США. Решением Президента Мердока я назначен главой военной администрации на территории России, мне подчиняются все подразделения вооруженных сил Соединенных Штатов, находящиеся в пределах вашей страны — армия, авиация, морская пехота.

Он мог бы и не говорить всего этого — едва ли кто-то из собравшихся сомневался, что человек с генеральским звездами в петлицах и мрачным, проницательным взглядом готового к поединку бойца не имеет за собой реальной власти. Но после короткого представления все сомневавшиеся поняли, насколько велика в действительности эта власть.

— Благодарю всех, что вы собрались здесь. Господа, я знаю, что некоторые из вас получили наше предложение совсем недавно, и для вас это стало полной неожиданностью. Вас терзают сомнения, вас переполняют вопросы, и теперь я постараюсь дать ответы на них. Прошу выслушать меня внимательно, это не потребует много времени.

Генерал Камински говорил по-английски, и переводчик, носивший званье полковника, дублировал каждое его слово. Командующий Десятой пехотной дивизией мог обойтись и без посредника — русский он выучил еще в Уэст-Пойнте, в те годы это считалось актуальным. Ну а по-польски Мэтью научил разговаривать его дед, так что генерал мог сойти за своего и в Москве, и в Варшаве. Но все же сейчас Мэтью Камински следовал традициям, придерживаясь существующих ритуалов.

— Господа, вмешательство Армии США в ваши внутренние дела было не моим решением. Такова была воля Президента Соединенных Штатов, руководствовавшегося соображениями национальной безопасности. Решение было принято, и оно было воплощено в жизнь. Я, как и любой американский солдат, выполнял приказы, и продолжаю выполнять их сейчас, стоя перед вами. Все мы можем сколь угодно долго обсуждать оправданность этого вмешательства, но вторжение в Россию — свершившийся факт. Нельзя думать о прошлом, теперь следует задуматься о будущем, постаравшись сделать его по-настоящему светлым.

Его слушали, не перебивая. Эти люди, что собрались в Кремле, символ высшей власти в России, сами не понимали, что происходит, для чего их вызвали сюда, всех вместе. И потому они жадно слушали каждое слово человека в камуфляже, седоватого поджарого мужчины, кожа которого задубела от беспощадного иракского солнца. Совсем недавно они верили, что они и есть власть, они — сила, они — закон, а теперь власть была на стороне этого чужеземца, ведь за его плечами — тысячи американских солдат. И эти парни из глубинки, откуда-нибудь из Айовы или Висконсина, из тех маленьких городков, где каждый знает каждого, где ничего не слышали про наркотики, и где патриотизм есть не только на словах. И эти простые парни, вступившие в армию потому, что так принято в их семьях от века, выполнят любой приказ своего генерала, уже успевшего привести их к победе.

— Россия была и должна остаться страной, государством, — чеканил каждое слово командующий Десятой пехотной дивизией, с прищуром глядевший на холеных, пытавшихся казаться невозмутимыми, но отчаянно нервничавших людей. Элита! Ему было смешно видеть перед собой эту трясущуюся, исходящую потом толпу. Но дело есть дело. Он выполнит полученный приказ, как выполнял их прежде, безупречно и беспрекословно. — Это нужно вам, и этого же хотим мы, американцы. Нам некогда соблюдать все демократические процедуры сейчас, когда законно избранный президент России мертв, а его ближайшее окружение полностью себя дискредитировало. Мы вместе должны создать временную администрацию, восстановить гражданские органы власти, воссоздать существовавшие ранее механизмы управления, а в итоге — сохранить Россию, дав будущее миллионам ее граждан! И вместе, общими усилиями, мы это сделаем, клянусь Богом!

Все это было похоже на странный спектакль, поставленный скверным режиссером. Генерал Камински обещал дать ответы на накопившиеся у этих русских вопросы, но у него самого вопросов уже было выше всякого разумения. Прошла всего пара недель с тех пор, как стихли выстрелы, совсем недавно здесь, едва ли не в центре Москвы, шли бои — русские пытались сдержать прорывавшихся к укрытию министра Самойлова десантников из доблестной Восемьдесят второй. А теперь уже готовы списки тех, кто признан Вашингтоном лояльными, кто должен стать новым русским правительством, теми, кто сойдет за своих для ста сорока миллионов простых россиян, и кто будет послушно исполнять приказы, звучащие из-за океана. Кто-то мог бы сомневаться даже сейчас, но Мэтью Камински понимал, что состав этого «правительства» был утвержден задолго до того, как первая бомба упала на русскую землю.

— Вы все, господа, войдете в состав временного правительства России, которое должно придти на смену дискредитировавшему себя кабинету Самойлова. Пусть народ России почувствует вашу власть. Необходимо распределить места в новой администрации и немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. И одной из важнейших задач сейчас является формирование системы внутренней безопасности. Последним приказом Аркадия Самойлова Вооруженные Силы России были расформированы, нам предстоит создать их заново, обеспечив безопасность каждого русского гражданина, каждого, кто находится на территории этой страны.

Генерал Камински не преувеличивал, в эти минуты он был искренним, как никогда прежде. американские солдаты — десантники, его легкая пехота, бойцы Третьей механизированной — делали все, чтобы на подконтрольной им территории сохранялось хотя бы какое-то подобие порядка. Но их было слишком мало, а Россия — огромная страна. Оправившись от первоначального шока, кое-кто уже вовсю расхищал военное имущество, опустошая склады опустевших гарнизонов, и среди того, что вывозили грузовиками, была не только тушенка и солярка. По рукам успели разойтись сотни стволов — автоматы, пулеметы, превосходные снайперские винтовки Драгунова, простые, надежные и смертоносно эффективные, прежде, чем избежавшие разграбления арсеналы взяли од охрану американские солдаты. И кое-где по ним уже стреляли, уже лилась кровь. Охрана общественного порядка — дело не армии, а полиции, и пусть русские сами наводят у себя порядок, в этом никто не смог бы переубедить командующего Десятой легкой пехотной дивизией.

— В состав временной администрации предлагается включить… — Мэтью Камински замялся, раскрывая переданный ему расторопным адъютантом список, и принялся зачитывать, монотонно, бесстрастно, четко и разборчиво: — Министр внутренней безопасности — Николай Фалев, министр экономики — Ринат Сейфуллин, министр энергетики — Вадим Захаров, министр…

Фамилии звучали с частотой пулеметных выстрелов, и для многих собравшихся, для большинства из них весть о новом назначении была полной неожиданностью. Люди изумленно переглядывались, кто-то шептался с соседями, а генерал Камински продолжал зачитывать перечень, не слишком длинный, и вот прозвучало последнее имя, и кто-то за столом удивленно выдохнул.

— Глава временной администрации — Валерий Лыков!

Казалось, под сводами зала гулко грянул выстрел. Кто-то от неожиданности вздрогнул, кто-то выругался — негромко, но здесь каждый звук казался ударом колокола, разносясь мгновенно всюду. Генерал Камински отложил в сторону список, выжидающе взглянув на притихших людей в дорогих костюмах, тех, кому его Президент подарил заветную власть — кому-то вновь, а кому-то вернул ее.

Ринат Сейфуллин даже не шелохнулся, когда под сводами роскошного зала прозвучала его фамилия. Он был к этому готов, и теперь не чувствовал ни удивления, ни волнения, вдруг из изгоя превратившись в одного из самых высокопоставленных людей в стране.

Американский генерал что-то говорил о будущем России, о ее судьбе, необходимости ее возрождения. Возможно, этот суровый человек в простом камуфляже — куда уж ему до лампасов и позолоты российских «полководцев» — искренне верил в собственные слова. Все же это был солдат, а не политик. Но Сейфуллин не слышал ни одного его слова, он просто не замечал этого американского офицера.

— Маша, Марат, Анжела, — шепотом, одними губами, так, что никто из сидевших рядом не мог расслышать ни слова, повторял снова и снова, точно молитву, Ринат Сейфуллин. — Маша, Марат, Анжела.

Не осталось ничего от тех, кто был дорог ему, чтобы предать их земле. Ничего, только пепел, который, кажется, до сих пор мерзко скрипел на зубах олигарха и магната, отчего-то выбранного американцами, агрессорами, захватчиками, на роль своего верного слуги. Что ж, если они хотят возрождения России, так тому и быть. Россия поднимется с колен, и он, Ринат Сейфуллин, еще не забывший, что такое власть, сделает для этого все, не жалея сил. Но в этой новой России непрошенным чужакам места не останется.

Когда Вадим Захаров услышал свое имя — дважды, сначала его произнес американский генерал, а затем повторил переводчик — то оцепенел от неожиданности. В прочем, подобную реакцию испытал не он один. Бывший глава «Росэнергии» занял место справа от Сейфуллина, ближе к началу стола, а по левую руку от Рината сидел не кто иной, как бывший министр внутренних дел.

Николай Фалев никогда не был в близких отношениях с Захаровым, так, виделись несколько раз в Кремле, еще при Швецове. Тем более он не мог быть приятелем Рината Сейфуллина — на которого в архивах МВД хранилось немало весьма неприглядной информации, ведь в «лихие девяностые» миллионерами и миллиардерами трудно было стать, не нарушая хлипкий российский закон. И все же этих людей Фалев хотя бы знал, а потому решил держаться ближе к ним. Поначалу он хотел устроиться поближе к Лыкову, но, едва сделав шаг к маршалу, наткнулся на его свирепый, хмурый взгляд, и передумал.

— Вот это поворот, — оскалился в ухмылке Ринат Сейфуллин, коснувшись плеча Захарова: — Будем работать в тесной связке, Вадим Георгиевич? Плечом к плечу?

— На этих работать? Подстилкой американской?!

— В нашей стране никто кроме нас не наведет порядок, — вдруг произнес Николай Фалев. — Если американцы нам помогут — хорошо. Пока мы слабы, у нас нет ничего и никого, а простые граждане хотят чувствовать себя в безопасности. Никто нам не поможет, кроме нас самих!

Американский генерал умолк, позволяя собравшимся поделиться впечатлениями, выговориться, свыкнуться хоть немного со своим новым статусом. Но постепенно все разговоры сошли на нет, и взгляды полутора десятков солидных мужчин обратились к одному, сидевшему чуть в стороне, словно отгородившись от прочих невидимой, но прочной, почти нерушимой стеной. Все ждали, что скажет новый глава правительства, ждали, что скажет Валерий Лыков.

Отставной министр обороны громоздился за столом этаким мрачным, раньше времени поднятым с зимней спячки медведем. Он выглядел постаревшим, осунувшимся, за все время не произнес ни слова, не взглянул на своих соседей, иначе, как исподлобья. Уставившись прямо перед собой, уткнувшись взглядом в крышку стола, Лыков, в отличие от всех прочих, явившийся в Кремль в военной форме — даже Фалев сменил мундир на гражданский костюм — со всеми медалями, орденами и памятными знаками.

Почувствовав, что разговоры вокруг утихли, ощутив на себе множество взглядов, Валерий Лыков вздрогнул, вскинув голову и обведя зал хмурым взглядом из-под тяжелых бровей. Упершись в столешницу тяжелыми кулаками, отставной маршал, продолжавший носить расшитые золотом погоны, неуклюже поднялся, выпрямившись во весь рост, помолчал еще несколько секунд под одобряющим взглядом генерала Камински, чуть отступившего в сторону, как бы устраняясь от происходящего, и, наконец, заговорил.

— Господа, для меня предложение американцев стало такой же неожиданностью, как и для всех вас, — произнес, растягивая слова, маршал Лыков, скалой нависая над членами вновь созданного правительства, многие из которых еще не прочувствовали свалившееся на их плечи бремя власти. — Никто не спрашивал нашего согласия, и, я полагаю, любой из вас вправе ответить отказом, если по каким-то причинам не готов сотрудничать с американскими властями, с их командованием. Это ваше решение, ни я, и никто не могут вас заставить, принудить к чему-либо. Про себя скажу сразу — я принимаю это предложение и готов работать плечом к плечу с американцами, с кем угодно, лишь бы сохранить свою страну. Россия должна жить!

От мощной фигуры бывшего министра обороны исходили волны силы и спокойствия. За ним не было ничего, кроме слов, кроме воли и готовности действовать, не было готовых к бою дивизий, мощи великой державы. Но каждое его слово звучало как приказ для тех, кто собрался за одним столом.

— Многие из вас знакомы, кто-то встретился здесь впервые, но это не важно. Нам предстоит стать единым целым, понимать друг друга с полуслова, если мы хотим, чтобы Россия, страна, в которой мы родились, не стала прошлым. Я не буду благодарить наших американских друзей за оказанную честь, ведь это — не привилегия, а тяжкое бремя. Я просто готов сделать все, чтобы сохранить свою родину, не дать ей скатиться в пучину хаоса, подарить ей еще один шанс. И я призываю тех, кто называет себя патриотами России, действовать, не считаясь ни с чем. Война, пусть и длилась недолго, не прошла без следа, но мы построим новый мир, лучше, чем тот, который потеряли!

Этот большой и сильный человек верил в то, что говорил, и смог заразить этой верой всех остальных. Его слушали, впитывая каждое слово, и даже командующий американской пехотной дивизией — Мэтью Камински понимал Лыкова без переводчика — смотрел на отставного маршала с одобрением. Не он выбирал кандидата на место главы временного правительства, но теперь генерал был готов согласиться с выбором. Этот человек готов работать, он будет работать, и остается надеяться, что он поймет — без поддержки Вашингтона невозможно восстановить и поддерживать порядок в стране.

— Необходимо сформировать органы охраны правопорядка, — принялся деловито излагать свой план Валерий Лыков, словно бы заранее готовившийся к этому выступлению. — Последним решением Аркадия Самойлова, как главы государства, было расформирование армии и правоохранительных органов. Сейчас безопасность граждан обеспечивает милиция, действующая по своей инициативе, а также стихийно формирующиеся народные дружины — те же милиционеры и военнослужащие. Они охраняют порядок в отдельных городах и никому не подчиняются. Нужно немедленно создать силы внутренней безопасности с централизованным управлением. Кроме того, следует буквально сейчас начать обсуждение вопроса о статусе американских войск, дислоцированных на территории России, если необходимо — разграничить зоны ответственности. Это наша земля, наша страна, и обеспечить ее безопасность, защитить жизнь каждого ее гражданина можем только мы с вами. И общими усилиями мы сделаем это!

Маршал Лыков умолк, переводя дух, обхватил широкой ладонью запотевший стакан с ледяной «минералкой», и Николай Фалев, воспользовавшись паузой, задал вопрос, который волновал многих:

— Какова судьба Аркадий Самойлова? Где он? Что его ждет?

Лыков замялся — он знал не больше, чем все остальные, только слухи, которые могли равно оказаться стопроцентной правдой, или же досужими домыслами а то и вовсе чьей-нибудь провокацией. Но вместо российского маршала ответил американский генерал.

— Аркадий Самойлов находится здесь, во Внуково, на военной базе Армии США, — сообщил Мэтью Камински, как и прежде, через переводчика, бесстрастно повторявшего по-русски произнесенные на английском фразы. — Он будет предан суду по обвинению в государственном перевороте и, возможно, убийстве президента Швецова.

— Самойлова должны судить не американцы, — взвился вдруг Лыков. — Он совершил преступление — если совершил! — против российской Конституции. Поэтому судить его должны в российском суде!

— Как только вы сформируете дееспособные органы власти, восстановите работоспособность судебной системы, Аркадий Самойлов будет немедленно передан российской стороне. Это ваши внутренние дела, Соединенные Штаты не намерены вмешиваться в них больше, чем это необходимо для обеспечения нашей национальной безопасности. И мы готовы к диалогу с вами, готовы начать его немедленно.

Неожиданно проявивший покладистость генерал Камински снова привлек внимание присутствующих, и его речь оказалась даже более захватывающей, чем планы Валерия Лыкова, за которым пока, в этот день и час, реальной силы попросту не было.

— Не может быть и речи об оккупации России американскими войсками, это попросту исключено, — продолжил удивлять командующий Десятой легкой пехотной дивизией. — Американские солдаты покинут русскую землю, как только вы сами сможете поддерживать порядок в своей стране. А до этого наши контингенты останутся для охраны армейских арсеналов, особенно — оружия массового уничтожения, в получении которого заинтересованы слишком многие силы в нашем неспокойном мире. Мы будем оказывать вам всю необходимую поддержку, вплоть до обучения и оснащения вновь создаваемых подразделений охраны правопорядка. Россия была и должна остаться единым государством с сильной властью и действующими законами.

Вадим Захаров чувствовал, как от волнения чаще принялось биться сердце, трепещущее в груди испуганной птицей. Из толпы смутно знакомых друг с другом людей те, кто собрался в Кремле, отозвавшись на приглашение американцев, становились коллективом, единым целым. И, возможно, общими усилиями им удастся удержать страну от падения в хаос.

— Что же, будем работать, Вадим Георгиевич? — Ринат Сейфуллин, словно читая мысли Захарова, взглянул на бывшего главу «Росэнергии». — Кажется, дел немало!

Страхи оказались напрасны, американцы не собирались порабощать русский народ, им не нужна была территория — у самих земли хватало, а Сибирь едва ли лучше той же Аляски. Война, длившаяся лишь несколько дней, стремительная и жестокая, унесла немало жизней, но тем, кто уцелел, предстояло сделать многое. Хотя бы для того, чтобы эта война осталась в истории, никогда не повторяясь.

Глава 3. Охота

Архангельская область 5 октября
Приказ на вылет поступил, как это обычно бывает, неожиданно, вызвав изрядную сумятицу. Офицеры истерично орали приказы, пилоты опрометью бежали к своим вертолетам, возле которых суетливо возились техники, готовившие винтокрылые машины к очередному полету. И все же этого приказа ждали, а потому прошло лишь несколько десятков минут, и бойцы сержанта Салливана во главе со своим командиром уже выпрыгивали из «Хаммеров», доставивших десантников прямо на летное поле.

— Отделение, смирно! — Джеймс Салливан свирепо рявкнул, заглушив рокот автомобильного мотора и вой турбин готовившихся к взлету геликоптеров. — Внимание! Проверить оружие и снаряжение! Три минуты до вылета!

Бойцы принялисьделовито осматривать амуницию, проверяя, надежно ли застегнуты ремни, удобно ли сидит амуниция. Десантники оставались десантниками всегда, и всегда были готовы к бою. На бетонном квадрате взлетной площадки их уже ждал вертолет UH-60A «Блэкхок», призывно распахнувшие створки бортовых люков, а рядом раскручивал лопасти ударный АН-64D «Апач Лонгбоу», настоящий «летающий танк», защищенный прочной броней, несущий под короткими плоскостями крыльев целый арсенал ракет — управляемых и неуправляемых. С таким сопровождением было бы глупо опасаться чего-либо.

— Парни, внимание, — произнес сержант, и на него тотчас уставились из-под срезов легких кевларовых касок восемь пар глаз. — Для нас нашлось настоящее дело! Русские террористы атаковали нефтепровод в нашей зоне ответственности. Охрана нефтепровода вступила с ними в бой и в итоге потеряла вертолет, возможно, вместе с экипажем. Сами террористы скрылись. Сейчас их ищут при помощи спутников и «Предейторов», и мы отыщем ублюдков. Нам приказано обнаружить и захватить террористов, если они будут сопротивляться — уничтожить их!

Джеймс Салливан чувствовал легкое возбуждение, возможно — волнение. Впервые за последние несколько месяцев ему и его отделению, как и еще нескольким сотням бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, предстоял настоящий бой. Как и тогда, перед самой высадкой в Грозном, сержант чувствовал, как сохнет в горле, а тело начинает колотить легкая дрожь — это зашкаливал уровень адреналина в крови. Салливан знал, что это пройдет, как прошло и прежде, стоило только ему ступить на твердую землю, сделав первый выстрел по противнику.

— Нам предстоит иметь дело с опасными сукиными детьми! У каждого из них боевого опыта хватит на всех вас, вместе взятых. Эти люди — бывшие офицеры и солдаты российской армии, за их плечами настоящие боевые операции. Они умеют воевать и готовы воевать, они мечтают удить хотя бы одного из нас, хотя бы одного американца, и у них есть все, чтоб сделать это. Вертолет нефтяной компании был сбит управляемой ракетой «земля-воздух». Вероятно, этим арсенал террористов не исчерпывается. У них есть снайперское оружие, гранатометы, и всем этим они умеют пользоваться в совершенстве. Нас ждет схватка с решительным и хорошо подготовленным противником, который уверен, что сражается с оккупантами за свободу своей страны. И ради своей идеи эти люди готовы убивать — и умирать!

Сержанта слушали со всем возможным вниманием, а Салливан физически ощущал волнение, исходившее от бойцов. Ту ночь в Грозном пережили не все, но и из тех, кто уцелел в аду ночного боя с озверевшими русскими, не каждый смог остаться в строю. Взвод пополнили, отдав под начала Джеймса Салливана пятерых юнцов, только вышедших из учебного центра, и послали сюда, едва ли не на самый Полярный круг. Сперва казалось, что война закончилась — никто не пытался изгнать агрессоров, в несколько суток сокрушивших оборону могучей страны. И вот только стоило расслабиться, поверить, что враг окончательно подавлен их боевой мощью, как началось, да так, что скоро ни с каким Ираком или Афганистаном будет не сравнить.

— Я не хочу оставлять в чертовом русском лесу своих бойцов, и потому требую от вас предельной внимательности. Против вас будут сражаться профессионалы. Они хотят убить вас, всех нас, убить любой ценой, и они неплохо умеют делать это, но я хочу, чтобы вы все остались живы!

Джеймс Салливан по очереди заглянул в глаза каждому из своих бойцов. Мальчишки, свято верящие в то, что они здесь — ради блага всех людей, и тех русских, с которыми вскоре предстоит стрелять друг в друга. И как же тяжело будет терять этих парней в первом же бою, едва успев узнать их поближе, потратив столько времени и сил на то, чтобы передать каждому хотя бы частичку собственного опыта.

— Покажите все, на что вы способны, прикончите ублюдков, и вместе вернемся обратно!

— Есть, сэр! — гаркнули разом восемь глоток, так что у сержанта Салливана заложило уши. — Так точно, сэр!

Их глаза светились азартом, никто не боялся предстоящего боя — настоящий солдат желает схватки, стремится к ней, чтобы в очередной раз восторжествовать над врагом. А в Сто первой служили лучшие из лучших, прирожденные бойцы.

— Отделение, в вертолет! За мной, бегом!

Лопасти «Блэкхока» уже начали свой бег по замкнутому кругу, вращаясь все быстрее с каждой секундой, и гул турбин заглушал все прочие звуки. Десантники, неуклюжие от всевозможного снаряжения — никто не знает, что их ждет в этом лесу, где скрывается враг, а потому каждый взял боеприпасов под завязку — забирались в чрево готового к взлету геликоптера. Сержант Салливан поднялся на борт последним, пропустив пулеметчика — одного из двух — вооруженного легким пулеметом М249 SAW.

— Все на борту, сэр? — Пилот, голова которого утопала в огромном сферическом шлеме, а лицо почти полностью было закрыто очками, окликнул сержанта: — Можем взлетать?

— Да, поднимайте «птичку» в воздух!

Тяжеловесный «Апач» уже отоврался от бетонного покрытия взлетной полосы, зависнув над базой, кипевшей, как разоренный муравейник. Десантники смотрели на него с уважением — бронированный вертолет с чертовски мощным вооружением был их главной надеждой в бою с любым противником, тем козырем, при помощи которого можно выиграть даже проигрышную партию.

— Погнали, парни! — Джеймс Салливан взглянул на своих бойцов, устраивавшихся поудобнее на жестких сидения вдоль бортов грузового отсека UH-60A. — Надерем ублюдкам задницы!

Сержанту на мгновение показалось, что пол кабины уходит из-под ног — это «Блэкхок», наконец, взлетел. Плавно развернувшись и одновременно продолжая набирать высоту, десантный вертолет направился вслед «Апачу», двигаясь прочь от базы. Сержант Салливан почувствовал спокойствие — теперь пути назад не было. Несколько десятков минут в тесноте десантного отсека, среди грохота турбин, а затем их высадят на враждебной земле, где его, сержанта, и его людей ждет беспощадный враг. И тогда начнется бой.

Беспилотный разведчик RQ-1A «Прейдетор» кружил на высоте чуть менее тысячи метров над землей. Под крылом летающего «робота» до горизонта раскинулся бескрайний и казавшийся безжизненным осенний лес. Сплошной желто-оранжевый ковер — вот что видели на своих мониторах два оператора, дистанционно управлявших «Предейтором» за несколько десятков миль.

— Еще круг — и движемся в квадрат Зулу-семь, — произнес «командир экипажа», обращаясь к своему напарнику, который как раз хлебал кофе из большой пластиковой кружки.

— Принято! Один круг!

«Экипаж» не принимал почти никакого участия в управлении беспилотником, просто указывая маршрут, а затем машину вела спутниковая навигационная система, так что операторы могли заниматься своими делами, да хоть спасть. Но сейчас спать было нельзя — взгляды впивались в экраны, на которые выводилось изображение в видимом и инфракрасном диапазоне. «Предейтор» кружил на оптимальной высоте, и бортовые камеры — телевизионная DLTV и тепловизионная AN/AAS-52 — получили отличный угол обзора, охватывая пространство площадью в несколько миль. И на этой территории ничто, ни человек, ни зверь, даже укрывающиеся под густыми широкими кронами деревьев, не могли остаться незамеченными.

Подрыв нефтепровода русскими террористами, даром, что обошлось без жертв, вызвал настоящую бурю. Сотни людей, солдат и офицеров американской армии, уже вступили в бой с противником, словно растворившимся после стремительного и точного удара. Два оператора, управлявшие беспилотным разведчиком RQ-1A, свой бой вели, находясь в полной безопасности, на базе, где было полно вооруженных до зубов солдат. Под охраной целой армии еще несколько экипажей, управлявших разведывательными самолетами, всматривались в мерцающие квадраты мониторов.

Поисковая операция велась с размахом. Эхо взрывов едва успело стихнуть, пронесшись над лесом, а в небо уже поднимались беспилотники, создавшие целую сеть, прочную и частую, в которую не мог не попасться враг. Ширококрылые «Предейторы» и более легкие RQ-7 «Шэдоу» кружили над лесом, покрывая десятки, сотни квадратных миль, обратив вниз, к земле, объективы камер, сенсоры инфракрасных систем, антенны бортовых радаров.

Рано или поздно противник, каким бы он ни был осторожным, будет замечен, и тогда на его головы с неба посыплются бойцы из Сто первой дивизии — десантники уже мчались к месту взрыва на вертолетах, готовые вступить в бой, как только им укажут цель. В прочем, возможно, обойдутся и без лишнего риска для десантников — государство вложило в подготовку каждого из них слишком много, чтобы зря подставлять этих парней под пули немытых русских мужиков. В районе поиска постоянно находился, по крайней мере, один разведывательно-ударный беспилотник MQ-9A «Рипер», несущий полтонны боевой нагрузки — управляемые бомбы и ракеты «Хеллфайр», вполне достаточно, чтобы расправиться с целой ротой противника.

Поиск вел не только армия — служба безопасности «Юнайтед Петролеум», понесшая первые потери в этой схватке, тоже делала все, чтобы найти и наказать террористов. Охрана нефтепровода имела достаточно технических средств, без которых просто невозможно было обойтись на бескрайних просторах русского севера. И поэтому, едва только прозвучал сигнал тревоги, в небо были подняты все беспилотные самолеты — четырехсоткилограммовые «Серчер» и двухсоткилограммовые «Аэростар» израильского производства. Более дешевые, чем американские аналоги, эти машины могли находиться в воздухе до четырнадцати часов, дольше, чем физически выдержит оператор, контролирующий их полет. И сейчас жужжащая маломощными поршневыми моторами стая кружила, также вилась над лесом, словно рой назойливой мошкары.

— Меняем курс! — приказал командир «экипажа» RQ-1A. — Следуем в квадрат Зулу-семь!

— Принято, — откликнулся напарник. — Есть квадрат Зулу-семь! Поворот на ноль-пять-пять!

Беспилотный разведчик, впервые вступивший в бой еще не Балканах в конце двадцатого века, провел в воздухе всего пару часов, а всего полет его мог длиться до сорока часов — экипаж сдаст смену своим коллегам и будет уже сладко спасть, а крылатые «робот» продолжит парить над лесом в описках врага. Но сейчас два человека, неотрывно сидевшие перед широкоформатными мониторами, куда в режиме «реального времени» поступало изображение с камер «Хищника», оставались на посту. Именно они должны были указать цель для раскручивавшей свои шестерни военной машины.

— Есть контакт, — произнес, почти крикнул, «второй пилот», когда в фокус телекамеры «Прейдетора» попало нечто громоздкое, выглядевшее явно чужеродным на фоне векового леса. — Вижу вертолет! Рядом с ним — несколько человек! Их двое!

— Это охрана нефтепровода, — безошибочно определил командир, только раз бросив взгляд на экран. — Террористы сбили их вертолет. Похоже, парням повезло остаться в живых! Какие координаты?

Сверившись с данными навигационной системы, с точностью до нескольких футов определявшей местоположение любого объекта, напарник сбивчивой скороговоркой произнес набор цифр, обозначавших ту самую точку на карте, где и был обнаружен сбитый вертолет.

— Надо вытащить оттуда этих парней! Возможно, им требуется помощь! Пусть вышлют спасателей!

Оба оператора знали, что через пару минут в небо поднимется еще один вертолет — такой же «Черный ястреб», как и те, что несли на борту десантников, но украшенный красными крестами по бортам. Возможно, он направится к месту падения один, или в сопровождении эскорта, и еще через час, может, чуть больше, вернется, доставив на базу выживших при падении своей машины летчиков из «Юнайтед Петролеум». Возможно, к той минуте будет решена участь и сбивших их вертолет террористов.

— У этих русских есть зенитные ракеты, — напомнил второй «пилот», руки которого порхали над приборной панелью, задавая новый курс «Предейтору». — Не хочется потерять нашу «птичку»! Черт возьми, Боб, нам же придется возместить ее стоимость из своей зарплаты!

— «Хищник» — слишком сложная цель для ПЗРК. Скорость низкая, а значит, обшивка не разогревается от трения о воздух. Да и движок тепла выделяет очень мало, так что проще из пулемета нас завалить, но не на трех тысячах футов. Держись этой высоты, Майк, и твоя зарплата будет цела!

Они ничем не рисковали даже тогда, когда видели врага — ведь враг находился в нескольких десятках или даже сотнях миль, и все, что он мог, так это бессильно грозить кулаками едва заметному в вышине беспилотнику. И в тот миг, когда в объектив инфракрасной камеры попало нечто, выделяющее достаточно тепла, и на экранах возникло несколько характерных меток, операторы не ощутили волнения.

— Есть контакт, — вновь сообщил второй «пилот». — Какие-то люди на границе квадратов Зулу-семь и Зулу-восемь!

— Переходи на ручное управление! Сопровождать объект! Передай координаты десантникам!

— Выполняю!

Несколько стремительных касаний приборной доски — и «Предейтор» всецело перешел под контроль своих операторов, теперь управлявших разведчиком в режиме реального времени. Руки легли на рукоятки штурвалов, и каждое движение немедленно передавалось со станции управления на беспилотник.

— Вижу четырех человек! Движутся в южном направлении!

Четыре отметки, четыре тепловых пятна, теперь оставались в фокусе камер «Предейтора» каждое мгновение, а в штабе эхом звучали координаты цели, и вертолеты, уже находившиеся в воздухе, меняли курс.

— Ну, все, ублюдкам крышка, — довольно усмехнулся старший оператор, чувствовавший себя почти всемогущим сейчас, когда с безопасного расстояния мог наблюдать, как будет покончено с горсткой террористов. — Теперь не уйдут!

Кольцо облавы захлопывалось. Вертолеты с десантниками из Сто первой дивизии на полной скорости мчались над лесом, заходя на цель разом со всех сторон. Противник, еще ничего не подозревавший, был уже обречен. Операторы «Предейтора» могли поздравить себя с победой прямо сейчас, не дожидаясь вполне предсказуемого финала, ведь именно они первыми обнаружили врага.

Алексей Басов торопился и торопил своих бойцов, заставляя их уже четвертый час кряду поддерживать высокий темп, передвигаясь почти бегом, а с полной выкладкой это было очень непросто даже для тренированных людей. Командир диверсионной группы, за спиной которого оставался взорванный нефтепровод, был далек от того, чтобы считать свою задачу выполненной. Они смогли обмануть противника, выйдя к цели без единого выстрела, не позволив никому даже заподозрить их присутствие возле столь важного объекта, и нанесли удар. Но теперь предстояло самое сложное — остаться в живых, уйти от погони, которая наверняка уже шла по их следу. Выйти оказалось намного сложнее, чем войти — группа уже потеряла одного бойца, заплатив его жизнью за лишний шанс вырваться из кольца, но чтобы этот шанс использовать, требовалось еще очень многое.

Басов понимал, что их удар едва ли может подорвать силы врага. Так, мелочь, легкая пощечина — вот что это было, вот ради чего погиб их товарищ, да и сами они балансировали на грани жизни и смерти. Но враг, слишком горделивый, едва ли оставит без ответа даже этот легкий тычок. А потому следовало спешить, выкладываясь на все сто.

— Веселее, бойцы! — Слова покидали глотку Басова с надрывным хрипом. Попытка взбодрить своих людей превращалась в демонстрацию того, насколько измотан сам командир. — Подтянись! Шире шаг! Еще немного, парни! Не раскисать! Еще рывок!

Идти было тяжело, каждый новый шаг давался все труднее, но Алексей Басов, полковник переставшей существовать армии, держался. Он был лидером, предводителем небольшого отряда, и должен подавать пример своим бойцам, и если суждено упасть замертво, лишившись сил, он сделает это последним, а сперва будет нести своих лишившихся чувств товарищей на себе.

Басов, как и его люди, был снаряжен почти на все случаи жизни. Автомат с подствольным гранатометом ГП-30, восемь снаряженных магазинов в карманах разгрузки, сорокамиллиметровые выстрелы к гранатомету, еще один гранатомет — реактивный РПГ-26 «Аглень» одноразового применения — за спиной, немало, если тащить все это на себе несколько часов подряд, перемещаясь отнюдь не прогулочным шагом. И вдобавок еще рейдовый рюкзак РД-54, битком набитый патронами и всякими мелочами, типа перевязочных пакетов или сухих пайков.

Когда они только готовились к рейду, Алексей сомневался, стоит ли брать с собой так много снаряжения, ведь он не планировал вести бой. Подкрасться, ударить и исчезнуть, пока противник приходит в себя — таков был первоначальный замысел. Часть этого плана удалось осуществить в точности, но потом все полетело к черту, и полковник теперь не поставил бы ни рубля на то, что они живыми выберутся из смертельно опасного леса.

— Командир, я сейчас сдохну, — раздался из-за спины хриплый стон. — Нет больше сил!

Басов обернулся, увидев остановившегося бойца. Старший сержант Олег Бурцев «спекся» первым, чего трудно было ожидать от десантника, ветерана, который провел в горах, на самой границе, не один месяц. Не бледный, не красный — какой-то серый, причем пятнами, гвардеец стоял, шатаясь из стороны в сторону, тупо уставившись перед собой, но едва ли что-то замечая. Ручной пулемет он волочил за собой, сбросив с плеча.

— Боец, приди в себя, мать твою! Ты мужик, или чмо?! Соберись! Осталось немного! Давай, браток, еще чуть-чуть!

— Не могу, — повторил тяжело дышавший Бурцев. — Нет сил!

— Командир, может привал? — подхватил Азамат Бердыев, «штурман» группы. После того, как он использовал переносной зенитный комплекс, свалив вражеский вертолет, бывшему командиру танка было легче всех, но и он уже выдыхался. — Ну хоть пару минут?! Только бы дух перевести!

Бывший танкист, экипированный, как заправский спецназовец, на ногах держался на удивление крепко, но дышал тяжело, с хрипом и присвистом. Его глаза лихорадочно блестели, а по лицу, несмотря на осеннюю прохладу, текли ручейки пота.

— Отставить, сержант! — зло рявкнул Басов, чувствуя, что сейчас не выдержит, сорвется. — Никаких привалов!

Они бежали несколько часов, лишь изредка делая остановки, чтобы свериться с картой и навигатором, бежали, не чуя под собой ног, но чувствуя, как дышит в спину враг. Позади горел взорванный нефтепровод — горел плохо, ведь нефти в трубе не было. Результат многомесячного напряженного труда был уничтожен в несколько секунд, надежды врага на то, что в их моторах будет гореть русская нефть, были развеяны, и он, враг, не собирался этого прощать.

Их искали, из гнали, как диких зверей, замыкая вокруг кольцо облавы. Порой где-то вдалеке пролетали вертолеты, возможно, высаживая поисковые группы в считанных километрах, а высоко над головами, в безвоздушном пространстве, пролетали спутники, обратив к земле объективы мощных фотокамер и непрерывным потоком сбрасывая «картинку» на землю, в штабы и командные центры.

— Мы разворошили осиное гнездо, — произнес полковник, чуть остыв, снова взяв себя в руки. — Задели ублюдков за живое, и теперь они сделают все, чтобы нас найти и прикончить!

— Мы еле держимся на ногах, — воскликнул Матвей Осипов, сбросивший с плеча связку из двух раструбов реактивных огнеметов «Шмель». — Остановимся здесь, передохнем немного, подготовим позиции и встретим выродков огнем из всех стволов! Сколько сможем — положим, чтобы не зря сдохнуть!

— Если ты попросился в мою группу, чтобы геройски сдохнуть — я ошибся в тебе! Умереть в бою — слишком просто, а вот выполнить задачу, нанести противнику максимальный ущерб и при этом остаться в живых, чтоб продолжать войну дальше, это гораздо труднее. Не надо много ума, чтоб быть героем, а мне нужны хорошие солдаты. Так что утерли сопли, собрались с силами, и — бегом марш! За мной!

Басов сказал — как отрезал, и, не дожидаясь ответа, развернулся и пружинистым шагом, переходящим в бег, двинулся дальше. Он не оглядывался, да это было и не нужно — полковник кожей ощутил присутствие рядом своих товарищей. Они были и оставались группой, отрядом, одним целым — и погибнут так, прикрывая друг друга огнем, принимая своим телом пули, предназначенные товарищу. В прочем, Алексей Басов полагал, что до этого не дойдет, он верил в свою счастливую звезду. Но судьба решала по своему усмотрению, неважно, верили в нее или нет.

Лес здесь был не очень густым, все же чувствовалось влияние человека, близость поселений, причем не только небольших деревень. Непролазные чащи возвышались этакими живыми цитаделями, намертво впиваясь корнями в тяжелую, сырую землю, а между ними простирались обширные пространства, почти лишенные растительности. Как раз в тот момент, когда группа выбралась на очередную прогалину, и древесные кроны над их головами расступились, позволив увидеть голубое, в рваных клочьях облаков, небо, и появился беспилотник.

— Воздух! — Матвей Осипов, несмотря на то, что тащил на себе больше, чем остальные партизаны, сохранивший достаточно сил, чтоб смотреть по сторонам, первым заметил опасность. — К бою!

— Твою мать! Это «Хищник»! Чертовы янки!

Несмотря на то, что война закончилась несколько месяцев назад, для начальника штаба мотострелковой дивизии уложившись в считанные часы, воспоминания о марш-броске через ставропольские степи на юг, к границе, были свежи. Этот поход запомнился многим — смертью своих товарищей, позициями врага, взрытыми его, полковника Басова, снарядами. А еще — беспилотными разведчиками «Предейтор», вездесущими, назойливыми, неизменно означающими приближение беды.

— Сейчас, — Олег Бурцев сорвал с плеча свой РПК-74М, заученным движением отводя назад рукоятку затвора и досылая патрон в патронник. — Долетается, сука!

— Отставить, старший сержант! Слишком высоко, ни хрена не достанешь, только патроны зря потратишь! Группа, за мной, к лесу, бегом!!!

«Хищник» над головами горстки растерянных, запыхавшихся людей, заложил вираж, замыкая круг, в центре которого и оказались диверсанты. Алексей Басов понимал, что они уже обнаружены, и если прежде какой-то шанс, пусть призрачный, оставался, теперь надеяться было почти не на что. Но сдаваться и покорно ждать здесь, когда появится враг, чтобы убить их, полковник не собирался.

Подавая пример своим бойцам, Басов первым кинулся к лесу, спотыкаясь, запинаясь о выступавшие из земли узловатые корни, но неуклонно приближаясь к оранжево-бурой стене. Там их будет не так то легко обнаружить, вся хитроумная техника, все эти радары, инфракрасные камеры, мало поможет врагу, а значит, придется рисковать жизнями своих солдат, и тогда игра пойдет на равных.

Алексей Басов рванулся к лесу, позабыв об усталости. Там, в сумраке чащи, они будут в безопасности, их не так просто будет найти, и партизаны хотя бы получат несколько минут, чтобы перевести дух, собраться с силами. Но до леса предстояло еще добраться, а с каждым новым шагом кромка его будто отодвигалась назад.

Пространство словно начало существовать по каким-то новым законам нелинейного мира, прихотливо растягиваясь, искривляясь, так что четыре человека, застигнутые врасплох врагом, несмотря на все усилия, оставались так же далеко от укрытия. А с небес, пробиваясь сквозь топот, сквозь шум крови, разгоняемой по телу яростно колотившимися сердцами, доносилось мерное жужжание — вражеский беспилотный самолет все кружил и кружил над горсткой обреченных людей, не выпуская их из поля зрения своих камер.

— Бегом, бегом, — рычал запыхавшийся Басов, чувствуя, как приклад автомата при каждом шаге больно врезается в спину. — Быстрее!!!

И, наконец, лес распахнул перед ними свои объятия. Отовсюду опустился спасительным сумрак, окутав четырех уставших, испуганных, мало что соображающих людей. И в тот же миг монотонное жужжание маломощного моторчика американского «Хищника» сменилось знакомым стрекотом вертолетных лопастей, и кровь застыла в жилах партизан от этого звука. Враг был уже близко.

Для неподготовленного человека бреющий полет на «Блэкхоке» на высоте не более полумили показался бы пределом экстрима. В распахнутые бортовые люки врывался набегающий поток воздуха, впиваясь ледяными когтями в лица десантников, а под ногами с пугающей скоростью мчалось навстречу, исчезая под брюхом геликоптера, лоскутное буро-оранжевое одеяло леса. Но бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии давно перестали обращать внимание и не ветер, и на дрожь пола десантного отсека при очередном маневре лихача-пилота. Свесив ноги, они громко разговаривали, стараясь перекричать гул спаренных турбин «Дженерал Электрик» Т-700-GE-700, и удерживавших в воздухе девятитонную махину вертолета, сообщая ему крейсерскую скорость двести шестьдесят километров в час.

— Какой простор! — Рядовой первого класса Родригес указал на лес, стремительно надвигающийся из-за горизонта и за горизонтом же стремительно исчезающий. — Это и есть настоящая русская тайга? Держу пари, сержант, сэр, там внизу нет ни одного человека! Одни только медведи бродят по этим чащам! Наверное, мы первые люди, которых видит этот лес!

— Медведи и гребанные партизаны, — поправил Джеймс Салливан, который был не против поговорить. Вертолет кружил над отведенным ему районом патрулирования, ожидая дальнейших указаний, и нужно было хоть как-то провести время. — И если первым нужно бояться нас, то вторых должны бояться мы сами. Эти русские хорошо знают свой лес, здесь они — на коне, и нам придется сделать очень многое, чтобы не сдохнуть!

Многоцелевой «Блэкхок» с отделением десантников на борту кружил над лесом уже почти час, и бойцы сержанта Салливана делали вид, что ведут наблюдении — толком разглядеть хоть что-то с вертолета, летящего на высоте две тысячи футов со скоростью полторы сотни миль в час было невозможно. Поиск вели беспилотники «Предейтор», обладавшие всем необходимым, от радаров до телекамер, а от десанте требовалось нечто иное — как можно быстрее очутиться там, где операторам RQ-1A удастся заметить нечто необычное.

Десантный вертолет UH-60A, «рабочая лошадка» американской армии, был не одинок — бойцы иногда могли видеть в широкий проем люка ударный вертолет «Апач Лонгбоу», сопровождавший их машину. Штурмовой геликоптер держался справа, чуть позади и сотни на полторы футов выше, готовый прикрыть «Блэкхок» огнем бортовой тридцатимиллиметровой пушки или залпами неуправляемых ракет FFAR калибра семьдесят миллиметров, которых он нес тридцать восемь в двух пусковых установках M261. Вероятность того, что придется пустить в ход противотанковые «Хеллфайры» с лазерным наведением, стремилась к нулю — для такого оружия здесь просто не могло отыскаться достойных целей.

Десантники медленно сходили с ума от напряженного ожидания — мало кто верил, что их подняли по тревоге просто так. Враг где-то рядом, он оставил более чем заметные следы своего присутствия, и вскоре придется вступить с ним в бой. И ожидание этого боя выматывало больше, чем сама схватка. Пилоты хотя бы могли отвлечься на управление своими машинами, не думая более ни о чем, а вот прочим бойцам во главе с сержантом оставалось только ждать.

— Сержант, получен приказ следовать в квадрат Зулу-восемь, — окликнул Салливана второй пилот, обернувшись к сгрудившимся в десантном отсеке бойцам. — «Хищник» кого-то обнаружил! Меняем курс!

«Блэкхок», чуть накренившись на правый борт, развернулся, нацеливаясь на указанный квадрат, туда, где, возможно, десантников уже ждал противник, понявший, что уйти от погони не удастся, и потому готовый подороже продать свои жизни.

— Мы ближе всех к точке, — произнес, почти крича, пилот «Черного ястреба». — Подлетное время — десять минут!

— Боевая готовность, — скомандовал Джеймс Салливан своим солдатам, разом перешедшим из расслабленного состояния в состояние сжатой до упора пружины. — Десять минут до зоны высадки! Проверить снаряжение! Капрал Лопес — к пулемету!

Коренастый пуэрториканец, из-за обилия амуниции, всевозможных патронных подсумков, казавшийся каким-то квадратным, подскочил к установленному на турели в проеме люка по левому борту шестиствольному пулемету М143 «Миниган». Щелкнув переключателем, десантник подал питание на пулемет, приводившийся в действие от внешнего источника энергии — теперь стрелку оставалось только нажать на спуск, и поток свинца, выпущенного из шести стволов, просто разрежет пополам любого, кто окажется на прицеле.

— Готов, сэр! — Сообщил Лопес, оглянувшись на своего командира.

Капрал повел из стороны в сторону связкой стволов, слегка коснувшись гашетки, словно хотел прямо сейчас дать пробную очередь. Четыре тысячи пуль калибра 7,62 миллиметра в минуту — этого достаточно, чтобы смести любую партизанскую засаду даже без поддержки «Апача».

— Приготовились, парни! — И с этими словами сержант Салливан взвел свою винтовку, досылая в патронник М16А2 первый из тридцати патронов, набитых в секторный магазин из армированного пластика.

Внизу мелькнул невысоки холм, вершина которого была почти полностью лишена растительности, а склоны поросли таким жидким кустарником, к тому же сбросившим листву, что укрыться там, устроив засаду на десантников, было невозможно. Сержанту Салливану хватило единственного взгляда, чтобы понять, что лучшего места для высадки поблизости не отыскать — он и его солдаты будут здесь в полной безопасности, имея отличный обзор.

— Мы на точке, сержант, — крикнул пилот, не снимая ладоней со штурвала. — Начинайте высадку!

— Пошли, парни! За мной, интервал пять секунд!

Летчик толкнул прочь от себя рычаг управления, и тяжело нагруженный «Блэкхок» будто провалился, снижаясь до высоты сто футов.

— Янки-один, я Янки-два, — командир экипажа UH-60A вызвал «Апач», державшийся поблизости, чуть выше и в стороне. — Обеспечьте огневое прикрытие! — И уже десантникам, напряженным до дрожи: — Давайте, парни!

Выброшенный за борт моток фала еще только разматывался в полете, а сержант Салливан уже ухватился обеими руками за туго натянувшийся шнур и без колебаний сделал шаг в пустоту. Перчатки с обрезанными пальцами защитили ладони десантника, иначе к окончанию спуска кожа оказалась бы содрана до мяса. В лицо ударил поток набегающего воздуха, дыхание в груди командира отделения перехватило, а когда он пришел в себя, то уже обеими ногами твердо стоял на земле, по щиколотку утопая в рыхлом ковре из опавшей листвы.

Джеймс Саливан первым ступил на враждебную землю, прикрывая высадку своих бойцов. Бросок в сторону, кувырок через голову — и вот уже сержант готов открыть огонь, стоит только увидеть цель. Приклад винтовки плотно прижат к плечу, палец лежит на спусковом крючке, предохранитель переведен в положение «огонь», и любого, кто сунется сюда, пытаясь атаковать десантников в тот момент, когда они наиболее уязвимы, в буквальном смысле находятся между небом и землей, встретит град высокоскоростных пуль калибра 5,56 миллиметра.

Высадка была отработана до автоматизма. Один за другим бойцы сержанта Салливана соскальзывали по тонкому шнуру со стафутовой высоты, присоединяясь к своему командиру и прикрывая высадку своих товарищей. Откатился в сторону пулеметчик, припал к земле, опустившись на одно колено и вскидывая свой М249 с примкнутой коробкой под пулеметную ленту на сто патронов. Чувствуя рядом его плечо, и сам сержант ощущал себя более уверенно, оказавшись на территории врага.

— Все на земле, сержант, сэр! Высадка закончена!

Капрал Лопес покинул «Черный ястреб» последним, и теперь стоял рядом со своим командиром, держа наперевес М16А2 с подствольным гранатометом М203. Десантник с прищуром смотрел по сторонам, ожидая появления врага из серого сумрака осеннего леса. Стрекот лопастей над головами стал звучать тише, куда-то отдаляясь, и девять десантников оказались наедине с настороженно притихшей чащей, в глубине которой их ждала опасность.

— Внимание, парни! — Сержант обвел взглядом своих людей, озиравшихся по сторонам, держа оружие наизготовку. — «Хищник» обнаружил террористов примерно в миле отсюда, на пяти часах. Их всего четверо, мы возьмем их в клещи и прикончим, если эти ублюдки откажутся сложить оружие. Нас прикрывает «Апач», он всегда будет рядом. У русских нет шансов, им не выбраться отсюда живыми!

Джеймс Салливан не питал иллюзий насчет возможностей противника. Ему и его бойцам предстояла схватка с опытным и решительным врагом, уверенным, что сражается за правое дело. Но сержант Салливан был уверен и в каждом из своих людей, отлично подготовленных и обладавших превосходство в огневой мощи, а потому не сомневался в скорой победе.

— Капрал Лопес, рядовой Джиллис — в головной дозор! Дистанция — сот ярдов! Всем остальным тоже смотреть в оба! Вперед!

Двое бойцов, выделенных в авангард, исчезли в редких зарослях кустарника, уже почти сбросившего листву в преддверии скорой зимы. Они и вдвоем стоили целого отделения, Лопес, ветеран, прошедший весь кошмар Грозного с первой до последней минуты, и сопровождавший его пулеметчик. С таким заслоном Салливан мог чувствовать себя в безопасности — что бы ни случилось, у него и остальных десантников будет достаточно времени, чтобы приготовиться к бою.

— Тихо, парни, не шуметь, — предупредил сержант своих бойцов, выстроившихся вереницей. — Подойдем тихо и возьмем этих ублюдков за горло! Им никуда не деться!

— Точно, сержант! Сделаем их! Заберем их скальпы!

Головной дозор ушел вперед, растворившись в сумраке осеннего, насквозь продуваемого всеми ветрами леса. Этот лес казался слишком мрачным для тех, кто родился на равнинах Среднего Запада, постигая искусство войны среди гладкой, точно стол, пустыни Междуречья. Это было чертовски скверное место, чтобы воевать — дистанция боя сокращалась до считанных десятков метров, обзор был ограничен, каждый клочок этой земли представлял почти идеальную позицию для снайпера, а подстилка из опавшей листвы не только выдавал присутствие людей своим шорохом, но и превосходно скрывала самодельные мины-«растяжки».

Джеймс Салливан, отвечавший не только за себя, но и еще за восемь человек, пусть каждый из них и был профессионалом, весь обратился в слух — зрение в царившей вокруг полумгле было плохим подспорьем. Но именно зрение спасло его и его бойцов. Сержант едва успел различить какое-то движение почти прямо перед собой, быть может, в паре сотен метров, или того ближе. Сознание еще переваривало увиденное, но тело уже действовало. Командир отделения отпрыгнул в сторону, ныряя за тонкий ствол какого-то дерева, и жестом подавая сигнал тревоги растерявшимся бойцам. В следующий миг тишину леса разорвал треск короткой очереди, и тотчас где-то совсем близко хлопнула граната, обдав сержанта свинцовой волной.

Четыре человека, без движения замершие, прижавшись к деревьям, разом выдохнули, когда звук винта стих где-то вдалеке. Судьба предоставила им еще один шанс, словно отдавая дань уважения мужеству их, тех, кто ради своей идеи без колебаний был готов расстаться с жизнью.

— Мимо, — оскалился в безумной улыбке Олег Бурцев, взглянув на оцепеневшего от напряжения командира. — Улетели, суки!

— С воздуха нас обнаружить не просто, — покачал головой Басов, забрасывая за спину АК-74М — как только ушей полковника коснулся звук летящего вертолета, полковник изготовил оружие к бою, и теперь вновь ставил его на предохранитель. — Высадят десант и продолжат преследование по земле, на своих двоих!

— Тогда они для нас не противники, — это Матвей Осипов довольно похлопал по пластиковому тубусу огнемета «Шмель», самого мощного оружия, оставшегося в распоряжении группы. — Это наш лес, наша земля!

Молчал только Азамат Бердыев, настороженно вслушивавшийся в доносившиеся с неба звуки. Вертолет никуда не исчез, он был здесь, не так, чтобы очень далеко. Бывший командир танка не сомневался — для него и его товарищей все только начинается.

— Группа, слушай приказ, — произнес, чуть повысив голос, Алексей Басов. — За мной, бегом, марш!

Снова бегом, через лес, где нет ни дорог, ни даже звериных троп под ногами. Растянувшись вереницей, партизаны ринулись прямиком в заросли, с треском и шумом прокладывая себе путь и при этом стараясь смотреть по сторонам и надеясь, что успеют обнаружить засаду, прежде чем по ним откроют кинжальный огонь американские десантники.

Олег Бурцев слишком отвык от леса и только теперь понял это. В горах война идет по своим правилам, там не так много укрытий, побеждает тот, кто окажется выше, кто оседлает вершину, раз за разом сбрасывая карабкающегося по склону враг к подножью. Несколько месяцев, проведенных на самой границе, у той линии, из-за которой в любой миг стоило ждать появления врага, старший сержант стал профессионалом горной войны, но лес пока не стал его стихией. Даже будучи свежим, отдохнувшим, полным сил, Олег с трудом ориентировался в зарослях, теряя внимание. Тем более, сейчас, после многокилометрового марш-броска, после короткого, отчаянного боя, выбившись из сил, Бурцев едва что-то замечал вокруг себя. Но боковое зрение не подвело его и на этот раз.

— Внимание! — Что-то, мелькнувшее на самом краю поля зрения, заставило старшего сержанта отскочить к зарослям кустарника, вскидывая пулемет. — Движение справа!

Инстинкты стоят порой больше, чем смекалка и ум, и одним из таких инстинктов было стремление представлять собой как можно меньшую мишень. Поданный Бурцевым знак заставил его товарищей броситься к ближайшему укрытию, на бегу снимая с предохранителей оружие.

— Противник! — Алексей Басов первым осознал, что видит на расстоянии всего в несколько десятков шагов человеческие фигуры. Кто-то — не надо долго гадать, кто это мог быть, двигался прямым ходом на группу партизан. — Это янки! К бою!

Ни один из четырех диверсантов не обучался специально бою в условиях леса, но прошедшие месяцы заставили их на своем горьком опыте усвоить нехитрые правила, от которых зависела жизнь партизан. И потому каждый сейчас быстро отыскал себе укрытие, уходя с открытой местности и занимая позицию чуть в стороне от линии движения противника, кажется, ничего не подозревавшего, словно американцы вышли на легкую прогулку.

— На нас идут! — Азамат Бердыев стиснул зубы так, что побелели скулы. — Сейчас заметят!

— Всем приготовиться!

Басов тоже крепко сжал челюсти от волнения, сквозь прорезь прицела направив взгляд на приближавшихся американцев. Он видел перед собой врагов и мог сделать то, о чем мечтал очень давно — здесь и сейчас забрать себе их жизни. И потому бывший полковник танковых войск отдал приказ, которого ждали три его товарища:

— Огонь! — и первым нажал на спуск подствольного гранатомета, почувствовав упругий толчок отдачи в плечо, и тотчас выпустил вслед умчавшейся в сумрак сорокамиллиметровой гранате ВОГ-25 короткую очередь из автомата.

Три взрыва, слившись в сплошную стену, на миг скрыли из виду американцев — Осипов и Бердыев открыли огонь из подствольников почти одновременно со своим командиром. А едва только дым начал рассеиваться, с сухим треском заговорил ручной пулемет Бурцева — гвардии старший сержант обрушил на ошеломленного врага настоящий шквал свинца.

— Огонь из всех стволов! — крикнул Басов, в две очереди опустошив магазин своего АК-74М. — Прижмите эту сволочь!

Партизаны выпускали очередь за очередью, расстреливая растерявшегося врага, но вот с противоположной стороны донесся трескучий звук выстрелов, и над головами диверсантов завизжали пули. Олег Бурцев выругался, отскакивая в сторону, когда выпущенная в ответ очередь в щепу разнесла ствол деревца, служившего сержанту укрытием. Он успел отскочить на несколько метров, и тотчас на прежней позиции пулеметчика громыхнул взрыв гранаты — у американцев тоже нашлись подствольные гранатометы. Осколки, разлетевшиеся всюду, срезали несколько веток над головой у растянувшегося на земле сержанта.

Наперебой заговорили сразу два пулемета — звук их выстрелов Олег не спутал бы ни с чем — заливая шквалом огня позиции диверсантов. Пули калибра 5,56 миллиметра, разгоняемые пороховыми газами в стволах до скорости почти тысяча метров в секунду, в щепу кромсали стволы деревьев, взбивая фонтанчики земли, срезая ветви и высекая фейерверк искр, когда попадали в лежавшие здесь и там замшелые валуны. Пулеметам вторили, сухо кашляя и выплевывая строго отмеренные порции свинца, штурмовые винтовки. Еще одна граната со свистом пролетела над головами, разорвавшись где-то позади огневого рубежа, и рассыпав на несколько метров вокруг свинцовое крошево осколков.

— С-суки, так и садят, — прошипел сквозь зубы Бурцев, меняя опустевший магазин РПК-74М на снаряженный, лежавший в ладони приятной тяжестью. — Головы не поднять! У них там пара «Миними» с ленточным питанием, не моему «калашу» чета! Пулеметчики придавят огнем, а остальные подползут поближе и всех нас… в упор!

Они залегли на расстоянии вытянутой руки — Олег Бурцев и Алексей Басов, выпускавший короткие очереди почти вслепую. Укрытием обоим служил ствол поваленного дерева, наполовину уже превратившийся в труху, поросший мхом. Из-за него Басов и высовывал ствол «калашникова», стреляя куда-то в сторону противника — высовывать голову было чревато, пулеметные очереди просто срезали бы ее, точно настоящая гильотина. Выстрелы для ГП-25 полковник пока берег — боеприпасов было в обрез, а до безопасной территории еще десятки верст, которые враг едва ли позволит им пройти беспрепятственно.

— Сейчас нам всем хана придет! Возьмут в кольцо и все, крышка!

Пулеметы с той стороны молотили, не переставая, так что головы нельзя было поднять, а все, что мог сам Бурцев — отвечать скупыми очередями по три-пять патронов, помня о том, что под рукой осталось лишь полтора снаряженных «рожка». А летевшие с той стороны пули впивались в землю все ближе к позиции Олега, для устойчивости откинувшего легкие сошки, установленные почти у дульного среза РПК-74М, стреляя с упора, чтобы хоть так восполнить недостаток в плотности огня.

— Олег, отвлеки их! Задержи янки здесь, сколько сможешь, — приказал Басов, на локтях отползая в сторону. — Дай нам хотя бы несколько минут! Азамат, остаешься с Олегом! Матвей, за мной, ползком!

Извиваясь, точно змея, подтягивая к себе автомат, Алексей Басов скользнул куда-то в сторону по рыхлому ковру перепревших листьев, а за ним последовал и Матвей Осипов, по-прежнему тащивший за спиной связку из двух реактивных огнеметов «Шмель». Несколько мгновений — и оба они исчезли из виду, оставив двух бойцов на ненадежной позиции сдерживатьтолько усиливавшийся с каждым мгновением натиск врага.

От тишины, царившей в этом лесу еще десять секунд назад, не осталось и воспоминаний, и сержант Джеймс Салливан не без наслаждения слушал привычную симфонию боя. Солировали два пулемета М249, с флангов заливших позиции противника потоками раскаленного свинца. Им вторили на семь голосов М16А2 — семь стволов непрерывно выплевывали град легких малокалиберных пуль. Стрелки, кажется, не отпускали спусковые крючки ни на мгновение, словно спешили как можно быстрее истратить боекомплект. Командир отделения видел, как куда-то в сумрак леса бледными росчерками улетают трассеры, облегчавшие прицеливание пулеметчикам.

Сам сержант не ослаблял хватку на винтовке, чувствуя толчки приклада в плечо. Его винтовка М16А2 был способна вести огонь фиксированными очередями по три выстрела, но опытному бойцу это не требовалось — Салливан вполне мог контролировать расход боеприпасов и без подобных особенностей ударно-спускового механизма, расчетливо выпуская подряд по два-три патрона. Точно так же, короткими очередями, вели огонь и другие десантники. Но продолжить бой могли не все.

Джеймс Салливан прижался плечом к шершавому стволу дерева, стараясь не замечать лежавшего у самых го ног капрала Лопеса, остекленевшим взором уставившегося в небо. Пулеметная очередь буквально разворотила ему грудь, пули с легкостью, точно тот был из бумаги, а не из сверхпрочного кевлара, разорвали бронежилет. Капрал умер мгновенно, а вот рядовой Родригес был еще жив, о чем свидетельствовали полные боли крики.

Парню не повезло, и шансов выбраться отсюда живым и у рядового не осталось. Выпущенная проклятыми русскими из подствольного гранатомета граната разорвалась в каком-то ярде от десантника, принявшего своим телом почти все осколки. Только это позволило остальным бойцам открыть ответный огонь, но теперь Родригес, истекающий кровью, слабо шевелившийся, лежал на поляне, выбраться на которую, пусть даже ползком, чтобы помочь ему, хотя бы оттащить в сторону, означало неизбежную смерть под вражескими пулями.

— Огонь из всех стволов, — крикнул, напрягая связки, чтобы быть услышанным в какофонии пальбы, сержант. — Не давайте ублюдкам поднять головы!

При внезапном столкновении в условиях ограниченной видимости побеждает тот, у кого выше огневая мощь, кто может придавить противника, заставить его вжаться в землю, обеспечив себе свободу маневра. Сейчас превосходство было на стороне десантников, более многочисленных и лучше вооруженных. Русские вяло огрызались, но явно не могли теперь сдвинуться с места, не рискуя попасть под прицельный огонь вошедших в раж пулеметчиков. Пора было поставить точку.

— Андерсон, О'Нил, за мной, — скомандовал сержант Салливан, низко пригнувшись, двинувшийся вперед. — Пошли!

Продолжая на бегу стрелять короткими очередями, десантники, перемещаясь от дерева к дереву, направились к позициям русских, ответный огонь которых сошел почти на нет. Из-за спины продолжали молотить пулеметы, обрушивая на террористов огневой шквал, и под прикрытием этой стены сержант мог подойти к противнику вплотную.

— Не прекращать огня! За мной, вперед!

Командир отделения бежал причудливым зигзагом, от укрытия к укрытию, низко пригнувшись и продолжая стрелять. Пять-десять шагов — и сержант падает, растягиваясь на земле, и выпуская короткую очередь туда, откуда били автоматы русских. А затем — рывок, еще несколько шагов, сделанных под огнем, и снова падение, но не просто так, не от страха, а чтобы прикрыть своих товарищей. На ходу Джеймс Салливан открыл казенник сорокамиллиметрового подствольного гранатомета М203, вогнав в ствол тупоголовую осколочную гранату — ему будет, чем порадовать проклятых русских, что вывели из строя его лучших бойцов.

Впереди отрывисто застрекотал ручной пулемет, и Салливан отскочил в сторону, падая на землю. Короткий вскрик заставил сержант обернуться — один из его бойцов, нарвавшись грудью на стаю малокалиберных пуль, безвольно валился на землю, содрогаясь в конвульсиях. Джеймс Салливан почувствовал, как в груди вскипает дикая, неуправляемая ярость, жажда убивать тех ублюдков, которые убивали его солдат, его товарищей. Не видя вспышек выстрелов, сержант инстинктивно прицелился на звук, но ожидаемого удара приклада в плечо не последовало, лишь сухо щелкнул ударник.

— О, черт!

Салливан вслепую нашарил на груди набитый патронами магазин, одним движением вставив его в горловину приемника, и ухватил рукоятку затвора. В тот же миг что-то громыхнуло позади, в спину дохнула волна нестерпимого жара, так, что, кажется, вспыхнула даже кожа. Ударная волна подхватила сержанта, легко оторвав его от земли, и с размаху вновь швырнула на землю, так что десантник даже не успел выпустить из рук винтовку.

Стремительным росчерком сверкнул трассер, подав знак стрелку, что магазин почти пуст. Олег Бурцев рывком отомкнул рожок, отбрасывая его в сторону, и вытащил из нагрудного кармана «разгрузки» еще один, снаряженный, отметив про себя, что этот — последний. Набить патронами, лежавшими в десантном ранце, опустевшие магазины янки уже не дадут.

Бывший гвардии старший сержант прекращал огонь только для того, чтобы примкнуть новый магазин. Вдавив до упора спусковой крючок, а левой рукой обхватив приклад, Олег выпустил очередь туда, откуда пули летели в него самого. Удержать противника на месте, заставить его прижаться земле, отвлечь на себя его внимание — и тогда командир вместе с Матвеем Осиповым смогут занять позицию для удара. И потому Бурцев стрелял, не переставая, чувствуя дрожь оружия в руках и не особо задумываясь над тем, смог ли он хоть раз попасть в цель.

— Падла! — Рядом не своим голосом вскикнул Бердыев. — Олег, меня зацепили!

— Азамат! Твою мать, не маячь! Пригнись!

Бывший командир танка, выронив раскалившийся от интенсивной стрельбы АКС-74, зажимал плечо, и Бурцев видел, как камуфляжная ткань темнеет от крови. Бердыев замешкался, ошеломленный болью, оказавшись точно на линии огня американских десантников. Командир с Осиповым куда-то пропали, и Олег понимал, что сейчас должен умереть. Один против целого отделения, не меньше, да еще с единственным магазином, он сделал, что смог. Американцы топтались на месте минут пять, не меньше, возможно, кто-то на той стороне был ранен или даже убит — отличный результат, хотя все же недостаточно для смертника.

— Азамат, отходи, — приказал Бурцев, выпустив по противнику длинную, патронов на пятнадцать, очередь. — Давай, двигай! Прикрою!

Бердыев, уже пришедший в себя, оправившийся от шока, не успел сделать ни шага. Впереди что-то вспыхнуло, а затем от грохота взрыва зазвенело в ушах.

Алексей Басов ужом сполз, скатился по склону на дно неглубокой ложбины, густо заросшей цепким кустарником, и только там, не смея выпрямиться во весь рост, встал на ноги. Следом за ним медведем ломился Матвей Осипов, и пыхтевший под грузом своей ноши в точности, как медведь. Звуки боя теперь едва доносились, но все же Басов отчетливо различал знакомый треск РПК-74 — Олег Бурцев, расходуя остатки боекомплекта, продолжал сдерживать янки, сковывая их маневр своим огнем. Порой к пулеметному соло присоединялся и одинокий АК-74 Азамата Бердыева, бывший командир танка не остался в стороне.

— За мной, — приказал Басов следовавшему за ним Осипову. — Вперед! Пошли!

Американцы, судя по не смолкавшей стрельбе, лишь усиливали плотность огня, хотя, казалось, усиливать было уже некуда. Два пулемета били, не останавливаясь, им вторили штурмовые винтовки — вопреки расхожему мнению, американские солдаты стреляли очередями редко, предпочитая одиночный огонь. Несколько раз звучали глухие хлопки — это разрывались гранаты, выпущенные из подствольников.

— Нашим не продержаться долго, — произнес Матвей Соболев, нагнав озиравшегося по сторонам Басова. — Сейчас их там положат!

— А долго и не придется! Мы уже почти в тылу у янки. Пусть Олег даст нам еще пару минут, и тогда этим сукам станет совсем не до него!

Алексей Басов «прокачал» обстановку за считанные секунды, вспомнив удобную ложбину, как раз огибавшую позиции американцев, увлеченно расстреливавших пару партизан, отчаянно вцепившихся в клочок земли. Но того, что им противостоят всего два бойца, янки наверняка не знали, как не могли они знать, что еще двое уже целятся им самим в спины.

Прихотливо переплетавшиеся ветви кустарника мертвой хваткой вцепились в Басова, но, сделав усилие, полковник вырвался, прорвался сквозь заросли, а рядом, с треском и приглушенной руганью, ломился и Осипов. Их сейчас можно было услышать за километр, наверное, но американцы, все внимание уделившие пулеметчику, не заметили приближение противника и тогда, когда Басов со своим напарником выбрались из зарослей в сотне метров позади десантников.

— Суки! — Полковник вскинул автомат, поймав в прорезь прицела пулеметчика, без остановки палившего из массивного, внушительного даже на вид «Миними», поставив его на сошки и растянувшись на земле.

Короткая очередь перерубила американцу позвоночник, и только теперь его соседи что-то поняли, встрепенувшись. Над головой Басова просвистело несколько пуль, и полковник упал, плюхнувшись на живот и выпустив за один присест весь магазин, все оставшиеся в рожке патроны.

— Матвей, мочи их! Давай «Шмеля»!

Осипов был готов. Услышав приказ, бывший омоновец отбросил свой «Калашников», вскинув на плечо двенадцатикилограммовый раструб реактивного огнемета. Почти не целясь, Матвей нажал на спуск, и из казенного среза за спину ему ударила струя раскаленных газов, а к противнику, на лету расправляя короткие плоскости стабилизатора, устремилась реактивная граната.

Преодолев сотню метров, отделявшую Матвея Осипова от американцев, граната РПО-А доставила к цели свою смертоносную начинку, замкнутую в герметичную капсулу, распылив над позициями десантников облако аэрозольной взрывчатки, накрывшей почти всех американцев. А затем сработал детонатор, и над лесом взметнулся огненный вихрь, а в лица партизанам ударила волна жара, мгновенно опалившая брови. В грохоте взрыва утонили, растворились крики умиравших почти мгновенно врагов, и при мысли об этом Алексей Басов не ощутил и тени угрызений совести. Эти люди не могли не знать, что ждет их на той земле, куда они явились непрошенными, принеся с собой ужас войны.

— Уходим, — приказал полковник. — Давай напрямик, к нашим! Сейчас здесь будет полно этих ублюдков!

Огибая еще дымившееся пепелище, партизаны кратчайшим путем двинулись к позиции Бурцева, который, прекратив огонь, смотрел на то, как опадает столб огня, пожравший жизни его врагов.

— Сваливаем, — на бегу крикнул растерявшемуся пулеметчику Басов. — Ноги в руки и бегом марш отсюда на хрен! Азамат, что за дела?!

Только теперь полковник заметил кровь, струившуюся из под плотно прижатой к плечу ладони своего бойца. А тот, побледнев от боли или, скорее даже от страха, исподлобья смотрел на своего командира.

— Его зацепило, — сообщил Бурцев, деловито собиравший разбросанные всюду магазины — без «рожков» те патроны, что сержант таскал в ранце на своем горбу, можно было вышвырнуть прямо сейчас, так хоть будет легче бежать. — Кажется, пуля там осталась!

— Терпи, браток! Отойдем хотя бы на версту, там и тобой займемся. Ничего, крови много, вся не вытечет! Матвей, возьми его ствол! И патроны забери, и тебе пригодятся, и Азамату легче будет!

Осипов принял из рук своего товарища потертый с виду, но вполне пригодный для боя АКС-74 — по сравнению с израсходованным «Шмелем» такая ноша для бывшего омоновца была и вовсе незаметной. Забросив автомат за спину, Матвей кое-как распихал по карманам «разгрузки» магазины, помня, что каждый лишний патрон есть еще один шанс живыми вернуться их этого рейда. А командир, дрожа от возбуждения, все подгонял, не желая оставаться на месте ни секундой больше, чем это необходимо.

Оставляя за собой усыпанное трупами пепелище, да россыпи стреляных гильз, группа бросилась в самую глушь, в чащу, туда, где их след не возьмет ни одна ищейка, где янки превратятся в слепых беспомощных идиотов. Алексей Басов был на своей земле и не собирался легко сдаваться, подставляясь под пули врага. Если американцы окажутся слишком упорными, пойдут за ними, что ж, ни один враг не вернется обратно.

Падая, Джеймс Салливан крепко приложился головой об дерево, даром, что легкая кевларовая каска здорово смягчила удар. Когда сержант пришел в себя, первым, что он увидел, были обугленные куски того, что еще минуту назад являлось одним из бойцов его отделения. Теперь об этом можно было догадаться лишь по обрывкам камуфляжа, которые пощадил огонь.

— Сержант, сэр, — десантник, едва державшийся на ногах, с безумным взглядом, подошел к Салливану. Командир так и сидел под прервавшим его недолгий полет деревом, устало привалившись к его подножью спиной. — Сэр, вы не ранены? Нас осталось только двое, сэр, и еще Родригес… он пока жив, но парень совсем плох! Черт возьми, что это было?! Будто из гаубицы стреляли!

— Неважно, — Салливан с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что сможет сделать без посторонней помощи лишь несколько шагов. — Нужно отсюда убираться! И, черт возьми, вытащить Родригеса, пока он еще жив!

Командир отделения едва держался на ногах, но ему повезло больше, чем остальным бойцам, останки которых разметало по всему лесу. Русские все же смогли их обставить, поражение обратив в победу, выскользнув из ловушки.

— Янки-два, это Ромео-один, — в эфир понеслись позывные десантного вертолета, заставляя пилотов, державшихся поодаль от места боя, тотчас изменить курс. — Янки-два, нужна эвакуация. Есть убитые и раненые.

— Вас понял, Ромео-один, мы на подходе! Продержитесь пару минут! Прошу обозначить место для приземления!

Джеймс Салливан вслепую нашарил в кармашке подвесной системы толстый цилиндр сигнального факела. Достав фальшфейер, сержант рванул чеку, и из цилиндра вырвался тугой жгут дыма. С трудом переставляя ноги, командир отделения вышел на самую середину поляны, выжженной выстрелом из русского гранатомета, размахивая сигнальной ракетой над головой. Он описал почти полный круг, и лишь тогда услышал донесшийся из поднебесья стрекот винта — помощь была близко.

При полетах над бескрайним русским лесом можно было полагаться только на навигационное оборудование, чтобы не сбиться с курса. Здесь было бессмысленно искать какие-то ориентиры, среди этого зеленого моря, которому не видно было ни конца, ни края. Но сейчас экипаж десантного вертолета видел цель своими глазами, без помощи точных приборов. Снизившись едва ли не до уровня верхушек деревьев, «Блэкхок» выполнил разворот, направляясь туда, где над лесом поднялись столбы зеленого дыма — это уцелевшие десантники дали знак, указывая свое положение. А следом за десантным вертолетом, выше его и чуть позади, шел ощетинившийся ракетами «Апач Лонгбоу».

— Вижу их, — второй пилот UH-60A указал на две фигурки, из-за рисунка камуфляжа почти неразличимые на фоне подступавшего со всех сторон леса. — Это наши парни! Снижаемся!

Летчики видели выжженную проплешину, ставшую лучшим ориентиром для них, чем факелы в руках десантников. И даже с высоты нескольких десятков футов они видели тела, обглоданные огнем.

— Господи, что здесь было?! — Командир экипажа окликнул сержанта, кое-как забравшегося в десантный отсек: — Что здесь произошло?

— Чертовы русские! Это была засада! Они всех убили! Все мои ребята мертвы! Ублюдки!!!

— Мы тебя вытащим отсюда, сержант, — успокаивающе произнес летчик. — Для тебя все закончилось. А этим русским скоро тоже придет конец! Янки-один, это Янки-два, — произнес он в находившийся в уголке рта микрофон, вызывая вертолет огневой поддержки. — Противник по-прежнему находится в этом квадрате. Десант запрашивает поддержку с воздуха. Приказываю найти и уничтожить русских!

— Принято, Янки-два! Выполняю! Мы их найдем!

Боевой вертолет, казавшийся неуязвимым в своей броне, выполнил вираж, набирая высоту, чтобы оттуда видеть как можно большее пространство. В распоряжении двух летчиков было кое-что понадежнее собственных глаз, чтобы обнаружить укрывшегося в чаще врага. Обзорно-прицельная система TADS, сенсоры которой находились на подвижной стабилизированной платформе в носовой части геликоптера, позволяла обнаруживать цели, не различимые в видимом диапазоне. Теплопеленгатор обнаружит тепло человеческих тел и жар, исходящий от еще не остывшего после боя оружия, и тогда русские террористы будут уничтожены, даже не поняв, откуда явилась за ними смерть.

— Вижу цель, — оператор, место которого находилось в передней части кабины, увидел на мониторе несколько отметок, появившихся в поле зрения бортового тепловизора. — Прямо по курсу! Дистанция — одна миля!

— Ублюдки не ушли далеко!

Пальцы командира экипажа легли на гашетки — противник был уже в пределах досягаемости, беспомощный и беззащитный перед тем, кто мчится под облаками со скоростью полутора сотен миль в час, защищенный со всех сторон прочной броней. Переключив на себя управление бортовым вооружением — оба пилота «Апач Логбоу» могли выполнять все функции напарника — летчик выбрал неуправляемые ракеты. Тридцать восемь реактивных снарядов FFAR, несущих обычные фугасные боеголовки или еще более страшные, начиненные тысячей с лишним стальных стрелок, способных насквозь пронзить человека — чтобы наверняка покончить с горсткой русских, хватит и четверти этого арсенала.

— Цель в захвате, — сообщил командир экипажа, когда все отметки, каждая из которых была живым человеком, оказались в перекрестье прицела. — Открываю огонь!

«Апач Лонгбоу» мчался прямо на цель, падая на нее в пологом пикировании, словно коршун на беззащитную добычу. Дымные стрелы неуправляемых ракет вырвались из-под коротких крыльев, и там, где только что были уходившие от преследования русские, поднялась сплошная стена разрывов.

— Противник уничтожен! Ублюдкам конец!

Вертолет, яростно молотивший наполненный дымом воздух клинками лопастей, прошел почти над самой точкой попадания, там, где земля была изрыта воронками, а кое-где уже горели высохшие деревца. Внизу невозможно было разобрать ничего, залп ракет перепахал не меньше акра земной поверхности, перемалывая оказавшихся под ударом врагов.

— Подтверждаю, цель поражена, — произнес оператор, ни визуально, ни посредством чутких приборов не наблюдавший под собой никакой активности. — Чистая работа, командир!

Вновь набирая высоту, «Апач Лонгбоу» лихо развернулся, уходя прочь от места боя, вернее — безнаказанного избиения. Пилоты не видели вспышек внизу, чуть в стороне от их маршрута, но заметили, как с земли вслед им взвилось нечто, оставлявшее в воздухе едва заметные дымный след.

— Ракета, — закричал оператор, провожая взглядом стремительно приближавшийся предмет, безошибочно нацелившийся на их вертолет. — Справа ракета!

— Вижу! О, черт, еще одна слева!

Летчики знали, что охрана нефтепровода уже лишилась одного вертолета, знали и о том, что сбит он был переносным зенитно-ракетным комплексом. Уцелевшие русские нанесли ответный удар, и американским летчикам оставалось только спасать атакованную машину, а с ней — и свои жизни.

Противник настиг группу полковника Басова, когда сам Алексей уже поверил в свою счастливую звезду. Выйти победителями из схватки с вдвое превосходящим по численности, и, Бог знает, во сколько раз по огневой мощи, противником, это чего-то да стоило. Уничтожить целое отделение американских десантников, настоящих волкодавов, натасканных на поиск и уничтожение таких вот партизанских групп, имея в итоге лишь одного раненого со своей стороны — после такого можно было поверить в успех всей акции.

— Группа, стой, — скомандовал Басов, когда сам уже перестал чувствовать одеревеневшие ноги. — Привал пять минут! Бердыев, дай наши координаты!

Азамат Бердыев, красовавшийся свежей повязкой на правом плече, неловко скинул на землю десантный рюкзак, вытащив оттуда навигатор. Компактный прибор, чудом не пострадавший во время боя, был путеводной нитью группы, для которой окружающий лес вовсе не был родным, знакомым до последней веточки.

— До точки сбора девять километров, — доложил Бердыев. Бывшему танкисту было трудно управляться с навигатором одной рукой, даром, что вколотая доза промедола еще давала о себе знать, заглушая боль. И все же он держался, стараясь не обращать внимания на рану, ведь он был еще жив, а это главное.

— Еще немного осталось, — радостно улыбнулся полковник, опускаясь на корточки и прикладываясь к почти пустой уже фляге с водой. — Скоро отдохнем, ребята! Еще чуток пройти нужно!

Умолкнув на полуслове, словно подавился собственными словами, Басов вдруг замер, словно оцепенев. Он первым услышал это, но спустя пару секунд и остальные партизаны разобрали в шелесте ветвей стрекот винта.

— «Вертушка»! — Олег Бурцев первым вскочил на ноги, озираясь по сторонам — казалось, звук доносится сразу отовсюду. — Приближается! Кажется, с севера!

— Это американцы! Сейчас они будут здесь!

— Спокойно, — рявкнул Алексей Басов. — В зарослях заметить нас с воздуха почти невозможно! Ноги в руки, мужики, и за мной! Бегом!

Вновь раздалась звучавшая уже десятки раз за истекшие часы команда, и четыре человека, прервав так нужный их онемевшим мышцам отдых, сорвались с места, слыша у себя за спиной треск вертолетных лопастей. Что-то большое, неуклюжее, мелькнуло в вышине, и Басов сразу узнал ударный вертолет «Апач», противника, с которым он успел познакомиться еще там, в ставропольских степях.

Вертолет приближался, неумолимый, словно сама судьба. Защищенный прочной броней, вооруженный целой батареей ракет, он едва ли был по зубам почти безоружным теперь партизанам, это не старый Ми-2, превращенный в «воздушного бойца» за неимением лучшего, а настоящий «летающий танк». Но сдаваться Алексей Басов не собирался.

— Бердыев, Осипов, вперед, бегом! Олег, давай под те деревья! РПГ к бою! Валим «вертушку» из «Мух»! я стреляю первым, ты — сразу следом за мной!

— Ясно, командир!

Два бойца бежали, что было сил, а следом за ними, обрушиваясь на них всеми своими девятью тоннами полетной массы, мчался боевой вертолет. С грохотом и свистом винтокрылая машина промчалась едва ли не над головой Алексея Басова, и полковник вскинул на плечо раструб противотанкового гранатомета РПГ-26, который по привычке именовал «Мухой», хотя официально это оружие носило имя «Аглень».

Гранатомет, точнее, реактивная противотанковая граната, весившая менее трех килограммов, была грозным оружием даже против танков, но и для противника, передвигавшегося по воздуху, он представлял немалую опасность, если использовать это оружие с умом. Переведя в боевое положение мушку, Басов выдернул предохранительную чеку. Полковник видел, как вырвавшиеся из-под крыльев «Апача» ракеты накрыли то место, где только что были его бойцы. Громада вертолета, снизившегося до опасно малой высоты, оказалась в прорези прицела, и Алексей, чуть довернувшись, чтобы взять упреждение, нажал на спуск.

С громким хлопком, от которого заложило уши, реактивная граната ПГ-26 покинула трубу пускового контейнера, метнувшись вслед улетающему к горизонту «Апачу». А спустя пару секунд раздался еще один выстрел — это Олег Бурцев, чуть замешкавшийся сначала, разрядил свой гранатомет в противоположный борт вертолета.

Басов видел, как «Апач» — судя по массивному обтекателю на втулке винта, это был AH-64D «Апач Лонгбоу», «Апач с длинным луком», последняя модификация боевого геликоптера, оснащенная бортовым радаром — метнулся в сторону. Позади вертолета веером рассыпались ложные цели, словно искры, летящие во все стороны от костра.

Пилотам удался противозенитный маневр. Наверное, даже управляемые ракеты потеряли бы цель, но противотанковые гранаты, двигавшиеся по прямой, проигнорировали все усилия противника. самоликвидаторы сработали с идеальной точностью, превратив кумулятивные боевые части гранат ПГ-26 в облака раскаленных газов. Первый взрыв произошел в самой гуще облака ложных целей, а второй — в считанных метрах от метавшегося из стороны в сторону «Апача».

Оказавшись под огнем противника, экипаж американского вертолета не запаниковал. Напротив, каждое действие пилотов было теперь вдвойне более точным и быстрым, ведь от этого зависели их жизни.

— Выполняю маневр уклонения, — произнес звенящим от напряжения голосом командир экипажа, взявший на себя управления многотонной машиной. — Сбрасываю тепловые ловушки!

Ударный вертолет AH-64D «Апач Лонгбоу», призванный действовать над полем боя, под огнем противника, был неплохо защищен от зенитных средств, которыми могла пользоваться вражеская пехота, хотя защита его вовсе не являлась абсолютной. Легкая броня защищала экипаж от крупнокалиберных пуль, могла выдержать и попадание двадцатитрехмиллиметрового снаряда русской зенитной установки «Шилка». Протектированные топливные баки тоже было не так то легко поразить, равно как и двигатели, установленные по обе стороны фюзеляжа, так, что вывести обе турбины из стоя одним выстрелом было попросту невозможно.

Не менее серьезной была защита и от «умного» оружия — зенитных ракет. Теплопоглощающие экраны ВНО, установленные на соплах турбин «Апача», снижали его заметность для инфракрасных головок наведения ракет «земля-воздух», но невидимым вертолет не делали. Пилоты представляли, на что способны русские ракеты типа SA-18[2], которые могли быть сейчас в руках террористов, и потому командир экипажа немедленно нажал кнопку сброса ложных целей, бросая вертолет в вираж, чтобы сорвать захват.

Пиротехническое устройство М130 выстрелило серию тепловых ракет-ловушек, вспыхнувших в воздухе вокруг отчаянно маневрировавшего вертолета ярким созвездием, а в эфир уже унесся призыв о помощи:

— Это Янки-один! В квадрате Зулу-восемь попали под огонь противника! По нам выпущены зенитные ракеты!

Из кабины «Апача» не была заметная разница между реактивными гранатами и управляемыми зенитными ракетами. Все, что видели пилоты — это две дымные стрелы, с разных сторон мчавшиеся к их вертолету. Первый снаряд разорвался в нескольких сотнях метров, пройдя под брюхом геликоптера и буквально увязнув в завесе тепловых ракет-ловушек, а второй на излете почти достал боевую машину.

— О, дьявол!!! — в один голос выдохнули оба пилота, когда похожий на комету реактивный снаряд настиг их машину.

Огненный шар взрыва, вспухший возле самой кабины, заставил летчиков испуганно вскрикнуть — оба представили в этот миг, как их вертолет накрывает волна стальной шрапнели, как осколки рвут обшивку, крушат турбины, разрушают трансмиссию, превращая боевой вертолет в пылающий кусок железа, с огромной скоростью мчащийся к земле.

— Янки-один, приказываю покинуть квадрат, — раздался в наушниках голос далекого руководителя полетов — кто-то на земле испугался за жизни экипажа и за судьбу дорогостоящей машины, дав отбой в тот момент, когда стало ясно, насколько серьезно настроен противник. — Приказываю выйти из боя!

— Вас понял! Выполняю!

Командир экипажа, управлявший вертолетом, потянул на себя рычаг штурвала, и «Апач» взвился вверх, набирая разом несколько сотен футов высоты, поднимаясь под облака, туда, докуда не долетят зенитные ракеты русских. Он был храбрым человеком, этот пилот, но не безумцем, и ему была дорога его жизнь. Ну а русским все равно некуда деться — против них вот-вот обратится вся мощь американской армии, их затравят, точно диких зверей, возьмут в кольцо, обложат со всех сторон и, наконец, прикончат.

В штабе, расположенном за несколько сотен миль от места боя, суматошного и почти неуправляемого, командир аэромобильной бригады Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, той, что обеспечивала охрану нефтепровода и безопасность немногочисленных американцев, занятых на строительстве, выслушал очередной доклад. Офицер лишь облегченно вздохнул, узнав, что атакованный «Апач Лонгбоу» не был сбит и своим ходом возвращается на базу — потеря вертолета тогда, когда официально не было уже никакой войны, стала бы тяжелым ударом по престижу Армии США… и по его карьере. О том, что почти полностью уничтожено целое отделение десантников, командиру бригады сообщили еще раньше.

— Свяжитесь с ВВС, — приказал офицер. — Их самолеты всегда в боевой готовности. Направьте в квадрат Зулу-восемь всех наших «дронов»[3], пусть непрерывно ведут разведку, а координаты передавайте летчикам. Нужно найти этих русских ублюдков и уничтожить их! И не смейте больше терять ни одного человека!

— Сэр! Есть, сэр!

Юный лейтенант, из стен Уэст-Пойнта попавший сразу сюда, прямиком на войну, пусть необъявленную, но оттого не менее жестокую и беспощадную, со всех ног бросился исполнять приказание. Как бы ни старался противник, его участь уже решена. Русские дрались яростно, словно загнанные крысы, и могли больно укусить, но это ничего не смогло бы изменить. Командир аэромобильной бригады приготовился ждать — самолеты наверняка уже на подходе, и скоро ему доложат об уничтожении очередной группы террористов.

Алексей Басов наблюдал за уходящим к горизонту вертолетом, приложив ко лбу ладонь. Американский «Апач» был уже едва различим на фоне серого, пасмурного неба, превратившись в крохотную мошку, едва различимую точку в вышине.

— РПГ против «вертушки» — неожиданный прием, — произнес Олег Бурцев, сам до конца не веривший, что они остались живы, вновь остались живы, обратив в бегство столь грозного врага. — Черт возьми, а ведь мы смогли их испугать!

— Прием старый, «духи» еще в Афганистане его использовали против наших же вертолетов. С воздуха попробуй, разбери, управляемый в тебя снаряд летит или неуправляемый! А в Сомали в девяносто четвертом из тех же РПГ тамошние папуасы завалили несколько американских вертолетов. Любое оружие может творить чудеса в умелых руках, сержант!

— Американцы привыкли побеждать легко, они не готовы умирать в бою, если есть иной выход.

— Мало кто пойдет на смерть, если можно остаться в живых, — пожал плечами Басов, чувствовавший кошмарную, просто нечеловеческую усталость, тем большую от мысли, что их рейд еще не закончен, и нужно продолжать марш. — А если загнать тех же янки в угол, и они будут сражаться, не щадя ни себя, ни своего противника. Просто для них это время еще не пришло, они еще не увидели ту цель, ради которой не жалко и с жизнью расстаться, а вот мы уже к такому готовы. И потому сейчас им нас не победить!

Судьба дарила полковнику Басову еще один шанс — шанс сохранить жизни бойцов, вывести их из кольца облавы, чтобы продолжить войну и, возможно, увидеть свою победу. Все, чего он сейчас хотел — чтобы попавшие под ракетный залп Бердыев с Осиповым уцелели, каким-то чудом остались невредимы, чтобы вместе вернуться на свою затерянную посреди тайги базу.

— Ну, все, хватит отдыхать, сержант, — привычно командным тоном рыкнул Басов, разворачиваясь в сторону перелеска, над которым еще не рассеялся дым взрывов. — За мной, бегом! Мы еще не дошли, так что не расслабляйся без приказа, парень!

И они побежали туда, где надеялись увидеть живыми своих товарищей. Противник отступил, позволив перевести дух, собрать оставшиеся силы для последнего, решающего броска. Группа продолжала уходить от преследования, а над лесом, растревоженным взрывами, раскатистым треском автоматных очередей и прочими звуками боя, воздух дрожал под ударами вертолетных лопастей.

Глава 4. Взгляд в прошлое-2

Побережье Мексиканского залива, Флорида, США 4 июня
Они собрались все вместе, встретившись вновь, хотя сам факт этой встречи, что свела вместе людей самых разных рангов и чинов, недопустимо обнаруживал существование того общества, которое не имело ни названия, ни своего места в традиционной системе власти. Они выдавали себя с головой, люди, имевшие мало общего между собой, но проводившие вместе слишком много времени. Любой сторонний наблюдатель заметил бы странности этой встречи, а за наблюдениями могли последовать самые разные выводы. Им же следовало всегда оставаться в тени официальных структур, действуя параллельно с ними, но намного эффективнее, чем закрепленные Конституцией властные органы. Эффективнее… и беспощаднее.

Местом встречи был выбран непримечательный отель в «тропическом раю», у самой кромки теплых вод Мексиканского залива. Это было вполне приличное место, но не отличавшееся особой роскошью, да и расположенное далековато от автострад и аэропортов. В прочем, это скорее было достоинством отеля — мало кто вырывается на уик-энд из душного мегаполиса для того, чтобы каждую минуту полной грудью вдыхать выхлопные газы, слыша гул пролетающих над головой аэробусов и видя вокруг все ту же нервную сутолоку.

Здесь никогда не было многолюдно, а теперь эти места и вовсе опустели, если не считать обслуживающего персонала, кишевшего всюду. И обслуга эта, молодые мужчины лет тридцати, подтянутые, сосредоточенные, за редким исключением — представители белой расы, хотя обычно на такую работу с охотой принимали менее требовательных мулатов, афроамериканцев или «латиносов», тоже могла натолкнуть на определенные подозрения.

Возможно, проще было обсудить все вопросы, не покидая своих кабинетов — Интернет, спутниковая связь, мобильная телефония давали такую возможность. Но эти же достижения прогресса давали возможность и врагам — реальным или гипотетическим — быть в курсе всех дел. Угроза того, что переговоры будут прослушиваться, причем не досужими хулиганами-«хакерами», которым важен только сам процесс охоты за чужими секретами, а вполне целеустремленными профессионалами, и заставила членов организации, формально просто не способной существовать в стране победившей демократии, встретиться лично. Тем более, посторонних, которые могли стать нежеланными свидетелями этой встречи, здесь попросту не было.

Гостей, прибывавших в никому доселе неизвестный отель в течение половины дня, на правах хозяина встречал Натан Бейл. Стоя на открытой веранде, подставив лицо ласковым лучам южного солнца, советник Президента по национальной безопасности смотрел, не отрываясь, на бирюзовую гладь моря, ныне непривычно пустынного. Лишь от самого горизонта, распустив в стороны пенные «усы», двигалась к берегу быстроходная яхта. Увеличиваясь в размерах с каждой секундой, судно шло, не меняя курса, туда, где у деревянного пирса теснились маломерные катера, в иные дни катавшие по заливу туристов, прибывших в этот теплый край, чтобы полюбоваться на пышность настоящих тропиков, прогрев под южным солнышком свои промерзшие в какой-нибудь Дакоте или Орегоне кости.

От созерцания морского пейзажа Бейла отвлек жужжащий звук мотора, обрушившийся на террасу из поднебесья. Задрав голову кверху, бывший помощник Директора ЦРУ, ныне оказавшийся в «свободном плавании», увидел, как вспыхнула в солнечных лучах обшивка небольшого самолета — «летающей лодки», заложившего вираж как раз над сверкавшим белоснежными стенами отелем. Гидроплан Эйрмастер «Авалон-680», машина штучной сборки, не производившаяся серийно, облетел выстроенный в колониальном «испанском» стиле отель по кругу. Приводнившись в миле от берега, уже по воде самолет-амфибия двинулся к причалу, на котором начиналась привычная суета — несколько человек из обслуги готовились встречать первого гостя.

— Сэр, — подтянутый мужчина, кожа которого была покрыта густым загаром, полученным вдали от этих мест, не где-то, а в самом сердце иракской пустыни, осторожно окликнул Натана Бейла: — Сэр, прибыл господин Бейкерс!

— Благодарю, Майк, — кивнул советник по безопасности. — Проводите его ко мне. Я буду ждать здесь.

Загорелый мужчина молча кивнул, выполнив по-строевому разворот «кругом», и неслышно удалился. Здесь было немало таких людей, старавшихся выглядеть незаметными, но видевших все и вся. Гости вообще не должны были замечать их присутствия, но непрошеным никто не смог бы приблизиться к отелю даже на несколько миль. Меры безопасности могли впечатлить любого посвященного — эсминец в море, в нескольких милях от берега, АВАКС, сопровождаемый двумя звеньями истребителей F-15C «Игл», в воздухе, а со стороны суши отель прикрывали мобильные группы снайперов, еще двое суток назад ушедшие в джунгли, и теперь делившие соседство с мостиками и аллигаторами. Крепкие молодые люди, прикидывавшиеся обычной гостиничной прислугой, были последней «линией обороны», и только они знали — или хотя бы догадывались — о том, что на самом деле происходит в этом неприметном месте. Для всех прочих — моряков, летчиков, «зеленых беретов», рыскавших по тропическим зарослям, отбиваясь от туч москитов, — это были очередные маневры, и не более того.

Со своего «наблюдательного поста» Натан Бейл видел, как из ошвартовавшегося гидросамолета выбрались двое, направившись к главному корпусу отеля, окруженному хозяйственными пристройками. Один шел впереди, широко, по-хозяйски, шагая по дощатому настилу пирса — высокий, прямой, порывистый. Второй шел следом, держась чуть правее — ничто не должно было заслонять линию огня, — привычно охраняя своего господина, даже здесь, куда не мог проникнуть враг, сохраняя бдительность, готовый встретить любую опасность выстрелами в упор.

Ожидая появления гостей, Бейл вновь принялся наблюдать за яхтой, которая была уже совсем близко, в полумиле от берега, может, даже меньше, вспарывая косо срезанным форштевнем зеркальную поверхность воды, сегодня спокойную, как никогда. Но еще до того, как яхта смогла коснуться причала своим пластиковым бортом, над отелем вновь раздался гул моторов, и под стрекот винта на крохотный квадрат посадочной площадки, угодив точно в центр ее, опустился вертолет. Лопасти еще продолжали вращаться, а единственный пассажир, покинув салон геликоптера, быстрым шагом, переходящим на бег, двинулся к белоснежной коробке отеля.

Чуть прищурившись — годы давали о себе знать, зрение не становилось острее — Натан Бейл рассмотрел того, кто прибыл в отель на изящном ЕС-120 «Колибри» корпорации «Еврокоптер», конкурировавшей на американском рынке с продукцией «Белл» и «МакДонелл Дуглас». Джинсовая рубашка, стетсон с широкими полями, полностью скрывавший лицо — Джонатан Хаскин не изменял раз и навсегда выбранному образу настоящего ковбоя, простого и грубого техасского парня. Кто-то назвали бы это театром, дешевым шутовством — сенатор США, по совместительству бывший еще и нефтяным магнатом, просто посмеялся бы над идиотами.

Второй вертолет появился через считанные минуты. Серебристый Белл-206L «Лонгрейнджер» аккуратно приземлился рядом с «Колибри», выпустив из своего чрева еще одного гостя — в расположенный на отшибе отель удобнее всего было попасть по морю или по воздуху, и заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов выбрал второй способ. Генерал Стивенс всегда ценил время.

Тем временем яхта, яркая игрушка из почти невесомого пластика, мягко ткнулась бортом в причал, и стоявший на носу матрос бросил на берег бухту троса. Мгновение — и яхта уже крепко притянута швартовами к пирсу, а по узким сходням на сушу спустился еще один гость — Алекс Сайерс не отказался совместить важную встречу с приятной морской прогулкой.

— Ну, вот, кажется, все в сборе, — с этими словами Натан Бейл прошел в просторную гостиную, где коротали время за вялой беседой те, кто прибыл раньше, и без кого встреча эта не имела бы смысла — каждый посвященный был важен.

— Черт, не отказался бы здесь еще погостить, — усмехнулся Айзек Райтман. — У вас есть вкус, Натан! Отличное местечко! Всегда мечтал поохотиться на аллигатора, но проклятые дела отнимают все время!

Один из совладельцев «Дженерал Моторс» и впрямь имел мало свободного времени — поддержание высокого статуса требовало немалых усилий. Только глупец всерьез верит, что богатые люди почивают на лаврах, предаваясь приятной лени.

— Аллигаторы — слишком мелкая добыча для таких хищников, как вы, Айзек! — рассмеялся Рональд Говард. Здесь все были равны, и простой менеджер корпорации «Юнайтед Петролеум», пусть и высшего звена, мог так разговаривать с миллиардером, вхожим в высший свет.

— Свой трофей мы уже взяли, — с порога произнес Эндрю Стивенс, заставив всех разом обернуться. — Теперь следует решить, как лучше обойтись с ним, господа!

— Прежде всего, генерал, вас следует поздравить с победой, — воскликнул Натан Бейл. — Этот успех — ваша заслуга!

— Это заслуга тех американских парней, которые никогда не вернутся домой, которые сгинули в русских степях или морской пучине, которые сгорели на летном поле таллиннского аэродрома, превращенного в филиал ада русскими ракетами. Вот кого нужно благодарить, господа!

Отповедь генерала заставила многих умерить пыл, растеряв немалую толику восторженного ликования. Эндрю Стивенс не лукавил, вспоминая погибших солдат, моряков, летчиков, и те, кто слышал его слова, чувствовали это, не посмев насмехаться, хотя все они ценили человеческие жизни — кроме собственных, разумеется! — намного дешевле стершейся одноцентовой монетки.

— Верно, господа, победа досталась нам немалой ценой, — кивнул Бейл, соглашаясь с мрачными словами Стивенса. — Тем важнее не упустить ее, развить достигнутый успех. Все богатства России в наших руках, и только нам решать, как использовать их!

— Владеть и распоряжаться — понятия, между которыми есть разница, и очень большая, — заметил Рональд Говард. — Да, территория России полностью под нашим контролем, но доставить русскую нефть в Штаты — не тривиальная задача. Вся инфраструктура русского топливно-энергетического комплекса с самого начала была ориентирована на то, чтобы поставлять энергоносители географическим соседям. Существуют нефтепроводы, связывающие сибирские нефтяные промыслы с западной Европой, Китаем, есть даже проекты «трубы» в Японию, но протянуть нефтепровод через Атлантику попросту невозможно. Потребуются колоссальные усилия. Нужно сделать очень многое — построить новую сеть транзитных трубопроводов, нефтяные терминалы в русских портах, способных принимать супертанкеры. И потребуются огромные инвестиции!

— Но мы должны сделать это! Безопасность Соединенных Штатов зависит от того, удастся ли нам заливать в свои баки русскую нефть. После того,как наши морские пехотинцы спасли от мятежников саудовского короля, Эр-Рияд кажется исключительно лояльным, ни о каком эмбарго отныне не может идти и речи, но все может измениться. Само присутствие на территории Саудовской Аравии наших войск, неверных, как считают мусульмане, чертовы дремучие дикари, вызывает ненависть фанатиков. Да и в окружении короля Абдаллы не все спокойно, есть немало противников нашего влияния. Следует быть готовыми к худшему, господа.

Это Алекс Сайерс, едва только появившись на пороге гостиной, сразу ухватил нить беседы. Сейчас глава Администрации Президента Соединенных Штатов, человек, без которого глава самой могущественной державы мира порой чувствовал себя беспомощным, растерял свой привычный лоск. Строгий костюм с неизменным галстуком уступил место легким брюкам и цветастой гавайской рубахе, и Сайерс мало чем отличался от остальных «заговорщиков». На их фоне «белой вороной» казался только Эндрю Стивенс. Генерал даже сейчас, не обращая внимания на зной, оставался с привычном мундире с «фруктовым салатом» на груди — планками, обозначавшими всевозможные награды. И планок эти было достаточно, чтобы внушить уважение любому, знакомому и незнакомому.

Заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов не был кабинетным служакой, и каждый из присутствовавших помнил об этом, сознавая ценность многочисленных наград генерала. В Пентагон Эндрю Стивенс попал прямиком с военно-воздушной базы Мак-Дилл, где с тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года располагался Объединенный штаб Сил специальных операций, структура, которую довольно долгое время возглавлял сам генерал Стивенс. Выполняя планы, разработанные именно им, «зеленые береты», рейнджеры, «тюлени» проникали туда, где их не должно было быть, ведя беспощадную войну с врагами Америки, тайными и явными, чтобы миллионы обывателей могли мирно спать в своих постелях. И сейчас Эндрю Стивенс вел очередной бой за безопасность своей страны, за будущее Соединенных Штатов, которым был предан всей душой. Бой, в сравнении с которым все прежние операции казались не более чем разминкой.

— Наших сил не хватит, чтобы взять под контроль всю Саудовскую Аравию, — произнес Стивенс, взглянув на лощеного главу президентской администрации. — У нас попросту не хватит для этого людей, чтобы охранять все эти нефтяные вышки. Вообще я против того, чтобы размещать там войска на постоянной основе. Американские солдаты рядом с мусульманскими святынями — Меккой и Мединой — для местных фанатиков что красная тряпка для быка, да и те, кто прежде терпимо относились к нам, могут изменить свое мнение. Я не высокого мнения о способностях арабов, как бойцов, но никуда не годится, если наши часовые каждый день будут отстреливать смертников, увешанных взрывчаткой, у ворот своих баз. В конце концов, кому-то из этих психопатов может и повезти!

— Верно, Ближний Восток может вспыхнуть в любой момент, и именно поэтому нам нужна русская нефть — с подавлением мятежа в Эр-Рияде еще ничего не закончилось, — убежденно произнес Натан Бейл. — Все только начинается, и трудно предсказать, что нас ждет. А мы сейчас не в том состоянии, чтобы влезать в еще одну войну, пусть и вялотекущую.

— Король будет теперь защищать наши интересы, — предположил Реджинальд Бейкерс, человек, благодаря которому среди аравийских песков и взвился звездно-полосатый флаг. — Он обязан нам жизнью, а такой долг невозможно забыть. В Абдалле мы можем быть уверены.

Лишь на миг глава АНБ вспомнил об одном саудовском принце, к сожалению, лишенном возможности унаследовать престол королевства, и о самоуверенном начальнике королевской разведки, повершившем, что на равных может играть с главой одной из самых мощных спецслужб этой планеты. Глупцы поверили обещаниям, доверились неверному — ему, Реджинальду Бейкерсу, и теперь ждали заслуженной казни. Король Абдалла не прощал предателей. Что ж, они знали, на какой риск идут, и оказались слишком простодушными для тех интриг, которые плели в тиши королевского дворца в Эр-Рияде. Иногда такие глупцы оказываются на вес золота.

— Но не в его окружении! У короля немало противников, — не сдавался Сайерс, словно бы лучше других видевший скрытую угрозу, и призывавший остальных к бдительности. — Власть Абдаллы вызывает зависть многих!

За стенами отеля, отгородившегося невидимой, но прочной завесой от всего остального мира, свирепствовал тропический зной, а под его сводами становилось жарко от нараставшего накала беседы. Здесь и сейчас решались слишком важные вопросы, чтобы оставаться спокойными и равнодушными. Решалась судьба мира, ни много, ни мало, а это стоит того, чтобы немного поволноваться. Это было сродни шахматной партии, только здесь единственный неверный ход может привести не к поражению, а к гибели, и последним, что увидит неудачливый игрок, будет то, как привычная вселенная рушится в бездну хаоса.

— В любом случае, раз уж мы разгромили армию русских, раз наши солдаты заняли территорию России, нужно с пользой распорядиться таким трофеем, — заметил Натан Бейл. — Нам не о чем спорить, господа! Русские оказались слабы, они не смогли защитить те богатства, которые им подарила сама природа — или Всевышний, если вам угодно — и теперь они обязаны достаться нам и только нам. Армия сделала свое дело, теперь ход за нами. Нужно сделать многое, чтобы военная победа не превратилась в политическую катастрофу.

— Что вы имеете в виду, Натан? — Нахмурился Алекс Сайерс, едва не поперхнувшись свежевыжатым апельсиновым соком, который не спеша потягивал из высокого стакана. — Россия в наших руках, мы решаем ее судьбу, разве не так?

Вместо Бейла, отвлекшегося, чтобы тоже сделать глоток фруктового коктейля, ответил Реджинальд Бейкерс. Глава АНБ с полуслова понял своего бывшего коллегу и, отчасти, конкурента.

— Нам нужна единая и неделимая Россия, стабильная, но слабая, такая, чтобы всех ее сил, всех ресурсов хватало только на поддержание внутреннего порядка. Но для этого нужно создать там новую систему управления, восстановить или создать заново все институты власти, поставить над русскими правителя, которого они приняли бы, пусть не все, не большинство. Но и такого при этом, кто будет лоялен к нам, кого мы сможем контролировать, не слишком часто прибегая к силе.

— Россия — лакомый кусок, не мы одним хотим владеть ее богатствами, кстати, весьма относительными, — подхватил Натан Бейл. — Те же запасы русской нефти не идут ни в какое сравнение с залежами «черного золота», скрытыми под песками аравийской пустыни. Но важны не только запасы ископаемых — даже территория, будь это дремучие леса или безжизненные горы, имеет ценность. Китайцам, например, давно уже стало тесно в своих границах. Их мегаполисы переполнены, ресурсы истощаются, им важна сейчас каждая бочка нефти, каждый акр свободной земли. Ведь западная часть Китая — это пустыни и горы, почти не предназначенные для жизни. А под боком у них — Сибирь, практически не тронутая цивилизацией, с огромными запасами минерального сырья, полноводными реками, зелеными лесами. Население этой части России не превышает полутора десятков миллионов человек, ничто по сравнению с полутора миллиардами «желтых» соседей, пустота, вакуум. А ведь, как известно, природа не терпит пустоты. И может случиться так, что русскую армию разгромили мы, а русская земля достанется китайцам или кому-нибудь еще.

— Они не посмеют, — отмахнулся Алекс Сайерс. — Это фантастика!

Сок и коктейли были забыты. Заговорщики ожесточенно спорили, подавшись вперед в своих креслах, чувствуя все большее возбуждение. Это было в чем-то сродни традиционному «мозговому штурму» — каждый сейчас пытался предугадать будущее, заодно отыскав самый верный путь, чтобы избежать тех трудностей, что могут наступить.

— Фантастикой казался и захват России, но мы — мы! — сделали это, за несколько дней сломив сопротивление русских, не дав им в последний миг воспользоваться самым сильным своим козырем — ядерным оружием, которое, кстати, много лет подряд сдерживало и тех же китайцев. Мы сокрушили армию, почти ни в чем не уступавшую своей собственной, сделали это с ничтожными в сравнении с такой победой потерями, а ведь поначалу едва ли кто-то всерьез верил в подобный исход. То, что сегодня кажется фантастикой, полным бредом, завтра станет воплощенной реальностью.

— Если проявим слабость, то легко потеряем Россию, — согласно кивнул Реджинальд Бейкерс. — Только своими силами мы не справимся. России, как страны, сейчас нет. Есть только территория, да линия границы, существующая только на картах. Нельзя допустить распада страны. Восток, всю Сибирь до Урала, отхватят себе китайцы — их там уже сейчас живет, легально и нелегально, больше, чем самих русских. А на юг с Кавказа ринутся мусульманские фанатики и просто бандиты, скрывающиеся в горах, и тогда хлынут реки крови, начнется резня. Мы это уже проходили — в Югославии, когда она распадалась. Безжалостная, дикая, кровавая война шла под самым боком у цивилизованных европейцев. Христиане и мусульмане, сербы, хорваты, боснийцы, албанцы убивали друг друга, мы прилетали, бомбили, они успокаивались, а потом, когда мы улетали, все начиналось снова. Людей заживо сжигали в церквях, находили братские могилы с великим множеством мертвых тел. Под корень, до последнего человека вырезали целые селения! То же может повториться и в России, но если прежде счет погибших шел на сотни, то теперь — на сотни тысяч. А у нас в руках останется только Центральная Россия, европейская часть страны, ну, еще север, где нет ни нефти, ни газа, нет ничего — только тысячи преданных собственным правительством, вдруг оказавшихся никому не нужными русских офицеров и солдат, тоже тех еще фанатиков, которые, плевав на все приказы, хотят — и могут — дальше сражаться с нами.

— И что же вы предлагаете? На территории России и так находятся наши войска, разве мало этого? Кто посмеет перейти русскую границу, зная, что по ту сторону его встретят американские солдаты?

— Всей нашей армии не хватит, чтобы одновременно поддерживать порядок внутри России, по всей ее огромной территории, и охранять границы, — отрезал генерал Стивенс. — Россия — это не Гренада, не Косово и даже не Ирак. Если мы отзовем войска, дислоцированные по всему миру, даже этого будет недостаточно. У нас нет столько людей, но даже если бы и были, их жизни слишком дорого стоят. Это дело самих русских, а мы можем им только помочь, присмотреть за ними.

— Нами уже сформировано временное правительство из числа русских политиков, менее всего «засветившихся» в недавних событиях, связанных со смещением президента Швецова, — сообщил Натан Бейл. — Пришлось делать нелегкий выбор между послушными и теми, кто готов действовать не за страх, не за деньги, а за совесть, настоящими патриотами, которые не желают, чтобы их страна рухнула в хаос гражданской войны, не погрязла в череде война на границах.

Это был один из ключевых моментов плана «Иерихон» — замысла, появившегося отнюдь не вчера, существовавшего почти неизменно, несколько десятилетий, оставаясь полнейшей тайной для всех, за исключением ничтожного числа посвященных, которых почти никогда не было больше десятка одновременно. В плане менялось многое, кроме сердцевинной его идеи — Россия должна покориться или исчезнуть, ибо никто не смеет оспаривать роль богоспасаемой Америки на то, чтобы стать лидером всего человечества. И не важно, нравится ему, человечеству, такой вожак, или нет.

План претерпел немало изменений. Каждая эпоха требовала своих инструментов для достижений поставленной цели — и потому закованные в броню линкоры уступали место атомным субмаринам, эскадры тяжеловесных бомбардировщиков «Суперфортресс» — стремительным и неуловимым ракетам «Томагавк», стелющимся низко над землей, а потому невидимым для любых радаров. Но никогда и никто не ставил задачей сжечь своего врага дотла в атомном пламени, а потому после военной победы ничего не заканчивалось, лишь наступало время перейти к новому этапу замысла.

Даже если бы Россия, как государство, исчезла, осталась бы огромная территория, и остался бы народ, которым нужно править. И потому десятки, сотни искушенных аналитиков изучали все доступные особенности личностей наиболее заметных представителей элиты врага, военной, культурной, политической, выбирая тех, кто здесь и сейчас, начнись война прямо сегодня, стал бы исполнять приказы победителя. Это была непростая задача — выбрать тех людей, за кем пошел бы их народ, но кто сам при этом оказался бы послушным и покорным чужой воле.

Состав правительства «новой России», того, которое должно было стать ширмой для прикрытия любых дел победителей, постоянно менялся — старые люди уходили, вместо них появлялись новые, и кто-то из них непременно был, пусть и потенциально, сам еще не зная об этом, готов сотрудничать с врагом. Порой — искренне веря, что делает это исключительно из лучших побуждений, на благо собственного народа. Разубеждать в их этом, конечно же, никто и не думал.

План «Иерихон», невероятно «живой», менявшийся буквально каждый день, оставался, однако, эффективным, и теперь в его действенности разом убедился весь мир. Но если мир уже поверил, что все закончилось, уже почти приняв вновь установившийся порядок вещей, то безвестные «архитекторы» блистательной победы лишь готовились к тяжелым трудовым будням. И сейчас Натан Бейл, как заправский лектор, излагал дальнейший замысел, целью которого было достижение его страной абсолютной власти в этом мире.

— Второй этап — создание сил безопасности, русской полиции, которая под нашим контролем будет бороться с террористами и экстремистами, с теми, кто еще сомневается в нашей победе. Пусть русские убивают друг друга, если им этого так хочется, но американские солдаты больше не должны гибнуть. В прочем, наши войска останутся в России, разумеется, имея статус миротворцев или еще кого-то подобного — за русскими нужно хорошенько присматривать.

— Кстати, Натан, вы предложили президенту кандидатуру на роль командующего этими миротворческими силами? — как будто только сейчас вспомнил Сайерс.

— Командующий Десятой легкой пехотной дивизией, генерал Камински. Он и его бойцы проявили себя с лучшей стороны в этой кампании… и понесли, пожалуй, наибольшие потери. В южнорусских степях был почти полностью уничтожен целый батальон, всего за несколько минут оборвались жизни полутысячи американских парней, ни один из которых не дрогнул. Поэтому генерал не испытывает жалости ни к одному русскому, и, если будет нужно, станет действовать с предельной жесткостью, не оставляя шансов своим противникам. И они должны это сознавать уже сейчас.

— А почему не генерал Стивенс? Ведь весь этот план принадлежит именно ему, и это было бы справедливо.

Они лениво потягивали коктейли, подставляя лица легкому ветерку — под потолком мерно вращалась крыльчатка вентилятора, разгоняя горячий влажный воздух. Несколько человек, забывших про свои дела, собравшихся вместе, чтобы провести время за приятной неторопливой беседой — беседой, после которой запросто может перестать существовать мир, привычный многим поколениям людей всех цветов кожи, национальностей и любой веры. А новым миром, миром, выкованным в огне войны, вырвавшемся из пламени, словно мифический Феникс, будут править, все время держась за спинами «демократически выбранных президентов», именно эти люди, что расслабленно пили ледяной лимонад, развалившись в легких плетеных креслах.

— Наше главное правило — оставаться в тени, — ответил сам Эндрю Стивенс. — И я не желаю нарушать его, для этого нет по-настоящему веских причин. А Мэтью Камински — отличный парень, настоящий патриот, опытный командир, храбрый, рассудительный, уважаемый своими солдатами.

— Он, кажется, поляк? — уточнил Рональд Говард. Менеджер «Юнайтед Петролеум» уже понимал, что судьба русской нефти — того заветного приза, ради которого на алтарь победы легли сотни американских солдат — станет его судьбой, а, значит, придется поближе познакомиться и с тем, кто ее, нефть, сейчас охраняет от любителей легкой добычи.

— Он американец во втором поколении. Его семья бежала из Польши перед Второй мировой войной, дед, получивший американское гражданство, воевал в Корее, отец успел побывать во Вьетнаме, был даже награжден, сражаясь за новую родину, но кровь есть кровь. Мытью Камински — больший патриот Америки, чем иной потомственный американец, но славянские корни у него остались. Так что, надеюсь, генералу Камински удастся лучше других разобраться в загадочной русской душе, ведь он сам сродни этим русским.

— В генерале Камински сомнений нет, — помотал головой Алекс Сайерс. — А вот насколько надежно это русское правительство?

— Пока в Москве находятся наши солдаты — оно абсолютно надежно, — довольно оскалился Эндрю Стивенс. — Если русские дернутся, парни из Десятой пехотной и десантники из Восемьдесят второй раскатают по кирпичику их чертов Кремль и возьмут все ублюдков за задницы. Но мы вечно не сможем держать русских под прицелом.

— Нужно сделать так, чтобы русские были заинтересованы в сотрудничестве с нами, хотя бы только русское «правительство», — предложил Рональд Говард. — Они должны понять, что сами по себе никому не нужны, что их попросту сожрут те же китайцы или еще кто-нибудь, стоит только нам «забыть» о России. Если новая русская «элита» осознает свою никчемность, они собственными руками будут душить тех своих соотечественников, кто посчитает наше присутствие на их земле оккупацией.

— Повяжем их кровью, — понимающе кивнул Эндрю Стивенс, вовсе не тот туповатый, но исполнительный солдафон, каким он мог казаться, но человек, искушенный в политике.

— Этого мало, — возразил Натан Бейл. — Каждый русский, а не только те, кого мы приведем к власти, должен понимать, что без нас они все пропадут. Нужно завязать их экономику на взаимодействие с нами, а для нас экономика России — это, прежде всего, русская нефть и газ.

— Сейчас на девяносто процентов энергетический комплекс России направлен на Европу, отчасти — на Китай, а нам это не нужно, — произнес оказавшийся в своей стихии Говард. — Хорошо, если арабская нефть так и будет дальше течь потоком в баки американских авто, но если что-то пойдет не так, нужен запасной вариант. Существует уже несколько проектов транспортных систем, которые позволят направить русскую нефть через Атлантику. Мы создадим тот самый «запасной аэродром», ради которого все и началось, а заодно дадим работу самим русским. Пусть валят лес, тянут трубы, создают новую инфраструктуру, ну а мы оплатим их труд. И если русским будет, на что поесть и выпить, вряд ли они захотят бунтовать — обычному человеку чужды все эти разговоры о политике и патриотизме, ну а тех, кто все же будет против, задавят сами русские.

— Во всем этом есть один спорный момент, — прервал Говарда глава Администрации Президента. — Если русская нефть потечет к нам, что будут делать те, кто ее лишится? Как поведут себя европейцы? Война началась под предлогом обеспечения энергетической безопасности Европы, и как теперь поступят все эти немцы и французы, поняв, что остались с носом?

— Эти трусливые ублюдки уже проявили себя, — злобно рыкнул Стивенс. — Они выгнали наши войска со своей территории, закрыли свое небо для наших самолетов. Чертовы союзники! Они хотят, чтоб Америка защищала их, но если почувствуют хоть намек на опасность их сытому мирному существованию, то сами же тотчас ударят нам в спину. Это предатели! С ними разговор должен быть короткий!

Эндрю Стивенс помнил тот шок, что испытал, узнав о блокаде американских баз немецкими войсками, о том, что истребители Люфтваффе перехватывают самолеты американских ВВС, возвращающиеся после ударов по территории России. все устремления, все мысли генерала и тех офицеров, которые вместе с ним воплощали в жизнь сложнейший план, были направлены на то, чтобы не дать русским придти в себя, собравшись с силами для ответного удара, который запросто мог стереть с лица земли и саму Америку. И в тот миг, когда страсти достигли наивысшего напряжения, прежде пытавшиеся казаться верными союзниками, европейцы, за редким исключением, совершили самое настоящее предательство. Немудрено, что первым желанием генерала Стивенса было отдать приказ о нанесении удара по самим немцам, замкнувшим настоящее кольцо вокруг Рамштайна. Раскатать в тонкий блин обнаглевших «колбасников» — и завершить начатое, уже без лишних помех разделавшись с русскими, врагом намного более серьезным, чем кто-либо иной. К счастью, обошлось без этого, но осадок остался, и теперь при малейшем упоминании о «партнерах по НАТО» в душе генерала поднималась всесокрушающая волна гнева, жгучей ненависти, ничуть не ослабевавшей со временем.

— Европейцы получат ровно столько, сколько мы им позволим, — отрезал Натан Бейл. — Теперь в союзниках у нас нет необходимости. Не больно то они нам помогают в Ираке или Афганистане, а те же немцы еще и устраивают всякие провокации, а отдуваться за «Младших братьев» приходится как раз нам. Но и портить отношения с ними со всеми разом тоже не стоит. Русский газ для нас бесполезен, его через океан доставить практически невозможно, тем более, в промышленных объемах. Так что газ пусть достанется европейцам, а нам нужна русская нефть. И чем быстрее — тем лучше!

Взгляды заговорщиков, деливших заслуженную награду, обратились к Рональду Говарду. Менеджер «Ю-Пи», отвечавший в корпорации за перспективные проекты, хотя бы за то же освоение иракской нефти, впрочем, не спешил с ответом. Затягивая паузу, он сделал большой глоток освежающего коктейля, долго смакуя напиток, перекатывая его во рту, и лишь когда нетерпение собравшихся стало почти осязаемым, заговорил.

— Русскую нефть мы никому не отдадим, это обсуждений не требует и в доказательствах не нуждается, — произнес Говард, завладев вниманием своих собеседников. — Нам сейчас требуется решить одновременно две задачи, обе — сложные и срочные. Во-первых, чтобы европейские союзники успокоились, нужно восстановить подачу газа, а это требует немалых усилий. Чеченцы, или кто там взорвал газопровод, постарались на славу, восстановительные работы займут достаточно времени.

— Слишком много чести для трусливых ублюдков, — скривился Эндрю Стивенс, по-военному прямолинейный и никак не желавший забывать столь явного предательства.

— Не стоит равнять всех, генерал, — покачал головой Сайерс. — Немцы показали свое истинное лицо, но многие были готовы поддерживать нас и дальше. Поляки, чехи, румыны — они от своих обязательств не отказывались, и не их вина, что вся наша инфраструктура была завязана на Германию с ее Рамштайном, или британские базы. Президент не склонен прощать предательство, но союзники, оставшиеся верными своему долгу, не должны страдать, иначе и они могут в нужный момент отвернуться от нас. Поэтому сейчас европейцы должны ощутить нашу поддержку. И потом, от русского газа нам пользы все равно нет, так зачем жадничать? Все равно мы будем держать европейцев за горло, ведь стоит только перекрыть пару вентилей, и вся их промышленность остановится за несколько дней, а сами они замерзнут в своих квартирках.

— Вы позволите продолжить, господа? — В голосе Рональда Говарда прорезались язвительные нотки — никто, и он в том числе, не любил, когда обрывают на середине фразы. — Прошу, вопросы политики решайте сами, вы в этом более сведущи, так что вам и карты в руки. Я же больше занят технологией. Вы говорите, куда должна потечь нефть, я делаю так, чтобы для нее появилась подходящая труба. И сейчас, пока окончательное решение не принято, я исхожу из того, что мы одновременно должны наладить поставки энергоносителей в Европу, и при этом обеспечить русской нефти доступ в Штаты. А это — нетривиальная задача, справиться с ней, конечно, мы можем, но придется затратить немало средств, привлечь все ресурсы. Речь идет о перестройке всей транспортной системы, многое придется делать с нуля, в тяжелейших условиях, и не только климатических — русские вполне справедливо считают нас оккупантами, и выступления против американского присутствия уже начались.

— Армия подавит любые вылазки, — выпятив для убедительности нижнюю челюсть, сказал, как отрезал, генерал Стивенс. — Пусть только эти русские дадут нам повод разобраться с ними окончательно.

— Русские дадут вам повод, но Президент не даст приказа, — покачал головой Алекс Сайерс. — Джозеф Мердок за то, чтобы сократить наше военное присутствие в России. И так слишком многие недовольны этим актом оккупации, в ООН идут бурные обсуждения. Нас могут обязать уйти из России, так что ни о каких карательных операциях пока даже не мечтайте.

— Чертовы пигмеи! Кто посмеет нам говорить, что делать, а чего не делать?! Кто посмеет указывать Америке, какую политику ей проводить?!

Эндрю Стивенс завелся не на шутку. Привыкнув к тому, что за его плечами — вся мощь единственной в мире сверхдержавы, генерал не мог допустить и мысли о том, что кто-то установит правила, по которым его стране — великой Америке — придется играть в ущерб собственным интересам.

— Тем не менее, такова политика Белого Дома, — не менее жестко произнес глава Администрации Президента, здесь и сейчас озвучивший официальную политику своей страны. — Армия не должны привлекать к себе слишком много внимания, действуя в России. Все, на что вы можете надеяться — разрешение стрелять, если русские первыми начнут стрелять в ваших людей, причем не просто в их направлении, а прицельно, так, чтобы это не могло казаться случайностью.

— С помощью армии, или без, но мы готовы сделать все необходимое, — вновь напомнил о себе Рональд Говард. — Хотя лучше, если наших инженеров будут охранять американские солдаты. Но, как бы то ни было, при соответствующем финансировании, мы сможем создать систему трубопроводов и всю необходимую инфраструктуру, завязанную на какой-либо русский порт на незамерзающем море, чтобы танкеры круглый год могли курсировать через Атлантику, доставляя сюда, в Штаты, их нефть. Нам нужен год, чтобы начать поставки в промышленных объемах, ощутимых для энергетики, но чисто символически мы можем это сделать уже через шесть, максимум — десять месяцев, если начнем работы немедленно. Проект уже готов. По самым скромным подсчетам, наша идея требует порядка четырех миллиардов долларов. Сейчас, когда «Юнайтед Петролеум» крепко завязла в Ираке, осваивая разрушенные во время последних войн месторождения, таких средств у корпорации нет. Потребуются инвестиции, и немалые. Но эффект я могу гарантировать, главное, чтобы нам не стали мешать.

Все, даже генерал Стивенс, побагровевший от праведного гнева, слушали своего товарища молча, впитывая каждое слово. В чем, в чем, но в вопросах, связанных с технологией транспортировки нефти, Рональд Говард был профессионалом, ничуть не худшим, чем тот же Эндрю Стивенс — в своем деле. И потому его речь восприняли с предельной серьезностью, и, когда Говард умолк, комментарии последовали не сразу — то, что он сообщил, требовало хотя бы пары минут на осмысление.

— Заманчивая идея, хотя и не знаю ее деталей. — Сенатор из Техаса с присущей его землякам прямолинейностью и какой-то деревенской грубоватой простотой решил высказаться первым. Немудрено — в этом южном штате хватает и нефти, и тех, кто разбогател на ней, а, значит, разбирается в вопросе весьма неплохо. К таким относился и сам Джонатан Хаскин. — Я бы не против вложить в ваше дело несколько сотен миллионов, — усмехнулся сенатор, катая в уголке рта неизменную сигару, сейчас даже не зажженную — никто из собравшихся не курил. — Но только тогда, когда буду полностью уверен, что мои доллары не взлетят на воздух, если какой-нибудь чертов русский пронесет на строительную площадку пару килограммов «Си-четыре».

— Даже без поддержки армии мы обеспечим безопасность ваших вложений, сенатор, — пожал плечами Говард. — У «Ю-Пи» неплохая служба безопасности, в Ираке мы обходимся своими силами, лишь изредка привлекая местных, и наши потери пока минимальны — за год боевики убили только одного нашего специалиста, да еще полдюжины местных рабочих погибли при нападениях или подорвавшись на минах. Думаю, в России будет если и сложнее, то не намного. Ваши доллары будут в целости и сохранности, Джонатан!

— Найдите эти четыре миллиарда, Рональд, — произнес Натан Бейл. — Мы должны придти в Россию всерьез, навсегда. Пусть уйдет с их земли последний американский солдат, но если экономика России будет основана на экспорте нефти, и львиную долю этой нефти будем покупать мы, и добывать ее будем мы, и все трубопроводы будут протянуты так, чтобы удобнее было качать нефть в Штаты, русские станут самым верным нашим партнером. А все остальные будут заискивающе просить у нас хотя бы немного, хотя бы какие-то крошки, лишь бы не замерзнуть, лишь бы их не парализовал энергетический кризис.

— Мы наладим связи с русскими, теми, кто в новом правительстве отвечает за энергетику, — кивнул Говард. — Мы заставим русских отдать нам подряды на все работы. Они сами, черт возьми, оплатят поставки их же собственной нефти в Америку! Они будут заинтересованы в нас, как никто иной, и сами подавят любые выступления, расправятся с недовольными!

Натан Бейл кивнул, не тратя лишних слов. Он хорошо знал Рональда Говарда, как настоящего профессионала, ловкого дельца, готового идти на риск, если он оправдан, и не считающегося ни с чем, лишь бы добиться желаемого результата. Эти качества знали и члены совета директоров «Ю-Пи», и акционеры крупнейшей в штатах нефтяной компании, запустившей «щупальца»-трубопроводы в самые разные страны, большинству американских обывателей казавшиеся сущей экзотикой — от Нигерии и Судана до Индонезии. А это значит, к мнению Говарда прислушаются, и, если использовать кое-какие рычаги, недоступные обычному, пусть и высокопоставленному менеджеру, пойдут навстречу, приняв его план. И тогда «Иерихон» победит.

— С новым правительством вы договоритесь, Рональд, — кивнул Реджинальд Бейкерс, тоже признававший профессионализм Говарда. — А как быть со старым, господа? Аркадий Самойлов в наших руках, на одной из бывших русских авиабаз в Подмосковье. Нужно решать, как с ним поступить.

— Как некстати нам удалось взять его живым, — мрачно кивнул Натан Бейл. — Самойлов знает слишком много, было бы лучше, если бы при захвате парни из Восемьдесят второй нашпиговали его свинцом!

Премьер-министр России, ожидавший решения своей участи в Раменском, оказался не меньшей проблемой, чем европейцы, ждущие, когда к ним снова потечет русский газ, или сами русские, кажется, готовые начать партизанскую войну против «оккупантов», лишь бы самим продавать свою нефть. Глава русского правительства, обвиненный в перевороте, свержении и едва ли не убийстве президента Швецова, был, наверное, единственным, кто точно знал причины этого «переворота». И он же знал, при каких обстоятельствах действительно погиб его президент, как настоящий солдат, принявший последний бой с американскими «коммандос», тем врагом, к схватке с которым Алексей Швецов готовился половину своей жизни.

— Если Самойлов заговорит, у нас могут быть неприятности, — согласился Алекс Сайерс. — Мятеж Самойлова был поводом для вторжения, если кто-то узнает, что мятеж спровоцировали мы сами, это будет катастрофа.

— Слова не дорого стоят, — хмыкнул генерал Стивенс. — Пусть говорит что угодно!

— Слова обычного человека — да, но это глава правительства второй по мощи державы планеты, к нему прислушаются, пусть даже и не поверят до конца, — возразил Бейкерс. — Для нас будет лучше, если он замолчит навсегда!

— Десантники готовы выполнить любой приказ, но нужно было беспокоиться раньше — наши люди не станут палачами, — отрезал Эндрю Стивенс. — В бою случается всякое, некогда разбираться, кто перед тобой, если отовсюду палят какие-то ублюдки и у каждого в руках оружие. А стрелять в министра ничуть не труднее, чем в обычного пацана-новобранца. Но убивать безоружного пленника — это не дело солдата. Если хотите избавиться от Самойлова — сами думайте, как это сделать. Но лично я рад, что мы взяли его живым — приказ русского министра о прекращении огня позволил нашим танкам войти в Москву без боя, а иначе половина Третьей механизированной так и осталась бы на подступах к русской столице.

— Смерть Аркадия Самойлова сейчас вызовет слишком много подозрений, — заметил Сайерс. — Если он умрет, находясь в наших руках, неважно, что станет причиной. Придется долго оправдываться. Пусть лучше это сделают сами русские. Нужно отдать Самойлова им, и тогда ответственность за его гибель ляжет на них самих, а мы их еще и оправдываться заставим.

— Самойлов — это, конечно, проблема, — подумав, произнес Натан Бейл. — Он знает много, и лучше, если он будет молчать. Ясно, что он не хочет оказаться козлом отпущения. Но я полагаю, что он все же хочет жить, иначе наши десантники взяли бы его в том бункере, лишь расстреляв в упор. Так что он будет молчать, если дать понять ему, что мы сохраним в обмен на это жизнь. Так что это не самая серьезная проблема из тех, какие нам предстоит решить в самом скором времени, чтобы все усилия, все потери не оказались напрасными.

Они решали судьбы целых государств, замахиваясь на судьбу всего мира, так что выбрать участь одного единственного человека для них было сущим пустяком. Глава русского правительства, до последнего старавшийся избежать большой беды для своего народа, подчинившийся пресловутому принципу «меньшего зла», решившись на свержение своего президента, лишь бы сохранить мир для всей России, был списан со счетов. Пленнику, ожидавшему решения своей участи под бдительной охраной американских солдат, была подарена жизнь. Он был слишком мелкой фигурой для тех, кто незаметно, но неумолимо менял привычную картину мира, перестраивая его сообразно своим идеалам.

— Генерал Стивенс сделал свое дело, — произнес Натан Бейл. — Россия в наших руках. Теперь черед мистера Говарда. Все богатства этой страны должны стать нашими. Русские оказались слабы, значит, мы будем распоряжаться тем, что они не смогли защитить. Так будет справедливо. Рональд, мы полностью доверяем вам, но напоминаем, что нужно действовать быстро. Если в Белом Доме не почувствуют реальную выгоду от этого предприятия, президент может решить, что лучше уйти из России, оставив их проблемы самим русским. Этого допустить нельзя.

— Собрание акционеров «Юнайтед Петролеум» через неделю, — кивнул Рональд Говард. — Я смогу убедить их вложить еще средства в освоение нефтяных месторождений России. Это лакомый кусок, о котором мечтали многие. Полумифические богатства Сибири, о которых точно неизвестно, есть они или это просто сказка, мало кого составят равнодушными. Мы не уйдем из России, пока не заберем все, что можно взять в этой стране!

— У вас мало времени, — напомнил Реджинальд Бейкерс. — Результат нужен в самом скором времени, чтобы все сомневающиеся и колеблющиеся перестали сомневаться. Если кто-то будет упорствовать, мы тоже вмешаемся. А вам следует быть как можно более убедительным.

— Я сделаю это!

Последний прозвучавший на просторах России выстрел означал, что игра вовсе не закончилась — просто начался новый ее этап. И в этой игре Рональд Говард был готов участвовать со всем возможным азартом, готовый рисковать, если на кону стоит действительно ценный приз. А сейчас награда казалась более чем достойной.

— Мы понесли слишком большие жертвы, чтоб остановиться на полпути, — напомнил Натан Бейл, хотя в подобных напоминаниях сейчас не было нужды — каждый из собравшихся отлично знал, во что его стране обошлась эта блистательная победа. — Наша мечта осуществилась сейчас. Сбылось то, чего все мы ждали так долго — Америка станет действительно единственной сверхдержавой на планете, и уже никто не посмеет оспаривать нашу волю. Наши технологии и русские ресурсы обеспечат нам абсолютную независимость от остального мира, и нам никто не сможет помешать.

Они были настоящими патриотами, эти люди, на несколько часов вырвавшиеся из привычной суеты, чтобы решить действительно важные, жизненно важные проблемы, касающиеся даже не отдельной страны, а всего мира, покорно следовавшего за своими безымянными и безликими поводырями. Ни один из них не старался ради личной выгоды, хотя и знал, что если их замысле ждет успех, никто из них самих не окажется обделен. Величие своей страны, которую каждый из них любил, искренне желая ей процветания, заставляло их бросать на алтарь победы все новые и новые человеческие жизни. Право, не великая цена за то, чтобы быть причастными к превращению мечты в реальность.

— У нас немало дел, господа, — на правах старшего произнес Натан Бейл, подводя итог беседе. — Не смею вас задерживать более.

Они выпали из привычной жизни на непозволительно долгое время, и теперь спешили вернуться к обычным делам. Вертолеты, сделав круг над неприметным отелем, в стенах которого решались поистине судьбы мира, умчались за горизонт, унося с собой Джонатана Хаскина и генерала Стивенса. Лишь сверкнули напоследок борта винтокрылых машин, поймав яркие лучи тропического солнца, уже клонившегося к закату в этот час. Вспенив за кормой спокойную воду, взбив белую пену лопастями гребного винта, отчалили от пирса казавшаяся игрушечной яхта — это Алекс Сайрес спешил вернуться в Белый Дом, чтобы глава государства, и знать не знавший, что стал лишь фигурой, пусть и не пешкой отнюдь, в чужой игре, был под присмотром.

Гости, собравшиеся втайне в этом уединенном месте, разъезжались, по-деловому сухо прощаясь с Натаном Бейлом, игравшим сегодня роль хозяина. Последним отель покинул Реджинальд Бейкерс, и советник президента по безопасности лично отправился провожать главу АНБ, вместе с ним дойдя по чуть поскрипывавшим доскам пирса до покачивавшегося на слабой волне гидроплана.

— Думаю, мы не зря сегодня встретились, — произнес с казавшимся безразличием Бейкерс, остановившись в узких сходень, и взглянув сверху вниз на Бейла — глава разведывательного ведомства был выше бывшего замдиректора ЦРУ на голову. — Нужно скоординировать действия каждого, иначе получим обычный хаос, который так по душе этим чертовым русским!

— Да, верно, встретились не зря. Полезно посидеть вот так, поговорить с глазу на глаз, поделиться идеями, просто своими мыслями.

Широко расставив ноги, Натан Бейл, плотный, даже излишне плотный, заплывший жирком от сидячей работы, смотрел на покачивавшегося на пятках Бейкерса. Они могли бы обойтись и без личной встречи — современные средства связи позволяют творить чудеся, так что люди, находящиеся хоть на разных полюсах, могут часами непринужденно беседовать между собой. Но, во-первых, связь уязвима, и будет очень нехорошо, если разговор окажется известным кому-то, кому вообще не положено знать, что может объединять таких разных людей, как, например, менеджер нефтяной компании, и генерал и Комитета начальников штабов. Ну, а во-вторых, личная встреча вносит хоть какое-то разнообразие в суету дней каждого из тех, кому довелось решать судьбы всего человечества в этот прекрасный летний день в этом прекрасном месте.

— За делами в России нужно смотреть в оба, — напоследок напомнил Реджинальд Бейкерс, уже ступив одной ногой на шаткие сходни, уводящие в проем распахнутого люка в борту «летающей лодки». — Там может завариться такая каша, что потом будет не расхлебать. Русские раньше показывали, на что они способны в безвыходных ситуациях.

— Русские уже не те, — отмахнулся Бейл. — Они теперь радуются, что остались в живых, и не думают о чем-то большем. Те, кто был готов умереть за свою страну, и умерли, так и не сумев сдержать наш натиск. Но, верно, нужно следить за тем, что там творится, чтобы потом не пришлось разгребать какое-нибудь дерьмо! Но сперва нужно хорошенько дать по рукам тем, кто хочет урвать себе кусок нашего пирога, — усмехнулся советник по безопасности, уже мысленно деливший трофеи.

— Россию мы теперь никому не отдадим, — кивнул Реджинальд Бейкерс. — Но хватает забот и кроме нее. В Аравии тоже не все в порядке, хотя сейчас там и наступило затишье.

— Я помню и об этом. Все мы помним. И русские, и арабы, все они будут делать то, что нужно нам. Или все они умрут.

Вырулив на середину лагуны, гидросамолет взревел парой вынесенных над крылом моторов, и, оторвавшись от покрытой мелкой рябью поверхности залива, взмыл в воздух этакой белоснежной дюралевой чайкой. Натан Бейл посмотрел ему вслед, а затем развернулся и двинулся обратно к опустевшему отелю. Вскоре он и сам уберется отсюда, вернувшись к своим делам. Нелегкий труд — править миром, при это каждый день убеждая кого-то, что миром правит именно тот, другой. Но ради того, чтобы его страна оставалась великой, Натан Бейл был готов на многое. И на то, чтобы работать без выходных круглый год, и на то, чтобы своей волей, одним словом обречь на гибель тысячи, даже десятки тысяч людей на другой стороне планеты, в лбом уголке земного шара, где появятся интересы у его Америки. Право, величие собственной родины вполне стоит такой цены.

Глава 5. Прорыв

Архангельская область, Россия 5 октября
Олег Бурцев упрямо шагал вперед, слыша только стук собственного сердца, да хриплое дыхание своих товарищей, и чувствуя становившуюся с каждым шагом все более неподъемной тяжесть самодельных носилок на своих плечах. На эти наспех сооруженный носилки — две более-менее прямые палки, скрепленные ремнями от автоматов — часом раньше взгромоздили почти безжизненное тело Матвея Осипова. Бывший омоновец сейчас негромко стонал, оставаясь в забытье. Выпущенные американским «Апачем» ракеты чудом не накрыли всю группу, разорвавшись в стороне, но разлетевшиеся всюду осколки все же сделали свое дело. Голова и грудь Осипова были туго обмотаны уже побуревшими от крови бинтами — все, что могли сделать сейчас его товарищи, это наложить повязки, молясь, чтобы партизан не умер от потери крови прежде, чем они смогут найти хоть кого-то, кто сможет оказать настоящую помощь.

— Привал, — хрипло скомандовал Алексей Басов. — Сержант, опускай аккуратнее!

Чувствуя, как ноют от натуги готовые разовраться, подобно туго натянутой струне, мышцы, Олег как мог осторожно опустил хлипкое сооружение на мокрую траву, услышав, как от тряски в очередной раз простонал раненый товарищ. Стоны звучали все тише. С каждойминутой в Матвее, этой горе мышц, оставалось все меньше жизни. Хотелось рыдать от бессилия — на глазах Олега умирал его товарищ, с которым они не раз прикрывали друг друга в бою, и ничего нельзя было сделать, совсем ничего. Только молиться, с трудом вспоминая, как это делается, и не надеясь всерьез, что там, за серой пеленой облаков, саваном окутавших землю, кто-то прислушается к этим неумелым мольбам.

Избавившись от тяжкой ноши, старший сержант Бурцев мысленно приказал себе расслабиться — от напряжения болело все тело, каждая клеточка. Отцепив от пояса флягу, Олег сделал большой глоток, прополоскал рот — в горе уже пересохло, так что шершавый язык царапал щеки, точно наждаком — и сплюнул себе под ноги. Пить нельзя, ведь каждый лишний грамм жидкости только нагружает и без того уже почти переставшие сгибаться от не проходящей судороги ноги. Ничего, можно и потерпеть, как бы то ни было, но от жажды он точно умереть не успеет.

— Азамат, смотри по сторонам! — приказал Басов. Полковник с явным удовольствием сел прямо на землю, вытянув ноги и легкими движениями массируя бедра и голени.

Бердыев единственный из троих остался на ногах. Час подряд он упорно шел во главе отряда, да еще тащил на себе почти все оружие своих товарищей — только Алексей Басов не захотел расставаться со своим «калашниковым», но изрядно «похудевший» рюкзак с боеприпасами и запасом провизии все же отдал. Азамат, под грудой снаряжения, своего и чужого, похожий на вьючного ишака, не жаловался, и только по закушенным губам, по бледному, словно полотно, лицу, было видно, как ему на самом деле тяжело.

Бой с американскими десантниками трудно дался бывшему танкисту. Рана в плече, оставленная вражеской пулей, никуда не делась, а тугая повязка плохо останавливала кровь. Мощная доза обезболивающего сделала свое дело, позволив бойцу оставаться на ногах и даже нести увесистый груз — даром, что с частью снаряжения пришлось расстаться, в том числе и с огнеметом «Шмель», которым прежде владел ныне не приходящий в себя Осипов. Но боль вновь давала о себе знать, все отчетливее с каждой минутой действие лекарств подходило к концу.

— Десять минут на отдых, — приказал Басов, приваливаясь спиной к кривому стволу какого-то деревца, в преддверии зимы уже полностью сбросившего листву с ветвей. — Олег, потом меняемся! Пойдешь первым!

— Ясно, командир!

Во время последнего перехода Бурцев шел вторым, каждую минуту видя перед собой широкую спину и взмокший затылок полковника. Из четырех человек только они двое оставались полноценными бойцами — Бердыев с его простреленной рукой не смог бы как следует удержать автомат. Но им же приходилось и нести раненого — Азамат не делал этого по той же самой причине, парень и так сам едва держался на ногах. Но он, как мог, старался помогать товарищам, не быть для них обузой, хотя все понимали, что в бою и в головном дозоре от него пользы будет немного. Разве что, своей грудью поймает те пули, что будут предназначены Басову или Бурцеву, выиграв для них пару секунд, позволив добраться до оружия и дать отпор противнику.

— Тишина!

Это Алексей Басов. Полковник напряженно замер, даже глаза закрыл, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам, и все остальные также застыли, боясь шелохнуться. Ничего. Не слышно стрекота приближающихся вертолетов или гула реактивных турбин из-за облаков, не звучат поблизости слова команд и крики преследователей.

— Кажется, вырвались, — сам еще не веря в такую удачу, выдохнул Басов, и на губах его появилась счастливая улыбка. — Оторвались, черт возьми! Сбросили хренов хвост!

Устало зарыв глаза, Олег Бурцев вспоминал события последних часов. он проклинал себя, что, пусть мысленно, посмел порадоваться, как удачно все у них получилось, когда группа уходила от взорванного нефтепровода. Гвардии старший сержант не был суеверным, но сейчас был готов поверить, что этими мыслями сглазил своих товарищей, один из которых остался где-то позади, наскоро присыпанный листвой и другим лесным мусором, второй — лежал рядом, на носилках, грудой остывающего мяса, в котором едва теплилась жизнь, а третий медленно истекал кровью, чудом находя в себе силы, чтобы идти на равнее со всеми.

Каждую пройденную версту приходилось оплачивать собственной кровью, жизнями своих братьев, и неведомо, сколько еще предстоит пройти и кого суждено потерять на этом пути. Группу, точнее, то, что осталось от нее, гнали, обложив со всех сторон, преследовали по земле и по воздуху. Им удалось каким-то чудом дойти до цели и выполнить свою задачу, но в то, что отряд выйдет к своим, вырвавшись из кольца облавы, верилось все слабее с каждой минутой, каждым пройденным шагом. Порой Олег начинал думать, что они так никогда не выберутся из этого леса, и пуля снайпера казалась не худшим выходом из ситуации. И снова взять себя в руки, заставив просто встать и сделать очередной шаг, становилось все труднее.

— И километра не прошли, — простонал Азамат Бердыев, свалив под ноги ту гору оружия, которую он волок на себе, и разминая затекшие ноги.

— Не раскисай, боец! До точки сбора уже недалеко, — произнес в ответ Алексей Басов. — Еще пара часов, и будем на месте. Мы выполнили свою задачу, с минимальными потерями разбили превосходящего нас противника, оторвались от погони, и теперь остается самая малость — немного прогуляться по этому лесу. Держитесь, парни, скоро все закончится! Там нас будут ждать, нам помогут, и Матвея подлатают, точно! Главное, чтобы нас никто не обнаружил!

Каждый понимал, чем грозит встреча хотя бы с парой американских солдат здесь, в этом лесу, где неоткуда ждать подмоги. Измученные долгим маршем, почти без боеприпасов, с двумя ранеными, один из которых не мог даже передвигаться самостоятельно, теперь они будут не более, чем мишенями.

— Азамат, — Басов окликнул партизана, усевшегося прямо на холодную сырую землю рядом с носилками. — Азамат, глянь, как там Матвей?

— Пришел в себя! — Неожиданно откликнулся бывший танкист. — Сюда, командир! Он очнулся!

Со стоном Басов встал и направился к носилкам, уже и сам увидев, что раненый боец слабо шевелится. Одного взгляда полковнику хватило, чтобы понять — его товарищ очень плох, и с каждой минутой, что там, с каждой секундой, становится все хуже. И для этого не нужно быть опытным медиком, достаточно хоть раз просто увидеть, как умирает у тебя на руках еще недавно живой, полный сил друг.

— Как ты, братишка? Жив? Держись, парень!

— Командир, — Матвей Осипов с трудом сфокусировал взгляд на лице того, кто склонился над ним, едва узнав Басова. — Командир, оставьте меня здесь! Все равно долго не протяну, а так хотя бы вы уйдете. Они же от нас не отстанут, суки, будут искать, и найдут!

Это не была бравада — человек, одной ногой уже стоявший за пределами мира живых, смирился с неизбежным, оставаясь верным до последней секунды своим товарищам, братьям по оружию. Он был готов остаться и умереть, чувствуя, как жизнь, капля за каплей, покидает его, умереть в одиночестве, но, зная, что остальные, те, с кем он делили все тяготы войны, будут живы, получат хоть какой-то шанс.

— Отставить, боец! — В голосе Басова послушалась злость, но не на Осипова — на самого себя, на собственное бессилие. — Русские не сдаются и на войне своих не бросают! Мы вернемся все, — жестко произнес полковник, и, уже намного тише, так, что никто не расслышал этих слов: — … или все здесь останемся.

— Пить, — хрипло выдавил из себя Осипов. — Парни, дайте попить?

— Держи, — Басов поднес к губам своего бойца собственную флягу. — Осторожнее! Давай, еще глоток!

Полковник не заметил, как это произошло. Мгновение — и глаза Осипова закатываются, и он вновь безвольно обмякает на носилках, а струйка воды из фляжки стекает по небритой щеке. Басов торопливо коснулся шеи бойца — нет, все в порядке, пульс прощупывается, пускай и слабый. А это значит, шанс, что все закончится хорошо, еще остается.

Глядя на полковника, Бурцев не мог не испытывать уважения к этому человеку. Олег понимал, что творится в душе Басова, но для своих подчиненных командир все равно оставался собранным, решительным, уверенным в себе, заражая и других этой уверенностью. Просто полковник верил — верил в то, что сражается за правое дело, а, значит, просто обязан победить, если хоть немного справедливости осталось еще в этом мире. И еще он верил, что все они выживут, назло врагу или безжалостной судьбе, выживут, чтобы продолжить свою борьбу. Ну а для того, чтобы выжить, сейчас требовалась самая малость — двигаться, ведь движение это жизнь.

— Привал закончен! — отрывисто скомандовал Алексей Басов, резко, словно пружиной подброшенный, поднимаясь на ноги. — Встать, бойцы! Подтянулись! Олег, на раз-два, подхватили!

Азамат Бердыев, снова нацепив на себя весь свой арсенал, привычно занял место в голове колонны, готовый встретить первым любую опасность. А Олег Бурцев по команде полковника подхватил носилки, вновь услышав, как слабо стонет Матвей Осипов — бывший омоновец упрямо цеплялся за жизнь, но все реже и реже приходил в сознание. Уставшие руки пронзила ставшая привычной тупая боль — мышцы едва не лопались от напряжения, и недолгий отдых мало что изменил.

— Готов? — Басов окликнул Олега сзади — полковник, как обещал, поменялся с товарищем местами. — Двинулись! Азамат, ты наши глаза и уши! Смотри в оба и рук не снимай с оружия! Ничего еще не закончилось! Вперед!

Бердыев, забросив за спину висевший на плече стволом вниз РПК-74М, и поудобнее перехватив свой «калашников», чтобы немедленно открыть огонь в случае необходимости, снова оказался во главе отряда. Он честно старался помочь своим товарищам, пыхтевшим и сопевшим за его спиной под тяжестью четвертого выжившего бойца, который уже даже не стонал в ответ на не слишком аккуратные толчки и тряску. Людям, проделавшим огромный путь, успевшим побывать в бою, а вот отдохнуть нормально не успевшим, было тяжело, и с каждым шагом становилось отнюдь не легче. Они не забывали, что враг близко, но усталость брала свое, и потому никто из троих — Осипов был точно не в счет — не услышал слабое жужжание, звук, явно чуждый этому лесу. А когда жужжание превратилось в мерный гул, разорвав небо над их головами, оказалось слишком поздно.

Беспилотный разведчик RQ-1A «Предейтор» описал уже столько кругов над лесом, что на земле потеряли им счет. «Дрон» был способен находиться в воздухе до шестидесяти часов — при небольшом удалении от базы. Ни один живой пилот не выдержит полет такой продолжительности, и тут не поможет ни индивидуальное меню, ни микроволновка, чтобы разогреть сухой паек, ни туалет. А остававшиеся на земле операторы «Прейдетора» могли менять друг друга, не доводя себя до такой степени переутомления, когда не понимаешь, что делаешь за этим пультом и что видишь на экранах перед собой.

Этот RQ-1A находился в небе сравнительно недолго. Его подняли в воздух спустя несколько минут после того, как прогремели взрывы на нефтепроводе, и сейчас беспилотник кружил на небольшой высоте над бескрайним лесом, шаря по земле объективами своих камер — инфракрасной и пары обычных, передававших изображение в видимом диапазоне. От первой пользы сейчас было явно больше — любой излучающий хоть немного тепла объект отчетливо различим в прохладную погоду на большом расстоянии, а благодаря умелой маскировке и хорошему камуфляжу от невооруженного глаза можно легко укрыться, тем более, в дремучем лесу.

Широко раскинув узкие прямые крылья, «Предейтор», благодаря маскирующей окраске, почти неразличимый на фоне пасмурного неба, совершал облет отведенной именно ему зоны ответственности, фиксируя любое движение на земле. Поршневой восьмидесятисильный мотор «Ротакс», очень экономичный в плане расхода топлива, позволял развивать скорость двести двадцать километров час, но сейчас разведчик летел с крейсерской скоростью вдвое меньшей, и операторы, находившиеся за полсотни миль, на земле, на одной из опорных баз Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, могли отчетливо видеть все, происходящее в бескрайнем русском лесу.

Сами операторы, кстати, несмотря на то, что находились на земле в безопасности и относительном комфорте — можно покурить, выпить чашку кофе и не спеша пожевать сэндвич — не расслаблялись. «Предейтор» двигался по заложенному в его бортовой компьютер маршруту, а от его «экипажа» требовалось постоянно наблюдать за обстановкой, всматриваясь до рези в глазах, в удивительно однообразную картинку на широкоформатных мониторах.

— Контакт! — Один из операторов вздрогнул, подавшись вперед, когда на сером фоне экрана проступили ослепительно-белые пятна — так программа отображала теплоконтрастные объекты, попавшие в объектив инфракрасной камеры беспилотника.

— Квадрат Браво-семь, — зачастил его напарник, сверяясь с данными навигационной системы. — Три отметки. Нет, четыре!

— Переходим на ручное управление!

— Рождер, командир! Автопилот отключен!

Руки операторов легли на рычаги самых настоящих штурвалов — все было похоже на дорогой симулятор. А где-то далеко беспилотный разведки, паривший над суровой русской тайгой, накренился, выполняя разворот и будто соскальзывая вниз с невидимой горки.

— Опускаемся до трехсот футов, — приказал командир экипажа, крепок стиснув ручки управления. — Провести опознавание цели! Черт возьми, — усмехнулся он, покосившись на напарника, — хоть это и русские, не хочется влепить ракету в каких-нибудь грибников!

«Предейтор» четко выполнил маневр, развернувшись в сторону обнаруженных целей и направив туда, вниз, объективы всех своих камер. Несколько минут — и четверку людей, пробиравшихся через лес, можно было увидеть в оптическом диапазоне. Сперва — скопление темных точек на сером фоне, затем — фигурки в камуфляже, мелькавшие среди зарослей кустарника, порой исчезая под сенью раскидистых крон.

— Они что-то тащат! Кажется, носилки!

Люди внизу вдруг, как по команде, бросились под деревья — наконец-то услышали звук мотора пролетевшего чуть ли не над их головами беспилотника. Еще секунда, и на земле что-то сверкнуло, как будто там, в лесной чаще, заработала сварка.

— Дьявол! Они стреляют по нам! Мы под обстрелом!

Операторы не видели летящие с земли к «Предейтору» трассеры. Но четкая картинка на экранах вдруг сменилась мерцающей рябью — где-то над тайгой падал сбитый метким огнем с земли беспилотник.

Американского «Хищника» они заметили слишком поздно — сказалась жуткая усталость последних часов. И только когда беспилотник вынырнул из-за деревьев, возникнув едва ли не над головам партизан, сквозь шум в ушах Олег Бурцев услышал мерное жужжание его двигателя. Секунду спустя по лицам скользнула смазанная тень.

— Воздух! — Азамат Бердыев первым вскинул автомат, и, удерживая «калашников» одной рукой, выпустил поверх голов своих товарищей длинную очередь. — Беспилотник!

— Живо под деревья, — приказал Басов. — Падлы, достали все же!

Узкокрылый «Предейтор» серым коршуном накинувшийся на отряд, описал неправильный круг, опускаясь все ниже, словно для того, чтобы лучше рассмотреть застигнутых врасплох людей. Полковник знал, чем чревата встреча с этим «летающим роботом» — их местоположение наверняка известно противнику, и сюда, скорее всего, уже летят вертолеты с десантом. В прочем, можно обойтись и без этого — «Предейтор» вполне может быть вооружен, пусть всего одной-двумя ракетами «Хеллфайр», но против трех, ну, даже четырех человек, этого хватит с лихвой, и не придется лишний раз рисковать жизнями американских парней.

— Ходу, Олег! — Алексей торопил напарника, кожей чувствуя, как по спине движется прицельная марка. — Бегом!

Басов с Бурцевым, удержавшись от того, чтобы бросить носилки, метнулись под крону ближайшего дерева, и уже там опустили Матвея на землю. Полковник вскинул автомат, по привычке лязгнув затвором, хотя патрон уже был в стволе, и, кое как поймав в прорезь прицела опустившийся уже метров до ста, или еще ниже, беспилотник, нажал на спуск.

Два автомата залаяли хором, выпуская в небо поток свинца. Бежать все равно нет смысла — «Предейтор» так и будет висеть над ними, кружить и кружить, указывая цель доблестным парням из Армии Соединенных Штатов. Олег Бурцев подскочил к увлеченно палившему в небо Бердыеву, на бегу крикнув:

— Пулемет! Быстрее!

Азамат, прервавшись на секунду, швырнул товарищу его РПК-74М с заранее примкнутым снаряженным магазином. Все, что оставалось Олегу, на лету поймавшему оружие обеими руками — откинуть приклад, отжать предохранитель, взвести затвор, отведя рукоятку заряжания назад до упора и отпустив ее. Что он и сделал. А затем, прицелившись, задержав на миг дыхание, нажал на спуск.

— Сука! Получай!

Для гвардии старшего сержанта в этом самолете, чертившем ровные круги над его головой, обратившем вниз бесстрастный взгляд бортовых телекамер, воплотились разом все враги. Все они, до единого, смотрели сейчас на суету трех человек, опасно балансировавших между жизнью и смертью. И Бурцев, не жалея патронов, не чувствуя отдачи, стреляя и стрелял, инстинктивно избегая длинных очередей и видя, как уходят в серое небо бледными росчерками покидающие ствол пули.

Под сосредоточенным огнем из трех стволов «Предейтор» сделал еще полтора круга — и, задымившись, качнув крыльями влево-вправо, вдруг накренился и камнем устремился к земле.

— Горит! Он горит! — закричал сам не свой от дикой радости сержант. — Получи, падаль!!!

Непонятно было, кому улыбнулась удача, чьи пули настигли летающего «соглядатая», да это было и не важно. Беспилотник исчез за деревьями, упав на землю без взрыва и прочих спецэффектов — взрываться на его борту было попросту нечему. На какое-то время, пусть весьма недолгое, противник вновь потерял из виду группу партизан.

— Завалили!!! Мы сделали его!!! — Алексей Басов победно потрясал над головой «калашниковым». — Молодцы, ребята!

— Теперь они от нас не отстанут!

— Они и так не отстанут, — помотал головой полковник. — А пока пусть попробуют сначала нас отыскать. Азамат, навигатор цел еще?

Для того чтобы достать прибор спутниковой навигационной системы, стойко переживавший все тяготы партизанских будней, Бердыеву пришлось отложить автомат и стащить ранец со спины.

— Держи, командир! — Сержант бросил компактный прибор Басову, а тот ловко поймал его одной рукой — вторую полковник не снимал с оружия.

Положение их группы было отмечено на экране большой пульсирующей точкой. А совсем рядом с ней полз, извиваясь, пунктир заветной линии, за которой партизан ожидало спасение.

— Мы почти на границе зоны ответственности американцев, — произнес Алексей Басов, глаза которого блестели от счастья. — Нужно пройти совсем немного!

Известие о том, что они почти выбрались из опасной зоны, подхлестнуло бойцов, придав им новых сил. Американцы, с самого начала лицемерно заявлявшие, что их присутствие на территории России — никакая не оккупация, придерживались определенных правил, и партизаны знали об этом. Разумеется, правила и существовали для того, чтобы их нарушать, но лес, простиравшийся на сотни верст, все равно не был одинаково опасным. Если прямо здесь янки могли делать все, что угодно — бомбить, заливать напалмом, расстреливать ракетами — и могли оправдать свои действия, то, стоит пройти еще пару километров, они вынуждены будут озираться после каждого выстрела, и бить, только убедившись наверняка, что рядом нет посторонних, что некому будет выложить во «всемирную паутину» очередную запись «бесчинств» американских солдат.

— Бойцы, продолжаем движение, — скомандовал Басов, окрыленный мыслью о том, что пройти осталось совсем немного, и можно будет перевести дух, не озираясь постоянно в поисках опасности. — Олег, давай, подхватили носилки, и ходу, ходу, ходу!

Вкладывая в этот рывок последние силы, партизаны, вымотанные, казалось, до предела предыдущим маршем, бросились со всех ног, чудом угадывая верное направление и чувствуя, как дышит в спины погоня. Они выиграли еще один бой и верили, что заслужили этим хотя бы крохотный шанс.

В расположенном за десятки миль от места боя штабе командир аэромобильной бригады, обеспечивавшей безопасность строящегося нефтепровода, довольно потер руки — эти русские идиоты выдали себя с головой, как только открыли огонь по «Предейтору». Сбитый беспилотник, конечно, жаль, чертовски дорогая игрушка, и очень полезная. Но это всего лишь механизм, пусть и весьма сложный, «Дядя Сэм» богат, он может сделать таких тысячи, и лучше лишиться «дрона», чем потерять живых людей.

— Лейтенант, координаты места падения «Хищника» известны? — командир бригады взглянул на офицера связи, окруженного с трех сторон мониторами и приборными консолями.

— Так точно, сэр! Данные получены!

— Передайте координаты авиации! Русские не могли уйти далеко! Пора разделаться с ними!

— Слушаюсь, сэр!

Лейтенант застучал по клавишам, а стоявший над ним полковник усмехнулся — глупые русские только зря теряют время. Завалили «Хищника», думают, что смогут уйти, но ведь все напрасно. Несколько минут — и от очередной группы фанатиков-террористов останутся лишь воспоминания. Связист рядом уже кричал в эфир чьи-то позывные, скоро над головами русских будут кружить стянутые со всей округи самолеты, и никто не выживет под тем градом бомб, что обрушится на этих глупцов.

Огромный бомбардировщик В-52Н «Стратофортресс» величаво парил на высоте двенадцать тысяч метров — несколько меньше, чем составлял потолок двухсоттридцатитонной машины, но достаточно высоко, чтобы на земле едва могли расслышать доносящийся из поднебесья гул турбин. Восемь турбореактивных двигателей «Пратт-Уитни», попарно укрепленных на подкрыльных пилонах, держали в небе крылатую махину, в кабине которой, отрезанные от привычного мира тонкой обшивкой фюзеляжа и нескончаемыми милями пустоты, дремали, пытаясь устроиться поудобнее в катапультируемых креслах, пять человек — экипаж стратегического бомбардировщика.

Люди не принимали сейчас никакого участия в управлении полетом своего самолета. «Стратофортесс», подчиняясь командам «автопилота», бортового компьютера, получавшего данные о координатах от инерциальной навигационной системы «Хониуэлл» AN/ASN-131, простой и надежной, ходил по замкнутому маршруту, представлявшему окружность радиусом почти пятьдесят миль. В небе не было никаких ориентиров, приметных вех, по которым можно отмечать путь. Все, что видели пилоты — зиявший прорехами облачный ковер, серое покрывало, укутавшее землю. Иногда сквозь рваные дыры в этом покрове удавалось разглядеть бескрайний лес, буро-зеленый простор, по которому змеились серебристые ленты рек, что нести свои воды к не такому уж далекому от этих мест Белому морю.

— Какого черта здесь мы вообще нужны? — Капитан Митчелл, второй пилот, в прямом и переносном смысле — правая рука командира экипажа, потянулся, меняя позу, когда тело от неподвижности начало заткать. — Компьютер со всем справляется не хуже человека, он не устает, не отвлекается. Давно пора перевести все бомбардировщики на дистанционное управление. Было бы неплохо — сидишь на земле, с пивом и гамбургером, жмешь на кнопки, а где-то за тысячу миль на головы каких-нибудь ублюдков падают сброшенные по твоей команде бомбы!

Полковник Колин Руперт ничего не сказал в ответ — отчасти потому, что было лень тратить силы даже на такую мелочь, а отчасти — потому что маявшемуся от скуки экипажу нужно было хоть как-то развлечься, так что пусть треплются, если это не мешает делу. Тем более, полковник был во многом согласен со своим вторым пилотом, ведь тогда, над водами Баренцева моря, они оба уже успели попрощаться с жизнью, падая в море на поврежденной машине, с трудом удержав тогда в воздухе расстрелянный в упор русским перехватчиком «Стратофортресс» и таки дотянув до Норвегии, где не приземлились — рухнули на первую попавшуюся полосу. За несколько минут шесть человек, шесть летчиков, постарели на несколько лет, но им еще повезло — чертов русский «Фоксхаунд» за несколько мгновений свалил три В-52Н, и не все члены экипажей атакованных машин смогли воспользоваться катапультой.

— «Предейторы» ведут разведку, управляясь с земли по радио, — развивал мысль вошедший во вкус Митчелл. — И не только разведку — они могут сразу же атаковать обнаруженную цель ракетами «Хеллфайр», а если с земли ответят огнем, операторы ничем не рискуют. Ведь то же можно сделать и с нашими «динозаврами». Наверное, опять экономят! Проще послать в пекло простых американских парней, чем потратить несколько миллионов на то, чтобы создать хренов компьютер, и путь он воюет, сколько угодно!

Колин Руперт снова промолчал. Всегда считалось, что экипажи стратегических бомбардировщиков рисковали намного меньше других пилотов — истребителей и штурмовиков, выходивших в атаку на цели, видимые невооруженным глазом. Вся работа «Стратофортрессов» заключалась в том, чтобы выйти на рубеж пуска, отстоящий от цели на добрую тысячу миль, избавиться от своих ракет и спокойно вернуться домой. И в тот майский день все должно было быть именно так — но русские перехватчики, появившись тогда, когда их никто не ждал, заставили вспомнить, что на войне можно и умереть.

За тот бой им объявили благодарность, всем, кто выжил, кто добрался до земли целиком, а не по частям. Благодарность и недолгий отпуск — вот и все, что они получили. А потом снова пришлось возвращаться на войну. И командир Девяносто второго бомбардировочного авиакрыла, вдохновляя остальных пилотов, совершал вылеты едва ли не чаще, чем любой другой его экипаж.

Тяжелый бомбардировщик В-52Н «Стратофортресс» оказался самолетом, намного более универсальным, чем новейшие многофункциональные истребители вроде «Раптора» или «Страйк Игла». Именно стратегические «Боинги» начали операцию «Доблестный удар», выпустив из-за горизонта такую тучу ракет AGM-86C по позициям русских, что вражеская система противовоздушной обороны захлебнулась. Это уже потом в пробитые бреши ворвался поток палубных «Супер Хорнитов», добивая ошеломленных русских, а начали все именно пилоты «Стратофортрессов», да еще подводники, посылавшие вдогон свои «Томагавки». Это они обеспечили успех воздушного наступления, добыв победу в бою.

Тогда им сказали, что все, закончилось, что они — герои и просто молодцы, что мир счастливо избежал ядерной войны. Полковник Руперт был готов в это поверить, ведь он сам видел понуро бредущих русских солдат, целые колонны русских, обезоруженных, сопровождаемых чисто символически конвоем. Но это было только начало. Многие враги сдались в плен, сложил оружие, но были другие, те, кто ушел в леса, и теперь наносил стремительные, внезапные и точные удары. И снова гибли американцы, а это означало, что вновь нашлась работа и для крылатых «ветеранов» В-52Н.

Враг поменялся — вместо армии, вооруженной всеми видами оружия, имеющей четкую структуру, центры управления, по которым так хорошо наносить удары крылатыми ракетами, пришли классические партизаны, летучие отряды, не имеющие даже какой-то постоянной базы. А потому изменилось и оружие, и сейчас в грузоотсеке, на многозамковых бомбодержателях вместо «умных» ракет были подвешены свободнопадающие бомбы «Марк-82» калибром пятьсот фунтов, всего двадцать четыре штуки — намного меньше, чем мог поднять в небо огромный мощный «Стратофортресс». Простое, грубое, даже примитивное оружие — но способное стать смертоносно опасным в сочетании с бортовой прицельно-бомбардировочной системой IВМ-«Рейтеон» ASQ-38, дополненной обзорно-навигационной системой AN/ASQ-151. Последняя, включавшая низкоуровневую телевизионную камеру и тепловизор, позволяла вести поиск целей автономно и в любое время суток. Но «Стратофортресс» был не одинок — в тесной связке с ним действовали беспилотные разведчики RQ-1A «Предейтор» и более мощные RQ-4A «Глобал Хок», и даже спутники типа «Ки Хоул-11», а потому лишенные каких-либо систем наведения бомбы — такими же когда-то стирали в пыль немецкие и японские города — ложились с поистине убийственной точностью. В прочем, использовать свое оружие экипажу полковника Руперта пока так и не довелось. А потому приходилось, вот как сейчас, коротать время за бессмысленной, в общем-то, беседой.

«Стратофортресс» неожиданно оказался более приспособленным для миссий COIN, чем даже специально созданный для борьбы еще со вьетконговскими повстанцами АС-130, «летающая канонерка». «Милитаризованному» транспортнику «Геркулес» требовалось опуститься на малую высоту, чтобы вести точный огонь из бортового оружия — стапятимиллиметровой гаубицы, автоматических пушек и пулеметов «Миниган». Опуститься — и подставиться под ответный огонь с земли, под ракеты ПЗРК.

Экипаж «канонерки» вынужден вести бой со своим противником на равных, заведомо дав находящемуся на земле врагу шанс на победу. Совсем другое дело «Боинг», сбрасывающий бомбы из-за облаков но с потрясающей точностью — максимальный эффект при почти полном отсутствии риска. В прочем, кое-кому из экипажа В-52 даже этого уже было недостаточно:

— Вот, например, «Рипер» может находиться в воздухе двое суток, ему не нужна дозаправка, которая может угробить экипаж и без помощи противника, — продолжал развивать идею капитан Митчелл, приободренный тем, что его товарищи по оружие молчали, но вроде бы с одобрением. — Экипаж не совершит ошибку из-за усталости, потому что пилоты запросто могут отдохнуть, попить пивка, отлить, а не терпеть и мучаться в ожидании посадки, просто менять друг друга хоть каждый час.

Четыре человека, офицеры Стратегического воздушного командования ВВС США, по долгу службы не склонные к пустой болтовне, откровенно скучали, и потому без возражений слушали рассуждения своего пятого товарища. Вообще-то в экипаж стратегического «Боинга» по штату входило шесть человек, но — вот она, печать времени, новые обстоятельства, изменившие очень многое из того, что казалось привычным, незыблемым — вылеты давно уже совершались в «облегченном составе». Операторы систем радиоэлектронной борьбы давно уже прохлаждались на земле, или поменяли квалификацию, научившись чему-то более полезному, ведь новый враг не имел ни дальнобойных ракет «земля-воздух», ни истребителей-перехватчиков, от которых бы нужно было отгораживаться, кутаясь в «одеяло» электромагнитных помех, слепящих головки наведения и радары.

Противник, скользивший бесплотными тенями в сумраке бескрайнего леса, вообще не имел тяжело оружия, но то, что было, использовал с максимальной эффективностью. Враг мог появиться где угодно и когда угодно, атаковав внезапно, и столь же внезапно исчезая, растворяясь в вековой чаще. И потому в небе над тайгой, так высоко, что на земле едва был слышен гул могучих турбин, кружили гиганты «Стартофортресс». Тяжелые бомбардировщики, дозаправляясь прямо в полете, могли оставаться в воздухе сутки и даже больше, пока не уставал экипаж, а при скорости в тысячу километров в час, на самой границе звукового барьера, «бомбовозы» могли оказаться в нужной точке своего района ответственности за считанные минуты, обрушив на головы русских смертоносный град. Неуязвимый для легкого вооружения русских партизан, В-52 кружил и кружил над землей ангелом возмездия, терпеливо выжидавшим, пока в прицеле появится враг.

— Громила-один, это Альфа-шесть, прием! — Голос наземного координатора полетов вырвал командира экипажа из блаженного расслабления, напомнив в одно мгновение, что все они пока еще находятся на войне. — Прием, как слышите меня?

— Я Громила-один, на связи!

Колин Руперт подобрался, напрягся, сбрасывая с себя сонную одурь, и остальные члены экипажа уже были готовы действовать.

— В квадрате Браво-семь обнаружен противник.

— Это на самой границе зоны ответственности, — заметил штурман, колдовавший над приборной панелью бортовой навигационной системы. — Если немного ошибемся, отбомбимся по русской территории, будут проблемы!

«Стратофортесс», могучая стальная птица, не был волен выбирать, куда лететь. Бомбардировщик упорно держался одного района, полосы шириной сто миль, осью которой была ниточка строящегося нефтепровода. Невидимую черту, проведенную политиками, вечно ставящими палки в колеса людям в погонах, пересекать было запрещено, тем более было запрещено применять оружие за пределами разрешенной зоны, и командиру экипажа это было хорошо известно. Армия США не оккупировала Россию — она просто охраняла американских граждан, находящихся на русской территории, а, значит, там, где не было американцев, нечего было делать и американским солдатам, в том числе, и пилотам полковника Руперта.

— Если нарушим границу — хреновы политики, всякие умники из Госдепартамента, нас сожрут живьем, — согласился со штурманом капитан Митчелл.

— Достанем русских, пока они на нашей территории, — процедил командир экипажа «Стратофортесса», искоса взглянув на второго пилота. — Им не уйти!

— Громила-один, я Альфа-шесть, — снова напомнила о себе далекая земля. — Приказываю уничтожить цель! Передаю точные координаты…

— Вас понял, — спокойно отозвался командир экипажа. — Квадрат Браво-семь. Меняю курс. Подлетное время — четыре минуты.

— Будьте осторожны, Громила-один, — предупредил безликий голос, в которой динамик рации убил любой намек на человеческие эмоции, словно с экипажем разговаривал какой-то фантастический робот. — Террористы сбили «Хищника»! Возможно наличие зенитных ракет!

— Черт возьми, — негромко присвистнул капитан Митчелл. — Зубастые ребята, мать их!

— К дьяволу, — отрезал командир. — Мы разделаемся с ублюдками! Отключить автопилот! Курс три-пять-ноль!

Сейчас Руперт и Митчелл действовали, как одно целое. Несколько касаний приборной панели — и самолетом вновь управляет его экипаж. Рычаг управления идет влево, и одновременно громадный «Боинг», двухсоттонная крылатая махина, плавно разворачивается, а в «голосе» его турбин слышится скрытая ярость — это второй пилот увеличил обороты.

За четыре минуты несколько пеших, уже проделавших огромный путь по дикому лесу, причем отнюдь не прогулочным шагом, не смогут уйти далеко. Сбитый «Хищник» успел получить точные координаты цели, отряда русских террористов, ставшие точкой отсчета для экипажа «Стратофортресса». Как бы ни спешил враг, он все равно будет поблизости, а на борту В-52Н достаточно бомб, чтобы перепахать несколько акров, причем — не по одному разу.

Противник там, внизу, это не более чем мишень, и опасен он ровно столько же, сколько картонный силуэт на противоположном конце стрельбища. Русские могут бежать, сломя голову, или затаиться, надеясь, что их не заметят — исход будет один. Они не услышат ничего, только стон воздуха, рассекаемого стабилизаторами мчащихся к земле бомб, и погибнут, даже не успев осознать, что это летит к ним с небес смерть.

— Командир, мы на месте, — сообщил штурман.

Экипажи «Стратофортрессов» очень редко видели свои цели. Они наносили удар из-за горизонта высокоточными крылатыми ракетами — или бомбили с высоты нескольких миль, так, что разглядеть что-либо на земле было просто невозможно. Вот и сейчас под крылом «Боинга» были лишь клубящиеся облака, но полковник Руперт не сомневался, что их цель точно там, куда указывает штурман, мастер своего дела.

— Открыть бомболюки, — приказал командир экипажа. — Сбросить бомбы!

Створки люков в «брюхе» бомбардировщика плавно разошлись в стороны, и в узкие щели один за другим, скользнули остроконечные цилиндры пятисотфунтовых бомб. Разгоняясь под воздействием собственного веса, бомбы «Марк-82», лишенные каких-либо систем самонаведения, устремились к земле, пробивая облачную пелену, расходясь широким конусом, вершиной которого и был сам «Стратофортресс».

— Сброс произведен! — четко доложил капитан Митчелл.

Несколько мгновений — и внизу все покрывается «кустами» взрывов, сливающимися в сплошное море огня. Две дюжины авиабомб, падающих по прихотливой траектории, лишь слегка сглаженной стабилизаторами, засеяли огромное, с несколько футбольных полей, пространство, перемалывая там все, перепахивая осколками. Они падали беспорядочно, не давая шанса укрыться, предсказать, куда именно будет нанесен удар, где грянет очередной взрыв — враг мог метаться из стороны в сторону, тщетно пытаясь спастись, но всюду он будет натыкаться на стену пламени и секущий ливень из раскаленного свинца. Никому не выжить под этим адским дождем.

— Альфа-шесть, я Громила-один, прием!

Колин Руперт бесстрастно повторял свои позывные, запрашивая землю. Полковник никогда не видел убитых им врагов, и сейчас не испытывал ничего, похожего на раскаяние или угрызения совести при мысли о том, что секунду назад оборвал еще несколько жизней.

— Слышу вас, Громила-один!

— Задание выполнено, — доложил Руперт. — Цель поражена. Жду дальнейших указаний.

— Громила-один, возвращайтесь на базу!

«Стратофротресс», израсходовавший весь боекомплект, полегчавший за минуту на пять с половиной тонн, серой тенью скользнул над облаками, разворачиваясь в сторону своей базы. Экипаж полковника Руперта выполнил приказ. Через несколько минут в зоне нанесения удара будет беспилотник, который оценит результаты атаки. Если сделанного окажется мало, бомбардировка повторится. С русскими все равно будет покончено. Хотя сами они не были готовы так легко смириться с очевидным.

Уставшие, двигавшиеся на пределе человеческих сил, люди, не слышали гул парящего над облаками самолета, даже когда крылатая машина оказалась почти над их головами. Все, что они слышали — собственное хриплое дыхание и биение работавшего «на предельных оборотах» сердца, казавшееся оглушающим грохотом. И только нарастающий вой, противный, словно плач на похоронах, заставил их остановиться, прислушавшись ко все более отчетливому звуку.

— Что за черт?! — Олег Бурцев вертел головой, пытаясь понять, откуда идет этот странный звук. Казалось — отовсюду разом. — Командир, ты тоже слышишь это?

Алексей Басов ответить не успел. Вой, волной накрывший группу, замершую на небольшой прогалине, вдруг оборвался грохотом взрыва, и на пути партизан поднялась стена дыма и огня. А затем бомбы упали слева и справа, и ударная волна сбила людей с ног, а осколки с визгом прошли над головами, срезая молодые деревца, словно гигантская пила.

Партизаны не прятались, тем более, не бежали — некуда было бежать, и не от кого прятаться. Огненный вал прокатился по дремучему лесу, взрывы с корнем выкорчевывали огромные деревья, столбы огня вздымались повсюду, и земля под ногами не переставал дрожать.

— Это бомбардировка! — Голос Басова увяз, потерялся в грохоте взрывов, и только по движению губ Бурцев разобрал, что хотел сказать командир. — Нас бомбят с большой высоты! Олег, давай за мной, в воронку! Азамат, не отставай!

Полковник не был ни пилотом, ни артиллеристом, но помнил старую мудрость о том, что снаряд не попадает дважды в одно место. И потому он повел своих бойцов к еще дымящейся свежей воронке, вырытой взрывом бомбы там, где недавно стеной возвышался колючий кустарник, такой, что без топора нечего и думать пройти сквозь него. Басов с Бурцевым, не бросившие носилки, на которых безжизненной грудой лежал их боевой товарищ, бежали первыми, за ними спешил Бердыев, так и не расставшийся с оружием, бряцавшем при каждом шаге бывшего танкиста.

Ухитрившись не выпустить из рук носилки, ставшие вдруг невероятно тяжелыми и неудобными, полковник и сержант спустились на дно воронки, а когда на краю ее оказался Азамат Бердыев, рядом разорвалась еще одна бомба. Ударная волна подхватила партизана, с размаху швырнув его вниз и приложив лицом. А сверху на бойцов летели поднятые взрывом в воздух комки земли. Один из них ударил по макушке Олега Бурцева, заставив десантника громко выругаться.

— Замерли все, — приказал Басов, убедившись, что все его люди на месте. — не высовываться!

Олег Бурцев и не думал покидать даже такое, ничуть не казавшееся безопасным, убежище. Бывший гвардии старший сержант, а ныне обычный партизан, только теперь понял, как чувствует себя таракан, застигнутый не вовремя зашедшим на кухню хозяином на обеденном столе. Беги, не беги — в любой миг на тебя сверху может обрушиться свернутая в трубочку газета, от которой уж точно не увернешься.

Все, что хотелось Олегу сейчас, это скатиться на дно воронки, свернуться там калачиком, зажмуриться, закрыть руками голову, и сделать вид, что вокруг ничего не происходит. Раньше, в горах Чечни, десантник хотя бы видел противника, мог стрелять в ответ, надеясь, что зацепит врага, но теперь, когда враг кружил на высоте нескольких километров, так что даже звук турбин не достигал земли, вся выучка, весь боевой опыт, все мастерство владения оружием, были бесполезны, против слепо мчащейся к земле бомбы.

Очередной взрыв прогремел так близко от укрытия партизан, что края воронки начали осыпаться, грозя заживо похоронить горстку храбрецов. Ударная волна прокатилась по выемке, и Бурцеву показалось, что по голове его хорошо приложило кузнечной кувалдой. В ушах зазвенело, в носу что-то влажно захлюпало — Олег утерся, и увидел кровь на грязной, испачканной в земле ладони. А затем наступила тишина, и потребовалась не одна минута, чтобы понять, что это — отнюдь не последствия контузии.

— Бомбы закончились, — хрипло произнес над самым ухом десантника Алексей Басов, тоже грязный, с безумным блеском в вытаращенных глазах. — Суки, сожрали! — Полковник вскинул сжатый кулак, словно грозя серому пасмурному небу: — Хрена вы нас достанете! Все, парни, выбираемся! Гляньте, как Матвей, жив ли?

— Дышит! — Азамат Бердыев улыбнулся, словно это была самая счастливая новость в его жизни.

— Полезли, ребята! Олег, берем носилки! Аккуратнее!

Партизаны, карабкаясь по крутому склону, скользя вниз и с трудом удерживаясь на ногах, выбрались на поверхность и замерли — леса, через который они пробирались с такими мучениями, больше не было. На километр вокруг, или даже больше, простирался самый настоящий лунный ландшафт. Всюду дымящиеся кратеры воронок, задранные к неб корни выкорчеванных взрывами деревьев, а под ногами при каждом шаге ощутимо скрежещут щедро напитавшие землю осколки.

— Мать твою! — Олег вдруг представил, что осталось бы на месте города, избери его своей целью американский самолет. Несколько кварталов, десятки домов, были бы превращены в груды битого камня, погребя под собой сотни жильцов.

— Идем! Живее! Не спать, мужики!

Какие картины родились при виде того, что осталось от векового леса, в сознании полковника Басова, для его товарищей осталось тайной, но командир группы спешил увести своих бойцов подальше отсюда. Хотя бы потому, что на открытой местности они были хорошо заметны для вражеских беспилотников.

Американский полковник в нетерпении барабанил по столешнице, ожидая доклада операторов, выводивших в район нанесения удара еще один беспилотник — «Стратофортресс» сделал все, как надо, отбомбился и теперь возвращался на базу, от него, от экипажа бомбардировщика, ничего больше не зависело. Но подтвердить результаты атаки было все же необходимо.

— Сэр, подлетное время «Хищника» — пять минут! — доложил один из операторов, худосочный бледный очкарик, самый настоящий «ботаник». В годы кадетской юности полковника таким не было места в армии, а теперь светлая голова на плечах, пусть узких и сутулых, ценилась побольше, чем могучие бицепсы, особенно, если кроме бицепсов ничего больше и не было.

— Черт возьми, что вы тянете?! О, как долго!

Операторы «Предейтора», мчавшего к заданной точке «на всех парах», не обращали внимания на мучавшегося в ожидании командира. Беспилотник двигался по заранее заложенному маршруту, но «экипаж» постоянно отслеживал «картинку» с бортовых камер — инфракрасной и обычной телевизионной, низкоуровневой, позволявшей вести наблюдение при плохой освещенности.

— Мы в зоне нанесения удара! Вывожу изображение с камер на главный экран!

Огромная жидкокристаллическая панель мигнула, и собравшиеся в командном центре офицеры, в том числе и командир аэромобильной бригады Сто первой дивизии, ответственной за безопасность американского персонала на всем Севере России, увидели огромное пространство, испещренное язвами воронок — следами недавней беспощадной бомбардировки. Удар «Стратофортресса», кажется, уничтожил все живое на нескольких десятках, если не сотнях акров. Свободнопадающие бомбы, точку попадания которых невозможно предугадать, были коварным и жутким оружием, страшнее было бы, имей этот В-52 на борту напалм, но и того, что было, хватило, чтобы вызвать трепет в сердцах военных, которые сами знали, на что шли, отдавая приказ о воздушном ударе.

— С русскими покончено, — произнес кто-то. — Что бы могло уцелеть там?

И тотчас оператор, словно назло говорившему, сообщил на все помещение:

— Есть сигнал! Группа теплоконтрастных целей!

«Предейтор» описал круг, выходя на группу людей, как раз выбравшихся из густой рощи на обширную поляну. Оператор тронул ручку управления, заставляя беспилотник снизиться, чтобы цель оказалась как раз в фокусе высокочувствительных камер разведчика.

— Это они! — зло прорычал полковник. — Живучие, ублюдки!

— Сэр, цель в зоне поражения! Готов к атаке!

Беспилотный самолет «Предейтор» был отнюдь не безобидным разведчиком — на пилоне под фюзеляжем «дрона» была подвешена противотанковая ракета AGM-114A «Хеллфайр» с лазерным наведением. И луч лазерного целеуказателя, обязательно входившего в комплектацию авионики «Хищника», был нацелен в спины сорвавшихся с места, бросившись бежать, людей в грязном камуфляже. Оператор, положив руку на панель управления, выжидающе взглянул на командующего.

— Уничтожьте их!

— Пуск!

Оператор нажал кнопку… и ничего не произошло. Ракета не сорвалась с пилона, устремляясь в погоню за беглецами, разматывая за собой тонкую нить дымного следа.

— Что за черт?!

— Запрещающий сигнал! — немедленно доложил оператор. — Цель только что пересекла границу разрешенной зоны, полковник, сэр!

Это была страховка от человеческой глупости, на случай, если кому-то захочется вдруг пострелять. Спутниковая навигационная система, которой оснащались почти все, за редким исключением, летательные аппараты, исправно передавала координаты, и свои, и цели, на пост управления, а компьютер, сопоставив их с заложенными в его память, выдал однозначный ответ — противник находился вне зоны ответственности. Чтобы снять блокировку, требовалось немногое — санкция вышестоящего командира, чистая формальность, и тогда «Хеллфайр» все же совершит свой первый и единственный полет.

— Полковник, сэр, жду вашей команды!

— Отставить, лейтенант, — негромко, но четко, произнес командующий бригадой. Он не верил в предначертание, но сейчас решил, что это судьба. Русские оказались там, где у него лично не было власти над их жизнями, оказались не раньше и не позже, именно в тот миг, когда должны были все разом погибнуть. — Черт возьми, как бы я хотел быть таким везучим сукиным сыном, — еще тише промолвил полковник, и затем так, чтобы слышали находящиеся радом офицеры: — Свяжитесь с русскими, дайте им координаты группы террористов, маршрут движения, все, что есть! Пусть теперь покажут, что мы не зря тратим доллары на оснащение их Сил безопасности!

Офицер связи уже запрашивал штаб ближайшего подразделения русской полиции — их было расквартировано немало вдоль границы зоны ответственности Армии США. Скоро район нахождения террористов будет надежно блокирован. Довольно зря гибнуть американским парням, их уже и так убито немало на этой земле. Полковник расслабленно выдохнул — свое дело он сделал.

Группа выбралась на большую поляну, позади остался перелесок, чудом не сметенный бомбардировкой, а впереди — обширное пространство, лишь кое-где поросшее жидким кустарником. В таком не спрячешься, не затаишься. И именно в тот миг, когда группа достигла центра поляны, и кромка леса уже приближалась, чтобы укрыть партизан, из облаков вывалился американский беспилотник.

— «Хищник»! — Басов первым заметил опасность, вернее, первым среагировал на нее, указывая на серый крест беспилотного разведчика. — Опасность!

«Предейтор» приближался, монотонно жужжа маломощным мотором, нависая над партизанами, словно неумолимый рок. Застигнутые врасплох, они были как на ладони у американцев. Глупо было бежать куда-то — никакого укрытия не найти, крылатый враг все равно опередит измученных переходом людей. Если этот самолетик вооружен — группа останется навсегда здесь, на поляне. То, что не удалось огромному бомбардировщику, способному в одном вылете сровнять с землей целый город, доделает этот почти игрушечный самолет.

Беспилотник, полого пикируя, нацелился точно на горстку растерявшихся, впавших в оцепенение людей. Бердыев, единственный, чьи руки были свободны, вновь вскинул автомат, готовый встретить противника огнем, попробовать хотя бы отогнать его, сбить прицел оператором, сидевшим где-то далеко на своей базе, в полнейшей безопасности. А Олег Бурцев просто зажмурился, зная, что даже не успеет понять, когда «Хищник» выпустит ракету, чтобы разом покончить со всеми партизанами.

Несколько секунд старший сержант слышал только гул мотора и подобный набату стук своего сердца. Ничего не происходило. Олег открыл глаза, и, не веря самому себе, увидел, что беспилотник разворачивается, вновь исчезая в вышине, зарываясь в облака, низко опустившиеся на чащу.

— Что за черт?!

— Улетает, — довольно улыбнулся Басов. — Теперь им нас не так просто достать!

Полковник понял, что группа только что пересекал ту невидимую черту, за которой даже американцы переставали быть всемогущими. У него и его людей появился еще один шанс. Судьба все это время была на диво благосклонна ко всем им, словно отдавая дань уважения людям, готовым так рисковать собственными жизнями. И не воспользоваться такой удачей было нельзя.

— Мы за пределами зоны их ответственности, — сообщил полковник. — Теперь так просто не достанут! Все, парни, ноги в руки, и рвем подальше отсюда — янки могут передумать! За мной, мужики! Марш!!!

И снова почти бегом, старясь не чувствовать оттягивающее руки, кажется, до колен, носилки, петляя меж воронок, распахнувших свои жадные пасти. Ощущение чужого, холодного и безжалостного взгляда в спину подстегивало измотанных партизан, еще несколько минут назад готовых упасть от изнеможения там, где стояли. Прежде, чем вокруг снова раскинулся лес, группа прошла почти километр, всюду видя разрушения — следы воздушного удара. А затем уже дальше, через заросли, в прежнем порядке — первым Бердыев с кучей оружия на плече, следом его товарищи с носилками. И так до тех пор, пока из зарослей на раздалось повелительное:

— Стоять на месте! Опустить оружие! Замерли!

Азамат Бердыев честно попытался отреагировать, отскочив в сторону, сбросив себе под ноги лишние «стволы», вскинув свой автомат — он по-прежнему орудовал одной рукой, кое-как удерживая «калашников». Повернулся влево, вправо, и понял, что не представляет, откуда звучал голос.

Заросли позади группы зашевелились, и на протоптанную партизанами тропу вышел человек, с ног до головы замотанный в «лохматый» камуфляж, подобранный как раз в тон осеннему лесу. Потертый АК-74 с подствольником «леший» демонстративно отвел в сторону. И в тот же миг слева от кустов отделился такой же «лохматый» силуэт, в руках также сжимавший «калашников» — АКС-74 со сложенным каркасным прикладом. Это никого не обмануло — на небольшое расстояние из малокалиберного «калаша» можно относительно точно стрелять и с рук, отдача-то слабая, не зря патрон калибра 5,45 миллиметра и получил наименование низкоимпульсного.

— Полковник Басов, — представился так и не отпустивший носилок командир группы. — Пароль — «Жуков»!

— «Рокоссовский», — отозвался подошедший слева боец, сбросивший капюшон камуфляжного одеяния, открывая лицо. — Я вас узнал, товарищ полковник. Лейтенант Ерохин, — назвался и он. — У вас раненый?

— Осколочное в живот. Большая потеря крови. Он почти не приходит в сознание.

— Хреново, — мрачно протянул Ерохин. — У нас же только санинструктор в группе, а из «медицины» — перевязочные пакеты и противошоковое с анестетиком. Ладно, следуйте прямо, товарищ полковник, временный лагерь — примерно в пятистах метрах. Осторожнее — там мины!

Басов молча кивнул и другим кивком указал своим бойцам путь. Бердыев, снова навешав на себя весь арсенал, привычно двинулся первым, но теперь партизаны расслабились, чувствуя себя непривычно спокойными — вокруг были свои. Они все же добрались до очередной цели.

Ориентиром для возвращавшихся с задания групп диверсантов была старая сторожка лесника — покосившийся сруб, потемневший от времени, в провалившееся внутрь крышей. Это могло обмануть чужаков — избушка хоть и похожа на гнилую халупу, могла вместить в себя десяток человек, если те достаточно неприхотливы. И пока преследователи, если сумеют не потерять след партизан, будут устраивать осаду сторожки, поливать ее шквальным огнем из всех стволов, как раз в спины им ударят полторы дюжины отлично вооруженных бойцов — ровно столько собралось к этой минуте в укрытом среди чащи лагере.

Басов и его бойцы оценили качество маскировки — между деревьями натянут брезент, присыпанный ветками, опавшей листвой и прочим лесным мусором, а под ним ютятся партизаны. Костров никто не жжет — надо быть идиотом, чтобы так приманивать американские беспилотники, оснащенные инфракрасными камерами. Да и со спутника при должной удаче огонь костра будет хорошо различим. Партизаны знали, на что шли, и потому обходились сухим пайком, в крайнем случае, используя специальные спиртовки, дающие не так много тепла.

При появлении новых лиц бойцы, отдыхавшие под березентовыми тентами, насторожились, кто-то по привычке схватился за оружие. Если расставленные посты пропустили кого-то, значит, все в порядке, но расслабляться не стоит.

— Командир, — к опустившим носилки на густой ковер мха партизанам подошел человек, не отличимый от остальных, в таком же, как у всех, камуфляже, «разгрузке», с АК-74 за спиной. — Наконец-то! Мы уже устали ждать! Я рад!

Басов крепко пожал протянутую руку. Партизаны не носили погон, но друг друга, тем более, командиров, знали в лицо, по привычке пользуясь и званиями. Алексей Басов был «в прошлой жизни» танкистом, а тот, кто сжимал его руку в своей ладони, широкой, похожей на лопату, совсем недавно носил погоны майора и служил в морской пехоте, на Тихоокеанском флоте.

Наверное, правильно было бы, если бы именно он и возглавил партизанский отряд, но магия звезд на погонах сделала свое дело, и во главе стал старший по званью, не боявшийся сам ходить в самые опасные рейды. А майор Соловьев прилежно исполнял обязанности начальника штаба, заодно, в меру своих сил, натаскивая неопытных партизан — народ в отряде собрался всякий, были и откровенные тыловики, ничего, кроме жгучей ненависти к врагу, не имевшие.

— У нас двое раненых, — сообщил первым делом Басов, всерьез заботившийся о каждом из своих бойцов. — Им нужна помощь. Один совсем плох.

— Ясно! Парахин! — Майор огляделся, пытаясь отыскать среди отдыхавших партизан нужного человека. — Вашу мать, где санинструктор? Живо ко мне!

С дальнего конца лагеря рысью бежал молодой парень с плотно набитой брезентовой сумкой через плечо и неизменным «калашниковым» за спиной — ни на секунду никто из бойцов не расставался с оружием, зная, что атака на временную базу моет последовать в любой момент, и враг не даст времени, чтобы подготовиться к бою.

— Какие новости? — Алексей Басов покосился на медика, слишком юного, чтобы быть по-настоящему опытным, уже суетившегося над Соболевым. — Все вернулись?

Двое суток назад пять групп, каждая — по пять человек, выступили к нитке нефтепровода, протянувшегося через северорусские леса к порту Мурманска. Полковник Басов предпочитал действовать наверняка, задействовав почти всех своих бойцов, так, чтобы хотя бы один отряд достиг цели, нанеся удар. Американцев ждал неприятный сюрприз — пять мощных зарядов взрывчатки, которые должны были придти в действие почти одновременно, вмиг превращая плоды тяжкого и упорного труда в груду обломков. Но дойти мало — нужно еще вернуться назад, ведь война на этом вовсе не закончится, а Родине, как никогда прежде, нужен был сейчас каждый оставшийся верным ей солдат.

— В группе Зубова два «двухсотых» и «трехсотый». «Трехсотый» легкий, — сообщил майор. — Рука, осколочное. Идти сможет, и автомат удержит, если придется.

— Как?

— При отходе наткнулись на патруль. С боем прорвались, «хвост» сбросили.

— Хорошо. Без потерь обойтись не могло. Что еще?

— Нет группы Старостина, — хмуро произнес Соловьев. — На связь они не выходили. Мы ждем. Остальные доложили о выполнении задания. Ваша группа пришла последней. Были проблемы, командир?

— Были. Но мы справились. Один «двухсотый» есть.

Каждая из групп диверсантов имела средства связи, но пользоваться ими было разрешено лишь в одном случае — если на пути к цели партизаны попадут в засаду или хотя бы наткнутся на секреты и посты противника. Это будет означать, что нефтепровод охраняется в усиленном режиме, то есть, что противник хотя бы предполагает, а может, и точно знает о замысле партизан. И та группа, что первой обнаружит врага, должна была известить об этом остальных — даже ценой гибели, ведь лучше пожертвовать частью, чем целым, когда все партизаны разом дружно угодят в расставленную ловушку.

Басов колебался недолго. Его товарищи могли отстать, если при них раненые, могли идти кружным путем, сбрасывая со следа погоню, но все это не имело значения. Своей вылазкой партизаны разворошили осиное гнездо, американцы сейчас придут в себя и всерьез возьмутся за них. Каждая минута, проведенная на одном месте, означала, что кольцо облавы, затягивавшееся вокруг укрытого лагеря, станет еще крепче, и потому полковник, опустив взгляд, угрюмо, но решительно произнес:

— Ждать нельзя. Все сроки вышли, а по нашему следу идут американцы. Через час снимаемся и уходим в район постоянной дислокации. Старостин нас догонит… если есть еще, кому догонять.

— Есть, сниматься через час, товарищ полковник! — Соловьев кивнул, и, развернувшись, двинулся к укрывавшимся под брезентом бойцам.

Санинструктор Парахин тем временем закончил возиться с Матвеем Соболевым, и теперь один из партизан лил ему на руки воду из фляжки — парень, слишком молодой, чтобы быть опытным медиком, пытался оттереть кровь с ладоней.

— Как он? — Басов, отправив своего зама отдавать приказы, подскочил к санинструктору, едва не схватив того за грудки.

— Плохо. Крови потерял много. Я наложил повязку, вколол еще обезболивающее. Промедол скоро перестанет действовать. Надо извлекать осколки, промывать и зашивать рану. Пока все скверно, но может быть еще хуже.

Парахин бесстрастно выплевывал слова, но было видно, в какой растерянности он пребывает. Все, что мог этот парень — сообщить, что раненый, хоть под его присмотром, хоть без, обречен. Ничем помочь ему здесь, в этом лагере посреди дикого леса, санинструктора партизанского отряда был не в силах.

— Долгой дороги он не выдержит, — добавил боец, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом со своим командиром. — Что-то нужно делать немедленно, или проще будет пустить ему пулю в висок, чтобы хотя бы избавить от лишних мучений.

— А Азамат?

— Рану я промыл, наложил повязку. К счастью, вены и артерии не задеты. Пуля прошла на вылет, так что все будет в норме. Только сейчас ему не стоит заниматься физической работой.

Вернулся Соловьев, уже с десантным ранцем за спиной, словно был готов отправляться в путь хоть сейчас. За его спиной было видно, как партизаны скатывают брезент, прежде укрывавший их от нескромных взглядов с небес.

— Еще двадцать минут — и можем выступать, командир, — сообщил майор.

— Отлично. Объявляй общее построение!

Короткая команда, по привычке переданная полушепотом от человека к человеку — и вскоре весь отряд, два десятка партизан, в камуфляже и разгрузках похожих друг на друга, как братья, выстроился в одну шеренгу, дружно уставившись на своего командира.

— Товарищи бойцы, — рыкнул Басов, обводя взглядом суровые лица своих людей, — товарищи бойцы, все вы успешно справились с поставленной боевой задачей. Мы нанесли противнику ощутимый урон, и теперь, когда на наши поиски брошены все силы, мы должны обмануть врага, остаться в живых, чтобы продолжить борьбу.

Алексей Басов видел усталые лица боевых товарищей, тех, в ком он сомневался меньше даже, чем в самом себе. Люди собрались самые разные — и двадцатилетние пацаны, и серьезные мужики лет за сорок, немного уступавшие в звании своему командиру и посвятившие службе полжизни. Десантники, пехотинцы, моряки — всех их объединяло сейчас лишь то, что эти люди продолжали служить своей стране, служить так, как считали нужным, уничтожая врага, там, где только могли.

Их было немного, и с каждым минувшим днем этой необъявленной войны становилось еще меньше — вот и теперь, быть может, несколько отличных парней, ушедших в рейд, никогда уже не вернутся назад. Но те, кто остался, были готовы сражаться до конца. Когда объявили о капитуляции, всем им был дан выбор — принять все, как есть, вернувшись в свои дома, или продолжить войну, пытаясь изменить судьбу, свою и своей страны. И они, каждый из тех, кто слушал сейчас полковника, свой выбор сделали, зная, что враги буду беспощадно уничтожать их, и свои нередко осудят горстку безумцев.

— Я горжусь тем, что являюсь вашим командиром, — звенящим от волнения голос произнес стоявший перед строем Басов. — Вы заставили врага при всей его мощи, тысячекратно превосходящей наши возможности, засомневаться в себе, в собственных силах, а это — половина победы! Нам предстоит марш к постоянной базе. Не все наши товарищи вернулись к назначенному сроку, но я верю, что они живы, и позже вновь к нам присоединятся. Сейчас я объявляю пятнадцатиминутную готовность к выступлению. А пока — р-р-разойдись!

Партизаны без лишней суеты бросились врассыпную, возвращаясь к недоделанным делам. Они уходили, и хотели, чтобы никаких следов их недолгого присутствия не осталось здесь. И тогда враг будет тщетно искать их, бесплотных призраков в сером сумраке осеннего леса, и не найдет — а оттого лишь еще больше разуверится в своих силах.

— Товарищ командир, раненого брать с собой нельзя, — к Алексею Басову вновь подошел санинструктор. — Он долго не выдержит. Нужна нормальная помощь, хирург и послеоперационный уход. Хоть какое-то его подобие.

— Мы не можем это обеспечить!

— В нескольких километрах отсюда, в стороне от нашего маршрута, есть деревня. Достаточно крупная, до сих пор вполне жилая, не заброшенная, как эта сторожка. И там есть врач, есть медпункт. Я настаиваю на том, чтобы мы оставили раненого там. надеюсь, сельский лекарь сможет сделать больше, чем смог я.

Басов очень хотел помочь своему бойцу, тому, с кем бок о бок прошли не один десяток верст, с кем плечо к плечу сражались с американцами. И теперь юный санинструктор предлагал рискованный, но единственно возможный путь, чтобы спасти жизнь умирающего, истекающего кровью партизана. И полковник, не размышляя долго, потребовал:

— Карту!

Майор соловьев вытащил из кармана разгрузочного жилета портативный приемник спутниковой навигационной системы — все той же китайской «Бэйдоу», разумеется, — в несколько касаний вызвав из его памяти нужное. Басов сразу нашел деревню под названием Некрасовка, прикинув расстояние до нее. Полковник понял, что крюк делать придется, и не маленький, но все равно это будет намного меньший путь, чем до основной базы отряда, расположенной в сотне километров отсюда.

— Опасно, — в полголоса произнес Соловьев, пристально взглянув на командира. — Нельзя долго оставаться в этом районе. А деревни могут проверить, их не так много здесь. Нас будут искать наверняка, станут прочесывать территорию. Если янки найдут нашего человека, мы его больше не увидим.

— Если потащим Матвея с собой, во-первых, кому-то постоянно придется отвлекаться, людей, готовых к бою, в отряде будет мало, и темп движения снизится в любом случае, так что нагнать нас будет проще. А во-вторых, так он просто умрет по дороге, а если оставим его в этом селе, и если его найдут американцы — тяжело раненого — то он останется в живых. Янки не звери, раненого, умирающего, они не тронут. Наоборот, даже помогут ему… чтобы потом судить, как русского террориста. Но это будет потом.

Майор, прежде командовавший разведротой, прекрасно понимал, что тяжелораненый боец, которого придется сотню с лишним верст тащить на себе кому-то из партизан, сковывает маневр всего отряда, заставляет идти слишком медленно, становясь отличной добычей для вертолетов противника. Бывший морской пехотинец знал цену подвижности диверсионной группы лучше, чем бывший танкист — но оставить своего человека почти наверняка в руках врага он не мог. Пусть американцы и не расстреляют раненого партизана, если все же отыщут его, но нельзя, никак нельзя бросать своего товарища, как какую-то рухлядь, больше не способную приносить пользу.

Соловьев колебался. На одной чаше весов — жизнь и свобода единственного бойца, который даже не может сейчас осознать, что решается его судьба. На другой чаше — шанс отряда выйти из зоны поисков, добравшись до своей базы, чтобы там собраться с силами и, возможно, с боем вернуть себе своего товарища.

— В деревню пойдем не все, — произнес между тем Басов, и по тону его было ясно — возражений полковник не потерпит. — Человека четыре, этого хватит, чтобы нести Матвея и прикрывать тех, кто его понесет. Ты поведешь отряд вот в этот квадрат, — командир партизан ткнул пальцем в экран навигатора, — и здесь будешь ждать нас, скажем… сутки. Этого времени хватит, чтобы дойти до села, оставить раненого и уже налегке нагнать вас. Бог даст, как раз и Старостин со своими парнями объявится!

— Принято, командир!

Отряд уже был готов оставить лагерь. Партизаны переминались с ноги на ногу, ожидая лишь приказа командира. За спинами — пухлые РД, под завязку набитые патронами, сухими пайками, прочими мелочами, необходимыми людям, действующим на территории противника без малейшей надежды на поддержку. Все с оружием — у кого-то в руках привычные «калашниковы», у нескольких за спинами снайперские винтовки СВД, за счет тяжелых скоростных пуль смертоносно опасные для любого противника, рискнувшего приблизиться к стрелку хотя бы на семь сотен метров.

— Олег, Азамат, идете со мной, — приказал Басов. — Нужны еще двое. Остальным — выполнять приказания майора Соловьева!

Бурцев с Бердыевым, красовавшимся свежее повязкой на плече, вышли из строя, став рядом с командиром, к ним присоединились еще двое бойцов. А заместитель Басова уже вовсю сыпал командами. Ушел, исчезая в зарослях, головной дозор, да и остальные партизаны были готовы к маршу.

— Идем в деревню, — сообщил своим бойцам Басов. — Оставим там Матвея, потом налегке догоним отряд. Подхватили носилки, мужики, и за мной, шагом марш!

Они уходили, не оглядываясь, но слыша становившиеся с каждым шагом все тише и тише команды Соловьева, называвшего имена бойцов, выдвигавшихся в головной и тыловой дозоры. Густая стена цепкого кустарника сомкнулась за спинами группы Басова, а спустя пару минут поляну покинули и остальные партизаны, вереницей втянувшиеся в хмурый молчаливый лес. Ничто не напоминало теперь о присутствии здесь совсем недавно множества людей.

Вчетвером нести раненого Матвея оказалось легче и быстрее — партизаны часто сменяли друг друга, передавая носилки, и не успевали устать так сильно, чтобы скорость движения ощутимо снизилась. Из всех только Бердыев был освобожден от этой обязанности. А сам Осипов едва ли понимал, что происходит. Не приходя в себя по-прежнему, он лишь изредка чуть слышно стонал, и лица его товарищей при этом с каждым разом становились все более мрачными.

— Живее, — подгонял партизан полковник, наравне со всеми тащивший носилки, меняясь каждые пятнадцать минут. — Ходу, мужики!

Они спешили, но, как ни старались, вышли к селу уже когда на тайгу опустились серой пеленой ранние сумерки. Лес поредел, расступился, и партизаны увидели вдалеке скопление домов, к которому через заросшее поле вела проселочная дорога, тоже изрядно заросшая уже пожухшим бурьяном.

— Идем, командир? — Бурцев вопросительно взглянул на полковника.

— Не спеши, — мотнул головой Басов. — Приглядимся сперва! Подождем!

Достав из кармана разгрузки бинокль ночного видения, Алексей Басов сосредоточенно принялся рассматривать открывшуюся панораму. Ночная оптика, улавливавшая скупой свет, падавший с ночного неба, многократно усиливала его, позволяя рассмотреть очень многое, недоступное невооруженному глазу. Но, как ни старался полковник, самого важного увидеть он пока не смог, продолжая изучать окрестности.

Олег, не мешая командиру вести наблюдение, сам тоже очень внимательно изучал этот поселок, скорее, даже большой хутор. Десятка полтора изб, солидных, служивших жилищем, наверное, для многих поколений местных. Сараи, еще какие-то пристройки, все обнесено высокими, почти в человеческий рост, тесовыми заборами. И ни одной живой души на виду.

— Зря сюда шли? — Азамат Бердыев покосился на Басова, пристально вглядывавшегося в царивший всюду сумрака, напряженно вслушивавшегося в доносившиеся со стороны поселка звуки. — Кажется, там никого.

— Люди там есть! И надеюсь, это не янки!

Полковник был прав, и Бурцев тоже понял это. Между домами сгустилась тьма, но из окон сквозь плотно задернутые занавески пробивались скупые лучи света — деревня лишь казалась мертвой, просто жизнь в ней научилась не бросаться в глаза. Те, кто полагался на крепость бревенчатых стен, может быть, пили чай, собравшись перед сном всей семьей и радуясь, что прожит еще один день, а также мечтая, что впереди будет еще много таких же спокойных безмятежных дней. Но те, кто вышел из леса, были готовы разрушить их сонное существование.

— Олег, со мной, — приказал Алексей Басов, доставая «калашников» из-за спины и расположив оружие так, чтобы в любой миг можно было хлестнуть перед собой свинцовой плетью автоматной очереди. — Азамат, вы двое, остаетесь с Матвеем, — сказал полковник сопровождавшим его бойцам. — Прикрывайте нас!

Партизаны молча кивнули, и Олег Бурцев, двинувшийся следом за своим командиром, услышал за спиной негромкие щелчки предохранителей. Он знал, что пристальные взгляды товарищей, пропущенные сквозь прорези прицелов, будут сопровождать их каждую секунду.

Басов уверенной походкой двинулся к ближайшей избе, окна которой изнутри озарялись желтым сиянием ламп накаливания — в этой глуши иных источников света, кроме, разве что, лучины, попросту не признавали. Здесь жили так, как жили их деды век назад, и не считали, что устоявшийся порядок нужно менять.

Когда партизаны, не выпускавшие из рук оружие, приблизились к дому на полсотни шагов, из-за забора вдруг раздался хриплый лай. Зазвенела цепь, и Олег увидел сквозь щели между рассохшимися досками, мечущегося по просторному двору пса, сгусток абсолютного мрака в опустившейся на село ночной тьме.

— Нам не рады, — усмехнулся Басов, и без колебаний толкнул калитку, зайдя на двор.

Пес, огромная лохматая зверюга неведомой породы, рванулся к чужакам, заходясь в хриплом лае, и замер на месте, когда прочная цепь натянулась до упора, словно струна. Собака так и провожала бессильным рычанием явившихся в деревню людей, мечась из стороны в сторону и звеня цепью, терявшейся где-то в темноте. А по всей деревне тоже брехали псы, и многоголосый лай разносился далеко вокруг в сыром ночном воздухе.

Полковник сделал ровно три шага, а Олег, двигавшийся следом, только шагнул в проем, когда со скрипом распахнулась входная дверь, и в прямоугольнике показавшегося ослепительно ярким света возник чей-то силуэт.

— Стоять, где стоите, — громом среди ясного неба прозвучал мужской голос. — Ни шагу! Вы на прицеле!

Глаза уже привыкли к свету, и Олег увидел стоящего на высоком крыльце мужчину, одетого в ватник, потертые джинсы, использовавшиеся явно в своей первоначальной ипостаси, как рабочая одежда, и сбитый на затылок картуз, и державшего наперевес двустволку. Одно движение пальца, лежащего на пусковых крючках, — и поток картечи сметет обоих партизан. Двенадцатый калибр — жуткая вещь, если противник от тебя в полутора десятках шагов. Другое дело, что спустя минуту трое бойцов, наблюдавших за происходящим со стороны, изрешетят эту избушку вместе с ее хозяином, и древняя «тулка» мало чего будет стоить против трех АК-74. Но именно этого, боя, и следовало избежать, а местные, напуганные появлением в их поселке вооруженных людей, от которых неизвестно, чего ждать, запросто могли решить дело именно так.

— Кто такие? Что нужно? — Хозяин, стоявший на крыльце, хмуро и настороженно смотрел на незваных гостей сверху вниз… и точно так же «смотрели» на них провалы стволов дробовика. И Олегу стало очень неуютно под этими взглядами.

Бурцев понимал, что чувствует местный, на двор к которому заявились какие-то чужаки, до зубов обвешанные оружием и непонятно зачем вообще пришедшие в тихую, стоящую на отшибе деревушку. Бывший гвардии старший сержант помнил, как в его дом пришли такие же люди, вооруженные, опасные, считавшие, что им позволено все, что только они — власть. И он помнил, словно сейчас слышал, грохот выстрелов отцовского ружья — и треск карабинов американских солдат, не разобравшихся ни в чем, но видевших перед собой вооруженного русского.

— Партизаны, — Алексей Басов ничуть не растерялся, во всяком случае, с виду, говорил спокойно, даже руки убрал с оружия — все равно не успеть, если только не держать крестьянина на прицеле, а иначе тот успеет нажать на спуск первым. — Мы ничего вам не сделаем! Нам нужна помощь. У нас раненый, вернее, двое, но один совсем плохой. В деревне есть врач?

— Партизаны? — Местный прищурился, словно стараясь внимательнее изучить и запомнить, наверное, тех, кого одни называли бандитами и террористами, а другие — патриотами.

Крестьянин старался выглядеть уверенно и грозно, но любой понял бы, что он так просто пытается скрыть страх. А что еще может испытывать тот, в чей дом чуть не в полночь являются люди с оружием, чужаки, опасные даже с виду? Ничуть не позорно бояться тех, кто вдвоем может расправиться со всем селом, и не важно, будь тут хоть в каждой избе по десять ружей — в бою огневая мощь стоит на последнем месте после опыта и слаженности, и даже двое, действующие, как одно целое, могут разогнать или перебить целую толпу, вооруженную до зубов, не абсолютно не управляемую.

Снова скрипнула дверь, и на крыльцо вышел еще один человек, молодой парень лет двадцати, худой, как щепка, долговязый, и тоже сжимавший в руках оружие. Бурцев сперва решил, что это древняя винтовка Мосина, потом догадался, что в руках у юнца, скорее всего, «фроловка», то есть та же трехлинейка, но гладкоствольная, переделанная по шестнадцатый или двадцатый калибр. Когда-то таких ружей было полно в каждой деревне — крестьянину оружие в доме нужно не для «понта», а для дела, чтобы зверя добыть или защититься от недобрых людей, и потому стволов на руках по селам всегда хватало, но самых скромных, простых и надежных. А нет ничего надежнее, чем прошедшая с честью через три войны винтовка.

— Отец, что случилось? Кто это? Что им нужно?!

— Тихо! — отмахнулся хозяин, и парень, оказавшийся его сыном, выглядевший хоть и испуганно, но решительно, тотчас замолк. — Раненый, значит?

— Да, раненый. Нужна помощь. Нам нужен доктор. Врач здесь есть?

— Фельдшер что ли? — переспросил хозяин, сделав шаг вперед и оказавшись уже на земле. — Есть. Но спит она, вряд ли вам откроет. Вы же кого угодно перепугаете!

— Но вам-то откроет? Пожалуйста, помогите нам!

Местный, опустив ружье стволами вниз, подошел ближе, став напротив полковника. Не стесняясь, он изучал незваного гостя, а сам Басов, и державшийся поодаль Бурцев, изучали местного жителя, от которого, возможно, зависела судьба их товарища, чудом державшегося на грани жизни и смерти, с каждой секундой теряя остатки жизни.

Крестьянин был уже не молод, явно за сорок, но крепок. Плотно сбитый, чуть ниже Басова, но заметно пошире в плечах — в танкисты вообще-то богатырей не берут, места в боевой машине очень мало, так что местному жителю полковник внешне проигрывал по всем статьям. Щеки и подбородок заросли щетиной, которая еще не скоро сможет называться бородой. В общем, кряжистый мужик, твердо стоящий на земле обеими ногами — во всех смыслах этого слова.

— За мной, — решительно кивнул крестьянин партизанам, и, обернувшись к оставшемуся на крыльце сыну, приказал: — Ступай в дом, Артем! Все в порядке! Ружье разрядить и повесить не забудь!

Парень скрылся из виду в одну секунду, только дверь скрипнула, с тихим стуком ударившись об косяк. А его отец, оттеснив стоявших возле калитки партизан, двинулся со двора, на ходу закидывая за спину ружье.

— Американцы здесь бывают? — Басов нагнал неразговорчивого крестьянина, пристроившись по правую руку и придерживая висевший на плече автомат.

— А что они тут забыли? Никого не бывает, мы сами по себе. Летают только иногда, и то в стороне. А раненый ваш где? Этот, — и местный житель кивком указал на Бурцева, — что-то на умирающего не похож.

— В лесу. С ним еще наши, трое, — коротко ответил полковник, шаг в шаг следовавший за своим проводником. — Тебя как звать, земляк?

— Савелием отец назвал.

— Алексей, — представился Басов, и мужчины на ходу обменялись рукопожатием.

Они прошли по всей деревне, сопровождаемые злым лаем псов, метавшихся за высокими тесовыми заборами. Хозяева же не спешили показываться на глаза, но во многих окнах зажегся неяркий свет — местные жители просыпались, разбуженные шумом, встревоженные неожиданной суетой.

— Пришли, — назвавшийся Савелием мужик указал на один из домов, такой же, как остальные, добротный, прочный, сложенный из потемневших от времени бревен в два обхвата. — Здесь наш фельдшер. И дом, и больница тут.

Местный без колебаний распахнул чуть скрипнувшую калитку, поднявшись на крыльцо и пару раз приложившись кулаком к запертой двери:

— Александровна, открой! Помощь твоя нужна!

Примерно минуту ничего не происходило, только Олег заметил, как шевельнулась занавеска на одном из окон — кто бы ни был внутри, он разумно не зажигал свет, тем только ослепляя самого себя. Игорь уже собрался, было, постучат еще раз, занес кулак, но в этот миг дверь приоткрылась, и на пороге появилась заспанная девушка, пытавшаяся пригладить ладонью растрепанные светлые пряди и одновременно удержать накинутый на плечи поверх кружевной ночнушки ватник. Получалось и то и другое неважно.

— Савелий Кузьмич? С Артемом что-то? Неужто с ружьями вашими доигрался? А это кто?

Девушка не сразу заметила стоявшего на самой границе тьмы и света Басова. Она с испугом взглянула на полковника, державшего оружие на виду, и крестьянин поспешил ее успокоить:

— Оленька, не бойся! Это им твоя помощь нужна. У них тут раненый рядом!

— Раненый? — спросонья голос деревенского фельдшера звучал с хрипотцой. Девушка взглянула на Басова, безошибочно узнав в нем старшего: — Что с ним?

Полковник, понимавший, что каждая секунда промедления приближает конец его товарища, ответил по существу, без лишних слов, четко и быстро:

— Осколочное в живот. Потерял много крови. Он уже несколько часов на обезболивающем, скоро промедол перестанет действовать. Помогите ему! Пожалуйста, прошу вас!

— Так идемте же скорее, — встрепенулась сбросившая с себя остатки сна девушка. — Где ваш раненый? Несите его сюда!

— Мы его за околицей оставили. Идите с нами, посмотрите его на месте!

Девушка, слишком юная, чтобы быть опытным доктором, ничего не говоря, исчезла в доме — для того, чтобы снова выйти к ночным гостям, но уже в спортивных штанах, заправленных в резиновые сапоги, и с косынкой, повязанной на манер банданы.

— Идемте! — Басов развернулся на каблуках, почти бегом двинувшись туда, где вздымался неприступной стеной близко подобравшийся к поселку лес. Его нагнал Савелий, на ходу спросив негромко:

— Откуда вы здесь? С кем повоевали?

— Мой отряд атаковал нефтепровод на севере, — сообщил полковник, понимая, что через день все и так станет известно — возможно, от тех же американцев, которые, конечно, станут искать по всей округе диверсантов. — При отходе нарвались на янки. Одного оставили там, второй скоро отправится следом, если ему не помочь сейчас. Американцам тоже досталось неслабо, — не смог сдержать довольную ухмылку Басов. — Наши люди ушли на юг, а мы остались.

— Нефтепровод? У нас несколько парней там работают, нанялись на стройку, лес валить.

— Люди нас не интересуют. Мы подорвали трубу, никого не убивали зря, тем более, безоружных. Валили только тех, кто сам к нам совался. Американцы уже рыщут всюду наверняка. Скоро могут появиться и здесь.

— Появятся и уйдут, — хмыкнул невозмутимо-заспанный Савелий. — А вообще мы их тут и не видели почти. Им у нас искать нечего.

— Было нечего. А теперь точно явятся. Ты уж меня извини, но не мог я своего человека в лесу бросить. И тащить за сто верст его тоже не мог — все одно, в дороге кончится. А стрелять в своих не умел никогда, ни в лицо, ни в спину.

— Если сможем, то поможем, — серьезно ответил Савелий. — Авось и пронесет. Мы американцам ни на что не сдались, а своему помочь — поможем.

Оставшиеся с Матвеем бойцы, издали услышав приближение множества людей, насторожились, и Басов на ходу крикнул в сумрак леса условленный пароль, едва услышав клацанье предохранителей — в темноте бывает всякое, не хватало, чтобы свои встретили очередью в упор.

— Где раненый? — Юная фельдшер по имени Ольга, явно испуганная присутствием рядом с собой стольких вооруженных незнакомцев, старалась думать о деле, а о том, что может случится позже, когда дело будет сделано, не задумывалась.

— Вот он!

Алексей Басов сделал все, что мог, для своего товарища, своего бойца. Теперь судьба Матвея была в изящных руках этой девушки.

Увидев пропитавшуюся кровью повязку, Ольга Кузнецова сперва растерялась. Решив стать сельским доктором, да еще в такой глуши, он знала, на что шла с самого начала — если случится что-то серьезное, полагаться можно только на себя. До райцентра полтора часа тряской езды по какому-то напоминанию о дороге, а «скорая помощь» на вертолете — это что-то из кино, причем не отечественного. Но сейчас, увидев столько крови, увидев этого большого, сильного человека, балансирующего уже долгие часы между жизнью и смертью, Ольга была готова впасть в панику.

— Соберитесь! — Девушка вздрогнула, когда на плечо ей легла жесткая, тяжелая рука того, кого остальные чужаки называли то «командиром», то «полковником», а однажды даже «батей». — Вы справитесь! Потом будете рыдать, а пока делайте то, чему вас учили!

Ее и впрямь учили неплохо, а сам Ольга старалась усвоить все, что довелось узнать или увидеть. И здесь, в деревенской тиши, ее будни не были слишком спокойными. Ей приходилось видеть кровь, много крови — например, когда из леса зимой принесли провалившегося в медвежью берлогу парня. Залегший в спячку косолапый превратил крепкого мужчину в кусок сырого мяса, и Ольге пришлось поддерживать жизнь в ЭТОМ до тех пор, пока из райцентра-таки не прикатил «уазик» с красными крестами. Или в другой раз, когда перепивший самогона идиот попал под плуг весной — вернуть ему ногу не смог бы, пожалуй, и сам Господь, но именно Ольге Кузнецовой этот человек теперь был обязан своей жизнью.

— Посветите мне!

Дождавшись, когда сам полковник вытащит из странного жилета со множеством кармашков небольшой, но мощный фонарь, Ольга, придерживая висевшую на боку сумку с лекарствами, запасливо прихваченную из дома, опустилась на корточки рядом с раненым. Чтобы понять, что дело плохо, ей хватило одного взгляда.

— Нужно отнести его в дом, — решительно приказала девушка, поднимаясь с колен и взглянув на хмурого, по-настоящему взволнованного командира партизан. — Здесь я ничего не сделаю все равно, даже света нормального нет! А в доме есть операционный стол, есть генератор, все инструменты там!

Эта ночь, все, что случилось потом, плохо запомнились простому сельскому фельдшеру. Мерцанье ярких ламп, мерный гул укрытого в сарайке дизеля, да хриплое дыхание так и стоявшего в углу импровизированной операционной полковника. А еще кровь, много крови, хлеставшей из вскрытых ран.

— Все! — Наконец девушка с облегчением вздохнула взглянув на осунувшегося партизана, даже в доме не расставшегося с автоматом. — Осколки я извлекла все. Он потерял очень много крови, пробудет безсознания еще долго. Если повезет, выкарабкается.

— Он крепкий парень, все будет хорошо! Мы не можем ждать долго, нужно уходить. Спасибо вам!

Не обращая внимания на забрызганный кровью медицинский фартук, полковник порывисто подошел к девушке и крепко обнял ее. А через несколько минут небольшой отряд уже растворился в предрассветном сумраке, провожаемый задумчивыми взглядами Ольги и ее соседа, Савелий Кузьмича, так и не снявшего с плеча верную двустволку. Никто еще не мог сказать, как сильно эта ночь изменит многие судьбы.

Глава 6. Взгляд в прошлое-3

Эр-Рияд, Саудовская Аравия — Кум, Иран 7 июня
Заключенных охраняли бойцы Национальной гвардии, и он не имел права приказывать им, не имел над этими верными псами короля ни малейшей власти. И все же никто не посмел его остановить — все-таки он был генералом, пусть и армейским, а самый старший из надзирателей носил всего лишь лейтенантские погоны и не посмел препятствовать неожиданно появившемуся на авиабазе Принц Султан посетителю.

— У вас десять минут, господин, — произнес командир гвардейцев, охранявших приговоренных к казни заговорщиков, в полной изоляции от внешнего мира проводивших последние часы своей земной жизни. Казалось, офицер извиняется перед высокопоставленным гостем, хотя, наверное, так было и на самом деле. — Только десять минут.

— Я понял. Я попрошу, чтобы вы нас оставили на время.

Лейтенант, ничего не ответив, открыл дверь камеры, посторонившись, и посетитель, которого здесь никто не ждал, сделал шаг, оказавшись в последнем пристанище обреченного на смерть мятежника. На своего провожатого, оставшегося на пороге, он даже не смотрел.

— Десять минут! — напомнил гвардеец, а затем тяжелая дверь с лязгом захлопнулась, отрезая двоих от всего остального мира.

Они стояли друг напротив друга, и первые несколько секунд, показавшиеся обоим вечностью, не могли вымолвить ни слова. Заключенный, уже смирившийся с тем, что единственным живым человеком, которого он успеет увидеть в своей жизни, будет палач, не верил своим глазам, а тот, кто, нарушая прямой приказ и волю своего короля, явился сюда, просто не знал, что можно сказать. Не было таких слов, чтобы утешить человека, одной ногой уже ступившего в загробный мир без особой надежды, что там его будет ожидать райское блаженство и обещанные Пророком девственницы.

— Не ожидал, что ты осмелишься явиться сюда, — ничего не выражающим голосом произнес Ахмед Аль Шаури, впившись внимательным взглядом в лицо стоявшего перед ним человека. — На это сейчас мало кто смог бы решиться.

Бывший командир Двенадцатой танковой бригады Королевских сухопутных войск был одет в пехотный мундир без знаков различия, мятый, но чистый. Неожиданный визит застал его за чтением, и опальный генерал едва успел отложить в сторону Коран, сделав шаг навстречу нежданному гостю. Его лицо, словно окаменевшее, не выражало никаких эмоций, этот человек уже смирился с неизбежностью смерти, но тот, кто стоял перед ним, видел, как в глазах генерала вдруг вспыхнул огонек надежды.

— Я не мог поступить иначе, господин. Хоть что-то в этом мире должно оставаться святым. Вера и верность давно попраны нечестивцами, так пусть это будет армейское братство.

Командующий Первой бригадой специального назначения имени Фейсала бин-Турки понимал, что сильно рискует, добиваясь встречи с одним из мятежников, приговоренных к смерти, тех, чья вина перед королем и королевством никем не подвергалась сомнению. Ахмед Аль Шаури обманом заставил своих солдат обратить оружие против собственного государя, но проиграл бой, и теперь ожидал здесь, на военной базе, на окраине Эр-Рияда, исполнения уже вынесенного смертного приговора — иной участи для того, кто нарушил клятву верности государю, быть попросту не могло.

— Что ж, проходи, — Аль Шаури отступил, сделав приглашающий жест. — Располагайся, Исмаил.

Бригадный генерал Исмаил бин-Зубейд осторожно опустился на краешек неудобного стула, усевшись напротив заключенного. Взглянув вновь в глаза Аль Шаури, командир бригады спецназа почувствовал уважение к своему боевому товарищу, не увидев в ответном взгляде ни тени страха. Он хорошо запомнил этот взгляд еще с того дня, с того часа, как их взвод оказался на острие удара иракцев, в отчаянном броске попытавшихся захватить Рас-Хафджи тогда, в январе девяносто первого, будто это что-то смогло бы изменить. Пятнадцать саудовских солдат, бойцы Девятнадцатой бригады Национальной гвардии, оказавшегося на пути вражеской лавины, плечом к плечу с которыми сражалось полдюжины американских морских пехотинцев из Первой экспедиционной дивизии, и для каждого этот бой был первым настоящим сражением.

Позади горел, исторгая из себя клубы жирного черного дыма, доставивший бойцов на позиции бронеавтомобиль, неновый американский V-150 «Коммандо» — иракский снаряд, прилетевший из-за горизонта, буквально разорвал машину на куски. А сами гвардейцы испуганно жались вокруг шведской «базуки», противотанкового гранатомета «Карл Густав», единственного, что саудовцы могли противопоставить надвигавшимся иракским армадам. На то, что удастся выбраться отсюда живыми, в те минуты уже мало кто рассчитывал.

Исмаил помнил страх, охвативший всех, кто видел в те минуты, как из облака пыли, протянувшегося до горизонта, выплывают угловатые силуэты боевых машин. Стискивая оружие до боли в ладонях, они видели в прорези прицелов накатывавшую с севера лавину танков, и казалось, что Саддам Хусейн двинул в атаку всю свою армию разом, против них, жалкой горстки перепуганных юнцов, обратив всю заботливо накопленную военную мощь.

Уже был наголову разгромлен батальон Второй бригады национальной гвардии, так и не сумевший не то, что остановить, даже задержать рвавшегося вперед врага. И они, оказавшиеся на острие удара иракских танков, не сомневались, что вскоре разделят участь своих братьев, навсегда оставшихся в пустыне. Это потом выяснится, что в наступлении на давно оставленный жителями город принимала участие всего одна иракская бригада. Но в те минуты, когда вокруг повсюду рвались вражеские снаряды, когда страшно кричали раненые, истекая кровью, и никто не осмеливался придти к ним на помощь, покинув укрытия и наверняка оказавшись под шквальным огнем врага, было не до размышлений.

Юный лейтенант Аль Шаури, едва покинувший стены военного училища, тоже отчаянно боялся, хотелось бросить оружие и бежать без оглядки, спасая свою жизнь. Но он был командиром, его приказа ждали такие же юнцы, боявшиеся еще больше, и Ахмед Аль Шаури нашел в себе силы, подавил страх, первым выстрелив по вражескому танку и увидев, как бронированный монстр окутывается клубами черного дыма, замирая на полпути к их позиции. Тогда он перестал бояться смерти, заставив тех, кто был рядом, побороть в себе этот страх. Его команды в те минуты исполняли все, и саудовцы, и даже американцы, и только благодаря его воле они выстояли, подбив три вражеских танка и бронемашину, потеряли половину людей, но дождались, когда над головами промчались американские штурмовики.

— Скажи, Исмаил, что происходит сейчас там?

Заключенный, смертник, доживавший последние часы, отпущенные ему судьбой, не стал садиться, пройдясь от стены до стены и остановившись перед своим гостем. И командир бригады «коммандос» под его испытующим взглядом, в котором не было страха неминуемой гибели, опустил глаза, чтобы не видеть того, кого он не мог спасти, и кому был предан превыше, чем королю.

— Всюду американцы. Здесь, на базе, их несколько сотен. Морские пехотинцы. Посольство теперь охраняет целая рота, превратили его в крепость. И рядом с королем полно неверных. Они ведут себя так, словно это мы — их гости, а не они явились на нашу землю.

— Американцы — хорошие солдаты, а их морская пехота — лучшие войска. Они смогут защитить нашего короля от собственного народа.

Ахмед Аль Шаури знал цену своим словам. Он видел, как погибают американские морские пехотинцы, девятнадцатилетние мальчишки, узнавшие о том, что такое приказ, едва ли не раньше, чем познали женскую ласку. Тогда, на окраине Рас-эль-Хафджи, они не отступили ни на шаг, огнем встретив наступающего врага. Четверо так и остались там, среди песков, приняв смерть, чтоб защитить чужую землю, где они едва ли дождались бы благодарности за подвиг, оставаясь при всех своих заслугах лишь неверными.

— К Эр-Рияду стянуты все подразделения Национальной гвардии, словно король ждет нового штурма города, — продолжил между тем генерал бин-Зубейд, чувствовавший напряжение сейчас, когда говорил с мертвецом, живым лишь внешне, но на самом деле уже полностью смирившимся со своей участью. — Осталась только охрана нефтяных месторождений. И я слышал, что американцы предлагают ввести еще войска с королевство, чтобы защищать нефтяные вышки и трубопроводы от атак террористов. Король пока колеблется, но вскоре он вынужден будет дать ответ.

— Король обязан жизнью американцам, — сухо произнес Аль Шаури. — О таких долгах невозможно забыть. И он щедро расплатится с неверными нашей нефтью.

Генерал помнил суровое лицо американского офицера, стоявшего в воротах посольства, под прицелом десятков стволов, одним залпом способных смести и его, и горстку его бойцов. Этот лейтенант должен был дрожать от страха — он не мог не видеть, какие силы готовы двинуться на штурм дипмиссии — но он не дрогнул, собою заслонив бежавшего короля, наверное, в те самые минуты трясшегося от ужаса в каком-нибудь подвале. И эта решимость заставила генерала отступить, приказ о штурме тогда так и не прозвучал, несколько десятков американцев и король остались живы — как остались живы и его солдаты, не ведавшие даже, что творили, просто выполнявшие приказ, — а ему, бывшему командиру Двенадцатой бронетанковой бригады, предстояло вскоре умереть. Последним, что он увидит, будет отблеск восходящего солнца на клинке палаческого меча.

— Король продался!

Эти слова вылетели из глотки бин-Зубейда, словно пуля, покинувшая ствол. Не он первый произнес эту фразу, и именно потому, что она звучала уже не единожды за минувшие с бойни в центре Эр-Рияда месяцы, генерал и явился сюда, зная, что этот визит не останется незамеченным. И не останется без последствий, возможно, очень неприятных последствий.

— Король лишь возвращает долги. Он поступает так, как поступил бы любой четный человек. А когда на кону жизнь, то плата может быть очень высока.

— Король предал свою веру, память своих предков, свой народ, — закипая, воскликнул командир бригады «коммандос». — Он приговаривает к смерти своих верных слуг, окружая себя американцами, неверными!

Исмаил бин-Зубейд был полон готовности бороться, полон жизни, в отличие от своего товарища по оружию, даже более того — своего брата, уже свыкшегося с мыслью, что жизнь его вскоре должна прерваться. Для того, кто одной ногой был уже за пределами этого мира, многие вещи казались проще, чем принято думать.

— Аль-Джебри и Аль-Зейдин получили свое, — спокойно произнес Аль-Шаури. — Им захотелось власти большей, чем оба они имели, захотелось получить все, хотя можно было довольствоваться только частью. И они сами предались американцам, поверив обещаниям неверных, ожидая их помощи в решающий миг, хотя не могли не знать, что любая война для этих шакалов — бизнес, и средства свои они вкладывают в того, кто имеет изначально большие шансы на победу. И я получил по заслугам. Я забыл о присяге, рискнул — и проиграл, и теперь жду заслуженного наказания.

— Кто, как не ты, может считаться верным слугой короля?! И примкнув к заговорщикам, ты же верил, что поступаешь так во благо своей страны, спасаешь ее от большой войны с сильным врагом ценой малой крови!

— Если бы я думал о служении своей стране, я должен был бы приказать моим солдатам схватить этого ублюдка Аль-Зейдина, арестовать его и отправить в Эр-Рияд, чтобы его судил за измену король. Но я этого не сделал, хотя понимал с самого начала, что совершаю преступление даже только разговаривая о том, возможно ли использовать моих людей в мятеже. Король суров, но справедлив. Кто сеет ветер — пожнет бурю, и об этом я должен был помнить с самого начала.

Тот, кто ждал исполнения приговора, уже не думал о том, чтобы продолжить борьбу. Шансов не было, надежды на спасение не было, единственное, что оставалось — надежда на то, что Всевышний окажется более справедливым судьей, чем земной правитель. Но тот, кто пришел, чтобы отдать дань уважения своему брату, не боясь опалы и наказания, не был готов смириться с неизбежным.

— Король должен понять, кто умышлял против него, а кто оказался лишь оружием в руках искушенных в интригах заговорщиков. И если он не прислушивается к голосу разума, возможно, голос силы вразумит Его величество! Господин, я должен тебе свою жизнь, я не смею забыть об этом, и готов вернуть долг в любой миг. Я помню, как ты тащил меня, раненого, под огнем иракских собак. Я должен был истечь тогда кровью, но ты вынес меня из-под обстрела, хотя был нашим командиром и не имел права так рисковать собой. Ты вырвал меня тогда из лап смерти, только скажи — и я сейчас вырву тебя из тюрьмы, пусть даже дорогу к ее воротам придется усыпать трупами!

— Не хватит ли усобиц и мятежей? Желая обратить оружие против своих братьев, ты только ослабишь королевство, Исмаил, на радость нашим врагам! Ты хочешь силой освободить меня, но кто еще пойдет с тобой, кто нарушит присягу? Кто захочет стать преступником?

— Мои офицеры и солдаты выполнят приказ, мой приказ, господин! И ты будешь свободен, а наш король вынужден будет задуматься, как могут столь многие столь рьяно сражаться за неправое дело.

— Ты так уверен в каждом из своих людей? Если ты отдашь приказ, они пойдут в бой вместе с тобой, чтобы убивать своих же, или же бросятся доносить, чтобы подавить мятеж в зародыше?

Исмаил бин-Зубейд хотел вновь уверить своего бывшего командира в верности собственных людей, но он не был лицемером, а потому промолчал. Пока его «коммандос» борются с врагами королевства, внешними и внутренними, они преданы ему лично не меньше, чем самому королю. Но если приказать им обратить оружие против самого государя, от этой преданности не много останется. Командир Первой бригады специального назначения Королевских сухопутных войск понимал это, и потому не произнес в ответ ни слова. А Ахмед Аль Шаури верно истолковал его молчание:

— Ты не готов так рисковать. И это хорошо — ты трезво оцениваешь свои шансы, а, значит, есть надежда, что ты победишь. Я не смею даже думать о том, что в твоем сердце появилось место трусости, вовсе нет! Нет смысла вступать в бой, который заведомо закончится собственным поражением. Можно отыскать и иной путь для возмездия!

— Какой же?

Где-то за стенами камеры невидимые часы отмеряли последние мгновения жизни осужденного мятежника, но тот, уже смирившись с неизбежным, был далек от того, чтобы в исступленных молитвах выпрашивать себе прощение. Он знал, что умрет, из королевской тюрьмы нет иного выхода, кроме прямого пути на эшафот, но и умерев, можно отомстить.

— Наша страна бедна всем, кроме нефти, — произнес Аль-Шаури. — За нее нам дают без счета доллары, за нее заокеанские властители нашим правителям прощают все, даже если они поддерживают террористов, в других уголках мира жестоко убивающих самих американцев. Мы испугали всех неверных, сказав, что перестанем продавать им свою нефть, и они тотчас нашли тех, кто был готов пойти на предательство ради собственного благополучия. Американцы, вмешавшись, рисковали получить еще одну войну, хотя они и так сражаются по всему миру, от Ирака до России. Но они посчитали, что цель оправдает любой риск. Сейчас они не боятся, что лишатся нашей нефти, и уверены, что победили. Король расплатился за свое спасение богатствами, скрытыми под барханами нашей пустыни, и тоже уверен в своей безопасности — американские солдаты будут ради нефти защищать его от любого врага. Но если Америка лишится нефти, если поток «черного золота», что течет через океан, иссякнет, те, кто правит из Белого Дома всем миром, не простят такого крушения своих надежд. А тебе по силам сделать это, и здесь не потребуется множество солдат, но лишь несколько самых верных людей, какие у тебя есть, те, кому ты можешь доверять, на кого можешь положиться, Исмаил.

— Что я должен сделать?

Генерал бин-Зубейд не колебался. Он не мог вернуть свободу своему командиру, тому, ради кого был готов запросто расстаться с жизнью. Зачем свобода тому, кого будут преследовать, искать всюду, как преступника, кому придется скрываться где-то всю оставшуюся жизнь? Но умереть, зная, что ты просто сдохнешь, как бездомная собака, или умереть с верой в то, что за тебя отомстят — это разные вещи, пусть разницу эту дано понять не каждому.

Ахмед Аль-Шаури вполне был готов к тому, чтобы умереть — с самого начала он знал, на что идет, ведь он не был тупым исполнителем. Но сейчас, когда появился кто-то, готовый отомстить, смерть окончательно перестал пугать. Мятежный генерал говорил, торопливо, но, стараясь не забыть ничего, спеша поделиться своими мыслями, а его гость слушал, жадно слушал каждое слово, согласно кивая.

Монолог Аль-Шаури был прерван лязгом тяжелой стальной двери, отсекавшей камеру смертников от окружающего мира.

— Господин, — появившийся на пороге камеры гвардеец обращался к бин-Зубейду — заключенный для этого офицера был не более, чем ходячим мертвецом. — Господин, время истекло. Вы должны уйти! Прошу простить меня, господин!

— Я ухожу!

Генерал встал, одернул мундир, и, прежде, чем покинуть камеру, крепко обнял шагнувшего навстречу ему Аль Шаури, почувствовав его ответные объятия.

— Они пожалеют, — едва слышно шепнул Исмаил бин-Зубейд, склонившись к самому уху своего товарища. — Очень скоро они все пожалеют!

— Ступай! И прошу тебя, брат, не приходи на мою казнь. Я не хочу, чтобы ты слышал, как на мое имя прилюдно ставят клеймо изменника, как мне сносит голову королевский палач!

Исмаил бин-Зубейд не ответил ничего, лишь крепче сжав в объятиях своего командира, своего боевого товарища — он знал, что это последняя встреча. А затем генерал развернулся, и, не оборачиваясь, вышел прочь, пройдя мимо замерших на своих постах бойцов Национальной гвардии. За спиной глухо лязгнул запор на вновь закрывшейся двери камеры.

Президент Исламской республики Иран Бахрам Салахи прибыл в резиденцию духовного лидера страны последним — когда он появился в скромном жилище аятоллы, кроме самого хозяина там уже находились все те, кто решал судьбу государства. Кроме самого главнокомандующего вооруженными силами здесь, в духовном центре страны — именно из Кума, а не из многолюдного шумного Тегерана правили миллионами иранцев — появления светского главы государства уже ждали командующие армией и Корпусом Стражей исламской революции, а также начальник генерального штаба и глава Министерства информации — под таким, невинным на первый взгляд, названием скрывалась одна из мощнейших разведывательных служб Ближнего Востока.

— Наша страна в опасности, — произнес седой, но еще крепкий старик, сверкнув полным фанатизма и праведного гнева взглядом из-под кустистых бровей. — Неверные в любой миг могут нанести по нам удар всей своей мощью. Саудовский король, обещавший нам устами своих слуг поддержку, предал нас. Эмбарго рухнуло, с нами почти никого не осталось, мы одни, лицом к лицу с сильным врагом. И этот враг не забудет нанесенного ему оскорбления!

— Эмбарго держится, — возразил президент. — Венесуэла остается с нами. Также Индонезия.

Ему не предложили сесть, как не предложили этого же и остальным членам высшего совета национальной безопасности — тем, кто оказался достаточно близко, чтобы, принимая приглашение аятоллы, которое на самом деле было приказом, оказаться здесь, в резиденции имама, за несколькими кольцами охраны. И сейчас духовный лидер страны, расхаживая по просторной, но скромно обставленной комнате, по очереди заглядывал в лица своим гостям, словно пытался выискать в них хоть какой-то намек на сомнения или робость.

— Америка не сможет позволить себе слишком многого — раз объединившись, мы можем объединиться вновь, и даже старая неприязнь не помешает нам.

— Этого мало! Пока американские псы получают арабскую нефть, они могут не бояться никого и ничего! Мы доверились своим давним соперникам, поверили их обещаниям, но они нас продали. Теперь в саудовском королевстве полно американцев, король Абдалла находится фактически под домашним арестом — его дворец охраняют вместе с королевскими гвардейцами морские пехотинцы США. А это значит, саудовский монарх будет делать все, что ему прикажут из-за океана. Американцы разгромили Россию — Россию! — за несколько дней, понеся ничтожно малые потери. Мы в одночасье лишились всех своих союзников, а неверные собаки снова стали хозяевами положения. Они вернули себе контроль над арабской нефтью, причем теперь они стали фактически ее хозяевами, и здесь им тоже ужалось сделать все практически без потерь. И они вполне могут приняться теперь за нас.

— Вооруженные силы республики готовы к войне! — решительно произнес начальник генерального штаба, а оба главнокомандующих — Корпусом Стражей, подчинявшимся непосредственно аятолле, и армией, формально выполнявшей приказы президента, но фактически тоже полностью подконтрольной духовному лидеру — лишь согласно кивнули.

Призрак войны становился все более осязаемым. Президент из окна своего лимузина, мчавшегося по улицам столицы с символическим кортежем, видел множество патрулей, видел бронемашины и зенитные установки, направившие в небо стволы пушек и крупнокалиберных пулеметов. И это была лишь верхушка айсберга — напряжение чувствовал каждый, но президент знал больше, чем можно было видеть невооруженным глазом. Сотни тысяч солдат оставались в казармах, на аэродромах в ожидании приказа на вылет находились почти все боеспособные самолеты, ждали команды ракетные катера и главная ударная сила иранского флота — три дизель-электрические субмарины русского производства.

Его страна, каждый иранец, готовились к вторжению врага — небо над крупными городами патрулировали истребители, вращались решетки радарных антенн, просвечивая пространство на сотни километров, а полиция и добровольцы из ополчения «басидж» выискивали в толпе подозрительных людей — атака могла начаться и с удара диверсантов. Пролетавшие над жилыми кварталами авиалайнеры, обрушивавшие на город гул мощных турбин, заставляли людей, идущих куда-то по улицам, испуганно вздрагивать, запрокидывая головы — все ждали, что в любой миг на столицу, и на всю страну, могут посыпаться бомбы. Исламская республика готовилась к тому, чтобы встретить удар врага, но никто не испытывал сомнений в том, чем закончится эта война, если она все же произойдет.

— В боевой готовности находится почти миллион солдат, — сообщил командующий иранской армией. — И еще ополчение «басидж», десять миллионов бойцов, которые восполнят недостаток подготовки фанатизмом и самоотверженностью. Если американцы придут в нашу страну, они не будут знать покоя ни секунды! Земля будет гореть у них под ногами, все мужчины, от детей до древних старцев, станут нашими солдатами!

Структура вооруженных сил Ирана была уникальной. Командующий иранской армией имел в своем подчинении далеко не всех вооруженных людей, какие были в стране — четыреста тысяч, а еще почти столько же находились в составе Корпуса Стражей исламской революции, подчиняясь напрямую приказам аятоллы, и более никому. При этом армия уступала Корпусу по многим параметрам, например, в ее составе почти не было ракетных частей — «Шихабы» всех модификаций, пугавшие лидеров соседних держав, состояли на вооружении только Стражей. При этом остальные виды вооружений — танки, артиллерия — распределялись поровну и были представлены одними и теми же образцами.

Именно пасдараны — бойцы Корпуса Стражей исламской революции — охраняли и самого аятоллу. Прежде, чем оказаться в этих покоях, президент миновал множество постов, проходя мимо застывших изваяниями бородатых бойцов с новейшими автоматами «Хабир-2000» в руках и фанатичным блеском в остекленевших глазах. В рядах Корпуса служили лишь те, чья вера была по-настоящему крепка, и для них любое слово аятоллы было приказом, выполнять который следовало беспрекословно.

Такой порядок порой создавал немалые сложности в управлении, возникали и проблемы с ответственностью — никто не хотел брать на себя чужие ошибки, зато охотно спихивал на других свои собственные. Но сейчас, когда над страной нависла угроза войны с врагом, намного более сильным, чем те, с кем когда-либо прежде приходилось сражаться Ирану, все был готовы действовать сообща, как единое целое, защищая свою землю, свои дома.

— Я не сомневаюсь в готовности наших доблестных солдат, всех до единого, встретить врага своей грудью, — кивнул и аятолла, вонзив колючий взгляд своих полных непоколебимой решимости глаз, совсем не по-стариковски вспыхивавших при каждом слове, в генерала. — Но что может сделать наша армия, вооруженная старой, изношенной техникой, для которой не хватает запчастей, против врага, давно уже сражающегося по правилам войн века не двадцатого, а двадцать первого?! Если самый многочисленный у нас тип танка — это старый русский Т-55, а большая часть наших истребителей — русские же МиГ-21 или их китайские копии, как можно всерьез рассчитывать на победу в схватке с врагом, который наводит свои ракеты при помощи спутников? Сражаясь с упорством безумцев, бросая своих солдат в самоубийственные атаки, мы сможем нанести противнику ущерб, и не малый, но этим только разозлим его, привыкшего побеждать, заставим пустить в ход самое страшное, самое разрушительное оружие. Наше упорное сопротивление приведет только к тому, что поражение окажется поистине страшным!

— Если будущее уже определено, зачем мы собрались здесь? — Президент прервал речь аятоллы. — Для чего все эти разговоры? Война почти неизбежна, шансов на победу у нас нет, значит, мы обречены.

— Войны можно избежать, если не ждать, когда на наши города обрушатся американские ракеты, а действовать уже сейчас, ударить первыми, но так, чтобы гнев врага обратился не на нас.

Это заявление духовного лидера страны, который был на самом деле намного большим, чем просто священнослужитель, пусть и высшего ранга, заставило президента задуматься. На самом деле его присутствие здесь, в религиозном центре страны, а, по сути — в настоящей столице, городе, на котором замыкались все системы управления, было не обязательно. Не президент, избираемый раз в несколько лет, а ученый богослов, седой старик, одним словом способный управлять огромными толпами фанатиков, правил Ираном. Без его согласия ничто не могло произойти на огромной территории победившего ислама.

— Вы предлагаете нанести упреждающий удар? — Президент исламской республики нахмурился, не веря собственным ушам. — Но так мы только приблизим свой конец!

Глава государства не испытывал протеста против того, что не он принимает окончательное решение. Аятолла был патриотом своей страны, он не мог ошибаться, а жажда власти — это серьезный грех, из тех, что не прощает Всевышний. Президент никогда прежде не сомневался в мудрости рахбара — духовного вождя нации, и теперь не мог поверить в услышанное.

— Я не предлагаю воевать с Америкой, — невозмутимо покачал головой аятолла, взглянув на президента в упор. — Вернее, не предлагаю воевать открыто — у нас нет для этого сил. У нас мало ракет, нет — пока нет — ядерных зарядов к ним, а всего остального нашего оружия неверные могут не опасаться. Но мы можем сделать так, что американцы увязнут в войне вовсе не с нами, не для того, чтобы убивать иранцев, они будут надрывать свои силы. Заставим их обратить свой гнев на кого-нибудь другого, а сами будем ждать и копить силы для решающей схватки!

— Как заставить врага забыть о нас и тратить свои силы в боях с кем-то другим? Америка — могущественная держава, она уже увязла во множестве малых войн по всему миру, но ее сил еще вполне хватит, чтобы расправиться с нами, раз уж даже Россия не выстояла под ее ударом.

Бахрам Салехи привык быть честным с самим собой, и потому мог признать, что почувствовал радость, узнав, что Америка вступила в схватку с русскими. Два монстра, чудовищно сильных, могли измотать друг друга в боях, уничтожить, сжечь в ядерном пламени. Россия, конечно, была союзником, одной из немногих стран, которые, плевав на звучавшие из Вашингтона приказы, продавала Ирану современное оружие, но если всемогущие Соединенные Штаты погибнут, то и сильные союзники уже не потребуются исламской республике — с врагами ближним иранцы разберутся сами.

Можно было устроиться поудобнее, наблюдая, как рушится в бездну старый мир, исчезают старые враги, но все пошло не так. К удивлению иранского президента, Россия пала, не продержавшись и нескольких дней. Ее лидеры не смогли — или попросту не решились — пустить в ход самое мощное свое оружие, то, которое Бахрам Салехи применил бы без колебаний. Америка победила, понеся ничтожно малые для такой победы потери. Старый мир рухнул, но новый порядок не сулил ничего хорошего Ирану.

— Саудовский король, забыв о своих обещаниях, заключил сделку с неверными, — объяснил аятолла. — Арабы продают американцам свою нефть, разорвав любые договоренности с кем бы то ни было еще, а американцы всегда готовы встать на защиту короля от его собственных подданных.

Духовный лидер говорил размеренно и веско, чеканя каждое слово, а ему почтительно внимали в полном молчании. В его руках извивалась, скользя меж пальцев, тонкая нить четок, с которыми имам не расставался ни на миг — янтарные бусины, отшлифованные до зеркального блеска не то трудом мастера, не то частыми прикосновениями владельца, щелкали, касаясь друг друга. Это постоянное движение завораживало, как и мерно звучавшие слова.

— Большой Сатана хочет подчинить себе весь мир, заставить всех жить по своим законам, а тех, кто откажется — жестоко карать, не щадя никого и ничего! Но для того, чтобы покорить мир, сперва нужно стать независимыми от этого мира, и первый шаг неверные уже сделали. Получив контроль над нефтью России и Саудовской Аравии, имея еще источники нефти, например, Мексику, имея запасы на своей территории, Америка может не бояться никого и ничего. Значит, нужно сделать так, чтоб опасность нависла над этой нефтью, чтобы миллионы неверных могли остаться без топлива для своих автомобилей, в замерзающих домах. И опасность эта должна исходить не от нас, а от тех, кто пытается уверить американцев, что он — их верный союзник.

— Вы говорите об арабах, рахбар? — догадался президент Салехи. — Но как стравить их с американцами?

— Нужно нанести удар по нефтяным месторождениям Саудовской Аравии, сорвать поставки нефти в Америку. Но сделать это так, чтобы виноватыми выглядели сами арабы. Король пообещал американцам, что проблем не будет, и если он не сможет выполнить свои обещания, неверным захотят сами все контролировать. Они уже на саудовской земле, и их придет еще больше, и даже если король Абдалла согласится, его народ не признает оккупацию своей страны. Начнется война, и о нас забудут.

— Эта война не будет длиться дольше, чем война с Россией, — помотал головой главнокомандующий иранской армией. — Простите, уважаемый, но саудовцы — скверные солдаты. Они вооружены лучшим американским оружием, иногда даже лучшим, чем есть у израильских собак, но они не умеют пользоваться этим оружием, и у них нет решимости сражаться. Я больше верю в наших солдат на старых танках и самолетах — они готовы умирать за свою страну и свою веру!

— Как бы то ни было, американцы забудут о нас, решая намного более важные проблемы. Нет нефти — значит все их современные, начиненные электроникой самолеты никуда не взлетят, останутся в портах их корабли, встанут, застыв грудами мертвого металла, танки, эти «Абрамсы», как будто бы неуязвимые для любого оружия.

— Провести серьезные диверсии на территории Саудовской Аравии не так просто, — заметил Бахрам Салехи. — Нефтяные промыслы тщательно охраняются, возможно, что теперь — еще и американцами.

— У нас есть там свои агенты, — встрял в беседу главнокомандующий Корпусом Стражей исламской революции. — Они пока не проявляют себя, чтобы не быть уничтоженными или схваченными саудовскими спецслужбами, но готовы выполнить приказ. И, кроме того, наверняка среди самих саудовцев есть недовольные тем, что по их земле расхаживают, как хозяева, явившиеся из-за океана неверные. Я уверен, мы отыщем там себе союзников.

— У короля Абдаллы немало противников, — согласился глава Министерства информации, действительно, один из наиболее информированных людей среди собравшихся в резиденции аятоллы. — Его власти многие завидуют, и мы найдем, на кого опереться.

— Америка должна забыть о нашем существовании, пока мы не будем готовы вести с ней войну на-равных, — жестко произнес духовный лидер, и глаза его сверкнули ненавистью при одном упоминании давнего врага, затаившегося за океаном. — Скоро наши ученые милостью Аллаха создадут ядерные заряды, которые мы сможем доставлять к цели нашими ракетами, и тогда на нас никто не осмелится нападать. Пока же пусть наши враги будут заняты защитой того, что считают самым ценным для себя, пусть растрачивают свои силы в войнах с кем-нибудь другим, и потом, когда они ослабнут, мы о себе напомним, и вынудим их считаться с собой!

— Америка погрязнет в войне, захлебнется в крови своих солдат! — В глазах президента Ирана сверкнули молнии. Он хотел смерти своим врагам, хотел увидеть их унижение, и ради этого был готов рискнуть многим — даже своей страной, и уж тем более своей властью.

— Генерал Сафар, — аятолла взглянул на командующего Корпусом Стражей исламской революции. На него и его бойцов духовный лидер мог полагаться больше, чем на кого-либо иного, хотя мало кто в Иране был бы против того, чтобы унизить ненавистного врага, увидеть его страх. — Генерал, вы должны представить мне план операции и выбрать ее исполнителей. Это должны быть не тупые фанатики, годные только на роль смертников, а преданные, опытные люди. Придется проникнуть на территорию врага, пробраться туда, где готовы к любым неожиданностям — и при этом постараться остаться в живых, чтобы и дальше продолжить борьбу. Мы нанесем удар не только в Саудовской Аравии, но, если понадобится, по всему миру, заставив американцев содрогнуться от страха! используйте все, все наши ресурсы для этого!

— Будет исполнено, рахбар! План будет разработан в ближайшие дни! Я подберу лучших из лучших для этой миссии!

Призрак войны отступил в эти минуты. Президент Ирана не сомневался, что воля аятоллы будет исполнена. Совсем скоро могущество Америки окажется под ударом. весь мир увидит, что она не так сильна, какой пытается казаться. И тогда настанет их время — время тех, с кем пребывает благословение Всевышнего, кто не отринул веру ради богатства и роскоши. Бахрам Салехи еще не подозревал, что в стане врага у них уже появился первый союзник.

Генерал королевской армии Саудовской Аравии Исмаил бин-Зубейд не давал обещаний, и потому в день казни он был там, где собралась добрая треть населения Эр-Рияда. Солнце только поднялось над крышами домов, удушливая жара еще не накрыла испепеляющей волной огромный город, а на площади перед королевским дворцом бурлила огромная толпа. За спинами тройной цепи королевских гвардейцев, облаченных в полное снаряжение, грозно выставивших перед собой штурмовые винтовки, возвышалась мрачная громада эшафота. На ней терпеливо прогуливался единственный человек — палач.

Давно уже в столице королевства не видели публичных казней, тем более — на дворцовой площади. Но сегодня был особенный случай — смерти должны были предать заговорщиков, предателей, нарушивших присягу и посмевших угрожать королю. Им не повезло остаться в живых после провала мятежа, и теперь, после недолгого суда и нескольких недель ожидания, приговор предстояло привести в исполнение.

Генерал осторожно пробирался чрез толпу, мягко, но уверенно отодвигая со своего пути людей, собравшихся поглазеть на необычное зрелище. Кто-то в ответ на крепкие тычки и толчки бранился, но, увидев его погоны, испуганно умолкал, уступая дорогу. Бин-Зубейд не хотел выделяться, но все же надел форму — повседневную, не парадную, и оружие не взял, чтобы не привлекать слишком много внимания.

Исмаил почти добрался до первой линии оцепления, когда все началось. Гудевшая, бурлившая, неразборчиво что-то бормотавшая толпа вдруг притихла, замерев на несколько секунд — на эшафот вывели приговоренных. Генерал видел их — он стоял достаточно близко. Окруженные караулом из гвардейцев, на помосте, поднятом выше голов тысяч зевак, стоили три человека, сейчас ничем не отличавшихся между собой. Одинаковые белые рубища, неухоженные бороды, бледные, несмотря на зной и палящее солнце лица. Принц Хафиз Аль Джебри. Самир Аль Зейдин, глава Службы общей разведки. И генерал Ахмед Аль Шаури, жизнью расплатившийся за личную преданность своему патрону.

— Волей Его Величества и во славу Всевышнего Господа нашего, да свершится правосудие над предателями и изменниками, — раскатился над толпой зычный голос. — Нечестивцы, посмевшие умышлять против государя, признаны виновными, и наказание им — смерть!

Последние слова эхом разнеслись по толпе. Тысячи зрителей, жаждавших крови, в едином порыве устремились к эшафоту, со всех сторон напирая на Исмаила бин-Зубейда. Поглазеть на казнь пришли многие — но самого короля не было. Неверное, наблюдает за всем из дворца, решил генерал. Не было, к их собственному счастью, и американцев — неверные тоже попрятались по своим норам, хотя, наверняка, радовались сейчас.

— Взывайте к Господу, — обратился к приговоренным «распорядитель» казни. — Помолитесь в последний раз, прежде, чем предстанете перед Ним!

Все трое разом опустились на колени, коснувшись лбами деревянного настила. Исмаил бин-Зубейд даже видел, как беззвучно шевелятся их губы. Отрешенные лица, остекленевшие глаза, в которых не было ни раскаяния, ни сожаления — только страх перед небытием, на пороге которого стояли они, зная, что назад пути нет. Наверное, на этот раз, впервые, быть может, за свою жизнь, все трое молились искренне, зная, что с них вскоре будет спрошено за любую ложь.

Генерал Исмаил бин-Зубейд старался запомнить все, каждый жест, каждую деталь, потому что хотел знать, за что будет мстить. Он вдруг поймал себя на том, что вместе с приговоренными шепчет слова молитвы. Те, кто стоял рядом с генералом, тоже заметили это, отступая, отшатываясь от человека, что-то беззвучно говорившего, устало опустив веки.

— Довольно! — Резкий злой крик вырвал бин-Зубейда из забытья. — Пора приступать!

Палач, безучастно стоявший на краю эшафота, сделал шаг, приближаясь к тяжелой колоде, к которой два гвардейца уже подтолкнули первого из приговоренных — Хафиза Аль Джебри. Солнечные лучи разбились мириадом брызг о сталь широкого, плавно изгибавшегося и чуть расширявшегося к острию клинка, специально утяжеленного — чтобы одним ударом отсечь голову преступника, не доставляя ему излишних мучений.

Принц Аль-Джебри не пытался сопротивляться, следуя туда, куда тащили его дюжие бородачи-гвардейцы. Вот его пригнули к колоде, палач встал сбоку, обеими руками вздымая над головой свой жуткий скимитар. Замах, удар, воздух стонет, рассекаемый оточенным не хуже бритвы лезвием — и клинок с глухим стуком вонзается в отполированное дерево, а голова, от которой отлетают брызги крови, катится по помосту.

Толпа замерла — все собрались здесь в ожидании зрелища, но увидев то, чего хотели, почувствовали страх и омерзение, уже почти безмолвно, без движения наблюдая за тем, что происходит далее. А гвардейцы между тем подняли с колен Самира Аль-Зейдина, ухватив его за локти и потащив к колоде, уже впитывавшей в себя первую пролитую сегодня кровь.

— Нет!!! — пронзительный вопль заставил вздрогнуть тысячи зевак. — Нет!!! Прости!!! Пощады!!!

Вырвавшись из рук гвардейцев, бывший глава королевской разведки на коленях пополз по эшафоту, простирая руки ко дворцу государя, каменной громаде, возвышавшейся над площадью. Он кричал что-то неразборчивое, рыдая и вырываясь из рук стражников. Но те, легко поборов сопротивление, схватили приговоренного, швырнув его на все ту же колоду. Аль-Зейдин еще что-то кричал, захлебываясь слезами, когда вновь свистнул, опускаясь, скимитар палача — и крик оборвался невнятным воплем, а потом вновь наступила тишина.

Генерал Ахмед Аль-Шаури не дожидался, когда гвардейцы толкнут его к палачу — он сам сделал первый шаг, пройдя весь путь, всего несколько шагов, последних шагов в его жизни, без посторонней помощи. Он шел навстречу неизбежному, как когда-то шагнул под огонь врага, вынося своего раненого бойца, хотя знал, что сам может лечь рядом с ним. Исмаил бин-Зубейд замер, широко открыв глаза — он должен был видеть все.

Аль-Шаури сам, отстранив не посмевших касаться его гвардейцев, опустился на колени, положив голову на колоду, небритой щекой коснувшись пропитавшегося кровью дерева. Палач снова, в третий раз, занес над головой ослепительно сверкнувший в солнечных лучах скимитар. Он был настоящим мастером, этот человек, с одного удара отсекавший голову, срезавший ее своим страшным мечом, словно бритвой. И сейчас он тоже сделал все, как надо.

Клинок, дойдя до верхней точки, резко пошел вниз, прочертив сияющую дугу, и со стуков вонзившись в дерево. Отрубленная голова покатилась по помосту, а тело мешком сползло под ноги палачу. Безупречно!

Исмаил бин-Зубейд не видел, как уносили тела, как расходилась напряженно гудевшая толпа — никто не осмеливался почему-то говорить в полный голос. Командир Первой бригады специального назначения не стал задерживаться на площади дольше, чем было нужно — его уже ждали.

Они собрались на окраине Эр-Рияда, на чьей-то квартире, в тихом спокойном районе. Когда появился генерал, все остальные уже были на месте. Десяток офицеров из его бригады, те, с кем Исмаил бин-Зубейд нес службу плечо к плечу много лет, кого знал, как самого себя — и кому мог доверять больше, чем себе.

— Король расплатился с неверными кровью своих самых преданных слуг, — произнес генерал, обведя взглядом своих братьев, товарищей по оружию, тех, кого он выбрал из многих сотен, в ком был уверен. — Те, кто хотелблага для нашей страны, закончились свой путь на плахе. Ахмед Аль-Шаури искренне верил, что спасает королевство от войны с Америкой, и именно для того, чтобы сохранить мир, он, обманутый хитрыми интриганами, повернул оружие против того, кому присягал на верность. Его обманом заставили совершить предательство, а потом назвали преступником, опозорив его имя на всю страну. И это лишь начало. Неверные, сами и создавшие заговор, явились вовремя, как будто бы спасая нашего короля — еще бы, они точно знали, что и когда должно произойти, и ждали в полной готовности! И теперь они хотят хозяйничать на нашей земле, а король Абдалла им верно служит, возвращая долг, оплачивая его кровью своих братьев! Этого не должно быть!

Слова рвались из груди, а в ней клокотала ярость. Перед глазами генерала еще стояла жуткая картина — оседающее на выщербленные доски эшафота обезглавленное тело того, кому он до сих пор остался должен самое ценное, свою жизнь. Никто не смел прерывать бин-Зубейда, слушавшие его, кажется, даже старались не дышать.

— Я собрал вас, тех, кому верю, как себе, на кого могу полагаться в любом деле даже больше, чем на себя, чтобы сказать — я желаю отомстить королю, который так легко отправляет на смерть своих слуг, предаваясь неверным, явившимся из-за океана. и с вами, или без вас, но я сделаю это!

— Мы с тобой, господин, — произнесли разом несколько офицеров. — Ты верил нам прежде, можешь верить и сейчас!

— Неверные пришли сюда, чтобы получить нашу нефть, то, что приносит богатство нам и будет приносить нашим детям и детям наших детей — если американцы и их прихвостни не выкачают из наших недр черное золото все до капли. Пока у них есть наша нефть — король Абдалла будет их другом и союзником. Но если поток нефти иссякнет… Я заставлю короля понять, почувствовать, что значит, быть преданным тем, кому ты веришь. Мы — элита королевской армии, и нам по силам сделать то, что я хочу. Мы уничтожим нефтяные промыслы, лишим неверных нашего сокровища, и рассорим их с королем. И тогда он поймет, кто настоящий его друг!

— Если сделать то, что ты предлагаешь, господин, американцы явятся сюда в полной силе, и в королевстве начнется война, — покачал головой с явным сомнением один из офицеров — командир батальона «коммандос». — А неверные могут нас победить!

— Войны не будет! Американцам нужна наша нефть, а если они будут бомбить все подряд, то промыслы окажутся уничтожены окончательно, ни о какой добыче не будет и речи тогда — так получилось в Ираке, так будет и здесь. Они не смогут разгуляться в полную силу. Да и вообще вторжения не будет — если они ступят на нашу землю, если приблизятся хотя бы к святыням Медины и Мекки, все правоверные поднимутся против американцев по всему миру, начнется джихад, которого так боятся в самой Америке. Нет, войны не будет — эти неверные не дураки рисковать всем. Но наказать короля они попытаются, а мы будем готовы к этому, и, позволив ему вдоволь натерпеться страха, вмешаемся, вышвырнув американских собак прочь из королевства!

Ахмед Аль-Шаури продумал все до мелочей — у приговоренного к казни смертника было достаточно времени для этого. И пусть его тело скоро уложат в могилу, Исмаил бин-Зубейд выполнит посмертную волю своего брата, и план, рожденный в тиши одиночной камеры, воплотится в реальность. Но прежде следует решить несколько проблем.

— Для предстоящей акции нам потребуется много людей, не десять и не двадцать, — сообщил бин-Зубейд. — Нужны и опытные бойцы, и «пушечное мясо», возможно, даже смертники — иначе оборону нефтяных месторождений не прорвать. Пока этот план известен только вам, тем, кому я доверяю. Я прошу каждого из вас подобрать по несколько человек, три-четыре, не больше, из тех, что лично преданы вам самим. Если хоть несколько слов из сказанного достигнут ушей контрразведки, палач придет уже за нами. Но люди нам нужны — ударить нужно одновременно всюду, чтобы король и его неверные покровители испытали настоящий ужас! Ступайте, и помните — мы делаем то, что угодно Аллаху!

Офицеры расходились по одному, возвращаясь к месту службы разными путями, чтобы никто и ничего не смог сейчас заподозрить. Исмаил бин-Зубейд был намерен покинуть место встречи последним. Но прежде, чем он переступил через порог, к нему подошел юный лейтенант Ибрагим Аль-Джуни, один из тех, кого генерал считал самыми многообещающими своими людьми, оказывая им заметное покровительство.

— Господин, прошу простить меня, — молодой офицер говорил неуверенно, словно в чем-то сомневаясь. — Наших сил может не хватить для того, что вы задумали. Но я знаю, кто может помочь нам. Король Абдалла предал не только вашего друга, но и многих за пределами королевства. И есть те, кто готов на все, чтобы отомстить нечестивому правителю. Такие же мусульмане, как мы, они помогут, если будут знать, что мы делаем общее дело.

Что-то шевельнулось в сознании бин-Зубейда. Не надо гадать слишком долго, что понять, кого своей сделкой с американцами предал их король. И потому генерал спросил, почти наверняка зная ответ:

— Иран?

— Они наши братья, правоверные, а ссорят нас политики в угоды неверным собакам! Но нам нечего делить на самом деле!

Новость о том, что один из самых перспективных молоды офицеров его подразделения связан с иностранной разведкой — а с кем же еще! — фактически с врагами государства, была не из числа приятных. И все же это шанс сделать грязную работу чужими руками — отомстить королю и уцелеть, ведь на месте преступления найдут иранцев, а не саудовских солдат из элитной бригады.

О том, что спецслужбы соседней страны ведут работу среди военных, Исмаил бин-Зубейд знал и раньше, он хорошо помнил историю, в том числе и случаи, когда контрразведка раскрывала целые заговоры, ниточка от которых неизменно тянулась через вод Персидского залива на восток. Просто осознавать, что один из тех, кого обычно называют предателями, был с тобой рядом столь долго время, и ты сам благоволил ему, это… неприятно, наверное. Но терпимо, особенно сейчас.

— Твои… друзья, — генерал немного замялся. — Они серьезно готовы помочь нам?

— Более чем, господин! И кроме желания у них еще есть немалые возможности! Я не могу что-либо обещать или всерьез обсуждать, но можно организовать встречу с тем, кто сможет давать такие обещания, принимать и отклонять предложения. И это стоит сделать, не откладывая.

— Хочешь организовать встречу с резидентом?

— Через три дня, — не отвечая на вопрос, сообщил Аль-Джуни. — На границе с Оманом, точное место сообщат позже. Только вы и я, больше никого. С их стороны тоже двое. Вы не должны опасаться провокаций, господин! Все честно!

Исмаил бин-Зубейд внимательно посмотрел на своего офицера, словно испытывая того, пытаясь отыскать слабину. А затем молча кивнул — он уже принял решение, и не сможет называть себя мужчиной, если повернет вспять. Три дня — это же не так много. Придется лишь немного потерпеть.

Вызов в штаб застал полковника Нагиза Хашеми на огневой полосе. Нет, сам офицер Корпуса Стражей исламской революции не проходил все эти препятствия — на этот раз он с безопасного расстояния наблюдал за тем, как его бойцы ползут под низко натянутыми нитями колючей проволоки, переваливаются через стены, палят из автоматов по появляющимся на несколько секунд мишеням, метают ручные гранаты, пытаясь уложить их в отверстие размером с ветровое стекло автомобиля. А рядом стояли их командиры с секундомерами в руках, и каждый солдат знал — каждое мгновение промедления обернется не меньше, чем километровым марш-броском в полном снаряжении.

Пасдараны из отдельной бригады «коммандос» в который раз штурмовали эту полосу препятствий, в ожидании начала священной войны оттачивая свое мастерство. С исступлением фанатиков они снова и снова шли вперед, порываясь сквозь стену огня, до крови царапая спины о шипы колючей проволоки. Каждый знал, что час решающей битвы близок, и каждый хотел встретить ее в полной готовности.

— Господин полковник, — рядом с Нагизом Хашеми вырос, как из-под земли, молодой сержант — даже борода еще не росла, так, щетина. А на заднем плане полковник заметил джип с водителем. — Господин полковник, вас приказано срочно доставить в штаб! Идемте!

Над полигоном, расположенным под Керманшахом, и принадлежавшем Семнадцатой пехотной дивизии, стоял страшный грохот — трещали автоматы, раскалившиеся от интенсивной стрельбы, рвались ручные гранаты, хлопали взрывпакеты. Но полковник Хашеми привык ко всему этому, как привык и посыльный, и потому они отлично слышали друг друга сейчас.

— Что за спешка, сержант? — сурово спросил полковник.

— Прибыл генерал Сафар! Это его приказ!

Имя командующего Корпусом Стражей исламской революции заставило Хашеми поторопиться. Никогда прежде столь высокий чин не настаивал на личной встрече с обычным офицером, а, значит, сейчас должно было произойти нечто необычное. Быть может, именно то, к чему Нагиз Хашеми готовился всю свою сознательную жизнь.

Генерал Омид Сафар ничем не выказал своего нетерпения, когда полковник Хашеми, по-уставному отдав честь, вошел в кабинет командующего дивизией, временно выдворенного вон — уже одно это значило очень многое. Командир бригады «коммандос» замер на пороге, вытянувшись по струнке и уставившись куда-то в потолок, поверх головы главнокомандующего. А тот, не спеша, подошел к столу, за которым обычно располагался командир дивизии. Сейчас полковник заметил, как сильно хромает на левую ногу генерал Сафар — командующий успел побывать на настоящей войне, подбивая иракские танки из ручного гранатомета.

Нагиз Хашеми достаточно знал о своем командире, чтобы утверждать — сейчас он видит перед собой настоящего героя, выжившего в жуткой бойне. Солдаты Хусейна тогда немало натерпелись от летучих отрядов иранских «коммандос»-мотоциклистов, носившихся по пустыне, как ветер, появляясь там, где их никто не ждал. Двое пацанов с РПГ-7 едва ли не на мопеде — против сорокатонной махины танка, и Омид Сафар не раз выходил победителем из такой неравной схватки. Но однажды ему не повезло — пулеметная очередь с иракского Т-72 накрыла тарахтящую маломощным движком «боевую машину», уходившую за барханы после очередной удачной атаки.

Продолжая хромать, Омид Сафар, будто не замечая присутствия полковника, остановился возле стола, что-то взял оттуда, неторопливо вернулся к широкому окну — сквозь толстое стекло доносились отзвуки взрывов и стрельбы с полигона — вновь развернулся, и, приблизившись на три шага к полковнику, заговорил.

— Нагиз Хашеми, — произнес генерал, раскрыв тонкую папку, но почти не глядя в нее, словно выучил содержимое наизусть. — Родился в Исфахане, в семье священника. Военное училище, затем — десять лет безупречной службы, сперва в Тридцать первой пехотной дивизии, затем — в подразделениях специального назначения. Ваша бригада считается одной из лучших, вы гоняете своих людей до полного изнеможения, но это лишь заставляет все больше добровольцев просить о переводе именно в вашу часть. Все знают, что «коммандос», служащие под вашим началом, подготовлены лучше многих других. Они способны действовать на суше, на море и в воздухе, любым оружием, в наступлении и обороне. У вас есть боевой опыт, полковник?

Вопрос едва ли требовал ответа, и все же Нагиз Хашеми послушно сообщил:

— Я занимался подготовкой боевиков «Хезболлы» в Ливане, вместе с ними совершил несколько рейдов на территорию Израиля. Один раз наша группа попала в засаду, устроенную неверными. Половина моих людей осталась там, прикрывая наш отход — они все погибли, выиграв для нас время, еврейские собаки, оказывается, неплохо умеют воевать. Я хотел остаться со своими людьми, я с радостью принял бы смерть во имя Аллаха, но не мог нарушить приказ.

— Вы поступили верно, полковник, — кивнул генерал Сафар. — Одно дело, когда еврейским собакам достаются тела ливанцев или сирийцев, и совсем другое — если это будет иранский офицер, пусть даже мертвый. То, что вы здесь, означает, что вы не только храбрый боец, но еще и дисциплинированный, а именно это мне и нужно. Скажу стразу — на вас мой выбор пал не сразу. Я изучил несколько кандидатур, довольно-таки много, ознакомился с личными делами, выслушал рекомендации командиров и просто сослуживцев. И в итоге выбрал именно вас!

— Для чего, господин генерал?

— Вы на протяжении десяти лет готовились защищать свою страну, свой народ и вою веру, полковник. Вы преданы своей родине, дисциплинированы, у вас есть опыт диверсионной деятельности — вы тот, кто нужен. И сейчас вам выпал шанс нанести удар в самое сердце нашего самого сильного врага. Вам предстоит воевать с американцами!

Полковник Хашеми почувствовал, как заломило в груди — не от страха, от предвкушения. Он выбрал путь воина, и делал все, чтобы быть одним из лучших, вовсе не из тщеславия, а просто потому, что иначе не выстоять в схватках с многочисленными врагами его великой родины. И вот оказалось, что все его усилия, лишения, испытания, которым полковник сам себя подвергал, были не напрасны. Тело вдруг охватила непривычная дрожь, сладостное волнение — он, Нагиз Хашеми, простой паренек с бедной окраины Исфахана, оказался достоин, он будет сражаться во имя своей родины с самым ненавистным врагом Ирана!

— Страна на пороге войны, — говорил, как рубил, генерал Сафар. — Американцы у наших границ, и корабли — возле нашего берега. Мы готовы встретить их, но наши силы не равны. Никому не нужна победа, ради которой всему народу придется стать смертниками! И потому нужно ударить первыми, но так, чтобы в ответном ударе вся мощь неверных обратилась не на нас, а на других, а сами они оказались ослаблены и не могли бы воевать в полную силу. Скажите, полковник, что нужно от нас американским собакам, ради чего они готовы посылать на смерть своих солдат?

— Нефть!

Нагиз Хашеми не колебался с ответом. Ради густой маслянистой черной жижи, которой так богаты недра его страны и соседних государств, американцы и их прихвостни готовы на многое. Ирак уже пал, и теперь его гниющее тело опутали нити нефтепроводов, питающих врага, позволяющих ездить его автомобилям, летать его самолетам и даже космическим ракетам.

— Вы правы, полковник, — кивнул Сафар. — Нефть важна для нашего врага. Привыкнув полагаться на техническое превосходство в любой войне, американцы нуждаются в огромном количестве топлива для своих кораблей, самолетов, танков. Если на бензоколонках иссякнет бензин, в Америке начнется паника, их народ свергнет президента, все их нечестивое правительство, и никто уже не будет думать о том, чтобы идти за океан и воевать с нами. И вам, полковник, предстоит разработать и осуществить операцию, в результате которой снабжение нефтью Америки будет нарушено, при этом все должно выглядеть так, чтобы гнев ввергнутого в ужас врага обрушился не на нас, а на других, тех, кого сейчас американцы считают своими союзниками. На Саудовскую Аравию.

— Я готов, господин генерал! Я ждал этого часа всю жизнь и не подведу вас! Не сомневайтесь во мне! Вам никогда не придется жалеть о своем выборе!

Полковник, как и многие иранские офицеры, учился военному искусству на примерах долгой войны с западным соседом, и знал, что стало с Ираком после восьмилетней бойни, никому ничего не принесшей, кроме разрушения и потерь — а воспользовались этим неверные. Саддам Хусейн, отвергнувший веру предков, не нашел в себе силы сражаться до конца, согласившись на перемирие, и его страна задохнулась в тисках блокады. Он встречал врага на своей земле, лишь отвечая ударом на удар, когда нужно было наступать, перенести войну за океан, ударив неверных в самое сердце, использовав все самой разрушительное оружие, какое у него было. Миллионы персов видели, как пала сильная страна — Ирак вышел победителем из долгой войны с Ираном, но в схватке с неверными не выстоял. Конечно, и родина Нагиза Хашеми стала сильнее с той поры, но все же ждать, пока враг нападет, и готовиться только к обороне — это прямая дорога в небытие.

— Это воля аятоллы, — жестко произнес генерал Сафар. — И вам предстоит претворить ее в жизнь, полковник! Вы должны воплотить самые страшные комары неверных, навсегда селить ужас в их сердца! В вашем распоряжении будет все, что вы пожелаете, вы можете подбирать людей из других подразделений — не только пасдаранов, но и армейских «коммандос», всех, кого сочтете достаточно подготовленными. План операции должен быть представлен мне — и самому рахбару! — как можно скорее!

— Самым надежным способом был бы ракетный удар по нефтяным промыслам Саудовской Аравии, — предложил Нагиз Хашеми. — Их месторождения находятся в пределах досягаемости наших ракет «Шихаб-3», и здесь не потребуются никакие ядерные боеголовки. Мы могли бы стереть их с лица земли за несколько минут. Но, как я понимаю, этот путь, самый простой и легкий — не для нас, господин генерал?

— Это так! Вы должны нанести удар так, чтобы подозрения не сразу пали на нас, полковник! Иначе вы только приблизите гибель своей страны!

Полковник Хашеми не мешкал, получив приказ. В его распоряжении было немало источников информации — справочники, журналы, бездна Интернета — вполне достаточно, чтобы составить представление о своей цели и о том, как уничтожить ее быстро, с минимумом усилий и наибольшим эффектом. Даже вполне открытые материалы могут оказаться настоящей кладезью знаний для того, кто точно знает, что ищет. А генерал Сафар не солгал — в распоряжении Хашеми было все, что только могло потребоваться. Пусть Иран не имеет разведывательных спутников, пусть нет у него беспилотных разведчиков вроде американских RQ-4 «Глобал Хок», летающего так высоко, что до него нее «дотягивается» большинство зенитных ракет и перехватчиков, или «невидимого» RQ-3 «Дарк Стар» — разведка работала. Миллионы правоверных, живущих по всему миру, за которыми не в силах уследить никакая контрразведка, поставляли столько информации, что в ней впору было захлебнуться.

Боевая подготовка была позабыта — часами полковник просиживал перед монитором, порой полностью утрачивая контакт с реальностью, прерываясь лишь для того, чтобы принять немного пищи, или совершить намаз. И если первым еще можно было пренебречь, то отказаться от второго Нагиз Хашеми не посмел бы даже под страхом смерти.

Нефть для Америки оказалась действительно важна, жизненно необходима. На самом деле у неверных были и иные источники энергии — уголь, гидроэлектростанции, наконец, ядерная энергия — они запрещали иранцам создавать свои реакторы, мешали делать это русским, но сами и не думали уничтожать собственные атомные электростанции. Но нефть была очень важна. Ни один нормальные американец не представляет жизни без личного авто — а машинам нужен бензин. Иссякнет он на бензозаправках — и встанет транспорт, прекратится торговля, ведь товары развозят по магазинам тоже на грузовиках. Скорая помощь, полиция, пожарные не приедут вовремя, ведь и для их машин тоже нужен бензин, эта резко пахнущая жидкость, которая умеет так ярко гореть.

Полковнику Хашеми не потребовалось много времени, чтобы понять — удар только по нефтяным промыслам Саудовской Аравии не решит проблему, этого будет слишком мало, чтобы по-настоящему испугать американцев, а вот чтобы разозлить их — вполне достаточно. В баках американских автомобилей или в генераторах личных электростанций каждый день сгорало в среднем больше двух с половиной миллионов тонн переработанной нефти — а ввозили в страну чуть менее двух миллионов тонн ежедневно. Сумей нарушить поставки хотя бы на несколько дней — и даже при том, что на территории Соединенных Штатов останутся немалые запасы нефти, миллионы американцев охватит паника, справиться с которой будет невероятно сложно.

Свыше половины потребляемой нефти ввозилось в Америку извне, но далеко не вся — из Персидского Залива. Доля Саудовской Аравии в импорте составляла на самом деле не так уж много, всего примерно семнадцать процентов от общего объема ввозимого «черного золота». Лишь немногим больше, чем импортировалось из Канады, Мексики или Нигерии. Прежде одним из крупнейших поставщиков была Венесуэла — на нее приходилось ежедневно почти четыреста тысяч тонн. Но лидер этой страны, продолжая исполнять взятые на себя обязательства, сохранял режим эмбарго, несмотря на то, что это уже потеряло всякий смысл.

Нагиз Хашеми должен был решить главную задачу — выбрать цели, удар по которым принесет наибольший эффект. С Саудовской Аравией все ясно — арабов нужно наказать за предательство, ведь они первыми предложили свою поддержку, как будто бы встав на защиту Ирана. Там поработают диверсанты, и полковник лично возглавит своих лучших «коммандос». Конечно, неплохо бы использовать ракеты — быстро, эффективно, надежно, и никакого риска потерь, а в будущей войне пригодится каждый солдат. Но раз нельзя, так нельзя, найдутся и иные способы.

С другими целями было сложнее. Разумеется, до Канады добраться будет сложно, и действовать там почти невозможно — на себе не пронесешь в эту страну все необходимое, а добыть там оружие и взрывчатку, скорее всего, окажется нереально. А вот Мексика — совсем другое дело. На нее приходится почти двенадцать процентов импорта нефти, тоже немало, а добыча ведется в море, с нефтяных платформ, огромных сооружений, беззащитных и чудовищно уязвимых. Генерал Сафар обещал, что будут предоставлены все ресурсы — что ж, нужно воспользоваться такой возможностью, тем более, у Ирана есть подходящее оружие для атаки именно таких целей. И доставить его через океан не так уж сложно — там нет границ и пропускных постов, нейтральные воды потому так и называются, что там до сих пор нет никакого хозяина. Двое суток спустя, умирая от недосыпания, смотря на мир опухшими, воспаленными глазами, полковник Нагиз Хашеми прибыл в Тегеран — там его ждал Омид Сафар.

— Удар должен быть нанесен одновременно в обоих полушариях, только тогда мы добьемся желаемого эффекта, — докладывал полковник внимательно слушавшему его генералу. — Целей несколько — нефтяные поля Саудовской Аравии, буровые платформы в Мексиканском заливе, нефтяные терминалы на побережье Нигерии. В качестве дополнения можно провести операцию против судоходства в Персидском заливе, но это создаст помеху и нам самим. Акцию в Саудовской Аравии я планирую провести силами своих коммандос — расположение ключевых объектов нам известно, проникнуть в страну не составляет особых трудностей, правда, есть проблемы с оснащением. Нам там никто не продаст несколько тонн взрывчатки, а тащить с собой опасно. В Мексиканском же и Гвинейском заливе предстоит действовать нашему флоту, а точнее, подводным лодкам — они атакуют и уничтожат нефтедобывающие платформы.

— Подводные лодки — самые мощные боевые единицы нашего флота. Никто не решится так рисковать ими, полковник, даже ради такой миссии, когда у наших берегов крейсирует американская эскадра во главе с авианосцем! У нас их всего три, и потеря даже оной из них ослабит нашу мощь на море, и без того весьма скромную.

— Я имею в виде сверхмалые субмарины типа «Гадир», — торопливо пояснил Нагиз Хашеми. — Их водоизмещение — всего сто пятнадцать тонн, длина — двадцать девять метров, и они вооружены двумя торпедными аппаратами, что весьма серьезно. Они тихие, их трудно будет обнаружить даже американцам со всей их дарованной шайтаном техникой. Одиннадцать таких подлодок уже в строю, этого хватит для осуществления задуманного. Субмарины должны быть доставлены к целям на плавучих базах, замаскированных под торговые суда, возможно — принадлежащие третьим странам. Я верю, что наши подводники выполнят свою задачу. Кроме того, к участию в операции следует привлечь боевых пловцов — я знаком с их методами, тактикой, знаю, какова их подготовка. Мои «коммандос» тоже умеют плавать с аквалангом, но лучше поручить дело тем, кто готовился к этому каждый день своей службы.

— То, что вы хотите, вы получите, скорее всего, — пожал плечами генерал Сафар. — Если ваш план увенчается успехом, каков будет его эффект? Мы наверняка понесем потери, я — и аятолла — желаем быть уверены, что наши братья погибнут не напрасно.

Полковник Хашеми после нескольких суток без сна и отдыха мечтал только об одном — забыться хотя бы на пару часов, подремать, чтобы измотанный разум его мог придти в себя. Но для того, чтобы получить эту желанную награду, следовало доказать своему начальнику, что время было потрачено не напрасно.

— Эффект? Поставки нефти в Соединенные Штаты упадут в два раза — разве этого мало? Начнется паника, миллионы неверных охватит ужас!

— Даже если все удастся исполнить, у американцев останутся еще источники нефти, — настаивал генерал. — Это Канада, кроме того, нефть есть на Аляске, в других штатах, есть еще подземные хранилища. Ущерб будет восполнен, и достаточно легко.

— Это так, и цели, которые вы назвали, нам не поразить, если мы только не хотим навлечь беду на свою страну. Но толпа плохо воспринимает цифры, а американцы — это толпа. Новость о том, что взлетели на воздух нефтепромыслы едва не по всему миру, породит волну ужаса, который трудно будет обуздать. Цены на бензин подскочат вверх, даже боюсь загадывать, насколько, или, вернее, во сколько раз они вырастут.

— Да, верно, — кивнул Сафар. — Не ракеты и бомбы, а ужас — наше самое сокрушительное оружие! Мы ударим по сердцам, по душам врага, привыкшего чувствовать себя всемогущим. Но для того, чтобы удар достиг цели, нужно действовать быстро — предатели есть везде, если затянем с подготовкой, то что-то станет известно американцам, и они начнут действовать первыми. Нужно спешить!

Полковник был полностью согласен с этой мыслью — промедление грозило тем, что планы станут известны кому-то, кому о них знать не следует. А учитывая, какую подготовку нужно провести, чтоб быть хоть немного уверенными в успехе операции, следовало тем более торопиться — иначе отрабатывать действия можно будет несколько лет.

— Вы отлично поработали, полковник Хашеми, — генерал Сафар оторвался от распечаток, разложенных на его столе, и взглянул в упор на командира бригады «коммандос». — Я убедился еще раз, что не ошибся, выбрав именно вас из многих. Сегодня же план будет доставлен аятолле, и, я уверен, рахбар примет его! Что же касается ваших сомнений по поводу части операции, касающейся Саудовской Аравии… Это наша ключевая цель, отступники должны быть наказаны. Да, действовать на их территории, под присмотром американцев, сложно. Но у нас есть там союзники, полковник. ими движут свои мотивы, но цель у нас с ними пока одна. И кое с кем из них вам следует познакомиться как можно скорее!

Выспаться Нагизу Хашеми все же удалось — в жестком, тесном и неудобном кресле старого, грозящего развалить в воздухе на куски «Аэробуса», доставившего его из Тегерана в Маскат — столицу Омана. План операции «Гнев Пророка» был утвержден без каких-либо изменений, и полковнику предстояло уже сейчас начать воплощать его в жизнь. Целых три часа сна — этого вполне хватило, чтобы сойти вновь на землю бодрым и отдохнувшим.

Исмаил бин-Зубейд добрался до границы из Эр-Рияда за несколько часов. взятый напрокат «Нисан-Патрол», на вид потрепанный и более чем скромный, но на самом деле вполне надежный, доставил бригадного генерала в место, где должна была произойти встреча — встреча, сам факт которой делал его предателем и королевским преступником. Но отчего-то мнение короля теперь меньше всего интересовало командира бригады специального назначения.

Под конец поездки, однообразной и утомительной, генерал задремал — и в итоге был разбужен легким толчком в плечо. Еще не успев открыто глаза, бин-Зубейд первым делом положил ладонь на кобуру с табельным «Браунингом», и лишь по прошествии нескольких секунд, вспомнив, где он, расслабился.

— Господин, прибыли, — лейтенант Аль-Джуни, на несколько часов ставший водителем при своем командире, указал на ровную, как стол, пустыню, простиравшуюся до самого горизонта: — Мы на месте!

— Ты уверен? Это уже граница?

— Граница прямо перед вами, генерал, — кивнул лейтенант, в распоряжении которого был спутниковый навигатор — вещь, незаменимая при поездках по местности, лишенной каких-либо ориентиров. Такой, например, как эта пустыня. — Через километр уже территория Омана. Наши друзья скоро появятся. Мы прибыли раньше оговоренного времени, так что есть еще десять минут.

Бин-Зубейд выбрался из салона внедорожника, с наслаждением потянувшись — тело затекло от долгого нахождения в одной и той же позе. Было жарко, но снаружи все же лучше, чем изнутри — даже неплохой кондиционер не спасал от зноя, когда находишься в железной коробке несколько часов подряд. Китель, пропитавшийся потом, прилип к спине, и генерал, одернув форму, принялся прогуливаться возле джипа, в котором оставался его единственный спутник.

Место для встречи было выбрано хорошее — посреди ровной, приглаженной ветром пустыни, можно не опасаться неприятных неожиданностей. Здесь сложно устроить засаду, и можно вести беседу, не отвлекаясь на то, чтобы вовремя обнаружить отблеск оптического прицела, поймавшего линзой солнечный луч. Конечно, стрелок с винтовкой пятидесятого калибра, вроде американской «Баррет» М82, может расположиться за полтора километра отсюда, и увидеть его невооруженным глазом не сумеет никто, но ведь от всего на свете не убережешься. Нужно доверять людям, даже тем, о ком еще несколько часов назад ты даже не слышал, и кто явно представляет здесь отнюдь не друзей королевства. И потому генерал Исмаил бин-Зубейд приготовился терпеливо ждать.

Аль-Джуни или соврал, или просто его часы шли неверно — прошло не более трех минут, а на востоке взметнулся столб пыли, верный знак того, что со стороны сопредельного государства кто-то ехал, причем явно не на верблюдах. Еще две минуты — и уже можно разглядеть изрядно потрепанный белый «Субару», не самую новую модель. Подскочив пару раз на невысоких барханах, японский внедорожник остановился в сотне метров от «Нисана», и из него выбрался один человек. Постоял полминуты, осматриваясь, а затем двинулся навстречу бин-Зубейду.

— Это он, господин генерал, — сообщил лейтенант, наконец, покинувший салон автомобиля. — Идите же!

Они встретились на гребне невысокого бархана, прилизанного порывами жарко ветра. Минуту стояли молча, друг напротив друга, разделенные всего парой шагов — изучали, оценивали. Затем тот, кто прибыл со стороны Омана, заговорил первым по-арабски, хотя едва ли это был его родной язык.

— Я представлюсь, чтобы вы понимали серьезность моих слов. Меня зовут Нагиз Хашеми, я полковник сил специального назначения Корпуса Стражей исламской революции. Ваше имя мне известно, простите — предпочитаю знать заранее, с кем имею дело. Мы с вами коллеги, генерал. И сейчас хотим одного и того же.

— И чего же именно хотите вы? — невозмутимо поинтересовался бин-Зубейд.

— Унизить короля Абдаллу, и заставить американцев разочароваться в нем, перестав считать саудовского правителя своим союзником. Он обещал поддержку моей стране, пугал неверных тем, что перестанет продавать им свою нефть. Мы поверили ему, забыв о давнем соперничестве. Но американцы, запугав ваших братьев, заставили их выступить против короля, а затем использовали это, как предлог, чтобы придти на вашу землю. Ваши друзья стали разменными фигурами в этой грязной игре, и вы хотите отомстить. Мы тоже. Мы хотим, чтобы ваш король ощутил сам, каково это, когда тебя предают те, кто еще недавно заверял в верности, клялся в дружбе — предают, когда понимают, что дружить больше не выгодно, что они ничего не получат взамен своих уверений в преданности. Так что наши желания совпадают, мы можем друг другу помочь.

— То, что я сейчас с вами говорю — предательство, — вдруг заметил Исмаил бин-Зубейд. — Вы — представитель разведки враждебного государства. Я должен был бы вас арестовать.

— Но не собираетесь делать этого, — ухмыльнулся Хешеми, не спрашивая — утверждая. — Предать нечестивого правителя, который готов отправить на эшафот преданных своих слуг ради сохранения дружбы с неверными — это не преступление, а деяние, угодное Всевышнему. Давайте думать, как исполнить наш замысел. У вас есть то, что нужно нам — информация и ресурсы, а у нас — люди, готовые ради своей страны и своей веры принять любую смерть.

Генерал бин-Зубейд успел ценить своего собеседника за эти несколько минут. Это был не фанатик, а расчетливый боец, собранный, внимательный и решительный. Изможденное лицо и красные глаза его говорили о том, что этот иранский полковник провел последние дни отнюдь не в праздности. Он точно знал, чего хочет, и был уверен, что саудовский генерал поможет ему в этом. И эта мысль больно уязвила Исмаила бин-Зубейда — иранец очень легко «просчитал» его.

— Американцы пришли в вашу страну, чтобы забрать себе вашу нефть — вам они уже не доверяют, — продолжил Хашеми. — Значит, сделаем так, чтобы нефть им не досталась. И тогда король Абдалла, который расплатился сокровищем вашей земли за свое спасение, сразу попадет в немилость неверных и поймет, наконец, кто с ним, а кто — против него. У нас есть люди, готовые провести атаки на нефтяные промыслы — это не иранцы, это бойцы «Хезболлы», сирийцы и палестинцы, многих из них я готовил лично. Моя страна не заинтересована в том, чтобы на нее пали подозрения в этой диверсии.

— У вас есть подготовленные люди, а что требуется от нас?

Бригадный генерал саудовской армии не колебался — он знал, на что идет, дав согласие на эту встречу, и предпочел перейти сразу к делу. Мучиться угрызениями совести было поздно, говорить о том, что он погорячился и теперь передумал — смешно. Последняя черта, стоя возле которой, еще можно было сомневаться, осталась позади — давно, еще тогда, когда бин-Зубейд дал согласие на эту встречу лейтенанту Аль-Джуни, а не отволок его в контрразведку. Так что теперь нужно думать о деле, а совесть… Совесть помолчит, достаточно только вспомнить, как играло солнце на лезвии палаческого меча за миг до того, как полоса остро оточенной стали вонзилась в шею генерала Аль-Шаури.

— Нам нужно снаряжение — оружие, взрывчатка, средства связи. Провезти все это через границу можно, но опасно, а нам потребуется много разной амуниции. И еще информация, например, о системе охраны нефтепромыслов. Возможно, вы и ваши люди помогут нам пройти через периметр безопасности, так будет еще проще. Только дайте нам дорогу, генерал, остальное — наша забота. Но ваша месть свершится, клянусь!

— Что ж, это возможно, — подал плечами бин-Зубейд. — Оружие и снаряжение достать не так сложно для меня. Надеюсь, вы намерены ввезти в страну не батальон своих бойцов?

Нагиз Хашеми усмехнулся, оценив шутку, и сообщил:

— Не более пятидесяти человек. Кое-кто, кстати, уже в королевстве — здесь удобно скрываться от мести еврейских спецслужб. Мои люди — профессионалы, они привыкли действовать малыми силами против многочисленного противника. За плечами многих из них — годы непрерывной войны с израильтянами, а это не самые скверные солдаты, поверьте тому, кто был под их огнем!

— С информацией дело обстоит сложнее, — заметил генерал. — Нефтяные промыслы охраняет Национальная гвардия. Они подчиняются наследнику престола и королю, а на внимание со стороны армии смотрят косо. Я не могу просто приказать им отдать мне схемы расположения постов и таблицы паролей, если вы рассчитываете на это, господин Хашеми.

— Это мы сделаем сами, генерал! Я не заинтересован, чтобы ваше имя оказалось как-то связано с будущей акцией — нам нужны такие люди, как вы, те, на кого можно положиться, не опасаясь предательства. И ради того, чтобы заслужить ваше доверие, я исполню вашу месть! Ваши казненные братья будут довольны!

Где-то далеко, за сотни километров от этой пустыни, мирно спал в своих роскошных покоях король Абдалла — один из самых богатых и влиятельных людей планеты, тот, в чьих руках были колоссальные запасы нефти, а, значит, власть над очень многими. Его покой бдительно охраняли отборные гвардейцы, беззаветно преданные своему господину, рядом были и американцы, а, значит, нечего опасаться. Правитель Саудовской Аравии не знал, что невидимые часы уже начали обратный отсчет времени. Маховик заговора набирал обороты.

Глава 7. В кольце

Архангельская область, Россия 6 октября
В грузовой кабине — салоном, как ни старайся, назвать ее не поворачивался язык — десантного Ми-8 МТВ было шумно и тесно. Шумно оттого, что как раз над головой выли на максимальных оборотах спаренные турбовинтовые двигатели ТВЗ-117ВМ, вращавшие лопасти несущего винта геликоптера диаметром двадцать один метр. Ну а теснота… разве может быть просторно, если в эту кабину набилось разом тридцать с лишним человек, все — не с пустыми руками, в полной экипировке, с личным оружием, с десантными рюкзаками, туго набитыми боеприпасами и сухими пайками.

Тарас Беркут покосился на сидевшего слева от него на узком, не слишком удобно сидении, бойца. Плечистый парень, шириной плеч и величиной бицепсов ничуть не уступавший своему командиру, поставил меж широко расставленных ног пулемет «Печенег», упирая приклад в металлический пол кабины, и сейчас, уставившись куда-то в пустоту, перекатывал во рту жевательную резинку. Почувствовав на себе взгляд полковника, пулеметчик обернулся, вопросительно уставившись на командира. Тарас молча кивнул, продолжив изучать лица своих бойцов.

Беркут чувствовал волнение тех, кто находился рядом с ним, в тесноте вертолетной кабины. Нет, по-настоящему никто не боялся, эти люди уже успели понюхать пороха, за плечами многих из них было не по одной войне. Но оставаться совершенно спокойным, когда точно знаешь, что совсем скоро тебя ждет бой с безжалостным противником, готовым на все, едва ли окажется под силу хоть кому-то.

Дверца, отделявшая кабину пилотов от грузового отсека, сейчас битком набитого вооруженными людьми, отворилась на пару секунд. Штурман, усталый мужик в потертом комбезе, выглянул в полумрак, отыскав сидевшего по правую руку полковника, и сообщил, перекричав вой турбин над головами:

— Одна минута до «точки»! Готовь своих!

Летчик уже скрылся, а Тарас Беркут, надсаживая глотку, рявкнул, заглушив и гул моторов, и разговоры, за которыми его бойцы пытались скоротать время:

— Одна минута! Всем приготовиться!

Все тридцать два человека, ютившиеся в наполненном шумом чреве Ми-8МТВ, разом подобрались. Послышался сухой лязг взводимых затворов, а щелчки предохранителей потонули в общей суете. Сам Беркут давно был готов. Тело сдавливал разгрузочный жилет «Пионер», простой, надежный и функциональный, нагрудные карманы которого были туго набиты автоматными «рожками» — восемь магазинов, двести сорок смертоносных гостинцев, летящих почти втрое быстрее звука. Оружие тоже было под рукой.

Большая часть людей Беркута, бойцы БОР — отдельного полицейского батальона оперативного реагирования, — по привычке вооружилась «калашами», компактными АК-105 калибра 5,45 миллиметра, по своим характеристикам стоявшими как раз посередине между полноценным АК-74 и «окурком» АКС-74У, и соответствовавшим разрекламированным на весь мир американским карабинам М4. Но сам полковник предпочел автомат системы Никонова АН-94, знаменитый прежде, но как-то забывшийся со временем «Абакан»[4]. Такой же выбор сделали и наиболее опытные офицеры Беркута.

«Никонов», действовавший по принципу смещенного импульса отдачи, позволял укладывать первые две пули едва не в десятикопеечную монету — «калашникову» такое не снилось — а устроен был ненамного сложнее, чем АК. По сути, ствол и затворная группа находились на лафете с мощными амортизаторами, гасившем отдачу, так что в момент выстрела оружие оставалось неподвижным, обеспечивая невиданную точность. Конечно, конструкция оружия стала не такой простой, как у АК-74, но те, кто оружием пользоваться умел, за недостаток это не считали. Ухаживай за своим «стволом» грамотно, и он не откажет в разгар боя, так что собирать-разбирать его под огнем противника не придется. А уж такие мелочи, как «отсутствие эргономики» для русского мужика… Да кто про нее вообще слышал, про эргономику-то!

Беркут почувствовал, как вертолет сперва сбавил скорость — турбины над головой стали выть чуть спокойнее — а затем начал снижаться. Через пару секунд опустится грузовая аппарель в кормовой части «вертушки», выпуская его и его людей навстречу первому для батальона настоящему бою. Комаднир чувствовал, что нервы у всех на пределе, люди напоминали сжатые до упора возвратно-боевые пружины своих автоматов — надави еще чуть-чуть, и они стремительно распрямятся, сметая все на пути.

Створка аппарели, заменившей на последних модификациях «пчелки», как называли Ми-8 еще с Афгана, двустворчатый люк, поползла вниз, впуская в десантный отсек порывы ветра и тусклый свет осеннего дня. Беркут, на ходу цепляя на пелчо АН-94 с уже досланным в ствол патроном, первым стал у проема, готовый ступить на землю, считавшуюся своей, родной, русской, но теперь бесконечно враждебную для него и тех, кто шел следом за ним.

— Приготовились, — еще раз обратился он к своим бойцам, напряженным, нервным, сжатым в комок, и готовым к прыжку, едва услышав команду. — Проверить оружие! По выходу занять круговую оборону! Пулеметчики — за мной! Вперед!!!

Катки шасси «ми-восьмого» даже не успели толком коснуться покрытой пожухшей травой вершины холма, выбранного пилотами для высадки десанта, а Тарас Беркут, заученно сгруппировавшись, уже спрыгнул вниз, пригнувшись и отскакивая в сторону. Опустившись на одно колено, полковник вскинул «Абакан» с укрепленным под цевьем подствольным гранатометом, вглядываясь в темневший у подножья холма осенний лес.

Следом за своим командиром вертолет покинули два пулеметчика, вооруженных мощными «Печенегами», более продвинутым вариантом пулемета ПКМ. Держа свое оружие на весу, поводя из стороны в сторону стволами, у дульного среза отягощенными сошками, бойцы прикрывали высадку товарищей, готовые отбросить лавиной огня, смести с пологих склонов холма, незаметно подкравшегося противника.

Вообще на оружии для подразделения Беркута новые хозяева, действовавшие под сенью звездно-полосатого знамени, не экономили. Привычный камуфляж, правда, пришлось сменить на «пиксельный» американский, а вот все остальное было своим, отечественным, да каким! Полицейский батальон, один из первых, сформированный в рамках строительства новыхсил внутренней безопасности, получил се самое новое, то, о чем рядовой боец Российской Армии мог только мечтать. У каждого бойца — АК-105, к которому запросто можно было получить «подствольник» ГП-30, а не по два на отделение, как было прежде.

Пулеметчики во взводах и отделениях сменили легкие РПК-74 на ПКП «Печенег» калибра 7,62 миллиметра, а снайперы вооружились винтовками СВД-К под мощный патрон 9,3х64 миллиметра — наш ответ «их» патрону «лапуа магнум» — да еще и с новыми прицелами «Гиперон» переменной кратности. А в качестве вспомогательного оружия для боя «накоротке» — компактные пистолеты-пулеметы ПП-2000 калибра девять миллиметров. И все это великолепие российской «оборонки» бойцам Беркута сейчас предстояло применить в первом настоящем бою — бою против своих.

Как только американцы сообщили об атаке на нефтепровод, в воздух были подняты беспилотные разведчики «Дозор» русских полицейских сил. Добрая дюжина новейших «дронов» повисла над тайгой, сменяя друг друга, внимательно обшаривая подстилающую поверхность «взглядами» бортовых тепловизоров и высокочувствительных телекамер. Пилоты-операторы на наземных пунктах управления часами не покидали свих мест перед огромными мониторами, вглядываясь в полученную с борта разведчиков «картинку».

Каждый беспилотник мог провести в воздухе, на удалении до тысячи двухсот километров от станции управления, до десяти часов — человеку высидеть столько на одном месте, оставаясь внимательным, не утратив реакцию, просто не под силу. Потому операторы вынуждены были сменять друг друга для того, чтобы хотя бы дать отдых уставшим глазам, а «Дозоры» упорно продолжали кружить над угрюмым серым лесом.

Полковник Тарас Беркут, командир полицейского батальона быстрого реагирования, с интересом заглядывал через плечо оператора, изучая картинку на плазменном экране. Станция управления оказалась настолько компактной, что уместилась в салоне внедорожника «Лендровер», над которым вознесла в небо на много метров штыревая антенна, как раз и принимавшая сигналы с беспилотного разведчика.

— Мы контролируем пятьдесят квадратных километров, — сообщил оператор, всего ишь старший лейтенант, топтавшемуся за плечом полковнику. — С высоты три тысячи метров, предельной для «Дозора», мы можем рассмотреть отдельного человека даже сквозь листву!

— Черт, нам бы такую технику раньше, — вздохнул Беркут.

Бывший командир отряда специального назначения Двадцать второй бригады «спецназ» знал, насколько полезными могут оказаться в бою эти тарахтящие слабенькими моторчиками игрушки. Там, в Чечне, они пользовались беспилотниками «Пчела», маленькими аппаратами с дальностью действия всего шесть десятко верст — но и эти крохи помогали обнаруживать уходящих от погони «духов», безошибочно наводя на них огонь артиллерии или штурмовики. Или выявлять засады, выставленные на пути движения колонны — и накрывать их упреждающим огнем, сохраняя в живых десятки солдат.

— Через час ложимся на обратный курс, — предупредил оператор, не снимавший ладони с по-женски изящными, тонкими, как у пианиста, пальцами, с клавиатуры. — Топливо на исходе.

Но вернуться им не удалось. На экране мелькнуло несколько белых пятен, порой совсем исчезавших под покровом поредевшей, но еще не опавшей окончательно листвы, и оператор, подскочив, словно на иголках, воскликнул:

— Контакт!

Тепловизор с высоты трех километров уловил тепло, исходящее от пробиравшихся по лесу людей. Беркут уже видел не меньше двух десятков отметок. Три пятнышка — далеко впереди, явно головной дозор, еще по два — в стороне, прикрывают фланги, и два замыкают колонну. Все грамотно, по правилам.

— Это они, — уверенно произнес полковник. — Координаты цели?

— Квадрат сорок-двадцать четыре, товарищ полковник!

Противник, группа террористов, взорвавших американский нефтепровод, был обнаружен примерно там, где его и ждали. Пешие, нагруженные всяческим снаряжением, уставшие люди, они не могли соперничать в скорости с беспилотными «Дозорами». Отмашка была дана, цель — обнаружена. Теперь дело за людьми Беркута, в полной готовности ожидавшими приказа на летном поле аэродрома.

— Ста-а-новись! — раздалось над бетонкой при появлении полковника.

Бойцы полицейского батальона ждали команды на вылет возле вертолетов, четверки Ми-8МТВ, покрытых кляксами камуфляжной окраски. На самом деле здесь был не батальон — только одна усиленная рота, укомплектованная наиболее подготовленными и надежными бойцами. Для того чтобы разделаться с горсткой «террористов», должно было хватить и этого.

— Рота, равняйсь! Смир-р-р-на!!!

— Слушай мою команду, — рыкнул Беркут, став перед неровным строем бойцов, ставших в две шеренги и уставившихся на своего командира. — В квадрате сорок-двадцать четыре обнаружен противник численностью до тридцати человек. Вылетаем немедленно. Будем на точке через семьдесят минут. Задача роты — блокировать квадрат, принудить противника к сдаче, при невозможности — уничтожить огнем на поражение! Я иду с вами за командира роты. — Он еще аз обвел взглядом строй, всматриваясь в каждое лицо, и вдруг совсем не командирским тоном, но так, что слышал полковника каждый, произнес: — Не думайте о том, в кого стреляете — просто сделайте свою работу, и возвращайтесь обратно! — И вновь начальственный рык, утробный, злой: — Задача ясна?

И в сотню с лишним глоток в ответ:

— Так точно!!!

— Тогда — по вертолетам! Бегом!!!

Над аэродромом сперва тихо, органично вплетаясь в многоголосый шум, аз затем все громче, безжалостно подавляя любые звуки, взвыли турбины «ми-восьмых». Вертолеты под металлический стрекот винтов один за другим отрывались от бетонных плит, уходя на север. Им предстояло пробыть в воздухе чуть больше часа. А затем грянет бой.

Американцы уделяли немалое внимание созданию новой русской полиции, призванной заменить на первых порах все прежние силовые структуры. Материальное обеспечение с некоторых пор находилось на высшем уровне — совсем недавно даже бойцы элитных частей постоянной готовности, ВДВ или «спецназа», порой в глаза не видели то, что теперь получал каждый полицейский. Средства связи и наблюдения, оружие, амуниция — заокеанские «хозяева» давали почти все. были у полицейских и беспилотные разведчики, отечественные «Дозоры» и «Пчелы», и даже израильские системы. Не хватало лишь разведывательно-ударный комплексов типа американского «Рипер», способных не только обнаружить врага, но и уничтожить его, без риска для жизней своих солдат, выпустив ракеты «Хеллфайр» или сбросив управляемую бомбу с лазерным наведением. Пока беспилотники сделали лишь половину дела — враг был найден. Довершить работу предстояло подразделению полковника Беркута.

Взвод, сопровождаемый Тарасом Беркутом, выгрузился из «вертушки» за полторы минуты. Напоследок вертолет, издавая оглушающий стрекот винта, сделал круг над холмом, и кто-то из полицейских совершенно мальчишески помахал ему вслед. Сам командир посмотрел вслед уходящему к горизонту Ми-8 вполне безразлично — в той войне, к которой готовился бывший майор российского спецназа, винтокрылые машины могли стать только отличными мишенями для вражеских расчетов ПЗРК. А ракеты у противника были, как и стрелки, способные эти ракеты применить по назначению.

— На воздушную поддержку не рассчитывай, — предупредил полковника командующий оперативной бригадой, обеспечивавшей охрану подступов к нефтепроводу. — «Вертушками» рисковать не стану. Эти «партизаны» сбили Ми-2 охраны нефтепровода и обстреляли американский «Апач», чудом его не «завалив», и хватит с нас этого!

Тарас Беркут и не полагался на авиацию — все решит схватка накоротке, грудь в грудь, глаза в глаза. Иначе здесь, в зарослях, воевать невозможно. Тот, кто первым успеет нажать на спуск, и победит. Но как же хочется, чтобы бой так и не состоялся!

Командир, скрывая истинные чувства, наблюдал, как его люди оборудуют огневые точки, раз за разом вонзая лезвия саперных лопаток во влажный дерн. Бойцы, вышколенные изнуряющими тренировками, заняли круговую оборону, направив во все стороны стволы «калашниковых» и «Печенегов». Сам полковник, поднеся к глазам мощный бинокль, изучал окрестности — серый, хмурый лес, пропитанный осенним моросящим дождем. А за его спиной вовсю трудились расчеты тяжелого вооружения — крупнокалиберного пулемета «Корд» и тридцатимиллиметрового автоматического гранатомета АГС-30, собирая станки, заправляя снаряженные ленты в приемники.

Каждый из четырех взводов, участвовавших в операции, был усилен пулеметным и гранатометным расчетом, и только эти два могучих «ствола» по огневой мощи едва ли не превосходили все остальное вооружение полицейских. Ну а для того, чтобы ни одна пуля, ни один гранатометный выстрел не были потрачены зря, каждому взводу придавалась еще и радиолокационная станция разведки наземных целей «Фара», прошедшая проверку боем еще в Чечне. Сейчас ее плоская антенна возвышалась по левую руку от полковника, и оператор уже изучал что-то на небольшом экране. Незамеченным противник ни подкрадется.

— Товарищ полковник, — еще один «техник», вооруженный помимо АК-105 портативным ноутбуком в стальном корпусе, окликнул командира: — Товарищ полковник, получена картинка с беспилотника! Цели прямо перед нами, три тысячи метров! Движутся по лощине!

Тарас Беркут бросил взгляд себе под ноги. Два холма, каждый из которых сейчас оседлало по паре усиленных взводов, сжимали своими боками узкую долину, по дну которой тек жиденький ручеек — от берега до берега ровно один широкий шаг. Все внизу густо поросло кустарником, хватало деревьев, еще не до конца сбросивших листву. И где-то там, пока еще довольно далеко, но все ближе с каждой секундой, был противники — свои, русские люди, которых предстояло захватить или беспощадно уничтожить.

Беркут знал, что где-то над головами кружит и кружит «Дозор», изображение с его сенсоров поступает на ноутбук одного из бойцов. «Террористам» никуда не деться — под «взглядами» камер беспилотника, в лучах радаров, они обречены. Одно слово — и горстку измученных людей накроет шквал свинца. Но кто бы только знал, как не хотелось бывшему командиру спецназа произносить это роковое слово!

Лучи радиолокационных станций, установленных на вершинах холмов, скользили по дну лощины, проникая всюду. Операторы, сверкая трехцветными бело-сине-красными шевронами на рукавах натовского камуфляжа, что-то колдовали над своей аппаратурой, а Беркуту, глядевшему на эту спокойную суету, на изготовленные к бою «Корды» и АГСы, хотелось плакать. Возможно, окажись все это великолепие, тепловизоры, радары, беспилотники, новейшее оружие, в руках его бойцов хотя бы несколько месяцев назад — им сейчас не пришлось бы охотиться на своих братьев, возможно, в той же Чечне служивших и воевавших бок о бок со спецназовцами майора.

— Цель на радаре, — сообщил оператор «Фары», и впрямь будто просвечивавшей пространство вокруг себя. — Тысяча шестьсот!

Оживился расчет АГС-30 — противник находился уже в пределах досягаемости огня станкового гранатомета. Пулеметчики тоже засуетились вокруг «Корда», наводя тяжелое оружие туда, где должна была находиться скрытая пока зарослями цель. Насторожились и все остальные, нервно переглядываясь, торопливо осматривая автоматы и снайперские винтовки.

— Без команды не стрелять! — прошел по цепочке, от человека к человеку, приказ Беркута. А сам полковник уже был у гранатометчиков — им начинать сегодня. Возможно — им же и заканчивать, добивая упрямого противника, попавшего в огневой мешок.

Тридцатимиллиметровый гранатомет сейчас выполнял функции легкого миномета — стреляя навесом, он мог поражать цели за укрытиями, а малая масса выстрела ВОГ-30 с лихвой компенсировалась плотностью огня. АГС-30 мог выпускать четыреста осколочных гранат в минуту, чертовски много для того, кто попал под обстрел без прикрытия брони, кто не может ответить огнем, ведь гранатомет бьет с без малого пары верст, недосягаемый для автоматов и пулеметов.

— Вижу противника, — доложил один из снайперов, установивший на сошки тяжелую СВД-К. — Три человека, с оружием!

— Гранатометчикам приготовиться! Снайперы — предупредительный!

Один из стрелков в «лохматом» маскировочном костюме плавно повел утолщенным стволом своей СВДК, установленной на сошки, что-то выцеливая в гуще подлеска. Грохнула снайперская винтовка, посылая в заросли тяжелую шестнадцатиграммовую пулю. А через миг лес у подножья холма взорвался треском автоматных очередей.

Группа Алексея Басова догнала отряд в условленном месте, и тотчас, не теряя времени, партизаны продолжили свой марш, спеша как можно дальше уйти от района поисков. Олег Бурцев, успевший отдохнуть всего час, шагал уже с трудом, но все же идти налегке было лучше, чем тащить на себе носилки с раненым. Вспоминая Матвея, оставленного в той деревне, бывший гвардии старший сержант вновь мрачнел и хмурился.

— Все будет путем, боец, — полковник Басов, проходя вдоль колонны отряда, хлопнул Олега по плечу. — Выкарабкается Осипов, он тот еще бычара! Да и Азамат рядом, если что!

В последний момент Басов, уходя из деревни, принял решение оставить там Азамата Бердыева — и для того, чтоб бывший танкист залечил свою рану, и чтобы за Осиповым было кому присмотреть. Двум партизанам предстояло позже, возможно, через несколько долгих недель, присоединиться к укрывающимся в лесах товарищам.

— Все под Богом ходим, командир, — помотал головой Бурцев.

— Держись, сержант! — Полковник ободряюще усмехнулся, а секунду спустя был уже где-то в голове колонны, там подбадривая тех, кто почти выбился из сил за несколько часов марша.

Олег Бурцев понимал, что сейчас для него, для всего его отряда движение — жизнь. Чем большее расстояние они пройдут, тем меньше шансы быть обнаруженными. Американцы сильны, но не всемогущи, да и значение техники, ее возможности, нельзя переоценивать. Самолетам нужно возвращаться на аэродром для дозаправки, да и пилотам нужен отдых, а спутник не повесишь над заданным квадратом неподвижно. И потому десантник, не расстававшийся с тельняшкой до сих пор, механически переставлял ноги, стараясь не замечать становившегося все тяжелее с каждым шагом рюкзака за спиной и пулемета, висевшего на плече.

Партизанский отряд Басова, несмотря на то, что жизнь заставила освоить многие приемы войны, оставался не более, чем обычной пехотой. Здесь собрались разные люди, но настоящих спецназовцев, мастеров диверсионного дела, практически не было. И не было у партизан многого из того, что имел любой уважающий себя спецназ. Раздобыть оружие и экипировку не трудно — в условиях, когда армия распущена, милиция растеряна, а сил американцев едва хватает чтобы охранять самих себя, приходи в любой военный городок и забирай все, что хочешь. Но помимо автоматов, патронов и взрывчатки партизанам, действующим во враждебном окружении, требовались другие полезные вещи.

Алексей Басов, как ни старался, не смог отыскать ничего из фирменной спецназовской «химии», а сейчас его бойцам, вымотанным долгим маршем в полной выкладке, очень кстати пришлись бы стимуляторы. И пусть какой-нибудь «Прилив» страшно бьет по печени и почкам, зато, вколов себе один шприц-тюбик, можно сутки бегать по горам и буреломам, взвалив на себя центнер груза. Но об этом оставалось только мечтать, и потому утомленные люди шагали, на автомате переставляя ноги и даже не думая, куда и зачем идут.

Группа шла не самым удобным путем — через заросли, настоящий бурелом, там, где их могли ждать в последнюю очередь. Курс уточняли не по допотопным картам — хотя и они тоже нашлись бы в рюкзаке полковника Басова — а по приемникам спутниковой навигационной системы. Китайской, но от этого едва ли менее точной, чем отечественный или американский аналоги. Вперед выдвинулся головной дозор, разведывавший путь, и те, кто шел следом, были уверены, что никаких неприятностей быть не может.

Грянувший выстрел заставил людей, втянувшихся в темп движения, вздрогнуть. Олег видел, как пуля, пришедшая откуда-то сверху, со склона холма, нависшего по левую руку, перерубила ствол молодого деревца.

Старший сержант еще приходил в себя от неожиданности, а Басов уже реагировал, поняв, что группа попала в засаду:

— Занять оборону! Всем в укрытия! К бою!

Партизаны, срывая с плеч оружие, бросились врассыпную, уходя с простреливаемого пространства. Бурцев, скинув надоевший рюкзак, сорвал РПК-74М, откидывая сошки и сдвигая флажок предохранителя в положение «огонь очередями». Старший сержант снова был готов к бою — в нагрудных карманах «разгрузки» четыре снаряженных рожка, еще один полный магазин — в пулемете, вдобавок к этому гранаты, много гранат, хватит на пол взвода янки или любых других ублюдков.

— На холме, справа! — раздался голос Басова, тоже нырнувшего в укрытие, за искривленное деревце, и оттуда грозно выставившего ствол своего «калаша». — Огонь!!!

Два десятка стволов ударили разом, послав вверх по склону лавину свинца. Пули, с визгом пронизывавшие пространство, срезали кусты, в щепу разбивали стволы деревьев, перепахивали землю. Несколько партизан залпом выстрелили из подствольников, используя те, как легкие минометы — упирая в землю приклады автоматов и посылая ВОГи почти в зенит, навесом накрывая позиции противника.

Вершина холма ожила. Зычным басом заговорили тяжелые пулеметы, очереди которых прошили насквозь подлесок, настигая укрывавшихся там партизан. Рядом с Олегом, из положения «лежа» стрелявшим короткими, скупыми очередями, закричал один из бойцов, которому крупнокалиберная пуля оторвала руку. Обезумевший от боли партизан выскочил из укрытия, и тотчас нарвался грудью на очередь в упор. Бурцев видел, как тело отбросило назад, сбивая с ног.

Огонь партизан не достигал цели, а вот противник, укрывшийся на вершине холма, действовал более чем эффективно. Заухали станковые гранатометы, и град тридцатимиллиметровых гранат, выпускаемых с чудовищной скоростью, накрыл лощину. Осколки с визгом пролетали над головой, срезая ветки, сбивая листву. Очередной взрыв громыхнул совсем близко, и Олег на миг оглох, а когда вновь смог слышать, едва не закричал от боли — что-то вонзилось ему в плечо, оставив кровоточащую рану.

Пулеметчики — на правый фланг! — прозвучала команда Басова, заглушаемая грохотом взрывов и треском очередей. — Огневое прикрытие! Идем на прорыв!

Бурцев видел, что до выхода из лощины оставалось всего ничего, метров сто пятьдесят. В обычных условиях даже для вымотанного долгим маршем человека — несколько минут ходьбы. Сейчас, когда сверху накрывали лавиной огня пулеметы, когда гранатометы, укрытые на противоположном склоне холма, сеяли смерть — непреодолимая дистанция, путь, ведущий прямиком в небытие. Но именно этим путем партизанам и предстояло сейчас пройти.

— Всем приготовиться, — командовал где-то неподалеку полковник. — Собрались, мужики! Огонь из всех стволов по моей команде! И ходу, ходу!!!

— У нас раненые!

Нескольким партизанам не повезло — им не довелось умереть сразу, попав под залп «агээсов». Они уже неплохо знали спецназовские законы, помнили, что тот, кто стал обузой для группы, кто не может участвовать в бою, должен быть оставлен. Пусть в жертву будет принесен один, двое, трое — но все остальные, ничем не скованные, смогут вырваться из засады. Но Алексей Басов решил иначе:

— Вколите им промедол, и пусть идут, сколько смогут пройти! Русские на войне своих не бросают!

Под шквальным огнем с высотки уцелевшие партизаны готовились к рывку. Пройти всего две сотни шагов — и они вновь свободны, могут раствориться в бескрайнем лесу, заставив противника, кем бы он ни был, скрипеть зубами от отчаяния. Бойцы меняли ополовиненные магазины на еще полные, чтобы несколько секунд боя не считать лихорадочно оставшиеся в рожках патроны. Кто-то готовил гранаты, другие заряжали «подствольники», а кто-то возился с огнеметами «Шмель» или компактными «Мухами».

Олег Бурцев тоже перезарядил свой РПК-74, примкнув извлеченный из нагрудного кармана разгрузки магазин. Пулеметов в группе было всего два, легкий «ручник» Бурцева и один ПКМ — даже это оружие партизаны, главным козырем которых была подвижность, считали слишком тяжелым и громоздким. Сейчас пулеметчикам в два ствола предстояло создать заслон на фланге, позволяя товарищам пройти, пробежать, проползти эти проклятые полторы сотни метров, отделяющие группу от спасения.

Басов выждал ровно столько, чтобы его люди смогли подготовиться к прорыву, заняв исходные позиции — все это ползком, по-пластунски, под непрерывным огнем сверху. Тактический прием «таран» применяли еще те, настоящие партизаны, сражавшиеся в болотах Полесья — шквальный огонь из всех стволов, чтобы ошеломить противника, проломить линию оцепления, а дальше, вырвавшись на оперативный простор, можно будет сделать много. Можно уйти, путая следы, а можно и ударить в тыл растерявшегося врага, поменявшись с ним ролями.

— Всем внимание, — приказал Басов, обведя взглядом лица своих бойцов. — Гранатометчики начинают! Пулеметным расчетам — заградительный огонь! Давай!!!

Несколько партизан вскочили, вскидывая на плечи раструбы РПГ-26 или более тяжелые «Шмели». Кто-то был тотчас сметен огнем крупнокалиберных пулеметов, но другие успели нажать на спуск. Из зарослей к вершине холма рванулись реактивные гранаты, оставляя за собой дымные струи, и через миг высотка покрылась разрывами. И если кумулятивные гранаты ПГ-26 своими взрывами оказывали больше психологический эффект, то термобарические выстрелы «Шмелей» произвели настоящее опустошение.

Десяток гранат накрыл высоту разом. Огненные шары взрывов вспухли над гребнем холма, молотившие по лощине пулеметы разом смолкли, и Басов, вскакивая на ноги, крикнул:

— Бегом! За мной! Огонь из всех стволов!

Партизаны, те, кто еще мог стоять на ногах, кто был способен поднять оружие, бегом бросились к выходу из лощины, поливая вокруг себя автоматным огнем. Они пробегали мимо Бурцева, а тот выпускал одну очередь за другой по покрывшей выжженными проплешинами вершине холма, туда, где ему хотя бы мерещился намек на движение. А рядом, методично пережевывая набитую патронами ленту, ухал тяжелый ПКМ, заставляя теперь уже противника пригибаться пониже к земле.

— Уходим! — крикнул своему товарищу Олег, вскакивая на ноги и продолжая из положения «с рук» вести неприцельный огонь по холму. — Пора!

Бурцев видел, что группа почти вырвалась. Огневой налет сделал свое дело — враг растерялся, наверняка понес потери, и не малые, и все должно было получиться. Олег пристраиваясь в хвост колонны, успел пройти шагов двадцать прежде, чем за спиной оглушительно разорвался выстрел станкового гранатомета, и ударная волна, словно великанская ладонь, необыкновенно мягко толкнула в спину старшего сержанта, сбивая его с ног и заставляя прижаться всем телом к земле.

Внезапно заткнулся молотивший под самым ухом ПКМ — Бурцев, оторвав голову от земли, увидел, что партизан, собою прикрывая вое оружие, безвольно растянулся на земле, поливая ее своей кровью. А в следующую секунду вновь заработали пулеметы с холма — и пусть мощный «Корд» умолк, а огонь «Печенегов» не был таким плотным, как прежде, но и этого хватило, чтобы создать на пути партизан непроницаемую стену раскаленного свинца. Прорыв не удался.

— Отходим, — надрывался Алексей Басов, расстрелявший уже три автоматных «рожка», скорее всего — впустую. — Все назад! Огонь не прекращать!

Атака захлебнулась, на смену боевой ярости приходило отчаяние — люди оказалась в настоящем котле, где им предстояло совсем скоро свариться заживо. Но и отчаяние делало людей способными на многое, во всяком случае, поначалу, когда оно не подавило окончательно рассудок.

— Назад, все назад!!! — кричал полковник, вместе с пятеркой бойцов прикрывая отступавших товарищей, а те, подгоняемые приказами и пулеметными очередями, спешили укрыться в подлеске, там, где хотя бы не получится безнаказанно расстреливать их прицельным огнем.

Партизаны, огрызаясь короткими очередями, попятились, пригибаясь от пуль и будучи не в силах укрыться от сыпавшихся с неба гранат. А ответный огонь становился все плотнее с каждой секундой — оправившись от обстрела, противники будто спешили отомстить. Вновь ожил крупнокалиберный пулемет, простреливавший низину насквозь, прятаться в кустах было глупо — тяжелые 12,7-миллиметровые пули с легкостью прошивали насквозь человеческие тела.

Пулеметы плевали свинцом в лицо дрогнувшим партизанам. Олег тоже стрелял в ответ, чувствуя, как дрожит, рвется из рук раскалившийся от интенсивной стрельбы РПК-74. Сержант бил с рук, удерживая увесистое оружие. Он шел одним из последних, прикрывая отход товарищей. Еще немного — и партизаны выберутся из тесной лощины, а затем обойдут проклятый холм и поднимутся на него с другой стороны. Остается пройти совсем немного, метров пятьдесят, и…

Мечтам не суждено оказалось сбыться. Холм, остававшийся по левую руку партизан, в один миг превратился в оживший вулкан, полыхнув огнем. Пулеметные очереди ударили в спины отступавшим партизанам, несколько человек были убиты мгновенно, кто-то, раненый, кричал от боли, но помощи не было. Люди, попав под перекрестный огонь, вжимались в землю, искали любое укрытие — в ямах, лужах, за выступавшими узловатыми корнями. А пулеметы наверху продолжали яростно рычать, выпуская десятки пуль каждую секунду. Число партизан, метавшихся в огненном кольце, сжимавшемся вокруг них подобно петле удавки, стремительно сокращалось.

Полковник Беркут едва не погиб в первые секунды боя. Террористы, послушно втянувшиеся в лощину, которая для каждого из них могла стать личной долиной смерти, не ждали переговоров. В ответ на предупредительный выстрел снайпера грянул настоящий шквал. Несколько гранат, выпущенных из подствольных гранатометов, разорвались на вершине холма. В первые же мгновения группа беркута понесла потери — один человек погиб, были ранены оба номера расчета одного из «Кордов». Сам полковник не пострадал лишь чудом — ВОГ взорвался в нескольких шагах, осколки взрезали землю у самых ног.

— Огонь из всех стволов! — рявкнул Тарас Беркут, и спустя миг ответный поток свинца залил лощину.

Задача расчетов тяжелого оружия была простой — лишить террористов маневра, прижать их к земле, а уж там снайперы, расходуя на каждую цель единственный патрон, перебьют всех, кто чудом уцелеет под градом пуль и гранатометных выстрелов. Но противник не собирался сдаваться — снизу вверх по склону холма скользнули дымные стрелы реактивных гранат, и стена взрывов скрыла позиции роты.

Растерянного Беркута сбило с ног ударной волной, рядом падали его люди, и не все из них остались живы. А над головами уже свистели, визжали пули — противник ел ураганный огонь, не давая поднять головы.

— «Агээсам» — огонь! — приказал Беркут, разрывая связки, чтобы тот, кто лежал в нескольких метрах от полковника, смог за канонадой расслышать его слова.

Террористы, вооруженные только противотанковыми гранатометами, не могли стрелять навесом, и потому, несмотря на то, что был уничтожен прямым попаданием из «Шмеля» один из «Кордов», приданных взводу, что не меньше десятка полицейских погибли, установленные на обратном склоне АГС-30 не пострадали вовсе, и теперь станковые гранатометы обрушили свой огонь на врага.

Выпущенные едва не вертикально в зенит осколочные гранаты посыпались на головы прорывавшихся партизан, и те, беспорядочно заметавшись под огнем, растеряли свой порыв. Несколько секунд — и вновь ударили пулеметы, расчеты которых быстро пришли в себя, и террористы, вложившие в этот бросок все свои силы, отступили, укрываясь в лощине.

Перестрелка длилась не более минуты. Попавшие в огневой мешок партизаны попятились, но под кинжальным огнем невозможно было маневрировать. Беркут не сомневался — противник понес чудовищные потери, к тому же оставшись за считанные мгновения стычки почти без боеприпасов. Такой бой требует многого, а на себе таскать по лесам ящики патронов мало кто захочет.

Молотил тяжелый «Корд», рычали «Печенеги», отстреливая ленту за лентой, харкали огнем станковые гранатометы АГС-30 и подствольные ГП-30, которые были почти у каждого, отрывистыми щелчками звучали выстрелы снайперских винтовок, им вторили автоматы обычных бойцов. Никакая техника, радары и тепловизоры, были уже не нужны — плотность огня оказалась такой, что свинцом засеяло каждый квадратный сантиметр лощины, все простреливалось насквозь с нескольких направлений, лишая противника возможности укрыться. А ответный огонь с каждой секундой только слабел.

— Отставить, — приказал Беркут. — Прекратить огонь!

После треска очередей и грохота взрывов наступившая тишина показалась оглушительной. От неожиданности, поняв, что никто не стреляет по ним, и партизаны тоже прекратили огонь.

Тарас Беркут, стряхнув с себя землю, которой полковника присыпало после близкого взрыва, выпрямился во весь рост, став на самом карюю крутого склона. Внизу не было заметно ни малейшего движения, но бывший спецназовец знал, что там еще есть живые, и, возможно, кто-то уже взял его на прицел.

— Эй, там, внизу, — зычно крикнул Беркут, игнорируя опасность. — С вами говорит командир полицейского батальона оперативного реагирования полковник Беркут. Партизаны, предлагаю тем, кто еще жив, сложить оружие! Сдавайтесь! Вам отсюда не уйти — только в могилу! Шансов нет! Бросайте оружие, сдавайтесь, сохраните свои жизни!

Полковник был уверен — партизаны, те, кто уцелел, примут его предложение. Погибли уже многие, хватит смертей, ведь там, в зарослях — такие же русские люди, которые правы по-своему, сражаясь за свободу своей страны. Ну а если они окажутся слишком упрямыми, что ж, пулеметы перезаряжены и уже успели остыть. И для того, чтобы разделаться с уцелевшими, не понадобится слишком много патронов.

— Одна минута, — крикнул в пустоту Беркут. — Тем, кто сдастся добровольно, гарантирую жизнь до суда! Если не выйдете без оружия и с поднятыми руками, мы уничтожим вас всех до единого человека! Решайте быстрее! Повторять не стану!

Полковник не блефовал и не сомневался — когда секундная стрелка на его наручных часах «Чайка» опишет полный круг, прозвучит приказ, и шквал огня погребет тех, кто рассчитывал отсидеться в зарослях. Если они так глупы, что не понимают безысходности сложившегося положения, или настолько фанатичны, так будет лучше.

— Эй, наверху, — раздался вдруг голос из лощины, голос, показавшийся полковнику знакомым. — Беркут? Ты был майором когда-то, верно? Давай поговорим, вспомним прошлое? Спускайся к нам, один, тебя никто не тронет, обратно отпустим, если не договоримся!

Это было полной неожиданностью. Тарас Беркут попросту растерялся, услышав эти слова. Можно было заподозрить какую-то хитрость, но жизнь даже целого полковника не была настолько ценной, чтобы партизаны, взяв его в заложники, могли рассчитывать на спасение. Из этой лощины у них было лишь два пути — или с поднятыми руками навстречу полицейским, или в пластиковых мешках на борт санитарного вертолета.

— Эй, я спускаюсь, — крикнул Беркут вниз. — Не вздумайте стрелять, вас это не спасет!

Заместитель Беркута, увидев, что его командир двинулся вниз по склону, бросился наперерез, ухватив полковника за рукав:

— Это же глупо! Они тебя просто пристрелят!

— Тогда ты доделаешь мою работу, — отмахнулся Беркут. — Успокойся! Они хотят поговорить, вот и пойду, перекинусь парой слов! А если что, мочите их всех, и пленных не брать!

Оставив за спиной позиции своих бойцов, замерших за пулеметами, вглядываясь в буро-зеленую мглу лощины, укрывшей последних уцелевших партизан, полковник направился вниз по склону. Медленно, чтобы не споткнуться и не упасть, покатившись по круче кубарем вниз на потеху недобитым бандитам.

Добравшись до подножья холма, утопавшего в зарослях кустарника, Беркут скинул с плеча «Абакан», с которым уже буквально сросся, порой вовсе не чувствуя тяжести оружия. Прислонив автомат к стволу дерева, полковник расстегнул разгрузочный жилет, повесив его на обломанный сучок. Все делал нарочито неторопливо, без лишней суеты. Совсем безоружным он не остался — в кобуре на правом бедре семнадцатизарядный новенький «Грач» под «парабеллумовский» девятимиллиметровый патрон, а на голени — боевой нож.

Провожаемый взглядами своих бойцов, стерегущих оба выхода из лощины, Тарас Беркут двинулся в сторону подлеска, скрывавшего последних уцелевших партизан. Их не могло сейчас остаться много — стоило пройти десяток шагов, и на пути неизменно оказывался очередной труп.

Полковник обошел стороной груду окровавленного мяса в обрывках камуфляжа — после того, как граната разрывается шаге от тебя, трудно выглядеть более презентабельно. Рядом растянулся, широко раскинув в стороны руки-ноги, еще один боевик, мальчишка лет восемнадцати — груд его наискось прошила пулеметная очередь. Чуть в стороне, нелепо поджав под себя ноги, лежал еще один «террорист», своим телом укрывший потертый пулемет ПКМ.

Всюду — только трупы. У горстки людей, измученных беготней по лесам, не было ни малейшего шанса вырваться из теснины. Они не могли этого не понимать — но все же почти сумели прорваться. Тем, кто выжил, бывший майор российского спецназа Тарас Беркут был готов подарить еще один шанс.

— Эй, ну где вы? — Полковник стоял перед плотной стеной зарослей, специально дав возможность противнику рассмотреть себя. Можно было ожидать всего, например, очереди в упор из «калаша». Но Беркут оставался спокоен, хотя ни в чем не мог быть уверен. — Я здесь! выходите, поговорим!

Ветви раздвинула чья-то рука, и на поляну вышли двое. Одного из них полковник не знал — невысокий крепкий мужик, небритый, грязный, в потрепанном камуфляже и с АК-74 на плече. Второго, несмотря на то, что и тот зарос густой щетиной, был грязен, камуфляж его покрывали подсыхающие пятна крови, Беркут узнал мгновенно.

— Вот и снова свиделись, сержант, — усмехнулся Тарас, взглянув в глаза Олегу Бурцеву, тому, кому в горном ущелье на грузинской границе задолжал жизнь. — Жаль, что мы теперь по разные стороны баррикад!

То, что живыми им из этой мышеловки не выбраться, Олег понял, пытаясь соорудить жгут из автоматного ремня, перетянув культю раненого товарища. Парню не повезло — пуля крупнокалиберного пулемета оторвала ему левую кисть, из раны хлестала кровь, пропитавшая уже насквозь одежду Бурцева. Но сержант не унимался, пытаясь остановить кровотечение и не замечая, что партизан уже содрогается в конвульсиях.

— Он уже мертв, черт возьми, — прохрипел упавший на землю рядом с сержантом Басов. — Ты ему не поможешь!

Полковник, заставив Бурцева оцепенеть, выхватил из ножен клинок, одним взмахом вогнав лезвие под подбородок своего бойца. Сталь вошла в мозг, погасив сознание прежде, чем умирающий партизан смог понять что-либо.

— Он меня простит, — выдохнул Алексей Басов. — Скоро все мы следом за ним пойдем, там и объясню все!

Их оставалось чуть больше половины, хотя бой, вернее, избиение, длился всего минуты три. Сейчас те, кто оставался еще жив, вжимаясь в лесные кочки под шквальным огнем и слыша, как визжат над головой пули, могли только позавидовать своим товарищам, умершим сразу, быстро, без мучений. Пулеметы с вершин обоих холмов простреливали всю лощину, лишая партизан возможности укрыться, а с неба сыпались выпущенные из гранатометов ВОГи. В ответ уже никто не стрелял — противник не был виден отсюда. Каждый понимал, что живым отсюда не выйти — за них взялись всерьез, не оставив никаких шансов.

— Все, хана нам пришла, — произнес Басов, и сплюнул с кровью.

Полковнику хотелось грызть землю в бессильной ярости. Он видел, как гибнут, один за другим, отличные мужики, настоящие бойцы, его люди, доверившиеся своему командиру и попавшие в смертельную ловушку. Что толку в крепости духа и решимости, в готовности сражаться, если им противостоят тяжелые пулеметы, если противник обладает превосходством всюду и во всем.

— Добегались! — прорычал Алексей, слыша, как свистя над головой пули. — А умирать-то как неохота! А ты хочешь сдохнуть сегодня, сержант?

Ответить Олег не успел — очередная порция свинца, выпущенная из могучего «Корда» — или «Утеса», так точно определить лишь по звуку выстрелов, из чего именно их убивали, сержант все же не мог — прошлась над головами, заставив обоих партизан инстинктивно вжаться в землю. А затем вдруг наступила тишина, в которой зазвучал знакомый до боли голос.

— Черт возьми! — прошептал изумленный Бурцев.

— Что, хочешь выйти? — Басов покосился на своего бойца.

— Я знаю этого человека, — удивленно ответил Олег. — В Чечне пришлось повоевать вместе совсем недавно. Он хороший офицер. Там, в горах, я спас ему жизнь. — И, не дожидаясь, пока командир выскажет на этот счет свое мнение, Бурцев крикнул, что было сил: — Полковник, спускайся к нам! Поговорим, вспомним, что было! А поубивать нас вы всегда успеете!

Поднявшись на ноги, выпрямившись во весь рост и стряхнув с себя налипший на камуфляж лесной мусор, Олег двинулся к краю зарослей, видя, как спускается с холма человек в непривычном американском камуфляже.

— Черт возьми, может, и поживем еще, — усмехнулся Басов, направляясь вслед за своим сержантом.

Они встретились на опушке — полковник новой полиции, выпестованной американцами и теми, кто продался им с потрохами, и двое бойцов переставшей существовать российской Армии. Все они, все трое, считали себя патриотами, верили, что делают все во благо своей страны. И каждый из них по-своему был прав в этой вере.

— Быстро у вас там в званиях растут, — усмехнулся Бурцев, окинув Беркута с головы до ног пристальным взглядом, задержавшимся на полевых погонах с тремя простыми черными звездочками. Погоны эти крепились к американскому камуфляжу с непривычным рисунком, которому уступила место давешняя «горка», предел мечтаний воевавших в Чечне спецназовцев. — Уже полковник! А недавно еще майором был, когда мы вместе по камням в чеченских горах на брюхе ползали! Да и с довольствием, смотрю, проблем нет. И камуфляж новенький! Заботливых ты себе нашел хозяев! И как, нравится пиндосовское фуфло носить?

— Ты хотел поговорить, сержант? Вот и давай поговорим! Нечего зубы скалить!

— Мы хотели поговорить, — с нажимом на «мы» произнес командир партизан, напоминая о своем существовании. — Я — Алексей Басов, полковник танковых войск. Настоящий полковник настоящей армии.

Тарас Беркут внезапно почувствовал злость, а еще растерянность. Заставив себя считать противника бездушными мишенями, которые он дырявил из всех видов оружия на стрельбище, теперь бывший майор спецназа понял, что не сможет приказать своим бойцам открыть огонь, зная, кто будет погибать под шквалом свинца.

Сержант и тот, кто пришел вместе с ним — Беркут сразу распознал командира, по манере держаться, по стали, мелькавшей во взгляде усталых глаз — были сейчас под прицелом «Корда» и не меньше чем пары «Печенегов». Они просто не успеют понять, что умерли, но полковник российской полиции знал, что такую команду он не отдаст. Даже если ценой своеволия будет собственная жизнь.

— Можно и поговорить, только не о чем теперь, — пожал плечами сержант. — Хотел просто посмотреть перед смертью, кто меня прикончит. Только не думай, что так легко все получится. Эх, лучше бы здесь янки были — их убивать не так жалко, а вы, хоть и ссучились, все же русские! Мы же с тобой воевали вместе, под одним огнем по камням ползали!

— Я помню. И только поэтому с тобой говорю. Сержант, у меня приказ. Меня никто не заставлял, я сам выбрал эту службу, вызвался добровольцем, потому что это — моя страна, и никто кроме меня порядок в ней не наведет. И свое дело я буду делать так же, как и раньше. Ты и твои товарищи — враги. Своей глупой войной вы просто даете повод американцам еще крепче вцепиться в Россию, ввести сюда еще больше войск, окончательно нас задушить. Если не одумаетесь, я вычищу эти леса своими руками, чтобы янки тут незачем было оставаться. Тогда они уйдут, и осуществится твоя, сержант, мечта — Россия станет свободной.

— Значит, ты за свободу России сражаешься, майор, убивая своих братьев, товарищей по оружию?!

— Я служу своей стране, как служил ей раньше, как и ты служил когда-то, сержант, — Беркут подался вперед, наступая на Бурцева. — Если здесь перестанет литься кровь, янки уйдут сами, у них не будет повода оставаться, тратить миллионы на содержание своих солдат здесь. А мы без них наведем порядок здесь. А такие фанатики, как вы, только все портят. Что толку убивать американцев? Прикончите одного — из-за океана явится десяток, и будут убивать вас, и убьют. Они — солдаты, знают, на что идут. Если тут станет опасно, им просто заплатят еще «боевые», и желающих рискнуть ради пухлой пачки баксов не станет меньше.

— Пусть так, но мы с собой прихватим их, сколько сможем, и остальные задумаются, нужно ли и им рисковать, — неожиданно произнес Басов. — Мы защищаем свою страну от врагов, неважно, явившихся извне, или появившихся среди нас. Пока мы живы, мы будем сражаться! Не думай, что нас удастся взять голыми руками!

— Американцы берегут жизни своих людей — против вас они посылают меня, других таких же, как мы, заставляют русских воевать с русскими, истребляя самих себя, свой народ, чтобы потом придти в опустевшую страну, не встречая больше сопротивления. Вы ведете войну не там и не с теми. Наша цель должна быть за океаном. Каждый убитый американец здесь лишь крепит их решимость вычистить эту землю от таких как вы, но даже один единственный американец, погибший от ваших рук у себя дома, повергнет их в ужас. Нация, не знающая уже полтора века, что такое война на своей территории, будет охвачена паникой. Они уберутся отсюда, запрутся на своем материке, и тогда мы восстановим порядок в России.

Они посмотрели друг другу в глаза — два тертых жизнью мужика, два солдата, видевшие смерть, успевшие сродниться с ней. Оба были примерно в одном возрасте и даже в одинаковых званиях, только один свои звездочки на погоны получил за службу, тяжелую, неблагодарную, нередко опасную, а второй поднялся по карьерной лестнице просто потому, что у кого-то на самом верху не оказалось выбора.

Какая-то связь возникла между ними на несколько мгновений, что-то, не поддающееся объяснению. Тарас Беркут видел перед собой человека, готового на все радипобеды, того, кто был единственно прав из них двоих, не командира — вожака, за которым пошли на смерть настоящие солдаты.

— Уходите, — глухо произнес полковник, зная, что это решение будет много ему стоить. — Убирайтесь отсюда, черт возьми! Сержант, я тебе больше ничего не должен. Я помню, как мы были под одним огнем с тобой, помню, как позли по ущелью, от валуна к валуну, и только поэтому говорю, в первый и последний раз — уходите. Ты везучий парень, но и везение заканчивается рано или поздно. Запомни, если встретимся так же снова, я уже не стану колебаться.

И, развернувшись на каблуках, Беркут двинулся вверх по склону, не замедляя шаг, не оборачиваясь, чтобы увидеть, как исчезают в зарослях двое партизан.

Вернувшись на позиции роты, Тарас Беркут увидел своих бойцов, остававшихся на огневом рубеже, нервно тискавших оружие в ожидании приказа и вопросительно смотревших поверх стволов на своего командира.

— Радиста! — коротко потребовал полковник, и к нему рысью кинулся боец с мощной радиостанцией за плечами.

Никто не посмел спросить командира, как прошли переговоры с партизанами. Пулеметчики все так же ждали приказа возле своих «Кордов» и «Печенегов», как и расчеты гранатометов, задравших почти вертикально в небо короткие, казавшиеся непропорционально толстыми, стволы. Даже заместитель Беркута, шагнувший ему навстречу при появлении полковника, и открывший, было, рот, не решился ничего сказать.

— База, я Гранит, — в эфир полетели позывные роты, услышанные за сотни километров отсюда. — База, прием! Задача выполнена. Группа террористов уничтожена. Прошу разрешения на эвакуацию.

— Гранит, я база, вас понял! Вертолеты будут через час!

— Командир, — это заместитель Беркута все же решился высказаться: — Командир, там еще полно партизан! Если все уничтожены, с кем ты говорил так долго? У нас же приказ!

— Там полно трупов, и я не хочу, чтобы их становилось еще больше! Не хочу, чтобы янки радовались, видя, как мы, русские, убиваем друг друга, чтобы им осталось больше места под солнцем! Хватит! Я не палач!

— У нас будут проблемы, — покачал головой командир роты, когда-то, кажется, вечность назад, служивший во Внутренних Войсках, успевший получить награды за участие в настоящей, хотя и «малой», войне. — У нас будут большие проблемы!

— Довольно, капитан! Мы сделали свое дело, пора уходить! Те, кто выжил, тоже уйдут, так далеко, как у них хватит сил! Это не тот враг, с которым я готов воевать без компромиссов!

— Ты же сам выбрал такой путь, сам надел эту форму!

— Я ошибся, — глухо ответил Беркут, некстати вспомнивший своих бойцов, тех, с кем вместе он прорывался к заштатному аэродрому на черноморском побережье, своими телами прикрывая Президента России. — И за эту ошибку я отвечу. Никогда прежде и представить себе не мог, насколько это тяжело — убивать своих братьев!

Вертолеты появились даже раньше, чем их ждали на земле. Прошло не больше пятидесяти минут, когда над головами полицейских раздался стрекот лопастей, и над холмами зависла все та же четверка «ми-восьмых». Погрузка прошла так же быстро и четко, как и высадка. Бойцы Беркута — сам полковник поднялся на борт вертолета последним — возвращались не с пустыми руками. У ног полицейских, теснившихся на узких сидениях вдоль бортов, скорбным грузом лежали замотанные в брезент тела. Погибшие в неправедном бою партизаны должны были послужить доказательством победы.

Ступив одной ногой на опущенную кормовую аппарель Ми-8, в последних модификациях этой винтокрылой машины сменившую намного менее удобный двустворчатый люк, Тарас Беркут не сдержался, обернувшись назад. Полковник не увидел исчезающих в зарослях партизан — тех немногих, кто выжил под его губительным огнем. Да командир батальона полиции и не рассчитывал их увидеть, но представлял, словно сам был там, шагая в одной с ними колонне, как измученные люди тащат на себе наспех перевязанных товарищей, раненых, умирающих, стонущих от боли.

Беркут помедлил немного, несколько неуловимых секунд, а затем рывком бросил свое тело в проем грузового люка, и за спиной его с легким жужжанием поднялась рампа. Взвыли на полтона выше турбины над головой, и вертолет медленно поднялся в небо, оставляя далеко внизу напитанную свинцом и кровью землю. Всю обратную дорогу Тарас Беркут молча сидел возле иллюминатора, уставившись куда-то в пустоту ничего не видящими глазами. Побеспокоить своего командира словом, жестом или даже неосторожным взглядом не решился никто.

Алексей Басов обвел взглядом неровный строй своих бойцов. Девять. Всего девять человек, считая самого командира — вот и все, что осталось от отряда, совсем недавно своими молниеносными непредсказуемыми атаками наводившего ужас на американцев и их прихвостней. Девять смертельно уставших, измученных до предела людей, без боеприпасов, почти без оружия — легкая добыча для врага.

Полковник заглянул в глаза каждому, и в ответ видел усталые, злые взгляды тех, с кем смерть прошла совсем рядом сейчас, чудом не заметив или сжалившись по какой-то своей странной прихоти. На закопченных, грязных, окровавленных лицах сверкали яростью глаза, взгляды которых сошлись на командире, таком же уставшем, измотанном и телом, и душой.

— Собрались, бойцы, — стараясь, чтобы в голосе было побольше бодрости, произнес Басов. — Подтянулись! Пройти осталось совсем чуть-чуть!

Они двинулись, растворяясь в лесу, отныне не веря, что он защитит, укроет их от взгляда врага. Сержант Бурцев, замыкавший колонну, не сдержался, обернувшись назад, взглянув на лощину, ставшую адским котлом для его товарищей. Командир заметил этот взгляд.

— Мы еще повоюем, сержант, — негромко произнес Басов, коснувшись плеча своего бойца, своего товарища, почти что брата. — Еще повоюем!

— Хорошие парни погибли. Слишком многие там остались, а мы даже отомстить за них не сумеем.

— Ничего для нас не закончилось, — жестко произнес в ответ Басов, чувствовавший надлом в душе своего бойца. — Пока мы живы, врагу не спасть спокойно. Мы отомстим за все и за всех. Не сейчас, не завтра, но отомстим. Или погибнем — жить нам, предавшим свою страну, своих братьев, смысла не будет.

Партизан, вырвавшихся из огненного мешка, снова ждал долгий путь. По лесам, мимо крупных дорог, в обход городов и поселков, где было слишком много глаз — к базе, на которой можно придти в себя, собраться с силами, принять в свои ряды новых бойцов. А потом — сражаться, снова и снова идти в атаку, каждый раз могущую стать последней. Они, те, кто шагал сейчас следом за бывшим полковником бывшей Российской Армии Алексеем Басовым, свой выбор сделали, раз и навсегда и отступать не собирались. А другие, кто хотят иначе, кто ценит свою жизнь выше, чем честь и долг, давно уже сидели в теплых домах, веря, что все наладится и без них.

Глава 8. Взгляд в прошлое-4

Урус-Мартан, Чечня, Россия 20 июня
Мчавшаяся на полной скорости «Нива» подскакивала на ухабах, и Хусейн Шарипов при каждом новом толчке шипел сквозь зубы. Шоссе, стремительно исчезавшее под колесами юркого внедорожника, давно забыло о том, что такое ремонт. Асфальт, разбитый гусеницами проходившей здесь когда-то техники, был покрыт трещинами, перемолот кое-где в щебенку, и дожди, снег, талая вода уже который год вели свой труд, уничтожая дорогу, этот памятник человеческому трудолюбию. Дорога была одним из того немногого, что напоминало о мирной жизни, царившей и здесь, в Чечне, в предгорьях Кавказа, пусть и было это много лет назад.

Когда-то люди, русские люди, искренне желавшие, чтобы все народы огромной страны жили среди того, что и называют цивилизацией, пытались обустроить этот край. Они пришли сюда, на землю, им не принадлежавшую, где их всегда считали чужаками, чтобы строить дороги, мосты, дома, больницы и школы, все то, чего прежде были лишены горячие нравом горцы. И строили — честно, бескорыстно, не для себя, для других, но на совесть, потому что хотели добра для всех. С тех пор изменилось многое, но дорога, петлявшая меж горных склонов, с который в любой миг мог обрушиться камнепад, погребая под собой отважных путников, осталась. И осталась цель, к которой она вела.

Сидевший за баранкой боевик, молодой еще мальчишка, у которого еще и борода не росла, так, какая-то жиденькая щетина, повернул руль, чуть сбросив скорость на повороте. «Нива» чуть дернулась в сторону, с трудом вписавшись в поворот — все же водитель оказался недостаточно опытным, да и где бы набраться этого опыта, сидя безвылазно в диких горах — и Хусейн Шарипов увидел панораму города — того города, в который все эти долгие годы возвращался только во снах, и то все реже и реже с каждым днем.

— Урус-Мартан! — Выдохнул Шарипов, не в силах отовраться от открывшегося ему пейзажа.

Полевой командир, вновь возглавлявший банду, успевшую набраться сил после недавнего разгрома на границе с Грузией, довольно оскалился — и тотчас зашипел от боли. Борода, скрывавшая лицо почти до самых глаз, как у покойного Хаттаба, позволяла прятать страшные ожоги, избороздившие рубцами щеки. Тогда, в ущелье на самой границе, под бомбами русских штурмовиков, Хусейн Шарипов выжил лишь чудом, и чудом же не лишился зрения, оказавшись невероятно близко к газовому облаку — распыленной взрывчатой начинке объемно-детонирующей бомбы, самого страшного оружия в тесноте извилистого ущелья, забитого охваченными паникой людьми.

Шарипов не знал, как смог остаться в живых, почему пощадила его волна пламени — казалось, сам воздух горел, когда рвались «вакуумные» бомбы, щедро рассыпаемые федералами. Почти все его люди, те, кто перешел границу, чтобы нести на земли неверных пламя священной войны, погибли там, расстреливаемые из пулеметов, засыпаемые градом бомб. Ущелье стало братской могилой для сотен моджахеддинов — а он, Хусейн Шарипов, выжил, смог выбраться из этого ада.

Наверное, Всевышний берег своего воина для какого-то поистине великого дела, заслонив того собственной дланью от смерти. Он не помнил, как добрался — почти на ощупь преодолев несколько километров — до грузинского селенья, не помнил, как за ним явились уцелевшие люди из его отряда. Прошло два месяца, прежде чем зажили жуткие ожоги, прежде, чем Хусейн Шарипов вновь смог ходить, стрелять. А тем временем мир содрогнулся от невероятной новости — Россия, сильная, несмотря на царившую в ней разруху, перестала существовать, как государство. Им, скрывавшимся в горах, некого стало бояться. И теперь они возвращались туда, откуда были изгнаны прежде.

— Аслан, прибавь газу, — произнес Шарипов, не в силах сдержать нервную дрожь, и, вдавив тангету портативной рации, крепившейся на груди, произнес, так что его услышали все остальные — водители полутора десятков машин, следовавших в колонне: — Всем внимание! Увеличить скорость!

— Амир, нас могут ждать там? Русские?

Молодой водитель командирской «Нивы», несмотря на свой воинственный вид — камуфляж, разгрузка, из нагрудных карманов которой торчали набитые патронами рожки, пристроенный между сиденьями АК-74, зеленая повязка на голове — боялся. Он не был опытным бойцом, а рвение и фанатизм все же не могут сойти за полноценную замену опыта и подготовки. И сейчас, лишь на миг вообразив, что впереди притаилась засада, готовая встретить кинжальным огнем незваных гостей, юный «воин Аллаха» оробел.

— Русские? — Хусейн Шарипов вскинул брови: — Они или мертвы, или сбежали отсюда. Впереди никого нет — только город, наш город! И мы войдем в него сейчас, и никто не посмеет нас остановить!

— Впереди, на въезде, американский блок-пост!

— Американцы не будут нам мешать! Это наша земля, мы на ней хозяева, и это знают даже американцы! Неверные псы убивают здесь друг друга, чтобы мы могли взять обратно то, что принадлежало нашим дедам!

Хусейн Шарипов помнил, как они отступали, оставляя врагу свою землю — тогда он был совсем еще мальчишкой, готовым молиться на своего командира, Шамиля Басаева. Они бежали — сперва из Грозного, оставив на минных полях, окольцевавших город, сотни братьев, отважных воинов джихада, а затем и из Чечни, из своей страны. Над их головами тогда день и ночь висели русские штурмовики и вертолеты, по пятам ползли танковые колонны, а впереди, в горах, где уцелевшие боевики надеялись укрыться от врага, ждали засады спецназа — беспощадные бойцы, для многих из которых, как и для самих чеченцев, эта война стала личным делом.

Тогда они прорвались, укрылись в горах, забившись в какую-то щель, отсиделись там и смогли уйти в Грузию. Уже позже, став амиром — командиром сперва над несколькими десятками, а затем уже над сотнями боевиков, Шарипов возвращался на свою землю. Они переходили границу, рискуя всякий раз напороться на засаду, атаковали, минировали, обстреливали посты и колонны, и быстро, опережая вести о своем появлении, уходили на другую сторону границы. Но сейчас они вернулись, чтобы остаться.

— Всем, я Борз-один, — Шарипов назвал свой позывной, зная, что его по-прежнему слышат в каждой машине, следовавшей за командирской «Нивой». — Смотреть в оба за американцами!

Блок-пост, оборудованный заморскими пришельцами на въезде в Урус-Мартан, приближался. Было уже видно, как за брустверами из мешков с песком — достаточно, чтобы остановить винтовочную пулю и поток осколков от разовравшейся рядом гранаты — суетятся фигурки, затянутые в камуфляж непривычной расцветки. В сторону шоссе развернулось сразу несколько пулеметов, уставившись на приближавшуюся колонну коническими раструбами пламегасителей. Хусейн Шарипов не верил, что американцы, прежде столько лет поддерживавшие их борьбу против русских словом и делом — явно первым, и тайно вторым — попытаются помешать, но предпочитал подстраховаться.

Сердце полевого командира судорожно замерло на несколько мгновений, когда его «Нива» на полной скорости промчалась мимо поста. Хусейн Шарипов успел разглядеть торчавшую из-за палаток и брустверов приплюснутую угловатую башню колесной бронемашины LAV-25, американского аналога такого знакомого БТР-80. Только эта была вооружена автоматической пушкой, которой по огневой мощи уступал даже могучий КПВТ. Одной короткой очереди, пары снарядов, хватит, чтобы разнести «Ниву» на куски, а затем можно приняться за другие машины. Но ничего не произошло. Не грянула канонада, никто не пытался преградить путь боевикам, спустившимся с гор, чтобы взять, наконец, свое, то, за что они так долго и упорно воевали. Банда вошла в притихший Урус-Мартан.

Капитан Энрике Мартинес прибыл на эту заставу, символ порядка в городе с непроизносимым названием, вовсе не похожим на русское, день назад. Офицер планировал пробыть здесь двое суток или даже чуть дольше — столько, сколько потребуется, чтобы укрепить дух своих бойцов. Взвод морских пехотинцев был единственным гарантом безопасности на много миль вокруг. Сами бойцы понимали, что они — только символ, напоминание о том, что на этой земле по-прежнему есть власть, есть, кому поддерживать порядок, после того, как отсюда ушли русские. Но на самом деле сорок человек при нескольких пулеметах «Миними», пусть даже для повышения огневой мощи им придали один LAV-25, мало что могли сделать, и это понимал здесь каждый моряк, несущий службу в чужом, вернее, чуждом мире.

— Если этим ублюдкам что-то не понравится, мы окажемся в гребаной мышеловке, — мрачно сообщил прибывшему в Урус-Мартан капитану Мартинесу командовавший морпехами лейтенант, кивком указав на город, что раскинулся за укреплениями из мешков с песком, обрамлявших небольшой палаточный городок. — На каждого из моих людей здесь по тысяче мусликов! Через пять минут от нас ничего не останется! Патронов не хватит на каждого из них!

— Не нужно смотреть на местных, как на врага, — возразил тогда Энрике Мартинес, повторяя то, что сам услышал от одного из штабных офицеров в Грозном. — Эти люди должны быть благодарны нам за ту помощь, что получали раньше. Америка всегда поддерживала их борьбу за независимость. И они не могут этого забыть. А вы, готовясь к войне, только можете их спровоцировать, лейтенант!

— При всем моем уважении, капитан, сэр, это дикари, жестокие и опасные. Здесь каждый второй разгуливает по улицам с оружием. У каждого первого, в прочем, оно тоже есть, но те, кто поумнее, не держат «стволы» на виду. И поэтому у меня есть все поводы, чтобы готовиться к войне.

Капитан Маритнес не стал спорить со своим офицером, понимая его правоту. Они были чужаками здесь, точно такими же, как русские, так и не сумевшие до конца навести порядок в этом диком краю. Теперь такую работу предстояло выполнить морским пехотинцам. Десятая легкая и Сто первая, считанные недели назад выбившие отсюда русских, разгромившие их танковые армады, неожиданно понадобились в других местах, и потому армия ушла, а на их место явились моряки. Группировка, увеличившаяся уже до размеров экспедиционной бригады, теперь должна была взять под контроль огромную территорию от Черного моря до Каспийского, обеспечив здесь хоть какое-то подобие порядка. И любой понимал, что если здесь вспыхнет всерьез, то шестнадцати тысячам бойцов, пусть они и были лучшими из лучших, сделать это окажется почти невозможно.

Рота Мартинеса, пополненная после тяжелых боев с частями русской армии, оказалась раздергана по половине Чечни, и нигде не было одновременно больше взвода, а иногда дело ограничивалось и вовсе отделениями. Правда, пост в Урус-Мартане все же не казался отрезанным от своих. Мопрехи знали, что в случае чего их не бросят — совсем рядом, в Грозном, в полной готовности ждали приказа боевые вертолеты AH-1W «Супер Кобра» и штурмовики AV-8B «Харриер», способные сровнять с землей весь этот город.

Двадцать минут — ровно столько требовалось авиации, чтобы появиться над жилыми кварталами, и это с учетом необходимой предполетной подготовки и инструктажа самих пилотов. А следом уже подтянутся наземные силы — бронемашины LAV, усиленные танками — тяжеловесными М1А2 SEP» Абрамс», урановую броню которых не возьмет ничего слабее пушки такого же танка, а орудия самих «Абрамсов» перемелют в порошок любого врага. В прочем, эти двадцать минут еще нужно было продержаться, вот и зарывались морские пехотинцы поглубже в землю, утыкав периметр обороны десятками мин всех типов, опутав все вокруг спиралями колючей проволоки.

Попав сюда, капитан Мартинес в полной мере ощутил атмосферу осажденной крепости, пробыв на заставе лишь полчаса. За брустверами из мешков с песком и бетонными блоками находился другой мир, чуждый американцам, не враждебный им явно, но наверняка опасный, не терпящий вмешательства посторонних. Сменявшие друг друга на постах морпехи из-под низко надвинутых на глаза кевларовых касок — ничтожная защита против автоматной пули, но хотя бы что-то! — наблюдали за жизнью другого народа. Мимо поста проезжали автомобили, потрепанные грузовики и разбитые легковушки, среди который порой мелькали роскошные джипы-«субурбаны» и шикарные седаны «Мерседес» местной «знати». Люди торопливо проходили мимо, косясь на чужеземцев, а те настороженно следили за каждым местным, появлявшимся возле поста, не сводя с него внимательных взглядов — и пулеметных стволов. Морским пехотинцам, разумеется, никто не угрожал сейчас явно, к ним просто присматривались, оценивали их, гадали, чего ждать от чужаков, но напряжение, явно недоброе, чувствовалось с первых мгновений здесь.

— Удивительно, сэр, но хотя русских больше нет, в этом городе нет и намека на хаос, — сообщил прибывшему с проверкой капитану, только вернувшемуся из госпиталя, командир взвода морской пехоты, как будто бы поддерживавшего порядок в Урус-Мартане. — Я побывал в Нью-Орлеане, когда ураган разрушил плотины, и город оказался затоплен. Я знаю, что бывает, когда толпа понимает, что власти больше нет, и некому наказывать всяких ублюдков. Многие тогда боролись за свои жизни, кто-то пытался помочь другим, знакомым и незнакомым, но кое-кто, почувствовав свободу, творил по-настоящему мерзкие вещи. Нам не раз и не два приходилось применять оружие в те дни, стрелять не во врага, а в таких же американцев — списать на последствия урагана лишний труп тогда было не проблемой, а коронеры смотрели на все сквозь пальцы. А здесь царит покой, как будто ничего и не произошло.

Они стояли у въезда на территорию поста, рядом с пулеметным гнездом, обложенным все теми же мешками с песком. Возле установленного на сошки М249 SAW, самого мощного оружия морпехов, если не считать двадцатипятимиллиметровую пушку бронемашины LAV, постоянно находились два моряка в полном снаряжении. Еще несколько бойцов контролировали периметр, готовые обрушить на любого, кто приблизится к охраняемой зоне с дурными намерениями, шквал огня из своих М16А2. А за оградой жил своей жизнью чужой город, кажется, старавшийся не обращать внимания на пришельцев.

— Я видел, как на улице подрались какие-то пацаны, местные, — сообщил лейтенант, тоже не расстававшийся с оружием — на бедре в открытой кобуре висела табельная «Беретта» М9 калибра девять миллиметров — и не снимавший с себя кевларовую кирасу легкого бронежилета. — Кажется, они что-то всерьез не поделили. Пахло кровью, но тут появился какой-то древний седой старик в папахе и с клюкой в руках, что-то сказал этим парням, всего пару слов, и они тотчас растворились, будто их и не было. Какие-нибудь пуэрториканцы, которых полно в моем родном Сан-Франциско, просто послали бы этого деда, куда подальше, занявшись своими делами, а в «черном» квартале того же Нью-Орлеана он мог получить и нож в печень, просто так, чтобы не совался, куда не нужно. А здесь никто и слова не посмел сказать, все просто разошлись, будто забыв о своих проблемах, и друг о друге. Мы были в городе, четыре человека с оружием, наблюдали за всем с полусотни ярдов, но нас местные словно не замечали.

— И кто же поддерживает порядок в округе? — с явной ленцой поинтересовался Энрике Мартинес. — Седые старики?

— Местный мэр, или как он называется у русских. Он — чеченец, кажется, из этого самого города. Русских над ним больше нет, он превратился в самостоятельного князька, как в какие-нибудь средние века, и власть держит крепко. Он создал что-то вроде ополчения вместо разбежавшейся полиции, тем более, тут в каждом доме, наверное, по автомату Калашникова, да не по одному. Так что несколько десятков или даже сотен человек, не подчиняющихся никому, кроме своего вожака, неплохо вооруженных и наверняка умеющих пользоваться этим оружием, находятся в постоянной готовности.

— Мэру не простят такие вольности! В Москве уже создано какое-то правительство, они устанавливают свою власть по всей стране, — вспомнил Энрике Мартинес. — Думаю, скоро они дотянутся и досюда, и этому князьку придется расстаться с изрядной долей своей власти.

— Может, и так, — пожал плечами лейтенант, на правах старожила, что провел в этих краях уже несколько недель, рассуждавший о местных порядках. — Но, боюсь, им могут крепко надавать здесь по рукам! Кажется, никто не собирается здесь делиться властью просто так, сэр. Эти горцы, они живут по своим законам, они никогда не поступятся своей свободой, могут только покориться на время сильному, но у тех, что собрались в Москве, силы как раз нет. Только сами они этого не понимают, и будут пытаться везде установить свой порядок.

— И тогда у нас начнутся действительно серьезные проблемы, — завершил мысль капитан.

Война длилась считанные дни, и Энрике Мартинес не успел вернуться в строй до ее окончания. Когда капитан покинул госпиталь, бои на всей территории России уже закончились. Но это вовсе не означало, что для парней из Морской пехоты или их коллег из Армии здесь не осталось работы.

Капитана Мартинеса не забыли, и офицер получил свое Пурпурное Сердце — желанную награду для настоящего патриота и бойца. А вместе с ним и новое задание, ненамного менее сложное, чем бой с русскими танками. Целый край, который за несколько десятилетий не удалось усмирить самим русским, оказался лишен единой власти. Каждый был теперь предоставлен самому себе, а наличие на руках тысяч единиц оружия — все, что угодно, от дробовиков до гранатометов — подталкивало многих к тому, чтобы навести удобный для самих себя порядок. И ничтожная горстка морских пехотинцев США, как это уже бывало не раз прежде, в самых разных уголках планеты, встала на страже мира здесь, в предгорьях Кавказа, в тени увенчанных снежными шапками вершин.

Сорок моряков, расквартированные в Урус-Мартане, конечно, не смогут сдержать яростный напор вооруженной толпы, если местные заведутся всерьез. Но, глядя на суровых парней в камуфляже, увешанных с ног до головы оружием, чеченцы не могут не вспоминать, что в каких-то двадцати милях отсюда, в Грозном, в полной готовности находятся уже не десятки — сотни морпехов, с тяжелым вооружением, бронетехникой, способные навести здесь порядок за считанные минуты, а если прольется кровь кого-то из их товарищей по оружию, то отомстить со всей возможной жестокостью. И такие мысли до поры остужали самые горячие головы.

— Мы стараемся не вступать в контакт с внешним миром, — сообщил лейтенант своему командиру, с задумчивым и несколько мрачным видом обозревавшему окрестности из-за бруствера. — Только наблюдаем. Патрулируем дороги вокруг города, несколько раз в день совершаем объезд самого города. Здесь пока тихо.

— Русские ушли отсюда без боя?

Энрике Мартинес видел достаточно, чтобы сказать — в Урус-Мартане давно не было настоящих сражений. Все разрушения, какие можно было еще встретить в городе, являлись лишь мрачным памятником минувшей войны, делом рук русских или самих чеченцев. Капитан был в Грозном и знал, на что должен быть похож город, в котором несколько часов уничтожали друг друга бойцы лучших армий на этой планете.

В те часы, когда высадившиеся на летное поле грозненского аэродрома десантники из Сто первой зачищали столицу Чечни от остатков русского гарнизона, когда подошедшие с юга части Десятой легкой пехотной дивизии выдавливали подразделения русской армии, капитан Мартинес находился уже в корабельном госпитале на борту «Уоспа». Он и его люди сделали свое дело, оттянули на себя часть атаковавших с севера русских сил, выдержали атаку вражеских танков, хотя и погиб тогда каждый второй, а те, кто выжил, держались на грани смерти. Но насладиться чувством выполненного долга Энрике Мартинесу не дали, и теперь он вернулся в строй, чтобы завершить начатое. И он сам был не против этого, а потому пытался понять, что происходить, чего ждать ему и его бойцам, хотел сам увидеть как можно больше.

— Русские ушли отсюда без единого выстрела, — подтвердил командир взвода. — Я слышал, местные попросили их об этом, чтобы город не был разрушен. И русские послушались их и оставили город, который потом заняла рота легкой пехоты — тоже не сделав ни одного выстрела.

Пока командиры беседовали, бойцы — на территории поста находился сейчас весь его малочисленный гарнизон — занимались повседневными делами. Кто-то отдыхал в палатках, кто-то возился с оружием, полностью полагаясь на бдительность своих товарищей, стоявших на постах и сменявших друг друга едва ли не каждый час. Звучала музыка, причем разом в нескольких местах, слышались разговоры и даже смех. Морпехи пытались расслабиться здесь, заставить себя забыть о давящем со всех сторон напряжении — но в тот миг, когда один из часовых поднял тревогу, все тотчас изменилось.

— Движение на шоссе, — сообщил немного взволнованным голосом моряк, один из двоих, дежуривших у пулемета. — К нам кто-то едет!

— Что за черт?!

Энрике Мартинес поднес к глазам бинокль, и выругался, когда увидел, что происходить на автостраде. Десятикратная оптика позволила в деталях рассмотреть, кто именно приближался к посту морских пехотинцев. В общей колонне шло не меньше полутора десятков разномастных машин — русские внедорожники УАЗ армейского образца, «Нивы», потрепанные «субурбаны», в основном, марки «Форд» или «Лендровер». Взгляд капитана приковал джип, превращенный в пикап — в кузове на явно самодельном лафете был установлен русский пулемет «Утес» пятидесятого калибра. Именно оружие привлекло внимание офицера, и лишь потом он увидел развевающиеся над несколькими машинами флаги — и вновь выругался.

— Взвод, занять позиции, — это уже командовал лейтенант, тоже увидевшие поднятые над приближавшейся колонной знамена — зеленый стяг ислама, и зеленый же флаг никогда не существовавшей и никем не признанной Чеченской республики Ичкерия. — Оружие к бою!

— По местам! — подхватили командиры отделений, подгоняя своих бойцов. — Приготовиться к бою! Живей, живей!

Подстегиваемые командами свирепых сержантов, морские пехотинцы опрометью бросились на свои позиции — каждый знал, где он должен быть в случае атаки. Сухо клацали затворы штурмовых винтовок, пулеметчики заправляли в приемники своих «Миними» снаряженные патронами ленты. С лязгом захлопнулись люки LAV-25, с утробным жужжанием включились сервоприводы, и широкая плоская башня бронемашины развернулась, нацелив на дорогу тонкий ствол двадцатипятимиллиметровой пушки «Бушмастер» — теперь пост был готов к любой атаке.

— Их там сотни полторы, а, скорее всего, еще больше, — предположил командир взвода, для которого наступал момент истины. — Автоматы, пулеметы, наверняка полно гранатометов, возможно, есть и противотанковые ракеты. Вооружены до зубов! Ублюдки!

— Мне нужна связь с Грозным, — потребовал Энрике Мартинес. — Дайте штаб!

Никто не ожидал появления целого отряда вооруженных боевиков, но морская пехота не зря считается элитой вооруженных сил США. Моряки, натасканные за время службы здесь множеством учебных тревог, заняли позиции менее, чем за минуту. На шоссе уставились десятки стволов всех калибров, при этом морпехи не забывали и о собственном тыле — взвод занял круговую оборону, готовый обрушить на противника шквал огня, отбивая в миг всякое желание штурмовать эту заставу. В прочем, можно ведь обойтись и без штурма, подумал вдруг Энрике Мартинес. Развернуть пару минометов — и все. Брустверы не спасут, и из пулеметов далеко не дотянешься, даже из пушки их бронетранспортера. Десяток залпов с закрытых позиций, а потом эта стая безнаказанно двинется дальше.

— Сэр, штаб на связи! — радист, темнокожий парень с нашивками мастер-сержанта, отвлек капитана от невеселых мыслей.

— Ромео-один, это Браво-семь, — Энрике Мартинес назвал свой позывной. — У нас критическая ситуация. По направлению к Урус-Мартану через наш пост со стороны гор движется автоколонна чеченских боевиков. Все вооружены. Прошу обеспечить нам воздушную поддержку.

— Отрицательно, Браво-семь, — отозвались почти без промедления, как будто только и ждали этого запроса. — Ничего не предпринимайте. Только наблюдать. Запрещаю вмешиваться в происходящее.

— Черт, Ромео-один, сюда движется целый отряд, сотня боевиков, возможно, больше! — чувствуя, как сдают нервы с каждым пройденным чеченцами ярдом, повторил Мартинес. — И я не знаю, какие у них намерения! Мне нужна поддержка! Немедленно!

Проявлением трусости, паникой это не было. Просто командир роты морпехов здраво оценивал соотношение сил и не был готов рисковать жизнями стольких своих людей сразу. Если будет нужно — они не дрогнут и перед целой дивизией врага, но сейчас это было неоправданно.

— Все ваши люди не должны покидать территорию поста! Запрещено любое вмешательство! Оружие применять только в исключительных случаях! Как понял меня, Браво-семь?

— Отрицательно, — ответил теперь уже Энрике Мартинес. — Какие случаи считать исключительными, Ромео-один?

— Если вас начнут убивать!

Колонна, прибавив скорость, пронеслась миом поста морских пехотинцев под рев моторов и трели автомобильных клаксонов. Зеленые знамена развевались в потоке встречного ветра, боевики, высовываясь из окон, размахивали руками и оружием, что-то торжествующе кричали. Капитан Мартинес видел зеленые повязки с изречениями из Корана, видел бородатые лица, улыбки, похожие на оскал голодных хищников, видел торчащие из машин стволы, установленные в кузовах пикапов тяжелые пулеметы пятидесятого калибра и безоткатные орудия.

— Ублюдки!

Стоявший за бруствером морпех вскинул полуавтоматическую снайперскую винтовку М14 DMR, прижимая к плечу затыльник приклада, и приникая к резиновому наглазнику оптического прицела. Откинув закрепленные под цевьем телескопические сошки, установив их для большей устойчивости оружия на бруствер, стрелок поводил стволом, как бы провожая каждую проносившуюся мимо своей позиции машину, битком набитую бородатыми боевиками в камуфляже и «разгрузках».

Чеченцы, крича и потрясая оружием проезжавшие мимо поста морских пехотинцев, были как на ладони у взводного снайпера. Оптический прицел ART-II девятикратного увеличения позволял разглядеть любые мелочи. В памяти морского пехотинца намертво отпечатались лица чеченских боевиков, с видом победителей, будто это они своими руками разгромили всю русскую армию, въезжавших в растерянный город. Разные лица — заросшие густыми бородами матерые бандиты, за плечами которых было и по пять, и по десять лет войны, десятки вражеских жизней, и молодые парни, совсем мальчишки, на щеках которых клочьями торчала неопрятная щетина — у этих сопляков даже не росли еще настоящие бороды.

Замерший, старавшийся даже не дышать, снайпер переводил перекрестье тонких нитей прицела с одного чеченца, на другого, чувствуя, как сводит судорогой указательный палец, лежащий на спусковом крючке. Одно движение — и оборвется жизнь одного из этих дикарей, любого, кто попадет в поле зрения оптического прицела. Единственной пули калибра.308 «Винчестер» хватит, чтобы оторвать голову, разворотить грудь, вспоров кевлар бронежилета, словно бумагу.

— Отставить, моряк, — жестко, с нажимом произнес Энрике Мартинес, буквально осязавший напряжение, съедавшее изнутри снайпера. — Приказываю опустить оружие!

— Сэр, мы позволим им вот так ездить здесь, как на параде, с развернутыми флагами?! В нашей зоне ответственности?! Вы подумали, зачем они хотят войти в город?

— Имя и звание, моряк!

— Капрал Доджсон, капитан, сэр! — браво гаркнул морпех, вытянувшись по стойке смирно — сейчас, когда весть взвод сжимался за брустверами, нервно тиская оружие, это выглядело более чем странно.

— Капрал, нам запрещено вмешиваться в происходящее, пока это не коснется лично нас. Это приказ вышестоящего командования, и я намерен его выполнить, — твердо произнес Мартинес. — Выполнить хотя бы для того, чтобы не подставлять под огонь всех вас. А вы выполните мой приказ и не посмеете даже думать о том, чтобы стрелять в чеченцев, что бы они ни собирались делать!

— При всем моем уважении, капитан, сэр, я чего-то недопонимаю, кажется, — упрямо, с вызовом, произнес капрал, высоченный, больше шести футов, плечистый англосакс — нынче в морской пехоте белых парней не так уж много, они предпочитают идти в колледж, учатся на адвокатов или менеджеров, чтобы потом сидеть в уютном офисе. — Я был в Афганистане, полгода, сэр. Трижды попадал в засады, раз был обстрелян снайпером. И там нам каждый день повторяли, что мы ценой своих жизней защищаем весь мир от таких, как эти. — Морпех указал на двигавшуюся мимо поста колонну, голова которой уже втянулась в жилую застройку. — А теперь нам разрешают только смотреть. Это же настоящие террористы!

— Довольно, капрал! — рявкнул капитан Мартинес. Он только и мог сделать это — Энрике понимал, что все неправильно, что они не должны устраняться, позволяя спустившимся с гор волкам чувствовать себя хозяевами здесь. Но он привык исполнять приказы, и теперь был намерен добиться этого же от каждого из своих бойцов.

Этот снайпер, настоящий ветеран, имевший опыт больший, чем у своего командира, был упрямым парнем, но перед ним стоял офицер, отдававший приказ. И пусть это был, пожалуй, самый странный приказ, когда-либо слышанный капралом — ничего не слышать и не видеть, вообще не шевелиться, делая вид, что тебя здесь нет — но он все же подчинился. Боевикам, ворвавшимся в город, так и не пришлось почувствовать на себе убийственную, в буквальном смысле этого слова, точность огня его верной винтовки.

Хусейн Шарипов не боялся засады, не боялся фугаса, укрытого на обочине — сам он так бы и встречал своих врагов. Но его ждать было некому — русские оставили Урус-Мартан, покинули Чечню, бежали отсюда, а американцам не было дела до того, что здесь происходит. И потому командирская «Нива» шла первой в колонне, и первой влетела в город, а уже за ней втянулись в лабиринт жилых кварталов «Нисаны» и «Лендроверы», битком набитые боевиками.

— Мы вернулись, — выдохнул Шарипов, чувствуя, как лицо расплывается в улыбке, похожей на кровожадный оскал. — Слава Всевышнему, мы вернулись!

Пост американских морских пехотинцев остался позади, никто не посмел остановить банду, да и кто смог бы ее остановить, кто осмелился бы встать на пути почти полутора сотен вооруженных до зубов боевиков. Прохожие, оказавшиеся на улицах в эти минуты, в страхе прижимались к стенам домов, разбегались в стороны, исчезали в подворотнях, и уже оттуда провожали испуганными взглядами колонну, над которой развевались зеленые знамена джихада.

Урус-Мартан всегда был законопослушным городом, те, кто здесь жил, и в первую, и во вторую кампании стояли за центральную власть, делали все, чтобы война обошла стороной их дома. Дело доходило до открытых столкновений, и Хусейн Шарипов, жаждавший воевать с русскими, но не желавший убивать своих земляков, единоверцев, ушел в горы, подчинившись приказу старейшин. Но никогда он не оставлял мысли о том, чтобы вернуться, взять то, что принадлежало его прадедам.

— Борз-три, я Борз-один, прием! — Шарипов, вдавив тангету рации, вызвал одного из своих заместителей, который ехал сейчас следом за амиром.

— Я Борз-три, на связи!

— Действуем по плану! Мовсар, на тебе — отделение милиции! Да поможет тебе Аллах! Вперед!

Действия едва ли не каждого боевика из тех, что пришли с Шариповым, были расписаны по секундам. В городе было полно мужчин, готовых сражаться, и хватало оружия. А боевиков с гор спустилось не слишком много, пусть это и были отборные бойцы. Победу можно было одержать лишь за счет быстроты и натиска — пока созданное горожанами ополчение, штаб которого по привычке находился в горотделении милиции, придет в себя, повсюду уже будут боевики. Планирование, быстрота и решимость — вот то, на что сделал ставку Хусейн Шарипов.

Полдюжины машин, группа, которой командовал Мовсар, помощник самого Шарипова, выпали из колонны, свернув с улицы Яндарова, рассекавшей городские кварталы с южной окраины до самого центра, и на полной скорости, под рев клаксонов, рванули к отделению милиции. Спустя пару минут с той стороны уже раздались звуки стрельбы, затрещали автоматы, пару раз что-то приглушенно взорвалось.

Горожане не успели понять, что произошло. Увидев колонну машин под зелеными знаменами, прохожиа растярянно замирали, в лучшем случае бросались бежать. Но не все. двое, идущие навстречу движению по тротуару, сорвали с плеч оружие, метнувшись под прикрытие большого дома и тотчас к «Ниве» Шарипова протянулась мерцающая нить трассеров.

— Шакалы!

Хусейн выставил в окно ствол АК-74, но те, кто обстрелял его, уже поплатились. Мощный ДШКМ, установленный на одном из внедорожников, сопровождавших командирскую «Ниву», выдал короткую очередь, и шквал свинца вмял тела противников в стену, разрывая их на куски. А Шарипов, почувствовав вкус крови, азарт боя, нажал на спуск, веером выпустив полмагазина по растерявшимся прохожим. Он видел, как пули настигали замешкавшихся людей, сбивая их с ног, прошивая тела насквозь. Раздались полные боли крики, и командир боевиков довольно оскалился — он сейчас отомстит сполна и всем сразу.

— Аслан, здесь направо! — приказал Шарипов, и юный водитель, но уже опытный боец, успевший побывать под обстрелом, крутанул «баранку», так резко, что «Ниву» едва не вынесло на тротуар, по которому бежали, спеша укрыться в своих домах, горожане.

Хусейн Шарипов, с которым оставалась большая часть отряда, направлялся к дому главы городской администрации, человеку, который остался у власти после ухода русских. Полевой командир не забыл, как они стояли лицом к лицу с этим человеком, его собственным родственником, пусть и дальним — а над головами уже ревели турбины русских штурмовиков, готовых высыпать на Урус-Мартан разом несколько десятков тонн бомб, сровняв город с землей. Судьба тысяч жителей, упорно не желавших покидать свои дома, решалась в те минуты на главной площади. По разные стороны — несколько сотен вооруженных до зубов людей, а посередине, на расстоянии вытянутой руки — двое, один из которых предлагал войну до последнего человека, а другой хотел мира для своей семьи, своего города и своего народа.

Шарипов не смог тогда стрелять в своих соплеменников, своих братьев, ведь так он только помог бы русским. Вместе со своими людьми он ушел, и федералы не стали штурмовать город — они просто вошли в покорившийся Урус-Мартан, вошли без боя, а отряд Хусейна Шарипова еще долго гоняли по горам, пока горстке боевиков не удалось все же перейти линию границы. Теперь они вернулись.

— Мы у цели, — произнес в микрофон рации Шарипов, увидев перед собой дом, обнесенный трехметровой кирпичной стеной особняк — глава администрации Урус-Мартана жил, не скрывая своего богатства, но этим вызывал у местных не зависть и ненависть, а уважение. — Окружить дом! Все из машин!

Двухэтажный дом — дворец! — из красного кирпича, увенчанный островерхими башенками, стилизованный под какой-то средневековый замок, не местный, а явно европейский, был ярким пятном на фоне обычных пятиэтажек, панельных, обшарпанных. Высокая стена отрезала это дом и все, происходящее в нем, от всего остального мира. Глава городской администрации был богатым человеком, а, значит — уважаемым, поскольку богатство свое смог сохранить, став верным помощником московских властей. Но сейчас стена и глухие ворота из прочной стали не могли остановить саму судьбу, явившуюся испытать его на прочность.

Колонна остановилась, обтекая особняк со всех сторон, и из машин высыпались вооруженные до зубов боевики. Хусейн Шарипов, справа от которого стоял державший наперевес свой АК-74 Аслан, с прищуром взглянул на дворец, в котором скрывался предатель — иначе не мог называться тот, кто стал верным рабом неверных.

— Шамиль! Исмаил!

Двое боевиков, названные своим амиром, выступиливперед. В руках у каждого из них было по противотанковому гранатомету РПГ-22 — старая модель, не годившаяся против современных танков, но для того, что они должны были сделать сейчас — хоть куда.

— Огонь!!!

Бандиты одновременно вскинули на плечи цилиндры транспортно-пусковых контейнеров, наведя их на широкие ворота, и нажали на спуск. С громкими хлопками, для самих стрелков показавшимися оглушительным громом, реактивные гранаты рванули к воротам. Сдвоенный взрыв кумулятивных боевых частей, когда-то рассчитанных на то, чтобы превращать в бесполезную груду металла самые настоящие танки, сорвал створки ворот, бросив их внутрь, и в освободившийся проем уже рвались, стреляя на ходу — не по врагу, просто для храбрости — боевики. И первым шел, выпрямившись во весь рост, сам Хусейн Шарипов.

О том, что в городе неспокойно, глава урус-мартановской администрации, а ныне — почти полновластный хозяин всего района, Ахмет Дадоев узнал не из донесений верных людей. Об этом ему сказала разорвавшая привычный городской шум стрельба — звуки автоматных очередей, хлопки гранатных разрывов, и гул, с которым взрывались расстрелянные в упор автомобили. И лишь потом запиликал мобильник.

— Амир, — голос заместителя командира отряда самообороны — командиром как раз был сам Дадоев — дрожал не то от страха, не то от возбуждения. — Амир, в городе ваххабиты! Отделение милиции обстреляно. Тут не меньше полусотни человек с пулеметами и РПГ!

— Шайтан!!! Что это значит?!

— Мы заняли оборону, ведем бой, но их слишком много, амир! Нам не выстоять!

Ахмет Дадоев почувствовал смятение, готовой перерасти в панический страх. За время, прошедшее с победы американцев, мэр Урус-Мартана, а заодно и глава самого сильного тейпа в этих краях, успел свыкнуться с властью, с тем, что выше его здесь нет никого. Сами американцы, выставившие пост на окраине города, не в счет — они подчеркнуто не вмешивались ни во что, происходящее за пределами их заставы, хотя и к себе близко никого не подпускали.

Глава городской администрации удивительным образом пользовался одновременно уважением местных, что было очень важно в Чечне, и доверием московских властей, сделавших ставку на бывшего боевика, добровольно решившего сотрудничать с федеральными силами. Просто Дадоев, успев побыть партизаном и повстанцем, знал, что творят страшные бомбы, которые русские называли объемно-детонирующими, а еще — «вакуумными». Также он знал, во что может превратиться селение, по которому отработает во все свои сорок стволов хотя бы одна установка «Град». И потому, когда Ахмет оказался перед выбором — сохранить верность ушедшим куда-то в Грузию, полевым командирам, или спасти свой родной город, вокруг которого уже занимала позицию русская артиллерия, никакого выбора не было.

Перейти на сторону врага, не запятнав себя явным предательством, не запачкав руки в крови своих братьев — это дорогого стоит, и Ахмет Дадоев смог поступить именно так. Ему поверили русские, и их доверия хватило ровно на столько, чтобы бывший боевик стал главой города. И пусть русские ушли, этот город по-прежнему мог принадлежать только ему. Но тут явились чужаки.

— Иса, Муса! — Ахмет Дадоев, чувствуя, как тело начинает колотить нервная дрожь, крикнул так, что голос его эхом прокатился по многочисленным комнатам роскошного особняка. И его сыновья услышали призыв отца.

Они появились через минуту, словно выросли из-под земли — девятнадцатилетний Иса, худощавый и очень высокий, на две головы выше своего отца, и Муса, пятнадцатилетний мальчишка, коренастый и широкоплечий.

— Отец?

— В городе стреляют, — коротко произнес Дадоев. — Муса, отведи мать и сестру в подвал, там безопасно. Будь с ними рядом! Иса, ты останешься со мной!

Младший из братьев опрометью бросился исполнять приказание отца. Сестра Лейла, семнадцатилетняя красавица, благосклонности которой добивались многие юноши Урус-Мартана, и верная Фатима, уже не такая красивая, как в юности, не так сильно распалявшая огонь страсти, но по-настоящему любимая, могли пересидеть любой бой в подвале. Это был не подвал даже — настоящий бункер, бетонные стены, армированные броневой сталью, стальные же двери, которые не пробить даже из гранатомета. Это было надежное убежище, и именно туда Муса отвел тех, кто был дороже всего для его отца — и для него самого.

— Отец, что случилось? — Иса, даром, что уже не мальчик, а мужчина, полноправный член рода, выглядел испуганным, в точности, как и старший Дадоев.

— Не знаю, — отмахнулся Ахмет, прислушиваясь к тому, что доносилось со стороны города, проникая за высокую стену из красного кирпича. — Ворвались какие-то бандиты. Возьми оружие!

В Чечне, не знавшей настоящего мира почти два десятилетия, любой мальчишка учится обращаться с оружием одновременно с тем, когда учится писать и читать. А Иса Дадоев не был мальчишкой. Он знал, где храниться в доме оружие — без него нельзя, это все равно, что добровольно сунуть голову в петлю — и потому не только взял свой АКМС, но подал второй автомат, почти новый АКМ, полученный когда-то с мобилизационных складов, отцу.

Ахмет Дадоев действовал уверенно и четко, на одном инстинкте. На то, чтобы примкнуть к «калашникову» рожок, снаряженный тридцатью патронами, взвести затвор и отключить предохранитель, у мэра Урус-Мартана ушло ровно три секунды. Никакой спешки, нервной дрожи в руках — каждое движение выверено до автоматизма. Он имел немалый опыт в таких делах, сроднившись с оружием еще в Грозном, когда отбивал атаку за атакой федералов, штурмовавших город в новогоднюю ночь девяносто пятого года. Тогда им пришлось оставить столицу — силы были слишком неравны, но затем Дадоев вернулся, оказавшись в первых рядах тех, кто отбил Грозный, вышвырнув русских прочь, заставив их умыться кровью. С тех пор изменилось многое, само отношение к этой войне, но полученный опыт остался.

— Сейчас я вызову кого-нибудь, надо… — закончить фразу Дадоев не успел — снаружи что-то грохнуло, так, что заложило уши, а затем по окнам второго этажа ударила автоматная очередь.

— Отец! — Иса, упав на пол, ползком двинулся в дальний угол, слыша, как над головой свистят пули, как свинец кромсает дорогой хрусталь, выбивает щепу из отделанных дорогим деревом стен, в клочья рвет роскошные ковры.

— Иса, к окнам! Стреляй!!!

Ахмет Дадоев тоже перемещался ползком, но не в безопасное место — а к одному из окон, стекол в котором уже не было. Встав на колени, глава городской администрации высунул в проем ствол АКМ, и, не глядя, выпустил, не глядя, длинную очередь, обдав прилегающий к особняку двор шквалом огня. В ответ по второму этажу разом ударили из нескольких стволов, и Дадоев упал, ткнувшись лицом в осколки битого стекла, и слыша, как визжат пули, влетающие в проем.

— Иса, стреляй в них, — крикнул Ахмет, обернувшись к своему сыну, в страхе забившемуся в угол за платяным шкафом, солидным сооружением из красного дерева, способным, пожалуй, остановить и пулю. — Стреляй! Не позорь наш род! Если умрем, то как мужчины, в бою, как умирали все наши предки!

По-прежнему ползком юноша, покрасневший от стыда и забывший на мгновение о собственном страхе, двинулся к окну. Снаружи не прекращали стрелять, не меньше десятка автоматов изрыгали свинец, и пули, словно стая рассерженных ос, метались по роскошным комнатам, вгрызаясь в отделанные мрамором потолки, вспарывая полотна дорогих картин, прежде так радовавших глаз хозяина дома.

Иса Дадоев подобрался к окну, слыша, как хрустят под ним осколки стекла, больно впивающиеся в плоть при каждом движении. Держась в стороне от проема, он выставил ствол автомата и нажал на спуск. АКМС в руках парня дернулся, выплюнув щедрую порцию свинца, и в то же миг сам глава семьи тоже выпустил еще несколько очередей.

— Шакалы! — прорычал Ахмет Дадоев, встав в проеме и уже прицельно выпустив остатки магазина. — Вам меня не взять!

С высоты второго этажа своего дворца мэр Урус-Мартана видел, как мечутся под стенами не меньше двух десятков людей в разномастном камуфляже — и российском, и натовском, старого и нового образца. Они бегали между роскошными клумбами, среди розовых кустов, не прекращая стрелять. В прочем, бегали не все — Ахмет Дадоев видел, по меньшей мере, два неподвижно лежавших тела, и еще одного боевика за ноги и за руки тащили куда-то два его товарища, а третий прикрывал их, стреляя короткими очередями.

— Иса, бей их! — приказал Дадоев-старший, торопливо меняя опустевший магазин.

Прижав приклад АКМ к плечу, он замер, целясь в бородатого громилу, бегущего от сорванных взрывом ворот прямо к крыльцу особняка, и рванул спусковой крючок. «Калашников», не отличавшийся точностью стрельбы на больших дистанциях, сейчас, когда до цели было метров сто, не подвел. Боевика сбило с ног, отбросив назад уже безжизненное тело, когда в грудь ему впилось разом не меньше десятка пуль калибра 7,62 миллиметра. А в следующую секунду самому Дадоеву пришлось нырять за подоконник, спасаясь от ответного огня. Снаружи с басовитым рыком ударил пулемет, пройдясь вдоль стен свинцовой плетью длинной очереди. А потом за стенами прозвучал голос, знакомый голос, который глава администрации Урус-Мартана хотел, но никак не мог забыть.

Когда створки ворот рухнули, боевики, возглавляемые Хусейном Шариповым, не мешкали. Больше двадцати человек ворвалось на двор, рассыпаясь по заботливо ухоженному цветнику, окружая со всех сторон дом, настоящий рыцарский замок, в котором как раз только и выдерживать осады, отбивая штурм за штурмом. Здесь царил порядок, чувствовалась заботливая хозяйская рука. Яркие цветы, дорожки, словно по линейке вычерченные — тот, кто жил здесь, любил порядок и аккуратность. Возле пристроенного к самому особняку гаража стояли на открытом воздухе две машины — огромный серебристый «Ланд Крузер», и более скромный «УАЗ-Патриот».

— Огонь, — приказал командир. — Убивайте всех, кого увидите, но Дадоев нужен мне живым! Кто тронет его, тому самому отрежу голову!

Боевики бежали по усыпанным гравием дорожкам, и камни хрустели под их поступью. Взяв дом в кольцо, ваххабиты разом открыли огонь из автоматов, выпуская очередь за очередью по высоким стрельчатым окнам. Легкие высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра с визгом отскакивали от стен рикошетом, а те, что ложились в проемы, еще долго метались внутри дома, не позволяя обитателям укрыться от такого огня.

— Вперед, — скомандовал Шарипов, чувствуя, как сладко заныло в груди — наступил миг, когда он сможет отомстить своему кровному врагу, тому, из-за кого он вынужден был оставить родной город. — Внутрь! Вытащите оттуда этих свиней!

Полдюжины боевиков, прикрываемые огнем своих товарищей, бросились к дому, но навстречу им ударили автоматы. Двое упали сразу, срезанные очередями, повалившись на яркие клумбы. Еще одному пули перебили обе ноги, и двое братьев, рискуя присоединиться к тем, кто уже лежал, истекая последними каплями крови, на гаревых дорожках, кинулись на помощь, спеша вытащить его из-под огня.

— А-а-а, шакалы! — Опустившись на одно колено, Шарипов вскинул АКС-74, выпустив несколько пуль по окнам, огрызавшимся вспышками дульного пламени.

По дому ударил град пуль, но прочные стены выдержали, а из окон продолжали короткими, скупыми очередями, наперебой «говорить» автоматы. Боевики, оказавшись под огнем, замешкались. Где-то закричали раненые, а те, кто был еще жив, искали укрытия. Бандиты падали на землю, в клумбы, сминая яркие цветы, вламывались в розовые кусты, не чувствуя впивавшихся в одежду и кожу шипов. И стреляли, стреляли в ответ.

Рядом с Хусейном Шариповым держался и Аслан, его личный водитель, поливая дом очередями из своего АК-74. Оба поморщились, когда рядом заухал тяжелый ПКМ. Пулеметчик, установивший свое оружие на сошки за ограждением клумбы, служившей каким-то подобием бруствера, не отпускал спусковой крючок, высадив всю ленту, сто патронов, за одну очередь, и наверняка угробив при этом ствол.

Боевики, пока работал пулемет, заставив защитников дома укрыться от шквала пуль, стремительным броском преодолели метров десять, и наткнулись на ответный огонь. Еще кто-то упал, напоровшись грудью на автоматную очередь, закричал раненый, пытавшийся отползти подальше от опасности, оставляя за собой кровавый след.

— Собаки, — прорычал сквозь зубы Шарипов, а затем, выпрямившись, встав во весть рост, словно был заговоренным, и не боялся пуль, крикнул во весь голос: — Дадоев, шакал, это я, Хусейн Шарипов! Слышишь меня? Ты же помнишь меня, Ахмет?! Я резать тебя пришел! Выходи, будь мужчиной! Сам ко мне выйдешь — тебя убью, больше никого не трону! Ты слышишь меня, шакал?!

Его услышали. В ответ сперва раздался неразборчивый поток мата, русского, но звучавшего с местным акцентом, а затем в два ствола почти в упор ударили автоматы. Шарипова спас его водитель — Аслан сбил с ног своего командира, навалившись сверху, прижав того к земле, не давая встать, пока над ними свистели пули.

— Шамиль, Исмаил, — столкнув с себя Асалан, Хусейн Шарипов позвал своих бойцов. — Выкурите оттуда этих шакалов!

Боевики — один, встав на колено, второй, выпрямившись в полный рост — вскинули на плечи раструбы одноразовых гранатометов РПГ-22 «Муха». Они были профессионалами, и изготовили оружие к бою за считанные секунды, даже не задумываясь над тем, что делают. И все же те, кто держал оборону в доме, тоже оказались быстрыми — автоматная очередь сбила с ног Исмаила, и тубус неиспользованного гранатомета выпал из его разжавшихся рук. И в тот же миг выстрелил Шамиль. Из казенного среза «Мухи» вырвался длинный язык пламени, и граната, в полете расправив перья стабилизатора, умчалась к особняку, угодив точно в оконный проем.

Граната разорвалась за стенами, и из окон вырвалось пламя, а вместе с ним — охваченное огнем тело, совершившее короткий полет и замершее под стенами особняка, так и не ставшего крепостью.

— Шайтан! — Хусейн Шарипов подскочил к неподвижно лежавшему Исмаилу, подняв с земли РПГ-22, торопливо прицелился и выстрелил, вогнав еще одну гранату в изрыгавший клубы дыма оконный проем.

Главарь боевиков все же совершил месть, пусть и не так, как хотел, как мечтал об этом. Именно его выстрел оборвал жизнь Ахмета Дадоева. Взрыв впечатал тело главы городской администрации в стену, выщербленную уже десятками пулевых попаданий. Мэр Урус-Мартана уже не видел, как боевики ворвались в особняк, как с грохотом метались по комнатам. Он не видел, как ваххабиты, добравшись до входа в подвал, подорвали бронированную дверь, заложив под нее несколько килограммов пластида.

Муса Дадоев, тоже считавший себя мужчиной, попытался остановить их, но идущий первым Шарипов ударом приклада вмиг выбил дух из мальчишки. А затем уже разгоряченные боем, обезумевшие от запаха крови боевики вытащили во двор укрывавшихся в подвале женщин.

Фатиму, жену хозяина, показавшуюся слишком старой и некрасивой, убили сразу, перерезав ей горло и бросив рядом с изломанными взрывом телами ее мужа и старшего сына. А вокруг Лейлы столпилась сразу почти вся банда. С визжавшей от страха девушки, не слушая ее мольбы, торопливо, дрожащими от страсти руками, сорвали одежду, обнажив юное тело, возбуждавшее одним своим видом. Ее повалили на землю, выстроившись в очередь, и, не обращая внимания на лежавшие всюду трупы, на раненых братьев, просивших о помощи, стали насиловать, спеша выплеснуть скопившееся во время короткого боя напряжение. Всего этого Ахмет Дадоев, смерть которого была быстрой и сравнительно легкой, не видел. Не увидел он и того, как появились американцы.

Капитан Энрике Мартинес пережил, наверное, самые неприятные минуты в своей жизни, слушая, как где-то в городе то затихает, то раздается с новой силой автоматная стрельба, перемежаемая звуками взрывов. Офицер знал, что он и его люди здесь, чтобы поддерживать порядок, а то, что творилось в Урус-Мартане сейчас, этот самый порядок попросту сломало, но он также помнил приказ, не смея нарушить его.

Морпехи, занявшие свои позиции и готовившиеся к бою, хотя на них никто и не пытался нападать, бросали укоряющие взгляды на прибывшего из Грозного офицера. Они тоже привыкли исполнять приказы, но они были людьми и могли сомневаться в правильности таких приказов. Но ослушаться они не смели.

— С меня хватит, — вдруг произнес командир взвода, взглянув на Мартинеса. — Капитан, сэр, вы получили приказ не вмешиваться, так выполняйте его. Но я не могу спокойно наблюдать, как там убивают людей, возможно, гражданских. Довольно!

— Вы собрались туда? — Энрике Маринес кивком указал за периметр, в сторону жилых кварталов. — Решили навести порядок, наказать плохих парней?

— Так точно, капитан, сэр!

Лейтенант смотрел на старшего офицера с нескрываемым вызовом. Он не мог понять, зачем он здесь, зачем все они здесь, если им запрещено даже думать о том, чтобы вмешаться. Сидеть за периметром, делая вид, что готовятся к бою, пока дикари, спустившиеся с гор, убивают, взрывают, насилуют — разве для того их натаскивали в учебном центре в Квантико? Командир взвода протестовал против этого всем своим естеством, но точно такой же протест чувствовал и Энрике Мартинес.

— Черта с два! Дайте мне одно отделение, лейтенант! Вы должны держать оборону здесь, так оставайтесь со своими людьми! Я пойду туда!

На лицах морских пехотинцев, невольно слушавших этот напряженный разговор своих начальников, расплылись довольные улыбки — сейчас они покажут этим диким горцам, кто теперь здесь хозяин. А командир взвода уже отдавал приказания. Дюжина моряков, три огневые группы, загрузились в три «Хаммера». Это была грозная сила, ведь на вооружении каждой группы, состоящей из четырех человек — ручной пулемет М249 SAW с ленточным питанием, снайперская винтовка М14 DMR, грозное оружие на средних дистанциях, и пара штурмовых винтовок М16А2, причем одна — с сорокамиллиметровым подствольником М203. Хватит, чтобы разогнать толпу немытых дикарей.

— Вперед, — приказал Энрике Мартинс, усевшись в головной «Хеммер» рядом с водителем. — Поехали!

— Сэр, это правильное решение! Надо показать, кто здесь хозяин!

Обернувшись, капитан увидел того самого снайпера, едва не расстрелявшего из своей М14 колонну боевиков. Сейчас он довольно ухмылялся, глядя на офицера и баюкая на коленях тяжелую винтовку, на ствол которой был навинчен цилиндрический набалдашник глушителя.

— Капрал Доджсон! Не терпится повоевать?!

— Просто хочу поставить на место этих ублюдков, сэр! Пусть помнят, что мы еще здесь!

Колонна покинула территорию блок-поста, ворвавшись в город. И почти тотчас Энрике Мартинес увидел следы боя, отмечавшие маршрут движения банды. На обочине, на тротуарах, лежали тела, в основном мужчины, вооруженные — оружие с них так никто и не взял — но хватало и женщин. Боевики просто палили на ходу, разгоняя замешкавшихся горожан, и шли дальше, оставляя за собой страшный след.

— Звери! Чертовы ублюдки!

Мартинес вновь обернулся на капрала, увидев искаженное ненавистью лицо Доджсона — этот парень воспринимал происходящее слишком близко, словно вдоль обочины лежали тела не каких-то безымянных дикарей, а его самых близких людей.

Морпехи ориентировались не по GPS — лучшим маяком стали звуки боя, стрельба, перемежавшаяся со взрывами гранат. И все же, пока колонна «Хаммеров» петляла по городским улицам, там, куда они спешили, все закончилось. Почти все.

Тяжеловесный бронированный М1114 затормозил, едва не протаранив толпу бородачей в камуфляже, и выбравшемуся из тесного салона Мартинесу открылась жуткая картина. Бой только что закончился, об этом свидетельствовали тела, разбросанные во дворе роскошного особняка. Трупы заботливо оттащили под стены, причем некоторые из них аккуратно укрыли брезентом, а на другие в тот миг, когда прибыли морские пехотинцы, мочились, довольно гогоча, сразу несколько боевиков.

А рядом слышались всхлипы, жалобные стоны и звериный рык обезумевшего от страсти самца. Огромный мужик, даже не снявший «разгрузку», всей своей массой наваливался на распростертое прямо на земле слабо трепыхавшееся под яростными ударами девичье тело, а его товарищи, стоявшие рядом, в нетерпении расстегивали штаны, спеша занять очередь.

— Оружие к бою! — коротко приказал своим людям Энрике Мартинес, и сам, сняв с предохранителя карабин М4А1, двинулся навстречу боевикам.

Американцев заметили не сразу, но постепенно к ним обратились десятки пар настороженных или откровенно злых глаз. Чеченцы сомкнулись на пути капитана сплошной бородатой стеной.

— Какого черта здесь происходит?!

Энрике Мартинес спрашивал по-русски — он успел выучить язык, и, пусть избавиться от акцента не получалось, слова его все же были понятны.

— Американцы, убирайтесь, — крикнул кто-то из толпы, тоже по-русски, и тоже с акцентом. — Идите прочь! Это не ваше дело!

— Вы убиваете мирных людей на территории, контролируемой Морской пехотой США! Я капитан Энрике Мартинес, этот город находится под ответственностью моего подразделения, и пока мы здесь, я приказываю вам убираться отсюда!

Чеченцы загудели, раздались возмущенные крики. Даже тот, кто был увлечен утолением своей похоти, поднялся с земли, и, на ходу застегивая штаны, двинулся к своим товарищам.

— Это наша земля, американец! Вы здесь не хозяева! Пошли вон!

Толпа надвинулась на морских пехотинцев, сгрудившихся возле своих «Хаммеров». Те в ответ взяли оружие наизготовку, а стрелки, занявшие места у турелей, навели на боевиков стволы пулеметов и автоматических гранатометов, установленных на крышах внедорожников. Чеченцев было больше — семь десятков, или около того, против дюжины морских пехотинцев. Но по огневой мощи они были почти равны, пара тяжелых пулеметов М240 и сорокамиллиметровый гранатомет «Марк-19» изменяли соотношение сил резко.

— Без команды не стрелять! — крикнул своим бойцам не двинувшийся с места Мартинес, на которого надвигалась масса чеченцев.

Они так и замерли друг напротив друга. Никто не хотел уступать, но никто и не был готов сделать первый шаг. А тем временем за спинами боевиков зашевелилась распятая на земле девушка. Фатима Дадоева, превозмогая боль, сперва встала на колени, потом поднялась на ноги, чувствуя, как кровь струится по внутренней поверхности бедер, как разламывается все тело, как жжет огнем растерзанное нутро девушки, только что ставшей женщиной против своей воли.

Чеченских мужчин учили законам мести едва не с колыбели, объясняя, что ни один обидчик не должен оставаться безнаказанным. Но и чеченские женщины умели мстить, делая это подчас с еще большей жестокостью, чем их братья, отцы и мужья.

Фатима не запомнила лицо того, кто надругался над ней, но сейчас она узнала этого человека даже со спины. Он шел куда-то неторопливой походкой того, кто только что получил море удовольствия и был не против все повторить. Ей никогда не быть любимой женой хорошего человека — опозоренную женщину никто не приведет в свой дом. раз так, нет смысла цепляться за жизнь. Но ее жизнь оборвется не в одиночестве.

Тело убитого кем-то, отцом, или, возможно, старшим братом, боевика лежало прямо на пути девушки. Автомат покойника уже кто-то забрал, да с автоматом Фатима могла и не справиться — слишком тяжелый. Но из открытой набедренной кобуры торчала рифленая рукоятка пистолета, и его-то девушка вытащила, ощутив в ладони шероховатый пластик рукоятки.

Девятимиллиметровый АПС тоже казался тяжелым, почти неподъемным. Фатима, как учили отец и брат, оттянула назад затвор — в прорези тускло блеснула латунью цилиндрическая гильза — и опустила флажок предохранителя. Удерживая оружие обеими руками, девушка вскинула «Стечкин», целясь в широкую спину насильника, и в тот миг, когда кто-то что-то заметил, предостерегающе закричав, нажала на спуск.

Оружие дрогнуло, вырываясь из рук. Первая пуля прошла мимо цели. Боевик обернулся, пытаясь нашарить за спиной автомат, кто-то бросился со всех ног к девушке, но не успевал — грянул второй выстрел, а затем еще и еще. Несколько пуль впились в могучую грудь бандита, порвав камуфляж, забрызгав его горячей еще кровью. Тело, сбитое с ног энергией выстрелов, пошатнулось, заваливаясь на спину. В этот миг на Фатиму навалились со всех сторон сразу несколько человек, вырвали оружие из ее рук, сбили на землю. Кто-то замахивался прикладом, сверкнули ножи.

Все должно было закончится через пару секунд, но смерть так и не пришла. Энрике Мартинес, увидев окруженную толпой девушку, сорвался с места, раскидав в стороны боевиков, кого-то свалив ударом приклада, и через миг стоял над скрючившейся от боли девушкой, совсем еще ребенком, окровавленной, в грязной порванной одежде.

— Все назад, — бешено закричал Мартинес, заглушив рев толпы. — Назад! Стоять!!!

Вскинув карабин, морпех дал длинную очередь над головами боевиков, заставив тех отшатнуться назад. А к нему уже спешили остальные бойцы, расталкивавшие чеченцев, оказавшихся под прицелом полутора десятков стволов и вдруг разом утративших весь свой боевой дух.

Раздавшись в стороны под напором американцев, боевики принялись окружать морских пехотинцев. Их было больше, и они были злы на чужаков. Раздался лязг затворов, на морпехов нацелились десятки стволов, способных изрешетить горстку людей Мартинеса за пару секунд.

— Похоже, нам придется хреново сейчас, капитан, сэр, — криво усмехаясь, выдавил капрал Доджсон, уверенно целившийся в толпу из своей могучей винтовки.

— Отходим к машинам и убираемся отсюда, — приказал Мартинес, проигнорировав замечание своего бойца. — Спины не подставлять! Прикрываем друг друга! Огонь только по моей команде! Кто-нибудь, позаботьтесь о девушке!

Фатиму Дадоеву подхватили сильные руки огромного афроамериканского парня, с такой заботой и нежностью, которой трудно было ожидать от этой ходящей груды мускулов, увешанной к тому же с ног до головы оружием.

— Отдайте ее нам, — закричали боевики, подступая со всех сторон к стоявшим плечо к плечу друг с другом американцам. — Сами убирайтесь вон, а ее оставьте здесь! Она наша!

— С дороги, — прорычал Мартинес, тыча стволом в грудь самого смелого чеченца. — Прочь!!!

Капитан Морской пехоты США видел перед собой бородатые лица, мерзкие рожи, перекошенные от злобы. Эти нелюди только что хотели всей толпой изнасиловать девчонку, убив всю ее семью, а до этого расстреляв на улицах несколько десятков прохожих. В том мире, о котором мечтал Энрике Мартинес, мечтал еще давно, гуляя по нищим квартала своего родного района, где на каждом углу можно было найти дешевых проституток и торговцев самой разной «дурью», этим животным не могло быть места.

От приказа открыть огонь капитан отделяло несколько мгновений. Он понимал, что группе не прорваться, не разорвать это кольцо. Но оставить им на потеху эту девушку-туземку Мартинес не мог, хотя тем он и спас бы дюжину жизней, жизней своих бойцов. Вот только как считать себя после этого мужчиной?

Стрекот, донесшийся из поднебесья, заставил всех разом запрокинуть головы, увидев промчавшиеся над городскими кварталами вертолеты. Пара АН-1W «Супер Кобра» прошла низко, над самыми крышами, возможно, подставляясь под зенитный огонь, но и позволяя тем, кто находился на земле, увидеть прицепленные под крылья блоки неуправляемых ракет и грозно торчавшие вперед стволы автоматических пушек.

Пилоты сразу оценили обстановку, и, заложив вираж над центром Урус-Мартана, звено зависло чуть в стороне от дома его покойного мэра, взяв на прицел толпу боевиков, почти поглотившую собой горстку морских пехотинцев.

Чеченцы, на собственном опыте знавшие, что такое боевой вертолет, за штурвалом которого сидит враг, бросились врассыпную, спеша укрыться под стенами домов, под деревьями, где угодно, лишь бы их не видели пилоты винтокрылых машин.

А гул над Урус-Мартаном только нарастал. С воем и свистом промчалась над городом пара короткокрылых штурмовиков «Харриер», уйдя куда-то на юг, в сторону границы. А на смену им уже спешили транспортные UH-1N «Ирокез», один за другим совершавшие посадку возле блок-поста морпехов.

— Кавалерия, — с облегчением выдохнул Энрике Мартинес, наблюдая за суетой в небе над чеченским городом. — Капрал, а все же ты был не прав, усмехнулся капитан, взглянув на Доджсона. — Кажется, пока обошлось!

Загрузившись в «Хаммеры», морские пехотинцы двинулись к своей базе. В средней машине, на заднем сидении, между двух громил в полной амуниции, устроилась Фатима Дадоева. Санитар, находившийся в группе, вколол ей настоящий «коктейль» из анестетиков и транквилизаторов и девушка послушно ехала туда, куда ее везли чужеземцы, еще не поняв даже, что она все еще жива.

Глава 9. Легионеры

Архангельская область, Россия — Урус-Мартан, Чеченская республика (номинально в составе России) 10 октября
Стоявший навытяжку посреди кабинета, обставленного со спартанской скромностью, человек походил на бездомного бродягу. На щеках — недельная щетина и потеки грязи, грудь обтягивает тельняшка с обрезанными рукавами, порванная в нескольких местах, испачканная кровью. Камуфлированные мешковатые штаны тоже грязные и потертые, словно их владелец километров пятьсот полз по-пластунски. Но стоило только взглянуть в его глаза, и сразу становилось понятно — этого человека можно пытать, измучив до смерти, можно сразу убить его, но сломать его волю не в силах, наверное, никто не свете.

Под холодными изучающими взглядами трех пар глаз пленник, доставленный сюда прямиком с поля боя, стоял неподвижно, расставив ноги на ширину плеч, расправив плечи, вскинув голову. Со скучающим видом этот человек изучал что-то на голых стенах, словно не замечая, что он здесь давно уже не один.

— Вам грозит наказание за терроризм, — сухо произнес Джеймс Уоллес, уже несколько минут изучавший пленного партизана, одного из первых, увиденных сотрудником ЦРУ живыми, а не в этих пластиковых мешках, похожих на пакеты для мусора. — Вас ожидает длительный тюремный срок, возможно даже каторга. В России смертная казнь была запрещена, и запрет этот пока никем не отменен, но это не делает вашу участь более завидно. Тюрьма где-нибудь в Заполярье — это та же казнь, только мучительная, растянутая на месяцы или даже годы. Наверное, я бы предпочел умереть мгновенно от пули в затылок, чем подыхать от туберкулеза, выхаркивая собственные легкие. А вот у вас такого выбора попросту не будет.

Перечисление грядущих кар не произвело на пленника никакого впечатления, и Уоллес продолжил изучать его. Мужчина средних лет, где-то под сорок на вид, но может быть и на пять лет меньше, крепкий, жилистый. Широкое лицо простого и честного человека, где-то даже приятное, мужественное и открытое. Только шрам на щеке портит впечатление — такие отметины не проходят до конца жизни. Еще из особых примет — полустершаяся татуировка на мускулистом правом плече, не яркая картинка, как у нынешних мальчиков и девочек, а обычная наколка. В рисунке можно опознать парашют и надпись — кириллицу Уоллес знал, как и русский язык — ДМБ-93.

— Если вы будете сотрудничать с нами, проявите лояльность, наказание не окажется таким суровым, — снова нарушил молчание сотрудник разведки. — Мы предлагаем вам честную сделку.

Уоллес был самым старший здесь по должности, был наделен самыми внушительными полномочьями среди тех, кто собрался посмотреть на пленника, доставленного бойцами Сто первой дивизии с места короткого и яростного боя. Кроме агента ЦРУ, специально прибывшего на одну из опорных баз десантно-штурмовой дивизии, стоявшей на страже нового нефтерповода, в эти минуты именно в этом месте оказались еще двое.

Рональд Говард, сменивший по случаю деловой костюм на одежду попроще, которая подошла бы какому-нибудь туристу, стоял у окна, не без интереса разглядывая русского террориста, одного из тех самых «партизан», от происков которых он лично должен был защищать вложения акционеров «Ю-Пи», долларом проголосовавших за проект «Полярный экспресс». Признаться, менеджер нефтяной компании был удивлен — он ожидал увидеть перед собой безумного фанатика, а встретил обычного человека.

А вот командир аэромобильного батальона Сто первой воздушно-штурмовой, чьи бойцы и захватили этого партизана, взяв в плен его одного из целой группы, смотрел на русского без особого интереса. Он увидел немало пленных еще в Грозном, когда дивизия вместе с подоспевшим бронекавалерийским полком чистила город от остаточных групп русских, упорно не желавших прекращать сопротивление.

— Начнем с простого, — стараясь не выдать ничем своего раздражения, вымолвил Джеймс Уоллес. — Назовите себя. Ваше имя? Возраст? Откуда вы родом? В каких войсках служили раньше? Это же не военная тайна. Мы узнаем о вас все, если захотим, но мы ждем от вас жеста доброй воли, чтобы видеть, что не напрасно теряем время. Итак?

— Похоже, этот ублюдок немой! — раздраженно воскликнул Рональд Говард. — Или, черт его дери, оглох и не понимает, что мы с ним разговариваем!

Менеджер «Юнайтед Петролеум» чувствовал растерянность, а еще его переполняла сейчас злоба. Говард, считавший, что начальство отправило его руководить очередной стройкой, только теперь понял, что очутился прямиком на войне. С каждым новым днем, проведенным здесь, в России, Говард понимал, что они все оказались почти бессильны, несмотря на всю свою мощь, техническое превосходство, перед малочисленным, но решительным до самопожертвования врагом.

Наверное, если бы все шло по плану, Рональд и не появился бы здесь — чтобы следить за тем, как дет строительство, да посылать в головной офис корпорации бодрые отчеты об успехах, хватит и «нижних чинов». Но как раз бодрых отчетов было маловато. Если поначалу строители столкнулись с суровой природой русского Севера, тайгой, мерзлотой, отсутствием коммуникаций, то постепенно акцент смещался на иные проблемы. Снова и снова трубопровод, растянувшийся на многие сотни миль, подвергался стремительным атакам укрывавшихся в окрестных дебрях боевиков, называвших себя «партизанами». Русские, продолжавшие воевать, несмотря на то, что их страна давно уже капитулировала, нападали постоянно, внезапно, дерзко и беспощадно, щедро проливая и свою, и чужую кровь.

Последняя акция террористов оказалась слишком масштабной и явно тщательно спланированной. Действовало множество небольших групп, атаковавших цель на огромном участке. В одно мгновение вышедшие из леса русские уничтожили несколько миль нефтепровода, с таким трудом проложенного сквозь эти дебри. А все, что досталось тем, кто охранял трубу — несколько трупов и этот молчаливый пленник.

Контртеррористическая операция длилась уже много часов подряд, в зарослях рыскали поисковые группы Сто первой воздушно-штурмовой, над лесом кружили вертолеты и беспилотники, авиация бомбила все, что хоть на миг казалось подозрительным. Но противник, сумев сделать свое дело, ушел, вновь растворился в вековом лесу.

— Этого человека захватили при попытке заминировать нефтепровод, — сообщил командир батальона, бойцы которого и доставили сюда русского. — Их было пятеро, с несколькими килограммами взрывчатки и кучей другого оружия. Патруль наткнулся на террористов случайно. Четверо попытались уйти, а этот, пятый, остался прикрывать их отход. У нас против них было полное отделение. Мои парни потеряли убитыми шестерых бойцов, прежде чем четверо ублюдков были уничтожены, а этого, — офицер указал на продолжавшего хранить молчание пленника, — контузило взрывом, и его удалось взять живым, даже почти целым. Это случается редко, мистер Говард, обычно русские дерутся до последнего патрона и в плен не сдаются. Они могут застрелиться, подорвать самих себя, все что угодно! Это фанатики, не признающие компромиссов. С самого начала всем было предоставлено право выбора, и те, кто хотел спокойно жизни, давно разошлись по своим домам. С теми же, кто продолжает воевать, не по приказу, а потому, что считает это правильным, договориться не возможно!

Майор Уильям Гровер был зол. За несколько часов его подразделение потеряло едва не взвод убитыми и ранеными, позволив противнику уйти. Пусть и не без потерь со стороны русских, но это мало что меняло. Никто в Вашингтоне не будет считать, сколько ублюдков завалили его парни, но имя каждого убитого американца станет греметь по всей Америке. Покажут залитых слезами родителей, рыдающих жен, хныкающих детей, к которым так и не вернутся больше их папы. И тогда на карьере и удобном кабинете в недрах Пентагона можно ставить крест — никому не захочется возиться с человеком, которого «сделала» кучка появившихся из леса оборванцев.

— Шесть наших парней отправятся в Штаты, запаянными в цинк? Проклятье, но даже такой ценой мы не помешали русским исполнить задуманное. Жертва ваших бойцов оказалась напрасной, майор, — мрачно произнес Рональд Говард. — Это была лишь одна из нескольких групп. Остальным удача сопутствовала больше.

Говард и офицер разговаривал между собой по-английски, и не было ясно, понимает ли их пленник, стоявший посреди кабинета, чуть ссутулившись от усталости. Судя по остекленевшим глазам, он вообще не воспринимал происходящее, словно погрузившись в транс.

— Майор, сэр! — на пороге кабинета появился молодой лейтенант, затянутый в полевой камуфляж, разве что без бронежилета и каски, но с тяжелой «Береттой» в поясной кобуре. Вообще с оружием здесь было принято не расставаться ни на миг, словно каждую секунду ждали нападения. Собственно, так оно и было.

— Лейтенант? Что-то срочное?

Командир батальона требовательно взглянул на своего подчиненного, и тот поспешно произнес:

— Сэр, сообщение от русских. Подразделению их полиции удалось блокировать и уничтожить группу террористов, атаковавших нефтепровод. На месте боя обнаружено семнадцать трупов. Кажется, с этими выродками покончено, сэр!

— Черт возьми, наконец-то хорошие новости, — оскалился майор, и, перейдя на русский, произнес, взглянув на пленного: — Вам нет смысла молчать. Все, что вы можете сказать, нас уже не интересует. Ваши товарищи уничтожены. Даже если заговорите, вы никого не сможете предать. Ваша группа попала в засаду, устроенную вашими же, русскими, и легла там до последнего человека.

— Сволочи, — хрипло вымолвил пленник. — Боитесь воевать сами, не хотите сдохнуть, слишком цените свои шкуры!

— Вы знаете, как мы умеем воевать. Четверо ваших, те, кто был с вами у нефтепровода, могут об этом напомнить! Это вы действуете, как трусы, бьете исподтишка, в спину, и тотчас спешите удрать, пока мы не пришли в себя!

— Довольно, — негромко, но жестко произнес Джеймс Уоллес, вновь беря допрос в свои руки. — Вы забываетесь, майор! Не время и не место переходить на личности!

Офицер осекся. Он что-то хотел ответить разведчику, но не решился. Военные никогда не любили шпионов, за ошибки которых так часто приходилось расплачиваться своими жизнями как раз простым солдатам и их командирам. Но этот разведчик был иным, не кабинетной крысой, погрязшей в интригах. Майор знал, откуда прибыл Уоллес, знал, что тому довелось побывать на Кавказе, участвовать в боях с русскими, с настоящей русской армией, и остаться в живых после этого. Потому офицер ощутил нечто вроде уважения и предпочел просто помолчать.

— Если вы будете с нами сотрудничать, хуже от этого не станет никому, — произнес Джеймс Уоллес, вновь взглянув на пленника. — Ваши друзья мертвы. Вы в этом не виноваты, так что теперь можете говорить без оглядки.

— А если откажусь? Будете пытать?

Уоллес сдержал улыбку, но на самом деле испытал радость в эти секунды. Русский все же пошел на контакт. То, что пленник отвечал на обращенные к нему слова, было огромным шагом вперед после недавнего гробового молчания.

— Передадим вас вашим соотечественникам, и вас осудят за терроризм, — спокойно ответил разведчик. — А мы проследим, чтобы наказание для вас было достаточно суровым. Вы считаете себя патриотом, всерьез полагаете, что сражаетесь за свободу России? Тем интереснее будет, когда вы окажетесь с русской же тюрьме.

Джеймс Уоллес, хотя и стажировался в Форт-Брэгге несколько недель, не был солдатом. Его участие в той заварушке на Кавказе, с которой, кажется, все и началось, было случайностью, о которой хотелось скорее забыть. Агент ЦРУ до сих пор едва не каждую ночь вскакивал с постели в холодном поту, видя, словно наяву, приснившуюся жуткую картину — заходящие в атаку на бреющем русские штурмовики «Фрогфут», из-под крыльев которых сыплются вниз черные точки бомб, которые вот-вот накроют ущелье. А еще ему снилось лицо того русского, выпученные глаза, вздувшиеся на лбу жилы, и клинок, в его, Джима Уоллеса, руках, раз за разом входящий в податливую плоть жертвы.

Многие коллеги смотрели на Уоллеса, едва не как на героя, но сам разведчик хотел забыть об этом кошмаре. Воевать — не его дело, когда есть те, кто обучается этому искусству годами. Но сейчас, стоя напротив пленного русского, Джеймс был в своей стихии. Он еще не знал, чем это обернется, но хотел завербовать партизана, превратив его из явного врага в нового союзника.

— Неужели вы не понимаете, что своей глупой вендеттой делаете лишь хуже всем? Какими бы решительными вы ни были, вам не тягаться с Армией США. Вы можете выиграть своей хитростью бой, даже несколько, но исход войны предрешен — вас найдут и уничтожат. Но чем больше вы убьете американских солдат, тем злее станут их живые товарищи. Наши люди будут обыскивать деревни, каждый дом, будут грубы и жестоки, кому-то это не понравится, но наши люди — сильнее, у них больше оружия, они умеют им пользоваться. Будут гибнуть мирные жители, русские, те, ради кого вы как будто воюете с нами, бегая по лесам и нападая исподтишка. Я просто хочу понять, зачем вам это, что вами движет. Ваша группа ликвидирована, вы не скажете ничего такого, что повредит вашим товарищам. Просто давайте поговорим.

Говард раздраженно поморщился — кажется, русский оказался настолько тупым, ято даже не понимал обращенных к нему слов. Но неожиданно пленник заговорил, медленно цедя слово за словом, бесстрастно, словно машина.

— Меня зовут Илья Сергеевич Старостин, — произнес партизан, уставившись в упор на Уоллеса. — Семьдесят девятого года рождения. Воздушно-десантные войска. На момент роспуска Российской Армии носил звание капитана. Командир парашютно-десантной роты.

— Вы имеете боевой опыт? Где воевали раньше?

— Участвовал в контртеррористической операции на Кавказе, в Дагестане, Чечне и соседних республиках.

Русскийотвечал угрюмо, но безвольно, с неожиданной тупой покорностью, словно и впрямь понял только сейчас, что для него все закончилось. Но Джеймс Уоллес понимал, что этот человек отнюдь не «сломался», во всяком случае, не сейчас.

— Давно вы примкнули к партизанам?

— Уже третий месяц. Воевал в отряде полковника Басова. На моем счету три рейда. Тот рейд, в котором вы взяли меня в плен, и был третьим.

— Что произошло в лесу возле нефтепровода? Какая задача была у вашей группы?

— Мы должны были заминировать и взорвать трубопровод. Нас было пять человек, в том числе хороший подрывник, хотя со взрывчаткой и гранатами каждый смог бы справиться при необходимости. Мы попали в засаду при выходе к объекту диверсии. Я приказал своим бойцам отступать, сам остался прикрывать их отход. Был контужен, выстрел из «подствольника» разорвался близко. Очнулся уже на борту американского санитарного вертолета.

— Я рад, что мы добились хотя бы такого взаимопонимания, — кивнул Уоллес. — Ни я лично, никто из присутсвующих по большему счету не хочет вашей смерти или лишних мучений. Вы убивали американских солдат, но это война — для нас и для вас. Я говорю сразу, что наказания вам не избежать, но, если будете сотрудничать, оно окажется ни слишком суровым соразмерно вашим поступкам.

— Я жалею о том, что остался жив, а мои люди погибли. Все должно было быть наоборот, — мрачно промолвил Старостин, исподлобья глядя на агента ЦРУ.

— Вы так дешево цените свою жизнь, что готовы с ней расстаться в любой миг? Этой черты в людях мне не понять никак. Вы не фанатик с «промытыми мозгами», и ваши слова ставят меня в тупик, — покачал головой Уоллес, и, взглянув на майора, потребовал: — Прикажите увести этого человека. Пусть ему создадут нормальные условия, но наблюдают постоянно. Я хочу, чтобы он остался жив, даже если сам пожелает обратного!

Выросшие на пороге кабинета десантники в полной экипировке схватили пленного за локти, вытолкав прочь, но, когда они уже закрывали за собой дверь, русский остановился, громко спросив:

— Сколько трупов партизан нашли на месте той засады, о которой вы говорили?

— Семнадцать, — не колеблясь, ответил Уоллес.

— Считая меня, вы вывели из игры еще пять человек. наша группа была единственной, перехваченной вами до совершения акции, верно? В отряде Басова было свыше тридцати человек, так что вы рано списывает его со счетов! Для меня, возможно, все и закончилось, но отнюдь не для вас!

Пленного увели, а Уоллес, задумчиво пожевав губами, произнес с некоторой неуверенностью:

— Мне известен один человек по фамилии Басов. Полковник русских танковых войск, участвовал в контрнаступлении на Грозный, его подразделение сражалось против наших морских пехотинцев. Этот человек — военный преступник, он собственноручно казнил взятого в плен русскими пилота сбитого «Харриера».

— Вы весьма осведомлены, — криво усмехнувшись, заметил командир аэромобильного батальона.

— Я участвовал в опросе пленных, содержавшихся в грозненском фильтрационном лагере сразу после окончания активной фазы операции «Доблестный удар». Работы тогда было много, людей не хватало, действовали в спешке, как на фордовском конвейере, но по этому инциденту оказалось удивительно много свидетелей.

— Если этот так, хорошо, что с ним разделались, — пожал плечами Говард. Функционеру «Ю-Пи» было на самом деле плевать, кто взорвал его «трубу», военный преступник или святой отшельник. Главное — они оказались отброшены на недели назад, придется многое восстанавливать, а из-за участившихся атак чертовых русских желающих работать все меньше. Даже сами русские, вечно пьяные мужики, требуют зарплату, как американские инженеры с дипломами ЮКУ[5], да еще и охранять их надо не хуже, чем Президента США — не то, от партизан, не то, чтобы сами не сбежали.

— Если этот русский прав, все может оказаться не так легко, — покачал головой майор. — В засаде погибли худшие, а лучшие бойцы выжили, стали опытнее, злее, и они еще вернутся, чтобы отомстить.

— Этого парня нужно взять в оборот, — Говард указал на двери, закрывшиеся за спиной пленного. — Он должен знать многое. Сколько всего террористов, с кем они связаны, где их базы. Займитесь им, Уоллес, вы же отвечаете за контрразведывательную поддержку нашей операции!

— Вы там, в Лэнгли, помешались на хитроумных комбинациях, вербовке и перевербовке, — усмехнулся командир аэромобильного батальона. — Все это слишком сложно на мой взгляд, и излишне. Я сам могу сказать вам, сколько против нас действует врагов, где они находятся, каковы их цели — все, что вы будете месяцами вытягивать из этого русского, явно контуженного и не вполне сознающего, что вокруг него творится.

Оба, и Говард, и Уоллес, с интересом уставились на майора Гровера, приглашая того к продолжению беседы. Откровения никто не ждал, но каждый понимал, что офицер, находящийся уже долгое время «на переднем крае», просто не может не изучить своего врага, если конечно, это хороший офицер. А про Уильяма Гровера говорили, что он всегда стремился быть лучшим.

— Русских, продолжающих войну против нас, мало, но среди них нет случайных людей. Все те, кто хотел мирно дожить свой век, сложили оружие после приказа русского премьер-министра, и разошлись по домам. Те же, кто горел желанием умереть, осуществили свою мечту еще раньше, в мае, тщетно пытаясь сдержать наше наступление н море, на земле и в воздухе. Но те немногие, кто остался жив, но жизнь свою ценит меньше, чем патриотизм, продолжают сражаться против нас здесь, яростно, самоотверженно и беспощадно.

— Слишком много патетики, — поморщился при этих словах Говард.

— Я уважаю своего врага, иногда даже восхищаюсь им! Эти люди воюют за свою страну, они без раздумий идут на смерть, веря, что так надо. Они не изменили присяге, выбрали самый трудный путь, и это не может не вызывать уважения! А если вы вдруг перестанете считать своего врага достойным, равным себе, то вскоре проиграете!

Майору Гроверу удалось смутить на миг своего собеседника, хотя функционер «Ю-Пи» прежде считал себя мастером переговоров и деловых встреч. И, воспользовавшись тем, что Говард осекся, переваривая услышанное, десантник продолжил:

— Русских немного, не больше десятка групп на всем протяжении нефтепровода. Численность каждого «партизанского отряда», как говорят сами русские, колеблется от двух десятков до полусотни бойцов, но количество с лихвой покрывается качеством. Против нас сражаются не крестьяне, а офицеры элитных частей российской армии, почти без исключения, имеющие боевой опыт, участвовавшие в операциях на Кавказе против местных исламских экстремистов. Они не имеют постоянных баз поблизости, постоянно перемещаются, движутся налегке, так что даже с воздуха находить такие группы оказывается весьма сложно. «Партизаны» в совершенстве освоили тактику диверсионных действий, «малой» войны. Переговоры с ними невозможны, эти люди — фанатики, помешанные на долге перед родиной. Единственное, что возможно — уничтожать их всюду, где удастся обнаружить.

— Майор, я человек штатский, возможно, многого не понимаю, — стараясь сдерживать раздражение, произнес Говард, взглянув на десантника. — За несколько суток мы разгромили российскую армию, отлично вооруженную, подчиненную единому командованию, сражающуюся на своей земле, защищавшую свои дома. Ваша дивизия наступала в первых рядах, вынеся всю тяжесть боев, вырвав эту победу! Так почему же сейчас, черт возьми, вы оказались не в силах разделаться с горсткой бандитов, бродящих по лесам?!

Прибыв на базу аэромобильного батальона, Рональд Говард увидел множество вооруженных до зубов солдат, увидел десятки вертолетов всех типов, столько, чтобы перебросить весь батальон на полсотни миль за полтора часа. Он видел беспилотные разведчики «Предейтор» и «Рипер», способные часами кружить под облаками, обнаруживая противника и днем и ночью, и даже уничтожая его без участия людей ракетами «Хеллфайр». Все это впечатляло, заставляя поверить в скорую победу над террористами, но то, что происходило, разрушило все надежды.

— Если я еще не разучился понимать английский язык, против нас действует несколько десятков террористов? Вы сами сказали об этом только что! Им неоткуда получать подкрепление, у них проблемы со снабжением, со всем, от патронов до консервов, тем более, проблемы с разведкой. А у вас против них — целый батальон, семь с лишним сотен головорезов, имеющих все необходимое, обученных войне в любых условиях. Но эти оборванцы все равно обводят ваших «универсальных солдат» вокруг пальца, пробираясь к охраняемому объекту, взрывая его, да еще и убивая посланных в погоню десантников. Как, черт возьми, такое вообще может произойти?! Почему вы, при всей вашей выучке, технических возможностях, не в силах выполнить такую простую задачу, как охрана трубы?!

— По поводу снабжения террористов, господа, все не так однозначно, как кажется. Настораживает то, что у русских появляется все больше высокотехнологичного оружия, — встрял в беседу Джеймс Уоллес. — У них есть ручные зенитные и противотанковые ракеты, гранатометы, снайперские винтовки, в том числе крупнокалиберные, есть средства связи, даже системы спутниковой навигации. Когда глава русского правительства объявил о роспуске армии, военные базы и склады остались без охраны, оттуда террористы забрали многое, но то, чем они пользуются сейчас, что мы находим на местах стычек, в основном сделано вовсе не в России, а в Китае, и это заставляет задуматься о многом. Нашему противнику явно помогают, и воевать с ним становится все сложнее.

— Это верно, — кивнул майор Гровер. — Если в первые месяцы «миротворческой операции» мы обладали абсолютным господством в воздухе, а «партизаны» были не более, чем горсткой оборванцев с «калашниковыми» и ручными гранатами, то теперь они все чаще показывают зубы, превращаясь в настоящую армию. Только за месяц четырежды вертолеты моего батальона были обстреляны с земли ракетами. Один раз русским повезло больше, чем прежде, и «Черный ястреб» с пятью хорошими парнями сгорел на земле. И вот совсем недавно они сбили вертолет вашей, мистер Говард, Службы безопасности.

— Вы, Джеймс, кажется, отвечаете за разведку и контрразведку? — Рональд Говард взглянул на хмурого агента ЦРУ. — Так выясните, откуда русские получают оружие, проследите каналы поставки, сообщите все, что узнаете майору Гроверу, а потом пусть его десантники прихлопнут разом всех ублюдков! Черт возьми, в строительство «Полярного экспресса» вложены миллиарды, и мои хозяева не допустят, чтобы их доллары оказались выброшены на ветер!

— Вам, сидящим в уютных кабинетах, все кажется простым и легким, — с не меньшим раздражением ответил майор. — Вы полагаете, что достаточно приказать, и все получится само собой. Я, так и быть, со снисхождением отнесусь к вашим словам, мистер Говард, как к пустой болтовне штатского. Я, мой батальон, вся моя дивизия, делают все, что возможно. Вы хотите, чтоб мы обеспечили безопасность вашего нефтепровода? Но как, если его протяженность — три с половиной тысячи километров, и это километры дремучих лесов и болот, а не ухоженный Центральный парк Нью-Йорка? Если вся дивизия, все, от командующего и до последней тыловой крысы, возьмут в руки винтовки М16 и цепью выстроятся вдоль «трубы», на километр ее придется от силы по пять бойцов. Вы полагаете, этого хватит, чтобы не подпустить террористов на дальность автоматного выстрела? Мой батальон охраняет двухсоткилометровый участок трубопровода, но это — не единственное, что требует нашего внимания. После роспуска русской армии по всей стране остались без всякой охраны огромные склады с оружием, и их нам тоже приходится сторожить, хотя бы потому, что иначе русские террористы разграбят их, и тогда проблем со снабжением у них больше не будет, а вот у нас проблемы наверняка появятся.

— Есть же служба безопасности компании, вы должны взаимодействовать с ней!

— Есть, — кивнул майор. — Сотня «ковбоев», получающих оклад в три раза выше, чем мои сержанты, прошедшие Ирак с первого и до последнего дня, но не знакомых ни с тактикой, ни с противодиверсионными операциями. Все, на что их хватает — охранять поселки строителей, на которые, на моей памяти, русские еще ни разу не нападали. К тому же, все больше ваших людей сбегают отсюда, а вместо них нанимают самих русских, и я не уверен, что среди них нет информаторов террористов. Ваша служба безопасности слишком ценит свои жизни, к тому же у меня в любом случае нет полномочий, чтобы приказывать им.

— Майор, перед вами поставили задачу, а вы ищете отговорки, чтобы оправдать неисполнение приказа! — Говард повысил голос, уже не в силах справиться с эмоциями. — Вас учили воевать, в том числе и с партизанами. У вас нет недостатка ни в чем. Черт возьми, если не хватает людей, заминируйте все, установите минные поля вдоль нефтепровода, поставьте повсюду датчики движения, камеры, инфракрасные сенсоры!

Офицеру пришлось приложить немалое усилие, чтобы промолчать. Каждый сейчас ощущал себя бессильным, и майор понимал, что Говард говорит глупости не нарочно, а просто чтобы «выпустить пар».

— В конце концов, у этих «партизан» должны быть где-то базы, какие-нибудь норы, где они планируют свои действия, отдыхают, зализывают раны! Найдите их и уничтожьте, прикончите ублюдков в их логове!

— Не могу, мистер Говард!

— Какого дьявола, майор?!

— А такого, что прикормленные вашими хозяевами политиканы с Капитолия выделили нам для всех операций стамильную зону вдоль нефтепровода, пространство, где хотя бы теоретически могут находиться американские граждане, которых мы как будто бы защищаем в этой стране. Пятьдесят миль влево и вправо от «трубы» — та территория, где мои парни могут делать все, что хотят. Здесь любой человек с оружием — враг, которого можно и нужно уничтожить немедленно, без допросов, досмотров и проверок документов. Даже русская полиция сюда не суется, сперва не предупредив нас, где они появятся, надолго ли, и сколько их будет. Здесь мы можем проводить рейды, бомбить, устраивать облавы, расстреливая на месте любого, кто хотя бы посмотрит на моих солдат косо. Террористы это знают, и потому в зоне ответственности Сто первой дивизии их баз нет и быть не может, только временные стоянки, хорошо замаскированные и укрепленные, такие, что с воздуха не заметить, а атаковать по земле, значит потерять немало бойцов на минах и под огнем снайперов. Но за пределами этой полосы мы — никто. Там нам запретили стрелять даже в воздух. А я не собираюсь рисковать головой, нарушая приказы и устраивая охоту за террористами на территории русских. Ваши боссы — сильны, раз сумели превратить элитное соединение Армии США в своих личных сторожей, словно на цепь посадив у этого проклятого нефтепровода. Так пусть они надавят на Вашингтон, пусть нам развяжут руки, и тогда, клянусь Богом, мы вычистим этот край от всяких ублюдков, выжжем все дотла, но покончим с террористами, и вы, мистер Говард, сможете спать спокойно, не заботясь больше о сохранности вашей драгоценной трубы.

— Боюсь, это не в силах корпорации, — покачал головой Рональд. — Вы требуете слишком многого и явно преувеличиваете мои возможности, как и возможности «Юнайтед Петролеум». Вам и вашему командованию придется довольствоваться тем, что есть, майор!

— Тогда и вам — тоже, черт возьми! Вы требуете от нас действия, но сами сковали нас по рукам и ногам. Мы тут — как мишени для русских выродков! За месяц мой батальон потерял в стычках с так называемыми «партизанами» только убитыми семнадцать человек. Я лично знал кое-кого из этих парней и я, видит Бог, хочу отомстить за них! Но многомудрые ублюдки, что безвылазно сидят в Вашингтоне и не знают, каково это, бегать по гребаным русским лесам за гребаными русскими террористами, всякий раз одергивают меня, заставляют торчать на одном месте, превращая в мишень, подставляя под огонь врага!

— Армия ограничена в маневре международными соглашениями, нарушать которые не стоит без крайней нужды, заметил Джеймс Уоллес. — Имидж для нашей страны тоже важен. Нужно действовать иначе. В обороне мы будем уступать противнику по всем статьям, проигрывая стычку за стычкой, это очевидно. Все, что может стать целью атаки русских, нам не защитить, они найдут слабину и ударят туда. Нужно действовать, а не ждать, атаковать, наносить упреждающие удары, давить ублюдков в их норах. На русских в этом деле надежды нет — их полиция ненадежна, плохо обучена, там полно агентов партизан. Необходимо много людей, хорошо подготовленных — с оснащением проблем не будет, дадим все, что есть у нас самих — и абсолютно лояльных к нам, но нелояльных к местному населению. Те, кому можно поручить самую грязную работу, кто выполнит ее так, что их станут бояться по всей округе, но не просто палачей и карателей, а солдат. А еще — тех, кого не будет жалко, кого не нужно будет включать в сводки о потерях, но кто будет гибнуть, спасая этим жизни американских солдат. Таких людей можно наделить полномочиями, скажем, службы безопасности, которая сейчас представляет собой жалкую до слез картину. Мы сможем использовать эту «альтернативную армию» так и там, как сами захотим, ни с кем ничего не согласуя, а Армия поддержит ее при необходимости тяжелым оружием.

— Это сняло бы множество проблем, черт возьми, — кивнул Рональд Говард. — У нас оказались бы полностью развязаны руки. Найти только обученных людей, чтоб не тратить месяцы на подготовку, а уж оснастить их «Юнайтед Петролеум» сумеет по высшему разряду. Но у нас такой армии нет.

— Ошибаетесь, есть, — усмехнулся Уоллес. — По меньшей мере, несколько сотен бойцов, хорошо обученных, дисциплинированных, имеющих огромный опыт именно такой войны, которую мы и ведем сейчас. При них — авторитетные командиры, у каждого из которых к русским свой счет. Даже с оружием проблем не должно возникнуть — у них его горы, причем самого лучшего. Но для того, чтобы эта армия появилась здесь, придется совершить небольшую поездку в теплые края. И вас, Рональд, я приглашаю с собой. Тем более, я знаю, у вас есть самолет? Это нам будет очень кстати!

Экипажу самолета, предоставленного Говарду на время поездки в Россию в безраздельное пользование, потребовалось совсем немного времени, чтобы подготовить машину к вылету. Пилоты были профессионалами, готовыми ко всему, и совсем скоро «бизнес-джет» поднялся в небо, взяв курс на юг.

Легкий «Гольфстрим» с эмблемами корпорации «Юнайтед Петролеум» на киле и бортах совершил посадку в аэропорту Грозного ровно в полдень, преодолев перед этим без заправки расстояние от Архангельска до кавказских гор. Всего два пассажира, несмотря на все удобства, присутствовавшие в салоне, с наслаждением поднялись с мягких кресел, потягиваясь и разминая затекшие мышцы, едва только стюардесса сообщила, что можно отстегнуть привязные ремни.

— Нас здесь должны ждать, — сообщил Рональду Говарду Уоллес, указывая на иллюминатор. — Командование расквартированного здесь батальона морской пехоты обещало сопровождение и транспорт до места.

— Тогда, кажется, это как раз за нами. — Говард первым заметил пару камуфлированных «Хаммеров», выкатившихся прямо на летное поле. — Идемте, Джеймс!

О том, что здесь, в столице Чечни, именно на этом самом месте, налетном поле аэродрома Грозный-Северный, горстка американских десантников до последнего билась с русскими танками, напоминало лишь здание терминала. Каменная коробка была до сих пор покрыта пятнами копоти, отметинами от пуль и осколков, уставившись на кипевший и бурливший аэродром провалами оконных проемов. Что-то там происходило, кто-то штукатурил стены, кое-где уже вставляли стекла, но общей картины это не меняло.

Покинув удобный салон «Гольфстрима», Уоллес, бок о бок с которым шел Говард, оказались в центре суеты. Морские пехотинцы, пришедшие на смену захватившей город Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, явно намеревались обосноваться здесь всерьез и надолго. И потому сейчас все их силы были брошены на то, чтобы превратить территорию аэропорта в неприступную крепость. Во всяком случае, именно такая мысль приходила на ум даже неспециалистам, стоило только увидеть проволочные заграждения, тянувшиеся на мили по периметру, и стены из бетонных блоков.

— Цитадель! — произнес, обращаясь к спутнику, Говард, пока они не спеша шагали к остановившимся в полусотне ярдов от самолета «Хаммерам». — Хотят построить здесь чертов Тауэр что ли?

Летное поле было плотно засталено всевозможной техникой. Штурмовики вертикального взлета AV-8B, ударные вертолеты AH-1Z «Вайпер» — очередная реинкарнация старой-доброй «Кобры» — тяжелые транспортные CH-53E «Супер Стэльен» размером с железнодорожный вагон, и легкие UH-1N «Ирокез», словом, почти все, что только было на вооружении Корпуса морской пехоты. Часть летательных аппаратов находилась в полной готовности к вылету — по ушам гостей ударил могучий рев, когда пилот одного из «Харриеров» решил прогреть турбины. Наверняка могли подняться в небо немедленно и «Вайперы», стоявшие на взлетной площадке с полным вооружением.

С воздуха база морпехов была прикрыта надежно от любого противника, но и на земле врага ждало немало сюрпризов. Всюду вдоль периметра были оборудованы огневые точки с тяжелыми пулеметами «Браунинг» и автоматическими гранатометами «Марк-19». Их предстояло поддерживать минометам М252 калибром восемьдесят один миллиметр, но главной ударной силой была, без сомнения, батарея гаубиц М777. Мощные шестидюймовые орудия могли держать под обстрелом пространство в радиусе не менее тридцати километров — все подступы не только к аэродрому, но и к городу. Полдюжины мощных орудий в условиях, когда врага, как такового, и нет вовсе — грозная сила, в чем не сомневался даже Рональд Говард, не будучи каким-либо специалистом в военном деле.

— Держу пари, по периметру выставлены минные поля, — усмехнулся Уоллес. — И наверняка управляемые. Кажется, наши парни все еще верят, что здесь могут появиться русские танки!

От «Хаммеров» навстречу гостям, ярким пятном выделявшихся своими гражданскими костюмами от затянутых в камуфляж морских пехотинцев двинулся смуглокожий мужчина, явный латиноамериканец, с нашивками капитана на воротнике и тяжелой «Береттой» в поясной кобуре. Протянув руку по очереди Уоллесу и затем Говарду, он представился, взглянув в глаза вновь прибывшим:

— Капитан Энрике Мартинес, Корпус морской пехоты. С кем имею честь, господа? Мистер Говард? Мистер Уоллес?

Гости представились, а затем, не удержавшись, указали на военные приготовления вокруг:

— С кем вы намерены сражаться сейчас, капитан? Русская армия давно разгромлена, а о партизанах здесь, кажется, никто и не слышал!

— Этот Чечня, — сухо ответил Мартинес. — Здесь каждый мужчина — партизан. Оружие есть в каждом доме, все, что только можно пожелать, и каждый вокруг сумеет воспользоваться им.

— Чеченцы — наши союзники, — напомнил Говард. — Мы освободили их от русского ига!

— Вот они и хотят жить сами по себе, без нашего присмотра. Мы здесь — чужаки, которых никто тут не ждал, и никто не будет нас благодарить за то, что отсюда нашими стараниями убрались русские. Для местных мы ничем не лучше, господа. Но прошу вас, ближе к делу! Командование поручило мне сопровождать вас, обеспечивая вашу безопасность и оказывая помощь.

— Как раз местное население и стало причиной нашего визита, — сообщил Джеймс Уоллес. — Вернее, часть его, имеющая боевой опыт и лучшую подготовку. Насколько я знаю, у вас возникали уже некоторые проблемы с чеченскими боевиками, капитан?

— Это у чертовых чурок со мной были проблемы! Эти дикари пытаются наводить свои порядки, а мы для них, что пустое место. Они вооружены до зубов, умеют воевать, и считают себя хозяевами всего. Захватывают города, убивают тех, кто им чем-то не понравился, истребляют нечеченцев. Нам чудом пока удается предотвратить массовую резню, и то благодаря тому, что русские и другие, кто жил здесь, сами уходят из своих домов. Мне плевать на местных, господа, на их проблемы и взаимоотношения, но я не буду смотреть на то, как режут глотки на городской площади!

Энрике Мартинес был зол, и не скрывал этого. Его все же оставили в Чечне, но запретили покидать Грозный, заставив заниматься штабной работой. Конфликт с местными, причем серьезный, со стрельбой, наверняка с кровью — такого командование не хотело. По сути, ссылка в Грозный была Мартинесу на благо, ведь помешанные на законах чести и кровной мести чеченцы могли и поквитаться с «неверным», вмешавшимся так нагло и бесцеремонно в их дела. А так офицера было не достать, если только и впрямь развязать полномасштабную войну. Но появились эти «пиджаки», и капитан понял, что с относительным уютом и безопасностью большой базы придется, пусть временно, но распрощаться.

— Пройдемте в штаб, — предложил Мартинес, указывая на бронированные «Хаммеры» с гостеприимно распахнутыми задними дверцами. — Доложу обстановку, господа, а там уж сами делайте выводы!

Устроившись в одном из джипов, рядом с водителем которого уселся сам Энрике Мартинес, Говард с Уоллесом за время недолгой поездки успели оценить размах работ. Все моряки, не стоявшие в карауле, трудились на стройке, возводя вокруг аэродрома настоящую крепостную стену. Бетонные блоки в полтора человеческих роста, поверх — спирали колючей проволоки, через равные промежутки были оборудованы наблюдательные пункты и огневые точки с пулеметами и гранатометами. Если кто-то извне решится атаковать базу морской пехоты, его встретит плотный огонь, заставит смешать порядки, остановиться, а затем подоспеет авиация, или державшиеся в глубине территории бронемашины LAV и самые настоящие танки «Абрамс», которые вомнут в землю ублюдков.

— Прошу, господа, — капитан Мартинес указал на планшетник, заменивший даже в армии бумажные документы. — Это — территория Чеченской республики. Наши гарнизоны находятся здесь, в Грозном, разумеется, и во всех крупных городах с населением хотя бы пять тысяч человек. Это отряды численностью от отделения до роты, иногда с бронетехникой. Чечня — самый проблемный регион России. Местное население видит себя независимым ото всех, чеченцы ненавидят русских, но и между собой постоянно грызутся. Они поделены на тейпы — кланы — между которыми всегда есть старые счеты. А если мы пытаемся вмешаться, развести их, эта свора готова кинуться и на нас.

— У вас абсолютное превосходство в технике, есть танки, бронемашины, вертолеты, — отмахнулся Говард. — Чеченцы будут ворчать, но сидеть смирно.

— Здесь в каждом доме хранится целый арсенал! У них на руках море оружия, причем не только автоматы. По нашим данным, в горах припрятано немало ПЗРК, и русские SA-14[6], и «Стингеры» американского производства, попавшие к боевикам прежде через третьи руки. Мы с ними справимся, не сомневаюсь, но это обойдется немалой кровью.

Разговор прервало появление нового персонажа, на которого невольно отвлеклись гости. В тесную каморку, служившую личным кабинетом капитана Мартинеса, вошла молоденькая девушка, худощавая, но вовсе не тощая, смуглая, как уроженки этих мест. Удивление вызвало то, что одета она была в полевой камуфляж, такой же, как на остальных морпехах, подогнанный по ее фигурке.

Взглянув большими печальными глазами на приезжих, чеченка, склонив голову, протянула Маритнесу флягу, к которой тот приложился, сделав несколько больших глотков. Возвращая сосуд девушке, он неожиданно тоже чуть склонил голову, произнеся негромко:

— Рахмат!

Девушка исчезла, словно растворившись на месте, а морской пехотинец, увидев изумление на лицах гостей, хмуро пояснил:

— Мы привезли ее из Урус-Мартана, вытащили с боем. С гор спустилась банда, ее семью убили в их собственном доме, а ее саму хотели изнасиловать всей толпой, человек пятьдесят, не меньше. Нам повезло появиться там не слишком поздно, когда все только началось.

Никто не сказал в ответ ни слова, Уоллес с Говардом лишь переглянулись между собой. А затем агент ЦРУ сообщил морпеху:

— Как раз в Урус-Мартан нам нужно попасть немедленно. Насколько мне известно, там обосновались люди полевого командира Хусейна Шарипова?

— Верно. Превратили город в крепость, устраивают там жизнь по законам шариата — публично порют розгами, режут головы, насилуют всех чужеродцев, и женщин, и мужчин. И постоянно что-то делят с соседями.

— Мы поможем вам, капитан! Заберем с собой самых из местных, тех, кому не живется мирно, и займем их делом далеко отсюда. Ну а оставшихся вы как-нибудь сумеете удержать в узде, надеюсь!

— Собираетесь пустить волков в овчарню? А не боитесь, что эти дикари, опьянев от крови и вседозволенности, начнут резать без разбора всех, и тогда уже вам придется удерживать их в узде?

— Это не ваше дело, капитан, — зло одернул морпеха Говард. — Вы получили приказ? Так извольте доставить нас в Урус-Мартан! А там мы сами как-нибудь со всем разберемся!

В город, занятый боевиками, вылетели со всей помпой. Гости погрузились в камуфлированный «Ирокез», в грузовой кабине которого нашлось место для самого Энрике Мартинеса и для двух вооруженных до зубов морпехов. Один из моряков суетился возле установленного в проеме распахнутой двери шестиствольного «Минигана», а второй все время полета сидел на жесткой скамейке, монотонно пережевывая «бабл-гам» и слушая какую-то музыку в плейере.

Возможно, Мартинес и не шутил насчет царившей здесь напряженности, а возможно, просто пускал пыль в глаза гостям, но эскортом при «Ирокезе» пошел ударный вертолет AH-1Z «Вайпер», из-под коротких крылышек которого грозно свисали ракеты «Хеллфайр» и блоки семидесятимиллиметровых НУРСов, а из-под фюзеляжа торчала трехствольная пушка калибра двадцать миллиметров. Боевой геликоптер занял позицию слева-сзади транспортного UH-1N и выше его на сотню ярдов, словно опытный телохранитель.

Перелет занял не больше получаса, хотя и этого Рональду Говарду, привыкшему не к шумному и тряскому нутру десантного вертолета, а к роскоши первого класса салона какого-нибудь авиалайнера, хватило с лихвой. Пара вертолетов, пугая гулом турбин суетившихся внизу людей, прошла над городом, направившись к центральной его части. Экипаж «Ирокеза» выбрал для приземления просторную площадь, к которой со всех сторон уже стекалась толпа, а «Вайпер» завис над Урус-Мартаном, чуть в стороне, в случае неприятностей гарантированно накрывая залпами ракет FFAR центр города… и выгружавшихся из вертолета американцев. Завис — и тотчас оказался на прицеле, когда из переулка выкатился на площадь тяжелый армейский «Урал» с ЗУ-23-2 в кузове, вокруг которой деловито суетился расчет.

Ступив на твердую землю, Говард сразу заметил развевавшийся над большим, казенного вида зданием, наверняка бывшей местной мэрией или чем-то еще подобным, зеленое знамя с затейливой арабской вязью. Увидев это, эмиссар «Юнайтед Петролеум» впервые засомневался в том, что они сделали, дав повод диким, кровожадным народам добиваться еще большей независимости, чем имели прежде. А для тех, кто по духу так и остался в средних веках, своя независимость определялась степенью зависимости соседей, которых лучше всего было превратить в рабов.

— Идут, — усмехнулся выглядевший вполне спокойным и уверенным в себе Джеймс Уоллес, указывая на выплескивавшуюся на площадь толпу. — Комитет по встрече!

Энрике Мартинес и сопровождавшие его морпехи, сняв с плеч карабины М4, встали рядом с сопровождаемыми лицами, наблюдая за тем, как толпа пребывает, охватывая непрошенных гостей живым кольцом. Мелькали бородатые лица, зеленые повязки на головах, оружие руках, много оружия, очень много, так что стрекотавший винтами где-то ад головой «Вайпер» перестал казаться надежной гарантией собственной безопасности. А позади толпы возвышались зелеными глыбами колесный бронетранспортер, задравший в зенит стволы спаренных пулеметов, и боевая машина пехоты БМП-2, пушка которой оказалась направлена на приземлившийся вертолет. Вместо бортовых номеров на броне обеих машин яркими пятнами бросались в глаза зеленые флаги и аккуратно нанесенная белой краской арабская вязь, значения которой никто из прибывших не понимал.

— Черт возьми, откуда у этих дикарей бронетехника? — Рональд Говард почувствовал себя очень неуютно, понимая, что в любой миг их может смести шквал огня из тяжелых пулеметов.

— Это «подарок» русских, — усмехнулся Мартинес. — Здесь после расформирования Российской Армии осталось много оружия, в том числе и тяжелая техника. У чеченцев, наверное, где-нибудь и танк припрятан.

Хусейн Шарипов и Джеймс Уоллес узнали друг друга с первого взгляда, несмотря на прошедшее время и изменения, случившиеся с каждым из них. Командир чеченских боевиков, сопровождаемые четырьмя «нукерами», вооруженными до зубов, и сам тоже не выпускавший из рук «калашников», остановился напротив агента ЦРУ, внимательно рассматривая его.

— Живой, американец? — процедил Шарипов сквозь зубы. — Не иначе, за пазухой у шайтана прятался, когда мои братья гибли под русскими бомбами!

А Джеймс так же пристально изучал своего давнего знакомца, с которым судьба свела американского разведчика в холодных ущельях Кавказа. Хусейн Шарипов выглядел так же, как и его бойцы, сам словно прямо сейчас собираясь идти в атаку. На лбу — зеленая повязка, поверх камуфляжа разгрузочных жилет, набитый магазинами и гранатами, а в руках автомат. и пусть пока ствол смотрит в землю, все может измениться в любой миг.

— И ты не похож на мертвеца, — усмехнулся Уоллес. — Наверное, у черта за пазухой места было достаточно для двоих?

— Аллах хранит меня для великих дел! — вскинулся чеченец, яростно сверкнув глазами.

— И я — его вестник! Для тебя и твоих воинов есть дело, достойное дело, которое твоим людям придется по душе, к тому же сделать его нужно будет не даром! Таким молодцам, как твои бойцы, должно быть тесно здесь, хочется подвигов и добычи? или лучше закончить дни в такой глуши, в дремучем ауле?

— Чего ты хочешь от нас? — заинтересованно спросил Шарипов, от ярости которого не осталось как будто и следа.

— Работа привычная, тебе будет в удовольствие. Но скажи сначала, сколько людей у тебя? Мне нужны только опытные бойцы, а не сопливые мальчишки, пару дней назад взявшие автомат в руки. Нужны те, кто уже успел почувствовать вкус вражеской крови.

— Такие есть, их не мало. Две сотни могу собрать прямо сейчас!

— Отлично, — улыбнулся Уоллес, взявший на себя ведение переговоров в самом начале. — Это мне нравится!

— Зачем тебе мои люди, американец? Снова отправить их на бойню?

— Нет. У тебя и твоих бойцов появится шанс отомстить за ваших братьев, погибших на границе! Этому человеку, — Уоллес указал на хранившего молчание Говарда, — нужны солдаты, готовые выполнять любой приказ. В России у него есть то, что нужно сохранить любой ценой, а русские, не смирившиеся с поражением, разрушают это, убивают рабочих, мирных людей, и наших солдат.

— Американские солдаты не справляются? Чеченцев вы цените выше, чем своих людей?

— Пусть так, — отмахнулся Уоллес. — Короче говоря, нужны бойцы, опытные, те, кто будет действовать без сомнений. У тебя есть такие люди, а у него, — очередной кивок на Говарда, — есть, чем заплатить им за риск. Щедро заплатить!

Толпа вокруг шумела и гудела, люди все пребывали, сбиваясь в колышущуюся массу, с тревогой поглядывая вверх, туда, где висел, молота лопастями воздух, боевой вертолет, способный эту толпу превратить в кровавое месиво за несколько секунд. А два человека, явившиеся словно из разных миров, торговались, назначая цену человеческим жизням.

— Мы готовы каждому из вас платить по сто долларов за каждый день службы, — сообщил Говард, чья очередь была теперь говорить с чеченцем. — И втрое больше, если придется участвовать в боях. Отдельно будем платить за захваченное вами оружие и пленных русских.

— Щедро! Наши жизни вы цените дорого!

— Я ценю дорого жизни тех русских, с кем вам придется воевать, воевать на их земле! Это солдаты, многие сражались здесь, против твоих братьев, а теперь воюют против нас, мешая нам навести в России порядок!

— Я согласен, — кивнул Хусейн Шарипов. — Когда нам отправляться?

— Чем быстрее, тем лучше! Завтра готовь своих людей, навправляйтеь в Грозный, а там вас уже будут ждать самолеты! Этот офицер будет сопровождать вас со своими людьми!

Уоллес указал на капитана морпехов, и Шарипов, едва переведя на того взгляд, оскалился с ненавистью. В прищуренных глазах чеченца полыхнула звериная ярость.

— Зачем ты привел его сюда? Это наш враг! Он не дал нам совершить месть над своими кровниками! Он сам теперь — мой кровник!

— Остынь и слушай меня внимательно, — неожиданно жестко, разом напоминая, кто здесь хозяин, произнес Джеймс Уоллес. — Я знаю, что у вас за месть! Насиловать девчонку на трупах ее родни? Я подчиняюсь приказам и только потому разговариваю с тобой сейчас. Не забывай, что всю вашу толпу мы можем прикончить, даже не запыхавшись. Один «Стратофортресс» с полной нагрузкой — и этого городка вместе со всеми вами, как ни бывало! Или ты будешь послушным, станешь делать то, что я велю, получая за это свои доллары, или я спущу этого парня вместе с его приятелями с поводка, — агент ЦРУ снова указал на невозмутимого Мартинеса. — И вы тут захлебнетесь в своей крови. Ты понял меня?

Шарипов упрямо, исподлобья смотрел на американца несколько мгновений, а затем нехотя кивнул. Слишком многие видели его позор, то, как говорил с ним этот неверный, но сейчас ничего поделать было нельзя — еще слишком рано.

— Завтра прибудете на аэродром в Грозный, погрузиться в самолеты и улетите туда, где вы нужны, — повторил Уоллес, вполне удовлетворенный тем, что видел. — Двести человек, как договаривались. Мне нужны только люди, а все, что необходимо, оружие, снаряжение, вы получите на месте, с этим не будет проблем, всем достанется. Будете делать все, что скажут вам наши солдаты, никаких возражений. Гордость свою засунете куда подальше — вам заплатят и за это!

— Я все понял, американец, — вновь хмуро кивнул Хусейн Шарипов.

— Сбор здесь, в шесть утра. Морские пехотинцы под командованием капитана Мартинеса сопроводят вас в Грозный, обеспечат погрузку в самолеты. В России вас уже будут ждать, встретят на месте. Если сделаешь все, как мы с тобой договорились, Хусейн, все твои «нукеры» вернутся обратно в Чечню через несколько месяцев самыми богатыми людьми в этих горах.

Шарипов согласно кивнул. Полевой командир был вполне доволен всем. Пусть ему придется стать слугой неверных, но лишь для того, чтобы убивать еще более ненавистных неверных. Русские взяли жизни многих его братьев по крови, и теперь пришла пора отомстить им.

Два транспортных С-130Н «Геркулес» приземлились на аэродроме Грозный-Северный перед полуднем, разбудив жителей ближайших районов и отдыхавших в казармах морпехов гулом турбин. Локхидовские транспортники, пятнисто-зелеными глыбами возвышавшиеся над рядами вертолетов и «Харриеров», приковали к себе внимание многих, находившихся на базе. Свободные от службы моряки глазели на массивные самолеты, осторожно ворочавшиеся на рулежных дорожках, а пилоты С-130 с таким же интересом глазели на своих будущих «пассажиров».

Колонна из Урус-Мартана прибыла на аэродром почти одновременно с «Геркулесами». Первым проехал через ворота контрольно-пропускного пункта камуфлированный «Хаммер» с трехствольным пулеметом GECAL-50 на турели. Рядом с водителем, на командирском месте сидел снаряженный по-боевому капитан Энрике Мартинес. В зеркало заднего вида он наблюдал за тем, как втягиваются в проем между бетонных блоков тяжелые грузовики, русские «Уралы», «ЗИлы» и «КамАЗы», оставленные бежавшими частями Российской Армии, и уже вовсю использовавшиеся теперь местными. А следом за вереницей тяжелых машин вкатился, замыкая колонну, бронетранспортер LAV-25.

Боевая машина сопровождала колонну вовсе не из-за возможного нападения, скорее, напротив, морпехи должны были сделать все возможное, чтобы пассажиры грузовиков сами ни на кого не напали по пути в Грозный. Именно поэтому ствол ее автоматической пушки был нацелен на замыкавший «Урал», и чеченцы, сидевшие под тентом в его кузове, видели это и невольно старались вести себя приличнее, доставляя американцам меньше проблем.

Колонна остановилась на краю летного поля, и Мартинес, выбравшись из «Хаммера», хлопнул по кабине головной «КамАЗ», брезентовый тент которого во многих местах был покрыт пулевыми отверстиями:

— Прибыли! Выводи своих!

Полевой командир Хусейн Шарипов, сидевший на месте старшего, спрыгнул на землю, поправляя закинутый за спину «калашников», и крикнул, сопровождая команду энергичными жестами:

— К машинам! Стройся!

Через борта грузовиков, даже не открывая их, посыпались на бетон вооруженные до зубов люди в разномастном камуфляже, новеньком натовском, российском, иногда просто в спортивных костюмах и кожанках. Вспоминая то, чему их учили когда-то, боевики попытались выстроиться в две шеренги возле грузовиков, под взглядами своего командира и американских морских пехотинцев.

Тед Байрон, командир экипажа одного из «Геркулесов», с опаской и недоумением наблюдал за нездоровой суетой на летном поле. Майору Транспортного командования ВВС США довелось побывать в разных местах, он возил одеяла и сухие пайки на разрушенный землетрясением Гаити, вывозил американских дипломатов и нефтяников из охваченной волнениями Ливии, доставлял солдат в освобожденный от талибов Афганистан, и сейчас, видя перед собой толпу бородатых дикарей с зелеными повязками на головах, чувствовал себя очень неуютно.

— Капитан, — Байрон безошибочно определил в Мартинесе старшего, обращаясь к нему, — капитан, этих людей я должен доставить в Архангельск? Мне не нравится эта публика. Если хочешь, чтобы я сделал свою работу, пусть они сдадут оружие. Мне не нужна сотня увешанных «стволами» дикарей на борту!

— Черт возьми, майор, мне едва удалось доставить их сюда без приключений, а ты хочешь от меня невозможного!

Энрике Мартинес раздраженно сплюнул, но все же двинулся наперерез нестройной колонне боевиков, двинувшихся по летному полю под гортанные возгласы.

— Всем внимание, — гаркнул морпех по-русски, успев освоить язык до разговорного уровня. — Слушать меня! Перед погрузкой в самолеты приказываю сдать все оружие и боеприпасы! По прибытии вам все будетвозвращено!

— Эй, почему приказываешь?! Своим приказывай, а нами не командуй, да?!

Возмущенная толпа бородачей надвинулась на Мартинеса, возле которого сразу возникло полдюжины моряков, которых страховали пулеметчики сразу двух «Хаммеров», развернувшие тяжелые «Браунинги» на массу боевиков. А майор Байрон, чувствуя сгустившееся напряжение, наоборот, отступил подальше. Он побывал в диких уголках и знал, что толпа вооруженных мужчин, живущих какими-то средневековыми законами, может оказаться совершенно неуправляемой, и даже явный перевес американцев в силе не прибавит чеченцам трезвости рассудка.

— Хусейн, скажи своим, пусть выполняют, — капитан взглянул на командира чеченцев. — Или никто никуда отсюда не полетит!

— Сдать оружие! — повторил приказ американца Шарипов, судя по скривившемуся лицу, очень недовольный таким поворотом событий.

— Пусть сдают все, — повторил Мартинес. — Каждый! Автоматы, пистолеты, все, что есть! Ножи кстати тоже — не хочу, чтоб в полете кто-нибудь кому-нибудь пустил кровь!

— Ножи?! Ты что, американец?! Джигит без кинжала — не джигит!

— Я все сказал, — процедил начавший заводиться Энрике Мартинес. — Повторять не буду! Решай — летим или едете обратно?

— А, шайтан!

Приказ своего амира боевики все же выполнили, неохотно и с ворчанием, но не посмев ослушаться. Оружие, запечатанное в контейнеры, погрузили в один из «Геркулесов», а затем чеченцы вереницей стали подниматься на борт, быстро заполнив темное нутро грузовых кабин, приспособленных для перевозки живой силы. Многие боевики, для которых перерезать глотку живому человеку было не сложнее, чем высморкаться, с восторгом и каким-то священным ужасом смотрели на громады транспортных «Геркулесов», словно не веря, что эти махины способны летать, точно птицы. Уроженцы гор, вместо школьных классов получавшие образование в медресе у фанатичных наставников или на тайных тренировочных базах, смотрели на то, что было привычно любому цивилизованному человеку, как на величайшее чудо.

— Живее, живее, — торопил своих бородатых бойцов Шарипов, оставшийся на бетонке и подгонявший неторопливо тянувшихся боевиков. — Грузитесь быстрее! Скоро взлетаем!

Дождавшись, когда поднимутся кормовые аппарели, и С-130, от которых тугими волнами расходился гул набиравших обороты турбин, один за другим начнут выруливать на взлет, Энрике Мартинес с облегчением выдохнул. Свое дело он сделал, доставив боевиков, куда было приказано. Можно возвращаться к привычной службе, и все же капитан Корпуса морской пехоты США не мог избавиться от неприятных мыслей. Две сотни чеченцев, отправившихся куда-то на север России, были лишь началом — вскоре предстояло прибыть отрядам еще нескольких полевых командиров, и скоро в России будут уже тысячи боевиков, жестоких, озлобленных, озверевших от крови, всю свою жизнь только воевавших — с русскими или же друг с другом. И для русских тогда настанут тяжелые дни.

Транспортные самолеты, взлетев под многочисленными взглядами морских пехотинцев, методично превращавших Грозный в неприступную крепость, взяли курс на север. Оставив позади Москву, «Геркулесы», прокладывая путь тем, кто пойдет следом, совершили посадку вблизи Архангельска, на военном аэродроме, совсем недавно принимавшем тяжелые перехватчики МиГ-31, а теперь забитом самолетами и вертолетами ВВС США. Теперь настал черед майора Байрона вздыхать с облегчением — полет прошел на удивление спокойно. Большинство чеченцев видели самолеты только с земли — пусть иногда и в прицел ПЗРК — и теперь с восторгом говорили на все голоса, обсуждая необыкновенное путешествие.

— На выход, — крикнул Хусейн Шарипов, поднимаясь с жесткого сидения первым. — За мной! Строиться у самолета!

Шумно топоча, почти сотня боевиков нестройной толпой спустилась по опущенной аппарели «Локхида» на бетон летного поля… оказавшись в кольце американских солдат, настороженных и напряженных. На боевиков со всех сторон были направлены стволы пулеметов и штурмовых винтовок. Чеченцы, безоружные, оказавшиеся с голыми руками лицом к лицу против нескольких десятков солдат, растерялись. Разговоры сразу стихли, как отрезало, и горцы, не ждавшие такого приема, напряжено принялись озираться, невольно пытаясь оказаться ближе друг к другу.

На самом деле американцев на аэродроме было немного, пара взводов, да несколько «Хаммеров» с пулеметами пятидесятого калибра в качестве средства огневой поддержки, но чеченцы, у которых отобрали даже ножи, чувствовали себя беспомощнее грудных младенцев. Рональд Говард, наслаждаясь зрелищем, выждал несколько показавшихся бесконечно долгими минут, после чего, пройдя сквозь кольцо оцепления, встал перед растерянной, перепуганной толпой чеченцев, готовых внимать каждому его слову.

— Внимание, — гаркнул Говард на зависть любому сержанту-инструктору из армейской «учебки». — Меня зовут Рональд Говард, я представляю в России нефтяную корпорацию «Юнайтед Петролеум». Вы все, принявшие наше предложение, с этой минуты становитесь сотрудниками службы безопасности корпорации, и будете подчиняться мне или тем людям, кого я наделю соответствующими полномочиями. Ваша задача отныне — обеспечивать неприкосновенность имущества корпорации в этой стране. А любой человек, который попытается причинить ущерб этому имуществу, должен считаться врагом и должен быть уничтожен немедленно, без малейших колебаний!

Сейчас Говарду не нужен был Уоллес — менеджер «Ю-Пи» неплохо справлялся и без посредников. Чеченцы, еще не пришедшие в себя после перелета и такой неласковой встречи, не забывавшие, что вокруг множество американцев с оружием, и оружие это направленно на высыпавшую из «Геркулесов» толпу, слушали во все уши.

— Сейчас каждый из вас получит специальное удостоверение, а затем вам выдадут оружие и необходимое снаряжение!

Толпа выпустила из себя несколько живых ручейков, под пристальными взглядами бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии потекших к расставленным прямо на бетонных плитах столам. Сотрудники «Юнайтед Петролеум», вооруженные компактными, но мощными «лэптопами», уже были готовы к встрече «гостей», и теперь работали, словно живые автоматы.

— Фамилия? Имя? Дата рождения? — звучали лишенные интонаций слова, и чеченцы послушно бурчали что-то в ответ, по очереди подходя к легким раскладным столам.

Порхали над клавиатурой пальцы, базы данных пополнялись новыми записями, а люди Говарда указывали боевикам на объективы веб-камер:

— Смотреть прямо сюда, не шевелиться, не моргать!

Мгновение — и к записи добавлялась фотография отличного качества, а еще через полминуты очередной чеченец получал в руки запаянный в пластик квадрат плотного картона, только выползший из принтера. Цепляя удостоверения на грудь, боевики отходили в сторону, уступая очередь тем, кто шел следом, а стоявшие возле контейнеров солдаты, не глядя, бросали в их руки увесистые свертки. Разворачивая «подарки», боевики ощупывали новенький, хрустящий камуфляж расцветки «вудленд», и кое-кто уже пытался примерять прямо на летном поле покрытые коричнево-зелеными пятнами куртки и мешковатые штаны.

— У «Ю-Пи» хватает денег и на то, чтобы выкупать списанное имущество с армейских складов? — Майор Гровер, не без интереса наблюдавший за тем, как снаряжается прибывшее «воинство», перевел взгляд на довольно ухмылявшегося Говарда. Бойцы дивизии и его собственного батальона сами не так давно сменили подобную форму, снятую со снабжения Армии, на современный «пиксельный» камуфляж, более продвинутый и вроде бы обладающий лучшими по сравнению с традиционным рисунком маскирующими свойствами.

— Запасы камуфляжа огромны, и стоит он недорого, а ведь это важно, чтобы все «хорошие парни» были одеты одинаково. Как говорят специалисты, в бою своего узнают не в лицо, а по форме, майор.

— Это верно! Пусть ваши дикари будут выглядеть одинаково и привычно для нашего глаза, чтобы мои парни в какой-нибудь переделке не наделали в них лишних дырок, перепутав с русскими ублюдками, мистер Говард!

После формы пришел черед оружия. Здесь ничего нового выдумывать не стали, и каждый боевик, приведенный Хусейном Шариповым со склонов Кавказа, получал тот самый «ствол», с которым расстался на летном поле грозненского аэродрома. Здесь же выдавали и патроны — автоматные калибра 5,45 или 7,62 миллиметра, в стандартных цинках, совсем недавно еще лежавших в недрах какого-то гарнизонного склада Российской Армии. Обладатели пулеметов ПКМ и снайперских винтовок Драгунова тоже не были обделены, получая увесистые пачки латунных конусов.

Боевики, вновь ощутив в руках привычную тяжесть оружия, веселели, гордо расправляя плечи и поглядывая на хмурых американцев с гордостью, словно это они были хозяевами, а те, кто пришел из-за океана, не более чем не слишком желанными гостями здесь. снова зазвучали гортанные возгласы на непривычно уху американцев языке, чеченцы гордо потрясали друг перед другом оружием, смеялись, кривя рты в волчьем оскале. Повеселел и Рональд Говард, на глазах которого создавалась новая армия, способная, наконец, покончить с недобитыми русскими партизанами, позволив ему самому завершить начатое нелегкое дело.

— Теперь мы разделаемся с русскими, — довольно произнес Рональд, взглянув на майора. — Вы со своими парнями можете, наконец, расслабиться, а мы все сделаем сами, не оглядываясь на Вашингтон и международных наблюдателей. Эти две сотни бойцов — только пробный шар. Скоро их здесь будут тысячи, и у террористов появятся более важные дела, чем подрывать мой нефтепровод! Мы раздавим этих идиотов!

Майор Гровер кивнул, даже не поняв толком, что говорил ему этот штатский, что вел себя, как хозяин всего и вся. Офицер уже представлял, сколько проблем появится у него и его бойцов с появлением здесь этой банды дикарей, никому не подконтрольных, и вряд ли испытывающих теплые чувства к русским, всем без разбора, террористам или нет.

Довольно улыбался и Хусейн Шарипов, хотя улыбка его и была больше похода на оскал почуявшего добычу голодно хищника. Подозвав к себе одного из своих заместителей, полевой командир, нутром чувствовавший значимость происходящего, сказал, обводя рукой вокруг:

— Все это теперь будет нашим! Над нами нет, и не может быть хозяев, эти неверные глупцы, если думают, что я станут исполнять их приказы! Это будет наша земля, вся, от Кавказа, до северных морей, и здесь будут жить по тем законам, которые принесем мы. А те, кто не согласится, сдохнут, и смерть их будет ужасна!

Слишком долго они скрывались в горах, бегали от русских, как трусливые зайцы, вздрагивая, когда где-то в поднебесье пролетал самолет. Слишком долго неверные псы запрещали им жить по законам предков, освященным веками и именем Всевышнего. Но теперь все изменится. Выжившие в боях с врагами моджахеддины пришли на землю врага, чтобы отомстить сполна по законам своего народа, а мстить в ответ после этого станет просто некому — пращуры не зря завещали истреблять род врага до последнего человека, стирая его с лица земли и из памяти людской.

Глава 10. Взгляд в прошлое-5

Пекин, Китай — Токио, Япония — Москва, Россия 3 июня
Наступление началось ровно в полдень, и о событии этом возвестили раскаты орудийных залпов. Самоходные гаубицы PLZ-45, скрытно выдвинувшиеся к переднему краю, обрушили шквал огня, сметая оборону противника. развернулись огромные, с газетный киоск, легкобронированные башни самоходок, взметнулись в зенит, на максимальный угол возвышения, длинные стволы орудий, заканчивавшиеся набалдашниками дульных тормозов, а в камор скользнули тяжелые конусы снарядов.

— Азимут сто, заряд номер шесть, хором произносили, сбиваясь на скороговорку, командиры орудий, получавшие параметры стрельбы на портативные ноутбуки. — Активно-реактивный снаряд! Огонь!!!

Позиция гаубичной батареи огласилась грохотом выстрелов, из длинных стволов вырвались языки пламени, и выброшенные силой раскаленных пороховых газов снаряды типа ERFB-BB — с донным газогенератором, придававшим дополнительное ускорение в полете — умчались прочь, к позициям еще ничего не подозревавшего противника. Сорокатрехкилограммовые, начиненные мощной взрывчаткой стальные конусы калибра сто пятьдесят пять миллиметров, посланные с дистанции почти сорока километров, обрушились на позиции вражеских орудий, блиндажи, наблюдательные пункты и огневые точки, на головы чужих солдат, сжимавшихся на дне своих окопов и слышавших, как с неба падает на них свистящая смерть.

Орудия посылали снаряд за снарядом, и на срезах стволов, увенчанных цилиндрическими утолщениями дульных тормозов, плясало пламя, отчетливо видимое даже среди бела дня. Заряжающие, оглохнув от грохота залпов, эхом метавшегося в тесноте боевого отделения, с монотонностью роботов извлекали из укладки снаряды и заряды, бросая их на лоток механизма досылания, и, едва дождавшись выстрела, повторяли те же операции, и над позициями самоходных орудий вновь и вновь ревели раскаты грома. Смертоносные «гостинцы» уносились в зенит, исчезая высоко в небе, чтобы потом, описав пологую дугу, низринуться вниз, умножая хаос и разрушение. Залпы гаубиц призрачным исполинским молотом методично крушили столь тщательно создававшуюся линию обороны, проламывая проходы-бреши для своей пехоты.

Восемь залпов успели прозвучать над позициями батареи, прежде чем командиры орудий разом скомандовали:

— Прекратить огонь!

Грохот залпов смолк, но взревели мощные дизели, срывая с мест тридцатитрехтонные махины самоходных орудий. Ничем не уступавшие по возможностям лучшим мировым аналогам, хоть американской М109А6 «Паладин», хоть русской 2С19 «Мста-С», тяжелые гаубицы, с появлением которых Китай стал чуть ли не лидером в создании современной артиллерии, набирая скорость, умчались прочь. Прежде, чем противник опомнится, сможет определить координаты батареи, орудия уже сменять позицию, переместившись на несколько километров, чтобы оттуда нанести следующий удар.

Артиллерийская подготовка длилась всего полторы минуты, и ни один выпущенный снаряд не был потрачен впустую, каждый выстрел поразил избранную цель. Этому способствовали беспилотные разведчики ASN-206, назойливой мошкарой кружившие над линиями вражеских окопов. Дистанционно управляемые крылатые «шпионы» стали глазами артиллерийских наводчиков, точно знавших теперь, куда нацелить каждый следующий залп. Объективы инфракрасных и телевизионных камер выхватывали из разверзшегося внизу, на земле, ада тщательно замаскированные цели — орудия, ракетные установки, врытые в землю огневые точки — и командиры артиллерийских батарей немедленно обращали на них всю мощь своего огня. Вовсе не гаубицы, а именно эти почти игрушечные самолетики, так забавно жужжавшие маломощными поршневыми моторчиками, стали самым смертоносным оружием. Пластиковые фюзеляжи были почти невидимы для чужих локаторов, и беспилотные разведчики призраками смерти реяли над тем, что еще оставалось от позиций врага, никак не ожидавшего столь яростного натиска. Всего девяносто ревели орудия, а потом залпы смолкли, и только тогда вперед двинулись танки. Останавливать эту стальную лавину, грозно лязгавшую гусеницами, было уже некому.

Учения Народно-освободительной Армии Китая шли по плану, и все собравшиеся в штабной блиндаже могли насладиться впечатляющим зрелищем, проникнувшись ощущением могущества своей любимой родины. Генерал Чжоу Байши наблюдал за тем, как выстроившиеся цепью танки «Тип-96» движутся к переднему краю противника по нейтральной полосе. Переваливаясь через еще дымившиеся воронки, боевые машины, весившие сорок две с половиной тонны, упорно ползли вперед, и до наблюдательного пункта донесся грохот выстрелов, а затем вдоль линии горизонта взметнулись дымные «кусты» разрывов.

Эпоха тактики «живых волн» прошла, китайские полководцы, имея за спиной почти неисчерпаемые людские резервы, научились беречь каждого солдата, и потому путь наступающей пехоте расчищали тяжелые орудия и реактивные установки, перемоловшие оборону врага. Там, где несколько минут назад безумствовало пламя, ничто не могло уцелеть. Артиллерия потрудилась на славу, и наступавшие полки Шестой бронетанковой дивизии, элиты НОАК, не должны были встретить даже минимальное сопротивление. Мощь огня артиллерии, и ствольной, и реактивной, буквально обратившей в ничто передний край обороны «врага», была столь велика, что прах вражеских солдат, готовившихся встретить удар китайских танков, должен был смешаться с пеплом, толстым ковром покрывшим землю, щедро напитавшуюся свинцом. Перед дивизией, рвавшейся в атаку, простиралась выжженная равнина.

— Наша армия сильна, как никогда, — с гордостью произнес облаченный в полувоенную форму, простые бриджи и френч цвета хаки, человек, стоявший по правую руку от генерала. Он повернул голову, взглянув на Чжоу Байши, и блики заиграли на толстых линзах очков в массивной роговой оправе. — Перед ударом ее бронированного кулака не устоит никакая оборона!

Боевые машины открыли шквальный огонь из орудий, с расстояния не более тысячи метров обрушив на то, что еще несколько минут назад было глубоко эшелонированным оборонительным рубежом противника, шквал снарядов калибра сто двадцать пять миллиметров. Танки «Тип 96», оборудованные механизмом заряжания, скопированным с русских танков — да и остальным, начиная от формы корпуса и до калибра пушки они почему-то сильно напоминали русские Т-72 — вели огонь с высочайшим темпом, буквально не позволяя поднять головы уцелевшему врагу.

Следом за танками редкой цепью двигались боевые машины пехоты «Тип 97», новейшие, самые совершенные в своем классе — не даром же прообразом их были опять-таки русские БМП-3, представлявшие уникальное сочетание огневой мощи, защиты и высокой подвижности. Сейчас бронемашины с ходу вели огонь из своего «главного калибра», стамиллиметровых гладкоствольных пушек, осыпая позиции врага градом фугасных снарядов.

В прочем, и сами танки «Тип 96» не блистали оригинальностью. Их главным оружием была пушка, почти точная копия русской танковой пушки 2А46, которой вооружались все российские танки ищи с шестидесятых годов прошлого века. А под прочным броневым панцирем каждой боевой машины билось «пламенное сердце», танковый дизель мощность тысяча лошадиных сил, модернизация русского же двигателя В-54, непревзойденного по соотношению надежности, мощности и простоты. Но в целом, несмотря ни на что, это были грозные боевые машины, в умелых руках способные победить любого врага с любым оружием.

Мало что могло проникнуть за прочную броню танков «Тип 96», усиленную к тому же элементами динамической защиты. Этих сорокатонных монстров было не взять «в лоб», но угроза могла исходить с воздуха, и потому следом за танками шли зенитные самоходки PGZ-07, новейшие, только поступившие в производство, гордость своих создателей, не уступавшие лучшим аналогам за рубежом. А еще наступавшую дивизию от атак из поднебесья прикрывали зенитные комплексы «Тор-М1Э», русские, потому что китайский их аналог HQ-16A, только завершил цикл всесторонних испытаний, и некогда даже было переучивать расчеты владеть новым оружием.

— Противник уповает на свое превосходство в воздухе, на земле он слаб, — сообщил ошеломленным происходящим гостям командующий Шестой бронетанковой дивизией. На него одного, пожалуй, не действовала «магия» стального лязга боевых машин и грохота взрывов. — Но наша противовоздушная оборона крепка, пробить ее не так то просто. Самолеты и вертолеты врага будут встречены шквалом зенитных ракет всех типов, от HQ-9, способных поражать цели за две сотни километров, до ручных комплексов FN-6, огнем зенитной артиллерии, действующей в общих порядках с танками. Те немногие, кто прорвется, не нанесут большого урона нашим войскам.

Над головой со стрекотом пролетели вертолеты, снижаясь до высоты в полторы сотни метров и разворачиваясь в цепь над боевыми порядками такового полка, шедшего на острие удара. Изящные, вовсе не производившие впечатления мощного оружия, геликоптеры «Харбин» Z-9W чуть склонили носы, словно пытаясь высмотреть что-то на земле, и от их бортов к горизонту устремились огненные стрелы противотанковых ракет. Каждая из этих машин — лицензионные копии французских многоцелевых машин AS-365N «Дофин-2» — несла по четыре управляемых снаряда HJ-8 с полуавтоматической системой наведения, при помощи трехкилограммовой боеголовки способные поражать даже самые защищенные танки с дистанции три тысячи метров.

Все же Z-9W не были полноценными боевыми вертолетами, хотя и могли не только бороться с танками врага, но и высаживать десант, оказывать огневую поддержку своей пехоте. Однако уже заканчивались испытания ударного вертолета WZ-10, настоящего «винтокрылого штурмовика», не уступавшего лучшим американским и европейским аналогам вроде «Апача» или «Тигра». Эта машина могла нести целую батарею противотанковых ракет HJ-10 — почти точная копия американской AGM-114 «Хеллфайр», — а также ракеты «воздух-воздух» и другое оружие в зависимости от выполняемой задачи, и была оснащена лучшим прицельным оборудованием, созданным китайскими конструкторами. Пока же над полем боя со стрекотом кружились освоенные в войсках и полюбившиеся за простоту и надежность конструкции Z-9, залпами противотанковых ракет расчищавшие путь своим танкам.

— В основу наступления положен принцип «трех атак», — объяснял кому-то генерал, командир дивизии, бойцы которой сейчас на запорошенном пеплом полигоне отважно громили «врага», демонстрируя свою выучку и решительность высшему руководству страны и партии. — Одновременно наступает пехота, танки и авиация. Бой разворачивается в трехмерном пространстве. Беспилотные самолеты-разведчики позволяют видеть все, что происходит на передовой, и командиры подразделений при необходимости могут немедленно вызвать огонь артиллерии.

— Наша армия способна остановить любого агрессора и в ответном ударе разгромить его! — с уверенностью произнес человечек в смешных очках, председатель Центральной военной комиссии, в сопровождении представительной свиты прибывший на полигон, чтобы насладиться впечатляющим зрелищем.

Чжоу Байши промолчал, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение. Партийный функционер имел право заблуждаться, наблюдая за шумным, ярким зрелищем, он мог просто не знать то, что обязан был знать кадровый офицер, начальник Третьего департамента Генерального штаба НОАК, управления радиоэлектронной разведки, подразделения которой даже в мирное время каждый день находилось будто бы на передовой.

Для генерала Чжоу Байши арифметика была проста до предела. Американский стратегический бомбардировщик В-1В «Ласнер» — ну а с кем же еще остается воевать сейчас, когда Россия перестала существовать как государство, а ближние соседи смотря в рот Пекину! — способен совершать сверхзвуковой полет на предельно малой высоте с огибанием рельефа местности. Конечно, никакой самолет не может быть абсолютно «невидимым», но такие возможности в сочетании с радиопоглощающим покрытием делали заокеанского «Копьеносца» трудной целью для комплексов противовоздушной обороны. Конечно, и по массе полезной нагрузки, и по максимальной скорости В-1В уступает, например, русскому Ту-160, считающемуся лучшим в своем классе, но и «Лансер» — очень неплохая машина.

В составе Военно-воздушных сил и Национальной Гвардии США имеется девяносто два таких бомбардировщика. Каждый из них может принять на борт до тридцати бомбовых кассет CBU-97/B, а каждая кассета — это десять суббоеприпасов с тепловым самонаведением, способных поражать бронированные цели — танки и БМП — в верхнюю часть, в крышу, традиционно менее защищенную, чем лобовые проекции боевых машин. И даже если принять вероятность поражения равной пятидесяти процентам, только один «Лансер» в единственном вылете способен вывести из строя до полутора сотен боевых машин, а все вместе, действуя, словно могучий кулак, они могут уничтожить свыше тысячи целей. Одна восьмая часть танкового парка НОАК будет уничтожена в течение нескольких минут. А если добавить бомбардировщики других типов, например «невидимые» В-2А «Спирит», также способные применять противотанковые кассеты, или «ветеранов» В-52 «Стратофортресс», бомбившие еще вьетнамские города, то под огненным градом вся мощь армии Китая, ковавшаяся годами ценой невероятных усилий всего трудового народа, может растаять за считанные часы. И тогда враг возьмет их голыми руками.

Но для большинства из тех, кто со специально оборудованной трибуны наблюдал, как мчатся по перепаханному гусеницами полю многотонные боевые машины, пышущие огнем, плюющиеся раскаленным свинцом, эти соображения были бы просто паникерским бредом. Люди, выбравшиеся из кабинетов в центре Пекина, свято верили в мощь своей армии, и те, кто организовал это роскошное зрелище, постарались не разочаровать гостей.

Противник, несмотря на то, что огонь китайской артиллерии обрушился на его головы внезапно, лишая времени для раздумий, все же готовился к возможному удару. Лавина танков «Тип 96» только накатилась на изрытые еще дымящимися воронками позиции, а в тылу, почти за полсотни с лишним километров от передовой, уже разворачивались, готовясь к контратаке, две «тяжелые» танковые бригады. Сотня танков, три сотни бронемашин, поддержанные самоходными орудиями и минометами, боевыми вертолетами, появившись внезапно на поле боя, могли в один миг изменить ход сражения, и этого нельзя было допустить.

Дюжина четырехосных тяжелых грузовиков, разрисованных неровными пятнами камуфляжа, съехали с проселка, остановившись посреди поля, поросшего жесткой степной травой.

— Получены координаты цели, — сообщил командир бригады реактивной артиллерии, принимавший данные с новейших высотных беспилотных разведчиков «Парящий дракон», из поднебесья «нащупавших» бортовыми радарами массу вражеской техники. — Приготовиться к залпу! Пуск!!!

Установленные на поворотных платформах позади обшитых тонкой броней кабин коробчатые пусковые установки развернулись, поднимаясь на заданный угол, нацеливаясь в сторону далекой для расчетов передовой. Секунда — и позиция реактивных установок окуталась клубами дыма, в которых мелькали всполохи огня, и из этой плотной завесы с шелестом и гулом взмывали в небо болидами ракеты, выпростав за собой хвосты, сотканные из языков пламени.

Каждая пусковая установка системы залпового огня WM-80 несла по восемь неуправляемых реактивных снарядов калибра двести семьдесят три миллиметра, ни дальностью стрельбы ни эффективностью не уступавших снарядам русского «Урагана» или американской MLRS. В небе разом оказались десятки таких снарядов, преодолевая восемьдесят километров — предельную дальность стрельбы — за считанные секунды, обрушившихся на скопление бронетехники врага.

НУРСы, несущие кассетные боевые части, каждая — с почти четырьмя сотнями малокалиберных кумулятивных бомбочек, прожигающих стамиллиметровую броню, — накрыли вражеские колонны. На танки и БМП, выдвигавшиеся к месту боя, чтобы фланговым ударом остановить продвинувшиеся вперед китайские части, обрушился огненный дождь. Одна за другой взрывались бронемашины, получив попадание в топливные баки или укладку снарядов. Несколько секунд — и никто больше даже не помышлял о контратаке. А пусковые установки WM-80, за несколько секунд расстреляв боекомплект, уже снимались с места, растворяясь на степных просторах, так что судорожный ответный удар врага пришелся бы в пустоту.

Линия обороны была проломлена, стерта лавиной огня, пожиравшего все и вся, не оставлявшего шансов выжить. Танковые клинья впивались все глубже и глубже в пространство, занятое противником, клещами сдавливая со всех сторон уцелевшие очаги сопротивления, засыпая градом снарядов тех, кто еще пытался сдерживать натиск наступавшей китайской армии. Там, где не справлялись танковые орудия калибра сто двадцать пять миллиметров, в дело вступали шестидюймовые гаубицы PLZ-45, крейсировавшие где-то позади первого эшелона в полной готовности к бою, или реактивные установки, после залпа которых горела, кажется, сама земля.

Но враг был еще силен, и где-то глубоко в тылу, за сотни километров от передовой, содрогавшейся от грохота взрывов, готовились к взлету боевые самолеты. Истребители-бомбардировщики, отяжелевшие от подвешенных под плоскости бомб и ракет, уже выруливали на взлетные полосы, чтобы обрушить свой смертоносный груз на головы атаковавших. Но координаты аэродрома уже были известны в штабе благодаря спутникам оптикоэлектронной разведки «Цзянбинь-3», парившим в ледяном безмолвии космоса.

— Ракетным установкам — боевая готовность! — прозвучала команда, и массивные четырехосные тягачи WS2400, на спинах которых покоились остроголовые «тела» ракет, остановились, занимая позицию. — Ввести полетное задание в системы наведения!

Оперативно-тактические ракетные комплексы DF-15В были самым сильным козырем наступавших, и пришла пора пустить их в ход, парируя попытку противника вырвать инициативу. Ракеты взметнулись в небо, в землю уперлись «лапы» домкратов, а расчеты лихорадочно загружали координаты вражеской авиабазы, прописывая маршрут недолгого полета, указывая цель, которую предстояло уничтожить.

Пуск! — раздалась новая команда, и ракеты, окутанные клубами дыма и огня, взвились в небо.

Заостренные обтекатели, точно наконечники пик, пронзали невесомые облака. Ракеты быстро достигли наивысшей точки траектории, начав стремительнее падение к земле. Позади остались шестьсот километров, внизу простерлось летнее поле аэродрома, готового выпустить стаи крылатых машин. В точно заданный момент сработали взрыватели, раскрывая корпуса ракет, и к земле устремилась стальным градом начинка кассетных боевых частей — десятки миниатюрных кумулятивно-осколочных бомб, плотным ковром накрывших авиабазу, походившую сейчас на растревоженный улей, со всеми ее арсеналами, запасами горючего.

Чтобы остановить натиск китайской танковой лавины, нужно было атаковать непременно, создать в воздухе карусель, когда самолеты по очереди взлетают, сбрасывают свой смертоносный груз, возвращаются на базу, где их спешно заправляют и вооружают, и все повторяется снова в бешеном темпе. Именно для того, чтобы сэкономить лишние секунды, на летное поле и были поданы бомбы, лежавшие на тележках-ложементах, и здесь же стояли рядами машины-заправщики, под завязку залитые легковоспламенимым авиатопливом.

Падавшие на аэродром из стратосферы ракеты DF-15B успели мелькнут на экранах радаров, но даже поднять тревогу, отправить в укрытия суетившихся на летном поле техников, было некогда. Огненный столб взметнулся на сотни метров ввысь, от взрывов, следовавших так часто, что их невозможно было различить, задрожала земля, и огромный аэродром, основа обороны противника, исчез, словно погрузившись в преисподнюю.

Лишь несколько вражеских самолетов успели взмыть в небо, вырываясь из моря огня, расплескавшегося на месте авиабазы. Выполняя приказ, пилоты, движимые жаждой мести за тех товарищей, которым поднять в воздух свои крылатые машины не удалось, легли на боевой курс. Но навстречу им уже мчались новейшие истребители китайских военно-воздушных сил J-10A. И пусть этот проект родился не в Китае, а в далеком Израиле, пусть израильской была половина авионики — вторая половина была изготовлена в России — но это были самолеты, сравнимые с лучшими аналогами США, Европы, той же России, а в чем-то даже превосходившие своих «одноклассников». И потому их пилоты смело повели свои машины в атаку.

Зрители с земли несколько минут заворожено наблюдали за каруселью воздушного боя, кипевшего на высоте нескольких километров. Самолеты крутили головокружительные виражи, сцепляясь друг с другом в «собачей свалке», беспорядочной и беспощадной. Но китайские летчики защищали свою страну, они знали, за что идут на смерть, верили в свое оружие, и «вражеские» машины, одна за другой, выходили из боя», пораженные ракетно-пушечным огнем маневренных и мощных J-10. Ни одна бомба так и не упала на порядки наступавшей Шестой бронетанковой, и танки, неумолимо двигаясь вперед, довершили разгром. Сражение было выиграно.

— Восхитительно! — с восхищением качали головами спускавшиеся со специально сооруженной трибуны партийные деятели. — Грандиозно!

— Спектакль, — вполголоса раздраженно фыркнул стоявший рядом с Чжоу Байши генерал, штабной офицер из Пекина, сопровождавший штатских гостей. Он взглянул на своих подопечных и буркнул: — Идиоты!

— Главное, мы сумели доставить им удовольствие, — усмехнулся сам Байши, приблизившись к офицеру так, чтобы его слова оказались услышаны лишь ими двоими.

— Если бы все было на самом деле, «Апачи» и «Тандерболты» вместе с беспилотными «Предейторами» сожгли бы половину наших танков еще на нейтральной полосе. А три из пяти ракет, так эффектно ударивших по глубокому тылу врага, оказались бы на подлете перехвачены их зенитными комплексами «Пэтриот» и THAAD.

— Верно, — кивнул Чжоу Байши, тоже умевший отличать реальность от грамотно поставленного шоу. — Но какая часть из прорвавшихся к цели ракет при этом несла бы ядерные боеголовки? Американцам хватило бы и одного заряда, чтобы забыть о контрударе!

Народно-освободительная Армия Китая не готовилась сражаться с американской армией на земле. Это было просто нереально. Моряки и летчики всегда были к этому готовы, сражение с США стало бы войной флотов и эскадрилий, но трудно было представить сходящуюся грудь в грудь на поле боя пехоту. Другое дело — русские. Сибири с ее просторами, так необходимыми задыхавшейся от перенаселения страны, с запасами минеральных ресурсов, была так близка и беззащитна, что, казалось, протяни только руку — и все это будет твоим. Но теперь, чтобы стать хозяевами Сибири и Дальнего Востока, китайцам пришлось бы сражаться не с русскими, а с лучшей, без сомнения, армией мира — Армией США. Но Китай не был бы Китаем, страной с трехтысячелетней историей, если бы его лидеры в решении любой проблемы полагались только на грубую силу.

В Пекин члены Политбюро Коммунистической партии Китая возвращались в приподнятом настроении. В салоне авиалайнера Y-10 — незначительно видоизмененный «Боинг-707», далеко не новая модель, но если забыть об этом, то кажется, что летишь на лучшем в мире китайском самолете, — доставившего в столицу небольшую группу пассажиров, все время полета звучал смех, радостные голоса, шутки. Чжоу Байши, сидевший чуть в стороне от партийных деятелей, чуть морщился при этом. Его вообще многое раздражало, например, генералу, привыкшему к спартанским условиям быта, претило то, что ради пары десятков человек, пусть и стоивших каждый миллиона простых китайцев, гоняли взад-вперед огромный аэробус, рассчитанный на сто восемьдесят пассажиров.

Сам Байши редко летал с таким комфортом, как сейчас — он больше привык к продуваемым всеми ветрами, наполненным гулом моторов грузовым кабинам транспортных Y-7[7] или тесноте салонов легких Y-11. И потому генерал сейчас наслаждался уютом мягкого кресла, и тишиной, царившей в салоне авиалайнера, тишиной, нарушаемой лишь по-детски восторженными голосами попутчиков.

Генерал понимал овладевшую всеми радость, он и сам испытывал восторг, увидев мощь той армии, в которой служил уже второй десяток лет, упорно карабкаясь вверх по лестнице иерархии. Приятно знать, что ты живешь в великой стране, являешься гражданином могучей державы, способной дать отпор любому врагу. Но начальник управления радиоэлектронной разведки НОАК, первым узнававший о новшествах, придуманных потенциальным противником, трезво смотрел на вещи. Если танки пойдут в бой против настоящего, а не условного врага, это будет означать лишь одно — что все потеряно. Война, даже завершившись победой, окажется губительной для Китая. И тем людям, что летели вместе с Байши, предстояло принять такое решение, чтобы Поднебесная, избежав ненужных жертв, лишь окрепла, получив все то, в чем нуждалась нация.

Пребывая все в том же приподнятом настроении, члены Политбюро собрались на внеочередное совещание, в отличие от большинства, не освещавшееся широко даже скупой на информацию китайской прессой. То, о чем им предстояло говорить сегодня, пока еще не могло стать достоянием публики, потому все происходило в атмосфере секретности.

— Товарищи, вам всем известно, что происходит в России, — начал председатель КНР, обведя взглядом разом посерьезневших, проникшихся важностью момента партийных деятелей. — Фактически можно говорить об оккупации России американской армией. Наш северный сосед перестал существовать, как фигура на политической арене, зато наш заокеанский сосед, разгромив Россию, многократно усилился. Выросло его влияние, укрепился моральный дух лидеров Америки, окончательно поверивших в свое могущество и безнаказанность. Русские своей слабостью лишь раздразнили их, готовых теперь диктовать свои правила всему остальному миру. И мы, очень может быть, окажемся следующей мишенью Соединенных Штатов. Нужно быть готовыми к этому, но сделать все, чтобы избежать прямого столкновения сейчас.

Все закивали, зазвучали голоса, в которых восторг теперь уступил место обеспокоенности. Молчал только Чжоу Байши, который впервые присутствовал на подобном совещании, да еще и секретном, и попросту не понимал, зачем он вообще оказался здесь.

Вслед за Председателем слово взял министр энергетики Китая. Человек, пришедший во власть не из партийных структур, а из бизнеса, успевший поработать и с русскими, и с американцами, и с японцами над совместными проектами, был напряжен и взволнован.

— Товарищи, ситуация в России сама по себе не так опасна для нас, — произнес министр. — Оккупировав Россию, американцы получили больше проблем, чем выгоды. Им придется налаживать там мирную жизнь, поддерживать порядок, восстанавливать систему власти, преодолевая сопротивление самих русских — далеко не все смирились с поражением, и американцы уже ощутили это. Опасно иное — теперь США контролируют огромные ресурсы, колоссальные запасы нефти и газа, на которые у нас давно имелись виды. Китай оказался с ложном положении. Мы потребляем ежегодно триста двадцать пять миллионов тонн нефти — и в качестве топлива, и как сырье для химической промышленности. При этом на своей территории мы добываем порядка ста восьмидесяти миллионов тонн, а разницу покрываем за счет импорта. Сорок пять процентов необходимого объема нефти мы вынуждены ввозить, в основном из стран Ближнего Востока, в частности, из Омана. Но в этом регионе все сильнее становится присутствие американцев. Уже сейчас, располагая плацдармами в Ираке, а теперь разместив группировку и в Саудовской Аравии, они могут с легкостью перекрыть транспортные пути, задушив нас энергетической блокадой — без единого выстрела.

Пока американцы ни во что не вмешиваются, но это не значит, что так будет продолжаться вечно. Основной способ доставки нефти в Китай — морем, а на море абсолютное господство у Соединенных Штатов. В Персидском заливе, Аравийском море находятся десятки их боевых кораблей, в том числе авианосцы, есть отряды боевых пловцов-диверсантов — силы, достаточные для того, чтобы все танкеры, идущие в наши порты, пустить на дно, а нефтепромыслы, питающие нашу энергетику, поднять на воздух. Наше руководство давно видело такую опасность, и потому мы всегда проявляли заинтересованность в энергоносителях из России. Проект нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан» сулил нам избавление от американского давления, возможного шантажа со стороны США. Но сейчас всем должно быть ясно, что русская нефть для нас больше недоступна. Если она и потечет куда-то из Сибири, то только на запад, через Атлантику, но не на восток. Американцы, новые хозяева природных богатств России, явно не заинтересованы в том, чтобы поддерживать нашу экономику.

— Нефть нужна, без нее нет транспорта, нет развития экономики, нет торговли, роста уровня жизни, — согласно произнес Председатель КНР. — Если в сельский магазин не привозят свежие продукты, народ начнет винить во всем власть. А сейчас, когда наша страна развивается колоссальными темпами, нам нужно единство своего народа! Без топлива не поплывут корабли, не взлетят самолеты, наша армия не сможет проводить учения в таких масштабах, как сейчас, а если не учиться в мирное время, то на войне мы будем проигрывать настоящему врагу. Мы были готовы покупать нефть у русских, а они — готовы продавать нам ее. Еще лучше, если бы мы брали эту нефть, как хозяева, столько, сколько хотим, ничего не платя за нее. Сибирь безлюдна, русские ленивы, не хотят работать, а китайцы готовы трудиться день и ночь. Справедливо, если бы огромный край до самого Полярного круга принадлежал нам, а не им. Но теперь у этой земли иные хозяева.

— Американцы укрепляются на территории России, но не контролируют ее целиком, — сообщил министр обороны Китай. Ему, в отличие от Чжоу Байши, доводилось регулярно присутствовать на подобных совещаниях, проходивших скромно, без никчемной огласки. — Однако вдоль границы на Дальнем Востоке и в Сибири размещены крупные контингенты американской морской пехоты, на нескольких русских военных аэродромах базируется американская авиация. В случае вторжения нам придется иметь дело с сильнейшей армией мира!

— Это исключено, — отрезал глава Китайской народной республики. — Война уничтожит нас! Армия должна готовиться защищать наши границы, а не ломать чужие! Но американцы должны уйти из России! нам нужен северный сосед, независимый, номинально самостоятельный, но не такой сильный, каким был прежде. И тогда мы возьмем все, чего ни пожелаем.

— Американцы не покинут Россию, пока не установят там выгодный себе режим, — заметил министр иностранных дел. — Под их присмотром уже создано новое правительство, началось воссоздание армии.

— Не все русские готовы смириться с оккупацией их страны! Есть люди, и их немало, уже ведущие войну с захватчиками. Именно они и прогонят прочь американцев. Наши предки исповедовали принцип «руками варваров уничтожай варваров». Это мудро. Не будь так, нашей державы, нашего народа тоже не существовало бы. Пусть освободительная борьба в России ведется все шире, пусть американцы увязнут в войне, и наконец поймут, что лучше уйти самим, отделавшись сравнительно малыми жертвами. А мы поможемтем русским, кто не готов видеть свою страну под пятой Америки! И эти люди будут благодарны нам и ни в чем не откажут после победы!

— Мы готовы оказать любую помощь, все, что нужно, — уверенно заявил министр обороны.

— Генерал, — неожиданно Председатель взглянул на Чжоу Байши, заставив того вздрогнуть, собираясь с мыслями. — Генерал, как вы считаете, чем мы можем помочь русским, сражающимся на своей земле с американскими захватчиками?

Байши не был специалистом по партизанской войне или диверсионной тактике, его уделом была техническая разведка и то, что соприкасается с ней. И потому генерал ответил, не колеблясь:

— Информацией! — И, придя в себя от неожиданности, пояснил: — Мы может передавать русским данные разведки, в том числе космической, о дислоцировании сил противника. У нас уже введена в действие спутниковая навигационная система, доступ к ней для русских, лишившихся своей аналогичной системы ГЛОНАСС, и наверняка отрезанных от американской «Навстар», будет очень важен. Кроме того, средства связи с засекречивающей аппаратурой. Судя по тому, что нам известно, русских партизан немного, но, имея связь, навигацию, точные данные о положении врага, они смогут действовать эффективно и не имя численного превосходства.

Чжоу Байши старался говорить лаконично, быстро, словно на давно прошедшем экзамене в академии Генерального штаба. И, кажется, его ответ удовлетворил главу государства.

— Есть ли смысл организовать поставки оружия русским?

— Зависит от того, что мы готовы им дать, — пожал плечами Чжоу Байши, окончательно справившийся с волнением. — Автоматов и гранат у них, очевидно, хватает. Не смогут американцы взять под охрану каждый военный городок, им для этого нужна армия численностью не меньше, чем переставшая существовать российская. А даже в одном батальоне хватит оружия и боеприпасов небольшому отряду на недели партизанской войны. Мы можем передать им то, что всегда находится на особом контроле, например, переносные зенитно-ракетные комплексы. Американцы всегда полагаются на свое господство в воздухе. Разведку ведут беспилотные самолеты, а вертолеты быстро способны доставить бойцов для организации засады на пути противника, или для облавы. С появлением у русских ракет «земля-воздух» американцы вынуждены будут принимать дополнительные меры предосторожности, а каждый сбитый вертолет или самолет будет означать падение веры в самих себя.

Переносные противотанковые ракеты тоже могут пригодиться русским, как и ручные гранатометы, тем более, наша армия пользуется копиями оружия, созданного еще в Советском союзе, то есть знакомого и самим русским, если они просто пару лет послужили в армии. Это плюс — не нужно дополнительное обучение. Еще возможны поставки в Россию крупнокалиберных снайперских винтовок, которые при определенных условиях окажутся не менее эффективными, чем ПТУР или РПГ. У самих русских подобное оружие есть, но производится буквально поштучно, сейчас достать его их партизаны едва ли сумеют. А мы можем их завалить такими винтовками, причем под патрон русского стандарта, что снимает проблемы с боеприпасами раз и навсегда — получить патроны проще и легче, чем оружие под них. Мы создадим небольшие по численности, но оснащенные высокотехнологичным оружием группы, которые будут атаковать американцев неожиданно, сея растерянность и панику.

— Все это возможно, — прозвучал ответ министр обороны на не заданный Председателем КНР вопрос. — Мы можем передать русским противотанковые и зенитные ракеты в достаточном количестве, чтобы сжечь все привезенные американцами в Россию «Апачи» и «Абрамсы», можем поставить им приемники спутниковой навигационной системы «Бэйдоу», портативные радиостанции. Мы можем вооружить русских партизан!

— Но сперва русское сопротивление должно стать организованной силой, — предупреждающе поднял указательный палец глава правительства. — У нас есть огромный, бесценный опыт по ведению партизанской войны. Наш народ сбросил ярмо японской оккупации, избежал оккупации американской — и русской, что было вероятно в какой-то момент. Из рыхлой людской массы наши деды и отцы создали армию, и теперь мы должны помочь в этом самим русским. Генерал Байши, — взгляд Председателя впился в начальника Третьего департамента Генерального штаба. — Генерал, Политбюро поручает вам миссию в России. наша агентура вышла на нескольких человек, могущих претендовать на роль лидеров русского сопротивления, вы должны встретиться с ними, договориться о взаимодействии.

— Товарищ Председатель, смею напомнить, что я — специалист по технической разведке, к диверсионной деятельности я не имею никакого отношения, это не моя сфера деятельности.

Чжоу Байши был готов выполнить любое задание партии и правительства, воспитанный в духе такой готовности с детства. Но сейчас он понимал, что так, как это сделает специалист, он сам полученный приказ исполнить не сможет, будучи в таких вопросах дилетантом, если говорить прямо.

— Вы и будете решать технические вопросы! Определитесь с тем, что и в каком количестве нужно русским, обговорите способы обмена разведывательной информацией, кроме того, рассмотрите возможность переправки в Россию наших специалистов по разведке, ваших людей, генерал. Радары и спутники — это замечательно, но порой стоит посмотреть на врага в упор, невооруженным глазом. Чем ближе мы будем к противнику, тем больше узнаем о нем — и тем большим сможем поделиться с русскими.

— Товарищ Председатель, я готов немедленно отправляться в Россию, если вы прикажете!

— Так и будет, — кивнул немолодой человек в очках в простой оправе, скромном костюме служащего и со стальным блеском в блеклых старческих глазах. — Наши разведчики, нелегально действующие в России, встретят вас и сведут с нужными людьми. Вы поможете русским создать настоящую армию, тайную армию, которая должна быть готова выдворить с их земли американцев. Но сперва мы попробуем сделать это бескровно, используя существующие механизмы международного права. То, что сделали Соединенные Штаты, вторгнувшись в Россию — преступление, и мы заставим вспомнить об этом весь мир. Мы потребуем созыва Генеральной Ассамблеи ООН в самое ближайшее время, и там будем настаивать на выводе американских войск из России. В этом мы не будем одиноки — усиление Америки, и без того могущественной свыше всяких пределов, не нужно никому, даже тем, кто считается верными союзниками Вашингтона. И если на Капитолийском холме не прислушаются к мнению международного сообщества, тогда придет черед действовать для вас и ваших новых друзей в России!

Председатель КНР был прагматиком и мыслил сугубо рационально. А еще он был патриотом своей страны и понимал, возможно, больше чем кто-либо другой, как важно владеть ресурсами сейчас. А ресурсы, пусть не безграничные, были совсем близко, в России, и в какой-то момент перестали быть чьей-либо собственностью. Сами русские уже не владели своей землей, но и американцы еще не укрепились на чужой территории настолько, чтобы распоряжаться там, как у себя дома. Пока не поздно, американцев можно попросить уйти из России по-хорошему, без лишних жертв, благо принесено их было уже немало. Ну а если они откажутся, еще не созданная партизанская армия перейдет в наступление, и земля загорится под ногами у оккупантов, и тем все равно уйдут, смытые волной собственной крови.

Секретное совещание в Пекине завершилось, оставив всех, кто участвовал в нем, еще более уверенными в правильности принятого решения. И никто еще не знал, что в точности такое же совещание, внеочередное и секретное, происходило в те самые минуты совсем близко, в Токио. Китайская народная республика ежегодно ввозила из-за рубежа чуть менее половины потребляемой нефти. Зависимость Японии от импорта энергоносителей была стопроцентной.

Члены японского правительства прибыли минута в минуту, с точностью швейцарских часов. Вежливо приветствуя друг друга, рассаживались за длинным столом, негромко переговаривались с соседями. Появился премьер-министр, но открывать заседание не спешил. К удивлению многих, глава правительства занял не свое законное место во главе стола, а рядом с коллегами, словно сегодня, именно в этот день и час не хотел хоть чем-то выделяться из толпы.

Все сомнения прояснились, когда в зале, отгороженном от окружающего мира, от бурлящего мегаполиса несколькими рубежами охраны, появился еще один человек. Шаркающей походкой, стараясь держаться прямо, император Акихито вошел в просторное помещение, и все, кто только что устроился поудобнее в кожаных креслах, вскочили, как первоклашки при появлении учителя, низко поклонившись и выдохнув разом:

— Банзай!

Микадо, лидер японской нации, наделенный священной властью самой великой богиней Аматэрасу, прошел к пустующему месту, и, опускаясь в кресло, жестом приказал садиться так и стоявшим навытяжку министрам. Экстренное совещание правительства началось.

— Господа, — произнес император, обводя взглядом собравшихся министров. — Господа, наша страна в опасности. События последних недель сделали всех нас, каждого японца, заложниками американской политики. Американцы использовали нашу территорию, как плацдарм для вторжения в Россию, и только чудом русские не ответили ударом по нам, как это случилось в Эстонии. В Вашингтоне уже давно не считают нас за людей — мы для них разменные фигуры, не более. Но наша страна вынуждена подчиняться воле Америки, ведь иначе нас лишат доступа к природным ресурсам, прежде всего, к нефти. И тогда Япония погибнет.

Император говорил размеренно, негромко, но в оглушающей тишине, воцарившейся в зале, каждое его слово звучало набатом. Министры, неподвижно застывшее за столом, видели перед собой не номинальную фигуру, дань традиции, а правителя. Память десятков поколений славных предков, настоящих самураев, верой и правдой служивших Империи, жила в их крови, заставляя прислушиваться к речи седого, но крепкого старика.

— Мы вынуждены закупать нефть в арабских странах — Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, а также в Иране, — произнес министр энергетики, когда взгляд императора коснулся его. — Раньше что-то мы получали из Китая, но китайцам теперь самим не хватает собственной нефти. В арабских же странах сильно присутствие американцев. Развернув свой флот в Персидском заливе, они полностью контролируют все перевозки, и могут перехватывать все танкеры, идущие в наши порты. Отныне мы живем с ножом у горла — или с приставленным к виску пистолетом, целиком завися от воли Вашингтона.

— Американцы никогда не считали нас за людей, — зло воскликнул премьер-министр, скривив лицо, точно от внезапной зубной боли. — До сорок пятого года Япония была настоящей империей, сильной, самостоятельной. Но поражение в войне изменило многое. Нам запрещено было соблюдать обычаи предков, запрещено иметь армию, чтоб хотя бы защитить свои дома! Мы приняли вместо заветов своих дедов и прадедов конституцию, написанную американцами! Русские отобрали у нас землю, отняли Курилы и Сахалин, американцы же лишил наш народ чести!

— Япония должна снова стать великой державой, владычицей Тихого океана, — оборвал министра император Акихито. — Но для того, чтобы претендовать на большее, чем мы имеем сейчас, нужны ресурсы, доступ к ним, которого нас нельзя будет лишить, отправив на судоходные пути пару эскадренных миноносцев! Чтобы плыли по морям наши корабли, чтобы взлетели в воздух самолеты, нужно топливо, нужна нефть. Ее нам готовы были продавать русские — они все, что имеют, готовы продать, не думая о собственном будущем. Русская нефть — рядом, на Сахалине, на земле, политой кровью японцев, несправедливо отобранной у нас.

— Русскую нефть хотят сделать своей собственной американцы, — заметил чуть остывший глава правительства Японии. — И они не станут делиться!

— Мы были готовы забрать ее у самих русских — вместе с островами, нашими островами! Господин Кавамото, ведь такие планы существовали и существуют?

Император взглянул на командующего Силами самообороны Японии — под такой вывеской больше полувека скрывалась бывшая императорская армия. И тот, единственный из присутствовавших, кто явился на совещание в военной форме, ответил быстро и четко:

— Был подготовлен план комбинированной воздушно-наземной наступательной операции, имеющей целью захват Сахалина и Курильских островов. Предусматривался авиационный улар по материковой части России, базам авиации и флота. Уничтожив русские самолеты на земле, мы обеспечили бы себе кратковременное господство в воздухе, а пустив на дно хотя бы часть русских кораблей, овладели бы и морем. После этого на Сахалине должно было высадиться до пехотной дивизии, а на Курилах — воздушно-десантная бригада. Прежде, чем русские привели бы в боевую готовность свои войска, размещенные в Сибири и на Дальнем востоке, мы укрепились бы на островах, поставив противника перед необходимостью штурма, неизбежно приведшего бы к значительным потерям атакующих. Москва бы вынуждена была выбрать один из двух вариантов — контрудар с применением ядерного оружия, или же разрешение кризиса дипломатическим путем. Так уже было почти век назад, в девятьсот пятом году. Пока русские генералы отмобилизовали армию, перебросили на восток войска из европейской части страны, их царь после нескольких поражений, нанесенных нами, утратил веру в собственную страну, согласившись на невыгодный мир при посредничестве Запад. Это вполне могло бы повториться. В конечном итоге, для русских нефть Сахалина — пустяк по сравнению с тем, что скрывает их бескрайняя Сибирь, для нас же — это глоток воды посреди раскаленной пустыни. Мы будем сражаться ради своего будущего, не жалея ничего, а вот русские… я могу позволить себе усомниться в их готовности к смерти.

— И этот план был выполним? Россия — могучая страна с сильной армией!

Иной мог бы испугаться смелости мыслей командующего японскими вооруженными силами. Напасть на Россию — ядерную державу с огромной территорией, огромной армией, огромным населением, как же так, как можно решиться на такое, как можно готовиться к этом всерьез? Но микадо не чувствовал волнения — его предки раз уже одержали победу над русскими варварами, и сейчас он вполне мог повторить успех. У русских много земли, верно — но почти некому жить на ней, и японцы, задыхающиеся в пыльных мегаполисах, это знают. Население России почти такое же, как самой Японии, но расселено редко, а многие земли вообще остаются безлюдными. Ну а армия… Японские силы Самообороны оснащены лучшим оружием отечественного и иностранного производства, причем доля импортных образцов ничтожно мала — зенитные ракеты «Пэтриот», истребители «Игл», вертолеты «Кобра», причем производимые здесь, на островах, по американской лицензии, но отнюдь не закупаемые в готовом виде. Оружие русских тоже хорошее, с этим нельзя спорить, но не оружие, а храбрость и решимость того, кто держит это оружие в руках, решают исход сражения.

Император Японии был уверен, что его подданные, потомки бесстрашных самураев, не подведут, сражаясь за микадо и свою страну, за будущее своих детей, которым можно подарить сейчас огромные просторы, полные всевозможных богатств, словно специально собранных здесь для процветания японской нации. Не сомневался в этом и генерал Кавамото, ответивший на прозвучавший в тиши кабинета вопрос своего императора решительно и уверенно:

— Ваше величество, Силы самообороны вполне способны были решить такую задачу! На море мы полностью превосходили флот русских. Мы имели сорок шесть эскадренных миноносцев, еще девять фрегатов, одиннадцать субмарин против русского Тихоокеанского флота — двух крейсеров, восьми эсминцев и шести фрегатов. Только по числу подводных лодок русские нас превосходили — у них было не меньше двух десятков в строю, большая часть — атомные. В воздухе — примерно та же картина, против почти трехсот наших истребителей русские имели порядка сотни «Сухих» и «Мигов». Россия сильна, у нее много кораблей, самолетов, но русская армия вынуждена защищать огромную территорию, мы же все свои силы способны быстро собрать в один могучий кулак, нанеся молниеносный и сокрушительный удар. Но сейчас это соотношение сил не имеет значения. Русского флота больше не существует — корабли и подлодки в лучшем случае стоят в своих базах под охраной американских морских пехотинцев, оставленные экипажами, а в худшем уже ржавеют на дне морском. Весь Дальний Восток русских сейчас беззащитен!

— Русские границы теперь защищает американская армия!

Министр иностранных дел яростно замотал головой, словно разгоняя сгустившийся над присутствующими туман войны. Но даже он был впечатлен раскладом, изложенным коротко и емко командующим Силами самообороны. При существовавшем соотношении удар по России с целью всего лишь вернуть себе исконные территории, отнятые семьдесят лет назад соседом по праву победителя, казался вполне реальным.

— Всей русской армии не хватило бы, чтоб по настоящему надежно прикрыть собственные границы, — покачал головой генерал Кавамото. — Американские же войска раскиданы по всему миру, и в России сейчас сравнительно малая часть их, всего несколько дивизий, не больше полутора сотен тысяч солдат и морских пехотинцев. Этого хватит, чтобы защитить только самих себя, но не русские границы! Здесь, на востоке, большая часть американских гарнизонов — а это Третья экспедиционная дивизия морской пехоты, ранее размещавшаяся на Окинаве, — расположена вдоль китайской границы, еще они охраняют несколько баз бывшего русского флота на континенте. На Курилах американцев нет совсем, на Сахалине их несколько сотен в городах.

— Если от руки японца погибнет хоть один американский солдат, наша страна будет уничтожена! Разве не было трагедии Хиросимы и Нагасаки? Американцы показали, на что они способны, и нет причин считать, что они изменились сейчас. Нас задушат кольцом блокады, испепелят города атаками бомбардировщиков, и потом их морская пехоты пройдет по выжженной земле нашей страны!

От волнения на скулах министра иностранных дел заиграл румянец, он непроизвольно повысил голос, срываясь на крик и заставив поморщиться раздраженно своих соседей. И только тихие слова императора вновь заставили его остыть, пристыжено потупив взгляд.

— Япония не готова и не собирается воевать с Америкой, но мы никого не боимся. Мы сильны, сильнее русских, почти столь же сильны, как и американцы. Наш флот защитит наши острова, наши летчики уничтожат девять из десяти вражеских самолетов — десятый будет сбит огнем с земли. Американцы сами помогали нам вооружаться, и знают, на что мы способны. И несколько клочков суши в океане — не та причина, по которой они отправят в очередную мясорубку тысячи своих солдат. Прошлая война, хотя закончившись для них победой, унесла много жизней. Цена той победы оказалась высока, и кто в Вашингтоне решится второй раз пойти на такое? А нам без ресурсов не прожить долго. Впереди — только страдания, медленная смерть от нехватки всего, что может быть необходимо. Если русские оказались слабы, не смогли защитить то, что им дано природой, значит, эти богатства будут принадлежать тому, кто сильнее. И я верю в силу нашего народа, нашей Империи!

— Банзай! Банзай! Банзай!!!

Троекратный вопль эхом отразился от стен, заметавшись под потолком. Министры разом вскочили из-за стола, грозно вскидывая кулаки над головой, и император довольно прищурившись, произнес:

— Япония была и останется великой империей! — И, отыскав взглядом генерала Кавамото, приказал: — План возвращения Сахалина и Курильских островов приказываю переработать с учетом изменившейся обстановки. Окончательный вариант представьте мне не позднее, чем через неделю!

Стрелка невидимого секундомера дрогнула, начиная свое неотвратимое движение по кругу к отметке «ноль». И для человека, считавшегося во всем «цивилизованном» Ире лишь символом, данью традициям, а в самой Японии — правителем нации, за этой отметкой, за этой чертой было лишь возрождение его страны, превращение ее вновь в могучую империю Восходящего Солнца.

Мир еще привыкал к изменившемуся соотношению сил, к новым «правилам игры». Кто-то подсчитывал будущие доходы, предполагая, как бы выгоднее использовать плоды победы. Другие лихорадочно думали над тем, как самим ловчее ухватить лакомый кусок с бесхозного стола. Поражение России было неожиданным, вызвав нешуточную растерянность, даже шок, в мировых столицах. А в самой Москве, кажется, ничего и не заметили. Ну, или почти ничего. Все так же мчались по улицам нескончаемым потоком личные авто и вездесущие маршрутки, спешили по тротуарам горожане.

В потоке машин лишь изредка мелькали угловатые камуфлированные «Хаммеры», но этим присутствие в столице чужих войск и ограничивалось, во всяком случае, на первый взгляд. Нигде не было видно американских блокпостов или патрулей, зато вновь появилась столичная милиция, и закрывшиеся, было, магазины, рестораны, рынки открылись вновь, наполняясь народом.

Вещевой рынок в Мытищах не испытывал недостатка в покупателях. Люди проходили в гостеприимно распахнутые ворота, гуляя по торговым рядам, приценяясь к чему-то, долго выбирая, рассматривая товар, наконец, доставая из кошельков помятые купюры к радости продавцов. Среди последних славянских лиц хватало, но хватало и уроженцев иных краев, все больше азиатов. Так было давно, к этому привыкли, и появление еще нескольких китайцев никто, кажется, не заметил. И никому не показалось странным, что эти «новички» быстро нашил приятелей среди местных, настоящих русских москвичей.

Двое зашли в открытое кафе, заказав у хозяина заведений, натурального таджика, даже в тюбетейке и халате, по шашлыку. А пока блюдо готовилось на раскаленном мангале, они, прихватив по кружке пива, устроились за одним из столиков, подальше от остальных посетителей. Эта пара ничем не выделялась из толпы, если не считать, что один был самым настоящим китайцем, но в Москве этим сложно было удивить кого-то. Простой трудяга в потертой спецовке, грузчик, может, подвизавшийся на строительстве чего-нибудь поблизости, он был не юн и не стар, невысокого роста, как и все китайцы, худощавый — словом, ничего примечательного, если не вглядываться особо пристально.

Его товарищ выглядел так же неприметно, хотя те, кто был рядом, особенно, девушки, могли и запомнить молодого, подтянутого мужчину выше среднего роста, твердый взгляд серо-стальных глаз, уверенные движения, выдававшие сильного человека. Если бы не простая одежда, явно приобретенная все на том же вещевом рынке, этот мужчина лет тридцати на вид мог бы быть звездой экрана, политиком, спортсменом — принять его можно было за кого угодно, но не за того, кем он был на самом деле.

— Благодарю, уважаемый! — тот, кто выглядел типично по-славянски, принял из рук владельца закусочной шашлык. Его китайский спутник лишь кивнул, не сказав ничего.

Немолодой таджик ушел, спеша к новым посетителям, а русский, обернувшись к китайцу, негромко произнес, заглядывая тому в глаза:

— Вы предлагаете нам свою помощь, и ничего не просите сейчас взамен. Мне кажется это странным. Моим товарищам тоже. Многие склонны к тому, чтобы не иметь с вами никаких дел.

— Без поддержки вы погибнете без всякой пользы, — покачал головой китаец, обнаруживая неплохое знание русского языка. Акцент, правда, никуда не пропал, но на это можно было не обращать внимание. — В схватке один на один с американцами вам не выстоять. А мы предлагаем более чем весомую помощь. Мы поможем вам создать армию, господин Громов, армию, которая изгонит с русской земли захватчиков!

Максим Громов, сильно преобразившийся с недавних пор, сменивший дорогой, пошитый специально на него костюм на простую, неброскую одежду — и ухитрившийся под этой одеждой укрыть девятимиллиметровый Макаров» — взглянул на своего собеседника, словно пытаясь отыскать у того рога, копыта или иные «причиндалы» нечисти:

— Вы предлагаете действительно многое, господин Байши. Но чем мы заплатим вам потом?

— Верно, потом, — кивнул генерал НОАК, не отличимый внешне от тысяч наводнивших столицу гастарбайтеров. — И думать об этом станем потом, когда ваша страна вновь будет свободной! А для того, чтобы изгнать врага, вам понадобится нечто большее, чем ненависть к нему!

Рядом играла музыка, звучали последние хиты эстрады, разумеется, про любовь. В летнее кафе, привлеченные ароматами, исходившими от мангала, заходили покупатели, уставшие бродить по рынку. Становилось людно и шумно. Жители столицы, как, кажется, и большинство русских, даже не заметили, что мир вокруг них изменился, что они живут в другой стране. Присутствие американцев, не слишком навязчивое, просто не замечали. Люди строили планы на жизнь, мечтали о чем-то, смирившись со всем, что происходило вокруг. Никто не подозревал, что два таких непохожих друг на друга человека, коротающих время за шашлыком и кружкой пива, готовят планы новой войны, войны, которая прокатится по всей необъятной России, сметая уверенного в своей полной и окончательной победе врага.

— Кажется, никому нет дела до судьбы страны, — с неожиданным раздражением произнес вдруг китаец, взглянув на веселившуюся публику, поглощавшую шашлыки и запивавшую все это пивом. — Едят, пьют, гуляют! Стадо, а не народ. Плевать на свою родину, лишь бы никто не посягнул на личный маленький мирок, уютный и спокойный! Вы всерьез хотите воевать за них — и умирать?!

— Это не лучшая часть моего народа, — выпятив челюсть, упрямо произнес Громов, взглянув в глаза Байши и выдержав его ответный взгляд, проникающий, кажется, в самые дальние уголки души. — Они просто глупы, не понимают ничего. Но есть много тех, кто ценит родину выше, чем свою жизнь, уют и покой! Их я и поведу в бой, хоть с вашей помощью, хоть без нее! Они уже сражаются с захватчиками, генерал! И готовы побеждать, и умирать ради победы, если так будет нужно!

— Я знаю это и прошу не обижаться на мои слова, господин Громов! Ни вас, ни ваших братьев я не хотел оскорбить, поверьте! Я здесь совсем не для этого! Освободительная война идет уже сейчас, хотя американцы скрывают факты, — произнес генерал Байши. — В лесах появились партизаны, в городах, особенно там, где американские гарнизоны малочисленны, тоже неспокойно. Но все это пока не более, чем комариные укусы — раздражает, неприятно, но можно потерпеть, а можно и прихлопнуть назойливое насекомое. Чтобы эти вылазки привели к результату, нужно подчинить действия партизан единому плану, координировать атаки, заставляя врага распылять свои силы. Вам нужно единое командование, нужно современное оружие. И я прибыл в Россию, чтобы вам все это дать!

— Я не возглавляю российское сопротивление, — покачал головой Громов. — Со мной лишь несколько десятков человек, а этого мало, даже если с вашей помощью вооружить их до зубов. Я не тот, кто может командовать теми тысячами партизан, что сейчас нашли укрытие подальше от людских глаз!

— Вы станете лидером русских партизан! Мы поможем вам в этом! Сейчас американцы возьмут под охрану оставленные вашей армией гарнизоны, склады, и те, кто сражается против захватчиков, окажутся без оружия, без боеприпасов, без всего самого необходимого, что может быть нужно солдату на войне! А мы вам дадим все это — чтобы вы дали это другим!

Чжоу Байши прибыл в Москву так, как большинство его соотечественников — на поезде, преодолев тысячи километров Транссибирской магистрали. Прибыл под чужим именем, по чужим документам, один, без адъютантов и телохранителей, вместе с группой китайских крестьян, отправившихся в Россию на заработки. Эти простые люди так и не догадались за время поездки, с кем делили тесное купе.

За проведенные в тесном купе дни генерал Байши успел оценить, насколько велика Россия, и насколько безлюдны края, лежащие к востоку от уральского хребта. Все, на что хватило русских — построить эту железную дорогу, и теперь к ней испуганно жались большие и малые города, а с севера над ними нависала бескрайняя тайга. Эта земля не была нужна ее хозяевам, так пусть она достанется тем, кто готов осесть на ней всерьез и надолго. Но сперва нужно было решить одну серьезную проблему — избавиться от американцев.

— Мы не сможем дать вам все — невозможно перевезти через пол-России снаряжения для целой армии, но самое нужное вы получите, — произнес генерал Байши, перегнувшись через столик, чтобы быть ближе к своему собеседнику, и понизив голос, будто опасался слежки. — Зенитные и противотанковые ракеты, снайперские винтовки, а главное — системы навигации и связи, то, на что уповают американцы! С этим вы даже сравнительно малыми силами сможете сражаться с врагом! Поверьте, мы знаем, что нужно, у нас огромный опыт партизанской войны!

Громов кивнул, соглашаясь то ли со всем сказанным, толи с мыслью об опыта китайского народа, без малого десять лет партизанившего против японцев. А китайский «гость» продолжал изучать своего собеседника. Резидентура разведки Генерального штаба НОАК здесь, в Москве, постаралась на славу, выйдя на одного из тех, кто мог стать во главе русского сопротивления. Бывший менеджер нефтяной компании превратился в командира партизанской группы, на счету которой, хоть с начала оккупации и минуло совсем немного времени, уже было немало дел, а на руках — хватало крови врага. И не случайно именно его выбрали аналитики, поставившие опыт управления, которого у Громова хватало, выше даже собственно боевого опыта, хотя генерал Байши поначалу и сомневался в правильности этого.

Ну а для самого Громова стало полной неожиданностью, когда незнакомый китайский строитель остановил его на улице, предложив встретиться с полезным человеком. Максим рискнул — и не ошибся. Только небывалая щедрость и бескорыстность китайцев пугала, заставляя с опаской смотреть на них.

— Мы сумеем наладить поставки того, о чем я сказал, в должном объеме, и лидеры других групп сопротивления будут получать все оружие у вас, — продолжил Чжоу Байши. — Ваш авторитет вырастет, к вам будут прислушиваться все, ведь у вас будет то, чего не будет у остальных. Мы поможем вам не только оружием, но и информацией, данными разведки. Если нужно, пришлем инструкторов. Российская армия распущена — значит нужно создать новую армию, тайную, ту, которая заставит американцев бояться, заставит их, в конце концов, убраться из России!

— Людей у нас хватает, и опыта у них тоже достаточно. В моей группе — это сотрудники спецслужб, в том числе бойцы антитеррористических подразделений, успевшие повоевать в разных местах. Но оружие нам не помешает, равно как и информация. Зная, куда бить, мы сможем каждую атаку проводить с максимальным эффектом!

— Вы все получите, — уверил Громова китаец. — И наше лучшее оружие, и указание тех целей, по которым лучше применить его. Скоро первая партия груза прибудет в Москву. Мы сможем устроить все сами и сообщим вам, когда явиться за посылкой. А вы, господин Громов, должны пока выйти на связь с командирами других партизанских отрядов, особенно тех, что действуют на севере, в зоне строящегося американцами нефтепровода. Создайте штаб партизанского движения, сплотите людей, объедините их общей целью, и будьте готовы начать наступление!

Они покинули кафе, глядя на идущих навстречу людей с затаенным превосходством, а еще с жалостью и презрением. Превосходство — оттого, что оба, и китайский генерал, и бывший российский менеджер, знали то, о чем не догадывался еще никто во всей Москве, в России. И этих людей, пребывавших в блаженном неведении, им было жалко, ведь многим из безликой толпы придется умереть ради грядущей победы, даже не зная, зачем они расстаются с жизнями. И еще оба, и русский и китаец, испытывали презрение к той же толпе, не способной ни на что, кроме как есть и пить в свое удовольствие, забывшей о том, в какой стране они родились.

Покидая рынок, Максим Громов по недавно появившейся привычке осмотрелся, пытаясь обнаружить возможную слежку. Ничего не заметил, да особо и не надеялся — опытного соглядатая такому дилетанту все равно не вычислить среди десятков прохожих, да и сейчас хватает техники, позволяющей наблюдать на огромном расстоянии, ничем не выдавая себя. Ну а если его захотят взять живьем, не будут церемониться, устроив настоящую облаву.

Громов торопился — впереди было много дел. Его война началась не сегодня, и он был готов пройти весь путь до конца. Но с неожиданной помощью появился шанс не просто геройски погибнуть, но победить, вышвырнув врага прочь из родной страны. Чжоу Байши вскоре покинет Москву, так же незаметно, как появился здесь. Но он вернется, не с пустыми руками, и тогда короткий период затишья, позволивший Америке поверить в свою окончательную победу, снова сменится яростными боями. И исход их отнюдь не предрешен.


Сентябрь 2011 — Май 2012.

Рыбинск.

День победы. Том 2 Вставай, страна огромная!

Выход у нас один —
Выстрел и в сердце клин,
Прикрой меня!
Мертвым оставь покой,
Действуй, пока живой,
Идет война!
«Патриот», Ария.
Том 2. «Вставай, страна огромная!» — зарождение освободительного движения против вражеских сил агрессора.

Глава 1. Пробуждение

Московская область, Россия — Нью-Йорк, США — Берлин, Германия — Вашингтон, США 10 октября
По обе стороны от железнодорожной насыпи тянулось огромное поле, прежде густо заросшее сорной травой, кое-где вымахавшей едва ли не в человеческий рост. Здесь никогда и ничего не сеяли и не жали — пшеница, рожь или овес едва ли дадут нормальные всходы, если бросить семена в почву, пропитанную мазутом, прокопченную выхлопами проносившихся здесь по несколько раз на дню мощных локомотивов. А сорняки, как всегда и бывает, отлично прижились, только крепчая день ото дня.

Но теперь поле было взрыто вдоль и поперек — только не колхозными плугами и боронами, а гусеницами боевых машин. Вдоль железнодорожной линии выстроились ровными рядами сотни глыбоподобных танков М1А2 «Абрамс», главная ударная сила доблестной Третьей механизированной дивизии Армии США. Время от времени один или сразу несколько стальных исполинов оживали, и под характерный стрекочуще-воющий звук газотурбинных двигателей «Лайкоминг» отправлялись по разбитому проселку на железнодорожную станцию, где их прибытия ожидал очередной эшелон.

Там, на товарной станции, творился сущий ад. Танки и боевые машины, готовившиеся к погрузке, ползли лязгающей стальной змеей, медленно, продвигаясь, порой, за час на пару сотен ярдов. А на путях метались солдаты, сменившие «разгрузки» на оранжевые жилеты регулировщиков, а штурмовые винтовки — на яркие жезлы. Медленно, осторожно опытные механики-водители вели свои машины по наклонным пандусам. «Абрамсы», неуклюже ворочаясь, заползали на железнодорожные платформы, сцепленные в невероятно длинные составы, голова которых исчезала где-то за горизонтом.

Генерал Ральф Свенсон лично наблюдал за погрузкой, уже успев оглохнуть от рева моторов, лязга стали, громогласных гудков тепловозов. Командующий дивизией старался контролировать все происходящее, одновременно не мешая своим подчиненным делать привычную работу — как это бывает в любой армии, может, кроме израильской, присутствия рядом отца-командира всегда повышало градус нервозности.

— Генерал, сэр, — офицер в полевом камуфляже, с планшетом под мышкой, подскочил к Свенсону. — Сэр, завершена погрузка третьего танкового батальона!

— Отлично, майор! Дайте команду на отправление эшелона!

Состав был готов к тому, чтобы покинуть станцию, начав движение на северо-запад, в сторону Санкт-Петербурга. На платформах возвышались кое-как укрытые брезентом — не от шпионов врага, разумеется, а от непогоды — танки «Абрамс», боевые колесницы двадцать первого века, пятидесятисемитонные куски металла, напичканного сложнейше электроникой. Всего пятьдесят четыре машины, а, кроме того — бронемашины «Брэдли», бронетранспортеры, командно-штабные машины, самоходные минометы, грузовики и командирские «Хаммеры». Несколько месяцев назад вся эта армада рвалась к Москве прямо с пирсов таллиннского порта своим ходом, назад же возвращались с комфортом, по железной дороге.

Третья механизированная дивизия Армии США сделала свое дело, и теперь вся, до последнего человека, готовилась к заслуженному отдыху. Несколько месяцев назад именно стремительны марш «Абрамсов» генерала Свенсона поставил точку в молниеносной войне с русскими. Дивизия, выгрузившаяся в Таллинне, одним броском достигла русской столицы, разгромив по пути спешно собранные противником танковые части и придя на выручку окруженным со всех сторон в московском аэропорту парням из Восемьдесят второй воздушно-десантной. Тогда, увидев на улицах американские танки, русские окончательно подняли бессмысленность сопротивления, и тысячи жизней так и не оборвались в те часы. А теперь бойцы генерала Ральфа Свенсона, сделав свое дело, покидали Россию, предоставив другим шанс рискнуть своей головой.

Переброска механизированной дивизии — сложное дело, если учесть, что на вооружении ее две с половиной сотни одних только «Абрамсов», а еще четыре сотни БРМ и БМП, девяносто шесть самоходных гаубиц «Паладин», бронетранспортеры, в общем, чертова уйма громоздкого железа. И все это следовало вывезти в совершенно нереальные сроки. А потому день и ночь по направлению к Петербургу двигались составы — платформы с техникой, собранные отовсюду пассажирские вагоны с солдатами, и купейные и плацкартные, все, что нашлось. А там, в порту, уже стояли готовые к погрузке транспорты, каждый из которых за один рейс как раз мог перекинуть через океан треть механизированной дивизии — и техники, и личного состава.

— Второй пехотный батальон уже направляется на станцию, — сообщил, прежде чем передать приказ генерала, руководивший всем процессом майор. — Но боюсь, погрузку придется задержать, сэр.

— Что такое, майор?

— Прибыла наша смена, генерал, сэр! Четвертая механизированная бригада! Пока они разгружаются, придется ждать!

Майор махнул рукой, и Свенсон, проследив за этим жестом, увидел, как с точно таких же платформ, что увозили к морю его «Абрамсы», скатываются, грохоча колесами по железным настилам, бронемашины «Страйкер». Увешанные решетками противокумулятивных экранов по оставшейся еще с Ирака привычке, восьмиколесные остроносые машины, урча моторами, отползали в сторону, выстраиваясь длинными рядами. Стальной поток стекал с платформ, подчиняясь требовательным взмахам жезлов в руках все тех же регулировщиков в ярких, издалека заметных в любой суете, жилетах.

Этим громоздким машинам, размерами спорившим со школьными автобусами, и, если верить отзывам ветеранов, примерно так же, как автобусы, пригодным для боя, предстояло заменить Третью механизированную дивизию, и нанесшую решающий удар в стремительной войне, войдя в русскую столицу и поставив точку в конфликте. Транспорты, готовые увезти солдат генерала Свенсона, прибыли отнюдь не порожняком, как раз и доставив в Санкт-Петербург механизированную бригаду. И теперь по ниткам железных дорог, связывавших два русских мегаполиса, навстречу друг другу мчались эшелоны с техникой и людьми.

Вся эта нервная суета началась не просто так, спешка никогда не приводит ни к чем хорошему, но сейчас торопились все. Бурная деятельность, кипевшая разом на нескольких железнодорожных станциях под Москвой, была ни чем иным, как последствиями сразу нескольких встреч на высшем уровне, состоявшихся несколькими днями ранее, и окончательно определивших направление политики США в покоренной России.

Движение на Манхэттене оказалось полностью парализовано. Сотни, тысячи авто, солидные представительские седаны, стремительные спорт-кары, юркие малолитражки, стояли в огромных пробках, выдыхая в небо Нью-Йорка клубы выхлопных газов. А по расчищенным от постороннего транспорта авеню мчались под рев сирен эскорта вереницы лимузинов с дипломатическими номерами и яркими пятнами флажков над капотами. При каждом — по несколько полицейских мотоциклистов, и еще одна-две машины без опознавательных знаков, но и так было понятно, что там тоже охрана, причем посерьезнее, чем пара офицеров дорожного патруля.

Главе Госдепартамента США пришлось совершить, пожалуй, самое короткое путешествие из всех, кто был вызван на внеочередное совещание Генеральной Ассамблеи ООН. Путь из Вашингтона в Нью-Йорк занял всего чуть больше получаса по воздуху, и затем еще чуть дольше — из аэропорта Ла Гардия в самое сердце «Большого яблока».

Возле сверкающего сталью и стеклом небоскреба ООН было полно машин и людей — представители десятков стран, наделенных правом определять судьбы мира, съехались сюда почти одновременно. Выбравшись из тяжеловесного «Крайслера», Энтони Флипс осмотрелся по сторонам. Людей в официальных костюмах было полно, но не меньше — людей в униформе. Каждая встреча здесь охранялась все более тщательно, вот и сейчас над головами кружили сразу два полицейских вертолета, охранники попадались на каждом шагу. Наверняка на крышах соседних зданий хватало снайперов, но этого Флипс увидеть, конечно не мог.

— Господин госсекретарь! — сотрудник службы безопасности узнал вошедшего в здание Флипса, не оскорбляя его проверкой документов.

Охранники, не убиравшие рук от поясов с оружием, беспрекословно пропускали Флипса, за которым послушно двигались несколько помощников. Для того чтобы попасть в зал заседаний, пришлось миновать несколько рубежей охраны, трижды пройти через рамку металлодетектора, ни на секунду не сомневаясь в том, что безопасности дипломатов, собравшихся здесь сегодня, ничто не может угрожать.

Казалось, от сгустившегося напряжения потрескивает воздух, как это бывает в преддверии сильной грозы. Энтони Флипс буквально кожей ощутил напряжение, исходившее от собравшихся в зале заседаний людей. А их было немало — черные, желтые, белые, молодые и старые лица, с кем-то госсекретарь давно знаком, иных видит впервые — таких, в прочем, было меньшинство. Запах пота, перемежаемый резкими ароматами мужского парфюма, и кондиционеры отнюдь не в легкую справляются с этим.

Зал был полон — каждый сейчас, когда прежний мир стремительно рушился,рассыпался прахом, хотел стать одним из архитекторов нового порядка. Энтони Флипс только усмехнулся, благоразумно прикрыв ладонью рот. Глупцы, думают, что здесь, почесав языками, покричав, они примут действительно важные решения, смогут что-то изменить одной только болтовней.

Пробираясь к своему месту, глава Госдепартамента пару раз обменялся рукопожатиями с теми, кому действительно доверял, другим просто кивнул, дав понять, что видит их и помнит, а многих — проигнорировал, овсе не демонстративно, а просто потому, что его внимания они не стоили. В прочем, и появление представителя Соединенных Штатов заметили не все — дипломаты о чем-то беседовали с соседями, не обращая внимания на происходившее вокруг. Говорили разом на доброй дюжине языков, среди которых английский звучал отнюдь не чаще остальных.

Гомон, от которого звенело в ушах, вдруг начал стихать. С минуту из дальних рядов еще доносились приглушенные голоса, но потом умолкли и они, и сотни взглядов сошлись на невысоком щуплом человечке, молча поднявшем правую руку, призывая собравшихся к тишине.

Генеральный секретарь Организации объединенных наций, взойдя на трибуну, одернул и без того сидевший на нем без единой складочки, идеально скроенный по фигуре пиджак, обвел собравшихся пристальным взглядом раскосых глаз. Прищурился, отчего веки его сжались в совсем уж узкие щелочки. Нарамсингх Камранчонг тоже искал знакомые лица — и находил их, убеждаясь, что в Нью-Йорк прибыли все те, чье присутствие здесь и сейчас имело хоть какое-то значении. Да, все, места заняты, кроме одного — представитель Российской Федерации не явился сегодня на Генеральную Ассамблею, и вряд ли стоит ожидать, что он появится в ближайшее время.

— Господа, прошу тишины! Позвольте начать, — произнес он негромко, но мощные динамики донесли эти слова до всех, сидящих в зале. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить проблему, решение которой не терпит отлагательств. Судьба России, фактически разгромленной и оккупированной армией США, должна быть определена здесь, сейчас, немедленно!

Генеральный секретарь обратил свое азиатское лицо, похоже на бесстрастную маску, взгляд своих ничего не выражающих глаз, на Энтони Флипса, невольно напрягшегося, словно бегун, замерший на старте.

— В этом зале присутствует представитель Соединенных Штатов. Полагаю, он поможет нам сейчас разрешить все вопросы, дав исчерпывающие ответы на них. Мистер Флипс, прошу вас озвучить политику Вашингтона в отношении России!

Глава Госдепа встал, зачем-то тоже одернув пиджак, и обвел взглядом заинтересованно притихших коллег-дипломатов. От его внимания не укрылось то, как приблизились друг к другу представители Китая и Индии, торопливо обменявшись несколькими фразами. От этих Флипс ничего хорошего не ждал, и потому уделял им самое пристальное внимание, заранее готовясь к подвоху.

— Господин генеральный секретарь, — Энтони кинул Камранчонгу, и, уставившись поверх голов толпы, произнес: — Господа! Прежде всего, прошу воздержаться от слишком частого употребления понятия «оккупация». Мы с радостью покинули бы Россию, не ставя под угрозу жизни американских солдат, если бы русское руководство, сформированное вместо прежней администрации, само не просило моего президента оставить войска в России — в качестве гаранта стабильности на первых порах восстановления мирной жизни. Мы и так понесли огромные потери, восстанавливая порядок на территории этой страны, ценой крови американских солдат охраняя весь остальной мир от ужасов войны.

Военная операция против России была вынужденной мерой с самого начала, никто вообще не готовился к такому повороту событий. Но отстранение от власти законно избранного большинством россиян главы государства Алексея Швецова кучкой заговорщиков, в руках которых оказался русский ядерный арсенал, прочее оружие массового уничтожения, не оставило нам выбора. Русские многое сделали, идя по пути строения демократии в своей стране, и мы сочли необходимым вмешаться, дабы защитить эти завоевания.

Энтони Флипс видел, как представитель Индии повернулся к сидевшему по левую руку от него шоколадно-бронзовому бразильцу, сказав несколько слов. Индус приник к собеседнику так близко, что, казалось, хочет обнять его в порыве страсти. Зато можно быть наверняка уверенным, что никто из непосвященных ничего так и не услышал.

— Наши войска останутся на территории России ровно столько времени, сколько русским властям потребуется для восстановления системы управления и формирования полицейского аппарата, способного эффективно поддерживать порядок внутри страны, обеспечивая безопасность армейских арсеналов, в том числе — оружия массового уничтожения, — сообщил госсекретарь США, стараясь не обращать внимания на перешептывание, доносившееся из зала. — Мой президент не намерен рисковать жизнями американских солдат, но также он не намерен ставить под угрозы жизни всей американской нации, что неизбежно, если в России наступит анархия и хаос. Именно мою страну русские экстремисты и радикально настроенные националисты винят во всех своих бедах, и нет сомнений, что если мы предоставим им хоть какую-то свободу, по Соединенным Штатам будет нанесен удар всей доступной им мощью. А этого Белый Дом не допустит ни при каких обстоятельствах! Мы доведем начатое дело до конца, господа!

— Причины, заставившие вас предпринять агрессию против России, нам до конца не ясны, — прервал Флипса китайский представитель, воспользовавшись тем, что американец умолк на мгновение, чтобы перевести дух и сделать глоток минеральной воды из стоявшего на трибуне стакана. — Ваши доказательства слишком эфемерны. Мы не верим всерьез в истории о перевороте и свержении Швецова его ближайшим окружением, тем более — в убийство русского президента. Это не первый случай, когда вы ищете предлог для того, чтобы развязать войну, а затем все основания оказываются надуманными, а улики — сфальсифицированными!

— Господин Бэнь Цифоу, мы предоставим вам доказательства, такие, после которых у вас не останется сомнений. Соединенные Штаты действовали в интересах всего мира!

— Россия являлась ключевым элементом безопасности на всем евроазиатском континенте, — настаивал китаец, невозмутимый и непроницаемый. На его морщинистом лице не дрогнул ни один мускул, а очки в тонкой стальной оправе пропускали ничего не выражающий, совершенно безмятежный взгляд, словно этот человек уже достиг заветной нирваны. — Теперь построенная с таким трудом система безопасности рухнула, а вы пока ничего не можете предложить взамен.

— Россия из основы безопасности стала крупнейшим в истории человечества источником нестабильности — страна с одной из самых мощных армий, с огромными запасами ядерного оружия, оказалась во власти авантюристов! Это была реальная угроза, устранить которую нам удалось ценой огромных потерь! И мы намерены окончательно навести там порядок!

— Что бы ни произошло раньше, нужно смотреть не назад, а вперед — в будущее, — встрял представитель Индии. — Никого не радует тот факт, что в центре континента, на стратегически выгодных позициях, развернут ваш воинский контингент, фактически — ударная группировка, способная двинуться в любом направлении. Ощущение приставленного к виску пистолета отнюдь не придает уверенности в стабильности своего положения сопредельным с Россией государствам.

Это было ни что иное, как страх. Энтони Флипс хотел злорадно усмехнуться, с трудом подавив в себе такое желание. Вся мощь армии США проявилась в этой стремительной кампании, когда с минимальными для столь ценного приза потерями была сокрушена армия второй по могуществу мировой державы, кто бы и что бы ни говорил про Россию. И теперь те, кто еще оставался независимыми, поняв, насколько сильна Америка, откровенно боялись, что вот сейчас колонны «Абрамсов», лязгая гусеницами, ворвутся в их владения, а в небесах станет черно от американских самолетов.

— Операция «Доблестный удар», в ходе которой в минимальные сроки было сломлено сопротивление российской армии, и взята под наш контроль территория России, завершена, — произнес госсекретарь США. — Сейчас мы проводим операцию под кодовым названием «Незыблемый мир», и цель ее — восстановление системы государственного управления в России. Пока к власти не придет выбранное русским народом правительство, наши войска останутся на территории этой страны, выступая гарантом безопасности в переходный период. Кроме того, американские солдаты обеспечивают и личную безопасность американских гражданских специалистов, занимающихся восстановлением энергетической инфраструктуры в России, пока сами русские не вполне могут гарантировать неприкосновенность наших граждан на своей территории.

Стоит напомнить, что сейчас в России дислоцированы части Восемнадцатого воздушно-десантного корпуса Армии США, контролирующие центральные регионы страны, а также соединения Морской пехоты — Третья экспедиционная дивизия, развернутая на Дальнем Востоке и в Южной Сибири, и Вторая экспедиционная дивизия, подразделения которой размещены в южных областях России, в том числе в республиках Северного Кавказа.

В рамках перехода к операции «Незыблемый мир» нами начат вывод с территории России «тяжелых» подразделений, в частности, страну уже покинул Второй бронекавалерийский полк, понесший серьезные потери в ходе боевых действий на южном, кавказском направлении. На очереди — Третья механизированная дивизия, вывод ее батальонов уже начался. На смену им придут механизированные бригады «Страйкер», оснащенные колесными бронемашинами, адаптированными для полицейских, противоповстанческих операций, и имеющие низкий наступательный потенциал. В итоге через несколько недель в России почти не останется тяжелой техники — танков и боевых машин пехоты, за исключением «Абрамсов» танковых батальонов морской пехоты. Вероятно, это позволит снизить градус напряженности в регионе.

— Но все же тяжелая техника останется на вооружении ваших морских пехотинцев!

Это обличающе воскликнул индус — можно подумать, американские танки уже стоят на индийской границе, нацеливая свои гладкоствольные «рейнметаллы» на вычурные храмы Дели.

— Морская пехота контролирует самые проблемные регионы России — Кавказ, — напомнил Флипс. — Еще недавно там шла настоящая партизанская война, которую русская армия, понеся огромные потери, так и не выиграла, сведя все к ничьей. И сейчас в горах хватает террористов, порой объединенных в крупные и хорошо вооруженные банды. Мы боремся с терроризмом по всему миру, и в России не дадим ублюдкам ни единого шанса, будем действовать предельно жестко, если придется. И потом, два танковых батальона, разделенные несколькими тысячам миль сибирских просторов, всего сотня танков М1 «Абрамс» — вряд ли это серьезный повод для беспокойства.

— И все же, — вновь подал голос китаец, — как долго американские оккупационные силы останутся в России?

— И речи не может быть ни о какой оккупации! — негодующе ответил Флипс. — Наши войска имеют статус стабилизационных сил и присутствуют в России фактически в роли наблюдателя. Ни один американский солдат не сделает и шагу, если на это не будет просьбы российского временного правительства, к которому сейчас перешла вся полнота власти в стране.

— Оккупационная группировка или стабилизационные силы — разница только в словах. Но на главный вопрос вы не ответили, господин Флипс. Как долго ваши войска останутся в России?

— До тех пор, пока не будет сформировано дееспособное правительство, а также полиция, способная эффективно бороться с любыми беспорядками внутри страны. После этого мы немедленно покинем Россию. Сейчас уже создаются первые подразделения русских сил безопасности — пока это несколько батальонов с легким вооружением. Желающих послужить своей собственной родине хватает, и, вероятно, скоро мы исполним задуманное.

Энтони Флипс сейчас был готов поверить своим словам, увериться в том, что американская армия пришла в Россию, чтобы помочь самим русским, поддержать порядок, спасти страну от краха и распада. И верно, как же не помочь тем, кто так старательно строил демократию по указкам из-за океана, кто был готов отдать все, уступать в каждом вопросе, лишь бы заслужить хотя бы скупой одобряющий кивок с Капитолия. В прочем, лгать, не веря в эту ложь — неблагодарное занятие, явная халтура, раскусить которую может каждый.

Представитель Бразилии, бронзовокожий красавец, явно свободное время между заседания Ассамблеи ООН проводящий на пляжах Капакабаны, причем не в шезлонге, скорее всего, а у волейбольной сетки, слушал спорщиков со всем вниманием. И когда китаец умолк, житель далекой южной страны произнес, обращая на себя всеобщее внимание:

— Господин Флипс, даже если сейчас не осуждать правомерность ваших действий в отношении России, по меньшей мере, несправедливым кажется то, что вы решили единолично подменить собой все мировое сообщество. Почему Соединенные Штаты в одиночку намерены проводить восстановление государственности в России? Почему вы взяли на себя обязанности по поддержанию там порядка? Поспешность ваших действий в самом начале понять можно — согласования, распределение обязанностей, отняло бы столько времени, что русские мятежники, если конечно, были эти мятежники, запросто могли совершить все, что взбредет им в головы, вплоть до ракетного удара по всему остальному миру. Но сейчас мы предлагаем взять часть той ноши, что вы взвалили на себя.

— Что вы имеете в виду? Боюсь, что не вполне вас понимаю, сеньор!

На самом деле Флипс очень хорошо все понимал. Бразилия — страна далекая, но становящаяся все более мощной с каждым годом. Статус региональной сверхдержавы бывшая португальская колония уже получила, доминируя на южноамериканском континенте, но останавливаться на достигнутом ее руководство и не думало. И нет причин удивляться, что у нее появились интересы в холодной России. А придти туда под знаменами миротворческого контингента, очередной миссии ООН — неплохое решение проблемы.

— Я предлагаю всем собравшимся принять решение по вопросу о вводе в Россию межнациональных сил по поддержанию мира, — дал вполне ожидаемый ответ бразилец. — У Америки одной не хватит сил быть повсюду, следя за порядком во всем неспокойном мире. Пусть вашим морпехам помогут «Голубые каски» из числа нейтральных государств, действующие под юрисдикцией Объединенных наций. Это может быть хоть Индия, хоть Китай, хоть Нигерия или моя страна. Ваши солдаты гибнут в России, защищая остальной мир, нас, всех, кто собрался здесь? Что ж, мы можем быть благодарными и предлагаем любую поддержку. Общими силами мы добьемся большего!

— Присоединяюсь к предложению господина Да Силвы, — подхватил Бэнь Цифоу. — Вашим действиям по восстановлению мира и стабильности на территории России следует придать международный характер. Китайская Народная Республика готова участвовать в этой миссии. У нас уже есть опыт участия в миротворческих операциях, и мы готовы применить его по отношению к России. Если будет принято такое решение, мы немедленно введем на территорию этой страны воинский контингент, чтобы помочь русскому народу, к которому мы всегда относились с теплом и уважением, вернуться к мирной жизни.

Энтони Флипса передернуло, едва он только представил, как российскую границу переходят полчища китайских «миротворцев». На самом деле оккупация началась, и уже давно. Недаром в России и так живет китайцев немногим меньше, кажется, чем в самом Китае. От Урала и дальше на восток китайскую речь теперь можно слышать почти так же часто, как русскую. А если Поднебесная легально распространит свое влияние на Россию, с полного одобрения ООН… Нет, лучше не представлять, что будет, если безграничные людские ресурсы Китая окажутся объединены с огромными русскими запасами природного сырья. И плохие условия, суровый климат, не помешают добыть из недр России все ее сокровища — неприхотливые китайцы подметут все до крошки, не обращая внимания на морозы и бездорожье.

Госсекретарю хотелось сплюнуть под ноги, а еще лучше — плюнуть по очереди в глаза каждому, кто так настойчиво предлагал свою помощь. Лицемеры! Судьба России их заботит, русский народ! Как же! Энтони Флипс, вынужденный лгать, хитрить, как и все здесь, точно знал, во имя чего его страна принесла такую жертву, и понимал, что всем остальным хочется тоже урвать кусок от богатств России. И у них, у остальных, было больше шансов на это — Китай от России отделял не бескрайний океан, а линия на карте, проходящая посреди тайги, а это уже значило много.

— Сеньор Да Силва, я благодарен вам за желание помочь, так же, как и господину Бэнь Цифоу, но вынужден ответить отказом, — помотал головой Флипс. — Сейчас, когда мы одни отвечаем за восстановление мира и порядка в России, все идет по единому плану, понятно, кто за что отвечает, с кого спросить за ошибки. Если ответственных будет множество, одно только разграничение зон ответственности и согласование полномочий займет уйму времени. А терять время — самое скверное, что может произойти!

— Господин Флипс, американские войска находятся в России незаконно, в нарушение всех норм международного права, — напомнил Камранчног. Желтокожий таиландец вслушивался в спор, кажется, даже закрыв глаза, словно задремал, но ничто не ускользало от его внимания. — Если Россия нуждается в помощи мирового сообщества, помощь эту ми и должны оказывать все вместе.

— Пока будет сформирован контингент «голубых касок», пока назначат командование, разработают план — пройдут месяцы! Господин Генеральный секретарь, я прошу от лица своего Президента предоставить Армии США мандат миротворцев, наделив американских солдат соответствующими полномочиями, позволив нам и дальше обеспечивать порядок в России.

Фернанду Да Силва вновь не выдержал, вскочив с места, порывисто взвившись:

— Вы хотите поставить весь мир перед свершившимся фактом, да еще заставить всех нас одобрить любые ваши действия, потому, якобы, что иначе мы потеряем драгоценное время! Это абсолютно недопустимо!

Возмущению бразильского представителя не было предела. Горячий человек с типичным южным темпераментом, он почти не пытался сдерживать себя, гневно выкрикивая обвинения в адрес американского госсекретаря. А Энтони Флипс, стоявший на трибуне, изо всех сил сохранял невозмутимость.

— Мы можем уйти из России хоть сейчас, — пожал плечами американец. — Двое-трое суток — и на территории Российской Федерации не останется ни одного американского военнослужащего. И тогда мгновенно будут разворованы русские армейские склады, с юга, из Азии, через Россию, сквозь никем не охраняемую больше границу, в Европу хлынет поток наркотиков, а из самой России по всему миру — все, что угодно, вплоть до ядерных боеголовок. Вы хотите увидеть все это уже завтра, сеньор Да Силва? Или вы просто полагаете, что вашу страну это не затронет?

— Вынужден согласиться с господином Флипсом, — неожиданно поддержал госсекретаря Камранчонг. — Насколько бы нелегитимными не были действия США при вторжении в Россию, американская армия сейчас вполне контролирует ситуацию. Заменять их кем-то — значит способствовать беспорядку и неразберихе, а в стране, являющейся ядерной державой, это может привести к самым неприятным последствиям. Я лично склоняюсь к тому, чтобы позволить американцам и дальше делать свое дело — но под жестким контролем международных наблюдателей. Ирак и Афганистан показали нам, на что способны военные, если никто не присматривает за ними.

Энтони Флипс сдержал довольную усмешку — все разговоры свелись к тому, что ему, его стране, позволят делать все то, что они уже делают, не спрашивая ничьего разрешения. А иного не могло и быть.

— Относительно России должна быть принята отдельная резолюция, и сделать это нужно немедленно, — сообщил Нарамсингх Камранчонг. — Необходимо определить статус американских солдат в России, выделить наблюдателей от международного сообщества, определив так же и их полномочия.

Больше повода для беспокойства не оставалось. Энтони Флипс понимал, что обсуждения займут еще не один час, но терпения ему было не занимать. Главное — цель достигнута. Как бы ни была сильна его страна, Вашингтон вынужден будет подчиниться давлению всего остального мира, но сейчас этот мир снова станет играть по правилам, придуманным на Капитолии. И это было отлично.

Представитель Китайской народной республики при Генеральной Ассамблее ООН едва дождался окончания дебатов. Покинув сверкающий сталью и стеклом небоскреб, едва оказавшись в длинном черном лимузине, Бэнь Цифоу по защищенному спутниковому каналу связался с Пекином. Там его звонка уже ждали, терпеливо выслушав краткий, четкий доклад.

— Американцы не прислушались всерьез к нашим требованиям, хотя мы и заставили их задуматься, — произнес человек в простом сером костюме, стоявший во главе длинного стола, обращаясь к тем, кто несколько минут молча слушал его разговор с посланником, находившимся в далеком Нью-Йорке. — Они уверены, что мы не посмеем перейти от слов к делу.

Председатель КНР был спокоен и уверен в себе, несмотря на то, что, казалось бы, попытка его страны надавить на американцев, вплотную подобравшихся к границам с Китаем, провалилась. Лю Доуфэнь не стал бы тем, кем стал, не умея предугадывать будущее, просчитывать последствия своих поступков на несколько шагов вперед, и потому считал совершенно иначе. И те, кто собрался на специальное совещание Политбюро КПК, полагали так же. Просто нужно было запастись терпением, как терпит крестьянин, по весне бросающий семена в землю, чтобы через несколько месяцев пожинать богатый урожай.

— Ожидаемый результат, — пожал плечами министр обороны. — Америка сильна, она давно никого не воспринимает всерьез, действуя лишь сообразно своим интересам. Угрозами их уверенности не лишишь!

— Но ведь мы и не намерены применять силу в отношении американцев? А слов они давно уже не боятся!

Председатель взглянул на подавшего реплику главу Министерства иностранных дел:

— Мы не хотим и не будем воевать. Пускай американцы истощают себя войнами и конфликтами по всему земному шару! А мы будем копить силы! Остается возможность экономических санкций, которую будем рассматривать, как крайние меры. Если мы откажемся поставлять в США свои товары, тем более, если не будем покупать то, что дают нам американцы, это будет мощный удар по Америке. Но и мы тоже пострадаем. Тем более, существующее положение дел, резолюция, принятая ООН, нам пока на руку.

На председателе Лю скрестились недоумевающие взгляды и тот, словно оказывая снисхождение, пояснил:

— Американцы захотели оставить Россию под своим контролем, и им разрешили сделать это. Но теперь за самими американцами станут следить международные наблюдатели, не каждого из которых можно заставить быть слепым и глухим. Кроме того, американцам теперь придется по-настоящему наводить порядок в России — таковы требования ООН, и Вашингтон хотя бы вынужден будет сделать вид, что выполняет их. США очень хотели оставить Россию под своим влиянием, и потому согласились на многое их того, что выйдет и боком в будущем. Американцев ограничили в масштабах применения силы, но мы вынудим их действовать вопреки ограничениям! Мы заставим их проливать все больше и больше крови, и тогда не один только Китай, но весь мир потребует, чтобы они убрались вон из России! Те, кто еще сомневается в коварстве и цинизме Соединенных Штатов, поймет, что американцы ради своей выгоды готовы на любые бесчеловечные поступки, на любые зверства! И они подчинятся. Или вынуждены будут начать войну со всеми сразу, а этого не выдержит ни одна, даже самая великая держава!

Председатель направил свой взгляд на единственного человека из присутствовавших, кто явился на заседание в военном мундире.

— Генерал, как идет работа по организации партизанского движения в России?

Чжоу Байши, ожидавший этого вопроса, ответил немедленно, не задумываясь ни на секунду:

— Я успел побывать в России и встретился с несколькими людьми, которые уже сейчас организуют подполье, превращают разрозненные отряды русских повстанцев в единое целое. Полагаю, через несколько месяцев в нашем распоряжении будет армия из тысяч русских, бывших солдат и офицеров Российской Армии, готовых сражаться с американцами до последней капли крови. Это не крестьяне, взявшие в руки винтовки, у всех есть боевой опыт, не меньший, чем у самих американцев. Получая от нас необходимо оружие и снаряжение, пользуясь данными нашей разведки, эта армия начнет наступления, будет атаковать позиции американцев, заставляя их отвечать огнем на огонь. А наша агентура в России постарается, чтобы все это увидели наблюдатели из ООН!

— Генерал, — вновь обратился Доуфэнь к начальнику Третьего департамента Генерального штаба НОАК. — Генерал, русским будут помогать наши советники и специалисты?

— Это так. В России уже находится несколько десятков специалистов электронной разведки. Они помогут русским перехватывать переговоры американцев, следить за действиями противника. Более того, я сам хочу снова отправиться в Россию, для новых встреч и переговоров с теми, кто может стать лидером русского сопротивления — с нашей, разумеется, помощью. Я хочу наблюдать за происходящим на поле боя с переднего края!

— Это похвальное стремление, — кивнул Лю Доуфэнь. — Мы все вам доверяем и готовы удовлетворить такое желание.

По русским лесам, рабочим окраинам мегаполисов, разносилось тиканье часового механизма той бомбы, которую, сами того не желая, подложили себе американцы. Но даже если бы они и знали об этом, отступать было уже поздно. Слишком многим не нравилось то, что случилось после падения России, слишком многие не хотели присутствия американцев на русской земле, защищая ее сейчас с большим рвением, чем свои дома, которым пока ничего не грозило.

Над немецкой столицей второй день шел дождь, настоящий осенний дождь, сопровождавшийся, к тому же, порывами холодного ветра. Спешившие по своим делам берлинцы прятались под зонты, зябко кутаясь в плащи и куртки, и только молодежь гонялась по тротуарам и парковым дорожкам на велосипедах, не обращая внимания на непогоду и раздраженные вопли прохожих, только что обрызганных потоками грязи.

Над Берлином сошлись в беспощадной схватке два атмосферных фронта — теплый средиземноморский, две недели даривший немцам тепло «бабьего лета», и пришедший с севера, с Атлантического океана, холодный, принесший с собой, наконец, осень. В прочем, непогода не помешала пилотам огромного VC-137С «Стратолайнер» мастерски посадить крылатую машину на берлинском аэродроме Темпельхоф. Лайнер, преодолевший всю Атлантику, доставил в столицу Германии единственного пассажира, но настолько важного, что ради него отправили бы в дальний рейс даже президентский «борт номер один».

Четыре реактивные турбины еще работали на холостом ходу, заставляя чуть подрагивать, словно от нервного напряжения, стасорокатонную махину, а Натан Бейл, спустившись по трапу, уже шагал по бетонным плитам, стараясь не ступить в лужу — воды на посадочной полосе собралось уже достаточно. Рядом с советником Президента по национальной безопасности шагал плечистый парень из Секретной Службы, держа над сопровождаемой персоной огромный зонт, по которому часто барабанил крупные капли, все сыпавшиеся и сыпавшиеся из поднебесья.

Бейла ждали — на летном поле выстроилась вереница «Мерседесов» цвета «мокрый асфальт». Стоявший возле одного из них человек в строгом костюме, старавшийся принимать такие позы, чтобы пиджак с левой стороны оттопыривался не слишком заметно, выдавая подплечную кобуру, распахнул дверцу перед гостем:

— Прошу вас!

Кортеж промчался по залитым холодным осенним дождем улицам Берлина, доставив Натана Бейла в офис «Рургаза», крупнейшего германского энергетического концерна — и одного из крупнейших в этой отрасли во всей Европе, если не считать, возможно, «Бритиш Петролеум». Здесь, в цивилизованной стране, гостей и обывателей старались не пугать обилием вооруженной охраны, и потому Бейла встретили только трое в униформе, два — с девятимиллиметровыми «Вальтерами» Р-99 в поясных кобурах, еще один — с компактным «Хеклер-Кох» МР-5К на плече. Зато всюду хватало видеокамер, обеспечивавших круговой обзор на подступах к офису и полный контроль всех его помещений. В прочем, там, где они могли стать помехой, например, в зале заседаний, камеры, разумеется, были заранее отключены.

Большую часть просторного помещения, куда провели Натана Бейла, занимал огромный, точно футбольное поле, стол, овальная конструкция из стекла и металла. Сейчас за этим столом находилось всего полдюжины человек, отлично знакомых американскому гостю — и лично, и по выпускам новостей на крупнейших телеканалах.

Еще на стене висела огромная плазменная панель, намного более удобная, чем полотно обычного экрана. Разумеется, был и ноутбук, подключенный к «плазме». Натан Бейл без особого интереса подумал, какое же кино хотят показать ему сегодня гостеприимные хозяева.

— Господин Бейл, — Ханс Винер, худощавый, высокий, с благородной сединой на висках, на правах хозяина первым поприветствовал гостя, пожав пухлую ладонь бывшего «рыцаря плаща и кинжала», ныне, как и в годы своей шпионской молодости, осуществлявшего неофициальную миссию, о которой обывателям не полагалось даже догладываться. — Мы заждались вас!

— Я прибыл точно в срок!

— Да, разумеется, — кивнул Винер, провожая Бейла к пока еще пустующему креслу. — Но вам должно быть понятно наше нетерпение. Надеюсь, ваш полет прошел удачно? Если вы устали с дороги, встречу можно и отложить!

— У меня не так много времени, чтобы напрасно его тратить, — отмахнулся Бейл. — Давайте скорее решим все вопросы, господа!

Между тем в зал совещаний принесли кофе, и начало встречи отодвинулось на несколько минут, пока гости и хозяева смаковали великолепный напиток. В прочем, надолго отвлечь их крохотные, каждая — на пару глотков, чашечки, все же не могли.

— Господин Бейл, мы пригласили вас сюда, чтобы окончательно прояснить ситуацию, сложившуюся в России, произнес Винер, посчитав, что пауза затянулась непозволительно долго. — Ваша страна является нашим союзником и партнером, но сейчас, благодаря вашим действиям, под угрозой оказалась энергетическая безопасность всей Европы. Поставки российского газа, срыв которых стал поводом для вашего вторжения в Россию, до сих пор так и не возобновились в полном объеме. Скоро зима, расход топлива возрастет, а у нас не хватает резервов. Кроме того, мы недополучаем и российскую нефть, без которой вполне возможен дефицит бензина, да и химическая промышленность останется без необходимого сырья. И поскольку сейчас территорию России контролирует ваша армия, вооруженные силы США, мы хотим от вас услышать объяснения.

Ситуация на самом деле была довольно напряженной, это Натан Бейл знал из ежедневных сводок, поступавших к нему от всех разведывательных агентств Соединенных Штатов. Транзитные газопроводы, соединявшие Европу с российскими месторождениями природного газа, работали едва в половину от исходной мощности, да еще с частыми остановками. Давление в трубах держалось на опасно низкой отметке, а градус напряженности в европейских правительствах неуклонно возрастал.

— С самых первых дней, как только закончилась активная фаза военной операции, проводимой моей страной в России, мы начали работы по восстановлению энергетического комплекса, — сообщил Бейл. — Помимо русских специалистов к этим работам привлечена корпорация «Юнайтед Петролеум», имеющая огромный опыт в этой сфере. Сейчас система транзитных трубопроводов восстановлена на восемьдесят процентов. Вас не о чем беспокоиться, господа!

— Поставки газа идут с перебоями, настолько регулярными, что это напоминает какой-то график, — воскликнул Энрико Тацолли, тоже известная персона, представитель итальянского концерна «Эни». — Если ваши специалисты так плохо работают, может быть, мы сами справимся. Если вам нужна помощь, людьми или техникой, мы готовы! И помощь эта будет почти бесплатной для вас, господин Бейл.

— Вы не исполняете свои обязательства, подвергая нас неоправданному риску, — согласился Ханс Виннер. — Сейчас мы расходуем старые запасы топлива, но запасы эти не безграничны! Если вы не в состоянии выполнить все работы быстро, мы сами сделаем это! Мое руководство готово послать в Россию специалистов, обеспечив их всем необходимым!

— Возможно, вы оттого не справляетесь с работой, что ваши силы сейчас уходят больше на строительство нового нефтепровода из Восточной Сибири в русский северный порт Мурманск? — поинтересовался Тацолли. — Речь идет о так называемом проекте «Полярный экспресс», на который, кажется, брошены все ваши силы. Насколько мне известно, там работы идут полным ходом, без перерывов!

— Выполнение своих обязательств мы обеспечиваем собственной кровью, — неожиданно ответил Бейл, вызвав растерянность своих оппонентов. — Работы не прекращаются ни на минуту, но столь же упорными оказались русские террористы, так называемые «партизаны», непрерывно атакующие трубопроводы. На их счету уже жизни нескольких наших специалистов и русских рабочих — эти фанатики убивают своих и чужих без разбора. Такая ситуация складывается и на западной границе России, и на севере. Мы столкнулись с настоящим валом диверсий и террористических актов. В России идет партизанская война, господа!

— А что делает американская армия на территории России? — взвился Тацолли. — Для чего там находятся сто тысяч ваших солдат?! Вы разгромили в пух и прах армию России, а теперь не можете разделаться с горсткой партизан, бегающих по лесам?

— Армия делает все возможное, жестко реагируя на любые вылазки повстанцев, — отрезал Натан Бейл. — Скоро с террористами в России будет покончено!

— Если вы не сделаете этого немедленно, мы сделаем все сами!

Европейцев лихорадило от мысли, что в преддверие зимы они останутся без света и тепла. Конечно, российский газ — не единственный источник энергии, но того, что останется, если «труба» не будет работать на полную мощность, хватит только при условии жесткой экономии. А экономить в сытой Европе давно уже отвыкли — в прочем, как и в благословенной Богом Америке. Возможно, даже если в России все будет плохо, пережить холодную зиму и удастся, но вот сохранить власть, полученную на демократических выборах — уж наверняка нет. А расставаться с властью те, кто хоть на миг оказался наделен ею, не готовы никогда.

— Господин Бейл, нам, тем, кто здесь собрался, плевать, как ваша армия разделается с террористами, какими методами вы обеспечите неприкосновенность газопроводов, — с расстановкой произнес Ханс Виннер. — Мы — не политики, мы — бизнесмены, хотя и связанные с политикой. Сделайте все, что можно, и то, что нельзя, но необходимо делать — и тогда мы признаем любые ваши права в отношении бывшей России. Нам нужен газ, своя доля нефти по приемлемым ценам — все прочее забирайте себе без остатка!

Они действительно были бизнесменами, и, в отличие от политиков, не лукавили сейчас. Никакого лицемерия — только голая выгода. Это Натан Бейл понимал. Но понимал он также и то, что с требованиями европейцев придется — пока! — считаться.

— Вы — бизнесмены, а ситуация в России — это чистая политика, — напомнил советник американского президента. — Вашим правительствам не нравится, что в России есть наши войска. И тем более никому не понравится, что будут делать там наши солдаты, чтобы покончить с террористами.

— Мы имеем достаточное влияние на Европарламент, чтобы там приняли вашу точку зрения. Если вы будете исполнять свои обязательства — правительства ключевых европейских держав дадут вам «карт-бланш», гарантирую! Но гарантирую и то, что если вы станете играть с нами, то мы убедим свои правительства заменить американский контингент в России международным — под эгидой хоть НАТО, хоть Евросоюза! И отказать своим партнерам по Североатлантическому альянсу вы не сможете, если хотите сохранить лицо, а, кроме того — нормальные отношения с половиной цивилизованного мира!

Здесь, на этой встрече, о которой знали немногие, не шутили. Говорили прямо, то, что думали, без ненужной словесной шелухи. Тут не было места лжи — почти не было — и Натан Бейл принимал все сказанное всерьез. Сбрасывать со счетов тех же немцев не стоит, да и остальные, напуганные картинами замерзающих мегаполисов, когда в Европу придет настоящая зима, способны на многое. Но позволить кому-то угрожать своей стране, угрожать Америке…

— Вашу верность союзническому долгу мы уже видели, когда Бундесвер едва не взял штурмом Рамштайн, — напомнил Бейл. — А ваши Люфтваффе чуть не устроили сражение в вашем же небе с беззащитными транспортниками и «летающими танкерами» ВВС США. Мы помним об этом!

— Вы тогда поставили под угрозу нашу безопасность, оперируя с баз на территории наших стран — участь Таллинна, разрушенного русскими ракетами тому отличный пример, — гневно ответил Виннер, словно бы американец обидел того лично. — И теперь вы снова превращаете нас в жертвы своей политики. Взяв под контроль Россию, вы хотите взять в заложники всю Европу! В Персидском Заливе вы уже занимаете прочные позиции, теперь хотите подмять под себя русскую нефть и газ, ухватив нас за горло, чтобы в любой миг пережать гортань! Этого мы не допустим! Мы будем защищать свою безопасность любыми доступными способами!

Они не шутили, те, кто не пригласил — потребовал Бейла, бросив все дела, прилететь в Берлин. Эти люди были испуганы, но за ними была сила, с которой нельзя не считаться, а в страхе они могли эту силу применить.

— Право, не надо так горячиться, — американец примиряющее поднял ладони. — Никто не собирается вас шантажировать. Нам нужны партнерские отношения, поверьте! Вы получите свой газ из России, только не нужно давить на нас! Мы справимся с проблемой без вашей помощи и, тем более, без ваших угроз, господа, — уверенно произнес Натан Бейл — он мог быть уверенным, мог вселять уверенность в других, если нужно. — Европа получит свой газ. Но и вы исполните свое обещание — нам нужна свобода действий в России. Никакого контроля, никакого вмешательства, никаких международных наблюдателей и никакой прессы там, где мы не хотим ее видеть! Тогда контроль над ситуацией будет полным! Мы заставим русских подчиниться, а тех, кто проявит упорство — уничтожим!

— Нас это устраивает!

Через два часа «Стратолайнер», заслуженный труженик дипломатического фронта, дозаправившись в Берлине, снова поднялся в воздух, ложась на обратный курс. Натан Бейл, прогнав стюардесс и своих помощников, уединился в тесной, но комфортной каюте. Воспользовавшись случаем, советник Президента решил вздремнуть — перелет предстоял долгий, а по возвращении в Штаты следовало отчитаться о результатах встречи. Джозеф Мердок не был готов терпеть, когда дело было столь важным. В прочем, о встрече со своим боссом Бейл особо не волновался — он возвращался с хорошими вестями. В прочем, сам лидер американской нации считал несколько иначе.

Президент Соединенных Штатов Америки снова не спал, хотя на Вашингтон уже опустилась ночь. Точно так же он не спал несколько месяцев назад, когда по ту сторону атлантического океана, на одной шестой части суши, шли яростные бои, когда в русском небе рвали друг друга эскадрильи «Сухих» и «Иглов», а стальные колоны «Абрамсов» рвались к Москве. Сейчас не звучали нигде выстрелы, не рвались бомбы, но Джозефу Мердоку вдруг снова стало на до сна.

Глава самой могущественной державы мира метался по Овальному кабинету, как разъяренный тигр по тесной клетке. Только что его покинули госсекретарь, вернувшийся из Нью-Йорка, и советник по безопасности, доложившиеся о результатах переговоров. С чувством выполненного долга оба отправились по домам, чтобы предаться сну на несколько часов, а президенту вдруг стало не до отдыха.

— Ублюдки, — гневно воскликнул Мердок, стоя посреди просторного помещения и нервно сжимая кулаки. — Как крысы, так и норовят что-нибудь стащить с чужого стола! Они еще смеют нам угрожать!

Президент подскочил к огромному, в человеческий рост, окну, из которого днем открывался отличный вид на ухоженную лужайку, примыкавшую к президентской резиденции, а сейчас там, за бронированным стеклом, разливалась ночная тьма. Остановился, глухо зарычал, вновь развернулся, сделал два шага и тяжело выдохнул.

— Мы поставили на карту все, решившись на эту акцию, мы потеряли тысячи отличных парней, не говоря уже об уйме дорогого оружия, кораблях и самолетах, уничтоженных чертовыми русскими! А теперь какие-то ничтожества просят нас подвинуться, уступить им что-то!

Алекс Сайерс, наблюдавший за тем, как страдает преисполненный гнева президент, начал испытывать серьезное беспокойство. Глава Администрации Белого Дома начал подумывать о том, что стоит вызвать доктора, иначе еще немного — и главу государства хватит приступ. Все же в таком почтенном возрасте уже нужно быть более хладнокровным, держа в узде свои эмоции. В прочем, причины так сильно нервничать у Джозефа Мердока были вполне весомые.

— Мы уничтожили Россию, разгромили ее армию в честной схватке, — немного успокоившись, произнес президент, опершись об угол большого стола. — Все было справедливо — или мы, или они. Мы победили в этой войне. А теперь все хотят воспользоваться плодами нашей победы. Китайцы и бразильцы мутят воду в ООН, предлагая заменить наши войска международным миротворческим контингентом, в основе которого, не сомневаюсь, будут именно китайские части. А европейцы предлагают ввести в Россию объединенные силы НАТО, в которых американские подразделения явно не будут самыми многочисленными.

— И те и другие боятся, — заметил Сайерс, довольный тем, что его босс все же справился с собой. — И Китай, и вся Европа, кроме, разве что, Британии, зависят, кто от русской нефти, кто от русского газа. Те же китайцы, они импортируют нефть из Персидского залива, это дорого и ненадежно — война там может вспыхнуть в любой миг, а если и не война, то происки террористов. В Пекине хотят подстраховаться, ведь Россия-то совсем рядом. О европейцах же лишний раз не стоит и говорить.

— Верно! Ублюдки, сперва, перетрусив, выгнали нас с военных баз, за которые Америка исправноплатит арендную плату, а затем еще рассчитывают на свой кусок наших русских трофеев. Причем, ничтожества, они не просят — они требуют!

Джозеф Мердок не мог взять себя в руки уже часа полтора, с той самой минуты, как Белый Дом покинули Флипс и Бейл, вернувшиеся из поездок. То, что услышал глава государства, привело его в крайнее возмущение… позволив Алексу Сайерсу сполна насладиться хозяйским гневом. Самое занятное, что тому, хозяину, сейчас не на ком было выместить свою злость.

— Европейцы за наглостью и напором пытаются скрыть свой страх и свою слабость, — пожал плечами глава Администрации. — На самом деле они ничего не смогут нам противопоставить, тем более, сейчас. Они нас выгнали со своей территории, лишили военных баз — что ж, теперь мы можем размещать свои базы в России, и там нам слова никто не скажет против. Немцы и прочие наказали сами себя, ну а то, что они доставили нам такие неприятности в самый ответственный момент военной операции, мы ведь тоже запомним и напомним им об этом при случае, господин президент.

По статусу Джозефу Мердоку не положено было пользоваться услугами психоаналитика — тем, без чего половина американцев не представлял своей жизни. И то, что рядом оказался Сайерс, понимающий, способный выслушать, поддержать советом, подбодрить, было просто замечательно. А глава Администрации и не мог находиться далеко в такой ответственный момент — «Иерихон» еще был далек от своего завершения, а Президент США являлся ключевой фигурой в этой сложной игре.

— В конечном итоге, в ООН согласились наделить наши войска в России статусом миротворцев… — начал Сайерс, но был тотчас оборван президентом:

— А заодно туда отправят чертову уйму всяких наблюдателей, которые не позволят нашим военным делать свое дело!

— Наблюдателям известны правила игры, они не будут совать нос всюду! Эти нам помехой не станут, господин президент!

— В любом случае, решение ООН носит временный характер. Если нас снова попросят убраться из России — нам придется или сражаться со всем миром, или уступить то, что мы получили столь высокой ценой. Они уже нам диктуют слишком многое — вплоть до сроков вывода войск.

Одним из условий, которое сообщил своему президенту Энтони Флипс, был ускоренный отвод с территории России «тяжелых» соединений, в которых сопредельные страны — и, почему-то, Бразилия — вдруг увидели угрозу своей безопасности. Третья механизированная должна была покинуть Россию в течение двух суток, тогда оставшийся американский контингент сможет остаться там еще на вполне долгий срок.

— Чертовы лилипуты, — возмущенно воскликнул Мердок, вспоминая короткий отчет Флипса, без лишних проволочек доложившего о результатах встречи в ООН, и поспешно покинувшего Белый Дом. — Нам указывают, где быть и что делать! Чертят для нас какие-то границы, изгаляются, сочиняя идиотские правила! Кто?! Какие-то ублюдки, которые сами даже не смели подумать о том, что мы — сделали!

Обсуждение в ООН не прошло даром. Вывод тяжелой техники из России не был единственным условием, вошедшим в спешно принятую резолюцию. Американским войскам запрещалось действовать вне установленных зон ответственности — районов, где хотя бы теоретически могли находиться граждане США, которых и защищала американская армия в России. На всей остальной территории страны порядок должны были наводить вновь созданные русские полицейские формирования, американцы же могли присутствовать, как инструкторы. В прочем, к удовольствию Сайерса, тщательно скрываемому, строящийся на севере России нефтепровод был сочтен достаточно важным объектом, чтобы его охраняли американские солдаты.

— Мы остались при своем, господин президент, как бы там ни было, — вновь попытался успокоить своего босса Сайерс. — Отбились от всех, защитили то, что по праву должно теперь принадлежать только нам! Американская армия остается в России — это главное. Пусть нам придется сменить «Абрамсы» на «Страйкеры» — воевать там уже не с кем, террористов, что ушли в леса, перебьем с воздуха, не рискуя напрасно жизнями своих солдат. Мы взяли этот трофей, и никому теперь не уступим. Пройдет совсем немного времени — и русская нефть потечет по новому трубопроводу из Сибири на побережье Баренцева моря, а оттуда — в трюмы танкеров, которые ее доставят в Штаты. Этот проект окупит все наши расходы, оправдает любые потери, и очень скоро! А европейцам заткнем глотки на время газовой трубой!

— Ведь все это мы начали не ради нефти, — вздохнул президент Мердок, опустив голову, ссутулив плечи. Таким его никогда не видели обыватели, миллионы американцев — усталый, старый, измученный, раздавленный неподъемным грузом ответственности человек. — Мы защищали себя от возможной угрозы, да — но и самих русских! А теперь, получается, мы пришли туда, чтобы ограбить Россию? И после этого как можно удивляться, что русские не смирились с поражением, что в лесах появились эти «партизаны»?

Алекс Сайерс мог бы многое сказать в ответ. Он мог бы рассказать о плане «Иерихон», настолько секретном, что его никто и никогда не решался доверять бумаге. Замысел, целью которого было сделать Америку владычицей всего мира, а ее настоящих, всегда остающихся в тени лидеров — его безраздельными правителями, существовал лишь в умах избранных. И вот сейчас, он начал воплощаться в жизнь, принося свои первые плоды, и до завершения его оставалось сделать совсем немного. Но даже Президент Соединенных Штатов не имел права знать об этом, и потому ответ главы Администрации был совсем иным — тем, которого его собеседник ждал, который он хотел услышать, успокаивающим, ободряющим… и до предела лживым:

— Господин президент, мы действовали из лучших побуждений! Это так! Вы, как глава нации, думали о благе для Америки, и должны помнить об этом сейчас! Вводя войска в Россию, мы защищали себя, и в этом нет ничего постыдного. И сейчас просто грешно будет не воспользоваться теми возможностями, что нам предоставлены! Впервые в истории мы захватили такие позиции, с которых можем осуществлять контроль всей Евразии! Мы не должны уступать никому, не вправе просто бросить то, что досталось нам ценой крови тысяч американцев! И нефть… если она оказалась в наших руках, этим тоже следует воспользоваться! Мы никому ничего не должны дарить! Тем более сейчас, когда в Персидском заливе обстановка остается весьма напряженной! Все эти шейхи, играющие на два фронта, заискивающие перед нами, и тратящие свои нефтедоллары на всяких бен-ладенов, должны понять, что нам на них начхать, что мы обойдемся и без них, если придется! Тогда сами они станут сговорчивее, и, вероятно, удастся избежать еще одной войны!

Джозеф Мердок согласно кивал. Его помощник был прав во всем, как были правы Бейл, Бейкерс, другие, те, кто стоял за вторжение в Россию. Америка понесла немалые потери, но, возможно, избежала потерь просто чудовищных, если бы пребывала в бездействии, пустив все на самотек. Народ поймет — если цены на бензин упадут хотя бы на пару центов, народ поймет и простит многое.

— Еще эти чертовы японцы, — вновь вздохнул президент, и Алекс Сайерс только понимающе кивнул — тут ему сказать пока было нечего.

Джозеф Мердок, отвернувшись к окну, сквозь которое была видна только ночная мгла, рассеиваемая мерцанием далеких огней большого города, нахмурился, вспоминая свою короткую беседу с главой Госдепартамента, состоявшуюся несколькими часами ранее.

Три часа нудных обсуждений, споров, бессмысленной болтовни замучают кого угодно. Проект резолюции Совета Безопасности ООН — всего лишь проект, но и это уже немало — был утвержден не сразу. Согласование всего нескольких пунктов, постоянные атаки оппонентов — особенно старалась, разумеется, китайская делегация — выжали Энтони Флипса досуха. Все, о чем мечтал госсекретарь, покинув зал заседаний, это просто побыть в тишине, хотя бы пару часов, не видеть никого рядом с собой. Пропитавшаяся потом дрога рубашка липла к телу, в голове эхом звучали обрывки разговоров, оставшихся там, за широкими дверями.

— Господин Флипс, — прозвучавший за спиной голос с явным азиатским акцентом заставил госсекретаря вздрогнуть, раздраженно скривившись. — Господин Флипс, прошу простить меня. Мне хотелось бы побеседовать с вами. Наедине.

Японский представитель, вежливый, бесстрастный, в идеально отглаженном костюме, подобранном в тон галстуке, готовый каждую секунду согнуться в очередном поклоне, смотрел на американца, как удав рассматривает жирного кролика.

— Господин Хиронака? — Энтони Флипс вопросительно уставился на японца.

— Я не отниму у вас много времени, господин Флипс! Встреча сугубо конфиденциальная! Сразу хочу вас уверить — официальный Токио целиком и полностью на вашей стороне!

Флипс хмыкнул — начало разговора его заинтриговало, что скрывать. Сейчас, когда все только и мечтают, как бы покрепче вцепиться в глотку его стране, только что одержавшей самую важную победу в истории, узнать, что кто-то — на твой стороне, это дорогого стоит. Но поверить, что этот «кто-то» действует абсолютно бескорыстно — вот это был бы уже верх идиотизма, и потому Флипс сразу напрягся, ожидая любого сюрприза.

Они смогли уединиться, не привлекая к себе лишнего внимания. То, что японец отлично владел английским, здорово облегчало процесс общения, и не нужны становились лишние уши в лице переводчика.

— Прошу вас, господин Хиронака, — поторопил собесденика Флипс. — У меня мало времени, президент Мердок ждет моего доклада в Белом Доме.

— Господин Флипс, еще раз хочу повторить, что мое правительство поддерживает ваши действия по отношению к России. Ваше вмешательство обеспечило безопасность и Японии. И мы готовы предложить свое содействие в восстановлении порядка в России, любую помощь, которая может вам потребоваться.

— О какой помощи идет речь?

— Мы готовы выделить свой воинский контингент для поддержки вашей миротворческой операции. Подразделения Сил Самообороны могут быть размещены в Сибири и Приморье, на Сахалине, Курильских островах. Также мы можем выделить боевые корабли для охраны морских границ России на востоке, предоставить свои самолеты АВАКС для контроля воздушного пространства, господин Флипс.

— Пока мы осуществляем эту миссию в России, опираясь на собственные силы, — пожал плечами Энтони Флипс. — И справляемся с задачей вполне успешно. Любая помощь в любом деле всегда кстати, но проблемы организации взаимодействия могут оказаться очень трудноразрешимыми, и сейчас нам легче действовать, опираясь лишь на свои силы. Я не уверен, что мой президент заинтересуется вашим предложением, скажу честно.

На лице Такецу Хиронаки, только что услышавшего явный отказ, не дрогнул ни один мускул. Как ни в чем не бывало, он продолжил:

— Япония имеет территориальные претензии к России, и мы рассчитываем, что вы сейчас поможете в решении этого вопроса. Курилы и Сахалин должны вернуться под юрисдикцию Японской империи, это ее неотъемлемая часть. Вы можете оказать влияние на русское правительство, а мы за это готовы предложить любую помощь — абсолютно безвозмездно, господин Флипс.

— Русское правительство не подчиняется нашим приказам. Оно вполне независимо и само распоряжается своими территориями. Мне кажется, вы обратились сейчас не по адресу, господин Хиронака.

Японец мастерски владел своими эмоциями. Вновь на его лице не дрогнул ни один мускул, ни тени настоящих мыслей не смог увидеть в раскосых глазах госсекретарь США. Хиронака вежливо поклонился, многословно извинившись за отнятое у уважаемого собеседника время, и с тем исчез. А Энтони Флипс всю дорогу до Вашингтона размышлял об этой недолгой беседе.

— Русские ресурсы нужны всем, и японцам — в первую очередь, — сделал несложный вывод Джозеф Мердок, выслушав краткий пересказ этого разговора от главы Госдепа. — Япония не имеет своей нефти, совсем. Эта страна, одна из самых развитых в техническом смысле, на сто процентов зависит от импорта «черного золота», в основном — из Персидского залива, а также из Индонезии. Токио такое положение, конечно, не устраивает, а тут, под боком — Россия, с ее немалыми запасами. На Сахалине нефти хватает, удобно, близко, только руку протяни. Вот они и тянут, стараясь ухватить кусок побольше и утащить его подальше! Чертовы самураи!

— Упорство японцев известно, как и положение с ресурсами, — кивнул Алекс Сайерс. — Но они едва ли перейдут от слов к делу. В Токио понимают, что дело придется иметь не с Россией, а с нами. Возможны, в прочем, любые варианты, самый вероятный — буча в ООН насчет исконных японских территорий. Но с этим мы справимся, господин президент! Богатства русских недр — законная награда, за которую мы заплатили жизнями лучших людей страны, и их мы не вправе уступать никому, хотя бы из благодарности перед памятью тех, кто погиб, завоевывая их!

Джозеф Мердок кивнул, соглашаясь. Америка сильна, кому, как не ему, знать это. Американцы способны превзойти весь мир, если нужно, во всем — в хитрости, упорстве, отваге. И мир это знает, потому и прошли встречи «в верхах» с весьма неплохим результатом. Да, приходится идти на компромисс, но только для того, чтобы потешить самолюбие пигмеев, да и не стоит нарываться на неприятности всякий раз, когда их можно избежать.

Президент США успокоился, убежденный своим помощником в неизбежном успехе. Все, в том числе и странная суета японцев, было… нет, не забыто, конечно же. Просто отошло на второй план. В России забот хватало, а о прочем можно подумать в другой раз. Грандиозный проект, настоящая «стройка века», начатый с согласия и при негласной поддержке самого Мердока, был близок к завершению, и когда все будет закончено, его страна, Америка, перестанет зависеть от волю губастых негров, хитрых шейхов или полумафиозного правительства латиноамериканских республик, ныне снабжающих нефтью Штаты. Пигмеи утратят последний рычаг давления, и тогда мир падет перед могуществом североамериканской державы.

Глава 2. Взгляд в прошлое-1: Проект

Нью-Йорк, США — Москва, Россия — Архангельская область, Россия 10 июня
За несколько минут до начала собрания акционеров «Юнайтед Петролеум» Рональд Говард все же ощутил легкое волнение. Пройдет несколько мгновений — и он окажется один на один с требовательной и пристрастной аудиторией, которая не примет на веру ни одно его слово, требуя факты, обоснование, ведь в итоге им предстоит принять решение, цена которого может оказаться равной годовому бюджету не самой маленькой и не самой бедной страны.

— Все готово, Джерри? — Говард в очередной раз вопросительно взглянул на своего референта, а тот уже услужливо протягивал пластиковую папку с документами:

— Прошу вас, сэр!

На нескольких листах убористо были изложены результаты упорного труда десятков аналитиков, перелопативших море всевозможной информации, от сводок из районов боевых действий до проектов десятилетней давности, все это время пылившихся на дальних полках офисов, и лишь недавно извлеченных на свет божий, чтоб стать сильнейшим козырем в предстоящей схватке.

— Мистер Говард, все уже собрались, — безликий человек, рядовой многомиллионной армии клерков, заставил одного из топ-менеджеров нефтедобывающей корпорации «Юнайтед Петролеум» вздрогнуть, словно от грянувшего рядом выстрела или взрыва. — Заседание начинается через минуту, сэр!

— Да, черт возьми, я помню, — раздраженно бросил Говард. — Помню!

— Простите, мистер Говард, но господа из совета акционеров не любят ждать. Извините, сэр!

На самом деле этот клерк ни в чем не был виноват, Рональд и сам знал, что владельцы крупнейшей в Соединенных Штатах — а значит и во всем мире — нефтяной компании, подмявшей под себя добычу четверти «черного золота» на всей планете не отличались терпением. Он, Рональд Говард, державший в своих руках рычаги управления компанией, был не более чем наемным служащим у этих людей, и сейчас ему предстояло убедить их расстаться с немалой суммой даже по меркам большого бизнеса. Акционеры, среди которых хватало известных людей, при всем своем могуществе оставались близорукими, верили, что деньги решают все, но Говард точно знал — побеждает тот, кто владеет всей информацией. Знание — сила, и этот лозунг стал с давних пор жизненным девизом Рональда Говарда. А знал он намного больше, чем кто-то мог себе представить.

То, что происходило сегодня, было событием неординарным — впервые за несколько лет, как раз со времени второй иракской кампании, собирался совет акционеров «Юнайтед Петролеум» в полном составе — здесь, в Нью-Йорке, в пятидесятиэтажной сверкающей башне из стекла и металла, главном офисе корпорации. С самого утра — поток шикарных лимузинов, роскошных «Кадиллаков», «Линкольнов» и самых настоящих «Роллс-Ройсов». А с неба доносился непрерывный стрекот вертолетных лопастей — те, кто не был готов ждать в пробках, плывя в общем потоке из тысяч машин по улицам огромного города, прибывали на личных геликоптерах, мошкарой вившихся над сверкающим в лучах восходящего солнца небоскребом. И вот, наконец, прибыли все, чби голоса имели решающее значение.

Как только Говард вошел в зал, заполненный до отказа — под потолком витали густые клубы табачного дыма — на него уставились десятки пар внимательных глаз, а также десятки объективов видеокамер. Не все смогли лично явиться сегодня в офис «Ю-Пи» в Вашингтоне, среди совладельцев были весьма и весьма занятые люди, для которых нефть являлась лишь одним из многих источников дохода, но Интернет и спутниковая связь позволяли наблюдать за совещание откуда угодно — с загородной виллы, из шикарного салона «Кадиллака», из летящего над океаном личного «бизнес-джета», — в любой момент вмешиваясь в беседу.

— Господа, добрый день, — Рональд Говард старался выглядеть жизнерадостным, хотя знал, что никого не обманет — те, перед кем ему предстояло выступать, ценили только деловой подход, а эмоции и вовсе не принимали в расчет. — Благодарю, что уделили время, чтобы выслушать мой доклад. Я постараюсь быть предельно кратким и заранее полагаюсь на ваше понимание, господа.

Говард почувствовал, как от напряжения учащается пульс, и тело начинает колотить мелкая дрожь. У него было совсем немного времени — те, кто собрался здесь, ценили власть денег, а, как известно, время — деньги, так что временем своим они тоже дорожили. За считанные десятки минут предстояло убедить этих людей, упивавшихся своей властью, веривших, что весь мир лежит у их ног, расстаться с немалой суммой. Деньги эти не были нужны лично Говарду, тому хватало и оклада, дополненного приличными бонусами, но требовались для дела, а работу Рональд давно уже стал воспринимать, как нечто личное. Только так и можно было делать ее хорошо, так, чтобы некому и не в чем было упрекнуть человека, считавшего себя профессионалом своего дела, втайне сравнивавшего себя с гениями-управленцами прошлого, вроде вошедшего в легенды Ли Якокки.

— Господа, в настоящее время все ресурсы корпорации направлены на освоение запасов энергоносителей на территории России, находящейся под контролем Армии Соединенных Штатов, — торопливо, словно опасался, что будет прерван на полуслове, заговорил Рональд Говард. — Нам удалось получить подряды на восстановление топливно-энергетического комплекса России, на модернизацию инфраструктуры. И одним из важнейших направлений сейчас является восстановление транзитных трубопроводов, связывающих газовые месторождения Сибири с центральной Европой. Пока в России не созданы дееспособные органы власти, европейцы требуют от нас исполнения обязательств, ранее взятых на себя русской корпорацией «Росэнергия» — а той они достались по наследству от поглощенных частных корпораций, выкупленных правительством Швецова.

— Зима все ближе, — заметил кто-то, и в голосе прозвучала усмешка: — Немцы и итальяшки боятся замерзнуть без русского газа. А труба сейчас в наших руках — мы держим за гланды и колбасников, и макаронников!

— Их требования справедливы, и мы вынуждены бросить все силы на решение этой задачи, — продолжил Говард, не обращая внимания на реплики из зала. — В противном случае репутация нашей компании пострадает, и очень серьезно. Однако проведение ремонтных работ осложняется возрастающим противодействием со стороны русских террористов и экстремистов, называющих себя «партизанами». Если в первые месяцы оккупации сопротивления русские почти не оказывали, сейчас их вылазки участились. Ежедневно мы сталкиваемся с актами саботажа и прямыми атаками на наши объекты, каждый день гибнут люди, американские специалисты, и тем, кто остается в России, приходится платить удвоенное, утроенное жалование, постоянно усиливая охрану, а это требует новых вложений, все больших затрат.

— Армия оказывает вам всю возможную поддержку, — произнес все тот же голос. Говоривший чуть растягивал слова с явной ленцой, словно разговор уже успел ему наскучить. — Горстка мятежников — не тот противник, которого стоит бояться. Уровень потерь на данный момент является минимальным.

— Каждый теракт на коммуникациях усиливает напряженность, люди нервничают и хотят видеть, что их охраняют. Армия вынуждена действовать с оглядкой на международное сообщество, отвечая за безопасность только в отдельных зонах с четко определенными границами. А местные силы безопасности, создаваемые буквально на пустом месте, только начали формироваться и пока не кажутся достаточно надежными — вооружать и оснащать их себе дороже. Мы вынуждены нанимать все больше людей в службу безопасности, а каждый из них, зная, что отправляется фактически в район боевых действий, требует повышенную зарплату, как компенсацию возможного риска. Но восстановление транзитных газопроводов, отнимая максимум ресурсов сейчас, не отвечает нашим интересам. Белый Дом, предоставив нам карт-бланш на освоение русских природных ресурсов, ясно потребовал только одного — обеспечить независимость Соединенных Штатов от поставок нефти с Ближнего Востока.

— Эмбарго все-таки снято, можно не спешить, — заметил на этот раз кто-то другой. — После попытки переворота в Саудовской Аравии их король сделает все, лишь бы наши морпехи охраняли его особу. Нет нужды напрягаться, выбиваясь из сил. Арабы вряд ли осмелятся теперь что-нибудь устроить. А даже если что и задумали, нефть Мексиканского залива всегда у нас под рукой, и даже после всех пронесшихся по Карибскому бассейну ураганов объем добычи ее серьезно не снизился. Наш энергетический баланс не пострадает в случае демарша арабов.

— Тем не менее, нас торопят, — настойчиво произнес Рональд Говард. — Русская нефть нужна нам больше, чем уважение европейцев. Вернее, даже не столько сама нефть, добыча и транспортировка которой сейчас нерентабельна, сколько контроль над ней, возможность направить поток «черного золота» из Сибири туда, куда мы захотим, ни с кем ничего не согласовывая. И у нас есть решение этой проблемы. Господа, — топ-менеджер «Ю-Пи», за годы работы обучившийся многим приемам актерского мастерства, сделал краткую паузу, ровно столько, чтобы собравшиеся перед ним люди почувствовали легкое нетерпение, и продолжил: — Господа, разрешите представить вам «Полярный экспресс»!

Включился проектор, и экран, развернутый по правую руку Говарда, осветился. На белом полотне проступили контуры, и все присутствовавшие смогли увидеть очертания географической карты, представлявшей территорию от Енисея до западных границ России. Рональд, отступив назад на пару шагов, протянул к карте руку с указкой:

— Этот проект был предложен специалистами российском компании «Лукойл» почти десять лет назад, но тогда реализовать его не смогли или не захотели. Вместо этого русские начали строительство транспортной системы «Восточная Сибирь — Тихий океан», ориентируясь на поставки своей нефти в Китай и, возможно, Японию, тоже испытывающую дефицит энергоносителей. Интересующий же нас проект так и остался на бумаге, а ведь замысел более чем заслуживает внимания. Трубопровод протяженностью не менее тысячи миль должен был связать нефтяные месторождения Западной Сибири с портом Мурманск на Кольском полуострове. Русские специалисты оценивали его пропускную способность в пятьдесят-восемьдесят миллионов тонн сырой нефти в год.

Конец указки скользил по экрану, едва касаясь его, а по карте змеилась жирная красная линия, точно дождевой червяк, ползущая от сибирских равнин к побережью Баренцева моря. Через Уральские горы, по северным областям России, поток живительной влаги, так нужной сотням тысяч, миллионам американских моторов, струился по русской земле, утыкаясь в береговую линию, чтобы, оказавшись в трюмах океанских супертанкеров, завершить свой путь уже на территории Соединенных Штатов.

— Русские постарались на славу, выполнив все расчеты, подготовив отличную теоретическую базу. Даже странно, что сами они не пытались воплотить свои задумки в жизнь еще тогда. Мы возродили этот проект, внеся некоторые изменения, так что производительность «Полярного экспресса» должна составить не менее ста миллионов тонн ежегодно уже на момент запуска, в перспективе — в полтора-два раза больше. Танкеры смогут осуществлять погрузку в хорошо оборудованном порту, где будет построен новый терминал, и, двигаясь по Северной Атлантике, достигнут побережья Соединенных Штатов значительно быстрее, чем если бы шли из Персидского залива или Средиземного моря.

— Даже сто миллионов тонн в год — это не так и много, если учесть, что мы даже сейчас, когда введен режим экономии, потребляем свыше двух миллионов тонн ежедневно, — скептически заметил один из присутствовавших. — В случае серьезных перебоев с поставками нефти с Ближнего Востока ваш проект не спасет нас, но только продлит агонию.

— Позволю себе не согласиться с вами, сэр, — непреклонно произнес в ответ Говард, почувствовавший, что его охватывает азарт схватки, а дрожь, недавнее волнение куда-то испарились. — Сто миллионов тонн — это весомый вклад в нашу энергетику. Имея в запасе нефть Мексиканского залива и Аляски, мы сможем продержаться даже в условиях самого жесткого эмбарго, разумеется, если будем при этом тщательно экономить ресурсы. Но это даже не главное — зная о «Полярном экспрессе», о его возможностях, многие наши противники, входящие в ОПЕК, не один раз подумают, прежде чем объявлять нам бойкот. Если они прекратят поставки нефти в Штаты, мы выживем, хоть это будет нелегко, они же лишатся прибыли, их постигнет крах, ведь большая часть «нефтяных» стран существует только за счет экспорта «черного золота», и продают они его именно нам, а всем прочим — уже во вторую очередь. Они захлебнутся в собственной нефти, той, которую некому будет продать. Рухнет экономика — а с ней и правящие режимы, которые сметет собственный народ, почувствовавший на своем горле мертвую хватку голода. Нам недолго придется терпеть, несколько месяцев, не больше, и как раз этот срок нас и будет поддерживать ручеек сибирской нефти. А тем временем лидеры враждебных государств либо одумаются, либо их просто не станет — как только поток нефтедолларов иссякнет, всюду поднимут головы экстремисты и сепаратисты, по миру прокатится волна революций, и новые властители первым делом побегут к нам просить прощения и предлагать свою нефть не то, что по дешевке — даром.

Рональд почувствовал, как липнет к взмокшей спине пропитавшаяся потом дорогая рубашка, обычно сидевшая удобно и легко, словно родная кожа. Неудивительно — чтобы сломить упрямство акционеров, Говард выкладывался по полной, не ослабляя напор, не давая времени зарождавшимся сомнениям, не позволяя им оформиться в четкие мысли. И его усилия принесли свои плоды.

— Да, дело может выгореть, — раздалось из зала. — Это неплохая страховка. Думаю, господа, стоит одобрить этот проект и дать ему «зеленый свет».

Этот трубопровод — мост, который соединит американский континент с неисчерпаемыми богатствами Сибири, не только Западной, но и Восточной, возможно, скрывающей неисчерпаемые месторождения нефти, — напирал Говард, чувствуя, что его уверенность рушит стену скептицизма, свойственного собравшимся здесь «денежным мешкам», ничего не принимающим на веру. — По самым скромным подсчетам на территории России запасы нефти составляют свыше семидесяти миллиардов баррелей, то есть более шести процентов мировых запасов. Конечно, с Ираном или Венесуэлой не сравнить, но русская нефть более доступна для нас сейчас. Но мы исходим из минимальных оценок, и вполне возможно, что названная цифра увеличится минимум вдвое, если всерьез заняться геологической разведкой Сибири, на которую русские нефтяные компании тратили минимум средств, довольствуясь теми месторождениями, которые начали разрабатываться еще в эпоху Советского Союза. В наших руках, господа, неисчерпаемые запасы углеводородов, стоит только протянуть руку, чтобы эти богатства стали нашими!

— Качество русской нефти невысоко, — с сомнением заметил кто-то. — Она слишком тяжелая, придется включать дополнительные стадии переработки, ведь наши нефтеперегонные заводы строились в расчете на сырье с Ближнего Востока, более легкую нефть. Да и добывать русскую нефть сложно — в Сибири адские условия, нет инфраструктуры, климат просто кошмарный. Какова же будет себестоимость одного барреля, господа?

На этот раз Рональд Говард не успел даже рта открыть — на скептика со всех сторон обрушился настоящий шквал:

— Лучше модернизировать несколько заводов, чем переводить нашу энергетику на дрова и торф. Даже русские семьдесят миллиардов — это намного больше, чем доказанные шесть миллиардов баррелей нефти на Аляске. Кстати, условия там не лучше, чем в Сибири, хайвэев тоже нет, и снег не сходит почти круглый год — но дело движется, и весьма неплохо. Ведь не мы же будем бурить скважины, пусть этим займутся сами русские, они привычные к морозам, а платить им придется не больше, чем каким-нибудь пуэрториканцам. И мы будем получать русскую нефть напрямую, без посредников, а значит — и без переплаты.

Все большее число присутствовавших из сомневающихся, если не из ярых противников нового проекта, исподволь превращались в его сторонников, и топ-менеджер «Юнайтед Петролеум» уже понял, что час его триумфа близок.

— Проект «Полярный экспресс» уже реализуется, — сообщил между тем Говард. — За минувшие три месяца проложено свыше трехсот миль трубопроводов, по всему маршруту ведутся подготовительные работы. Мы используем часть существующих систем, так что создавать все с нуля нет нужды. Если не будет проблем с финансированием, через год мы можем закончить строительство.

— И сколько же это будет стоить?

Это был самый важный вопрос. Те, кто собрался сегодня в офисе нефтяной суперкорпорации, запросто могли расстаться без особых колебаний с суммой в десять, и даже в сто миллионов. Могли — но из принципа не тратили ни доллара лишнего, если эти расходы не были обоснованы и не сулили хотя бы десятипроцентную прибыль. Рональд Говард должен был убедить акционеров, владельцев «Ю-Пи», попрощаться с суммой, равной бюджету иной страны. И он не сомневался, что сумеет добиться желаемого.

Эти люди, красовавшиеся дорогими костюмами, напоказ выставлявшие золотые «Ролексы», с наслаждением щелкавшие штучными «Паркерами», прежде, чем подписать даже саму малозначительную бумажку, считали себя хозяевами всего, в том числе и самого Говарда — и не знали, что сами зачастую оказываются марионетками в его руках.

— Нам требуется уже сейчас не менее миллиарда, а все строительство, включая и новый терминал где-нибудь на побережье Кольского полуострова, обойдется порядка в три миллиарда долларов.

— Это серьезный запрос!

— Это лишь два процента от стоимости ежегодного импорта нефти в Штаты, — уверенно возразил Говард, готовившийся к подобному спору. — Эти расходы окупятся в течение двух-трех лет с момента ввода в строй нового нефтепровода, а если не экономить сейчас, это событие наступит уже через год-полтора. В России полно рабочих рук, есть высококлассные специалисты, готовые работать на нас день и ночь без перерыва за мизерную плату. Главная статья рассчитанной сметы — безопасность. Необходимо приложить максимум усилий, чтобы защитить строительство от вылазок русских экстремистов. А для этого потребуется и поддержка военных, не помешают и вложения в русские силы безопасности, которые только формируются сейчас, и не обладают должным уровнем подготовки.

— К черту русских с их проблемами! Пусть сами наводят у себя порядок. Мы не будем думать и действовать за тех, кто сидит в Белом Доме. Вкладываться в Россию — пускать деньги на ветер.

На холеных лицах акционеров мелькали презрительные ухмылки. Русские варвары пусть делают, что хотят, здесь и сейчас не было места благотворительности. Но главное решение было принято:

— Мистер Говард, мы даем принципиальное согласие на ваше предложение. Этот проект представляет немалый интерес, мы готовы выделить дополнительные средства, направив их только и исключительно на строительство «Полярного экспресса» и создание соответствующей инфраструктуры. Но мы хотим быть уверены, что эти расходы окупятся. Кажется, вы уже бывали в России, и знакомы с владельцами русских нефтяных компаний? Вы знаете эту страну, этих людей, и потому именно вас мы назначаем куратором проекта. Отправляйтесь в Россию, Рональд, немедленно, и проследите, чтобы ваш замысел был реализован в скорейшие сроки.

Покинув собрание, оказавшись вдалеке от посторонних взглядов, Рональд Говарид шумно выдохнул, торопливо сорвав с себя пиджак, и прямо из горлышка принялся глотать ледяную минералку. Холодный поток, захлестывая нутро, принес долгожданное облегчение.

— Получилось, — прошептал Говард, чувствуя, как против собственной воли расплывается в довольной улыбке. — Черт возьми, получилось!

— Сэр? Простите, сэр!

Говард, вздрогнув, обернулся — это давешний клерк стоял на пороге, подумав, видимо, что его босс рехнулся, раз говорит сам с собой, да еще скалится в безумной ухмылке, но еще не решив, что со всем этим делать.

— Мистер Говард, сэр, все в порядке?

— Да, черт возьми! Все в полном, абсолютном, совершенном, превосходном, мать его, порядке!

Клерк открыл рот, что-то хотел сказать, наверное, но будто забыл слова, лишившись от такого ответа дара речи. Хотелось кричать от восторга, хохотать во весь голос, швырнуть в стену почти опустевшую бутылку с минералкой — настоящее стекло, а не дешевый пластик — вдребезги разбить ее. С трудом, сделав немалое усилие, все же удалось взять себя в руки.

— Прикажите готовить самолет, — распорядился Говард, уже придя в себя — мозг вновь работал почище, чем любой суперкомпьютер, от прежней эйфории не осталось уже и следа, во всяком случае, внешне все было как обычно.

— Когда вылет, сэр? Куда?

— Нужно вылететь не позже, чем через пару часов, — решил Рональд, который, на самом деле, был полностью готов к такой поездке — даже бритвенные принадлежности и несколько свежих рубашек уже упаковал в дорожную сумку. — Летим в Россию!

— Слушаюсь, сэр!

Далекая, загадочная, странная земля ждала его, и Рональд Говард спешил скорее на нее ступить. Неважно, что война едва завершилась — нужно сделать привычную работу, наладить связи, заключить договоры, найти исполнителей, распределить обязанности. И он с этим справится, как никто иной. А потому не стоит и мешкать.

Не спрашивая пилотов, не сверяясь с картой — да и не было у него карты — Рональд Говард без ошибки определил момент, когда его самолет пересек границу бывшей России. Новенький «Гольфстрим-V», административный самолет повышенной дальности, способный без посадок и дозаправок перемахнуть Атлантику, летел на высоте шести тысяч метров. Из иллюминатора, сквозь прорехи в облаках Говард увидел, как яркие пятна сиявших электрическим светом латвийских городов и городков, крепко притянутых друг к другу нитками автострад, тоже ярко освещенных на каждом футе, сменились чернильной тьмой бескрайних русских просторов. Лишь изредка мелькали далеко внизу робкие искорки, да пару раз проплыли в стороне размазанные кляксы крупных городов, а между ними — пустота.

В Сибири Рональду Говарду быть еще не доводилось, но он представил, что увидит с высоты птичьего полета, пролетая над тайгой, если даже здесь, в краю, обжитом русскими много веков назад, сердце России, царило такое запустение. Минуту назад даже из поднебесья было видно, что внизу царит жизнь — где-то там сверкали яркими огнями витрины магазинов и неоновые вывески, уличные фонари рассеивали тьму даже глубокой ночью, мчались по широким шоссе потоки машин — и вдруг все словно обрезало, обрубило в один миг.

— Господи, зачем ты дал этим варварам столько места под Твоими небесами? — задумчиво произнес Говард, не заметив, что стал разговаривать сам с собой. Он впал в странное состояние, какой-то транс, убаюканный мерным гулом пары реактивных турбин «Роллс-Ройс» — шум этот, нестерпимо громкий снаружи, в комфортный, но отнюдь не поражавший роскошью салон «бизнес-джета», едва проникал, став привычным уже через пару минут полета. — Им эта земля все равно ни к чему. Они не знают, что делать с ней, они же не хотят ни пахать, ни строить, но почему-то готовы растерзать любого, кто пожелает сделать их жизнь чуточку лучше!

Сопровождавшие менеджера «Ю-Пи» помощники, несколько инженеров, занимавшихся еще восстановлением иракских нефтепромыслов, пара экономистов и даже прихваченный по привычке юрист, покосились на своего шефа, переглянувшись между собой. А Говард, впечатленный увиденным, больше не проронил ни слова до той самой минуты, пока стюардесса, выпорхнув из своей каютки у самой кабины пилотов, сообщила, что они заходят на посадку в Раменском.

— Пожалуйста, пристегнитесь, сэр! — заученно улыбаясь, уставившись куда-то поверх головы Говарда ничего не выражающим взглядом, произнесла девушка в униформе.

Рональд послушно защелкнул замок ремня безопасности — не потому, что так хотела эта красивая движущаяся кукла, а потому, что так было и впрямь надежнее. Менеджер «Ю-Пи» привык соблюдать технику безопасности, а что до просьб стюардессы… Его самого влиятельные боссы считали лишь инструментом, одушевленным устройством для получения прибыли, и сам Говард так же относился к тем, кто стоял хотя бы на ступень ниже его. Что ж, за те оклады, которые получали работники нефтяной компании, даже младшие персонал, все эти уборщики и девушки с «риспешена», такое отношение вполне можно было стерпеть.

Турбины, прилепленные к хвостовой части фюзеляжа на коротких пилонах, сменили свою тональность. Лайнер, успешно пересекший едва не половину земного шара, чуть накренился вперед, и Говард увидел в иллюминаторе серые прямоугольники посадочных полос, обрамленные весело перемигивавшимися сигнальными огнями. Разумеется, о его прибытии было известно, его ждали, и потому небо над Раменским — некогда русским испытательным центром, а теперь — главной базой американского контингента в России, заранее очистили от всего, что могло летать.

Рональд Говард успел увидеть стоявшие вдоль посадочной полосы, прямо под открытым небом, огромные военно-транспортные «Гэлакси» и «Глоубмастеры», поражавшие воображение своими размерами серые туши. По сравнению с этими крылатыми громадинами его остроносый «Гольфстрим» казался просто хрупкой игрушкой. А рядом с транспортниками, совсем не впечатлявшие габаритами, но внушавшие трепет хищными обводами поджарых фюзеляжей, похожими на акульи плавники килями, приткнулись стремительные остроносые истребители «Игл» и «Файтинг Фалкон» — те самые машины, что в нескольких отчаянных схватках сбросили с небес русскую авиацию.

Когда шасси «Гольфстрима» коснулись бетонного покрытия посадочной полосы, Говард ощутил легкий толчок. Лайнер прокатился еще несколько сотен футов, затем гул двигателей начал стихать, сходя на нет. Турбины еще приглушенно завывали, когда в салоне вновь появилась миловидная стюардесса.

— Мистер Говард, сэр, мы прибыли! — Он шагнула к двери салона, в откинутом положении представлявшей собою трап: — Прошу вас, сэр!

Говарда ждали. Едва покинув салон лайнера, он увидел выстроившиеся в ряд прямо на летном поле — серьезное нарушение правил безопасности в другое время — четыре абсолютно одинаковых внедорожника «Шевроле-Субурбан». Разумеется, черные, конечно же, с тонированными стеклами, с проблесковыми маячками под решеткой радиатора, и наверняка еще и бронированные. Вокруг — кольцо вооруженных людей, явно из какой-нибудь частной охранной компании. Бейсболки, черные комбинезоны, черные же разгрузочные жилеты полицейского типа с какими-то шевронами на груди. Для полноты картины только темных очков не хватало, но это было бы уже слишком, если учесть довольно ветреную и дождливую погоду, на удивление мерзкую для начала лета. Оружие не стандартное армейское — это Рональд Говард, хоть и не был специалистом, определили сразу же. В руках у всех новейшие немецкие пистолеты-пулеметы «Хеклер-Кох» UMP привычного для американцев сорок пятого калибра, в кобурах — у кого на бедре, у кого на поясе — давно уже снятые с вооружения Армии США пистолеты «Кольт» М1911А1, настоящие «ручные пушки».

Два человека резко выделялись на фоне этой маленькой армии — невысокий толстячок в деловом костюме, и худощавый седой мужчина в армейском полевом камуфляже. Увидев сошедшего с трапа Говарда, оба синхронно сделали шаг навстречу ему.

— Я Джон Хортон, — толстячок с энтузиазмом протянул пухлую ладонь. — Шеф московского офиса «Ю-Пи». А вы — мистер Говард?

— Рональд Говард, куратор проекта, — коротко представился тот, кому отныне подчинялся и сам Хортон, и еще десятки, если уже не сотни американцев, спешивших дорваться до того богатства, что скрывали веками недра России.

— Генерал Камински, Армия США, — дождавшись своей очереди, назвался человек в камуфляже, сухощавый, жилистый, хорошо загоревший, явно не в этих широтах, скупых пока еще на летний зной. — Командующий контингентом американских войск в России.

— Сэр! — С этим человеком, в котором не было ни капли подобострастия, Говард тоже обменялся крепким рукопожатием. Он прежде много слышал о Мэтью Камински, и теперь испытывал что-то, похожее на радость оттого, что смог увидеть его лично.

Люди в черной униформе тем временем придвинулись от «Субурбанов», окружив Говарда и встречавших его, ощетинившись стволами «хеклеров», шаряпо сторонам настороженными взглядами, словно в любой миг ждали нападения.

— Хортон, какого черта вы пригнали сюда целую армию? — Говард уставился на своего нового помощника. — Что за дурацкая идея? Как будто в дешевом боевике!

— Это моя идея, — сухо произнес генерал Камински. — Я отвечаю за безопасность каждого американского гражданина на этой территории, — он не сказал «в этой стране», но именно так — «на этой территории». — Американская армия не вездесуща, политики с Капитолия сковали нас по рукам и ногам, и поэтому пусть рядом с вами будут хотя бы эти «бодигарды». Надеюсь, хоть кто-то среди них знает толк в своей работе.

— Все так серьезно? Здесь же целый взвод, черт возьми!

Рональду Говарду не доводилось бывать в «горячих точках» — в Ирак, Алжир, Ливию ездили другие, другие рисковали там своей жизнью, а он руководил процессом из уютного офиса на одном из верхних этажей нью-йоркского офиса корпорации. Но Говард привык к присутствию рядом вооруженных людей, однако прежде наличие телохранителей он считал символом своего статуса, и только сейчас вдруг осознал, что толпа парней с автоматами появилась здесь неспроста.

— Два дня назад на окраине Москвы был обстрелян армейский патруль, — сообщил Мэтью Камински. — Погиб один солдат. А вчера на мине подорвался «Хаммер» Десятой пехотной. Те, кто были внутри, отделались контузиями и легким испугом, но я не хочу дать ублюдкам шанс исправить свои ошибки.

— В столице России действуют террористы?!

— Возможно, горстка глупцов, которые еще не поняли, что эту войну они проиграли, и реваншу не быть, — помотал головой генерал. — Это не Ирак, здесь ничего подобного не будет, русские слишком инертны для партизанской войны. Мы полностью контролируем ситуацию, мистер Говард.

Этот человек выглядел уверенным, его слова не казались пустой болтовней, бравадой. Но Рональд Говард испытал растерянность — он-то был уверен, что в России будет много работы, но никакой опасности, а все оказывалось совсем не так, как выглядело с другого берега Атлантики.

— Если нападения случаются даже здесь, что творится в глубинке? — поинтересовался Говард. — Какова обстановка там, где нет американских солдат? Моим людям придется работать вдали от цивилизации, и я отвечаю за их безопасность не меньше, чем вы за мою, генерал!

— Там, где нет американцев, нет и террористов, — пожал плечами Камински. — Мы — их главная и единственная цель!

Рональд Говард не был в Ираке лично, но того, что он знал, хватило, чтобы понять — наладить работу там так и не получилось. Удалось сделать лишь немногое, гораздо меньше, чем хотелось. Богатства этой страны оказались до сих пор недосягаемы ни для кого. И то же самое, каким бы уверенным не казался генерал Камински, могло случиться и здесь, в России.

— Прошу в машину, мистер Говард, — вмешался Хортон. — О вашем визите я взял смелость сообщить русским. Вас будут ждать их министры экономики и энергетики России, сэр. Мне показалось, что лучше с самого начал показать всю серьезность наших намерений.

— Вы правы, — кивнул Говард. — Вы поступили верно, Джон! Работы много, нужно начинать прямо сейчас!

Рональд забрался в салон огромного, словно дом на четырех колесах, «Субурбана», и телохранитель в черном, придерживая висевший поперек груди «Хеклер-Кох», захлопнул дверцу. Рядом уже ерзал, устраиваясь поудобнее, Джон Хортон.

— Машина бронированная?

— Разумеется, — торопливо кивнул Хортон. — Доставили из Штатов несколько таких, специально для дальних поездок. Русский «калашников» не берет ее даже в упор с пяти метров. Днище тоже усилено, на случай, если наедем на мину. Это крепость, сэр, крепость, которая доставит вас куда угодно, если туда вообще можно проехать!

— Черт возьми! — только и смог ответить Говард, представивший, какая должна быть проходимость у этого «броненосца» — движок наверняка работает на износ, на пределе возможностей, таская груду брони. Если русские дороги и впрямь такие, как о них рассказывают, выезжать за пределы столицы не стоит — огромный «Шевроле» засядет в первой же лужице, а там, если подсуетиться, русские не то что «Калашников» — шестидюймовую гаубицу успеют притащить и расстреляют внедорожник с безопасной дистанции.

Охранники, грозно сжимавшие свои UMP, погрузились в «Субурбаны» лишь после того, как под броней скрылись все охраняемые персоны. Генерал Камински с кортежем не поехал, оставшись на базе, но, то ли из стремления обеспечить безопасность, то ли просто для солидности, напоследок отдал приказ — и к колонне, заняв места в голове и хвосте небольшой кавалькады, пристроилась пара приземистых «Хаммеров». Довольно нелепо выглядел здесь, среди летней зелени, коричнево-серый пустынный камуфляж, но зато с крыши каждого вездехода щерились дульными срезами крупнокалиберные пулеметы GAU-19/A, способные изрыгнуть из своих трех стволов настоящий шквал свинца.

В Раменском следов войны уже не было — явившиеся сюда американцы первым делом навели порядок, убрав разрушения. Из окна «Субурбана», величаво петлявшего между казармами, ангарами и еще невесть какого назначения постройками, Рональд Говард видел сновавших всюду солдат в полевой форме, многочисленные «Хаммеры» и грузовики, что-то отвозившие на летное поле — или, напротив, развозившие от самолетов по пакгаузам.

На выезде с базы, защищенном пулеметными гнездами и вооруженными «Хаммерам», Говарда ждал сюрприз. В голову колонны пристроилась, сверкнув красно-синими огнями на крыше, патрульная машина русской дорожной полиции — новеньки «Форд» с синими полосами на белоснежных бортах. Взвыли «сирены» внедорожников, взревели мощные двигатели под бронированными капотами — и кортеж, сорвавшись с места, полетел по пустому почти шоссе в сторону столицы.

— Как настроены русские, Хортон? — Говард взглянул на своего нового помощника, который непонятно, то ли радовался, что теперь будет чье голове болеть о местных проблемах, то ли злился, что его так грубо «отодвинули» на роль второго плана. В прочем, это его дела, пусть думает, что хочет.

— Русские, кажется, растеряны, но готовы работать с нами, сэр, — неуверенно сообщил шеф московского представительства «Юнайтед Петролеум». — На самом деле власть их нового правительства чисто номинальная. Если здесь, в центральной части страны, они и смогли навести какой-то порядок, то дальше все остается на совести местных властей. Русские здесь зависят от нас, от наших солдат, и будут делать то, что мы захотим.

Услышанного Говарду оказалось достаточно — на первое время. Неважно, что хотят русские. Он прибыл сюда, чтобы заставить богатства России служить во благо своей страны, сделать то, на что сами русские в силу своей лени или по иным причинам оказались неспособны. Они проявили слабость, не смогли защитить свою страну — значит и не им отныне распоряжаться теми сокровищами, которые по какой-то ошибке, не иначе, даровал им Господь.

Из окна мчавшегося на полной скорости «Субурбана» Рональд Говард видел опустевшие улицы русской столицы. Личных авто на дорогах было на удивление мало, зато хватало патрулей — чуть не на каждом перекрестке белели «Мерседесы» и «Форды» русской полиции — или милиции, Говард не был уверен, как точно назывались перед началом «Доблестного удара» силы правопорядка. Рядом с патрульными автомобилями переминались с ноги на ногу люди в серой униформе, зачастую — с укороченными «калашниковыми» за спиной или на плече.

— Назначенное нами русское правительство уже создает свои силы безопасности? — это может быть опасно для нас!

— Порядок в Москве охраняют те же, кто делал это раньше, — помотал головой Хортон. — Сам генерал Камински, только получив назначение, объявил мобилизацию русских полицейских, тех, кто был взят в плен, освободили, выдали всем оружие и отправили на улицы. Вовремя — кое-где начали разбегаться заключенные тюрем и следственных изоляторов, стали грабить армейские арсеналы и полицейские участки. Покончить со всем этим удалось достаточно быстро, без лишних жертв. Сейчас началось формирование национальных Сил Безопасности, пока это несколько батальонов, но процесс идет медленно — среди желающих много бывших офицеров Российской Армии, а генерала Камински это не устраивает. Но кроме русских военных больше никто не спешит вступать в ряды армии новой России. Приходится принимать решение по каждому волонтеру, а это, сами понимаете, мистер Говард, та еще работенка, тем более, если учесть, что многие архивы с личными делами были уничтожены.

— Генерал Камински не хочет вооружать своего будущего врага, дать ему время на боевое слаживание подразделений, — согласно кивнул Рональд Говард. — Это правильно. Но американские солдаты не смогут вечно поддерживать порядок здесь, их слишком мало для этого, и они нужны во многих дурных местах по всему земному шару. Русским все же придется доверять чуть больше!

Чем больше видел и слышал Говард, чем больше он успевал узнать, тем сильнее становилась его уверенность в том, что с капитуляцией русской армии ничего еще не закончилось. Некстати вспомнились слова одного не самого бездарного германского деятеля о том, что русские медленно запрягают, но быстро едут. Настроение от таких мыслей стремительно портилось.

Переговоры должны были состояться в Министерстве энергетики России, которое теперь разместилось в историческом здании в центре Москвы. Здесь полицейских постов стало еще больше, люди в форме были видны буквально на каждом шагу, и только сопровождение позволило кортежу Говарда преодолеть все заслоны, наверняка способные остановить и самого решительного террориста.

— Кого боятся сами русские, черт возьми? — раздраженно спросил Говард, когда они миновали очередную линию оцепления.

— Всех, — коротко ответил Хортон, пояснив: — Новое правительство никто не выбирал, мы назначили его, генерал Камински лично назвал состав кабинета министров. И теперь те, кто заседает в Кремле, и в других местах, в том числе и здесь, опасаются, что народ их не примет. Их приказы и без того имеют хоть какую-то силу только здесь, в Москве, и еще в тех местах, где размещены наши войска. А так эти ублюдки чувствуют себя уверенно, как будто и впрямь чем-то руководят.

Вереница «Субурбанов» остановилась у парадного входа. Выбравшись из просторного салона, Рональд Говард, сопровождаемый полудюжиной своих помощников, остановился, с интересом осматриваясь. Первое, что бросилось ему в глаза — вооруженные до зубов охранники на мраморных ступенях, с автоматами, в касках с забралами из пуленепробиваемого стекла и тяжелых бронежилетах. А еще американец заметил на всех окнах первого и второго этаже массивные ставни, металлические и наверняка бронированные. Выглядели они так, что сразу становилось понятно — первоначальным проектом такое «украшение» предусмотрено не было.

Часовые у входа даже не шелохнулись, когда Говард вместе со своей свитой вошел в здание министерства. Внутри — тоже пост, только никаких автоматов и бронежилетов. Человек в форме, в фуражке с высокой тульей, шагнул навстречу прибывшим, торопливо козырнул, произнес на неплохом английском:

— Господин Говард, прошу за мной. Вас уже ждут!

В самом министерстве было немноголюдно. Провожатый увлекал Рональда мимо запертых кабинетов, по длинным, извилистым, полупустым коридорам, по широким мраморным лестницам, пока они не уткнулись в двустворчатые двери, массивные, добротные, точно крепостные ворота какого-нибудь средневекового замка — во время поездок в Германию и Испания Говарду удалось побывать в нескольких таких, здесь впечатление было схожим.

В просторном зале гостей из-за океана ожидали два человека, Рональд Говард сразу узнал их, и они тоже мгновенно вспомнили того, кто, не задерживаясь на пороге, проследовал к огромному столу, разумеется, деревянному, явно стариной работы. Смерив широкими шагами ковровую дорожку, полностью глушившую стук каблуков, Говард, пройдя вдоль длинного, огромного, словно футбольное поле, и совершенно пустого стола, встал перед русскими, взглянув в глаза одному, затем второму:

— Господин Сейфуллин! Господин Захаров!

— Мистер Говард, — Вадим Захаров, человек, которого Рональд считал прежде едва ли не личным врагом — и очень ловким дельцом — усмехнулся: — Решили все же вернуться в Россию?

— Пришло время доделать то, что вы не позволили мне завершить прежде, господин Захаров.

— Грязно играете, — заметил по-русски Ринат Сейфуллин — он знал, что заморский гость владеет языком весьма неплохо для американца. — Посылать «быков» с «волынами» к несговорчивому клиенту — это что-то из моей юности. Раз уж переговоры не удались, признайте поражение, и только.

— Быки? Волыны?

Рональд Говард раздраженно мотнул головой, непонимающе уставившись на Сейфуллина.

— Людей с оружием, — пояснил, усмехнувшись, Захаров. — Неужели для вас было настолько важно наложить свои руки на нашу нефть, что это стоило стольких жертв? Какой нормой прибыли можно оправдать это? Я знаю, погибли сотни, тысячи американских солдат, для вас это должен быть настоящий шок!

— Когда речь идет о безопасности всей нации, можно пожертвовать ее частью! Я не в восторге от того, что произошло, но мы здесь собрались вовсе не для того, чтобы искать правых и виноватых или каяться в ошибках, господа!

— Верно, — согласился Сейфуллин. — У вас есть дело, сделать которое вы не можете в одиночку? Что ж, мы готовы выслушать ваше предложение, господин Говард.

— Есть проект, реализация которого обеспечит энергетическую безопасность Соединенных Штатов, оказавшихся в заложниках у арабских и прочих партнеров, поставляющих сейчас свою нефть. Но и для вас исполнение его обернется немалыми выгодами — это позволит подпитать экономику России, дать работу вашим гражданам.

Захаров с Сейфуллиным переглянулись, и Вадим произнес, взглянув вновь на Говарда:

— Интригующе звучит, признаюсь! Что ж, извольте!

Времена, когда для презентации требовались ватманы и кульманы, когда приходилось возиться с кипами бумаг, прошли. Новый век нес новые технологии, позволяющие сэкономить время, уменьшить расходы, добавить выразительности. Вся информация теперь умещалась на крохотной микросхеме, которую Говард и извлек из кармана пиджака.

— Прошу, господа, — произнес он почти слово в слово то же, что говорил на собрании акционеров в Нью-Йорке. — Проект «Полярный экспресс»!

Рональд Говард ловко вставил флэшку в разъем стоявшего на пустом столе ноутбука, и все трое, касаясь друг друга плечами, дыша соседям в ухо, склонились над монитором. А по нему, по карте, змеилась жирная линия, отмечавшая маршрут грядущей «стройки века». От просторов Западной Сибири, по южному берегу Белого моря, по заповедным землям Русского Севера, она, точно пиявка, ползла, петляя меж карельских озер, и, наконец, выбравшись на Кольский полуостров, уткнулась в побережье Баренцева моря рядом с точкой, отмечавшей Мурманск.

— Протяженность нефтепровода — две тысячи двести миль, — сообщил Говард, тотчас поправившись для русских собеседников: — Три тысячи шестьсот километров. Проектная мощность — восемьдесят миллионов тонн в год. Это, конечно, не «Дружба», но во многом новый проект может с ней поспорить.

Ринат Сейфуллин понимающе хмыкнул:

— Это примерно восемь процентов годовой потребности в нефти вашей страны, или четырнадцать процентов чистого импорта. Имея такой источник и запасы на своей территории, а также в непосредственной близости от своих границ, например, в Мексиканском заливе, вы не будете зависеть от ближневосточных поставщиков и стран Африки.

— Что-то знакомое, — хмыкнул меж тем Захаров, взглядом провожая жирный пунктир, отмечавший трассу нефтепровода. — Я это уже видел прежде.

— Вероятно, — согласился Говард. — В основе нашего проекта — изыскания специалистов компании «Лукойл». Им тогда не удалось реализовать свой замысел, а мы доработали этот проект под свои интересы и возможности. Частично используем уже существующие участи трубопроводов, соединяющих месторождения Сибири с европейскими странами, многое придется создать заново, в том числе нефтяной терминал в Мурманске — это самый удобный порт, чтобы принимать супертанкеры.

— Хотите побыстрее высосать все соки из нас, из России?

Ринат Сейфуллин зло взглянул на Говарда, и Захаров положил ладонь на плечо своему коллеге, успокаивая его.

— Мы не живодеры, — стараясь сохранять выдержку, произнес Рональд, взглянув в упор на Сейфуллина без тени робости. — Да, мы хотим взять у вас многое — по праву сильного, по праву победителя. Раз не смогли защитить то, что имели — отдайте нам, а уж мы не упустим ничего. Но мы и даем вам взамен немало — только откройте глаза, и поймете!

Глаза у Рината Сейфуллина и так были открыты — шире некуда. И в них плескалась не злость, не раздражение — там плавилась лютая ненависть. Вадим Захаров, не ожидавший такого от человека, которого знал неплохо, и знал, как спокойного, выдержанного, уверенного в себе дельца, даже растерялся, не зная, чего теперь ожидать.

— Что вы хотите от нас, мне лично понятно, — произнес бывший глава «Росэнергии» — раз ему удалось выиграть поединок с Говардом, теперь расклад был иной, и все же сдаваться без боя Вадим готов не был. — А что вы нам намерены дать взамен? Ради чего нам стоит сотрудничать с врагом?

— Мы несем вам порядок, уверенность в завтрашнем дне. Никому не нужен хаос на одной шестой части суши, — стараясь быть убедительным, с нажимом произнес Говард. — Стабильность необходима и нам, и вам!

— Вы сюда явились не ради стабильности, — упрямо возразил Сейфуллин. — В бак какого-нибудь «Кадиллака» ее не зальешь! Вам нужны наши ресурсы, наша нефть! Неужели она так ценна, что вы с такой легкостью готовы проливать за обладание ею кровь своих солдат?

— Вы слишком высокого мнения о себе! По запасам той же нефти Россия стоит не на первом месте, отнюдь, да и условия добычи ее — в Сибири, в Заполярье, когда бурить нужно вечную мерзлоту в сорокаградусный мороз — делают разработку многих известных месторождений настоящим экстримом. В Штаты нефть проще доставлять из Саудовской Аравии, Эмиратов, тем более из Мексиканского залива. А русская нефть для нас всегда будет слишком дорогой, буквально на все золота.

— Тогда зачем все это? — отрывисто спросил, словно плюнул в лицо собеседнику, Вадим Захаров.

Бывший глава «Росэнергии», корпорации, просуществовавшей всего ничего, но ставшей одной из подлинных причин интервенции, смотрел на заокеанского гостя исподлобья, упрямо, с нескрываемой неприязнью — так смотрят на давнего врага.

— Нам нужен контроль над русской нефтью, рычаг воздействия на наших партнеров — в Европе и не только. Трубопроводы, соединяющие ваши месторождения с европейскими столицами, станут теми ниточками, за которые кукловод ловко управляет своими марионетками. Там, — Говард неопределенно мотнул головой, указывая на что-то, находившееся за пределами зала совещаний, — должны понять, что они зависят от нас, как никогда прежде. А для этого мы должны иметь свободный доступ к вашим нефтепромыслам. Ничто не должно угрожать нашим людям, стоящим у вентиля, а это означает, что нам нужна стабильность в России, порядок и мир.

— Откровенно, — с усмешкой заметил Захаров.

— Вы зависите от нас, но и мы от вас тоже зависим, — признался Говард. — Потому я говорю все как есть. Я предлагаю вам вместе строить новую Россию. Мы можем дать работу вашим соотечественникам, неплохую работу, за которую мы будем справедливо платить. Новый нефтепровод такой протяженности — колоссальное сооружение. Потребуется много рабочих рук, а для них еще следует создать необходимую инфраструктуру, а это — еще люди, занятые делом, не думающие о том, чтобы податься в леса, в партизаны, убивать американских солдат и тех, кто сотрудничает с американцами.

— Это рабочие места, верно, — кивнул Захаров. — Но не так уж много. Для нескольких десятков тысяч, возможно, сотен тысяч, но в России живут десятки миллионов тех, кто должен кормить свои семьи.

— Для начала неплохо и то, что я предлагаю, что мы предлагаем вам! А потом — кто знает, на что еще мы окажемся способны, если перестанем видеть врагов друг в друге?!

— Для начала — разберемся с тем, с чем вы к нам пришли, — охладил пыл заморского гостя Захаров — Сейфуллин упорно не желал обменяться с американцем даже парой слов, только смотрел исподлобья.

— Верно, вопросов много, и нужно решать их. Моим хозяевам нужен результат, они не привыкли ждать долго. Со мной мало специалистов, доставить еще людей можно, но это займет время. Я полагаюсь на вас, господа. В вашем подчинении было немало опытных инженеров, есть хотят все, в том числе и они, а «Юнайтед Петролеум» не использует рабский труд — тем, кто станет на нас работать, мы заплатим, очень хорошо заплатим.

— Подбор персонала я возьму на себя, — согласился Вадим Захаров, понимавший, что даже за небольшую плату оставшиеся без дела специалисты, ничего иного, кроме прокладки трубопроводов черт знает где, в тайге, тундре, мерзлоте, не умеющие, будут готовы работать хоть на американцев, хоть на кого.

— Отлично! Но даже если основную часть персонала составят русские рабочие, мои коллеги будут присутствовать на стройке для наблюдения, консультаций. Нужно обеспечить их линую безопасность. Кроме того, в это строительство вложены огромные деньги, и их мы тоже должны защитить. Сохранность наших инвестиций должна быть гарантирована!

— У нас уже есть силы безопасности, — заметил Захаров. — Они формируются под вашим самым пристальным присмотром! Уже укомплектовано несколько батальонов, легкая пехота.

— Это не то! Американцев должны охранять только американцы! Армия США находится на территории России, но наше командование не может передислоцировать войска по своему желанию. А потому необходимо рассмотреть — и решить! — вопрос в вашем Правительстве о размещении в зоне строительства нефтепровода «Полярный экспресс» подразделений американской армии. На неопределенный срок, дату окончания которого мы назовем сами, когда сочтем нужным. Это условие, которое не обсуждается! И исполнения его я жду именно от вас, господа!

— Хотите, чтобы мы сами лоббировали оккупацию своей страны?

Это Сейфуллин подал голос — чуть ли не впервые с начала встречи. Он угрюмо взглянул на Говарда, без прежней безумной ненависти, но все равно зло.

— Черт возьми, мы можем делать здесь все, что пожелаем, — взорвался американец. — Все, понимаете?! Вы побеждены, и в нашем праве поступать с вами любым образом! И никто не посмеет и слова сказать в вашу защиту — иначе и с ним может случиться то же, что и с вами! Я здесь не для того, чтобы просить! Я приказываю — вы выполняете! На территории России находятся более ста тысяч американских солдат и морпехов, и ничто не заставит их уйти с вашей земли! Но нам нужна легитимность происходящего в глазах международного сообщества, чтобы Соединенные Штаты не обвинили вновь в агрессии и прочей ерунде! И вы сделаете так, чтобы ваше новое правительство само попросило моего Президента о размещении американского контингента в России — в том числе и в зоне строительства нового нефтепровода.

— Если мы согласились с вами сотрудничать, это вовсе не значит, что мы предали собственный народ и собственную страну, — заметил Захаров, сохранявший выдержку в отличие от своего коллеги. — Не забывайтесь, господин Говард!

— Черт возьми, да оставайтесь патриотами, мне плевать! Только не забывайте — пока я предлагаю вам взаимовыгодный обмен, господа! Мы получим вашу нефть, а вы — защиту Армии США, к тому же дело для тысяч ваших граждан, возможность жить, кормить свои семьи, а, значит, стабильность, ведь людям, у которых есть работа, есть доход, некогда заниматься терроризмом и обычным криминалом. Но ведь мы, американцы, можем уйти из России, и представьте, что тогда! Власти, той, которую поддержало бы большинство, нет. Армии, полиции — фактически тоже нет. Зато хватает оружия — после того, как ваш Самойлов объявил демобилизацию, солдаты расходились по домам вовсе не с пустыми руками. Начнется хаос. Вы захлебнетесь в крови! И, в конце концов, сами будете просить нас вернуться — если, разумеется, останетесь в живых!

Рональд Говард отбросил всю ненужную дипломатию. Нужно дать понять этим русским, кто есть кто, и кто теперь хозяин положения, раз уж они сами оказались такими тугодумами. И американцу показалось, что во взгляде Захарова, прежде невозмутимого, мелькнул страх — бывший босс «Росэнергии» понял, на кого обрушится гнев толпы, тех же «партизан», когда американские солдаты уйдут из России. В глазах всех русских те, кто согласился войти в состав нового правительства, были самыми отъявленными предателями. Кое-кто открыто говорил, что без измены не возможна была бы столь быстрая победа Америки, и теперь заокеанские хозяева поощрили своих агентов, изнутри подорвавших мощь могучей страны. И участь этих людей, когда защищать их станет некому, окажется незавидна.

— Мы поднимем этот вопрос в правительстве, господин Говард, — сквозь зубы процедил Вадим Захаров. — И постараемся убедить премьера Лыкова в том, что ваше предложение стоит принять!

— Это правильное решение, господа! Я надеюсь, мы все же придем с вами к взаимопониманию! Мы нужны друг другу, поверьте!

Рональд Говард покинул Министерство энергетики России вполне довольный собой. Деваться русским некуда, они поняли свое место, не могли не понять, и будут послушны, насколько это вообще возможно.

Ринат Сейфуллин, провожавший американца пристальным взглядом, заговорил не сразу, дождавшись, когда за незваным гостем закроются двери. Захаров не торопил его — он чувствовал напряжение в своем коллеге, и предпочел дождаться, когда тот сам выскажет все, о чем думает.

— Они не оставляют нам выбора, — произнес безжизненным голосом Сейфуллин. — Они будут приказывать, а мы — исполнять их приказы!

— А выбора и не могло быть с той минуты, когда мы приняли предложение американцев войти во временное правительство. Для каждого второго русского мы теперь — предатели. И без американцев мы никто, с нами считаются только потому, что за нашими спинами — их армия.

— Мы должны своими руками начать разграбление страны ради блага этих ублюдков!

— Ты ведь и прежде этим занимался, Ринат, — усмехнулся Захаров. — Только богател лично ты, а теперь поработаешь на чужой кошелек, только и всего!

Вадиму показалось, что Сейфуллин сейчас набросится на него, ударит, примется душить — все что угодно. Ринат рванулся к собеседнику, сжимая кулаки, но остановился, издав глухой, утробный рык. Несколько мгновений он стоял лицом к лицу с Захаровым, затем, шумно выдохнув, развернулся и отошел к окну, забранному пуленепробиваемым стеклом. Снаружи, за стенами министерства, кипела жизнь.

— Вся моя семья мертва, — глухо произнес Сейфуллин, не оборачиваясь, уставившись в окно невидящим взглядом. Если бы Захаров сейчас вышел из кабинета, Ринат, наверное, так и продолжил бы говорить. — На мой дом упал американский самолет — его сбили наши, русские истребители. Все, кто там был, погибли, нечего даже хоронить. И кто виноват? Русский пилот, который стрелял по чужому самолету, защищая свой родной город, или американцы, появившиеся в чужом небе?

— Мне жаль, Ринат, — тихо промолвил Захаров. — Я слышал про твою семью. — И вновь повторил: — Мне жаль.

— Я знал, что все, что заработаю, достанется моим детям. Я не всегда разъезжал на «Мерседесах» и ел ложками красную икру. Были всякие времена. И нет ничего плохого, если мои дети, в отличие от меня, не будут знать нужды, им не придется голодать, продавать последнее, лишь бы купить кусок хлеба. Ради этого я играл с законом, зная, что ничто не проходит бесследно. Теперь ради чего мне нужно становиться предателем своей страны? Жизнью я не дорожу — нет смысла. Посмотри в окно — там полно вооруженных людей, нас охраняет целая армия. Но от кого? От своих братьев?

Кольцо охраны не зря все плотнее сжималось вокруг здания нового Министерства. Все началось вполне невинно, с сообщений в Глобальной Сети с призывом на борьбу против американских оккупантов обещанием покарать предателей-русских, сотрудничающих с врагом. Список предателей, названных также «коллаборационистами» или просто «ссучившимися», прилагался, и фамилии министров экономики и энергетики находились в первых строках.

На это можно было не обращать внимания — Интернет стерпит все, а русских во всем мире не зря считали тугодумами. Вот только через пару дней после этого на окраине Москвы в засаду попал американский патруль, и в тот же день кто-то пытался обстрелять Министерство внутренних дел, где продолжал хозяйничать Николай Фалев. Атаку в тот раз удалось отбить без потерь, но всем сразу стало ясно — война не закончена, и ведется эта война своими против своих.

— Они нам не братья. Это просто идиоты, жаждущие пролить побольше крови — неважно, чьей. Они ненавидят нас теперь за то, что мы пытаемся сохранить страну, пусть и под контролем американцев, но ведь все может измениться. Пока на нашей земле не звучат всюду выстрелы — у американцев нет повода применять силу слишком неразборчиво. Они сильны, но и они вынуждены соблюдать приличия. Воевать не так уж сложно. Можно нападать на патрули и конвои, закладывать мины, устраивать засады — и тогда янки начнут расстрелы без суда и следствия, будут бомбить каждый город, где по ним сделают хоть один выстрел, загонят людей в концлагеря. И они будут правы, объясняя, что борются с террористами. Я бы тоже взял автомат, вышел бы на улицу и расстрелял первого попавшегося американца — и сам бы был убит вскоре, ничего не изменив. А так и я, и ты, можем на что-то влиять, у нас есть хоть какая-то власть, нужно только с умом воспользоваться ею. Если мы останемся русскими, не забудем, где мы родились, то и приказы американцев будем выполнять не во вред своей стране.

Вадим Захаров вышел из-за стола, неслышно ступая по мягкому ковру, подошел к Сейфулину, легко коснувшись его плеча. Ринат вздрогнул, словно от удара электрическим током.

— Нам дан шанс что-то изменить, — негромко произнес Захаров. — Американцы думают, что купили нас обещанием безопасности, что повязали нас, выставив предателями в глазах остальных. Пусть так. Но они нам дали власть, нами командуют — но и мы можем приказывать, и наши приказы, скрежеща зубами, ненавидя нас в глубине души, будут все же выполнять.

Сейфуллин, наконец, обернулся, посмотрев на стоявшего вплотную Захарова. Взгляд его уже был более осмысленным. Вадим понял, что его слова все же оказались услышаны.

— А за твою семью мы отомстим, друг, — жестко произнес Захаров, взглянув в глаза Ринату. — Нам всем теперь есть, за что мстить!

Сидя в пассажирском салоне русского вертолета «Хэло»[8], трудно было представить, что ты летишь в полутора тысячах метров над землей. Огромная винтокрылая машина казалась неподвластной порывам ветра, всяким восходящим и нисходящим потокам, не ведала, что такое турбулентность. Только выли над головами теснившихся пассажиров турбины, увлекая огромное сооружение к своей цели.

Рональд Говард выбрал пятидесятишеститонный «Миль» в качестве транспортного средства не из-за какой-то экстравагантности, а просто потому, что иначе к месту строительства, где уже началась прокладка первых километров нового нефтепровода, было не добраться. Единственной альтернативой могучему геликоптеру был полет до какого-то заштатного аэропорта, а затем — несколько часов тряской и утомительной езды по жутким русским дорогам на жутких русских внедорожниках.

В прочем, полет на этом Ми-26 тоже не отличался особым комфортом, заставляя вспомнить, что огромный вертолет был изначально создан для нужд еще Советской Армии, не даром его грузоподъемность — двадцать тонн внутри фюзеляжа — как раз перекрывала вес русской бронемашины БМП-3, самой совершенной и мощной, пожалуй, в своем классе и весовой категории. А солдатам, как известно, лишние удобства ни к чему — только боевой дух подрывать.

Говард в своем путешествии был не одинок. Вместе с ним в тесной пассажирской кабине, примыкавшей к кабине экипажа, находились еще три человека — двое русских специалистов-строителей, завербованных Захаровым, и еще один инженер, американец, блестящий выпускник Университета Южной Калифорнии.

Вертолет, рубя воздух шестнадцатиметровыми лопастями несущего винта, величаво проплывал над зеленым морем русской тайги. Возможно, и не тайги, тайга ведь в Сибири, а они пока летели над европейской частью страны, но с высоты почти в милю, из иллюминатора, разница едва ли могла быть заметна. И потому сейчас все четверо, не сговариваясь, прильнули к прозрачным блистерам, скользя взглядами по бескрайним просторам девственной чащи, уходившей куда-то за горизонт.

Они могли себе это позволить — в отличие от четырех членов экипажа, управлявших тяжело нагруженной машиной. Сейчас в огромной грузовой кабине Ми-26 была вовсе не бронетехника, не вооруженные до зубов десантники — вертолет должен был доставить на стройплощадку очередную партию оборудования, до поры разобранного и упакованного. Людям, отрезанным от цивилизации сотнями километров тайги, делающими тяжелую работу в суровых условиях, было нужно многое — от аккумуляторов для грузовиков до биотуалетов. А уж четыре пассажира-попутчика — это так, и не груз вовсе для такого «чудовища».

Вновь Говарду представился шанс оценить русские просторы, понять, какой трофей им удалось взять, причем не столь уж дорогой ценой. Вспомнилась вдруг история последней большой войны — тогда, в Нормандии, летом сорок четвертого, за клочок песчаного пляжа платили несравнимо более высоко, чем здесь, в России, за целую область или город.

Рональд понимал, что дело тут вовсе не в слабости врага — просто русские не были готовы к такому, никто уже давно не верил в возможность войны между великими державами, напуганный ядерным призраком. Будь у них чуть больше времени, и, возможно, половина Америки сейчас лежала бы в дымящихся руинах, а вторую половину заливали бы радиоактивные ливни. Но все случилось так, как случилось, и теперь Рональд Говард летел на огромном русском вертолете над бескрайними русскими лесами, и был намерен сделать все, чтобы русская нефть могучим потоком хлынула бы через Атлантику — к вящему разочарованию всяких туземцев, решивших уже, что смогут навязывать свое мнение Соединенным Штатам.

Первые признаки цивилизации, следы присутствия людей, заметил именно Говард. Внизу мелькнула лента проселочной дороги, по которой пылили какой-то грузовик. А затем лес расступился, и вертолет очутился над широкой просекой, пересекавшей эти дебри с запада на восток — или с востока на запад, если следовать тому потоку нефти, что скоро хлынет из Сибири.

— Кажется, мы уже рядом, — произнес Рональд, обращаясь к своим спутникам — для того, чтобы его услышали, не пришлось громко кричать, звукоизоляция в крохотном салоне была неплохая, чего не скажешь о креслах — через час непрерывного сидения на них у Говарда уже заныла спина.

Все трое попутчиков молча кивнули в ответ. И в тот же миг в салон заглянул один из летчиков, взглядом отыскав Говарда, и сообщив:

— Через пять минут садимся!

Экипаж, разумеется, был русским — во всем мире мало кто умел управлять такими гигантами при всей их простоте и неприхотливости. Хотя Говард знал, что Ми-26 используются во многих странах, например, в Мексике или Южной Корее, и отовсюду об этих летающих исполинах приходят только самые восторженные отзывы. А сейчас четыре немногословных мужиках держали в своих мозолистых руках, лежавших на рычагах управления вертолетом, его жизнь.

Рональд Говард видел Ми-26 только на земле, когда садился в вертолет на подмосковном аэродроме. Но и тогда громада геликоптера поразила его до глубины души. Трудно было с первого взгляда поверить даже, что это колоссальное сооружение, расписанное кляксами камуфляжа — даже красные звезды на фюзеляже замазать не успели — способно оторваться от бетонного покрытия взлетной полосы, да не просто так, с двадцатью тоннами груза, запросто закинув такую тяжесть на пять сотен миль. И теперь американце мог только представить, какое впечатление производить картина медленно опускающегося из поднебесья гиганта на тех, кто ждал прибытия вертолета на земле.

Конечной целью полета был городок строителей, возведенный прямо посреди тайги. Говард увидел из иллюминатора, обеспечивавшего приличный обзор, наскоро расчищенную площадку, по краям которой еще перемещалась техника, суетились люди, валившие лес, оттаскивавшие с дороги спиленные стволы. Но уже возвышались похожие на бараки постройки, сборные конструкции, обеспечивающие хоть какой-то комфорт людям, заброшенным в эту глушь невесть на сколько времени.

Пилоты, настоящие мастера, действовали с точностью и изяществом ювелиров, посадив гигантский Ми-26 на пятачок разровненной грейдерами площадки. Еще вращались по инерции лопасти огромного винта, еще гудели на холостом ходу турбины, а Рональд Говард уже спускался по приставному трапу на землю, русскую землю, на которой отныне он будет наводить порядок.

Со стороны поселка к вертолету уже спешили люди в рабочих спецовках, ехали грузовики и погрузчики, ядовито-желтые, неестественно яркими пятнами бросавшиеся в глаза среди буйства зелени. Сам Говард сменил деловой костюм на одежду попроще — джинсы, водолазку и легкую куртку. Пиджак от «Армани» и башмаки от «Гуччи» — не главное, тот, кто привык отдавать приказы, бросается в глаза своими повадками, будь он одет хоть в какую дерюгу. А Рональд Говард умел командовать и требовать исполнения своих команд.

Разноголосица звуков обрушилась на американца, как только он покину чрево огромного вертолета. Вдалеке звенели бензопилы, громко кричали и матерились, расчищая путь будущему нефтепроводу, валившие лес мужики, сверкавшие в зарослях оранжевым пластиком защитных касок. Здесь же рычали моторами трактора, огромные «Катерпиллеры» и «Комацу». Наступление на вековой лес шло полным ходом. И если все будет так и дальше, совсем скоро тут промчится заветный «Полярный экспресс».

Глава 3. Хозяева тайги

Архангельская область, Россия 12 октября
Малкольм Мейсон, шипевший сквозь зубы всякий раз, когда бронемашина ощутимо подпрыгивала на проклятых русских ухабах, старался изо всех сил сосредоточиться на дороге. Темневший по обе стороны от проселка лес мог скрыть не то что стрелка с «базукой», но танковую роту в полном составе, и сотруднику службы безопасности «Ю-Пи» очень не хотелось оказаться в роли мишени для русских террористов. Стальные борта RG-31 «Кобра», двухосной бронемашины с усиленной противоминной защитой, могли защитить находившихся внутри людей от многих опасностей, но от выстрела из РПГ-7 не спасала даже танковая броня, а Мейсону очень не хотелось оказаться поджаренным кумулятивной струей.

— Сбрось скорость, Доку, — приказал Малкольм хмурому бородатому водителю, выпятив вперед тяжелую челюсть, крутившему «баранку». — Мы никуда не опоздаем, черт возьми!

Горец ничего не ответил, даже не изменился в лице, но приказ выполнил, и движение «Кобры», переваливавшейся по скверной грунтовке на своих высоких колесах, стало немного более плавным. Мейсон скривился — чеченские дикари раздражали его все больше и больше. Этот угрюмый громила, управлявший броневиком, был не единственным. Из восьми человек, находившихся в RG-31, американцами, с самого начала работавшими на «Юнайтед Петролеум», были лишь двое. Во всей остальной колонне, двигавшейся вслед за MRAP, их не было вовсе.

«Кобра», восьмитонная махина, увенчанная роботизированной турелью «Консберг» со старым-добрым «браунингом» пятидесятого калибра, возглавляла вереницу из полудюжины внедорожников М998 «Хаммер», уже вытесненных в армии США более совершенными, мощными и хорошо защищенными моделями, но в изобилии имевшимися во всяких полувоенных формированиях. Например, в службе безопасности «Юнайтед Петролеум», вернее, в созданных считанные дни назад «оперативных отрядах». Джипы тоже были вооружены, в основном — русскими пулеметами ПКМ на турелях. Замыкал колонну еще один бронеавтомобиль — надсадно завывавший мощным дизелем трехосный «Кугуар», увешанный решетками противокумулятивных экранов. С крыши его щерился коротким стволом гранатомет «Марк-19» на дистанционно управляемой турели.

Колонна, ощетинившаяся стволами всех калибров, двигалась по русской дороге, не заслуживавшей такого громкого названия, к очередному поселку, который следовало досмотреть на предмет террористов. Поселок этот был не первым, в котором за минувшие сутки пришлось побывать Малкольму Мейсону, но сам этот рейд был первой настоящей боевой операцией не только для него, но и для полусотни новоявленных сотрудников службы безопасности, совсем недавно спустившихся со своих диких гор.

Кадровый военный, Малкольм Мейсон никогда прежде и представить не мог, каким сбродом придется командовать ему, отставному лейтенанту Корпуса морской пехоты США, начинавшему еще в Сербии, в спасательной команде, вытаскивавшей с вражеской территории сбитых летчиков. После этого был Ирак, в который Мейсон вошел командиром отделения, а покинул — командиром взвода. За девять месяцев, проведенных в дыре, называемой Эль-Фалуджа, они потеряли всего двух человек ранеными, и в этом немалая заслуга принадлежала именно Малкольму Мейсону, ведь иные взводы успевали сменить до половины личного состава.

Завербовали Мейсона там же, в Ираке. Война заканчивалась, и хлынувшие в страну нефтяные компании принялись восстанавливать все то, что было разрушено американцами или самими иракцами, сражавшимися по принципу «выжженной земли». И, разумеется, им потребовались люди, способные защитить вложения акционеров. Оклад вдвое больше лейтенантского, серьезная должность из уважения к званию и былым заслугам, социальные льготы не хуже, чем на государственной службе — Мейсон колебался недолго, получив все и сменив казармы Морской пехоты на офис «Юнайтед Петролеум».

Ставшему «вольным стрелком» отставному лейтенанту тоже пришлось повоевать, и немало, теряя людей в стычках с непримиримыми фанатиками-иракцами. А затем пришел новый приказ, и его перебросили сюда, в Россию, сделав старшим над целой толпой вооруженных до зубов чеченских головорезов,сейчас негромко бубнивших что-то между собой на родном языке в десантном отсеке упрямо двигавшейся к цели «Кобры». Там же, чуть в стороне от горцев, сидел второй в группе американец, которого и окликнул Мейсон:

— Роберт, проверь по «джи-пи-эс», где мы!

Через лобовое стекло и окна — настоящие окна, а не узкие щелочки бойниц — в бортах машины можно было видеть окрестности, но унылый пейзаж не менялся уже давно. Всюду хмурый дикий лес, миля за милей, да порой уходящие куда-то в неизвестность полузаросшие просеки со следами гусениц когда-то проходившей здесь техники, тракторов или тягачей. И только благодаря спутниковой системе навигации, действовавшей безотказно даже здесь, в чертовой глуши, всегда можно было знать, где находишься и куда ехать.

— Миля до цели, командир, — отозвался пять секунд спустя Роберт Стаут, бывший сержант, десантник из легендарной Восемьдесят второй дивизии, получивший контузию в Афганистане, списанный из Армии, и тоже «подобранный» заботливыми нанимателями из «Юнайтед Петролеум», всегда нуждавшимися в опытных людях. — По такой дороге минут десять езды!

— Чертовы русские, — презрительно скривился Мейсон. — Даже дорогу не могут построить нормальную, ленивые ублюдки!

Бывший лейтенант морской пехоты вспомнил иракские дороги, по которым ему пришлось поколесить вдоволь, дороги, остававшиеся таковыми даже после прохода роты «Абрамсов» или «Брэдли», крошивших асфальт стальными лентами гусениц. Именно для тех дорог и создавали машины, подобные «Кобре» или «Кугуару» — слабо вооруженные, способные защитить от огня, разве что, ручных пулеметов, но превосходно «державшие» взрыв противотанковой мины или даже самодельного фугаса, сооруженного из пары гаубичных снарядов. Огромный клиренс, бронированное днище V-образной формы, гасили воздействие ударной волны, отводили ее в сторону, этому же служила и солидная масса бронемашины. Взрыв мог запросто оторвать колеса, но те, кто находился под броней, отделывались контузией, легкими царапинами, и если даже искалеченную машину приходилось везти обратной на трейлере, люди возвращались на своих двоих. Почти всегда.

Малкольм Мейсон, которому довелось поездить на всем, начиная от стремительных багги, и заканчивая неуклюжим амфибийным транспортером AAV-7, был рад, что сейчас едет в довольно комфортном салоне «Кобры». В свое время, убедившись в плохой защищенности от мин и самодельных фугасов линейной бронетехники, «Брэдли» и «Страйкеров», изготовили великое множество машин типа MRAP, но с тех пор, как начался вывод американских войск из Ирака, эта техника вдруг оказалась не у дел. И потому служба безопасности «Юнайтед Петролеум» по дешевке приобрела немало таких броневиков, и это Мейсон вполне одобрял.

От русских можно было ждать всего, в том числи и заботливо уложенного на дороге фугаса, и в этом случае бывшему лейтенанту придется намного лучше, чем трясшимся в «Хамви» чеченцам. Еще одним плюсом был отличный обзор, не сравнимый с таковым у БМП или танка — видя все, что творится вокруг, экипаж RG-31 мог точнее направить огонь единственного пулемета, смахивая затаившихся в засаде террористов градом пуль пятидесятого калибра.

От размышлений Мейсона отвлек Стаут, просунувший голову между спинками передних сидений.

— Черт возьми, командир, не думал, что когда-нибудь буду пасти хреновых дикарей, — пробурчал чернокожий десантник, могучий мужик с габаритами двустворчатого шкафа, ростом способный поспорить с любым баскетболистом. — В Афганистане я прикончил своими руками не меньше десятка мусликов, мой взвод отправил их к Аллаху с сотню, а теперь мы с ними в одной упряжке гоняем русских! Это же настоящие дикари!

Сидевшие рядом чеченцы покосились на своих… не командиров, нет, командовал ими некто Турпал Исмаилов, хмурый бородач в американском камуфляже, патрульной кепи, разгрузочном жилете русского образца, и клетчатом платке-«арафатке», повязанном на шею. Именно его приказам подчинялись все остальные чеченцы, следовавшие в этой колонне, а сам он подчинялся Хусейну Шарипову, и никому более, и уж понятно, на парочке американцев.

Исмаилов угрюмо взглянул исподлобья на говоривших по-английски американцев, ничего не сказал, наверняка и не поняв ни слова, и лишь передвинул лежавший на коленях автомат АК-74 с подствольным гранатометом. Вообще он старался не обращать внимания на американцев, бывших кем-то вроде инструкторов или наблюдателей, придававших всему, что творила толпа чеченских боевиков, видимость законности.

— Дикари!

Роберт Стаут презрительно сморщился, взгляд его скользнул по заросшим бородами лицам чеченцев и остановился на еще одном… попутчике, сидевшем напротив, сжимая обтянутыми камуфляжем коленями снайперскую винтовку Драгунова. Для того, чтоб в бою легче различать своих и чужих, всех приведенных с гор бойцов переодели в американский камуфляж, но вот оружие гордые ичкерийцы оставили привычное, российское — автоматы АКМ и АК-74, пулеметы ПКМ и самозарядные винтовки СВД. И теперь сержант Стаут не мог оторвать заинтересованного взгляда от девушки, так же, как и все остальные, затянутой в камуфляж, скрывшей под «разгрузкой», набитой магазинами, свои аппетитные формы, и обнимавшей вместо мускулистого торса какого-нибудь знойного красавца-мачо пластиковое цевье тяжелой винтовки.

Присутствие хрупкой, на вид совсем юной девушки среди целой толпы вонючих бородатых мужиков, увешанных оружием с ног до головы, удивляло Стаута больше всего. Он не мог поверить, что эта красавица, словно сошедшая со страниц восточных сказок, сражается наравне со своими мужчинами, но то, как с ней держали себя остальные чеченцы, не давало сомнений. Эта девушка не была служанкой или чьей-нибудь «подстилкой», это был воин, хладнокровный и опасный в своем спокойствии, умелый, опытный.

— Страшный народ, — произнес Роберт, придвинувшись ближе к своему командиру. — Даже женщины воюют, отнимают жизни, вместо того, чтобы давать их! Как русские надеялись победить этих горцев? Разве что выжечь весь их край ядерными бомбами, черт возьми, чтобы ни одного человека не осталось бы в живых!

— И не останется, — скривился Мейсон, тоже взглянув на горянку. — Если их бабы будут воевать все до единой, некому станет рожать, сами вымрут, мать их так! — Морской пехотинец неожиданно разозлился: — Чокнутые дикари! Помешались на своей войне и кровной мести, ублюдки! А мы, проклятье, должны теперь присматривать, чтобы эти грязные выродки не сводили старые счеты, вместо того, чтобы исполнять приказы боссов «Ю-Пи»!

Чеченка, почувствовав на себе слишком внимательный взгляд, а может, просто поняв, что разговор идет именно о ней, сверкнула антрацитовыми глазами, с вызовом уставившись на американца. Стаут невольно отвернулся, словно вдруг его очень сильно заинтересовало что-то, промелькнувшее в окутанном сумраком лесу за бортом бронемашины, уверенно пробиравшейся к цели. И даже русское бездорожье пасовало перед широкими колесами и дизельным двигателем «Кобры» мощностью двести семьдесят пять лошадиных сил.

— Жаль, что здесь не ребята из моего взвода, — вздохнул Мейсон, изучая хмурых чеченцев, бросавших в ответ мрачные взгляды. Но до этого бывшему морскому пехотинцу не было никакого дела. — С радостью променял бы полсотни этих головорезов на десяток своих парней, сержант!

— Какого черта мы вообще здесь делаем? У них есть вои командиры, все отработано, а мы тут точно лишние!

— Присмотрим за ними, — пожал плечами Мейсон, взглянув на Стаута. — Наши боссы, кажется, не очень то доверяют своим новым подрядчикам!

Роберт Стаут кивнул, соглашаясь. В уровне подготовки чеченцев ни он, ни его командир не сомневались — не зря эти люди сумели выжить, сражаясь с русской армией столько лет. Боевой дух тоже был на высоте, в предвкушении стычки с русскими «партизанами», чеченские «охранники» скалили зубы в злых улыбках, хрипло смеялись, словно радуясь тому, что могут вскоре умереть. Никто не выказывал страха или волнения, для всех грядущий бой был не первым. Но вот дисциплина их оставляла желать лучшего сейчас — отряд, к которому присоединились американцы, был похож не на свору цепных псов, послушно сторожащих добро хозяина, а на стаю голодных волков, пробравшихся на мясную ферму.

Чеченцы шли не исполнять чужие приказы — они шли, чтобы мстить по своим диким законам, не менявшимся сотни лет. Но делать было нечего, хозяева «Юнайтед Петролеум» рисковали, понимая, с кем связываются. Нефтяная корпорация была все жнее не столь престижным местом работы для опытных военных, как частные военные компании типа «Блэкуотер» и ей подобных, профессионалы в охрану нефтепроводов шли, но не очень охотно. А здесь и сейчас требовались именно бойцы, опытные, решительные, и даже жестокие — только так можно было разделаться с русскими партизанами.

Вновь сверившись с навигатором, Роберт Стаут понял, что цель близка и окликнул командира чеченцев, перейдя на ломаный русский:

— Турпал, командуй своим, пусть приготовятся! Будем на месте через пару минут!

Не ответив американцу, бывший боевик, пять лет числившийся в розыскном списке МВД России, нажал тангету компактной рации, вызывая своих бойцов, расположившихся в «Хамви» и втором MRAP'е:

— Приготовиться! Оружие к бою! Действовать по плану!

Сам Исмаилов щелкнул предохранителем «калашникова» рывком взведя затвор. Следуя его примеру, Малкольм Мейсон взвел свой карабин М4А1 — несмотря ни на что, морпех пользовался привычным оружием, слухи о ненадежности которого были преувеличены. Конечно, не АК, но если не забывать чистить оружие, смазывать его, то не подведет в бою. Компактность, точность и легкость — вот за что Мейсон ценил М4, с которым успел повоевать на улицах Фалуджи, много раз участвовав в перестрелках с иракскими повстанцами, вооруженными легендарными АКМ, и ни разу не пожалев о своем выборе.

В Ираке Мейсон привык, что карабин оттягивает вниз своей массой подствольный гранатомет М203, тоже привычное, простое и надежное оружие. Но теперь бывший лейтенант Морской пехоты стал частным охранником, не более того, и, несмотря на известную либеральность законодательства США в отношении частных военных компаний, тяжелое вооружение, в том числе и «подствольники», ему положено не было. Малкольм Мейсон нашел иной выход, и теперь под рифленым цевьем его М4 устроился дробовик ХМ26 LSS, суперкомпактное ружье двенадцатого калибра с пятизарядным коробчатым магазином.

Это оружие, не имевшее внешне ничего общего с обычными «помоповыми» дробовиками типа «Ремингтон-870», состоявшими на вооружении морпехов, накоротке позволяло буквально смести противника шквалом картечи, при этом не подпадая ни под какие формальные запреты. На запреты, наемники, вообще-то плевали, вооружаясь так, как хотели. Но если в том же Ираке на любом базаре можно было без проблем прикупить хоть М203, хоть китайскую копию РПГ-7, в России с этим были сложности, да и Мейсон не хотел зря привлекать внимание, тем более, дробовик его вполне устаривал.

Проверив оружие, Мейсон откинулся на спинку жесткого сидения, наслаждаясь последними минутами затишья. Остальные чеченцы тоже щелкали затворами, готовясь к бою. Все понимали, что они на вражеской территории, здесь не ждали ни американцев, ни их новоявленных «союзников», и в каждом селе без всяких партизан нашлось бы, кому пальнут по гостям из карабина или дробовика.

Колонна прошла очередной поворот, и впереди показалась деревня, два ряда укрытых за высокими тесовыми заборами домов, выстроившихся вдоль проселка, образуя единственную улицу. Чуть дальше виднелись кирпичные коробки фермы, а еще чуть в стороне, не невысоком холмике — самая настоящая церковь, увенчанная потускневшим крестом. Мейсон увидел, что к деревне помчался мотоцикл с коляской, лихо развернувшийся на дороге, оставляя за собой облачка сизого дыма, вырывавшегося из выхлопной трубы.

— Нас ждут! Готов, Бобби? — Малкольм взглянул на своего товарища, единственного, на кого он мог положиться целиком и полностью сейчас, кому мог доверить прикрывать свою спину.

— Готов, — сосредоточенно кивнул Стаут. — И мой малыш тоже!

Бывший десантник похлопал ладонью по тяжелому пулемету «Марк-43», модернизированному М60, созданному специально для Сил специальных операций. Несмотря на то, что в армии стандартным единым пулеметом тал давно уже бельгийский FN MAG, более надежный и простой по устройству, стандартизированный под обозначением М240, бывший десантник предпочитал именно это оружие.

Увешанный рельсовыми направляющими «пикатини», придававшими ему футуристичный вид, снабженный передней «тактической» рукояткой под цевьем и короткими сошками пулемет, в который уже была заправлена лента на сто патронов, являлся достаточно мощным и одновременно достаточно легким для могучего сержанта. С укороченным штурмовым стволом длиной четыреста двадцать три миллиметра «марк сорок третий» весил чуть меньше десяти килограммов, то есть был лишь немного тяжелее русского ПКМ, давно ставшего эталоном среди единых пулеметов, но Роберт Стаут был достаточно вынослив, чтоб не чувствовать лишние килограмм-два в своих руках.

— Проверяем каждый дом, один за другим, осторожно, прикрывая друг друга, — Мейсон, удовольствовавшись ответом товарища, уставился на Исмаилова. — Если в других деревнях партизан мы не нашли, это не значит, что их нет и здесь. И держи своих людей на коротком поводке, Турпал, — напомнил американец. — Мне не нужно тут побоище! И моим хозяевам тоже! Обыватели пострадать не должны, стрелять только в тех, кто стреляет в вас! Повторять нужно?

— Я все понял! Не мешай мне, и мы сделаем все, как надо!

«Кобра» затормозила, и Турпал Исмаилов, распахнув широкую кормовую дверь, первым выбрался наружу. Вскинув наизготовку АК-74, чеченский командир отскочил в сторону, пропуская следующего и прикрывая высадку, словно в любой миг все они могли оказаться под огнем.

Роберт Стаут, в руках которого тяжелый «Марк-43» казался детской игрушкой, дернулся было к выходу, но чеченка с СВД опередила его. Обдав американца обжигающе-ледяным взглядом, девушка выпрыгнула из машины, а секунду спустя уже вскидывала винтовку, становясь рядом с Исмаиловым. Бывший американский десантник проводил дикарку изучающим взглядом и, оттерев плечом к борту оказавшегося рядом чеченца, покинул машину, увидев, что вокруг «Хамви» и угловатой громады «Кугуара» уже толпятся другие боевики, грозно выставившие стволы во всех направлениях, а улица русского селения стремительно пустеет.

Колонна, ощетинившая стволами всех калибров, замерла почти в центре селения, довольно крупной деревни домов на полсотни, если не больше. Местные, стараясь держаться подальше от «гостей», бросали на чеченцев хмурые, не обещающие ничего хорошего взгляды, а в ответ получали такие же взгляды от самих боевиков.

— Разделиться на группы, — скомандовал Исмаилов своим бойцам, грозно сверкавшим лазами из-под сдвинутых бровей. — Начинаем с крайних домов, движемся к центру! Любого, кто встретит вас с оружием — валить на месте! Обыскивать все, подвалы, чердаки, сараи!

Турпал Исмаилов знал, о чем говорил. Ему много раз приходилось видеть, как проводят зачистку «федералы», иногда — скрываясь как раз в зачищаемом ауле, в каком-нибудь погребе или схроне. Да и остальные его бойцы тоже не были новичками в этом. Теперь пришла пора применить на деле все свои знания.

— Оставаться на связи постоянно! Вперед, пошли! С нами Аллах!

Полсотни чеченцев, словно волки, учуявшие добычу, бросились во все стороны, рассыпаясь по поселку. Пара минут — и со всех окраин послышались крики, женский плач, чей то злобный рык, треск выбиваемых ударами ног и прикладов дверей.

— Выродки! — Малкольм Мейсон, так и оставшийся у машин — у боевиков все было отработано, каждый знал свой маневр, и чужаки были бы лишь помехой — сплюнул себе под ноги. — Сейчас здесь все зальют кровью, дикари!

Бывший морпех оказался прав. В тот же миг где-то бешено забрехал пес — и умолк, подавившись автоматной очередью в упор. Первая кровь была пролита. Так начиналась профилактическая операция по выявлению русских «террористов» и их пособников.

Ольгу Кузнецову разбудил рев моторов под самым окном. Протянув руку, девушка нашарила часы на тумбочке — шесть утра. Самое время вставать, но уж никак не для того, чтобы так шуметь в центре села. Если только случилось что-то нехорошее. А раз так, то ее помощь, помощь фельдшера, единственного в Некрасовке человека, знающего медицину по-настоящему, окажется как раз кстати.

Ольга успела сесть на постели, вслепую нащупав голыми ногами тапки — по городской привычке она не могла ходить и по улице и по дому в одних и тех же уляпанных навозом сапогах — когда с улицы донеслись крики, а потом резко, словно пастушеским кнутом, ударила автоматная очередь.

— Господи!

Остатки сна слетели, словно и не бывало. Ольга вскочила, на бегу набрасывая поверх кружевной сорочки обыкновенный ватник, но на пороге комнаты путь ее заступил Азамат Бердыев.

— Дурочка, стой! — Партизан, так же полуодетый со сна, но уже успевший схватить свой «Калашников», оттолкнул Ольгу назад. — Не слышишь, женщина, стреляют?!

— Там случилось что-то!

— Точно, дурочка! Не поняла еще — это за нами! Пора уходить!

— Куда?

— В лес, твою мать! — выругался Бердыев, выбегая прочь из комнаты.

Кузнецова понимала, что рано или поздно это должно было произойти. Двое партизан, оставшихся на излечении в Некрасовке, не могли не привлечь неприятности на жителей села. После недавней атаки на построенный американцами нефтепровод, чужаки не прекращали поиски, прочесывая лес, патрулируя все дороги. В небе каждый день можно было видеть вертолеты и самолеты, стороной несколько раз проходили колонны военных машин. Но до этого дня кто-то незримый хранил поселок, словно отводя нехорошим людям глаза. И вот везение закончилось.

Азамат Бердыев, за прошедшие недели ставший почти родным для Ольги, вновь заглянул в комнату девушки:

— Сиди здесь, не дергайся! Будут обыскивать каждый дом, если придут сюда, впусти, иначе будет хуже. Не сопротивляйся, забейся в угол и жди, они сами уйдут!

Он был уже готов к тому, чтобы покинуть гостеприимный дом. Бердыев успел натянуть камуфляж и сейчас застегивал «разгрузку», набитую магазинами и ручными гранатами. Ольга посмотрела ему в глаза, и партизан отвел взгляд — ему стало стыдно за то, что он, сильный, умеющий воевать мужчина, трусливо бежит, оставляя на произвол судьбы спасшую его и его товарища девушку. Он хотел остаться, но знал, что так будет только хуже — двое ничего не сделают против целого взвода, а потом, после боя, умывшиеся кровью пришельцы будут только злее, забудут о правилах игры, о пощаде для безоружных.

— Азамат, их там с роту, — вслед за Бердыевым в комнату вломился потерявший своего товарища Матвей Осипов. Могучий омоновец еще недавно едва мог стоять без посторонней помощи, и сейчас он был болезненно бледен, еще не оправившись от раны. — Какие-то чурки! Ой, черт, — вдруг смешался он, словно впервые увидев смуглую кожу, черные раскосые глаза и широкие скулы своего соратника-татарина.

— Не американцы?

Удивленный Азамат, кажется, не заметил смущения товарища. Став партизанам, изгоями для многих, они давно уже перестали различать национальность друг друга, всех объединяла верность родине, и татар, и русских, и евреев, и чеченцев, всех, кто продолжал войну с захватчиками, каждую минуту рискуя собой.

— Кажется, «чехи»! Бородатые все!

— Мать их так! От «зверей» хрен уйдешь!

Бердыев был чистокровным татарином, родившимся в Казани. Он с детства помнил еще запрет местно «хана» на призыв молодых татар в Российскую Армию — «отцы народа» не желали воевать против единоверцев на Кавказе. Но для Азамата чеченцы, похищавшие и убивавшие мирных людей, детей женщин, захватывавшие больницы, взрывавшие дома с мирно спящими семьями, были лишь бандитами. Никакой верой нельзя было оправдать, когда пленному солдату, восемнадцатилетнему мальчишке, отрезали голову на виду всего аула, а потом ею, точно футбольным мячом, играли местные дети, привыкая к крови и жестокости.

— Пока не прочухали, ноги в руки, и валим отсюда, — пробухтел Осипов, тоже полностью экипированный, держащий в огромной лапище АК-74. — Иначе затравят, как зверей, и бошки к едреней фене отрежут, твари!

Матвей тоже чувствовал стыд в эти минуты, стараясь не смотреть на молчавшую Ольгу. Он понимал, что нужно остаться здесь, защитить ту, которая спасла ему жизнь, в последний миг вырвав из небытия, которая дала им кров, хотя этим ставила под угрозу собственную жизнь. Да сейчас вся деревня, каждый житель села от мала до велика рисковал — если здесь отыщут хотя бы следы партизан, каратели не успокоятся. И потому бегство было лучшим способом помочь всем этим людям сейчас.

— Ну, готов, братан? — Матвей Осипов внимательно взглянул на Азамата, получив в ответ молчаливый кивок. — Что ж, пора!

Первым, что увидел Осипов, придя в себя после боя и бега по лесу, было наполовину скрытое марлевой повязкой лицо Ольги Кузнецовой, на своих хрупких плечах вытащившего его из могилы. И теперь омоновец убегал, как вор, как трус, оставляя девушку одну, без защиты. Он не стал прощаться, просто развернулся и вышел прочь.

— Мы вернемся, Ольга, — хмуро произнес Бердыев, которого сжигал стыд. Вместо того, чтобы сражаться с врагом, они уползали, как ничтожества, боясь попасться на глаза кому-нибудь. — Мы вернемся! Не бойся ничего, с тобой все будет в порядке!

Девушка ничего не сказала в ответ. Она лишь посмотрела полными страха глазами вслед ушедшим из ее дома мужчинам, которые, как она уже поверила, будут защищать ее, спасут от любой беды. Дверь за ними закрылась. А когда она вновь распахнулась с грохотом и скрипом, на пороге возникли трое. Все в камуфляже, с оружием, направленным на нее, Ольгу.

Не спрашивая, незваные гости вошли в дом, оставляя везде грязь с тяжелых ботинок. Один бородач с зеленой повязкой на голове и черным автоматом в руках встал напротив девушки, плотоядно уставившись на нее, а двое других, плечистый громила и еще кто-то поменьше ростом и поуже в плечах, на удивление, совершенно безбородый, принялись рыскать по дому. Послышался грохот передвигаемой мебели, словно пришельцы искали врага, спрятавшегося под диваном или за старым тяжелым комодом.

— Что вам нужно? — Голос Ольги предательски дрожал. — Здесь никого нет! Что вы ищете?

— А уж нашел, да, — пробасил уставившийся на девушку чеченец, взгляд которого с полуприкрытой ватником груди соскальзывал на обнаженные ноги, утопавшие в смятых шлепанцах. — Тебя как зовут, девушка? Познакомимся, а? Не бойся, Доку тебя не обидит!

Хотелось спрятаться куда-нибудь, куда угодно, от этого хищного взгляда, которым чеченец раздевал девушку. Но позади была только холодная стена, а впереди — этот громила, довольно облизывавшийся при виде женских прелестей, пусть и спрятанных под потрепанной фуфайкой.

Назвавшийся Доку боевик сделал шаг к Ольге, та испуганно пискнула, но в этот миг в комнату с грохотом вломился еще один пришелец, тот самый, щуплый и безбородый. Доку вздрогнул от неожиданности, выругавшись себе под нос.

— Вот, — боевик неожиданно заговорил женским голосом, низким и немного хриплым, но оттого еще более завораживающим. — Они здесь были!

На пол, к ногам Ольги, упали окровавленные бинты, повязка, которую он вчера поменяла Матвею. А еще — упаковки армейского сухого пайка и полный патронов автоматный рожок, тот, который партизаны обещали подарить одному из соседей, в доме которого хранился превращенный в охотничий карабин СКС.

Чеченка, за спиной которой болталась длинная черная винтовка с массивной трубой оптического прицела, приблизилась вплотную к Ольге, уставившись ее в глаза, и почти прошипела:

— Сама скажешь, где они? Куда ты их спрятала? Мы перевернем весь дом, весь ваш грязный аул, и если найдем их, хуже будет тебе! Ты врач?

— Фельдшер.

— Ты лечила их? Сколько их, скажи? Сильно ранены? Где они? Отвечай!

На последнем слове чеченка перешла на крик, и Ольга Кузнецова вздрогнула.

— Они ушли, давно! Не ищите их, не надо пугать людей, все уже и так напуганы! Пожалуйста!

В ответ чеченка оскалилась и замахнулась, словно хотела ударить Ольгу. Наверное, и вправду хотела, но не успела. Где-то за окном протрещала короткая очередь, затем еще одна. На мгновение все стихло, но тотчас деревня словно взорвалась автоматной стрельбой и потонула во взрывах гранат. Чеченцев, вломившихся в дом Ольги, словно ветром сдуло, а через несколько секунд рядом с домом фельдшера зазвучали выстрелы. Девушка сползла вниз по стенке, закрыв глаза и одними губами шепча слова заученной давным-давно, в детстве, молитвы.

Перевалившись через высокий забор, Азамат Бердыев опустился на одно колено, вскинув автомат. Поводя из стороны в сторону стволом АК-74, он ждал, пока Матвей, пыхтевший и матерившийся от боли в еще не до конца затянувшихся ранах, спрыгнет на землею рядом с ним. Такие трюки дались непросто обоим — партизаны, кроме оружия, тащили десантные рюкзаки, набитые патронами, сухпаями и всякой всячиной, без которой одиночке невозможно выжить на враждебной территории.

— Кажется, оцепления нет, — сообщил Бердыев тяжело отдувавшемуся товарищу. — Все «духи» на главной улице, шмонают дома!

— Мало их, чтоб все село в колечко взять! Авось и поучится свалить отсюда!

Прижимаясь в высокому, больше человеческого роста, тесовому забору, партизан осторожно двинулись вдоль главной улицы. На миг выглянув из-за угла, Бердыев увидел ставшую посреди Некрасовки колонну чеченцев. Несколько приземистых угловатых «Хаммеров» в бесформенных пятнах камуфляжа, и еще пару боевых машин непривычного вида, на высоких колесах, похожих просто на увешанные броней грузовики. Вокруг них держалось человек десять всего, и среди этих людей Азамат различил двоих, отличавшихся от чеченцев и снаряжением, и оружием, и тем, что эта парочка не носила ни бород, ни усов. А один, державший наперевес пулемет, сам перемотанный лентой, вообще оказался негром.

— Это еще кто?!

— Твою мать, сержант, чего вытаращился? — Осипов толкнул замершего Бердыева. — Шевели мослами, пока не засекли! Гребаная свора! — прорычал омоновец, видя, как боевики мечутся между избами, врываясь в жилища ничего не понимающих крестьян.

Судьба, кажется, повернулась к партизанам, застигнутым облавой, лицом, дав отличный шанс уйти так, чтобы никто и не догадался, что они здесь были. Боевики толпились на единственной улице поселка, возле своих машин, или ходили из дома в дом, до полусмерти пугая крестьян оружием и своим кровожадным видом, периметр же никто не держал — для этого у чеченцев просто не хватило бы людей. Слышались гортанные злые крики чужаков, плакали женщины, хныкали дети.

— Суки! — прошипел сквозь зубы Осипов, нервно тиская цевье АКМС. — Будут прочесывать село, твари!

— Уходим, Матвей, — поторопил Бердыев, понимавший чувства товарища. Бывший танкист и сам хотел остаться, встретить пришельцев огнем, прикончить хотя бы нескольких, чтоб остальные зареклись приходить с оружием на русскую землю. Но сейчас враг был сильнее, и им, двум партизанам, оставалось лишь одно: — Бежим, живее! Надо выбираться отсюда, пока нас не заметили! Валим в лес, там не найдут!

До леса было всего ничего, рукой подать. Метров триста дворами, потом через полузаросшее поле, и тогда чеченцы, не привычные к лесу, останутся с носом. А партизаны только и смогут, что верить, будто американские хозяева не дадут горцам слишком распоясаться здесь, творя те мерзости, к которым привыкли гордые ичкерийцы.

— Давай, Матвей, бегом!

Они вскочили, и, пригнувшись пониже, чтобы не быть слишком заметными, бросились зигзагом, уходя в сторону темневшего невдалеке леса. Оружие у обоих было наготове, на спины давили увесистые ранцы, в ушах шумела кровь, и сквозь этот шум проникали жуткие звуки, заполнившие Некрасовку.

Чеченцы появились на пути партизан неожиданно, словно из-под земли выросли. Двое, оба в камуфляже, молодые, совсем еще пацаны, но уже с оружием и в полной экипировке.

— Вот мля, «духи»!

Матвей Осипов от неожиданности замер лицом к лицу с боевиками, их разделяло всего пять шагов. Противники тоже опешили, увидев перед собой двух вооруженных до зубов бойцов. Но замешательство длилось недолго.

Чеченцы начали действовать первыми. Один из боевиков, на голову которого по самые глаза была натянута вязаная шапочка, даже успел вскинуть «калашников», прежде, чем короткая точная очередь, выпущенная на бегу Бердыевым, срезала его, бросив спиной на землю.

— Падла! — Осипов, увидев, что второй боевик развернулся и бросился бежать, остановился, прижав к плечу плечевой упор автомата, и рой свинцовых «ос», выпушенных бывшим омоновцем, вгрызся в спину беглеца, сбив того с ног, буквально впечатав в землю лицом.

— Теперь не уйти! — простонал Азамат Бердыев. И словно в подтверждение его слов, со стороны села разом ударило несколько автоматов.

Партизаны, подстегиваемые отрывистым злым лаем автоматов, бросились бегом. Они мчались напрямик, петляя и пригибаясь, кратчайшим путем уходя к лесу, где их не достанет шальная пуля, где они и противник будут на равных.

Жанна Биноева хотела ударить русскую девку, в доме которой укрывались враг. Хотела унизить ее, сделать больно, просто так, ради наслаждения, хотя никогда прежде не получала удовольствия от этого. Но сам Всевышний, наверное, остановил ее, удержал руку. С улицы донеслась стрельба, сначала всего несколько коротких, скупых очередей, а затем — настоящий швквал. Кажется, палили все явившиеся в этот грязный аул чеченцы разом.

— На выход! — Жанна первой бросилась к дверям, за ней — Мовсар, и третьим, с явной неохотой, выкатился Доку Исмаилов, брат командира, плотоядно пялившийся на русскую девчонку.

Не меньше дюжины боевиков, за которыми потянулись и американские «пастухи», прибежало на окраину села, стреляя длинными очередями по двум фигуркам в камуфляже, бежавшим к лесу. У ног чеченцев лежали два теплых трупа, а их убийцы уже почти добрались до опушки, не обращая внимания на ураганный огонь. Били, не скупясь, расстреливая сразу по целому рожку, но русские, словно заговоренные, продолжали уходить, приближаясь к спасительным зарослям, где не привыкшим к горам чеченцам было тягаться с этими медведями.

— Шайтан!

Биноева вскинула СВД-С, почувствовав в своих изящных ладонях все ее четыре с половиной килограмма. Девушка затаила дыхание, повела стволом, ловя в фокус прицела первую цель. Русский бежал, хромая и спотыкаясь, словно преодолел на жалкие пятьсот метров, а не меньше десяти верст. Жанна затаила дыхание, палец на спусковом крючке напрягся и плавно потянул курок назад.

Единственный выстрел утонул в грохоте автоматов и пулеметов, но из всех посланных вдогон русским пуль именно та, которую выпустила Жанна Биноева, настигла цель. Русский взмахнул руками, неловко пробежал еще несколько шагов и завалился лицом вниз.

— Аллах Акбар! — взорвались криками боевики, размахивая оружием над головой.

Жанна через оптический прицел видела, как второй русский остановился, развернулся, сделав шаг к упавшему товарищу. Но тот вдруг приподнялся на локтях, махнув рукой в сторону леса. Тот, что оставался на ногах, медлил еще пару секунд — достаточно, чтобы Биноева могла прицелиться, но что-то остановило ее, помешало еще раз нажать на спуск, чтобы вновь услышать радостные вопли братьев. И оставшийся в живых русский, развернувшись, опрометью бросился к лесу.

— Этот шакал еще жив, — крикнул Доку Исмаилов, указывая на упрямо ползущего по траве партизана, подстреленного Жанной. — Возьмем его!

Толпа, улюлюкая, гавкая, завывая на полтора десятка голосов, побежала к еще дергавшему русскому, упорно не желавшему умирать. Когда его окружили, раненый из последних сил попытался сорвать с «разгрузки» гранату. Ему не дали, выбили РГД-5 из рук, потом долго пинали ногами, все вместе, превращая человека в кровавое месиво.

— Сейчас будем барана свежевать!

Исмаилов вытащил из набедренных ножен огромный тесак-«рэмбо», широкий, с пилой на обухе, страшный на вид, жутко неудобный в бою, но сейчас оказавшийся как раз кстати. Чеченец воздел кинжал высоко над головой, и остальные боевики разразились восторженными криками и звериным воем, предвкушая расправу, такую, к каким они привыкли у себя в горах.

Лес принял Азамата Бердыева, окутал его спасительным сумраком. Стоило только партизану пересечь границу, вломившись в заросли, звуки стрельбы и крики за спиной мгновенно стихли, доносясь теперь словно через толстый слой ваты.

Почувствовав себя в безопасности, Бердыев просто растянулся на ковер из густого мха и опавшей листвы, уткнувшись в землю лицом и стараясь успокоить дыхание. Сердце рвалось из груди, его удары отдавались в ушах паровым молотом, но сквозь усталость в сознание беглеца проникал единственная мысль — он все-таки остался жив. И тотчас Азамат вспомнил своего товарища. Осипов, раненый, но еще цеплявшийся за жизнь, приказал уходить своему товарищу. Омоновец не желал стать обузой и остался там, на поле.

Поднявшись на ноги, Бердыев двинулся назад, туда, откуда доносились в чащу самые громкие крики. Выбравшись на опушку, он увидел толпу боевиков в каких-то двух сотнях метров от себя. Яростно рыча, они пинали кого-то, лежавшего на земле, остервенело били ногами, обутыми в тяжелые ботинки. А затем кольцо распалось, чеченцы отступили, а одни из них рывком поставил на колени окровавленного, забитого до полусмерти Матвея Осипова.

Азамат Бердыев замер, затаив дыхание. Омоновец еще был жив, хотя, наверное, после «приема» чеченцев в теле его не осталось ни одной целой косточки. А тот боевик, что стоял над раненым партизаном, вытащил из ножен огромный клинок, тускло сверкнувший в сером свете пасмурного дня.

Партизан понял, что будет, когда чеченец с зеленой повязкой через весь лоб рванул за волосы, оттягивая назад голову Осипова и одновременно замахиваясь своим кошмарным тесаком. А Матвей вдруг взглянул в сторону леса, безошибочно ощутив каким-то сверхъестественным чутьем, где находится его товарищ. Их взгляды встретились на миг, и в глазах Осипова Азамат Бердыев прочитал одну единственную просьбу, ту, в которой он не мог отказать сейчас умирающему товарищу.

— Прости меня! Так надо, — прошептал Бердыев, срывая с плеча «калашников».

Привычным движением Азамат рванул на себя рукоятку затвора, досылая в ствол патрон. С негромким щелчком флажок переводчика встал в положение «одиночный огонь». От цели партизана отделяло сейчас двести метров, приличная дистанция для того, кто раньше стрелял все больше из танкового орудия, да и АК-74 был не лучшим оружием для снайперской стрельбы. Но Бердыев сейчас был точно уверен, что сможет исполнить задуманное.

Партизан замер, ловя в прорезь прицела грудь Матвея Осипова. Бывший омоновец, удерживаемый нависшим над ним боевиком, шатался из стороны в сторону, даже стоя на коленях. Толпа вокруг издала протяжный вой, когда чеченец с зеленой повязкой на голове замахнулся своим ножом, но прежде, чем сталь погрузилась в плоть Осипова, с одного удара перерезая тому горло, сухо треснул один единственный выстрел, и сверхскоростная пуля, летевшая быстрее звука, ударила партизана в сердце.

— Прости, брат, — произнес Азамат Бердыев, опуская автомат стволом вниз. — Так было надо! Не держи зла!

Грузное тело омоновца еще оседало на землю, а боевики уже кинулись врассыпную, залегли, а через пару секунд грянул настоящий шквал. Рой пуль умчался к лесу, туда, откуда пришла одна единственная, лишившая стаю такой желанной забавы. Но Бердыев уже вспугнутым зайцем мчался вглубь чащи, уходя подальше от деревни, отданной на потеху врагу. Он знал, что скоро вернется сюда. И тогда звери, спустившиеся с гор, ответят за все.

Доку Исмаилов отряхнулся, поднявшись с земли и стараясь не смотреть на своих братьев. Чеченцу было стыдно за то, что он плюхнулся прямо в грязную лужу, когда из леса открыл огонь проклятый русский снайпер. Исмаилову показалось, что следующая пуля будет предназначена именно ему, и при такой мысли сразу очень захотелось жить. Но теперь во взглядах своих товарищей боевику чудились злые насмешки. Стоило кому-то рядом заговорить, и Доку сразу казалось, что это — о нем, о его позоре. И после этого очень сильно хотелось кого-то убить.

— Жанна, — Исмаилов окликнул снайпершу, спокойно складывавшую приклад своей винтовки. — Жанна, та русская, у которой скрывались эти двое, где она? Мы не закончили с ней, когда все началось!

— Тебе нужны неприятности?

Биноева в упор посмотрела на исмаилова, и тот, чувствуя злобу, закипавшую в груди, прорычал:

— Я сам решу, что мне нужно, женщина!

Исмаилов развернулся и почти бегом двинулся к дому сельского фельдшера, надеясь, что русская девка, так приглянувшаяся ему, еще там, а не забилась в какую-нибудь грязную щель. Но он опоздал. Подходя к добротной избе, Доку увидел, что девчонка бежит по улице. Она почувствовала чужой взгляд, испуганно обернулась, и тотчас метнулась на двор ближайшего дома.

— Тварь! — Исмаилов зло ощерился: — Думаешь спрятаться от меня?! Сам шайтан тебе не поможет!

Боевик уверенно двинулся за своей добычей, упускать которую не желал. Он ногой распахнул калитку, но вместо перепуганной русской девки увидел кряжистого мужика в камуфляжной крутке, кирзовых сапогах невероятного размера, и с охотничьей двустволкой, оба ствола которой уставились точно в грудь ему, Доку Исмаилову.

Ольга Кузнецова после того, как чеченцы ушли, долго не могла найти в себе силы, чтобы пошевелиться. Она слышала стрельбу, доносившуюся с околицы, и могла лишь гадать, что случилось с Бердыевым и Осиповым, удалось ли им уйти от погони, или скоро их тела приволокут за руки и за ноги в деревню, чтобы швырнуть под окна ее дома.

Оцепенение длилось недолго. Ольга поняла, что чеченцы не простят ей, что они вернутся, и тогда может случиться все, что угодно. Забыв обо всем, девушка выскочила на улицу, бросившись, куда глаза глядят, и почти тотчас увидела того самого чеченца, который несколькими минутами раньше раздевал ее глазами, предлагая познакомиться. Боевик, не расстававшийся с оружием, тоже увидел Ольгу и направился к ней.

Охваченная страхом девушка толкнулась в первую попавшуюся калитку, и, когда та поддалась под напором, едва не упала, буквально ввалившись на двор и ткнувшись в живот Савелия Петухова. Из-за спины его выглядывал бледный от волнения сын Артем.

— Помогите! — выдохнула перепуганная девушка.

— Успокойся, Оленька! Все хорошо!

Савелий приобнял девушку, настойчиво подталкивая ее к дому, и сказал, взглянув на сына:

— Артем, подай ружье!

— Отец, они тебя убьют!

— Ты мужик, или сопляк?! Тащи ружье, живо!

Парень исчез в доме, и мгновение спустя в руках Савелия, словно материализовавшись из пустоты, возникла тяжелая «тулка» двенадцатого калибра. Петухов едва успел переломить ее, заталкивая в стволы по патрону с латунной гильзой, когда в проеме калитки возникла массивная фигура чеченца.

— Назад! — твердо произнес крестьянин, целясь в живот незваному гостю. — Ни шагу больше! Тебя здесь не ждут!

— С дороги! Русская собака!!!

Чеченец, словно не видя направленные на него стволы, шагнул вперед. Петухов попятился в нерешительности — никогда прежде ему, даже в шутку или спьяну, не приходилось целиться в живого человека, тем более, стрелять. А Доку Исмаилов не колебался ни мгновения. Подхватив висевший на плече автомат, боевик надавил на спуск, не отпуская его, пока не закончились патроны в «рожке», и «калашников» изверг поток раскаленного свинца.

Рой сверхскоростных пуль отшвырнул Савелия назад, свинцовые «осы» разорвали, распороли грудь, прошили насквозь человеческую плоть. Крестьянин умер прежде, чем тело его коснулось земли, а Исмаилов уже шагал дальше.

— Батя! — Артем Петухов, увидев, как его отец, получивший полную очередь в упор, валится на землю, бросился к чеченцу, на бегу вырвав тяжелый колун из стоявшей посреди двора колоды. — Сдохни, сука!!!

— Щенок!

Доку Исмаилов отбросил в сторону АК-74 с пустым магазином, и вытащил из прицепленной к «разгрузке» кобуры девятимиллиметровый ПМ. Чтобы добраться до убийцы отца, Артему Петухову нужно было всего несколько секунд, всего несколько шагов отделяло его от чеченца. И этих секунд хватило Исмаилову, чтоб передернуть затвор «макарова» и сдвинуть флажок предохранителя. Высоко замахнувшийся колуном Артем буквально ткнулся грудью в ствол пистолета, и один за другим, прозвучали громом средь бела дня три отрывистых выстрела.

Тупоголовые пули «макарова», не встречая на пути никакой преграды, прошили плоть, но тело, уже лишившееся жизни, двигаясь по инерции, сделало последний шаг, и Исмаилову пришлось отскочить в сторону, чтобы не попасться под колун, удерживаемый рукой мертвеца. Артем, истекавший кровью, растянулся у ног чеченца, выпустив, все-таки, топорище из разжавшихся пальцев, а Исмаилов, даже не глядя на свою жертву, шагнул дальше, к дому, где искал спасения его добыча.

Доку Исмаилов шагнул внутрь, и в сумраке тотчас тускло сверкнул нож. Ольга Кузнецова ударила чеченца изо всех сил, первым попавшимся предметом, способным стать оружием. Боевик легко уклонился и сильным ударом выбил нож из рук девушки, а затем, заломив ей руку за спину, толкнул свою жертву дальше, к продавленной тахте.

— Не брыкайся, — прохрипел Исмаилов на ухо, и щеку Ольги обожгло горячее дыхание возбужденного пролитой только что кровью боевика. — Никто тебе не поможет, а будешь сопротивляться, я могу сделать тебе очень больно! Мне нравится, когда кричат и плачут!

Чеченец бросил Ольгу на постель, с треском разорвав на ней одежду, и сам торопливо принялся стаскивать с себя «разгрузку», возясь с застежками, хрипя и рыча от нетерпения. Кузнецова попыталась вскочить, убежать, но нарвалась на хлесткую пощечину и отлетела назад — такова была сила удара. Во рту Ольга почувствовала привкус крови.

— Куда же ты? — Рычал, дрожа от возбуждения, чеченец. — Нам же будет хорошо с тобой!

Исмаилов, наконец, сбросил «разгрузку», и, расстегивая камуфляжные брюки, навалился на свою жертву, словно не замечая ее жалких попыток сопротивляться. Напротив, от этого он, кажется, возбуждался еще сильнее, и уже не замечал ничего вокруг. И потому именно Ольга поняла, что в комнате кроме них появился кто-то третий.

— Оставьее!

Звонкий голос заставил Исмаилова вскочить, словно пружиной подброшенного, даже не застегивая брюк. Резко обернувшись, чеченец увидел стоящую в дверном проеме Жанну Биноеву. Рядом с ней, небрежно прислоненная к косяку, стояла винтовка СВД, но руки снайперши были пусты.

— Пошла прочь, женщина! — Исмаилов зарычал и сделал шаг навстречу чеченке. Сваливавшиеся брюки сковывали его движения.

— Я сказала, оставь ее! Это ты убирайся отсюда!

У Жанны потемнело в глазах, едва она увидела сжавшуюся в комок русскую девчонку, пытавшуюся удержать на груди остатки одежды. Биноева вдруг словно перенеслась в прошлое на несколько лет. Брошенный хозяевами дом в Гудермесе, выбитые стекла, выщербленный осколками и шальными пулями потолок. Она и трое выродков, сильных, здоровых, верящих, что форма российской армии, сержантские лычки, станут их защитой от возмездия.

Они долго не видели женщину, и пойманная в городе юная чеченка мгновенно возбудила их, уже успевших где-то раздобыть немного водки. Жанна прошла через то, после чего иная женщина наложит на себя руки, и сейчас все повторялось в точности, только не с ней. А сама она, в отличие от той давней ночи, теперь могла что-то изменить. Здесь и сейчас.

— Эта русская тварь прятала наших врагов! Ей достанется сейчас по заслугам! А ты выйди вон, или и тебе тоже достанется!

Исмаилов продолжал наступать на Жанну, но та стояла, не шелохнувшись, не сводя спокойного взгляда с могучей фигуры полуодетого боевика и лишь краем глаза наблюдая за русской девчонкой, неуклюже сползшей с тахты, забившись в угол комнаты, сжавшейся там в скулящий, рыдающий комок.

— Тебя давно, наверное, не имели? Так что же ты молчишь? Сказала бы Доку, я бы приласкал тебя!

— Выродок!

Боевой нож, выскользнувший из ножен, сверкнул молнией, и Доку Исмаилов отскочил назад, уходя от стремительного выпада. Жанна умела работать с ножом, и сейчас била без пощады. Еще от пары ударов боевику удалось увернуться, но в тесноте комнаты крестьянской избы, да еще и со спущенными до колен штанами так не могло продолжаться долго.

— Ты что, женщина, взбесилась?! — в голосе Доку слышался испуг, он понял, что беспощадный снайпер, давно заставивший уважать себя даже по локти испачканных в крови головорезов, хочет убивать. — Убери нож, дура!

— Шакал!!!

Чуть изогнутое острие ножа чиркнуло Исмаилов по груди, двигаясь вверх, и клинок мягко вошел под подбородок, погружаясь в мозг боевика.

Боевик умер безмолвно. Он не хрипел, не стонал, не кричал, тело не содрогалось в конвульсиях. Доку Исмаилов просто упал на дощатый пол, залив его своей кровью, казавшейся черной, точно нефть, в царившем всюду сумраке. А Жанна Биноева, не обращая больше внимания на убитого, в точности как сам он переставал замечать тех, чьи жизни обрывала его рука, шагнула к Ольге.

— Вставай!

Биноева протянула девушке руку, но Кузнецова, содрогаясь всем телом, заходясь в рыданиях, лишь сильнее сжалась в комок, словно пытаясь врасти в стену. Круглыми от ужаса глазами она смотрела на тело неудавшегося насильника, дощатый пол под которым потемнел от крови.

— Вставай! — Жанна повысила голос и, не дожидаясь реакции, рывком подняла Ольгу на ноги. — Ты в порядке? Этот похотливый ишак — младший брат командира. Когда кто-нибудь придет сюда, с нас с обеих живьем спустя шкуру!

Биноева решила для себя все несколько секунд назад, когда вогнала клинок боевого ножа под подбородок Доку Исмаилова. Снайперша знала, но что может быть способен его старший брат — она видела пару раз, как люди Исмаилова поступали с пленными русскими солдатами. Жанна и сама убивала русских, но в бою, когда они тоже могли убить ее, когда в ответ на каждую выпущенную пулю били из автоматов, пулеметов, минометов и самоходных гаубиц, сметая с лица земли порой целые кварталы. А то, что делали ее братья — это была даже не казнь, когда казнят, обычно стараются исполнить все быстро, не доставляя обреченному специально лишних мучений. Жанна видела все своими глазами — всего лишь несколько раз, но этого хватило, чтоб сейчас, когда никого не было рядом, кто мог бы защитить ее, не мешкать.

— Был бы здесь Хусейн, нас никто не посмел бы тронуть и пальцем, но Турпал не простит смерть брата! Ты даже не представляешь, что он может сделать с тобой… и со мной тоже! Нужно убираться!

— Что? Куда?

Ольга, бледная, стояла, не шевелясь, и во все глаза смотрела на труп, растянувшийся посреди комнаты. По ее щекам катились градинами слезы и Жанна, видя, что спасенная впала в ступор, неожиданно отвесила ей пару хлестких пощечин.

— Соберись! Сейчас кто-нибудь сюда придет, и нас будут убивать! Долго, страшно! А я не спешу принять шахаду!

Жанна деловито принялась вытаскивать автоматные магазины из разгрузки, так предусмотрительно снятой Доку Исмаиловым. Чеченка торопилась, представляя, как старший брат убитого с парой своих личных телохранителей уже заходит на двор, видя трупы хозяев дома.

— Бежим быстрее! — Биноева вновь ухватил Ольгу за рукав. — Здесь рядом наши машины! Ты умеешь водить?

— Д-д-да…

— Отлично! Как выйдем за ворота, беги к ближайшему «Хаммеру»! Садись за руль и заводи мотор! Ключи в замке! А я прикрою, если кто сунется! Ну, давай за мной!

Биноева решительно двинулась к выходу, подхватив оставленную у двери винтовку. Во дворе никого не было — только трупы, но этих как раз Жанна боялась меньше всего. Она давно не была впечатлительной девицей, да никогда, наверное, не была, с самого своего детства в Урус-Мартане, с того дня, когда сбившийся с курса русский пилот бомбардировщика сбросил весь свой смертоносный груз на дом ее семьи. И теперь Жанна Биноева была собрана и сосредоточена.

Проходя по двору, Жанна подняла с земли брошенный прежде Исмаиловым АК-74, на ходу вслепую вогнав полный «рожок» в прорезь приемника и передернув затвор. Надежная СВД-С пока ждала своего часа за спиной чеченки.

Жанна открыла калитку, выглянув на улицу. Никого. Отсутствия двух человек из своего отряда остальные боевики, прочесывавшие деревню, пока не заметили. Хорошо, что обошлось без стрельбы, иначе все давно были бы здесь.

— Чисто, — удовлетворенно произнесла Биноева, увидев в конце улицы пятнистый «Хаммер», рядом с которым, на счастье, тоже никого не было. — Может и повезет нам, если Аллах сжалится. А теперь беги, так быстро, как только сможешь! Давай!

Ольга, подстегнутая резким окриком, со всех ног бросилась к американскому военному внедорожнику, ничего не замечая вокруг себя. А Биноева, напротив, не спешила. Жанна, держав автомат наготове, неторопливо двинулась следом за русской, шаря взглядом по окрестностям.

Все, что нужно было делать Кузнецовой, непонятно с чего подчинившейся приказам мрачной, увешанной оружием с ног до головы, чеченки, только что прикончившей без колебаний своего же — бежать. И Ольга бежала, так быстро, как только могла. До «Хаммера» было метров двести, и девушка, кажется, пролетела их за считанные секунды. Мгновение — и она уже плюхнулась на жесткое сидение, ища замок и ключ зажигания, который, на удивление, был на месте. Ольга умела водить, и хотя ни разу даже близко не видела четырехколесного американского «монстра», быстро сообразила, что к чему. Мощный мотор, укрытый под плоским капотом, запустился сразу, издав могучий уверенный рык, и в тот же миг затрещали выстрелы.

Жанна Биноева смогла одним глазом следить за русской девчонкой, вторым наблюдая при этом за происходящим на улице. И увидела двух появившихся, словно из-под земли. Боевиков, раньше, чем они заметили ее. И чеченка не мешкала.

«Калашников» в руках Биновой судорожно вздрогнул, выплевывая в лица боевикам поток свинца. Жанна не колебалась, открыв огонь по своим. Первая же очередь свалила оного из бойцов Исмаилова, так и не понявшего, что происходит. Снайперша не испытывала сомнений, стреляя в него, но невольно метила по ногам — чтобы ранить, вывести из строя, сделать противника не опасным для себя, но не убивать его.

Второй боевик прыгнул в придорожную канаву, и через секунду зазвучали ответные выстрелы. Чеченцы, прошедшие горнило войны, или умирали, или превращались в настоящие «машины для убийства». Не понимая, что происходит, боевик сделал две абсолютно и единственно правильные сейчас вещи — укрылся и открыл ответный огонь. И в тот же миг сорвался с места громоздкий «Хаммер», управляемый Ольгой Кузнецовой.

Внедорожник пролетел две сотни метров, резко затормозив рядом с ведущей огонь короткими, экономными очередями, Жанной Биноевой. Чеченка сделала достаточно, чтобы противник вжался в землю, не рискуя и на миг поднять головы, и, прежде, чем он пришел в себя, она уже прыгнула в «Хаммер», крикнув своей невольной спутнице:

— Гони!!!

Судорожно вцепившаяся в баранку Ольга вдавила педаль газа до упора, и «Хаммер», влекомый всеми своими ста тридцатью пятью лошадиными силами, помчался, неловко петляя из стороны в сторону. В реве мотора почти не слышны были выстрелы, которыми провожал внедорожник тот самый боевик, прятавшийся в канаве.

— Сбей ему прицел, — крикнула все еще не возбужденная, взвинченная Жанна». — Этот «Хамви» не бронированный, «калаш» его насквозь прошьет!

Ольга крутанула баранку влево-вправо, заставив внедорожник выполнить какой-то «противолодочный маневр». А навстречу «Хаммеру» уже выскакивали новые фигуры в камуфляже. Не разбираясь, что к чему, но, понимая, что внедорожник не просто так «взбесился», боевики открыли огонь, и длинные автоматные очереди хлестнули по бортам HMMWV свинцовыми плетями.

Металлический град стучал по «Хаммеру». В бортах появилось несколько рваных отверстий, и одна из пуль вспорола обивку сидения рядом с Жанной. Лобовое стекло пошло трещинами, выдержав скользнувший свинцовый «гостинец». А через мгновение все закончилось. Деревня, захваченная обезумевшими от вседозволенности боевиками, осталась позади. Там кто-то суетился, бегал, приходя в себя, возможно, Исмаилову уже сообщили, что его брат мертв, возможно, уже догадались, чьих рук это дело. Не важно. главное, что они прорвались.

— Отлично, — Жанна улыбнулась: — Неплохо водишь!

— Второй раз в жизни, — тоже несмело улыбнувшись в ответ, призналась Ольга Кузнецова.

— Вот шайтан! Могла же нас обеих отправить на небеса! Как тебя зовут, кстати?

— Ольга. А тебя?

— Жанна.

— Спасибо! Ты меня спасла! Ведь тебе же пришлось убить своего!

— Доку был выродком, — поморщилась Биноева. — Мясник. Но брат командира, не рядовой боец, и то, что я сделал, Турпал не оставить просто так.

— Теперь ты враг для своих?

Кузнецова взглянула на Жанну, обеими руками продолжая крепок держать баранку. «Хаммер» тяжело подпрыгивал на ухабах, удаляясь от деревни. В зеркале заднего вида был только пустой проселок. Что бы ни предпринял Исмаилов, погоня отчего-то не спешила.

— Следи за дорогой, — зло буркнула Биноева. Она не сомневалась в том, что делает, с той секунды, когда вытащила клинок из ножен, не раскаивалась и сейчас, но только теперь поняла по-настоящему, что осталась совсем одна на чужой, враждебной земле.

— А куда мы едем?

— Нам нужно где-то укрыться. Но пока просто уедем как можно дальше! Запутаем следы!

— Можно уйти к партизанам! Они меня знают!

— Меня тоже, — помрачнела Жанна. — Ты такая дурочка что веришь, будто они меня отпустят живой, эти твои «партизаны»? Я же для них враг! Я убивала ваших, русских солдат в Чечне, в Дагестане!

— Тогда зачем спасла меня и убила своего?

Жанна Биноева опустила глаза. немного помолчала, и произнесла наконец:

— Тогда была война. Они стреляли в меня, я стреляла в них. Мы жили в Урус-Мартане, началась война, первая война, когда Дудаев захотел независимости от вас, от России. но у нас продолжа царить мир. Те, кто хотел воевать, ушли, мы выгнали их и стали надеяться, что все закончится. Мы жили на окраине, мать, мой старший брат и две младшие сестренки, двойняшки. Мен тогда было восемь, им — по пять годиков. Отец умер незадолго до этого. Все было хорошо, пока над городом не появился русский самолет. Никто не испугался и ничего не ждал плохого, пока этот самолет не сбросил бомбы. Одна из них попала точно в наш дом. Мы с Шамилем были на улице, через дорогу, и остались живы, хотя брат на месяц потерял слух. А мама и сестры погибли там. Мы же не были боевиками, мы ничего не делали русским, но они убили всю мою семью, разрушили дом! Они убили женщину и маленьких детей, так что даже хоронить было нечего!

Жанна глухо зарычала, ударила кулаком по приборной доске, так, что Ольга невольно вздрогнула.

— С братом, двое сопливых детей, мы прошли через всю Чечню, ушли в Дагестан, к дальним родственникам. Они нас пожалели, пустили к себе жить. Но Шамиль считал себя уже настоящим мужчиной, он хотел мести и потому через полгода ушел обратно, в Чечню, попал в отряд Хусейна Шарипова, где его и других мальчишек арабские инструкторы-наемники учили воевать. И он воевал против русских, лишь изредка появляясь дома, чтобы оставить родне доллары, которые ему и его братьям платили за каждый заложенный фугас, за каждого убитого русского солдата. Их было много, долларов. Все были довольны. Но война есть война, и Шамиль погиб. Он умер на моих глазах. Теперь я осталась одна!

— Это же была война. Каждый тогда думал, что именно он прав, — несмело промолвила Ольга.

— Если бы я не прикончила насильника, ты говорила бы иначе, — усмехнулась Жанна Биноева. — Тогда я для тебя оставалась бы врагом, кровожадной убийцей! А я и есть убийца, своими руками я отправила на тот свет два десятка ваших солдат, может быть, среди них был и твой жених.

— Моему жениху проломили голову в пьяной драке. Не чеченцы — такие же русские парни, только из соседнего района. Он пролежал в реанимации два дня и умер, как ни старались врачи вытащить его. На следующий день я подала документы в медицинский.

— Глупцы! Нам не нужно было с вами воевать — стоило только не мешать вам истреблять самих себя!

— Теперь у нас снова общий враг, — вдруг решительно произнесла Ольга Кузнецова, перестав на мгновение быть испуганной, зареванной девчонкой. — Американцы зря пришли в Россию, и тем более зря привели сюда вас! Мы одинаково будем ненавидеть и тех, и других! Я знаю, чего стоят те люди, за которыми вы охотились в моем селе! Они не остановятся, пока не прикончат последнего из вас! Твоим братьям лучше убираться обратно в горы, там вы никому не будете нужны! А американцы живыми уже не уйдут из этой страны! Поверь, я знаю! Партизан не много пока, но с каждым днем их будет все больше, все новые и новые люди, русские люди, поймут, что Россия — под пятой врага! Война только начинается!

— Ты веришь в этих ваших партизан? Что ж, возможно, они и впрямь такие, какими кажутся тебе. Тогда тебе и, правда, лучше оказаться у них, там ты будешь под защитой. Но мне к партизанам дороги нет — мы с ними враги, слишком много крови их братьев по оружию на моих руках. Тебя я отвезу в безопасное место, сама же отправлюсь еще куда-нибудь.

— Куда? Ты же одна совсем! У тебя никого нет! Ни дома, ни семьи, ни близких!

Жанне вдруг стало не по себе от жалости, проявленной этой русской, которая по идее должна была ненавидеть ее, чеченку, врага, убивавшую таких же русских. И пусть тогда каждый думал, что прав, пусть они, ичкерийцы, верили, что защищают свою родину, а сами русские искренне считали, что спасают Россию, сражаясь за ее единство, это ничего не меняло. Десятки раз русские солдаты, матерые мужики и восемнадцатилетние мальчишки, оказывались в перекрестье прицела Биноевой — и тогда они умирали. А теперь русская медсестра из глухого села жалела ее, безжалостную убийцу.

— Там будет видно, — хмуро процедила сквозь зубы Жанна. — На все воля Всевышнего! Сперва простой уедем подальше, чтобы Турпалу и его людям не так то просто оказалось отыскать наши следы. А думать о будущем станем потом.

Тяжелый внедорожник прыгал на ухабах, мчась по разбитому проселку и унося подальше от опасности двух женщин. Под колеса «Хаммера» убегала пустая дорога, и обеим, русской медсестре, видевшей свое призвание в том, чтобы спасать жизни, и привыкшей без колебаний обрывать жизни чеченской снайперше, казалось, что все опасности теперь остались где-то далеко позади.

Глава 4. Закон гор

Архангельская область, Россия 12 октября
Турпал Исмаилов опустил ладонь на безжизненные глаза своего брата. Голова Доку лежала на коленях у полевого командира, не обращавшего внимания, что весь камуфляж его уже пропитался кровью, сочившейся из страшной раны, оставленной боевым ножом. А вокруг них, живого и мертвого, собрался почти весь отряд. Два с лишним десятка бородатых мужиков, увешанных оружием, молча смотрели на амира, по щекам которого катились бусинки слез.

— Кто? — Исмаилов перевел мрачный взгляд налитых кровью глаз на своих людей. — Кто это сделал? Узнать! Найти!!!

— Биноева, — произнес кто-то негромко. — Это она, амир! Она сошла с ума, клянусь Аллахом! Она сбежала вместе с русской девкой, той, у которой в доме прятались неверные! Биноева убила Беслана, а Мухаммад ранен в ногу, истекает кровью!

— Тварь! — Прорычал, поднимаясь с колен, главарь чеченцев. Указав на одного из боевиков, собравшихся вокруг братьев — живого и мертвого — Исмаилов произнес:

— Мовсар, возьми людей, машину, езжай за Биноевой! Разыщи ее след!

— Слушаюсь, амир!

— Догнать ее! Найти! Достань мне из-под земли эту тварь!

Несколько человек отделились от основной массы, и пару минут спустя с места сорвался, взревев мощным двигателем, тяжеловесный «Хаммер». Внедорожник, набитый боевиками, умчался по единственной улице русской деревни туда, куда совсем незадолго до этого умчался такой же «Хаммер», унося с собой двух искавших спасения женщин.

Толпа неожиданно заволновалась, раздалась в стороны, пропуская к телу Доку Исмаилова, над которым склонился не пытавшийся сдерживать слезы брат его, двух американцев. Мейсон сразу шагнул к командиру чеченцев, а Стаут, на плече которого висел могучий «Марк-43», остался на месте, наблюдая за боевиками, вновь сомкнувшими кольцо за их спинами.

— Что здесь происходит?

Малкольм Мейсон держался уверенно, так, как держится чувствующий силу за собой человек. И эта уверенность на миг охладила гнев, сжигавший Исмаилова.

— Одна из моих людей убила моего брата, — произнес чеченец. — И сбежала вместе с той русской, у которой скрывались те, кого мы ищем. Они угнали «Хаммер» и убили еще одного из моих людей, пытавшегося им помешать.

— Та снайперша? — догадался Мейсон, поскольку женщин в отряде он больше не видел, а Исмаилов говорил о предателе в женском роде. — Что за глупости?!

— Она провела несколько месяцев в русской тюрьме. Наверное, там ее завербовали русские, и теперь она помогает им. Хорошо, что мы поняли это так быстро, иначе было бы хуже. Русская девчонка что-то знает о партизанах, вот эта вероломная тварь и вытащила ее из наших рук!

— Бред!

Мейсон помотал головой, отгоняя прочь идиотские мысли чеченского командира. Но Исмаилов был непоколебим:

— Мы ее найдем! Она не уйдет далеко, здесь мало дорог, а по лесам не пройдет и «Хаммер»! Вы хотели что-то знать о русских? Значит, мы поймаем тех, кто вам расскажет все, что нужно!

— Не раньше, чем я свяжусь с командованием! Тебя наняли, чтоб исполнять приказы, и тебе за это платят, всем вам платят! Так не превращай работу в кровную месть за своего брата! Вы сами упустили русских, взяли только один труп, а могли бы иметь сейчас двух живых, разговорчивых пленных!

— Не тебе меня учить, неверный пес!

Исмаилов вскочил на ноги, подавшись к Мейсону, словно хотел наброситься на того… и наткнулся на ствол пистолета. Бывший морской пехотинец не успел достать из-за спины свой М4А1, да и неудобно было в тесноте толпы, напиравшей со всех сторон, орудовать даже таким компактным карабином. Но зато под рукой был полуавтоматический «Глок-30» сорок пятого калибра, с укороченным стволом. И сейчас черный зрачок этого ствола, в котором дремала пуля, одна из десяти, снаряженных в магазин, уставился в лицо чеченскому командиру.

— Не забывайся!

Мейсон не дрогнул, услышав вокруг злой ропот боевиков. А затем солидно лязгнул затвор пулемета — это Роберт Стаут был готов прикрыть напарника огням, сметая одной очередью всех противников, сбившихся плечом к плечу друг с другом, точно стадо. Бывший десантник, успевший побарахтаться в кровавом болоте Афганистана, рвался в бой, он хотел увидеть хоте малейший повод, чтоб открыть огонь. Ему, ветерану, сражавшемуся непонятно где и непонятно за что, было стыдно сейчас действовать вместе с мусульманскими бандитами, теми, кого в его родной стране однозначно считали врагом — уже лет десять точно, а здесь, отчего-то, они вдруг стали верными союзниками.

Внезапно ожила рация, закрепленная на плече Турпала Исмаилова. Боевик, не сводя глаз с американца и его пистолета, вслепую нашарил пальцами клавишу приема.

— Амир, это Мовсар, — донеслись из динамика слова вперемежку с легким треском помех. — Мы нашли «Хаммер»! Десять километров от села! Внутри никого! Машину просто бросили!

— С нами Аллах, — улыбнулся кровожадной улыбкой полевой командир. — Убери оружие, американец, и отойди с дороги! Не мешай нам! Вы, неверные, никогда не поймете, что значит кровная месть, вы думаете только о себе, вам плевать на собственных близких! А мы — другие!

Исмаилов пошел напролом, словно хотел смести американца всей своей массой, и Мейсон отступил в сторону, не желая накалять обстановку. Морпех ухватил чеченца за плечо, рывком повернул к себе, жестко произнеся ему в лицо:

— Останешься здесь! И точка! Ты командир, вот и командуй, кто из твоих людей отправится в погоню, но сам отсюда — ни ногой! Сам будешь держать эту свору на коротком поводке!

Турпал мрачно кивнул. Трудно было осознать, что теперь ты — не «вольный стрелок», что над тобой есть кто-то иной, нежели такие же чокнутые, помещавшиеся на кровной мести «бригадные генералы». Чеченцам дали ту работу, к которой они оказались привычны больше всего, но даже минимальные правила оказалось соблюдать по силам очень немногим.

— Умар, — Исмаилов под пристальными взглядами американцев подозвал одного из своих бойцов. — Умар, возьмешь пару машин, человек десять, поедешь, и принесешь мне голову этой бешеной твари! Она наверное ушла в лес, чтобы сбить нас со следа. Но ты ее найдешь! Понял меня? Ведь сможешь справиться с женщиной?! Или я отрежу твою голову!

Ни один из боевиков даже на миг не допустил мысли, что сказанное их командиром — это просто слова. Турпал Исмаилов был способен на все, никогда и ни к кому не проявляя жалости. И потому назначенный страшим боевик лишь по-собачьи кивнул:

— Все сделаю, амир!

Боец хотел уже бежать, собирать людей, но был остановлен:

— Среди этих русских есть, наверное, охотники. А у охотников — собаки, умеющие ходить по следу. Найди человека из местных и собак, возьмите с собой. Бешеная тварь попробует укрыться в лесу, раз осталась без транспорта, а там ее так просто не найти.

— Слушаюсь, амир!

На бегу выкрикивая имена, боевик бросился к «Хаммерам», вокруг которых теперь, после того, как одной машины отряд уже лишился, бродили часовые. Турпал Исмаилов внимательно наблюдал за тем, как его люди грузились во внедорожники. Зарычали моторы, и пара угловатых «Хамви» двинулась прочь из поселка, с каждой минутой сокращая расстояние, отделявшее погоню от убийцы брата Турпала. Месть должна была свершиться.

Мотор «Хаммера», работавший ровно и мощно, внезапно зачихал, словно подавившись, и Жанна Биноева, крутившая баранку, выругалась по-чеченски. Ольга Кузнецова, разумеется, не поняла ни слова, но интонация была вполне определенной.

— Шайтан! — Биноева ударила ладонью по приборной доске. — Бак пуст! Когда мы только выехали из вашего аула, я смотрела, была почти половина! Проклятье!

Американский внедорожник по инерции проехал еще метров пятьдесят по скверному проселку, давно, пожалуй, с самой прокладки своей не видевшему ремонта, и выкатился на обочину. Чеченка выскочила из машины и снова выругалась, увидев в борту цепочку пулевых отверстий.

— Эти ишаки все же попали по нам, — вспомнила Жанна стрелявших вслед угнанному ею и ее невольной спутницей внедорожнику боевиков, своих бывших товарищей и братьев. — Пробили бак!

— Господи, мы же взорваться могли и сгореть!

Ольга Кузнецова, тоже покинувшая машину, которая свое явно отъездила, испуганно охнула, представив, как они сгорают заживо в охваченном пламенем «Хаммере». От этих мыслей девушке стало дурно.

— Ерунда, — отмахнулась Биноева. — Здесь дизельный движок, а солярка так легко не загорится, это не бензин. Самое плохое, что мы без машины остались теперь! Турпал не успокоится, наверняка за нами уже гонится весь отряд, и скоро они будут здесь!

— Так надо бежать, прятаться, пока нас не заметили!

— И куда же? Ты местная, подскажи, куда идти!

— Это шоссе ведет к Коноше, — припомнила Ольга. — Это районный центр. Километров двадцать будет. Но дорога делает крюк, а если срезать по прямой, через лес, получится меньше на пять километров примерно.

— Отлично! Райцентр большой?

— Большой! Город почти что, народу много, тысяч одиннадцать там живет, станция есть железнодорожная, больница, много чего есть!

— Отлично, — повторила Жанна. — Народу много — это хорошо, найти тебя трудно будет, если сама не подставишься. Поступим так — ты пойдешь туда, будешь держаться вдоль дороги, но на шоссе не выходи, а если услышишь машину, прячься в кустах! Тебя не должны заметить! Надеюсь, там кто-нибудь тебя хотя бы пустит к себе пожить немного!

— А ты? Как же ты?

— А я пойду напрямик! Я заблудиться не боюсь, а одна буду идти быстрее, так что придем одновременно на место! Не бойся, я тебя отыщу, — усмехнулась Биноева. — Мне без тебя теперь тоже никак, я здесь чужая, для твоих я враг.

— Ты же меня спасла! Ты не враг!

— Вот и будешь об этом рассказывать! Ну, все, ступай! Нельзя терять время!

Ольга заколебалась, боясь снова остаться одна. Лес ее не страшил, девушка привыкла к этим местам, иного пугавшим своей дикостью. А вот встреча с кем-нибудь, с кем угодно, не сулила сейчас ничего хорошего. Но хмурая чеченка просто толкнула Кузнецову, прогоняя прочь, и та, развернувшись, двинулась к зарослям кустарника, с обеих сторон сжимавшим узкий извилистый проселок.

Дождавшись, когда спасенная ею русская скроется из виду, растворяясь в густом подлеске, Жанна Биноева вернулась к «Хаммеру», выгрузив из него все снаряжение. Чеченка торопилась, понимая, что погоня все ближе, но не хотела в самый ответственный момент остаться без чего-либо нужного.

Сперва Жанна проверила оружие, оставшись довольной своим арсеналом. Кроме верной СВД, надежной и смертоносной в умелых руках, у Биноевой остался АК-74, взятый с тела убитого Доку Исмаилова. Правда, боеприпасов было ничтожно мало, только то, что уместилось в разгрузочном жилете «Кикимора». Всего четыре магазина к «драгуновке», то есть только сорок патронов, да два полных рожка для «калашникова» — больше Жанна тогда брать не стала, хотя сейчас несколько лишних магазинов для автомата лишними уже не казались, но сожалеть об упущенном шансе было глупо.

Еще у Биноевой был пистолет. Запасное оружие для боя накоротке имел каждый снайпер. Многие предпочитали компактные пистолеты-пулеметы, русские «Кедры», израильские «Узи» или еще что-то такое, дававшее высокую плотность огня, но девушка предпочла девятимиллиметровый «Стечкин». Были еще гранаты, две легких РГД-5, тоже способных доставить любому противнику немало неприятностей. И все же этого было слишком мало, учитывая, что могло ждать чеченку впереди.

— Так, а это у нас что? — Жанна Биноева обратилась к самой себе, увидев какой-то мешок на заднем сидении отъездившего свое внедорожника. Чеченка заглянула внутрь, удивленно выдохнув: — Ого!

Все, чем располагала девушка, все это смертоносное железо, показалось детским хлопушками по сравнению с тем, что Жанна обнаружила, открыв забытую кем-то в «Хаммере» брезентовую сумку. Шансы не просто на спасение — на победу разом подскочили, так что за спиной словно крылья выросли.

— Чудесно! — Биноева улыбнулась от радости, поняв, что далеко не беззащитна, пусть и осталась одна против нескольких десятков бывших братьев, мгновенно превратившихся в кровных врагов.

Больше оставаться на месте было нельзя. Жанна не сомневалась, что верные «нукеры» Исмаилова-старшего уже идут по следу, а не заметить скатившийся на обочину «Хаммер» было невозможно. Пора было уходить, но прежде, чем раствориться в хмуром лесу, Биноева задержалась на минуту, оставив преследователям неприятный сюрприз. Несмотря ни на что, она не была готова убивать своих сейчас, и, возможно, маленький «подарок» заставит их развернуться, а она, Жанна Биноева, избежит греха.

Вскинув на плечо винтовку СВД, поправив висевший на боку АК-74, чеченка двинулась в сторону темной стены осеннего леса. Левое плечо оттягивала тяжелая сумка, грудь чуть сдавливал разгрузочный жилет, а по бедру шлепала кобура с тяжелым АПС калибра девять миллиметров. Но вся эта тяжесть не была обузой, напротив, каждый лишний килограмм прибавлял шансы на благополучный исход. В тот миг, когда девушка достигла недальней опушки чащи, за спиной послышался рев моторов. Погоня приближалась.

Умар Гасанов сразу увидел съехавший в придорожную канаву «Хаммер» несмотря на камуфляжную окраску внедорожника. В том, что именно этот «Хаммер» и приказала найти амир, Гасанов не усомнился ни на миг. Огромная машина стояла с распахнутыми дверцами и вокруг не было заметно присутствия живых людей.

— Стоп! — приказал Умар водителю. — Все на выход!

Два «Хаммера» затормозили, и из джипов посыпались вооруженные до зубов боевики. Гасанов, первым покинув машину, бросился к оставленному внедорожнику, не забывая смотреть по сторонам и не снимая рук с автомата. Он сразу заметил пробоины в борту, там, где находился топливный бак, и все понял.

— Всем внимание, — приказал Гасанов. — Смотреть по сторонам в оба глаза!

Десяток боевиков рассыпался вокруг «Хаммера», ощетинившись во все стороны стволами автоматов и пулеметов. Чеченцы старались заметить любое движение. Совсем рядом темнел лес, в котором их вполне могла ждать засада. Возможно, предательница уже поймала кого-то из боевиков в перекрестье прицела, и при мысли об этом каждый чувствовал страх, становясь все более напряженным.

— Эй, русский, найди след!

Гасанов окликнул выбравшегося из «ХАммера» последним мужика, обычного крестьянина, в меру пьяного, в меру небритого, и этим, как и одеждой, камуфлированным бушлатом и такими же штанами, хоть немного походившего на боевиков. Но в остальном сходство заканчивалось. Русский, прихваченный с собой из села, испуганно озирался вокруг, опасаясь не снайпера, возможно, притаившегося в чаще, а тех, кто был рядом. Он нервно тискал поводок, на котором держал здоровенную лохматую лайку, уже рывшую носом землю, впитывая новые запахи.

— Держи! — Умар бросил русскому, который был похож сейчас не на охотника, а на затравленного облавой зверя, вещмешок: — Это ее рюкзак! Ну, давай, спускай свою псину!

— Полкан, след, — скомандовал мужик, сунув тощий «сидор» под нос своей собаке. — След, полкан!

Пес, понюхав предложенный предмет, заметался вдоль обочины, затем встал и громко затявкал, пытаясь сорваться с поводка. Его хозяин робко улыбнулся:

— Нашел!

— Нашел! — эхом крикнул один из боевиков, отошедший в сторону. — Сюда, ко мне!

Чеченец стоял над опрокинутой на бок канистрой, явно не пустой — на просвет было видно, как что-то плещется внутри. Увидев, что на него обратили внимание, он поднял канистру, развернувшись к Гасанову. И именно тот первым увидел на земле, на том месте, где канистра только что стояла, округлый предмет, которого там не должно было быть.

— Граната! — Умар Гасанов крикнул, что было сил. — Ложись!!!

Придавленная канистрой с машинным маслом РГД-5 была не опасна даже с выдернутой чекой, пока на нее давила масса наполовину полной емкости. Но стоило только боевику поднять эту канистру, предохранительная скоба отлетела в сторону, освобождая боек взрывателя. Все, что было у оказавшихся рядом чеченцев — четыре секунды, столько, сколько горит замедлитель в запале УЗРГМ. Гасанову хватило этих мгновений, чтобы упасть на землю, успев сбить с ног и русского охотника — он со своим псом доказал полезность для группы.

Взрыв показался оглушительным в царившей вокруг тишине. Вжавшись всем телом в сырую землю, процарапав щеку торчащим из опавшей листвы сучком, Гасанов услышал, как с визгом пронеслись над ним легкие осколки. Легкая РГД-5 не давала такого радиуса поражения, как Ф-1, и потому ущерб был ничтожен — вылетело лобовое стекло одного из «Хаммеров», да не успевший вовремя лечь боевик получил осколок в бедро и теперь прыгал на одной ноге, рыча от боли. А тот, кому не посчастливилось поднять оставленную в качестве приманки канистру, лежал на земле, и из множества ран толчками вытекала темная кровь.

— Шайтан!!!

Умар Гасанов встал, отряхнулся, подошел к умирающему товарищу. Тот даже не кричал, а хрипел, захлебываясь кровавой пеной и судорожно дергая руками и ногами.

— Русский, веди нас по следу! — Приказал назначенный старшим Гасанов. — Построиться цепью! Оружие к бою!

Боевики, уже пришедшие в себя от неожиданности, защелкали затворами, досылая патроны в стволы. Легко раненый чеченец при помощи своих товарищей уже успел перевязать рану, останавливая кровь, а укол промедола погасил боль. Ненадолго, на пару часов всего, но больше времени и не требовалось. А Умар обратился к одному из своих бойцов:

— Шамиль, останешься здесь, поможешь ему, — чеченец указал на лежавшего у его ног товарища, посеченного осколками. — Потом догонишь нас!

— Сделаю! — угрюмо кивнул Шамиль.

— Ну, все, за мной! — Гасанов взмахнул автоматом над головой. — Вперед!

Боевики, взяв оружие наизготовку, двинулись к лесу, построившись редкой цепью. В центре, рядом с самим Гасановым, шел державший на коротком поводке своего пса охотник. Проводив их взглядом, молодой парень Шамиль приблизился к хрипевшему в конвульсиях боевику, балансировавшему на грани жизни и смерти.

— Прости, брат, — негромко произнес чеченец, вытаскивая из кобуры потертый «Макаров». — Мы тебе все равно не успеем помочь. Но мы за тебя отомстим, брат!

Сухо лязгнул затвор, щелкнул предохранитель. Направив недрогнувшей рукой пистолет в грудь содрогавшемуся в агонии товарищу, Шамиль нажал на спуск. Грохнул единственный выстрел, и тело смертельно раненого боевика содрогнулось в последний раз.

— Прощай, брат!

На ходу убирая пистолет обратно в кобуру, чеченец бросился туда, куда ушли две минуты назад остальные бойцы. Шамиль спешил присоединиться к погоне, даже не задумываясь над тем, что может ждать его в конце пути.

Хлопок гранатного взрыва нагнал пробиравшуюся через лесные дебри Биноеву уже на излете, звук был едва слышен. Снайперша остановилась на мгновение, переводя дух. Она успела углубиться далеко в лес, но все же не слишком далеко, если сейчас слышала, как пришел в действие ее «сюрприз». И вряд ли на него наткнулся случайный грибник или охотник, а значит, погоня уже рядом, ближе, чем хотелось бы.

Несколько секунд Жанна еще тешила себя мыслью о том, что ее бывшие братья по оружию, наткнувшись на самодельную мину, все же решат развернуться и уйдут обратно, не рискуя зря. Но хриплый лай, которому вторили гортанные возгласы, в один миг разбил ее мечты. И тогда девушка бросилась бежать.

Жанна бежала через лес, петляя между деревьев, ужом проскальзывая сквозь заросли кустарника. Несколько раз девушка запиналась за узловатые корни, торчавшие из земли, падала, всем телом закрывая свою винтовку — самое дорогое, самое ценное, что было сейчас в ее жизни. Вскочив на ноги, Жанна продолжала бег, но хриплые злые крики за спиной звучали все отчетливее, раздаваясь уже и справа, и слева.

— Псы, — прохрипела выбившаяся из сил девушка, чувствуя, как погоня с каждым ушедшим мгновением становится все ближе. Ее братья, те, с кем она вместе была под огнем врага, шли по следу, чтобы теперь оборвать ее жизнь. — Выродки!

Бежать дальше было бессмысленно. Нагруженная снаряжением, Жанна Биноева понимала, что в таком темпе продержится еще километр, может два, а потом замертво упадет. А бросать все, что она тащила на себе, идти дальше налегке, означало лишь продлить агонию, отодвинуть неизбежное на час, не более. И если даже те, кто преследовал ее, не станут убивать девушку сразу, Турпал Исмаилов не будет колебаться, воздавая месть за брата. Бежать было некуда и незачем, следовало поставить точку в этом деле здесь и сейчас.

Ей пришлось пробежать еще с полкилометра, слыша позади звуки приближавшейся погони, прежде чем девушка увидела подходящее место для того, чтобы воплотить свой замысел. Два невысоких холма, склоны которых заросли кустарником, а между ними — лощина шириной метров сто, по дну которой тек мелкий ручеек. Вокруг — перелески, и только на вершине одного из холмов, того, что был пониже, возвышались могучие лесные великаны, еще не до конца сбросившие побуревшую листву.

Став у края лощины, Жанна без колебаний рванула рукав камуфляжа, выдрав приличный клок и насадив его на цепкие ветви низкорослых кустов, смыкавшихся на пути настоящей стеной. А чуть раньше, метров за сто, на землю отправилась обертка перевязочного пакета, теперь белым пятном маячившая на ковре пожухшей листвы. Не заметить ее мог бы разве что слепой, а это означало, что погоня придет именно туда, куда надо, не потеряв случайно след своей жертвы.

Бывшие друзья, в один миг превратившиеся в беспощадных врагов, были все ближе, но Жанна успела приготовиться к встрече. Последние десятки метров, взбираясь вверх по склону холма, он преодолела бегом, вырывая у неумолимого времени каждую секунду. И то, что девушка увидела с вершины высотки, ее только порадовало. Лощина, эта складка земной поверхности, была как на ладони, оба входа и вершина противоположного холма, находившаяся десятком метров ниже. Тот, кто войдет в эту расселину, будет вынужден двигаться только двумя путями — вперед или назад. Конечно, можно вскарабкаться по склону, довольно пологому, но густо поросшему кустарником, но двигаться придется не быстрее черепахи, с шумом, под треск ветвей, шелест листвы, наверняка выдав себя. И неизбежно попав под не знающие промаха пули снайпера, засевшего на вершине.

Покорив высоту, Жанна позволила себе целых две минуты отдыха, просто растянувшись на земле, вверх лицом, чтобы успокоилось рвавшееся из груди сердце, и рассеялась багровая пелена перед глазами. Погоня за это время подступила почти вплотную, но иначе было нельзя — совсем скоро девушке, спасавшей себя, потребуется зоркий глаз и твердая рука.

Придя в себя после стремительного рывка через лес, Жанна первым делом проверила оружие. Разложив «скелетный» приклад тяжелой и мощной СВД-С калибра 7,62 миллиметра, Биновева примкнула снаряженный десятком патронов магазин, рывком взведя затвор. «Драгуновка», возможно, была не столь точна на больших дальностях, как Штайр SSG-69, Маузер SP-66 и уж, тем более, по сравнению с британской Accuracy International AW, из которой также приходилось стрелять Жанне. Но за три-четыре сотни метров и из этой винтовки можно попасть в голову бегущего человека. Начав учиться снайперскому искусству именно с СВД в руках, Биноева верила в свое оружие и не сомневалась, что огонь ее будет точен.

Изготовив к бою винтовку, Жанна Биноева скинула с плеча АК-74, тоже привычное оружие, хотя никогда оно не было для нее основным. Отомкнув магазин, чеченка надавила пальнем на верхний патрон, подавшийся под ее усилием. Отлично, «рожок» если и не полный, то не меньше двадцати патронов, хватит для задуманного.

Разобравшись с оружием, Жанна двинулась вниз по склону, взвалив на спину тяжелый ранец. Оказавшись где-то на середине между вершиной и подножьем холма, девушка вытащила из рюкзака двухкилограммовый «кирпич» мины МОН-50, осколочной, направленного действия. Воткнув в рыхлый ковер из прелой листвы опоры-сошки, Биноева протянула тонкую проволочку натяжного взрывателя МУВ на высоте всего пару сантиметров от земли. Заметить почти невозможно, но стоит зацепиться, и тебя сметет поток стальной картечи, которой начинена мина. И это удобнее, чем дистанционное управление — не нужно все время следить за своим тылом, выбирая момент, когда противник появится в зоне поражения.

Прикрыв одну из самых удобных троп для того, чтобы выйти в тыл ее позиции на вершине холма, Жанна отошла в сторону, и, преодолев метров пятьдесят, повторила процедуру. Еще одна мина МОН-50, вторая и последняя, обнаруженная в угнанном «Хаммере», заняла свое место, притаившись в пожухшей траве. Да все равно больше унести на себе девушка не смола бы.

Теперь пришла очередь позаботиться о флангах, и здесь Жана тоже использовала «подарки», оставленные неизвестным боевиком во внедорожнике. Прикинув сектор обстрела, девушка вытащила из заметно полегчавшей сумки остроконечный цилиндр сигнальной мины СМ, одним ударом вбив его во влажную землю. Тонкая, еда заметная проволочка взрывателя протянулась от мины к стволу ближайшего деревца. Убедившись, что растяжка не видна уже с пары шагов, Жанна перешла на другой фланг. Там она установила еще пару сигнальных мин. Они никого не убьют, это не МОН-50, сметающая все живой потоком осколков, зато сама Жанна тотчас узнает об опасности, и уж что-нибудь сумеет сделать, пока противник приходит в себя от неожиданности.

Теперь тыл снайперской позиции был надежно прикрыт, наспех оборудованное минное поле терпеливо ждало непрошенных гостей. Но Жанне показалось мало даже этого, и к минам добавились обе ручные гранаты РГД-5, превращенные во все те же «растяжки», способные стать серьезной проблемой для спешащего противника, ничего не замечающего у себя под ногами.

Высотка, на которой готовилась дать бой бывшим братьям по оружию Жанна Биноева, превратилась в настоящую крепость как раз тогда, когда погоня стали не только отчетливо слышна, но и видна невооруженным глазом.

— Наконец то! — с неожиданным облегчением выдохнула растянувшаяся на животе девушка, увидев остановившихся у края лощины людей, затянутых в американский камуфляж и ощетинившихся стволами во все стороны.

Людей Исмаилова было всего девять, вооруженных до зубов, полностью экипированных в подареннуюамериканскими «хозяевами» амуницию. У одного Жанна, изучавшая тех, кто гнался за ней, сквозь окуляр оптического прицела ПСО-1, увидела пулемет ПКМ. Остальные были вооружены лишь автоматами, и это сразу ставило Биноеву с ее дальнобойной винтовкой в выигрышное положение. А еще был десятый, отличавшийся от всех остальных, обычный русский мужик в ватнике и кирзовых сапогах. Увидев его, Жанна поняла, что напрасно испортила камуфляж и зря израсходовала перевязочный пакет — крестьянин на коротком поводке держал лохматую лайку, не поднимавшую морду от земли. Собака так и рвала поводок, едва не сшибая с ног своего хозяина, втягивая в себя запах прошедшей здесь несколько минут назад беглянки.

Боевики, посланные за беглянкой Исмаиловым, сперва заметили обертку индпакета, а затем один из них увидел клок камуфляжа, болтавшийся на сучке. Все, кроме двоих, столпились у находки, и, потоптавшись с минуту на месте, группа двинулась прямым ходом в лощину. Жанна плавным движением отключила предохранитель СВД-С, чувствуя, как сердце вновь заколотилось в бешеном темпе. Ей никогда прежде не приходилось стрелять по своим.

Жанна замерла, вся обратившись в зрение. Она не замечала обжигающего холода, исходившего от сырой земли, перестала чувствовать боль от впившегося в бедро сучка, который придавила всем своим невеликим весом. Ложа винтовки стала словно одним целым с обхватившей ее ладонью, приклад оказался еще крепче вдавлен в плечо, а указательный палец нежно скользил по изгибу спускового крючка. Девушка, научившаяся убивать раньше, чем целоваться, затаила дыхание, оцепенела, когда треугольник прицельной марки лег на первую жертву.

Русский, что привел собак, шел первым, но он не интересовал Жанну. Следовавший за ним в паре шагов позади боевик, совсем еще мальчишка, которого Биноева успела узнать лишь в лицо, открыл рот, и ветер донес до снайперши обрывки слов. После этого проводник прибавил шаг, а чеченец, напротив, остановился, взглянув вдруг точно туда, где укрылась Жанна. Мгновение спустя по лощине прокатился отрывистый треск первого выстрела.

Пуля 7Н1, специальная снайперская, девять с половиной граммов стали в свинцовой оболочке, разогнавшаяся по нарезам ствола винтовки СВД, преодолела расстояние до цели, словно нарочно остановившегося боевика, быстрее, чем сердце стрелка успело сократиться один единственный раз. Жанна Биноева еще ощущала туго толчок отдачи, а ее противник, визжа от боли, валился на усыпанную сухими ветками и опавшей листвой землю. Девушка не смогла убить его, и пуля почти оторвала боевику левую руку. А мышцы правой, сжимавшей автомат, непроизвольно сократились, и вверх, к склону холма, откуда прилетела первая пуля, умчалась длинная очередь.

— Первый!

Жанна прижалась к земле, пропуская над головой рой свинцовых ос. А снизу уже залаяли в несколько голосов автоматы боевиков, понявших сразу, что оказались в засаде. Гулко заухал ПКМ, молотивший вслепую. Почти одновременно хлопнули «подствольники» — одни ВОГ разорвался на середине склона, слишком далеко от цели, а второй прошел где-то над головой.

Перекатившись на пару метров влево, все так же оставаясь невидимой для беспорядочно паливших во все стороны боевиков, Жанна вновь прильнула к прицелу, увидев, что ее преследователи залегли, поливая склон холма из всех стволов. А тот русский, что шел первым, вдруг вскочил на ноги, выпустив поводки своих псов, и со всех ног кинулся к выходу из лощины.

Один из чеченцев развернулся, вскидывая АК-74, но прежде, чем он выстрелил, еще одна пуля, примчавшаяся с холма, разворотила боевику бедро, швырнув того на землю.

— Второй! — прошептала одними губами Биноева.

Раненый истошно закричал, катаясь на спине и заливая кровью все вокруг себя, но на него никто не обратил внимания. А Жанна уже торопливо выцеливала следующую жертву — пулеметчик, создававший половину огневой мощи преследователей, должен был выйти из игры как можно скорее.

Снизу снова грянул шквал огня, но теперь пули свистели гораздо ближе, вгрызаясь в землю в считанных метрах от позиции Жанны и срезая ветки кустов над самой ее головой. Хлопнула еще одна выпущенная из «подствольника» граната, обдав редкие заросли волной визжащих осколков.

Русский почти выбрался из лощины, когда пулеметчик заметил беглеца и щедро сыпанул вслед ему раскаленным свинцом, выпустив разом едва не половину ленты. Шквал пуль настиг проводника, сбив его с ног, превратив в кусок сырого мяса. А секунду спустя все-таки умолк пулемет — следующий выстрел Жанны достиг цели, и боевик упал на землю, зажимая продырявленное плечо, из которого хлестала кровь. Он стал третьим сегодня, и восемнадцатым на общем счету чеченской снайперши, впервые ловившей в прицел своих братьев. Право, это оказалось ничуть не сложнее, чем стрелять по «федералам».

Первый из боевиков, раненых Жанной — что-то мешало ей убивать своих противников, хотелось просто напугать их, заставить уйти — полз, оставляя за собой кровавый след, перебирая ногами и подтягивая тело на целой руке. Один из его товарищей, забыв об опасности, вскочил и, низко пригнувшись к земле, бросился на помощь. Он добежал, ухватил раненого за ремень амуниции, и в этот миг тяжелая пуля, разогнавшаяся в канале ствола СВД-С до скорости восемьсот сорок метров в секунду, ударила его в плечо, швырнув на землю рядом с так и не спасенным товарищем.

— Убирайтесь, — прорычала сквозь зубы Жанна Биноева. — Ступайте назад! Я же убью вас! Всех!

К пулеметчику, который остался жив, но окончательно вышел из строя, подполз еще один боевик. Не для того, чтобы помочь, перевязать рану или хотя бы вколоть обезболивающее — оттолкнув кричавшего от боли товарища, чеченец схватил тяжелый ПКМ, передернул затвор, досылая патрон в ствол, и длинная очередь свинцовой плетью хлестнула по склону холма.

Умар Гасанов понял, что взбесившаяся баба, укрывшаяся на вершине холма, перестреляет их всех, и спокойно уйдет, оставив за собой только трупы. Наверное, Биноева нарочно никого не убивала сразу, играла, как сытая кошка со своей добычей, наблюдала за мучениями, слушала с наслаждением полные боли вопли. Уже в три голоса кричали, звали на помощь раненые, а остальным, кажется, так и не удалось хотя бы напугать единственного противника.

— Нужно отходить, Умар! — Ахмад Магомадов, друг и товарищ Гасанова, хрипел в самое ухо, вжимаясь в землю, чтобы не оказаться на пути летевших сверху редких пуль, разивших с дьявольской точностью. — Командуй! Она всех нас здесь положит!

— А раненые? Бросить их?! Она же не даст нам вытащить братьев! Ты вообще подумал, что с нами сделает Турпал, если убийца его брата уйдет целой и невредимой? Не принесем ее голову, своих лишимся, видит Аллах!

— Что делать тогда, Умар?!

Гасанов высунулся из-за древесного корня, служившего ему укрытием, выпустив по вершине высотки остатки магазина своего АКМ, и тотчас нырнул обратно. Дрожащими от волнения руками боевик вытащил из кармана разгрузки полный рожок, вогнав его в горловину, и рывком передернув затвор.

— Она там одна, — Умар указал не плевавшуюся кусочками свинца вершину. — Следит за нами, но не может одновременно видеть то, что у нее за спиной! Обойдем холм с тыла, поднимемся наверх и перережем ей глотку!

— Да, верно, Умар! Притащим Турпалу ее голову, и свои на плечах сохраним!

Никто из боевиков, отправившихся по следу Биноевой, не сомневался, что их командир прикончит всех, если не будет свершена месть и убийца младшего Исмаилова сможет уйти. И потому Гасанов, не колеблясь, отдал приказ стрелять по той, с кем совсем недавно делил все тяготы войны, скрываясь от русских в холодных горах и нищих грузинских селениях. Он ценил свою жизнь и не спешил расстаться ней зазря, а потому был готов оборвать сколько угодно жизней чужих.

— Ахмад, пойдешь со мной, — решил Умар. — Шамиль, ты тоже с нами! Остальные — огонь из всех стволов! Тамерлан, к пулемету! Патронов не жалей, дай мне лавину огня! Пусть она головы не сможет поднять! Нам нужно минут десять, чтобы обойти этот проклятый холм!

Автомат и пулемет ударили разом, обрушивая на холмик шквал свинца. А трое боевиков, сперва почти ползком, пригибаясь к самой земле, а потом осмелев и встав во весь рост, двинулись в обход. Вломившись в заросли кустарника, они двинулись вдоль склона холма, заходя с тыла своему противнику. Звуки стрельбы не стихали, Тамерлан Бацоев, сменивший раненого товарища, и впрямь не жалел патроны, поливая высотку длинными очередями. В этой канонаде совсем не слышны стали отрывистые «щелчки» СВД, но Гасанов знал, что их враг никуда не делся, и он уже предвкушал, как подберется сзади и одним ударом перережет глотку глупой женщине.

— Ахмад, давай за мной, — скомандовал боевик своему товарищу, поудобнее перехватывая АКМ и бодро карабкаясь по склону, с этой стороны оказавшемуся довольно обрывистым. — Быстрее! Шамиль, обойди левее, отвлеки ее, пока мы не подберемся поближе!

Они торопились, спешили взобраться на вершину, и потом идущий чуть левее Шамиль не почувствовал, как зацепил тонкую проволочку взрывателя, натянутую у самой земли. Из спутанной травы с визгом взмыли в небо рукотворный звезды сигнальной мины СМ, выдавая расположение боевика. И тотчас с вершины холма застрекотал автомат, и град легких скоростных пуль буквально пришпилили к земле ошеломленного Шамиля.

— Бегом, — крикнул Умар Гасанов, на ходу выпустив вверх по склону длинную очередь от живота из АКМ. — За мной, скорее!

Биноева отвлеклась на мгновение, расправляясь с беднягой Шамилем, и Гасанов решил сыграть ва-банк, воспользовавшись пусть крохотной, но форой на одном дыхании он и следовавший позади Ахмад Магомадов, преодолели метров двадцать относительно открытого, а значит смертельно опасного пространства, приближаясь к вершине. Нырнув в спасительные заросли, Умар не заметил, что его нога встретила какое-то препятствие, словно запутавшись на миг в траве. А через две секунды впереди грянул показавшийся оглушительным взрыв, и вниз по склону, сметая ошарашенных людей, прокатился огненный вал.

Жанна Биноева не сразу поняла, что противников стало меньше. Пулемет снизу бил, не умолкая, каждая новая очередь ложилась все ближе, и когда девушка сообразила, что боевиков внизу убавилось, в этот самый миг сработала сигнальная мина. Заботливо укрытая чуть в стороне от самой удобной тропы, ведущей наверх, она сделала свое дело. Противник подкрался близко, но Жанна была к этому готова.

Девушка отбросила в стороны СВД, малоэффективную в бою накоротке, и подхватила с земли лежавший рядом АК-74. Биноева не видела цели и потому выпустила в две длинные очереди весь магазин туда, откуда взмывали в небо яркие искры фейерверка сигнальной мины. Попала или нет — неважно, главное прижать врага к земле.

Жанна торопливо сменила магазин в «калашникове», вставив последний рожок. И в этот миг громыхнула одна из МОН-50. Семьсот граммов пластиковой взрывчатки — это серьезно, это не растяжка из ручной гранаты. Но кроме заряда взрывчатого вещества под корпусом «монки» скрывалось пятьсот с лишним стальных шариков, готовые поражающие элементы, выкашивающие все на полтора-два десятка метров. Кто бы ни поднимался вверх по склону холма, сейчас он наверняка был мертв или должен был вот-вот испустить дух. Путь отхода оказался расчищен.

В спину вновь ударил пулемет. Девушка, не целясь, вскинула «калашников» и выпустила куда-то в сторону лощины сразу полный магазин, все тридцать патронов. Пулеметчик все-таки заткнулся, вряд ли он был ранен, скорее просто испугался, а через мгновения Биноева уже скатывалась вниз по склону. Чтобы победа не превратилась в поражение, теперь следовало снова бежать.

Отбросив прочь теперь уже бесполезный АК-74, Жанна вновь взяла в руки снайперскую винтовку, продолжая неудержимое движение вниз по холму. Мина направленного действия МОН-50 была жутким оружием. Она уничтожала все живое на расстоянии полсотни метров и в секторе пятьдесят градусов. Пятьсот с лишним стальных шариков весом по семь десятых грамма, готовых поражающих элементов, рвали плоть и могли пробить бронежилет, не оставляя шансов на спасение. И сейчас, спускаясь с холма, Жанна Биноева убедилась в этом, увидев на своем пути истекавшую кровью груду мяса, минуту назад бывшую живым, сильным мужчиной.

Обойдя стороной первого боевика, девушка тотчас наткнулась на второго. Его взрыв тоже не пощадил, поток осколков разорвал тело на куски. Жанна успела увидеть многое, с юности сражаясь, но сейчас ее вдруг начало тошнить.

Что-то шевельнулось в стороне, и на тропу из кустов выполз третий боевик, видимо тот самый, напоровшийся на сигнальную мину, а затем — нарвавшийся на шквал автоматного огня. Его грудь и лицо были залиты кровью, а в живот угодило не меньше трех пуль. Он был уже не жилец, и сам не мог не чувствовать, как жизнь оставляет его тело с каждой вытекшей каплей крови, но человек Турпала Исмаилова все еще пытался выполнить приказ своего амира. Встав на колени, он медленно поднял руку, направив на Жанну тяжелый девятимиллиметровый «стечкин».

— Ну, уж нет!

Подскочив к боевику, Жанна ударом ноги выбила из его рук АПС, отлетевший куда-то в сторону, а вторым ударом сбила бывшего товарища по оружию с ног, наступив ему на грудь.

— Зря вы пошли за мной, идиоты! — Девушка вдруг не узнала собственный голос, сухой, скрежещущий, хриплый. — Глупцы!

Пламегаситель СВД-С уткнулся в обтянутую окровавленным камуфляжем грудь боевика, в глаза которого мелькнула немая мольба. Он не хотел умирать, но Жанна решила, что свой выбор этот человек уже сделал. Винтовка дрогнула в руках девушки, и так же содрогнулся, принимая в себя раскаленный свинец, лежавший у ее ног противник. Но в последний миг, когда палец уже тянул спусковой крючок, Биноева крепко зажмурилась и вновь открыла глаза, когда все было кончено.

— Прощай, — прошептала Жанна. — Если ад есть, мы вскоре там встретимся!

Забросив винтовку за спину, девушка неуверенно походкой спустилась вниз, растворяясь в осеннем хмуром лесу. За спиной остались трупы недавних товарищей, в одночасье ставших врагами, а саму ее сделавших загнанным зверем. Но она еще могла больно укусить любого, кто не поймет такой намек, какой она сделал всем будущим преследователям. И все же Жанна Биноева не сомневалась, что Исмаилов, лишившийся брата, не успокоится. А значит, следовало подумать, где бы поскорее разжиться патронами для верной СВД.

Встречать вернувшихся из погони боевиков собрался весь отряд. Тридцать бородачей столпились вокруг посеченного осколками «Хаммера», из которого выбрались трое их товарищей, причем двое поддерживали с обеих сторон третьего, перебинтованного и едва державшегося на ногах. Державшийся в стороне от толпы Малкольм Мейсон только присвистнул, увидев, как мало людей вернулось. И гадать, куда делась большая часть группы, посланной за беглянками, не было нужды.

— Где она? — Турпал Исмаилов подскочил к своим бойцам, ухватив одного за грудки и тряхнув так, что ноги боевика оторвались от земли. — Где? Что с остальными? Шакалы!

— Амир, она устроила нам засаду, — зачастил перепуганный чеченец, бешено вращая глазами, тем энергичнее, чем крепче становилась хватка его командира. — Загнала на минное поле и перестреляла всех, а потом исчезла! Она убила этого русского, его собаку тоже, мы не смогли найти следы, амир!

— А вы почему вернулись живыми?! Почему ваши братья остались там, не похороненные, брошенные на съедение зверью, а вы стоите передо мной, живые и здоровые?!

— Арби ранен! Мы хотели помочь ему! Мы же не могли его оставить истекать кровью?!

— Ранен? Царапина! А вы трусливее, чем бабы, нашли причину вернуться, и сбежали! Хорошие бойцы погибли там, преследуя предательницу, а вы думаете, что я обрадуюсь, узнав, что два шакала остались живы? От вас никакой пользы, псы!

— Амир, прости нас!

Боевик упал на колени перед своим командиром, протягивая руки к ногам того. Турпал Исмаилов презрительно сплюнул, отступив на шага назад и бросил в лицо рыдающего бойца:

— Аллах простит тебя, шакал!

С этими словами боевик вытащил из ножен на бедре боевой нож и одним взмахом широкого клинка перерезал молящему о пощаде товарищу горло. Тот, захлебываясь собственной кровью, повалился на грязную землю, хрипя и содрогаясь в агонии, а Исмаилов, вытащив из кобуры тяжелую «Берету-92», рывком взвел затвор. Два выстрела слились воедино, и второй боевик, получив в грудь две пули в упор, ткнулся спиной в борт «Хаммера», медленно сползя к его колесам. Третий из вернувшихся в поселок чеченцев пережил своих товарищей лишь на секунду. Пистолет в руках Исмаилова снова дрогнул, выплевывая огонь и раскаленный свинец, и чеченец с простреленной головой упал на землю, умерев прежде, чем коснулся ее развороченным затылком.

— Ничтожные псы! — рыкнул Турпал, плюнув в лицо одному из убитых им боевиков. — Никчемные и трусливые твари!

Увидев расправу, Мейсон перевесил на грудь болтавшийся на плече карабин М4А1, щелкнув флажком предохранителя. Но Турпал Исмаилов не обращал внимания на американца. Повернувшись к своим людям, ошеломленным жестокой казнью, он произнес, держав в одной рук окровавленный нож, а в другой — пистолет:

— Русские собаки ответят нам за все! В этой грязной дыре мы потеряли слишком много хороших бойцов, настоящих воинов Аллаха, чтобы просто уйти отсюда! Нас должны запомнить! Вытаскивайте этих тварей из их домов, гоните всех туда, — приказал командир, указав на стоявшую на окраине села небольшую церквушку. — В эту их мерзкую мечеть! Какого шайтана вы стоите?! Живее!!!

Толпа рассыпалась, и боевики бросились в разные стороны. Послышался грохот выбиваемых дверей, крики крестьян, женский плач и рык чеченцев, выгонявших пинками, за волосы вытаскивавших на улицу жителей Некрасовки. Где-то громыхнули выстрелы из двустволки, в ответ им затрещали автоматы.

— Останови это! — Мейсон подскочил к Исмаилову, рванув того за рукав. — Что ты задумал? Это безумие, варварство! Мы не должны этого делать!

— Американец, уйди с дороги, — прорычал чеченский командир. — Я сделаю то, что хочу сделать, и если попытаешься мне помешать, здесь станет одним трупом больше! Моя месть свершится, и не тебе, неверному ублюдку, дано меня остановить!

Не обращая внимания на американца, Исмаилов двинулся следом за толпой местных жителей, рыдавших, кричавших, которых гнали к церкви вооруженные до зубов боевики. Здесь были все, и мужчины, и женщины, и дети. Кто-то попытался вырваться, оттолкнул одного из конвоиров, кинувшись к лесу. За ним не бежали, просто двое боевиков вскинули автоматы, послав вслед беглецу несколько очередей. Было видно, как он споткнулся, неловко пробежал еще метров десять и завалился лицом вниз. Добивать его, проверять, жив или уже мертв, никто и не подумал.

На ступенях церкви чеченцев встретил священник. Еще молодой батюшка, воздев над головой массивный крест, стал у входа, словно собой заслоняя храм:

— Остановитесь! Нельзя входит в храм с оружием!

— Пошел прочь, — рыкнул Турпал Исмаилов, наступая на человека в простой черной рясе. — С дороги! Молись своему распятому, чтобы он взял в ваш рай души тех, кого мы казним сейчас!

— Стойте! Одумайтесь! В одного же бога веруем! Не берите грех на душу! Что вы делаете?!

— Прочь, неверный!

Исмаилов удирал священника без замаха кулаком в живот, и, когда тот согнулся от боли пополам, рванул за воротник. Сверкнула сталь боевого ножа, и сельский поп рухнул на порог своего храма с перерезанным горлом, заливая все вокруг еще горячей кровью, хлеставшей из рассеченных артерий.

— Гоните их внутрь, — приказал вставший возле входа, над трупом зарезанного батюшки, командир. — Внутрь! Всех внутрь!

Боевики, орудуя кулаками и прикладами, принялись вталкивать крестьян в церковь, и только один из них не участвовал в этом. Чеченец, державшийся в стороне от событий, старательно снимал на компактную камеру каждое движение своих товарищей.

— Доку, снимай, — крикнул Исмаилов, подгонявший пинками тех, кто пытался сопротивляться. — Снимай все! Все должны увидеть, что мы делаем со своими врагами!

— Идиоты! — Мейсон, прорвавшись сквозь цепь боевиков, подошел к Турпалу: — Ты, что, кретин?! Зачем камера? Зачем снимать? Это же преступление, тебя поставят к стенке без разговоров!

Мне некого и незачем бояться, американец! Пусть все видят, что нам нельзя сопротивляться! Твои хозяева хотели, чтоб их нефтепровод был в безопасности? Хотели, чтоб местные жители не укрывали у себя ваших врагов? Так пусть все видят, что мы делаем с теми, кто помогает вашим врагам! И в следующий раз никто не захочет рисковать жизнями, своими и своих семей, своих близких! И твоим хозяевам нечего станет опасаться, американец!

Боевики, преодолевая сопротивление охваченной ужасом толпы, загоняли под своды церквушки все население Некрасовки. Орудуя прикладами, они заталкивали внутрь рычащих мужиков, рыдающих женщин, хнычущих детей. Мейсон видел, как какой-то старик упал на колени на пороге храма, наверное, будучи не в силах идти дальше. Чеченец, оказавшийся рядом, пнул его по ребрам, ухватил за шиворот, поставив на ноги, и толкнул в сторону церкви, в распахнутые во всю ширь двери которой вливался людской поток. Старик смог по инерции сделать пару шагов и вновь упал, растянувшись во весь рост. Тогда боевик вскинул «Калашников», всадив в русского полмагазина, а затем ногой оттолкнув в сторону окровавленное тело.

Периодически вспыхивала стрельба, не все были готовы покорно идти на заклание, но боевики не церемонились, расстреливая сопротивляющихся и тех, кто мог оказаться рядом. Путь толпы, согнанной со всей деревни, был отмечен трупами. Но большинство жителей поселка живыми удалось загнать в церковь, вокруг которой уже сомкнулось кольцо чеченцев, сквозь которое не было обратного хода.

— Командир, мы позволим им сделать это? Какого черта?!

Роберт Стаут, держа пулемет наизготовку, смотрел, как боевики закрывают двери храма, подпирая их для надежности найденными рядом жердями. Бывший десантник нервно тискал свое оружие, словно собираясь сейчас стрелять.

— Да, черт возьми, позволим, — пожал плечами Мейсон. — Нас всего двое, долго мы продержимся, если попробуем освободить всех этих людей силой? Стой в стороне и постарайся ничего не запомнить, чтобы потом, когда всех призовут к ответу, тебя, как и меня, не назвали бы пособниками!

— Не с этим ли мы боролись в Ираке, Афганистане? Не из-за этого ли бомбили Сербию? А здесь позволим этим дикарям убить десятки людей?!

— Заткнись и отойди в сторону, черт побери! — вскинулся Малкольм Мейсон. — Хватит распускать сопли! Нам платят за то, чтобы гребанная труба осталась в целости и сохранности! Все, что способствует этому, будет правильным! И пока ты и я будем держать язык за зубами, не будет никаких проблем!

Американцы, привыкшие чувствовать за собой силу, сейчас не смели перечить толпе зверей в человечьем обличии, вершивших свою давнюю месть. Они лишь молча, больше не сказав друг другу ни слова, наблюдали, как чеченцы выстроились вокруг церкви, из-за стен которой доносился вой и плач обреченных людей, которые уже не надеялись на своего Бога.

— Огонь! — Турпал Исмаилов махнул рукой, и три десятка автоматов и пулеметов разом рявкнули, выплюнув потоки раскаленного свинца.

Пули с визгом вгрызались в потемневшие от времени бревенчатые стены сельского храма. Но старая древесина сопротивлялась, и только щепки летели во все стороны. Но боевики не отпускали спусковые крючки, пока не был выпущен последний патрон в рожке. Шальные пули, влетая в узкие окна церкви, рикошетом убивали и ранили тщетно надеявшихся на спасение людей, оставляя отметины на ликах святых, скорбно взиравших с образов, висевших на стенах.

Оглушительный рев «калашниковых», захлебывавшихся раскаленным свинцом, внезапно умолк. Длинные очереди исполосовали стены, магазины опустели, и тогда кому-то пришла в голову мысль воспользоваться гранатами. В узкие оконца полетели черные шарики Ф-1 и РГД-5, и через несколько мгновений внутри загремели взрывы, заглушив крики умирающих людей.

— Довольно! — Исмаилов крикнул так, что его услышал, наверное, каждый боевик. — Не тратьте гранаты! Слишком много чести для них! Отыщите здесь бензин!

Бензин нашелся — в соседних домах, на единственной в поселке ферме, на которой работала пара тракторов и «дышавший на ладан» ГАЗ-53. И не только бензин, но еще и солярка, которая могла гореть ничуть не хуже. Притащив несколько канистр, боевики принялись обливать стены церкви, изрешеченные, выщербленные пулями.

— Еще, лейте больше, — подгонял своих бойцов Турпал Исмаилов. — Несите еще! Пусть они все сгорят, неверные собаки! Это будет их ад!

Намотав на палки первые попавшиеся под руку тряпки, боевики соорудили несколько факелов. Им навстречу люди, запертые в церкви, тянули руки в мольбах о пощаде. И в эти простертые руки полетели горящие факелы.

Мгновение — и пламя поползло вверх по стенам церкви, хорошо пропитанным бензином. Огонь охватил строение, языки пламени лизнули купол, добираясь до потускневшего креста, из чада и дыма тянувшегося к небесам. Многоголосый вой, звучавших из-за стен, стал еще сильнее, люди понимали, что умирают, но не переставали просить о пощаде. Но крики становились все тише с каждой минутой. От дыма запертым в храме крестьянам становилось нечем дышать, от усиливавшегося жара плавилась кожа, вытекали глаза. Мольбы о пощаде сменились воплями боли, а через несколько минут стали стихать и они.

— Доку, ты все снял? — Исмаилов, как ни в чем не бывало, обратился к чеченцу с камерой, запечатлевшему весь процесс казни.

— Да, амир! С начала и до конца!

— Эту запись никто не должен видеть! — Это Малкольм Мейсон, пробившись сквозь цепь боевиков, подошел к их командиру. — Никто! Или нам всем дорога на электрический стул! Уничтожьте ее сейчас же!

— Трус! — презрительно фыркнул Турпал. — Пусть ее видят все, пусть каждый поймет, как мы мстим за смерть своих братьев! Я не собираюсь трусливо прятаться!

— Это ты идиот! Вы живете по своим варварским законам, но вы давно уже не в родных горах! Вас наняли, чтобы выполнить работу, а вы готовы залить все вокруг кровью! Если кто-то об этом узнает…

— Чего ты боишься, американец? — Исмаилов презретельно фыркнул. — Ты же не стрелял, от твоих рук не погиб ни один из этих неверных ублюдков. Тебя не накажут, в крайнем случае, поругают за то, что не пытался остановить нас. Но ведь ты не идиот, верно? Ты же хочешь жить? И поэтому сам будешь молчать!

Враз забыв и об американцах, и о пылающей церкви, из которой больше не слышны были крики о помощи, Турпал Исмаилов направился к своим людям, ожидавшим дальнейших приказов. Никто из них тоже не выглядел потрясенным происшедшим. Для боевиков, прошедших настоящий ад на земле, сражавшихся подчас с детства, не понимавших уже, во имя чего они это делают, просто привыкших убивать, казнь целого поселка не была чем-то из ряда вон выходящим.

Суровые бородачи проверяли оружие, кто-то, пользуясь случаем, уже разбирал автомат, чтобы наскоро его почистить, удалив из ствола пороховой нагар. Для них потертые «калашниковы» были лучшими друзьями, им боевики уделяли больше внимания и заботы, чем кому-либо живому. Не зря же они отказались менять привычное оружие на карабины М4 и винтовки М16, предложенные чеченцам после того, как те официально стали сотрудниками службы безопасности «Ю-Пи».

— Внимание! — Турпал Исмаилов приблизился к группе своих людей, и те торопливо повскакивали на ноги. — Здесь мы все закончили! Движемся дальше по маршруту, американцы укажут нам, куда именно! У вас полчаса на сборы!

Суета сразу стала более оживленной. Не обращая внимания на валявшиеся всюду трупы, не чувствуя смрадного запаха горелой плоти, волна которого накрыла село, боевики принялись собирать вещи, бросая ранцы в «Хаммеры» и бронемашины. Через несколько минут над селом раздался рокот моторов — чеченцы, привыкшие к партизанской войне, умели появляться и уходить неожиданно.

— Идем, — Малкольм Мейсон махнул рукой, увлекая Сатута к рычавшей мощным дизелем «Кобре», в которую уже грузились чеченцы. Тела убитых братьев горцы забрасывали в более вместительный «Кугар», чтобы потом похоронить их по всем традициям. — Убираемся отсюда, сержант!

Колонна медленно выползла на шоссе, оставляя за собой опустошенный поселок. Впереди, как и прежде, «Кобра», как будто расчищавшая путь остальным машинам. В случае засады ее броня могла дать находившимся внутри людям хотя бы лишнюю минуту, чтобы приготовиться к бою, а «Браунинг» пятидесятого калибра с дистанционным управлением прикрыл бы их огнем.

Следом ползла вереница «Хаммеров», которых теперь было меньше на две машины — у одной, угнанной Жанной Биноевой, был прострелен бензобак, а вторую попавшие в засаду боевики просто бросили, когда возвращались в село. А замыкала колонну неуклюжая громада бронемашины «Кугар», превращенной сейчас в катафалк. Во все стороны щерились дульными срезами пулеметы, установленные на турелях на крышах машин. Любого, кто приблизился бы к колонне, мог встретить шквал огня, но Малкольм Мейсон, занявший место в десантном отсеке RG-31, был уверен, что дальнейший путь группы не будет осложнен происшествиями. После того, что его спутники сделали в Некрасовке, оружием боевиков, намного более мощным, чем пулеметы, должен был стать страх.

Глава 5. Взгляд в прошлое-2: Возвращение домой

Грозный, Чеченская республика, Россия — Московская область, Россия — Южноуральск, Россия 9 июня
Мужчина, грузный, немолодой, заметно прихрамывавший на левую ногу, опиравшийся при ходьбе на гладко обструганную палку, неторопливо шагал по широкому проходу между расставленных ровно, точно по линейке, брезентовых кубиков палаток. Он шел так, словно успел сделать все, что было предначертано в жизни, и теперь мог никуда не торопиться, наслаждаясь каждым отпущенным ему мгновением. Каждый шаг казался законченным поступком, а, сделав полсотни шагов, человек в простом камуфляже, полевой форме Российской Армии, с черными скромными звездочками на погонах, останавливался, давая отдых ногам, нывшим от едва затянувшихся ран.

Он мало чем отличался от сотен находившихся вокруг людей, разве то возрастом — большинству из тех, кто бродил уныло вокруг аккуратно расставленных палаток, было около тридцати, и среди прочих этот человек мог показаться стариком. Но, несмотря на его усталый вид, на потрепанный камуфляж, кое-где аккуратно заштопанный, несмотря на то, что он шагал в молчании, сопровождаемый лишь единственным адъютантом, также терявшимся в толпе, его замечали. Те, кто мрачно курил, опустившись на корточки в кругу товарищей, кто угрюмо ковырялся ложками в банках тушенки, поднимались на ноги. Те, кто уныло бродил безо всякой цели, останавливались, вытягиваясь по стойке смирно, расправляя плечи и вскидывая подбородки, провожая взглядами проходившего мимо них человека, такого же солдата, как и все они. А те, кто коротал время внутри палаток, выбирались наружу, создавая, пусть на несколько мгновений, пусть зыбкий, неровный, но все-таки строй.

Генерал Сергей Буров делал вид, что не видит суету тех, кто попадался навстречу, но на самом деле замечал все, что происходило вокруг. Он видел ряды палаток, вытянувшиеся, кажется, до самого горизонта, и где-то вдалеке обрамленные нитями колючей проволоки. Над непрочной, скорее символической, нежели реально способной остановить порыв тысячной толпы оградой возвышались на ажурных опорах сторожевые вышки. На них тоже были люди, равнодушно, а может, напротив, заинтересованно смотревшие с восьмиметровой высоты на мерно пульсирующую толпу, сжатую в плотную, однородную камуфлированную массу нитями «колючки». А за оградой — еще палатки, в точности такие же, армейского образца, отечественные, грубые на вид, но вполне способные стать жилищем для целого взвода, защищая бойцов и от проливного дождя, и от палящего солнца. Но там не было такой гнетущей атмосферы безысходности, отчаяния и тоски, буквально накрывавших с ног до головы генерала Бурова, стоило только тому откинуть брезентовый полог, появляясь под открытым небом.

Все это — и брезентовые шатры палаток цвета хаки, и спирали колючей проволоки, и вышки со сменявшими друг друга часовыми, и сами люди по обе стороны периметра, называлось фильтрационным лагерем для бывших военнослужащих Российской Армии. Нужно было говорить — для бывших офицеров, ведь рядовых, сержантов и даже прапорщиков среди тех, кто томился неизвестностью за шипами проволочной ограды, была хорошо, если десятая часть.

— Товарищ генерал-полковник, — адъютант, сам носившие погоны капитана, и тенью следовавший за бывшим командующим объединенной группировкой федеральных сил в Чечне всюду, куда бы тот ни направился, заставил Бурова вздрогнуть, возвращаясь из мира безрадостных мыслей обратно в серую реальность. — Сергей Николаевич, поспешим? Должно быть, американцы уже прибыли!

— Мне некуда торопиться!

Люди, проигравшие свой самый важный бой, оставшиеся в живых после мясорубки, творившейся здесь, в Грозном, да и по всей Чечне, ждали, сами не зная чего. Никто не издевался над ними, никто не мучил пленников, не расстреливал их по ночам, зарывая бульдозерами братские могилы. Их кормили, им дали свободу, пусть относительную, почти не вмешиваясь в происходившее внутри периметра. Лишь изредка появлялись американские офицеры, выбиравшие кого-то из пленников, устраивая допросы, долгие, излишне подробные, ни к чему в итоге не приводившие. Так было уже довольно давно, недели, казавшиеся тем, кто и в плену продолжал считать себя офицерами, верными родине, годами. Но сегодня, в это генерал вдруг поверил всей душой, все могло измениться. Все должно было измениться сегодня.

Те, кто шел навстречу, становились по стойке смирно, сходя с пути, отдавали честь, козыряя подчеркнуто щеголевато, как не делали и на парадах. Лишившись столь многого разом — веры в родину, веры в самих себя, не сумевших превозмочь врага, эти люди могли впасть в отчаяние, но они, словно утопающий за соломинку, хватались за дисциплину и устав, словно так чувствовали себя частью чего-то большого, а не никчемными осколками прошлого. Наряды, развод караулов, утренние и вечерние поверки, которыми в прошлой жизни зачастую так пренебрегали, вдруг превратились в ритуал, которому следовали неукоснительно.

Вот и теперь своего генерала приветствовали по уставу, вкладывая в каждый жест, в каждый взгляд предельное уважение к тому, кто бился до конца, кто не прятался за спинами солдат, успев взглянуть в лицо смерти, выдержав ее ответный взгляд. Буров отвечал тем же, не делая разницы между лейтенантом и полковником — все они, все те, кого согнали сюда, как стадо, заслужил уважение командующего. Эти люди могли сложить оружие, сдаться, не ставя на кон свои жизни, но они шли в бой, и все, что Сергей Буров смог дать им — возможность умереть, как мужчины, сражаясь за свою страну. И в памяти были живы те, кто использовал этот единственно возможный способ избежать бесчестия. И все же генерал верил, что сумеет дать им нечто большее — возможность жить ради своей страны.

У ворот, за которыми, собственно, начинался лагерь военнопленных, притормозил, сбавляя скорость, одинокий «Хаммер». Часовые не мешкали, распахнув створки, и армейский внедорожник, обыкновенный М1114, такой же, как тысячи ему подобных, наводнивших и Чечню, и всю Россию, медленно въехал внутрь под взглядами караульных, стоявших на вышках в полной экипировке, касках, бронежилетах, с нацеленными куда-то вниз и внутрь карабинами М4.

Джип проехал еще сотню ярдов, не больше, остановившись уже окончательно. Водитель, получив приказ, не стал глушить двигатель, а единственный пассажир выбрался наружу из тесного салона обманчиво большой машины. На нем тоже был полевой камуфляж, правда, иной расцветки, чем на собиравшихся вокруг глухо урчавшего мощным мотором внедорожника людях.

Генерал Мэтью Камински не любил вычурности и лишней помпезности. Командующий Десятой пехотной дивизией считал себя солдатом, и старался ничем не выделяться среди тысяч бойцов его части. Но и свои и чужие солдаты чувствовали в этом поджаром, сухощавом немолодом человеке командира, способного одним приказом оборвать сотни, тысячи жизней, если это будет нужно для победы. И это ставило его выше всех, кто был рядом.

— Дьявол! — пробормотал себе под нос генерал, увидев людскую массу, живую стену, возникшую вокруг «Хаммера». Люди, из-за камуфляжа, одинаково потрепанного, похожие друг на друга, точно братья, хмуро, с ожиданием и вызовом смотрели на Камински. Нет, они не были сломлены, не были побеждены. И здесь, под прицелами часовых, за колючей проволокой, они были и оставались армией.

На секунду, всего лишь на миг, Мэтью Камински показалось, что эта хмурая, источавшая напряжение и злость толпа набросится сейчас на него, сомнет своей массой, втопчет в землю сотнями солдатских сапог, разорвет сотнями крепких рук. И не поможет ни надежная «Беретта», кобура с которой увесисто оттягивала ремень, ни часовые, бдительно наблюдавшие за происходящим. Огонь полудюжины винтовок М16 — ничто по сравнению с порывом сотен разъяренных, переставших жалеть свои жизни людей.

Ничего не произошло. Страх, охвативший американского генерала, отступил, растворяясь без следа. Мрачный строй русских так и остался неподвижным, лишь на миг качнувшись, раздавшись в стороны. Из толпы навстречу генералу выступил крепкий немолодой мужчина, тяжело шагавший, прихрамывая и опираясь на грубую трость, обычную палку, правда, до блеска отполированную. Следом за ним, держать чуть слева, шагал молодой офицер. Мужчина остановился перед Мэтью Камински, в паре шагов, исподлобья уставившись на американца.

— Вы хотели меня видеть? Зачем?

— Вы уже собрали своих людей, генерал? — спросил Камински, взглянув в глаза Сергею Бурову. Их взгляды встретились на мгновение, и ни одни не уступил в этом поединке.

— Сперва я один выслушаю вас, потом можете обращаться ко всем.

Они уже были знакомы, встретившись на утро после окончательного захвата Грозного, когда в город, приходивший в себя после яростного ночного боя вошла колонна Десятой легкой дивизии. С тех пор прошло немного времени, и генералы не забыли друг друга, тем более, Мэтью Камински бы пусть и нечастым, но гостем здесь. Могло показаться, что командующий американским контингентом на Кавказе просто наслаждается зрелищем поверженного врага, но на самом деле Мэтью Каминским двигали иные причины, заставлявшие его вновь и вновь появляться в фильтрационном лагере, ловя на себе злые, мрачные взгляды тех, кто продолжал считать себя офицерами, продолжал служить своей стране.

— Как долго будет продолжаться этот фарс? — Буров не сводил взгляда с американца. — Нас держат здесь, как какое-то стадо, проводят никому не нужные допросы. Вы же еще и тратитесь на питание для нескольких тысяч крепких, здоровых мужиков.

— Мы просто не знаем, что делать со всеми вами.

— Ну, так отпустите моих парней по домам, — усмехнулся, разводя руками, Сергей Буров. — Многих ждут жены, дети, давно ждут и не знают даже, живы ли их близкие или случилось худшее.

— Я оценил шутку, — Мэтью Камински не выглядел веселым при этом. — Отпустить? Да, конечно, так и поступил бы, если бы был уверен, что ваши солдаты снова не возьмут оружие в руки, генерал. Получив свободу, многие ли из тех, кого я вижу здесь, мирно разойдутся по домам, вернувшись к своим близким и родным? Я не собираюсь своими руками создавать себе врага, ту армию, от рук которой опять начнут гибнуть мои бойцы. Ваши люди еще не наигрались в защитников отечестве, многие захотят рискнуть еще раз, а я не желаю, чтобы снова полилась кровь!

— Если не отпускать на волю, и если вам надоело возиться с нами, остается только одно — вырыть где-нибудь за городом траншею поглубже и пошире, и закопать там всех, разом!

— Да, вы, русские, все привыкли решать радикально, — кивнул Камински в ответ. — Это вполне по-вашему, но есть еще пути, чтобы разобраться с нашей, — на этом слове американец сделал ударение, подчеркивая, что заботы касаются не его одного только, но и русского визави, — проблемой. И вы, генерал, поможете мне окончательно решить судьбу ваших солдат!

В голосе командующего Десятой пехотной не было иронии или сарказма. Он лишь делился собственными мыслями с собеседником.

— Мы, американцы, не собираемся поддерживать порядок в России. Достаточно наших солдат отдало жизни за безопасность иракцев и афганцев, чтобы мы могли позволить себе жертвовать их жизнями вновь. Но и наблюдать безучастно, как Россия скатывается в пропасть, тоже нельзя. А сейчас, когда последним приказом вашего главы правительства была распущена армия, когда ваша полиция во многих городах просто разбежалась, может начаться кровавый хаос. И остановить его должны вы сами, русские! В Москве уже собралось новое, временное правительство, и одним из первых его решений было создание национальных сил безопасности — новой русской полиции. И из ваших людей, генерал, мы можем сформировать первые ее отряды, которые наведут порядок в стране. Именно мне поручена эта миссия, генерал, но в таком деле мне потребуется ваша помощь, ведь за вами шли и сейчас готовы идти многие!

— Хотите сделать все чужими руками? А вот это, как раз, очень по-американски!

Буров с вызовом посмотрел на американского офицера.

— Черт возьми, мы хотим дать вам возможность остаться хозяевами своей страны, и только! Если ваших солдат кто-то ждет дома, пусть тогда они и отправляются по домам, но не для того, чтобы, отлежавшись, набравшись сил, продолжить войну с нами, а чтобы эти дома защищать. А мы готовы даже дать им оружие, чтобы не делать чужую работу! Никто не собирается порабощать ваш народ, никто не будет завоевывать Россию! Мы устранили опасность для самих себя и хотим уйти, а вам оставим все, что вы имели, и сами наводите порядок в своем доме. Именно это, генерал, я и хотел сказать вам и надеюсь, что вы это передадите своим людям, и еще надеюсь, что они поймут это и поверят моим словам!

Генерал Камински искренне хотел, чтобы русские, тысячи русских офицеров и солдат, день за днем проводивших на этом обнесенном колючей проволокой клочке земли, поверили. Но он и сам верил с трудом, повторяя лишь то, что велено было сказать. Только его дивизия потеряла только убитыми почти тысячу солдат, неужели только для того, чтобы теперь Армия США, понеся стольчудовищные для нескольких суток войны потери, просто ушла? Нет, у тех, кто отправлял на бойню хороших американских парней, были совсем иные планы в отношении той территории, что называлась Россией. Вот только ему, отдававшему приказы этим самым парням, а потом писавшему похоронки их родным и близким, о таинственных планах ничего не сказали. Забыли, наверное.

— Вы, генерал, скажете это своим людям, сможете объяснить, что мы не враги между собой? Или мне сделать это самому?

— Так вам и поверят, — насмешливо скривился Буров. — Что за чепуха? Американцы разбомбили Россию, чтобы по-быстрому отсюда убраться, а нам вернуть наше оружие!

— И что же тогда?

Камински подался навстречу Бурову, впиваясь пристальным взглядом в изможденное лицо русского генерала. Это был единственный человек, которому Мэтью мог хоть немного доверять, в отличие от хитрых интриганов-политиков, что с той, что с другой стороны.

— Вам мои люди не поверят никогда, — еще раз повторил Буров, для убедительности мотнув головой. — Я же, возможно, сумею их убедить прислушаться к вашим словам!

Не дожидаясь ответа американца, да и не надеясь на него, генерал Буров развернулся и направился к ожидавшим его офицерам.

На суету, охватившую лагерь, майор Беркут, неторопливо ковырявшийся ложкой в банке тушенки, поначалу не обратил внимания. Но шум за брезентовыми «стенами» палатки нарастал с каждой секундой, Ии наконец, внутрь заглянул какой-то незнакомый лейтенант.

— Общее построение, — крикнул, просунув голову под полог, офицер. — Через три минуты быть на плацу! Это приказ генерала!

Лейтенант исчез, но тише от этого не стало. Были слышны голоса, топот множества ног. Тарас Беркут пожал плечами, продолжая соскабливать жир со стенок банки, а где-то рядом бегавшие по всему лагерю дневальные призывали пленников на построение, и уже сотни бойцов спешили в центр огромного, уставленного палатками пространства.

— Майор, — в палатку зашел артиллерийский полковник, хмуро взглянувший на беркута. — Какого хрена? Приказа не слышал? Бегом марш на плац!

— Отбегался уже, — отмахнулся Тарас Беркут. — Какие приказы, к черту? Мы уж не в строю!

— Ты что? Присягу забыл, мать твою?!

Полковник подскочил к Беркуту, и тот, словно пружиной подброшенный, вскочил на ноги, став лицом к лицу со старшим офицером.

— Живо на плац, — повторил полковник, отступая на шаг — он не забыл, что говорит не с кем-то, а с командиром группы специального назначения, привыкшим убивать не гаубичными залпами, за двадцать верст, а голыми руками, глядя в глаза своей жертве. — Буров собирает всех!

— Что за хрень? Чего все бегают, как ужаленные?

— Командующий всем объявит на общем построении, — отрезал полковник и собрался, было, уходить, но все же задержался на несколько секунд, напоследок сообщив казавшемуся безразличным ко всему майору: — Слух ходит, армию будут формировать заново. Американцы не хотят сами мараться в грязи, и подавлять недовольных а заодно просто разбираться с криминалом подрядят нас самих, даже оружие дадут. Короче, майор, марш на плац, там узнаешь все точно!

Полковник исчез, разнося приказ командующего дальше оп лагерю, а майор не спешил, хотя услышанное заставило его задуматься. Тарас Беркут словно хотел напомнить всем, самому себе доказать, что над ним больше нет начальников. Он оставил палатку одним из последних в лагере, когда на плацу, под дулами винтовок американских часовых, торчавших на вышках, собрались уже все находившиеся в лагере.

Беркуту, переставшему считать себя обязанным кому-либо после гибели всей его группы в бою со своими же, с русскими десантниками, было, по большему счету, плевать на происходящее. Оказавшись в фильтрационном лагере, он покорно ждал, когда кто-нибудь решит его судьбу. Майор спал, бродил взад-вперед, без капли брезгливости съедал свою пайку, полученную из рук американцев, и делал все, чтобы оказаться в стороне от толпы. Но сейчас ему стало вдруг интересно, ради чего такая суета, и потому он пристроился в последнюю шеренгу, с трудов видя через головы впередистоящих вышедшего к строю человека в простом полевом камуфляже, при ходьбе опиравшегося на палку. Генерал Сергей Буров ждал, когда стихнет шум, и как только гул над толпой стал немного меньше, прозвучали первые слова командующего.

Буров, старавшийся не наступать на раненую ногу — несмотря на усилия двух хирургов, русского и американского, боль никуда не исчезла, лишь стала не такой острой — смотрел на тех, кто до сих пор считал его своим командиром. Их было больше четырех тысяч, и большинство попало в плен с оружием в руках, многие были ранены, контужены, теряли сознание и в себя приходили, когда кругом уже были торжествовавшие враги. Американцы понимали, что эти люди не опустят руки, и потому не спешили давать им свободу, справедливо опасаясь нескольких тысяч хорошо обученных, имеющих настоящий боевой опыт, и переполненных ненавистью русских офицеров и солдат.

А они, солдаты переставшей существовать армии, смотрели на своего командира. Хмурые, небритые, в потрепанном, грязном, кое-как залатанном камуфляже. Здесь были и пехотинцы, и танкисты, и десантники и даже летчики. Сейчас все перемешались, приняв некое подобие строя. Каждый ждал, что скажет командующий, каждое слово которого многими до сих пор воспринималось, как приказ. А за всем этим со своих вышек беспристрастно наблюдали американцы… готовые открыть огонь по толпе, если что-то вдруг пойдет не так.

— Товарищи офицеры и солдаты, — крикнул Буров, стараясь быть услышанным каждым, кто стоял сейчас перед ним. — Бойцы Российской Армии! Я обращаюсь к тем, кто помнит слова присяги, торжественно произнесенные когда-то перед строем своих товарищей по оружию! Вы до последнего сражались с врагом, и не ваша вина, что он оказался сильнее, что он одержал победу. Все мы здесь потому, что не готовы с этим смириться. Но сейчас у нас, у каждого, вновь появился шанс послужить своей родине! И пусть нам дают этот шанс американцы, мы, все вы, нужны своей стране!

Сергей Буров чувствовал, что напряженные до предела связки вот-вот порвутся, как туго натянутая струна. Но он также чувствовал и то, что тысячи людей, ставших пленниками на своей земле, слушают, жадно впитывают каждое его слово. Они долго ждали, и теперь хотели дела, хотели вновь увидеть смысл в своем существовании. И он, пусть и не без помощи своего врага, сейчас мог сделать их жизнь не бессмысленной тратой времени.

— Пока мы здесь считаем дни, снаружи, за колючей проволокой, творится хаос! Армия распущена, милиция разбежалась без приказа, на волю вырвались тысячи уголовников, уже успевших разграбить армейские арсеналы, вооружившихся до зубов, собравшихся в огромные банды, чувствующие сейчас свою безнаказанность. Наши дома, семьи, наших близких, которые ждут нашего возвращения, некому сейчас защищать! Американцы устранились от проблемы! Но они готовы дать нам в руки оружие, дать нам свободу, если мы присягнем на верность новой власти, посаженной ими в Кремле! Создается новая полиция, которой и предстоит поддерживать порядок на нашей земле! Я лично не готов доверить это дело чужак или бывшим бандитам, которые хотят вдобавок к оружие получить еще и полную власть над всеми, кто безоружен! Мы не смогли защитить свою страну от внешнего врага, так нужно встать на пути врага внутреннего!

Голос генерала Бурова дрожал, вибрировал, то ли от напряжения, то ли от волнения. Тараса Беркут поймал себя на мысли, что пытается запечатлеть в памяти каждое услышанное слово. Он словно забыл, что Россия — это еще не квадрат земли, обнесенный проволочным забором с вышками по углам. И там, за периметром, кто-то еще надеялся и ждал, что их защитят, позволят ночами спокойно спять в своих дома. Кто-то, от кого не зависела победа или поражение России в недавней стремительной войне. И он, майор Российской Армии, командир отдельного отряда специального назначения Тарас Беркут, мог вернуть простым людям, русским, своим соотечественникам, это сладкое чувство покоя, мирного неба над головой.

— Формирование отрядов полиции начинается прямо сегодня, — продолжал взывать к слушавшим его в абсолютном молчании, неестественном для многотысячной толпы, военнопленным, своим сослуживцам. — Я прошу всех, кому еще не безразлична судьба России, кому есть, что защищать в этой стране, откликнуться! Мы будем служить не власти, которая ничем не лучше и не хуже той, что сдала нашу страну! Вы, все мы, будем служить своей стране, своему народу, тем, кто нам дорог по-настоящему! Используйте тот шанс, что дает нам судьба, пусть и представшая в облике победившего нас врага! Я уж не ваш командир, я не вправе приказывать вам, и потому прошу сейчас — не будьте безразличными к тому, что ждет нашу великую родину!

Буров замолчал, как бы дав время своим солдатам вдуматься в сказанное им. Ответом генералу было лишь многоголосое дыхание, и командующий, выждав минуту, не более того, продолжил:

— На раздумья вам дается час! После этого те, кто готов и дальше служить своей стране, должны подойти к северным воротам. Там вам оформят документы и организованными группами направят в тренировочные лагеря, чтобы после краткого курса подготовки вы могли вернуться в строй. Тех же, кто откажется, просто отпустят на свободу. Без оружия, без будущего. Возвращайтесь в свои дома, к своим семьям. Вас никто за это не осудит, сейчас над вами нет ни начальников, ни командиров. Решать вам, и отвечать будете только перед самими собой! Повторяю еще раз, бойцы — у вас всего час на размышления. Время пошло! А теперь разойдись!

— Р-р-разойдись!!! — Подхватили в десяток голосов командиры батальонов и рот, на которые поделились привыкшие к иерархии пленные. Строй оставался неподвижным еще несколько секунд, а затем дрогнула, рассыпаясь по плацу бесформенной толпой.

Тарас Беркут вывалился из шеренги, двинувшись, было, к своей палатке. Он уже все решил для себя, и теперь оставалось только выждать час, чтобы явиться в указанное место. Но по пути спецназовец увидел в толпе знакомое лицо. Замер, вглядываясь, шаря глазами по людской массе, а затем уверенно двинулся к тому, кого не очень-то ожидал увидеть здесь.

Олег Бурцев отстоял всю речь генерала. Оказавшись в первой шеренге, он видел командующего, вышедшего в одиночку перед строем, слышал каждое слово. И когда все закончилось, уверенно двинулся к палатке, много дней подряд служившей домом бывшему гвардии старшему сержанту. Но Олег никогда, ни на мгновение не забывал о доме настоящем, где его ждали и ждут. Неторопливо шагая в общем потоке, Олег не заметил подошедшего к нему человека и вздрогнул рефлекторно от неожиданности, услышав над самым ухом:

— Здорово, сержант! И ты здесь?! Черт возьми, как же я тебя раньше то не увидел?

— Товарищ майор?!

Олег удивленно окинул взглядом коренастую фигуру спецназовского командира, того, с кем бывшего сержанта однажды уже сводила судьба в ущелье на грузинской границе. Он не забыл, как они вместе ползали по камням под пулеметным огнем, как не забыл и сам майор того, кто своим телом принял предназначавшуюся ему, Беркуту, пуля снайпера.

— Черт возьми, даже и не думал! — Беркут от души хлопнул Бурцева по плечу, и от такого удара бывший отнюдь не дистрофиком старший сержант едва устоял на ногах. — Как же угораздило тебя? Помню, ты уже к «дембелю» готовился?

— Как раз отправки ждали на аэродроме, в Грозном, когда началось. Там такая каша заварилась! Черт, весь город же кровью залили…

Олег вздохнул, вспоминая, как приходил в себя, контуженный, оглушенный, на набережной Сунжи, а мимо потоком шли американцы — пешком, на машинах, на пролетавших низко-низко над головой вертолетах. Русский для них был что пустое место. На сержанта не надели наручники, его даже не били, так, пару раз отвесили пинка да разок приложили прикладом. Их оказалось там человек двадцать, русских солдат и офицеров, в большинстве своем раненых или контуженных, и всего один американец присматривал за ними. Но что могли сделать безоружные, измученные, не понимавшие, что происходить и где они находятся люди против штурмовой винтовки, ствол которой всегда был нацелен на гурьбу пленников.

Олег был десантником, был бойцом, одним из лучших, какие только защищали Россию, и не мог свыкнуться с мыслью о плене. Но всякий раз, когда он собирался с силами, сжимал волю в кулак, готовясь наброситься на конвоира, вцепиться ему в глотку руками, зубами, сержанту начинало казаться, что американец, не отрываясь, смотрит именно на него. Смотрит и ждет, когда русский дернется, чтобы со спокойной совестью нашпиговать того свинцом. И Олегу стало страшно… и стыдно. И стыд этот, осознание своей слабости, до сих пор терзали его, мешая спать по ночам.

— А вы как тут оказались, товарищ майор?

Бурцев не верил, что суровый спецназовец мог дать врагу взять себя в плен. Ранение, контузия — еще куда ни шло. И то такие люди не попадают в руки врага живыми, этого просто не могло быть.

Тарас Беркут молча взглянул на сержанта. Майор многое мог бы рассказать. Например то, как его группа сражалась сперва с русскими десантниками, своими братьями, а затем — с американцами, с самой «Дельтой». О том, как они, теряя товарищей, вытащили из-под огня президента Швецова ля того лишь, чтобы он, как и защищавшие его спецназовцы, приняли смерть от своих же. Майор мог рассказать о том, как, потеряв всех своих бойцов, много часов бродил по горам, слыша, как пролетали над головой самолеты, и даже не догадываясь, что за эти часы началась и закончилась война, которую его родина проиграла. Но сказал майор совсем другое, не вспоминая прошлое без нужды.

— Давно здесь? — Спросил Беркут, шагавший по правую руку от сержанта, подразумевая, что в лагерь доставляли людей до сих пор, отлавливая тех, кто укрывался в Грозном или пытался уйти в горы, не иначе, чтобы там начать партизанить вовсю.

— С первого дня. Суки! — Олег с ненавистью взглянул на вышку, с которой за толпой лениво наблюдал одинокий часовой. — Поближе бы подобраться, порвал бы голыми руками!

— Что делать надумал, сержант?

Олег догадался, что майор спрашивает его не о планах мести американцам, и произнес в ответ:

— С меня войны хватит! Свои дембельнуться не дали, так пусть хоть американцы домой направят.

— Дезертировать решил? — нахмурился Беркут.

— Не надо, майор, — резко ответил сержант, развернувшись на каблуках, чтоб оказаться лицом к лицу со спецназовцем. — Я больше никому ничего не должен. А дома меня ждут. Я честно служил этой стране, и хватит с меня! Теперь я буду защищать только то, что вижу, то, что могу понять! Не народ, которому на меня похрен, не родину, которую уже успели продать и перепродать сорок раз, а свой дом, тех, кто мне близок и дорог! Вот за них умру без колебаний!

— Успокойся, сержант! — Тарас Беркут примиряющее поднял руки. — Я тебя обидеть не хотел! Твое право, ты выбрал, что важнее, так теперь действуй! Отправляйся домой, американцы же обещали отпустить тех, кто не захочет работать на них! Будь со своими, чувствую, ты им очень сильно понадобишься!

— А вы как?

— Я семнадцать лет погоны ношу, и не важно, кто сидит в кремле, Россия все равно остается! Ей служу! И никто кроме нас сами сейчас в нашем доме порядок не наведет! Американцам дела нет, а сунутся, будет еще хуже. На хрен мне такие миротворцы нужны! Для них все мы — туземцы, варвары и дикари, и жалеть нас никто не станет, неважно, гражданский или не гражданский на прицел попадется. Нет уж, лучше я сам, надежнее так!

— Врагу служить? — Бурцев помотал головой. — На пиндосов теперь пахать? А если в своих прикажут стрелять?

— Не врагу, а родине, которой я присягу давал, и забывать об этом не собираюсь! И потом, возвращаться мне некуда, нет у меня ни дома, ни семьи. Брат только двоюродный, так он на ТОФе[9] служил, уволился недавно, хрен доберешься до него теперь! А насчет «прикажут», так это еще видно будет!

— Но как же так, товарищ майор? Почему нету никого?

— Родители умерли недавно, старые уже были. А жена с дочкой… мы в Волгодонске тогда жили, как раз, когда «чехи» туда грузовик со взрывчаткой притащили, через все посты, через ментов ссученных! Я-то как раз на учениях был, вот и вернулся, чтоб на пепелище посмотреть…

— Эх!

Олег вздохнул, пожалев, что задал свой вопрос. Он видел, что Беркут стал чернее тучи, выдавливая из себя слово за словом.

— Ничего, сержант, все в прошлом, — усмехнулся майор.

Они стояли в проходе между палаток, а мимо спешили куда-то военнопленные, одинаковые из-за камуфляжа и щетины на щеках. Тарас Беркут внимательно посмотрел на сержанта, словно запоминая того, и, протянув Олегу руку, произнес:

— Все, пора, боец! Ждать меня не будут! А ты отправляйся поскорее домой, будь со своими. Тебя там ждут, конечно! Ведь никто не знает даже, жив, нет ли! Бог даст, еще свидимся, сержант! Долг за мной!

— Удачи, товарищ майор!

Бурцев крепко сжал протянутую ладонь, а секунду спустя майор Беркут уже шагал прочь, и сержант мог видеть только его широкую спину. А еще через мгновение спецназовец растворился в толпе, собиравшейся возле северных ворот фильтрационного лагеря. Он выбрал свой путь. Олег постоял еще немного, наблюдая за царившей вокруг суетой, и двинулся к своей палатке. Если американцы не забудут свои слова, скоро опостылевшие вышки, нити «колючки», вся эта мерзость станут лишь воспоминаниями.

Призыв генерала Бурова был услышан. И хотя не все были готовы смириться с реальностью, не все могли пойти на службу к недавнему врагу, как это ни называй, отозвались многие. Возле северных ворот собралось не меньше тысячи офицеров и солдат всех родов и видов войск, всех званий, от сержанта до полковника. Образовав несколько очередей, они выстроились перед легкими складными столиками, за каждым из которых было по американцу, вооруженному компактным лэптопом. А рядом со столиками — еще американцы, вот только вместо компьютеров они держали в руках нечто более существенное, карабины М4А1, стволы которых были направлены на толпу.

— Кто крайний? — Беркут окликнул капитана с петлицами танкиста и перебинтованной головой.

— Теперь, видимо, ты, — усмехнулся офицер, оглянувшись назад. — За мной будешь, майор!

Очередь медленно продвигалась вперед. Со своего места Беркут видел, как добровольцы, один за другим, подходят к столикам с компьютерами, и американцы что-то начинают сноровисто набивать на клавиатуре. И все это — под пристальными взглядами часовых, и тех, что стояли на земле, собой закрывая ворота, и других, остававшихся на вышках и теперь не без интереса смотревших вниз, туда же, куда смотрели и ствол их штурмовых винтовок.

— Долго? — коротко произнес майор в спину танкиста, стоявшего перед ним и переминавшегося с ноги на ногу.

— Минуты две на человека примерно. А ты спешишь куда-то, майор?

Капитан усмехнулся и Беркут усмехнулся в ответ. И впрямь, торопиться было некуда, а потому майор терпеливо дождался, когда подойдет его очередь. Американцы, в прочем, не мешкали, работали быстро, расторопно, но без суеты, и вот уже Тарас Беркут стоит перед столиком, из-за которого на него, снизу вверх, смотрит со смесью скуки и усталости молодой парень с нашивками лейтенанта Армии США на воротнике полевого камуфляжа.

— Ваши фамилия, имя, воинское звание?

Американец говорил по-русски с акцентом, но едва заметным. Чувствовалось, что за минувшие часы ему пришлось повторять одни и те же фразы по сто раз, шлифуя произношение. Беркут назвался, изучающе взглянув на вербовщика, торопливо стучавшего по клавишам ноутбука в защитном кевларовом чехле. Худосочный сопляк в очках с толстыми линзами даже по меркам неприхотливой к качеству «человеческого материала» Российской Армии едва ли прошел бы дальше стен военкомата. Для майора, привыкшего, что физическая сила неотделима от крепкого духа, невозможно было поверить, что таким, как этот «ботаник», почти без боя сдалась его могучая родина. Но сомнения таяли, стоило лишь оглядеться по сторонам, вновь увидев унылые, хмурые лица униженных пленом братьев по оружию, и довольные, уверенные физиономии часовых, спокойно наблюдавших за суетой у подножия их вышек.

— Последнее место службы? — задал очередной вопрос очкарик, даже не глядевший на стоявшего перед ним русского офицера.

— Двадцать вторая бригада специального назначения ГРУ. Командир отряда специального назначения.

Американец вздрогнул, уставившись на Беркута, а затем окликнул прогуливавшегося поодаль офицера, тоже худощавого, но производившего впечатление не дистрофика, а стремительно и легкой гончей, готовой броситься на добычу. Окликнул, разумеется, по-английски, забыв, наверное, что русские спецназовцы в обязательном порядке изучали языки вероятного противника, с советских еще времен, но и сейчас об этом полезном деле не забыли до конца.

— Генерал, сэр, здесь парень из русских специальных сил, — торопливо произнес «ботаник», уставившись на приближавшегося офицера. — Что с ним делать?

Беркут уже успел заметить, что не каждого желающего зачисляли в ряды новой полиции. Танкист с перевязанной головой, например, отправился обратно в лагерь, не прошло и полминуты с начала его беседы с американским регистратором.

— Специальные силы? — Американский генерал удивленно поднял брови, взглянув на хмуро-сосредоточенного Беркута.

— Так точно, сэр! — Молодому лейтенанту хватило минуты, чтобы по беспроводному Интернету связаться с базой данных Минобороны РФ, к которой у него теперь был полный доступ, и получить личное дело стоявшего в ожидании русского офицера. — Вот его досье, сэр!

Генерал Камински задумался. Как профессиональный солдат, он понимал, что новые русские силы безопасности должны состоять из профессионалов высшей пробы, тем более, сейчас, когда их численность ничтожно мала, а дел — по горло. Пусть русские сами обеспечивают у себя порядок, не взваливая эту работу на американских парней, чьей крови и так пролилось немало. А для этого служить в русской полиции должны лучшие, а не то продажное вероломное отребье, которой набирали в национальную полицию в Ираке, откуда Мэтью Камински отправил в штаты немало своих ребят в цинковых ящиках, или Афганистане. Но в Вашингтоне думали иначе, и потому запретили вербовать слишком много кадровых офицеров, особенно тех, кто «отличился» в боях против американской армии за несколько часов минувшей войны.

Командующий Десятой легкой скользнул взглядом по экрану лэптопа, не вчитываясь в строчки досье. И так все ясно, в том числе и опасения шишек из Белого Дома и Пентагона. Если таких, как этот хмурый, заросший щетиной, угрюмый русский майор соберется слишком много в одном месте, если им дать в руки оружие, если дать хоть какую-то свободу действий, удар в спину будет неизбежен. Война велась слишком стремительно, большинство русских не успело придти в себя, когда их лидеры объявили о капитуляции. Но сейчас, организовавшись, собравшись с силами, они могут попытаться взять реванш, навязывая американцам уже свой стиль ведения битвы, втягивая их в кровавую мясорубку ближнего боя, заставляя пролиться еще больше крови. Да это уже происходило, недаром одной из важнейших задач существующей еще только на бумаге и в чьих-то мечтах русской полиции было борьба с уже что-то мутившими в бескрайних лесах России партизанами.

— Серьезный парень! — Ухмыльнулся генерал, а затем, неожиданно перейдя на русский, обратился к самому майору: — Я генерал Мэтью Камински, командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США. И командующий американскими силами на южном направлении. Вы готовы работать вместе с теми, кого считаете своим врагом, вместе с нами? Почему?

— Майор Беркут, спецназ, — назвался Тарас. — Бывший майор, разумеется. Генерал, мне плевать на вас, я хочу сделать хоть что-то для своей страны, пока еще не поздно. И ради этой возможности я готов забыть многое!

— У вас есть боевой опыт, майор? Как долго вы были на войне?

— С девяносто девятого почти без перерывов, господин генерал! Дагестан, потом Чечня, все соседние республики, Южная Осетия. Я защищал свою страну от врагов внешних и внутренних, и готов продолжить делать это, пока хватит сил, с вашей помощью или без нее! Вы, американцы, рано или поздно уберетесь отсюда, как ушли из Ирака, а Россия останется, и ей нужны будут солдаты!

— Верно, майор, вашей стране нужны защитники, — кивнул американец. — Мое правительство против, чтобы мы вмешивались в ваши дела, поддерживая порядок на территории России. И в этом, как ни странно, я согласен с Капитолием, впервые, быть может, на моей памяти проявившим здравомыслие. Я не желаю подставлять своих парней под пули непонятно ради чего, хватило и Ирака. Там от рук обычных уголовников, вырвавшихся из тюрем после падения саддамовского режима, погибло больше моих солдат, чем в засадах местных партизан и иранских диверсантов. Здесь, на Кавказе, мы пока стоим между чеченцами и русскими, готовыми вцепиться друг другу в глотки, но и те, и другие косо на нас смотрят, называют оккупантами, захватчиками. Американцы охраняют по всей России оставленные вашей армией арсеналы, склады оружия, как обычного, так и массового поражения, а также все объекты, повреждение которых может привести к тяжким последствиям, например, электростанции и химические заводы. Но это не правильно, вы сами должны наводить порядок в своем доме!

Генерал помолчал несколько мгновений, словно обдумывая что-то, а затем приказал парню за клавиатурой:

— Зачисляйте его, лейтенант! Подберите местечко, где будет горячее всего!

— Слушаюсь, генерал, сэр! — звонко выкрикнул лейтенант-«ботаник», и, вновь взглянув на Беркута, сообщил: — Вам предстоит прибыть на тренировочную базу под Москвой, а оттуда — в северный сектор.

— Северный сектор? Что за хрень?!

— Вашу территорию для удобства мы разделили на пять секторов, — пояснил вместо лейтенанта, продолжавшего барабанить по клавиатуре, генерал Камински. — Центральный — это территория вокруг Москвы и до Петербурга и Урала. Южный — это, разумеется, Кавказ, где наша группировка сильнее всего сейчас. Сибирским сектором названа территория к востоку от Урала, до реки Енисей, а все, что находится дальше — это, что очевидно, восточный сектор. Ну а Северный — это пространство от Карелии до полуострова Таймыр, все ваши нефте- и газоносные территории. В каждом секторе, для начала, формируется одна бригада полиции по образцу наших «легких» бригад. В последствии бригады будут развернуты в дивизии и, далее, в корпуса. Россия — огромная страна, и для того, чтобы обеспечить порядок на всей ее территории, понадобится множество людей, готовых хорошо делать свою работу. Надеюсь, майор, вы станете среди них одним из лучших, ведь ваше старание спасет жизни многим американским солдатам, парням, служащим, в том числе, под моим началом, тем, кого я мечтаю отправить обратно в Штаты живыми и невредимыми, а не в пластиковой обертке.

— О, тогда я буду очень стараться, господин генерал! — издевательски оскалился Беркут. — Ради этого, черт подери, стоит жить!

Не отвечая на издевку, генерал Камински уже двинулся прочь, а лейтенант, сидевший за компьютером, сообщил Беркуту:

— Направляйтесь в третий модуль! Там ждите, когда объявят погрузку, транспорт будет через несколько часов!

Ничего не ответив, Тарас Беркут двинулся к воротам фильтрационного лагеря, открывавшимся для него лишь один раз, чтобы пропустить безразличного ко всему пленника в охраняемый периметр, и створки вновь распахнулись. Майор задержался в проеме на несколько мгновений, словно не веря, что вновь получил свободу. Свободу — и цель дальнейшего существования. Он снова будет делать привычную работу, ему позволят защитить свою страну.

Майор постоял несколько секунд и затем решительно направился к поставленным вне забора из колючей проволоки палаткам. Здесь, где ждали отправки к месту службы прошедшие отбор «кандидаты», не было вооруженных часовых, здесь люди не проживали каждую минуту под прицелом. Это и была свобода.

Тяжелый МАЗ, заскрежетав тормозами, остановился на обочине, и сидевший за баранкой усатый мужик, еще молодой, но начавший лысеть, обернулся к своему пассажиру:

— Ну, земеля, приехали! Вот он, Южноуральск!

Олег Бурцев ничего не ответил, впиваясь взглядов в знакомый пейзаж. Городская окраина, серые коробки пятиэтажек, меж которых притулились потемневшие от времени деревянные дома, стоявшие тут порой с начала прошлого века. Скверная дорога, покрытая сетью трещин и темными заплатами недавно положенного асфальта, закрывшего самые глубокие ямы. Чуть поодаль — автобусная остановка, возле которой ярким пятном торчал киоск, где круглые сутки можно было купить пиво, немудреную закуску или курево.

Чуть дальше — многоэтажные «свечки», тянувшиеся к небу из центральных районов города. А в стороне — трубы и какие-то ажурные конструкции нефтеперегонного завода. Там, на этом заводе, работало две трети населения Южноуральска — до тех пор, пока кто-то не решил, что выгоднее продавать сырую нефть за рубеж, а свои, русские, обойдутся, благо, они ко всему выносливые. Работал там когда-то и отец самого Бурцева. Хотел пойти по стопам отца и сам Олег, но завод почти закрылся, и парню, только демобилизовавшемуся из армии, пришла идея снова надеть форму, теперь уже — по контракту. И вот он снова дома.

— Давно я тут не был, — вздохнул Бурцев. — Очень давно!

— Ждут тебя тут, парень?

— Ждут! Конечно, ждут!

Путь от Кавказа до Урала, в обычное время занимавший дня три-четыре, потребовал полутора недель сейчас, когда инфраструктура, транспортная сеть страны оказалась разрушена недавними ударами американской авиации. Мосты через волгу и Дон перестали существовать, движение по единственной железнодорожной линии, соединявшей юг России с центральными областями страны, тоже оказалось невозможно. Сами пути были целехоньки, но Казахстан, по территории которого проходила эта ветка, перепуганный происходящим, перекрыл границы.

Строившиеся годами мосты оказались разрушены за считанные минуты несколькими попаданиями управляемых бомб, и на то, чтобы хоть как-то их восстановить, требовались теперь все те же годы или хотя бы месяцы. К тому дню, когда ворота грозненского фильтрационного лагеря открылись для Олега Бурцева, что-то уже было сделано, например, местные власти, используя матчасть ближайших подразделений инженерных войск, навели понтонные переправы, а кое-где бегали от берега к берегу паромы, перевозя легковушки, пассажирские автобусы и груженые всякой всячиной фуры. Жизнь продолжалась.

Чтобы вернуться домой, Олегу пришлось семь раз совершать пересадки, голосуя на обочине, пока не появлялась попутка. Организованного сообщения еще не было, но на дорогах появились частники — на «Жигулях», «Газелях», даже настоящих «Икарусах». Правда, за свои услуги они просили деньги, да не какие-то, а настоящие доллары, чего у бывшего гвардии сержанта точно быть не могло. Вот и пришлось добираться автостопом, благо хороших людей на Руси всегда хватало, пусть и не любили они зря мозолить глаза, напоминая о себе.

— Ты уж извиняй, гвардия, до подъезда не повезу, — напомнил о себе водитель «дальнобойного» МАЗа.

— Спасибо! Дальше то я и сам!

С этим мужиком, простым трудягой, которого как будто не касалось ничего, происходящее вокруг, ни стремительная война, ни молниеносной поражение, Олег проделал последние сутки пути. Жизнь продолжалась, и фура везла по стране прибывший еще до начала войны из Турции ширпотреб, как нельзя более кстати, именно в том направлении, куда и хотел попасть Бурцев.

— Удачной дороги, — произнес напоследок сержант, спрыгивая на землю из высоко поднятой кабины грузовика. — Спасибо, что подвез!

— И тебе удачи, земеля! Бывай!

За спиной фыркнул порядком изношенный мотор, и громадный МАЗ тронулся с места, медленно набирая скорость. Его водителя ждали впереди еще долгие часы пути, а Олег был почти на месте. пройти по широкой улице, завернуть налево, выбравшись из лабиринта «хрущевок» в частный сектор, и вот он, родной дом, призывно сверкающий новой краской на калитке в дощатом заборе.

Олег потянул за ручку, и дверь подалась в сторону, пропуская бывшего десантника на двор. Невысокий коренастый мужик, что-то пиливший в дальнем углу ножовкой, услышав негромкий скрип, одернулся. Секунду он смотрел на идущего по двору человека в камуфляже, подслеповато щурясь, а затем бросился навстречу Олегу, стискивая его в крепких объятиях.

— Сын! Вернулся! Живой! Наконец-то!

— Здравствуй, батя!

Они крепко, до треска костей, обнялись, отец, многие недели ждавший вестей от сына, и сын, которому почти каждую ночь снился родной город, этот дом, утопающий в яблонях. Так и стояли, обнявшись, когда на крыльцо вышла немолодая женщина, услышавшая, наверное, какой-то шум во дворе. Стоило ей только увидеть молодого парня в потертом камуфляже, как колени предательски подкосились, а на глаза навернулись слезы.

— Мама! — Олег взлетел на крыльцо, присев рядом, обняв свою мать: — Мама, я дома, я жив!

— Сынок! Мы ночей не спали! Как же мы все тебя ждали, сынок!

Все вместе они прошли в дом, но Олег не мог сидеть на месте. в этом городе был еще одни человек, увидеть которого вновь было заветной мечтой бывшего гвардии сержанта, к которому он рвался через все преграды так же, как к своим родным. И потому, бросив куда по пало тощий вещмешок, Бурцев выскочил прочь, еда ли не бегом бросившись по узкой улочке к заветному дому, кирпичной двухэтажке.

Кто-то окликнул парня, и Олег, обернувшись, увидел вышедших из-за угла людей в гражданской одежде, или смеси ее с камуфляжем, но из-за плеч торчали стволы автоматов.

— Олег, ты что ли? Здорово, братан!

Рослый парень, на голову выше отнюдь не маленького Бурцева, облапил сержанта, едва не потеряв болтавшийся за спиной АК-74.

— Дима, а ты чего это? Со стволом среди бела дня гуляешь! И ментов не боишься?

Дмитрия Рохлина Олег знал с детства, благо, жили на соседних улицах. Вопреки своей фамилии, Дима с детства был крепким мальчиком, за годы школьно и студенческой юности успев побывать нападающим местной баскетбольной команды, позаниматься борьбой и боксом. И, разумеется, когда пришла пора отдать свой долг родине в виде срочной службы, сильного физически, явившегося в военкомат по первой повестке, а не с милицией, как это частенько бывало, парня отправили туда, где были нужны такие, как он. Именно по примеру Рохлина, честно прослужившего год в десанте, Олег тоже выбрал ВДВ, тем более, ходили они в один и тот же дворец спорта, занимаясь в тех же секциях, мало чем друг другу уступая. И вот теперь Дмитрий, который, насколько помнил Олег, после дембеля устроился автослесарем в какой-то салон, разгуливает по району с автоматом на плече и подсумком с магазинами на боку, никого не стесняясь и даже не думая осторожничать.

— Менты? — Рохлина расхохотался: — Ну ты даешь, братан! Так мы же сами и есть менты! Во! — Парень вытянул левую руку, демонстрируя туго охватившую плечо красную повязку, которую прежде Бурцев и не приметил: — Народная дружина!

— Ты гонишь, Дима! Что за дружина? Объяснить то можешь?

— Да просто все, — встрял один из двух парней, что были вместе с Рохлиным. Обоих Олег знал не так, чтобы очень хорошо, но все же помнил и в лицо, и по именам. И сейчас у обоих на плечах алели повязки дружинников, знакомые, разве что старшему поколению, а в руках было настоящее оружие, у одного — укороченный АКС-74У, а у второго полуавтоматический дробовик «Сайга-12», «племянник» легендарного «калаша». — Когда объявили о капитуляции, армию распустили, и менты тоже разбежались, типа, все силовые структуры расформировали. Несколько дней все тихо было, ждали америкосов, но те пропали куда-то, забыли о нас видимо. И началось. Сперва напали на инкассаторов — три трупа, еще нескольких шальными пулями зацепило. Потом хачики всякие устроили драку с нашими, а когда их стали теснить, то достали стволы и положили сразу четверых. А потом вообще слух прошел, что какие-то не местные бандюки налетели на брошенный гарнизон в области, постреляли оставшихся там офицеров и только чудом не проврались к арсеналу, а там оружия и снаряжения — на мотострелковый полк. Вот мы подумали, да и решили, что будем сами себя защищать, и создали дружину.

— А стволы откуда? — Спросил, присвистнув от удивления, Бурцев. — Не из подполья же достали!

— Стволы взяли в РОВД, — пояснил на этот раз уже сам Рохлин. — Не все менты по домам разошлись, кое-кто остался на посту и без приказа, вот они и вооружили. В дружину взяли людей надежных, крепких. Все служили, как с оружием управиться, знают, не гопота, не алкаши какие-нибудь. Всего побольше двух сотен набралось. А я, кстати, командир отделения сейчас, вот так то!

— Навели порядок, — подхватил, кивая, третий из дружинников, пользуясь случаем, успевший вытряхнуть из скомканной пачки сигарету и с наслаждением вдыхавший табачный дым. — И хачи присмирели, хотя поначалу и пытались бузить! — Парень довольно усмехнулся. — Еще бы, у нас разговор короткий, будешь возникать — свинцом накормим! Ну, или прикладом по ребрам, в лучшем случае! Вот так и следим за порядком, мать его!

— И как, приходилось уже власть-то применять?

В ответ на усмешку Олега Рохлин сразу стал серьезным и сказал:

— Приходилось. Три дня назад расстреляли машину с какими-то урками в самом центре. И одного нашего они подранили, до сих пор врачи ничего не могут сделать, с того света пытаются вытащить. Залетные какие-то появились, все с оружием, уголовники самые настоящие. Так что не для красоты мы свои «калаши» таскаем, Олежа!

— Дела!

Олег покачал головой, а затем, словно только теперь вспомнив, куда и зачем шел, спросил Дмитрия, коснувшись его плеча:

— Дима, я только сегодня вернулся, дома побывал, теперь к Наташе иду. Дома она, не знаешь?

— Дома, братуха, дома, — понимающе улыбнулся Рохлин. — Ждет тебя, разгильдяя, пока ты там, в горах своих, «чехов» прессуешь!

— Ну, я полетел тогда! Давай вечерком пивка попьем, и за жизнь поговорим? Смена-то когда твоя заканчивается?

— Давай в девять у РОВД? — Против угощения Дмитрий не возражал, равно как против встречи с приятелем, с которым они не виделись почти полгода. — И пацаны там все будут!

— Заметано, брат! Ну, полетел я!

Олег не шел — бежал, спеша скорее увидеть ту, кого видел всякий раз, стоило закрыть глаза, засыпая там, в горах, суровых и смертельно опасных. Дорога была знакома до последней ямы, до самой мелкой колдобины, до последнего камешка под ногами, и бывший десантник мог пройти ее с закрытыми глазами. Скрипнула дверь подъезда, окутавшего своим полумраком прыгавшего через две ступеньки Бурцева. В одно дыхание взлетев по узкой и крутой лестнице на последний этаж старой пятиэтажки, построенной еще в годы Хрущева, Олег вдавил кнопку звонка, услышав за дверью мелодичную трель, а затем — легкие шаги, отзывавшиеся скрипом половиц.

Лязгнул замок, и дверь распахнулась. Стоявшая на пороге девушка откинула назад рыжие локоны, падавшие на глаза, а затем, ничего не говоря, бросилась на шею Олегу, обняв его изо всех сил, обвив руками могучую шею. А Бурцев, тоже не видевший смысла в разговорах, аккуратно обхватил свою любимую за талию, легко оторвав от пола и впившись жадным поцелуем в сладкие, точно мед, губы.

Они стояли на площадке, обнявшись, осыпая друг друга поцелуями, никого не стесняясь. Наташа уткнулась лицом в широкую грудь своего жениха, а тот зарылся в копну огненно рыжих волос, вдыхая их запах, который не смог забыть и за год бесконечной войны.

— Вернулся, — прошептала девушка, крепче прижимаясь к могучей груди Олега. — Вернулся! Наконец-то! Живой! Я ждала тебя, милый!

Она не так представляла себе возвращение своего любимого, но все это было неважно. Пусть он стоял сейчас перед Наташей не в парадной форме, с рядами блестящих медалей и орденов на груди, а в потрепанном камуфляже, даже без шевронов и нашивок, это ничего не значило. Он был здесь, рядом, а больше ни о чем девушка и не думала мечтать.

— Я здесь, солнышко, — так же, шепотом, ответил Олег, чувствуя тепло девичьего тела. — И всегда теперь буду с тобой! Никуда и никогда больше не уеду!

Любящие сердца затрепетали в унисон, и Олег Бурцев, бывший гвардии старший сержант, поверил вдруг на мгновение, что все самое худшее прошло, что теперь, когда он снова рядом с той, что была для десантника дороже всего на свете, все будет хорошо.

Тарас Беркут молча, меряя плац ровными широкими шагами, шел вдоль строя, вглядываясь в лица тех, кто сейчас представлял собой новую армию новой России. А две сотни мужчин, выстроившихся на вытертом асфальте, смотрели на своего нового командира. Смотрели изучающе, внимательно, настороженно, заинтересованно, а некоторые — с полным безразличием. В наступившей тишине было слышно лишь хриплое дыхание и мерный звук шагов.

— Бойцы, равняйсь! Смир-р-р-на!!!

Строй, две не слишком ровные шеренги, шелохнулся, когда над плацем разнеслась команда, исторгнутая луженой глоткой заместителя Беркута, капитана Терехина, сейчас следовавшего шаг в шаг позади майора. Бывший офицер Внутренних войск, двухметровый громила, рычал, как разъяренный медведь, так, что каждый, услышав приказ, попытался, насколько мог, принять уставную стойку. Все ждали, что скажет сам командир.

— Товарищ полковник, личный состав учебной роты для проведения занятий построен!

Терехин, живая гора, на котором новенький американский «пиксельный» камуфляж в любой миг был готов лопнуть по швам от малейшего движения, от любого напряжения мышц, отдал честь, приложив широченную ладонь к виску.

Беркут молча кивнул, продолжая изучать тех, кем ему предстояло командовать, вместе с кем, возможно, вскоре придется идти в бой. В эти секунды бывший командир отряда специального назначения буквально ощущал тяжесть двух лишних звездочек, так внезапно упавших на его погоны. Да, ко многому пришлось привыкать за эти несколько дней. Новая форма, такая же, как у американцев, очевидно, чтоб проще было отличать своих от чужих при совместных операциях. Новое звание, до которого в родной Российской Армии, ныне переставшей существовать, служить и служить, а американцы дали просто так, для солидности. И новые бойцы, так не похожие на его «волкодавов», с большинством из которых тогда еще майор воевал плечом к плечу со второй Чечни, а с иными и того раньше. То были профессионалы, настоящие патриоты, готовые служить своей родине, защищать ее и умирать ради нее не заповышенное довольствие, не за награды и бесплатные квартиры, а просто потому, что кто-то должен был это делать. Тех же, кто сейчас стоял в строю перед новоиспеченным полковником, Беркут охарактеризовал единственным словом, произнесенным вполголоса, себе под нос:

— Сброд!

От своих новых подчиненных Беркут не ждал ничего хорошего. Это было еще не подразделение, сработавшийся коллектив, где все понимают друг друга без слов. Но и поодиночке бойцы вновь созданной полиции стоили немного. Да, служил каждый, немало было и кадровых офицеров, оставшихся верными присяге. Но хватало и других, явно уголовного облика, успевших побывать в дисциплинарном батальоне или на «гражданской» зоне, помимо воинского звания имевших и воровские «титулы». И избавить от таких людей просто потому, что сам этого хотел, полковник полиции не мог.

— Бойцы, внимание, — напрягая глотку, так, чтобы его смог услышать каждый, без микрофонов и тому подобной ерунды, выдохнул Тарас Беркут. Майор стоял перед строем, раскачиваясь на каблуках, уставившись куда-то поверх голов замерших в нескольких шагах от него людей. — Все вы теперь — бойцы российских сил безопасности, полиции, и ваш долг, ваша задача, общая наша задача — сохранить мир и покой на нашей земле, защитить Россию от любых внутренних угроз! Вы сами пришли сюда, по своей воле подписали контракт, и должны осознавать, что сейчас кроме нас некому защищать нашу родину, наши дома, наших близких! Американцы разрешили нам создать вновь вооруженные формирования, сами они не хотят вмешиваться в наши дела, не хотят рисковать жизнями своих солдат! И я лично не доверил бы им ту работу, которую предстоит делать нам с вами всем вместе! Они чужаки, и не будут защищать нашу землю от любого врага так, как это сделаем мы сами!

Майор вновь перевел взгляд на лица людей, замерших перед ним, выстроившись неровным строем. Кто-то внимательно смотрел на Беркута, слушая его, проникаясь каждым словом, но больше было тех, кто скучающе уставился в небо или куда-то в пустоту. Самые разные люди собрались на плацу бывшей Таманской гвардейской мотострелковой дивизии.

Тарас Беркут старался отбирать людей, которыми ему предстояло командовать, но был ограничен в правах и возможностях. В руках бывшего командира группы армейского спецназа, больше привыкших к автомату или рукояти боевого ножа, побывали сотни личных дел или что-то похожее на них. И многих из тех, кто сейчас строем стоял на плацу, Беркут не хотел бы видеть здесь, но, к сожалению, людей требовалось больше, чем было достойных кандидатов. Бывшие солдаты и офицеры, не забывшие присягу даже в плену, должны были составить костяк первого подразделения полиции, но их было немного. Гораздо больше — каких-то мутных людей, по-военному коротко стриженых, но сверкавших совсем не военными наколками на пальцах и запястьях, а о том, какой иконостас скрывается под новеньким, еще не обношенным камуфляжем, оставалось только гадать. Эта публика даже не пыталась сделать вид, что стоит по стойке смирно.

— Я — майор Беркут, ваш новый командир, до самого окончания контракта, или до вашей гибели в бою! Нам предстоит много дел, и для того, чтобы понять, кто чего стоит, чтобы научиться доверять друг другу, все вы пройдете тренировочный курс под руководством инструкторов, раньше служивших в спецподразделениях армии или МВД! Каждый из вас продемонстрирует свои навыки, а потом я решу, место ли вам в этом строю! Тем же, кто покажется мне достойным, придется трудиться и впредь до седьмого пота, придется воевать, стрелять в своих бывших сослуживцев, всех, кто хочет зажечь на теле России пламя гражданской войны! С ними мы будем бороться жестко и беспощадно! Нашему дому нужен мир и стабильность, и я сделаю все, чтобы так и было!

— Начальник, хватит трепаться, — вдруг раздался из строя насмешливый голос. — Все и так в курсе! Лучше скажи, когда волыны получим! А уж там сами разберемся!

— Кто сказал?! Выйти из строя!!!

От грозного рыка Беркута те, кто стоял ближе к полковнику, невольно вздрогнули. И изнутри, из глубины строя, на открытое пространство тщательно подметенного плаца вышел жилистый высокий мужик выглядевший лет на сорок, но явно на самом деле намного более молодой. Просто жизнь к нему была слишком сурова, о чем говорили синие «перстни», наколотые на узловатых пальцах, и железные зубы, наполовину сменившие данные ему когда-то природой.

— Ну, я сказал, — с ленцой произнес татуированный, на котором форма, пока еще безо всяких знаков различия, сидела неуклюже, как платье с чужого плеча. — Хватит нас строить, майор, тут не пацаны все уже! Тут не армия, не казарма, мы работаем — нам платят, все дела! Так что ты дело говори, а не про матушку-Россию!

Он встал перед майором, в нескольких шагах, с вызовом взглянув на офицера. Камуфлированный китель был распахнут, обнажая грудь, покрытую вязью татуировок — куполами, ангелами, какими-то надписями, ничего не имевшими общего с привычными Беркуту «ВДВ», «ДМБ» и прочими, хоть и не приветствовавшимися в настоящем спецназе, но вполне традиционными. Из-под закатанных совсем не по уставу рукавов тоже виднелись потускневшие от времени синие разводы наколок.

— Упор лежа принять, — сквозь зубы, негромко, но веско, произнес полковник, выдержав надменный взгляд татуированного и в ответ придавив его своим взглядом, ощущавшимся физически. — Десять отжиманий!

— Пошел ты, начальник! Что, пацана нашел?

— Двадцать отжиманий!

— Ты что, краев не видишь?!

Татуированный дернулся навстречу майору, но тот был быстрее — и злее. Короткое движение левой руки, кулак впечатывается в солнечное сплетение, и покрытый уголовными наколками «боец» сгибается пополам, хрипя и матерясь.

— Тридцать отжиманий!

Татуированный снова метнулся вперед, и меж пальцев правой руки его сверкнуло лезвие самодельной финки, укрытой прежде под одеждой. Тарас беркут легко ушел от удара, поймал руку в замок, надавил, повернул — и нож со звоном упал под ноги, а противник майора по инерции улетел на несколько шагов дальше, не удержав равновесия и упав на колени. А майор уже не церемонился. Носок тяжелого ботинка впечатался в живот татуированного, затем — по ребрам, по почкам, снова по ребрам.

Рота, две сотни крепких, здоровых мужчин, молча наблюдали, как их командир методично, словно отрабатывая приемы на тренировке, избивает одного из них, валяя его по плацу, словно куклу. Очередной удар пришелся по лицу татуированного, и на бетон посыпались железные зубы, брызнула кровь.

Уголовник, впервые встретивший такого противника, растянулся на плацу, уткнувшись залитым слезами и кровью лицом в грязный бетон, постанывая и даже не делая попыток подняться на ноги. А Беркут, услышавший ропот в глубине строя, вновь смотрел на своих бойцов, произнеся громко и отчетливо:

— Все вы теперь — сотрудники новой российской полиции, и каждый обязан соблюдать дисциплину и субординацию. За неподчинение и пренебрежение приказами любой будет наказан жестоко и незамедлительно! Запомните это! И если что-то кому-то не нравится, лучше убирайтесь вон прямо сейчас — через пять минут будет уже поздно! Вы будете служить так, как служил я, будете защищать свою родину, как должно любому, кто считает себя мужчиной! На размышление тридцать секунд, если кого-то не устраивают правила, выйти из строя!

Ответом было молчание. Те, кто стоял в первой шеренге, смотрели на растянувшегося на плацу незадачливого товарища, пытавшегося встать, но вновь падавшего, не находя в себе достаточно сил. Но никто не решился покинуть строй.

Беркут тяжелым, полным злобы и ярости взглядом, обвел строй, словно получше пытаясь запомнить лица стоявших перед ним людей. И почувствовал на себе тяжелые взгляды людей, как братья-близнецы похожих на того «полицейского», которым он только что подметал плац. Короткие стрижки, золотые и железные «фиксы», синие линии наколок на руках, на груди. Они, как стая шакалов, были готовы накинуться на полковника, разорвать его на куски, мстя за своего, но боялись, чувствуя силу и уверенность Беркута.

— Время вышло! Итак, у кого еще есть возражения?

Тарас Беркут подождал еще несколько секунд, но никто так и не нарушил молчание, не вышел из строя.

— Отлично! В таком случае, сообщаю распорядок на сегодня. Приказываю набить ранцы камнями под завязку, бежим марш-бросок, десять километров. После этого — рукопашный бой, затем обед. После обеда получите личное оружие и на стрельбище — посмотрим, чего вы стоите. Раз вы здесь, я сделаю из вас, из каждого идеального солдата — только такие и могут защищать Россию!

Полковник бросал слова в угрюмые лица своих бойцов, тех, кто вызвался навести порядок в балансирующей на грани хаоса стране. А те слушали, молча, не сводя хмурых, тяжелых взглядов со своего командира.

— Рота, слушай мою команду! — Рыкнул Беркут. — Налево! К куче щебня бегом марш!

Строй шелохнулся, и над военным городком поплыл грохот тяжелых ботинок, выбивавших каменную крошку из потрескавшегося асфальтового покрытия плаца.

— Капитан, — Беркут окликнул Терехина, сопровождавшего рекрутов. — Капитан, на марш броске присмотри за этими, «расписными», — полковник указал на державшихся плотной кучкой парней с блатными наколками. — Три шкуры с них спусти! Мне этот уголовный сброд в подразделении не нужен!

— Ясно, командир! Всю дистанцию будут в противогазы блевать, урки!

Терехин понимающе кивнул. Привыкший командовать обычными солдатами, он и сам с неодобрением смотрел на явных уголовников, уже, кажется, начавших устанавливать свои порядки в только сформированной роте. И если бы Беркут не подмел плац их вожаком, бывший офицер Внутренних войск был уверен, что чуть позже проделал бы не что подобное лично.

Толпа людей в камуфляже, уже не штатских, но еще не бойцов новой полиции, бегом, грохоча ботинками, направилась к выходу из расположения. Наблюдавший за ними Беркут только вздохнул. Этим людям, самым разным, предстоит защищать свою страну от врагов внутренних и внешних, и бывший майор спецназа был намерен делать это так, чтобы у американских надсмотрщиков не было повода задерживаться в России. но для этого толпу предстоит превратить в сплоченное подразделение, привить каждому дисциплину, приучить к беспрекословному выполнению приказов. Работы было море, и Тарас Беркут хотел начать немедленно.

Глава 6. Край партизанский

Красноярский край, Россия — Коноша, Архангельская область, Россия 14 октября
Ажурная стрела подъемного крана медленно поплыла вверх, стальные тросы туго натянулись, и, наконец, из широкого жерла шахты показалась цилиндрическое тело ракеты. Мощный кран медленно вытягивал ее, словно вытаскивал мифического дракона из своей пещеры, а рядом уже ждал, ворча мотором, огромный тягач МАЗ с прицепом, чтобы увезти ракету в безопасное место. И уже там ее окончательно превратят из смертоносного оружия в груду бесполезного металлолома, слив ядовитое топливо, даже пары которого смертельно опасны, отделив головной обтекатель и сняв ядерные боеголовки. И тогда межконтинентальная баллистическая ракета Р-36М2 «Воевода» окончательно прекратит свое существование, и кто-то далеко за океаном вздохнет свободно, зная наверняка, что на его дом отныне не нацелено это чудовищное оружие.

Командующий Шестьдесят второй ракетной дивизией Ракетных войск стратегического назначения из последних сил крепился, наблюдая, как рушится мощь его страны, много десятилетий державшая в страхе многочисленных врагов, заставлявшая весь мир смотреть на Россию с уважением. Лидеры страны однажды сделали ставку именно на ракетное оружие, в отличие от американцев, развивавших авиацию и подводный флот, совершенствуя его, доводя до идеала. И ракетный комплекс «Воевода», известный всем недругам как SS-18 «Сатана», пожалуй, представлял собой вершину технической мысли.

Генерал Шульгин, как никто иной, представлял мощь Р-36М2, до поры дремавших под землей, в защищенных от всех мыслимых и немыслимых угроз шахтах, чтобы взвиться в небо демонами мщения, если придет приказ. Колоссальное сооружение массой двести одиннадцать тонн и длиной более тридцати четырех метров было предназначено для доставки десяти восьмисоткилотонных боеголовок и целой груды ложных целей комплекса преодоления противоракетной обороны на расстояние одиннадцать тысяч километров, в другое полушарие. Отсюда, из красноярской тайги, «Воеводы» могли поразить цель в любой точке планеты. Единственной ракеты, которую ничто не в силах было остановить, хватило бы, чтобы превратить в безжизненную, покрытую стекловидной массой пустыню любой из американских штатов. Выпущенные в едином залпе все двадцать восемь Р-36М2, «главный калибр» Шестьдесят второй дивизии, могли уничтожить целую страну. А теперь те же руки, что лежали на кнопках пуска, извлекали ракеты из шахт, превращая чудовищное оружие в груду металлолома.

Командующий ракетной дивизией сжимал кулаки, желваки играли на скулах. Хотелось рыдать от отчаяния — он сам, своим приказом, почти своими собственными руками сейчас крушил мощь своей родины. Генерал чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. для него ракеты вовсе не были адским оружием, это был не меч, но щит его страны, за которым могли спокойно прожить свою жизнь миллионы обывателей, его народ.

А вот стоявшие рядом американцы только что не приплясывали от восторга, наблюдая, как «Воеводы», одна за другой, извлекают из шахт, превращая в бесполезное железо, начиненной ядовитым ракетным топливом. Несколько офицеров, полковники, майоры с нашивками Военно-воздушных сил США довольно улыбались, что-то говоря друг другу в полголоса.

— Суки! — глухо прорычал под нос себе Анатолий Шульгин.

С какой радостью бы генерал отдал приказ своим бойцам скрутить этих надменных, самодовольных «туристов» из-за океана, распоряжавшихся здесь и сейчас, точно хозяева. Но кроме горстки офицеров, почти безоружных, вооруженных чисто символически лишь табельными «Береттами», здесь, на ракетной базе, находилась рота морских пехотинцев. Сейчас бойцы в полной экипировке, не выпускавшие из рук карабины М4, внимательно наблюдали за каждым движением русских ракетчиков, разумеется, безоружных. И те, злые, хмурые, без лишних слов продолжали делать свое дело.

У Шульгина хватило выдержки до той самой секунды, когда транспортно-пусковой контейнер, внутри которого и находилась ракета Р-36М2 «Воевода», лег на прицеп громадного МАЗа. Генерал стащил с головы фуражку, ткнувшись в нее лицом, чтобы не видеть, как тягач увозить ракету с позиции туда, где ее разделают, точно говяжью тушу.

— Генерал, право, не стоит так! — Стоявший рядом американец коснулся плеча Шульгина. — Теперь, когда ваша страна окончательно влилась в мировое сообщество, вам незачем это бесчеловечное оружие. Вам некому грозить ракетами, все недоразумения будут отныне разрешаться дипломатами за столом переговоров, эпоха силы, глобального противостояния, уходит в прошлое. И весь мир вздохнет облегченно теперь, когда призрак ядерной войны растаял без следа!

Американский офицер, с первого дня наблюдавший за процессом разоружения, был доволен и весел. Не только здесь, но и по всей бескрайней России грозные межконтинентальные ракеты, такие же «Воеводы», «Тополя», «Стилеты» УР-100НУТТХ, покидали свои шахты, но не для того, чтобы обрушиться всей своей мощью на землю врага, а для того, чтобы уйти в прошлое под ножом гильотины.

— Ваши ракеты опасны для вас самих, — усмехнулся американец. — Жидкое топливо — это прошлый век, конструкция устарела в принципе. Сколько было аварий, даже тех, которые вы не смогли сохранить в секрете? Сколько ваших солдат погибло при утечках горючего, при пожарах? Ваши ракеты забирали жизни ваших же людей, а теперь им не придется больше рисковать всякий раз, занимаясь техническим обслуживанием! Наступает новая эпоха, генерал, эпоха мира и взаимопонимания!

— Ублюдки!

Плюнув под ноги опешившему янки, Шульгин развернулся на каблуках и почти бегом направился к зданию штаба. Он потерял все, полжизни, посвященные службе в армии, отданные ракетным войскам, оказались потрачены впустую. Генерал и его солдаты, все до последнего бойца, были готовы действовать, но приказ так не прозвучал. Чья-то трусость привела к поражению страну, армия которой толком не пыталась защищаться. Первые часы командиры просто не смогли придти в себя, а потом, когда минул шок, был отдан приказ сложить оружие. Все оказалось впустую.

Зайдя в свой кабинет, Анатолий Шульгин изнутри запер дверь. По коридору, шумно топоча, пробегали офицеры, звучали команды, а генерал, упираясь локтями в крышку стола, сидел, уставившись перед собой невидящим взглядом. Вся эта суета больше не касалась его.

Шульгин отпер сейф, обычный железный ящик, закрывавшийся на ключ, а не на новомодный кодовый замок. Там, на верхней полке лежал вороненый ПМ, его табельное оружие, смазанный и почищенный, готовый к бою. Генерал медленно положил ладонь на пистолет, сжав пальцы на рукояти, ощутив рифление пластиковых щечек, ощутив в руке тяжесть оружия.

Анатолий Шульгин надавил на клавишу магазинной защелки, и обойма выскользнула в подставленную ладонь. Генерал выщелкнул тупоголовые патроны по очереди, все восемь, выстроив их в ровную шеренгу на столе, а затем размеренно вставил их обратно. Одним движением вогнав уже вновь снаряженный магазин в рукоять «макарова», генерал передернул затвор, досылая патрон. Медленно он поднял оружие, ощутив холод стали и острый резкий запах оружейной смазки, кода ствол уткнулся своим срезом под подбородок. Указательный палец на спусковом крючке напрягся, Шульгин крепко зажмурился, всем телом чувствуя, как пришли в движение детали ударно-спускового механизма…. и с размаха швырнул оружие на пол.

Ткнувшись лицом в столешницу, генерал зарыдал, сотрясаясь всем телом. Преданный всеми, оставленный на произвол судьбы вместе со своими бойцами, и на потеху американцам, чувствовавшим себя настоящими победителями, он так и не смог сказать последнее «прощай».

Переведя дух, Шульгин тяжело поднялся из-за стола, шаркающей походкой подойдя к книжному шкафу, и вслепую нашарил на нижней полке початую бутылку водки. Отвинтив пробку, он присосался к горлышку, глотая обжигающую жидкость, хлебая ее, точно обыкновенную воду. Но после нескольких глотков сердце перестало сводить от боли, появилась давно забытая легкость, и генерал, все так же не чувствуя горечи, выпил остатки водки, а затем, едва добравшись обратно до стола, едва опустившись на краешек стула, уснул, проваливаясь в темную бездну хмельного забытья.

Генерал пришел в себя не скоро, от настойчивого стука в дверь. Неуверенно поднявшись на ноги, Анатолий Шульгин подошел к двери и, услышав снаружи голос своего адъютанта, отпер замок, не стесняясь ни своего помятого вида, на резкого запаха перегара.

— Товарищ командующий, мы закончили, — сообщил стоявший на пороге офицер, сделавший вид, что ничего не замечает и не понимает. — Все ракеты извлечены из шахт и направлены на демонтаж, товарищ генерал.

Шульгин усмехнулся. Когда глава российского правительства, ныне томившийся под арестом у американцев, отдал приказ о всеобщей демобилизации, сиречь о роспуске армии, одним из немногих, кто не покинул свой пост, оказался командующий Шестьдесят второй ракетной дивизией. Он и немногочисленные офицеры и прапорщики его части оставались на стартовых позициях, охраняя ракеты, до тех пор, пока явившиеся американцы не начали процесс их утилизации. И сейчас, наконец-то, служба заканчивалась и для него.

— Американцы здесь?

— Оставили один взвод, остальные уже грузятся в вертолеты.

— Это хорошо, — пьяно крякнул Шульгин. — Вот что, Витек, достань-ка ты мне еще поллитру, только смотри, чтоб не паленая! И закуски какой-нибудь организуй! Личному составу приказываю отдыхать! Ну, бегом!

Адъютант ничего не сказал, не удивился — такого права у него не было. Выполняя приказ командира, он через полчаса притащил бутылку водки, полпалки колбасы и банку соленых огурцов. После этого Шульгин вновь заперся, на этот раз надолго, и никто не посмел его беспокоить. А когда он вновь появился в расположении, то узнал, что несколько офицеров дезертировали, прихватив с собой оружие из караулки, несколько автоматов и десяток цинков с патронами, а заодно захватив и казенный «Урал», на который все это погрузили.

Услышав об этом, генерал не сказал ничего. Глупо гадать, что эти люди намеревались делать теперь. Возможно, они поспешат к себе домой, а, возможно, останутся где-нибудь неподалеку, превратившись из регулярной армии в партизанский отряд, и американцы, уверенные в своей победе, вскоре поймут, что глубоко ошиблись. Генерал еще не знал, что таких людей, продолжавших выполнять данную однажды присягу даже после того, как прекратила существование Российская Армия, уже было немало.

Подскакивая на ухабах, потрепанный ГАЗ-53, настоящий ветеран колхозный автострад, уверенно катился по проселку. Сидевший за рулем мужик, словно не замечая прыжков и кувырков грузовика, что-то беспечно насвистывал себе под нос. Невысокий — это было видно даже сейчас, когда он сидел в кабине — крепко сбитый, он был одет, как большинство колхозных шоферов. Камуфлированные штаны, все уляпанные масляными пятнами, такой же бушлат, из-под которого можно было разглядеть майку цвета хаки. На голове — кепка, сбитая на затылок, чтобы не мешала обзору. Он казался еще довольно молодым, лет сорока на вид, и, вероятно, для солидности, носил усы, подбородок же и щеки были гладко выбриты.

— Сейчас на нормальную дорогу выберемся, — произнес водитель, обращаясь к своему напарнику, молодому, тоже крепкому на вид, парню, отвлеченно уставившемуся в окно.

— Мой копчик этого давно ждет!

Пассажир многим был схож с шофером — и камуфляжем, преобладавшим в одежде, и выбритыми до синевы щеками. Правда, под бушлатом он носил тельняшку, белые и синие полосы, а на правом плече можно было разглядеть татуировку «ВДВ», сопровождавшуюся неизменными парашютами и прочей полагавшейся символикой. В прочем, сейчас наколка была хорошо закрыта одеждой.

Как и обещал водитель, проселок пересекся с довольно приличной асфальтовой дорогой, на которую, перевалившись через ухабы, и выбрался хрипевший мотором «газик». Шофер довольно улыбнулся и отжал рычаг переключения передач.

— Ну, вот, другое ж дело, — осклабился он. — Теперь-то долетим враз!

— Если по дороге не развалимся, командир, — скептически хмыкнул напарник.

— Оставить «командиров», боец! — тут же рыкнул шофер, мгновенно посерьезневший. — Дядя Леша, ясно тебе?

— Да понял я все, — с некоторым смущением ответил молодой. — Все ясно!

— Вот и лады! А то смотри у меня!

С каждым пройденным километром пейзаж вдоль шоссе становился все более оживленным. Чем ближе к Коноше, тем больше навстречу попадалось машин, легковушки, большегрузные фуры, даже рейсовые автобусы. Несколько раз мелькнули стоянки «дальнобойщиков», придорожные кафе. Откуда-то сзади, из «мертвой зоны», не просматриваемой в зеркала заднего вида, выскочил вдруг огромный внедорожник «Паджеро». Сверкнув лакированными черными бортами, сурово рыкнув могучим двигателем, могучий Муцибиси вихрем промчался мимо, обогнав «газик» и через минуту скрывшись за поворотом.

— Мать твою, — покачал головой молодой. — Самоубийцы! Не зря на «японцах» катаются, чистые камикадзе!

— Это еще что, Олег! Видел бы ты, как мы на «восьмидесятках» летали! Только представь — сорок шесть тонн мчатся на скорости восемьдесят километров в час по шоссе! И ни гаишников, ни разметки, ни правил, где едем, там для нас и дорога!

Назвавшийся дядей Лешей мужчина вздохнул с тоской, даже зажмурился, вспоминая прошлое… и едва не столкнулся с выскочившей на шоссе с какого-то бокового отворота «Ладой».

— Кретин, куда ты прешь?! — Водитель в сердцах ударил кулаком по «баранке». — Глаза разуй, сапожник!

— На «восьмидесятке» бы, пожалуй, в лепешку раздавил и не заметил, дядя Леша!

Олег Бурцев сам рассмеялся своей незатейливой шутке, представив, во что бы превратил вазовскую «девятку» движущийся на всей скорости танк Т-80У, именно та боевая машина, на водительском месте которой и осваивал искусство управления его нынешний напарник, полковник танковых войск, а ныне — командир партизанского отряда Алексей Басов.

Не обращая внимания на надрывный рев клаксона «Лады», звучавшего вслед «газику», Басов уверенно вел грузовик по шоссе. Впереди вырастали одноэтажные пригороды, дачные массивы и садоводческие товарищества, а за ними теснились серые колонны современных многоэтажных домов.

— Стоят! — Бурцев указал на будку стационарного поста дорожной инспекции, над которым вывеска ГАИ сменилась на «Полиция». — Вампиры!

— Не дергайся, боец, — усмехнулся Басов. — Мы — мирные люди, какие к нам могут быть претензии!

Стоявший на обочине полицейский, один из двух, выбравшихся из вздымавшейся на сваях «избушки на курьих ножках», лениво взмахнул полосатым жезлом, и полковник послушно прижал заскрежетавший тормозами ГАЗ-53 к краю дороги. Наблюдая за тем, как полицейский лениво, вразвалку, приближается к грузовику, Басов, опустив ветровое стекло, закурил. Полковник оставался совершенно спокойным, а вот его напарник заметно нервничал. Олег отметил тот факт, что оба полицейских были в полном снаряжении — бронежилеты, компактные АКС-74У, запасные магазины. Только каски оставили в здании поста.

— Старший сержант Панин, дорожная полиция, — представился страж порядка, сделав вид, что отдал честь. Получилось, словно комара от лица отогнал. — Документы!

— Пожалуйста, командир, — Басов послушно протянул водительские права, помятые и засаленные.

— Так-так-так! Куда едем? Что везем?

Полицейский уставился на водителя, в очередной раз с наслаждением затянувшегося беломориной.

— Молоко из совхоза везем. На продовольственную базу. Вот накладные, все как положено. Слушай, командир, проверь груз, и давай разойдемся, а то скиснет, а у меня зарплатка маленькая, неустойку не покрыть! Мне с хозяевами разбираться не хочется!

— Молоко? — Полицейский, даже не взглянувший в протянутые бумаги, хмыкнул и, ухватившись за борт, ловко подтянулся, заглянув в кузов. Там он увидел ряды алюминиевых бидонов. — Ну да, похоже! Саня, проверь, — приказал он топтавшемуся в стороне напарнику.

Второй полицейский, забравшись в кузов, открыл первый попавшийся бидон, понюхал, окунул палец, затем облизав его, и взглянув на старшего:

— Свежее еще молочко, Витя!

— А что за шухер, командир? — как бы невзначай поинтересовался Басов.

— Террористы! — последовал короткий ответ. А секунду спустя полицейский все же пояснил: — Эти «партизаны» сожгли поселок в соседнем районе, вы, что, не слышали? Все на ушах, личный состав весь под ружьем!

— Сожгли поселок? Что за херня?!

— Вместе с жителями! Вот так, земляк! Ну, ладно, бывай! Давай-давай, не создавай помех движению!

Сняв «газик» с ручного тормоза, Басов, задумчивый и растерянный, дернул рычаг переключения скоростей. Грузовик, снова захрипев изношенным мотором, тронулся, оставляя позади полицейский пост.

— Командир, что за ерунда? — Олег Бурцев, забыв о наставлениях напарника, удивленно взглянул на полковника: — Что несли эти уроды?! Какая чушь!

— Сейчас все узнаем, — процедил сквозь зубы Басов, встраивая «газик» в поток машин.

Пробираясь по переплетению улочек, партизаны удивленно выругались, увидев вывернувший откуда-то сбоку «Хаммер». Среди неказистых «жигулей», уазиков, разбавленных подержанными иномарками, американский «танк» мгновенно бросался в глаза. Большой, широкий, с нарочито грубыми формами, он вклинился в поток, приковав к себе внимание партизан, точно знавших, что американских войск в Коноше и всем Коношском районе нет — именно поэтому здесь и размещалась опорная база отряда Басова. Но «Хаммер» был, его корма маячила прямо перед глазами, заставляя теряться в догадках.

Покрытый коричнево-зелеными кляксами камуфляжной окраски внедорожник, габаритами не уступавший потрепанному «газику», уверенно растолкал в стороны транспорт, заполнивший улицу. Никто из водителей не решался попадаться на пути «Хамви», а тот, проехав пару кварталов, прижался к обочине возле какой-то забегаловки, наполовину выкатившись на тротуар.

— Суки! — прошипел сквозь зубы Бурцев, увидев выбравшихся из американского внедорожника людей, всех, как на подбор, смуглых, бородатых, облаченных в американский же камуфляж. — Это же «чехи»!

— Служба безопасности нефтяной компании. Они теперь охраняют «трубу» — американские охранники, говорят, почти все уже уволились, а тем, кого удалось завербовать здесь, хозяева не доверяют. Правильно делают, среди них полно наших информаторов, правда, любой может оказаться двойным агентом.

Басов усмехнулся, а Олег проводил взглядами трех бородачей в камуфлированных комбинезонах и «разгрузках», топтавшихся возле «Хаммера». Вязаные шапочки, у одного — косынка-бандана на голове, потертые «Калашниковы» в руках, на плечах — шевроны с эмблемой «Юнайтед Петроулеум». Но на шапочке у одного чеченца точно бывший десантник, насмотревшийся на таких сквозь прорезь прицела, увидел зелено-красный флажок Ичкерии. Эти люди явились в заповедные земли России, край поморов, помнивший еще Михайло Ломоносова, не только для того, что отработать контракт у американских нанимателей.

— Выродки! — злобно выругался Бурцев, до боли сжав кулаки.

Ничего, до этих тоже доберемся, сержант! Нам бы только людей побольше. С экипировкой сейчас вопрос решим, для того и едем, а вот бойцов не хватает! Эх!

Они покинули постоянную базу отряда несколько часов назад, чтобы здесь, в райцентре, встретиться со своим командованием, а заодно — пополнить запасы оружия и снаряжения. В своем лагере, в лесу, партизаны отнюдь не были отрезаны от мира, там работало радио, к тому же партизаны прослушивали частоты полиции и даже перехватывали переговоры американцев, чьи гарнизоны располагались не очень далеко. Но услышанное на посту стало для Алексея Басова полнейшей неожиданностью.

Проехав по пригороду Коноши, «газик» с партизанами добрался до промзоны, ткнувшись в ограду, которой были обнесены несколько складов. Полковник только нажал на клаксон, и охранник, бородатый мужик в камуфляже, торопливо распахнул забранные сеткой-рабицей створки, пропуская машину внутрь.

— Прибыли! Сержант, к машине!

Бурцев выбрался из кабины, с наслаждением потянувшись. А Басов дождавшись, когда лохматый сторож, похожий на кое-как отмытого бомжа, отдаст честь, произнес:

— Здорово, майор!

Этот человек в засаленном камуфлированном бушлате и протертых джинсах, заросший густой неопрятной щетиной, источавший запах перегара вперемежку с ядреным ароматом табака, мог казаться кем угодно, но не тем, кем был в действительности. Виктор Конюхов, совсем недавно, кажется, носивший на плечах майорские звезды, был офицером войск противовоздушной обороны, имел два высших образования, военное и гражданское, и мог бы получить Звезду Героя, закончись иначе последняя война для его страны. Командуя батареей зенитно-ракетного комплекса С-300ПС, майор со своими подчиненными записал на боевой счет два американских «Томагавка» и истребитель «Супер Хорнит», отражая атаки вражеской авиации из акватории Баренцева моря. Но сейчас Конюхов едва ли думал об орденах, для него самой важной наградой стала сохраненная жизнь. А войну свою бывший зенитчик продолжал и теперь.

Конюхов, скрывавшийся под личиной охранника продуктового склада, был ни кем иным, как связником, посредником между действовавшими в районе и области партизанами и теми, кто с не давних пор управлял действиями «народных мстителей» из Москвы или еще откуда-то издалека, превращая хаотичные, на грани отчаяния, атаки в грамотное наступление по всем фронтам. Разрозненные отряды тех, кто был не согласен с капитуляцией, став единым целым, получили общую цель и план, следуя которому, можно было хотя бы робко надеяться на победу, и частью этого целого оказалась и группа бойцов, действовавших под началом Басова.

— Новости из Центра есть? — спросил полковник, обмениваясь с Виктором Конюховым рукопожатием.

— Есть. Только давай сперва разгрузимся, полковник, а то скиснет продукт, обидно же!

Приспособив пару широких досок под скаты, трое мужчин принялись освобождать «газик» от груза. Забравшись в кузов, Бурцев спускал на землю бидоны, а его соратники уносили их в один из складов, выстраивая в аккуратные ряды.

— Слушай, майор, мы люди дикие, в лесу живем, а ты все знать должен, — произнес Басов, принимая скатившийся по доскам бидон. — Полицаи на въезде в город сказали, что партизаны сожгли где-то рядом деревню. Что это за чушь? Ты что-нибудь знаешь об этих делах?

— Не больше, чем вы, — пожал плечами Виктор. — Деревня Некрасовка, отсюда верст двадцать. Ее не сожгли, но всех жителей вырезали до последнего человека. Там человек сто осталось навсегда! Согнали в церковь, а церковь спалили. Сейчас там полицаи, но первыми почему-то явились янки. Наши с ними чуть не подрались! Официальной информации об этом нигде еще нет.

— Но ведь это не мы!

— Некрасовка? — Бурцев насторожился, вклиниваясь в разговор старших офицеров. — Там же наши! Азамат и Матвей!

— Твою мать! — Полковник зло сплюнул. От товарищей, оставленных на излечение, вестей не было давно, и теперь Алексей Басов понял, что может не увидеть их больше. — Кто мог это сделать? Кто?!

— Кажется, это дело рук чеченцев, новых охранников нефтепровода. Эти звери сейчас проводят профилактические рейды — выявляют в окрестностях наши базы и сочувствующее население!

— Ублюдки! Ничего, недолго им тут болтаться!

Разговаривая, партизаны продолжали разгружать «газик», так что никто из прохожих, случайно очутившихся рядом, не смог бы ничего заподозрить.

— А у тебя какие новости, Алексей? — поинтересовался Конюхов, с пыхтением и сопением тащивший наполненный молоком бидон. — Тоже хреновые?

— Хреновые. Отряд фактически разгромлен. Рейд к нефтепроводу стоил слишком больших жертв. В ближайшее время мы не способны на серьезные операции.

— Сколько у тебя активных бойцов?

— Сейчас всего одиннадцать в строю, не считая раненых. Витя, нам пришлось стрелять в своих! Понимаешь? Это не американцы положили моих людей, такие же русские!

— Нет, не свои они, — покачал головой Конюхов. — Суки это, кто оружие против своих товарищей повернул! Ну а людьми тебе помогут, полковник! Большие дела впереди!

Закончив с разгрузкой, старшие офицеры, сопровождаемые Бурцевым, прошли вглубь склада, протискиваясь между ящиками и бочонками. Басов заметил стоящий в углу помповый дробовик ИЖ-81М, охотничье ружье двенадцатого калибра:

— Твоя «артиллерия»?

— Так нельзя же сторожу без «гаубицы», — пожал плечами Виктор Конюхов. — Тяжело в деревне без нагана, сам должен понимать! Продукты хранить мало, охранять приходится! А то ведь пожрать всем хочется, а уж тем более на халяву!

— Ладно, майор, — помотал головой Басов, догадывавшийся, что здесь, на неприметном складе, под рукой у сторожа найдется что-то посерьезнее дробовика. — Давай-ка перейдем теперь к бартеру. Молочко привезли, в получении расписался, а теперь показывай, что у тебя для нас припасено интересного?

— А что нужно то вообще? Боеприпасы? Гранаты, патроны?

— Есть лишние? Тогда давай! Нам бы автоматных на 5,45 несколько цинков. Выстрелы для «подствольников» тоже не помешают, ну и ручные гранаты, само собой!

— Есть. И «пятерка», и гранаты.

Протиснувшись в узкий проход между штабелями ящиков с помидорами, картошкой и чем-то еще, партизаны проникли в ту часть склада, где хранились совсем иные ценности. Стена, от пола до потолка, выкрашенных в зеленый цвет ящиков с непонятной для непосвященного маркировкой, но Басову и его спутникам говорившей о многом.

— Гранатометы есть? — поинтересовался полковник. — РПГ-26 — штука очень хорошая, удобная, мощная, компактная! И «Шмелей» бы еще хоть сколько-то!

— Огнеметов нет точно. Такой товар сейчас уже не достать! «Агленей» тоже больше нет, но Центр как раз недавно кое-что интересное подбросил, думаю, вам сгодится!

Конюхов подошел к одному из ящиков, безошибочно отыскав его среди прочих, и извлек на свет божий окрашенный в защитный цвет цилиндр длиной примерно метр, с плоскими шайбами на обоих торцах. С одного боку на цилиндрическом контейнере горбилась несъемная рукоятка для переноса, с другого выпирал непонятный прилив, а кроме того к нему была прилеплена на простеньком кронштейне труба оптического прицела.

— Держи! — Майор неожиданно бросил тубус полковнику и Басов в последний миг сумел его поймать.

Полковник повертел в руках оказавшийся довольно легким цилиндр, увидев на боку маркировку сразу на двух языках — английском, который Басов как-то еще помнил, и китайском. Прежде, чем командир партизан задал свой вопрос, Конюхов, предвосхищая его, произнес:

— Ручной противотанковый гранатомет «NORINCO» PF-89 одноразового применения. Прицельная дальность двести метров, при попадании под прямым углом кумулятивная граната пробивает до шестисот тридцати миллиметров монолитной стальной брони.

Виктор достал из ящика в точности такой же гранатомет, дернул тот самый прилив напротив ручки для переноса, и «прилив» превратился в пистолетную рукоятку, оказывается, скрывавшую собой спусковой крючок.

— Есть оптический прицел, правда, слабенький, но для неопытного стрелка это лучше, чем пытаться совместить в разгар боя мушку и прорезь целика.

Алексей Басов подкинул тубус гранатомета, оценивая его вес. Ставший уже более привычным РПГ-26 «Аглень» весил чуть меньше трех килограммов, это «чудо китайской оборонки» — ближе к четырем, хотя разница и не казалась фатальной. Гораздо больше полковнику не понравилось другое:

— И какого хрена нам подсовывают китаезную фигню, майор? Что, «родных» гранатометов уже не осталось?

— А ты думаешь, полковник, нас так и пустят сейчас в первый попавшийся арсенал, да еще и загрузиться помогут?! Американцы взяли под охрану практически все гарнизонные склады, где есть что-то серьезнее автоматных патронов, или поручили это своим прихвостням-«полицаям» из наших местных иуд. Конечно, «отечественное» значит «лучшее», только его доставать все сложнее с каждым днем, и если бы не помощь Центра, ты и твои бойцы, да и все остальные, бегали бы уже по этим лесам с луками и стрелами!

— Лучше сунуть нам дерьмо, которое стреляет через раз, да и то мимо цели? — недовольно буркнул Басов.

— Почему полковник считает, что синонимом слова «китайское» в русском языке является «дерьмо»?

Услышав эти, произнесенные с явным, хотя и почти незаметным акцентом, слова, Басов от неожиданности вздрогнул, подскочив на месте. Обернувшись, он увидел выбравшегося из-за штабелей ящиков человека, щуплого, невысокого, скуластого, с раскосыми азиатскими глазами.

— А это еще кто? — партизан уставился на Конюхова, в то время как китаец спокойно продолжал:

— Между прочим, гранатомет PF-89 состоит на вооружении Народно-освободительной Армии Китая. Насколько я понимаю, русская армия всегда получала от своей промышленности самое лучшее, самое надежное, эффективное и передовое. Так почему же вы решили, полковник, что китайским солдатам вручают некачественное, плохое оружие, заведомо зная, что с этим оружием в руках им однажды придется защищать свою родину?

— Да кто ты такой? — набычился Басов.

— Мне известно, что ваша группа получила приборы спутниковой навигации «Бэйдоу-1». Скажите, их вы тоже считаете дерьмом? Или зенитно-ракетные комплексы, первую партию которых вы уже успели применить? Мы даем вам лучшее, что имеем, все, что вам нужно!

— Виктор, что это за хрен? — Полковник обернулся к Конюхову, но ответил партизану вовсе не майор.

— Это майор Жэнь Цзимэн, Народно-освободительная армия Китая.

Произнес это вышедший из-за ящиков мужчина, высокий, гибкий, с благородной сединой на висках. Упругая походка, короткая стрижка, пристальный взгляд могли многое сказать сведущему человеку.

— Вы не цените оказываемую вам помощь, полковник, это плохо, — сухо вымолвил седой, укоризненно покачав головой. — А ведь все, что есть, мы даем вам без проблем.

— Товарищ генерал, командир партизанского отряда Имени бессмертного подвига Шестой роты прибыл!

— Вольно, полковник!

Генерал Бражников был региональным координатором партизанского движения, совсем недавно оформившегося в северной части страны, там, где предстояло появиться новому нефтепроводу, где было больше всего американцев, а значит и целей для партизан. Офицер Главного разведывательного управления, прибывший в провинциальную Коношу нелегально, был тем, кого Басов ожидал увидеть меньше всего. Отвечавший за действия бойцов сопротивления в Архангельской и соседних областях, Бражников занимал бы должность командующего фронтом в регулярной армии, и то, что он лично встречался всего лишь с командиром одного из многочисленных партизанских отрядов, значило, что затевается нечто серьезное.

— Прежде всего, полковник, хочу поздравить вас с успехом! Последняя ваша акция, атака на нефтепровод, оказалась очень успешной. Урон, нанесенный противнику, оказался очень высок. По поступающим из-за океана данным, руководство «Юнайтед Петролеум» даже рассматривало вопрос о сворачивании строительных работ. Их затраты растут, а отдачи пока никакой. Если бы они закончили здесь свои операции, то вместе с корпорацией нашу землю покинули бы и американские солдаты, ведь им нечего больше станет охранять здесь!

— Их ущерб измеряется в тысячах долларов и километрах поврежденной «трубы», а я теряю людей, своих братьев! И их гибель оправдать невозможно!

— Я скорблю о ваших потерях, полковник! Но это война, необъявленная, но война! И кто-то должен погибнуть, чтобы выжившие смогли добиться победы! К сожалению, пока боссы «Ю-Пи» решили продолжать реализацию проекта. На наши атаки они ответили усилением охраны. Теперь, кроме скованных добровольно принятыми на себя ограничениями американцев трубопровод охраняют чеченские боевики. Полагаю, этот шаг не добавит популярности американцам. Насколько я понял, об инциденте в деревне Некрасовка вы в курсе, полковник?

— Да. Там остались два моих бойца, судьба которых мне неизвестна. Противник снова выигрывает!

— Отнюдь. Теперь даже те, кто относился к присутствию американцев безразлично, изменять свое мнение. Но для этого мы должны доказать, что случившееся — дело рук именно чеченцев, девствовавших с молчаливого одобрения своих хозяев. И вашей группе, полковник, отводится в этом весьма важная роль!

— Мой отряд не готов к активным действиям, товарищ генерал! Лучшие люди погибли или пропали без вести!

— Я знаю! Мы вам поможем — и людьми, и снаряжением. Кстати, может считать майора Жэнь Цзимэна своим пополнением, майор!

Алексей Басов по-другому посмотрел на китайца. Появление здесь офицера НОАК само по себе не было чем-то шокирующим. Неожиданно, да, но все-таки предсказуемо. Полковник понимал, что обилие оружия и снаряжения китайского производства — это не случайность, но прежде сам он не видел эмиссаров «друзей», хотя и догадывался об их присутствии. И вот теперь офицер чужой армии стоял перед ним во плоти, словно живое напоминание, что партизаны не одиноки в своей борьбе против захватчиков.

— Какая у вас специализация, майор?

— Радиоэлектронная разведка. Мое нынешнее место службы — Третий департамент Генерального штаба НОАК.

Это было серьезно. Басов вновь оценивающе посмотрел на китайца, не пытавшегося делать вид, что он не тот, кем является. Несмотря, на, казалось бы, кабинетную должность, майор Жэнь был мало похож на отечественных штабистов. Невысокий, кажется, даже ниже ростом, чем сам Басов, который был отнюдь не богатырского сложения, как и большинство танкистов. Китаец казался щуплым и хрупким, но на самом деле был жилистым, каким-то упругим, двигаясь, то плавно, точно змея ползет, то резко, стремительными рывками.

— Мне нужны не технари, а диверсанты, — с сомнением произнес Басов. — Вы же представляете нашу специфику, майор?

— Представляю. И не создам для вас проблем. Я прошел подготовку в Сорок четвертой воздушно-десантной дивизии.

— Майор отправится с вами, полковник, — настойчиво, тоном, не терпящим возражений, сообщил генерал Бражников. — Он сможет стать полезным для вас, тем более, вы сами сказали, что нуждаетесь в бойцах. Считайте майора техническим консультантом, инструктором. Он обучит ваших людей пользоваться новым оружием. Кроме того, у майора есть средства, которые сделают ненужными личные встречи с другими партизанами для обмена информацией или координации действий. По части связи мы скоро догоним и опередим американцев, которые всегда считали коммуникации своей сильной стороной. И майор Жэнь в этом вам поможет!

— Есть, товарищ генерал!

Все вместе партизаны подошли к ящикам с оружием. Басов достал еще раструб гранатомета PF-89, примеряясь к непривычному оружию. На плече гранатомет лежал ничуть не хуже, чем более привычный РПГ-26, разница в весе казалась ничтожной, а оптический прицел, даром, что примитивный, действительно был удобнее механического.

— Неплохо! — сделал заключение чуть подобревший полковник.

— И вот еще, — усмехнулся Конюхов, открывая другой ящик. — Это тоже понравится, полковник!

Басов увидел уже знакомую полутораметровую «трубу» зенитно-ракетного комплекса FN-6 и согласно кивнул:

— Для этих штуковин мы цели найдем!

— Здесь еще новые радиостанции, — майор Конюхов указал на пластиковые кейсы с замками. — Спутниковые, с шифровальными приставками. И еще приборы ночного видения. Теперь у вас будет почти все то же, что есть у американцев!

Все вместе, общими усилиями, партизаны, не выпячивая чины и звания несуществующей уже армии, принялись грузить ящики с оружием в опустевший кузов «газика». Для того, чтобы укрыться от посторонних глаз, машину закатили в склад. Полковник вместе с Бражниковым таскали груз, а забравшиеся в кузов Олег Бурцев и майор Конюхов принимали ящики, аккуратно расставляя их. Китайский агент, старавшийся не маячить, привлекая лишнее внимание тех, кому видеть его не полагалось, помогал, чем мог.

Работа спорилась. Большая часть того, что было припасено для Басова, оказалось уже в машине, когда командира партизан тронул за рукав генерал:

— Полковник, к вам скоро прибудут еще бойцы, мы постоянно вербуем новых людей, — сообщил Бражников. — Ваш отряд пополним. Сейчас с вами поедет майор Жэнь. Для вас есть новое задание, полковник!

— Я слушаю, товарищ генерал!

— Атака на нефтепровод и последующий рейд чеченцев заставили американцев зашевелиться. В Москву должны прибыть чины из Белого дома, и на встречу с ними и с суками из нашего «временного правительства» отправится эмиссар «Юнайтед Петролеум». Со дня на день в Россию прибудут наблюдатели от ООН, и янки хотят замести все следы, и куратор проекта, уже «скушавшего» миллиарды долларов, в этом заинтересован больше всех. Он вылетит на частном самолете из Архангельска. Там — зона ответственности Армии США, земля и небо полностью под контролем врага, и этот ублюдок уверен в своей безопасности. Но полет должен стать последним для него. Янки должны понять, что само их присутствие на нашей земле ставит под угрозу их жизни. Вся их армия им не поможет, если мы захотим их прикончить — об этом каждый чужак, явившийся на нашу родину, должен помнить всегда!

— Это будет рейд в глубокий тыл противника, — произнес, будто размышляя вслух, Басов. — Без поддержки, мы будем действовать фактически против всей Сто первой воздушно-десантной дивизии. Каковы шансы, что хоть один боец из моего отряда уцелеет?

— Шансы зависят только от тебя, полковник! — Генерал Бражников взглянул в лаза партизану. — На войне иногда умирают, и ты должен быть к этому готов! Но можно сдохнуть просто так, безо всякой пользы, а можно — сдавливая в агонии глотку умирающего врага! Ну а насчет поддержки… там есть наши люди. Не слишком надежные, но лучше, чем ничего. Именно от них мы вообще узнали о полете американца, а позже нам сообщат подробности — время, тип «борта». Вас встретят и проводят, ну а дальше все зависит от того, как твои партизаны умеют пользоваться этими «игрушками, — бывший офицер ГРУ указал на длинные, похожие на гроб, ящики с зенитными ракетами.

— Я все понял, товарищ генерал! Когда выдвигаться?

— Сутки на подготовку. Выберешь лучших людей, полковник! Ради победы можно пожертвовать своими жизнями, но я хочу, чтобы вы победили и вернулись живыми!

Они крепко пожали друг другу руки, взглянув в глаза. На испытующий взгляд Бражникова Басов ответил уверенным и решительным. Генерал молча кивнул — слова больше были не нужны между теми, кто каждую минуту ставил свою жизнь на кон.

Потрепанный «газик», из кузова которого торчали пластиковые мешки, остановился возле рынка. Нужное место Бурцев, сменивший за рулем командира, нашел по звукам музыки, доносившимся из кафе, возле которого кучковались местные жители. Тормоза грузовика жалобно скрипнули, машина по инерции подалась вперед, замерла, и бывший десантник выбрался из кабины.

— Эх! — Олег потянулся и тотчас, отскакивая в сторону, выругался: — Куда прешь, урод!

Вылетевший из-за поворота на огромной скорости «Хаммер» не сбил Бурцева только потому, что тот успел отскочить в сторону. Но волна грязи из глубокой лужи обдала его с ног до пояса.

— Суки черножопые!

Олег грозно потряс кулаком, но пассажиры внедорожника на это просто не обратили внимания. Въехав на территорию рынка, «Хаммер» остановился возле кафе, и выбравшиеся из него трое в камуфляже и разгрузках направились в заведение. Растолкав собравшуюся у входа толпу, боевики исчезли внутри, а через несколько минут появились снова.

— Хозяева! — Олег сплюнул себе под ноги, с ненавистью взглянув в сторону «Хамви», движок которого работал на холостых оборотах. — Твари!

— Спокойно, сержант! — Басов положил ладонь на плечо товарища. — И до них дойдет очередь! Не забывай, у нас дело есть еще! Надо продуктами затариться, чтобы мы там друг друга не начали жрать!

Партизан уже ждали. Усатый дородный мужик вышел им навстречу из ларька, едва увидев приближающегося Басова.

— Здорово, братан! Ну, что, за харчами?

— Точно! Торопимся мы, Слава! Давай загрузимся побыстрее!

— Ну, торопитесь, так торопитесь, — развел руками хозяин продовольственного. — Все как договаривались. Шесть ящиков тушенки, три ящика сгущенки, сухари, сахар, соль, каша в банках.

— Каша — это хорошо, — улыбнулся Басов. — Держи. — Он протянул собеседнику пачку мятых купюр: — Можешь не пересчитывать, все точно!

Они здесь появлялись уже не первый раз, хотя и старались не привлекать к себе лишнего внимания. Если бы новая власть успела создать хотя бы подобие контрразведки, возможно, кто-то и обратил бы внимание на людей, появлявшихся издалека и закупавших большое количество именно таких продуктов, которые не найдешь на колхозном огороде, и которые могут долго не портиться. И все же опасность существовала, и потому пока командир рассчитывался, Олег Бурцев посматривал по сторонам, пытаясь первым заметить угрозу. Но заметил нечто иное.

Лицо девушки, мелькнувшей на миг в толпе, показалось сержанту смутно знакомым. Но пока Олег пытался вспомнить, где мог видеть его, вышедшие из кафе чеченцы вдруг сорвались с места и вломились в толпу покупателей, бродивших по рынку.

— Командир! — Бурцев окликнул полковника в тот миг, когда боевики, сбив по пути с ног нескольких местных, швырнув в грязь пару человек, оказались рядом с той самой девушкой.

— Это же фельдшер из Некрасовки! — сразу узнал Басов ту, которой уже заломили руки за спину, потащив к урчавшему мотором «Хаммеру». — Помнишь, сержант? Она Матвея штопала!

— Суки! А она как тут очутилась?

— Значит, не всех «звери» там сожгли, вот и ищут, кого не добили!

Девушку на глазах десятков людей затолкали в машину. Многие слышали ее крики и просьбы о помощи, кто-то даже подался вперед, словно хотел вмешаться, но, увидев злых, заросших курчавыми бородами, увешанных оружием чеченцев, сразу остыл, вновь вернувшись в спасительную толпу.

— Что же это делается?! — пронзительно заголосила какая-то женщина. — Люди, помогите! Что же вы стоите?

Тетка в телогрейке и платке, растолкав в стороны толпу, бросилась к «Хаммеру», на заднее сидение которого боевики уже затолкали свою пленницу. Один из чеченцев, увидев этот порыв, лениво вскинул АКМС, и короткая очередь ударила под ноги женщине. Та, взвизгнув, отскочила назад, когда пули выбили на ее пути фонтанчики земли.

— Назад, шакалы! — крикнул чеченец, направляя оружие на колыхнувшуюся в нерешительности толпу. — Твари, назад!

Боевик с вызовом посмотрел по очереди каждому мужчине, стоявшему напротив него. Все они, молодые, старые, хотели помешать происходящему, но, увидев оружие в руках противника, ощутив его злость, остались стоять на месте.

— Шакалы, — презрительно произнес чеченец, которого в эту минуту слышали многие. — Паршивые ишаки! Здесь нет мужчин!

Он забавлялся, оскорбляя своих врагов, чувствуя закипавшую в них ярость, которой не дано было отыскать выход, во всяком случае, не здесь, не сейчас, пока в руках чеченца было оружие, и пока он мог его применить, и сделал бы это без колебаний. Никто не решился вмешаться, только не Олег Бурцев. Десантник решительно двинулся вперед, но сделал лишь шаг, прежде, чем Басов ухватил его за рукав.

— Стоять, сержант, — прошипел командир в ухо своего бойца. — Ни шагу больше! Хочешь сдохнуть и спалить весь отряд?!

— Если эта девчонка здесь, может и наши ребята живы? Она что-то должна знать, иначе «духи» бы ее не схватили на глазах у всего рынка! а мы позволим ее убить?

— Нет, сержант! Не успеют!

Толстый торговец по имени Слава не заметил разговора между покупателями. Он, как и все, был слишком взволнован увиденным, пребывая в шоке, и потому не смог здраво оценивать происходящее вокруг. А партизаны, не дожидаясь, пока люди вокруг придут в себя, торопливо забросили коробки с консервами и прочей снедью в кузов «газика», где как раз хватало для этого места. Грузовик, фыркнув двигателем, тронулся, выруливая на одну из улиц, ведущих к выезду из города — ту саму, по которой скрылся с рынка «Хаммер» чеченских боевиков.

— Притормози, — приказал Басов сменившему его на водительском месте десантнику.

Бурцев нажал на тормоз, остановив «газик» напротив переминавшегося с ноги на ногу китайского майора. Жэнь Цзимэнь проворно забрался в кабину, бросив себе на колени тощую спортивную сумку. Сейчас он был похож на местного жителя, какого-нибудь ненца, и только продвинутый профессионал узнал бы в этом человеке, одетом в засаленную спецовку и киразчи, уроженца Поднебесной.

— У тебя с документами все в порядке? — Басов, которому пришлось потесниться, взглянул на нового попутчика. — На выезде из города пост, нам нужно пройти его быстро и без проблем. У нас появилось дело.

— Документы в порядке, — все с тем же едва заметным акцентом ответил китайский разведчик. — Что за дело? мы должны прибыть на базу отряда!

— Так и будет, но сперва нужно освободить одного человека, который может знать нечто важное. Его везут чеченцы, ты мог видеть их машину здесь.

— Три минуты назад проехал «Хаммер». Они?

— Они, — кивнул Басов. — Их там трое или четверо, плюс заложница. Мы их догоним, боевиков уничтожим, пленницу освободим. Желательно — целую и невредимую, легкий испуг не в счет. Ты готов?

— Оружие?

— Держи!

Алексей Басов сунул руку под сидение, вытащив из тайника пистолет ПБ — специальную бесшумную версию «макарова». Ствол оружия «вздулся» коротким цилиндрическим кожухом интегрированного глушителя, к которому пристыковывалась дополнительно съемная насадка. Она увеличивала длину оружия почти вдвое, с семнадцати до тридцати одного сантиметра, но и повышала скрытность применения, скрадывая звук выстрелов.

— Справишься? Знакомая система?

— Справлюсь, — чуть усмехнулся китаец. — У нашей армии есть много таких же или похожих, я учился стрелять, в том числе, и из них.

— Отлично! Надеюсь, стреляешь ты быстро и метко!

Сам Басов из того же тайника раздобыл девятимиллиметровый АПБ — специальную модификацию автоматического пистолета Стечкина с выступавшим вперед удлиненным стволом, снабженным резьбой для установки прибора бесшумной стрельбы. Оружие, прошедшее проверку боем еще в Афганистане, было достаточно мощным и надежным, а в сочетании с легким проволочным плечевым упором еще и точным, но от последнего полковник все же отказался.

— У нас всего два «ствола», а противников может оказаться вдвое больше, — предупредил Басов. — Придется поразить две цели подряд, наверняка выведя их из строя, прежде, чем нам смогут ответить огнем. При этом заложница не должна пострадать!

Олег Бурцев, слушая вполуха инструкции командира, жал на педаль газа, заставляя изношенный движок грузовика работать на пределе возможностей. Он успел увидеть камуфлированную корму «Хамви» за миг до того, как внедорожник исчез за поворотом, и в тот же миг пришлось сбрасывать скорость — впереди мелькнула будка дорожного патруля.

— О, старые знакомые, — рассмеялся давешний сержант, подойдя к кабине «газика. — Уже разгрузились? О, уже на троих сообразить решили, — заржал полицейский, увидев пассажира.

— Подобрали в городе, — пожал плечами Басов. — Вроде пока по пути нам.

— Кто такой, документы?

Китаец послушно протянул паспорт, сообщив:

— Со стройки еду, с нефтепровода. Смена закончилась, домой хочется!

— И как там, у пиндосов? — поинтересовался сержант, изучая странички удостоверения личности, в то время, как его напарник заглянул в кузов, забитый мешками и ящиками. За всем этим с балкончика будки наблюдал еще один полицейский, на плече которого висел, уставившись срезом пламегасителя на шоссе, компактный АКС-74У.

— Нормально, — пожал плечами майор Жэнь. — Работать заставляют много, пить совсем не разрешают. Платят, правда, хорошо, не обманывают. Семье хватит!

— Ну-ну, — хмыкнул полицейский, возвращая документы, в меру потрепанные, помятые, даже с оторванными или загнувшимися уголками. — А что это мы везем? — поинтересовался он уже у Басова.

— Удобрения, нитраты. И еще продукты для сельмага кое-какие.

— Точно, дерьмо какое-то, — крикнул уже успевший забраться в кузов второй полицейский, разрезавший один из мешков. — Удобрения и есть. И еще консервы в коробках.

Алексей Басов был совершенно спокоен за настоящий свой груз. Полицейские слишком ленивые, чтобы пытаться сгрузить хотя бы десяток пластиковых пятидесятикилограммовых мешков, под которыми и были уложены сорок новеньких китайских гранатометов и десяток зенитно-ракетных комплексов FN-6. А в тайниках в днище кузова — цинки с патронами, радиостанции, детонаторы.

— Ладно, езжайте, — махнул рукой сержант. — Счастливой дороги!

Бурцеву стоило огромных усилий не давить на газ слишком сильно до тех пор, пока полицейский пост не скрылся из виду. Но уж затем десантник не жалел машину, выжимая из жалобно скрежетавшего мотора все, на что тот еще был способен.

— Они наверняка поехали на свою базу, — предположил Басов, имея в виду чеченцев. — Если поспешим, успеем их нагнать до поворота!

— Догоним! — сквозь зубы прорычал Олег, дергая рычаг переключения передач. Что-то в недрах «газика» заскрежетало, и машина еще прибавила скорость, словно чувствуя стремления своего водителя.

— Майор, давай-ка в кузов, — решил Басов. — Оттуда работать проще, и выбраться быстрее. Ты парень легкий, выпрыгнешь! Олег, пусти меня лучше за «баранку». Ты стреляешь лучше, а я лучше вожу, так что работать предстоит тебе, сержант!

— Хорошо, — кивнул Жэнь Цзимэнь.

— Добро, командир, — в голос отозвался Бурцев.

Олегу пришлось притормозить на полминуты, пока китаец перебирался в кузов, а полковник — за руль, вновь меняясь местами с сержантом. И когда майор устроился среди мешков с удобрениями, Басов снова нажал на газ. «Хаммер» показался впереди неожиданно, так что десантник выругался. Внедорожник стоял у обочины. Рядом курили, повесив автоматы на плечо, двое боевиков, а женские крики, доносившиеся из машины, были слышны даже сквозь гул мотора ГАЗ-53.

— Командир, давай, тарань их, — крикнул сержант Бурцев. — Вперед!

Чеченцы, увидев мчавшийся на них на полной скорости грузовик, закричали, бросились навстречу ему, размахивая руками и автоматами, а затем, поняв, что водитель «газика» не собирается тормозить, кинулись в стороны.

Бампер грузовика врезался в корму «Хамви», толкая машину вперед, и в этот же миг раздался лай «калашникова» — один из боевиков открыл огонь, стегнув длинной очередью по кабине «газика». Но майор Жэнь уже перемахивал через бортик кузова, а из кабины, не дожидаясь, когда машина затормозит, выскочил Бурцев. Сержант, установивший переводчик-предохранитель АПБ в режим автоматического огня, нажал на спуск, и град пуль, выпущенных в упор с каких-то восьми метров, буквально снес того самого чеченца, стрелявшего по машине. Боевик, нелепо взмахнув руками, упал на землю, завалившись навзничь. А его напарник уже сорвал с плеча автомат, дергая затвор.

Китайский майор, приземлившись, перекатился через плечо, сбивая прицел противнику. Удерживая ПБ обеими руками, на манер американских полицейских, Жэнь Цзимэнь присел на корточки, прицеливаясь в неподвижного врага, пытавшегося справиться с автоматом. Чеченец еще только оттянул назад рукоятку заряжания своего АКМ, когда китаец сделал подряд два точных выстрела. Пуля угодила боевику в живот, ткнувшись в титановую пластину бронежилета. Чеченца отбросило назад на два шага, и прежде, чем тот пришел в себя, следующим выстрелом Жэнь Цзимэнь поразил его точно в голову.

Вся стычка заняла не более пяти секунд. Кажется, тела убитых боевиков еще не коснулись земли, а Олег Бурцев уже подскочил к «Хаммеру», распахнув заднюю дверцу. Он с трудом увидел под телом чеченца, уже успевшего расстегнуть штаны, девушку в порванной одежде. Рванув боевика за шиворот, десантник вытащил его наружу. Тот, ошарашенный таранным ударом грузовика, даже не сопротивлялся, только слабо ворочая руками и ногами.

— Все? — К сержанту подскочил Басов. Лицо его было залито кровью, придавая полковнику жуткий вид. — Трое? Больше никого?

— Да, только трое! Командир, тебя зацепило?

— Стекло, — отмахнулся Басов. — Простые порезы, осколками посекло, когда «дух» стрелять начал. Вот сука, еще чуть-чуть, или бы меня к сиденью пришпилил, или я бы без глаз остался!

— Нам нужно уходить, — заметил Жэнь Цзимэнь. — Выстрелы наверняка слышали ваши полицейские! Пока они что-то сообразят, мы должны исчезнуть!

— Полковник, посмотри, что с теми «духами», — Олег указал на трупы. — Если что, добей! Майор, там, в «Хаммере», девушка, — обратился он уже к нервно пританцовывавшему на месте китайцу, подрастерявшему свою сдержанность. — Посмотри, как она!

Жэнь Цзимэнь послушно направился к внедорожнику, так и стоявшему с распахнутыми дверцами, осторожно взяв на руки заложницу и передав бесчувственное тело подошедшему полковнику.

— Все готовы, «двухсотых» нет! А что с этим? — Басов, успевший проверить состояние валявшихся на дороге боевиков, указал на растянувшегося на земле чеченца, того, которого Бурцев вытащил из джипа.

— А вот что!

Олег рывком поставил ничего не соображавшего боевика на колени. Штаны с того окончательно свалились, но этого никто не заметил. Бурцев, не колеблясь, вскинул АПБ, ткнув срезом глушителя в лоб чеченцу. Ничего не говоря, партизан отступил на шаг назад продолжая удерживать противника на прицеле.

— Не убивай, пожалуйста, не убивай, — зачастил чеченец, довольно молодой парень, у которого даже борода нормальная еще не росла. — Пожалуйста! Я ни в чем не виноват!

Полковник Басов, на руках державший девушку, лишившуюся чувств, увидев, что собирается делать его боец, крикнул:

— Отставить, сержант! Запрещаю!

Аккуратно усадив спасенную заложницу на землю, прислонив ее спиной к колесу «Хаммера», командир партизан бросился к Бурцеву, перед которым стоял на коленях чеченец. За ним нерешительно двинулся китаец.

— Деревня, сожженная церковь — ваша работа?

Алексей Басов, пользуясь случаем, устроил допрос, то, что волкодавы из СМЕРШа назвали некогда «экстренным потрошением».

— Я никого не убивал, это не я! Это Исмаилов! У него даже видео есть, это все он! Меня там не было! Не убивайте!!!

Олег Бурцев, словно не слыша скороговорку рыдавшего взахлеб чеченца, нажал на спуск. АПБ в его руке дрогнул, лязгнул затвор, и тупоголовая шестиграммовая пуля впилась в лоб боевику, швырнув того на разбитый асфальт.

— Скоро и до остальных доберемся, — мрачно произнес Бурцев. Он взглянул на полковника: — Командир, как девушка? Эта тварь ее не…

— Нормально. Одежду только порвать успели, да испугали до полусмерти, звери!

— Пора уходить, — напомнил о себе Жэнь Цзимэнь. — Нельзя медлить!

— Командир, давай с девушкой в кузов, — решил Бурцев. — Пригнитесь там как-нибудь, чтоб не заметили! Майор, поедешь в кабине. Ах, черт! — выругался он, увидев ряд отверстий в лобовом стекле «газика». — Хорошая машина была!

— Нормально, — повторил, мрачно усмехнувшись, Басов. — До первого поста сойдет, а там, если только с боем!

— А их так и оставим?! — Жэнь Цзимэнь указал на трупы чеченцев, с живописных позах разбросанные на шоссе возле «Хаммера».

— Сейчас!

Боевиков затолкали в машину, туда же закинули их оружие — никто не хотел давать лишний повод «полицаям» или приятелям расстрелянных боевиков, размахивая трофейным оружием. Общими усилиями «Хаммер» столкнули в неглубокий кювет, забросав ветками.

— Сойдет, — хрипло выдохнул полковник. — Спалить бы их на хрен, но и так шуму наделали, сами только спалимся!

— Если мы попадемся кому-нибудь на глаза, нас остановят наверняка, — произнес китаец, рассматривая пулевые пробоины в кабине грузовика.

— Фигня, проселками уйдем, — отмахнулся Олег. — Все, по коням и сматываемся живее!

Торопливо загрузившись, забросив в кузов, в руки Басова, девушку, так и не пришедшую в себя, партизаны сорвались с места, оставляя за спиной следы короткого боя. Олег Бурцев гнал, как только мог, спеша оказаться подальше. Двадцать верст по шоссе пролетели, кажется, за минуту, и, лишь свернув на разбитый проселок, уводивший куда-то в глухой лес, партизан сбросил скорость, жалея машину и пассажиров, что тряслись в кузове. В этот миг пришла в себя спасенная девушка.

Ольга Кузнецова открыла глаза и испуганно вскрикнула, увидев перед собой лицо, покрытое запекшейся кровью и пятнами зеленки. Последним, что помнила девушка, было жесткое сидение «Хаммера» под ее спиной и хриплое дыхание навалившегося на нее боевика, одновременно пытавшегося разорвать на ней одежду и спустить пониже собственные штаны. А теперь, судя по ощущениям, по тому, что над головой раскинулось покрытое редкими облаками небо, она мчалась куда-то в кузове грузовика, подпрыгивавшего на ухабах.

— Не бойтесь, мы свои, мы друзья, — торопливо произнес человек в зеленке, и в эту секунду Ольга его узнала, хотя и видела всего раз, довольно давно и недолго. — Все в порядке!

— Где я? Как вы здесь оказались? Что случилось?

— Вы помните, как вас схватили чеченцы? Мы преследовали их и перебили, а вас сейчас привезем на свою базу. Там вас никто не посмеет обидеть!

— Что они со мной сделали? — боясь услышать ответ, спросила Ольга у командира партизан, однажды явившихся в их деревушку, чтобы нарушить раз и навсегда покой и тишину, царившие там. — Они меня…?

— Только напугали, — помотал головой партизан. — Мы успели раньше. А теперь лучше скажите мне, как вы оказались в райцентре? Вы знаете, что вашей деревни больше нет?

— Что?! Как?! Мы бежали от чеченцев, я, и еще одна девушка, которая была с ними, но потом убил одного из них!

Путаясь, перескакивая с одного на другое, Ольга поведала свою историю, рассказала о том, как она покинула Некрасовку, перебравшись в районный центр, найдя там дальнюю родню.

— А наши парни? — напомнил партизан. — Что с ними? Ты знаешь что-нибудь?

— Матвея убили боевики. Про Азамата не знаю, он выбрался из поселка, ушел в лес. Возможно, его не нашли. Вы говорите, чеченцы убили всех? Куда же я теперь пойду?

— Оставайся с нами. Отряду нужен медик, наш санинструктор погиб, а тебя все равно могут искать боевики. А так ты будешь в безопасности и при деле! я знаю, ты хороший врач, мне нужен такой!

Ольга Кузнецова раздумывала недолго, хотя угнетенный свалившейся на нее информацией мозг отказывался нормально работать. Слишком много скверного случилось так быстро, так сразу. Весть об уничтожении родной деревни, похищение и удачное спасение из рук чеченцев, которые точно не оставили бы ее живой, но и не убили бы сразу, заставив сперва помучиться, наигравшись вдоволь со своей добычей.

В одночасье она лишилась всего, идти некуда, дома больше нет, на каждом шагу могут поджидать враги, движимые жаждой мести. А сейчас рядом с Ольгой были сильные, надежные люди, способные защитить и ее, и себя, те, кто точно не даст девушку в обиду.

— Я согласна, — кивнула еще не пришедшая в себя от нервных потрясений Кузнецова. — Я останусь с вами.

— Вот и отлично, — усмехнулся партизан. — И тебе спокойно, и нашим парням повеселее будет все-таки! Кстати, я полковник Басов, командир партизанского отряда, но можешь звать меня Алексеем Петровичем или просто дядей Лешей. Племяшка у меня в Хабаровске, как раз твоих лет.

Тем временем грузовик, потрепанный «газик», который Ольга узнала без особого труда, забирался все глубже в лес, удаляясь от оживленного шоссе. Переваливаясь через колдобины, машина, кузов которой был завален странными мешками, пластиковыми, явно с чем-то сыпучим, шла лесом, неожиданно выбравшись к чему-то типа фермы.

— Это база? — поинтересовалась уже более-менее оправившаяся от пережитого Ольга.

Три длинных строения, бревенчатые, на кирпичном основании, похожие на коровники. Еще пара каких-то сараев, лампочки в сетчатых плафонах, на земле полно следов от машин или иной техники. И среди всего этого — лишь один человек, приветственно махнувший рукой мужик в ватнике, тельняшке и камуфляжных штанах, мимо которого проехал «газик».

— Еще нет. Потерпи, все увидишь!

Грузовик притормозил возле одного из «коровников», крякнул клаксоном, и широкие дощатые ворота распахнулись, пропуская внутрь машину. Оказавшись в полумраке, «газик» остановился, мотор заглох, и два человека выбрались из кабины. А навстречу им шли еще двое, и в руках каждого было оружие — даже далекая от войны Ольга узнала автоматы Калашникова.

— Товарищ командир, — один из тех, что скрывались в «коровнике», оказавшемся на самом деле большим не то складом, не то гаражом, сделал вид, что отдал честь спрыгнувшему из кузова на землю Басову. — Как съездили? Без происшествий?

— Почти. Выдвигайтесь к шоссе. Задача — наблюдение. Преследования за нами быть не должно, но вероятна активность противника, патрули и поисковые группы. Связь с базой на стандартной частоте только по необходимости или после нашего запроса. Вопросы?

— Вопросов нет! — по-армейски лаконично ответил один из партизан — никем иным эти люди в камуфляже, с оружием, таившиеся от чужих глаз, быть не могли.

— Выполнять! Здесь справимся сами!

Бойцы исчезли так быстро, что, казалось, растворились в воздухе — настолько стремительно они покинули строение. Через полминуты с улицы донеслось тарахтение мотора, и Ольга успела увидеть сквозь неплотно прикрытые створки ворот мотоцикл «Урал» с коляской, умчавшийся к лесу по тому же проселку, которым прибыл сюда грузовик.

Девушка принялась изучать других партизан, ожидавших распоряжений своего командира возле машины. Одного из них Ольга вспомнила — молодой крепкий парень, он той памятной ночью пришел в село вместе с полковником. Второго она не помнила и была уверена, что прежде не видела его. Настоящий азиат, широколицый, скуластый, с раскосыми глазами, он бесстрастно изучал обстановку, терпеливо дожидаясь приказа своего командира. Приказ последовал незамедлительно.

— Бойцы, сгружайте мешки, — распорядился Басов. — Вот сюда их, к стеночке! Олег, наверх, ты подаешь, мы принимаем!

Молодой парень ловко забрался в кузов, и из рук в руки поплыли тяжелые даже с виду пластиковые мешки с какими-то наклейками, совершенно неразборчивыми в царившем полумраке. Без лишних слов трое мужчин переместили свой груз из «газика» на землю, выложив настоящую стену высотой в рост человека. А под мешками оказались какие-то ящики, деревянные и пластиковые, с непонятной маркировкой, нанесенной по трафарету, или вообще без нее.

— Осторожнее, — предупредил Басов, когда Олег передал один из ящиков, длинный и узкий, молчаливому напарнику-азиату. — Не картошку кантуете! Аккуратнее!

Пыхтя и сопя от натуги, партизаны расставили ящики на свободном пространстве. Но это была только часть работы. Их командир нашарил на полу что-то, оказавшееся железным кольцом, вделанным в грязные доски, потянул, и распахнул широкий проем люка, уводившего в чернильную тьму подвала.

— Неужели такой тайник не найдут? — невольно удивилась Ольга.

Девушка уже догадалась, что партизаны привезли оружие, так бесхитростно спрятав его под теми самыми мешками. В прочем, судя по тому, как к концу работы взмокли мужчины, чтобы найти настоящий груз, пришлось бы потрудиться, и навряд ли кто-то без причины захочет перетаскивать туда-сюда тяжелые мешки непонятно с чем.

— Найдут, — пожал плечами Басов. — Но только после того, как сюда придут. Наши бойцы охраняют подступы, если кто явится незваный, наткнется на засаду. А если успеем заранее, просто вывезем все отсюда, и пусть потом хоть на доски все тут разберут! Это просто перевалочный пункт, потом все перенесем в более безопасное место.

— Не ходят здесь чужие, — усмехнулся парень по имени Олег — он сбросил куртку, и Ольга увидела на мускулистом плече наколку «ВДВ» с какими-то цифрами. — Наш это лес!

— Ладно, отставить разговоры, — Басов рубанул по воздуху ребром ладони. — Выдвигаемся! На сборы пять минут!

Партизаны, избавившись от гражданской одежды, промасленных штанов и спецовок, принялись облачаться в извлеченный из другого тайника камуфляж — настоящий, боевой. Полковник, натягивая поверх формы странный жилет со множеством больших и маленьких кармашков, окликнул Ольгу, стоявшую в сторонке:

— Километров пять пешком выдержишь? Дальше в лес дорог нормальных нет, да и не пользуемся мы транспортом, чтобы глаза не мозолить, кому не надо.

— Придется, — пожала плечами, в точности как сам Басов недавно, Ольга.

— Вот и отлично! Ну, все бойцы, — обратился командир к своим людям. — Время вышло! Выступаем! Проверить оружие! Майор, — он взглянул на азиата. — Майор, держись к Олегу поближе, если что!

Узкоглазый партизан, доставший простенький камуфляж не из тайника, а из принесенной с собой сумки, молча кивнул, взглянув на третьего товарища. А Олег уже возился с грозного вида оружием, похожим на обычный автомат Калашникова, только с длинным стволом и складными упорами-сошками под ним.

— Ручной пулемет Калашникова РПК-74М, — пояснил он, перехватив заинтересованный взгляд Ольги. — Калибр 5,45 миллиметра, шестьсот выстрелов в минуту. Любого нехорошего человека можно на ломтики порезать! А весит всего пять килограммов! Доберемся до базы, и тебе что-нибудь подберем, — усмехнулся он, неожиданно подмигнув девушке.

Ольга смутилась, почувствовав, как краска заливает щеки. Хорошо, что в полутьме сарая-гаража этого никто не мог увидеть. А полковник уже торопил людей, увлекая их к лесу, с одной стороны вплотную подступавшему к подобию фермы.

— Олег, с майором вперед, — распорядился Басов. — Ну а мы с Оленькой в тыловой дозор.

Двое партизан двинулись к лесу, растворившись в его сумраке, так что даже спин их было не видно. Полковник поудобнее перехватил висевший на плече автомат — все же он нервничал, подспудно ожидая засады, облавы или иной неприятности. Несколько минут шли молча, бок о бок, но если Ольга смотрела только под ноги, то ее спутник не забывал поглядывать по сторонам.

— Оля, жаль, что так вышло все, — неожиданно произнес Басов. — Это наша вина! Если бы мы в твою деревню не пришли тогда, все ваши остались бы живы. Не хотел я этого, не думал, что так будет.

— Если бы вы не пришли, ваш товарищ бы истек кровью, и пришлось бы вам закапывать его где-нибудь в лесу. Просто эти чеченцы — они не люди, а звери. Им захотелось крови. А вы ни в чем не виноваты.

— С ними мы еще поквитаемся, — мрачно, но решительно сказал полковник. — Со всеми, до каждого доберемся! Американцы не хотят делать грязную работу сами, чистенькими быть хотят, а вместо них всякие «звери» трудятся! Ничего, у нас для всех припасено немало «сюрпризов», и для американцев, и для их прихвостней! Только тебе, Оленька, не место здесь все же! Это война, а на войне умирают. Подумай, может, где родня какая есть, подальше отсюда, где тебя искать не станут и не узнает никто случайно на улице?

— Да никого нет особо, а если и есть, то не ждут. Родителей нет. Отец год назад зимой в полынью провалился, а мать умерла еще раньше. Я с вами останусь!

Путь к лагерю партизан оказался вовсе не утомительным и довольно однообразным. Здесь, в глухом лесу, опасаться пока было некого, но в тот миг, когда заросли впереди зашевелились, Ольга вздрогнула, чудом удержавшись оттого, чтобы испуганно взвизгнуть. Она не сразу поняла, что из кустов на едва заметную тропку вышел обычный человек, а не чудище из сказок. Только этот человек был с ног до головы замотан в странную одежду, состоявшую будто из множества лоскутков, на расстоянии делавших обладателя такого одеяния практически невидимым, если только тот не выдал бы себя движением.

— Товарищ командир, — человек в «лохматом» костюме вышел навстречу ничуть не удивившемуся полковнику. — Товарищ командир, с возвращением!

Он держал в руках обмотанный такой же лохматой лентой автомат с какой-то короткой трубкой под стволом. Партизан отдал честь Басову, и тот двинулся дальше, а дозорный снова слился с зарослями, перестав существовать для всех вокруг.

Панорама партизанской базы Ольгу впечатлила. Огромное, с футбольное поле, не меньше, пространство было накрыто маскировочной сетью, удерживаемой многочисленными подпорками и растяжками. С воздуха, например, с вертолета, вряд ли можно было бы что-то различить внизу, если только не зависнуть слишком низко. А под сетью были вырыты самые настоящие блиндажи, способные вместить, наверное, человек пятьдесят. Из земли торчали печные трубы, выпускавшие струйки дыма.

Олег Бурцев, снявший с плеча свой пулемет, уткнув его прикладом в землю, уже разговаривал с незнакомыми Ольге людьми, тоже партизанами, разумеется. А вот его спутник с внешностью классического азиата стоял в стороне, ловя на себе заинтересованные и даже подозрительные взгляды обитателей лесного лагеря. Точно такие же, какими одарили партизаны и Ольгу, так что та быстро догадалась — этот узкоглазый средних лет мужик с непроницаемым, точно каменная маска, лицом, тоже здесь нежданный гость. Не чужак, просто новичок, которого все сразу замечают и гадают, чего ждать от него.

— Эта территория контролируется не американцами, а местными властями, — пояснил Басов, шагавший рядом с девушкой, беспрестанно вертевшей головой во все стороны. — Но их спутники летают все равно, и самолеты, особенно беспилотные, тоже могут появиться. Мы постарались сделать все, чтобы остаться незамеченными с воздуха. По земле сюда не очень-то доберешься, дозоры и секреты стоят на всех удобных тропах, ближние подступы прикрыты минными полями, так что не гуляй, где захочется, Оля. Если кто сунется, примем, как надо, но с неба мы почти беззащитны, все, что остается — прятаться. Вот мы и закопались поглубже в землю и не высовываемся без крайней необходимости. Если нас обнаружат, будет очень плохо. Американцы не станут посылать сюда солдат, просто разбомбят все без лишнего риска. Так что в скрытности наша сила.

— Здесь много места, заметила Ольга, — но я не вижу людей.

— Уже после того, как мы побывали в твоей деревне, отряд попал в засаду. Мы взорвали нефтепровод, разозлили американцев и местных лизоблюдов, и за нас взялись всерьез. Больше половины моих бойцов остались там. Остались бы и все, если бы не чудо. У нас мало опыта в таких делах. Я сам — танкист, я не умею партизанить, и другие мои люди тоже не очень сведущи в этом. Идти в атаку на врага — это одно, а действовать скрытно, внезапно появляясь и исчезая, это совсем другое. Мы еще только учимся, и за ошибки приходится платить жизнями своих товарищей. Но все исправится вскоре!

Ольга не дослушала речь полковника — она увидела выбравшегося из блиндажа человека и замерла, открыв рот. Тот тоже увидел ее и направился навстречу. Басов, перехватив взгляд девушки, удивленно воскликнул:

— Азамат! Живой? Я уже и не ждал!

— Живой, командир! Вот он я!

Азамат Бердыев и, правда, выглядел не только живым, но целым и невредимым. Точно такой же, каким его запомнил Басов при расставании в поселке — автомат, в меру потертый камуфляж, разве что разгрузки сейчас не было.

— Матвей погиб, — произнес партизан, став перед своим командиром. — Чеченцы его ранили, он приказал мне уходить. Я видел, как «духи» его убили. Я ничем не мог помочь — их было человек тридцать, а я один, с «калашом» и парой рожков!

— Я знаю. Все нормально, боец! Самому как удалось выбраться?

— Чудом, командир! Да я не один сюда пришел, с «подарком»!

В этот миг из другого блиндажа вышел партизан с автоматом наперевес, встал чуть в стороне от входа, повелительно махнул стволом, и наружу выбралась та, кого Ольга Кузнецова не ожидала увидеть здесь. Жанна Биноева лишилась большей части своего грозного снаряжения, остался только камуфляж, черной длинной винтовки же не было, как не было иного оружия.

— Это она мне помогла, — воскликнула Ольга. — Мы вместе сбежали из деревни! А перед этим она убила других боевиков! Почему она под конвоем?

— Ты все же выжила? — Чеченка увидела девушку. — Я же говорила, здесь мне не рады, для твоих я враг, а теперь враг и для своих!

— Оп-па, а я ее знаю, — присвистнул Олег. — Точно, командир! А ты помнишь меня? — Он посмотрел на понурую, злую чеченку. — Ущелье возле грузинской границы? Засада на нашу группу?

— Я помню. Тебе повезло тогда, смог опередить мою пулю

— Она — снайпер, — сообщил своему командиру Олег. — Ее взяли в плен, я видел, как ее увезли на вертолете. И на прикладе ее винтовки тогда хватало зарубок!

— Значит, расстрелять, и дело с концом, — решил Басов. — Нечего с ней возиться! Еще сбежит и потом свою стаю притащит сюда! Да и жратвы в обрез, еще один рот кормить!

— Нет! Не надо! Она меня спасла! Ей пришлось убить своего, зарезать его ножом! Чеченец хотел изнасиловать меня, а она заступилась! Не смейте ее убивать!

Все это Ольга выпалила на одном дыхании, ухватив за рукав полковника. Тот, прищурившись, посмотрел сперва на нее, затем — на пленницу, безучастно ожидавшую, когда ее поставят к стенке.

— Пожалуйста, не убивайте ее, — упрашивала Кузнецова. — Вы ничего не знаете! Застрелить не сложно, но сперва разберитесь! Вы для того спасли меня от чеченцев, чтобы сейчас, на моих глазах, казнить ту, что тоже помогла мне?!

— А я тоже знаю ее, — неожиданно произнес Басов, в упор уставившись на чеченку. — А ты меня помнишь? Под Ростовом мы с тобой встречались.

Пленница молча кивнула, соглашаясь, и полковник спросил:

— Стреляешь все так же быстро и точно?

Чеченка кивнула снова, продолжая хранить молчание.

— Увести ее! — хмуро бросил Басов, под маской холодности пытавшийся скрыть охватившее его смятение. — Смотрите в оба, если попробует бежать — валите на месте!

Партизан подтолкнул Биноеву стволом в спину, по направлению к ближайшему блиндажу, а полковник взглянул на раскрасневшуюся, взволнованную Ольгу:

— Успокойся, мы ее не тронем! Но и оставлять ее здесь опасно!

— Она вам не враг! Она же помогла мне! Ее могли убить ее же люди!

Басов только покачал головой — сказать ему было нечего, во всяком случае сейчас. Убедившись, что чеченку заперли в свободном блиндаже, полковник вновь обратил внимание на Азамата Бердыева, спокойно дожидавшегося, пока до него дойдет очередь.

— Командир, а как Ольга здесь очутилась, — поинтересовался партизан у полковника. — Зачем вы ее взяли с собой? Вы в деревне успели побывать? Не нас ли искали?

— Нет больше деревни. После того, как вы ушли от облавы, «духи» сожгли ее иказнили все население Некрасовки. Ольга — единственная, кто остался в живых, и «чехи» искали ее.

— Казнили? Всех? — переспросил, округлив глаза, Бердыев.

— Всех. А как ты повстречал эту чеченку? Оказывается, она успела пересечься чуть ли не со всеми бойцами отряда, я один, наверное, в стороне остался!

— Да уж, повстречал, — хмыкнул Бердыев, все еще пытавшийся осознать и переварить услышанное. — Тоже занятная история получилась, командир!

Азамат рассказывал быстро, без лишних слов и ненужных подробностей, заставляя Алексея Басова озадачиться еще больше. А между тем от преданной огню и мечу Некрасовки расходились круги, какие рождает брошенный в воду камень, захватывая все больше и больше людей.

Глава 7. Попутчики

Архангельская область, Россия 13–14 октября
Несмотря на скверную, вернее, совсем никакую дорогу, бронированный ГАЗ-233014 «Тигр» шел уверенно, без проблем преодолевая ухабы, так что устроившегося на переднем сидении, рядом с водителем, на полагавшемся по чину командирском месте Тараса Беркута даже почти не трясло. Газовский полноприводный бронированный внедорожник, управляемый опытным шофером, продвигался к цели на приличной скорости, влекомый вперед всеми двумястами лошадиными силами дизеля «Камминз». Подвеска с гидроамортизаторами скрадывала неровности трассы, да и вес в пять с лишним тонн с полной загрузкой не способствовал слишком уж лихим прыжкам, так что пассажиры «Тигра» могли наслаждаться хотя бы минимальным комфортом, какого стоит ждать от сугубо военного транспорта.

Полковник полиции Беркут бросил быстрый взгляд через плечо, словно для того, чтобы убедиться, что пассажиры никуда не делись, к примеру, не выпрыгнули из бронемашины на полной скорости. В задней части «Тигра», на сиденьях, установленных вдоль бортов, сидели лицом друг к другу бойцы в полной экипировке. Восемь человек, и еще столько же, не считая водителя — во второй машине, тоже «Тигре», тоже камуфлированном. Разгрузки, набитые магазинами и гранатами, бронежилеты, на головах — титановые шлемы «Сфера», способные остановить пистолетную пулю в упор. Автоматы — АК-74М или компактные АК-105 — между ног, упирается прикладами в пол.

— Координаты? — процедил сквозь зубы Беркут, покосившись на водителя.

— Квадрат ноль семнадцать. До «точки» шесть.

— Отлично. Темп не сбавлять!

Целью поездки была деревня Некрасовка — ничем не примечательная, Беркут о ней и не слышал прежде. Так, отметка на карте, не более, набор координат. Но сейчас в этих координатах происходило нечто тревожное и непонятное, и для прояснения ситуации туда направлялся офицер столь высоком звании. С той же целью, «для прояснения», он взял с собой два отделения бойцов, отбирая лучших, самых надежных и опытных. Если бы имелись более конкретные данные, возможно, к Некрасовке выдвинулась бы целая рота, а то и весь оперативный батальон в полном составе, с бронетехникой и средствами поддержки, с воздушной поддержкой. Но сейчас оснований для такого «шоу» пока не было.

Сквозь мерный рокот мотора Беркут не сразу услышал новый звук, но тот, становясь все сильнее, отчетливее с каждой секундой, все же заставил обратить на себя внимание. Стоило только полковнику насторожиться, как из-за деревьев показался вертолет. Винтокрылая машина, летевшая на предельно малой высоте, промчалась над «Тиграми», заложив вираж чуть в стороне и направившись куда-то по направлению к той самой Некрасовке.

— Черт, это же «Черный ястреб! — Тарас Беркут мгновенно узнал американский многоцелевой вертолет UH-60A «Блэк Хок». И не нужно было долго думать, чтобы вспомнить, кто в этих краях поднимался в воздух на таких машинах. — Это янки!

— Это же не их территория, — удивился водитель, который, благодаря прибору GPS, точно знал, кто и где находится. — До демаркационной линии верст двадцать!

— Ну, ты напомни им при встрече, может янки стыдно станет, — усмехнулся Беркут. — Это их территория, боец, каждая пядь этой земли принадлежит им с той секунды, когда мы подняли руки вверх, не желая рисковать своими жизнями!

Вертолет исчез за горизонтом, а «Тигры», подчиняясь приказу Беркута, продолжали движение. Бронемашины, следуя друг за другом, прошли не слишком крутой поворот, и полковник выругался, поняв, что, что бы ни произошло в Некрасовке, его опередили. Поперек скверной шоссейки стоял, лениво вращая крутившимися по инерции лопастями, тот самый «Черный ястреб». А рядом — люди в американском камуфляже и с американским оружием в руках.

Командир пехотной аэромобильной роты Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, лично возглавивший разведгруппу, посланную за пределы зоны ответственности Армии США, дождался, когда вертолет пройдет по окружности над окраиной поселка, прежде, чем дал команду на высадку. С высоты трех сотен футов из открытого люка UH-60A были видны дома, возле которых невозможно было заметить ни одного живого человека. Никто не выскакивал на улицу, чтобы посмотреть на винтокрылую машину, хотя там, на земле, не могли не слышать стрекот винта. А еще было видно большое строение, сейчас превратившееся в груду пепла, над которым еще курился дымок.

— Поляна на двух часах, — офицер указал пилоту «Блэк Хоука» подходящее для приземления место. — Высаживаемся там!

— Принято, сэр!

Американский капитан вернулся в десантный отсек, где на узких неудобных сидениях расположился десяток бойцов, все в полном снаряжении, настороженные, ничего не понимающие, и от этого неведения еще более нервные.

— Проверить оружие, — приказал офицер. — Приготовиться к высадке! Одна минута!

Нацепив на голову наушники, он переключился на общую частоту — «Черный ястреб», появившийся над русским поселком, был не одинок в этом небе.

— «Воздух-два», на связи «Воздух-один»! Обеспечьте прикрытие высадки! «Воздух-три», вести наблюдение в радиусе двух миль!

— Здесь «Воздух-два», вас понял!

— Это «Воздух-три», принято!

Вертолет пошел на снижение, зависнув над облюбованной командиром десанта поляной на высоте не более пары футов. Десантники, один за другим шагая в распахнутый люк, рассыпались в стороны, создавая вокруг геликоптера кольцо, ощетинившееся во все стороны стволами автоматических карабинов М4А1. Каждый держал свой сектор и был готов среагировать на любую угрозу, на малейший признак опасности огнем на поражение. А над головами десантников стрекотал несущим винтов второй «Блэк Хоук», направивший к земле установленные в проемах десантных люков пулеметы «Миниган», две связки по шесть стволов, при скорострельности шесть тысяч выстрелов в минуту способные за пару секунд превратить этот грязный поселок в гору трухи.

— Чисто, — по очереди сообщали десантники, не видевшие перед собой ни намека на присутствие рядом других людей. — Чисто!

— Отлично! — Командир роты, доклада которого ждали в штабе батальона, проводи взглядом третий вертолет, ушедший патрулировать ближние подступы к поселку. — Разбиться на пары! Идем на шесть часов! смотреть по сторонам в оба! Вперед!

Десантники, рассредоточившись так, чтобы при малейшей опасности занять круговую оборону, двинулись к тому самому сгоревшему зданию. Для этого им предстояло пройти наискось почти весь поселок, пока встречавший гостей с неба темными провалами окон и распахнутыми дверями. Кое-где возле домов, добротных, бревенчатых, потемневших от возраста, была видна разбросанная в беспорядке домашняя утварь.

Бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии прошли отличную школу, были привычны ко всему, могли действовать практически в любых условиях. Но тишина, давившая со всех сторон, полнейшее запустение, превращавшее русскую деревню в декорацию для фильма ужасов, действовали угнетающе. На всех, в том числе и на их командира, следовавшего в центре боевых порядков.

Внезапно безмолвие взорвалось хриплым, злым лаем. Шагнувший в калитку десантник отскочил назад, когда навстречу ему бросился огромный лохматый пес. Собака, щеря жуткие клыки, рванулась — и повисла на туго натянувшейся цепи, намертво вбитой в угол избы.

— Твою мать!

Десантник вскинул свой М4, взяв на прицел рвущегося с цепи волкодава, захлебывавшегося слюной и собственным лаем. Карабин дернулся, грянула короткая, в три патрона всего, очередь, и лай сменился жалобным визгом. Собака, в грудь которой угодили сразу три малокалиберные пули, еще билась в агонии, а солдаты двинулись дальше.

— Гребанная тварь! — десантник, старавшийся скрыть свой испуг, раздраженно сплюнул.

Солдаты, наконец, заметили то, на что сперва не обратили внимания, столкнувшись нос к носу с разъяренным псом. Во дворе лежало тело. Женщина, немолодая, растянулась у входа в дом — голова на земле, ноги на невысоком крылечке. Кровь, вытекшая из ран, уже впиталась в землю, но горка стреляных гильз никуда не делась.

— Семь и шестьдесят два, русский патрон, — сообщил один из десантников, повертев в руках находку. — Калашников!

— Не отвлекаться, — скомандовал капитан. — Вперед! Порядок прежний! И не палите, черт возьми, во все, что шевелится!

Постоянно ожидая атаки, не выпуская оружия из напряженных рук, десантники добрались до пепелища. Весь путь они слышали над головами гул турбин — пара «Черных ястребов» кружила над деревней, готовая прикрыть разведгруппу огнем своих «Миниганов». Полуобвалившиеся стены, обрамляли груду золы, из которой торчал оплавившийся крест, не носивший больше и следа позолоты.

— Это церковь? — один из десантников вопросительно взглянул на командира.

— Похоже. Проверьте, что внутри!

Пока большая часть бойцов, включая и капитана, держала периметр, наблюдая за подходами, двое десантников, разбирая завалы, растаскивая обуглившиеся бревна, пробрались внутрь. При каждом движении в воздух вздымались клубы пепла, еще теплого, не до конца сгоревшее дерево жалобно скрипело под тяжелыми подошвами десантных ботинок.

— Капитан, сэр, здесь человеческие останки! — один из десантников показался в расчищенном от завалов дверном проеме, весь в саже и копоти, словно черт из преисподней. — Здесь куча народа сгорела, сэр! Здесь десятки обгоревших черепов! И еще мы нашли вот это, — он показал оплавившиеся комочки металла. — Пули, сэр!

— А вокруг полно стреляных гильз, — заметил боец из тех, что взяли церковь в кольцо, страхуя своих товарищей. — В основном от АК, но есть винтовочные, тоже русского образца, они длиннее и у них есть закраина.

— Вот дьявол! — выругался капитан. — Капрал, связь с базой!

— Есть, сэр!

В штабе аэромобильного батальона, обеспечивавшего безопасность проложенного севернее нефтепровода, донесение от разведки ждали, и потому отозвались сразу, стоило только радисту произнести в эфир свои позывные.

— База, это Эхо-один, — назвался капитан, взявший из рук своего бойца рацию. — Мы обнаружили население деревни.

Десантники, уже все вместе, принялись разбирать завалы, находя под ними все новые останки — черепа, кости, похожие на обгоревшие палки, тонкие и хрупкие, противно хрустевшие, если кто-то наступал на них случайно. От мрачной работы командира роты вновь отвлекал рация.

— Лидер, это «Воздух-три», — прозвучал в наушниках голос, чуть искаженный помехами. — С юга по дороге к деревне движутся две русские бронемашины! Веду наблюдение!

— О, черт, у нас гости, — раздраженно произнес выслушавший сообщение капитан. — Капрал, вызывай вертолет, надо встретить их!

«Черный ястреб», тот самый, доставивший десант в поселок, появился через минуту. Вертолет никуда и не исчез, просто барражировал в отдалении, контролируя подступы к деревне. Оставив половину своих людей на руинах, командир роты в сопровождении остальных погрузился в вертолет, и винтокрылая машина снова оторвалась от земли, чтобы спустя пять минут приземлиться на пути русской колонны. Тем временем за много километров от уничтоженной деревни примчавшееся по волнам радиоэфира сообщение разведгруппы вызвало тихую панику.

Майор Гровер, выслушав донесение своего подчиненного, помрачнел еще больше, хотя и до этой минуты командир пехотного аэромобильного батальона Сто первой дивизии был чернее тучи.

— Эти долбанные чеченские ублюдки подставили моих парней, моих, черт возьми! — Уильям Гровер ударил кулаком по крышке пластикового складного столика. — За выходки гребанных чурок партизаны будут мстить моим солдатам! Кретины вырезали целую деревню, словно у себя в горах! А мне, — он еще повысил голос. — Мне придется готовить пластиковые мешки, чтобы отправлять обратно в Штаты своих бойцов! Здесь заварится такая каша, черт возьми! И русские власти тоже не будут смотреть на все это сквозь пальцы! Говард, это сделали ваши люди!

Гровер перевел дух и продолжил, прежде чем его собеседники смогли вставить хотя бы слово:

— В Ираке и Афганистане бывало всякое. Солдаты, не выдерживая постоянного напряжения, открывали огонь по толпе. Сложно оставаться нормальным, когда на твоих глазах каждый день гибнут товарищи, когда нападения ждешь каждую минуту, днем и ночью, когда врагом может оказаться любой — седой старик, женщина, ребенок, когда смерть приходит от пули снайпера или фугаса, присыпанного земле у обочины. Но это было в глуши, а здесь рядом — цивилизованная Европа. И тогда гибли единицы, а сейчас — сто человек сожжены, причем в церкви вместе со священником! Сожжены нашими людьми, с нашего молчаливого одобрения!

Рональд Говард безразлично пожал плечами:

— Это нужно доказать! А ведь на самом деле чеченцы здорово облегчили вам работу, майор! Теперь русские будут бояться помогать чертовым террористам! Это хороший урок для местных, а ведь им хочется жить, хочется иметь какую-то работу, а предложить им ее здесь можем сейчас только мы!

— Вы кретин, Говард!

Майор гневно сжал кулаки, но представитель нефтяной корпорации ничуть не смутился:

— Мы лишили противника поддержки со стороны нейтрального населения. Значит, им придется создавать здесь свои базы, тащить на себе все припасы вплоть до сухпайков. Это сделает их менее мобильными! А формально во всем случившемся можно обвинить самих террористов!

Менеджер «Юнайтед Петролеум» единственный, наверное, оставался совершенно спокойным, во всяком случае, внешне. Его, в отличие даже от привыкшего ко всему командира десантного батальона, ничуть не шокировало уничтожение целой деревни в такой близости от строящегося нефтепровода, работы на котором, несмотря на атаки террористов, близились к завершению. А вот все остальные не пытались скрыть своего волнения.

— Это мы сами лишились той ничтожной, призрачной поддержки со стороны русских, до этого дня державшихся в стороне от политики, — Гровер, не сдерживаясь, выругался. — Говард, вы кретин, причем даже не понимаете этого! Если раньше местные или просто не мешали, или даже были вам полезны, шли работать на вашу гребанную стройку, то теперь они встанут на сторону террористов! Если недавно против нас действовала горстка фанатиков, то теперь число желающих стать партизанами увеличитсяв разы, в десятки раз! И можете сколько угодно делать заявлений, обвиняя во всем самих русских, но вы никого не обманете!

— У чеченцев есть видео, где записано все, от начала и до конца, — устало заметил Джеймс Уоллес. — Ваши люди из Службы безопасности сообщили об этом! Какие еще могут быть вопросы? Мы ходим по лезвию ножа!

— Записи никто не увидит, — решительно отрезал Говард. — Никто не получит никаких доказательств! Ваши люди в поселке сделали свое дело, майор, теперь мы уверены, что чеченцы не оставили никаких улик. Так что можно говорить все, что угодно, и нам вынуждены будут поверить.

— Есть еще проблема, напомнил Уоллес. — В Россию прибывают наблюдатели от ООН. И инцидент в Некрасовке они своим вниманием не обойдут. Нужно быть готовыми к этому. Никаких улик, хотя бы косвенно связывающих со случившимся чеченцев!

Агент ЦРУ понимал, что сделанного не вернуть, и теперь все его мысли были направлены на то, чтобы ущерб от случившегося свести к минимуму. Конечно, ждать иного от чеченцев, не прекращавших войну почти десять лет, свихнувшихся в своих горах, превратившихся в бешеных зверей, было глупо. Найти в случившемся плюсы — задача непростая, но пусть хоть явные минусы будут не так видны. А в искусстве заметать следы у людей из Лэнгли был неплохой опыт, и сейчас Уоллесу предстояло использовать все свои умения ради общего дела.

— Я решу этот вопрос, — со все той же уверенностью произнес Рональд Говард. — Я вскоре вылетаю в Москву, встречу наблюдателей, поговорю с ними. Они тоже люди, в конце концов!

— Пока занимаетесь дипломатией, позаботьтесь о том, чтобы чеченцев отстранили от любых активных действий, — настойчиво потребовал Гровер. — Лично я дам своим людям приказ стрелять в этих выродков, если они попадутся под руку, так что задвиньте их подальше, Говард, посадите на цепь и наденьте, черт возьми, намордники!

Майор помнил, что бывает, когда в каком-нибудь медвежьем углу американский солдат случайно прикончит парочку туземцев. И пусть сейчас кровь русских крестьян оказалась на руках других варваров, чеченцев привели сюда они, американцы. Так что впору было позаботиться о запасе пластиковых мешков для своих солдат — Уильям Гровер не сомневался, что ответ партизан последует очень быстро. И пусть это не Ирак или Афганистан, где одного мертвого муслика достаточно, чтобы вспыхнула целая провинция, ничего хорошего майор, наученный горьким опытом прежних войн, не ждал.

— Хорошо, я отдам приказ, — кивнул Рональд Говард. — Надеюсь, вы скоро остынете и поймете, что без чеченцев нам придется нелегко. У нас ничтожно мало людей, чтобы защитить все, что могут выбрать целью для своих атак террористы. И я не собираюсь отправлять обратно целую армию, хорошо подготовленную, умеющую воевать, преданную нам, только потому, что кто-то где-то прикончил лишний десяток местных. И мои хозяева считали бы так же, знай они об этом. И, поверьте, они бы убедили ваше командование проявить большее понимание, майор.

Говард тоже многое повидал, побывав в диких землях на краю света. Там он представлял интересы корпорации и знал, что иногда аборигены не понимают, что строительство нефтяной вышки или трубопровода несет свет цивилизации. Кто-то цеплялся за традиции и заветы предков, кто-то просто не любил чужаков. Упрямцев приходилось убеждать, и методы использовались самые разные.

Рональд Говард никого и никогда не убивал своими руками, он не задумывался над тем, каково это, оборвать нить человеческой жизни. Но он отдавал приказы, зная, что одно слово может обернуться множеством смертей никому не интересных туземцев, и потому сейчас, узнав, что сделали чеченские наемники, не испытывал сильных угрызений совести. Конечно, проблем прибавится, но не так много, чтоб сходить из-за этого с ума.

— Мы полностью контролируем ситуацию, — уверенно сообщил Говард. — Это самое важное сейчас. Ублюдки из ООН сколько угодно могут совать свой нос, они увидят и узнают лишь то, что мы позволим. И не надо устраивать трагедию из-за того, что сдохло несколько грязных русских.

— Вы затеяли мерзкую игру, Рональд, — покачал головой майор Гровер. — И больше всего мне не нравится то, что мои парни должны стать в ней разменными фигурами. Ваши спятившие горцы будут резать местных, но мстить станут американским солдатам. Черт возьми, если будут гибнуть мои люди, я сам отберу у чеченцев эту проклятую пленку и разошлю ее по всем телеканалам, чтобы побольше народу узнало о том, что вы здесь устроили!

Говард усмехнулся. Майор может грозить сколько угодно, но он не осмелится нарушить приказ. А приказ — не трогать чеченцев — будет, в этом представитель «Юнайтед Петролеум» не сомневался. Служакой-солдафоном можно оставаться на уровне этого Гровера, прячась за присягу и какие-то глупые принципы, но те, кто стоят на пару ступеней выше, командуя самим майором и другими такими же, как он, вынуждены быть еще и политиками. И они смогут принять верное решение. Ну а солдаты, завербовавшись в Армию США, с самого начала знали, что могут однажды и сдохнуть, так что их жалеть Говард точно не собирался.

Появившийся в тесном кабинете майора адъютант, щелкнув каблуками, произнес, обращаясь к своему командиру:

— Сэр, сообщение от командира разведгруппы! Капитан Хиккс докладывает об экстренной ситуации!

— Что еще?!

— Майор, сэр, там появились люди из русской полиции. Они требуют, чтобы их пропустили в поселок, угрожают открыть огонь! Капитан Хиккс остановил их на окраине и запрашивает штаб о дальнейших действиях! Он готов открыть огонь, если русские попробуют двинуться дальше!

— Черт, нам еще не хватало снова сцепиться с русскими, — растерянно выдохнул Уильям Гровер.

— Не надо обострять ситуацию, — мягко произнес Говард. — Русские нам ничем сейчас не могут помешать, и мы не должны им препятствовать. Пусть все увидят своими глазами. Нам не нужен новый конфликт, пока хватает и старых проблем.

— Лейтенант, передайте мой приказ Хикксу, — обратился Гровер к своему адъютанту, не взглянув на представителя нефтяной корпорации, подчеркнуто не замечая его. — Русских пропустить, не мешать им! На провокации не поддаваться, себя вести сдержанно!

— Слушаюсь, майор, сэр!

Отдав честь, лейтенант развернулся на каблуках, покинув кабинет. Радиограмма, адресованная командиру разведгруппы, умчалась к капитану Хикксу в тот момент, когда обстановка уже накалилась до предела и для того, чтобы вспыхнуло пламя, хватило бы малейшей искры. А после этого станет поздно выяснять, кто и в чем виноват.

Тарас Беркут просидел в машине до тех пор, пока не убедился — американцы не проявят первыми инициативу. Лопасти «Черного ястреба» уже прекратили свой бесконечный бег по кругу, теперь, чтобы снова поднять вертолет в воздух, понадобится пара минут. А мощный дизель «Тигра» все так же урчал под бронированной крышкой капота, работая на холостых оборотах.

Полковник взял в руки автомат, все тот же АН-94, полюбившийся за отличную, выше, чем у любого «калаша», точность огня. Сейчас автомат с укрепленным под стволом гранатометом ГП-30 лежал перед Беркутом на специальном упоре над приборной доской. Кто-то из создателей «Тигра» оказался светлой головой, додумавшись до несложного, но такого полезного приспособления, так что теперь, устраиваясь на командирском месте, не нужно было думать, куда бы запихнуть мешающий автомат так, чтобы в случае опасности достать его без лишних телодвижений.

— Бойцы, к машине! — скомандовал Беркут ожидавшим его приказов полицейским, и сам, распахнув дверцу, покинул бронированное нутро автомобиля.

Распахнулись дверцы в корме «Тигра», и полицейские, щелкая затворами и предохранителями, попрыгали на землю, выстраиваясь по обе стороны машины. В американцев никто не целился, но все люди были наготове, не выпуская оружия из рук. в сторону американцев были направлены стволы дюжины «калашниковых» и пары пулеметов «Печенег». Сам Беркут, повесив АН-94 на плечо, пружинистым шагом двинулся к вертолету, возле которого расположилось с полдюжины американцев. И кое-кто уже взял приближавшегося русского на прицел своих карабинов М4.

С каждым сделанным шагом Тарас Беркут чувствовал, как напряжение, витавшее вокруг, становится все более ощутимым. В любой миг у кого-то с тои или другой стороны могли не выдержать натянутые до предела нервы, мог дрогнуть чей-то палец на спусковом крючке, и тогда польется много крови, прежде, чем взвинченные люди придут в себя.

— Эй, кто здесь главный? — крикнул Беркут, приблизившись метров на двадцать к вертолету. Крикнул, разумеется, по-английски, причем с каждым пройденным шагом в его направлении смотрело все больше автоматных стволов. Свой «Абакан» полковник подчеркнуто дружелюбно держал на ремне, благо, было, кому прикрыть его. — Я — полковник русской полиции, а вы находитесь за пределами американской зоны ответственности!

Из строя американских десантников выступил вперед человек, повесивший автоматический карабин на грудь, как бы демонстрируя этим мирные намерения.

— Я — капитан Хиккс, Сто первая дивизия Армии США.

— Капитан, вы на чужой территории и мешаете мне и моим людям. Объясните, что вы делаете здесь? И уберите, черт возьми, свой вертолет с дороги!

— Сперва поговорим, — предложил американец. — Наш разведывательный спутник передал сигнал о пожаре в поселке. Очень сильный пожар. Меня и моих людей направили сюда, чтобы помочь местным. В штабе посчитали, что ситуация экстренная, и не стали тратить время на согласование с вашим начальством, а я просто выполняю приказ. Когда мы убедимся, что наша помощь не требуется, мы немедленно улетим.

— Пожар? Мне известно, что в поселке Неркасовка произошло массовое убийство мирных жителей. Как представитель власти, я требую от вас убраться с дороги и не мешать мне! Это наша работа, а вам нечего тут делать!

— Мы просто хотим помочь, полковник! Да, мы нашли множество останков, а также следы того, что местных жителей, во всяком случае, некоторых убили. Есть гильзы, есть пули, но пока никаких следов тех, кто сделал это. Мое командование приказало мне разобраться, поскольку поселок находится недалеко от границы нашей зоны ответственности.

— Вы — солдаты, а мы — полиция, расследовать это наша работа, вы же умеете только оставлять за собой трупы, — зло произнес Беркут. — Прочь с дороги, я приказываю!

— Я выполняю приказы только своего командования! Если сделаете еще хоть шаг вы или ваши бойцы, мы вас нашпигуем свинцом!

Десантники, словно получив мысленный приказ, рассыпались в стороны, готовясь к бою, а над лесом неожиданно появился еще один вертолет. Люди Беркута, увидев вскинутый вверх кулак полковника, тоже бросились врассыпную, занимая позиции для боя. И только их командиры стояли, как прежде, лицом к лицу, в шаге друг от друга.

— Капитан, сейчас мы перестреляем друг друга, — процедил сквозь зубы Беркут. — Это моя земля, я не собираюсь отступать! Но кому от этого будет лучше?

— Знаю, что хуже будет вам. У нас вертолеты, для их пулеметчиков вы будете, как на ладони. Полминуты, несколько очередей из «Минигана» — и мои люди смогут вернуться к прежним делам.

— Не думаю, что все пройдет так просто! Это будет только начало новой войны! Так что лучше дайте нам проехать к поселку, капитан!

Внезапно ожила рация, закрепленная на «разгрузке» американского офицера.

— Эхо-один, прием, это База! Приказываю пропустить русских!

— База, принято, — немедленно ответил американец. — Есть пропустить! — И уже стоявшему перед ним русскому полковнику: — Сейчас мы взлетим. Можете проезжать!

«Черный ястреб» поднялся в воздух, унося в своем чреве и американцев. Развернувшись на небольшой высоте, вертолет направился к еще не видимому за лесом поселку, а за ним следом двинулась, переваливаясь на ухабах, пара камуфлированных «Тигров» русской полиции. Только теперь в головной машине стало на одного пассажира больше. Американский капитан устроился на краешке жесткого сидения в десантном отсеке русского бронетранспортера, указывая путь водителю и по ходу объясняя командиру русского отряда, что здесь произошло.

— Я не знаю, кто мог сделать это, полковник, — произнес американец, наклонившись к Беркуту. — Но уверен в одном, те, кто это сотворил — не люди! Я побывал в разных местах и многое видел, но даже в самых диких уголках подобное случившемуся в вашем поселке редкость!

Тарас Беркут не слушал болтовню попутчика, внимательно глядя по сторонам. Когда «Тигры» ехали по деревне, полицейский сразу обратил внимание на распахнутые калитки и двери, на разбросанную возле домов утварь, детские игрушки. Все это жители бросили второпях, а затем вдруг исчезли. И только собаки, ожидавшие, должно быть, возвращения своих хозяев, рвались с цепей, провожая промчавшиеся машины злым лаем, да мычали из своих стоил недоенные коровы.

— Это здесь, полковник, — сообщил американский офицер, указывая на черную коробку того, что совсем недавно было сельской церквушкой. — Мы приехали.

Едва выбравшись из бронемашины наружу, Беркут сразу обратил внимание на неестественную тишину. Она обволакивала, окутывала липкой пеленой, скрадывавшей любые звуки. Ничего, ни людских голосов, ни шума ветра, ни даже пения птиц, словно стороной облетавших пепелище. Кажется, что мотор «Тигра» заурчал тише, словно стесняясь нарушить царившее всюду безмолвие.

Вокруг сгоревшей, вернее, сожженной церкви стояли американские десантники. Хмурые, напряженные, они держали оружие наизготовку, словно в любой миг ожидали атаки. Тарас Беркут усмехнулся мрачно — единственное, что могло им грозить, это посмертное проклятье заживо сожженных людей.

— Человеческих останков тоже хватало. На брезенте, растянутом в сотне метров от руин, были аккуратными кучками разложены обугленные кости. Их было очень много.

— От машин не отходить, — приказал Беркут покинувшим «Тигры» бойцам. — Не топчите здесь и ничего не трогайте, могут остаться какие-нибудь следы.

Полицейские, с ужасом смотревшие на пепелище, молча кивали, забыв о субординации. До последней минуты никто не знал, что их здесь ждет, и реальность оказалась страшнее любых ожиданий. Пока бойцы озирались по сторонам, негромко переговариваясь, их командир двинулся к разложенным на брезенте останкам тех, кто совсем недавно жил в этой деревне, а сейчас обрел здесь свою могилу.

— Мы извлекли только часть, — негромко произнес шагавший следом за Беркутом американец, когда они подошли к костякам. — Думаю, здесь было заперто человек сто, все жители, вероятно. Когда нам приказали лететь сюда, я думал, кому-то нудна наша помощь. Я ошибся.

Несколько минут Беркут и сопровождавший его американец стояли молча, глядя на то, что осталось от церкви и от жителей деревни. На глаза бывшему майору российского спецназа попался наполовину сгоревший образ. Лик Спасителя со скорбью взирал на людей, забывших, каково это, быть человеком. На месте правого глаза у него зияла пулевая отметина.

— Кто это сделал? Вы наверняка осмотрели здесь все. Что вы нашли?

— Да, мы обыскали поселок, но ничего серьезного обнаружить не смогли, — пожал плечами американец. — Только следы людей в армейской обуви, да гильзы. Много гильз, все — русского образца. Я полагаю, это дело рук террористов, что называют себя партизанами, полковник.

— Партизаны? Это бред! Как они могут убивать своих, тем более так убивать?!

— Жители деревни, вероятно, работали на строительстве нефтепровода. Все действия партизан направлены на то, чтобы нефтепровод не был построен. Возможно, они запретили местным работать на нас, американцев, а потом, когда те не согласились, устроили показательную казнь. Без работников строительство будет продвигаться медленно, или вовсе встанет, а этого и добиваются террористы, не понимающие, что мы не только тянем здесь трубу, но и создаем инфраструктуру, даем жителям этих мест работу, возможность кормить свои семьи.

— Все равно это бред. Я не верю, — помотал головой Беркут. — Этого просто не может быть.

— Но деревня мертва. С этим спорить глупо. И, поверьте, у нас точно нет резона устраивать подобное, да и никто из моих солдат не согласится стать палачом, в американской армии нет места психопатам. А это сделали настоящие фанатики.

— Партизаны здесь не при чем!

— Возможно, полковник, — развел руками американский офицер. — Вот и попытайтесь установить истину. Мы свое дело сделали, теперь вы можете распоряжаться здесь!

Американские десантники погрузились в приземлившиеся в самом центре деревни вертолеты. Взлетая, винтокрылые машины почти одновременно, точно на параде, выполнили разворот как раз над головами русских полицейских, умчавшись затем на север. Через несколько минут три «Черных ястреба» превратились в едва заметные точки возле самого горизонта.

Тарас Беркут, проводив взглядом вертолеты, обернулся к своим бойцам, сгрудившимся возле «Тигров». Полицейские торопливо выстроились в две шеренги, уставившись на командира, и тот произнес:

— Наша задача — обеспечить неприкосновенность места происшествия до прибытия группы криминалистов. Поэтому приказываю первому отделению оцепить по периметру развалины церкви, близко не подходить, следы не затаптывать. Встать на расстоянии не менее ста метров и ждать моих приказов. Задача ясна?

— Так точно! — гаркнул командир отделения. — Есть охранять развалины!

— Отлично! Второе отделение организует прочесывание поселка. Возможно, выжившие есть, но они прячутся, и вы должны найти их. Обыскивать каждый дом, каждый сарай, все подвалы, чердаки, даже нужники! Ищите живых!

Больше всего Беркут мечтал сейчас о том, что в какой-нибудь избе с видом на церковь стоит себе на штативе видеокамера, которую забыл выключить местный житель за пару минут до казни. Стоит — и методично фиксирует хоть на пленку, хоть куда все, что произошло здесь, от начала и до конца. Полковник и сам понимал, что это глупо, совсем по-детски, рассчитывать на такое, но иначе придется ломать голову над тем, кто решился сжечь заживо десятки ни в чем не повинных крестьян, тем более, использовав для казни не сарай какой-нибудь, а храм.

— Есть, искать живых! — отозвался командир второго отделения.

— Товарищ полковник, разрешите вопрос? — раздалось вдруг из строя. — Кто уничтожил деревню? Кто мог это сделать?

— Боец, ты слышал мой приказ? Если отыщешь хотя бы одного живого здесь, мы оба это узнаем, а сейчас я знаю не больше, чем ты, — честно признался Беркут. — Американцы сказали, что это партизаны, но я не верю. Если хочешь знать правду, внимательно смотри по сторонам, может, найдешь что-нибудь интересное. А сейчас — марш исполнять приказание!

Строй рассыпался. Половина полицейских выстроилась по периметру церкви, и было слышно, как под подошвами тяжелых ботинок скрипит жирный густой пепел. Остальные бойцы, по привычке держа наизготовку оружие, двинулись по деревне, разделившись на группы по два-три человека. Немало людей, прибывших в Некрасовку с Беркутом, прошли суровую школу Чечни и Дагестана, и сейчас, в лишившемся жизни поселке вели себя в точности так же, как во время зачистки какого-нибудь отдаленного аула, просто по привычке, потому что от излишней осторожности, в отличие от беспечности, еще никто не умер. Они были готовы исполнить приказ командира со всем старанием, но полковник уже почти уверился в том, что в деревне никого не осталось. Беркут не знал, что один из тех, кто мог бы пролить свет на страшные события в поселке, бредет по лесам, не так уж далеко от этих мест.

Азамат Бердыев упорно шагал в выбранном направлении, переставляя гудевшие от усталости ноги. На спину давил рейдовый рюкзак, даром, что забитый только наполовину, плечо оттягивал автомат, при каждом шаге впивавшийся в бок гранями ствольной коробки. Идти было трудно, но партизан шел, с каждой минутой все больше удаляясь от разоренной чеченцами деревни.

Азамат хотел вернуться, защитить тех людей, что дали приют ему и его товарищу, а за это теперь вынуждены были умирать от рук дикарей, но понимал, что, вернувшись, никому не поможет в одиночку, только погибнет в бессмысленном бою. Он не был настоящим диверсантом, спецназовцем, а всего лишь командиром танка Т-80. В тесноте башни боевой машины Бердыев чувствовал себя почти всемогущим, заставляя сорок шесть тонн стали и огневой мощи подчиняться каждой его мысли. Теперь же он стал просто испуганным одиночкой с «калашниковым» и горстью патронов и только и мог, что прятаться, тайком пробираясь к своим.

Бердыев шел, ориентируясь по компасу. Карта осталась у Осипова, так что партизан точно даже не знал, куда он идет, просто двинувшись на юг и надеясь на то, что узнает знакомые места. Где-то там — база его отряда, там полковник Басов ждет вестей от своих бойцов, оставленных в этой глуши на излечение. И Азамат должен дойти, должен рассказать, что случилось. И вместе со своими товарищами отомстить сразу за все, и за то, что погибла целая деревня, и за то, что убил Матвея собственными руками, послав ему единственную пулю, вместо того, чтобы истратить ее на врагов.

Азамат не умел путать следы по-настоящему, хотя кое-чему и научился, влившись в ряд партизан. И потому, когда где-то неподалеку сперва прозвучали хлопки взрывов, а затем раздалась стрельба, бывший танкист решил, что это погоня. Прижавшись к первому попавшемуся дереву, Бердыев сорвал с плеча АК-74, готовый встретить преследователей свинцовым шквалом, подороже продавая свою жизнь. И только спустя несколько минут он понял, что где-то рядом идет бой, не имеющий никакого отношения к самому партизану. Трещали автоматы, ухали пулеметы, что-то взрывалось. Еще минут через десять все стихло.

— Что там за херня? — прошептал, разговаривая сам с собой, Азамат. Так ему было проще успокоиться, забыть об одиночестве.

Бердыев мучался, гадая, кто и с кем может воевать в глухом лесу, и одной из мыслей было то, что это его товарищи, партизаны, схлестнулись в дебрях с чеченцами, уничтожившими деревню. Возможно, полковник Басов устал ждать, когда вернутся его бойцы, и сам пришел за ними, только опоздал немного.

Почти уверенный в своей догадке, Азамат решительно двинулся туда, откуда донеслись звуки перестрелки. Все же он сохранял осторожность, сдерживая себя, ведь победителями из короткого боя могли выйти с равной вероятностью обе стороны, и неизвестно, что ждет впереди. Лес сыграл злую шутку с партизаном. Если сперва показалось, что стреляли буквально в сотне метров, за соседними деревьями, то на деле пришлось пройти больше километра, прежде чем Азамат наткнулся на следы боя.

У ног партизана лежал труп, изорванный осколками. Явно или гранатой подорвали, или наткнулся на мину. Тело было сильно изуродовано, но все равно Бердыев понял, что перед ним — чеченский боевик, из тех, которых пригрели янки. Американский камуфляж, АКМ с изогнутым стволом, черная короткая борода, зеленая повязка на лбу, пропитавшаяся кровью — все, как и полагается. Именно такие «звери» ворвались в Некрасовку, именно они убивали местных, забавляясь, упиваясь своей силой.

Обыскав окрестности, Азамат нашел еще несколько трупов, много стреляных гильз, оружие, как поврежденное, так и вполне целое на вид. Все погибшие были чеченцами, в этом Азамат не сомневался, но кто их здесь убил, бывший танкист понять никак не мог. Казалось, горцы тут сражались с пустотой, палили по воздуху из всех стволов, а затем все погибли.

— Чертовщина, — выдохнул партизан, растерянно озираясь по сторонам.

Так и не разобравшись, что произошло в лесу, Бердыев вернулся на прежний маршрут, снова двинувшись на юг. Единственное, что он сделал, прежде, чем покинуть место странного боя чеченцев не иначе как с собственными тенями, это обыскал пару трупов. О брезгливости Азамат забыл уже давно, еще тогда, когда в тверских лесах вытаскивал останки экипажей из сгоревших на марше Т-80 Кантермировской танковой дивизии. И потому сейчас он без особых колебаний обчистил пару мертвецов, разжившись несколькими рожками с патронами калибра 5,45 и тремя ручными гранатами — одной РГД-5 и парой более мощных Ф-1. Заодно взял два перевязочных пакета и упаковку с сухим пайком, только карты ни на одном из трупов не нашлось.

Пополнив запасы, Азмат продолжил свой путь, теперь уже более уверенный в своих силах. Он прошел еще километров пять, прежде чем вспомнил про запас воды. Во фляжке еще что-то плескалось, но на самом донышке. Конечно, октябрь в архангельских лесах — это не май в степях ставрополья, но все же флягу стоило наполнить. Азамат плохо представлял, где он сейчас и много ли еще нужно пройти, да и не был уверен до конца, что идет верным курсом.

Серебристая гладь то ли пруда, то ли небольшого озерца мелькнула по левую руку в тот самый момент, когда мысль о пустой фляге подавила все остальные. Обрадовавшись подарку судьбы, Бердыев изменил направление движения, нацелившись на водоем. Ближе к берегу снова разросся кустарник. Тут-то, продираясь сквозь заросли, Азамат и понял, что он не один. Партизан краем глаза заметил движение на самом берегу и, присмотревшись, увидел человека в камуфляже и походном снаряжении, опустившегося на корточки у воды.

Замерев, стараясь даже не дышать, закусивший нижнюю губу от напряжения партизан рассматривал незнакомца, не сразу сообразив, что камуфляж на том — американский. Это означало лишь одно — перед ним враг. А еще Бердыев заметил лежащую на траве рядом с человеком в камуфляже снайперскую винтовку СВД, десантную версию со складывающимся на бок прикладом и пластиковым, а не деревянным цевьем.

Некто в американском снаряжении, невысокий, узкоплечий, какой-то щуплый и хлипкий на вид, держа оружие под рукой, и оставив у ближайшего дерева пухлый рюкзак, неторопливо пил, устроившись к лесу вполоборота. Он явно был один, и Азамат решил рискнуть. Он не был специально обученным диверсантом, но кое-чего успел нахвататься в лагере партизан, например, научившись «снимать» часового или бесшумно перемещаться по лесу. Кем бы ни оказался тот человек у озера, он мог, как минимум, стать ценным источником информации, а заодно и трофеев, возможно даже карты или, что совсем невероятно, навигатора.

Сдав назад, выбравшись из зарослей, Азамат Бердыев, стараясь производить как можно меньше шума, принялся обходить своего противника по широкой дуге, заходя сзади. Оружие он держал наготове, сняв АК-74 с предохранителя и дослав патрон в ствол. Нет ничего хуже, палить из автомата в лесу, слышно будет за несколько верст, но, в конце концов, карту взять можно и с трупа, а рисковать, ступая с неизвестным в рукопашный бой, Азамат не желал.

Осторожно, шаг за шагом, порой застывая на несколько минут, Бердыев крался к добыче. Сквозь ветви он уже видел спину незнакомца, все так же склонившегося над водой. Тот, кажется, ничего не подозревал, подпустив врага к себе на ничтожные двадцать шагов. Правда, винтовка лежала рядом, на расстоянии вытянутой руки, но партизан уже сжимал обеими руками потертый «калаш», а незнакомцу еще нужно было потратить драгоценные секунды на то, чтобы дотянуься до оружия, прицелиться, повозиться с предохранителем.

Азамат на мгновение потерял из виду добычу, скрывшись за стволом молодой сосенки, чтобы, выбравшись из-за укрытия, оказаться точно позади жертвы. Но, когда он смог вновь видеть берег озерца, человек в камуфляже исчез. Снайперская винтовка со сложенным прикладом все так же лежала на земле, к толстому стволу дерева был прислоненкамуфлированный рюкзак, но их владелец исчез.

По инерции Бердыев сделал еще два шага вперед, от растерянности опустив автомат стволом вниз. В этот миг сзади-справа раздался сперва сухой щелчок предохранителя, а затем — хриплый голос, скомандовавший:

— Брось оружие на землю и замри! Стой, как стоишь, не вздумай оглядываться, если не хочешь сдохнуть прямо сейчас!

Голос, приказывавший партизану, был женским, и, поняв это, Азамат от удивления выпустил из рук автомат. Так и не сделавший ни одного выстрела АК-74, выскользнув из разжавшихся ладоней, упал под ноги партизану, а голос, произносивший слова по-русски, но с явным акцентом, хотя и не сильным, продолжил:

— Кто ты такой? Что ты здесь делаешь и почему следишь за мной? Где остальные?

Судя по звуку, обладательница голоса приближалась, заходя Азамату с боку. Очень хотелось повернуть голову, посмотреть, с кем его свела судьба в глухом лесу, но еще больше хотелось жить, а не валяться на земле в луже собственных расплескавшихся мозгов.

— Тебя Турпал послал? Ему мало тех, кого я отправила к Аллаху? В одиночку за мной пошел?

— Меня никто не посылал, — выдавил из себя Азамат. — И Турпала никакого я не знаю. Я видел в лесу трупы, это ты их убила? В одиночку?

— Эти ишаки сами шли под мои пули! Как и ты сейчас. Хотел подобраться поближе, чтобы одним выстрелом прикончить?

Она обошла Азамата, став перед ним и целясь в партизана из массивного девятимиллиметрового АПС. Тяжелый автоматический пистолет казался слишком большим в руках хрупкой смуглой девушки, хмуро глядевшей на Бердыева исподлобья. Мешковатый камуфляж скрывал очертания ее фигуры, на голове была повязана косынка-бандана, и оттого партизан не понял сразу, что видит женщину. А сейчас эта женщина был готова пристрелить его на месте, обманув, выманив из укрытия, как последнего идиота.

— Я ничего плохого не хотел, — попытался успокоить незнакомку партизан. — Я хотел поговорить, но боялся, что здесь засада. Хотел присмотреться получше!

— Кто ты? — Девушка в камуфляже пристально уставилась на Бердыева и вдруг воскликнула, словно что-то вспомнив: — Ты партизан, русский! Я видела тебя, когда вы бежали вдвоем из русского аула!

Азамат Бердыев напрягся, готовый к броску. Перед ним был враг, и пусть у чеченки в руках оружие, он, бывший гвардии сержант Российской Армии успеет добраться до нее, вцепиться в глотку, мстя за своего павшего товарища.

Жанна Биноева долго кружила по лесу, петляла, путая следы, пока не убедилась окончательно, что за ней следом никто не гонится. Она не боялась преследования, наоборот, так даже лучше, чем трусливо бегать от собственной тени. Но во творой раз посланные Исмаиловым боевики могли оказаться более осторожными или просто более удачливыми, а она еще не спешила на встречу со Всевышним.

Добравшись до лесного озерца, Жанна позволила себе отдохнуть, но, не успев расслабиться, ощутила чужое присутствие. Чей-то взгляд коснулся ее, изучая, оценивая. Снайперша застыла, прислушиваясь к шорохам, доносившимся из леса, и к собственным ощущениям. Пару минут она провела неподвижно, и уже решила, было, что ей просто померещилось что-то от усталости, когда рядом треснула ветка, а затем зашуршала листва под чужими ногами.

Биноева угадала, откуда появится ее противник. Она не верила, что это люди Исмаилова — те бы давно расстреляли ее, ведь амиру, жаждущему отомстить за брата, хватит и отрезанной головы. Но тот, кто скрывался в кустах на берегу, стрелять не спешил, и Жанна решила ждать.

Чужак старался быть осторожным, но все равно выдавал себя звуком шагов, дыханием, даже запахом пота и оружейной смазки. В последний миг Жанна отскочила в сторону, даже не думая трогать свою СВД — винтовка, надежная и мощная, в ближнем бою была только помехой из-за своей неразворотливости. И когда человек в камуфляже, настороженно сжимавший автомат, выбрался из зарослей, она вытащила из кобуры надежный «Стечкин».

Жанне потребовалось несколько минут, чтоб вспомнить одного из ужавших из деревни русских партизан, за головами которых и послали их отряд. Один из них, схваченный людьми Исмаилова, был убит, но не чеченцами. Он погиб от пули своего товарища, и сейчас этот человек стоял перед Биноевой, настороженный, напряженный, готовый броситься в бой.

— Это ты застрелил того русского, которого мы захватили живым? — в упор уставившись на пленного, спросила Жанна, как профессионал, тогда оценившая мастерство стрелка.

— Вы, ублюдки, хотели отрезать ему голову, как барану, — ощерился партизан. — А так мой товарищ умер быстро и легко, как мужчина, а не захлебываясь в луже собственной крови! Но вам, зверям, я такую участь не обещаю! Вы вырезали целую деревню, ни в чем не повинных людей, просто потому, что так захотелось! Скольких ты прикончила? Ты стреляла в них или резала глотки? Как тебе больше нравится?

— Я убила одного, вспоров его брюхо, — сухо процедила Жанна, вспоминая, как хрипел Исмаилов, когда ее нож погрузился в его плоть. — Потом застрелила еще одного, возможно, двоих, но второго могла только ранить. А потом мне пришлось бежать, потому что я убивала своих, чтобы спасти русскую девчонку-медсестру, которую иначе изнасиловали бы все подряд! И вашу деревню сожгли из-за меня!

Она с вызовом смотрела на партизана, не забывая держать его на прицеле. Их разделяло четыре шага, можно преодолеть в одном прыжке, если постараться, но Жанна была уверена, что бросившегося на нее русского встретят на полпути пули из ее пистолета. Она хорошо умела стрелять не только из винтовки СВД.

— Значит, те боевики в лесу, ты убила их? — догадался партизан. — Они хотели отомстить, пошли за тобой, а ты всех прикончила, одна? Заманила их на мины? А фельдшер из деревни, где она? Она тоже здесь, с тобой?

— Тех, кого ты нашел в лесу, убила я, а перед этим заманила в засаду, отвлекая от русской девчонки. Я не знаю, где она, мы расстались в лесу, она пола к своим, но не обратно в деревню. Она была жива и здорова, а больше я ничего не знаю.

— Как же ты стала стрелять в своих? Вы, чеченцы, держитесь друг за друга!

— Они — звери, а убить зверя не зазорно, если он становится слишком жесток!

— Точно, звери, — усмехнулся партизан. — И грызете друг друга, как звери! Только что стреляла по русским партизанам, не понравилось, решила убить парочку своих!

— Молчи, неверный шакал! Или я реши прикончить и тебя! Ты мне не нужен, только мешаешь! Убью тебя и пойду дальше!

— Я — мусульманин, — вскинулся партизан. — Я не русский — я татарин, родился в Казани, прекрасном городе! Мой прадед совершил хадж в Мекку семьдесят лет назад! мой отец совершал намаз в соборной мечети Кул-Шариф! А ты всю свою жизнь провела в каком-нибудь диком ауле, как и все твои предки!

Биноева замерла, открыв рот, удивленная этой гневной отповедью. Вздумай партизан напасть сейчас, он бы добился успеха, и «Стечкин» в руках Жанны не стал бы помехой. Но пленный не двинулся с места.

— Выходит, твои теперь охотятся на тебя, верно? — спросил партизан. — Ты убила немало своих братьев, они захотят твоей крови. Куда ты думала идти? Ты же здесь чужая, в одиночку не выживешь. После того, что случилось с деревней, чеченцев будут ненавидеть со всей силой и станут им мстить, все подряд!

— Меня не так просто убить! Те, кого послал за моей головой Турпал Исмаилов, тоже думали, что легко справятся, их было больше, у них было много оружия. Те, кто смог спастись, трусливо бежав, больше так не считают! И ты думал, что меня так просто застать врасплох, решил, что можешь убить меня, а можешь посмеяться, а теперь я могу тебя убить, когда захочу! Я тебя пристрелю и уйду дальше, и никто меня не остановит! Я вернусь в Чечню, в горы, там я родилась, там и останусь, и больше не буду прислуживать американцам! Пусть неверные убивают друг друга сами!

— До Чечни далеко, — пожал плечами партизан, забыв, что и этот жест может быть истолкован, как попытка сопротивления. — Ты можешь и не дойти! Если не хочешь служить американцам, тогда помоги нам справиться с ними! Меня зовут Азамат, и ты права, я был в деревне. Моему товарищу повезло меньше, а я ушел. Теперь я ищу свой отряд, своего командира. Когда он узнает, что ваши сделали с деревней, он захочет отомстить. И я этого хочу. А ты нам можешь помочь!

— Снова убивать своих? Ваши партизаны с этим справятся не хуже.

— Ты можешь знать что-то важное для наших командиров! Просто иди со мной, расскажешь, что знаешь, и тогда отправляйся в Чечню или куда угодно!

— Как только я приду к твоим товарищам, они меня повесят! Ты прав, твои захотят мести, и проще всего будет начать с меня!

— Этого не будет, поверь! Ты спасла ту, которая помогал мен и спасла Матвея — моего товарища, которого вы схватили в деревне!

— Я убивала русских солдат и раньше, — прошипела Жанна. — В Чечне! Много солдат! Я — ваш враг!

— Была война. Теперь мы воюем с другим врагом, прошлое можно не вспоминать, для этого будет лучшее время! Поверь, тебя не тронут! А так ты пропадешь, ты одна, в чужом краю. Здесь не выжить!

Биноева медленно опустила пистолет, только теперь почувствовав, как сильно затекла державшая его рука. Она уже успела подумать о том, как быть дальше, и не нашла ответа на этот просто и сложный одновременно вопрос. здесь она была чужой, и теперь осталась в одиночестве. Привыкнув жить в стае, чувствовать поддержку братьев, Жанна сейчас прочувствовала, как никогда глубоко, каково это, оказаться одной. Тем более, когда те самые братья были готовы драться между собой за право первым перерезать ей глотку.

Идти обратно в Чечню — хорошая мысль, но Жанна помнила, как долго они летели сюда на американском грузовом самолете. Обратный же путь предстояло проделать по земле, и это будет несравнимо медленнее. Часы полета превратятся в дни, недели странствий по враждебной земле, где каждый вправе поступить с ней, как пожелает. Она понимала русских — после того, что творили опьяневшие от крови чеченцы, их можно было ненавидеть столь люто. И теперь у нее не было выхода, до той самой минуты, когда этот партизан предложил идти с ним.

— Хорошо, я согласна, — кивнула Жанна, убирая обратно в кобуру поставленный на предохранитель «Стечкин». — Я пойду с тобой, хочу посмотреть, для войны с кем нас наняли американцы, пообещав огромные деньги. Они разгромили вашу армию за пару дней, а с вами не могут справиться сами. Мне интересно. Но учти, если ты задумал какую-нибудь хитрость, тебя я успею отправить на тот свет, и еще столько ваших, сколько смогу!

— Договорились, — усмехнулся чуть расслабившийся партизан, после того, как Жанна перестала держать его на прицеле. — Я запомню.

— Подними свое оружие, — разрешали снайперша. — Только вытащи магазин и извлеки патрон из ствола. Мне так будет спокойнее.

Азамат послушно сделал все, отомкнув рожок и передернув затвор. Выпавший патрон он заботливо убрал в карман «разгрузки», там же расположился и магазин. Повесив автомат, превратившийся в бесполезный кусок металла, за спину, вниз стволом, как научили более опытные товарищи, чтобы не замочить патроны и на засорять грязью затвор, партизан вновь обратился к чеченке:

— Я готов. Но я не знаю, куда точно идти. Карта у тебя есть? Если нет, мы можем долго кружить по этому лесу!

— Вот карта, — сухо ответила Биноева, протягивая сожженный гармошкой лист бумаги.

— Уже лучше! Что ж, если сейчас мы где-то здесь…

Партизан задумался, размышляя, что-то бормоча себе под нос и водя пальцем по карте. Потом сообщил:

— Нужно идти на юго-запад, примерно километров тридцать. впереди должна быть река, будем двигаться параллельно ей, это лучший ориентир. В конце концов, нас заметят.

— Хорошо, если твои товарищи узнают тебя и не встретят очередью в упор!

— Не, скорее на мину наткнемся, — усмехнулся совсем уже повеселевший Азамат. — Так что под ноги смотреть надо постоянно. У нас умельцы есть, такого понаставят, сами потом боятся ходить!

Не слушая больше партизана, Биноева тем временем взвалила на спину рюкзак, повесила на плечо черную СВД, имевшую какой-то хищный вид, и лишь тогда будто вновь вспомнила про Азамата.

— Готов? Ты пойдешь первым, а я за тобой. Я должна все время видеть тебя.

— Не доверяешь? Ну дело твое, — пожал плечами Бердыев. — Как скажешь. Что, идем уже?

Вместо ответа Жанна лишь толкнула его в спину, и партизан двинулся в путь, бросив быстрый взгляд на компас. Пройти предстояло немало, причем в основном — по лесам, через заросли, где каждый километр, отмеренный на карте, мог растянуться вдвое. Азамат беззаботно зашагал, что-то даже принявшись насвистывать себе под нос и иногда поправляя сползавший с плеча ремень своего АК-74. с автоматом, даром, что незаряженным, партизан чувствовал себя более уверенным. По роду службы прежде ему мало приходилось пользоваться таким оружием, более привычной была танковая пушка, но, подавшись в «лесные братья», гвардии сержант Бердыев быстро восстановил навыки, свыкшись с «калашом», поверив в него.

Шагая по лесу, Азамат даже переставал ощущать присутствие рядом чеченки, ее настороженный взгляд, сверливший спину. И лишь когда он, забывшись, отрывался, уходя вперед слишком далеко, злой окрик из-за спины заставлял вспомнить, что партизан не один гуляет по таежной чаще. В этом случае партизан, ничего не отвечая, сбавлял темп, стараясь выдерживать дистанцию, но затем вновь разгонялся, и история повторялась.

Шли долго. К вечеру, как прикинул Бердыев, преодолели километров двадцать, потому что ничего кроме оружия и боеприпасов с собой не несли. Когда стало слишком темно, чтоб безопасно ходить по незнакомому лесу, сделали привал. Биноева молча достала из рюкзака сухпай, половину отодвинув поближе к партизану. Тот кивнул, ничего не говоря, и оба принялись за еду.

— Зачем ты убивала своих? — вдруг спросил Азамат. — Не понимала, что станешь врагом для них? Что тебе до русской девчонки? Вы же русских ненавидите!

— В детстве я видела, как пленным русским мальчишкам отрезают головы, вспарывают животы, заживо сдирают кожу. Это было страшно, а все мои земляки смотрели и смеялись. Говорили, что это война, что русские — враги, что с нашими пленными они делают то же самое, если рядом нет каких-нибудь журналистов или командиров. Не знаю, так ли это. Но эти мальчишки все-таки были солдатами, они знали, чего ждать. А та медсестра, она просто попалась на глаза одному выродку, который решил ее изнасиловать. Я знаю, как это больно и мерзко, и не смогла сдержаться.

Жанна отвернулась, замолчав, и Азамат не решился ни о чем ее спрашивать. Так, молча, расправились с сухим пайком, устроившись на ночлег. Стоянку Биноева окружила несколькими растяжками, использовав гранаты РГД-5 и моток тонкой лески. А наутро, сняв «сюрпризы», чеченка быстро собралась, и в том же порядке путники двинулись дальше.

— Мы идем слишком долго, — мрачно произнесла Биноева, когда минул полдень, и позади осталось еще километров пятнадцать лес, по которому, казалось, прежде не ступала нога человека.

— Скоро будем на месте. Я мог и промахнуться на пару километров.

В том, что он не ошибся с выбором маршрута, Азамат убедился спустя всего полчаса. Лес вокруг ничуть не изменился, но партизан успел ощутить чужое присутствие рядом, хотя сам не знал, что заставило его насторожиться. Его путница тоже что-то почуяла, внезапно замерла, стаскивая с плеча винтовку, но прежде чем СВД устроилась в ее руках, из зарослей раздался негромкий голос:

— Замрите на месте! Стволы на землю, или покрошим в фарш!

Сразу с трех сторон раздались щелчки предохранителей, лязг металла, каким сопровождается взведение оружия. Жанна Биноева растерянно озиралась по сторонам, не выпуская из рук винтовку, ствол которой, в прочем, направила себе под ноги.

— Третий раз не повторяю, — раздалось из-за кустов, но уже с другого места. Азамат так и не понял, как укрывавшийся в зарослях человек мог перемещаться так бесшумно. — Бросай оружие!

— Положи винтовку, — попросил Бердыев, понизив голос. — Нас просто изрешетят. Хорошо еще, сразу не расстреляли без разговоров!

Биноева колебалась еще несколько секунд, показавшихся бесконечно долгими, но все же аккуратно опустила оружие на землю, затем выпрямившись во весь рост и подняв руки над головой. Азамат тоже швырнул в сторону бесполезный автомат. И только тогда заросли расступились, пропуская сразу двух человек в «лохматом» камуфляже, скрывавшем очертания фигур. Один направился к партизану и чеченке, опустив стволом вниз АКС-74, второй остался в стороне, держа гостей на прицеле. И Бердыев, хотя и здраво оценивавший свои способности следопыта, был почти уверен, что в зарослях есть еще кто-то третий, страхующий двух своих товарищей. Одно неверное движение, жест, истолкованный, как попытка атаковать — и их обоих срежет меткая очередь, превратив в два куска мяса, сочащихся теплой кровью.

— Ворон? — Бердыев прищурился, вглядываясь в лицо того, кто шел к ним. — Ворон, ты что, своих не признаешь уже?

— Азамат? — воскликнул партизан удивленно. — Азамат, ты как здесь оказался? Мы уж заждались тебя! А ты гуляешь оказывается! А кто это с тобой еще?

Несмотря на то, что партизан узнал товарища, его напарник держал оружие наизготовку, но теперь ствол АК-74 был нацелен на Жанну Биноеву, так и стоявшую с поднятыми руками.

— Она со мной, Ворон. Мне к командиру надо, вместе с ней. Есть, что рассказать. Полковник сейчас на базе?

— Уехал недавно. Подождать придется, — сухо ответил Ворон, изучая незваную гостью. — Идем, Азамат, провожу до лагеря. Подругу твою, так и быть, возьмем с собой, только сперва сбрую снимем и руки свяжем. Не нравится она мне.

Когда Биноева, стащив разгрузочный жилет и отцепив кобуру со «стечкиным» и ножны с боевым ножом, протянула руки, позволяя партизану связать себя, Азамат негромко произнес, взглянув на нее:

— Не бойся! Все обойдется!

Ничего не ответив, Жанна дождалась требовательного толчка стволом в спину, двинувшись вслед за партизанами по укрытой от постороннего взгляда тропе к лагерю. Для нее пути назад в этот миг уже не было, а впереди ее не ожидало ничего хорошего.

Глава 8. Взгляд в прошлое-3: Мстители

Южноуральск, Россия 2 июля
Когда Наташа предложила Олегу остаться у нее до утра, Бурцев не колебался ни мгновения. Слишком много времени он провел в местах суровых, жестоких, беспощадных, слишком часто мечтал о том, как вернется к своей любимой, чтобы быть с ней рядом отныне и навсегда. И потому после единственного «Да!» они почти ничего не говорили друг другу, лишь потом, в жаркой темноте, дрожащим от страсти голосом шептали то, что всегда приходит на ум, когда остаются только двое в целом мире.

Они долго не могли успокоиться, но, наконец, уснули на смятой постели, обнимая друг друга. А вырваться из забытья Олега заставил звук, который он не спутал бы ни с чем иным даже во сне. Пульсирующий гул, сперва тихий, едва угадывающийся среди шумов просыпавшегося город, проникавших за плотно задвинутые занавески, за прикрытую дверь спальни, вдруг превратился в могучий рык, заставив Бурцева рывком сесть на кровати. Олегу потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он и как тут оказался, а затем бывший гвардии старший сержант бросился к окну, успев увидеть медленно проплывающий над городом самолет прежде, чем тот скрылся из виду, заслоненный соседний высоткой.

— Олег, что это было?

Наташа сонно моргала, приподнявшись на локте и непонимающим взглядом уставившись на парня. Но прежде, чем Бурцев ответил, откуда-то сверху вновь волной накатил рокочущий гул, и теперь уже Олег, не успевший отойти от окна, смог рассмотреть серую «тушу» самолета, проследовавшего тем же курсом, что и предыдущий. Крылатая машина была отчасти похожа на старенькие Ан-12, на которые Олегу пришлось вдоволь насмотреться за время службы в десанте — такой же объемный фюзеляж, четыре мотогондолы под прямыми крыльями, сверкающие диски воздушных винтов. Вот только звезды на окрашенных в светло-серый цвет плоскостях и высоком «плавнике» киля были не красные, а белые.

Транспортный самолет Локхид «Геркулес» со снижением прошел над городскими кварталами, жужжа, словно гигантский шмель. Редкие прохожие, оказавшиеся на улицах в этот ранний час, замирали, запрокидывая головы, провожая испуганными взглядами воздушный корабль. У них, обычных людей, еще была возможность гадать и сомневаться, а Олегу некогда было тратить время на такую ерунду.

— Это американцы!

Бурцев уже торопливо одевался, чувствуя, как сердце тревожно сжимается в груди — об их небольшом городке, наконец, вспомнили, и теперь что-то неизбежно должно было измениться в размеренной и, в общем-то, спокойной жизни.

— Олег, не уходи, — Наташа подошла к парню сзади, обнимая его за талию. — Останься! Мне становится страшно!

— Надо идти! Я вернусь, Солнце, как только смогу!

Бурцев, заставив себя не слышать испуганный лепет, торопливо одевался. Натянул джинсы, поднял с пола скомканную водолазку, вспомнив на миг, как прошлой ночью они торопливо, дрожащими руками срывали друг с друга одежды, вспомнив, и прогнав столь не вовремя нахлынувшие воспоминания. Вот и красная повязка дружинника заняла свое место на правом плече.

— Надо идти, — негромко произнес Олег, положив руки на плечи девушке. — Я вернусь!

Вернувшись в родной город, бывший гвардии старший сержант колебался вступить в народную дружину, хотя на самом деле все было решено за него. И, правда, куда еще податься молодому, сильному и здоровому парню, постигавшему искусство войны в стычках с беспощадным, умелым и по средневековому жестоким врагом в диких горах, тем более, когда иной работы в городе практически нет. Немногочисленные заводы перестали получать заказы — их продукция оказалась намного дороже той, что ввозили американские фирмы, развернувшие свои производства повсюду, от Аргентины до Узбекистана и Малайзии. Можно было пристроиться на рынок грузчиком, тоже неплохое занятие, и вполне прибыльное по местным меркам, тем более, тяжелой работы три года ползавший по горам Бурцев не боялся. Но Олег выбрал для себя более важное дело, присоединившись к тем, кто охранял покой Южноуральска. Бывшему десантнику тоже было ради кого ходить по темным дворам с автоматом.

Желание Олега новое начальство и товарищи встретили с пониманием и выдали ему табельное оружие из бывшего милицейского арсенала, красную нарукавную повязку, заменившую всем униформу, погоны и шевроны. Так гвардии старший сержант Бурцев стал одним из тех, на ком держался порядок и покой его родного города.

Удивительно, но перемены в стране здесь были заметны лишь тем, что милиция, которой простые горожане порой боялись больше, чем любого хулигана, сменилась патрулями дружинников. Тем более, многие из них и сами прежде работали в органах внутренних дел. Ничто больше не напоминало о присутствии где-то рядом американцев, о смене власти и трех кровавых днях войны. Но все понимали, что это временно, и чужаки из-за океана, явившиеся в Россию, чтобы обосноваться в ней всерьез и надолго, явятся и в этот тихий уголок. А потому каждый дружинник знал, как поступить в этом случае, получая самые подробные инструкции.

Олег Бурцев, оставив перепуганную едва не до обморока Наташу, со всех ног бежал по наполнявшимся народом улицам в сторону районного отдела милиции, бывшего, разумеется, теперь превратившегося в базу дружинников. Никто не давал такой команды, но каждый боец знал, что именно там следует собираться в случае любых неожиданностей. И потому сейчас Олег видел, как мелькают вдалеке красные повязки на руках его товарищей, тоже спешивших, что есть мочи. А над головами не смолкал рокот заходивших на посадку американских самолетов.

Разогнавшись, Олег выскочил на мостовую, и тотчас отпрыгнул назад, оглушенный ревом клаксона. Прижавшись к фонарному столбу, дружинник во все глаза смотрел на промчавшуюся по улице автоколонну, распушавшую редких прохожих. Возглавлял ее автомобиль, своими очертаниями напоминавший знаменитый американский «Хаммер», но Олег быстро узнал бронеавтомобиль «Тигр» — в Чечне таких было немало у внутренних войск, еще ими пользовались разведчики. В отличие от «Хамви», вмещавшего всего четырех человек, эта машина могла перевозить целое отделение, являясь полноценным бронетранспортером. И сейчас один такой, размалеванный пятнами камуфляжа, на полной скорости промчался мимо Олега. Бурцев успел даже разглядеть зачехленный пулемет, установленный на крыше, на открытой турели.

— Это еще кто? — с испугом спросила стоявшая рядом с Олегом немолодая женщина, державшая за руку мальчика лет пяти, пухлого и белобрысого. — Жуткие какие! Что же будет?

— Все будет хорошо! Вы пока лучше оставайтесь дома, подождите немного, пока все не успокоится! Так безопаснее, на всякий случай!

Следом за «Тигром» двигались, урча мощными дизелями, сразу три грузовика «Урал-4230», причем не простые, а с бронированными кабинами и установленными в кузовах бронемодулями. Эти модули, коробки из противопульной брони, с бойницами и смотровыми щелями, превращали мирные грузовики в импровизированные бронетранспортеры. Такие машины в Чечне Олег тоже видел, их ставили в колонны, маскируя брезентом, и не раз решившиеся устроить засаду боевики попадали в ловушку. Веря, что одной очереди из автомата по брезентовому тенту хватит, чтобы убить всех, сидящих внутри, «воины джихада» натыкались на яростный ответный огонь, и иногда, чтобы положить конец очередной дерзкой шайке, не требовалась мощь летевшей на выручку авиации.

Десятитонные «уралы», грохоча колесами по асфальту, величаво проплыли мимо оторопевшего Олега, исчезая за поворотом. А следом за ними, замыкая небольшую колонну, ехала машина, которую бывший десантник видел лишь на фотографиях да на экране телевизора. Бронетранспортер СПМ-3 «Медведь» был создан для Внутренних войск на базе известного грузовика ГАЗ-66 по идеологии MRAP, то есть с усиленной противоминной защитой. От прародителя «Медведю» досталась лишь двухосная полноприводная база, на которую установили коробчатый бронекорпус совершенно новой конструкции. Он тоже был вооружен пулеметом, крупнокалиберным «Кордом» на дистанционно управляемой турели, аналогичной устанавливаемым на танки Т-90, то есть, в отличие от более легкого «Тигра», пулеметчик вел огонь изнутри, из-под брони, практически не подвергаясь риску.

Машины скрылись за поворотом, а Олег еще несколько секунд ошарашено смотрел им вслед, прежде чем догадался, что странная колонна, явно не имевшая отношения к американцам, двигалась в ту же сторону, куда так спешил и он сам. Бурцев со всех ног бросился вослед, но, разумеется, опоздал. Когда он вбежал на внутренний двор милицейского отделения, там было уже полно его товарищей, гудевших, точно рассерженный осиный рой, а с краю выстроились в ряд те самые машины.

Бойцы дружины образовали некое подобие строя в центре плаца. А возле приткнувшихся с края его «Тигров» и грузовиков переминались с ноги на ногу люди в американском «пиксельном» камуфляже, представлявшие собой разительный контраст с местными. Дружинники были одеты, в лучшем случае, в милицейскую форму без погон и нашивок, а в большинстве своем и вовсе в гражданское и от остальных жителей отличались лишь красными повязками, выглядя теперь на фоне вновь прибывших какими-то оборванцами.

Незнакомцы в американском камуфляже небрежно держали в руках непривычного вида «калашниковы». Оружие было явно короче стандартного АК, но заметно длиннее «ксюхи», АКС-74У, который чаще всего можно было видеть в руках стражей порядка. И, в отличие от той же «ксюхи», у этих автоматов приклад был хотя и складывающийся, но не каркасный, а монолитный, из черного пластика, как у АК-74М.

— Это что за публика? — Олег, ничего толком не понимавший, хмуро взглянул на выбравшегося из толпы Рохлина. — Кто такие?

— Полиция, — сказал, как плюнул, Дмитрий. — «Варяги»! Проститутки московские своих прислали, чтоб за нами приглядывали!

— Блин, и стволы какие-то у них странные, — покачал головой Бурцев. — Таких и не видел даже!

— Да «калаш» это, «сотой» серии, АК-105. Вроде ни армия, ни менты такими не вооружались, их для папуасов всяких, на экспорт делали только. Говорят, неплохая «машинка», дальнобойность и кучность лучше, чем у «окурка», но почти такой же компактный, в городе или на машине удобно, наверное.

— Блин, самого новья не пожалели, — усмехнулся Олег.

— Бойцы, в две шеренги становись! — Над плацем разнесся волнами эха голос начальника дружины. — Равняйсь! Смир-р-на-а-а!

По толпе прошла волна, и она, толпа, превратилась в не слишком ровный строй. А за всеми этими эволюциями наблюдали парни в американском камуфляже. Они о чем-то говорили между собой, кучкуясь у машин, кто-то курил, но оружие оставалось в руках, а пристальные цепкие взгляды скользили по шеренгам дружинников. Беспечностью здесь и не пахло.

— Внимание, бойцы! — приказал бывший замначальника городского управления внутренних дел Южноуральска, ныне возглавивший народную дружину. Сменив майорские звезды на красную повязку, он не перестал командовать, взяв под свое начало почти две сотни ополченцев.

К строю дружинников вышел бритый наголо здоровяк с перебитым носом, в таком же, как у остальных приезжих американском камуфляже, но с черными звездочками старшего лейтенанта на полевых погонах. Могучая грудь была обтянута разгрузочным жилетом «Тарзан» М-24 отечественного производства, нагрудные карманы которого, казалось, могут в любой миг треснуть от набитых в них коробчатых магазинов для пистолета-пулемета.

Казалось, этот громила собирается прямо сейчас в дальний рейд, не даром таскал на себе такой боекомплект. Само оружие висело на плече, необычный, футуристичного вида пистолет-пулемет, у которого приемник магазина был совмещен с пистолетной рукояткой управления огнем, а увеличенная спусковая скоба одновременно являлась передней рукояткой. Сколько не пытался Олег Бурцев, тип он так и не определил, так и не вспомнив о разрекламированном несколько лет назад, как идеальное оружие ближнего боя, девятимиллиметровом ПП-2000.

Крепыш в американском камуфляже молча прошел вдоль строя, демонстрируя бойцам самообороны поясную кобуру, оттягивавшую поясной ремень. Из кобуры торчала широкая рифленая рукоять пистолета, явно не «Макарова», который Олег мог уже узнать с первого взгляда. Старший лейтенант, сопровождаемый хмурыми, настороженными взглядами дружинников, дошел до края шеренги, развернулся на каблуках, и, пройдя в обратном направлении шагов десять, остановился.

— Значит так, — произнес офицер, исподлобья оглядывая дружинников. — Говорю один раз, первый и последний. Я — старший лейтенант Осипов, командир оперативного взвода полиции. С этой минуты порядок в вашем городе, безопасность его жителей, поддерживаем мы, я и мои товарищи. Здесь, как и повсюду в стране, власть будет только в одних руках. А так называемую народную дружину следует немедленно расформировать. Я благодарю вас за службу и приказываю немедленно сдать оружие, незаконно выданное вам из арсенала городского управления милиции. Больше вам оно не понадобится!

— Это наш город, — выкрикнул кто-то, стоявший рядом с Олегом. — Мы сами будем следить здесь за порядком! Мы защитим наши дома!

Полицейский, ставший похожим на разъяренного быка, остановился почти напротив Олега, придавливая дружинников своим тяжелым взглядом. Бурцев сумел, наконец, опознать пистолет — новенький девятимиллиметровый «Грач», он же пистолет Ярыгина под парабеллумовский патрон. Сам Олег такую «пушку» видел издали, да разок подержал в руках во время службы на Кавказе, когда это оружие, формально принятое на вооружение в далеком две тысячи третьем году, только начало поступать в элитные части.

— Повторять приказ не буду! Все оружие должно быть возвращено в арсенал, дружина распускается! И еще — ношение огнестрельного оружия с этого дня считается преступлением! Все, у кого есть легальное оружие, обязаны держать свои «стволы» дома, иначе нарушители будут задержаны, а оружие — изъято! У меня все! А теперь сдайте оружие!

— А как же американцы? — неожиданно воскликнул Рохлин. — С голыми руками их встречать?!

— К американцам никакой агрессии не проявлять. Они разместят свой гарнизон на аэродроме, здесь будет их перевалочный пункт. По взаимной договоренности за пределы аэродрома американцы не сунутся, порядок в городе — наша работа. Но на любые ваши выходки они будут отвечать огнем, без колебаний, так что на территорию аэродрома отныне вход строго запрещен, и лучше не соваться туда, если вы не самоубийцы. В ваших интересах ужиться с янки, им ваши дела все равно без надобности. Еще опросы есть?

Вопросов было, разумеется, море, но пока они еще зрели в головах ничего не понимавших дружинников. И полицейский офицер, не теряя времени даром, скомандовал растерянной толпе:

— Сдать оружие!

Прибывший в Южноуральск представители новой власти не церемонились. Пока Осипов обращался к дружинникам, большая часть его бойцов, а всего их было под полсотни, рассредоточилась по плацу. И в тот миг, когда прозвучала команда, на нестройные ряды ополченцев со всех сторон были направлены стволы автоматов. Мгновение, хотя бы намек на неподчинение — и дружинникиво сметет свинцовый шквал, от которого здесь не спастись и от которого некуда бежать. И они поняли это, потянувшись к Осипову, один за другим, и бросая оружие на асфальт к его ногам.

У Олега Бурцева оружия не было, он только явился на смену, и получить его не успел. Возможно, было бы лучше, имей каждый дружинник свой ствол всегда под рукой, но начальство решило иначе. И это тоже правильно, народ везде горячий, не нужно, чтобы кто-то по пьяной лавочке у себя дома стал размахивать хотя бы «макаровым». И потому Бурцев, как и многие, явившийся в райотдел с пустыми руками, просто прошел мимо настороженных полицейских, покинув внутренний двор. Оставалось надеяться, что эти люди и впрямь прибыли сюда, чтоб сохранить порядок.

— Что голову повесил, братан? — Понуро шагавшего, куда глаза глядят, Бурцева нагнал Дмитрий Рохлин. — Куда теперь двинешь, раз дежурство отменяется?

— Не знаю. Думаю, что теперь делать. А ты как? Что решил?

— Сперва посмотреть надо, — пожал плечами бывший теперь уже дружинник, успевший избавиться от ненужной больше красной повязки. — Поглядим, что к чему, а потом и думать будем. Все-таки эти, — он кивком указал в сторону райотдела милиции, где уже вовсю хозяйничали московские гости, — это не янки, свои, русские. Может, и не будет хуже. А если что, к партизанам подамся!

— Партизаны? — непонимающе нахмурился Олег.

— Ну да! Не перевелись еще богатыри на земле русской. Говорят, кое-где уже отряды собираются и американцев помаленьку щиплют. Хоть Самойлов и приказал армию распустить, кое-кто на его приказ просто положил, и воевать вовсю продолжает. Потому пиндосы этих «полицаев» и организовали, чтобы мы друг друга сами давили. Иначе зачем им сначала армию распускать, а потом опять ее вооружать! Привыкли, суки, туземцев стравливать, чтобы чистенькими оставаться, жизни свои ценят дорого, зря не рискуют!

Бурцев лишь пожал плечами. Он пока еще не разобрался в происходящем, тем более, события менялись с пугающей быстротой, на него навалилось все и сразу. Еще полчаса назад Олег был одним из тех, на ком держался порядок в родном городе, и парень гордился этим. А теперь он — никто, как и сотни его товарищей, вместе с оружием словно лишившихся воли. Срывая с рукавов повязки, дружинники брели по улицам, опустив головы и даже не замечая пролетавших низко-низко американских самолетов. Всеми овладела растерянность, и Бурцев не был исключением.

— Ладно, подождем, — вздохнул он отрешенно, взглянув на Рохлина. — Посмотрим.

— Ничего, братан, все путем! — Дмитрий хлопнул Олега по плечу. — Выше нос!

Бурцев в ответ лишь кивнул. Он пока даже не задумывался о том, чем займется, мечтая лишь, чтобы привычный уже порядок не рухнул с появлением новых людей. Эти грозные на вид бойцы с новейшим оружием, в новой форме, были чужаками, им нечего было здесь защищать, и оставалось верить, что они просто будут хорошо делать свою работу.

Простившись с Рохлиным, Олег направился домой. Надо было успокоить родных, наверняка места себе не находивших от царившей в городе нервной суеты. И остаться с ними, заставляя поверить, что все будет хорошо. Себя Олег почти заставил в это поверить, не зная, что всего через два дня случится беда.

Рота Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии Армии США, высадившись в Южноуральске, первым делом начала готовиться к бою. Подгоняемые окриками офицеров и сержантов десантники торопливо оборудовали огневые точки, укрепляя периметр полузаброшенного аэродрома. Совсем недавно здесь базировалась пара изношенных до предела вертолетов «Кольт»[10], да древний биплан «Гоплит»[11]. А теперь на летном поле теснились громоздкие С-130 «Геркулес», доставившие в город бойцов и технику, а также все, что могло потребоваться на первое время немногочисленному гарнизону, находившееся в отрыве от баз снабжения. А техники, прибывшие с одним из «Локхидов», уже разворачивали мобильный центр управления полетами, готовясь принимать транспортные «борта» с людьми и грузами, следовавшие в самые отдаленные уголки покоренной России.

Доблестная Восемьдесят вторая, высадка которой в русской столице окончательно сломила дух вражеских лидеров, и после победы не почивала на лаврах. Десантники вместе с бойцами прорвавшейся им на выручку Третьей механизированной наводили порядок в Москве, патрулируя ее улицы прежде, чем русская полиция вернулась к своей работе. Пришлось также разоружать многочисленные гарнизоны в окрестностях столицы, и не всегда солдаты российской армии, даже получив приказ свыше, были готовы добровольно сдаться.

Вот и теперь парашютно-десантная рота, прибыв в никому прежде неизвестный русский город, первым делом подготовила позиции на случай вражеской атаки, и не важно, насколько нереальной она могла быть сейчас. Действуя на автоматизме, десантники оборудовали пулеметные гнезда, развернули минометы, возвели на месте проходной укрепленный пропускной пункт, перекрыв подъездную дорогу бетонными блоками, раздобытыми здесь же, на заброшенной стройплощадке. И только потом, когда дело было сделано, поняли, что война закончилась, что никто не стреляет и не пытается атаковать их.

— Наши парням нужен отдых, — объявил своим взводным командир роты, убедившись, что теперь аэродром укреплен настолько надежно, насколько это может сделать сотня человек. — Они все хорошо потрудились и заслужили награду. Разрешаю увольнения в город. По три-четыре человека, без оружия.

Где-нибудь в Афганистане или Ираке подобное было бы абсолютно невозможно. Там, где угрозе нападения подвергались даже вооруженные до зубов патрули, где воздухе трещал от ненависти и злобы, безоружного американца, хоть на минуту покинувшего территорию базы, толпа просто разорвала бы на куски голыми руками. Но здесь царил мир, и потому решение командира бойцы приняли с восторгом. Они штурмовали Москву, поставив победную точку в молниеносной кампании, и теперь заслужили отдых, могли позволить себе расслабиться. Рота десантников, закаленных в боях в самых разных уголках земного шара, была здесь единственной силой, против которой никто не осмелится выступить, и командир, дав увольнительную, хотел продемонстрировать русским, что американцы здесь единственные хозяева.

— Напоминаю еще раз, — сурово произнес командир взвода, наставляя первых счастливчиков, получивши увольнительную и переминавшихся с ноги на ногу возле пропускного пункта. — В конфликт с местными не вступать, не провоцировать их. Я не собираюсь вытаскивать из дерьма ваши задницы. Этим русским я не доверяю, так что держитесь начеку, но не нарывайтесь зря!

— Есть сэр!

Пройдя чек-пойнт, на котором несли службы четверо десантников в полной экипировке, вооруженных двумя пулеметами, единым М240, установленным за ограждением из мешков с песком, и крупнокалиберным «браунингом» М2 на укрытом за эимм же бруствером «Хаммере», рядовой Рауль Родригес остановился, растерянно оглядевшись по сторонам. Куда идти дальше, он не знал, как не знал и русского языка, сомневаясь при этом, что кто-то из проходивших мимо русских, опасливо косившихся на стоявшего посреди дороги десантника, знает английский или, тем более, испанский.

— Эй, приятель, идем с нами, — окликнули из-за спины Родригеса и тот, обернувшись, увидел Луиса Орсо, своего земляка-пуэрториканца, и Джебадаю Локка, темнокожего громилу из Нью-Йорка, завербовавшегося в армию, чтобы избавиться от слишком назойливого внимания тамошних копов.

— А что, есть идеи, парни?

— Идей полно! Можно неплохо оттянуться, — подмигнул Орсо и, убедившись, что рядом нет вездесущих офицеров или злобного сержанта, вытащил из-за пазухи небольшой пакетик с белым порошком. — На всех хватит, и за качество ручаюсь!

— «Сахарок»? — Родригес догадался, что в пакетике не сахарная пудра, тем более, кокаин он прежде видел не раз, да и не только видел.

— Он самый! Ну, ты с нами, приятель?

Трое десантников двинулись в сторону городских кварталов. Они ловили на себе мрачные взгляды местных жителей, попадавшихся навстречу. В прочем, на пути у трех могучих парней в камуфляже, даром, что безоружных, никто встать не осмелился. Русские, зрелые мужики и молодые парни с глазами голодных волчат, лишь хмурились, скрежеща зубами да сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Чертово стадо, — фыркнул Локк, в упор взглянув на какого-то парня, исподлобья уставившегося на американцев, прижавшись спиной к стене дома. — Странно, что мы потратили на них три дня, а не три часа. В Багдаде бы нас уже разорвала на куски толпа, а в Кабуле бы нас просто пристрелили.

Десантники, наслаждаясь свободой от нарядов и приказов, гуляли по городу, бесцеремонно раздвигая встречный поток пешеходов, переходя дороги там, где хотелось, слыша за спиной громкий визг тормозов и брань водителей, махавших кулаками, высовываясь из машин. Им на всю эту суету было плевать.

— Эй, кажется, это кабак, — окликнул товарищей рядовой Орсо, указывая на крыльцо, у которого, под поцарапанной вывеской, пили пиво из банок несколько подростков. — Остановимся там?

— Грязная дыра, — процедил Локк. — Ладно, черт с вами, посмотрим, что за забегаловка.

Мальчишки, сосавшиепиво, расступились, пропуская внутрь американцев. Кто-то что-то произнес им вслед, но, стоило только Родригесу, шедшему последним, остановиться, обернувшись, их и след простыл.

— Трусливые крысеныши! — Рядовой усмехнулся и вошел внутрь, хлопнув дверью.

Посетителей в кабаке было мало, две компании, в одной трое, в другой четверо, накачивавшиеся пивом в сумраке слабо освещенного зала. При появлении новых гостей все они уставились в строну входа. Разговоры смолкли, и только музыка продолжала литься из динамика плохонькой стереосистемы. Из-за стойки навстречу американцам вышел пузатый мужик в поварском фартуке, темнокожий, темноглазый и горбоносый, выжидающе взглянув на гостей.

— Что за «хаджа»? — нахмурился Орсо, которому хозяин кабака сразу напомнил какого-нибудь афганца или иракца. — Эй, что смотришь, мать твою?! Пива, всем!

Разумеется, сказано это было по-английски, и владелец заведения ничего не понял. Луис Орсо вытащил из кармана пачку мятых купюр, швырнув их на стол, и тотчас русский исчез, переместившись за стойку. А через пару минут к столику, за которым расположились американцы, подошла высокая девушка с подносом, на котором теснились пивные кружки.

— Посиди со мной, крошка, — осклабился Локк, указывая себе на колени. — Ну же, куда ты убегаешь?!

Официантка исчезла, а хозяин кабака хмуро глянул на американцев. Тем временем остальные посетители куда-то исчезли, даже не допив свое пиво и оставив деньги на столах.

— Ну, что, оттянемся, парни? — Луис Орсо вытащил из кармана пакетик с белым порошком. — Вы со мной? Или я все один вынюхаю!

— Черта с два, — загоготал Локк. — Одному тут слишком много! И не жди, что я останусь в стороне!

Орсо деловито насыпал дорожку на грязной, исцарапанной столешнице, втянув ноздрей крупинки кокаина, фыркнув и помотав головой.

— Кайф!

Джебадайя Локк тоже отправил себе в нос щепотку белого порошка, а за ним последовал и Родригес, не собиравшийся отставать от товарищей. Рядовой почувствовал, как словно что-то взорвалось в голове, а затем тело наполнила необычайная легкость, и мир вспыхнул яркими красками.

— Отлично! — хрипло произнес Родригес.

Давешняя официантка вдруг появилась в зале, собирая пустые кружки с соседнего столика. Потянувшись за одной из них, она нагнулась, и ткань джинсов обтянула округлые ягодицы, а кофточка поднялась вверх, так что можно было увидеть верх трусиков, выглядывавших из-под брюк. Рауль Родригес, почувствовав, как в паху разливается приятное тепло, встал, нетвердой походкой направившись к девушке.

Наташа Румянцева недовольно покосилась на трех американцев, хлебавших пиво, постаравшись сделать это так, чтобы те не заметили ее взгляд. Распугавшие посетителей солдаты, кажется, не собирались уходить. Это было плохо — смена у Наташи заканчивалась всего через полчаса, и тогда, закрыв ресторан, она, наконец, сможет увидеть Олега.

С тех пор, как жених Наташи вернулся в родной город, влюбленные не расставались, проводя вместе каждую свободную минуту. И пусть Олег вернулся домой вовсе не героем войны, в парадном мундире, с рядами орденов и медалей на широкой груди, как это представлялось ей в мечтах, а просто приехал на попутке, осунувшийся, плохо выбритый, в потрепанном камуфляже даже без погон, все это было не важно. Олег снова очутился рядом, и Наташе хотелось только что им больше не пришлось расставаться. И потому сейчас, считая минуты, оставшиеся до закрытия, он думала лишь о том, как снова увидит своего единственного, как он обнимет ее, подхватит на руки, осыпая поцелуями. Ей хотелось исчезнуть из полутемного зала, наполненного звуками чересчур громкой музыки, и она могла бы легко сделать это. Если бы не нежданно явившиеся американцы.

Чужаки, распугавшие немногочисленных клиентов, кажется, и не думали, что пора уходить. Эта троица, заняв лучшее место, одним своим видом заставляла разворачиваться на пороге заходивших в кафе людей, убираясь подальше от неприятностей. но американцы ничего не замечали. Вылакав уже не меньше литра пива на каждого, они в очередной раз позвали девушку к себе. Подойдя, Наташа увидела на столике рассыпанный порошок, похожий на муку. И такая же «мука» осталась под носом одного из американцев, огромного негра с выбритой до зеркального блеска головой.

Девушка отшатнулась, увидев остекленевшие взгляды троицы, и один из американцев поднялся, шагнув к ней. Наташа испуганно взвизгнула, отскочив назад, а американец, смуглый и темноволосый, похожий на цыгана, пьяно рассмеялся.

— Дядя Самвел, — крикнула девушка, спиной вжимаясь в стену. — Дядя Самвел!

Хозяин ресторана был уже тут как тут. Не теряя времени на разговоры, бывший борец-«вольник», ухватил американца за плечо, отшвырнув его в сторону.

— Эй, вы, успокойтесь! — рыкнул Самвел. — Наташа, уйди!

Девушка скрылась за спиной хозяина, а двое американцев уже поднимались из-за стола, двинувшись ему навстречу. Негр, что-то рыкнув, подскочил к хозяину заведения, без замаха ударив того кулаком в живот, а затем, когда Самвел согнулся от боли, добавивший тому ребром ладони по шее. А затем, перешагнув через безжизненное тело бывшего спортсмена, проигравшего самый короткий в его жизни поединок, темнокожий американец направился к Наташе.

Девушка взвизгнула, когда негр схватил ее железной хваткой. Наташа пыталась вырваться, царапалась, брыкалась, но этим только раззадорила американца. Американец с размаху швырнул девушку на стол, смахнув на пол пивные кружки и повалив ее на спину, а затем, не обращая внимания на сопротивление, сам навалился сверху. Хрипя, обдав щеку уже переставшей вырываться девушки, он рванул на Наташе джинсы, и прочная ткань жалобно затрещала. Низ живота девушки пронзила острая боль, и сознание, словно не выдержав свалившихся испытаний, отключилось прежде, чем негр уступил место второму своему товарищу.

Георгий Бурцев шел по ночной улице, с наслаждением затянувшись сигаретой. Сегодняшняя смена в автосервисе, где он работал слесарем уже месяц, выдалась непростой, и рабочие разошлись уже затемно. Вкалывать приходилось по-серьезному, но зато и платили неплохо, особенно по нынешним меркам, когда заводы закрывались всюду, и только торговля еще как-то держалась. Надо будет пристроить туда и сына, подумал Георгий, широко шагая по мостовой. После того, как распустили дружину, Олег сидел без дела, и страдал от этого, отец это замечал лучше других. Надо будет поговорить с хозяином, в конце концов, крепкие руки всегда пригодятся, а опыт — дело наживное, научиться можно всему.

Размышляя о жизни и смоля папиросу, Георгий поравнялся с темной подворотней. Из сумрака запросто могли показаться искатели ночных приключений, но этого бывший морской пехотинец, отслуживший срочную на Кольском полуострове, не боялся, да и брать у него было нечего, если только не повезет нарваться на любителей чисто подраться.

Вместо пьяных криков типа «дядя, дай закурить», из переулка вдруг донеслось рыданье. Кто-то в темноте плакал, тоскливо, страшно, на одной ноте. Помедлив, Георги шагнул в сумрак, сжимая кулаки. Плач звучал все отчетливее, совсем рядом, и мужчина увидел темный комок, забившийся между мусорных баков и содрогавшийся в такт всхлипываниям.

— Эй, что случилось? — Георгий приблизился, вглядываясь во тьму.

Неожиданно забившийся в угол человек вскочил и бросился к нему. Прежде, чем Бурцев-старший успел что-то сделать, его шея согнулась под тяжестью девичьего тела, а щека стала мокрой от чужих слез.

— Дядя Жора! Дядя Жора!

— Наташа? — Бурцев узнал невесту своего сына. — Что с тобой?

Только теперь он понял, что на девушке ничего нет кроме плаща — ни одежды, ни даже белья. Зато лицо было покрыто кровоподтеками, левый глаз затек, а из лопнувшей губы струилась кровь, так же, как струилась она по бедрам, засыхая бурыми пятнами.

— Кто это сделал? — зло спросил Георгий, встряхнув бившуюся в истерике девушку. — Кто?!

— Американцы, — услышал он сквозь всхлипы. — Пришли к нам, трое. Дядя Самвел… он хотел защитить, пытался… они его били… я не смогла убежать, а их трое… они меня… каждый…

— Суки! — прорычал Бурцев. — Они где сейчас? В твоем ресторане? Или уже ушли?

— Оставались там… не знаю… дядя Жора, не говорите Олегу ничего, пожалуйста!

Заходившуюся в рыданьях девушку Георгий Бурцев принес домой на руках, пройдя три квартала по темным улицам и ничего не боясь. Троица подвыпивших парней вывернула навстречу ему из переулка, один из них, увидев, что мужчина несет на руках обвисшую безвольной куклой девушку в рваной грязной одежде, спросил:

— Земеля, что за дела? Случилось что?

Георгий ответил, для этого хватило нескольких слов. Троица расступилась, пропуская Бурцева, а затем двинулась следом за ним. Кто-то еще попадался навстречу, одни смотрели молча, другие окликали. Он рассказывал, и к дому пришел уже в сопровождении десятка незнакомых молодых парней и мужчин постарше. Еще столько же собралось у крыльца. Люди мрачно курили, дожидаясь, пока он уведет Наташу в дом, а затем, когда Георгий, порадовавшись лишний раз, что сын куда-то ушел, появился на крыльце, толпа, разросшаяся уже почти до полусотни злых мужиков, нахлынула на него:

— Где они?! Где эти козлы?! Знаешь, куда идти?!

— Знаю! За мной!

Обратный путь проделали в молчании. Никто не кричал, подбадривая себя, было слышно только злобное сопение да звук шагов. Мрачная толпа окружила ресторан, располагавшийся в цокольном этаже обшарпанной пятиэтажки. Из узких окон бил свет, слышалась музыка. Люди стояли молча, пока дверь не распахнулась, выпуская наружу троих. Первым шел огромный негр в распахнутом камуфляжном кителе, за ним еще двое смуглых парней, шагавших неуверенно, пошатывавшихся и державшихся друг за друга.

— Вот они, — крикнул кто-то в толпе. — Мочи пиндосов!!!

Первого нападавшего негр свалил с ног ударом в челюсть, второму досталось ногой в живот, но третий, не полагаясь на кулаки, огрел американца обрезком арматуры по голове, а затем на него навалилось разом с полдюжины горожан. Многие из них впервые видели друг друга, но сейчас ярость объединила их в единый организм, слитно работавший кулаками и ногами. Негра сбили с ног и принялись избивать, жестоко, без пощады, методично обрабатывая бока, слыша после каждого удара хрип и хруст костей.

Двое других американцев попытались сбежать. Одного настигли быстро, тоже сбили с ног и тоже принялись бить, кто чем. Арматура, обрезки водопроводных труб, велосипедные цепи, просто палки и осколки кирпичей — в ход пошло все. Но третий насильник, неожиданно проворный, вырвался, и, пробежав сотню шагов, наткнулся на десяток вооруженных до зубов людей. Камуфляж на них был привычный, американского образца, но оружие — русское.

— Эй, это американец! — удивленно крикнул один из людей.

Рауль Родригес почувствовал ужас, поняв, что оказался в западне. Кокаиновый дурман окончательно развеялся, американский десантник был уже готов биться насмерть, но в свете уличного фонаря увидел нашивку полицейского на рукаве одного из русских, преградивших ему путь.

— Какого черта здесь происходит? — другой страж порядка, держа в руках компактный пистолет-пулемет, приблизился к толпе, окружившей лежавших на земле американцев. — Прекратить! Разойтись, черт возьми!

Его не услышали, но когда треснула автоматная очередь, и над головами с визгом пронеслись пули, опьяневшие от крови люди опомнились, отпрянув назад.

— Какого черта?! Вы напали на американских солдат?! Что это значит?!

Толпа расступилась, подустив к растянувшимся без движения американцам командира отряда полиции, лишь недавно прибывшего в город. Старший лейтенант Осипов, держав наготове компактный ПП-2000, обвел взглядом злых, тяжело дышавших людей:

— Что здесь творится?!

— Они изнасиловали девушку! Пришли в наш город, творят, что хотят! Убирайтесь отсюда, мы сами разберемся!

— Черта с два! Мы наведем здесь порядок! Отдайте мне американцев, их нужно отправить на аэродром, если они вообще живы! Ну, что стоите?!

— Пошел на хрен! Гаси этих «полицаев», братаны! Вали их!

Толпа качнулась, живая волна хлынула навстречу горстке полицейских, сразу ставших предателями в глазах этих людей. Осипов, для большего страха передернув затвор, направил ствол пистолета-пулемета на приближавшихся людей:

— Всем назад! Ни шагу, или открываю огонь! Назад, мать вашу!!!

Толпа замерла в нерешительности, и в этот миг за спиной и полицейских, выстроившихся жидкой цепью, взревел мотор, и вспыхнули мощные фары. Показавшийся громадным чудовищем камуфлированный «Хаммер» встал поперек улицы, и пулемет, установленный на турели над плоской крывшей внедорожника, развернулся, нацелившись на толпу. А следом за ним появился еще один автомобиль.

Из машин выбралось несколько американцев, на этот раз в полном снаряжении, в касках, бронежилетах, со штурмовыми винтовками, и винтовки эти были направлены на застывших в смятении людей. Только что перед «народными мстителями» были три безоружных, беспомощных «пиндоса», и вот вместо них уже отделение вооруженных до зубов солдат.

А вот командир американского патруля, вызванного еще одним десантником, тоже получившим увольнение и увидевшим, как линчуют его братьев по оружию, не колебался ни мгновения. Русские напали на солдат Армии США, возможно, убили двоих из них, но даже если и нет — неважно.

— Открыть огонь!

Затрещало разом полдюжины малокалиберных М16А2, и в унисон им заухал мощный М240 с одного из «Хамви», выплевывая длинную струю раскаленного металла. Свинцовый шквал буквально смел толпу бесчинствующих туземцев. Командир взвода, посланного для спасения попавших в западню десантников, видел, как русские, настигнутые пулями его бойцов, падают, валятся друг на друга их тела. Кто-то пытался уползти, оставляя за собой кровавые развода на грязном асфальте, но спасения не было. Через двадцать секунд выстрелы смолкли, и в живых здесь остались лишь несколько русских полицейских, и то потому только, что рядом был единственный выживший из троицы десантников, а стрелять по своему американский сержант не стал бы и под страхом смерти.

— Какого черта вы сделали?! — к командиру отделения подскочил Матвей Осипов, ухватив американца за грудки. — Вы только что расстреляли толпу безоружных людей! Это военное преступление!

На глазах у офицера вновь созданной полиции погибли, были жестоко убиты десятки обычных людей, тех, кого он был готов защищать, завербовавших в стражи порядка, пусть даже и служа насажденному чужаками из-за океана подставному «правительству».

— Я уничтожил террористов, посягнувших на жизнь американских солдат! И лучше тебе заткнуться, парень, если не хочешь, чтобы я и тебя посчитал террористом, черт возьми! Эти выродки получили то, что заслужили!

Американские десантники понимали без слов своего командира, и стволы винтовок, еще не остывшие, были направлены уже на русских полицейских. Рауль Родригес, поняв, что сейчас может начаться стрельба, подскочил к прибывшим на помощь братьям по оружию, скрывшись за их спинами.

— Ты, — американский сержант взглянул на Осипова. — Прибери тут! Своих мы берем с собой, вы уберите остальные трупы! И запомните, что их будет еще больше, если кто-то из жителей этого ублюдочного города посмеет хотя бы взглянуть косо в сторону военнослужащего Армии США!

Десантники, оказывается, подготовились буквально ко всему. Тела своих товарищей, до неузнаваемости изувеченных разъяренной толпой, они аккуратно упаковали в пластиковые мешки, отыскавшиеся в багажниках «Хаммеров». В один из внедорожников загрузили трупы, а в другой посадили выжившего в избиении бойца, который сам еще не верил в чудесное спасение.

— Бойцы, слушай приказ, — произнес Осипов, когда американцы исчезли. — Тела относить на тротуар! Обыщите их, может, у кого есть документы, чтобы долго не мучиться с опознанием!

— Командир, мы что, будем теперь прибирать трупы за пиндосами?! Они убили тьму безоружных людей!

Осипов ничего не ответил. Надев форму полицейского, бывший сержант ОМОНа, получивший заветное офицерское звание просто так, потому что оказался одним из первых добровольцев, да еще имел опыт именно полицейской службы, до этой минуты верил, что он и его товарищи смогут подрежать порядок. Те, кого американцы посадили в Кремле, возможно, и были продажными сволочами, но они быстро сообразили, что страна без власти скатится в хаос, и вытащить ее оттуда окажется невозможно. Именно поэтому, преодолев сопротивление тех же американцев, они создали отряды полиции, вернули оружие в руки тех, кто был готов служить своей родине. Но теперь Матвей Осипов понял, что никто не считает их хозяевами своей земли. Американцы смотрят на русских стражей порядка, как на ничтожных статистов, а свои же, русские, в глаза называют предателями, уже прилепив прозвище «полицаев» к тем, кто пытался, как только возможно защищать их же самих, охранять их покой.

Лейтенант полиции наблюдал, как его подчиненный таскают изрешеченные пулями, начиненные свинцом тела по пустой, совершенно безлюдной улице. Расстрелянных американцами горожан просто укладывали в ряд на тротуаре, и когда число трупов перевалило за две дюжины, Матвей Осипов резким движением сорвал с плеча трехцветный шеврон, скомкав его, швырнув себе под ноги.

— Командир, ты что? — один из полицейских удивленно уставился на Матвея.

За нашивкой последовали погоны, полевые, российского образца, с тремя маленькими звездочками. Оторвав их, с треском, с немалым усилием, Осипов бросил на асфальт пистолет-пулемет, затем избавился от массивного «Грача», оттягивавшего пояс.

— Я не готов служить могильщиком при пиндосах, — произнес он, обведя взглядом замерших в удивлении товарищей. — Нам дали оружие и право применить его только для того, чтоб мы не посмели обратить это оружие против настоящих врагов нашей страны! Американцы — захватчики, и ведут себя как захватчики, и я не стану им служить!

— Это же дезертирство, — с удивлением произнес кто-то.

— Как угодно! Быть цепным псом при своих врагах я не могу! Кому по нраву такая служба, оставайтесь, но только не я!

Избавившись от оружия и снаряжения, оставив себе только камуфляж, хоть и полученный из рук врага, но все же оказавшийся слишком удобным, чтобы с ним расставаться, Матвей Осипов двинулся по улице, не оборачиваясь и каждую секунду чувствуя спиной взгляды своих товарищей. В эти мгновения он не думал, что делает, не сознавал последствия поступка. И тем более он не видел, что за бывшим лейтенантом полиции наблюдают сразу двое. Один, молодой парень в джинсовой куртке, из-под которой выглядывала полосатая тельняшка, переводил взгляд с шагавшего четко, как на параде, полицейского, на знакомое, родное до боли лицо, застывшее в посмертной гримасе. Второй, крепкий мужчина в потертом камуфляже, смотрел лишь на Осипова, задумчиво качая коротко стриженой на армейский манер головой. Затем он развернулся, и, оставаясь все так же незамеченным, двинулся к неприметному микроавтобусу УАЗ, приткнувшемуся в тихом переулке.

Когда Олег, встревоженный ночной суетой, прибежал домой, было уже слишком поздно. Тело Наташи изломанной куклой валялось на полу, посреди комнаты, а старенький протертый ковер под ним потемнел от крови. Нож, обычный кухонный, каким режут хлеб, девушка и в посмертии продолжала крепко сжимать окоченевшими пальцами.

— Нет, — прошептал Бурцев, опускаясь на колени рядом с телом той, с кем хотел провести всю свою жизнь, каждый отпущенный ему день. — Это не правда! Нет!

Весь город был растревожен звуками ночного боя, и прежде, чем стало понятно хоть что-то из происходящего, Олег бросился домой, чтобы быть рядом со своей семьей, защитить, помочь. На пороге его встретила мать. По ее лицу Олег понял, что случилось что-то страшное.

Женщина пыталась остановить сына, но Бурцев, оттолкнув ее, влетел в дом, увидев остывающее тело. Мать, войдя следом, тихо произнесла:

— Не хотела она с этим дальше жить. А я не углядела. Нет мне прощения.

Олег не стал плакать, не потому, что стеснялся, просто больше не мог. Слезы закончились там, на ночной улице, вдоль которой были аккуратными рядами разложены трупы. Подойдя к одному из них, Бурцев не смог поверить сразу, что не ошибся, и что все это происходит не в кошмарном сне.

— Отец? — Олег увидел лицо, безжизненное, словно гипсовая маска. — Что с ним? — спросил он у находившихся рядом людей. — Он жив? Нужен врач!

— Никто ему уже не нужен, парень, — хмуро произнес смутно знакомый мужик, коснувшись плеча Бурцева. — Три пули в упор, в сердце. Сегодня таких много. Американцы расстреляли толпу. Мало кто жив остался.

— Отец! — отрешенно произнес Олег.

— Держись, парень, — вымолвил, опуская взгляд, тот самый мужик, вновь хлопнув Бурцева по плечу. — Держись уж как-нибудь.

Оказавшиеся там люди помогли донести тело до дома, втащив его во двор на куске раздобытого где-то брезента. Мать, вышедшая на крыльцо навстречу сыну, сразу все поняла, и, не стесняясь, зарыдала в голос, рухнув ничком на землю. Олег несколько минут стоял рядом, а затем, не обращая больше ни на что внимания, зашел в дом.

Сознание его было удивительно светлым для того, кто в несколько минут лишился двух самых дорогих людей. Олег точно знал, что ищет, забравшись в платяной шкаф и аккуратно вытаскивая из него коробки с обувью, какие-то пакеты. Наконец он взял в руки сверток, нечто длинное, замотанное в промасленную ткань в несколько слоев. Развернув тряпку, Олег поднял, держа перед собой на вытянутых руках, ружье.

Отец давно не ходил на охоту, но двустволку ТОЗ-БМ шестнадцатого калибра бережно хранил, изредка доставая ее, чтобы стрельнуть для пробы пару раз в загородном лесочке, а затем, тщательно вычистив и смазав, снова убрать в темный шкаф. Олегу с детства нравилось это ружье, он мог бесконечно долго любоваться плавным изгибом шейки приклада или матовым блеском начищенных стволов. В юности сам стрелял несколько раз, когда отец был в хорошем расположении духа. Всегда — в воздух или по консервным банкам. Теперь пришла пора совсем других мишеней.

Искать долго патроны не пришлось. В картонной коробочке перекатывалось с дюжину латунных и пластиковых цилиндров. Несколько патронов, снаряженных мелкой дробью, Олег сразу отложил в сторону, прихватив лишь те, что были начинены картечью или крупной дробью, опасной для большого зверя.

Не заряжая ружье, Олег Бурцев, рассовывая на ходу патроны по карманам, направился в сарай. Большую часть его занимал мотоцикл «Урал» с коляской, тяжелый, мощный, правда, в последнее время все реже покидавший свое «стоило». Но нашлось место и для огородного инвентаря, а еще для верстака и ящика с инструментами. Вытащив из этого самого ящика ножовку, Олег, действуя четко, как автомат, без лишних движений, аккуратно отпилил приклад, оставив лишь пистолетную шейку. Затем, отыскав пилку по металлу, укоротил вдвое стволы, превратив охотничье ружье в нечто, больше не приспособленное для охоты, но подходящее для ближнего боя.

Удовлетворенно изучив результат своих трудов, Олег быстро соорудил петлю из найденного буквально под ногами провода, привязав ее к рукоятке обреза, который теперь можно было носить под одеждой, с боку, как милицейские оперативники носят свои пистолеты. Уже собравшись уходить, он замер на пороге, увидев в углу несколько пустых бутылок из-под пива и других напитков разной степень крепости. А рядом — канистру с бензином для отцовского «Урала».

Подхватив канистру, Бурцев цокнул языком, оценив вес — по крайней мере, заполнена на половину. Выбрав три бутылки, в каждую из них бывший сержант воздушно-десантных войск налил бензина на две трети, заткнув горлышки найденной здесь же ветошью, тоже пропитанной горючим. На то, чтоб искать загуститель, необходимый для создания настоящей зажигательной смеси, например, машинное масло, времени не было, как не было и желания. В армии такому учат редко, но Олег служил в ВДВ, а там не всегда учили тому, что прописано в уставе, но всегда тому, что помогает выжить в бою и победить.

Спрятав бутылки с «коктейлем Молотова» в пакет, поудобнее расположив обрез, укрытый под джинсовой курткой, Олег Бурцев вышел из сарая. Он прошел мимо лежавшего на брезенте посреди двора тела отца, мимо матери, рыдавшей, стоя на коленях, и вышел на улицу. Сейчас бывший десантник точно знал, что делать, уверенно направившись к расположенному на окраине аэродрому. Он старался не попадаться на глаза никому, сторонясь людных улиц. Не то, чтобы боялся, что его заметят и попытаются остановить. Скорее не хотел вести за собой добровольных помощников. Если кто-то теперь имеет зуб на американцев, пусть сам решает, как быть, а Олег будет вести свою войну.

Чужаки неплохо укрепились, превратив заштатный аэродром в крепость, взять которую с наскока было не так то просто. В этом Бурцев убедился, увидев оборудованную на въезде огневую точку. Поперек дороги были уложены бетонные блоки, так, что подъезжающей машине пришлось бы неизбежно сбросить скорость, петляя между ними, а значит, стать удобной мишенью для тех, кто находился на пропускном пункте. А там, отгородившись бруствером из мешков с песком от остального мира, находилось не меньше полудюжины американцев и, как минимум, один пулемет, простреливавший все подходы. А еще один был установлен на «Хаммере», стоявшем чуть в стороне от ворот, причем пулеметчик находился на своем месте, в «собачьей будке» из стальных щитков, со всех сторон обеспечивавших сносную защиту хотя бы от осколков.

Чем дольше Олег наблюдал за американцами, тем сильнее становилось его разочарование. Оказавшись в десятке метров от блокпоста, он смог бы забросать бутылками с бензином пулеметчиков, а выстрелы картечью в упор снесли бы с ног даже защищенных бронежилетами солдат, наверняка превратив в фарш их внутренности. Но подобраться так близко к не терявшим бдительности врагам было невозможно.

Держась поближе к стене дома, чтобы часовые на въезде на летное поле не заметили его, Олег изучал позиции американцев не меньше получаса, так и не отыскав изъяна. С более серьезным оружием он был за полминуты разделался с часовыми, но в том то и дело, что нормальное оружие Бурцев предполагал взять с тел убитых чужаков, а для этого требовалось сблизиться с ними — еще живыми — едва не на расстояние вытянутой руки.

Появившийся из-за угла УАЗ-«буханка» цвета хаки с заляпанными грязью номерами заставил бывшего десантника отскочить назад, вжимаясь в стену. Микроавтобус остановился напротив Олега, и в тот же миг из переулка вышел человек в камуфляже, уверенно двинувшийся к Бурцеву.

— Не надоело еще, парень? Еще не все рассмотрел?

Незнакомец был невысок, крепок сбит и коротко стрижен, виски были не то седыми, не то опаленными буквально до пепельного цвета, а над верхней губой топорщилась короткая щеточка рыжеватых усов. Мешковатый камуфляж был изрядно потрепан, но на плечах сразу бросались в глаза яркие пятна почти не выгоревшей и не запылившейся ткани. Как раз там, где обычно находятся шевроны и погоны.

— Ты кто?

Олег напрягся, локтем прижав обрез, так, чтобы быстрее его выхватить, хотя и понимал, что не успеет.

— Так, мимо проходил, — усмехнулся незнакомец. — Думай, дай, поболтаю!

Олег разглядел безымянного незнакомца получше. Лет сорока на вид, но крепкий, подтянутый. Ниже Бурцева на полголовы, но смотрит, даром, что снизу вверх, уверенно, с вызовом.

— Ноги-то не стоптал еще? — незнакомый мужик усмехнулся: — Если устал, покатаемся? Поговорим?

Он кивнул в сторону «буханки», дверца которой тотчас распахнулась, словно приглашая забраться в полутьму салона.

— О чем говорить-то будем?

— Так, о жизни, — пожал плечами незнакомец. — Вижу, она тебе сильно надоела, если ты на роту пиндосов с голой задницей решил выйти. Ну, поедем?

Олег сплюнул на тротуар и двинулся к машине за незнакомцем. Тот пропустил вперед Бурцева, затем забрался сам, с лязгом захлопнув дверцу. Устроившись впереди, лицом против хода движения, обернулся к водителю, не внимавшему рук с баранки, кивнув тому:

— Едем!

Машина рывком тронулась с места. только теперь Олег понял, что едут они не втроем. Рядом, на соседних сидениях, расположились еще трое. Один, явно не славянской внешности, смуглый, темноглазый, молодой, лет двадцати, тоже невысокий, щуплый, совсем мальчишка по виду, если бы не иней ранней седины на выбритых висках. Он безразлично взглянул на попутчика, вновь уставившись в мутное окно.

Второй пассажир был постарше, лет за тридцать на вид, и покрепче. Он поправил воротник камуфляжного бушлата, и Олег заметил, что на левой руке у того лишь четыре пальца, а вместо пятого — обрубок, явно срезанный осколком. Борозды шрамов на левой половине лица тоже говорили о том, что этот мужчина, не без интереса уставившийся на нового пассажира «буханки», оказался однажды слишком близко от взорвавшейся гранаты.

Человека со шрамами Бурцев тоже видел впервые, а вот третий попутчик… Пусть он сменил крутой американский «пиксельный» камуфляж на родную российскую «флору», пусть где-то потерял свою новенькую «разгрузку» вместе с навороченным ПП-2000, и сменил суперпуперброневик «Тигр» на раздолбанный «уазик», Олег сразу вспомнил резкого и сурового командира новоявленной «полиции», прибывшего в их город, чтобы навесит тут порядок.

— И ты здесь? — вырвалось у Олега удивленно при виде лейтенанта Осипова. — Мужики, а вы, вообще, кто будете?

— Свои мы, русские, — добродушно усмехнулся мужчина со шрамами.

— Неуловимые мстители, — глухо произнес парень с сединой, сверкнув раскосыми глазами, словно только сейчас заметив нового человека.

— Про партизан слышал? — серьезно спросил тот самый мужик, который и пригласил Олега «покататься». — Вот это мы и есть, дружище.

— Партизаны?

— Это Азамат, — указал на седого мальчишку явно являвшийся здесь командиром человек в камуфляже со споротыми погонами. — Гвардейская Кантемировская, командир танка, между прочим. Марченко Игорь, капитан, инженерные войска. — Мужчина со шрамами кивнул в знак приветствия, услышав свое имя. — Наш мехвод, Степа Федоров, — командир перевел взгляд на водителя. — Местный, кстати, из соседней деревни. Ну, Матвея Осипова ты уже знаешь, как я понял. Разошлись его пути-дорожки с новыми «хозяевами жизни», а мы ему больше по душе пришлись, да и он нам тоже.

Олег назвался, не забыв про звание, и спросил у того, в ком безошибочно определил командира:

— А ты сам кто?

Басов Алексей, полковник, командир танкового полка. Бывший, конечно, — скромно преставился партизанский вожак.

— Виноват, товарищ полковник! — Олег едва не подпрыгнул на жестком сидении. Армейские привычки были еще живы, и такого, чтоб говорить запросто и на «ты» с офицером подобного ранга, Бурцев и представить не мог.

— Спокойно, боец, — усмехнулся Басов. — Проще надо быть. Хотя устав тоже нельзя забывать, это правильно, хвалю!

— Кстати, парень, ты бы гаубицу свою уже вытащил, — усмехнулся Осипов. — Пальнет еще на ухабе.

Скривившись, Бурцев достал из-под куртки обрез, так и не пригодившийся ему, заодно выгрузив и бутылки с бензином.

— Ну, герой, — хмыкнул Марченко. — Куда там пиндосам с их «миниганами» и «базуками» против этого!

— А сами то будто на танке катаетесь, — обиделся Олег.

— Да, это проблема, — серьезно произнес Басов. — Оружия мало, и все, какое есть, у американцев. Думаешь, если бы было что у нас, мы бы по закоулкам прятались. Эта их база на аэродроме, это только для пацана с обрезом цитадель и твердыня. Нам бы пару ПКМ и несколько «Шмелей», да хотя бы даже обычных «Мух», и от пиндосов бы за десять минут ничего не осталось!

Полковник ударил кулаком в борт машины, между тем уже покинувшей черту города и ехавшей сейчас по пустынной шоссейке.

— Даже без пулемета я хоть одного ублюдка да прихвачу с собой, — мрачно процедил Бурцев. — Мне плевать, сколько я проживу, и терять мне уже нечего. А вы что, так и будете прятаться да зубами скрежетать?

— Можно, конечно, голой грудью на «браунинги» с «миниганами» пойти, — пожал плечами Алексей Басов. — Сдохнем наверняка, и сделать ничего полезного не сделаем, но янки напугаем надолго. А можно подготовиться по-серьезному, и тогда погибнет много врагов, а мы останемся живы, чтоб продолжать борьбу. И мне по душе второй вариант, потому что после первого от моей дивизии за пару часов осталось не больше полка. Я воевал с американцами по-настоящему, видел в прицеле своего танка их «Абрамсы», жег их огнем прямой наводкой, но это не изменило ровным счетом ничего. Все мои бойцы сражались, как герои, и почти все погибли, бросаясь сломя голову на расчетливого врага. Больше такого я не хочу, не желаю терять людей зря, слишком мало их осталось, настоящих людей! Мы здесь не для того, чтоб геройски погибнуть, а для того, чтоб победить, заставить американцев бежать прочь со всех ног, и ты, сержант, можешь стать одним из нас, и тогда, поверь, у тебя будет возможность сполна отомстить ублюдкам за все!

Олег Бурцев не колебался ни минуты. Одного взгляда на этих людей, суровых, сосредоточенных, но на удивление спокойных, словно и не готовились они к бою и возможной смерти, хватило, чтоб понять, что они готовы сделать то, о чем говорят. Те, кого все устраивало, давно уже разошлись по домам, наслаждаясь покоем и веря, что так же спокойно и мирно будет и впредь. А те, кто считал иначе, действовали, не играли на публику, а делали свое дело, следуя единожды данной присяге, и люди, окружавшие сейчас бывшего десантника, оказались именно такими.

— Я готов! Но как мы сможем воевать с пустыми руками? Камнями пиндосов закидывать? Или тухлыми яйцами? Что мы сможем сделать со всей своей решимостью, но без оружия?

— Эту проблему мы решаем, — сообщил Басов. — Кое-что у нас, конечно, есть, но не для серьезного боя, точно. Но наш Степа, я же говорил, что он местный, знает, где тут находится воинская часть. Кажется, кадрированный мотострелковый полк, или «внутряки», не важно. И там до сих пор кто-то есть, в гарнизоне. Найдем офицеров и договоримся. Раз уж они не смотались домой, к жене под бок, когда Самойлов объявил о роспуске армии, может, и поделятся тем, что охраняют.

— Про военный городок и я знаю, — согласился Олег. — В смысле, знаю, что есть такой рядом, правда, дороги не помню.

— Если часть кадрированная, значит, оружия и снаряжения там полно, а людей мало, на такой полк и роты может не набраться, — заметил капитан Марченко. — А раз кто-то там остался, значит, сознательные, не хотят, чтобы уйма «стволов» по рукам разошлась. Возможно, нам удастся там что-то раздобыть.

— Лейтенант, а почему ты с собой ничего не прихватил? — Олег взглянул на Осипова.

— Прапорщик, — поправил его бывший полицейский. — Офицера мне только теперь присвоили, а мне и прежних звездочек хватает. А не взял потому, что не хочу, чтоб за меня мое начальство отвечало. Мы все хотели, как лучше, думали и, правда, России снова послужить, никто ни в чем не виноват. Ничего, оружие найдем, и так пиндосам еще вломим, что мало не покажется!

Олег безразлично кивнул. С оружием или без, хоть голыми руками, хоть зубами он будет грызть глотки врагу, лишившему его самых дорогих людей, чтобы больше никому не пришлось проходить через такое испытание.

Когда потрепанная, но еще державшаяся бодрячком «буханка» партизан, попетляв по ухабистым проселкам, уткнулась покатым лбом в выкрашенные в зеленый цвет створки ворот, украшенные жестяными звездами, полковник Басов, перегнувшись через сидение, негромко приказала водителю:

— Мотор не глуши! И ноги держи на педалях!

Шофер молча кивнул. И он, и все остальные выглядели собранными, напряженными, точно внутри каждого была сжатая до упора пружина. Полковник вытащил из-под бушлата вороненый «макаров», передернув затвор. То же самое сделал капитан Марченко, а Азамат достал из-под сидения АКС-74, лязгнув скобой переводчика-предохранителя и рывком дослав патрон в патронник.

Водитель Степан нажал на клаксон, привлекая внимание обитателей военного городка. Алексей Басов, негромко выругавшись, выбрался из УАЗа в тот самый момент, когда створки приоткрылись, пропуская наружу парня в камуфляже, неторопливо двинувшегося к микроавтобусу. За ним из проема наблюдал еще один, державший наперевес «Калашников» с примкнутым штык-ножом.

— Кто такие? — часовой остановился в нескольких шагах от Басова. — Чего надо?

— Боец, позови командира части, — потребовал, и не подумав представиться, полковник.

— С какой стати? Ты кто вообще такой?

— Позови командира части или старшего офицера! Выполнять!!! — вдруг рявкнул Басов, так что караульный, лопоухий пацан лет восемнадцати, аж подпрыгнул на месте. — Бегом, твою мать!!!

Часовой исчез, но его напарник остался на месте, держа на прицеле машину и ходившего из стороны в сторону партизана. Прошло минуты три, и из ворот вышел упитанный краснолицый майор в расстегнутом кителе и сбитой на затылок фуражке. Олег Бурцев, внимательно наблюдавший за происходящим, увидел на рукавах нашивки внутренних войск, а на поясе — закрытую кобуру с табельным ПМ.

— Чего надо? — недовольно поинтересовался майор, обдав Басова волной чесночного аромата. — Ты кто?

— Полковник Басов, Российская Армия, сообщил партизан. — Танковые войска.

— Вот как? Полковник? А где же танки?

— С кем имею честь? — сухо поинтересовался Басов.

— Майор Сенчуков, Внутренние войска. Так тебе чего нужно, полковник?

— Есть разговор. Серьезный. Американцы распустили армию, но есть люди, готовые продолжать войну против них. Но для этого нужно оружие. Здесь, рядом, в Южноуральске, янки расстреляли несколько десятков мирных жителей, и ответить им пока нечем. Бойцов хватает, но с пустыми руками они просто мясо. А у вас здесь оружие есть, я знаю. Майор, ты давал присягу на верность своей стране. Так послужи ей сейчас. Поделись с нами оружием, нам немного нужно, на взвод всего лишь. Не смотри безучастно, как враг захватывает нашу родину!

— Ты, что, охренел? — Сенчуков выпучил глаза. — Ты на базар пришел что ли? Оружие просишь? Это оружие мне родина доверила, и я его не собираюсь раздавать всяким… полковникам! Я здесь как раз и остался для того, чтобы арсенал по рукам не разошелся, и пацанов оставил, а ты хочешь, чтобы я сам тебе все отдал? Да ты рехнулся, мужик!

— Зря ты так, майор, — с укоризной произнес Басов. — Не понял ты меня.

— Все я понял. Короче, слушай сюда, говорю один, но последний раз. Сейчас ты уедешь, а если еще раз приблизишься к вверенному мне объекту, часовые откроют огонь на поражение! Усек? Не думай, что нас тут мало, голыми руками все равно не возьмешь!

Набычившись, выпятив челюсть, словно был готов наброситься на Басова, майор-«внутряк» грозно двинулся вперед, нависая над не отличавшимся габаритами полковником всей своей статью.

— Не понял ты меня, майор, — повторил, мрачно вздохнув, Алексей Басов, двинувшись обратно к машине.

Забравшись в УАЗ, партизан первым делом громко выругался. Марченко, выслушав заковыристую матерную тираду, хмыкнул, произнеся с абсолютным спокойствием:

— А ты думал, командир, тебе на блюдечке все вынесут?! Да и не написано на нас, кто мы такие! Партизаны, не партизаны, рожи все равно бандитские!

— Такой арсенал накопили! Мобилизационные склады, кадрированные части, гарнизоны! Тысячи, миллионы стволов! Можно всю страну от мала до велика три раза вооружить! А даже пару обычных «калашей» негде взять! Сами от себя все охраняем!

УАЗ развернулся под пристальными взглядами майора и пары часовых, державших оружие наготове. Лишь убедившись, что нежданный гости уехали окончательно, скрывшись из виду, командир затерянного в лесу гарнизона исчез, и створки ворот сомкнулись за его спиной.

— Это нас не остановит, — стараясь выглядеть решительным, поизнес мрачный и злой Басов. — Мы все равно будем биться! Черт, когда уходили от границы, там всюду валялись горы оружия, любого, от пистолетов до танков с полным боекомплектом. Но тогда было не до этого, янки уже кишели всюду, и их было много. Никогда не чувствовал себя беспомощным настолько!

Никто ничего не ответил, но все выглядели столь же подавленными. Сильные, полные решимости люди были готовы и умереть, но не как скот на бойне, а как солдаты в бою, забрав с собой побольше врагов. Но сейчас даже пара американских десантников из тех, что обосновались в Южноуральске, обладала огневой мощью едва ли не большей, чем горстка партизан.

Люди замолчали, предавшись своим мыслям. Олег опустил голову, не глядя на соседей и лишь слыша их хриплое дыхание. Он тоже чувствовал разочарование, понимая, чего стоит со своим обрезом против винтовок и пулеметов американцев. И только водителю было не до переживаний — на извилистой разбитой шоссейке рассеянность в любой миг могла обернуться аварией.

Сидевший за баранкой УАЗа партизан на крутом повороте сбросил газ, и раздраженно выругался, когда навстречу вылетели, прорезая сумрак яркими лучами фар, ревя мощными движками, два внедорожника. Первым мчался серебристый Мерседес «Геландваген», квадратный, точно небольшой дом, и размерами вполне ему соответствовавший. А следом, метрах в десяти, летел по скверному шоссе, давненько уже не видевшему ремонта, Мицубиси «Паджеро», черные лакированные борта которого тускло блеснули в свете фар «буханки».

— Твою мать, — водитель хлопнул по баранке. — Куда гонят, кретины?!

Стекла у обоих внедорожников были опущены, даже сквозь рокот моторов слышалась громкая музыка, и было видно, что обе машины под завязку набиты пассажирами — в каждой человек по пять точно.

— И, правда, куда? — Басов вопросительно взглянул на шофера, знавшего эти края лучше остальных.

— А никуда! Дорога тут одна, до гарнизона, и никаких развилок! Если только тропки, по которым грибники в лес шастают!

— Ну, эти точно не за грибами! Санек, давай-ка разворот на сто восемьдесят! Что-то неспокойно мне, — покачал головой Басов.

Взвизгнули тормоза, и «буханка», скрежетнув двигателем, развернулась, почти на месте, по-танковому, пристраиваясь в хвост иномаркам, которые были видны лишь по габаритным огням, но и те вскоре исчезли во тьме.

— А машинки-то знакомые, — вдруг припомнил Бурцев. Дорогие внедорожники были слишком приметными здесь, в индустриально-провинциальном захолустье, чтобы перепутать их с чем-то другим. — Наша братва, южноуральская. Когда вся эта кутерьма началась, они права начали качать, да им окорот далибыстро.

— А теперь, значит, снова засуетились? — Полковник цокнул языком: — Интересно, куда это они так подорвались?

УАЗ, надрывая движок, мчался по ночной дороге, неминуемо отставая от мощных внедорожников, но, несмотря на разницу в скорости, расстояние до гарнизона стремительно сокращалось.

— Стоп! — резко приказал Басов. — Здесь останови!

Водитель по имени Александр сперва нашел удобный съезд с обочины и лишь потом, удалившись метров на тридцать от шоссе, нажал на тормоза. А Басов уже тянул из пассажирского салона свой АКМС.

— Группа, к машине, — выдохнул командир, распахивая дверцу. — Санек, остаешься на месте! Будь готов дать по газам, если что!

«Партизаны», доставая оружие из-под сидений, выбрались наружу, построившись в неровную шеренгу у борта УАЗа. Басов обвел их внимательным взглядом, и затем приказал:

— Идем к военному городку! Проведем разведку! Не нравятся мне эти «братки» на джипах, нечего им в гарнизоне делать! Бурцев, идешь первым — у тебя опыта больше, чем у остальных, на тебе и ответственности больше будет! Смотри в оба, и мы посмотрим, каков ты в деле, гвардеец! Не пали, если что, от боя нам лучше пока уклоняться!

Это было правильно, и Олег полностью был согласен с командиром. Если на всю группу, на шесть человек, лишь два «калаша», обрез и два ПМ — лучше не ввязываться в перестрелку, тем более что и патронов к «стволам» кот наплакал, на пару минут, а дальше только в рукопашную. Зато готовности к бою никому из шестерки «партизан» было не занимать. Не боялся предстоящего и Олег — отбояться бывший гвардии старший сержант успел еще в чеченских горах.

Двустволка как раз досталась Бурцеву. Переломив ружье и загнав в стволы по увесистому цилиндру патрона с картонной гильзой, снаряженного картечью, десантник почувствовал себя уверенно. Не АК, конечно, но даже с одного ствола на близком расстоянии противника просто сметет свинцовым шквалом, и не важно, бронежилет там, не бронежилет. Хотя, автомат был бы лучше, но его как раз оставил себе Басов на правах командира. Он же повесил на плечо и подсумок с гранатами — самым мощным оружием группы.

— Двинулись! Всем смотреть в оба, — напомнил еще раз полковник.

Шли через лес, напрямик, срезая путь всюду, где только можно, и, на удивление, вышли к цели, гарнизону мотострелков, едва ли не раньше, чем туда добралась кавалькада заморских джипов. Олег Бурцев видел, как «Геландваген» затормозил перед самыми воротами, затем раздался звук клаксона. К джипу, негромко урчавшему мотором, работавшим на холостых оборотах, неторопливой походкой направился часовой, за спиной которого болтался АК-74. Тот, кто сидел рядом с водителем джипа, высунулся в окно, махнул рукой, и боец рысью кинулся назад. Затем ворота широко распахнулись, а к машинам уже спешил давешний упрямец-майор.

— Вот, сука!

Это Басов шипел сквозь зубы, видя, как комендант гарнизона вцепился в протянутую руку выбравшегося из «Мерседеса» коротко стриженому крепыша, похожему на спортсмена-борца, словно хотел ее оторвать. Следом за первым «борцом» появились еще несколько накачанных парней, похожих между собой, точно братья. А майор, еще недавно казавшийся упертым служакой, для которого устав святее стократ Священного Писания, буквально расстилался перед гостями, качая головой, как китайский болванчик.

Из джипов выбралось наружу семь человек, все, как один, молодые, плечистые, с короткими стрижками или отсутствием таковых. Наверняка кто-то из «спортсменов» оставался в машинах, но этого подобравшиеся вплотную к КПП партизаны видеть уже не могли. Зато они видели, как один из гостей достал из машины, с заднего сидения, пакет, развернул его, вытащив что-то и передав майору. Тот подержал это в руках, а затем произнес пару слов, обращаясь к одному из крутившихся на проходной солдат. Тот сорвался с места, и не один, а еще с несколькими бойцами.

Солдаты вскарабкались в кузов крытого брезентом ГАЗ-66, приткнувшегося у ближайшей казармы, и принялись сгружать на землю длинные ящики, окрашенные в защитный цвет. Майор указал на один из них, и крышка тотчас отлетела в сторону, а подошедший поближе «браток» взял в руки нечто угловатое, длинное и черное. Увидев это, полковник Басов не сдержался, вновь прошипев с ненавистью:

— С-с-ука!!!

В руках у спортсмена, действовавшего с завидной сноровкой, оказался АК-74М, новенький, вороненый, с черным пластиковым цевьем и таким же монолитным прикладом. Гость пощелкал затвором, поиграл предохранителем, затем отложил «игрушку», направившись ко второму ящику. Тут уже и Олег Бурцев не выдержал, выругавшись сквозь зубы — а что еще делать, если в руках у «спортсмена» появился цилиндр не то РПГ-26, не то и вовсе огнемета «Шмель». В прочем, скорее, это был гранатомет — РПО обычно вооружаются подразделения химических войск, да и не будут такое оружие посылать в заштатный гарнизон, чтобы оно там пылилось на складе.

— Падла, — ругался Басов. — Иуда! Порвал бы, паскудина!

А приемка товара шла полным ходом. Уже несколько братков крутили в руках еще не вытертые от заводской смазки «калашниковы», правда, без магазинов, а их старший достал на свет божий могучий пулемет ПКМ. Его напарник откуда-то раздобыл снайперскую винтовку СВД, с интересом обозревая окрестности через трубу оптического прицела.

Майор что-то оживленно говорил игравшему с пулеметом братку, довольно потирая руки, тот кивал. Несколько «спортсменов» направились к грузовику, помогая солдатам спускать вниз тяжелые оружейные ящики, но трое держались в стороне от происходящего, явно страхуя своих товарищей. И точно так же чуть поодаль переминались с ноги на ногу пятеро солдат, за спинами которых висели АК-74, а тела их защищали тяжелые армейские бронежилеты.

— Вот как, мразь, ты родину спасаешь, — прошипел с ненавистью Алексей Басов, видевший все, что происходило в гарнизоне, как на ладони.

Тем временем главарь прибывших на военную базу братков отложил пулемет, хлопнув по плечу нетерпеливо подпрыгивавшего на месте майора, и тот, повернувшись к своим бойцам, махнул рукой, сопровождая свой жест словами команды — полковник видел, как открывается рот продажного майора. Солдаты принялись поднимать оружейные ящики обратно в кузов «газика». Командир гарнизона, увлекшийся наблюдением за процессом, не заметил, как бандит, разговаривавший с ним, отступил на шаг назад, очутившись позади майора.

— Кретин! — не удержался Басов, увидевший, как бритый «атлет» вытащил из-за пояса пистолет, ткнув стволом в затылок майора.

Черный ТТ в руках бандита дернулся, и офицер с пробитым затылком упал, ткнувшись в землю тем кровавым месивом, в которое превратилось его лицо. Укрывшиеся возле самой ограды партизаны только услышали хлопок выстрела, когда остальные бандиты, не дожидаясь лишних приказов, выхватили пистолеты, открыв огонь по растерявшимся солдатам.

Несколько бойцов были убиты сразу, расстреляны в упор, даже не успев понять, что происходит. Через три секунды на ногах оставались лишь двое из тех, что страховали своего командира со стороны. Они бросились к ближайшей казарме, на бегу срывая с плеч автоматы. Один остановился, повернувшись к бандитам и выпустив в их сторону длинную очередь. Бандиты бросились врассыпную, но двое из них кинулись к «Падджеро», укрывшись на миг за внедорожником. Появившись вновь, оба держали в руках компактные АКС-74У. Солдат промешкал всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы свинцовый шквал настиг его, сбивая с ног, бросая изрешеченное множеством пуль тело под стену не то казармы, не то склада.

Второй уцелевший солдат даже не думал геройствовать. Он со всех ног бросился бежать, петляя, как заяц. Главарь бандитов махнул рукой, и один из его людей бросился за беглецом. Сократив расстояние, браток остановился, вскинул пистолет, удерживая его обеими руками на американский манер, замер, целясь, и затем выстрелил трижды. Солдат будто споткнулся, потеряв равновесие и повалившись на бок. Партизаны во главе с басовым видели, как бандит неторопливо приблизился к еще пытавшемуся ползти из последних сил солдату. Тяжелый армейский бронежилет остановил маломощные пистолетные пули, но их энергии хватило, чтоб свалить солдата с ног, скорее всего, раздробив кости, и превратив внутренности в свежую отбивную.

Бритый громила не спеша, вразвалку приблизился к пытавшемуся подняться на ноги солдату. Встав над своей жертвой, он приставил ствол оружия к голове раненого, и вновь хлопнул выстрел, а по асфальту плаца веером рассыпались кровавые брызги. И точно так же главарь, хладнокровно прикончивший майора, ходил между трупов, время от времени останавливаясь и стреляя в головы тем, в ком, видимо, еще теплилась жизнь. А его подручные уже собирали с мертвецов оружие, бросая автоматы в кузов «газика».

— Все, — прошептал Басов, опустив голову.

— Еще не все, командир, — возразил не выглядевший таким подавленным Марченко. — Сейчас они будут грузить оружие, наверняка захотят увезти побольше. А дорога здесь одна.

— И что?

— Перехватим их по пути. Пока эти сволочи собирают трофеи, устроим засаду, дождемся их и положим всех. Они нам сами привезут то, что нам нужно.

— Нас шестеро, у нас мало оружия и еще меньше патронов. А у них стволов на роту, не меньше.

— Это не солдаты, просто громилы, не знающие тактики. Просто нужно поспешить, запас времени у нас не велик, но хватит, чтоб подготовить позиции. Ублюдки перебили два десятка пацанов, подставленных своим продажным командиром. Мы позволим им после этого уйти с добычей, чтоб потом весь край залить кровью?

Несколько мгновений Басов молчал. Он обвел взглядом своих товарищей, увидев решимость в глазах каждого, и тогда полковник молча кивнул.

Когда роскошный «Гелендваген» миновал распахнутые ворота КПП, Анатолий Лазарев, в последние годы известный гораздо больше как Толя Боксер, в том числе и по милицейским сводкам, закурил, откинувшись на спинку обтянутого кожей сидения. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он убедился, что армейский ГАЗ-66 цвета хаки следует за джипом, подпираемый сзади замыкавшим небольшую колонну «Паджеро».

— Теперь все по нашим понятиям будут жить, — довольно загоготал Боксер, перекрикивая грохотавшую в салоне музыку. — Под нас лягут, или в могилу!

— Да, замутил ты, Толян, — кивнул Кореец, Александр Тэн, правая рука Боксера и второй человек во всей бригаде. — Как мы этих портяночников перестреляли, ну, чисто в тире! И теперь целый грузовик стволов у нас!

— Грузовик — херня, только для начала. У них там еще десять таких грузовиков осталось. Жалко, пацанов немного, а то бы оставить надо пару для присмотра!

— Да не успеет никто сунуться, — отмахнулся Кореец, и перед лицом Боксера мелькнула синяя от татуировок кисть. — Пока чухнутся, мы вернемся и остальное соберем, что там есть. Слушай, может, БМП прихватим?

— А там есть? Это ж вроде «внутряки», им не положено! Да и кто ее водить будет?

— Водить не проблема, это же чисто трактор! А один из пацанов стрелком-наводчиком срочную служил, так что без дела не останется!

Боксер задумался, представляя, как на очередные разборки вместо привычного «Гелендвагена» он явится на бронемашине, а лучше — приедут целой колонной. Позарившийся на доллары майор сделал им царский подарок, снабдив таким арсеналом, какого нет даже у ментов, даже у высадившихся, по слухам, в Южноуральске американцев. В неказистом «газике» полно всего — и автоматы, и пулеметы, есть даже снайперские винтовки и противотанковые гранатометы, а уж патронов и ручных гранат вообще без счета. А еще разгрузочные жилеты, камуфляж, даже каски и «бронники» прихватили про запас. И пусть из бригады Боксера армейский опыт был всего у пары-тройки пацанов, нехватку подготовки заменит энтузиазм фанатов своего дела, благо, стрелять умел каждый вне зависимости от того, служил он или не служил срочную, а если да, то в каких войсках.

Колонна мчалась по окутанному вечерним сумраком шоссе, извещая о своем приближении хриплым рыком какой-то звезды блатного шансона, лившимся из динамиков мощной стереосистемы «Мерседеса». В прочем, мчалась сказано слишком громко, скорость ограничивалась возможностями груженного под завязку «газика». За баранку грузовика Толя посадил одного из самых надежных своих бойцов, неплохого шофера, раньше работавшего таксистом, а еще водившего самосвалы на торфоразработках.

— Без власти нельзя, — довольно произнес Кореец. — Пока пиндосы раскачаются, времени много пройдет. А власть у того, кто сильнее! А в чем сила? Сила в оружии, и раз у нас его полно, значит, мы сильнее, и власть вся наша будет, и хер кто словно поперек скажет теперь!

Бандит хотел сказать еще что-то, но вдруг затрясся всем телом, а затем его голова взорвалась фонтаном кровавых брызг, обдавших самого Боксера. Главарь бандитов успел заметить, что водитель повалился всем телом на баранку «Гелендвагена», бросив внедорожник в лихой разворот, а в борту и лобовом стекле дорогущей машины появились цепочки отверстий, как раз напротив шофера и сидевшего по правую руку от Анатолия Корейца.

Партизаны успели, появившись у дороги за несколько минут до колонны бандитов. Этого хватило, что подготовить позиции, заодно раздав оружие.

— Олег, держи! — Алексей Басов бросил своему новому товарищу АКМС, который тот ловко поймал на лету. — Тебе с ним привычнее будет!

Бурцев кивнул, приняв оружие и сразу ощутив себя в сто раз увереннее, нежели прежде, пока еще бегал с обрезом. А уж когда полковник выдал еще и два рожка, бывший десантник почувствовал, что готов прямо сейчас идти воевать со всей американской армией.

Второй автомат получил Матвей Осипов, как лучший стрелок. Именно им с Олегом предстояло остановить машины бандитов.

— Валите всех сразу, пленные нам не нужны, — приказал Басов. — Но грузовик пострадать не должен. Даже если не взорвется и не сгорит, нам потом все это добро, что они везут, не на горбу тащить!

Партизаны заняли позиции в полусотне метров от дороги, в подлеске. Повоевать пришлось многим, довелось и попадать в засады, устроенные воинственными горцами, так что подобную тактику знали, пожалуй, все. Теперь предстояло поменяться с противником ролями.

Рев моторов и звуки музыки известили партизан о приближении цели, и Осипов, покосившись на лежавшего рядом с ним на животе Бурцева, произнес:

— Приготовились! Головная твоя, а веду огонь по замыкающей!

Олег кивнул, передвинув скобу переводчика в положение «автоматический огонь». Цель, движущаяся на полной скорости машина, окажется перед ним на пару секунд, и за это время нужно сделать все, чтобы она не смогла уехать слишком далеко, и тут уж не до экономии патронов.

Сверкнули фары, и квадратный Мерседес «Гелендваген» возник в прорези автоматного прицела. Вжав плотнее в плечо затыльник складного плечевого упора, Олег Бурцев повел стволом, словно его автомат провожал машину пристальным взглядом своего дула. Бывший десантник рассчитал все точно, дернув спусковой крючок, и первая же очередь вспорола лакированный борт внедорожника. Пули калибра 7,62 миллиметра распороли обшивку, пронзая тонированные стекла, и машина, вильнув влево-вправо, вылетела на обочину, ткнувшись в придорожный кювет.

Матвей Осипов открыл огонь с секундной задержкой. Сухо затрещал в его руках АКС-74, выплевывая в сторону затормозившего «Паджеро» кусочки раскаленного свинца. Рой малокалиберных выскороскоростных пуль разорвал борт внедорожника, превращая всех, кто мог находится в салоне, в истекающий кровью фарш.

— Грузовик! — крикнул пристроившийся рядом со стрелками Басов. — Уйдут, паскуды!

Водитель ГАЗ-66 оказался умелым парнем. Грузовик чудом избежал столкновения с потерявшим управление «Гелендвагеном», выехав на обочину и едва не скатившись в овраг, но тот, кто сидел за баранкой «шишиги» смог удержать машину, вновь выбравшись на асфальт.

— Огонь! — крикнул Осипов и превым нажал на спуск, посылая оставшиеся в магазине пули вслед уходившему на максимальной скорости «шестьдесят шестому».

Олег вскинул АКМС, добив в две очереди остатки магазина. Кто из стрелков оказался удачливее, не было понятно, но «газик» с пробитыми скатами затормозил, прижавшись к обочине. Из кабины выбрались двое. Один остановился возле машины, озираясь по сторонам и держа в руках пистолет. За две секунды сменив «рожок» в автомате, Бурцев прицелился, и короткая, в три патрона, очередь сбивал с ног бандита, больше не проявлявшего признаков жизни. Его напарник, что-то закричав, бросился к лесу, но Осипов тоже не дремал, с двух сотен метров накрыв беглеца свинцовым градом.

— Игорь, Азамат, к грузовику! — крикнул Басов.

Со стороны наполовину съехавшего в кювет «Гелендвагена» раздались частые выстрелы. Выбравшийся из салона коротко стриженый крепыш, сжимая в обеих руках по ТТ, палил в сторону партизан, угадав расположение засады.

— Матвей, прикрывай, — скомандовал полковник. — Олег, за мной!

Басов, вытащив из кармана ПМ, выскочил на дорогу и, низко пригнувшись, кинулся к джипу. Следом за ним бросился и Бурцев, услышавший за спиной сухой треск «калашникова».

Человек у внедорожника выстрелил еще несколько раз, а затем, развернувшись, кинулся в сторону леса. Раздалась короткая автоматная очередь, и он упал, но тотчас поднялся на ноги вновь, теперь уже заметно прихрамывая.

— Стоять, сука! — Басов и сам замер, выпрямившись во весь рост и вскидывая пистолет.

«Макаров» пару раз бахнул, но бандит продолжал бежать.

— Олег, проверь, что в машине, — приказал полковник, указав на мерседесовский внедорожник. — Матвей, посмотри «Паджеро»! Я за ним!

Бурцев подскочил к изрешеченному пулями «Мерседесу», рывком распахнув дверцу. Под ноги ему выпало тело водителя. Бывший десантник заглянул внутрь. На заднем сидении — еще один труп, какой-то азиат, если судить по сохранившейся половине лица. Оба явно умерли почти мгновенно. Еще Олег увидел на полу между сидениями черный пластиковый пакет, кажется в точности такой, какой переходил из рук бандита в руки майора в военном городке. Дотянувшись до него стволом автомата, Бурцев перевернул пакет, и из него посыпались долларовые купюры разного достоинства. Здесь явно было несколько тысяч, если судить по объему пакета и если все банкноты были не меньше, чем десятидолларового номинала.

— Вот и тридцать сребреников, — пробормотал Бурцев, даже не подумавший взять деньги, которых по прежним временам хватило бы на многое. — Инфляция, мать ее!

Громкий взрыв заставил Олега вздрогнуть, отскакивая от машины. Он увидел, как полыхнул, превращаясь в огненный шар, внедорожник «Паджеро». Матвей Осипов не церемонился, исполняя приказ полковника. Не размениваясь по мелочам, бывший омоновец, приблизившись к машине метров на двадцать, вытащил из кармана бушлата гранату Ф-1, выдернув чеку и швырнув «лимонку» в выбитое пламя окно японского джипа. Спустя положенные четыре секунды прозвучал хлопок, а затем с гулом рванули пары топлива, скопившиеся в баке, и тотчас вспыхнул разлившийся по асфальту бензин.

— Поверил, — Осипов усмехнулся Олегу, отходя от развороченной взрывом машины. — Живых нет!

— Классная тачка, могли бы себе взять! Зачем же так?!

Разговор партизан прервала донесшаяся из леса стрельба. Отчетливо прозвучали хлопки пистолетных выстрелов, и оба бойца, не сговариваясь, бросились на звук, на бегу взводя оружие.

Толя Боксер не знал кого благодарить, за то, что он остался жив. Оба приятеля, что были в одной с ним машине, погибли сразу же, а на нем пули не оставили даже царапины. И потом, когда неуправляемый «Гелендваген» свалился в кювет, не взорвался топливный бак, и дверцу не заклинило, превращая роскошный внедорожник в смертельную ловушку.

Первым делом Боксер позаботился об оружии, стоило только понять, что он еще жив. Явно колонна попала в засаду, и те, кто расстрелял его машину, наверняка поспешат исправить оплошность, добив уцелевших. Сейчас не важно, кто и зачем подкараулили на пустом шоссе кортеж авторитета, ведь намерения их ясны, и этого хватит. Потому Боксер вытащил из-за пояса верный ТТ, настоящий советский, оставшийся от деда-ветерана, а не китайское фуфло. Оттянул затвор, досылая патрон в ствол.

Сидевший рядом Кореец был мертв, но Боксера это не смутило. Он достал из-под рубашки напарника еще один пистолет, тоже «Токарев», но на этот раз сделанный в Китае. Два ствола — это шестнадцать патронов, не так уж много, но и не мало.

Пинком распахнув дверцу, Толя выскочил из машины, припустив к лесу. Пробежав метров двадцать, он остановился и несколько раз с обеих рук выстрелил туда, где могли укрыться чужие стрелки. В ответ раздалась автоматная очередь, и Боксер снова бросился бежать.

До опушки уже оставалось метров десять, когда бедро пронзила сильная боль, и сразу стало очень трудно бежать. Несколько пуль с визгом пролетели возле самой головы бандита, заставив того пригнуться.

— Твари, — крикнул, срываясь на визг, в темноту Боксер. — Не возьмете, суки!

Не целясь, он несколько раз нажал на спуск, пока вместо грохота выстрелов не зазвучали сухие щелчки бойка, и снова бросился бежать. Лес принял бандита, окутав его завесой тьмы. Чувствуя, как подкашиваются ноги, и стараясь забыть о боли хоть на минуту, Толя прислонился спиной к шероховатому стволу какого-то дерева. Сунув один из пистолетов за пояс, он принялся шарить по карманам, отыскав полный магазин. Загнав обойму в рукоятку ТТ, Боксер оттянул затвор, и вздрогнул, услышав над ухом голос:

— Оружие на землю, мразь!

Негромок щелкнул предохранитель, подтверждая серьезность приказа. «Токарев» выскользнул из руки Боксера, обернувшегося на голос и увидевшего в пяти шагах перед собой невысокого мужика с усами и в камуфляже, целившегося в бандита из ПМ.

— Ты кто, — прохрипел Толя. — Чего тебе надо? Денег? В моей машине пятьдесят тонн «зеленых», считай, что они твои! Ну, чего ты хочешь?

Сперва Боксер решил, что перед ним кто-то из недобитых «внутряков», но понял, что ошибается, не увидев на бушлате усатого ни погон, ни нашивок, ни петлиц. Тот стоял и молча смотрел на дрожавшего от боли и от страха бандита поверх ствола «Макарова».

— Отпусти, — закричал Боксер, теряя выдержку. Ему не первый раз грозили оружием — и такие же бандиты, как он, и милиция. Но и боевики конкурирующих группировок, и бойцы ОМОН старались подавить волю, громко кричали, ругались, шокируя, ввергая в замешательство, а тот, кто сейчас стоял перед Толей, просто молчал, и это молчание казалось страшнее любых угроз. — Чего ты хочешь?!

— Хочу, чтоб таких мразей, как ты, поменьше стало, — произнес незнакомец, посмотрев в глаза своему противнику. — Тогда, может и выкарабкается матушка-Россия!

— Кто ты? Кто вы такие?!

— Партизаны. Народные мстители!

Пламя, вырвавшееся из ствола «Макарова», ослепило Толю Боксера, а затем тупоголовая пуля калибром девять миллиметров ударила его в грудь, прошив тело насквозь. Алексей Басов сделал шаг вперед, нависая над агонизирующим бандитом, и, спокойно прицелившись, сделал еще один выстрел. Контрольный. Полковник привык все доводить до конца.

Когда Басов вернулся на шоссе, там уж кипел работа. Партизаны сгружали из «газика», стоявшего на обочине на простреленных шинах, оружейные ящики, и кое-что из добычи уже успели поделить между собой.

— Здесь на роту хватит, — воскликнул Игорь Марченко, обращаясь к подошедшему командиру. — Полно всего!

— С грузовика сняли несколько ящиков, наугад вскрыв их, и сейчас партизаны передавали друг другу новенькие АК-74, лоснившиеся от смазки, взвешивали в руках тубусы противотанковых гранатометов РПГ-26, а кто-то деловито вкручивал в черные шарики ручных гранат РГД-5 отыскавшиеся среды груза запалы УЗРГМ, переводя «карманную артиллерию» в боевое состояние. Теперь малочисленный отряд, основательно вооружившийся, мог стать серьезной проблемой для любого противника.

— Вот, держи! — Марченко Бросил Басову новенький черненый АК-74М, а подошедший Олег Бурцев уже примеривался к пулемету ПКМ, возможно, тому самому, с которым в гарнизоне игрался покойны главарь бандитов.

— Возьмешь, — спросил Олега капитан Марченко. — Ты же пулеметчиком был, верно?

— Если бы на «блоке» стоять, я бы вообще «Утес» взял, — помотал головой Бурцев. — А мне с этой хреновиной бегать, а это семь с половиной кило даже без патронов. Нет, лучше вот это! — он указал на легкий РПК-74М калибра 5,45 миллиметра. — Мощь не та, конечно, но зато весит всего четыре с половиной килограмма, так что можно в нагрузку еще всякой всячины взять с собой!

— Собираем все, что есть, — приказал полковник Басов. — Лишним ничего не будет. Мы двинемся на север. Там полно янки, они строят новый нефтепровод. Там нам будет, чем заняться, и каждый патрон пригодится.

— Я согласен, — Бурцев взглянул на полковника: — Но сперва заглянем в мой родной город. Там у меня еще осталось одно дело.

Их взгляды встретились на несколько секунд, и Алексей Басов молча кивнул.

Рядовой Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии Армии США Рауль Родригес молча наблюдал, как пожарники поливают из шланга дымящиеся обломки огромного С-130, рассыпавшиеся по взлетной полосе аэродрома Южноуральска. Вместе с ним за этим процессом следило в полном молчании еще человек пятьдесят, столпившиеся у края бетонки, все, как один, хмурые и злые.

Могучий «Геркулес» перестал существовать всего час назад, когда базу десантников внезапно атаковали. Пропускной пункт на въезде на аэродром обстреляли из гранатометов с проезжавшей мимо машины, прикончив всех, кто находился там, так быстро, что ни одного выстрела не прозвучало в ответ. И одновременно нападавшие накрыли летное поле огнем не то из легких минометов, не то из автоматических гранатометов типа «Марк-19». Нескольких десантников, оказавшихся в момент обстрела под открытым небом, буквально разорвало на куски, кому-то повело больше, и они остались живы, хотя можно ли назвать удачей, когда тебе предстоит оставшуюся жизнь провести без ног, никчемным обрубком на инвалидной коляске. А один из снарядов угодил как раз в готовившийся к взлету «Локхид», и тот взорвался, расплескав вокруг пылающее авиатопливо, в котором заживо сгорело несколько солдат.

Объявили тревогу, но прежде, чем вооружившиеся десантники добежали до своих позиций, обстрел прекратился, и теперь только остов самолета напоминал об атаке, да еще уложенные в ряд в дальнем углу черные пластиковые мешки. Дюжина трупов за минуту, и еще два десятка раненых, в том числе с ожогами в половину тела. В очередной раз взглянув на аккуратно разложенные мешки, Родригес повернулся к своему взводному:

— Лейтенант, сэр, думаете, террористы еще вернутся? Или все закончилось?

— Все только началось, солдат. И, видит Бог, когда русские, наконец, раскачаются, я хотел бы оказаться отсюда как можно дальше!

Офицер развернулся и, не оглядываясь, не замечая ни сгоревшего самолета, вокруг которого еще суетились пожарники, ни закутанных в пластик трупов, двинулся к казарме. Вокруг копошились десантники, продолжавшие оборудовать позиции, только теперь смутно угадывая, что для них настоящая война лишь началась.

Глава 9. Будни героев

Аравийское море — Архангельская область, Россия 17 октября
Луч прожектора, установленного на рубке эсминца «Джамаран», скользнул по водной глади, покрытой кое-где легкими морщинами спокойных волн, описав широкий полукруг. Сразу несколько внимательных пар глаз наблюдали с мостика боевого корабля, новейшего и самого совершенного во всем флоте Исламской республики, за мечущимся по воде пятном света. Пока они видели лишь комки водорослей, захваченных отливом с береговой черты, да сгустки нефти — здесь, на одной из самых оживленных судоходных трасс, по которой сновали ежечасно десятки танкеров, малых, больших и просто огромных, хватало грязи. Но почему-то активисты «Гринпис» не очень старались запретить судоходство, наверное, чтобы не иссяк бензин для их экологически чистых авто, на которых так удобно ездить на митинги и демонстрации, чтобы там призывать выбрасывать бутылки из-под «кока-колы» только в специальные урны. И не важно, что где-то в другом полушарии иракская пустыня до сих пор усеяна сердечниками из обедненного урана американских бронебойных снарядов. Пусть ими, зарабатывая неизлечимые болезни себе и поколениям своих потомков, играют арабские дети, ведь все это происходит так далеко, что похоже на вымысел.

В прочем, вопросы защиты окружающей среды меньше всего сейчас беспокоили Парваза Бадри, командира эсминца «Джамаран», дрейфовавшего на волнах чуть восточнее горловины Ормузского пролива. Капитан, как и все остальные сто сорок человек команды, боялся не грязи на поверхности воды, а тех, кто мог под этой грязью скрываться, бесшумно и неумолимо приближаясь к его кораблю, машины которого пока работали вхолостую, так что стоявшие на мостике люди совсем не ощущали вибрации корпуса. Но стоит только прозвучать приказу — и эсминец сорвется с места, разгоняясь до тридцати узлов, чтобы настигнуть и уничтожить врага… или скрыться в гостеприимной гавани, если противник окажется слишком силен — на войне бывает всякое.

— Они должны уже быть здесь, — заметил полковник Нагиз Хашеми, оценивающе взглянув на капитана Бадри. — Пусть ваши люди повысят бдительность!

— Нет нужды. Внимание моей команды и так на пределе, и к нам никто не подберется незамеченным. Мой корабль отлично вооружен для боя с любым противником, зримым или незримым!

Парваз Бадри был горд тем, что командует лучшим, самым современным, самым новым кораблем, и это мог видеть каждый. И пусть девяносточетырехметровое судно водоизмещением всего тысячу четыреста тонн, гордо названное эсминцем, на самом деле едва дотягивало до корвета, причины для гордости все-таки имелись. Даже не считая того, что это был, по сути, первый корабль чисто иранской постройки, «Джамаран» представлял собой достаточно мощную в своей «весовой категории» боевую единицу. Не говоря о том, что это стремительное судно с хищными обводами, настоящим клиперским форштевнем, длинным полубаком, невысокой дымовой трубой и изящной ажурной мачтой, увенчанной антенными решетками локаторов, было попросту красиво.

— Мы способны очень больно укусить любого, кто сунется непрошенным, — сообщил полковнику Хашеми капитан эсминца. — Залп четырех крылатых ракет «Нур» может пробить даже противовоздушную оборону американского эсминца, поразив его за сто семьдесят километров, за горизонтом. На ближних подступах для врага приготовлена автоматическая трехдюймовка «ОТО-Мелара» и зенитные автоматы. А тех, кто предпочитает скрываться под водой, мы накроем залпами противолодочного бомбомета — если прежде, разумеется, его не обнаружат пилоты нашего вертолета и не пустят ко дну еще на подходе.

Нагиз Хашеми понимающе кивнул. Да, для такого маленького корабля вооружение вполне приличное, это даже он, сухопутчик, хорошо понимал. И пусть крылатые ракеты — это лишь копия китайских С-802, пусть направившая тонкий ствол на горизонт пушка сделана в Италии, а палубный вертолет, сейчас описывавший круги над «Джамараном» английского производства, причем откровенно старой модели, это не делало эсминец менее внушительным. И это лишь первый шаг к становлению морской мощи Ирана. На похоже уже «Велайят», второй корабль серии, и уже готовы проекты более мощных, сильнее вооруженных судов, которые заставят считаться с собой даже свято верящих в могущество своего флота американцев. Но сейчас, как ни парадоксально, полковник Хашеми был на стороне вовсе не окружавших его моряков.

Лейтенант Джамшад Ранди, извиваясь и шипя сквозь зубы и только чудом сдерживая рвущуюся наружу брань, полз по казавшейся бесконечной трубе. Этот узкий лаз диаметром всего чуть более полуметра являлся торпедным аппаратом сверхмалой подлодки «Гадир», зависшей посередине водной толщи, между поверхностью Оманского залива и его песчаным дном. Выход был все ближе, но чтобы добраться до него, выбраться на простор, боевому пловцу требовалось приложить еще немало усилий. Перемещаться ползком в такой узости, будучи облаченным в гидрокостюм, с «горбом» дыхательного аппарата на груди, свинцовыми грузами на поясе, оказалось не просто, но опытный ныряльщик, отрабатывавший выход с подводной лодки десятки, если не сотни раз, справился.

Тело буквально вывалилось из трубы торпедного аппарата, и Ранди оказался рядом со своими бойцами. Пятеро ныряльщиков, лениво шевеля ластами, невесомо парили в воде, дожидаясь своего командира. А тот, едва присоединившись к группе, взглянул на компас на запястье и, взмахнув рукой, двинулся в направлении цели — корабля, крейсировавшего в заранее известном квадрате. Командир субмарины уже мог видеть силуэт лежавшего в дрейфе эсминца в перископ, но пловцам, полагавшимся не на мощный электродвигатель подлодки, а только на самих себя, требовалось немало сил и толика времени, чтобы добраться до своей мишени.

Боевые пловцы «Аль-Кодс», диверсионного подразделения Корпуса стражей исламской революции, скользили в полутора десятках метров под поверхностью воды бесшумными призраками. Обмениваясь между собой условными жестами, они уверенно приближались к цели. И пусть все, что происходило сейчас, было только учениями, каждый относился к выполнению задачи на полном серьезе. Неважно, что сегодня противник — такие же иранцы, завтра все может измениться, и результатом операции может стать не похвала или укор командования, а само существование их родины.

Подводники видели свет прожекторов, едва пробивавшийся на глубину. Им подыграли, сообщив с точностью до нескольких сотен метров, где будет находиться цель, но и моряки с описывавшего круги над их головами эсминца знали об атаке и были готовы к ней, ожидая появления ныряльщиков. Светили прожекторы, заключая эсминец в сияющее кольцо, свешивались через борт матросы, во все глаза смотревшие вниз. Но все это не мешало пловцам выполнить приказ.

Группа «зависла» на несколько мгновений, дожидаясь, когда пятно света, созданное прожектором, сдвинется чуть в сторону. Терпеливо выждав, Ранди снова сделал взмах, и все шестеро рванули вперед, чтобы скорее оказаться в мертвой зоне, у самого борта корабля, ворочавшегося в воде, словно какой-то кит. Легкие обжигало огнем, мышцы ног заныли, но диверсанты уже могли коснуться руками в резиновых перчатках гладкого борта эсминца. Предстоял последний бросок.

Каждый пловец, несмотря на то, что происходящее было, по сути, лишь игрой, имел при себе оружие. Нож — для схваток под водой, так чтоб бить бесшумно и точно, с равной легкостью перерезая дыхательные шланги и артерии. Пистолет, замотанный в пластиковую пленку — когда диверсанты покинут водную стихию. Несмотря на все усилия, «Аль-Кодс» пока не смогли заполучить русские подводные автоматы или иное оружие, которое можно применять в обеих средах, так что приходилось довольствоваться копиями итальянских девятимиллиметровых пистолетов «Берета» М1951. Но сейчас два пловца приготовили к бою иное оружие — гарпунные ружья, те, с которыми богатые туристы на дорогих курортах устраивают подводную охоту, или почти такие же.

Джамшад Ранди осторожно, без всплеска, не разрывая, а аккуратно, нежно раздвигая поверхность воды, высунул голову, обтянутую черной резиной гидрокостюма, увидев свою цель невооруженным глазом. Над ним на несколько метров возвышался борт эсминца, с надстройки которого били к горизонту яркие лучи мощных прожекторов. Копья света вонзались в подернутую мелкой рябью поверхность воды, но того, что творилось под носом, моряки пока не видели. Все могло измениться, вздумай кто-нибудь глянуть вниз, появись возле самого борта прямо сейчас. А потому следовало действовать немедленно.

Повелительный взмах Ранди — и два гарпуна устремляются вверх, вытягивая за собой тонкий, но прочный линь. Выстрелы были точны, гарпуны взмыли над фальшбортом и зацепились раскрывшимися стальными лапами за леера. И тотчас вверх по линям, точно пауки, поползли двое из команды лейтенанта, проворно перебирая руками и ногами. Вскарабкавшись на высоту борта «Джамарана» за считанные мгновения, они перевалили через ограждение, готовые прикрыть своих товарищей, уже вцепившихся в лини, вытаскивая из воды собственные тела.

Нагиз Хашеми всеми силами старался скрыть волнение, каждую минут бросая взгляд на часы. Расхаживая по мостику, отвлекая своей суетой стоявших на постах моряков, полковник гадал, куда же пропала группа диверсантов. По плану субмарина, сверхмалый «Гадир», еще одно достижение персидских кораблестроителей, должна была выйти на исходный рубеж почти час назад. А этого времени опытным водолазам вполне хватило бы, чтоб преодолеть пару километров, добравшись до цели.

— Никто не сможет проникнуть на борт моего корабля, — с уверенностью произнес капитан «Джамарана». Парваз Бадри видел волнение полковника и не мог удержаться от злорадства, наблюдая эту нервную суету. — Только самоубийца может рискнуть, но этот риск все равно ни к чему не приведет! Открою вам секрет — у нас есть пара русских гранатометов ДП-64, противодиверсионных. Как только чужой пловец будет замечен вблизи корабля, мои матросы накроют его залпом гранат, сейчас всего лишь сигнальных, световых, но, если будет нужно, и фугасных, взрыв которых разорвет барабанные перепонки, заставив врага мечтать о плене, где можно рассчитывать хоть на какую-то помощь врача!

Капитан с гордостью и превосходством посмотрел на гостя — полковник Хашеми здесь был чужаком, пусть и носили оба мундиры одной и той же армии. А офицер Корпуса стражей исламской революции ничего не ответил, продолжая мысленно отсчитывать минуты.

— Напрасно ждете, полковник! — усмехнулся видевший нетерпение Нагиза Хашеми капитан.

Внезапная возня у входа на мостик привлекла внимание и Бадри, умолкнувшего на полуслове, и ничего не успевшего не то что ответить, но даже подумать Хашеми. Стоявший ближе всех к открытому люку моряк дернулся, пытаясь заслонить собой проем, сдавленно вскрикнул и повалился на пол, отброшенный внутрь мощным ударом. А над ним выросли два черных силуэта, в которых офицеры не сразу узнали людей в гидрокостюмах. Оба держали в руках пистолеты, и сейчас оружие было нацелено на находившихся рядом моряков.

— Господин полковник, — разглядев среди опешивших людей офицера пасдаранов, один из диверсантов, в появление которых не верил Парваз Бадри, шагнул к Хашеми, опуская оружие и отдавая тому честь. — Господин полковник, задание выполнено! Корабль находится под нашим полным контролем!

— Отлично!

— Шайтан! Этого не может быть, — с удивлением, разочарованием и страхом выдохнул Бадри. — Сколько вас здесь?

— Шестеро!

— Смешно, — покачал головой капитан. — Вас полдюжины против ста сорока! Как вы можете контролировать целый корабль? Это же не какой-то катер!

— Двое наших товарищей захватили радиорубку, еще двое — в машинном отделении. Этот корабль не двинется с места против нашей воли, и никто не сумеет сообщить окружающему миру, что команда действует под угрозой оружия! Мы можем делать, что хотим, господин капитан! Если я прикажу вам атаковать первый попавшийся иранский корабль, прямо сейчас, выпустив по нему все ваши ракеты, вы осмелитесь возражать?!

Парваз Бадри открыл рот, закрыл, выдохнул и опустил взгляд, успев заметить направленный в его сторону пистолет. Он понял, что, если бы все происходило всерьез, возможно, желание жить оказалось бы сильнее присяги и этот человек в черном облачении, похожий на злого демона, вырвавшегося из пучины морской, смог бы подавить его волю, заставив обратить оружие «Джамарана» против его же создателей.

— Хорошо, лейтенант, — одобряюще кивнул Нагиз Хашеми. — Вы стоите тех рекомендаций, которые я слышал. Но то, что вам предстоит сделать в ближайшем будущем, гораздо сложнее. Захват вражеского корабля во враждебных водах, при этом цель не будет оставаться на одном месте, ожидая вашего появления.

— Но противник и не будет готов к нашему появлению, — возразил Ранди. — Сейчас нас пытались заметить сто сорок пар глаз, нас ждали, но мы все равно здесь!

— В любом случае вы выполнили свою задачу. А это означает, что нужно продолжать тренировки, усложняя их. У нас остается ничтожно мало времени, и совсем нет права даже на самую ничтожную ошибку!

Полковник Хашеми чувствовал радость и удовлетворение — выбранные им для предстоящей миссии люди оказались действительно лучшими, сделав все так, как надо, без ошибок. Но к этим чувствам добавлялось и волнение, становившееся все сильнее буквально с каждым днем, с каждым часом. До начала операции «Меч Аллаха» оставалось совсем немного времени, тренировки тех, кто должен был участвовать в ней, нанеся сокрушительный удар разом по всем врагам Ирана, становились все более интенсивными, изнурительными, выжимавшими людей до последней капли. Коммандос, боевые пловцы отрабатывали свои задачи снова и снова, пытаясь выиграть каждую лишнюю секунду, при этом их атаки должны были согласовываться по времени с действиями многих других групп, действовавших с земли, воды или воздуха.

Выполняя приказ, снова и снова проходя полигоны, бойцы не знали, к чему точно готовятся, не видели всей картины — это было известно лишь самому Хашеми да нескольким высокопоставленным офицерам в Тегеране и Куме, ничтожно малому числу людей, в надежности которых не смел сомневаться никто. Прочие же, спецназовцы, подводники, продолжали тренировки, готовясь вступить в бой с самым сильным и ненавистным своим врагом — Америкой, укрывшейся за ширью океанов, и с ее союзниками. Они еще не знали, что далеко от теплых вод Персидского залива совсем другие люди уже вели с тем же врагом беспощадную и яростную войну.

Грузовик «Урал-4320», превращенный благодаря установке закрытого фургона в вездеходный автобус, остановился посреди лесной дороги. Фыркнув мощным мотором, автомобиль отвернул к обочине, скрипнули тормоза, и из кабины выпрыгнул водитель, пухлый мужик в спецовке с эмблемой «Юнайтед Петролеум» на спине. Такая же эмблема была нанесена и на борта пустого сейчас фургона, способно вместить не меньше десятка людей с личными вещами или немало оборудования. Здесь, в условиях русского бездорожья, только такие тяговитые полноприводные «автобусы» и обслуживали строительство тысячекилометрового нефтепровода, тянувшегося, вопреки всему, от холодных равнин восточной Сибири к берегам Баренцева моря,превращаясь в далеком Мурманске в суперсовременный нефтяной терминал.

Водитель «Урала», облокотившись о борт своей машины, вытащил из нагрудного кармана смятую пачку сигарет, вытряхнул одну, щелкнул простенькой зажигалкой и закурил, уставившись куда-то в небо. Сделав пару затяжек, он взглянул на часы — время еще было, до условленного момента оставалось немало минут, так что можно расслабиться, пользуясь удачным «окном» в плотном графике, благо, американские хозяева заставляли тех, кто взялся на них работать, вкалывать без лишних перерывов и перекуров.

Первая сигарета, скуренная до фильтра, отправилась под ноги водителю, и тот, не теряя времени, вытащил вторую, торопливо прикурив ее и сделав глубокую затяжку. Пару раз он посмотрел на стену леса, подступавшую очень близко к дороге, словно чувствуя направленные на него оттуда взгляды — внимательные, спокойные, изучающие. И хорошо, если взгляды эти не были пропущены сквозь прорези прицелов.

Водитель курил с наслаждением, жадно, как в последний раз. Хорошо хоть, что американцы не стали насаждать здесь здоровый образ жизни. Понятно, с пьянством боролись простым и эффективным способом — на первый раз срезали зарплату, на второй выгоняли, вышвыривали на улицу. Несколько таких случаев заставили большинство работников, потомков легендарных русских поморов, дружить с «зеленым змием» только по выходным, и то в разумных пределах. Зато курить «хозяева» не запрещали, хотя у себя в стране творили черт знает что, в лучшем случае, премируя некурящих, а в худшем принимая на работу в свою компанию только таких.

Водитель, предавшись собственным мыслям, уже почти докурил вторую папиросу, когда вдруг рядом раздалось деликатное покашливание, и чей-то голос произнес два не над самым ухом:

— Уважаемый, добрый день!

Водитель вздрогнул, обернувшись, и увидел перед собой двоих в камуфляже, «разгрузках» и скрывавших всю амуницию лохматых накидках. В руках оба незнакомца держали автоматы, правда, опустив стволы вниз, не проявляя явной агрессии. Водитель мог бы поклясться, что их еще минут назад здесь не было, и никто не мог подобраться незамеченным, пусть даже ползком, пусть даже в таком камуфляже преодолев отделявшие дорогу от леса два десятка метров.

— Закурить не найдется? — усмехнувшись, спросил один из двоих, выглядевший постарше, невысокий, но крепкий, с аккуратной щеточкой рыжеватых усов. — И, кстати, как проехать в Архангельск не подскажете?

Водитель «Урала» выдохнул с облегчением, мгновенно успокоившись. Контакт состоялся, свою задачу он уже практически выполнил.

Алексей Басов, отложив в сторону бинокль, не нужный сейчас, и держа руку на цевье своего АК-74М, наблюдал за остановившимся посреди лесной дороги без видимых причин грузовиком. Командир партизанского отряда расположился у самой кромки леса, растянувшись на земле и накрывшись лохматой накидкой, делавшей его невидимым уже за десять шагов.

— Наш клиент, командир? — шепотом спросил Олег Бурцев, устроивший себе позицию по левую руку от полковника и державший наготове пулемет.

— Похоже, что так.

— Хоть бы для приличия капот открыл, — хмыкнул бывший десантник, видевший, как водитель «Урала», плотный лысоватый мужик, нервно курит, шагая взад-вперед у своей машины. — Типа, поломался. А то ведь так до первого патруля можно простоять.

Они пронаблюдали еще пару минут, пока окончательно не убедились, что водитель остановился просто так, а не из-за случайной неисправности, и что в машине кроме него никого больше быть не должно.

— Ладно, идем, — решил Басов.

Полковник, удерживая правой рукой автомат, двинулся по-пластунски к машине, а за ним полз тащивший свой легкий РПК-74М Бурцев. Приблизившись почти вплотную к ничего не замечавшему у себя под носом водителю, партизаны поднялись на ноги, оказавшись у того за спиной.

— Уважаемый, закурить есть? — поинтересовался материализовавшийся за спиной лысого полковник.

Водитель подпрыгнул, развернулся, выпучил глаза, увидев Басова и стоявшего чуть позади Бурцева, а затем, придя в себя, вымолвил:

— Наконец-то! Чего так пугаете? Чуть кондратий не хватил!

Алексей Басов только усмехнулся, довольный произведенным эффектом, и водитель, уже почти окончательно успокоившись, поинтересовался:

— Вас только двое? Мне сказали, больше будет! Ну, давайте тогда в машину, и побыстрее, у меня тоже график!

— Не спеши, — ухмыльнулся Басов. — Сейчас поедем, а ты пока покури.

Полковник обернулся лицом к лесу и взмахнул правой рукой, в которой продлжал сжимать автомат. несколько секунд ничего не происходило, затем из зарослей показались еще четверо. Двое тащили за спиной длинные трубы зеленого цвета, обмотанные брезентом, остальные были вооружены только «калашниковыми».

— Вот теперь все, — произнес Басов. — Можно и двигаться уже. Кстати, тебя зовут то как? Я — Алексей.

— Володя, — представился водитель «Урала». — Ладно, мужики, давайте в темпе! В машине документы найдете, что с ними делать, знаете, надеюсь. Но тщательную проверку они не пройдут, сразу предупреждаю!

— На случай шмона вот мой документ!

Полковник Басов хлопнул рукой по верному «калашу», который пока перевесил на плечо. Командир отряда наблюдал, как его бойцы грузятся в машину, помогая затаскивать в фургон оружие. Их было всего шестеро, и Басов старательно подбирал людей, хотя после боя с «полицаями» выбирать то было и не из кого.

Разумеется, в группу вошли и Олег Бурцев и Азамат Бердыев, уже полностью оправившийся от ран — с ними, с кем полковник был с самого начала своей партизанской карьеры, Басов был готов идти хоть куда. Кроме того, здесь были двое братьев, Витя и Митя, омоновцы, повоевавшие в Чечне и Дагестане, причем до службы в милиции один был снайпером в мотострелковом отделении, а второй — зенитчиком, и как-то умел обращаться с ПЗРК. В предстоящей операции именно этот навык был самым важным.

Бурцев, первым забравшись в машину, принял у товарищей рейдовые ранцы, забитые всякой всячиной, необходимой в походе и бою, а затем при помощи Азамата втащил внутрь тубусы зенитно-ракетных комплексов — китайских FN-6, с которыми партизаны уже имели дело, согласившись, что не все оружие «made in China» следует считать дерьмом.

— Этот человек, водитель, он насколько надежен? — спросил у полковника шестой член группы. Сейчас Жэнь Цзимэнь, облаченный в обычный камуфляж, натянувший поверх его разгрузочный жилет «Пионер» и вооруженный обыкновенным АК-74 ничем не выделялся среди остальных. Ну а азиатской внешностью здесь, где Европа смыкается с Азией, удивить кого либо и привлечь внимание было сложно.

— Я вижу его первый раз и знаю столько же, сколько и вы, майор, — пожал плечами Алексей Басов. — Мой командир сказал, что этому человеку можно доверять, но слепо на него полагаться я не намерен. Но пока он, кажется, не опасен нам, так что не стоит слишком сильно задумываться о его надежности.

— Пусть так, — согласился, не упорствуя, китаец. — Пока он нам помогает, он будет нашим другом.

Сам Жэнь Цзимэнь кроме обычного снаряжения партизана тащил с собой нечто необычное. В огнеупорном чехле, притороченном к рюкзаку майора, покоился компактный ноутбук, который сейчас казался неуместно здесь вещью, но за которым китайский разведчик следил лучше, чем даже за своим автоматом, оберегая электронный прибор от любого воздействия внешней среды.

Пропустив китайского майора вперед, Басов залез в фургон последним, взобравшись по узкой лесенке. Убедившись, что все «гости» на борту, шофер по имени Володя, бросив недокуренную сигарету, занял свое место за баранкой, и «Урал», взревев мотором, тронулся, удаляясь от точки рандеву.

В фургоне, оборудованном сидениями для полутора дюжин людей, партизаны обнаружили стопку пластиковых карточек с логотипом «Юнайтед Петролеум», надписями «служба безопасности» и местом под фото.

— Разбирайте ксивы, — приказал своим людям Алексей Басов, пыхтя и кряхтя пытавшийся засунуть под сидение связку из двух противотанковых гранатометов PF-89 — ими был вооружен каждый боец, кроме стрелков с ПЗРК. Два РПГ весили вместе чуть менее восьми килограммов, вдвое меньше, чем ракетный комплекс, так что бойцам, назначенным в «главную ударную силу» отряд даже при половинном боекомплекте к автоматам приходилось несладко. Одна радость, что зенитные ракеты они скоро израсходуют и двинутся обратно налегке, на зависть своим товарищам.

За пару минут шесть партизан превратились в сотрудников службы безопасности нефтяной корпорации со всеми необходимыми документами, благо, фотографиями бойцы полковника запаслись заранее, а имена в бумагах никакого значения не имели. Глупо было бы прятаться ото всех, скрывая целую гору оружия, и потому Басов решил, напротив, ничего не прятать, все выставляя на всеобщее обозрение. От тех, кто ездит по этой территории, ничего не боясь, и не выглядит при этом полным идиотом, никто не будет ждать подвоха — на такую наглость противник никак не рассчитывает.

— До высадки три часа пути, — сообщил Бердыев, вновь вооружившийся навигатором китайской спутниковой системы «Бэйдоу-2», исправно посылавшей с высоких орбит свои сигналы.

— Считай все четыре, а то и пять, — зевнул Бурцев, развалившись на сидении. — Можно вздремнуть.

— Отдыхаем, бойцы, — согласился Басов. За недолгую, но насыщенную событиями карьеру партизана полковнику впервые, наверное, довелось «идти на дело» с таким комфортом, не продираясь сквозь заросли, не сбивая ноги в многокилометровых марш-бросках с полной выкладкой. И таким случаем было грех не воспользоваться. — Отбой! Всем спать!

Партизаны, привыкшие мгновенно просыпаться и засыпать практически в любых условиях, ценя каждое мгновение отдыха, отключились через минуту. Только сам полковник не мог успокоиться, переживая недавние события. Он понимал, что группе несказанно повезло добраться до места встречи с Володей, не будучи обнаруженными. Они уже находились в зоне ответственности американцев, ужесточивших контроль многократно после недавних атак не трубопровод. Первые тридцать верст, пройденные в пешем порядке, оказались самыми сложными. В прочем, создать сплошную линию безопасности здесь не смогли даже американцы — сделать это силами одной дивизии и горстки частных охранников было невозможно. Полностью контролировалось движение на дорогах, но те, кто шел пешком, через лес, не ища легких путей, могли, в принципе, добраться куда угодно, что и доказала своим примером группа Басова. Несколько раз над головами пролетали вертолеты — армейские и из охраны нефтепровода, дважды появлялись беспилотники, которые, к счастью, удавалось заметить заранее, укрывшись в зарослях, в прочем, с приближением зимы дававших все меньшую защиту.

Да и вообще, вскоре находиться в лесных лагерях станет совсем некомфортно. В землянках, конечно, можно переждать любой мороз, но вот воевать в минус тридцать уже получается не очень. А за американцев сражается техника, для которой такие условия не критичны. Противник вскоре получит преимущество во всем. Тот же тепловизор в зимнее время даст большую точность и дальность обнаружения, и шансы у партизан на то, чтобы дотянуть до весны, будут уменьшаться одновременно с падением температуры. Возможно, понимая это, штаб партизанского движения и затеял такую рискованную операцию. В прочем, рисковали сейчас лишь они шестеро, проникшие уже настолько глубоко на территорию врага, что уйти живыми после выполнения задачи окажется почти невозможно.

Продолжая размышлять о будущем, Алексей задремал, вполглаза следя за тем, что творилось вокруг. Пару раз навстречу «Уралу» попались автобусы, единственное средство сообщения между отстоящими на километры друг от друга поселками, жители которых в большинстве своем не были избалованы такой роскошью, как личный транспорт. Мелькнула легковушка, а раз они встретились с колонной трехосных американских «тактических» грузовиков М1093 FMTV, похожих на родные «КамАЗы», эскортируемых парой «Хамви» с крупнокалиберными пулеметами. Вообще янки даже в свой зоне старались не перемешаться по земле за пределами собственных баз, людей и грузы предпочитая доставлять по воздуху. И пусть гонять туда-сюда вертолеты оказывалось намного дороже, чем машины, затраты оправдывали себя.

До сих пор в руки партизан попадали единичные экземпляры ПЗРК, так что господство в воздухе казалось американцам незыблемым. Но при мысли о том, что в лесу, в сотне километров отсюда, на тщательно замаскированной базе, хранится десяток ракет «земля-воздух», уже опробованных в бою, Басов кровожадно усмехнулся — вскоре американцы жестоко поплатятся за свою беспечность и самоуверенность. Поток оружия, не автоматов и банального пластита, а высокотехнологичных систем, усиливался с каждым днем, превращая отряд партизан из шаек оборванцев, делящих, как это было поначалу, один «калаш» на двоих, в хорошо оснащенные диверсионные группы, с которыми вынужден был считаться по-настоящему сильный враг.

Алексей Басов начал уже, было, засыпать, как вдруг «Урал» неожиданно сбросил скорость, остановившись совсем. В прочем, двигатель продолжал работать вхолостую, а водитель не спешил покидать кабину.

— Подъем, — скомандовал полковник уже открывавшим глаза бойцам. — Всем внимание!

— Черт, там кордон!

Олег Бурцев, выглянув в окно, первым увидел пару пятнистых «Хаммеров», перегородивших дорогу. Возле джипов расположилось с полдюжины американцев в боевом снаряжении, а с турелей на крышах машин уставились на дорогу тяжелые GECAL-50 — трехствольные пулеметы типа «гатлинг» пятидесятого калибра, чудовищно скорострельные, способные запросто распилить пополам такой вот «Урал» одной очередью.

— Всем спокойно, не дергаться, — произнес Басов, между тем, досылая патрон в патронник бесшумного ПБ. Оружие с глушителями было у каждого в группе, поэтому все бойцы сейчас возились с пистолетами, клацая затворами и предохранителями.

Двое американцев неторопливо двинулись к остановившемуся грузовику, повесив на плечо свои карабины. Они могли позволить себе никуда не спешить под прикрытием двух крупнокалиберных пулеметов. Один из постовых постучал по двери водителя, а второй, обойдя «Урал» вокруг, подтянулся, заглянув в фургон. Он ничуть не изменился в лице, увидев шесть человек, вооруженных до зубов, только взгляд из-под среза легкой кевларовой каски стал еще более цепким.

Алексей Басов напрягся, сжав скрытый под брошенной на сиденье рядом с собой засаленной спецовкой бесшумный пистолет. А под сиденьем лежали гранатометы и ПЗРК — то оружие, которого не может, не должно быть у обычных охранников, какими пытались казаться сейчас партизаны. Если этот янки что-то заметит, если где-то собьется брезент, обнажив раструб зенитного комплекса, если ему просто захочется заглянуть под сиденья, рейд окажется под угрозой провала.

Несколько секунд, пока американец обшаривал внутренности фургона внимательным взглядом, шестеро партизан сидели, кажется, даже не дыша. Каждый держал руку на оружии и был готов открыть огонь. Если американец проявит слишком большую бдительность, он умрет немедленно. А спустя секунд десять, скорее всего, умрут и сами партизаны, расстрелянные в упор из пулеметов и штурмовых винтовок. И тогда их операция будет провалена, еще толком не начавшись.

— Документы? — потребовал американский сержант.

— Пожалуйста!

Все по очереди протянули патрульному свои пропуска, к которым уже успели прикрепить сделанные заранее фотографии. Изучив запаянные в пластик карточки с текстом, продублированным по-русски и по-английски, американец, не сказав ничего, спрыгнул на землю, захлопнув за собой дверь. Через полминуты один из «Хамви» съехал на обочину, освобождая дорогу, и «Урал» продолжил движение.

С каждым пройденным километром движение на шоссе становилось все более оживленным, хотя попадались навстречу партизанам в основном, военные машины и строительная техника. Пару раз над дорогой на бреющем прошли вертолеты — сначала многоцелевой «Блэк Хок», а затем ударный «Апач», под крыльями которого висели гроздья всевозможных ракет.

«Урал» проехал насквозь несколько поселков и пару городков, жизнь в которых, кажется, ничуть не изменилась за последние месяцы. По улицам сновали прохожие, ездили машины, самые разные, до предела мирные, кто-то чем-то торговал. Разве что посты ДПС на въезде в населенные пункты лишились прежних вывесок, и караулили там теперь не сельские менты, а вооруженные до зубов американские десантники, которым плевать на превышение скорости, но от которых ни за что не откупиться пятисотрублевой купюрой в случае чего.

Их останавливали еще дважды, всякий раз не слишком тщательно проверяя документы, прежде, чем партизаны увидели нефтепровод. Лес, тянувшийся по обе стороны от шоссе, поредел и затем вдруг расступился в стороны, и находившиеся в фургоне люди смогли увидеть тянувшиеся посреди широкой просеки трубы. Две трубы почти двухметрового диаметра, установленные на невысоких опорах-фермах, укутанные теплоизоляционным кожухом, протянулись до самого горизонта. Лишь в одном месте они прижимались к самой земле, пропуская над собой автомобильный мост.

— Черт возьми, неужели из-за этого столько крови пролито? — вздохнул Олег Бурцев. — Оно того стоит?!

Бывший десантник вспомнил сразу и заваленный трупами Грозный, перепаханный от края до края взрывами бомб, и лица своих погибших товарищей, убитых при отходе партизанского отряда после недавней диверсии на этой самой «трубе». И еще одно лицо, самое милое, навсегда застывшее в посмертной маске.

— Они полагают, что стоит, — сурово произнес Басов, взглянув на своего товарища. — Они меряют все в долларах и считают дело прибыльным. Мы заставим платить их за каждый ничтожный успех собственными жизнями, и тогда все изменится!

Проехав по мосту, «Урал» вновь оказался на пустынном шоссе. Каждая вторая машина из увиденных партизанами за все время пути принадлежала, судя по опознавательным знакам, или американской армии, или службе безопасности «Юнайтед Петролеум». В воздухе тоже наблюдалась слабая активность, над лесом несколько раз пролетали вертолеты. Партизанам даже удалось увидеть двухвинтовой СН-47 «Чинук», винтокрылую громадину, способную поднять груз свыше двенадцати тонн. В прочем, американская вертушка все же не могла сравниться с родным Ми-26 с его двадцатью тоннами, перевозимыми в кабине, о чем вспомнил как раз Бурцев, более других знакомый с авиацией.

С каждой минутой приближалась заветная цель — Архангельск с его аэродромом, и одновременно нарастала тревога. Ошибиться сейчас, когда дело, кажется, уже сделано, хотелось меньше всего, тем более, здесь, по сути, в глубоком вражеском тылу, шести партизанам не на кого было рассчитывать, не от кого ждать помощи.

«Урал» свернул с хорошей дороги на какой-то проселок и, преодолев еще километра три по ухабам, остановился. Водитель, выбравшись из кабины, постучал по фургону:

— Приехали!

— Ты должен был доставить нас ближе, — заметил Басов, спрыгивая на землю. — Азамат, координаты?

— До точки шесть километров по прямой, — сообщил Бердыев. И одновременно шофер Володя произнес:

— Если сунемся ближе, можно огрести по полной! Дальше посты стоят чаще и досмотр не такой халтурный. Я не самоубийца!

— Черт с ним, дойдем, — отмахнулся Бурцев. — Шесть верст — ерунда!

— А что со временем? — напомнил Басов, взглянув на китайца.

— По данным разведки вылет назначен на пятнадцать тридцать, — доложил Жэнь Цзимэнь. — Сейчас четырнадцать ноль три. У нас час на то, чтоб выйти на точку, и еще полчаса на случай непредвиденных сбоев в графике.

— Успеем, — решил полковник. Взглянув на Володю, он требовательно произнес: — Транспорт нас должен ждать в условленном месте через два часа. И чтоб полный бак!

— Это будет.

— Ну и добро! Отряд, приготовиться к движению!

Партизаны, срывая с рукавов шевроны службы безопаности «Юнайтед Петролеум», натягивали «разгрузки», подгоняя ремни и проверяя оружие. Каждый помнил, что они на территории врага, и легкость, с которой они сюда смогли проникнуть, была насквозь обманчивой, притупляя бдительность, заставляя опасно расслабляться.

— Митя в головной дозор! — приказал Басов, убедившись, что группа готова выдвигаться.

— Есть, — козырнул бывший омоновец, вешая на плечо «калаш» с подствольным гранатометом.

— Вперед шагом марш!

Партизаны, взвалив на себя оружие и вещмешки, исчезали в поредевших зарослях, уходя туда, где лес уступал место городским кварталам. Точные карты местности имелись и на бумаге, и в памяти спутникового навигатора, но избежать встреч с людьми было сложно. Преодолев пару километров, группа вышла к дачному поселку. Несколько минут партизаны из кустов наблюдали в бинокли и прицелы суету дачников, что-то еще делавших на своих участках. Меж домов кое-где сновали люди, из печных труб курился дымок, где-то играла музыка, сопровождаемая радостным смехом — ничто не напоминало о ведущейся без пощады войне.

— Вроде, тихо, — произнес Бурцев.

— Это хорошо, что тихо, — напряженно ответил полковник, пытавшийся убедить себя, что увиденное — не обман, и впереди их не поджидает засада. — Группа, внимание! Здесь разделимся! Я, майор и Бурцев следуем на точку один, остальные — точка два! Атака по моему сигналу, рации держать на приеме!

Группа распалась на два звена — по числу ракетных комплексов, которые имели при себе партизаны. Этого должно было хватить, две ракеты по неманевренной, тихоходной цели, не способной уклониться от атаки, это почти стопроцентная гарантия ее уничтожения. Почти — потому что абсолютный успех нельзя предсказать.

Держась ближе к зарослям, тройка партизан двинулась к тому самому садоводческому товариществу. Олег Бурцев, держа наизготовку ручной пулемет, шел первым, готовый обрушить на внезапно появившегося противника шквал огня из РПК-74. сорок пять выстрелов в примкнутом рожке — хватит, чтоб ошеломить врага, а потом, скорее всего, придется убегать, уходя от боя с превосходящими силами.

Озираясь по сторонам, бывший десантник направился к казавшейся пустой даче — домику из фанеры, окруженному оплывшими от дождя грядками и какими-то кустами, с которых окончательно облетела листва. За ним, сгибаясь под тяжестью ПЗРК и запакованного по-прежнему в кевлар ноутбука, шагал Жэнь Цзимэнь, а Басов, державший наперевес АК-74М, замыкал строй, прикрывая товарищей с тыла.

Убедившись, что поблизости никого нет, Бурцев отошел в сторону, прикрывая товарищей, пока полковник при помощи ножа расправился с хлипким замком на фанерной двери. Чисто символическая преграда сопротивлялась недолго, уступив напору партизана и стали боевого клинка. Дверь распахнулась, пропуская незваных гостей в темное нутро домика. Внутри тоже было пусто, причем явно хозяева убрались отсюда давно, что было только на руку партизанам.

— Укладываемся в график? — поинтересовался Басов, оказавшись внутри бесцеремонно взломанной дачи.

— Пока да, — отозвался китаец, расчехливший свой компьютер, к которому уже присоединял компактную рацию, аналог отечественного «Арбалета» с засекречивающей приставкой «Азимут» — не самая новая, но надежная и неприхотливая техника, к тому же достаточно компактная, чтоб носить ее на собственной спине. — До вылета остается сорок три минуты. Нужно ждать сигнала.

— Подготовь ракету! Олег, устройся где-нибудь рядом, наблюдай!

Бурцев, кивнув, вышел наружу, а майор, тоже подчиняясь приказу, расчехлил укутанный в брезент тубус зенитно-ракетного комплекса FN-6, расположив его на невысоком столике, а сам уселся по-турецки рядом с ним, прямо на пыльном и грязном полу, легонько стуча по клавишам ноутбука.

Басов, выглянув из домика, позвал Бурцева, оставленного в боевом охранении — расслабляться было нельзя, тем более, сейчас.

— Ступай внутрь, отдохни, — произнес полковник. — Нечего тут маячить. Янки едва ли здесь появляются, но все же…

Ответ сержанта утонул в обрушившемся с неба рокоте. Партизаны, запрокинув головы, увидели пролетающий прямо над ними С-17А «Глоубмастер». Серая громада заходившего на посадку транспортного самолета на мгновение заслонила небо, а рев четырех турбин «Пратт-Уитни» заглушил все прочие звуки.

— Вот бы в него всадить ракету, — хищно улыбнулся Бурцев, представив, как двухсотшестидесятитонная крылатая машина, оставляя за собой шлейф черного дыма, падает на землю, окутанная облаком из кусков собственной обшивки. — Сразу прикончить полторы сотни янки!

— У нас другая цель, сержант! Поверь, не менее важная! К тому же для этого монстра одна ракета — слишком мало. Он и на двух двигателях сможет совершить вынужденную, если только у пилотов хватит мастерства.

Бурцев кивнул, соглашаясь. При всей кажущейся уязвимости неповоротливый транспортник был не такой легкой добычей, во всяком случае, не для них с их убогим арсеналом. Нужно всадить в него с полдюжины ракет, не меньше.

— Давай в дом, — повторил приказ Басов, когда «Глоубмастер» скрылся за горизонтом, и гул его турбин сошел на нет. — Я тебя сменю.

Олег, оказавшись внутри, снял с плеча пулемет, взглянув на китайца и поинтересовавшись:

— Откуда мы узнаем, вылетел он или нет? В аэропорту есть свои люди?

— Американцы скажут нам сами, — сообщил Жэнь Цзимэнь, указывая на свой компьютер, соединенный с радиостанцией, антенну которой китайский майор выставил в приоткрытое окошко. — Это комплекс радиоперехвата ближнего действия. Служебные частоты аэропорта нам известны, переговоры не шифруются, так что мы сейчас можем слышать все то, что слышат пилоты и диспетчеры на контрольной башне.

— Хорошо бы, чтобы они не кодировали свои сообщения. Иначе мы узнаем о появлении цели только по звуку турбин над головами.

Полчаса прошли для партизан в волнении. Жэнь Цзимэнь, весь обратившись в слух, пропускал через себя скупые фразы, звучавшие в эфире. Активность в небе над архангельском была невысокая, за тридцать минут китайский разведчик услышал только запрос на посадку с борта грузового С-130, пришедшего откуда-то с моря, да переговоры пилотов вертолета «Си Найт» морской пехоты, выполнявшего учебный полет. Но следующее сообщение заставило Жэнь Цзимэня напрячься, словно сжатая пружина. Еще мгновение, еще пара фраз, и китаец, подскочив, приказал Бурцеву:

— Зови полковника! Цель запросила разрешение на взлет и сейчас выруливает на ВПП!

Басов, ворвавшись в дом, первым делом схватился за рацию, переключив ее на передачу, и по волнам радиоэфира помчались его слова:

— Гранит, это Базальт, прием! Готовность пять, повторяю, готовность пять! Пеленг двести!

— Вас понял, готов к работе!

А Жэнь Цзимэнь уже выскакивал наружу, вскидывая на плечо шестнадцатикилограммовый раструб ПЗРК. В точности то же самое сейчас делал и бывший омоновец Витя в паре километров отсюда, разворачиваясь туда, откуда должен был появиться взлетающий самолет.

— Двухракетный залп — этого хватит? — с неуверенностью, впервые прорезавшейся в голосе, поинтересовался Басов. Привыкший воевать на земле, полковник все же не стал специалистом по противовоздушной обороне, испытывая некоторые сомнения. За несколько часов настоящей войны там, в ставропольских степях, он видел, как американские штурмовики прорывались сквозь огонь «Тунгусок» и «Игл», сжигая на марше целые танковые роты.

Сомнения Басова постарался развеять китайский майор:

— На взлете самолет лишен запаса скорости, и не сможет уклониться от атаки, тем более, это пассажирский лайнер, а не истребитель. И он почти наверняка лишен средств самообороны типа ложных целей, способных увести в сторону ракеты. Да, двух ракет хватит.

А полковник вновь взялся за рацию. Переговоры могли услышать, но сейчас это было не важно — спустя пару минут все американцы в округе будут знать о присутствии здесь русских партизан.

— Гранит, это Базальт, — произнес Басов, нажимая на тангету рации. — Минутная готовность!

Негромкий, пульсирующий рокот турбин донесся, нарастая с каждой секундой, со стороны города. Жэнь Цзимэнь, больше не опасавшийся быть увиденным кем-то, вышел на открытое пространство, удерживая на плече ПЗРК. Щелкнув тумблером, он активировал инфракрасную систему наведения ракеты, зная, что в точности так же поступил другой стрелок, находившийся во второй группе, в паре километров отсюда, выцеливая в небе свою добычу.

Прерывистый зуммер известил китайского майора, что тепловая головка наведения ракеты FN-6 захватила цель, уцепившись за шлейф раскаленных газов, оставленный в воздухе взлетавшим самолетом, и Жэнь Цзимэнь нажал на спуск. Вышибной стартовый двигатель с негромким хлопком вытолкнул ракету из тубуса пускового устройства, и уже на безопасном расстоянии от стрелка включился маршевый твердотопливный двигатель, уводя снаряд в небо. И почти одновременно, с отставанием не более двух секунд, из недальнего леса взвилась в зенит еще одна дымная стрела — вторая группа сработала синхронно. А через несколько мгновений, которые потребовались зенитным ракетам, чтобы добраться почти до предела своей зоны поражения, вдалеке прогремел взрыв, почти не слышимый здесь, внизу, на земле.

— Уходим! — выдохнул Алексей Басов.

Дело было сделано, больше ничего не зависело от диверсантов, и теперь перед ними встала новая, намного более сложная задача — выбраться живыми из логова врага.

Получасом ранее бронированный Шевроле «Субурбан», сопровождаемый парой бронированных же «Хамви», вооруженных крупнокалиберными пулеметами, выкатился прямо на летное поле. Меры предосторожности казались излишними здесь, в Архангельске, пожалуй, втором после Москвы русском городе по плотности американских военных на квадратный метр. Штаб Сто первой воздушно-штурмовой дивизии и одна из ее аэромобильных бригад в почти полном составе, части Морской пехоты, в том числе и несколько истребительных и штурмовых эскадрилий — этого должно было хватить, чтобы чувствовать здесь себя в большей безопасности, чем даже в собственном доме. В прочем, для Рональда Говарда, руководителя проекта «Полярный экспресс», бронированный автомобиль и вооруженная охрана являлась скорее символом статуса, нежели необходимостью, хотя и безопасностью своей он старался не пренебрегать.

Небольшой кортеж, миновав без задержки пропускной пункт, на котором несли службы десантники из все той же Сто первой дивизии, выехал на взлетную полосу, остановившись возле огромных ангаров. А там своего единственного пассажира уже ожидал приветливо распахнувший узкий люк в борту «Гольфстрим», раскинув над бетонкой скошенные тридцатиметровые крылья. Сверхдальний «бизнес-джет», изящная остроносая игрушка стоимостью всего-то тридцать пять миллионов долларов, блестевшая свежим лаком на покатых бортах, был готов к взлету в любую минуту и экипаж уже занял свои места.

Кортеж остановился, и сидевший рядом с водителем «Субурбана» телохранитель распахнул заднюю дверцу внедорожника, выпуская наружу Рональда Говарда. Следом за ним выбрался и Джон Хортон, второй после самого Говарда человек в иерархии «Ю-Пи» здесь, в России, хотя и неизмеримо уступавший властью и влиянием первому.

— Чеченцев мы переведем на охрану внутренних коммуникаций, — произнес Хортон, продолжая начатый еще в машине разговор. — Уберем их с глаз долой, чтобы ни у кого не возникло ненужных мыслей. Инцидент с той русской деревней все равно не исчерпан, ни у кого нет никаких улик, ничья вина однозначно не доказана, но нам все равно поверят больше.

— Проследите, чтобы больше таких инцидентов не было. Работайте в контакте с военными и разведкой. Джим Уоллес из ЦРУ поможет вам наладить взаимодействие.

Говард был несколько взволнован, ощущая перед вылетом странную тревогу. Он пытался убедить себя, что это связано лишь с предстоящей встречей в Москве с ооновскими эмиссарами, наблюдателями, со дня на день прибывающими в страну, чтобы отныне контролировать действия американцев.

— Самое важное — работы на нефтепроводе не должны прекращаться ни на минуту, — напомнил Рональд, взглянув сурово на своего заместителя. — Если мы продемонстрируем своим инвесторам, что каждый вложенный ими цент тратится правильно, они сумеют надавить и на инспекторов ООН, чтобы те не были слишком строги к нам. У наших акционеров немало рычагов влияния, но потянут они за эти рычаги только тогда, когда будут уверены, что это выгодно!

— Никаких сбоев не будет, — уверенно произнес Джон Хортон. — Работы идут по графику.

— А надо, чтоб они опережали график! Атаки террористов и так отбросили нас назад, а времени не так уж много! За каждый дополнительный день работы даже русским приходится платить, а из-за этого рентабельность проекта падает! Заставьте, черт возьми, всех работать быстрее!

Говард был раздражен, взвинчен, хотя сам не понимал причину этого, но Хортон, чувствовавший состояние своего босса, ответил, пытаясь успокоить его:

— Сэр, можете быть уверены, все будет в порядке! Никаких неожиданностей!

— Хорошо бы, — ворчливо отозвался куратор «Полярного экспресса». — Если так, считайте, что уже получили место в правлении корпорацией. И хороший пакет акций, такой, чтоб можно было прожить до глубокой старости на одни только дивиденды.

Сопровождаемый Хортоном, двумя телохранителями «Юнайтед Петролеум» и еще двумя офицерами Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, Говард направился к своему лайнеру, уже готовому унести функционера нефтяной компании в Москву, на встречу, которая могла стать поистине судьбоносной для многих.

— Сэр, самолет готов, — отрапортовал встречавший единственного пассажира у трапа командир экипажа. — Можем взлетать, как только прикажете!

Рональд Говард знал, что пилоты, которым он доверяет свою жизнь — лучшие из лучших. У «Юанйтед Петролеум» не было недостатка в средствах, все, кто трудился на корпорацию, получали более чем приличные оклады, а работодатель имел при этом возможностью тщательно отбирать людей, по достоинству оценивая их опыт. Вот и летчики, управлявшие «Гольфстримом», относились к элите и старались отрабатывать свою зарплату по-честному.

— Взлетаем немедленно! — решительно приказал Говард, но, уже ступив одной ногой на трап, вновь обернулся к Хортону: — Сделайте так, Джон, чтобы мне не пришлось краснеть перед своими боссами, и ваши старания будут вознаграждены! У вас все полномочия и достаточно средств, чтобы проект был завершен, и я жду от вас только положительного результата, так же, как его ждут и от меня! Никаких террористов, никакого саботажа — только планомерная работа и довольные русские, которым мы позволили содержать их семьи среди всеобщей нищеты, царящей здесь! пусть все видят, что мы полезны этой стране и этому народу!

Не слыша, да и не ожидая ответа, Говард исчез в проеме люка, оказавшись в не слишком просторном, но комфортном салоне «бизнес-лайнера». Самолет мог перевозить на двенадцать тысяч километров полтора десятка пассажиров, обеспечивая их всем необходимым на время перелета. Но сейчас Говард на борту был один — ни секретарей, ни охраны, никого. Только он — и много часов для размышлений.

— Мистер Говард, сэр, — Рональда окликнула миловидная стюардесса в белоснежной идеально выглаженной сорочке. — Сэр, как только мы взлетим, я могу подать вам обед. Напитки в баре, сэр. А сейчас, пожалуйста, пристегните ремни, сэр.

— Да, конечно, — кивнул Говард. — Ступайте, я вас вызову потом.

Рональд Говард, оставшийся в одиночестве после того, как стюардесса удалилась, почувствовал, что гул турбин «BMW Роллс-Ройс», расположенных в задней части самолета, на пилонах по обоим бортам фюзеляжа, стал мощнее. Самолет плавно тронулся с места, набирая скорость, набегающий потоки воздуха взвихрились на плоскостях, уплотняясь под ними и разреживаясь поверх консолей, и, наконец, подъемная сила в точности по законам физики оторвала сорокатонную машину от земли.

Выглянув в иллюминатор, Говард увидел панораму удалявшегося города. Он толком не успел побывать в Архангельске, летая с объекта на объект, теряя время на совещаниях, мотаясь по проклятой русской тайге, сквозь которую его люди, вопреки всему, тянули нефтепровод, побеждая вековой лес.

За бортом «Гольфстрима» уже заклубились низкие облака, когда лайнер вдруг нервно дернулся, заваливаясь на левое крыло. Говард увидел за бортом вспышку и языки пламени, успев подумать, что вспыхнул один из двигателей. В этот миг самолет словно провалился в воздухе, потеряв вдруг опору и рухнув к стремительно приближавшейся земле.

Пилоты «Гольфстрима» увидели выпущенные по ним ракеты почти одновременно. Они были достаточно опытны, чтобы понять, что обозначают тянущиеся к медленно набиравшей высоту машине дымные нити.

— Нас атакуют! — крикнул командир экипажа, увидев слева от самолета инверсионный след. Пилот, на счету которого были десятки боевых вылетов во время «Бури в пустыне» и позже, в Югославии, и даже что-то, похожее на воздушный бой с сербским МиГ-29, понял, что это значит, испытав неподдельный ужас.

— Ракета справа! — в один голос закричал второй пилот. Не будучи военным, но проведя двадцать лет за штурвалами межконтинентальных «Боингов» и «Аэробусов», он тоже заметил угрозу, понимая, что предотвратить неизбежное сейчас ни он, ни его командир не в силах.

Но первый пилот считал иначе, действуя, если только была хоть малейшая возможность. Зажатый в тиски ракетной атаки «Гольфстрим» выполнил маневр, ложась в вираж. Ему не хватало скорости и высоты, и в любом случае пассажирский самолет уступал любому истребителю, но экипаж и единственного пассажира спасло чудо.

Первая ракета, не обратив внимания на испуганное метание цели, прошла в стороне, двигаясь по прямой, словно по натянутой струне, и, достигнув границы зоны поражения, самоликвидировалась, взорвавшись в облаках. Знай об этом Жэнь Цзимэнь, он бы проклял, наверное, своих соотечественников, из-за которых весь мир смеялся над словами «китайское качество». Неисправность системы наведения увеличила шансы атакованного самолета вдвое.

Пилоты «Гольфстрима», хоть и видевшие промах первой ракеты, не успели испытать ни облегчения, ни радости. Второй снаряд, наведясь на струю выхлопных газов, настиг лайнер, и полуторакилограммовая боеголовка взорвалась на расстоянии вытянутой руки от лакированной обшивки фюзеляжа. Легкие осколки прошили гондолу турбины, перебив топливопроводы, а заодно и тяги управления рулями высоты, превратив самолет в пылающий кусок металла.

— Пожар правого двигателя! — сообщил, срываясь на крик, второй пилот, приборная панель перед которым осветилась тревожным красным светом множества индикаторов. — Утечка топлива!

— Перекрыть подачу топлива в правый двигатель! Держи машину, сколько сможешь! Идем на вынужденную!

«Гольфстрим», хвостовая часть которого была охвачен огнем, держался в воздухе на одной турбине, тяги которой не хватало для того, чтоб хоть ненадолго побороть силу притяжения. Но падение замедлилось, хоть немного, став управляемым, дав пилотам, пытавшимся сохранить контроль над машиной, несколько драгоценных секунд.

— Шоссе, справа, — указал второй пилот, увидев серую ленту дороги.

— Вижу! Будем садиться!

Забыв про перепуганного насмерть пассажира, командир экипажа тянул на себя штурвал, чувствуя, как тот вырывается из его рук. Земля становилась все ближе, зеленый ковер леса распался на отдельные деревья, полоса асфальта, казавшаяся мгновение назад лишь серым росчерком, заполнила весь мир.

— Двести футов, сто пятьдесят футов, — отсчитывал стремительно уменьшавшуюся высоту второй пилот, пытаясь сохранять выдержку даже сейчас, на пороге гибели. — Пятьдесят футов!

«Гольфстрим» снижался с намного большей скоростью, чем было возможно, и под углом намного больше допустимого.

— Шасси! — приказал командир экипажа, услышав от напарника истеричные «тридцать футов».

— Выпущены!

— Приготовиться! Держись!!!

Мощный удар, едва не выбросивший пилотов из своих кресел, заставил жалобно заскрипеть силовой набор «Гольфстрима». Амортизаторы приняли на себя столкновение с землей, самолет, продолжавший гореть, промчался по шоссе несколько сотен метров с уже выключенной турбиной, а затем, когда лента дороги вильнула в сторону, врезался острым носом в стену кустарника, срезая его крыльями и сами крылья ломая о стволы деревьев, попадавшихся на его пути, а деревца потоньше срезая консолями, словно былинки — остро оточенной косой. Наконец, он остановился, оставив за собой россыпь обломков фюзеляжа, куски плоскостей. Пилоты расслабленно откинулись на спинки кресел, забыв о пожаре. Откуда-то издали уже доносился звук летящего вертолета.

Пораженный зенитной ракетой «Гольфстрим» с перепуганным до полусмерти Рональдом Говардом на борту еще не коснулся земли, а по штабу аэромобильной бригады Сто первой дивизии словно пронесся торнадо. Эфир наполнился позывными, радисты надрывались, передавая все новые и новые приказы, а на городском аэродроме уже воцарился управляемый хаос.

— Полковник, сэр, мы определили район нахождения противника, — докладывал командиру бригады один из офицеров штаба, указывая на дисплей с картой окрестностей. — Они применяли ПЗРК, вероятно SA-18 или нечто аналогичное, то есть дальность пуска не может превышать четырех миль. Следовательно, сейчас террористы где-то здесь.

Майор очертил лазерной указкой окружность диаметром не более десятка миль.

— Далеко они уйти не успели, — решил полковник, чувствовавший себя несколько растерянным сейчас, впрочем, чувство это быстро уступало место привычной собранности. — Приказываю блокировать квадраты Чарли-три, Чарли четыре, Эхо-три и Фокстрот-два! Поднимайте все вертолеты — через двадцать минут там должны быть наши парни! И запросите морпехов, нам нужно все, что может летать и каждый, кто может держать винтовку! Этим русским ублюдкам нельзя дать уйти!

— Слушаюсь, полковник, сэр! Вертолеты уже взлетают! У нас в воздухе сейчас один «Жнец», можно направить его для разведки зоны высадки, сэр!

— Выполняйте, майор! Нужно прижать выродков, пока они не ушли далеко!

— Полковник, сэр, есть координаты падения самолета, — крикнул, отрываясь от монитора, один из находившихся в штабе офицеров, такой же взволнованный и нервный, как все, лейтенант. — Квадрат Браво-один, сэр!

— Направьте туда спасательный вертолет! Еслиесть живые, нужно их вытащить немедленно!

Архангельский аэропорт превращался в растревоженный осиный улей. Грохоча тяжелыми ботинками по бетону, из казарм на летное поле бежали десантники в полной экипировке, под гоняемые злыми криками своих сержантов и офицеров. «Черные ястребы» уже отрывались от земли, разворачиваясь над летным полем и уходя к горизонту. Медленно поднялся в воздухе тяжеловесный двухвинтовой СН-47D «Чинук» с красными крестами на фюзеляже — винтокрылый госпиталь, направленный к месту падения сбитого «Гольфстрима», где, возможно, его появление было еще кому-то необходимо. А несколькими милями дальше уже ложился на боевой курс ударный беспилотник «Рипер», операторы которого, находившиеся на земле, в полной безопасности, видели свою цель.

Алексей Басов уводил группу все глубже в лес, тем маршрутом, который намертво засел в его голове. Еще не было слышно звуков погони, враг, ошеломленный дерзостью партизан, только приходил в себя, и у горстки смельчаков был шанс уйти живыми, проскользнуть через стремительно сужавшуюся щель в боевых порядках противника. Трое партизан, оставившие при себе самый минимум оружия и снаряжения, продирались сквозь заросли, двигаясь к заранее оговоренной точке встречи, где их должна была поджидать вторая тройка.

— Бойцы, шагом! — выдохнул полковник Басов, чувствуя, как рвется из груди стучащее не хуже гидравлического молота сердце.

Первая, самая простая и легкая часть операции, была выполнена. Они подобрались незамеченными и нанесли удар, разрушив уверенность врага в своей безопасности. Возможно, где-нибудь в штабе посчитали бы, что задача партизанами выполнена успешно, и шесть жизней, отданный за такую победу — приемлемая цена, но сам полковник полагал иначе. Операция закончится удачно только тогда, когда он и пять его бойцов живыми вернутся на затерянную в лесах во многих верстах отсюда базу отряда. Расходным материалом они не были.

— Где мы, майор?

Басов взглянул на Жэнь Цзимэня, и тот, засунув руку в подсумок, вытащил спутниковый навигатор «Бэйдоу-2», заменивший диверсантам старомодные бумажные карты. В прочем, такая у Алексея Басова тоже имелась, сложенная гармошкой и заботливо обернутая целлофаном.

— Километр по прямой до точки сбора, — сообщил китаец после секундной задержки.

— Хорошо, — кивнул полковник и хрипло выдохнул: — Бойцы, бегом марш!

Партизаны вновь перешли на бег, но не успели преодолеть и пары сотен метров, когда с неба на них обрушился гул турбин. Он не был сильным, не мог принадлежать большому самолету, тем более, это был не вертолет, звук которого уже хорошо запомнил каждый и бойцов. басов, остановившись, запрокинул голову, увидев скользящий под низкими облаками аппарат, снизу похожий на крест из-за своих прямых и узких крыльев и такого же узкого фюзеляжа.

— Черт, это «Рипер»!

Полковник узнал американский разведывательно-ударный беспилотный самолет MQ-9. логическое развитие знаменитого «Предейтора», он мог не только обнаруживать любые цели при помощи камер, тепловизора или малогабаритного радара, но и уничтожать их по команде находившихся где-то далеко на земле операторов ракетами и управляемыми бомбами. И полковник уже видел, что подвески под плоскостями беспилотника отнюдь не пусты.

— Под деревья! — крикнул Басов, и сам бросился к ближайшей роще.

Они, возможно, могли бы укрыться даже от всевидящего ока беспилотного разведчика, но удача отвернулась от партизан. «Рипер», скользя к земле, плавно развернулся, устремившись вслед беглецам.

— Отвлекайте его, — крикнул Жэнь Цзимэнь, останавливаясь и стаскивая со спины чехол с ноутбуком. — Мне нужно хотя бы пару минут!

— Спятил?! Бегом, и живо! Он сейчас все перепашет здесь своими «Хеллфайрами»!

Басов хотел потащить китайца за шиворот, но тот оттолкнул полковника, повторив:

— Дайте мне две минуты!

— Сумасшедший! — Басов сплюнул и, взглянув на Бурцева, скомандовал: — Олег, бегом к роще! За мной!

Двое партизан, оставив на месте присевшего на корточки над компьютером китайца, бросились к деревьям, там надеясь укрыться от залпов «Риппера». А тот приближался неторопливо, словно сама судьба, опускаясь все ниже, пока бортовой прицельный комплекс не передал на землю сигнал захвата цели.

Оператор беспилотника MQ-9 увидел, как прицельная марка центре экрана легла на силуэт одного из двух человек, со всех ног убегавших к лесу. Удовлетворенно цокнув языком, он, не отрываясь от приборов, четко произнес:

— Цель в захвате! Готов к атаке!

«Рипер» нес стандартный набор вооружения — четыре противотанковые ракеты AGM-114 «Хеллфайр» и две пятисотфунтовые бомбы с лазерным наведением. И сейчас операторы были готовы применить одну из управляемых ракет. Невидимый луч лазера вонзился в спину одного из террористов, указывая реактивному снаряду путь к цели.

— Уничтожьте их! — приказал стоявший за спиной у операторов полковник.

— Пуск!

Ракета, оставляя за собой дымный шлейф, соскользнула с пилона, рванувшись к цели. Ей предстояло преодолеть всего чуть больше километра, не расстояние при максимальной скорости свыше трехсот метров в секунду. Несколько мгновений — и с террористами будет покончено, для этого хватит с лихвой мощи восьмикилограммовой боеголовки.

— Срыв захвата, — вдруг сообщил один из операторов, видя, как ракета, головка наведения которой перестала видеть «зайчик» лазерного луча, вильнула, уходя в сторону от цели. — Промах!

— Черт, я потерял управление, — в голос воскликнул второй «пилот». — Машина не реагирует на команды!

— Какого черта? — Полковник грозно нахмурился: — Что происходит?!

— Сэр, мы потеряли контроль! «Дрон» остается в воздухе, но мы им не управляем!

— А кто, мать вашу, тогда управляет?!

Картинка с камер «Риппера» продолжала исправно поступать на пост управления. Операторы и находившиеся рядом офицеры видели, что беспилотник меняет курс, набирая высоту. Полковник, понимавший, что сломанный самолет не способен на подобные маневры, раздраженно потребовал:

— Выключите его! Или уничтожьте, черт возьми!

— Мы ничего не можем, сэр! Кто-то заглушил наш сигнал и посылает на «дрона» свои команды! У нас полностью перехватили управление! Дьявол, никто не мог и предположить, что такое вообще возможно!

— Значит, теперь у партизан есть свой беспилотник?

На этот вопрос ответа не последовало.

Алексей Басов изумлено смотрел на Жэнь Цзимэня, не веря его словам и собственным ушам.

— Ты говоришь, что управляешь их самолетом?!

— Я обнаружил несущую частоту и расшифровал сигнал. Теперь этот «Рипер» под моим контролем.

— Тогда пусть он облетит окрестности, я хочу знать, далеко ли янки!

Китаец склонился над ноутбуком, застучав по клавишам. Через пару мгновнеий беспилотный самолет, из-под крыльев которого свисали так и не израсходованные ракеты и бомбы, набрал высоту, удаляясь от партизан.

— Я могу обеспечить разведку в радиусе не более пары километров, — предупредил китайский разведчик. — Дальше я не смогу глушить сигнал американцев, а обмануть их второй раз, возможно, не получится. Мы изучали особенности управления американскими беспилотниками много лет, собирая данные в районах боевых действий — в Ираке, Афганистане, Пакистане. Получили образцы кода, узнали рабочие частоты. Даже собирали в горах обломки сбитых или разбившихся самолетов. Над программным обеспечением работал целый научно-исследовательский институт! Они хотят перевести свою авиацию на беспилотную технику — а мы готовы обратить их оружие против них самих!

— Черт возьми! — только и смог произнести потрясенный полковник, еще не веривший, что ему и его товарищам так счастливо удалось избежать гибели.

Жэнь Цзимэнь, не обращая внимания на растерянного командира, колдовал над компьютером. Он видел окрестности в высоты птичьего полета, в обычном и инфракрасном спектре. И потому от его взгляда не скрылась тройка партизан, подходивших к точке встречи, небольшому полузаросшему озерцу. А еще вертолет, приближавшийся с севера.

— Обнаружен противник, — сообщил китаец. — «Черный ястреб»! Два километра, идет с запада точно к нам!

— Уничтожь его!

Приплюснутый силуэт вертолета оказался точно в перекрестье прицельных нитей на экране. Американские операторы на земле наверняка видели это, видели, как Жэнь Цзимэнь целится в геликоптер с американскими же десантниками, но помешать ему сейчас никак не могли.

— Есть захват! — сообщил китаец, получая данные с борта полностью послушного ему беспилотника. — Есть пуск!

Ракета «Хеллфайр» сорвалась из-под крыла «Риппера», метнувшись к вертолету. Пилоты «Черного ястреба», набитого до отказа солдатами, только теперь поняли, что атакованы, но ничего сделать они не смогли. Управляемая ракета, предназначенная для стрельбы по наземным целям, справилась и с воздушной. «Хеллфайр» ударил в основание хвоста вертолета, и UH-60A, охваченный племенем, рухнул к земле, на лету рассыпаясь на куски и разбрасывая в воздухе горящие тела десантников.

— Цель поражена!

— Продолжать наблюдение!

«Рипер» сделал еще круг, и китаец сообщил:

— Вижу грузовик в полутора километрах к юго-востоку. Остановился на проселке у развилки. Из машины никто не вышел.

— Это за нами, — улыбнулся Басов, поверивший, что они смогут выбраться отсюда. — Американцы, не ждавшие такой наглости, конечно, сейчас придут в себя, начнется облава, но немного времени у партизан будет, и когда противник очухается окончательно, они окажутся достаточно далеко, чтобы получить свободу маневра.

В кустах неподалеку раздался шорох, и из зарослей вывалились трое, едва не наткнувшись на кинжальный огонь из двух стволов — Басов и Бурцев по привычке, въевшейся в кровь, уже перехватили оружие наизготовку, в последний миг узнав собственных товарищей.

— Свои, не стреляйте, — крикнул шагавший первым Азамат Бердыев, поднимая руки. — Не стреляйте!

— Какого черта? — вскинулся полковник. — Почему прете напролом, как у себя дома?! Забыли, так вас и разтак, что на войне, а не по грибы пошли?!

— Виноват, командир! Но тут такое было! Чуть не над нами амеровская вертушка рванула! Прямо в воздухе развалилась!

— Это ему спасибо, — ухмыльнулся Басов, указав на китайца. — Постарался!

— Сбил, что ли? Ну, ни хрена себе!

Не слыша восторженных возгласов, китаец продолжал стучать по клавишам, и подчинявшийся его приказам беспилотник описывал все новые круги под облаками, выискивая возможные угрозы для горстки партизан.

— В радиусе километра чисто, — доложил Жэнь Цзимэнь, оторвавшись на мгновение от монитора.

— Все, бойцы, ноги в руки и марш к грузовику, — приказал Басов. — Транспорт в полутора километрах! Бегом!

И они побежали, забросив оружие за спину, вломившись в заросли, с треском продираясь через кустарник. Услышать сейчас партизан мог бы даже глухой, но они и не скрывались ни от кого, сопровождаемые «Рипером», готовым смести с лица земли любого, кто встанет на пути группы.

Шум приближающегося вертолета партизаны не услышали, догадавшись о его присутствии, только когда вокруг них встала стена разрывов. Несколько неуправляемых ракет легли чуть в стороне от маршрута, волна осколков наткнулась на заросли, запутавшись в них. Вскрикнул Бурцев — крохотный кусок металла ужалил его в щеку, и теперь по шее бывшего десантника струилась кровь.

— Живой? — Басов и так видел, что его товарищ в порядке. — Царапина, заживет до свадьбы! Женя, где хренова вертушка?!

Китаец, уже привыкший к новому имени, лихорадочно молотил по клавишам, заставляя беспилотник рыскать над лесом. Наконец, силуэт вертолета попал в поле зрения его камер.

— Вижу его, — доложил Жэнь Цзимэнь. — Это «Кобра»! Приближается!

— Уничтожь ее!

Ударный вертолет AH-1Z «Вайпер», глубоко модернизированная «Кобра», известная еще со времен Вьетнама, шел точно на цель. Отстрелявшись НУРСами, пилоты приближались к ошеломленному противнику, чтобы добить его накоротке. Сзади уже шли вертолеты с десантом, но летчики авиакрыла Морской пехоты США хотели сделать все сами. Вертолет, по возможностям не уступавший более тяжелому и дорогому «Апачу», вооруженный такими же ракетами «Хеллфайр», был неравноценным противником для горстки людей.

Автоматическая пушка М197, установленная в носовой турели, повела связкой из трех стволов. Штурман-оператор уже коснулся гашетки, чтобы обрушить на суетящихся внизу людей шквал двадцатимиллиметровых снарядов. Он был поглощен боем, вернее, предстоящим избиением, но командир экипажа, управлявший вертолетом, оставался начеку и успел увидеть заходящий с право борта «Рипер», прежде чем тот выпустил ракету.

«Вайпер» нырнул к земле, пропуская над собой дымную стрелу «Хеллфайра», а затем, развернувшись, атаковал беспилотник. Жэнь Цзимэнь выжимал все из своего компьютера, но MQ-9 не был создан для воздушного боя. Китайцу удалось заставить «дрона» уклониться от первой очереди из бортовой пушки, но «Вайпер» севший на хвост, не унимался. Поток двадцатимиллиметровых снарядов настиг беспилотник, разорвав его пластиковую обшивку, раскромсав фюзеляж. Облако бесформенных обломков рухнуло на серый лес, простершийся до горизонта, а вертолет, вышедший победителем из этой странной дуэли, продолжил поиски. Описывая круги, он барражировал над чащей, но противник словно провалился сквозь землю.

— Бойцы, продолжать движение, — скомандовал Алексей Басов, дождавшись, когда стихнет вдалеке треск лопастей. В поединке кое-как вооруженных людей и винтокрылого штурмовика единственной надеждой партизан была скрытность, и им удалось пока остаться невидимыми. — Держаться ближе к деревьям, на открытую местность не высовываться! Ну, давайте, бегом марш, и поживее, парни!

На командном пункте в Архангельске звучала брань и разочарованные стоны — русским удалось скрыться. Но кольцо облавы продолжало смыкаться, все новые отряды десантников высаживались с вертолетов, чтобы начать прочесывание леса, а другие вертолеты кружили над их головами в полной готовности обрушить на горстку наглецов шквал огня. Обнаружение и гибель диверсантов казались американским командирам вопросом времени, и времени этого у партизан оставалось все меньше.

Глава 10. В стальном кольце

Архангельская область, Россия 17–18 октября
Санитарный «Чинук» на летном поле архангельского аэродрома встречали все старшие офицеры, армейский и из морской пехоты. Рядом с толпой людей в погонах скромно пристроился и Джим Уоллес. Агент ЦРУ тоже оделся в камуфляж, чтоб не слишком выделяться из толпы, но, разумеется, без знаков отличия. Проходившие мимо военные косо смотрели на него, демонстрируя давнюю и не вполне понятную неприязнь солдат к шпионам. К этому Уоллес уже успел привыкнуть.

Едва шасси «Чинука», украшенного красными крестами по бортам, коснулись бетонки, толпа встречающих ринулась к вертолету. А из его чрева по откинутой кормовой аппарели двое десантников уже выносили носилки с одним из пилотов злосчастного «Гольфстрима». Пройдя сквозь раздавшуюся в стороны толпу, они направились к санитарному «Хаммеру», уже дожидавшемуся на летном поле.

Второй член экипажа и единственная стюардесса вышли из вертолета на своих двоих. Несмотря на повязки и лангеты они держались бодро, но внимание встречавших предназначалось вовсе не им. Рональд Говард тоже шел сам, хотя один из санитаров и придерживал его под локоть. От недавнего лоска функционера «Ю-Пи» не осталось и следа, как и от его дорогого, пошитого по мерке костюма. Левая рука покоилась на перевязи, рубашка из натурального хлопка превращена в лохмотья, да еще и забрызгана кровью, на голове повязка, почти не сгибается правая нога, но все же он остался жив.

— Мистер Говард, сэр, я рад, что вы живы, — это Хортон первым подскочил к боссу, успев, наверное, уже представить, как с него снимают голову за то, что не обеспечил безопасность начальника, специально прибывшего из Штатов. — Это настоящая катастрофа! Никто и предположить не мог такого от русских, сэр!

— Кретины!

Говард, накачанный до отказа обезболивающими, шагал на ватных ногах, перед глазами плавали яркие пятна, в ушах шумело, и суета подчиненного не добавляла спокойствия. Он пришел в себя, когда сбитый самолет уже был на земле. Каким-то чудом Говарду, повисшему в своем кресле на ремнях безопасности, удалось расстегнуть пряжку и ползком выбраться из самолета прежде, чем тот вспыхнул, когда огонь добрался до разлившегося из пробитых баков горючего. К счастью, спасатели появились быстро, и за время недолгого обратного полета успели привести Рональда в чувство, обработав раны и вдобавок напичкав всевозможными лекарствами.

— Сэр, террористы практически в наших руках, — сообщил командир аэромобильной бригады Сто первой дивизии. — Они блокированы в лесу и вскоре будут уничтожены или взяты в плен.

— Какого черта это получилось? Вы и ваше начальство уверяли, что полностью контролируете стамильную зону, полковник! а оказывается, русские здесь шастают, как у себя дома и творят, что душе угодно!

— Диверсанты, сэр! Они обстреляли ваш самолет из ПЗРК. Мы уже нашли брошенные пусковые устройства. Это ракеты китайского производства, сэр.

— Снова китайцы?

— Мистер Говард, мы захватим террористов и узнаем все, что известно им! Главное, что вы живы! Их атака оказалась безрезультатной! Но теперь мы можем получить право на ответные действия!

Сопровождаемый не скрывавшими своей радости по поводу его чудесного спасения военными, Говард сел в один из санитарных автомобилей, стоявших у кромки летного поля. Все планы летели к черту, встреча в Москве откладывалась неизвестно на сколько, а вместо этого появилась перспектива повести немало времени в госпитале. Но все же, хотя сам Рональд это почти не сознавал, он был жив, а значит, не произошло ничего непоправимого. Тем более, если с террористами вскоре будет покончено. Во всяком случае, менеджеру «Юнайтед Петролеум» сейчас очень хотелось увидеть их трупы. В прочем, сами партизаны мертвецами себя еще не считали.

Грузовик ГАЗ-66, подпрыгивая на ухабах, мчался по проселку, на крутых поворотах едва не скатываясь в кюветы. При каждом новом прыжке сидевший в кабине на месте пассажира Алексей Басов шипел сквозь зубы, чувствуя, что скоро он вообще не сможет ни на что сесть без боли. в прочем, отбитая задница — это много лучше, чем лишняя дырка в голове, оставленная америкаской пулей.

«Газик», ожидавший партизан в условленном месте, уносил шестерых бойцов от возможно погони. Они успели, прорвались сквозь кольцо облавы прежде, чем оно стало непроницаемым. Американцы искали пеших диверсантов, затаившихся в лесу, и прежде, чем они осознают ошибку, группа Басова могла оказаться очень далеко.

— Командир, а ведь мы рискуем, — заметил крутивший баранку Азамат Бердыев. Бывший танкист, он неплохо справлялся и с обычным грузовиком, а если водитель устанет, рядом был полковник, тоже успевший погонять на бронированных монстрах Т-72 и Т-90 по самым разным местам. — Машину обнаружить легче, чем пеших в лесу. Мы теперь привязаны к сети дорог, а их легко перекрыть!

— Машина нам нужна, чтобы оторваться от преследования, Азамат. Американцы без проблем вычислят, откуда мы выпустит ракеты, они уже сделали это, а, зная исходную точку, нетрудно в течение какого-нибудь получаса перекрыть лес в радиусе десятка верст — больше пешком и по зарослям ни один человек даже налегке не пройдет за такое время. Они стянут туда вертолеты и беспилотники, будут заглядывать под каждое деревце, под каждый кустик, и найдут того, кто там затаится. Но нас там уже нет, пусть ищут! Конечно, они будут патрулировать дороги, но мы не собираемся ехать до самой базы, нужно преодолеть хотя бы полсотни километров, оказаться подальше от осиного гнезда, а там по старинке, пешим маршем. Никто, даже казавшиеся всесильными американцы, не смогут устроить облаву по всей области, не найдут сил, чтоб перекрыть все шоссе и проселки, все тропы, какие смогут обнаружить. Даже если они снимут охрану нефтепровода до последнего человека, они не смогут искать нас одинаково тщательно повсюду. Но, ты прав конечно, нужно быть начеку. Первый же пост — и можно забыть о скрытности. Если проколемся, нам на плечи сядет вся их свора, а догнать машину на вертолетах это сущий пустяк!

Слушая рассуждения командира, Бердыев крутил руль, выжимая газ и сцепление. Пока им везло, связник здесь, в американской зоне, не подвел, пригнав в Леско исправную машину с баком, залитым по самую крышку, так что можно было ехать, ни о чем не задумываясь. Навряд ли американцы выставят посты на каждом проселке, это глупо, так что нужно лишь избегать больших дорог, и так, окольными путями, можно убраться подальше без лишних проблем. Ну а если без проблем не обойдется — в кузове трясутся четверо бойцов, вооруженных до зубов, так что лучше янки не встречаться на пути партизан. С этими мыслями Азамат Бердыев продолжал управлять машиной, поражаясь снова кривизне русских дорог. Чтобы преодолеть километр по прямой между двумя точками, приходилось накатывать по две-три версты, расходуя драгоценное топливо.

А партизаны в кузове «газика» вообще ни о чем не думали, стараясь лишь не выпасть из машины на ходу. Олег Бурцев, сидевший ближе к кабине, одновременно цеплялся за низкий бортик и удерживал стоявший рядом РПК-74М. Пока пулемет не сделал ни одного выстрела, и бывшему десантнику хотелось, чтоб так было и дальше. Здесь, на территории противника, первый же выстрел означает гибель группы, ведь придется вести бой с превосходящими силами без надежды на поддержку. Американцам и утруждать себя не нужно, рискуя и подставляясь под пули — одна ракета с вертолета или беспилотника, и с диверсантами будет покончено без вариантов.

Словно подслушав мысли сержанта, над лесом со стрекотом промчался вертолет. Бурцев разглядел UH-60A «Блэк Хок», сплюснутый, похожий на змеиную голову, пролетевший так низко, что, наверное, мог бы зацепиться за верхушки деревьев. Широкие двери в бортах «Черного ястреба» были сдвинуты, и американские десантники сидели в проемах, свесив вниз ноги. У Олега внутри все сжалось, стоило только представить, что вот сейчас один из этих славных парней хлестнет по скачущему на ухабах грузовику очередью из какого-нибудь «минигана», просто так, забавы ради, или для порядка, чтоб не ездили тут всякие.

— Твою мать, — выругался омоновец Митя. — Нет бы, тент натянуть! Теперь мы для каждой пиндосовской сволочи, как на ладони!

— Захотят тормознуть — тормознут, — резонно заметил Бурцев, который тоже не был в восторге от того, что их видят все, кому не лень. — Зато у нас обзор хороший, а это тоже важно. Сам подумай, на хрен тебе слепой пулеметчик?

Митя скривился, но спорить не стал — Олег был прав, да и говорить не хотелось. Несмотря на то, что группа уже оставила позади километров сорок, все волновались. Попасть в засаду, наткнуться на патруль американцев вшестером, с одним боекомплектом на ствол и парой гранат на человека удовольствие сомнительное. При таком раскладе рейд запросто может закончиться в общей могиле.

Вертолет исчез за горизонтом, никто не пытался остановить грузовик, не гнался за партизанами, не стрелял по ним. «Газик» выбрался на относительно хорошее шоссе, асфальт на котором уже потрескался, но пока еще не крошился под колесами. Сидевшие в кузове бойцы на всякий случай убрали оружие, чтоб не пугать всяких встречных, привлекая ненужно внимание. Но тех, кто был заинтересован, обмануть все равно бы не удалось.

Первым заслон заметил Басов. Шоссе впереди делало поворот, не слишком крутой, и перед самым этим поворотом у обочины стояла пара приземистых «Хаммеров», а рядом толпились многочисленные фигурки в камуфляже.

— Приехали, — выругался Бердыев. — Что делать? Можно попробовать прорваться, дорогу же они не блокировали!

Действительно, джипы, окруженные солдатами, не перекрывали проезд, не было никаких заграждений типа стальной ленты с шипами, с помощью которой российские гаишники останавливали слишком резвых нарушителей, спуская им колеса, и вообще, казалось, что это не пост, а просто кому-то из американцев захотелось размять ноги, вот они и приткнулись к обочине. Но Алексей Басов уже понял, что проскочить не получится.

— Там два «гатлинга» на машинах, — сообщил полковник, увидевший крупнокалиберные многоствольные пулеметы на турелях на крышах обоих «Хамви», нацеленные на шоссе. — Они нас перемелют в щепу вместе с грузовиком за пять секунд. Дернемся — всем точно хана! Притормози-ка, — решил он.

Бердыев сбавил скорость, и полковник, высунувшись из кабины, окликнул сидевших в кузове партизан:

— Олег, хватай пулемет, Женю и пару «граников», и спрыгивайте. Впереди кордон. Попробуем им мозги запудрить, ксивы службы безопасности пока при нас. А вы занимайте позицию в лесу, атакуете с тыла, если что-то не так. Если брошу на землю сигарету, валите всех, кого сможете, ясно? Если нормально все пройдет, подхватим вас после поворота.

— Задача ясна, командир, — кивнул Бурцев. — Ну, мы пошли!

Прежде, чем американцы могли заинтересоваться, почему это так бодро кативший к ним грузовик замедлился, Олег вместе с китайским майором перемахнули через задний борт, скатываясь в канаву и молясь, чтобы их акробатику не заметил противник. Оказавшись на земле, Бурцев подхватил пулемет, а бежавший за ним Жэнь Цзимэнь закинул за спину связку из двух РПГ.

— С богом, — вздохнул Басов, и, отцепив от разгрузки РГД-5, разжал усики проволочного кольца, так, что теперь чеку не нужно было и вытаскивать — сама вывалится, если ее не держать.

Сунув гладкий шар осколочной гранаты в карман, полковник вновь вздохнул. Кажется, удача решила, что уделила ему и его людям и так слишком много внимания, и дальше придется выбираться самим, не уповая на провидение.

Азамат Бердыев нажал на тормоза, подчиняясь требовательному жесту американского солдата, вышедшего на середину дороги. «Газик» замер в десятке метров от ближайшего «Хаммера», с крыши которого в грузовик уже целился крупнокалиберный пулемет GECAL-50, страшная «машина смерти», выплевывающая в секунду семьдесят пуль. Пулеметчик, сзади и с боков укрытый броневыми щитками, был наготове и мог превратить грузовик в решето вместе с теми, кто был сейчас в нем.

Зажав в зубах неприкуренную сигарету, Басов выпрыгнул из кабины, неторопливо двинувшись навстречу американцу, носившему нашивки лейтенанта. Тот стоял спокойно, широко расставив ноги, держав карабин М4 на ремне так, что внезапно выстрелить было невозможно. Но его бойцы, всего не меньше десятка, уже взяли на прицел «газик», при этом пара человек держала тыл, прикрывая своих товарищей.

— Кто вы? Куда едете? Есть документы?

Американец не мог не видеть на Басове разгрузочный жилет и пистолетную кобуру, но сохранял спокойствие, как человек, полностью уверенный в своей безопасности.

— Служба безопасности «Юнайтед Петролеум», — сообщил полковник, медленно доставая из бокового кармашка «разгрузки» пластиковую карточку удостоверения. — Прошу, сэр, пожалуйста!

Лейтенант принял карточку, взглянув еще раз на Басова, потом — на его фото в документе, затем вновь уставившись на полковника:

— Куда и зачем вы едете?

— Выполняем приказ своего начальства, сэр! Мы же не спрашиваем вас, зачем вы тут стоите!

Басов знал, что бойцы в кузове держат руки на оружии, готовые открыто огонь в любой миг, но пока на грузовик нацелен пулемет и полдюжины автоматических винтовок, первый же выстрел станет для партизан и последним. Но также он знал, что рядом, в придорожных кустах, уже заняли позицию Бурцев и китаец, держа американский пост на мушке. А вот американцы этого не знают, и потому уже почти проиграли эту стычку.

— Сэр, нам нужно ехать, — поторопил лейтенанта Басов. — У нас приказ, как и у вас! После того, как террористы сбили самолет, меры безопасности усиливаются, нас направили для поддержки охраны нефтепровода. Если все в порядке, может пропустите нас дальше?

— Да, вроде все в норме, — кивнул американец, протянув, было, пластиковый квадратик Басову но замер, обернувшись к своим бойцам: — Капрал, подключись к базе данных «Ю-Пи Секьюрити», проверь удостоверение номер… — лейтенант назвал цифры под штрих-кодом.

— Есть, сэр!

— Еще минута, и мы вас отпустим, — произнес американский офицер, вполглаза наблюдавший, как один из солдат склонился над компактным ноутбуком, стоявшим прямо на капоте одного из «Хамви». Конечно, это же Армия США, у них «тактический» Интернет, спутниковая связь, еще куча всяких разных штуковин, о которых технически отнюдь не самый «темный» Алексей Басов только слышал краем уха. И выяснить, что стоящий перед ним якобы охранник нефтяной корпорации — подставной, для этого служаки-лейтенанта ничего не стоит. Минутное дело.

— Конечно, сэр! — воскликнул Басов, швыряя на обочину изжеванную сигарету, а затем ловко прыгая вслед за ней, в кювет. В тот же миг ближайший внедорожник исчез в огненном шаре, а над головой вжавшегося во влажную землю полковника засвистели пули.

Чтобы не отставать от грузовика, Бурцеву и китайскому майору пришлось бежать очень быстро, рискуя споткнуться о какой-нибудь корень, растянувшись в зарослях вместе со всем своим экипажем. Но все же они успели и залегли в подлеске, в сотне метров от шоссе как раз тогда, когда Басов отдавал американскому офицеру свои документы.

— Готовь гранатомет, — приказал Бурцев, забыв, что разговаривает со старшим по званию, пусть это и было звание чужой армии. — Гаси «Хаммер» с пулеметчиком, потом сразу бей по второму!

Противник был у двух подкравшихся с тыла партизан как на ладони, поражая своей уязвимостью. Олег видел, что стрелок есть только на одной машине, на второй у пулемета, пусть и нацеленного на дорогу, никого не было. Зато рядом стояло восемь солдат, державших наизготовку свои винтовки, а один был вооружен легким пулеметом М249 «Миними», направив его на грузовик с партизанами. Его-то и выбрал первой целью сам Бурцев.

Жэнь Цзимэнь, стоя на коленях, положил на плечо раструб противотанкового гранатомета PF-89, взяв на прицел один из «Хаммеров», как определил Бурцев, М1114, новую модель с усиленной броней. Возможно, Олег смог бы справиться с машиной — рожок его РПК-74М был набит патронами 7Н10. Их пуля с вольфрамовым сердечником прошивала за сто метров шестнадцатимиллиметровую стальную плиту. Но все-таки РПГ в этом случае был лучше, обеспечивая при точном попадании стопроцентную гарантию успеха.

Откинув сошки, Олег прицелился в пулеметчика, рядом с которым так удачно встали еще двое, словно напрашиваясь, чтобы их срезали одной очередью. Партизаны замерли, ожидая, чем закончится разговор их командира с американским офицером. Вот американец протянул Басову удостоверение, затем передумал и отдал его подошедшему сзади солдату. И тотчас полковник бросил себе под ноги недокуренную сигарету.

— Огонь!

Бурцев нажал на спуск, и треск пулеметной очереди разнесся по лесу. Разом ополовинив магазин, Олег смел американского пулеметчика и еще двоих, стоявших с ним рядом. Убиты, ранены — не важно, все равно в ближайшую минуту они не бойцы, а дольше точно не проживут. В этот же миг над ухом десантника раздался грохот, и к «Хаммеру» протянулся дымный след кумулятивной гранаты. Американский внедорожник скрылся в сгустке пламени, взрывная волна сбила с ног тех, кто стоял рядом, а Жэнь Цзимэнь, швырнув в сторону дымящийся тубус PF-89, уже пожил на плечо второй гранатомет, заранее изготовленный к бою, прицелившись по второй машине.

Еще один оглушительный хлопок — и через миг второй «Хаммер», в борт которого врезался двухкилограммовый оперенный конус реактивной гранаты, превращается в огненный шар вместе с лэптопом, стоявшим на его капоте и американским капралом, склонившимся над компьютером. Кто-то из сбитых ударной волной на землю американцев попытался встать, придерживая одной рукой винтовку. Бурцев заметил это, и РПК-74 в его руках вновь содрогнулся, выплевывая свинцовую струю. Вражеского солдата отшвырнуло назад, пули с повышенной пробиваемостью вспороли его грудь вместе с кевларом легко бронежилета.

Со стороны поста раздались одиночные выстрелы, пули свистнули над головами партизан, и Бурцев пригнулся. Он увидел стоявшего на коленях американца, дрожавшими руками державшего карабин М4. Поймав его в прорезь прицела, Олег нажал на спуск, и одновременно возле уха раздалось харканье «калашникова» китайского майора. В ту же секунду хлопнула брошенная полковником из кювета РГД-5 — Басов все же не зря припас гранату, не рассчитывая на благоприятный исход. Американец, взмахнув руками, повалился на усыпанный осколками асфальт, больше уже не шевелясь.

— Сделали, — выдохнул Бурцев, не видя больше никакого движения, только распластавшиеся на земле тела в чужом камуфляже. Басов уже запрыгивал в кабину «газика», и сержант решил, что тянут время нет нужды: — Уходим! Они нас подхватят на повороте!

Видя боковым зрением, что Жэнь Цзимэнь бежит следом, Бурцев рванул через чащу, слыша со стороны дороги рокот мотора. Американский пост остался позади, а партизаны могли продолжать движение, не получив в стремительной стычке ни царапины.

«Газик», пройдя поворот, так что разгромленный заслон уже не был виден, притормозил. Бурцев и китаец, выскочив из леса, со всех ног бросились к грузовику, вскарабкавшись в кузов. Остававшиеся в машине партизаны подали руки, буквально втягивая товарищей к себе, и «газик» сорвался с места со всей возможной прытью.

— Все, теперь точно не отстанут, — мрачно произнес Бердыев, покосившись на грязного, измазанного в земле и копоти полковника. — Здорово мы наследили!

— Еще надо разобраться, что это — мы! Пока поймут, что пост расстрелян, мы уже будем далеко. Но машину все же бросать придется, теперь все наглухо закроют. Черт, если бы этот янки не захотел нас «пробить» по своим базам, ведь отбрехались бы!

Они проехали еще километров пять, свернув на какой-то проселок, даже не помеченный на карте. Пока над головами не кружили вертолеты, а эти две колеи, тянущиеся по заросшей просеке, никто не догадается перекрыть, но запас времени уже был на исходе, это полковник чувствовал. Они и так оторвались достаточно далеко, а сейчас наверняка перебитый патруль уже пытаются вызвать по радио — безуспешно, разумеется. Скоро трупы найдут, и тогда американцы, землю роющие носом в окрестностях Архангельска, поймут, что ищут не там. И очень быстро все они окажутся в этих лесах.

— Тормози, — приказал Бердыеву полковник, и, высунувшись из кабины, скомандовал сидевшим в кузове бойцам: — К машине! Становись!

«Газик» замер, и партизаны, перепрыгнув через борта кузова, выстроились у грузовика, поправляя висевшее на плече оружие.

— Азамат, где мы? Сколько до безопасной зоны?

Бердыев, вооружившись навигатором, пару раз ткнул клавиши, сообщив:

— До границы американской зоны двадцать три километра по прямой.

— Если не будем мешкать, к ночи выберемся отсюда, — решил полковник, прикинув в уме, как далеко группа может уйти. — Значит так, бойцы, покатались, и хватит, дальше идем в пешем порядке. Свою фору по времени мы уже использовали, боевую задачу выполнили, теперь слушайте мой новый приказ — вернуться на базу живыми! Засим распределяем оружие и боекомплект поровну, все лишнее — долой, и выдвигаемся к границе зоны ответственности американцев. На сборы десять минут!

Партизаны сбросили рейдовые ранцы, перетряхивая их содержимое. В прочем, ничего лишнего диверсанты при себе не имели — только патроны, немного гранат, перевязочные пакеты да сухие пайки, чтобы совсем уж не исхудать от такой беготни по лесам. Олег Бурцев один из своих РПГ отдал Жэнь Цзимэню, благо, китаец показал, как он может обращаться с гранатометом. Вооруженный прежде ПЗРК, сейчас китайский разведчик остался налегке — в рейд он шел с половинным боекомплектом, так что бывший десантник с радостью нагрузил забугорного «добровольца», отдав ему и две из четырех своих гранат. Пулемет, три полных магазина, две Ф-1 — Олег решил, что этого хватит, если не драться сразу с целой ротой. А если с ротой, так и одного патрона достаточно, чтоб сразу застрелиться.

— Готовы?

Басов едва не подпрыгивал от нетерпения, пока партизаны разбирались с поклажей, а затем маскировали грузовик, заваливая его нарубленными здесь же ветвями, к которым добавили и заботливо оставленную в кузове прежним владельцем лохматую масксеть. Может, машину и найдут, но не сразу, а партизанам и пары часов хватит за глаза, что убраться подальше.

— Ну, мужики, шагом марш, — скомандовал полковник. — Олег, Азамат — головной дозор! Всем остальным тоже по сторонам смотреть, и по верхам тоже, и слушать в оба уха — если проморгаем беспилотник, нам хана без вариантов! Вопросы? Нет вопросов? Тогда — вперед!

Бурцев с Бердыевым, назначенные в авангард, выдвинулись на сотню метров, чтобы встретить опасность, грозящую всей группе. Оставив за собой засыпанный ветками и листвой, закутанный маскировочной сетью «газик», партизаны растворились среди леса. А по их следам уже мчалась погоня.

Командующий аэромобильной бригадой Сто первой дивизии ударил кулаком по столу, так что тонкий пластик треснул, а стоявшие рядом адъютанты и штабные офицеры вздрогнули. Такого они от своего начальника не видели никогда прежде, даже в Ираке, даже в Афганистане, а здесь собралось немало людей, побывавших в обеих проклятых всеми богами странах, вдоволь наевшись там кровавого дерьма.

— Еще девять хороших парней уже упаковали в мешки, а мы не знаем, кто это сделал и где искать ублюдков? — полковник обвел притихших офицеров взглядом налившихся кровь глаз. — Кретины!

— Полковник, сэр, мы блокируем несколько прилегающих квадратов, в воздухе непрерывно находятся два десятка вертолетов и почти все имеющиеся у нас «дроны», — торопливо доложил молодой лейтенант, отвечавший за ведение разведки. — Мы также получаем данные со спутников, а наземные группы перекрывают все дороги на границе зоны ответственности, сэр! Их схватят, сэр!

Джеймс Уоллес, присутствовавший в штабе, но старавшийся держаться в стороне от людей с большими звездами на погонах, напомнил о себе, сообщив полковнику:

— Мы уже знаем многое о противнике. Их не более семи-восьми человек — разведгруппы обнаружили в точках, откуда выпустили ракеты, немного следов.

— Восемь человек?! И против них недостаточно сил целой бригады?! Мы блокировали местность в радиусе десятка миль от точки пуска, но эти ублюдки сбили вертолет, отправив к Всевышнему одиннадцать наших людей, и исчезли, словно сквозь землю провалились! И появились совсем не там, где их искали!

Агент ЦРУ ответил на вспышку раздражения командира бригады ледяным спокойствием, пожав плечами и произнеся так безразлично, словно разговаривал о погоде или цене на бананы в Заире:

— Эти восемь человек стоят гораздо большего. Это не просто крестьяне, взявшие в руки винтовки — крестьянам не доверили бы ПЗРК и такую миссию. Это профессионалы, наверняка имеющие боевой опыт, возможно, подготовленные лучше наших десантников. У террористов есть транспорт, они передвигаются по дорогам, иначе не атаковали бы пост, привлекая наше внимание. Это грузовик или автобус, что-то, чтобы перевозить оружие и снаряжение, не демонстрируя его всем подряд. Вашим людям необходимо досматривать все машины без исключения, и ублюдки окажутся в наших руках. И я бы настаивал, чтобы их взяли живым — эти люди могут знать многое, например, откуда у террористов с каждым днем появляется все больше зенитных ракет, или как бродящим по лесам повстанцам удалось захватить контроль над нашим беспилотником, что даже теоретически считалось до сего дня невозможным. Они очень, очень много знают, и многое могут, но если действовать грамотно, то все равно окажутся в наших руках!

— Но пока они переигрывают нас по всем статьям, черт возьми!

— Сэр, недостаточно ресурсов, мало людей, — заметил начальник штаба бригады, краеугольного камня американской военной мощи в этом районе. — Слишком много потенциальных целей для террористов, мы охраняем все, что может их заинтересовать, и для поисковой операции не хватает солдат. Нужны еще люди, сэр!

— Где я их найду, черт побери?!

— Служба безопасности «Юнайтед Птеролеум», — предложил начальник штаба.

— Что?! Хотите довериться этим ковбоям или чеченским дикарям?!

Выпучив глаза, полковник уставился на своего заместителя, но тот твердо продолжил:

— Можно сократить охрану нефтепровода — вряд ли русские сейчас нанесут еще один удар, отряды террористов тоже малочисленны, мы имеем дело не с армией, а со считанными десятками фанатиков. Мы получим в свое распоряжение несколько сотен неплохо подготовленных бойцов, вертолеты, беспилотники, и прихлопнем русских выродков! Только так, сэр! Нужно навалиться на них всей массой, или террористы ускользнут от нас, и окажется, что наши парни гибли зря!

— Я им не доверяю!

— Я тоже, сэр, но это единственный источник ресурсов для нашей операции. Поставим этот сброд на блокпостах, с такой работой, как обыск транспорта и проверка документов, они справятся и не наломают дров, а активные действия останутся за нашими десантниками.

Полковник помолчал немного, размышляя. Противник оказался дерзким, решительным и чертовски удачливым. Одним ударом русские продемонстрировали несостоятельность созданной в районе Архангельска системы безопасности, оставили за собой кучу трупов, за каждый из которых придется отвечать перед вышестоящим командованием, и исчезли. Это нельзя так оставлять, но людей действительно не хватает. Можно запросить резервы у командующего дивизией, по при всей мобильности Сто первой на их переброску потребуются часы — чертовски много, чтобы потом всерьез рассчитывать поймать террористов.

— Свяжитесь с руководством «Ю-Пи», — решил полковник. — А, черт, Говард же в нашем госпитале, так что сходите к нему в палату, скажите, что нужны все их люди и дайте телефон, чтоб он позвонил своим заместителям. И сделайте это быстро!

Рональд Говард, горевший жаждой мести, не колебался вообще ни секунды. Через пятнадцать минут шеф регионального подразделения службы безопасности нефтяной компании получил распоряжение выполнять все приказы военных. Еще через полчаса первые группы чеченских «охранников» выслушали задачу и выдвинулись на блокпосты.

Три армейскихвнедорожника М998 «Хаммер», не самая новая модель, скорее даже устаревшая, мчались по шоссе, распугивая встречные машины. Приземистые, угловатые, покрытые пятнами камуфляжа, до середины бортов забрызганные грязью «Хамви» походили на стаю хищников, готовых наброситься на зазевавшуюся добычу, вмиг растерзав ее.

Сидевший в головной машине Турпал Исмаилов проводил взглядом промчавшийся по встречной полосе автобус, потертый «ЛИАЗ», сквозь грязные окна которого были видны головы пассажиров. Чеченский амир с дюжиной своих бойцов направлялся на блокпост, чтобы там сменить американцев. Русские смогли сильно разозлить янки, так что о чеченцах, задвинутых подальше после Некрасовки, вновь вспомнили, и теперь несколько сотен горцев должны были сделать работу американцев за самих американцев.

— Амир, этот автобус, — произнес сидевший на заднем сидении боевик по имени Шамиль. — Нам сказали, русские могут передвигаться на грузовике или автобусе. Может, стоит его проверить? На пост мы все равно успеем!

Исмаилов задумался, но не надолго. Если Аллах будет на их стороне, в автобусе и впрямь можно найти что-то интересное, им хорошо заплатят за это, станут уважать еще больше. Ну а если там просто местные, что ж, задержаться на двадцать минут в дороге они могли по любой причине, американцы могут и потерпеть.

— Разворачивай, Али, — приказал Исмаилов своему водителю, и, вытащив рацию из кармашка на «разгрузке», произнес в эфир: — Все за мной!

«Хаммер», взревев мощным дизелем, лихо развернулся, пересекая разделительную полосу. Кативший по встречке грузовик едва не слетел в кювет, пытаясь уклониться от столкновения, но чеченцы даже не заметили этого. Вереница внедорожников помчалась вслед за тихоходным автобусом.

— Жми, Али! — крикнул охваченный азартом охотника Турпал Исмаилов, увидев вдалеке, у самого горизонта, грязную корму ЛИАЗа.

Водитель автобуса, полжизни гонявший по этой трассе, возивший колхозников и становившихся с каждым годом все менее многочисленными дачников, понял, что вместе с возникшими в зеркале заднего вида пятнистыми внедорожниками у него появились неприятности. Он попытался сделать вид, что ничего не понимает, когда один «Хаммер» занял место позади автобуса, второй пристроился к левому борту, пугая одним своим видом пассажиров, а еще одна машина вырвалась вперед.

— Стой, — Исмаилов, высунувшись из окна, махнул рукой. — Тормози!

ЛИАЗ ехал с предельной для его изношенного движка и трансмиссии скоростью, но американские внедорожники легко держались рядом, а при необходимости могли и обогнать автобус. Поняв, что просто так добычу не остановить, чеченец достал автомат, дав очередь перед автобусом.

— Стой, Шакал! Стоять!!!

Громоздкий ЛИАЗ, притертый «Хаммерами» боевиков к обочине, вильнул влево-вправо, словно пытаясь растолкать машины чеченцев, но еще одна очередь, выбившая искры из асфальта на пути автобуса, заставила водителя ударить по тормозам.

— На выход, — приказала Турпал Исмаилов, первым выскакивая из «Хамви» с АКМ наперевес. — Выгоняйте этих паршивых свиней!

Боевики, окружив автобус, взяли на прицел все окна и двери, а сам командир, ворвавшись в салон, повелительно взмахнул автоматом, рыкнув:

— Все вон! Выходите по одному!

— Эй, что за дела, — раздался злой и явно не трезвый голос откуда-то сзади. — Вы че творите, чурки?!

Плечистый парень в драном камуфляже, из-под которого была видна полосатая тельняшка, поднялся с сиденья, двинувшись по узкому проходу прямо на Исмаилова. Чеченец направил на него АКМ, но пассажир, нетвердо стоявший на ногах, как будто не видел оружие.

— Совсем оборзели, — дыхнул он перегаром в лицо Турпалу. — Козлы черножопые!

— Шакал!!!

Исмаилов, не меняя хватку на оружии, удирал русского прикладом в живот, и тот, захрипев, согнулся, опускаясь на корточки. Турпал пнул его в бедро, угодив носком тяжелого ботинка точно в кость. Парень в камуфляже завыл от боли, заваливаясь на бок.

— Эй, вытащите эту падаль, — приказал Исмаилов сидевшим ближе всего к нему мужикам. — Живее, свиньи!

Стонавшего от боли громилу в камуфляже выволокли из автобуса, а за ним начали выходить и остальные пассажиры, человек двадцать всего. Турпал Исмаилов понял, что тех, кого искали американцы, здесь наверняка нет — обычнее местные жители, самые разные, но никак не тянущие на группу диверсантов, походя громящих американские заслоны и сбивающих их вертолеты. Все эти люди были растеряны и напуганы — мужчины и женщины, юные, молодые и совсем старые. Они с ужасом смотрели на злых бородатых людей в камуфляже, слушая их гортанную нездешнюю речь, видя нацеленные на безоружную толпу автоматы. Вот появилась молодая женщина, к которой жались двое маленьких девочек, лет пяти-шести на вид. По их щекам катились градинами слезы, да и мама была напугана.

— Ах, какая хорошенькая! — один из боевиков ухватил женщину за подбородок, разглядывая милое личико.

— Эй, не трогай ее, — угрюмо пробасил невысокий широкоплечий бородач. Если бы Турпал Исмаилов читал сказки, он сравнил бы этого мужика с гномом, но чеченский полевой командир книг не читал, только Коран, да и то все реже с каждым годом. — Отпусти!

Сжав кулаки, он шагнул к боевику, плечом оттеснив в сторону испуганную женщину, пытавшуюся собой заслонить своих дочек.

— Назад, свинья, — рыкнул боевик, вскидывая «калашников». — Закрой пасть!

Бородач застыл, гневно вращая глазами. Он был готов с голыми руками выйти и против автомата, но что-то заставило его остаться на месте.

— Вот так, — усмехнулся чеченец, увидев, как гнев в глазах его противника сменился робостью. — Все вы шакалы!

Исмаилов выделил из толпы только двух человек, представлявших какой-то интерес. Крепкие парни лет двадцати пяти, коротко стриженые, подтянутые, со сбитыми костяшками пальцев на обеих руках, что было достаточно характерным признаком. Одеты в гражданское платье, но когда у одного из них джинсовая куртка, просто наброшенная на плечи, свалилась, чеченец увидел на правой руке синюю наколку «ВДВ», а еще «Грозный» и какие-то цифры, наверняка, годы службы.

— Ты — солдат? — Исмаилов ткнул пальцев в грудь парню. — Десантник? Чечня, да? Убивал моих братьев, шакал?!

— Было дело, — чуть дрогнувшим, но не от страха, а от внутреннего напряжения голосом произнес русский. — Загасил парочку козлов. Очень вы, черножопые, мне не нравитесь, особенно, когда борзеете сильно!

— Тварь!

Исмаилов, как прежде, ударил русского прикладом в живот, вернее, попытался это сделать. Его противник утек в сторону, уходя с линии удара, а затем сам попытался достаться чеченца носком ботинка, зацепив ребра. И в тот же миг очнулся избитый в автобусе парень. Все боевики отвлеклись на поединок своего вожака и русского десантника, и крепыш в камуфляже, поднявшись на ноги, сзади набросился на одного из чеченцев.

Навалившись на свою жертву всей массой, поймав в захват шею, парень в камуфляже вырвал из рук боевика автомат. Он даже успел передернуть затвор, но на спуск нажать уже не успел. Протрещала короткая очередь, и русский, получивший в упор не меньше десятка пуль из АКМС, отлетел назад, выпуская из рук оружие. А расстрелявший его чеченец подскочил к агонизирующему телу, и, наступив почти уже мертвому противнику на грудь, выпустил в того остатки магазина.

— Бегите, — крикнул сошедшийся в рукопашной с Исмаиловым десантник. — Бегите к лесу!

Пассажиры автобуса замешкались, перепуганные стрельбой и видом крови, которой было много, очень много. Десантник бросился на чеченского амира, но тот, отшагнув назад, вскинул АКМ, и смельчак наврался на свинцовый град. Изрешеченное тело ткнулось спиной в борт ЛИАЗа, а Исмаилов, развернувшись к затаившей дыхание толпе, зло ощерился:

— Шакалы!!!

Чеченец нажал на спуск, и длинная очередь скосила стоявших людей, швыряя тела друг на друга. Те, кто стоял чуть дальше, бросились врассыпную, но вслед им грянули автоматные очереди, а затем гулко заухал тяжелый ПКМ, посылая десятиграммовые свинцовые градины в спины бегущим. Женщина, там самая, с двумя девочками, всплеснула руками, падая, как будто и в посмертии пыталась защищать своих дочек хотя бы собственным телом.

— Убейте всех! — крикнул Исмаилов, меняя опустевший магазин и выпуская длинную очередь по тем, кто пытался ползти к казавшемуся спасительным лесу, оставляя за собой на грязном асфальте кровавые следы

Боевики, забавляясь, добивали раненых, догоняли отчаянно цеплявшихся за жизнь людей, переворачивали их на спину, чтоб те видели собственную смерть, и стреляли в упор, разнося вдребезги головы. Минута — и вокруг лежали только окровавленные тела, плавали клубы едкого порохового дыма, да катались, звеня под ногами, еще горячие гильзы. Один из чеченцев по давней привычке раздобыл видеокамеру, тщательно снимая каждый труп и позировавших на их фоне товарищей, чтобы видеоархив отряда пополнился записью еще одного подвига.

Когда волна ярости схлынула, Исмаилов задумался. Вовсе не о том, что натворил он и его люди, убийство русских не было ошибкой, просто еще несколькими неверными стало меньше. Но вот если американцы узнают об этом. Они не будут довольны. После казни русской деревни заграничные боссы пригрозили уменьшить зарплату боевиков, а то и вовсе отправить их обратно в Чечню, если что-то подобное повторится.

— Тащите тела в автобус, — приказал Исмаилов, на которого вдруг снизошло озарение.

Если американцы запретили убивать русских без нужды, это не означало, что так поступать нельзя. Просто нужно позаботиться и подчистить следы.

— Сожгите их всех, — распорядился Турпал, подгоняя своих людей. — Побольше бензина, пусть сгорят дотла, неверные собаки!

Трое чеченцев, достав из багажных отсеков своих «Хамви» запасные канистры, принялись поливать борта автобуса соляркой, щедро плеснув ее и в салон. Бензина, к сожалению, не было, лишь то, что в баке ЛИАЗа, но и дизтопливо тоже может гореть, заметая все следы.

— Зажигай!

В распахнутую дверь и выбитые пулями окна автобуса, который так и стоял у обочины, полетели гранаты, фальшфейеры и горящие куски ветоши, пропитанные бензином, слитым из этого самого ЛИАЗа. Грянуло несколько взрывов, а затем автобус полыхнул. Пламя с гулом охватило его целиком, вытягивая из окон длинные изгибающиеся языки. Волна жара заставила боевиков отойти назад, но все равно они с упоением продолжали наблюдать, как огонь пожирает человеческую плоть и железо, превращая забитый телами автобус в обгоревший остов. Теперь точно никто ничего не найдет, никаких следов. И пусть догадаться, что произошло на шоссе, не столь сложно, это и будут всего лишь догадки.

— По машинам, — рявкнул пришедший в себя Турпал Исмаилов, вспомнив про полученный приказ и ожидавших где-то неподалеку американцев. — Уходим!

Чеченцы бросились к «Хаммерам», и через минуту колонна внедорожников, ревя дизелями, умчалась к горизонту. Боевики, спустившиеся с гор, чтобы убивать, получили на это все права, присоединяясь к поисковой операции американских войск. И кое-где уже вовсю лилась русская кровь. Это волновало совсем немногих.

Беспилотный разведчик летел низко, прижимаясь к самым верхушкам деревьев своим пластиковым днищем. Маломощный двигатель работал на малых оборотах, едва слышное жужжание увязло где-то в кронах, почти не достигая земли, но Олег Бурцев все же услышал его, прежде чем «дрон» проплыл над его головой.

— Под дерево, — шепотом приказал десантник, толкая стоявшего рядом Азамата Бердыева к стволу ближайшей березы. — Замри!

Бурцев смог рассмотреть сквозь ветви беспилотный самолет, круживший над хмурым лесом. Судя по характерному двухбалочному хвосту, это был или американский армейский RQ-7 «Шэдоу», или «Серчер» израильского производства. Подобные аппараты имела на вооружении служба безопасности нефтяной компании, используя их для контроля над нефтепроводом. Это было, конечно, дешевле и безопаснее, чем гонять вертолеты, рискуя нарваться в любой миг на зенитную ракету.

Партизаны застыли, молясь, чтобы сверхчуткие камеры беспилотника не различили их под сплетение ветвей, листва с которых уже облетела. Жужжание становилось все более отчетливым, над головами промелькнуло что-то маленькое и быстрое, а затем звук стал стихать, вскоре совсем растворившись в осеннем небе.

— Ищут, суки! — прошипел Бурцев.

— Не найдут, — отмахнулся Бердыев. — Если сами на полянку не выйдем, и руками не будем размахивать. Лес большой, над каждым деревом беспилотник не повесишь, тем более, пешком прочесывать можно до нового года, все равно хрен чего отыщешь.

— Ладно, дальше двигаем, — приказал Бурцев, поправляя висевший на плече РПК-74М, с которым бывший десантник уже буквально сросся.

Партизаны, скрадывая каждый шаг, двинулись дальше. Задача головного дозора была проста и одновременно сложна — обнаружить опасность, грозящую всей группе, предупредить о ней остальных, а если предупредить не удастся, то принять удар на себя, дав товарищам возможность уйти, окажись все слишком плохо. Сейчас на пути партизан не было засад, только пролетавшие где-то в стороне вертолеты действовали на нервы, но это уже входило в привычку. Лично сам Олег Бурцев не верил, что можно обнаружить отдельного человека в лесу с большой высоты. Где-нибудь в степи или пустыне, где ты как на ладони, возможно и удалось бы, но не в этих дебрях. Так что пускай летают, жгут горючее, изматывая самих себя.

Пройдя еще с километр, Олег почувствовал неприятный запах, явно чужой в этом лесу. Он замер, сделав Азамату знак остановиться, и стал принюхиваться, осторожно втягивая в себя воздух. Так и есть, пахнет горелым, жженой плотью и краской. Это не лесной пожар, пожар бы партизаны давно услышали, да и не сезон для них сейчас.

— Чуешь? — Олег покосился на Бердыева, вертевшего головой по сторонам.

— Да, — одними губами ответил Азамат. — Горело недавно совсем. Кажется, оттуда несет. — Он указал направление.

— А что там?

— Там должна быть дорога, — припомнил карту Бердыев. — Какое-то шоссе.

— Надо проверить. Оставайся здесь, жди группу, сообщи командиру, а я пройду вперед, разведаю.

Олег, перехватив пулемет поудобнее на всякий случай, двинулся в указанном напарником направлении. За себя он не боялся — если это хитрость врага, враг дорога заплатит. Пулемет с неплохим запасом патронов, гранаты, да еще РПГ давали партизану неплохие шансы. В прочем, в то, что это какая-то уловка, Бурцев не верил, и убедился в своей правоте. Едва за деревьями показалась полоса дороги.

Подошедшие десятью минутами партизаны увидели жуткую картину. Покрытый копотью остов автобуса стоял на обочине. Подойдя к нему и заглянув внутрь, Басов отскочил назад, зажав ладонью рот. Он уже видел такое прежде, и запах был знаком — так пахли останки его бойцов, сожженных в ставропольских степях американскими «Хеллфайрами» вместе со своими боевыми машинами.

— Там полный автобус покойников, — сообщил Басов, вернувшись к группе. — И целая куча гильз кругом. Это не авария. Их расстреляли, а затем тела сожгли.

— Господи, что же за звери тут были?!

— «Калашников», — безошибочно определил Олег Бурцев, подняв с земли латунный цилиндрик стреляной гильзы. — Семь и шестьдесят два, точно.

— Американцы такими не пользуются, — заметил Бердыев. — Или бандиты, или…

— «Духи», — зло бросил, точно выплюнул это слово Басов. — Звери!

Полковник чувствовал раздражение. Слишком часто чеченские наемники переходили дорогу партизанам. Американцам это было удобно во всех случаях — боевики делали за них грязную работу и, если так складывалось, за них же и погибали. А чеченцы, озверевшие в своих горах, просто забавлялись, проливая кровь на каждом шагу. Вот и теперь погибли мирные люди, и погибли по вине, пусть и косвенной, его, Алексея Басова. Нет сомнений, чеченцы искали его группу, а эти люди просто попали под руку на свою беду, и разозленные боевики не церемонились с ними, выпустив на волю свои инстинкты.

Выползав пространство вокруг автобуса чуть не на коленях, партизаны нашли целое ведро гильз, автоматных и винтовочных, но все — русского образца, для того оружия, которые было у них самих или у чеченских наемников. А еще обнаружили следы машин, отпечатки широких покрышек американских «Хаммеров», и следы обуви, армейских ботинок американского же образца и гражданских кроссовок. Уверенность в том, кто сотворил такое, стала уже непоколебимой.

— Все, бойцы, хватит топтаться, — зло произнес Басов. — Продолжать движение! До безопасной территории всего тринадцать верст, скоро отдых, немного нужно только поднапрячься! А за это мы еще спросим, — совсем тихо добавил он, бросив последний взгляд на обугленную железную коробку. Его личный счет к боевикам вырос еще немного, и вскоре настанет пора получать с них долги.

Партизаны, перестраиваясь в походный порядок, вернулись в лес, растворяясь в его сером сумраке. Расстрелянный и сожженный двуногой нелюдью автобус остался позади. Спустя час здесь проедет американская военная колонна, остов заметят, из него извлекут обугленные костяки, насчитав восемнадцать жертв. Обилие гильз русского образца на месте происшествия заставит предполагать, что это дело рук русских террористов. В это никто не поверит, но боевики Турпала Исмаилова смогут и дальше нести свою службу на блокпосту, оседлав одну из крупных автомобильных дорог и отлавливая там несуществующих диверсантов.

Командующий аэромобильной бригадой Сто первой дивизии без интереса выслушал доклад штабного офицера о сгоревшем русском автобусе. Сейчас это не важно, если экспертам нечем заняться, пусть раскладывают останки, играя в свои адские пазлы. А вот русские диверсанты, провалившиеся, словно сквозь землю — это и впрямь проблема. Они уже отправили на тот свет слишком много хороших американских парней, отвечать за которых придется и самому полковнику лично. Ну а русские крестьяне, оказавшиеся не в том месте и не в то время — кто за них спросит?

— Полковник, сэр, поиски ничего не дали, — сообщил лейтенант, стоявший навытяжку перед своим командиром. — Дороги блокированы, между постами курсируют наземные патрули и вертолеты, весь транспорт досматривается, но террористы не засветились.

— Скорее всего, свою машину они бросили и дальше пойдут пешком, — предположил Джеймс Уоллес, обратив на себя внимание военных. — Пока ваши люди землю носом рыли здесь, в окрестностях Архангельска, а чеченские дикари расстреилвали и жгли мирное население, русские террористы сделали хороший бросок, выиграли время. Неплохо, черт возьми!

— У них наверняка есть агенты здесь, в нашей зоне! Иначе как диверсанты с кучей оружия проехали незамеченными такое расстояние, как они вообще здесь очутились?! Их должны были остановить еще по пути!

— Вероятно, у них есть сообщники, — согласился агент ЦРУ. — Возможно, кто-то провел их через посты, снабдил документами. И то, что им было известно время вылета самолета Говарда, это не случайность наверняка. Почему именно этот самолет, а не «Геркулес» с солдатами или морпехами? Тогда бы было намного больше жертв, но русские выбрали меньшую цель.

— Вот и займитесь их лазутчиками и агентами, вы же отвечаете в моем секторе за разведку и контрразведку, мистер Уоллес, — вскинулся командующий бригадой. — Разберитесь со шпионами, а с диверсантами правятся мои парни! Или, черт возьми, вы для красоты здесь?!

— Агентуру противника мы вычислим и обезвредим, полковник, не сомневайтесь. Зная, что среди нас есть их люди, я найду сукиных детей. Но русские хороши, провели такую операцию. Они нанесли удар по нашему руководству, показали, насколько мы уязвимы. А вы, полковник, плохо обеспечили безопасность аэродрома, если русские подобрались так близко. У них был только один шанс — обстрелять самолет на взлете, и они его использовали, а вы им подыграли!

— Этого не повторится, — угрюмо буркнул командующий бригадой, которого больно и обидно ткнул лицом в грязь выскочка из Лэнгли. Но спорить было глупо. — В десятимильной зоне будет обеспечено непрерывное патрулирование, используем наземные группы и «дроны». А в радиусе трех миль от взлетной полосы уже устанавливаются минные поля. Если русские сунутся еще раз, так и останутся здесь!

— Они не дураки, дважды повторять одно и то же! В следующий раз будет что-нибудь новенькое. Но что вы полагаете делать с диверсантами? Они почти уже ушли от вас!

— Блокпосты на дорогах снимать не будем еще хотя бы сутки, — решил полковник. — А на границе зоны ответственности создадим непроницаемый периметр. Сделаем так, что у террористов земля будет гореть под ногами. В буквальном смысле! Я их просто так не отпущу!

Уоллес лишь покачал головой, выражая свои сомнения. Полковник со своей бригадой отвечал за сотни миль границы с чисто русской территорией, и перекрыть их, не зная точно, где противник и куда он движется, казалось невозможным. Изображать активность, это одно, получить результат — совсем иное. В прочем, агенту ЦРУ было все равно. Если вояки хотят отомстить за своих товарищей, пусть делают, что считают нужным. Он, Джим Уоллес, не будет ни мешать им — это ему не нужно, — ни помогать — все равно ничего полезного сделать не сможет. А вот распоясавшиеся чеченцы немного уже стали раздражать. Сперва деревня, теперь автобус. Если прибывающие в Москву со дня на день наблюдатели ООН узнают об этом, станут совать всюду свои длинные носы, и тогда работать будет сложнее.

Полковник же, всерьез взявшись за дело, не мешкал. Это была хлесткая пощечина, да еще прилюдная — целая бригада, три с лишним тысячи «волкодавов», прошедших Ирак и Афганистан, против какого-то десятка, а то и того меньше, русских повстанцев. Да, здесь, в России, парни расслабились. Здесь не нужно ждать выстрела в спину, не нужно в каждом камне, лежащем у обочины, подозревать фугас, здесь не бросаются на блокпосты фанатики-самоубийцы, обвешанные взрывчаткой. Русские показались стадом, тупым скотом, покорным и неповоротливым. И отыскавшихся среди этого быдла немногочисленных бойцов сперва не приняли всерьез. Теперь пришлось расплачиваться.

— Мэтью, — командующий бригадой вызвал к себе командира вертолетного батальона. — Поднимай в воздух все оставшиеся «птички»! Можешь отозвать часть тех, что заняты поисками русских ублюдков, но не все. Для твоих парней есть еще работенка!

Спустя час с архангельского аэродрома, уже давно превращенного в одну из баз Сто первой воздушно-штурмовой, взлетело больше двух десятков вертолетов UH-60A «Блэк Хок». Геликоптеры являлись основным средством передвижения аэромобильных батальонов дивизии, но сейчас стаей ринувшиеся на юг «Черные ястребы» не несли в себе десант. При необходимости они могли оказывать и огневую поддержку — для этого каждый вертолет получал пару коротких плоскостей, под которые на съемные пилоны цепляли контейнеры с неуправляемыми ракетами FFAR калибра 2,75 дюйма, пулеметные гондолы или даже связки противотанковых «Хеллфайров». Конечно, специализированному вертолету типа «Апача» такие машины все равно уступали, но сейчас на внешне подвеске они несли угловатые контейнеры, вовсе не похожие на оружие, скорее, на подвесные баки, словно вся эта стрекочущая стая намеревалась совершить перелет не меньше, чем до самой Москвы.

Оказавшись в миле от границы зоны ответственности американской армии, стая распалась. Вертолеты, рассредоточиваясь вдоль демаркационной линии, развернулись параллельно ей, снизившись и до предела сбросив скорость. Пилоты видели на монитора навигационной системы четко очерченную границу, пересекать которую не рекомендовалось без крайней необходимости. И дело не в русских властях — эти как раз и могли только гневно возмущаться, а горстка их «полицейских» не помеха элите американской армии. Но за этой линией начинался настоящий партизанский край. Умники в Белом Доме запретили русским воссоздавать армию, и теперь некому было гонять здесь озверевших террористов, а те, чувствуя себя как дома, в этих лесах, запросто могли встретить незваных гостей из американской зоны ракетой «земля-воздух», которых у них становилось все больше день ото дня, причем девять из десяти ПЗРК оказывались китайского производства.

— Мы на точке, — сообщил командир экипажа одного из «Черных Ястребов» устроившемуся в десантном отсеке за пультом управления капралу. — Начинай!

Непролазный лес под брюхом вертолета поредел, мелькнула серая лента ручья или небольшой речушки, по берегам которой заросли казались менее густыми. Вполне удобный путь для уходивших от преследования русских террористов, так и манящий пройти по нему, не цепляясь за ветви, не продираясь сквозь дебри.

Летчики не видели под собой никакой границы. Лес, от горизонта до горизонта, настоящая русская тайга. Месяц назад здесь колыхалось зеленое море, сейчас, с наступлением осени, зелени поубавилось, лес стал бурым и оттого казался еще более неприветливым, опасным, злым.

— Есть сброс! — доложил капрал, касаясь своего пульта.

Из контейнеров, закрепленных по оба борта «Блэк Хока», брызнули в разные стороны сотни черных точек, рассыпаясь широким шлейфом позади медленно барражировавшего над чащей вертолетом. Каждый геликоптер нес в кассетах дистанционной системы минирования «Эйр Волкано» по девятьсот шестьдесят противопехотных осколочных мин BLU-92/B. Сыпавшиеся с небес смертоносным дождем мины падали на мягкую почву, разбрасывая вокруг себя тонкие нити натяжного датчика цели. Они были подобны паукам, затаившимся в ожидании добычи. Утопая в ворохе опавшей листвы и сухих веток, мины становились почти невидимыми.

Каждый из находившихся в небе над границей зон ответственности UH-60A мог поставить минное поле длиной по фронту полтора километра. Конечно, даже двадцать, даже тридцать вертолетов не могли создать сплошной заслон вдоль всей границы. Но минные поля возникали там, где было более вероятно появление противника — вдоль дорог и русел рек, в редколесье, где движение было относительно легким, а иногда просто там, куда при подготовке полетных заданий ткнул карандашом по карте штабной офицер.

Каждая мина, весившая тысячу семьсот граммов, содержала четыреста граммов мощной взрывчатки — достаточно, чтобы уничтожить или искалечить все живое в радиусе двенадцати шагов. О том, что на минное поле могут выйти мирные жители, какие-нибудь охотники или грибники из соседних сел, командование бригады не думало, но все мины были настроены на самоликвидацию — их конструкция предусматривала такую возможность. Причем срок боевой готовности мин, упакованных в разные кассеты, мог отличаться, составляя от четырех часов до тринадцати суток. Еще один неприятный сюрприз для тех, кто любит бродить по лесам тайком.

— Сброс выполнен, — сообщил капрал, когда последнюю кассету покинула последняя BLU-92/B, крохотный кирпичик в том самом непроницаемом периметре, что обещал воздвигнуть на пути партизан командующий бригадой, сейчас получавший рапорты от возвращавшихся обратно на базу летчиков.

— Отлично! Идем домой, парни, попьем пивка, — усмехнулся пилот, в душе сильно сомневавшийся, что ему и его экипажу такую возможность предоставят.

Навстречу их «Черному ястребу», заметно полегчавшему, к линии границы прошло еще с десяток вертолетов, снятых с патрулирования автомагистралей. Под их плоскостями тоже были видны кассеты системы дистанционного минирования — кто-то в штабе явно решил израсходовать побыстрее весь запас мин Сто первой дивизии.

Лес поредел, и шагать стало веселее, не нужно продираться сквозь цепкий кустарник, с таким треском и шумом, что, наверное, и в Архангельске было слышно. Еще веселее партизанам было от мысли, что еще пара тысяч шагов — и они окажутся на безопасной территории. Относительно безопасной, разумеется, ведь новая русская полиция создана не просто так, стоит вспомнить разгром отряда месячной давности. Скверно погибать от рук своих же братьев, но все же шанс напороться на патруль за демаркационной линией намного меньше, чем вероятность того, что сейчас с пролетающего «Предейтора» по ним не выпустят управляемую ракету.

Взрыв, громыхнувший рядом, хлестнул по ушам Басова тугой ударной волной. А затем полковник услышал протяжный, полный боли вопль, звучавший на одной ноте. Китайский майор Жэнь Цзимэнь катался по земле, зажимая обеими руками правое бедро, из которого хлестала ручьем кровь. Оторванная голень в изорванном ботинке и обрывках камуфляжа лежала в паре метров от разведчика. А еще дальше лежал, уже не шевелясь, бывший омоновец Витя, подушка опавшей листвы под которым уже набухала от крови.

— Замерли все, — надрывая связки, крикнул Басов, не думая, что противник может услышать его. — Стоять на месте!!! Под ноги смотрите!!!

Митя, ринувшийся на помощь к своему брату, хотя тот уже не нуждался ни в чем, застыл, остановленный приказом командира.

— Что это было? Что это?!

— Похоже, мины, — решил полковник. — Мы на минном поле! Гляди под ноги, а лучше стой, где стоишь!

Сам Басов осторожно, приставными шажками, двинулся к кричавшему от боли китайцу. Тот был еще жив, не потерял сознание от шока, но без помощи истечет кровью за несколько минут. Американцы все же достали их, когда партизаны уже расслабились. И этот рейд не прошел без потерь.

— Женя, держись, — полковник присел рядом с китайцем, распаковывая аптечку. — Сейчас все сделаю! Держись!

Воткнув иглу шприц-тюбика в плоть рядом с раной, Басов выпрыснул лошадиную дозу промедола. Затем достал еще один шприц, и еще, обкалывая культю. Обезволивающее, хлынув волной по венам, окутало мозг Жэнь Цзимэня пеленой дурмана, притупив все ощущения, заглушив адскую боль. Не надолго, на очень небольшое время, а что делать потом, полковник не знал. Но он точно знал, что можно сделать прямо сейчас, и еще что не бросит своего еще живого товарища, пусть тот был бы трижды обречен.

Вокруг культи захлестнулась петля жгута, которую полковник затянул изо всех сил. Тоже только временная полумера, но пока можно хоть что-то сделать, он это делал. Возможно, матерый спецназовец предпочел бы оставить раненого здесь, чтобы не стал обузой для остальной группы, и это, наверное, было бы правильно. Но Алексей Басов учился воевать по иным правилам.

Из зарослей прямо по курсу группы показался Азамат Бердыев, и полковник, увидев его, яростно замахал руками:

— Стой! Замри! Тут минное поле! Под ноги смотри!

Партизан застыл, словно наткнувшись на невидимую стену, а через миг увидел там, куда он неизбежно опустил бы ногу, делая следующий шаг, тонкую стальную нить растяжки.

— Черт, — выдохнул он. — Я чуть ее не задел! Я бы сейчас мог умереть!

— Осторожнее! Смотри, куда ступаешь! Янки, суки, решили нам оставить прощальный сюрприз, мать их!

Алексей Басов чувствовал страх, бороться с которым, сдерживать его становилось все труднее. Опытный солдат боится мин больше, чем любого другого оружия. Эта смерть ничем не выдает себя, лежит, притаившись, ждет, когда кто-то неосторожно пройдет рядом. Любой шаг может оказаться последним, опасность подстерегает всюду. Ее не услышишь заранее, как падающую бомбу, не догадаешь о ее приближении по грохоту орудий или щелчку выстрела снайпера. Она бесшумна, терпелива и неотвратима. И, зная это, чертовски трудно сохранить выдержку. Хочется или бежать вперед, как можно скорее преодолев опасную полосу и надеясь на удачу, или назад, туда, где ты шел только что и знаешь, что там безопасно, там не ждет тебя смерть, скрывающаяся под каждой кучкой опавшей листвы.

Но идти назад было глупо — противник мог не ограничиться минами, и по следу партизан, возможно, уже мчатся отряд «коммандос», чтобы прижать диверсантов к этому полю смерти. Тем более глупо было бежать вперед, сломя голову, чтобы через десяток шагов напороться на растяжку, разлетевшись мелкими кусками по всему лесу. Напротив, придется идти медленно, по сантиметру осматривая землю перед собой, и делать это, зная, что в спину уже дышит враг, очень сложно.

— Бердыев, — полковник окликнул Азамата, в ужасе застывшего на одном месте. — Бердыев, дуй вперед, к Олегу, пора он на мину не наткнулся! Не дрожи, мать твою так, под ноги смотри, и все будет в ажуре! Ну, давай, в темпе, но аккуратно! И возвращайся обратно живее, ты здесь нужен!

Азамат, вздрогнув, кивнул и медленно, каждый раз поднимая ногу и подолгу думая, куда ее опустить, двинулся туда, откуда только что появился. А Басов взглянул на Митю, во все глаза уставившегося на изорванное в клочья тело своего брата, но не решавшегося подойти к нему.

— Приди в себя, боец, — нарочито зло рявкнул полковник, так что партизан вздрогнул от окрика. — Ему ты ничем не поможешь! Давай-ка, соорудим носилки, китаец еще жив, может, успеем дотащить его до своих, если не будем мешкать. Не забывай, он наши задницы спас, так что бросать я его не собираюсь!

Алексей Басов был готов рыдать от горя и обиды. Они смогли без потерь выполнить приказ командования, более того, сами нанесли потери противнику, причем весьма ощутимые и тем более обидные, что все ответные потуги американцев казались бессмысленными. И стоило только помечтать о том, что из этого рейда вернутся все, кто в него отправился, судьба сыграла с полковником злую шутку, приведя его группу прямиком на мины. Один боец мертв, второй — тяжело, наверняка смертельно ранен, и лишь странное упрямство мешало Басову добить китайского разведчика, облегчая и его мучения и жизнь самому себе. Но оставаться на месте и раздумывать значило лишь неизбежную гибель всех остальных партизан, тех, кто еще был жив. Нужно было двигаться.

— Срежь пару веток, метра по два, чтобы прямые были, — приказал растерянному Мите полковник. — Ну, давай, не стой! Надо шагать, пока янки не прилетели, посмотреть, кто тут шумит!

Партизан, справившись с чувствами, принялся за работу, и спустя пять минут на импровизированные носилки, насколько было возможно аккуратно, положили Жэнь Цзимэня. Тот больше не кричал, обколотый слоновьей дозой обезболивающего, лишь стонал.

— Готово, — выдохнул Басов. — Ну, глядишь, и донесем. Азамат, — обратился он к вернувшемуся партизану, — Азамат, пойдешь замыкающим, прикрывай нас с тыла!

— Так точно, командир!

Теперь, когда бойцов стало меньше, и двое из них оказались заняты, в головном дозоре остался только Бурцев. Попасть в засаду группе уже не грозило, но теперь Олег должен был обнаруживать разбросанные всюду мины. За счет своей тяжести они зарывались в опавшую листву и прочий мусор, копившийся под деревьями, углублялись в землю, растягивая смертоносной паутиной проволочные нити датчиков цели. Именно эти растяжки и должен был обнаруживать бывший десантник, от внимательности которого теперь зависели жизни остальных партизан.

— Ну, двинулись, — приказал полковник, подхватывая неудобные носилки и радуясь, что китаец вести не слишком много.

Басов взвалил себе на спину ранец китайского майора, а его оружие забрал Митя. Разгрузочный жилет снимать не стали, чтобы не доставлять раненому лишних мучений, только вытащили из нагрудных карманов все автоматные магазины, распределив их между собой. Партизаны помнили, что все еще остаются на враждебной территории, где ни один патрон не может быть лишним.

Они прошли меньше километра, затратив на это почти час, когда Жэнь Цзимэнь пришел в себя. Посмотрев мутным взглядом на Алексея Басова, китаец спросил:

— Все плохо?

— Нога, правая, по колено. Жгут я наложил, повязку, кровь вроде остановил. Дотащим до базы, там помогут.

Басов опустил глаза — он не мог лгать в лицо умирающему. Даже если они смогут донести до базы китайца живым, там никто и ничего не сможет сделать. Все, что было у партизан, это перевязочные пакеты и обезболивающее. Даже промыть рану становилось проблемой.

— Опустите меня, — едва слышно произнес Жэнь Цзимэнь. — Меня укачало, кажется.

— Да, конечно, надо передохнуть, майор, — кивнул полковник, сказав своим людям: — Три минуты привал! Далеко не уходить, тут везде могут быть мины!

Они отвлеклись всего на несколько мгновений, измотанные постоянным напряжением. Нервы партизан гудели, словно туго натянутые струны. Каждый шаг мог стать последним для них, приходилось сто раз смотреть под ноги, прежде чем решить, куда ступить. Блестевшие у самой земли нити растяжек заставляли сердца судорожно сжиматься в ожидании взрыва. Чудом диверсантам удалось не зацепить ни одну из них, но это далось ценой невероятных усилий. И теперь, чуть расслабившись, совсем немного, они не заметили, как раненый китаец достал из кобуры «макаров», который никто не догадался снять с него. Оттянув назад затвор, Жэнь Цзимэнь загнал пулю в патронник, затем приставил ствол к подбородку и нажал на спуск.

Показавшийся в лесной тиши оглушительно громким выстрел заставил вздрогнуть партизан. Басов, кинувшийся к китайцу, понял, что тот мертв, увидев кровавые ошметки на траве. Девятимиллиметровая пуля снесла Жэнь Цзимэню половину черепа, принеся мгновенную смерть.

Алексей Басов медленно опустился на колени рядом с телом своего товарища. Сзади растерянно охнул Азамат Бердыев:

— Как же так?! Зачем?!

— Он все правильно сделал, — глухо промолвил Басов. — Знал, что мы ничем не сможем помочь, а даже если бы и могли, кто захочет оставаться на всю жизнь калекой, уродом, обузой для других. Но с ним мы и сами могли бы погибнуть, став слишком медленными, слишком неповоротливыми, и первый же американский вертолет или беспилотник, случайно оказавшийся рядом, завершил бы наш рейд. Майор умер, но дал нам шанс выжить — и отомстить. И мы не можем осквернить его память!

Молчаливые партизаны наспех вырыли ножами канаву, за неимением лучшего могущую называться могилой. Туда опустили тело Жэнь Цзимэня, присыпав его сверху землей. Затем бойцы, вынув магазины из автоматов, все так же молча трижды передернули затворы — таким был их траурный салют. Это все, что они могли сделать для сына чужой земли, явившегося сюда не по своей воле и умершего, чтобы спасти их, сражавшихся за свободу своей родины. Неприметная поляна, где нашел покой майор китайской армии, осталась позади, но каждый из партизан унес в своем сердце память о его подвиге. И, не кривя душой, мало кто из них мог бы сказать, что готов сделать то же для своих товарищей.

Алексей Басов вел вперед уменьшившийся на треть отряд. Вновь, когда уже, казалось, опасность миновала, партизаны понесли обидные потери, потери, восполнять ковре становилось все труднее. И горечь от этой мысли не становилась меньше, несмотря на то, что группа выполнила приказ. Крепко сжав зубы, полковник вел уцелевших бойцов кратчайшим путем к укрытой в лесной глуши базе, чтобы там они могли придти в себя, восстановить силы — и снова отправляться в бой, верша свою месть за погибших товарищей и поруганную страну, которая была и оставалась их родиной.

Спустя сутки после обстрела «Гольфстрима» Рональда Говарда командир аэромобильной бригады отдал приказ о прекращении поисковой операции в своем секторе ответственности. Десятки вертолетов, висевших в небе над бескрайними русскими лесами, многочисленные беспилотные самолеты возвращались на свои аэродромы, а бродившие по дебрям десантники могли, наконец, хоть немного отдохнуть в уюте казарм. Только на дорогах еще оставались посты, просеивавшие сильно поредевший поток машин, курсировавших между немногочисленными поселками в этом глухом краю.

— Террористы или уже ушли, или затаились, слившись с местным населением, а устраивать тотальные проверки документов, обыскивать целые деревни бессмысленно, — сообщил полковник прибывшему в штаб Джим Уоллесу. — Эту партию мы проиграли русским. Диверсантов упустили, при этом понесли такие потери, каких я не припомню со дня окончания боевых действий. А как ваши успехи? Уже нашли «крота»?

— Ищу, полковник, — невозмутимо ответил Уоллес. — Есть два десятка человек, каждый из них может оказаться русским агентом, и каждый был хотя бы отчасти в курсе перемещений Говарда. В «Юнайтед Петролеум» работает много русских, нужно проверить каждого, а это потребует времени. Но я обязательно найду информатора, и тогда мы сможем выйти на террористов, чтобы ваши солдаты могли отомстить за смерть товарищей!

Лихорадка, царившая в штабе бригады все это время, стихала, уступая место привычной суете. Джим Уоллес решил навестить остававшегося в госпитале Говарда, рвавшегося в Москву вопреки требованиям медиков, опасавшихся за здоровье важного пациента. У агента ЦРУ были для него новости.

— Черт возьми, все планы коту под хвост, — выругался Рональд, когда Уоллес появился на пороге его палаты. — Я должен быть не здесь! А эти кретины тянут время!

— Остыньте, Рональд. Пока вы ходили на уколы и перевязки, в Москве тоже не все было спокойно. Возможно, вам чертовски повезло!

— Что вы хотите сказать? — нахмурился Говард.

— Пару часов назад в Москву прибыли инспекторы ООН. В столичном аэропорту их встречали члены русской администрации. По пути в Кремль их кортеж был атакован террористами. Есть жертвы, в том числе и среди людей из русского правительства.

— Вот дьявол, — потрясенно выдохнул Рональд Говард. — А они умеют удивлять! Кажется, русские собрались с силами, и перешли в наступление! Но все равно мое место сейчас — в Москве, и буду там!

Менеджер «Юнайтед Петролеум» всегда был сугубым прагматиком и рационалистом. Ни одна ошибка не может быть случайной, нет никаких неожиданностей, считал он, а есть лишь лень и некомпетентность исполнителей. И сейчас Говард впервые задумался о том, существует ли в действительности Провидение, и не оно ли сохранило ему жизнь ценой нескольких минут страха во время падения горящего самолета и пары дней, проведенных в тиши госпитальной палаты.

Глава 11. Взгляд в прошлое-4: Хаос

Ставропольский край, Россия 26 мая
Под ногами хрустело битое стекло, которым был сплошь усыпан пол торгового зала небольшого магазинчика. Лишь этот звук нарушал царившую всюду тишину, такую, словно уши оказались забиты ватой. Жанна Биноева осмотрелась, оставаясь на одном месте и не выпуская из рук трофейный АКС-74У, отнятый у ее неосторожного конвоира. Ствол автомата сейчас был направлен туда же, куда и внимательный, настороженный взгляд, и всюду Жанна видела лишь следы погрома. Выбитые стекла, сброшенный с прилавков и витрин товар, кассовый аппарат, перевернутый, скинутый на пол со стойки кассира. И среди всего этого девушка заметила самое важное — пулевыеотметины на стенах. Кто бы ни разгромил магазин, сделали это не простые хулиганы — у тех все же редко бывает в руках боевое оружие.

— Шайтан!

Девушка выругалась раздраженно. Она проделала немалый путь в арестантской робе, и только всеобщая паника позволила ей избежать неприятностей. Словно вдруг исчезла вся до единого человека русская милиция, армия, прочие службы, занимавшиеся такими, как она, террористами и преступниками. Вернее, людей в форме и с разным количеством звезд на погонах хватало, но охватившее всех смятение распространилось и на них, и никому пока не было дела до одинокой беглянки, те же, кто проявлял интерес хоть на миг, при виде автомата в девичьих руках сразу находили более важные занятия. И все же так не могло продолжаться слишком долго, следовало слиться с толпой, чтобы в большей безопасности проделать остаток пути до родного аула, а для этого хотя бы следовало сменить робу с нашитым на груди порядковым номером на приличную одежду.

Жанна успела отойти от разрушенного наводнением Ростова на несколько километров, по пути вдоволь насмотревшись на то, что оставалось после того, как по земле прокатился вырвавшийся из водохранилища водяной вал. Из разговоров чудом уцелевших людей, встретившихся по дороге, она поняла, что это американцы разбомбили плотину. В подтверждение догадкам над головой не единожды с рокотом пролетали самолеты, в основном — на север. Шли они на большой высоте, над облаками, расчерчивая небосвод белым пунктиром инверсионных следов, и понять, чьи они, какого цвета звезды на плоскостях крылатых машин, не представлялось возможным.

На магазин Биноева набрела, когда город уже остался позади. Вдоль обочины уходившего на юго-запад шоссе выстроились рядами машины, гражданские легковушки и военные грузовики, стоявшие с распахнутыми дверцами, брошенные перепуганными людьми. На них девушка пока не смотрела, разыскивая более полезные вещи, и обрадовалась, увидев магазинчик. И лишь очутившись внутри, почувствовала бешенство при виде полнейшего разгрома. Ни одежды, ни пищи, если не считать таковой пакетики с жареным арахисом и семечками.

Собравшись уже, было, уходить, Жанна вдруг остановилась, услышав слабый стон откуда-то из подсобки, вход в которую находился как раз за стойкой кассира. Помедлив, девушка двинулась туда, поудобнее перехватив компактный автомат, сейчас оказавшийся как нельзя более кстати для действия в помещении. Ступать она старалась плавно и мягко, перекатываясь с пятки на носок, но все равно при каждом шаге под ногами предательски хрустело битое стекло.

Зайдя в кладовку, Жанна увидела в дальнем ее углу какую-то темную кучу тряпья, и лишь когда это «тряпье» зашевелилось, издав еще один негромки стон, поняла, что это женщина лежит, забившись к самой стенке и натягивая на себя разорванную, окровавленную одежду.

Наверное, это была продавщица, если судить по синему форменному халату, превратившемуся в лохмотья. Старше самой Жанны, лет тридцать, не меньше, наверное, довольно симпатичная… когда-то. А сейчас лицо превратилось в сплошной кровоподтек, губы разбиты. Лежит, сжавшись в позе эмбриона, притянув колени руками к самому подбородку, а под ней растекалась запекшаяся лужа крови.

— Ты слышишь меня? — Жанна подошла к избитой, изнасилованной женщине, склонившись над ней. — Не бойся! Кто это сделал? Здесь есть где-нибудь лекарства? Бинты, йод, что-нибудь? Я помогу?

Биноева не думала о том, насколько опасно оставаться на месте сейчас. Шок пройдет, и кто-то вспомнит о заключенной террористке, найдет пустой «автозак», и тогда ее станут искать по-настоящему. Но просто уйти, оставив эту женщину умирать, Жанна не могла. Их, чеченцев, русские называли зверями, и многие из тех, кто прежде сражался вместе с Жанной, такими и были. Безжалостные, жаждущие крови, способные отрезать голову пленнику и играть ею в футбол, словно мячом. Или отдать ее детям, чтобы те играли, привыкая к крови. Сама Жанна такой не была и не желала становиться. И чтобы убедить саму себя, что она все еще человек, сейчас Биноева должна была помочь, сделать то, что было в ее силах. Или хотя бы попытаться.

— Солдаты… — женщина, кое-как открыв один глаз, не совсем заплывший, прохрипела едва слышно: — Пришли… хотели водки, денег… а потом…

— Все будет хорошо! Где найти лекарства поблизости?

— Аптека… через дорогу…

— Сейчас я вернусь, и все будет хорошо!

Жанна, опустив автомат, вышла из подсобки, уже не заботясь о скрытности. Она так и не поняла, что здесь могло произойти, но это было неважно. Сейчас нужно найти лекарства, сделать хоть что-то для этой умирающей женщины, а потом — идти дальше, домой, туда, где заснеженные пики гор царапают небо.

— Ни с места! Стоять! Брось оружие!

Громкий злой окрик заставил Жанну вздрогнуть. А через миг она уже падала на землю, выжимая спусковой крючок автомата. АКС-74У дернулся, извергая струю свинца туда, откуда звучал голос, а Биноева, не чувствуя, как впиваются в тело осколки стекла, уже прыгнула за стойку кассира.

В ответ не стреляли, но Жанна была уверена, что ни в кого не попала, и тот, кто выкрикивал команды, был жив, был здесь, у входа, снаружи, укрывшись за стеной. Возможно, он был не один.

— Бросай оружие и выходи, — вновь прозвучал приказ, донесшийся со стороны распахнутой, повисшей на одной петле двери. — Считаю до пяти, потом бросаю гранату!

— Здесь раненый! Если бросишь, то убьешь всех сразу!

— Тогда на выход без оружия и с поднятыми руками! Живо!!!

Жанна поняла, что попала в ловушку. Можно ползком вернуться в подсобку, оттуда есть выход наружу, не может не быть, наверняка товар принимают именно там, а не в зале. Но если противник не один, там тоже ее ждут. А если один, запросто мог поставить растяжку, если только не врет про гранаты. А взрыв единственной Ф-1 или РГД-5 в такой тесноте — это наверняка контузия, даже если осколками не зацепит, и тогда бывшую снайпершу можно голыми руками взять. Да и не хочется воевать, не разобравшись, с кем именно.

Жанна встала, вышла из-за прилавка, осторожно положив автомат на пол, и двинулась к выходу. Стоило только переступить порог, в затылок ткнулось что-то холодное, Жанна сразу почувствовала запах оружейного масла.

— Стоять! Руки за голову!

Голос другой, значит, за ней пришло не меньше двух. Хорошо, что не стала рисковать, прорываясь через черный ход. Жанна выполнила приказ, замерев и положив ладони на затылок.

— На колени! — последовала новая команда.

Девушка опустилась на колени, чувствуя прикосновения ствола к затылку. К ней шагнул невысокий мужчина в странном комбинезоне, без ремня но с множеством карманов. Изможденное лицо покрыто пятнами копоти и машинного масла, в руке — вороненый ПМ, в глазах — готовность убивать.

— Шайтан! — прошептала девушка, поняв, что те самые «солдаты», надругавшиеся над продавщицей, далеко не ушли, зачем-то вернувшись. Что ж, с ней им придется повозиться.

— Ты кто такая? Что здесь делаешь? Где остальные? Отвечать живо!

— Да это чурка, — раздалось за спиной удивленное. — И роба тюремная!

— Что, звери, не терпится уже? — оскалился мужчина с пистолетом. — Нравится беззащитных резать?! Да только поторопились!

Он мог ее убить, это Жанна поняла сразу. Этот человек с покрытым сажей и копотью лицом, испачканными не то в масле, не то в грязи руками, источающий запах бензина, мог выстрелить в нее без колебаний и очень хотел сделать это. А на такое был способен мало кто и русских даже там, в Чечне, когда «федералы» входили в аул и отбирали у местных детей головы зарезанных своих товарищей, попавших прежде в плен. А этот человек мог и хотел убивать.

— Я ничего не знаю, — глухо произнесла Биноева. Верившая, что ради общего дела умрет без колебаний, сейчас она вдруг очень сильно захотела жить. — Я только искала одежду и еду. Там, в кладовке, раненая женщина, она сказала, что сюда приходили какие-то солдаты, они сделали это. Хочешь, пойди и спроси, только скорее, иначе она умрет.

— Врет, тварь!

Тот, кто стоял за спиной, был переполнен яростью, но его Жанна не боялась. Яркие чувства, бьющие через край — совсем не то же самое, что холодная решимость, граничащая с безразличием как к чужой жизни, так и к собственной.

— Охраняй, — приказал человек с пистолетом своему невидимому напарнику. — Если дернется, вали ее сразу!

— Есть!

Старший из двух непонятных людей, явно не милиция, но и на регулярную армию непохоже, исчез в магазине, и Жанна услышала хруст битого стекла под его ботинками. Отсутствовал он недолго, а появился не один — на руках у мужчины в комбинезоне, убравшего пистолет в поясную кобуру, и повесившего на плечо оставленный Биноевой автомат, лежала та самая женщина в синем халате продавца.

— Нужна помощь, — мрачно произнес старший. — Суки, что наделали! Черт, где же здесь врач?

— У вас нет лекарств? — спросила Жанна.

— Тебе что? — зло огрызнулся человек с пистолетом, но затем выдавил из себя: — Только перевязочные пакеты, даже промедола не осталось! Нужен доктор, в больницу нужно!

— Больница рядом, — Биноева вспомнила дорожный указатель. — По этому шоссе на север, не больше километра!

— А, черт, можем успеть! За мной!

Человек, по-командирски вооруженный пистолетом, бросился бегом, несмотря на тяжесть бесчувственного тела, оттягивавшего его руки. Его напарник, стоявший за спиной Жанны, ткнул стволом своего оружия ей под лопатку, и Биноева двинулась следом за русскими. Направлялись они, как оказалось, к укрытому в стороне от дороги УАЗу армейского образца, с брезентовым тентом. Конвоир Жанны подскочил к машине первым, открыв заднюю дверцу. Чеченка теперь только смогла рассмотреть его — невысокий но крепкий парень лет двадцати, коротко, почти наголо стриженый, в таком же, как у его командира комбинезоне и с висевшим за спиной автоматом АКМС со складным прикладом.

Командир осторожно опустил на заднее сидение тело найденной в магазине женщины, а сам уселся спереди, рядом с водителем. Его напарник, прежде чем занять место за баранкой, обратился к остановившейся в нерешительности Жанне:

— Что застыла? Давай назад тоже! Быстрее, твою мать!

Девушка послушалась, устроившись на самом краю жесткого сидения. А командир уже торопил своего бойца:

— Паша, торопись!

Молодой боец уже прыгнул за руль, поворачивая ключ зажигания и отжимая сцепление. Изношеннй мотор русского «джипа» со скрежетом завелся, и командир нетерпеливо подпрыгивавший на сидении, приказал:

— Гони!

УАЗ сорвался с места, выскочив на шоссе и помчавшись в указанном Жанной направлении. Сама чеченка, подпрыгивавшая на неудобном сидении каждый раз, когда колесо машины попадало в выбоину, придерживала голову потерявшей сознание продавщицы, лишь чувствуя, как слабо пульсирует жилка у той на шее, единственный признак теплившейся в изломанном теле жизни.

Водитель же, словно не замечая ухабов, только давил на газ да крутил баранку, так что УАЗ на поворотах едва не опрокидывался на бок. Мелькнул примеченный Жанной чуть раньше указатель с красным крестом, а затем впереди появилась и сама больница. Машина со скрипом затормозила у длинного одноэтажного кирпичного здания. На крыльце мелькнула фигура в белом халате, и старший из двух русских, высунувшись из окошка, крикнул, призывно взмахнув рукой.

— Что случилось? — немолодая женщина подошла к УАЗу. — Вы кто такие?

Полковник Басов, Российская армии, танковые войска, — представился старший. — У нас раненая в машине, нужна помощь!

— Что стряслось?

Полковник, выбравшись из УАЗа, распахнул заднюю дверцу. Врач, увидев Жанну, на которой все еще была роба «зека» с порядковым номером, нашитым на груди, растерялась, а Басов уже указывал ей на женщину, безвольно лежавшую на сидении рядом с чеченкой:

— Помогите ей!

— Несите внутрь, — распорядилась женщина в белом халате. — Я сейчас найду кого-нибудь!

Выполнить задуманное Басову помешал донесшийся откуда-то издалека металлический лязг. Такой знакомый звук, который могли издавать лишь мощный танковый дизель и стальные траки гусениц, нарастал, и через минуту перед замершим полковником появилась вывернувшая с перпендикулярной улицы боевая машина пехоты БМП-1. на бортах под слоем пыли можно было рассмотреть нанесенный по трафарету белой краской номер «902». Бронемашина затормозила в сотне метров от больницы, круглая крышка башенного люка стрелка-наводчика откинулась, и из-под брони показалась чья-то голова в шлемофоне.

— Это еще что? — растеряно пробормотал Басов.

А события развивались. Следом за БМП на небольшую площадь перед больницей выскочил милицейский УАЗ с синими полосками на пыльных бортах. Машина резко затормозила, и из нее выскочило сразу пять человек в серой униформе. Трое из них даже были вооружены автоматами, и на каждом был надет бронежилет.

Дальнейшее произошло очень быстро. Приплюснутая башня БМП-1 развернулась, и оба ствола спарки из гладкоствольной пушки 2А28 «Гром» и пулемета ПКТ уставились на милицейскую машину. Сухо застучал пулемет, и обшивка с синей краской брызнула во все стороны. Очередь в упор прошлась по кинувшимся врассыпную милиционерам, и те, кто был рядом с Басовым, видели, как двух человек сбило с ног.

— Что за херня?! — боец по имени Паша выпучив глаза смотрел на то, как пулеметные очереди косят разбегавшихся милиционеров.

— Все в укрытие, — приказал полковник. — Туда! — Он указал на жидкие кустики в двух десятках шагов от машины. — Бегом!

Милиционеры, встреченные шквалом огня, тем временем бежали, даже не думая вступать в бой с бронемашиной, а те, кто находились в БМП, забавлялись от всей души. Короткий ствол пушки шевельнулся, качнулся влево-вправо, громыхнул выстрел, и патрульный УАЗ разнесло вдребезги прямым попаданием осколочного снаряда ОГ-15В.

Тем временем русские, рядом с которыми держалась и Жанна Биноева, добрались до кустов, вломившись в заросли. Полковник Басов опустил на землю лишившуюся сознания женщину, нервно схватившись за пистолет и даже не понимая, насколько смешным выглядит этот жест. А бронемашина, продолжая огрызаться короткими очередями из спаренного пулемета, тронулась с места, навалившись всеми своими тринадцатью тоннами боевой массы на то, что осталось от милицейского уазика. Обугленный металл скрипел под гусеницами, когда БМП несколько раз по-танковому развернулась на одном месте. А затем шевельнулась ее башенка, и ствол пушки оказался нацелен на здание больницы.

— Господи! — выдохнул Басов, увидев, как из главного выхода выскочило несколько человек в белых халатах и еще кто-то в больничных пижамах.

Застучал пулемет, и метавшихся перед больницей людей накрыло свинцовой волной. Кто-то сразу замертво упал, другие были ранены и еще пытались бежать или хотя бы ползти, спасая свои жизни. Им не дали этого. Наводчик методично расстреливал всех из пулемета, кого видел в свой прицел, а когда мишеней больше не осталось, дважды выстрелил по больнице из пушки. Первый снаряд разворотил крыльцо, а второй стрелок смог положить точно в проем окна, и взрыв, грянувший внутри, вышвырнул наружу какую-то больничную утварь и изломанное тело, распластавшееся под стеной.

Завороженные картиной бессмысленной и жестокой расправы солдаты слишком поздно услышали шорох в кустах, и первой незваного гостя встретила Жанна. Вывалившийся из зарослей мужик в грязном милицейском кителе, с болтавшимся на боку АКС-74У, не успел ничего сделать, когда чеченка набросилась, одним ударом свалив противника с ног и через миг уже держа в руках увесистую «ксюху».

— Эй, положь автомат, — рыкнул Басов, вскидывая свой «Макаров». — Живо!

Биноева не успела бы ни прицелиться, ни тем более выстрелить — русский офицер наверняка опережал ее. Жанна выпустила оружие из рук, удерживая его за брезентовый ремень. Тем временем очнулся оглушенный милиционер. Кряхтя и матерясь, он медленно поднялся на ноги, и рука тотчас скользнула к кобуре.

— Даже не думай, — предупредил солдат Паша, уже державший стража порядка на прицеле АКМС. — Не дергайся!

— Вы кто? Что такое?

— Это ты объясни, — потребовал Басов, вполне удовлетворенный тем, как Биноева выполнила его приказ, и больше не видевший в ней угрозы. — Что все это значит?

— Эти суки, дезертиры, весь район на уши поставили, — зачастил милиционер, оказавшийся старшим лейтенантом, если судить по звездочкам на погонах. — На шоссе расстреляли несколько машин, устроили налет на банк, ограбили пару магазинов. Мы пытались их перехватить, но у тех же «бэха», куда нам с «калашами»! Две патрульные машины расстреляли… три то есть, — поправился милиционер, взглянув туда, где еще что-то могло остаться от расстрелянного в упор УАЗа. — И райотдел потом разнесли, твари!

— А где армейские части? Эта БМП только для ваших «окурков» неуничтожимая, а так ее даже из КПВТ можно взять, если в борт и не издалека. Где все остальные?

— А я знаю?! — истерично взвизгнул старлей, еще довольно молодой и не на шутку перепуганный. — Все разбежались, как объявили капитуляцию! А эти сволочи остались, захватили гарнизон, кучу оружия забрали и теперь что хотят, то и творят! Кажется, они вообще из дисбата, вот и отрываются! Да вы то сами кто?

— Полковник Басов, Российская Армия, — коротко представился офицер. — Это ефрейтор Морозов, а это… — он замялся, взглянув на Биноеву.

— Жанна.

Милиционер назвался, представившись старшим лейтенантом Киселевым. Кажется, единственным в райцентре представителем закона, если не верить в то, что озверевшие дезертиры на БМП кого-то могли пощадить.

— Да, старлей, проблемы у вас, — вздохнул Басов. Судя по звукам, бронемашина куда-то уехала, навряд ли высадив перед этим десант, и можно было просто поговорить, не опасаясь выпущенной на шум и движение пулеметной очереди.

— Они же совсем свихнулись! Как звери! То ли бухие, то ли обдолбанные!

— Не, под дурью так метко не получится стрелять, глюки прицелиться не дадут, — покачал головой полковник. — Значит, так, что-то делать нужно! Но сначала нужно раненой помочь, похоже, тоже эти сучата постарались!

Алексей Басов опоздал. Женщина, ради которой они чуть не погибли, столкнувшись с бандой дезертиров, уже не дышала, когда о ней вновь вспомнили. Прикоснувшись мозолистой ладонью к еще теплой шее, русский офицер не ощутил даже намека на пульсацию.

— Рассказывай все, что знаешь, — потребовал Басов, взглянув на милиционера. — Сколько этих козлов, чем вооружены, где их база, логово, короче, где их найти! Все!

— Так мы не знаем почти ничего. Видели пару БМП, БТР, еще машины, обычные УАЗы и грузовики. Может, их человек двадцать. Кажется, они в военном городке окопались, верст пятнадцать отсюда. Наверное, там и техникой разжились.

— Хреново! Когда на «восьмидесятке» ездил, мы эти БМП вообще за противника не считали, так, просто подвижные цели, хоть наши «копейки», хоть пиндосовскую «Брэдли». Защита только от пуль, вооружение только против пехоты, ну или те же «бэтэры» жечь. А теперь, хоть «картонная» броня, хоть нет, куда мы с голой жопой!

— Если нечем пробить броню, нужно просто дождаться, когда противник вылезет из нее, — неожиданно произнесла Жанна Биноева. — Нужно ждать врага там, где он почувствует себя в безопасности и выберется наружу из-под защиты своих машин. Жить в БМП никто не станет. У вас, «федералов», тоже были и танки, и другая техника, когда вы пришли в Чечню, но неуязвимыми вы не стали. Атаковать в лоб нельзя, сейчас время вести войну иначе. Если хочешь победить, потребуется немного терпения. И осторожность.

Басов смерил девушку пристальным взглядом, процедив сквозь зубы:

— А ведь я там был. И своих пацанов собственными руками из сгоревших танков вынимать приходилось, и «похоронки» писать на них. Значит, и ты там была? Тогда тебе повезло, а сейчас тебе некуда бежать, негде прятаться. Зачем ты нам нужна? Чтобы ударить в спину, когда я отвлекусь на секунду? Проще прикончить тебя прямо сейчас, в память о тех, кто навсегда остался в ваших проклятых горах и грязных аулах.

— Сейчас это сделать легко. Я безоружна, одна, а вас много. Что же раньше не сделал? Вы всегда казались сильными, и тогда, когда шли по нашей земле, сметая целые поселки, и сейчас, когда вас трое, сильных здоровых мужиков против одной женщины. Но и тогда, и теперь сильными вы только кажетесь. Если хочешь убить — убей, сейчас ты это можешь. С таким врагом тебе справиться по силам, но не с тем, что идет сюда с юга, и не с тем, что режет местных, расстреливает больницы ради собственного удовольствия. Вот потому, что за вас сражались такие солдаты, вы так и не смогли нас победить!

— Э, вы чего это? — растерянно протянул милицейский лейтенант, чувствовавший, что сейчас может произойти нечто. — Вы о чем?

— Так, о своем, старлей, о прошлом, — глухо выдавил Басов, отвернувшись от Жанны. — Не бери в голову.

— Ну а делать-то что будем?

— Смотреть будем. Потом думать.

Дав такой содержательный ответ, Басов, не оглядываясь, двинулся к оставленному возле больницы УАЗу, а увидев его, долго ругался. Дезертиры не пощадили машину, пулеметная очередь прошила ее насквозь, и сейчас под автомобилем, стоявшем на ободах — камеры были простреляны — уже скопилась источавшая резкий запах огромная лужа бензина, хлеставшего из пробитого бака.

Плюнув сквозь зубы, Басов достал из багажника пару пехотных лопаток, с этим грузом двинувшись обратно. Постояв несколько мгновений над телом умершей продавщицы, которой они так и не смогли помочь, полковник с яростью вонзил лопату в сухую, утоптанную землю, словно в плоть своего самого злейшего врага.

Неожиданно Жанна Биноева подхватила с земли вторую лопату, тоже принявшись кромсать землю. Басов лишь искоса глянул на нее, и боа продолжили свой труд в полном молчании, пока не была готова неглубокая могила. Все так же молча в нее опустили тело женщины, старательно засыпав яму, а потом полковник Басов произнес:

— Нужен транспорт. Пешком далеко не уйдем, тем более, не убежим, если придется.

— Машин полно, — пожал плечами старший лейтенант Киселев. — Хозяева или попрятались, или смотались от греха подальше, так что бери любую, война все спишет!

Машин и впрямь хватало, было из чего выбрать. Алексей Басов, подумав немного, остановил свой взгляд не немолодом внедорожнике «Тойота» LJ-78. для того, чтобы вскрыть бесхозную машину, полковнику не пришлось прибегать ни к каким ухищрениям. Все просто — рукояткой пистолета по ветровому стеклу, и затем изнутри отпереть дверцы. Столь же просто удалось и завести двигатель, мощный оборотистый дизель, довольно заурчавший под капотом, когда Басов соединил провода под сбитой колодкой замка зажигания.

— Я с вами, — решительно произнесла Жанна, коснувшись локтя полковника.

— Зачем? Тебе что за дело? Если уж повезло вырваться на свободу, — Басов многозначительно глянул на тюремную робу, — так иди домой, в свои горы, раз там тебя ждут.

— Уйду. Но сначала хочу посмотреть перед смертью в глаза тех, кто расстреливает больницы и насилует первых встречных женщин. Вы, русские, называете чеченцев зверями, и такие есть среди нас. Но теперь мне хочется увидеть, как выглядят русские звери. Не бойся, я не выстрелю в спину. Моя война закончилась, а у тебя теперь хватает врагов и без меня.

Алексей Басов молчал не меньше минуты, и те, кто был рядом, сбиваясь в отряд вокруг полковника, не утратившего решительности и веры в себя, тоже молчали, ожидая его решения. Наконец, офицер спросил:

— Чем ты можешь быть полезна?

— Я хорошо умею стрелять. Очень хорошо. Если дашь любое оружие, сам убедишься.

— Это успеется. Ладно, садись назад, — решил Басов. — Всех это тоже касается, в машину живее, и валим отсюда!

Когда все расположились в просторном салоне пятидверного внедорожника, Басов спросил у устроившегося рядом с ним Киселева:

— Дорогу до того гарнизона покажешь, старлей?

Милиционер молча кивнул. Тронувшись с места, «Тойота» проехала мимо распластавшихся на асфальте тел стражей порядка, и старший лейтенант, бросив взгляд на своих мертвых товарищей, до желваков стиснул челюсти. Ему теперь было, за кого мстить, и офицер не сомневался ни на миг, присоединившись к бежавшим с юга военным.

Городские кварталы безымянного райцентра остались позади, и «Тойота» уже мчалась по полупустому шоссе, взяв курс на юг. А навстречу, на север, туда, где, казалось, было безопасно, мчались машины, автобусы, всякий транспорт, битком набитый людьми. Война уже закончилась, но обыватели, только теперь узнавшие о ней, напуганные собственными жуткими фантазиями, спешили убежать, куда подальше, от наступающего врага, даже не сознавая, что он уже повсюду, на всех границах, в самой столице России и даже в небесах над головами беженцев.

Внедорожник, не сбавляя скорости, прошел поворот, миновав будку поста ДПС, некогда белоснежную, теперь же покрытую пятнами копоти и выщербленную пулевыми отметинами.

— Суки, все на своем пути крушат! — выругался милицейский лейтенант.

— Дезертиры?

— Точно, эта шайка тут была! Совсем озверели, твари!

Чем ближе было до гарнизона, указанного Киселевым, как логово непонятной банды дезертиров или просто разжившихся армейским снаряжением уголовников, тем больше попадалось следов их присутствия. Расстрелянные из пулеметов и пушек автобусы, пара легковушек, раздавленных бронированной тушей БМП, чему доказательством были отпечатки гусеничных лент в придорожной пыли. На обочинах лежали трупы, и некому было их убирать.

— Вон, впереди, — произнес Киселев, указывая на забор, возвышавшийся впереди, протянувшись от горизонта до горизонта. Поверх его вилась спираль колючей проволоки, вдалеке можно было увидеть караульную вышку. — Это здесь.

Басов нажал на тормоз, и «Тойота» плавно остановилась. Выбравшись из машины, полковник принялся рассматривать кирпичную коробку КПП. Ворота, открывающие путь на территорию военного городка, были не просто открыты — их снесло, бросив створки на землю, зато сейчас из проема торчал заостренный нос бронемашины, кажется, БМП-2.

— Заметили! — Киселев бросился к внедорожнику, увидев, как боевая машина двинулась с места, выкатываясь наружу.

— Уходим!

Басов прыгнул за руль, краем глаза отметив, что башня бронемашины — точно БМП-2 — разворачивается, и казавшийся обманчиво тонким ствол автоматической тридцатимиллиметровой 2А42 опускается почти горизонтально, выцеливая «Тойтоу». Полковник не глушил мотор, и потому сейчас оставалось только снять машину с «ручника» и со всей силы утопить педаль газа в пол, рвя на себя рычаг коробки передач. Внедорожник, взревев мотором, буквально отпрыгнул назад, и в тот же миг в полусотне метров встала стена разрывов.

— Козлы косорукие, — выругался Басов, когда вторая очередь легла с еще большим недолетом. — Сапожники!

«Тойота» сорвалась с места, и, сопровождаемая огнем БМП, на полной скорости двинулась обратно по шоссе, прочь от военного городка. К счастью, преследовать их не стали — бронемашина в любом случае была менее быстроходной, а, возможно, нынешние обитатели гарнизона не хотели его оставлять без защиты. Но люди, собравшиеся под началом Басова, успокоились, лишь удалившись верст на двадцать от военной базы и убедившись, что за ними точно никто не гонится.

— Ну, и что теперь? — нервный Киселев уставился на полковника. — Видишь, командир, у них есть «броня», а тормозов нету совсем! Лучше дождаться, пока янки прилетят, они этих сучар за один заход перещелкают на хрен! А нам куда, с тремя «калашами»?

— Еще «Макаров» есть, — усмехнулся Басов. — Не кричи, старлей. Когда стемнеет, выдвинемся к гарнизону, но в лоб не попрем, тихонечко подберемся и поглядим, что там и к чему. Их там мало, КПП держат, но на большее силенок не хватит. Так что найдем лазейку!

Проехали еще километров десять, добравшись до какого-то поселка. Алексей басов остановился возле дома, явно не обитаемого сейчас. Открыв ворота, полковник загнал «Тойоту» на двор. Соседи, выбежавшие посмотреть, увидели оружие в руках выбравшихся из машины людей, камуфляж и милицейскую форму, и благоразумно скрылись в своем доме, не задавая лишних вопросов.

— Ждем до темноты, — решил полковник. — Сейчас всем отдыхать, подъем в полночь!

Жанна Биноева ушла, едва услышав приказ. Киселев с полковником, разыскав на кухне пакет с заваркой, за чашкой чая что-то еще обсуждали, строя планы на ближайшее будущее. Жанну не пригласили, да ей это было и не нужно. Уйдя в соседнюю комнату, девушка упала без сил на чужую постель, чувствуя ломоту во всем теле, слово скрученном в жгут.

— Откуда вы идете? От самой границы?

Биноева узнала голос милицейского лейтенанта. Все звуки вдруг стали глухими, словно доносясь сквозь толстый слой ваты.

— Почти. — А это уже полковник Басов. — Со Ставрополья. Полевой лагерь нашей дивизии бомбили янки. Боеспособных осталось не больше полка. Мы снялись с места и двинулись на юг, услышав из Грозного призыв о помощи. До границы топлива должно было хватить, а местность там самая подходящая для «восьмидесяток» — степь ровная, будто стол, почва твердая, ехать можно, почти как по шоссе. Летели на предельной скорости, но до Грозного не дошли. Под Сочи высадилась американская морская пехота, они метили во фланг нам, и мой полк получил приказ нанести контрудар, прикрывая остатки другой дивизии. Я видел вражеские машины в прицеле своего танка, видел, как первый же выстрел, первый снаряд разносит их на куски. Эту морскую пехоту мы раскатали по степи, мы наматывали их кишки на гусеницы наших Т-80У, но в небе уже хозяйничали янки.

— Первым делом уничтожили аэродромы, чтоб никто не мешал?

— Конечно! Только раз из радиоперехвата мы узнали, что наша авиация еще сопротивляется, но сами не видели ни одного русского самолета. А вот американских хватало, а все, что у нас было против них — несколько «Шилок» и ЗРК. И все-таки кое-кого мы достали. Пилот сбитого «Харриера» прыгнул с парашютом, но приземлился как раз на пути моего полка. Когда бойцы притащили его ко мне, он только и твердил, что о статусе военнопленного. Я лично расстрелял ублюдка, бросив тело посреди степи, и, наверное, что-то там от него еще осталось.

Голоса умолкли, а затем сквозь сон Жанна услышала новый вопрос лейтенанта:

— Сержант тоже там был?

— От начала и до конца. Американцы бросили против нас всю свою авиацию, самолеты, вертолеты, а мы уже были беззащитны. Сперва выбили зенитные средства, а потом, не торопясь, принялись за танки и пехоту. Мало кто выжил, возможно, кроме нас и не осталось никого. Я видел лишь горящие танки и БМП, по всей степи, от края до края, сколько глаз хватало.

— А что теперь? Вас всего двое.

— А ты не с нами?

Кажется, милиционер замялся, потом произнес неуверенно:

— Здесь кто-то должен следить за порядком. А вы что задумали?

— Убивать этих тварей, всюду, где встречу, пока в моих силах останется нажать на курок! Рвать им глотки, пока не поймут, что в России их ждет только смерть, и пока не уберутся к себе за океан, оставив нас в покое! Неважно, вдвоем, или один, я буду сражаться дальше, за свою родину, которая не виновата, что ее просто вновь предали!

Лейтенант ничего не ответил, а усталость меж тем брала свое, и Жанна сама не заметила, как провалилась в черную бездну сновидений. Нервное напряжение, не оставлявшее ее уже много часов кряду, дало о себе знать, и как-то сами собой вновь перед глазами возникли картины не такого уж далекого прошлого, о котором лучше было забыть навсегда.

Маленькому Мовсару ближе к вечеру стало совсем скверно. Мальчишка в бреду метался по постели, стонал, скрежетал зубами. Притронувшись к покрытому испариной лбу, Жанна мгновенно ощутила жар. Мальчика сжигала изнутри лихорадка, а в доме, как назло, не было даже аспирина.

— На все воля Аллаха, — шептала в стороне мрачная, ушедшая в себя Фатима Дасоева. Мать медленно, в мучении умиравшего ребенка, чувствовала себя бессильной сейчас. — Всевышний не оставит нас.

— Надо сходить за лекарствами! — Жанна, в отличие от нее, не могла сидеть на месте. — Аптека же рядом, кто-нибудь там есть, они помогут!

— Комендантский час! Нельзя выходить! Кругом патрули! Наш сосед, Рамзан, неделю назад так же решил рискнуть, так русские с проезжавшей машины стали по нему стрелять, ранили в обе ноги!

— Я все равно пойду! Кто-то должен сходить! Что-то нужно делать!

Жанна Биноева не могла сидеть, сложа руки и видя, как умирает ребенок, заменивший ей младших сестренок, погибших под русскими бомбами. Они долго, часами, играли с Мовсаром, бегали по всему поселку, облазала каждый закоулок, а сейчас мальчишка глухо стонал, а его мать, приютившая беглянку, беззвучно плакала.

— Я приду скоро! Подождите, все будет хорошо!

Не слыша звучавших вослед окриков, Жанна выскочила из дома. Растворяясь в ночи. Уже стемнело, но свет горел в окнах домов, да еще светили редкие фонари на опустевшей улице. В этот поздний час появляться на улицах приграничного дагестанского селения было опасно. Совсем недалеко уже была Чечня, откуда недавно пришли отряды Шамиля Басаева и других командиров, и куда теперь их выдавливали вновь русские. Но, хотя «федералы» заняли село, чеченцев в окрестностях хватало, одиночек и небольших, по три-пять человек, групп, пробиравшихся к границе. А русские, охотившиеся на них, прочесывали всю округу, осматривали каждый закоулок, врывались в дома в поисках раненых чеченцев, которых укрывали местные. Они были на взводе, нервные, постоянно ожидавшие нападения, и потому с наступлением комендантского часа стреляли в любого, кто попадался на их пути, лишь потом разбираясь, кого убили — боевика и живущую на соседней улице старушку. Опасно было просто отходить от дома хотя бы на несколько шагов, в сумраке, накрывшем село, могла подстерегать смерть, но Жанна рискнула.

До аптеки нужно было пройти всего два квартала, немного, а там наверняка остался кто-то, сторожить лекарства, которые сюда, в глубинку, привозили нечасто, и которые были нужны многим. Жанна Биноева шла быстро, почти бежала, озираясь по сторонам, и оттого пару раз чуть не растянувшись на ровном месте — под ноги смотреть ей было некогда. Девушка боялась до отчаяния, но была уверена, что поступает именно так, как и должно, демонстрируя свою благодарность чужим, в общем-то, людям.

Патруль появился внезапно. Навстречу девушке из темноты шагнули сразу трое, казавшиеся неестественно квадратными из-за тяжелых бронежилетов и амуниции. Жанна замешкалась, не зная, как быть, и через миг оказалась в настоящем кольце. Русские солдаты, каждый — вдвое шире ее в плечах, выше на голову, мрачно смотрели на перепуганную, бледную от страха чеченку.

— Ты, — один из русских, круглолицый и румяный, казавшийся чуть ниже остальных, повесивший поперек живота автомат со сложенным рамочным прикладом, а на грудь, справа — свою каску, внимательно, с ног до головы, изучал Жанну. — Ты, кто такая, откуда, и что здесь делаешь?

Жанна ощутила запах водочного перегара, густой волной обдавший ее, едва русский только открыл рот. И девушка испугалась уже по-настоящему, хотя, казалось, больше некуда. Все трое, она поняла это не сразу, были пьяны, нетвердо держались на ногах, но напились не до такой степени, чтобы полностью перестать контролировать себя.

— Я здесь живу, — стараясь подавить дрожь в голосе, произнесла девушка, глядя под ноги тому солдату, что заговорил с ней. — Мне нужно в аптеку!

— Где ты живешь? А документы? Документы у тебя есть?!

Жанна замолчала. Паспорта у нее не было, он сгорел вместе с домом в Урус-Мартане, но эта история вряд ли произведет впечатление на трех пьяных русских солдат.

— А может она работает на «духов»? — подал голос еще один боец. — Может хочет установить фугас, чтобы на нем завтра наши пацаны подорвались? Товарищ сержант, надо ее вести на блок-пост, лейтенант разберется!

— А ты красивая, хоть и чурка, — вдруг осклабился тот, кого назвали сержантом. — Не надо ее на блок-пост, лучше сами все выясним. Посмотрите, она же вся дрожит, ей холодно. Надо ее согреть!

— Точно, красивая, — кивнул третий. — А у меня бабы давно не было, с самой «гражданки»!

— Пожалуйста, не надо… — пролепетала Жанна, лихорадочно пытаясь что-то придумать. Земля ушла из-под ног, сердце замерло, а в горле мгновенно пересохло, так что, даже пожелай Жанна позвать на помощь, не произнесла бы ни звука. — Пожалуйста!

— Не бойся, — сержант, казалось, хотел облизнуться. — Ничего мы тебе не сделаем! Самой же еще и понравится! Мы же вас, чурков, защищаем, сами здесь дохнем, а ты не приласкаешь своих защитников? Так может ты и впрямь на «духов» работаешь? А ты знаешь, что бывает с такими по законам военного времени?!

Жанна, почувствовав, что русские расслабились, отвлеклись, сорвалась с места, бросившись опрометью прочь. Она успела пробежать метров двадцать, прежде, чем ее догнал. Удар в живот — и воздух словно вытолкнуло из легких, нечем стало дышать, в глазах потемнело.

— Полегче, — прозвучало над головой, и в нос ударил едкий запах перегара. — Убить ее хочешь? Потом прикончишь, а то мы покойницу трахать будем? Ты некрофил что-ли?

— Да ничего ей не сделалось! Смотри, шевелится!

Сильные руки подхватил Жанну, и девушка почувствовала, что словно летит куда-то. Когда она пришла в себя, русский сержант уже опускал ее на скрипящую кровать, стоявшую в сырой, темной комнате. Жанна поняла, что ее принесли в один из брошенных домов на окраине поселка, возможно даже недостроенный. Рядом стояли такие же пустующие дома, и некому было придти на помощь, никто даже ничего не услышит, сколько ни кричи.

— Будешь умничкой, и мы тебя отпустим, — прохрипел на ухо русский сержант, дыхнув перегаром. — Ты же никому ничего не расскажешь, верно?

Он торопливо стаскивал с себя бронежилет, каска, глухо звеня, покатилась по полу, автомат с клацаньем упал, но до оружия русскому не было уже дела. Насильник толкнул Жанну на кровать, навалившись на нее и с треском рванув одежду. От острой боли, пронзившей низ живота, девушка вскрикнула, и тотчас умолкла от хлесткой пощечины.

— Пискнешь еще раз — сгниешь тут, тварь! Не дергайся, будет не так больно!

Он успокоился через десять минут, этот пьяный и злой русский, но Жанне эти минуты показались вечностью, полной боли и отчаяния. А потом появился другой. Он даже не разговаривал, а лишь отвешивал оплеухи, когда девушка пыталась вырываться. А когад его сменил третий, Жанна уже не сопротивлялась, лишь мысленно умоляя Всевышнего забрать поскорее ее жизнь.

Русские ушли в соседнюю комнату, а девушка осталась лежать на сбитой постели, пропитавшейся ее кровью. Взгляд Жанны упал на автомат, прислоненный к продавленной кровати. Оружие здесь оставил один из русских, а потом, видимо, забыл о нем. Голоса насильников доносились из соседней комнаты, слышался смех и брань.

Жанна Биноева схватила автомат обеими руками, почувствовав холод металла. Оружие показалось девушке неподъемно тяжелым, а на то, чтобы оттянуть назад рукоятку затвора, досылая патрон из рыжего пластмассового магазина в ствол, ушли, кажется, все оставшиеся силы.

Чеченских женщин учили постоять за себя, но Жанна сейчас и не думала мстить. Русские были рядом, расслабившиеся, беспечные, но они оставались солдатами, обученными убивать и выживать, и у двоих точно было оружие. Нечего было рассчитывать справиться с ними, но девушка этого и не хотела. Повенув автомат стволом к себе, она ткнула дульным срезом под подбородок, рщутив ледянящий холод оружейной стали. Палец вслепую лег на спусковой крючок, но за миг до того, как сделать последнее движение в своей жизни, Биноева замерла, услышав, или, быть может, угадав какой-то шорох рядом с собой. Она поняла, что в темной комнате есть кто-то еще. Жанна рванулась, но широкая шершавая ладонь накрыла ее рот, а второй рукой незнакомец прижал девушку к кровати, вырывая у нее автомат.

— Сестра, это я! Успокойся, сестра!

Жанна не могла поверить, что слышит голос брата. Шамиль, после того, как их дом в Урус-Мартане разбомбили русские, поклялся мстить и ушел к моджахедам, и Биноева слышала, что он, будто бы в числе многих пришел сюда, в Дагестан, но все равно невозможно было поверить, что он сейчас рядом.

— Отдай это сюда, — хрипло выдохнул в ухо брат, пытаясь вырвать оставленный русскими автомат из сведенных судорогой пальцев своей сестры. — Тебе еще рано к Аллаху!

— Эти скоты еще здесь, — хрипло прошептал Шамиль. — Сестра, я сейчас. Ничего не бойся!

Извлекаемый из ножен клинок зашипел, словно рассерженная змея, и Шамиль бесплотной тенью выскользнул из комнаты. Мгновение спустя Жанна услышала какой-то шум и короткий крик, прервавшийся противным бульканьем. Затем еще приглушенный вопль, снова шум и показавшиеся оглушительными в тесноте выстрелы, а затем — протяжный, полный боли визг.

Войдя обратно, Шамиль заметно прихрамывал, прижимая левую ладонь к своему боку, и Жанна увидела, как между плотно сжатых пальцев стекают казавшиеся черными, точно нефть, капельки крови.

Жанна вскрикнула, бросившись к брату, а тот прорычал сквозь зубы:

— Все в порядке, сестра. Их больше нет.

— Ты ранен?

— Царапина, не думай об этом. Все в порядке.

Шамиль подхватил Жанну на руки, прижав к своей широкой груди и так вынес ее из дома, стараясь собой заслонить то, что находилось в соседней комнате. Но все равно девушка увидела распластавшиеся на полу трупы, багровые брызги на стенах и потеки крови под ногами. Их было трое, но только один успел схватиться за оружие, успел даже выстрелить, прежде, чем умер. Все трое были убиты ножом, словно Шамиль дразнил своих врагов, давал им шанс, заведомо зная, что никто этим шансом воспользоваться не сумеет.

Брат, крепок прижимая к себе Жанну, осторожно перешагнул через тела, стараясь не вступать в лужи крови. Он ничего не тронул, ни оружие, ни документы, ни деньги, просто оставив за собой трупы тех, кто надругался над его беззащитной сестрой.

— Я отнесу тебя обратно, в дом, — пообещал Шамиль. — А после мне нужно идти, меня ждут.

— Не уходи! Пожалуйста!

— Остаться нельзя. Но я к тебе вернусь, совсем скоро, и тебе нечего уже будет бояться!

— Тогда я уйду с тобой сейчас. Все равно это не мой дом, я здесь гостья, и не слишком желанная. Никто не огорчится этому.

В доме Дасоевых они пробыли до утра. Этого времени хватило Жанне, чтобы собрать свои пожитки. А с рассветом брат и сестра ушли в горы, туда, где Шамиля ждали его товарищи, укрывавшиеся в горах от русских, рисковавшие быть обнаруженными — иуничтоженными — каждый миг, в то время, как сам Биноев, узнавший, что его сестра здесь, совсем рядом, ходил в селение, тоже рискуя ничуть не меньше других.

Замаскированный так, что был не различим ни с земли, ни с воздуха, лагерь повстанцев встретил Жанну Биноеву. Она была лишь женщиной, от нее никто не ждал многого, но девушка хотела стать бойцом. Нашлись те, кто взялся обучить ее, а сама она старалась, как могла, и уже через месяц на цевье старой винтовки СВД появилась первая свежая зарубка. Через год их стало больше десятка.

Жанна подскочила на постели, чувствуя, что проваливается куда-то, в черную зовущую бездну. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы придти в себя, вспомнив события последних дней и часов, понять, где она находится. В доме, куда бесцеремонно вломились русские, царила тишина. Ни одного звука, ни голосов, ни даже дыхания спящих людей. Кажется, все ушли, оставив Жанну одну здесь.

Девушка встала, ступив босыми ногами на дощатый пол, и вышла из комнаты. В соседней комнате на столе стояли кружки с недопитым чаем, давно уже остывшим, жестянка из-под тушенки, тоже почти пустая, рядом лежал хлеб. Заметив боковым зрением какое-то движение, Жанна резко обернулась, увидев вышедшего из темного угла русского сержанта. В его руках был автомат, и ствол АКМС сейчас оказался нацелен в грудь девушки.

— Куда собралась?

Русский был хмур и мрачен. Жанна понимала его — этот сержант видел перед собой врага, наверняка хотел выстрелить, очень хотел, но то ли не смел нарушить приказ своего командира, то ли просто не желал звуками выстрелов привлекать внимание соседей.

— Где остальные? — поинтересовалась Биноева. — Ушли?

— Отправились на разведку, полковник и тот мент. Взяли машину. Сказали, вернутся на рассвете.

— А ты?

— Присматриваю за тобой.

— Если бы хотела сбежать, так сбежала бы, — усмехнулась Жанна. — Лучше скажи, осталась тут какая-нибудь еда?

Еда нашлась. Сержант, все так же хмурясь, откуда-то вытащил пару банок тушенки, нашел и хлеб, половину ржаной буханки. Положив все это на стол, он добавил пачку чая, уже ополовиненную, указал на электрическую плитку:

— Кипяти здесь.

Жанна кивнула. Наполнив эмалированный чайник, она согрела воду, заварила чай, и, вскрыв одну из банок найденным здесь ножом, принялась завтракать, только теперь ощутив, насколько сильно проголодалась. Ее невольный спутник крутился рядом, не выпуская оружие из рук, но все же стараясь держаться подальше.

Девушка как раз допивала обжигающе горячий чай, когда ее отвлек звук моторов, донесшийся с улицы, откуда-то с окраины поселка. Жанна вскочила, замерев. Сержант, заметив странное поведение подопечной, тоже насторожился:

— Что случилось?

— Кто-то едет.

— Полковник? Что-то они быстро!

— Это не твой командир. Тяжелая техника, не меньше двух машин.

— Проклятье!

Сержант щелкнул выключателем, и дом погрузился во тьму. Звук моторов становился все более отчетливым, мощные дизели рычали все ближе.

— На выход, — приказал сержант, распахивая дверь. — Живее!

Они выскочили из дома, укрывшись за разросшимися рядом кустами смородины, и оттуда увидели, как по единственной улице дачного поселка проехал приземистый остроносый бронетранспортер, а следом за ним — угловатая БРДМ-2, двухосный разведывательный броневик, давно уже не производившийся, но все еще применявшийся в разведывательных ротах мотострелковых частей.

— Нам хана, — прошипел сержант, нервно тиская свой АКМС. — Придется уходить. Наверняка это дезертиры!

Бронетранспортер, двигавшийся первым, остановился у соседнего дома. Жанна узнала БТР-70, в Чечне она такие видела, хотя и редко. Старая модель, тоже не выпускавшаяся уже очень давно, но от этого не переставшая быть грозным оружием, особенно против двух человек с одним на двоих автоматом. Круглая башенка бронетранспортера в виде конуса со срезанным острием повернулась, нацелив на дом спарку пулеметов, могучий КПВТ калибра 14,5 миллиметра и 7,62-миллиметровый ПКТ, который могли превратить строение в груду трухи за полминуты, покрошив заодно в кровавый фарш тех, кто находился внутри. С лязгом распахнулись бортовые люки, и из БТР посыпались вооруженные люди.

Жанна, замерев, стараясь даже не дышать, наблюдала за тем, как полдюжины человек с оружием и в камуфляже, но лишившиеся всякого подобия выправки, походившие просто на вооруженную толпу, вошли в дом, в то время как еще трое или четверо остались снаружи под прикрытием боевых машин. Башня остановившейся чуть поодаль БРДМ-2 с точно таким же набором стволов медленно вращалась из стороны в сторону, словно стрелок не мог определить направление возможной атаки. Или, что более вероятно, ему просто нечего было делать, пока товарищи разминались снаружи, заодно занимаясь обыском.

Из дома пинками, тычками прикладов выгнали четырех человек, двух женщин и двух мужчин. Женщины плакали и звали на помощь, когда их затолкали в чрево бронетранспортера, а мужчин сбили с ног, принявшись избивать прямо перед домом. Один из них сжался в комок, закрывая голову руками от сыпавшихся на нее ударов, а второй попытался вырваться. Поднявшись на ноги, он растолкал дезертиров, кого-то повалил на землю и бросился бежать. Башня бронетранспортера плавно развернулась, на дульном срезе ствола ПКТ распустился на миг огненный цветок, и короткая очередь настигла беглеца, едва не разорвав его пополам.

— Сволочи! — прошипел сержант, вжимавшийся в сырую от росы землю и нервно теребя почти бесполезный сейчас АКМС. — Звери!

Второй мужчина так и не поднялся, когда к нему подошел один из дезертиров. Тот пару раз пнул свою жертву, и, не дождавшись ответа, вскинул автомат. Треснул одиночный выстрел, и тело местного жителя, содрогнувшись в последний раз, неподвижно распласталось у ног убийцы.

— Ну, кажется, все, — одни губами произнесла Жанна Биноева, увидев, что толпа бандитов движется к бронемашинам.

Девушка ошиблась. Кто-то заметил свежие следы протектора у того самого дома, возле которого укрылась Жанна с сержантом. Трое двинулись точно к кустам, за которыми лежали беглецы, а остальные, взяв оружие наизготовку, делали вид, что прикрывают их, ведя себя не более скрытно, чем мишени в тире. Пара пришельцев забралась на БТР-70, с брони получив неплохой обзор вокруг, если бы не сумерки и кроны деревьев, буйно разросшихся на участках садоводов-любителей.

— Они поймут, что мы рядом, будут искать, — прошипел сержант — Жанна вспомнила, что его называли Паша. — Нужно убираться!

— Тогда точно заметят и затравят, как зверей! Лежи тихо, не шевелись!

Двое направились к дому, обнаружив взломанный замок, а третий, не меняя курс, шел к кустам. Он прошел в шаге от застывшей Жанны, положил на землю автомат, а затем девушка услышала журчанье и почувствовала запах мочи. Только в этот миг она поняла, что выскочила из дома с кухонным ножом, которым открывала консервы, и не рассталась с ним до сих пор. Полоса неважной стали, сантиметров восемь, с заостренным наконечником. Не оружие, но только не в руках той, кого обучали профессионалы из турецкого спецназа, такими же дрянными кусками железа резавшие глотки курдам в своих далеких краях.

— Эй, сюда! — Кричали от дома. Один человек показался на крыльце, взмахнув рукой. — Тут кто-то был! Чайник еще горячий, еда на столе!

— Еще какие-то крысы завелись? Толян, обшмонай еще хату, может они в подполе заныкались! Пацаны, ищите следы!

Дезертиры, несмотря на отсутствие слаженности, не перестававшие быть опасными, разбежались по двору, и через минуту один из них крикнул:

— Нашел! Роса сбита! От самого крыльца след!

Оказавшийся самым глазастым парень двинулся точно туда, где укрылись Жанна и русский сержант, и где стоял, застегивая штаны, один из дезертиров. Паша, поняв, что их вот-вот обнаружат, щелкнул флажком предохранителя АКМС, и этот звук, ничтожно тихий, тонущий в рокоте работавших вхолостую моторов, услышал тот, кто был ближе всех к кустам. Он развернулся на звук всем корпусом, и не увидел, как позади возник, словно соткавшись из пустоты, темный силуэт, и в свете лунный сверкнула сталь поднимаемого для удара ножа.

Жанна Биноева подскочила, словно подброшенная пружиной. Она атаковала, как змея, которой ненароком наступили на хвост. Противник только успел сделать вдох, чтобы крикнуть, предупреждая товарищей, когда в шею ему впился клинок, рассекая артерии. Захрипев, дезертир, захлебнувшийся собственной кровью, повалился на сырую траву, а Жанна уже подхватила с земли его оружие.

— Беги, — крикнула она сержанту, передергивая затвор АК-74, привычного и простого оружия, и надеясь, что его магазин полон. — Давай в степь! Оторвись на сотню метров, отвлеки их огнем! Ну же, беги!

Паша вскочил и, низко пригнувшись, бросился в указанном направлении. Ему дали целых тридцать секунд, прежде чем вразнобой закашляли автоматы, а затем к ним присоединился башенный ПКТ, выпустивший длинную, патронов в сорок, очередь куда-то во тьму. В спину беглецу ударили яркие лучи фар бронетранспортера, и в их свете Жанна отчетливо различала силуэты дезертиров, пытавшихся выстроиться в цепь.

— Взять! За ним, — крикнул кто-то, повелительно взмахнув рукой. — Огонь!

Переведя переключатель режимов огня в положение «одиночные выстрелы», Биноева нажала на спуск. АК-74 с его малокалиберным патроном — не лучшее оружие для стрельбы на большие дистанции, но когда цель менее чем в сотне метров, лучше него придумать что-то трудно. Первая же пуля калибра 5,45 миллиметра, разогнавшаяся до сверхзвуковой скорости, свалила командира, и прежде, чем его товарищи что-то поняли, еще двое рухнули на землю, как подкошенные, а третьего отбросило к борту бронемашины.

— Снайпер! Это снайпер! Засада!

Дезертиры залегли, открыв беспорядочный огонь во все стороны. Из бэтээра слышался женский плач, крики. Снова гулко заухал пулемет, поливая огнем все вокруг. Очередь ударила в землю в нескольких метрах от Жанны, вспомнившей, что на бронетранспортерах есть и ночные прицелы, правда, не рассчитанные на стрельбу по отдельному человеку, но все же…

С окраины станицы раздались короткие очереди — это сержант Паша поддерживал Жанну огнем. Пули с лязгом вонзались в бронированный борт БТР-70, высекая снопы искр. Биноева, воспользовавшись тем, что ее противники отвлеклись, пытаясь отвечать огнем, выпустила пару коротких очередей по бронемашине, пытаясь хотя бы зацепить смотровые приборы, лишая ее экипаж, единственных, кто был опасен по-настоящему, обзора. Возможно, попала, поскольку пулемет замолчал, но тотчас напомнила о себе БРДМ-2, вот только стреляла она куда-то в другую сторону. Тяжелый КПВТ зашелся огнем, а через миг броневик взорвался, и вспышка осветила все вокруг. Жанне стали видны пытавшиеся отползти за БТР дезертиры. Один из них поднялся на колени, вскинул автомат — и упал, заваливаясь на спину и всплеснув руками, когда сверхскоростная пуля впилась ему в грудь.

Стреляя одиночными, Жанна убила или ранила еще двоих, заставив остальных залечь, даже не делая попыток укрыться. Убедившись, что пехота не опасна, чеченка перенесла огонь на БТР. Теперь она видел его отчетливо в отсвете полыхавшего совсем рядом пожара, и, прицелившись, выпустила несколько пуль по смотровым щелям водителя и командира, добавив еще и по головке прицела пулеметчика, наверняка разбив окуляры.

С окраины поселка донесся низкий гул и лязг гусеничных траков — звук, который Биноева не спутала бы ни с чем иным. Из тьмы соткался приземистый силуэт БМП-1, двигавшейся прямо на бронетранспортер. Люки БТР-70 распахнулись, и на землю спрыгнули водитель и тот, кто был за командира. Вернее, живым до земли добрался только первый — второго настигла пуля, выпущенная Жанной Биноевой, и оказавшаяся последней в магазине.

С БМП ударил спаренный пулемет, и сумрак пронзили мерцающие росчерки трассеров. Боевая машина ползла медленно, но неумолимо, огрызаясь огнем. Большинство дезертиров бросилось бежать, но их неизменно настигали очереди пулемета, бросая на землю истекающие кровью тела. Кто-то, от испуга, наверное, пытался стрелять в ответ, и автоматные пули с глухим стуком молотили по броне.

Жанна видела, как БМП переползла через тело раненого дезертира, и что-то мерзко чавкнуло под ее гусеницами. Затем боевая машина остановилась, и короткий ствол ее пушки калибра семьдесят три миллиметра нацелился на бронетранспортер, уже брошенный своими хозяевами.

— Стой! — Биноева вскочила на ноги, выбежав на дорогу перед БМП и забыв про автомат с пустым магазином, который она по привычке оставила, просто потому, что с оружием чувствовала себя увереннее, чем без него. — Не стреляй!

Жанна замахала руками, став между боевой машиной пехоты и бэтээром, из которого все еще слышался женский плач. Чеченка сейчас только ощутила всю тяжеловесную мощь БМП, медленно надвигавшейся на нее всеми своими тринадцатью тоннами. Она смотрела в жерло орудийного ствола и понимала, насколько уязвима перед этим рукотворным монстром, насколько беззащитна перед ним сейчас. Тем, кто находился в бронемашине, не потребуется даже стрелять, чтоб убрать с пути неожиданное препятствие — достаточно просто не останавливаться, продолжая движение вперед.

И все же БМП вдруг замерла, лязгнув гусеничными траками. Крышка башенного люка откинулась, выпуская наружу того, кто был на месте наводчика бронемашины. Подтянувшись на руках, выталкивая свое тело из узкого лаза, никто иной, как полковник Басов ловко спрыгнул с приземистого корпуса на землю, шагнув к ошеломленной Жанне Биноевой.

— Тебе, что, жить надоело? Куда лезешь?!

— Там женщины, пленные! — Жанна указала на бронетранспортер. — Экипаж уже убежал! Вы бы стали стрелять, и убили бы невиновных!

Басов стянул с головы шлемофон, подставляя потное, покрытое копотью лицо прохладному ветерку, и уже тише буркнул:

— Твою мать! Некогда мне сортировать, пока буду думать, сожгут на хрен из граника!

Тем временем открылся и люк механика-водителя, и на землю спрыгнул, болезненно закряхтев и негромко, сквозь зубы, выругавшись, незнакомый мужчина, явно тоже военный, наверняка офицер, судя по возрасту. Он был одет в рваный, грязный камуфляж с сорванными почему-то погонами, а под глазом красовался огромный, в поллица, кровоподтек.

— Ну, капитан, это все? — Басов обернулся к незнакомцу, на левом плече которого красовалась свежая повязка, уже успевшая, однако, побуреть от крови. — Или еще шакалы остались?

— Кто-то, кажется, в степь рванул, но это все херня! Теперь они не опасны, да и не уйти далеко, и схорониться этим сукам тоже негде.

— Ну и славно, что со всеми разобрались! — довольно улыбнулся полковник.

— А где лейтенант? Он был с вами.

— Его больше нет.

Басов отвернулся, бросив полный боли взгляд туда, где посреди степи догорал гарнизон, словно пламя выжгло змеиное гнездо. Они сделали свое дело, но цена победы показалась полковнику слишком высокой.

К военному городку Басов, с собой прихвативший лишь милицейского лейтенанта в качестве проводника, подъехал уже за полночь. «Тойота», даром, что не новая, ходко катилась по бездорожью, благо, ездить по степи было несравнимо проще, чем по растискшимся от дождей проселкам средней полосы России глубокой осенью.

— Приехали, лейтенант, — сказал полковник Киселеву, глуша мотор. — Дальше пешочком! Гулять тоже полезно!

Оба выбрались из машины, видя перед собой ограждение из колючей проволоки, за которым угадывались очертания погруженных во тьму строений, то ли казарм, то ли хозяйственных построек. Только где-то вдалеке горели прожектора и фонари, скорее всего, на КПП.

— Ну, идем, командир, — пожал плечами милиционер, забросив за спину свой АКС-74У, с которым не расставался дольше, чем на минуту.

Басов повесил свой автомат на плечо. Полковник был вооружен такой же «ксюхой», которую забрал у Биноевой. Сама чеченка осталась в занятом группой доме вместе с сержантом. Играть на стороне дезертиров бывшей террористке явно было не с руки, но считать ее только по этой причине своим союзником полковник не собирался. Он не доверял своей не то пленнице, не то попутчице, не скрывая этого.

— Полковник, зачем тебе эту девку с собой таскать? Не видишь, кто она такая?

Киселев словно угадал мысли Басова, и Алексей ответил:

— Знаю. А что мне с ней делать? Расстрелять что ли? Все равно не смогу. В бою, да, прикончу, не задумываясь, но не теперь. Не думаю, что для нас она опасна.

— Она же явно сбежала с зоны или из изолятора. И оружие, ты говорил, у нее отобрал, а сама она его где достала? Думаешь, подарил кто-то?

— Мне плевать, откуда «ствол», если он есть тогда, когда нужен, а сейчас он нужен, очень нужен! С одним «макаровым» против хрен знает какой кодлы я точно не пошел бы. Эх, черт, был бы танк, хоть какой!

Они подошли к забору, озираясь и вслушиваясь в доносившиеся из-за ограды звуки. В прочем, впереди разведчиков ожидала тишина. Гарнизон, превратившийся в логово настоящей банды, казался бы и вовсе заброшенным, если бы не свет у пропускного пункта, но на то, чтобы контролировать весь периметр, новым хозяевам базы явно не хватало желания и сил.

Басов подошел к ограде, сменив автомат на кусачки, отыскавшиеся в багажнике «Тойоты». Киселев, прикрывая напарника, заметил:

— А если сигнализация какая-нибудь?

— Даже если и есть что, пока они сюда прибегут, мы уже далеко будем. Я эту публику знаю, не те люди, чтоб на посту стоять или в секрете сидеть полночи, пока остальные водку глушат!

Лейтенант молча снял с плеча автомат, щелкнув предохранителем — патрон в ствол он дослал еще в машине, и теперь стоял, изготовив к бою оружие, пока Басов делал брешь в ограде. Для того чтоб перекусить несколько нитей туго натянутой колючей проволоки, полковнику потребовалось немного времени. Ограждение здесь было не более, чем символом, вряд ли способным остановить или хотя бы задержать более чем не пять минут того, кто настроен действительно серьезно. Хлипкость ограды лишний раз заставляла задумывать о наличии сигнальной системы, но если раньше где-то ждала команды тревожная группа, то теперь, в этом басов не сомневался, никто не бросится по первому же звоночку ловить незваных гостей.

— Ну, вот и готово, — сообщил полковник, когда брешь в ограде была способна пропустить уже средних размеров автомобиль. — Идем!

Первым на территорию гарнизона проник сам Басов. Отойдя от проема, он вскинул «Калашников», прикрывая Киселева, а затем оба осторожно, скрадывая шаги, двинулись к коробкам казарм, возле которых не было заметно никакого движения. Только лежавшие на асфальтовых дорожках окурки были единственным признаком жизни здесь.

— Полковник, может, я первым? — Киселев коснулся плеча Басова. — Ты все-таки танкист, а нас штурмовать худо-бедно, но учили!

Алексей, признавший логичность предложения милиционера, который хоть какую-то подготовку к действиям в пешем порядке, но должен был иметь, кивнул:

— Добро!

Старший лейтенант, держав у плеча свой АКС-74У, двинулся вперед, стараясь держаться ближе к стене, растворяясь в ночном сумраке, постоянно озираясь, иногда замирая на несколько секунд, вслушиваясь в доносившиеся откуда-то издалека звуки чужих голосов — гарнизон в степи лишь выглядел безжизненным.

Следы боя первым заметил все же Басов. Полковник тихонько свистнул, привлекая внимание напарника, и когда тот обернулся, указал на выщербленные пулями стены одной из казарм. В окнах строения не осталось ни одного целого стекла, лишь кое-где из рам торчали острые, похожие на клыки какого-то зверя, осколки. Басов сделал шаг, и под ногами захрустели гильзы, в обилии рассыпанные вокруг.

— Черт возьми! — Киселев покачал головой, оценив увиденное. — Кажется, дело было нешуточное! Тут точно одним рожком не обошлось!

Гадать, что произошло в военном городке, кто в кого стрелял, было бесполезно. А вскоре разведчики в буквальном смысле наткнулись на ответ. Сначала они услышали пульсирующее жужжание, которое могло издавать лишь большое количество насекомых. Затем поднявшийся вдруг легкий ветерок донес до них сладковатый запах тлена, и только потом, миновав еще пару зданий, скорее всего боксов для техники, закрытых, запечатанных тяжелым амбарными замками, Басов и Киселев увидели распространявшую мерзкую вонь темную груду.

— Господи!

Оба выдохнули в один голос, поняв, что видят сваленные в беспорядке друг на друга тела, человеческие тела в окровавленном, грязном камуфляже, на котором можно было заметить бело-сине-красные шевроны переставшей вдруг существовать армии. Сколько было трупов, никто не считал, но явно десятки. Разведчики даже приближаться не стали к зловонной груде подгнившей человечины, над которой вились мириады мух. В молчании, но став еще более настороженными, напряженными до предела, они двинулись дальше. И через несколько минут в этом царстве смерти наткнулись на живых.

Шаги Басов и Киселев услышали одновременно, и одновременно же прильнули к стене, до боли в ладонях впиваясь в рукоятки оружия. Те, кто шел навстречу, не таились, слышались разговоры, смех, брань. Из тьмы соткались два силуэта, двое в камуфляже нараспашку, сбитых на затылок полевых фуражках, у одного штатный АК-74 за спиной, второй нес его на плече. Один курил, второй через шаг прикладывался к полутралитровой пластиковой бутылке.

— На хрен нам этот козел? — заплетающимся языком произнес тот, кто пил, обращаясь к напарнику. — Кончить бы его!

— Сдадим американцам, говорят, янки платят за каждого офицера! Скоро они до нас доберутся, а у нас подарок готов!

Двое, разговаривая, прошли в пяти метрах от застывших, точно изваяния, лазутчиков, даже не подозревая, что были на волосок от смерти. Лишь чудовищным усилием воли старшему лейтенанту Киселеву удалось сдержаться и не нажать на спуск, сразу, первой же очередью срезав обоих.

— А на хрен им офицеры? — послышался голос того, что был вооружен не только автоматом, но и бутылкой.

— Без понятия, но если заработать можно, зачем его просто так мочить?

— Ну, капитана пиндосы заберут, а с нами что? Может нас, как раз, и замочат?

Ответа разведчики не услышали, да и едва ли он мог быть. Американцы, вроде бы разгромившие российскую армию, словно куда-то исчезли, растворились на бескрайних просторах великой страны, напоминая о своем существовании лишь инверсионными следами пролетавших высоко в поднебесье самолетов.

Басов с Киселевым, дождавшись, пока странная парочка исчезнет, успели пройти метров пятьдесят, когда шаги и голоса зазвучали вновь. Снова разведчики нырнули в темноту, увидев, что назад возвращается уже трое. Меж двух дезертиров, один из которых все так же что-то лакал из бутылки, а второй уже избавился от сигареты, брел третий. Он тоже был одет в камуфляж, но с оторванными рукавами, без ремня, даже без ботинок. Этот третий вдруг споткнулся, упав на руки, и конвоиры тотчас с матом принялись избивать его ногами.

— Ну, сука, вставай! Пошел, живо! Что, капитан, только приказывать можешь, а выполнять мы должны? А ну, встал!

— Пошли вы на… — хрипло выдохнул тот, кто лежал, скорчившись, на земле, пытаясь закрыться от ударов. — Мрази!

Киселев больше не сдерживался. Прижав к плечу затыльник приклада, он повел стволом автомата, выцеливая первую мишень. Указательный палец дернул спусковой крючок, и «калашников» в руках милиционера закашлял, выплевывая порцию свинца. Короткая очередь снесла с ног одного из дезертиров. Второй вскинул свой автомат, но лежавший под ногами капитан вцепился ему в пояс, повалил и сам навалился сверху. Когда Басов с Киселевым подбежали, задушенный дезертир уже бился в агонии, суча ногами, выпучив глаза и пуская слюни.

— Встать! — приказал полковник, направив на человека в рваном обмундировании ствол автомата.

Тот, кто голыми руками только что убил своего мучителя, выглядел ужасно. Губы разбиты, левая скула распухла, правый глаз заплыл почти полностью. На лице — толстый слой грязи и запекшейся крови, но единственный целый глаз сверкает яростью.

— Кто вы?

— Разговоры потом, а сейчас бегом, за мной, — приказал полковник. — Выстрелы могли слышать, сейчас сюда сбежится вся кодла! Ну, шевелись, мать твою!

Они бросились бежать, полковник шел первым, за ним — спасенный капитан, а Киселев прикрывал отход. Но все оказалось напрасным, никто не спешил к месту короткого боя. Избитый, грязный капитан, тяжело, с хрипом и присвистом, дыша, заглянул в лицо своему спасителю, спросив вновь:

— Кто вы такие? Как вы оказались здесь?

— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил Басов. — Что здесь происходит?

— Капитан Марченко, Игорь, инженерные войска, — назвался, неловко поднимаясь на ноги, избитый. — Здесь был бунт. Когда передали приказ о всеобщей демобилизации, часть солдат решила захватить арсенал. Офицеры пытались им помешать, был бой, но появилась еще какая-то шайка на бэтээре, нас смели, тех, кто выжил, расстреляли… почти всех. Я последний, но, кажется, сейчас хотели расстрелять и меня. А вы кто такие?

— Алексей Басов, полковник, танковые войска. Это старший лейтенант Киселев, МВД.

— Милицию вызывали? — пошутил старлей. — Хулиганы беспокоят?

— Вас двое всего?!

— А здесь сколько людей, капитан? Какое вооружение, техника?

— Точно не знаю, человек тридцать могло быть, но, кажется, часть уехала прочесывать соседние станицы. Здесь их база, они каждый день рейды устраивают по всему району. Сейчас этим отморозкам бабу захотелось, вот и послали поискать в окрестностях кого-нибудь, заодно и выпивку. Так что, может быть, с дюжину наберется.

— Оружие? Бронетехника есть?

— Стрелковое у всех. Техника есть, но боевых машин тут мало было, в основном, специальные, типа БМР, ИРМ, ПРП[12]. Есть пара «копеек», БРДМ.

— Где дезертиры?

— В здании штаба, в основном, — Марченко указал рукой направление. — Туда меня вели. Еще на проходной кто-то должен быть, хоть и разгильдяи, но часовых все же ставят.

— Ну, и что дальше, полковник? — Киселев нетерпеливо дернул Басова за рукав. — Нас двое, а их хрен знает сколько!

— Нас трое! — Это мрачно произнес капитан успевший вооружиться АК-74, взятым с тела задушенного им же дезертира. — Мне эти суки задолжали сильно! Зубами рвать буду!

— А вот это лишнее, — веско произнес Басов. — Потеряешь голову — точно тут и ляжешь. Действовать нужно спокойно, трезво!

— А как действовать, — не унимался старший лейтенант. — Если их больше, у них гора оружия и даже «броня» есть?

— Значит, нам нужна своя «броня»!

До КПП добрались без всяких приключений. Возможно, убитых дезертиров и искали их товарищи, но искали в другом месте, а не на проходной. На пропускном же пункте скучали трое бойцов, настолько неряшливо выглядевших, что в них вообще нельзя было узнать солдата регулярной армии, пусть и распущенной истеричным приказом «народного вождя». Но они были вооружены, пространство на несколько десятков шагов вокруг освещалось ярким светом пары прожекторов, и потому Басов шепотом скомандовал:

— По-пластунски, вперед! Осторожно!

Все трое, вжимаясь в коротко подстриженную траву газона, поползли к КПП, стараясь не делать резких движений, которые быстрее всего замечает человеческий глаз. Здесь негде было укрыться, первый же случайный взгляд, брошенный на газон — и трех разведчиков расстреляют в упор, но пока часовые смотрели в другую сторону, не зная еще, что к ним бесшумно подкрадывается сама смерть.

— Твари! — прошипел капитан Марченко, наблюдая за слонявшимися возле кирпичной «коробки» контрольно-пропускного пункта дезертирами.

Один из часовых просто гулял, второй, присев на ступеньки, закурил, и, судя по тому, как он расслабленно обмяк, обронив автомат и даже не заметив этого, курил он не табак. А вот третий…

— Нам нужно добраться туда! — Басов указал на угловатую громаду БМП-1, стоявшую чуть в стороне от зияющего проема ворот, некогда закрытых створками, сейчас просто лежавшими на земле. На броне, на плоской крыше приплюснутого корпуса, сидел, беззаботно свесив вниз ноги, третий часовой, а правая рука его прижимала к броне автомат. — И добраться раньше этих шакалов!

Бронемашина, с запомнившимся надолго бортовым номером «902» вызывала уважение и страх своими формами, тяжеловесными обводами. Полковник помнил и знал, что броня ее слишком тонка и не выдержит огня даже из «Утеса», не говоря об РПГ, что вооружение малоэффективно и против танков, и против пехоты — первые можно гарантированно уничтожить, лишь применяя ПТУР, а для живой силы есть лишь спаренный пулемет. «Главный калибр» же, гладкоствольная пушка 2А28 «Гром» толком не годна ни на что. Но Басов видел перед собой боевую машину, казавшуюся неуязвимой, и знал, что на ней готов вступить в бой хоть с батальоном дезертиров, и был уверен, что победит даже тогда.

Полковник лихорадочно думал, оценивая ситуацию. Двое часовых были помехой на пути к цели, но опасности не представляли. Один, накурившись явно какой-то «дури», уже был на пути к нирване, второй просто бродил из стороны в сторону, даже не оглядываясь. На подоконнике открытого окна КПП стоял пулемет, тяжелый ПКМ в ручном варианте, без станка, только на сошках, но ни один из дезертиров не сможет добраться до него меньше, чем за минуту, а даже столько прожить им не удастся. Но третьему достаточно при первых признаках опасности нырнуть в открытый люк БМП, и вытащить его оттуда будет невозможно, во всяком случае, для Басова и его спутников.

— Так, с управлением я справлюсь, — прошептал, размышляя вслух, полковник. — На «восьмидесятке» турбина, а здесь дизель, но это не важно. А вот оружие… Старлей, вали того, что на броне, — приказал он. — Сможешь сразу в расход вывести? Капитан, отсекай от «бэхи» тех, что у КПП тусуются, просто прижми огнем на минуту, больше мне не надо. Запустить бы двигатель, а там буду хоть гусеницами давить!

— Полковник, я срочную в мотострелковых войсках служил, — усмехнулся старший лейтенант Киселев. — Оператором-наводчиком на БМП-2. Так что, пожалуй, и с «копейкой» разберусь.

— Твою мать, а молчишь какого хрена?! Тогда мы прикрываем, а ты дуй к «броне»!

— Есть, командир!

Об их присутствии узнали лишь в тот миг, когда Басов и Марченко открыли шквальный огонь по КПП. Полковник первыми выстрелами свалил того часового, который бродил вокруг пропускного пункта, а второй, сидевший на крыльце, распластался на ступенях, приняв грудью длинную очередь, выпущенную капитаном. Киселев еще бежал к БМП, когда умер третий часовой, сидевший верхом на бронемашине. Он только успел удивленно вскрикнуть, а затем соскользнул вниз, под гусеницы неподвижной БМП, а милиционер уже карабкался наверх, к открытому люку. И в этот миг от пропускного пункта ударил пулемет.

Длинная очередь разнеслась далеко вокруг. Тот, кто стрелял, кажется, толком не видел цели. Пули градом застучали по броне, высекая снопы искр, и Киселев вскрикнул от боли, когда раскалившийся свинцовый конус тяжелой пули впился ему в бедро. Последним усилием старший лейтенант толкнул свое тело в проем гостеприимно распахнутого люка, услышав, как пули с новой силой забарабанили по корпусу БМП-1.

— Марченко, подави сукина сына! — крикнул Басов, торопливо меняя опустевший рожок на новый магазин.

Капитан дал несколько коротких очередей, заходившийся огнем ПКМ замолк на мгновение, но тотчас заухал вновь. Басов сменил магазин АКСУ, разом выпустив полрожка по окну, в проеме которого мерцал светлячок дульного пламени. Тщетно, легкие пули калибра 5,45 миллиметра впивались в кирпичные стены проходной, но проникнуть за них не могли. Пулеметчик, чувствуя себя в безопасности, перестал обстреливать БМП и переключился на полковника и его напарника, обнаружив их по трассерам.

— Вот сука! — Басов нервно откатился в сторону, когда пулеметная очередь легла слишком близко от него, чудом не зацепив и капитана Марченко. — Отходим!

— Что старлей? Что с ним?

— Не знаю! Ползком, назад!

Снова загудел пулемет, тяжелый пули с жужжанием пронеслись над головой, словно рой рассерженных ос, и Игорь Марченко, не выдержав, вскочил, бегом бросившись в темноту.

— Пригнись, дурак! — успел крикнуть в спину ему Басов, прежде, чем капитан, выронив автомат, с криком схватился за левую руку, зажимая плечо.

Одной очередью полковник расстрелял оставшиеся в магазине патроны, пытаясь заткнуть не унимавшийся пулемет, и бросился к оседавшему на землю раненому капитану. Басов уже чувствовал на своей спине взгляд, пропущенный сквозь прорезь прицела. Сейчас ПКМ оживет вновь, очередь хлестнет свинцовым бичом, и на аккуратно подстриженном газоне останутся лежать два тела.

Вместо этого вдруг ожила БМП, безжизненной глыбой стоявшая в проеме ворот. Плоская башня повернулась, ствол пушки плавно склонился, приняв строго горизонтальное положение, и, прежде, чем укрывавшийся в здании КПП пулеметчик хотя бы успел испугаться, громыхнул выстрел. Кумулятивный снаряд ПГ-15В не был начинен достаточным количеством взрывчатки, чтоб разнести будку КПП, но зато он лег точно в оконный проем, и взрыв прогремел уже внутри. Волна осколков накрыла пулеметчика, но он прожил еще несколько минут, успев увидеть в последний миг, как двое возникших из тьмы людей осторожно вынимают из башни бронемашины третьего, укладывают его на асфальт.

— Эх, старлей, — вздохнул Басов, и, опустившись на корточки, положил свою ладонь на остекленевшие глаза товарища. — Жаль!

Киселев, истекавший кровью, сделал то, что должен был сделать, последним усилием подавив огневую точку противника, и лишь после этого испустил дух. А гарнизон, разбуженный звуками боя, уже просыпался, приходя в себя.

— Живо в БМП, — приказал Басов. — Капитан, будешь мехводом! Справишься?

— Справлюсь, — решительно кивнул Марченко, уже слышавший приближавшиеся звуки моторов.

Не сразу, с третьей или четвертой попытки, двигатель БМП-1, мощный трехсотсильный дизель УТД-20, запустился. Марченко пытался освоиться с управлением, а Басов, занявший место в башне, уже наводил оружие, прильнув к окулярам комбинированного прицела 1ПН22М1. Сидение наводчика-оператора было липким от крови умершего на этом месте страшего лейтенанта Киселева, но Алексей старался этого не замечать, сосредоточившись лишь на бое. Из-за угла ближайшего строения показался ГАЗ-66, и полковник видел, что в кузове его хватает людей. Когда машина находилась в сотне метров, Басов, наконец, смог прицелиться и нажал на спуск.

Грохнул выстрел, а затем грянул взрыв, и полковник выругался, увидев, что снаряд пролетел в метре от кабины «газика», с которого уже прыгали, не дожидаясь, когда остановится грузовик, вооруженные дезертиры.

— Твою мать!

Чтобы справиться с механизмом заряжания, Алексею Басову не понадобилось много времени. Второй снаряд скользнул в казенник, и снова рявкнула пушка. Этот выстрел оказался намного более точным. Грузовик взорвался, разлетевшись на куски от прямого попадания, тех, кто был ближе к нему, сбило с ног ударной волной, но остались и такие, кто сразу открыл ответный огонь.

Капитан, вперед, гони, — приказала Басов, увидев в прицел вспышки выстрелов и услышав затем, как замолотили по броне автоматные пули. — Маневрируй! Если у них есть хоть один РПГ и хоть один человек, умеющий с ним обращаться, нам хана, капитан!

БМП, лязгая траками, двинулась в атаку, и полковник, оставив на время пушку, нажала на кнопку спуска спаренного пулемета ПКТ. Первой же очередью ему удалось накрыть нескольких дезертиров, а остальные бросились бежать, подгоняемые пулеметным огнем. Привыкшие чувствовать силу, они растерялись и впали в панику, поняв, что теперь сила отнюдь не за ними. Еще пару противников Басову удалось уничтожить, прежде, чем остальные скрылись из виду.

Кто-то, раненый, пытался отползти с пути бронемашины, но Марченко, выполняя приказ, и не думал менять курс. Оба, и Басов, и капитан, помнили сгоревшую больницу, расстрелянные на шоссе автобусы и легковушки, и не ощутили ничего, кроме удовлетворения, когда БМП перевалилась через растянувшееся на пути тело.

— Командир, что дальше?

— Жми к штабу, — приказал Басов. — Добьем сволочей!

Их обстреляли уже на подходе, должно быть, справившись с шоком. Обзор из БМП, даже оснащенной ночным бесподстветочным прицелом, был ограничен до предела, и потому Басов, не желавший сдохнуть, даже не понимая, кто его убивает, высунулся из башни, предпочтя электронной начинке приборов наблюдения свое еще не утратившее остроты зрение. И потому он успел увидеть то, что невозможно было заметить, оставаясь под броней. Две окутанные сумраком фигуры выскочили из-за казармы, мимо которой проезжала БМП, и что-то положили на плечи.

— Капитан, полный назад! — крикнул Басов в шлемофон в тот самый миг, когда сверкнуло пламя вышибного двигателя первого РПГ.

Бронемашина, заскрипев подвеской, попятилась, и реактивная граната промчалась у самого ее носа, разорвавшись в стороне. А Басов уже разворачивал башню, ловя гранатометчиков в перекрестье прицела. Застучал спаренный ПКТ, и второй дезертир даже не успел разрядить одноразовую «Муху», сметенный шквалом свинца.

— Вперед! Жми!!!

У штаба их ждали — стоило бронемашине появиться, в ее направлении развернулась башню стоявшей поперек дороги БМП-2. Басов даже успел испугаться — тридцатимиллиметровая автоматическая пушка 2А42, ствол которой плавно шевелился из стороны в сторону, представляла серьезную опасность. Первая же очередь вскроет броню их БМП, как консервную банку, но этой очереди может и не быть, если тот, кто сидит у прицела вражеской машины, не успеет нажать на спуск.

— Вперед!!! — снова приказал полковник, поймав в перекрестье прицельной сетки силуэт БМП-2.

Отрывисто рявкнула пушка, и кумулятивный наряд ПГ-15В вонзился в борт чужой боевой машины, прежде чем там открыла огонь. Яркая вспышка, фонтаны искр — и захваченная дезертирами БМП-2 взорвалась, ослепив и оглушив всех, кто был рядом. Из штаба открыли огонь из автоматов и пулеметов, и Басов в ответ выпустил полдюжины кумулятивных снарядов, метя по окнам и почти все выстрелы положив в цель. Выстрелы ПГ-15В были слишком маломощными, чтобы повредить само здание, тем более его разрушить, но взрывы сметали все, что находилось внутри, перемешивая в кровавую кашу пытавшихся укрепиться в штабе дезертиров.

Огневые точки были уничтожены, но полковник, не успокоившись, добавил еще из спаренного пулемета. Он видел, как кто-то выпрыгивал из окон, пытаясь спастись, и посылал вслед им длинные очереди. Наконец, ПКТ умолк — закончились патроны, как закончились и цели.

— Командир, я хочу проверить, что внутри, — предложил Марченко.

— Опасно! Если там хоть одна курва затаилась…

— Я пойду, командир!

Басов не пытался останавливать капитана, когда тот выбрался из бронемашины. Вместо этого полковник подхватил автомат, двинувшись вслед за капитаном. Опасался он напрасно — внутри штаба царило разрушение, на втором этаже что-то горело, угрожая охватить пламенем все здание. По пути попалось несколько трупов, в одном из помещений полковник увидел накрытый стол, на котором кроме нескольких уже опустевших бутылок водки было лишь немного консервов, пара буханок хлеба и гора окурков. Здесь дезертиры, поверившие в свое всемогущество, расслаблялись после «походов», проморгав момент, когда за ними пришла смерть, воплотившаяся на этот раз в облике двух офицеров, не видевших разницы между вражеским солдатом и своим, но забывшим напрочь о присяге и долге перед родиной.

Басов к Марченко поработали на славу, но убили не всех. Оставляя за собой кровавый след, в коридор, прямо под ноги им, выполз обнаженный по пояс парень в камуфляжных штанах. Торс его и руки были покрыты вязью татуировки.

— Живой еще, гнида, — удивился капитан, и, подойдя к раненому, ногой перевернул его на спину. — Что, Михайлов, кончилась твоя вольница? И сам скоро кончишься!

— Товарищ капитан? — раненый не сразу узнал стоявшего над ним офицера. — Помогите!

— Ты, сука, бойцов подбил на мятеж, а теперь думаешь, я тебя буду спасать? Ты сам офицеров расстреливал из пистолета комбата, на моих глазах. Так чего же ты хочешь?

Басов не вмешивался, наблюдая, как раненый рыдает, не то от боли, не то от страха. Минуту назад он был вожаком целой стаи, за ним шли люди, за ним была сила, он сполна натешился с теми, чьи приказы раньше выполнял, должно быть, скрипя зубами и тихо ненавидя всех командиров. Но все изменилось.

— Пожалуйста, не убивайте! — закричал Михайлов, протягивая руки к капитану. — Не надо! Я жить хочу!

— И жил бы, сучонок! Вам сказали — расходитесь по домам, служба кончилась! Что же не шел? Решил, раз власти нет, сам стать властью? Ты ошибся, а ведь не ребенок уже, так что сейчас за ошибку ответишь!

Игорь Марченко поднял автомат, и провал ствола уставился в лоб заходившемуся в рыданьях дезертиру. Капитан больше не произнес ни слова, просто нажав на спуск. Треснул единственный выстрел, и выпущенная из АК-74 пуля разворотила череп преступника, а Марченко, как ни в чем, ни бывало, сказал Басову:

— Товарищ полковник, надо бы в станицу возвращаться! Если эти, — он указал на лежавший под ногами труп, — и, правда, решили в окрестностях зачистку устроить, наткнутся на наших запросто!

Алексей Басов кивнул. Он в этот миг считал своими не только сержанта, прошедшего с полковником путь от степей Кубани до предместий Ростова, но и найденную по пути чеченку, а потом произнес в ответ:

— Верно, капитан, поспешим!

Громыхая гусеницами, БМП с пополненным боекомплектом покинула военный городок, оставив за собой трупы врагов и павшего в бою с ними товарища, простого милицейского лейтенанта, защищавшего вверенный ему район так, как мало кто мог сделать это, и выполнившего свой долг.

Они остановились, увидев вздымавшуюся в небо от самого горизонта завесу пыли. Алексей Басов взглянул на сидевшую неподвижно на заднем сидении угнанной «Тойоты» Жанну Биноеву:

— Тебе пора. Довез, сколько мог, как обещал. Там американцы, тебя не тронут, а я им на глаза попадаться не хочу пока.

После ночного боя с дезертирами, когда они все сражались против общего врага, полковник не перестал считать врагом и чеченскую снайпершу, понимая, что она не просто так оделась в арестантскую робу. Но они бились плечо к плечу, а это что-то значило. И потому, когда Жанна сообщила, что хочет вернуться на родину, полковник не колебался, предложив ей машину, а когда девушка сказала, что не умеет водить, вызвался отвезти ее.

— Я пойду, — кивнулаБиноева, выбираясь из машины. Закинув за спину небольшой рюкзак, она двинулась по шоссе, навстречу колышущемуся пыльному мареву, в котором уже угадывались очертания приближавшихся машин.

Алексей Басов посмотрел чеченке вслед, пока она не исчезла за горизонтом, упорно шагая на юг, к родным горам. А навстречу уже ехали те, кто считал себя победившими в войне, новыми хозяевами России. Мимо приткнувшейся к обочине потрепанной «Тойоты», не сбавляя скорости, промчалась вереница «Хаммеров», ощетинившихся во все стороны пулеметами, установленными на турелях над плоскими крышами бронированных внедорожников. Многие машины до сих пор были окрашены в пустынный серо-коричневый камуфляж, в каком прибыли из Ирака.

Полковник проводил взглядом колонну, стремительно мчавшуюся на север по опустевшей дороге, а на него смотрели пулеметчики, стоявшие за тяжелыми «браунингами». Американцам было плевать на одинокого мужчину, смотревшего на них из-под приставленной к бровям на манер козырька мозолистой, испачканной в мазуте и машинном масле ладони. Кто-то даже махнул рукой, решив, наверное, что полковник специально вышел на дорогу приветствовать победителей. А затем вереница «Хаммеров» скрылась из виду, и через минуту стих шум их моторов. Шоссе снова опустело.

Алексей басов сел за руль, дернул рычаг тормоза, и «Тойота», урча двигателем, неторопливо покатилась вслед за американцами. Полковнику нужно было еще забрать своих товарищей, а потом строить планы на будущее всем вместе. И Басов точно знал уже в этот миг, что в тех планах нет, и не будет места пришедшим из-за океана с оружием в руках чужакам.

Глава 12. Встреча

Москва, Россия 18 октября
Авиалайнер С-32А вошел в воздушное пространство России ровно в шесть часов утра по московскому времени. В прочем, перемены были заметны лишь пилотам, которых теперь вел к конечной точке маршрута новый диспетчер, немногочисленные же пассажиры модифицированного для перевозки особо важных персон «Боинга-757» не ощутили ничего нового.

— А ведь это уже Россия, — лениво заметил Натан Бейл, указав на простершийся за бортом пейзаж. — Последний раз я был здесь, кажется, совсем недавно, но, черт возьми, как же много изменилось с тех пор!

Реджинальд Бейкерс глянул в иллюминатор. Земля была скрыта облачной пеленой, и лишь сквозь зиявшие прорехи можно было разглядеть бирюзовые ленты рек и зеленые полотна лесов с редкими вкраплениями пестрых пятен городов, связанных неразличимыми с такой высоты нитями автострад.

— Еще полтора часа — и мы на месте, — сообщил между тем советник Президента по национальной безопасности, потянувшись к бару, из которого достал бутылку минералки: — За предстоящий успех, Реджинальд!

— За успех!

Бейкерс отсалютовал собеседнику высоким бокалом, в котором плескалась «кола» со льдом, и оба сделали по глотку. Оба здесь и сейчас выполняли особую миссию, являясь специальными представителями президента Соединенных Штатов, и ни у кого на этой огромной территории, что простерлась под крылом летевшего встречь восходящему солнцу авиалайнера, не было большей власти, чем у них.

В салон из кабины пилотов вышел командир экипажа. Приблизившись к пассажирам, любовавшимся панорамой причудливо клубившихся за иллюминатором облаков, он коротко кивнул, поинтересовавшись:

— Господа, где будем садиться? Нам открыт воздушный коридор до московского аэропорта Внуково.

— Туда мы не полетим, — помотал головой Бейл. — Запросите посадку на авиабазе Раменское, полковник!

— Слушаюсь, господин Бейл! Мы свяжемся с диспетчерами и скорректируем курс.

— Сколько еще лететь? — спросил Реджинальд Бейкерс.

— Еще час, сэр!

— Черт возьми, перелеты начали меня утомлять, — усмехнулся шеф АНБ. — Хочется уже размяться, пройтись по твердой земле. Неужели это старость?

Ничего не ответив, командир экипажа «Боинга» исчез, вернувшись в кабину. Через минуту пассажиры почувствовали, что лайнер чуть накренился на левый борт, ложась на новый курс, но тотчас вновь выровнялся.

— Почему Раменское? — уточнил Бейкерс, когда они вновь остались наедине. — Нас ждут в другом месте. Русские должны организовать торжественную встречу, — он криво усмехнулся.

— Пусть ждут, — отмахнулся Бейл. — Во-первых, есть дела поважнее. Ну, а во-вторых, траса от Внуково до Кремля сегодня будет несколько… небезопасной, — сообщил он после секундной заминки.

— Что-то готовится в Москве? — догадался шеф АНБ. — Шпионские игры?

Несмотря на то, что Натан Бейл формально уже не имел отношения к ЦРУ, кадровый разведчик, ветеран «холодной войны» держал в рукаве еще немало козырей. Там, где нельзя было приказывать, он просил, и его просьбы выполнялись быстро и точности, как не выполнялись иные распоряжения формальных начальников. Личные связи и просто уважение со стороны бывших коллег были велики, и Реджинальд Бейкерс не удивился тому, что его спутник готовит какую-то акцию в русской столице, благо, теперь это было не так сложно, как еще несколько месяцев назад.

— Эмиссаров ООН тоже ждет «торжественный» прием, — ухмыльнулся Бейл. — И нам лучше остаться в стороне от этого, хотя бы, чтоб насладиться зрелищем. Международная комиссия прибудет в Москву одновременно с нами, возможно, даже чуть раньше, — напомнил он. — Но с русским руководством первыми должны встретиться именно мы. А когда к Лыкову прибудут наши соперники, они должны уже кардинально изменить мнение о ситуации в России и свою собственную позицию. И мы дадим им понять, что без присутствия американских солдат эта страна погрузится в кровавый хаос, утянув с собой и ближайших соседей.

— Люди из ООН будут мешать, — покачал головой Бейкерс. Глава АНБ был задумчив и хмур, как никогда прежде. — Они предложат русским свою поддержку, будут настаивать на том, чтоб те потребовали вывода наших войск, сделают все, чтоб лишить нас контроля. Особенно будут усердствовать китайцы, им не терпится занять наше место в России, пока она слаба и уязвима.

— Мы убедим русских не делать глупостей. Да и они понимают, кто больше заинтересован в стабильности в их собственной стране — мы, пусть ради нефти или еще чего-то, или бразильцы. Ну а интерес Китая в Москве тоже понятен, и здесь из двух зол они все же выберут то, которое дальше. Никому не охота видеть, как желтые узкоглазые полчища заполоняют родную страну. Те, кто сейчас пришел в Кремль, все же достаточно благоразумны.

— Возможно, нам удастся сохранить текущее положение дел, если только Штаты не обвинят в агрессии. Международная комиссия прибывает в Москву именно для расследования, и, не сомневаюсь, они захотят поговорить с самым важным свидетелем.

— Верно. И здесь мы должны оказаться первыми! Самойлов должен молчать!

Потрясение, которое испытал весь мир при виде событий в России, оказалось слишком сильным, и шок прошел лишь сейчас. И сразу очень многие вспомнили о русском премьер-министре, который ждал решения своей участи под охраной американских солдат в Раменском, на главной базе Армии США в России. Именно туда теперь и направлялся С-32А, успевший пересечь всю Атлантику и совершивший лишь краткую посадку для дозаправки в Британии, на авиабазе Фэйрфорд.

— С чего ему брать на себя всю вину? — поинтересовался Реджинальд Бейкерс, отвлекшись от созерцания вида из иллюминатора летевшего на приличной высоте «Боинга». — В нем-то я как раз уверен меньше всего.

— Значит, нужно постараться убедить русского премьера, что так будет лучше для него. Отвечать за арест Швецова все равно придется, но если он будет послушным и не станет болтать, в наших силах надавить на российскую администрацию, чтобы те проявили снисхождение, не карая Самойлова слишком строго.

Пока американские эмиссары строили планы, их самолет уже изменил курс, приближаясь к Раменскому. И в тот самый миг, когда С-32А начал снижаться, заходя на посадку, диспетчер столичного аэропорта Внуково установил связь с экипажем другого лайнера — «Аэробуса», прибывшего прямым рейсом из Нью-Йорка. Этот самолет, вернее, его немногочисленных пассажиров, тоже в нетерпении ожидали на земле.

В салоне чартерного А-310, за которым осталась Атлантика и Европа, было непривычно пусто. Всего дюжина пассажиров ожидала посадки в московском аэропорту Внуково, зная, что там их уже встречают. Криштиану Мануэль Да Силва отвернулся от иллюминатора, взглянув на сидевшего напротив него китайца:

— Эта огромная страна не должна достаться американцам. Если это произойдет, баланс сил рухнет, все мы станем марионетками Вашингтона. Или придется выступить против в открытую, и я даже не хочу задумываться, чего это будет стоить нам. Американцы должны уйти из России!

— Это так, — кивнул Бэнь Цифоу. — Находясь здесь, американцы могут контролировать всю Евразию. Они получат русские ресурсы, все то, что скрывают эти недра, а это очень много. Они почувствуют себя независимыми от всего мира. Но уйти отсюда их могут заставить только сами русские, а они на такое не пойдут. Американцы привели к власти тех, кто будет им верен.

— Не совсем так, — покачал головой бразилец. — Русское правительство вовсе не продалось американцам, да и те дали власть людям, которых хоть отчасти, но будут уважать сами русские. Вот только в глазах большинства те, кто принял власть из рук врага, стали предателями, ничем не лучше самих американцев, хотя на самом деле это не так. Единственный человек, исполнявший чужую волю, это Аркадий Самойлов. Он отстранил от власти законного президента, дав американцам повод для вторжения, но действовал он наверняка не по собственной прихоти. Никогда не поверю, что ему не хватало власти. Самойлов был вторым человеком в государстве, пользуясь полнейшим доверием президента Швецова. У него было все, чего можно пожелать, и он не из тех, что готовы ставить на карту слишком многое ради непонятной цели. Его просто обманули, чтобы получить предлог, возможно, запугали.

— Если бывший глава русского правительства заговорит, это будет настоящий шок. Весь мир узнает, что американцы организовали переворот в России. И они вынуждены будут уйти. Им никто больше не поверит.

Мелькнувшая рядом с авиалайнером остроносая тень, промчавшаяся вдоль борта «Аэробуса», заставила обоих замолчать. Новейший истребитель F-22A «Раптор», взлетевший с бывшей русской авиабазы в Раменском, на форсаже проскочил далеко вперед, а затем, уже уравняв скорость с лайнером, развернулся, пристроившись возле правого крыла и давая рассмотреть себя тем, кто находился внутри пассажирского самолета. А слева занял позицию его близнец.

Истребители находились так близко, что можно было без труда прочитать бортовые номера, разглядеть головы пилотов под прозрачными фонарями кабин. Казалось, еще немного, и плоскости самолетов соприкоснутся. Изображая почетный эскорт, «Рапторы» летели, крыло в крыло с «Аэробусом», самим своим видом напоминая, кому принадлежит и это небо, и земля, скрытая облачной пеленой. Все, кто находился на борту авиалайнера, чувствовали себя уязвимыми и беспомощными. Американским пилотам было достаточно сделать одно движение пальцем, лежащим на гашетке, чтобы поток двадцатимиллиметровых снарядов авиапушек «Вулкан» разорвал в клочья громадный лайнер.

— Они не уйдут просто так, — произнес Криштиану Мануэль, провожая взглядом американский истребитель, символ мощи заокеанской державы, безраздельно властвовавшей теперь и в русском небе. — Американцы соблюдают только те правила, которые пишут сами для себя, и заставить их сделать что-то иное будет невозможно.

— Тридцать дивизий НОАК, развернутых вдоль российской границы, заставят их прислушаться к голосу международного сообщества!

Бразилец уставился на своего спутника с удивлением, граничившим с испугом:

— Ваше правительство готово на прямое столкновение с американцами? Вы намерены угрожать им силой?

— Мы не готовы к войне и не хотим ее. Но этого не хочет и Вашингтон. Они станут соблюдать правила, общие для всех, мы их заставим делать это.

— Это будет не легко, — вздохнул Да Силва. — Они слишком сильны, чтобы подчиняться. И ради того, чтоб сохранить лицо, способны бросить вызов всему остальному миру.

Бэнь Цифоу кивнул, промолчав. Им предстояла нелегкая схватка с сильным и упрямым противником. «Аэробус» заметно наклонился вперед, снижаясь над аэропортом, и пассажиры умолкли, ожидая, когда крылатая машина остановится на посадочной полосе.

Ринат Сейфуллин едва дождался, когда огромный «Аэробус» замрет у конца летной полосы. Пассажиры еще не показались на трапе, а министр экономики России уже спешил им навстречу, оставив за спиной многочисленную охрану и сопровождавших его помощников.

Первым спустился невысокий пожилой азиат, морщинистый, смешно щурившийся и часто моргавший из-под огромных, в пол-лица, очков. Пожав протянутую руку, он вежливо поклонился:

— Я Бэнь Цифоу, представитель Китайской народной республики в Совете Безопасности ООН.

— Рад приветствовать вас в России, — кивнул в ответ Сейфуллин. — Ваш визит очень важен для нас!

Следом за китайцем упругой походкой спустился бронзовокожий мужчина, высокий, подтянутый, стремительный в движениях. Он так крепко сжал ладонь Сейфуллина, что у того едва не захрустели кости.

— Криштиану Мануэль Да Силва, — назвался мулат. — Я назначен главой международной комиссии.

— Приветствую и надеюсь на сотрудничество! Надеюсь, перелет прошел нормально? Глава временного правительства ожидает вас, но если хотите, можете отдохнуть после долгой дороги.

— Благодарю, — помотал головой Да Силва. — Мы отдохнули в самолете и готовы работать.

— Тогда прошу в машину!

Кортеж сорвался с места, промчавшись по летному полю. Под рев моторов, рык сирен и частое мерцанье проблесковых маячков на крышах полицейских машин кавалькада вылетела на шоссе, стрелой ведущее к столице.

— Какие у вас планы, господа? — поинтересовался Сейфуллин, ехавший в одном «Мерседесе» с эмиссарами ООН. — Зачем вы в России?

— Мы должны оценить обстановку в вашей стране. Американцы утверждают, что только присутствие их войск здесь позволяет поддерживать порядок. Этим они оправдывают фактическую оккупацию России. Международное сообщество негативно относится к происходящему, но мы ничего не можем требовать от американцев, не изучив ситуацию.

— Американцы преувеличивают. Мы способны сами навести порядок в своей стране, без постороннего вмешательства.

— Статистика свидетельствует о росте числа террористических актов, — заметил Бэнь Цифоу.

— Вылазки так называемых «партизан» направлены как раз против американцев. Если их солдаты уйдут из России, здесь снова настанет мир. Нам нечего делить между собой, а американцы это красная тряпка для быка. Они провоцируют моих соотечественников на террористические атаки.

— Мы обязаны учитывать мнение каждой стороны, — развел руками Криштиану Мануэль Да Силва.

Кортеж, сопровождаемый полицейскими машинами, уже мчался по Ленинскому проспекту. На каждом перекрестке маячили автомобили дорожно-патрульной службы, блокировавшие движение и расчищавшие прямой путь до самых стен Кремля. Огромный город замер, словно наблюдая за иностранными гостями, с появлением которых каждый связывал свои надежды, кто-то — веру в лучшее, кто-то — опасения самого худшего.

— Если вы посчитаете, что присутствие миротворческих войск в нашей стране необходимо, мы готовы и на это. Премьер Лыков учитывает такой вариант, но пусть это будут не войска единственной страны, а интернациональный контингент. Чем дольше на нашей земле останутся американцы, тем сильнее разгорится пламя войны! Уверяю, у нас уже достаточно сил, чтобы обеспечить безопасность каждого, кто находится на нашей земле, и нам не нужны сторожа-чужаки!

— Мы примем решение только после того, как взвесим все, — настойчиво произнес Бэнь Цифоу. — Сейчас нет смысла обсуждать что-либо, слишком рано для выводов.

— О, разумеется, господа! Я просто хотел определить нашу и вашу позицию по этому вопросу и уверить вас, что российская администрация готова к диалогу.

Внезапно водитель бронированного «Мерседеса» резко ударил по тормозам, и пассажиров бросило друг на друга, сметая с мягких сидений. Тяжелый лимузин занесло, разворачивая поперек дороги, и тотчас в борт его врезалась следовавшая позади машина с охраной.

«Мерседес» отбросило в сторону мощным ударом. Автомобиль, вылетев на пустой тротуар, уткнулся в фонарный столб.

— Что это? — прохрипел Да Силва, на которого навалился Ринат Сейфуллин. — Что происходит?

— Лежать! Всем лежать!

Министр экономики сам не понимал, что произошло, но какое-то чувство подсказывало ему, что это не банальная авария. Давно уже Ринат Сейфуллин не прибегал к силе оружия, чтобы решать возникавшие время от времени проблемы — все вопросы обычно удавалось разрулить за столом переговоров, в крайнем случае, в зале суда или кабинете милицейского чина с большими звездами. Но преуспевающий бизнесмен помнил, каково это, оказаться под кинжальным огнем безжалостных убийц, и сейчас в нем проснулись дремавшие где-то глубоко инстинкты.

Сейфуллин всем своим весом придавил к полу бразильца, но Бэнь Цифоу, тряся головой, уже поднимался, пытаясь забраться на сидение. Что-то с лязгом ударило в бронированный борт «Мерседеса», и Сейфуллин увидел, как голова китайца взорвалась фонтаном кровавых брызг. Капли крови и мозгового вещества заляпали лицо Рината, и того вытошнило. А обезглавленное тело представителя КНР, которому русский министр только что доказывал, будто в России безопасно, оседало на пол лимузина, заливая весь салон хлеставшей из перебитой аорты кровью.

Одним из многих, кто в эти часы ожидал появления иностранных эмиссаров, был и Максим Громов. Бывший топ-менеджер «Росэнергии» нервно мерил шагами тесную комнатку обычной квартиры, располагавшейся в одной из многочисленных высоток-новостроек на окраине российской столицы. Но именно этот дом находился возле Ленинского проспекта, связывавшего аэропорт Внуково и Кремль, где тоже ждали иностранных гостей, и окна именно этой квартиры, находившейся на одиннадцатом, предпоследнем этаже, выходили на оживленную автостраду.

— Максим, успокойся, — буркнул Иван Слюсаренко, оторвав взгляд от старого журнала «Вокруг света», который лениво листал уже полчаса, с той самой минуты, как бывший полковник ФСБ вместе с Громовым и еще двумя отставными чекистами вломились в чужое жилище. — Посиди смирно хотя бы пару минут!

Напряжение чувствовали все четверо, но спутники Громова умело маскировали его, справляясь с волнением. Слюсаренко читал затертый до дыр журнал, а двое его товарищей, притащив к закрытому и занавешенному до поры окну письменный стол, возились со снайперской винтовкой. Чудовищное оружие, опиравшееся на установленные под стволом сошки, уставилось в оконный проем массивным грушевидным набалдашником дульного тормоза-компенсатора. Теоретически он должен был не только ослаблять импульс отдачи, но и звук выстрела, и все равно Максиму Громову не хотелось пока даже думать, что будет твориться в тесной комнатушке, когда этот монстр откроет огонь.

Винтовка сильно походила на старое противотанковое ружье периода великой Отечественной войны, но на самом деле являлась образцом современного и высокотехнологичного оружия. Крупнокалиберная М-99В была сделана в Китае, хотя патроны калибра 12,7 миллиметра к ней припасли отечественные, благо, сами китайцы пока не были намерены отказываться от советского стандарта. И теперь, когда американцы, опасаясь роста сопротивления, наложили лапу на арсеналы, оставшиеся от Российской Армии, отряды партизан вооружались немного непривычным оружием, ручеек которого тек через границы Поднебесной. Единый же стандарт боеприпасов облегчил снабжение, благо, сил для того, чтобы взять под охрану каждый заштатный гарнизон, каждый армейский склад, у американцев все-таки не хватало.

Сейчас второй номер снайперской пары, корректировщик по прозвищу Серый неторопливо набивал барабанные магазины М-99В увесистыми латунными конусами. Действовал он автоматически, одновременно слушая что-то в компактном плейере. Пальцы сами выхватывали из вскрытой пачки очередной патрон, ловко загоняя его в обойму, а глаза стрелка были прикрыт, словно он собирался задремать. Возможно, так оно и было, Громов за полчаса пребывания в этой квартире понял, что его спутники обладают просто железобетонной выдержкой и титановыми нервами, словно впереди их и не ждал бой в заведомо невыгодных условиях.

Максим, вняв совету-приказу Слюсаренко, опустился на краешек кресла, переведя взгляд на снайпера, плотно сбитого длинноволосого парня по имени Антон. Тот, приникнув к массивному телескопическому прицелу винтовки, что-то подстраивал, время от времени беря в руки компактный лазерный дальномер, видимо, определяя ориентиры для большей быстроты огня, когда времени замерять расстояние до каждого столба может и не быть.

Только теперь, когда пути назад уже не было, Максим Громом начал сомневаться, верно ли он поступил, навязавшись на участие в предстоящей акции. Его товарищи были профессионалами, каждый с боевым опытом, с отличной подготовкой, Громов же, несмотря на все потуги, оставался обычным «белым воротничком». И все же он знал, что не пойти не мог, хотя бы потому, что иначе не ощущал бы за собой больше морального права посылать на смерть других. И потому он был здесь, вместе с тремя бывшими контрразведчиками ожидая условного сигнала к атаке.

На самом деле к бою вдоль оживленной автострады готовились сейчас намного больше людей. Несколько групп, занявших свои позиции буквально считанные минуты назад и уже доложивших о готовности, ожидали приказа открыть огонь. Они называли себя «городские коммандос», в шутку, конечно. Бывшие милиционеры, военные, офицеры спецслужб, не смирившиеся с тем, что их родина признала себя проигравшей в скоротечной и бессмысленной войне. Начинали они с малого — с воззваний, распространяемых в «глобальной паутине», угроз в адрес коллаборационистов. Затем, когда стало ясно, что их не принимают всерьез, от слов перешли к делу. Обстрелы полицейских участков и патрулей, пара бомб, взорванных на пути новых «министров», и, как кульминация всего — атаки на американских солдат. Один «Хаммер» со всеми пассажирами подорвали на фугасе, другой изрешетили так, что выжил только один янки. Такие акции были сложны тем, что сами американцы, окопавшись в Раменском, держались особняком, не подставляясь, и все же их удалось подловить.

С тех пор на партизан, действовавших в самой Москве, обратили внимание. За ними стали охотиться, но «городские коммандос» вдруг словно исчезли, затаились, пережидая бурю. И вот сегодня, в день, когда в столицу России прибыли американские эмиссары, партизаны намеревались напомнить о себе.

Мысль об этой акции созрела разом у многих. Полковник Слюсаренко, с некоторых пор отвечавший за «силовую» составляющую действий диверсантов, сперва сомневался.

— Как только мы сделаем первый выстрел, окажемся в кольце, выбраться из которого сможет, хорошо, если один из десяти, — мрачно произнес полковник, выслушав предложение Громова. — Американцев станут охранять всеми силами, у нас будет пара минут, чтоб отстреляться, после этого нас сомнут!

— Но эти минуты — наши, и мы сможем не потратить их зря! Это наш шанс! Враг должен понять, что нигде не находится в безопасности! Они должны ощутить, что возмездие неминуемо!

— Цена их страха окажется для нас слишком велика, — покачал головой Слюсаренко. — Я лично не готов никого из своих людей принести в жертву, пусть и ради такой цели.

И все же он согласился. К акции было решено привлечь самых опытных бойцов, благо, таких хватало, а участвовать в атаке на американцев был готов каждый. Всего отобрали шестнадцать человек, еще некоторое количество диверсантов играли роль наблюдателей, обеспечивая прикрытие. А одним из этих шестнадцати, тех, кому предстояло оказаться на острие атаки, решил стать сам Максим Громов.

— У нас будет слишком много дел, чтобы еще и присматривать за тобой, — без обиняков сообщил Слюсаренко. Герой охоты на террористов, пытавшихся убить самого Швецова, всегда старался говорить прямо, хотя и не всем нравилась эта его манера.

— Я не стану помехой! Я умею обращаться с оружием, я должен, черт возьми, быть там!

Громов настоял на своем, и вот ранним утром он и Слюсаренко позвонили в дверь обычной московской квартиры. Не спрашивая, им открыли. Максим увидел на пороге крепко сбитого парня, с которым раньше уже встречался при планировании боевых операций партизан.

— Что хозяева? — перешагнув порог, первым делом поинтересовался Слюсаренко.

— Сидят тихо, — был ответ. — Вон они.

На кухне, забившись в уголок, расположились двое, парень и девушка, затравлено смотревшие на деловито раскладывавших оружие людей, ворвавшихся в их тихое гнездышко. Взглянув на них, Иван Слюсаренко, как мог убедительнее, произнес:

— Не бойтесь, мы вас не тронем. Скоро мы уйдем отсюда.

Хозяева ничего не ответили. Кажется, они пребывали в ступоре, мало понимая, что происходит. Не дождавшись ответной реакции, Слюсаренко прошел в комнату, обратившись к одному из находившихся там парней, Серому:

— Выдай оружие товарищу!

Диверсант, расстегнув большую сумку, протянул Максиму Громову странный автомат с непривычно толстым стволом, коротким магазином, почти прямым, а не изогнутым, как у привычного «калашникова», и сложенным вбок каркасным прикладом, тоже имевшим мало общего с АКС-74.

— Автомат специальный «Вал», — пояснил боец. — Калибр девять миллиметров. Вместе с патроном СП-6 образует бесшумный автоматный комплекс. Магазин двадцатиместный, интегрированный глушитель снижает шум выстрела до уровня пневматической винтовки. Есть переводчик огня, такой же, как у АК. Стрелять лучше одиночными, выше точность и глушитель не так быстро износится. Прицельная дальность до четырехсот метров, эффективная — метров двести, в зависимости от навыка.

Громов взвесил предложенное ему оружие. Было в нем килограмма три, а габаритами «Вал» вполне соответствовал АК-74.

— Патрон СП-6 с дозвуковой бронебойной пулей, — продолжил инструктаж Серый. — Вес пули пятнадцать и шесть десятых грамма. Стальной сердечник пробивает восьмимиллиметровый стальной лист со ста метров. — Затем, наверное, не так расценив молчание Громова, боец поинтересовался с осторожностью: — А ты стрелять-то умеешь?

— Из АК-74, «макарова», «стечкина», «Грача».

— Значит, справишься, — усмехнулся Серый, и принялся распаковывать снайперскую винтовку. Оружие одним своим видов внушало уважение. Хотя винтовка была скомпонована по принципу «буллпап», с магазином позади рукоятки управления огнем, ее длина все равно составила больше ста двадцати сантиметров, и Максим представлял, сколько может весить такое чудовище, а также какой оно обладает мощью.

Теперь Громов, баюкая на коленях «Вал», нервно тиская его короткое цевье из шероховатого пластика, наблюдал за последними приготовлениями снайперов. Если все пойдет по плану, ему не придется применять свое оружие, как и Слюсаренко. Сам полковник вооружился компактным автоматом с таким же широким, чуть изогнутым магазином. Почувствовав вопросительный взгляд, бывший чекист пояснил Максиму:

— Это СР-3 «Вихрь», тот же «Вал», только без глушителя и с плечевым упором другой конструкции. Тоже под патрон СП-6. Специально был разработан для городского боя и как вспомогательное оружие снайперов. Девять миллиметров в упор — тут никакой бронежилет не спасет. Можно и стену запросто пробить, причем опасность рикошета почти нулевая.

Максим Громов молча кивнул. Больше всего он хотел сейчас, чтобы применять оружие не пришлось. Пусть снайперы быстро сделают свое дело, задача перед ними не столько уничтожить «гостей», сколько напугать их, заставить бояться каждого шороха до тех пор, пока они находятся здесь, в России. Всего несколько выстрелов, после чего нужно побыстрее уйти, раствориться в многомиллионном городе, превратиться в бесплотных призраков, и тогда страх врага лишь возрастет.

В кармане Слюсаренко завибрировал мобильный. Торопливо достав телефон, полковник прочитал пришедшую только что эсэмэску:

— «Гости пришли». Они приземлились!

Громов почувствовал, как сердце учащенно застучало в груди. Чтобы преодолеть путь от аэропорта до вот этой московской высотки, обычному человеку потребуется несколько часов, томительное ожидание в пробках. Но для тех, кого так ждали в столице, откроют «зеленую улицу», их пропустят беспрепятственно, пускай для этого придется парализовать движение во всем мегаполисе, а это значит, кортеж появится здесь через считанные десятки минут.

— Спокойно, время есть, — промолвил Слюсаренко, словно почувствовав волнение Громова. — Ждем второго сигнала! Антон, Серый, как у вас там?

— Норма! — отозвался снайпер. — Винтовку еще два дня назад пристреляли, работает, как часы, хоть и китайская.

Четыре группы снайперов в эти минуты готовились открыть огонь по американскому кортежу. Полковник Слюсаренко, не долго думая, реализовал почти тот же самый план, по которому действовали террористы, покушавшиеся на президента Швецова. Разумеется, без заминированной машины с водителем-смертником, но в целом замысел мало отличался от идеи боевиков. И у полковника были все основания полагать, что план сработает.

— Есть движение, — сообщил снайпер Антон. — Менты движение перекрывают.

— Начинается!

Иван Слюсаренко, не удержавшись, подскочил к окну, осторожно выглянув наружу, чуть отодвигая занавеску в сторону. Он увидел два патрульных бело-синих «Форда» и нескольких людей в ярко-зеленых жилетах, энергично махавших руками и полосатыми жезлами. Повинуясь их жестам, поток машин, мчавшихся в обе стороны по широкому шоссе, рассеялся, растекаясь по соседним улочкам и переулкам. А еще двое стражей порядка бродили по тротуарам, держа на поводках лохматых псин, что-то вынюхивавших под ногами. Полковник порадовался, что отклонил предложение с заложенным по пути следования кортежа фугасом — эти собачки точно учуяли бы взрывчатку, и операцию пришлось бы сворачивать немедленно.

Сквозь плотно прикрытые окна в квартиру проник какой-то пульсирующий гул, и Слюсаренко, сразу распознавший звук летящего вертолета, глянул вверх. Он успел заметить промчавшийся низко-низко, над самыми крышами многоэтажек, легкий Ка-226 в милицейской раскраске, но с крупными надписями «Полиция» на округлых бортах.

— Хреново, — буркнул Серый, тоже проводивший взглядом описывавший круги над городом геликоптер. — Если что, от вертушек не уйти!

— Не каркай, — огрызнулся Антон. — Много они в такой толчее заметят!

Им пришлось подождать еще полчаса, вздрагивая при звуке шагов или шуме голосов за дверью, прежде чем мобильный телефон в кармане Ивана Слюсаренко вновь завибрировал, извещая хозяина об очередном входящем сообщении.

— «Хлеб купил», — прочитал полковник. — Кортеж в двух минутах! Всем приготовиться!

Наблюдатель, находившийся на контрольной точке возле трассы, по которой следовал кортеж, сделал свое дело. Обычная эсмэска, одна из тысяч, заполнивших эфир, не могла привлечь внимания тех, кто охранял заокеанских гостей. Если любые радиопереговоры мгновенно обнаружили бы, запеленговав абонентов и направив к ним группы захвата, то мобильная связь практически была лишена контроля. Сообщение совершенно нейтрального содержания, на которое никто не обратил внимания сейчас, заставило полковника Слюсаренко возбужденно подскочить, бросившись к окну, возле которого уже возились снайперы.

Точно такие же сообщения получили командиры трех других групп, тоже занявших позиции вдоль трассы. Две группы также ворвались в квартиры ничего не подозревавших москвичей, до полусмерти перепугав их жильцов, еще одна расположилась в недостроенном офисном здании. Здание, разумеется, охранялось, но сидевший на въезде на стройплощадку сторож даже не заметил чужаков, проскользнувших на территорию, причем не с пустыми руками, а с целой кучей оружия, упакованного в несколько сумок. И в тот миг, когда охранник, выйдя из своей будки, неторопливо закурил, двое бойцов, расположившихся на верхнем этаже высотки, уже распаковали снайперскую винтовку, такую же китайскую М-99В калибра 12,7 миллиметра, а еще двое устанавливали на треножный штатив транспортно-пусковой контейнер с противотанковой ракетой 9М115 комплекса «Метис». Им предстояло начать атаку.

— Наблюдаю цель, — процедил сквозь зубы Антон, приникнувший к мощному оптическому прицелу. — Тридцать секунд до входа в зону поражения!

Слюсаренко тоже видел кортеж. Первыми ехали, сверкая красно-синими проблесковыми маячками на крышах, две патрульные машины столичной полиции. За ними, в вперемежку, с десяток седанов «Мерседес» представительского класса, разумеется, черных, с тонированными стеклами, и микроавтобусов той же марки, вероятно, с охраной. Замыкала кавалькаду еще пара полицейских машин.

— У нас будет несколько минут! — напомнил полковник, оценив скорость, с которой летели по опустевшей улице машины, оглашая округу злым ревом сирен.

Слюсаренко достал мобильный и нажал на кнопку. Командиры трех групп, приготовившихся к атаке, получили через несколько мгновений пустые сообщения. С этой секунды остановить что-либо стало уже невозможно.

Оператор ракетного комплекса, занявший позицию на последнем этаже недостроенного здания, нажал на кнопку пуска, и управляемая ракета с громким хлопком покинула тубус пускового контейнера. Снаряд устремился вниз по наклонной траектории, разматывая за собой тонкую нить провода, по которому шли команды управления. Полуавтоматическая система наведения «Метиса» требовала от оператора лишь удерживать прицельный маркер на цели, одном из роскошных «Мерседесов». Чтобы преодолеть расстояние до него, ракете 9М115, летевшей со скоростью свыше двухсот метров в секунду, потребовалось ничто малое время. Обтекатель управляемого снаряда ткнулся в плоскую крышу машины, немедленно сработал контактный взрыватель, и кумулятивная боевая часть сдетонировала, прошивая бронированную крышу «Мерседеса» иглой плазмы.

Комплекс «Метис» был предназначен для борьбы с танками, пробивая до полуметра стальной брони. Корпус «Мерседеса» не смог выдержать удар такой мощи. Кумулятивная струя выжгла все, что находилось в салоне, и автомобиль мгновенно превратился в огненный шар. Взрывом его оторвало от земли, перевернув и развернув поперек дороги. Следовавший позади микроавтобус врезался в охваченный огнем «Мерседес», и груда искореженного металла перегородила путь кортежу. Скрипя тормозами, пытаясь объехать препятствие, машины остановились, и в этот миг открыли огонь снайперы.

Звук выстрела М-99В был столь силен, что Максим Громов на несколько секунд оглох. Бронебойно-зажигательная пуля БС с сердечником из карбида вольфрама пробила борт замыкающего «Мерседеса», разворотив блок цилиндров. Следующий кусок металла весом пятьдесят пять граммов ударил точно в топливный бак, и неподвижный автомобиль вспыхнул. Антон торопливо передернул затвор, досылая в ствол следующий патрон, третий из пяти, помещавшихся в барабанный магазин. Но он был не одинок, трое других снайперов тоже вели беглый огонь по заблокированному кортежу.

Град крупнокалиберных бронебойных пуль, со всех сторон обрушившийся на обездвиженные машины, рвал, точно бумагу, стальные борта «Мерседесов», убивая тех, кто находился внутри. Из микроавтобуса посыпались на мостовую люди в бронежилетах и тяжелых шлемах, попытавшись занять оборону вокруг машин. Одного из них уничтожил сам Антон, видевший в прицел, как тяжелая пуля оторвала голову спецназовца вместе с каской.

В этот миг снайпер старался не думать, что убивает не американца, чужака, а такого же русского, просто выбравшего другую сторону, и, наверное, искренне верившего, что так было надо. Для Антона эти люди в тяжелом снаряжении были лишь мишенями, которые нужно выбить как можно быстрее. И снайпер стрелял, выпуская пулю за пулей, быстро меняя стремительно пустевшие магазины, видя, как множится число неподвижных тел, распластавшихся на асфальте, уже обильно залитом кровью и усыпанным битым стеклом. Откуда-то со стороны прилетела дымная стрела противотанковой ракеты, и микроавтобус, из-под прикрытия которого пыталась отстреливаться охрана кортежа, взорвался с грохотом.

— Время! — крикнул Слюсаренко. — Пора уходить!

Внизу горели расстрелянные в упор машины, в беспорядке метались люди. Москва вновь вернулась на несколько месяцев назад, на ее улицах кипел самый настоящий бой. Но полковник знал, что их лимит удачи исчерпан. Еще минута, может быть две, и противник придет в себя, а выстоять против всей его мощи горстке диверсантов не удастся никаким чудом.

Антон и Серый отскочили от окна. Винтовка, ствол которой уже раскалился от интенсивной стрельбы, так и осталась на письменном столе — тащить на себе этого монстра, весившего двенадцать килограммов, никто не хотел. Снайпер только снял прицел, сунув его в свою сумку.

— Живее, убираемся отсюда, — приказал Слюсаренко, бросаясь к входной двери. — Максим, за мной! Выходим первыми, прикрываем снайперов!

За миг до того, как покинуть квартиру, полковник увидел мелькнувшую на фоне стоявшего на противоположной стороне улицы здания крылатую тень. А еще через секунду дом сотрясся от мощного взрыва, и диверсанты повалились с ног.

Генерал Мэтью Камински лично прибыл на летное поле, чтоб встретить высоких гостей, прибывших из самого Вашингтона. Он дождался у подножья трапа, когда Натан Бейл и Реджинальд Бейкерс спустятся на землю, пожав руку каждому из них.

— Добрый день, господа! Рад, что вы добрались без происшествий!

На летном поле бывшего русского испытательного аэродрома царила суета. Возле ангаров и вдоль рулежных дорожек выстроились многочисленные самолеты, вокруг которых суетились техники. Бейкерс, осмотревшись, узнал тяжелые ударные истребители F-15E «Страйк Игл» и парочку новейших F-22A «Раптор», машин, до сих пор не имевших серийных аналогов. А где-то на заднем плане маячили серые громады грузовых «Гэлакси» и «Глоубмастеров».

— Вы как будто готовитесь к новой войне, генерал, — произнес глава АНБ, отметив, что под плоскостями большинства стоявших на летном поле самолетов подвешены ракеты и бомбы, а в кабинах некоторых даже дежурят пилоты.

— Мы готовы к чему угодно! Пока русские не доставляют нам особых проблем, но расслабляться нельзя. Вы, вероятно, знаете, что наши патрули уже несколько раз подвергались атакам?

— Да, мы в курсе, — кивнул Бейл. — Вы понесли потери, мне жаль, генерал.

— Это война, а мы не сопливые либералы, чтоб верить, будто воевать можно, не проливая собственной крови. Мои парни знали, на что шли, когда завербовались в Армию США.

— И все же каждый погибший американец становится причиной очередной акции протеста. Наша нация расколота, не все одобряют наше присутствие здесь, в России.

— Если Президент прикажет, мы покинем эту страну, но только тогда, и не раньше! Мы полностью готовы к любым неожиданностям. Здесь, в Раменском, мы создали настоящую крепость. Сейчас вы находитесь в полной безопасности, господа, под охраной Армии США. Прорыв на авиабазу невозможен, периметр никому не преодолеть, разве что у террористов появится вдруг танковая дивизия, но подобраться незамеченными они не смогут. Территория в радиусе десяти миль полностью контролируется с земли и с воздуха, а на летном поле в постоянной готовности находятся несколько вертолетов «Апач» и ударные истребители. Как только будут обнаружены террористы, мы уничтожим их.

— Наш президент держится прежнего курса, — успокоил генерала Натан Бейл. — Мы останемся в России надолго. Но вы тут готовитесь к обороне, а, возможно, в скором времени придется как раз наступать, генерал!

— Мне известно, что в Москву прибыли представители ООН. Они хотят убедить русское правительство заменить нас на международный контингент миротворцев. Если сами русские потребуют нас убраться, как быть тогда? Мы же на весь мир заявили, что никого не оккупировали, а находимся здесь по просьбе русских властей. И раз они пригласили нас, то в любой миг могут попросить уйти. Что делать, если это случится?

— Этого не произойдет, — помотал головой Бейл, и Бейкерс согласно кивнул. — Если мы уйдем, русское правительство не проживет и дня. Слишком многие считают их предателями, многие хотят их смерти, и те, кто сидит в Кремле, это понимают.

— Черт возьми, ловкий ход, — усмехнулся Камински, шагая, рука об руку с Натаном Бейлом по бетонным плитам посадочной полосы. — Приведя к власти эту администрацию, мы заставили всех считать их предателями. Да, господин Бейл, теперь они с нами в одной связке. Русские террористы уже не раз угрожали членам временной администрации, и министры понимают, что только благодаря нам они еще живы. А если русские затеют свою игру, у нас здесь развернута механизированная бригада в полном составе, этого хватит, чтобы за пару часов взять под контроль всю Москву, и ничто нас не остановит! Мы готовы не только защищаться, но и атаковать, господин Бейл!

Пятнисто-зеленый «Хаммер», рыча мотором, выскочил на летное поле. Внедорожник остановился в нескольких ярдах от троицы мужчин, шагавших по посадочной полосе, и выскочивший из машины офицер рысцой подбежал к Камински.

— Генерал, сэр, срочное сообщение от службы радиоперехвата! — Темнокожий лейтенант был взволнован, говорил торопливо. — На юго-западной окраине Москвы террористы атаковали кортеж с международными наблюдателями, направлявшимися из аэропорта Внуково в Кремль! Там идет бой, большие потери!

— Какого черта?! — нахмурился Мэтью Камински.

— Этого вы ждали? — Бейкерс покосился на Натана Бейла. — Проклятье, Натан, как вам удалось организовать такое?

— Разве это имеет значение? Главное, что теперь ооновские инспекторы поймут, как на самом деле русские власти «контролируют» ситуацию! И поймут также, что ни о какой замене американских войск в этой стране международными силами пока не может быть и речи, иначе Россия погрузится в хаос. Если террористы свободно действуют в столице, что можно говорить об остальной территории страны! Такой урок сложно забыть!

— Восхитительно! — Реджинальд Бейкерс покачалголовой.

— Генерал, если у русских проблемы, вам стоит вмешаться, — предложил между тем Бейл, взглянув на командующего Десятой пехотной дивизией. — Мы не можем допустить, чтоб иностранных дипломатов расстреляли, как мишени в тире!

— Русские не запрашивали нас о поддержке!

— Когда это произойдет, будет поздно, генерал! Не мешкайте! Что вы можете сделать прямо сейчас?

— В воздухе всегда находится хотя бы один ударный «дрон»! Можно направить его к месту боя для наблюдения. Если обнаружим враждебные цели, поддержим русских огнем!

— Действуйте!

Беспилотный разведывательно-ударный самолет MQ-1В «Предейтор», совершавший патрульный облет периметра авиабазы «Раменское», изменил курс, получив новую команду с наземного центра управления. Операторы отключили автопилот, полностью контролируя беспилотник, летевший к центру Москвы с предельной скоростью. Поршневой стапятисильный мотор «Ротакс» тянул самолет к цели со скоростью двести пятьдесят километров в час, и через несколько минут в объективах бортовых телекамер высокого разрешения отразились горящие лимузины и полицейские «Форды», загромоздившие широкий проспект.

— Мы в заданном квадрате, сэр! — доложил один из двух операторов, находившихся в фургоне «Хаммера», напичканном всевозможной аппаратурой, позволявшей управлять крылатым «Хищником» почти за три сотни километров без ретранслятора.

— Провести облет квадрата! Начать поиск целей!

— Русские сообщили, что кортеж обстреляли ракетами и снайперским огнем, очевидно, из ближайших зданий, расположенных вдоль этого проспекта, — сообщил офицер из группы радиоперехвата, лично слышавший переговоры столичной полиции.

— Вижу открытое окно! — оператор указал на широкий экран, в центре которого плавала прицельная метка. — Предполагаю позицию снайпера противника!

— Уничтожить цель!

Палец оператора лег на копку пуска ракет. Подвешенные под узкими крыльями «Предейтора» ракеты «Хеллфайр» AGM-114K были готовы к пуску. Луч лазерного дальномера, входившего в бортовое оснащение беспилотника, уткнулся в оконный проем, помечая цель, и офицер, управлявший RQ-1 нажал на гашетку.

Управляемая ракета устремилась к цели точно по лучу, точно по туго натянутой струне. Через две секунды она исчезла в темном проеме, а еще через мгновение из этого и соседних окон вырвались языки пламени.

Взрыв термобарической боеголовки весом восемь килограммов уничтожил все, что находилось в квартире, вместе с двумя ее жильцами, снес гипсокартонные переборки, выжигая комнаты примыкавших квартир, обитатели которых в страхе забились по дальним углам, едва услышав стрельбы под своими окнами. Их не зацепили шальные пули, но выпущенная с беспилотного самолета ракета оборвала их жизни в одно мгновение.

— Цель поражена!

— Продолжать наблюдение, — приказал генерал Камински. — И не слезайте с частот русской полиции! Мы должны знать, что происходит!

Офицер разведки кивнул, а беспилотник, поднявшись выше крыш московских новостроек, описал широкий круг, фиксируя все, что происходило внизу. Под левым его крылом ждал своего часа еще один «Хеллфайр».

Максим Громов кое-как поднялся на четвереньки, чувствуя, что голова вот-вот расколется, и вообще его сейчас стошнит. В носу что-то хлюпало, Громов провел рукой по верхней губе — кровь. А кругом — дым, запах гари, всюду пятна копоти, а из дверного проема, который совсем недавно закрывала добротная стальная дверь с серьезным замком, вырывается пламя.

Громов, не понимая, что делает, встал на ноги и нетвердой походкой двинулся туда, где полыхал огонь. Слюсаренко, по лбу которого струилась кровь, едва успел остановить товарища, ухватив его за рукав:

— Куда? Сдурел?!

— Там люди, — выдавил из себя Громов. — Надо помочь!

— Там уже никого нет! Все мертвы! И мы там же будем, если не свалим, мать твою!

— Что это было? — Это Серый откашливался, стирая с лица сажу и пытаясь встать, держась за стенку.

— Кажется, «Шмеля» засадили!

— Самолет, — возразил Слюсаренко. — Это был беспилотник. Американский, скорее всего, наши не вооруженные.

— Суки! — Громов пришел в себя достаточно, чтоб вспомнить: — Москва закрыта для полетов американской авиации!

— Значит, пиндосам об этом сказать как-то забыли, — фыркнул Антон. — Пацаны, надо валить!

— Уходим! — согласился бывший полковник ФСБ. — Я иду первым, Максим, держись за мной. Зачищаем двор!

Громов дернулся, было, к лифту, но замер, остановленный окриком Слюсаренко:

— Охренел? По лестнице, ножками давай!

Они не спустились, а скатились с высоты десяти этажей. Полковник, придерживая висевший на боку «Вихрь», рывком распахнул массивную дверь, выбираясь на свежий воздух. Отовсюду уже слышались звуки сирен, кто-то что-то кричал в мегафон совсем рядом, но во дворе пока было тихо и пусто.

— Живее, двигаем! — приказал Слюсаренко, выпуская идущих следом за ним снайперов, и при этом осматривая окрестности. Рядом замер Громов, державший наизготовку свой «Вал».

— Два квартала пешим маршем, потом попробуем в метро уйти, если его не закроют, — решил Иван Слюсаренко. — Стволы не светить! Макс, убери пушку!

В этот миг во двор вкатился бело-синий микроавтобус «Газель». Партизаны не успели сделать ни шага, а из салона на асфальт уже посыпались фигуры в глухих шлемах «Сфера» и сером городском камуфляже, грозно размахивавшие оружием.

В ту самую минуту, когда все началось, Александр Колобов как раз успел заварить себе чай, пристроившись с кружкой в уголке дежурки. Из висевшего под потолком динамика доносились искаженные помехами переговоры патрульных, а на огромном плазменном экране, в полстены, перемигивались отметки, обозначавшие полицейские машины. И большая часть значков сейчас группировалась вдоль Ленинского, по которому должны были ехать в Кремль сопровождаемые кем-то из новой администрации инспекторы ООН. Именно там, вдоль трассы, сейчас было большинство полицейских, но Колобов и еще несколько человек остались в качестве группы немедленного реагирования.

Внезапно динамик на стене невнятно вякнул, захрипел, и вдруг выдал:

— Кортеж атакован! Попали под сильный обстрел, работают снайперы! Всем, кто слышит, нужна поддержка! Прием!

— Какого черта? — Колобов чуть не уронил кружку с кипятком, в котором плавал, подкрашивая водичку, пакетик чайной заварки.

— Тревога! — в помещение дежурной части ворвался заместитель начальника отделения. — Свободные от несения службы, марш в ружпарк! Всем автоматы, бронежилеты, живо! На сборы минута, построение во дворе!

Колобов, поставив кружку, вскочил из-за стола и наперегонки с немногими оставшимися в отделении полицейскими бросился к оружейной комнате. Двери ее уже были распахнуты, и толстый старшина торопливо совал в руки товарищей, заходивших один за другим, снятые с пирамиды автоматы. Александр схватил штурмовой автомат «Гроза» калибра девять миллиметров, сунул четыре снаряженных магазина в карманы на своем бронежилете 6Б5, а пятый рожок на двадцать патронов резким движением вогнал в горловину приемника. И все это на бегу, по пути во двор, где уже толпились его товарищи, успевшие получить оружие раньше.

Прыгая по ступенькам, Колобов затянул под подбородком ремешок пулезащитного шлема «Маска-3», чувствуя себя в этот миг настоящим средневековым рыцарем, готовящимся к бою. А во дворе уже ждала с распахнутыми дверцами «Газель», урчавшая разогретым двигателем.

— В машину, живее! — приказал замначальника отдела, тоже экипированный по «тяжелому» варианту, разве что вместо мощной «Грозы», повесивший на плечо компактный пистолет-пулемет ПП-2000 под «парабеллумовский» патрон.

Водитель едва дождался, когда последний полицейский заберется в салон, и тотчас рванул с места, дав по газам. Над головами протяжно взвыла сирена. Колобов кое-как пристроился на краешке сидения. В машине было тесно, десять человек в полной экипировке занимали все свободное пространство, и при слишком резких поворотах валились друг на друга.

— Снайперы террористов находятся в доме номер восемьдесят на Ленинском, — сообщил старшина, пока «Газель» под рев сирены мчалась по забитым транспортом улицам, нарушив, кажется, все существующие правила движения. — Приказано блокировать дом и провести зачистку!

— Адрес точный? Откуда?

— Не важно! Возьмем дом в кольцо, и будем проверять квартиру за квартирой. Главное, чтоб эти суки не попытались взять заложников, тогда все будет сложнее!

Микроавтобус влетел во двор, заскрежетали тормоза, и полицейские, неуклюжие из-за тяжелой экипировки, выскочили наружу. И в тот же миг Колобов увидел двоих в штатском, но с оружием в руках, выходивших из ближайшего подъезда.

— Эй, стоять! — Сержант вскинул «Грозу», удерживая ее за переднюю рукоятку под коротким стволом и вжав в плечо резиновую накладку затыльника. — Руки вверх, оружие на землю!

Один из террористов нырнул за ближайшую припаркованную машину, а второй, оставаясь на виду, вскинул короткий автомат, и тишину спального района разорвала короткая очередь. Колобов услышал, как пули с лязгом впиваются в борт «Газели», а затем увидел, как валится на асфальт, захлебываясь кровью, его товарищ, стоявший чуть левее.

— В укрытие, — приказал старшина, скрываясь за «Газелью». — Огонь! Не дайте им уйти!

Затрещал пистолет-пулемет в руках командира, и Колобов, вскинув автомат, тоже нажал на спуск. Трехкилограммовая «Гроза» в руках старшего сержанта задрожала, выплевывая поток свинца. Но террорист оказался быстрее роя пуль, успев укрыться за потрепанной «десяткой», и уже оттуда выстрелив в сторону полицейских, не прицельно, но и нарваться на шальную пулю никто не хотел.

— Прижмите их! — приказал старшина, меняя опустевший магазин ПП-2000.

Из подъезда вдруг показались еще двое. Сперва Александр подумал, что это просто жильцы, но вдруг один из них вытащил из-за пазухи такой же, как у старшины, пистолет-пулемет, а второй сразу два массивных «Грача», открыв беглый огонь по полицейским. Над ухом противно завизжали летевшие в обе стороны пули.

Громов успел нырнуть за борт «Лады», а Слюсаренко, стоя во весь рост, выстрелил из своего «Вихря», и Максим увидел, что один полицейский безвольно оседает на землю, сползая по изрешеченному борту «газели», и лишь с секундной задержкой остальные тоже попадали на асфальт, укрываясь от меткого огня. А еще через мгновение грянул ответный шквал.

Пули барабанили по борту машины, разрывая его в клочья, так что голову было не высунуть. Слюсаренко выставил над капотом ствол «Вихря», выстрелив куда-то в воздух, и Громов последовал его примеру, обхватив правой рукой пистолетную рукоятку, а левой — короткое пластиковое цевье. «Вал» действительно бил почти бесшумно, лишь лязг затвора сопровождал выстрелы, да упруго бил в плечо затыльник приклада.

— С-суки, — прошипел Слюсаренко, меняя рожок автомата. — Прижали!

Полицейские, тоже использовавшие припаркованные во дворе машины, как укрытие, били разом из десятка стволов, наполняя пространство грохотом очередей, а в ответ сухо трещал «Вихрь», да звучали тихие хлопки выстрелов «Вала», и тяжелые пули с лязгом пробивали борта автомобилей, настигая прятавшихся за ними людей.

— Что делать?! — Максим почувствовал самый настоящий страх. Нельзя было высунуться из-за импровизированного бруствера хотя бы на мгновение без риска быть изрешеченным градом пуль. Громов уже расстрелял два магазина, и оставалось еще два, всего четыре десятка патронов, и близился миг, когда партизан можно будет взять голыми руками.

— Прорываться! Иначе задавят!

Снайперы показали на ступеньках подъездной лестницы неожиданно для всех. Кажется, полицейские растерялись на миг, а Антон, достав из-под легкой куртки необычного вида пистолет-пулемет, выпустил длинную очередь. Бежавший за ним Серый стрелял сразу в двух рук.

— Сюда, — крикнул полковник. — Живее!

Антон успел добраться до укрытия, а его напарник замешкался на пару секунд, и этого хватило противнику, что придти в себя. Загрохотали автоматы, и снайпер завалился на спину, выпуская из рук свои пистолеты.

— Надо рвать отсюда, — выдохнул Антон. — Иначе хана!

— Вот! — Слюсаренко подкинул на ладони ребристый шар ручной гранаты. Еще одну он протянул снайперу: — Бросаем разом, и как только рванет, бежим к выезду. Готовы?

— Готовы!

Выдернув чеку, полковник швырнул гранату в сторону полицейской «Газели», и через три секунды хлопнул взрыв.

— Огонь из всех стволов!!!

Сам Слюсаренко, поднявшись первым, навскидку выстрелил из «Вихря», и град тяжелых пуль превратил посеченную осколками «Газель» в решето. Полковник со всех ног бросился к выезду со двора, а за ним бежали его товарищи. Громов тоже выстрелил на ходу, «Вал» харкнул свинцом и вдруг умолк, словно подавившись. Менять магазин было некогда, и Максим просто бежал, что было сил, чувствуя, как сзади и чуть слева бежит и Антон.

Краем глаза Максим отметил какое-то движение у «Газели». Фигура в сером городском камуфляже выросла возле микроавтобуса, а затем загрохотали автоматные выстрелы. Тело Антона швырнуло на Громова, и тот, от неожиданности, упал, потеряв равновесие. В последний миг Максим увидел черный крест на фоне голубого неба. Тень быстро скользнула по лицу, а затем от зависшего в вышине «креста» вниз протянулась дымная нить. А потом все вокруг наполнилось огнем, и волна нестерпимого жара накрыла лежавшего на земле партизана.

«Предейтор» сделал очередной круг над охваченным хаосом проспектом, и оператор напрягся, когда в поле зрения камер попал полицейский автомобиль.

— Есть цель! Это русская полиция, кажется, они ведут бой с террористами!

— Уточнить!

Крылатый «Хищник» развернулся, направляя к земле объективы камер. К сожалению, он не мог зависать, как вертолет, операторам приходилось все время маневрировать, чтобы удерживать в фокусе заинтересовавший их двор. А по двору суматошно перемещались фигурки в камуфляже и обычной одежде, и время от времени одна из них падала, замирая на месте, а остальные продолжали свой бег.

— Генерал, сэр, цель в зоне поражения!

Мэтью Камински колебался недолго. Противник был видим и уязвим, возможно, те самые люди, по вине которых семь хороших парней, настоящих американцев, солдат его Десятой пехотной, отправились за океан не в парадных мундирах с орденами, а в пластиковых мешках.

— Цель уничтожить!

— Есть, сэр!

Лазерный луч, не различимый для невооруженного глаза, уткнулся в кучку вооруженных людей, наискось пересекавших двор.

— Пуск!

Ракета «Хеллфайр» сошла с направляющей, устремившись к земле, следуя точно по лучу. Детонатор сработал точно, и восьмикилограммовая фугасная боеголовка мгновенно превратилась в огненный шар, от которого кольцом разошлась ударная волна.

Когда пламя опало, «Хищник» уже скрылся за ближайшими домами. Оператор еще должен был подтвердить результаты удара, но генерал Камински уже довольно усмехнулся, не сомневаясь в успехе. Его личная месть была свершена, и к черту всех русских, кому это не понравится, и любого, кто будет думать так же.

Громов очнулся не от того, что кто-то его звал, и не от того, что его трясли за плечо. Лишь пара хлестких пощечин заставила максима открыть глаза, чтобы увидеть склонившегося над ними Слюсаренко.

— Живой? Слышишь меня? Встать сможешь? Нужно идти!

Голос полковника звучал глухо, словно пробиваясь сквозь ватное одеяло. И все же Громов, разлепив губы, смог выдавить:

— Норма! Я в порядке!

— Твою мать, тогда ноги в руки, и валим!

— Что это было?

— Еще не понял? Это пиндосы, ракетный удар!

Ухватившись за протянутую руку Слюсаренко, Громов встал, чувствуя, что земля все еще уходит из-под ног. Он увидел догорающую «Газель», а вокруг — трупы в камуфляже или серой полицейской форме.

— Шевелись, живее!

Слюсаренко, на шее которого болтался «Вихрь», двинулся первым. И первым же он увидел движение возле микроавтобуса. Этого полицейского, по лицу которого струилась кровь, а шлем, сорванный взрывной волной, валялся в нескольких шагах, можно было принять за труп, но он был все еще жив. И, увидев «террористов», потянулся к лежавшей в полуметре от него «Грозе».

— Не балуй! — Иван Слюсаренко наступил на запястье стражу порядка, нацелив на него короткий ствол «Вихря». — Я могу пристрелить тебя и спокойно уйти, но я хочу просто уйти, без лишней крови. Я русский и с русскими не воюю. У нас другой враг. И ты вспомни, кто ты есть. И подумай, прежде чем нажать на спуск, стоит ли стрелять?

С этими словами Слюсаренко уверенно двинулся к выходу со двора, а Громов направился за ним, инстинктивно сдавшись, ожидая выстрела в спину, зная, что не успеет ощутить приближение смерти. Но выстрел так и не прозвучал. Раненый полицейский, положи оружие, пополз к машине, возле которой лежали его товарищи, принявшие на себя ударную волну американской ракеты. О террористах он уже не вспоминал.

— Значит, так, — решил Слюсаренко, когда они, поддерживая друг друга, прошли почти квартал. — Мы свое дело сделали, теперь нужно выжить. Ложимся на дно, все операции сворачиваем, контакты только дистанционно, через Интернет, в крайнем случае, телефон. Нас будут искать, Максим, поднимут на ноги всех, американцы тоже впрягутся. Нам нужно теперь выждать, стать незаметными. Мы и так громко заявили о себе, кому нужно, услышат это и поймут многое. А теперь мы должны уцелеть!

— Ясно!

— Добро, — кивнул полковник. — Значит, расходимся. И, если что, если хотя бы померещится слежка, засада, все, что угодно, немедленно дай знать. Лучше быть живым параноиком, чем спокойным, но мертвым!

Город приходил в себя. Где-то неподалеку завывали сирены, в стороне со стрекотом пролете вертолет, наверное, пытались обнаружить с воздуха нападавших. Раздавалось многоголосие автомобильных клаксонов.

Не обращая на все это внимания, Иван Слюсаренко развернулся и неторопливо, уверенной походкой совершенно честного человека, которому не от кого скрываться, двинулся по переулку. Громов с полминуты стоял на месте, глядя в спину своего товарища, а затем неторопливо направился в другую сторону. В голове гудело, звенело в ушах, близкий взрыв не давал забыть о себе, но Максим Громов все-таки остался жив в отличие от других, и был готов продолжить борьбу, пусть хотя бы за то, чтобы оставаться живым и впредь.

Стрельба на Ленинском стихла, уступив место вою сирен, шелесту раций, стонам раненых. Последних было не много, террористы били наверняка. Трупы еще не увезли, вокруг них суетились криминалисты, кто-то что-то фотографировал, и Ринат Сейфуллин старался не смотреть на валявшиеся тут и там, укрытые чем попало куски остывающей плоти.

Рядом «болгаркой» резали корпус сгоревшего микроавтобуса, пытаясь извлечь из смятой коробки тела тех, кто так и остался внутри. Министр экономики России отвернулся, чувствуя, как снова подкатывает к горлу тошнота.

Мануэль Криштиану Да Силва, поддерживаемый под локоть рослым парнем в сером камуфляже и опущенной на лицо маске, медленно прошел мимо сидевшего на бордюре Сейфуллина. Сейчас вокруг было полно полицейских с оружием и в полной экипировке, наверное, не меньше сотни, и это давало ощущение полной безопасности. Над головами кружил вертолет, откуда-то появлялись все новые патрульные машины. Царила нервная и абсолютно бесполезная суета.

— Господин Да Силва, — Ринат поднял глаза на бразильца, бронзовая кожа которого приобрела пепельно-серый оттенок. — Мне жаль вашего коллегу. Это ужасная трагедия, такого не должно было произойти.

— Сеньор Сейфуллин, еще несколько минут назад вы утверждали, что способны навести порядок в стране без помощи извне. Но вы оказались не способны навести порядок даже в столице, и на это ваших сил не хватило. Ваше правительство ждет поддержки ООН, но если мы вынудим американцев вывести свои войска, Россию охватит хаос. Несмотря ни на что я хочу скорее встретиться с премьером Лыковым, чтобы высказать ему то, что сказал сейчас вам.

Да Силва двинулся дальше, туда, где уже ждал бронированный лимузин из бывшего президентского автопарка, сопровождаемый несколькими бронемашинами «Тигр», с крыш которых щерились во все стороны стволы крупнокалиберных «Утесов» и автоматических гранатометов АГС-17. Сейфуллин открыл рот, словно что-то хотел сказать вслед бразильцу, но передумал. Вместо этого он вытащил из кармана пиджака чудом уцелевший мобильник, по памяти набрав номер. После нескольких гудков в динамике раздалось встревоженное:

— Ринат Шарипович? С вами все в порядке?

Николай Аверин, начальник личной охраны Сейфуллина, судя по голосу, был сильно взволнован. Ему полагалось быть рядом со своим шефом, но министра охраняет не частная фирма, и ведомственная служба безопасности. И сейчас Аверин воспринимал произошедшее как личную трагедию.

— Все в порядке, Коля. Я цел и невредим, в отличие от многих, кто был здесь. Что тебе известно о нападавших?

— Часть террористов была уничтожена, — сообщил Аверин, прослушивавший переговоры полиции, и потому находившийся в курсе событий. — Уйти удалось немногим.

— Но все же удалось. Разумеется, их будут искать, возможно, найдут, но я хочу, чтоб ты нашел этих людей раньше, чем органы! Ты меня понял?

— Им осталось жить сутки, Ринат Шарипович!

— Нет, Коля, ты меня не понял! Ты используешь все свои связи, найдешь тех, кто атаковал кортеж, найдешь их лидера и доставишь его в такое место, где я смогу поговорить с этим человеком наедине, не озираясь по сторонам каждую минуту. Потому что мне есть, что сказать ему!

— Я все сделаю!

Сейфуллин нажал «отбой», еще раз осмотревшись по сторонам. Сгоревшие искореженные машины, трупы, сотни стреляных гильз под ногами бегавших вокруг людей. Еще совсем недавно такое можно было увидеть по телевизору, в репортажах из Кабула, Багдада, хотя бы из Грозного, а теперь это происходило почти в центре российской столицы. Чего бы ни добивались террористы, на самом деле они достигли лишь одного. Теперь, после гибели своего представителя, никто в ООН и заикнуться не посмеет о выводе американских войск из России. А это значит, оккупация примет узаконенный характер. И с этим Сейфуллин примириться никак не мог.

Спустя несколько часов после боя в пригородах Москвы столица все еще была похожа на растревоженный улей. На улицах, площадях и перекрестках появились люди с оружием, в бронежилетах и шлемах «Сфера», с нашивками «Полиция» на новенькой униформе. Усиленные посты и патрули были повсюду, стражей порядка на улицах оказалось вдруг даже больше, чем простых москвичей, а те, чувствуя тревогу, спешили скорее вернуться в свои дома. Набившие оскомину столичные пробки стали еще длиннее, потому что посты дорожного патруля останавливали едва ли не каждую вторую машину, выбирая их из общего потока по понятным только самим полицейским признакам. Огромный мегаполис вновь оказался близким к незримой линии фронта.

Одинокий прохожий, сворачивая с оживленного проспекта в тихий переулок, проводил взглядом пролетевший низко над домами вертолет, легкий Ка-226, окрашенный в сине-белые цвета столичной полиции. Столичные власти демонстрировали кипучую деятельность, словно пытаясь оправдаться перед заморскими хозяевами. В прочем, так оно и было на самом деле.

Прохожий, проводив взглядом геликоптер и усмехнувшись, уверенной и чуть усталой походкой двинулся дальше привычным маршрутом. Навстречу ему из какой-то подворотни показались трое молодых парней, пьяно хохотавших и размахивавших бутылками с пивом. Увидев идущего навстречу человека, они сомкнули ряды, преградив ему путь.

— Закурить не найдется, братан?

Один из троицы, самый высокий и широкоплечий, выступил вперед, дыхнув перегаром на остававшегося спокойным прохожего. Плотный мужчина лет сорока, одетый в кожаную куртку, джинсы и тяжелые ботинки наподобие армейских, снизу вверх спокойно взглянул на нависшего над ним парня, негромко произнеся:

— Извини, братан, не курю. Да и ты лучше побереги здоровье.

— Ты че?!

Вожак тройки искателей приключений угадал намек в ответе прохожего и почувствовал, что тот нисколько не испугался, напротив, собрался, сжался, готовый к внезапному броску, к бою.

— Шли бы вы лучше на хату, там и оттягивались, — произнес, взглянув в глаза парню, мужчина в кожанке. — Сейчас патрули на каждом шагу, в пять минут примут, а могут и просто положить, если бузить начнете. Режим чрезвычайного розыска, у постовых приказ стрелять на поражение. Так что, ребята, не лучший вечер вы для прогулки выбрали.

Сказал это и двинулся вперед, раздвинув опешивших отморозков, и впрямь решивших сегодня повеселиться, набив кому-нибудь морду. Делали они это не ради грабежа, хотя дорогой мобильник тоже оказался бы не лишним, а просто ради удовольствия, ради ощущения собственного всемогущества. Увидев их, запоздалые гуляки спешили скрыться где угодно, убраться с дороги, и только этот спокойный мужик с ничего не выражавшими глазами не проявил и тени испуга. Постояв в переулке еще несколько минут, все трое решили вернуться домой к одному из компании, по пути купив еще пива, так, чтоб хватило до утра. Связываться с новой столичной полицией им почему-то не захотелось.

Бывший полковник Федеральной службы безопасности, прекратившей свое существование вместе с прочими силовыми структурами последним приказом главы российского Правительства, пошел дальше, не оглядываясь. Уличных отморозков Иван Слюсаренко не боялся, да и к тому же был уверен, что эти трое все правильно поняли и не станут соваться на рожон. И это было здорово, ведь на шум драки могут явиться полицейские, а их внимание перешедшему на нелегальное положение бывшему чекисту было ни к чему.

Спокойным шагом Слюсаренко направился к обычной девятиэтажке, одной из тех, где у него была конспиративная квартира. Укромных берлог, где можно отсидеться, переждать бурю, у полковника имелось несколько, в основном, как эта, в пригородах, в спальных районах, где любая активность становится заметной мгновенно, где сложно организовать слежку или устроить засаду. Здесь все у всех на виду, каждый знает по имени и в лицо не только соседей по подъезду, но и жильцов всего дома, да и соседних тоже. Знал их и Слюсаренко, пускай не живший здесь целый год, но обладавший отменной памятью, которую, к тому же, тренировал, не позволяя мозгу застаиваться. И потому он мгновенно выделил среди припаркованных у подъезда автомобилей незнакомый «Мерседес», слишком дорогой и роскошный, чтоб принадлежать кому-то из живущих здесь, обходившихся или отечественными «Десятками» и «Калинами», или более экономичными японскими и корейскими машинами.

Поравнявшись с «Мерседесом», Иван Слюсаренко заметил у соседнего подъезда двух молодых парней, прилично одетых, куривших, стоя на ступеньках. Конечно, запомнить всех, кто жил во дворе, невозможно, тем более, всяких приятелей и родню, лишь изредка появлявшуюся здесь, но именно эти двое слишком уж внимательно изучали проходивших мимо людей, почти не разговаривая между собой. На миг полковник ощутил на себе брошенный вскользь взгляд и инстинктивно напрягся. В ту же секунду распахнулась дверца иномарки позади него, и раздались торопливые шаги.

Рывком расстегнув «молнию», Слюсаренко сунул руку под куртку, нашарив рукоятку пистолета, висевшего в подплечной кобуре. Ходить по улицам с оружием было опасно, но полковник предпочитал разумный риск ситуации, когда он, безоружный, окажется лицом к лицу с вооруженной группой захвата

Патрон уже был в стволе, и потому Слюсаренко лишь сдвинул флажок предохранителя, готовый в любой миг выхватить оружие. Сейчас в кобуре покоился не один из новеньких «Грачей» под мощный «парабеллумовский» патрон, какие едва успели поступить на снабжение ФСБ, и не заслуженный ПМ, вопреки всему, остававшийся самой популярной моделью личного оружия у привыкших к нему за годы службы оперативников.

Специальный самозарядный пистолет ПСС, известный также как «Вул», не был широко известен и не был особо распространен, но спецслужбы пользовались им давно, оценив преимущества бесшумного оружия под мощный патрон СП-4 калибра 7,62 миллиметра. Весом и габаритами он почти не отличался от «Макарова» — вес с патронами всего восемьсот пятьдесят граммов, длина семнадцать сантиметров. Но «Вул», в отличие от обыкновенного ПМ, стрелял почти без звука — пороховые газы оставались запертыми в гильзе специального патрона, а пулю, способную, кстати, пробить два миллиметра твердой стали за двадцать пять шагов, выталкивал шток-поршень, закупоривавший дульце гильзы и запиравший продукты горения пороха внутри ее. Правда, емкость магазина была невелика, всего шесть патронов, но в сочетании со скрытностью и относительной компактностью оружия это было простительно, превращая ПСС в пистолет, отлично подходивший для скрытного ношения.

Тот, кто выбрался из «Мерседеса», ускорил шаг, это Слюсаренко почувствовал, даже не оборачиваясь. И одновременно боковым зрением он заметил, что двое незнакомых парней, куривших в подъезде, приближаются, выбросив едва прикуренные сигареты. Полковник крепче сжал пальцы на рукоятке пистолета, ощутив ладонью шероховатый пластик накладных щечек. Три противника, шесть выстрелов — неплохой расклад, и, возможно, прежде чем кто-то что-то поймет, ему удастся скрыться в ближайшей подворотне. Хотя происходящее выглядело странно, такой демонстративной засады он не мог себе представить. Бывшему чекисту самому приходилось организовывать подобные операции и участвовать в них лично. Слюсаренко понимал, что однажды придут и за ним, но не мог поверить, что брать его решили так глупо, как обычного гопника, а не профессионала-контрразведчика.

Дверь подъезда распахнулась, выпуская навстречу немолодую женщину с мусорным мешком. Иван, посторонившись, пропустил ее, чуть кивнув, и забежал в подъезд, мгновенно отскочив к стене. Забившись в угол за распределительным щитом, Слюсаренко рванул из-за пазухи пистолет, выцеливая дверной проем. Тот, кто шел следом, ворвался следом, замерев на пороге и часто заморгав, привыкая к царившему здесь полумраку. Прежде, чем он увидел полковника, Слюсаренко уже стоял сзади, вдавив в затылок филера короткий ствол ПСС.

— Не стреляй, — сдавленно просипел попавший в захват незнакомец, даже не делавший попыток вырваться. — Не стреляй! Черт, не дави так, дышать нечем!

— Какого хрена тебе нужно?! Кто ты?

— Успокойся, полковник, мы не арестовывать тебя пришли, — прохрипел, шумно вдыхая, незнакомец, молодой мужчина лет тридцати, довольно крепкий на вид. — Расслабься и не делай глупостей!

Торопливо обыскав своего пленника, Слюсаренко обнаружил в подплечной кобуре пистолет, австрийский «Глок-17». А в кармане нашлось удостоверение частного охранника, в прочем, название фирмы, в которой якобы работал этот шустрый парень, ничего полковнику не говорило.

— Тогда зачем?

— Если бы хотели повязать, давно бы уже спеленали, как младенца, не один ты такой резкий. С тобой поговорить хотят, полковник!

— Кто?

— Езжай с нами, все узнаешь. Машина у подъезда.

— Два баклана из соседнего подъезда — твои?

— Мои. Срисовал все же?

— Халтурно работаете, — хмыкнул Слюсаренко, ослабляя хватку и опуская оружие. Он уже понял, что сейчас опасности ждать не нужно. А вот после «разговора»…

«Глок» незнакомца перекочевал за пояс чекиста, но прежний владелец импортной «пушки» не выглядел огорченным. Слюсаренко подтолкнул незнакомца к выходу, и тот неторопливо двинулся вперед, а следом — сам полковник, сжимавший в крамане готовый к выстрелу ПСС.

Железная дверь со скрипом распахнулась, и двое примеченных ранее бывшим чекистом парней, болтавшихся у соседнего подъезда, а сейчас перебравшихся гораздо ближе, мгновенно напряглись. Их босс, без лишних слов догадывавшийся, что находится на прицеле у партизана, махнул рукой, и оба его помощника отступили назад.

— Прошу, — незнакомец, так и не назвавшийся, указал Слюсаренко на «Мерседес». — Если не против, располагайтесь сзади.

— Извольте, — усмехнулся Иван, отметивший, что оружие у него никто отобрать не пытался. Наверное, это следовало расценивать, как знак высокого доверия.

Слюсаренко плюхнулся на заднее сидение «Мерседеса», а его пленник устроился спереди, рядом с угрюмым шофером. Еще двое, страховавшие своего патрона, направились к приткнувшейся в дальнем углу двора серой «Ауди».

— Едем, — произнес незнакомец, передавший странное приглашение Слюсаренко. — На дачу!

Машины выехали со двора, «Мерседес» первым, за ним, чуть поотстав, «Ауди» с эскортом. Водитель, хмурый неразговорчивый мужик, точно знал маршрут, не задавая лишних вопросов. Его сосед тоже замолчал, и Слюсаренко не стал нарушать тишину, уставившись в окно и стараясь получше запомнить маршрут.

Сперва кортеж изрядно пропетлял по городу, избегая оживленных магистралей, движение на которых замерло, парализованное пробками. Наконец, примерно через час, машины вырвались из столицы, промчавшись по пригородам, почти без задержки миновав кольцевую и двинувшись куда-то на северо-запад. Еще через полчаса, буквально пролетев за это время километров восемьдесят, словно никаких правил и знаков, ограничивающих скорость, попросту не существовало, кортеж уткнулся в ворота, перегородившие шоссе, исчезавшее где-то в осеннем лесу. Слюсаренко не заметил ни одного человека рядом, зато увидел дистанционно управляемые камеры над въездом, должно быть, тот, кто находился у монитора, опознал своих — створки ворот плавно распахнулись, и машины проехали дальше. Через пять минут «Мерседес» затормозил перед симпатичным домиком, всего лишь двухэтажным, вовсе не похожим на какую-нибудь виллу олигарха. Вокруг — заботливо подстриженные кусты, ухоженные цветники, беседка чуть в стороне.

Тот, кто возглавлял посланную за Слюсаренко группу, покинул машину, распахнув заднюю дверцу и выпуская наружу своего пассажира:

— Прошу вас!

— И что дальше? — поинтересовался Слюсаренко, выбравшись из «Мерседеса» и одергивая на себе куртку.

— Проходите внутрь, там вас ждут. А я останусь здесь, когда все закончится, отвезу вас обратно, ну, или куда скажете.

Бывший чекист кивнул, двинувшись к коттеджу. По обе стороны от крыльца замерли крепкие молодые мужчины с цепкими взглядами ничего не выражающих глаз и компактными пистолетами-пулеметами «Бизон» на плечах — не узнать это редкое оружие, бросавшееся в глаза цилиндрическим шнековым магазином, было невозможно, тем более, для кадрового контрразведчика. Еще один плечистый молодчик терпеливо ждал полковника на ступенях. При приближении Слюсаренко он требовательно протянул широченную ладонь, сурово буркнув:

— Ваше оружие!

Слюсаренко молча отдал сначала ПСС, затем трофейный «Глок», и охранник, посторонившись, произнес:

— Прошу! Поднимайтесь наверх!

Пожав плечами, бывший чекист, которому происходившее все сильнее напоминало сцену из американского кино, послушно зашел в дом, поднявшись по извилистой лестнице на второй этаж. Он оказался в просторной комнате, не производившей впечатления того места, где кто-то постоянно жил. Из мебели — стол посередине, несколько стульев, диван у стенки и закрытый бар. У противоположной стены — огромный плазменный телевизор. Никаких украшений, ни фотографий, ни картин на голых стенах, ковров или гобеленов тоже нет, зато есть запах краски и еще чего-то строительного.

Тихо скрипнула половица, и Слюсаренко, мгновенно обернувшись на звук, увидел вошедшего в комнату человека. Иван сразу же узнал его, того, кого едва ли не каждый день теперь показывали по телевизору в разделе официальной хроники и кого партизаны считали одним из своих врагов, заочно приговорив к смерти.

— Добрый день, — произнес Ринат Сейфуллин, подходя к гостю и протягивая ему руку. — Рад, что вы приняли приглашение и решили уделить мне немного времени, господин Слюсаренко. Или мне называть вас товарищ полковник?

— Что вам нужно? Что все это значит?

Бывший контрразведчик чувствовал смятение. Перед ним стоял враг, и этот враг знал, что самим Слюсаренко и его соратниками он давно уже приговорен. Но вместо этого Сейфуллин, с самого начала ставший одним из самых преданных слуг заокеанских «хозяев», всеми силами помогавший им устанавливать в России новый «порядок», вежливо протягивал руку, хотя должен был уже звать своих телохранителей.

— Я хочу поговорить. — Министр экономики нового российского правительства, так и не дождавшись ответного рукопожатия, прошел к столу, став возле него, спиной к окну и лицом к настороженному партизану. — Поговорить и предложить объединить наши усилия в той борьбе, которую вы ведете столь отчаянно и столь же безуспешно.

Произнеся эти слова, Сейфуллин замолк, ожидая, когда его ошеломленный собеседник придет в себя и сможет хоть что-нибудь вымолвить в ответ.

— Что вы хотите сказать? — Слюсаренко растерялся и сейчас, несмотря на всю свою выдержку, не мог скрыть этого.

— Прежде всего, хочу сказать, что вы, являясь прекрасным тактиком, ни черта не смыслите в стратегии, иначе никогда не устроили бы подобную бойню на пути из аэропорта. Или сперва хотя бы уточнили бы, кто находится в кортеже, полковник!

— В кортеже находились американские эмиссары, посланники президента США! И мы дали им понять, что каждый миг пребывания непрошенных гостей на русской земле может оказаться последним, несмотря на любую охрану!

— В кортеже находились инспекторы ООН, которым предстоит решить вопрос — быть или не быть присутствию американцев в России. Никому, кроме Вашингтона, не нужна оккупация нашей страны одной из великих держав. Генеральная Ассамблея ООН уже подготовила проект резолюции, предписывающей американцам вывести свои войска, и США вынуждены были бы подчиниться международному давлению. Или хотя бы действовать не в одиночку, а в составе интернационального контингента. Но вы сделали все, чтобы ооновские наблюдатели убедились — местные власти не способны навести порядок даже на пути от аэропорта до собственной столицы, и террористы действуют безнаказанно. А американцы получили повод, чтобы их войска продолжали занимать нашу территорию, обеспечивая «безопасность» находящихся в России иностранцев, раз уж сами мы оказались бессильны в этом деле! после всех ваших заявлений не ожидал, полковник, что вы и ваши товарищи так могут подыграть врагу!

— Чушь! Мы получили самые точные сведения о том, что вместе с ооновскими инспекторами в Москву прибывают американцы, в том числе советник президента по безопасности Бейл! Они были нашей целью!

— Но в последний момент американская делегация решила приземляться не во Внуково, а в Раменском, на своей базе. В тот самый момент, когда ваши бойцы уже занимали позиции, и давать приказ об отмене операции было поздно. Знайте, полковник, что тот, кто предложил саму идею атаки на кортеж, является провокатором, и хорошо, если он работает только на наши доморощенные спецслужбы, а не на американцев напрямую. На вашем месте, я бы избавился от «крота» немедленно!

— Это мне решать!

Растерянность Слюсаренко лишь росла с каждой секундой, с каждый словом, произнесенным Сейфуллиным. Полковник сам понимал, что гибель ооновских эмиссаров станет поводом для американцев оставить все, как есть. Весь мир убедится, что русские сами не способны ни на что, а это значит, кто-то должен присматривать здесь за порядком, и не было сомнений в том, кому выпадет эта роль.

— В прочем, после того, что произошло, я убедился в вашей решимости, и только поэтому сейчас говорю с вами, — продолжил Ринат Сейфуллин. — Признаюсь, выйти на вас было непросто, но в моей личной службе безопасности работает немало профессионалов, мастеров своего дела. Они подчинены мне лично, так что о нашей беседе не узнает никто. Во всяком случае, не слишком быстро, — хмыкнул Сейфуллин, и Слюсаренко понимающе усмехнулся в ответ — утечка информации неизбежна, это лишь вопрос времени, и нужно использовать предоставленную фору.

— Вы приняли власть из рук американцев, — задумчиво, медленно выцеживая слова, произнес Слюсаренко. — Прежнее правительство объявило вас преступником, вас вполне могли арестовать, а сейчас вы — один из первых людей в государстве. У вас есть все, вам ничто не грозит. Зачем вам я? Почему вы пытаетесь убедить меня в том, что среди нас есть предатели? Для чего все это?

Ринат Сейфуллин ничего не ответил. Он молча подошел к окну, повернувшись к бывшему полковнику ФСБ спиной, став вдруг невероятно уязвимым. И лишь спустя почти минуту глухо произнес, не оборачиваясь:

— Свое состояние я нажил не вполне законным путем, хотя это было давно. Я не мафиози, не вор в законе, пусть и приходится общаться с разными людьми. Общество устроено так, что уважают богатых, а, значит, сильных. Я хотел, чтоб моих детей уважали, чтоб они жили, не отказывая себе ни в чем, жили, а не существовали! Хотел, чтоб моей жене не пришлось работать день и ночь, выбиваясь из сил за жалкие копейки в тщетных попытках обеспечить своих детей! Я делал все для них, не для себя, но их больше нет, а я остался по страшной прихоти кого-то там, на небесах! Они умерли, когда на мой загородный дом упал сбитый русским истребителем американский «Геркулес», и все, что осталось мне — пепелище, руины! Этого бы не случилось, не будь войны! Мне плевать на политику, я хочу отомстить, и вы, полковник, с теми, кто готов за вами пойти, станете орудием мести в моих руках! У нас разные мотивы, но цель одна — чужакам не место на нашей земле, и лучше, если они покинут ее в гробах, а не на своих двоих! У вас есть люди, готовые умереть ради этой цели, а я могу дать им все, чтобы эти смерти не были напрасными!

Сейфуллин пошел к столу, взяв пульт от телевизора, щелкнул клавишей. Звука не было, но на экране замелькали кадры, снятые несколько часов назад на Ленинском, виды которого узнали оба. Куда-то мчалась «скорая», пролетел вертолет, появились на экране и исчезли полицейские в полной экипировке, их сменил какой-то чин в мундире с золотым шитьем, что-то мрачно говоривший.

— Американцы нарушили собственные обещания, — вымолвил Сейфуллин, взглянув на своего гостя. — Их беспилотный самолет нанес ракетный удар по жилому району. В доме, где находилась ваша группа, погибло пять человек, мирные жители, еще несколько получили ранения. Этого американцам было мало, они еще раз обстреляли вашу группу уже во дворе. Прицел оказался не точен, погибло четверо полицейских, тех,кому янки вроде бы хотели помочь. За этот инцидент американское командование не извинилось, напротив, сейчас в небе над Москвой находится с полдюжины их беспилотных разведчиков, разумеется, вооруженных. Нас ни во что не ставят, а нам пока нечем ответить всерьез!

— А вы думали, будет по-другому?

— Американцы хотели сделать нас совсем беспомощными, но кое-чего мы все еж добились. Мы воссоздали вооруженные сил, пусть и называемые полицией. Их немного, всего несколько бригад, но людей туда подбирали не случайных, оснастили их тоже неплохо, даже есть легкая бронетехника и вертолеты, хотя янки это не по душе, но они пока терпят.

— Та самая полиция, от рук которой сегодня погибли мои товарищи, — зло выплюнул Слюсаренко. — Да, отличный повод для гордости!

— Кстати, не задумывались, почему такие большие потери? из четырех ваших групп две были уничтожены полностью, вам удалось прорваться, потеряв двоих, еще одна группа ушла в полном составе, возможно, с ранеными, но вырвались все. Но именно вырвались — спустя три минуты после начала атаки полиция уже знала расположение ваших позиций, а не работала «по площадям».

— И что?

На самом деле Иван Слюсаренко уже вполне понимал, к чему клонит Сейфуллин. Только верить в это не хотелось.

— Среди вас есть предатели. Вы еще готовили план, а кто-то в Министерстве внутренних дел знал его детали. Вам позволили убить ооновцев, а затем начали убивать вас, но тогда, когда ничего уже нельзя было изменить. Главное вы сделали — показали всему миру, как слаба наша власть, дали повод американцам остаться в России всерьез и надолго, якобы оказывая услугу и нам и всему человечеству.

Сейфуллин щелкнул пультом, выключив телевизор.

— Мы сделали то, что должны были сделать, — вскинулся Слюсаренко. — А что сделали вы? Верно служили новым хозяевам?

— Ты еще ничего не понял, полковник? Когда вы стали размещать в Интернете свои угрозы, я не воспринимал вас всерьез. Когда узнал о гибели американских солдат, попавших в засаду, изменил свое мнение. А после того, что произошло сегодня, понял, что вместе, общими усилиями, мы добьемся того, к чему стремимся. Собери побольше людей, которым небезразлична судьба России, а я укажу вам настоящую цель! Поверь, я на твоей стороне, полковник! Позволь мне отомстить за семью!

Бывший полковник ФСБ Иван Слюсаренко, ныне превратившийся в преследуемого всеми преступника и террориста, больше не колебался. Что-то вдруг изменилось в нем самом и вокруг него. Стоявший перед ним человек, уверенный в себе, наделенный властью, почти всемогущий по меркам простых обывателей, не требовал, не приказывал. Он лишился самого дорогого, что может быть у человека, и хотел отомстить, и это желание, пришедшее из седой древности, когда жизнь была намного страшнее, но и намного проще, хорошо было понятно боевому офицеру, тоже творившему месть за своих бойцов, погибавших и на склонах кавказских гор, и в московских трущобах.

— Сегодня много моих товарищей погибло, — промолвил Слюсаренко. — Но еще больше готовы пожертвовать собой, только если указать им настоящую цель, если цена их смертей окажется действительно высока. Если среди нас есть предатель, я смогу от него избавиться, но мне будет нужна ваша помощь.

— Я сделаю все, что нужно. Моя служба безопасности способна творить чудеса, — усмехнулся Сейфуллин. — Отыскали же они вас за полдня, полковник!

Они шагнули навстречу друг другу и крепко пожали руки. В тиши подмосковной дачи, окруженной двойным кольцом охраны, был заключен новый союз. И вскоре тем, кто считал себя полноправными хозяевами покоренной России, предстояло ощутить на себе его зарождающуюся мощь.


Май — ноябрь 2012,

Рыбинск.

День победы. Том 3 Бои местного значения

Только действия в счет,
А слова пусты!
Разделился весь мир,
Отвечай, с кем ты?
«С кем ты», Ария.
Том 3 «Бои местного значения». Борьба с американской оккупацией продолжается. Сражения в лесах Русского Севера и на улицах Москвы. А тем временем японские войска высаживаются на Сахалин.

Глава 1. Засада

Эр-Рияд, Саудовская Аравия — Москва, Россия 20 октября
Ясин Рузи неторопливой походкой уставшего от тяжкого труда человека шел по шумной улице, по широкому тротуару, навстречу сплошному потоку машин. Было жарко, к вечеру мостовые Эр-Рияда раскалились, точно сковородка, в воздухе стоял резкий запах бензина, плавали сизые клубы выхлопных газов. Земля аравийского полуострова щедро давала нефть, столько, что хотя ее и отправляли за океан во чревах гигантских супертанкеров, оставалось еще вполне достаточно, чтобы прямые широкие улицы саудовской столицы заполонили десятки тысяч личных авто.

На скромного палестинца никто не обращал внимание. Идет себе и идет человек, честно отработавший день. И на самом деле Рузи лишь полчаса назад покинул электростанцию, питавшую энергией целый район Эр-Рияда, сдав свою смену болтливому сирийцу. Саудовцев там вообще не было, если не считать начальника и его помощника, которые сами никогда и ничего не делали. Жители королевства чурались настоящей работы, той, после которой порой болит все тело, сводит мышцы, от которой градом катится по лицу пот. У них было все, кроме нужды зарабатывать себе на кусок хлеба, и уроженец Рамаллы порой начинал ощущать ненависть к этим холеным, избалованным судьбой людям. Ему-то приходилось вкалывать с детства, бросив школу, кое-как лишь научившись читать и писать, ведь после гибели отца кто-то должен был кормить младшего брата и двух сестер, да еще престарелую мать. А когда не стало и их, Ясин перебрался в эту страну, где одновременно ненавидели и презирали чужаков, и были рады тем, кто готов делать тяжелую работу.

Расстегнув воротник рубашки, Рузи подошел к прилавку уличного кафе, попросив банку содовой. И в тот самый миг, когда он дернул ключ, вскрывая ее, палестинец заметил слежку. Ему мгновенно стало холодно в самый зной, когда Ясин понял, что двое неторопливо прогуливавшихся по улице мужчин, не разговаривавших между собой, но державшихся рядом, наблюдают именно за ним, не сводя взглядов с мгновенно покрывшейся под рубашкой липким потом спины.

— Еще! — хрипло произнес Рузи, удивляясь, с каким трудом слова покидают глотку.

— Все в порядке?

Кажется, торговавший за стойкой египтянин действительно забеспокоился, поняв, что с очередным посетителем что-то не так.

— Да, — Рузи махнул рукой. — В порядке.

Схватив холодную банку, словно гранату, он влился в поток прохожих и боковым зрением заметил двинувшихся следом незнакомцев. Здесь, в толпе, он был в безопасности, на виду сотен прохожих ему никто ничего не посмеет сделать, но вечно не будешь бродить по улицам, таская за собой «хвост». Оставалось лишь понадеяться на удачу да на свои быстрые ноги.

Ясин прошел еще полквартала, время от времени замедляя шаг, и каждый раз убеждаясь, что «хвост» никуда не делся. Эти двое шли следом, как привязанные, заставляя палестинца нервничать. Конечно, он прибыл в Саудовскую Аравию вполне легально, чтоб заработать, благо платили здесь щедро, доллары от продажи нефти текли рекой в эту страну, жители которой так привыкли к роскоши и уюту. А еще сюда не было хода израильским спецслужбам, которые не упустили бы возможности по душам поговорить с одним из младших командиров «Хамас», успевшим отличиться несколькими смелыми и жестокими акциями, стоившими жизней многим мальчишкам из ЦАХАЛ. Евреи славились тем, как умеют мстить, находя своих врагов повсюду, но саудовский король никогда не пустил бы их в свою страну, ни явно, ни тайно. Во всяком случае, Ясин Рузи искренне верил в это до сегодняшнего дня.

Бывший палестинский боевик все же дождался удобного момента. Вот он бредет неспешно, ничего не замечая вокруг, а вдруг бросается в узкий переулок со всех ног. Расслабившиеся соглядатаи пришли в себя спустя пару секунд, но и этого оказалось достаточно. Рузи пробежал извилистый переулок, промчался по нему, как ветер, отрываясь от преследователей. Слыша только шум ветра в ушах, да удивленные возгласы редких прохожих, палестинец выскочил на соседнюю улицу, и тотчас едва не попал под колеса массивного белоснежного Шевроле «Субурбан».

— Шайтан!

Хромированный бампер ударил палестинца в бок, словно тараном. От боли в глазах на миг потемнело, но беглец нашел в себе силы вновь подняться на ноги, в последний миг избежав участи оказаться под широкими колесами Шевроле.

Ясин Рузи отскочил в сторону, а из резко затормозившего внедорожника вдруг выскочили сразу четверо, в масках, черных комбинезонах, поверх которых были надеты бронежилеты, с компактными пистолетами-пулеметами Р-90 производства бельгийской «Фабрик Насьональ».

— Стоять! — В спину Рузи ударил злой окрик, и тотчас над самым ухом с визгом пролетела пуля.

Ясин рванул, что было сил. Прохожие в ужасе разбегались в разные стороны, в толпе было уже не укрыться, но палестинец не хотел сдаваться. Он слышал за спиной частые шаги, кто-то снова крикнул, приказывая остановиться, а затем что-то ужалило спину раскаленной иглой, а через миг тело пронзил электрический импульс.

Боец саудовского спецназа, сжимая в руках пистолет-пулемет, подошел к подрагивавшему в конвульсиях телу, из спины которого торчали два спиральных провода, соединявших гарпун-электрод с новомодной американской игрушкой, «Тазером», электрошоковым устройством дистанционного действия. Невесть в чем провинившийся мужчина явно был жив, пребывая в жалком состоянии. Спецназовец с омерзением скривился, увидев натекшую из-под мелко дрожавшего тела дурно пахнущую лужу.

— В машину его, — приказал приблизившийся к телу командир. — Быстро! Нас ждут!

Четыре крепкие руки подхватили безвольное тело, бросив его на заднее сидение «Субурбана», и машина, взревев мощным движком, сорвалась с места, бесцеремонно распихивая в стороны плотный поток многочисленных легковушек, буквально забивших улицу.

Понемногу Ясин Рузи пришел в себя, поняв, что его уж успели увезти куда-то в пригород. С обеих сторон сидели молчаливые крепыши в полной экипировке и опущенных на лицо масках.

— Что происходит? — осмелился подать голос Рузи. — Куда мы едем?

— Приедем — узнаешь. А пока закрой рот!

Ясин предпочел заткнуться, тем более, говорить из-за прикушенного языка и так было больно, и тело ломило, наверное, после удара. Молчать пришлось еще минут десять, пока «Субурбан», попетляв по улочкам, не остановился во дворе какого-то дома. Один из провожатых, сидевший слева от Рузи, выбрался из машины, а тот, что был справа, ткнул палестинца в бок стволом Р-90, коротко приказав:

— Выходи!

Ясин кое-как выбрался из салона внедорожника, и тотчас стоявший возле машины боец толкнул его в спину, указав в сторону дома:

— Иди!

У входа стояли еще двое, тоже в черном, в масках, бронежилетах, но вооруженные только пистолетами. Они чуть расступились в стороны, пропуская палестинца, за которым следом шел, тяжело дыша в затылок, безликий спецназовец.

Ясин Рузи оказался в большой, светлой, и почти совершенно пустой, если не считать пару стульев, комнате. И один из стульев был уже занят. Навстречу палестинцу поднялся незнакомый мужчина, бородатый и крючконосый, в полевой форме саудовской армии. Черный берет было аккуратно сложен и всунут под погон. Взглянув на его погоны, Рузи обомлел, едва увидев на плечах незнакомца короны и скрещенные сабли под двумя крупными звездами.

Саудовский генерал пристально посмотрел на обмершего палестинца, остановив взгляд на мокром пятне на его штанах и брезгливо поморщившись, фыркнув ругательство себе под нос. Рузи попятился, но вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, близко, на расстоянии вытянутой руки. И в этой руке может оказаться все, что угодно.

— Не бойся, мой друг, — раздался вдруг позади знакомый, но давно забытый голос. — Здесь тебе ничто не грозит!

Обернувшись, Рузи не поверил своим глазам, увидев того, кого меньше всего ожидал встретить здесь и сейчас. Полковник Хашеми стоял перед ним, такой же поджарый, порывистый в движениях. Не узнать иранского инструктора, наставлявшего бойцов «Хамас» в лагере беженцев на берегу Иордана, было нельзя, хотя сейчас офицер Корпуса Стражей исламской революции был одет в новенькую, еще не обношенную толком, форму капитана королевской саудовской армии.

— Амир?! Откуда вы здесь? Что происходит?

— Благодарю, генерал, — Нагиз Хашеми между тем поклонился незнакомому офицеру, молча наблюдавшему за происходящим. — Это именно тот человек.

— Он и впрямь так ценен? Я вижу жалкое и запуганное до неприличной слабости ничтожество, полковник! Боюсь, вы в нем ошиблись, а ошибка, даже малейшая, может нам вскоре дорого обойтись!

— Он был совсем другим в Газе и Рамалле! И, да, он ценен и нужен мне!

Исмаил бин-Зубейд поморщился. Командир Первой бригады специального назначения Королевских сухопутных войск знал, что королевство нередко поддерживает террористов за рубежом, как было в Афганистане, Чечне, еще кое-где, но на своей земле король беспощадно боролся с любыми проявлениями экстремизма. И сам бин-Зубейд, командир элитной бригады спецназа, был разящим мечом в руках государя, но сейчас настоящий террорист, по локоть запачкавший руки в крови своих жертв, стоял перед ним, но вовсе не для того, чтоб быть казненным по жестоким, но справедливым законам этой страны.

— В кого ты превратился, Ясин? — с сожалением покачал головой Нагиз Хашеми, тоже окинув пристальным взглядом с головы до ног своего бывшего соратника. — Влачишь жалкое существование раба, лишь бы заработать несколько монет на кусок хлеба! Беглец, скрывающийся в чужом краю под чужой личиной! Ты больше не желаешь бороться за независимость своего народа, принесшего так много жертв во имя этой цели?

— Я не готов стать шахидом, амир, а иначе на родной земле мне жизни не будет. Яхуды бы меня нашли и убили, а я хочу жить, я не готов предстать перед Всевышним!

— Скажи, Ясин, помнишь ли ты, как я нес тебя на себе, истекающего кровью, как мы укрывались от израильских патрулей в грязных норах, в воронках от бомб? Или ты забыл обо всем?

— Я помню, амир! И ради тебя готов пожертвовать своей жизнью, она и так с того дня принадлежит тебе!

— Так далеко заходить, я надеюсь, не придется, Ясин, но нас все же ждут большие дела, и я нашел тебя, потому что нуждаюсь в верном и умелом помощнике. И мне нужны будут еще люди, здесь, в этой стране, ставшей для вас новым домом.

— Я смогу найти их, и немало, — горячо воскликнул Рузи. — Я приведу бойцов, сколько нужно! Мы скрываемся здесь, нам позволяют жить и работать, но нас презирают, считают низшими существами, и многим из моих братьев это не по нраву!

Бывший террорист понемногу приходил в себя, поняв, наконец, что никто не собирается казнить его, бросать в тюрьму или передавать израильским властям, что было вполне равнозначно той же казни. Он все еще опасался хмурого и злого саудовского генерала, но присутствие бывшего инструктора, не раз ходившего на израильские территории вместе с бойцами «Хамас», все же вселяло уверенность.

— Вам осталось недолго копить свой гнев, — усмехнулся полковник Корпуса Стражей исламской революции, находившийся в королевстве, как и его собеседник, незаконно, под чужим именем, лишь благодаря помощи генерала бин-Зубейда, своего неожиданного союзника. — Собери людей, скажи, совсем скоро я дам знак, скажу, что делать! Найди тех, кому веришь, кто на самом деле надежен! Это мой новый приказ тебе!

— Слушаюсь, эфенди!

Безликий спецназовец, державший оружие наготове, снова появился на пороге, словно получив мысленный приказ своего командира. Он махнул рукой Ясину, а Хашеми произнес, взглянув тому в глаза:

— Скоро настанет твой час! Жди моего знака, а пока живи тихо и незаметно, как жил прежде. Я скоро тебя отыщу, брат!

Палестинец, сопровождаемый бойцом бин-Зубейда, исчез, а сам генерал обратился к иранскому полковнику:

— Мне этот человек не кажется надежным! Я ему никогда не доверился бы!

— Скоро нам понадобится много людей, а незаметно переправить их через границу трудно. Я не хочу, чтобы вы рисковали, генерал, вы и так помогли нам, передав столько необходимого снаряжения, ввезти которое в королевство мы бы иначе не сумели. И я не хочу, чтобы гибли ваши люди, да и немногие будут готовы обратить оружие против братьев. Неважно, что это месть вашему королю, ведь придется убивать обычных солдат, тех, с кем ел за одним столом, а это трудно. Ясин найдет достаточно бойцов, чтобы исполнить наш план. На острие удара все равно будут мои «пасдараны», а палестинцы нужны, чтоб отвлекать внимание, сеять растерянность, панику. С этим они справятся. И вскоре ваш король горько пожалеет о том, что отправляет на плаху преданных ему людей!

— Пусть настанет это час, я жду с нетерпением! — воскликнул Исмаил бин-Зубейд. — Он рубит головы верным слугам своим, полагаясь на помощь неверных, а это неугодно Господу! И я готов стать орудием мести в руках Всевышнего, пусть это и стоило бы мне жизни!

Нагиз Хашеми, скрывавшийся под личиной саудовского армейского капитана, покинул дом, выбранный для встречи с Рузи, растворяясь в многомиллионном городе. Здесь он ничего и никого не боялся, сливаясь с толпой, легко меняя облик, да и никто не мог искать его здесь. О существовании иранского полковника знал лишь генерал бин-Зубейд, а ему Хашеми старался доверять.

На тихой улочке Нагиза ждал скромный по местным меркам Нисан «Патрол», за рулем которого сидел один из бойцов бригады самого Хашеми, выбранных для того, чтобы исполнить операцию «Гнев Пророка», о которой по обе стороны Персидского залива знало не больше десятка человек. Всего с полковником в Саудовскую Аравию прибыло четверо верных пасдаранов — те, о ком знал саудовский генерал. И еще десяток действовал здесь совершенно нелегально, пересекая границу с разных направлений и разными способами. О них никто не знал, но они всегда были рядом, частью охраняя своего командира, а частью изучая будущие цели, которые спустя считанные недели или даже дни им предстояло атаковать, ввергнув королевство в хаос.

— Едем, Махмуд, — приказал Хашеми, устало плюхнувшись на заднее сиденье внедорожника и подставляя лицо потоку прохладного воздуха, бившему из кондиционера. — На базу!

«Нисан» сорвался с места, напоследок огласив тихую улочку ревом мотора. Полковник Хашеми усмехнулся, видя суету людей на улицах огромного города. Привыкшим к спокойно жизни в достатке, им вскоре предстояло познать настоящий ужас, когда привычный мир рухнет без остатка. И он, Нагиз Хашеми, заставит их черствые сердца наполниться страхом.

Аркадий Самойлов давно уже перестал бояться. За месяцы, проведенные бывший главой российского Правительства в одиночной камере импровизированной тюрьмы, оборудованной в Раменском, он успел подумать о многом, смирившись заранее с любой уготованной ему участью. Самойлов, выросший в семье потомственных партийных функционеров, не был верующим, и даже в последние годы, когда по праздникам первые лица и приближенные к ним повадились посещать храмы, остался в стороне от этого поветрия. И все же теперь он стал сознавать, что высшая справедливость есть, и кто-то на небесах, незримый, но всемогущий, посылает ему справедливую кару за предательство. И оставалось лишь надеяться, что он же, тот, кому разные народы давали разные времена, не оставит Россию и ее народ в беде, простив им все вольные или невольные грехи.

За долгие недели заточения, прерываемого лишь появлением молчаливых солдат, приносивших пищу, американские армейские сухпайки, да выводивших пленника на недолгие прогулки, у Самойлова было время подумать обо всем. Сперва он боялся, да и как тут не бояться, но теперь страх сменился иным, неожиданным чувством — бывшему премьер-министру России стало стыдно.

День за днем проводил сжигаемый изнутри болью Самойлов в своей камере. Ему создали неплохие условия, обставили тесное помещение приличной мебелью, поставили телевизор и радиоприемник, даже стереосистему откуда-то притащили и давали книги, стоило лишь попросить. Никто не грубил арестованному, тем более, не бил, но даже вежливые надзиратели оставались надзирателями, а тюрьма со всеми удобствами не переставал быть местом заточения.

Несколько раз поначалу Самойлова навещал темнокожий мужчина с генеральскими погонами, Мэтью Камински, командовавший всеми американскими войсками в России, как сообщил он сам. К удивлению аркадия, американец вполне сносно говорил по-русски, даже лучше, чем сам Самойлов по-английски, так что удалось пообщаться наедине.

Как долго я останусь здесь? — поинтересовался Аркадий Самойлов.

— Вас передадут новому правительству России, но пока оно только формируется, и за вас буду отвечать я лично и мои солдаты. Как только в вашей стране вновь появится сильная власть, вы покинете это место, и пусть ваши соотечественники решают, что с вами будет дальше.

— Те, кто пришел нам на смену на ваших штыках, никогда не станут сильной властью, — поморщился Самойлов. — Швецова выбирал народ, ему верили, его уважали все, даже враги, ведь это был лидер. А тех, кто сменил его, кто выбрал? Вы назначили тех, кто вам удобен, но люди просто будут презирать этих марионеток, заклеймив их предателями.

— В Ираке и Афганистане поначалу тоже было не просто, но мы справились, так что теперь там можно обойтись без нашего вмешательства. Здесь будет еще проще. Ваш народ будет ругаться, но едва ли перейдет от слов к делу. А с теми, кто все же готов действовать, мы справимся, благо, их едва ли окажется слишком много.

Это был первый разговор по душам. Затем Камински заглядывал к высокопоставленному заключенному еще несколько раз, они обсуждали происходящее в мире, но всякий раз американский генерал проявлял железную уверенность в том, что все произойдет именно так, как было задумано некогда в Вашингтоне.

А затем Аркадий понял, что во внешнем мире что-то происходит. Проснувшись ранним утром, он ощутил напряженную суету за стенами своей камеры. Разумеется, никто не спешил сообщить арестанту причину такой активности, и тем больше было его удивление, когда распахнулась тяжелая стальная дверь, и на пороге появился никто иной, как Натан Бейл. За ним следом в камеру вошел Реджинальд Бейкерс, с которым Самолйов лично знаком не был, но узнал с первого взгляда. а на заднем плане виднелись хмурые физиономии двух сержантов легкой пехоты в полной боевой экипировке.

— Добрый день, господин Самойлов, — произнес Бейл, проходя на середину камеры. — Смотрю, вы обжились тут, — усмехнулся он. — Да уж, много всего изменилось с последней нашей встречи.

— Чем обязан, господа?

Аркадий был растерян, и что-то в глубине души, какое-то шестое чувство, подсказывало, что не нужно ожидать ничего хорошего от этого внезапного визита.

— Господа, вы свободны, — меж тем обратился к солдатам Бейкерс. — Дайте нам полчаса!

Дверь закрылась, отрезая троих мужчин от окружающего мира.

— У нас есть новости для вас, Аркадий, — сообщил Бейл, усаживаясь за стол, на котором в беспорядке были разбросаны книги.

— Что же?

— Новая российская администрация, на переговоры с которой мы прибыли сюда, в Москву, настаивает на вашей выдаче, господин Самойлов, — вместо Бейла продолжил его спутник. — Вас хотят судить за государственный переворот и гибель президента Швецова. И наш президент считает, что это будет справедливо.

— Так же, как справедливо было лгать мне, обещая, что в случае смещения Швецова Россия избежит войны? И вы знаете, господа, что Алексей Швецов погиб не по моей вине, я никогда не хотел его смерти!

— Такие детали мало кого будут заботить, — пожал плечами Натан Бейл, все такой же грузный, шумно дышащий, кажется, поседевший еще больше. — Алексея Швецова ваш народ уважал, что бывает редко, и все будут следить за судом над его убийцей.

— Вы знаете, почему это произошло! Вы угрожали блокадой, войной, вы подговорили меня на переворот! И теперь я должен отвечать своей жизнью за вашу ложь?!

— Вы ответите за свои преступления. Если убийство совершено, мотивы убийцы, конечно, интересны, но наказание следует не за мотивы а за дела. Вы отстранили от власти законного президента, вас никто не принуждал к этому, напротив, вы сами убеждали ваших военных в необходимости такого шага.

— Это была провокация, — мрачно ответил Самойлов. — За свои грехи я отвечу перед своим народом, но и вам не остаться в стороне, господин Бейл.

— Господин Самойлов, мы здесь как раз для того, чтоб предостеречь вас от смертельной ошибки, — прервал бывшего министра Бейкерс. — Независимо от того, что двигало вами, вас будут судить и назначат справедливое наказание. Но в наших силах сделать так, чтоб оно не было слишком жестоким, но только в том случае, если никто не узнает о роли господина Бейла в событиях в России. Доказать вы все равно ничего не сумеете, только дадите тему «желтой прессе», но тогда участь ваша будет незавидна. Поверьте, мы имели немало рычагов влияния в России прежде, тем более у нас громадные возможности сейчас, когда независимость вашей страны — пустая формальность.

Аркадий Самойлов замер, открыв рот и тяжело дыша. Он пытался переварить услышанное, пропустить через себя прямую, ничем не прикрытую угрозу, а глава АНБ между тем спокойно продолжил:

— Ваше молчание в недалеком будущем — плата за вашу спокойную старость. Если проявите послушание, то, возможно, удастся обойтись без сибирских лагерей и подобных ужасов. В сущности, вы уже никому не интересны, все, что могло произойти — произошло, и ваша роль в случившемся не так уж весома. Но это вопрос принципа. Мы предлагаем вам соглашение и готовы щедро стимулировать соблюдение условий договора.

— Пытаетесь запугать меня, грозя своими тайными связями? Хотите вымолить молчание? На самом деле это вы, господа, у меня в кулаке, — зло рассмеялся пришедший в себя Самойлов. — Целиком, со всеми вашими гнилыми потрохами! Вы теперь, словно нашкодившие мальчишки, пытаетесь убедить меня молчать, но зачем, если меня ждет тюрьма, возможно, до конца своих дней? Да, доказательств у меня немного, но и просто мое слово еще кое-чего стоит, и молчать я не собираюсь, господа, вовсе нет!

— Тем хуже для вас, — сказал, словно выплюнул, Натан Бейл. — У вас еще есть время подумать. Надеюсь, вы примете верное решение.

Бейкерс ударил кулаком в дверь. Лязгнул замок, и на пороге вновь появились двое солдат в полном снаряжении. Один даже держал наперевес автоматический карабин М4, словно ожидая, что арестованный вот прямо сейчас попробует вырваться с боем из своей камеры.

— Мы закончили, — произнес, обращаясь к часовым, вышедший первым Бейл. — Проводите нас!

Снова с лязгом закрылась дверь, клацнул замок, и Аркадий Самойлов устало опустился на краешек жесткой койки. Чего-то подобного он ждал, но всерьез готов не был. И теперь, объявив свое решение, он не собирался отступать. Он уже преступил закон и теперь, где-то в глубине души, надеялся так хотя бы частично смыть свой грех, совершенный из страха, и стоивший так многих жизней. И Самойлов не сомневался, что ему будут мешать. Но иного пути у бывшего главы Правительства России попросту не было.

Военно-транспортный самолет С-17А «Глоубмастер-3» совершил посадку на авиабазе в Раменском ранним утром. Все происходило в штатном режиме, пилоты связались с диспетчером, получили разрешение, и вскоре громадный транспортник уже катился по бетонке. Здесь, на крупнейшей военной базе американского контингента в России, никогда не наступал покой, день сменялся ночью, но напряженная суета длилась бесконечно. Рокот турбин над летным полем не смолкал ни на минуту, одни самолеты приземлялись, доставляя все необходимое имущество для снабжения многотысячной военной группировки, другие, напротив, взлетали, увозя с собой тех, кому пора было возвращаться за океан, честно отработав свой контракт. А еще кружили над Раменским беспилотные разведчики, настоящий бич поднимавших голову террористов, готовые обрушить на противника град «Хеллфайров» и управляемых бомб. И потому на появление еще одного самолета просто никто не обратил внимание.

— Погрузчик подали, — сообщил командир экипажа, остававшийся в напичканной дисплеями и контрольными панелями кабине С-17. — Опустить аппарель!

Кормовая рампа, закрывавшая проход в грузовой отсек «Глоубмастера», плавно опустилась, коснувшись покрытия посадочной полосы и образовав подобие пандуса, по которому в чрево самолета смог заехать юркий электрокар-погрузчик. Подхватив массивный контейнер, он вытащил его наружу, затем проделав такую операцию еще несколько раз. За всем со стороны наблюдала группа сосредоточенных людей в камуфляже, но без знаков различия, чем резко выделялась на фоне суетившихся повсюду военных.

На них косились с недоумением и некоторым подозрением, но не подходили с разговорами, люди в погонах вообще привыкли жить в обстановке секретности, не задавая лишних вопросов. А странные гости между тем занимались своим делом, распаковывая привезенные контейнеры и извлекая из них то, что могло быть лишь частями некоего летательного аппарата. Сперва появился сплюснутый с боков остроносый фюзеляж, затем хвостовая балка, широкие длинные лопасти, и вот на летном поле уже стоит окрашенные в ровный серый цвет вертолет. Единственным, что отличало его от множества таких же геликоптеров, рядами выстроившихся вдоль посадочной полосы, были скромные размеры и отсутствие кабины пилота.

— Готово, сэр! — доложил старшему группы начальник бригады техников, когда сборка беспилотного вертолета MQ-8B «Файрскаут» была завершена. — Разрешите проверить системы в пробном вылете?

— Тестируйте все на земле, — отрицательно помотал головой сотрудник АНБ, прибывший в Россию под чужим именем, под видом представителя «Нортроп Грумман», корпорации, продвигавшей беспилотные вертолеты на рынок и помогавшей осваивать их Армии и ВМС США. — Чужое внимание нам ни к чему!

— Слушаюсь, сэр!

Техник не был доволен полученным ответом, ведь вскоре вертолет предстояло пустить в дело, и лучше бы сейчас убедиться, что к этому делу он готов и какая-нибудь система не даст сбой, когда «Файрскаут» уже будет в воздухе. Но и привлекать окружающих лишней активностью тоже не хотелось — техник также являлся сотрудником АНБ, и понимал кое-что в конспирации.

Команда агентов разведывательного ведомства появилась в России после недолгой беседы главы АНБ с новым Советником Президента по национальной безопасности, состоявшейся в салоне вылетевшего из Москвы двумя днями ранее «Боинга».

— Самойлов решил пойти на принцип, это плохо, — задумчиво произнес Натан Бейл. — Если бывший русский премьер сделает заявление, к его словам не могут не прислушаться, люди начнут сомневаться, задавать вопросы, утечка информации почти неизбежна, и тогда весь мир узнает о нашей роли в перевороте в России. Репутация Соединенных Штатов пострадает. Или наш президент, узнав обо всем, повесит ответственность на нас лично, и тогда Америка отмоется от грязи… нашей кровью.

— Мердок ценит нас, слишком сильно, чтоб пожертвовать в угоду крикливой «общественности», — возразил Реджинальд Бейкерс, хотя на душе у директора АНБ тоже скреблись кошки. — Нет, этого не случится.

— Возможно. Но я уже не молод, пора уходить на покой, и старость я хочу встретить уважаемым человеком, а не изгоем, живущим в затворничестве где-нибудь в лесах Висконсина или Орегона. Я не собираюсь трястись от страха, ожидая, что же Самойлов скажет на суде. От этой угрозы нужно избавиться, и немедленно. Он не согласился на сделку и сам должен понимать, что за этим последует.

— Избавиться от Самойлова будет нелегко, — задумчиво произнес Бейкерс. Моральная сторона вопроса не слишком сильно заботила его, полжизни планировавшего тайные операции во всех уголках земного шара, намного меньше, чем чисто технические вопросы. — Если что-то случится, пока Самойлов в Раменском, все подозрения однозначно падут на нас. Да и не даст генерал Камински нам развернуться в его владениях, это несомненно. А когда Самойлова передадут русским, у нас окажется еще меньше возможностей что-либо предпринять. Те немногие из русских, кто сотрудничает с нами, ненадежны, слишком трусливы и двуличны, чтоб на них всерьез полагаться.

— У вас есть агенты влияния в среде русских террористов, Реджинальд? Почему не воспользоваться их услугами? Инспекторов ООН встретил теплый прием! Поторопить Президента с решением о выдаче Самойлова русским мы можем, и когда министра повезут в российскую тюрьму, по дороге его может жать какая-нибудь неприятность!

— Русские власти сейчас настороже, и они тоже имеют своих информаторов. Да и действовать нужно своими силами, без посредников — поручить такую миссию кому попало я не готов. Нет, этот вариант почти невозможен. Но вот обставить все так, чтоб подозрения пали на террористов… Да, Натан, ты прав, в пути возможны всякие неожиданности, тем более, на русских дорогах!

Бейкерс задумался, замолчав и даже закрыв глаза, чтоб ничто не отвлекало его от размышлений. И спустя несколько минут сообщил:

— Мне нужно посадить в Раменском транспортный самолет, и чтоб никто не задавал лишних вопросов о его грузе и пассажирах. Я могу полагаться только на своих людей, никаких наемников, чтобы информация не разошлась всюду.

— Это возможно, — пожал плечами Бейл. — Генерал Камински не станет проявлять ненужное любопытство, он военный, знает, что такое тайна, да и не лезет в политику. Но почему не отдать личное распоряжение ему самому?

— Слишком многие будут посвящены в детали операции, в армии невозможно, чтобы генерал приказал какому-нибудь сержанту напрямую, распоряжение пройдет через множество звеньев военной иерархии, а это почти наверняка утечка информации. Нет, Натан, действовать будем сами!

Через трое суток «Глоубмастер», о содержимом трюма которого не имел представления ни один человек в России, приземлился в Раменском. Команда техников, не теряя времени даром, собирала беспилотный вертолет. В последнюю очередь из грузового отсека С-17А выкатили тележки две тележки. На одной покоились две противотанковые ракеты «Хеллфайр», на второй — цилиндрический контейнер LAU-131/A с семью неуправляемыми снарядами FFAR, простым, даже примитивным на первый взгляд, но мощным и надежным оружием. А в самолете между тем уже развернули пост управления, и два оператора были готовы поднять винтокрылого «робота» в воздух.

— Мы готовы к взлету, сэр! — доложил техник, вытянувшись по стойке смирно перед старшим группы, задумчиво наблюдавшим за тем, как операторы загружают свои компьютеры.

— Ждите приказа! Двухминутная готовность!

Тем временем на военной базе началась какая-то суета. По периметру летного поля выстроились вооруженные многоствольными пулеметами GECAL-50 пятидесятого калибра «Хаммеры», лязгали затворами карабинов М4 пехотинцы из Десятой легкой, а в воздух поднялась сразу пара «Апачей Лонгбоу» с полной боевой нагрузкой.

— Начинается, — усмехнулся сотрудник АНБ, глянув в сторону пропускного пункта.

Сопровождаемая взглядами десятков американских солдат, на территорию военной базы медленно втянулась небольшая колонна. Медленно — потому что на шоссе перед въездом были уложены, точнее, разбросаны в хаотичном порядке, бетонные блоки, между которыми машинам приходилось лавировать, сбрасывая скорость до минимума, причем путь этот проделывать под прицелами не менее, чем трех пулеметов.

Гостей остановили лишь на минуту, начальник караула на пропускном пункте бегло прочитал документы, махнув рукой в сторону летного поля и отступив с дороги. Первым в пределы военной базы въехал русский бронеавтомобиль «Тигр», похожий на подросший и набравший в весе «Хаммер», покрытый пятнами камуфляжа, тяжеловесный и угловатый. За ним следовал еще более массивный бронетранспортер БТР-ВВ «Медведь», и еще два «Тигра» замыкали колонну.

Пулеметные турели на крышах машин были сейчас пусты, хотя обычно несли самое разное вооружение, от ПКМ до «Утеса» или гранатомета АГС-30. Но те, кто прибыл в Раменское, решили, что не ходят в гости, вооружившись до зубов, тем более, четыре пулемета не казались бы чем-то серьезным на фоне всего того арсенала, который нацелился на русские бронемашины, едва они выкатились на летное поле.

Колонна остановилась, и из головного «Тигра» выбрался наружу плечистый мужчина в сером «городском» камуфляже и черном разгрузочном жилете полицейского образца. Он расслабленно держал за цевье новенький «Абакан», автомат АН-94, с восьмидесятых годов прошлого века приходивший на смену «калашниковым», да так и не пришедший, но осевший в арсеналах различных спецподразделений. Человек в камуфляже прошелся вдоль колонны, словно не замечая сомкнувшегося вокруг кольца американских солдат, направивших на «Тигры» и «Медведя» десятки штурмовых винтовок и, по меньшей мере, пять крупнокалиберных пулеметов. А где-то над головами стрекотали барражировавшие над авиабазой «Апачи», одного залпа которых хватило бы, чтоб превратить конвой в пепел.

К колонне подлетел «Хаммер», самый обыкновенный, без пулеметной турели, затормозил в десятке метров, выпустив из своего чрева генерала Мэтью Камински. Командующий Десятой пехотной подошел к русскому, и тот, став по стойке смирно, произнес на неплохом английском:

— Полковник Быстрицкий, Служба исполнения наказаний! Мы прибыли за Самойловым, господин генерал!

— Арестованного сейчас доставят прямо сюда. Придется подождать пару минут.

— Хорошо, что ваше правительство согласилось, наконец, выдать нам его, — заметил русский полковник. — Давно пора.

Генерал Камински на самом деле был несколько удивлен той поспешностью, с которой вдруг решился вопрос о выдаче Аркадия Самойлова. Долгое молчание из Вашингтона сменилось вдруг торопливым приказом, что выглядело странным. Но делиться своими соображениями с русским американец не стал, лишь безразлично пожав плечами:

— Это ваши дела, вам с ними и разбираться. Да и у нас хватает забот кроме как сторожить вашего бывшего министра. Теперь сами делайте с ним, что хотите.

Камински оценивающе оглядел русского офицера, могучего мужика лет сорока с обветренным лицом и мрачным взглядом внимательных глаз. Уделил внимание и оружию, как раз такому, которое предпочитали профессионалы, готовые мириться с некоторой капризностью механизма — если сравнивать в «неубиваемым» АК, разумеется — но нуждавшиеся в большей точности огня.

Тем временем Быстрицкий, чувствуя конечно, что его изучают, вернулся к своей колонне, хлопнув ладонью по борту командирского «Тигра» и зычно приказав:

— Бойцы, к машинам! Становись!

Из броневиков высыпали люди в таком же серо-синем камуфляже, бронежилетах и «разгрузках», большинство по давней привычке скрывали свои лица под черными вязаными шапочками-масками. На голове самого полковника была такая же, но тот ее закатал высоко на лоб, на манер подшлемника.

Бойцы Десятой легкой пехотной, увидев перед собой не меньше взвода вооруженных русских, напряглись, но гости просто выстроились возле машин, подчеркнуто держа свое оружие стволами вниз. Кто-то, отойдя в сторонку, закурил под хмурым взглядом своего командира, кто-то разговаривал с товарищами, не забывая посматривать по сторонам. Но вот от казарм показались несколько вооруженных «Хаммеров», и конвой, вновь становясь единым целым, напрягся, насторожился.

Миновав оцепление, внедорожники остановились, и из одного из них выбрался сопровождаемый парой плечистых пехотинцев Самойлов. На арестованного он сейчас не сильно походил, одетый не в тюремную робу, каких, вероятно, и не было на военной базе, а в обыкновенный спортивный костюм. Вообще бывший министр больше был похож на высокопоставленного пенсионера на отдыхе в каком-нибудь элитном санатории.

— Вот он, — Камински указал на министра, обращаясь к Быстрицкому. — Забирайте ваш «груз», полковник!

Русский офицер, ничего не ответив, лишь перехватив поудобнее за цевье свой «Абакан», шагнул навстречу бывшему главе Правительства России.

Лязг замка заставил вздрогнуть Аркадия Самойлова, погрузившегося в чтение так, что перестал замечать происходящее вокруг. Когда тяжелая стальная дверь камеры распахнулась, бывший глава российского правительства уже стоял возле своей койки, отложив в сторону открытый томик сочинений Макиавелли.

В камеру вошли трое, и от их присутствия помещение сразу стало невероятно тесным. Двое, обычные солдаты в камуфляже и бронежилетах, только вооруженные не винтовками, а резиновыми дубинками, замерли по обе стороны от входа, а третий, офицер, на боку которого висела, оттягивая пояс, пистолетная кобура, шагнул к Аркадию.

— Господин Самойлов, собирайтесь. У вас три минуты.

— Что происходит? Что за спешка?

Страх, чувство, казалось, давно забытое, уступившее место безразличию, вновь вцепился ледяными когтями в затрепетавшее сердце бывшего министра. Но американский офицер тотчас успокоил его, сообщив сухо:

— Вас передают русским властям. Конвой уже прибыл на базу, нас ждут. Поторопитесь!

Ничего не ответив, Аркадий принялся собирать вещи, которых, собственно, у него почти и не было. Бритвенные принадлежности, зубная паста и щетка в футляре легли в небольшую сумку. Туда же он на всякий случай бросил смену белья и пару рубашек, а затем, уже направившись было к выходу, вернулся, подобрав с заправленной койки недочитанную книгу.

— Следуйте за мной, — приказал американский офицер, выходя из камеры и увлекая с собой Самойлова. Солдаты двинулись следом, будто отсекая арестованному пути к бегству.

Снаружи тюремного блока их ждали два «Хаммера», вокруг которых переминались с ноги на ногу трое солдат, вооруженных уже по-настоящему, карабинами М4, у одного — даже с прицепленным под цевье раструбом подствольного гранатомета.

— В машину! — Провожатый указал на один из «Хаммеров».

Самойлова буквально запихнули на заднее сидение, рядом пристроился один из конвоиров, и машины, взревев моторами, помчались в сторону летного поля. Через пару минут они остановились, миновав цепочку вооруженных до зубов солдат, и Самойлов, которого вытащили из внедорожника едва не за шиворот, увидел несколько камуфлированных«Тигров», таких, которые в последнее время получал столичный ОМОН и другие подразделения правопорядка.

Возле машин собралось около двадцати человек в камуфляже, отличавшемся от американской формы, к тому же вооруженных автоматами Калашникова. А вокруг — десятки американцев, тоже вооруженных до зубов. Оказавшись снаружи, под открытым небом, Самойлов поежился — отовсюду на него были направлены штурмовые винтовки, а с турелей на крышах нескольких «Хамви» нацелились пулеметы.

К бывшему министру подошел плечистый мужик в полной экипировке, державший в руке черный автомат со сложенным на бок прикладом.

— Гражданин Самойлов, я полковник Быстрицкий, начальник вашего конвоя, — представился человек в сером камуфляже. — Мы доставим вас в изолятор Лефортово.

— Все, полковник, забирайте своего подопечного, — произнес, встревая в разговор, генерал Камински. — Мне, признаться, надоело возиться с ним.

— Прошу сюда, — Быстрицкий указал на массивный «Медведь», стоявший с распахнутыми задними дверцами. Возле бронемашины замерли четверо в полной амуниции и с укороченными автоматами АКС-74У в руках. — Забирайтесь!

Прежде, чем поставить ногу на подножку, Аркадий Самойлов все же обернулся, найдя взглядом не двинувшегося с месте Камински, крикнув тому по-английски:

— Спасибо за гостеприимство, генерал! Может быть, еще увидимся когда-нибудь!

Американец ничего не ответил, а вот русский полковник сильно толкнул министра в спину:

— Живее, прошу вас!

Из машины кто-то, чье лицо было скрыто под маской, протянул руку, помогая Самойлову забраться внутрь и подталкивая его к пустому сидению, протянувшемуся вдоль борта. Быстрицкий, забравшийся следом, разумеется, без посторонней уже помощи, достал из-под сидения обтянутый камуфляжем бронежилет, протянув его своему подопечному:

— Наденьте это!

— Зачем? Для чего он мне?

— Так безопаснее. Это армейский бронежилет 6Б23 с керамическими панелями, четвертый класс защиты по ГОСТ, — пояснил полковник. — С десяти метров «держит» пулю, выпущенную из АК-74. Надевайте, живее! Филиппов, помоги господину министру!

Тот самый безликий боец в маске подошел к Самойлову, помогая ему застегнуть надетый через голову тяжелый бронежилет, в котором Аркадий ощутил себя невероятно неповоротливым и неуклюжим.

— Все, выдвигаемся! — скомандовал Быстрицкий, спрыгивая на землю и снаружи закрывая двери. Тяжелые бронированные створки с глухим лязгом сомкнулись, в последний миг пропустив в десантное отделение бронемашины приказ полковника, разнесшийся над летным полем: — По машинам!

Работавший вхолостую двигатель «Медведя», урчавший где-то рядом, будто под ногами, поменял тональность, и Самойлов, даже не выглядывай в небольшое окошко-бойницу, забранное бронированным стеклом, ощутил, что они уже движутся. Попытавшись удобнее расположиться на жестком сидении, Аркадий посмотрел на двух бойцов в масках, положивших автоматы себе на колени. Те делали вид, что не замечают министра, и Самойлов не решился завязывать разговор.

«Медведь» затормозил лишь раз, перед пропускным пунктом, а затем с минуту ехал очень медленно, огибая разбросанные на шоссе бетонные блоки под прицелом американских пулеметов. Военная база Раменское осталась позади.

Агент АНБ, со стороны наблюдавший за тем, как аркадия Самойлова грузят в русский бронетранспортер, дождался, когда колонна тронется, и лишь тогда негромко скомандовал, обращаясь к своим подчиненным:

— Поднимайте «птичку» на крыло!

С гулом запустился четрехсотдвадцатисильный двигатель «Аллисон», отрывая от земли полуторатонный винтокрылы беспилотник. Набрав полсотни метров высоты, «Файрскаут» развернулся, уходя за пределы авиабазы и одновременно снижаясь до считанных метров, чтобы исчезнуть из поля зрения радаров, сканировавших воздушное пространство на десятки миль вокруг. Небо над военной базой никогда не было пустым, и потому на взлете беспилотного вертолета обратили внимание лишь диспетчеры, контролировавшие воздушное движение, но и они, предупрежденные о испытательных полетах, вскоре забыли об этом событии, сосредоточившись на заходившем на посадку «Гэлакси», прибывшем из британского Фэйрфорда.

— «Птичка» в квадрате Браво, — сообщил один из операторов, управлявших полетом MQ-8B прямо из грузового отсека «Глоубмастера» в ручном режиме. — Мы готовы, сэр!

Беспилотник, пользуясь огромным преимуществом в скорости, на бреющем прошел вдоль шоссе, намного опередив русский конвой. Затем отвернул в сторону, зависнув над узкой лентой то ли большого ручья, то ли мелкой речушки, что текла параллельно лента асфальта. Здесь, примерно в миле от дороги, он принялся терпеливо ждать, словно затаившийся хищник, чувствовавший приближение беспечной жертвы.

— Цель в зоне поражения, — сообщил один из операторов, не снимавший рук с рукоятки управления, напоминавшей джойстик компьютерной приставки.

— Набор высоты до тысячи футов! Оружие к бою!

«Файрскаут» неожиданно взмыл в небо, нависая над шоссе, по которому мчалась вереница камуфлированных броневиков. Люди внизу еще не подозревали, что сама смерть смотрит на них сквозь объективы бортовых камер беспилотного вертолета.

— Цель помечена! — сообщил оператор, когда лазерный луч, невидимый для невооруженного глаза, уткнулся в камуфлированный борт массивной русской бронемашины, той самой, внутри которой находился министр Самойлов. — Готов к атаке!

— Уничтожить цель!

Оператор вдавил кнопку пуска ракет, и управляемый снаряд AGM-114 «Хеллфайр» сорвался с пилона. Набрав скорость свыше трехсот метров в секунду, он летел параллельно подсвечивавшему цель лазерному лучу. Если даже с земли заметили атаку, предпринять там ничего не могли. Через несколько мгновений противотанковая ракета врезалась в борт «Медведя», контактный взрыватель подал команду на детонацию кумулятивной восьмикилограммовой боеголовки, и струя раскаленной плазмы пронзила тонкую броню, выжигая все, что находилось внутри.

— В десятку! — воскликнул оператор, наблюдая на экране последствия ракетной атаки. — Цель поражена! Прямое попадание!

— Огонь по головной машине!

«Медведь», получивший ракету в борт, перевернуло, развернув поперек дороги, так что горящий остов перекрыл движение. Один из замыкавших «Тигров» успел отвернуть, управляемый водителем-асом, но второй на скорости не меньше девяноста километров в час врезался в горящий бронетранспортер. Головная машина, вырвавшаяся вперед на несколько сотен метров, лишь теперь затормозила, поворачивая назад, и именно в этот миг по ее борту мазнул луч лазерного целеуказателя.

— Пуск! — скомандовал агент АНБ, и оператор, управлявший MQ-8, второй раз нажал на гашетку.

«Хеллфайр», выпущенный с большой высоты, буквально упал на «Тигр» в тот миг, когда из него выбрались несколько человек, бросившихся к горевшим бронемашинам. Ракета, точно брошенное с силой копье, вонзилась в широкую плоскую крышу, и кумулятивная боеголовка сдетонировала, выбросив огненную иглу, с легкостью пронзившую лист стальной брони, чтоб добраться до внутренностей машины и ее топливных баков. Пары топлива вспыхнули мгновенно, и взрыв сбил с ног тех, кто оказался возле «Тигра», ударив им в спину тугой волной горячего воздуха, раскидав людей по асфальту.

— Запускайте НАР[13]! — приказал командир группы, видевший на большом мониторе суету уцелевших после первой атаки людей, тех, что находились в замыкающей машине и теперь бежали к «Медведю», будто надеясь кого-то спасти. — Там никто и ничто не должно уцелеть!

Там, внизу, на шоссе, так и не поняли, откуда пришла за ними смерть. Несколько русских солдат, оглушенных, испуганных, растерянно вертели головами, надеясь обнаружить угрозу, но когда они услышали шелест обрушившихся из поднебесья ракет, было слишком поздно. В последний миг один из русских, заметив темную точку возле горизонта, вскинул руку, указывая точно в объектив бортовой камеры MQ-8 и что-то крича своим товарищам. А через секунду на подмосковной автостраде разверзся ад.

Семь ракет FFAR с кассетными боеголовками М261 MPSM накрыли участок автострады, рассыпая над ним полсотни осколочно-кумулятивных суббоеприпасов М73 двойного назначения. Огненный вал поглотил все, что находилось на земле, чтобы, когда пламя спало, оставить лишь пылающие остовы машин и обугленные куски плоти.

— Как в тире, мать твою! — помотал головой оператор, управлявший беспилотником.

— Возвращайте «дрон» обратно, — приказал агент АНБ. — Сворачиваемся!

Израсходовавший весь боекомплект «Файр Скаут» лег на обратный курс, напоследок пройдя над шоссе, усеянным гоящими обломками и трупами. Сотрудник АНБ довольно потер ладони — приказ был выполнен, им удалось провернуть все под носом у русских. Он еще не знал, что дорогие «Хеллфайры» были истрачены напрасно — главной цели уже не было там, где ей полагалось находиться.

Колонна остановилась примерно через полчаса после того, как позади осталось Раменское. Самойлов, прикинув, с какой скоростью могут двигаться бронированные машины по приличной дороге, сразу понял, что даже до московских пригородов им ехать еще столько же, даже больше. И насторожился, гадая о причинах столь внезапной остановки.

Мотор «Медведя» вновь перешел на холосты обороты, и Аркадий услышал едва проникавший под броню снаружи новый звук, уже очень сильно отличавшийся от гула автомобильных двигателей. Что-то этот звук напоминал, но министр так и не сообразил, что именно — по броне снаружи хлопнули пару раз, и один из сопровождавших Самойлова конвоиров распахнул двери десантного отсека.

— Господин министр, выходите, — приказал Быстрицкий, глядя снизу вверх на недоуменно морщившегося Самойлова. — Побыстрее! Филиппов, помоги господину министру!

Прежде, чем дернувшийся боец хотя бы попытался вытолкнуть главу правительства из глубокого чрева «Медведя», тот сам, неуклюже ступая на узкие подножки, спрыгнул на асфальт, уже внизу аккуратно подхваченный под локоть самим полковником. Странный звук, который Самойлов расслышал еще сидя в бронемашине, окутал его со всех сторон, а, осмотревшись вокруг, Аркадий увидел и его источник. Перед колонной прямо на пустое шоссе приземлился разрисованный коричнево-зелеными пятнами камуфляжа вертолет Ми-8, молотивший широкими лопастями несущего винта наполненный выхлопными газами воздух.

— За мной! — Полковник потянул Самойлова к вертолету, возле которого стояло несколько человек в таком же, как у остальных, сером камуфляже, с оружием наизготовку. — Живее!

— Что происходит? Зачем это?

— Просто предосторожность, господин министр. Вы слишком ценны, чтоб рисковать, поэтому остаток пути проделаете по воздуху. Я буду с вами.

Чем ближе они подходили к вертолету, тем сильнее бил в лицо поток воздуха, взвихренного продолжавшим вращаться винтом. В глаза набилось немало пыли и песка, но Самойлов разглядел прицепленные на решетчатые пилоны по бортам Ми-8 обтекаемые гондолы, из которых грозно торчали ребристые пламегасители автоматических пушек. А в проеме одного из иллюминаторов по левому борту геликоптера был виден крупнокалиберный пулемет НСВ, нацеленный в сторону от шоссе.

— Прошу вас! — Быстрицкий посторонился, пропуская вперед, в салон вертолета, наполненный гулом и рокотом, своего подопечного. Тот неловко забрался внутрь по узкой металлической лесенке, опершись о протянутую изнутри руку какого-то бойца в маске и с висевшим поперек груди автоматом.

Полковник ловко забрался следом за Самойловым, и тот самый боец, встречавший их в проеме, втянул внутрь лесенку, рывком захлопнув сдвижную дверь пассажирского отсека.

— Располагайтесь, — предложил Быстрицкий. — Уж извините, не VIP-салон. Много времени полет не займет, так что комфортом решили пренебречь.

— И все же спрошу еще раз — зачем такие меры безопасности? — поинтересовался Самойлов, устраиваясь на сидении, кажется, еще более жестком, чем в «Медведе». Вертолет был в десантной модификации, два ряда сидений протянулись вдоль бортов, так что люди находились друг к другу лицом.

Вертолет медленно оторвался от земли, покачиваясь в восходящих воздушных потоках, и Самойлов, глянув в иллюминатор, увидел, как колонна бронемашин умчалась в сторону столицы на полной скорости, рассекая на удивление редкий поток транспорта.

— В Кремле не хотят рисковать, — сообщил полковник Быстрицкий. — А я выполняю приказы, и только. И сейчас мне приказано вас доставить в следственный изолятор в целости и сохранности. Вероятно, ваша смерть была бы на руку многим, и кто-то в Москве понимает это очень хорошо. Прошла информация о том, что так называемые «партизаны» что-то готовят, они наводили справки о времени и маршруте, которым должен был ехать конвой. Но не беспокойтесь, господин министр, сейчас вы в безопасности, пока я и мои ребята рядом с вами!

Вертолет шел на небольшой высоте, метров двести, наверное, и Самойлов в иллюминатор мог видеть квадраты городских кварталов и прямые ровные линии автострад, даже различал иногда ползущие по ним машины, похожие на муравьев, суетившихся вокруг своего муравейника. Чем ближе к самой Москве, тем интенсивнее становилась эта суета. Но город пилоты обошли стороной, словно не хотели пугать обывателей. В прочем, тех давно уже трудно было чем-то испугать.

— Почти прибыли, — сообщил полковник, указывая на серый прямоугольник летного поля. — Сейчас будем садиться.

— Это не похоже на Лефортово!

— Так и есть, — согласился Быстрицкий. — Это тренировочный центр батальона оперативного реагирования столичной полиции, раньше здесь проходил подготовку спецназ ФСИН. Здесь много вооруженных людей, и сюда очень сложно попасть чужаку. На ближайшее время это место станет вашим домом. А переселиться на нары никогда не поздно, — криво усмехнулся полковник.

Вертолет описал круг над военным городком, опустившись в центре посадочной площадки. Со стороны ближайших строений к нему двинулись два «Тигра», сопровождаемые приплюснутой тушей БТР-80, громыхавшего по бетону всеми своими восемью колесами.

Самойлов ощутил легкий толчок, когда вертолет опустился на землю. Еще выли над головой турбины, еще вращались винты, а Быстрицкий уже подталкивал своего подконвойного к выходу:

— Живее, шевелитесь!

Вокруг Ми-8 сомкнулся строй вооруженных до зубов спецназовцев, кажется, готовившихся прямо сейчас отражать массированную атаку врага разом со всех сторон. Небольшая круглая башенка бронетранспортера вращалась из стороны в сторону, поводя спаренными пулеметными стволами.

Сквозь цепь вооруженных бойцов протиснулись двое, которых Самойлов узнал сразу. С первым, облаченным в простой полевой камуфляж, да еще и пистолетную кобуру к поясу прицепившим, причем отнюдь не пустую, он был знаком постольку-поскольку, но уж в лицо главу московского УВД помнил. А вот второго, одетого в гражданское, знал куда лучше.

— Здравствуй, Николай!

Аркадий протянул руку бывшему министру внутренних дел, и сейчас занимавшему тот же, пусть чуть иначе названный, пост. Большими друзьями, они, возможно, и не были, но по долгу службы общались часто и подолгу, считаясь приятелями, как, в прочем, все, входившие в кабинет министров, сформированный Швецовым.

— Вот и свиделись снова, Аркадий. — Фалев, словно сомневаясь, не сразу ответил на рукопожатие. — И как оно, в американской тюрьме?

— Пока сравнивать не с чем, — усмехнулся Самойлов. — Это ты приказал везти меня с такими хитростями что ли? Зачем? Перестраховщиком ты вроде не был никогда.

— Предчувствие, если хочешь. И оно не подвело. Пока вы были в воздухе, решили ничего не сообщать. Наземный конвой попал в засаду между Жуковским и Люберцами. Все, кто там был, погибли, все до единого. А теперь сам решай, прав я был или это перестраховка?

Услышав слова министра, Быстрицкий, никого не стесняясь, зло выругался. Николай Фалев взглянул на него, промолвив:

— Мне жаль ваших людей, полковник!

— Я должен был быть вместе с ними!

— Тогда вы просто сгорели бы заживо в одной из машин. У них не было шансов, конвой расстреляли при помощи ПТУР, с гарантией сто процентов. А так вы остались живы и сможете еще отомстить тем, кто убил ваших бойцов, полковник! Мы этого не оставим, разыщем этих сволочей, кем бы они ни были и где бы ни скрывались теперь!

— Я должен был быть там!

Полковник так и остался стоять возле вертолета, когда несколько дюжих бойцов с масками на лицах окружили Самойлова, уводя его к одному из «Тигров». Бывший премьер лишь обернулся, крикнув через строй:

— Мне очень жаль, полковник! Из-за меня погибли ваши люди!

Быстрицкий не ответил ничего, вместо него сказал Фалев:

— Выходит, на твой счет, Аркадий, мы не ошиблись. Ты знаешь что-то настолько важное, что мертвый кому-то нужнее, чем живой.

— Из обвиняемого я превращаюсь в свидетеля?

— И не думай даже, — жестко возразил глава МВД. — За то, что сделал, ты ответишь по законам. По нашим российским законам, — веско добавил он. — Но если ты еще хоть чем-то способен помочь тому, что осталось от твоей страны, сделай это, смой грех предательства! Я не буду предлагать тебе никаких сделок, но взываю к твоей совести. Она у тебя, надеюсь, осталась?

Аркадий Самойлов ничего не ответил, лишь опустил глаза, стараясь не встречаться с взглядом мрачно сопевшего рядом милицейского полковника, единственного, перед кем сейчас бывший глава правительства России ощущал какую-то неловкость. Фалев, тоже помолчав полминуты, глянул на кого-то, стоявшего за спиной бывшего премьера, коротко приказав:

— Увозите!

Арестованного посадили в бронированный «Тигр», который укатил к серым коробкам казарм в сопровождении бронетранспортера, облепленного спецназовцами в полной экипировке. Фалев, оставшийся на летном поле в компании начальника московской полиции, произнес, уставившись в пустоту:

— Быстрицкого жалко. Мы его людей попросту подставили. Он хороший офицер, опытный, таких немного сейчас. В отряд к себе брал настоящих бойцов, гонял их до седьмого пота, зато всегда о них говорили, как о лучших из лучших.

— Возможно, и неплохо, что так случилось. Людей все же мы найдем и обучим, а Быстрицкий теперь будет служить не за оклад, а за совесть. А куда направить его жажду мести, мы всегда найдем!

Летное поле подмосковной части Внутренних войск опустело. Лишь несколько техников суетились вокруг вертолета, проводя его осмотр, заправляя, чтобы винтокрылая машина была готова к немедленному вылету по первой команде. Воцарившееся всюду затишье никого не обманывало, здесь, как и в других местах, были готовы к бою в любой миг.

Натан Бейл лениво щелкал компьютерной мышью, сидя в одиночестве в своем кабинете. Одно за другим он открывал окна российских новостных сайтов, с трудом вспоминая язык, который давно учил, и которым не пользовался всерьез уже много лет, с тех пор, как отошел от оперативной работы «в поле».

Запищал телефон, лежавший здесь же, на столе. Глянув на экран, на высветившийся номер, советник президента по национальной безопасности криво усмехнулся, подняв трубку:

— Хочешь поговорить о проблемах, Реджинальд? — поинтересовался он вместо приветствия.

— Если бы так, я звонил бы своему психоаналитику, — ответил в тон глава АНБ. — Хотя поговорить есть о чем. Например, откуда русские моли знать о нашей операции? одно из двух — или среди наших людей их агенты, или у меня паранойя в тяжелой стадии.

— Все может быть, Реджинальд, но, возможно, это лишь совпадение. Кстати, русские не предают огласке происшествие. О гибели их полицейских ничего не сказано, но по «ящику», нигде. Кажется, они не знают, что со всем этим делать. И уж наверняка не свяжут уничтожение конвоя с нами.

— Самойлову повезло, чертовски повезло! И хорошо бы, чтоб он понял намек и предпочел молчать на следствии и суде. Тем более, достать его сейчас будет в тысячу раз сложнее. Придется задействовать армию, посвящать Камински в наши замыслы. Тогда утечка неизбежна.

— Предлагаю просто подождать, — предложил рассудительный и хладнокровный Бейл. — И проработать новый план тщательнее. Чтобы, если Самойлов сглупит, не дарить ему второй шанс.

Бейкерс отключился, а Натан Бейл, выключив монитор, откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, уставшие от мерцания экрана. Причин для волнения на самом деле не было, бывший глава ЦРУ привык к многоходовым комбинациям, результата которых приходилось ждать месяцы, годы. И был уверен сейчас, что добьется своего. Ну а такую досадную промашку с устранением Самойлова тоже можно использовать себе на пользу, если подать все в правильном свете.

Глава 2. Чистка рядов

Москва, Россия 20 октября
Массивные створки дверей распахнулись, и Криштиану Мануэль Да Силва, едва переступив порог конференц-зала, вскинул руки, закрывая ладонями глаза от мерцания вспышек фотокамер. На главу международной комиссии мгновенно нацелились десятки объективов, а сидевшие в первом ряду журналисты вскочили, отталкивая друг друга и пытаясь дотянуться до бразильца своими микрофонами и диктофонами. На миг эмиссар ООН почувствовал себя солдатом на передовой, идущим в атаку на позиции врага.

Да Силва пошел к длинному столу, накрытому зеленой скатертью, за ним в просторное, ярко освещенное помещение с высокими сводами прошли остальные члены делегации ООН, а за ними потянулись представители русской администрации, сейчас державшиеся в стороне, жавшиеся по углам, словно нашкодившие школьники, вызванные в кабинет директора.

— Господа, прошу внимания!

Криштиану Мануэль поднял руку, привлекая общее внимание, и напряг глотку, пытаясь перекрыть многоголосый гул. В конференц-зале сейчас собрались десятки, если не сотни репортеров, пребывавшие в сильном возбуждении, тем более что появления международных эмиссаров пришлось ждать гораздо дольше, чем предполагалось.

Толпа утихла, рвавшиеся вперед журналисты вернулись на места, и лишь вспышки камер продолжали мерцать до рези в глазах. Да Силва обвел взглядом аудиторию, выждал несколько мгновений, пока нервная суета стихла окончательно, а затем, чеканя каждое слово, заговорил:

— Господа, международная комиссия внимательно и беспристрастно изучила ситуацию в России, и готова представить свои рекомендации Генеральной ассамблее ООН. Вам я изложу их вкратце. Мы полагаем, что в настоящий момент нецелесообразным является требовать от правительства США вывода американских войск с территории России. Русская администрация, несмотря на ее несомненные усилия, пока не способна обеспечить порядок на территории страны, и нападение террористов на кортеж международных наблюдателей, в результате которого погибли мои коллеги и друзья, тому подтверждение. Русские власти не контролируют ситуацию. Замена же американских войск международным миротворческим контингентом также не является целесообразной сейчас. Это вызовет неизбежную сумятицу, которой, несомненно, воспользуются террористы, добивающиеся окончательной дестабилизации обстановки в стране. И пока единственным противовесом этим силам является американский военный контингент. Это решение я считаю объективным и единственно верным сейчас. И еще, это наша дань памяти господину Бэнь Цифоу, представителю Китайской Народной Республики, трагически погибшему от рук террористов.

Едва Да Силва умолк, зал наполнился возбужденными голосами. Фотовспышки замерцали еще яростнее, журналисты разом, с низкого старта, рванули к президиуму.

— Господин Да Силва, означает ли ваше заявление, что американцам отныне предоставлен карт-бланш на действия в России? вы развязали им руки!

— Отнюдь, господа! В России продолжат работать международные наблюдатели, но по террористам должен быть нанесен решительный удар, это наша официальная позиция! Американские войска в этой стране получат статус миротворческих сил, и будут действовать под контролем международного сообщества и исключительно в рамках международного права! В России должен быть восстановлен порядок, а тех, кто пытается взорвать эту страну, прикрываясь патриотическими лозунгами, ввергнуть ее в хаос, мы станем преследовать и уничтожать! И пока русские власти не в силах разобраться со своими внутренними проблемами, мы будем помогать им всем, чем только возможно!

Вновь полыхнули фотовспышки, журналисты пытались перекричать друг друга, задавая свои вопросы, напирая на жиденькую цепочку сотрудников службы безопасности. Все внимание репортеров, представлявших крупнейшие медийные агентства всего мира, в основном, разумеется, европейские, и, отчасти, американские, было приковано к Да Силве. Никто не заметил, как Вадим Самойлов, державшийся все это время в тени, и в прямом, и в переносном смысле, приблизился к Валерию Лыкову, и, прикрывшись ладонью, произнес:

— Теперь у нас нет шансов. Присутствие американцев одобрено ООН, они никуда не уйдут. Последняя надежда рухнула.

— Ты всерьез верил, что кто-то посмеет указывать янки, что им делать?!

Глава русского правительства фыркнул, раздраженно помотав головой, и продолжил, разом помрачнев:

— Но как все удачно для этих ублюдков сложилось! С самого начала американцы были уверены, что ооновские наблюдатели не станут помехой, будто сами нажимали на курок!

— Это сделали наши «партизаны», сомнений нет, — возразил такой же мрачный Захаров. — Фалев ведь уже дал подробный отчет. Убитых в стычке со спецназом боевиков опознали. Это мы, Валера, мы собственными руками отдали свою страну во власть врага!

— Да, возможно, стреляли русские, но цель им указал кто-то чужой, я уверен в этом, несмотря на тысячи отчетов!

Завершение речи Да Силвы русские министры слушали уже молча. А тот в прямом эфире сообщил миллионам зрителей, прильнувших к экранам телевизоров на всех континентах о том, что оккупация России признана не преступлением, а благом. И никто, ни глава международных наблюдателей, ни члены временной русской администрации, ощутившие себя ничтожными и беспомощными, как никогда, не знали еще, что война, уже ступившая на улицы Москвы, продолжается, собирая свою скорбную жатву.

Черная «Волга» представительского класса, расталкивая сплошной поток машин, с трудом пробилась к тротуару. Двадцать лет назад перед таким автомобилем всюду бы открывалась зеленая улица. Но теперь, когда даже самые ничтожные «слуги государства» пересели на роскошные «Мерседесы», «Ауди» и БМВ, когда бывшие уголовники разъезжали по улицам города на длинных лимузинах с таким эскортом, которого не мог позволить себе и президент, на сверкавший черными лакированными боками седан едва ли обращали внимание. Чего и требовалось его единственному пассажиру.

— Вадим, меня не жди, — произнес расположившийся на заднем сидении «Волги», даже лишенной спецсигналов, с самыми обычными номерами, мужчина, немолодой, крупный, но не толстый, скорее, коренастый и вполне умеренно упитанный. — Покрутись пока по району, вернешься через полчаса.

— Слушаюсь, Антон Павлович!

Сидевший за рулем молодой коротко стриженый белобрысый парень коротко кивнул. Он остановился на несколько секунд возле стеклянного фасада ничем не примечательного кафе, расположенного в цоколе высотного здания на Малой Бронной, выпустив своего пассажира и тотчас двинувшись дальше, встраиваясь в бесконечный поток. А тот, кто остался стоять на обочине, пригладил редеющие на макушке седые волосы, провел ладонь по щеточке ухоженных усов и уверенно двинулся к входу в то самое заведение, и теперь уже поток прохожих расступался перед этим крепким, хотя и немолодым, уверенным и невозмутимым мужчиной.

Внутри было несколько темно и не слишком людно, так что увидеть тех, кто должен был находиться здесь, можно было от порога. За одним из дальних столиков расположились двое, тоже разом обернувшиеся к входной двери. Один — молодой, высокий, подтянутый, гладко выбритый, с ухоженными волосами, и слишком напряженный, слишком сосредоточенный, это было видно даже с двадцати шагов. Тот, кто сидел рядом, напротив, казался совершенно невозмутимым, расслабленным. Он был заметно старше, шире в плечах. Оба ничем не выделялись из толпы, ни поведением, ни даже одеждой — на одном кожаная куртка, сейчас расстегнутая, на втором джинсовая, утепленная, все же осень уже вошла в российскую столицу, как армия победителей, и по улицам ветер гонял пожухшие листья, опадавшие со стоявших еще в некоторых дворика вязов и кленов.

— Что случилось? — вошедший в кафе мужчина, отличавшийся от собеседников неброским, но качественным костюмом, серым в тонкую вертикальную полоску, выглядел раздраженным. — Что за спешка? Мы же договаривались — личные встречи только в случае исключительной необходимости! Мне пришлось уйти с работы, меня видели, возможно, следили. Сейчас за каждым могут следить, после того, что вы устроили! Всем ясно — у террористов есть свой человек в управлении полиции, нас проверяют постоянно!

— Именно из-за этого мы и пошли на крайние меры, — произнес старший из двоих мужчин, коротавших время за чашечкой кофе. — Это касается вашей безопасности, полковник!

Тот, кто уселся на высокий стул с узкой спинкой, сейчас пребывал в не вполне привычном облике. Полковник столичного УВД Марков, начальник управления дорожной полиции, пришедшей на смену прежней ДПС, привык видеть вокруг атрибуты собственной власти. Только сегодня скромная «Волга» пришла на смену роскошному «Мерседесу» и неизменному «Гелендвагену» с группой вооруженных до зубов «волкодавов», без которых Марков, чье имя было в размещенных в Интернете террористами списках предателей, едва ли решился бы вынести мусор из квартиры. И скромный костюм обычно уступал место мундиру с золотом на воротнике и рядами орденских планок на мощной груди того, кто не всегда был кабинетным служакой. Но новые обстоятельства требовали нового обличия.

— Что случилось? — повторил Марков, напрягшийся, подавшийся вперед. — Что мне угрожает?

— Ваше начальство право, когда ищет «крота». Но теперь нам стало ясно, что и среди наших бойцов есть информатор, работающий на коллаборационистов. Это человек, посвященные во многие наши тайны, тот, от кого у нас нет секретов. Он может знать о вашем существовании, хотя факт сотрудничества мы держали втайне с самого начала. Но этому хитрому продажному ублюдку известно очень многое, так что ни в чем нельзя быть уверенным теперь.

— Кто-то может сдать меня?

Теперь Марков заволновался уже всерьез. На лбу выступила испарина, он невольно коснулся воротника рубашки, оттягивая его, словно хотел расстегнуть, будто стало вдруг нечем дышать.

— Это возможно, хотя мы старались обеспечить секретность, — произнес звенящим от напряжения голосом более молодой из двоих мужчин. — Но предатель очень осведомлен. Например, он точно знал позиции наших групп при атаке на кортеж, так что полицейский спецназ безошибочно блокировал именно те дома, где находились наши люди. Мы потеряли много хороших бойцов и надежных товарищей, заплатили огромную цену за свою дерзость. А ведь об этом практически никто не знал. Никто, кроме моего товарища. Даже я знал только часть деталей.

Марков с волнением перевел взгляд с одного своего собеседника на другого, невольно напрягаясь, словно готовясь к прыжку. Несмотря на нынешнюю свою работу, полковник успел пройти суровую школу, несколько лет поносив на плече шеврон СОБРа, а это чего-то стоило. И сейчас он был готов действовать.

— И еще один человек знал подробности нашего плана, — продолжил молодой. — Только один. Тот, кто только и мог сообщить об этом противнику, сперва позволив нашим бойцам сделать свое дело, а затем выведя на них спецназ, безошибочно, так, что у наших товарищей не было ни малейшего шанса вырваться из западни живыми. Этому человеку мы доверяли, считали его своим соратником, а он предал нас, подтвердив верность новым хозяевам десятками смертей наших братьев. Это вы, полковник!

Марков не мешкал больше. Вскочив со стула, словно пружиной подброшенный, он выхватил из-под пиджака тяжелый вороненый «Грач», девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет системы Ярыгина, направив ствол на своих собеседников. И рука его при этом нисколько не дрожала. Кто-то рядом, увидев оружие, закричал, раздался женский визг, несколько посетителей, занявших столики ближе к выходу, бросились наутек.

— Сидеть на месте! — рявкнул полковник. — Дернется хоть один, и я выпущу в вас весь магазин. Даже не шелохнитесь! Сейчас я уйду отсюда, а потом бегите и вы, потому что с этой секунды на вас начнется охота. Вас затравят, как диких зверей, загонят в угол и прикончат!

Он ногой отпихнул в сторону стул, сделал шаг назад, и в этот миг за окном затрещала автоматная очередь, а затем раздался хлопок гранатного взрыва. На мгновение полковник утратил концентрацию, отвлекся на то, что происходило снаружи, и чего он никак не ожидал сейчас. И тотчас оба сидевших за столом мужчины разом выхватили из-под одежды пистолеты.

Собираясь на эту встречу, Максим Громов нервничал, и близость оружия не могла его успокоить. Заботливо почищенный и смазанный ПМ, удобно устроившийся в открытой оперативной кобуре на поясе, нисколько не вселял уверенности, хотя бывший «белый воротничок» уже успел оценить важность надежного оружия в руках.

— Мы пойдем туда просто так, без подготовки, — обратился он к невозмутимому, спокойном как камень, Слюсаренко. — А если это ловушка? Что если там нас ждет засада?

— Удивлюсь, если нам не приготовят никаких сюрпризов, — ухмыльнулся бывший полковник ФСБ, сноровисто набивая патронами магазины своего бесшумного ПСС, с которым, кажется, ни на мгновение не расставался. — Кроме нас с тобой только Марков знал все подробности готовящейся акции, во всяком случае, он знал гораздо больше, чем кто-либо еще. Он же и сообщил нам маршрут кортежа, и не мог не понимать, что на этом маршруте мы подготовим засаду. А вычислить позиции не так уж трудно, ведь контролировать нужно было не весь город, а лишь одну, пусть и большую, улицу. И наших людей он видел в лицо, так что знал, кого нужно искать в толпе.

— И после всего этого мы придем к нему навстречу вдвоем, почти с пустыми руками?! Если Марков — двойной агент, он туда может с собой всех столичных «полицаев» привести! Мы там окажемся в западне, это же самый центр, до Кремля, блин, рукой подать, там на каждом углу по патрулю!

На самом деле Максим Громов практически не сомневался в выводах товарища. Атака на кортеж, в котором, как выяснилось, вместо американцев ехали международные инспекторы, присланные в Россию ООН, стоила многого. Половина партизан так и осталась там, не сумев вырваться из кольца, сомкнувшегося вокруг их позиций, как всем казалось, тщательно замаскированных. Но противник, несмотря на все ухищрения, точно знал, куда бить, и те, кто остался жив к вечеру восемнадцатого октября, уцелели только благодаря своей дерзости и плотности огня, какой от них, окруженных, лишенных выхода, никто не ожидал. Но все равно это был провал, поражение, причиной которого стало предательство. И изменника следовало покарать.

— Полагаешь, наш полкан так и признается своему начальству, что его пригласили на чашку кофе знакомые террористы, а он стесняется и просит послать с ним взвод спецназа? — Слюсаренко рассмеялся: — Нет, все будет тихо. Если Марков привлечет дополнительные силы, ему многое придется объяснить, и за предательство его уже кончат свои же братья по оружию, а это его точно не устроит. Если ублюдок и попробует от нас избавиться, он сделает это тихо, не устраивая «маски-шоу». А скученность и суета нам будет только на руку, — добавил полковник. — В толпе затеряться проще, и уйти потом каким-нибудь закоулком, в каждом дворе по менту все равно не поставят, ну а поставят — так это уже их проблемы! — Иван хлопнул по боку, туда, где под курткой у него висела кобура с бесшумным ПСС. — Когда на Ленинке акцию планировали, ты тоже думал, что там нас обложат и повяжут, а ведь прорвались же. Почти все прорвались, — вздохнул он, вдруг помрачнев лицом.

Громов согласился, ведь все равно следовало поставить точки над «i», развеяв все сомнения и отделив друзей от скрытых врагов. В кафе, ничем не примечательное среди множества подобных заведений, они появились вместе, заняв столик подальше от окон, словно Слюсаренко опасался, что их могут увидеть с улицы. Он был все так же невозмутим и уверен в себе, а вот Громов все же нервничал, стараясь удержаться от того, чтоб проверять каждую минуту, на месте ли «макаров».

Партизаны рисковали. Розыск террористов, атаковавших конвой ооновцев, шел вовсю. На улицах были видны усиленные патрули полиции, на дорогах шли бесконечные проверки. Напуганные горожане старались реже покидать свои дома, чтобы лишний раз не сталкиваться с раздраженными стражами порядка. В прочем, в скромном кафе посетителей хватало, и на двоих мужчин никто не обратил особого внимания.

Марков появился в условленное время. Человек, занимавший высокий пост в управлении московской полиции, и с самого начала своей работы сотрудничавший с партизанами, снабжая их ценнейшей информацией, выглядел несколько взволнованным, хоть это и можно было списать на внезапность встречи и спешку.

— Нас предал тот, кому мы полностью доверяли, — произнес долго ждавший этого момента Громов, глядя в глаза собеседнику. — Этот человек принес в жертву жизни наших братьев, чтоб доказать верность новым своим хозяевам. Этот предатель — вы!

Рука Максима только коснулась рифленых щечек ПМ, а Марков, вскочив из-за стола, уже выхватил массивный девятимиллиметровый «Грач», опередив даже опытного Слюсаренко.

— Сидеть, не двигаться! Даже не дышите, если не хотите, чтоб я выпустил в вас весь магазин прямо сейчас, — рыкнул полицейский. — Руки прочь от оружия!

И в этот миг прямо за окном привычный уже гул большого города разорвала автоматная очередь, затем еще одна, а потом с громким хлопком разорвалась граната. Марков отвернулся лишь на миг, утратив бдительность, но этого хватило Слюсаренко. Бывший чекист выхватил компактный ПСС, уже заряженный, с патроном в стволе, и нажал на спуск. Дважды клацнул затвор, со звоном под ноги упали горячие гильзы, но звуков выстрелов не было слышно. И все равно грузного Маркова отбросило назад на два шага, как раз на ближайший столик.

Тело полковника, харкавшего кровью, хрипевшего, выпучив глаза, еще только оседало на пол, когда к нему подскочил Громов, и, вытащив из-за пояса «Макаров», выпустил в грудь предателя половину магазина. Грохот выстрелов заметался в тесном помещении кафе, оглушив посетителей, ударив в нос кислой пороховой гарью.

Удивительно, но Марков все еще оставался жив. Изо рта его хлестала кровь, но полковник, цепляясь за стену, пытался подняться на ноги.

— Бронежилет надел, сволочь, — бесстрастно произнес Слюсаренко, нависая над своей жертвой.

Бывший чекист еще единожды нажал на спуск, и выплюнутый ПСС десятиграммовый кусок свинца ударил предателю в лоб. Пуля, способная пробить два миллиметра закаленной стали с двадцати пяти шагов, разнесла вдребезги голову Маркова. Всюду брызнула кровь, и Иван брезгливо сморщился, когда брызги заляпали его ботинки и брюки.

— Теперь уходим, — крикнул Слюсаренко опешившему Громову. — Снаружи, кажется, уже заварилась серьезная каша, Макс!

— Какого черта там происходит?!

— Я все же решил подстраховаться, попросил кое-кого приглядеть за нами со стороны. И, кажется, наш приятель тоже явился на встречу с товарищами! Нужно уходить, пока нас не взяли в кольцо!

Иван двинулся к выходу из кафе, но остановился, подобрав с пола выпавший из рук казненного предателя увесистый семнадцатизарядный «Грач»:

— Этому выродку он уже ни к чему!

Слюсаренко выскочил на тротуар, сжимая по пистолету в обеих руках, а за ним бежал Громов, стиснув до боли в ладони свой ПМ. И только оказавшись на улице, партизанам пришлось упасть на грязный асфальт, укрываясь от шквала автоматного огня, бившего со всех сторон. Длинная очередь, пройдя над головами, свинцовым градом хлестнула по стеклянной витрине кафе. Внутри кто-то пронзительно закричал, а растянувшихся на тротуаре партизан обдало потоком стеклянных брызг. На московских улицах вновь кипел бой, в котором русские снова убивали русских.

Капитан Борис Харламов поудобнее пристроил свою бесшумную снайперскую винтовку ВСС, также известную, как винторез, на подоконнике. Теперь в перекрестье оптического прицела ПСО-1 четырехкратного увеличения он видел вход в то самое кафе, куда неведомо зачем должны были явиться террористы, расстрелявшие иностранных инспекторов на Ленинском несколько дней назад.

— Я — Второй, позицию занял, готов работать!

— Вас понял, Второй, — раздалось в ответ в крохотном наушнике снайпера. — Ждите приказа

Харламов оттянул назад рукоятку затвора, досылая в ствол ВСС девятимиллиметровый патрон СП-5, один из десяти, набитых в магазин. А еще три таких же магазина пока находились в карманах его разгрузочного жилета. С таким боекомплектом и с такой удобной позиции капитан московской полиции мог простреливать всю улицу, без проблем выводя из строя даже имеющих бронежилеты противников.

В эти же минуты о готовности доложили еще два снайпера, расположившиеся в высотных зданиях и нацеливших свое оружие на то же самое кафе. Противнику, пришедшему прямо в западню, отныне некуда было деться.

Доклады о готовности, поступавшие не только от снайперов, но и от стягивавшихся к объекту групп захвата, получал лично начальник столичной полиции генерал Викторов, в свою очередь сообщавший о ходе операции лично министру внутренней безопасности Фалеву. Именно последний и сообщил информацию о встрече террористов, получив ее ни от кого то, а от командования американским контингентом. Офицер из штаба генерала Камински без обиняков сообщил, что информатор американской разведки встречается с лидерами террористов, и безгранично было удивление русских стражей порядка, узнавших, кто оказался этим информатором.

— Зачем американцам сдавать нам своего информатора? — недоуменно спросил Викторов своего непосредственного начальника, после того, как внимательно выслушал его.

— Такой же вопрос я задал американцам. Разумеется, мне не ответили, но, кажется, более ничего не утаили. Возможно, теперь, когда они могут распоряжаться в России, как у себя дома, им этот агент уже не интересен. Я не знаю, зачем они этоделают, но мы не можем не использовать момент. Нужно организовать захват террористов, сделать все так, чтобы они оказались в наших руках — или в могиле!

Для высших чинов столичной полиции не было секретом, что террористы имеют информаторов в органах, вопрос был лишь в том, насколько серьезен уровень доступа предателей, а потому при планировании операции проявили небывалую прежде осторожность. В назначенный час, за считанные минуты до того, как преступники должны были появиться — если верить американцам — в ничем не примечательной забегаловке, к кафе выдвинулись группы захвата. Уже в дороге бойцам сообщили задачу, так что возможности предупредить о готовящейся облаве агенты террористов практически не имели.

Спецназ стягивался к кафе, замыкая его в кольцо, готовый ринуться в бой, а со стороны за деловитой суетой наблюдали сквозь окуляры оптических прицелов снайперы, одним из которых был Борис Харламов. Имея за плечами десятилетний стаж службы в СОБРе, капитан стал настоящим профессионалом, хладнокровным убийцей. На его счету уже было два десятка целей, в основном — грязные бородатые ваххабиты, на которых он с товарищами охотился в горах Кавказа. Была и парочка «родных» российских уголовников, ликвидированных здесь же, в Москве, или в области. И сейчас ему предстояло стрелять в своих, русских, пусть и преступивших закон. Это опытного стрелка нисколько не тревожило.

— Снайперам открывать огонь по готовности! — раздалось в наушнике гарнитуры, и Харламов сдвинул вниз флажок предохранителя, а указательный палец его нежно коснулся спускового крючка.

В прицел было видно, что вокруг кафе вдруг началось какое-то движение. К входу в заведение направилась белая «Газель», но за полсотни метров до места ей перекрыла путь вывернувшая с парковки «девятка». Харламов увидел, как из легковушки выскочили трое, у каждого в руках было оружие. Прежде, чем ветер донес звук выстрелов до служившей позицией снайпера квартиры, Борис уже наложил перекрестье прицела на грудь одного из террористов, укрывшегося за своей машиной. Палец потянул спусковой крючок, и в этот миг что-то со страшной силой ударило Харламова в грудь, сбив с ног, бросив на утоптанный пол. А через мгновение мир вокруг наполнился нестерпимо ярким светом, и снайпер почувствовал невероятную легкость. Он успел со стороны взглянуть на собственное неподвижное тело, под которым уже скопилась лужа темной крови, а затем взмыл в небеса, навсегда покидая полный страданий и несправедливости мир.

Сергей Сазонов повел стволом СВД, осматривая в оптический прицел подступы к кафе. Там, внутри, были его командиры, его товарищи, и их нужно было прикрыть, подстраховать на случай неприятностей. Сазонову было не привыкать сидеть в засаде. В составе сводного отряда специального назначения ФСБ он четырежды успел побывать в Чечне, там оточив до совершенства навыки, полученные на курсах снайперов. Там Сергей стал единым целым со своей винтовкой, научившись ценить это простое, неприхотливое и мощное оружие.

Кто-то считал самозарядную винтовку Драгунова морально устаревшей, ей искали замену, уже который год, но никак не могли найти, несмотря на все усилия. Возможно, потому все же, что на самом деле винтовка ничуть не устарела. Даром ли американцы, англичане и немцы перевооружали, пусть и частично, своих армейских снайперов с точных, но не скорострельных «болтов» на полуавтоматы типа «Марк-11» или хеклеровской MSG-90. Конечно, СВД не годилась для стрельбы на километр, и ее пуля не смогла бы пробить борт бронетранспортера, но для того, чтобы вогнать кусок свинца в голову «духа» за шесть сотен шагов, и точности и мощности СВД было более чем достаточно. Это и доказал Сазонов, после каждой командировки которого численность боевиков сокращалась по крайней мере, на десяток.

— Внимание, — произнес находившийся рядом корректировщик, изучавший уличную суету десятью этажами ниже через мощный бинокль Leica Rangemaster, дававший более широкий угол обзора, чем винтовочный прицел, к тому же оснащенный встроенным лазерным дальномером, позволявшим мгновенно определять дистанцию до любого объекта с точностью до сантиметров. — Вижу «клиента»!

— Я готов!

Снайперская пара партизан заняла позицию на крыше высотки на пересечении Большой и Малой Бронной, всего в трех сотнях метров от кафе, куда на встречу с каким-то полицейским чином должны были прибыть их командиры. Полковник Слюсаренко решил подстраховаться, и потому Сазонов сейчас был здесь со своей СВД, в прицел наблюдая, как заходит в кафе плотно сбитый мужчина, выбравшийся из строгой черной «Волги». Даже не подозревая, насколько он уязвим, информатор повернулся к снайперу широкой спиной, так и просившей, чтоб послать в нее пулю Б-30, бронебойную, одиннадцатиграммовую, одну из десяти, покоившихся в магазине винтовки. Сергей сдержался, не позволив вырваться на свободу инстинктам. Пока еще рано было обнаруживать себя.

По примеру и совету более опытных товарищей Сазонов «модернизировал» свою СВД еще в первую командировку на Кавказ. Странно, но для самой распространенной снайперской винтовки в России практически не выпускались никакие аксессуары, даже самые необходимые. Если американский снайпер, неважно, армейский или полицейский, мог подогнать штатную винтовку под себя, вплоть до регулировки длины приклада, то отечественные «меткие стрелки» вынуждены были применять то оружие, которое сходило с заводского конвейера в первозданном виде.

Находясь на позиции, стрелку трудно держать винтовку на руках часами, готовясь к выстрелу и не зная, когда появится противник, и потому опытнее снайперы снабжали свое оружие сошками. Так же поступил и Сазонов, свинтив необходимую деталь с противотанкового гранатомета РПГ-7 и приспособив под свое оружие. И сейчас, установив сошки на бетонный парапет, обрамлявший утыканную антеннами крышу высотки, он мог расслабиться, сберегая силы для самого главного, для того, ради чего он и появился здесь. А на «скелетном» интегрированном прикладе СВД занял место резиновый затыльник, входивших в комплект подствольного гранатомета ГП-30, и служивший отличным амортизатором, поглощавшим неслабую отдачу винтовки и делавший стрельбу из нее значительно комфортнее.

— Что-то происходит, — произнес корректировщик, заставив Сазонова насторожиться. — Какое-то движение. Черт, это «полицаи»!

Белый микроавтобус подкатил почти к самому входу в кафе, когда его настигла группа прикрытия. Неприметная «Лада» перегородила путь «Газели», и водитель последней выехал на тротуар, распугивая прохожих. Сазонов видел, как его товарищи, едва покинув салон легковушки, в упор открыли огонь по «Газели» с расстояния не более десятка метров. И в тот же миг один из них упал, повалившись на асфальт.

— Внимание! Открытое окно на третьем этаже, на три часа! Возможно, позиция снайпера!

Сазонов, переложив прицел в указанном направлении, сразу заметил узкую щель, приоткрытую фрамугу окна, а за ним, в глубине комнаты — темную фигуру, удерживавшую в руках нечто продолговатое, что могло быть только оружием. Модернизация СВД не ограничилась установкой сошек. Простой, надежный, но все же далеко не совершенный прицел ПСО-1, армейский стандарт, созданный полвека назад, уже давно уступил место более продвинутому ПСП-1 переменной кратности. И теперь Сергей отчетливо видел силуэт своего врага, приближенного в девять раз выставленной на максимальное увеличение оптикой, тщетно пытавшегося укрываться в глубине помещения.

— Цель наблюдаю!

Снайпер противника, занявший такую удобную позицию, сумел выстрелить лишь раз, вторую пулю выпустить он уже не успел. Сергей Сазонов оказался быстрее. Винтовка в его руках чуть дрогнула, затыльник рамочного приклада СВД ударил в плечо, отрывистый сухой щелчок выстрела утонул, затерялся в шуме большого города, и через мгновение разогнавшаяся до восьмисот с лишним метров в секунду пуля легла точно в силуэт цели, оборвав чью-то жизнь. А внизу уже шел бой, выстрелы не смолкали, и каждую секунду безжалостная смерть, вновь вышедшая на улицы российской столицы, забирала с собой еще кого-нибудь, не различая правых и виноватых.

Александр Колобов чувствовал себя неуклюжим, неповоротливым в тяжелом снаряжении спецназа. Сейчас сержант столичной полиции был похож на готового к решительному бою рыцаря, облаченного в свои доспехи. Его спину и грудь плотно облегал тяжелый бронежилет армейского типа, из тех, что способны были остановить пулю, выпущенную из АКМ. Защитный шлем «Сфера» давил на голову, внушая обманчивое чувство защищенности, а на коленях лежал девятимиллиметровый автомат ОЦ-14 «Гроза» в штурмовом исполнении — без подствольного гранатомета, с передней «тактической» рукояткой удержания. К автомату у Александра были при себе четыре снаряженных магазина, восемьдесят бронебойных патронов СП-6 с шестнадцатиграммовой пулей со стальным сердечником. А на бедре в открытой кобуре висел пистолет «Грач».

Точно так же, как Колобов, были экипированы еще восемь полицейских, что тряслись сейчас в салоне бронированного микроавтобуса «Газель-Ратник». Машина, внешне ничем не отличавшаяся от сотен таких же, разъезжавших по улицам Москвы, защищала своих пассажиров от автоматного огня, в упор выдерживая попадание пули калибра 7,62 миллиметра. И едва ли кто-то из видевших «Газель» людей мог предположить, что она везет вооруженный до зубов отряд спецназа.

Никто из полицейских, в прочем, не представлял, куда и зачем они едут. Их подняли по тревоге, выдали оружие и амуницию, погрузили в машину, и, ничего не говоря, вывезли на улицы Москвы. Все, что происходило сейчас, было непривычно, никогда прежде к спецоперациям не готовились так, как сейчас — точнее, к ним именно готовились, теперь же группа захвата буквально уходила в неизвестность.

— Бойцы, внимание, — голос командовавшего группой старшего лейтенанта отвлек полицейских от своих мыслей и сомнений, втайне терзавших, наверное, каждого. — Слушай боевую задачу! Нам приказано нейтрализовать группу террористов, предположительно, тех самых, что совершили нападение на конвой ооновских наблюдателей. По достоверной информации они будут находиться в кафе на Малой Бронной. Наша задача — захватить террористов, в случае, если будет оказано малейшее сопротивление, уничтожить!

Командир достал из-за пазухи несколько фотографий разного качества, частью весьма старых, а частью сделанных явно считанные дни, может даже часы назад.

— Наши фигуранты, — сообщил лейтенант, протягивая снимки сидевшему ближе всего бойцу. — Вот этот человек — Иван Слюсаренко, бывший полковник ФСБ. Имеет опыт агентурной и оперативной работы, прошел тактико-специальную подготовку. Участвовал в спецоперациях на Северном Кавказе. Настоящий «волкодав». У террористов он отвечает за тактическое планирование и боевую подготовку. В совершенстве владеет всеми видами стрелкового оружия, особо опасен при задержании.

Колобов, до которого дошли фотографии, передаваемые из рук в руки, увидел хмурого мужчину средних лет, коротко стриженого, с седыми висками, смотревшего в объектив камеры чуть исподлобья, сурово и спокойно, с какой-то каменной уверенностью. Даже на фото этот человек внушал уважение, а в жизни, наверное, эффект должен был оказаться еще ощутимее. Это был лидер, боец, и оставалось лишь сокрушаться, что такой человек оказался по другую сторону баррикад.

Уже передавая соседу фотографии Слюсаренко, Александр вдруг понял, что встречался с этим человеком вживую. Несколько мгновений он вспоминал, а затем словно переместился в тихий московский дворик, по которому были разбросаны тела его товарищей, угодивших под ракетный залп с американского беспилотника. И сам сержант лежал на земле, тщетно пытаясь встать, а над ним нависал сжимавший оружие человек. он мог выстрелить, добить беспомощного, оглушенного полицейского, но вместо этого просто опустил оружие и ушел, а колобов тогда так и не решился выстрелить в спину.

— А это — Громов Максим, — продолжил посвящать своих подчиненных в подробности начавшейся операции старший лейтенант, передавая вторую порцию фотографий. — Ранее работал в корпорации «Росэнергия», сперва в аналитическом отделе, затем стал заместителем Захарова по особым поручениям. Очень умен, расчетлив, отвечает у террористов за планирование и психологические операции. Срочную службу восемь лет назад проходил в морской пехоте на Тихом океане, уровень владения оружием — средний. Это один из идейных лидеров террористов здесь, в Москве. Громова по возможности нужно брать живым, вероятно, он координирует действия нескольких групп террористов Центральном регионе и обладает важной информацией.

Полицейские кивнули. Каждый в этот миг лишь мог мысленно посмеяться над наставлениями, которые, конечно, выдумал не лично их командир. Когда начнется бой, огонь будет вестись на поражение, не даром каждый боец имел вдоволь бронебойных патронов к своей штатной «Грозе», пришедшей на смену опасным для самих себя АКС-74У и маломощным пистолетам-пулеметам «Кедр» и «Клин». И тогда будет не до арестов. А в том, что стрелять придется, никто уже и не сомневался — все успели почувствовать фанатизм и ярость, с которой сражались так называемые партизаны, даже оказываясь в безвыходной ситуации.

Лишь один Колобов вспоминал, как встретился с Громовым в том же самом дворике. Тогда аналитик террористов был совсем плох, ему тоже досталось при взрыве американской ракеты, не различавшей правых и виноватых. Этот парень едва держался на ногах, а передвигаться без посторонней помощи, кажется, вовсе был не в состоянии. Что ж, значит, он все-таки выжил и сейчас уже планирует что-то еще. А это значило, что террористов нужно остановить, и сделать это придется любой ценой.

— Задача ясна, товарищи бойцы?

Лейтенант обвел пристальным взглядом своих людей, хмурых, сосредоточенных, молчаливых.

— Так точно! — грянуло в ответ нестройным хором.

— Есть вопросы?

На этот раз ответом было молчание, и командир лишь удовлетворенно кивнул. Какие могу быть вопросы, все предельно ясно и просто. Есть враг, уже запятнавший свои руки кровью невиновных, и его нужно уничтожить, а для этого у полицейских есть все, что только может быть нужно. Оставалось лишь действовать.

Бронированная «Газель» затормозила на светофоре на перекрестке Гашека и Красина, а затем, миновав Большую Садовую, выехала на Малую Бронную, где и находилось чем-то привлекшее внимание террористов кафе. Микроавтобус, лишенный спецсигналов и синих полос, двигался в общем потоке, к счастью, не слишком интенсивном здесь, но все же достаточно плотным, чтобы сидевшие в бронекапсуле полицейские начали нетерпеливо ерзать, поглядывая по сторонам. Каждому начинало казаться, что пока они медленно тащатся, протискиваясь сквозь вставшие стеной легковушки и «маршрутки», террористы обсудят все свои дела, успеют еще выпить по чашечке кофе, а потом спокойно уйдут.

— Внимание, приготовиться всем! — рыкнул старший лейтенант, передергивая затвор своего девятимиллиметрового «Грача». — Оружие к бою!

Колобов оттянул назад рукоятку заряжания, досылая в ствол «Грозы» первый патрон. Вообще оружие под тяжелые девятимиллиметровые патроны было, пожалуй, идеальным для городских боев. Прежние малокалиберные АКС-74У, не зря получившие прозвища типа «огрызка» или «окурка», были опасны не столько для противника, сколько для всех вокруг. Легкие высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра, с легкостью прошивавшие даже тяжелые бронежилеты, обладали непредсказуемой траекторией и были склонны к рикошетам, а в тесноте городской застройки это чревато ранением самого себя. Кроме того, пули сохраняли убойность на расстоянии, намного превышавшем прицельную дальность стрельбы, а никому не хотелось случайно подстрелить какого-нибудь прохожего за километр от места боя.

Оружие под пистолетный патрон калибра девять миллиметров, хоть «макаров», хоть «люгер», обладало меньшей мощностью и эффективной дальностью стрельбы, и для города, где перестрелка на дистанции больше двухсот метров — редкость, подходило чуть лучше. Но маломощные пистолетные пули могли быть остановлены бронежилетом, даже легким, без титановых вставок, иным преградами. Можно было расстрелять весь магазин «Клина» или «Бизона», а жулик, укрывшийся за обычной легковушкой, остался бы не только жив, но цел и невредим, разве что испуган не на шутку. А вот тяжелые низкоскоростные пули патронов СП-5 и СП-6, применявшихся в «Грозе», «Вале», «Винторезе», еще нескольких менее известных системах, идеально сочетали небольшую дальность поражения и высокую мощность на приемлемых дистанциях. Да еще и бесшумное оружие на их базе было гораздо совершеннее, чем обычный «калаш» с отъемным глушителем. И то, что сейчас все полицейские из группы захвата имели штурмовые автоматы ОЦ-14, было замечательно.

Салон «Газели» наполнился лязгом металла, щелкали затворы и предохранители. Микроавтобус проталкивался к обочине, вдоль которой выстроились в ряд припаркованные автомобили. Сразу несколько бронемашин, замаскированных под обычные мирные «Газели», подъехали к кафе с разных сторон, блокируя пути отхода и готовясь выбросить из своих чрев десятки вооруженных до зубов полицейских.

— Приготовились! — повторил командовавший группой захвата старший лейтенант, натягивая на лицо вязаную шапочку-маску, до этого скатанную на лбу тугим валиком.

Александр Колобов поудобнее перехватил «Грозу», и без того лежавшую в ладонях, как влитая. В тот же миг пронзительно заскрипели тормоза, «Газель» резко остановилась, так неожиданно, что полицейских побросало друг на друга, а сам сержант, не удержавшись на краешке сидения, свалился на пол. А через секунду по бронированному корпусу микроавтобуса свинцовым градом забарабанили пули.

Закаленная сталь выдержала шквал огня, дав ошеломленным полицейским возможность придти в себя. Лейтенант первым опомнился, подскочив к двери пассажирского салона:

— На выход, за мной!

Широкая бортовая дверь бронированной «Газели» не сдвигалась, как обычно, а распахивалась, разделяясь на две створки, служившие дополнительным прикрытием при спешивании. Стараясь не высовываться из-за них, лейтенант, выбравшийся наружу первым, открыл частый огонь из «Грача», враз опорожнив магазин. А за ним уже выпрыгивал и Колобов.

— Огонь на подавление! — рыкнул командир группы захвата. — Прижмите их!

Старший сержант столичной полиции спрыгнул на асфальт, отскочив в сторону на несколько шагов, и, опустившись на одно колено, развернулся в том направлении, откуда слышались выстрелы и летели пули. Теперь он увидел развернувшуюся поперек дороги серую «девятку», наверное, выехавшую с парковки, а за ней — трех человек в гражданском, но с «калашниковыми». Низко пригибаясь, держась так, чтоб между ними и полицейскими находился корпус их машины, эти трое поливали короткими очередями, и Колобов видел, как пули высекали искры из бронированных бортов «Газели».

Сержант плотнее прижал к плечу затыльник «Грозы», и, поймав на миг в отверстие диоптрического прицела силуэт одного из нападавших, нажал на спуск, ощутив упругий толчок отдачи, а затем увидев, как террорист падает на землю. В тот же миг рядом с ним осел на асфальт еще один, голова которого буквально взорвалась кровавым фонтаном. А опомнившиеся полицейские уже накрыли машину террористов шквалом огня, медленно продвигаясь вперед.

Артем уже привык к кличке Сверчок, давно перестав в ней слышать что-то унизительное, насмешку. Да и не было для этого причин, если фамилия его была Сверчков, а одно только упоминание клички совсем недавно заставляло забиваться поглубже в свои норы прятавшихся в горах на границе недобитых чеченских ваххабитов. Когда Артем вместе с товарищами, такими же бойцами спецназа Внутренних войск, получали приказ, все, и друзья, и враги, знали, что иначе, чем с головой назначенного к ликвидации очередного «амира» обратно на базу они не вернутся. Так было всегда. А теперь бывший капитан «внутряков» сидел на переднем сидении потертой «Лады», рядом с водителем, вглядываясь в поток проезжавшего мимо транспорта.

— Слышь, Сверчок, нам тут долго еще болтаться? — раздался с заднего сидения унылый голос Тохи, Антона Бокова, бывшего десантника, даже сейчас надевшего под легкий бронежилет тельняшку. — Что там отцы-командиры?

— Будет приказ — снимемся, — безразлично пожал плечами Артем, не прекращая наблюдения.

— Да просто не прикольно как-то торчать тут, посреди улицы, в машине, стволами доверху набитой. Если сунутся «полицаи», придется шуметь!

— Жалко их, если сунутся, — хмыкнул сидевший на водительском месте Роман Бычков, по позывному Бык, тоже бывший «внутряк», более того, сослуживец Сверчкова, только дослужившийся лишь до прапорщика.

Артем усмехнулся. Действительно, на троих у них было три автомата, три пистолета, десяток гранат, в основном легкие наступательные РГД-5, и без счету патронов, наверное, на взвод бы хватило, ну на отделение уж точно. А на «сладкое» под задним сидением лежали не слишком тщательно укрытые два противотанковых гранатомета РПГ-22, не новая и не самая мощная модель, но для городского боя, где серьезной бронетехники не могло быть точно, едва ли не избыточно эффективная. И все это — ради того, чтобы их командиры могли спокойно поговорить с каким-то жирдяем, приехавшим минут пять назад на черной «Волге» и скрывшимся в дверях дешевого кафе.

Трое бойцов, за плечами каждого из которых были годы службы и такие переделки, о которых порой не хотелось вспоминать, ведь заодно пришлось бы вспомнить и навсегда ушедших товарищей, откровенно маялись скукой, но о задаче не забывали. Припарковав машину в полусотне метров от кафе, партизаны наблюдали за уличным движением, фиксируя и транспорт, и пешеходов, а Боков, расположившийся сзади, вооружился широкополосным сканером, прослушивая рабочие частоты столичной полиции. И именно он первым заметил опасность.

— Переговоры на полицейской волне, — сообщил Тоха, заставив обернуться Сверчка. — Кто-то к нам едет!

— Что?!

— Сам послушай! — Боков щелкнул тумблером, и из динамика компактной рации разалось: — «… угол Спиридоньева и Малой Бронной! До точки две минуты!». — И тотчас в ответ: — «Гранит, ждите команды! Алмаз, доложить о готовности! Прием!»

— Твою же мать, — протянул Сверчков. — Не зря, стало быть, нас сюда пригнали!

Тройка партизан не была единственной вооруженной силой в окрестностях. Подступы к кафе прикрывали еще, по меньшей мере, две такие же группы, а уже их с почтительного расстояния были готовы поддержать огнем снайперы. Капитан Сверчков не был уверен, что именно сейчас их кто-то не разглядывает в оптический прицел, и хорошо, если этот «кто-то» — свой.

— Всем внимание, — приказал капитан. — Смотреть в оба! Они должны быть рядом!

— А это не они?

— Вот суки!

Бычков указал на белую «Газель» без каких-либо опознавательных знаков, пробиравшуюся через поток машин, нахально подрезая легковушки, так что путь ее сопровождался резкими сигналами клаксонов. Девяносто девять человек из ста не заметили бы в микроавтобусе ровным счетом ничего необычного, но те, кто сидел в салоне потрепанной неизвестного происхождения «девятки» к большинству обывателей не относились. Кое-какие детали бросились в глаза Сверчкову, и он, без лишних слов достав и лежавшей в ногах сумки автомат, приказал своим товарищам:

— Группа, к бою!

Сам Сверчков и Боков вооружились новенькими АК-74М, чернеными, со складными «объемными» прикладами из черного пластика. Автоматы под низкоимпульсный патрон 5,45 миллиметра было не лучшим вариантом для боя в городе. Но мощности имевшихся в наличии пистолетов-пулеметов против закованных в броню спецназовцев из полицейской группы захвата точно не хватило бы, а оружие под патрон 9х39 с тяжелой низкоскоростной пулей и имелось только на вооружении полиции. У партизан было припрятано кое-где лишь с десяток «Валов» и «Винторезов», прихваченных с бывших мест службы после приказа о всеобщей демобилизации. Да и привычны были каждому «семьдесят четвертые», до последнего винтика.

Быку, как водителю, такое оружие все же было слишком неудобным, и потому он уже возился с укороченным АКС-74М, более привычным для всех, чья служба проходила за «баранкой». Загнав магазин в приемник, Быков оттянул назад затвор, отпустил, досылая патрон в ствол, и затем уже откинул каркасный приклад, поставив оружие между ног и с напряжением наблюдая за «Газелью».

Микроавтобус полз по улице, словно танк, уверенно держа путь к тому самому кафе, внутри которого оставались командиры партизан и их таинственный информатор. Сканер, лежавший на сидении рядом с Тохой, оставался на полицейской частоте, и все трое партизан услышали пронзившее эфир:

— Захват! Всем группам — вперед!

— Начали, мужики, — приказал Сверчков. — Блокируем «Газель» и гасим из всех стволов! Бык, жми!

«Девятка» сорвалась с места так резко, что заскрипели покрышки, и тотчас развернулась поперек дороги, на пути «Газели». Водитель микроавтобуса попытался уклониться от столкновения, сманеврировав, но бронированная морда его машины врезалась в лакированный борт крохотного «Матиса», отшвырнув почти игрушечную легковушку на «встречку», а затем микроавтобус остановился.

— На выход, — крикнул Сверчков, распахивая дверцу и вскидывая «калашников». — Огонь!

Двери «Газели», на самом деле специального бронированного автомобиля ГАЗ-2990 «Ратник», только открывались, когда капитан нажал на спуск. АК-74 привычно дернулся в сильных руках, хлестнув свинцом по белоснежному борту. Сверчков видел, как пули высекли снопы искр, оставляя отметины на корпусе и стеклах, и ничего более.

— Броня, — крикнул ставший справа Быков. — Хрен возьмешь!

— Возьмем! Тоха, «граник»!

— Понял! — Антон Боков нырнул в салон «девятки», достав из-под сидения зеленый тубус РПГ-22. — Готов!

Партизан лишь успел вскинуть раструб на плечо, когда голова его взорвалась фонтаном крови, и тело повалилось на асфальт. А затем от «Газели» грянул шквал огня. Пули забарабанили по корпусу «Лады», без труда пробивая его. Сверчков нырнул за машину, пригибаясь к земле, а прапорщик Быков чуть промедлил, и командир увидел, как его тело отбросило назад, заваливая на спину. Из нескольких ран в груди хлестала кровь.

— Суки!!!

Сверчков чуть высунулся из-за машины, положив на капот «девятки» ствол автомата, выпустил полмагазина в сторону полицейских, медленно двинувшихся к нему. Спецназовцы в тяжелых бронежилетах, глубоких пулезащитных шлемах с прозрачными забралами и видневшимися из-под них черными масками, с компактными автоматами «Гроза», выполненными в компоновке буллпап, казались неуклюжими, обманчиво неповоротливыми. Партизан видел, как двух противников волна свинца смела с ног. Один из них был явно жив, судя по вполне осмысленным движениям. Возможно, жив был и второй, пуля патрона 7Н6 со стальным сердечником далеко не всегда пробивала титановые пластины тяжелого бронежилета, хотя при попадании почти наверняка треснули кости и внутренние органы тоже неслабо ушибло.

Капитан вновь нажал на спуск, треснул выстрел, сверкнул бледным росчерком трассер, а затем ударник сухо клацнул, подав сигнал о том, что рожок пуст. Не мешкая, партизан вытащил из кармана гладкий шар гранаты РГД-5, вытащил кольцо предохранителя и, замахнувшись, швырнул гранату в сторону противника, а сам сунулся в салон легковушки.

Хлопнул взрыв, кто-то закричал, выстрелы смолкли на миг, и этого хватило Сверчкову, чтобы достать второй гранатомет. Но выстрелить он не успел — очереди загрохотали вновь, прошивая тяжелыми пулями «Ладу» насквозь, и партизан со всех ног бросился к кафе, и уже на бегу увидел, как из заведения выскочили его командиры, оба — с оружием в руках. На мгновение они замерли у входа, озираясь по сторонам, а затем бросились бежать, удаляясь от Сверчкова, которого попросту не заметили. И тотчас откуда-то со стороны донеслись звуки выстрелов, а над головой завизжали пули.

Когда генерал Камински вошел в помещение оперативного центра, находившиеся внутри офицеры разом вытянулись по стойке смирно, отдавая честь проходившему мимо них командующему. Лишь несколько операторов, замерших возле своих консолей, оставались безучастными к происходящему, вглядываясь в мерцание мониторов.

— Вольно, господа!

Мэтью Камински кивнул, отвечая на приветствие своих подчиненных. Его здесь уважали, за воинское искусство, за смелость, граничащую с дерзостью, а также за то, что он ценил каждого своего солдата, заведомо рискуя их жизнями лишь тогда, когда иного пути к победе уже не оставалось.

— Господа, прошу внимания, — обратился генерал к офицерам, столпившимся вокруг главного монитора, отображавшего план Раменского и прилегающих территорий. — По данным разведки русские в настоящее время готовят спецоперацию в центре Москвы против террористов. Кажется, им удалось отыскать тех самых сукиных детей, которые атаковали кортеж с международными наблюдателями.

Командующий не счел нужным сообщать, что без его санкции русские силы безопасности даже не узнали бы о появлении террористов. Хотя и сам он получил указания от представителей разведывательного сообщества, находившихся при штабе «стабилизационных сил». Просто информатор ЦРУ под кодовым именем «Шериф», ныне сотрудник аппарата столичного управления полиции, получив сигнал о встрече от своих «друзей»-террористов, с которыми вошел в контакт по указанию куратора из Лэнгли, этому самому куратору и сообщил о времени и месте, получив в ответ приказ на встречу идти.

Полковник русской полиции не мог предполагать, что его избрали жертвой, а информация о контакте через пару минут ушла во вновь созданное Министерство внутренней безопасности России, где ее восприняли всерьез, двинув в указанную точку все наличные силы. И сейчас Мэтью Камински хотел понаблюдать за тем, чем же закончится эта авантюра.

— Я должен знать, что там происходит каждую секунду, до мельчайших подробностей, — произнес командующий Десятой пехотной, оглядев своих подчиненных. — Координаты места известны, и мне нужны там глаза и уши. Направьте туда «дрон»!

— Сэр, потребуется время на подготовку, — виновато отозвался один из офицеров. — Сейчас в воздухе только один «Хищник», ведет разведку периметра авиабазы. Нам нужно хотя бы пять минут, чтоб поднять еще один, генерал, сэр.

— Отчет пошел! Действуйте!

Техники, дежурившие на летном поле, уложились в отведенное время, словно специально старались доставить удовольствие ждавшему в штабе генералу. Через четыре минуты сорок секунд от земли оторвался, уйдя в набор высоты, RQ-7A «Шэдоу», принадлежавший расквартированной здесь же, в Раменском, механизированной «промежуточной» бригаде, недавно заменившей части Третьей механизированной дивизии. Вооруженная бронемашинами «Страйкер» разных модификаций, бригада должна была выполнять полицейские функции, но пока в каких-либо операциях участвовали лишь ее беспилотники и прочие разведывательные средства.

— Генерал, сэр, «дрон» будет над целью через пятнадцать минут! Каков наш статус, сэр?

— Наблюдение! Пока — только наблюдение, лейтенант!

Разогнавшийся до двух сотен километров в час «Шэдоу» достиг указанного района точно в срок, а там, сбросив скорость до минимума, лег в вираж, нацелив вниз объективы своих камер — иного снаряжения этот легкий беспилотник не нес. Но на летном поле в Раменском на всякий случай уже находился в полной готовности тяжелый «Рипер», вооруженный целым арсеналом управляемых ракет и бомб.

— Вот это здание, — оператор указал на экран. — Кажется, там идет бой, сэр!

— Вывести на главный монитор, — распорядился Камински, и, когда картинка на большом экране сменилась, увидел суету людей на мостовой и всполохи взрывов. — Черт возьми, серьезная заваруха у этих русских!

Бортовые камеры RQ-7A бесстрастно фиксировали все, что происходило на земле. Видевшие картинку с приличным увеличением офицеры в оперативном штабе могли наблюдать, как к зданию, избранному целью операции, подъезжают машины, высаживая русские команды SWAT, медленно замыкавшие кольцо вокруг группы каких-то людей, выглядевших сугубо гражданскими, но вооруженных до зубов и яростно отбивавших все атаки.

— Настоящая война, сэр! — заметил кто-то из стоявших рядом.

— Пусть эти русские и дальше друг друга убивают, нашим парням меньше работы, — усмехнулся генерал.

Беспилотный самолет «Шэдоу», намертво привязанный к земле радиокомандной линией связи, неторопливо кружил над центральными кварталами российской столицы, лишь немного выше крыш домов, позволяя находившимся в штабе офицерам Армии США наслаждаться шоу.

— Psja krew! — выдохнул Камински, когда взорвалась, превратившись в сгусток пламени, одна из полицейских машин, какой-то микроавтобус, за корпусом которого укрывались русские стражи порядка.

Выразить как-то еще свое удивление генерал не сумел. Поднятый по личному приказу министра Фалева вертолет Ми-8МТВ-5 приблизился к вторгнувшемуся в воздушное пространство Москвы американскому беспилотнику на полтысячи метров, так, что летчики видели «дрон» невооруженным взглядом.

— Земля, я «Сокол», цель наблюдаю, жду приказа! — произнес командир экипажа, запрашивая наземный пункт управления.

Опытный пилот, для которого небо Чечни стало родным, он не раз бывал под огнем противника, вытаскивая из западни разведгруппы или прикрывая попавшие в засаду армейские колонны. Сейчас ему предстояло выполнить несравнимо более простую задачу.

Десятью минутами ранее диспетчер аэропорта Шереметьево обнаружил в воздушном пространстве столицы неопознанный объект, направлявшийся к центру города. Еще через две минуты об этом было доложено главе Министерства внутренней безопасности.

— Американцы, суки, — зло выругался Фалев, ударив кулаком по лакированной крышке стола в своем кабинете. — Опять высматривают! Они же сами установили себе зону ответственности, как они смеют вторгаться в наше небо?!

Выслушивавший гневную тираду своего начальника глава столичной полиции ничего не ответил, да и нечего ему было сказать. А Фалев уже окончательно пришел в ярость:

— В прошлый раз они нанесли воздушный удар, стоивший многих жизней. Погибли мирные граждане и наши люди, а американцы даже не посчитали нужным принести извинения! Они ни во что нас не ставят! Я не позволю этому повториться вновь! Приказываю уничтожить нарушителя воздушного пространства!

— Но, господин министр, Николай Сергеевич, у нас нет полноценных средств ПВО! Да и если мы собьем этот БПЛА, то американцы…

— А мне начхать на то, что скажут или сделают американцы! Довольно нас держать за тупое быдло! Беспилотник сбить немедленно! Поднимайте вертолеты в воздух!

Распоряжение министра было выполнено, и первый геликоптер авиаотряд московской полиции, сейчас выполнявший несвойственные функции перехватчика, оказался у цели через семь минут. Его летчики тем более не задумывались о возможных последствиях. Они просто получили приказ и были готовы исполнить его, ожидая последнего подтверждения с земли.

— «Сокол», я земля, — раздался в шлемофоне командира экипажа полицейского Ми-8 голос далекого диспетчера. — Приказываю цель уничтожить!

— Принято, земля! Выполняю!

На подвеске Ми-8 были установлены не привычные блоки с неуправляемыми ракетами, способными превратить несколько гектаров густой «зеленки» в филиал ада, а пара подвесных пушечных контейнеров УПК-23-250 с двуствольными пушками ГШ-23. сократив дистанцию до беспилотника до трех сотен метров, пилот вертолета направил свою машину точно на цель и нажал на гашетку. Торчавшие из-под обтекателей стволы харкнули огнем, к похожему издали на крест «Шэдоу» протянулись огненные пунктиры трассеров, и легкий беспилотник вспыхнул, в воздухе разваливаясь на мелкие куски, рухнувшие вниз.

— Я «Сокол», цель поражена!

Развернувшись, Ми-8 направился обратно на базу, выполнив свою миссию. А на земле для сослуживцев удачливого пилота все складывалось не так гладко, как это было в небе. Бой в центре Москвы, едва ли не у стен Кремля, не думал стихать, словно это проливавшаяся щедро на столичных улицах кровь подпитывала его.

Когда Громов и Слюсаренко покинули уютное помещение кафе, на улице уже шел бой. Партизаны едва успели укрыться за ближайшей припаркованной машиной — с противоположной стороны улицы по ним ударили разом с нескольких стволов, прижимая к землей, лишая свободы маневра.

— Что, мать их, здесь происходит? — Максим Громов, от волнения бледный, бешено вращавший глазами, прижался к лакированному борту «Тойоты», послужившей временным укрытием. Он слышал, как по машине барабанят пули, рвавшие в клочья обшивку. — Что это?!

— Засада! Нас все же ждали, твари!

Иван Слюсаренко старался не поддаться панике, хотя не бояться было сложно. Стреляли отовсюду, на мостовой уже хватало неподвижных тел, а над головами, где-то в вышине, раздавался отчетливо стрекот вертолета. И все же полковнику приходилось и раньше попадать в засады, равно как и организовывать их. И после того, как ему с тремя сослуживцами, из которых один был ранен и едва мог двигаться, пришлось сутки бегать по горам Дагестана с полусотней «духов» на хвосте и еще невесть сколькими на маршруте, испугать его перестрелкой было не так просто.

— Надо рвать отсюда, Макс, — решил полковник. — Сейчас зажмут со всех сторон, и тогда точно хана — или лапки кверху и привет «Лефортово», или отстреливаться до последнего патрона, пока гранатами не закидают. Наши здесь есть, они прикроют, это я подстраховался в последний момент. Так что давай, по моей команде бежим к переулку, там во дворах следы заметем! Готов?

— Конечно нет, ни хрена я не готов! Давай, командуй, полковник!

— Вперед!!!

Слюсаренко первым выскочил из-за импровизированного бруствера. На бегу он несколько раз выстрелил из трофейного «Грача» в сторону белой «Газели», вокруг которой мелькали фигуры к тяжелых шлемах «Сфера» и городском камуфляже. После очередного выстрела затвор встал на задержку, оставшись в заднем положении, и полковник швырнул пистолет с пустым магазином в сторону. Громов, чуть замешкавшийся и отставший на несколько шагов, тоже выпустил несколько пуль из своего ПМ, без особого эффекта, разве что, заставив противника инстинктивно укрыться. А большего им было и не нужно.

— Стоять! — раздалось откуда-то слева. — Стоять, суки! Оружие на землю, руки в гору, мать вашу!

Двое в тяжелых бронежилетах, со скрытыми под масками лицами, подскочили из-за угла, держа на прицеле партизан. Слюсаренко замер, растерявшись. Он не успевал выстрелить, полицейские первыми бы открыли огонь, в упор расстреляв беглецов. Успел кто-то другой. Раздался характерный сухой «кашель» АК-74, и один из спецназовцев завалился на спину. И в тот же миг что-то прожужжало возле головы Слюсаренко, словно огромная и очень сердитая пчела, и второго полицейского отбросило на тротуар, а на груди у него появилась рваная дыра, из которой фонтаном уже била кровь.

— Хрен встали?! — к партизанам подскочил парень с АК-74М в руках и зеленым тубусом противотанкового гранатомета за спиной. — Ходу! Валим отсюда! «Полицаев» полно, отовсюду лезут, суки!

— Сейчас!

Слюсаренко, узнавший одного из своих бойцов, подскочил к ближайшему из убитых полицейских, вытащив из его мертвых рук компактный автомат МА-91 под девятимиллиметровый патрон СП-6, идеальное оружие для боя в городе накоротке, к тому же знакомое до последней царапины бывшему офицеру ФСБ. Заодно полковник прихватил из подсумков на бронежилете мертвеца пару прямых двадцатиместных магазинов, сунув их в карманы куртки. — Ну, побежали! По сторонам смотреть!

Их попытались остановить почти сразу. Из-за поворота появился серый внедорожник УАЗ «Патриот». Машина остановилась на пути партизан, и из нее выпрыгнули на мостовую четверо в камуфляже, с компактными «Грозами». Слюсаренко успел выстрелить первым, короткой, в три патрона, очередью из трофейного МА-91 срезав ближнего из противников и заставив остальных укрыться. Тяжелые пули ПАБ-9 прошили бронежилет, словно лист бумаги, не оставив противнику ни одного шанса. Их новый попутчик поддержал полковника огнем из «калашникова», и даже Громов инстинктивно выстрелил дважды из пистолета, после чего затвор так и остался в заднем положении, сигнализируя о необходимости перезарядки.

Иван выстрелил еще, пытаясь достать отделенных преградой в виде массивного корпуса «Патриота» полицейских, но увидел, как пули лишь высекают искры из его бортов.

— Броня, не достать! — крикнул Сверчков, лицо которого было страшным от ярости.

Один из полицейских высунулся из-за внедорожника, целясь в партизан из «Грозы», и тотчас упал на землю, заливая асфальт кровью из развороченной прямым попаданием головы. Через секунду с криком свалился с ног еще один, зажимая простреленное бедро, а за ними последовал и третий. Этот умер тихо и быстро — пуля, прилетевшая невесть откуда, пробила ему грудь, легко прошив пластину бронежилета, и остановилась, лишь добравшись до сердца.

— Снайпер работает! Это наш! Нас прикроют!

— В проулок, бегом! — приказал Слюсаренко.

За спиной взвыла «сирена», пронзительно завизжали тормоза. Бело-синяя «Газель» с московским гербом на дверцах выкатилась на тротуар, и из нее уже выпрыгивали вооруженные до зубов полицейские. Загрохотали выстрелы, раздались чьи-то команды.

Сергей Сазонов мог бы сейчас исполниться чувства собственного величия. Он один, заняв господствующую высоту, вооружившись мощной и точной винтовкой с превосходным прицелом, мог безнаказанно уничтожить большую часть солдат противника. Но у бывшего офицера ФСБ было дело, работа, слишком напряженная и тяжелая, чтобы заниматься ерундой вроде самолюбования.

— На два часа, — сообщил корректировщик, имевший больший угол обзора и видевший одновременно почти все, что происходило на улице. — Наших в клещи взяли!

— Вижу!

Сазонов действительно видел в прицеле трех партизан, путь которым перегородил полицейский УАЗ, а за ним, как за бруствером, укрылись трое людей в сером камуфляже. Еще один страж порядка бесформенной кучей тряпья развалился на асфальте, нарвавшись на очередь в упор.

Вот один из полицейских высунулся над высоким капотом, вскидывая короткий автомат и не зная, что его голова уже попала в перекрестье прицела. Сазоновпотянул спусковой крючок, почувствовав привычный толчок приклада СВД в плечо, на пол со звоном упала дымящаяся гильза, а через полсекунды повалился на асфальт и первый противник.

Профессиональные снайперы давно и безуспешно спорили о том, какая винтовка лучше — полуавтомат или продольно-скользящим затвором. Сазонов для себя выбор сделал. Не успел первый из полицейских испустить дух, а ствол СВД уже покинула пуля, предназначавшаяся второму. Не тратя времени на перезаряжание, Сергей успел сделать три выстрела за семь секунд, и ни один из них не закончился промахом. Такое невозможно было бы, имей он винтовку с ручным заряжанием, и точность последней не смогла бы окупить потраченное время, тем более, за три-четыре сотни метров и точности «драгуновки» было более чем достаточно в купе с пробивной способностью тяжелых бронебойных пуль Б-30.

Словно добрый ангел-хранитель со снайперской винтовкой, Сазонов проводил трех своих товарищей взглядом, пропущенным сквозь линзы оптического прицела, а затем перенес внимание на то, что творилось в другом конце улицы. Группы прикрытия партизан свое дело сделали, полицейских остановили на дальних подступах к кафе, не дав замкнуть кольцо, но теперь товарищи Сергея гибли, один за другим, под шквальным огнем.

— На десять часов, — подсказал корректировщик, на всякий случай державший под рукой автомат Никонова АН-94, знаменитый, но мало кем виденный вживую в силу малосерийности выпуска «Абакан», с оптическим прицелом УСП-1, так что мог при крайней нужде поддержать товарища на ближней дистанции точным огнем. — Наши там, за «Калиной»!

— Наблюдаю! — коротко отозвался Сазонов, увидев изрешеченную «Ладу», за корпусом которой укрылись двое, огрызавшиеся автоматными очередями. Еще один партизан растянулся на асфальте в луже собственной крови и россыпи стреляных гильз.

Легковушка была никакой защитой, когда огонь по ней вели сразу с трех стволов бронебойными девятимиллиметровыми патронами СП-6, насквозь прошивавшими ее с сотни метров. Вот одна из пуль вслепую нащупала цель — один из партизан растянулся на земле, выронив оружие.

Закрепить успех полицейские не смогли — одного из них в тот же миг достала выпущенная из СВД пуля, оборвав тонкую нить его жизни. Еще один, почувствовав, что попал под огонь снайпера, завертелся, пытаясь обнаружить угрозу. Ему пуля снесла половину лица, так и оставшись под тяжелой «Сферой». Третий, запаниковав, бросился бежать. В него выстрелили одновременно Сазонов и остававшийся в живых партизан, вогнавший в спину противнику с десяток пуль из АКС-74У.

Бывший офицер ФСБ сейчас даже не задумывался над тем, что выводит из строя не чеченских бандитов, а прежних своих братьев по оружию, которые и сейчас верили, что стоят на страже порядка и борются с террористами, опасными преступниками. Возможно, потом он и успеет обдумать все это, но пока Сергей Сазонов видел перед собой противника, которого нужно уничтожить, чтоб другие смогли выполнить задачу и выбраться живыми из этой переделки.

— Пора уходить! — напомнил Сергею напарник. — Если окружат, с этой крыши нам только в мертвецкую дорога!

Сазонов успел увидеть, как партизан, которого он только что спас, взвалил на плечо своего товарища, потащив его в какой-то узкий переулок. Снайпер поднял винтовку, сложив сошки под стволом, и бросился рысцой за своим напарником, уже успевшим упрятать в чехол дальномер, чертовски дорогой, чтоб рисковать его целостностью.

Дверь, ведущая с чердак на крышу, с лязгом захлопнулась за спиной снайпера, и сгустившийся вокруг мрак на несколько секунд стал непроницаемым. Постепенно зрение приспособилось к темноте, и партизаны двинулись к люку, что вел на лестничную площадку. И, едва выскочив, нос к носу столкнулись с тремя спецназовцами в бронежилетах и глубоких шлемах.

На секунду все замерли от неожиданности, а затем с обеих сторон грянули выстрелы. Напарник Сазонова в упор, от живота, очередью в полмагазина из своего «Абакана» свалил ближайшего полицейского, так что тот кубарем скатился по ступеням, заставив своих товарищей отпрыгнуть в стороны. А через мгновение и самого партизана настигли пули, выпущенные из тяжелого «Грача». В отличие от полицейских, на снайперах не было бронежилетов, и напарник Сергея испустил дух мгновенно, буквально изрешеченный с расстояние в десяток шагов.

Сам Сергей успел придти в себя. Оглушительно ухнула СВД, и тяжелая пуля снесла с ног одного из двух противников, угодив ему в середину груди. Даже если титановая пластина бронежилета и не была пробита, у этого бойца осталась хорошо, если половина целых ребер, а все внутренности превратились в кровавый фарш.

Третий из спецназовцев вскинул компактный ПП-2000, новенький, только поступивший на вооружение, но выстрелить не успел. Еще один выстрел из СВД, после которого уши словно оказались ватой забиты, и противник валится с ног, сползая по стене и оставляя на ней кровавый след.

Держа наперевес винтовку, Сазонов бросился вниз по ступеням, перепрыгивая через трупы. У подъезда его ждала машина, еще немного, и бой останется позади. Но для этого нужно было еще пройти девять этажей, а затем — метров двадцать по двору, и эти двадцать метров могли стать последними в жизни бывшего оперативника ФСБ.

Добраться до переулка Слюсаренко с товарищами не успел. Затрещали автоматные очереди, засвистели пули, несколько ударили в асфальт у самых ног. Развернувшись, полковник с одной руки выпустил длинную очередь из МА-91, благо невысокая дульная энергия тяжелых пуль это позволяла. Скорее всего, ни в кого не попал, но хоть немного перепугал, выиграв несколько драгоценных секунд.

— Валите отсюда, живее, — приказал полковник спутникам. — Ходу!

Громов, вооруженный лишь пистолетом без патронов, кинулся по переулку, а Сверчков задержался на мгновение. Пока Иван менял опустевший магазин в автомате на полный, один из взятых с тела убитого полицейского, второй партизан, опустившись на колено, положил на плечо раструб гранатомета. «Газель», вокруг которой держалось с полдюжины спецназовцев, была как на ладони, метрах в восьмидесяти. С громким хлопком РПГ-22 выстрелил, и кумулятивная граната умчалась к цели, оставляя за собой росчерк дымного следа.

— Ложись!!! — крикнул Сверчков, и в тот же миг грянул взрыв.

Бронированный микроавтобус оторвало от земли на пару метров, отшвырнув на тротуар. Тех, кто был рядом, взрывной волной сбило с ног, разбросав в разные стороны, словно кегли в боулинге.

— Теперь валим! — Слюсаренко, справившийся с магазинов МА-91, встал во весь рост, слегка шатаясь, и неровным шагом направился к переулку, увлекая за собой товарища.

Они ворвались в переулок, распугав укрывавшихся там прохожих видом оружия и перекошенными от ярости и адреналина лицами. Кто-то бросился наутек, но на это партизаны внимания не обратили, продолжая свой путь.

— Сейчас перекроют весь район, — решил Слюсаренко. — Надо убраться подальше, пока колечко не захлопнулось!

— Далеко на своих двоих не уйдем, — возразил прибившийся к группе партизан, забросивший за спину АК-74М.

— На своих двоих и не надо! — Максим Громов, первым добравшийся до выхода из переулка, бросился к только остановившемуся у тротуара Мицубиси «Паджеро», из которого вышел водитель.

Партизан на бегу нажал на затворную задержку «макарова», даже не заменив пустой магазин. Хозяин джипа, немолодой упитанный мужик, ничего не успел сообразить, когда Максим ткнул его стволом под подбородок, крикнув в лицо:

— Ключи от машины! Живо!

— Э, пацан, ты чего? — В голосе толстяка звучал испуг, хотя тот еще толком не успел проникнуться ситуацией.

— Ключи, падла!!!

Сверчков, подскочивший следом, без разговоров ударил владельца «Паджеро» в живот прикладом автомата, заставив того согнуться вдвое, и торопливо вытащил из кармана связку ключей на массивном брелоке.

— Макс, за руль, — приказал Слюсаренко. — Этого назад грузите, пригодится!

Толстяка, пытавшегося отдышаться после мощного удара, запихали на заднее сидение, где ужа расположился Сверчков. Громов повернул ключ в замке зажигания, и огромный внедорожник, взревев мотором, сорвался с места, встраиваясь в не слишком плотный поток, двигавшийся от центра города.

— Проедем, сколько получится, хотя бы пару кварталов, — решил полковник, поставив автомат промеж ног, но так, чтоб можно было легко достать его. — А там пешком, переулками!

На заднем сидении сопел, фыркал и кашлял хозяин угнанной машины, которого сам Слюсаренко вполне был готов использовать в качестве заложника, если вырваться из кольца облавы все же не удастся. Другое дело, оценит ли кто-нибудь жизнь этого человека настолько дорого, чтоб пропустить трех опасных террористов. В этом полковник уверен не был.

«Паджеро», впечатлявший и внешними габаритами, и простором салона, весьма удобного, уверенно катил по шоссе, заставляя хозяев «бюджетных» легковушек расступаться, освобождая ему путь. Громов, заскучав, потянулся к панели автомагнитолы, включив радио, как оказалось, настроенное на новостную волну. Очередной информационный выпуск как раз только начинался в эти мгновения. И уже через несколько секунд все трое партизан, а вместе с ними и пришедший в себя хозяин джипа, замерли, вслушиваясь в слова диктора:

— По последним данным в Южно-Сахалинске высадилось не менее пехотного батальона Сил самообороны Японии, одновременно с морским десантом на восточном побережье острова. Акватория вокруг острова в настоящее время блокирована японским флотом, в воздухе патрулируют истребители. По неподтвержденным данным имели место боевые столкновения с размещенным на Сахалине американским гарнизоном, о последствиях на данный момент ничего неизвестно.

Диджей сбивался, чувствовалось, что читает не заранее отшлифованный текст. В голосе его слышалось волнение и растерянность. Так мог чувствовать себя тот, кто на всю страну объявляет о начале настоящей войны.

— Японцы на Сахалине? Что за херня?! — Громов помотал головой, взглянув на Слюсаренко.

— Новость последних минут, — вновь торопливо зазвучал из динамика голос ведущего. — К берегам Сахалина направляется из центральной части Тихого океана американская эскадра во главе с атомным ударным авианосцем «Джон Стеннис». Части американской морской пехоты, дислоцированные вдоль российско-китайской границы, перебрасываются во Владивосток.

— Вот как, — хмыкнул Иван Слюсаренко. — Самураям надоело смотреть, как пилят Россию, и они решили себе тоже отхватить кусок, да пожирнее. Все же на Сахалине и нефть есть, и еще кое-что полезное.

— Но ведь это агрессия против американцев! Они считают Россию своей собственностью, значит, сейчас японцев попытаются скинуть обратно в океан. А это значит — война!

Громов был взволнован ничуть не меньше безымянного диктора столичного радио. Он пытался просчитать возможные варианты развития событий, опираясь на те крохи информации, что узнал из выпуска новостей, и приходил к одному и тому же результату.

— Война? Не думаю, — помотал головой полковник. — Американцам она пока не нужна, да и япошки отнюдь не так слабы, чтоб полагаться на легкую победу над ними. Штаты сами вооружили их своим лучшим оружием, и на рожон никто поэтому не полезет, как мне кажется. Да, конечно, Россию янки считают своей добычей, но формально на ее территорию не претендовали, и защищать ее не станут. А у наших продажных «вождей народа», окопавшихся в кремле, силенок не хватит. Главное, что пока о нас могут и забыть, отвлекутся на насущные проблемы. И я этому вполне рад!

Бывший полковник ФСБ уставился в окно, отвлеченно рассматривая панораму столицы, встречный поток машин. То, что происходило на дальних рубежах его страны, было серьезно, но сейчас Иван Слюсаренко просто радовался тому, что вновь остался жив, и старался в этот миг не думать о тех парнях, что погибли, прикрывая его, пали от рук таких же русских. Он обязательно вспомнит их, всех и каждого, но это будет не сейчас.

Глава 3. Курильская сага

Японское море 20 октября
Лейтенант Хироси Одзава, впившись пальцами обеих рук в леерное ограждение, не отводил взгляда от горизонта, словно там, в серой дымке, пытался рассмотреть очертания далекой земли. На самом деле ему это не удалось бы сделать, будь лейтенант вооружен даже самым мощным биноклем — только операторы радиолокационных станций десантного корабля «Осуми», двигавшегося курсом на север на всех парах, на мерцающих зеленоватым сиянием мониторах видели береговую линию.

Отчаявшись увидеть землю, Одзава скосил взгляд, привычно обнаружив в какой-то паре кабельтовых по правому борту «Осуми» силуэт фрегата «Ойодо» типа «Абакума» — «цепного пса» десантной эскадры, направлявшейся прямым курсом к острову Сахалин. Тяжелые волны, почти неощутимые для десантного корабля при его четырнадцати тысячах семистах тоннах полного водоизмещения, прихотливо играли фрегатом, крохой «всего» в две с половиной тысячи тонн и длиной от носа до кормы «только лишь» сто девять метров. В прочем, по сравнению с «Осуми» совсем не впечатлял и следовавший по левому борту, тоже примерно в двух-трех кабельтовых, эскадренный миноносец «Миоко» типа «Конго» — младший брат американского «Орли Берк», так же, как и последний, оснащенный системой управлении оружием «Иджис».

«Миоко», в подпалубных пусковых установках которого находилось девяносто зенитных ракет «Стандарт» SM-2, был основой противовоздушной обороны эскадры. Если команда эсминца подведет, то десантным кораблям — в состав группы помимо величественного «Осуми» вошли также танкодесантные корабли «Немуро» типа «Ацуми» и «Сацума» типа «Миура», следовавшие в кильватерной колонне — придется полагаться только на свои зенитки «Вулкан-Фаланкс». Но пока эсминец, возвышавшийся несокрушимой скалой, уверенно резал волны скошенным форштевнем, и сотни моряков и солдат на борту десантных судов могли чувствовать себя спокойно. Тем более, рядом был и фрегат — «Ойодо» был ключевым рубежом противолодочной обороны, хотя на появление здесь вражеских субмарин никто всерьез не рассчитывал.

Хироси Одзава не сомневался, что в точности так, как он любуется стремительными обводами эскортных кораблей, моряки с фрегата и эсминца разглядывают громаду десантного транспорта. «Осуми» действительно впечатлял — одна из крупнейших единиц Морских Сил самообороны, почти пятнадцать тысяч тонн водоизмещения, длина сто семьдесят девять метров, сквозная полетная палуба, как у настоящего авианосца, и по-авианосному же смещенная к правому борту надстройка-«остров». Именно с высоты надстройки лейтенант и созерцал открывавшуюся ему панораму.

— Мы всего в полусотне миль от цели. Скоро будет дан приказ начать высадку!

Прозвучавший справа от лейтенанта голос заставил Одзаву, погрузившегося в свои мысли, вздрогнуть, торопливо обернувшись. Рядом, с наслаждением затягиваясь только что прикуренной сигаретой, стоял командир роты Хироси Одзавы, капитан Такедо Йоши.

— Наконец-то наши политики решились взять то, что по праву принадлежит Японии, — довольно улыбаясь, словно и не ждал его впереди бой, первый, и, возможно, последний для молодого офицера, улыбнулся Йоши. — Северные территории не могут быть ничьими больше! Где-то там, на этих берегах, погиб мой дед, отражая русский десант в сорок пятом! Его взвод погиб до последнего человека, а дед встал к пулемету и продолжал вести огонь, пока русские, подкравшись сзади, не забросали его окоп гранатами! Он погиб, как самурай, и нам всем должно быть стыдно, что мы сейчас только решились сделать то, ради чего семь десятилетий назад были принесены такие жертвы!

Глаза Такедо Йоси горели, в нем кипел праведный гнев. Молодой, полный честолюбия и неподдельного уважения к предкам — самурайский меч давно погибшего деда не зря и сейчас висел на переборке тесной каюты — офицер негодовал, видя, как политики годами не прекращают бессмысленные споры, о чем-то пытаются договориться. И вот вся эта шелуха оказалась сброшена.

— А мой прадед погиб в тридцать восьмом, во время Номонганского инцидента, — вспомнил и лейтенант Одзава. — Он был летчиком-истребителем, летал на Ki-27. Те, кто видел, как все случилось, рассказали, что при заходе на посадку самолет моего прадеда атаковали русские. Сразу четыре И-16 навалились на него, почти полностью израсходовавшего и топливо, и патроны. Одного из русских мой прадед сбил, расстреляв остатки боекомплекта, а потом пошел на таран, ценой собственной жизни расправившись с еще одним врагом.

— Смерть, достойная воина, лейтенант! Ваш прадед сейчас в храме Ясукуни без сомнения, смотрит на нас! И мы не должны осквернить эту память! Мы помним своих славных предков, так надо и самим хоть немного походить на них, чтобы заслужить уважение тех, кто уже на небесах!

Такая возможность — заслужить благосклонность славных пращуров — должна была преставиться, и очень скоро. Причем не одному только Одазве или его командиру — на борту десантных кораблей находилось почти семьсот десантников, кроме того — несколько десятков танков и бронемашин, призванных усилить удар пришедшей с моря армии. И если уже устаревшие, но не списанные пока ввиду отсутствия замены «Немуро» и «Сацуми» могли высадить людей и технику лишь при помощи катеров, или еще проще — по носовой рампе прямо на берег, как это делали те же американцы на Окинаве шестьдесят лет тому назад, то «Осуми» обладал несравнимо большими возможностями.

Сейчас на палубе десантного корабля теснились тяжелые вертолеты CH-47J «Чинук», американской конструкции, но произведенных в Японии фирмой «Кавасаки». Всего шесть машин — больше взять на борт было просто нельзя, не хватило бы места. Они доставят на берег людей и легкое вооружение, позволяя кораблю оставаться на безопасном расстоянии.

А для тяжелой техники предназначалась пара катеров на воздушной подушке LCAC, пока ждавших своего часа в доковой камере, в кормовой части огромного судна. Для них не в тягость и пятидесятитонный танк, а уж людей эти посудины могли брать на борт и вовсе без счета.

Десантная эскадра на полном ходу приближалась к острову Карафуто[14], пожирая мили океанского простора. И в недрах кораблей, в тесных кубриках, готовились к решительному броску сотни пехотинцев, бойцы Пятой пехотной дивизии — у Сил самообороны не было подразделений морской пехоты, но и обычные солдаты имели вполне достойную подготовку, и с легкостью могли исполнить родившийся в правительственных кабинетах Токио замысел.

Солдаты и офицеры на палубе и во внутренних помещениях «Осуми» еще наслаждались последними спокойными минутами, а адмирал Хэйто, находившийся уже который час в боевом информационном посту, изучал карту тактической обстановки, покрытую многочисленными отметками, обозначавшими воздушные и надводные цели.

— У северной части острова крейсируют американские боевые корабли, — докладывал один из офицеров штаба командующему эскадрой. — Два эскадренных миноносца типа «Арли Берк» и фрегат. Идут на сближение с нашей эскадрой курсом с северо-востока. Дальности действия их «Гарпунов» и «Томагавков» уже сейчас хватит, чтобы поразить десантные корабли в момент высадки, господин адмирал.

Американское командование заранее было извещено о морских маневрах японского флота, и адмирал Хэйто понимал, что присутствие рядом с его кораблями эсминцев ВМФ США лишь обычная предосторожность, да еще банальное любопытство. В прочем, слишком долго вводить в заблуждение американцев не получится.

— Они не решатся открыть огонь сразу, а когда их командование примет какое-то решение, десант уже закрепится на берегу. К тому же нас поддержит авиация с баз на Хоккайдо. Американского флота нам не стоит опасаться!

Авиация уже была в воздухе, внушая одним своим присутствием уверенность тем, кому вскоре предстояло идти на штурм чужих берегов. Над эскадрой кружил самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С «Хокай», в свое время переданный Силам самообороны американцами, и теперь передвижения американцев же и отслеживавший с заоблачных высот, наполняя схему тактической обстановки новыми марками целей.

— Американский контингент на Карафуто малочислен, не более роты морской пехоты в Южно-Сахалинске, но они как раз занимают местный аэродром, придется выбрасывать десант прямо на головы американцам.

— Мы должны действовать решительно, без компромиссов, — отрезал Хэйто, — но если удастся, обойтись без лишней крови. Американцы сильны, здесь и сейчас мы можем их разгромить наголову, но они придут в себя очень быстро и нанесут ответный удар. Под Владивостоком находится Третья экспедиционная дивизия Морской пехоты США почти в полном составе, пятьдесят тысяч отлично обученных и вооруженных бойцов, а также Первое авиакрыло, всего более полутора сотен «Хорнитов» и «Харриеров», базирующихся на бывших русских военных аэродромах в Приморье. Они прикрывают китайскую границу, но очень быстро могут оказаться здесь. Пусть лучше эти морские пехотинцы в Южно-Сахалинске останутся целыми и невредимыми, они будут нашим «живым щитом», лейтенант.

Адмирал Хэйто всецело поддерживал решение политиков, наконец, вспомнивших о том, что исконные японские территории до сих пор остаются в руках чужаков, но иллюзий на счет войны с американцами не испытывал нисколько. Да, оснащены Силы Самообороны были неплохо, намного лучше даже, чем русская армия, ныне разгромленная или капитулировавшая, но вся их техника — ничто против закаленных в настоящих боях американских солдат, летчиков и морских пехотинцев.

— Господин адмирал, мы достигли рубежа высадки, — сообщил, оторвавшись от компьютерного экрана, один из находившихся в боевом информационном посту офицеров. — До берега пятьдесят миль!

— Объявить боевую тревогу! Вертолеты в воздух!

По лабиринтам отсеков и коридоров «Осуми» прокатился рев сирен, а затем он потонул в дробном топоте сотен тяжелых солдатских ботинок. Лейтенант Хироси Одзава, застигнутый сигналом тревоги на открытой галерее рубки, со всех ног бросился вниз, следом за своим непосредственным командиром, перескакивая через две ступени. Сотни людей разом охватила нервная суета.

Солдаты в своих кубриках торопливо застегивали лямки разгрузочных жилетов, засовывая в подсумки снаряженные магазины, и, хватая стоявшее рядом оружие, бежали наверх, на полетную палубу. А там уже техники заканчивали последние приготовления, и пилоты занимали места в кабинах громоздких «Чинуков».

— Рота, становись! — крикнул, надсаживая связки, капитан Йоси. — Смирно!

Сотня пехотинцев в полной экипировке, с увесистыми ранцами за спиной, висевшими на груди штурмовыми винтовками «Тип 89», замерли, построившись в две шеренги. А за их спинами уже медленно раскручивались лопасти несущих винтов тяжелых транспортных геликоптеров CH-47J, и слитный гул турбин обволакивал палубу «Осуми», заглушая команды Такедо Йоси.

— Рота, внимание! Слушай боевую задачу! Нам приказано высадиться под прикрытием боевых вертолетов на аэродроме Южно-Сахалинска, административного центра острова, самого крупного населенного пункта, и удерживать его до прибытия подкреплений с материка. Аэродром сейчас занят американской морской пехотой численностью до роты. Американцев приказано разоружить, в случае сопротивления уничтожить. Мы вернем земли предков в лоно Японии! Банзай!

— Банзай!!! — рявкнули в один голос сотня вооруженных до зубов солдат.

— Рота, начать погрузку в вертолеты! Взлетаем через три минуты!

Солдаты, неуклюжие из-за навьюченного на каждого снаряжения, потянулись к распахнутым люкам «Чинуков», занимая места на жестких сидениях, протянувшихся вдоль бортов. Каждый вертолет мог взять на борт свыше сорока полностью экипированных бойцов, и сейчас две пехотные роты готовились вылететь на Сахалин, чтоб обрушиться, как снег на голову, на ничего еще не подозревавших американцев.

Но прежде, чем оторвался от палубы хотя бы один из транспортных вертолетов, в воздух над эскадрой взмыла пара ударных AH-1S «Кобра», под крыльями которых были прицеплены управляемые и неуправляемые ракеты. Произведенные в Японии по американской лицензии, и незначительно доработанные уже специалистами местной фирмы «Фуджи», боевые вертолеты должны были прикрыть высадку десанта в тот самый опасный миг, когда он, буквально пребывающий между небом и землей, больше всего уязвим.

Лейтенант Хироси Одзава почувствовал, как внутри все сжимается, когда пол кабины под ногами ощутимо качнулся. Огромный вертолет, десантный отсек которого был до отказа набит вооруженными солдатами, медленно оторвался от палубы, и, уйдя разворотом в сторону от массивной рубки, взял курс на северо-запад, к берегам Карафуто.

— Волнуешься, лейтенант?

Капитан Йоси сидел бок о бок с Одзавой, но все равно, чтоб быть услышанным соседом, вынужден был повышать голос, перекрикивая вой турбин. Хироси ничего не ответил, лишь с сомнением пожав плечами, и командир ободряюще хлопнул его по плечу:

— Крепче держи оружие и стреляй первым, и тогда останешься жив! Американцы нас не ждут, не думаю, что сопротивление будет серьезным!

Полдюжины «Чинуков», выстроившись широким фронтом, шли к берегам острова. По флангам, выдвинувшись чуть вперед, держались боевые вертолеты. А из огромной, просторной, похожей на пещеру док-камеры «Осуми» уже выскальзывали на водную гладь, поднимая фонтаны пены и брызг, катера на воздушной подушке LCAC. Каждая из этих платформ, способных буквально летать над водой со скоростью сто километров в час, несла по танку «Тип 90».

А за ними уже неслись к берегу самым полным ходом, рассекая волны тупыми носами, оба танкодесантных корабля, готовые выбросить на негостеприимную землю целую роту со всей бронетехникой и средствами поддержки. И тогда у американского гарнизона Карафуто, очередных захватчиков, попирающих исконно японскую землю, исчезнет призрачный шанс на то, чтобы удержать не принадлежавший им остров.

Луч радара, развернутого на летном поле аэродрома Южно-Сахалинска, очертил над островом очередной круг, и оператор увидел, как высвечиваются на экране отметки целей. И цели эти двигались кратчайшим курсом к острову.

— Лейтенант, сэр, — оператор окликнул скучавшего поодаль офицера Корпуса морской пехоты, самого главного сейчас и на аэродроме, и на всем этом сыром, пронизанном противным ветром острове. — Сэр, кто-то к нам приближается! Группа воздушных целей со стороны океана, не менее семи отметок! Высота тысяча футов, скорость до ста пятидесяти узлов, сэр!

— Вертолеты? Чьи они?

— На запрос не отвечают, сэр!

Сопряженная с радаром аппаратура в автоматическом режиме уже попыталась установить принадлежность неопознанных вертолетов, так внезапно материализовавшихся в опасной близости от острова. Но на тех геликоптерах, что сейчас мчались над океанскими волнами, не было ответчиков системы «свой — чужой».

— Дальность, энсин!

— Семьдесят миль, сэр!

— Дай связь с материком! И продолжай наблюдение!

Полдюжины тяжелых «Чинуков», сопровождаемые парой «Кобр», не в состоянии были скрыться от всевидящего ока радара, и те, кто был на борту, могли в любой миг стать мишенями для американских пилотов. На летном поле в Южно-Сахалинске кроме нескольких вертолетов разных типов в полной готовности находилось и звено штурмовиков AV-8B «Харриер», способных играючи разделаться с винтокрылыми машинами. Но лейтенант, не готовый взять на себя ответственность, помедлил, позволив нападавшим выиграть время. И в тот миг, когда он понял, что неизвестные вертолеты здесь появились с недобрыми намерениями, стало уже поздно.

Пилот ударного вертолета AH-1S «Кобра» увидел серый квадрат аэродрома, по периметру которого тянулись служебные здания, а в дальнем конце был виден застекленный куб терминала. А еще он увидел выстроившиеся в ровную линию вертолеты, почти такие же «Кобры», только более современной модификации, несколько «Си Хоков» и «Ирокезов», окрашенных в одинаковый серый цвет. А еще там были самолеты, распластавшие широкие короткие крылья, готовые взмыть в небо, превращая это небо для десантных вертолетов в смертельную ловушку.

— Лейтенант, уничтожить самолеты! ПТУР к бою!

Наводчик-оператор, сидевший в передней кабине, прильнул к наглазнику прицела, наводя на стоявшие на земле «Харриеры» управляемые ракеты BGM-71D «Тоу». Восьми снарядов, подвешенных под короткими крылышками вертолета, было достаточно, чтоб очистить аэродром от противника прежде, чем десант окажется на земле.

— К атаке готов! — спокойно доложил наводчик, совместив прицельную марку с силуэтом первой цели.

— Пуск!

С земли вертолет был еще едва различим, темная точка чуть выше линии горизонта. Первая ракета была выпущена с трех с лишним километров, почти предельной дальности. Покинув тубус пускового контейнера, она устремилась к земле, разматывая тонкую нить провода, так что с борта «Кобры» могли контролировать ее полет, корректируя отклонения. Через двенадцать секунд управляемый снаряд достиг цели, и взрыв шестикилограммовой кумулятивной боеголовки разрушил так и не сумевший оторваться от земли «Харриер».

— Огонь по второму! — приказал командир экипажа японской «Кобры».

С высоты чуть менее километра была почти не видна суета людей на земле, но вспышку, сопровождавшую попадание второй ракеты, пилоты разглядели. А затем вертолеты на полной скорости промчались над летным полем, обрушив на стоявшие на земле машины шквал огня из автоматических трехствольных пушек М197. двадцатимиллиметровые снаряды в клочья разрывали американские вертолеты, распиливали пополам грузовики и заправщики, расчищая плацдарм для десанта.

Сидевший в чреве одного из «Чинуков» лейтенант Одзава вздрогнул, когда выглянувший в десантный отсек летчик прокричал:

— Одна минута!

— Внимание! — скомандовал встрепенувшийся Такедо Йоси. — Приготовиться к высадке!

Со всех сторон раздался лязг затворов, щелчки предохранителей, и под этот звук шасси CH-47J коснулись замусоренной бетонки. Плавно опустилась кормовая аппарель, впуская в тесный отсек ветер и свежий, но уже наполнившийся запахами гари воздух.

— На выход! — скомандовал Одзава, чей взвод первым высаживался на Сахалин. — Занять оборону вокруг вертолета!

Солдаты посыпались на летное поле, образовав вокруг «Чинука» кольцо, ощетинившееся во все стороны стволами штурмовых винтовок «Тип 89» и единых пулеметов «Тип 62», устаревших, но еще вполне годных для того, чтоб поддержать огнем свою пехоту. А рядом уже приземлялись другие вертолеты, высаживая десант, так что вокруг сразу стало тесно.

— Первое отделение — к терминалу, — приказал Одзава, державший наперевес свою винтовку и пытавшийся одновременно смотреть во все стороны. — Остальным обеспечить прикрытие! Вперед!

Вокруг уже хватало следов боя. «Кобры», что сейчас кружили над головами, основательно обработали аэродром, превратив в хлам всю находившуюся здесь технику. В тот миг, когда Хироси Одзава поднял голову, взглянув на вертолеты, из-под крыла геликоптера вырвалась дымная стрела ракеты, и за ангарами грянул взрыв, и туда же потянулись мерцающие нити трассеров, с огромной скоростью выпускаемых боровой пушкой AH-1S. Но американцев еще хватало. Со стороны локатора, ажурная решетка которого продолжала вращаться, бежали люди в камуфляже, касках, с винтовками М16. затрещали выстрелы, что-то с визгом промчалось возле самого лица Одзавы, а еще одна пуля ударила в бетон у его ног. Рядом вдруг кто-то закричал от боли.

— Залечь! — не сразу сообразив, что это в него стреляют, хотят его убить, крикнул срывающимся голосом лейтенант, направляя в сторону американцев винтовку. — Открыть огонь!

Слева и справа затрещали автоматы, секунду спустя к ним присоединился пулемет, засвистели пули. Впервые с момента своего создания Силы Самообороны Японии приняли настоящий бой.

Одзава, почти не целясь от волнения, выпустил за пару очередей весь магазин. Затем, дрожащими руками сменив опустевший рожок, откинул закрепленные под стволом сошки, и следующую очередь дал уже прицельно. Кажется, даже попал, во всяком случае фигурка в непривычном сером «пиксельном» камуфляже повалилась на бетон, и больше не шевелилась. Американцы, их и было то человек шесть всего, тоже залегли, отстреливаясь, но без особого успеха.

— Вперед! — скомандовал Одзава, воодушевленный первым успехом, и сам вскочил и, низко пригибаясь к земле, бросился к противнику.

Где-то сбоку заухал пулемет, и над летным полем с гулом промчался рой тяжелых пуль. Лейтенант увидел выехавший на бетонку камуфлированный «Хаммер», с плоской крыши которого плевался огнем крупнокалиберный «Браунинг». Его очереди косой прошли по японским солдатам, лишенным укрытий. Несколько тел швырнуло на бетон, а пули, прошивая их насквозь, забарабанили по борту не успевшего подняться в воздух «Чинука».

Через несколько секунд на японских пехотинцев обрушился огонь со всех сторон. Морские пехотинцы, занимавшие Южно-Сахалинск, не пытались понять, что происходит, они просто приняли бой, защищая свои позиции так, как делали это в Кандагаре или Басре. От одного из зданий, похожих на ангары, ударил автоматический гранатомет «Марк-19», который сами американцы называли почему-то «тяжелым пулеметом». Несколько сорокамиллиметровых гранат разорвались в гуще бойцов лейтенант Одзавы, и тот видел, как взрывами разрывает тела, как осколки отсекают руки и ноги, как искалеченные солдаты, заливая кровью бетон, бьются в агонии.

— Они перестреляют нас, как в тире! — дрожащим от растерянности голосом крикнул Хироси Одзава, обращаясь к своему командиру.

Капитан Такедо Йоси, тоже распластавшийся на земле, вжимаясь в покрытый трещинами бетон, поднес к губам рацию, завопив, что было мочи:

— Эдо-один, это Осака-три, нужна поддержка с воздуха! Помечаю цели!

Такедо достал из разгрузки продолговатый цилиндр дымовой гранаты, и, приподнявшись на локте, швырнул ее в сторону «Хаммера», огрызавшегося пулеметным огнем. Столб синего дыма заслонил американцев, а капитан, размахнувшись, уже бросал вторую гранату туда, откуда с гулом прилетали, рассыпаясь над посадочной полосой, выпущенные «Марк-19» гранаты.

«Кобра» появилась над аэродромом неожиданно, вынырнув из-за горизонта. Вертолеты все это время кружили над городом, наверное, чтобы сбить прицел американским зенитчикам, если такие вообще здесь были. И теперь одна из винтокрылых машин на бреющем прошла над аэродромом. Нос ее окутался пламенем, и к вооруженному пулеметом «Хаммеру» протянулся поток трассирующих снарядов. Взрыв разнес американский джип в клочья, накрыв находившихся рядом моряков, а из-под крыльев сделавшей вираж «Кобры» уже вырывались огненными каплями неуправляемые ракеты калибра семьдесят миллиметров. Волна НУРС ударила в то самое здание, откуда молотил, не останавливаясь, гранатомет. Зазубренная стена взрывов скрыла строение от взглядов японских солдат, и стрельба мгновенно стихла.

— Встать, — приказал Одзава, чувствуя, что вражеский огонь враз ослаб. — Вперед, в атаку!

И он сам вскочил, бросившись к зданию терминала, на удивление выглядевшему нисколько не пострадавшим. Лейтенант увидел бегущих навстречу людей в американском камуфляже и, почти не целясь, выпустил несколько коротких очередей, теперь уже не поддаваясь панике и не давя на спуск до тех пор, пока ствол не покинет последний патрон.

Рядом продолжали стрелять, одиночными или короткими очередями, также экономя патроны, которых каждый взял столько, что еле можно было унести, но которые, как назло, закончатся в самый неподходящий момент. Американцы, наткнувшись на неточный, но плотный огонь, развернулись и бросились назад. Сразу двое упали, словно неожиданно споткнувшись обо что-то, настигнутые выстрелами японских солдат.

— Американские морские пехотинцы, предлагаю прекратить сопротивление! — Одзава вздрогнул, когда над летным полем раскатился усиленный мегафоном голос капитана Йоси. — Бросайте оружие, и сохраните свои жизни! У вас нет шансов! Остановите напрасное кровопролитие!

— Не стрелять! — одновременно приказал своим бойцам лейтенант Хироси Одзава, продолжая держать на прицеле терминал, за окнами которого была заметная какая-то нервная суета.

Эхо произнесенных капитаном слов еще металось над летным полем, а со стороны пассажирского терминала показалась одинокая фигурка человека в американском «цифровом» камуфляже, но без оружия. Он шел медленно, не спуская глаз с нацеленных на него винтовок. Когда до японцев оставалось не больше десятка шагов, навстречу американцу выступил сам Хироси Одзава. Его винтовка «Тип 89» висела на плече, стволом вниз, но оружие остальных солдат было направлено на американского офицера.

— Я лейтенант Браун, Корпус Морской пехоты США, — назвался американец, явившийся без оружия. Даже набедренная кобура была пуста сейчас. — Я хочу обсудить условия сдачи для своих бойцов.

— Условие только одно — сложите оружие и выполняйте все наши приказы. В этом случае все ваши люди останутся живы, раненым будет оказана необходимая помощь. В случае сопротивления мы все сравняем с землей, и раскаиваться в своем упрямстве вам будет уже поздно!

— Вы сами понимаете, что сделали сейчас? Это же война, без всяких условностей и оговорок! Через пару часов здесь будет весь американский флот, и вас уничтожат вместе с этим островом, безо всяких переговоров!

— Именно потому вы нужны нам живыми, — усмехнулся капитан Такэдо. — Пока наши позиции здесь слабы, пока нас на острове немного, чтоб оборонять его, вы и ваши оставшиеся люди станут нашим живым щитом, лейтенант! так что бросайте оружие и выходите на летное поле, и без глупостей!

Через несколько минут со стороны терминала на взлетную полосу потянулась вереница людей в серо-синем камуфляже. Под пристальными взглядами японских солдат, оцепивших летное поле, они бросали на бетон винтовки, выстраиваясь неровной шеренгой. А рядом сами японцы укладывали в два ряда тела своих и вражеских солдат, укрывая их найденным здесь же брезентом еще из русских запасов. За то, чтоб захватить аэродром, нападавшим пришлось заплатить дюжиной жизней, а многочисленным раненым сейчас оказывали помощь ротные санитары. Американские морские пехотинцы потеряли не менее двадцати человек — часть трупов еще оставалась под руинами разрушенного ракетами ангара.

Через несколько минут, когда разоруженные американские морпехи были согнаны в один из дальних ангаров, оставшись под охраной отделения японцев, на аэродроме закипела напряженная работа. Большая часть солдат расчищала летное поле, выбрасывая за его пределы обломки расстрелянных на земле самолетов и вертолетов. К ним присоединился найденный среди брошенной аэродромной техники бульдозер, и дело пошло веселее. Спустя полчаса полоса бетона, способно выдержать, судя по виду, даже вес «Руслана» с полной нагрузкой, была очищена.

Капитан Такеда направился к развернутому узлу связи, уже нацелившему в зенит свои антенны. Он знал, что по ту сторону пролива Лаперуза, на туманных берегах Хоккайдо, связисты уже больше часа ждут вестей от высадившейся в Южно-Сахалинске пехоты. И, поднеся к губам микрофон, капитан произнес единственное слово:

— Рассвет!

Через несколько неуловимых мгновений кодовый сигнал был получен в штабе Северной армии Сил Самообороны Японии. И такой же сигнал был получен от высадившихся с моря войск, форсированным маршем уже выдвинувшихся к Южно-Сахалинску. Первый этап операции по возвращению Северных территорий был пройден с полным успехом.

Через десять минут разрешение на взлет получили экипажи десятков транспортных самолетов, в полной готовности стоявших на взлетных полосах авиабаз по всей Японии. Одновременно в небе оказалась едва ли не вся транспортная авиация Сил Самообороны, и эта огромная, завывающая турбинами, стая железных птиц ринулась на север, через проливы, к вздыбившимся сопками берегам Сахалина. С-130 «Геркулес» американского производства, японские Кавасаки С-1А и новейшие, только запущенные в производство стасорокатонные С-2 за считанные десятки минут преодолевали расстояние, отделявшее их от цели, приземляясь в Южно-Сахалинске, над которым не смолкал рокот авиационных турбин и мощных дизелей сгружаемой с самолетов техники.

Командующий Третьей экспедиционной дивизией морской пехоты США генерал Флетчер прибыл в командный центр во Владивостоке сразу, как только получил сообщение от дежурного офицера. Но за то ничтожно малое время, затраченное на дорогу, успело измениться слишком многое.

Штаб был похож на растревоженный улей. Десятки операторов сидели за мониторами, не отводя взглядов от мерцавших экранов. Бегали из стороны в сторону офицеры, передавая из рук в руки разведсводки, что-то монотонно бубнили радисты, нацепив на головы гарнитуры и не замечая ничего вокруг. Лишь стоявшие в карауле на входе морпехи в полной экипировке хранили каменное спокойствие, возвышаясь над суетой, точно изваяния.

— Сэр, мы окончательно потеряли связь с гарнизоном Сахалина, — сообщил генералу растерянный майор, с облегчением вздохнувший, увидев своего командира, на которого теперь и ложился груз ответственности. — Двадцать минут назад они сообщили, что ведут бой с японским десантом, после этого на связь не выходили, сэр!

— Япошки высадили десант на Сахалин?! Эти желтые обезьяны зарвались! Но какого черта мы проморгали их вторжение?! Как это возможно?!

— Генерал, сэр, японцы заранее сообщили о проводимых маневрах своего флота. Поэтому в штабе не придали особого значения их эскадре, приблизившейся к Сахалину. А когда началась высадка десанта, стало слишком поздно.

— Какова обстановка сейчас? Что там происходит?

Генерал Флетчер был растерян ничуть не меньше своего штаба. Происходящее не укладывалось в голове. Японцы, которых никто не принимал всерьез, решились сделать то, на что не решались в бытность России самостоятельной и хотя бы внешне сильной. Стремительным броском преодолели проливы, высадившись на Курилы и Сахалин, вступили в бой с американским контингентом, одержав победу, и все это — при полнейшем молчании их дипломатов, равно как и Белого Дома. В прочем, генерал был уверен, что в Вашингтоне сейчас тоже царит полная неразбериха.

— В непосредственной близости от берегов Сахалина сейчас находится не менеедесятка японских эсминцев и фрегатов, полностью блокировавших все подходы с моря. За ними ведут наблюдение наши эскадренные миноносцы «Бенфолд» и «Момсен», а также фрегат «Родни М. Девис» в полной готовности к нанесению удара. Мы уже получали рапорты о контактах с подводными лодками, разумеется, тоже японскими. У самураев в строю два десятка неатомных субмарин, аналогичных русским лодкам класса «Кило». Практически все японские подлодки вооружены ракетами «Гарпун». И сейчас у нас против них нет ни одной «рыбки».

— Передайте капитанам наших кораблей мой приказ, в столкновение не вступать, вести наблюдение с безопасного расстояния, — распорядился Флетчер. — Разрешаю только ответный огонь! Еще не хватало, чтоб япошки пустили на дно наш эсминец! А что в воздухе?

— Полно японских самолетов, генерал, сэр! На радарах десятки целей! Их транспортные машины курсируют между Хоккайдо и Сахалином, очевидно, доставляя подкрепления и технику. В воздушном пространстве Японии находится, по меньше мере, один Е-767 AWACS, с которого можно контролировать воздушную обстановку до самой Камчатки.

— Какими силами они располагают в данный момент на островах?

— Сахалин занят частями Пятой пехотной дивизии. Численность до батальона, если оценивать по вместимости участвовавших в высадке десантных судов. Что они доставили воздухом, нам пока не известно, сэр. А на Курильские острова высадилась Первая воздушно-десантная бригада «Кутей», японский армейский спецназ.

— Слишком мало данных! Необходима более детальная разведка! Скоро умники в Пентагоне и на Капитолии придут в себя, и к этому моменту у меня должен быть полный расклад, майор!

— Генерал, сэр, Сахалин окажется в досягаемости ближайшего спутника «Ки Хоул-11» не менее чем через полчаса! До этого мы не сможем видеть, что творится на земле!

— Это недопустимо! — Флетчер ударил по столу тяжелым кулаком, заставив вздрогнуть от неожиданности находившихся рядом штабных офицеров. — У нас, что, уже нет самолетов? Приказываю провести воздушную разведку немедленно!

— Но у нас нет «дронов» с такой полетной дальностью, — с сомнением пожал плечами майор. — Только у ВВС, сэр.

— Значит, направьте к Сахалину обычные самолеты с живыми пилотами, черт вас дери, майор! Теперь в Уэст-Пойнте, что, учат обсуждать приказы командира?!

— Сэр, а если японцы откроют огонь? Мы рискуем потерять машины и людей!

— Если это случится, тем хуже для японцев! Нам ничто тогда не будет связывать руки!

Генерал Флеминг отвернулся, дав понять подчиненному, что разговор закончен. Теперь он изучал экран, отображавший тактическую обстановку вдоль восточного побережья России. Многочисленные маркеры обозначали воздушные и надводные объекты, хотя бы на миг попавшие в поле зрения радаров — наземных, морских, авиационных — или оптических систем наблюдения. И меток, обозначавших недружественные цели, было заметно больше. Во всяком случае, генерал мог хотя бы в общих чертах представлять происходившее в небесах и на море, но то, что творилось на занятых японцами островах, пока оставалось покрытым завесой неизвестности.

Полковник Джим Гленн резко отдал ручку управления двигателем, и спаренные турбины «Дженерал Электрик», выйдя на максимальную тягу, легко оторвали его двухместный F/A-18F «Супер Хорнит» от земли, утягивая в подернутое облачной дымкой небо. Истребитель был послушен каждому движению руки опытного пилота, выполнив идеальный разворот и направившись в сторону океанского побережья. Полковник покосился влево, убедившись, что его ведомый держится крыло в крыло.

— Внимание, — произнес полковник, щелкнув переключателем бортовой рации. — Набрать высоту десять тысяч, скорость пятьсот узлов. Держись как можно ближе!

— Роджер, командир! — донеслось в ответ по волнам радиоэфира, и одноместный F/A-18E ведомого придвинулся еще ближе, так, что, казалось, самолеты сейчас зацепятся плоскостями.

Командир эскадрильи Морской пехоты США лично отправился в этот вылет, во-первых, потому что должен был подать пример своим летчикам, во-вторых, потому что был из них самым опытным. Остальные, конечно, тоже не мальчишки, но Гленн выполнял боевые задачи еще в иракском небе в две тысячи третьем, бомбил талибов, и даже успел записать на свой счет русский «Фланкер». Правда, боя, по сути, не было, русский истребитель едва успел оторваться от земли, когда Гленн вогнал ему в заднюю полусферу «Сайдлвиндер» с расстояния в полторы мили, но большинство пилотов, и не только из его эскадрильи, вообще видели вражеские самолеты лишь на земле, горящими после бомбового удара.

Пара «Супер Хорнитов» быстро достигла береговой линии, и вскоре под крыльями раскинулась серая поверхность моря. Шли налегке, каждая машина несли лишь по паре ракет воздушного боя AIM-9 на законцовках крыльев, а под плоскостями обеих машин вместо бомб были подвешены контейнеры TARS с разведывательной аппаратурой. Каждая гондола длиной восемнадцать футов несла целую батарею фотокамер, работавших как в видимом, так и в инфракрасном диапазоне, а также систему записи информации, позволявшую «сбрасывать» данные на наземный пункт обработки в режиме близком к реальному времени.

Звено находилось над Татарским проливом в тот миг, когда в кабинах обеих машин пронзительно зазвучал зуммер бортовой системы предупреждения об облучении. Сенсоры комплекса РТР[15] AN/ALR-67(V)3 уловили направленные на истребители импульсы чужого радара, извещая об этом пилотов.

— Я в захвате! — сообщил немного взволнованным голосом ведомый.

— Это японский АВАКС, висит над Хоккайдо, — успокоил напарника полковник Гленн. — Не думаю, что они посмеют нам мешать! Меняем курс на ноль-один-пять, летим к Южно-Сахалинску! Снизиться до ста футов!

Истребители нырнули к водной поверхности, исчезнув с экрана японского «летающего радара» и продолжая путь к намеченной цели. Но об их приближении на земле уже знали.

Командир зенитно-ракетного комплекса «Тип 81» Tan-SAM был готов к появлению противника задолго до того, как отметки недружественных целей возникли на экране радиолокатора. Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-767, нарезавший круги над центральной частью острова Хоккайдо, передал координаты и направлении движения «гостей», и боевой расчет был готов к работе уже несколько минут.

— Контакт! — сообщил оператор, когда испущенный вращающейся антенной решеткой импульсно-доплеровского радара луч вернулся на приемник, отразившись от возникших в воздухе посторонних объектов. — Две цели по пеленгу сто, дальность двадцать пять километров, идут на малой высоте! На запрос не отвечают!

— Американцы, — оскалился старший офицер. — Недолго пришлось ждать! Приготовиться к бою! Доложить по достижении целями рубежа пуска!

Двадцать пять километров — ничто, если бой ведется на околозвуковых скоростях. Еще не успел прозвучать приказ командира расчета, чей ракетный комплекс «Тип 81» был пока единственным приведенным в боевую готовность из доставленных на Сахалин, а американские самолеты вошли в зону поражения.

— Цели уничтожить! Огонь!

Пусковая установка с размещенными на ней зенитными ракетами плавно развернулась, и два управляемых снаряда с шестисекундным интервалом соскользнули с направляющих. Тепловые головки самонаведения захватили цели через несколько мгновений. На экране радара было отчетливо видно, как маневрируют не ожидавшие такого приема американцы. Но дистанция стрельбы была слишком мала, чтоб вражеские пилоты имели хоть какой-то запас времени. Еще три секунды — и одна отметка исчезла с экрана.

— Цель номер два уходит в сторону океана, — сообщил оператор локатора. — Цель ставит радиоэлектронные помехи! Цель вне зоны досягаемости!

Командир расчета удовлетворенно усмехнулся. Отработанные десятки раз на учениях навыки позволили ему и его людям одержать первую настоящую победу. Все прошло даже проще, чем на полигоне, словно американцы нарочно позволили сбить себя. Ну а насчет беглеца он нисколько не сомневался, какая участь ждет того вскоре.

Их атаковали внезапно. Взвыла сирена бортовой системы предупреждения об облучении, а через миг дымная стрела зенитной ракеты настигла самолет ведомого. Снаряд разорвался в паре футов под брюхом F/A-18E, и полковник Гленн видел, как смертельно раненая стальная птица заваливается на правое крыло, камнем падая на землю. За мгновение до того, как внизу расцвел огненным цветком взрыв, командир эскадрильи все же увидел раскрывший купол парашюта, и теперь оставалось лишь молить Господа, чтобы высоты хватило для смягчения падения.

— Земля, мы атакованы, ведомый сбит, — сообщил Джим Гленн, надеясь, что японцы не смогут заглушить радиосвязь. Только теперь он понял, насколько серьезным был это разведывательный вылет. И раз уж японцы осмелились высадиться на занятый американской морской пехотой остров, глупо было полагать, что они позволят летать над ним теперь чужим самолетам.

Гленн развернул «Супер Хорнит» в сторону океана. зуммер системы предупреждения умолк на несколько секунд, когда истребитель покинул зону действия японских радаров, но тотчас вновь взвыл, наполняя кабину мерзким писком.

— Шершень-восемь, это Небесный глаз, — раздалось в наушниках пилота. — Мы ведем тебя! Будь осторожен, с юга быстро приближаются две цели, вероятно, истребители!

— О, дьявол! Вашу мать!

«Летающий радар» Е-2С «Хокай», поднятый в воздух для поддержки разведчиков, позволял видеть все на сотни миль вокруг, но помочь пилоту сейчас могло лишь чудо. Повернув голову, он увидел у самого горизонта две черные точки, с каждой секундой заметно увеличивавшиеся в размерах.

Поднятые по тревоге истребители F-15J «Игл», американская конструкция, выпускавшаяся в Японии уже больше двадцати пяти лет по лицензии, стремительно настигали цель. Они тоже летели налегке, лишь по паре ракет «воздух-воздух» средней дальности AIM-120 да столько же AIM-9 ближнего боя, неощутимая нагрузка для таких мощных машин.

— Шершень-восемь, уходи к материку, — давал указания командир экипажа американского АВАКСа. — Тебя встретят!

Гленн энергичным маневром развернул свой истребитель, и в этот миг зуммер системы предупреждения изменил тональность.

— Я атакован, — прокричал в эфир полковник. — По мне выпущены ракеты!

Он хорошо знал, что делать в таком случае. Тело действовало на одних рефлексах, да и не было времени на размышления, когда дистанция между тобой и противником каких-то тридцать километров, ничто для сверхзвуковых ракет AMRAAM.

Система постановки помех AN/ALE-47 исторгла из себя поток дипольных отражателей, рассыпавшихся позади удиравшего истребителя мерцающим облаком, о которое разбились лучи бортовых локаторов преследователей. Одновременно Гленн активировал буксируемую ложную цель AN/ALE-50 компании Райтеон. Ему еще ни разу не приходилось пользоваться новинкой в боевых условиях, но вбитые в подкорку на тренировках навыки не подвели.

Джим Гленн усмехнулся. Наверное, сидевшие за штурвалами F-15 потомки камикадзе сейчас гадают, в какую из множества возникших целей им стрелять. Один из уже выпущенных AIM-120, приняв за вражеский самолет облако нарезной фольги, взорвался позади и далеко в стороне от курса истинной цели. Вторая ракета навелась на буксируемую цель, испускавшую мощный сигнал, аналогичный отраженному от F-18 сигналу вражеских радаров. Буксируемая цель действовала на ракеты, точно огонь свечи ночью на мотыльков, приманивая их к себе, отвлекая от настоящего самолета.

— Херовы джепы! — презрительно фыркнул Гленн, убедившись, что все ракеты, выпущенные по нему, прошли мимо. — Желтые ублюдки!

«Супер Хорниту» нужно было пересечь наискось Сахалин, затем преодолеть пролив, и тогда никакие японцы за ним не сунутся. Тем более, впереди уже ждет прикрытие. Но противник тоже понимал это, заставив Гленна вспомнить, что максимальная скорость его F/A-18F на пятьсот километров в час ниже, чем у японских «Орлов».

Его настигли над береговой линией. Один из противников выпустил пару ракет «Сайдвиндер». Полковник активировал систему постановки помех, и за кормой его машины рассыпались фейерверком тепловые ракеты-ловушки. И тотчас над крылом бледными росчерками мелькнули трассеры — кто-то из японцев решил не полагаться на технику, открыв огонь из бортовой пушки «Вулкан».

Джим Гленн успел осознать всю ошибочность американкой политики, когда лучшим оружием снабжали всех подряд, кто бил кулаком в грудь, называя себя союзником Америки и приверженцем демократии. Эти русские хотя бы поставляли своим сателлитам заведомо худшее, нарочито упрощенное оружие с заниженными характеристиками. Сейчас, правда, стало иначе, последние модификации «Фланкеров» и «Фулкрэмов» арабы с папуасами получали раньше, чем ВВС России, но это издержки времени. А вот ему пришлось вступить в бой с лучшими истребителями, когда-либо созданными в Штатах.

Выполнив резкий разворот, так что в глазах на миг потемнело от навалившейся на тело свинцовой тяжестью перегрузки, полковник залпом выпустил оба своих «Сайдвиндера» в ближайшего «японца». Он видел, как дымные следы ракет пересеклись с траекторией F-15, и самолет буквально развалился в воздухе, настигнутый волной осколков. А через мгновение очередь из «Вулкана» прошлась отбойным молотком по фюзеляжу «Супер Хорнита». Двадцатимиллиметровые снаряды оторвали левую плоскость, и истребитель клюнул носом, устремляясь к земле.

— Всем, кто слышит, я подбит! Падаю! — кричал Джим Гленн в эфир, пытаясь нашарить вслепую рычаг катапульты. — Покидаю самолет!

Пиропатроны сорвали с креплений плексигласовый колпак фонаря пилотской кабины, а затем мощный удар порохового ускорителя вытолкнул из рассыпавшегося на куски самолета кресло с накрепко притянутым к нему летчиком. Уже когда над головой с хлопком раскрылся купол парашюта, замедлив падение, Гленн осмотрелся, увидев поднимавшийся над сопками столб дыма, но полковник так и не понял, был ли то его истребитель, или японская машина.

Генерал Флетчер нервно ходил по командному центру, бросая взгляд на огромный экран, подернутый «крупой» помех. Проплывавший в безвоздушном пространстве разведывательный спутник был еще слишком далеко, испускаемый им сигнал не коснулся нацеленных в небо антенн. А на земле, на раскиданных вдоль китайской границы аэродромах, уже приводились в боевую готовность эскадрильи «Хорнетов» и «Харриеров» Морской пехоты. Получив приказ, пилоты натягивали на себя летные комбинезоны, техники выкатывали на взлетные полосы тележки с уложенными плотными рядами авиабомбами, в баки крылатых машин хлынуло густым потоком топливо.

Командир Третьей экспедиционной дивизии Морской пехоты США сделал выводы из собственных ошибок, и теперь вместо пары самолетов к захваченному вероломными японцами острову была готова выдвинуться целая армада, десятки боевых машин. Но для того, чтоб вылет был максимально эффективным, нужна была разведка, координаты целей, тех, которые следует уничтожить в первые мгновения атаки. И потому Флетчер ждал сигнала с приближавшегося к Сахалину спутника.

Оператор, физически ощущавший нетерпение командующего, оторвавшись на миг от консоли, произнес:

— Сэр, спутник войдет в зону приема через десять секунд!

Орбитальный аппарат видовой разведки «Ки Хоул-11», описывая очередной виток вокруг земного шара, приближался к западной части Тихого океана, направив объективы своих сверхмощных камер к поверхности. Через несколько мгновений мелькание помех на экране сменилось четким изображением города, рассеченного на неправильные четырехугольники кварталов прямыми линиями улиц.

— Есть картинка!

И одновременно другой офицер, терзавший аппаратуру связи, произнес, обращаясь к Флетчеру:

— Сэр, на связи генерал Камински из Раменского!

Командующий Третьей экспедиционной дивизией морской пехоты подошел к терминалу видеосвязи.

— Мэтью, добрый день! — поприветствовал Флетчер своего начальника. — В прочем, если его можно назвать добрым. Я только что получил подтверждение о потере двух истребителей над Сахалином. О судьбе пилотов ничего неизвестно.

— Скверные новости, — поморщился командующий американским контингентом. — Если наши парни живы, нужно вытащить их оттуда. Запросите японцев, пусть пропустят спасательные вертолеты.

— Мэтью, какого черта мы будем вступать в переговоры с японцами? Они первыми атаковали, и я готов нанести ответный удар. Авиация пустит на дно их эскадру, после чего накроем их позиции на острове «Томагавками». Мы получаем данные со спутника, и вскоре будем знать всю их систему обороны.

— Не думаю, что это будет так просто, Боб! Насколько мне известно, японцы перебрасывают на Курилы и Сахалин войска со своей территории непрерывно, к тому же к островам приближается их эскадра, не меньше дюжины вымпелов. За ними следят наши субмарины. А на Хоккайдо в полной готовности находятся десятки истребителей.

— Значит, сначала «Томагавки» полетят на Хоккайдо! Нам плюнули в лицо, Мэтью, и я не собираюсь просто утереться и делать вид, что все в порядке!

— Но тебе придется сделать это, Боб! Принято решение не нагнетать обстановку, с японцами попробуем договориться по дипломатическим каналам. Сейчас не время начинать новую войну с передовой азиатской державой!

— Какого дьявола, Мэтью?! — рассвирепел Флетчер. — Мы им вломили от души в сорок пятом, повторим и сейчас. Мой дед воевал на Сайпане и Окинаве!

— Хочешь послать на верную смерть своих парней?! Так не терпится писать на них «похоронки», Боб? Я тоже получаю разведданные, и знаю, что к настоящему моменту японцы развернули на Сахалине два дивизиона зенитных комплексов малой дальности «Tan-SAM» и дивизион «Пэтриот», а также перебросили эскадрилью истребителей F-15 и еще одну, вооруженную модернизированными F-4 «Фантом», оптимизированными для противокорабельных операций. Наши эсминцы, вместо того, чтобы крушить оборону японцев, будут вынуждены отбиваться от волн противокорабельных ракет. Кстати, на Сахалине развернута, по меньшей мере, одна батарея противокорабельных ракет берегового базирования SSM-1. Под их прикрытием продолжается переброска частей Пятой пехотной дивизии со всей штатной техникой. Японцы превращают острова в неприступную крепость!

— Черт возьми, мы просто будем сидеть и смотреть, как они там окапываются? Мэтью, у них в плену несколько десятков моих моряков! Я их не оставлю!

— Боб, мы вытащим твоих парней! Имей терпение!

— Сутки, Мэтью, — веско произнес Флетчер, исподлобья уставившись в черный глазок объектива видеокамеры. — Если через сутки кризис не будет разрешен, я отдам приказ об атаке, и мне плевать на трибунал!

Генерал ударил кулаком по кнопке отбоя так, что пластик консоли жалобно заскрипел. Все, что ему оставалось — ждать, причем пребывая в полном неведении. А это было для боевого офицера самым тяжким испытанием.

В Кремле о японской агрессии узнали несколькими минутами позднее, чем в Раменском и Владивостоке, но даже чуть раньше, чем это стало известно в Пентагоне и на Капитолии. Ни стихийно созданные на Сахалине отряды самообороны, ни сформированные считанные недели назад подразделения полиции не пытались дать отпор врагу, уступая его полному превосходству на земле и в воздухе, но информация с острова все же шла.

Члены временной администрации России собрались быстро, хотя из-за этой спешки на пару часов автомобильное движение в столице оказалось почти полностью парализовано. К оплоту власти, вздымавшему краснокаменные стены в сердце Москвы, мчались под завывание сирен и нервное мерцание «мигалок» вереницы черных «Мерседесов» и «Ауди», заставляя зло ругаться стоявших в километровых пробках автовладельцев, пассажиров городских автобусов и маршруток.

Министры новой России, покидая свои лимузины, шумной толпой входили в кремлевские палаты, проходили мимо застывших неподвижно часовых, заполняя зал заседаний. Высокие, в два человеческих роста, тяжелые створки сомкнулись за спиной последнего вошедшего, и Валерий Лыков, стоявший во главе длинного стола, произнес, привлекая внимание собравшихся:

— Господа, занимайте свои места! Начнем!

Низкий бас человека, способного перекричать работающий на максимальных оборотах танковый дизель, гулко разнесся под сводами зала, сиявшего мрамором и позолотой. Министры, разом притихнув, задвигали стульями, зашелестели раскладываемые на столе бумаги, раздались щелчки замков папок и атташе-кейсов.

— Господа, времени мало, ситуация очень сложная, — начал глава правительства, возвышаясь над своими коллегами каменной глыбой. — Японцы, не предъявляя никаких требований, высадились около часа назад на Сахалин и Курильские острова, к настоящему моменту полностью их контролируя. По имеющимся данным, в момент высадки они вступили в бой с американской морской пехотой, дислоцированной на Сахалине. Американцы капитулировали. Также есть информация об имевших место над Татарским проливом воздушных боях. Сейчас на острова из Японии постоянно перебрасываются войска, идет усиление японской группировки.

— Японцы фактически объявили войну Штатам, — заметил Ринат Сейфуллин. — Не думаю, что американцы спустят им это с рук! Наверняка скоро последует ответный удар, и хорошо, если по Сахалину, а не по Токио!

— Американцы пребывают в бездействии, — возразил Лыков. — Их войска на Дальнем Востоке приведены в повышенную готовность, но остаются на своих базах. Флот тоже крейсирует на большом удалении от Сахалина, если не считать пары эсминцев в наших территориальных водах.

— Странная осторожность, — нервно усмехнулся Вадим Захаров, тоже присутствовавший на заседании временной администрации. — Обычно они не тратят много времени на раздумья.

— Скорее всего, американцы сами не знают, что делать. Не от японцев они ждали чего-то подобного, уж наверняка. Их правительство растеряно, тем более, Япония в военном отношении достаточно сильна, чтобы хотя бы защитить свою территорию и оккупированные острова. Это не Сербия или Ирак, и в Белом Доме это понимают, потому и медлят.

С этим мнением Лыкова согласились все присутствовавшие. О возможностях восточного соседа было известно очень хорошо, и последствия военной операции против него каждый представлял довольно отчетливо. Сто восемьдесят тысяч офицеров и солдат только в сухопутных войсках, первоклассная техника, частью поставленная самими американцами, частью созданная японскими гениями инженерного искусства, самый мощный в Азии флот — с этой силой не считаться было невозможно.

— В конечном итоге, меня мало волнует позиция американцев, — произнес, хлопнув по столу широкой ладонью, Лыков. — Японцы оккупировали нашу, российскую территорию. Наши отцы и деды погибали на этих берегах в сорок пятом, и хотя бы ради памяти о них мы не должны прощать такое оскорбление. Это агрессия против нашего государства, и мы должны ответить адекватно!

Министры зашумели. И это мнение лавы правительства разделяло большинство присутствовавших. О силе Японии здесь все имели представление, равно как и о том, что ее мощь совсем недавно была несопоставима с могуществом России. Даром ли о своих территориальных претензиях японцы громко кричали у себя дома, не осмеливаясь всерьез что-то предъявить русским властям. Так, гадили потихоньку, браконьеров посылали в наши территориальные воды, но не более. А вот теперь решились, и момент выбрали самый подходящий для этого.

— Господин Фалев, какие ответные меры мы можем принять непосредственно сейчас? — Лыков тяжелым взглядом уставился на главу министерства внутренней безопасности, употребив официальное обращение, вместо более привычного имени-отчества, и это было верным признаком зарождающегося в премьерской душе гнева.

— На Дальнем Востоке помимо территориальных подразделений охраны порядка развернута оперативная бригада полиции, численностью свыше четырех тысяч человек, легкое вооружение, до гранатометов и ПТРК. Подчиняется непосредственно мне, приказ могу отдать хоть сейчас. По сути, это легкая пехота, идеально подходящая для действий в условиях Сахалина. Но доставить ее на остров нам нечем.

Под мрачным, полным бессильной злобы и самой черной тоски взглядом Лыкова глава МВД перевел дух, продолжив:

— Авиации, за исключением вертолетов, в нашем распоряжении нет, ни боевой, ни транспортной. Флот представлен полутора десятками сторожевых кораблей, самое мощное вооружение которых — универсальные пушки калибра до ста миллиметров. Все, что осталось на плаву после бомбежек, и что несет ударное вооружение, американцы держат под особой охраной, медленно разделывая остатки флота на металл. Десантных кораблей у нас тоже нет. Мы бессильны, Валерий Степанович!

Лыков вздохнул, тяжело, по-стариковски, опустившись в удобное кресло с высокой спинкой. Он, привыкший быть частью властного аппарата мощнейшей державы, ждал совсем иного доклада сейчас, хотя и понимал, что это лишь мечты. Враг, формально признавая независимость России, лишил ее былой силы, и теперь отсюда, из-за высоких кремлевских стен, лишь оставалось смотреть в бессилии на то, как алчные соседи, осмелев, вырывают куски посочнее из тела некогда могучей родины.

— Господа министры, совещание закончено, — произнес, наконец, с трудом вновь поднявшись на ноги и при этом опираясь кулаками о стол, Лыков. — Вы свободны. Всем спасибо!

Дождавшись, когда притихшие министры покинут зал, глава администрации вышел из него последним. Добравшись до своего нового кабинета, он запер двери изнутри, достал из дальнего угла стенного сейфа непочатую бутылку «Столичной», и, свинтив пробку, прямо из горлышка принялся хлебать обжигающую жидкость, словно воду. Не закусывая, даже не чувствуя, что пьет.

Когда из Раменского позвонил генерал Камински, Валерий Лыков был уже пьян, даже не откликнувшись на стук в дверь и крики секретаря. Ему снился Афганистан, извилистый серпантин горных дорог, пыль над ползущей по теснине колонной, лязг гусеничных траков и нещадно палящее с небесных высот южное солнце. Те дни, когда он был молод, а его страна — по-настоящему сильна. Он не знал еще о том, что агрессоры встретили на Сахалине такой отпор, какого не ожидали.

Полковнику Гленну везло до самой последней минуты. Он успел покинуть истребитель прежде, чем тот охватило пламя, и крылатая машина стала разваливаться на куски. Катапульта сработала с идеальной точностью, на заданной высоте раскрылся купол парашюта, но в тот момент, когда полковник уже почти стоял обеими ногами на земле, удача ему все же изменила.

— О, черт! — крикнул в голос пилот, едва попытавшись встать на ноги после приземления. Правую голень пронзила такая боль, словно в кость согнали стальной прут. — Дьявол!!!

Крик это, наверное, был слышен далеко. Эхо испуганно металось меж склонов сопок, поросших редким ельником. А Джим Гленн уже был готов рыдать от отчаяния. С самого первого дня в ВВС ему внушали мысль о том, что, что бы ни случилось в воздухе, его спасут, за ним прилетят, заберут в безопасное место, нужно лишь дождаться. И сейчас встроенный радиомаяк посылал импульсы, указывая его местоположение спасателям. Но прежде, чем те прилетят, явится враг. Нужно спрятаться, подальше уйти от места приземления, от обломков своего истребителя, но сделать это с одной здоровой ногой было почти невозможно.

— Выродки желтомордые! — выругался вновь полковник, погрозив кулаком небу, в котором уже полностью растаял инверсионный след уцелевшего в схватке F-15J. Японец победителем убрался к себе на аэродром, а за американским летчиком наверняка уже идут.

Распаковав контейнер с НАЗ — носимым аварийным запасом — полковник торопливо рассовал по карманам комбинезона его содержимое. Аптечка, упаковки сухого пайка, деньги для расчетов с местными, причем не только доллары, а настоящие золотые монеты. Все это могло пригодиться, но больше, чем нарезанной бумаге с портретами старых президентов, Гленн доверял девятимиллиметровому пистолету М11, он же «Зиг-Зауэр» модели Р-228, отличной швейцарской машинке. Если джепы все же выследят полковника, это будет его последний шанс, жаль, патронов маловато, всего два магазина, двадцать шесть патронов.

Передернув затвор, полковник сдвинул флажок предохранителя — еще не хватало споткнуться и подстрелить самого себя — и двинулся по лощине, у входа в которую он и приземлился. Где он точно находится, Гленн не знал, помня лишь, что это центральная часть острова, сравнительно мало населенная, что, пожалуй, и к лучшему, ведь для русских он такой же враг, как для японцев, и от встречи с «аборигенами» глупо было ждать хорошего.

Звук летящего вертолет Джим услышал минут через двадцать. Подпрыгивая на одной ноге, он едва успел доковылять до ближайшего дерева, и уже из-под его раскидистой кроны увидел прошедший на малой высоте геликоптер. Он узнал германо-японский ВК-117, легкую многоцелевую машину типа «Кайовы», так же способную нести неплохой арсенал, вплоть до управляемых ракет «Тоу». Сейчас подвески были пусты, зато в проемах распахнутых люков были видны головы людей в обтянутых маскировочными чехлами касках, смотревших куда-то вниз, и Гленн не сомневался в том, что, точнее, кого они пытаются разглядеть.

Дождавшись, когда вертолет скроется за гребнем ближайшей сопки, полковник двинулся дальше, ковыляя, матерясь сквозь зубы, часто останавливаясь и вслушиваясь в доносившиеся из зарослей звуки. Больше никто над сопками не летал. Путь шел под уклон, становясь все более крутым, и Гленн неожиданно для самого себя оказался на обочине шоссе. А из-за поворота в этот же миг показалась пара больших джипов, очертаниями похожих на «Хаммеры», а следом высунулась острая морда шестиколесной бронемашины.

— Ублюдки!!!

Гленн, почти крича от пронзавшей ногу боли, бросился вверх по склону, боковым зрением отметив, что колонна остановилась. Из машин выпрыгивали люди в камуфляже, а плоская башня вооруженной автоматической пушкой бронемашины разворачивалась, нацеливаясь на сопку. В спину раздались визгливые крики, какое-то птичье чириканье, а затем затрещали одиночные выстрелы.

Полковник карабкался наверх, чувствуя, как скользит под подошвами тяжелых ботинок сырая трава. Над головой просвистели пули, и Гленн, вытащив из кармана пистолет, не целясь, выстрелил трижды куда-то себе за спину, даже не рассчитывая попасть. В отчет раздались уже автоматные очереди, а затем застрекотал спаренный пулемет японской боевой разведывательной машины «Тип 87» — Джим не сразу опознал ее. Автоматическая пушка «Эрликон» пока молчала, для ее калибра беглый американский летчик был слишком мелкой целью. Пули взрыхлили землю слева и справа, перебили ствол деревца, словно циркулярной пилой разрезав, так что щепки впились в лицо пилота.

— Твари! — прохрипел Гленн, на четвереньках карабкаясь на самую кручу. — Желтые выродки!

В спину кто-то кричал, преследователи были все ближе, загоняя пилота, как дикого зверя. Снова затрещали выстрелы, и что-то толкнуло Джима в спину, швырнув с размаху на землю. Полковник попытался встать, но тело пронзила резкая боль, что-то теплое потекло по боку под комбинезоном.

— Черта с два, — прошипел Гленн, переворачиваясь на спину и целясь в преследователей из пистолета.

«ЗИГ-Зауэр» в руках пилота дрожал, но все же полковнику удалось поймать в прорезь прицела низкорослого солдата в камуфляже непривычной расцветки. С трудом он нажал на спусковой крючок, громыхнул выстрел, оружие в руке подкинуло стволом чуть не в зенит. Полковник, вспомнивший некстати, что в прошлую войну делали японцы со сбитыми американскими пилотами или моряками с утонувших кораблей, снова нажал на курок. Он стрелял до тех пор, пока откатившийся затвор пистолета не встал на задержку. И в тот же миг откуда-то сбоку ударил пулемет.

Очередь казалась бесконечной. Шквал свинца смахнул японских пехотинцев со склона, точно кегли. И одновременно с грохотом взорвалась бронемашина, так и стоявшая неподвижно на шоссе. Стоявших рядом солдат ударной волной сбило с ног, и потому, когда взорвался один из «хаммерообразных» джипов, пострадавших почти не было. Но Гленн увидел мелькнувший в воздухе снаряд, выпущенный из РПГ откуда-то со склона. А за спиной, где-то совсем близко, сухо харкали автоматы, заставляя уцелевших каким-то чудом японцев уползать за машины, извиваясь на пыльном асфальте шоссе.

Чьи-то крепкие руки ухватили Джима за плечи, таща вверх по склону. В поле зрения показалось чье-то лицо, измазанной полосами маскировочной краски. Незнакомец, дыхнув водочным перегаром и табаком, что-то сказал, явно ободряющее, на языке, незнакомом Гленну.

Полковника утащили на противоположный склон сопки. Кто-то ловко принялся перетягивать его торс бинтов из вскрытого перевязочного пакета, попутно воткнув в бедро иглу шприц-тюбика. Через несколько мгновений после укола боль куда-то отступила, хотя и не заглохла окончательно.

Звуки боя, доносившиеся со стороны шоссе, стихли, словно обрезало. И Гленн понял, что его окружают люди в камуфляже с трехцветными бело-сине-красными шевронами на закатанных по локоть рукавах и с «калашниковыми» в мускулистых руках. В прочем, один из бойцов баюкал обмотанную лохматой маскировочной лентой снайперскую винтовку Драгунова, а у другого из-за плеча торчал раструб противотанкового гранатомета РПГ-7.

— Это же русские! О, черт! — выдохнул Джим Гленн, обводя взглядом хмурые лица русских солдат, невесть откуда свалившихся на остров. Лица, кстати, были все больше молодые, даже юные, пацаны лет двадцати, но во взглядах сверкала сталь.

Откуда-то прозвучала короткая фраза, явно приказ, и русские расступились, пропустив к пленному коренастого усатого мужика в таком же камуфляже, с пулеметом ПКМ в руках. Ствол пулемета еще дымился после интенсивной стрельбы.

На полевых погонах русского, явно командира, Гленн увидел две маленькие звездочки, но сопоставить их с каким-то званием Российской Армии не сумел, в голове все путалось. Офицер что-то произнес по-русски, явно обращаясь к полковнику, затем повторил на скверном английском, путая падежи и коверкая окончания:

— Кто вы такой? Имя, звание, род войск?

— Авиация Морской пехоты США, полковник Гленн, командир эскадрильи. Мой самолет был сбит японцами. Кто вы?

— Партизаны! — русский усмехнулся, затем добавил: — Прапорщик Ефремов, Вооруженные Силы России. И вам пока придется остаться с нами, полковник, ваших на Сахалине все равно больше нет. И нам нужно уходить — японцы наверняка успели вызвать подкрепление, сейчас их здесь будет полно! Идти можете?

— Ногу подвернул, или вывихнул, — поморщился Гленн. — Да, прапорщик, я могу идти! Но куда?

Полковник понял, что русские, спасшие его от преследования, убивать пленника пока не собираются. Более того, ему даже оставили «ЗИГ-Зауэр» и патроны, не то всерьез не принимая американского пилота, не то полагаясь на него в случае опасности. И сейчас Джим Гленн вполне был готов сражаться вместе с русскими против вероломных японцев, на руках которых уже была кровь американских солдат.

— Идем, — повторил русский, и что-то скомандовал своим бойцам. Те забросили автоматы за плечо, а двое двинулись вперед. Отряд спешил убраться подальше от места схватки.

Оставляя за собой разгромленную колонну и трупы японских солдат, своей кровью заплативших за восстановление территориальной целостности Империи, отряд русских солдат растворился среди сопок. Пытаясь шагать в ногу со своими нежданными спасителями, полковник Джим Гленн вдруг понял, что спасательный вертолет за ним сюда явится не скоро, а если кто-то рискнет, то спасать уже придется спасателей. Его парням, возможно, вскоре придется понять, что пришлось пережить их дедам в небе над Окинавой и Гуамом шестьдесят лет назад. Этот остров просто так никому не поддастся.

Глава 4.И на Тихом океане

Сахалин, Россия 20 октября
Серое небо, низкое настолько, что, казалось, зацепится за верхушку ближайшей сопки и порвется, пролившись мелким холодным дождиком, светлело с каждой минутой, но до восхода оставалось еще не меньше двух часов. Павел Ефремов, бесшумно пройдя через затихший лагерь, остановился, с невероятной нежностью, какой трудно было ожидать от здорового, увешанного оружием мужика, посмотрев на своего спящего бойца. Тот, восемнадцатилетний мальчишка, чуть заметно улыбался каким-то своим грезам, забыв наверное, что находится посреди глухого леса. И Ефремов вдруг тоже улыбнулся, решив дать своему товарищу еще несколько минут, чтоб тот хотя бы во сне мог побыть там, куда попасть ему на самом деле уже едва ли придется.

Из леса донесся тревожный крик какой-то местной пичуги, и прапорщик Ефремов разом напрягся, перекидывая из-за спины свой верный ПКМ. С пулеметом, уже несколько раз спасшим ему жизнь, Павел не расставался ни на минуту. Это был самый верный, самый преданный, надежный и бескорыстный друг. И только он мог помочь сейчас, если птица в чаще верещала не из-за дурного сна, а потревоженная приближавшимся врагом.

Прапорщик выждал несколько минут, обратившись в слух, но больше ничего подозрительного не происходило. Опустив пулемет стволом вниз, Ефремов сделал глубокий выдох. Он прошел еще несколько шагов по периметру лагеря, окинув взглядом спавших вповалку своих людей, закутавшихся кто в бушлат, кто в брезент, кто в кусок маскировочной сети. Всего шесть человек, он — седьмой, самый старший и по званию, и по возрасту. Семеро, вот и все, что осталось от Российской Армии на острове Сахалин. Этот хмурый неприветливый лес, раскинувшийся вокруг, стал для них домом, укрыл их от чужих взглядов. Но надолго ли они здесь в безопасности, и так ли дороги их жизни, чтобы, сохраняя их, таиться в чаще, как звери?

Прапорщик провел ладонью по щеке, ощутив колючую щетину. Здесь, в лесном, наскоро разбитом лагере, не было времени даже на элементарные вещи, и Ефремов подумал, не отпустить ли ему настоящую бороду. Тем более, раз уж назвались партизанским отрядом, надо соответствовать. Даром что и его бойцы, хоть и было самому старшему из них всего двадцать четыре, уже так заросли щетиной, что встреть их кто-нибудь на узкой лесной тропке, точно бы испугался.

Еще раз взглянув на небо, из темно-серого ставшее уже пепельным, прапорщик опустился на корточки возле спящего бойца, слегка толкнув его в плечо:

— Онищенко, подъем!

Солдат вскочил, как пружиной подброшенный, и, не успев даже открыто глаза, уже вслепую пытался нашарить автомат, лежавший рядом, на земле. Нашел, сдвинул флажок предохранителя АК-74, причем в положение «автоматический огонь», и лишь после этого окончательно проснулся.

— Твоя смена, Степан, — полушепотом произнес Ефремов. — Через два часа подъем, пора выступать. Я пока покемарю, а ты бди, боец! Разбудишь меня сначала!

— Есть, товарищ прапорщик!

— И смотри у меня, красноармеец, — стараясь подавить зевоту, пробормотал Ефремов, — не спать на посту! Смотри вполглаза, а слушай в оба уха, усек? И если что где шумнет, лучше сразу меня поднимай!

Онищенко понимающе кивнул, успев немного умыться водой из фляжки, за ночь едва не превратившейся в лед, и уже сбросив с себя мягкие тенета сна. Ефремов уснул, едва коснувшись головой скатанного в тугой валик бушлата, увидев, как его сменщик плавно, скользящим шагом, движется по периметру лагеря, вертя головой во все стороны. А погрузившись в сон, прапорщик вновь будто вернулся в прошлое, на несколько дней назад, снова вспомнив, как все начиналось.

Остановившись посреди плаца, непривычного пустого, и оттого казавшегося еще более просторным, прапорщик Ефремов вытащил из кармана мятую пачку «Беломора», и, вытряхнув чудом уцелевшую сигарету, торопливо прикурив, с наслаждением затянулся. Было еще утро. Солнце, выкарабкавшееся из-за сопки, тусклыми несмелыми лучами осветило военный городок, рассеяв ночной мрак, и теперь с высоты небосвода взирало на пустой простор плаца.

Было тихо, так тихо, что не хотелось даже дышать, рассеивая это странное безмолвие. Осмотревшись по сторонам, прапорщик, с чувством и толком попыхивавший беломориной, выдыхая колечки сизого дыма, увидел вдалеке, возле боксов для техники, прогуливавшегося взад-вперед часового, как положено, в полной выкладке — каске, бронежилете, с АК-74 на плече и подсумком со снаряженными магазинами на боку. Больше никто на глаза Ефремову не попадался — пустота.

Так пусто и безлюдно в расположении Тридцать девятой мотострелковой бригады стало лишь недавно. Прежде по плацу, по которому теперь ленивой походкой прогуливался Павел Ефремов, с утра и до темноты маршировали восемнадцатилетние салабоны, отрабатывая строевую подготовку, а когда не маршировали — то орудовали метлами, драя асфальт чуть не до зеркального блеска. Шутки про покрасить траву в зеленый цвет — лишь отчасти шутки. Нормальные командиры знают, что солдата нужно занять хоть чем-нибудь, любой работой, даже бессмысленной, чтобы у него не оставалось времени на всякую ерунду и «залеты», а офицерам потом не пришлось выяснять, как так вышло, что «дедушки» до смерти забили кого-нибудь из «молодых» просто от скуки и нерастраченной энергии. Сейчас же мусора хватало, под ногами шелестели опавшие листья, лежали окурки, скомканные сигаретные пачки. Видя это, прапорщик лишь сокрушено покачал головой.

— Товарищ прапорщик?

Часовой, заметив Ефремова, в нарушение всех уставов и инструкций покинул пост, подойдя бодрой рысью.

— Ну, чего еще, Онищенко? — Ефремов скучающе зевнул, взглянув на бойца, теребившего ремень «калашникова», ни много ни мало, с примкнутым штык-ножом, красиво блестевшим в лучах взбиравшегося все выше по небосклону светила.

— Товарищ прапорщик, что-нибудь новенькое слышно?

Ефрейтор Онищенко, честно выполнявший приказ отцов-командиров, охраняя укрытые за прочными воротами кирпичных боксов танки и бронемашины, был рад возможности поболтать — за минувшие два часа он вообще не видел ни одной живой души.

— Боец, а у тебя курево есть? — вопросом на вопрос ответил Ефремов, который тоже был не прочь потрепаться о чем угодно.

— Виноват, товарищ прапорщик!

— Ну, кто же так служит, красноармеец?!

Онищенко был хорошим солдатом, исполнительным, расторопным, но имел ужасный по меркам самого Ефремова недостаток — не курил. Совсем. Но службу нес исправно, этого не отнять.

— Майор, наверное, скоро выберется под солнышком погреться, —усмехнулся, сплевывая под ноги, прапорщик. — Он хоть водярой затарился неслабо, но все ж не цистерна там.

При упоминании самого старшего по званию офицера Онищенко инстинктивно взглянул в сторону здания штаба — кое-как оштукатуренной двухэтажной кирпичной коробки с гнилыми рамами и прохудившейся крышей. Там уже вторую неделю, отгородившись от всего мира батареей полулитровых бутылок, скрывался зам командира бригады по воспитательной работе майор Полозов. Послав эту самую работу куда подальше, единственный офицер, оставшийся в гарнизоне, ушел в запой, напоминая о своем существовании только доносящимися из окна второго этажа куплетами блатных песен и вылетавшими из того же самого окна пустыми полулитровыми бутылками.

— Эх! — Онищенко сочувствующе вздохнул. — Ну, нельзя же так!

Водку прапорщик Ефремов уважал — иначе в этом медвежьем углу было никак. Унылая служба, день за днем одно и то же, могла свести с ума кого угодно. Офицеры и прапорщики по негласному графику, поочередно погружались в нирвану, но сейчас, когда на весь гарнизон осталось всего полсотни человек, в основном — рядовые, да несколько сержантов, уходить в запой было невозможно. А хотелось, что скрывать. Но прапорщик понимал, что нельзя, а вот его непосредственный начальник просто «съехал с катушек», сорвавшись так, что теперь было не остановиться.

— Сломался мужик, — кивнул прапорщик.

Осуждать майора Ефремов все же не спешил, потому, как было, от чего сломаться. Стоило только вспомнить первые дни после приказа о всеобщей демобилизации, прозвучавшего на всех частотах, по всем телеканалам, которые только можно было принять здесь, в южной части острова Сахалин, и прапорщика передергивало.

Большинство солдат, узнав, что дембель наступил раньше положенного срока, просто собрали вещички и, уговорив шкипера какой-то шаланды, поставив пару ящиков водки, отбыли на материк. Так же поступили и офицеры — кроме Полозова, которому попросту некуда было податься. Устав, субординация, чины и звания — все это было отброшено за ненадобностью, послано куда подальше. Командиры никого не держали, никому больше не приказывали. Но кое-кому из солдат полученной свободы оказалось мало.

Ефремов помнил, как толпа дагестанцев, ингушей и прочих уроженцев далекого Кавказа, поддав для храбрости, направилась к оружейным, возле которых в растерянности топталась пара часовых — даже без оружия, только со штык-ножами. Пьяные, а может еще и обкурившиеся вдобавок, кавказцы, подбадривая себя криками, шли, не замечая ничего на своем пути. Кто-то высказал хорошую мысль — глупо возвращаться на гражданку с пустыми руками, пара сувениров типа АК-74 пришлась бы очень кстати.

Какого-то сержанта, русского, а потому не человека в глаза горцев, пытавшегося остановить толпу, свалили на землю и долго избивали ногами, оставив на плацу окровавленный кусок мяса в рваном камуфляже. Увидев это, Ефремов бросился к майору Полозову, застав того с бутылкой водки в руках.

— Товарищ майор, их нужно остановить! — с порога, без стука ворвавшись в кабинет, заявил Ефремов. — Вы видите, что творится? Эти ублюдки сейчас взломают оружейные комнаты, и тогда нам всем хана!

— Я над ними больше не командир! Да и ты, прапорщик, тоже! Пусть берут что хотят, и валят отсюда подальше! Что, у нас автоматов мало?! Десятком больше, десятком меньше! Все склады же забиты! На всю страну хватит!

Без стеснения послав майора на три буквы, Ефремов помчался к арсеналу, чудом опередив толпу разгоряченных кавказцев. Перепуганные часовые не пытались остановить злого прапорщика, а тот, не теряя ни минуты, добыл надежный, хотя и весьма тяжелый ПКМ, заправил в него ленту на сто патронов, и, на всякий случай еще надев бронежилет, с пулеметом наперевес вышел навстречу горцам.

— Всем стоять!!!

Хриплый вопль прапорщика разнесся по всему гарнизону. Ефремов знал, что управлять толпой можно, если показать свое полное превосходство, можно даже в одиночку диктовать свою волю полусотне горячих голов, только бы те почувствовали перед собой вожака, а не трясущееся от страха ничтожество.

Горцы замерли — они шли, зная, что встретят пару обделавшихся сопляков, а увидели совсем иное, то, чего не ждали. Но они были стаей, в стае были сильны, могли порвать кого угодно, действуя как единое целое. Они уже успели попробовать чужой крови, почувствовали силу, поверили в свое могущество, в то, что остановить их здесь и сейчас никто не сможет.

— Слышь, прапор, уйди с дороги, — крикнул кто-то. — Так и быть, не будем тебя опускать!

Вместо ответа Ефремов, крякнув от натуги, вскинул тяжелый, двенадцатикилограммовый ПКМ и нажал на спуск, дав длинную, сразу на пол-ленты, очередь поверх голов толпы. А секунду спустя раструб пламегасителя уже уставился в грудь напиравшим кавказцам.

— Стоять, суки!!!

— Э-э-э, брат, ты что?! — раздался испуганный голос — кажется, до разгоряченных «горцев» начало доходить, что все они могут так и остаться на пороге вожделенного арсенала. — Зачем сразу стрелять? Давай по-хорошему, а?

— Все назад, на хрен, или сам я вас разом сейчас опущу, твари! — прорычал Ефремов, грузный, сильный, из-за тяжелого бронежилета казавшийся еще крупнее. — Положу всех! Назад!!!

Павел Ефремов не служил в «горячих точках», не был в Чечне и Дагестане, когда там шли бои, не был там и позже, когда все вроде бы стихло. Он никогда не стрелял в людей, но сейчас людей перед прапорщиком не было, и он был готов без колебаний давить на спусковой крючок до тех пор, пока не закончится лента.

Ефремов видел перед собой бешеных зверей, опьяневших от вкуса крови, от чувства безнаказанности, был готов убивать их, и толпа поняла это. Ряды дагестанцев и их «соседей» дрогнули, а затем вся людская масса откатилась назад. Умирать в этот день никто не захотел. Через час, побив кого-то из солдат славянской национальности, словно оправдываясь друг перед другом за робость, вся эта толпа покинула расположение, двинувшись в сторону Южно-Сахалинска на трех угнанных из гаража «Уралах». Останавливать их прапорщик Ефремов и не подумал.

Через пару дней после приказа о роспуске армии в военном городке, где был расквартирован танковый батальон Тридцать девятой бригады, осталось всего человек тридцать — сержанты, несколько рядовых, майор Полозов, забаррикадировавшийся своем кабинете в компании нескольких десятков бутылок водки и ящика консервов, и сам Ефремов. Желая внести ясность, прапорщик на правах старшего по званию собрал личный состав, убедившись, что остались нормальные ребята, а не та полууголовная гопота, которую удавалось призвать, и из-за которой офицеры, пытавшиеся поддерживать хоть какой-то порядок, массово спивались.

— Бойцы, армии больше нет, — начал свою речь Ефремов. — Вы все теперь — гражданские лица. Приказывать вам я не могу и не стану. Вы служили своей родине, как могли, теперь все для вас закончилось. Можете идти на все четыре стороны. Возвращайтесь домой, парни!

— А вы, товарищ прапорщик?

— Я останусь здесь до тех пор, пока кто-то не наведет порядок, — решительно произнес Ефремов. — Здесь вокруг — горы оружия, я не хочу, чтобы оно оказалось разворовано всякими ублюдками, и потом весь Сахалин оказался бы залит кровью. Я буду охранять арсеналы, пока с материка не пришлют замену. Я знаю, что в Москве уже начали создавать новую армию, скоро вспомнят и о нас.

— Тогда мы тоже останемся! Вам одному не справиться! А оружие-то нам выдадут?

Остались все, и теперь расположение охраняли днем и ночью — охраняли серьезно, не расставаясь с оружием. Восемнадцатилетние парни, державшие автомат в руках только во время присяги, сразу стали казаться более взрослыми, получив по надежному АК-74 и полному боекомплекту. И службу они несли так, как не делали этого прежде. Ефремов не пытался приказывать, только просил, но каждую его просьбу оставшиеся по своей воле на острове бойцы выполняли, как не стали бы исполнять приказ самого Верховного главнокомандующего. И, как оказалось, рвение не было напрасным.

Через пару дней после того, как из гарнизона убрались дагестанцы, возле КПП остановился прикативший со стороны Южно-Сахалинска «Лендкрузер». Находившийся там по чистой случайности Ефремов наблюдал, как из огромного, словно дом, джипа выбрались четверо плечистых парней, похожих друг на друга, точно братья. Все бритые почти наголо, с золотыми перстнями на толстых пальцах и массивными золотыми цепями, обвивавшими короткие шеи и с перебитым носами профессиональных борцов.

Трое, отойдя в сторонку, но не сводя взглядов с кирпичной коробки караулки, закурили, став в круг. А четвертый, могучий человечище, коротко стриженый, накачанный так, что водолазка едва не лопалась по швам при каждом движении огромного туловища. Двинулся прямиком к КПП.

Не торопясь, «бык» приблизился к перекладине шлагбаума, за которой нервно переминался с ноги на ногу часовой, готовый сорвать с плеча «Калашников», но отчего-то не решавшийся это сделать прямо сейчас.

— Эй, пацан, открывай ворота, — прогудел бритый, сплевывая сквозь зубы. — Давай-давай, салабон! Мы ждать не будем!

— Чего надо, дистрофик?

Прапорщик Ефремов с неизменным ПКМ на плече и наполовину выкуренной папиросой в уголке рта вышел из караулки, став напротив качка. Ответ на собственный вопрос он уже знал — местные «братки» решили подсуетиться, поправив свои дела. За спиной прапорщика, в арсеналах мотострелковой бригады, хранились тысячи «стволов» — от пистолетов Макарова до станковых гранатометов и ПЗРК. Да и техника тоже не была лишней — Ефремов слышал, что в девяностые в Омске с завода бандюки пытались угнать Т-80, чтобы явиться на нем на очередные разборки. Тогда не прокатило, а вот сейчас вполне могло получиться.

— Ну, ты даешь, братан, — довольно оскалился «бык», поиграв могучими мускулами. — Дистрофик! А мне по приколу!

Ефремов сплюнул сквозь зубы от раздражения — почему-то всякие ублюдки постоянно называли братьями тех, кого в следующую секунду собирались «опустить».

— Веселый ты мужик, — от души рассмеялся бритый. — Это хорошо!

— Так чего надо то?

— Короче, прапор, все просто. Нам много не нужно, так, по мелочи, — принялся деловито излагать качок. — Подгони «калашей» с полсотни, ну, патроны, ясное дело. Можно еще «макаровых» хоть сколько-нибудь. Еще что? Ну, гранаты, «эфки» или «эргедешки», по барабану, лишь бы побольше. «Мухи» тоже пригодятся. Да, и такую машинку, какую ты мацаешь, тоже прихвати! — Бритый кивком указал на пулемет: — Уважаю! Меня сразу реально вставила!

— А может мне еще и раком стать? Штаны не снять сразу, не нагнуться перед тобой, чтоб удобнее было? — и сразу, не давая опомниться братку: — Валите на хрен отсюда, пока я добрый, и пока караул в ружье не поднял. Повторять не буду! Еще минута — и так здесь и ляжете!

«Хозяин жизни» открыл рот от удивления, но быстро пришел в себя. Миг — и в метнувшейся за спину руке удобно устроилась тяжелая «Беретта». Вот только еще раньше Ефремов взял на изготовку ПКМ, в ствол которого уже был загнан первый патрон.

— А теперь я злой! — сообщил прапорщик, и нажал на спуск.

Длинная очередь хлестнула по «Лендкрузеру». Пули калибра 7,62 миллиметра порвали шипованые покрышки, прошили лакированный борт дорогущего внедорожника, высадили стекла, выбили фонтанчики земли под ногами у братка, заставив того отпрыгнуть назад на несколько метров.

— Ну, сука, — прошипел пришедший в себя качок, вытаращив глаза на изрешеченный, изгрызенный свинцом джип, дорогущую игрушку, враз ставшую просто грудой металлолома. — На чем же мы отсюда поедем-то!

— Пешком гуляй, пока можешь! Сейчас я сосчитаю до десяти, и тогда ты уже никуда отсюда не уедешь, если только в цинк твою тушу запаяют!

— Ну, прапор, падла, я тебе все припомню! Ты у меня еще на четырех костях будешь стоять, сапог!

«Лендкрузер», от былого лоска которого после «легкого тюнинга» из ПКМ не осталось и следа, с дороги убирать не стали. Дождавшись, когда четверка спортсменов скроется за горизонтом, прапорщик Ефремов, не размениваясь на мелочи, собрал личный состав — всех свободных от несения службы.

— Эти мордовороты вернутся, не сомневаюсь, — хмуро произнес прапорщик, изучая свое погрустневшее «воинство». — И церемониться с нами не будут. Здесь, за вашими спинами, столько всего, что они вдесятеро больше народу положат, чем нас здесь осталось, и не поморщатся.

Оставшиеся с Павлом Ефремовым бойцы, пацаны восемнадцати-девятнадцати лет, помрачнели. Красоваться, хвастаясь перед товарищами новеньким, только вытертым от смазки АК-74 это одно, а знать, что совсем скоро доверенное тебе оружие предстоит применить по назначению, стреляя в живых людей — совсем другое.

— Когда эта падаль вернется, мы должны быть готовы, — уверенно, заражая своих солдат собственным каменным спокойствием, произнес прапорщик, заглядывая в глаза каждому из пацанов по очереди. В ответных взглядах он видел многое — робость, сомнения, и лишь изредка откровенный страх. — Смотреть в оба, с оружием не расставаться даже в сортире! Всем немедленно получить двойной боекомплект, гранаты — обязательно! Каски, бронежилеты! И будьте готовы действовать! Если появятся чужие — валите их немедля, иначе они нас всех завалят!

Прапорщик Ефремов знал, что солдаты из гарнизона продавали местным жителям и патроны для «поохотиться», и толовые шашки — глушить рыбу, которой здесь было полным полно. Он и сам пару раз грешил этим, но одно дело — толкнуть автоматный рожок мужику из соседнего села, который потом, если самому повезет, еще и мясом поделится, и совсем другое — открыть арсенал для откровенных бандитов.

— Ублюдки скоро соберутся с силами и вернутся, — усмехнулся прапорщик. — Но мы к этому будем готовы!

На войне Ефремову не пришлось побывать, но не нужно быть Рэмбо, чтобы подготовиться к обороне, имея под рукой целый арсенал. Наскоро обученные бойцы опутали весь охраняемый периметр бессчетным множеством растяжек, использовав несколько ящиков гранат Ф-1. К ним добавились и мины, противопехотные «прыгающие» ОЗМ-72 со сплошным радиусом поражения до двадцати пяти метров, и даже древние, но чудовищно эффективные, особенно против обычной пехоты, МОН-100 направленного действия.

Закончив с инженерными приготовлениями, бойцы во главе с прапорщиком двинулись на стрельбище, и там каждый без исключения выпустил не меньше, чем по магазину патронов, вдобавок швырнув хотя бы по одной гранате. Мальчишки, которым дали в руки настоящее оружие, сразу почувствовали себя умелыми воинами, и страх в их глазах уступил место азарту.

Случилось все, когда не прошли еще и сутки с визита «спортсменов». Перед рассветом часовой с КПП разбудил прапорщика, сообщив, что слышит из-за леса шум моторов и голоса. Ефремов, вскочив с постели, успел только накинуть бронежилет, даже не застегивая его на боках, да подхватить АКМ с прибором бесшумной стрельбы, на который временно сменил пулемет. Прапорщик только выскочил из караулки, когда над погруженным во тьму гарнизоном взметнулся настоящий фонтан огня, и что-то пронзительно засвистело и захлопало.

— Это у артиллерийских складов! — безошибочно определил прапорщик, за которым, пыхтя и бряцая амуницией, бежали бойцы бодрствующей смены караула. — За мной!

На бегу передергивая затворы, бойцы рысью бросились туда, где взмывали над крышами боксов рукотворные звезды, ярко освещая ограждение военной части. Сигнальные мины СМ, установленные по периметру вместе с настоящим «летальными» минами, оказывали шоковое воздействие на неподготовленных людей. Грохот, свист, яркий свет — растеряться было легко. Так и получилось с десятком «спортсменов». Перекусить стальную сетку забора они смогли без проблем — это только в кино к проволочным заграждениям подведен электрический ток в десять тысяч вольт. Но, оказавшись в расположении, незваные гости и представить не могли, что вдоль забора тянется полоса шириной метров пятнадцать, буквально нашпигованная минами и растяжками.

В темноте кто-то нечаянно задел тонкую проволоку контактного натяжного взрывателя, приведя в действие сигнальную мину. А пока появился караул, петлявший меж каменных коробок боксов, запертых на висячие амбарные замки, «братки», ошарашенные происходящим, напоролись на «настоящую» мину ОЗМ-72.

С негромким хлопком вышибной заряд подбросил боевую часть на полтора метра над земле, а затем оглушительно громыхнул взрыв и завизжали осколки. Концентрическая волна стальной шрапнели срезала сразу нескольких человек, многие были ранены, а тем временем подоспел прапорщик со своими людьми.

— Огонь! — приказал Ефремов, и первым вскинул АКМ, послав в сторону бестолково метавшихся бандитов первую очередь.

Прапорщик впервые стрелял в живых людей, и не мог поверить, как все оказалось легко и просто. АКМ в его руках вибрировал, выплевывая свинец, и темные фигуры, одна за другой, падали на землю. Затрещали «калашниковы» часовых, выплескивая шквал огня на чужаков, и через полторы минуты умолкли даже стоны раненых. В ответ не прозвучало ни одного выстрела.

Когда все закончилось, Ефремов осмотрел то, что осталось от непрошенных гостей, сперва побегавших по минному полю, а затем попавших под ураганный огонь автоматчиков. Среди окровавленных кусков мяса нашлось немало оружия — пистолеты ТТ и «Макаровы», многие с самодельными «глушителями», пара «ксюх» — автоматов АКС-74У, и совсем экзотические пистолеты-пулеметы «Тип 79», китайские, под 7,62-миллиметровый патрон ТТ. Штамповка, грубая, примитивная даже на вид, но оттого не менее смертоносная в ближнем бою. А еще — никелированная девятимиллиметровая «Беретта-92F». Знакомая «пушка», лежавшая рядом с особенно крупным куском мяса, при жизни бывшим большим и сильным человеком.

— Добегался, спортсмен, — зло сплюнул Ефремов, чувствовавший, как мелкой дрожью колотит все тело — ему впервые пришлось убивать, но осознал происшедшее прапорщик только тогда, когда все закончилось. — Вот и вернулся!

Очень хотелось выпить, но все, что мог позволить себе прапорщик, это вытащить трясущимися пальцами из новой, недавно распечатанной пачки, сигарету, торопливо закурив. За спиной топтались, шумно дыша и переминаясь с ноги на ногу, пацаны, только что побывавшие в бою, пусть в этом бою по ним не выпустили ни одной пули.

— Орлы, — хрипло произнес Ефремов, взглянув на своих бойцов. — Герои! Чисто сработали! Хвалю за службу!

— Служим России! — выдохнули разом солдаты, только что прошедшие крещение огнем.

С той ночи прошло много дней, ничего подобного больше не повторялось. То ли перебитые у забора «братки» были самыми борзыми, то ли вообще единственной такой группировкой, а может, остальные просто поняли, что здесь с ними, с их блатным авторитетом никто не станет считаться. Но бойцы малочисленного гарнизона с тех пор оружие из рук не выпускали ни на секунду. Вот и сейчас вышедший на плац, подышать свежим воздухом прапорщик Ефремов кроме полагавшегося ему по званию ПМ в поясной закрытой кобуре нес на плече укороченный «калашников». На малых дистанциях, да в умелых руках, девятимиллиметровый «Макаров» был страшной вещью, что бы там про него ни говорили, ну а если потребуется высокая плотность огня — под рукой всегда АКС-74У.

— Возвращайся на пост, боец, — приказал Онищенко прапорщик. — Потом поговорим! Пойду пока, прогуляюсь, посмотрю, что нового!

Ефрейтор, поправив висевший за спиной автомат с примкнутым штык-ножом, развернулся, неторопливо двинувшись к ангарам с техникой. Там, за тяжелыми створками ворот, за несколькими слоями кирпича, ждали своего часа танки Т-80БВ — главная ударная сила бригады, сила, которой едва ли теперь суждено было быть использованной. А прапорщик, настоящий хозяин здесь с тех пор, как майор Полозов нырнул в граненый стакан с сорокаградусным «топливом», двинулся по территории, осматриваясь и запоминая все, что попадалось на глаза. Но далеко он не ушел.

Низкий пульсирующий гул пришел из-за сопок, затем превратившись в металлический стрекот. Инстинктивно запрокинув голову, Ефремов увидел, как из-за вершины холма вынырнула целая стая вертолетов, настоящий рой винтокрылых машин, на огромной скорости промчавшийся над расположением батальона.

— Это наши? — Онищенко, придерживая болтавшийся за спиной АК-74, бежал к застывшему от изумления Ефремову. — Товарищ прапорщик, наши прилетели!

— Хрен тебе, а не наши, — зло ответил Ефремов, успевший рассмотреть вертолеты, увидеть над каждым из них два винта на пилонах над кабиной и в самой корме, непривычный рисунок камуфляжа. — Это же «Сикорские»[16]! Американские «вертушки»!

— Американцы?!

Американцы на Сахалине были уже давно — и в то же время их как бы и не было. На континенте их хватало — во Владивостоке, на Камчатке, там, где располагались базы Тихоокеанского флота. На острове же американских военных почти не было.

В гарнизоне знали, что небольшой отряд американских морпехов, кажется, только одна рота, высадился в Южно-Сахалинске, взяв под контроль аэропорт, но здесь, в расположении батальона, чужаков не видели еще ни разу. Лишь изредка в заоблачной дали пролетали над островом американские самолеты, направлявшиеся на материк или возвращавшиеся с него. И потому такая внезапная активность насторожила всех.

Павел Ефремов, не раздумывая, направился в свою каптерку, где находился телефон — обычный стационарный, сейчас, после того, как многие ретрансляторы сотовой сети подверглись бомбежке, и до сих пор не были восстановлены, более надежный, чем любой другой способ связи.

Торопливо накручивая диск допотопного аппарата, прапорщик по памяти набрал первый попавшийся номер, После нескольких длинных гудков, когда Ефремов уже думал положить трубку и попытаться еще раз, в динамке раздалось безразлично-сонное:

— Милиция, райотдел, дежурный лейтенант Соколов.

— Прапорщик Ефремов, Тридцать девятая мотострелковая бригада. Лейтенант, что происходит? У нас над расположением какие-то «вертушки» кружат! Кажется, американские!

— Это японцы, — прозвучал неожиданный ответ. — Японцы высадились на Сахалин. В Южно-Сахалинске выбросили десант, а мимо нас только что прошла на север целая колонна бронетехники.

— Японцы?!

— Точно, — подтвердил лейтенант. — Сам видел! Я связался с областной «управой», там сказали, что между янки и япошками был бой в аэропорту!

— Говоришь, колонна техники? И много?

— Несколько танков, бронетранспортеры, типа наших «восьмидесяток».

— А танки — танков сколько?

— Да не считал я, прапорщик, — голос милицейского лейтенанта звучал раздраженно. — Мы как увидели, обалдели от такого все, не до математики было.

— Добро, лейтенант! Бог даст, я нынче их сам пересчитаю!

Личный состав собрался быстро. Те, кто остался в гарнизоне, служили не по принуждению, а просто потому, что верили в нужность своего дела, и теперь приказы исполнялись не в пример быстрее. Две дюжины молодых парней, все как один с оружием в руках, построились на давно не метеном плацу, поедая взглядами хмурого и насупленного прапорщика.

— Значит так, бойцы, — начал свою речь Ефремов, остановившись перед строем. — На Сахалин только что высадились японские войска. Соседи решили прибрать к рукам нашу землю. Перед американцами мы прогнулись, япошки думают, что и перед ними тоже прогибаться будем. Я знаю, что янки японцев сюда не звали — те явились непрошенными. Мы с вами — последние из тех, кто был призван защищать свою Родину! Нам запретили считать себя солдатами, но мужиками то, русскими мы с вами остались, и этого нам никто не смеет запретить. И я не хочу видеть, как на русскую землю лезет всякая желтомордая сволочь! Сперва японцы, за ними китайцы поползут — а где нам, русским жить останется? У нас есть оружие, мы умеем его применять, и мы можем защитить свою страну от непрошенных гостей!

Павел Ефремов чувствовал, как сам все больше и больше заводится от каждого произнесенного слова. Он сознавал всю мощь даже единственного батальона — отдай кто-нибудь, кто не боится рисковать, такой приказ, и на Сахалине через час следа бы не осталось от янки. А тех, кто придет им на смену, встретят залпы танковых орудий. Но такого приказа прапорщик не дождался, и теперь каждый вечер из выпусков новостей узнавал, что временное правительство России снова и снова просит американских солдат остаться на территории страны — гарантом мира и стабильности. Ну а те, нехотя, разумеется, соглашаются, на всякий случай, стягивая свои войска поближе к нефтяным и газовым месторождениям.

— Мы старались сделать из вас солдат, я учил вас, как и все остальные, учил тому, что знал, учил так, как умел. Приказывать вам я не могу. Ваши жизни нужны вашим близким, тем, кто ждет вас дома. Но тем, кто готов дать свой последний бой врагу, кто готов защитить свою страну, и кто готов погибнуть в этом бою, я предлагаю сделать шаг вперед. Кто со мной, бойцы?

Прошла долгая минута, показавшаяся прапорщику вечностью, прежде, чем неровный строй солдат раскололся. Вперед шагнули не многие — всего десяток, но отчего то Ефремов сразу поверил в этих парней, в то, что им можно доверить прикрыть собственную спину.

— Вы — за мной, — приказал прапорщик вышедшим из строя солдатам. — Остальным разрешаю вернуться в казармы! Р-р-азойдись!

Выстроившись в колонну по двое, добровольцы, пытаясь шагать в ногу, двинулись вслед за Ефремовым, безошибочно направившимся к танковым боксам, где ждали в неволе своего часа прекрасные Т-80. Ефрейтор Онищенко вынырнул из какого-то проулка, бросившись наперерез Ефремову:

— Товарищ прапорщик, я с вами!

— Не терпится сдохнуть, сопляк?

— Товарищ прапорщик, я вам пригожусь, — настаивал ефрейтор. — Мне идти все равно некуда, я детдомовский, меня никто не ждет. И в армию я сам пошел, откосить и не пытался! Я же присягу давал!

— Все давали! Как дали, так и обратно позабирали!

— Я — механик-водитель, в батальоне не последний, а вам в таком деле нужны лучшие!

Онищенко был прав, и Ефремов это знал. Танк в руках этого мальчишки танцевал не хуже балерины из Большого Театра, словно это был не кусок стали в сорок две тонны весом, а живое существо, могучее и грациозное. И, вспомнив все это, прапорщик сказал, взглянув в глаза Онищенко:

— Запрягай коней, хлопцы! Пора нам повоевать немного!

Их было слишком мало для серьезного боя, но и японцев не могло быть очень много. Прапорщика никогда не учили, как воевать при почти полном отсутствии данных о противнике, его местоположении, силах, намерениях, хотя бы приблизительных. Но все, чего хотелось Ефремову — увидеть в перекрестье прицела силуэт вражеской боевой машины и нажать на спуск. И это он мог сделать.

Танк Т-80БВ, облепленный плотными рядами «киричиков», навесных элементов комплекса динамической защиты «Контакт», с лязгом и скрипом выкатился на плац из темного нутра бокса, пропахшего железом и дизтопливом. А следом за ним покинул свое укрытие гусеничный бронетранспортер-тягач МТ-ЛБ, рабочая лошадка мотострелков, способная почти всюду проползти на своих широких гусеницах, немалый груз вытаскивая на широкой стальной «спине». Правда, из вооружения один только пулемет ПКТ в маленькой башенке по правому борту — для серьезного дела маловато. Да и броня тонкая, только против осколков и пуль, и то очередь в упор из «браунинга» пятидесятого калибра порвет ее в клочья. Ну да этой машине не в лобовую атаку идти.

— Боекомплект в «маталыгу», — приказал Ефремов, с натугой открывая ворота арсенала. Там, в полутьме, виднелись длинные ряды оружейных ящиков. — Живее, бойцы! Патронов тащи побольше!

Образовав живую цепь, присоединившиеся к Ефремову мотострелки передавали друг другу увесистые цинки с автоматными патронами, один за другим исчезавшие в десантном отсеке МТ-ЛБ. Кто-то раскупорил ящик с ручными гранатами РГД-5, торопливо вкручивая запалы, хранившиеся, как полагается, отдельно. Сам прапорщик открыл продолговатый окрашенный в зеленый цвет ящик, вытащив из него раструб гранатомета РПГ-7. положил на плечо, приложился к оптическому прицелу, и, довольно, хмыкнув, скомандовал бойцам:

— Выстрелы к «гранику» загружать под завязку! Все, сколько найдем! Сами и на броне прокатимся, не хрен!

Приготовления были закончены через полчаса. Под завязку загрузив бронетранспортер, солдаты расположились на его плоской широкой крыше, свесив ноги и выставив во все стороны стволы. Ефремов был с ними, большой и неповоротливый из-за тяжелого бронежилета и надетой поверх «разгрузки». На грудь прицепил каску, обтянутую маскировочной сеткой, на коленях лежал верный ПКМ с заправленной лентой-«соткой».

Рядом сидели его солдаты, те, кто был готов сражаться с врагом, а не просто нести службы по уставу. Тоже экипированные не хуже каких-нибудь «рейнджеров». Люди сосредоточенно молчали, никто не шутил, все были собраны, мрачны. В вои восемнадцать-двадцать лет каждый понимал, что, возможно, истекают последние отпущенные ему минуты на этой грешной земле. Но отступить они не могли, хотя втайне и надеялись выжить.

— Ну, красноармейцы, погнали! — Ефремов хлопнул по броне, и механик-водитель дал передний ход. — С Богом!

Танк, которым управлял ефрейтор Онищенко, выполз из расположения первым, заставив сидевших на броне МТ-ЛБ бойцов наглотаться солярной гари. Маленькая колонна двинулась к сопкам, за которыми проходило единственное приличное в этой части острова шоссе. Там Павел Ефремов рассчитывал повстречать японцев.

Высадка передовых подразделений Пятой пехотной дивизии Сил Самообороны Японии прошла, как на учениях, четко и гладко. Катера на воздушной подушке LCAC, преодолев отделявшие эскадру от побережья мили на скорости в сорок узлов, выползли на песчаный берег, опустились аппарели, и по ним медленно сползли на сушу угловатые громады танков «Тип 90». Генерал Хейхатиро Муцу, наблюдая, как неуклюже ворочаются эти пятидесятитонные махины, ощутил непоколебимую уверенность в будущем. Нет на всем Карафуто силы, способной остановить их неторопливую поступь.

Прошли времена, когда японские танки представляли собой плохо вооруженные неуклюжие коробки, броню которых можно было пробить из винтовки. Основной боевой танк «Тип 90» представлял собой вершину инженерного искусства. Гладкоствольная пушка калибра сто двадцать миллиметров, такая же, как на знаменитом американском «Абрамсе», система управления огнем фирмы «Мицубиси» с тепловизором и лазерным дальномером, дизель в полторы тысячи лошадиных сил, сообщающий боевой машине скорость свыше сорока километров в час — все это не могло не внушать уважения. Но танками боевая мощь десанта не ограничивалась, хотя они и были ее становым хребтом.

Рядом с кораблями на воздушной подушке на берег выползли, опустив носовые аппарели, уткнувшись срезанными носами в мокрый песок, танкодесантные «Сацума» и «Немуро». Устаревшая конструкция не позволяла, в отличие от флагмана эскадры «Осуми», высаживать десант из-за горизонта, зато каждый из этих кораблей мог принимать на не меньше десятка боевых машин, в том числе и танки, и сейчас на берег Карафуто по опушенным рампам стекал настоящий стальной поток, фырчащий дизелями и пышущий струями выхлопных газов.

— Господин генерал, — к Хейхатиро Муцу подбежал командир батальона, который был выбран для высадки в первой волне. — Господин генерал, десантирование идет по плану! На берегу уже более половины техники и личного состава!

— Что слышно из Южно-Сахалинска?

Вертолетный десант должен был захватить контролируемый американцами аэродром, и именно туда надлежало прибыть главным силам Пятой пехотной дивизии. Если воздушный мост не будет организован, генералу Муцу придется остаться на Карафуто с несколькими сотнями людей и десятком танков, а это не та сила, справиться с которой американцы не сумеют.

— Аэродром под нашим контролем, господин генерал, — доложил ликующий командир батальона. — Потери незначительны, большая часть американцев взята в плен! Из штаба передали, что транспортные самолеты уже в воздухе!

— Отлично! Тогда немедленно выдвигаемся к Южно-Сахалинску! Необходимо укрепить оборону аэропорта, насколько это возможно, и прикрыть высадку главных сил!

Пехотный батальон, усиленный танковой ротой, был лишь авангардом армии вторжения, но и он являлся силой, которой ничто не могло противостоять на этом острове. К этой минуте на берегу была уже большая часть техники и почти все десантники. Лишь катера на воздушной подушке LCAC, развернувшись на одном месте, скрылись за горизонтом в фонтанах пены и брызг, чтобы через полчаса доставить на сушу с борта флагманского «Осуми» еще дожидавшиеся в его трюме своей очереди танки.

— По машинам! — приказал генерал, рысцой кинувшись к командирской бронемашине «Тип 82», замершей с открытыми люками в ожидании своего самого важного пассажира.

Прежде, чем скрыться под броней, командующий Пятой пехотной дивизией еще раз бросил взгляд на открывавшуюся с берега панораму, на подернутые туманом склоны вонзавших вершины в облака сопок, поросших девственным лесом, на песчаный пляж, перепаханный гусеницами танков и колесами бронемашин. Прекрасный край, нетронутая природа, скрывающая богатства, так необходимые Японии, уже истощившей свою землю — уголь, нефть, руды металлов. И это было лишь начало.

— Двинулись, — скомандовал генерал Муцу, опуская бронированную крышку люка. — Колонна — вперед!

Выгрузка еще только подходила к концу, когда к сопкам с перепаханного колесами и гусеницами пляжа двинулась грозно урчащая моторами вереница боевых машин. Командующий Пятой пехотной хотел оказаться в Южно-Сахалинске первым, чтобы на летном поле местного аэродрома встретить своих прибывающих из Японии солдат. В прочем, Японией теперь, с этой самой минуты, стала и та земля, которую попирала своими рубчатыми широкими колесами его КШМ, петлявшая по извилистой дороге, стиснутой склонами сопок.

Первым по узкой дороге двинулся, оторвавшись от главных сил почти на километр, разведдозор. Боевая разведывательная машина «Тип 87», сопровождаемая японской новинкой, четырехосным бронетранспортером «Тип 96», находилась постоянно на связи с колонной, и генерал Муцу слышал заполнившие эфир переговоры. В случае возможной засады дозор примет удар на себя, позволив основным силам приготовиться к бою. Пары танков, десятка боевых машин пехоты «Тип 89» и новейших бронетранспортеров «Тип 96» хватит, чтоб смести любую преграду. А если их огневой мощи окажется мало, в хвосте колонны ползла, кроша старый асфальт стальными лентами гусениц, зенитная самоходная установка «Тип 87», созданная на базе уже устаревавшего танка «Тип 74». Пара ее автоматических «Эрликонов» могла выпускать в минуту свыше тысячи снарядов калибра тридцать пять миллиметров, настоящая лавина огня. В свое время так поступали русские еще в Афганистане — японский генерал очень хорошо изучил историю войн и конфликтов последних десятилетий, самые незначительные, но жизненно важные, быть может, детали — придавая своим колоннам зенитные самоходки «Шилка», буквально сметавшие своим огнем толпы атакующих моджахедов.

— Держать дистанцию, — произнес в микрофон рации генерал Муцу, отрезанный от окружающего мира броней командно-штабной машины. — Вести постоянное наблюдение!

Боевые машины ползли по извилистому шоссе с давно не чиненым покрытием, в Японии таких дорог, наверное, и не найти, а русским, кажется, плевать, где и как ездить. Но и по такой трассе бронемашины двигались с приличной скоростью, неумолимо приближаясь к Южно-Сахалинску. Дважды колонна проезжала через небольшие городки, пугая местных жителей ревом моторов и лязгом гусениц. Остановить японцев никто не пытался, люди просто в страхе разбегались, выглядывая вслед стальной грохочущей змее из-за углов и из переулков.

Потом снова потянулись сопки, поросшие лиственницами и пихтами. Шоссе плавно изгибалось, как бы опоясывая невысокую гору с плоской вершиной. Разведдозор исчез за поворотом, а колонна сбавила ход, дабы не выскочить по инерции с шоссе, справа вздымавшегося склоном сопки, а слева проваливавшегося его продолжением на пару десятков метров вниз. Над дорогой повисли плотные клубы выхлопных газов, словно дымовая завеса.

Сильный грохот проник под броню командирской «Тип 82», и тотчас закричал механик-водитель, пытаясь отвернуть, избегая столкновения с внезапно вспыхнувшей боевой машиной пехоты «Тип 89». КШМ на миг зависла над оврагом, затем вновь каким-то чудом выползя на шоссе. Генерал Муцу, прильнувший к прибору наблюдения, увидел, как вспыхнул ехавший в голове колонны танк, и его башню оторвало от корпуса, подбросив в небо.

— Колонна, назад! — крикнул командующий. — Это засада! Открыть ответный огонь!

Склон сопки, возвышавшейся над шоссе, полыхнул вспышками выстрелов, и к замершим перед преградившим путь вперед танком бронемашинам устремились дымными стрелами противотанковые гранаты.

Прапорщик Ефремов не был местным по рождению, на свет он появился в Нижнем Новгороде, а годы юности провел в Красноярске, но, отслужив на Сахалине семь лет, изучил окрестности, и теперь смог выбрать почти идеальное место для засады. Сопка с плоской вершиной, заросшая не слишком густым хвойным лесом, господствовала над местностью. По ее западному склону вилась лента шоссе, единственного, пригодного для движения большого количества техники.

— Значит так, Земцов, — обратился прапорщик к сержанту, командиру танка, — ставь свой «самовар» на северном склоне, так, чтоб дорога была на линии огня. О маскировке не забудь! Как с боекомплектом?

— Автомат заряжания загружен полностью, товарищ командир! Двадцать восемь кумулятивных и бронебойно-подкалиберных!

— Отлично, — кивнул довольный прапорщик. — Все, сержант, дуй на исходную! Позывной твой пусть будет… «коробка»! Жди моей команды, будь на связи постоянно, но сам в эфир не выходи! Японцы, они же ой какие хитрожопые, наверняка радиоразведку будут вести! Как дам сигнал, бей во все, что увидишь, снаряды не экономь!

Танкист ловко вскарабкался на броню, исчезнув в башне, и через минуту его боевая машина, всеми сорока двумя тоннами своего веса прокладывая новую дорогу в лесу, поползла на указанную позицию, оглашая окрестности стрекочущим воем турбины. А облепленная стрелками МТ-ЛБ продолжила восхождение к вершине.

Оказавшись на гребне сопки, Ефремов приказал спешиться, и бойцы принялись выгружать набитые в «десант» бронемашины ящики с оружием и боеприпасами.

— Япошки скоро появятся, не спать! — подбадривал своих людей прапорщик, обозревая окрестности в мощный бинокль. — Шевелись, пацаны!

Десять человек занимали позиции на вершине сопки, торопливо окапываясь. Саму МТ-ЛБ тоже замаскировали, накрыв лохматой сетью и добавив еще ветвей, ее башенный пулемет ПКТ мог оказаться очень полезным в бою, и Ефремов решил не отгонять машину в тыл, несмотря на ее, откровенно говоря, никакую защиту.

— Бойцы, внимание! — Ефремов заставил людей отвлечься от разгрузки, и, увидев, что все слушают его, произнес: — План следующий. Разбиваемся на пары, занимаем позиции равномерно вдоль гребня. Каждой паре — один РПГ-7, один пулемет, рацию обязательно, хоть какую, но чтоб работала. Ждем, когда вся колонна окажется перед нами, по моей команде открываем огонь из гранатометов. Первое дело — загасить «броню», потом мочим пехоту! Начинаем с головной и замыкающей машин. Нужно заблокировать колонну, потом будем выбивать по очереди, что останется. Не увлекаться, по команде отходим, мне живые солдаты нужны, а не павшие геройской смертью. Силенок у нас не хватит, чтоб их разгромить, тут, может, батальон, а нас и взвода не наберется. Но напугаем мы этих сукиных детей до мокрых подштанников! Надолго нас запомнят! Вопросы есть? Тогда по местам, бойцы!

Через несколько минут в мягкой земле, усыпанной хвоей, появились неплохо замаскированные окопчики, едва ли различимые со стороны шоссе. Один из них занял сам Ефремов. Перед собой прапорщик поставил верный ПКМ, заботливо почищенный, смазанный, с заправленной лентой. Под рукой было еще две коробки, каждая на сто патронов. Но главным калибром прапорщика был гранатомет РПГ-7. Напарник Ефремова, младший сержант по фамилии Гончар, тащил на плече четыре кумулятивные гранаты ПГ-7ВЛ, похожих на конические дубинки, а также одноразовый гранатомет РПГ-18 «Муха», вконец устаревший, но не переставший быть от этого эффективным. Ну и, разумеется, автомат с приличным боекомплектом и рацию, старую, тяжелую, но работавшую — и это был самым важным.

— Витек, закурить есть? — поинтересовался Ефремов, поудобнее устраиваясь на дне неглубокого окопа. — Ждать-то, поди, придется долго. Я прикинул, минут через тридцать здесь японцы появятся, не раньше.

— Угощайтесь, товарищ прапорщик! — боец протянул помятую пачку «Беломора», и Ефремов, вытащив сигарету, прикурил, с наслаждением затянувшись. — А если они здесь не пойдут? Другой дорогой?

— Так нет их, дорог-то, здесь больше! Тут они пойдут, голубчики! Никуда от нас, на хрен, не денутся!

Ждать подтверждения своих слов Ефремову долго не пришлось. Звук моторов, далеко разносившийся в опустившейся на сопки тишине, прапорщик услышал задолго до того, как на шоссе появились разрисованные пятнами камуфляжа бронемашины. А когда они выползли из-за поворота, дорога уже оказалась под прицелом полудюжины РПГ.

— Всего две? Чего-то маловато, — протянул Гончар, покосившись на командира.

Ефремов, поднеся к губам микрофон, нажал на клавишу передачи, произнеся:

— Это разведка! Пропустить, огня не открывать! Сигнал к атаке — зеленая ракета!

Никто не ответил, но прапорщик знал, что приказ услышан. И сам, не теряя времени, засунул в казенник сигнального пистолета СПШ цилиндр ракеты — не хватало еще привлекать внимание японцев лишними переговорами.

Дозор, трехосная бронемашина, что-то типа БРДМ-2, с большой плоской башней, и громоздкий, угловатый восьмиколесный БТР, на крыше которого был установлен, словно в насмешку, единственный пулемет на турели, обогнул сопку, исчезнув из поля зрения, но звук моторов не смолкал, и через пару минут из-за поворота потянулась колонна.

— Явились, сучьи дети! — со злым азартом прошептал Ефремов. — Так, что тут у вас? Ага, головной танк, еще танк, бэтээр, БМП, еще БМП… — он перечислял проезжавшие мимо на небольшой скорости машины, нацелившие стволы пушек и пулеметов в сторону склона. Прапорщик насчитал десяток колесных и гусеничных боевых машин, по российским штатаммотострелковая рота. Но на этом колонна не закончилась. — Так, это что за хреновина? КШМ что ли? Она, точно! Об-на, еще и самоходка!

Командно-штабная машина, вооруженная лишь двумя пулеметами на турелях, зато утыканная антеннами, точно еж, и подпиравшая ее зенитная установка с парой длинноствольных автоматических пушек, калибром наверняка миллиметров тридцать, как не сорок, привлекли особое внимание прапорщика. Первая — потому что велик был соблазн уничтожить начальство, хотя бы на время лишив японцев управления, и под это дело перебив их, растерянных, побольше. А ЗСУ была опасна своей огневой мощью, пожалуй, после танков именно она была самым серьезным противником, а может, даже и более серьезным, чем танки, афганские «духи» бы наверняка согласились с этим. Ну, танками есть, кому заняться.

— Сержант, к бою! Готовь «Муху»!

Сам Ефремов взвалил на плечо заряженный РПГ-7, приникнув к наглазнику прицела, через который в деталях видел выбранную в качестве цели гусеничную БМП с плоской широкой башней, из которой торчало жало автоматической пушки, двигавшееся из стороны в сторону, словно хоботок комара, учуявшего кровь.

Прапорщик вскинул сигнальный пистолет, нажав на спуск, и зеленый шар ракеты взмыл над сопкой с шипением и искрами. И в тот же миг Ефремов выстрели из гранатомета. По ушам ударил грохот, отозвавшийся звоном в голове, а к БМП устремилась кумулятивная граната ПГ-7ВЛ с бронепробиваемостью до полуметра стальной брони. Отмечая свою траекторию дымным жгутом, граната ткнулась в борт бронемашины, и мощный взрыв разорвал ее коробчатый корпус на куски, срывая башню и отшвыривая ее в овраг.

Одновременно выстрелил из своего легкого РПГ-18 и Гончар, метивший в колесный бронетранспортер. «Муха» не подвела, БТР вспыхнул, и кто-то, охваченный огнем, вывалился из распахнувшегося кормового люка, чтобы, пробежав несколько метров, упасть на обочине и уже не вставать.

— «Коробка», прием! — Ефремов кричал в микрофон рации, вызывая экипаж Земцова. — Гаси танки! Как принял? По танкам — огонь!

Звук выстрела прапорщик, конечно, не услышал, Т-80Б все же стоял у подножья сопки, в полукилометре примерно. Зато Ефремов увидел, как от попадания в борт кумулятивного снаряда вспыхнул японский «Тип 90», большой, угловатый, с широкой квадратной башней. Второй танк резко сдал назад, и выпущенный по нему Земцовым снаряд лишь взрыл землю, ломая асфальт.

А с вершины сопки были гранатометы. Первый залп вывел из строя полдюжины бронемашин, некоторые от детонации боекомплекта взорвались. Кроме РПГ-7 вниз по склону посылали гранаты легкие «Мухи», прихваченные вторыми номерами расчетов.

— Гончар, заряжай!

Ефремов дождался, когда напарник вставит в ствол до упора выстрел, и, поймав в прицел уцелевшую чудом КШМ, нажал на спуск. Снова грохот, такой, что все остальные звуки словно враз пропали, снова дымная струя маршевого двигателя, и вот топорщившаяся штырями многочисленных антенн «Тип 82» взрывается, вспыхивая, как свечка.

Уцелевший танк выстрелил во все стороны дымовые гранаты, и шоссе затянула молочно-белая пелена, в которой лишь едва угадывались очертания боевой машины. Грянул выстрел, и японский снаряд разорвался на склоне сопки, чуть выше укрытия Т-80. танк Земцова в ответ тоже выстрелил, промахнувшись. Вольфрамовая игла подкалиберного снаряда, выпущенного в упор, метров с пятисот, пронзила дымовую завесу, улетев невесть куда.

А тем временем на обочину выползла, разворачивая щерившуюся стволами спаренных пушек башню, зенитная установка. Раздался громкий треск, словно рвали какую-то плотную материю, и поток снарядов хлестнул по вершине сопки.

— Заряжай! — крикнул Ефремов, когда несколько выпущенных японцами снарядов разорвались в полусотне метров перед его окопом. А еще несколько, в этом прапорщик не сомневался, накрыли позицию другой «двойки». — Живее, твою мать!

Гончар дрожащими от страха и возбуждения руками сунул в дымящийся ствол очередной выстрел, и Ефремов, торопливо прицелившись, нажал на спуск. Грохот, дымная стрела, скользящая вниз по склону — и взрыв гранаты в паре метров от ЗСУ, продолжавшей поливать высотку длинными очередями, сметавшими все.

— Ах ты, сука! Гончар, шевелись! Заряжай!!!

Сержант успел вогнать «дубину» кумулятивного выстрела в ствол РПГ-7, и в этот миг кто-то из бойцов Ефремова попал, вогнав ПГ-7ВЛ в борт самоходки. Взрыв разнес на куски ее корпус, башню отбросило на шоссе, а Ефремова и его напарника оглушило так, что они на какое-то время перестали слышать друг друга.

Где-то за поворотом, с позиции Ефремова было не видать, отрывисто ухали танковые пушки — японские танкисты вели дуэль с Земцовым, маневрируя на пятачке и время от времени выпуская дымовые гранаты. Русская танковая пушка 2А46 метала тяжелые оперенные «гвозди» подкалиберных снарядов с фантастической скоростью, делая по выстрелу каждые шесть-семь секунд, а противник, маневрируя, прячась за остовами уже уничтоженных машин, огрызался из своего «Рейнметалла», всякий раз низко ухавшего, выпуская ответный снаряд. А из уцелевших бронемашин уже высаживалась японская пехота, и над шоссе затрещали выстрелы винтовок и заухали тяжелые пулеметы.

— Твари узкоглазые! — Ефремов, отбросив в сторону трубу РПГ-7, лег за пулемет. Не без труда поймал в прорезь прицела ПКМ группу японцев, жавшихся к бронетранспортеру, и дал длинную, патронов на двадцать, очередь.

Вражеские солдаты, как кегли, сбитые точным ударом, повалились на асфальт, но убиты и ранены были не все. В ответ грянули выстрелы, пули ударили в землю в считанных метрах от Ефремова, заставив того выругаться от испуга и неожиданности.

— Гончар, стреляй! Прижимай их к земле, тварей!

Над ухом прапорщика закашлял «калашников» его второго номера. И одновременно со всех сторон застрекотали пулеметы, обрушивая на суетившихся на шоссе японцев град пуль. За склоном ухал ПКТ, бивший длинными очередями с замаскированной МТ-ЛБ. Ответная стрельба стала беспорядочной, какой-то панической.

Прапорщик видел, как японцы, отстреливаясь, покатились в овраг, самой природой приготовленный для них окоп — или могилу, в которой хватит места на всех. Ефремов не отпускал спусковой крючок, пока не закончилась лента. К этой секунде уже немало трупов распласталось на покрытом копотью и грязью, потрескавшемся асфальте.

Звуки стрельбы вдруг перекрыл сильный грохот, и засевшие на сопке бойцы увидели клуб дыма, поднимающийся над вспыхнувшим японским «Тип 90», экипажу которого все же изменила удача. Подкалиберный бронебойный снаряд угодил ему в башню, вызвав детонацию боекомплекта. Благодаря продуманной конструкции, удачному расположению укладки, танк не разнесло взрывом на куски, лишь разрушило башню. Возможно, даже экипаж его выжил, отделавшись ранениями и контузиями. Но теперь машина Земцова осталась единственной здесь в своем классе, и отважный сержант вывел свой Т-80Б на шоссе.

Завывая турбиной, лязгая гусеницами, танк пополз по дороге, своей бронированной грудью сметая сожженные бойцами Ефремова БМП и бронетранспортеры. Выполз, развернул башню… и открыл огонь в сторону, противоположную от японской колонны. Снова часто-часто заухала пушка, и прапорщик с запозданием вспомнил о японском дозоре, который как раз сейчас и добивали танкисты — разведчики решили вернуться, поддержав своих, и нарвались на кинжальный огонь.

С дозором Земцов и его бойцы справились быстро, в четыре выстрела, а затем громыхающий Т-80 принялся утюжить остатки японской колонны. Мерно застучал спаренный пулемет ПКТ, длинными очередями сметая бежавших к оврагу японцев, к нему присоединился зенитный крупнокалиберный «Утес», к которому встал сам Земцов.

— Ерш твою медь! Куда лезешь, чудило?! — выругался Ефремов, и, нашарив на дне окопа рацию, закричал в эфир: — «Коробка», твою мать, назад, на позицию! Куда прешь, сержант?!

От оврага раздались хлопки, и прапорщик увидел дымные росчерки противотанковых гранат, выпущенных пришедшими в себя японцами. На броне Т-80 распустили огненные лепестки сразу три взрыва. Танк замер на месте, заскрежетав катками, громко лязгнув траками, а затем медленно двинулся задним ходом, по пути кормой зацепив и столкнув в овраг японскую бронемашину.

— Прикрываем его, — произнес в микрофон рации Ефремов. — Прижать япошек! Шквальный огонь!

С сопки снова ударили из всех стволов, заставив японцев укрыться поглубже в овраге. И за треском очередей прапорщик не сразу различил новый звук, пришедший откуда-то сверху. А когда заподозрил неладное, было поздно. Над шоссе, загроможденным сгоревшей техникой, пролетели на малой высоте два вертолета непривычных очертаний, с узкими, поджарыми фюзеляжами, красными кругами на бортах и полными подвесками ракет.

— Воздух! Прочь с позиций, отходим к лесу! «Коробка», экипажу покинуть машину!

Отдав распоряжения, Павел вскочил, выбравшись из окопа, и, прижимая одной рукой к груди пулемет, а второй пытаясь одновременно удержать рацию и РПГ-7, кинулся к лесу, слыша за спиной стрекот винтов. Рядом, спотыкаясь и матерясь сквозь зубы на каждом шаге, бежал Гончар.

«Кобры» между тем набрали высоту, и, развернувшись, дали по гребню сопки залп неуправляемыми ракетами. Семидесятимиллиметровые НУРСы градом обрушились на вершину, перепахивая взрывами усыпанную хвоей землю. Думный куст поднялся на пути Ефремова, и ударная волна, словно ладонь великана, смахнула прапорщика с ног. И лишь благодаря этому его не зацепила очередь, выпущенная из двадцатимиллиметровой пушки М197 с одного из промчавшихся с жужжанием над головой вертолетов.

— Командир, жив? — Гончар, по-пластунски подобравшись к Ефремову, хлопал его по щекам, одновременно пытаясь утащить под крону разлапистой пихты, с которой осколками уже срезало половину ветвей.

— Хватить меня лупить, — прохрипел прапорщик, с трудом вытолкнувший воздух, застрявший где-то между глоткой и легкими. — Лучше встать помоги, пулемет, падла, тяжелый!

Сержант протянул руку, и Ефремов, так и не расставшийся с ПКМ, поднялся на ноги. Осмотрелся — и застонал, увидев перепаханные изрытую воронками взрывов вершину сопки, засыпанные землей окопы. И изломанные тела в камуфляже рядом.

— О, господи!

— Командир, давай к лесу, иначе нас сейчас оприходуют, — поторопил Гончар. — Возвращаются вертушки!

Японские «Кобры», продолжавшие держаться вместе, снова появились над сопкой, и из-под их коротких прямых крылышек брызнули дымные струи неуправляемых ракет. Снова взрывы, дрожь земли под ногами, а затем один из вертолетов вдруг выполнил неуклюжий вираж, и Ефремов с Гончаром увидели тянущийся за ним шлейф дыма. и только после этого понял, что где-то рядом стучит, захлебываясь огнем, тяжелый пулемет.

С Т-80, укрывшегося на склоне, бил «Утес», и в воздухе, на фоне серых облаков, вспыхивали росчерки трассеров. Экипажу Земцова повезло, первая же очередь угодила в один из вертолетов, что-то в нем серьезно повредив, судя по тому, что винтокрылая машина немедля вышла из боя, направившись к горизонту. А вторая «Кобра» уже заходила в атаку, нацеливаясь на огрызавшийся огнем танк.

— Кретины, — простонал Ефремов, видя, как огненными каплями умчались к Т-80 выпущенные японцами ПТУР. — Глупцы!

Вспышка, грохот взрыва, танк окутало пламя. А затем прапорщик увидел, как распахиваются его люки, и оттуда, в клубах дыма вываливаются фигурки в темных комбинезонах.

— Скорее, туда, — приказал прапорщик. — Пацанов надо вытащить!

Не слыша стрекота винтов над головами, они бросились вниз по склону, к танку. Динамическая защита «Контакт» приняла на себя главный удар, взрыв ракет не пробил броню, но все равно тем, кто был внутри, досталось не слабо. Ничего не соображавшие после контузии танкисты только и смогли, что покинуть боевую машину, растянувшись на земле под ее гусеницами. Даже автомат из укладки захватить не смогли.

— Живы? — Ефремов, запыхавшийся во время резкого спуска по крутому склону, подскочил к танкистам. Все закопченные, так что и не узнать сразу, кровь струится по лбу и из ушей.

Вместе с Гончаром кое-как подняли на ноги всех троих. Земцов, немного придя в себя, взглянул на прапорщика, довольно ощерившись, точно сытый зверь:

— Все же мы их уделали! Обоих!

Подтверждением слов танкиста были догоравшие на шоссе танки, расстрелянные практически в упор, и, несмотря на всю японскую электронику и немецкие пушки, даже не оцарапавшие броню Т-80. но танк сделал свое дело, и Ефремов, чувствуя, как сердце обливается кровью, объявил свое решение:

— Машину бросаем, уходим в лес пешим порядком! Надо шагать, пацаны, иначе всем хана! Хоть как, но надо идти!

Земцов кивнул, тыльной стороной ладони вытер струившуюся из носа кровь и хрипло произнес:

— Мы готовы, товарищ прапорщик! А остальные где? Еще кто жив ли?

— Не знаю я, Андрюша, не знаю, — вздохнул Ефремов. — Там, на сопке, такое творилось! Эх!

Спотыкаясь на каждом шагу, танкисты двинулись следом за Ефремовым, а Гончар с автоматом наперевес прикрывал тылы, бросая встревоженные взгляды на шоссе. Кто-то там был, меж остовов бронемашин было заметно движение, но, кажется, уцелевшие в засаде японцы в бой больше не рвались. Вертолет тоже куда-то исчез, видимо, больше не видя целей, достойных его огневой мощи.

Беглецы взобрались выше по склону, к позиции МТ-ЛБ. Ефремов первым вломился в кусты, наполовину состриженные осколками, и наткнулся грудью на три автоматных ствола.

— Командир, я же чуть не выстрелил, — выругался один из бойцов, сидевших в засаде возле бронемашины. — С вами больше никого? Неужели это все?!

Оказывается, сбитые залпами НУРС с вершины сопки солдаты хотели уехать на «маталыге», и прапорщик с товарищами успели в самый раз. Из трех выживших бойцов один был ранен осколками в руку, другой — в ногу.

— «Броню» оставим здесь, — приказал Ефремов. — Будем своим ходом выбираться!

— Пешком? И далеко мы уйдем?

— Всяко дальше, чем уедем, — отрезал прапорщик. — Разгружайте машину! Потащим на себе, сколько сможем. Патроны, гранаты, РПГ, сухпай и перевязочные пакеты обязательно! Веселее, ребята, — подбодрил помрачневшее воинство Ефремов. — Мы только что не меньше роты япошек положили, кучу «брони» сожгли! Они нас не скоро забудут, а как начнут забывать, то напомним еще! Пойдем не быстро, зато дороги не нужны, где хотим, там и пройдем!

Груз МТ-ЛБ разделили между собой, стараясь брать лишь то, без чего совсем никак. Сам Ефремов нес кроме пулемета, с которым буквально уже сросся, два цинка с патронами и гранатомет РПГ-7. Остальные были нагружены не меньше, но и в десантном отсеке бронетранспортера еще осталось немало оружия и снаряжения. В тот миг, когда отряд был уже на опушке леса, с небес донесся нарастающий гул, и солдаты увидели летевший с юга самолет. Запрокинув головы, они следили за крылатой машиной, пока та не скрылась за сопками. А на смену ей с юга, из облаков, уже появилась следующая, обрушив на поросшую хвойным лесом долину рокот турбин.

— Японцы! — Ефремов сплюнул себе под ноги. — Мы их умыли кровью, но это не в счет. Скоро их тут будет полно! А здорово было бы сбить хоть один их самолет, тогда зареклись бы тут летать! Ладно, бойцы, за мной шагом марш! Начали мы все же неплохо, и продолжим в том же духе! Еще повоюем!

Отряд, оставляя за собой поле выигранной битвы, растворялся в лесу. На шоссе приходили в себя уцелевшие японские солдаты, совсем не так представлявшие себе возвращение острова в лоно империи. А над головами летели и летели самолеты.

Хейхатиро Муцу пришел в себя в тот момент, когда его уложенное на носилки тело грузили в санитарный вертолет. Когда он открыл глаза, то увидел чье-то обеспокоенное лицо, и услышал взволнованное:

— Господин генерал, вы слышите меня?

— Что это было?

— Засада, — сообщил офицер, сопровождавший своего командира к вертолету, только прибывшему из Южно-Сахалинска. — Ее устроили русские. Уничтожили большую часть техники, а затем отступили. Вы ранены, вас сейчас доставят в полевой госпиталь, господин генерал!

— Русские? — Муцу не поверил услышанному. — Не американцы? Уверены?

— Мы вызвали вертолеты, с воздуха их позиции удалось уничтожить, несколько русских погибло. Кроме того, сожгли их танк.

Генерал попытался привстать на носилках, которые тащили двое солдат, но тело пронзила боль, и все, что он успел увидеть, это уложенный в ровный ряд вдоль обочины шоссе тела. Их было много.

— Какие потери? — спросил Хейхатиро Муцу.

— Большие, господин генерал. Не меньше пятидесяти убитых, множество раненых. Эти русские устроили бойню здесь!

Муцу застонал, на этот раз не от телесной, а от душевной боли. Свой первый настоящий бой возрожденная японская армия проиграла с чудовищным счетом. Сами пришли в засаду, даже не озаботившись разведать маршрут, а русских вообще не принимали в расчет, ждали неприятностей лишь от американцев. И теперь его солдат укладывают на обочине, даже ничем не укрывая, потому что тел оказалось слишком много.

— Высадка продолжается?

— Да, господин генерал, все идет по плану. В Южно-Сахалинск постоянно прибывают подкрепления морем и воздухом, город полностью под нашим контролем. Американские корабли держатся в отдалении, их авиация тоже не препятствует нам.

— Это хорошо, — прошептал командующий Пятой пехотной дивизией.

Носилки с генералом аккуратно подняли в грузовой отсек приземлившегося на шоссе UH-1H с красными крестами на бортах и хвостовой балке. Вертолет оторвался от земли и, развернувшись, направился на север, туда, где аэродром гудел от царившей суеты, и земля дрожала при приземлении очередного самолета, прибывавшего с Хоккайдо. Оккупация шла полным ходом.

Глава 5. Ночная охота

Архангельская область, Россия 20 октября
Полицейский «уазик» медленно проехал по тихой окраинной улочке Коноши. Сидевший рядом с водителем страж порядка лениво окинул взглядом серую коробку овощебазы, возле которой была заметная не слишком напряженная суета. Сезон уборки урожая закончился совсем недавно, и теперь несколько мужиков в грязных бушлатах и камуфлированных штанах, перекликаясь осипшими голосами и матерясь, таскали сгруженные с потертого ГАЗ-53 мешки. Один за другим они исчезали в проеме распахнутых ворот овощебазы, сгибаясь под тяжестью груза, а затем возвращались уже налегке, чтоб взвалить на плечи очередной мешок.

Когда патрульная машина исчезла из поля зрения, один из грузчиков, высокий, худой, с коротко стрижеными пепельного цвета волосами, махнул рукой, скомандовав:

— Товарищи офицеры, перекур! Три минуты!

Мужики с радостью побросали мешки, кто-то и впрямь закурил, другие, в том числи и бывший за бригадира генерал Бражников, командовавший партизанскими отрядами Архангельской области, просто болтали друг с другом. Никто не заподозрил бы в этих заросших щетиной, грязных, пропахших табачным дымом людях тех самых террористов, за которыми охотилась вся американская армия, развернутая вдоль строившегося на севере нефтепровода.

— Товарищи, попрошу внутрь, — приказал Бражников, заставив кое-кого в спешке побросать на землю недокуренные папиросы. — Поработали, отдохнули, теперь пора и поговорить!

Один за другим все прошли в гулкую и душную пустоту склада, оказавшись в лишенном окон помещении, вдоль стен которого высились штабеля ящиков, а по углам громоздились какие-то мешки наподобие картофельных. В прочем, места хватило для стола и полудюжины складных стульев, на которых и расположились партизаны.

В тот момент, когда они уже готовы были начать, в склад вошел еще один человек, при виде которого многие командиры многозначительно переглянулись, кое-где послышался шепоток. Но генерал Народно-освободительной армии Китая Чжоу Байши, словно не замечая этого, прошел к столу, усевшись на остававшийся еще пустым стул.

— Что ж, все в сборе, — кивнул Бражников, обведя взглядом разом притихших партизанских командиров. — Пожалуй, можно начать, товарищи офицеры. Вопрос на сегодня один, но важный, настолько важный, что от него, возможно, в недалеком совсем будущем будет зависеть судьба нашей родины.

Те, кто тайком, путая следы, прибыл на склад на окраине Коноши, знали, что генерал Бражников не склонен к громким словам и пафосным речам. И потому прозвучавшее сейчас из уст боевого офицера казалось тем более неожиданным и значительным. Если региональный координатор партизанского движения и хотел приковать к себе намертво внимание своих подчиненных, лучшего способа сделать это невозможно было и выдумать.

— Мы ведем борьбу с захватчиками и поддерживающими их предателями всеми силами, добились определенных успехов, нанеся противнику ощутимый ущерб, но в стратегическом плане мы проигрываем, наши победы имеют значение лишь здесь и сейчас, — продолжил генерал. — Не только в Штатах, но даже и в Москве почти ничего не знают о наших успехах, и только потому, что успехи эти на самом деле недорогого стоят. Только лишь силой оружия мы не сможем ничего сделать, тем более, оружия у нас немного, как и людей, обученных и надежных. Наши китайские союзники делают все, что возможно, снабжая нас лучшим, что имеют сами. — При этих словах Бражников перевел взгляд на невозмутимого Чжоу Байши. — Но и их возможности не безграничны, к тому же, нужны бойцы, а их немного.

— В последнее время снабжение оставляет желать лучшего, — скривился полковник Федоров, бритый наголо крепыш в камуфлированных штанах и ватнике, которому трехдневная щетина на лице добавляла сходства с обычным колхозником-алкашом. Таким его и знали местные, вечно похмельного оборванца, за плечами которого, на самом деле, были обе «Чечни», Дагестан и в придачу недавняя скоротечная война с Грузией.

— Мы делаем все, что возможно, — ответил неожиданно вместо уже открывшего рот Бражникова китаец, взглянув в глаза Федорову, напротив которого и сидел. — Но американцы усилили контроль на границе, все грузы досматриваются, в воздухе дежурят истребители, в лесах и степях полно патрулей. Мы уже потеряли два самолета и десять своих людей. Это ничего не отменяет, мы готовы и впредь исполнять свои обязательства и обеспечим вас всем, что нужно, но времени придется тратить больше, а поставки осуществлять небольшими партиями.

— Мы и так на голодном пайке! В обрез всего, связи, прицелов, даже гранатометов на счет! А вы еще прелагаете ждать и довольствоваться крохами!

— Мое правительство не готово вступить в войну с США, что неизбежно, если американцы уличат нас в поставках оружия в Россию. Но если бы мы не хотели помогать, я не сидел бы здесь и не разговаривал с вами сейчас!

— Довольно! — повысил голос Бражников. — Да, всего не хватает, но это не повод для того, чтоб сложить оружие. К тому же кое-что мы можем дать вам прямо сейчас, не прибегая к помощи извне. Не только вас, собравшихся здесь, волнует будущее России, есть и еще патриоты, и пусть они не идут в атаку с оружием в руках, их вклад в борьбу не менее весом.

Генерал подошел к одному из ящиков, уложенных вдоль стены склада. Откинув тяжелую крышку, он извлек короткий, сантиметров тридцать, толстый цилиндр с резиновым наглазником и кронштейном. Положив устройство на стол, Бражников сообщил:

— Это ночной прицел НСПУ-5, он же изделие 1ПН83. Дает увеличение в три с половиной раза. При использовании в пассивном режиме, без дополнительной подсветки, позволяет распознавать лица людей на дальности до трехсот метров в ясную ночь. При отсутствии естественного освещения дальность наблюдения снижается, при использовании инфракрасного прожектора, соответственно, возрастает, как и демаскирующие признаки, в прочем. Может быть установлен на винтовку СВД или пулемет ПКМ. Полагаю, многие из вас имели дело с таким оборудованием прежде, и смогут обучить пользоваться им остальных товарищей.

Открыв другой ящик с непонятной, полустершейся маркировкой, генерал извлек еще одну массивную трубу прицела, несколько более длинную и более массивную, словно с какими-то наростами, пояснив:

— А это комбинированный прицел ПОНД-4 типа «день-ночь», пятикратного увеличения. Стандартное крепление позволяет его устанавливать как на СВД, так и на автомат АК-74М. Разумеется, необходима пристрелка оружия. В любом случае, наши шансы в бою даже с американцами, возрастают. Теперь пусть они боятся ночи, а не мы. Таких прицелов сейчас имеется десять штук, столько же и НСПУ-5. распределите их между отрядами поровну, но и с учетом потребностей и подготовки ваших людей.

Партизаны кивнули, соглашаясь. Боевого духа у них и их людей хватило бы на дивизию заморских солдат. Но когда в руках у тебя — потертый «калаш», в лучшем случае РПГ-7, а враг бросает в бой штурмовые вертолеты и вооруженные беспилотники «Предейтор», одной воли к победе может оказаться мало, и все, что ждет храбрецов — скорая гибель в сражении.

— И откуда такое добро? — с подозрением поинтересовался полковник Федоров. — И в лучшие времена у меня на всю разведроту было три-четыре прицела.

— Мы не одни сражаемся с захватчиками! Прицелы, которые я доставил, несколько недель назад поступили на снабжение вновь созданного полицейского подразделения специального назначения в Ленинградской области. А неделю назад на складе произошел пожар, уйма имущества сгорела синим пламенем. Сосчитать, сколько именно погибло в огне прицелов, невозможно, да никто и не станет этим заниматься. Так что не смейте впредь жаловаться на снабжение, вы и так получаете все, что только возможно достать. Дело не в железе, дело в нашей решимости, товарищи! У нас еще есть дело! Те, кто рассчитывает только на силу, должны понять, что сила как раз на стороне врага. Нужно бить по умам, по сердцам, и такая возможность есть. А предоставили нам ее чеченские ублюдки, которых американцы наняли якобы охранять свой нефтепровод, а на самом деле — проводить планомерное систематическое истребление населения на оккупированных территориях. Известно несколько таких фактов, например, казнь жителей деревни Некрасовки или расстрел автобуса с колхозниками.

— Об этом известно всем, с чеченцами пора разобраться раз и навсегда! — в один голос воскликнули сразу несколько партизанских вожаков. — Они должны заплатить!

— Прежде мы не проводили акций, направленных конкретно против чеченских наемников, — сообщил Бражников. — Причиной тому было нежелание нести излишние потери, бойцов и так мало, а среди чеченцев случайных людей нет, за плечами каждого огромный опыт. Это настоящие головорезы, которых натаскивали турецкие и Саудовские наставники, а оснастили всем необходимым американцы, не пожалевшие долларов ради этого. Схватка с ними стоила бы нам очень многих жизней, потому мы оставляли их безнаказанными. Но сейчас ситуация изменилась в корне. Мы дадим им бой, товарищи!

Алексей Басов уже понимал, к чему клонит Бражников. Ситуация изменилась, и изменил ее ни кто иной, как сам полковник, вернее, сидевшая под охраной в лесном лагере Жанна Биноева, бывший снайпер из банды Турпала Исмаилова.

— По достоверным данным, — генерал покосился на Басова, и остальные тоже взглянули на полковника с интересов, — чеченцы ведут видеоархив, снимая все свои подвиги. Привычка, наверное, такая.

— Инстинкты, как у зверья, — хмыкнул Федоров. — Ну ладно, на Кавказе они перед своими спонсорами отчитывались, отрабатывали зарплату, вот и ходили везде с камерами, а здесь то для кого видео? Пиндосы уж точно не одобрят!

— Как бы то ни было, у чеченцев есть записи и того, что произошло в Некрасовке, и прочих выходок. Даже самый предвзятый трибунал не сможет откреститься от таких доказательств, и мы с вами, товарищи офицеры, обязаны заполучить их. Если раньше столкновения с чеченцами носили случайный характер, теперь охота на них пойдет всерьез. Мы должны захватить видеоархив, переправить материалы в Москву, а там их уже сумеют передать в руки международных наблюдателей ООН.

— И что, после этого пиндосы смотаются? — Снова выступил Федоров, в голосе которого звучала ирония. — Так они же не при делах!

— Американцы останутся наверняка, но чеченцев они вынуждены будут отправить обратно в горы, оказавшись наедине с нами. Боевики служат для янки цепными псами, а заодно живым щитом. Мы их этого щита лишим, и тогда гибнуть в боях станут уже не никому ненужные горцы, а американские парни, за смерть каждого из которых их гребаный президент будет отчитываться перед всякими конгрессменами и иже с ними. И если кто-то сочтет, что потери слишком велики, американские войска выведут из России. Пусть не сразу, но если мы сейчас исполним задуманное, это станет намного более реально. И тогда мы победим!

Генерал Бражников вновь посмотрел в лицо каждому из своих людей, заглянул в глаза, словно надеясь в ответном взгляде увидеть сомнения, нерешительность, робость. Но те, кто тайком прибыл в Коношу из окрестных лесов, хранили спокойствие, раз сделав выбор и теперь намереваясь идти по своему пути до конца.

— Товарищи офицеры, прошу поближе. Располагайтесь поудобнее, места на всех хватит, — предложил генерал, а затем, взглянув на державшегося в сторонке майора Конюхова, потребовал: — Карту!

На стол перед Бражниковым лег подробный план южной части архангельской области. Указав на одну точку, генерал сообщил:

— База чеченцев находится здесь, это строительный городок американской нефтяной компании. Укрепленный лагерь на несколько сотен гражданских и военных, есть небольшой аэродром для вертолетов и беспилотников. Но здесь на самом деле банда Исмаилова появляется редко и не в полном составе, в основном они перемещаются вдоль периметра американской зоны ответственности, проводя зачистки деревень и устраивая «шмон» на дорогах. Маршрут нам известен, все же чеченцы не на своих двоих ходят, а дорог, пусть даже пригодных для вездеходного «Хаммера», в этом районе немного.

— У «духов» транспорт, а нам пешочком приходится, — снова поморщился от досады Федоров. — Как мы за ними будем гоняться?

— А гоняться и не нужно. Мы вынудим их прибыть в определенную точку, заманим, и будем ждать уже там. Они явятся, в этом я уверен, и попадут прямиком в засаду.

— Как это удастся? — поинтересовался уже Басов.

— Удастся, — усмехнулся в ответ не сомневавшийся в успехе, кажется, ни на йоту, генерал. — И ваши, полковник, бойцы, этому должны поспособствовать!

Алексей Басов кивнул, что-то начиная понимать. Снова его бойцам, а, возможно, и самому ему, придется рисковать, подставляясь под пули. Это было похоже на танец на лезвии ножа, но иначе никак, ведь кто-то же должен был защищать свою страну — не президентов и министров, не Москву или Кремль, а народ, простых людей, которые мечтали лишь о мирном небе над головой и о том, что никто не станет врываться ночами в их дома, убивая и насилуя по своему извращенному желанию. А ради этого полковник Басов был вполне готов прогуляться и по остро оточенному лезвию.

Сутки спустя бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев лежал за редким кустарником, уже растерявшим свою листву. Из-за этого ненадежного укрытия боец наблюдал за серой лентой разбитого шоссе, соединявшего две деревеньки, приткнувшиеся у самой южной кромки Архангельской области. Удобно устроившись на куске брезента, брошенном на влажную и холодную землю, партизан расслабленно смотрел вдаль. Взгляд его скользил по горизонту, в то время как рука нежно касалась шероховатого пластика складывающегося приклада ручного пулемета РПК-74М, установленного на сошки. Раструб щелевого пламегасителя уставился как раз на шоссе, пока абсолютно пустое, если не считать проехавшего полчаса назад куда-то трактора. Но Олег ждал кое-кого иного.

Брезент не пропускал к телу влагу, щедро напитавшую почву, а верху Бурцев накинул на себя кусок маскировочной «лохматой» сетки, что входила в экипировку снайперов. В результате с шоссе, находившегося в сотне метров перед позицией Олега, невозможно было заметить совершенно слившегося с местностью пулеметчика, как, в прочем, и с намного меньшего расстояния.

— Они точно здесь будут? Три часа уже простатит нагуливаем, — буркнул, обращаясь к своему соседу, партизан, чувствуя, как холод от выстуженной земли сковывает тело.

Бурцев был не одинок. Вместе с ним за движением на безжизненном пока шоссе наблюдали еще трое, в том числе сам командир отряда полковник танковых войск Басов. Он, также закутавшийся с головой в масксеть, сейчас устроился по левую руку от Олега, придвинув к себе поближе автомат с подствольником и зеленый цилиндр противотанкового гранатомета PF-89. Этот китайский аналог привычной и знакомой до последней царапины отечественной «Мухи», уже проверенный в деле, партизаны зауважали, оценив его мощь, надежность и неплохую точность. И вскоре им предстояло еще раз вновь оценить их.

— Будут, — односложно ответил Басов, не отводя взгляд от горизонта, за которым терялась извилистая грязная лента разбитого шоссе. — Жди, воин!

Кроме Басова и сержанта ждали, укрывшись в становившемся с каждым новым осенним днем все более прозрачным подлеске, еще двое. Чуть в стороне залег, накрывшись лохматой накидкой от снайперского комплекта «Кикимора», Азамат Бердыев, тоже наверняка изготовивший к бою гранатомет. А четвертый партизан, расположившийся в сотне метров, у поворота, должен был подать знак, увидев любое движение со стороны уходившего к ближайшему поселку шоссе.

Звук моторов затаившиеся в подлеске бойцы услышали на несколько мгновений раньше, чем тоновый сигнал в наушниках портативных радиостанций. Пульсирующий рык донесся со стороны скрытой за поворотом шоссе деревни, ощутимо усиливаясь каждую секунду.

— Приготовились! — приказал Басов, откидывая складную пистолетную рукоятку противотанкового гранатомета и придвигая к себе коробочку подрывной машинки, соединенной огнепроводным шнуром с тремя стограммовыми шашками тротила, привязанными к подножию старой сосны, разросшейся у самого шоссе.

Бурцев тоже изготовил к бою гранатомет, а затем передернул затвор пулемета, досылая в ствол патрон, первый из сорока пяти, набитых в удлиненный рожок. Машины приближались, легкий ветерок, тянувший как раз со стороны села, принес запах бензиновой гари.

Полковник, которому не было нужды проверять своих бойцов, коснулся пальцем большой кнопки на пульте управления. Триста грамм взрывчатки — этого с лихвой хватит, чтоб свалить старое дерево, выросшее возле самой дороги, а если расположить заряд с умом, можно предугадать, в какую сторону завалится ствол. Остается лишь выждать, выбрать момент, чтобы все приготовления не оказались ненужными. Ствол сосны перекроет узкую ленту шоссе, а объехать преграду невозможно — по обе стороны овраги с крутыми склонами, настоящие противотанковые рвы, не зря именно тут и облюбовали место для засады партизаны.

Машины показались из-за поворота, два плоских широких «Хаммера», разрисованных коричнево-зелеными пятнами камуфляжа. На крыше замыкавшей машины, на турели, был установлен даже пулемет ПКМ, и из люка торчала чья-то голова в вязаной шапочке и зеленой налобной повязке. Полковник напрягся, где-то внутри включился воображаемые секундомер, отсчитывая мгновения. Джипы ехали быстро, если взорвать заряд слишком поздно, успеют просто проскочить под падающим деревом, ну а если поспешить, могут и развернуться, рванув обратно к деревне, и остановить их будет уже нечем.

— Как хозяева, мать их, — прошептал под нос себе бывший десантник, успевший насмотреться на чеченских «воинов джихада» в их родных горах. Но там бандиты были совсем другими, прятались, таились, лишь иногда нанося удары в спину, здесь же, кажется, не боялись ничего и никого, словно это они захватили страну, а не их заморские хозяева. — Погодите, выродки!

Олег Бурцев положил на плечо четырехкилограммовую пластиковую трубу гранатомета, в примитивный оптический прицел отчетливо наблюдая головной «Хаммер», даже разглядев сидевших внутри людей, не меньше, чем троих, рассмотрев и торчавшие из открытых окон стволы автоматов. Противника больше, и вооружен он серьезнее, но у партизан есть важное преимущество — никто всерьез не ожидает их появления здесь, а это значит, первый удар враг пропустит. И надо сделать так, что отвечать на огонь засады после первого залпа было уже некому.

— Начали! Бойцы, не спать!

Алексей Басов вдавил кнопку подрывной машинки, и через пару секунд раздался хлопок взрыва. Одинокая сосна окуталась облаком дыма, а затем ее ствол начал медленно клониться к земле, нависнув над шоссе. Водители «Хаммеров» увидели это, и одновременно оба ударили по тормозам, превратив свои внедорожники в отличные мишени.

— Огонь!

Олег выстрелил первым. Грохот выстрела на несколько секунд оглушил его, и когда сработал детонатор воткнувшейся в борт «Хаммера» кумулятивной гранаты, взрыв прозвучал для сержанта словно через толстый слой ваты. Внедорожник буквально смело с шоссе, сбросив в овраг, где охваченная огнем машина завалилась на бок, испуская клубы черного густого дыма.

Бердыев, позиция которого находилась чуть дальше, выстрелил с секундным опозданием, но за рулем второго «Хамви», видимо, сидел битый жизнью малый. Он резко сдал назад, и граната, вместо того, чтобы врезаться в машину, разорвалась перед ней, в десятке метров. «Хаммер» вильнул из стороны в сторону, задом съехав в кювет. А Бурцев, отбросив еще дымившийся тубус PF-89, уже подхватил свой пулемет, ловя силуэт машины в прорезь прицела.

— Олег, гаси их! — крикнул Басов, поднимая с расстеленного на земле брезента свой АК-74М с подствольным гранатометом.

Бурцев нажал на спусковой крючок, и на стволе пулемета вспыхнуло пламя, а по корпусу «Хаммера» ударил град пуль. Не размениваясь по мелочам, партизан выпустил за одну очередь почти весь рожок, буквально изрешетив машину, к счастью, не бронированную. Бронебойные пули 7Н24 с сердечником из карбида вольфрама, которыми был набит примкнутый к пулемету магазин, боеприпасы дефицитные, но каким-то чудом попадавшие на лесные базы партизан, буквально разорвали обшивку американского внедорожника, прошивая насквозь тех, кто был внутри в этот нерадостный для них миг.

Олег видел, как распахнулась дверца водителя, и кто-то вывалился из машины в овраг, возможно, еще живой, но, скорее всего, смертельно раненый. И тотчас сам Басов, словно желавший развеять все сомнения, выстрелил из подствольника. Прочертив в небе дугу, осколочный ВОГ-25 угодил точно в кювет, завершив свой недолгий полет хлопком взрыва. Возможно, тот, кто выбрался из «Хаммера», рассчитывал укрыться в овраге, но просчитался. Выпущенная навесом, словно из миномета, граната разорвалась как раз на дне впадины, наполнив ее на несколько неуловимых мгновений роем визжащих осколков, от которых не было спасения.

— Я проверю, — решил Басов, поднимаясь во весь рост и держа наперевес «калаш». — Олег, прикрывай!

— Есть!

Бурцев торопливо сменил магазин на полный, которых у него было еще полдюжины в нагрудных карманах «разгрузки», зарядил пулемет, взяв на прицел свалившийся в кювет «Хаммер». А полковник, чуть пригибаясь, двинулся к машине, тоже держа ее на прицеле. Басов обходил внедорожник по дуге, не перекрывая своему товарищу линию огня, и Олег был готов обрушить настоящий шквал свинца на «Хаммер», увидев хоть намек на движение внутри — пленных брать они сегодня все равно не собирались.

Алексей, дойдя до «Хаммера», осторожно спустился по склону оврага, скользкому от сырости. Удерживая автомат одной рукой, полковник распахнул заднюю дверцу, и под ноги ему вывалился труп какого-то бородача в американском камуфляже и вязаной шапочке с нашитым на манер кокарды флагом республики Ичкерия.

Басов, отпихнув ногой мертвеца в сторону, заглянул в салон внедорожника — на заднем сидении еще один труп, по груди наискось тянется цепочка пулевых отверстий, а все нутро машины забрызгано кровью. А вот тот, кто сидел рядом с водителем, неожиданно оказался жив. Полковник заметил слабое шевеление, а затем боевик, молодой совсем парень, не успевший даже бороду толком отрастить, застонал. Потом, повернув голову, словно ощущал чужое присутствие рядом, чеченец открыл глаза. Басов догадывался, что видит этот контуженный парень — немолодого, спокойного, немного угрюмого человека в камуфляже, грязном, потертом, как и его владелец, небритый и чумазый.

Взгляды бывшего русского офицера и чеченского боевика, на свою беду польстившегося обещанными американцами долларами и спустившегося с родных гор, встретились на мгновение. А затем Басов, не колеблясь, нажал на спуск. Автомат в его руках дернулся, выпустив короткую, в три патрона, очередь. Пули, ударившие в грудь боевика, отбросили его тело к противоположному борту машины, а полковник, уже забыв про свою жертву, двинулся вверх по склону. Он задержался лишь у выпавшего из «Хаммера» тела, отцепив от разгрузочного жилета гранату Ф-1, выдернув из нее чеку, и засунув «лимонку» под труп. Теперь, если кто-то потревожит покой мертвеца, то жить тому идиоту останется не дольше четырех секунд, а за это время из глубокого оврага не уйти далеко.

— Как там? Что за стрельба? Проблемы? — спросил полковника ожидавший того на прежней позиции Бурцев. Бердыев с четвертым их товарищем уже скрылись в лесу, и только сержант остался, прикрывая своего командира.

— Порядок полный. Один живой оставался. Надо уходить, пока здесь еще тихо!

— Скоро чухнутся, твари, — усмехнулся двинувшийся за командиром Олег, повесивший пулемет на плечо, чтобы можно было в любую секунду открыть огонь, пусть не очень точный, но плотный.

— Конечно, чухнутся! Наверняка сам амир приедет, за своих абреков мстить. Да уж скорее бы, ждать долго не охота!

Бурцев понимающе усмехнулся, стараясь бежать наравне с командиром и при этом еще контролировать фланги. В Кремлевке не должно было оставаться чеченцев, наверняка, но случается всякое, и не хотелось проморгать появление какого-нибудь заблудившегося патруля, свернувшего не на том повороте и увидевшего горящие машины своих товарищей, а также компанию уходящих к лесу людей, явно не похожих на местных грибников, да еще увешанных оружием по самое некуда.

Партизаны направились к осеннему лесу, прозрачному, уже почти не дававшему укрытия. Позади остались расстрелянные, сожженные машины, трупы чеченцев. Их, конечно, хватятся, очень скоро, начнут искать тех, кто устроил засаду, полагая, что искать надо далеко. Но на самом деле партизаны будут близко, так близко, что никто и представить не сможет, ведь для Басова и его бойцов все лишьначиналось, и погибшие в засаде чеченцы должны оказаться лишь первыми, но далеко не единственными жертвами.

Хусейну Шарипову, командовавшему всеми отрядами чеченских наемников, о гибели его людей сообщил ни кто иной, как Джеймс Уоллес. Именно агент ЦРУ первым узнал о найденных на дороге расстрелянных «Хаммерах», когда боевики еще пытались сквозь заполненный атмосферными помехами эфир докричаться до своих на ультракоротких волнах.

— Русские постарались, — сообщил Уоллес после того, как изложил суть проблемы. — Даже с воздуха видно, что это засада, твои не случайно на партизан напоролись, ждали их там.

Сгоревшие машины были обнаружены с беспилотного «Предейтора», выполнявшего патрульный облет в приграничной полосе. Стоило только Уоллесу и оказавшемуся по случаю рядом майору Гроверу из Сто первой воздушно-штурмовой увидеть сделанные с увеличением с небольшой высоты снимки, оба пришли к одному и тому же выводу. Согласился с этим и Шарипов, которому Джеймс показал несколько кадров, полученных с борта RQ-1.

— Шакалы, исподтишка напали, — прорычал Хусейн, словно и не помнивший, как сам в чеченских предгорьях не столь уж давно устраивал засады на русские армейские колонны. Он взглянул на стоявшего в стороне Исмаилова, спросив: — Это твои люди были? За этот район отвечаешь ты, как же допустил, чтоб русские подкараулили и убили твоих братьев, Турпал?!

— Раньше такого не было, — нахмурился чеченец, зло сверкая налившимися глазами из-под кустистых бровей. — Раньше русские наших нукеров стороной обходили! Боялись, как и впредь бояться будут!

Турпал был зол и растерян, узнав о гибели семи своих бойцов. Кое-кого из погибших он очень хорошо знал еще по тем временам, когда они сражались с федералами в Чечне, считал их своими братьями, и теперь чувство долга и заветы стариков требовали отмщения.

— Отправь туда кого-нибудь, надо осмотреться на месте, — предложил Шарипову Уоллес, не сомневаясь, что его слова будут истолкованы верно — как приказ, требующий беспрекословного исполнения. — Надо навести порядок!

— Турпал, отправишься туда лично, — решил Хусейн, взглянув на своего подчиненного. — Возьми бойцов, сколько надо, самых лучших. Твои люди там погибли, тебе и мстить за них. Найди этих русских, спусти с них шкуры, удави на их собственных кишках, чтоб никто впредь не смел убивать наших братьев!

— Я все сделаю, амир! — горячо воскликнул чеченец, вновь сверкая взглядом. — Я отомщу, клянусь Всевышним!

— Мне не клятвы нужны, а головы этих неверных собак! Ступай!

В направлении Кермлевки, деревеньки, возле которой бойцы Исмаилова и попали в засаду, выдвинулась целая колонна. Чеченский командир не мелочился, взяв с собой всю технику, какой располагал его отряд, и три десятка бойцов, самых лучших. Русские все же заставили относится к себе с уважением даже никого кроме себя не уважавших чеченцев. Заставили тем, что никогда не сдавались, тем, что принимали бой, зная даже, что противника в пять-шесть раз больше, и погибали в этом бою все до единого, но не отступали ни на шаг.

Спустя пару часов немногочисленные жители Кремлевки высыпали из домов, напуганные басовитым гулом моторов, приближавшимся к их деревне. По единственной улице, на которую, как бусины на нитку, были нанизаны дома, ползла бронемашина «Кобра», двухосная, на высоких колесах, с V-образным, точно у лодки, днищем, способным выдержать взрыв мощного фугаса без особого ущерба для тех, кто в этот момент находится внутри. Машина была создана по опыту войн в Ираке и Афганистане, где противник предпочитал не честный бой, а тактику засад, и для таких войн она подходила более всего. В свое бронированное чрево «Кобра» могла вместить десяток полностью вооруженных солдат.

Следом за «Коброй» катились три камуфлированных «Хаммера» с пулеметами на крышах, а за ними тяжело полз шестиколесный «Кугар-НЕ», тоже бронетранспортер нового поколения, с усиленной противоминной защитой, созданный для конфликтов «малой интенсивности», где оружием врага были не танки и штурмовая авиация, а снайперы и заложенные вдоль дорог самодельные мины. Он вдоволь успел поколесить по разбитым, пыльным дорогам Ирака прежде, чем его доставили на борту военно-транспортного «Глоубмастера» в Россию, подарив толпе полудиких чеченских горцев, теперь по странной прихоти судьбы защищавших здесь интересы американских вкладчиков «Юнайтед Петролеум».

Колонна проехала до середины деревни, сопровождаемая испуганными взглядами крестьян, и там остановилась, источая клубы едкого дыма из выхлопных труб. Распахнув тяжелую бронированную дверь «Кобры», Турпал Исмаилов легко спрыгнул на землю, держа за цевье потертый АКМ с подствольником ГП-25, оружие, с которым прошел сквозь огонь и воду, и которому не изменял никогда. Чеченец медленным взглядом скользнул по толпе, чувствуя сгустившийся над деревней страх. Кажется, собрались все жители, в основном, старики, хотя мелькали и дети, и несколько крепких мужиков средних лет. А еще были женщины, в основном, некрасивые, усталые, уже немолодые, изможденные тяжелым трудом, но несколько симпатичных лиц и аппетитных фигурок, которые невозможно было скрыть даже под ватниками и спортивными штанами, Исмаилов все же заметил, довольно оскалившись.

— Все с машин, — приказал Турпал, крикнув так, что его услышали даже за шумом работавших на холостых оборотах моторов. — Стройся!

С лязгом распахнулись дверцы машин, наружу посыпались вооруженные до зубов боевики, рассредоточившиеся вокруг колонны, ощетинившись во все стороны стволами автоматов. Собравшаяся вокруг толпа дрогнула, попятившись.

— Кто здесь главный? — спросил Исмаилов, обращаясь к жителям Кремлевской, при этом стараясь говорить с нарочито заметным акцентом. — Ты, иди сюда! Быстро!

Выбранный чеченцем из толпы мужик, немолодой, но крепкий, в телогрейке, из-под которой была видна застиранная тельняшка, и заштопанных на коленях джинсах, неуверенно двинулся вперед. Его тотчас окружили со всех сторон боевики, не забывавшие контролировать и собравшуюся вокруг толпу.

— Рядом с вашей деревней убили моих людей, — произнес Турпал. — Устроили на них засаду и расстреляли. Вы об этом знали, но молчали, пока мы сами их не обнаружили. Вы знаете, кто сделал это? Если выдадите нам убийц, мы уйдем и не тронем вас.

— Мы ничего не знаем, — чуть дрогнувшим голосом произнес русский. — Кто-то пришел, пострелял и ушел в лес. Мы ничего не знаем, — повторил он.

— Ты лжешь, — фыркнул Исмаилов, а затем, резким движением перехватив АКМ, нажал на спуск.

Короткая очередь смела с ног русского, бросив на землю грузное тело. Кто-то вскрикнул, толпа качнулась вперед-назад, словно готовясь живой волной захлестнуть взявших наизготовку оружие боевиков… и ничего не произошло.

— Обыскать все, каждый дом, каждый сарай, — приказал своим бойцам Исмаилов. — Всех разогнать! Иса, Ахмад, тащите девок в бронемашину! — Турпал указал на мелькнувших в толпе, за спинами то ли отцов, то ли мужей, двух девушек, наверняка сестер, одинаково златовласых, круглолицых, только у одной спускалась по плечам коса с руку толщиной, а вторая подстриглась коротко.

Чеченцы, словно спущенные с цепи псы, ринулись по селу, криками, пинками и ударами прикладов загоняя жителей в их дома и врываясь следом, переворачивая все внутри в поисках несуществующих партизан. Из двух домов жильцов просто выгнали, приготовив место для ночлега — спать в тесноте десантных отсеков бронетранспортеров никому не хотелось, а поиски русских обещали затянуться.

А двух девушек телохранители Исмаилова схватили, растолкав в стороны пытавшихся защитить их мужчин, и потащили к «Кугару», чтоб до поры сберечь от похотливых товарищей. Потом, когда амир натешится с ними вдоволь, что-то перепадет и его людям, а если и нет, то они сами разыщут себе добычу.

Почти никто не пытался остановить чеченцев. Лишь какой-то молодой парень, наверное, жених одной из девушек, бросился на боевиков, вооружившись ржавым ломом. Его застрелили на ходу, свалив короткой очередью из АКМС, и прошли мимо, даже не замечая трупа. Все шло своим привычным чередом.

Алексей Басов выругался себе под нос, увидев, как бандиты бросают плачущих, вырывающихся из последних сел девчонок в бронемашину. Дневной канал установленного на АК-74М комбинированного прицела ПОНД-4, недавнего подарка Бражникова, позволял при пятикратном увеличении рассмотреть все, происходившее ввиду хорошо замаскированного наблюдательного пункта, в достаточных подробностях, и от этого становилось только гаже на душе.

— Суки! — чуть не плача, выдохнул полковник. — Выродки!

Он мог бы сейчас перебить с полдюжины чеченцев, с четырех сотен метров, да с такой оптикой это было несложно сделать даже из «калаша», тем более, за месяцы пребывания в партизанах Басов достиг немалых успехов в стрельбе. Но тогда нечего и думать о том, чтоб выполнить главную задачу. Сейчас от партизан требовалось лишь одно — заставить врага поверить, что партизан здесь нет, заставить расслабиться, забыть хоть немного об осторожности. И потому лично возглавивший малочисленную разведгруппу Басов вынужден был, скрипя зубами, чувствуя, как обливается кровью сердце, наблюдать, как дикари расстреливают местных, насилуют женщин, тех женщин, которых собирался защищать полковник, когда-то давным-давно произнося слова воинской присяги.

Жанна Биноева, тоже наблюдавшая расправу над деревенскими в компактный, но мощный бинокль, ничего не сказала, вообще не произнесла ни звука, даже не отреагировав на брань полковника. Вместо этого она вглядывалась в лица бывших своих братьев по оружию, и, наконец, увидев того, кого искала, произнесла, сухо, ни к кому не обращаясь:

— У головной бронемашины, трое, тот, кто вам нужен — крайний справа для нас.

Басов взглянул в указанном направлении, а оптика, которой он завладел на правах командира, ну и еще потому, что на большинство автоматов она просто не могла быть установлена, передала необходимые детали. Действительно, возле угловатого, совершенно неуклюжего на вид МРАПа стояли, о чем-то болтая, трое бородачей, направив к земле стволы автоматов. Тот, на которого указала чеченка, был с непокрытой головой, а камуфлированную кепи держал в руке — второй рукой он придерживал висевший на плече АКМ. На вид молодой, лет тридцати, даже курчавая рыжеватая бородка не старила его слишком сильно, высокий и худой, вернее даже тощий. Запомнить такого было не трудно.

— Долговязый и мосластый? Он?

— Верно. Это Арби, оператор. Еще в горах он больше с камерой, чем с автоматом, так и теперь.

Решение взять с собой пленницу, которой полагалось коротать время под охраной в базовом лагере отряда, далось полковнику нелегко. Любой другой вообще пустил бы бывшую снайпершу в расход, и был бы прав на все сто, но Басов помнил, как они сражались плечом к плечу со съехавшими с катушек дезертирами, и отдать такой приказ не мог. Более того, именно Биноева и рассказала о видеоархиве боевиков, и теперь должна была опознать того из своих бывших соратников, кто мог хранить записи их «подвигов».

— Отлично! — кивнул Басов. Теперь и он видел прицепленный к «разгрузке» чеченца футляр с компактной камерой. — Можно уходить! Стоп, а это еще кто такие?

Басов увидел, как к оператору приблизились трое. Одного полковник узнал сразу — Турпал Исмаилов, полевой командир, вожак одной из самых жестоких банд и правая рука Хусейна Шарипова, не так давно забравшего из мертвых рук Хаттаба и Шамиля Басаева упавшее было, знамя «священной войны». А вот те, что были с «амиром», привлекли внимание партизана. Один явно европеец, гладко выбритый, словно специально чтоб выделяться из толпы заросший горцев. На плече его висел американский автоматический карабин М4, кажется, с подствольным гранатометом. А рядом шагал высоченный плечистый негр, тащивший за рукоятку для переноски пулемет М60 с укороченным стволом. Матово блестевшие ленты, набитые патронами, крест накрест обхватывали торс темнокожего пулеметчика, точь-в-точь как у какого-нибудь революционно матроса из старого советского кино.

— Рядом с вашим командиром, кто это такие? — спросил Басов у лежавшей рядом на подстилке из пожухшей травы Биноевой.

— Американцы, из нефтяной компании. Эти двое давно с отрядом, вроде наблюдателей. Вроде бывшие десантники и наверняка воевали уже где-то. Они никогда ни во что не вмешивались всерьез, но, кажется, бойцы настоящие.

— Что ж, пожалуй, скоро мы это и проверим, — усмехнулся Алексей, и, обернувшись к тем, кто залег чуть поодаль, приказал: — Уходим!

Полковник, был не одинок, наблюдая за зверствами чеченцев, едва успевших войти в деревню. Густой кустарник на краю поселка укрыл кроме него и пленной снайперши еще троих. Один из партизан, удобно пристроивший на толстой ветке винтовку СВД, сейчас медленно водил стволом, через оптический прицел ПСО-1 следя за перемещениями боевиков, а двое его товарищей, вооруженных, как сам Басов, лишь автоматами, прикрывали фланги и тыл, утроившись чуть поодаль на случай, если противник решит прочесать окрестности.

— Фролов, Синицын, остаетесь здесь, — приказал полковник. Снайпер, буквально слившийся со своей винтовкой, даже не шелохнулся, словно не слышал обращенных к нему слов, а второй боец по-уставному коротко ответил:

— Есть!

— «Клиента» запомнили? Сейчас «чехи» на ночлег будут располагаться, следите, куда он пойдет! В случае обнаружения в контакт не вступать, уклоняйтесь от боя, уходите к лесу. Хотя, надеюсь, не сунутся «черти» сюда пока!

Наблюдательный пост, вверенный паре партизан, покидали, переползая по-пластунски. Лишь удалившись на пару сотен метров, встали, и, уже особо не таясь, двинулись к чаще. Басов шел замыкающим, повесив автомат на плечо стволом вниз, но шагавшая впереди Биноева чувствовала его напряженный взгляд, буравивший ее обтянутую камуфляжем спину. Полковник не доверял чеченке, не скрывая этого. Наверное, он даже хотел, чтобы она дала ему шанс выстрелить, но Жанна покорно выполняя все приказы, и от этого басов напрягался еще сильнее.

Возвращения разведки ждали на почтительном удалении от Кремлевки, в двух километрах примерно, почти четыре десятка бойцов, партизаны из отрядов Басова и Федорова, прежде действовавшего западнее. Теперь же командиры, подчиняясь приказу Бражникова, слили свои силы воедино, в мощный кулак, и сейчас готовились двинуть их в бой. А для того, чтоб каждый удар не пропал даром, и нужна была разведка.

Басова и его людей встречали все кроме боевого охранения, прикрывавшего подступы к временному лагерю. Двадцать пять человек, вооруженных до зубов, с нетерпением смотрели на полковника. И тот не заставил ждать долго, сообщив:

— Банда только что вошла в село, — сообщил Алексей Басов. — Турпал Исмаилов там. Полагаю, прочесывать местность начнут уже завтра, а пока будут местных трясти, так что до рассвета никуда не денутся.

— Сколько их? Как вооружены?

Партизаны понимали, что вскоре придется дать бой, и хотели этого, помня, сколько крови успели пролить нанятые американцами горцы. Пожалуй, чеченских бандитов ненавидели сильнее, чем даже самих янки, тем более, среди партизан хватало тех, кто успел повоевать еще на Кавказе, вдоволь насмотревшись на «художества» двуногих зверей.

— Две бронемашины типа МРАП, с усиленной противоминной защитой, на турелях пулеметы. Еще три «Хаммера», тоже вооруженных, но, кажется, небронированных, старая модель какая-то. Всего я насчитал тридцать два человека.

— У чеченов «броня»? — уточнил Федоров. — Вот это хреново! Из «калашей» бэтэр поцарапать можно, разве что!

— Это не «броня», а так, «полброни», — отмахнулся не терявший уверенности Басов. — МРАП — это просто бронированный грузовик, очень большой, так что и спьяну не промахнешься по такому. Защищены примерно как БТР-80, пулю СВД держат минимум со ста метров, а из вооружения — только один «браунинг» с дистанционным управлением. И проходимость такая, что только по автострадам, а по проселку уже еле тащатся. Они под фугасы «заточены», так что из РПГ перегасим враз. Хуже, что «духи» расползлись по деревне, если оплошаем, возьмут кого из местных в заложники, и тогда все к черту покатится!

— Значит, надо сработать четко, — заметил заместитель Федорова, не разделявший пессимизма своего командира. — Тихо войдем, всех передавим, чтоб ни одна сука и рыпнуться не успела!

— Именно так! Будем действовать быстро, тихо и точно, — подтвердил план Басов. — Силы у нас примерно равны, у противника есть тяжелая техника, а на нашей стороне — внезапность. Чечены уверены, что нас рядом нет. Так всегда бывало прежде, когда мы с ними схлестывались — быстро перегасим, кого сможем, и уходим, пока остальные раскачиваются. Фактор внезапности нужно использовать по полной. Запомните — наша главная задача захватить видеоархив! Мы за этим здесь, эти кассеты важны, будет у нас видео — «духи» сами уйдут!

Партизаны, собравшиеся вокруг полковника, мрачно кивали. Первая часть плана завершилась полным успехом — узнав о гибели своих людей, чеченский амир примчался на место, прямиком в заботливо подготовленную засаду. Провокация удалась, вызвав вполне ожидаемый ответ, но мало кто из людей, окружавших сейчас полковника, был готов идти в бой ради каких-то видеокассет. К горцам у многих был свой счет, и Басов понимал, что удержать бойцов окажется очень непросто. Но они, в отличие от самих чеченцев, были отрядом, а не бандой, продолжая подчиняться приказам.

— Товарищи бойцы, всем внимание! Действуем так. С наступлением ночи снайперы и пулеметчики занимают позиции по периметру деревни, на дальности наиболее эффективного огня, — принялся излагать план боя Басов. — Их задача на этом этапе — наблюдение и разведка системы обороны противника. После того, как будут выявлены все посты, а посты «духи» выставят точно, штурмовые группы скрытно входят в сам поселок, снимают часовых, после этого атакуют. Повторю еще раз, наша главная цель сейчас — забрать кассеты, а не перерезать побольше «зверей»! Если записи попадут на какой-нибудь телеканал, в Интернет, они взорвут весь мир! Захватив видеоархив, немедленно уходим в лес под прикрытием снайперов. Если чеченцы организуют преследование, уводим их за собой, поглубже в лес, после чего блокируем и уничтожаем. Задача саперов — оборудовать минное поле вот здесь. — Полковник ткнул в карту автоматным патроном, которым пользовался вместо указки. — Заведем их на мины, зажмем с флангов и положим всех. Но только если они станут преследовать, в противном случае просто отходим! Время для кровной мести еще придет! Эти кассеты по-настоящему важны, если видео попадет в открытый доступ, достанется и «духам» и их американским хозяевам!

Партизаны слушали молча, внимательно, впитывая каждое слово. случайных людей здесь не было, каждый выбрал свой путь раз и навсегда, порвав с привычной жизнью, уйдя в лес, чтобы не пользоваться благами цивилизации, жить в землянках, таиться, на каждом шагу ожидая вражеской засады, чтобы устраивать засады самому, убивая тех, кого ненавидели всей душой. И этим двадцати пяти мужчинам разных возрастов, пребывавшим в разных званиях, одинаково грязным, небритым, в пропитавшемся влагой обтрепавшемся камуфляже, Алексей Басов верил, как себе, даже больше. Верил всем вместе и каждому по отдельности, и хотел, чтобы все, кто был рядом, встретили новый рассвет живыми и здоровыми. Но еще больше он хотел выполнить приказ, сознавая, что не все из его товарищей увидят, как вновь восходит солнце над бескрайним северным лесом.

— Командирам отделений приказываю разделить своих людей на группы по три-четыре человека, — продолжал инструктаж Басов. — Снайперов выделить в отдельную группу, вместе с пулеметными расчетами. Снайперам и пулеметчикам всем обязательно ночную оптику, бойцам штурмовых групп — бесшумное оружие и ПНВ[17]. Быть готовыми к ближнему бою. Чем позже ублюдки поймут, что мы рядом, тем меньше риск потерь. Гранатами пользоваться запрещаю, можно повредить «груз», так что сдать все командирам отделений! Подствольники с автоматов снять и тоже сдать старшим! Вместо боевых гранат всем получить вот это.

Полковник вытащил из подсумка разгрузочного жилета предмет, лишь отдаленно похожий на настоящую гранату. Несколько бойцов, отслуживших во Внутренних войсках, переглянулись понимающе, большинство же смотрело вопросительно, и Басов пояснил:

— Светозвуковая граната «Заря-2». Ослепляет противника яркой вспышкой и оглушает, не оказывая поражающего воздействия, осколков не дает. Эффект при взрыве в помещении огромный, с минуту противник вообще будет небоеспособен.

Запас свето-шумовых гранат из какого-то милицейского арсенала, не иначе, партизанам доставил лично Бражников, видимо, заранее спланировавший предстоящую операцию. И теперь партизаны, доставая непохожие на привычные РГД-5 или Ф-1 гранаты из ящика, с некоторым недоверием вертели их в руках.

— Товарищ командир, а на хрена эти хлопушки? — раздалось удивленно из толпы партизан. — Почему не боевые? Одна РГД — и все, кто в избе, уже у Аллаха!

— Отставить разговоры, боец! — привычно отрезал полковник, а затем все же пояснил: — Потому что нельзя повредить видеозаписи. И если «духи» оставят при себе кого-то из местных в качестве заложника, я не хочу, чтоб он погиб просто потому, что оказался там и тогда, где и когда его не должно быть. Еще вопросы?

Вопросов не было. Если кто и сомневался в чем-то, держал при себе свои мысли, и полковник остался вполне удовлетворен этим.

— Саперной группе еще одна задача, — продолжил Басов, не обращая внимания на скептические взгляды своих людей. Он знал, что партизаны все равно выполнят приказ — своему командиру они доверяли ничуть не меньше, чем он сам им. — Заминировать выезды из деревни. Если «духи» попробуют прорваться с «броней», за пределы села живым не должен выйти ни один из них! Вопросы есть, товарищи бойцы?

Вопросов не было, ответом Басову было спокойное молчание и уверенные хмурые взгляды тех, кому пару часов спустя предстояло смотреть в глаза самой смерти.

— Разойдись, — приказал полковник, удовлетворенно кивнув. — До захода солнца время на отдых и подготовку снаряжения. Выступаем с темнотой!

Толпа, сомкнувшаяся вокруг командира, рассеялась, расходясь по временному лагерю. Над головами партизан колыхалось полотнище маскировочной сетки, под которой и вынуждены были ютиться несколько десятков человек. А полковник Басов, оставшись на несколько минут в одиночестве, устало опустился на пустой ящик из-под патронов, закрыв глаза, и просто постаравшись изгнать из сознания все мысли, метавшиеся там. с техникой медитации Алексей не был знаком, в глубине души считая все это обычным выпендрежем, но сейчас невольно пользовался ею или чем-то подобным, пытаясь собрать в кулак все силы и обострить до предела интуицию.

Олег Бурцев, пристроившись у подножья могучего кедра, неторопливо набивал патронами стальные рожки от «калашникова». Назначенный командиром одной из штурмовых троек, бывший десантник сменил на время уже привычный РПК-74М на видавший виды автомат АКМ. Сейчас автомат стоял рядом, прислоненный к дереву, и ствол его раздулся от навинченной цилиндрической насадки прибора бесшумной и беспламенной стрельбы ПБС-1.

Именно такие АКМ вместе с пистолетами должны были стать главным оружием «штурмовиков», потому что единственные из арсенала партизан, могли считаться хотя бы относительно бесшумным оружием. Автоматы под 5,45-миллиметровый патрон глушителей попросту не имели, а более подходящих для предстоящей миссии «Винторезов» и «Валов» под дозвуковой патрон калибра девять миллиметров у отряда Басова не было, что и к лучшему, ведь иначе начались бы проблемы со снабжением — уж больно дефицитными были такие боеприпасы. В прочем, сейчас Бурцев не отказался бы от автомата АС, какие видел часто еще в Чечне, в руках спецназовцев ГРУ, да и у своих разведчиков из десантно-штурмовой дивизии.

— Бурцев, ко мне, — крикнул отвечавший за снабжение в партизанском отряде прапорщик, сейчас радовавшийся, точно ребенок, прибывшим с последним транспортом окрашенным в зеленый цвет ящикам, из которых уже полдня доставал всякие смертоносные новинки вроде противотанковых мин ТМ-83. — Сержант, получи на свою группу!

Снабженец протянул Бурцеву устройство, напоминающее отдаленно большой объектив от фотоаппарата, снабженный широкими перекрещивающимися ремнями. Сержант посмотрел на прибор с подозрением, затем перевел взгляд на прапорщика:

— Что за хреновина?

— Не пользовался такими раньше? Это пассивные очки ночного видения НПО-2 «Наглазник», они же изделие 1ПН74. Дальность обнаружения человека — двести пятьдесят метров, сутки кряду могут проработать без замены аккумулятора. Также можно использовать как бинокль с увеличением в два и шесть десятых раза. И прочные, как молоток. Короче, боец, — отмахнулся партизан, — вот тебе инструкция по применению и техническое описание. Ознакомься и доведи до личного состава. И, кстати, это приказ!

Олег, кивнув, сунул в кармашек разгрузки тонкую книжечку, забрав заодно у прапорщика еще два комплекта очков ночного видения. Видимо, кто-то в штабе партизанского движения действительно возлагал большие надежды на предстоящую операцию, раз позаботился и о таком снаряжении. И если у партизан приборов ночного видения будет достаточно, а у противника их не будет или окажется слишком мало, исход ночного боя, можно сказать, уже предопределен.

— И вот это тоже держи, — прапорщик протянул противогазную сумку, набитую чем-то тяжелым. — Велено выдать всем, приказ полковника!

Заглянув внутрь, Бурцев увидел то, что и ожидал — не меньше десятка шоковых гранат «Заря-2», с уже вкрученными запалами УЗРГМ. Практически безобидные по сравнению с привычкой РГД-5, на самом деле такие гранаты были вполне эффективны для кое-каких задач.

— Смотри, — напутствовал прапорщик Олега, — обратно «ноктовизоры» вернешь, сколько получил, и в точно таком же состоянии! На вес золота приборы!

Бурцев лишь усмехнулся. Тыловая привычка к бережливости, граничащей с откровенной жадностью, у снабженца сохранилась даже после месяцев «партизанщины», хотя на самом деле он был неплохим мужиком, да и бойцом не из последних. Но на этот раз в атаку пойдут те, у кого опыта больше, и не удивительно, что Олег оказался одним из них, ведь почти половина из собравшихся под началом Басова партизан раньше служила в танкистах, артиллеристах и тому подобных ракетчиках. Полноценных же бойцов, десантников, «внутряков» или хотя бы обычных мотострелков, было до обидного мало.

Забрав «подарки», Олег вернулся к облюбованному дереву, под раскидистой кроной которого на брезент так и лежали еще пустые магазины для АКМ, и здесь же стоял вскрытый цинк с патронами калибра 7,62 миллиметра с пулей УС — утяжеленной, с дозвуковой скоростью, что в сочетании с насадкой глушителя позволяло здорово маскировать звук выстрелов. Правда, убойная сила такой пули снижалась, как и эффективная дальность стрельбы, но для боя накоротке, буквально на расстоянии удара штыком, это было не столь важно.

По пути Бурцеву встретились трое саперов, лучшие в отряде специалисты по всевозможным минам. Нагрузившись мешками и подсумками, они бодро прошагали куда-то за пределы лагеря, а с ними шли еще двое партизан, налегке, если не считать оружия и множества магазинов, от которых карманы разгрузок едва по швам не лопались. Сейчас саперы установят на выездах из села свои «адские машины», приготовив неприятный сюрприз чеченцам. И лишь после того, как пути отхода будут блокированы, придет черед его, Олега Бурцева, и тех, кто передан под его начало, чтоб нанести решающий удар.

Над лагерем партизан на несколько вечерних часов повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием да лязгом металла. Бойцы готовились к ночной схватке, спеша снарядить побольше магазинов, лишний раз почистить и смазать оружие, поправить заточку боевых ножей. И вот, наконец, все, что можно сделать, было сделано. На хмурый северный лес опустились сумерки, и Алексей Басов, забросив за спину автомат, негромко скомандовал:

— Становись!

Партизаны, вскакивая с мест, собрались в неровный строй. Кто-то еще возился с застежками разгрузочного жилета, другие поправляли автоматные ремни. Дождавшись, пока завершится вся эта нервная суета, которая только и выдавала волнение партизан, полковник произнес, в упор глядя на своих людей:

— Выступаем через пять минут. С наступлением темноты всем группам быть на исходных. Окончательный план атаки — только после доклада наблюдателей и оценки обстановки. Все, мужики, с Богом! За мной, шагом марш!

Вереницей партизаны двинулись прочь из лагеря. Здесь тоже оставили нескольких бойцов, на всякий случай, не для обороны даже, что могут четыре человека сделать против, например, взвода, а просто по привычке ничего не бросать без присмотра.

Стараясь не выбиваться из общего ритма, Жанна Биноева шагала бок о бок с русскими партизанами. Ей было проще, чем этим суровым, молчаливым, злым мужчинам, в большинстве своем, довольно молодым, но, как один, готовым вновь заглянуть в глаза самой смерти. Чеченка шла налегке, с небольшим ранцем за спиной, без оружия, и мало кто понимал, зачем она вообще здесь. Наверное, и сам полковник Басов не мог ответить на такой вопрос. Просто Жанна вдруг подошла к нему, еще там, в лагере, произнеся глухо:

— Я хочу идти с вами.

— Зачем? — Басов, как и многие, набивавший патронами автоматные рожки, поднял взгляд, пристально уставившись на Биноеву. — Хочешь перебежать к своим? Вроде глупо, они же тебя убьют, и весь разговор. Тем более, если решат, что это ты нас и навела на банду.

— Они не свои. Были когда-то, там, в горах, когда мы пытались вас прогнать из своего дома, со своей земли. Но вот вы ушли, наш край свободен, а они пришли сюда, не для того, чтоб мстить, а просто ради американских денег. Мужчина воюет с мужчинами, а они — с женщинами и детьми, которых сжигают заживо.

— Не может ваша порода иначе, никак не может.

— Те, кого я считала своими братьями, хотели меня убить, потому лишь, что я заступилась за русскую девчонку. Они мне должны, все! Помоги мне получить с них этот долг!

Басов посмотрел на Жанну каким-то другим взглядом, словно не только слушал слова, но и мысли читал непостижимым пока способом. Он помолчал с минуту, а чеченка не стала нарушать тишину.

— Пойдешь с нами, — решил, наконец, полковник. — Оружия не дам пока, и буду присматривать за тобой.

— Разве мало я сделала? Не я, так и вас бы здесь не было, вы бы ни о чем не узнали!

— Я все сказал. Не нравится — оставайся здесь, только связанная по рукам и ногам.

Жанна не колебалась. Упрямо мотнув головой, она процедила:

— Я иду. Можешь не ждать, не убегу и предупреждать не буду никого. Только подумай, так, как стреляю я, из твоих людей мало кто сможет, даже не каждый десятый.

Все же полковник сдержал обещание, не дав оружия. И, тем не менее, Жанна вместе с отрядом вновь оказалась на опушке леса, откуда видна была деревня, занятая чеченцами. Свет горел в редких окнах, партизаны вышли к цели уже в ночи. Первым делом командир подозвал к себе наблюдателей, так просидевших в секрете половину прошедшего дня. Сидели, как оказалось, не зря.

— «Духи» расположились в трех домах в дальнем конце села, — сообщил один из партизан, подкрепляя свои слова пометками на плане деревни, вручную набросанном самим полковником прежде. — Жильцов выгнали, одного пристрелили, труп так у дома и остался лежать. Двух девчонок туда утащили, суки! А машины загнали в проезды.

— Где посты? Сколько?

— Трое засели со стороны леса, еще один у техники и один бродит вокруг домов. Кажется, совсем нападения не боятся, твари!

— Они же уверены, что мы уже ушли. Раньше так и было каждый раз. Ну не местных же им бояться, с вилами и кольями?

Тихо, скользя между деревьями, точно бесплотные тени, партизаны окружали село, держась пока на почтительном расстоянии от него. Вышли на позиции снайперы, взявшие деревню в прицел своих СВД. Пулеметные расчеты расположились на самых удобных позициях, откуда из одного ПКМ и одного РПК-74 с пассивными ночниками НСПУ-5 можно было простреливать почти всю Кремлевку. А бойцы штурмовых групп, сжимаясь перед броском в тугие пружины, готовились к атаке, выслушивая последние приказы, какие можно было еще успеть отдать, пока не прозвучал первый выстрел.

— Значит так, бойцы, — произнес Басов, вокруг которого собрались командиры штурмовых звеньев. Был здесь и Олег Бурцев, внимательно слушавший полковника. — Разведка доложила, что «чехи» засели в трех домах на окраине, со стороны леса выставили посты, без шума хрен подберешься к ним с того направления.

Расположение деревни партизанам было известно хорошо, успели изучить все подходы. Кремлевка стояла не на самом шоссе, а вдоль ответвившегося от него под углом проселка. Между этим самым проселком и автострадой тянулись картофельные и еще бог весть какие грядки, заваленные сейчас кучами побуревшей ботвы. А с другой стороны к селу подступал вплотную, на три-четыре сотни метров, лес. Именно с этой стороны чеченцы ожидали нападения.

— Направление атаки — от шоссе, через поля и деревню. Группа прикрытия занимает позицию со стороны леса. Вы начинаете, все остальные работают после. Сигнал для снайперов и пулеметчиков — взрывы шоковых гранат. До этого момента приказываю всем хранить радиомолчание, в эфир выходить только после начала атаки. И повторю еще раз, нам нужно захватить их оператора, видеоархив. И сделать это без лишних потерь.

Алексей хотел сказать просто «без потерь», но ни перед самим собой, ни перед своими товарищами лукавить не стал, понимая, что в эту ночь прольется кровь не только врагов.

— У кого какие вопросы? — Басов обвел внимательным взглядом полдюжины партизан, вставших перед ним полукругом. — Потом думать будет поздно.

В ответ никто не произнес ни слова, и полковник, глубоко вздохнув, приказал:

— По местам! Начинаем через пять минут! Удачи, парни!

Партизаны бросились врассыпную, придерживая висевшее на плечах и за спиной оружие. Несколько мгновений — и они растворились в ночной тьме, уже плотной завесой окутавшей весь мир. Полковник Басов поднес к глазам ночной бинокль БН-3, и окружающий мир стремительно метнулся навстречу ему, все предметы приблизились вмиг в четыре с половиной раза, стали различимыми мелкие детали, какие и днем не всегда можно было рассмотреть. В окнах одного из занятых чеченцами домов горел свет, но очень слабо. В деревне царила тишина, которую так и подмывало назвать мертвой, не было заметно почти никакого движения — лишь ходил по центральной улице оставшийся в карауле боевик, еще не знавший, что из ночного мрака к нему крадется сама смерть.

Олег Бурцев, извиваясь, точно змея, полз вдоль высокого тесового забора. Подтягиваясь на локтях и отталкиваясь коленями, он продвигался к углу, слыша, как ползут следом его товарищи. В штурмовую тройку, продвигавшуюся сейчас к захваченной чеченцами избе, входили Азамат Бердыев, быстро переквалифицировавшийся из танкиста в диверсанта-разведчика, и еще один боец по имени Илья, морпех-контрактник с Северного флота. Этот в отряде был новичком, прибыв с последним пополнением лишь неделю назад, но успел доказать товарищам свой опыт, и теперь замыкал боевые порядки группы. Оба партизана были вооружены пистолетами, Бердыев — бесшумным ПБ на базе «макарова», старой, не слишком мощной, но надежной моделью, а Илье достался тяжелый АПБ, переделанный автоматический «стечкин» с приставным глушителем.

Пистолетами пользовались не от хорошей жизни — в отряде нашлось всего с десяток АКМ, годных для установки приборов бесшумной стрельбы. В прочем, сейчас Олег сам сменил бы автомат на тот же ПБ, с ним бы ползти через полдеревни было не в пример удобнее. Для большего удобства Олег, хоть и оставив на себе бронежилет, вытащил из него титановые пластины, так что защита теперь была чисто символическая. И магазинов взял немного, всего четыре, не считая того, что был примкнут уже к автомату. И даже так ползти, извиваясь на пузе, было чертовски неудобно.

Добравшись до угла, Олег встал на колено, подняв АКМ, и осторожно выглянул. Надвинутые на глаза очки ночного видения победили ночную тьму, окрасив окружающий мир в зеленый цвет. Весило «изделие 1ПН74» все же побольше килограмма, и охватывавшие голову широкие ремни крепления ощутимо давили, но зато теперь Бурцев мог видеть отчетливо все на несколько сотен метров, безошибочно отыскивая дорогу. Например, он видел лениво бродившего у крыльца одного из домов чеченца, за спиной которого болтался АК-74.

Очки ночного видения позволяли разглядеть мельчайшие детали, например то, что часовой был очень молод, наверное, потому и доверили пост ему, пока старшие товарищи спокойно спали в избе, прогнав — дай то Бог, чтоб просто прогнав! — настоящих ее хозяев. В той самой избе, где на ночлег расположился и оператор боевиков с драгоценным видеоархивом.

Бывший десантник наблюдал, как часовой идет к его укрытию, останавливается, не дойдя метров тридцать, разворачивается и неторопливо движется назад. Когда противник оказался примерно на середине своего маршрута, Олег махнул рукой замершим рядом, прижимаясь к забору, товарищам:

— Через улицу, бегом! За тот сарай! Прикрываю!

Азамат и Илья, низко пригнувшись, метнулись в ночь, отлично видимые для Олега, но для любого другого почти неразличимые во тьме. Все те несколько мгновений, что потребовались бойцам, чтоб наискось пересечь двадцать метров открытого пространства и нырнуть за покосившийся сарай, Бурцев целился в спину чеченскому боевику, до боли вжав в плечо приклад АКМ. Стрелять было нельзя, ПБС лишь приглушит звук, но кто-то все равно услышит его, и тогда партизан встретят огнем из всех стволов, еще и из укрытий.

Товарищи Олега исчезли из виду как раз в тот миг, когда чеченец вновь развернулся, двинувшись в обратную сторону. Теперь массивный цилиндр глушителя смотрел ему в середину груди, и Олег едва сдерживался, чтоб не нажать на спуск. И вдруг где-то за домой забрехала собака, заставив партизана вздрогнуть, а чеченца — метнуться в проход между строениями, торопливо стаскивая автомат с плеча.

Невидимый пес гавкнул, потом вдруг лай резко оборвался. Чеченец исчез в темноте, оттуда донесся характерный звук, который Бурцев давно уже ни с чем не мог спутать, звук выстрела из оружия с глушителем, из пистолета. Всего лишь хлопок, сопровождаемый лязгом затвора, но именно он стал сигналом к атаке.

Умар Магомадов едва сдерживался, чтоб не уснуть. Его оставили в карауле, но забыли предупредить, когда придет смена, и чеченец не был уверен, что о нем вообще вспомнят до рассвета. И все же спать было нельзя, и потому он ходил из стороны в сторону, порой останавливаясь и вслушиваясь в долетавшие со стороны дальних домов звуки.

Было тихо. Русские, как забились днем в свои дома, так и сидели там, не высовывая носа. А те, кто рисковал, могли увидеть лежавший посреди деревни труп, который Исмаилов запретил трогать. Еще один покойник валялся под стеной дома, наверное, его хозяин, который не захотел пускать амира и его телохранителей к себе на постой. Турпал тогда достал пистолет и выстрелил глупому русскому в голову, тоже запретив трогать его. Для остальных жителей этого урока хватило, чтоб забиться по углам, пережидая ночь.

Кроме Умара в караул заступило еще четверо, из них боевик мог видеть только Ширвани, охранявшего машины. Можно было и поболтать, но Магомадов не решился — вдруг амир решит проверить посты, все может случиться.

Когда загавкала собака, Умар вздрогнул от неожиданности. Псов здесь хватало, в каждом дворе было по лохматой дворняге. Когда отряд входил в село, его сопровождал бешеный лай рвавшихся с цепей псов. Нескольких чеченцы пристрелили, а остальные, словно могли что-то понимать, притихли, попрятавшись по конурам, в точности как и их хозяева. Но теперь собака буквально захлебывалась лаем, и Магомадов, стащив с плеча «калашников», бросился на звук.

Лай вдруг резко оборвался, и когда чеченец обошел дом, то увидел, что на конце длинной цепи, прикрепленной к вбитой в бревна железной скобе, лежит что-то лохматое, тихо поскуливающее и дрожащее. Боевик подошел чуть ближе, заметив, что бок псины блестит от хлещущей потоком из ран крови. Умар, еще ничего не поняв, сделал по инерции еще шаг, и почувствовал, как что-то холодное и твердое уткнулось ему в затылок. В нос ударил запах ружейного масла и пороха.

— Ствол на землю, — прошептал кто-то на ухо оцепеневшего от ужаса чеченца. — Бросай, живо!

Магомадов послушно выпустил из рук АК-74, так и не сделавший ни одного выстрела. С тихим лязгом автомат упал ему под ноги.

— На колени! — последовал новый приказ.

Чеченец опустился на колени, продолжая чувствовать прикосновение ствола к затылку. Вдруг что-то ударило его сзади с невероятной силой, заставив весь мир взорваться нестерпимым светом. Упавший на землю с простреленным черепом чеченец так и не услышал звука выстрела.

— Давай за мной! — Илья вытаскивая из подсумка светошумовую гранату, уже бежал к дому, увлекая за собой и Бердыева. — Вперед!

С нескольких сторон к избе, в которой устроились на ночлег человек десять боевиков, рванули размытыми тенями партизаны. Часовой, охранявший машины, в последний миг увидел их, бросился наперерез, вскидывая автомат — и нарвался на короткую очередь, выпущенную Олегом Бурцевым. Полдюжины пуль, вошедшие в грудь чеченцу, отбросили его тело назад, а через миг в окна занятого его товарищами дома уже летели светозвуковые «Зори». И в этот же миг открыли огонь укрывшиеся в лесу снайперы, в два точных залпа покончившие с чеченским секретом, расположившимся на краю села. Путь отхода штурмовых групп был открыт, но для них самих все лишь начиналось.

Бросил гранату и Олег, на бегу выдернувший чеку и ударивший в оконное стекло окованным сталью затыльником приклада. Сам прижался к стене, дождавшись, когда внутри громыхнет так, что даже снаружи на секунду заложило уши. Хлопок сопровождался яркой вспышкой, затем внутри кто-то испуганно завизжал не по-русски.

Выбив ногой хлипкую дверь, Бурцев ворвался на крыльцо, едва не споткнувшись о катавшегося по полу боевика, прижимавшего к лицу обе ладони и что-то завывавшего. Короткая очередь, почти беззвучная после взрыва «Зари», сопровождаемая лязгом затвора АКМ — и чеченец затих.

— Илья, Азамат, вперед, —приказал своим товарищам Бурцев, в тесноте деревенского дома сразу лишившийся маневра со своим автоматом. — Прикрываю! Рыжего ищите!

Бердыев распахнул дверь, ведущую в жилую часть дома, и тотчас изнутри загрохотали выстрелы. Пули с визгом впивались в стены, высекая щепу, и длинная, толстая, точно швейная игла, заноза вонзилась в щеку Олегу. Выстрелы сопровождались бессвязными выкриками на чеченском и русским матом, правда, произносимым с явным акцентом.

— К стене! Не высовываться! — скомандовал Бурцев.

Выстрелы стихли, как обрезало. Невидимый стрелок в одну длинную очередь, кажется, выпустил все тридцать патронов из рожка. Наверное, ослепленный и оглушенный чеченец нашарил автомат, но поменять магазин уже не сумел, не оправившись еще от воздействия сразу нескольких светозвуковых гранат «Заря». Азамат первым нырнул в проем и в упор расстрелял вывалившегося прямо на него полуголого боевика, выпустив тому в грудь полмагазина своего ПБ, так что бандита снесло с ног.

В нос партизану ударил запах жженых тряпок. Присмотревшись, Бердыев увидел разбросанные по столу недокуренные самокрутки, тут же лежал пакет с коноплей. Азамат шагнул во тьму, и что-то тихо хрустнуло под ногами. Боец нагнулся, увидев одноразовый шприц, а рядом лежал стянутый петлей резиновый жгут.

— Выродки! — фыркнул Бердыев. — Торчки хреновы!

Чеченцы, ошеломленные атакой, приходили в себя, но медленно, слишком медленно. Кто-то сунулся из боковой комнаты, но напоролся на Илью. Бывший морпех не сплоховал, тремя выстрелами из АПБ свалив беспомощного противника, а затем послав еще пару пуль в кого-то, маячившего в глубине помещения.

— Олег, тут какие-то диски! — Азамат схватил со стола небольшую сумку, сквозь которую прощупывалось что-то твердое, угловатое, но при этом не слишком тяжелое, явно не автоматные рожки. — Оно?

— Больше ничего? Тогда хватай это дерьмо, и сваливаем отсюда! Я прикрою!

Бурцев сделал шаг вперед, став на пороге самой большой комнаты. Здесь вповалку, на полу, на каком-то диванчике, на продавленной тахте, спало с полдюжины боевиков. Натыкаясь друг на друга, они пытались добраться до своего оружия. Одному это удалось, но прежде, чем чеченец успел взвести затвор АКМС, Олег короткой очередью оборвал его жизнь, а затем, сменив магазин, спокойно, точно в тире, принялся расстреливать остальных. Двое ринулись к окну, выбив стекла. Один выскользнул, извернувшись ужом, второму повезло меньше, когда Бурцев крест-накрест располосовал его спину автоматными очередями.

Бердыев с Ильей уже выскочили наружу, прихватив и сумку с кассетами, и Олег, понимая, что запас удачи их группы подходит к концу, бросился следом. Буквально скатившись с невысокого крыльца, он кинулся за своими товарищами, взяв курс к лесу. Пулеметная очередь загрохотала, кажется, над самым ухом, и бывший десантник, как бежал, с размаху плюхнулся на землю, увидев, что так же поступил и Бердыев. А вот Илья чуть помедлил, и свинцовый шквал накрыл его, швыряя на утоптанную землю истекающее кровью тело.

— К забору, ползком, — скомандовал Олег. Приподнявшись, он вслепую выпустил из АКМ пару очередей в том направлении, откуда бил пулемет, стегая ночь мерцающими пунктирами трассеров. — Прижмись!

Пулемет ухал, не умолкая, затем к нему прибавился и треск автоматов. Кто-то из боевиков смог придти в себя быстрее, чем рассчитывали партизаны.

— Вслепую бьют, твари! — процедил Азамат.

— Хоть и вслепую, а если зацепят, так тут и ляжем! Давай, к лесу по-пластунски, за мной!

Где-то рядом, кажется, над головами, захлебывались свинцом десятки стволов. А через пару секунд раздался низкий рык двигателя одной из бронемашин, и Олег, чуть обернувшись, увидел, как ее угловатая туша неуклюже заворочалась в погруженном во мрак проулке между соседними домами.

Турпал Исмаилов вырвался из тяжкого забытья как раз в тот миг, когда все вокруг начало взрываться. Грохот оглушил чеченского командира, яркая вспышка ударила по глазам. Рядом истошно завизжала русская девка, с которой амир развлекался перед тем, как отойти ко сну. Избитая, насильно напоенная водкой, что нашлась у местных в доме, она так и осталась в комнате, и сейчас в ужасе металась, пытаясь укрыться от шума и света.

— А, шайтан!

Исмаилов попытался встать с кровати, но лишь свалился на четвереньки. Он не понимал, что происходит, но чувствовал, что эту ночь может и не пережить. А жить хотелось.

— Помогите! — ввинчивался в мозг испуганный женский крик. — Спасите! Не надо!

— Тварь, заткнись!

Исмаилов на ощупь отыскал девушку, пару раз ударив ее по лицу. И когда он умолкла, услышал донесшиеся из соседней комнаты, где отдыхали трое бойцов из личной охраны, частые негромкие хлопки, сопровождавшиеся звуками падения грузных тел на пол. В груди у Турпала похолодело, и сердце замерло на миг. Кто-то рядом убивал его людей, делая это спокойно и методично.

— Спаси меня, Аллах! — взмолился ослепший и почти оглохший боевик. Но вместо божественной милости явились лишь тяжелые шаги, звучавшие все ближе.

Исмаилов, двигаясь на четвереньках, добрался до стола, на который свалил все свое оружие, даже не думая, что изнасилованная русская девчонка может воспользоваться им, пока сам Турпал будет спать. Чеченец нашарил кобуру с пистолетом и вытащил из нее тяжелый АПС. Передернул затвор, опустив флажок предохранителя, и в тот миг дверь в его комнату открылась.

На пороге из тьмы соткался силуэт человека, в руках у которого угадывалось оружие, пистолет с очень длинным и необычно толстым стволом. А вместо головы у «ночного гостя» был какой-то угловатый нарост. Исмаилов не сразу понял, что его противник надел ночные очки, и теперь видит все происходящее, точно ясным днем.

Боевик подскочил к забившейся в угол русской девушке:

— Вставай, тварь! — Турпал рывком поднял свою жертву на ноги, заслонившись ею от тех, кто пришел, чтоб забрать ее жизнь. — Эй, русские, если выстрелите, убьете свою шлюху, — крикнул в темноту Исмаилов. — Если и умрем, то вместе!

Те, кто стоял на пороге, замешкались, решая, стоит ли жизнь чеченского командира жизни неизвестной деревенской девчонки, которой, возможно, лучше было умереть после того, что с ней сделали бандиты. Исмаилов не стал дожидаться решения. Он выстрелил дважды в перегородивший путь темный силуэт, и, когда тот поник, оседая на пол, выпустил еще четыре пули подряд в того, кто стоял сзади и чуть левее. А затем Турпал бросился бежать.

Ему удалось выскочить из дома, увидев по пути окровавленные тела своих людей. А снаружи уже кипел бой. Строчили автоматы, в ответ тихо хлопало снабженное глушителями оружие русских, звучали крики, отборный мат, божба. И сквозь все это Турпал смог различить низкий утробный звук запустившегося дизельного двигателя.

Кто-то, словно прочитав мысли самого амира, решил удрать из обреченной деревни, воспользовавшись самым подходящим транспортом, и сейчас заводил угловатый. Казавшийся неуклюжим, бронеавтомобиль MRAP. Подарок американцев, не пожалевших дорогую технику для своих новых помощников, был единственным, что могло спасти сейчас жизнь Турпала, и Исмаилов, отшвырнув прочь упиравшуюся русскую девку, со всех ног кинулся к бронемашине.

Малкольм Мейсон проснулся оттого, что мир вокруг утонул во вспышке ярчайшего, нестерпимого света, проникавшего сквозь плотно сжатые веки, кажется, прямо в мозг. А по ушам ударил грохот взрыва, на несколько мгновений поглотившие все прочие звуки.

Бывший морской пехотинец еще не понял, что происходит вокруг него, в занятой отрядом чеченских «охранников нефтепровода» русской деревне, но проснулись вбитые в подсознание инстинкты, и тело начало действовать без участия разума. Мейсона как будто смахнуло с жесткой койки на грязный дощатый пол. Американец закатился под кровать, успев вытащить спрятанный под подушку пистолет. Ощутив в ладони рифление рукоятки девятимиллиметровой «Береты», бывший морпех почувствовал себя увереннее. Что бы ни творилось вокруг, он не был беспомощен и беззащитен, и тот, кто посчитает ослепленного и оглушенного мужчину легкой добычей, сам рискует превратиться в жертву.

— Малкольм? — Голос Роберта Стаута звучал издалека, хотя напарник Мейсона находился в этой же комнате. — Малкольм, ты жив? Что за хрень?!

— Шоковые гранаты! Это чертовы русские! Оружие под рукой?

— Всегда при мне!

Нужно выбираться отсюда, пока про нас не вспомнили, — решил Мейсон, выползая из-под кровати. Он едва успел вслепую схватить висевший на высокой спинке карабин М4А1, когда в соседней комнате, тоже тесной и грязной, кто-то истошно завизжал, а затем вопль стих, уступив место частым хлопкам.

— Оружие с глушителем! Русские здесь!

Мейсон разлепил веки. Перед глазами вспыхивали яркие пятна, но все же он смог разглядеть выросший на пороге комнаты темный силуэт. Неизвестный повел из стороны в сторону стволом пистолета, вздувшимся цилиндрической насадкой глушителя, и в этот миг Мейсон нажал на спуск.

Карабин в руках морпеха вздрогнул, треснула короткая очередь, и того, кто стоял на пороге, снесло с ног потоком высокоскоростных пуль. Не мешкая, Мейсон сорвал с разгрузочного жилета гладкий шар осколочной гранаты М67, выдернул чеку и бросил гранату в соседнюю комнату, одновременно ныряя в дальний угол.

Громыхнул взрыв, полыхнула вспышка, кто-то закричал, а Малкольм Мейсон уже ворвался в комнату, увидев лежавшие на полу тела, брызги крови на стенах и кого-то, кричавшего от боли и катавшегося по полу.

— Вперед! — приказал Мейсон своему напарнику. — Боб, выходишь первым! Я страхую тебя с тыла!

— Как выберемся из дома, куда потом? Есть план?

— Со всех ног к MRAP'у, и валим из поселка! Неизвестно сколько здесь русских и я вовсе не хочу познакомиться с каждым из них!

— Отличный план, — осклабился Стаут. — Ну, я пошел! Прикрывай!

Темнокожий десантник, держа наперевес тяжелый пулемет М60Е4, первым выскочил во двор, и тотчас дал длинную очередь по мелькнувшим впереди темным силуэтам. Свои, чужие — неважно, для двух американцев каждый, кто стоял на пути, был врагом. Пулемет нервно забился в могучих руках американца, харкая свинцом, и Стаут услышал, как за спиной коротко затрещал карабин Мейсона.

— К машине, бегом! — крикнул Малкольм, крутившийся из стороны в сторону, очерчивая круги стволом винтовки.

Кто-то выскочил из-за дома, бросился к американцам, на бегу вскидывая автомат, ствол которого тоже увенчивал толстый цилиндр глушителя. Мейсон вскинул карабин, нажав на спусковой крючок подствольного дробовика ХМ26. Выстрел показался оглушительным, сноп картечи, выпущенной с какого-то десятка шагов, сбил с ног противника, а Малкольм уже со всех ног бежал к бронемашинам.

По поселку уже прокатились звуки боя, пока еще суматошного, неорганизованного. Со стороны одного из занятых чеченцами домов длинными очередями был пулемет, стрекотали автоматы. Хлопки снабженного глушителями оружия, бившего в ответ, были почти неразличимы на фоне этого шума.

Американцы, прежде державшиеся за домом, оказались в проулке, на открытом пространстве, пересечь которое было необходимо, чтоб добраться до техники. Их заметили. Со стороны леса, вздымавшегося впереди стеной непроглядного мрака, полыхнуло дульное пламя, и вокруг засвистели пули. Что-то обожгло плечо Стауту, толкнув его назад.

— Черт, зацепило, — прошипел Роберт, едва не выронивший из рук ставший вдруг неподъемным пулемет. — Я ранен!

— Держись!

Кто-то кинулся наперерез двум американцам, стреляя на бегу, причем звук выстрелов был почти неразличим. Мейсон, на бегу успевший сменить магазин, развернулся, от живота выпустив из М4 длинную очередь. Их атаковали со всех сторон, появляясь внезапно, стреляя сходу и нарываясь на ответный огонь. И когда очередной темный силуэт, соткавшийся на пути, завопил на смеси английского, русского и чеченского, Малкольм едва удержался от того, чтоб пальнут в него из подствольного дробовика.

— Не стреляйте! Это я! Я с вами!

Турпал Исмаилов был то ли полураздет, то ли полуодет, испуган и растерян. Массивный «стечкин», который он сжимал в руках, сейчас был едва ли опаснее обычной палки.

— За машину, живо! — приказал Мейсон, ныряя за борт массивной «Кобры».

Прижавшись спиной к броне, американец перевел дух. Он слышал, как по противоположному борту «Кобры» с грохотом и лязгом ударила автоматная очередь, но не испугался, зная, что теперь надежно защищен.

— В машину! — скомандовал бывший морпех. — Роберт, в десантный отсек! Турпал, с пулеметом справишься? Нужен стрелок! Я за руль!

— Мои люди еще живы! Мы бросим их?!

— Можешь остаться подыхать с ними, если хочешь, — отмахнулся Мейсон. — Это не наша война! Русские здесь из-за вашей кровожадности, они пришли за тобой! Сделай им подарок, свою голову!

Малкольм распахнул тяжелую бронированную дверь, запрыгивая в кабину RG-31, на водительское место. Он знал, что баки полны, можно ехать отсюда хоть до Архангельска без остановок. Оказавшись внутри «Кобры», американец сразу почувствовал себя уверенным — здесь ему почти ничего не грозило. Девятитонный бронетранспортер был непростой мишенью для легкого оружия русских партизан.

— Боб, шевелись! — поторопил Мейсон напарника, неловко карабкавшегося в проем люка, пытаясь одной здоровой рукой подтянуть самого себя и одновременно удержать пулемет.

Стаут оказался внутри в тот миг, когда Малкольм запустил двигатель. Мощный дизель, укрытый под бронированный капотом, похожим на хищную крокодилью морду, завелся с полуоборота, добавив уверенности в недалеком будущем.

По корпусу RG-31 вновь хлестнули пули, оставляя глубокие царапины на бронированных стеклах. Мейсон уже захлопывал тяжелую дверь, когда в проем сунулся Исмаилов.

— Не уезжай, американец! Я с вами!

— К пулемету! У русских в лесу снайперы!

Мейсон отжал рычаг переключения передач, и «Кобра», басовито рыкнув дизелем, тронулась с места. И в тот же миг дом, тот самый, где ночевали в компании чеченских боевиков оба американца, исчез в пламенном шаре взрыва. Вспышка ослепила тех, кто находился в бронемашине, а по бортам «Кобры» застучали разбросанные в стороны щепки и останки тел тех, кто так и остался в здании.

— О, черт!!!

— Это «Шмель», реактивный огнемет с «вакуумной» боеголовкой, — опознал примененное оружие Исмаилов. — У русских есть такие, точно!

— К черту русских, — прохрипел из глубины десантного отсека Стаут. — Малкольм, вытаскивай наши задницы отсюда живее!

Мейсон вывел «Кобру» на единственную деревенскую улицу, здраво рассудив, что в темноте по бездорожью на такой тяжелой машине он уедет не дальше деревенской околицы, пока какой-нибудь русский не всадит им в борт еще один заряд из «Шмеля» или еще чего-то подобного.

Турпал Исмаилов, кажется, забывший, что рядом умирают его бойцы, его братья, встал к пулемету, прильнув к небольшому экрану прицельной системы. Повинуясь его движениям, установленный на дистанционно управляемой турели над головами беглецов «браунинг» М2 вращался из стороны в сторону, посылая в направлении леса короткие очереди с низким уханьем. Слышно было, как со звоном ссыпаются с крыши стреляные гильзы, падая под колеса «Кобры».

В тот миг, когда со стороны Кремлевки раздались хлопки гранатных взрывов, полковник Басов вздрогнул так, словно гранаты рвались рядом с ним, а не почти в полукилометре от наблюдательного пункта.

— Снайперам — огонь! — приказал стряхнувший с себя оцепенение партизан.

Сухо защелкали винтовки СВД, посылая тяжелые пули в сторону поселка. Глушителями они снабжены не были, но сейчас скрытность не имела значения, зато важно было, что каждый из пяти снайперов смотрел на мир сквозь электронно-оптические преобразователи ночных прицелов НСПУ-5. Благодаря ночной оптике, работавшей безотказно, партизаны видели чеченские посты, расположенные со стороны подступавшего к поселку леса, и теперь били точно в метавшихся в растерянности часовых.

— Всем внимание, — скомандовал Басов, нажимая тангету рации. — Прикрывать отход штурмовых групп! Отсекайте от пацанов «зверей»!

Со стороны поселка донеслись звуки стрельбы, слишком энергичной, чтоб быть осознанной и эффективной. Захваченные врасплох чеченцы просто палили во все стороны, отовсюду ожидая нападения, но именно этот беспорядочный огонь и грозил наибольшими потерями партизанам. Кто-то из боевиков уже выскакивал из домов, и тотчас по ним, суматошно бегавшим из стороны в сторону, открывали огонь снайперы.

— Первый, это Пятый, груз на месте, — раздалось в нацепленной на голову гарнитуре у Басова. — Мы отходим! Обеспечьте прикрытие!

— Вас понял, Пятый, отозвался полковник. — Прикрываем! Маршрут отхода по плану!

Дело было сделано лишь наполовину, партизаны захватили видеоархив боевиков, и теперь им предстояло вынести его из села под огнем приходивших в себя чеченцев. Бойцы штурмовых групп, вооруженные через одного пистолетами и светозвуковыми гранатами «Заря», совершенно бесполезными в настоящем бою, отступали, отстреливаясь из всех стволов, а вслед им били пулеметы, молотили автоматы, кое-где уже рвались гранаты.

— Пулеметчикам — фланговый огонь, — приказал Басов. — Отсекайте «чехов» от наших пацанов!

Оба пулемета, ПКМ и легкий РПК-74, заговорили наперебой, и ночь разрезали мерцающие нити трассеров. Нескольких чеченцев, пытавшихся преследовать партизан, срезало сразу, остальные отступили к домам, продолжая вести шквальный огонь.

— Они в избах, как в дотах, — нервно крикнул один из снайперов. — Там не достать!

— Давай «Шмеля» им!

Двое партизан вскинули на плечи десятикилограммовые тубусы реактивных огнеметов РПО-А, самого мощного оружия, что было в арсенале партизан. Оружия, предназначенного как раз для такого случая. Выстрелы прогремели почти одновременно, и к одному из занятых чеченцами домов устремились огненные стрелы реактивных гранат. Мгновение — и партизаны зажмурились от яркой вспышки. Огненный шар вспух на месте дома, когда пришли в действие термобарические заряды, испепелившие всех, кто находился не только за стенами, но и рядом в радиусе нескольких метров.

— Броневик! — тот же самый снайпер указывал на темную громаду МРАП, сорвавшуюся с места, направляясь за оклоицу, куда-то в сторону шоссе. — Они уходят!

— Никуда не уйдут, — спокойно усмехнулся Басов, видевший, что чеченцы загоняют себя в ловушку.

В тот миг, когда бронемашина оказалась за деревней, пришел в действие сейсмический взрыватель противотанковой мины ТМ-83, установленной в двадцати метрах от проселка еще два часа назад, приводя ее в боевое состояние. Он передал исполнительный сигнал на второй, инфракрасный взрыватель противобортовой кумулятивной мины, и в ту секунду, когда МРАП поравнялся с ней, «адская машина» пришла в действие.

Мина, воздействовавшая на цели на расстоянии, по принципу «ударного ядра», взорвалась, выбросив в сторону МРАПа сгусток огня и расплавленного металла, разогнанный до сверхзвуковой скорости. Возможно, многослойная танковая броня и выстояла бы, но тонкий борт бронемашины, не рассчитанной на такое оружие, поддался. Алексей басов видел, как американский броневик перевернуло на бок, сбрасывая с шоссе, когда по его внутренностям прокатилась волна пламени.

Они все же вырвались из охваченной агонией русской деревни. Позади еще шел яростный бой, взрывались расстрелянные из гранатометов дома, а двое американцев вместе с неудачливым чеченским командиром были готовы кричать от радости. За ними не погонятся, конечно же, нет, русские убьют тех, кто остался в поселке, и уйдут, растворятся в бескрайнем лесу.

— Мы это сделали! — осклабился Мейсон, мертвой хваткой вцепившийся в баранку и не снимавший ноги с педали газа, утопленной заподлицо с полом кабины. — Сделали!

— Гони, — кричал сзади Стаут, которого швыряло по всему десантному отсеку, впрочем, довольно тесному, к тому же заваленному всевозможным снаряжением. — Жми!

«Кобра» перла вперед, сминая заборы, подпрыгивая на ухабах, перепахав по пути чей-то город. Под колеса летела лента разбитого проселка, дизель под бронированным капотом надсадно ревел, таща тяжелый броневик вперед. и никто не ожидал, что ночь вдруг озарится вспышкой взрыва, а затем что-то невидимое ударило в борт с такой силой, что машину толкнет на обочину.

Руль вдруг перестал слушаться Малкольма, и неуправляемая «Кобра», скатившись в овраг, начала заваливаться на бок. А внутри уже все горело, кричал Стаут, выл чеченский командир. Малкольм Мейсон, по привычке пристегнувшийся, как только оказался в кабине на водительском месте, беспомощно повис на ремне, оглушенный и испуганный. Он чувствовал, как сзади разгорается пламя, и понимал, что оно скоро доберется до топливных баков, превратив МРАП в крематорий.

— Американец, ты жив? — прозвучал сдавленный голос Исмаилова. — Надо выбираться отсюда!

— Помоги ремни расстегнуть!

Чеченец подполз к Мейсону, и, не желая возиться с пряжками, выхватил боевой нож, в два взмаха перерезав широкие ленты ремней безопасности. Малкольм с натугой распахнул дверь, порадовавшись мимоходом, что ее не заклинило, и вывалился наружу, буквально упав на руки собравшимся вокруг горящего броневика людям.

Исмаилов, выбравшийся из МРАПа следом, что-то неразборчиво закричал, вскинув автомат, но был мгновенно скручен и разоружен. Руки его заломили за спину, связав ремнем его же АКМС, и толкнули прочь от бронемашины.

— Тащите эту падаль подальше, — прозвучал голос с командирскими нотками. — Этот драндулет рванет с минуты на минуту!

Мейсон обмер, поняв, что сказаны эти слова были по-русски. А между тем его уже толкали в ночную тьму, в лес, в этом месте с обеих сторон стискивавший дорогу. Люди, что вели его, довольно грубо подгоняя ударами прикладов в спину, были похожи меж собой. Небритые, на лицах не то грязь, не то маскировочная краска, как у каких-нибудь рейнджеров. На всех потрепанный камуфляж, разгрузочные жилеты, подсумки которых были набиты магазинами, в руках новенькие «калашниковы» разных модификаций, у некоторых еще и с подствольными гранатометами.

— Стоп! — скомандовал тот же голос. — Ну-ка, посмотрим, кого мы выловили!

Пленников вытолкнули в центр живого круга, образованного дюжиной вооруженных людей. Малкольм Мейсон впервые видел тех самых русских террористов, что называли сами себя партизанами. Крепкие мужики лет сорока или моложе, спокойные, суровые, во взглядах ожидание… и интерес. Один из них, на вид чуть старше, коренастый, как и остальные, до зубов увешанный оружием, такой же небритый, растолкал своих товарищей, подойдя к американцу и его спутнику.

Под пристальным, пронизывающим взглядом русского Мейсон поежился, а Исмаилов затрясся мелкой дрожью. Сейчас, стоя на коленях, он выглядел как затравленный зверь, боязливо озирался по сторонам, всюду натыкаясь на мрачные взгляды поглаживающих оружие русских.

— Это Исмаилов, их вожак! — воскликнул кто-то из партизан, указывая на чеченца.

— Большая удача! А точно он? — Командир русских обернулся к кому-то, произнеся: — Посмотри на своего брата!

Сквозь строй прошла девушка, тоже одетая в камуфляж, правда, безоружная. Ее Мейсон сразу узнал. Снайпер из отряда Исмаилова, якобы переметнувшаяся к русским и убившая при побеге немало боевиков. А еще спасшая от насильников русскую девчонку, с которой вместе и покинула банду.

— Это он, — сухо произнесла чеченка, словно не услышав ничего про «брата», и, развернувшись, ушла, растворяясь во тьме.

— Ну, а ты кто такой? — русский взглянул на Мейсона, будто не слыша, как скулит от страха чеченский командир, враз утративший свой грозный вид. — На «духа» не похож вроде.

— Я гражданин Соединенных Штатов, работаю в «Юнайтед Петролеум», служба безопасности! Не убивайте меня, лучше обменяйте на своих пленных, потребуйте выкуп! За меня заплатят, очень хорошо заплатят! У компании много денег, просите, сколько захотите!

Малкольм Мейсон говорил, захлебываясь словами, и понимал, что все тщетно. Те, кто спокойно, с каким-то странным интересом его разглядывали, не убирая рук от оружия, не польстятся на деньги, да и не поверят его испуганному лепету.

— Американец? Один из тех, что разрушили мою страну, убивали моих друзей? Ради чего? Ради нашей нефти, руды, еще чего-то? Неужели какая-то нефть стоит человеческих жизней, тысяч жизней?! Зря ты пришел на мою землю, американец. Зря вы все пришли сюда!

Русский развернулся и направился прочь, но вдруг остановился, и, взглянув на кого-то из своих бойцов, коротко, на выдохе, бросил:

— Расстрелять. Обоих. И уходим отсюда!

Мейсон оцепенел, услышав этот приказ, и в полной неподвижности наблюдал, как двое партизан выступили вперед, вскидывая АК-74. Турпал Исмаилов завизжал, повалился на землю, извиваясь и крича, кажется, он даже плакал, пытаясь не смотреть на русских. Малкольм Мейсон не стал молить о пощаде. Он просто смотрел, как партизаны взводят оружие, неторопливо целятся, а затем ствол одного из «калашниковых» полыхнул пламенем, и что-то ударило американца в грудь, с такой силой, что душу его вырвало из оков плоти и потянуло куда-то в темное ночное небо, бесстрастно мерцавшее бриллиантами высоких северных звезд.

Алексей Басов не сразу разглядел генерала Бражникова среди толпившихся на перроне железнодорожного вокзала Коноши местных. Региональный координатор партизанского движения ничем не выделялся из десятков крестьян, ожидавших прибытия пригородного поезда. Камуфляжный бушлат, разумеется, без знаков различия — в таких ходила полвоина сельских жителей — джинсы и утепленные резиновые сапоги. За плечами — пухлый рюкзак. Разве что выглядел генерал крепче и сильнее запойных мужиков, куривших и глотавших пиво из стеклянных бутылок под пристальными взглядами полицейского патруля.

— Здравия желаю! — по-уставному поприветствовал командира Басов. Разве что произнесены эти слова были нарочито негромко, так что переминавшиеся с ноги на ногу в двух десятках метров стражи порядка просто не могли ничего услышать.

Откуда-то из-за горизонта раздался гудок тепловоза, затем перрон накрыла волна гула работающего дизеля, и асфальт под ногами ощутимо завибрировал. Толпа засуетилась, стягиваясь к кромке платформы.

— Вот, товарищ генерал, — Басов протянул своему командиру оптический диск в бумажном конверте. — Записи из Некрасовки и еще пара подобных сцен. Полагаю, самое важное.

Кивнув, Бражников убрал конверт, лишенный всяких надписей, во внутренний карман бушлата.

— Кто-то лишится головы, когда эти записи попадут в эфир, пусть даже в Интернет. Какие у вас потери, полковник?

— «Двухсотых» четверо, десяток «трехсотых», но тяжелых только двое. У Федорова еще двое в безвозвратных потерях. Убитых «духов» не считали, но больше половины банды уничтожено, в том числе их вожак и двое американских инструкторов.

— Это лишь начало, — вздохнул Бражников, взглянув на приближавшийся к перрону, сбавляя скорость, поезд. — Кремлевку ждет печальная учась. Уверен, «звери» там появятся и очень скоро, и все зальют кровью. Гибели своих они не простят, покуда чувствуют за собой силу.

— Этого не произойдет! Все, что случилось — начало и для нас. Прикрываться мирными жителями мы не станем ни в коем случае, а лучше нанесем удар первыми, тогда, когда этого никто не будет ждать!

Поезд остановился, и толпа вооруженных корзинками, ведрами, замотанными в полиэтилен и брезент лопатами жителей Коноши ринулась на штурм вагонов. Покосившись на них, Бражников кривовато усмехнулся:

— Надо спешить, а то на подножке ехать придется! Полковник, тебе и твоим людям приказываю пока воздержаться от активных действий, только реагировать на вылазки янки и «духов». Каждый из вас вскоре пригодится, но пока для решающей битвы время еще не пришло. Добытые вами записи я передам, кому следует, и вскоре их увидят миллионы! За выполнение задачи объявляю вам благодарность! — и добавил уже без лишнего пафоса: — Спасибо, полковник! Вашим людям еще не раз придется рисковать!

— К этому мы готовы, лишь бы все не зря!

— Результат будет, полковник, — уверил генерал, крепко пожимая руку собеседнику. — И ждать вам недолго! До встречи!

Бражников влился в толпу, медленно всасывавшуюся в вагоны, растворившись в ней. А Басов двинулся на привокзальную площадь, где его ждал вместе с колхозным грузовиком ГАЗ-53 Олег Бурцев. Партизанам предстояло еще сделать много дел на своей тайно базе в окрестных лесах, готовясь к предстоящим операциям.

Глава 6. Рейд

Эр-Рияд, Саудовская Аравия — Республика Алтай, Россия — Архангельская область, Россия 25 октября
Фырча мотором, огромный грузовик, сверкающий хромированными бамперами и яркими эмблемами на бортах фургона, медленно пятился, передвигаясь буквально на несколько сантиметров в минуту. Водитель, пользуясь зеркалом заднего вида, пытался попасть точно в проем открытых ворот складского здания на окраине столицы саудовского королевства. Ему помогал рослый горбоносый человек в яркой оранжевой робе, взмахами рук регулировавший движение. Еще один, тоже смуглый, с ястребиным носом, но невысокий, жилистый, словно высушенный горячим пустынным ветром самумом, стоял чуть в стороне, наблюдая за процессом.

— Левее, — командовал регулировщик, сопровождая свои слова жестами. — Еще левее! Нет, хватит, теперь правее! Ты, что, ослеп?! О, шайтан!

Борт грузовика со скрежетом коснулся створки ворот, и водитель запоздало отвернул, наконец, сумев вписаться в проем. На лакированной поверхности осталась глубокая борозда, сверкавшая неокрашенным металлом. Когда машина оказалась наполовину внутри здания, тот, кто сидел рядом с ее шофером, выбрался из кабины, скрывшись в складе. Водитель, остававшийся на месте, закурил, выдыхая терпкий табачный дым в открытое окно.

Регулировщик уже был внутри, невидимый для посторонних. Последним в воротах исчез его низкорослый напарник, напоследок цепким взглядом обшаривший пустынную улицу, вдоль которой выстроились склады, ангары, гаражи. Не было видно ни одной живой души, никто не следил, не таился, наблюдая из укрытия за жизнью открывшейся несколько недель назад строительной фирмы. Арендованный склад, полдюжины работников, не то сирийцев, не то ливанцев, никого не заинтересовали, и майор Корпуса стражей Исламской революции Махмуд Фехди, удовлетворенно кивнув самому себе, скрылся внутри. Пасдаран знал, что еще двое его братьев наблюдают за происходящим со стороны, и успеют дать сигнал о появлении чужаков, но также ему было известно, что настоящие профессионалы смогут быстро и тихо уничтожить такой пост. Во всяком случае, Фехди сделал бы это без особых усилий.

— Как там? — полковник Нагиз Хашеми, сменивший камуфляж на спецовку рабочего, вопросительно взглянул на своего бойца.

— Все тихо, эфенди! Никакого движения!

Генерал королевских сухопутных войск Саудовской Аравии Исмаил бин-Зубейд протянул Хашеми руку, приветствуя его на европейский манер. Командующий Первой бригадой специального назначения тоже поменял мундир на промасленную куртку водителя с большим овальным логотипом на спине, и кепку с длинным козырьком и такой же эмблемой.

— Здесь все, что нужно, — саудовец хлопнул ладонью по фургону. — Все, что вы просили, полковник. Скажите вашим людям, пусть выгружают скорее!

— Махмуд, Ибрагим, начать разгрузку!

По приказу Хашеми двое пасдаранов забрались в фургон, спуская оттуда тяжелые ящики с маркировкой на английском и арабском языках. А сам Хашеми и после недолгих раздумий присоединившийся к нему генерал бин-Зубейд принялись оттаскивать ящики к стене склада, в дальней части которого стояли две машины, роскошный Шевроле «Субурбан», сверкавший глянцем бортов, и потрепанный, запылившийся Лендровер «Дефендер», каких немало каталось по пустыням Аравийского полуострова.

— Здесь форма Национальной гвардии, — сообщил бин-Зубейд, указав на один из ящиков. — Двадцать комплектов. Но я не представляю, что вы сделаете при таком количестве бойцов. у вас слишком мало людей, полковник!

— Еще десять бойцов прибудут на днях. Я хотел просить вас, генерал, встретить их, провести через посты на границе. И какое-то количество боевиков приведет Рузи. Он найдет своих соотечественников, скрывающихся в королевстве от мести израильтян. Это хорошие солдаты, многих обучил я сам. Я в них верю.

— Я встречу ваших людей, полковник, — кивнул саудовец. — Но большего не просите. Я рискую и не хочу лишиться головы прежде, чем увижу, как свершится месть!

— Вы сделали все, что нужно, и даже больше, генерал. Мы отомстим за предательство и неправедный суд над вашими братьями!

Нагиз Хашеми открыл один из ящиков, доставленных сменившим облик саудовским генералом, достав из него австрийскую штурмовую винтовку «Штайр» AUG. Полковник оценивающе взвесил в руках компактный автомат, довольно цокнув языком. При весе меньше четырех килограммов винтовка обладала темпом стрельбы шестьсот пятьдесят выстрелов в минуту и могла комплектоваться подствольным гранатометом М203 американского производства.

Иранец несколько раз передернул затвор, приложился к полуторакратному оптическому прицелу, совмещенному с рукояткой для переноски, пощелкал предохранителем, удобно расположенным под большим пальцем правой руки.

— Отлично!

Иранский полковник отложил «Штейр», чтобы извлечь из другого ящика «Хеклер-Кох» НК-33А3 калибра 5,56 миллиметра с выдвижным прикладом. Повертев ее в руках, Хашеми снова кивнул, криво усмехнувшись. «Калашников» все равно оставался вне конкуренции, простой и надежный, работающий безотказно всегда и везде, в любых руках, но на территории врага следовало пользоваться более подходящим оружием.

— Все, что вы просили, теперь в ваших руках, полковник, — повторил бин-Зубейд. — И еще, вот здесь все, что удалось узнать о системе охраны важнейших нефтяных терминалов. Данных мало, там несет службу Национальная гвардия. Но кое-что мне и моим людям все же удалось выяснить. Не подведите меня!

Нагиз Хашеми убрал крохотную флэшку в нагрудный карман. Генерал выполнил все свои обещания, но полковник не полагался лишь на своего союзника. Пасдараны, нелегально прибывшие в королевство, ставшие последним резервом своего командира, облазали окрестности Янбу и Абкейка, рискуя быть схваченными охраной. Но их риск оказался не напрасным, и теперь Хашеми многое знал о том, как несут службу Саудовские национальные гвардейцы.

— Генерал, у меня будет к вам еще она просьба, — произнес иранец. — Полагаю, вы сможете исполнить ее. Я знаю, что ваша разведка проводила операции в России, в Чечне, участвовали в финансировании и подготовке чеченских боевиков. И теперь мне необходимо знать, с кем из полевых командиров вы взаимодействовали.

— Для чего вам это, полковник? Россия далеко!

— Но американцы есть и в России. Мы ударим разом по всем нашим врагам и повсюду.

— Это будет не просто, полковник. Это операция Службы общей разведки, а они не делятся такими секретами. — Бин-Зубейд задумался, а затем продолжил: — Я попробую что-нибудь выяснить, полковник.

Нагиз Хашеми чувствовал какую-то дрожь в груди при мысли о том, что вскоре ожидание закончится. Были уже сделаны почти все необходимые приготовления, вскоре настанет час нанести удар. Пусть он будет в спину, подлым, но враг не заслужил иного. Пока смертоносный груз будет ждать в темноте склада, но вскоре стволы, доставленные арабским генералом, заговорят по всему королевству, разжигая пламя войны.

Грузовик уехал, растворившись на улицах бурлящего мегаполиса. А далеко на севере, в загадочной России, готовились встречать свою «посылку» те, кто уже вел беспощадную войну с захватчиками и предателями.

Внедорожник «Лендкрузер» свернул с укатанной грунтовки в степь, и Максим Громов почувствовал, как тяжелая машина подпрыгнула на ухабе. А затем тряска стала вовсе непрерывной, так что когда джип остановился, у партизанского командира болело уже все тело, в особенности та его часть, на которой Громов сидел.

— Приехали, что ли? — устроившийся рядом с громовым на заднем сидении внедорожной «Тойоты» Ринат Сейфуллин окликнул своего начальника охраны, восседавшего рядом с водителем.

— Мы на месте, Ринат Шарипович, — подтвердил бритый наголо здоровяк с перебитым носом и половиной железных зубов, бывший полковник спецназа ГРУ, ветеран, орденоносец, с некоторых пор перебравшийся на вольные хлеба, и теперь обеспечивавший личную безопасность бывшего нефтяного магната и олигарха. И обеспечивавший на совесть.

— На выход, — скомандовал Сейфуллин, и первым распахнул дверцу, выбираясь из салона «Лендкрузера» на свежий воздух.

Громов, покинув машину следом, с наслаждение потянулся, осматриваясь по сторонам. Так и хотелось запеть «степь да степь кругом…», потому что до самого горизонта, сколько хватало взгляда, раскинулась поросшая ковылем равнина, лишь далеко на юге вздыбившаяся невысокими холмами, отчего-то вызвавшими вдруг ассоциации с могильными.

Автоколонна из двух «Лендкрузеров» сугубо городского вида, тем не менее, неплохо справлявшихся со степным бездорожьем, и потрепанного ГАЗ-66 военного образца, с брезентовым тентом, остановилась посреди безлюдной пустоши. Телохранители Сейфуллина мгновенно образовали вокруг машин — и своего хозяина — защитный периметр. Внешне они вполне походили на охотников, выбравшихся на природу, пострелять сайгаков или джейранов. На каждом из десятка крепких молодых мужчин был камуфляж, такой, какой продается в любом «Рыболове-охотнике», на многих — разгрузочные жилеты, в основном, престижных импортных марок. Собственно, и сами Сейфуллин с Громовым были экипированы так же, добротно и удобно. Разве что, не злоупотребляли оружием — Ринат нацепил на пояс кобуру с увесистым ижевским полуавтоматическим МР-445 «Варяг» редкого сорокового калибра, младшим братом нового армейского пистолета Ярыгина. Максим Громов вообще оставался с пустыми руками, и не сильно нервничал из-за этого, оружия вокруг хватало, как хватало и тех, кто неплохо умел пользоваться им.

Большая часть телохранителей Сейфуллина, даже на вид мужиком крепких и опытных, не мучимых артрозом старцев, но и не сопливых пацанов, вооружилась полуавтоматическими нарезными карабинами «Тигр», созданными на базе снайперской СВД, или «Сайга», представлявшими собой, ни больше, ни меньше, самозарядную модификацию АКМ с улучшенной эргономикой. Все карабины были снабжены оптическими прицелами, через которые телохранители сейчас и рассматривали окрестности. А для ближнего боя несколько человек имели под рукой полуавтоматические дробовики «Вепрь-Молот» двенадцатого калибра. Весь арсенал — в рамках закона, но с таким вооружением, помноженным на боевой опыт и выучку, отряд мог противостоять любому противнику.

К Ринату Сейфуллину рысцой подбежал один из его людей, выглядевший в своем камуфляже и с «Тигром» наперевес как заправский «солдат удачи», доложил:

— Инфракрасные маркеры установлены, полоса помечена, площадка подготовлена! Мы готовы!

— Подождем, — произнес, кивнув, уставившийся на горизонт министр экономики новой России, привычно не обращавший внимания на суету телохранителей на заднем плане.

Самолет должен прибыть через пять минут, — сообщил, взглянув на часы, выбравшийся из второго внедорожника Чжоу Байши. Китайский генерал тоже с отсутствующими видом взглянул на горизонт, словно собирался прямо здесь и сейчас предаться медитации.

— Главное, чтоб с местом не ошиблись, — хмыкнул Громов, прекрасно знавший, что колонна прибыла точно туда, куда было нужно, даром, что ли в каждой машине было по приемнику спутниковой навигационной системы «Бэйдоу-1», сейчас вызывавшей намного больше доверия, чем американская «Навстар-GPS».

Степь еще была окутана сумерками, но на востоке небо уже светлело, предвещая скорый восход. Но прежде, чем сверкнул первый робкий солнечный лучик, из поднебесья донесся мерный стрекот мотора, и все трое, Громов, Сейфуллин и китайский генерал, запрокинув головы, увидели соткавшийся из сумрака самолет, приближавшийся с южной стороны.

— Ух, ты, — удивился Ринат. — Я такой в детстве только видел последний раз! Неужто еще летают?

Легкий транспортный биплан Ан-2, точнее, его лицензионная китайская копия Y-5A, заходил на посадку почти беззвучно, лишь чуть потрескивал работавший на малых оборотах тысячесильный поршневой мотор АШ-62. Новые партизаны, в отличие от своих героических предшественников полувековой давности, не разжигали костры, отмечая посадочную полосу, но и демаскируя себя для любого стороннего наблюдателя. Китайские пилоты, используя ночные очки, видели инфракрасные маяки, безошибочно направив машину между ними.

Пробежав по степи с полсотни метров, китайский «кукурузник» остановился, и к нему тотчас двинулся ГАЗ-66. Дверь в борту Ан-2 распахнулась, к ней задним ходом осторожно подъехал грузовик, и двое бойцов Сейфуллина, которым помогали и китайские пилоты, принялись перетаскивать в кузов длинные увесистые ящики. Здесь, посреди степи, под покровом сумерек, происходила передач очередной партии оружия русским партизанам.

— Поехали, посмотрим, что там интересного, — решил Сейфуллин, впервые присутствовавший при таком событии, распахивая заднюю дверцу «Лендкрузера».

Внедорожник доставил бывшего олигарха и его спутников к самолету в тот момент, когда большая часть его груза уже оказалась в «газике». Китайцы, подававшие ящики из самолета, увидев Чжоу Байши, отдали честь, словно на параде. А Максим Громов, ловко забравшись в накрытый брезентовым тентом кузов ГАЗ-66, принялся изучать содержимое ящиков.

— Этого должно хватить, чтоб ваши товарищи перестали обвинять нас в недопоставках, — заметил китайский генерал, вскарабкавшийся следом. — Вы должны понять, на какой риск нам приходится идти, доставляя оружие через границу. За штурвал садятся настоящие мастера, но и они постоянно рискуют. Сплошного радарного поля вдоль границы у американцев нет, «дыр», через которые можно проскользнуть, полно. Но если по роковому стечению обстоятельств в небе окажется один из их АВАКСов, для моих соотечественников это будет полет без возврата. Приходится весь путь проделывать на предельно малых высотах, пятьдесят-сто метров, порой даже меньше, а это значит, что случайно заметивший наш самолет американский патруль просто расстреляет его из пулеметов и винтовок. Мы уже теряли своимашины и людей, к счастью, живыми американцам никого не удалось захватить.

— Я все понимаю, генерал, — кивнул Громов. — Мы ценим вашу помощь и благодарны вам за нее!

Максим не лгал, не преувеличивал. Только один этот самолет доставил полсотни переносных зенитно-ракетных комплексов FN-6, немногим уступавших отечественной «Игле», и так необходимых партизанам, когда в небе господствовала авиация врага. А еще ночные прицелы, очки ночного видения, приемники навигационной системы, аппаратуру спутниковой связи, позволявшую работать через спутники-ретрансляторы «Фыньхоуо-1» подразделениям уровня взвода и выше. Все то, без чего партизанам останется лишь ждать своей гибели, прячась по лесам на своих базах.

Содержимое одного из ящиков, точнее, длинного, метра полтора, пластикового кейса с ручками для переноски, особенно заинтересовало Громова. Открыв замки, Максим увидел уложенное на поролоновой подкладке оружие, сразу вызвавшее ассоциации с противотанковым ружье. Длинный толстый ствол с массивным квадратным пламегасителем, над стволом труба газоотводного узла, сошки, рукоятка для переноски, на прикладе мощный резиновый затыльник-амортизатор. Отдельно была уложена массивная труба прицела и несколько широких коротких магазинов размером с коробку из-под конфет.

— Пятидесятый калибр? — Громов, уже видевший подобное оружие, в том числе и в действии, вопросительно взглянул на Чжоу Байши.

— Да, 12,7 миллиметра, ваш стандартный патрон. Это QBU-10, только начала поступать на вооружение специальных подразделений НОАК. Полуавтоматическая. Здесь десять единиц со всеми принадлежностями, в том числе тепловизионным прицелом. Решили испытать в боевых условиях.

— Что ж, неплохо, — криво усмехнулся Максим Громов. — Внушает уважение. А термооптика — вообще мечта. Думаю, применение для них найдется быстро. А это что такое?

Максим легонько ткнул носком ботинка в клетчатую «челночную» сумку, туго набитую чем-то мягким. Генерал Байши, расстегнув «молнию», вытащил кусок ткани, окрашенной камуфляжным рисунком:

— Маскировочная накидка. Синтетический материал поглощает тепло человеческого тела, делая бесполезными приборы ночного видения. Это не первая партия, такими уже пользуются ваши бойцы, действующие в северных районах страны.

Громов с китайским генералом спрыгнули на землю, чтоб не мешать укладывать в «газик» все новые ящики, извлекаемые из грузового отсека самолета. Пока молчаливые телохранители Сейфуллина занимались погрузкой, сам он с интересом обошел вокруг Ан-2, даже коснулся рукой его обшивки, словно не верил, что самолет настоящий. Чжоу Байши, усмехнувшись, произнес:

— У нас эти самолеты производятся до сих пор и используются воздушно-десантными войсками и спецназом. Ваш Антонов создал уникальную конструкцию. Двигатель предельно простой, а значит наименее подверженный поломкам, неприхотливый к топливу. Малая мощность компенсируется подъемной силой бипланных крыльев, и в результате такой самолет может брать на борт до полутора тонн груза, доставляя его за две тысячи километров. Ему не нужны специально оборудованные аэродромы, и управлять им просто, с этим справится пилот любой квалификации. Наши воздушно-десантные войска используют эти самолеты.

Тем временем в кузов ГАЗ-66 перекочевал последний ящик, и спрыгнувший на землю телохранитель Сейфуллина доложил своему хозяину:

— Мы закончили! Можем выдвигаться!

— Отлично, — кивнул Ринат. — Не будем терять время! — Ему очень не хотелось, чтоб вся их суета оказалась замечена с борта какого-нибудь американского беспилотника, которые постоянно «висели» над приграничной полосой. — По машинам!

— Я с вами не поеду, — неожиданно сообщил Чжоу Байши. — Мне приказано вернуться в Китай. Оттуда буду руководить поставками, а здесь меня сменит кто-нибудь из моих заместителей, он прибудет со следующим транспортом.

— Что ж, тогда до встречи, генерал, — Громов первым пожал руку китайцу. — С вами приятно работать. Надеюсь, вскоре вы сможет приехать в Россию снова, но уже легально, под своим именем, ни от кого не скрываясь!

Байши попрощался с партизаном, поклонившись при рукопожатии, затем протянул руку Сейфуллину, тоже чуть поклонившись при этом. А пилоты уже разворачивали свой Y-5, заметно полегчавший, но с долитыми баками — в кузове ГАЗ-66 именно для этого привезли двухсотлитровую бочку. Ухватившись за протянутую одним из членов экипажа руку, генерал исчез в проеме, дверь за ним тотчас захлопнулась, и «Антонов», тарахтя поношенным мотором, начал набор скорости.

Дождавшись, когда самолет, оторвавшийся от земли, растворится на сером фоне предрассветного неба, Ринат Сейфуллин скомандовал продолжавшим держать периметр телохранителям:

— По машинам! Уходим отсюда!

Министр экономики новой России все же нервничал. Возможно, для своих он и был фигурой неприкосновенной, охрана к тому же неслабая, все с боевым опытом, но если их колонну перехватят американцы, то объяснить, почему в кузове грузовика вместо туши какого-нибудь кулана уложены ПЗРК в заводской упаковке, окажется весьма непросто. И для любого американского сержанта весь авторитет Сейфуллина окажется пустым местом.

— Груз нужно скорее доставить на север, — напомнил Громов. — Нашим людям это оружие необходимо. Зенитные ракеты хоть как-то уравняют их шансы против американских вертолетов.

— Самое большее, через сутки, оружие будет на месте, Максим. Не стоит беспокоиться. На ближайшем аэродроме в полной готовности стоит самолет, экипаж которого подчиняется только мне. Выгрузим оружие, и через несколько часов оно будет в вологодской области. А там уже твои люди пусть принимают товар.

— Хорошо, я предупрежу! Груз будут ждать!

С тех пор, как Сейфуллин присоединился к партизанам, многое стало проще. Не нужно теперь гнать через полстраны фуры со всяким барахлом, в которых под двойным дном спрятано оружие, и гадать, не окажутся ли они добычей обыкновенных дорожных бандитов. Не нужно стало прятать доставленное через границу снаряжение в вагонах товарных поездов, которые могут ползти до цели и неделю, и две, застревая чуть не на каждом полустанке из-за родного бардака.

Пусть американцы стерли бы Рината Сейфуллина в порошок, для своих он был фигурой, влиятельным человеком, для которого разрешено многое, недоступное большинству других. Посадить самолет без досмотра? Пожалуйста! Вывезти с военного аэродрома груз этого самолета, разумеется, тоже без проверок? Не проблема. Вопрос был лишь в том, когда эта деятельность будет замечена теми, кому о ней знать не нужно. Но пока, в прочем, все шло неплохо.

А пока партизаны, трясшиеся в салоне катившегося по степи внедорожника «Лендкрузер», обсуждали маршрут, в грузовом отсеке Ан-2, продуваемом всеми ветрами, скорчился на жестком сидении генерал Чжоу Байши. Он чувствовал волнение в эти минуты, невольно приникнув в грязному иллюминатору, словно хотел первым увидеть заходящий в атаку американский истребитель. Самолет пролетал над границей, прижимаясь к самой земле, и если бы не мастерство пилотов, то давно уже «Антонов» врезался бы в склон холма. Он возвращался домой извилистым маршрутом, едва не касаясь шасси песчаного дна долин, которыми крался к линии границы. Но вот тревожное ожидание осталось позади, из кабины выглянул пилот, сообщив своему единственному пассажиру:

— Мы в воздушном пространстве Китая. Посадка через двадцать минут!

Чжоу Байши кивнул, ничего не ответив. Его нелегальное пребывание в России закончилось, он снова может быть тем, кем является. Вопрос только, почему его так срочно отозвали обратно. В козни МГБ генерал не верил, это не подковерные интриги. Значит, опытному разведчику нашлась работа здесь.

Ровно через двадцать минут внизу мелькнули огни большого аэродрома. Сделав круг над авиабазой, подсвеченный с земли прожекторами Y-5 коснулся бетонного покрытия посадочной полосы. В иллюминатор были видны накрытые брезентом истребители J-10, способные подняться в небо, на защиту воздушных рубежей родины, в течение десятка минут после приказа. Здесь же стояли устаревшие штурмовики Q-5, созданные когда-то на базе русского МиГ-19 и постепенно уходившие в запас.

Транспортный самолет остановился, вышедший из кабины пилот распахнул дверь, спуская узкий железный трап, и генерал Байши спустился на землю. А там его уже ждали.

— Генерал Юхэй, — Чжоу Байши кивком поприветствовал офицера Генерального штаба НОАК, которого знал и по службе, и просто как хорошего товарища. Сейчас тот, сверкая золотом погон, стоял на летном поле. — Генерал, почему меня так спешно вернули в Китай? В России я только начал налаживать разведсеть, обзавелся нужными связями!

— Вы нужны здесь, Чжоу, потому что изменились обстоятельства. Вам известно, что русские острова Сахалин и Курилы оккупированы японской армией?

— Это, кажется, известно всему миру! И в России этим недовольны многие!

— В Токио, наконец, отбросили все сантименты, взяв то, что хотелось. И американцы, на удивление, никак на это зримо не отреагировали. Да, их войска на Дальнем Востоке приведены в боевую готовность, а с Гавайев к Сахалину движется авианосная эскадра, но это, кажется, демонстрация силы для своих обывателей, а не для японцев. Войны не будет, а это может означать, что японцы двинутся дальше. К углю и нефти Сахалина они могут захотеть присоединить и нефть Камчатки, всей Сибири. Население Японии на пятнадцать миллионов человек меньше, чем население России, тогда как территория меньше в четыреста пятьдесят раз. Им нужно жизненное пространство, Чжоу, так же, как и нашему народу! И если Япония продолжит экспансию, Партией уже принято решение о вводе на территорию России наших войск. Если русские сами не в силах удержать за собой свои земли, мы не позволим стать их хозяином кому-то другому. Для этого и вы нужнее сейчас в Пекине, товарищ. И туда мы вылетим немедленно!

Вместе они дошли до легкого вертолета Z-11, местной лицензионной копии французского многоцелевого AS.350 «Экюрель». Приняв на борт двух высокопоставленных пассажиров, винтокрылая машина взвилась в воздух, унося их в сторону ближайшего крупного аэропорта, где уже стоял на взлетной полосе трансконтинентальный авиалайнер. На протяжении всего полета, и уже потом, в салоне четырехмоторного гиганта Y-10, несущего его в столицу, генерал Чжоу Байши думал о том, в каком качестве он вернется — если вернется когда-нибудь — в Россию. Освободителем и союзником, помощь которого бесценна, или еще одним захватчиком. Но пока в России его все же знали, как друга, и оружие, доставленное русским партизанам не без его, генерала, помощи, уже пригождалось тем, кто пытался вернуть настоящую свободу своей стране. И очередной бой для них уже начинался.

Командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией Армии США прибыл на передовую базу аэромобильного батальона единственным пассажиром обычного многоцелевого UH-60A «Блэк Хок». Лопасти вертолета еще лениво вращались по инерции, а генерал Альберт Костас уже вошел в ангар, переоборудованный в штаб предстоящей операции, той, о которой кроме него самого знало не больше трех человек. Спустя несколько минут число посвященных должно было возрасти многократно.

В просторном помещении, заставленном легкими сборными столами и рядами стульев, было уже довольно тесно, в воздухе висели клубы табачного дыма, пахло крепким кофе. При появлении командующего два десятка человек вскочили разом, становясь по стойке смирно и уставившись на промчавшегося быстрым шагом мимо них генерала.

— Вольно, джентльмены! — Костас махнул рукой, и несколько секунд слышался только звук передвигаемых стульев.

У дальней стены ангара уже натянули полотняный экран, напротив, под потолком, подвесили коробку проектора, а чуть в стороне на пластиковом столе установили ноутбук, военную модель в ударостойком водонепроницаемом корпусе. Рядом стоял навытяжку какой-то лейтенант, буквально пожиравший глазами подошедшего генерала.

— Начнем, господа, — произнес в полнейшей тишине, нарушаемой лишь дыханием множества людей, Костас. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить план специальной операции, направленной против русских террористов, так называемых партизан. Их вылазки становятся все более наглыми, мы несем потери каждый день, наша дивизия, все американские войска, находящиеся в России. Наши, хм… союзники, тоже. Всем известно, что в засаду русских террористов попала мобильная группа службы безопасности «Юнайтед Петролеум». В результате погибло свыше двадцати человек, в том числе и двое граждан США. Противник лишился только пяти человек убитыми. Террористы почувствовали силу, решили, что способны победить нас, и оттого наглеют! Они нападают — мы защищаемся, никогда не зная точно заранее, где ждать очередного удара. Мы теряем инициативу, господа, позволяя жалкой горстке отщепенцев больно кусать нас и давая сдачи! Этому пора положить конец!

Почти никто из присутствовавших не знал, что подтолкнуло Костаса к решительным действиям, не дожидаясь официальной санкции ни из Раменского, ни тем более из Вашингтона. Никто из собравшихся на базе аэромобильного батальона офицеров не присутствовал при недолгом, но эмоциональном разговоре командующего Сто первой воздушно-штурмовой и Рональда Говарда, представлявшего всесильную корпорацию «Юнайтед Петролеум», случившемся в штабе дивизии в Архангельске сутками ранее.

— Русские ухватили нас за горло, — мрачно заявил менеджер нефтедобывающей компании. — У нас проблемы, генерал, и решить их могут сейчас ваши парни, да и то, если не станут мешкать. Партизаны устроили засаду на чеченских наемников не просто так — они захватили видеоархив, в том числе записи их расправ над местным населением. Если эти записи попадут на телевидение или в Интернет, для моих боссов это будет катастрофа, генерал!

— Вы сами себе вырыли яму, господин Говард! Какого черта вы вообще притащили этих дикарей из их гор сюда? Не знали, на что они способны? Хотели запугать местных? А теперь трясетесь при мысли о том, что кто-то увидит забавы ваших цепных псов? Так какого дьявола я должен рисковать жизнями своих солдат, спасая ваши задницы?! Армия США — не частная охранная фирма, мы не обязаны защищать интересы вашей корпорации такой ценой!

— Вы ошибаетесь, генерал! Вы и ваши солдаты здесь как раз для того, чтоб служить нам, чтобы охранять меня и моих людей, прокладывающих чертов нефтепровод по чертовой русской тайге! А русские своими действиями создают угрозу нашей безопасности и безопасности проекта, генерал! Пока эти долбанные записи еще где-то рядом, на одной из баз русских партизан, и мы можем их вернуть — или уничтожить! Нам известно, кто именно участвовал в нападении, известно, где базовый лагерь этой группы, остается лишь придти туда и взять то, что у нас украли! Лучше всего, избавившись при этом от свидетелей. И вы, генерал, отдадите своим людям такой приказ! А я добьюсь того, что такой же приказ получите вы сами, и не выполнить его не сможете!

Рональд Говард был взволнован и испуган. И в страхе оказался способен на многое. Вскоре лично Эндрю Стивенс, заместитель председателя ОКНШ, отдал распоряжение Костасу о проведении акции возмездия. И вот теперь генерал ставил боевую задачу своим людям, зная, что вскоре им придется рисковать жизнями ради непорочной репутации каких-то «шишек» из Вашингтона и черт знает, откуда еще. И еще командующий Сто первой знал, что его бойцы такую задачу выполнят.

Альберт Костас обвел мрачным взглядом сидевших перед ним людей. Все они были офицерами, хотя не все носили нашивки Армии США. Здесь были и летчики, и морские пехотинцы, хотя офицеры Сто первой дивизии составляли большинство присутствовавших. На первом ряду, чуть с краю, сидел командир аэромобильного батальона майор Гровер — на базу его подразделения и прилетел генерал. При упоминании о потерях майор болезненно поморщился, и это не ускользнуло от внимания Костаса.

— Первым будет докладывать представитель ЦРУ, — сообщил командующий дивизией. — Прошу, мистер Уоллес!

— Сэр, — выходец из Лэнгли встал с места, одернув камуфляж безо всяких знаков различия, в каком ходил здесь постоянно, стараясь сливаться с толпой. — Благодарю, сэр! Господа, прошу слушать внимательно, времени мало, и не хотелось бы напрасно его терять, повторяя одно и то же. Последнее время я, мои коллеги, действовавшие в тесной связке с армейской разведкой, занимались сбором данных о дислокации партизан, действующих на участке ответственности Сто первой дивизии. Противнику долгое время удавалось водить нас за нос, но все изменилось с захватом в плен десантниками майора Гровера одного из этих партизан. Не сразу, но он начал давать показания, указав координаты нескольких баз своего отряда. Его слова мы проверили, используя спутники и беспилотные самолеты-разведчики, и сейчас можем сказать, что террористы создали разветвленную инфраструктуру вдоль демаркационной линии. Существует несколько баз, постоянных и временных, расположенных вне населенных пунктов, но в непосредственной близости от них. Террористы пользуются поддержкой местных жителей, но стараются быть автономными. Это будет нам на руку — они не смогут прикрыться живым щитом из гражданских от наших ракет и бомб.

На экране за спиной Уоллеса менялись снимки, сделанные с разной высоты, в видимом и инфракрасном спектре, отображавшие планировку партизанских баз, затерянных в бескрайних лесах русского Севера. Лишь наметанный взгляд профессионалов мог различить среди лесных дебрей отлично замаскированные блиндажи, которые соединяли протоптанные обитателями лесной базы тропки. Все лишенные растительности участи были накрыты маскировочной сетью, растянутой в паре метров над землей. На некоторых снимках были видны темные точки — обитатели тайной базы, выбравшиеся в момент пролета разведчика из своих укрытий.

— Противник неплохо маскирует свои лагеря, используя особенности рельефа. Каждая такая база представляет собой, как вы можете видеть, группу из нескольких землянок, причем пространство между ними завешивается маскировочными сетями. Русские стараются избежать обнаружения авиацией, но их средства маскировки довольно примитивны, и не могут скрыть террористов от инфракрасных сенсоров, которыми оснащены все наши разведчики. Рядом с каждой базой находится хотя бы одна дорога, но между ней и самим лагерем расположен густой лес. Разумеется, существуют тропы, но нам они неизвестны. Со слов пленного, оборона каждой такой базы основана на плотных минных заграждениях, прикрывающих весь периметр кроме пары проходов, обнаружить которые с воздуха невозможно. Также по периметру расположены замаскированные огневые точки, между которыми перемещаются пешие патрули. Террористы превратили свои лесные убежища в настоящие крепости. По оценкам аналитиков, при наземной атаке мы можем понести потери до сорока процентов личного состава, и это при использовании минометов и артиллерии. Противник хорошо знает местность, заранее подготовив рубежи обороны. Наступать придется под огнем замаскированных снайперов и пулеметов, по минным полям, возможно, дополненным всякими ловушками типа охотничьих капканов. Такой вариант недопустим, поэтому мы вместе с генералом Костасом разработали план аэромобильной операции.

Уоллес, переведя дух, взглянул на командующего Сто первой дивизией, и тот, кивнув агенту ЦРУ, произнес:

— Благодарю, мистер Уоллес. Русским пора преподать хороший урок, и мы сделаем это. Честь нанести сокрушительный удар по террористам, устроив показательную порку, я доверяю майору Гроверу и его батальону. Сразу сообщаю, что действовать придется на территории, находящейся под юрисдикцией русских властей. Мы выбрали одну из баз террористов, на которой сейчас находится до тридцати их бойцов. Этой группой командует Алексей Басов, бывший полковник Российской Армии, танкист.

Спутниковый снимок на заднем фоне сменился на фотографию человека средних лет, заросшего двухдневной щетиной, одетого в полевой камуфляж с двумя черными звездочками на погонах. Позади можно было рассмотреть выстроившиеся в ряд танки, накрытые маскировочной сетью. Над ними развевался на флагштоке бело-сине-красный стяг.

— Это фото было сделано на Кавказе примерно десять лет назад. Тогда Басов, еще в звании подполковника, командовал танковым батальоном. Он является военным преступником. В ходе операции «Доблестный удар» этот человек лично расстрелял взятого в плен пилота «Харриера» авиации Морской пехоты, сбитого над позициями русских. У нас есть показания полудюжины свидетелей, подтвердивших это. Басов — настоящий ублюдок, жестокий, не признающий никаких правил. Он собрал в своем отряде настоящих головорезов, без исключения имеющих боевой опыт. Они будут сражаться с нами до последнего, защищая свой лагерь, если дать им хоть один шанс подготовиться к обороне. На этой базе, как мы полагаем, есть большие запасы оружия и снаряжения. Это интересует всех — и разведку и нас с вами, несущих все большие потери от зенитных ракет и огня снайперов, вооружившихся первоклассными винтовками пятидесятого калибра и новейшими ПЗРК, сделанными в Китае.

На экране высветились снимки одного из лесных лагерей, сделанные явно как с самолета, так и с околоземной орбиты. Присутствующие могли отчетливо видеть расположение блиндажей и сетью опутавшие их тропы.

— Этот лагерь находится в тридцати милях от демаркационной линии. Там ублюдки зализывают раны, готовясь к новым вылазкам. Там они и сдохнут. Для успешного осуществления операции мы будем взаимодействовать с Военно-Воздушными Силами и, при необходимости, нам готова оказать поддержку авиация Морской пехоты. Сама акция состоит из трех основных этапов. На первой стадии по выявленным позициям террористов будет нанесен ракетный удар с воздуха. За действия ВВС отвечает полковник Руперт, командир, Девяносто второго бомбардировочного авиакрыла. Прошу, полковник!

— Генерал, сэр, — Колин Руперт встал, обведя взглядом остальных офицеров. — Господа, план таков. Бомбардировщики В-52 атакуют ракетами лагерь террористов, не покидая пределы нашей зоны ответственности. В операции будут задействованы лучшие экипажи, которые не допустят ошибок. Прежде, чем в лагере террористов высадятся ваши люди, генерал, все плохие парни будут уничтожены, так и не поняв, что умирают. Мы не оставим им никаких шансов, сметем с лица земли!

— Парни из Военно-воздушных сил берут основную работу на себя в этой операции, — продолжил Костас. — Как только «Стратофортрессы» отбомбятся по базе русских, к ней вылетит десант, два взвода из батальона майора Гровера. Их будут сопровождать «Апачи». Задача десанта — не устраивать войну, а подтвердить результаты бомбардировки, собрать трофеи и добить тех ублюдков, которых пощадят ракеты. Я не настаиваю на том, чтобы брать пленных. Это второй этап операции, а третий — отход обратно за демаркационную линию вместе с добытыми трофеями. От пуска первой ракеты до момента, когда вертолеты с бойцами майора Гровера покинут русское воздушное пространство, должно пройти не более получаса. Это должна быть идеальная операция, в ходе которой все ублюдки сдохнут, и не прольется ни капли американской крови!

— Генерал, сэр, насколько интенсивным может быть сопротивление террористов? — прозвучал вопрос одного из присутствовавших офицеров-десантников. — Они, как известно, располагают ракетами «земля-воздух», это может стать чертовски опасно для вертолетов с десантом!

— Когда вертолеты появятся возле базы террористов, там не должно остаться никого, способного применить эти чертовы ракеты. Я полагаюсь на авиацию, и верю, что Военно-воздушные силы не подведут.

— Мы сделаем все, что нужно, сэр, — подтвердил полковник Руперт. — Противовоздушная оборона террористов перестанет существовать. Но неожиданности всегда возможны, поэтому десант будет поддерживать «ганшип» из Четвертой эскадрильи специального назначения. Ее командир, майор Рассел, присутствует здесь. Он прикроет огнем ваших людей на земле!

Задавший вопрос десантник умолк, понимающе кивнув. Ему приходилось видеть «летающие канонерки» АС-130 «Спектр» в действии, и он знал, на что способны орудия этих уникальных самолетов. Лавина огня, создаваемая его «бофорсами» и «гатлингами» сметала все, расчищая путь наступавшим силам. Зная, что где-то над головами кружит этот крылатый линкор двадцать первого века, солдатам становится спокойнее и легче, и они станут думать уже не о том, как выжить под огнем противника, а о победе.

— На подготовку к операции даю двадцать четыре часа, — подвел итог генерал Костас. — Наблюдение за базой террористов вести непрерывно с применением беспилотников и разведывательных спутников.

— Простите, генерал, сэр, — поднялся с места майор Гровер. — Русские о нашей операции знают? База террористов находится формально на их территории. Они могут быть недовольны.

— Русские ничего не знают и узнают не раньше, чем на головы ублюдкам высадятся ваши десантники, майор! Я не хочу допустить утечку информации и не поверю ни на мгновение, что в русской администрации, что в местной, что в центральной, нет осведомителей террористов. Мы сделаем все сами, и мне чхать на то, что подумают и скажут русские!

На этом брифинг был завершен. Альберт Костас покинул передовую базу Сто первой дивизии в полной уверенности, что для его противника грядущий рейд окажется полной неожиданностью. Привлеченных сил вполне хватило бы, чтоб одним ударом стереть русских в порошок, и тем более важным становилось то, чтобы удар не был нанесен в пустоту. Но тайны уже не было.

Недостроенный коттедж на окраине Архангельска давно уже не привлекал ничье внимание. Сам по себе домик был вполне скромным, всего два этажа, гараж, просторная веранда. Рядом с ним из-за настоящих крепостных стен вздымались шпили четырехэтажных дворцов со спортзалами и бассейнами, с банями, саунами, чуть не с закрытыми теннисными кортами. Кто сказал, что красиво живут только в Москве? На русском Севере богатых тоже хватает, вот и вырос под Архангельском элитный поселок. Правда, с началом американской оккупации хозяева всей этой роскоши куда-то попрятались, но недавно жизнь стала понемногу возвращаться в поселок, и началось все именно с этого невзрачного, «бюджетного» коттеджа.

Сперва появилась бригада строителей, зашуганные гости из Азии, а, может, и из Сибири, благо, не так уж далеко и до нее. Похожие друг на друга, как близнецы, косоглазые, желтокожие, о чем-то чирикающие меж собой на непонятном языке, в прочем, матерящиеся вполне по-русски. Приехали и замкнулись в том самом коттедже, оглашая весь поселок звуками дрели и перфоратора. А еще пара молодых людей в аккуратных синих комбинезонах, приехавших на фургоне Газель» с фирменными логотипами, установила на крыше тарелку спутниковой антенны. И несколько антенн штыревых, вознесшихся в небо на несколько метров. Пару дней на пришельцев косились, с интересом наблюдали за их суетой, затем привыкли, будто забыв.

Слиться с местным населением для разведгруппы Народно-освободительной Армии Китая оказалось не так сложно. Майор Третьего департамента Генерального штаба НОАК Шао Дуэнь успел изучить русский язык еще в Советском Союзе, куда китайские офицеры иногда все же приезжали. Там же он научился и ругаться по-русски. А его подчиненных готовили уже в Китае потомки русских же эмигрантов. И теперь четверо китайских офицеров, никем незамеченные, вели электронную разведку под боком у американцев. За полмесяца работы они достигли многого — уточнили расположение вражеских войск, вскрыли несколько шифров, выяснили даже имена командиров некоторых рот и взводов, и вот теперь наткнулись на нечто, очень интересное.

— Товарищ майор, американцы с базы стратегических бомбардировщиков под Мурманском уже второй раз запрашивают сводку погоды на юге Архангельской области, — доложил молодой не по годам капитан. — Эту же информацию затребовали в штабе Четвертой эскадрильи специального назначения.

— Четвертая вооружена тяжелыми штурмовиками АС-130?

Майор Шао помнил это прекрасно, но, чувствуя, что перехваченные переговоры имеют особое значение, решил проверить самого себя.

— Так точно, товарищ майор! — кивнул капитан.

— Эти самолеты используются обычно для точечных ударов по слабо защищенным наземным целям, — задумчиво пробормотал майор. — И для поддержки специальных подразделений. Возможно ли, чтоб американцы готовили десант на российскую территорию? «Ганшип» АС-130 идеально подходит для миссии прикрытия.

— Вероятность высока, но непонятно, при чем тут тяжелые бомбардировщики. Под Мурманском базируются В-52 «Стратофортресс».

— Лейтенант Ван, какова активность американцев в районе демаркационной линии сейчас?

Сидевший за установленными в подвале коттеджа мониторами молодой офицер вздрогнул, словно от выстрела, услышав вопрос командира, сорвал с головы наушники и скороговоркой доложил:

— Наземные силы активности не проявляют, но в воздухе вдвое больше, чем обычно, беспилотных разведчиков. Сменяют друг друга, постоянно держась в пределах квадрата сорок один.

Именно в этом районе находилась оперативная база одного из русских партизанских отрядов, это майор Шао знал точно, ведь там же, в лесном лагере, уже которую неделю был и его товарищ по оружию, прикомандированный в качестве технического специалиста к местным повстанцам. Его предшественник, майор Жэнь Цзимэн, героически погиб, вызвав неподдельное уважение самих русских, но выпавшее, было, знамя оказалось подхвачено вновь. Кто-то в Пекине не хотел утратить контроль над освободительной борьбой русских ни на минуту.

— Эфир прослушивать постоянно, о любых сообщениях, в которых будет упоминаться этот район, докладывать немедленно, — распорядился майор. — Передайте сообщение русским о возможном десанте, готовящемся в самое ближайшее время!

Шифровка была получена в региональном штабе партизанского движения через двадцать минут. Не только китайцы вели разведку, у партизан на американской территории хватало своих людей, и об активности противника было известно уже довольно давно. Только ее цель оставалась неясной до последнего мгновения. Теперь же сообщение китайцев развеяло все оставшиеся сомнения.

Еще через полчаса склонившийся над терминалом спутниковой связи в партизанском лагере капитан НОАК Фань Хэйгао взглянул на нетерпеливо переминавшегося рядом полковника Басова, сообщив:

— Центр приказывает готовиться к отражению американского десанта. Высадка вероятна в ближайшие двенадцать часов. Ожидается применение тяжелых штурмовиков «Спектр».

— Что ж, этого стоило ожидать, — пожал плечами Алексей Басов. — После нашей вылазки и засады, устроенной чеченцам, их хозяева не могут не попытаться отомстить. Ваши товарищи нам здорово помогают, капитан! Теперь мы будем готовы ко всему!

Вокруг мерно текла партизанская жизнь. Отряд, после победы вернувшийся на свою базу, зализывал раны — бой с чеченскими наемниками дался нелегко, и если бы не Ольга Кузнецова, список убитых не ограничился бы человеками. Здесь, в лесу, в отрыве от цивилизации, она ухитрялась залечивать раны, предупреждая заражение крови и гангрену, поднимая на ноги проливавших свою кровь партизан.

Ну а пока раненые приходили в себя, их здоровые товарищи занимались боевой подготовкой, осваивая поступавшее юга оружие. Люди отдыхали от войны. Только те могли так сильно ценить каждое мгновение тишины, кому приходилось смотреть смерти в глаза, не раз ставя на кон собственную жизнь. И здесь, в тиши сурового леса, они надеялись просто насладиться покоем, но мечты рухнули. Война пришла по следу партизан.

— Что будете делать, полковник?

Китайский офицер вдруг ощутил себя мишенью в тире, по которую уже целится хладнокровный стрелок, готовый в любой миг нажать на спуск. И от этого чувства ему стало не по себе.

— Американцы хотят воспользоваться эффектом внезапности, прихлопнуть нас всех здесь разом. Если упустим время, они сравняют с землей нашу базу и все вокруг на несколько верст, им это по силам. Нужно вывести личный состав из лагеря. У нас есть график пролета американских разведывательных спутников?

— Так точно! — Фань Хэйгао вновь склонился над ноутбуком, замолотил по клавишам, вызывая нужный файл. — Сейчас мы находимся в зоне видимости спутника оптической разведки типа «Ки Хоул-11», американцы могут отслеживать все наши перемещения. Спутник уйдет за горизонт через полчаса, у нас будет не менее часа, прежде чем появится еще один аппарат. Вести наблюдение круглосуточно не могут сейчас даже американцы, у них не хватит спутников для этого.

— Но остаются еще беспилотники! Сколько над нами сейчас «дронов»? — уточнил Басов, незаметно сам для себя перешедший на вражеский слэнг.

— «Предейтор» RQ-1A Сто первой аэромобильной дивизии на удалении не больше трех километров, ходит по кругу на средней высоте. Еще один чуть дальше, километрах в десяти. Это «Серчер» израильского производства, принадлежит охране нефтепровода. Американцы могут получать с него данные напрямую.

— Черт, им же запрещено летать южнее демаркационной линии!

Алексей Басов со злости ударил кулаком в ствол дерева, на что китаец лишь сухо усмехнулся:

— На американцев не распространяются никакие правила, тем более, те, которые они же сами и установили.

— Нужно что-то придумать, обмануть их беспилотники, иначе нам и шагу не ступить незамеченными за пределы лагеря!

Басов взглянул в серое небо, вдруг явно ощутив на себе недобрый чужой взгляд, усиленный электронно-оптическими камерами. Полковнику показалось, что именно сейчас кто-то спокойно рассматривает его сквозь прорезь прицела, уже положив палец на спусковой крючок.

— Я думаю, с этим мы справиться сможем!

Труднее всего было вытерпеть, пока истекут эти тридцать минут. Никто не мог точно сказать, на какую точку на поверхности планеты обращены объективы камер высокого разрешения американского разведывательного спутника, мчавшегося где-то в черном безмолвии космоса, ведется ли наблюдение за тщательно, казалось бы, замаскированным в лесной глуши лагерем. Но полковник не хотел рисковать, вынуждая противника действовать раньше, чем это будет нужно ему, Алексею Басову. Но как же оказалось сложно, просто сидеть и ждать, представляя, как летят, стелясь низко над лесом, нацеленные на лагерь партизан вражеские ракеты, как следом за ними мчится волна вертолетов.

Наконец, секундная стрелка на командирских часах добралась до нуля. Американский спутник исчез за горизонтом, вся его сложнейшая начинка стала бесполезной. А за несколько минут до этого майор НОАК Шао Дуэнь получил шифрованное сообщение по электронной почте. Требовательно взглянув на своего подчиненного, склонившегося над ноутбуком по соседству, офицер приказал:

— Лейтенант Ван, ставьте помехи!

Китайский разведчик легко, почти невесомо коснулся нескольких клавиш, и в тот же миг операторы, находившиеся за десятки километров, управляя полетом БПЛА, раздраженно выругались, когда четкая картинка на широкоформатных экранах сменилась мельканием «крупы». Все попытки восстановить сигнал неизбежно натыкались на неудачу. Завеса помех отсекла станции управления от продолжавших теперь уже бессмысленное кружение над серым русским лесом беспилотников. По-прежнему объективы их камер были обращены к земле, но

— Американцы сейчас глухи и слепы, — торжествующе сообщил Фань Хэйгао, взглянув на напряженного Басова. За секунду до этого он получил ответ на свою шифровку, тоже по электронной почте, практически открыто. Всего несколько ничего не значащих для непосвященного слов, но и этого было достаточно. — Но долго это не продлится, у нас считанные минуты! Нужно торопиться, полковник!

— Группа, становись, — разнеслась по лагерю передаваемая вполголоса, от человека к человеку, команда. — Общее построение!

Свой отряд полковник Басов разделил на несколько отделений численностью пять-семь человек, добившись того, что каждое отделение было вполне автономной боевой единицей. В каждой группе был снайпер или пулеметчик, еще один боец вооружался РПГ или реактивным огнеметом «Шмель» — последних в арсенале партизан оставалось наперечет — а остальные должны были их прикрывать в ближнем бою. Такая организация, отчасти заимствованная у чеченских боевиков и их «идейных братьев», продвигавших джихад во всем мире, оказалась эффективной и оправданной. И вот теперь, собрав командиров отделений, полковник коротко обрисовал ситуацию, изложив план предстоящей операции:

— Личный состав приказываю вывести за пределы лагеря, разместить в радиусе не более полутора километров. На большем удалении оборудовать посты стрелков ПЗРК. Сколько у нас комплектов в наличии?

— Осталось семь, товарищ командир. Очередная партия должна прибыть только через несколько дней.

— Надеюсь, хватит и этого. Если американцы намерены применить свои «канонерки», это серьезно. Только их огня хватит, чтоб сравнять с землей нашу базу и перепахать весь лес на пару метров в глубину, но для этого им придется войти в зону поражения зенитных ракет. И мы своего упустить не должны! Кроме того, по периметру лагеря установить дополнительные минные заграждения, немедленно! Американцы сначала нанесут воздушный удар, постараются поразить все наши огневые точки, а потом высадят десант прямо сюда, нам на головы. И как только их солдаты окажутся на земле, мы атакуем! Авиация не будет работать, когда есть опасность зацепить своих, поэтому до высадки десанта наши позиции никто не должен обнаружить! А потом янки окажутся в западне, и просто так мы их из нее не выпустим! Собьем как можно больше их «вертушек» и «канонерок», а десант загоним на мины! Они умоются кровью в эту ночь!

В преддверии боя Басов не чувствовал страха, хотя волнение все же было, с этим он справиться до конца так и не сумел. Но он был на своей земле, где знакома каждая кочка, где каждый кустик станет защитой, и рядом были уже проверенные в деле бойцы, ставшие за месяцы партизанства настоящими мастерами «малой войны». У них хватало оружия и решимости сражаться, так что американцев Алексей не боялся ничуть. Наоборот, внутренне уверившись в том, что они появятся, полковник подгонял время, чтобы скорее закончилось тягостное ожидание.

— Всем отделениям постоянно быть на связи, но до появления противника соблюдать радиомолчание, не выдавать себя ни в коем случае. По моей команде выдвигайтесь на дальность эффективного огня и уничтожайте всех, кого увидите. В ближний бой не вступать, не увлекаться! Получив приказ, немедленно отходить! На всякий случай, условный сигнал к атаке — зеленая ракета, при отходе дам две красные ракеты. Американцы вполне могут подавить радиосвязь, в этом случае не паниковать. Наша тактика — массированный огневой налет и немедленное отступление. Если повезет, выведем янки прямиком на мины!

Алексей Басов понимал, что его две дюжины бойцов не выстоят против превосходящих сил противника, но это и не требовалось. Американцы надеются застать партизан врасплох, а застанут их готовыми к бою, на заранее оборудованных позициях. Полковник не стремился к тому, чтоб уничтожить поголовно всех, кто явится с севера, но лишь хотел нанести максимальный ущерб, сохранив своих людей. Лес большой, партизанам будет, где укрыться, так что, как ни жалко лагерь, обреченный на разрушение, придется его «подарить» американцам.

— Они пошлют против нас лучших своих бойцов, — напутствовал своих партизан Басов, каждому по очереди заглянувший в глаза и увидевший, как и всякий раз прежде, в ответных взглядах лишь холодную решимость. — Сто первая воздушно-штурмовая дивизия — это армейская элита. Не «Дельта», конечно, и даже не рейнджеры, но эти солдаты приучены побеждать или умирать в бою, но не отступать. Но мы с ними уже встречались не раз и не раз выходили победителями. Мы били их на их территории, а теперь встретим на своей земле и разгромим в пух и прах! Они хотят отомстить за своих товарищей, но наших братьев пало от их пуль тоже немало, у нас тоже есть особый счет к врагу! Они полагаются на мощь своей авиации, но мы вынудим их ввязаться в ближний бой, когда победит не тот, у кого точнее ракеты, а тот, у кого острее штык! Они еще уверены, что явятся внезапно, но мы будем ждать их, и приготовим славную встречу!

Партизаны, подстегнутые приказом и ожиданием скорого появления противника, не мешкали. Саперы, нагрузившись всевозможными «адскими машинами», исчезли в лесу, превращая подступы к лагерю в неприступный рубеж. Заросли опутала паутина «растяжек», под деревьями вместо грибов выросли противопехотные мины всех типов, какие только нашлись, и «прыгающие» ОЗМ-72, и ПМН-4 нажимного действия, прозванные «черными вдовами», и другие. Правда, теперь минеры готовились отражать атаку изнутри, а не извне. Вместе с ними ушли бойцы, тащившие за плечами длинные трубы ПЗРК — им Басов отводил едва ли не главную роль в предстоящей схватке.

Сам Басов направился в землянку, оборудованную под санчасть, где хозяйничала так и оставшаяся с партизанами Ольга Кузнецова. Девушку, не раз вытаскивавшую с того света раненых бойцов, все в лагере были готовы носить на руках, и не только в переносном смысле. И появлению командира она не удивилась.

— Оля, тебе нужно немедленно покинуть лагерь, — с порога заявил Алексей Басов. — Скоро здесь будет жарко, и тебе не место здесь. Американцы готовят удар по нашей базе, я не могу рисковать тобой.

— А я не могу оставить отряд, тем более, если моя помощь будет нужна здесь! — неожиданно заупрямилась Ольга. — Я единственный человек, кто хоть что-то смыслит в медицине, без меня половина ваших раненых переселилась бы на погост!

— Это так, но здесь будет настоящая мясорубка, пойми! Они будут бомбить все вокруг!

— Но все бойцы остаются здесь, и будут сражаться? Я чем хуже них? Я тоже умею стрелять, вы сами учили меня!

— Остаются все, кроме раненых, тех, кто слишком слаб. Их мы успеем вывезти. А ты не хуже, ты единственная у нас, и потому я не готов тобою рисковать. Умеющих нажимать на спусковой крючок мужиков здесь хватает, но тех, кто способен вытащить пулю и зашить дырку так, чтоб раненый не сдох через пару дней от гангрены, нет, только ты. Поэтому отправляйся на запасную базу вместе с ранеными. Дам тебе еще одного бойца, на всякий случай. Пусть будет при тебе. И китайского «советника» с вамиотправлю, от греха подальше, пусть в тылу отсидится, заодно и за тобой приглядит. И не смей больше возражать, я все-таки командир, и это мой приказ!

Ольга нахмурилась, стиснув кулаки, но все же ничего не сказала в ответ, хотя во взгляде ее Алексей прочитал очень многое, особенно о себе самом и своих приказах. Но он не мог позволить ее остаться и, возможно, умереть, если его расчет не оправдается и американцы выкинут какой-нибудь сюрприз. Или просто если их окажется слишком много.

А когда Басов вышел из землянки, снаружи его встретила Жанна Биноева. С недавних пор ее перестали держать взаперти, но до сих пор никто не знал, что с ней делать. Командование оценило ее помощь, ведь ни о каком видеоархиве без бывшей снайперши партизаны не узнали бы вовек. Но дальнейшая ее судьба осталась неопределенной.

— Меня тоже отправишь в тыл, полковник? — Жанна преградила Басову путь. — Я слышала ваш разговор. Верно, девчонке здесь не место, к тому же она еще пригодится.

Биноева если и была старше Ольги, то, от силы, на пару лет, но говорила о ней, как о ребенке. И Басов понимал ее, на войне быстро взрослеешь, если вообще остаешься в живых.

— Я могу вам пригодиться, — заметила Биноева. — Сам знаешь, я умею стрелять!

— Хочешь получить оружие? Почему готова воевать сейчас, а раньше не хотела?

— Американцы мне не братья, на них мне плевать. Они обманули моих соплеменников, подставили под ваши пули за свои доллары. Их я буду убивать без колебаний.

Полковник задумался на минуту, изучая Жанну, рассматривая ее с ног до головы, словно вдруг впервые увидел, а затем решил, глянув в упор на чеченку:

— Оружие я тебе дам. И сам буду рядом, пригляжу за тобой, если что. Вот, держи, — и он протянул Биноевой свой АК-74М. — Справишься?

— А СВД нет?

— Заслужи, — усмехнулся полковник. — Я велю тебе к нему ночной прицел выдать. Умеешь пользоваться?

— Да уж, успела научиться.

Жанна Биноева не добавила, что училась она на русских солдатах в своих родных горах. Ну а Басов решил не уточнять, все понимая без слов. Она была врагом, и сейчас не стала другом, но лишний ствол в руках того, кто сумеет с ним справиться, никогда не помешает. И уже через полчаса Жанна, приладив на автомат комбинированный прицел ПОНД-4, величайшую ценность партизанского отряда, сноровисто набивала патронами автоматные рожки, умело размещая их в подсумках новенькой разгрузки «Выпь». Она ловила на себе взгляды проходивших мимо партизан, самые разные, от удивленных, до полных ненависти. Но оспорить приказ Басова не посмел ни один из укрывшихся в лесном лагере бойцов.

А затем полковник подвел к Жанне Олега Бурцева, и, указав на девушку, приказал:

— Будешь сегодня в паре с ней. Считай, это твой «второй номер».

— Справился бы и один, не впервой, — помотал головой десантник, на груди которого висел РПК-74М со сложенными под стволом сошками.

— Это приказ, сержант! Пойдете вдвоем. У нас все равно дефицит снайперов, а кроме тебя я никому не доверю ее… прикрыть, — подобрал он слово, красноречиво при этом скривившись. — Вся ясно, боец?

— Так точно! — И Олег хмуро глянул на Жанну, старательно снаряжавшую магазины патронами из стоявшего у ног цинка.

Через два часа, когда сумерки опустились на промокший насквозь осенний лес, а небо на западе очистилось от облаков, предвещая ночью заморозки, все приготовления были завершены. Саперы, вернувшиеся из дебрей с пустыми руками, дожили:

— Заграждения установлены. И мышь не пробежит! Если выгоним янки на мины, ни один не уцелеет. Сразу не убьет, так покалечит так, что проще самим будет застрелиться!

— Главное, чтоб свои не напоролись, — хмыкнул Басов, принимая из рук своего бойца от руки начерченный план с обозначенными проходами.

Санитарная землянка уже опустела, раненых, которых сопровождала и Ольга Кузнецова, увезли на партизанском ГАЗ-53 в соседнюю деревню. Полковник знал, там партизан укроют и никому не сдадут. Ну а на всякий случай им все же оставили небольшой арсенал.

— Отряд, становись! — разнеслась, наконец, по лагерю команда, и партизаны, те, кто еще оставался на базе, выстроились ровной шеренгой под маскировочной сетью

Басов оглядел свое воинство. Все уже с оружием, в полной экипировке, разгрузочные жилеты набиты магазина, в подсумках полно гранат. У многих на оружии ночные прицелы, кто-то нацепил на амуницию футляры с очками ночного видения, которых теперь хватало на половину отряда, не меньше. Большая часть бойцов в «лохматых» костюмах, позволяющих буквально сливаться с лесом, становясь неразличимыми невооруженным взглядом уже с десятка шагов, и в похожих на старые плащ-палатки маскировочных накидках, делающих их владельца невидимым в инфракрасном спектре. Кое-кто даже измазал лица и руки маскировочной краской. Что ж, тоже не лишнее, ночью лучше быть темным, чем привлечь внимание врага белой кожей.

Полковник чуть усмехнулся в усы. Волки, свирепые, быстрые, беспощадные, настоящие хищники. Стая, способная порвать любого врага, неважно, явится чужаков пятьдесят, сто или пятьсот. А если недругов окажется слишком много, каждый из стоявших перед Басовым бойцов без колебаний примет смерть, зная, что гибнет за правое дело. свой путь они выбрали сами, и отступать теперь не собирались. Да и некуда было отступать.

— Что ж, бойцы, все, что могли, мы сделали, теперь остается лишь ждать, — произнес Басов. — Янки скоро явятся, не сомневаюсь. И мы должны будем встретить их со всем радушием. Так, чтоб ублюдки от восторга захлебнулись в собственной крови! Так что приказываю всем выдвигаться на позиции. Покинуть лагерь!

Отряд, разбившись на несколько групп, направился к лесу, занимать позиции по периметру базы. На себе несли почти все оружие и боеприпасы, что было в лагере, кроме той, весьма скромной части, что укрыли в хорошо замаскированных схронах в окрестностях. Этому искусству многих научил никто иной, как чеченские боевики, а учителями те оказались неплохими, и бывшие спецназовцы умели теперь не только искать, но и устраивать ухоронки, которые иной не заметил бы и с трех шагов. Последним уходивший Басов с грустью посмотрел на заботливо замаскированные землянки. Жаль, если все это уничтожат, но лучше потом своими руками копать новые укрытия, чем кто-то станет рыть могилу для тебя самого.

Олег Бурцев назад не оглядывался и по покинутому лагерю не тосковал. Вместо этого он смотрел вперед, в обтянутую камуфляжем спину Жанны Биноевой, шагавшей в ногу с остальными партизанами. Чеченка не шла, а будто скользила по сырой траве, бесшумно, даже не приминая ее. Двигалась плавно, перетекая с места на место с какой-то дикой, почти животной грацией, несмотря на набитую магазинами «разгрузку», на автомат, висевший за спиной. Наверняка она чувствовала пристальный взгляд своего «напарника», но виду не подавала, бодро шагая в указанном направлении по проходу, оставленному в минном поле, замкнувшем партизанский лагерь в кольцо.

Бывший десантник не понимал, зачем им нужна эта чеченка, не понимал странной прихоти своего командира, хотя и обсуждать приказ не стал. Просто перед выходом из лагеря он ухватил Биноеву за лямку разгрузочного жилета и сказал, заглянув в ее бездонные черные глаза:

— Все время будь рядом, чтоб я тебя видел. Бежать даже и не думай — пулю все равно не обгонишь, а колебаться я не буду!

— Я запомню.

Жанна кивнула в знак согласия, принимая предложенные правила, но Олега это не успокоило. И теперь он шел в паре метров следом за ней, одновременно по приобретенной в последнее время привычке вслушиваясь в доносившиеся из леса звуки, стараясь вычленить из них те, что мог произвести только человек, и при этом держа чеченку на прицеле. Ручной пулемет РПК-74М, ставший уже почти продолжением рук Бурцева, висел у него на плече, и ствол был направлен в спину Биноевой, а указательный палец нервно поглаживал спусковой крючок. Трудно было заставить себя относиться как к… нет, не другу, конечно, но хотя бы к союзнику, к тому, кого ты привык считать своим врагом.

— Стой! — негромко приказал спутникам Олег, когда группа, а всего их было четверо, добралась до вершины небольшого холма, поросшего ельником. — Здесь останемся!

От лагеря их теперь отделяло чуть больше километра, причем с высотки даже можно было рассмотреть возвышавшиеся над землей своды блиндажей, если, разумеется, знать, куда смотреть и что искать. Бурцев развернул на земле кусок брезента, на который и улегся, установив перед собой пулемет на сошках. Рядом оборудовали позиции его товарищи. Один из них, бывший омоновец по имени Слава, был вооружен сразу тремя одноразовыми противотанковыми гранатометами PF-89, давно и прочно сменившими у партизан ставшие вдруг дефицитом отечественные «Мухи». У второго, Бориса, служившего раньше в артиллерии, имелся реактивный огнемет «Шмель», простое и страшное оружие, разве что, весьма тяжелое, далеко с таким не убежишь. Оба партизана влились в отряд Басова сравнительно недавно, и держались пока особняком от «стариков», но в деле уже успели показать себя, как настоящие бойцы, и Бурцев не опасался сейчас за свою спину, веря в товарищей.

Вообще люди в отряд приходили постоянно. Немного, по двое-трое, но это были настоящие бойцы, сознательно выбравшие войну, понимавшие, с каким противником придется драться, и готовые биться до конца. За плечами большинства был немалый опыт, встречались и те, кто еще не «нюхал пороху», но недостаток умения они с лихвой компенсировали граничащей с безумием храбростью и презрением к собственным жизням, не говоря уж о жизнях чужих. И в этих лесах, ставших родными для нескольких десятков молодых крепких мужчин, они чувствовали себя полновластными хозяевами.

— Сидим тихо, мужики, — напомнил Олег товарищам. — Не курить, громко не разговаривать! Лучше вообще не шевелиться, черт знает, может прямо над нами какой-нибудь пиндосовский беспилотник сейчас летает!

Отчасти бывший гвардии сержант был прав, американских «дронов» в небе хватало, но непосредственно над лагерем они не летали, ведя наблюдение за подходами к базе партизан. Направлять дорогие игрушки в самое пекло генерал Костас запретил, не желая терять понапрасну свои БПЛА, уязвимые даже для автоматного огня, как показа недавний опыт. Именно поэтому выход партизан из лагеря остался незамеченным.

Убедившись, что товарищи восприняли предупреждение всерьез, Олег снова обратил внимание на Биноеву. Чеченка тоже устроила себе позицию у подножья старой ели, расположившись на брезенте, и теперь изучая окрестности в прицел, используя его ночную «ветвь». Сумерки, опустившиеся на лес, уже превратились в ночную тьму, и сам Олег тоже достал из герметичного футляра, укрепленного на разгрузочном жилете «Тарзан-М22», ночные очки 1ПН74, эффективность которых успел оценить еще при недавнем нападении на чеченцев.

Стоило только щелкнуть тумблером, и мрак рассеялся, мир предстал перед десантником в зеленых тонах. Стали видны засевшие в нескольких метрах товарищи, с такого расстояния даже их лица можно было различать без проблем. В неестественном свете ноктовизора они казались похожими на каких-то зомби из фильма ужасов. Слава, увидев, что командир смотрит на него, довольно оскалился, хлопнув ладонью по лежавшему рядом цилиндру гранатомета, и показал большой палец.

Олег посмотрел на застывшую, словно оцепеневшую, Жанну Биноеву. При взгляде на нее партизан невольно положил руку на пулемет, словно ожидая, что чеченка вот прямо сейчас вскочит, расстреливая своих спутников, а потом рванет в лес, к долгожданной свободе. Девушка почувствовала его напряженный взгляд, покосилась через плечо, а затем вновь отвернулась, продолжая наблюдение.

Жанна Биноева старалась не замечать косых, подозрительных взглядов партизан. Трое русских, вооруженных до зубов, кажется, готовились не столько сражаться с американским десантом, сколько пресекать возможные ее побег. Причем пресекать без всяких церемоний — на поражение.

Парень с пулеметом смотрел больше именно на Жанну, а не по сторонам, причем смотрел, не выпуская из рук оружия. Биноева ничего не говорила, никак не выдавала, что ощущает эти взгляды и сгустившееся между ними напряжение. Она не собиралась бежать, не собиралась стрелять в спину, но и объяснять это не хотела. Равно как объяснять и то, что американцы стали и ее врагами. Русские, наконец, оставили Чечню, многолетняя война ее народа как будто закончилась победой, но пришедшие из-за океана завоеватели вновь стравили горцев с русскими, заставляя и тех и других проливать свою кровь ради чужих интересов, чьей-то наживы.

Командир партизанского отряда, кажется, почти поверил Жанне в ее готовности помочь. Во всяком случае, не побоялся дать ей в руки оружие, зная, на что она способна, пусть и приставил при этом аж троих соглядатаев. Но до их нервной суеты девушке было немного заботы. Оборудовав себе позицию, она вела наблюдение, пользуясь отличным русским ночным прицелом, позволявшим на расстоянии три-четыре сотни метров и в полночь видеть, как днем. Проходили минуты, превращаясь в часы, но ничего не происходило. Над лесом царила тишина, в которой отчетливо был слышен издалека любой звук вроде шороха крыльев или крика ночной птицы, вышедшей на охоту.

Тем временем ночь вступила в свои права, а вместе с ней на северный лес опустился и мороз. Через полчаса лежания на брезенте Олег Бурцев почувствовал, что, несмотря на бушлат и теплые штаны, тело начинает коченеть. Изо рта уже вырывался пар при каждом выдохе, температура явно опустилась ниже нуля, и Бурцев понял, что даже без американцев здоровым и невредимым ему утро встретить будет не суждено. Значит, придется потом вставать в очередь к Ольге Кузнецовой, чтоб фельдшер отряда по-быстрому помогла ему справиться с простудой.

Приглушенный гул достиг слуха Бурцева, и тот напрягся, пытаясь не потерять этот новый, чуждый для дико леса звук. Шум, доносившийся с северо-востока, нарастал, становясь все более отчетливым.

— Тревога, — негромко скомандовал Олег, сдвигая флажок предохранителя РПК-74М. Ожидание, изматывающее сильнее, чем самый тяжелый марш-бросок, заканчивалось, теперь главное не упустить момент. — К оружию!

Партизаны встрепенулись. Теперь каждый слышал этот звук, в котором без труда угадывался шум летящих вертолетов. И, кажется, их было много.

— Наконец-то! А мы-то уж заждались вас, сучар! — сам себе усмехнулся Олег, испытав настоящее облегчение. Их долгое сидение в засаде оказалось не напрасным, американцы все-таки появились, не зная, что идут прямиком в западню.

У подножья огромной ели зашевелилась Жанна Биноева. Все время, проведенное партизанами в лесу, она не произнесла ни слова, и теперь молча возилась с автоматом. Олег в этот момент даже забыл о своей подозрительности, весь поглощенный ожиданием предстоящей схватки. Исход боя был неведом, но бывший десантник намеревался сделать все, чтобы победить, оставшись в живых, и если для этого понадобится помощь пленной чеченки, что ж, пусть так и будет.

Стрекот винтов звучал все громче, и Бурцев взглядом шарил по небу, пытаясь увидеть силуэт крадущегося над лесом вертолета. Расчеты ПЗРК наверняка уже видели, но стрелять, выдавая себя, не спешили. Вот когда десант окажется на земле, тогда и начнется самое интересное. Взовьются над лесом зенитные ракеты, и американцы окажутся здесь одни, без средств эвакуации, лицом к лицу с партизанами, уже замкнувшими вокруг покинутой базы кольцо засады.

— Черт, где же вы? — Бурцев чувствовал, как тело начинает потряхивать мелкой дрожью. Противник был рядом, но заметить его никак не удавалось. — Куда же вы пропали?

Что-то промелькнуло в ночном небе, что-то быстрое, намного меньшее, чем любой вертолет. Холмик, облюбованный партизанами, обдала волна монотонного гула, никак не могущего быть шумом винтов геликоптера. И прежде, чем Олег понял, что это было, лес озарила яркая вспышка, а там, где располагались тщательно замаскированные землянки партизан, вздулся огненный шар.

— Ложись, — крикнул сержант, утыкаясь лицом в землю. — Ракетная атака!

Еще два взрыва прогремели почти одновременно, сливаясь в протяжный рокот, к небу поднялись столбы багрового пламени, а земля ощутимо заходила ходуном. Затем до холма добралась ударная волна, подрастерявшая свою сокрушительную мощь, но все же ощутимая. Словно раскаленным пустынным ветром пахнуло в лицо, срывая с ветвей хвою, взметая усыпавший землю мелкий лесной мусор.

— Лежать, не высовываться! — скомандовал Олег, собственным телом накрыв свой пулемет.

Над лесом, словно раскаты грома, прокатились еще несколько взрывов, от которых не переставал дожать земля. Пламя вздымалось, опадало и снова вспыхивало там, где недавно был лагерь партизан. Бурцев вдруг представил, что было бы с ним, с его товарищами, окажись они в эти секунды в своих землянках, и его передернуло от запоздалого осознания бренности своего бытия. Никакие блиндажи в три наката тут точно не спасли бы, судя по силе взрывов. Американцы не пожалели ракет, сперва сровняв с земле укрепления партизан, а уж затем появившись лично, чтобы доделать начатое.

— Летят! — крикнул один из бойцов. — Вон они, с севера!

Олег, перевернувшись на спину, увидел, как прямо над ним промчался, сопровождаемый воем турбин, вертолет. А в стороне были видны еще несколько, и все они стремились туда, где догорали остатки партизанского лагеря. Партизан щелкнул клавишей портативной рации, переходя на прием, но эфир, вместо команды к атаке, донес лишь треск и завывание помех. Сорвав с головы гарнитуру, Олег вскочил, и, держав наперевес автомат, низко пригнувшись, бросился к лагерю, петляя между деревьев.

Для полковника Руперта антитеррористическая операция началась на удивление буднично, даже скучно. Он прошел по летному полю бывшей базы российской Дальней Авиации, теперь ставшей домом для Девяносто второго тяжелобомбардировочного крыла, привычно занял место в кабине стоявшего на взлетной полосе В-52Н «Стратофортерсс», и, выслушав от всех членов экипажа доклады о готовности, запросил у диспетчера разрешение на взлет.

— Громила-один, я Башня, взлет разрешаю, — отозвался руководитель полетов. — Полоса свободна. Ветер боковой, пять узлов, обледенения нет. Удачной охоты, Громила-один!

— Роджер, Башня! Парни, взлетаем!

Взвыли разом все восемь турбореактивных двигателей, выходя на максимальные обороты, и громадный бомбардировщик медленно начал разгоняться. Со стороны вообще казалось фантастикой, что этот гигант может отрываться от земли, будто нарушая законы физики. Но Колин Руперт в фантастику не верил, зато точно знал возможности своей машины и своего экипажа.

Бомбардировщик, набрав положенную скорость, медленно поднялся в небо, оставляя позади охваченную привычной суетой базу. Полковник Руперт, не выпуская из рук рычаги штурвала, скомандовал:

— Набор высоты двадцать тысяч, курс один-семь-ноль. Держать скорость пятьсот двадцать миль в час! Штурман, время до цели?

— Выйдем на рубеж пуска через шестьдесят восемь минут, командир, если погода не помешает!

Руперт кивнул, приготовившись мысленно к долгому и однообразному полету. Участие экипажа было необходимо лишь на взлете, а теперь, когда бомбардировщик набрал высоту, оказавшись над облаками, достаточно было ввести в процессор автопилота курс и скорость, после чего люди на борту В-52 превращались лишь в пассажиров.

Огромный «Стратофортресс» легко преодолевал расстояние до цели. Самолет, способный поднять в воздух до двадцати трех тонн нагрузки, сейчас летел налегке. Внутренние отсеки были пусты, и только под каждой из плоскостей на пилонах висели продолговатые «тела» управляемых ракет AGM-142 «Раптор» совместного американо-израильского производства. Кто-то в штабе решил не экономить дорогостоящие боеприпасы, решив, что точечный удар выгоднее и эффективнее, чем ковровая бомбардировка, после которой в пепел обращаются целые гектары девственного леса. В-52 в очередной раз «сменил квалификацию», вновь превратившись в носителя «умного оружия», вполне соответствующего войнам двадцать первого века.

Экипаж, доверившись бортовой электронике, безошибочно удерживавшей бомбардировщик на заданном курсе, занимался, кто чем мог, коротая время. И, наконец, штурман, единственный, кто всерьез контролировал полет, сообщил:

— До выхода на рубеж пуска шесть минут!

— Автопилот отключить, — скомандовал Руперт. — Принимаю управление на себя. Экипаж, приготовиться. За дело, парни!

Вновь ладони полковника легли на штурвал, а остальные летчики уже колдовали над консолями, проверяя оружие, загружая координаты цели, тестируя системы. Для них война была похожа на компьютерную игру, пилотам не приходилось идти в атаку по чужой земле под огнем фанатичного врага, да и в небе у них не было больше достойного противника, но все же свою работу эти профессионалы привыкли делать качественно.

— Две минуты до рубежа атаки!

«Стратофортресс», пожирая мили — и галлоны топлива, залитого доверху в почти бездонные баки — приближался к границе американской зоне ответственности. Линия, скорее условная, просто дань традициям, подачка «международному сообществу», не желавшему, чтобы американцы делили русский пирог сами по своему разумению. Но для летчиков все же это был рубеж, за которым возникала, пусть призрачная, но угроза. В прочем, для летевшего в пяти с лишним километрах над землей В-52 никакие ракеты русских опасности по-прежнему не представляли.

— Оружие к бою, — приказал Колин Руперт.

— Ракеты готовы! Жду команды!

— Пуск!

Бомбардир нажал на клавишу, и от пилона отделился белоснежный цилиндр первой выпущенной ракеты. Мгновение, вспышка включившегося маршевого двигателя — и веретенообразный оперенный снаряд уносится к горизонту с околозвуковой скоростью, выпростав за собой длинный язык пламени. Факел работающего двигателя еще некоторое время был виден на фоне чернильной тьмы, но затем исчез и он, и ракета окончательно превратилась в мерцающую точку на экране, уверенно ползущую к его центру.

Инерциальная система наведения должна была вывести ракету в район цели с минимальной погрешностью. А затем управление на несколько десятков секунд перейдет к оператору, сейчас пассивно следившему за полетом с борта В-52. Инфракрасная система наведения AGM-142 позволит откорректировать ее курс, «положив» ракету точно на цель, укрытие русских террористов, похоронив их там заживо, сделав все так быстро, что люди, ставшие мишенями, едва ли успели бы испугаться.

Выпущенная с максимальной дистанции крылатая ракета преодолела восемьдесят километров за несколько минут. Экран перед оператором осветился, когда активизировалась тепловая система наведения. В инфракрасном спектре очертания предметов стали размытыми, но на блеклом фоне четко выделялось скопление точек, казавшихся раскаленными на фоне остывающей земной поверхности, скованной ночным морозом.

— Вижу цель!

Точным движением оператор совместил прицельную марку с блиндажом, где укрылись ничего не подозревающие террористы. Мгновение — и ракета ударила в выстланный дерном свод. Взрыв фугасной боеголовки весом триста сорок килограммов сорвал кровлю, оставляя на месте заботливо выстроенной землянки дымящуюся воронку глубиной несколько метров.

— Вторая — пуск!

Одна за другой сошли с направляющих еще три ракеты, подвешенные под крыльями «Стратофортресса». Бомбардировщик избавился от своего груза за несколько минут, и каждое выстрел точно поразил свою цель. Крылатые ракеты «Раптор» с гулом и воем пролетали над окутанным тьмой лесом, обрушаясь на лагерь партизан, и над тайгой разносились громовыми раскатами взрывы. Словно ангелы возмездия, они безошибочно находили свои жертвы в кромешной тьме, оставляя после себя лишь дымящийся пепел.

— Все цели поражены!

— Черт возьми, для парней из Сто первой хоть что-нибудь осталось? — капитан Митчелл покосился на оператора, сидевшего позади пилотов. — Жалко, если они зря слетают!

— Отличная работа, — кивнул Руперт. — Лечь на обратный курс. Мы свое дело сделали, парни, возвращаемся на базу!

Огромный «Стратофортресс», озаряемый мертвенным светом луны, и сам похожий на вырвавшегося из преисподней демона, плавно выполнил разворот. Под крылом клубились облака, зиявшие многочисленными прорехами. Ночь обещала быть морозной и ясной.

Бомбардировщик, опираясь на длинные скошенные крылья, неторопливо плыл на север, приближаясь к своей базе. Пилоты могли расслабиться — свою часть работы они сделали идеально, так что можно уже помечтать о возвращении на землю. А навстречу им, низко стелясь над ночным лесом, уже мчались к оставшемуся после ракетного удара пепелищу вертолеты с десантниками из Сто первой воздушно штурмовой дивизии. Акция возмездия продолжалась.

Глава 7. «Воздушная кавалерия»

Архангельская область, Россия 25–26 октября
Грузовик доставил десантников прямо на летное поле, содрогавшееся от гула турбин готовых к взлету винтокрылых машин. Не меньше десятка вертолетов, десантных и огневой поддержки, были готовы взмыть в воздух. Экипажи уже получили приказ и теперь ждали только своих пассажиров, тех, кого они должны были доставить в самое пекло.

Джеймс Салливан, распахнув дверцу кабины, спрыгнул на бетон, хлопнув ладонью по деревянному борту и сопроводив свои действия приказом:

— Отделение, на выход! Становись!

Десантники посыпались на бетонные плиты, перемахивая через задний борт тяжелого грузовика и выстраиваясь возле него в шеренгу. Они замерли, щурясь от слепящего света прожекторов, озарявших летное поле, разгоняя ночной сумрак. Пехотинцы поправляли висевшее на груди оружие, затягивали ремешки касок, проверяя, прочно ли закреплены на них пока поднятые вверх приборы ночного видения. А рядом выгружались другие отделения, тоже подгоняемы злыми нервными криками сержантов. Два взвода, полсотни вооруженных до зубов десантников, готовились отправиться в рейд против русских террористов.

— Отделение, равняйсь! — Салливан увидел выбравшегося из «Хаммера» командира взвода, прибывшего на летное поле тоже в полной экипировке. — Смирно!

Лейтенант Ромеро, облаченный в камуфлированный комбинезон BDU, перетянутый ремнями модульной подвесной системы MOLLE, с карабином М4А1 на плече, прошел пружинистым шагом мимо замерших десантников, дошел до края шеренги, развернулся на каблуках, а потом заговорил, перекрикивая даже гул турбин стоявшего в двух десятках шагов UH-60A «Блэк Хок».

— Внимание, бойцы, — зычно гаркнул командир взвода, глядя на десантников так, словно впервые видел их и теперь внимательно изучал каждую деталь экипировки. — Повторяю задачу! Взвод под прикрытием ударных вертолетов «Апач» высадится на базу русских террористов. Перед высадкой по ней будет нанесен ракетный удар, противодействие со стороны русских ожидается незначительное. Наша задача — зачистить базу, захватить пленных, если такие будут, всех, кто окажет сопротивление, уничтожать на месте! И еще, необходимо забрать с места проведения операции любые электронные устройства, все, что является носителями данных. Диски, кассеты, флэш-карты, все, что сможете там найти! Наша разведка нуждается в информации, и мы должны раздобыть ее, чтоб знать, что замышляют русские, и кто помогает им по обе стороны границы! Есть вопросы?

Вопрос был у Джеймса Салливана, впервые услышавшего про носители информации, которые требовалось искать на пепелище, оставшемся после бомбежки. Но сержант промолчал, понимая, что на месте все станет ясно. И если авиация накроет русских в их логове, то, чем черт не шутит, может десантники смогут выполнить и этот странный приказ.

— Бойцы, вам сегодня выпала возможность отомстить за своих погибших товарищей, — неожиданно продолжил лейтенант. — Мы можем положить конец террору, уничтожить своего врага в его логове, ничего не подозревающего, беспечного! Будьте готовы действовать быстро, решительно, без пощады!

Ромеро не зря сказал про месть. Половина бойцов отделения Салливана прибыла сюда из Штатов, прямиком из учебного лагеря, после того, как сержант со своими людьми столкнулись в лесу с русскими партизанами. Погибли хорошие парни, к тому же настоящие профессионалы, выжившие в Грозном, и уступившие какой-то горстке бегающих по лесам оборванцев.

— Сержант, командуйте! — приказал лейтенант Ромеро, отступая на шаг назад.

— Отделение, начать погрузку! К вертолету, бегом!!!

Восемь увешанных оружием и снаряжением бойцов разом развернулись, бросившись к вертолету, гостеприимно распахнувшему широкие сдвижные двери в бортах. В проеме одной из них на турели был установлен шестиствольный пулемет «Миниган», страшное оружия против лишенной укрытий пехоты. И русские террористы уже не раз на себе познали всю его смертоносную мощь.

Салливан забрался в десантный отсек «Черного ястреба» последним, усевшись на краешке жесткой скамьи и поставив карабин себе промеж ног, уперев его прикладом в пол кабины.

— Все на борту? — К сержанту обернулся пилот в огромном шлеме. — Готовы? Держитесь крепче, парни! Взлетаем!

Турбины над головами десантников взвыли еще громче, и геликоптер, молотя воздух широкими лопастями несущего винта, оторвался от земли. Вместе с ними взмыли еще три UH-60A с десантом на борту, а вместе с ними — вертолет радиоэлектронного противодействия ЕН-60А «Квик Фикс-3», тот же «Черный Ястреб», почти неотличимый внешне, но несущий мощные генераторы электронных помех, способные вырубить связь на десятках квадратных километров. А чуть позже в небо поднялась пара ударных AH-64D «Апач Лонгбоу». Стрекоча винтами, вертолеты, словно рой механической саранчи, на максимальной скорости двинулись на юг, к демаркационной линии, за которой десантников ждал бой.

Когда группа пересекла границу зоны ответственности, лейтенант Эд Танака опустил на лицо очки ночного видения, включив одновременно подсветку приборной доски. Тесная кабина бронированного «Апач Лонгбоу» озарилась мертвенным зеленоватым светом. Вертолет огневой поддержки, сейчас несущий на внешней подвеске полный набор вооружения — восемь ракет «Лонгбоу Хеллфайр» и тридцать восемь семидесятимиллиметровых НАР «Гидра» в двух девятнадцатизарядных сотовых установках, летел, чуть обогнав десантные геликоптеры, как бы готовый принять на себя вражеский огонь.

— Джимми, как ты?

— Все о'кей, командир, — ответил сидевший в передней кабине, под колпаком из пуленепробиваемого стекла, уорент-офицер Мерфи, оператор вооружения.

Первый боевой вылет после той схватки над русской степью — это не шутка. Сам Танака здорово нервничал, хотя и не знал, почему. Тогда им очень сильно повезло. Русская ракета вывела из строя двигатели и трансмиссию, но кабина выдержала град осколков. При падении бронированный фюзеляж вертолета принял удар на себя, пилоты отделались лишь ушибами и легким испугом, а потом подоспели свои, успели раньше русских, вытащили летчиков из разрушенной машины, отправили в тыл. А через несколько часов война закончилась, как тогда казалось, полной и безоговорочной победой. И вот теперь экипаж вновь в деле. Впереди — ночь, опустившаяся на казавшийся бескрайним дремучий русский лес, а сзади вертолеты с парнями из Сто первой, решившими надрать задницы русским террористам.

Десантные вертолеты сопровождала пара «Апачей», сила, которой хватило бы, чтоб сравнять базу партизан с землей за несколько минут, ну а уж после того, как по ней отбомбились В-52, Эд Танака вообще не понимал, зачем нужно такое прикрытие. Но приказ был отдан, и два AH-64D, «летающие танки» из Двести двадцать девятой бригады армейской авиации летели впереди и парой сотен футов выше «Черных Ястребов», пронзая темноту лучами надвтулочных радаров, вглядываясь в нее сенсорами инфракрасных прицельных систем FLIR, для которых будто не существовало темноты.

— Мы в пяти милях от зоны высадки, — сообщил Джеймс Мерфи, являвшийся еще и штурманом, и сейчас сверявшийся с бортовой навигационной системой. — О, черт, командир, ты это видишь!

Темноту прямо по курсу «Апача» разорвала яркая вспышка, над лесом набух огненный шар, рассеявшийся клубами багряного дыма. А за первым взрывом последовали еще два, почти одновременно, и, с небольшим интервалом, еще один.

— Это «Стратофортрессы», — догадался Танака. — Они там все сотрут в порошок!

— Значит, нам меньше работы. Приглядим за парнями, пока они копаются в руинах, и вместе вернемся на базу!

Мерфи тоже волновался, лейтенант чувствовал это и понимал своего напарника. Страх быть сбитым вновь никуда не делся, тем более, сейчас, когда под бронированным днищем «Апача» простирался русский лес, это было вполне реально. Но подготовленных, по-настоящему опытных пилотов было немного, и экипаж Танаки снова бросили в бой, доверив важную миссию. И теперь, помня, что от их действий зависят жизни четырех десятков товарищей, мчавшихся к цели в десантных отсеках UH-60A, пилоты «Апач Лонгбоу» собрали в кулак всю свою волю.

— До точки одна миля!

— Наберем высоту и пройдем над зоной высадки, — решил Танака. — Убедимся, что там чисто!

«Апач Лонгбоу», поднявшись еще на сотню футов, заложил вираж, промчавшись над пепелищем, в которое превратился лагерь русских террористов, которым не помогла никакая маскировка. Сейчас на месте блиндажей зияли еще дымящиеся воронки — ракеты, выпущенные с В-52, били без промаха, точно накрыв все цели.

Сенсоры прицельной системы были обращены к земле, обшаривая ее, фут за футом. Работавшие в тандеме низкоуровневая телевизионная и инфракрасная системы позволяли сквозь ночь увидеть человека за милю. Сейчас экипаж полагался больше на эти приборы, да на собственные глаза, чем на радар «Лонгбоу», пока бездействовавший. В любой миг навстречу вертолету, по дуге облетавшему то, что осталось от лагеря террористов, могли взвиться зенитные ракеты, и при мысли об этом лейтенант Танака почувствовал, как в груди холодеет, а ладони покрываются липким потом. Но на земле было тихо, никто не стрелял по «Апачу», словно подставлявшемуся нарочно под огонь, никто не пытался убежать, спрятаться.

— Никакой активности в зоне высадки не наблюдаю, — произнес в эфир Эд Танака. — На земле чисто!

— Вас понял, — отозвался командовавший десантом лейтенант из Сто первой, находившийся в одном из следовавших за «Апачами» UH-60A. — Первый взвод, начать высадку!

Танака потянул рычаг штурвала, уводя свою винтокрылую машину в сторону, освобождая место для маневров десантным вертолетам. «Апач» завис над лесом, набрав еще пару сотен футов высоты и нацелив вниз ствол установленной на подфюзеляжной турели тридцатимиллиметровой М230А1, готовой огрызнуться огнем при любом признаке врага.

— Смотри в оба, Джим, — напомнил Танака, сам вертя головой из стороны в сторону. — Не хочу сновать попасть на госпитальную койку!

— Все под контролем, командир!

Пилоты «Апач Лонгбоу» видели, как четыре из пяти вертолетов снизились, одновременно зависнув над пепелищем. Пятый, машина радиоэлектронного подавления ЕН-60А, уже включившая свои «глушилки», ходил по кругу на приличной высоте, маневрируя, чтобы гипотетический противник, таившийся в ночной мгле, не мог взять точный прицел. А четыре десантных «Ястреба» одновременно выбросили казавшиеся тонкими нитями фалы, и по ним скользнули вниз солдаты.

Погруженный в какие-то свои, толком не оформившиеся мысли, сержант Салливан вздрогнул, когда пилот UH-60A заглянул в десантный отсек, крикнув громко, так что все услышали даже сквозь шум турбин:

— Одна минута!

— Приготовиться, парни, — скомандовал разом стряхнувший с себя оцепенение сержант, оттянув назад рукоятку заряжания карабина и досылая в ствол первый патрон из тридцати, набитых в пластиковый магазин. — Оружие к бою!

Десантники одновременно взвели затворы. Джеймс щелкнул предохранителем М4, запирая спусковой механизм, и, сдвинув вперед по направляющим ствол подствольного гранатомета М203, вогнал в камору тупоголовую осколочную гранату М406.

В этот самый момент летчик вновь высунулся из кабины, показав кулак с вытянутым большим пальцем, и Джеймс Салливан, поднявшись на ноги, шагнул к проему десантного люка. Ухватившись за опущенный вниз трос рукой в кевларовой перчатке, он в последний миг сдвинул флажок предохранителя карабина, а затем бесстрашно шагнул в пустоту.

Спуск, сопровождаемый свистом в ушах, который не мог заглушить даже рокот турбин зависшего над головой вертолета, занял не больше двух секунд. Сержант, привычно поджав ноги, пружинисто ступил на землю, и тотчас отскочил в сторону, прижав на колено и нацелив ствол карабина на высившийся стеной непроглядного мрака лес. А за ним уже соскользнул по колышущемуся на ветру тросу вооруженный пулеметом рядовой Родригес, направивший свой М249 SAW в противоположную сторону, готовый встретить атаку недобитого противника шквалом огня. Пристегнутая к пулемету коробка с лентой на двести патронов позволяла создать настоящую завесу огня на несколько секунд, невероятно ценных для оказавшегося буквально между небом и землей десанта.

— Живей, живей, — кричал сквозь шум винтов сержант Салливан. — Занять оборону по периметру! Обезопасить зону высадки!

Надвинув на глаза закрепленный на каске прибор ночного видения, Джеймс Салливан теперь обозревал окрестности во всех оттенках зеленого, и надвигавшийся со всех сторон лес перестал быть таким пугающе мрачным. Первобытный ужас отступил, рассеялся суетой множества вооруженных людей и отрывистыми командами, звучавшими одновременно со всех сторон.

С зависших над разрушенным лагерем русских партизан UH-60A «Блэк Хок» скользили по тросам десантники, один за другим ступая на землю и занимая оборону. А над головами кружили «Апачи», готовые прикрыть высадку всей своей огневой мощью. Кроме того, десант мог рассчитывать и на поддержку «Черных ястребов», вооруженных шестиствольными М134 «Миниган», способными выпускать шесть тысяч пуль в минуту, мгновенно сметая все, что окажется в пределах досягаемости.

— Все на земле, сержант, сэр! — к Салливану подскочил один из его бойцов, придерживавший на груди карабин. — Высадка завершена!

И одновременно раздался громкий голос лейтенанта Ромеро, назначенного старшим десантной группы:

— Первый взвод, занять оборону по периметру! Вести наблюдение! Второй взвод, осмотреть территорию! Ищите трофеи и выживших!

Второй взвод — это и отделение Салливана, и потому сержант, не мешкая, махнул рукой, указывая на ближайшее укрытие террористов:

— За мной! Обыскать здесь все!

Сейчас на месте добротной землянки, в которой русские прятались, точно медведи в берлоге, осталась лишь яма с неровными краями, похожая на пустую могилу, только больше в несколько раз, к тому же заваленная бревнами, досками, каким-то мусором.

— Здесь настоящее месиво, сержант, — воскликнул Родригес, с пулеметом наперевес стоявший у самого края дымившегося провала. — Командование хочет, чтоб мы рылись на этой свалке, собирали компакт-диски? Что еще за чушь?!

— Отставить, солдат! Джонсон, О'Хара, вниз, — скомандовал Джеймс Салливан, встав на краю провала. — Остальным обеспечить прикрытие! Смотреть по сторонам, парни, и держать пальцы на спуске!

Двое десантников осторожно, чтоб не сломать себе что-нибудь в темноте, спустились вниз, раскидывая в стороны обломки досок, обрывки маскировочной сети. Через пару минут один из солдат растерянно сообщил, задрав голову и пытаясь отыскать среди нависших над ним темных силуэтов командира:

— Сержант, сэр, здесь пусто! Трупов нет, только какой-то хлам!

— Инфракрасное сканирование показало, что в этих укрытиях люди! Сенсоры зафиксировали тепло!

Вместо ответа десантник протянул сержанту обломки какого-то предмета, и Салливан с удивлением узнал керосиновый примус. В родном Арканзасе на ранчо отца был такой, полезная штука, особенно когда внезапно вырубали электричество.

— Похоже, ублюдки обманули тепловизоры, — пожал плечами боец. — Вот откуда было это тепло, сержант!

— Что за черт?! Лейтенант, сэр, — Салливан окликнул взводного. — Сэр, мы ничего е нашли!

— Какого дьявола? В остальных землянках тоже пусто! Ни одного вонючего ублюдка!

Какое-то подозрение успело закрасться в душу Джеймса Салливана. Возвышавшийся со всех сторон неприступной стеной лес снова дохнул леденящим страхом, безотчетным, беспричинным, сковавшим сердце холодом.

— Ракета! — вдруг раздался рядом растерянный возглас одного из бродивших по пепелищу десантников. — Здесь кто-то есть!

Зеленая искорка взвилась в небо, вспыхнув на несколько секунд мерцающим сиянием. Лейтенант Ромеро открыл рот, будто что-то собираясь сказать, и тотчас земля содрогнулась от взрыва. Яркая вспышка, усиленная ночной оптикой, заставила Джеймса Салливана вскрикнуть от боли в глазах, а потом пришла ударная волна, смахнувшая сержанта и тех, кто стоял рядом, словно кегли, повалив их на землю.

Когда внезапно пропала связь, Алексей Басов не удивился и не растерялся. Он взглянул на своих товарищей, спокойно сказав:

— Поставили помехи. Они предсказуемы, и это нам на руку. Я вам говорил, что наверняка попытаются лишить нас связи. Американцы любят возиться со своими игрушками. Значит, они уже рядом! Действуем по плану!

Полковник загнал в камору сигнального пистолета толстый цилиндр ракеты, а затем взял в руки винтовку СВД, на которую временно сменил свой автомат. Мощная самозарядная винтовка с ночным прицелом НСПУ-5, тяжелым и громоздким, но надежным, сейчас была эффективнее, и Басов не желал, чтоб хотя бы одна из выпущенных им пуль не нашла бы свою цель.

— Вертолеты, — громко прошептал Азамат Бердыев, расположившийся в засаде вместе со своим командиром. С некоторых пор бывший танкист-«кантемировец» стал кем-то вроде личного телохранителя, все время держась рядом, готовый идти за Басовым хоть в пекло. — Близко!

Гул и стрекот винтов обрушились с неба, и над головами промелькнули черными тенями, прошедшие на предельно малой высоте вертолеты. Алексей Басов видел, как они зависли над разгромленным лагерем, как по тросам, казавшимся тонкими ниточками, соскользнули на землю десантники.

— Внимание, — скомандовал полковник, поднимая руку с зажатым в ней сигнальным пистолетом. — Приготовились!

Рассыпавшиеся по изрытой взрывами поляне американские десантники оказались под прицелом десятков стволов, совершенно об этом не подозревая. Залегшийслева от Басова пулеметчик повел из стороны в сторону стволом ПКМ, готовый по сигналу накрыть прогалину свинцовым дождем. А залегший по правую руку Бердыев уже положил на плечо тубус гранатомета PF-89.

Басов нажал на спуск, и зеленый шар сигнальной ракеты с шипением взвился в небо, вспыхивая в его чернильной тьме сверхновой звездой. И одновременно Басов скомандовал:

— Огонь!

С гулким грохотом выстрелил гранатомет, и с секундным опозданием прерывисто заухал пулемет, захлебываясь огнем. Взрыв реактивной гранаты осветил поляну, по которой, словно коса, прошлась от края и до края длинная очередь пулемета, сметая лишенных укрытия американцев. А затем выстрелы загрохотали со всех сторон, свинцовой волной накрыв то, что осталось от партизанского лагеря. Где-то на противоположном конце поляны громыхнул «Шмель», и термобарическая граната разорвалась в самой гуще врага. Алексею Басову прежде довелось видеть, как выстрелом из РПО разнесло целый дом. Сейчас, на открытой местности, эффект был не столь силен, но все рано по поляне как будто шестидюймовая гаубица ударила.

— Шквальный огонь! — крикнул полковник, вскидывая свою СВД.

Вжав приклад плотнее в плечо, Басов повел стволом, поймал в перекрестье прицела метавшуюся по краю поляны фигуру, и нажал на спуск. Затыльник упруго толкнул в ключицу, винтовка дрогнула в руках, звук выстрела, отрывистый и резкий, потерялся на фоне не смолкавшей пальбы, а через мгновение полковник увидел, как американский десантник заваливается на спину.

Поляну обстреливали со всех сторон — из пулеметов, снайперских винтовок, автоматов, гранатометов. Заходился огнем ПКМ, рядом отрывисто трещали «калашниковы», сам Басов трижды выстрелил из «драгуновки». Вспышки взрывов, накрывших поляну, «засветили» ночной прицел НСПУ-5, но в кого-то полковник все же попал, хотя оценить результаты стрельбы уже не мог.

Было видно, как уцелевшие американцы беспорядочно мечутся по поляне, падают, ползут куда-то под кинжальным огнем. Несколько секунд в ответ партизанам не раздалось ни одного выстрела, а затем из тьмы над головами возник грохочущий вертолет, из-под крыльев которого вырвались огненные стрелы, и лес в сотне метров от позиции Басова исчез в стене пламени. А затем винтокрылая машина развернулась на месте, и из-под плоского днища ее фюзеляжа брызнули мерцающими каплями трассирующие снаряды.

Сержанту Салливану повезло. Взрыв выпущенной русскими гранаты лишь оглушил его, заодно сшибив с ног, и только поэтому пулеметная очередь, стальной плетью стегнувшая по поляне, не зацепила десантника. Джеймс перекатился за бревно, часть стены разрушенной ракетами русской землянки, укрываясь от свистевших над землей пуль, и в этот миг по десантникам ударили разом со всех сторон.

Из леса с шипением вылетело разом несколько гранат, накрывших растерянных бойцов, а затем открыли шквальный огонь пулеметы и автоматы. Затаившиеся на опушке леса русские били в упор, с трехсот-четырехсот метров расстреливая замешкавшихся десантников, не успевших найти себе укрытия.

Возле Салливана повалился на землю смутно знакомый темнокожий капрал из первого взвода. Его грудь была разворочена несколькими пулями, изо рта хлестала кровь. Парень прожил еще несколько мгновений, уставившись полными ужаса и боли глазами на Джеймса. Он хрипел, что-то пытался сказать, но вместо слов исторг только кровавую пену, пузырившуюся на губах, а затем, шумно, с присвистом, выдохнул, и замер без движения, разом обмякнув.

— О, господи! — Сержант высунулся из-за бревна. — Получите, ублюдки!

Не целясь, все равно было непонятно, где противник, Салливан выпустил полмагазина одной очередью, а затем выстрелил из подствольника, послав гранату куда-то в сумрак леса. Рядом застрочил пулемет. Покосившись, сержант увидел Родригеса, тоже залегшего, укрывшись за бревнами, и поливавшего опушку леса короткими очередями из М249. Трассеры вспыхивали во тьме, алыми стежками протянувшись над поляной.

Слева и справа зазвучали выстрелы из карабинов, одиночные и короткие очереди. Десантники приходили в себя, отвечая на первый шквал скупым, точным огнем. Захлопали подствольные М203, послав несколько гранат в сторону леса, скорее всего, без особого результата, разве что заставив русских укрыться, на миг ослабив натиск.

— Родригес, где командир? Где лейтенант?

— Там, — пулеметчик махнул рукой куда-то во тьму. — Я его там видел, сэр!

Салливан, извиваясь, точно змея, ползком двинулся в указанном направлении. Двигаться так в полном снаряжении, бронежилете, с подсумками для десятка автоматных магазинов, ручных гранат и выстрелов для подствольного М203 было неудобно. Несколько пуль ударили в землю возле лица сержанта, заставив десантника вскрикнуть от испуга. Рядом взорвалась прилетевшая из леса граната. По пути Джеймс Салливан трижды натыкался на трупы, к счастью, никого из своего отделения не нашел. Еще один десантник, раненый, пытался забиться в какой-то ров, волоча за собой культю оторванной правой ноги.

— Лейтенант, сэр? — Сержант толкнул в плечо лежавшего, раскинув руки, словно пытавшегося обнять мерзлую, твердую, как камень, землю, командира. — О, дьявол!

Лейтенант Ромеро умер, чтоб сделать такой вывод, не требовалось быть патологоанатомом. Не живут люди с половиной черепной коробки, а если и живут, то очень недолго. Но предаваться панике было некогда. Сержант Салливан все еще отвечал за восемь парней из своего отделения, отбивавшихся от русских. Стащив с тела командира рацию, Джеймс закричал в микрофон, молясь, чтоб кто-то услышал его, чтобы рация работала:

— Прием, всем кто слышит, Наземная группа вызывает авиацию! Нужна поддержка с воздуха! Мы атакованы, кто-нибудь, прикройте нас!

— Я вас слышу, — раздался четкий голос в динамике. — Обозначьте свое положение и пометьте цели! Повторяю, дайте целеуказание!

— Черт возьми, русские в лесу, они везде, по всему периметру! Похоже, перемещаются постоянно! Мы здесь в западне, прикройте нас огнем!

— Отходите к центру поляны, иначе можем накрыть вас вместе с террористами!

Сержант поднял с земли тубус противотанкового гранатомета М136, лежавший рядом с телом своего командира. Забросив РПГ за спину, Джеймс бросился прочь от опушки леса, сверкавшей вспышками дульного пламени. Над головой Салливана пронесся вертолет, черное пятно на фоне черного неба, а затем от него брызнули миниатюрными болидами ракеты, и на опушке леса вздулись огненные шары взрывов, лопнувшие с жутким грохотом. А «Апач» развернулся, открыв огонь по чему-то на земле из пушки, и сержант увидел, как снаряды срезают деревья.

А затем над лесом взмыла крохотная искорка, метнувшаяся к вертолету. Пилоты запоздало попытались набрать высоту, отстрелив тепловые ложные цели, вспыхнувшие в ночном небе диковинным фейерверком, но зенитная ракета, наводясь на пышущие жаром турбины, разорвалась у борта AH-64D. С земли было видно, как вертолет качнулся, потеряв устойчивость, а затем двинулся к лесу, теряя высоту. В этот миг из тьмы взмыла еще одна ракета «земля-воздух», ударившая «Апач» в бронированное днище. Вспышка взрыва ослепила десантников, и охваченный огнем вертолет рухнул на землю, заливая все вокруг горящим топливом, хлеставшим из пробитых баков.

Увидев взмывшую над лесом зеленую ракету, Олег Бурцев вскочил, со всех ног припустив к опушке. Буквально пролетев сотню метров, он с размаху упал на землю, и, едва уняв дрожь во всем теле, приложился к пулемету. Поймав в прицел группу вражеских солдат, от которой сержанта отделяло не больше трех сотен метров, он нажал на спуск, поведя стволом слева направо и видя, как валятся срезанные 5,45-миллиметровыми скоростными пулями американцы.

— Огонь из всех стволов! — крикнул Олег подоспевшим товарищам, отставшим от него на несколько шагов. — Гранатометчики, цельте в скопления пехоты!

Первый магазин Бурцев отстрелял за несколько секунд, отомкнул его, откинув в сторону, вслепую нашарил в кармане «разгрузки» снаряженный рожок, вставил в пулемет и снова нажал на спуск, расстреливая в упор бестолково суетившихся американских десантников.

Рядом закашлял, выплевывая раскаленный свинец, АК-74 Жанны Биноевой. Пользуясь ночной оптикой, она безошибочно отыскивал цели, пытавшихся укрыться американцев, накрывая тех короткими, в два-три патрона, очередями, и видя, как ее жертвы безвольно разваливаются на земле. А тем временем один из партизан пристроил на плече метровую пластиковую трубу огнемета «Шмель», выпустив в сторону противника гранату. Выстрел оглушил тех, кто был рядом, из казенного среза ударила струя дыма и огня, а шестикилограммовый снаряд умчался к цели, чтобы вспухнуть через мгновение огненным шаром, поглотившим сразу нескольких врагов.

В ответ с поляны ударил пулемет, и Олег почувствовал, как что-то горячее с визгом прошло над самой его головой, срезая ветви с деревьев и взрыхляя землю вокруг.

— Пулемет справа! — Бурцев засек огневую точку по вспышкам дульного пламени. — Слава, гаси его из «граника»!

Тащивший связку гранатометов партизан опустился на колено, вскинул на плечо цилиндр PF-89, замер, прицеливаясь, и выстрелил. Звук показался оглушенным выстрелом «Шмеля» бойцам даже тихим, а над тем местом, откуда строил пулемет, поднялся столб дыма и огня.

— Отлично! Прижмите их к земле, огня не прекращать!

Огнеметчик, использовав свое самое мощное оружие, уже взялся за автомат, а его напарник еще раз выстрелил из гранатомета. Сам Олег продолжал бить теперь уже короткими очередями, целя в любое движение, какое только мог заметить. В ответ тоже стреляли, несколько пуль впилось в ствол лиственницы, за которой устроился Бурцев, и щепки ужалили десантника в лицо и руки.

— Воздух! — крикнул боец с РПГ, услышав приближающийся стрекот винтов. — Вертолет! Летит сюда!

Вертолет они так и не увидели, зато через пару секунд земля содрогнулась от взрывов, и вокруг поднялась стена огня. С шелестом над головой пронеслись ракеты, ударная волна швырнула в лицо лесной мусор, забила глаза частичками коры и хвои. Потом заработала автоматическая пушка, и снаряды, с гулом проносившиеся между деревьев, начали взрываться вокруг, срезая осколками кусты, а при прямом попадании срубая вмиг деревья.

— Черт, где же ЗРК? — Бурцев уткнулся лицом в землю, закрывая руками не столько самого себя, сколько пулемет. — Какого черта они ждут?!

Словно в ответ на обвинение десантника в небе сверкнули огненными точками зенитные ракеты. Партизаны увидели, как сразу две подряд настигли круживший над поляной американский вертолет, и тот, охваченный огнем, упал прямо на головы вражеских десантников, осветив всю поляну, так что стали ненужными всякие ночные прицелы.

Казалось, будто над головами партизан включили огромную дрель, и по земле хлестнула огнем и свинцом очередь из «Минигана» с борта одного из UH-60A. Шквал пуль накрыл позицию группы Бурцева, и Олег увидел, как падает, буквально разрезанный пополам парень, стрелявший из «Шмеля». Что-то горячее ужалило в ногу самого сержанта, заставив того вскрикнуть от боли, а затем от злости, обращаясь к своему напарнику:

— Сковырни «вертушку», Слава! Гранатометы остались?

Олег помнил, как однажды вместе с полковником им почти удалось сбить «Апач» из противотанковых гранатометов. А сейчас цель была легче, почти неподвижная, зависшая на малой высоте, всего в полусотне метров над землей, и у партизан был шанс.

— Сейчас сделаю тварей!

Услышавший приказ своего командира боец вскинул последний РПГ, целясь в зависший над поляной вертолет, от борта которого к земле протянулся даже не поток трассеров, а настоящая струя огня. Поймав в объектив простенького оптического прицела силуэт плевавшегося огнем «Черного ястреба», партизан нажал на спуск. С громким хлопком кумулятивная граната покинула ствол PF-89, взмыв в небо.

Пилот американского вертолета заметил опасность, попытался уклониться энергичным маневром, и, возможно, это получилось бы у него. Но одновременно по «Блэк Хоку» выпустили еще две гранаты с разных точек, и одна из них врезалась в борт вертолета, разорвавшись в десантном отсеке.

Лишенный полноценной защиты геликоптер вспыхнул, камнем падая на землю, где ликовали одержавшие еще одну победу партизаны.

— Сожрали, суки! — Олег Бурцев вскинул кулак, словно грозя ночному небу, перечеркнутому наискось нитями трассеров, вспыхивавших и тотчас гаснувших над головами партизан.

«Черный ястреб», упав на землю бесформенной грудой металла, ярко горел, и на фоне пламени отчетливо были видны силуэты метавшихся в панике американских десантников. А из леса по ним продолжали бить пулеметы, летели, разматывая за собой языки огня, реактивные гранаты, хлопали, взрываясь, выпущенные из подствольников ВОГи.

В ту секунду, когда звучавшие из динамиков спокойные рапорты десантников сменились паническими криками, которые заглушала ураганная стрельба, генерал Альберт Костас ударил кулаком по столу. Командующий Сто первой дивизией следил за ходом операции против террористов с передовой базы одного из своих батальонов, того самого, бойцы которого штурмовали лагерь русских боевиков.

— Мы атакованы, — звучал из мощного динамика голос кого-то из взводных командиров, чудом уцелевшего после первого залпа. — Плотный огонь со всех направлений! Большие потери, много убитых! Нужна огневая поддержка!

— Черт возьми, как это могло произойти?! — Костас, которого буквально трясло от бессильного гнева, обвел взглядом растерявшихся офицеров, с земли координировавших операцию. — Это измена! Русские знали заранее о нашем рейде! Наши парни угодили прямиком в засаду!

Тех, кто находился в штабе, на несколько мгновений охватила паника. План, тщательно проработанный, выверенный до мелочей, рухнул в один миг, когда русские, остававшиеся незамеченными все это время, открыли огонь, атаковав десантников.

— Вытаскивайте оттуда парней, немедленно, — приказал пришедший в себя, кое-как справившись с гневом и шоком, генерал Костас. — Немедленная эвакуация! Я прекращаю операцию! И вызывайте самолеты, пусть сравняют с землей весь этот чертов лес!

— Генерал, сэр, вертолеты попали под обстрел с земли! Русские применяют РПГ и ПЗРК, сбиты «Апач» и «Черный ястреб»! «Птички» не смогут там приземлиться, чтоб подобрать людей!

— Какого черта? Мы не можем бросить там наших парней! Приказываю авиации подавить огневые точки террористов! Что у нас есть поблизости? Направляйте туда все, что можете, сейчас же!

— «Хорниты» авиации Морской пехоты будут в квадрате через тридцать минут!

— «Спуки» в шести милях от точки!

«Воздушная канонерка» АС-130 была главным козырем, до поры припрятанным атакующей стороной в рукаве, и теперь Альберт Костас мог полагаться лишь на ее сокрушительную огневую мощь. Он — и те бойцы, что гибли сейчас за сотни миль от теплого и уютного штаба, посреди русского леса, скованного ночным морозом.

— Пусть «ганшип» обеспечит поддержку десанта, — решил командующий Сто первой дивизией. — Необходимо зачистить зону высадки, чтоб вертолеты могли приземлиться, взять к себе на борт наших парней и взлететь! Довольно уже потерь!

— Есть, сэр!

Приказ генерала Костаса был немедленно передан на борт тяжелого штурмовика AC-130U «Спуки», уже час барражировавшего вдоль границы зоны ответственности. Огромный «Локхид» немедленно изменил курс, направившись на выручку своим десантникам, попавшим в огневой мешок и изо всех сил державшим оборону.

— Сэр, подлетное время восемь минут, — сообщил штурман «Спуки» офицеру управления огнем.

Плывущий над погрузившимся во тьму лесом самолет был мало отличим от обыкновенного транспортного С-130, на базе которого и создавался в свое время. Лишь при ближайшем рассмотрении можно было заметить большое количество антенн, которыми ощетинился фюзеляж и плоскости самолета. Но самым заметным отличием были торчавшие по левому борту орудийные стволы, направленные к земле и готовые обрушить свинцовый шквал на все, что попадет в поле зрения бортового радара Хьюз AN/APQ-180, инфракрасной системы AN/AAQ-117 или низкоуровневой телекамеры ALLTV, и будет признано враждебным. Это был настоящий летающий линкор с огневой мощью танка, не зря «Спуки» был вооружен, как и ранние модификации М1 «Абрамс», орудием калибр сто пять миллиметров.

— Начать поиск целей, — приказал офицер управления огнем. — Оружие к бою! Наблюдателям быть предельно внимательными, у противника есть ракеты «земля-воздух»!

Командир экипажа и четверо операторов, осуществлявших управление всем арсеналом «Спуки», находились глубоко в чреве АС-130, в бронированном помещении, стены которого были покрыты мониторами. Сюда стекались все данные от поисковых систем, комплекса самообороны самолета, способного противостоять атаке зенитных ракет, и бортовой навигационной системы. Это был мозг «воздушного линкора».

Сейчас операторы пытались обнаружить позиции противника, используя телевизионную и инфракрасную системы, и их команды ждали стрелки, обслуживавшие установленные на борту «Спуки» орудия, уже заряженные и взведенные. Тяжелый штурмовик лег в широкий вираж, описывая над лесом круг на высоте в десять тысяч футов, почти предельной для ПЗРК и позволявшей вести достаточно эффективный огонь.

— Наши парни здесь, — один из операторов указал на экран. — Это бывший лагерь террористов, десантники держат там оборону. Русские укрылись в лесу, их сложно заметить с воздуха, сэр!

— Свяжитесь с наземной группой, пусть отойдут к центру поляны, дальше от леса. Не хочу, чтоб наши снаряды задели своих! После этого открываем заградительный огонь по опушке, отгоним подальше русских!

— Слушаюсь, сэр!

«Спуки», не приближаясь к месту боя ближе, чем на три километра, полностью замкнул круг. Стволы орудий шевельнулись, словно пытаясь что-то высмотреть или вынюхать на земле, окутанной мраком, а затем полыхнули пламенем. Ухнула стапятимиллиметровая гаубица М102, посылая к земле первый снаряд. Вторя ей, затрещала автоматическая пятиствольная GAU-12/U, выпустив за секунду целый поток свинца, тридцать снарядов калибра двадцать пять миллиметров. Чуть позже открыл огонь сорокамиллиметровый «Бофорс». Из-за кассетного питания он был не стольку скорострелен, но этот недостаток с лихвой окупался фугасным действиям килограммовых снарядов, перепахивавших сейчас землю, выкорчевывая за раз целые деревья.

— Какая-то активность на северной опушке, — доложил оператор, ведущий поиск целей при помощи инфракрасной системы производства «Тексас Инструментс». — Это противник!

— Перенести огонь! Давайте «сто пятые» снаряды!

Увенчанный ребристой насадкой дульного тормоза ствол гаубицы шевельнулся, выцеливая обнаруженного противника, а затем загрохотали выстрелы. Казалось, над осенним ночным лесом разбушевалась запоздалая гроза. «Спуки» ходил кругами, ведя непрерывный огонь из всех стволов, порой просто по площадям, но командир экипажа представлял каково там, внизу, оказаться под градом снарядов. Теперь-то русским точно будет не до боя, лишь бы ноги унести поскорее. АС-130 был королем неба, богом-громовержцем, которому не могло быть равных здесь и сейчас. Но все изменилось в один миг, когда над лесом взвились огненными шарами зенитные ракеты, метнувшиеся по чернильной чаше ночного неба к штурмовику.

— Ракетная атака, — дрогнувшим от волнения голосом крикнул наблюдатель. — Мы под обстрелом!

— Принять меры противодействия! Сбросить ложные цели!

Кассеты AN/ALE-40, установленные под фюзеляжем «Спуки», отстрелили целые гроздья тепловых ракет-ловушек, рассыпавшихся вокруг АС-130, поспешно менявшего курс, уходя в набор высоты. Офицер управления огнем, уверенный в том, что его самолет отнюдь не столь беспомощен и уязвим, каким мог показаться, сохранял спокойствие ровно до той секунды, когда одна из ракет разорвалась под гондолой двигателя. Поврежденная турбина вспыхнула, выпустив длинный язык огня, и «Спуки», лишившийся разом четверти подъемной тяги, провалился на левое крыло.

Тарахтя маломощным мотором, тяжелый «Урал» с коляской выбрался на просеку. Почти уже заросшая, она была неразличима с воздуха, не отмечена на картах, но все же по этой тропе вполне мог проехать мотоцикл с двумя пассажирами и не слишком тяжелым грузом. Целая сеть таких тайных дорог раскинулась вокруг лагеря партизанского отряда, и по одной из них теперь и мчался, подскакивая на ухабах и кочках, «Урал».

— Стой, — партизан, сидевший позади водителя, хлопнул его по плечу. — Тормози! Слышишь?

Мотоцикл встал, и они услышали одновременно доносившийся с неба низкий гул турбин, то удалявшийся, то нараставший, словно невидимый во тьме самолет ходил кругами. А затем к этому звуку присоединились новые, пульсирующий треск и глухие удары, и земля под ногами вдруг дрогнула от разрывов упавших на нее совсем неподалеку снарядов.

— Здесь подождем, — решил водитель. — Доставай!

Напарник откинул брезент, которым была накрыта коляска, вытащив из нее две полутораметровые пластиковые трубы зенитных комплексов FN-6. Взвалив на плечи шестнадцатикилограммовые контейнеры, партизаны встали посреди просеки, глядя в небо. И, наконец, увидели выплывший из-за облаков самолет. Он величаво полз по черному небу, озаряя его всполохами выстрелов, и можно было даже заметить алые пунктиры снарядных трасс, наискось протянувшиеся к земле. Он летел на приличной высоте, не меньше двух километров, но был достаточно велик и шумен, чтобы видеть и слышать крылатую машину с земли.

— Это «ганшип», сука, — произнес один из партизан. — Точно, он!

— Цель в зоне досягаемости! Приготовиться! Огонь по моей команде! Сейчас засадим пиндосам!

Два стрелка одновременно навели оружие на цель. Зуммер сообщил обоим о том, что тепловые головки самонаведения захватили цель, и первый стрелок нажал на спуск. Стартовый двигатель вытолкнул ракету из пускового контейнера, и лишь когда она удалилась на несколько метров, включился маршевый двигатель, уводя ее в зенит, следом за пролетевшим над просекой «Спуки». А затем в небе словно фейерверк вспыхнул, когда с «Локхида» сбросили ложные цели.

— Все, пора сваливать, — решил командир. — Давай за мной!

Оба прыгнули на мотоцикл, водитель толкнул педаль стартера, и «Урал», застрекотав двигателем, сорвался с места, уносясь по просеке. Партизаны не видели, как одна из выпущенных ракет ушла в сторону, сбитая с толку ложной целью, и взорвалась вдалеке от «ганшипа». А вторая поразила его в двигатель, и самолет, прекратив огонь, немедленно развернулся курсом на север, уходя из опасной зоны и неуклюже при этом покачиваясь в полете.

Полковник Тарас Беркут немигающим взглядом следил за мерцающей точкой, медленно перемещавшейся по экрану радара. Сидевший перед монитором оператор, обернувшись к возвышавшемуся за его спиной офицеру, опиравшемуся обеими руками на спинку кресла, доложил:

— Воздушная цель пересекла демаркационную зону десять минут назад. Появилась с севера. Держится в пределах квадрата десять — сорок один. Судя по характеру сигнала, это транспортный самолет Локхид «Геркулес», господин полковник!

Командир полицейского батальона оперативного реагирования, расквартированного в архангельской области, нахмурился, стиснув зубы. Его вызвали на контрольную вышку местного аэродрома, нарушив сон, и сейчас Беркут был зол на всех, кто помешал ему, но, несмотря на злость и сонную одурь, пытался понять, что происходит. В этом небе нечасто появлялись гости, обычно охранявшие нефтепровод американцы держались в пределах своей зоны, и любое нарушение границы стразу становилось заметно на фоне практически пустого неба. И сейчас появившийся с севера «Локхид» медленно кружил в перекрестии лучей радаров, точно попавшая в паутину муха.

— Американцы вторглись в наше воздушное пространство без нашего разрешения, даже без запроса?! Свяжитесь с ними, выясните, что это значит!

— Уже связались. В штабе Сто первой дивизии нам сообщили, что проводят контртеррористическую операцию.

— Высокомерные ублюдки! — Беркут ударил кулаком по спинке кресла, так что оно жалобно хрустнуло, а оператор, следивший за показаниями локатора, вздрогнул от испуга и неожиданности, вспомнив некстати, что полковник одним ударом ломал кирпич. — Они должны были хотя бы предупредить! Это наверняка АС-130, тяжелый штурмовик, янки используют их для поддержки своего спецназа! Значит, там уже высадился или вот-вот высадится их десант!

— Господин полковник, больше никаких воздушных целей в этом квадрате нет!

— Вертолеты могли проскользнуть ниже линии радара, это «ганшипу» нужна высота! Американцы решили нас еще раз ткнуть мордой в дерьмо! Передайте мой приказ готовить к вылету вертолеты!

Беркут, спустившись с башни, ворвался в казарму, где расположилась одна из его рот. Сотня бойцов, вымуштрованных за минувшие месяцы самим полковником по спецназовской методике, была основой правопорядка на этом участке демаркационной линии, отсекавшей от России огромный кусок территории, где американцы были полноправными хозяевами.

— Рота, тревога! В ружье!

Спавшие полицейские вскочили, непонимающе мотая головами, но вбитые в подсознание рефлексы взяли свое, и люди, еще не осознав, что происходит вокруг, уже одевались, натягивали «разгрузки» и бронежилеты, бросаясь после этого к стойке с оружием. Сам Беркут уже держал в руках АН-94 со сложенным прикладом.

— Построение на летном поле через две минуты, — скомандовал Беркут. — За мной, бегом марш!

Грохоча по бетону ботинками, рота покинула казарму, пробежав по летному полю. Три вертолета Ми-8МТВ в камуфляжной окраске, с подвешенными на пилоны блоками НУРС и пушечными контейнерами, уже выкатили из ангаров, и сейчас пилоты прогревали двигатели.

Полицейские, добежав до середины посадочной площадки, торопливо, но без суеты построились в две шеренги, разбившись повзводно. Все уже были в полном снаряжении, с оружием, многие даже в касках. Сотня хмурых лиц обратилась к полковнику, сотня пар настороженных глаз следила за каждым его жестом, за каждым движением.

— Рота, внимание! Несколько минут назад американская авиация нарушила границу воздушного пространства и нанесла удар по нашей территории. Они утверждают, что проводят операцию против партизан, но не удосужились даже сообщить нам об этом заранее. В очередной раз американцы нарушили взятые на себя договоренности, указав нам, кто на самом деле здесь хозяин. Они делают, что хотят, на нашей земле и в нашем небе, как будто нас здесь уже нет. Я не могу допустить этого! Приказываю немедленно грузиться в вертолеты! Мы вылетим к границе и заставим американцев вернуться в свою зону ответственности, если придется, то и силой оружия! На своей земле мы сами наведем порядок! Кто готов оспорить мой приказ?

В ответ из строя не донеслось ни звука. Кто-то еще не вполне соображал, что происходит, а кто-то уже был готов к бою, в нетерпении поглядывая на стоявшие рядом Ми-8, уже раскручивавшие винты.

— Рота, начать погрузку! К вертолетам бегом марш!

Строй рассыпался, бойцы бросились к вертолетам, уже готовым сорваться в небо. Один за другим полицейские исчезали в проемах распахнутых дверей, с топотом бежали по опущенным на бетон кормовым аппарелям модернизированных Ми-8. Полковник Беркут поднялся на борт последним, дождавшись, пока его люди займут свои места в тесноте десантного отсека, и сразу же направился к пилотам, скомандовав:

— Взлетаем!

Три вертолета медленно оторвались от земли, уходя от аэродрома курсом на севере. Уже в воздухе Беркуту сообщили с контрольной башни о том, что «Геркулес» неожиданно покинул воздушное пространство страны, вернувшись в американскую зону ответственности.

Услышав новый доклад, генерал Костас выругался, а затем, обернувшись к оператору, произнес:

— Какого черта там происходит? Мне нужны полные данные! Где, дьявол вас забери, разведка?! Направьте туда все «дроны», соединитесь со спутниками!

Теперь командующий Сто первой дивизией понял окончательно, что его просто обвели вокруг пальца, заманив десант в ловушку, из которой не было выхода. Потеряв за минуту два вертолета, он чуть не лишился еще и «Спуки», благо, живучий «Локхид» был достаточно прочен, чтоб не развалиться от попадания единственной ракеты.

— Дайте связь с командиром десанта, — потребовал Костас.

— Слушаюсь, сэр!

Минуту оператор колдовал над консолью, а затем в динамике раздался искаженный помехами голос:

— На связи Браво-один!

— Браво-один, это командный центр, — ответил генерал. — Какова обстановка?

— Русские ведут плотный огонь из стрелкового оружия и гранатометов, у нас большие потери, много раненых. Мы держим оборону в их лагере, но блокированы со всех сторон. Нам нужна поддержка с воздуха и эвакуация, и немедленно, иначе скоро вам не с кем будет разговаривать, командный центр!

— Мы вас оттуда вытащим, Браво-один! Продержитесь несколько минут! Сейчас истребители расчистят зону высадки и вас заберут вертолеты!

Отключившись, Альберт Костас снова набросился на одного из операторов:

— Где самолеты Морской пехоты? Где их «Хорнеты»?!

— Через минуту будут в воздухе, сэр!

Базировавшиеся под Санкт-Петербургом истребители Корпуса морской пехоты стали последней надеждой генерала Костаса, и их появление должно было изменить ход боя. Они были достаточно быстрыми, чтоб не опасаться маломощных русских ракет, и несли достаточную нагрузку, чтобы выжечь с одного захода всех партизан, укрывавшихся в лесу. Вот только с точностью у пилотов «маринз» порой возникали проблемы, так что бомбы могли с равной вероятностью накрыть и чужих, и своих.

Командующий Сто первой воздушно-штурмовой не знал, что полчаса назад четверо русских партизан смогли подобраться к взлетной полосе американской базы под Питером на пять сотен метров. Позади остались посты, проволочные заграждения и минные поля, и теперь диверсанты могил видеть озаренную прожекторами бетонку, в дальнем конце которой еще продолжалась какая-то суета вокруг готовых к вылету самолетов.

— Минируем и отходим в темпе, — приказал старший группы, капитан-лейтенант Сибирцев, бывший командир минно-артиллерийской боевой части сторожевого корабля «Ярослав Мудрый».

Двое партизан ползком двинулись дальше, к самому краю полосы, обрамленной сигнальными огнями и расчерченной полустершимися линиями разметки. А сам Сибирцев вместе с четвертым членом группы, старшим мичманом Моревым, остались прикрывать. Сжимая до боли в ладонях автоматы, они пытались одновременно смотреть во всех направлениях, чтоб первыми обнаружить появление врага.

Мичман, бывший командир расчета артиллерийской установки АК-176М мало ракетного корабля «Пассат», невольно отвлекся на работу саперов, устанавливавших возле взлетной полосы массивные цилиндры, оболочка которых раскрылась, подобно бутону, обнажив нацелившиеся в небо датчики.

— Это что за мины? — Морев окликнул своего командира. — Таких не видел никогда. Да и зачем, кого тут взрывать?

— Мина противовертолетная ПВМ. Может сбивать не только вертолеты, но и низколетящие самолеты, например, на взлете. Самое то для нас. Они даже на вооружение толком не поступили, и янки к такому точно не готовы!

Моряки-балтийцы, сменившие ракеты и пушки своих эсминцев на автоматы и РПГ, морскую стихию променявшие на земную твердь, продолжали сражаться. Их осталось мало, многие вернулись домой, решив, что их служба закончилась, из тех же, кто остался, немало уже лежало в земле. Но противник рано решил списать их со счетов.

Через пару минут две мины ПВМ были установлены, замаскированы и поставлены на боевой взвод. Саперы, бывшие морские пехотинцы, для которых такие дела были не в новинку, прикопали рядышком еще несколько противопехотных ОЗМ-72, оставив неприятную неожиданность для вражеских саперов или патрулей. А еще через две минуты — партизаны не проползли и сотни метров — акустический датчик одной из мин обнаружил цель. Боевая часть развернулась в сторону источника звука, инфракрасный взрыватель захватил приближающийся самолет, и в тот момент, когда американский F/A-18C едва успел набрать полторы сотни метров высоты, произошел взрыв.

Пилот, сидевший за штурвалом «Хорнета», ничего не успел понять, даже не заметил момента атаки. Ударное ядро, сгусток огня и раскаленного металла, бывшего мгновение назад облицовкой кумулятивной воронки мины, ударил в днище фюзеляжа, и истребитель, вспыхнув, рухнул на землю, чтобы тотчас подорваться на собственных бомбах, сдетонировавших от удара. Катапульта выбросила летчика из кабины за секунду до взрыва, и ударная волна настигла его уже в воздухе.

— Полеты прекратить, — немедленно последовал приказ командира базы. — Вероятно, это ПЗРК. К месту падения направить спасательный вертолет и спецназ! Может быть, пилот все-таки выжил.

Партизаны очень хорошо видели результаты своей работы. Горящие обломки взорвавшегося над самой землей истребителя чудом не зацепили никого из них, упав совсем близко. Сибирцев, обернувшись назад, удовлетворенно покачал головой, сказав:

— Вот так-то, получили, сучьи дети! Все, братишки, полундра, сматываемся поживее! Сейчас забегают твари!

Через три минуты генералу Костасу сообщили, что десант не получит авиационную поддержку в ближайшие полчаса.

— Генерал, сэр, две роты моих парней в полной готовности ждут на летном поле, — сообщил майор Гровер. — Вертолеты уже заправлены, летчики в кабинах! Я хочу вытащить оттуда своих людей, во что бы то ни стало, сэр! Прошу, отдайте приказ! Мы сомнем русских!

— Отставить, майор! Мы и так послали в это пекло слишком многих. Террористы наверняка ждут вашего появления и готовы к встрече! Прикажите наземной группе прорываться из окружения, а пилоты пусть ищут новую точку для эвакуации! Туда уже летят все беспилотники, без поддержки ваших бойцов мы не оставим, поверьте!

Командир батальона уже забыл обо всех договоренностях и ограничениях, это было не важно сейчас, когда где-то в глухом лесу умирали его солдаты. Он был готов лететь немедленно, но генерал Костас оставался непреклонен, и те, кто окружал его, заражались этим спокойствием обреченного. Слишком много уже пролилось крови, чтоб беречь человеческие жизни. Но смерть собирала урожай по обе стороны фронта.

Олег Бурцев не верил, что этот кошмар закончился. Казалось, мир вокруг взорвался весь, разом. Со всех стороны гремели взрывы, снаряды сыпались с неба, и невозможно было укрыться от шквала огня. Американская «летающая канонерка» смела за несколько минут полгектара леса, огромные деревья вырывало с корнями даже при близком взрыве гаубичного снаряда, а от прямого попадания просто крошило в мелкие щепки. А затем все закончилось, и наступившая тишина показалась оглушительной.

— Живы? — Бурцев пытался отыскать своих бойцов. — Кто есть, отзовитесь!

— Я здесь.

Жанна Биноева была не только живой, но и почти невредимой. Не то щепка, не то осколок на излете скользнул по ее голове, и сейчас кровь струилась по лицу чеченки, но она даже не ощущала этого. Сумела она сберечь и свое оружие, инстинктивно накрыв его собственным телом.

— Боря? Слава? Черт возьми, вы где?!

— Они были там. — Биноева указала в сторону кивком головы. — Я посмотрю.

— Сидеть на месте! Дернешься — прикончу сразу!

Бурцев, стараясь не выпускать чеченку из поля зрения, двинулся туда, где последний раз видел своих товарищей. Пройдя десять шагов, он выругался, едва удержавшись от того, чтоб не стошнить. От Бориса осталось немногое после того, как под его ногами взорвался снаряд калибра двадцать пять миллиметров. Тело разорвало пополам, раскидав кругом внутренности, половину черепа снесло осколком, и по стволу ближайшей ели стекало мозговое вещество.

— О, черт!

— Командир, помоги, — раздался слабый голос рядом.

Слава, услышав ругань Бурцева, позвал его, и Олег, подойдя, снова выругался. Товарищ еще дышал и даже оставался в сознании, но жизнь покидала его с каждой каплей крови, хлеставшей из страшной раны на животе. Земля вокруг уже была влажной, словно после дождя.

— Сейчас, потрепи, брат, — приговаривал Бурцев, пытаясь разорвать вдруг ставшими такими непослушными пальцами обертку перевязочного пакета. — Держись, Славик! Все будет путем, сейчас починим тебя, еще бегать будешь!

Положив тампон на рану, Олег прижал его посильнее, чувствуя, как пульсирующими толчками из-под его ладоней продолжает течь кровь. Затем распаковал аптечку и вколол в бедро Славе, тыча иглой шприц-тюбика прямо сквозь штанину, дозу промедола, а затем еще две подряд.

Неожиданно со стороны позиций американцев грянул настоящий шквал огня. Кажется, разом ударили со всех стволов. Пулеметная очередь прошла над самой головой Бурцева, заставив того уткнуться лицом в кучу опавшей хвои. Рядом с хлопком разорвалась граната, выпущенная из подствольника, чуть дальше громыхнули еще два взрыва. Наперебой затрещали карабины вражеских десантников.

Подняв голову, Олег увидел, как американцы, пригибаясь к земле, короткими перебежками движутся прямо на него, стреляя на бегу во все стороны. Встать в полный рост было невозможно — воздух наполнился визжащим свинцом, вгрызавшимся в древесные стволы, отлетавшим от них рикошетом. Олег поднял лежавший на земле пулемет, выпустив остатки магазина куда-то в сторону американцев, затем, когда вместо очередного выстрела раздался лишь сухой щелчок бойка, торопливо поменял рожок, отметив, что в кармане разгрузочного жилета остался только один полный.

— Эй, русский, — Жанна Биноева окликнула Олега, указав рукой в небо. — Смотри, ракета!

Над лесом вспыхнула красная искорка, и, прочертив дугу, погасла. А следом взвилась еще одна ракета, и тоже красная.

— Сигнал к отходу! Надо убираться, для нас бой закончен!

Олег Бурцев почувствовал облегчение и неожиданный прилив сил. Полковник Басов понял, что он и его отряд сделали все, что только могли, дав бой превосходящим силам противника, нанеся им такой ущерб, какого враг и не ждал. Но все же теперь сказывало превосходство американцев, и численное, и, особенно, в огневой мощи. Партизаны оставили позиции, но противник, кажется, только теперь опомнившись, перешел в атаку.

— Тащи раненого, — предложила Жанна Биноева, озираясь по сторонам. — Я буду вас прикрывать! Мне все равно его не сдвинуть с места!

Бурцев не верил чеченке нисколько, но сейчас выхода не было. Закинув за спину свой пулемет, он повесил на плечо АК-74 своего раненого товарища, подхватив и самого его. Наркотик на время заглушил боль, и Слава мог хотя бы стоять на ставших ватными ногах, опираясь на плечо Бурцева. А Жанна двинулась рядом, держав наготове автомат.

— Внимание! — Олег первым увидел мелькнувшие между деревьев силуэты благодаря очкам ночного видения, вновь надвинутым на глаза. — Сзади! Стреляй!

Биноева развернулась, от живота выпустив веером очередь патронов в десять. Один из преследователей, который отделяло от партизан не меньше полутора сотен метров, повалился на землю, и тотчас там, куда он упал, полыхнуло пламя. Ударная волна, сопровождаемая потоком осколков, сбила с ног находившихся рядом людей. Сквозь грохот взрыва до Бурцева донеслись истошные крики, полные боли.

— Там мины, — оскалился партизан. — Теперь не догонят! И шагу вперед не сделают, суки!

Американский десантник, напоровшийся на противопехотную мину ПМН-4, кричал, катаясь по земле. Пятидесятиграммового заряда взрывчатки оказалось достаточно, чтоб оторвать ему обе ступни, вогнав в плоть осколки его собственных костей.

— Убираемся, в темпе! — крикнул Бурцев. — Бегом!

Гул низколетящего вертолета накрыл лес, заглушив все прочие звуки. Олег остановился, запрокинув голову и скользя взглядом по темному небу.

— Под дерево! — крикнула чеченка, направившая в небо ствол автомата. — Что ты встал?!

Вертолет неожиданно появился над лесом, пройдя на бреющем над верхушками деревьев, затем набрал немного высоты, и к земле от него протянулись росчерки трассеров. Тридцатимиллиметровые снаряды, выпускаемые с ужасающим темпом бортовой автоматической пушкой, вонзались в землю, и от их взрывов сдетонировали мины. Несколькими длинными очередями «Апач» проделал в минном поле приличный проход, и по нему тотчас двинулись замешкавшиеся, было, американцы. А вертолет, сделав круг над их головами, вновь открыл огонь, и волна снарядов накрыла бежавших партизан.

Бурцев вскрикнул, когда осколок вошел ему в бедро, и повалился на землю, пытаясь собою заслонить раненого. Рядом растянулась Биноева. Американский вертолет, выпустив еще пару коротких очередей, промчался над пытавшимися отползти под дерево партизанами, развернулся на девяносто градусов и выпустил по лесу несколько НУРС, разорвавшихся в зарослях.

Джеймс Салливан зубами разорвал упаковку перевязочного пакета, прижав бинт к кровоточащей ране на бедре раненого десантника, лишь стонавшего сквозь зубы. Сержант с силой обернул бинт вокруг ноги, поверх пропитавшейся кровью штанины, завязав концы в узел.

— Мы тебя вытащим, — пообещал он, наклонившись к уху товарища. — Помощь на подходе, парень!

Над самым ухом вновь ударил пулемет Родригеса. Десантник уже отстрелял из своего М249 целую ленту, две сотни патронов, и только что заправил вторую, примкнув снизу к «Миними» массивный пластиковый короб. Трассеры повисли над перепаханной взрывами поляной, протянувшись куда-то к лесу. Русские ответили немедленно, разом открыли огонь несколько автоматов, и Салливану пришлось вжаться в землю, молясь, чтобы его не задело рикошетом.

— Ублюдки, — выругался Родригес, тоже залегший, и слышавший, как со свистом проносятся над головой пули террористов. — Никак не уймутся, мать их!

— Сейчас успокою выродков, — буркнул Салливан, загнав в камору подствольного гранатомета цилиндр осколочной гранаты.

Сержант на мгновение высунулся из укрытия и тотчас нажал на спуск. Хлопнул М203, и граната, пролетев над поляной, разорвалась где-то в подлеске. А Джеймс снова плюхнулся на землю, и вовремя — в нескольких дюймах над ним с гулом пролетела пуля.

— Черт, тут снайпер! — испуганно воскликнул Родригес.

— Засек его?!

— На двух часах, сержант!

Джеймс Салливан поднял лежавший у ног цилиндр противотанкового гранатомета М136, пристроив метровой длины трубу поудобнее на плече и взведя спусковой механизм. Сержант успел пожалеть, что американская армия до сих пор не обзавеласьчем-то вроде русского капсульного огнемета «Шмель», чудовищную мощь которого многие десантники уже успели испытать на себе. Мощности кумулятивной боеголовки РПГ было все же недостаточно против пехоты, но Салливан прицелился и нажал на спуск.

— Получите, гребаные ублюдки!

Грохот выстрела ударил по ушам, отозвавшись тупой болью где-то под черепной коробкой. На опушке леса полыхнуло, пламя взрыва поднялось и тотчас опало.

Пока сержанту и его людям везло. Из всего отделения были ранены лишь двое, и то несерьезно. Еще одного десантника контузило, так что у него кровь до сих пор текла из ушей и он ничего не слышал, благо, каждый из оказавшихся здесь бойцов отлично владел стандартным языком жестов, так что понять друг друга они могли и без слов.

Внимание, слушай мою команду, — разнесся над позициями десантников голос принявшего на себя командование оставшимися людьми лейтенанта из первого взвода. — Будем прорываться к точке эвакуации. Первый взвод, отвечаете за раненых! Второй взвод, прикрываете остальных! Эй, сержант, вы ведь из второго взвода?

— Да, сэр, так точно сэр, — отозвался Салливан, на которого указал незнакомый офицер. — Второй взвод!

— Где ваш взводный, сержант? Он жив? Ранен?

— Он убит, лейтенант, сэр!

— Временно назначаю вас командиром взвода, сержант! Обеспечьте нам прикрытие, помогите вытащить раненых! Бойцы из вашего взвода пойдут в арьергарде! Вам все ясно? Командуйте, сержант!

— Есть, сэр! Все ясно, сэр! — рявкнул Джеймс Салливан. — Взвод, внимание, слушай меня! Первое отделение на левый фланг, второе — на правый. Третье отделение — в тыл, не дайте ублюдкам стрелять нам в спины! Выведем наших парней отсюда целыми! Приготовились все! Нас прикроют с воздуха вертолеты и «дроны»!

Слушая четкие, уверенные приказы, десантники и сами ощутили уверенность. Салливан, ставший на фланге, защищая раненых, заменил магазин М4 на полный, зарядил подствольный гранатомет, машинально пересчитав оставшиеся боеприпасы, и теперь был готов рывком вскочить и броситься бежать туда, куда укажут. Его товарищи тоже проверяли оружие, нервно поглядывая друг на друга и бросая взгляды во тьму, в сторону леса, из которого уже почти не стреляли.

— Направление — северо-запад, — продолжал деловито командовать лейтенант, скрытый сумраком. — Нам нужно пройти меньше мили до ближайшей удобной площадки, вертолеты встретят нас там. Вперед!

Десантники вскочили и, на бегу открыв шквальный огонь в сторону леса, бросились бежать. Сержант Салливан видел, как кто-то тащит под руки раненых, иных пришлось нести на носилках, благо, взводные санитары и их прихватили с собой. И пока первый взвод изо всех сил бежал к лесу, бойцы Салливана оставались на месте, поливая свинцом опушку, отделяя противника от своих товарищей завесой огня.

— Уходим, — наконец, приказал сержант, убедившись, что остальные уже почти добрались до леса, сходу опрокинув заслоны русских. — Живее, парни!

С грохотом над головами бойцов пронесся «Апач», обрушивший на лес шквал огня из бортовой пушки, снаряд которой запросто мог перерубить ствол дерева при прямом попадании. Волна воздуха, поднятая лопастями несущего винта, прокатилась по земле, взметнув валявшийся повсюду мелкий лесной мусор, опавшую листву, хвою, ветки и куски сухой коры.

Колонна десантников, над которыми добрым ангелом кружил плюющийся огнем «Апач Лонгбоу», втянулась в лес, и тотчас впереди раздались взрывы, а затем — истошные вопли.

— Стоп, всем стоп, — разнеслась новая команда. — Не двигаться! Впереди минное поле! Санитар, сюда, быстрее!

— О, дьявол! — Джеймс Салливан, опустившись на колено, вскинул карабин, прижимая приклад к плечу. — Загнали нас прямо в ловушку, выродки!

Сержант почувствовал, как ледяными пальцами ужас впивается в его сердце, сковывая его холодом. Мины были страшнее любого противника. Нельзя увидеть, нельзя испугать, безмолвная и беспощадная смерть, не различающая правых и виноватых. Одно неверное движение — и тебя разорвет на куски, а заодно достанется и тем, кто окажется рядом. И лучше уж сразу быть убитым, чем остаться никчемным калекой на всю жизнь. Пытаться обнаружить или обезвредить мины ночью, да еще под огнем оставшихся где-то поблизости русских террористов было чистым самоубийством.

— Оставаться на месте, — скомандовал Салливан. — Стоять, где стоите! Даже не шевелиться!

И тотчас рядом, ударив по ушам тугой волной, грянул новый взрыв. Уже услышав приказ, один из десантников по инерции сделал шаг, зацепив тонкую растяжку контактного взрывателя ОЗМ-72. «Прыгающая» мина взвилась над землей, подброшенная вышибным зарядом, и взорвалась, оказавшись на высоте человеческого роста.

Волна осколков смела всех, кто находился ближе двадцати пяти метров. Стальные ролики, которыми была начинена мина, рвали в клочья кевлар бронежилетов, прошивали титановые пластины, калеча или сразу убивая наповал бойцов. Рядом с Салливаном упал, забившись в агонии, солдат, из груди которого, пробитой стальными роликами, хлестала кровь.

— Проклятье!

Сержант Салливан не мог поверить, что он сам еще жив. Осколки с визгом промчались слева и справа, чудом не зацепив десантника.

«Апач» вновь с гулом и рокотом пролетел над головами, принявшись вгонять очередь за очередью прямо в землю, и там, куда ударили выпущенные с вертолета снаряды, взметнулись новые взрывы.

— Медленно, вперед, — раздался приказ. — Смотреть по сторонам! Санитары, займитесь ранеными! Третий взвод, обеспечить прикрытие! Остальным продолжать движение!

Геликоптер, продолжая плеваться огнем, сделал круг над опушкой, и когда он оказался над лесом, сразу с двух сторон к нему метнулись огненными искрами на черном ракеты. Десантники с земли видели, как «Апач» окутался тучей ложных целей, фейерверком вспыхнувших в ночном небе, но тепловые головки наведения китайских FN-6, словно стремясь опровергнуть общее мнение о качестве китайской техники, видели цель, продолжая сокращать расстояние. Боевые части ракет взорвались одновременно, с разницей, неуловимой для обычного человека, и AH-64, завертевшись вокруг своей оси, рухнул куда-то в чащу.

— Черт возьми, это уже слишком! — командовавший оставшимися десантниками лейтенант уже бежал вдоль строя своих бойцов. — Мы потеряли слишком многих! Сержант, — офицер указал на Салливана. — Сержант, возможно, экипаж жив, взрыва не было. Возьмите нескольких бойцов, идите туда, вытащите пилотов и выходите на точку эвакуации. Если что-то пойдет не так, вертушка заберет вас с места падения, сержант. Я не хочу больше никого здесь оставлять!

— Слушаюсь, сэр! Первое отделение, за мной! Бегом!

Полдюжины десантников, подхватив оружие наперевес, бросились в гущу леса, запомнив, где упал сбитый вертолет. Джеймс Салливан, перепрыгивая через торчавшие из земли узловатые корни, думал лишь о том, чтобы скорее оказаться на борту «Черного ястреба» летящего курсом на базу.

Эд Танака заставил «Апач Лонгбоу» зависнуть на одном месте, как раз над головами своих десантников, разворачивая вертолет по часовой стрелке и стреляя попеременно из пушки и ракетами во все, что попадало в объектив прицельно-поисковой инфракрасной системы TADS. Сейчас AH-64D представлял отличную мишень для вражеских ПЗРК, но, скорее всего, стрелки испарились вместе с несколькими акрами леса, перепаханного огнем АС-130. «Спуки» расширил вдвое поляну, занятую десантниками.

Установленная на подфюзеляжной турели пушка М230А1 выплюнула очередную порцию свинца, сметя шквалом снарядом приличный участок растительности, сквозь которую бортовые сенсоры вертолета уловили тепло, исходящее от укрывшихся там людей. Русские маскировались искусно, применяясь к местности, но авионика «Апач Лонгбоу» позволяла обнаруживать цели в любой время суток, при любой погоде, и сейчас экипаж винтокрылого штурмовика мог видеть все, что происходило на земле.

— Движение на двух часах, — сообщил уорент-офицер Мерфи, следивший за показаниями тепловизора. — Пехота противника!

— Неуправляемыми ракетами — огонь!

Два снаряда FFAR с грохотом покинули ячейки пусковых установок, подвешенных под крыльями «Апача», и там, где были русские, взметнулись два взрыва, от которых концентрическими волнами разошлись осколки. Земля приняла в себя еще одну порцию раскаленного металла.

Вертолет лейтенанта Танаки один кружил над полем боя, огрызаясь огнем. «Черные ястребы» ожидали в стороне сигнала, готовые принять на борт десантников — живы и мертвых. «Апач» уже израсходовал больше половины боекомплекта, только противотанковые ракеты «Хеллфайр» оставались в неприкосновенности — для этого точного и мощного оружия не было достойных целей. В распоряжении Танаки и Мерфи оставалось пять сотен тридцатимиллиметровых снарядов и с десяток неуправляемых ракет FFAR в двух пусковых установках, подвешенных под короткие крылья.

— Браво-один, это Апач-два, — лейтенант вызвал по радио командира наземной группы. — Мы готовы прикрыть эвакуацию. Вызывайте вертолеты, мы поддержим огнем. Активность противника резко снизилась.

Действительно, русские ослабили огонь, словно выбились из сил. Мощь АС-130 сделала свое дело, орудия «ганшипа» отогнали противника, и прежде чем он придет в себя, вернувшись, и довершив начатое, десант окажется в вертолетах.

В небе, точно по курсу «Апача», вспыхнул красный шар сигнальной ракеты, взмывшей откуда-то из лесной чащи. Похожий на рукотворную звезду, он повис в вышине на несколько секунд, а затем медленно угас, по дуге падая вниз.

— Что за хрень? — Танака подозрительно нахмурился.

— Русские подают друг другу сигналы, — догадался Мерфи. — Эфир же забит помехами, радио не работает!

— Ублюдки сами себя выдали! Будь готов открыть огонь, сейчас узнаем, что они задумали!

«Апач Логнбоу», промчавшись над головами десантников, уже связавшихся с вертолетами, полетел к лесу. На экране системы FLIR вдруг возникли силуэты людей, мелькавшие между деревьев в полумиле по курсу вертолета.

— Вижу их, — сообщил Мерфи. — Двое или трое. Кажется, бегут со всех ног!

— Давай из пушки! Прижми их!

Автоматическая М230 загрохотала, выпустив очередь в полтора десятка снарядов. Взрывы скрыли противника из виду, и Танака изменил курс, заходя на цель сбоку. Сам он никогда не оказывался на земле под обстрелом с вертолета, но мог представить, каково это, когда ты бежишь со всех ног, а над головой кружит бронированная винтокрылая машина, плюющаяся огнем, для которой не станет помехой ночная тьма.

— Я их потерял! — это Мерфи пытался нашарить куда-то подевавшихся русских. — Наверняка под деревьями прячутся! Опустись на полсотни футов!

Танака отдал от себя рычаг управления, заставив «Апач» нырнуть к земле, едва не цепляясь плоским днищем о верхушки уцелевших деревьев. В небе сбоку что-то вспыхнуло, и командир экипажа увидел мчащуюся прямо на него ракету.

— О, дьявол! Мы атакованы! Ракета справа!

— Еще одна слева! Мы в клещах! Сбрасывай ловушки, командир!

Устройства выброса ложных целей М-130 выпустили целую серию патронов с тепловыми «обманками», ярким созвездием вспыхнувшими вокруг атакованного «Апача», а Танака попытался резким маневром сорвать захват. Он успели увидеть, как первая зенитная ракета, пронзив облако ложных целей, зашла в хвост, а затем вертолет содрогнулся от взрыва, и приборная панель тотчас вспыхнула тревожным алым светом.

— Левый двигатель поврежден! Пробито топливопровод! Перекрываю подачу топлива!

Потерявший устойчивость вертолет развернуло на девяносто градусов, и в этот миг его настигла вторая ракета, поразившая правую турбину.

— Я потерял управление! — крикнул Танака. — Мы теряем высоту! О, дьявол, мы падаем! Мерфи, сейчас тряхнет! Приготовиться к удару!

«Апач» завертелся вокруг своей оси, лишившись стабилизации и подъемной силы. Все, что успел сделать командир экипажа, это перекрыть доступ горючего, избежав почти неминуемого в ином случае взрыва. А затем болтавшийся из стороны в сторону АН-64 швырнуло на кроны деревьев, и дальше, вниз, к земле.

Продолжавший вращаться на авторотации винт срезал верхушки сосен, ломая лопасти об их толстые стволы, и искалеченный вертолет рухнул на землю, заваливаясь на бок. Хвостовая балка обломилась, винт врезался в землю, пропахав огромную борозду, сила инерции развернула фюзеляж, столкнув его со стволом могучей пихты, а затем все закончилось.

— Мерфи, ты жив? — Эд Танака не мог поверить сам, что остался живым, и, кажется, почти невредимым. Амортизатор его кресла, крепившегося не к полу кабины, а к ее потолку, поглотил силу удара. — Слышишь меня, Мерфи?

Сидевший впереди оператор не отозвался. Танака отстегнул привязные ремни, откинув боковую стеклянную панель, и, чувствуя, как все тело скручивает жгутом от боли, вывалился из кабины на усыпанную опавшей хвоей холодную землю.

— Проклятье! — пилот сплюнул кровь, натекшую из прокушенной губы, затем кое-как сумел подняться сперва на четвереньки, затем встать в полный рост, опираясь о борт вертолета.

Танака подошел к передней кабине, заглянул в нее, и увидел, что его напарник неподвижно обвис, притянутый к своему креслу ремнями. Сквозь покрывшийся царапинами и трещинами плексиглас фонаря невозможно было понять, жив тот, и потерял сознание, или уже мертв.

— Дьявол, Мерфи, что мне теперь делать с тобой?! И что мне вообще делать?!

Лейтенант Танака оказался один в чужом, страшном, темном лесу. Его тошнило, кружилась голова, тело ломало от боли, но этому пилот был даже рад, ведь боль могла означать лишь то, что он еще жив. Танака вытащил из набедренной кобуры девятимиллиметровую «Беретту», оттянул затвор, загнав патрон в ствол. Пятнадцать патронов в пистолете, еще столько же в запасном магазине, это уже шанс на то, чтоб остаться в живых.

С оружием в руках Танака сразу почувствовал себя увереннее. Свои были совсем близко, он, наблюдавший за всем сверху, точно это знал. Нужно пройти все милю, может даже меньше, и он окажется на точке эвакуации. Но прежде следовало выяснить, что случилось с Мерфи — бросать напарника, который мог быть еще жив, лейтенант не собирался.

Танаке почти удалось вскрыть кабину, когда боковым зрением он заметил какое-то движение в лесу. Пилот отскочил за фюзеляж вертолета, вскидывая пистолет, и в этот самый момент между деревьями мелькнули чьи-то силуэты. Лейтенант безмолвно взмолился, чтобы это были свои, спасательная команда, которая заберет его с собой, защитит, не оставит один на один с притаившимися где-то рядом русскими.

К вертолету вышли двое. Один остался позади, опустившись на колено и держа наизготовку оружие, а второй медленно двинулся к вертолету. Он прошел ярдов тридцать, прежде чем замерший от страха Танака увидел, что в руках неизвестный держит «калашников». Все сомнения развеялись мгновенно.

Танака, удерживая «Беретту» двумя руками, прицелился и выстрелил подряд трижды, чувствуя, как отдача выкручивает ему кисти. Приближавшийся террорист упал, но пилот не был уверен, что попал в него хотя бы раз. А от леса немедленно ударил автомат. Несколько пуль выбили искры из бронированного борта «Апача», служившего укрытием лейтенанту. Танака еще несколько раз выстрелил, а затем бросился бежать, направляясь в самую чащу.

Сзади снова отрывисто закашлял АК, огрызаясь короткими очередями. Пули вонзались в землю у самых ног Танаки, со свистом проносились рядом, натыкаясь на стволы деревьев и выбивая из них щепки, длинные, тонкие и острые, как иголки. Пилот бежал, петляя из стороны в сторону, пытаясь сбить прицел, но что-то ударило его в спину, обжигая огнем, бросая тело на землю.

При падении Танака ударился лицом о торчавший из земли корень, распоров щеку. От внезапной боли он едва не лишился сознания, а когда все же сумел встать на колени, первым, что увидел, был направленный ему в лицо ствол автомата.

— Не двигаться!

Произнесено было по-английски, с акцентом. Танака вскинул пистолет, но тот, кто держал автомат, ударом ноги выбил из его ослабевших рук «Беретту». А следующий удар опрокинул пилота на спину, и ствол АК ткнулся ему в нос. Лейтенант поморщился от запаха пороховой гари — из автомата явно много и совсем недавно стреляли.

— Не шевелиться! — последовал строгий окрик. — Дернешься — прострелю башку!

Лежа на земле, лицом вверх, летчик увидел выступивших из темноты людей, их было трое или четверо, все с оружием, с АК-74, не узнать которые было невозможно. На этот раз русские все же успели раньше.

Олег Бурцев инстинктивно пригнулся, когда над головой промчался, беспорядочно болтаясь в воздухе, американский «Апач». Вертолет, потерявший управление, зацепился о кроны деревьев, а затем с грохотом упал на землю. Он рухнул совсем рядом, в двух, может, трех сотнях метров, как раз на пути.

— Мы пойдем туда, — неожиданно решил Бурцев. — Надо проверить!

— Проверить что?

Жанна Биноева остановилась, уставившись на своего спутника.

— Экипаж мог выжить, вертолет же не взорвался! Мы должны посмотреть, что там!

— Бой закончен, ты же сам сказал! И у нас раненый! Его нужно вытаскивать!

— Здесь я решаю, что делать, — отрезал Олег. — Все равно место падения по пути. Мы идем к вертолету!

Бурцев решительно двинулся к месту падения, надеясь, что не сильно ошибся в расчетах, ведь иначе придется побродить по ночному лесу, риску не то подвернуть ногу, не то свернуть себе в темноте шею. Слава, цеплявшийся за шею Бурцева, лишь постанывал при каждом шаге сержанта. Пока действовала анестезия, партизан просто не чувствовал, что медленно умирает, но жизнь слабела в нем с каждой каплей крови.

— Держись, браток, — ободряюще произнес Бурцев. — Еще немного! Мы тебя вытащим, а в лазарете быстро заштопают!

Сам Олег чувствовал, что недолго сможет оставаться на ногах. Воспользовавшись минутной паузой, партизан наложил себе повязку, вколов последний остававшийся шприц-тюбик с обезболивающим, но понимал, что этого хватит на пару часов, а потом усталость и потеря крови сделают свое.

Пройдя не больше полутора сотен метров, Олег убедился, что правильно выбрал направление. Сперва партизанам стали все чаще попадаться срезанные лопастями падавшего вертолета деревья. Затем под ногами заскрипели куски не то обшивки, не то самих лопастей, разрушившихся при столкновении с могучими стволам вековых елей. И, наконец, Олег увидел впереди угловатую «тушу» упавшего «Апача». Вертолет был сильно поврежден, хвост обломился, кабину пилотов смяло, подфюзеляжная турель с тридцатимиллиметровой пушкой валялась в двух десятках метров от самого геликоптера.

— Тихо! — Бурцев поднял руку, дав знак остановиться. — Янки могли послать сюда спасателей!

Олег осторожно положил на землю своего раненого товарища, сам опустился на колено, целясь в сторону вертолета из РПК-74. С минуту партизан вглядывался в сумрак, пытаясь обнаружить признаки жизни. Прибор ночного видения позволял взгляду проникать сквозь ночную тьму, но цвета и очертания предметов искажались порой до неузнаваемости.

— Будешь прикрывать меня отсюда, — сказал Олег, покосившись через плечо на замершую под деревом Жанну. — Я пойду, проверю, что там. Смотри в оба!

Партизан осторожно, стараясь обходить место падения по дуге, двинулся к «Апачу», держа пулемет наизготовку. Боковым зрением он увидел, как чеченка вскинула автомат, приникая к окуляру прицела ПОНД-4. Только сейчас десантник понял, что его спутница может выстрелить в спину, затем добьет раненого и спокойно растворится в лесу, оставив после себя лишь трупы. Олег уже хотел вернуться назад, как вдруг возле вертолета сверкнуло дульное пламя, сопровождаемой запоздалым грохотом выстрелов, и у самой головы партизана завизжали пули.

Олег упал, вжимаясь в землю, услышав, как затрещал АК-74 Биноевой. Чеченка стреляла короткими очередями, скорее всего, отчетливо видя свою цель при помощи ночной оптики. Пули высекли фонтаны искр из обшивки разбившегося вертолета, и Бурцев успел заметить мелькнувший между деревьями силуэт, удалявшийся от партизан.

— Куда, сука?! — прошипел сквозь зубы Олег. — Не уйдешь!

Партизан почувствовал азарт охотника. Противник был совсем близко, он был уязвим здесь, на земле, лишившийся своего вертолета, и убегал, спасая собственную жизнь. Его спина мелькала в сотне метров впереди, и Бурцев на бегу выпустил короткую очередь из пулемета.

Американский пилот исчез, скрывшись за деревьями, и Олег бросился за ним со всех ног, едва не наткнувшись на ствол автомата. Инстинктивно Бурцев вскинул пулемет, и лишь теперь рассмотрел лицо того, кто в него целился.

— Командир? — Бурцев узнал полковника. — А где американец? Упустили?

— Вон он, — Басов указал на пленного, которого ударами приклада гнал из-за кустов Азамат Бердыев. Американец, такой же грязный, как и его конвойные, в порванном комбинезоне, затравленно озирался. По его лицу струилась кровь из глубокой ссадины на голове. — Далеко не ушел, паскуда.

— Что с ним делать? И что с нашими?

— Здесь все, кто остался, кажется. Больше никого не видел, вы первые. Нам здорово досталось, сержант, но и пиндосы получили свое сегодня!

Вместе с Басовым оказалось всего лишь пятеро партизан. Уставшие, грязные, почти все были ранены. Подсумки разгрузочных жилетов были пусты, за время недолгого боя они израсходовали почти весь боекомплект. У Олега у самого остался лишь один магазин, тот, что сейчас был примкнут к пулемету, да еще несколько ручных гранат.

— У меня Слава ранен, — сообщил Бурцев. — И самого меня зацепило. Кажется, осколок. А Боря убит.

— А чеченка? Она где?

— Со мной. Охраняет Славу.

— Кажется, я в ней не ошибся, — хмыкнул Басов. — Сейчас мы на одной стороне, у нас общий враг, сержант. И эта девчонка может оказаться полезной!

Олег лишь молча пожал плечами. В горячке боя он и впрямь перестал думать о Жанне, как о противнике, видя в прорези прицела другого врага, и думая, как уничтожить его.

— Времени у нас не осталось, нужно уходить, — решил Басов. — Все, что нужно и можно, мы сделали, американцы надолго запомнят эту ночь.

— С пиндосом как? — Азамат Бердыев взглянул на командира, боковым зрением продолжая наблюдать за американцем. — Кончить его?

Партизан навел «калашников» на оцепеневшего от пережитого шока и ужаса пилота, готовый выстрелить, но Басов помотал головой:

— Отставить, боец! Пленного заберем с собой. Думаю, он еще будет нам полезен. Все, построиться в походный порядок! Бойцы, понесете раненого! Олег, давай с пулеметом в головной дозор! Патроны есть?

— Последний «рожок»!

— Держи! — Полковник бросил Бурцеву увесистый пластиковый магазин, взятый из рук одного из своих спутников. Сам Басов держал за цевье винтовку СВД с массивным ночным прицелом. — Все, что есть! Давай, сержант, двигай! Наверняка янки попытаются забрать пилотов, могут появиться в любую секунду! Уходим!

Бурцев, привычно повесив РПК-74 на плечо, двинулся прямиком в ночной сумрак. Прибор ночного видения по-прежнему давил на голову, позволяя видеть сквозь ночь. Бурцев старался видеть, слышать и замечать все, что происходило вокруг, зная, что от его внимания зависят теперь жизни товарищей. Остальные партизаны шли следом, поотстав на сотню метров, и если путь окажется прегражден противником, Олегу первому принимать бой и, возможно, погибать, спасая своих братьев.

Сержант успел пройти с километр, медленно, часто останавливаясь и для того, чтоб осмотреться и вслушаться в доносящиеся из леса звуки, и чтобы дать отдых раненой ноге, наскоро перевязанной, но, несмотря на вколотый шприц-тюбик промедола, доставлявшей немало неприятных ощущений. Знакомый уже звук, донесшийся издалека, заставил Бурцева опуститься на колено, вскидывая вверх пулемет. Вертолет черной тенью с рокотом и гулом пронесся над головой, на малой высоте, направляясь туда, откуда лишь партизаны. А затем Олег услышал грохот выстрелов, сделанных явно из серьезного калибра, не АК-74 и даже не ПКМ. Кто-то за спинами партизан еще вел бой.

Бурцев поднялся на ноги, поморщившись от боли в бедре, распоротом американским осколком, и медленно двинулся дальше. Если кто-то из его товарищей и сумел уцелеть, бывший десантник сейчас не смог бы помочь. Раненый, почти без патронов, он мог лишь умереть под огнем американских солдат, а такого удовольствия доставлять врагу партизан не собирался еще долго.

Ходить по дремучему лесу, да еще ночью, было чертовски сложно. Несмотря на прибор ночного видения, Джеймс Салливан несколько раз едва не упал, запинаясь об узловатые корни, а однажды чуть не свалился в неглубокий овраг. Для того чтоб преодолеть меньше мили, сержанту и бойцам из его отделения, вызвавшимся участвовать в спасательной миссии, пришлось потратить почти полчаса. Десантники шли осторожно, озираясь, не ослабляя хватку на оружии, готовые встретить врага градом пуль.

— Всем предельное внимание, — напомнил Салливан. — Эти русские — мастера устраивать засады. И под ноги смотрите, здесь могут быть мины. Кажется, ублюдки ими засыпали все вокруг!

Десантники, и без того настороженные, напряглись так, что были готовы стрелять на любой шорох. Солдаты понимали, что каждая секунда промедления может оказаться фатальной для пилотов сбитого «Апача», но и бежать вперед сломя голову никто не желал.

— Родригес, держись ко мне поближе! — приказал Салливан пулеметчику, пыхтя и споя шагавшему чуть правее с «Миними» наперевес. — Патронов еще много?

— Половина ленты, сержант!

— Бывало и хуже, черт возьми!

Место падения вертолета нашли почти сразу, по рассыпанным всюду обломкам, по деревьям, перерубленным лопастями несущего винта, словно гигантским топором. Половина отделения осталась на месте, заняв позиции под прикрытием леса, а остальные осторожно двинулись к лежавшему на земле АН-64, сильно поврежденному при падении.

— Пригнуться! — скомандовал Салливан, крадущийся вместе с двумя своими десантниками к искореженному вертолету, возле которого не было заметно никаких признаков жизни.

Сам сержант к вертолету не подошел, остался вместе с Родригесом страховать своих бойцов, присев на колено в десятке ярдов от «Апача», пока его товарищи осматривали то, что осталось от винтокрылой машины. Один из них чертыхнулся, а затем сообщил Джеймсу:

— Сержант, сэр, здесь один пилот, мертвый! Задняя кабина открыта, есть немного крови! Кажется, мы опоздали, сэр!

— Ищите следы! Под ноги смотреть! Барнс, попробуй достать тело!

Пока один из бойцов пытался вскрыть кабину, его товарищ, опустившись едва ли не на четвереньки, бродил вокруг, пытаясь отыскать следы.

— Тут гильзы, свежие, — негромко произнес он, взглянув на Салливана. — От «беретты», девятимиллиметровые!

— Проклятье! Русские, кажется, успели раньше!

— Наверное, они увели пилота с собой, сержант, сэр! Мы попробуем их догнать? Далеко они уйти не могли!

— Чтобы присоединиться к тому парню в «Апаче»? — Салливан кивком указал на тело первого летчика, которого его боец все-таки смог вытащить из смятой кабины. — Это их лес, мы тут гости, к тому же незваные. Я не собираюсь бродить здесь без поддержки. Будем продвигаться к точке эвакуации. Барнс, Фиорети, несите тело, я вас прикрываю! Ну, бегом!

Двое десантников, подхватив труп пилота, рысцой кинулись к лесу, ожидая каждый миг, как треск автоматных очередей разорвет ночное безмолвие, и на них со всех сторон кинутся притаившиеся в засаде русские партизаны. Джеймс Салливан, держа у плеча карабин М4, дождался, пока его бойцы доберутся до зарослей, соединившись с прикрывавшими их товарищами, и последним покинул место падения. На этот раз десантники не успели вовремя, русские забрали с собой выжившего пилота, а, может, и не стали с ним возиться, пристрелив и бросив тело где-нибудь поблизости.

— Движемся к точке эвакуации, — повторил свой приказ Салливан, присоединившись к остальным бойцам. — Родригес, Кроуфорд, в головной дозор! Живее, парни! Нужно пройти примерно милю! Вперед, бегом!

Они рванули с места, чувствуя прилив сил. Ужасы боя, суматошного, жестокого, стоившего жизней многим хорошим парням, остались позади. Просто небольшая пробежка, пусть и в полной выкладке, и «Черный ястреб» унесет их прочь из этого страшного леса, встречающего непрошенных гостей летящим в упор свинцом и рассыпанными на каждом шагу минами.

Стрекот вертолета десантники услышали не сразу, оглушенные собственным тяжелым дыханием и стуком рвавшихся из груди сердец. Винтокрылая машина, летевшая на малой высоте, вынырнула из-за деревьев, пройдя над самыми головами инстинктивно присевших солдат. Салливан остановился, провожая ее взглядом, и увидел, как вертолет разворачивается, вновь приближаясь к ним. А когда расстояние сократилось до нескольких сотен футов, в лицо десантникам ударил яркий луч прожектора, поймавший горстку американцев в круг слепящего света.

— Какого черта?! Что это?! — Салливан почувствовал растерянность, понимая, что совсем непохоже на эвакуацию диверсионной группы из вражеского тыла.

Вертолет медленно приблизился, поток ветра, поднятый бешено вращавшимся винтом, швырнул в лица десантников пыль и труху, лежавшую под ногами, а с неба раздался металлический голос, усиленный мощным динамиком:

Американские солдаты, вы незаконно находитесь на территории России! приказываю оставаться на месте и сложить оружие!

— Это русские, — понял Салливан. — Мать их, это русские! Огонь! Отгоните «вертушку»!

Родригес первым выполнил приказ, вскинув М249 и послав в сторону опустившегося еще ниже вертолета длинную очередь. Салливан даже увидел искры, высекаемые пулями из округлых бортов русского Ми-8, нависшего над горсткой десантников. Сам сержант сделал несколько выстрелов из карабина, целя в остекление пилотской кабины.

Вертолет взвился на полсотни метров вверх, уходя из-под огня, а затем под его короткими крылышками вспыхнуло пламя, и на землю обрушился огненный шквал. Висевшие на пилонах автоматические пушки ГШ-23 в подвесных установках УПК-23-250 зашлись в длинных очередях, перепахивая поляну, по которой заметались в панике американцы. Салливан успел увидеть, как рядового Родригеса разорвало пополам от прямого попадания снаряд калибра двадцать три миллиметра, прежде чем самого его настигла очередь. Сержант упал, вжимаясь в землю и накрыв руками голову, словно это могло остановить осколки рвавшихся вокруг снарядов.

А вертолет, залив пламенем всю округу, уже опустился к самой земле, и из распахнутой двери в борту посыпались люди в камуфляже, с оружием в руках, бросившиеся к ошеломленным американцам. Сержант Салливан попытался встать на ноги, но подскочивший русский ударом одним ноги выбил из его рук карабин М4, а вторым свалил обратно на землю самого сержанта, грозно нависнув над ним и направив в лицо Джеймсу свой АК-74.

— Лежать, не шевелиться! — произнес по-английски русский, лицо которого было скрыто черной вязаной маской, а голову облегал массивный противопульный шлем.

Вертолет вновь поднялся в воздух, пройдя по кругу над лесом. Рядом с Салливаном на землю повалился один из его солдат, тоже обезоруженный, охраняемый сразу двумя русскими солдатами в полной экипировке. Один был вооружен также АК-74, а второй держал наперевес пулемет «Печенег», и, судя по выражению глаз, только и ждал, чтоб применить его.

Откуда-то прозвучала отрывистая команда на русском, и американцев рывком подняли на ноги, тыча в спины стволами. С них сорвали все оружие, гранаты, ножи, запасные магазины. Кто-то стащил с головы Салливана каску с прибором ночного видения. Из темноты выступил коренастый человек, единственный, кто не скрывал свое лицо, скатав шапочку-маску на лбу. В руках он держал необычного вида автомат, не похожий на привычный «калашников», с подствольным гранатометом на кронштейне.

— Я полковник российских сил внутренней безопасности Беркут, командир оперативного полицейского батальона, — представился русский на неплохом английском. — Кто вы? Ваша часть, звание и имя?

— Сержант Салилван, Сто первая воздушно-штурмовая дивизия Армии США, командир отделения. Что это значит, полковник? Прикажите отпустить меня и моих людей!

— Вы не в том положении, чтоб требовать, сержант. Сперва объясните, как вы оказались здесь? Вы нарушили демаркационную линию незаконно, и задержаны за это.

— Вы открыли огонь по моим людям, по американским солдатам! Вы ответите за гибель моих солдат!

— Сержант, вы забыли, что первыми стали стрелять как раз вы, — мрачно произнес русский офицер. — На своей земле мы вправе требовать от вас подчинения! Возможно, я и отвечу перед вашим командованием, но прежде я могу отдать приказ, и вас расстреляют в этом лесочке вместе с вашими людьми! И никто вас сейчас не защитит!

Джеймс Салливан понял, что этот человек, уже немолодой, со скуластым широким лицом и перебитым носом, с очень хорошо заметным шрамом на лбу, не шутит и запросто отдаст такой приказ. А его бойцы, со всех сторон окружившие избитых американцев, этот приказ выполнят, возможно, даже с удовольствием. А потом все, что случилось, спишут на партизан. И никто ничего не станет выяснять.

А русский, сполна насладившись ужасом пленников, обернулся к своим солдатам, что-то приказав, и американцев злыми криками, тычками стволов и ударами прикладов в спины погнали к приземлившемуся вертолету, к которому присоединился еще один, круживший над головами, направив к земле стволы подвешенных под крыльями пушек и установленных в проемах иллюминаторов крупнокалиберных пулеметов.

Американских десантников буквально закинули в грузовой отсек Ми-8, а следом забрались и сами русские, заняв узкие сидения, установленные побортно, так что пленным осталось лишь расположиться на металлическом полу. Потом в вертолет погрузили пропитавшиеся кровью брезентовые свертки, и сержант Салливан понял, что не всем его солдатам повезло остаться в живых. Затем турбины над головами взвыли на несколько тонов выше, и Джеймс по вибрации фюзеляжа понял, что они уже в воздухе. Для него эта операция закончилась, хотя и совсем не так, как мечтал совсем недавно думавший о «Черном ястребе» и возвращении в привычную казарму сержант.

Глава 8. Эхо далекой битвы

Тихий океан — Вашингтон, США 26 октября
Пилот стоявшего на старте истребителя F/A-18E «Супер Хорнит» дождался взмаха матроса в ярко-зеленом жилете, и резко отдал рычаг управления двигателями. Турбины взвыли, выходя на предельные обороты.

— Я Альфа-семь, готов к взлету! — доложил летчик на пост управления полетами.

«Супер Хорнит», надежно удерживаемый на месте захватами катапульты, ощутимо подрагивал в такт бьющемуся в камерах сгорания реактивных двигателей пламени. Поток раскаленных газов, вырывавшихся из сопел турбин, лизал огнеупорное покрытие летной палубы, отражаясь от поднятого позади истребителя щита.

— Я Альфа-семь, обороты на максимуме! Прошу разрешения на взлет!

— Роджер, Альфа-семь, взлет разрешаю! Старт!

Мощный удар толкнул вперед тридцатитонный самолет, сообщая ему начальное ускорение. Челнок паровой катапульты подбросил истребитель, и через миг под крылом F/A-18E раскинулась зеленоватая гладь океана, а серая громада атомного ударного авианосца CVN-74 «Джон С. Стеннис» превратилась в темную точку где-то у самого горизонта.

Авианосец, оставив за кормой гавань Перл-Харбор, двигался кратчайшим курсом к восточным берегам России. Несколько последних месяцев в русских территориальных водах почти не было американских военных кораблей, как в прочем и судов любой другой державы, но изменившаяся обстановка потребовала срочной демонстрации силы, и «плавучий аэродром» покинул базу.

«Джон Стеннис», на борту которого находилось полсотни истребителей «Хорнит», шел к берегам России не в одиночестве. Вокруг авианосца, на расстоянии от нескольких кабельтовых до нескольких миль, расположилось полдюжины кораблей эскорта, эскадренные миноносцы «Эрли Берк». Сами по себе обладавшие колоссальной ударной мощью, в сочетании с авиакрылом «Стенниса» эсминцы становились боевой машиной, которой не было равных в этой части Тихого океана.

Авианосная ударная группа пребывала в постоянной готовности к бою. в небо целились укрытые под палубой эскадренных миноносцев ракеты «Стандарт» и «Асрок», щерились в пустоту стволы универсальных пятидюймовок «Марк-45» и сверхскорострельных зениток «Вулкан-Фаланкс». Лучи радаров опутали небо на десятки миль вокруг невидимой паутиной, и любая воздушная цель, едва коснувшись этих призрачных «нитей», тотчас становилась видимой на экранах радаров. А толщу воды на пути эскадры пронзали импульсы мощных сонаров, пока не встречавшие препятствий — никто не осмеливался становиться на пути армады поз звездно-полосатыми флагами. Разрезая остриями лихо скошенных форштевней пенные гребни высоких волн, авианосная ударная группа уверенно приближалась к цели на максимальной скорости, буквально пожирая мили.

Истребитель «Супер Хорнит» заложил вираж над «Стеннисом», набирая высоту. Над авианосцем уже кружил летающий радар Е-2С «Хокай» и боевой воздушный патруль — пара F/A-18E. А к ним могли в любой миг присоединиться остальные истребители авиакрыла, выбрасываемые четырьмя паровыми катапультами со скоростью одна машина каждые двадцать секунд. Всего за пять минут небо над эскадрой могло наполниться стаями истребителей, большинство которых выстроилось сейчас на палубе вдоль бортов, заправленные, с подвешенными под плоскостями ракетами «воздух-воздух».

Диспетчеры, обслуживавшие авиакрыло, сбились с ног, сменяя друг друга каждые три часа. Полеты не прекращались ни на минуту, самолеты и вертолеты взлетали и садились на палубу, и гул турбин не смолкал ни на миг. Но в помещение боевого информационного поста, находившегося глубоко под палубой, эти звуки не проникали. В этих стенах, обшитых кевларовой броней, звучало лишь жужжание вентиляторов, охлаждавших многочисленные компьютеры, а пол под ногами многочисленных офицеров чуть заметно вибрировал в такт укрытым на самом дне огромного корабля турбинам, приводившим в движение огромные гребные винты, увлекавшие статысячетонную махину атомного авианосца к пока еще далеким русским берегам.

— Адмирал, сэр, получены данные со спутников, — произнес офицер оперативно группы, обращаясь к командующему эскадрой, стоявшему чуть в стороне от остальных, наблюдая за сосредоточенной суетой подчиненных.

Вице-адмирал Йохансон подошел к огромному экрану, на котором появился первый снимок, сделанный разведывательным спутником «Ки Хоул-11». Очертания острова Сахалин командующий эскадрой уже давно не спутал бы ни с какой другой сушей, и теперь он вглядывался в монитор.

Обращенные к экрану лица офицеров в зеленовато-синем мерцании казались неестественно бледными. Снимки сменяли друг друга, позволяя разглядеть с огромной высоты то весь остров, от берега до берега, то городские кварталы Южно-Сахалинска, крупнейшего города на этом клочке суши.

— Японцы продолжают наращивать свою группировку, — заметил Йохансон, изучая панораму летного поля местного аэродрома. На взлетных полосах стояли казавшиеся громадными даже с орбиты транспортные самолеты С-2 и С-130, а вдоль бетонки выстроились, крыло в крыло, окрашенные в серый цвет истребители.

— Не меньше двух эскадрилий F-15, - произнес один из офицеров. — И еще я вижу там F-4.

— Японцы используют модернизированные «Фантомы» в качестве ударных истребителей, — пояснил адмирал. — Носителей противокорабельных ракет. А «Иглы», вероятно, должны стать основной противовоздушной обороны острова. Нашим парням придется несладко, если в Вашингтоне все же решатся и спустят нас с цепи!

— По имеющимся данным на Сахалине уже полностью развернута Пятая пехотная дивизия японских Сил самообороны, это не менее девяти тысяч солдат с артиллерией и бронетехникой. В центральной части острова находятся два дивизиона зенитно-ракетных комплексов «Пэтриот», а в окрестностях Южно-Сахалинска обнаружены позиции ЗРК малой дальности «Тип 81» и новейших «Тип 03» средней дальности. Кроме того, на остров уже переброшены береговые противокорабельные ракетные комплексы SSM-1B, вот их пусковые установки.

Офицер разведки указал на колонну автомобилей, за кабинами которых были уложены большие трубы, собранные в пакеты по шесть штук — транспортно-пусковые контейнеры крылатых ракет.

— Японцы готовятся к отражению атаки с моря и с воздуха, — задумчиво произнес адмирал Йохансон. — Хотят превратить остров в неприступную крепость. Признаюсь, на меня они уже произвели впечатление, господа!

— Это не все, сэр. Зенитные ракеты и истребители — часть их обороны, но гораздо опаснее японские эсминцы, крейсирующие вдоль внешней кромки Курильского архипелага. Корабли класса «Конго» — аналоги наших «Эрли Берк». У Сахалина находятся, по меньшей мере, три таких эсминца. Они также оснащены системой управления оружием «Иджис» и вооружены ракетами «Стандарт-2MR». Нашим пилотам придется преодолеть этот заслон, и не думаю, что обойдется без потерь.

— Черт, мы сами вооружили этих обезьян лучшей техникой, а теперь думаем, как с ними справиться! — Адмирал раздраженно помотал головой, гневно сжав кулаки. — Но ударного вооружения японские миноносцы не несут, верно, если не считать ракет «Гарпун»?

— Им это и ни к чему, если учесть, что в течение двух минувших суток свои базы покинуло не менее шести японских подводных лодок типа «Оясио». Это неатомные субмарины, также вооруженные ракетами «Гарпун» или их японскими модификациями. Они чертовски скрытные, самое то для прибрежного мелководья и действий в проливах между островами. Эти воды могут стать для нас смертельно опасными, адмирал, сэр! Кажется, японцы уже считают себя хозяевами здесь и чужаков не ждут!

Адмирал Йохансон поморщился. Находясь здесь, в боевом информационном посту атомного ударного авианосца, среди сотен тонн броневой стали и кевлара, можно было поверить, что находишься в полной безопасности. Но ощущение собственной неуязвимости было лишь кажущимся, обманчивым и очень неверным. И адмирал знал это, помня об участи «Авраама Линкольна», так и не вернувшегося из похода в воды России. конечно, японцы не имели ни такого оружия, ни такого опыта, как русские, но и они могли быть опасны, очень опасны. А адмирал мечтал о том, чтобы все, кто вышел в море под его началом, вернулись домой живыми.

— Черт с два! Мы их побили в сорок пятом, сделаем это и теперь! Да,избежать потерь не удастся, но все мои люди, до последнего матроса, знали, на что шли, поступив на службу! Мы будем двигаться прежним курсом и ждать дальнейших распоряжений из штаба! А пока потрудитесь привести все системы в боевую готовность и быть готовыми к отражению атаки! Удвоить бдительность! Я не хочу, чтоб мой флот стал мишенью для косоглазых выскочек!

Выполняя приказ адмирала, в небо через несколько минут подняли еще пару «Супер Хорнитов», и заслон на пути призрачной воздушной угрозы стал почти непробиваемым. Четверка многоцелевых истребителей, получая данные с корабельных локаторов и с борта АВАКС, могла выдержать бой с многократно превосходящими силами врага. Йохансон не верил до конца, что японцы решатся сделать первый ход, но был готов ко всему, как и его моряки, тысячи мужчин и женщин, ожидавших боя.

Казалось, внимание всего мира на несколько дней переместилось с просторов России на ее восточные рубежи, несколько клочков суши, ничтожных в сравнении с огромной, живущей сразу в девяти часовых поясах страной, но для кого-то невероятно ценных и желанных. События на Сахалине, предчувствие грядущей новой войны между теми, между кем ее не могло быть, отвлекли многих. И все же генерал Бражников, прибывший в Москву в обычном вагоне обычного поезда, знал, что вся эта возня не делает его путь более безопасным. И американцы, и местные иуды продолжали незаметно, без лишнего шума охотиться на немногочисленных партизан, и не отказались бы получить в свои руки — мертвым, но лучше все-таки живым — одного из членов штаба движения. И потому генерал был вдвойне осторожен.

Поезд прибыл на вокзал, лязгнули сцепки вагонов, и состав остановился, а купе наполнились суетой дождавшихся окончания поездки людей. Железная дорога продолжала функционировать, хотя поезда ходили реже, чем раньше, и потому свободных мест не было. На это и рассчитывал Бражников, выбрав именно такой транспорт — затеряться в толпе, смешаться с безликой людской массой, в которой найти его будет не просто. А искать генерала могли, со всем возможным рвением, и причина того лежала в его нагрудном кармане.

Бражников украдкой сунул руку за пазуху, убедившись, что оптический диск в простом бумажном конверте никуда не пропал, а затем подхватил сумку с дорожными пожитками, и влился в поток пассажиров, двигавшийся к выходу из вагона.

Москва встретила генерала шумом и гомоном, по перрону метались люди, провожая или встречая кого-то, или сами готовясь к отъезду. Огромный город своей суетой и многолюдностью оглушил, ошеломил привыкшего к тишине небольших провинциальных городков Бражникова, изо всех сил старавшегося сейчас выглядеть уверенным и целеустремленным, собрав в кулак все свое внимание.

Генерал шагал по перрону, забросив за спину сумку, ввинчиваясь в пульсировавшую на пути толпу, аккуратно раздвигая стоявших у него на дороге людей и пытаясь одновременно видеть все происходящее вокруг. В стороне мелькнул полицейский патруль — трое рослых парней в сером «городском камуфляже, сбитых на затылок кепках и с компактными пистолетами-пулеметами «Клин» на плече. Равнодушные, но в то же время внимательные взгляды скользили по толпе, иногда становясь осмысленными, задерживаясь на чьем-то лице не несколько мгновений.

— Товарищ генерал, — кто-то, незаметно подобравшись сзади, ухватил Бражникова под локоть, так что партизан от неожиданности вздрогнул. — товарищ генерал, идемте со мной. Скорее!

Встречавшего его на перроне человека Бражников знал. Бывший полковник ФСБ Иван Слюсаренко был одним из руководителей партизанского движения здесь, в столице, к тому же настоящим боевым офицером. Сейчас чекист увлекал своего спутника к автостоянке перед вокзалом, нацелившись на микроавтобус «Фольксваген» синего цвета, в меру потрепанный, но вполне вписывавшийся в городской пейзаж.

— Как поездка, товарищ генерал? Без приключений?

— Нормально, — кивнул Бражников. — Долго, зато спокойно. А как тут?

— Все тихо, вас точно никто не ждет. Кажется, американцы пока еще не поняли, что произошло.

— Поняли, очень хорошо поняли, — возразил генерал, останавливаясь перед распахнутой дверцей микроавтобуса. — По базам наших отрядов на севере был нанесен мощный удар. Американцы нарушили границу зоны ответственности, атаковав наши лагеря всеми силами. Потери огромны!

— Значит, вы успели как раз вовремя. И нужно сделать все, чтоб жертвы оказались не напрасны!

Бражников забрался в салон «Фольксвагена», и Слюсаренко прыгнул за руль, запустив мотор и встраивая микроавтобус в мчавшийся мимо вокзала поток машин. Генерал не был единственным пассажиром — в машине его поджидали еще двое. Максим Громов не мог пропустить появление курьера с важной информацией, несмотря на то, что его имя значилось в первых строках списка разыскиваемых преступников. Его спутник, напротив, пока ухитрялся не попасть в поле зрения спецслужб, потому, наверное, что сам имел к ним непосредственное отношение. Бывший начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-майор Сергей Аляев стал бы желанной добычей для врага, но он сумел остаться призраком, из тени руководящим действиями партизан не только здесь, в столице, но и на большей части территории России.

— Итак, вы доставили нам записи? — Аляев вопросительно взглянул на Бражникова.

— Да. Вот они. — Генерал протянул разведчику диск. — Теперь они ваши. За этот кусок пластмассы отдали жизни многие отличные ребята, и многие продолжают умирать сейчас. Не хочу, чтобы их гибель оказалась напрасной.

— Не окажется. Они погибли не зря, и вы сами вскоре в этом убедитесь!

— Но зачем вам было рисковать? — удивился Громов. — Не проще сбросить записи по e-mail?

— Вы недооцениваете АНБ, — усмехнулся Аляев. — Сеть они наверняка контролируют, и если даже не сумеют предотвратить передачу информации, смогут отследить получателя и отправителя, физически найдут их. Проект «Юнайтед Петролеум» сулит колоссальные прибыли, вы сами это должны понимать лучше меня, и ради этого американцы будут делать все, что их затея не оказалась сорвана. И армия, и все их разведки сейчас заняты лишь одним делом — защитой интересов корпорации.

— Верно, — кивнул Громов. — И у них это пока получается весьма неплохо!

«Фольксваген» соблюдая ограничение скорости, двигался в общем потоке, и его пассажиры, разговаривая, смотрели по сторонам. Внешне ничто не напоминало о недавней войне, не было заметно никаких признаков врага, ничего, что говорило бы об оккупации. На улицах полно людей, дороги забиты транспортом, и личными авто, и маршрутками, рестораны, кафе и магазины открыты и даже в разгар рабочего дня явно не страдают от отсутствия клиентов. Пожалуй, только полицейские патрули, слишком часто мелькавшие повсюду, могли быть признаком того, что в городе неспокойно.

— Что вы сделаете с записями? — поинтересовался Бражников у Аляева, обращаясь к старшему по званию, и не то чтобы игнорируя Громова, но все же всем своим видом давая понять, что тот был и остается гражданским лицом.

— Думаю, мы передадим их иностранным журналистам, представителям крупнейших информационных агентств, аккредитованным здесь, в столице, в том числе при штабе американской группировки. Разошлем сразу побольше копий. Если эти записи пустят в эфир, это будет сильнейший удар по «Юнайтед Петролеум». А раз Вашингтон поддерживает корпорацию, послав сюда войска для ее безопасности, это будет удар и по американской администрации.

— Я не верю, что записи будут обнародованы. Американцы ценят свободу слова до определенного момента.

— В этой ситуации каждый преследует свои интересы, — ответил вместо бывшего начальника ГРУ Максим Громов. — «Юнайтед Петролеум» стремится к прибылям от нашей нефти, американское правительство, прибрав к рукам русские нефтяные месторождения, стремится к энергетической независимости, прежде всего, от хитрых и вероломных арабских шейхов. Пожалуй, выгода Капитолия все же больше, чем корпорации, ведь заодно можно ухватить за горло еще и европейцев. Нам в свое время сами американцы не позволили заниматься шантажом, по-быстрому организовав переворот и оправданное им вторжение, но, как кажется, лишь для того, чтобы сделать все самим. Ну а масс-медиа, им же нужны рейтинги, и потому хоть кто-то да рискнет сорвать куш, ведь всерьез привлекать публику к экранам им пока нечем.

— А как же вторжение японцев на Сахалин?

— Уже не интересно, — усмехнулся Громов. — Который день крутят одно и то же. Стороны стягивают войска, копят силы, но ничего не происходит пока, и аудитории становится скучно. А вы привезли как раз то, что надо, генерал! Конечно, янки попытаются прикрыть лавочку, но всех сразу не заткнуть даже им. К тому же мы одновременно запустим ролики в Интернет, так что увидеть их сможет половина населения планеты. Правда, с экрана телевизора это кажется более солидным, вызывающим большее доверие.

— И все же мне кажется, игра не стоит свеч, — вздохнул Бражников. — Что значит авторитет и репутация, когда на кону — свободный доступ к колоссальным запасам ресурсов? Да, неприятно, но неужели вы верите, что «Юнайтед Петролеум» свернет свою деятельность? В лучшем случае, распустят чеченцев, но ведь нефтепровод охраняет американская армия, а ее нам не победить. В лучшем случае все предыдущие схватки удавалось сводить к ничьей, ущерб, который мы нанесли американцам, ничтожен, а наши потери ужасны.

— Верно, — неожиданно произнес Аляев. — Мы проанализировали результаты последних операций партизан на севере, и пришли к тому же выводу. Потери сторон в боевых столкновениях равны, но американцы имеют возможность перебрасывать резервы из других регионов, для нас же каждый боец на счету, и восполнять урон нечем. Ставка на подрыв боевого духа противника тоже не оправдалась — американское командование замалчивает потери, так что даже в соседних подразделениях иногда не знают точного числа своих убитых и раненых товарищей. К тому же наших сил недостаточно для прямого столкновения с армейскими подразделениями противника, атаки же на нефтепровод не дали серьезных результатов. Темп работ несколько снизился, но и только.

— У меня лично сложилось впечатление, что американцы не реагировали всерьез на наши вылазки, — заметил Бражников. — Они до сих пор ограничивались лишь обороной.

— Это так. Они ждут зимы, когда нашим людям станет трудно скрываться в лесах. Боеспособность неизбежно снизится, к тому же противник реализует свое техническое превосходство. Сейчас за нас играет лес, густая растительность позволяет избежать обнаружения с воздуха. Это подтвердила последняя операция американцев, стоившая им немало крови только потому, что они не смогли с воздуха вскрыть наши позиции, а наземную разведку проводить побоялись. Зимой же отсутствие лиственного покрова и разница в температуре позволит американцам применять тепловизоры с большой эффективностью.

Бражников лишь согласно кивнул. Партизаны нарочно старались держаться подальше от населенных пунктов, не подставляя гражданских под удар. Но одно дело жить в лесу летом, и совсем другое — зимой, в тридцатиградусный мороз прятаться в землянках. Без постоянного отопления люди просто замерзнут, а малейшее тепло, от печки, например, можно будет обнаружить издалека, с той техникой, какой располагает враг, это совсем не сложно. Партизаны, укрывающиеся в своих лагерях, станут мишенями для американских ракет, и мало кто из них сможет протянуть до весны. Придется или постоянно кочевать, нигде не задерживаясь больше, чем на сутки, или, впившись намертво в мерзлую землю, отражать атаку за атакой американцев. Да и питания потребуется больше, чтоб поддерживать достаточно сил, а снабжение партизанских отрядов отнюдь не становилось лучше со временем.

— Американцы просто пытаются избежать ненужных потерь, тянут время, выжидают, — продолжил Аляев. — Они уступили нам инициативу, чтобы потом отыграться за все. Но мы не можем им этого позволить! Записи, которые вы добыли и доставили сюда с таким риском — это первый удар, который мы нанесем на идеологическом фронте. Американцы спокойны и решительны до тех пор, пока верят в свою силу. Мы подорвем эту веру в них! Для всего мира партизаны — это кучка прячущихся по лесам отщепенцев, нас никто не считает силой, способной влиять на ситуацию. И пока мы действуем разрозненными отрядами, жалим лениво отмахивающихся американцев, как мошкара, так и будет. Пора объединить наши силы в один кулак и нанести решающий удар, заявить о себе всему миру! Пора изменить тактику и стратегию, если мы все еще хотим победить в этой войне!

Бражников вдруг заметил, что они уже полчаса кружат по окрестностям вокзала. Слюсаренко, следуя в общем потоке, маневрировал на развязках, мастерски втираясь в малейший просвет между машинами, разворачиваясь, срезая путь какими-то переулками, но продолжая кататься по одному и тому же району. А еще от внимания генерала не укрылись сменявшие друг друга каждый пять минут автомобили, как привязанные следовавшие за микроавтобусом. Неновый «Форд» с поцарапанным передним крылом и «десятку» с помятым бампером трудно было не заметить, если иметь хоть немного внимательности. Но, судя по тому, что спутники Бражникова не обращали внимания на хвост, это были свои. Во всяком случае, сам генерал очень хотел надеяться на это.

— Посмотрите в окно, — воскликнул Максим Громов, указывая рукой на полные прохожих улицы столицы. — Разве похоже, что рядом идет война? Даже здесь никто ни о чем не знает. Где-то в лесах русские, американцы и чеченцы истребляют друг друга, где-то льется кровь, но в Москве все спокойно. Здесь не слышны выстрелы, не рвутся бомбы, се верят, что наступил мир! Американцы сумели убедить всех, в том числе и самих себя, что принесли спокойствие в Россию, предотвратили гражданскую войну, восстановили порядок ценой малой крови! Война идет где-то на периферии, а здесь ничто о ней не напоминает. Наблюдатели ООН прилетели в нашу страну, но пока не решились выбраться за пределы столицы. Американцы установили настоящую информационную блокаду. Ни о наших, ни об их потерях не говорится в открытую, хотя гробы с телами американских парней продолжают лететь через океан на запад. Пора заявить всему миру о том, что в России есть, кому сражаться за свободу этой страны! Записи, что вы доставили, это лишь начало, генерал! Сейчас военную победу можно обратить в поражение, если представить все в правильном свете. Американцы сильнее нас, в честном бою нам не победить, и потому путь грубой силы не для нас. К тому же время работает на противника.

— Принято решение отвести все отряды с линии боевого соприкосновения, — продолжил Аляев. — Партизанская война в чистом виде не приносит результата. Американцы заняли оборону на своих базах, отвечая на наши комариные укусы редкими, но мощными ударами. Мы теряем людей, расходуем ресурсы напрасно. Мы соберем все силы и возьмем под контроль какой-нибудь город, проведем масштабную операцию, о которой невозможно будет молчать. Распространение записей со зверствами чеченцев привлечет внимание к России, и когда к нам обратятся взгляды из-за рубежа, мы и продемонстрируем свою силу и возможности. Соберем журналистов, заявим о себе на весь мир!

— Не понимаю, — помотал головой Бражников. — Эта акция обречена с самого начала! Даже если мы и сможем скрытно перебросить сотни людей в какой-то город, даже если сможем, пользуясь внезапностью, взять его под контроль, мы просто загоним самих себя в западню. Американцы пустят в ход всю свою огневую мощь, сравняют этот город с землей, и весь мир узнает об очередной победе над терроризмом! Пока мы можем добиваться численного перевеса лишь за счет растянутости вражеских коммуникаций, но если соберемся разом в одном месте, янки тотчас туда сгонят всех, кто есть, со всех уголков России. Да, всех, кто у них есть, в одно место… — вдруг совсем другим тоном, словно разговаривая с самим собой, произнес генерал, и, взглянув на своих собеседников, добавил: — И в этом случае могут не успеть среагировать на то, что творится у них за спиной.

— Это решение было принято единогласно, и вы будете выполнять приказ. Вам придется вернуться в Архангельскую область, чтобы собрать там всех, кто еще сохраняет боеспособность. Все отряды должны отойти резервные базы и быть готовыми выдвигаться по первому приказу туда, куда мы сочтем нужным. И это не обсуждается, генерал!

— И какой же город вы избрали для этой операции?

— Нижнеуральск. Небольшой промышленный город, менее двухсот тысяч населения, самое то, чтобы оборонять его с нашими силами. При этом он находится в зоне интересов американцев, в городе даже есть небольшой гарнизон, окопавшийся на местном аэродроме. Там мы дадим последний и решительный бой! И там мы одержим победу!

Бражников с сомнением покачал головой. Враг обладал большей огневой мощью, лучшей разведкой, и партизаны сводили на нет эти преимущества за счет высокой мобильности и хорошего знания местности. Они были готовы воевать и умирать, потому что верили в свое дело, но загнать их в город, собрать всех вместе, чтобы американцам проще было со всеми разом расправиться…

— Я не согласен с этим решением, — твердо произнес Бражников, взглянув в глаза Аляеву. — Мы погубим всех! Сейчас наши бойцы — призраки, внезапно появляющиеся и так же внезапно исчезающие в пустоте. А вы хотите их превратить в мишени! Не знаю, что вы задумали на самом деле, но слишком многое ставите на кон!

— Мишень не может ответить огнем! Бойцы получат все, что нам удалось накопить, все запасы оружия и снаряжения. Китайские товарищи немало смогли нам передать, да и мы сами ищем дополнительные источники снабжения. У партизан будет достаточно зенитных и противотанковых ракет, гранатометов и снайперских винтовок, чтобы превосходство врага в технике перестало иметь решающее значение. Американцам придется посылать в бой своих солдат, жертвовать ими, и в какой-то момент уровень потерь превысит допустимый, и это будет наша победа.

— Этот город просто раскатают по камню огнем артиллерии и ударами авиации!

— Да, ущерб неизбежен, как и потери среди наших людей, но это война! Что же до разрушения города, без ядерного оружия это придется делать долго, гораздо дольше, чем сможет сохранить свою решимость наш враг. Катастрофу Дрездена и Токио им повторить не удастся!

— Что ж, если вы прикажете, я немедленно установлю связь с командирами отрядов, действующих в моем секторе, и передам им все необходимые инструкции.

— Да, я приказываю. А вы обязаны выполнить мой приказ. Я отлично сознаю риск этого замысла, но, поверьте, и те преимущества, которые сулит нам хотя бы частичный успех. Действовать нужно очень быстро, не только мы имеем информаторов во вражеских структурах, противник тоже ведет разведку. Предателей хватает, и мы смогли выявить далеко не всех, так что каждый день, каждый час промедления может обойтись нам очень дорого. Если наши группы перехватят на марше…

Аляев не закончил, да и не нужно было. Бражников понял все без лишних слов. В городе, скрываясь в плотной застройке, действуя, как привыкли, небольшими группами, партизаны смогут противостоять даже американской авиации. В чистом поле же, тем более, если противник будет готов к столкновению, шансов у них просто не останется.

— Каковы на данный момент силы партизан в вашем секторе? — поинтересовался бывший глава ГРУ.

— До тысячи бойцов. Но есть проблемы с оснащением. Тяжелого оружия мало, ПЗРК вообще по пальцам одной руки можно пересчитать.

— Эту проблему мы решим, есть резервы, как раз на такой случай. Какую-то часть бойцов вам придется оставить на прежних позициях. Когда начнется переброска основных сил, потребуются отвлекающие удары по коммуникациям, думаю, сотни штыков для этого хватит. Им мы тоже подбросим побольше оружия и снаряжения.

— Переправить из Заполярья на Урал несколько сотен людей с оружием… — Бражников недоверчиво хмыкнул: — Кажется, непростая задача.

— Непростая, но решаемая. Один из путей переброски вам, кстати, предстоит вскоре испытать лично, дело не терпит отлагательств, и жать неделю, пока вы будете трястись в плацкартном вагоне, уже невозможно.

Только теперь Бражников понял, что они давно уже оставили позади вокзал. «Фольксваген» пробирался по переполненным столичным магистралям куда-то в пригороды. Слюсаренко, сидевший за рулем, без дополнительных напоминаний двигался в нужном направлении, демонстрируя изрядное водительское мастерство и неплохое знание местности, объезжая пробки какими-то закоулками и неуклонно приближаясь к выбранной цели.

Микроавтобус выбрался из городских кварталов, сверкающие сталью и стеклом высотки остались позади, а по обе стороны шоссе потянулись бетонные заборы и тяжеловесные серые коробки заводских цехов, каких-то складов, автобаз, перемежаемые заправками и автосервисами. Движение стало чуть менее интенсивным, и Слюсаренко придавил педаль газа.

— У нас опасные враги, но есть и союзники, — произнес генерал Аляев. — Мы многое можем на самом деле, но, как в сказке, можно исполнить только одно желание. Сейчас еще не время открыть все козыри, но кое-что пришла пора использовать немедленно.

«Фольксваген» свернул с широкой автострады, и, проехав еще с километр, уткнулся в ворота, за которыми Бражников увидел летное поле аэродрома. На дальнем краю бетонки возвышались ангары, вздымалась к небу контрольная вышка, ощетинившаяся антеннами.

Машину партизан пропустили с секундной заминкой. Пожилой мужчина в черной униформе охранника лишь глянул на водителя, и тотчас ворота распахнулись. Полковник ФСБ, сидевший за рулем и все время поездки не проронивший ни слова, направил машину к стоявшему на взлетной полосе Як-40 с логотипами какой-то частной авиакомпании на белоснежном фюзеляже. Уже издали был слышен гул прогреваемых перед вылетом турбин.

— Не слишком ли рискованно? — с подозрением поинтересовался Бражников. — Поезд надежнее, проще затеряться в толпе. Даже автобус лучше, хотя бы можно спрыгнуть на ходу!

— Риск ничтожен, — возразил Громов. — Этот самолет везет работников на нефтепровод, тот самый, который строят американцы. Но экипаж наш, самолет приземлится на аэродроме под Вологдой, бывшая военная «точка», сейчас, по сути, бесхозная. Американцев там точно нет, с остальными мы договоримся. Оттуда будете добираться своим ходом. Никакого контроля при посадке не будет, гарантирую.

— Подарок тех самых друзей, которые пока предпочитают оставаться в тени, — пояснил Аляев. — Здесь с вас никто не спросит документы, даже имя ваше ни к чему. Сейчас мы должны действовать быстро, иначе и я предпочел бы для вашего возвращения иной вид транспорта.

— Что ж, поверю на слово, — пожал плечами Бражников. — Надеюсь, вы в своих «друзьях» уверены так же, как я — в вас.

Генерал выбрался из салона микроавтобуса, забросив на плечо сумку, и двинулся к самолету, у которого уже стоял трап. Немолодая стюардесса при входе лишь кивнула на его приветствие, чуть посторонившись, чтоб новый пассажир прошел в салон. Бражников оказался последним, кого ждали перед вылетом. Было занято побольше половины мест, но генерал пристроился в хвосте, подальше от остальных. Через минуту объявили взлет, турбины Як-40 взвыли на несколько тонов выше, и самолет двинулся с места, набирая скорость.

С земли еще долго наблюдали за лайнером, до тех пор, пока он не превратился в черную точку на горизонте. Генерал Аляев закурил, задумчиво уставившись куда-то в пустоту, а затем, помолчав несколько минут, сказал, покосившись на Громова:

— Бражников прав. Он хороший офицер, все уже понял без слов, и мне не по нутру использовать такого человека втемную. То, что мы задумали, это самоубийство. Мы принесем в жертву лучших наших людей, сделав их мишенями для американцев.

— Вы сами были за реализацию плана. Для того, чтоб нанести главный удар, нужна отвлекающая операция такого масштаба, чтобы сковать все силы врага хотя бы на несколько дней. Это вы сказали, не я. Без вашего согласия весь этот замысел так и остался бы пустыми разговорами, генерал!

— Верно, я так сказал. Просто люди — это не цифры на бумаге. Никогда не думал, что придется посылать столько парней на убой.

— Но ведь они не тупое стадо, у них будет оружие! Это будет не бойня, а бой!

— И все же мне их жаль. Но менять ничего не будем, чувства сейчас не имеют значения. Если будем медлить, придерживаться нынешней тактики, все равно большая часть наших людей будет уничтожена, пускай и чуть позже, но это лишь агония. Пути назад все равно у нас нет, значит, пойдем вперед и сделаем все, чтобы жертвы оказались не напрасны. Мы заставим американцев сойти с ума от ужаса!

Партизаны вернулись в машину, и Слюсаренко развернулся, вновь направляясь к воротам, возле которых дежурил все тот же немолодой охранник. Суета партизан, готовившихся к решительному, и, скорее всего, последнему вне зависимости от его исхода бою, оставалась никем незамеченной. Внимание большинства и здесь, в Москве, и по другую сторону Атлантики, было по-прежнему обращено к нескольким клочкам суши на восточной окраине огромной страны. По обе стороны океана ждали, когда затянувшаяся тишина будет нарушена залпами орудий и свистом падающих из поднебесья бомб.

Разведывательный спутник «Ки Хоул-11», наматывавший круги над подернутой облаками гладью Тихого океана, исправно посылал снимки на землю, в центр обработки данных, откуда они рассылались многочисленным потребителям, находившимся сразу на нескольких континентах. Но спутник не был единственным источником информации. Луч японского радара, описывавший круги над Сахалином, захватил новую воздушную цель, и оператор тотчас подозвал старшего офицера:

— Неопознанный объект приближается с запада! Высота полета девятнадцать километров! На запросы не отвечает!

Неизвестный самолет, появившийся со стороны материка, был уже в зоне досягаемости зенитных ракет комплексов «Пэтриот». Перехватчики F-15J «Игл» тоже могли уничтожить его, и потому начальник дежурной смены был спокоен:

— Это снова американцы. Скорее всего, стратегический беспилотный разведчик RQ-4 «Глобал Хок». После того, как мы встретили их истребители, сомневаюсь, что они еще раз рискнут жизнями своих летчиков!

— Что прикажете делать?

— Наблюдать! Пусть смотрят, все равно они увидят только то, что мы захотим показать!

Сопровождаемый лучами радаров, «Глобал Хок» занял позицию над южной частью острова, описав несколько широких кругов. Все это время его электронно-оптические камеры высокого разрешения делали снимки в видимом и инфракрасном спектре, а луч бортового радара скользил по сопкам, подсвечивая позиции японских войск. Продержав расчеты зенитно-ракетных комплексов в напряжении почти два часа, RQ-4 развернулся, ложась на обратный курс, и вскоре исчез из поля зрения локаторов. На земле так и не узнали об еще одном непрошенном госте.

Беспилотный разведчик RQ-3 «Дарк Стар», созданный по технологии «стеллс», практически невидимый для радаров, похожий на морскую рыбу-ската, кружил под облаками над самыми позициями Пятой пехотной дивизии, вскрывая ее систему обороны. Самая искусная маскировка не была преградой для его сенсоров, и вскоре в штабе Третьей экспедиционной дивизии Морской пехоты знали координаты целей, по которым в случае приказа будет нанесен первый удар.

Беспилотные разведчики и спутники работали в тесной связке, перегружая потоками информации каналы связи. Через несколько минут очередной пакет разведданных поступил в ситуационный центр, расположенный глубоко под зданием Пентагона. Посмотрев на снимки, сменявшие друг друга на нескольких экранах сразу, генерал Эндрю Стивенс поморщился, покосившись на своего начальника, и произнес:

— Джепы готовят нам теплый прием! Их группировка на Сахалине за прошедшее время выросла вдвое. Смотрите, новые позиции ЗРК здесь и здесь! Вокруг Южно-Сахалинска они создали уже два кольца обороны. И еще пусковые установки противокорабельных ракет на восточном побережье! А это что? — Генерал указал на снятый на взлетной полосе самолет с характерной «тарелкой» антенны радара кругового обзора над фюзеляжем. — Это же Е-2С «Хокай», самолет дальнего радиолокационного обнаружения!

— Да, они наращивают силы, укрепляют оборону, — кивнул Дональд Форстер. Начальник Объединенного комитета начальников штабов был задумчив и мрачен, как и все, кто собрался в здании военного ведомства в эти минуты. — На Сахалине несколько батарей зенитных ракет и две эскадрильи истребителей, и это не считая тех, что базируются на Хоккайдо и легко могут поддержать своих. А Курилы прикрывает флот, не меньше полудюжины эсминцев и фрегатов, в том числе вооруженные ракетами «воздух-воздух» большой дальности «Стандарт-2».

— И еще подводные лодки! То ли шесть, то ли все десять штук, поджидающие наш флот на дальних подступах! А на островах заняла оборону воздушно-десантная бригада!

— Да, японцы в эти клочки суши вцепились крепко! Еще бы, прирост территории почти на четверть, серьезные запасы минерального сырья, а местного населения практически нет. У японцев много хорошего оружия, американского оружия! Но опыта у их армии нет! Как бы хорошо ни были обучены их солдаты, летчики, моряки, настоящий боевой опыт есть только у нас, и японцы это знают!

Совсем недавно Страну восходящего солнца здесь, в Вашингтоне, считали своим союзником, словно и не было жестокой войны каких-то полвека назад, сгоревших в ядерном огне городов, пущенных на дно флотов. Япония получала лучшее оружие, многое производила сама, не завися уже от Штатов, и теперь была готова обратить это оружие против своих создателей. Оба, и Стивенс, и Форстер, понимали, что если приказ будет отдан, американские парни пойдут в бой и победят, но легкой эта победа не станет.

— Мне пора в Белый дом, — произнес, наконец, начальник ОКНШ, отворачиваясь от экранов. — Президент желает знать последнюю информацию, и немедленно. Кажется, на Капитолии всерьез обеспокоены происходящим. А вы, Эндрю, продолжайте собирать данные!

— Слушаюсь, сэр! Мы постоянно следим за ситуацией на Сахалине! Используем все средства!

Кортеж, сопровождаемый мотоциклистами дорожного патруля, домчал генерала Форстера до Белого дома за двадцать семь минут. А там его уже ждали. В Овальном кабинете, святая святых власти, символе демократии, собрались почти все члены совета безопасности. Войдя внутрь через дверь, услужливо распахнутую молчаливым и бесстрастным агентом Секретной службы, Дональд Форстер увидел нервно расхаживавшего по кабинету президента Мердока, время от времени останавливавшегося напротив огромного французского окна и бросавшего бессмысленные взгляды на ухоженную лужайку.

Советник по безопасности Натан Бейл развалился в кресле, откинувшись на высокую спинку. Напротив устроился глава президентской администрации, но, в отличие от разведчика, Алекса Сайерс был напряжен, сидел на самом краешке, держа спину прямо, точно лом проглотил. Пожалуй, только Реджинальд Бейкерс, расположившийся в некотором отдалении, в дальнем углу просторного помещения, выглядел спокойным, сосредоточенным, но отнюдь не нервным.

— Генерал, — Джозеф Мердок взглянул на вновь вошедшего. — Генерал, какие новости с Тихого океана?

— Господин президент, сэр, мы ведем непрерывное наблюдение за действиями японцев и готовы вмешаться в любой момент. Сейчас противник продолжает перебрасывать на Сахалин войск, развернув несколько дополнительных батарей зенитно-ракетных комплексов а также еще одну эскадрилью истребителей F-15 «Игл». Кроме того, к эскадре, прикрывающей Сахалин и Курилы с востока, присоединились еще два японских эсминца. И еще две подводные лодки покинули свою базу, вероятно, тоже направляются к островам, господин президент.

— Японцы пытаются вам помешать? Надеюсь, никто не собирается больше посылать туда наших парней, генерал?

— Кажется, японцы не возражают, чтоб мы смотрели на их приготовления, — развел руками Форстер. — Они видят наши беспилотники, но сбить даже не пытаются, хотя могут сделать это без особых затруднений.

— А какова судьба нашего летчика, генерал?

— Сбитый над Сахалином «Хорнит» уже несколько дней был главной темой многочисленных журналистов. Публика ожидала возвращения пилота, строила догадки относительно того, жив он или же уже мертв, в плену или на свободе. Но истину знали немногие, и почти все они собрались в эти минуты в стенах Белого дома.

— Летчик жив, мы следим за сигналом его радиомаяка, господин президент. Но выслать спасателей я пока не готов, разумеется, если только вы не прикажете сделать это. Боюсь, они разделят участь того, кого призваны спасти — японцы вполне могут открыть огонь. Сейчас мы применяем только «дроны», господин президент, это безопасно, рисковать же людьми лично я не готов.

— Пилота учили выживать на враждебной территории, — заметил Натан Бейл. — Думаю, еще пару дней он сможет продержаться.

Джозеф Мердок вновь подошел к окну, отвернувшись от своих собеседников. Минуты две он молча созерцал пейзаж, и никто не осмелился побеспокоить президента. Лишь Бейл и Бейкерс украдкой переглянулись, словно пытались передать друг другу на расстоянии какие-то потаенные мысли. Им было, что сказать друг другу, но не сейчас и не здесь.

— Господа, час назад я принял посла Японии, — наконец сообщил президент США, повернувшись к терпеливо молчавшим членам совета безопасности. — Он уверил меня, что его правительство не претендует на какую-либо иную часть российской территории, как и территории любой другой страны, но Сахалин и Курилы — исконная японская земля, которую они готовы защищать от вторжения всеми средствами. Мне дали понять, что по доброй воле японцы с этих проклятых островов не уйдут. Они в открытую бросили нам вызов, бросили вызов Соединенным Штатам, нам, однажды уже разгромившим их империю!

Неожиданно Мердок зарычал, ударив кулаком по крышке старинного стола так, что дерево жалобно скрипнуло. Все, кто находился в Овальном кабинете, невольно вздрогнули от неожиданности, впервые увидев президента в таком состоянии.

— Нам плюнули прямо в лицо и предложили утереться, черт возьми! Они смеются над нами! Русское правительство не в счет, за ними нет силы, все, что могут сейчас в Кремле, это лишь громко кричать и махать кулаками, но и только. Россия принадлежит нам, по праву победителей, и я не могу позволить, кому попало делить ее на части, забирая себе лакомые куски! Нас поставили перед выбором — или признать права Японии, расписавшись в собственной немощи и нерешительности, или прибегнуть к силе, неизбежно понеся огромные потери. Мы долго вооружали японцев, дали им лучшую технику, позволили создать и подготовить армию, и теперь жертв не избежать.

— Выбор непрост, — усмехнулся Реджинальд Бейкерс, сам пребывавший в некоторой растерянности. — Или лишиться уважения, или заплатить жизнями лучших людей страны. Если отступим, нас перестанут бояться, если проявим твердость, прольется много крови.

— Генерал, а что сейчас мы можем противопоставить японской группировке на Сахалине? — Джозеф Мердок, кажется, не обратив внимания на реплику главы АНБ, взглянул на Форстера.

Председатель Комитета начальников штабов ответил без раздумий, помня все наизусть, словно прилежный ученик на экзамене.

— Под Владивостоком в полной готовности находится Третья экспедиционная дивизия Морской пехоты генерала Флетчера, сорок восемь тысяч моряков при поддержке полутора сотен боевых самолетов. Часть морпехов придется оставить для прикрытия границы с Китаем, но в любом случае наше превосходство над противником будет бесспорным. А с востока к островам приближается авианосная ударная группа во главе с «Джоном Стеннисом». Это еще полсотни самолетов и около двухсот крылатых ракет «Томагавк» кораблей эскорта. В случае необходимости можем двинуть следом еще и «Рональд Рейган», он в полной готовности стоит на рейде Сан-Диего вместе и может снятьс с якоря в течение часа. Кроме того, к Курилам уже направлены три ударные подлодки класса «Лос-Анджелес», также вооруженные «Томагавками». Уже сейчас мы превосходим противника по всем параметрам, и японцы это знают. Если вы отдадите приказ, контроль над островами будет возвращен в течение тридцати шести часов, господин президент!

Джозеф Мердок задумался. История повторялась. Снова, словно фигуры на шахматной доске перед началом партии, занимали свои позиции войска. По половине земного шара передвигались дивизии и эскадры, готовящиеся нанести удар. Но если в прошлый раз все было ожидаемо, теперь все произошло внезапно, и решиться, вот так сразу отдать приказ, было сложно. В прочем, сейчас и противник оказался далеко не столько сильным, и все же это была война.

— Какой ценой? Сколько американцев, мужчин и женщин, расстанутся с жизнями за эти тридцать шесть часов? Сколько детей станут сиротами, сколько жен овдовеют?

— Потери не будут казаться столь тяжелыми, если победа достанется нам, — пожал плечами Натан Бейл. — Жертв все равно не избежать, такова война. Но, возможно, войны удастся избежать. Нужна демонстрация силы, японцы должны понять, что им не победить. Мы сильнее, и в Токио знают это. Если проявим решимость, японцы уступят, им тоже не нужна война, они не захотят проливать кровь. Самурайский дух, кодекс бусидо — все это осталось в седой древности, нынешняя Япония иная.

— А если не уступят? Нынешнюю Америку тоже многие считают иной, не готовой на жертвы, привыкшей к сытости, — фыркнул президент Мердок.

— Мы уже доказали, что это не так, господин президент, — возразил генерал Форстер. — Мы готовы и умеем воевать, и весь мир уже смог увидеть это! Если проявим твердость, все поверят в нашу готовность идти до конца!

— Хорошо, в таком случае будем придерживаться прежней линии, — решил президент. Немного успокоившись, он опустился в свое кресло, уперев локти в столешницу. — Продолжим накапливать силы, после чего предъявим Токио ультиматум. Им все равно не тягаться с нами, и сами японцы это понимают, конечно. Если же будут упрямиться, тогда, наверное, пустим в ход «Томагавки». Мы все равно добьемся своего, господа! А что сейчас происходить в России? С нашими парнями, надеюсь, все в порядке?

Президент вновь взглянул на Форстера, и тот немедленно ответил:

— Все десантники вернулись на базу, генерал Костас, командующий Сто первой, лично прибыл на русскую военную базу, чтобы забрать наших парней.

— Черт возьми, эти русские зарвались! — воскликнул Сайерс. — Взять в плен американских солдат! Это уже слишком!

— Несколько десантников были убиты в столкновении с русской полицией, — добавил Дональд Форстер. — Кто первым открыл огонь, неизвестно. В конечном счете, потери списали на террористов, и инцидент можно считать исчерпанным на данный момент.

— Исчерпанным?! — Президент Мердок вновь буквально взорвался, вскакивая с места. — Девятнадцать наших парней вернулись из этого рейда, упакованными в пластик! За полчаса потеряли три вертолета, причем ничего не известно о пилоте одного из сбитых «Апачей»! Какого черта вообще генерал Костас решил провести эту операцию?! Пентагон не давал санкцию, насколько мне известно! Поправьте меня, Дональд, если это не так!

— Это была инициатива Костаса, — согласно кивнул председатель ОКНШ. — На нем и вся ответственность. Но я понимаю генерала — его дивизия несет потери почти каждый день, в засадах, на минах, вот он и решил нанести ответный удар, достав террористов на их территории. Вернее, попытался это сделать. Альберт Костас — настоящий патриот и опытный командир.

— Он отправил на бойню своих солдат, без разведки, без прикрытия! Девятнадцать убитых за одну ночь, раненых вдвое больше! Устроили «День рейнджера», черт возьми! А русская полиция берет в плен наших отступающих, да что там, бегущих десантников! Кстати, что там с ракетами, которыми сбили наши вертолеты?

— ПЗРК китайского производства, — доложил Натан Бейл. — Их становится все больше у террористов. Люди из ЦРУ, работающие в России, делают все необходимое, чтобы перекрыть каналы поставки. Пока без особого успеха, господин президент.

— Китайские ракеты, китайские винтовки, китайские мины! Китай вооружает наших врагов, а мы им не в силах помешать! Что, черт возьми, происходит?! Бейл, перед тем, как я отдал приказ на проведение операции «Доблестный удар», вы меня уверяли, что русские не окажут серьезного сопротивления! Но за пять месяцев, прошедших с капитуляции русских, наши потери стабильно высоки. Американские солдаты гибнут каждый день — умирают в засадах, подрываются на фугасах, горят в вертолетах, сбитых зенитными ракетами! Как и когда мы сможем остановить это? И сколько, черт возьми, нам еще потребуется гробов, прежде, чем русских удастся усмирить?

Джозеф Мердок шумно дышал, сжимая в гневе кулаки. Лидер мощнейшей державы мира чувствовал себя беспомощным. Он не мог отдать приказ своей армии, потому что для этого не было ни малейшего повода, да и объявлять войну второй по силе державе было слишком неразумно.

— Думаю, господин Крамер сможет вам сказать больше, — усмехнулся Бейл. — Его люди работают в России, он владеет ситуацией.

— Кажется, уже никто ничем не владеет! Нас рвут со всех сторон! Китайцы, японцы, сами русские со своим двуличием! И даже бомбить некого, одних слишком опасно, других нельзя без причины, а на кого-то просто жаль тратить бомбы!

— Господин президент, — осторожно начал директор ЦРУ, — господин президент, с самого начала лично я был против военной операции против России.

— Черт возьми, Крамер, я помню это! — огрызнулся Мердок. — Верно, вы предлагали сидеть, сложа руки, и ждать, пока спятившие русские реваншисты нанесут ядерный удар по Соединенным Штатам! Я оказал вам доверие, поставив во главе ЦРУ, и жду, что вы и ваша служба наведут порядок в России! Оставьте свое нытье при себе! Вы должны выявить и перекрыть каналы снабжения, оставить русских террористов без оружия, а еще лучше — поймать и живыми притащить журналистам китайских эмиссаров, которые помогают проклятым «партизанам»!

— Господин президент, сэр, как бы то ни было, нельзя ждать быстрой и легкой победы над русскими, если не действовать жестко и решительно, — промолвил, откашлявшись, генерал Форстер. Глава Объединенного комитета начальников штабов исподлобья взглянул на Джозефе Мердока, продолжив: — Разгромиврусскую армию, мы вовсе не победили, но, напротив, создали себе более опасного врага. Теперь вместо громоздких и неповоротливых корпусов и дивизий против нас действуют отряды из десятков, в лучшем случае, сотен партизан, мобильные, отлично вооруженные для ближнего боя. Против нас сражаются не обыватели, взявшие в руки винтовки, а профессионалы, офицеры бывшей российской армии, имеющий немалые боевой опыт. Их немного, но их подготовка и оснащенность современным оружием позволяют им одерживать победы. Так называемые партизаны пнезапно появляются там, где мы ждем их меньше всего, наносят удар и исчезают, смешиваясь с местным населением, а русские власти в лучшем случае просто бездействуют, в худшем же тайно поддерживают так называемых террористов. И победить их можно ценой огромных усилий. Придется бить в полную силу, не отделяя вражеских солдат от гражданского населения, а мы сами связали себя какими-то обязательствами, превратили собственных солдат в мишени.

— Предлагаете выжигать целые деревни, генерал? Заливать их напалмом, как во Вьетнаме? Этого я от вас, право, не ожидал! — усмехнулся Мердок.

— У нас выбор невелик, господин президент! Или ударить в полную силу, всем своим арсеналом, не задумываясь о последствиях и не считая побочный ущерб, и рассчитывать в этом случае на победу, или уйти из России. Только так. Генерал Костас решил ответить на вылазки русских, но просчитался, и его дивизия понесла потери. Но это потому, что он полагался лишь на собственные силы, был слишком осторожен, чтоб не вызвать гнева здесь, в Вашингтоне. Но поступил он верно, просто недооценил врага, его способности и его осведомленность о наших действиях. Мы знаем о противнике не так уж много, и потому сперва должна поработать разведка. Нужно искать их базы, склады с оружием, и, конечно, перекрыть пути поставки оружия из сопредельных государств, а после этого — нанести один удар, но в полную силу. В открытом бою террористы не выстоят перед нашей огневой мощью. Мы победим, и неважно, какой ценой, господин президент, ведь победителей не судят!

Президент вновь подошел к окну, отвернувшись от своих собеседников. Ему никто не мешал, присутствовавшие даже не шевелились, и, наконец, Мердок, обернувшись, процедил сквозь зубы:

— Господин Крамер, даю вам неделю, чтобы вскрыть схему снабжения русских террористов оружием, и не важно, кто это делает, китайцы или кто-либо другой. в противном случае можете попрощаться со своей должностью. все полученные данные сообщайте генералу Форстеру и командующему нашими войсками в России генералу Камински. И пусть они решат сами, как следует поступить. Все, совещание окончено, господа! Продолжайте работать!

Загрохотав мебелью, члены совета безопасности толпой вывалились из Овального кабинета, оставив в одиночестве главу Соединенных Штатов. Молчаливые агенты Секретной службы сомкнули строй, готовые собой заслонить президента от любой опасности.

В кармане Натана Бейла неожиданно завибрировал мобильный, и одновременно за трубку схватился Реджинальд Бейкерс. Увидев номер звонящего, советник президента по безопасности прищурился:

— Это Говард!

— Какие-то проблемы в России, — кивнул Бейкерс, прочитав короткое сообщение, присланное с того же номера. — Проклятье!

Говарду позвонил Бейкерс, едва выйдя на лужайку перед Белым домом. Взгляды стоявших в карауле морпехов в парадной форме, идеально, без единой складочки, сидящей на тренированных телах, главу АНБ не смутили.

— Что происходит, Рональд?

— Если есть под рукой лэптоп, выйди в Сеть, — раздался в динамике нервный голос руководителя проекта «Полярный экспресс». — Все забито роликами с «забавами» чеченских ублюдков! Русским все же удалось не только достать записи, но и вывезти их из зоны боевых действий! И рейд десантников ничего не дал, только трупы!

— Значит, проблемы у вас, Рональд, у вашей корпорации! Правительство США тут не при чем!

— Проклятье, Бейкерс, вы должны что-то сделать, пока публика приходит в себя! Террористы уже разослали записи журналистам, представителям американских и европейских агентств, и скоро это дерьмо пустят в эфир! Заблокируйте Интернет, отключите серверы, что вы там еще можете сделать!

— Я могу многое, но не всегда это оправдано! Рональд, из-за вашей авантюры с чеченскими наемниками здесь, в Вашингтоне, мы открыто давили на командующего Сто первой дивизией, и он едва ли будет молчать о том, кто приказал ему провести эту операцию, если Костаса спросят. А его спросят, президент в ярости от последних новостей о провале и числе жертв! Вы нас подставили, всех разом, черт возьми!

Бейкерс вдавил клавишу до хруста, отключаясь, и бросил трубку в карман пиджака. Затем, взглянув на своего спутника, он произнес:

— Кретины! Залили половину России кровью и думали, что никто ничего не узнает! А теперь развлечения этих дикарей увидит весь мир!

— Но мы то не при делах, — усмехнулся Бейл. — Это удар по репутации «Юнайтед Петролеум», а не по администрации США!

— Русские переиграли нас! Добыли нужную информацию, обнародовали ее, да еще и заманили наших солдат в засаду! Двадцать покойников при неясном числе потерь со стороны самих террористов! Настоящая бойня! Это разгром, и о нем тоже скоро станет известно!

Неожиданно резкая боль пронзила грудь Бейла, и советник по безопасности схватился за сердце, шумно выдохнув. Бейкерс заботливо подхватил бывшего главу ЦРУ под локоть, озираясь по сторонам в поисках помощи. Стоило погромче крикнуть, и появятся или морские пехотинцы, или крепкие парни из Секретной Службы, и те и другие знают, что делать, их обучали не только стрелять и с одного удара ломать ребра. Реджинальд Бейкерс уже набрал побольше воздуха в грудь, но Бейл уже пришел в себя, негромко произнеся:

— У меня очень скверные предчувствия, Реджинальд. Но ты все же должен что-то сделать, пока Говард окончательно не впал в истерику!

В эти минуты по всему миру уже десятки тысяч людей, прильнув к своим мониторам, следили за тем, как жуткого вида бородачи в камуфляже и с зелеными повязками на головах в упор расстреливают вздымающего над головой распятие священника на пороге деревенской церквушки. Волны шока уже разошлись по десяткам стран.

Гарри Хопкинс выругался, нажав на клавишу, и на картинка на экране застыла. Тогда британец выругался еще раз, а затем взглянул на стоявшего у него за спиной главу московского офисе «Би-Би-Си»:

— Откуда это дерьмо, Найджел? Такой мерзости я давно не видел!

Британский репортер оказался одним из первых, увидевших расстрел пассажиров автобуса, перехваченного на глухом перегоне группой чеченцев, искавших русских террористов. Хопкинс с отвращением смотрел на сведенные злобным оскалом бородатые лица тех, кто выстрелами в упор, а от и вовсе ударами ножей добивал лежавших на обочине русских крестьян, среди которых почти не было мужчин, зато хватало детей и их матерей. А оператор, единственный, кто оставался невидимым, ходил между трупов, крупным планом снимая залитые кровью лица, искаженные ужасом и болью.

— Запись нам прислали по почте, вот конверт. — Найджел Бриггс показал бумажный квадрат. — Естественно, отправитель неизвестен. И мы не единственные счастливчики, Гарри. Кое-кто из коллег, работающих здесь, в Москве, тоже получил похожие записи. Эти чеченские ублюдки успели создать целый архив, мать их!

— Мы пустим это в эфир? Рейтинги нам обеспечены!

— Не знаю, черт возьми, — растеряно пробормотал Бриггс. — Рейтинги, да, конечно, но это будет хороший удар по американцам, ведь на форме чеченцев логотипы «Юнайтед Петролеум», они числятся сотрудниками службы безопасности корпорации. А за нефтяной компанией стоят люди из Администрации, не зря же нефтяников охраняет Армия США. Если вывалим на всеобщее обозрение эту грязь, нам не простят, да, Гарри!

— Не мы, так другие, кто-то не удержится от такой возможности!

— Но мне моя голова и кресло под моей задницей пока еще достаточно дороги, я не готов рисковать, — помотал головой Найджел Бриггс. — Все это может оказаться провокацией, вся эта грязь.

— Если так, шеф, мы можем сами разобраться во всем! Я готов съездить на место, посмотреть, что к чему! Отправь в командировку меня и Уильяма!

— Там же война, Гарри! Я американцы не очень рады репортерам, предпочитают обделывать свои делишки без лишних глаз и ушей!

— Тем более мне нужно быть там, — напирал Хопкинс. — На войне я провел половину своей сознательной жизни, Найджел! Черт возьми, я был на Балканах, в Ираке, в Палестине, и не думаю, что в России будет страшнее! Ты же можешь договориться с американцами, чтобы они разрешили нам работать в своей зоне ответственности?

— Будет непросто, — задумался Бриггс, но по его взгляду Гарри Хопкинс уже понял, что шеф московского бюро «Би-Би-Си» ухватился за идею. Запахло эксклюзивном, Найджел Бриггс знал, на что способен его подчиненный. — Вас будут опекать постоянно, держать на коротком поводке, не дадут ступить и шагу!

— Ты, главное, сделай так, чтобы мы с Уильямом были там, все остальное — моя забота, Найджел! Дай мне неделю, и у нас будет «горячий» репортаж!

В эти часы не только Бриггс, но и главы представительств других информационных агентств, аккредитованных в Москве, мучились сомнениями, получив копии чеченского видеоархива. Кто-то решил рискнуть, выпустив в эфир кадры расправ над русским населением, из принципа или в погоне за вниманием аудитории. Другие, более осторожные, отложили записи в сторону, чтобы воспользоваться ими потом, при более удобном случае — или не воспользоваться вовсе.

Но было уже поздно. Глобальная компьютерная сеть уже была переполнена чеченским видео. Ролики копировались с сайта на сайт, став доступными пользователям всего мира, и тысячи пар глаз по всей планете впивались в мерцающие мониторы, вслушивались в крики умирающих и злой рык их убийц. Этому шествию из страны в страну, с континента на континент, не могло уже помешать ничто, не запреты, не окрики из Вашингтона, не попытки АНБ заблокировать серверы и отключить линии связи.

Полковник русской полиции Тарас Беркут был, возможно, одним из первых, увидевших записи. Сидя в своем кабинете, предельно скромно обставленной каморке на базе батальона оперативного реагирования, офицер с каменным выражением лица уставился в монитор. Казалось, он смотрит куда-то в бесконечность, сквозь экран, не замечая мелькающие кадры. На мониторе снова и снова умирал сельский священник, пытавшийся встать на пути и двуногой нелюди, вновь вспыхивала изрешеченная сотнями пуль церквушка, и гул пламени заглушал истошные крики сгоравших заживо людей, моливших о пощаде.

Осторожный стук в дверь заставил Беркута отвлечься от монитора. Обернувшись к входу, полковник грозно рыкнул:

— Кто?

— Господин полковник, — раздался из-за двери голос дежурного, — прибыл командующий бригадой! Требует вас!

— Мать его, — недовольно буркнул Беркут. — Иду, лейтенант!

Командир бригады ждал полковника возле вертолета. Гордо расправив плечи, на которых красовались полевые генеральские погоны, он бродил взад вперед, грозно хмурясь и морща лоб.

— Господин генерал… — Беркут остановился в нескольких шагах перед своим командиром, приложив ладонь к козырьку.

— Какого хрена ты тут творишь, полковник?! Что все это значит?! почему меня среди ночи будят американцы и жалуются, что ты со своими дуболомами взял в плен их солдат?! Ты что, рехнулся?! Погоны долой, мать твою!!!

— Господин генерал, я следовал инструкциям! Американцы без предупреждения пересекли границу зоны ответственности, нанесли удар по нашей территории!

— Что?! Молчать, полковник!!! Твои люди убили американских солдат!!! Ты это понимаешь?!

Бывший полковник службы исполнения наказаний, высоко вскарабкавшийся по карьерной лестнице после капитуляции российского правительства, казалось, мог в любой миг лопнуть от переполнявшего его гнева. Сжимая кулаки и брызжа слюной, он грозно надвигался на Беркута, несмотря на то, что был на голову ниже своего подчиненного.

— Я приказал американцам сложить оружие, в ответ они открыли огонь, — спокойно произнес Тарас. — Были ранены двое моих людей. Один сейчас в санчасти. А инцидент с американцами, кажется, уже исчерпан. Пленных мы отпустили, передали лично в руки их командованию. Даже извинились.

Тарас Беркут вспомнил, как его бойцы выталкивали из вертолета американских десантников. Грязные, в порванном камуфляже, многие со свежими повязками, американцы были растеряны и напуганы. После того, как их обыскали и отобрали оружие, доблестные бойцы Сто первой дивизии, явно не такого приема ожидавшие на русской земле, окончательно впали в уныние. Кто-то пытался жаловаться, что-то требовать, но все слова наталкивались на молчание русских полицейских.

Американцев заперли в пустой казарме, не забыв выставить охрану, но пленные даже не думали о побеге. Так, взаперти, они провели несколько часов, пока на рассвете с американской стороны не прибыл вертолет, доставивший на базу батальона хмурого и злого американского генерала. На летное поле под конвоем вывели пленных, не тратя время на формальности, и несколько самых трудных часов для бойцов десантных войск Армии США закончились. Во всяком случае, им повезло больше, чем многим другим, чьи тела видел сам Беркут на месте боя.

— Инцидент с американцами может и исчерпан, но не с тобой, полковник! Ты открыл огонь по нашим союзникам!

Командующий бригадой продолжал напирать на Тараса Беркута, сотрясая кулаками и свирепея се больше с каждой секундой.

— Эти союзники покрывали и покрывают чеченских бандитов, якобы охраняющих нефтепровод, а на самом деле вырезающих наши, русские деревни! Вы видели, что появилось в Сети? С каждым часом роликов все больше! Я был в той деревне, Некрасовке, видел, что от нее осталось. Ни одной живой души! Всех жителей согнали в церковь, заперли там и сожгли заживо! Всех — детей, стариков, женщин! А янки пытались меня убедить, что это партизаны!

— Нет никаких партизан, есть террористы, и точка! Это тебе понятно, полковник?!

— Если и есть террористы, то только по другую сторону демаркационной линии! И прибыли они сюда прямиком с чеченских гор! Вы хотите, господин генерал, чтоб я и мои люди терпели все это дерьмо?! Чтобы делали вид, будто ничего не происходит, пока рядом режут беззащитных женщин и стариков?! Мне предложили вернуться в строй, сказали, что нужно защищать Россию! Но кого я должен защищать на самом деле?

— Отставить, полковник! Тебе вернули погоны, чтобы ты обеспечивал порядок на вверенной территории, боролся с террористами и бандитами, теми, кто прячется по лесам, а не с американцами! Они пытались сделать твою работу, полковник! Готовь дела к передаче, ты будешь отстранен от командования! Жди приказа!

— Есть, господин генерал!

Появившийся со стороны здания штаба дежурный офицер, бежавший со всех ног к своим командирам, придерживая на голове норовившую свалиться под ноги фуражку, отвлек и генерала и Беркута, несмотря на угрозы и брань, остававшегося спокойным, как скала. Лишь желваки, вздувшиеся на скулах, выдавали напряжение, разрывавшее полковника изнутри.

— Господин полковник, нарушение воздушной границы! Три минуты назад на радаре появился неопознанный вертолет, движется из американской зоны!

— Связь установили?

— Попытались, но без толку! На запросы не отвечает, курс не меняет!

— Что, мать твою, здесь вообще происходит? — нахмурился командир бригады. — Что у тебя творится, полковник?!

— Скоро выясню, господин генерал, — усмехнулся Беркут, и, взглянув на дежурного, приказал: — Капитан, вертолет к вылету, немедленно! Полные баки, пушки, НУРСы! Тревожную группу на летное поле! Построение через десять минут в полной экипировке! Выполнять!!!

Дежурный, развернувшись на каблуках, бросился обратно к штабу, подстегиваемый командой полковника. Через пару минут несколько человек в летных комбинезонах метнулись к одному из стоявших у кромки летного поля Ми-8МТВ-5, следом за ними двинулся тяжеловесный заправщик АЦ-4,3-131 на базе полноприводного грузовика ЗИЛ.

— Ты что надумал, полковник? Решил продолжить охоту на американцев?! Приказываю остаться в расположении!

— Господин генерал, — Беркут с усмешкой взглянул на своего командира. — Господин генерал, с чего вы взяли, что это американцы? Кому-то захотелось полетать в нашем воздушном пространстве, и я хочу взглянуть на них! Но даже если это и янки, какого черта они летают вне своей зоны ответственности? Зачем вообще было устанавливать границы? Они сами придумали эти правила, но нарушают их при первой необходимости, ни с кем не считаясь! Чья это земля, генерал, наша или американцев?!

— Полковник, приказываю ничего не предпринимать! Только шаг сделай, и можешь распрощаться с погонами!

— Пошел ты… господин генерал!

Тарас Беркут, оставив беззвучно открывавшего и закрывавшего рот командующего на взлетной полосе, уже бежал обратно к штабу.

— Сгною, полковник!! Вернешься — пойдешь под трибунал!!!

Беркут как будто не слышал угроз пришедшего в себя командующего бригадой. Для того чтобы натянуть разгрузочный жилет и повесить на плечо стоявший в шкафу АН-94 «Абакан», полковнику потребовалась ровно минута, и когда он покинул штаб, над летным полем уже стоял гул прогреваемых турбин вертолета, заглушивший даже дробный топот поднятого по тревоге взвода.

Глава 9. Законы гор

Архангельская область, Россия 26 октября
Гул турбин зависшего над посадочной площадкой UH-60 «Блэк Хок» показался оглушительным, и Хусейн Шарипов закрыл уши ладонями. Стоя в почтительном отдалении, чеченский полевой командир наблюдал за тем, как из приземлившегося вертолета вытаскивают облаченные в камуфляже тела, укладывая их в неровный ряд. Затем к вертолету подкатил громоздкий «Хаммер» с красными крестами на бортах, и выбравшиеся из него двое американских солдат помогли выбраться из вертолета своим товарищам, едва не на руках донеся тех до машины. После того, как были погружены раненые, санитарный джип, развернувшись на месте, с ревом умчался куда-то, скрывшись из виду. Возле вертолета остались лишь трупы да еще трое десантников, бледных, трясущихся от страха и волнения. Один нервно закурил, двое других просто опустились на корточки, отводя взгляды от прикрытых кусками брезента трупов.

— Кажется, все прошло совсем не так, как задумывали американцы, — мрачно произнес стоящий рядом с Шариповым Ахмед Дагоев, державший у бедра за цевье АКМС с «подствольником». — Это уже не первый вертолет, доставивший мертвецов.

— Неверные шакалы не умеют воевать, тем более, с русскими! Думали, что те так просто дадут себя убить?! Спросили бы хотя бы нас, чего стоят в бою русские солдаты! Эта ночь отобьет у американцев всякую охоту воевать очень надолго!

Чеченцы наблюдали за тем, как возвращаются из рейда на территорию партизан бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. Ночной рейд, к которому американцы так старательно готовились, завершился настоящей резней. Десантники попали в засаду, и те, кому посчастливилось вырваться из ловушки живыми, пусть даже и ранеными, еще не могил никак придти в себя, не могли поверить, что вернулись из жуткого русского леса. Позже придет скорбь по павшим товарищам, тем, кому повезло гораздо меньше, но сейчас американские парни просто радовались жизни, кажется, не вполне понимая, что происходит вокруг.

— Они привыкли к слабому противнику, и не могли поверить, что встретят врага, равного себе и готового к смерти! — воскликнул Ахмед.

— Зато мы точно знаем, чего стоят русские солдаты, и не допустим такой ошибки. Идем, надеюсь, все наши люди уже собрались!

Никто даже не взглянул на чеченских боевиков, даже генерал Альберт Костас. К диким горцам уже привыкли, по-своему даже научились ценить их, хотя и продолжали считать жестокими грязными дикарями. Но сейчас командующий Сто первой дивизией даже е думал о чеченцах. Вместе с майором Гровером и Джимом Уоллесом, старавшимся держаться подальше от кадровых военных, генерал встречал тех, кто вернулся из рейда — и живыми и мертвыми.

— Русские окунули нас с головой в дерьмо! — зло бросил Гровер, сплюнув себе под ноги. — Это позор для десантных войск!

Вертолеты, возвращавшиеся из-за демаркационной линии, доставляли трупы. Тела убитых в ночном бою солдат Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, укладывали на краю летного поля, раненых тотчас увозили в полевой госпиталь. В штабе еще подсчитывали потери, но генерал Костас был полностью согласен со словами своего командира батальона.

— Наши парни угодили в засаду, — выдавил из себя мрачный командир дивизии. — Их ждали, были готовы. Авиация отбомбилась в пустоту, а десант, только оказавшись на земле, попал в клещи. Русских предупредили. Уоллес, — Костас отыскал взглядом державшегося в стороне агента ЦРУ. — Кажется, это по вашей части? Откуда террористы могли узнать о нашей операции?

— Вряд ли кто-то из ваших людей работает на террористов, генерал. Скорее всего, они прослушивают наши переговоры, ведут радиоперехват. В последнее время все чаще у террористов обнаруживают современные средства связи, в основном китайского производства. Радиостанции со сменой рабочих частот, с шифрующими приставками, спутниковые радиостанции. У партизан хватает техники, они вполне могут вести радиоэлектронную борьбу. Перед высадкой была отмечена потеря связи с беспилотными разведчиками, которые вели наблюдение за лагерем русских террористов. В течение примерно двадцати минут отсутствовала картинка, получаемая от «Дронов». После того, как связь восстановилась, оказалось, что база русских пуста. Полагаю, это не было случайным совпадением. Кто-то «забил» помехами канал связи, кто-то, работающий с террористами в одной связке.

— А до этого один раз произошел сбой в системе управления «Предейтора», и беспилотник открыл огонь по нашим вертолетам, преследовавшим русских, — припомнил Гровер. — Погибло несколько парней, и нам так и не удалось захлопнуть ловушку. Системная ошибка проявилась очень кстати для русских, успевших выскользнуть из кольца облавы. Террористам удалось сделать то, что считалось невозможным — перехватить управление RQ-1.

— Черт возьми, это секретная информация! — раздраженно воскликнул Уоллес. — Не стоит об этом упоминать на каждом шагу, майор!

— При помощи ноутбука и «уоки-токи» такое не сделать, — хмыкнул Костас. — Потребуется много аппаратуры, которую не будешь постоянно перетаскивать с собой с места на место, а это значит, должна быть постоянная база, и не на Урале, а где-то здесь, рядом. Выродки у нас под носом! Уоллес, вы здесь представляете разведывательные службы, так займитесь делом! Пока террористы просто прослушивают наши переговоры, но могут перейти и к большему, например, заглушить связь. Или взять на себя управление нашими беспилотными разведчиками «Предейтор» и «Рипер» и направить их оружие на нас же. Один раз русским удалось такое, хотя это и считалось невозможным в принципе. Умники в Вашингтоне до сих пор гадают, как это получилось у террористов, и не гарантируют, что подобное не повторится впредь, они сами так прямо и сказали. Найдите ублюдков, черт возьми! Никто не может безнаказанно убивать моих солдат!

— Генерал, сэр, это будет не просто, — растерялся разведчик. — Нужно время, нужны люди. Логово террористов может быть буквально где угодно! Придется прочесывать огромную территорию, тысячи домов, прослушивать эфир на всех частотах, отслеживать переписку в Интернете!

— Проклятье, Уоллес, не говорите мне о трудностях! Скажите, когда вы сможете найти этих ублюдков! Больше я ничего не хочу слушать!

Альберт Костас буквально взорвался, и Джим Уоллес вздрогнул, отшатнувшись назад. сейчас генерал жаждал крови, хотел отомстить за смерть своих солдат, но, скорее, за свой собственный позор, оправдаться перед собственным командованием за непростительную ошибку.

— В дивизии есть батальон радиоэлектронной борьбы, — сказал Костас, выпустив пар и немного успокоившись. — У этих парней имеется нужна техника, и необходимый опыт. Поставьте им задачу, и они ее выполнят. Я передам в ваше распоряжение все, что нужно, Уоллес, но найдите террористов! Позвольте мне поверить, что вы здесь для дела, а не для идиотских авантюр!

На летном поле тем временем появился грузовик. Выбравшиеся из кузова солдаты принялись укладывать тела своих товарищей в черные пластиковые мешки. Десантники работали молча, злые, хмурые. Прибывший с бойцами сержант не отдавал команды, его люди все делали сами. Мешки с мертвецами, один за другим, подняли в кузов, уложив штабелем, и грузовик, напоследок рыкнув дизелем и выплюнув из выхлопной трубы облако едкого дыма, уехал. Рейд во вражеский тыл, наконец, был закончен и для тех, кому не удалось вернуться обратно живыми.

Чеченцы, на которых никто не обращал внимания, двинулись к рядам длинных, похожих на бараки строений, собранных буквально за считанные часы из готовых частей, доставленных сюда на вертолетах несколько недель назад. В этих зданиях, назначение которых не могло вызывать сомнений, с некоторых пор размещались чеченские боевики, официально все еще числившиеся сотрудниками службы безопасности «Юнайтед Петролеум».

Войдя в казарму, Хусейн Шарипов брезгливо поморщился. Даже ему, привыкшему, вроде бы, ко всему, было тяжело дышать спертым воздухом, наполненным запахом пота, оружейной смазки и табачного дыма. В небольшом помещении, рассчитанном человек на двадцать, находилось сейчас вдвое больше крупных мужчин, причем находились они здесь почти безвылазно уже несколько суток, за этим бдительно следили американцы. Чеченские боевики здесь, в городке строителей нефтепровода, оказались на положении пленников, и от этого еще больше злились, а потому сильнее потели.

— Умар, Ширвани! — С порога Шарипов окликнул своих заместителей, торопливо подбежавших к амиру, став перед ним по стойке смирно. Да и остальные чеченцы притихли, заметив присутствие своего вожака.

— Мы собрали всех, — сообщил бритый наголо Ширвани. — Люди готовы, амир!

— Хорошо, — кивнул Хусейн, и, обведя взглядом своих бойцов, сидевших или лежавших на расставленных вдоль стен койках, громко произнес: — Братья, русские шакалы убивают наших товарищей и безнаказанными уходят от погони. Американцы запретили нам мстить, приказали сидеть здесь и чего-то ждать! Они обращаются с нами, как с цепными псами, запрещают наказывать убийц наших братьев, но и сами ничего не могут сделать! Они отправились воевать с русскими, но обратно привезли лишь трупы своих солдат, а русские до сих пор живы! Я не собираюсь больше подчиняться приказам неверных! Как мы можем считать себя мужчинами, горцами, если наши братья, погибшие от русских пуль, остаются неотомщенными?! Разве может так поступать джигит?!

Толпа взорвалась гневными криками, кто-то поминал аллаха, кто-то — шайтана, и через одного чеченцы проклинали неверных псов, разом и русских и американцев. Несколько дней, проведенных фактически взаперти, озлобили их до предела, как и надменные приказы американцев, с презрением смотревших на немытую толпу горцев.

— Американцам не победить русских, но и нам они запрещают воевать! Нам платят деньги, но за доллары они не купят нашу честь. Мы — волки, а не цепные псы! У горцев хозяина нет! Я собираюсь вылететь туда, где сейчас русские, и убить их всех, отомстив за погибших братьев! Я знаю, где найти нашего врага! Кто готов отправиться со мной, кто готов отмыть свою честь кровью неверных собак?

Толпа вновь взорвалась яростными воплями, качнувшись вперед, со всех сторон напирая на Шарипова. А тот, взмахнув рукой, направился к выходу, увлекая за собой своих бойцов. Остаться не захотел никто. Бряцая оружием, на бегу затягивая ремни разгрузочных жилетов, несколько десятков чеченских боевиков покинули казарму, перепугав до смерти оказавшихся рядом русских рабочих и нескольких американских инженеров.

Путь чеченцев лежал на аэродром, занимавший большую часть рабочего городка. С одного края вытоптанной поляны располагались склады с топливом и ангары, а вдоль другого выстроилась техника. Огромный, как дом, Ми-26, в грузовой отсек которого запросто помещался бронетранспортер, не интересовал Шарипова, равно как и пара легких, юрких Ми-2, использовавшихся для патрульных облетов нефтепровода. Эти машины имели слишком маленькую дальность полета и ничтожную для исполнения задуманного чеченским командиром вместимость. Но когда полевой командир увидел транспортный вертолет Ми-8, глаза его загорелись.

— Найдите пилотов, — приказал Хусейн. — Живее, притащите сюда того, кто может управлять вертолетом!

Полдюжины боевиков направились к приземистому строению, в котором находился диспетчер, руководивший полетами, и там же была комната отдыха для экипажей вертолетов. Через минуту с той стороны прозвучало несколько выстрелов, заставивших Шарипова поморщиться, а чуть позже вновь появились посланные за летчиками чеченцы. Перед собой они вели двух человек в летных комбинезонах, подгоняя тех ударами прикладов и тычками автоматных стволов в спины.

— Эй, что это значит? — один из пилотов, русский, раздраженно подскочил к Хусейну Шарипову. — Какого черта вы творите? Что происходит?!

— Этот вертолет может подняться в небо? Нужно лететь, немедленно!

— Что? Нас не предупреждали ни о каких полетах сегодня!

Чеченец без замаха ударил летчика кулаком в живот, и тот согнулся пополам, шумно выдохнув. Шарипов ударом ноги свалил русского на землю и принялся избивать его. Летчик лишь пытался прикрыть голову руками, содрогаясь всем телом под ударами.

— Еще раз спрашиваю, — Хусейн взглянул на второго пилота, выглядевшего гораздо моложе и явно перепуганного до ужаса. — Вертолет может взлететь сейчас?

— Нужно проверить, сколько топлива, — затараторил летчик, со всех сторон окруженный вооруженными чеченцами. На своего товарища, стонавшего от боли, скорчившись у ног боевиков, он старался даже не смотреть. — Машина должна быть исправна.

— Это хорошо, — оскалился чеченский командир. — Я собираюсь лететь сюда, — он достал из кармана карту, ткнув в нее пальцем. — Здесь русская деревня. Там должны быть партизаны. Если их там нет, проверим вот эту деревню, соседнюю. — Палец Шарипова переместился в другой угол сложенной вчетверо карты, скользя точно вдоль границы американской зоны ответственности. — Потом следующую, пока не найдем этих шакалов. Облетим всю границу американской зоны!

— Большое расстояние, — дрогнувшим голосом произнес летчик, перепуганный до смерти. — Нужно залить баки по самую горловину, если хотите еще и вернуться обратно. И всем разом лететь нельзя, вас слишком много, слишком большая нагрузка. Чем легче вертолет, тем дальше он улетит.

— Хорошо! Полетит двадцать человек, считая меня, с оружием. Столько ваш вертолет поднимет?

— Да, конечно! Двадцать это нормально, двадцать потянем, доберемся, куда хотите!

— Тогда бегом заправлять вертолет! Умар, проследи за этим шакалом! Пусть пошевеливается!

— Слушаюсь, амир! — чеченец кивнул, перевешивая из-за спины на плечо свой АКС-74.

— И эту падаль возьмите с собой, пусть работает, — приказал Шарипов, ткнув носком ботинка в бок так и лежавшего на земле избитого летчика.

Для Федора Смирнова первый после ранения рабочий день начался так, что бывший командир ракетоносного полка морской авиации Северного флота не хотел даже гадать, как он может завершиться. Еще минуту назад летчик сидел в комнате для пилотов, играя со смутно знакомым командиром экипажа обслуживавшего нефтяников Ми-26Т в домино, и вот его уже гонят на летное поле зло кричащие чеченцы, поторапливая тычками автоматных стволов в спину.

На бетонке Федора, вместе с которым боевики прихватили еще одного летчика, совсем молодого парня, ждала целая толпа вооруженных бородачей. Один из них, с зеленой повязкой на лбу, испещренной арабской вязью, требовательно произнес по-русски с тем самым жутковатым акцентом, который так пугал непривычных людей:

— Нам нужен вертолет! Сейчас!

— Вы, что, охренели?! Какой вертолет? Я ничего не знаю!

Вместо ответа чеченец ударил Смирнова в живот без замаха, так, что воздух разом вышибло из легких, а затем, когда пилот повалился на землю, принялся избивать его ногами, что-то злобно рыча. Федор лишь пытался закрыть руками голову. А когда он пришел в себя, то увидел, как к горловинам топливных баков Ми-8Т присоединяют заправочные шланги, а рядом бегает тот самый молодой летчик.

— Очнулся? — над Смирновым раздался голос с чеченским акцентом. — Хватит лежать, свинья! Вставай! Работать, если не хочешь, чтоб я тебе глотку прямо сейчас перерезал!

Вертолет готовили к вылету, и рядом переминались с ноги на ногу человек двадцать боевиков, увешанных оружием. Пока несколько чеченцев заправляли винтокрылую машину, другие грузили внутрь цинки с патронами, забросив в грузовую кабину и тяжелый пулемет «Утес».

Приблизившись к своему товарищу, Федор Смирнов, морщась от боли в разбитых губах, спросил:

— Что это значит? Чего они хотят?

— Хотят найти партизан! Они сказали, что перережут мне горло, если не буду выполнять приказы!

— Все будет путем! — Смирнов хлопнул парня по плечу. — Мы им нужны, только попугают, но ничего не сделают! Ты вертолетом то умеешь управлять?

— У меня налет десять часов, — растерянно произнес молодой пилот. Смирнов понял, что ему лет двадцать всего.

— Ладно, прорвемся! Я Федор, а тебя как звать?

— Леха. Алексей.

— Вот что, Алексей, давай в кабину, будешь вторым пилотом. Придется пока слушаться этих чурок!

Смирнов уселся в пилотское кресло, кривясь от боли и ломоты в избитом теле. Болело все и сразу, тяжелые ботинки чеченского боевика основательно прошлись по ребрам, так что каждый вдох сопровождался жуткой болью. Стараясь двигаться медленно и плавно, летчик надел наушники, покосился на занявшего соседнее кресло напарника:

— Готов?

— Так точно!

Сзади, из грузовой кабины, доносилась возня, лязг металла и гортанные возгласы. Двадцать вооруженных до зубов чеченцев рассаживались на скамьях, установленных вдоль бортов Ми-8. Из проемов иллюминаторов наружу уже уставились раструбами пламегасителей пулеметы — справа ПКМ, а слева тяжелый «Утес» калибра 12,7 миллиметра.

— Запуск турбин!

Пальцы Федора Смирнова легко, словно пальцы пианиста, пробежались по приборной панели, касаясь тумблеров и клавишей. Над головами пилотов с гулом ожили спаренные турбовальные двигатели ТВЗ-117, и широкие лопасти несущего винта медленно начали разгон, взвихривая воздух и заставляя закручиваться миниатюрными смерчами пыль, покрывавшую бетонку.

— Взлетаем!

Тяжелый вертолет медленно оторвался от земли, взмывая над аэродромными строениями. Развернувшись по дуге, винтокрылая машина направилась на юг, к той призрачной линии, за которую сами американцы не рисковали заходить, если не были уверены в своих силах.

— Десятый, я земля, приказываю вернуться! Немедленно садитесь!

— Эй, — Смирнов высунулся в проем двери кабины пилотов, окликнув чеченцев: — Нас запрашивает контрольная вышка! Требуют, чтоб приземлились!

— Делай, что я говорю! — рыкнул вожак чеченцев, злой, резко пахнущий потом и оружейной смазкой, нависнув над пилотами. — Не вздумай садиться, или выпущу кишки!

Вертолет по кругу прошел над аэродромом, и летчики видели воцарившуюся там суету. Кто-то выскочил на летное поле, размахивая руками, а эфир пронзали истеричные приказы диспетчера, буравчиком ввинчивавшиеся в мозг Смирнова. Вдруг в рокот турбин вплелся новый звук, отрывистый и резкий, и пилот увидел протянувшиеся к земле пулеметные трассы. Чеченцы разом ударили с обоих бортов, обдав летное поле свинцовой волной. Было видно, как тяжелые пули сбивают с ног метавшихся по земле людей, рвут в клочья обшивку стоявших вдоль взлетной полосы вертолетов.

Пулеметы рычали в два голоса примерно минуту, выпустив несколько сотен пуль, прошедшихся по аэродрому свинцовым шквалом. Длинная очередь, выпущенная из «Утеса», вспорола покатый бок цистерны топливозаправщика, и над аэродромом вспух черно-рыжий шар взрыва. Несколько чеченцев добавили из автоматов, не слишком надеясь во что-то попасть, но добавив суеты и неразберихи.

— Летим, — приказал чеченец, занявший половину кабины пилотов и не выпускавший из рук массивную девятимиллиметровую «Берету-92». — Вперед!

Оставляя за собой разгромленный аэродром, усеянное телами летное поле, над которым медленно поднимался черный столб дыма, Ми-8, сопровождаемый стрекотом винтов, исчез за горизонтом, направляясь в сторону демаркационной линии, за которой чеченцев ждал еще один бой.

Когда полковник Басов скомандовал привал, Олег Бурцев едва не рухнул, как подкошенный, туда, где его застал оклик командира. Бывший десантник опустился на холодную землю, чувствуя, что снова встать уже не сможет. Все тело одеревенело, ноги от пятки до бедра сводило судорогой, ступни, будто огнем горели. Последний переход дался Олегу с трудом, силы уже были на исходе, и лишь упрямство, желание сделать что-то назло уверенному в своей победе врагу, заставляло сержанта шагать вперед сквозь предрассветный сумрак, которому уже уступила место ночная тьма.

— Двадцать минут привал, — негромко произнес Басов, единственный из отряда, кто оставался на ногах и сейчас озирался по сторонам, не выпуская из рук тяжелую винтовку СВД, с которой не расставался все эти часы. — Не курить, громко не разговаривать! По сторонам смотреть!

Для полковника тех, кто был с ним сейчас, время превратилось в замкнутую петлю, словно пьяных киномеханик поставил закольцованную пленку. Снова бег через глухую чащу, по своей земле. Вновь за спиной — поле выигранной битвы, но цена победы оказалась непомерно высока, и горстке уцелевших предстоит скрываться от идущих по следу охотников, отстреливаясь последними патронами, отбиваясь из последних сил, пытаясь подороже продать свои жизни. Они выиграли бой, но война была уже, кажется, проиграна без права на реванш.

Партизаны, из которых после приказа полковника словно вынули какой-то невидимый стержень, безвольно расселись на холодной земле, приходя в себя после стремительного броска. Несколько минут над прогалиной, стиснутой со всех сторон давно уже потерявшим листву кустарником, стояло лишь тяжелое дыхание уставших людей. Восемь мужчин и одна женщина приходили в себя после стремительного, из последних сил, броска через заросли. Разговаривать и не хотелось, лишь бы унять бешено колотившееся в груди сердце, да и курить, учитывая, что впереди был столь же долгий и изнурительный переход, не стоило, это понимал каждый. К тому же запах дыма в этом девственном лесу разнесся бы далеко, достигнув того, кому вовсе не стоило знать о присутствии рядом горстки измотанных бегом партизан, почти безоружных и едва ли способных долго обороняться.

Сам Басов, заставлявший себя быть примером для бойцов, подошел к самодельным носилкам, на которых неподвижно лежало укрытое бушлатом тело, казавшееся необычно грузным, большим.

— Как Слава? — Полковник взглянул на двух бойцов, сидевших на земле возле носилок.

— Жив. Пока дышит. Командир, не протянет он долго! Врач нужен, больница нормальная!

Алексей Басов лишь кивнул в ответ. Раненого товарища несли по очереди, лишь единственная в отряде женщина была от этого освобождена. Пока кто-то тащил носилки, другие забирали его оружие, потом, через километр или меньше, менялись местами. Партизаны торопились, хотя уже не верили, что раненого удастся донести туда, где ему помогут. Но бросить товарища, еще живого, никто не мог, кажется, даже думать об этом люди боялись.

Неожиданно партизан пошевелился, и, открыв глаза, мутным от переполнивших его организм наркотиков взглядом уставился на склонившегося над ним полковника.

— Командир, пить дай, пожалуйста, — едва слышно прохрипел, с силой выталкивая из себя каждое слово, Слава. — Пить хочется!

— Потерпи, брат. Тебя ранило в живот, нельзя тебе пить.

Партизан закрыл глаза, вновь проваливаясь в забытье, но когда Басов уже хотел отойти, вновь пришел в себя, произнеся с неожиданной твердостью:

— Оставьте меня здесь. Я свое отвоевал.

— Ерунду не говори, — отрезал полковник. — Мы своих не бросаем! Прихватят, то всех разом, а если выберемся, тоже вместе!

Отойдя от носилок, Алексей Басов скользнул взглядом по еще одному попутчику, сидевшему под деревом, спиной прислонившись к шероховатому стволу и устало закрыв глаза. Этот человек резко отличался от других своей одеждой — на нем был не камуфляж и «разгрузка», а летный комбинезон с яркими нашивками на рукавах — и отсутствием оружия. А еще тем, что руки его были крепко стянуты за запястья ремнем.

Почувствовав на себе чужой взгляд, американский пилот открыл глаза, уставившись на полковника. Басов усмехнулся. Если раньше пленник смотрел со страхом, ожидая, наверное, что его прямо сейчас прикончат, пустят пулю в затылок, то теперь в глазах американца была видна лишь усталость. Он бежал со всеми наравне, продирался сквозь заросли, подгоняемый конвоирами, но еще сильнее — собственным страхом, страхом того, что если он будет тормозить отряд, от него избавятся, бросив в этой чаще.

— Как думаешь, командир, нас ищут? — Это Бурцев негромко окликнул застывшего на краю поляны полковника.

— Надеюсь, нет. Пиндосам мы все-таки вломили по первое число, у них сейчас хватит забот.

Полковник посмотрел вверх. Над головой сплетались ветви деревьев, с которых давно уже облетела листва, сейчас шелестевшая под ногами при каждом шаге. В этом прозрачном лесу негде было теперь прятаться, взгляд, направленный сверху, легко обнаружит беглецов, а на фоне скованной ночным морозцем земли тепло их тел будет замечено вражескими хитрыми приборами за несколько верст. Оставалось лишь полагаться на необычайное везение или промысел Божий, это уж как кому больше нравится.

— Бойцы, подъем, — приказал Басов, в ответ услышав недовольное ворчание встававших на ноги партизан. — Держитесь, мужики! Еще пару верст пройти, и выйдем к деревне! Давайте, еще немного!

Бойцы привычно вешали на плечи оружие, кто-то торопливо прикладывался к флягам, делая последние глотки ледяной воды. Двое партизан с кряхтением подхватили носилки.

Жанна Биноева тоже поднялась, забросив на плечо «калашников». Она старалась держаться встороне от остальных, хотя сейчас измотанные до предела люди не обращали внимания на чеченку. А ей, привыкшей бродить по родным горам, тоже было нелегко, и только какая-то злость, кипевшая внутри, придавал сил.

— Автомат отдай, — Олег Бурцев протянул руку, взглянув на Жанну. Другая рука касалась черного пластика цевья легкого РПК-74М.

— Боишься, в спину выстрелю?

— Дура, — беззлобно фыркнул партизан. — Идти легче будет. Ну, как знаешь!

Бывший десантник повернулся к чеченке широкой, перехваченной ремнями разгрузочного жилета спиной, двинувшись в голову колонны, на свое законное место. Там его пулемет был как раз к месту.

— Бойцы, вперед, — приказал Басов, убедившись, что все, даже пленный американский летчик, готовы продолжить движение. — Соблюдать дистанцию, смотреть в оба!

Полковник не расслаблялся ни на минуту. Наверняка рейд американцев поднял по эту сторону демаркационной линии настоящую бурю. Партизан терпели до определенного момента, это было известно. В Москве проамериканский режим старался, как мог, демонстрируя хозяевам свою лояльность, проводя рейды и облавы, здесь же все выглядело иначе. Таким, как сам Басов, не помогали, но и не мешали слишком активно, во всяком случае, пока этого не требовали прямо из Кремля. Но события минувшей ночи не могли пройти бесследно. Сейчас партизан будут искать, с земли и с воздуха, и вероятность того, что разгромленный отряд наткнется на поисковую группу здесь, в, по сути, тылу, была не такой уж и маленькой.

Размеренно шагая по слежавшейся опавшей листве, поправляя время от времени норовившую соскользнуть с плеча увесистую СВД, Алексей Басов не сразу разобрал новый звук, донесшийся откуда-то из-за горизонта, а когда смог отделить его от ставшего уже привычным шелеста лесного мусора и тяжелого дыхания товарищей, немедленно скомандовал:

— Стоять! Ну-ка, замерли! Замерли все!

Партизаны привычно бросились врассыпную, приникая к стволам деревьев, приседая на корточки и вскидывая автоматы. Замешкался лишь пленный летчик, но один из конвоиров без колебаний свалил американца с ног, лицом в землю, и сам навалился сверху, прижимая пленника всем своим весом, лишая возможности не то, что шевельнуться, но даже и дышать. Мгновение — и отряд готов встретить шквалом огня атаку с любого направления. И вновь — тишина, лишь напряженное дыхание измотанных бегом по лесам людей.

— Проклятье! — теперь Басов отчетливо слышал стрекот вертолета, с каждой секундой звучавший все отчетливее, громче. Звук приближался с севера, оттуда, откуда только и могла придти настоящая опасность.

— Все в укрытия! Не шевелиться! Не дышать!

Прозрачные кроны деревьев, уже потерявших свою листву, не могли служить настоящим укрытием даже для невооруженного взгляда, а Басов неплохо представлял, что может нести на себе вражеский вертолет, кроме глаз пилотов и наблюдателей. Сейчас на фоне скованной ночными заморозками земли тепло, испускаемое телами партизан, будет заметно для американских приборов за несколько миль, даже приближаться не придется, выпустят пару «Хеллфайров» с восьми верст, и полетят дальше.

Басов понял вдруг, что и сам не дышит, будто так может остаться незамеченным. Стволы его бойцов были направлены теперь в небо, и сам полковник тоже целился куда-то в серые облака из СВД, плотно прижав к плечу «скелетный» приклад снайперской винтовки. Глупо, конечно, но лучше уж так, чтоб перед смертью хотя бы верить, что и врагу тоже достанется, чем сдохнуть, даже не пытаясь сопротивляться.

Вертолет прошел на небольшой высоте, обрушив на хмурый лес вой турбин и стрекот бешено вращавшегося винта. Басов узнал привычный Ми-8, гражданскую версию, без пилонов по бортам, предназначенных для подвески ракет и пушечных контейнеров. Геликоптер пролетел с огромной скоростью, так что едва ли кто-то из его пассажиров мог хоть что-нибудь различить внизу.

Через полминуты звук винтов стих, исчезнув где-то за горизонтом, но не смолк окончательно, чего и ждал Басов. Вертолет, зачем бы он ни появился здесь, кружил в отдалении, держась одного квадрата.

— Командир, что это могло быть? — Бердыев неслышной тенью очутился возле полковника. — Кажется, это вертушка нефтяников. Я, похоже, видел эмблемы «Ю-Пи» на фюзеляже!

— Это еще что за херь? Нефтяникам тут точно нечего делать!

— А ведь они где-то рядом с деревеней зависли, — вдруг сообразил Азамат. — Слышишь, кружат?

— Твою мать! — Басов сплюнул под ноги. — Бойцы, внимание! Остаетесь здесь, с раненым! Со мной идут Бурцев и Бердыев! Остальным организовать оборону, ждать нашего возвращения! За пиндосом в оба смотреть, — напомнил командир, указав на пленного, уже поднявшегося на ноги и пытавшегося отряхнуть комбинезон. Сделать это со связанными руками было не так уж просто.

— Полковник, меня возьмешь с собой? — Жанна Биноева встала перед Басовым, придерживая за ремень висевший за спиной стволом вниз АК-74. — Стрелять я умею, не сомневайся. Вот сержант твой подтвердит.

Мгновение командир молчал, что-то обдумывая, а затем, коротко кивнув, произнес:

— Ты тоже пойдешь.

— Может, поменяемся тогда?

Чеченка указала на СВД, которую держал в руках Басов, хлопнув ладонью по пластиковому цевью «Калашникова». — Все равно я точнее стреляю.

— Держи!

Алексей Басов без колебаний протянул Биноевой винтовку, взяв из ее рук взамен автомат, свой же АК-74М, который отдал Жанне перед ночным боем. Вместе с СВД полковник протянул два широких магазина:

— Все, что осталось. В рюкзаке еще пара пачек есть, но набивать «рожки» некогда уже.

— Хватит и этого, если там не рота, — пожал плечами Жанна. — А если рота, все равно там ляжем, хоть бы целый цинк патронов был.

— И вот еще, — словно только вспомнив, полковник достал из десантного рюкзака РД-54 футляр, протянув его чеченке: — Прицел. «Ночник» сними, до темноты, думаю, все закончится.

Жанна Биноева ловко, оточенными движениями, отсоединила от СВД массивный ночной прицел НСПУ-5, заменив его на обычный оптический ПСО-1. Прицел со щелчком встал на боковую планку крепления «ласточкин хвост». Сейчас, при свете нарождавшегося дня, четырехкратная оптика вполне позволяла реализовать все возможности надежной, мощной и достаточно точной для своего класса самозарядной винтовки.

— Пристреливать некогда, — бросил Басов. — Все, выдвигаемся!

Полковник махнул рукой, увлекая за собой бойцов. Первым, по-прежнему, двигался Олег Бурцев, державшийся на острие удара со своим пулеметом, как обладавший наибольшей огневой мощью из всех четверых. О том, что патронов хватит на пару минут боя, бывший десантник старался не думать.

— Бегом, бегом! — подгонял своих людей Басов, сбросивший уже рюкзак и бежавший налегке, только с автоматом и несколькими магазинами в заметно полегчавшей после боя с американским десантом «разгрузке». — До деревни километра три всего, шевелись! Живее!

Перепрыгивая через стволы поваленных деревьев, спотыкаясь о торчавшие из земли узловатые корни, четверо партизан ломились сквозь заросли, с треском, шумом, иногда — с приглушенным матом, рискуя сбить дыхание. Не успели. Позади осталось не меньше двух километров, когда партизаны услышали сначала раскатистую очередь, могучий «голос» крупнокалиберного пулемета, а затем — беспорядочный треск автоматов, перекрываемый хлопками гранатных разрывов. В деревне, где ждали возвращения товарищей раненые партизаны вместе с отрядным фельдшером, шел бой.

Ольга Кукушкина открыла глаза, резко садясь на постели, и не сразу поняла, что ее сон нарушило едва ощутимо прикосновение к плечу. Как она уснула, Ольга не помнила. Вся ночь прошла в ожидании, порой ей мерещились звуки взрывов и автоматных очередей, будто доносившиеся из леса, иногда — голоса выходящих к поселку людей. Растерянно моргая, девушка уставилась на китайского «советника», непривычно взволнованного, утратившего обычное непроницаемое выражение лица.

— Что? — коротко спросила Ольга.

Капитан Фань Хэйгао, полностью собранный, в камуфляже, разгрузочном жилете, с автоматом на плече, указал подбородком куда-то на стену:

— Вертолет. Приближается. Летит быстро.

— Сюда? К нам?

Сон как рукой сняло. Ольга вскочила на ноги, на ходу просовывая руки в рукава камуфлированного бушлата. Девушка так и уснула одетая и обутая, готовая в любой миг в дорогу. Ее оружие тоже было рядом, и Ольга почувствовала себя увереннее, чувствуя в руках тяжесть АКС-74У. привычно оттянув рукоятку затвора, загнала в ствол патрон, один из тридцати, набитых в пластиковый магазин.

— Нам нужно уходить, — произнес китайский офицер. — Они будут здесь через несколько минут!

— Как уходить? Куда?

Четверо раненых партизан, слишком слабых, чтобы наравне с товарищами остаться в лагере и принять бой, лежали в соседней комнате обычной деревенской избы. Ее прежние жильцы ушли к соседям, пустив партизан, и Ольга не была уверена, что сделали они это только лишь из желания помочь. Отношение местных жителей к обитателям лесов было неоднозначным, это девушка поняла, пока еще жила своей скучной жизнью в Некрасовке. Да, в патриотизме партизан не сомневался никто, но именно из-за них по деревням прокатывались волны обысков и зачисток, из-за них по дорогам метались банды чеченцев, которые могли ограбить или убить, вырезать целое село. Но сейчас партизаны, приехавшие на раздолбанном ГАЗ-53, были силой, жители небольшой деревушки ничего не могли противопоставить их автоматам, и уступили свое жилье, наверное, молясь всю ночь о том, чтобы непрошенные гости поскорее убрались куда подальше. Не зря боялись.

— Если это нас ищут, то найдут, — промолвил Фань Хэйгао. — А если найдут, в живых не оставят.

— Там раненые, у одного половины ноги нет! Как же они нас отыскали так быстро?! Куда мы пойдем?

Рокот турбин проник за толстые бревенчатые стены избы, заставив Кукушкину вздрогнуть. Китаец усмехнулся:

— Теперь уже никуда!

Подскочив к окну, Ольга увидела, как вертолет, пузатый Ми-8, пролетел над деревней, сделав широкий круг и пойдя на посадку за околицей. А через пару минут вновь поднялся в небо, принявшись нарезать круги над поселком, на высоте метров сто, сопровождаемый истеричным лаем крестьянских дворняг, рвавшихся с цепей.

В комнату вошел Игорь, партизан, вместе с Ольгой и китайским разведчиком сопровождавший раненных. Тоже в полном снаряжении, готовый к бою, и явно очень растерянный, судя по бегающему взгляду и бледности лица.

— Будет шмон, — сообщил боец, двадцатилетний парень, попавший из стен военного училища в самое пекло настоящей, хотя и необъявленной войны, успевший досыта наесться замешанной с кровью грязи, и желавший сейчас только одного — пережить начавшийся день. — Группу высадили.

— Кто это? Американцы?

С дальнего конца деревни раздались крики, женский визг, затем — несколько коротких очередей. Ольга уже могла безошибочно узнать сухой «кашель» АК-74.

— Что там происходит?

Кукушкина чувствовала себя загнанной в клетку. Враг был близко, и некуда бежать. С четырьмя ранеными мужиками, один из которых не что бегать, ходить не мог, оставив половину ноги на противопехотной мине, нечего было и думать выбраться отсюда. Грузовик, правда, под рукой, но прорваться по единственному проселку — это не фантастика, а просто надежный способ самоубийства, тем более, когда у противника вертолет.

— Нужно посмотреть, осторожно, — предложил Фань Хэйгао. — Нам отсюда не уйти, значит, нужно отвлечь врага, увести отсюда их!

Китаец направился к выходу, но на его пути встал один из раненых бойцов, бывший не то моряк, не то морпех с Северного флота по имени Юра. Бледный от потери крови, едва держащийся на ногах, с перевязанной головой, он твердо произнес:

— Делайте, что хотите, но нам тоже дайте оружие! Мы не сможем воевать, но умереть, как солдаты, еще способны!

— Это безумие! Мы оттянем от деревни силы противника, они вас не найдут! Просто сидите тихо и ждите!

Раненый партизан шагнул вперед, грозно нависая над китайцем, который оказался ниже на голову и в полтора раза уже в плечах:

— Сперва вас положат, долго возиться не придется, потом займутся нами. Дайте оружие!

Игорь молча протянул своему товарищу автомат, добавив пару рожков. Затем, подумав, отцепил от «разгрузки» кобуру с ПМ и одну гранату РГД-5. и, так же молча, вышел из дому, громче, чем нужно, хлопнув дверью.

— Я иду с вами, — решила Ольга. — Двое — хорошо, но трое, это еще лучше!

— Ты женщина, тебя не тронут, — помотал головой китайский капитан. — Если это американцы, пленным ничего не грозит. Подержат у себя, и передадут вашим властям. Если это русские, тем более все будет в порядке. Мы пока не воевать идем, просто наблюдать. Я лично еще не готов умирать! Мы вернемся!

Двое партизан, держа оружие наизготовку, выкатились из избы, провожаемые взглядами занявших позиции у окон раненых товарищей. Капитан Фань шел первым, вжимаясь в доски забора и вжимая в плечо приклад АК-74, ствол которого никогда не был направлен в одну точку, все время перемещаясь вместе с взглядом. Игорь шел следом, больше смотря не вперед, а назад, прикрывая тылы.

О близости врага узнали прежде, чем увидели его своими глазами. Женский крик, чей-то перепуганный мат, и гортанные возгласы на чужом для этих краев языке заставили выругаться и Игоря:

— Там «духи»! Чеченцы!

Осторожно выглянув из-за угла, парень увидел с десяток бородатых людей в камуфляже и полном снаряжении, ощетинившихся стволами автоматов. Еще трое тем временем вытаскивали из дома его жителей, бросив на землю немолодого мужика в ватнике, следом — какую-то женщину, скорее всего, жену. Из самого дома доносился грохот, стук передвигаемой мебели, звон разбитого стекла.

— Русский, где партизаны? — к растянувшемуся на земле мужику подошел один из боевиков, заросший бородой по самые глаза. — Скажи, где они прячутся, и мы уйдем! Нам нужны только они, на вас мне плевать! Где они? Ну!

Чеченец несколько раз пнул скорчившегося у его ног местного жителя по ребрам, услышав в ответ сквозь стоны:

— Крайний дом… у дороги… там! Не бейте больше, пожалуйста!

— Тварь! — Чеченец смачно сплюнул, а затем, повелительно взмахнув рукой, приказал стоявшим за его спиной боевикам: — За мной! Вперед!

Банда двинулась по единственной улице, и наблюдавший за происходящим из-за угла партизан Игорь прошипел сквозь зубы:

— Нужно что-то делать! Эти никого не пощадят! Все перевернут вверх дном, но наших найдут! Ты даже не знаешь, что они творят с пленными! А если Ольга им попадется живой…

Продолжать партизан не стал, все и так было ясно. Капитан Фань Хэйгао лишь согласно кивнул, он уже неплохо представлял, на что способны чеченские наемники, «охрана нефтепровода», делавшие за американцев здесь всю грязную работу, причем с удовольствием и за смешную оплату. А Игорь передвинул флажок переводчика огня своего АК-74, поймав в прорезь прицела одного из чеченцев, тащившего на плече вороненый ПКМ. Над ухом прозвучал характерный щелчок — китаец тоже снял оружие с предохранителя.

— Надо их увести подальше, — решил Игорь, нервно тиская цевье «калашникова». — К лесу. Беги, занимай позицию на опушке, прикроешь меня!

— Лучше ты беги, я их приведу к тебе.

Фань Хэйгао видел, как сильно волнуется его напарник. Это было понятно, они оказались в западне, с одной стороны — сильный, отлично вооруженный и беспощадный враг, с другой — раненые товарищи, которых старались вывезти из пекла, но только для того, чтобы принести их в жертву чеченским боевикам. Китайский офицер прибыл в Россию не для того, чтобы умирать за русских, ведь его подвиг все равно остался бы никому неизвестным, как и само существование агента китайской разведки. Но он получил приказ оказывать помощь, и сейчас единственным способом выполнить приказ было принять бой.

— Это не твоя война, — помотал головой русский. — Ты здесь чужой, ты не должен умирать за нас!

Партизан был прав, и китайский «советник» не просто мог, а обязан был уйти, раствориться в сером, хмуром лесу. Как офицер, выполняющий полученный приказ, он так и поступил бы, но сейчас капитан не мог, просто не мог оставить наедине с толпой озверевших бандитов своих спутников, перепуганного насмерть мальчишку, женщину и нескольких обессилевших калек.

— Не спорь, действуй! Давай, шевелись! — Фань Хэйгао толкнул в плечо впавшего в ступор партизана. — Живее! Сейчас они будут здесь! Беги к лесу, я следом! Попробуй огнем отсечь погоню!

Дополнив приказ еще одним сильным толчком в грудь, китаец, больше ничего не дожидаясь, вскинул автомат, нажав на спуск. АК-74 в его руках задрожал, харкнув раскаленным свинцом в сторону сгрудившихся посреди узкой улицы чеченцев. Первая же очередь прошлась по рядам боевиком невидимой косой. Фань Хэйгао стрелял в упор, и видел, как выпущенные им пули сшибают с ног боевиков. Отстреляв половину магазина, китаец вскочил на ноги, и, низко пригибаясь, бросился в проулок между домами, петляя от забора к забору.

Русская деревня содрогнулась от ужаса, когда по ней пошли вооруженные до зубов чеченцы. Вернее, не прошли — ворвались, высадившись с вертолета, а затем промчались ураганом, сметая на своем пути все, что попадалось на глаза. Под гул турбин кружившего над поселком на небольшой высоте Ми-8, под надсадный лай рвавшихся с цепей лохматых дворняг, под истеричные вопли женщин и плач маленьких детей бойцы полевого командира Шарипова врывались в дома, безжалостно избивая всех мужчин, даже древних стариков, каких здесь было большинство. Нет, чеченцам никто не сопротивлялся, их не встречали с двустволками или хотя бы с топорами, наоборот, местные старались забиться поглубже, но их вытаскивали, и одного за другим гнали к командиру, проводившему не слишком тщательный, но неизбежно кровавый допрос.

Двое бойцов швырнули на землю перед стоящим в центре поселка полевым командиром очередного пленника, мужика средних лет, довольно крепкого, но подчинявшегося приказам своих конвоиров, словно тупая скотина на привязи. После первых же ужаров русский, даваясь слезами, скуля от страха и боли, рассказал все, что хотели знать чеченцы.

— Шакал! — презрительно сплюнул сквозь зубы Хусейн Шарипов, несколько раз с наслаждением впечатав носок тяжелого ботинка в бок русского и услышав отчетливый хруст костей. Наверняка раздробил ребро, скорее даже несколько. — Жалкая тварь!

Обернувшись к обступившим командира и пленного бойцам, вожак чеченцев приказал:

— Русских брать живьем! Вперед!

И в этот миг загрохотали выстрелы. Стоявший рядом с Шариповым Ахмед Дагоев завертелся волчком, завалившись на спину. Из зияющих ран на груди хлестала темная, почти черная кровь. Кто-то рядом закричал от боли, тонко, по-бабьи, на высокой ноте.

Шарипов заученным движением упал на живот, и, не целясь, выпустил длинную очередь из АКМ. Затем перекатился, укрывшись за углом забора, и, привстав на колено, выстрелил еще раз, заставив невидимого противника скрыться. В этот момент открыли огонь остальные бойцы, отрывисто затрещали их автоматы, раскатисто ухнул пулемет, веером рассыпая раскаленный свинец.

— Он к лесу побежал! — крикнул самый глазастый из «нукеров» Шарипова. — Он всего один!

— А, шайтан! Ширвани, возьми людей, беги за этим шакалом!

— Ширвани ранен, амир!

— Шайтан! — снова выругался Хусейн. — Умар, давай ты! Возьми троих, догоните ублюдка, принесите мне его голову! Остальные, за мной! Русские еще здесь, я их чую!

Разделившись, отряд двинулся дальше. Уже на бегу Хусейн Шарипов вытащил из кармашка рацию, вызвав остававшихся в вертолете бойцов:

— Арби, русский бежит в лес, на запад! Задержите его, убейте!

Ми-8, с грохотом промчавшись над головами чеченцев, ушел в сторону опушки, и через несколько секунд до Шарипова донеслись пулеметные очереди. Чеченец знал, как это страшно, когда над головой кружит изрыгающий пламя вертолет. Сейчас винтокрылая машина была на их стороне, поливая из всех стволов пытавшегося скрыться русского, по пятам за которым шли бойцы Умара.

К нужному дому боевики вышли за пару минут, безошибочно отыскав его среди покосившихся изб и кривобоких сараев. Шарипов увидел торчащий из-за угла зад грузовика, а на земле — довольно свежую колею, тянувшуюся к проселку, проходившему в паре сотен метров от села.

— Окружай!

Чеченцы бросились врассыпную, направив на каждое окно, на каждый дверной проем добротного бревенчатого дома по нескольку стволов. Кто-то на всякий случай приготовил гранаты. Изнутри не было слышно ни звука, никаких признаков жизни. Один из бойцов, покосившись на замершего в ожидании командира, осторожно спросил:

— Амир, может, мы опоздали? Наверное, они успели бежать.

— Ступай, проверь! Мы прикроем!

Чеченец успел сделать три шага, после чего в одном из окон полыхнули искорки дульного пламени, и короткая очередь, угодившая боевику в грудь, снесла того с ног. Немедленно Шарипов и все его люди открыли огонь, пальцы инстинктивно вдавили спусковые крючки, и десятки пуль обрушились на толстые стены русской избы, в щепу кроша бревна, выбивая стекла в низких окошках.

— Вперед! Бросай гранаты!

О желании взять русских живыми, было забыто. Сам Шарипов вытащил из подсумка гладкий шар РГД-5, большим пальцем рванул проволочное колечко чеки и, коротко размахнувшись, швырнул гранату в ближайшее окно. Одновременно стоявший рядом с амиром боевик, вскинув АКС-74, выстрелил из «подствольника». Два взрыва грянули почти одновременно, из окон вырвались языки пламени, кто-то внутри закричал.

— Вперед! Пошли, пошли! С нами Аллах!

Шарипов первым бросился к дому, взлетел на низкое крыльцо, ударом ноги распахнул дверь — и тотчас отскочил в сторону, пропуская мимо себя поток пуль. Тому, кто шел следом за амиром, не повезло, разогнавшиеся до сверхзвуковых скоростей свинцовые иглы калибра 5,45 миллиметра прошили его тело насквозь, не помог и бронежилет. А Хусейн уже стрелял внутрь, в темный проем, выпустив за секунду остатки магазина. Затем поменял «рожок» на полный, вытащенный из нагрудного кармана «разгрузки», и уже только потом, держа наизготовку автомат, шагнул через порог.

Все, чего хотелось Ольге Кукушкиной, это забиться в какой-нибудь темный угол, подальше от тех ужасов, что подстерегали ее за толстыми, в два бревна, стенами избы, оборудованной под лазарет. Спрятаться, накрыться с головой ватным одеялом, как в детстве, когда родители дотемна не приходили домой, и маленькая девочка вздрагивала от каждого шороха. Но сейчас у фельдшера партизанского отряда на это не было права. Из всех пяти человек, оставшихся в доме, лишь она одна была действительно здоровой, способной уверенно передвигаться на своих двоих без посторонней помощи. И, черт возьми, она была способна постоять и за себя, и за тех, кто доверил ей свои жизни.

— Может, и обойдется, — пробасил перебинтованный по самый подбородок Юра, баюкавший на руках автомат и нервно касавшийся кончиками пальцев скобы предохранителя. — Может, у них что сломалось, вот и сели здесь. Сейчас починятся, и дальше себе полетят.

Ольга промолчала. С некоторых пор она не верила в случайности и чудеса, а потому лишь поближе подвинула к себе лежавший на краю стола АКС-74У, с которым за проведенные среди партизан недели уже вполне освоилась. Снайпером, конечно, не стала, но очередью метров за сто в грудную мишень попадала наверняка. И сейчас близость знакомого, уже ставшего привычным и таким же необходимым, как, например, одежда, автомата вернула, пусть и отчасти, чувство уверенности, совсем уже, было, покинувшее девушку. Что бы ни случится, Ольга была уверена, что просто так своим врагам она не дастся.

Приглушенные звуки выстрелов заставили вздрогнуть обоих. Из всех раненых только Юра оставался на ногах и в сознании, остальным Ольга нарочно вколола морфин, безжалостно расходуя и так подходившие к концу запасы медикаментов. И сейчас оба, и партизан, и Кукушкина, разом схватив оружие, подскочили к окнам, встав не в проеме, а в стороне, чтобы не задело шальной пулей.

Где-то в центре деревни трещали выстрелы, заходились длинными очередями автоматы, и звуки боя неумолимо приближались к приткнувшейся на краю села избе. Юрий, взглянув на Ольгу, предложил:

— Может, все же успеем смыться? Закинем ребят в «газик», и вперед? Прорвемся!

— От вертолета смыться? И кто закидывать будет? Тебя самого хоть неси, я что ли одна должна надрываться? Остаемся здесь, некуда нам бежать!

Ощущение безвыходности было самым страшным испытанием. Действительно, спасаться было поздно, оставалось ждать, и ждать пришлось не слишком долго.

— Идут!

Юрий указал на улицу, и Ольга увидела приближавшихся к дому людей. И сразу все внутри похолодело. Десяток вооруженных до зубов бородачей с зелеными повязками на головах, в вязаных шапочках, неторопливо подошли к дому. Один из них, повесивший автомат поперек груди, повелительно махнул рукой, и несколько человек бросились в разные стороны, окружая дом. Остальные стояли на месте, лишь поудобнее перехватили оружие, готовые в любой миг обрушить на избу шквал огня.

— Что теперь? — Девушка чувствовала, что вот-вот брызнут слезы. Чеченцы были в двух десятках метров, и остановить их сейчас ничто не сможет. Они придут в дом, раненых убьют, скорее всего, не слишком быстро, а саму Ольгу… — Что делать?!

В этот момент один из боевиков двинулся к дому, осторожно, приставными шагами. Остальные наблюдали, стоя открыто, уверенные в себе, ничего не боявшиеся.

— А вот что! — Юрий вскинул автомат, стволом выставил стекло, и нажала на спуск. — Суки, жрите, мать вашу!!!

Грохот выстрелов заметался под потолком комнаты, оглушив Ольгу. В нос ударил резкий запах горелого пороха, под ноги со звоном посыпались раскаленные цилиндры стреляных гильз. Срезанный очередью в упор чеченец завалился на бок, чтобы больше уже не встать. А через мгновение остальные открыли ураганный огонь из всех стволов.

— Оля, ложись! — крикнул партизан, отпрыгивая от окна. — На пол! В угол! Не вставай, голову не поднимай!

Прочные стены выдержали первый натиск, пули не могли прогрызть сложенные в два слоя вековые бревна, но, залетая в проемы окон, рикошетом начинали метаться от стены к стене как раз на уровне человеческой груди. Юра, перевернув стол крышкой к окну, закатился за импровизированный бруствер, высунув из-за него автомат и выпустив невесть куда остатки магазина. Он сунул руку в карман за новым рожком, и в этот миг что-то увесисто упало на дощатый пол, покатилось, остановившись у самых ног сжавшейся в комок Ольги.

— Граната! Берегись!

Юрий изо всех оставшихся сил отшвырнул девушку в дальний угол комнаты, усыпанной щепками и осколками стекла, а сам навалился на шар РГД-5 за миг до того, как догорел замедлитель в запале. Взрыв подбросил тело партизана на полметра вверх, запахло горелым мясом, все затянуло едким дымом. И в этот миг что-то оглушительно рвануло в соседней комнате, там, где лежали на койках, раскладушках, просто на полу, застеленном каким-то тряпьем, раненые.

Ольга, ничего не слыша сквозь звон в ушах, встала на четвереньки. Она даже не ощутила боли от впившихся в ладони стеклянных крошек, которыми был густо усыпан пол. В носу что-то хлюпало, во рту стоял знакомый привкус крови. Избу затянуло дымом.

Какое-то движение за окном привлекло внимание девушки, почти полностью утратившей связь с реальным миром. Она успела увидеть, как на крыльцо поднялись, один за другим, несколько чеченцев. Беззвучно — в уши по-прежнему, словно по килограмму ваты запихали — распахнулась входная дверь, на пороге возник темный силуэт. Не сознавая до конца, что делает, Ольга схватила «укорот», зачем-то вновь передернула затвор, увидев, как по дуге под ноги ей полетел выброшенный патрон, и, ухватив автомат за магазин, нажала на спуск.

Отдача едва не вывернула девушке запястья, но звук выстрелов после грохота взрывов гранат уже не казался достаточно громким. Кукушкина видела, как боевика, ставшего на пороге, словно переломило пополам. И тотчас в ответ затрещали выстрелы, пули с визгом пронеслись над головой девушки. А в дом уже вваливались боевики, от которых в просторной прежде комнате стало тесно. Из рук ничего не соображавшей Ольги вырвали автомат, попутно ударив ее несколько раз по лицу и ребрам прикладами и сапогами, и потащили Кукушкину на улицу, ухватив за руки и за волосы, что-то гортанно выкрикивая.

Во дворе уже было полно бородатых громил, увешанных оружием буквально с ног до головы. Они что-то громко кричали, потрясая в воздухе автоматами, а когда следом за Ольгой из дома выволокли за ноги одного из раненых партизан, еще живого, судя по бессвязному мату, сыпавшемуся с его уст, чеченцы радостно заулюлюкали.

— Тащи этого барана сюда, — крикнул кто-то, стоявший над Ольгой, которую просто швырнули на землю, будто забыв о девушке в тот же миг. — Сейчас башку ему резать будем!

Партизана поставили на колени, и один из боевиков, вытащив из ножен широкий тесак, зашел ему за спину. Рванув голову пленного на себя, он сделал стремительное движение вооруженной рукой, и клинок вскрыл горло партизана буквально от уха до уха. На землю багровым дождем хлынула горячая кровь.

Толпа заорала что-то бессвязное, охваченная экстазом, и в тот миг, когда голова убийцы вдруг взорвалась кровавым фонтаном, чеченцы еще не поняли, что случилось. А когда пришли в себя, стало уже поздно. Звук выстрела был неразличим на фоне прочего шума, но последствия видели все. Прилетевшая будто из пустоты пуля ударила в грудь еще одного боевика, свалив его с ног замертво. Остальные вскинули оружие, кто-то бросился к дому, другие попытались укрыться за хлипким палисадником, когда со стороны леса грянула длинная очередь, и шквал пуль с противным визгом пронесся над самой головой Ольги. Еще двое чеченцев повалились на землю, и лишь тогда остальные открыли беспорядочный огонь. А со стороны недальнего леса отрывисто звучали выстрелы, и после каждого кто-то из бандитов валился на землю, убитый наповал или просто раненый, добавляя своими криками и мольбами о помощи еще больше паники и неразберихи. Беспощадные охотники в одно мгновение превратились в почти беспомощную добычу.

Капитан Народно-освободительной армии Китая Фань Хэйгао никогда даже не задумывался над тем, где и как ему предстоит расстаться с жизнью. Как любой нормальный человек, он хотел жить, но как офицер, сознательно выбравший военную службу, верил, что если и умрет, то, защищая родную страну от врага. И не мог он даже представить, что встретит смерть за тысячи километров от родного Нанкина, в безымянной русской деревне, и придет она к нему в облике бородатых злых горцев, спустившихся прямиком со склонов Кавказа. Но не зря убеленные сединами, покрытые шрамами инструкторы натаскивали капитана на полигоне, не зря гоняли его по полосе препятствий, вбивая вместе с навыками бойца жажду жить. И сейчас Фань Хэйгао не был намерен покорно склонять голову перед своей гибелью.

Ударив первым, китайский разведчик выиграл драгоценные мгновения, заставил противника запаниковать, замешкаться. Но враг ему в этом бою достался намного более опытный, чем сам капитан Фань, и опыт этот был получен злобного вида бородачами не на стрельбищах, а в настоящем бою. Чеченцы приходили в себя не больше пяти секунд, а затем вслед капитану Фаню грянул шквал автоматного огня. С секундной задержкой заухал пулемет, и над головой прожужжали тяжелые пули, в щепу крошившие тесовые доски заборов.

Китаец припустил со всех ног, явственно ощутив тяжелое дыхание погони за своей спиной. Завернув за угол высокого глухого забора, он торопливо перекинул магазин АК-74, выпустив куда-то в сторону преследователей пару длинных очередей, и снова бросился бежать, слыша позади злые крики. Перемахнув одним прыжком через невысокий палисадник, Фань Хэйгао направился к лесу, серой стеной вздымавшемуся метрах в пятистах. Нужно было лишь пересечь покрытое бороздами поле, а там, остается надеяться, русский товарищ поддержит огнем, отвлечет погоню на себя, заставит противника занять оборону.

Кто-то всерьез разозлился на китайского офицера. С небес на землю обрушился рокот низколетящего вертолета, по лицу Фань Хэйгао скользнула тень. Ми-8 прошел над самыми крышами, развернулся, и от его покатого борта к земле брызнули потоки трассеров. Очередь прошла у самых ног капитана, китаец упал, и тотчас вновь вскочил, со всех ног припустив к лесу. Когда село осталось за спиной, от опушки раздались выстрелы, это Игорь, успевший занять свою позицию, прикрывал товарища огнем. Все же молодой партизан собрал волю в кулак, не растерялся, четко выполнив приказ, и теперь обстреливал преследователей короткими, скупыми очередями. Чеченцы, рассыпавшись цепью, залегли, открыв шквальный огонь из всех стволов. Пули с визгом летали над головой Фань Хэйгао, тоже вжавшегося в дно широкой борозды.

Треск автоматных очередей вдруг потонул в стрекоте вертолетных лопастей. Ми-8, поливая раскинувшееся за деревней поле, давно сжатое и убранное, медленно летел на малой высоте. Пули вгрызались в мерзлую землю, срезая ветви разросшихся у кромки поля кустов. Китаец, чуть приподнявшись на локтях, выстрелил несколько раз в сторону залегших на окраине деревни чеченцев, а затем, перевернувшись на спину, выпустил остатки магазина в приближавшийся вертолет. Он целился в блестящий плексигласом округлый нос, в кабину пилотов, вбивая туда очередь за очередью, и Ми-8 вдруг дернулся, резко подскочив вверх на сотню метров и изменив курс. Стрелки, стоявшие за пулеметами, продолжали палить во все стороны, но резкий маневр сбил им прицел.

Китаец вскочил, и, низко пригнувшись, бросился туда, откуда строчил автомат его товарища. Русский партизан, увидев Фань Хэйгао, вскочил с колен, и, дождавшись, когда китаец поравняется с ним, кинулся вглубь леса, в настоящие заросли, способные укрыть и от чужих взглядов и от крупнокалиберных пуль.

— Держись деревьев, — напомнил капитан Фань Игорю. — Под кронами нас сложнее заметить с воздуха! Давай, бегом!

Звук летящего вертолета снова вытеснил все прочие шумы окружающего мира. Летчики, кажется, пришли в себя, и теперь Ми-8, огрызаясь пулеметным огнем с обоих бортов, настигал беглецов. Загрохотали очереди, что-то промчалось возле головы Фань Хэйгао, жужжа, точно огромная сердитая пчела. Несколько пуль перебили ствол молодого деревца, и щепки, тонкие и острые, словно иголки, занозами впились в лицо китайца. И только тогда он понял, что бежит один.

— Игорь! — Фань Хэйгао подскочил к своему товарищу, растянувшемуся на земле, и силившемуся встать. Русский одной рукой пытался оттолкнуться от земли, а второй зажимал рану в боку, и было видно, как сквозь пальцы струйками стекает кровь.

— Все, хана мне пришла, — прохрипел Игорь Ерохин. — Беги, не жди! Я тут их задержу, сколько смогу!

Над головами с рокотом промчался вертолет, заходя на второй круг. Сейчас он мог сколько угодно крутить карусель, двое беглецов, вооруженных лишь автоматами, были для его экипажа просто мишенью, не более того.

Фань Хэйгао в растерянности застыл над лежавшим у его ног товарищем. Китайский офицер не мог бросить еще живого напарника, но понимал при этом, что и помочь не сможет, разве что умрет рядышком. Рана была слишком серьезной, да и унести русского на себе китаец далеко не сумел бы, выбившись скоро из сил. А Игорь, ударив китайца кулаком в грудь, прикрикнул:

— Беги! Уходи давай! Что смотришь?

Китайский разведчик отшатнулся. Смерть прошла стороной, и его товарищ выкупил жизнь Фань Хэйгао, и сейчас медленно умирал, истекая кровью.

— Сейчас «духи» будут здесь! Давай, двигай! Только оставь мне патроны!

Капитан Фань молча, как сам Игорь прежде, еще в доме, вытащил из нагрудного кармана «разгрузки» пластиковый рожок, вложив его в ладонь товарища. А затем, поднявшись на ноги, бросился в гущу леса, ни разу не оглянувшись.

Со стороны деревни раздались выстрелы, отрывисто затрещали автоматные очереди, и пули с визгом пролетели над головой вжавшегося в землю партизана, срезая ветки и вонзаясь в стволы деревьев. Игорь, перевернувшись на живот, приложился к автомату, крепко вжав приклад в плечо. Оставленный китайцем магазин он положил рядом, на расстоянии вытянутой руки. Партизан уже не чувствовал волнения, тем более в нем не оставалось страха, это лишнее сейчас чувство словно вытекало с каждой каплей крови, сочившейся из кое-как перевязанной раны в боку.

Игорь повел стволом, поймав в прорезь прицела темный силуэт приближавшегося боевика. Чеченцы двигались короткими перебежками, прикрывая друг друга, стреляли скупыми короткими очередями, стараясь прижать к земле своего невидимого противника. их было четверо, Игорь пересчитал своих врагов. Четверо живых, полных сил бойцов, против одного, уже замершего на грани жизни и смерти. Один из них, низкорослый, в вязаной шапочке, задвинутой на самые глаза, с короткой бородой, оказался ближе всех, его партизан и выбрал своей жертвой.

— Сука, получи! — Игорь задержал дыхание и, дождавшись, когда выбранный в качестве первой мишени боевик замрет на несколько секунд, нажал на спуск. — Получи!

Короткая, патронов в пять, очередь свалила чеченца с ног, отбросив его назад. Игорь был уверен, что попал в цель, промахнуться с полутора сотен метров он не мог. Один противник выбыл из строя, не важно, раненый или убитый, а трое оставшихся тотчас залегли, открыв шквальный огонь.

— Выродки, — прохрипел партизан, перекатываясь к подножью дерева.

Из-за этого укрытия Игорь выпустил еще две короткие очереди, даже не рассчитывая попасть в цель. В ответ снова затрещали выстрелы, а затем один из боевиков, вскочив на ноги, низко пригибаясь бросился к лесу, стремительно сокращая расстояние между собой и позицией партизана.

Уперев цевье АК-74 в выступавший из земли корень, ставший для партизана бруствером, Игорь плавно нажал на спусковой крючок, и отдача ударила его в плечо неожиданно сильно, чуть не вырвав оружие из ослабевающих рук. Чеченец споткнулся, повалившись на землю, но тотчас снова вскочил, с колена открыв огонь. И следующая очередь, посланная партизаном, наискось перечеркнула его грудь, мгновенно оборвав нить жизни горца, на свою беду покинувшего когда-то родной аул.

Бледный росчерк трассера, покинувшего ствол «калашникова», подсказал Игорю, что магазин пуст. Партизан торопливо сменил рожок, вжимаясь в землю, чтобы не оказаться на пути шальной пули. А с неба все громче звучал рокот вертолетных турбин — боевики вновь двинули в бой свое самое мощное оружие.

— Твари, — прохрипел Игорь, передергивая затвор и пытаясь прицелиться. Перед лазами словно колыхалось багровое марево, силуэты приближавшихся чеченцев двоились, оружие вдруг стало неподъемно тяжелым, норовя выскользнуть в любой миг из разжимавшихся пальцев.

Чеченцы стреляли на бегу, заставляя партизана прижиматься к земле. Не целясь, Игорь дал длинную очередь, не меньше чем на половину магазина, и в тот же миг что-то ударило его в правое плечо. Автомат выпал из рук партизана, вдруг переставшего чувствовать собственную руку. Рядом отчетливо прозвучали гортанные возгласы на незнакомом языке, раздался треск ветвей и шелест листвы под тяжелыми ботинками.

— Ну, суки, идите сюда, скорее, — оскалившись в серое небо, произнес партизан, отцепив от «разгрузки» гранату. Ребристый шестисотграммовый шар Ф-1 лег в ладонь, и Игорь зубами вцепился в проволочное кольцо чеки, пытаясь выдернуть его.

Шаги звучали все ближе, как и голоса. Партизану даже показалось, что он чувствует запах немытых тел, перебивший даже пороховую гарь. Наконец, чека оказалась извлечена из гранаты, и Игорь замахнулся, вкладывая в бросок оставшиеся силы. Чья-то крепкая рука легла поверх его пальцев, намертво прижимая рычаг предохранителя к корпусу «лимонки».

Игорь дернулся, пытаясь освободить руку, но кто-то, остававшийся невидимым, мертвой хваткой сжал гранату. А затем произнес на ухо партизану знакомым голосом:

— Не торопись, братишка, шахидом стать! Еще повоюем, погеройствуем!

Над головой грянули автоматные очереди, граната, наконец, выскользнула из разжавшихся пальцев, и оказалась в ладони Азамата Бердыева. А тот, не колеблясь, швырнул ее куда-то в чащу, а затем сорвался и сам, от живота стреляя короткими очередями. А Игорь почувствовал, как его подхватили чьи-то крепкие руки, утаскивая вглубь леса, подальше от деревни, в которой, судя по доносившимся с той стороны звукам, кипел нешуточный бой.

Глава 10. Cпасатели

Архангельская область, Россия 26 октября
Заросшая цепким кустарником лощина вывела партизан точно к поселку. Шли осторожно, часто останавливались. Олег Бурцев, двигавшийся первым, плавно перетекал с места на место, скрадывая шаги. Бывший сержант-десантник не был профессиональным охотником, до того, как оказаться в казарме, он даже в лесу почти не бывал, не охотился в детстве с рогаткой на ворон, но, став солдатом, в совершенстве овладел искусством охоты на человека. В кавказских горах он стал одним из лучших в этом деле, записав на свой счет немало побед. Он научился отнимать человеческие жизни на расстоянии, одной короткой очередью из пулемета, когда даже лицо жертвы не видно, и в ближнем бою, ножом или лопаткой. Сначала было трудно нажимать на курок, сознавая, что убиваешь человека, чьего-то сына, мужа, отца или брата. Потом сержант увидел то, что осталось от двух пацанов из его батальона, попавших в плен к боевикам, и после этого понял, что не всякую тварь, даже ходящую на двух ногах, можно считать человеком.

Сейчас сержанта ждал бой, Олег в этом не сомневался. И от того, успеет ли он первым обнаружить противника, зависел исход этого боя. В условиях, когда схватка происходит едва не на расстоянии вытянутой руки, в зарослях, где не помогут ни тепловизоры, ни разведывательные спутники, первый выстрел зачастую оказывается и последним. И потому сержант, крепко обхватив цевье висевшего на плече РПК-74М, периодически замирал, обращаясь в слух. Шелест опавшей листвы, хруст ветки, даже дыхание могли выдать затаившегося врага. Даже запах имел значение здесь, в лесу, где можно издалека учуять пот, оружейную смазку или табачный дым.

Командир партизанского отряда полковник Басов так же неслышно, как его подчиненный, появился из-за спины Олега, став по левую руку и вскинув в готовности автомат. Поводя из стороны в сторону стволом АК-74М, Басов напряженно вслушивался в лесное безмолвие. Несколько секунд ничего не происходило, а затем поднявшийся легкийветерок донес до партизан отрывистый треск, который невозможно было спутать ни с чем.

— Стреляют! Это «калашников»! — тотчас опознал звуки Бурцев. — Это в деревне!

— Там наши, — мрачно выдохнул Басов. — Вперед, за мной!

Полковник рванул с места, вламываясь в сплетение ветвей. Скрытность уступила место скорости. Впереди погибали их товарищи, и партизаны торопились, спеша вступить в бой.

— Сержант, бегом, — подгонял Басов, вырвавшийся вперед. Полковник ловко перепрыгивал через торчавшие из земли корневища, вырываясь из цепкой хватки спутанных ветвей. — Живее, «десант»!

Звуки боя становились все отчетливее. Перестрелка сместилась куда-то правее, переговаривались несколько автоматов, порой к ним присоединялся пулемет — его гулкое уханье было нетрудно разобрать даже на расстоянии. Невидимый пока пулеметчик молотил длинными очередями, не экономя патроны. Так стреляют, когда хотят прижать противника к земле, придавить его шквалом огня, неточного, но яростного, лишить маневра.

— Это там, — Бурцев указал на источник звука. — Метров сто, командир!

Партизан, оторвавшихся от товарищей, нагнал Азамат Бердыев. Бывший танкист-гвардеец из Кантемировской дивизии тяжело дышал, приходя в себя после стремительного броска через дебри. А вот вынырнувшая следом за ним из-за плотной стены потерявшего свою листву кустарника Жанна Биноева даже не запыхалась. Молчаливая чеченка немедленно скинула с плеча тяжелую СВД, взяв ее наизготовку и нацелившись на ближайшую рощу.

— Олег, на правый фланг, прикроешь нас, — приказал Басов. — Азамат, со мной.

— А я?

Чеченская снайперша пристально взглянула на полковника, направив ствол винтовки в землю.

— Заходи слева, — решил полковник. — Работай по тылам. Если кто сунется из села, отсекай их!

— Я поняла!

Жанна сделала шаг к лесу, и тут ее настиг окрик Басова:

— Не рискуй и не подставляйся. Не увлекайся, за спину поглядывай. Не дай себя поймать!

Биноева взглянула на партизана с удивлением, растерявшись на миг и не сумев подыскать слова, чтоб ответить. Но полковник уже нетерпеливо взмахнул рукой:

— На позиции, живее!

Девушка бросилась в заросли, растворяясь в серой полумгле осеннего леса. Ее движения не сопровождались никаким шумом, словно это призрак плыл над усыпанной опавшими листьями землей, а не ступал человек из крови и плоти. Не трещали ветви, не бряцало оружие, не шуршала ткань бушлата. Басов, проводив чеченку задумчивым взглядом, тряхнул головой, и, взглянув на своих товарищей, терпеливо ожидавших приказа командира, произнес:

— За мной, вперед!

Олег Бурцев, чуть отставший, чтоб страховать своих товарищей, слышал, как впереди, се ближе и ближе, короткими очередями бьет одинокий «калашников». Кто-то, вцепившись в лесную опушку, как в последний рубеж, отчаянно отбивался, наверняка отстреливая последние патроны. А затем автомат умолк.

— Живее, за мной!

Басов, держав автомат наизготовку, ломанулся с треском и хрустом через подлесок, не заботясь о маскировке. Оставив за собой настоящую просеку, полковник едва не запнулся о растянувшегося у подножья высокого дерева человека, узнав в нем одного из своих бойцов, тех, кого сам полковник послал с ранеными от греха подальше в эту деревеньку. И тотчас внимание Басова привлекло какое-то движение левее. Полковник резко развернулся, вскидывая автомат. Вышедший прямо на него чужак, бородатый, с зеленой повязкой на лбу и АКМ в руках, явно ожидал здесь найти лишь раненого, загнанного, лишенного сил партизана, а не готового к схватке волкодава. Он замешкался лишь на мгновение, возможно, пытаясь понять, враг перед ним, или это кто-то из товарищей первым успел подобраться к обреченной жертве.

Басов, не колеблясь, нажал на спуск, и короткая очередь из АК-74М буквально смела с лица земли противника. Где-то впереди хлопнула разорвавшаяся граната, через секунду рядом затрещал автомат чуть припозднившегося Бердыева, и немедленно от деревни ударил в ответ пулемет. Тяжелые пули прожужжали возле лица Басова, и тот поспешно упал, выставив перед собой автомат.

— Ну, суки, держитесь!

Бивший от села ПКМ, выдав длинную очередь, умолк, и Басов, привстав на колено, выстрелил из подствольного гранатомета, а затем добавил из автомата, в две очереди добив магазин и немедленно сменив рожок на новый. Полковник увидел, как от окраины деревни приближаются, двигаясь короткими перебежками, несколько фигурок в камуфляже. Поймав в прорезь прицела силуэт одного из противников, Басов выстрелил, отметив, что его мишень упала, больше не подавая признаков жизни. Но остальные разразились настоящим шквалом огня, сухо закашляли автоматы, и к ним присоединился ПКМ, как оказалось, вовсе не уничтоженный — скорее, стрелок просто менял ленту.

РПК-74 сержанта Бурцева ответил короткими очередями с правового фланга, и на фоне этого совершенно не слышны оказались выстрелы из СВД, но вот эффект их оказался более чем заметен. Один за другим повалились, ткнувшись в мерзлую землю лицом, двое из бежавших к партизанам вражеских бойцов. Остальные залегли, огрызаясь автоматным огнем.

— Надо отходить, — почти прокричал устроившийся рядом с Басовым Азамат. — Это чечены, и, похоже, их там до черта! У меня последний магазин остался!

Полковник, ничего не сказав, просто ударил кулаком по земле. Патроны были на исходе, как и силы, а там, в деревне, за спинами боевиков, непонятно что забывших на этой исконной русской земле, могли еще оставаться их товарищи, возможно, живые. А он, Алексей Басов, ничем не мог сейчас помочь, и даже геройская гибель его самого и его спутников едва ли уже что-то могла изменить. Этот бой полковник проиграл.

Приглушенный хруст ветвей за спиной заставил Басова перекатиться на спину, вскидывая автомат. Он едва не выстрелил, но успел знать в человеке с раскосыми глазами и скуластым лицом китайского «советника». Капитан Фань Хэйгао, тяжело дыша, рухнул на землю по правую руку от полковника, и, безбожно коверкая слова от волнения, произнес:

— Ваши раненые остались там… и Ольга… мы пытались отвлечь врага…

— Наши там? В деревне?! Живы?

— Я… не знаю…

Снова заговорил пулемет, прижимая к земле партизан, и под прикрытием свинцового шквала один из чеченцев вскочил, закидывая на плечо зеленый тубус гранатомета РПГ-26. Боевик даже успел взвести оружие прежде, чем выпущенная из снайперской винтовки пуля калибра 7,62 миллиметра разворотила его грудь — Жанна Биноева не старалась покрасоваться, стреляя точно в голову, как это делали иные менее удачливые ее братья по оружию. Красиво, конечно, но меньше вероятность попадания, а от выстрела по корпусу и бронежилет не спасет, даже если противник не будет убит на месте, много ли он проживет с раздробленными ребрами и отбитыми в кровавую кашу внутренностями.

Пулемет, оттянувшийся к самой околице села, умолк, и Алексей Басов, успевший перезарядить подствольный гранатомет ГП-30, выстрелил в сторону чеченцев, отметив машинально, что в подсумке осталось всего два ВОГ-25. в ответ снова застучали автоматы. Противники перешли к позиционной войне, чеченцы понимали, что, попытавшись атаковать, умоются кровью, и половина их так и останется лежать на перекопанном картофельном поле. Ну а русские атаковать даже не собирались, отступить же прямо сейчас не давало отчаянное упрямство людей, выросших на вере в силу подвига.

Пульсирующий гул, пришедший откуда-то с небес, заставил Басова поднять голову, а затем — выругаться, грязно, длинно, зло. Разорвав облака, над деревней на малой, метров сто всего, даже меньше, высоте летел вертолет. Тот самый, заставивший партизан мчаться со всех ног к селу. И он уже развернулся покатым блестящим носом точно к позиции бойцов полковника.

— Это чеченцы, — взволнованно выкрикнул китайский разведчик. — Этот вертолет их привез!

Ми-8, раскрашенный в цвета американской нефтяной компании, опустился еще ниже, так что можно было разглядеть за покатым блистером пилотской кабины силуэты летчиков. А затем он развернулся, обратив к партизанам борт, и из проемов иллюминаторов по земле хлестнули огненные струи пулеметных очередей.

— Уходим! — крикнул Басов, первым вскакивая на ноги. — Под деревья! В укрытие! Азамат, тащи Игоря! Никого не бросать!

Первая очередь из «Утеса» оказалась не точной, пули с визгом промчались над головами партизан. Но, как только те побежали, выдав себя движением, стрелки чеченцев смогли корректировать огонь. Несколько крупнокалиберных пуль ударили в стволы деревьев, высекая из них щепу. Остававшиеся на земле боевики, ободренные мощной поддержкой, тоже открыли ураганный огонь. Громыхнул выстрел из РПГ, и граната с шелестом промчалась над головами партизан, разорвавшись в десятке метров перед ними.

— Суки!!! — Басов остановился, вскинув автомат, и выпустил по нависшему над беглецами вертолету остатки магазина в одну очередь сквозь сплетавшиеся над головой ветви.

Бежавший следом Олег Бурцев тоже остановился, открыв огонь в воздух из своего пулемета, но легкие пули калибра 5,45 миллиметра лишь царапали обшивку плевавшегося огнем Ми-8, да и то, если не сходили с траектории, рикошетом отскакивая от веток. Партизаны снова побежали, подгоняемые пулеметным огнем с небес. Чеченцы все никак не моги их нащупать в довольно густом подлеске, просто били по площадям, но и этого хватало, ведь никто не хотел поймать своим телом шальную пулю из «Утеса», запросто способную оторвать руку или обезглавить не хуже любой гильотины, разве что выглядело бы это еще менее аппетитно.

— Давай, давай! Ходу! — Басов, бежавший последним, подгонял своих бойцов. — Живее!

Бердыеву, на себе несшему раненого партизана, пришлось хуже всего. Несколько раз он чуть не упал, запинаясь о кочки и торчавшие из земли корни, и только чудом не выпустил из рук оказавшееся неподъемным тело товарища. Бывший танкист слышал, как за спиной по очереди стрекочут автомат его командира и ручной пулемет Бурцева — партизаны прикрывали отход, расходуя последние патроны.

— Брось… — едва слышно прохрипел Игорь, своим немалым весом буквально придавивший к земле Бердыева. — Оставь меня, брат…

— Пошел ты, — зло, сдавленно прохрипел Азамат. — Русские на войне своих не бросают!

Вертолет с грохотом и гулом промчался над головами партизан, затем, судя по звуку, развернулся, ложась на обратный курс. и вдруг рокот турбин словно раздвоился, доносясь одновременно с разных сторон. Басов, растерявшись, замер, запрокинув голову. Он был отличной, уязвимой мишенью в этот миг, но чеченцы, что стояли за пулеметами, так же, как русский полковник переставшей существовать армии, уставились на пикировавший с большой высоты вертолет. Это тоже был Ми-8, только разрисованный зелено-коричневыми пятнами камуфляжа, и со свисавшими с пилонов пусковыми установками НАР и подвесными пушечными контейнерами.

— Что за черт?! — Басов, наблюдавший за маневрами многотонных винтокрылых машин, словно устроивших в небе над селом странный танец, удивленно помотал головой. — Это кто еще?! Проклятье!

Партизаны не могли слышать наполнившие эфир переговоры, приказы с требованием приземлиться, звучавшие на русском, и ответ, тоже данный по-русски, но с жутким горским акцентом, и совершенно нецензурный. Зато они видели, что произошло в следующие секунды. «Утес» с борта чеченского Ми-8 огрызнулся короткой очередью, неточной, прошедшей в стороне от второго вертолета. И тотчас от камуфлированного геликоптера протянулись огненные струи трассеров, буквально разрезавших принадлежавший ранее нефтяникам вертолет напополам. Охваченная огнем машина камнем рухнула к земле, а второй Ми-8, развернувшись, неожиданно дал ракетный залп по улепетывавшим к селу чеченцам, а затем пошел на посадку.

Жанна Биноева едва успела занять позицию на опушке леса, когда чуть в стороне, там, где оставались русские, вспыхнула яростная стрельба. Чеченка продиралась через дебри, порой теряя деревню из виду совершенно, и лишь отрывистый сухой кашель «Калашниковых» служил надежным ориентиром для той, у кого одинаково хорошо были развиты все чувства, словно у дикого зверя. Да она и сама чувствовала себя горным хищником, прежде выслеживавшим и безжалостно истреблявшим пришедших в родной край чужаков. Теперь Жанна Биноева сражалась на другой стороне.

Заросли поредели, и чеченка, державшая на перевес тяжелую СВД-С, увидела окраину деревни, в которой уже начиналась какая-то нездоровая суета. Внимание Жанны привлекла большая группа вооруженных людей, всего с десяток. Остановившись, Биноева вскинула винтовку, со всей силой вжимая в плечо затыльник приклада. Прицел поглотил расстояние, и чеченка увидела, как боевики образовали круг, в центр которого швырнули кого-то, повалившегося на землю, словно мешок с картошкой. Чеченцы вскинули над головами руки, размахивая оружием, что-то закричали — было видно, как широко раскрываются их рты, хотя до позиции Биноевой не донеслось ни звука. А затем один из боевиков сделал шаг, выйдя из строя и нависнув над своей жертвой. Рывком он поставил пленника на колени и тотчас выхватил из ножен нож с широким клинком. Подняв тесак над головой, чеченец обвел взглядом своих товарищей, и в какой-то миг его лицо оказалось в фокусе оптического прицела ПСО-1.

— Ублюдок! — прошептала Жанна Биноева, мгновенно узнавшая Хусейна Шарипова и уже безошибочно догадавшаяся, что увидит в следующий миг.

Все произошло быстро. Вожак чеченцев сделал резкое движение рукой, и стоявший на коленях у его ног пленник осел на землю, захлебываясь собственной кровью, хлеставшей из рассеченного до самого позвоночника горла. Боевики вновь принялись размахивать оружием, кто-то стал стрелять в воздух очередями, другие просто кричали, словно стая обезумевших от крови голодных зверей.

А Хусейн Шарипов повелительно взмахнул рукой, в которой продолжал сжимать окровавленный клинок, и к его ногам один из боевиков бросил еще одно тело, хрупкое и изящное, несмотря на камуфлированный бушлат, в который была одета очередная жертва. Толпа вновь кровожадно взревела, скалясь в жутких гримасах.

— Звери! Прости им, Господи!

Казалось, чеченцы нарочно позируют перед Жанной, наблюдавшей за их кровавыми потехами почти с полукилометровой дистанции сквозь окуляр оптического прицела. Она видела, как Шарипов протянул свой клинок одному из боевиков, и тот, приняв оружие из рук амира, шагнул к обреченной жертве под гогот и крики своих братьев. Так же, как Шарипов только что, чеченец поставил пленника на колени, и Биноева, едва увидев, кого собирались казнить боевики, выругалась. Русской девчонке не повезло. Как ни старался предводитель партизан, как ни пытался он отправить подальше от любой возможной опасности Ольгу Кукушкину, смерть отыскала ее, явившись в тихую деревушку в обличье толпы грязных, злых, опьяневших от запаха свежей крови бородатых двуногих нелюдей.

Кажется, жертва, окруженная со всех сторон вопящими от ярости чеченцами не сознавала до конца происходящее. Наверное, она была ранена или контужена — судя по выбитым окнам и испещренным пулевыми отметинами стенам ближайшей избы, из окон которой еще курился дымок, явно от взрыва гранаты, партизаны не сдались без боя. И наверняка для чеченцев победа не была бескровной. Впрочем, даже если бы Ольга понимала все, сопротивляться было бы глупо, тем более глупо было бы просить о пощаде, тем лишь больше раззадоривая своих убийц.

Время вдруг замедлилось для Жанны Биноевой, затаившей дыхание и слившейся на несколько мгновений в единое целое со своей винтовкой. Чеченка видела, как клинок в руке боевика прочертил в воздухе блестящую дугу, и начал медленно опускаться, чтобы рассечь нить жизни беспомощной пленницы, которая только и могла, что молиться о милосердной скорой смерти.

Прицельная марка легла точно на грудь чеченца. Жанна рассмотрела его лицо, поняв, что это совсем еще молодой парень, только успевший отрастить бороду, но ни юность, ни кровное родство не могли остановить сейчас Биноеву. Палец на спусковом крючке напрягся, потянув его назад. Отрывисто грянул выстрел, отдача привычно лягнула чеченку в плечо. Пуле, специальной снайперской 7Н1 со стальным сердечником, чтобы преодолеть отделявшее стрелка от цели расстояние, потребовалось больше секунды, но все равно она летела, намного опережая звук, и прежде, чем бандиты что-то поняли, один из них повалился на землю с развороченной прямым попаданием грудью. Он придавил собой Ольгу, и лишь тогда его товарищи услышали звук выстрела.

Боевики, поняв, что находятся под обстрелом, среагировали мгновенно. Возможно, они и превратились из борцов за свободу в стаю безжалостных зверей в людском обличье, но от этого не перестали быть опытными бойцами. Чеченцы бросились врассыпную, не дожидаясь следующего выстрела, и через секунду пространство перед домом опустело.

Несколько человек скрылись за высокой поленницей, потемневшей от времени — такую преграду невозможно было пробить даже из мощной СВД. Лишь один замешкался, всего на пару секунд, но этого хватило Жанне Биноевой. Сухо треснул выстрел, приклад вновь врезался в плечо, и пуля, промчавшись над заросшим бурьяном полем, толкнула боевика в обтянутую камуфляжем спину, швырнув уже безжизненное тело на ту самую поленницу, до которой он так и не смог добраться.

В ответ немедленно открыли ураганный огонь оставшиеся чеченцы, отыскавшие себе какие-то укрытия. Сразу двое высунулись из-за штабеля наколотых дров, принявшись поливать длинными очередями из АКМ опушку леса. Действуя как автомат, Жанна Биноева взяла на прицел одного из них, остававшегося вне укрытия несколько непростительно долгих секунд. Указательный палец потянул спусковой крючок, выбирая свободный ход, затем резкий рывок и снова выстрел. В прицел было видно, как голова боевика взорвалась кровавым фонтаном, и его тело осело за импровизированный бруствер.

Еще один чеченец, сжимая автомат, высунулся из-за угла им же расстрелянной несколько минут назад избы. Он одновременно с Жанной, наблюдавшей за всем происходящим в окуляр ПСО-1, увидел, как придавленная телом убитого боевика партизанка, придя в себя, пытается освободиться, столкнув с себя остывающую тушу. Чеченец, оскалившись, вскинул АКМС, решив добить пленницу, и в тот же миг Жанна нажала на спуск. Выпущенная из СВД пуля отклонилась от траектории на пару сантиметров, ударив в угол дома возле самого лица боевика. Чеченец инстинктивно дернулся назад, продолжая оставаться на виду.

— Шайтан!

Выругавшись, Жанна Биноева вновь нажала на спуск, спеша исправить ошибку. Сейчас она была счастлива, что держит в руках именно русскую полуавтоматическую СВД, из которой можно было делать по выстрелу каждую секунду. В этом конструкция гениального Евгения Драгунова до сих пор не имела равных, однозначно выигрывая у более точных иностранных систем с ручным перезаряжанием, типа английской AW. Будь у Жанны винтовка с болтовым затвором, ее противник успел бы укрыться, а так он лишь начал осознавать, что попал на прицел, когда вторая пуля снесла его лицо, и кровавые брызги заляпали стену дома, служившего боевику укрытием.

Жанна Биноева ощутила себя ангелом смерти, карающим клинком в деснице Всевышнего, и от такой кощунственной мысли ей самой стало страшно. Но она продолжала стрелять, вгоняя в появлявшиеся на виду хотя бы на миг силуэты ее бывший братьев пулю за пулей. Чеченцы забыли, ради чего начали войну, предали память предков, превратившись в кровожадную свору, которую легко было купить, и теперь расплачивались за это.

Первый магазин опустел мгновенно, Жанна торопливо сменила его и продолжила стрелять. Она видела, как Ольга Кукушкина сперва неловко поднялась на четвереньки, а затем и выпрямилась во весь рост, инстинктивно кинувшись бежать к лесу. По ней пытались стрелять, но всякий раз из чащи звучали выстрелы в ответ, и тот, кто неосторожно покидал свое укрытие, падал замертво с пробитой грудью или разбитой головой. Жанна Биноева в эти минуты не чувствовала жалости, ее вообще покинули всякие чувства. Сознание работало, словно баллистический вычислитель, определяя поправки на ветер, рассчитывая упреждение, и каждая новая пуля, покидавшая ствол СВД-С, находила очередную жертву.

Грянул новый шквал огня, накрывший свинцовой волной позицию Биноевой. Жанна упала на землю, слыша, как пули с визгом пролетают над головой, впиваясь в древесные стволы. Слишком долго снайперша оставалась на одном месте, и теперь по этому клочку зарослей вели огонь из всех стволов, не жалея патронов. Извиваясь змеей, прикрывая собственным телом винтовку, чеченка отползла на десяток метров в сторону, и лишь затем поднялась на ноги, низко пригнулась и двинулась по дуге туда, где все интенсивнее звучала автоматная стрельба, перемежавшаяся басовитым уханьем пулемета. Ее новым союзникам, кажется, в самый раз пришлась бы любая помощь.

Чеченцы, застигнутые снайперским огнем в деревне, еще продолжали поливать шквальным, направленным в никуда огнем опушку леса, выпуская магазин за магазином, а Жанна Биноева уже сменила позицию. Углубившись в заросли, она прошла метров триста, снова выйдя на самую кромку дебрей, и отсюда увидела перекопанное, заваленное кучами полусгнившей ботвы картофельное поле, превратившееся в поле яростной битвы.

Партизаны, укрывшись в лесу, вели не слишком интенсивный огонь, явно экономя патроны. Зато чеченцы, оказавшиеся явно в проигрышном положении на открытом пространстве, не мелочились. Строчили автоматы, заходился молотивший длинными очередями пулемет, время от времени рвались выпущенные из подствольников гранаты.

Опустившись на колено, Жанна вскинула винтовку, прильнув к прицелу так, что резиновый наглазник врезался в кожу. Она увидела, по меньшей мере, трех противников, у одного из них, залегшего за кучей прелой ботвы, был пулемет ПКМ, и пулемет этот ни на минуту не прекращал огня. Жанна, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся после быстрого бега по зарослям, прицелилась в пулеметчика — со своей позиции Биноева не видела, но скорее угадывал его, но менять дислокацию было некогда. Она заставила себя не думать о мишени, как о человеке, своем соплеменнике. Метка прицела легла туда, где должно было находиться тело стрелка. Резкое движение указательного пальца, тугой толчок приклада в плечо, уже начавшее неметь, грохот выстрела — и там, куда целилась Жанна, взметнулся фонтанчик земли.

Пулемет умолк, а один из державшихся рядом боевиков вскочил едва не в полный рост, и тотчас повалился на землю, поймав собственной грудью вторую пулю. Но со стороны села уже бежали, низко пригибаясь, петляя из стороны в сторону, еще боевики, пять или шесть, не меньше. Бежали, стреляя на ходу, не прицельно, на подавление, ведя нечто, могущее называться «беспокоящим огнем».

— Полковник, что ты тянешь?! — прошипела себе под нос Жанна, уже целясь в одного из боевиков. — Отходи!

Чеченцы, спешившие на подмогу своим товарищам, растянулись редкой цепью, превратившись в ряд мишеней на стрельбище для затаившегося в зарослях снайпера, от огня которого сейчас не могло быть спасения. Выбранный мишенью бандит остановился, присев на колено, вскинул автомат, но, прежде чем он успел сделать хотя бы выстрел, пуля 7Н1, разогнавшаяся в стволе СВД-С до восьмисот двадцати метров в секунду, ударила его в правое плечо, свалив на землю. Больше боевик не шевелился.

Чеченка не успела насладиться метким выстрелом. Немедленно ударил оживший вдруг пулемет, и Биноева упала на землю, уклоняясь от пуль. Хлопнул выстрел подствольного гранатомета, и граната ВОГ-25 рванула совсем близко, так что Жанна почувствовала ударную волну. Откатившись в сторону, девушка вновь вскинула винтовку, крепче прижимая к плечу затыльник приклада СВД. Прицельная марка легла на грудь увлеченно палившего из автомата боевика, и девушка, уже не колеблясь, выстрелила, почувствовав тугой удар отдачи.

Боевики, оказавшись под обстрелом, остановились, залегли, посылая в ответ неточные очереди, прошивавшие жидкий подлесок. Вдруг один из них встал на колени, закидывая на плечо зеленую трубу противотанкового гранатомета. И вновь Жанна Биноева оказалась быстрее, и чеченец завалился на бок, поймай своей грудью пулю. Остальные еще сильнее вжались в землю, попав посреди чистого поля под снайперский огонь. Нельзя было атаковать, как невозможно стало отступить, просто двигаться стало вдруг опасно, любое шевеление мог заметить вооруженный снайперской винтовкой враг. Против такого врага был лишь один способ, и чеченцы не замедлили его применить.

В сухой треск автоматных очередей вплелся новый звук, нараставший с каждой секундой, пока собой не заглушил шум перестрелки. Вертолет, привычный по прошлым временам Ми-8, шел низко под облаками. Оказавшись над полем, он развернулся бортом к лесу, и к земле протянулись огненные ленты пулеметных трасс.

Жанне Биноевой повезло, словно сам Аллах укрыл ее от визжащего свинцового ливня, вдруг хлынувшего с небес. Первая очередь не зацепила ее, просто перерубив полопал ствол ближайшего дерева. В лицо чеченке впилось несколько длинных, точно иглы, щепок, но она заставила себя не чувствовать боль, встала и бросилась бежать, с нежностью и заботой прижимая к груди свою винтовку. Лишь на мгновение чеченка ощутила радость от того, что вертолет не был вооружен никакими ракетами, но только пулеметами — от залпа реактивных снарядов типа С-8 ее не спасло бы ничто.

Рык пулемета, не смолкавший где-то над головой, тяжелого «Утеса» или его младшего брата «Корда», сливался с ревом турбин летевшего на бреющем вертолета. Потоки крупнокалиберных пуль прошивали насквозь кроны голых, давно уронивших листву деревьев, в щепу разбивая стволы. Патронов пулеметчики не жалели, не прекращая стрельбу ни на секунду, щедро заливая огнем любой клочок земли, на котором им хотя бы мерещился призрак движения. А зажатые перекрестным огнем посреди поля чеченцы, ободренные мощной поддержкой, тем временем поднялись, бросившись к лесу и стреляя на бегу, выпуская магазин за магазином, пытаясь обойти с флангов горстку партизан, взять их в клещи, чтобы потом прикончить всех до единого.

Пулеметы били, не переставая, расчищая огненным шквалом путь тем, кто сражался, стоя на земле. Чеченцы, нажимавшие на гашетки «Утесов», увлеклись, перестав смотреть по сторонам. Увлеклись картиной избиения и те, кто находился в кабине пилотов, контролируя все их действия и ожидая — не без основания — какого-нибудь подвоха от этих силой посаженых за штурвал людей. Никто не успел среагировать вовремя, когда из-за облаков спустился второй вертолет, тоже Ми-8, только покрытый серо-зелеными разводами камуфляжа и несущий оружие на пилонах по обоим бортам. А потом новый «игрок» зашел в хвост захваченному чеченцами вертолетом, и что-либо предпринимать стало уже поздно.

Нависнув над пилотом, Тарас Беркут, занявший почти все свободное пространство кабины Ми-8МТВ-5, вглядывался в затянувшую линию горизонта дымку, скрывавшую очертания холмов. Вертолет мчался на малой высоте, менее чем в сотне метров над землей, порой резко набирая высоту, чтобы обогнуть вздымавшиеся на пути вершины сопок.

— Запроси базу, — приказал Беркут, обернувшись к сидевшему позади, в своем уголке штурману. — Где цель?

— Неопознанный вертолет не покидал квадрата «десять — тридцать четыре», господин полковник! Кружит в этом районе уже около получаса!

Нарушитель воздушного пространства, наперехват которого спешил полковник Беркут, не мог укрыться от наземных радаров, сканировавших небо на несколько сотен верст вдоль границы американской зоны ответственности, да, кажется, чужак и не пытался прятаться, уверенный, что его никто не осмелится остановить.

— Что в этом квадрате?

— На карте обозначен населенный пункт, — сообщил штурман, оторвав глаза от карты и переведя взгляд на Беркута. — Чужак барражирует рядом с ней, будто ведет поиск. Мы будем на точке через десять минут.

— Ублюдки! Это наше небо, не они здесь хозяева!

Покинув кабину пилотов, полковник Беркут обвел мрачным взглядом сидевших вдоль бортов бойцов. Два десятка вооруженных до зубов полицейских хмуро смотрели в пустоту перед собой, словно медитируя в наполненной грохотом десантной кабине вертолета. Люди даже почти не разговаривали, лишь изредка перебрасываясь парой коротких фраз с соседями — до тех, кто сидел хотя бы в паре метров, было не докричаться, если только не рвать глотку, пытаясь перекрыть гул турбин. Этим людям полковник доверял, не то, что штабным крысам, трясущимся за собственную шкуру. Беркут не сомневался, что каждый из тех, кто отправился в этот вылет, до конца будет выполнять приказы своего командира. Настоящие волкодавы, все без исключения — с боевым опытом, кое у кого есть награды, и не мало, купленные ценой собственной крови, пролитой в чеченской «зеленке» или ущельях Южной Осетии.

— Командир, смотри! — один из десантников указал в иллюминатор. — Вертолет! Вот он!

Беркут, подскочив к иллюминатору, увидел ушедший куда-то в заднюю полусферу Ми-8 в яркой окраске нефтяной компании. Чужак держался еще ниже, и, похоже, не понял в этот миг, что уже не в одиночестве кружит под серыми облаками.

— Набирай высоту, — приказал Беркут, вновь ворвавшись к пилотам. — Заходи в хвост!

Ми-8МТВ-5 резко взмыл под облака, заложив левый вираж, и через несколько секунд Беркут увидел перед собой, полусотней метров ниже, чужой вертолет. И еще полковник увидел, как от борта Ми-8 к земле протянулись росчерки трассирующих пуль.

— Они кого-то обстреливают там, внизу! — командир экипажа обернулся к полковнику.

Беркут, нацепив наушники, и вцепившись обеими ладонями в спинку плотского кресла, произнес, выходя в эфир:

— Неопознанный вертолет, вы находитесь в российском воздушном пространстве! Приказываю немедленно совершить посадку! Садитесь, иначе откроем огонь!

Беркут даже не ждал, что ему ответят, но услышал сквозь треск помех чей-то мат на ломаном русском. А затем чужой вертолет развернулся к ним бортом, и воздух пронзила нить трассеров. Очередь, выпущенная явно из крупнокалиберного пулемета, прошла возле самого борта полицейского Ми-8МТВ-5. Больше полковник не колебался ни мгновения.

— Цель уничтожить! Огонь на поражение!

Пилот, услышав приказ командира, положил пальцы на гашетки. Несколько секунд, чтоб взять в прицел маневрирующий вертолет, а затем спаренные пушки ГШ-23, подвешенных под крылья установок УПК-23-250 изрыгнули поток раскаленной стали. Вражеский Ми-8 не мог уклониться от кинжального огня, и Беркут вместе с летчиками мог наблюдать, как снаряды, выпущенные в упор, рвут обшивку, и охваченная огнем машина валится к земле, рассыпаясь на куски, закручивая в небе причудливую дымную спираль.

Что-то сверкнуло внизу, под брюхом вертолета, и Тарас Беркут увидел, как рой мерцающих светлячков тянется от земли. По фюзеляжу Ми-8МТВ-5 словно барабанная дробь прокатилась, когда его настигла пулеметная очередь. Несколько пуль по касательной чиркнули плексигласовые панели фонаря пилотской кабины.

— Мать вашу! Нас обстреливают с земли! — Летчик указал на едва различимые в своем камуфляже фигурки людей, бестолково метавшихся по перепаханном полю.

— Уничтожить их! И смотри, не накрой село!

— Есть уничтожить!

Вертолет, подчиняясь движениям рук опытного пилота — тоже ветеран, еще в Чечне не раз вытаскивавший людей из-под обстрела боевиков — набрал полсотни метров высоты, уходя из-под беспорядочного огня. Чеченцы, суетливо бегавшие внизу, стали похожи на муравьев. Сейчас они были видны, как на ладони. Кто-то просто пытался удрать, но были и такие, кто еще сопротивлялся. Что-то сверкнуло внизу, и к вертолету протянулась дымная полоса.

— Граната! — Пилот рванул штурвал, выполнив такой резкий маневр, что бойцы в грузовом отсеке едва не попадали со своих сидений. — По нам стреляют из РПГ!

Реактивная граната прошла мимо, не причинив вреда геликоптеру, и когда сработал самоликвидатор, в сотне метров от борта Ми-8 вспух огненный клубок взрыва. Второго шанса летчик своим противникам не дал. Палец вдавил гашетку, и из-под крыльев Ми-8МТВ-5 вырвались огненные стрелы неуправляемых ракет С-8. Первый же залп снес с лица земли горстку боевиков, так и не успевших добраться до поселка. Картофельное поле покрылось сплошным ковром разрывов, огненный вал докатился почти до самой деревни, наверняка во многих домах, если не во всех, вышибло стекла, но большего ущерба ужалось избежать.

— Давай вниз, — приказал Беркут. — Приземляйся! Мы высадимся, зачистим село! Будь готов прикрыть нас!

— Принял, командир!

Вертолет нырнул к земле, а полковник полиции уже вернулся в десантный отсек. Забросив на плечо неразлучный АН-94, он громко произнес, перекрикивая гул турбин:

— Приготовиться к высадке! Первое отделение, занять круговую оборону, прикрываете десантирование! Возможно сопротивление, так что оружие держать наготове! В селе чеченцы, численность неизвестна, возможно, от десяти и более!

Шасси Ми-8МТВ-5 едва коснулись земли, и тут же опустилась кормовая аппарель, заменившая на последних модификация винтокрылого труженика не такой удобный двустворчатый люк. Первым вертолет покинул пулеметчик, вооруженный новеньким «Печенегом». Внешне неуклюжий, неповоротливый из-за тяжелого бронежилета 6Б13, способного выдержать выстрел в упор с десяти метров из АКМ, и противопульного шлема СШ-90, он кубарем скатился по рампе, отпрыгивая в сторону, чтобы не мешать бежавшим следом бойцам.

Опустившись на колено, стрелок, держа оружие на весу, прицелился в ближайшую избу, готовый смести шквалом огня любого, кто появится на виду. А следом уже выпрыгивали остальные бойцы, замыкая вертолет в кольцо. Через минуту на земле был весь взвод, только двое полицейских остались на борту Ми-8, заняв места за пулеметами, установленными на шкворнях в проемах иллюминаторов. Вертолет немедленно взмыл вверх, готовый поддержать десант огнем.

Тарас Беркут, держа наизготовку взведенный и снятый с предохранителя АН-94 с подствольным гранатометом и колиматорным прицелом ПК-А, огляделся, убедившись, что все его люди рядом. Взвод уже распался цепью, направив на село стволы автоматов и пулеметов. Под ногами еще дымилась земля, принявшая в себя немало свинца. Увидев в нескольких шагах от себя изорванный труп в камуфляже, полковник приблизился, ногой перевернув его на спину. Грязная неопрятная борода, вязаная шапочка с зеленой лентой, покрытой затейливой вязью арабских букв, АКМС и американский камуфляж «вудлэнд».

— И сюда «чехи», суки, добрались! — фыркнул один из полицейских, без труда, как и его командир, опознавший выходца с далеких склонов Кавказа.

— Не расслабляться, — напомнил почувствовавший, как клокочет в груди злость, Беркут. — В оба смотреть! Оружие к бою!

Закованные в кевларовую броню и титан полицейские двинулись к деревне, обходя дымящиеся воронки, меж которых можно было разглядеть обрывки ткани и какие-то обуглившиеся бесформенные куски, то немногое, что осталось от застигнутых ракетным залпом на открытом пространстве боевиков. Время от времени под ногами звенели стреляные гильзы, отмечавшие позиции сражавшихся тут чеченцев.

— Первое отделение, проверить вертушку, — приказал Беркут, указав на искореженный фюзеляж сбитого Ми-8, над которым поднимался столб черного дыма. — Искать выживших! Вперед! Остальные, за мной, к селу!

Несколько полицейских, постоянно прикрывая друг друга, двинулись к вертолету, уже горевшему. При падении фюзеляж пострадал мало, только отломилась хвостовая балка, да лопасти продолжавшего вращаться винта разлетелись множеством обломков. Тарас Беркут отвлекся лишь на миг, наблюдая за маневрами своих бойцов, и тотчас со стороны поселка ударил, заходясь длинной очередью, пулемет, а через секунду с грохотом выстрелил гранатомет. Мгновенно упав ничком, Беркут открыл огонь из «Абакана», и со всех сторон его поддержали остальные бойцы.

Когда с земли стали стрелять, Федор Смирнов инстинктивно дернул штурвал, уводя вертолет из-под огня. Ему никогда прежде не приходилось оказываться под зенитным огнем, но навыки, вбитые на тренировках, никуда не делись. Несколько пулеметных и автоматных очередей прошли стороной, лишь несколько пуль впилось в днище Ми-8, не причинив никакого вреда. А нависавший над пилотами чеченец, не ожидавший такого маневра, едва не свалился с ног, успев ухватиться за спинку пилотского кресла.

— Что делаешь, а?! — взревел боевик, вытаскивая из кобуры вороненую «Беретту-92». — Развернись бортом, чтоб пулеметчики видели этих шакалов!

— Пошел на хрен! На такой высоте нас из «калаша» можно завалить, если по кабине очередь дать! Это же не «крокодил», тут брони нет!

— Делай, что говорю, если хочешь жить!!!

Чеченец ткнул стволом пистолета в затылок Смирнову, крича в ухо и брызжа слюной. Федор видел, как дернулся его напарник, подался вперед, словно хотел наброситься на боевика, но в последний миг остановился.

— Ствол убери, — прорычал сквозь зубы бывший командир ракетоносного полка. — Или сам за штурвал сядешь! Ты умеешь «вертушкой» управлять? Нет?! Так и стой спокойно, мать твою!

— На земле я перережу тебе глотку, шакал!

Внезапно ожила рация, закрепленная на лямке разгрузочного жилета. Вместе с треском и шелестом помех из динамика донеслась смесь русских и чеченских фраз:

— Арби, здесь снайпер, к северу от деревни! Положил нескольких наших! Головы не поднять! Это засада! Прикройте нас с воздуха!

— Понял, амир! — ответил боевик, придавив тангету рации, и затем, обращаясь уже к пилотам, приказал: — Заходите с севера! Пройдете вдоль деревни! Опускайтесь еще ниже!

— Какого хрена ниже?! Нас же вдоль и поперек располосуют даже из стрелкового, а если у них ПЗРК?

— Выполняй, русская свинья!!!

В десантном отсеке пятеро боевиков возились с пулеметами, тяжелым «Утесом» и ПКМ, установленных кое-как в проемах иллюминаторов. Спотыкаясь о гильзы, щедро усыпавшие пол, Они как раз закончили заправлять снаряженные ленты, когда вертолет вышел на цель, оказавшись над кромкой леса, где укрывался безжалостный русский снайпер. Оба пулемета разом открыли огонь, выпустив рой пуль, накрывших заросли редкого кустарника. Бледные искры трассеров уходили к земле, гасли в кронах деревьев, перепахивая напитанную влагой землю.

— Зависни, — приказал Смирнову чеченец. — Мои люди должны хорошо видеть цель!

— Тогда сами станем целью, — огрызнулся пилот. Боевик, утробно зарычав, замахнулся, будто хотел ударить, но в это время ожила уже бортовая радиостанция Ми-8, и твердый голос приказал садиться.

Федор боковым зрением уловил какое-то движение сзади-сверху, и, едва не вывернув шею, успел увидеть уходящий в заднюю полусферу камуфлированный Ми-8МТВ-5.

— Он занимает позицию для атаки, — крикнул Смирнов. — Надо подчиниться, или нас разнесут на куски!

Боевик, выругавшись, выскочил в десантный отсек, и пилоты услышали, как он приказывает обстрелять второй вертолет. Загрохотал могучий «Утес», и пунктир трассирующих пуль, повисший в пустоте, на миг связал две винтокрылые машины. А затем под крыльями второго Ми-8, невесть откуда появившегося под этим хмурым небом, полыхнуло пламя, и Федор Смирнов почувствовал, как дрожит под свинцовым градом его вертолет.

Пилот, впившись в рычаги штурвала, пытался удержать машину, превратив падение хоть в какое-то подобие полета. До земли — полсотни метров, приборная доска осветилась тревожным красным светом, турбины захлебываются, и все, что нужно было Федору Смирнову, бывшему асу авиации Северного флота, это вырвать у судьбы несколько секунд, выровняв уже охваченный огнем вертолет. мгновение — и шпангоуты фюзеляжа не выдержат, лопнув, и тяжелые турбины провалятся в десантную кабину, превращая в кровавое месиво тех, кто еще мог оставаться в живых.

— Падаем, — кричал молодой пилот Алексей, смотревший, не отрываясь, как стремительно приближается земля. — Мы падаем!

— Держись! Бери штурвал, тяни вверх!

Вертолет, расстрелянный в упор, не слушался больше управления. Тяжелую машину развернуло, закрутило, точно в водовороте.

— Приготовится к удару! — успел крикнуть Смирнов прежде, чем Ми-8 с размаху рухнул на землю.

Вертолет завалился на левый борт, моментально сломав лопасти все еще продолжавшего вращаться винта. Переломилась хвостовая балка, кабину немедленно затянуло гарью и в затылки пилотам дыхнуло нестерпимым жаром.

— Покинуть машину, — прохрипел Смирнов. — Леха, шевелись! Что застыл?!

Пилот, отстегнув ремни, подскочил к напарнику, толкнул того и увидел, как безвольно мотнулась голова молодого летчика, изо рта которого вытекла струйка крови.

— О, черт!

Смирнов, выбив панель блистера, выскользнул в проем, упав на землю. Что-то впилось в ладонь, проткнув ее насквозь, словно шип, какой-то обломок, возможно, кусок лопасти или обшивки. Закричав от боли, Федор вскочил, увидев перед собой, метрах в ста, несколько фигур в камуфляже и с оружием, растянувшихся редкой цепью. Один из вооруженных людей что-то крикнул, требовательно взмахнул рукой, и остальные вскинули оружие, нацелив сразу несколько стволов на пилота, замершего в нерешительности в считанных шагах от охваченного огнем вертолета, вот-вот готового взорваться.

— Стой! — сквозь шум в ушах, словно ватой забитых, смог расслышать Смирнов, пытавшийся выпрямиться во весь рост. — Ни с места! Руки вверх!

Его могли убить в любой миг, просто чтоб не рисковать, выпустить пару очередей, и идти дальше. Федор Смирнов, вдруг почувствовавший, что очень хочет жить, опустился на колени, поднимая руки над головой так высоко, как только мог. Вертолет, от которого он смог отойти метров на двадцать, должен был вот-вот взорваться — в баках уже оставалось совсем мало горючего, зато топливных паров хватало, и это было самое страшное. Но до взрыва оставалось еще несколько секунд, а вот приближавшиеся осторожно люди в камуфляже, черных масках с провалами глаз вместо лиц, с оружием в напряженных руках, не дали бы бывшему командиру полка ни мгновения лишнего.

С грохотом отодвинулась в сторону широкая дверь, ведущая в десантный отсек, и на пороге во весь рост в клубах дыма и копоти встал чеченский боевик Арби. Он все так же сжимал в правой руке массивную «Беретту-92», из которой пока не успел сделать ни одного выстрела. По лице чеченца текла кровь, камуфляж был порван, тоже весь в крови, но боевик все еще стоял на своих двоих. Он хотел спастись, он тоже очень хотел пожить еще хотя бы немного, и торопился,чувствуя, как пламя обжигает спину. Но на пути оказался стоявший на коленях русский летчик, чудом каким-то уцелевший при падении. Арби вскинул пистолет.

Бойцы Тараса Беркута, увидев вооруженного человека, бородатого, с зеленой повязкой на окровавленной голове, не мешкали. Разом ударили два АК-74, и прежде, чем сбитый выпущенными в упор пулями боевик упал, к ним присоединился «Печенег», басовито ухнувший, выпустив короткую очередь. Чеченца сбило с ног, и в тот же миг земля содрогнулась от взрыва, и там, где лежал чадивший вертолет, к небу взметнулся столб огня, земли и изорванного металла. Полицейских, стоявших слишком близко к месту взрыва, повалило с ног, прихлопнув ударной волной. Кто-то пришел в себя почти сразу, другим потребовалось с минуту, чтобы очухаться, и только тогда бойцы оперативного батальона поняли, что тот парень, первым выбравшийся из вертолета, еще жив. Он полз, выбрасывая далеко вперед руки, впиваясь ногтями в землю, подтягиваясь вперед, и так снова и снова, а за ним оставался смазанный кровавый след. В тот миг, когда первый полицейский добежал до Федора Смирнова, тот окончательно потерял сознание, чтобы придти в себя вновь уже в больничной палате.

Алексей Басов не без труда поднялся на ноги, выругавшись себе под нос. Ракетный залп, смахнувший с поля горстку чеченцев, едва не накрыл и позиции партизан. Все же НУРС — штука не слишком точная, да и не старались вести прицельный огонь те, прилетевшие на камуфлированном Ми-8МТВ-5, последней модификации знаменитого винтокрылого труженика.

Несколько ракет взорвались в полусотне метров от зарослей, служивших укрытием для группы партизан. Первым придя в себя, Басов огляделся, увидев отряхивавшегося от комков земли Азамата Бердыева. Рядом энергично мотал головой Фань Хэйгао, из ушей которого текли струйки крови.

— Живы? — спросил, не узнавая собственный голос, Басов. — Все целы? Тогда ноги в руки, и валим, пока гости за нас не взялись! Живее, бойцы!

Партизаны, подхватив оружие, к которому патронов оставалось на счет, двинулись вглубь леса, даже не думая о том, чтобы заметать следы. Если захотят, отыщут с воздуха все равно. Но Басов был уверен, что ближайшее время нежданным спасителям будет не до них — со стороны села слышались звуки боя, захлебывались огнем автоматы и пулеметы, вновь рвались гранаты. Оставшиеся в живых чеченцы явно были намерены подороже продать свои жизни.

— Давай, мужики, пошевеливайся, — подгонял своих спутников Басов. Сам он, держа наготове автомат, остановился, пропуская товарищей вперед и прикрывая тыл. — Живее!

В стороне захрустели ветки, зашелестела листва под чужими ногами, и полковник, присев на колено, вскинул АК-74М, готовый встретить чужака очередью в упор. Ветви раздвинулись, и Басов выдохнул с облегчением, узнав Олега Бурцева. Сержант выглядел целым, его даже не поцарапало, кажется.

— Ты как? — спросил Басов, выпрямившись во весь рост и опустив автомат стволом в землю. — Живой?

— Порядок, командир! А что там вообще происходит? — Десантник кивком указал в сторону деревни.

— Не знаю, и знать не хочу! Нужно сваливать, пока за нами следом никто не увязался! Все, что смогли, мы сделали!

— Наши целы все? А чеченка где?

— Кто со мной был, целы. Про девчонку ничего не знаю, по ней с «вертушки» садили из пулеметов. Все, боец, хватит языком чесать! Марш в голову колонны, будешь за дозор!

— Есть!

Бурцев, придерживая висевший на боку пулемет — к нему оставалось примерно полмагазина — бросился догонять остальных партизан, уже прошедших по лесу метров триста, а Басов еще с минуту оставался на месте, и лишь потом двинулся следом, постоянно оглядываясь за спину.

Ольга Кукушкина бежала, не чуя под собой ног и только слыша свист пуль вокруг. Стреляли всюду, в спину доносились злые гортанные возгласы чеченцев, кто-то пробовал бежать за ней, но тотчас падал, сраженный меткими выстрелами. Невидимый ангел-хранитель не знал промаха и бил без промедления, и бородатые звери, убившие всех товарищей девушки, остановились, не осмелившись идти за ней. А Ольга все бежала и бежала, наискось через поле, поросшее уже увядшим бурьяном, спотыкалась, падала, обдирая до крови колени и ладони, вновь вскакивала, не чувствуя боли в сбитых ногах. Наконец, она ворвалась в лес, и голые ветви больно хлестнули девушку по лицу, едва не оставив ее без глаз.

Ольга остановилась, отрезвленная болью, и опустилась на корточки, пытаясь успокоить дыхание. Мышцы ног сводило, ныло в груди, а легкие, казалось, горели огнем. И все же она вырвалась, оставив позади смерть.

Девушка прислушалась, и сквозь стук собственного сердца расслышала звуки боя, автоматные очереди, редкие взрывы гранат. А затем над головой девушки, едва не цепляясь днищем за верхушки деревьев, пролетел вертолет, оглушив ее грохотом своих турбин. Винтокрылая машина развернулась, и на ее борту замерцало дульное пламя, когда установленные в проемах иллюминаторов пулеметы открыли огонь, обстреливая что-то в считанных сотнях метров от того места, где пыталась придти в себя Ольга Кукушкина.

Девушка снова бросилась бежать, чувствуя при каждом шаге боль в бедрах и колющую боль в груди. Преодолев метров сто, Ольга повалилась на землю, тяжело дыша. И тотчас услышала неподалеку от себя шелест листвы под чьими-то шагами, а затем показавшийся неожиданно знакомым голос произнес над самым ухом:

— Долго лежать собралась?

Ольга вскочила, едва не ткнувшись лицом в обтянутую камуфляжем грудь Жанны Биноевой. Чеченка спокойно стояла и смотрела на нее, держа за цевье в левой руке черную винтовку с длинной трубой оптического прицела. Кукушкина невольно отскочила назад, затем спросила:

— Что происходит? Как ты здесь оказалась?

— С вашим командиром пришла. Он сейчас вместе с вашими увяз в перестрелке по самые уши, а нам нужно уходить, и поскорее.

— Бежать? Надо нашим помочь!

— Ну и помогай, — усмехнувшись, пожала плечами чеченка. — Я тебе помогла, разве мало? Еще что нужно? Я ухожу!

— Так нельзя!

Ольга бросилась к Жанне, ухватив ее за лямку разгрузочного жилета, но та выскользнула из захвата, почти крикнув в лицо Кукушкиной:

— У меня последний магазин, десять патронов! Я в смертницы не записывалась! Уходим, пока нас не заметили с воздуха! Давай, двигай, я пойду сзади, присмотрю за тобой! Что встала?! Бегом!

Биноева с силой толкнула Ольгу в плечо, чуть не сбив с ног, и та, развернувшись, побежала, с треском продираясь сквозь заросли, даже не пытаясь обойти кустарник. Автоматные очереди все еще звучали где-то неподалеку, и вертолет продолжал кружить на небольшом расстоянии, заставляя девушку боязливо смотреть в небо, из-за чего та трижды чуть не упала, споткнувшись о корни, торчавшие из прелой листвы.

Чудом увернувшись от росшей на высоте человеческого роста ветки, которая запросто могла выхлестать глаза, Ольга Кукушкина выскочила на лесную прогалину, на которую с другой стороны выходили люди с оружием. Они шли вереницей, один за другим, и были почти неразличимы из-за своей камуфлированной одежды на фоне серого осеннего леса. Ольга остановилась, подавшись назад, и тут один из людей, тот, что ступал первым, взмахнул рукой, окликнув ее:

— Оля! Живая! Парни, это же Ольга!

Бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, опустив висевший на плече пулемет стволом вниз, шагнул навстречу Ольге, а затем обнял ее, крепко прижав к своей груди. Девушка вдыхала запах пота, дыма, пороха раскаленного металла, исходивший от партизана, и поняла, что это самый сладкий аромат, какой только можно себе представить.

Остальные партизаны, обступив обнимавшуюся парочку, хлопали Ольгу по плечам, что-то радостно говорили. Даже Фань Хэйгао улыбался, часто кивая, хотя глаза китайца, как и прежде, не выражали абсолютно никаких проблесков эмоций.

Вышедшая следом из леса Жанна Биноева встала в стороне, забросив за спину верную СВД. Чеченку заметил Алексей Басов, замыкавший порядок партизан. Подойдя к снайперше, он негромко произнес, заглянув ей в глаза:

— Ты хорошо стреляла сегодня. Спасибо.

— У меня было время, и было на ком тренироваться, — с вызовом ответила чеченка, пытаясь скрыть растерянность — от этого сурового, молчаливого русского она ожидала совсем иных слов. Вернее, вообще не ждала ничего, обычно командир партизан не открывал рта из-за пустяков, но сейчас нарушил свое правило.

Басов нахмурился, словно только теперь понял, где осваивала стрелковое искусство Жанна Биноева. Полковник и впрямь порой забывал, что прежде, чем придти в отряд, эта хрупкая на вид, молчаливая и замкнутая девушка так же метко, как сейчас в американцев и их «союзников», стреляла в русских пацанов, подстерегая их в сырых кавказских ущельях. А вот сама она ничего не забыла.

— Нам нужно уходить, — произнес, отворачиваясь, Алексей Басов. — Полицаи сейчас разделаются с боевиками, и тогда вспомнят о нас. От «вертушки» далеко не уйти, и патронов на счет. Все, бойцы, делай движение, — гаркнул полковник. — Движемся к точке сбора! Бурцев, в головной дозор! Раненого в центр колонны! Все, бойцы, ноги в руки, и бегом марш!

Партизаны, подхватив оружие, двинулись вглубь леса, спеша встретиться со своими товарищами, все это время пребывавшими в неведении. Еще долго они слышали отзвуки стрельбы, приглушенные взрывы — в селе не затихал бой.

Как только от деревни стали стрелять, Тарас Беркут немедленно упал, вжавшись в мерзлую, сырую землю. Выставив перед собой «Абакан», полковник тоже дал в ответ очередь, туда, где заметил какое-то неясное движение среди домов и покосившихся сараев.

Справа от полковника плюхнулся на землю пулеметчик, уперев в кочку сошки своего «Печенега» и немедленно дав длинную очередь, патронов в двадцать, стараясь придавить противника огнем, ошеломить его, позволив своим товарищам перегруппироваться. Стреляли и остальные полицейские, затрещали наперебой автоматы, над левым ухом Беркута бухнула несколько раз мощная СВД-К.

— Видишь их? — Полковник окликнул снайпера, прильнувшего к оптическому десятикратному прицелу 1П70 «Гиперон».

— Трое отходят к дому, у одного пулемет!

Словно в подтверждение слов полицейского, со стороны деревни ударил ПКМ, и длинная очередь свинцовой плетью стегнула по позициям полицейских. Кто-то рядом закричал от боли, ему вторил голос, зовущий санитара. Двое бойцов, передвигаясь по-пластунски, стали тащить раненого товарища в глубокую канаву. Остальные, стараясь не маячить на виду, открыли шквальный огонь. Сам Беркут дал длинную очередь, а затем, приподнявшись на локтях, выстрели из подствольного гранатомета ГП-30, укрепленного на специальном кронштейне-переходнике под цевьем АН-94.

— Воздух, я Земля, нужна поддержка, — произнес полковник в микрофон рации. — Мы под обстрелом! Как слышишь?

— Слышу тебя, Земля! К работе готов, жду целеуказания!

В полукилометре от деревни Ми-8МТВ-5 развернулся, заходя на цель. Беркут, торопливо поменяв магазин «Абакана» на рожок, снаряженный трассерами, выпустил длинную очередь, и огненные росчерки протянулись над полем, распускаясь огненными цветками на дощатой стене сарая, из-за которого попеременно били несколько автоматов и пулемет.

— Огонь по метке, — приказал полковник, вновь связавшись с экипажем вертолета, молотившего лопастями воздух уже над головами залегших полицейских. — Как понял!

— Цель вижу! Работаю!

С грохотом неуправляемые снаряды С-8 покинули стволы пусковых установок, и окраина деревни окуталась клубами огня и дыма. Сарай, служивший укрытием чеченцам, взрывом разбило в щепу вместе с самими боевиками, а пилоты, не удовлетворенные сделанным, дали длинную очередь из спаренных пушек ГШ-23-2, перепахав окраину деревни. Беркут, вскочив на ноги, словно пружиной подброшенный, взмахнул над головой автоматом:

— Вперед! цепью, за мной! Пулеметчики и снайперы — обеспечить огневое прикрытие!

Дым над позициями уцелевших боевиков еще не рассеялся, когда ударили два «Печенега», заставляя уцелевших чеченцев искать укрытия. Несколько частых выстрелов из СВД-К оказались почти неразличимы на этом фоне, но пулеметчик боевиков, выживший после ракетной атаки, хотя и контуженый, завалился на землю, когда его грудь разворотило прямым попаданием пули калибром 9,3 миллиметра весом шестнадцать с половиной граммов со стальным сердечником.

— Вперед, — скомандовал своим бойцам Беркут. — «Духов» валить всех! Огонь на поражение!

Полковник добежал до невысокого забора, опустился на колено, вскинул автомат, прижав к плечу приклад АН-94. Из-за ближайшего дома выскочили двое, бородатые, в американском камуфляже и с русскими автоматами в руках. Беркут остановился, припав на колено, прицелился, совместив красную точку коллиматора с силуэтом чеченца, и нажал на спуск. Короткая, в два патрона, очередь — и боевик завалился на спину.

Второй чеченец успел выстрелить из АКМ, свалив бежавшего следом за Тарасом бойца — пуля угодила в пластину бронежилета, и полицейский не был даже ранен. А через миг снайпер, остававшийся на другом краю поля, вновь выстрелил из СВД-К, с такого расстояния не дававшей промаха, и чеченца буквально швырнуло об стену дома, на которой остались кровавые мазки.

— Не дайте им захватить заложников! — крикнул Беркут своим бойцам, и, легко, несмотря на немалый вес снаряжения, перемахнув через покосившийся хлипенький заборчик, бросился дальше, увлекая остальных за собой.

Чеченцы, те немногие, кто еще оставался жив, не собирались сдаваться — они понимали, что их ждет, уж явно не плен и не гуманный суд. Отступать им тоже было некуда, вокруг сотни верст чужой земли, где врагом был каждый встречный. И потому они отбивались яростно, как загнанные в угол крысы, бросаясь в самоубийственные во всех смыслах атаки.

Ударная волна от взорвавшейся в полутора десятках метров ракеты сбила Хусейна Шарипова с ног, и пушечная очередь, выпущенная с русского вертолета, прошла над головой, чудом не зацепив амира. Он видел, как снаряд калибра двадцать три миллиметра разорвал пополам бежавшего следом Зелимхан. Моджахеддин выскочил из укрытия, успев только вскинуть на плечо раструб гранатомета РПГ-26, когда обрушившаяся с небес огненная плеть перерубила его. Верхняя часть тела боевика плюхнулась на землю возле самого лица Шарипова. Чеченец вскочил на ноги, увидев на месте сарая, за которым прятались его бойцы, дымящуюся воронку, вокруг которой были рассыпаны головешки.

— А, шайтан! Будьте прокляты, шакалы! Умрите!

Вертолет с грохотом пролетел над головой сидевшего на земле боевика, набирая высоту. Рядом трясли головами, приходя в себя, еще двое бойцов из отряда амира Шарипова, и Хусейн догадывался, что кроме них живых горцев в проклятом русском поселке не оставалось.

— Русские, амир, — крикнул юный Мовсар, вскакивая на ноги. Из носа и ушей боевика струилась неестественно темная, почти черная кровь. — Русские здесь! Вон они!

— Шакалы!!!

Хусейна Шарипов вскинул АКМ, выпустив от живота веером весь магазин в сторону камуфлированных силуэтов, неуклюже переваливавших через невысокий забор. Кажется, даже попал в кого-то — чеченец видел, как его противники падали, но тотчас вновь поднимались на ноги, открывая ответный огонь.

— Ахмед, Мовсар, уходите, — приказал Шарипов, оточенными движениями меняя рожок. — Бегите, прячьтесь в лесу!

Полевой командир видел, как русские солдаты в тяжелом снаряжении, в противопульных шлемах, бронежилетах, способных выдержать, наверное, выстрел даже из СВД, обходят горстку чеченцев с флангов. У противника было превосходство во всем, и Хусейн Шарипов, увидев, что его бойцы замешкались, крикнул, хрипло, зло, словно ворон каркает над мертвечиной:

— Пошли прочь! Бегом! Я остановлю кафиров здесь!

Мовсар еще колебался, он был юн и боялся проявить трусость в глазах старших товарищей, но Ахмед схватил товарища за рукав, потащив вглубь деревни. Приближавшиеся русские, заметившие движение, немедленно открыли огонь, затрещали автоматы, и в перестуке коротких очередей отчетливо были слышны отрывистые щелчки, которыми сопровождались выстрелы из снайперских винтовок.

Припав на колено, Хусейна Шарипов вскинул автомат, поймав в прицел громоздкую, угловатую фигуру вражеского солдата. Выстрел, толчок приклада в плечо — и русского сбивает с ног шквалом свинца. Еще одна короткая очередь, и стоящий рядом спецназовец, идущий с пулеметом наперевес, валится на землю. Мертвый, живой — неважно, главное, что братья смогут пробежать еще десяток метров не под обстрелом.

Сухо щелкнул боек, когда магазин опустел. Шарипов отбросил в сторону автомат, и, пригнувшись, бросился к присыпанному трухой и пеплом ПКМ, с виду абсолютно целому, принадлежавшему Умару. От самого моджахеддина мало что осталось после ракетной атаки русского вертолета, тот истекавший кровью кусок пропеченного мяса вообще имел намного сходства с человеком, а на оружии каким-то чудом не было ни царапины. Подхватив пулемет, к которому был пристегнут короб с лентой-«соткой», чеченец выпустил длинную очередь в упор по ближайшему русскому спецназовцу, и тот, взмахнув руками, завалился на спину.

— Умирайте, шакалы! Сдохните!!! — рычал Хусейн Шарипов, ни на миг не отпуская спусковой крючок.

Пулемет в руках чеченца нервно дергался, словно живой, харкаясь раскаленным свинцом. Ухватив ПКМ за сошку, боевик просто водил стволом из стороны в сторону, заливая огнем пространство перед собой.

Русские стреляли в ответ, Шарипов видел вспышки пламени на дульных срезах нацеленных, кажется, точно ему в грудь автоматов. Били снайперы, но пули, словно стороной облетали стоявшего во весь рост чеченца. А затем возле самого лица Хусейна что-то вспыхнуло ослепительно ярко, в грудь словно ударил тяжелый молот, вмиг вышибив весь воздух из легких, и боевик провалился в черную бездну беспамятства.

Тарас Беркут на бегу забил в ствол ГП-30 тупоголовый цилиндр гранаты. Пробегая мимо убитого боевика, он лишь на миг задержался, взглянув на растянувшееся на земле тело. Лицо бородача в натовском камуфляже, с нашитым на рукаве флажком никогда и никем не признанной республики Ичкерия, было забрызгано кровью. Рядом лежал ПКМ с погнувшимся от взрыва стволом. Осколочный ВОГ-25 рванул едва не под ногами чеченца, и того чудом не разнесло на куски — на расстоянии пары шагов даже маломощный выстрел из подствольника может многое.

— Прочесать деревню, — приказал Беркут бежавшим рядом бойцам, постоянно ожидавшим новой атаки чеченцев. — Обыскать каждый дом, каждый сарай, каждую конуру! Я хочу знать, сколько тут еще «духов», и какого черта им потребовалось в этой глуши!

— Господин полковник, там несколько «чехов», мертвые! Кажется, снайпер работал! И еще кто-то, по виду, наши, тоже «двухсотые», в доме!

Проследовав за командиром отделения, первым наткнувшимся на трупы, Тарас Беркут понял, что его боец, парень опытный, повоевавший еще в Чечне, совершенно прав. Четыре трупа, явные ваххабиты, лежали рядом с рассыпавшейся поленницей в куче стреляных гильз и пустых рожков, явно отбивались яростно, но на каждом из них было лишь по одному пулевому отверстию. И здесь же, рядом с трупами боевиков, лежал какой-то парень в камуфляже, тельняшке, несвежих повязках. Его горло было перерезано от уха до уха, и, увидев возле одного из чеченцев здоровый тесак, Беркут догадался, кто устроил эту казнь.

— В доме еще трупы, — сообщил один из полицейских, указывая на изрешеченную пулями избу с выбитыми окнами. — Похоже, там был лазарет, все в повязках, и сумка с лекарствами. Их забросали гранатами!

— Вот суки! — прорычал полковник. — Ищите этих выродков, землю носом ройте!

Полицейские, предусмотрительно держась группами, разошлись по деревне, осматривая дома. Они врывались в дома, пугая забившихся в подполья и просто темные углы местных, на глазах которых разворачивалась настоящая война. Тарас Беркут, которого сопровождали сразу трое бойцов, двинулся к избе, заметив распахнутую калитку. Какое-то смутное движение за окном заставило его насторожиться, и в тот миг, когда стекло со звоном посыпалось вниз, выбитое ударом автоматного ствола, Беркут уже падал на землю. А затем раздались выстрелы, и стоявший слева от полковника полицейский, замешкавшийся лишь на миг, с хрипом повалился рядом с командиром, пуская кровавые пузыри. Две или три пули вошли ему в живот, превратив внутренности в кровавую кашу, и Беркуту лишь оставалось смотреть беспомощно, как умирает его боец.

— Не стрелять, — крикнул, вжимаясь в землю за покосившимся низким забором, полковник, увидев, что пулеметчик уже прикладывается к своему «Печенегу». — Огня не открывать!

Из дома тоже перестали стрелять, выпалив, наверное, разом целый рожок, и до полицейских донесся чей-то голос:

— Русские, уходите! У нас здесь заложники, мы им бошки отрежем, если не уберетесь! Мы хотим отсюда уйти, а вы нам не мешайте, или всех убьем!

Русские слова были исковерканы жутким акцентом, а в голосе слышался страх. Беркут понимал, что человек в таком состоянии и с оружием в руках способен наделать немало дел, не задумываясь о последствиях.

— Бросайте оружие и выходите, — крикнул, продолжая прятаться за забором, полковник, пытавшийся понять, сколько в доме людей. — Тогда мы вам ничего не сделаем! Даю тридцать секунд! После этого мы войдем, и убьем каждого, кто будет держать оружие в руках! Ты понял меня? Время пошло!

Вместо ответа вновь гранула длинная очередь, и тот же голос истерично прокричал, срываясь на визг:

— Пошли на…, русские! Убирайтесь, или убьем заложников! Повторять больше не буду!

Жестом поманив к себе одного из полицейских, Беркут, указывая на дом, произнес:

— Подползи к окну, по моей команде бросай дымовые шашки! И еще пару гранат, только чеку не вынимай!

Сейчас полковник пожалел, что они, хотя и называются полицией, не имеют тех спецсредств, что полагаются настоящим стражам порядка. Пара шоковых гранат «Заря», способных ослепить и оглушить кого угодно, и еще что-нибудь со слезоточивым газом здорово бы помогли сейчас. Боевики, что заперлись в доме, не могил видеть происходящее вокруг, обзор с одной стороны закрывали кусты и забор, с другой — сараи. Подобраться вплотную было проще простого, но при штурме у чеченцев, которые и так были на взводе, найдется секунда, чтобы подорвать себя вместе с заложниками и полицейскими, этого вполне можно было ждать.

— Русские, слышите меня? — вновь завопил боевик, пока боец Беркута, извиваясь ужом в своем бронежилете и прочем снаряжении, по-пластунски полз к дому. — Я их убью, всех! Эй, ты, тварь, иди сюда!

Раздалась какая-то возня, а затем рыдания и перепуганный женский крик:

— Пожалуйста, не трогайте! Не убивайте! Не надо, пожалуйста!

— Выродки! — зло выдохнул Беркут, осознавший, что от его команд и действий его бойцов зависят сейчас жизни тех, кто не был в этой стычке ни на чьей стороне, просто оказавшись в не лучшее время в неподходящем месте.

Полицейский, неуклюже извиваясь, уже добрался до цели, скорчившись под самым окном. В левой руке он держал дымовую шашку, в правой — гранату Ф-1 со вставленной чекой. Видя это, Тарас Беркут встал и, пригибаясь так, чтобы его нельзя было увидеть, двинулся в обход, придерживая висевший на плече «Абакан». Перед этим он успел скомандовать своим бойцам, продолжавшим целиться по окнам:

— Как только дам знак, уходите, так, чтоб вас было видно!

После этого Беркут Когда между ним и домом оказался сарай, полковник перевалился через забор, в два широких шага оказавшись у крыльца захваченной боевиками избы.

На секунду Беркут замер, стараясь успокоить дыхание. Затем стащил с плеча автомат, передвинув флажок предохранителя в положение «автоматический огонь». Чеченцы, засевшие в доме, не видели его, даже не подозревали о его присутствии, и в этом было преимущество Тараса. Ну, еще, наверное, в тяжелом бронежилете, имея какой, можно и рискнуть, подставившись под автоматную очередь. Но и Беркут мало что знал о противнике, самое скверное, непонятно было, сколько внутри врагов.

Заняв исходную позицию, полковник сделал знак своим людям, укрывшимся за забором. Те встали, держав оружие на виду, и, развернувшись, двинулись к окраине деревни, быстро скрывшись за соседним домом. Можно было начинать.

Отдышавшись, полковник выглянул из-за угла, махнув рукой своему бойцу, так и сидевшему, замерев, под окном, из которого раздавались бессвязные вопли на смеси чеченского и русского:

— Давай!

Полицейский, вскочив на ноги, словно пружиной подброшенный, швырнул в оконный проем, оскалившийся остатками стекла, сперва дымовую шашку, а затем ребристый шар ручной гранаты, с отчетливо различимым грохотом упавшей на дощатый пол.

Сквозь толстые бревенчатые стены Тарас Беркут услышал вопль чеченцев. И прежде чем они поняли, что взрыва не будет, прежде, чем заметили кольцо на запале гранаты, полковник уже выставил плечом хлипкую дверь, бронированным ураганом взмыв по невысоким ступенькам крыльца, и ворвался в дом.

Беркуту хватило секунды, чтоб оценить ситуацию. Боевиков двое, стоят посреди комнаты с оружием в руках и смотрят, не отрываясь, на подкатившуюся им под ноги «лимонку». Комнату уже затянуло клубами плотного дыма, в котором были различимы трое, женщина и двое детей, совсем маленьких, жавшихся к ней, девочка и мальчик, забившиеся в дальний угол.

Один из чеченцев, что-то бессвязно завизжав, вскинул АКМС, и в этот же миг Беркут выстрелил, дав длинную очередь из своего «Абакана». Сейчас не нужен был колиматорный прицел, и высокая точность, за которую Беркут и выбрал личным оружием именно АН-94, тоже оказалась ни к чему. Боевика, так и не успевшего нажать на спуск, снесло свинцовым шквалом, отбросив на стену. Автомат из его рук с грохотом выпал.

Второй чеченец, вдруг бухнулся на колени, высоко вскидывая руки над головой, и громко крича:

— Сдаюсь! Не стреляй! Я сдаюсь!

Он был еще совсем пацаном, только-только борода нормальная стала расти. Он был испуган, Беркут видел это, и не хотел умирать. Полковник в один шаг оказался возле кричащего, молящего о пощаде бандита, ударив того прикладом в челюсть, добавил ногами по ребрам, метя точно в кость, а затем схватил обмякшее тело за лямку разгрузки, без особой натуги вытащив наружу. Навстречу уже бежали остальные бойцы, и то-то помогал выбраться из задымленного дома заложникам, успокаивая их, пытаясь выдавить из себя что-то ободряющее.

Беркут бросил пленника на траву, и вокруг сомкнулось живое кольцо из полицейских. Полковник требовательно спросил:

— Еще кого нашли? Осмотрели деревню?

— Зачистили все, командир! Деревню сверху донизу обшмонали! Обшарили каждый закоулок! Живых «духов» не осталось! Трупы оттащили на окраину, оружие тоже собрали!

Полицейские были злы. За несколько минут боя они потеряли убитым одного из своих товарищей, еще четверо были ранены, и двое из них — весьма серьезно. От больших потерь спасла броня, и, конечно же, отличная выучка, и теперь каждый понимал, для чего их свирепый полковник гоняет их по полосе препятствий, придумывая все новые пакости едва ли не каждый день. Именно потому, что они пролили прежде так много пота, сегодня пролилось на удивление мало крови. Но еще ничего не закончилось.

— С этим что? — один из взводных, за несколько минут боя потерявший убитым одного из своих людей, указал на медленно приходившего в себя чеченца. — На базу?

— Тащить с собой это дерьмо? — Беркут вскинул брови, словно удивляясь. — Потом что, вертушку отмывать? Может, ты возьмешься?

— Если «чехи» сами, или по команде пиндосов, перешли демаркационную линию, и у тех, и у других будут большие проблемы! Нам нужны доказательства, командир!

— Хватит и трупов!

Пленный боевик, прекрасно понимавший разговор, догадался, что его ждет. На коленях он пополз к полковнику, захлебываясь в рыданиях, сквозь которые было слышно:

— Пожалуйста… я расскажу все… все, что хотите! Не убивайте!

Тарас Беркут равнодушным взглядом смерил чеченца целовавшего его пыльные, испачканные навозом берцы. Он не чувствовал ни злости, ни, тем более, жалости. Пожалуй, была лишь усталость. Несколько минут стычки растянулись для полковника в вечность. Он понимал, что засевшие в Кремле или где поближе «народные вожди» ничего не сделают, побоятся даже заикнуться американцам о случившемся в этой глуши, ведь реальной силы за ними не было. Было досадно оттого, что сегодня так много крови было пролито напрасно.

Полковник не стал объяснять своему товарищу, слишком молодому, чтобы понять это, что ни живые боевики, ни трупы чеченцев, хоть десяток, хоть сотня, ничего не изменять. Их земля до тех пор не будет принадлежать им, пока русские слишком слабы, чтобы выгнать чужаков.

Ничего не говоря, Беркут под удивленными взглядами своих бойцов, спокойно достал из набедренной кобуры массивный вороненый «Грач», передернул затвор и, щелкнув флажком предохранителя, ткнул стволов в лоб чеченца.

— На шаг назад, — негромко приказал он захлебывавшемуся слезами боевику, а затем повторил, повысив голос: — Отойди назад!

Боевик подчинился. Беркут спокойно прицелился и нажал на спуск. Одиночный выстрел был слышен далеко по всей деревне. Пуля калибра 9 миллиметров вошла в лоб чеченцу, оставив аккуратное отверстие, и снесла ему половину затылка. Брызги крови и мозгового вещества разлетелись во все стороны, и кто-то из полицейских выругался, стряхивая с себя кровавые ошметки.

— Все, здесь закончили. Сворачиваемся, — спокойно произнес Беркут, убирая пистолет обратно в кобуру. — Вызывайте вертушку!

— Что с этим? — один из полицейских, баюкая на руках снайперскую винтовку СВДК, указал на труп чеченца с половиной головы.

— Тела «духов» свалить где-нибудь за деревней и сжечь! Найдите где-нибудь здесь керосин, солярку, что угодно! Оружие и документы грузите в «вертушку»!

Когда вертолет с полицейскими на борту набирал высоту, на окраине селения как раз разгорелся во всю жуткий костер. Столб дыма, густого, жирного, ввинчивался в небо черной колонной, а над поселком плыли запах горелого мяса. Тарас Беркут лишь раз глянул вниз, затем переведя взгляд на лежавшее на полю десантного отсека Ми-8МТВ-5 тело погибшего в короткой схватке полицейского, прикрытое куском брезента. В хвосте салона сидели раненые, уже перевязанные взводным санинструктором. Все молчали, хмурились, мрачно тиская оружие в мозолистых руках.

Рокот турбин набиравшего высоту вертолета затихал, по мере того, как винтокрылая машина приближалась к линии горизонта. Русские были уже далеко, но лишь когда на деревню опустилась полная тишина, Хусейн Шарипов рискнул покинуть свое укрытие. Ругаясь, боевик выбрался из кучи сухого навоза, озираясь по сторонам. Вытащив из кобуры тяжелый автоматический АПС, Хусейн был готов открыть огонь в ответ на любое движение.

Опасаясь быть замеченным местными, чеченец двинулся туда, откуда доносился запах горелого мяса, и, прокравшись через поселок, увидел страшный костер. Среди языков пламени можно было рассмотреть очертания человеческих тел, сваленных в одну кучу и щедро залитых каким-то топливом.

— О, Аллах, за что мне это! Мои братья мертвы, зачем ты меня оставил?!

Шарипов упал на колени, закрыв лицо ладонями и, никого не стесняясь, зарыдав. В эти минуты полевой командир ничего не замечал вокруг себя, его можно было взять голыми руками, без стрельбы, ножом, вилами. Он привел сюда своих людей, чтоб отомстить, но русские обманули чеченцев, заманив их в засаду. И теперь Хусейн остался один, на чужой, опасной земле, где любой встречный хотел его смерти.

Когда слезы иссякли, Шарипов встал, и на несколько секунд замер в нерешительности. Он был один, почти без оружия. Русские хорошо потрудились, собрали все до последнего патрона, что принесли с собой чеченцы. Странно, что они не заметили пропажу «трупа» Хусейна. Боевик, оглушенный взрывом гранаты, пришел в себя прежде, чем на него наткнулись собиравшие трофеи спецназовцы. Он успел уползти, забиться в нору, переждав зачистку, и удивляясь при этом, как остался жив и почти цел, хотя упавший прямо под ноги ВОГ-25 должен был мало, что не разорвать его на куски. Наверное, его хранил Аллах, как тогда, в горном ущелье на самой границе Чечни.

Хусейн Шаприпов осмотрел свое снаряжение. Автомат пропал, пополнив, видимо, коллекцию трофеев русских солдат, но «Стечкин» остался, как и шестьдесят девятимиллиметровых патронов. В карманах «разгрузки» было еще три рожка с патронами 7,62 миллиметра, и пара выстрелов к подствольному гранатомету, но АКМ Шарипова пропал, и боевик без сожаления избавился от лишнего груза. Еще при нем оставался боевой нож, не какой-нибудь, а отличный швейцарский «Victorinox», и, самое главное, три гранаты РГД-5. Вот и все, ни пищи, ни воды, если не считать трех глотков в прицепленной к поясу фляге. И вокруг на сотни километров — чужая, бесконечно враждебная земля. Никто не поможет, никто не будет искать, даже не зная, что кто-то из отправившихся в рейд чеченцев выжил. Американские «хозяева», скорее всего, просто спишут их со счетов, забудут о существовании целого отряда.

Еще раз проверив застежки разгрузочного жилета, Хусейн Шарипов двинулся к лесу. Компас остался при боевике, и найти север не представляло труда. Где-то там, далеко, начинается зона ответственности американцев, там жизнь, безопасность. но прежде нужно преодолеть бескрайний лес, совсем не такой, как в родных горах, не попасться на глаза русским партизанам, свившим гнезда в этих дремучих чащах, и просто жителям окрестных русских селений, для которых одинокий чеченец, практически безоружный, раненый, окажется желанной добычей. Не оборачиваясь, не оглядываясь на костер, сложенный их тел его братьев, но навсегда запомнивший об этом, полевой командир Хусейн Шарипов уверенно двинулся к лесу. Через пять дней его, еле переставляющего ноги, подберет патруль американской Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. Чеченцу, измотанному долгим переходом, истощенному, истекающему кровью, но яростно цепляющемуся за жизнь, помогут, его доставят в госпиталь, вытащат буквально с того света.

Когда в иллюминаторе заходящего на посадку Ми-8МТВ-5 показалась оперативная база батальона полиции, Тарас Беркут увидел именно то, что и ожидал. По периметру посадочной площадки расположились два камуфлированных «Тигра», и установленные на турелях крупнокалиберные «Корды» были нацелены на снижающийся вертолет. А на противоположной стороне летного поля затаилась плоская «туша» бронетранспортера БТР-80, и спаренные стволы башенной пулеметной установки тоже были запрокинуты в зенит. С такой дистанции могучий КПВТ мог буквально разорвать на куски вертолет несмотря на его солидное бронирование. Мятежного полковника встречали.

— Командир, что делать будем? — Один из взводных низко наклонился, нависнув над хранившим каменное спокойствие Беркутом.

— Не дергайся, это за мной, вы не при делах! Держи своих «волкодавов» на коротком поводке, лейтенант!

— Да мы их по плацу размажем в пять секунд, командир! Эти крысы тыловые, мы их порвем, только знак дай!

— Лейтенант, я нарушил прямой приказ, не забывай! Мы не банда, мы солдаты, и должны отвечать за свои проступки! Не делай хуже, ни себе, ни своим бойцам!

Вертолет, вращая лопастями, приземлился, и как только шасси его коснулись бетонных плит, выстилавших летное поле, один из «Тигров» и бронетранспортер двинулись к Ми-8. следом за ними шли, прикрываясь броней, полицейские из комендантской роты. Рассыпавшись цепью, они взяли вертолет на прицел, направив на него свои «Печенеги» и АК-74.

Развернулась башня БТР-80, способного теперь огнем в упор за секунду превратить боевой вертолет в груду пылающего металла, братскую могилу для нескольких десятков полицейских. Из-за бронетранспортера вышел командир бригады, уверенно двинувшийся в винтокрылой машине.

— Полковник Беркут, выходите без оружия, — крикнул генерал, держа правую руку на кобуре с табельным «Грачом». — Руки держать над головой! Не делай глупостей!

Тарас Беркут усмехнулся, стоя на пороге кабины, подмигнул своим бойцам, сидевшим словно в оцепенении, и, держав в левой руке за цевье АН-94, спрыгнул на землю. Автомат полковник немедленно бросил на бетон, заведя руки за голову. К нему подскочили сразу трое крепышей в полной экипировке, в тяжелых противопульных шлемах и масках. Один из полицейских ткнул в затылок полковнику стволом АКС-74, пока двое других освобождали карманы разгрузки офицера от магазинов, гранат, клинков. Из кобуры вырвали табельный пистоле, а затем и саму кобуру сорвали. Все это время Беркут и обыскивавшие его бойцы находились под прицелом турельного «Корда», способного в один миг смахнуть свинцовым шквалом всех четверых.

— Что, полковник, вольная охота закончилась? — Командир бригады, сопровождаемые еще двумя бойцами в полной выкладке, тоже скрывавшими лица под масками, так что только глаза и были видны сквозь узкую прорезь, приблизился к Беркуту. — Ты здорово попал! Оставление части без приказа, неподчинение старшему по званию, захват вертолета! Что ты там еще успел натворить? Это серьезные воинские преступления, полковник! Тебя ждет трибунал и зона!

С этими словами генерал подступил вплотную к Тарасу, так и стоявшему навытяжку, с заведенными за голову руками, и резким движением сорвал с рукава шеврон с триколором — добраться до погон, скрытых под «разгрузкой» и бронежилетом, он бы никак не смог.

— Ты не оправдал оказанное тебе доверие! — сказал, словно плюнул в лицо Беркуту, генерал.

Тарас ничего не ответил, даже рта не открыл, пока на него изливался поток брани и угроз. А когда командир бригады умолк на миг, переводя дыхание, коротко, коленом ударил того в живот. Генерал, захрипев, согнулся пополам, оседая на бетонку, и Беркут добавил ботинком в бок, свалив комбрига на землю.

Сделать что-нибудь еще полковнику не дали. На спину обрушился удар приклада, Беркута сбили с ног, принявшись вчетвером обрабатывать ногами. Он еще попытался подняться, даже зацепил кого-то, но тут на затылок полковника опустился чей-то приклад, и из глаз Тараса посыпались искры.

— Ублюдок, — прохрипел, все никак не в силах отдышаться, поднявшийся кое-как на ноги генерал, которого заботливо поддерживал один из бойцов комендантской роты. — Ты же сгниешь заживо, полковник! Сдохнешь в каменном мешке!

Командир бригады ушел, утащили и избитого так, что целого места не осталось, Беркута. Его погрузили в вертолет, такой же Ми-8. сам полет Беркут почти не запомнил. Уже на борту ему вкололи анестетик, на скорую руку обработали раны. Все, что было после, слилось для Беркута в меняющуюся череду лиц, надменных, злых, отмеченных печатью власти, и одновременно — страхом перед настоящими хозяевами этих краев, предпочитавшими избавляться от своих врагов руками других врагов.

Суда, как такового, не было. Просто Беркута втолкнули в какое-то тесное, затхлое помещение и прочитали ему приговор, торопливо, не отрывая глаз от бумажки с текстом. В себя полковник окончательно пришел в камере, в тот самый момент, когда тяжелая — из РПГ, наверное, не пробить — дверь с лязгом распахнулась. На пороге появился незнакомый мужчина, одетый не в камуфляж или китель, как все вокруг, а в цивильный костюм, причем явно не дешевый.

Непрошеный гость, за спиной которого маячили сразу двое конвоиров, не выпускавших из рук резиновые дубинки, прошел в тесное, сырое помещение, присев на привинченный к каменному полу железный табурет. Лежавший на откидной койке Беркут привстал на локте, вперив взгляд в незнакомца, с интересом осматривавшего скудный интерьер камеры:

— Вы кто? Что нужно?

Беркуту было безразлично все, происходящее вокруг. Просто этот парень в чистом, дорогом костюме, с дорогими часами на левом запястье, слишком сильно не вписывался в ставшее уже привычным окружение.

— У вас, господин бывший полковник, явно большие проблемы, — не представившись, произнес незнакомец. — Десять лет лагерей — это серьезно. Но, возможно, это только начало. Кое-кто из ваших бойцов уже рассказал о расстреле пленного чеченца, а это еще лет десять. А если из-под сукна достанут отчет о действиях вашей группы против террористов, когда из огневого мешка ушел целый партизанский отряд, ваше положение станет совсем скверным. Если о вашей помощи партизанам станет известно американцам, они потребуют вашей выдачи, и мы, законное правительство России, вынуждены будем поступить именно так, ведь мы же не поддерживаем террористов!

— Какого черта вам нужно?! Вы кто такой?

— Меня зовут Ринат Сейфуллин, — все же снизошел до того, чтоб открыть свою тайну, незнакомец. Фамилию эту Беркут слышал, в этом бывший полицейский не сомневался, и слышал часто. — Скажите, как вы относитесь к американцам?

— Я убивал их. Еще до того, как все началось. Выполняя приказ командования, я и моя группа из состава Двадцать второй бригады специального назначения пыталась освободить президента Швецова. Во время выполнения этой операции мы вступили в контакт с подразделением американских «коммандос».

— Ведь это была знаменитая группа «Дельта», — усмехнулся Сейфуллин. — Вы не считаете то, что произошло, ошибкой? Ведь американцы говорят, что пришли к нам с миром, протянули руку помощи!

— Протянули, ну да. А второй рукой прикармливают чеченских выродков, которые делают за янки всю грязную работу. Американцы убили двух зайцев, черт возьми. Ослабили напряженность на Кавказе, вывезя сюда самых отъявленных боевиков, и расправляются с отрядами партизан, не проливая ни капли своей крови. Я ненавижу американцев, за их двуличие, их циничность. Чеченцы хотя бы могут честно воевать, они не боятся идти в бой, не прячутся за спинами других.

— Тем не менее, вы пошли на службу новой власти, понимая, разумеется, что фактически будете служить американцам?

— Если бы я понял это сразу, ушел бы в лес. Я верил, что вы, — наконец, Тарас Беркут узнал нового министра экономики России, попутно даже не удивившись, что такой высокий чин может делать в камере следственного изолятора, — что вы будете спасать Россию, станете бороться за ее независимость, а не отдадите на откуп американцам. Я все ждал приказа, был готов обратить оружие против чужаков, и мои люди тоже ждали этого. А вы оказались просто ничтожными тварями.

— Силы были неравны, — пожал плечами Сейфуллин, нисколько не обидевшийся, во всяком случае, внешне, на произнесенные оскорбления. — И сейчас, стоит нам только дать повод, нас сметут. Американцы могут отступить только перед тем, кто силен, а мы были слабы. Что такое эти несколькобригад, пусть мы и старались оснастить их лучшим оружием, против нескольких американских дивизий, десятков тысяч бойцов, прошедших Ирак, Афганистан? Вы напрасно ждали приказа, полковник. И напрасно посчитали меня и моих товарищей трусами. Мы не были готовы послать на убой лучших людей, понимая, что их жертва лишь усугубит ситуацию. Сейчас нам дали хотя бы видимость свободы, мы можем делать что-то сами, осторожно, исподтишка, оглядываясь на американских наблюдателей. Хотя бы формально Россия еще существует. Мы воссоздавали армию, отбирая в нее лучших, кого только могли найти, копили силы. Теперь время ожидания завершилось. Мы готовы сделать свой ход. И для этого нам нужны такие люди как вы, полковник!

— Хватит называть меня полковником! Я был и остался майором Российской Армии! Что вы от меня хотите? Зачем вы здесь?

Сейфуллин встал, пройдясь от стены к стене — всего три не слишком широких шага, не самый долгий путь — затем остановился перед сидевшим по-прежнему на нарах Беркутом, взглянув тому в глаза:

— Я хочу узнать, готовы ли вы умереть, зная, что ценой своей жизни купите свободу для миллионов русских? Подумайте, не спешите, и дайте мне ответ на простой вопрос — что важнее для вас, жизнь или долг?

— Что я могу сделать? Я один, в камере!

— Вы не один! Нас много, и то, что нас не замечают, это хорошо. И у нас теперь есть оружие, способное уравнять наши шансы с врагом. И вы один из тех немногих, майор, кто способен применить его, заставив страх навеки поселиться в сердцах миллионов американцев. Если вы согласитесь, двери камеры откроются для вас. Я дам вам это оружие. Но, скорее всего, этот бой станет последним для вас и для тех, кто захочет быть с вами.

— А если я откажусь? Сольете компромат на меня американцам? Чтобы они меня судили, как пособника террористов?

— Вы можете отказаться, и тогда останетесь в этой камере. Ничего не произойдет. Никто не сдаст вас американцам, вас не станут устранять, как опасного свидетеля. И, возможно, через десять лет, выйдя на свободу, вы сможете вернуться к нормальной жизни. Вот только кто может знать, будет ли в том мире, что строят чужаки на руинах нашей родины, место для такого как вы.

Тарас Беркут помолчал. Последние слова незваного гостя были лживыми, бывший офицер спецназа понимал это. Сам факт встречи говорил о многом, и, узнай об этом кто-то посторонний, министру экономики новой России недолго останется пользоваться всеми благами своего высокого поста. Ничего не было сказано прямо, но майор не сомневался, что выбить факты из Сейфуллина будет не слишком сложно, он неплохо представлял методы спецслужб, а кое-что прежде сам опробовал на практике, с неизменно положительным результатом. Если майор откажется, это человек в дорогом костюме уйдет, и вскоре не станет самого майора, знающего уже слишком много. Вот только отказываться бывший офицер Спецназа ГРУ Российской Армии и не собирался.

Через неделю в сводках промелькнуло сообщение о повесившемся в камере следственного изолятора офицере российской полиции. Это случилось в тот самый день, когда его должны были этапировать в лагерь где-то под Норильском. Проводить расследование никто не стал, хватало иных забот. Тело, почему-то в закрытом гробу, закопали на одном из военных кладбищ, буднично, быстро, без почестей и лишней суеты. В те минуты, когда земля барабанила по крышке гроба, Тарас Беркут уже сидел в грузовой кабине Ан-26, летевшего курсом на восток, и под крылом воздушного судна раскинулась бескрайная тайга, а где-то впереди угадывался уже блеск Тихого океана.


Декабрь 2012 — Апрель 2013,

Рыбинск.

День победы. Том 4 Направление главного удара

Не пугайтесь, когда не на месте закат,
Судный день — это сказки для старших,
Просто землю вращают, куда захотят,
Наши сменные роты на марше.
«Мы вращаем землю», В. С. Высоцкий.
Том 4 — «Направление главного удара». Начало освободительного похода против американской оккупации.

Глава 1. Великий поход

Архангельская область, Россия — Вологодская область, Россия
3 ноября

При заходе на посадку самолет ощутимо качнуло, и Гарри Хопкинс, громко выругавшись от неожиданности, запоздало схватился за край жесткого сидения, чудом избежав падения. Он покосился на расположившегося по соседству оператора, и тот, словно почувствовав чужой взгляд, приоткрыл глаза.

— Не люблю летать, — виновато усмехнулся Хопкинс. — Становится не по себе, стоит только представить, что под тобой тысячи футов пустоты.

— А еще русские террористы с ракетами «земля-воздух», — хмыкнул невозмутимый, как обычно, Уильям Бойз. — Их здесь полно, Гарри, в этих чертовых лесах!

Хопкинс, вытянув шею, выглянул в узкий иллюминатор, увидев над собой серые облака, похожие на клочья ваты, а внизу — стремительно приближающуюся землю, иссеченную шрамами шоссе, железных дорог, кое-где покрытую пестрыми лоскутьями жилых массивов. В этот миг, словно желая подтвердить весомость слов Бойза, пилоты транспортного самолета, доставившего съемочную группу «Би-Би-Си» в Архангельск, в зону ответственности Армии США, сбросил ложные цели. По оба борта снижавшегося по глиссаде самолета повисли в пустоте на несколько секунд гроздья ярких искр, тепловые ракеты-ловушки, призванные отвлечь на себя вражеские зенитные ракеты с инфракрасным наведением, самые распространенные, равно и самые опасные. В прочем, Хопкинс, успевший набраться военного опыта в прежних командировках, сомневался, что этого будет достаточно, чтоб обмануть русские SA-18.

— Американцы, как могут, прикрывают свои аэродромы, но диверсанты все равно устраивают засады на приземляющиеся или взлетающие самолеты, — сообщил оператор. — Пару дней назад подбили «Черный ястреб», это есть в сводках, янки признали сами. Подстерегли при заходе на посадку, всадили две ракеты. Чудом никто не погиб, пилоты смогли посадить вертушку на авторотации, но девять хороших американских парней сейчас в госпитале, и кое-кто из них больше не сможет ходить на своих двоих.

— Вот дерьмо!

Гарри Хопкинс представил, как сейчас через визир прицела ПЗРК за их самолетом наблюдает какой-нибудь русский террорист. Вот сейчас позвучит зуммер сигнала захвата цели, русский парень нажмет на спуск, и ракета, летящая, опережая звук, вонзится в турбину, разворотив ее, оторвав плоскость взрывом. И тогда самолет, могучая стальная птица, беспорядочно завертится в воздухе, рассыпая клочья обшивки, и болидом устремится к земле. На полной скорости он врежется в склон, быть может, вот этого пологого холма, поросшего редким лесом, и к небу поднимется столб пламени. А когда прибудут спасатели — им от аэродрома пара минут лета на вертолете — самолет превратится в бесформенную груду обгоревшего металла, а от его пассажиров и экипажа не останется ничего, что можно будет предать потом земле.

— Знаешь, меня уже сбивали один раз, — хмыкнул Хопкинс. — В Афганистане, в две тысячи шестом. Только это был не SAM, а LAW[18], русский «Ар-Пи-Джи-7». Талибы выпустили залпом три реактивные гранаты по нашему С-130 на взлете. Одна из них взорвалась у меня на глазах, у самого борта, когда сработал самоликвидатор. Не самое приятное чувство, когда по тебе палят с земли какие-то бородатые дикари, а рядом, вокруг — несколько тонн легковоспламеняющегося авиатоплива. В тот раз обошлось, но, черт возьми, не хочется пережить это еще раз!

Тем временем транспортный C-27J «Спартан» американских ВВС коснулся посадочной полосы. Тридцатитонную машину еще раз ощутимо тряхнуло, так что у Хопкинса лязгнули зубы, и он снова выругался, на этот раз, скорее, от радости, что полет завершился. Самолет по инерции проехал еще несколько сотен футов по бетонке, наконец, замерев. Грузовая аппарель в хвостовой части плавно начала опускаться, впустив в грузовую кабину свет отгорающего дня, развеявший царивший внутри душный полумрак. Хопкинс поспешно вскочил со своей скамьи, подхватив одну из огромных сумок, лежавших у ног единственных пассажиров транспортной машины в этом вылете. Бойз, не дожидаясь приказа, и, крякнув от натуги, подхватил второй баул, в котором кроме скудных пожитков привыкших к спартанским условиям репортеров хранилось самое ценное — аппаратура. За камеру отвечал, разумеется, оператор, потому Уильям почти весь полет нежно обнимал сумку, словно долгожданное дитя.

— Что ж, вот мы и на месте, — промолвил Хопкинс, направляясь к выходу. — Разомнемся немного?

Рампа, открыв проем грузового люка, уже коснулась бетона, образовав пологий спуск. Журналисты, придерживая висевшие на плече сумки и рюкзаки, выбрались из трюма «Спартана», с наслаждением вдохнув свежий воздух, даже не замечая пропитавшие его запахи выхлопных газов, резины, машинного масла. Американский транспортный самолет доставил их на одну из оперативных баз Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, бывший русский аэродром, когда-то активно использовавшийся для военных и гражданских целей, затем опустевший, пришедший в состояние полной разрухи, и вновь оказавшийся нужным с приходом американцев.

Оглядевшись, Хопкинс рассмотрел несколько ангаров, легкие конструкции, способные защитить технику от дождя и холода, построенные совсем недавно новыми хозяевами этих мест. Ворота одного из ангаров были открыты, и внутри, в полумраке, угадывались очертания большого самолета. Вдоль посадочной полосы открыто стояло также немало летательных аппаратов. Можно было узнать легкий C-27J, в точности такой же, как и тот, на котором прибыли оба британца. Крылатая машина совместной разработки «Локхид-Мартин» и итальянской «Аления», принятая на вооружение Армией США несколько лет назад, позволила экономить ресурс более тяжелых С-130 «Геркулес», когда требовалось везти не слишком большой груз на не слишком дальнее расстояние. В прочем, «Локхиды», крылатые труженики, без которых не обходилась ни одна военная операция, тоже использовалась более чем активно. Как раз в эти минуты массивный С-130, окрашенный в серый цвет с едва различимыми опознавательными знаками ВВС, нанесенными на фюзеляж и плоскости черной краской, готовился к взлету, прогревая моторы.

Над головами отошедших в сторону от ожидавшего разгрузки самолета англичан прошел на малой высоте камуфлированный UH-60A «Блэк Хок». Широкие двери в бортах были сдвинуты, открывая турели с шестиствольными пулеметами «Миниган» М134, установленные в проемах по обоим бортам. Выполнив вираж над охваченным вечной непрекращающейся суетой аэродромом, опорной базой одного из аэромобильных батальонов дивизии, вертолет приземлился, и из него высыпалось с полдюжины десантников в полной экипировке, тотчас разбредшиеся по летному полю.

— Гарри, это, наверное, за нами? — Бойз указал на приближавшийся со стороны ангаров военный внедорожник «Хаммер», уверенно направлявшийся к только что прибывшему самолету.

— Надеюсь, черт возьми! Местное командование, вроде, должно быть в курсе нашего визита.

— Полагаешь, они будут рады нас видеть?

Бойз ухмыльнулся, он хорошо знал, как относятся делающие свою грязную работу военные к появлению репортеров, которых мало того, что нужно охранять, так они еще обычно стараются облить грязью простых солдат, устраивая шумные скандалы на экранах телевизоров и в недрах «всемирной паутины». В прочем, американцы все же согласились принять у себя журналистов русского бюро «Би-Би-Си», и Хопкинсу оставалось лишь гадать, какой ценой Найджелу Шарпу, его шефу удалось добиться этого.

Покрытый пятнами камуфляжа «Хаммер» — Хопкинс опознал в машине последнюю модификацию М1114, бронированную, способную защитить от огня русского АКМ — остановился в паре метров от британцев. Распахнулась боковая дверца, и наружу выбрался американский офицер в полевом камуфляже, без оружия, если не считать штатную «Беретту» М9 калибра девять миллиметров на поясе. Американец был невысок, коренаст и смуглокож. Он уверенно двинулся к англичанам, сопровождаемый взглядом оставшегося за рулем капрала-водителя.

— Господа, я лейтенант Алонсо, — козырнул офицер. — Мне приказано вас доставить в штаб дивизии! Генерал Костас хочет вас видеть!

— В таком случае, поехали, лейтенант, — пожал плечами Хопкинс. — Только помогите нам с грузом!

Баулы с аппаратурой и сумки с дорожными пожитками забросили в «Хаммер» при помощи американского офицера. Лейтенант, судя по внешности, явно «латинос», даже распахнул заднюю дверцу, пропуская в салон британцев. Теперь, оказавшись под броней, Гарри Хопкинс почувствовал себя в настоящей безопасности, и это спокойствие только укрепилось, когда сзади к их «Хаммеру» пристроился еще один, с установленным на турели автоматическим гранатометом «Марк-19». Высунувшийся из люка стрелок, положивший руки на гашетки, был готов обрушить град сорокамиллиметровых гранат в ответ на любую угрозу.

На окраине Архангельска в глазах рябило от людей, мужчин и женщин в форме американской армии. На улицах всюду мелькали военные «Хаммеры» и грузовики, над головами несколько раз с треском и гулом пролетали вертолеты. Дважды небольшой кортеж останавливали на блок-постах, и несколько секунд Гарри Хопкинсу пришлось провести, глядя в черный зрачок дульного среза мощного «Браунинга» М2 пятидесятого калибра, способного разорвать в клочья бронированный внедорожник, если только дежурившему за ним пулеметчику хоть что-нибудь покажется подозрительным в пассажирах остановленной машины.

В штабе дивизии, размещенном в каком-то административном здании — на месте таблички, висевшей над входом, остался только четкий квадрат — тоже было людно. Грохотали по паркету десантные ботинки, гудели вентиляторы, охлаждавшие десятки компьютеров. В самом просторном помещении, все стены которого были увешаны плазменными экранами, британцев, которых сопровождал по-прежнему лейтенант Алоснос, ждал сам командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией.

— Господа, — генерал Альберт Костас пожал руку сначала Хопкинсу, потом его оператору, опустившему кофр с камерой на пол, себе под ноги. — Не скажу, что рад вашему присутствию здесь. Мы ведем войну с русскими террористами, и нам некогда нянчиться еще с несколькими гражданскими.

— Мы можем сами о себе позаботиться, генерал, сэр, — с вызовом ответил Гарри. — Я не штатский, вернее, не всегда им был. Я три года провел в Королевской морской пехоте, а мой напарник, — Хопкинс указал на оператора, молча стоявшего рядом, — служил в Первой бронетанковой дивизии во время «Бури в пустыне». Для ваших парней, генерал, мы не станем обузой.

Вместо того чтоб ответить, Альберт Костас подошел к одному из экранов, прикрученных под самым потолком, и, взяв со стола пульт управления, вывел на монитор карту северной части России, от западной границы до уральского хребта. Хопкинс узнал очертания Кольского полуострова, архипелага Новая земля, Ямала, этого газоносного сердца покоренной страны. Без труда смог он отыскать и Архангельск. Часть карты была залита успокаивающим зеленым цветом, от океанского побережья и до некой линии на юге, за которой простиралась тревожная краснота.

— Вот это, господа, зона ответственности американских вооруженных сил, — сообщил генерал, указывая на карту. — А, по сути, это зона ответственности Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, моих парней. В Мурманске и на всем Кольском полуострове хозяйничают морские пехотинцы, охраняют базы русского Северного флота, склады ядерного оружия. Они подчиняются непосредственно командному центру Раменское, генералу Камински. Дальше, за Уралом, тоже размещены подразделения морпехов, Третья экспедиционная дивизия генерала Флетчера. У них работы тоже хватает, поверьте. Но за то, что происходит на всей остальной территории, в четырех русских штатах общей площадью почти триста пятьдесят миллионов акров, отвечаю только я, я и мои солдаты. Протяженность периметра безопасности, за которым уже начинается юрисдикция русских властей, превышает тысячу миль. И для того, чтобы поддерживать здесь безопасность, у меня есть только семнадцать тысяч простых американских парней. При этом мне категорически запретили прикрыть демаркационную линию минными полями, так как, якобы, на них может случайно подорваться какой-нибудь русский любитель охоты или собиратель грибов из местных жителей. Есть только линия на карте, но реальной границы, рубежа безопасности, нет. Мы держим в воздухе десятки «дронов», десятки патрулей на вертолетах, но все равно террористы проникают в нашу зону ответственности и делают здесь свои грязные дела. Я не могу выставить посты по периметру, ведь иначе не останется ни одного человека в резерве. Приходится охранять отдельные объекты, химические предприятия, электростанции, самое главное — строящийся нефтепровод, на котором работают десятки американских специалистов. Да еще эти кретины, большие боссы из «Юнайтед Петролеум» наняли для охраны своих объектов чеченцев, и теперь мне еще приходится присматривать за этими выродками, которые даже хуже самих русских. От тех хоть понятно, чего ожидать, а эти чертовы дикари вообще непредсказуемые. У меня нет ни одного свободного бойца. Мы вынуждены здесь просто ждать появления русских и реагировать на их атаки, вместо того, чтобы действовать на упреждение. Мне известны координаты нескольких их баз, но Вашингтон до сих пор не дал добро на проведение полномасштабной операции.

— Но, генерал, сэр, есть ведь русские силы безопасности, полиция, — заметил Хопкинс. — Сообщите русским, и они сделают все сами, а вашим парням не придется рисковать лишний раз!

— Если я сообщу русским, через пять минут обо всем узнают террористы. Кроме своих людей я никому здесь не доверяю, в русскую полицию как раз и вербуются агенты партизан, чтоб снабжать своих засевших в гребаной тайге приятелей информацией и оружием!

Британец понимающе кивнул. Это для него тоже было не в новинку. Прежняя система власти рухнула, все приходится создавать заново, при этом времени на обдумывание нет. Приходится принимать на службу любого, кто изъявит такое желание, и среди добровольцев неизбежно окажется полно террористов, которые уже сейчас разрушают структуру изнутри. Нечто похожее творило и сейчас происходит в Ираке. Правда, министр Самойлов лишь распустил своим последним приказом армию и полицию, Саддам же пошел дальше, приказав открыть тюрьмы и выпустить на улицы тысячи откровенных уголовников, буквально заливших кровью растерзанную войной страну. Но это едва ли означало, что ситуация в России намного лучше.

— Полагаю, вы уже поняли, что у меня и моих людей слишком много работы в этой чертовой стране, джентльмены, — жестко произнес генерал Камински. — У нас нет ни времени, ни желания, ни сил, чтобы опекать двух гражданских искателей острых ощущений. И не важно, кем вы были раньше, сейчас вы — еще двое штатских, за безопасность которых обязаны отвечать мои солдаты и я лично. Поэтому я настоятельно прошу вас избегать авантюр, господа! Вас всегда будут сопровождать мои подчиненные, выполняйте все их распоряжения, это в целях вашей же безопасности! Если будете следовать этим нехитрым, черт возьми, правилам, от пребывания здесь и у меня и у вас самих останутся самые лучшие воспоминания!

— Есть, сэр!

Британцы знали, что лучше не спорить. Это была для каждого из них отнюдь не первая командировка на войну, пусть даже и необъявленную. Но люди здесь гибли, и военные, и гражданские, и потому командующий дивизией был готов ограничить свободу слова, возможно, предельно жестко, но это была не слишком высокая цена, отданная за сохранность жизней переданных под его опеку журналистов, тем более, иностранцев. Ну а «горячие» репортажи… Что ж, некоторые ухитряются сделать головокружительную карьеру, вовсе не покидая офиса.

— Мы хотели бы поучаствовать в патрулировании вместе с вашими десантниками, генерал, — попросил Хопкинс. — Посмотреть на все изнутри. Мы здесь не для того, чтобы делать репортажи, сидя в штабе. И уверяю, сэр, мы не станем подавать иск против Армии США, даже если с нами что-то произойдет!

— Это не прогулка по парку, черт возьми, джентльмены! Моя дивизия несет потери каждый день. Русские постоянно проникают за периметр, устраивают диверсии на нефтепроводе, закладывают фугасы на дорогах, обстреливают наземный и воздушный транспорт. Впрочем, в последние дни активность противника резко пошла на спад. Если за прошлую неделю мы зафиксировали пять пусков зенитных ракет, то на этой неделе отмечен лишь один такой случай. Правда, ублюдки удачно отстрелялись, повредили одного «Черного ястреба». К счастью, обошлось без погибших. Вертолет подбили прямо над аэродромом, пилотам удалось приземлиться, хотя четверо моих парней все равно отправились в госпиталь после жесткой посадки. Леса, которые еще неделю назад кишели чертовыми партизанами, внезапно опустели. Русские как будто исчезли куда-то, и я ни черта не понимаю, что происходит! «Предейтор» провел разведку двух баз террористов, обнаруженных почти на самой демаркационной линии. Там пусто, ни одной живой души. Как будто ублюдки уходят из лесов. Я бы направил своих парней для подтверждения данных разведки, но после недавнего рейда Пентагон контролирует каждый мой шаг, и приходится ждать санкции из-за океана! Но вами, господа, рисковать я не стану в любом случае! Пока останетесь здесь, в командном центре! И это не обсуждается!

Журналисты переглянулись понимающе, а затем Гарри Хопкинс, уставившись на генерала, словно кадет, стоящий на плацу, отчеканил:

— Так точно, сэр!

— Лейтенант Алонсо покажет, где вас разместят. Пока можете быть свободны, джентльмены.

Следуя за своим провожатым, британцы вышли из штаба, миновав еще один пост. Двое десантников в полной экипировке грозно сжимали карабины М4, словно готовились прямо сейчас отражать атаку толпы кровожадных русских партизан. Остановившись, Хопкинс осмотрелся, увидев то же самое, что видел и прежде, попадая в подобные места. Различия были в климате и местности, где-то представлявшей собой сырые джунгли, где-то состоявшей из одних только голых скал, отшлифованных ветром нагромождений камней. Отличался и язык, на котором говорили местные аборигены, и имя бога, к которому они обращались. Но за этими деталями скрывалось всегда одно и то же — видимый порядок здесь, за сплошными рядами постов, а вокруг этого островка кажущейся безопасности — хаос, где прав тот, кто крепче держит свой «калашников». Да и здесь кажущийся незыблемым порядок мог рухнуть в любой миг, достаточно грузовика с парой тонн пластиковой взрывчатки, и десятка отчаянных парней, не боящихся смерти.

— Странно, я думал, тут война не прекращается ни на миг, — заметил вполголоса Бойз. — А если верить генералу, они ищут русских, землю носом роют, и не могут найти ни одного ублюдка!

— Затишье перед бурей. Возможно, русские копят силы перед серьезным делом. Например, атака на Архангельск. Как тебе такой вариант?

— Возможно, ты прав, дружище! Но если так, то мы с тобой здесь появились в самое время, — усмехнулся Хопкинс. — Увидим все из первых рядов, черт возьми, когда начнется, и Шарп получит свой эксклюзив!

В эти дни многие гадали, с чем связана странная пассивность русских партизан, внезапно почти полностью прекративших свои атаки. Генерал Костас, пользуясь передышкой, старался накопить резервы, исподволь ожидая в любой миг нового удара буквально отовсюду. Британские репортеры, рассчитывавшие, что окажутся в гуще событий с первых минут, чувствовали некоторое разочарование, но им тоже хватало терпения. Что-то подсказывало Хопкинсу, что эта тишина не продлится долго. В этом он был прав, чутье не подвело опытного журналиста, сделавшего карьеру на всевозможных конфликтах в «третьем мире». Но представить, где могли оказаться русские партизаны, внезапно покинувшие свои лесные базы, не мог никто, ни опытный американский генерал, ни англичане, для которых эта командировка была чем-то сродни сафари.

Пост дорожной полиции вынырнул из-за мутной пелены моросящего дождя, когда до границы с Удмуртией оставалось километра три. Внешне все выглядело, как обычно, бетонная коробка, поднятая над шоссе на сваях на несколько метров, внизу — две патрульные «Лады» в сине-белой окраске, с проблесковыми маячками на крыше и гербовыми щитами на лакированных бортах. Возле машин переминались с ноги на ногу трое в бронежилетах, у одного даже был автомат, свисавший с плеча АКС-74У. Этот-то полицейский и взмахнул требовательно полосатым жезлом, приказывая остановиться.

Водитель, сидевший за баранкой огромного тягача «Сканиа» взглянул на сидевшего по соседству напарника:

— Прорываемся?

Он был готов сейчас вдавить педаль газа в пол до упора, и тогда взвоет мощный дизель, сейчас мерно урчащий где-то под ногами, и многотонный тягач с груженым прицепом запросто снесет полицейский пикет. Тот, кто сидел за рулем тягача, прежде управлял БТР-80, случалось ему попадать на своей боевой машине и под обстрел, и водитель знал, что самое важное в таких ситуациях — скорость.

— Отставить, — сквозь зубы процедил второй дальнобойщик. — Это обычная проверка. Не дергайся!

Патрульные, к сожалению, не слышали этот разговор, иначе они проявили бы большую осторожность и бдительность. Но полицейские ничего не подозревали, просто остановив проезжавшую мимо машину для обычной проверки.

Фура, скрипнув рессорами, замерла, и все трое стражей порядка двинулись к машине. Двое встали чуть в стороне, а один из патрульных, сбив на затылок фуражку, заглянул в кабину:

— Так, что везем? Куда едем? Права, сопроводительные на груз!

— Вот, пожалуйста, — шофер, молодой крепкий парень, гладко выбритый, в чистой спецовке, протянул прозрачный пластиковый конверт с пачкой накладных, добавив к ним запаянное в пластик же водительское удостоверение. — Стройматериалы везу, краску, шпаклевку, пену монтажную. Бумаги все в порядке!

— Проверим. Разберемся.

Передав документы своему напарнику — третий патрульный, вооруженный автоматом, держался в стороне, пытаясь наблюдать за всем и сразу — полицейский изучающее посмотрел на водителя и его сменщика, устроившегося на соседнем сидении. Оба дальнобойщика были между собой чем-то схожи, молодые, крепкие, подтянутые, одежда чистая, словно первый раз надета, даже почти не смялась. Полицейский внимательно посмотрел на шоферов, наткнувшись на столь же пристальный взгляд двух пар настороженных глаз в ответ.

Пост здесь появился не так давно, людей во вновь создаваемой русской полиции едва хватало, чтобы поддерживать порядок в крупных городах. Да и движение на шоссе было не слишком оживленное, в основном ездили туда-сюда жители ближних деревень, да мотались такие вот дальнобойщики с самым разным грузом, рискуя всякий раз нарваться на шайку дорожных грабителей, с которыми только начали бороться стражи порядка. На дороге могло случиться всякое, например, фура, остановленная патрульными, вполне могла оказаться угнанной, а те, кто сидел в кабине — бандитами, жестоко убившими настоящих водителей.

— Порядок, — полицейский, проверявший документы, передал бумаги своему напарнику, так и стоявшему на подножке кабины. — Чисто!

— Ну-ну, — усмехнулся начальник смены, и, взглянув на того, кто сидел за рулем «Скании», неожиданно потребовал: — Выйти из машины! Груз к досмотру!

Что-то этому патрульному не понравилось. Он служил в дорожно-патрульной службе не первый год, видел всякое, и сейчас чутье подсказывало полицейскому, что эту фуру не стоит отпускать просто так. Возможно, причиной были слишком напряженные водители, очень внимательно наблюдавшие за каждым шагом патрульных. Или, быть может, ему не понравилась сама машина, будто бы груженая, но слишком высоко сидевшая, словно шла почти порожняком. Но офицер решил развеять свои подозрения здесь и сейчас.

— Командир, да что за дела?! Видишь же, документы в ажуре!

— Рот закрой, — грубо оборвал нытье водителя полицейский. — Отпирай фуру! Живо!

Шофер, спрыгнув на землю, поежился от сырости и холода и медленно двинулся вдоль машины, сопровождаемый двумя полицейскими. Один из них держал руку на кобуре, готовый выхватить оружие и сделать выстрел в упор за несколько десятых секунды. Все были напряжены, ждали друг от друга только повода, чтобы немедленно начать действовать. Оставшийся в кабине «Скании» сменщик водителя нервно поглядывал на третьего патрульного, который так и стоял на обочине с автоматом на плече, вот только ствол «укорота» был направлен точно на тягач, а палец полицейского уже лежал на спуске.

На открытом балконе, опоясывавшем по периметру коробку поста, появился еще один полицейский. Бросил вниз, на асфальт, недокуренную сигарету, глянул ей вслед, исчез где-то, и через несколько секунд возник вновь, но уже с автоматом в руках, готовый поддержать огнем своих товарищей.

— Ну, открывай! — потребовал старший из патрульных. — Шевелись!

— Командир, может, не надо? Видишь, пломба стоит! Мне хозяин потом за такие дела голову снимет, — принялся канючить шофер. — Бумаги же в порядке! Я месяц как на эту работу устроился, и так на птичьих правах! Может, договоримся?

Полицейские переглянулись между собой, потом синхронно взглянули на водителя, не произнеся ни слова. Водитель, все поняв, сунул руку в карман брюк, достав пачку мятых купюр, отсчитал пару тысячных, сунув их в протянутую ладонь полицейского. Деньги тотчас исчезли, словно в воздухе растворились, а патрульный бесстрастно произнес:

— Все в порядке, можете ехать. Счастливой дороги!

Водитель буквально влетел в кабину, плюхнувшись на свое место. Не дожидаясь, пока патрульные передумают, он дернул рычаг ручного тормоза, и «Скания», рыкнув изношенным мотором, тронулась, набирая скорость и оставляя позади пост. Через десять минут тягач пересек границу Удмуртии.

— Чуть не попали, — хмыкнул напарник сидевшего за «баранкой» дальнобойщика. — Я уж думал, все, крыша!

— Упыри, — фыркнул водитель. — Если бы я им еще пару «косарей» дал, так еще и сопровождение бы до «точки» нам организовали! Им все одно, хоть американцы, хоть черт лысый, только бы бабло собрать!

Шоферы, пережившие несколько напряженных минут, делились впечатлениями, приходя в себя и лишь теперь толком осознав, какой опасности избежали. А в запечатанной и опломбированной фуре выдохнул с облегчением бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, ослабив хватку на цевье ручного пулемета РПК-74М.

Если бы полицейские все же открыли фургон, они бы увидели коробки с потолочной плиткой, заваренные в пленку банки с эмалью, все, как и полагалось. Возможно, они поленились бы вытаскивать тяжелые коробки, и тогда, к своему счастью, остались бы живы, так и не узнав, что коробки эти были поставлены всего в два ряда. А за ненадежной преградой, в тесноте и духоте, терпеливо ждал прибытия на тщательно замаскированную базу десяток мужчин и женщин, партизаны, уцелевшие бойцы из отряда Алексея Басова во главе со своим командиром. Они уже провели в глухом нутре фуры, колесившей по пустым шоссе, почти сутки, питаясь сухим пайком, лишенные глотка свежего воздуха. Многие спали, приходя в себя после утомительных блужданий по лесам, игры в прятки с американскими солдатами из Сто первой воздушно-штурмовой, другие возились с оружием, сноровисто набивали патронами рожки, словно готовились принять бой в ближайшие минуты.

Партизаны, от которых на ближайшие часы требовалось лишь одно — вести себя как можно тише, сидели прямо на металлическом полу, кто-то постелил бушлат, и, свернувшись на нем калачиком, подложив под головы туго набитый рюкзак, крепко спал, не обращая внимания на тряску. В дальнем углу фуры был установлен биотуалет, без которого поездка превратилась бы в настоящий кошмар, ведь остановки по требованию предусмотрены не были однозначно.

В тот миг, когда «Скания» затормозила на посту, партизаны подскочили, словно их током ударило. Бойцы мгновенно похватали оружие, а Бурцев, опустившись на колено, вскинул пулемет, готовый шквалом огня смести любого, кто сунется внутрь фуры. А в следующую секунду он, скорее всего, умер бы, после того, как находившиеся снаружи полицейские изрешетили бы фуру, не дав ни малейшего шанса тем, кто находится внутри.

— Отбой, — негромко приказал напряженный, точно сжатая возвратно-боевая пружина, полковник Басов, положив на колени «калашников», который схватил в тот же миг, как только водитель ударил по тормозам. — Всем отдыхать! До точки два часа!

Партизаны, мгновенно расслабившись, опускали оружие. Некоторые негромко переговаривались между собой. Сам Басов, словно обессилев, привалился к борту фуры, спиной ощущая вибрацию. Полковник ощущал запахи пота, металла, ружейной смазки, скопившиеся в замкнутом пространстве, но это он, привыкший помногу часов проводить под танковой броней, не считал помехой. Для того, кому приходилось слышать рев восьмисотсильного дизеля, работающего на предельных оборотах, или газовой турбины ГТД-1250 за спиной, мерное урчание автомобильного мотора и легкая тряска — просто ничто. Но на душе полковника все равно было неспокойно.

Алексей Басов обвел взглядом лица своих бойцов, скрытые полумраком. Олег Бурцев, севший по-турецки, закрыл глаза, словно задремал, но пулемет из рук не выпустил. Бывший десантник готовился к бою каждый миг своей новой жизни. Рядом с ним, улегшись на жестком холодном полу, расположился Азамат Бердыев. Тоже танкист в «прошлой жизни», он спал, будто копил силы для предстоящих схваток, и полковник Басов был уверен, что силы вскоре понадобятся не только бывшему командиру экипажа Т-80У Кантемировской дивизии, но и всем им, партизанам, «последним патриотам России», как их называли иногда люди, никогда не бывавшие в бою.

Полковник покосился через левое плечо, убедившись, что Жанна Биноева никуда не исчезла, так и сидит на корточках, привалившись к борту фургона, словно оцепенев, придерживая упакованную в камуфлированный чехол винтовку СВД-С. Бывший снайпер из отряда чеченских боевиков, она заслужила право сражаться плечом к плечу с партизанами, но своей для них не стала, и держалась в стороне, всегда хмурая, неразговорчивая, будто каждый миг ожидавшая удара и готовая немедленно ударить в ответ. Она привыкла драться просто за право своего существования, пулей, ножом, если придется, голыми руками, зубами.

Второй женщиной в отряде была Ольга Кукушкина. Она не умела метко стрелять, вообще почти не умела обращаться с оружием, хотя и применяла его уже не раз, и убивала, защищая свою жизнь. Но зато Ольга была самым опытным, а, по сути, единственным медиком в группе, и ей немало бойцов были обязаны тем, что еще оставались живы и здоровы, если не считать нескольких свежих шрамов. Ее каждый из партизан был готов защищать до последнего патрона, до последней капли крови.

Многие бойцы пытались наладить с девушкой более близкие отношения, и это полковник понимал — здоровым крепким мужикам, месяцами скрывавшимся по лесам, игравшим в гляделки со смертью каждый день, хотелось нежности, женской ласки. В прочем, никто не перегибал палку. А сама Ольга с некоторых пор стала больше времени проводить с Жанной Биноевой, дважды спасавшей ее. И сейчас отрядный фельдшер мирно дремала, не обращая внимания на тряску, положив голову на обтянутые камуфлированной тканью колени чеченки, и улыбаясь чуть заметно каким-то своим грезам.

Увидев это, Басов и сам не сдержал мимолетную улыбку, которая тотчас исчезал, стоило ему перевести взгляд на забившегося в дальний угол спутника, единственного из группы, кто был без оружия, более того, руки его были крепко стянуты, а глаза замотаны куском плотной ткани. Капитан ВВС США Эд Танака был опасен даже в таком состоянии, все же американских летчиков неплохо учили выживать. Да от него и требовалось немного, поднять шум во время очередного досмотра, привлечь внимание полицейских, и тогда путешествие партизан прервется быстро и кроваво. В прочем, пока пленный вел себя неприметно, спал или делал вид, что спал, понимал, наверное, что все они в одной лодке, а шальная пуля не различает своих и чужих.

Полковник глянул на часы. Оставалось пробыть взаперти еще больше часа, прежде, чем фура доберется до укрытой где-то в глуши базы. Басов уже собрался подремать, когда рядом с ним присел Олег Бурцев.

— Не нравится мне все это, командир, — пробормотал десантник. — Сидим тут, как шпроты в консервной банке! Ничего не видим, ничего не слышим! Если кто-то нас сдаст, даже сопротивляться не сможем, в фарш покрошат снаружи в несколько стволов, потом только трупы пересчитывай!

— Кому ты не доверяешь, боец? Мне? Генералу? За баранкой наши люди, все будет путем! Да и пулемет тебе на что, для красоты?

— Да дело даже не в этом, — отмахнулся Бурцев. — Куда мы хоть едем-то? Зачем? Бежим от кого?

Это и впрямь было похоже на бегство. Окольными путями, избегая оживленных автострад, объезжая полицейские посты, партизанский отряд мчался в буквальном смысле в неизвестность. Они победили, заманили в ловушку американцев, нанесли врагу такие потери, каких он не знал с самого дня окончания операции «Доблестный удар», и все равно вынуждены были отступить. Горстка измотанных, в большинстве своем раненых людей, вот и все, что осталось от отряда. Победа досталась такой высокой ценой, что полковник Басов втайне жалел о ней. И теперь они бежали, вынужденные прятаться, тайком крались по своей земле, вздрагивая от каждого шороха, не выпуская оружие из рук.

— Мы выполняем приказ командования, сержант, — сурово произнес Басов, взглянув в глаза своего бойца. — А приказы не обсуждаются! Порядок уже забыл, дисциплину? Все, что могли, мы сделали, и теперь кому-то наши стволы требуются в другом месте.

Полковник и сам не знал, чем вызван приказ о передислокации. Взяв с собой все, что были в силах унести, партизаны погрузились в неприметную фуру на овощном складе на окраине райцентра Коноша, чтобы пересечь тайком чуть не полстраны. Басов не мог знать, что в эти дни по русским дорогам колесило немало таких же «дальнобойщиков», как те, которые везли его отряд к неведомой базе. Десятки фур пролетали по пустынным шоссе, внезапно сворачивая с них, исчезая в лесной глуши, чтобы вновь появиться на автострадах, но уже без груза, с новыми документами.

«Скания» съехала с асфальтовой ленты шоссе на проселок, и тряска сразу стала гораздо ощутимее, так что самые невозмутимые бойцы проснулись, осоловело моргая. Партизаны, находившиеся в фургоне без связи с внешним миром, не могли видеть, как фура ткнулась в запертые ворота, высокие, окрашенные в зеленый цвет, за которыми были видны ряды одно- и двухэтажных строений, похожих на казармы или бараки. Водитель нажал на клаксон, дважды, затем, с секундным перерывом, еще два раза. Ворота немедленно распахнулись, и появившийся в проеме человек в камуфляже, с висевшим на плече АК-74, сделал приглашающий жест, отступая вглубь тщательно подметенного двора.

Наконец, тягач остановился, и Алексей Басов, легко, точно молодой, поднялся на ноги, закидывая за спину туго набитый рюкзак и держав автомат за цевье.

— Группа, подъем, — негромко, но так, что услышал его каждый, скомандовал полковник. — Прибыли! Оружие и вещи с собой!

С лязгом распахнулись двери прицепа, с которых только что безжалостно была сорвана пломба. Партизаны услышали приглушенные голоса, какую-то возню, затем в рядах коробок образовался проем и кто-то, заглянув внутрь, в душный мрак, произнес:

— Выходи! Приехали!

— Группа, к машине! — раздался голос полковника.

Басов первым спрыгнул на потрескавшийся асфальт, осмотревшись по сторонам. Кирпичные коробки зданий, аккуратные дорожки, крытые беседки, тщательно подстриженные, как по линейке, кусты, клумбы и удивительное безлюдье всюду, если не считать водителей фуры и пары молодых мужчин с автоматами, запиравших изнутри глухие ворота. Следом за полковником посыпались на землю, как горох из дырявого мешка, остальные бойцы, настороженно озиравшиеся по сторонам. Последним выгрузили пленного, ему пришлось помогать, поддерживая под локти.

— В одну шеренгу становись, — скомандовал Басов. — Равняйсь! Смирно!

Партизаны торопливо выстроились в ряд вдоль фуры, и, словно этого только и дожидаясь, из ближайшего барака-казармы вышли двое, тоже в камуфляже, но не державшие на виду оружие. Когда они приблизились, Басов, узнав одного из этих двоих, по въевшейся в кровь привычке подтянулся, громко отрапортовав:

— Товарищ генерал, группа в количестве одиннадцати человек прибыла!

— Вольно, — вполголоса произнес в ответ генерал Бражников. Командующий партизанским движением в северном секторе обвел внимательным взглядом из-под седых кустистых бровей лица мужчин и женщин, замерших молча в строю. Кто-то увидел бы перед собой уставших, затравленных, измученных постоянным ожиданием засады, нападения, предательства людей. Генерал видел бойцов, готовых убивать и умирать ради той идеи, в которую они верили. Никого не заставляли воевать, здесь остались те, для кого такой выбор был осознанным. И каждый знал, на что идет, что может ждать его. Знал — и не думал отступить.

— С прибытием бойцы! — гаркнул, повысив голос, генерал, и партизаны невольно вытянулись в струнку, пожирая глазами начальство. — Вот ваш новый дом, — он обвел рукой вокруг себя. — Это бывший пионерский лагерь, давно уже заброшенный, фактически бесхозный. Мало кто знает о нем. Здесь вы проведете несколько ближайших дней, возможно, недель. За это время вам предстоит пройти интенсивный курс боевой подготовки, освоить новое оружие и снаряжение. О вашем присутствии здесь не должна знать ни одна живая душа. Здесь вы вместе с бойцами других отрядов, которые прибудут позже, будете ждать приказа.

Партизаны слушали молча, внимательно, впитывая каждое слово. Все, что происходило с ними в последние дни, было странным, никто не считал нужным давать объяснения. Бойцы принимали это, как должное, зная, что в решающий момент все карты будут открыты. И им вновь придется играть в прятки со смертью, и кто-то неизбежно потерпит поражение. А желанная победа станет еще чуточку ближе.

— Ведите людей в третий блок, полковник, им нужно хорошенько отдохнуть, — распорядился Бражников. — Пока еще для этого есть время. Сержант, проводи бойцов! пленного — на гауптвахту! Смотрите, не помните!

Один из охранников, дежуривших на воротах, рысьюбросился к партизанам, увлекая их за собой, к одному из бараков, на самом деле вполне добротных, аккуратно выглядевших построек даже с занавесками на окнах и стоявшими на подоконниках цветами в пластмассовых горшках.

— Располагайтесь, — приказал Басов, пропуская внутрь своих бойцов, тащивших тяжелые рейдовые рюкзаки. — Сегодня по плану всем полный отдых! Занятия начнутся с завтрашнего дня! Прием пищи через час! Оружие держать при себе!

Партизаны шумно прошли по длинному темному коридору, обе стены которого были прорезаны множеством дверей, ведущих в просторные, довольно скудно обставленные палаты. Было заметно, что часть мебели вывезли, но столы, стулья, даже шкафы и, самое важное, койки, остались. На стенах висели какие-то картины, кое-где просто пустые рамки. Бойцы, громко переговариваясь, разбрелись по палатам, и пустое, давно привыкшее к безмятежной тишине помещение наполнилось звуками голосов, даже смехом.

Олег Бурцев, бросив на пол рюкзак и прислонив к стене пулемет, с наслаждением плюхнулся на аккуратно заправленную одеялом казенного образца кровать, раскидав руки и вытянув гудевшие от напряжения ноги. Только тот, кому приходилось неделями жить в землянке в лесу, спать на голой земле, может понять, каково это, просто лежать на настоящей кровати и видеть над головой крышу, а не свод блиндажа и тем более не звездное небо поздней осенью. И пусть всему этому скоро придет конец, пусть счастье не продлится долго, пока бывший гвардии старший сержант просто наслаждался счастливыми минутами, заставив себя забыть об окружающем мире, полном трудностей и угроз.

Услышав негромкие шаги и чье-то дыхание, Олег резко поднялся, садясь на постели. На пороге стояла Ольга Кукушкина. Она уже где-то оставила оружие и ранец со снаряжением, сбросила бушлат, оставшись в свитере цвета хаки и камуфлированных мешковатых штанах. Девушка успела умыться, и сейчас пыталась пригладить вставшую дыбом мокрую челку.

— Не спишь?

— Просто задумался, — пожал плечами Бурцев. — Даже не привычно, когда тебя охраняют, не надо стоять на посту полночи, бродить по лесу. Я уже отвык от того, чтоб просто жить в казарме.

— Думаешь, это надолго? Нас же не для того сюда привезли, чтоб мы ели и спали, ни о чем не заботясь?

— Нет, конечно. — Олег не питал иллюзий насчет того, что могло жать партизан в недалеком будущем. — Нам просто дали передышку, и мой совет тебе, воспользуйся этим. Это не конец войны, просто перемирие, и закончиться все может в любой миг.

Ольга подошла ближе, присев на край кровати. Посмотрела в окно, за которым открывалась панорама погрузившегося в какую-то полудрему пионерлагеря, ныне давшего приют более опасным постояльцам. Олег вдруг почувствовал запах ее кожи, аромат, пробивавшийся сквозь пот, бензин. Он почувствовал внутреннее напряжение, дрожь, какая охватывала десантника прежде перед прыжком с парашютом.

— Тебе проще, ты сильный, тебя учили воевать, убивать, — вполголоса произнесла Ольга, продолжая смотреть в окно. Там, снаружи, неторопливо прогуливался часовой, время от времени поправляя ремень висевшего за плечом автомата. — Если в тебя стреляют, ты можешь выстрелить в ответ. А мне просто страшно. За последние недели я слишком часто чувствовала своим затылком дыхание смерти. Мне кажется, я не выдержу. Наш командир, он вообще будто из стали, из танковой брони! Вы солдаты! А кто я?

Девушка говорила монотонно, без эмоций, словно сама с собой, и при этом глядела в пустоту, совершенно не замечая суеты за окном. А Олег молча слушал, опасаясь перебить ее словом, да ходя бы слишком резким вздохом, любым движением, понимая, что может чувствовать Ольга, совсем еще ребенок, оказавшийся в самом пекле необъявленной войны, оторванный от привычно жизни, вынужденный видеть чужие страдания каждый день, и не могущий при этом хотя бы кому-нибудь рассказать о страданиях собственных.

— Я не солдат, Олег, я не могу стрелять, видя, как кто-то умирает от моих пуль, и потом спокойно засыпать, ни о чем не думая. А для вас я только помеха! Все пытаются меня защищать, и умирают! Ты смог бы жить спокойно, зная, что ради этого кто-то другой, твой товарищ, расстался с жизнью?!

Вместо ответа Олег, подчиняясь внезапному порыву, просто обнял девушку за плечи, притянув ее к себе и услышав, как бьется ее сердце, колотится часто-часто, словно вот-вот вырвется из груди. Ольга вздрогнула, но не сделала даже попытки освободиться. Вместо этого она ткнулась лицом в грудь Бурцеву, взволновано засопев.

— Не говори так, — произнес негромко, почти прошептал на ухо девушке Олег, несмело коснувшись ладонью ее волос. — Ты ни в чем не виновата. Наши парни умирали, но не из-за тебя, просто они решили так сами. Все мы решили стать солдатами, и знаем, что можем умереть. Мы к этому готовы, даже хотим этого, лишь бы смерть не оказалась напрасной. Те, кто защищал тебя — и защитил, ведь ты еще жива! — могут быть счастливы, они погибли не зря. Если надо, я тоже умру, заслонив тебя от пуль, и буду рад, что погиб именно так. Ты нужна нам, нужна отряду, благодаря тебе многие из нас живы, не стали калеками, не истекли кровью. Все потому что ты оказалась рядом! Потому все и готовы защищать тебя, ведь жизни многих теперь принадлежат тебе! И ты такой же боец, как и все мы, ничем не хуже!

— Мне страшно, понимаешь, просто страшно! Никто не боится, одной мне жутко до дрожи!

— Все боятся, — прошептал на ухо девушке Олег, которого колотила нервная дрожь, словно ток пропустили по мышцам. От прикосновения к гибкому, крепкому девичьему телу бросало то в жар, то в холод, и бывший сержант-десантник из последних сил пытался сохранить самообладание. — Все боятся, страх это нормально. Но можно подчиниться ему, а можно бороться. Если что-то меня пугает, я могу стрелять в это, и буду так делать, и тогда можно победить страх. Не стесняйся показывать, что тебе страшно, выпусти страх наружу, и станет легче!

Олег все крепче обнимал девушку, прижимая ее к широкой груди. А та не протестовала, наверное, впервые почувствовав себя по-настоящему в безопасности, когда рядом есть тот, кто может защитить от любой угрозы, заслонить собой, кто всегда протянет руку. Они будто остались только вдвоем, весь мир вращался вокруг них. Наступила тишина, которую нарушало лишь мерное дыхание, да голос Олега, что-то продолжавшего нашептывать прижавшейся к нему девушке.

Звук шагов в коридоре заставил обоих вздрогнуть. Ольга отпрянула от Бурцева, и в этот миг на пороге возникла Жанна Биноева. Чеченка, как была в полном снаряжении, «разгрузке», даже с пистолетом на бедре, вошла в комнату. Она пристально взглянула на неожиданно почувствовавшего растерянность десантника, и Олег увидел, скорее даже угадал в этом взгляде тщательно скрытую усмешку.

— Собирайтесь, на обед пора, — произнесла Жанна, и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

Ольга, словно вспугнутая птица, вскочила, бросившись следом за чеченкой. А Олег еще несколько минут сидел на сбитой постели, приходя в себя от пережитого. Наконец, тряхнув головой, он встал, направившись на запах каши с мясом, который волнами расходился от самой настоящей полевой кухни.

Генерал Бражников отошел от окна, прошел через комнату, дойдя до стола, огромного, точно аэродром, и почти пустого, если не считать нескольких кружек с горячим чаем и работающего ноутбука, дорогой модели в ударостойком и водонепроницаемом металлическом корпусе. Старшие офицеры ужинали здесь же, прервав на полчаса импровизированный военный совет. Им не мешали, за дверью кабинета, когда-то принадлежавшего директору пионерлагеря, если верить поблекшей табличке на двери, переминался с ноги на ногу часовой, оберегавший покой отцов-командиров.

— Вашим бойцам, полковник, придется попотеть, пусть на курортный отдых не рассчитывают, — мрачно произнес Бражников, присев на краешек стола. — Скажете, насколько хорошо они обращаются с ПРГ?

— Со ста метров в цель размером с борт грузовика попасть сможет любой!

— Неплохо, — кивнул генерал. — Но этого будет мало. Они должны научиться попадать со ста метров в цель размером с форточку! За пару ближайших недель вашим бойцам предстоит в совершенстве освоить противотанковые гранатометы, превратиться в настоящих снайперов-гранатометчиков! Они должны стать мастерами городской войны!

— К чему вы готовите нас, товарищ генерал? Чего нам ждать?

Басов в упор уставился на Бражникова, буквально придавив того тяжелым взглядом. Полковник принимал правила игры, не задавал лишних вопросов, просто исполняя приказы и не сомневаясь, что в точности так же каждый из его людей станет подчиняться командам, не забивая себе голову лишними мыслями. Но сейчас, когда вокруг творилось что-то непонятное, покорно молчать Басов, чувствующий ответственность за своих людей, просто не мог.

— Предстоит серьезная, крупная операция, — выдавил из себя Бражников, кажется, еще не решивший, стоит ли открывать правду обычному командиру отряда, одному из многих. — Очень крупная и очень важная, возможно, способная решить исход нашего противостояния. И вашим людям, полковник, оказано высокое доверие тем, что их привлекли к участию в это акции.

— Чего вы ждете от нас? Нам всем будет проще, если вы объясните, к чему готовиться? Все мои бойцы — профессионалы, в совершенстве овладевшие искусством партизанской войны за минувшие месяцы, американцы из Сто первой дивизии подтвердят это!

— Вы и ваши люди стали мастерами лесной войны, теперь вам предстоит научиться воевать в городе против превосходящих сил гораздо лучше вооруженного противника, полковник! Все эти ваши атаки на нефтепровод, мины на дорогах, засады ПЗРК у американских аэродромов, они не дали желаемого эффекта. Да, результат есть, противник несет потери, но об этом знаем только мы и они. Требуется огласка, весь мир должен узнать о том, что Россия не покорилась, что в нашей стране есть люди, которых не устраивает сложившийся порядок, и что у этих людей самые решительные намерения! Необходима публичная демонстрация, и в ней вашему отряду как раз предстоит принять участие!

— За время наших действий на севере только мой отряд повредил или вывел из строя до десяти летательных аппаратов противника, уничтожил не менее полусотни солдат противника, причем почти всегда в условиях их численного превосходства, на их территории. Разве этого мало? Что мы еще должны сделать?

— Все просто, полковник. Просто, и вместе с тем невероятно сложно. Сейчас здесь, и в некоторых других местах, удаленных от цивилизации, скапливаются партизанские отряды, отозванные из своих оперативных районов. Мы снимаем с фронта не все силы, часть бойцов остается, их задача — имитировать высокую активность, отвлечь на себя внимание противника, пока мы готовим главную операцию. В ближайшее время вам передадут новую партию оружия, самого разного, возможно, пополнят людьми, проверенными, обстрелянными бойцами, которым вы можете доверять. После этого объединенные силы партизан под моим командованием должны будут захватить город, не слишком крупный, но и не маленький, город, который формально находится под контролем американцев. Мы возьмем этот город под свой контроль, и будем оборонять его столько, сколько потребуется. Этот город станет последним рубежом, с которого мы не вправе сойти!

— Зачем это? Нас сомнут! Мы соберем силы в кулак и вполне будем способны выбить американцев, конечно, если против нас не будет действовать целая бригада. Но и они стянут войска и раздавят нас за пару дней! И тогда воевать за свободу России станет некому! В прямом столкновении мы не выдержим! Мы сами добровольно придем в западню, из которой уже не будет выхода, генерал!

— Это решение не тактическое, а политическое. И оно уже принято, так что думайте лучше о том, как выполнить его! Мы возьмем под свой контроль какую-то территорию и заявим об этом на всю страну, на весь мир. Это будет война в прямом эфире, как раз такая, какую любят американцы! Мы озвучим свои требования, чтобы все поняли, что партизаны — это не горстка кровожадных фанатиков, какими нас рисуют западные масс-медиа. А под объективами телекамер американцы не смогут действовать слишком жестко, им придется применять силу ограничено, с оглядкой на посторонних наблюдателей. Они не смогут сравнять город с землей ковровыми бомбардировками, вынуждены будут посылать солдат, и мы найдем, чем их встретить!

— Чтобы выдержать такую осаду, нам потребуется большое количество портативного противотанкового и зенитного вооружения! Потребуются снайперские винтовки, мины всех типов! Нужно этот город превратить в неприступную крепость, при том, что враг бросит против нас танки, тяжелую технику!

— Вы все получите, — уверенно произнес Бражников. — Вас снабдят достаточным количеством и РПГ, и ПТУР, и ПЗРК, полковник! Железа мы жалеть не будем! Весь мир должен увидеть нашу стойкость и готовность идти до конца! И не нужно, в конце концов, преувеличивать возможности американцев! Они сильны сейчас своей высокой мобильностью, это верно. Вы и сами должны понимать, насколько быстро противник стягивает свои силы, стоит ему только обнаружить нашу диверсионную группу. Благодаря господству в воздухе американцы могут быстро перебрасывать свои контингенты, создавая локальное численное превосходство, но их огневая мощь в действительности не так высока. В России больше нет армейских тяжелых подразделений, остались только легкие силы, десант, горные стрелки. Танки и серьезная бронетехника есть только у Морской пехоты, но их мало, всего несколько десятков «Абрамсов» на всю страну. Артиллерии тоже мало, почти нет реактивных систем залпового огня, а авиация немногого стоит, когда приходится действовать в плотной городской застройке, это мы сами осознали еще во время штурма Грозного в девяносто четвертом, и с тех пор мало что изменилось. Мы заставим противника действовать на своей территории, на своих условиях, полковник! Излюбленная американцами концепция дистанционной войны, когда они сидят в бункерах за сто миль от поля боя и только жмут на кнопки, здесь не сработает! Мы навяжем противнику бой на выгодных нам условиях, нанесем ему такие потери, что обожравшиеся гамбургеров налогоплательщики там, в Штатах, поймут — игра не стоит свеч! Они выйдут к Белому Дому и потребуют вывести войска из России! И их президент, которому наверняка не хочется слишком рано покидать свой Овальный кабинет, вынужден будет так и поступить, разумеется, под вызывающим уважение предлогом, но это уже детали. Американцы уйдут с нашей земли! А вы понимаете, что это будет значить, полковник?

— Да. Это будет победа!

В словах генерала была истина, Басов это признавал. Американцы не сталкивались еще ни разу за всю новейшую историю с по-настоящему стойким противником. Когда готовились к штурму Багдада, запасли тысячи пластиковых мешков, ждали жестоких уличных боев, когда пацан с РПГ способен сжечь вместе с экипажем современный, напичканный электроникой, стоящий миллионы долларов танк. Ничего не случилось тогда, американцев пропустили почти без сопротивления, и они поверили, что так будет впредь всюду, куда бы они ни пришли. Но Алексей Басов не сомневался — его бойцы не дрогнут, они встанут на пути вражеских танков, и будут стоять столько, сколько смогут, а потом еще столько, сколько нужно.

Американцам придется с боем брать каждую улицу, каждый дом, и потери в какой-то момент для них действительно станут непомерными, слишком большими для армии, привыкшей воевать почти без потерь. Им не поможет высокотехнологичное оружие, удача окажется на стороне того, кто крепче держит в руках винтовку и у кого глаз острее. Вот только полковник не мог сказать с уверенностью, как долго придется биться его людям прежде, чем противник решит, что пролитой крови вполне достаточно, как долго потребуется держаться в кольце осады.

— Товарищ генерал, мы все готовы выполнить приказ! Я и мои бойцы не подведут, не сойдут со своих позиций, пока еще будут оставаться силы, чтоб нажать на курок! Но надолго нас не хватит, наши возможности не сопоставимы с возможностями противника. Мы сможем отразить штурм, но ресурсов, чтобы выдержать долгую осаду, у нас не хватит. Защитники Брестской крепости хотя бы верили, что Красная армия придет им на выручку и отбросит фашистов, и потому держались. Держаться же, зная, что никто не поможет, трудно. Нас возьмут в кольцо, и будут медленно душить, а мы ничем не сможем отвечать. Рано или поздно мы ослабнем.

— От нас с вами требуется на самом деле не так уж много, полковник, — помотал головой Бражников. — Американцы сразу не начнут, будут составлять планы, копить силы. И мы тоже получим время, чтоб укрепиться, подготовить позиции. Мы заранее накопим достаточно снаряжения, чтобы продержаться хотя бы пару недель, большего от нас никто не ждет. Возможно, полковник, к тому времени наше положение не будет столь уж безвыходным. Уверяю, мы с вами — это еще не все сопротивление, у нас появятся союзники, и уже американцы окажутся в западне. Все, что должны сделать мы — отвлечь их, заставить забыть о том, что происходит за спиной, вызвать на себя огонь, оттянуть силы врага с других направлений. И эту задачу мы с вами не имеем права не выполнить!

Басов кивнул, начиная понимать что-то. Он не сомневался, что партизанским движением руководят здравомыслящие люди, во всяком случае, прежде все приказы были вполне логичными. И если сейчас кто-то принял решение лишить партизан мобильности, их единственного преимущества, собрать их всех вместе и дать бой американцам на руинах какого-то города, значит, есть что-то то еще, о чем не следует знать ни ему, ни даже генералу Бражникову. Американцы, привыкшие уже к мелким вылазкам партизан, применившиеся к их тактике, будут растеряны, бросят все силы, чтоб залить пожар мятежа кровью самих мятежников. А войск здесь, в России, у них не так уж много. Где-то отыщется слабина, и тогда кто-то другой нанесет решающий удар.

— С завтрашнего дня ваши люди начнут проходить курс специальной подготовки, — сообщил генерал. — Постепенно к вам будут присоединяться другие отряды. Я не могу точно сказать, когда начнется операция, но это произойдет не позднее, чем через две-три недели, так что придется вашим «рейнджерам», полковник, попотеть!

— К этому мы готовы, — кивнул Басов, хорошо усвоивший не сложную, в общем-то, истину о том, что лучше пролить много пота, чем умыться собственной кровью. — А что будем делать с пленным американцем? Потащим его дальше за собой?

— Пока пусть останется здесь. У американцев в плену есть наши люди, в том числе, полковник, и из вашего отряда. Возможно, попробуем организовать обмен. В любом случае, отбить у нас пленного здесь янки не смогут, руки короткие, а применение ему как-нибудь найдем!

Разговор был закончен. Басов встал, одернул смятый китель без знаков различия — все партизаны так ходили, но командиров безошибочно узнавали, даже если никогда их не видели прежде. Будь они в поле, полковник еще и «разгрузку» бы натянул с подсумками, набитыми «рожками» к АК-74 и ручными гранатами, но здесь можно было позволить себе расслабиться. Самую малость, ограничившись лишь «стечкиным» в кустарного производства оперативной кобуре на поясе, но и это дорогого стоило. И все же сейчас партизаны отдыхали, предоставив возможность охранять себя бродившим вдоль периметра крепко сбитым парням, неразговорчивым, настороженным и вооруженным до зубов.

Уже стоя на пороге кабинета, Алексей обернулся, окликнув склонившегося над ноутбуком Бражникова:

— Товарищ генерал, а какой город выбран для предстоящей операции? решение уже принято?

Командующий, подняв взгляд на своего подчиненного, помолчал несколько секунд, решая, наверное, стоит ли открывать карты прямо сейчас. Затем молча выдвинул ящик стола, вытащив сложенную гармошкой карту, и положил ее перед собой. Басов, подчиняясь безмолвному приказу, подошел к столу, и прочитал название, в которое ткнулся указательный палец генерала:

— Нижнеуральск!

— Свободен, полковник! — махнул рукой Бражников, и командир партизанского отряда вышел за порог, плотно прикрыв за собой дверь.

Проходя по пустому длинному коридору, в котором гулким эхом отдавался каждый шаг, Басов увидел своих бойцов, бредущих нестройной колонной со стороны походной кухни. Сегодня партизаны еще могут насладиться тишиной. Завтра все изменится, и эти несколько часов ничегонеделанья окажутся единственной наградой партизанам за постоянный риск, вечную близость смерти, с которой они уже успели порядком свыкнуться за прошедшее время.

Басов вышел из административного корпуса, остановился, взглянув вверх. В этот момент с серого низкого неба, казалось, лежавшего на верхушках деревьев, упали первые капли холодного осеннего дождя.

Глава 2. Охота на волков

Ставропольский край, Россия — Архангельская область, Россия
3 ноября

Колонна разномастных автомобилей пересекла административную границу Чеченской республики и на рассвете. Вереница из десятка внедорожников, среди которых были и отечественные «Нивы», и «Рейнджроверы», и даже огромный, сверкающий лаком на бортах и хромированными дугами кенгурятника «Ландкрузер», на полной скорости, под гул моторов и рев клаксонов промчалась мимо бетонной коробки поста ДПС. Пост был давно заброшен, в окнах не осталось ни одного целого стекла, а вокруг пустых проемов растеклись ореолы копоти. Рядом, на тесном пятачке стоянки, громоздился обугленный остов автомобиля, в котором с трудом можно было узнать патрульную «Ладу».

— Русские нас не ждут, — усмехнулся Тамерлан Цараев, гордо взглянув на сидевшего за баранкой командирского «Рейнджровера» Ваху, восемнадцатилетнего пацана из Гудермеса. — Свалимся, как снег на голову, даже проснуться не успеют, шакалы!

Ваха довольно оскалился, чувствуя себя причастным к чему-то великому. Так же в точности, наверное, отправлялся в свой поход на Буденовск и сам Шамиль почти двадцать лет тому назад. Правда, в банде, пересекшей границу, не было никого из свидетелей тех событий, здесь вообще было немного опытных бойцов. Тамерлан был самым старшим, ему исполнилось целых двадцать четыре, и весь его боевой опыт ограничивался расстрелом милицейской машины на окраине родного Гудермеса, да парой заложенных возле райотдела фугасов. Остальные были и вовсе пацанами, озверевшими от чувства безысходности. Им нечего было ждать дома, в Чечне негде было работать с тех самых пор, как русские ушли, а на смену им пришли американцы. И если раньше ваххабиты платили за заложенные фугасы, теперь и этот промысел не приносил дохода — ваххабитов американцы увезли куда-то в Россию, за большие деньги, а таких пацанов, как Ваха, например, не взяли.

Банда образовалась стихийно, просто собрались приятели, у которых были еще приятели, а у тех — какие-то друзья, и все вместе одинаково страдали от безделья. Работы не было, зато было оружие, оно было в каждом доме, пожалуй, а кое-кто знал, где остались схроны, заложенные еще ваххабитами, когда в Чечне были русские. Поэтому сейчас в ногах у Вахи стоял АКМС со сложенным прикладом, сам Цараев положил на колени новенький, два дня назад оттертый от смазки АК-74 с пластиковым цевьем и прикладом, а развалившийся на заднем сидении Ахмед баюкал тяжелый ПКМ с лентой-«соткой» в стальном коробе, примкнутом к пулемету снизу.

— Ахмед, — окликнул пулеметчика, также бывшего при командире за штурмана и радиста, Тамерлан. — Что у нас по курсу?

— Станица Осиновская, двадцать километров! А следом — Нефтекумск, большой город!

Цараев задумался. С ним почти полсотни человек, правда, бойцы в основном никакие, но стрелять или бросать гранаты умеет каждый, чем им еще было заниматься-то, если ни школы, ни училища так и не открылись, и работать негде. С оружием проблем не было, боеприпасов тоже хватало, но Тамерлан знал, что в крупных русских городах есть уже и милиция, вернее, полиция, и отряды самообороны, «народные дружины», и там хватает бывших солдат, даже спецназовцев. И потому соваться сразу в большой город было как-то боязно.

— Ахмед, дай связь, потребовал главарь, и, поднеся к губам рацию, произнес: — Муслим, это Тамерлан! Как слышишь?

— Слышу тебя, амир!

Цараев довольно ухмыльнулся. Для этой стаи, безжалостной, уже опьяневшей от крови, он стал вожаком, авторитет которого никто и не думают оспаривать. Они уже грабили и убивали в соседних районах, но в обнищавшей без подпитки из Москвы Чечне грабить было нечего, да и нарваться на такую же банду можно в любой миг. А рядом, только руку протяни — Россия, большая, богатая, беззащитная, однажды уже проигравшая войну маленькому горскому народу. Там их никто не мог ждать.

— Муслим, проедешь станицу, встанешь на дороге, чтоб никто мимо тебя не проскочил к городу! Всех, кто поедет, мочи! Понял меня?

— Все понял, амир! Сделаю!

Заслон позволит выиграть время, пока банда резвится в Осиновской. Пять человек, с двумя пулеметами — этого должно хватить, чтоб перекрыть шоссе на час, а больше и не надо. Главное — подавить сопротивление, а потом можно все делать не спеша.

Шоссе, совершенно пустое, делало поворот, изгибаясь, точно туго натянутый лук. Ваха чуть сбросил скорость, опасаясь вылететь в кювет. Ни он, ни его командир не видели, как вскочил на ноги лежавший за пригорком пацан из казачьей станицы. Он торопливо набрал номер на мобильнике, сказав всего три слова, а затем поднял уложенный рядом мопед, и, торопливо запустив затарахтевший на всю степь движок, сорвался с места, растворяясь в степи. Он был местным, знал короткий путь, такой, каким машина никогда не пройдет, а вот легкий мотоцикл при некотором умении водителя — запросто. Зато можно оказаться в станице почти на полчаса раньше тех, кто едет по шоссе, или даже еще раньше, если поддать газку и не жалеть мотор.

Ни мальчишка, спешивший вернуться в станицу, ни предвкушавшие кровавое веселье в застигнутом врасплох русском поселке чеченцы не догадались хотя бы на миг взглянуть в небо. И никто не увидел скользящий под облаками черный крест, силуэт беспилотного разведчика, уже больше получаса вьющегося над колонной боевиков, с той самой секунды, как она пересекла границу Чеченской республики.

Осиновская бурлила. Станица, одна из тех, что притулились возле самой границы Чечни, гудела, как растревоженный улей. По улицам бежали полуодетые мужчины, на ходу застегивая пуговицы, влезая в путавшиеся рукава. Все они собирались у здания поселковой администрации, там уже было не меньше полусотни жителей. Где-то запричитала женщина, но ее грубо прогнал домой запоздавший отец семейства.

— Мужики, банда здесь будет минут через сорок, — громко произнес, воздев над головой кулак, глава администрации. — Сашка их видел, насчитал восемь машин, значит, человек сорок там есть точно. Едут по шоссе, никуда не сворачивают. Нужно их встречать!

— Давай, Степан, командуй! — раздалось из толпы. — Мы готовые, говори, куда идти, кому идти!

Станичники действительно были готовы. Каждый второй пришел на сходку с оружием, в основном с дробовиками или нарезными охотничьими карабинами, но мелькали в руках казаков, выглядевших хоть и взволнованными, но решительными, и АКМ и АК-74. Казаки привыкли сами стоять за себя, еще и других защищать, как исстари повелось, и оружие было у многих. Когда премьер-министр распустил армию, жители этих мест подались домой не с пустыми руками. Они видели, как сослуживцы, еще не выйдя за порог части, сбивались в банды, захватывали оружие, иногда даже убивая пытавшихся навести порядок офицеров, и сами решили запастись на всякий случай. И теперь кое-кто уже успел вооружиться по полной программе, надев бронежилеты и держа в руках каски, обтянутые маскировочными чехлами. Правда, таких было мало, с десяток всего.

— Встретим «духов» за околицей, в станицу пускать нельзя, — решил станичный атаман. — Баб и детей всех в подпол, чтоб пулей шальной не задело! Здесь оставим с десяток хлопцев понадежнее, мало ли какая паскуда с тылу к нам сунется! Остальным строиться, выступаем через десять минут! Гордеич, у тебя, я слышал, гранаты в хате заначены?

— Есть маленько, — хмыкнул Гордев, плечистый усатый парень, служивший в ростовском ОМОНе и как раз торчавший в очередной командировке в Чечне, когда все началось. — И не только гранаты, всякое есть!

— Ну, тогда тащи, не жмись! Сейчас пожалеешь, потом поздно будет, только если себя подрывать!

Молодой казак кивнул, соглашаясь, и направился к своему жилищу, поманив с собой двоих приятелей — груз был не легонький, ящик РГД-5 и десяток мин разных типов, взятых как-то на базе боевиков, которых до этого сами омоновцы же и покрошили в короткой, но кровавой стычке.

— Все, хватит гутарить, — громыхнул с крыльца администрации атаман. — По коням, хлопцы!

Казаки, вооруженные, многие в камуфляже, рассаживались по машинам, набиваясь по семь-восемь человек в салон обычного «уазика», и машины, поднимая клубы пыли, срывались с места, устремляясь к выезду из станицы. Времени было в обрез, банда могла налететь в любой момент, и лишь предусмотрительность атамана, тоже воевавшего, только не на Кавказе, а в Афганистане, и выставившего недавно наблюдателей на дорогах помогла избежать внезапного нападения. Но все равно самое важное и трудное было еще впереди.

Засаду устроили в двух километрах, укрыв технику в овраге. Большая часть казаков залегла за невысоким холмом, в том числе и сам атаман, вооружившийся полуавтоматическим карабином «Сайга-М2» под отечественный автоматный патрон калибра 7,62 миллиметра. Карабин, снабженный неплохим оптическим прицелом-«шестикратником», мог сойти за снайперскую винтовку, тем более, особой дальнобойности от него не требовалось, до шоссе было метров двести всего. За счет удлиненного до пятидесяти пяти сантиметров ствола он занимал промежуточное положение между стандартным АКМ и снайперской СВД, уступая последней в дульной энергии. По сути, атаман держал в руках нечто вроде иракской снайперской винтовки «Табук», снискавшей недобрую славу среди американских и британских солдат во время последней иракской кампании, только изготовлено оружие было несравнимо более качественно.

Рядом с атаманом плюхнулся Гордеев, грязный, в запылившемся камуфляже. Еще не отдышавшись, поднял оставленный на позиции АКС-74, направив его на шоссе, и только потом доложил:

— Готово, батько!

— Добре! — кивнул председатель, чувствуя, как все внутри цепенеет. Когда-то ему приходилось убивать, видеть, как гаснет взгляд застреленного в упор врага, как с кровью, сочащейся из ран, его покидает сама жизнь. Но эти времена прошли, и сейчас атамана попросту колотило. Он знал — когда начнется, все пройдет, но пока ничего не мог с собой поделать.

— Только скажи, и ка-а-ак жахнет! — Гордеев показал подрывную машинку, от которой куда-то в сторону шоссе змеились тонкие провода.

— Жди! Без команды не подрывай!

Казаки опередили банду минут на десять, но, чтоб подготовить достойную встречу, им хватило и этого, пускай и в обрез. Только успели занять позиции, кое-как укрывшись, над шоссе взметнулся столб пыли, и из него вынырнули, одна за другой, машины, много, не меньше полудюжины — хвост колонны терялся в пыльном мареве. Дорогие японские внедорожники и потрепанные «Нивы», из окон которых торчали автоматные стволы, мчались к станице на полной скорости.

Казаки, три десятка крепких мужиков, напряглись, усиливая хватку на цевье оружия. На полотно шоссе сейчас были направлены стволы автоматов и охотничьих карабинов «Сайга» и «Тигр», кто-то готовил к бою дробовики, самозарядные «Вепрь-12» и помповые ИЖ-81 и МР-133, но их черед должен был придти в самом крайнем случае, если дойдет до ближнего боя.

Головная машина миновала кучку камней, щедро политых известью, вешку, не заметить которую с той позиции, что занял атаман, было невозможно даже без оптики. Глава администрации покосился на Гордеева, кажется, от напряжения даже затаившего дыхание.

— Товсь! — выдохнул атаман, сдвигая вниз флажок предохранителя своей «Сайги», и, через мгновение почти крикнул: — Давай, жми!

Гордеев со всей силы вдавил кнопку подрывной машинки, и вдоль обочины шоссе взметнулись фонтаны огня, дыма и земляных комьев. Четыре мины МОН-100, осколочные, направленного действия, установленные вдоль дороги с промежутком сорок-пятьдесят метров, сработали одновременно, и на колонну чеченцев обрушился свинцовый град. Каждая мина была начинена четырьмя сотнями роликов, выкашивающих все живое в секторе до десяти метров, и теперь поток картечи рвал лакированные борта бандитских внедорожников.

Две машины, в момент взрыва оказавшиеся в секторе поражения, слетели с шоссе, сметенные ударившим в борт плотными снопами картечи, на всей скорости свалившись в овраг. Гордеев, в ОМОНе служивший как раз подрывником, сомневался, что там мог остаться хоть кто-то целый, а, скорее всего, не было там и живых. Еще одна «Нива», задетая лишь краем облака осколков, резко затормозила, развернувшись поперек дороги, и мчавшийся следом за ней «Лэндкрузер», пытаясь избежать столкновения, под скрежет тормозов и визг покрышек вылетел с асфальта. Досталось и остальным, кому больше, кому меньше. Не пострадали только головная машина, побитый «Рейнджровер», и замыкающая пятидверная «Нива».

Колонна остановилась. Мины, когда-то приготовленные чеченскими боевиками, чтобы подрывать русские колонны, но захваченные вместе с другим снаряжение отрядом омоновцев, остановили чеченскую банду. И как только внедорожники замерли, даже мгновением раньше, атаман нажал на спуск, посылая в сторону противника первую пулю из своей «Сайги». Секундой позже затрещал автомат Гордеева, вбившего короткую очередь в борт выкатившегося на обочину «Лэндкрузера», а затем открыли огонь и остальные казаки, обрушив град пуль на машины бандитов. Через пару секунд выстрелы звучали уже без перерыва, в основном, одиночные, немногие счастливые владельцы автоматов били короткими очередями, экономя патроны.

— Огонь! Не жалеть сукиных детей, — крикнул атаман, за полуминуты расстрелявший целый магазин, все десять патронов, и сейчас торопливо перезаряжавший карабин. — Всех валить на месте, хлопцы! Эти бы нас жалеть не стали, и другим пускай впредь наука будет!

Атаман вскинул «Сайгу», шероховатое пластиковое цевье удобно легло в ладонь, уперся в плечо эргономичный приклад. В прицеле вдруг возник выбравшийся с водительского места «Ландкрузера» чеченец, одетый в гражданское, но нацепивший поверх «разгрузку» и сжимавший в руках АК-74. Боевик едва держался на ногах, вертел головой из стороны в сторону, еще не придя в себя после удара.

— Сукин ты сын! — прорычал сквозь зубы атаман, приникая к наглазнику оптического прицела.

Казак замер, затаил дыхание, и, дождавшись, когда цель будет неподвижна, нажал на спуск. Первая пуля ударила чеченца в плечо, развернув его лицом точно к позиции станичников, и вторую пулю атаман вогнал своей жертве точно в середину груди.

Чеченцы между тем приходили в себя. От колонны послышались выстрелы, сперва редкие, затем слившиеся в сплошной треск. Распахнулась задняя дверца головного внедорожника «Рейнджровер», но вместо очередной бородатой рожи в проеме показался конический пламегаситель на стволе ПКМ, выплюнувший язычок пламени, и длинная очередь раскатисто грянула над колонной. Над головой атамана зажужжали свинцовые осы, и он нырнул за гребень холма. Рядом чертыхнулся Гордеев — он как раз менял магазин, когда шальная пуля, прилетевшая от шоссе, ужалила казака в плечо.

— Жив, хлопец?

— Нормально, батько, — сквозь зубы процедил бывший омоновец, пытаясь взвести затвор. — Руку зацепило малехо, левую! Заживет до свадьбы!

От машин вновь ударил пулемет, длинная очередь стегнула по пригорку, за которым залегли казаки. Кто-то закричал от боли, его сосед молча сполз в низину, поймав грудью сразу несколько пуль. Боевики под прикрытием пулеметного огня пытались укрыться за машинами, уже поняв, что их противник занял позиции только с одной стороны шоссе. Стреляя на бегу, они скатывались в неглубокий овраг, оттуда открывая ответный огонь. Некоторые скатывались уже мертвыми — казачьи пули отыскивали свои цели, но и казаки уже несли потери. Один из боевиков, добравшись до спасительного кювета, остановился на самом краю его, развернулся, опустившись на колено посреди дороги, и успел выстрелить из подствольника. Взрывом ВОГа накрыло сразу троих, а через миг и чеченца срезала короткая очередь из казачьего АКМ.

— Батько, не сдюжить, — крикнул сквозь шум боя один из казаков. — Патронов уже кот наплакал!

— Вот курвины дети!

Атаман высунулся из-за пригорка, вдавив затыльник приклада «Сайги» в плечо, уже занывшее от отдачи. Перекрестье прицела легло на обтянутую кожаной курткой широкую спину боевика, бежавшего к обочине, подволакивая левую ногу. Казак нажал на спуск, чувствуя толчок отдачи, возле лица мелькнула дымящаяся гильза. Первый выстрел оказался неточным, пуля прошла выше и левее. Атаман привычно, словно вернулся в прошлое на двадцать пять лет, вновь оказавшись в ущелье под Баграмом, взял поправку, выстрелив трижды подряд. Он видел, как пули впиваются в спину, рвут ткань и плоть, швыряя тело на усыпанный гильзами и осколками стекла асфальт.

— Так тебе, паскуда!

Появившуюся на шоссе «Ниву» заметили не сразу. Ждали, что кто-то придет на выручку попавшей в засаду банде со стороны границы, а машина мчалась от райцентра, и когда казаки всполошились, было уже поздно. Назначенный в заслон ТАмреланом Цараевым Муслим, услышав по рации, что банда ведет бой, не долго раздумывал, двинувшись обратно. Остановив «Ниву» в трех сотнях метров от места боя, чеченцы высадились, бросившись к высотке, с которой и вели огонь казаки.

Об первого станичника Муслим едва не споткнулся, и, прежде, чем тот что-то сообразил, расстрелял его в упор из пулемета РПК. Еще один русский возник из-за бугра, как чертик из коробочки. Он только успел вскинуть карабин, нарезной охотничий «Лось-7», и тотчас был сметен шквалом автоматного огня, скатившись под ноги боевикам.

— Вперед, — крикнул Муслим, бросившись вверх по склону, и, подражая старшим братьям, добавил: — С нами Аллах!

Навстречу боевикам уже летели пули. Короткие автоматные очереди перемежались одиночными выстрелами из карабинов и ружей, и двое чеченцев повалились на землю, истекая кровью. Сам Муслим упал, откатившись за камень, и оттуда обдал холмик свинцом из своего пулемета. Рядом гудел ПКМ, редкими очередями огрызался АК-74. обходной маневр боевикам не удался, но их братья, пользуясь заминкой, успели выйти из-под обстрела, занимая позиции с другой стороны шоссе.

Стычка на фланге отвлекла казаков, не все из них имели такой боевой опыт, чтоб удерживать назначенные сектора огня, пока рядом их товарищи и «духи» в упор расстреливают друг друга, отделенные парой десятков шагов. Станичники отвлеклись, ослабили огонь, и этим немедля воспользовались прижатые к шоссе боевики. Двое чеченцев, пригибаясь, петляя из стороны в сторону, побежали от головного «Рейнджровера» к замершему посреди шоссе пикапу «Шевроле» с четырехместной кабиной, кузов которого был затянут брезентом. Он ехал в хвосте колонны, и был лишь чуть задет краем взрыва мины МОН-100. Несколько поражающих элементов прошили борт, убив тех, кто находился внутри, но в целом машина выглядела целой.

— Тикать надумали, сукины дети! — крикнул с азартом Гордеев, указывая на бандитов, мчавшихся быстрее зайцев. Прижимая локтем здоровой руки приклад АКС-74, он дал короткую очередь, видя, как пули уходят высоко вверх, никого даже не напугав. — Ах ты, черт! Батько, уйдут ведь!

— Черта с два, не уйдут! А-а, курвы!!!

Атаман высунулся над гребнем, и тотчас нырнул за укрытие, когда с шоссе грянул настоящий шквал огня. Укрывавшиеся за машинами или засевшие в овраге боевики били длинными очередями, не жалея патронов, чтоб прикрыть своих дружков.

— Твари!

Атаман перекатился правее, за огромный валун, и, приподнявшись над ним, выстрелил трижды подряд. Один из бежавших по дороге чеченцев, остановившийся, чтобы огнем прикрыть товарища, завалился на спину, выронив АКМС, которым воспользоваться так и не успел. Второй же продолжал бежать, не обращая внимания на свистящие вокруг пули.

— Сучье племя! — прорычал атаман, прикладываясь к прицелу. Он рванул спусковой крючок, уже не слыша звука выстрела, отрывистого, резкого, как удар бича, не чувствуя отдачи. Пуля прошла возле самой головы боевика, только дернувшегося в сторону, но продолжившего свой бег.

От шоссе длинной очередью ударил ПКМ, словно зашедшись в кашле. Несколько пуль чиркнули по валуну, служившему укрытием атаману, и каменное крошево впилось казаку в лицо, заставив того от души выругаться. А чеченец уже добрался до «Шевроле», но не полез в кабину, чтобы попробовать завести заглохший мотор и сбежать, вырваться из западни. Вместо этого он ловко запрыгнул в кузов пикапа, сорвав брезентовое полотнище.

— Вот, Гордеич, нам, кажись, и хана!

Атаман зло сплюнул на землю, увидев развернувшийся к позициям казаков ствол крупнокалиберного пулемета ДШКМ. А через секунду на дульном срезе полыхнуло пламя, словно чеченец сварку включил, и по склону свинцовым градом ударили тяжелый пули.

Когда позади мчавшегося со скоростью сто километров в час «Рейнджроера» громыхнуло, Тамерлан Цараев выругался, помянув шайтана, а Ваха едва не потерял управление. Внедорожник вильнул из стороны в сторону, чуть не вылетев в кювет. Пронзительно заскрипели тормоза. Что-то стукнуло по корпусу, и не сразу главарь чеченцев понял, что это пуля, прилетевшая откуда-то из степи.

— Засада! — крикнул Тамерлан. — Справа от дороги!

Сидевший позади Ахмед пинком распахнул дверцу, и тотчас оглушительно ударил его пулемет, а салон затянуло кислой пороховой гарью. Чеченец выпустил почти половину ленты, отсекая свинцовой завесой засевших возле дороги русских от сгрудившихся на шоссе машин, часть из которых уже охватило пламя.

— На выход, живо, — приказал Цараев, первым выпрыгивая из «Рейнджровера». — Ахмед, прикрывай нас! Эти шакалы на том холме! Не дай им поднять головы, брат!

Из степи зазвучали выстрелы, редкие, одиночные. Над головами чеченцев засвистели пули, а одна из них ударила в потрескавшийся асфальт у самых ног Цараева, выбив сноп искр.

— А, шайтан! — Боевик отпрыгнул, укрывшись за капотом «Рейнджровера», и вскинул АК-74, выпустив длинную очередь куда-то в пустоту.

Чеченцы выбирались из машин, и тотчас падали, сраженные редкими, но точнымивыстрелами русских. Не раз боевики точно так же устраивали засады, расстреливая метавшихся в панике врагов из укрытия, и теперь сами угодили в западню. Тамерлан Цараев бросил взгляд назад, увидев пикап «Шевроле», выглядевший абсолютно неповрежденным.

— За мной, Ваха, — приказал вожак своему бойцу. — Ахмед, прикрой нас, сколько сможешь! Прижми их к земле на пару минут! Ну, бегом!

Пулеметчик, установив ПКМ на капот, выпустил очередь по холмику, с которого обстреливали колонну, а Тамерлан, согнувшись в три погибели, выскочил из-за машины, бросившись к пикапу. За ним, что-то закричав бессвязно, кинулся Ваха, на ходу стреляя в сторону противника из АКМС. Цараев добежал до изрешеченного «Лендкрузера». Машину развернуло поперек дороги, дверцы ее были распахнуты, и на асфальт выпали тела боевиков, так и не успевших сделать ни одного выстрела. Нырнув за высокий борт внедорожника, Тамерлан, зарычав сквозь зубы, выпустил весь магазин в сторону русских, чувствуя, как вырывается из рук мгновенно раскалившийся АК-74.

Ваха, тяжело, с присвистом дыша, опустился на колени рядом с Цараевым. Вожак чеченцев, меняя опустевший рожок, приказал:

— Бежим к пикапу! Я первый, ты следом! Прикрывай меня! Просто стреляй, отвлеки этих шакалов!

— Я понял, амир!

— Приготовились, — Тамерлан Цараев подобрался, сжался в комок, чувствуя, как все тело колотит нервная дрожь. — Побежали!

Они выскочили из-за «Лендкрузера», Ваха, остановившись на миг, вскинул автомат, и тотчас, сдавленно вскрикнув, осел на асфальт, усыпанный стреляными гильзами. А Тамерлан уже забрался в кузов «Шевроле», стаскивая брезент, под которым был укрыт крупнокалиберный пулемет ДШКМ на самодельном станке. Он был уже заряжен и взведен, и все, что оставалось чеченцу, это развернуть оружие на цель, впившись до боли в ладонях в спаренные рукоятки на затыльнике пулемета, а затем нажать на гашетку.

Грохот выстрелов оглушил Тамерлана. Чеченец почувствовал, как вибрирует пол кузова под ногами, принимая отдачу. Под ноги со звоном посыпались гильзы, а над шоссе протянулась цепочка трассеров, бледными всполохами умчавшихся к холму. Первая очередь хлестнула по склону. Цараев взял поправку, второй очередью накрыв самый гребень.

— Вот вам, шакалы! — с азартом закричал боевик, чувствуя, как содрогается от мощной отдачи пулемет.

Что-то с лязгом ударило в самодельный щиток, прикрывавший стрелка от пояса до плеч, а затем пули градом забарабанили по кабине и низким бортам кузова. Развернув пулемет, Тамерлан выпустил в ответ остатки ленты, торопливо нырнув за новой, которых множество было уложено под ногами, заранее набитых патронами.

Что-то мелькнуло под облаками, черная точка, стремительно увеличивающаяся в размерах. Гул вертолетных турбин на миг заглушил все прочие звуки, даже не смолкавший треск выстрелов потонул в этом могучем рокоте. Под треск лопастей над шоссе низко-низко пролетела винтокрылая машина, и порыв ветра, порожденный винтом, швырнул в лицо Цараеву горсть мелкого песка и пыли.

Тамрелан увидел, как Ахмед, держа пулемет на весу, открыл огонь вслед стремительно промчавшемуся над головами чеченцев вертолету. Его поддержали и другие боевики. А Цараев, глянув в другую сторону, увидел, как из поднебесья на шоссе стремительно пикирует второй вертолет. Главарь бандитов торопливо откинул затвор ДШКМ, заправляя свежую ленту в пулемет. Он почти успел, оставалось только дослать патрон в ствол. В этот миг под короткими крыльями вертолета что-то сверкнуло, а через две секунды реактивный снаряд FFAR калибра семьдесят миллиметров прямым попаданием уничтожил пикап вместе с пулеметом и самим Тамерланом, так и не успевшим выстрелить.

Низкий утробный рокот ДШКМ, проклятой «сварки», памятной еще по афганской юности, перекрыл звуки перестрелки. Тяжелые пули ударили в склон холма, а одна угодила точно в тот самый валун, за которым залег атаман, разнеся его в пыль. Осколки каменными иглами впились в лицо, и казак запоздало закрыл ладонями глаза.

Рядом кто-то закричал от боли. Пятидесятиграммовая бронебойно-зажигательная пуля Б-32 калибром 12,7 миллиметра со стальным сердечником оторвала неосторожно выглянувшему из укрытия станичнику руку по локоть, и теперь он, вскочив на ноги, вертелся на месте, ничего не замечая вокруг и пытаясь пережать культю, из которой хлестала потоком кровь.

— Подавить пулемет, — хрипло прокричал атаман. — Весь огонь на пулеметчика! Заткните его, хлопцы!

Сразу несколько казаков открыли частый огонь из карабинов и ружей по «Шевроле», заставив чеченца скрыться. В этот миг еще один боевик высунулся из-за соседней машины, уже превращенной в настоящее решето. Он забросил на плечо цилиндр противотанкового гранатомета РПГ-26. Звук выстрела на миг заглушил треск автоматов, и над асфальтом скользнула дымная стрела реактивной гранаты.

— Батько, атас! — успел крикнуть Гордеев, пытавшийся стрелять, удерживая «калаш» здоровой рукой. — Гранатомет!

Кумулятивная граната ПГ-26 взорвалась в десятке шагов от атамана, и того отшвырнуло на жесткую землю. Перед глазами казака вспыхнул настоящий фейерверк, а когда он пришел в себя, первым, что увидел, были пронесшиеся над шоссе на бреющем серыми тенями вертолеты.

Морские пехотинцы, грохоча ботинками, бежали по бетонному покрытию летного поля к вертолету UH-1Y «Веном», уже раскручивавшему лопасти несущих винтов. Рядом с ним замер, прижавшись к серым квадратам взлетной полосы, ударный AH-1Z «Вайпер» с полным вооружением на внешней подвеске, пусковыми установками противотанковых ракет «Хеллфайр» и блоками семидесятимиллиметровых НАР. Капитан Энрике Мартинес, полностью экипированный, с карабином М4А1 с подствольным гранатометом, в надвинутой на самые глаза каске, наблюдая за суетой на летном поле краем глаза, выслушивал последние указания своего командира.

— «Хищник», выполняя контрольный облет, обнаружил автоколонну, движущуюся на северо-запад, — сообщил командир батальона морской пехоты, лично вышедший провожать своих людей. — Восемь машин, у пассажиров оружие. Вероятно, это чеченцы. Случаи нападения бандитов на мирное население в соседних регионах уже были, капитан, как и жертвы среди гражданских. Сейчас этот отряд в квадрате Ромео-восемь, «Пионер» его сопровождает. Я приказываю вам остановить чеченцев, разоружить их и заставить вернуться обратно! Ваш позывной — «Птица-один», капитан! С вами пойдет «Гадюка» огневой поддержки, ее позывной «Птица-два», я, как обычно «Гнездо». Будьте на связи, обо всех изменениях докладывайте немедленно! Если вам окажут сопротивление, разрешаю применить оружие!

Полковник Джек Райс требовательно взглянул на своего офицера, и Энрике, что было духу, гаркнул прямо в лицо своему командиру:

— Есть, сэр! Приказ ясен, сэр!

— Выполняйте, капитан! И не рискуйте напрасно своими парнями!

Мартинес, придерживая висевший на плече карабин, бросился к вертолету, последним поднимаясь на борт готовой взмыть в небо винтокрылой машины. Его бойцы уже были внутри, рассевшись на жестких сидениях. Ухватившись за поручень, капитан рывком забросил свое тело в десантный отсек, занимая место за пулеметом М134 «Миниган», установленным в проеме.

— Взлетаем, сэр! — крикнул сквозь вой спаренных турбин «Дженерал Электрик» пилот в глубоком шлеме и очках, почти полностью скрывавших его лицо.

Вертолеты оторвались от земли почти одновременно, синхронно развернувшись и взяв курс на север. Взглянув направо, Мартинес увидел что «Кобра», основной вертолет огневой поддержки Морской пехоты, переживший очередную модернизацию, бог весть какую по счету за полувековую карьеру, и теперь почти не уступавший по возможностям армейскому АН-64 «Апач», заняла эшелон полусотней футов выше. Кто-то из моряков, тоже заметив эскорт, помахал рукой, и капитан увидел, как пилоты «Гадюки» машут в ответ, приветствуя братьев по оружию.

Встречный ветер продувал насквозь десантный отсек, в котором теснились полторы дюжины полностью экипированных бойцов. Моряки щурились, прикрывая глаза руками, кто-то опустил на глаза пластиковые очки, спасаясь от настоящей песчаной бури, поднятой винтами взлетавших вертолетов. Энрике Мартинес глянул вниз, увидев, как исчезает, уносясь назад, знакомая панорама аэродрома Грозный-Северный, основной базы американской морской пехоты здесь, в Чечне, переименованного самими американцами в Кэмп-Индия. Как на ладони были видны стоявшие вне ангаров, в полной готовности к взлету, вертолеты и самолеты. По периметру летного поля выстроились «Хаммеры» и бронемашины LAV-25, образовавшие последний рубеж обороны авиабазы. И возле одного из бронетранспортеров, нацелившего тонкий, как жало, ствол автоматической пушки куда-то в небо, командир морских пехотинцев увидел неподвижную фигуру девушки, покрывшей голову черным траурный платком.

Лейла Дадоева, последняя из своей семьи, истребленной чеченскими боевиками в Урус-Мартане, вышла провожать в очередной вылет своего спасителя. Энрике Мартинес знал, что чеченка так будет ждать его возвращения на краю летного поля, глядя в небо, и безошибочно узнает тот вертолет, что принесет обратно на базу капитана. И лишь увидев, как он снова ступит на землю, живой и невредимый, Лейла молча развернется и уйдет обратно в штаб.

Геликоптер набирал высоту, карабкаясь куда-то под облака. Мелькнули окраины чеченской столицы, еще носящие на себе следы отгремевших почти полгода назад боев, зазмеилась серая лента дороги, по которой ползли неторопливо редкие грузовики и автобусы, курсировавшие между поселками.

Весь полет занял не больше десяти минут. С воздуха невозможно было понять, где заканчивается территория Чечни, и начинается Ставропольский край. Всюду одинаковая серая блеклая степь, рассеченная полосой автомобильного шоссе, пару раз мелькнули в стороне хутора, обнесенные высокими заборами, похожие на приготовившиеся к вражескому штурму крепости.

— Капитан, сэр, смотрите, — один из моряков, замотавший лицо до самых глаз клетчатым платком-шемахом, указывал на дорогу, служившую единственным видимым ориентиром. — Вон они!

Несколько машин, в основном внедорожники, сгрудились на шоссе, полностью перекрыв движение. Между ними была видна какая-то суета, люди, похожие с высоты четырех сотен футов на муравьев, бегали туда-сюда.

Командир морских пехотинцев достал ноутбук, подключенный к «тактическому интернету». Несколькими кликами мыши он вызвал на экран картинку напрямую с камер кружившего в трех с половиной тысячах футов над местом боя беспилотного разведчика RQ-2С «Пионер», недосягаемого для возможного огня с земли, просто невидимого для тех, кто находился внизу, занятый всецело истреблением себе подобных.

— Посмотрим, какие тут есть сюрпризы, — хмыкнул Мартинес, вглядываясь в понятную до мелочей для опытного глаза картинку. — Отлично! Слева от шоссе группа целей. Укрыты за гребнем холма. Вероятно, это местные. Дьявол, они же устроили засаду на банду!

«Дрон», паривший под облаками, сканировал землю в инфракрасном режиме, и никакой камуфляж, самый искусный, не мог спасти от его всевидящего взгляда. Установленная на стабилизированной платформе под фюзеляжем электронно-оптическая камера Wescam DS-12, способная вести съемку как в видимом, так и в инфракрасном диапазоне, позволяла капитану Мартинесу видеть все, что происходило внизу, точно рассчитывая каждый свой маневр.

— Снижайся до двухсот футов, — приказал пилоту Энрике Мартинес. — Пройди вдоль автострады!

«Веном», полого скользя к земле, пролетел над асфальтовым полотном шоссе, и капитан Мартинес смогу понять, что не все люди там, внизу, бегают. Вокруг машин хватало неподвижно лежавших фигур, а на обочине были видны черные проплешины взрывов.

— Там идет бой, сэр! — заметил морпех, сидевший напротив Мартинеса и с интересом наблюдавший за происходящим на земле.

Что-то сверкнуло внизу, и Энрике увидел летящие вслед их геликоптеру трассеры, похожие на искры над костром. Пули с дробным грохотом забарабанили по днищу, и один из десантников закричал от боли, сжимая обеими руками колено, штанина на котором мгновенно потемнела от крови.

— Хесус Мария! — выдохнул Мартинес. — Мы под обстрелом! Эти ублюдки в нас стреляют! Гнездо, — вызвал он командный центр, — здесь Птица-один, мы атакованы с земли! Открываем ответный огонь! — И сразу же переключаясь на другую частоту, обратился к своему грозному эскорту: — Птица-два, нужна огневая поддержка!

Внизу вновь сверкнула вспышка, и командир морпехов увидел, как дымная игла реактивной гранаты настигает вертолет. Пилот UH-1Y, настоящий ветеран, помнивший небо Ирака и Афганистана, отлично узнавший на своей шкуре, что такое зенитный огонь, вышел из-под обстрела энергичным маневром, так что моряки едва не выпали наружу, а ракета бессильно взорвалась в нескольких десятках метров, когда сработал самоликвидатор. А «Кобра», набирая высоту, уже заходила на цель.

Энрике Мартинес увидел, как из-под крыльев «Кобры» сорвались огненными каплями неуправляемые ракеты «Гидра-70», и там, куда они обрушились, вспухли огненные шары. А затем на носу AH-1Z вспыхнуло пламя, и по шоссе свинцовым валом прокатился град двадцатимиллиметровых снарядов, выпускаемых автоматической трехствольной пушкой М197 со скоростью полторы тысячи штук в минуту. Длинная очередь буквально разрезала пополам угловатый черный внедорожник, возвышавшийся на обочине, вместе с теми, кто скрывался за его высоким бортом.

— Ублюдки! — Энрике Мартинес подскочил к турели с «Миниганом», щелкнув тумблером подачи питания. — Гребанные выродки!

Капитан ухватился за рукоятки управления огнем, вдавив клавишу гашетки, и от дульных срезов всех шести стволов вниз, к дороге, устремился сплошной поток пламени. Турель почти полностью гасила отдачу, которую не смогу бы выдержать ни один человек, только вибрация передавалась стрелку, водившему стволами из стороны в сторону и отчетливо видевшему, как шквал пуль рвет на куски тела боевиков, пытавшихся укрываться за машинами.

— Капитан, сэр, — один из моряков тронул Мартинеса за рукав, указывая в сторону. — Ублюдки пытаются сбежать!

— Черта с два!

Покрытая толстым слоем пыли и грязи «Нива» сорвалась с места, и, лавируя меж расстрелянных, буквально изрешеченных шквалом огня с земли и с воздуха машин, двинулась в сторону далекой отсюда границы. Энрике Мартинес повел стволами, взяв упреждение, и вновь нажал на гашетку. Звук пулеметной очереди, похожий на звериный рык, заглушил все остальные звуки, и морпех подхватил этот рык, когда увидел, как рой пуль, выпущенных из «Минигана», накрыл удиравшую машину свинцовым облаком.

— «Птица-два», я «Птица-один», — Мартинес щелкнул тангетой рации, вновь вызывая экипаж вертолета огневой поддержки. — Зависни в полумиле от шоссе, веди наблюдение! Будь готов прикрыть нас огнем!

— Роджер, «Птица-один»!

— Будь внимателен, — напомнил Мартинес. — По данным разведки противник располагает ПЗРК!

«Кобра», из-под крыльев которой хищно щерились обтекателями блоки ракет, взмыла над затянутым дымом шоссе, уходя в сторону по широкой дуге. Мартинес, протиснувшись между пилотами, приказал:

— Садимся!

— Есть, сэр!

«Веном», разгоняя лопастями дымную пелену, коснулся земли полозьями шоссе в сотне ярдов от дороги, и Энрике Мартинес первым спрыгнул на землю. Отскочив в сторону, он припал на колено, вскидывая карабин и беря на прицел горящие остовы машин. Следом за ним выскакивали, рассыпаясь цепью, остальные морпехи. Ротный старшина Бенджамен Коул, сошедший на землю следом за своим командиром, плюхнулся на живот, упирая в землю сошки пулемета М240, готовый смести любого противника, какой мог уцелеть в разверзшемся на шоссе аду, шквалом пуль калибра 7,62 миллиметра.

— Вперед, — приказал Мартинес, встав и махнув рукой в направлении дороги. — Смотреть в оба! Если кого-то увидите — огонь на поражение! Джилли, прикрой нас! Будь на связи! Пошли, парни!

Капрал Стивен Джиллис упал за ближайший камень, направив на шоссе полуавтоматическую винтовку Mark-11 mod.0. В мощный оптический прицел «Леупольд» LRT переменной кратности он мог видеть все, что происходит среди вздымавшихся над автострадой клубов дыма и пыли, и был способен с первого выстрела вогнать пулю калибра.308 в цель размером с лист блокнота за сотню ярдов. Остальные моряки, не сводя стволов и напряженных взглядов с ленты дороги, загроможденной горящими машинами, редкой цепью двинулись вперед.

— Внимание, движение на двух часах! — раздался в наушнике чуть искаженный шумом помех голос снайпера, прикрывавшего моряков. Услышав это, Энрике Мартинес развернулся, и ствол его карабина оказался направлен прямо в грудь выскочившему из-за расстрелянной машины чеченцу.

— Эй, стоять, — крикнул капитан, даже не поняв, что произнес это по-английски. — Брось оружие!

Это был совсем еще мальчишка, на вид лет восемнадцати или еще моложе. Но на нем был разгрузочный жилет, на голове — зеленая повязка, как у настоящего вахабита, а в руках — автомат АКМС с кривым магазином и складным плечевым упором.

— Оружие на землю! Живо!

Чеченец помедлил пару секунд. На него уже были нацелены с полдюжины стволов, морпехи обступили боевика со всех сторон, и их пальцы подрагивали на спусковых крючках. Парень затравленно глядел на американцев, он был напуган, перепачкан копотью, а из ушей бежали по грязным щекам струйки крови. Внезапно чеченец, оскалившись, точно безумец, и что-то прокричав, вскинул «калашников».

— Огонь!

Морпехи нажали на спуск, не дожидаясь команды капитана Мартинеса. Затрещали автоматные очереди, сам Энрике выпустил в упор три или четыре патрона, и видел, как чеченца сбило с ног свинцовым шквалом. И тотчас где-то за спиной раздались частые выстрелы из снайперской винтовки, отрывистые, сухие, как удары кнута.

— Джилли, доклад! — прокричал в микрофон Мартинес.

— Пулемет на семи часах! Цель поражена! Чисто!

— Чертов сопляк, — Мартинес, не ослабляя хватку на оружии, подошел ближе к расстрелянному едва ли не целым отделением чеченцу, убедившись, что зрение его не подвело. Это был мальчишка, даже бороду отрастить еще не успел, так, какая-то клочковатая щетина. Но, черт возьми, у него было оружие в руках и он хотел стрелять в морских пехотинцев, хотя достаточно было просто бросить автомат на землю, и тогда этот пацан остался бы жив.

— Сэр, кто-то идет, — один из моряков, вооруженный вместо карабина полуавтоматическим дробовиком «Бенелли» M1014 JSCS двенадцатого калибра, указал на фигуры людей, возникшие по другую сторону дороги. Один из незнакомцев размахивал чем-то белым над головой, но Мартинес уже видел оружие в его руках.

— Внимание! Огонь открывать по команде! Смотреть по сторонам!

К американцам вышли трое, явно не чеченцы. Первым шагал плечистый упитанный мужик с роскошными усами подковой. В одной руке у него был белый платок, второй он держал за цевье странную винтовку, похожую на АК, но с необычно длинным стволом, трубой оптического прицела над ствольной коробкой и ортопедическим прикладом с вырезом. Слева от него пружинисто шагал парень в потертом выцветшем камуфляже с трехцветным шевроном на рукаве и с автоматом АК-74 на плече, а справа — еще один мужчина в штатском и с обычной двустволкой.

— Стоять! — крикнул Мартинес, на этот раз уже по-русски. — Ни с места! Кто такие?

Этих троих парни Мартинеса могли снять за три секунды, но капитан видел движение на гребне невысокого холма и был уверен, что он и его моряки тоже на прицеле. Правда, сам холм был на мушке у «Кобры», зависшей вне досягаемости из стрелкового оружия, и одного залпа хватило бы, чтобы срыть холмик до основания.

— Я глава администрации станицы Осиновской, — назвался усатый мужик. — Эти бандиты хотели напасть на наш поселок. Мы — отряд местной самообороны. Спасибо, что вмешались!

— Стойте на месте, — повторил командир морских пехотинцев. — Иначе откроем огонь!

Поднеся к губам микрофон рации, Энрике Мартинес переключился на частоту базы, четко произнеся:

— Гнездо, это Птица-один! Противник уничтожен, у нас есть раненый! Здесь вооруженные гражданские из числа местных жителей, Гнездо! какие будут указания?

— Птица-один, приказываю разоружить все незаконные формирования, — немедленно отозвался командир батальона, словно только и ждал, когда Мартинес выйдет на связь. — Повторяю, гражданских разоружить!

Переговоры заняли не больше минуты, и все это время трое русских, так и не выпустившие оружие из рук, хотя и направившие стволы в землю, стояли неподвижно, словно изваяния. На каждого было направлено не меньше двух стволов. Напряжение повисло в воздухе, становясь таким же ощутимым, как запах горелой резины, от которого першило в горле. Морпехи едва сдерживались от того, чтобы нажать на курок, изрешетив ничем не прикрытых русских, выглядевших на удивление спокойными.

— Вы обязаны сдать оружие, — потребовал Мартинес, выйдя вперед и взглянув в глаза назвавшемуся главным русскому.

— С какой стати? Посмотри вокруг! На нашу станицу хотела напасть вооруженная до зубов банда, рыл сорок, не меньше! Нас никто не защитит кроме нас самих! Здесь ни власти, ни закона! И мы не обязаны выполнять ваши приказы, эта территория вне вашей зоны ответственности! Это из-под вашего крылышка сюда притащилась целая банда, и не в первый, между прочим, раз!

— Это не бандиты, это дети, — помотал головой Мартинес. — И вы их расстреляли из засады.

— У этих детей до черта оружия, и совсем не игрушечного! Они сюда не погулять приехали, мать вашу! Подумай, что они сделали бы с нашими женщинами, если бы нам нечем было их остановить! Американец, это наша земля, и мы хотим ее защищать, защищать наших детей, наших жен, наши дома! И будем это делать! Мы не воюем с вами, и не воюем с чеченцами, но никому не позволим приходить в наш дом с оружием, грабить и насиловать! Если хотите стрелять — жмите на курок сейчас!

— Черт возьми! — разозлился офицер. Энрике Мартинес понимал, что приказ штаба ошибочный, оттуда, наверное, плохо видно, кто бандиты и террористы, а кто просто спасает свои жизни. И он принял решение, сказав русскому: — Убирайтесь отсюда, живо! Если через пять минут мы увидим кого-то из вас, откроем огонь!

Русские развернулись, двинувшись обратно на холм под пристальными взглядами моряков, постоянно ожидавших какой-то хитрости. И лишь окончательно убедившись, что русские уходят, Энрике Мартинес скомандовал:

— Собрать оружие! Стаскивайте трупы на обочину! Выставить наблюдение!

Пока четверо моряков, вооруженных снайперской винтовкой и пулеметом, контролировали подходы к шоссе, остальные, в том числе и капитан Мартинес, считавший, что офицерские погоны даны вовсе не для того, чтобы отлынивать от работы, занялись тем, что один из морпехов назвал, матерясь, «генеральной уборкой». Кто-то тащил на обочину тела убитых чеченцев, подхватив их за руки-ноги. трупы выкладывали в ряд, и Энрике Мартинес с удивлением понял, что из десяти мертвецов девять погибли, не дожив и до восемнадцати лет, и короткие бородки не могли обмануть командира морских пехотинцев.

— Это же пацаны, — с удивлением воскликнул моряк, только что кинувший на обочину замотанный в обрывки камуфляжа кусок пропеченного мяса, в котором едва угадывались очертания человеческого тела. — Сопливые щенки, а не «духи»!

— Эти щенки всей стаей запросто порвут кого угодно, — хмыкнул Мартинес, указав на кучу оружия, собранного в разгромленной колонне.

Трофеи американцам достались солидные. Кроме АК разных модификаций морпехам достались почти целыми три пулемета ПКМ и пара легких РПК с рожками или дисковыми магазинами. В одной из машин нашли целый вещмешок, полный ручных гранат, а в другой — связку противотанковых гранатометов РПГ-26. Энрике Мартинес только поежился, представив на миг, что гранатометы не лежат мирно в багажнике, а оказались в руках чеченцев в тот миг, когда над шоссе появились американские вертолеты. Талибы, набившие руку, еще воюя с советскими солдатами, залпом из десятка РПГ могли сбить вертушку почти со стопроцентной вероятностью. Глупо было полагать чеченских боевиков, сражавшихся с русскими уже почти двадцать лет, менее искусными.

— Какого черта мы торчим в Чечне, если местные устраивают набеги на соседние штаты, как какая-то орда варваров? — мрачно спросил капитана один из его бойцов, утирая текущий по лбу градом пот. — Мы просто смотрим, отгородившись высокими стенами. А эти сопляки где-то добыли чертову кучу стволов и наверняка устроили бы настоящую резню, если бы не эти русские. Между собой муслики, кажется, уже навоевались, и теперь решили взяться за соседей.

Энрике Мартинес помотал головой, ничего не ответив. Банда, уничтоженная посреди степи, была не первой, устроившей такой рейд, и их предшественники оказались несколько удачливее. Русские до сих пор не создали эффективной полиции, порядок поддерживался в отдельных городах, жителям же небольших поселков, отрезанных от цивилизации десятками миль безжизненной равнины, оставалось полагаться на самих себя — или на Господа Иисуса. Чечня была похожа на кипящий котел. Несколько месяцев подряд, с самой капитуляции русских, там шла настоящая резня между кланами, поделившими всю территорию бывшей республики.

Последнее время наступило затишье, сильные урвали себе по куску и пока переваривали добычу, слабые оказались уничтожены, но напряжение никуда не исчезло. Еще немного — и адское варево хлынет через край, заливая все вокруг. Но командир морских пехотинцев понимал, что их слишком мало, чтобы устанавливать в этом диком краю свои порядки. Двадцать четвертый экспедиционный батальон Морской пехоты, в чьей зоне ответственности находился этот регион, насчитывал всего две с половиной тысячи человек, из них почти полторы было расквартировано в чеченской столице, а остальные малыми гарнизонами стояли в других городах крупных поселках. Этих сил еще как-то могло хватить, чтоб напомнить местным о присутствии американцев, но для вмешательства в происходящее было явно недостаточно. В Чечне каждый мужчина, мальчишка мог быть солдатом. Оружия тоже хватало, его в каждом доме было полно, и людей, умеющих воевать, тоже было полно, многие вообще ничего больше не умели, только нажимать на курок. Среди местных было немало таких, кого еще учили инструкторы из Турции, Саудовской Аравии, Иордании. Тронь их — и вспыхнет настоящая война, потому, наверное, командование и предпочитало делать вид, что никаких чеченцев рядом вообще нет, а те делали вид, что не замечают в упор американцев, безвылазно сидевших на своих укрепленных базах.

— Интересно, где «духи» достали такую кучу оружия? — спросил, скорее самого себя, чем своего командира, моряк, остановившийся отдышаться. — Они воюют непрерывно, должны были истратить все запасы, но вместо этого с каждым днем у них все больше стволов на руках! Как будто готовятся к очередной войне! Все новое, гранатометы, ракеты, видели даже снайперские винтовки пятидесятого калибра и ПЗРК!

Энрике Мартинес пожал плечами, помотав для убедительности головой. Морские пехотинцы даже не пытались охранять границы, лишь для видимости вели наблюдение с беспилотников, и караваны боевиков, приходящие с юга, могли беспрепятственно передвигаться по территории Чечни, перевозя все, что угодно. Ну а то, что на большей части попадавшего в республику оружия были клейма иранских и китайских государственных заводов, могло оказаться просто случайностью. Или не могло, но об этом американские морские пехотинцы старались не задумываться.

— А ведь эти русские едва не устроили стрельбу, когда вы потребовали их сдать оружие, капитан, сэр, — заметил тот же морпех.

— В таком случае, нам пришлось бы не сладко, — скривился, сплюнув под ноги, капитан Мартинес. — Надо было бы таскать и их трупы тоже, будь я проклят!

Разговорчивый морпех кивнул, наверное, как и его командир, представивший, что сделал бы с русскими, вооруженными охотничьими ружьями, штурмовой вертолет «Кобра». Это был бы даже не бой, так, стрельба по мишеням в тире, ведь местные, в отличие от пришедших с юга чеченцев, не имели ни одного РПГ.

— Здесь раньше жили казаки, особая каста, — сообщил Энрике Мартинес, блеснув знаниями. На самом деле все время, что его батальон находился в Чечне, офицер читал, стараясь узнать как можно больше о том мире, в который он попал. Читал, используя для этого каждую свободную минуту, жадно, запоем, все подряд, что попадалось на глаза, словно боялся не успеть прочесть нечто важное.

— Казаки?

— Когда у русских не было даже коммунистов, а был царь, казаки считались элитными войсками, почти как «рейнджеры». В мирное время они растили хлеб и пасли скот, селились на границе Российской Империи, первыми оказываясь на пути любого врага. А когда их призывали на службу, казаки должны были явиться со своим оружием в отличие от остальных солдат, которые получали все необходимое из арсеналов. У них часто укрывались преступники, и власти не имели шансов получить этих преступников обратно для суда и наказания. Казаки всегда жили по своим законам, никому не подчиняясь. Они ценили свободу. Когда в России произошла революция, казаки воевали с коммунистами до последнего, и были уничтожены почти все. Те русские, которых мы видели — потомки настоящих казаков. Они могут постоять за себя и никому просто так не дадутся, даже нам. Если станет по-настоящему горячо, проще их всех уничтожить сразу, не дав времени на ответный выстрел. Если бы эти парни получили побольше настоящего оружия, они бы сами навели порядок в Чечне и никого не пустили через свои границы. И знаешь, я их понимаю, ведь эти люди защищают свои дома и свои семьи, они ни на кого не хотят нападать, хотя бы потому, что им есть, что терять.

Моряки, ругаясь сквозь зубы, между тем закончили свою работу. Трупы сбросили в овраг у дороги, и, не долго думая, облили бензином из канистры, отыскавшейся в одной из принадлежавших прежде самим чеченцам машин, а затем зажгли. Пламя взметнулось высоко над степью, и морпехи поморщились от запаха горелого мяса, волной растекшегося по округе.

Отойдя от места огненного погребения, Энрике Мартинес задумчиво взглянул на кучу оружия, собранного на месте боя его людьми. Подошел ближе, подняв с земли АК-74, повертел автомат в руках, убедившись, что он был хотя и старого образца, еще с деревянным цевьем и прикладом, но в идеальном состоянии, будто только утром его взяли со склада. «Калашников» американский офицер уважал, как и любой, кому приходится пользоваться оружием не в тире, а в бою, когда от надежности механизма зависит собственная жизнь. АК-74 был настолько надежен, насколько этого можно вообще ждать от творения рук человека. В прочем, менять на него свой М4 Энрике Мартинес не собирался, ведь карабин при должной заботе был не менее безотказным, превосходя «калашников» в точности.

Морским пехотинцам достался неплохой арсенал. Среди того, что подобрали с тел погибших чеченцев, кроме «калашниковых» калибра 7,62 и 5,45 миллиметра, было несколько пулеметов, в том числе два могучих ПКМ, на которые пулеметчики из взвода Мартинеса смотрели не без зависти. Нашлась также пара снайперских винтовок СВД, одна из них — в десантной модификации, со складывающимся прикладом и укороченным пламегасителем.

— Что будем со всем этим делать, командир? — спросил старшина Коул, незаметно подошедший к пребывавшему в раздумье капитану. Разговаривая, морпех смотрел не на собеседника, а на ближайшие холмы, и туда же был направлен ствол М240, который старшина держал наперевес без видимого усилия, несмотря на килограммов веса.

— По правилам мы должны доставить все на базу, и там уничтожить.

— Именно так мы и обязаны поступать, верно. Но мне кажется, командир, ты что-то задумал?

Бенджамен Коул испытующе взгляну на капитана, и Мартинес согласно кивнул — скрывать хоть что-то от того, с кем вместе они встретили атаку русских танков, кто собой закрывал капитана от пуль и рвущихся вокруг снарядов, Энрике не мог и не хотел.

— Мы не всегда будет такими же расторопными, как сейчас, сержант, — произнес негромко Энрике Мартинес. — Сегодня русским повезло, но в другой раз, когда нас рядом не будет, много они смогут сделать против такой же банды с охотничьими ружьями? Мы не вмешиваемся в дела местных, ничего не делаем, что защитить мирное население, и, по мне, будет справедливо, если мы позволим русским самим себя защищать. Думаю, это оружие может им пригодиться, во всяком случае, это лучше, чем пустить его под пресс!

— Как бы из этого оружия русские потом не стали стрелять в нас же! Они могут и не оценить твою заботу, капитан!

— Мы сюда явились непрошеными, разрушили их страну, и ничего не делаем, чтобы вернуть мирную жизнь. Русским есть за что нас ненавидеть, верно. Но я думаю, у тех парней, которых мы с тобой видели здесь, найдутся дела поважнее, чем устраивать партизанскую войну. Например, защищать свои дома и свои семьи от всяких выродков. И я хочу им помочь в этом, сержант!

Коул ничего не ответил, только пожав плечами. Ни он, ни один из морских пехотинцев не стал возражать и тогда, когда Энрике Мартинес приказал оставить на месте половину трофеев и почти все боеприпасы, приказав погрузить в вертолет лишь гранатометы и снайперские винтовки — его щедрость все-таки имела разумные границы.

— Уходим отсюда, парни, — приказал капитан Мартинес, бросив последний взгляд на место короткого, но ожесточенного боя. — Все в вертолет!

Морские пехотинцы, один за другим, забрались в десантный отсек UH-1Y «Веном», рассаживаясь на жестких сидениях. Пилот, дождавшись, когда все оказались на борту, предупредил:

— Взлетаем!

Вертолет плавно оторвался от земли, окутанный клубами пыли, и, набирая высоту, лег на обратный курс, в сторону чеченской границы. «Кобра» огневой поддержки заняла привычную позицию выше и правее, словно сторожевой пес, готовый в любой миг по команде хозяина броситься на любого врага. А еще выше парил беспилотный разведывательный самолет RQ-2 «Пионер», в баках которого горючего оставалось только на обратный путь до базы.

Моряки уже не видели, как к месту боя со стороны казачьей станицы подошла небольшая колонна, три машины, битком набитые вооруженными казаками. Станичники споро загрузили оставшееся на месте стычки оружие, сложенное на обочине, забросили цинки с патронами, и, не забыв обыскать прилегающую территорию, двинулись обратно. А в это время вертолеты Морской пехоты уже летели над окраинами Грозного.

С высоты нескольких сотен футов Энрике Мартинс, положивший на колени карабин М4А1, смотрел на город, раскинувшийся во всю ширь, до самого горизонта. Были видны покрытые копотью, разрушенные артиллерийским огнем и бомбардировками дома, свидетели давних боев, сотрясавших чеченскую столицу. С ними соседствовали современные небоскребы, громады из стекла и стали, построенные буквально в последние дни перед началом операции «Доблестный удар». Их строили русские, на русские деньги, но для чеченцев. С тех пор ни в Грозном, ни где-либо в Чечне, не строили почти ничего, если не считать полуподпольных нефтяных скважин и нефтеперегонных заводов, единственного намека на промышленность. Даже скот в горах почти не растили, вместо этого его угоняли друг у друга, забираясь и в соседние регионы. Но, несмотря на это, в городе было многолюдно, на улицах хватало дорогих авто, роскошных седанов «Мерседес» и БМВ, внедорожников «Лексус», даже «Хаммеров».

Пролетев над городом и вызвав оживление среди бродившего по улицам люда, вертолеты приземлились на аэродроме Грозный-Северный, единственном островке спокойствия в бурлящем море, раскинувшемся вокруг. Каменная стена, сложенная из толстых плит, обрамленная минными полями, отрезала кусок чеченской земли от окружающего мира, на который поверх ее гребня, увитого колючей проволокой, уставились стволы шестидюймовых гаубиц М777, минометов, сорокамиллиметровых автоматических гранатометов и пулеметов «Браунинг» пятидесятого калибра. И как только Энрике Мартинес ступил на бетон летного поля, к нему молча приблизилась Лейла Дадоева. Девушка, не произнеся ни слова, протянула капитану флягу, наполненную чистой водой, опуская взгляд.

— Спасибо!

Энрике Мартинес сделал большой глоток, передав флягу старшине Коулу. Сосуд пошел по рукам, словно морские пехотинцы причащались, будто в храме. На них смотрели со всех сторон, но никто не пытался шутить или как-то комментировать происходящее. К этому странному ритуалу уже привыкли, только новички, лишь недавно прибывшие на базу по замене, уставились на происходящее с удивлением.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил капитан Мартинес чеченку по-русски, протягивая ей заметно полегчавшую флягу.

Лейла так же молча развернулась, двинувшись к казармам, расположенным вдоль кромки летного поля. А навстречу ей уже выкатывался из-за ангаров «Хаммер» с красными крестами, чтоб забрать раненого морпеха и доставить его в госпиталь.

— Всем вернуться в расположение, — приказал Энрике Мартинес. — Отдыхайте, парни! Вы все хорошо сегодня поработали!

Сам командир отправился в штаб, где его доклада уже ждал полковник Райс. Рассказ Мартинеса об инциденте на шоссе не произвел особого впечатления на командира батальона. Здесь, в Чечне, стреляли каждый день, все воевали со всеми, и это была лишь одна из многочисленных стычек. Люди уже привыкли к крови и постоянной близости смерти. Короткий бой, конечно, вошел в оперативную сводку, увязнувшую в потоке информации, соединявшем базу в Грозном с вышестоящими штабами, и вскоре об этом происшествии забыли, чтобы вспомнить намного позже.

События в Чечне были тайной для большинства жителей огромной страны, и не потому, что о них молчали. Просто для миллионов москвичей, петербуржцев, жителей других русских городов и деревень от псковских лесов до камчатских сопок все это имело значение намного меньшее, чем то, чем они будут завтракать, кормить своих детей. Ничего не знал о происходящем и Хусейн Шарипов, до которого новости вообще доходили долго с тех пор, как полевой командир, перешедший на легальное положение, прибыл в Архангельскую область. Американцы щедро платили ему и его людям за то, что чеченцы решали чужие проблемы, обеспечивая безопасность строящегося нефтепровода. Решали так, как умели, кровью заливая любые попытки сопротивления, но северные леса скрывали все, а американцы… Американцы как раз и платили щедро, не жалея долларов, за то, чтобы никогда больше об этих проблемах не слышать.

Хусейн Шарипов давно забыл о своей родине, не интересуясь новостями, изредка доходившими до него с увенчанных снежными шапками гор, а в последнее время он оказался не в курсе даже того, что происходило вокруг. Последние недели боевик провел в американском госпитале, ставшем для вольнолюбивого чеченца настоящей тюрьмой. Он уже вполне пришел в себя после долгого перехода через дикие леса, раны зажили и силы вернулись. Только по ночам снились братья, так и оставшиеся в той русской деревне навсегда.

Джеймс Уоллес навестил полевого командира лишь раз, вскоре после того, как Шарипова доставил в госпиталь патруль Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, подобравший едва державшегося на ногах, истекавшего кровью чеченца у самой границы американской зоны ответственности. Агент ЦРУ без приглашения, без стука вошел в отдельную палату, у дверей которой дежурили, сменяя друг друга, американские десантники. Хусейн, лежавший неподвижно на жесткой койке, молча наблюдал за гостем, сверкая яростным взглядом. А американец подошел к окну, задумчиво глянув наружу, молча подвинул стул поближе к кровати, и, усевшись на него, закинул ногу на ногу.

— Ты нам прибавил головной боли, — процедил сквозь зубы Уоллес. — Создал немало чертовых проблем! Какого дьявола тебе потребовалось лететь на русскую территорию?!

— Это была месть. Я должен был отомстить за своих братьев, взять с русских плату кровью. Это закон моего народа, закон гор.

— Ты кретин! — Уоллес с вызовом посмотрел в глаза Шарипову, при этих словах нервно дернувшемуся, словно намеревался вскочить с постели. — Мы платим тебе деньги, и неплохие деньги за то, чтобы ты делал для нас работу. А об этом мы тебя не просили. Ты угробил своих людей, разозлил русских. Я начинаю сомневаться, Хусейн, правильно ли поступил, решив пристроить тебя к нашим делам.

Чеченец сверкнул глазами, презрительно скривившись:

— Вы, американцы, привыкли все мерить деньгами. А мы, горцы, еще помним, что такое мужская честь. У нас свои обычаи, тебе не понять их!

— А мне начхать на ваши обычаи, — фыркнул Джим Уоллес. — Пока ты здесь, ты и твои люди будут жить по нашим правилам. Вы будете дышать, ходить, думать так, как мы, как я прикажу! За это, черт возьми, вам и платят, и очень хорошо платят, будь я проклят! У себя на родине ты не заработал бы и десятой части того, что получаешь здесь, Хусейн, подумай об этом! И вы должны делать то, что вам приказывают, а не устраивать здесь частную войну, пока это не в наших интересах! За своеволие я урезаю ваше жалование вдвое на ближайший месяц!

Разведчик резко поднялся, и, не глядя на сверкавшего свирепым взглядом Шарипова направился прочь из палаты. Но на пороге все же остановился, и, оглянувшись, сообщил:

Ты останешься здесь, в госпитале, и пробудешь столько, сколько я решу, Хусейн. Не пытайся выйти отсюда — если перешагнешь через порог, тебя пристрелят, как бешеного пса. И твоя свора тоже пока посидит на коротком поводке, они и так уже сделали все, на что были способны!

Уоллес ушел, и у порога палаты, одноместной, тесной, с единственным узким окошком, появился охранник. Сперва дежурил негр, молчаливый, постоянно перекатывавший во рту жвачку, высокий, как баскетболист. Его сменил сержант-латиноамериканец, этот был низкорослым, но шириной плеч чуть не вдвое превосходил самого Шарипова. Третьим в смене тоже был чернокожий, только щуплый, похожий на мальчишку, постоянно бродивший по узкому коридорчику, будто не знал, куда девать переполнявшую его энергию. В палату ни один из часовых не заходил, но Хусейн мог видеть своих сторожей каждый раз, когда появлялся санитар, чтоб сделать очередной укол или просто принести пищу. Охранники маячили в проеме, держа одну руку на резиновой дубинке, прицепленной к поясу, а вторую ладонь положив на кобуру с табельным девятимиллиметровым пистолетом М9, явно готовые пустить его в ход в любой миг.

На несколько недель мир для Хусейна Шарипова сжался до стен больничной палаты, превратившейся в тюрьму. Он почти ничего незнал о происходящем снаружи, о судьбе своих людей, тех, кто не попал в роковой вылет. Чеченцу не приносили газеты, не дали телевизор или хотя бы радиоприемник. Оставили только потрепанный Коран. Санитары, изредка заходившие в его палату, редко произносили больше пары слов, а часовые вообще не разговаривали, словно были все немыми.

Единственной связью с внешним миром было окно, ведущее во двор, и Хусейн часами наблюдал, как американские десантники, сменявшие друг друга, залечивая свежие раны, играли в футбол или баскетбол, или просто бродили из стороны в сторону. Особняком держались люди из частных военных компаний, нанятых «Юнайтед Петролеум». Отдельную группу составляли гражданские специалисты, их было мало, потому что работников нефтяной компании с первых дней охраняли с особой тщательностью. Но русским партизанам время от времени удавалось добраться и до них тоже.

Мир за стенами жил своей жизнью, не слишком спокойной, но ставшей уже привычной. А Хусейн Шарипов, в какой-то миг потеряв счет дням, только спал и ел. И однажды ночью, проснувшись от чувства неясной тревоги, ощущения того, что он уже не один, что рядом есть кто-то, терпеливо ожидающий его пробуждения.

Чутье битого волка не подвело Хусейна Шарипова. Подскочив на постели, уже готовый к удару, к стремительному броску, он увидел сидящего в дальнем углу незнакомца. Это был старик с седой бородой, в чалме и просторном одеянии, как у арабских бедуинов. Он уставился на Шарипова немигающим взглядом, перебирая в руках четки, выточенные их оникса.

— Кто ты? Как ты сюда попал?

Старик внимательно смотрел на Хусейна, словно изучал его, хотел заглянуть в самую душу чеченца. Он молчал, и это начало злить Шарипова, но тяжелый взгляд буквально придавил боевика к постели, не давая ему шевельнуться.

— Что тебе здесь нужно?

Шарипов вдруг почувствовал страх. Колючий взгляд из-под седых кустистых бровей просвечивал его насквозь, будто рентгеном. Чеченцу показалось, что перед ним призрак, а не живой человек. казалось, ночной гость даже не дышал. Просто сидел неподвижно и смотрел. А потом, наконец, заговорил.

— Салям алейкум! Я пришел, чтоб напомнить тебе, кто ты есть. Скажи, тебе нравится прислуживать неверным? Есть из их рук? Выполнять их приказы, точно сторожевой пес?

— Что?! Что ты говоришь?!

— Ты стал рабом у неверных псов, забыл, кто ты есть! Тебе приказывают идти вперед — ты идешь, приказывают убивать — убиваешь, а теперь приказали ждать, забыть о том, что ты мужчина — и ты будешь ждать, пока твои хозяева не решат иначе, не дадут новую команду! Это позор для тебя и всего твоего рода! Ты, чеченец, никому и никогда не служивший, продался за жалкие бумажки!

— Что за ерунда, старик?!

Шарипов почувствовал злость, оттого что этот человек, непонятно каким путем проникший в эту палату, прошедший мимо охраны, был прав. Американцы поманили его долларами — и вольный полевой командир пошел за ними и повел своих лучших людей, своих братьев. Ему приказывали, и он выполнял приказы, теряя своих бойцов и утешая себя мыслью, что оставшиеся в живых поделят между собой награду, причитавшуюся тем, кто погиб.

— Американцы заставляют тебя убивать своих врагов. Они боятся вас, и русских, и чеченцев, потому что вы — волки, а они — тупой скот. И они решили уничтожить своих врагов руками других врагов. Твои братья гибнут во имя чего? Чтобы последний чеченец убил последнего русского, и все вокруг, вся эта страна и твои родные горы достались американцам? Неверные должны истреблять друг друга во славу Всевышнего! Эта книга, — старик указал на Коран, лежавший на небольшом столике. — Ты читаешь ее? Считаешь себя правоверным, только потому что совершаешь намаз и произносишь слова молитвы? Этого мало! Неверные ведут войну против нас, натравливая на нас других неверных, чтобы воспользоваться плодами победы! Пришел час выбирать, на чьей ты стороне, и в какого Бога ты веришь!

Незнакомый старик подался вперед, в глазах его вспыхнули молнии. Хусейн Шарипов вдруг понял, что даже почти не дышит, будто боится пропустить хотя бы одно слово из сказанного.

— Ты много лет воевал, был ранен не раз, ты знаешь, что такое смерть! Скажи, во имя чего ты терпел все эти лишения? Зачем умирали твои братья, которых ты вел в бой!

— Я воевал за свою страну, — прохрипел, с натугой выдавливая слова из глотки, мгновенно пересохшей. — Чтобы Чечня и ее народ были свободны. И был готов ради этого умереть, как любой из тех, что шли за мной.

— Но почему ты сейчас не там, не в горах? Разве вы победили?

— Русские ушли с нашей земли. С кем воевать теперь?

— Русские ушли, но их сменили американцы. Чем одни неверные лучше других? Ты слишком рано посчитал себя победителем! Твой народ не свободен и сейчас, по твоей земле ступает нога чужаков. Американцы ведут себя, как хозяева в твоем доме, а ты здесь, верно служишь им. Думаешь, такова воля Господа?! Ты должен вернуться, обратить свое оружие против неверных! Пусть они уничтожают друг друга, подрывая свои силы, а горцы никому не должны служить, они не могут быть рабами, но только хозяевами! Возвращайся в Чечню, Хусейн, собери своих братьев, прогони чужаков с родной земли! Твой край богат, там есть нефть, за которую весь мир готов щедро платить, и это богатство принадлежит только твоему народу! Чечня должна быть свободной и богатой, и ради этого чеченцам вновь придется пролить свою кровь! Пусть пламя священной войны вспыхнет вновь! У тебя найдутся друзья, братья по вере со всей Азии придут на помощь, встанут плечо к плечу с тобой! Ответь, неужели ты ни разу не задавал себе вопрос, почему Всевышний хранит тебя все это время!?

Чувство, которое возникло где-то в груди Хусейна Шарипова, было, казалось бы, давно и навсегда забыто им. Этому чувству не было места в жизни полевого командира, беспощадного воина, ведущего на смерть моджахеддинов. Но сейчас чеченцу стало стыдно.

Боевик истово верил в то, что его хранит Аллах, как тогда, в ущелье на границе с Грузией, когда он обязан был погибнуть под бомбами русских штурмовиков, как погиб почти весь его отряд. И теперь, когда боевики попали в засаду в русской деревне, Хусейн Шарипов выжил один из всех и смог добраться до своих, раненый, почти без оружия. Он не сбился с пути, не умер от бессилия, не истек кровью, а оказался здесь, в палате американского госпиталя.

— Ты много раз мог погибнуть, должен был погибнуть, но ты жив, потому что ты еще нужен Господу! Пришел час доказать, что ты правоверный не словами, а делами! И пусть отныне не будет хозяев над тобой, но ты сам станешь хозяином, гордым и сильным! Такова воля Аллаха!

Хусейн Шарипов так и остался сидеть на постели, и в голове его эхом звучали слова странного старца. А незваный гость исчез, словно в воздухе растворившись. Чеченец так и не понял, когда тот выскользнул из палаты, прокравшись мимо крепко спавшего охранника, мимо задремавшей медсестры, прикорнувшей в свете настольной лампы. Он незамеченным покинул госпиталь, пройдя по безлюдным в этот поздний час коридорам, и растворился в спящем городе.

Уходя, командир подразделения психологической войны Корпуса стражей исламской революции, по пути успевший сменить личину, превратившийся из дервиша в обычного гастарбайтера откуда-нибудь из Средней Азии, обернулся, увидев, как свет зажегся в окне палаты Хусейна Шарипова. Майор Парзан Фариди усмехнулся. Его слова достигли цели, зерна упали на плодородную почву. Психологический портрет чеченского полевого командира, составленный еще саудовскими специалистами, и переданный ими через полковника Нагиза Хашеми, оказался точен до мелочей.

В следующий раз Хусейн Шарипов встретился со странным дервишем, будто способным проходить сквозь стены, оставаясь незамеченным для всех, кроме того, к кому он являлся, уже за пределами госпиталя. Джим Уоллес все же разрешил чеченцу вернуться к своим людям, опасаясь бунта боевиков, сидевших взаперти на базе. Свою ошибку сменивший гнев на милость агент ЦРУ так и не осознал до конца.

Глава 3. Тигр готовится к прыжку

Камчатский край, Россия — Приморский край, Россия
8 ноября

Капитан первого ранга Владимир Шаров, широко шагая, подошел к трапу, перекинутому на берег с борта подводной лодки Б-464 «Усть-Камчатск», ошвартованной у причальной стенки базы Тихоокеанского флота в бухте Ильичева близ Петропавловска-Камчатского. Субмарина была похожа на огромного кита округлостью обводов, а рубка возвышалась над водой, точно плавник. Сходства добавляло резиновое противогидролокационное покрытие, обтягивавшее корпус подводной лодки, похожее на лоснящуюся кожу морского млекопитающего. Только не знала история этого мира с самого зарождения в нем жизни существ длиной почти семьдесят три метра и весом за три тысячи тонн. Это был не фантастический исполин, обитатель морской пучины, а творение человеческих рук, совершенное в своем роде и чудовищно смертоносное в умелых руках. Таких, как у бывшего капитана первого ранга бывшего Военно-морского флота России Владимира Шарова.

У трапа, там, где прежде стоял вахтенный матрос или целый мичман, путь моряку заступил американский морской пехотинец. Губастый перекачанный негр, на котором форма едва не лопалась по швам, натягиваясь при каждом движении, хмуро уставился на подошедшего Шарова из-под среза легкой кевларовой каски. Часовой был полностью экипирован, его могучий торс покрывал бронежилет, поверх него морпех натянул разгрузочный жилет, а на плече висел карабин М4

— Пропуск, сэр!

Владимир Шаров привычно протянул запаянную в пластик карточку со своей фотографией, именем, написанным латиницей, и штрих-кодом. Морской пехотинец, несмотря на свой дикий вид, сноровисто провел по глянцевой поверхности ручным сканером, и, дождавшись подтверждающего сигнала, бесстрастно произнес:

— Проходите, сэр!

Американец отступил в сторону на шаг, и Шаров ловко, точно восемнадцатилетний, взбежал по крутому трапу, оказавшись на борту подводной лодки. Под ногами упруго вибрировала обшивка, толстый слой резины скрадывал звук шагов. Прежде, чем нырнуть в распахнутый люк, Владимир Шаров остановился, сунув руки в рукава камуфляжного бушлата без каких-либо знаков различия, широко расставив ноги, и задумчиво посмотрел вдаль.

Над головой хрипло кричали чайки, белыми росчерками кружившие в вышине. От самого берега на восток уходил простор Тихого океана, серая поверхность которого сливалась где-то далеко-далеко с затянутым серыми свинцовыми облаками небом. Время от времени из них начинал сыпаться мелкий моросящий дождик-чилима, водяная взвесь, висевшая в воздухе клубами сырости. Колышущаяся дымка скрывала линию горизонта, смазывала ее серым маревом. И где-то там, на самой границе неба и земли, угадывались сквозь пелену дождя стремительные обводы эскадренного миноносца «Ховард» ВМС США, бросившего якорь на внешнем рейде.

Боевой корабль, пожалуй, самый совершенный в своем классе, принадлежащий к типу «Арли Берк» Block IIA, олицетворял здесь и сейчас господство американцев на море, а на суше их присутствие воплощалось в роте морских пехотинцев, охранявших периметр военно-морской базы бывшего Тихоокеанского флота России, доживавшего, кажется, последние свои дни. А доносившийся порой из-за облаков гул турбин патрульных самолетов «Орион», базировавшихся на одном из располагавшихся неподалеку аэродромов, напоминал о том, что и русское небо теперь безраздельно принадлежит чужакам.

Порыв ветра, налетевший вдруг с океана, бросил в лицо Шарову гроздь холодных брызг. Капитан проворчал что-то себе под нос, подняв воротник бушлата до самых глаз. Обернувшись, он окинул хмурым взглядом панораму военно-морской базы, ставшую знакомой до последней мелочи за те недели, что провел здесь, на самом краю континента, бывший моряк-североморец. Сбегали по склонам сопок вниз квадраты казарм, офицерских общежитий и хозяйственных построек. Кое-где вздымались в небо ажурные иглы антенн. Были видны бродившие по улицам военного городка люди, и на многих из них Владимир Шаров разглядел непривычный, режущий глаз американский камуфляж. А далеко в море уходили серые стены пирсов, возле которых покачивались на волнах черные «туши» субмарин, между которыми сновали беспрестанно буксиры и разъездные катера.

Здесь, на базе Восемнадцатой бригады подводных лодок Тихоокеанского флота, находились сейчас все четыре дизель-электрические подлодки проекта 877 типа «Варшавянка», некогда считавшиеся лучшими в своем классе. За минувшие со дня их создания годы у противника, да и в составе российского флота появились более совершенные субмарины, но и теперь прозванные противником за исключительно малую шумность «Черными дырами» подлодки сохраняли высокие возможности. Начало операции «Доблестный удар» застало субмарины в базе, и только поэтому ни одна из них не погибла в боях, не исчезла в океанской бездне, навсегда уйдя на дно, как ушли стратегические ракетоносцы, пораженные американскими торпедами, напоровшиеся на минные поля, тайком выставленные вражескими субмаринами у русских берегов, у выходов из баз. Но дни подводных лодок Восемнадцатой бригады, прежде одним только фактом своего существования остужавшей горячие головы в столицах сопредельных государств, были сочтены.

Приказ об утилизации был отдан давно, и сейчас на базе вовсю кипела работа. Кто-то за кремлевскими стенами, наверное, не без подсказки из Вашингтона, решил, что новой России ни к чему иметь военный флот, тем более, слишком дорого и неэффективно вооружать его подводными лодками, благо, отныне интересы страны на море защищали со всем рвением корабли под звездно-полосатым флагом. И прибывшие со всей страны бригады спешили сделать все, чтобы превратить грозное оружие, рукотворных хищников океанских просторов в груду бесполезного металлолома. И одним из тех, кто выполнял этот приказ, стал Владимир Шаров.

Одернув бушлат, капитан шагнул в проем люка, ловко спустившись по крутому трапу, скользкому от вездесущей влаги. Оказавшись в отсеке субмарины, уже приговоренной кем-то безликим и бесчувственным к уничтожению, Шаров окунулся в привычный шум работающего оборудования, шагов и громких разговоров. На борту Б-464 трудилось больше тридцати человек, и наблюдавшие за происходящим с берега американцы не могли усомниться в том, что эта бригада, частью состоящая из кадровых русских моряков, а частью — из гражданских специалистов с судоремонтных заводов, занята подготовкой подлодки к утилизации.

— Товарищ капитан, — навстречу Шарову шагнул вахтенный, на этот раз свой, русский, бывший капитан-лейтенант с Северного флота, прежде служивший на торпедной атомной подлодке. — Товарищ капитан, работы идут согласно графику. Никаких происшествий за время дежурства не произошло!

— Вольно, — кивнул Шаров, перешагивая высокий порог отсека.

Капитан словно вдруг переместился в прошлое на несколько месяцев, вокруг вновь воцарился привычный по прежней службе порядок. Будто и не было на берегу чужаков, попиравших покоренную русскую землю, будто не было той стремительной, жестокой войны, в которой Шарову и тем, кто сражался с ним плечо к плечу, выпало узнать, что такое участь побежденных. На борту субмарины время словно застыло. Привычная смена вахт, форма, даже подчеркнуто уставные обращения, словно в пику американцам. На самом деле так и было отчасти, те, кто поднялся на борт «Усть-Камчатска», не считали себя отставниками, продолжая служить родине, и готовясь вскоре принять бой.

Владимир Шаров успел изучить эту подводную лодку до последнего винтика, знал уже каждую царапину на водонепроницаемых переборках, разделявших корпус «Усть-Камчатска» на шесть отсеков. Эта субмарина стала вторым домом для капитана, настоящий дом которого давно опустел, и туда незачем было возвращаться. Именно поэтому Владимир Шаров без колебаний принял предложение вернуться на службу, даже не задумываясь над ценой этого.

Шаров прошел по узкому коридору в помещение главного командного поста, отделенное от прочих отсеков. Навстречу ему попадались люди в спецовках, при виде капитана сторонившиеся, пропуская его. Многие отдавали честь, прикладывая ладони к пластиковым каскам — о технике безопасности американцы не забывали, обязав соблюдать ее и весь персонал базы. В ответ Шаров кивал, а кое с кем здоровался за руку, продолжая затем свой путь.

Главный командный пост сиял чистотой. Здесь царил идеальный порядок, каждая мелочь находилась на своем месте. Сюда во время боя должна была стекаться вся поступающая извне информация, попадая в процессоры боевой информационно-управляющей системы «Лама». Вычислительный комплекс МВУ-110 «Узел» обрабатывал все данные, представляя их в удобном для восприятия виде командиру корабля, чтобы тот мог быстро принять верное решение в ситуации, когда времени на размышление не могло и быть.

Сейчас большая часть мониторов была отключена, мерцали лишь два экрана, за которыми сидели молодые парни в рабочих спецовках, сноровисто стучавшие по клавишам. При появлении капитана оба вскочили, демонстрируя выправку, какой не могло быть у гражданского моряка, тем более у работяги с завода.

— Вольно, — махнул рукой Шаров. — Докладывайте! Что нового?

— Товарищ командир, еще раз провели тестирование всех корабельных систем, — сообщил один из техников. — Норма по всем показателям! Хоть сейчас можно отдать швартовы и выходить в плавание!

— Отлично, — довольно улыбнулся Шаров. — Молодцы! Хвалю!

— Служу России! — в один голос отозвались оба техника, вытягиваясь по стойке смирно.

— Вызовите начальника бригады, — распорядился капитан, усаживаясь в свое кресло у главного пульта.

Динамики системы внутренней связи разнесли приказ по отсекам, и через десять минут на пороге командного поста возник кряжистый немолодой мужик в такой же, как у всех, робе ремонтника, с болтавшимися на шее защитными очками из прозрачного пластика. Этот бравировать выправкой не стал, просто войдя в забитое оборудованием помещение и встав напротив командира.

— Как у нас дела, Виталий, — спросил Шаров, подняв взгляд. — Успеваем?

— Все по графику. Топливные баки «под крышку», заряд аккумуляторных батарей на максимуме. Можно хоть до Лос-Анжелеса идти прямо сейчас. Главный электродвигатель в норме, все до винтика проверили. Покрытие корпуса кое-где подлатали. Осталось только загрузить провиант и боекомплект, и можно поднимать якоря. Все, что мы могли сделать здесь и сейчас, мы сделали, командир!

Владимир Шаров удовлетворенно кивнул:

— Отлично поработали! Теперь только осталось дождаться приказа из Центра.

— Скорее бы, — вздохнул Виталий Егоров, пятидесятитрехлетний сварщик с Северодвинского судостроительного завода. — Надоело уже ждать!

— Немного осталось. А ты так и не передумал?

— Нет, не передумал, — мотнул головой Егоров. — Я с вами. Может, и сгожусь на что, — усмехнулся бывший заместитель командира БЧ-3 дизель-электрической подлодки. — Ты же знаешь, капитан, некуда мне возвращаться, и незачем. А у американов должок передо мной, надо бы получить, что причитается.

Владимир Шаров невесело вздохнул. Его собеседник потерял всю семью в тот день и час, когда американские крылатые ракеты обрушились на Северодвинск. Сбившийся с курса из-за ничтожной неполадки в системе наведения «Томагавк» упал на жилой дом, и жизни полусотни человек, детей, женщин, стариков, которые не в силах были убежать, оборвались тогда. И все остальные, кто собрался сейчас на борту подлодки, делая вид, что готовят ее к последнему переходу во Владивосток, к месту окончательной утилизации, были такими же одиночками, лишившимися в одночасье всего. Их никто не ждал в большом мире, никто не пытался узнать, куда все они, несколько десятков мужчин разных возрастов, вдруг пропали, зачем покинули свои дома.

А Виталий Егоров, ожидая, что еще скажет командир корабля, вспомнил, как впервые встретился с Шаровым почти два месяца назад. В тот день ему пришлось работать на борту атомохода «Брянск». Стратегический ракетоносец привели на буксире, с него уже сняли грозные баллистические ракеты «Синева», из реактора извлекли топливные элементы, превратив смертоносное оружие в мертвый кусок металла. Но новым хозяевам России этого было мало, и, как только подлодка встала в сухой док на судостроительном заводе, внутрь ринулись десятки рабочих, принявшись кромсать, разрушать ее изнутри, словно стая голодных термитов.

Одним из них был и Егоров. Ему пришлось перерезать трубопроводы, перекусывать проводку, исключая возможность скорого восстановления атомохода. Привыкший строить корабли и провожать их в сове первое плавание, он теперь, как и десятки его товарищей, уничтожал творение собственных рук и едва сдерживал слезы при мысли о том, что вынужден делать, чтоб заработать на кусок хлеба.

Смена закончилась, и заводской автобус повез припозднившихся работяг по домам. В какой-то миг в салоне почти не осталось пассажиров. Виталий задремал и проснулся, вздрогнув, оттого, что кто-то сел на сидение рядом с ним.

— Что голову повесил? — прищурившись, спросил Слава Перов, непривычно напряженный, сосредоточенный, всматриваясь в изможденное лицо приятеля.

— Сам как думаешь? — огрызнулся Егоров. — Или тебе такая работа нравится? Лишь бы только денег срубить, неважно, как? Верно, деньги не пахнут!

— Не ершись, Виталий Семеныч, — покачал головой Перов. — Зря ты так, слушать обидно!

Егоров опустил голову, вздохнул, пытаясь унять клокотавшую в душе ярость, а затем, уже спокойнее, процедил сквозь зубы:

— Знаешь, сколько я на этом заводе работаю? Дольше, чем ты, парень, на веете живешь! Сколько кораблей при мне на воду спущено было, и в каждом хоть винтик, да моей рукой завинчен! А теперь сам же их на иголки резать должен! — Виталий поднес к лицу своего товарища широкие, мозолистые ладони: — Вот этими самыми руками бы паскуд душил! Всех, и наших и чужих!

— Чего же в партизаны не подашься тогда?

Сказано это было вроде как с усмешкой, но взгляд Славы Перова был совершенно серьезен. Молодой рабочий оценивающе, с ожиданием, смотрел на старшего товарища.

— Какой из меня партизан, — вздохнул, разом обмякнув, Егоров. — Кому старик такой как я нужен. Все одно, здесь гнить!

— Ты, Виталий Семеныч, прежде, чем руки опускать да крест на себе ставить, послушай, да на ус намотай. Есть разговор к тебе, давно уже собирался, да все как-то решиться не мог.

— И что ты скажешь, чего я не знаю?

— Может, что интересное и скажу. Кстати, ты срочную на флоте служил, верно? В подплаве?

— И срочную, и сверхсрочную, — кивнул Егоров, гадая, к чему эти расспросы. — Здесь, на Северном и служил. Подводник, точно. Помощник механика на Б-59. А что?

— И служил ты на подлодке, и строить их умеешь, — задумчиво протянул Перов. — Как раз для таких, как ты, есть тут работенка. Дело стоящее, не сомневайся. Могу тебя порекомендовать, только если молчать будешь обо всем.

— Что за работа?

— Давай так, я тебе адрес скажу, время, кого найти, о чем спросить, а ты просто сходи. Не пожалеешь, Виталий Семеныч, не сомневайся!

Что-то было в словах, во взгляде этого молодого парня, семью которого и его самого война обошла стороной, не оставив на сердце таких ран, что изводили самого Егорова. И тот согласился.

Место, куда следовало придти, находилось на самой окраине. Добравшись, Егоров увидел какой-то автосервис, несколько кирпичных коробок, обнесенных немаленьким забором с колючей проволокой и парой хмурых мужиков в черной униформе с желтыми шевронами «Охрана». Выслушав Виталия, они открыли ворота, объяснив, куда идти и кого спрашивать.

На собеседовании присутствовали сразу трое. Из них выделялся резко молодой парень в дорогой кожаной куртке, в вороте которой был виден пиджак и галстук, кажется, тоже не дешевый. Двое других были одеты скромнее, в камуфляж, свитера, джинсы. Один чуть крупнее, выше и шире в плечах, второй — худощавый, невысокий. Обоим явно за сорок, или и того больше, но выглядели мужики крепкими, на ногах держались уверенно.

— Мы набираем бригаду для работы далеко отсюда, — сообщил парень в кожанке. — Далеко и долго. Предпочтение отдаем одиноким, чтоб могли работать, не отвлекаясь на посторонние мысли. Вы вдовец?

— Жена погибла при бомбежке, — хмуро кивнул Егоров. — Сын еще раньше. Был пожарным, сгорел, спасая людей. Никого у меня нет. А что за работа? Товарищ мне ничего толком не сказал.

— По специальности работа, — произнес мужчина постарше, тот, что был не таким крупным. — Вы знаете, что остатки русского флота по требованию американцев сейчас спешно уничтожаются? Это происходит везде и рук не хватает, чтобы все успеть к нужному сроку.

— Такой работы полно и здесь!

— Подождите, — поднял руку парень в дорогой куртке. — Знаю, господин Егоров, вам это не по душе. Нам тоже. Поверьте, в России есть немало людей, которым не по душе сложившееся положение дел. И они делают многое, чтоб изменить эту ситуацию. С самых первых дней новая власть сделала все возможное для воссоздания русской армии взамен распущенной последним приказом премьера Самойлова. И сейчас у нас есть несколько десятков тысяч хорошо вооруженных, отлично подготовленных бойцов, семь полицейских бригад, по одной на каждый федеральный округ, и еще несколько отдельных батальонов, размещенных в крупных городах и на стратегических объектах. Они подчиняются не местным властям, а напрямую центру, Москве, и мы точно знаем, какие приказы готовы выполнять эти солдаты и офицеры. В их распоряжении легкая бронетехника, артиллерия и даже боевые вертолеты. И восемьдесят процентов их личного состава — ветераны, за плечами которых опыт всех войн последнего десятилетия, в которых участвовал хотя бы один русский солдат. Эти подразделения лояльны назначенному американцами временному правительству ровно до тех пор, пока это нужно нам. Это наша новая армия, и она только ждет того, чтобы вступить в бой. Но это будет бой на своей земле, и американцев здесь ничто не будет сдерживать от применения любого, самого разрушительного оружия. Войну нужно перенести на территорию врага, а для этого армии недостаточно — нам нужен новый флот.

— Сейчас все уцелевшие в боях корабли скапливаются в главных базах флотов, в Североморске, Кронштадте, в Севастополе и Владивостоке, — неожиданно произнес невысокий худощавый мужчина в потертом бушлате, с красным обветренным лицом, выдававшим в нем человека, много времени проводящего на свежем воздухе, и, возможно, на палубе вышедшего в открытое море корабля. — Там находится все, что еще сохранило боеспособность. Утилизация идет полным ходом, с кораблей снимают вооружение, механизмы. Но американцы доверили всю работу нам, сами только присматривают, не слишком бдительно, и не всегда бывают в курсе, что творится на борту каждого конкретного корабля или подлодки. Часть флота, большую его часть, мы вынуждены действительно пускать на слом, но что-то, напротив, готовим к бою, тайно оснащая их всем необходимым, даже проводя некоторую модернизацию. В частности, такая работа уже сейчас идет на Тихом океане, где флот понес относительно малые потери, и немало боевых единиц осталось на плаву. И для такой работы нам нужны надежные и опытные люди, специалисты-судоремонтники и моряки, которые составят новые экипажи этих субмарин и кораблей. Мы отбираем одиноких, тех, кто может надолго покинуть дом, и никто не станет выяснять, где он и что делает. Нам нужны такие, как вы. Специалистов с подобным вашему опытом и здесь, в Северодвинске, по пальцам можно перечесть, вы — настоящий мастер своего дела.

Виталий Егоров криво усмехнулся, не замечая слишком грубую лесть:

— Вы слишком много обо мне знаете, кажется. Раскрываете мне все свои тайны, будто уже знаете, какое решение я приму. А вот я понятия не имею, кто вы такие. А вы не боитесь, что я просто сдам всех вас разом?

— Мы кое-что узнали о вас, достаточно, чтобы не опасаться, что вы побежите сейчас же к американцам, — усмехнулся парень в кожаной куртке. — Иначе этот разговор просто не состоялся бы, испытывай мы хоть какие-то сомнения. Вы, разумеется, можете отказаться. Тогда вы просто уйдете, никто не станет вам мешать, поверьте. Но готовы ли вы продолжать и дальше заниматься тем, чем занимаетесь сейчас, уничтожая на радость чужакам творения собственных рук?

— И все же я хотел бы знать, кто вы такие? Вы, возможно, что-то обо мне знаете, но я вас вижу впервые, и мне это не по нутру.

— Меня зовут Максим Громов, раньше я работал в нефтяной компании, а сейчас являюсь одним из членов Объединенного штаба партизанских отрядов. Мне поручен товарищам отбор людей для выполнения заданий особой важности. Именно таких, к какому мы хотим привлечь и вас, господин Егоров. Здесь так же присутствуют генерал-майор Аляев, бывший начальник Главного разведывательного управления, а также капитан первого ранга Шаров.

Услышав свое имя, тот из спутников Громова, что был выше ростом и тоньше сложен, просто кивнул, а его товарищ, коренастый крепыш с обветренным лицом неожиданно произнес:

— Я командовал атомной подлодкой «Северодвинск». Был назначен за считанные дни до того, как все началось. Ведь и вы тоже строили ее, верно?

— Да, — согласно кивнул Егоров. — Жаль, что жизнь ее оказалась такой короткой.

— Мы немало успели сделать, американцы нас запомнят надолго. Вы отлично поработали, благодаря вам и таким же работягам, как вы, немало моих моряков осталось в живых и сейчас готовы продолжить борьбу. Но для этого нам нужно оружие. И я, мы, хотим, чтоб вы помогли нам создать его!

— Мы набираем бригаду специалистов, которые должны подготовить к походу подводную лодку типа «Варшавянка», одну из тех, что входят в состав Тихоокеанского флота, — подхватил Громов. — Команда для нее почти сформирована. После того, как в Вашингтоне решили, что флот новой России не нужен, проблемы с тем, чтоб закрыть вакансию, у нас нет, — усмехнулся он невесело.

Егоров помотал головой, словно пытаясь развеять одолевавшие его сомнения:

— Одна подлодка? Полагаете, вас хватит надолго? Хорошо, если успеете пустить на дно хотя бы один эсминец «звездно-полосатых», но едва ли вы сумеете сделать большее!

— Возможно, эта единственная подлодка станет той песчинкой, которая склонит чаши весов в нашу пользу, козырем, который позволит выиграть партию, тузом, припрятанным в рукаве, — покачал головой Громов, взявший на себя разговор с Егоровым и предоставив товарищам право остаться сторонними наблюдателями. — Самое главное сейчас для нас — иметь ее готовой к выходу в открытое море и быть уверенными, что на борту ничего внезапно не сломается, когда подлодка отойдет на пару сотен миль от берега. А эту работу мы хотим поручить именно вам.

Все трое уставились на Егорова, своими пристальными взглядами просвечивая его, точно рентгеном. Наверное, было не сложно угадать, о чем думает перешагнувший пятидесятилетний рубеж мужчина, потерявший все, что могло заставить его жить даже в этом подлом мире. Нет ни одного родного человека, только пустая квартира на городской окраине, куда так не хочется возвращаться после трудного рабочего дня, чтобы вновь не вслушиваться в звенящую тишину. Работа, правда, была, но, словно в насмешку, теперь каждый день ему приходилось рушить то, что, порой сам же и создавал. Новые хозяева платили щедро, но это имело значение для других, молодых, тех, кому было о ком заботиться.

— Я готов, — спокойно произнес Егоров, понимая, что не будет пути назад. скорее всего, обратно он уже не вернется, как бы ни вышло дальше. но это как раз Виталия волновало меньше всего. — Когда отправляться?

— Через пару дней, — так же спокойно, словно и впрямь мог предвидеть будущее, сообщил Максим Громов. — Вам сообщат. Оставьте свой номер и ждите. Можете собрать вещи, но не слишком много, на месте получите все необходимое.

Молчаливые охранники проводили Виталия до выхода со странной автобазы. Всю дорогу домой он вспоминал, прокручивая, точно кинопленку, этот странный разговор, удивляясь, как точно эти люди предсказали его поведение. Егоров успел подумать о многом, но только одна мысль так и не посетила его — мысль о том, правильно ли он поступил, приняв необычное предложение.

Через два дня, как и было обещано, ему позвонили, приказав собираться. У подъезда Виталия уже ждала машина, неприметная «Газель», доставившая его и еще полдюжины смутно знакомых мужчин с судостроительного завода на аэродром. А там, у распахнутого грузового люка готового к взлету транспортного тяжеловеса Ан-12Б их уже ждал Владимир Шаров. Подводник, как и прежде, был облачен в камуфляж, застегнув бушлат по самое горло.

— Прошу на борт, товарищи, — произнес моряк, делая приглашающий жест рукой. — Взлетаем через пятнадцать минут. В воздухе пробудем десять часов, после чего приземлимся в Магадане. Комфорта не обещаю, но до места доберемся наверняка!

Протискиваясь между уложенными в штабеля ящиками с непонятной маркировкой, Виталий Егоров прошел следом за Шаровым в переднюю часть грузовой кабины, где находились сидения для нескольких пассажиров. Как только люди оказались на борту, немедленно поднялась грузовая аппарель, сомкнулись створки люка, и через несколько минут транспортный «Антонов», влекомый вышедшими на взлетный режим турбовинтовыми двигателями АИ-20М, оторвался от земли, взяв курс в сторону уральских гор.

Когда поднялись на приличную высоту, наверное, километров пять-шесть, как предположил Егоров, в кабине стало ощутимо холодать, да и дышать оказалось не так легко, что на земле. Кое-кто из попутчиков разговаривал, другие просто спали, закутавшись в теплые куртки и надвинув на лица шапки. Сам Виталий осторожно подсел к Шарову, и, дождавшись, когда тот обратит на него внимание, спросил:

— Товарищ капитан, вам только ремонтники нужны? Если вы изучали мою подноготную, знаете, наверное, где я служил срочную.

— Северный флот, подводник, — кивнул Шаров. — БЧ-5. Знаю, тогда готовили неплохо, получше, чем сейчас. Но это было давно.

— Все, что я забыл, вспомню. А все, чего не знал, узнаю. Я не хочу стоять на берегу и смотреть, как вы уходите в свой последний поход. Я тоже хочу воевать за свою родину!

— Если с вашей помощью нам удастся восстановить лодку, привести ее в боевую готовность после того, как она несколько месяцев стояла у причальной стенки почти без обслуживания, ваш вклад в победу будет большим, чем у кого-либо, включая и меня.

— Этого мало. Я хочу остаться на борту. Я все обдумал и принял решение. Вы же знаете, на суше меня ничто не держит.

— Я знаю и сочувствую.

— Так в чем же дело? Я смогу быть полезным для вас!

Владимир Шаров пристально посмотрел на Егорова, словно пытаясь отыскать в нем какую-то слабину, понять, бравада ли это, или решение уверенного в себе и в своих действиях человека.

— Скорее всего, все, кто выйдет в море под моим началом, погибнут, и у них не будет даже могилы. Мы не ждем орденов и оркестра после возвращения в базу. Это дорога в один конец. Подумайте об этом, пока мы еще остаемся на суше, времени на размышления будет достаточно. А когда все будет готово, примете окончательное решение, и я не стану возражать, как бы вам ни хотелось поступить.

Грузовой Ан-12Б приземлился, как и было обещано, в Магадане. На посадочной полосе ремонтников уже ждал автобус, в котором кроме немолодого водителя сидели еще трое, неразговорчивые, настороженные, постоянно посматривавшие на стоявшие возле ног большие сумки, сквозь которые проступали очертания чего-то угловатого. Виталий Егоров сразу распознал пулемет ПКМ по его патронному коробу в одном из баулов, решив, что и в остальных должно быть укрыто нечто подобное, может, даже посерьезнее.

Скрежетнув изношенным мотором, автобус тронулся, миновав без помех ворота аэродрома, жившего привычной жизнью, принимавшего и отправлявшего в полет самолеты, связывавшие этот дальний уголок России со все остальной страной. Ехали не слишком долго, остановившись на берегу в каком-то рыбацком поселке. Выбравшись из салона, Виталий с наслаждением потянулся, глядя на серую морскую гладь, уходившую от самых ног к горизонту, сливаясь с ним где-то далеко-далеко. Шумел прибой, над головой хрипло кричали чайки.

— За мной, — приказал Шаров, направляясь к стоявшему у пирса баркасу, на палубе которого суетились несколько человек в тельняшках и бушлатах. — Оставшийся путь проделаем по воде. Прошу на борт!

Один за другим завербованные Шаровым с компанией кораблестроители поднялись на палубу баркаса по узкому шатком трапу, опасно прогибавшемуся под ногами и жалобно скрипевшему при каждом шаге. Вместе с прибывшими из Северодвинска остались и двое из трех молчаливых крепышей, сопровождавших их на автобусе. Закинув на плечо свои объемные и явно не слишком легкие сумки, эти парни, остававшиеся все такими же немногословными, как и при первом знакомстве, легко пробежали по трапу на зависть своим подопечным, очутившись на палубе.

— Отдать швартовы! — крикнул, высунувшись из рубки, шкипер, пожилой мужик с огромной бородой, похожий на партизана, только выбравшегося из тайги и знавшего, что война с фашистами уже закончилась. — Отваливаем!

Один из матросов, парнишка лет восемнадцати в тельняшке, стоявший на пирсе, ловко отвязал от кнехта канат и в один прыжок оказался на палубе. Тарахтя дизелем, баркас отошел от берега, и вскоре суша совершенно скрылась из виду. Несмотря на то, что Виталий Егоров жил у моря, выходить в море ему случалось очень не часто, и сейчас мужчина, облокотившись о леера, смотрел на горизонт, на тяжело вздымавшиеся серые волны, раскачивавшие баркас, уверенно державшийся на заданном курсе.

— Красиво, — раздалось рядом, и Виталий, обернувшись, увидел, что рядом встал у лееров один из охранявших их людей, самый старший. Громилой он не казался, просто крепко сбитый и не слишком высокий, но было видно, как натягивается на плечах ткань куртки, обрисовывая могучие бицепсы. А еще он был наголо обрит, буквально до зеркального блеска.

— Красиво, — подтвердил Егоров. — Дикие места. Кажется, кроме нас тут и людей больше нет.

— Почти. Мало здесь людей, а там, куда идем, еще меньше. Да это и хорошо, пожалуй. Меньше глаз, спокойнее работать. Ты же из ремонтников? Мы уже нескольких отвозили, из Находки. А вы откуда?

— Из Северодвинска все, — не стал делать тайну из очевидного Виталий.

— Далековато, — хмыкнул бритый, шмыгнув перебитым носом. — Будем знакомы, Беркут Тарас. А это Заур Алханов, — представил он своего спутника, настоящего джигита с орлиным профилем и черными, как первосортный антрацит, глазами, внимательный взгляд которых беспрерывно скользил по горизонту.

Тарас протянул широкую крепкую ладонь, и Виталий, тоже назвавшись, пожал ее, почувствовал силу своего нового знакомого.

— Будем за вами присматривать на месте, — сообщил Беркут, чуть заметно усмехнувшись. — Чтоб никто не обижал.

— А не спалитесь? Там же американцы?

— Их мало, и не суются они никуда. Там, куда идем, ничего такого нет. Вот на базах атомных ракетоносцев действительно чихнуть нельзя, сразу янки набегут со всех сторон. Мы туда и не суемся почти, не рискуем зря. Да и мы же со стороны за вами приглядывать будем, но если что, явимся сразу.

— Вы сами-то кто? Спецназ?

— Я — да, а парни кто откуда. Заур, вот, например, из «голубых беретов», Девяносто восьмая гвардейская парашютно-десантная дивизия. Не дали им тогда развернуться «отцы народа», сразу раком встали перед пиндосами, ну да теперь отыграемся!

Плавание продлилось долго, ночь баркас встретил посреди открытого моря, и лишь на утро из тяжелых свинцовых волн поднялись покрытые лесом сопки. Виталий Егоров жадно смотрел на то, как вздымается суша из морской пучины, заслоняя собою горизонт. Впереди были берега Камчатки.

На базе бригады подводных лодок было немноголюдно, и те, кто здесь уже находился, занимались своими делами, не обращая внимания на вновь прибывших. Баркас на берегу встретил американский офицер, сопровождаемый тремя морскими пехотинцами в полной экипировке. Пока старший, сверяясь со списком, раздавал сошедшим с баркаса пропуска, запаянные в пластик, моряки молча стояли рядом, направив на сгрудившихся у сходней ремонтников стволы карабинов М4.

После недолгой заминки на пирсе морские пехотинцы пропустили прибывшую с материка бригаду на территорию базы. Первое, что бросилось всем в глаза — полное запустение. Казалось, обживать военный городок начали лишь недавно, а до этого он оставался покинутым не месяцы даже, а годы. Виталий Егоров смогу выяснить довольно быстро, что на базе находится всего несколько десятков морских пехотинцев США, главная задача которых — охрана складов минно-торпедного вооружения, которое в решающий час так и не было погружено на субмарины, ожидавшие приказа на выход в море, но дождавшиеся лишь сообщения о капитуляции.

Подлодки, когда Егоров увидел их впервые, не произвели особого впечатления. Выстроившись в ряд, они уткнулись в причальную стенку округлыми носами. Из воды поднимались покатые корпуса, над которыми вздымались ограждения рубки, непропорционально массивные, словно топором вырубленные, в отличие от плавных, зализанных обводов корпусов самих субмарин. Размеры подлодок не внушали особого уважения тем, кому приходилось бывать на борту ракетных крейсеров «Антей» и стратегических ракетоносцев «Дельфин», длина которых превышала полторы сотни метров. В сравнении с этим семьдесят метров полной длины «Варшавянки» не казались чем-то внушительным, хотя Егоров, как и любой человек, связанный с флотом, представлял, на что способны дизель-электроходы проекта 877 в открытом море. Их главным достоинством была не высокая огневая мощь, хотя шесть торпедных аппаратов калибра пятьсот тридцать три миллиметра — это тоже серьезный довод в любой схватке, а исключительная малошумность, то есть высокая скрытность, какой не обладали атомные субмарины.

Когда группа ремонтников проходила по пирсу под бдительными взглядами крутившихся здесь американских морпехов, Владимир Шаров указал на одну из подлодок, сообщив:

— Это Б-464 «Усть-Камчатск». На ней вы будете работать.

Подводник обвел столпившихся перед ним людей, мужчин самых разных возрастов, русских и представителей иных национальностей, суровым взглядом человека, привыкшего командовать в экстремальных условиях и привыкшего к беспрекословному исполнению своих приказов.

Через несколько недель подлодка должна бытьполностью готова к переходу во Владивосток для окончательной утилизации, — произнес Шаров. — И вы должны сделать все, чтобы она не пошла на дно на середине пути. Американцы не поверят нам, если лодку не разрежут на металлолом у них на глазах!

Ремонтников разместили в пустовавшей казарме подплава, дали остаток дня на то, чтобы придти в себя, а уже на следующее утро началась работа. Свободного времени не было вовсе, каждую минуту северодвинские корабелы, к которым чуть позже присоединилась еще группа рабочих из Владивостока, проводили на борту Б-464, готовя подлодку к очередному и, скорее всего, последнему для нее походу. Работали по двенадцать-пятнадцать часов в сутки, так, как сам Виталий Егоров не работал уже давно. Шаров тоже каждый день проводил на борту субмарины, наблюдая за ходом работ, по нескольку раз на дню обходя отсеки, иногда просто молча стоя рядом с трудившимися ремонтниками.

Как ни странно, американцы так ни разу не появились на борту подводной лодки, ограничившись лишь часовым на берегу, у трапа, тщательно проверявшим документы, хотя запомнить в лицо всех русских рабочих можно было уже на третий день их пребывания на базе. Американцы вообще мало во что вмешивались, в основном лишь охраняли периметр, не выпуская за пределы базы ремонтников, а также отгоняя местных жителей, под шумок пытавшихся поживиться чем-нибудь полезным в домашнем хозяйстве, или просто тем, что можно перепродать. Все общение Шарова с истинными хозяевами базы сводилось лишь к ежедневным докладам местному коменданту, молодому офицеру в звании коммандера, о ходе работ и готовности подводной лодки к переходу во Владивосток. На сегодня эта встреча только предстояла, и Владимиру ШАрову было, чем порадовать американца, но сперва он сам, своими глазами хотел убедиться, что решающий час настал.

Капитан вышел из помещения центрального поста, оставив неразговорчивых техников заниматься своими делами, колдуя над компьютерами. Шаров уверено направился в носовую часть субмарины, неторопливо шагая по пустым безжизненным отсекам. На подлодке находилось сравнительно немного людей, чуть больше половины от штатной численности команды. Этого хватало, чтобы подготовить субмарину к походу, одновременно не вызывая лишних подозрений американцев. Потому сейчас в помещениях царила пустота. Тишина лишь нарушалась приглушенным звуком шагов и голосами работавших в отсеках техников.

Шаров вошел в торпедный отсек, пустой, как и большинство других помещений подлодки. Большая часть его объема была занята стеллажами, тоже абсолютно пустыми. Здесь должен был находиться боекомплект субмарины, восемнадцать торпед разных типов, в том числе телеуправляемые и самонаводящиеся всех существующих на вооружении Российского флота моделей. Благодаря системе автоматического перезаряжания, или системе дистанционного автоматизированного управления торпедными аппаратами «Мурена», они могли быть помещены в торпедные аппараты без какого-либо участия самих подводников и намного быстрее, чем это было возможно сделать руками в тесноте и горячке боя. Массивные казенники торпедных труб выступали из переборки.

Шесть торпедных аппаратов позволяли сделать залп, от которого не в состоянии будет увернуться ни один противник. Но главное в подводной дуэли — обнаружить врага, зачастую более скрытного, прежде чем сам окажешься обнаруженным. Как правило, первый выстрел становился и последним в стремительном бою в ледяной бездне океана. И для того, чтобы найти первым свою цель, у «Усть-Камчатска» было все необходимое. Под торпедными аппаратами была расположена огромная антенна бортового гидроакустического комплекса МГК-400 «Рубикон», позволявшего обнаруживать подводную цель за десять с лишним миль. Возможно, та техника, что была в распоряжении противника, превосходила по возможностям гидроакустическую станцию далеко не новой «Варшавянки», но и сам «Усть-Камчатск» мог стать фантастически тихим и незаметным, доставляя чужим акустикам немало неприятных сюрпризов. Владимир Шаров, прекрасно помнивший все характеристики своего нового корабля, был уверен, что его подлодка окажется для противника «крепким орешком».

Здесь же, в носовой части корпуса, находилась и специальная гидроакустическая станция миноискания МГ-519 «Арфа». Очень полезная вещь, по мнению самого Шарова, узнавшего кое-какие подробности скоротечной войн на океане, приведшей к почти полному разгрому российского флота. Американские противолодочные мины «Кэптор» были крайне неприятной штукой, неприятной и дьявольски опасной, и Владимиру не хотелось бы напороться во время перехода на такое минное поле, оказавшись там слепым и абсолютно беспомощным.

Капитан подошел к одному из торпедных аппаратов, прикоснувшись мозолистой ладонью к толстой стальной трубе. Здесь никто не мешал Шарову, позволив командиру остаться наедине со своими мыслями. Никто из моряков, готовивших подлодку к скорому выходу в море, не должен был видеть своего капитана таким, задумчивым, мрачным, полным сомнений. То, что предстояло вскоре выполнить Владимиру Шарову и тем, кто добровольно ступил на борт «Усть-Камчатска», было самоубийством, но ни один из тридцати мужчин, вновь надевших военную форму, не собирался отступать.

Время истекало, уходили последние мирные минуты, и командиру вернувшейся в строй подлодки некогда было предаваться размышлениям. Шаров направился обратно, пройдя над пустыми пока кубриками, находившимися как раз под палубой. Вскоре они заполнятся матросами, а пока там царила почти стерильная чистота. А еще ниже находились аккумуляторные батареи, которым предстоит питать механизмы субмарины в подводном положении, сообщая стальной рыбе подвижность. Сейчас они были полны энергии, запаса которой хватило бы, чтоб преодолеть несколько десятков миль в океанской толще.

Вернувшись в помещение центрального поста, Шаров первым делом приказал вахтенному:

— Всех офицеров ко мне! Немедленно!

Чтобы собраться, подводникам, уже успевшим обжитьсяна борту субмарины, потребовалось две минуты. Обведя пристальным взглядом сосредоточенные лица своих подчиненных, командиров боевых частей, капитан негромко произнес:

— Товарищи, считаю подлодку готовой к походу. Провизия на борту, топлива залито под крышку. Ждать больше нечего. Сегодня из Центра был получен приказ начать операцию. Мы сделали, все, что возможно, а достаточно ли этого, мы сможем проверить в бою!

Моряки понимающе переглянулись. Этот миг должен был настать, и теперь пути назад не было ни у кого. Но каждый из тех, кто стоял перед Владимиром Шаровым, знал, что его ждет, и был готов идти до конца.

Спустя полчаса командир подлодки вошел в кабинет, ранее принадлежавший заместителю командира базы по воспитательной части. Теперь здесь расположился принявший обязанности коменданта базы коммандер ВМС США Моррис. Американский офицер, не вставая из-за стола, ожидающе взглянул на своего русского коллегу.

— Сэр, мы закончили ремонтные работы на борту субмарины и готовы к переходу во Владивосток, — сообщил Шаров. — Мы ждем вашего распоряжения, сэр!

Американец помолчал несколько минут, опустив глаза вниз, как будто изучая лежавшие перед ним бумаги, и лишь выждав достаточно, произнес в ответ:

— Нам пришлось пересмотреть ваш маршрут. Японцы заблокировали судоходство между Сахалином и Курильскими островами, там патрулируют их корабли и субмарины, готовыми пустить на дно любого, кто пересечет границу запретной зоны. Мы расцениваем эти угрозы всерьез, и не хотим рисковать. Вот ваш маршрут.

Коммандер встал, одернув форму, и подошел к стене, на которой так и осталась висеть карта Дальнего востока, по которой, наверное, ставил задачи своим подчиненным еще командир бригады подводных лодок Тихоокеанского флота.

— Вы обогнете Камчатский полуостров, пройдете северной частью Охотского моря вдоль побережья, затем Татарским проливом, и далее, также придерживаясь побережья, во Владивосток. Вас будут сопровождать самолеты и вертолеты патрульной авиации. У берегов Сахалина возможна встреча с японцами, но они предупреждены о вашем появлении. Они превратили Сахалин в настоящую крепость и могут открыть огонь в ответ на любую провокацию. От вас требуется предельная сдержанность, капитан.

— Нам проблемы не нужны, — пожал плечами Шаров, внимательно следивший за тем, как американский офицер тупым концом карандаша показывает будущий путь «Усть-Камчатска».

— К вам присоединятся несколько моих офицеров, на случай, если японцы решат, что вы — пираты, и захотят вас потопить.

Шаров лишь кивнул, понимая, что никто не отпустит пусть безоружную, но потенциально опасную субмарину без присмотра, а несколько морских пехотинцев вполне смогут заставить команду привести подлодку туда, куда и полагается, не сбившись с курса.

— Готовьтесь к выходу в море через два часа, капитан, — приказал американец. — Можете идти!

На борту подлодки уже царило нервное возбуждение. Люди не могли усидеть на месте, сновали туда-сюда, кто-то громко разговаривал, смеялся, неуклюже шутил, пытаясь тем скрыть волнение от своих товарищей и самого себя. Кадровые подводники еще как-то держались, но гражданская часть команды впала в какую-то прострацию.

— Товарищи подводники, внимание, — произнес Владимир Шаров, находившийся в центральном посту, в микрофон. Его слова раскатами эха разнеслись по отсекам, транслируемые по системе внутренней связи. — Объявлена двухчасовая готовность к выходу в море. Всем занять свои посты!

Суета на борту «Усть-Камчатска» усилилась, но одновременно стала более упорядоченной. Моряки бросились по местам, располагаясь за пультами управления. Виталий Егоров, тоже находившийся в главном посту, словно старший помощник, спросил капитан:

— Чего нам еще ждать?

— Пассажиров! Одних нас гулять не отпускают, решили дать «нянек»!

Егоров понимающе кивнул. Глупо было бы рассчитывать на иной расклад, но как раз к этому подводники были вполне готовы.

Американцы появились через полчаса. Три камуфлированных «Хаммера» выехали на пирс, и из них выбралось с десяток морских пехотинцев в полной экипировке, с карабинами М4, в бронежилетах и даже легких кевларовых касках PASGT-H. Возглавлял небольшой отряд моряк в повседневной форме.

— Я лейтенант Стоун, — представился моряк вышедшему на палубу встречать американцев Шарову. — Субмариной командую я, а вы обеспечиваете доведение моих приказов до всех моряков и их исполнение.

— Разумеется, сэр!

Американец, не обнаружив в ответе Шарова и тени иронии, распорядился:

— Разместите моих людей! Сколько ваших моряков на борту субмарины?

— Считая гражданских специалистов, тридцать два человека. Не беспокойтесь, для ваших людей места хватит. Но будет лучше, если они не станут бродить по отсекам с винтовками наперевес.

— Это не вам решать.

Морские пехотинцы один за другим нырнули в люк в борт рубки-«плавника», высоко вздымавшейся над скрытым большей частью в воде корпусом подлодки. Под ногами упруго пружинило прорезиненное противогидролокационное покрытие. Обтягивая целиком корпус «Варшавянки», оно поглощало импульсы сонаров, затрудняя обнаружение подлодки в активном режиме эхопеленгации. А для того, чтобы «Варшавянку» сложно было обнаружить в пассивном режиме, лишь прослушивая шумы моря, ее создатели тоже придумали немало хитростей. Все оборудование, способное громко шуметь, было установлено на вибропоглощающих стендах, специальных амортизаторах, принимавших колебания механизмов на себя. Но главной изюминкой была движительная установка подводной лодки.

Шаров, пропустив вперед американского лейтенанта, последним спустился внутрь, и матрос захлопнул крышку люка, тяжелую стальную плиту, призванную, как и каждый квадратный сантиметр семидесятидвухметрового корпуса, выдерживать давление воды в сотни атмосфер. Офицеры прошли в помещение центрального поста, и там сразу стало тесно. Виталий Егоров забился в дальний угол, стараясь не мешаться под ногами, как и остальные подводники, а лейтенант Стоун, полностью войдя в роль командира, начал отдавать распоряжения.

— Запустить двигатели! Все по местам!

В кормовой части ожили два дизельных генератора 4ДЛ-42МХ, сообщая свои полторы тысячи киловатт каждый главному электродвигателю ПГ141. В этом и заключалась одна из особенностей подлодок проекта 877, в свое время ставших едва ли не революцией в подводном кораблестроении. В отличие от субмарин прежних поколений, винт приводился в движение электродвигателем, который лишь питался от генераторов. Не было передаточных механизмов, напрямую соединявших дизельные двигатели и винт, а значит, не было лишних источников вибрации и шума. К тому же можно было удобнее расположить агрегаты и механизмы, между которыми не было теперь прямой связи.

— Вам сообщили маршрут перехода? — поинтересовался Стоун у Шарова, стоявшего в стороне навытяжку, как прилежный курсант.

За спиной русского офицера замер этакой камуфлированной скалой чернокожий капрал-морпех, державший наперевес карабин М4А1. Еще дин морской пехотинец стоял снаружи, в коридоре, заставляя проходивших мимо подводников прижиматься вплотную к переборке. Вид вооруженных людей заметно нервировал моряков. Они привыкли к сокрушительной мощи торпед и сверхзвуковых крылатых ракет, но редко видели или тем более держали в руках хотя бы обычный пистолет. А сейчас пистолетов, и не только их, вокруг хватало, и те, кто держал оружие в руках, выглядели как люди, готовые немедленно пустить его в ход.

— Да, лейтенант. Нам потребуется преодолеть около полутора тысяч миль, что займет примерно семь суток при десятиузловом ходе. Все необходимые припасы погружены, даже с избытком.

— Пойдем исключительно в надводном положении, капитан! В этих водах действует японский флот, контролирующий акваторию от Курил до Сахалина. Наши корабли держатся у берегов Приморья, а с Гавайев движется авианосная ударная группа. Ситуация напряженная, нельзя провоцировать японцев, они готовы применить оружие в любой миг.

— Все понятно, лейтенант. Предлагаю вам подняться на ходовой мостик. Насладимся круизом!

Они поднялись наверх, американский лейтенант — первым, следом Шаров, не забывший накинуть бушлат, а за ними двое американских морских пехотинцев, не расстававшихся с оружием. Как только Владимир появился на мостике, в лицо ему ударил порыв холодного ветра, налетевший со стороны океана. Над головами, словно приветствуя подводника, пронзительно заверещали чайки.

— Все готово, лейтенант, — сообщил Шаров своему спутнику. — Нам нужен лишь ваш приказ!

— Отходим!

— Есть! — Капитан поднес ко рту микрофон, вызвав центральный пост: — Малый вперед!

Вода за кормой подлодки немедленно вспенилась, и субмарина начала отдаляться от пирса. Ветер заметно усилился, и лейтенант Стоун поежился, поводя плечами. Шаров, заметив это, вновь вызвал центральный пост:

— Вахтенный, распорядитесь подать на мостик бушлат и ушанку!

Берег между тем отступил назад, растворяясь в сером мареве тумана. Подлодка уверенно шла своим курсом, зарываясь округлым носом в тяжелы волны, порой полностью захлестывавшие палубу. Лейтенант Стоун задумчиво уставился на горизонт, закутавшись в принесенный матросом бушлат и сразу приободрившись при этом. Он уже думал о завершении похода, о том, как снова ступит на сушу, а эту подлодку, призрак было мощи русского флота, пустят на утилизацию, превратив окончательно в груду безобидного и, возможно, чем-то даже полезного железа.

Владимир Шаров тоже думал о будущем, хотя размышлять было не о чем. Уставившись на горизонт, он словно смотрел сквозь время. Лейтенант Стоун покосился на русского офицера, казавшегося понурым и смертельно уставшим. Шаров сделал вид, что не заметил этот полубезразличный взгляд.

Капитан чувствовал, как в груди учащенно забилось сердце, и кровь, щедро сдобренная адреналином, хлынула по жилам. Вытащив из кармана пачку «Беломора», Шаров вытряхнул сигарету, щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Несмотря на то, что курить на подлодке было запрещено, справиться с этой привычкой подводник не мог, как ни старался, и потому спешил воспользоваться представившимся случаем. Но и это не помогало сейчас унять волнение.

Шаров точно знал, что поход завершится отнюдь не через семь суток, и не в гавани Владивостока, ныне безраздельно принадлежавшей американцам, ставшей их новой базой на Дальнем Востоке взамен потерянных сейчас, после демарша японцев, баз на Окинаве и других островах Империи. Это была удобная цель для внезапной атаки, но не она была конечным пунктом начавшегося похода. Скорее всего, подлодка будет все равно уничтожена в итоге, но вовсе не так, как того хотели американцы, не под резаком на судостроительном заводе, а на просторах Тихого океана, в сражении, и гибель ее окажется не напрасной. Однако прежде, чем вышедшая в море «Варшавянка» могла дать бой, следовало произойти еще целой цепи событий, и многие из них уже начинались в эти самые минуты.

Открыв дверь, Тарас Беркут на несколько секунд замер на пороге. Эта задержка была едва уловима, но ничтожных мгновений бывшему офицеру спецназа хватило, чтоб оценить обстановку, запомнив все до мельчайших деталей. В здании, снаружи неотличимом от обычного склада, предназначенного для хранения не особо ценных вещей, была оборудована полноценная казарма. Двухъярусные койки у стен, посредине несколько столов и стульев, возле одной из стен — телевизор. Не хватало только окон, но света было достаточно, чтобы рассмотреть лица тех, кто находился внутри. Пятеро расселись вокруг стола, еще четверо растянулись поверх заправленных постелей, а один, сдвинув в сторону часть мебели и раздевшись по пояс, энергично отжимался на грязном утоптанном полу.

В просторной комнате было сильно накурено, под высоким потолком витали клубы сизого дыма. Беркут невольно поморщился — курящий боец почти начисто лишен нюха, которому порой доверия больше, чем глазам и ушам, зато самого его можно учуять за сто метров.

— Группа, смирно!

Взметенные командой, бойцы торопливо выстроились посредине помещения, уставившись на вошедшего командира. А Беркут внимательным взглядом обвел тех, с кем совсем скоро ему предстояло идти в бой. Молодые мужчины, лет под тридцать, некоторые чуть старше, крепкие, «в самом соку», не сопливые салаги, но и не отяжелевшие пенсионеры. Все в камуфляже без знаков различия, некоторые уже в разгрузочных жилетах, но оружия нет почти ни у кого, лишь у двоих в кобурах торчали пистолеты, да ножи были почти у каждого.

Тарас Беркут мог многое рассказать о каждом из тех, кто сейчас молча, вопросительным взглядом буравил его. Бывший майор российской армии провел не один час и даже не один день, изучая личные дела тех, кто был избран, чтобы нанести ответный удар по врагу, окончательно уверовавшему в свою победу. Он знал каждого из тех, кого видел перед собой, по имени, знал все подробности биографии, место рождения, имена родителей, мог назвать без запинки имена командиров и номера тех частей, в которых доводилось служить этим парням, продолжавшим свою войну и сейчас, несмотря на приказ свыше.

— Я — майор Беркут, ранее служил в Двадцать второй отдельной бригаде специального назначения, — представился спецназовец. — С этой секунды я ваш командир. Вас отобрали из сотен кандидатов для выполнения особой операции. Армейский спецназ, ВДВ, морская пехота, антитеррористические подразделения Внутренних войск. Вы лучшие из лучших, у вас лучшая подготовка, у каждого за плечами боевой опыт, многие состоят в партизанском движении с момента его возникновения. Только вам наше командование сочло возможным доверить выполнение особого задания. Многие из вас не знакомы друг с другом, но времени на то, чтобы сработаться, у нас будет достаточно. Операция, в которой вам предстоит участвовать, начинается с этой самой минуты. Вы дали свое согласие заранее, и теперь пути назад ни у кого из нас нет. Нас ждет транспорт, чтобы доставить в порт, после этого нам предстоит морской переход, и, вероятно, бой.

Бойцы слушали молча, со всем вниманием. Эти люди не были случайными, они собрались здесь не по приказу, а потому, что не могли иначе. Они хотели боя и были готовы к нему. В любой армии таких немного, ничтожная часть от числа тех, кто надевает военную форму, но они неизменно есть. Именно таких прирожденных бойцов, не привыкших сомневаться в приказах, мало ценивших собственную жизнь и тем более жизнь врага, и должен был отобрать Тарас Беркут. И теперь он понял окончательно, что смог справиться с задачей.

— Познакомимся, — сухо произнес майор. — Представьтесь по очереди. Имя, прежнее место службы, звание.

— Тохтырбеков Керим, — выпалил скуластый крепыш в расстегнутом камуфляже, коротко, почти наголо стриженый, с раскосыми глазами цвета антрацита. — Спецназ Внутренних войск, старший лейтенант, командир взвода.

— Как у вас с водолазной подготовкой, лейтенант?

— Срочную служил в морской пехоте на Балтике, — сообщил Тохтырбеков то, что Беркут знал о нем и без лишних слов. — Думаю, навыки еще сохранились.

— Это хорошо, полезные навыки. Это всех касается, бойцы. Возможно, очень скоро нам придется много плавать и нырять в отнюдь не дружественных водах. А как у вас с английским?

— Давно не было практики, майор, сэр, — на одних рефлексах ответил боец, и лишь тогда понял, что вопрос, как и ответ, прозвучали по-английски. — Нужно поработать над произношением, и словарный запас неплохо пополнить, но раньше не хватало времени.

— Время у вас будет, — усмехнулся майор, и, взглянув на стоявшего слева от Тохтырбекова партизана, произнес, вновь переходя на русский: — Ну, что ж, продолжим. Следующий!

— Карпенко Илья, прапорщик, — отчеканил рослый худощавый парень с перебитым носом, тот самый, что старательно отжимался. Он успел только натянуть тельняшку с обрезанными рукавами, и было видно, как перекатываются под кожей, лоснящейся от пота, бугры мышц. — Восемьсот десятая бригада морской пехоты, разведывательная рота, командир отделения, снайпер.

— Из каких систем приходилось работать?

— СВД, СВУ, СВ-98, «Винторез», «Штайр».

— В командировках где был, прапорщик?

— Дагестан, вторая Чечня, потом весь Северный Кавказ, Южная Осетия.

— Хорошо! Следующий!

Каждый из десяти партизан, тщательно отобранных из множества других бойцов, по очереди назвался, упоминая номера своих частей. Некоторым Беркут задавал вопросы, что-то уточняя, а, скорее, просто проверяя, не подводит ли его память. Бойцы отвечали четко и быстро. Закончив процедуру знакомства, майор, не теряя времени, скомандовал:

— На выход, бойцы! Личные вещи с собой! Грузиться в машину!

Бойцы быстро, но без суеты подхватили стоявшие в пирамиде у стены автоматы, забросив на плечи тяжелые рюкзаки и сумки с личными вещами, давно уже уложенными в ожидании приказа, и, топоча тяжелыми ботинками, один за другим выскочили из здания склада. Почти вплотную к выходу был припаркован неприметный тентованый ГАЗ-66, в кузов которого ловко вскарабкались партизаны, рассаживаясь на деревянных сидениях вдоль бортов и заталкивая под скамьи свою поклажу. Сам Беркут, выходивший последним, запрыгнул в кабину, где его уже ждал Заур Алханов. Бывший десантник сейчас выглядел совсем не воинственно, он был одет в спецовку, заляпанную пятнами масла. С лязгом захлопнув дверцу, Тарас приказал:

— Гони в гавань! Давай, жми! Нас уже ждут!

«Газик», чихнув мотором и выпустив клуб черного дыма из выхлопной трубы, сорвался с места, двинувшись в сторону побережья. Конечным пунктом маршрута был рыбацкий поселок, скопление разномастных домов, теснившихся по берегам небольшой бухты, которую рассекали несколько длинных пирсов. У одного из них группу диверсантов уже ждали.

Грузовик резко затормозил, но прежде чем он остановился, Тарас Беркут уже спрыгнул на землю, хлопнув ладонью по кузову, и зычно гаркнув:

— С машины! На баркас, бегом! Живее, бойцы!

Бойцы, один за другим, под истошные крики вившихся над гаванью чаек побежали по узким сходням на борт качавшегося на волнах у причала судна. Это был двадцатиметровый траулер со смещенной к корме надстройкой и нанесенным большими буквами на скулах названием «Таймень». Над палубой возвышалась ажурная стрела крана. С мостика за тем, как на его корабль грузятся пассажиры, наблюдал бородатый шкипер в тельняшке и наброшенном поверх нее на плечи ватнике.

— Семеныч, все на борту! — крикнул Беркут, последним взбежавший по сходням. — Мы готовы!

— Добро! Петя, отдать швартовы! Отваливаем!

Молодой матрос пробежал вдоль борта на бак, торопясь исполнить приказ хмурого шкипера. Канаты, крепко привязавшие траулер к берегу, скользнули в воду, и одновременно взревел укрытый под палубой дизель. Труба выплюнула клуб дыма, и вода за кормой вспенилась под ударами лопастей гребного винта.

— Внутрь, — прикрикнул Беркут на своих людей, столпившихся на палубе. — Все вниз!

Партизаны, лучшие из лучших, тщательно отобранные из сотен или даже тысяч бойцов, один за другим нырнули в открытую дверь в борту надстройки, протискиваясь миом чего-то, тщательно укутанного брезентом. Какие-то предметы, продолговатые, уложенные штабелем на манер бревен так, что занимали почти все свободное пространство на палубе «Тайменя».

Спустившись в тесный кубрик, партизаны невольно охнули, увидев настоящие горы оружия. На столах, рундуках, просто прислоненные к переборкам каюты, стояли автоматы, пулеметы, снайперские винтовки, темно-зеленые трубы противотанковых гранатометов и реактивных пехотных огнеметов РПО-А «Шмель», простого и мощного оружия, действие которого уже успел испытать на себе противник.

— Вашу мать! — присвистнул лейтенант Тохтырбеков. — Мы сейчас, что, пойдем штурмом брать пиндосскую базу в Гонолулу?

Прапорщик Карпенко, подойдя к одному из столов, взял в руки ручной пулемет, внимательно осмотрев его, и, взглянув на командира, спросил:

— Товарищ майор, а что это за стволы такие? Я такое в первый раз вживую вижу!

Действительно, среди арсенала, собранного в каюте траулера, не было ни привычных АК-74, ни даже новых «Абаканов», как не было пулеметов ПКМ или снайперских винтовок Драгунова. Почти все оружие оказалось иностранного производства, за исключением лишь гранатометов РПГ-26 и огнеметов, лучше которых все равно найти что-либо было невозможно.

— Это ручной пулемет «Негев», произведен в Израиле, — пояснил Беркут, взяв из рук Карпенко заинтересовавшее того оружие. — Калибр 5,56 миллиметра. Используется также как вооружение боевых машин. Лента на двести патронов укладывается в брезентовую сумку, которая крепится на оружии. Легче и удобнее, чем патронный короб ПКМ. При установке специального переходника можно использовать обычные секторные магазины, правда, только израильского образца, от штурмовой винтовки «Галил». Вес без патронов семь с половиной килограммов, скорострельность — тысяча выстрелов в минуту. Неплохое оружие, достаточно надежное и эффективное.

Партизаны разошлись по каюте, рассматривая аккуратно разложенное оружие. Все без труда узнали американские карабины М4, часть из которых была снабжена даже подствольными гранатометами. Карпенко, отложив пулемет, коснулся пластикового ложа снайперской винтовки с массивным стволом и длинной трубой оптического прицела:

— Это же AW, английская! Откуда здесь такая «пушка»?

— Верно, это снайперская винтовка Экьюрейси Интернейшнл AW, калибр 7,62 миллиметра, — подтвердил командир группы. — Они ограниченно поступили на вооружение российских спецслужб еще несколько лет назад, в основном, использовались спецназом ФСБ и Службой безопасности президента. — Беркут перевел взгляд на лейтенанта Тохтырбекова, задумчиво рассматривавшего поочередно сжатую в левой руке массивную вороненую «Беретту-92», и легкий, почти невесомый «Глок-17», лежавший на правой ладони партизана: — Пистолеты нам тоже достались из арсеналов «чекистов». А автоматы и пулеметы — трофеи, захваченные в Грузии, так же, как и боеприпасы к ним. Все оружие новое, некоторые стволы не сделали ни единого выстрела, прежде, чем попасть сюда. Прямо на складах брали тогда.

Партизаны с интересом рассматривали оружие, которое большинство из них видело лишь на страницах журналов да на выставочных стендах. Они перекладывали с места на место пистолеты, примеривались к американским карабинам, оценивающе разглядывали пулеметы и снайперские винтовки. Взрослые мужчины были сейчас похожи на детей, только что распаковавших долгожданные новогодние подарки и увидевших под оберткой именно то, о чем они уже давно мечтали.

— Здесь только оружие натовского стандарта, — заметил один из партизан. — Это не спроста, верно? Обычно так снаряжают диверсионные группы, действующие в глубоком тылу противника.

Тарас Беркут, пропустив реплику мимо ушей, словно ничего и не слышал, вышел на середину каюты, громко произнеся:

— Группа, внимание!

Разговоры тотчас стихли. Десять человек, отложив оружие, разом уставились на своего нового командира, а тот, дождавшись, когда все сосредоточат свое внимание на нем, продолжил:

— Бойцы, ставлю ближайшую задачу! В южной части Татарского пролива мы должны обнаружить и перехватить подводную лодку «Усть-Камчатск» типа «Варшавянка», идущую из своей базы курсом во Владивосток. На ее борту находится наш экипаж и подразделение американских морских пехотинцев численностью до отделения. Американцев приказано уничтожить, подлодку захватить!

— А что потом?

— Сначала выполните эту задачу, — отрезал Беркут. — На слаживание и подготовку плана операции у нас около двух суток. За это время мы все должны стать единым целым, научиться понимать друг друга даже не с полуслова, а читать мысли, работать парами и четверками, прикрывая друг друга при штурмовых действиях. Задача ясна?

— Так точно!!! — в один голос ответили партизаны.

В таком случае у вас полчаса, чтобы обжиться на борту, после этого общий сбор группы на палубе. Занятия начинаются немедленно!

Покинув кубрик, в котором сразу стало тесно, и негде было развернуться десятку крупных мужчин, майор Беркут не пошел сразу на палубу. Вместо этого он завернул в тесный закуток, где прямо на полу были уложены три массивных свинцовых цилиндра диаметром около пятнадцати сантиметров и примерно полметра. Нанесенная на них черно-желтая маркировка буквально кричала — «Радиация!», «Опасно!», «Не подходи!», «Не тронь!». Но Тарас без страха коснулся ладонью гладкого, идеально отполированного бока. С нежностью он поглаживал холодный металл, и при этом мечтательно улыбался. Сейчас майор был счастлив, оказавшись одним из тех, кому выпала честь отомстить за гибель тысяч братьев по оружию, тысяч русских солдат и офицеров, за жителей русских городов, погибших под американскими бомбами.

Траулер «Таймень», тарахтя работавшим на половину от возможной мощности, уверенно резал волны скругленным, совсем не клиперским носом, направляясь курсом на север. За кормой таял, исчезая в волнах, берег Приморья. Пройдет еще много часов прежде, чем проступят очертания побережья Сахалина, и траулер войдет в Татарский пролив. Океан сейчас казался безжизненным, на горизонте не было видно ни одного корабля. В этих краях уже витала тень новой войны, на этот раз с Японией, уже считавшей эти воды и эти берега своими, и готовой ради этого проливать свою и чужую кровь. Но вся эта суета казалась пустяком Тарасу Беркуту по сравнению с тем, что вскоре предстояло исполнить ему и тем, кого он отобрал в свой отряд.

Глава 4. Оружие возмездия

Дальний Восток, Россия — Японское море
10 ноября

Железнодорожный состав медленно, со скоростью усталого пешехода, проползал через проем ворот. Фырчащий локомотив оставил позади бетонную коробку контрольно-пропускного пункта, с которого за ним внимательно наблюдали вооруженные до зубов часовые. Двухколейная ветка вела к скоплению низких, наполовину врытых в землю строений, похожих на какие-то крепости и таковыми являвшихся на самом деле. Сложенные из толстых бетонных плит, армированных сталью, сооружения являлись хранилищами ядерного оружия, и вместе со служебными постройками, казармами и небольшой железнодорожной станцией проходили по документам, отмеченные грифом «совершенно секретно», как «объект 1201».

Совсем недавно здесь несли службу подразделения Двенадцатого Главного управления Министерства Обороны России, обеспечивавшие безопасность одной из немногих действующих ремонтно-технических баз, и секретный объект медленно приходил в упадок одновременно с сокращением ядерных арсеналов великой страны. Но теперь все изменилось. Машинист и его помощник из окон медленно ползущего по рельсам тепловоза видели выстроившихся у пропускного пункта американских морских пехотинцев, не снимавших рук с оружия. За их спинами был виден разрисованный пятнами камуфляжа «Хаммер» с крупнокалиберным трехствольным пулеметом GAU-19/A на турели. Стрелок, дежуривший у оружия, был готов в любую секунду нажать на гашетку, выпустив рой из сотен тяжелых пуль.

По другую сторону от проема ворот, сейчас медленно закрывавшихся за въехавшим на территорию базы небольшим составом, стояла бронемашина LAV-25. Ствол ее автоматической пушки «Бушмастер» был обращен наружу, словно американцы, отныне хозяйничавшие на территории объекта особой важности, в любой миг ждали атаки извне, из-за высоких бетонных стен, увитых километрами колючей проволоки.

Состав, двигаясь все так же медленно, достиг высокого перрона, и остановился, лязгнув буксами вагонов. Тотчас к нему двинулись электрокары-погрузчики, которыми управляли люди в спецовках. Американский офицер, вышедший встречать эшелон, приказал по-русски сопровождавшим его рабочим:

— Начать разгрузку!

Открылись опломбированные двери вагонов, и техники принялись выгружать на электрокары тяжелые металлические цилиндры. Американцы, наблюдавшие за происходящим, не могли сдержать довольных улыбок. На их глазах ядерный арсенал России превращался в бесполезный хлам. Здесь, на «объекте 1201» происходила утилизация ядерных боеприпасов, собранных со всего Дальнего Востока. Боевые части межконтинентальных ракет, извлеченных из своих бетонных шахт, зарядные отделения торпед, крылатых и противолодочных ракет Тихоокеанского флота, ядерные снаряды и мины демонтировались русскими специалистами-ядерщиками под бдительным наблюдением американских морпехов. Электронная начинка уничтожалась здесь же, а ядерное взрывчатое вещество, помещенное в свинцовые контейнеры, увозили на запад, за Урал, чтобы там захоронить навечно.

— Давайте живее! — поторопил старшего группы техников американский офицер, стоявший в конце перрона, широко расставив ноги и положив правую ладонь на оттягивавшую пояс кобуру с полуавтоматической «Береттой» М9.

— Не гони, не картошку разгружаем, — отмахнулся рабочий. — Не дай бог, уроним что-нибудь, потом светиться все будете ночью!

Стальные вилы погрузчика подхватили штабель массивных свинцовых цилиндров, и электрокар, развернувшись на пятачке, двинулся к открытым воротам хранилища, возле которых тоже стояли в карауле американские морпехи, державшие винтовки наперевес. От их бдительных взглядов не могло укрыться ничто, происходящее на территории военной базы, но все же никто не заметил, как один из трудившихся на перроне работяг махнул рукой водителю электрокара. Затем все произошло так быстро, что никто сразу не успел даже испугаться. Тяжелые цилиндры соскользнули с погрузчика, ударившись о бетонные плиты, выстилавшие перрон и выбив фонтаны искр.

— Мать вашу! — Бригадир с места отпрыгнул назад на несколько метров, увидев катящуюся к нему по бетону металлическую болванку. — Все вон отсюда!

Один из грузчиков подбежал к раскатившимся по земле боеголовкам, сейчас нисколько не выглядевшим чудовищно смертоносными, какими они были на самом деле. Склонившись над одной из них, от опрометью кинулся прочь, громко закричав:

— Там трещина! Герметичность оболочки нарушена!

Русский рабочий толкнул опешившего командира американских морских пехотинцев себе за спину, точно хотел своим телом принять поток жесткого излучения. Остальные кинулись врассыпную, едва не сбивая с ног часовых, нервно сжимавших оружие и озиравшихся по сторонам.

— Какого дьявола происходит?! — Американский командир, тот, кто был здесь равным богу в эти минуты, чьи приказы следовало исполнять беспрекословно, остановил начальника занимавшейся выгрузкой бригады атомщиков.

— Боеголовка повреждена! Корпус треснул! Возможна утечка радиации!

— О, проклятье!

— Нужно объявлять эвакуацию, — настойчиво произнес бригадир, побледневший от страха. — Живо! Без защитного снаряжения здесь нельзя оставаться ни секунды! Иначе такую дозу схватим, что и недели не протянем!

— Я вызову специальную команду из Владивостока!

— Дайте приказ увести отсюда людей! Я не самоубийца!

Офицер колебался несколько секунд, делая выбор между чувством долга и инстинктом самосохранения. Он боялся радиации, представляя последствия, которые будут мучить его и его людей всю оставшуюся жизнь. Все сомнения развеял подошедший к разбившейся боеголовке русский рабочий со счетчиком Гейгера.

— Тысяча микрорентген! Прибор зашкаливает!

— Тревога! — немедленно скомандовал офицер стоявшему рядом моряку. — Капрал, объявить общую эвакуацию! Выполнять, быстрее!

Бронемашина LAV, оснащенная эффективной системой защиты от оружия массового поражения, оказалась единственным действительно безопасным местом. Ее экипаж торопливо задраивал люки, запуская вентиляционную установку. Избыточное давление, нагнетаемое внутри БТР, препятствовало проникновению радиоактивной пыли. Остальные же моряки, лишенные каких-либо средств защиты, торопились скорее покинуть опасное место. Вместе с ними бежали и русские рабочие и техники, в лучшем случае, имевшие лишь абсолютно бесполезные сейчас респираторы. Машинисты с тепловоза, доставившего груз боеголовок, тоже не стали медлить, присоединяясь к бегущим.

Живой поток хлынул в распахнутые ворота, источая почти ощутимый сейчас физически животный страх перед невидимой и беспощадной смертью, от которой не было спасения. Через несколько минут на территории «объекта 1201» осталось лишь с полдюжины русских рабочих и отгородившиеся ото всех опасностей окружающего мира броней LAV-25 морпехи. Они не видели, как двое атомщиков вытащили из кузова припаркованного возле одного из складов «Урала» противотанковые гранатометы РПГ-7.

Две реактивные гранаты ударили в борт бронемашины, и кумулятивные струю расплавили металл, выжигая боевое отделение. Американцы умерли почти мгновенно, но за ничтожные доли секунды, отделявшие жизнь от смерти, успели испытать жуткие мучения, заживо сгорая в тесноте заброневого объема.

— За дело, мужики, живее, — приказал бригадир, прежде, чем стих грохот взрыва. Сейчас он ничуть не казался испуганным, словно это уже был другой человек. — Вскрыть третий вагон! Михалыч, давай за резаком!

Четверо бросились к запечатанному вагону, сбивая пломбы и срывая замки фомками, а их товарищ уже тащил сварочный аппарат. Поравнявшись со старшим, он злорадно усмехнулся:

— Сейчас приготовим этим сукам подарочек! Не нарадуются, мрази!

Шесть человек работали, как одно целое, хотя каждый занимался своим делом. Вагон был вскрыт за минуту, и изнутри на руках вынесли три массивных цилиндра из серого металла, помеченных малопонятной маркировкой и знаками радиационной опасности. Их быстро погрузили в кузов «Урала», и один из атомщиков запрыгнул в кабину, поворачивая зажигание.

— Михалыч, как тут?

Бригадир подошел к своему товарищу, надвинувшему на лицо маску и увлеченно резавшему один из лежавших на земле конусов.

— Готово! — сварщик встал, откладывая в сторону свой инструмент. — Вот он, заряд!

Мужчина извлек наружу две увесистей полусферы, чувствуя, насколько они теплые, даже сквозь рукавицы. Он держал на ладонях саму воплощенную смерть — несколько килограммов оружейного плутония, ядерное взрывчатое вещество, начинку боеголовки 15Ф173 межконтинентальной баллистической ракеты Р-36М2 «Воевода». В момент, когда два полушария сталкивались под запредельным давлением, высвобождалась энергия, эквивалентная восьмистам тысячам тонн тротила, достаточно, чтобы стереть с лица земли целый город. Но сейчас это были лишь два куска металла, смертельно опасного только для того, кто прикасался к ним голыми руками.

— Все, Костя, считай, меня уже нет, — негромко произнес Михалыч, опуская свою добычу на землю. — Ты бы отошел, что ли.

— Думаешь, поможет? Ну протяну пару лишних месяцев, а оно мне нужно? Давай-ка закончим скорее, пока пиндосы не чухнулись!

В кузове «Урала» нашлось несколько килограммов пластида, которым облепили, точно глиной, обе полусферы, воткнув во взрывчатку сразу полдюжины взрывателей. Бригадир Костя взял в руки подрывную машинку, самую примитивную, не какой-нибудь радиодетонатор, которому можно поставить помехи. Теперь для взрыва ему лишь требовалось вдавить большую кнопку, замыкая электрическую цепь.

— Валите, быстрее, — приказал он своим помощникам, двое из которых уже сидели в кабине грузовика. — У вас окно минут десять, не больше! Они накроют частой честью все в радиусе с полста километров! Помните, куда доставить груз?

— Помним. Костя, а ты, что, не с нами?

Бригадир качнул головой:

— Мужики, вы только не подведите! Ну, давайте, с Богом!

Дизельный движок заревел, точно раненый зверь, и «Урал» сорвался с места. Грузовик просто снес бампером участок ограждения, выскочив на заросший проселок, уводящий вглубь тайги. Дождавшись, когда машина исчезнет, Костя взглянул на устало присевшего рядом, прямо на землю Михалыча:

— Что, пора?

— Давай закурим, что ли, напоследок!

Оба затянулись, с наслаждением глотая едкий табачный дым. Откуда-то из-за горизонта донесся становящийся все более громким рокот, над лесом мелькнула темная точка, быстро увеличивавшаяся в размерах.

— Летят, суки, — проворчал Михалыч. — Недолго ждали.

— Что ж, теперь пора. Прощай, дружище!

Бригадир вдавил кнопку детонатора, и пилоты зависшего над складом атомного оружия UH-60A «Блэкхоук» увидели вспышку взрыва на земле. Мощный заряд пластиковойвзрывчатки распылил плутониевые полушария, превратив их в мелкую пыль, медленно осевшую на кровли строений, технику, просто на землю.

Датчики, установленные на геликоптере, показали резкий скачок радиационного фона. Летчики немедленно увели машину из опасной зоны, высадив десант, восемь полностью экипированных специалистов из подразделения защиты от оружия массового поражения, в миле от цели.

В это время «Урал» с грузом остановился посреди никому неизвестной лесной дороги в тридцати километрах от обезлюдевшей военной базы. Тяжелые цилиндры перегрузили в неприметный внедорожник УАЗ, а грузовик загнали в заросли, накрыв куском маскировочной сети и набросав поверх веток.

Американское командование во Владивостоке действовало быстро, сознавая степень опасности. В течение часа в воздух были подняты сотни вертолетов авиации Морской пехоты США и беспилотников, взявших под наблюдение весь Приморский край и прилегающие регионы. На дорогах появились посты, движение замерло.

Пропавший «Урал» обнаружили быстро, и в тот же момент солдаты из подразделения радиационной защиты, вошедшие на территорию базы, сообщили о сильном радиоактивном заражении местности. На какой-то момент поиски остановились, и этого хватило, чтобы пробиравшийся лесными просеками, не отмеченными ни на одной карте УАЗ со своим опасным грузом проскользнул в едва заметную брешь. Еще дважды сменив машины, беглецы, преодолевшие несколько сотен километров за считанные часы, достигли берега, перебравшись на неказистую посудину. Им пришлось провести на борту полсуток, прежде чем появились другие пассажиры, и седой шкипер отдал приказ выходить в море.

Примерно в это же время американские морпехи, облаченные в тяжелые костюмы радиационной защиты, начали осмотр русского ядерного арсенала. Несмотря на то, что радиационный фон оказался превышен в десятки раз, раскатившиеся по перрону боеголовки оказалась абсолютно невредимыми. Зато рядом нашелся счетчик Гейгера, неисправный, зашкаливавший тотчас, стоило ему оказаться рядом с большой массой металла. Еще через несколько минут обнаружилась пропажа трех шестидюймовых ядерных артиллерийских снарядов, доставленных на «объект 1201» для утилизации. В это время траулер «Таймень» взял курс на подернутые дымкой берега Сахалина.

Владимир Шаров, поднявшись на мостик, поморщился, когда по лицу стегнул порыв ледяного ветра, бросив в лицо тучу мелкой водяной пыли. Подняв воротник бушлата, капитан поднес к глазам мощный бинокль. Подводная лодка «Усть-Камчатск» входила в Татарский пролив, и высококлассная оптика позволяла видеть берега. Подводник лишь тяжко вздохнул, увидев не такую уж далекую сушу. Справа из морских волн вырастали прибрежные дюны приморских пляжей, всецело принадлежавших американцам, а слева вздымались окутанные туманной дымкой сопки острова Сахалин, где ныне хозяйничали японцы.

Обстановка на Дальнем Востоке с каждым днем становилась все более накаленной, хотя стороны и избегали слишком резких действий. Американцы и японцы, спешившие поделить земли России, внимательно следили друг за другом. Капитан был уверен, что за субмариной, идущей десятиузловым ходом в надводном положении, ни от кого не таясь, внимательно наблюдают с обоих берегов. Пролив в северной части имел ширину не более десяти километров, так что от берега до берега можно было достать огнем обычной ствольной артиллерии, и уж тем более не сложно было пустить на дно такую уязвимую подлодку. В прочем, пушки с обеих сторон пока молчали.

— Пост РЛС вызывает мостик, — раздалось в динамике внутрикорабельной связи. — Обнаружена воздушная цель по азимуту девяносто. Дальность тридцать километров, цель быстро приближается!

— Черт! — Шаров ударил по ограждению мостика, поймав на себе косые взгляды находившихся здесь моряков из временной команды «Усть-Камчатска».

Операторы поискового радара МРК-50 «Каскад» первыми увидели непрошенного гостя, и прежде, чем он стал различим невооруженным глазом, прошло несколько долгих минут. Владимир Шаров сперва услышал гул турбин, а затем рассмотрел на самом горизонте темную точку, быстро увеличивающуюся в размерах.

Вертолет, снизившись примерно до полусотни метров, промчался над подлодкой, наискось пересекая ее курс. Моряки увидели на плоском днище винтокрылой машины большой красный круг, опознавательный знак ВВС Японии. Все, включая и капитана, как завороженные следили за маневрами геликоптера, удалившегося т подлодки, а затем, выполнив вираж, вновь начавшего сокращать дистанцию.

— Сволочи, — буркнул Шаров. — Кружат, как коршуны, мать их так!

Вертолет, тяжелый МСН-101 европейского производства, выпускаемый в Японии с недавних пор по лицензии, занял позицию по правому борту «Усть-Камчатска», метрах в ста, четко держась на высоте не более полусотни метров. В проеме грузового люка в фюзеляже геликоптера были видны силуэты членов экипажа, с интересом рассматривавших с высоты птичьего полета русскую субмарину.

— Сволочи, — повторил почувствовавший себя куском мяса на тарелке Шаров. — Засадить бы вам ракету в брюхо, чтоб глаза не мозолили!

Капитан произнес эти слова вполголоса, поскольку именно в этот миг на мостике появился лейтенант Роберт Стоун. Американский офицер, разбуженный вахтенным, на ходу натягивал теплый бушлат, тоже задрав голову и следя за вертолетом, тенью преследовавшим подлодку.

— Мне это не нравится, — заявил Шаров, хмуро взглянув на Стоуна.

— Придется терпеть, — помотал головой американец. — Приказываю ничего не предпринимать, нельзя провоцировать японцев! Хорошо, что вообще позволили нам войти в эти воды, ведут себя тут, как хозяева!

Грохот турбин опустившегося еще ниже к поверхности воды вертолета заглушал слова, и собеседникам, находившимся друг от друга на расстоянии вытянутой руки, приходилось почти кричать, чтобы быть услышанными. Владимир Шаров вдруг почувствовал страх. Вертолет с давних пор стал самым опасным врагом подводников, и близость винтокрылой машины, принадлежащей отнюдь не дружественной стране, здорово нервировала опытного моряка.

Геликоптер сопровождал подлодку еще примерно полчаса, а затем, резко увеличив скорость, ушел в сторону Сахалина. А на радаре «Усть-Камчатска» уже появились новые отметки.

— Цель надводная, групповая, — сообщил оператор РЛС. — Пеленг сто десять, дальность десять. Быстро приближается!

Две серые тени соткались из тумана по левому борту подлодки, заставив Шарова выругаться от души. Словно стая хищников, набрасывающаяся на беззащитную добычу, два катера устремились наперерез «Усть-Камчатску», вспарывая лихо скошенными форштевнями тяжелые, будто свинцом налитые волны. Владимир Шаров тотчас опознал ракетные катера Морских сил самообороны Японии типа «Хаябуса», одинаковые, точно близнецы-братья. Каждый из пятидесятиметровых кораблей водоизмещением двести тонны нес по четыре противокорабельные ракеты SSM-1B, почти точную копию американского «Гарпуна». С ходового мостика подлодки можно было разглядеть спаренные трубы транспортно-пусковых контейнеров на корме обоих ракетных катеров. Но сейчас их мощь казалась излишней, когда противников разделяли считанные сотни метров.

— Твою мать!

Шаров с ужасом наблюдал за тем, как развернулась орудийная башня, возвышавшаяся на носу одного из катеров. Ствол автоматической трехдюймовой пушки «Ото-Мелара» оказался направлен точно на надстройку «Усть-Камчатска».

Сердце в груди подводника судорожно сжалось. Он впервые в этот миг оказался на прицеле и только сейчас осознал, насколько это страшно и унизительно, быть беспомощной жертвой. Вот сейчас узкоглазый комендор на борту японского катера нажмет на спуск, и очередь шестикилограммовых снарядов, выпущенная в упор, разнесет на куски, прошьет насквозь корпус подлодки, и их поход закончится, едва успев начаться. Расстрелянная в упор субмарина уйдет под воду, и над его, Владимира Шарова, головой, сомкнутся тяжелые волны.

— Holly shit! — негромко выругался лейтенант Стоун, которого, наверное, в этот миг посетили схожие мысли.

Катера стали по оба борта «Усть-Камчатска», сбавив ход до десяти узлов и направив на подлодку длинные стволы автоматических универсальных артустановок. Они казались отражением друг друга, стремительные, быстрые, пока сдерживавшиеся, но способные разгоняться за считанные минуты до сорока шести узлов, буквально летая по волнам и с легкостью настигая свои жертвы.

— Не нравится мне наш эскорт, — покачал головой капитан Шаров.

Американец только сплюнул, негромко выругавшись. Все, что они могли противопоставить японцам — десяток винтовок морских пехотинцев, поднявшихся на борт «Усть-Камчатска» перед выходом в море. Но радиограмма уже умчалась по волнам эфира во Владивосток и была получена командующим расквартированной там дивизией морской пехоты, который не мог бросить своих людей.

Стрекот винтов, обрушился на палубы кораблей, следовавших борт о борт, точно связанные невидимой нитью. Окрашенный в монотонно-серый цвет вертолет SH-60B «Си Хок» промчался над волнами на бреющем, демонстрируя всем желающим подвешенные на пилонах оперенные цилиндры противокорабельных ракет AGM-119B «Пингвин» и опознавательные знаки авиации Морской пехоты США.

— Наконец-то! — с облегчением выдохнул Роберт Стоун, провожая взглядов ушедший на второй заход геликоптер.

Поднеся ладонь ко лбу, словно отдавая честь, лейтенант наблюдал за маневрами «Морского Ястреба», кружившего над палубами японских катеров. Противники были в равном положении — дальности стрельбы автоматических трехдюймовок «Хаябус» хватало с лихвой, чтоб смахнуть с неба назойливую «вертушку», а американские пилоты могли первым и единственным залпом потопить оба катера, мощи стадвадцатикилограммовых кумулятивно-фугасных боеголовок «Пингвинов» для этого было более чем достаточно. Несколько минут они испытывали друг друга на прочность, заставив понервничать экипаж подлодки, которая запросто могла попасть под перекрестный огонь. А затем оба катера резко изменили курс, расходясь в стороны и оставляя за собой пенные шрамы кильватерного следа.

— Следуйте прежним курсом, капитан, — распорядился Стоун, заметно повеселевший. — Никаких действий не предпринимайте. На провокации поддаваться нельзя! Ваша задача — привести эту подлодку в порт, а с японцами мы как-нибудь разберемся!

— Все ясно, лейтенант!

Стоун исчез в люке, спустившись вниз, в центральный пост, а Шаров остался наверху вместе с двумя своими моряками. Капитан понимал, что приближение противника первыми обнаружат операторы РЛС, но все равно до боли в глазах вглядывался в горизонт, пытаясь первым заметить опасность, угрожающую его кораблю.

Акватория по курсу «Усть-Камчатска» оставалась чиста, пока подлодка преодолевала узость Татарского пролива. Только над головами подводников несколько раз пролетали вертолеты, поочередно американские «Си Хок» и МН-53Е «Си Стэльен». Последние несли опознавательные знаки ВВС Японии. Это было словно напоминанием о том, кто здесь хозяин, в этих исконно русских водах, и Владимир Шаров лишь морщился, точно от зубной боли, при появлении чужих винтокрылых машин.

— Ничего, суки, — зло бормотал капитан первого ранга, провожая взглядом очередной вертолет, уходивший к линии горизонта. — Недолго вам летать! Пообрываем крылышки!

Минуты шли, сливаясь в часы, и с каждым прошедшим мгновением «Усть-Камчатск» оказывался все ближе к южному устью татарского пролива. И все чаще Владимир Шаров смотрел на часы, снова и снова запрашивая у штурмана текущие координаты субмарины. Ожидание становилось все более мучительным, и капитан нервно расхаживал по мостику, словно мечущийся в тесной клетке вольный зверь.

— Радиорубка — мостику, — раздался голос в динамике. — Принимаем сигнал бедствия. Траулер «Таймень» просить помощи!

В этот момент подали голос сигнальщики, указывая на столб черного дыма, тянувшийся к небу от самого горизонта. Аварийное судно оказалось достаточно близко, и капитан Шаров решительно приказал:

— Лечь на курс двести пятьдесят пять! Подготовить аварийную партию!

«Усть-Камчатск» медленно, неуклюже развернулся, нацеливаясь носом на дым, поднимавшийся над волнами. Подлодка, вырванная из родной стихии, казалась чудовищно неповоротливой, да так оно, в сущности, и было. Ее уделом была глубина, ледяная бездна, в которую не проникает солнечный свет. Там она была почти неуязвима, оттуда могла разить торпедами, жалить, словно змея.

Лейтенант Стоун выскочил из люка, будто чертик из коробочки. Подскочив к Шарову, он чуть не ухватил русского моряка за грудки:

— Какого черта, капитан?! Почему меняете курс?!

— Мы получили сигнал SOS, — спокойно ответил подводник. — Гражданское судно терпит бедствие. На борту пожар. Мы обязаны оказать помощь!

— Я передам координаты аварийного корабля во Владивосток, они пришлют вертолет!

— Это закон, лейтенант! Если мы знаем, что кому-то нужна помощь, и способны помочь, мы обязаны это сделать! Иначе мы не моряки, не офицеры! Этот траулер сгорит и уйдет на дно, пока ваш вертолет досюда доберется! Поймите, каждая секунда сейчас дорога, бесценна для этих несчастных!

Несколько секунд они стояли лицом к лицу, глядя в глаза друг другу, тяжело дыша. Наконец, Роберт Стоун махнул рукой, процедив сквозь зубы:

— Черт с вами, капитан! Делайте, что нужно! Я скажу своим людям, они помогут!

Четверо морпехов в полной выкладке появились на мостике одновременно с несколькими русскими моряками, уже надевшими ярко-оранжевые спасательные жилеты. Владимир Шаров, увидев оружие в руках американцев, только зло фыркнул, понимая, какой помощи он может дождаться от них.

А попавший в беду траулер был уже виден невооруженным глазом. Небольшое судно с массивной рубкой с ажурной стрелой крана над палубой легло в дрейф. Над ним высоко поднимался густой столб жирного черного дыма, и было видно, как несколько человек бестолково мечутся вдоль его бортов.

— Станем по левому борту, — решил Шаров. — Радиосвязь есть?

— Никак нет, — тотчас доложил радист. — Только успели передать сигнал бедствия.

— А, черт! Ладно. Сигнальщик, запроси их. Передай, что мы готовы принять на борт пострадавших!

На рубке «Усть-Камчатска» вспыхнул прожектор, часто замерцав. Матрос, открывая и закрывая створки, морзянкой передал послание экипажу траулера. В ответ кто-то выскочил на нос окутанного дымом корабля, замахав руками. Флажный телеграф оказался единственным средством связи с внешним миром для терпящих бедствие рыбаков.

— Я отдал приказ связаться с Владивостоком, — сообщил лейтенант Стоун. — Они высылают спасательный вертолет, капитан.

— Хорошо. А мы пока постараемся сделать все, что возможно.

Подводная лодка, сбавив ход, подошла к левому борту траулера так близко, что можно было прочитать его название невооруженным глазом. Несколько матросов в ярко-оранжевых спасательных жилетах выскочили на палубу субмарины, держа наготове спасательные круги.

— Лейтенант, ваши люди здесь совершенно ни к чему, — неожиданно огрызнулся Шаров на Стоуна. — Так и будут дышать мне в затылок, изображая пассажиров?

Американец, поморщившись, обернулся к замершим изваяниями морпехам, приказав:

— Смит, Гарсиа, ступайте вниз, помогите русским! Дженкинс и Уинтерс пусть идут с вами!

— Есть сэр!

Двое моряков нырнули в проем люка, через пару минут появившись в сопровождении двоих своих товарищей на палубе — их камуфляж среди черных бушлатов подводников сразу бросался в глаза. А те, кто остался на мостике, сверху наблюдая за суетой русских матросов, взяли наизготовку свои карабины, готовые обрушить на палубу траулера, которую полностью затянуло дымом, град свинца. Роберт Стоун тоже коснулся ладонью открытой кобуры, взявшись за рукоятку девятимиллиметрового пистолета «Беретта» М9.

Владимир Шаров видел, как из дымной пелены проступил силуэт согнувшегося вдвое человека. Он легко перепрыгнул с «Тайменя» на палубу «Усть-Камчатска», оказавшись рядом с одним из американских морских пехотинцев. Возникла какая-то суета, американец вдруг соскользнул в воду, лейтенант Стоун рванул из кобуры пистолет, и в этот момент сухо и часто затрещали выстрелы.

Тарас Беркут напрягся, чуть согнув ноги и сжав спрятанный в кармане засаленного ватника нож. Подводная лодка, корпус которой вздымался над водой, подобно лоснящейся туше какого-то фантастического кита, приближалась. Ограждение рубки возвышалось надо всем, точно сторожевая башня, заслоняя дневной свет.

Командир диверсионной группы покосился на сжавшегося за фальшбортом слева от него Заура Алханова, державшего в обеих руках по легкому пластиковому «Глок-17». Десантник, перехватив взгляд Беркута, молча кивнул. В этот момент развешанные по борту траулера автомобильные покрышки приняли на себя удар корпуса подлодки, и бывший майор спецназа, словно подброшенный мощной пружиной, прыгнул вперед.

Беркут слово порвал завесу, созданную парой дымовых шашек БДШ, зажженных на корме и носу судна, имитируя сильный пожар. Почувствовав под ногами упругую резину противогидроакустического покрытия, которым была обтянута «Варшавянка», Тарас выхватил из кармана стреляющий нож разведчика НРС-2.

Американский морпех первым кинулся к перебравшемуся с горящего траулера моряку, спеша оказать помощь. Он не сразу заметил, что русские, так спешившие на выручку рыбакам, остались стоять на месте, как вкопанные. А Тарас Беркут, в один бросок оказавшись лицом к лицу с американцем, ударил того, вогнав клинок под подбородок, и тотчас, когда противник затрясся в конвульсии, освободив оружие.

У спецназовца было в запасе лишь несколько ничтожно неуловимых мгновений. Еще один морпех, что-то визгливо крикнув, вскинул карабин, но двигался он невероятно медленно. Беркут направил на него рукоятку своего ножа, нажав на спуск. Звук выстрела не был слышен благодаря специальной конструкции патрона СП-4. Стреляющее устройство, вмонтированное в ручку ножа, сработало, и цилиндрическая пуля калибра 7,62 миллиметра ударила в грудь американского моряка, сбив его с ног. А затем майор упал ничком, слыша, как над головой со свистом полетели пули, сметая в серые волны приходивших в себя американцев.

Прапорщик Карпенко залег на плоской крыше рубки рыболовного траулера, как раз под ажурной мачтой, увенчанной решеткой простенькой РЛС. В руках бывшего снайпера морской пехоты был американский автоматический карабин «Кольт» М4А1, на рукоятку для переноски которого он сам установил компактный оптический прицел трехкратного увеличения. Пожалуй, это было излишне, когда расстояние до цели составляло двадцать метров, но от Ильи сейчас требовалась абсолютная меткость.

— Тебе придется стрелять точно и быстро, как никогда, — напутствовал перед операцией майор Беркут. — Ты не должен зацепить своих!

— Так оружие даже не пристреляно!

— Сначала сделай дело, потом хоть сколько пристреливай, — отрезал командир. — И права на ошибку у тебя сегодня нет.

Карпенко плотнее прижал к плечу телескопический раздвижной приклад карабина, неожиданно удобно лежавшего в руках. Когда траулер ткнулся в борт подлодки, находившейся в надводном положении, прапорщик напрягся. Автоматическая винтовка под малокалиберный патрон — не лучший выбор для снайпера, но именно сейчас это было то, что нужно. На дистанции в несколько десятков метров М4 точностью не уступит специальной снайперской винтовке, зато есть возможность стрелять очень быстро, не теряя времени на перезарядку, чем не может похвастаться какой-нибудь «Штейр» или AW.

Прапорщик поймал в объектив оптического прицела одного из американцев, находившихся на открытом мостике. Их было трое, и Карпенко выбрал крайнего слева, державшего оружие наизготовку. Яркая красная точка, служившая прицельной маркой, легла ему на середину груди, обтянутой серым «пиксельным» камуфляжем. И в тот миг, когда майор Беркут перемахнул на палубу субмарины, Илья Карпенко нажал на спуск.

Затыльник приклада легко, почти неощутимо толкнул в плечо, треснул одиночный выстрел, и снайпер увидел, как заваливается на спину его первая мишень. Легкая пуля М885 калибра 5,56 миллиметра прошила кевларовый бронежилет, наверняка выведя противника из строя. Илья прицелился в следующего, лицо которого было покрыто брызгами крови убитого морпеха, и выстрелил прежде, чем тот успел что-то предпринять. Две пули ударили американца в грудь, сваливая с ног, наверняка превратив кости в крошево, несмотря на бронежилет.

На мостике началась какая-то возня, так что стрелять стало невозможно. Моряки в черных бушлатах, кажется, пытались обезоружить третьего американца, единственного оставшегося в живых. Карпенко перевел взгляд на палубу, передвинув переводчик в положение «автоматический огонь» и попутно оценив удобство конструкции. В отличие от АК здесь флажок находился слева над рукояткой управления огнем, так что до него можно было без труда дотянуться пальцем стреляющей руки.

Снайпер видел, как следом за Беркутом на палубу субмарины перепрыгнул Заур Алханов, в обеих руках сжимавший по пистолету. Он сразу открыл беглый огонь, и один из американцев свалился замертво, грудью принял град девятимиллиметровых пуль. Но второй уже вскинул карабин, взяв на прицел вертевшегося волчком партизана.

Карпенко опередил противника на долю секунды. Протрещала короткая очередь, всего в три патрона, карабин норовисто дернулся в умелых руках опытного снайпера, и американца снесло с ног, швыряя в лизавшие корпус подлодки волны. А на «Усть-Камчатск» уже перебирались остальные бойцы. Илья только теперь понял, насколько сильно был напряжен. Прапорщик выдохнул, откладывая в сторону карабин. Он с нежностью коснулся рифленого пластикового цевья. Незнакомое оружие не подвело в решающий момент.

Заур Алханов первым скрылся в люке, оказавшись внутри подлодки. Беркут, бежавший следом, только успел крикнуть в спину:

— В отсеках не стрелять!

Партизаны бросились в центральный пост, сбивая с ног, расталкивая замешкавшихся подводников, встречавшихся на пути. Они успели изучить чертежи и схемы подлодки проекта 877 во время недолгого плавания на «Таймене», и представляли, куда идти. На бегу Тарас выхватил из подплечной кобуры, скрытой под грязным ватником, массивную «Беретту-92». Кусок металла, весивший больше килограмма, приятной тяжестью лег в ладонь. Как бы то ни было, ощущение близости оружия прибавляло решимости, пусть даже применять его здесь и сейчас было опасно.

Двое партизан ворвались в помещение командного поста, залитое ярким светом люминесцентных ламп. Двое американских морпехов торчали точно посередине не слишком просторного отсека, обернувшись на шум и движение.

— Стоять, мать вашу, ни с места! — рявкнул Тарас Беркут, направив в лицо темнокожему капралу «Беретту». — Брось оружие! Руки вверх!

Алханов, не тратя время на разговоры, подскочил к одному из противников, сбив его с ног и ударив в лицо рукояткой своего «Глока». Второй морской пехотинец отскочил к переборке, выпуская из рук оружие. Было видно, как он побледнел, не отводя взгляда от зиявшего чернотой «зрачка» пистолетного ствола.

— Керим, — Беркут взглянул на старшего лейтенанта Тохтырбекова, вбежавшего следом в помещение центрального поста. — Керим, забери их оружие! Обыщи, свяжи чем-нибудь!

Бывший «внутряк» со сноровкой опытного в таких делах человека принялся обшаривать ошеломленных американцев. Его страховал не расслаблявшийся ни на минуту Алханов. В этот момент в коридоре, ведущем в центральный пост, раздалась какая-то возня, затем матерная тирада, и, наконец в отсек влетел помятый американский офицер, почему-то одетый в черный бушлат. Не удержав равновесие, он растянулся у ног Беркута, а следом уже вошел коренастый крепыш с обветренным лицом в офицерской форме.

— Это их командир, лейтенант Стоун, — сообщил моряк. Он стащил с головы пилотку, обнажив обширную лысину, и, словно теперь только вспомнив, представился: — Командир корабля капитан первого ранга Шаров.

— Майор Беркут, командир диверсионной группы. Вы его сами скрутили, товарищ капитан?

— Кода мостик обстреляли, я его с ног сбил. Этот ублюдок все же ствол успел достать и мичмана моего ранил. Потом уж я навалился как следует. У вас медик есть? Помощь моему моряку нужна! Он наверху остался, один, если покойников не считать!

— Сделаем!

— Кажется, все, командир, — Тохтырбеков, закончив вязать руки пленным американцам, через плечо глянул на Беркута. — Лодка наша?

— Вы скольких пиндосов сейчас положили? — вдруг спросил Шаров.

— Трое американцев были на мостике, четверо на палубе, и вот эти двое, — Тарас указал на забившихся в угол морпехов. — Девять, выходит.

— Десять их было! Черт, еще один где-то затаился! Он может вывести лодку из строя!

В этот миг по отсекам разнесся приглушенный звук выстрела.

Мастер-сержант Лукас понял, что подлодка захвачена, когда услышал в отсеках громкие крики и увидел людей с оружием, не похожих ни на русских моряков, ни, тем более, на морских пехотинцев США. Он не знал ничего о судьбе своих товарищей и лейтенанта, не представлял, кто взял субмарину на абордаж и какими силами, тем более не догадывался даже о намерениях врага, продемонстрировавшего решительность и хитрость. Но он был свободен и еще мог что-то предпринять.

Лукас бросился к командному пункту. У него было оружие, табельный пистолет М9 с полным магазином. Свой карабин мастер-сержант оставил в каюте, да и неудобно было с ним в такой тесноте. Но, сделав десять шагов, морпех изменил план. В фильмах герой-одиночка запросто расправлялся с целой шайкой террористов, в жизни все иначе. Скорее всего, он погибнет без особой пользы, а противнику гибель пары-тройки бойцов не причинит особых проблем.

Морпех бросился к радиорубке, понимая, что остался на борту русской подлодки единственным, кто может подать сигнал тревоги. Он плечом распахнул дверь, не запертую к счастью, оказавшись в тесном помещении. Русский моряк с наушниками на голове вскинул голову.

— Прочь, — рыкнул Лукас, схватив подводника за шиворот. — Пошел вон!

Русский едва ли понял приказ, но смысл уловил. Морской пехотинец просто отшвырнул его к переборке, вытащив из кобуры пистолет, и шагнул к приборной консоли. Он разбирался в технике, но для того, чтобы разобраться с русской рацией, требовалось время и внимание. Всего несколько слов, прозвучавших в эфире — и у террористов, что бы они ни задумали, ничего не выйдет. Нужно лишь дать знак.

Мастер-сержант отвлекся на миг от русского моряка, пытаясь разобраться в настройках радиостанции, и тот воспользовался случаем. Он вскочил на ноги, бросившись на Лукаса. Американец вскинул пистолет, дважды нажав на спуск. Выстрел оглушил морпеха, видевшего, как по одежде его противника расплываются темные пятна. Две пули ударили русского в упор, в грудь, с ничтожных двух шагов. Но тот, уже умирая, набросился на мастер-сержанта, повалив его на пол, навалившись сверху всем телом.

— Сдохни! Гребанный ублюдок!

Лукас, ткнув ствол пистолета в живот моряка, выстрелил еще дважды, чувствуя, как вздрагивает уже безжизненное тело. Он спихнул с себя труп, встав на четвереньки и мотая головой. В ушах звенело, от запаха сгоревшего пороха пробрал кашель. Морской пехотинец стал подниматься на ноги, и в этот миг дверь в радиорубку распахнулась.

— Оружие на пол! Не двигайся, замри!

В отсек вошли двое, оба с оружием, и провалы стволов уставились точно в лицо Лукасу. Несмотря на то, что приказ прозвучал на английском, морпех понял, что перед ним русские террористы. И еще он понял, что эти двое без колебаний убьют его, вздумай сержант не подчиниться.

Пистолет с глухим стуком упал на пол. Вмиг американца скрутили, связав руки за спиной обрывком нашедшегося здесь же провода, заодно обшарив его одежду.

— Сукин сын, ты успел что-нибудь передать в эфир? — один из русских, громила с перебитым носом и белой ниткой старого шрама на лице навис над морским пехотинцем, уставившись на того взглядом голодного волка. — Отвечай!

— Нет, не успел! Ничего не успел!

— Ублюдок! — Русский обернулся к своему спутнику, приказав: — Уведи эту падаль к остальным! Присматривай за ним!

Второй террорист, смуглый, чернявый, похожий на араба, схватил Лукаса за плечо, выталкивая из радиорубки и не опуская ни на миг мощный «Глок-17». А навстречу им ввалился русский капитан в черном мундире, запачканном в крови, хотя сам подводник выглядел целым и невредимым. Увидев лежавшее возле переборки тело радиста, шкипер выругался, а затем ударил Лукаса кулаком в лицо с такой силой, что сломал американцу нос.

Русский террорист, тот самый громила с волчьим взглядом и перебитым носом, оттащил моряка от своей беспомощной жертвы, и конвоир вытолкал мастер-сержанта наружу. По узкому коридору навстречу бежали моряки и какие-то люди в смеси камуфляжа и гражданской одежды. Многие из них держали на виду оружие. Мастер-сержант Лукас понял, что субмарина окончательно перешла в руки врага.

Тяжело дыша, Владимир Шаров прислонился к переборке, бессильно сжимая кулаки. Проводив полным ненависти взглядом пленного американца, он взглянул на Беркута:

— Эта мразь убила моего человека! Михайлова пристрелил, сука! Я его голыми руками порву!

— Спокойно, капитан, — спецназовец положил на плечо моряку тяжелую ладонь. — Остынь. Обещаю, пиндос на этом свете долго не задержится, но пока не время. Хорошо, что он не успел выйти в эфир. Твой парень просто герой!

Шаров в ответ лишь нахмурился:

— Это нам мало поможет. Их командир успел вызвать спасателей, когда мы приняли ваш сигнал бедствия. Они могут появиться с минуты на минуту.

— Мы к этому будем готовы. На палубе дежурят мои бойцы с ПЗРК, они встретят американцев! А нам нужно пока погрузить на подлодку свое снаряжение и боезапас!

— Боезапас?

— На траулере торпеды. Полагаешь, можно пиратствовать с голыми руками?

Командир «Усть-Камчатска», теперь уже полноправный, первый после Бога и главный человек на борту, лишь присвистнул. Когда он поднялся на палубу, то увидел, как на «Таймене», притянутом швартовами к субмарине, стаскивают брезент, которым была накрыта корма суденышка. А под ним лежали в ряд длинные «тела» тяжелых торпед.

— Открыть крышку первого торпедного аппарата, — скомандовал Шаров сопровождавшему его матросу. — Приготовиться к погрузке боезапаса!

Стрела лебедки начала медленно подниматься, подхватив с палубы траулера первую торпеду. Ее поддерживали снизу остававшиеся на борту «Тайменя» матросы, хотя едва ли их сил хватило бы, чтоб удержать весившую почти две тонны стальную «сигару». Торпеда медленно проплыла над головами стоявших на палубе «Усть-Камчатска» моряков, скользнув в распахнутый зев торпедного аппарата, расположенного выше ватерлинии. Она легла на стеллаж, занимая свое место в торпедном отсеке.

Владимир Шаров вдруг понял, что улыбается, чувствуя, как подлодка превращается в настоящий боевой корабль, хищника глубин. Все, на что была способна субмарина еще несколько минут назад — таранить противника в самоубийственном броске. Теперь же они могли атаковать надводные и подводные цели, уничтожая все в радиусе десяти миль и на глубинах до полукилометра.

— Пойдете с неполным боекомплектом, — предупредил Беркут. — У нас шесть противокорабельных торпед 53-65К и столько же противолодочных ТЭСТ-71М с телеуправлением. Все что есть. Да больше бы это корыто, — он указал на траулер, — не подняло бы все равно.

— Штатно подводная лодка типа «Варшавянка» должна нести восемнадцать торпед, но и это уже неплохо. Теперь потягаемся с американцами!

Погрузка боезапаса на борт подлодки в открытом море была сложным и долгим процессом, требующим усилий множества людей и полного сосредоточения. Одна за другой торпеды исчезали в чреве «Усть-Камчатска», опускаясь на ложементы устройства автоматической перезарядки «Мурена». Тем временем партизаны продолжали перегружать на борт подлодки оружие и снаряжение. Тарас Беркут, взвалив на плечо набитый битком всякой всячиной десантный рюкзак, не без труда протискивался по узким коридорам. Какой-то моряк высунулся навстречу, тотчас скрылся обратно, и уже потом, когда спецназовец прошел мимо, окликнул в спину:

— Майор? Ты что ли?!

Беркут, обернувшись, увидел Виталия Егорова. Немолодой монтажник с Северодвинского кораблестроительного был одет в форму, хотя сидела она так, что гражданский был виден в нем за километр.

— Ух, ты, какие люди, — усмехнулся Тарас. — А ты здесь как?

— Вспомнил флотскую молодость. Мне сказали, намечается что-то серьезное, вот и решил с остальными. На берегу мне делать все равно нечего.

— Да, дружище, сейчас такое заварится, что скучно никому не будет! Каждый понадобится, у кого руки на своем месте!

— А вы теперь с нами? Выходит, дальше вместе? А куда?

— Узнаешь скоро. Поверь, далеко!

Они попрощались, разбежавшись каждый по своим делам, и точно зная, что еще не раз судьба сведет их вместе в тесном мирке подводной лодки, отделенном от остальной вселенной стальными переборками прочного и легкого корпуса. Беркут быстро избавился от своего груза, двинувшись в обратный путь. Лишних рук сейчас не было, работали все, и каждый чувствовал, что нужно спешить.

— Капитан, — командир спецназа окликнул Шарова. — Скажи своим, пусть принимают ракеты!

Сам Беркут подхватил сразу два из восьми темно-зеленых тубусов ПЗРК «Игла», уложенных в ряд на палубе траулера. А еще по одной ракете в транспортно-пусковом контейнере взяли Алханов и Тохтырбеков, легко перепрыгнувшие на подлодку, где их уже ждал капитан.

— Бегом на надстройку, — приказал подводник. — Приготовить ракеты! Американский вертолет на подходе!

Спецназовцы, лучше всех умевшие обращаться с зенитными ракетами, поднялись на открытый мостик, откуда открывался отличный обзор до самого горизонта. Переносные зенитно-ракетные комплексы штатно входили в состав вооружения «Варшавянок» для самообороны в надводном положении, но опытных стрелков в их экипажах обычно не было, подводников обучали владению совсем другим оружием.

Все, чего хотел сейчас капитан Шаров — скорее отдать приказ о погружении, исчезнуть с поверхности, скрыться в толще воды, куда не просто проникают даже импульсы гидролокаторов, где они станут неуязвимыми и почти всемогущими, повелителями этих вод. Но слишком многое еще нужно было погрузить на борт «Усть-Камчатска», чтобы тот из простого куска металла, по странной прихоти судьбы способного нырять к морскому дну, превратился в полноценную боевую единицу. Подводная лодка оставалась крайне уязвимой сейчас, будучи лишена маневра, и два партизана, вооруженные ПЗРК, были единственной защитой.

Девять из двенадцати торпед, доставленных на «Таймене» к месту рандеву, были уже перегружены на борт субмарины, когда на экране локатора МРК-50 возникла отметка воздушной цели.

— Вертолет, — доложил оператор РЛС «Каскад». — Приближается с юго-запада, дальность пятьдесят пять!

— Приготовиться к бою!

Партизаны, занявшие все свободное пространство на открытом мостике, синхронно забросили на плечи тубусы ЗРК, готовые встретить чужака ракетным залпом. Они не обращали внимания на суету вокруг, всматриваясь до рези в глазах в линию горизонта. Вертолет первым заметил Керим Тохтырбеков. Его взгляд уловил движение, сфокусировавшись на темной точке, быстро увеличивающейся в размерах.

— Готов? — бывший офицер Внутренних войск покосился на Алханова, и тот лишь молча кивнул.

Спасательный вертолет НН-60J «Джейхок», вылетевший из Владивостока, быстро сокращал дистанцию. Он летел на высоте не более пятисот метров, быстро снижаясь. Пилоты уже видели подлодку, по левому борту которой покачивался на волнах траулер. Видели они и мелькавших на палубах людей. Ни один из кораблей не выглядел терпящим бедствие, и спасатели немного расслабились. У них на борту был полный комплект специального оборудования, в том числе поисковый радар и лебедка для подъема пострадавших из воды, и абсолютно никакого оружия, если не считать пистолеты и сигнальные ракетницы.

Керим Тохтырбеков плавно разворачивался на месте, сопровождая взглядом вертолет, облетавший по кругу корабли. На плече его лежал десятикилограммовый контейнер ПЗРК «Игла», и палец уже коснулся спускового крючка.

— Огонь! — выдохнул партизан, нажимая на спуск, и полусекундой позже так же поступил Заур Алханов.

В тот момент, когда на головки наведения ракет был подан охладитель, экипаж спасательного вертолета попытался вызвать по радио моряков. Американские летчики успели удивиться полнейшему молчанию, хотя не сомневались, что внизу их слышат. Затем оба одновременно увидели вспышки, полыхнувшие на мостике. Стартовые двигатели вытолкнули из тубусов управляемые ракеты, и к вертолету, снизившемуся уже до какой-то сотни метров, протянулись две дымные нити.

— О, черт, ракеты! Мы под обстрелом!

Командир экипажа, успевший на своей шкуре почувствовать, что такое зенитный обстрел, действовал на автомате, на голых рефлексах. Он летал в опасном небе Афганистана, доставляя разведывательные группы, вытаскивая рейнджеров и десантников из-под огня террористов, и знал, что нужно делать. Резко рванув на себя рычаг управления, пилот заставил винтокрылую машину начать набор высоты, одновременно переводя турбины на максимальную мощность и меняя курс. Ракеты, две яркие искры на фоне серых облаков, ушли куда-то в заднюю полусферу, стремительно сокращая дистанцию до цели.

— Земля, это Эхо-шесть, я атакован! — вопил в эфир летчик, надеясь, что кто-то слышит его сейчас.

Две ракеты 3М39 русского ЗРК «Игла», разогнавшиеся до шестисот метров в секунду, быстро настигали неповоротливую и отнюдь не скоростную цель, обрекая экипаж «Джейхока», двух пилотов и двух спасателей, на скорую смерть. Маневрируя на пределе возможностей вертолета, пилот смог выиграть лишь несколько секунд, а затем сработали дистанционные взрыватели, и осколочно-фугасные боевые части ракет обрушили на корпус геликоптера поток шрапнели.

Осколки разорвали обшивку, перебив топливопроводы и разрушив гидравлику. Неуправляемый вертолет, по причудливой спирали падая вниз, вспыхнул, и огненным болидом рухнул в воду в пяти сотнях метров от подлодки, быстро исчезнув в волнах. По поверхности растеклось масляное пятно, обрамленное какими-то обломками.

— Как думаешь, они успели что-то передать? — Заур Алханов посмотрел на напарника, опуская на палубу еще дымящий раструб.

— Хорошо бы, если нет. Тогда у нас будет хоть какая-то фора. Вертолет все равно начнут искать, но немного времени мы бы выиграли.

Занимавшиеся погрузкой снаряжения матросы и партизаны почти не обратили внимания на короткую схватку в небе. В эти самые минуты Беркут вместе с прапорщиком Карпенко осторожно протискивался в люк в борту надстройки «Усть-Камчатска», сопя от натуги. Они несли большой металлический цилиндр, украшенный жуткими символами радиационной опасности, сопровождаемые перепуганными взглядами подводников, большая часть из моряков никогда прежде не сталкивалась с радиацией так близко, и сейчас испытывали неподдельный ужас.

— Мужики, посторонись, — произнес сдавленным от напряжения голосом Карпенко, протискиваясь в узкий проем. Груз, весивший больше сорока килограммов, оттягивал руки, да и нести его было неудобно, даже если не думать о жутковатых символах. — Уроню — все светиться будем разным цветом, как елки новогодние!

Тарас Беркут, увидев, как побледнели стоявшие рядом матросы, попытавшиеся сжаться заподлицо с переборкой, и поспешил успокоить не на шутку перепуганных подводников:

— Расслабьтесь! Без детонатора это просто кусок железа, никакой опасности, если только им по башке кого-нибудь не двинуть! Радиации нет, здесь свинцовая оболочка в полтора сантиметра!

Три металлические болванки, помеченные знаками радиационной опасности и малопонятной непосвященным маркировкой, скрылись в отсеках «Усть-Камчатска». Партизаны, перешедшие на борт субмарины с траулера, перенесли их так бережно и осторожно, будто это были их долгожданные первенцы. А следом с «Тайменя» перебрался неприметный человек в гражданском, с большой лысиной, в огромных, точно иллюминаторы, очках, типичный интеллигент, выглядевший чужаком среди массы вооруженных людей в разномастной военной форме.

— Это что за кадр? — Шаров нахмурился, увидев так сильно не вписывавшегося в обстановку человека. Тот едва не поскользнулся, ступив на покрытую резиной палубу «Усть-Камчатска», и устоял только благодаря подхватившим его под руки морякам.

— Наш самый главный специалист. Без него и мы, и вы здесь не нужны.

Командир субмарины недоверчиво посмотрел на партизана, решив, что это шутка, но тот был совершенно серьезен, ни тени иронии, ни в голосе, ни во взгляде.

— Все, погрузку закончили, — доложил Тарас Беркут, когда на подлодку перегрузили последний вьюк со снаряжением диверсантов, забив до отказа один из кубриков. — Все мои на борту!

Этого момента Владимир Шаров ждал с большим нетерпением. Все то время, пока его подлодка оставалась в надводном положении, она была чертовски уязвима. Капитан спешил скрыться на глубине, где никто не сможет их найти, где никто не сможет им угрожать всерьез. Но оставалось еще кое-что, о чем не мог забыть моряк.

— Как быть с пленными американцами? — Капитан вопросительно взглянул на Беркута. — Берем с собой?

— На подлодке так много места? Да и мои люди не могут отвлекаться для их охраны, а эти четверо могут быть опасны. Вывести лодку из строя им по силам.

— Что тогда?

Вместо ответа спецназовец окликнул одного из своих бойцов:

— Тащите пиндосов наверх! Заура и Илью сюда!

Партизаны появились через пару минут, подгоняя тычками в спины американцев, неуклюже переваливавшихся с ноги на ногу и подавленно смотревших по сторонам. Их выстроили в шеренгу, не развязывая руки, стянутые обрывками проводов и всем, что попадалось под руку при штурме подлодки.

Тарас Беркут вынул из кобуры вороненую «Беретту», щелкнув флажком предохранителя. Его товарищи тоже были наготове, держа пленных на прицеле, а те с ужасом смотрели на оружие, оцепенев, словно кролики, зачарованные взглядом удава.

— Держи, капитан! — Тарас неожиданно протянул оружие Шарову рукояткой вперед. — Отомсти за своего парня!Они это заслужили!

Подводник отшатнулся назад, молча мотая головой. Тогда Беркут, ничего не говоря, вскинул руку, и, приставив ствол ко лбу американского офицера, нажал на спуск. Раздался выстрел, брызнула кровь, мгновенно смытая набегавшими волнами, и тело свалилось в воду. Партизан, все так же молча направил оружие на следующего в шеренге, без колебаний выстрелив ему точно в лоб. Третьего постигла та же участь, он лишь крепко зажмурился перед тем, как сухо треснул пистолетный выстрел. А четвертый, тот самый морпех, пытавшийся запереться в радиорубке, что-то вдруг истошно завопил, и, как был со скрученными руками, прыгнул в воду, мгновенно скрывшись в волнах.

— А черт! — Беркут подался за ним. — Сволочь!

Над водой показалась голова американца. Он держался на плаву из последних сил, неуклюже барахтаясь, извиваясь змеей, бешено работая ногами, захлебываясь, фыркая, когда вода вливалась в глотку, и что-то крича по-английски и по-испански. Заур Алханов, став рядом со своим командиром, поднял руку, взяв американца на прицел своего «Глок-17» и открыл огонь. Первая пуля прошла миом цели, подняв фонтанчик воды, но вторая и следующие легли точно. Волны окрасились багровым, прозвучал последний бессвязный вопль, и вода сомкнулась над головой беглеца.

Партизан спрятал пистолет в подплечную кобуру. Владими Шаров, снова обретя дар речи, произнес лишенным эмоций голосом:

— Так нельзя. У них не было ни единого шанса. Это же просто убийство. Они пленные и заслуживают особого отношения.

— Вот такая у нас война, — бесстрастно ответил Беркут. — Они враги, и единственное, чего мне никогда не будет жалко для них, так это пули. Нам некогда с ними возиться и не нужна лишняя обуза. Я не горжусь тем, что делаю, но и отрицать не собираюсь. Мы поступили так, как было нужно для успеха всей операции. Ни одна мелочь не может угрожать ей!

Партизаны исчезли в проеме люка, а волна, перехлестнувшая через опустевшую палубу, смыла оставшиеся на обшивке брызги крови, словно уничтожая следы жестокой казни.

— Все по местам! — на лице капитана Шарова явственно читалось облегчение. — Приготовиться к погружению!

Моряки и спецназовцы один за другим ныряли в проем, и через минуту палуба опустела. Тяжелый люк, выдерживающий давление в десятки атмосфер, захлопнулся с глухим стуком. Упали в воду швартовы, и «Таймень», за кормой которого вспенилась вода, отвалил в сторону, взяв курс на восток в направлении Сахалина. А «Усть-Камчатск», тоже быстро набирая скорость, двинулся прежним курсом, направляясь на юг параллельно берегам Приморья.

В центральном посту Владимир Шаров, возвышавшийся гранитным утесом над сидевшими у пультов и индикаторов подводниками, выслушивал доклады, звучавшие из динамика внутрикорабельной связи.

— Первый отсек к погружению готов! Второй отсек к погружению готов!

Донесения следовали одно за другим. Все члены немногочисленного экипажа, исключая спецназовцев, стояли на своих местах, ожидая приказов капитана, чувствовавшего в эти секунды непривычное волнение.

— Начать погружение! — четко произнес Шаров. — Глубина сто метров!

В балластные цистерны хлынула забортная вода, и субмарина, получив отрицательную плавучесть, стала стремительно зарываться в волны. Надстройка, точно плавник, рассекала волны, оставляя росчерк кильватерного следа, быстро таявшего за кормой. Стоявший у глубиномера мичман четко отсчитывал метры, отделявшие теперь субмарину от поверхности:

— Шестьдесят. Восемьдесят. Сто!

Было слышно, как скрипят переборки, на которые воздействовало колоссальное давление тысяч тонн воды, в толще которой продолжал свой путь «Усть-Камчатск». Теперь любая брешь в капсуле прочного корпуса грозила почти неизбежной и очень скорой гибелью, но Владимир Шаров верил в свой корабль.

Осмотреться в отсеках! — приказал капитан, видевший, как блестят глаза его моряков. Каждый чувствовал, что в эти самые минуты начинается нечто, о чем узнает весь мир, нечто, имеющее огромное значение для миллионов людей в обоих полушариях планеты. И дали начало этим событиям, еще смутным, нечетким, именно они, офицеры и матросы Военно-морского флота России, возродившегося сейчас после сокрушительного поражения в подлой войне.

— Товарищ капитан, какой курс? — спросил рулевой, замерший у штурвала.

— Следовать прежним курсом! Идем во Владивосток, нас ведь там ждут!

Субмарина, наконец, попала в свою естественную среду. Здесь, на глубине, она вновь стала незаметной, точно призрак, и при этом смертельно опасной. Сигары торпед уже лежали в кромешной тьме труб торпедных аппаратов. И Владимир Шаров точно знал, что вскоре появится достойная цель. Он решительно вел свою подлодку сквозь сумрачную бездну Японского моря прямым курсом к долгожданному возмездию.

Глава 5. Надежда

Республика Удмуртия, Россия — Рязанская область, Россия — Владивосток, Россия
11 ноября

Дверь в учебный класс еще только начала открываться, чуть слышно скрипнув, и два десятка молодых мужчин, расположившихся за партами, низковатыми для взрослых людей, вскочили, грохоча мебелью и шурша камуфляжем. Инструктор, сопровождаемый взглядами своих учеников, медленно, заметно подволакивая левую ногу, прошел к длинному столу, затем развернулся лицом к классу, произнеся:

— Вольно! Присаживайтесь!

Все опустились обратно на свои места. Сел и Олег Бурцев, придвинув неудобный деревянный стул поближе к парте. Вся обстановка в классе явно не менялась со времен тех самых пионеров, что когда-то приезжали на летних каникулах в этот лагерь, затерянный в удмуртских лесах. Деревянные столы и стулья, окрашенные в бледно-зеленый цвет, были настолько низкими, что колени бывшего сержанта ВДВ упирались снизу в крышку стола.

Не лучше чувствовали себя и остальные, два десятка партизан, собравшиеся на очередное занятие. Но никто не жаловался ни на отсутствие особого комфорта, ни на напряженный режим учебы. Привыкшим жить в лесу, спать в сырой землянке а то и вовсе под открытым небом, лишь укрывшись бушлатом, и то, что было, казалось шикарным отелем. Ну а занятия, длившиеся по четырнадцать-шестнадцать часов с перерывами для приема пищи, перемежавшиеся многокилометровыми марш-бросками в полной выкладке по заросшему лесу, тоже не были в тягость тем, кто целыми неделями находился в рейдах на вражеской территории.

— Сегодня мы с вами поговорим о портативных противотанковых средствах ближнего боя, — произнес с кафедры инструктор, начиная очередное занятие. — Если точнее, то о ручных противотанковых гранатометах. Многие из вас имеют уже какой-то опыт обращения с таким оружием, кто-то впервые получит его лишь сегодня. За отведенное нам время каждый из вас должен научиться в совершенстве владеть самыми распространенными типами РПГ, стать настоящим противотанковым снайпером. В поле стрелок-гранатометчик мало что способен сделать сам по себе даже в оборонительном бою, и тем более в наступлении. Прежде, чем он приблизится к своей цели на расстояние прицельного выстрела, он в девяти случаях из десяти будет уничтожен огнем артиллерии или прикрывающей бронетехнику пехоты. В городском бою расклад совсем иной, расстояние видимости зачастую в несколько раз меньше дальности выстрела даже из самых несовершенных гранатометов. Тяжелая техника на улицах большого города ограничена в маневре, в то время как хорошо подготовленный боец в условиях плотной застройки может выбирать наилучшую позицию для атаки, оставаясь невидимым ни для кого до самого последнего момента. Подойти к цели и произвести выстрел становится намного проще, но у вас у всех будет, скорее всего, единственный шанс. Либо вы уничтожите цель, либо сами будете уничтожены ответным огнем в случае промаха. Исправлять ошибку будет некогда. Поэтому вы должны научиться попадать в цель с первого выстрела в любых условиях на любой дистанции, вплоть до предельной.

Инструктор, которого его подопечные знали, как Ивана Ивановича, смотрел на аудиторию, сверкая яростно горящими глазами из-под кустистых бровей. И он, и те, кто молча, жадно вслушивались в его речь, представляли, что значит подойти к танку, огнедышащему закованному в полуметровую броню монстру на сотню шагов, в то время как вокруг рвутся снаряды, свистят пули, сыплются с небес мины, которые не отличают правых от виноватых. И в этом аду нужно остаться спокойным и расчетливым, хладнокровно ждать, когда цель под лязг гусениц и рев мотора приблизится еще на десяток метров, и тогда уже стрелять, не думая о том, что в следующую секунду тебя уже может не оказаться в живых.

Кто-то из сидевших сейчас в бывшей ленинской комнате старого пионерлагеря прочувствовал все это лишь на полигоне, зная, что платой за ошибку станет только злая ругань командира, да, может, пара внеочередных нарядов, если «залет» окажется слишком серьезным. Пожалуй, только сам инструктор видел все по-настоящему, на узких извилистых улицах охваченного пламенем Цхинвала, ожидая, когда сквозь пелену дыма проступят очертания грузинского танка. Многие из тех, кто был с ним тогда рядом, так и остались на посеченном осколками асфальте. Он выжил и теперь спешил передать оплаченный кровью опыт тем, кому вскоре предстояла схватка с намного более умелым и опасным противником на своей родной земле.

Инструктор поднял с длинного стола примерно метровой длины цилиндр, окрашенный в зеленый цвет, и, держа его перед собой на весу обеими руками, сообщил:

— Реактивный противотанковый гранатомет одноразового действия РПГ-26 «Аглень». Весит менее трех килограммов, но кумулятивная боевая часть его гранаты способна пробить при попадании под прямым углом катаную стальную броню толщиной до четырехсот сорока миллиметров. Это очень высокий показатель, — пояснил инструктор, добавив: — Прицельная дальность до двухсот пятидесяти метров, хотя реально произвести точный выстрел с такой дистанции сможет далеко не каждый. Транспортно-пусковой контейнер стеклопластиковый, что способствует снижению веса и удешевлению оружия.

— «Абрамс» ему все равно не по зубам! — прозвучала чья-то реплика из глубины класса.

Сидевшие в первых рядах партизаны обернулись, пытаясь рассмотреть скептика. Но инструктор, так бесцеремонно прерванный, ничуть не смутился.

— Защита танка М1 «Абрамс» последних модификаций эквивалентна тысяче тремстам миллиметрам броневой стали, но только в лобовой проекции. Да, это серьезный противник, но у него хватает уязвимых мест. Ослабленными зонами являются зазор между корпусом и башней, кормовая ниша башни, где размещена большая часть боекомплекта, а также борта в средней и задней части корпуса. Так что при наличии некоторой доли выдержки даже «Абрамс» можно вывести из строя огнем РПГ-26. Но танк — не единственный ваш противник. На поле боя танки составляют меньшую часть бронетехники, БМП и БТР не менее опасны для пехоты, а для них мощность «Аглени» можно полагать даже избыточной.

Иван Иванович продемонстрировал порядок приведения гранатомета в боевую готовность и обратно в безопасное положение, продублировав весь процесс несколько раз и комментируя каждое действие.

— Гранатомет состоит на вооружении с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года и до сих пор считается одним из лучших в своем классе, — заметил инструктор. — Он прост, надежен и эффективен, и способен уверенно поражать любую легкую бронетехнику.

Партизаны слушали внимательно, хотя многим из них «Аглень», как и ее сокрушительное действие, были знакомы не понаслышке, не по параграфам учебных пособий. Они в настоящем бою, когда ценой малейшей ошибки становится собственная жизнь, смогли оценить это мощное и простое оружие. Кое-кто сам мог бы прочитать лекцию не хуже, чем этот немолодой хромой мужчина, но все молчали, пытаясь хотя бы своим вниманием выказать уважение тому, кто своими глазами видел ад.

— Гранатометы типа РПГ-26 являются сверхштатным оружием, которое может и должен иметь каждый боец, и при массовом применении могут оказать сильное воздействие на противника. Реактивные гранатометы одноразового применения достаточно легки и компактны, удобно размещаются на амуниции, не создавая особенных помех при передвижении, в том числе скрытном. Это есть современный аналог тех противотанковых гранат, которыми наши деды остановили под Москвой фашистские танки много лет тому назад. Это оружие постоянно совершенствуется, оставаясь благодаря своей простоте и относительной дешевизне, наиболее массовым в классе ручных гранатометов. Одним из наиболее современных образцов, доступных нам сейчас, является вот эта система.

Иван Иванович положил на стол «Аглень», взяв вместо нее более толстый тубус, снабженный массивным приливом с одной стороны, и короткой трубкой оптического прицела с другой. Олег Бурцев сразу узнал это оружие, которое не раз прежде держал в руках, успев оценить по достоинству его мощь и простоту.

— Противотанковый гранатомет Norinco PF-89. Разработан и производится в Китае. В целом аналогичен отечественному РПГ-26, но обладает на восемьсот граммов большим весом, а также большей бронепробиваемостью, составляющей при попадании по прямой до шестисот тридцати миллиметров монолитной брони. Снабжен маломощным оптическим прицелом, облегчающим наведение, и складывающейся пистолетной рукояткой, делающей его несколько более удобным в обращении.

Подтверждая свои слова делом, инструктор откинул рукоятку, открыв спусковой крючок. Теперь гранатомет был готов к бою.

— Освоить этот гранатомет можно за несколько минут. Он легко приводится в боевое положение и возвращается обратно в безопасное состояние, если отпала необходимость в выстреле. Один солдат может взять с собой несколько таких гранатометов в дополнение к основному оружию.

Инструктор под пристальными взглядами двух десятков своих учеников отложил в сторону чудо китайской «оборонки», и, глядя куда-то поверх голов партизан, продолжил свой рассказ.

— Возможностей представленных гранатометов вполне достаточно для поражения всех существующих типов БТР и БМП с любого ракурса и дистанции вплоть до максимальной. Но средства защиты тоже развиваются, и даже легкая бронетехника становится все более неуязвимой. Наш противник имеет уже значительный опыт городских боев и делает все, чтобы уменьшить вероятный потери. Для этого, в частности, на боевые машины устанавливаются противокумулятивные экраны. Они могут быть резинотканевыми или решетчатыми, но, независимо от конструкции, действуют одинаково, вызывая преждевременную детонацию боевой части на безопасном расстоянии. Не менее эффективной является динамическая защита, по терминологии противника — «реактивная броня». При срабатывании элементов ДЗ разрушается противотанковый боеприпас либо кумулятивная струя отражается встречным направленным взрывом.

— Разрешите? — Один из курсантов неожиданно поднял руку: — Иван Иванович, разве американская техника оснащается штатно динамической защитой? Кажется, они всегда полагались на толщину брони, не утруждая себя дополнительными мерами безопасности!

Инструктор умолк, покачал головой, а затем произнес спокойно:

— Боюсь, у вас устаревшие сведения. Боевые машины пехоты М2 «Брэдли» оснащаются комплектами динамической защиты с девяностых годов прошлого века. А с недавних пор элементы навесной динамической защиты ARAT устанавливаются и на танки «Абрамс». Да, мы, русские, были первыми, кто массово использовал этот способ защиты, позволивший без существенного прироста массы боевых машин повысить их неуязвимость против кумулятивных боевых частей и, отчасти, подкалиберных бронебойных снарядов. Но наш противник тоже учится, перенимая лучшее из мирового опыта. Вам предстоит схватка с сильным, умелым, отлично вооруженным врагом. И чтобы его победить, у вас будет лучшее оружие. Например, реактивный гранатомет РПГ-27 «Таволга».

Инструктор поднял со стола еще один защитного цвета цилиндр, сделав это не без напряжения. Тубус гранатомета был заметно длиннее и в полтора раза толще на вид.

— Его вес превышает восемь килограммов, но реактивная граната ПГ-27 имеет тандемную кумулятивную боевую часть, что позволяет бороться с целями, оснащенными системами динамической защиты. Первый заряд, сравнительно маломощный, вызывает срабатывание элементов динамической защиты, а второй, намного более могущественный, воздействует на сам корпус. Бронепробиваемость без учета ДЗ — шестьсот миллиметров стальной брони при угле встречи шестьдесят градусов. Из-за увеличения массы выстрела эффективная дальность снизилась до ста сорока метров, но в условиях городского боя это не критично. Это один из самых мощных и компактных образцов персонального противотанкового оружия во всем мире, позволяющий обычному пехотинцу противостоять основному боевому танку и выходить победителем из такой схватки.

Иван Иванович, настоящее имя которого теперь уже некому было вспоминать, неожиданно замолчал, склонив голову. Его не пытались окликнуть, терпеливо ожидая. А инструктор думал о том, что, окажись в их руках тогда, в августе восьмого такое прекрасное оружие, возможно, грузинские танки и не прошли бы до центра Цхинвала, раскатав своими гусеницами по пути городки русских миротворцев. Но у них, отряда осетинского ополчения, был лишь один РПГ-7 на десятерых, да дюжина выстрелов самых первых модификаций, способных разве что оцарапать броню новейших вражеских танков, оснащенных всеми возможными системами защиты.

Все, что могли сделать спешно брошенные навстречу вражеской стальной армаде бойцы — это умереть под шквалом огня. И они умирали, один за другим, разорванные осколками, посеченные бьющими в упор пулеметными очередями. Умирали, отчаянно вцепившись в родную землю, делая каждый шаг по ней для врага все более и более трудным. И продержались до той минуты, когда помощь все-таки подошла, сходу отбросив противника обратно в его логово.

В тот день погибли все, кого знал тот, кто назвался здесь и сейчас Иваном Ивановичем. А он словно в насмешку судьбы, остался жив и почти невредим, отделавшись осколком в колене, извлечь который не смогли и по сей день. Тогда он не знал, для чего жить, и только теперь понял, что благодаря его оплаченному кровью опыту эти молодые парни, некоторым едва исполнилось двадцать, могут получить хотя бы крохотный шанс уцелеть в той мясорубке, в которую так спешат попасть по собственной воле.

— Вам предстоит сражаться с опасным, решительным, прекрасно обученным противником, обладающим абсолютным превосходством в технике, — наконец, нарушил молчание немолодой инструктор. — Но и у самого сильного врага есть уязвимые места. И за то время, что отведено для наших с вами занятий, вы должны узнать их, научиться пользоваться слабостью противника и побеждать его в условиях, когда победить, кажется, невозможно. А для этого необходима практика!

Через несколько минут Олег Бурцев уже стоял на коленях, придерживая лежавший на плече тубус гранатомета РПГ-26. Танк, большой, неуклюжий, какой-то угловатый, точно вырубленный топором из цельной глыбы металла, появился из-за поворота, на миг подставив борт. Олег прикинул дистанцию, оценив ее в полторы сотни метров. Сержант нажал на спуск, и над ухом оглушительно грохнул выстрел. Дымная стреляя реактивной гранаты мелькнула на мгновение, а затем на броне вражеского танка полыхнуло пламя.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Иван Иванович. — Получаете зачет. Надеюсь, в реальной стрельбе повторите свой результат. Следующий!

Бурцев отошел в сторону, уступая место своему товарищу. Скоротечный поединок, как и большая часть практических занятий, происходил в виртуальной реальности. Универсальный тренажер 1У35М, размещенный в одном из корпусов пионерлагеря, позволял имитировать стрельбу из различных видов оружия с высокой достоверностью, не привлекая ненужного внимания. Инструктор на своем компьютере мог видеть весь процесс прицеливания, вводя данные о ветре или освещенности. Конечно, этого было мало, и компьютерные игры перемежались выездами на полигон.

Каждый раз по пути на стрельбище Олег, да и другие партизаны, думали, что их пребывание на этой базе тайна отнюдь не для всех. Бойцы выезжали группами по двадцать человек, и каждый раз их сопровождали офицеры Сил внутренней безопасности, структуры, заменившей собой и армию, и милицию.

Полицейские были немногословны, стараясь не вступать в беседы. Партизан грузили в закрытые «Уралы» и КАМАЗы, беспрепятственно миновавшие КПП, высаживали на стрельбище, оборудованном всеми мыслимыми и немыслимыми мишенями, и предоставлял свободу действий. И бойцы отрывались по полной, от зари до зари расстреливая мишени из автоматов, пулеметов, снайперских винтовок, РПГ, даже пистолетов. Патронов всегда было полно, так что по возвращении у всех шумело в ушах, некоторые после интенсивных стрельбы даже теряли слух на несколько дней, но учеба не останавливалась ни для кого.

Партизан обучали настоящие фанаты своего дела. Инструктор-подрывник, упитанный мужик лет сорока с пышными усами пшеничного цвета и небесно-голубыми глазами, нежно поглаживая стоявшую на столе «адскую машинку», объяснял:

— Это противотанковая противобортовая мина ТМ-83. она действует по принципу «ударного ядра», сродни кумулятивному эффекту, но дальность поражения значительно выше. Ее вес двадцать восемь килограммов, из них почти десять — взрывчатое вещество. Мина способна пробивать броню толщиной сто миллиметров с пятидесяти метров. Ее невозможно обнаружить обычными средствами вроде навесных танковых тралов и миноискателей, и почти невозможно обезвредить при обнаружении. У нее два детонатора — сейсмический и инфракрасный. Первый приводит мину из «спящего» режима в боевое состояние, а затем, когда цель, танк или бронемашина, окажется в зоне поражения, воздействуя теплом на инфракрасный датчик, происходит подрыв. При попытке снять ее взрыватель реагирует на тепло человеческого тела, так что единственный безопасный способ обезвреживания — расстрел из пулемета с приличной дальности. Самое главное, ее можно установить на значительном расстоянии, например, от дороги, исключив обнаружение. В любом случае, зная о наличии таких мин, противник вынужден будет действовать осторожно, тратя много сил на инженерную разведку.

Дождавшись, когда курсанты сделают записи в своих конспектах, инструктор, расхаживавший перед аудиторией, добавил:

— Мина — не абсолютное оружие, она не всегда позволит уничтожить технику противника, но может сковать его действия, лишить маневра, направить именно той дорогой, на которой подготовлена засада. А еще мина — это страх. Когда ты знаешь, что каждый шаг по чужой земле может стать последним, что под каждым камнем тебя может ждать смерть, когда ты видишь тех, кого она забрала раньше тебя, становится трудно контролировать эмоции. Трудно заставить солдат идти в атаку, если впереди мины. Они остановятся, став хорошими мишенями, и будут уничтожены, пусть и вовсе не минами, но «минная боязнь» иногда действует лучше, чем любое иное оружие.

Во время этих занятий партизаны, для многих из которых подобное было в новинку, познакомились и с иными типами «адских машин». Они узнали, насколько удобна и эффективна мина направленного действия МОН-50, простая в применении и дьявольски смертоносная. Научились устанавливать и снимать противотанковые мины ТМ-89 и более старые ТМ-62, получили навыки работы с противопехотными ОЗМ-72, выкашивавшими все в радиусе тридцати метров. И все же большая часть времени уходила на подготовку к городским боям со всей их кошмарной спецификой.

Для отработки действия внутри зданий на территории лагеря был создан Лабиринт. В целом корпусе снесли все переборки, заменив их легкими передвижными перегородками, позволявшими за полчаса создавать любую планировку. Иногда партизаны действовали при свете дня, иногда — в кромешной тьме, когда окна закрывали деревянными щитами. Вот и сейчас группа из десятка бойцов нацепила на головы очки ночного видения ОНВ-5, готовая ворваться внутрь. О том, что их там ждет, знал только инструктор, дававший последние наставления:

— При зачистке помещения взгляд и ствол — это одно целое. Увидел — выстрелил! Время на прицеливание не должно тратиться абсолютно. Помните — вас там ждут, готовы к вашему появлению, пристреляли все входы и выходы. Все против вас, поэтому действуйте быстро.

Партизаны кивали, поглядывая друг на друга. Оружие у каждого было заряжено боевыми патронами, но благодаря отличной шумоизоляции звук бешеной стрельбы не проникал наружу. Убедившись, что все готовы, инструктор скомандовал:

— Пошли!

Олег опустил на лицо прибор ночного видения, включая инфракрасную подсветку, позволявшую видеть и в полнейшей темноте на десять метров. Он рывком влетел в помещение. Впереди мелькнул очерченный флуоресцентной краской человеческий силуэт, и партизан нажал на спуск, едва не оглохнув от грохота своего пулемета.

РПК-74 выплюнул щедрую порцию свинца, и Бурцев двинулся дальше. Он шел первым, простреливая насквозь длинный узкий коридор, а бойцы, двигавшиеся следом, зачищали комнаты, сперва швыряя в проемы светозвуковые гранаты «Заря», заменявшие сейчас настоящие. Олег привычно открыл рот пошире, зажмурившись за миг до ярчайшей вспышки, хотя электроника ночных очков автоматически меняла уровень освещения.

Тонкую проволоку, натянутую поперек коридора над самым полом, Олег заметил лишь тогда, когда уже коснулся ее. Он успел лишь крикнуть, предупреждая товарищей, и тотчас раздался оглушительный хлопок взрывпакета. Партизана, потерявшего связь с реальностью, вытащили наружу, а там уже поджидал свирепый инструктор.

— Ты только что уничтожил половину собственной группы, если не всю целиком! — накинулся он на Бурцева, с трудом державшегося на ногах. — Ты хоть представляешь что такое взрыв гранаты в замкнутом пространстве?! То, что ты испытал, это лишь слабое его подобие! От осколков некуда деться, рикошетом достанет всюду. Взрыв такой громкий, что барабанные перепонки лопаются!

Олег, старясь не шататься, слушал молча. Он почувствовал, как что-то теплое струйкой стекает по верхней губе. Лизнул, почувствовав на языке солоноватый вкус крови. Инструктор, заметив, что его курсант едва держится на ногах, уставившись куда-то на горизонт остекленевшим взглядом, наконец, раздраженно махнул рукой:

— Ладно, марш к фельдшеру, боец. А остальным продолжать. Вперед, пошли!

В санчасти Олег постепенно пришел в себя. Присев на кушетку, он привалился спиной к холодной стене, закрыв глаза. Ольгу Кукушкина, дежурившая в этот день, опустилась рядом с ним, кончиками пальцев вдруг погладив по щеке. От прикосновения солдат вздрогнул, но смог справиться с собой. Он вдруг захотел обнять девушку, почувствовать тепло ее тела, как чувствовал запах волос и легкое дыхание, но не смог пошевелить и пальцем.

— Зачем вы это делаете? — тихо промолвила Ольга, глядя куда-то в пустоту. — Вы же сами себя готовы убить. Я уже из троих шальные пули выковыривала, а уж сколько контуженых и покалеченных, не сосчитать! Если не воюете, то готовитесь к войне, и так всю жизнь! А нам каково? Легко ли ждать вас, гадая, вернетесь ли живыми, на своих двоих или на коляске, чтобы всю оставшуюся жизнь провести прикованными к инвалидному креслу или того хуже?

— Если сейчас рискнем, не станем прятаться, то потому кому-то не придется мучаться и ждать, потому что негде будет гибнуть. И чтобы такой день настал, придется еще повоевать немного. А там как карты лягут, у каждого своя судьба, наперед никто не знает!

Теплые губы вдруг коснулись его небритой щеки, и тут же девушка, словно испугавшись самой себя, отскочила, нарочито грубо произнеся:

— Все, ступай. Нечего тебе тут отсиживаться, все уже прошло, здоров как бык.

Олег ушел, возвращаясь к группе, а вскоре и Ольга покинула медпункт, сдав дела сменщику. Она прошла в свою казарму, где жила в тесном закутке, отделенном от остального помещения фанерными стенами. «Женскую» часть Кукушкина делила с Жанной Биноевой — единственных девушек в отряде решили поселить вместе, и вообще здесь старались не разбивать без нужды сработавшиеся группы, члены которых уже вполне притерлись друг к другу.

Чеченка была на месте. Она вместе с другими снайперами, которых набрался всего десяток на весь лагерь, занималась отдельно. Меткие стрелки были «штучным товаром», отшлифовывая свое мастерство под присмотром двух опытных наставников, сугубых практиков. Один из них провел десять лет в Чечне и Дагестане, а другой успел застать даже конфликт в Приднестровье и еще множество «малых» войн, стоивших большой крови. Выполнив дневную программу, вволю набегавшись по окрестным лесам, теперь Жанна сидела на заправленной койке, пождав под себя правую ногу, и чистила неразлучную СВД.

Ольга, войдя в комнатку, первым делом налила кипятка из стоявшего здесь же чайника, бросив в кружку пакетик с заваркой. Затем, глянув на сосредоточенно орудовавшую шомполом чеченку, спросила:

— Жанна, будешь чай?

Биноева молча кивнула, не отрываясь от своего занятия. Она вообще мало разговаривала, держась в стороне от всех, но исправно выполняя приказы своего командира. В отряде до сих пор не знали, как к ней относиться, помня о прошлом этой хрупкой на вид девушки со снайперской винтовкой. Но слово полковника Басова было для бойцов законом, а тот приказал считать ее таким же членом группы, как всех остальных. И все же нечто, похожее на дружеские отношения, у чеченки было лишь с Ольгой. И то Кукушкина подозревала, это лишь из-за вынужденного соседства.

Заварив чай для Жанны, Ольга, растянувшаяся поверх покрывала на своей койке, вдруг взглянула на чеченку, неожиданно спросив:

— Скажи, это трудно, убить человека?

Биноева, подняв взгляд, внимательно посмотрела на Ольгу:

— Лучше не проверяй. Твое дело — спасать жизни, а не отнимать их, и у тебя это неплохо получается.

— Я такой же боец, как и остальные. Мужики вообще с ума посходили, будто до сих пор на поле боя. Я каждый день кого-то штопаю, вправляю суставы, разбираюсь с контузиями, и это на учениях.

— Мужчины должны воевать, это их удел, для того они и рождаются.

— Ты не мужчина, но воюешь дольше многих. Скажи, скольких ты застрелила?

— Считать придется долго, — глухо буркнула чеченка. Перед мысленным взглядом вдруг встали немногие запомнившиеся лица тех, чьи жизни она забрала. Среди них были и русские солдаты, и американцы, и даже такие же чеченцы, ее братья, отныне ставшие ее врагами.

— Я смогу убить? Ты знаешь людей, так ответь!

— Если придется стрелять, ни на секунду не думай, что перед тобой живой человек. Твой враг — это мишень, в которую нужно попасть, чем точнее, тем лучше. А убить не так уж сложно, если защищаешь свою жизнь или жизнь того, кто тебе дорог. Нажать на курок легко, потом не просто смириться с мыслью о том, что сделала. Но это быстро проходит, — невесело усмехнулась Жанна.

Разговор угас сам собой. Допив чай, Ольга, зараженная примером подруги, тоже взялась за оружие. Компактный АКС-74У давно стал ее неразлучным спутником. Девушке не приходилось стрелять в людей, но она хорошо научилась обращаться с автоматом, в какой-то миг перестав ощущать его тяжесть и, наоборот, чувствуя себя неполноценной, не такой как все, если рядом, на расстоянии вытянутой руки не было этого куска холодно железа.

Время, проведенное среди партизан, не прошло бесследно для Ольги, удивлявшейся, насколько сильно она изменилась. Теперь она достаточно метко стреляла, могла собрать и разобрать оружие с закрытыми глазами за минуту, и уход за «Калашниковым», обязательная чистка, смазка, превратился в своего рода ритуал. Ольга верила, что когда-нибудь эта бездушная железяка отблагодарит ее за заботу.

Конец дня прошел в какой-то несущественной суете, женщины обустраивали свой быт, как каждая понимала это. Не было секретом, что этот лагерь в лесной глуши лишь временно пристанище и для них двоих, и для всех, кого судьба привела сюда, но такова уж женская натура, считать домом то место, где сейчас находишься. И не важно, что будет потом.

Наутро после обязательного марш-броска, который партизаны совершали с полной выкладкой, и в котором девушки не участвовали, неожиданно пришел приказ об общем построении. Бойцы, тяжело дышавшие, разгоряченные, потянулись к плацу, большой площадке в центре лагеря, когда-то заасфальтированной, а сейчас превратившейся в обычную лужайку, по краям которой торчали клочья пожухшей травы.

Ольга Кукушкина, спешившая на построение вместе со всеми, видела измученные, покрытые испариной лица партизан из своего отряда, которых возглавлял сам Алексей Басов. Полковник тренировался наравне со всеми, и только что наматывал круги по периметру лагеря в полной выкладке, которая включала, помимо основного оружия, девятьсот патронов в магазинах и пачках в РД, шесть ручных гранат, два десятка выстрелов для подствольника. А, кроме того, бинокль или ночные очки, противогаз, саперную лопатку, плащ-палатку, спальник, и прочие мелочи, типа перевязочного пакета, фляги или боевого ножа. Он только успел завершить десятый круг, и теперь грудь Басова тяжело вздымалась, а лицо, несмотря на легкий морозец, раскраснелось.

— Отряд, становись, — рыкнул полковник так, что его было слышно за сотню метров. И куда только делось сбитое под конец дистанции дыхание. — Равняйсь! Смирно!

Партизаны выстраивались по периметру плаца, образовывая ровные «коробочки» отрядов. Здесь собралось уже больше пяти сотен бойцов, и теперь посреди лагеря колыхалось настоящее живое море. Ольга, заняв положенное место в последней шеренге, чтоб не смущать суровых командиров, лишь теперь поняла, как много обитателей лагеря на самом деле. Всюду ее взгляд натыкался на хмурые лица партизан, молодых и уже в летах, русских, кавказцев, азиатов, уроженцев самых дальних уголков необъятной России.

Когда шеренги замерли, из штабного корпуса вышел генерал Бражников, сопровождаемый полудюжиной офицеров и каким-то совершенно штатским с виду парнем в джинсах и кожанке, похожим на настоящего «братка». Учитывая, что он прибыл на базу на огромном лакированном «Лэндкрузере», который стыдливо приткнулся в дальнем углу огороженного периметра, сходство было почти полным.

— Товарищи бойцы! — Голос генерала Бражникова пульсирующими волнами прокатился над рядами партизан, явившихся на построение в полном снаряжении, и производивших впечатление грозной силы, способной смести любого противника. — Товарищи бойцы, должен вам сообщить, что время обучения подошло к концу. Верю, вы получили необходимые навыки, узнали многое, что может пригодиться вам в боях. И бой ваш начнется очень скоро. Настал час нанести решающий удар по нашему врагу, вышвырнуть чужаков прочь с нашей родины! Это будет битва, от которой содрогнется весь мир!

Генерал чеканил слова, разносившиеся над лагерем, погрузившимся в почти полную тишину, если не считать дыхания сотен здоровых крепких мужчин и тарахтения дизельных генераторов, работавших круглые сутки.

— Мы накопили достаточно сил, и пора закончить эту войну, в память о павших товарищах, о тех, кто был дорог нам и погиб от рук врага! Вскоре вы покинете этот лагерь, чтобы появиться там, где на не ждут, и дать последний и решительный бой. И я знаю — мы победим!

Его слушали, жадно впитывая каждое слово. Те, кто застыл в едином строю, взяли в руки оружие потому, что слова честь и родина не были для них пустым звуком. Их было не так уж много, тех, кто проявлял свой патриотизм в бою с настоящим врагом, а не в крикливых митингах, схватках с ОМОНом на столичных площадях и пьяных погромах спальных районов. Но они были и были готовы сражаться до смерти или победы. И смотревший на своих солдат генерал Бражников понимал, что первое для них намного вероятнее, чем второе.

— Наши товарищи сейчас уже начали бой далеко от этих мест, и ждут, когда мы придем к ним на помощь. И мы явимся, чтобы побеждать!

Прозвучала команда «Разойдись», и строй распался. Было объявлено, что занятия на сегодня отменяются, и бойцы принялись торопливо паковать свои пожитки, готовясь покинуть гостеприимную базу, на которой успели пролить не мало пота и даже собственной крови. Бражников вновь исчез в штабе, вызвав к себе командиров отрядов.

— Скоро начнется! — хмыкнул Олег Бурцев, уставившись в спины офицеров.

Покидавший плац партизан не мог слышать, как штатский, обращаясь к генералу Бражникову, с легкой усмешкой произнес:

— Стадо у нас есть, теперь ему нужен хороший пастырь. И одного такого, кажется, мы нашли!

Максим Громов покинул лагерь через полчаса, еще через полчаса вернулся Алексей Басов. Собрав своих бойцов, он сообщил:

— Выдвигаемся через два часа, транспорт сейчас придет!

Вскоре на территорию лагеря въехало сразу несколько фур, при виде которых партизанам сразу вспомнился долгий путь сюда. Они не ошиблись, и полковник Басов скомандовал погрузку, указав на один из грузовиков, в прицепе которого и предстояло путешествовать его отряду в условиях, далеких от понятия комфорт.

— В пути пробудем не меньше суток, — сказал полковник, стоявший возле фуры, перед строем своих бойцов. — По прибытии нас ждет бой!

— А куда мы едем?

— Вообще-то это пока секретная информация, — усмехнулся Басов, — но ненадолго. Конечный пункт нашего маршрута — Нижнеуральск. Там будем биться!

Едва Олег услышал название родного города, сердце его предательски екнуло. Но предаваться воспоминаниям было некогда. Партизаны быстро грузились в фуру, возле которой в нетерпении курили водители, немолодые помятые дядьки, абсолютно безобидные на вид. Через десять минут с лязгом сомкнулись двери фургона, и тягач тронулся, покидая пределы базы и выезжая на неприметный проселок. Последние часы тишины стремительно таяли, чтобы уступить место грохоту яростной схватки, пережить которую было суждено не каждому.

Внедорожник Тойота «Лэндкрюзер», огромный, словно дом, сверкающий хромированными бамперами и колесными дисками, легко переваливался через ухабы, уверенно пробирался по луже грязи, в которую после затяжных дождей превратилась единственная улочка небольшой деревеньки, отмеченной далеко не на каждой карте. У того, кто сидел за рулем джипа, карты были правильные, и дорогу он нашел безошибочно, не потратив ни минуты лишней и даже не уточняя маршрут у местных, только пару раз сверившись с навигатором. И теперь «Крузер», на черных бортах которого тускло играли блики, медленно ехал мимо покосившихся заборов и кривобоких сараев, меся густую грязь рубчатыми «внедорожными» покрышками.

— Похоже, мы на месте, — произнес водитель, взглянув на сидевшего по соседству спутника, когда по левую руку показался дом, обнесенный новым тесовым забором. В отличие от соседних участков, здесь царил порядок, а небольшой беспорядок был вызван явно подходившим к концу строительством. — Вон он!

Шофер, молодой, коротко стриженый парень в кожаной куртке, настоящий «крутой», которому не хватало для полноты образа массивной золотой цепи на крепкой шее, да пары «гаек», указал на суетившегося возле дома человека. Тот как раз перестал снимать стружку с длинной доски, услышав шум мотора, и теперь смотрел с интересом на нежданных гостей. Одет хозяин дома был не по погоде легко, в зеленую майку и камуфляжные штаны. Рядом, на сложенных штабелем досках, уже оструганных и ошкуренных, лежал камуфлированный бушлат.

— Точно, он, — кивнул пассажир «Лэндкрюзера», с прищуром глянув на выпрямившегося в полный рост крестьянина. — Молодец, Максим! Ну, что, пойдем, поговорим, что ли?

— Так не зря ехали, — пожал плечами тот, кого назвали Максимом, нажимая на тормоз.

Внедорожник, казавшийся посреди запустения настоящим бельмом на глазу, остановился у недостроенного забора. Новые бревна уже были вкопаны по периметру участка, но между ними кое-где зияли большие прорехи, как раз японскому внедорожнику проехать, не поцарапавшись.

Водитель спрыгнул на землю, угодив в неглубокую лужу и печально наблюдая, как грязь засасывает дорогие ботинки с высоким берцем. Обувь была похожа на армейскую, но стоила столько, сколько зарабатывал не всякий офицер, обеспечивая владельца невероятным комфортом. Следом выбрался из теплого нутра дорогого внедорожника пассажир, высокий, прямой, как клинок. Выглядел он лет на двадцать старше водителя, но двигался легко, стремительно и одновременно плавно, перетекая с места на место. Выцветшие волосы и красноватые глаза выдавали в нем альбиноса. Он был одет в камуфляжный бушлат, обычные джинсы и такие же высокие и тяжелые «внедорожные» ботинки.

Хозяин дома, отложив в сторону рубанок, молча наблюдал за приближающимися гостями, которых совершенно не ждал. Его могучая грудь ходила ходуном, щеки раскраснелись от долгой работы на холоде. Он был уже не молод, за пятьдесят, даже старше, грузен, но явно силен, раз один таскал целые штабеля теса и нераспущенные на доски бревна.

— Здравствуй, Сергей Николаевич! — Альбинос шагнул вперед, протягивая крепкую ладонь. — Далеко ты забрался, еле отыскали!

Они обменялись рукопожатием, стоя друг напротив друга, глядя глаза в глаза, и хозяин дома, криво усмехаясь, произнес в ответ:

— От деда домик остался. Давно пора было взяться, да времени все как-то не было. А теперь вот крышу подлатал, забор поправил. Сарай надо еще починить, покосился, того гляди завалится.

— Весь в делах!

— А тебя каким ветром занесло, Сергей Романович? Не ждал, не ждал! Что, чайку, или в сельпо сбегать?

— Заезжали по пути, — хмыкнул альбинос, доставая из-за пазухи пакет, из которого торчало бутылочное горлышко с криво наклеенной акцизной маркой.

— Ну, тогда в дом пошли, чего на пороге базарить! Парнишка с тобой, или подвез только!

— Мы вместе. Максим, знакомься, — альбинос указал на хозяина дома: — Генерал-полковник Сергей Буров, бывший командующий группировкой Федеральных сил в Чечне. А это Максим Громов, — представил он своего спутника.

— Машинку-то на двор загоните, мало ли, поцарапает кто!

По знаку своего спутника Громов вернулся за руль, аккуратно проведя «Лэндкрюзер» через обширную брешь в заборе. Затем все трое прошли в дом, поднявшись на небольшое крылечко, Буров первым, заметно подволакивая плохо гнущуюся ногу, за ним широко шагал Сергей Аляев, а замыкал небольшую процессию Громов, взявший из рук напарника пакет с бутылкой водки и закуской, прикупленной по дороге.

Оказавшисьвнутри, бывший глава ГРУ с интересом осмотрелся. В доме приятно пахло свежим деревом, под потолком сушились веники каких-то трав, распространявших необычный, но приятный аромат. На столе стоял настоящий медный самовар, а рядом с ним, словно в сюрреалистическом натюрморте, ноутбук в металлическом корпусе. На стене висели сразу два ружья. С древней, почти антикварной двустволкой ТОЗ-Б соседствовал полуавтоматический дробовик «Вепрь-12 Молот» с удлиненным стволом и складной «тактической» рукояткой под цевьем.

— Неплохо ты тут устроился, — хмыкнул Аляев, опускаясь на массивный деревянный табурет.

— Обживаюсь, — пожал плечами Буров. — Ну, что, разливай, Сергей Романович!

На столе появились граненые стаканы, которые тотчас наполнились прозрачной, как слеза, водкой. Максим Громов ловко порезал колбасу, а Буров выставил на стол банку соленых огурцов. Наконец, все расселись. Выпили с удовольствием. Закусили.

— Не скучновато тебе здесь, Сергей Николаевич? — прищурившись, поинтересовался Аляев, взглянув на сидевшего напротив Бурова. — В этакой-то глуши?

— Самое то. Тихо, спокойно, никакой суеты. Я свое отвоевал, пора и на отдых, старые раны зализывать!

— А вот кое-кто еще воюет, и останавливаться не собирается.

— Знаю я про вашу войну! — Буров подался вперед, через стол. Из-под старика-пенсионера на миг вновь проступил тот, по чьему слову в атаку шли полки и дивизии, кто сметал целые селения огнем артиллерии. — Сколько уже пацанов молодых под нож пустили?! Сотни?! Тысячи?! Не наиграетесь в спасителей отчизны, мать вашу, а про их матерей, жен, детей и думать не хотите!

Громов, сидевший будто бы в стороне, отстраненно наблюдая за происходящим, вдруг вскинулся, гневно сверкнув глазами:

— О них мы и думаем, не хотим, чтоб те жили под пятой каких-то чужаков! Мы никого не гоним на бойню! Просто еще есть те, кто готов умереть ради великой цели, а не прятаться в глуши, прикидываясь немощным стариком!

— Ты, что, сопляк?! Забылся?

Буров привстал, опершись на кулаки. Громов и глазом не повел, только усмехнувшись:

— Не пугай, я свое отбоялся уже! Не меньше твоего успел под пулями побегать, и не флажки на карте переставлял — в глаза смотрел тем, кого пришлось убивать!

— Ну-ка, остыньте, — повысил голос Аляев. — Сергей, мы потому к тебе и приехали, что дело плохо. Вся эта партизанская война, диверсии, засады, только истощают наши силы. Гибнут наши лучшие бойцы, которых не так много, а враг лишь становится злее, не выбирая средства. Еще немного — и мы сдадимся, потому что некому будет сражаться. У нас есть силы для серьезного удара, но только для одного. И для того, чтобы он достиг цели, нам нужен ты. У тебя одного есть опыт успешной обороны крупного города, и ты нам нужен. Не говори, что устал и хочешь на пенсию!

— Опыт? Успешный? Мои войска раскатали в тонкий блин, не запыхавшись!

Про водку и закуску уже забыли. Это не были посиделки старых и не слишком близких друзей, а нечто уже совсем иное. Судьбоносное.

— И все же ты один из немногих, кто командовал крупными силами в обороне. Причем разнородным. У нас есть и еще люди, например полковник-танкист, выживший едва ли не один из своего полка, но он заточен под выполнение узкого круга задач. Это не то.

— Что же вы задумали, ребята?

— Все просто, — честно ответил Аляев. — Мы захватим город, объявим об этом на весь мир и там будем обороняться от американцев, насколько это возможно. стянем в кулак все силы, всех, кто есть. Дадим генеральное сражение, и посмотрим тогда, у кого крепче нервы.

— Чего-то ты не договариваешь! Давай начистоту!

— Можно и так, — не стал спорить бывший глава ГРУ. — Мы рассчитываем на поддержку из Кремля. Там не все продались американцам, поверь, просто многие колеблются. А если мы оспорим власть и янки, и нынешнего «временного» правительства, игнорировать это будет уже нельзя. Москва должна будет занять чью-то сторону, и у меня есть основания считать, что они поддержат нас. Это будет противостояние не страны и горсти отщепенцев, почти бандитов, а двух держав!

— И нас сомнут еще раз, уже окончательно. Нашу армию разбили за трое суток, когда у нас было все — ракеты, флот, самолеты. Теперь счет пойдет на часы. Засядем в каком-то городе, нас возьмут в кольцо, начнут долить из орудий, бомбить без перерыва день и ночь. Нет, долго это не продлится.

— Тогда, в мае, нам было, куда отступать, каждый чувствовал это подсознанием. Сейчас все, край, шагнем назад и рухнем в пропасть, из которой нет возврата. Мы будем драться до конца!

— Самоубийство. Или ты вновь забыл мне рассказать о чем-нибудь еще? Я угадал?

Генерал Аляев кивнул, а затем принялся говорить. Он рассказывал не долго, четко излагая свои мысли, а Буров молчал, впитывая каждое слово.

— Никто не должен больше узнать о том, о чем сейчас узнал ты, — настойчиво потребовал начальник ГРУ, глядя прямо в глаза своему собеседнику. — Эта операция имеет наивысшую степень секретности. Нет никаких документов, никаких материальных носителей информации, подтверждающих существование подобного плана. Теперь ты — один из немногих посвященных. Если возникнет угроза разглашения, лучше сразу пусти себе пулю в висок!

Когда бывший глава военной разведки умолк, его собеседник тяжело выдохнул, произнеся:

— Я согласен встать под ваши знамена. Это единственный наш шанс, и если я смогу помочь хоть чем-то, я сделаю это. Если выгорит, это будет безоговорочная победа, а если проиграем, то последствий своего поражения не увидим. Какой же город вы выбрали для этой демонстрации?

— Южноуральск. Городок в Курганской области, недалеко от китайской границы. Сто пятьдесят тысяч населения, несколько заводов, ни один из которых не работает последний год. Самое главное — рядом аэродром, который используют американцы для транзитных перевозок грузов и людей из европейской части страны на Дальний Восток и в Среднюю Азию. Это одна из наших важнейших целей. Враг должен сразу понять, против кого направлен удар!

Аляев протянул карту, и Буров, склонившись над ней, углубился в раздумья, время от времени берясь за линейку, что-то замеряя. Наконец он сказал:

— План неплох. В городе и окрестностях нет крупных сил, способных нам помешать. Захват пройдет без особых трудностей и лишней крови. У нас будет несколько дней форы, пока противник соберется с мыслями и перейдет к контрмерам.

— Американцы не имеют права применять войска вне отведенных им зон ответственности, — напомнил Громов. — Чтобы вмешаться, им потребуется очень серьезный повод!

— Они его найдут. Наши действия поставят под угрозы их могущество, репутацию, так что они явятся в Южноуральск. И нам придется сражаться с самой мощной армией современности. И иного выбора, кроме как победить их, у нас нет. За несколько дней, пока они станут накапливать силы, нужно будет превратить этот город в сплошную полосу укреплений. Каждый шаг по его улицам должен уносить жизнь вражеского солдата. Это будет неприступная цитадель. Главный козырь американцев — авиация, и ее нужно выключить из игры, вывести за скобки уравнения, навязав им ближний бой. Иначе нас раздавят. Бесконтактной войны не может быть. Вторая сильная их сторона — бронетехника, которой мы мало что сможем противопоставить.

— Не совсем так, — вновь встрял Максим Громов. — Наши… союзники, скажем, регулярно поставляют нам тяжелое вооружение. У нас хватит гранатометов и ПТУР, чтобы спалить все их бронемашины. Есть крупнокалиберные снайперские винтовки, тоже серьезная штука. Я сам видел, на что они способны, и не на стрельбище, а в бою. Когда американцы войдут в город, из каждого окна в них будет целиться РПГ.

— И все равно танк — страшная сила, даже накоротке. Нужно подготовить к этому ваших бойцов. Не каждый найдет в себе силы подпустить стальное чудовище весом в полсотни тонн на сто шагов и вогнать потом гранату под башню. Но это нужно сделать. Потери врага в технике должны стать запредельными. Мы должны убедить их, что танки в городе не воюют, заставить идти в бой пешком, окончательно уравняв шансы. Тем более, этих самых танков у американцев не так много сейчас. После того, как они вывели из России Третью механизированную дивизию и Второй отдельный бронекавалерийский полк, свою главную ударную силу, танки находятся только на вооружении Морской пехоты. Около пятидесяти М1 «Абрамс» дислоцировано в Сибири и на Дальнем Востоке в составе Третьей экспедиционной дивизии, и еще полтора десятка на Кавказе, где развернута одна экспедиционная бригада. Это все, что могут противопоставить нам американцы.

— Не так уж много, — хмыкнул Аляев. — Хотя «Абрамс» — не самая легкая мишень, можно запросто обломать зубы об их шкуру из обедненного урана. Но и наши бойцы кое-чего стоят. Мы уничтожим их все до единого! Никто не отступит!

— Это вовсе не будет просто. Потери окажутся чудовищны. Сколько бойцов вы можете выставить?

— Часть сил придется использовать для отвлекающих ударов, да и скрытная переброска крупных сил с севера, из зоны строительства нового нефтепровода, сопряжена с рядом трудностей. Но на три-четыре тысячи можно рассчитывать в любом случае.

— Удерживать город такими силами не просто. Враг будет обладать свободой маневра, сам выберет направление удара. Вы хоть представляете возможные потери? хорошо, если уцелеет один из четырех ваших солдат!

— Жертвы неизбежны, — кивнул Сергей Аляев. — Многие погибли, и многим еще предстоит умереть. Но они знают, на что идут. Иначе нельзя. Либо мы сейчас нанесем удар, либо нас перебьют поодиночке спустя недолгое время. Вам нужно будет продержаться всего несколько дней, неделю, ведь это не так много, верно? Вы сможете сделать это?

— Да. Мы выстоим. Или погибнем все, но не отступим ни на шаг. Пора дать решающий бой!

Сергею Бурову потребовалось лишь полчаса, чтобы собраться в путь. Нехитрые походные пожитки привыкшего к полевому быту офицера легли в вещмешок, и вскоре «Лэндкрузер» вновь пробирался по разбитому проселку. Генерал, бросив прощальный взгляд назад, лишь вздохнул с сожалением:

— Сарай так и не поправил, да уж когда теперь сподоблюсь!

Больше Буров, расположившийся на заднем сидении мощного внедорожника, не проронил ни слова. Громов, пару раз обернувшись украдкой, увидел на его лице отрешенное выражение. Генерал уже мысленно возводил оборонительные рубежи, строил систему огня, представляя воочию стальную лавину, сметающую никому не известный город в глуши. Он молчал всю дорогу, молчал на борту грузового Ан-26, вылетевшего в Свердловск, и позже, в тесном салоне неприметного УАЗа, забравшего всю троицу прямо с летного поля и двинувшегося кратчайшим путем в Курган. Лишь когда на окраине города, в обычной квартире неприметной пятиэтажки его встретили командиры партизанских отрядов, стягивавшихся отовсюду в Нижнеуральск, Сергей Буров, вперив тяжелый взгляд по очереди в каждого из десятка суровых крепких мужчин, медленно произнес:

— От вас требуется немногое, господа офицеры, всего лишь победить врага, никогда прежде не знавшего поражений. Цена не имеет значения, как не имеют значения жизни, ни ваши, ни моя. Все, что угодно ради победы. Мы войдем в этот город и превратим его в неприступную крепость. У нас не будет превосходства над врагом в численности или огневой мощи. Но это не имеет значения тоже. Мы дошли до края, пора остановиться и взглянуть в лицо смерти. И я знаю, что вы сможете выполнить приказ!

Никто ничего не сказал в ответ, но во взглядах этих решительных, отбросивших всякую ненужную суету людей Буров прочитал многое. Те, кто пришел сюда, переступили ту черту, за которой смерть еще может страшить. Генерал, обведя пристальным взглядом ставших плечо к плечу людей, отступил на шаг назад, подойдя к столу, и, указав на разостланную на нем карту города, произнес:

— Прошу всех сюда! Я предлагаю следующий план обороны города.

Партизаны, встав в круг, склонились над картой, испещренной множеством условных символов. Началось обсуждение предстоящего сражения. Каждый из присутствовавших знал, насколько велики будут потери, но каждый при этом истово верил, что именно его смерть обойдет стороной. Они готовились воевать, еще не зная, что их братья далеко от этих мест уже начали свой бой.

Генерал Арнольд Флетчер помассировал виски, чувствуя, как их сводит от тупой ноющей боли. Зажмурившись, командующий Третьей экспедиционной дивизией Морской пехоты США несколько секунд сидел неподвижно, откинувшись на спинку глубокого кресла. Затем, резко выдохнув, открыл глаза, уставившись на лежавший перед ним на столе отчет. Несколько минут генерал вчитывался в ровные строчки текста, порой перечитывая какие-то отрывки заново. Разведка постаралась на славу, подготовив эту выжимку из множества донесений, поступавших из десятков источников, сваливаясь настоящей лавиной на головы безвестных аналитиков.

Отложив документ, командующий взглянул на собравшихся в кабинете офицеров, все это время терпеливо ждавших. Здесь были не только морские пехотинцы, но и моряки в ранге не ниже коммандера. Когда-то здесь, в этом просторном кабинете, как и во всем здании, хозяйничали офицеры русского Тихоокеанского флота. Теперь эти стены привыкали к другим владельцам.

— Итак, господа, новости с Сахалина не слишком радужные, — произнес Флетчер. — Японцы продолжают укреплять свою оборону. К его берегам направляются еще два эсминца с зенитными ракетами «Стандарт». Когда они займут свои позиции, противовоздушная оборона острова станет непроницаемой.

— Наша авианосная группа через двенадцать часов окажется на рубеже атаки, — сообщил представитель ВМФ. — Это уравняет силы на море. А с выходом на позиции ударных подлодок «Лос-Анджелес» мы вернем утраченное превосходство. Истребители и «Томагавки» перемелют японскую оборону в пыль!

Неожиданно подал голос начальник разведки дивизии, чьи подчиненные и составляли лежавшую сейчас на краю стола аналитическую справку:

— Сэр, не думаю, что японцы сейчас решатся на агрессивные действия. Они захватили острова, убедив самих себя в собственной силе, но на большее пока не станут претендовать. В любом случае, мы за ними присматриваем, и сможем упредить любые их ходы, генерал.

— Там, на чертовом острове, мой пилот! Он до сих пор жив, прячется где-то от хреновых джапов! А мы не можем его оттуда вытащить!

Арнольд Флетчер крепко, до боли сжал кулаки, с трудом удержавшись, чтобы не ударить по столу. При упоминании о пилоте сбитого японцами F/A-18E «Супер Хорнит», остававшегося на вражеской территории, остальные офицеры тоже помрачнели. Судя по сигналам радиомаяка, периодически появлявшимся в эфире, летчик оставался на свободе, перемещаясь по острову. Не в традициях Морской пехоты было бросать своих, но пока спасательная операция казалась невозможной.

— Для того чтобы вытащить нашего парня, нужно нанести масштабный удар по острову и крейсирующим у его берегов кораблям, — заметил один из штабных офицеров. — Необходимо подавить глубоко эшелонированную противовоздушную оборону. С моря Сахалин прикрыт эсминцами с ЗРК большой дальности «Стандарт» SM-2, кроме того, на нем развернуты несколько батарей зенитных комплексов «Chu-SAM» и «Tan-SAM», а в воздухе постоянно патрулируют истребители F-15 «Игл», поддерживаемые АВАКСом.

— Черт, мы неплохо вооружили этих узкоглазых! — выругался командующий, не испытывавший радости от того, что его парням вскоре, возможно, придется гибнуть от своего же, американского оружия.

— Вашингтон не даст санкцию на вторжение на Сахалин. Тем более, пока мы не навели порядок в собственном тылу, — напомнил начальник штаба. — Атака террористов на ядерный арсенал — это очень серьезно!

От напоминания командующий дивизией морской пехоты сморщился, точно проглотил горькое лекарство.

— Есть новая информация?

— Никак нет, сэр, — отрицательно мотнул головой начштаба. — Поиски похищенных боеголовок ведутся непрерывно, на них брошены все силы. Все дороги перекрыты, транспорт досматривается. В воздухе находятся вертолеты, оснащенные специальной аппаратурой, реагирующей на радиоактивное излучение. Думаю, русские спрятали свои бомбы в каком-то бункере. Они не могли их провезти мимо всех кордонов, сэр!

— Мне не важно, что вы думаете! Три боеголовки — это серьезно! они могут рвануть в любой момент, вы понимаете?! Обстановка и так накалена до предела, мы и японцы готовы вцепиться друг другу в глотки! Найдите чертовы бомбы! Я должен что-то доложить генералу Камински, он ждет от меня результат, а я жду его от вас!

— Мы их найдем, сэр!

Совещание закончилось, офицеры разошлись, получив новую порцию инструкций от генерала Флетчера. Весь Дальний Восток России уже много часов жил в состоянии чрезвычайного положения. Похищение ядерных зарядов вызвало настоящий шок в штабах всех уровней. Призрак ядерного шантажа встал в полный рост, здорово перепугав большезвездных генералов. Мысль о том, что где-то, возможно, в считанных шагах, могут лежать готовые к взрыву атомные бомбы, многих заставила потеть и испуганно дрожать. Поисковые группы буквально землю носом рыли, сбиваясь с ног, но результат, несмотря на все усилия, оставался пока нулевым. Об этом Арнольд Флетчер и сообщил генералу Камински.

— Террористы вывезли с территории арсенала три атомных снаряда калибра сто пятьдесят два миллиметра, относящиеся к классу тактических боеприпасов. В принципе, они готовы к применению в любой момент. Боеголовки такого типа не имеют сложных предохранительных механизмов.

— Без средств доставки террористы мало что смогут сделать с этими снарядами, — возразил вовсе не казавшийся впавшим в панику командующий американским оккупационным контингентом. — Вряд ли у них есть подходящая пушка.

— Они могут сделать «грязную бомбу» вроде той, что взорвали на территории арсенала. Террористы вскрыли оболочку одной боеголовки и взрывом разрушили сердечник. Урановая пыль накрыла приличную территорию, вызвав радиационное заражение в радиусе мили. Ничто не помешает им поступить так же еще раз.

— Значит, у вас есть лишний повод отыскать чертовы бомбы, Арнольд! В любом случае, боеголовки не должны покинуть подконтрольную вам территорию! Подумайте, что будет, например, если русские смогут взорвать бомбу на Сахалине или где-нибудь на японских островах?

— Возможно, Мэтью, в таком случае стоит сообщить о пропаже боеголовок, чтобы избежать провокации?

— Исключено! В Белом Доме и Пентагоне настаивают на полной секретности! Вы должны найти бомбы, генерал! Сделайте это, и как можно быстрее! И никакой огласки, Арнольд!

Камински отключился, и Флетчер еще несколько минут сидел перед объективом камеры, хмурясь и сжимая кулаки. Его отвлек вошедший в кабинет флотский офицер. Судя по тому, как бесцеремонно лейтенант ворвался к командующему, что-то произошло.

— Докладывайте! — вскинулся генерал, в нетерпении подавшись чуть вперед.

— Сэр, чрезвычайная ситуация! В районе Сахалина исчезла русская подлодка. Субмарина класса «Кило» шла из базы на Камчатке во Владивосток для утилизации. На ее борту находилось отделение морских пехотинцев. Около часа назад с ее борта было получено сообщение о терпящем бедствие судне в квадрате Чарли-шесть. Туда был направлен спасательный вертолет. Его пилот успел выйти в эфир, он сообщил, что атакован, после чего исчез. Подлодка на связь тоже не выходит, сэр!

— Атакован?! Кем? Японцами?

— Не могу знать, сэр! По крайней мере, в воздухе в этот момент никакой активности не наблюдалось!

Флетчер задумался, пытаясь привести в порядок спутанные мысли. Смутная тревога, появившаяся в душе, была скверным признаком. Генерал чувствовал, что неприятности, начавшиеся с похищения атомных боеголовок, и не думают заканчиваться.

— Поиски подлодки уже начались?

— Сэр, в ста милях от квадрата Чарли-шесть находится патрульный самолет «Орион». Можем направить туда также еще один вертолет.

— Отправьте туда авиацию немедленно! У русских есть патрульные корабли, пусть они пошлют в этот квадрат что-нибудь! Обследуйте всю акваторию, каждый дюйм!

Лейтенанта как ветром сдуло. Чтобы отправить радиограмму, ему потребовалось несколько минут. Противолодочный самолет Р-3С «Орион», круживший над северной оконечностью острова Сахалин, немедленно изменил курс, на полной скорости направившись на юг. Луч бортового локатора лизнул водную гладь, пока не встречая на пути никаких препятствий. А из Находки в открытое море вышел патрульный катер береговой охраны «Мираж» проекта 14310, самая мощная боевая единица воссоздаваемого русского флота. Стремительно разгоняясь до пятидесяти узлов, он тоже направлялся в квадрат, из которого последний раз вышла на связь пропавшая подлодка.

Арнольд Флетчер, прилагавший немалые усилия, чтобы заставить себя считать происходящее случайностью, стечением обстоятельств, не мог и представить, как близко уже находится беглая субмарина.

Подводная лодка Б-464 «Усть-Камчатск» бесшумно кралась к своей цели, отделенная от поверхности моря восьмидесятиметровой толщей морской воды. При скорости десять узлов субмарина была практически не слышна, буквально не существуя для вражеских сонаров. Зато ее акустик, имевший в своем распоряжении надежный и мощный гидролокатор МГК-400 «Рубикон», очень хорошо слышал шум винтов чужого корабля.

— Цель надводная по пеленгу двадцать, — доложил лейтенант, сидевший перед консолью. ГАС работала сейчас в режиме шумопеленгации в целях обеспечения предельной скрытности подлодки, и потому акустик не мог определить точно дистанцию до неизвестного судна. — Следует малым ходом.

— Подвсплыть на перископную глубину, — приказал капитан первого ранга Владимир Шаров. — Продуть балласт! Уменьшить скорость до четырех узлов! Поднять перископ!

Субмарина, приобретая положительную плавучесть, устремилась к поверхности, словно спеша вырваться из холодной бездны. Всплытие прекратилось на глубине пятнадцать метров. Над волнами поднялась труба перископа.

Владимир Шаров приник к экрану. В отличие от старых оптических устройств, командирский перископ «Варшавянки» ПК-8.5 был намного более сложным электронным комплексом. Он обеспечивал круговой обзор днем и ночью при увеличении от полутора до шести крат. На мониторе мелькнул чуть размытый силуэт корабля — скошенный форштевень, орудийная башня в носу, две пирамидальные надстройки, наклонная мачта с множеством антенн, длинный полубак с посадочной площадкой для вертолета.

— Это «Арли Берк! — Капитан Шаров хищно оскалился: — Тревога! Все по местам! Торпедные аппараты к бою!

Подводная лодка находилась в полусотне миль от побережья, следуя курсом на Владивосток. Эти воды давно и безраздельно принадлежали врагу, но именно сюда направил свой корабль Владимир Шаров. «Усть-Камчатск» был готов к бою, и сигнал тревоги застал немногочисленный экипаж на своих местах. Акустики непрерывно прослушивали окружающее пространство, торпедисты стояли у своих пультов. В двух из шести торпедных труб подлодки покоились в кромешной темноте восьмиметровые сигары противолодочных торпед ТЭСТ-71М с телеуправлением. Еще два торпедных аппарата были заряжены противокорабельными 53-65К, несколько примитивными, но идеально подходящими для того, для чего их когда-то создавали. А в двух других находились приборы гидроакустического противодействия МГ-74М «Корунд-2М».

— Пеленг двадцать пять, дальность сорок семь кабельтовых, — сообщил стоявший у перископа Шаров, и один из подводников быстро ввел данные в систему управления торпед. — Третий и четвертый аппараты товсь!

— Третий и четвертый есть товсь!

Моряков охватило какое-то лихорадочное возбуждение. Каждый чувствовал приближение боя, но не все могли справиться с неизбежным волнением. И, тем не менее, подводники действовали четко и слаженно, готовясь нанести неотвратимый удар из глубины.

— Убрать перископ! — приказал капитан. — Погружение пятьдесят!

Массивная труба скользнула в ограждение рубки. Каким бы маленьким не казался перископ, его вполне мог обнаружить вражеский радар. Для того, чтобы избежать этого, конструкторы приняли некоторые меры, например, головка перископа была облицована радиопоглощающим материалом, к тому же на нем установили приемник системы радиотехнической разведки, предупреждавший об облучении чужими РЛС. И все же Владимир Шаров предпочел не рисковать. Теперь, когда цель была опознана, он заставил подлодку вновь скрыться в спасительной бездне, продолжая сближаться с вражеским эсминцем.

— Цель прямо по курсу! — доложил акустик, непрерывно следивший за американским кораблем.

— Открыть крышки торпедных аппаратов!

Неожиданно корпус «Варшавянки» содрогнулся, будто от барабанной дроби. Акустический импульс, посланный вражеским сонаром, коснулся обшивки «Усть-Камчатска», возвращаясь на эсминец четким эхо. И тотчас капитан Шаров скомандовал:

— Третий и четвертый аппараты — пли!

Две торпеды 53-65К выбросило из торпедных труб навстречу американскому эсминцу. Кислородные турбины раскрутили гребные винты, разгоняя весившие две тонны торпеды до сорока трех узлов. Двигаясь на глубине десть метров, они шли кратчайшим курсом к цели, буквально поглощая расстояние. Акустические головки наведения захватили шум винтов эскадренного миноносца «Арли Берк».

На борту «Усть-Камчатска» Владимир Шаров не отрываясь наблюдал за стрелкой секундомера, ползущей по циферблату. По расчетам торпеды должны были поразить цель через шесть минут, двигаясь с максимальной скоростью, и капитан ждал, когда бездна огласится грохотом взрывов, но вместо этого акустик срывающимся на крик голосом сообщил:

— Всплеск по левому борту! Торпеды! Мы атакованы!

— Приборы гидроакустического противодействия в режим постановки помех! Пятый торпедный аппарат — пли!

Похожий на утолщенную сигару, увенчанную гребным винтом в кольцевой насадке «Корунд» выскользнул из торпедного аппарата «Усть-Камчатска», ринувшись навстречу приближавшимся торпедам. Мощные помехи, испускаемые имитатором цели, ослепили и оглушили системы акустического наведения приближавшихся торпед, и тотчас последовал новый приказ:

— Погружение двести! На курс девяносто пять! Полный ход!

— Опасно, товарищ капитан, — чуть дрогнувшим голосом произнес старший помощник, взглянув на Шарова: — Можем наткнуться на подводные скалы! Здесь небольшая глубина!

— Выполнять приказ! Срочное погружение!

Субмарина, приняв дополнительный балласт, набирая скорость нырнула к самому дну, туда, куда никогда не проникал свет солнца. Подводная лодка пересекла термоклин, границу между слоями воды с различной температурой, сквозь которую с трудом проникали шумы. В тот момент, когда акустические системы наведения американских торпед «Марк-46» отстроились от помех, созданных имитатором «Корунд», «Усть-Камчатск» оказался вне зоны досягаемости. Подводники с облегчением выдохнули, а через минуту акустик доложил о двух взрывах, прогремевших на поверхности с секундным интервалом. На мостике «Варшавянки» раздались ликующие вопли — подводники только что выиграли свой первый бой. А на поверхности боролись за свои жизни американские моряки.

Для командира эскадренного миноносца ВМС США DDG-65 «Бенфолд» все произошло настолько внезапно, что он не успел толком ни испугаться, ни удивиться. Эсминец курсировал в нескольких десятках миль от Владивостока. Фазированные антенные решетки многофункционального радара AN/SPY-1D ни на миг не прекращали излучать энергию в пространство, возмущая радиоэфир. Корабль являлся первым, дальним рубежом обороны гавани, превратившейся после потери японской территории в крупнейшую базу американского флота на Дальнем Востоке. В случае если оккупировавшие Сахалин японцы решились бы на дальнейшие действия, именно локаторы «Бенфолда» должны обнаружить их самолеты, а покоившиеся в ячейках установки вертикального пуска «Марк-41» сорок шесть зенитных ракет «Стандарт» станут той преградой, которую агрессор не сможет преодолеть без потерь.

— Какова обстановка? — кэптен требовательно взглянул на энсина, следившего за показаниями радара.

— На радаре три надводные цели. Держатся близь берегов Сахалина. Над Хоккайдо групповая воздушная цель. Движется по замкнутому маршруту, не покидая воздушного пространства Японии.

— Этот АВАКС. Япошки тоже наблюдают за нами!

Моряки, все до единого, включая и командира, были напряжены до предела. В какой-то миг в этих водах стало слишком тесно. Любое неосторожное движение могло привести к немедленному столкновению и неизбежным жертвам. Американцы и японцы стягивали силы, готовясь к бою, не спуская друг с друга глаз.

Вот и сейчас за «Бенфолдом» пристально следили сразу три японских эсминца, почти ни чем не уступавшие «Арли Берку», также несущие ракеты «Стандарт». А где-то в морской пучине бесшумно скользили чужие подлодки, готовые в любой миг нанести удар. Американский эсминец вел их поиск непрерывно. За его кормой протянулась многометровая буксируемая антенна гидролокатора SQR-19, чутко улавливавшая все шумы бездны.

— Кэптен, сэр, слышу шум винтов по пеленгу ноль-пять-пять, — неожиданно прозвучал доклад акустика. — Подводная цель!

— Идентифицировать цель!

В базах данных боевой информационно-управляющей системы «Иджис», на которую замыкались все средства поиска и оружейные системы эскадренного миноносца, хранились акустические портреты тысяч кораблей и подлодок, но командир «Бенфолда» был уверен более чем на сто процентов, что им посчастливилось обнаружить японскую подлодку. И он не был намерен отпускать ее просто так.

— Сэр, это русская подлодка класса «Кило»!

— Какого черта? — на лице капитана удивление сменилось растерянностью. — Что за чертовщина? Сонар в активный режим! И дайте связь с базой!

Антенна гидролокатора SQS-53, установленная в массивном обтекателе в носу эсминца, испустила акустический импульс, просвечивая толщу воды на много миль по курсу, точно рентгеном. На экране возникла четкая отметка цели.

— Дальность до цели четыре мили, — доложил акустик, и тотчас, на полтона выше: — Торпеды! Мы атакованы!

— Дьявол! Подлодку противника уничтожить! «Асрок» — огонь!

Нос эсминца окутался дымом, и из этого облака взмыли в небо две ракеты RUM-139A противолодочного комплекса ASROC. Описав параболу, они упали в воду в миле от вражеской — теперь в этом не было сомнения — субмарины. Еще в полете отделились головные обтекатели, и в воду вошли почти под прямым углом две торпеды «Марк-46».

— Торпеды в пятнадцати кабельтовых! — доложил перепуганный акустик, представивший, как стальные «рыбины» скользят под волнами, неся смерть ему и еще трем сотням моряков, находившихся на борту атакованного эсминца.

— Курс на торпеды! Приготовиться к удару!

Эсминец класса «Арли Берк», несмотря на колоссальную огневую мощь, был почти беспомощен против удара из-под воды. На нем не было реактивных бомбометов типа русских РБУ-6000, способных уничтожить атакующие торпеды. Это оружие считалось устаревшим, и от него отказались. И теперь «Бенфолд», набирая скорость, покорно шел навстречу гибели.

Две тяжелые торпеды 53-65К ударили американский эсминец в борт ниже ватерлинии, в скулу. Корабль водоизмещением восемь с половиной тысяч тонн содрогнулся от взрывов их трехсоткилограммовых боеголовок от носа до кормы. Ударная волна смяла обшивку, уткнувшись в герметичные переборки, отражаясь от листов брони толщиной в дюйм, прикрывавших механизмы, топливные танки и боевой информационный пост, где сосредотачивалось управление всеми системами корабля. А за не внутрь уже хлынул поток соленой воды, мгновенно заполнявшей отсеки, превращая трюм эсминца в смертельную ловушку для сотен моряков.

В командном посту на секунду погасло освещение, и капитан вздрогнул, еще чувствуя, как вибрирует под ногами палубный настил. Затем лампы вспыхнули вновь, заливая своим ровным светом просторное помещение, заполненное перепуганными людьми в форме.

— Доложить о повреждениях! — потребовал пришедший в себя первым командир.

— Разрушена носовая часть корабля ниже ватерлинии! Поврежден обтекатель гидролокатора! В отсеки поступает вода! Число погибших уже превысило сто человек, сэр!

— Включить трюмные помпы! Эвакуировать людей с нижних палуб!

Кораблю длиной сто пятьдесят метров две торпеды могли причинить фатальные повреждения, но не уничтожить его. Все зависело от действия экипажа, и капитан знал, какие отдавать приказы, чтобы спасти свой эсминец. По его команде были задраены люки водонепроницаемых переборок, разделявших корабль на тринадцать отсеков. Насосы начали откачивать воду, вливавшуюся сквозь огромнее пробоины, а в медицинский отсек уже поступали первые пострадавшие.

— Мы лишились маневренности, сэр, но сохранили подвижность, — доложил старший помощник. — Ремонтные бригады уже начали устранять повреждения.

— Приказываю взять курс на Владивосток!

Неуклюже разворачиваясь, эсминец медленно направился к далекому берегу, пока на его борту моряки лихорадочно пытались сделать все, чтобы удержать свой корабль на плаву. Навстречу уже спешил спасательные вертолеты и катера, готовые принять матросов с пострадавшего судна. А генерал Флетчер, получивший тревожное донесение, уже начал действовать.

— Все истребители в воздух, — приказал генерал. — Это может быть начало полномасштабной атаки! Как только хоть один японский корабль или самолет приблизится к нашим берегам, приказываю уничтожить его!

Распоряжение, проходя по цепочке промежуточных звеньев, достигали конечных исполнителей. С ревом взмывали в небо, занимая позиции на подступах к городу, тяжелые F/A-18E авиации морской пехоты. На кораблях, находившихся вблизи Сахалина, объявили тревогу, и моряки торопливо вводили координаты целей в системы управления крылатых ракет «Томагавк», готовые обрушить шквал огня на захваченный японцами остров. К их удивлению, противник вовсе не выглядел готовящимся к нападению.

— Генерал, сэр, — в кабинет Флетчера ворвался начальник разведки. — Сэр, японцы только что сообщили, что не атаковали наш эсминец. Это провокация!

— Какого черта?! Кто хотел пустить его на дно?

— С «Бенфолда» сообщили, что их торпедировала русская подлодка класса «Кило». У нас нет причин сомневаться в этом.

— Откуда она могла здесь взяться?

— Возможно, сэр, это та самая, что исчезла при переходе с Камчатки, — предположил офицер. — Скорее всего, на ее борту террористы, иначе объяснить то, что случилось, я не могу.

— Дьявол! Что здесь творится? — Генерал раздраженно помотал головой, собирая мысли в кулак. — Направьте в этот район все патрульные самолеты, все наши «Орионы»! Найдите этих ублюдков и отправьте их в ад!

— Опасно, сэр! Здесь действуют японские подлодки, можем по ошибке обстрелять не ту цель!

— Свяжитесь с японцами, потребуйте вернуть все их субмарины в порты. Если откажутся, пусть пеняют на себя! И дайте, черт возьми, связь с Раменским! Думаю, командующему стоит знать, что за чертовщина у нас происходит!

В акватории Японского моря набирала обороты самая масштабная за истекшие полгода поисковая операция. Базировавшиеся на Камчатке противолодочные самолеты Р-3С «Орион» один за другим поднимались в воздух, направляясь на юг. К ним присоединялись вертолеты SH-60B «Си Хок» из-под Владивостока. В волны сыпались десятки гидроакустических буев, накрывая эти воды частой сетью, проскользнуть сквозь которую, казалось, не в силах был никто. Но «Усть-Камчатск», выполнивший первую за время своего существования реальную атаку, и одержавший настоящую победу, тихо, самым малым ходом никем не замеченный крался на восток.

— Внимание, говорит командир корабля, — прокатился по отсекам ушедшей к самому дну подлодки вырывавшийся из динамиков голос капитана Шарова. — Сегодня вы доказали, что по праву носите погоны моряков российского флота! Мы отомстили за павших товарищей, но это только начало! Нам с вами доверена честь освободить свою родину от врага!

Моряки, замирая, внимали каждому слову своего капитана. Сегодня они впервые почувствовали свою силу, ощутили себя настоящими мужчинами. В их груди, наконец, исчезло чувство стыда за собственное бессилие, трусливый страх. Первый боя завершился безоговорочной победой, они были живы и свободны, а враг вот-вот должен был испустить дух. И эти люди теперь были готовы на многое.

— Мы направимся к берегам Америки, чтобы нанести удар по земле врага. У нас на борту оружие, способное испепелять целые города за одно мгновение. С этой секунды с нами будут считаться все, и когда мы продемонстрируем свою настоящую мощь и решимость, враг выполнит наши требования. Наша страна снова станет свободной. Мы нанесем последний и решающий удар в затянувшейся войне. Наш курс — акватория Тихого океана. Идем к чужим берегам!

Подводники удивленно смотрели друг на друга. Не каждый был готов поверить услышанному, но после того, что происходило у них на глазах, после того, что каждый из них успел сделать собственными рукам, сомневаться в словах командира тоже никто не мог. Люди чувствовали, как в груди медленно закипает ярость. Они, наконец, были способны что-то изменить и теперь рвались в бой.

Владимир Шаров, закрыв дверь каюты, устало опустился на узкую койку, заставив себя не слышать доносящиеся из-за тонкой переборки голоса возбужденных матросов. Начиналось самое важное дело в его жизни, как теперь абсолютно точно понял это капитан, не один год бороздивший морские просторы. «Усть-Камчатск», направляемый его волей, пронзал безмолвные пучины холодного моря, готовясь вступить в свой последний бой. Они рвались к чужим берегам, неся войну на землю врага, и в одном из отсеков субмарины, под свинцовой обшивкой, дремало атомное пламя, готовое в любой миг вырваться на волю, жадно поглощая все на своем пути. А далеко позади, на родной земле, которую Шаров уже не надеялся увидеть вновь, уже кипела яростная битва, и вскоре многим стало не до пропавшей в океане подводной лодки.

Глава 6. Ответный удар

Архангельская область, Россия
13 ноября

Остановившись на перекрестке, Джим Уоллес достал из кармана камуфлированного бушлата российского образца, на который он сменил временно привычный «вудлэнд», смятую пачку сигарет. Вытряхнув одну, разведчик зажал ее в уголке рта, но прикуривать не стал. В ЦРУ шла мощная кампания за здоровый образ жизни, и потому секретный агент почти не курил, не стал он изменять своей привычке и сейчас.

Прямо перед Уоллесом, шагах в пятидесяти, вздымалась глухая стена из красного кирпича, высотой футов восемь. Только ворота, створки которых были сейчас плотно сомкнуты, нарушали ее монолитность. Стена не казалась несокрушимой, это не было укрепление, но она неплохо скрывала от посторонних взглядов, от ненужного чужого внимания то, что творилось во дворе дома, одного из многих особняков, образовавших уже целый район на окраине Архангельска. Обычный дом, каких было уже немало построено рядом. Два этажа, гараж-пристройка, ничего особенного. Но именно он заинтересовал резидента ЦРУ и командование американского контингента.

Несколько минут Джеймс рассматривал особняк, за стенами которого, кажется, ничего не происходило. Обитатели этого района не отличались открытостью, словно соревнуясь между собой в высоте стен и прочности ворот. Но с соседних участков доносились голоса, звуки музыки — где-то работало радио — хотя бы собачье гавканье. А обитатели этого особняка стремились только к одному — не напоминать никому о своем присутствии лишний раз. И о них будто бы забыли. Все, кроме Джеймса Уоллеса.

Постояв еще несколько минут, разведчик выбросил сигарету, и, свернув за угол, нырнул в безопасное нутро бронированного М1114 «Хаммер», устроившись на заднем сидении армейского вездехода. Сидевший впереди, рядом с водителем, полковник Эндрю Макгуайр обернулся:

— Мистер Уоллес, вы уверены, что именно этот дом — то, что мы ищем? Похоже, если там кто и был, то они вымерли все до единого. Никакой активности!

Они вели наблюдение за особняком уже второй день, с земли и с воздуха, непрерывно, каждую минуту. Именно сейчас занимал позицию поднявшийся в небо полчаса назад беспилотный разведчик RQ-1A «Предейтор».

Беспилотник, достигнув высоты две тысячи метров, описал первый круг, в центре которого оказался тот самый дом, привлекший внимание разведки. Благодаря бортовым камерам высокого разрешения DLTV находившиеся на земле могли без труда видеть все, что творилось за высокими стенами. Правда, смотреть было не на что — двор большую часть времени пустовал, обитатели особняка сидели внутри почти безвылазно.

— Это он, майор, — уверенно кивнул Уоллес. — По документам дом достраивается, и там трудится бригада рабочих откуда-то из Средней Азии. Скорее всего, нелегалы. Они приезжают из бывших советских республик, работают за гроши в рабских условиях. Почти то же самое, что мексиканцы в Штатах, и так же связаны с криминалом.

Полковник Макгуайр кивнул. За время, проведенное в России, герой штурма Грозного, совсем недавно назначенный командующим бригадой Сто первой воздушно-штурмовой дивизии Армии США и получивший новое звание, кое-что узнал о местных порядках, да и в его родной стране было нечто похожее. Люди, что в западном полушарии, что в восточном, мало отличались. Схожими оказались и нравы.

— Вы же знаете, как долго и с какими усилиями я искал этот дом, полковник! Вместе с вашими солдатами мы обшарили весь город и окрестности, землю носом рыли день и ночь, непрерывно сканировали эфир, фильтровали те потоки мусора, что переполняют Интернет, даже прослушивали телефонные разговоры! Пришлось попотеть, но мы добились своего! Вот за этой стеной китайский пункт радиотехнической разведки!

Агент ЦРУ торжествующе уставился на полковника, не заметив, как его губы против воли скривились в кровожадном оскале.

— Китайцы, конечно, мастера конспирации, но и они допускают ошибки. Для начала, владельца этого особняка мы так и не нашли, непонятно, кто нанял этих азиатов, — продолжил Уоллес. — Кто-то же должен им платить. А еще у этого дома очень высокий расход электроэнергии. Не похоже, что там включают только перфоратор и электрочайник. Судя по данным энергетической компании, там или используют мощное промышленное оборудование, которому в таком месте нечего делать, либо гоняют день и ночь несколько мощныхкомпьютеров. Да и антенны очень интересные, кто бы ни жил там, он явно не только слушает местную FM-радиостанцию. Полагаю, стоит познакомиться с обитателями этого симпатичного домика поближе.

— Если только они не против такого знакомства. Я не хочу терять своих людей, Джеймс, но мы ведь не знаем, что ждет непрошеных гостей там, внутри. Если эти азиаты — те, о ком мы думаем, они наверняка припасли немало неприятных сюрпризов. Не проще ли было вызвать авиацию? Один «Апач» сравняет эту хибару с землей без какого-либо риска для моих парней!

— Это будет крайним вариантом, и я предпочту не доводить ситуацию до него, — помотал головой Уоллес. — Во-первых, мы можем ошибаться, и тогда погибнут невиновные. Но дело даже не в жертвах среди гражданских. Мне нужны живыми обитатели особняка, хотя бы кто-то из них. И мне нужно их оборудование, целое и невредимое. Да за один только алгоритм взлома кодов управления нашими «дронами» парни из Форт-Мид душу готовы продать! Китайцы нас смогли удивить! Дьявол, да даже сейчас, когда мы их обложили со всех сторон, они могут сделать немало неприятных сюрпризов. Например, перехватят контроль над «Хищником», что сейчас кружит над нами, и он атакует нас. Поэтому, полковник, что бы ни встретили за этими стенами ваши люди, они должны взять агентов противника живыми! Пусть даже им самим ради этого придется умереть!

Эндрю Макгуайр поморщился от досады. Все хитроумные комбинации разведки почему-то всегда сводились в итоге к одному — под огонь каких-нибудь ублюдков шли его солдаты, своими жизнями исправляя неизбежные ошибки рыцарей плаща и кинжала. Вот и теперь десантникам Сто первой дивизии предстояло войти в особняк, наугад, не зная ничего, но твердо помня приказ — брать противника живыми. Даже если ради исполнения этого приказа придется умереть американским парням.

— Полковник, сэр, — сидевший рядом с Уоллесом лейтенант, державший на коленях лэптоп в кевларовом корпусе, обращался к своему командиру, будто не замечая агента ЦРУ. — Сэр, «дрон» уже на месте. Мы получаем картинку!

Щелкнув пару раз по клавишам, офицер вывел на экран изображение с камер RQ-1, вставшего «на круг» над особняком, так заинтересовавшим военных и разведку. Как и следовало ожидать, во дворе было пусто, трудолюбивые обитатели лишний раз не выходили на свежий воздух.

— Нет, ошибки быть не может, — мотнул головой Уоллес, словно пытаясь убедить в правильности решения самого себя. — Это точно они. Вашим парням, майор, нужно быть начеку!

Беспилотник, круживший на высоте около семи тысяч футов, держал особняк и подходы к нему в поле зрения ботовых камер постоянно. И потому все увидели, как во двор вышел человек. Он спустился с крыльца, прошел на середину двора, и запрокинул голову, словно увидев кружащий самолет. Он был обнажен по пояс, невысок, узкоплеч, но выглядел жилистым, крепким и очень подвижным, как тот, кто занимается постоянно физическим трудом.

— Сколько там людей, внутри? — спросил полковник Макгуайр. — Это хотя бы вам известно?

— Трое или четверо, не больше. Чертовы китайцы похожи друг на друга, как две капли воды!

Тем временем поселок охватила суета, напряженная, хотя и тщательно скрываемая от постороннего взгляда. На улицах появились армейские «Хамви» с вооруженными до зубов десантниками внутри, блокировавшие все подступы к особняку.

— Мои люди на исходных позициях, — сообщил Макгуайр, выслушав доклады по рации. — Теперь китайским ублюдкам не уйти. Улицы перекрыты. Снайперы расположились на чердаках трех ближайших домов. Штурмовая группа на подходе.

— Отлично! Пора начинать! Дайте своим бойцам «зеленый свет»!

Полковник поднес ко рту микрофон, произнеся только одно слово:

— Атака!

Камуфлированные «Хамви», взревев моторами, выкатились из переулков, замкнув особняк в кольцо. Установленные на турелях на их крышах пулеметы и автоматические сорокамиллиметровые гранатометы нацелились на стены, и стрелки положили руки на гашетки. Десантники, выскакивая из машин, используя их бронированные корпуса, как укрытие, передергивали затворы карабинов, взяв на прицел ворота.

С небес на притихший поселок обрушился рокот турбин. Многоцелевой вертолет UH-60A «Блэк Хок» пронесся на бреющем над крышами домов, зависнув над опустевшим двором взятого в осаду особняка. Связки стволов пулеметов М134 «Миниган», установленных в широких проемах люков в бортах геликоптера, развернулись в сторону дома, готовые обрушить на него настоящий шквал свинца, выпуская по сотне пуль в секунду.

Вертолет снизился до считанных десятков футов. К земле протянулись тросы, и восемь десантников скользнули по ним вниз, точно пауки. Миг — и они уже на земле, разбегаются по двору, окружая дом. Командир штурмовой группы, припав на колено, вскинул карабин М4, нажав на спусковой крючок подствольного гранатомета. Граната угодила точно в оконный проем, с хлопком разорвавшись внутри. Одновременно захлопали гранатометы других бойцов, и облако слезоточивого газа заполнило пустые комнаты, затекая во все щели.

— Вперед! Пошли!

Командир десантников махнул рукой, первым сделав шаг в сторону дома. В окне второго этажа мелькнула вспышка дульного пламени, и поток свинца ударил в лица бежавшим десантникам. Что-то обожгло грудь командира, вдруг стало трудно дышать, а затем весь мир потонул в ярчайшей вспышке.

Получасом ранее майор Шао Дуэнь открыл глаза, несколько минут вслушиваясь в звуки, проникавшие из-за прочных стен роскошного особняка, настоящего замка, ставшего на многие месяцы домом для трех офицеров Третьего департамента Генерального штаба НОАК. Все было тихо, раскинувшийся вокруг поселок, место обитания здешней «элиты», словно соревновавшейся друг с другом в количестве этажей, площади бассейнов и высоте стен, словно впал в оцепенение.

Майор, который спал прямо на полу, на тонком матрасе, резко вскочил, принявшись делать зарядку. Несколько упражнений из техники у-шу согрели тело, разогнав по жилам кровь. Сон как рукой сняло, сознание было светлым и чистым, восприятие окружающей действительности обострилось до предела. Пора было начинать новый день.

Покинув свою комнату, майор спустился в подвал, просторный, словно бункер, с мощными сводами, будто здесь прежние хозяева особняка готовились переждать третью мировую войну. Здесь, среди множества компьютеров, соединенных в общую сеть, в сплетении перевитых жгутами проводов, точно паук в своей паутине, нес вахту лейтенант Ван. Отсюда, из этого подвала, офицер НОАК, специалист радиотехнической разведки, мог контролировать действия противника на сотни километров вокруг, прослушивая переговоры, отслеживая перемещения вражеских вертолетов и самолетов. Мощные процессоры с программным обеспечением, разработанным лучшими компьютерщиками Китая, ломали все шифры американцев.

— Товарищ майор, — лейтенант, увидев командира, не оторвался от монитора. — Товарищ майор, я уже несколько минут фиксирую возросшую активность противника. Перемещение крупных сил по земле и по воздуху.

— Почему не разбудил сразу? В каком районе активность?

— Здесь, в окрестностях Архангельска! Они только что подняли в воздух беспилотный разведчик!

— Куда он направляется?

Майор Шао почувствовал смутную тревогу. Каждый день для них, трех офицеров китайской разведки, мог стать последним. Вокруг был враждебный город, наполненный тысячами вражеских солдат. Стоило огромных усилий, чтобы трое китайцев оставались никем незамеченными, продолжая свою работу во вражеском тылу. Для местных жителей они были рабочими-узбеками. Ради этого все трое кроме русского языка вынуждены были изучить и узбекский, общаясь на нем между собой в присутствии посторонних. В прочем, такие случаи были редкостью, разведчики жили в полнейшей изоляции, покидая пределы особняка раз в несколько недель. К ним давно уже привыкли, перестали замечать, и все равно все трое чувствовали напряжение, нараставшее с каждым днем.

Лейтенант Ван, перехватывавший данные телеметрии, уходившие с беспилотника «Предейтор» на наземную станцию управления, вызвал на экран карту города и окрестностей, вздрогнув, и, обернувшись к командиру, сообщив:

— «Дрон» движется в нашем направлении!

Не дожидаясь приказа, разведчик запустил сканирование радиочастот, выхватив обрывок переговоров, услышав которые, почувствовал, как холодеет в груди.

— Товарищ майор, американский снайпер докладывает о готовности открыть огонь! Он где-то рядом!

Шао Дуэнь ударил кулаком об стену, на миг потеряв самообладание. Казалось, приняты все меры предосторожности, но противник смог отыскать их среди сотен тысяч людей, и теперь дом оказался в стальном кольце. Китайцы могли точно знать, где находятся вражеские снайперы, взявшие на прицел каждое окно, где находятся штурмовые группы, и бессильно наблюдали, как все туже затягивается петля вокруг них.

— Держи! — Майор бросил своему напарнику автомат АКМ, повесив точно такой же, со спаренными магазинами, смотанными синей изолентой, на плечо. Сунул за пояс девятимиллиметровый пистолет «Тип 59», копию русского ПМ, и положи в карман две гранаты.

— Нам не прорваться! Нас сомнут! — растерянно произнес лейтенант, переводя взгляд с монитора на своего командира.

— Отставить, лейтенант! За мной!

Они взбежали по высокой крутой лестнице, наткнувшись на капитана Чана Бинхао. Тот замер посреди комнаты, словно окаменев, но окрик майора Шао вернул его к жизни:

— Капитан, на тебе второй этаж! Живее! Занять оборону! Лейтенант, ты со мной!

Грохот вертолетных турбин проник сквозь стены, заглушая последний слова Шао Дуэня. Подскочив к окну, майор увидел, как с зависшего над двором «Блэк Хоука» по тросам скользят фигуры десантников. Американцы бросились к дому, на бегу открыв огонь из подствольных гранатометов. В соседней комнате зазвенело разбитое вдребезги стекло, затем раздался громкий хлопок. Майор сделал вдох, почувствовав, как легкие словно обожгло огнем.

— Слезоточивый газ! Лейтенант, противогазы!

Оба натянули маски, и разом вскинули автоматы, встав в стороне от оконных проемов. Четверо вражеских бойцов, державшие наизготовку карабины М4, были уже в десятке метров от стены. Майор Шао поймал в прорезь прицела американца, жестами подававшего команды остальным десантникам, и нажал на спуск. АКМ отрывисто рыкнул, выплевывая поток свинца, и вражеского офицера сбило с ног, швырнув на штабель досок. Упал, будто споткнувшись, еще один противник. Двое других нырнули за груду битых кирпичей.

Шао Дуэнь, слышавший, как рядом захлебывается огнем автомат лейтенанта, выпустил короткую очередь, заставив американцев прижаться к земле. Он видел, как пули выбивают искры и каменную крошку, раскалывая кирпичи. На лицо вдруг набежала тень. Вертолет UH-60A, развернувшись к дому бортом, завис над улицей. В широком проеме распахнутого грузового люка вспыхнуло пламя, и в лицо китайцу хлестнули огненные трассы.

Шестиствольный пулемет М134 «Миниган» обрушил на особняк шквал свинца. Лейтенанта Ванна отшвырнуло к стене, почти перерезав пополам одной бесконечной очередью. Пули выбивали стекла, впиваясь в стены. Одна из них рикошетом ужалила майора Шао в бедро.

Прошипев сквозь зубы ругательство, офицер бросился вглубь дома, уже слыша, как взрывы крушат стены, как ревут во дворе моторы бронированных «Хамви». На втором этаже последний раз коротко протрещал АКМС капитана Чана, а затем дом содрогнулся от взрыва. Штукатурка обсыпала с ног до головы майора. Уже слыша, как грохочут в коридорах тяжелые ботинки десантников, ворвавшихся внутрь, он нырнул в проем люка, буквально скатываясь по крутой лестнице в подвал.

Эфир вдруг наполнился бессвязными криками, и полковник Макгуайр зло выругался.

— На связи Альфа-три, команда Альфа под обстрелом! — звучало из динамика. — Несем потери, Альфа-лидер убит!

— Ублюдки! — Офицер щелкнул клавишей, четко произнеся: — Воздух-один, прикрыть штурмовую группу! Снайперам зеленый свет! Огонь по готовности!

— Полковник, какого черта?! Китайцев нужно брать живыми! Отмените приказ!

Макгуайр раздраженно обернулся, взглянув на Джима Уоллеса:

— Я не собираюсь гробить своих парней! Вы не командуете операцией!

— Ваши головорезы там все разнесут, камня на камне не оставят! Нам нужны пленные, нужна их аппаратура! Проклятье!

С треском ожил шестиствольный пулемет, установленный на «Черном ястребе», только что высадившем штурмовую группу. Сотни пуль обрушились на стены особняка, впиваясь в кирпич, затекая свинцовым потоком в оконные проемы, заставляя противника искать укрытия, забиваясь в самые глухие углы. «Миниган» зашелся в бесконечной очереди, под прикрытием которой десантники бросились к своим раненым товарищам, спеша перетащить их в укрытие.

Вспышка дульного пламени сверкнула в одном из окон второго этажа. Очередь, выпущенная из АКМ, ударила в борт UH-60, зависшего в сотне метров от особняка. Несколько пуль калибр 7,62 миллиметра, влетевших в проем грузового люка, впились в грудь пулеметчика. Тяжелый глухой шлем, в котором невозможно было повернуть голову, и бронежилет выдержали, но стрелка сбило с кресла, швырнув на дно десантного отсека.

— Черт, по нам стреляют! — пилот рванул штурвал, уводя вертолет из-под огня.

Китайский капитан, вбив в камуфлированное брюхо «Черного ястреба» еще несколько очередей, видя, как пули высекают снопы искр из металла. Торопливо сменил магазин, перенося огонь на суетившихся во дворе бойцов группы захвата.

Американский снайпер, засевший на чердаке роскошного коттеджа в пятистах метрах от цели, напрягся, когда в объективе телескопического прицела Leupold переменной кратности появился человеческий силуэт. Штаб-сержант Сто первой воздушно-штурмовой дивизии занял эту позицию двадцать минут назад. Хозяева дома едва ли были этому рады, но их разрешения никто не спрашивал. Снайперская пара, стрелок и корректировщик, просто вошли, не слушая испуганных воплей какого-то толстяка и его некрасивой жены, забившихся в кладовку при виде оружия.

— Пятьсот десять ярдов, — сообщил корректировщик, вооруженный станцией оптической разведки. — Ветер встречный.

Снайпер крепче сжал цевье полуавтоматической винтовки M110 SASR, превращаясь в живой лафет. Прицельная марка легла на середину груди противника, и стрелок нажал на спуск. Отрывисто треснул выстрел, а через три четверти секунды тяжелая пуля М118 калибра.308 «Винчестер» весом одиннадцать граммов ударила в грудь китайского разведчика, отбрасывая тело от окна.

— Цель поражена! Западный сектор чист!

Эндрю Макгуайр, услышав доклад снайпера, рявкнул в микрофон:

— Штурмовые группы вперед! Снесите к дьяволу эту стену!

Из-за угла выкатился «Хамви». Широкий люк в крыше распахнулся, и десантник, сидевший на заднем сидении, встал, опустив обе ладони на рукоятки автоматического гранатомета «Марк-19». Направив короткий толстый ствол на глухую стену, солдат нажал на гашетку, выпустив одной очередью десяток кумулятивно-осколочных сорокамилиметровых гранат М430. Одновременно еще двое бойцов, выбравшись из-под брони, выстрелили из одноразовых РПГ М136.

Такого напора стена не выдержала. Во все стороны разлетелись осколки красного кирпича, и тотчас в пролом ринулись десантники, мгновенно рассредоточивавшиеся по всему двору, обрушив огонь своих карабинов М4 на выщербленные пулями и осколками стены особняка.

Несколько бойцов ворвались внутрь. Под толстыми подошвами ботинок хрустело битое стекло, все было обсыпано толченой штукатуркой, стены покрывались оспинами пулевых отверстий. Увидев лежавшего в конце коридора человека, бежавший первым капрал нажал на спуск, вогнав короткую очередь в уже мертвое тело. В этот миг он увидел силуэт человека в полумраке комнаты.

— За ним! Он в подвале!

Подбежавший к люку десантник бросил вниз гранату, тотчас отскочив в сторону и прижавшись к стене. Под ногами глухо грохнул взрыв, из черного провала полыхнуло пламя. Десантники, держа оружие наготове, скатились вниз по узким ступеням, увидев среди посеченных осколками компьютеров окровавленное тело.

— Приказано брать живым, — напомнил командир, целившийся в противника, едва дышавшего, из пистолета. — Не шевелиться! Бросай оружие!

Китаец, по лицу которого текла кровь, выпустил из ослабевших рук взведенный «макаров». Десантники обступили его со всех сторон. Последним движением майор НОАК Шао Дуэнь достал из кармана пульт дистанционного управления, и, прежде, чем сознание отключилось, нажал до хруста в пальцах единственную кнопку. Через секунду на месте особняка взметнулся столб огня.

Заряд взрывчатки весом в полтонны разнес дом на кирпичи. Под ногами содрогнулась, будто в агонии, земля, а ударная волна, накрывшая квартал, не оставила ни одного целого стекла в радиусе километра. Не успевший удалиться на безопасное расстояние «Черный ястреб» накрыло облаком каменного крошева, и пилотам едва ужалось удержать винтокрылую машину в воздухе.

— Дьявол! — Джеймс Уоллес испуганно вскрикнул, когда по крыше «Хамви» забарабанили осколки, каменным дождем обрушившиеся на поселок. Он увидел, как обломок кирпича ударил по каске пробегавшего миом десантника, и тот свалился под колеса бронеавтомобиля.

— Ублюдки!

Выругавшись, полковник Макгуайр выскочил из машины, не слыша предостерегающих окликов своего адъютанта. Полковник бросился туда, где еще не рассеялась дымная пелена. На месте особняка осталась только неровная воронка, засыпанная горячим пеплом. По краям ее угадывались остатки стен. Всюду лежали тела убитых десантников, кричали от боли раненые.

— Господи! — Эндрю Макгуйар опустился на колени над телом солдата, которому полностью оторвало голову. — Какого черта, цэрэушник?! Ты подставил моих людей!

— Вы знали, полковник, что это опасно! Никто не догадывался, что чертовы китайцы заложат под дом вагон взрывчатки!

Уоллес, стоя в паре шагов от Макгуайра, озирался по сторонам, всюду видя кровь, искалеченные тела, разорванные на куски чудовищным взрывом. От чудовищной картины разрушения агенту ЦРУ, не впервые видевшему человеческие смерти, стало не по себе. Вокруг суетились десантники, а Джеймс стоял посреди этого хаоса и подавленно озирался.

— Черт, как после бомбежки, — потерянным голосом произнес полковник, провожая взглядом санитаров, забравших изуродованное тело.

— Нужно осмотреть здесь все, — распоряжался между тем метавшийся по пепелищу Джим Уоллес. — Каждый камешек! Соберите все останки, направьте их лабораторию, как можно скорее. Нужно установить личности тех, кто подорвал здесь сам себя. Если выяснится, что это люди из китайской разведки, их офицеры, мы возьмем Пекин за яйца так, что узкоглазые не посмеют шелохнуться!

Еще только предстояло подсчитать потери, явно исчислявшиеся десятками, а вереница санитарных машин не успела достигнуть госпиталя, когда командующий Сто первой воздушно-штурмовой дивизией Армии США получил первое донесение о результатах операции. Альберт Костас с нетерпением ждал рапорта от полковника Макгуайра на командном пункте, а его приказов ждали десятки офицеров, украдкой бросавших нетерпеливые взгляды на генерала.

— С угрозой в тылу покончено, — удовлетворенно произнес Костас узнавший об уничтожении вражеской разведывательной группы, словно пропустив мимо ушей предварительные цифры потерь. — Теперь наши действия никто не сможет упредить! Всем группам — зеленый свет!

Поток приказов и условных сигналов хлынул по линиям связи, на миг испытавшим настоящую перегрузку. На аэродромах, расположившихся вдоль демаркационной линии, пришли в движение подстегнутые долгожданным приказом десантники. Раскручивались лопасти стоявших в полной готовности к взлету геликоптеров, а высоко над облаками взяли курс к цели беспилотные разведчики, уверенно двинувшиеся к границе американской зоны ответственности.

Беспилотный ударный самолет MQ-9A «Рипер» шел на малой высоте, едва не цепляясь двадцатиметровыми плоскостями за верхушки вековых елей, зелеными стрелами тянувшихся к небесам. Два оператора, находившиеся на американской военной базе под Архангельском, уверенно управляли машиной весом более двух тонн, заставляя ее в точности следовать складкам местности. Обычно так пытались укрыться от радаров, уходя на сверхмалые высоты, но нынешний противник не имел РЛС, зато на земле повсюду могли находиться наблюдатели, вооруженные всего лишь портативными рациями, и именно от их глаз и ушей операторы и пытались спрятать до назначенного срока боевой беспилотник.

— Мы в пятнадцати милях от точки, — сообщил один из офицеров, сверившись с показаниями спутниковой навигационной системы. — Выйдем к цели с юго-запада.

— Отлично! Оружие к бою!

Американцы синхронно коснулись приборных панелей, активируя системы наведения подвешенных под узкие прямые плоскости «Рипера» ракет и бомб. В отличие от своих предшественников, предназначенных только для разведки, «Рипер» был уже полноценным боевым комплексом, способным самостоятельно отыскивать цели и поражать их с высочайшей точностью и без какого-либо риска для людей, им управлявших, по этому параметру отставляя далеко позади всевозможные самолеты-«невидимки».

В этом вылете MQ-9 нес максимальную нагрузку. На узле подвески под правым крылом находилась связка из четырех управляемых противотанковых ракет AGM-114K «Хеллфайр-2», в прочем, сейчас им предстояла несколько иная работа, чем прожигать броню вражеских танков. А под левой плоскостью были подвешены две пятисотфунтовые бомбы GBU-12 «Пейвуэй-2» с лазерным наведением.

Этого арсенала, дополненного высокоточной бортовой системой целеуказания, могло хватить, чтобы надолго вывести из строя крупный и хорошо защищенный объект, например, военного аэродрома или батареи ЗРК, но сейчас целью было выбрано нечто иное, не менее важное, но отлично укрытое от посторонних взглядов. Обнаружить нынешнюю цель стоило немалых усилий, и потому операторы, выводившие «Рипер» на боевой курс, чувствовали особую ответственность за предстоящее задание.

— Вижу цель, — сообщил оператор, наблюдавший за окружающим миром с помощью инфракрасной прицельно-поисковой системы Raytheon AN/ASS-52(V). — По правому борту, две мили.

— Набираем высоту! Приготовиться к атаке!

«Риппер», получив очередную команду с земли, взмыл над лесом, ложась в вираж. Объективы камер были направлены к земле, вернее, к скоплению укрытых маскировочными сетями землянок и блиндажей, одной из баз русских террористов, обнаруженной несколько дней назад из космоса. Кстати, и сейчас за маневрами беспилотника наблюдали со спутника «Ки Хоул-11», появившегося над горизонтом несколько минут назад, совершая очередной виток над поверхностью планеты.

Картинка, передаваемая с MQ-9 в режиме реального времени, появилась на большом плазменном экране в штабе Сто первой десантной дивизии, и генерал Альберт Костас вместе со своими помощниками увидел поросшую редким лесом прогалину, на которой едва угадывались очертания строений, судя по размеру, способных укрыть человек двадцать, а то и больше, обеспечив для них какое-то подобие условий для выживания на много дней.

Русские постарались на славу, опутав свой лагерь сотнями квадратных метров маскировочной сети. Им было несравнимо сложнее прятаться, чем, например, афганским боевикам, ведь здесь не было ни гор, ни глубоких пещер. И все же различить этот лагерь с высоты уже в сто метров было почти невозможно, спасали только инфракрасные приборы, для которых хитрый камуфляж не был помехой.

— Вижу три цели, — сообщил оператор. — Отставить, четыре цели. Перемещаются по периметру лагеря. Часовые!

— Ищи средства ПВО! Нужно обеспечить безопасную высадку десанта!

«Рипер» двигался по кругу радиусом в милю, центром которого стала база террористов. Он до сих пор оставался незамеченным с земли, а вот его операторы видели все, происходившее внизу. Террористы беспечно бродили по лагерю, даже не смотря вверх, не ожидая угрозы с неба.

— Пулемет на северной окраине! Пятидесятый калибр!

— Вижу! Пометил его!

— Еще один на востоке! И наверняка зенитные ракеты в блиндажах!

— Ими они воспользоваться не успеют! А это что такое? На южной окраине, видишь?

Внимание оператора привлекла непонятная конструкция, накрытая маскировочной сетью, полностью размывавшей ее истинные очертания.

— Возможно, радиостанция, — с сомнением произнес вглядывавшийся в мерцание монитора офицер. — Не похоже, что это оружие.

Слышавший переговоры операторов Костас понял, что база террористов неплохо для их возможностей прикрыта от атаки с воздуха. Два хорошо замаскированных тяжелых пулемета с легкостью могут уничтожить вертолеты с десантом, но сейчас они уже были на мушке, оставалось только спустить курок. И Альберт Костас, вспомнивший вдруг свой недавний провал, гибель десятков своих парней, скомандовал:

— Начать атаку! Огонь!

Лазерный луч, невидимый для невооруженного взгляда, вонзился в один из крупнокалиберных пулеметов, точно копье. Одно движение руки оператора — и параллельно ему к земле падает сошедшая с пилона ракета AGM-114. ПТУР, упавшая огненной каплей из небесной черноты, поразила цель с нулевым отклонением, и над лесным лагерем прогремел первый взрыв.

— По цели два — пуск!

Второй «Хеллфайр» промчался над погруженным в сон лесом, прямым попаданием уничтожив второй пулемет, так и не успевший сделать ни одного выстрела. Партизаны, разбуженные взрывами, только успели соскочить с коек и нар, когда бомба «Пэйвуэй» с лазерным наведением пробила свод одного из блиндажей, разорвавшись внутри. К небу взметнулся столб пламени, ударная волна сбила с ног немногих успевших выбраться наружу бойцов. А небо над головами оглушенных, растерянных, перепуганных людей уже раскалывалось от рокота турбин приближавшихся вертолетов.

Пол десантного отсека Ми-8АМТШ неожиданно провалился из-под ног, заставив выругаться командира взвода Сил внутренней безопасности. В этот момент пилот летевшего на низкой высоте, над самыми верхушками деревьев вертолета, высунувшись на миг из кабины, крикнул сквозь гул двигателей:

— Снижаемся! Всем приготовиться! Минута до точки высадки!

Полицейские, сидевшие вдоль бортов, разом опустили на головы каски, затягивая ремешки под подбородками. Раздался лязг затворов. Группа, двадцать человек, готовилась к высадке. И точно такая же суета сейчас воцарилась на борту двух других вертолетов, шедших рядом, бок о бок.

— Бойцы, внимание, — гаркнул лейтенант, державший за цевье автомат АК-74М с ночным прицелом НСПУ-5. — Напоминаю, открывать огонь при любом намеке на сопротивление! Там должна была поработать американская авиация, но это не значит, что на земле нас не ждут! Давить огнем все, что шевелится!

Полицейские разом кивнули. Каждый боролся с волнением, как мог, и крайний инструктаж перед высадкой тоже был неплохим средством для этого. А командир продолжил:

— Пулеметчики идут первыми! Занимаете оборону, прикрываете высадку! «Вертушки», после того, как все выгрузимся, будут готовы поддержать нас с воздуха! Все, парни, собрались!

Вертолеты находились в полутора километрах от разгромленной базы партизан, когда чернильная тьма под их брюхом выплюнула, одну за другой, две зенитные ракеты. Огненные стрелы взвились навстречу вертолетам, и пилоты, дергая на себя штурвалы, разом выругались, включая устройства сброса ложных целей. Вокруг крутивших виражи винтокрылых машин повисли гроздья тепловых ракет-ловушек.

— Твою мать! — Командир взвода едва удержался на ногах, когда вертолет выполнил лихой разворот, пытаясь уйти от приближавшихся ракет.

Одна из ЗУР взорвалась в стороне, обманутая ложной целью. А вторая, скользнув у самого борта Ми-8АМТШ, настигла другой вертолет, разорвавшись в двух метрах от него. Винтокрылую машину закрутило вокруг своей оси, и лишь когда до земли оставался десяток метров, пилотам поврежденного вертолета удалось выровнять машину, совершив посадку в лесной чаще. А впереди уже открылась панорама разрушенной бомбовым ударом партизанской базы.

На насадках дульных тормозов автоматических пушек ГШ-23, установленных в подвешенных по бортам вертолета контейнерах УПК-23-250, вспыхнуло пламя. Огненные полосы протянулись к земле, распускаясь огненными цветками взрывов. Рой снарядов вспорол тьму, накрывая стальным градом все, что осталось от замаскированного лагеря. Свинцовый шторм промчался по поляне, круша все, что встречалось на пути, расчищая путь для готового к броску десанта.

— Приготовиться к высадке! — крикнул лейтенант, взяв наизготовку «калашников». Шасси Ми-8 коснулись земли, откинулась широкая кормовая аппарель, и офицер скомандовал: — Вперед, пошли!

Стальная стрекоза, молотя винтами, на несколько мгновений прижалась к изрытой взрывами земле, выпуская из своего гулкого чрева десантников. Пулеметчики, держа наперевес тяжелые «Печенеги» с лентами-«сотками», первыми сбежали вниз по пандусу, обрушив на подступавшую со всех сторон тьму длинные очереди. Цепочки трассеров наискось перечеркнули ночь.

Командира партизанского отряда смахнуло с настила нар, швырнув на пол землянки. Сверху на него посыпались клочья коры. Земля ощутимо дрожала, словно в агонии.

— Все на выход, живо, — крикнул партизан, поднимаясь на ноги и срывая со стены автомат, как всегда, заряженный и готовый к бою. — Шевелитесь! На нас напали!

Его бойцы, ничего не соображая спросонья, спрыгивали с нар, столпившись у выхода. Никто не предупредил их об атаке, станция радиоперехвата в Архангельске внезапно исчезла со связи, словно перестав существовать, и партизан разбудил грохот взрывов.

Командир первым поднялся по вырытым в земле ступеням, вдохнув холодный лесной воздух, наполненный пороховой гарью. На ходу передернув затвор АКС-74 и дослав в ствол патрон, он успел отбежать от землянки на пятнадцать шагов, всюду видя следы бомбежки и трупы часовых, застигнутых ударом на своих постах. Позади раздался оглушительный грохот, партизана оторвало от земли, швырнув на твердую, скованную ночным морозом землю, и над головой провизжали осколки.

— О, черт! — застонав, он перевернулся на спину, увидев, что землянка, вмещавшая дюжину человек, превратилась в жерло вулкана, извергающее пламя. В небе мелькнул крестообразный силуэт самолета.

Кое-как поднявшись на ноги, партизан на миг замер в растерянности, не зная, что делать и куда бежать. Вокруг все взрывалось, отлично замаскированный лагерь, служивший домом партизанскому отряду, был перепахан воронками вдоль и поперек, а большинство его обитателей погибли, даже не успев проснуться.

Новый звук накатил на базу откуда-то из-за горизонта. Партизан узнал стрекот вертолетных винтов, с каждым мгновением становившийся все более отчетливым.

Пулеметы «Утес», установленные на универсальные станки, и служившие основой ПВО небольшой базы, были уничтожены. Но у партизан оставалось еще кое-что, чего противник не мог ожидать. Командир, чувствуя, как тело пронзает боль от головы до пяток, бросился к границе лагеря. Сорвав маскировочную сеть, он опустился на сидение пусковой установки «Джигит» на которой были укреплены два тубуса ПЗРК «Игла».

— Подавитесь, суки! — мстительно произнес партизан, почти ничего не видевший сквозь кровь, залившую лицо.

Лафет развернулся в ту сторону, где находился источник звука. Тепловые головки наведения ракет захватили цель, сигнализировав зуммером, и партизан залпом выпустил обе ЗУР. Факелы двигателей стартовавших ракет вспыхнули в ночном небе сверхновыми звездами, и через несколько секунд в небе полыхнули два взрыва. А затем из-под облаков обрушился огненный шторм.

Очереди автоматических пушек ударили в считанных метрах от пусковой установки ЗРК. Вокруг партизана всюду рвались снаряды, щедро напитывая землю осколками. Взрыв прогремел рядом, воздух наполнился сталью, а в лицо пахнуло жаром, словно здесь и сейчас распахнулись адские врата. Сознание рухнуло в бездну, а когда партизан снова пришел в себя, лежащий на земле, на краю большой воронки, вокруг уже хозяйничали враги.

Вертолет, натужно ревя турбинами, медленно поднялся вверх, оставляя двадцать десантников наедине с ночной мглой. Заняв круговую оборону, полицейские выставил во все стороны стволы автоматов и пулеметов, готовые встретить стеной огня уцелевших партизан. В ночные прицелы они могли видеть то, что осталось от лагеря после удара американской авиации. На месте добротных блиндажей чернели воронки, все было перемолото в прах.

— Все знают, что делать? — напомнил лейтенант, державший наизготовку автомат. — Осмотреть здесь все, обшарить каждую щель! Первое отделение — на северную окраину, второе на южную! Третье отделение — за мной! Не расслабляйтесь, ребята!

Полицейские рассеялись по пепелищу. Держа друг друга в поле зрения, они обыскивали лагерь, всюду натыкаясь на чудовищные разрушения и останки его обитателей.

— Похоже, для нас тут работы не осталось! — глухо произнес пулеметчик, державший наперевес новенький «Печенег» с «ночником», озиравшийся по сторонам со смесью испуга и восхищения выпущенной на свободу мощью, превратившей хорошо укрепленный лагерь в братскую могилу.

— Сохранять бдительность! По периметру могут быть установлены мины, — напомнил командир взвода, сам выглядевший потрясенным увиденной картиной. — Всем смотреть под ноги!

Большая часть партизан погибла, не успев проснуться. Удар был нанесен быстро и точно, но полицейские не теряли бдительности, готовые стрелять в собственную тень. Стволы «калашниковых» очерчивали дуги, целясь в каждый темный уголок, и пальцы, замершие на спусковых крючках, сводило судорогой.

Вспышки дульного пламени полыхнули на северной окраине лагеря, и мрак наполнился рубиновыми искрами трассеров. Судя по звуку, били из РПК, хлестнув длинной, во весь «рожок», очередью по рассредоточившимся по руинам лагеря полицейским. И тут же на западной стороне наперебой «заговорили» два или три АКМ. Несколько пуль просвистели возле самой головы лейтенанта, заставив того испугано-зло выругаться.

— Пулеметчики, огонь на подавление! — крикнул полицейский. — Прижмите их!

Два «Печенега» обрушили на очаг сопротивления шквал огня, сметавший все на своем пути. Припав на колено, командир взвода развернулся в сторону опасности, крепко вжав в плечо затыльник приклада АК-74М. В окуляре ночного прицела НСПУ-5 мелькнул размытый силуэт. Попасть в горячке боя в своего офицер не опасался — все его бойцы на снаряжении носили теплоконтрастные метки, прекрасно различимые в «ночник».

Вбив в фигуру партизана две короткие очереди, лейтенант увидел, как тот согнулся, затем повалившись на землю. Еще один враг, отстреливаясь на бегу, скатился в огромную яму, оставшуюся от уютной землянки, и офицер швырнул вслед ему ребристый шар гранаты Ф-1. Грохнул взрыв, сопровождаемый жутким криком, взвизгнули осколки, рикошетом отскакивавшие от крутых склонов, полыхнуло пламя, а затем все неожиданно стихло.

— Все целы? — лейтенант, держа оружие наизготовку, встал во весь рост, озираясь по сторонам. — Командирам отделений доложить о потерях!

Трех партизан, контуженых, растерянных, уничтожили за полминуты. Полицейским короткая перестрелка стоила двух легко раненых, которым взводный санинструктор уже оказывал необходимую помощь. За это взводный мог быть спокоен, и потому переключил внимание на более важные дела:

— Внимательно все здесь осмотреть! Всех выживших — ко мне, при сопротивлении валить на месте!

— Господин лейтенант, — раздался возглас из тьмы. — Сюда, господин лейтенант! Есть живой!

Офицер, повесив АК-74М на плечо, бросился на голос, перепрыгивая через воронки-оспины, оставленные двадцатитрехмиллиметровыми снарядами и обломки бревен, торчавшие из земли. Несколько бойцов, вставших в круг, при его появлении расступились, пропуская командира.

На земле лицом вниз лежал человек. Сперва лейтенанту показалось, что партизан мертв, хотя он не был сильно покалечен, но стоявший над телом, сообщил:

— Он жив. Похоже, единственный, кто остался! Всюду трупы!

Партизан, распростершийся у ног полицейских, едва заметно пошевелился. Лейтенант, указав на одного из своих бойцов, скомандовал:

— Переверни его! Осторожнее!

Две пары крепких рук бережно оторвали от земли партизана застонавшего, переложив его лицом вверх. Затем бойцы отошли в сторону, а лейтенант опустился на корточки рядом с пленным. Партизан зашелся в кашле, содрогаясь всем телом от боли и захлебываясь собственной кровью. Он с ненавистью смотрел на полицейского, мечтая только о том, чтобы нашлись вдруг силы вцепиться тому в глотку в последнем броске, но тело уже не слушалось.

Лейтенант встал, снимая с плеча автомат. Сдвинув флажок переводчика огня в крайнее нижнее положение, он направил ствол в голову партизана. Лицо того исказилось от ненависти.

— Так надо, — произнес лейтенант отрешенным голосом. — Сегодня никто не должен выжить!

Сухо треснул одиночный выстрел, упала, звякнув о камешки, гильза, резко пахнущая пороховой гарью. Стоявший неподалеку полицейские от неожиданности вздрогнули, и кое-кто сам едва сдержался, чтобы не нажать на спуск. Лейтенант забросил «Калашников» за спину, двинувшись дальше по пепелищу и на ходу стирая с лица брызги крови. Он успел привыкнуть к подобному и не испытывал брезгливости.

— Господин лейтенант, осмотр закончен, — доложил один из взводных, оказавшийся на пути командира. — Выживших нет, только трупы!

Лейтенант кивнул с одобрением. Офицер был уверен, что теперь никто не расскажет, почему и куда исчезли партизанские отряды, сейчас тайными тропами стягивавшиеся к маленькому рабочему городку на Урале, оставив вместо себя малочисленные заслоны, всеми силами пытавшиеся отвлечь внимание противника. Конечно, вскоре все выяснится, но главное сейчас — выиграть время. Враг узнает обо всем лишь тогда, когда сам окажется под прицелом.

— Выставить оцепление! Тела собрать в центре лагеря! — принялся отдавать приказы лейтенант.

Знакомый звук турбин заставил полицейских задрать головы, выискивая в ночном небе мерцающие бортовые огни приближавшихся вертолетов. Несколько «Черных ястребов», поджарые силуэты которых были хорошо знакомы русским полицейским, прошли над пепелищем, а затем, один за другим, пошли на посадку, приземляясь в северной части лагеря. Провожавший их взглядом лейтенант невольно скривился от злости, но на его чувства всем было просто плевать. Новые хозяева тайги прибыли полюбоваться на дело своих рук.

Турбины над головой взвыли на полтона громче, и земля вдруг резко провалилась вниз. В тот момент, когда шасси десантного вертолета UH-60A «Блэкхоук» оторвались от покрытия взлетной полосы, Гарри Хопкинс схватился за привязной ремень, зажмурившись. Сидевший рядом с ним Уильям Бойз, обычно подшучивавший над фобией своего напарника, на этот раз был серьезен и тоже весьма напряжен:

— Парни из ВВС должны были расчистить для нас площадку. Думаю, не будет никаких проблем, просто небольшая прогулка.

— Твоими бы устами, билли, — покачал головой Хопкинс, который, как и его партнер, знал, как легко можно в этих местах нарваться на ракету «земля-воздух» даже над, казалось бы, безопасной территорией, и как сложно при этом остаться в живых.

— Как долго лететь? — Бойз обратился к одному из трех десантников-американцев из Сто первой дивизии, сопровождавших в этом путешествии британских репортеров.

Солдат, низкорослый жилистый негр, подвижный, как капля ртути, вытащил из ушей наушники-«затычки», и, приблизив лицо к лицу британца, сообщил:

— Лагерь террористов в сорока милях от разделительной линии. Пробудем в воздухе около тридцати минут.

Десантники вели наблюдение за проносившейся под плоским брюхом «Черного ястреба» землей, погруженной во тьму. Один из них занял место возле установленного в проеме люка пулемета «Миниган». Шестиствольное чудовище, способное выпустить в секунду сотню пуль калибра 7,62 миллиметра, могло отогнать любого врага, оказавшегося на пути, но против ПЗРК и это могучее оружие было беспомощно.

Вертолет, рассекая холодный воздух яростными ударами широких лопастей, мчался над угрюмым жутковатым лесом, и лишь изредка в стороне мелькали огоньки деревень, затерянных в глуши.

— Черт возьми, как тут могут жить люди, — негромко промолвил Бойз, наклонившись к Хопкинсу. — Здесь практически нет дорог, нет ничего, что мы называем цивилизацией. Эти русские — странные люди!

— Это их край и их жизнь, к которой они привыкли. Правда, молодое поколение бежит в большие города. Ты сам видел, сколько стоит опустевших поселков всюду. А те, кто остается, пьют от рассвета и до заката. Мало кто из местных доживет до пятидесяти, а если и доживет, то жизнь его превратится в мучения.

— И этот народ так противится американцам, которые, возможно, вытащат Россию из пучины дикого средневековья!

Журналистам было о чем задуматься. Проведя в этой стране много времени, познакомившись со многими русскими, они каждый день получали новую пищу для размышлений.

— Американцы со своим нефтепроводом несут сюда свет цивилизации, — заметил Бойз. — Строят дороги, налаживают связь. Дают этим людям работу, и тот, кто готов приложить усилия, может разбогатеть.

— И они же, пусть и руками наемников, выжигают целые деревни, устраивая массовые казни, — воскликнул Хопкинс, вспомнив увиденные недавно кадры расправы чеченских боевиков над мирными жителями, уничтоженными под видом борьбы с террористами. — Знаешь, стоит задуматься, нужен ли прогресс, купленный такой ценой! И не говори, что все это творится без ведома самих американцев!

— Их точку зрения мы знаем. Возможно, теперь сможем услышать мнение и другой стороны. Генерал Костас лично обещал нам возможность поговорить с пленными террористами!

— Это было бы сенсацией, — согласился Хопкинс, лицо которого при этой мысли приняло мечтательное выражение.

Вертолет промчался над погрузившимся в сон лесом, производившим какое-то мистическое впечатление на тех, кто смотрел с высоты птичьего полета. Казалось, он уставился на грохочущую стальную птицу мириадами глаз, внимательных, суровых, совершенно нечеловеческих, но несомненно разумных. Это был край, нетронутой природы. Налет цивилизации, принесенный сюда людьми, отвоевавшими у бескрайнего леса крохотные клочки земли для своих домов,казался хрупким, уязвимым. Впору было поверить в древних богов, покровителей леса и природы, нашедших в этих северных землях последнее пристанище.

Десантники, сопровождавшие британских журналистов, насторожились, не снимая рук с оружия. Пулеметчик щелкнул тумблером, подавая питание, и повел из стороны в сторону связкой стволов своего «Минигана». Уильям Бойз, скоса глянув на своего напарника, произнес:

— Похоже, демаркационная линия позади. Мы на «индейской территории»!

Через несколько минут «Черный ястреб» пошел на посадку, опустившись посреди большой поляны. Лишь ступив на землю, Гарри Хопкинс понял, что совсем недавно здесь и находился лагерь русских террористов. Теперь от него осталось немногое, развалины блиндажей, разрушенных точными попаданиями бомб, и трупы их обитателей.

Навстречу англичанам из тьмы возник человек в американском камуфляже и полном снаряжении.

— Я майор Гровер, командир аэромобильного батальона, — представился офицер. — Я отвечаю за вашу безопасность на месте.

— Нам здесь что-то угрожает? Я думал, вы разобрались с плохими парнями!

Хопкинс демонстративно осмотрелся. Вокруг было полно вооруженных солдат, и явно не только американцев из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии. А еще на окраине лагеря по соседству с парой отлично узнаваемых UH-60A был виден русский вертолет, лопасти винта которого еще лениво вращались по инерции. И еще один вертолет летал над лесом, вычерчивая в воздухе круги, центром которых оставался захваченный американскими солдатами лагерь.

— Живых террористов здесь нет, — разочаровал репортеров майор. — Мы обшарили все на милю вокруг по земле и по воздуху. Тех немногих, кто уцелел после воздушного удара, уничтожили русские, высадившиеся здесь первыми.

— Это была совместная операция?

Гровер кивнул:

— Верно. Мы взяли на себя разведку и поддержку с воздуха, русские — атаку с земли. Они пытаются доказать свою лояльность, истребляя своих же. А наше командование решило показать, как мы соблюдаем установленные правила. Американская армия не имеет права самостоятельно проводить боевые операции южнее демаркационной линии. Террористы этим пользовались, создавая базы не территории, находящейся под юрисдикцией местных властей и делая оттуда вылазки. Это было безопасно. До недавнего времени.

— Сколько здесь было террористов? — Хопкинс устроил импровизированное интервью, пока его напарник снимал картину разрушений, не забыв поймать в кадр и солдат, продолжавших что-то искать на пепелище.

— Мы нашли останки семнадцати человек. Но эта база явно была рассчитана на большее число обитателей, порядка тридцати человек. Здесь хранилось много оружия, настоящий арсенал, в том числе ПЗРК китайского и русского производства. Все это уже заинтересовало нашу разведку. Самое странное, куда подевались русские. Они словно вымерли, исчезают без следа!

— При атаке на террористов обошлось без потерь? — Хопкинс задавал вопросы, выстреливая их со скоростью пулемета, вцепившись в майора, точно голодный клещ.

— Мы не рисковали напрасно, предоставив это русским, все же это их территория. Пусть сами наведут порядок на земле, которую считают своей. Террористам удалось повредить их вертолет зенитной ракетой. При высадке десанта несколько их полицейских были ранены в перестрелке.

— Я хочу осмотреть все более подробно, майор. Если вы не против, сэр, мы побеседуем с вашими людьми?

— Не выходите за оцепление, джентльмены, если хотите вернуться домой целым куском, а не по частям, — напутствовал Гровер. — Подходы к базе террористы плотно заминировали, а наши саперы только начали здесь работать.

Хопкинс и Бойз переглянулись, и оператор нервно сглотнул. Побывав в «горячих точках» на нескольких континентах, оба видели, во что превращаются неудачники, наткнувшиеся на мину. И порой выжившие завидовали мертвым, избавленным от необходимости оставаться никому не нужными калеками.

— Пожалуй, мы останемся здесь, — поспешно изменил свое решение Хопкинс. — И виды отсюда неплохие, верно, Билли?

Оператор, не отрывавшийся от своей камеры, только кивнул. Американское командование позволило им побывать на месте событий после долгих споров, и теперь репортеры пользовались подвернувшимся шансом. В прочем, они увидели вовсе не то, на что действительно рассчитывали.

Вокруг, не замечая журналистов, деловито суетились люди в камуфляже и с оружием в руках. Осмотром базы занимались в основном американские десантники, ворошившие груды обгоревших обломков. Русские, стоявшие в оцеплении по периметру, мрачно косились на них, нервно тиская автоматы. Британцы, едва появившись на месте боя, мгновенно ощутили эту напряженность, тщательно подавляемую обеими сторонами. Но скрыть ее полностью было невозможно.

— Поговорим с этим парнем? — Хопкинс указал своему спутнику на русского полицейского.

Невысокий плечистый сержант, из-за бронежилета и «разгрузки» казавшийся вовсе квадратным, стоял, расставив ноги на ширину плеч и уперев прикладом в землю пулемет и невозмутимо покуривая смятую сигарету. Увидев журналистов, он выплюнул окурок себе под ноги, не меняя позу.

— Я Гарри Хопкинс, телеканал «Би-Би-Си», — представился репортер. — Ответите на пару вопросов?

— Англичанин? Вы хорошо говорите по-русски.

— Тем не менее, я чистокровный британец, родился и полжизни провел в Лондоне. Скажите, что вы чувствуете, глядя на все это? — Хопкинс обвел рукой вокруг. — Вы убивали своих соотечественников.

— Я не испытываю радости, просто делаю свою работу. Когда мы, русские, станем едины, перестанем воевать друг с другом, то чужакам на нашей земле не останется места. У них не будет повода принуждать нас к миру. Тех, кто не понимает этого, мы будем уничтожать.

Пробегавший мимо русский офицер что-то крикнул, не останавливаясь, и боец, повесив пулемет на плечо, рысью бросился следом, оставив репортеров.

— Пожалуй, мы увидели и услышали здесь все, что возможно, — произнес смотревший вслед русским, Хопкинс. — Пора возвращаться, Билли.

«Черный ястреб» подхватил журналистов, унося их на север, чтобы, промчавшись на бреющем над черным дремучим лесом, высадить внутри безопасного периметра базы аэромобильной бригады Сто первой дивизии Армии США. А там уже царил настоящий хаос.

Военный лагерь гудел, как растревоженный улей. Все сразу пришло в движение, людей охватила настоящая лихорадка. Мимо вертолета, шасси которого едва успели коснуться бетонного покрытия посадочной площадки, пробежали построившиеся плотной колонной десантники с карабинами в руках и огромными рюкзаками за плечами. Следом с грохотом по плитам проехала вереница бронированных «Хамви», с зачехленными пулеметами на турелях. А над головами роились, кружась на сверхмалых высотах, UH-60A «Блэкхоук», тоже битком набитые бойцами воздушно-штурмовой дивизии. И все это было пронизано очень хорошо ощутимым духом беспокойства и нарастающей тревоги.

— Какого черта? — Хопкинс непонимающе вертел головой. — Что, Штаты решили все же объявить войну Северной Корее?

Гул турбин, обрушившийся с неба раскатами грома, заглушил слова журналиста. Казавшийся с земли громадиной транспортный С-17А «Глоубмастер» величаво заходил на посадку, стремительно вырастая в размерах. А в стоявший на краю взлетной полосы пузаьый С-130 «Геркулес» уже грузилась техника. Пятившийся задом «Хамви» медленно полз по опушенной аппарели. Водитель, выполняя подаваемые жестами команды регулировщика, осторожно сдавал назад по несколько футов, пока машина не оказалась в грузовом отсеке пузатого «Локхида».

— Смотри, там генерал Костас? — Бойз указал своему напарнику на командующего дивизией, как раз в этот миг выбравшегося из бронированного чрева вездехода М1114. вокруг сразу сомкнулось кольцо вооруженных до зубов десантников, словно ожидавших в любую секунду набега русских партизан.

— Думаешь, он согласится дать интервью?

Репортеры бегом бросились к Костасу, окруженному полудюжиной офицеров, что-то обсуждавших между собой. Увидев британцев, генерал нахмурился.

— Сэр, что происходит? Чем вызвана такая активность?

Командующий несколько секунд молчал, решая, стоит ли тратить свое время на навязанных верху журналистов.

— Приказ генерала Камински, объявлена повышенная боевая готовность. Возникла чрезвычайная ситуация. Террористы несколько часов назад захватили город на Урале, и русские власти могут не справиться с кризисом. Одна воздушно-штурмовая бригада будет находиться на аэродроме в ожидании приказа о передислокации.

— Террористы захватили город?!

— Русские стягивают туда все силы, но этого может оказаться недостаточно. Армия США готова оказать им помощь в любой момент. Дипломаты что-то там решают, а мои парни будут ждать команды в самолетах, готовые вылететь немедленно и навести порядок. Похоже, почти все террористы собрались в одном месте, и мы получили шанс прихлопнуть побольше ублюдков разом, — кровожадно оскалился генерал. — Самое время покончить с ними!

Сопровождавшие Костаса офицеры оттеснили опешивших от таких новостей репортеров, и генерал двинулся на летное поле, по которому метались десантники. Уильям Бойз, придержав за рукав двинувшегося, было, следом, Хопкинса, произнес ему едва ли не на ухо:

— Гарри, мне кажется, здесь мы только зря теряем время. Вся эта мышиная возня в здешних лесах — это ерунда. Настоящие дела творятся далеко отсюда и прямо сейчас!

— Ты чертовски прав, Билли! Что-то серьезное заварилось, я чувствую это! Как думаешь, в одном из самолетов найдется для нас свободное местечко?

— Собираешься ждать, когда генерала и его парней спустят с цепи? Где твоя хватка, приятель?! Военные долго будут строить планы, все рассчитывать, они же не любят соваться в пекло, очертя голову. Ждать нельзя, Гарри! Мы должны быть там первыми!

Хопкинс ухмыльнулся в ответ. Глаза репортера уже горели азартом. Запах сенсации дразнил профессиональное чутье, и журналист был готов мчаться к ней, сметая все преграды, доказывая, что в своем деле он лучший. Неважно, что в конце пути их могла ждать сырая яма в земле, каменный мешок или просто братская могила. Профессия журналиста всегда была связана с риском, будь это репортаж с линии фронта в очередной стране третьего мира, или расследование делишек мафии в родном городе. Но игра стоила свеч.

— Боюсь, генерал Костас нас просто так не отпустит, — заметил Бойз, мысленно уже представлявший уральские горы. — Он дорожит своими погонами!

— В такой суете он не сразу заметит наше исчезновение. Главное, не терять времени!

— Да и русские не будут рады нашему появлению.

— Пусть Шарп подергает за ниточки в Москве. У него есть кое-какие связи. Думаю, оно того стоит!

Уильям Бойз не сомневался. На горизонте отчетливо замаячила сенсация, репортаж с места событий. Это не дремучий лес черт знает где. И не такой уж фантастикой кажется репортаж с лидерами террористов, показавших свою силу. Ради этого шеф московского бюро «Би-Би-Си» может и напомнить о себе старым знакомым среди местной «элиты».

Репортеры в какой-то момент перестали замечать суету вокруг. Десантники собирались, скапливались, занимая места в транспортных «Геркулесах» и «Глоубмастерах», готовые к решительному броску на юг, туда, где уже кипели бои. Они подчинялись приказу, не задумываясь больше ни о чем, а двумя британцами уже полностью овладела идея, ведь те сами были хозяевами собственной жизни, никому не подчиняясь, имея право игнорировать число звезд на любых погонах. А далеко от этих мест, у отрогов уральских гор, уже творились действительно серьезные дела.

Глава 7. Право первого удара

Нижнеуральск, Россия
13 ноября

Жанна Биноева сразу поняла, что машина свернула с шоссе на проселок. Для этого ей не требовалось даже открывать глаза. Девушка просто почувствовала, как немолодой УАЗ-«буханка» запрыгал на ухабах, словно норовистый скакун, жалобно скрипя амортизаторами. Дорога, по сути, неширокая просека с накатной колеей, уводила вглубь леса, и она же вела к нижнеуральскому аэродрому.

УАЗ остановился через двадцать минут, и в этот миг Жанна открыла глаза. В полумраке салона, лишенного окон, она увидела лица троих своих спутников. Молодые крепкие парни, похожие, точно братья, даже одетые одинаково, в застиранный камуфляж «флора» и разгрузочные жилеты «Пионер-М23», немногословные, они были сейчас ощутимо напряжены.

Всю дорогу, пока «буханка петляла по разбитым пустым шоссе, партизаны пытались казаться невозмутимыми. Один почти всю дорогу делал вид, что дремлет, другой успел набить патронами несколько рожков к своему «Калашникову», а третий играл во что-то на мобильном телефоне, порой улыбаясь, наверное, когда переходил на новый уровень, а иногда хмурясь и матерясь шепотом себе под нос. Но теперь все трое резко подобрались, нервно переглядываясь между собой, порой бросая косые взгляды на чеченку.

— Мы на месте, — произнес водитель, обернувшись назад. — На выход!

Трое партизан среагировали первыми. Разом взведя затворы своих АК-74, они выскочили из замершей посреди лесной дороги «буханки». Держав автоматы наизготовку, бойцы добежали до придорожных зарослей кустарника, взяв на прицел подступавший со всех сторон лес. И только тогда из машины выбралась Жанна Биноева. Она закинула на право плечо длинный брезентовый чехол, а на левое — простой брезентовый «сидор», полупустой, и, остановившись возле машины, осмотрелась. Утром выпал снег, припорошив серую землю, и теперь в нем оставались четкие следы рубчатых подошв тяжелых армейских ботинок. Ощутимо похолодало, изо рта вырывались облачка пара.

Жанна, несмотря на многозначительные взгляды своих спутников, аж подпрыгивавших в нетерпении, замерла на краю дороги, на мгновение обратившись в слух. Кроме звука работавшего вхолостую двигателя ее ушей не достигал больше никакой посторонний шум. Даже птицы, нахохлившись, молча сидели на ветках.

— Идем на запад, — приказала Жанна, взглянув на компас. — Примерно полтора километра. Займем позицию на опушке.

Партизаны разом кивнули молча, и один из них, на ходу вешая автомат на плечо, направился в указанном направлении. Двое других встали по бокам Биноевой, готовые прикрывать ее от любой опасности огнем и собственными телами. Сегодня в их небольшой группе была главной именно Жанна, от нее зависел исход предстоящей операции, и потому эти русские парни, опытные солдаты, в том числе успевшие побывать и на Кавказе, защищали ее, чеченку, как самое ценное в своей жизни.

— Жди нас, — произнесла Жанна обращаясь к водителю, крепко сбитому усатому мужику с блестящей лысиной и потертым АКС-74 со спаренными магазинами, смотанными синей изолентой. — Смотри во все глаза и слушай во все уши. Если через час нас не будет, уходи. Мы выйдем к городу сами. Или не выйдем.

— Ни пуха! — прозвучало в ответ, и Биноева, на ходу бросив ставшее уже привычным «К черту!», двинулась прочь с дороги, раздвигая жидкие заросли кустарника.

Шагая по сосновой роще, слыша шелест опавшей хвои под ногами, Жанна быстро посмотрела на часы. В график они укладывались, до назначенного срока оставалось еще полчаса, достаточно, чтобы выйти на исходный рубеж и наскоро оборудовать себе позицию. Учитывая, что позиция эта будет находиться более чем в километре от противника, группа прикрытия, сопровождавшая Биноеву, ей самой казалась слишком многочисленной. Но это решение принимала не она.

Партизаны достигли кромки леса за несколько минут до условленного времени. Опустив тяжелый чехол под ноги, Жанна достала из кармана «разгрузки» компактный бинокль, принявшись изучать открывшуюся панораму аэродрома Нижнеуральска.

Времена, когда здесь базировалась пара старых бипланов Ан-2 да несколько вертолетов Ми-2 и Ми-8, почти не поднимавшихся в воздух, обслуживаемых десятком техников, прошли. Теперь провинциальный аэродром напоминал настоящую авиабазу.

По периметру, вдоль взлетной полосы Биноева увидела несколько огневых точек, укрепленных бетонными блоками и брустверами из мешков с песком. Из-за них торчали стволы пулеметов «Браунинг» М2 пятидесятого калибра и сорокамиллиметровых автоматических гранатометов «Марк-19», взявшие на прицел подступы к аэродрому. Где-то там были и минометы, способные накрыть огнем опушку леса. Между огневыми точками тянулась спираль из колючей проволоки, какую не преодолеешь наскоком. Все, как на фотографиях, которые партизаны долго изучали прошлым утром, планируя предстоящую атаку.

— Авиабаза используется, как перевалочный пункт при транспортировке грузов из Средней Азии и Афганистана в Россию, а также из европейской части страны на Дальний Восток и в Сибирь. Аэродром охраняет рота парашютистов из Восемьдесят второй десантной дивизии, — сообщил Алексей Басов. — Всего, считая техников и обслуживающий персонал, там около полутора сотен человек. Тяжелого вооружения у них нет, боевой авиации тоже, но укрепились американцы серьезно. По периметру пулеметные гнезда. Есть минометная батарея, пара легких М224 калибра шестьдесят миллиметров. В качестве мобильного средства поддержки — «Хамви» с пулеметами и АГС. Там на километр вокруг чистое поле, никаких укрытий, подобраться незаметно можно только под прикрытием дымовой завесы. Подойдем — всех положат из «крупняка». К тому же по периметру аэродрома установлены мины. Минное поле не слишком плотное, но соваться наобум — значит потерять многих бойцов, а скрытно разведать не получится, охрана ведет наблюдение и днем и ночью, в том числе при помощи тепловизоров. И, самое главное, на этом аэродроме базируются беспилотные разведывательные самолеты RQ-1 «Предейтор», используемые для контроля границы с Казахстаном. Так что какая-то поддержка с воздуха у противника все же есть.

— На мины я людей не отправлю, — решительно произнес генерал Буров, рубанув воздух широкой ладонью. Ему хватило секунды, чтобы представить, словно наяву видел, как цепи партизан идут прямо на бьющие в упор «браунинги», под градом сорокамиллиметровых гранат, и каждый шаг может оказаться последним, под каждой кочкой может подстерегать терпеливая, безмолвная смерть. Мины вселяли ужас в сердца даже опытных солдат, ведь здесь вся выучка бесполезна. — Это будет самоубийство! Каждый боец понадобится нам здесь, в городе! Поэтому не будем ничего выдумывать, войдем на аэродром, как все, через КПП.

— Подъездная дорога простреливается насквозь! У ворот несколько пулеметов, КПП превращен в настоящую крепость! Того, кто сунется, разорвут в клочья в упор из полудюжины стволов!

— Значит, охрану на КПП нужно отвлечь, — пожал плечами Сергей Буров. — Смотри, полковник, — он указал на спутниковый снимок высокого качества. — Здесь частный сектор, укрыть людей и технику не сложно. От крайних домов до въезда на аэродром чуть больше километра, и этот километр нужно преодолеть одним рывком. Нам потребуется немного времени, минут пять, чтобы сблизиться с противником вплотную. А уж тогда можно покрошить янки в упор, и хрен они что сделают! И эти пять минут ваши люди, полковник, должны выиграть! Нужно обстрелять аэродром, вызвать панику!

— Мы сможем это сделать!

— И еще, полковник, когда ваши бойцы окажутся на аэродроме, пусть не спешат убивать всех подряд, — напомнил генерал. — Нам потребуются пленные, лишний козырь, побить который американцам будет нечем. Живой щит, если хотите. Так что пусть ваши бойцы не стреляют в тех, кто поднимет руки!

С этого разговора прошло не так много времени, примерно сутки, но за эти часы пустые слова превратились в план, одной из составляющих частей которого была Жанна Биноева и трое сопровождавших ее партизан. Те за все время пути произнесли, хорошо, если десяток слов, сейчас вовсе перейдя на язык жестов. Пока чеченка выбирала себе позицию, ее «свита», рассредоточившись, заняла круговую оборону, готовая огнем встретить любого непрошенного гостя.

Присев на корточки, Жанна опустила на землю брезентовый чехол, достав из него массивную винтовку на сошках. Ее толстостенный ствол длиной семьдесят восемь сантиметров был увенчан насадкой пламегасителя, служившего также дульным тормозом, частично компенсировавшим отдачу. Мощная QBU-10 калибра 12,7 миллиметра с некоторых пор стала таким же продолжением рук и взгляда Биноевой, как и привычная СВД. Она чем-то напоминала старые противотанковые ружья, с первого взгляда производя впечатление мощи. Над длинным стволом протянулась газоотводная трубка, а под ним сжались сошки, без которых стрелять из этого оружия было бы невозможно. Под прикладом тоже был дополнительный телескопический упор. Конечно, современные танки даже этой винтовке были «не по зубам», но для всего остального ее возможностей хватало с лихвой.

Чеченка присоединила к винтовке широкий коробчатый магазин на пять патронов, один из пяти снаряженных, которые были у чеченки. В подсумки подвесной системы «Кикимора» они не уместились, и потому Жанне пришлось сложить боекомплект в вещмешок. Затем она включила питание электронно-оптического прицела. По сравнению с привычным ПСО-1 это был просто верх технического прогресса. В массивном блоке помимо собственно прицела были объединены баллистический вычислитель, лазерный дальномер и тепловизор, превращавшие китайскую крупнокалиберную винтовку, и без того мощную, в универсальное оружие. Правда, расплатой за это стал внушительный вес — больше тринадцати килограммов без патронов и прицела, слишком много, чтобы бегать с ней по лесам и горам. Но, стреляя с заранее подготовленной позиции, с этим можно было смириться.

— Будем работать отсюда, — сообщила Жанна своим спутникам. — До цели тысяча двести метров, все как на ладони.

Партизаны не возражали. Снайпер был главным действующим лицом сейчас, и решения Биноевой никем не подвергались сомнению. Бойцы принялись оборудовать себе позиции, готовые прикрыть спину девушке. Один засел в кустах, разложив рядом с собой в ряд три тубуса противотанковых гранатометов РПГ-26. Остальные тоже попытались замаскироваться, проверяя оружие. Жанна взглянула на часы — до начала атаки оставалось всего три минуты.

Установив винтовку на сошки, девушка приникла к прицелу, изучая панораму аэродрома при многократном увеличении и промеряя расстояние до наиболее важных целей и приметных ориентиров. Между ангарами и какими-то хозяйственными постройками перемещались солдаты и техники в комбинезонах. Между огневыми точками неторопливо бродили парные патрули, но больше разговаривали между собой, а не вели наблюдение. Это было нормально для тылового гарнизона, Жанна успела насмотреться на таких еще в Чечне. Война далеко, здесь о партизанах только слышали, вот и расслабились. У пулеметов и АГС, правда, находились американские десантники в полной экипировке, готовые обрушить шквал огня на любого непрошенного гостя. Но целью были не они.

Оторвавшись на миг от окуляра, Жанна Биноева глянула в небо. Она хорошо запомнила слова своего командира, и мысль о том, что именно в эти минуты в небе может оказаться американский беспилотник, здорово напрягала, заставляя постоянно озираться. Если сейчас кто-то на базе решит поднять в воздух «дрон» с простенькой инфракрасной камерой, ее лежку обнаружат сразу же, кроны деревьев не станут серьезным укрытием. Вряд ли американцы станут долго размышлять, накроют из минометов или станковых гранатометов — сорокамиллиметровый автоматический «Марк-19» может вести навесной огонь на две тысячи двести метров, хватит, чтобы от чеченки и ее спутников остались только куски начиненного стальной шрапнелью мяса.

— Поглядывайте вверх, — шепотом произнесла Жанна, обращаясь к одному из партизан, нервно тискавшему цевье АКС-74. — И по сторонам смотреть не забывайте! Не хочу получить пулю в спину!

Парень молча кивнул. Он и так вертел головой беспрестанно, пытаясь одновременно смотреть во все стороны. Все, что могли четверо диверсантов противопоставить американской технике, их тепловизорам, беспилотникам и прочему — свои глаза и уши. Не самый удачный расклад, оставалось полагаться только на внезапность, и помнить, что второго шанса противник им не даст.

Ощутимо подморозило. Жанна чувствовала, что пальцы коченеют, теряют подвижность. Не помогали тонкие перчатки. Да и лежать на схваченной легким морозцем земле тоже не доставляло особого удовольствия.

Вновь прильнув к прицелу, Жанна принялась рассматривать летное поле. Большая часть техники находилась в ангарах, и только в начале взлетной полосы стоял казавшийся огромным С-130 «Геркулес», турбовинтовой транспортный самолет, четырехдвигательный, способный поднять в воздух девятнадцать с половиной тонн груза или девяносто двух пассажиров. Все это Биноева очень хорошо запомнила, а еще она помнила, что вместимость топливных баков составляет двадцать с лишним тонн легковоспламенимого авиационного керосина.

Жанна посмотрела на шкалу дальномера — до цели ровно тысяча шестьсот метров. Для ее оружия дистанция близкая к предельной. Энергия тяжелой пули калибра 12,7 миллиметра будет еще достаточно велика, но отклонение окажется слишком большим. Однако и цель такая, по которой промахнуться невозможно.

Метрах в ста от «Геркулеса», судя по всему, готового к взлету, Жанна заметила «Урал»-заправщик, в цистерну которого помещалось пять тонн керосина. И если она не пуста сейчас, эта цель не менее заманчива.

Жанна догадывалась, что не одна она сейчас шарит цепким взглядом по бетону летного поля. По периметру авиабазы заняли позиции еще три группы снайперов, также вооруженных крупнокалиберными винтовками QBU-10, и готовых обрушить на аэродром град тяжелых пуль. Противник не ждал атаки всерьез, позволив подойти на расстояние выстрела, и партизаны были намерены воспользоваться этим.

Последний взгляд на часы — до условленного времени остается лишь минута. Жанна сосредоточилась на цели, ничего больше не видя и не слыша, словно переместившись в параллельный мир. Стрельба на полтора километра даже из такого мощного оружия требовала полной сосредоточенности. Девушка беззвучно сдвинула рычажок предохранителя, и подушечкой указательного пальца коснулась спускового крючка, ведя обратный отчет. На отметке «двадцать» перекрестье прицельных нитей легло на серый округлый борт «Геркулеса», вокруг которого суетилась пара техников в ярких комбинезонах. Сердце вдруг сбилось с ритма, застучав учащенно. На счете «десять» Жанна крепче обхватила пистолетную рукоятку, окончательно становясь с оружием единым целым, и когда воображаемая стрелка секундомера коснулась нуля, она нажала на спуск.

По ушам ударил грохот выстрела, и приклад ткнулся в плечо, так что заныли кости, когда первая пуля БС, бронебойно-зажигательная с вольфрамовым сердечником, разгоняясь до восьми сотен метров в секунду, покинула ствол винтовки. Несмотря на надульник, сила отдачи была очень велик, но Жанна, не замечая этого, еще дважды подряд вдавила спусковой крючок, вгоняя одну за другой три пули точно в топливный бак готового к взлету «Геркулеса». Над аэродромом словно разразилась гроза, когда самолет взорвался. В небо поднялся столб огня, брызги горящего топлива дождем хлынули на летное поле. Жанна видела, как ударная волна сбивала с ног людей, находившихся в сотнях метров от вспыхнувшего С-130, отрывая их от земли с пугающей легкостью.

— Твою мать! — выдохнул за плечом один из партизан, прикрывавших Жанну, когда их позицию обдало потоком горячего воздуха, а земля под ногами ощутимо задрожала.

По периметру авиабазы вдруг взметнулись фонтаны огня и вывороченной взрывами земли. Жанна Биноева на миг даже решила, что это американские минометчики пристреливаются, а затем поняла, что видит детонирующие мины. То ли ударная волна оказалась настолько мощной, то ли обрушившиеся с неба осколки зацепили датчики цели, но от заграждения уже почти ничего не осталось. Сейчас можно было атаковать прямо через поле, шагая в полный рост прямо на молчавшие пулеметы, все равно никто из американцев не смог бы дать отпор.

На аэродроме словно открылись врата ада, но Биноевой этого было мало. Мгновенно перенеся прицел на топливозаправщик, она дважды выстрелила, опустошая магазин, и увидела, как машина, цистерна которой, судя по всему, была полна, взлетела на воздух. Работа автоматики сказывалась на точности огня, при движении массивного затвора прицел неизбежно оказывался сбит, но зато Жанна могла вот так, с интервалом в секунду, вогнать в цель две пули подряд, и видеть, как «Урал» превращается в шар огня, слизывающего все, до чего мог дотянуться.

На аэродром обрушился свинцовый шквал. Три снайпера открыли огонь одновременно. Выбитые крупнокалиберными пулями, вылетели, рассыпаясь мириадом осколков, стекла диспетчерской вышки, и те, кто находился на ней, попадали на пол, ища укрытия. Никто не пытался никем командовать. Жанна видела, как мечутся в растерянности солдаты, как техники в своих ярких комбинезонах отлично видимые даже сквозь пелену мглы, прячутся по углам.

— Вот это стрельба! — вновь раздалось позади.

— Смотри по сторонам! — неожиданно зло огрызнулась Жанна, и партизан, забывший о своей задаче, и увлеченно следивший за тем, что творится на аэродроме, осекся.

Чеченка торопливо заменила опустевший магазин, не отрываясь при этом от прицела, все делая на ощупь. В клубах дыма мелькнуло красное пятно — пожарная машина, мчавшаяся наискось через летное поле. На выдохе девушка нажала на спуск, уложив три пули в кабину, и еще две вбив в двигатель. Снова взрыв, перевернувшаяся машина вспыхивает, из смятой кабины тянутся чьи-то руки. Но это уже не важно.

Жанна действовала быстро, ни одного лишнего движения, ни секунды, потраченной зря. Еще один опустевший магазин летит в сторону, а новый со щелчком входит в горловину приемника. Затвор рывком назад до упора, затем отпустить рукоятку. Ствол плавно смещается в сторону, словно провожая своим «взглядом» выкатившийся из-за ангара грузовик. В кузове — солдаты, стволы винтовок торчат во все стороны. Грузовик мчится к воротам, у которых начинается какая-то суета.

Биноева на секунду задержала дыхание, совместив перекрестье прицельных нитей с колесом грузовика, большого, с угловатой, точно топором вырубленной кабиной, и нажала на спуск. Первая же пуля оторвала колесо, и машина на полной скорости перевернулась. По бетону безвольными куклами рассыпались выпавшие из кузова солдаты, так и не успевшие присоединиться к своим товарищам, уже не пытающимся сдерживать натиск партизан.

С позиции снайперши было видно, как люди в привычном камуфляже «флора» врываются на территорию охваченного паникой аэродрома. Минуя КПП, партизаны разбегались по летному полю, короткими очередями сметая встававших на их пути американцев, еще не пришедших в себя.

— Все, мы свое дело сделали, — произнесла Жанна Биноева, поднимаясь на ноги. Сама себя она слышала плохо, звук словно проникал сквозь толстую подушку. — Дальше стрелять опасно, можно зацепить своих. Надеюсь, они смогут все закончить сами!

Чеченка быстро, но аккуратно принялась упаковывать винтовку в брезентовый чехол, сложив сошки и прикрыв оптический прицел. Забросив чехол с оружием на плечо, девушка поморщилась, зашипев сквозь зубы от боли в отбитой отдаче ключице. Подхватив рюкзак с патронами, Жанна мимоходом представила, какой синяк теперь будет на плече, да и шевелить рукой стало уже не очень комфортно.

— Уходим! — девушка махнула рукой своим спутникам, двинувшись вглубь леса.

— Черт, вот это дел наделали, — восхищено выдохнул партизан, шагавший плечо к плечу с Жанной. — Разнесли там все в пух и прах! Не думал, что такое можно сделать с помощью винтовки!

— Дело не в оружии, а в том, в каких оно руках! Давай, шевелись! Если что-то пойдет не так, не хочу попасть под раздачу!

Партизаны сомневались, что американцы смогут отразить атаку. Звуки боя еще были слышны, со стороны аэродрома доносились приглушенные взрывы, похожие на раскаты грома, порой были слышны автоматные очереди, короткие, скупые. Но Жанна не думала задерживаться, свою часть работы она выполнила, предоставив другим завершить начатое. Биноева уверенно бежала к лесному проселку, слыша позади хриплое дыхание своих спутников, сопровождавшееся тяжелым топотом армейских ботинок по подмерзшей земле.

Группа буквально вывалилась на просеку, с хрустом вломившись в заросли кустарника. Жанна остановилась, успокаивая дыхание, а ее спутники мгновенно заняли круговую оборону. От «уазика», тарахтевшего мотором вхолостую, бежал водитель, придерживая висевший на плече автомат.

— Ну, вы сильны, — усмехнулся он, взглянув на Биноеву. — Даже здесь слышно было, как вдарило! Земля под ногами затряслась!

— Это только начало! А нам нужно вернуться в город, там сейчас начнется самое интересное!

Все торопливо погрузились в машину, и «буханка», рыкнув порядком изношенным движком, сорвалась с места, развернувшись на пятачке по-танковому и двинувшись в обратный путь. Со стороны Южноуральска еще не было слышно звуков боя, в городе наступало обычное утро. А над авиабазой все еще гремели взрывы.

Водитель, сидевший за баранкой ГАЗ-66 с брезентовым тентом нервно барабанил пальцами по баранке, посотянно косясь на циферблат часов. Сидевший рядом командир тоже нервничал, и когда над аэродромом полыхнуло, гул взрыва еще не успел докатиться до дачного массива, а партизан уже крикнул:

— Гони! Вперед!

Взревел мотор, и грузовик вылетел из тесного проулка, зажатого высокими дощатыми заборами дач, на главную дорогу. Стрелка спидометра дошла до упора, мотор уже не рычал, а надсадно стонал, а водитель только жал на газ. Километр, отделявший застроенный дачами и коттеджами пригород от контрольно-пропускного пункта аэродрома машина буквально пролетела за несколько секунд, резко затормозив в ста метрах от ворот, увитых колючей проволокой. Грузовик развернуло поперек дороги, и на асфальте остались четкие следы.

— Вот это ни хрена себе шарахнуло! — выдохнул водитель, увидев, как над серыми кубиками ангаров вздымается столб огня.

Грохот взрыва был таким, что в ушах зазвенело, и земля встала на дыбы. Что творилось на авиабазе, не хотелось даже представлять. Казалось, загорелся сам воздух. Все взрывалось, ударная волна сминала постройки, словно те были сделаны из бумаги. Американские десантники, дежурившие на КПП, вместо того, чтобы бить в упор из своих «браунингов» и «Марк-19» по «газику», в панике искали укрытия. Многие были оглушены, контужены, а с неба сыпались пылающие куски обшивки взорвавшегося «Геркулеса», падали капли горящего керосина.

Тем временем бойцы, сидевшие в кузове, откинули брезентовое полотнище, и на охваченный нервной суетой КПП уставился короткий ствол автоматического гранатомета АГС-17 «Пламя». Один из партизан уже примкнул похожую на огромную консервную банку коробку с лентой, и еще четыре такие же коробки лежали у его ног.

— Огонь! — приказал командир расчета, высунувшись из кабины.

Американцы на пропускном пункте не успели придти в себя, когда на них обрушился град свинца. Выстрелы сопровождались частым лязгом затвора, и бетонная коробка КПП скрылась за сплошной стеной разрывов. Первую ленту опустошили за полминуты, торопливо перезарядив АГС и не дав противнику ни мгновения, чтобы опомниться. Тридцатимиллиметровые ВОГ-17 градом сыпались на головы десантников. Каждый выстрел был ненамного мощнее обычной ручной гранаты РГД-5, но ни один пехотинец, как бы хорошо он ни был обучен, не смог бы метать гранаты со скоростью четыреста штук в минуту, укладывая их в круг диаметром пять метров.

Мимо «газика», с кузова которого бил, не переставая, гранатомет, промчались два УАЗа. Они лишь чуть сбросили скорость, добравшись до бетонных блоков, уложенных перед КПП поперек дороги. В этот миг они оказались на прицеле сразу трех пулеметов, но некому было нажимать на гашетки, встречая партизан кинжальным огнем.

— Не стрелять! — крикнул командир расчета АГС. — Своих накроем!

Партизаны уже были внутри, преодолев периметр за минуту. Их никто не пытался остановить. Американские десантники и техники только приходили в себя после внезапной атаки, не понимая, откуда по ним ведут огонь. Чужаков сперва просто не заметили, а потом, когда заговорили «калашниковы», стало слишком поздно.

— Давай-ка туда, — решил партизан, сидевший в кабине ГАЗ-66, хлопнув водителя по плечу. — Поближе!

Грузовик медленно двинулся к КПП, и теперь находившиеся в нем бойцы могли увидеть результат своей работы. За брустверами, сложенными из мешков с песком, и способных защитить от автоматной очереди в упор или осколков, лежало с полдюжины тел в американском камуфляже. Они были похожи на изломанных кукол, разбросанных капризным ребенком. Всюду кровь и копоть, и ни одной стреляной гильзы — открыть ответный огонь часовые просто не успели.

В грохоте взрывов, не смолкавших на аэродроме, почти не была слышна автоматная стрельба. Партизаны узнали привычный сухой треск АК-74, пару раз донесся гулкий «голос» крупнокалиберного пулемета, но он почти сразу смолк, сменившись хлопками взрывов. Нескольким американским солдатам удалось добраться до бронированного «Хамви», попытавшись остановить партизан огнем «Браунинга» М2 пятидесятого калибра, но вездеход сожгли, всадив в него две гранаты РПГ-26.

— Эй, мужики, давай сюда! — из колышущейся пелены дыма, затянувшей аэродром, появились двое партизан с автоматами наперевес. — Заезжай!

«Газик» медленно проехал между бетонными блоками, оказавшись на территории авиабазы. Партизаны, жестами дававшие команды водителю, подошли, сообщив:

— Будем вам пленных грузить! В кузове место есть?

— Там у нас АГС, вообще-то, — растеряно пожал плечами командир расчета, спрыгнувший из кабины на усыпанный какими-то обгоревшими обломками асфальт.

— Ну а нам, что, пешком их в город гнать? Здесь точно не оставим! Да их немного, два десятка всего!

— Маловато вроде.

— Уж сколько есть, — усмехнулся партизан, вешая АКС-74 на плечо, стволом вниз. Боя для него уже закончился. — Кого поймали, уложили мордами в асфальт, да скрутили. Американцы — парни крепкие, контуженные даже отстреливались и раненые. Да и не шарились мы там особо.

— Хрен с вами, — махнул рукой гранатометчик. — Ведите уже!

Пока партизаны в «газике» наводили порядок, освобождая место в кузове, пятеро их товарищей привели горстку перепуганных американцев. Пленные, большей частью техники, растерянно озирались, затравленно глядя на своих конвоиров, вернее, на их оружие. Некоторые были ранены, но большинство выглядело вполне целыми и невредимыми, если не считать душевной травмы. Еще двадцать минут назад они спокойно стояли на своих постах или отдыхали в казарме, кто-то дремал, кто-то сидел в Интернете, другие как раз собирались позвонить за океан своим близким. И вдруг гремят взрывы, все горит, рушится, а затем врываются страшные русские, безжалостно убивая всех, кто хотя бы успевает коснуться оружия, а тех, кого пощадили, гонят куда-то, не давая времени придти в себя.

— Красавцы! — усмехнулся командир гранатометчиков, оглядев сбившихся в кучу американцев, у которых были связаны за спиной руки, проводами, проволокой, даже отстегнутыми от автоматов ремнями. Сейчас эта грязная толпа, буквально источавшая страх, не была похожа на тех солдат, что играючи за какие-то двое суток разгромили русскую армию, парадным строем пройдя по улицам Москвы. — Давай, парни, грузи их живее!

Пленных забрасывали в кузов, как мешки с картошкой, укладывая на деревянный пол, лицами вниз. А те даже не пытались сопротивляться, покорно выполняя все приказы партизан. В глазах американцев, привычное течение жизни которых вдруг рухнуло в один миг, отчетливо читался ужас. Они еще не поняли, что происходит, и очень сильно хотели жить.

Тем временем подтянулись остальные партизаны, проводившие зачистку аэродрома. Трое оказались ранены, их уже успели перевязать. Еще двух несли на кусках брезента, уже неподвижных, начавших остывать. Среди американских десантников все-таки нашлись те, кто не растерялся в этом аду, и будь таких чуть больше, дерзкий до безумия план мог обернуться провалом и намного большей кровью.

— «Двухсотых» в мой УАЗ, — приказал помрачневший командир штурмовой группы, на скулах которого вздулись желваки. — Все, мужики, здесь закончили, уходим! Пора в город, все самое интересное там! — Подозвав бойца с рацией, он произнес в гарнитуру, которую держал в руках, не нацепляя на голову: — Алмаз, я Рубин, мы возвращаемся! Встречайте!

— Рубин, ждем вас, — прозвучало в ответ отчетливо и громко, точно говоривший находился не в нескольких километрах, а на расстоянии вытянутой руки. — Маршрут прежний, мы вас прикроем, если что!

Выслушав распоряжения, командир партизан махнул рукой, дав знак своим людям:

— Грузитесь живее! Погнали!

Распределившись по машинам, партизаны двинулись в обратный путь. За собой они оставляли тела убитых врагов и разгромленный аэродром, на котором еще только разгорались пожары. Уже въехав в пригороды Нижнеуральска, бойцы услышали интенсивную стрельбу и частые взрывы, донесшиеся откуда-то из центра города. Там начинался бой.

Все началось два дня назад. Отряд полковника Басова прибыл в Нижнеуральск, рано утром, перед самым рассветом, когда большинство жителей еще досматривали последние сны. Появление партизан осталось никем не замеченным, и уже это увеличивало шансы на успех операции многократно.

Тяжелая фура-рефрижератор, утробно урча мощным двигателем, мягко затормозила у бетонной коробки поста ДПС, переименованной по новым временам в «дорожную полицию». От будки, возвышавшейся на сваях, к огромному, пышущему жаром и сверкающему фарами-люстрами тягачу «МАН» двинулись двое постовых, зевая на ходу и одергивая смятую форму.

— Куда едем? Что везем? — спросил, представившись, усатый лейтенант, прикрывая широкой ладонью рот. — Документы!

— Вот, все здесь, — водитель привычно протянул права, лежавшие поверх пачки товарно-транспортных накладных и путевых листов. — Пожалуйста.

Шофер, молодой парень с огненно-рыжей шевелюрой и трехдневной щетиной на щеках и подбородке, тоже выглядел помятым, каким и должен казаться человек, проведя за баранкой полсуток кряду. Его напарник, мужик постарше, с огромной лысиной и пышными усами, вообще только проснулся, когда фуру остановили, и сейчас выглядывал из кабины, осоловеломоргая.

— Мясо везем мороженое, и молоко свежее, — пояснил водитель. — Товарищ инспектор, ну мне ехать надо! — поторопил он изучавшего бумаги полицейского. — К семи часам уже нужно разгрузиться!

— Ладно, езжай! Все в порядке! Счастливой дороги!

Махнув рукой, лейтенант вместе со своим напарником двинулся обратно к посту, уже забыв про фуру и дальнобойщиков. Он не видел, как громадный «МАН» проехав по улицам города, вернул не к одному из торговых центров, как раз готовившихся к открытию, а к стройплощадке, обнесенной глухим забором из профнастила.

Сторож, крепкий коротко стриженый мужчина средних лет, в идеально сидевшем на нем камуфляже, торопливо распахнул ворота, и фура медленно въехала в огороженный периметр. Если бы кто-то вел наблюдение за этой стройкой с воздуха, он бы увидел, как из фургона спрыгивают на землю один за другим люди в полной экипировке, в камуфляже, разгрузочных жилетах, с оружием в руках и огромными рейдовыми рюкзаками за спиной. Не теряя времени, они рысцой бросились к зиявшей провалами не застекленных окон каменой коробке недостроенного здания, вокруг которого в беспорядке стояли ярко-оранжевые экскаваторы, скреперы и бульдозеры. Минута — и двор опустел, только сторож двинулся вдоль забора, обходя свои владения.

Оказавшись в заваленной строительным хламом подсобке, Алексей Басов построил свой отряд. Тридцать пять человек стояли перед ним плечо к плечу, бросив под ноги рюкзаки. Не всех из них полковник знал так хорошо, как хотел бы. Многие бойцы пришли в отряд с последним пополнением лишь неделю назад, перед самой отправкой. Другие стали за минувшее месяцы Басову ближе, чем собственная семья, такие, как хмурый сержант-десантник Олег Бурцев, с нежностью и заботой баюкавший свой пулемет. Но все они были настоящими профессионалами, готовыми сражаться, убивать и умирать за свою Родину, все верили в великую цель, ради которой можно проливать кровь.

— Отряд, внимание, — негромко, но веско, так, что прошедший по шеренге шепоток мгновенно стих, произнес Алексей Басов. — Мы прибыли в Южноуральск, и это место на несколько ближайших дней станет нашим домом. Покидать здание без моего разрешения строго запрещаю. Никто не должен догадываться о нашем присутствии! Мы на враждебной территории, не смейте об этом забывать!

Полковник обвел строй партизан пристальным тяжелым взглядом, словно пытаясь каждому заглянуть в душу. Они находились в тылу врага, и любая случайность, самое мелочное разгильдяйство могло привести к обнаружению и уничтожению отряда, и тогда каменная коробка недостроенного здания из укромного логова превратится в смертельную ловушку.

— Первое отделение, выставить наблюдательные посты, — приказал Басов, убедившись, что его понял каждый боец. — Остальным готовить оружие и снаряжение. И вот еще, — он достал из подсумка «разгрузки» несколько сложенных гармошкой карт, обычные туристские схемы Южноуральска. — Это должен получить каждый командир отделения. Через двое суток все бойцы должны знать наизусть расположение всех городских улиц, так, будто родились в этом городе! Есть вопросы?

— Зачем мы здесь, товарищ полковник?

Басов, прищурившись, взглянул на подавшего голос бойца, замершего, вытянувшись по стойке смирно, на левом фланге шеренги. Полковник несколько секунд просто молчал, словно впервые видел этого человека и теперь пытался запомнить его получше.

— Мы здесь для того, — наконец ответил командир, — чтобы освободить свою страну, вышвырнуть прочь из нее явившихся непрошенными чужаков!

Строй распался, партизаны разбрелись по зданию, и пустые помещения, заваленные строительным мусором, наполнились гулким звуком шагов и голосами. Несколько человек, поднявшись на верхние этажи, должны были вести наблюдение, просматривая с высоты окрестные кварталы. О базе партизан никто не должен был узнать, но если что-то пойдет не так, именно эти бойцы встретят незваных гостей огнем, позволив своим товарищам занять позиции и приготовиться к бою. А те, кто пока был свободен от несения караула, направились в подвал, просторный, словно бункер, тоже забитый всяким хламом.

— Снимайте доски! — приказал Басов, указав на участки пола, явно настеленные сравнительно недавно.

Из тайников извлекли связки противотанковых гранатометов, которых оказалось так много, что кое-кто восхищенно присвистнул. По рукам пошли зеленые тубусы легких «Агленей», «Таволг» и огнеметов «Шмель». Кто-то держал на вытянутых руках раструб многоразового гранатомета РПГ-29 «Вампир» длиной в человеческий рост. А затем на свет появились длинные тубусы переносных зенитно-ракетных комплексов, отечественных 9К38 «Игла» и их китайских аналогов FN-6, уже хорошо знакомых многим партизанам.

— Каждый боец, кроме снайперов и пулеметчиков, должен получить не меньше двух РПГ или РПО, — приказал Басов. — «Вампирами» будут вооружены специально выделенные группы! Патронов и гранат тоже берите по полной, сколько сможете унести!

Боеприпасы были здесь же, десятки цинков с автоматными и винтовочными патронами всех калибров. Олег Бурцев, увидев знакомую маркировку, прихватил себе один, с бронебойными патронами 7Н24 калибра 5,45 миллиметра. Благодаря сердечнику из карбида вольфрама они могли прошивать бронежилеты, как бумагу, да и бронированный борт американского «Хамви» не стал бы для них серьезной преградой. Заодно сержант набил в подсумок гранат, новеньких РГН, трехсотграммовых, с насечкой на корпусе для образования осколков. Благодаря запалу новой конструкции, эти гранаты взрывались мгновенно, при соприкосновении с преградой, так что у противника не было нескольких секунд, чтобы укрыться, тем более, отбросить гранату.

Партизаны быстро распределили оружие и боеприпасы между собой, и теперь были готовы к любому повороту событий. Имея на руках несколько десятков мощных гранатометов и реактивных огнеметов, они могли превратить недостроенное здание в неприступную крепость, штурм которой даже при поддержке бронетехники приведет лишь к чудовищным жертвам среди атакующих. А учитывая, что в тайниках нашлось множество сухих пайков, стандартных, армейских, и целые сумки с медикаментами и перевязочными пакетами, осада стройки могла затянуться на недели.

Поднимаясь из подвала, Олег Бурцев, тащивший в обеих руках по связке РПГ-26 вдобавок к висевшему на плече пулемету, увидел сидевшую на корточках возле окна, наполовину забранного фанерой, Жанну Биноеву. Чеченка, ничего не замечая вокруг себя, возилась со своей СВД. Винтовке она вообще уделяла внимания больше, чем всему остальному, что ее окружало. Вот и сейчас девушка занималась «тюнингом», крепила к черному пластиковому цевью складные сошки, снятые с гранатомета РПГ-7. Самого гранатомета, кстати, поблизости нигде не было, зато был большой брезентовый чехол с лямками для переноски, из которого торчал толстый, почти орудийный ствол, увенчанный массивным пламегасителем.

— Ты патроны уже получила? — спросил, задержавшись на миг возле Жанны, Бурцев. — Я видел там снайперские есть, думаю, тебе бы не помешали!

Биноева, подняв голову, только молча кивнула, вновь склонившись над винтовкой. А навстречу Олегу уже бежала Ольга Кукушкина.

Партизан на миг замер, любуясь санинструктором отряда. Волосы стянуты в хвост, перехваченный резинкой, глаза блестят от волнения, охватившего в эти минуты всех, на щеках румянец. Как и все, она тоже была одета в камуфляж, и даже вооружилась компактным АКС-74У, болтавшимся за спиной. Сержант, видевший пару раз, как девушка дырявит из своей «ксюхи» мишени на стрельбище, знал, что автомат Ольга носит не просто потому, что так положено.

— Помоги, — попросила девушка, ухватив десантника за плечо. — Там, в подвале, «медицины» много, мне одной придется полдня таскать! Хочу оборудовать медпункт пока здесь, на всякий случай!

— Идем!

Свалив у стены РПГ, Олег вернулся в подвал, подхватив там две тяжеленные клетчатые «челночные» сумки, набитые упаковками с противошоковым, обезболивающим, чем-то еще, жизненно необходимым для оказания первой помощи.

— Ведь это твой родной город, правда? — вдруг спросила Ольга Кукушкина, остановившись посередине лестницы. — Хотел сюда вернуться? У тебя кто-нибудь остался здесь?

— Мать здесь, — буркнул в ответ Олег. — Одна осталась. Не знаю, смогу ли увидеть.

Ольга вдруг прижалась к партизану всем телом, коснувшись его руки. Бурцев вздрогнул, точно его током ударило, а потом сам обнял девушку за плечи, чувствуя тепло е тела даже сквозь амуницию.

— Не грусти, — негромко, почти шепотом, произнесла Ольга. — Ты обязательно увидишь маму. Она ведь тебя ждет!

— Хоть одним глазом бы взглянуть, как она там. Полгода здесь не был, даже больше, она ведь вообще ничего про меня не знает!

— Полковник запретил покидать эту базу. Лучше не рискуй. Мы же здесь не просто для того, чтоб сидеть безвылазно, верно?

— Думаю, скоро начнется. Не зря же мы оружием завалились по самую макушку! Того, что здесь, в подвале, лежит, хватит на батальон, а нас тут двух взводов не наберется!

— Снова война?

Ольга помрачнела, опустив взгляд.

— Опять кровь, смерть, — лишенным малейшего оттенка эмоций произнесла она. — Никак не могу привыкнуть. Сколько уже видела ран, скольких сама зашивала, вытаскивала осколки, пули, а все равно каждый раз как впервые. Когда-нибудь это закончится? Все словно с ума сошли, убивают друг друга!

— Мы здесь как раз для того, чтоб положить этому конец. Но прежде умрут еще многие, и многим же потребуется твоя помощь. Без тебя кое-кого из нас уже не было бы в живых. Ты нам нужна, и нужна сильная! Все будет хорошо, мы победим, и все закончится, снова наступит мир! Но сначала за него придется повоевать!

Наверху раздались шаги, зазвучали голоса, и Ольга резко отстранилась от Олега. Оба старались не смотреть друг на друга, чувствуя странную неловкость. Подхватив сумки с медикаментами и перевязочными пакетами, Бурцев двинулся наверх, в тесную комнату, которую Ольга выбрала для медпункта. Девушка, тоже тащившая огромную сумку, шла следом. Навстречу им попадались партизаны, нагруженные оружием, цинками с патронами, пакетами с армейскими рационами.

Отряд обживался на своей новой базе, заодно готовя ее к бою. Наблюдатели сменяли друг друга, продолжая следить за обстановкой и пока не замечая никакой подозрительной активности. Но возле окон, заложенных до середины кирпичом или мешками с цементом, были уложены зеленые пластиковые цилиндры противотанковых гранатометов, гранаты и набитые патронами рожки. А где-то уже разогревали банки с тушенкой, кипятили чай, кто-то перебирал струны гитары.

Каждый понимал, что затишье не продлится долго, не для того партизаны тайно прибыли в пока еще ничего не подозревавший город, чтобы сидеть в этом укромном месте, никому не показываясь на глаза. Они вполне были готовы к бою, но спешили насладиться каждой мирной минутой, как никто, сознавая хрупкость человеческого существования. Никто не знал, когда поступит новый приказ, когда они заявят о своем существовании, начав играть в открытую.

Пожалуй, рядовым бойцам было все же проще, чем их командиру. Партизаны просто ждали команды, которую были готовы исполнять, а думать за всех них приходилось Алексею Басову, и тем, кто стоял над ним в иерархии партизанского движения. Полковник тоже сознавал ценность и уязвимость человеческой жизни, и не хотел, чтобы его люди гибли просто так. Война была не смыслом его существования, а просто средством добиться цели, и он не был готов терять своих людей без пользы.

Сменив камуфляж на обычную одежду, полковник Басов выскользнул за ворота, оказавшись на погруженной в какую-то полудрему улице. Здесь жизнь текла привычным руслом, мимо проходили жители окрестных домов, спешившие на работу или с работы, по делам или просто так выбравшиеся погулять. Их взгляды безразлично скользили по полковнику, ни за что не зацепляясь. Люди видели перед собой крепкого, но уже немолодого мужчину, одетого скромно, даже слишком, возможно, рабочего со стройки, ничем не отличавшегося от десятков таких же, трудившихся здесь несколько недель подряд.

Басов, осмотревшись, увидел желто-красный ЗИЛ аварийной газовой службы, и, быстро посмотрев по сторонам, уверенно направился к нему. Дверь в задней стенке фургона распахнулась, и полковник, ловко подтянувшись, оказался внутри. Тотчас заскрежетал движок, и машина тотчас снялась с места.

— Ну, здорово, полковник! — крупный мужик в спецовке, с обветренным красным лицом и седым ежиком коротко стриженых волос, протянул руку. — Как добрался?

Басов обменялся рукопожатием с генералом Буровым, почувствовав, что его ладонь словно оказалась в тисках. Бывший командующий грозненским гарнизоном, возможно, отяжелел, но силы в его руках хватило бы на двоих.

— Без приключений, — ответил Алексей. — Бойцы занимаются по плану, обживаются на новом месте.

— Пусть не увлекаются, — хмыкнул один из находившихся в фургоне людей, тоже одетый в спецовку газовщика. — Им там недолго торчать!

Всего внутри находились пятеро, разного возраста, разной комплекции, но одинаково одетые в рабочие робы, выглядевшие слишком новыми и необношенными, будто только из магазина. И еще одно роднило этих людей — стальной блеск в глазах, взгляды, полные решимости и непоколебимой уверенности, властные, спокойные, выдававшие постоянную работу мысли.

— Значит, так, полковник, обстановка сейчас такая, — оборвал своего подчиненного Буров. — Всего в городе пять отрядов, за три сотни бойцов. Распределились равномерно по всей территории. Оружия и боеприпасов у вас полно, но не все это только для вас — когда начнем, подтянется второй эшелон, с ним тоже нужно поделиться.

В эти часы не только бойцы из отряда Басова обживались на новом месте. Партизаны пробирались в город тайно, в грузовых фурах, товарных вагонах, поодиночке на пригородных автобусах. Укрытиями для них стали склады при железнодорожной станции, заброшенный кирпичный завод, автосервис почти в самом центре города, недостроенное здание школы. Сотни бойцов, вооруженных до зубов, закаленных схватками с самим жестоким и умелым врагом, готовились овладеть сонным городом, в котором никто даже не думал о войне. Приводя в порядок оружие, подгоняя снаряжение, просто пользуясь случаем чтобы отоспаться в нормальных условиях, а не в лесу на сырой земле, они все ждали приказа.

— Когда начнем, товарищ генерал? И где?

— Когда доработаем план. Ваш отряд будет работать в черте города. Задача — захват городского УВД. Всего в Нижнеуральске около пятисот полицейских, включая дорожно-патрульную службу. Кроме главка есть два райотдела, отделение на железнодорожном вокзале и посты на всех выездах из города. Это наши приоритетные цели. Также необходимо захватить городскую администрацию и местную телевизионную студию. Нападения здесь никто не ждет всерьез, но оружия у них полно, вплоть до пулеметов, и людей толковых тоже хватает. Наша общая задача — взять под контроль территорию города, нейтрализовав и разоружив полицию. И сделать это нужно без лишней крови!

Алексей Басов лишь кивнул, соглашаясь. Они начали решающее сражение с захватчиками, но первыми, с кем предстоит вступить в бой партизанам, будут свои же, русские, пусть и занявшие не ту строну в этой войне. Но они тоже служат своей стране, верят, что служат России. Братья будут убивать братьев.

— Все начнется через два, максимум, три дня, — сообщил Буров. — Мы ждем сигнала из Центра, а до того нужно сидеть тихо, как мышь под веником! Пока разведаем цели, обдумаем все. Нам нужна не бойня и не затяжная осада, а быстрый и, по возможности, бескровный ошеломляющий удар. Никаких уличных боев — до этого еще дойдет!

— Если они нас не ждут и не готовы к нападению, значит, возьмем в кольцо и прижмем шквальным огнем. И не дернутся!

— Не ждут, верно, — согласился Сергей Буров. — Ну а насчет не готовы… Давай прокатимся, полковник, сам все увидишь!

ЗИЛ, вырулив из переулка на главную дорогу, встроился в не слишком плотный поток транспорта, направившись к центру города. Навстречу попадались автобусы и маршрутки, «Газели», сновавшие между торговыми точками и обычные легковушки. Патрули дорожной полиции, мелькавшие на перекрестках, не пытались остановить «аварийку», и вскоре грузовик, сбавив скорость, проехал мимо городского управления полиции.

— Там постоянно под полторы сотни человек, но больше половины это кабинетные работники, — пояснил Буров, указывая на серое четырехэтажное здание, перед которым на небольшой парковке теснились патрульные машины. — В основном личный состав патрулирует жилые массивы.

— Не Брестская крепость, — хмыкнул Басов. ЗИЛ притормозил в двухстах метрах от УВД, и его пассажиры могли рассмотреть цель будущей атаки в подробностях. — Главное — скрытно сосредоточиться, выйти на позиции. Гранатометов у нас полно, можем этот домик по кирпичу разобрать!

— Не надо делать за американцев их работу! При захвате города необходимо избежать лишних жертв и разрушений, это приказ, полковник! Это тебе не по лесам бегать, здесь своя специфика!

Басов поморщился. Городские бои ему тоже были не в новинку, но штурмовать населенные пункты полковнику приходилось, сидя под сорока тоннами танковой брони, и проблем с сохранностью чужого имущества не возникало. Все попытки сопротивления пресекались предельно просто — огнем в упор из танковой пушки 2А46. Обычно пары снарядов калибра сто двадцать пять миллиметров хватало, а если этого оказывалось мало, можно было запросить поддержку гаубичной батареи или реактивных установок «Град», равнявших с землей целые кварталы. Теперь Алексею Басову предстояло вести в бой своих людей на равных условиях с противником.

— Задача у вас не простая, — заметил между тем Буров. — Численного перевеса нет. Главные силы войдут в город позже, а пока мы решили не размещать здесь слишком много людей. Техникой вас поддержать тоже не можем, нету ее, техники. У «полицаев», кстати, есть пара бронированных «Уралов» и одна «Газель».

— «Урал» — не Т-80, - пожал плечами Басов, внимательно рассматривая здание УВД. — «Граников» у нас на всех хватит. Будем воевать не числом, а умением.

— Учти, там оружейка, всего полно, — напомнил генерал, указывая на полицейский участок. — Осаду могут держать долго. Такой возможности мы им предоставить не можем.

— Сил моего отряда будет недостаточно, товарищ генерал. Нужны еще люди, хотя бы человек двадцать-тридцать. Обязательно снайперы и пулеметчики.

Полковник уже изучил обстановку. Здание УВД было построено в виде буквы «п», с внутренним двором. Напротив короткой перекладины, выходившей на улицу Дзержинского, располагался небольшой парк, за которым возвышались безликие коробки многоэтажек. Со всех остальных сторон располагались жилые кварталы. Слева — ряды пятиэтажных «хрущевок», обращенных к будущему объекту атаки глухими торцами, справа — высотка, на первом этаже которой находились какие-то офисы. Сзади, напротив массивных ворот из толстой листовой стали тоже пятиэтажка.

Особых мер безопасности не было видно. На крыльце переминались с ноги на ногу двое полицейских в бронежилетах и с АКС-74У на плече, скорее для вида. Ни огневых точек, ни заграждений — здесь явно не ждали нападения.

— Атаковать лучше из парка, — решил Басов. — Войдем через главный вход. Нескольких снайперов нужно разместить на чердаках соседних домов.

— Людей ты получишь, а вот снайперы потребуются в другом месте. Тех трехсот штыков, что уже в городе, хватит для блокирования «полицаев», а главные силы мы направим против принадлежащей американцам авиабазы. Все должны знать, против кого на самом деле направлена наша атака! Это не внутренние разборки, на которые янки просто могут не обратить внимание!

— Американцы не смогут ударить нам в тыл?

— У них для этого недостаточно сил. На этом аэродроме обслуживающий персонал и одна рота охраны. Да и заняты они будут!

— Что ж, тогда УВД мы возьмем. За это я ручаюсь, товарищ генерал!

— А иначе и быть не может, — усмехнулся Буров. — Этот город должен стать нашим за пару часов. И тогда об этом узнает весь мир! Мы победим!

ЗИЛ тронулся, проехав мимо здания УВД, возле которого царила обычная суета. Попетляв по переулкам, фургон вернулся к стройплощадке, и полковник Басов, попрощавшись со своими товарищами, выбрался наружу.

— Скоро все начнется, — напомнил Буров напоследок. — Два-три дня, не больше. Будь готов!

Алексей Басов быстро проскользнул в щель между створками ворот, воровато оглянувшись. Сторож, уже другой, в черной униформе с огромным шевроном «Охрана» на спине, быстро закрыл ворота, а полковник нырнул в подъезд, мельком увидев в окнах верхних этажей головы наблюдателей и неосторожно выставленный наружу ствол автомата.

Полковника приветствовали. Попадавшиеся навстречу партизаны вытягивались по стойке смирно перед своим командиром, а тот, что-то отвечал, иногда просто кивая. Басов видел, что его бойцы уже окончательно освоились на новом месте, им, привыкшим к кочевой жизни, для этого не требовалось много времени. Кто-то уже расстилал спальник, другие возились с оружием, а были и те, кто уселся в кружок, склонившись над картами, которые успели получить все командиры взводов.

— Как тут? — спросил Басов оставленного за старшего партизана.

— Все спокойно. Посты выставили, боекомплект пополнили. Долго нам придется ждать?

— Ждать будете столько, сколько нужно. И сидеть тихо, носа не высовывать никуда. Давай-ка, объявляй общий сбор, — вдруг решил полковник, осмотревшись по сторонам и увидев настоящий лабиринт каких-то комнат, залов, переходов. Найти лучший полигон для тренировки, пожалуй, было не просто. — Отработаем зачистку здания, пока есть время.

Превратив недостроенное здание в тренировочную площадку, партизаны бегали по полутемным лабиринтам два долгих дня, доводя себя до изнеможения. Каждый понимал, что ждет впереди, и все работали честно, выкладываясь по полной. Алексей Басов, подавая пример, занимался вместе со всеми, штурмуя занятые «противником» этажи, зачищая комнаты, прикрывая своих товарищей. И все эти дни никто из жителей окрестных домов даже не догадывался о новых обитателях стройплощадки, с некоторых пор привлекавшей только бездомных да искателей острых ощущений. А на утро третьего дня пришел приказ о начале операции.

В предрассветных сумерках отряд погрузился в две машины — фургон ЗИЛ с надписью «Водоканал» и грузовую «Газель» неизвестной принадлежности с цельнометаллическим кузовом, в котором царила кромешная тьма. Правда, в этот рейд шли не все — Буров сдержал свое обещание, и Жанна Биноева, лучший и единственный снайпер отряда вместе с тремя бойцами покинула тайную базу еще раньше по личному распоряжению генерала. Ей предстоял свой бой, не менее важный. Не было с партизанами и Ольги Кукушкиной — санинструктора решили оставить под охраной единственного сторожа, решив не рисковать девушкой напрасно. А небольшая автоколонна отъехала от опустевшей стройки, двинувшись по сонным улицам к центру города, прямиком к зданию УВД.

Полковник Басов, ехавший в «зилке», окинул мрачным взглядом своих бойцов. На лицах партизан, несмотря на ранний час окончательно проснувшихся, застыла маска мрачной решимости. Все были собраны, напряжены, никто не разговаривал, лишь изредка перекидываясь парой слов. Многие в нервном возбуждении возились с оружием.

— Внимание, бойцы, — произнес Басов, и на него уставились тринадцать пар глаз. — Задача наша всем ясна, поэтому просто напомню, что придется воевать со своими, с русскими. Они не предатели, просто они запутались, ошиблись. Но они могут нам помешать, а уговаривать их, что-то объяснять, просто нет времени. Нас ждет бой, и я не могу дать такой приказ, поэтому считайте это просьбой, но постарайтесь не убивать. С этими людьми рядом нам еще жить.

Ему никто не ответил, да полковник и не ждал этого. На войне всегда кому-то приходится умирать, крови избежать невозможно. И единственное, чего сейчас желал Алексей Басов, чтобы этим кем-то оказались не его люди, не бойцы его отряда.

Машины остановились в переулке возле парка. Басов, уже полностью экипированный, легко выпрыгнул из фургона. На его плече висел автомат АК-74М с подствольником и колиматорным прицелом ПК-А, посаженым на прилив «ласточкин хвост» на ствольной коробке.

Полковник остановился возле машины, осмотрелся. Прохожих еще не было, город только просыпался. За черными изломанными стволами деревьев, за кронами, лишившимися листвы, угадывались очертания здания УВД. Под ногами чавкала грязь — ночью выпал снег, но уже растаял, превратившись в бурое месиво.

— На выход, — приказал Басов, взяв «Калашников» наперевес. — Оружие к бою!

Партизаны посыпались из фургонов, точно горох, мгновенно занимая круговую оборону. Построившись, отряд двинулся по парку. Попадавшиеся навстречу собачники, выгуливавшие своих четвероногих питомцев, сначала в растерянности замирали, видя перед собой несколько десятков вооруженных до зубов людей, а затем, поняв, что на их форме нет никаких знаков отличия, бросались наутек. Их не останавливали, это уже не имело значения. Отныне прятаться не имело смысла.

— Занять позиции, — приказал Басов. — Огонь по моей команде! Не забывайте про опознавание!

На плечах каждого партизана, в том числе и самого полковника, были белые повязки, отлично различимые даже в сумерках. Примитивная, но действенная система «свой-чужой», позволявшая избежать потерь от дружественного огня, особенно в свалке ближнего боя.

Пока партизаны рассредоточивались по парку, командир заглянул в «Газель». Там, в полумраке, рассеиваемом мерцанием разноцветных индикаторов, один из бойцов не отходил от приборов.

— Как у тебя, Ваня?

Капитан Народно-освободительной Армии Китай Фань Хэйгао, колдовавший над пультом мобильной станции радиопротиводействия, давно привык к своему «новому» имени. Оторвав глаза от приборов, партизан взглянул на командира, сообщив:

— Норма. Все частоты могу забить помехами на раз! Никто их не услышит!

— Отлично! — одобряюще кивнул полковник. — Включишь «глушилку», когда начнем. Пока слушай их диапазон, может что интересное найдешь, — напутствовал Алексей Басов, убедившись, что здесь тоже все готово к началу атаки. Одно слово — и противник, еще ничего не подозревавший, окажется в полной изоляции, а это пугает порой сильнее, чем самый мощный обстрел, когда ты не имеешь представления, что происходит вокруг, не знаешь, что делать

Отойдя в сторону, полковник вытащил рацию из кармана, произнеся в динамик:

— Кобальт, а Гранит, доложите обстановку! Прием!

— Гранит, я Кобальт, вышли на исходные, — раздалось в ответ сквозь слабый шелест атмосферных помех. — Ждем приказа!

Кольцо осады замкнулось вокруг городского управления полиции. Партизанские отряды, до сих пор никем не обнаруженные, блокировали здание со всех сторон. Если кто-то прослушивал эфир, он должен был сейчас поднимать тревогу, но это не имело значения — каждое окно уже взято на прицел, и хватит одного единственного слова полковника Басова, чтобы на УВД обрушился ураган свинца.

— Ждать моего приказа! Готовность три минуты!

— «Полицаи», — вдруг раздался рядом приглушенный возглас. — Патруль!

В сумерках отчетливо мелькнул белоснежный борт полицейской машины. Из «Лады», притормозившей в том же переулке, выбрались двое в серой форме, с АКС-74У на плече. Они увидели мечущиеся по парку тени, уверенно двинувшись к ним.

— А, черт! — Басов ударил кулаком по стволу осины. — Как же не вовремя!

Полицейские приблизились на два десятка метров, и только тогда заметили оружие в руках бегавших по опавшей листве людей. Они замешкались на считанные секунды, и Басов, вскинув АК-74, выпустил в них длинную очередь.

Треск выстрелов казался оглушительным в опустившейся на городе тишине. Один из патрульных молча свалился, а второй, забыв про собственное оружие, бросился бежать.

— Уйдет, сука! — сквозь зубы прошипел Басов.

Азамат Бердыев, державшийся возле своего командира, вскинул АКС-74, тоже снабженный подствольным гранатометом ГП-25, и дал короткую очередь, а затем еще одну. Полицейский, словно запнувшись, взмахнул руками и завалился лицом вниз, растянувшись на асфальте.

— Вперед, вперед, — крикнул Алексей Басов. — В атаку! Открыть огонь!

По всему парку разом загрохотали выстрелы, в треск АК-74 вплеталось уверенное уханье пулеметов, а затем на стоянке перед УВД взорвалась одна из припаркованных машин. На миг вспышка ослепила рассыпавшихся по парку партизан. В окнах ближайших домов жалобно зазвенели стекла, где-то рядом истошно запищала автосигнализация. На просыпавшиеся улицы Южноуральска пришла война.

Глава 8. Рубеж обороны

Нижнеуральск, Россия
13 ноября

Олег Бурцев добежал до старой осины, опустившись на колено и вскинув свой РПК-74М. Толстый, в два обхвата, ствол, служил идеальным укрытием для партизана, взявшего под прицел парадное крыльцо УВД. Затвор уже был взведен, и Олег сдвинул вниз флажок предохранителя. Щелчок показался оглушительным грохотом в царившем вокруг безмолвии. Не только Бурцев в эти минуты занимал позицию. По осеннему парку в рассветных сумерках метались беззвучно, словно призраки, еще два десятка партизан, перебегая от дерева к дереву, направляя стволы на темный фасад серого здания городского «главка».

— Ждать приказа, — разнеслось шепотом от одного бойца к другому, по цепочке. — Без команды не стрелять!

Партизаны не рисковали, сведя радиообмен к минимуму, приказы передавались голосом, но больше жестами. Сейчас в парке не было слышно ни одного постороннего звука, только возбужденное дыхание готовых к стремительной атаке бойцов да треск сухих веток, когда кто-то делал неловкое движение. Две дюжины автоматных и пулеметных стволов были готовы извергнуть настоящий поток раскаленного свинца. Все ждали только одного — приказа, и тогда остановить порыв партизан не сможет уже ничто.

Олег Бурцев тоже был готов к бою. В руках — пулемет, к которому пристегнут секторный магазин на сорок пять патронов калибра 5,45 миллиметра, разумеется, полностью снаряженный. Еще четыре набитых «рожка» в подсумках разгрузочного жилета «Тарзан-М22», чуть давившего сейчас на плечи и грудь. А кроме этого — четыре осколочные гранаты РГН, вес которых почти не ощущался на фоне всего остального. Разумеется, боевой нож «Булат» в прочных ножнах, перевязочный пакет и прочие мелочи, сейчас не столь важные.

Партизан приложился к пулемету, сквозь прорезь прицела рассматривая крыльцо. Под козырьком стояли трое полицейских — огоньки горящих сигарет выдавали их положение. Один в полной экипировке, с АКС-74У, в бронежилете, даже в глубоком противопульном шлеме. Остальные в повседневной форме, из оружия только пистолеты ПМ. О чем-то разговаривают, порой ветер доносит звуки смеха. Стоят открыто, не подозревая, что уже стали чьей-то мишенью. Не чувствуя дыхания медленно подступающей смерти.

Олегу потребовалось бы не больше двух секунд, чтобы одной короткой очередью в упор срезать всех троих. От противника его отделяло чуть менее двухсот метров. Потребуется минимальная поправка, высокоскоростные малокалиберные пули летят по очень настильной траектории, в упор. Бронежилет не спасет — вольфрамовые сердечники прошьют кевлар, как бумагу, и титановые пластины тоже не остановят их. Те трое, курившие на крыльце, были покойниками, без вариантов, стоит только прозвучать команде «В атаку!».

Бурцев не чувствовал волнения или душевных терзаний. Это был для него далеко не первый бой, а то, что стрелять придется в своих, русских, не трогало десантника. Потом, конечно, все придет, и боль, и опустошение, но сейчас эти люди в серой униформе были для Олега только целями, который нужно поразить как можно быстрее и точнее, стоит только прозвучат приказу полковника.

Краем глаза пулеметчик фиксировал движение, это выходили на позиции остальные бойцы отряда. Залегая за кустами, даром, что лишившимися листвы, или у подножья деревьев, они оставались до поры невидимыми, но сами были готовы действовать немедленно.

Треск выстрелов за спиной, там, где остановились доставившие партизан машины, заставил Олега вздрогнуть. Он отчетливо различил «калашников», выпустивший несколько коротких очередей. А затем по парку прокатилась отрывистая команда:

— Огонь!!!

Двадцать с лишним стволов ударили одновременно. Над безлюдной улицей, над парковкой, заполненной, хорошо, если на треть, протянулись, сплетаясь в фантастическую огненную сеть, нити трассеров. Первый залп был направлен на верхние этажи УВД, и сотни пуль мгновенно выставили стекла. Осколки со звоном обрушились вниз. Скорее всего, этим ущерб от обстрела и ограничился — на верху находились кабинеты следователей и начальства, пустые в этот ранний час. Все же командование рассчитывало обойтись без ненужных жертв, и Олег в душе был с этим согласен — патроны лучше поберечь для американцев.

Трое, курившие на крыльце, на миг замешкались, и Бурцев, в последний миг чуть сместив прицел, нажал на спуск. На стволе РПК-74 полыхнуло пламя, и пули с визгом чиркнули по стене в паре метров от полицейских. Один из них вскрикнул, хватаясь за плечо, и его товарищи, подхватив раненого, проворно нырнули внутрь.

За спиной затрещали ветки. Проломив в зарослях низкого кустарника настоящую просеку, рядом с Бурцевым плюхнулся на мерзлую землю Азамат Бердыев.

— Смотри, сейчас будет весело! — усмехнулся, подмигнув Олегу, партизан.

Бердыев вскинул на плечо темно-зеленый раструб гранатомета РПГ-26 «Аглень», прицелился, и затем нажал на спуск. Громыхнул выстрел, оглушив Бурцева, и реактивная граната, скользнув над мостовой, ударила в борт стоявшей на парковке у крыльца УВД патрульной машины. Яркая вспышка взрыва ослепила на миг, полицейский УАЗ, пораженный прямым попаданием, превратился в огненный шар.

— Вот и началось веселье! — громко крикнул выглядевший перевозбужденным Азамат, отбросив еще дымящийся тубус и вскинув АКС-74 с подствольником.

Бердыев выпустил короткую очередь в направлении УВД, его поддержал и Бурцев, а затем на стены управления обрушился настоящий град свинца.

— Вперед, — скомандовал вынырнувший из-за кустов Басов, тоже стрелявший на бегу. — Вперед, пошли! Пулеметчикам обеспечить огневое прикрытие!

Партизаны, низко пригибаясь, короткими перебежками бросились к УВД, в какой-то миг оказавшись на мостовой. Олег Бурцев выпустил длинную очередь над головами своих товарищей, наискось хлестнув по фасаду здания, в котором уже не осталось ни одного целого окна. «Добив» рожок, десантник быстро поменял магазин, рывком взведя затвор и дав еще одну очередь.

Живая волна уже почти достигла парковки, на которой что-то ярко горело, когда в окнах УВД полыхнули вспышки дульного пламени, и в лицо партизанам хлынули струи свинца. Бурцев видел, как сразу трое его товарищей повалились на асфальт. Следом упал еще один, замер на миг, а затем ползком, подволакивая ногу, двинулся к ближайшей машине, пытаясь уйти из-под огня.

— Вперед, — зло крикнул Алексей Басов. Полковник, опустившись на колено, стрелял из своего АК-74М короткими, в три-четыре патрона, очередями, рыча от ярости и возбуждения. — Не останавливаться! Пулеметчикам подавить огневые точки противника!

Ответный огонь вели из окон первого и второго этажей. Олег прицелился в крайнее правое, выпустив в черный квадрат проема с десяток патронов. Он видел, что оказавшиеся на дороге, вне укрытия партизаны замешкались. Несколько человек бросились назад, в парк, подгоняемые длинными очередями опомнившихся защитников УВД. До укрытия добрались не все — еще двоих накрыл свинцовый вихрь, свалив на грязный асфальт. Но полудюжине партизан удалось прорваться сквозь становившийся все более плотным огонь, добравшись до парковки. Олег Бурцев видел, как они переползают от машины к машине, пытаясь достигнуть мертвой непростреливаемой зоны.

— А, черт, — Басов, залегший в паре метров от Олега, от отчаяния ударил кулаком по земле. — Черт! Ну, суки!

На асфальтовой мостовой, превратившейся в нейтральную полосу, осталось семь неподвижных тел, лежавших в россыпи стреляных гильз. Интенсивность огня как-то вдруг резко спала. Партизаны выпускали короткие очереди по окнам, на этот раз уже никого не жалея, в ответ тоже стреляли. Несколько пуль со свистом пронзили потерявшие листву кроны осин над головой Бурцева, вгрызаясь в древесные стволы. Рядом кто-то приглушенно застонал, задетый не то шальной пулей, не то рикошетом.

— Атака захлебнулась, — выдохнул полковник, меняя магазин своего АК-74М. — Опомнились «полицаи»! Просто так к ним уже не подойдешь! И парней теперь не вытащить оттуда, — зло добавил он, подразумевая полдюжины партизан, засевших на парковке среди остовов сожженных патрульных машин. — Надо было сразу из «шмелей» по ним!

— Так ведь вроде свои же все, русские, — неуверенно заметил Бурцев. — И генерал приказал…

— Свои все здесь, в этом парке, да вон, на асфальте лежат тоже свои! А эти суки, если хотели Родину защищать, в лес бы уходили, а они здесь, в тепле, при деньгах, при власти! Не стране служат — пиндосам, выродки!

Басов несколько раз выстрелил одиночными в сторону УВД, нависавшего над округой мрачным бастионом. Олег, которому померещилось какое-то движение в окне, вбил туда короткую, на пять патронов, очередь. Возможно, кого-то он и зацепил, во всяком случае, движение там прекратилось.

— В лоб не возьмем, а долго топтаться нельзя! — вздохнул Басов, откладывая в сторону автомат, и скомандовав: — Огня не открывать! Не стрелять никому!

Приказ передали по цепочке, от бойца к бойцу. А сам полковник, встав во весь рост, вышел из-за деревьев, размахивая над головой куском белого бинта. В окнах полицейского управления вновь наметилось какое-то движение. Бурцев, крепче обхватив цевье РПК-74М, напрягся, легко касаясь указательным пальцем вогнутой поверхности спускового крючка. Он уже различал нечеткие силуэты в оконном проеме, и трудно было удержаться от того, чтобы не дать по ним пару очередей. А на той стороне тоже медлили, хотя сейчас полковника, стоявшего открыто, можно было срезать одной очередью.

— Эй, мужики, не стреляйте! — крикнул, напрягая связки, Басов, стоявший в полный рост на тротуаре. — Поговорим! Кто там у вас старший? Выходи!

Несколько секунд ничего не происходило, если не считать какую-то тщательно скрываемую суету на втором этаже УВД. Олег, наблюдавший за всем через прорезь прицела, был уверен, что в его командира целятся не меньше десятка стволов. Если что-то пойдет не так, если у кого-то в осажденном «главке» просто сдадут нервы, шансов у полковника просто не будет. Но вместо выстрелов из темного проема окна раздался зычный голос:

— Я выхожу! Скажи своим, чтоб не дурили!

Сперва на крыльцо вышли двое, державшие в руках тяжелые штурмовые щиты из титана, способные остановить автоматную пулю, а затем из-за их спин появилась еще одна фигура. Рослый, крепко сбитый челочек в полицейской форме спустился по засыпанным осколками ступеням, спокойно двинувшись навстречу Басову.

Старший лейтенант Ярослав Васильев потянулся, сцепив ладони в замок, и услышав, как хрустнули суставы. Посмотрел на часы, висевшие под потолком помещения дежурной части, убедившись, что до конца смены остается еще больше часа.

— Яр, пойдем, покурим, — предложил сидевший рядом старшина, оторвавшись от заполненного мелким почерком журнала.

— Сигареты кончились. Крайнюю полчаса назад выкурил!

— У меня есть! — Старшина вытащил из кармана пачку «Мальборо» в подтверждение своих слов.

Утро в дежурной части городского управления полиции было всегда спокойной порой. Дебоширы и искатели приключений часам к пяти обычно находили, что искали, и либо уже сидели в «аквариуме» здесь, в участке, либо забивались в какие-то норы, отдыхая от ночных похождений. Движение на улицах почти отсутствовало, так что ДТП тоже случались крайне редко. И потому дежурные отчаянно скучали, из последних сил пытаясь побороть сон. Несколько минут на свежем воздухе могли помочь. Но стоило только Васильеву оторваться от кресла, накидывая бушлат, как пронзительно зазвенел телефон.

— Дежурная часть, — привычно произнес полицейский в мембрану. — Слушаю вас.

— Приезжайте скорее! Я с собакой вышла, вижу, в автомастерской какие-то люди с оружием! Их там человек десять точно! А сейчас за ними машина пришла!

— Где вы находитесь? — насторожился Ярослав. Судя по голосу звонившей лет немало, и это не было похоже на розыгрыш.

— Проспект Мира. Тут большая мастерская у гаражей.

— Я понял! Мы выезжаем!

— Что за дела, — нахмурился слышавший все старшина. — Банда завелась?

С уголовщиной в городе и окрестностях покончили еще давно, и это было заслугой распущенной нынче дружины. Тогда новоявленных «махновцев» просто стреляли на месте, без лишних разбирательств, жестко пресекая попытки криминала устанавливать свои порядки. Безвластие закончилось, но вместе с ним ушли и чрезвычайные меры, и кое-где снова появлялись банды, разжившиеся оружием, понимавшие, что пощады не будет, и потому действовавшие дерзко и жестоко.

— Всем патрульным экипажам в районе Проспекта Мира, прием, — произнес Васильев в микрофон рации. — Следовать к автосервису у гаражного массива. Вероятен захват. До десяти подозреваемых, вооружены!

В груди старшего лейтенант что-то защемило, какое-то недоброе предчувствие не давало ему покоя, а чутью полицейский доверял еще с тех пор, когда служил в ОМОНе и поехал в свою первую командировку в Дагестан.

— Грачев, — крикнул Васильев, высунувшись из дверей дежурной части. — Грачев, поднимай своих! Есть работа!

Командир группы немедленного реагирования не мешкал. Пятеро полицейских бросились в ружпарк, быстро разобрав автоматы, экипировавшись «по-боевому», в бронежилеты и каски. Когда они пробежали мимо дежурной части, грохоча тяжелыми ботинками, придерживая висевшие на плече «Калашниковы», Васильев лишь тяжко вздохнул.

— Тоскуешь по былому? — понимающе спросил старшина.

Обидно все получилось. Год назад, во время крайней командировки, прочесывали по наводке лесополосу и нарвались на засаду. Информатор, сука, на «духов» работал, вот и подставил нас. Двоих наших наглухо, а у меня у самых ног ВОГ взорвался. И, знаешь, ни царапины, только осколок в колене засел.До сих пор там. Вот и списали меня, да и правильно, какой мне ОМОН теперь, калеке.

Васильев рассказывал все это без лишних эмоций, повторяя свою историю, наверное, в сотый, а может и в тысячный раз, объясняя, почему он, крепкий, еще довольно молодой, не патрулирует улицы, а отвечает на телефонные звонки, сидя в тепле и уюте.

— А что с засадой? — поинтересовался старшина. — «Духи»-то ушли?

— Положили их всех, в километре от границы. Восемь человек. Половина — пацаны сопливые. Никто не ушел. Их в общую могилу, а меня — сюда. Теперь сижу вот, салом зарастаю.

На заросшего салом старший лейтенант Ярослав Васильев похож, в прочем, не был. Рост без малого два метра, хоть сейчас в баскетбольную сборную, девяносто килограммов живого веса, и не жир — мускулы, перекатывавшиеся под тканью форменного кителя. Возможно, он и был немного тяжеловат, и не смог бы прыгать полчаса подряд, размахивая руками и ногами, точно какой-нибудь шаолиньский монах, но зато был способен вырубить противника одним ударом, и хорошо, если не насмерть.

Бойцы группы немедленного реагирования, вслед которым с плохо скрываемой тоской смотрел из своего «аквариума» Ярослав Васильев, как раз стояли в дверях, когда снаружи затрещали автоматные очереди.

— Что за фигня? — старшина нахмурился, непонимающе взглянув на Васильева. А того словно пронзил разряд тока.

— Похоже, плохо дело, — напряженно выдавил из себя старший лейтенант, узнавший такой знакомый до боли звук выстрелов АК-74. — Проблемы у нас.

В этот миг грянул настоящий шквал. На стены УВД обрушился свинцовый град. Выстрелы слились в несмолкаемый треск, к которому добавился звон выбитых стекол. Старший лейтенант упал на пол, как подкошенный, утянув за собой своего напарника:

— Ложись! Не вставай, убьет!

На полицейских обрушился настоящий стеклянный дождь, осколки мгновенно усыпали весь пол хрустящим стеклянным крошевом. Несколько пуль, залетевших в оконный проем, с визгом ударили в стены, рикошетом отлетая от толстых прутьев решетки, которой было забрано окно.

— Что это?! Что за херня?! — перепуганный старшина попытался встать, но был немедленно прижат к полу тяжелой рукой Васильева.

— Нападение! Не понял еще?! — Старший лейтенант хрипло шептал в ухо своему товарищу. — Не дергайся, лежи!

Очереди не умолкали, было слышно, как пули бьют по стенам. Один из бойцов ГНР, сорвав с плеча АКС-74У, подскочил к окну, стекол в которому же не было. Передернув затвор, он выставил ствол наружу, нажав на спуск. К грохоту выстрелов присоединился звон сыпавшихся на пол гильз. Полицейский успел дать пару очередей в пустоту, а затем вскрикнул, отскочив от окна и зажимая обеими руками лицо. Меж пальцев его струилась кровь.

— Мудаки! — Ярослав вскочил, низко пригибаясь, и выбежал из дежурной части, сбив с ног раненого полицейского и успев ухватить за лямки бронежилета еще одного, прежде, чем тот успел подскочить к окну. — Не высовываться! Вы для них как на ладони! Со стороны парка лупят, сволочи! Да погасите же свет!

С улицы ввалились трое, курившие до этого на крыльце. Один из них зажал левое плечо. Рукав под его ладонью уже потемнел от крови.

— Вовчика задело! Он ранен! — крикнул сержант, поддерживавший своего товарища под правый локоть.

— Давай его в «дежурку», — приказал Васильев. — За стойку его, там не заденет!

Пострадавшего оттащили в укрытие, и Ярослав бросился следом. На улице не смолкала стрельба, звенели выбитые стекла, визжали впивавшиеся в стены пули, и сыпалась с полка штукатурка. Но старший лейтенант Васильев чувствовал невероятную собранность. Вбитые на тренировках инстинкты никуда не исчезли, происходившее казалось привычным, естественным. Сейчас именно бывший омоновец был единственным в атакованном управлении, кто знал, что нужно делать, и мог это сделать.

— Бегите в «оружейку», — крикнул Васильев, сам не имевший никакого оружия. — Живее! «Броники» надевайте и каски!

Грохот взрыва заглушил последние слова лейтенанта. Выглянув в окно, Ярослав увидел, что стоявший в ожидании ГНР патрульный УАЗ превратился в клуб огня. Пламя перекинулось на стоявшую по соседству «Ладу», и она тоже взорвалась. В лицо Васильева ударила волна горячего воздуха, а по стенам забарабанили осколки.

— Вашу мать!

Оглушенный, перепуганный ничуть не меньше, чем все остальные, кого внезапное нападение застало на своих рабочих местах, Ярослав принялся оказывать первую помощь раненому. Проще всего было забиться в какой-нибудь угол, куда не долетают пули и осколки, и ждать, что кто-то придет, расставит всех по местам, возьмет на себя неподъемный груз ответственности, но старший лейтенант знал, что этого не произойдет.

Нашарив в кармане нож, Васильев выщелкнул лезвие, вспоров рукав кителя, а затем разрезав и рубашку. Увидев хлещущую потоком кровь, только выругался, затем ободряюще хлопнув по плечу побледневшего парня, закусившего от боли нижнюю губу:

— Держись, браток! Все путем будет!

— Сильно меня?

— И хуже бывало! До свадьбы заживет!

Аптечка была рядом, только руку протянуть. Достав жгут, Ярослав накинул петлю, затянув потуже, пережимая перебитую артерию, из которой хлестало так, что даже всего повидавший на Кавказе омоновец сперва растерялся.

— Лежи тут, я еще вернусь, — поднимаясь с колен, напутствовал старший лейтенант Васильев. — Не высовывайся, здесь тебя не достанет!

Тем временем полицейские добрались до ружпарка, по рукам пошли автоматы, набитые патронами магазины, кто-то уже возился с застежками бронежилетов. В оружейную комнату же затолкали двух перепуганных до полусмерти девчонок-дознавателей, дрожавших, как осенние листья на ветру.

Ярослав Васильев накинул тяжелый бронежилет 6Б5, обтянутый камуфляжным чехлом, повесив на плечо компактный АКС-74У. Три запасных «рожка» сунул в нагрудные карманы «бронника», а в боковой карман брюк положил штатный ПМ, уже заряженный и взведенный.

— Кто это может быть? — Старшина, пытавшийся дрожащими руками взвести затвор автомата, растеряно посмотрел на Ярослава. Как и остальные, он ощущал уверенность в своем товарище, чувствовал в нем вожака.

— Какая, на хрен, разница?! Похоже, ребята там серьезные, — Васильев кивнул в сторону окна. — И время выбрали самое подходящее. Здесь народу всего ничего, все еще по домам сидят, на смену только собираются. Сейчас эти суки нас перегасят, захватят ружпарк, и сопротивляться им в городе станет некому. Оружие только здесь да в патрульных машинах. Выродки!

Уверенность лейтенанта передалась и тем, кто был рядом. Полицейские, приходившие в себя, вооружились, и теперь, выполняя команды Васильева, бежали на позиции, занимая круговую оборону.

— Оборудовать огневые точки на втором этаже, — приказал Ярослав, первым бросившись вверх по узкой лестнице. — Десять человек, за мной!

С шумом и грохотом они выломали двери в пустые кабинеты, где должны были находиться следователи. В окнах здесь тоже не было ни одного целого стекла, под толстыми подошвами армейских берцев Васильева хрустело крошево. Стены были выщерблены пулями, большая часть светильников оказалась разбита, но это не имело значения.

— Свет не включать, — приказал Васильев, становясь слева от проема. — Ни фонариков, ни телефонов! Они из темноты на свету нас увидят вмиг!

Старший лейтенант пожалел в этот момент, что в ружпарке «главка» нет ни одного прибора ночного видения. В сумерках невозможно было различить укрывшегося в парке напротив УВД противника, лишь изредка было заметно какое-то шевеление.

— Есть движение, — крикнул стоявший справа от окна сержант, вскидывая свой «калашников». — Они идут!

Выглянув наружу, Васильев увидел, как на проезжую часть выскочили несколько человек, бросившиеся к управлению. В этот же миг из парка ударили пулеметы. Ярослав едва успел отскочить от окна, когда в проем влетело несколько пуль, жужжа, словно разъяренные свинцовые осы.

— Вали их! — Васильев прижал к плечу затыльник каркасного приклада своей «ксюхи». — Огонь!

Первой же очередью старший лейтенант поразил цель. Он видел, как бежавший наискось через дорогу бандит кубарем покатился по асфальту. Еще один успел нырнуть за припаркованную у тротуара машину, и пули, выпущенные Васильевым, с дробным грохотом ударили в ее борт, прошивая тонкий металл.

— Огонь не прекращать!

Перепуганный сержант выпустил сразу полмагазина из своего АКС-74. Одновременно заговорили автоматы в соседних кабинетах, их тотчас поддержали с первого этажа, из дежурной части. Волна атаковавших нарвалась на струи свинца, смывавшие их с мостовой. Несколько человек были убиты, кто-то бросился назад, в парк, откуда продолжали молотить пулеметы, но несколько нападавших смогли прорваться, засев где-то на парковке.

— Сука, не уйдешь! — процедил сквозь зубы Васильев, поймав в прорезь прицела обтянутую камуфляжем спину противника, отступавшего к зарослям. Лейтенант вдавил спусковою крючок, почувствовав привычный толчок отдачи в плечо. Протрещала короткая очередь, и бандит завалился на бок, заливая асфальт своей кровью. — Вот так, мразь!

Подстреленный Ярославом противник еще пытался ползти, выбрасывая перед собой руки и подтягиваясь на них, но, преодолев несколько метров, застыл. К нему на выручку из кустов бросились двое, но их отогнали товарищи Васильева, не прекращавшие стрельбу. Сам лейтенант выпустил пару длинных очередей в сторону парка, не прицельно, на подавление, даже не рассчитывая кого-то зацепить. Он хорошо помнил, каково это, оказаться под шквальным огнем. Невозможно сосредоточиться, кем-то командовать, просто шевельнуться страшно. Хочется вжаться в землю, закопаться как можно глубже и ждать, пока стихнет беснующийся над головой свинцовый ураган.

Поменяв магазин, Васильев выпустил еще несколько коротких очередей, ориентируясь на блеклые вспышки дульного пламени, мерцавшие среди зарослей. В ответ затрещали автоматы и пулеметы, раздались шлепки раскаленного свинца по каменной облицовке стен здания. И одновременно загрохотали выстрелы где-то рядом, на этом же этаже, сперва несколько длинных очередей, затем стреляли уже спокойнее, короткими и даже одиночными.

— Прием, это Васильев! — лейтенант вытащил из кармана портативную рацию. — Кто стрелял? Доложите обстановку!

— Это Егоров. Какие-то пидорасы пытались во двор прорваться, до ворот почти добежали. Четверых мы положили, остальные отошли. У нас ранены двое!

— А, суки, со всех сторон обложили! — рыкнул Ярослав Васильев. — Всем быть наготове, наблюдение вести постоянно. Открывать огонь по любой подозрительной активности! Не подпускать близко!

Тем временем стрельба ослабла, словно противники выдохлись. Из парка били короткими очередями, отгоняя полицейских от окон, скорее, для проформы. Защитники УВД тоже отвечали огнем в направлении парка, где, как стало ясно, сосредоточились главные силы нападавших.

— Ни хрена нас здесь не достать, — усмехнулся Ярослав, взглянув на своего растерянного напарника. — Позиционный тупик! Если сунутся, окажутся под кинжальным огнем. Хорошо, если до стен один из четырех добежать сможет, а их там явно не батальон! Стены тут толстые, натуральная крепость, боеприпасов в ружпарке полно, десятки цинков, можем хоть неделю сидеть тут! Зубы о нас обломают, сукины дети! Кстати, — вдруг восполнил он, — сержант, сбегай-ка вниз, притащи еще патроны. У меня полтора «рожка» всего!

Полицейский, пытаясь на ходу поправить массивный противопульный шлем «Колпак-2», слишком большой для него, сползавший на глаза, кинулся к выходу из кабинета. В этот миг с улица раздалось неразборчивое:

— Не стреляйте! Давайте поговорим!

Осторожно выглянув в окно, Ярослав Васильев увидел, как между деревьями неторопливо идет какой-то человек, размахивающий над головой белым лоскутом, отчетливо различимым в царившем полумраке.

— Сержант, отставить! — крикнул лейтенант в спину своему товарищу. — Я пойду вниз, а ты оставайся здесь! Смотри в оба, боец, и оружие держи наготове! Если что, стреляй во все, что шевелится! Вот, возьми, — он протянул сержанту рыжий пластиковый тридцатизарядный магазин, а сам выскочил из кабинета.

Из окон первого этажа парламентер, остановившийся на тротуаре на противоположной стороне улицы, тоже был отлично виден. Из окон дежурной части в него были направлены два автомата, а еще двое полицейских, придвинув к стене тяжелый письменный стол, устанавливали на него пулемет ПКМ. После того, как ОМОН был расформирован, его вооружение передали на хранение в УВД, и сейчас в распоряжении полицейских было достаточно тяжело оружия, чтобы превратить «главк» в настоящую твердыню. И потому сейчас рядом с пулеметчиками примерялся к СВД старого еще образца, с фанерным цевьем и прикладом, один из оперов, вспоминая полученные во время срочной службы в Таманской дивизии навыки снайпера.

— Яр, что делать будем? — к старшему лейтенанту подошел один из занявших оборону в «дежурке» офицеров. — Надо бы поговорить, наверное. Если это не подстава какая.

— Поговорим, — кивнул Васильев. — Кто пойдет? — Он обвел взглядом разгоряченных недолгим, но ожесточенным боем товарищей. Многих от избытка адреналина била дрожь, глаза возбужденно сверкали из-под козырьков форменных фуражек. — Кто у нас главный?

— Ты тут старший по званию, Яр!

Полицейский криво усмехнулся. Действительно, он оказался выше званием остальных, застигнутых нападением в стенах УВД. Да и к тому же лучше других знал, что делать, не растерявшись, собравшись с мыслями. Казалось, время повернуло вспять, вспомнился неспокойный Дагестан и Чечня.

— Ладно, черт с ним, пойду, — махнул рукой Васильев. — Может и договоримся. Прикройте, мужики!

— Не боись, в обиду не дадим! Если что, мы этого козла вмиг срежем, он тут, точно мишень в тире!

Перед тем, как выйти наружу, Васильев оставил автомат, выложив магазины. Затем вытащил из брюк пистолет, но, подумав, сунул ПМ обратно. Оружие заметить все равно будет невозможно, но одна только мысль о том, что на боку лежит восьмисотграммовый кусок смертоносного металла, вселяло нерушимую уверенность.

Двое бойцов вытащили из оружейки штурмовые титановые щиты, снабженные узкими щелями для наблюдения. Выйдя первыми, они встали по обе стороны от дверей, готовые собой прикрыть Васильева.

Старший лейтенант неторопливо спустился с крыльца, уверенно двинувшись навстречу парламентеру. Тот тоже сделал несколько шагов, остановившись на самой разделительной полосе. Он наверняка знал, что находится на прицеле, как и сам Васильев, не сомневавшийся, что засевшие в парке бандиты готовы изрешетить его в любой миг. Краем глаза полицейский заметил движение на парковке, где засели прорвавшиеся во время первой атаки боевики.

— Ну, чего хотел? — Васильев остановился в пяти шагах от своего собеседника, уперев руки в поясницу и рассматривая бандита с высоты своего почти двухметрового роста. — Ты кто такой?

— Командир партизанского отряда полковник Российской Армии Басов. С кем имею честь?

— Старший лейтенант полиции Ярослав Васильев, — представился полицейский, не подав вида, насколько он удивлен личности собеседника. — Как понимать все происходящее и чего вы хотите?

Ярослав внимательно рассматривал стоявшего перед ним человека. Тот был невысок, не отличался габаритами, но держался уверенно, буквально пронзая самого Васильева своим колючим взглядом. Далеко не молод, на вид явно за сорок, коротко стрижен и уже успел поседеть. Снаряжен этот мужик был по полной. Камуфляж, разгрузочный жилет, в кармане на плече компактная рация, в подсумках полно магазинов и гранат, видна ребристая рукоятка боевого ножа, а из набедренной кобуры торчит «Стечкин». Полицейский со своим «Макаровым» почувствовал себя чуть ли не голым. На плечах партизана белели когда-то белые, а теперь посеревшие от грязи повязки, опознавательный знак, чтобы свои в горячке боя не угостили автоматной очередью в упор, когда адреналин заставляет сначала действовать, а затем думать.

— Лейтенант, сразу обрисую тебе ситуацию, чтобы не было лишних вопросов, — жестко произнес представившийся полковником человек. Слова он цедил сквозь зубы, проговаривая четко каждый звук. — Ваша «управа» окружена, уходить вам некуда, подкрепление тоже не пройдет, да и неоткуда ему взяться. У моих бойцов полно гранатометов, на каждое ваше окно по «Шмелю», можем все здание выжечь или по кирпичу разобрать, и вы нам помешать не сможете.

— Так чего же вы ждете?

— Мы пришли воевать не с вами, и не хотим зря проливать кровь. Мы сражаемся с американцами, они наш настоящий враг. Этот город мы возьмем, сил хватит. Освободим от пиндосов сперва его, затем вышвырнем их прочь из России. То, что ты видишь, это только начало. А тебе и твоим людям я предлагаю сейчас сложить оружие и расходиться по домам. Не пытайтесь сопротивляться, не мешайте нам. Мне жаль тех, кто уже погиб, но иначе вы бы не стали разговаривать. Это неизбежный ущерб.

— Это все? — усмехнувшись, поинтересовался Васильев. — Больше ничего не хочешь сказать? Тогда послушай теперь меня, полковник, или кто ты там есть. Мы никуда не уйдем, и оружие наше вы сможете забрать только с наших трупов. В этом городе мы — закон! Нам доверили обеспечивать здесь порядок, и мы будем делать это всеми доступными средствами! Мы здесь представляем власть, и с вами, кучкой отморозков, никаких соглашений заключать не будем! Предлагаю вам выбор — или немедленно сдаться, прекратив сопротивление, или мы вас уничтожим, всех до единого! И времени на размышление я вам давать не сбираюсь!

Это была бравада, и тот, кто представился полковником, не мог этого не понимать. Васильев даже примерно не представлял силы и возможности своего противника. В парке могли укрываться и десять, и сто человек, а под началом лейтенанта была горстка перепуганных, растерявшихся полицейских, кабинетные служаки. Правда, на той позиции, которую они сейчас занимали, шансы все-таки были, и партизаны это понимали, иначе не было бы смысла и в переговорах.

— Смело, красиво, — усмехнулся совсем невесело Басов. — Но глупо, старлей. Думаешь, я с тобой говорю, потому что испугался? Я не хочу устраивать бойню, вас, дураков, жалею. Мои бойцы полгода воевали на севере с американскими десантниками из Сто первой дивизии, и до сих пор живы. Вас мы сомнем, не пролив ни капли своей крови. Расстреляем из «граников», и все дела. Но я этого не хочу. Помощи вам ждать неоткуда, все отделения полиции блокированы нашими бойцами. Через несколько часов мы овладеем городом, и от вас зависит, как много при этом прольется крови.

Прислушавшись, Васильев разобрал доносившиеся откуда-то из центра отрывистые звуки автоматных очередей. Кажется, бой вело не только городское УВД, где-то еще становилось жарко. Оставалось лишь гадать о результатах стычек, вспыхнувших, похоже, всюду.

— Короче, поступим так, старлей, — решительно произнес полковник Басов, снизу вверх смотревший на своего собеседника. — На раздумья вам двадцать минут. После этого мы войдем в «главк». Будете сопротивляться — вам же хуже, больше церемониться с вами не станем. У меня приказ, и я намерен выполнить его. Нам нужен этот город, лейтенант, и ты не тот, кто сумеет нам помешать! Все, время пошло, — сообщил партизан, уже разворачиваясь. — Если что надумаешь, запрашивай на втором канале. Подумай, лейтенант, о своих людях, им ведь тоже жить хочется!

Когда Алексей Басов вернулся в парк, отгородившись от взглядов засевших в УВД полицейских стеной зарослей, первым делом он выругался. Олег Бурцев, слышавший матерную тираду командира краем уха, криво усмехнулся, оцени экспрессию.

— Твердолобый у них командир, — вздохнул полковник. — Придется штурмовать по серьезному. Идиоты, думают, что отсидятся за стенами!

— Позиция у них неплохая, — заметил Азамат Бердыев, ловко набивавший патронами пустые магазины, умудряясь при этом вести наблюдение за улицей. — Будут бить в упор, пока патроны не кончатся.

— Мы не можем позволить себе такую роскошь, как потери! Это лишь начало, когда явятся американцы, потребуется каждый человек! Если эти кретины не хотят сдаться, пусть сегодня гибнут они! Бойцы, внимание! Приготовить РПГ!

Партизаны, засевшие в парке, пришли в движение, передавая друг другу тубусы гранатометов. Бердыев выложил на земле в ряд два РПГ-26, а сам Басов держал в руках двенадцатикилограммовый пластиковый контейнер огнемета РПО-А «Шмель». Против такого оружия у противника шансов не было — термобарические боевые части выжгут здание «главка» изнутри, никакие укрытия его защитникам не помогут выжить после залпа реактивных огнеметов.

— Приготовиться, — скомандовал Басов, наблюдая за деловитой суетой своих бойцов, скрытой полупрозрачными зарослями от посторонних глаз. Светало, небо над головами стало серым, и на землю вновь посыпался снег. — Через двадцать минут начнем штурм!

Полковник сжал кулаки до боли, скользя взглядом по серой коробке здания УВД. Там что-то происходило, какое-то движение, и Басов сомневался, что это гарнизон старшего лейтенанта Васильева готовится к почетной капитуляции. Партизан взглянул на часы — через пятнадцать минут ему предстоит сделать то, чего он старался избежать всеми силами, отдав приказ убить своих братьев.

Треск выстрелов раздался откуда-то со стороны переулка, заставив полковника выругаться от неожиданности. Били длинными очередями, не экономя патроны. Басов узнал звук выстрелов АК-74, в который вплеталось раскатистое бормотание пулемета ПКМ.

— Какого черта?! Кто открыл огонь без приказа?

— Гранит, прием, здесь Кобальт, — раздалось громко и отчетливо из динамика радиостанции, закрепленной на плечевой лямке «разгрузки». — У нас попытка прорыва! Грузовик движется к зданию «главка»!

— Вот, сучата! — зло рыкнул Басов. — Внимание всем! К бою!

Рыча мощным дизелем, из-за домов показался массивный трехосный «Урал-4320». На повороте тяжелый грузовик, водитель которого, кажется, забыл про тормоза, зацепил бампером похожую на яркого жука легковушку, отшвырнув ее со своей дороги.

— Остановить их! Открыть огонь! — крикнул Басов, и сам первым дал очередь по кабине «Урала».

Пули высекли фонтаны искр, ложась точно в цель, но машина продолжала движение. Было слышно даже, как свинец барабанит по дверцам кабины и вытянутому капоту. Басов присмотрелся — что-то насторожило его, очертания кабины казались слишком угловатыми, а за ней возвышалась странная коробчатая конструкция.

— Он бронированный! — крикнул догадавшийся первым Бердыев, полосовавший приближающийся грузовик из своего АКС-74.

Олег Бурцев вспомнил такие машины, он видел их не раз в Чечне, их использовал ОМОН, Внутренние войска, иногда и армейские подразделения. Кабина защищена «Урала» противопульной броней, способной выдержать обстрел из «Калашникова», а в кузове — бронекапсула, которую можно замаскировать обычным брезентовым тентом, и в которой есть бойницы, как в БТР. И сейчас из этих бойниц на партизан обрушился шквал ответного огня.

На бортах бронированного модуля замерцали язычки пламени, и по зарослям хлестнули свинцовые струи. Стоявший слева от Басова партизан повалился на землю, прижимая обе ладони к животу, рядом вскрикнул от боли еще один.

— А, черт! Огонь из всех стволов! Остановите грузовик!

Бурцев, встав в полный рост, выстрелил с рук из пулемета, чувствуя, как оружие содрогается в его руках, будто в конвульсиях. Длинный изогнутый магазин РПК-74М был снаряжен сорока пятью патронами 7Н24, бронебойными, с сердечником из карбида вольфрама. Разогнанные до сверхзвуковой скорости четырехграммовые пули прошили броневые листы, добравшись до двигателя. Вторая очередь хлестнула по кабине, и «Урал», потерявший управление, занесло в сторону. Бронированный нос грузовика чиркнул по борту припаркованной у тротуара БМВ, вминая внутрь лакированный металл.

В окнах УВД вновь мелькнули вспышки дульного пламени, полицейские попытались прикрыть огнем прорыв своих товарищей. Вновь завязалась хаотичная перестрелка, по всему парку грохотали автоматные очереди, а «Урал», сопровождаемый визжащим роем пуль, сметая все на своем пути, продолжал движение к цели. Водитель, уде смертельно раненый, из последних сил вцепился баранку, а его товарищи ожесточенно отстреливались, паля во все стороны.

— Азамат, гаси его из «граника»! — скомандовал Басов, торопливо меняя опустевший магазин.

Бердыев, выскочив из-за деревьев, положил на плечо трехкилограммовый раструб РПГ-26, прицелился, взяв упреждение, и нажал на спуск. Дымная полоса протянулась вслед мчавшемуся на предельной скорости «Уралу». Реактивная граната ПГ-26 ударила в асфальт возле задних колес. Взрыв оторвал тяжелую машину от земли, и тяжелый грузовик, развернувшийся поперек дороги, врезался бронированным бортом в отделанное сайдингом крыльцо какого-то офиса.

Олег Бурцев, оказавшийся ближе всех к «Уралу», увидел, как открылась дверца кабины, и на асфальт с сиденья соскользнуло безжизненное тело. И одновременно из бронированной капсулы выскочили пятеро. Двое, держа оружие наизготовку, завертелись волчками на месте, пытаясь целиться сразу во все стороны. А двое их товарищей с обеих сторон поддерживали пятого, едва переставлявшего ноги.

Осмотревшись, все пятеро, выставив стволы автоматов во все стороны, двинулись к зданию УВД, по-прежнему погруженному во тьму. Басов, опустившись на колено, прижал к плечу приклад АК-74М, приложившись к колиматорному прицелу, и выпустил короткую очередь. Один из полицейских, пытавшихся добраться до укрытия, взмахнул руками, опускаясь на асфальт.

В ответ затрещали выстрелы, снова мелькнули вспышки в окнах управления, и пули завизжали в кронах деревьев. Полковник выругался, когда в щеку ему впилась тонкая длинная щепка. Он снова выстрелил, вгоняя короткую очередь в спины бежавших из последних сил противников. Басова поддержал Бердыев и к ним тут же присоединился Олег Бурцев, молотивший их пулемета длинными очередями. Еще двое полицейских упали на засыпанный осколками и мусором асфальт, а двое их товарищей, скрывшись за превратившейся в решето патрульной машиной, открыли ответный огонь.

— Прижмите их, — приказал полковник Басов. — Не дайте добраться до управления!

Из УВД тоже стреляли. Раздался могучий рык ПКМ. Ему вторили сухие отрывистые щелчки выстрелов из СВД. Тяжелые пули с гулом прошлись по опушке парка, срезая ветви и в щепу разбивая стволы тонких деревьев. Нескольких партизан сбило с ног, раздались крики, санитар, низко пригнувшись, придерживая большую сумку с красным крестом, кинулся к раненым, сам рискуя нарваться на шальную пулю.

— Ублюдки! — выругался Басов, выдергивая глубоко засевшую в лице занозу и чувствуя, как по щеке струится теплый ручеек крови. — Азамат, поджарь «полицаев»!

Бердыев, подхватив с земли последний тубус РПГ-26, вышел из-за дерева, повернул складную мушку до упора вверх, выдернул предохранительную чеку, подняв прицельную планку, замер неподвижно на мгновение, а затем выстрелил. Грохнуло, вспышка заставила зажмуриться стоявших рядом бойцов, прикрывавших Азамата. Дымная стрела кумулятивной гранаты ткнулась в испещренный пулевыми отверстиями борт когда-то белых «Жигулей», и сильный взрыв подбросил машину, переворачивая ее и накрывая прятавшихся за ее корпусом полицейских.

На минуту вновь наступило затишье. Раненых понесли в тыл, чтобы там уже оказать первую помощь, отправив в медпункт, где мучалась в неизвестности Ольга Кукушкина. Партизаны меняли магазины, перезаряжая оружие, перегруппировываясь. Бойцы стягивались к опушке парка, готовясь к решающему штурму УВД. А там тоже воцарилась тишина.

— Приготовить дымовые шашки, — распоряжался Алексей Басов. — После первого залпа из РПГ бросаем «дымы», и атакуем под прикрытием завесы! Гранаты держать наготове! Запомните, — с нажимом произнес полковник, — там своих нет, так что всех, кто окажет сопротивление, валить без раздумий! Мы получили приказ и выполним его!

Все были сосредоточены до предела. Каждый понимал, насколько малы шансы выжить в такой атаке. Позиции партизан от здания «главка» отделяло чуть менее двух сотен метров, и каждый метр простреливался защитниками УВД. Придется бежать под градом пуль, на бьющие в упор стволы, а затем вести бой в настоящих лабиринтах, сражаясь за каждый этаж, каждый кабинет с противником, которому некуда отступать.

Олег Бурцев, не забывая вести наблюдение за своим сектором обстрела, достал из подсумка пачку патронов, принявшись набивать пустые магазины. Пулеметчик при боях внутри здания является костяком штурмовой группы, и ему потребуется максимальная огневая мощь.

Рядом метался полковник Басов, не находя себе места. Его, как и остальных, коробило от мысли, что сейчас придется убивать своих, русских, просто выбравших не ту сторону. Но командир партизанского отряда был готов выполнить задачу, зная, что никто не посмеет оспорить его приказ и его бойцы пойдут в атаку.

Треск рации, прицепленной на «разгрузку», заставило Басова вздрогнуть. Вытащив пластиковую коробку из кармана, он нажал тангету:

— На приеме!

— Полковник, это ты? Это старший лейтенант Васильев. Какого черта вы делаете? Ты дал нам двадцать минут! Зачем стрельбу устроил?

— Вам, а не тем, кто к вам на помощь шел. Я же сказал, вы в кольце, ни войти, ни выйти! Через две минуты я дам приказ начать штурм, а еще минут через десять умрет последний из вас, если не сложит оружие!

— Какие гарантии, полковник, что мои люди останутся живы, если мы сдадимся? Может, вы нас сразу к стенке поставите, и шлепнете?

Басов облегченно выдохнул. Что-то там, в УВД, все же произошло, и упертый лейтенант пошел на попятную.

Большая часть личного состава городского управления полиции собралась на первом этаже, возле дежурной части. Только полдюжины наблюдателей, вооружившихся портативными рациями, продолжали нести службу наверху, вглядываясь в рассветный сумрак. Сейчас защитников УВД можно было уничтожить парой выстрелов из гранатомета. Правда, прочные решетки на окнах могли сыграть роль противокумулятивных экранов, заставляя гранаты РПГ детонировать раньше времени.

— Похоже, люди там, снаружи, действительно серьезные, — мрачно произнес Ярослав Васильев, оказавшись вновь под надежной защитой стен родной «управы». — Обложили со всех сторон наглухо, ни войти, ни выйти. Даже «броне» не прорваться.

Угловатые очертания расстрелянного и подорванного нападавшими «Урала» были видны из угловых окон УВД. Полицейские, засевшие в здании, видели, как уничтожили машину, как расстреливали в упор пытавшихся добраться до укрытия их товарищей, почти достигнувших цели, убитых считанных шагах от управления.

— Сержант, как дела? — Васильев окликнул забившегося в угол полицейского, склонившегося над радиостанцией. — Что слышно?

— Тишина, товарищ старший лейтенант! Одни помехи!

— Тогда звони! Давай, сержант, действуй!

Как только прозвучали первые выстрелы, Васильев попытался по рации связаться с райотделами, но эфир забили помехи. Совсем как в Дагестане, когда боевики тоже глушили связь, пользуясь своим техническим превосходством. Правда, нарушить телефонную связь ни тогда, ни теперь противнику не удалось, и старший лейтенант сумел созвониться до отделений полиции, атакованных одновременно с нападением на УВД. Но вот уже несколько минут к ряду все попытки восстановить связь натыкались на полное молчание, словно защитники управления остались единственными живыми людьми в Южноуральске, а то и во всем мире.

— Похоже, в городе сопротивляемся только мы одни, — мрачно произнес Ярослав, обведя взглядом растерянных, не на шутку перепуганных товарищей. — И долго это не продлится. Эти уроды хорошо координируют свои действия. Районные отделения уже в их руках, значит, скоро сюда стянутся все силы, и тогда нас сомнут. Расстреляют из РПГ, а затем только трупы наши останется в кучку собрать, чтоб не мешались под ногами. И время они выбрали для нападения самое подходящее. Все сотрудники сидят по домам, без оружия, и добраться до арсенала у них нет никаких шансов.

— Что же делать будем, Яр? — спросил хмурый старшина, голова которого уже была перебинтована, после того, как в нее угодил осколок стекла при последнем обстреле. На плече его болтался компактный девятимиллиметровый пистолет-пулемет «Кедр» с длинным прямым магазином на тридцать патронов. Судя по россыпи коротких цилиндрических гильз от девятимиллиметровых патронов под ногами, полицейский уже успел воспользоваться своим оружием по назначению.

— Мы здесь одни, в настоящем кольце. Ближайшие крупные силы полиции — в соседней области, в сутках пути, как минимум. Да и не дадут им так просто в город войти, причем не факт, что там сейчас такое же не началось, — добавил Васильев, кивнув в сторону оконного проема, в который уставился ствол ПКМ.

— А может, попробуем прорваться? — с надеждой предложил опер, баюкавший на руках винтовку СВД, из которой он уже успел немало пострелять в это утро. — Они наверняка не ждут такого. Отбросим их огнем из всех стволов, а пока опомнятся, выйдем, и ходу отсюда! «Броня» у нас есть!

Бронированный микроавтобус ГАЗ-27057 «Ратник», созданный на базе пассажирской «Газели и совсем недавно принадлежавший местному ОМОНу, как и расстрелянный нападавшими «Урал», стоял во дворе, целый и невредимый. Баки были наполнены по самую крышку, хоть сейчас в дорогу.

— Нас здесь почти шестьдесят человек, — пожал плечами Васильев. — А в «Газель» сколько поместится? Двенадцать? Ну, хорошо, пятнадцать, если потесниться. А остальные как? Бросить? А кого? Их, может?

Старший лейтенант указал на забившихся в дальний угол девчонок в мятой униформе. Все время, пока шел бой, они просидели в оружейке, рыдая и вздрагивая от каждого выстрела, и лишь теперь осмелились выбраться из своего ненадежного укрытия.

Опер, предложивший идти на прорыв, пристыжено опустил взгляд. Он не был трусом, просто сейчас утратил самообладание, как и многие из его товарищей. Васильев понимал этого человека. Он и сам из последних сил боролся с отчаянием, стараясь заставить себя верить в счастливый исход. Правда, получалось это неважно.

Сейчас было хуже и страшнее, чем в Дагестане или Чечне. Тогда омоновцы, попав в самую, казалось бы, безвыходную ситуацию, все равно чувствовали за собой силу, верили, что помощь на подходе, и потому сражались со всем возможным отчаянием. Теперь же можно было рассчитывать только на самих себя, и Ярослав понимал, что долго они обороняться не смогут. Он оценил своего противника, и сознавал, что кабинетные работники и постовые, привыкшие иметь дело с уличными грабителями и подвыпившими гопниками, не смогут долго противостоять хорошо оснащенным и обученным боевикам.

Но было и еще одно отличие от прошлого кавказского печального «опыта» старшего лейтенанта. Тогда он и его товарищи сражались до последнего вздоха зная, что смерть лучше, чем плен. Им не раз приходилось видеть тех, кто побывал в руках ваххабитов. Иногда живыми, но чаще уже мертвыми, и никто не хотел испытать на собственной шкуре жуткие мучения. Сейчас же враг был другой. О партизанах было известно всем, и многие откровенно поддерживали их. Это были не бандиты, не звери в человечьем обличии, до сих пор бродившие по склонам Кавказа. Да, они нередко проявляли жестокость, но никогда без причины, и только в бою. Они искренне верили, что сражались за свою страну, за Россию, ту же, которой служил и сам Ярослав Васильев, надевший вновь погоны по призыву нового правительства.

— В общем, мужики, расклад получается такой, — произнес после недолгого молчания старший лейтенант, подводя итог импровизированному военному совету и не забывая при этом поглядывать наружу. — Через пару минут эти, снаружи, атакуют, уже всерьез. Нас мало, уйти отсюда мы не можем, да и некуда. Рассчитывать на то, что кто-то явится на помощь, тоже глупо. Если это случится, то не раньше, чем завтра, пока там, в штабах, раскачаются, придут в себя. К тому же много раненых, кое-кто без медицинской помощи протянет, хорошо, если пару часов. В плюсе то, что у нас много оружия и патронов, но противнику мы в огневой мощи все равно уступаем. У них и гранатометы и, вероятно, «Шмели». В общем, хреновый у нас расклад.

Кто-то присвистнул, иные выругались, представив, что будет, если по УВД откроют огонь из реактивных огнеметов. Полицейские достаточно хорошо представляли, какие разрушения произведет граната «Шмеля», разорвавшись внутри здания. По последствиям это будет равноценно обстрелу из гаубиц.

— По закону мы должны вести бой, сколько сможем, выполняя свои обязанности. Но тогда мы все, скорее всего, погибнем, пусть и противник понесет немалые потери. Там, снаружи, тоже русские, и они верят, что сражаются за правое дело, как и мы. Это не уголовные отморозки, не обкуренные ваххабиты. Они — солдаты, как и мы, служащие России так, как считают верным. И поэтому я предлагаю выполнить их требования.

После этих слов ругаться стали все разом, но больше от растерянности, а не со злости. Васильев, подняв руку и призывая к тишине, продолжил:

— Нам с этими людьми делить нечего. Мы будем убивать друг друга, только радуя американцев, которым как раз это и нужно. Я не хочу, чтобы ваши жены становились вдовами, а дети — сиротами, не хочу, чтоб вы гибли от рук своих соотечественников. Это не правильно! Русские не должны убивать русских! И потому я предлагаю всем прекратить сопротивление!

Ярослав Васильев замолчал, и остальные тоже умолкли, оставшись на миг наедине с самими собой. Возможно, в эти секунды каждому предстояло сделать самый важный выбор. Ощущение неправильности, противоестественности происходящего посетило не только старшего лейтенанта, так думали многие. На Кавказе каждый видел, с кем воюет, от какого ужаса защищает и тот далекий край, и свой собственный дом. Да, там тоже приходилось стрелять в русских, в тех, для кого деньги оказались важнее и ценнее памяти и чести, но те русские ничем не отличались от своих обезумевших от крови хозяев. Здесь все было иначе, и теперь предстояло решить свою судьбу.

Васильев взглянул на часы. Еще минута и будет поздно, начнется бой, придется стрелять. Он был готов к тому, чтобы убивать и умирать, но стоило только взглянуть на тех девчонок, жавшихся в угол, на истекавшего кровью сержанта, лежавшего на полу дежурной части, среди стеклянного крошева, и становилось больно, сердце обливалось кровью.

— Какие гарантии, что эти партизаны нас не перестреляют? — хмуро поинтересовался старшина, поправляя ремень норовившего сползти с плеча «Кедра».

— Давай у них и спросим? — предложил Васильев, кивнув в сторону рации, стоявшей на столе.

Командир партизан отозвался мгновенно, точно ждал, когда его вызовут на связь. Выделенный канал работал идеально, никаких помех, что лишний раз заставило Ярослава убедиться в профессионализме и отменной подготовке противника, у которого нашлись даже классные специалисты РЭБ и неплохая техника.

— Какие ты можешь дать гарантии, полковник? — прямо спросил старший лейтенант, чувствуя на себе полные робкой надежды взгляды товарищей. Далеко не каждый из них был готов сражаться до последнего патрона и последнего вздоха.

— Никаких, кроме своего честного слова. Я офицер Российской Армии, никто не лишал меня звания, не освобождал от присяги, и я привык сдерживать свои обещания. А твое дело верить мне или нет.

Ярослав слушал внимательно. Представившийся полковником человек был честен, сказав ровно то, что мог сказать. Игра втемную, когда непонятно, где правда, где ложь. Настал момент сделать выбор.

— Мы здесь, чтобы воевать с американцами, — звучал из динамика рации голос Басова. — С вашего города начнется последний и решающий наш поход против них, так уж получилось. И не спрашивай, почему именно вам не повезло, мне это неизвестно. Я лишь выполняю приказ. Убивать вас или арестовывать мне никто не приказывал и не прикажет, наш враг — вовсе не твои люди, старлей. Просто каждая минута, пока мы тут упираемся лбами, уменьшает наши шансы на успех. Вы мешаете мне продолжить выполнение своей задачи, так что есть два пути — либо вы уходите с дороги, либо я сейчас скомандую атаку, и через двадцать, максимум тридцать минут вы будете мертвы. И я сделаю это, поверь.

— Вы уже убивали моих товарищей, на глазах у всех нас!

— Это война. Ты выбрал свою сторону, а я свою.

Ярослав Васильев замолчал, размышляя, и никто не осмелился мешать ему, благо, завязавшийся разговор слышал каждый, кто оказался рядом. Полицейские все так же дежурили возле окон с оружием в руках, готовые отражать атаку врага, но сейчас появилась надежда, что сегодняшнее утро не окажется для них последним. Наверное, эти люди боялись признаться сами себе, что больше всего хотят бросить оружие и идти к себе домой, к своим детям и женам, защищать не абстрактный закон и государство, а родных и близких, тех, ради кого не жалко и умереть.

— Решай, старлей, — поторопил Басов. — Время на исходе. Я не могу ждать слишком долго!

Напряжение было таким сильным, что, казалось, воздухе трещит, будто наэлектризованный. Несколько секунд, чтоб сделать выбор между присягой и жизнью. Старший лейтенант Васильев еще раз взглянул на своих людей, тех, кто вместе с ним был готов принять сейчас бой. Да, они боялись умирать, и не скрывали этого, но были готовы ко всему. И все же сейчас Ярослав решил подарить им надежду.

— Полковник, прикажи своим людям не стрелять, — произнес офицер, уставившись ничего не выражающим взглядом в пустоту поверх голов своих товарищей. — Мы выходим.

Они спускались с крыльца, усыпанного битым стеклом, по одному, демонстративно опуская на асфальт оружие. Вокруг стояли партизаны, человек пятнадцать, внимательно наблюдавшие за полицейскими. На них никто не направлял оружие, напротив, стволы демонстративно были обращены в сторону или к земле. Правда, Ярослав был уверен, что в парке хватает стрелков, и уж те наверняка были наготове.

— У вас есть врачи? — старший лейтенант окликнул одного из партизан, рослого, повесившего поперек груди новенький РПК-74М. Отчего-то лицо этого парня показалось полицейскому знакомым. — Среди нас раненые, им нужна помощь.

— Пусть идут к парку, там ждет машина. Их отвезут в наш медпункт, командир уже распорядился.

Вереница понурых полицейских тянулась через парковку, мимо обгоревших остовов машин. Васильев вышел первым, и теперь молча смотрел, как мимо проходят его хмурые, стыдившиеся смотретьдруг на друга сослуживцы. А рядом стоял полковник Басов, и он вовсе не выглядел торжествующим победителем.

Последний полицейский спустился с высокого крыльца, положив свой автомат к ногам победителей. Тогда командир партизан негромко произнес, взглянув на Ярослава Васильева:

— Ты сделал правильный выбор, старлей. Сегодня не ваш черед умирать.

— И что теперь?

Полицейский взглянул исподлобья на Басова, лишь теперь, при свете зарождающегося дня заметив, насколько усталым и изможденным тот выглядит, заметив впалые щеки и красные воспаленные глаза.

— Теперь идите домой, старлей. Вас там, наверное, уже ждут. Не беспокойся, мои бойцы приглядят за вашим городом. Мы не завоеватели, мы — освободители, и это наша земля. За нее мы готовы идти на смерть, если так будет нужно.

Ярослав Васильев медленно побрел прочь, вслед за своими товарищами, которых пропустили беспрепятственно, даже не пытаясь обыскать. У самого лейтенанта в кармане так и лежал табельный ПМ, который никто не заметил.

— Стралей, — неожиданно окликнул его Басов. Когда Васильев обернулся, полковник произнес глухо: — Прости за своих парней. Мне жаль, что они погибли.

Когда полицейские разошлись, Алексей Басов направился к ждавшей его «Газели». В участке остался всего десяток бойцов, правда, при том арсенале, что запасли его прежние хозяева, этот десяток мог здесь держать оборону хоть неделю. А самого полковника ждали дела.

— Знаешь, хорошо, что все закончилось так, — лишь произнес он сидевшему рядом Азамату Бердыеву, пока они ехали по опустевшему проспекту Ленина, главной городской улице.

«Газель», свернув с проспекта и миновав еще пару кварталов, остановилась у здания городской телестудии. На тротуаре возле нее, в стороне от царившей всюду суеты, стоял, с наслаждением попыхивая папиросой, Сергей Буров, затянутый в поношенный камуфляж, при оружии, как и все, кто был рядом с ним.

— Товарищ генерал, какие будут распоряжения? — Басов встал перед своим командиром, пытаясь изобразить стойку смирно. — Городское УВД наше.

— Потери есть, полковник?

— Есть, но в пределах ожидаемого.

— Это хорошо. Сейчас потребуется каждый боец. Все, что сегодня произошло, это даже не первый ход в партии. Считай, мы сейчас лишь начали расставлять фигуры на доске, полковник.

— А что же дальше, товарищ генерал?

Слов Басова заглушил рев моторов. Партизан увидел, как по улице движется колонна из полудюжины ГАЗ-66, «Уралов» и «КАМАЗов» военного образца. Грузовики остановились, и через борта на асфальт посыпались бойцы в полной экипировке. Раздались отрывистые фразы команд.

— Основные наши силы уже подтягиваются, — промолвил Буров. — Пока все идет неплохо. Город полностью под нашим контролем, атака на аэродром тоже прошла успешно. Теперь нам нужно подготовить здесь все к обороне. В запасе у нас три-четыре дня, прежде чем американцы перебросят в этот район действительно серьезные силы, и за это время сделать нужно очень много. Так что, полковник, придется попотеть!

— Лучше лить пот, чем собственную кровь, — мрачно усмехнулся Алексей Басов, наблюдавший за тем, как прибывшие бойцы сгружают с машин тяжелые ящики и цинки с патронами. На его глазах трехэтажное здание телестудии, в котором находились и редакции нескольких местных газет, превращалось в хорошо укрепленную огневую точку, из окон которой уже щерились увенчанные цилиндрическими пламегасителями стволы ПКМ.

— Дойдет и до этого, но не сразу. Дай Бог, из тех, кого ты сейчас видишь, до конца доживет каждый десятый. Ладно, пока отдыхай, заслужил, а мне нужно готовить обращение к горожанам. Эх, черт, иногда проще бегать с автоматом, чем командовать, голова не так сильно болит!

Сергей Буров исчез в недрах местного телецентра, где вовсю уже хозяйничали партизаны. Полковник Басов, поправив висевший за спиной автомат, устало побрел, сам не зная, куда. Его взгляд наткнулся на тело в серой униформе, которое кто-то оттащил к стене дома, чтобы не мешало. Полицейский, первым встретивший здесь партизан, предпочел исполнить свой долг до конца, став одной из жертв недолгой схватки. Первый бой начинавшегося сражения был выигран, но по злой иронии судьбы с обеих сторон сегодня пролилась русская кровь.

Глава 9. Разведка боем

Провинция Хэйлунцзян, КНР — Вашингтон, США — Москва, Россия — Нижнеуральск, Россия
14 ноября

Походная колонна танкового батальона замерла, когда до границы оставалось еще больше двухсот километров. Командующий Шестой танковой дивизией НОАК генерал Бао Тэнчжэ раздраженно выругался. Его командирский внедорожник «Бэйцзинь» BJ2020S со свистом пронесся мимо замерших в неподвижности громадин основных боевых танков ZTZ-99, угловатых, разрисованных пятнами камуфляжа, облепленных «кубиками» элементов динамической защиты.

— Какого черта они встали?!

Водитель, молча крутивший баранку, и бровью не повел, хотя тоже искоса разглядывал стальные махины. Танки загромоздили старый скверный проселок, так что джип кое-как пробирался по обочине, по самому краю глубокого оврага. Работали на холостом ходу мощные дизели в полторы тысячи лошадиных сил, над колонной плавали клубы выхлопных газов.

Голова колонны уткнулась в добротный бетонный мост, соединявший пологие болотистые берега узкой речки, названия которой командующий не помнил. Возле первого танка, половина корпуса которого уже находилась на мосту, столпились офицеры в танкистских комбинезонах.

— Останови! — приказал генерал, и как только «Бейцзин» притормозил, выскочил на дорогу, бросившись к торопливо выстроившимся в короткую шеренгу бойцам: — Что происходит? Кто старший по званию?

Командующий был разгневан, и исходившая от него ярость волной накрыла офицеров. А еще он был растерян, как и все девять с лишним тысяч бойцов Шестой бронетанковой дивизии, получившей неожиданный приказ форсированным маршем выдвигаться к русской границе. Сотни танков и бронемашин хлынули лязгающим стальным потоком на север, распугивая местных жителей, полностью парализовав движение по не слишком разветвленной дорожной сети. И вот, когда до намеченных рубежей оставалось не больше сотни километров, пара часов движения, танковый батальон, возглавлявший походные порядки всей дивизии, остановился, и мгновенно на дороге образовался затор, протянувшийся на десятки километров.

— Почему встали? Это невыполнение приказа! Трибунал!

Ничего не понимавший, и оттого еще более чем обычной злой генерал Бао набросился на своих офицеров, разом побледневших и растерявшихся.

— Товарищ генерал, майор Люй, командир танкового батальона! На противоположном берегу авария, дорога блокирована!

Генерал сперва смерил взглядом худого и слишком рослого для танкиста, наголову выше самого командующего, майора, а затем перевел взгляд на мост. Какой-то древний грузовик, из кузова которого звучало истеричное куриное квохтанье, стоял наискось, перегородив обе полосы. В его радиатор уткнулся микроавтобус, рядом с которым, на обочине, сидели трое пассажиров. По их лицам струилась кровь. А водитель грузовика, кажется, нисколько не пострадал, хотя и был изрядно напуган.

Генерал Бао, махнув рукой на растерянных офицеров, бросился к танку, ударив кулаком по прочной броне:

— Механик, вон из машины! Живо!

Танкист, щуплый мальчишка в огромном шлемофоне, ловко выскочил из люка, спрыгнув с брони и вытянувшись рядом по стойке смирно. Командующий, не замечая его, подтянулся, обхватив толстый ствол пушки, покрытый теплоизоляционным кожухом, скользнув в проем и очутившись в кресле механика-водителя. На то, чтобы вспомнить расположение органов управления, у генерала ушло полминуты. «Тип 99» был новой моделью танка, совсем недавно и в очень малых количествах поступив на вооружение элитных соединений Народно-освободительной Армии Китая, в том числе и Шестой танковой дивизии, всегда получавшей все новинки. Теперь ей предстояло оправдать такое доверие.

Бао Тэнчжэ дернул рычаг, и дизельный двигатель взревел на полтона выше, толкнув с места вперед боевую машину. Мост под гусеницами ощутимо качнулся, и генерал на миг усомнился, что сваи выдержат немаленький вес. Перекрикивая рев мотора, генерал приказал:

— Наводчик, башню на сто восемьдесят градусов!

Взвыли гидравлические приводы, и башня плавно повернулась стволом назад. Генерал сменил передачу, и танк резво рванул вперед, проскакивая мост. В узкую щель прибора наблюдения он видел столкнувшиеся автомобили, оказавшиеся точно на линии движения, а по бокам синела водная гладь. Не сбавляя скорости, командующий дивизией направил танк точно на пробку. Боевая машина, пятьдесят четыре тонны концентрированной огневой мощи, ударила скошенным носом в борт грузовика, легко, точно тот был из картона, сбрасывая его с дороги. Куры в кузове испуганно закудахтали, пытаясь вырваться из своих клеток, и под этот аккомпанемент машина повалилась на бок. Во все стороны полетели перья.

Микроавтобус танк, надвигавшийся с неумолимостью судьбы, просто смял, как пустую коробку, спихнув его в овраг. Водитель и пассажиры лишь растеряно смотрели, как боевая машина освобождает дорогу. А танк, проехав еще десяток метров, остановился. Генерал Бао, ловко, с легкостью, которой могли позавидовать девять из десяти его ровесников, выбрался из-под брони. Встав на обочине, он махнул рукой:

— Вперед! Продолжать движение!

Водитель, прогнанный генералом, бегом догнал свой танк, юркнув в распахнутый люк. Вновь взревел дизель, выхлопные трубы выплюнули струи едкого дыма, и стальная махина двинулась вперед, вновь возглавив колонну батальона. Бао Тэнчжэ стоял на обочине, провожая взглядом мчавшиеся к границе танки ZTZ-99, рычавшие, грозно лязгавшие широкими гусеницами, превращавшими покрытие дороги в мелкое крошево. Их сменили новейшие боевые машины пехоты ZBD-97, за которыми следовала батарея самоходных гаубиц PLZ-45, выпроставших далеко вперед длинные стволы орудий, способных посылать сорокакилограммовые снаряды на сорок километров. Дивизия продолжала свой марш, остановить который, казалось, ничто было не в силах.

Походные порядки Шестой танковой дивизии были надежно прикрыты от возможной угрозы с воздуха зенитно-ракетными комплексами HQ-16A и «Тор-М1» российского производства, а на ближних подступах противника были готовы встретить ураганом огня зенитные самоходные установки PGZ-07. Но беспилотный разведывательный самолет RQ-4A «Глобал Хок», пересекший линию границы двадцать минут назад, парил на высоте девятнадцать километров, широко раскинув свои углепластиковые крылья и прощупывая подстилающую поверхность импульсами бортового радара.

Робот-разведчик, взлетевший из-под Владивостока, не был неуязвим для истребителей J-10A, прикрывавших движение дивизии, и дальнобойных ЗРК HQ-9, но приказа уничтожить шпиона не поступало. В штабах не просто не пытались скрыть развертывание мощной ударной группировки, но слово нарочно позировали перед наблюдателями, в любой миг способными превратиться в настоящего противника. Беспилотник продолжал безнаказанно кружить в чужом воздушном пространстве, а намного выше, в ледяной бездне космоса парил спутник оптической разведки «Ки Хоул-11». Очередной пакет данных, сброшенный с него на наземный центр управления, вскоре поступил в штаб генерала Мэтью Камински, заставив того оторваться от тяжких размышлений.

Командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США нажал кнопку воспроизведения, уставившись на экран. Изображение подернулось рябью помех, а затем смотревший с монитора исподлобья немолодой мужчина в камуфляже русского образца, произнес:

— Братья! Граждане великой свободной России! Представители всех национальностей, населяющих нашу великую страну! К вам обращаюсь я, генерал Российской Армии Сергей Буров! Я говорю с вами из Нижнеуральска, первого города, свободного от власти американских оккупантов и их кремлевских прихвостней! Все, кто мечтает жить в свободной и сильной стране, я призываю вас взять в руки оружие и заявить о своем мнении на весь мир! Мы начали борьбу за освобождение своей родины от чужаков, и пройдем до конца по этому пути!

Камински слушал, не отводя взгляд от экрана. Генерал видел, насколько устал этот человек, чеканивший фразы безо всякого пафоса. Он был измучен до предела, изможден не столько тяжким трудом, сколько грузом ответственности, упавшим на его плечи. Но он не согнулся.

— Враг бросит против нас все силы, использует всю свою мощь, чтобы уничтожить нас, но мы тоже сильны и готовы сражаться до смерти или до победы. Мы не отступим, не дрогнем под огнем. Мы будем драться, пока жив последний из нас. И тех, кому не безразлична судьба нашей родины, я призываю встать с нами плечо к плечу. Вместе, мы победим, сделав реальностью свои мечты и вернув свободу Родине! Я не долго смогу говорить с вами, братья. Американцы, кричащие на каждом углу о том, что они за свободу, постараются сделать все, чтобы заставить нас замолчать, заткнуть истинный голос свободы. Но пока вы можете меня слышать, я призываю дать бой и вернуть свободу России! Вместе мы сможем сделать это!

Дверь в кабинет командующего распахнулась, и генерал Камински, нажав на паузу, уставился на выросшего на пороге офицера.

— Сэр, на прямой линии Белый Дом! — звенящим от напряжения голосом произнес темнокожий капитан. — С вами хочет говорить Президент Соединенных Штатов!

Закрыв окно с записью воззвания террористов, Мэтью Камински повернулся к черному глазку объектива камеры. На экране возникло изображение, на удивление четкое, будто командующего Десятой дивизией и Джозефа Мердока и не разделяли вовсе тысячи миль просторов Атлантики.

— Господин президент! — Генерал смотрел в камеру, подавшись вперед, набычившись, в точности как тот русский террорист. — Сэр, мы постоянно контролируем ситуацию на Урале. По последним данным, террористы атаковали вспомогательный аэродром, на котором базировались беспилотники RQ-1 «Предейтор». «Дроны» использовались для контроля приграничной зоны. Связь с нашим объектом пропала, космическая разведка подтвердила, что авиабаза полностью уничтожена. Я не могу сказать, есть ли выжившие. Господин президент, как только вы отдадите приказ, мы тотчас вмешаемся в ситуацию. К немедленной переброске в зону кризиса готова Четвертая механизированная «страйкерная» бригада. Кроме того, ее могут поддержать по одной бригаде из состава Сто первой воздушно-штурмовой и Десятой легкой пехотной дивизий, а также две бригады Восемьдесят второй десантной дивизии. Мы сметем русских, сэр! Можно задействовать также морскую пехоту — город, захваченный террористами, находится как раз на границе зоны ответственности генерала Флеминга. Но сейчас его люди заняты поисками похищенных ядерных боеголовок.

— Это приоритетная задача, генерал! Чертовы бомбы могут всплыть где угодно и рвануть в любой момент! Этого нельзя допустить! Ядерное оружие не должно попасть в руки террористов! Я приказываю вам усилить охрану всех военных баз на территории России! объектом атаки террористов могут стать также члены русского правительства, поэтому возьмите Москву в плотное кольцо. Используйте все, что есть, беспилотники, вертолеты. И муха не должна пролететь к их столице без вашего ведома!

— Слушаюсь, сэр! Но, господин президент, есть еще одна проблема. Я постоянно получаю данные о передислокации крупных сил китайской армии к русской границе. В северных районах Китая уже скопилась огромная масса техники и живой силы. Не менее двух танковых и двух моторизованных дивизий, а это почти семьсот танков, которым мы можем противопоставить менее сотни «Абрамсов» Морской пехоты. Если китайцы ударят, эта лавина нас просто сметет, сэр!

— Это не ваша забота, генерал. Мы тоже получили все эти данные и решаем проблему. Займитесь поиском проклятых боеголовок и охраной своих баз!

— Сэр, вы не отдадите приказ нанести удар по русским террористам?! Мои войска готовы выдвинуться немедленно! Мы раздавим их, сэр, раскатаем этот городишко в тонкий блин!

— Ситуация не располагает к такому решению, — отрезал Мердок. — Во всяком случае, не сейчас. Пусть русские сами разбираются со своими проблемами, у них для этого есть все, что нужно. Они захотели создать свою полицию — мы разрешили. Потребовали дать им бронетехнику — мы дали согласие. Им понадобилась поддержка авиации — мы тоже не стали возражать. Теперь пусть покажут, на что они способны. Пусть русские убивают друг друга, а американские парни останутся в живых. Такова сейчас наша политика, генерал!

— Разумеется, господин президент!

В эти часы на аэродромах ждали приказа тысячи американских солдат и морских пехотинцев. Десятки тяжелых транспортных самолетов С-17 и С-130 стояли на старте, загруженные и заправленные по самую горловину, в полной готовности к взлету. Экипажи не покидали кабины, готовые поднять в небо многотонные крылатые машины и бросить их к далекому Уралу. Множество людей охватило напряжение нараставшее с каждым часом. Призрак большой войны вновь встал в полный рост, но приказа нанести решающий удар все не поступало.

Сотни офицеров с надеждой и тревогой смотрели на генерала Камински. А тот, тоже мучаясь в нетерпении, недоумевал, почему медлит Вашингтон, обычно такой быстрый и резкий в решениях. А в Белом Доме в эти минуты мучались в нерешительности, переваривая недолгий, но содержательный разговор с послом Китая.

Вэй Байли прибыл в резиденцию президента США, совершенно неожиданно за два часа до этого предупредив о своем визите. Дипломатический представитель, сопровождаемый секретарем и двумя агентами Секретной службы, вошел в овальный кабинет, и Джозеф Мердок поднялся ему навстречу, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Хотя ваш визит и стал для меня внезапным, я рад видеть вас, господин Вэй, — произнес американский президент, смотря в глаза своему гостю. — Полагаю, такая спешка имеет веские объяснения?

— Разумеется, господин президент, иначе я не стал бы так грубо нарушать протокол. Ситуация в России, сложившаяся в последние часы, требует немедленного разъяснения. Моя страна, имеющая с Россией протяженную сухопутную границу и немало общих интересов, не может остаться в стороне от происходящего.

— Что вы имеете в виду? Ситуация в России полностью контролируется нами!

Посол КНР не производил впечатления жесткого человека. Он выглядел на редкость мирным и безобидным. Немолодой, невысокий, весьма упитанный, в больших круглых очках он был похож на какого-нибудь торговца из одной из многочисленных лавочек или закусочных Чайна-тауна, но ровно до тех пор, пока не начинал говорить. И в этот миг становилось ясно, что за ним — сверхдержава, что именно в нем воплощена вся мощь огромной страны с полуторамиллиардным населением и развивающейся фантастическими темпами экономикой.

— Я хочу предостеречь вас от прямого вмешательства в дела русских, господин президент. Вы приняли на себя обязательства публично, и не можете сейчас отказаться от них. Кризис в России — дело местных властей. У них есть все, чтобы разрешить его без посторонней помощи. Американская армия не должна вмешиваться в этот конфликт.

— Агрессии подверглись американские солдаты! Мы будем защищаться так, как считаем нужным!

Джозеф Мердок почувствовал, как раздражение в груди сменяется настоящим гневом. Никто не был вправе указывать ему, лидеру сильнейшей державы на планете, как поступать.

— Я не станут вступать с вами в долгий спор, господин президент. Я уполномочен лишь напомнить вам о заключенном с русским правительством соглашении. Американские войска должны оставаться в пределах отведенных им зон ответственности. Правительство Китайской Народной Республики не заинтересовано в разрастании конфликта, а в случае вашего военного вмешательства это неизбежно. И если вы направите в район конфликта свой контингент, китайская армия перейдет границу России.

— Вы угрожаете нападением?! — Мердок опешил от услышанного. — Вы понимаете, к чему приведет столкновение Америки и Китая?

— В ваших силах избежать этого. Ваша страна взяла на себя слишком большую ответственность, пытаясь установить выгодный вам порядок по всему миру. Это тяжелое бремя не по силам американской нации. Мы настаивали с самого начала на замене американских войск в России международным контингентом, и сейчас готовы оказать вам помощь в поддержании мира и стабильности на этой территории.

— Помощь? Вот как это называется?! Если хоть один китайский солдат перейдет границу России…

— Русское правительство находится в Москве, а не Вашингтоне. Им решать, что будет, если наша армия войдет на территорию России. И им же решать, нужно ли присутствие на русской территории американских войск. Моя страна тоже имеет в этом регионе свои интересы, и мы готовы предложить Кремлю более выгодные условия сотрудничества. Не подменяйте собой законное правительство независимой страны, господин президент. Таково наше главное и единственное требование. Нынешний конфликт в России останется делом исключительно русских. Вы можете наблюдать, но не посмеете вмешаться.

После того, как Вэй Байли покинул Белый Дом, глава США долго не мог придти в себя. Мечась по кабинету, вдруг ставшему невероятно тесным, Мердок едва не рычал от гнева, за приступом ярости скрывая свою растерянность.

— Китай смеет ставить нам условия и чего-то требовать! Нам плюнули в лицо, и поставили перед выбором — утереться и делать вид, что ничего не случилось, или выбить наглецу зубы! — Президент США, сжимая от ярости кулаки, обвел взглядом собравшихся в его апартаментах членов совета безопасности. Присутствовали не все, кое-кто еще находился в пути, но ждать было некогда. — Признаться, первый вариант мне не по душе, господа, хоть я и понимаю, чем может обернуться столкновение с китайцами. Но потерять Россию мы не можем! Под угрозой наш статус, как сверхдержавы!

— Господин президент, сэр, нужно вмешаться, — в один голос твердили глава Министерства обороны и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Джермейн и Форстер появились в особняке на Пенсильвания-авеню уже после того, как китайская делегация вернулась в посольство. — Погибли американские солдаты. Мы не можем оставить это безнаказанным. Нужно отомстить, как это было принято у древних народов. Каждый ублюдок должен зарубить себе на носу раз и навсегда, что жизнь американца священна и неприкосновенна! Русские медлят, да у них и не хватит сил, чтобы уничтожить террористов. Генерал Камински из Раменского докладывает, что войска готовы к переброске на Урал. Десятитысячный контингент может оказаться там через двадцать четыре часа. Мы раздавим террористов! Этот город станет могилой для всех них! Ни один гребаный русский партизан не сможет выбраться из той ловушки, в которую они сами загнали себя!

— Китайцы никогда не стали бы угрожать открыто, если бы не были настроены действительно серьезно, — возразил Энтони Флипс. Глава Госдепа присутствовал при разговоре с послом КНР, узнав все из первых рук. — Это не их стиль. Все зашло слишком далеко. Вы лучше всех остальных в этом кабинете осведомлены о внезапных маневрах китайской армии. Пятидесятитысячная сухопутная группировка в полусотне миль от русских границ, что это, как не подготовка к вторжению?

— Это блеф, — сказал, как отрезал, Дональд Форстер. — Да, китайцы создали локальный численный перевес на Дальнем Востоке, но ситуация может измениться в течение нескольких часов. Они не идиоты, и понимают, что в случае агрессии мы нанесем ядерный удар, уничтожив разом сотни миллионов, превратив в радиоактивный пепел их мегаполисы на тихоокеанском побережье. Никому не нужна Третья мировая война прямо сейчас.

— Ракеты и ядерные бомбы есть и у китайцев, — возразил не на шутку взволнованный Флипс. — Чтобы проверить, блефует ли Пекин, вы готовы пожертвовать Лос-Анджелесом? Или предпочтете Сан-Франциско, генерал?

— Китайцы гораздо слабее, чем пытаются казаться. У них колоссальное преимущество на земле, но на море и в воздухе мы превосходим их на две головы. Их стратегические ядерные силы представлены двадцатью межконтинентальными баллистическими ракетами CSS-4 или, как их обозначают сами китайцы, «Дунфэн-5» шахтного базирования, способными доставить боеголовку мощностью в пять мегатонн на тринадцать тысяч километров, то есть накрывающих всю территорию Соединенных Штатов. Есть еще некоторое незначительное количество мобильных ракет CSS-10 «Дунфэн-31» с полетной дальностью восемь тысяч километров, то есть способных поражать цели на западном побережье страны. Выглядит несколько бледно, если сравнить с пятью сотнями наших ракет «Минитмен-3» с разделяющимися боеголовками индивидуального наведения. Остальные китайские ракеты едва дотянутся до Гавайев. Массированного удара у них не получится, силенок не хватит, а с одиночными пусками наша система ПРО уже сейчас справляется весьма неплохо.

— У них есть и подводные лодки, которые могут оказаться где угодно и ударить когда угодно! — воскликнул глава Госдепартамента.

— Да, шесть подводных ракетоносцев «тип 094», каждый с двенадцатью баллистическими ракетами CSS-N-4, могут нанести мощный удар, но мы не позволим им сделать этого. Мы постоянно следим за китайскими субмаринами и просто отправим их на дно при малейшем признаке угрозы. А вот четырнадцати нашим подлодкам класса «Огайо» и их ракетам «Трайдент-2» китайцам нечего противопоставить. Их флот слаб, он лишь недавно начал пополняться относительно современными кораблями, но их ничтожно мало, чтобы соперничать с нами на море. И тем более китайцы проиграют нам в воздухе. Семидесяти нашим стратегическим бомбардировщикам В-2 и В-52 они могут противопоставить лишь несколько десятков устаревших русских «Баджеров» с ничтожной нагрузкой и слишком малой дальностью полета. Мы выжжем Китай дотла, не подвергая риску ни одного американского солдата, и в Пекине понимают это. Они просто пытаются нас испугать, и кое-кто, господин Флипс, уже поддался на эти запугивания!

— Что ж, предлагаете рискнуть, генерал?!

Энтони Флипс, сидевший в глубоком кресле, весь подался вперед. Ноздри его гневно раздувались, лицо покрылось красными пятнами. Дональд Форстер, в прочем, выглядел не лучше, тоже красный от злости и волнения, распаренный, шумно сопевший на весь кабинет.

— Господа, вы тут тщательно пересчитали все наши и китайские боеголовки, ни одна из которых, скорее всего, не будет приведена в действие, — произнес вдруг наблюдавший за всем как бы со стороны Натан Бейл. Советник президента по безопасности расположился в полумраке, в дальнем углу, без особого волнения наблюдая за перепалкой. — Но меня больше беспокоят те три боеголовки, похищенные русскими террористами. Они могут стать той искрой, от которой разгорится пожар на всю Азию. Их нужно найти!

— Их ищут, Натан! — Дональд Форстер, еще не отошедший от стычки с главой Госдепа, перевел взгляд на Бейла. — Весь Дальний Восток в плотной блокаде, террористам некуда деться!

— Пропавшие боеголовки — это серьезная проблема, — заметил Джозеф Мердок. — Но это детали. Нужно принимать решение, господа. Будем ли мы вмешиваться в ситуацию на Урале? Какие ваши мнения?

Дональд Форстер и Роберт Джермейн переглянулись, словно общаясь на уровне мыслей, и министр обороны, твердо взглянув на президента, отчеканил:

— Необходимо вмешаться! К дьяволу дипломатию! Если проявим слабость сейчас, нас перестанут уважать. Америка — единственная сверхдержава, готовая защищать свои интересы по всему миру, и это утверждение никто не посмеет оспорить! Я не верю в китайскую угрозу. Война не нужна ни нам, ни им, но все же мы обладаем всеми преимуществами. Экономических рычагов воздействия на нас Пекин тоже не имеет. Бойкот американских товаров вызовет волнения в Китае, а вот мы можем перекрыть судоходные трассы, лишив их привозной нефти. Нашему флоту такая операция по силам.

— Мы вот-вот сцепимся с японцами, и портить отношения с Китаем сейчас совсем ни к чему, — помотал головой Энтони Флипс. — Нельзя провоцировать китайцев! Мы можем легко потерять всю Азию, если будем действовать слишком резко!

— Я понял вас, Тони, — кивнул Джозеф Мердок. — Натан, а что вы скажете?

Советник по безопасности по очереди взглянул на главу Госдепартамента и министра обороны, каждый из которых ждал поддержки от Натана Бейла.

— Слабину показывать нельзя, это факт. Но не стоит и гнать на смерть американских парней. Дадим русским возможность показать, чего они стоят сами. У них есть своя полиция, Силы внутренней безопасности, оснащенные, в том числе, тяжелой техникой, артиллерией и даже вертолетами. Мы можем делиться с ними разведданными, оказать помощь авиацией, но пусть пока сами русские рвут друг другу глотки. Если даже они справятся с террористами, это здорово ослабит их и заодно повяжет кровью тех, кто сейчас сидит в Кремле. Если же проиграют, весь мир убедится в том, что только присутствие американских солдат удерживает Россию от того, чтобы окончательно скатиться в кровавый хаос, а их власть ни на что не способна и не должна иметь права голоса. Мы же пока будем наблюдать со стороны и вступим в бой при необходимости в любой момент. Использовать этот тайм-аут нужно для наращивания морской группировки у берегов Китая. Это заставит остыть самые горячие головы из Пекина. Блокада торговых путей — серьезная угроза китайской экономике, а на море против наших авианосцев у них нет шансов.

— Разумно, Натан, — согласился президент Мердок. — И мне не по нраву посылать в русское пекло американских солдат, которых и так уже много погибло в битве за Россию. Нужно обезопасить тылы, поставить на место китайцев, пусть не забываются. Все равно объективно мы — самая мощная держава, и сильнейшей армией на планете и крупнейшей экономикой. Никто не сможет соперничать с нами. Так что, Роберт, — глава государства взглянул на шефа Пентагона, — пока пусть генерал Камински придержит своих парней. Предоставим русским шанс самим навести порядок на своей территории, пусть они и дальше уничтожают друг друга. Мы же будем готовы вмешаться в любой момент, если что-то пойдет не так.

Решение было принято. Через полчаса состояние повышенной боевой готовности для ожидавших приказа на аэродромах тысяч американских солдат было отменено. Десантники и морские пехотинцы, так и не вступившие в бой, возвращались в свои казармы. А еще через полчаса в самом сердце России, в Москве, за непроницаемыми стенами древнего Кремля собралось срочное совещание временной администрации.

Кортеж летел по опустевшим магистралям российской столицы, преодолев за полчаса путь, который простой водитель не проделал бы и за два часа. Казалось, Москва вдруг вымерла. Исчезли с улиц маршрутные такси, управляемые бешеными водителями, испуганно прижались к обочинам роскошные иномарки, и даже пешеходы столпились на тротуарах, не в силах сделать шаг на мостовую. Два черных седана «Мерседес» с тонированными стеклами и форсированными двигателями, утробно ревевшими под лакированным металлом широких капотов, летели по городским улицам. Их сопровождали два бело-синих «Форда» дорожно-патрульной службы московской полиции, и истошный вой сирен смешивался реву моторов. Не обращая внимания на знаки, разметку и светофоры, водители жали на газ, пока впереди не выросли стены из красного кирпича, так хорошо знакомые каждому русскому.

Оба «Мерседеса» скользнули в проем ворот, тотчас сомкнувшихся за ними, остановившись возле белокаменного здания. Часовые, стоявшие у широких ступеней, разом отдали честь, но Ринат Сейфуллин, не замечая их, уже вошел под высокие мраморные своды.

— Все собрались, Ринат Шарипович, — произнес встретивший министра экономики России безликий чиновник в строгом костюме. — Я провожу вас!

Бывший нефтяной магнат не раз бывал в этих стенах за свою непростую жизнь. Порой они являлся сюда, в это великолепие, как скромный проситель, иногда — как полезный человек, способный оказать ценную услугу кое-кому из властей предержащих. И вот настал день, когда бывший мелкий мошенник, ставший затем известным далеко за пределами России олигархом, явился сюда не гостем, а полноправным хозяином. В прочем, легче от этого не становилось, ведь за напоминанием о том, кто действительно владеет страной, не нужно было далеко ходить.

Когда Сейфуллин вошел в кабинет Лыкова, его хозяин, тяжело поднявшись из-за стола и протянув руку, проворчал:

— Вы как будто из Мурманска сюда ехали!

Бывший министр обороны, а ныне глава правительства новой России стиснул ладонь Рината так, что отчетливо хрустнули кости. Возможно, Лыков и стал тяжел на подъем, зарос жирком от кабинетной работы, но былую силу не растерял ничуть. И точно так же сохранил он и деловую хватку, уверенно держа в крепких руках руль, направлявший верным путем целое государство.

Николай Фалев, третий, кто присутствовал на этом заседании, просто пожал руку Сейфуллину, указав ему на неудобный стул с высокой прямой спинкой, стилизованный под старину. В прочем, возможно, он и был предметом антиквариата с вековой историей, в Кремле этому не стоило удивляться.

— Собрались? — Валерий Лыков обвел взглядом своих собеседников, будто пересчитывая их. Современные средства связи позволяли провести это совещание, находись его участники в разных полушариях, но глава российского правительства предпочитал личный контакт. Да и перехватить переговоры, несмотря на все кодировки, было не так уж сложно. — Начнем, пожалуй…. господа!

Дверные створки из красного дерева, украшенные искусной резьбой, отрезали троих, олицетворявших всю полноту власти в стране, от остального мира. В коридоре застыли телохранители, а министры, подвинув тяжелые стулья ближе к столу, склонились друг к другу.

— По ситуации на Урале продолжают поступать новые данные, но их мало, и не всем я готов поверить, — произнес Валерий Лыков. — В общих чертах обстановка такова. Неустановленное число партизан, от двух до пяти тысяч по разным оценкам, взяло под полный контроль город Нижнеуральск с населением свыше ста пятидесяти тысяч человек, уничтожив при этом малочисленный американский гарнизон. Имели место бои с местной полицией, обе стороны понесли потери, но результат вам уже известен. Периодически лидеры партизан выходят в эфир, пользуясь местными телеканалами и радиостанциями, обращаются к народу с воззваниями, призывают всех встать на борьбу с американцами и нами — предателями России.

— Обидно, хотя и закономерно, — вздохнул Фалев. Глава Министерства внутренних дел, заменившего собой все силовые структуры, армию, разведку, контрразведку, болезненно воспринимал ярлык предателя, и это было известно всем, кто знал его. — Они не понимают, что без нас вся страна погрузилась бы в анархию. Предпочитают бой до победы или смерти, но не думают об участи обывателей.

— Оставьте свою лирику! Нам нужно принять решение по сложившейся ситуации. И сделать это необходимо прямо сейчас, — с нажимом, веско произнес Лыков.

— А что американцы?

Ринат Сейфуллин задал самый важный вопрос. да, даже они, вставшие во главе прижившего обидное поражение государства, вынуждены были оглядываться на заокеанских наблюдателей.

— Перед вашим появлением я связался с генералом Камински, — сообщил Лыков. — Мы получили карт-бланш, господа. Армия США не будет вмешиваться в конфликт, пока мы сами не обратимся за помощью. Нам предложено разобраться с проблемами собственными силами.

— Чертовски странно! — Фалев помотал головой. — Не думал, что Вашингтон оставит безнаказанным убийство своих солдат!

— Янки затеяли какую-то свою игру, — предположил Сейфуллин. — Цель ее нам не ясна, но нужно пользоваться случаем. Мы получили шанс показать всему миру дееспособность российских властей, и не вправе не воспользоваться им. Нужно разрешить кризис своими силами, во что бы то ни стало!

— Американцы готовы направить в район Нижнеуральска свои беспилотные разведчики. Кроме того, по нашим запросам может действовать их ударная авиация. Но принять такую помощь значит заранее расписаться в собственном бессилии. — Лыков вопросительно взглянул на главу МВД. — На что способны мы сами? Сегодня, сейчас?

— В Екатеринбурге расквартирована оперативная бригада Сил внутренней безопасности численностью четыре тысячи человек. В течение двенадцати часов они могут быть на месте. Четыре батальона — разведывательный на легких бронемашинах «Тигр» и три штурмовых на БТР-80. Огневую поддержку им оказывает артиллерийский дивизион двухбатарейного состава. Одна из батарей вооружена возимыми минометами «Сани» калибра сто двадцать миллиметров, вторая оснащена самоходный артиллерийскими установками «Нона-СВК» на шасси БТР. В состав бригады включена вертолетная эскадрилья, пятнадцать Ми-8, а также взвод БПЛА. Зенитных комплексов и противотанковых средств, по понятным причинам нет. Личный состав хорошо подготовлен, у многих офицеров есть опыт городских боев со времен Чечни, Дагестана и Южной Осетии. Их командира, полковника Катышева, я знаю лично. Хороший офицер, преданный, грамотный, прошел во Внутренних Войсках весь путь от сержанта, пороху успел понюхать. Они справятся с задачей.

— Отдать приказ несложно. — Глава правительства тяжело вздохнул, опустив на столешницу тяжелые кулаки. — И тогда русские станут убивать русских. Зачем? Чтобы порадовать американцев, которые станут через свои беспилотники наблюдать за этим шоу с чашкой кофе в одной руке и сэндвичем в другой? Мы уничтожим сами себя!

— У нас выбор сейчас невелик, — неожиданно жестко произнес Ринат Сейфуллин. — Или мы используем шанс, предоставленный американцами, и сделаем все сами, и тогда сможем требовать от них уйти, и весь мир нас поддержит. Никому не нужно такое усиление Штатов, их вынудят уйти из России. Ведь это именно то, чего мы добиваемся? Если же мы промедлим, янки сделают за нас всю грязную работу. Да они просто сравняют этого городок с землей, засыплют бомбами, и никто им не помешает! А после нашей видимости независимости придет конец. Все поймут, что мы ничего не контролируем, ни на что не способны. И оккупация станет необратимой. Черт, уже сейчас нас делят на части! Японцы прибрали к рукам Сахалин и Курилы, и мы смирились с этим! Если сейчас не справимся со своей нерешительностью, всю страну растащат на куски! Мы должны быть жесткими сейчас! Малой кровью купим себе надежду на лучшее будущее!

Валерий Лыков тяжело по-стариковски вздохнул, опустив глаза и вперив мрачный взгляд в полированную поверхность столешницы. Сейфуллин замолчал, и министр внутренних дел тоже терпеливо ждал, искоса поглядывая на главу правительства.

— Господи, как все сложно, — глухо пробормотал Лыков, словно разговаривая сам с собой. — Отдать приказ и положить начало бойне, в которой будет литься русская кровь. Кто бы ни победил, мы все равно проиграем.

— Я не предлагаю гнать людей на бойню, — неожиданно пояснил Сайфуллин. — Но мы должны изобразить активность, продемонстрировать готовность разобраться с проблемой, не считаясь с потерями и последствиями. У американцев не должно быть повода вмешаться! Нужно тянуть время!

— Зачем? Какой в этом смысл?

— Сможем собраться с мыслями, организуем переговоры с партизанами, тайные, разумеется. Ведь это армия, организованная, спаянная железной дисциплиной, отлично оснащенная, и эта армия нам может пригодиться в любой момент.

— Что ж, выбор у нас и впрямь небольшой, — с неожиданной решимостью вдруг произнес Лыков. — Или сдаться, слить свою страну чужакам, или драться, не щадя ни себя, ни врага. А мне хочется все-таки умереть в свободной стране, а не в пиндосской, мать ее, колонии.

Час спустя бригада Сил внутренней безопасности, взметенная внезапным сигналом тревоги, выдвинулась из-под Екатеринбурга к Нижнеуральску. Но для тех, кто превратил город в свой последний оплот, ее появление уже не было неожиданностью.

Камуфлированный ГАЗ-23034 «Тигр» остановился посреди дороги, буквально на пустом месте. Серая лента шоссе, извиваясь, исчезала за горизонтом, среди городских кварталов, возвышавшихся иззубренной стеной. Человек, сидевший рядом с водителем, не снимавшим рук с «баранки», прищурился, пытаясь рассмотреть что-нибудь впереди. На городских окраинах угадывалась какая-то суета, там явно не теряли время зря, готовясь к бою.

— Господин полковник, они точно это место назначили? — несмело спросил шофер-сержант. Кроме него и единственного пассажира в бронеавтомобиле, рассчитанном на десять человек, никого не было.

— Вот знак, — полковник указал на покосившийся металлический столб со знаком «граница города», разрисованный неумелым граффити. — Здесь и встанем. Жди, боец. Или ты куда-то торопишься? Они придут!

Водитель потянулся к панели автомагнитолы, но, покосившись на офицера, хмурого и злого, передумал. Затем рука его дернулась к нагрудному карману, в котором лежала полупустая пачка сигарет, но, недолго подумав, сержант решил подождать. Он с опаской посмотрел по сторонам. Слева пустырь, тянущийся, наверное, на несколько километров, а справа узка полоска давно убранного поля, за которым виднелся жидкий лесок, скорее, просто буйно разросшийся кустарник.

Движение впереди заставило сержанта вздрогнуть. Подобрался, напрягаясь, точно пружина, и его командир. Навстречу по шоссе пылил обычный УАЗ с брезентовым тентом цвета хаки и белым гражданским номером. При его появлении правая рука водителя легла на цевье укороченного АКС-74У, прислоненного к сидению.

— Вот и они, — хмыкнул полковник, и, распахнув тяжелую дверцу, спрыгнул на асфальт.

Выбираться из «Тигра» было немного боязно. Офицер понимал, что бронированные борта защитят, разве что, от огня СВД или «калашникова». Один выстрел из РПГ — и от машины останется кусок оплавленного металла, но все же на душе было спокойнее, когда вокруг не бескрайняя равнина, а несколько тонн закаленной стали.

Положив ладони на пояс, половник встал точно на разделительной линии, почти затертой. Непроизвольно он тронул кобуру с тяжелым девятимиллиметровым ПЯ «Грач», и прикосновение к оружию вновь вселило в душу уверенность. Было бы еще спокойнее, чувствуй он давление на грудь и спину тяжелого бронежилета, но на офицере был лишь обычный полевой камуфляж, а из оружия один пистолет, так же, как и у оставшегося в «Тигре» шофера. Сделав глубокий вдох, полковник затем медленно выдохнул, впившисьвзглядом в приближающуюся машину.

УАЗ, скрипнув тормозами, остановился, не доезжая пятнадцати метров. Хлопнув дверцами, из него выбрались двое, тоже в камуфляже и с пистолетами в кобурах. Как и для самого полковника, для этих людей обычные ПМ являлись не столько оружием, сколько символов власти, выделявшим их из безликой толпы рядовых бойцов, того самого «пушечного мяса», без которого не выиграть ни один бой.

Приехавшие из города люди, о встрече с которыми условились заранее, и с которыми прежде полковник разговаривал лишь по рации, двинулись навстречу офицеру. Один, выглядевший лет на пятьдесят с лишним, краснолицый, плечистый и грузный, как старый матерый медведь, заметно хромавший, шел первым, за ним неторопливо двигался мужчина помоложе, высокий и более худощавый. Их роднило одно — сталь в глазах, холодные, решительные взгляды людей, привыкших отдавать приказы и успевших увидеть за свои годы смерть во всех ее самых жутких воплощениях.

— Я полковник Катышев, командир бригады оперативного реагирования Сил внутренней безопасности России, — представился офицер, выдержав тяжелый взгляд в упор. — Я уполномочен высшим руководством вести переговоры о вашей капитуляции.

— Генерал Буров, командующий партизанской армией, — отрекомендовался похожий на старого медведя человек. — Ваше лицо мне знакомо, полковник.

— Мы встречались. В Чечне два года назад. Я служил в штабе бригады Внутренних Войск.

— Ну да, точно, — кивнул Буров. — Теперь вспомнил. Рад, что карьера ваша идет в гору, — усмехнулся он мрачно. — Новые хозяева балуют не жалеют звезд на погоны? Хочу представить вам моего заместителя, генерала Бражникова.

— Товарищ генерал, давайте не терять время зря. Я знаю, вы настроены серьезно, но и мы тоже. Моя бригада взяла Нижнеуральск в кольцо. Если мы сейчас не придем к общему решению, через час мои войска войдут в город. Здесь четыре тысячи бойцов, отлично подготовленных и вооруженных, ждут моего приказа. И этот приказ я им отдам. Начнется бой, и его уже нельзя будет остановить просто так. Мы раздавим вас!

Генерал, с прищуром, словно пытаясь скрыть усмешку, смотревший в глаза командиру бригады, был само хладнокровие.

— Мы к этому готовы. Поверьте, найдем, чем встретить ваших цепных псов. Со мной тоже не подростки из пионерлагеря.

— Но ведь погибнут люди! Ваши и мои солдаты еще год назад сражались плечо к плечу против общего врага, а теперь вы хотите, чтобы они убивали друг друга? Русские будут убивать русских! За это вы сражаетесь?!

Катышев подался вперед, словно хотел наброситься на Бурова, но тот даже не шелохнулся, буквально пригвоздив к асфальту офицера.

— Я этого не хочу. Если и вы не хотите, прикажите своим людям остаться на месте. Мы здесь не для того, чтобы воевать с вами. У нас и сейчас есть общий враг.

— Я не могу остановить своих солдат! Я служу этой стране, и готов защищать ее до последнего! То, что вы делаете, разрушает Россию. Вы даете повод считать власть слабой, беспомощной, повод вмешиваться в наши дела чужестранцам. Американцы спят и видят, как бы явиться сюда с оружием, убив побольше таких, как вы, генерал, и ваши бойцы! Я и мое командование не может этого допустить, и моей бригаде приказано решить проблему. И я выполню приказ! Мы войдем в город! Любой ценой!

— Мы будем вас ждать, — спокойно произнес Буров. — Не делай глупостей, побереги своих пацанов, полковник!

— Что вы так печетесь о моих людях? Думать надо было раньше, когда захватывали город! Мы выбьем вас отсюда или уничтожим всех до единого! Лучше это сделаем мы, чем на нашей земле станут хозяйничать американцы! Я даю вам ровно час, после этого дам приказ к атаке!

— Мы будем ждать, — повторил генерал.

Полковник Катышев, ничего не ответив, развернулся на каблуках и чуть не бегом бросился к своему «Тигру», мотор которого тихо ворчал, работая вхолостую. Бронированный внедорожник развернулся на пятачке, и, выплюнув из выхлопной трубы сизое облачко, умчался к горизонту. А Бражников и Буров стояли посреди дороги, глядя ему вслед. Помолчав минуту, пока бронеавтомобиль не скрылся за поворотом, Бражников произнес вполголоса, словно кого-то опасался:

— Нам нужно поспешить. Этот парень явно не шутил. Они будут штурмовать город!

— Будут пытаться штурмовать! В город мы их не пустим, встретим на ближних подступах, заставим умыться кровью. Боя не избежать, но нужно нанести им сразу такой ущерб, чтобы зареклись сюда соваться. Они не готовы убивать и умирать ради засевших в Кремле предателей. Если поймут, что им здесь приготовлен теплый прием, не полезут на рожон. Численного преимущества у них нет, превосходство в огневой мощи нивелируется тем, что мы обороняемся на заранее подготовленных позициях.

Сергей Буров говорил спокойно, точно ставил задачу на командно-штабных учениях. Словно и не призывал он своих подчиненных еще час назад не проливать кровь готовившихся штурмовать Нижнеуральск полицейских. Теперь генерал готовился к бою, поняв, что столкновения не избежать. Чувства и эмоции остались где-то в стороне, он превращался в совершенный механизм, нацеленный только на достижение победы в битве.

— Нужно спешить, — окликнул Бурова его спутник. Бражникова буквально трясло в предчувствии скорой схватки. — Для того чтобы сломить боевой дух наших противников, нужно укрепить дух собственных бойцов! Если суждено пролиться крови, пусть этот будет кровь врага! Я не хочу терять сегодня своих людей, для них время умирать еще впереди!

Буров кивнул, ничего не ответив, и молча двинулся к тарахтевшему изношенным движком УАЗу, водитель которого нервно барабанил пальцами по рулевому колесу. Когда генералы садились в машину, Бражников, указав рукой в небо, усмехнулся:

— Летают! Высматривают!

Высоко над шоссе, под самыми облаками, медленно плыл черный крестик, отчетливо различимый на сером фоне. Беспилотник нарезал круги над городской окраиной на приличной высоте.

— Американцы, что ли? — Бражников взглянул на своего начальника.

Буров мотнул головой:

— «Полицаи» это. В состав каждой бригады входит взвод БПЛА, несколько «Пчел» или «Дозоров». Все как у янки!

— Почему чтобы перенять действительно полезный чужой опыт, нужно сначала проиграть войну этим чужакам?!

Генерал Бражников зло сплюнул на асфальт, втиснувшись на заднее сидение «уазика» и резко с лязгом захлопнув дверцу. Машина развернулась, двинувшись к городу. А через час на этом же шоссе, оглашая окрестности многоголосым ревом моторов, появилась колонна бронетехники. Извиваясь, словно гигантская стальная змея цвета хаки, вереница боевых машин уверенно двинулась к пригородам Нижнеуральска, но на ее пути уже встал надежный заслон.

Олег Бурцев нежно поглаживал цевье своего пулемета, сам не замечая этого. Ствол установленного на сошки РПК-74М был направлен на широкое шоссе, ведущее к Нижнеуральску, и туда же был обращен взгляд партизана. Бывший десантник занял позицию в неглубоком овраге, почти в четырехстах метрах от серой ленты дороги. Он был здесь не один, рядом, словно в траншее, отрытой для защитников города самой природой, расположились еще десять бойцов. Кто-то вел наблюдение, кто-то проверял оружие, а некоторые, скатившись на дно промоины и подстелив куски брезента, просто дремали.

— Черт, долго еще ждать? — Азамат Бердыев, лежавший справа от Олега, недовольно ворчал. — Еще десять минут, и я пошевелиться не смогу! Все, что только можно, отморозил себе уже!

— Разведка сообщила, что они в десяти минутах, так что не отморозишь. Жди!

В эти минуты Бурцев нисколько не ощущал беспокойства при мысли о том, что предстоит сделать в самом скором времени. Убийство своих, русских людей, провинившихся тем, что встали не на ту сторону в затянувшейся войне, ничуть не коробило бывшего десантника. Он получил приказ, и был готов выполнить его, ни о чем больше не задумываясь, потому, что иначе было нельзя.

— Скорее бы появились, — не унимался ворчавший Бердыев. — Хоть согрелись бы тогда!

На самом деле лежать на холодной земле было не слишком комфортно, и Олег тоже боялся застудиться. Все-таки смерть в бою от пули кажется несравнимо боле милосердной, чем от болезни после долгих мучений, тем более, рассчитывать на лечение здесь и сейчас не было смысла. Но приказ есть приказ, и партизаны терпеливо ждали появления противника. Позицию свою они оборудовали, как могли, накрывшись сверху маскировочной сетью. Камеры беспилотников, изредка пролетавших вдоль шоссе, на месте оврага видели лишь невысокую кочку посреди пустыря.

По склону под шум и треск скатился сверху полковник Басов, сопровождаемый еще двумя тяжело нагруженными бойцами. Бросив быстрый взгляд на Бурцева, он лишь кивнул сержанту, видя, что тот готов к бою. Затем, обратившись к прибывшим с ним партизанам, приказал:

— Ваша позиция будет здесь! Разворачивайте ПТУР!

Один из бойцов молча расправил станины низкой треноги пусковой установки 9П152 противотанкового ракетного комплекса 9К115 «Метис». Его напарник тотчас ловко установил на нее зеленый цилиндр транспортно-пускового контейнера. Еще один такой же он положил на дно оврага, на расстоянии вытянутой руки.

Добравшись до саперов, приданных отряду по приказу самого Бурова, полковник спросил:

— У вас все готово?

— Порядок, — ответил один из партизан, немолодой усатый мужик, на правой руке которого не хватало безымянного пальца, а на левой не было мизинца и половины среднего пальца. — На обочине две противотанковые ТМ-83 в управляемом режиме. Еще по обе стороны дороги пять МОН-90. Там сплошная зона поражения, да еще и многократно перекрываемая. Не спрятаться нигде! — Сапер показал подрывную машинку, от которой через поле, присыпанное снегом, тянулись к обочине шоссе провода электродетонаторов ЭДП-Р: — Одна нажатие, и всех на фарш порубит!

— Мины должны остановить колонну, а дальше все зависит от плотности нашего огня. У нас здесь два «Метиса» и одна «Красная стрела», — полковник использовал русский перевод названия китайского ПТРК HJ-8, аналога отечественного «Конкурса». — Главное — выбить всю броню, сразу, первым залпом! В перестрелку не втягиваться! Как только дам приказ к отходу, немедленно оставляйте позиции!

Басов, дав крайние инструкции, двинулся дальше, в десятый, наверное, раз обходя позиции своего отряда. Партизаны засели в овраге почти полтора часа назад, и с тех пор каждый проверил оружие по десятку раз, готовясь к бою. На шоссе, на этом участке совершено прямое, были направлены раструбы трех установок ПТУР и полудюжины пулеметов, а в придорожных канавах затаились мины, словно змеи, готовые к молниеносному броску и единственному смертоносному укусу.

Чем ближе был противник, тем сильнее становился охвативший десятки партизан мандраж. Некоторые едва сдерживали нервное возбуждение, буквально не находя себе места. Олег Бурцев вновь убедился, что прицел пулемета не сбит, Азамат Берыдев подвинул поближе тубус противотанкового гранатомета.

Когда в небе сверкнула алая звездочка сигнальной ракеты, по оврагу словно прошла живая волна. И в тот же миг над пустырем прокатился нарастающий рык нескольких десятков мощных моторов.

— К бою! — прозвучал приказ командира, и Олег Бурцев, снимая оружие с предохранителя, приник к пулемету, вжимая приклад в плечо.

Сила, брошенная против мятежного города, впечатляла. По дороге ползли, один за другим, три покрытых причудливыми кляксами камуфляжа БТР-80, направившие в разные стороны стволы крупнокалиберных пулеметов. С четырехсот метров были хорошо видны фигурки сидевших на броне бойцов. За БТР следовало несколько бронированных «Тигров», на крышах которых были установлены пулеметы «Корд» и тридцатимиллиметровые АГС-30, а замыкали кавалькаду четыре трехосных тентованных «Урала».

Когда над лесом взвился красный шар сигнальной ракеты, колонна вдруг замерла, словно уткнувшись в невидимую стену, но тут же двинулась дальше. Кто бы ни командовал там, он знал, что скорость лучшее спасение от неприятностей, и погнал своих людей вперед. Но было поздно. За минуту до этого один из подрывников перевел в режим ожидания цели две противотанковые мины ТМ-83, укрытые в полутора десятках метров от дороги. Тотчас их сейсмические датчики уловили вибрацию почвы при прохождении многотонных машин, активировались инфракрасные сенсоры, и, как только головной БТР пересек направленный поперек проезжей части тепловой луч, грянул взрыв, и следом, с разницей две-три секунды еще один.

Противотанковые противобортовые мины ТМ-83 действовали по принципу «ударного ядра», отчасти схожего с кумулятивным эффектом. В цель, борт бронемашины, ударили сгустки раскаленного металла оболочки мины, проламывая стальные листы с такой легкостью, точно это была бумага, и заливая раскаленными брызгами внутренности бронетранспортера.

Со стороны все выглядело не слишком впечатляюще. Хлопок, над дорогой вспухли облачка дыма, и тотчас первый БТР-80 замер, окутавшись пламенем. Затем вспыхнул еще один. Десантный люк в его борту распахнулся, выпуская наружу языки огня, и на асфальт вывалился охваченный пламенем человек. Истошно закричав, он бросился бежать, но, пройдя шагов десять, упал на обочине, и больше не шевелился.

— Открыть огонь! — крикнул Алексей Басов, и сам первым выпустил в сторону замершей колонны очередь из автомата.

Оператор ПТРК выполнил приказ немедленно. Грохот выстрела оглушил находившихся рядом партизан, и над полем промчалась звездочка управляемой ракеты. Через две с половиной секунды снаряд 9М115, соединенный с пусковой тонким проводом, ударил в борт одного из «Тигров», тот, над крышей которого колыхался настоящий лес антенн, выдавая командирскую машину. Сдетонировала кумулятивная боевая часть, способная прожигать броню, и КШМ скрылась в клубах дыма и огня.

Еще две ПТУР обрушились на колонну с секундной заминкой, точно поразив еще один «Тигр» и бортовой «Урал». За несколько мгновений колонна понесла чудовищные потери. Горели несколько бронемашин, но из остальных уже выскакивали полностью экипированные полицейские, занимая оборону.

С уцелевшего БТР коротко ударил мощный КПВТ, ему вторил спаренный ПКТ, захлебнувшийся огнем. Бойцы скатились с приземистого корпуса, как горох, но прежде, чем они достигли земли, Олег Бурцев выпустил длинную очередь из РПК-74, и свинцовая плеть смахнула полицейских под колеса бронемашины. Несколько фигур прыгнули в неглубокий кювет. Азамат Бердыев, высунувшись из-за невысокого бруствера, выстрелил из подствольного гранатомета ГП-25. Граната ВОГ-25, двигаясь по настильной траектории, легла точно в цель. Хлопок взрыва вовсе не выглядел впечатляюще, но осколки превратили засевших в овраге полицейских в жуткий фарш, изорвав плоть.

— Ракету! — раздался рядом срывающийся голос командира расчета «Метиса». Над его головой с гулом пролетали 14,5-милиметровые пули, выплевываемые не умолкавшим КПВТ со скоростью пятьсот пятьдесят штук в минуту. — Заряжай!

Его второй номер отбросил в сторону стреляный тубус, ловко установив на пусковую приготовленный заранее пластиковый ТПК, в котором, как в консервной банке, была упакована готовая к применению управляемая ракета.

— Готов!

Оператор приник к прицелу и нажал кнопку пуска. Вышибной двигатель с оглушительным хлопком вытолкнул из контейнера толстый цилиндр ПТУР. Сверкнул трассер, и через неуловимое мгновение плюющийся огнем БТР вспыхнул.

Расчеты остальных ПТРК тоже перезарядили свое оружие, нестройным залпом уничтожив еще один грузовик и бронемашину, окончательно блокировав колонну. И тут же в ответ наперебой ударили с крыш нескольких «Тигров» два «Корда» и АГС.

Над головами партизан с гулом промчались крупнокалиберные пули, а несколько ВОГ-17 разорвались в паре десятков метров перед их позициями, осыпав овраг осколками. Один из партизан, вскрикнув, схватился за лицо, другой, неосторожно высунувшийся из-за укрытия в этот миг, свалился на дно оврага. Грудь его была разворочена попаданием бронебойной пули калибра 12,7 миллиметра.

Алексей Басов видел, как полицейские, ошеломленные такой атакой, скатываются в придорожные кюветы, занимая оборону, и, обернувшись к подрывникам, махнул рукой:

— Взрывай!

Один из саперов, державший в руках подрывную машинку замкнул цепь, и пять взрывов слились в один могучий рык. Пять мин направленного действия МОН-90 сдетонировали одновременно, пройдясь свинцовым шквалам по канавам. Каждая была начинена двумя тысячами готовых поражающих элементов, выкашивавших все на расстоянии до ста метров в секторе больше пятидесяти градусов. Семимиллиметровые стальные шарики убивали, но чаще калечили, и крики терзаемых болью раненых добавили сумятицы.

Олег Бурцев продолжал бить из пулемета, срезая каждого, кто попадал в его сектор обстрела. Рядом трещал автомат Бердыева, чуть дальше короткими очередями стрелял сам полковник Басов. Им отвечали автоматным огнем, иногда оживал один из «Кордов», выпуская очередь в пустоту, и тотчас замолкал. Звуки одиночных выстрелов из снайперской винтовки не были слышны в общем шуме, на результат работы Жанны Биноевой, засевшей на левом фланге со своей верной СВД, мог видеть каждый. Стоило только кому-то из попавших в засаду полицейских встать к пулемету, его тотчас сваливал меткий выстрел.

— Все, пора убираться, — произнес Басов, нажимая на спусковой крючок ракетницы. — Отходим! Убитых оставить здесь!

Зеленая искорка вспыхнула над позициями партизан. Бойцы, опустошая магазины, вскарабкались по склонам оврагов, бросившись в сторону свалки, образовывавшей дальнюю границу пустыря. Оттуда уже было рукой подать и до города. Вслед им летели пули, со всех сторон звучали хлопки взрывавшихся гранат.

Последними уходил расчет ПТРК. Партизаны спокойно сложили треногу пусковой установки, выбравшись из окопа, и тотчас в спину им ударила длинная очередь. Второй номер упал, скатившись обратно в овраг. Последним усилием он вцепился в землю, пытаясь вытянуть ставшее невероятно тяжелым тело, но так и замер, впившись сведенными судорогой пальцами в клок пожухшей травы.

— Бурцев, прикрой! — приказал полковник, остановившись на секунду, присев на колено и выпустив длинную очередь в сторону шоссе.

Олег залег, открыв огонь. В две очереди «добил» магазин, быстро, без малейшей суеты поменял рожок, дав еще несколько очередей. Бросив взгляд назад, он увидел, что товарищи уже добрались до укрытия. За кучей мусора их уже ждали машины.

Бурцев вскочил, бросившись догонять остальных партизан. В этот момент в треск очередей вклинился новый звук, исходивший с неба. Подняв глаза, Олег увидел два вертолета, идущих на небольшой высоте. Пятнисто-зеленые Ми-8 заходили на цель. Их курс наискось перечеркнул ленту шоссе, загроможденного горевшей техникой.

Партизан почувствовал на миг, что не может пошевелиться от ужаса. Он стоял посреди пустыря, выпрямившись во весь рост, и смотрел на приближающиеся вертолеты, понимая, что от этого противника не убежать. На подвесках каждого винтокрыла висели по два блока восьмидесятимиллиметровых НУРС и столько же подвесных пушечных контейнеров УПК-23-250.

— Вот черт!

Наваждение спало, продлившись какие-то доли секунды. Бурцев припустил со всех ног, слыша над головой свист воздуха рассекаемого лопастями несущих винтов. Раздался раскат грома, и к земле протянулись дымные стрелы реактивных снарядов С-8. Волна взрывов накрыла бежавших партизан. А затем в небе раздался частый треск, и в спины бойцов Басова хлестнули струи свинца, выпущенные автоматическими пушками ГШ-23-2. Олег видел, как прямыми попаданиями снарядов калибра двадцать три миллиметра людей разрывало на куски, превращая тела в кровавую кашу. Остановившись, партизан вскинул пулемет, выпустив длинную очередь в блистер кабины ближайшего Ми-8. он не отпускал курок до тех пор, пока не закончились патроны, а затем бросился бежать.

С шипением над головой пролетели кометами НУРС, и со всех сторон поднялась волна взрывов, хлестнувших осколками в лицо. Одного из партизан, бежавшего в двух десятках метров впереди Бурцева, ударной волной сбило с ног. Пробегая мимо, бывший десантник увидел лежавшую на земле СВД.

— Жанна! — Олег опустился на корточки над телом снайперши. — Жива?

Чеченка слабо пошевелилась, тихо застонав. Забросив РПК-74 за спину, партизан легко подхватил чеченку на руки:

— Давай убираться отсюда! Ну-ка, вот так! Держись! — Он тряхнул девушку, и ее голова безвольно мотнулась из стороны в сторону: — Да очнись же ты хоть на секунду!

Не замечая впивавшихся в землю в считанных метрах от него снарядов, Олег кинулся к мусорной куче, за которой только что скрылись его товарищи. Вертолеты с грохотом промчались над головой, набирая высоту и разворачиваясь на новый заход. Со свалки по ним ударили из всех стволов, но легкие пули калибра 5,45 миллиметра не могли повредить закованным в броню новейшим транспортно-боевым Ми-8АМТШ.

Алексей Басов, взобравшись на груду какого-то хлама, бил длинными очередями, вгоняя пули в камуфлированное днище приближавшегося вертолета. Под боковыми пилонами того сверкнули вспышки, и две неуправляемые ракеты ударили в кучу мусора. Полковника смахнуло вниз, легко, словно тот ничего не весил. Снова зачастили автоматические пушки, выпуская рой осколочных снарядов.

Бурцев упал на землю, накрыв своим телом потерявшую сознание Биноеву, словно мог защитить ее от бившего с неба огня. Что-то ударило его в спину, и партизану показалось, что в тело вогнали раскаленный гвоздь. А затем вдруг огонь неожиданно ослаб и вскоре прекратился совсем.

Олег не видел, как от городских кварталов к вертолетам протянулись дымные нити зенитных ракет. От Ми-8 во все стороны брызнули искры ложных целей, а сами вертолеты начали набор высоты, выходя из зоны поражения. Несколько ЗУР ушли в стороны, взрываясь далеко от истинных целей, но одна из выпущенных партизанами «Игл», игнорируя все ухищрения летчиков, быстро настигала метавшийся из стороны в сторону вертолет. Когда между ракетой и Ми-8 осталось не больше метра, она взорвалась, и осколки, разогнанные до колоссально скорости, вспороли обшивку. Вертолет задымил, провалившись на полсотни метров вниз, но затем выровнялся, вернувшись на прежний курс.

Чьи-то крепкие руки подхватили вжавшегося в землю Бурцева, куда-то потащили его.

— Держись, сержант, — прозвучало над самым ухом. — Еще легко отделался! Позвоночник не задет, только шкуру покоцало! Осколок под кожей засел!

Партизана втащили в кузов ГАЗ-66. Рядом уложили не пришедшую в себя Биноеву. Открыв глаза, сержант увидел Басова, сидевшего на скамейке у борта. Один из партизан неловко бинтовал тому голову.

— Наших… много? — прохрипел Олег, уставившись на скривившегося от боли полковника.

— Могло быть и хуже. Десять «двухсотых», и «трехсотых» столько же, и не все скоро смогут встать на ноги. Черт, они почти переиграли нас сегодня!

«Газик», переваливаясь на ухабах, приближался к городу. Позади небо почернело от дыма. На шоссе догорала разгромленная колонна. Партизан больше не преследовали, обе стороны зализывали раны, приходя в себя после короткого, но жестокого столкновения. Над дорогой пролетел санитарный вертолет, промчалось несколько «Тигров» и УАЗов с красными крестами на бортах. Партизан тоже ждали. Как только грузовик остановился, десятки рук подхватили раненых, к которым уже спешила Ольга Кукушкина.

— Господи! — девушка побледнела, увидев, как из кузова сгружают окровавленные тела, по которым не сразу можно было понять, живы ли они, или нет. — Давайте их в медпункт, быстрее!

Басов, которого все еще мутило после контузии, увидел Сергея Бурова. Заставив толпу расступиться, генерал подошел к полковнику:

— Цел? Жаль твоих пацанов!

— Еще повоюю, — усмехнулся Алексей. — «Полицаев» мы все равно больше положили!

— Да, теперь они крепко задумаются, стоит ли идти на новый штурм. Как бы то ни было, несколько часов или даже дней ты и твои бойцы для нас выиграли.

Бой окончательно стих. Партизаны приходили в себя после стычки, а Ольга Кукушкина и еще двое фельдшеров из других отрядов не отходили от раненых. Бурцев с посторонней помощью стащил «разгрузку» и бушлат. Майка, пропитанная кровью, прилипла к телу, и Ольга просто разрезала ее, склонившись над спиной партизана. Пару раз кольнула обезболивающим, и, не дожидаясь, пока лекарство подействует, взялась за скальпель. Бурцев не шелохнулся, когда лезвие впилось в плоть, только зашипел сквозь зубы.

— Терпи, — проворчала Кукушкина, подцепив пинцетом зазубренный кусок стали. — И всего-то царапина!

Бросив осколок на лоток, Ольга быстро промыла рану, наложив на нее повязку. А на место Олега уже спешил следующий.

— Жанна как? — спросил, неловко поднимаясь на ноги, Бурцев. Его шатало, в голове стоял колокольный звон.

— Очнулась. Ее просто оглушило, ну, и помяло немного. Завтра будет на ногах. А вот тебе бы потерпеть надо, пока рана хоть немного затянется!

— Времени нет. Будет бой, мое место в траншеях, а не в тылу.

— Что ж вам всем так умереть не терпится?!

— Для того чтобы ты могла жить дальше, — тихо ответил Олег. — Ради этого и умереть не страшно.

Кое-как переставляя ноги, Бурцев добрался до казармы, устроенной в торговом зале какого-то магазина. Вместо стеллажей и витрин там теперь стояли раскладушки, на которых растянулись партизаны, только что вернувшиеся из боя. Из последних сил доползший до своего места Олег бессильно повалился на постель, чувствуя, как мир вокруг срывается в неудержимый круговорот. Партизан закрыл глаза. Он еще некоторое время слышал разговоры товарищей, чьи-то злые команды, звучавшие будто все дальше и дальше, и сам не заметил, как уснул. Во сне Олег Бурцев улыбался. Первый раунд штурма Нижнеуральска остался за его защитниками.

Командир оперативной бригады прибыл на место боя прежде, чем догорели расстрелянные партизанами бронетранспортеры. Два «Тигра» остановились посреди дороги. Из одного сразу же высыпали полицейские, заняв оборону возле машин. Во все стороны уставились стволы АК-74 и «Печенегов».

Полковник Катышев, на этот раз полностью экипированный, в бронежилете, с автоматом на плече, выбрался из бронемашины. За ним, отдуваясь и громко сопя, последовали штабные офицеры. Увидев картину разгрома, они, не сговариваясь, разразились матерными тирадами. Вокруг громоздились сгоревшие машины и БТР, искореженные, покрытые толстым слоем копоти. А на земле лежали тела в окровавленном камуфляже.

— Какого черта мы позволили этому случиться?! Настоящая бойня! — Катышев оглянулся на мрачных, растерянных офицеров, затем, увидев капитана с эмблемами медицинской службы в петлицах, подозвал того к себе: — Доложите о потерях!

— Двадцать семь убитых, в том числе командир роты и его заместитель. Раненых свыше шестидесяти, тяжелых уже отправили в санчасть, остальным оказываем помощь прямо на месте.

Полковник огляделся по сторонам. Мимо брели, поддерживая друг друга, уже перевязанные бойцы. Многие едва держались на ногах. Их товарищи, которым повезло больше, собирали разбросанное всюду оружие, выкладывая на обочине в ряд трупы.

Катышев медленно подошел, опустившись на корточки над одним из тел. Он отбросил угол брезента, прикрывавшего голову мертвеца. Этому солдату носившему погоны ефрейтора, на вид трудно было дать и восемнадцать. Широко раскрытыми глазами он смотрел в небо. Его лицо выражало не страх или гнев, что было бы понятно — на нем застыла печать удивления, которую не в силах оказалась стереть и сама смерть.

— Прости меня, — прошептал полковник, опустив ладонь на лицо погибшего солдата и закрыв тому глаза.

Командир бригады медленно поднялся, обернувшись к притихшим офицерам, молча выстроившимся в ряд позади него.

— Как мы могли это допустить? — глухо выдавил из себя полковник. — Что мы не сделали, чтобы этого избежать? Почему позволили убивать наших солдат?

— Мы недооценили возможности противника, — глухо произнес один из сопровождавших комбрига офицеров.

— Вы забыли, что находитесь на войне! — огрызнулся Катышев. — Забыли, что значит настоящий противник! Привыкли гонять шпану по горам, а не воевать по-настоящему! Где, мать вашу, была разведка?! Они заранее оборудовали позиции и ждали нас! Посмотрите вокруг! Колонну расстреляли в упор, как в тире. Почему артиллерийской поддержки не было?

— Минометная батарея не успела развернуться на позициях. Террористы обстреляли колонну и сразу же отступили. Вертолеты нанесли по ним ракетный удар, но сами попали под обстрел с земли. Ракета ПЗРК повредила одному из них двигатель, машина еле дотянула до посадочной площадки.

— Мы понадеялись на превосходство в технике и огневой мощи, и позволили себя заманить в засаду, — произнес Катышев, с трудом сдерживая рвущийся из груди звериный рык. — Десятки парней отправятся по домам в цинковых ящиках! Ради чего? Кто от этого выиграет?

— Мы обязаны выполнять приказы, — напомнил мрачный и злой начштаба, не сводивший взгляда с кое-как укрытых брезентом тел. — Сейчас нам приказано взять под контроль этот город.

— Вы понимаете, чем обернется попытка штурма?! Взгляните, мы лишились двух полнокровных взводов за пару минут, а какой ущерб понес противник? Наличие у нас «брони» ничего не дает, у партизан есть и РПГ и ПТУР, как можно видеть. Вертолетам они противопоставят ЗРК, а численностью партизаны, как минимум, не уступают нам. Там, впереди, их несколько тысяч, вооруженных до зубов и готовых драться до последнего. Бригада будет уничтожена. Я говорил с этими людьми, и знаю, что они не отступят.

— Это не повод игнорировать приказ!

Командир бригады и начальник штаба встали лицом к лицу, гневно стиснув кулаки. Глаза блестели, ноздри раздувались, как у готовых вцепиться друг в друга псов. Пробегавшие мимо солдаты невольно замедляли шаг, чтобы понаблюдать за этим зрелищем.

— У нас нет опыта для штурма крупного города, — с нажимом произнес полковник.

— У тех, кто брал Грозный, его тоже не было! Но они выполнили свою задачу!

— И чем все закончилось? Выполнить приказ такой ценой я не могу! Мы сражаемся не с бешеными зверями с гор, а с такими же русскими. Их называют бандитами и террористами, но это не так! Как вы думаете, майор, кто бы ни победил, кто выиграет от этого?

— Победа достанется нам, и только нам! У противника нет шансов!

— А вот я смотрю на эту дорогу и вижу обратное. Поведем туда людей — потеряем всех! Я не готов выполнить такой приказ, не хочу убивать тех, кто одной со мной крови на радость американцам! Приказываю бригаде блокировать подходы к городу и готовиться к обороне! Разведку вести только при помощи беспилотников! Больше не погибнет ни одни мой солдат!

Катышев развернулся, двинувшись к «Тигру», так и стоявшему распахнутыми дверями и кормовым люком. Он услышал, как начальник штаба зло фыркнул ему в спину:

— Москве все это не понравится!

Бронеавтомобиль, управляемый опытным водителем, развернулся, помчавшись навстречу подходившим к городу колоннам бригады. Мимо проносились бронетранспортеры, конвоировавшие тентованные «Уралы». Полковник Катышев видел настороженные оцепеневшие лица бойцов, смотревших вслед командирской машине из кузовов.

Весть о бое на шоссе уже разошлась по всем подразделениям, но только увидев остывающие тела своих товарищей, полицейские из оперативной бригады поняли по-настоящему, что их ждет впереди. Среди этих молодых парней не было ни одного участника штурма Грозного, кто представлял бы всю сложность уличных боев. Опыт офицеров ограничивался боями на улицах полуразрушенного Цхинвала, но и таких были единицы. Пару часов назад многие считали, что стоит им войти в город, и противник просто исчезнет. Теперь тех, кто так считал, не осталось.

Командирский «Тигр» въехал в палаточный городок, разбитый на приличном расстоянии от Нижнеуральска. Навстречу попалась вереница ГАЗ-66, буксировавших установленные на колесный ход минометы 2С12 «Сани» калибром сто двадцать миллиметров. Не считая вертолеты, это было самое мощное оружие бригады, их единственная артиллерия.

Бронеавтомобиль остановился возле большой палатки, над которой вздымался настоящий лес антенн. Отсюда полковник Катышев мог держать связь с любым подразделением своей части, и практически с любой точкой на территории страны. Несколько связистов сидели за пультами, управляя действиями сотен солдат, точно опытные дирижеры. Сюда же шла «картинка» с беспилотных разведчиков «Пчела», круживших над городом и передававших данные в режиме реального времени.

Оказавшись в штабе, Катышев нетерпеливо выслушал доклад дежурного, затем, подойдя к сидевшему за приборами радисту, потребовал:

— Дай связь с Москвой! Немедленно!

— Слушаюсь, господин полковник!

Донесения от командира бригады ждали, и отозвались непривычно быстро. Ответил сам командующий Силами внутренней безопасности, но это полковника Катышева не смутило.

— Господин министр, я не готов отдать приказ своей бригад на штурм города, а просто так партизаны его не оставят. — Катышев описал произошедшее столкновение, не забыв о соотношении потерь. — У нас нет решительного превосходства над противником. Бой превратится в бойню. Нужно стянуть сюда еще войска, взять город в плотное кольцо, возможно, усилить нас артиллерией. Нужно время, более тщательная подготовка и детальная разведка.

Разговор с Москвой велся в режиме видеоконференции, и потому полковник мог видеть, как хмурится Николай Фалев, смотревший исподлобья в объектив камеры. Наконец, министр произнес:

— У нас нет времени. Ваше поражение развязало руки американцам, полковник.

— Что? Как вас понимать?

— Британские журналисты, захваченные партизанами, вышли на связь несколько минут назад, передав в эфир свой репортаж. Они подтвердили, что в городе находятся американские солдаты, пленные солдаты. Для их освобождения в Нижнеуральск будет переброшена механизированная бригада «Страйкер» Армии США.

— Но это наша земля, господин министр, и это наше дело!

— После того, как вы расписались в полнейшей беспомощности, сомневаюсь, что к нам прислушаются. Американцы больше не намерены соблюдать соглашение о разграничении зон ответственности. С этой минуты ваша задача сводится только к обеспечению периметра зоны оцепления. Они сами возьмут город. Или уничтожат его. И именно вы, полковник, развязали американцам руки!

Через двенадцать часов на полевом аэродроме, оборудованном в полусотне миль от осажденного города, начали приземляться вылетевшие из Раменского С-130 «Геркулес» ВВС США. Полковник Катышев, стоявший на краю летного поля, из-под приложенной ко лбу ладони наблюдал, как в сторону Нижнеуральска стальной лавиной текут американские войска. Подразделения бригады, едва успев выгрузиться с самолетов, спешили занять исходные позиции для штурма города. Смотревший вслед проползавшим мимо колоннам бронетранспортеров, Катышев вновь и вновь возвращался к мысли о том, что зря он выпустил пронырливых англичан из расположения бригады, отдав их в руки партизан. Но в шесть часов назад это казалось наилучшим решением.

Глава 10. Уральский пленник

Нижнеуральск, Россия — Вашингтон, США
14 ноября

Турбовинтовой лайнер «Эмбраер» бразильского производства, принадлежавший какой-то частной русской авиакомпании, пробил слой облаков, и сидевший у иллюминатора Уильям Бойз увидел панораму огромного города. Районы и кварталы Москвы раскинулись до самого горизонта, перепоясанные многочисленными шоссе, эстакадами и транспортными развязками. Миллионы людей, давно забывших о войне, жили в привычном ритме, спешили куда-то, не обращая внимания на ушедший в сторону аэропорта Внуково самолет.

В салоне, заполненном пассажирами примерно на две трети, появилась стюардесса. Став в проходе, ведущем в кабину пилотов, крашеная блондинка в синей униформе, произнесла, изо всех сил стараясь казаться вежливой и приветливой:

— Дамы и господа, через пятнадцать минут наш самолет совершит посадку. Прошу вас пристегнуть ремни безопасности и не покидать свои места до полной остановки. Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании!

В салоне началась возня, пассажиры, успевшие задремать, щелкали замками, пристегиваясь к креслам.

— Похоже, дело выгорело, — ухмыльнулся Бойз, хлопнув по плечу своего шефа. — Оставили янки с носом!

— Они могут перехватить нас здесь, — возразил Хопкинс. — Встретят на летном поле. Подходящих нам рейсов не так уж много, отследить их достаточно просто при возможностях американцев. Рано расслабляться, приятель, это же их территория!

И все же оба репортера чувствовали, как их понемногу оставляет напряжение. Покинуть зону ответственности американской армии оказалось даже проще, чем оба предполагали. Нанятый за сотню долларов местный житель, владелец новенькой «Нивы», вывез их за периметр проселками, едва ли отмеченными на картах, миновав все блокпосты десантников из Сто первой дивизии. Немного напрягала возможность встречи с партизанами, но эта опасность оказалась иллюзорной.

Дальше все прошло еще легче. Больше всего проблем доставили не американцы, наверняка быстро заметившие пропажу, и не русские власти, а громоздкий багаж — большую часть необходимой аппаратуры репортеры везли с собой. Связавшись по пути с московским бюро, журналисты добрались до Вологды, там сев на самолет местных авиалиний, и вот уже они подлетают столице России. Их не пытались задержать, никто не гнался следом, а если и гнался, то не в том направлении.

Шасси «Эмбраера» коснулись посадочной полосы, и вскоре пассажиры, толкаясь в проходе, столпились у люка, пестрым потоком стекая по трапу на бетон. Над головами врем от времени с ревом пролетали реактивные лайнеры, со стрекотом пронесся вертолет.

— В этом муравейнике нас точно никто не найдет! — воскликнул Уильям Бойз, и тут же умолк. Репортеров действительно ждали.

Найджел Шарп, увидев в толпе своих коллег, двинулся к ним, широко шагая. Он был по-деловому краток. Пожав руку сперва Хопкинсу, а затем его оператору, лава московского бюро «Би-Би-Си» сообщил:

— Ваш побег поставил янки на уши, ребята! Их командование в ярости! Черт возьми, Гарри, не ожидал такой прыти даже от тебя!

— Меня больше беспокоит русское командование, Найджел! На Урале вот-вот станет жарко, и мы должны быть там!

Шарп фыркнул:

— Вы задали не простую задачу. Найти подход к русским оказалось еще сложнее, чем к американцам. Пришлось попотеть, так что, парни, с вас самый горячий эксклюзив!

С этими словами Шарп вытащил из кейса запаянные в пластик удостоверения с фотографиями обоих журналистов и текстом, продублированным по-английски и по-русски.

— С этой минуты вы оба — официально аккредитованные журналисты от нашей компании при штабе русской полицейской бригады. Вылетаете через два часа, билеты на рейс «Аэрофлота» забронированы. Не смейте покидать аэропорт, вас уже ищут, и просто так не отпустят.

— Отличная работа, Найджел! — Гарри действительно был восхищен тем, как быстро их шеф сумел пробить нерушимую оборону бюрократов и военных, особенно склонных перестраховываться и осторожничать.

— Того же жду от вас! Вы будете там первыми, но вряд ли единственными, парни из «Си-Эн-Эн» уже засуетились, «Евроньюс» тоже намерен послать свою команду на Урал. Но вы должны быть лучшими!

— Нам только добраться, а там с рейтингом канала все будет о'кей! Мы не подведем!

Через два часа журналисты, порядком уставшие от суеты, от мелькавших вокруг пассажиров, прилетавших, или, напротив, спешивших на свой рейс, поднялись на борт старого Ту-154. Уже вскоре они летели на восток, с каждой минутой становясь все ближе к цели. Бойз, уставший таскать тяжелые кофры с камерой и прочим оборудованием, большую часть перелета дремал, Хопкинс же прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть что-нибудь на земле. Но небо над Уралом затянули плотные серые облака, и когда «Туполев» совершил посадку в аэропорту Екатеринбурга, британцев встретил холодный ветер и мелкий дождь, от которого мгновенно насквозь промокла одежда.

— Черт возьми, — Уильям Бойз передернул плечами, — как они собираются воевать в такую погоду? Мерзость!

Погода была, действительно, совсем не лондонская, но Гарри Хопкинса согревал азарт, не дававший сидеть на месте.

— Нужен транспорт, — решил журналист. — Пожалуй, вот этот «Форд» мог бы нам подойти!

С хозяином микроавтобуса Форд «Транспортер», с виду совсем нового, договорились быстро, чему способствовало и знание англичанами русского языка, и несколько стодолларовых купюр. Увидев деньги, немолодой упитанный мужик в кожаной куртке и кепке с длинным козырьком, быстро согласился на длинный рейс.

— Доставишь нас в Нижнеуральск, получишь еще пятьсот долларов, — пообещал Хопкинс, вручив новому водителю задаток, три заветные зеленые бумажки. — Но мы должны попасть туда как можно быстрее!

— Идет! Если сейчас выедем, через шесть часов будем на месте, — предложил водитель, спрятав деньги за пазуху. — А если не боитесь быстрой езды, то через четыре часа.

— Проблем с полицией не будет? Не хочу потерять полдня, пока тебе станет выписывать штрафы каждый встречный патрульный!

— Если у вас есть еще пара сотен баксов, то проблем не будет, — усмехнулся русский.

Выехали, едва успев загрузить багаж. Уже покидая город, водитель завернул на заправку, долив полный бак и отправившись купить в круглосуточном магазине кое-что из еды. В этот момент по шоссе со стороны Екатеринбурга промчалась патрульная «Лада» ДПС, сверкая красно-синей «люстрой» и время от времени рыкая «крякалкой», а за ней с грохотом следовало не меньше десятка БТР-80. На броне сидели, грубо нарушая технику безопасности, полностью экипированные полицейские. А следом за бронемашинами появилось еще несколько тяжелых грузовиков «Урал», проследовавших, как и БТР, на юго-восток.

— Черт возьми! — Хопкинс ударил ладонью по спинке кресла. — Приятель, — обратился он к водителю, возившемуся с ремнем безопасности, — гони за этой колонной! Живей, не отпускай газ!

«Форд» сорвался с места, взвизгнув покрышками, и вылетел на опустевшее шоссе. Бронетранспортеры оторвались на приличное расстояние, и были едва видны на горизонте. Навстречу изредка попадались легковушки и рейсовые автобусы, но движение казалось непривычно слабым. Дважды над шоссе на приличной высотепролетали вертолеты, русские Ми-8.

Водитель действительно ехал быстро, не замечая знаков и плевав на разметку. Несколько раз он вылетал на «встречку», в последнюю секунду уходя от столкновения и заставляя британцев громко ругаться на всех известных им языках. Сам он выругался лишь тогда, когда впереди показался пост дорожной полиции. На обочине выстроились в ряд два сине-белых патрульных «Форда», рядом с которыми возвышался легкий бронетранспортер «Тигр», четырехколесная машина весом семь с лишним тонн, вооруженная крупнокалиберным пулеметом. И сейчас ствол турельного «Утеса» был направлен на автостраду.

— Вот, падла! — буркнул сквозь зубы шофер, прижимая к обочине микроавтобус по сигналу регулировщика, размахивавшего жезлом.

Полицейский неторопливо направился к машине, сопровождаемый двумя бойцами в полной экипировке, державшими наперевес «калашниковы». Гарри Хопкинс, не дожидаясь, когда наслаждавшийся беспомощностью водителя страж порядка подойдет достаточно близко, выпрыгнул из «Форда», сам бросившись к нему.

— Офицер, кто тут у вас главный? Я британский журналист, телеканал «Би-Би-Си», мне нужно попасть в штаб полицейской бригады!

— Проезд закрыт, — помотал головой патрульный.

— Вот мой документ! У нас есть разрешение!

Полицейский внимательно изучил запаянную в пластик карточку, переводя взгляд на лицо англичанина, а затем предложил:

— Мы вам дадим сопровождение. Следуйте за патрульной машиной, никуда не сворачивайте. Учтите, хотя до города еще полсотни верст, здесь могут быть диверсионные группы партизан!

— Благодарю, офицер!

Пристроившись за кормой одного из полицейских «Фордов», журналисты двинулись дальше. С каждым километром движение становилось все плотнее, и при этом все меньше было гражданского транспорта. Британцы видели стоявшие на обочине БТР-80, «Тигры», армейские грузовики, вокруг которых, сбиваясь плотными группами, переминались с ноги на ногу солдаты, не выпускавшие из рук оружие, курившие и разговаривавшие с товарищами о всякой ерунде. Для Хопкинса, как и для его напарника, такое не было в новинку. Солдаты в предчувствии боя старались как можно меньше думать о войне, отвлекаясь и от неизбежный мыслей о смерти, пытаясь урвать еще хотя бы пару спокойных минут.

Полицейский «Форд» свернул с шоссе, остановившись на проселке. Рядом, на пустыре, расположилось несколько «Тигров» и грузовиков с цельнометаллическими фургонами-«кунгами», над которыми вздыбился настоящий лес антенн. Между ними носились люди в камуфляже и с множеством звезд на полевых погонах. А рядом, будто припав к земле, замерли сразу два БТР-80, пулеметы которых были нацелены на дальний лес, возвышавшийся на горизонте темной стеной. Картина чем-то напоминала футуристический цыганский табор, если бы не обилие оружия.

Спрыгнув в грязную лужу, Хопкинс направился к группе офицеров, которых возглавлял молодцеватый подтянутый полковник в простом полевом камуфляже:

— Я Гарри Хопкинс, «Би-Би-Си»!

— Полковник Катышев, — представился офицер, не выглядевший особо приветливым. — МВД России. Какого черта вам здесь понадобилось, англичане?

— Вы не знаете, чем занимаются журналисты?!

Знаю. Суете свой нос, куда попало, и ищете на свою задницу неприятности. Поймите, идет война, пусть и необъявленная. Мы готовимся штурмовать город, в котором может находиться несколько тысяч вооруженных до зубов партизан. Мне некогда с вами возиться!

Русский офицер даже не скрывал раздражение, беседуя со свалившимися, точно снег на голову, иностранцами. Полевой штаб, едва развернувшись, уже жил в авральном режиме. Несколько офицеров, скрывшись в командно-штабных машинах, пропускали через себя массивы информации, расставляя подходившие к городу подразделения на отведенных им позициях, и полковнику было, чем заняться в ближайшие часы.

— Черт, везде одно и тоже, отовсюду нас гонят, — фыркнул Хопкинс. — Полковник, ваше начальство считает иначе, раз позволило нам быть здесь. Мы не собираемся совать голову в пекло, но хотим сделать репортаж о том, как вы боретесь с террористами. Если вы не согласны, то получите приказ от своего командования. На то, чтобы связаться с Москвой, уйдет какое-то время, но я это сделаю, поверьте!

Возможно, настойчивость британца, взявшего с места в карьер, и подействовала, но скорее большая загруженность, ответственность за исход операции и за жизни своих людей, лежавшая тяжким грузом на плечах офицера, стала причиной того, что полковник, подумав несколько секунд, мрачно кивнул:

— Отправляйтесь на блокпост, снимайте там, и никуда не суйтесь. Как бы то ни было, я отвечаю за вашу безопасность с этой минуты, поэтому дам вам машину и водителя.

— Транспорт у нас есть!

— Не обсуждается, — отрезал Катышев. — Если хотите здесь работать, получите сопровождение.

Хопкинс согласился, принимая условия игры, и полковник окликнул одного из бойцов, стоявшего возле обычного УАЗа, капот которого был поднят, в компании еще трех полицейских:

— Сержант, ко мне! Фамилия, подразделение?

— Быков, второй штурмовой батальон, автомобильный взвод!

— Поступаешь в распоряжение этих людей, вместе с машиной. Оружие есть? Держи под рукой, отвечаешь головой за них!

— Есть, господин полковник!

— А вы, господа, постарайтесь не соваться, куда вас не просят, — напутствовал русский полковник репортеров. — И не мешайтесь под ногами. Обещаю, когда город окажется под нашим контролем, устрою для вас подробную экскурсию и отвечу на любые вопросы.

Подчеркнуто вежливо кивнув офицеру, Гарри Хопкинс направился к «уазику», жестом велев оператору следовать за собой. Русский сержант уже сидел в машине, дожидаясь, когда пассажиры займут свои места.

— Похоже, первый раунд за нами, — хмыкнул Бойз, распаковывая камеру. — Не выгнали и не посадили под замок, уже неплохо.

— Этого мало, — мотнул головой Хопкинс. — Нам нужен эксклюзив, репортажи в прямом эфире, а что такого интересного можно предложить зрителю, отсиживаясь в тылу? Нет, мне нужно большее, Билли!

— Значит, не будем сидеть на месте, — пожал плечами оператор, и, наклонившись к водителю, флегматично жевавшему незажженную сигарету, приказал: — Приятель, вези нас на блокпост!

Сержант дернул рычаг, выкручивая «баранку», и УАЗ, подскакивая на ухабах, двинулся по проселку. Британцы, устроившиеся на заднем сидении, переглянулись, довольно ухмыльнувшись. Для них начиналась настоящая работа.

Стальная река сдерживала свой бег, притормаживая перед блокпостом. Старые «Жигули» и «Нивы», шикарные импортные седаны и внедорожники, грузовики, микроавтобусы, сливавшиеся в сплошной поток, пышущий жаром работавших моторов и источавший клубы выхлопных газов, медленно двигался по шоссе под прицелом трех башенных пулеметов КПВТ. Плоские широкие туши БТР-80, опираясь на свои восемь колес с самозатягивающимися шинами, стискивали собой проезжую часть. К ним присоединился «Тигр», прижавший к земле угловатый вместительный корпус и направивший на дорогу ствол мощного «Корда».

Из окон проезжавших машин смотрели на стоявших по обочинам полицейских в полной экипировке испуганные женщины, прижимавшие к себе непривычно смирных детей. А хмурые мужики, сосредоточенно уставившись пред собой, крутили баранки, наблюдая за сигналами регулировщиков. Вот боец в ярко-зеленом жилете делает взмах полосатым жезлом, вычленяя из общего потока огромный внедорожник «Форд», на крыше которого приторочены какие-то вьюки. Водитель послушно притормаживает на обочине, опуская боковое стекло и не отводя глаз от конического пламегасителя тяжелого пулемета КПВТ, готового выплюнуть точно в борт струю свинцовых градин калибра 14,5 миллиметра.

— Документы! — требует у шофера, молодого парня, почти наголо остриженного, в кожанке, с толстой золотой цепью, заметной в вырезе ворота, старший лейтенант. Нагнувшись, он заглянул в салон, увидев на широком заднем сидении женщину средних лет, прижимавшую к себе двух девчонок лет пятнадцати.

Владелец джипа протянули пачку документов, права, запаянные в пластик, паспорт. Тускло блеснули массивные золотые перстни на холеных пальцах. Полицейский, внимательно изучив бумаги, чуть отступил назад, не думая возвращаться документы хозяину, и, будто случайно опустив ладонь на висевший поперек груди АК-74М, приказал:

— Выйти из машины!

Еще трое бойцов, державшие наперевес «калашниковы», приблизились, наблюдая из-под среза касок, обтянутых маскировочными чехлами, как из «Форда» выбираются женщины.

— Сестер и мать в тыл везу, — пояснил небритому хмурому лейтенанту бритый крепыш.

Подчиняясь едва заметному жесту офицера, сержант, закинув свой автомат за спину, нырнул в «Форд», быстро осмотрев салон. Выбравшись из машины, отрицательно помотал головой — весь процесс был отработан до мелочей, слова не требовались.

— Проезжайте, — буркнул лейтенант, возвращая документы.

Женщины быстро попрыгали в машину, парень, на ходу засовывая бумаги за пазуху, уселся на водительское место, и «Форд» вернулся в поток, растворяясь в нем бесследно.

Тентованый УАЗ цвета хаки, подпрыгивая на ухабистом проселке и полностью оправдывая в эти минуты прозвище «козел», остановился, не доезжая до перекрестка с шоссе сотни метров. Гарри Хопкинс, выбравшись из машины, потянулся, разминая затекшие мышцы.

— Билли, доставай камеру, — поторопил своего напарника журналист. — Снимать будем отсюда.

— Минуту, Гарри!

Пока репортеры готовились работать, водитель УАЗа, крепко сбитый старший сержант, приоткрыв дверцу, вытряхнул папиросу из пачки «Примы», с наслаждением закурив. При этом он не выпускал из виду суетившихся британцев ни на секунду, поближе придвинув к себе лежавший на соседнем сидении АКС-74У со сложенным прикладом.

— Готово, Гарри! — Бойз, держа на плече камеру, показал вытянутый большой палец. — Можем начинать!

— Возьми сперва план шоссе, сними колонну, «чек-пойнт». Затем камеру на меня!

Оператор нацелил объектив камеры на дорогу, плотно забитую транспортом. От колонны ощутимо веяло страхом и растерянностью. Сотни, тысячи людей, напуганных ужасами войны, ставшей как никогда реальной, покидали свои дома, оставляя позади привычный уют и размеренное течение жизни, и спеша в неизвестность. Но для двух британских журналистов они были лишь частью привычной работы, фоном для будущего «горячего» репортажа.

В кадр попали переминавшиеся с ноги на ногу на обочине русские полицейские, шарившие цепкими взглядами по проползавшим мимо машинам. Несколько бойцов забрались на лениво вращавший башней БТР, наблюдая за всем с возвышения. Заметив репортеров и камеру, командовавший на блокпосту офицер, недобро нахмурившись, решительно двинулся к съемочной группе, недвусмысленно касаясь висевшего на плече автомата.

— Дамы и господа, я Гарри Хопкинс. Я веду свой репортаж с окраины русского города Нижнеуральск, несколько дней назад захваченного террористами. В настоящее время сюда стягиваются русские полицейские подразделения, и, судя по всему, совсем скоро начнется штурм.

Рокот вертолетных турбин, волнами хлынувший с неба, заставил журналиста почти кричать, заканчивая фразу. Бойз, запрокинув голову, крутанулся на месте, не выпуская ни на миг пятнисто-зеленое брюхо пролетевшего на малой высоте вертолета, точно на плече у него была вовсе не камера, а пусковая установка ПЗРК. Русский «Хип» промчался над потоком машин, наискось пересекая шоссе и демонстрируя спешившим покинуть город цилиндрические блоки неуправляемых ракет С-8, подвешенные на решетчатых пилонах по обоим бортам.

Заставляя обывателей испуганно втягивать головы в плечи, вертолет на бреющем ушел в сторону пустыря, обрывавшегося темной стеной леса. Там он развернулся, обратив к дороге ствол крупнокалиберного пулемета «Корд», установленного в проеме иллюминатора.

— Русские полицейские блокировали город с земли и воздуха, отрезав его от окружающего мира, — произнес Гарри Хопкинс, вновь уставившись в объектив. — Мы видели ведущие разведку беспилотные самолеты. Войска уже заняли позиции. Нет сомнений, что вскоре начнется штурм. Пока же жители города спешно эвакуируются, покидая свои жилища, стараясь оказаться как можно дальше от войны. Как ни странно, террористы, обычно использующие мирное население в качестве «живого щита», не препятствуют исходу жителей. Напротив, горожан, не имеющих личных авто, вывозят централизованно.

Уильям Бойз, поворачиваясь, поймал в кадр вереницу «Икарусов» и ЛиАЗов, битком набитых пассажирами. Полицейские не пытались их остановить и досмотреть, лишь провожая внимательными взглядами. в прочем, и так было видно, что большая часть ехавших в автобусах людей — женщины и дети.

— Вы можете видеть сейчас колонну муниципальных автобусов, которая курсирует по этому шоссе уже несколько часов, переправив в безопасное место несколько тысяч жителей. Город опустел и сейчас готовится принять бой.

Русский офицер, старший лейтенант, как определил Хопкинс, когда тот подошел поближе, со зверским выражением лица ринулся на журналистов. Следом топали два сержанта, державших наперевес свои АК-74 и тоже весьма недобро следивших за чужаками.

— Какого черта вы снимаете? — Русский едва не уткнулся лицом в объектив камеры — это Бойз старался отработать свой операторский хлеб. — И кто вы, вашу мать, вообще такие?! Это зона боевых действий!

— Гарри Хопкинс, «Би-Би-Си». Сэр, ответите на пару вопросов?

— Убирайтесь отсюда! Вам здесь не место!

— Ваше командование считает иначе, — усмехнулся совершенно спокойный репортер. — Прошу, лейтенант! Думаю, подписи вы узнаете? — И он жестом настоящего фокусника-иллюзиониста, достающего белого кролика из цилиндра, вытащил из-за пазухи свидетельство об аккредитации.

— Вашу мать, и сюда пролезли, — буркнул растерявшийся лейтенант.

— Так все же, офицер, как насчет небольшого интервью? Вы войдете в историю!

Русский уже был на грани паники, с опаской косясь на объектив камеры. По долгу службы он был обязан держаться как можно дальше от журналистов, и так же по долгу службы знал, как много неприятностей может доставить эта пишуще-снимающая братия.

— Какова обстановка вокруг города, лейтенант? Вас пытались атаковать террористы? Как скоро вы ждете приказа войти в Нижнеуральск?

— Нас никто не атакует, партизаны держатся в черте города, не предпринимая активных действий. Подразделения бригады блокировали все выходы из Нижнеуральска, постоянно ведется разведка. Задача моего взвода — обеспечение порядка на дороге.

— Как много жителей уже покинули Нижнеуральск?

— Мой взвод прибыл сюда с рассветом, все это время поток беженцев не ослабевает. Мимо нас прошло не менее шести тысяч человек, скорее даже больше. То же самое на других дорогах. Мы лишь поддерживаем порядок, регистрацией беженцев занимаются в трех временных лагерях, один из которых развернут силами МЧС пятью километрами севернее, в дачном поселке. Там организовано горячее питание, оказывается медицинская помощь, всех желающих расселяют в палатках и пустующих домах. Но в городе еще остается очень большое количество жителей, не желающих покидать свои дома, несмотря на все опасности, становящиеся более чем реальными.

— Террористы удерживают их насильно, под угрозой оружия?

— У меня таких данных нет, — решительно мотнул головой русский лейтенант.

— Насколько я знаю, это стандартный прием террористов — прикрываться гражданскими, как щитом.

— Возможно, это тактика террористов, но не партизан. Те люди в Нижнеуральске сражаются во благо России, так же, как и мы, пусть каждый видит это по-своему. И они не станут трусливо подставлять своих братьев под наш огонь, спасая свои жизни. Вы видели колонны автобусов на шоссе? Их организуют те, кого вы называете террористами. Они намерены эвакуировать из города всех, кто сам этого захочет, это полностью их инициатива. Каждый житель вправе беспрепятственно покинуть Нижнеуральск, никто никого не пытается удерживать силой.

— Кажется, вы испытываете симпатии к этим партизанам?

— Они — патриоты, готовые умирать ради светлого будущего своей родины, пусть у них об этом будущем особое представление. Они не пытаются продать нашу страну, ее землю, ее недра, не устраивают показательных казней, чтобы запугать толпу. Они действуют жестко, но не жестоко, четко делят всех на своих и чужих, без лицемерия и двойных стандартов.

— И вы готовы стрелять в этих людей?

Во взгляде лейтенанта, молодого парня, лет двадцати трех, вдруг сверкнула сталь. Не осталось и следа от растерянности, только холодная решимость. Гарри Хопкинс ощутил исходящую от этого юного офицера, вряд ли оставившего стены военного училища больше года назад, ярость, тщательно скрываемую, расчетливую, готовую вырваться наружу из груди неудержимой волной.

— Я надел форму потому, что она, эти погоны, позволяют мне сделать больше, чем многим другим, для восстановления мира и порядка в России. Все мы, кого вы здесь видите, стараемся удержать хаос, не пустить его в свои дома. Если нам дадут такой приказ, мы войдем в город и очистим его. В этой стране одна власть, один закон, его мы и будем защищать!

После такой отповеди Хопкинс вдруг понял, что задавать еще какие-то вопросы уже глупо. Он услышал все, что мог рассказать русский офицер, вместе со своими солдатами, сейчас спокойно курившими в сторонке, готовившийся к бою и, вероятно, к смерти.

— Пожалуй, стоит посмотреть поближе на лагерь беженцев, — предложил репортер. — Билли, сворачиваемся. Здесь закончили.

— Не думаю, Гарри. Кажется, сюда едет наш старый знакомый!

Посмотрев в указанном своим оператором направлении, Гарри Хопкинс увидел двигавшиеся по раздолбанному проселку русские «Тигры», уже знакомые британцам легкие бронетранспортеры, похожие на подросшие «Хамви». На одном из них был установлен турельный пулемет пятидесятого калибра, второй не нес никакого вооружения, но над его корпусом топорщилось множество штыревых антенн.

Лейтенант, узнав командирскую машину, рысью бросился к своим бойцам, на ходу громко выкрикивая команды. Полицейские побросали недокуренные папиросы, выстраиваясь у обочины, вытягиваясь по стойке смирно.

«Тигры» остановились, съехав с проселка. Из головного броневика на землю спрыгнули полицейские, целое отделение, восемь человек в полной экипировке, один из которых был вооружен пулеметом «Печенег». Когда они образовали жидкое оцепление, чисто символическое, из второй машины выбрался никто иной, как командующий бригадой, теперь тоже снаряженный по-боевому. Он был крепко перетянут ремнями подвесной системы, надетой поверх тяжелого армейского бронежилета. В набедренной кобуре полковника Катышева торчал штатный девятимиллиметровый «Грач». Безразличным взглядом скользнув по дернувшимся при его появлении репортерам, комбриг развернулся к бодро подскочившему командиру взвода, занимавшего блокпост.

— Лейтенант, как обстановка?

— Все в норме, господин полковник! — молодой офицер по-уставному обратился к командиру.

— Значит, такое дело, лейтенант. Мы посылаем в город разведгруппу, в дачный массив. Пойдут по этому шоссе, мимо тебя. Их прикроют с воздуха, но может потребоваться наземная поддержка. Повиси на частоте, на восьмом канале, по запросы будь готов двинуть бронегруппу.

— У меня же людей раз-два и обчелся, — развел руками вновь растерявшийся лейтенант.

Отставить разговоры! Пусть пара БТР будет готова выступить в любую секунду! Вопросы?

— Никак нет, господин полковник! Разрешите идти?

Командующий нетерпеливым кивком отпусти озадаченного лейтенанта, для которого война стала близка, как никогда. А к полковнику тотчас подбежал Гарри Хопкинс.

— Сэр, вы посылаете разведку в город? Мы с моим напарником хотим присоединиться к вашим парням, полковник!

— Какого черта? — Катышев нахмурился: — Я не собираюсь устраивать сафари для иностранцев, которым больше нечем заняться! Это не прогулка, мать вашу!

— Мы не туристы, полковник. Мы оба бывали в переделках, не стоит с нами нянчиться. Вы забыли, кем санкционировано наше пребывание здесь? Я все равно добьюсь своего, быстрее или позже, и это не будет приятно и легко для вас!

— Кретины! Вас там могут убить! Думаете, партизаны не готовятся к нашему появлению! Мины, снайперы, черт знает, что еще они припасли! Мои люди давали присягу и знают, на что идут, а вы тут просто случайные гости!

— И, тем не менее, — упорствовал Хопкинс. — Я хотел бы взглянуть на работу ваших бойцов поближе. Показать всему миру, как русские полицейские борются с терроризмом! Мы же не в бой рвемся, полковник! И, уверяю, что бы с нами ни случилось, вас в этом никто не станет винить!

— Черт с вами, — раздраженно махнул рукой Катышев. — В случае опасности немедленно разверну группу. Надеюсь, этого вам хватит, чтоб надолго потерять тягу к острым ощущениям. Ждите, группа будет на блокпосту через десять минут!

Командующий, сопровождаемый своими офицерами, вернулся к машинам, а Хопкинс, с прищуром взглянув на оператора, возившегося с камерой, произнес:

— Второй раунд, Билли! Думаю, нам будет, чем отчитаться перед Шарпом!

Бойз тоже усмехнулся в ответ, стараясь не выдать охватившего его волнения. Давно, очень давно ему не доводилось бывать в настоящем бою, где приходится сперва нажимать на курок, а потом думать, что ты сделал. Но он сам выбрал такую работу и был готов еще раз сунуть голову в пекло. Вот только отчего-то вдруг сильно засосало под ложечкой.

Разведывательный отряд, к которому разрешили присоединиться британцам, выдвинулся к городу через пятнадцать минут. Хмурый офицер с четырьмя звездочками на погонах и в полной экипировке указал репортерам на массивную четырехколесную машину. На ее крыше был установлен на турели крупнокалиберный пулемет.

— Залезайте внутрь и не высовывайтесь, пока я этого не разрешу! Это не экскурсия, нас наверняка ждут и уже готовы к встрече!

— Мы бывали в переделках и не станем обузой, — процедил сквозь зубы Хопкинс. Репортер переоделся в камуфляж русского образца, и какой-то солдат выдал ему тяжелый бронежилет с огромными надписями «Пресса» на спине и груди и глубокий шлем, весивший так много, что трудно было поворачивать голову.

— Послушайте, мистер, — русский капитан, настоящий великан ростом за два метра, косая сажень в плечах, навис над англичанином, — если на вас появится хотя бы царапина, с меня не погоны, голову снимут. Мне не нужны неприятности, так что вы будете сидеть в «Тигре» и не высовываться. Командование решило сделать нас няньками, и мне это не нравится, как не нравится, что мы суемся в полный партизан город без прикрытия и толковой разведки! Так что проблем у нас хватит и без вас. Если условия кажутся вам неприемлемыми, оставайтесь здесь, пока мы не выдвинулись!

— О, меня все устраивает! — усмехнулся Хопкинс, чувствовавший себя настоящим средневековым рыцарем в своем снаряжении.

Репортеры через широкий двустворчатый люк в заднем борту русской бронемашины забрались внутрь, оказавшись стиснуты со всех сторон тоннами брони. Уильям Бойз, забившись в дальний угол, бережно прижимал к груди компактную камеру. Рядом с ним на жесткое сиденье плюхнулся русский солдат, положивший на колени новенький пулемет «Печенег». Всего в десантном отсеке машины разместились пять полицейских в полной экипировке, обвешанных с ног до головы оружием, гранатами и запасными магазинами.

— Билли, думаешь, с таким эскортом у нас могут быть проблемы? — Хопкинс говорил почти на ухо своему оператору. Для них обоих происходящее было отнюдь не в новинку, и оба журналиста чувствовали волнение своих спутников.

— Думаю, да, Гарри.

Все заняли свои места. Командовавший отрядом капитан сел рядом с водителем, положив свой автомат, новый АК-74М с прикладом и цевьем из черного пластика и «подствольником» ГП-25, в специальное крепление над приборной панелью. Поднеся к губам рацию, он произнес:

— Поехали!

С лязгом захлопнулся люк, так что в машине сразу стало темно. Взревел мощный дизель «Камминз» В-205, укрытый под капотом «Тигра», и бронеавтомобиль, переваливаясь на широких зубчатых покрышках через ухабы, двинулся к городу, выруливая на какой-то проселок. Впереди, возглавив небольшую колонну, двигался бронетранспортер БТР-80, сзади шел еще один «Тигр», вооруженный гранатометом АГС-30. Связавшись со своими машинами, командир группы произнес:

— Дистанция пятнадцать! Всем держать скорость пятьдесят! По маршруту двадцать минут назад прошла «Пчела», была замечена подозрительная активность, так что смотреть в оба, оружие из рук не выпускать! Если попадем под обстрел, выжимайте полный газ и уходите от огня! Ни в коем случае не останавливаться!

— Если встанем, нам хана, — неожиданно прокомментировал приказ командира пулеметчик, невысокий плечистый парень с рыжей шевелюрой, как у чистокровного ирландца. Обратившись к Бойзу, он сообщил: — Броня «Тигра» держит пулю из СВД, но любой РПГ прошьет машину насквозь. А гранатометов у партизан полно!

— Тебя послушать, так лучше бы мы ехали туда на танке, парень, — кривовато усмехнулся Бойз, так же, как и его шеф, отлично понимавший по-русски.

— Видит Бог, англичанин, я бы этого очень хотел!

Разведгруппа миновала заваленный мусором пустырь, обрамленный рядами серых от грязи и дождя гаражей, затем по обе стороны дороги потянулись хлипкие заборы из дерева или колючей проволоки, скорее обозначавшие границы чьих-то владений, чем на самом деле призванный остановить незваных гостей.

За заборами были видны дачные домики, похожие на подросшие собачьи конуры из фанеры, выкрашенной в когда-то яркие, а теперь совершенно поблекшие цвета, от нежно-зеленого до канареечно-оранжевого. Вокруг торчали оплывшие гряды, соседствовавшие с кучами опавших листьев и каким-то мусором. Дачный поселок выглядел совершенно безлюдным, но кажущееся спокойствие не обмануло командира.

— Трофимов, к пулемету, — приказал капитан, обшаривавший пристальным взглядом правую обочину. — Верти башкой на триста шестьдесят градусов!

Солдат, встав со своего сидения, распахнул большой квадратный люк в крыше, взявшись за рукоятки мощного «Корда». Остальные бойцы тоже подобрались, раздался лязг затворов. Глядя на это, Уильям Бойз толкнул в плечо Хопкинса:

— Может, стоило остаться в лагере, Гарри? Что-то мне не спокойно!

— Иди к черту, — отмахнулся репортер, которого тоже одолевали нехорошие предчувствия.

Находившиеся в бронемашине бойцы вели наблюдение через четыре забранные триплексом узкие окна, под которыми находились закрытые бронезаслонками бойницы. Гарри Хопкинс тоже приник к ближайшему окну, и именно он оказался первым, кто заметил движение. На одном из дачных участков из-за домика выскочили двое в «лохматом» камуфляже, и один из них, опустившись на колено, что-то положил на плечо.

— Слева противник! — успел крикнуть Хопкинс, и в этот момент на колонну обрушился ураган огня.

Двигавшийся в голове колонны БТР-80 содрогнулся, когда под его колесом сдетонировала противотанковая мина ТМ-89. Магнитный взрыватель привел в действие «адскую машину», и мощи семикилограммового заряда взрывчатки хватило, чтобы оторвать колесо, искорежив корпус. Нескольких бойцов, расположившихся на броне, ударной волной смело на дорогу.

— Вашу мать! Давай, жми, — скомандовал водителю капитан, и, сорвав рацию с приборной панели, закричал: — База, я Алмаз-шесть, атакован в десятом квадрате! Есть потери! Прошу поддержать артиллерией!

Подорвавшийся БТР, экипаж которого, как минимум, был тяжело контужен, загромоздил дорогу. Как только он встал, откуда-то справа прилетела реактивная граната, ударившая в борт, без труда прожигая тонкую броню.

— Вот, суки! — выругался капитан, видевший, как вспыхнул БТР. — Миша, родной, давай, вывози нас отсюда! — приказал он бойцу, крутившему баранку и изо всех сил жавшему на газ.

Водитель «Тигра» свернул на обочину, снеся тупым бронированным носом заборчик. Машина почти поравнялась с бронетранспортером, когда сзади к ней устремился реактивный снаряд. Скользнув вдоль борта, он ударил в какой-то сарай, стоявшие неподалеку, разнеся его в щепки.

— Трофимов, справа за кустами гранатометчик!

Стоявший у пулемета солдат открыл огонь из «Корда» по указанию капитана. Рой крупнокалиберных пуль прошил лишившиеся листвы низкие кусты, служившие укрытием вражеским бойцам, навылет продырявив дощатые стены дачного домика. Первая же очередь срезала двух партизан, уже изготовивших к бою РПГ. В десантное отделение посыпались дымящиеся гильзы и звенья ленты.

— Сдай назад, — приказал капитан, высунув из окна автомат и поливая невидимого противника свинцом. — Вытаскивая нас отсюда, черт возьми!

«Тигр» попятился, снеся кормой остатки забора. С замыкающей машины открыл огонь автоматический гранатомет, засыпая своими снарядами прилегающие участки. Что-то сверкнуло слева, и дымная стрела реактивной гранаты ударила броневик в борт. Грохнуло, машину охватило пламя, и она остановилась, окончательно заблокировав дорогу.

Вдруг что-то с сочным лязгом ударило в нос бронемашины, неуклюже ворочавшейся на коротком отрезке проселка. Из-под капота повалил дым, мелькнули языки огня, и водитель Миша крикнул:

— Движку хана! Мы подбиты!

«Корд», не умолкая молотивший над головами, неожиданно заткнулся. Трофимов медленно сполз вниз. Он повалился на пол грудой тряпья, и те, кто был в «Тигре», увидели, что у полицейского не хватает половины лица, а тяжелый противопульный шлем изорван и смят, точно клок бумаги.

— О, черт! Все на выход, — раздалась очередная команда, и капитан первым покинул машину, шагнув под кинжальный огонь невидимых стрелков. — Занять оборону! Вытаскивайте англичан!

Водитель, выбравшись вслед за командиром, замешкался на мгновение, и в грудь ему в упор ударила автоматная очередь. Он отлетел назад, сбитый с ног градом свинца, ткнулся спиной в борт своего «Тигра», и медленно сполз ему под колеса, оставляя на броне кровавые потеки.

Боец, всю дорогу баюкавший на коленях «Печенег», распахнул кормовой люк, схватив за шиворот Бойза, не выпустившего из рук камеру. Что-то ударило вновь по корпусу «Тигра», будто кувалда, и русский полицейский повалился на пол, заливая все вокруг кровью, хлеставшей из огромной раны в спине. В борту появилась огромная дырка с зазубренными краями.

— У них крупнокалиберные винтовки! — крикнул один из солдат, бросаясь к выходу из машины. — Снайпер!

— Всем залечь! В укрытия, — продолжал командовать стоявший у борта бронемашины капитан. — Открыть огонь!

Стреляя длинными очередями из «Калашникова», который он легко удерживал одной рукой, офицер вышвырнул наружу сначала Хопкинса, а затем и его напарника, толкнув их в сторону канавы, на дне которой плескалась грязная жижа:

— Вниз! Не высовываться! Сергеев, пулемет!

Какой-то боец, сунувшись на миг в «Тигр», вытащил «Печенег», сразу открыв огонь по разросшимся на ближайшем участке кустам, из-за которых в упор были автоматы. Капитан поддержал его длинной очередью, а затем, когда опустел магазин, выстрелил из подствольного гранатомета. В ответ грянул шквал, пули забарабанили по броне опустевшего «Тигра». Один из полицейских, отстреливавшихся из-за корпуса бронемашины, повалился на грязную землю. Еще один, закричав от боли, медленно осел, зажимая кровоточащее бедро.

— Суки! Они справа! — капитан, отступавший к канаве, ставшей убежищем для всех выживших, стрелял, не переставая, успевая командовать уцелевшим бойцами. — Сергеев, прижми их!

Уильям Бойз, включив камеру, высунулся из заполненной грязью канавы, и в этот миг над головой взорвалась граната. Хлопок оглушил оператора, над головой с визгом пролетели осколки, срезая ветки с росших вокруг деревьев и кустов.

— Какого хрена? — русский капитан, присевший на колено и бивший расчетливыми короткими очередями по дачному домику, рыкнул на англичан. — Вниз! Замрите и не шевелитесь! Сергеев, присмотри за ними!

Пулеметчик, кажется, не отпускавший спусковой крючок ни на миг, тоже спрыгнул в канаву, продолжая стрелять. Офицер, торопливо меняя магазин, открыл рот, что-то пытаясь сказать, когда над дорогой промчалось с жужжанием нечто, ударившее его в спину.

Выдохнув с присвистом, капитан свалился под ноги своему солдату. Бронебойная пуля Б-32 калибра 12,7 миллиметра, выпущенная из крупнокалиберной снайперской винтовки, пробила титановую пластину бронежилета на спине и застряла где-то в теле, превратив внутренности в кровавый фарш. Было видно, как побледнело лицо офицера, став белым, точно полотно. Он открыл рот, и на губах выступила кровавая пена. Капитан вздрогнул всем телом и застыл.

— Как же так? — пулеметчик Сергеев широко раскрытыми лазами смотрел на тело своего командира.

— Солдат, приди в себя! Нужно выбираться, — Хопкинс изо всех сил тряхнул впавшего в прострацию бойца. — Делай что-нибудь! Очнись, черт возьми, или все сдохнем!

На противоположной стороне проселка мелькнули несколько фигур. Силуэты показались британцам, выбравшимся из укрытия, странными, и не сразу они поняли, что бежавшие по грядкам люди одеты в лохматый камуфляж «гилли». Один из противников остановился, вскинув автомат, но над ухом у Хопкинса оглушительно рявкнул пулемет Сергеева, и точная очередь сбила террориста с ног, бросая его на рыхлую землю. «Печенег» ударил вновь, брызжа раскаленным свинцом, и остальные противники бросились в укрытия. Один из них залег за забором, стреляя короткими очередями.

— Убирайтесь отсюда, — крикнул, не оборачиваясь, Сергеев. — Ползком по канаве! Уходите туда, откуда мы пришли! Подкрепление наверняка в пути, вас встретят!

— Ты, что, остаешься?!

Хопкинс окрылившимися от удивления глазами смотрел на русского, поливавшего кого-то пулеметными очередями.

— Я вас прикрою. Задержу этих гадов на пару минут, и пойду следом! Ну, давайте, мать вашу, шевелитесь!

Британцы бросились бежать по дну канавы, сперва на четвереньках, затем просто низко пригибаясь. Под ногами чавкала грязная жижа, засасывавшая ботинки так, что приходилось каждый шаг делать с усилием, вытаскивая ноги из трясины. Над головами свистели пули. Журналисты слышали, как бил короткими очередями пулемет. Ему отвечали злобным многоголосым лаем не меньше полудюжины «калашниковых».

— Черт, этого парня там прикончат! — растерянно выдохнул Уильям Бойз, испуганно обернувшись назад.

— Шевелись, Билли, иначе вместе с ним прихватят и нас!

Они прошли метров пятьдесят, когда неожиданно умолк пулемет. Англичане остановились, и тотчас неподалеку хлопнули одновременно несколько гранат. А затем над самой головой прозвучали крики на русском языке.

— Бежим, Гарри!

Уильям припустил со всех ног. Он выскочил из канавы на дорогу, превратившуюся в поток густой грязи, и вслед тотчас ударили автоматные очереди. Несколько пуль выбили фонтанчики земли из-под ног журналиста, и он испуганно заметался из стороны в сторону.

— Стоять, — раздался резкий злой окрик. — Ни с места!

Со всех сторон к британцам, застигнутым на открытом месте, метнулись размытые тени. Над Хопкинсом, не успевшим выбраться из канавы, нависли трое в «лохматом» камуфляже. Увидев нацеленные в грудь стволы «Калашниковых», англичанин остановился, высоко поднимая руки.

— Не стреляйте, я безоружен, — крикнул он по-русски. — Я британский журналист! Пресса! Не стреляйте!

Хопкинс сжался от ужаса, ожидая, что сейчас сверкнут вспышки дульного пламени на концах стволов, треснет короткая очередь, и пули ударят в грудь, проламывая титановые пластины бронежилета и вспарывая сложенный в несколько десятков слоем сверхпрочный кевлар. Но что-то удержало партизан, уже готовых нажать на спусковые крючки.

— Вылезай, живее! — один из террористов стволом автомата указал на дорогу.

Еще один партизан, забросив свой АК-74 за спину, легко прыгнул вниз, буквально вышвырнув Хопкинса из канавы на дорогу, уже заполнившуюся вооруженными людьми. Его тотчас взяли на прицел, и британец замер, не желая провоцировать террористов, у которых нервы явно были на пределе, а кровь кипела от хлынувшего в жилы адреналина.

— Не вздумай даже дернуться! — предупредил партизан Хопкинса. Тот, в прочем, и не пытался сопротивляться, понимая, что боевики сейчас на взводе и готовы стрелять во все, что шевелится.

Бойз тоже был здесь, грязный, напуганный, дрожавший от страха и возбуждения, но в остальном вполне невредимый. За ним приглядывали двое бойцов в таком же, как у остальных «лохматом» камуфляже, совершенно размывавшем очертания человеческой фигуры. Один был вооружен обычным «калашниковым», с компактным колиматорным прицелом, укрепленным сбоку ствольной коробки, и подствольным гранатометом под цевьем. А вот второй держал в руках необычного вида винтовку с толстым длинным стволом, точно у настоящей пушки, и толстой трубой оптического прицела.

— Ведите этих к машинам, — приказал властным голосом один из партизан, указав стволом автомата куда-то в конец улицы. — Нужно быстрее убираться отсюда!

Четверо русских, подгоняя злыми окриками и тычками пленных британцев, побежали мимо сгоревших бронемашин. А командир, оставшись на месте, подозвал к себе нескольких своих людей:

— Минируйте здесь все плотнее!

Подрывники, отдалившись на полсотни метров, принялись устанавливать мины, орудуя ножами и саперными лопатками. Заложив на дороге несколько обычных противотанковых ТМ-62 нажимного действия, они замаскировали на обочине еще одну кумулятивную противобортовую ТМ-83, превратив этот проселок в сплошную полосу смерти, и торопливо бросились догонять своих товарищей.

Хопкинс, проходя мимо расстрелянного «Тигра», ткнувшегося носом в кювет, чуть притормозил, увидев, как еще двое бойцов обшаривают трупы полицейских, собирая оружие. На плече одного из них висел знакомый «Печенег».

— Эй, а ну устой!

Партизан, конвоировавший журналистов, попытался задержать Гарри, но тот уже бежал к канаве. Пулеметчика, пытавшегося ценой своей жизни задержать террористов, прикрывая бегство англичан, уже вытащили на дорогу. Хопкинс, склонившись над полицейским, с удивлением понял, что тот еще жив. Он хрипло дышал, уставившись в небо полным муки взглядом, заходясь в приступах жесткого кашля и выплевывая сгустки крови. Пули, выпущенные в упор, не пробили тяжелый бронежилет, но их энергия оказалась такова, что внутренности превратились в кровавую отбивную, а кости перемололо в муку.

— Эй, кто-нибудь, этому человеку нужна помощь! — Гарри Хопкинс схватил за воротник бежавшего за ним партизана: — У вас есть доктор? Помогите этому парню!

— Доктор ему не поможет, — вместо своего бойца ответил подошедший командир. — Он уже мертв. Ему осталось несколько минут. Да его даже трогать нельзя!

— Вы будете стоять и смотреть, как этот парень умирает?! Черт, он ведь тоже русский! Что у вас за война такая?!

— Если ты так хочешь, журналист, я помогу ему, чем сумею!

Хопкинс сдавленно вскрикнул, когда русский вытащил из набедренной кобуры массивный пистолет Стечкина. Англичанин даже дернулся, было, чтобы остановить партизана, но согнулся от боли, шумно выдохнув, когда конвоир ударил его прикладом в живот. А командир боевиков встал над умирающим полицейским и неторопливо прицелился. Взгляд пулеметчика, которому так и не удалось спасти своих спутников, вдруг стал осмысленным и ясным. Он понимал, что хочет делать нависший над ним партизан, и не противился этому. Раздался выстрел, резкий, сухой, словно удар кнутом, и тело последний раз содрогнулось, принимая в себя кусочек раскаленного свинца.

— Варварство! — воскликнул Хопкинс, и Бойз, оказавшийся рядом, ткнул его кулаком под ребра, призывая к молчанию.

— Дай Бог, чтобы рядом с тобой, когда ты будешь лежать, не в силах пошевелиться, чувствуя, как из тебя по капле вытекает жизнь, как цепенеет тело от мертвенного дыхания смерти, оказался тот, кто проявит такое же милосердие, избавив тебя от долгих мучений, — произнес командир партизан, заглянув в глаза Хопкинсу. Тот отвел взгляд, а русский уже приказывал своим бойцам: — Убираемся отсюда! Пленных в машину! Всех убитых с собой, никого не оставлять!

Англичан погнали дальше, к дачному домику, изрешеченному пулями. За ним обнаружился микроавтобус УАЗ, в который затолкали не пытавшихся сопротивляться пленников. Туда же погрузили тела пяти погибших в кроткой стычке партизан, уложив их прямо на пол, у ног оцепеневших журналистов. В салон забрались двое бойцов, хмуро глянувших на своих попутчиков и положивших автоматы на колени. Один из них был ранен, рука болталась на перевязи, а лицо было в крови. Остальные партизаны погрузились в серую «Ниву», стоявшую неподалеку и так укутанную маскировочной сетью, что уже с пятидесяти метров невозможно было заметить ее.

Машины сорвались с места, резко набирая скорость. Пока УАЗ подпрыгивал на ухабах, Хопкинс гадал, что их ждет в руках партизан и куда их могут везти сейчас. Его размышления прервал приглушенный гул. Где-то неподалеку вновь гремели взрывы, сначала один, затем, через несколько секунд, еще два, раздавшиеся почти одновременно.

— Кажется, кто-то на наши подарки нарвался, — зло усмехнулся один из партизан, охранявших пленников, вспомнив про заложенные на дороге мины.

— Значит, не зря в грязи ползали!

— Дьявол, похоже парни с блокпоста нарвались, — полушепотом по-английски произнес Хопкинс, склонившись к Бойзу.

— Эй, молчать! — Один из партизан направил на пленных автомат. — Рты откроете еще раз, я вам их горячим свинцом залью!

Люди, находившиеся в «буханке», внутри которой было шумно и душно, не слышали свиста снаряда, разорвавшего воздух над дорогой, и только когда прямо перед машиной, метрах в двадцати, взметнулся столб огня, дыма и земли, водитель предостерегающе вскрикнул.

Еще два снаряда упали чуть в стороне от дороги, и по обшивке УАЗа ударили сыпавшиеся с неба комья земли.

— Черт, артобстрел! — испуганно выдохнул тот самый русский, только что грозивший пристрелить британцев. — Из минометов садят!

— Это гаубицы!

Занявшая боевые позиции батарея самоходных орудий 2С23 «Нона-СВК», дав пристрелочный залп, открыла плотный огонь, и с неба на дачный поселок, по которому петляла небольшая автоколонна, обрушился стальной град. Стадвадцатимиллиметровые снаряды рвались повсюду, и когда «буханка» резковильнула, пассажиры сперва решили, что водитель пытается сбить противнику прицел. Только через секунду они поняли, что у машины больше нет лобового стекла, а у водителя — лица, превратившегося в жуткое кровавое месиво.

— Твою мать, — выдохнул партизан, когда УАЗ мотнуло в сторону. — Держитесь!

Неуправляемая машина снесла покатым лбом хлипкий заборчик, прокатилась по оплывшим от дождей грядкам, врезавшись в покрытый побелкой ствол яблони. Люди, находившиеся внутри, смешались в одну кучу. На Бойза, сброшенного с сидения, швырнуло труп русского партизана.

— Вот дерьмо! — выругался стоявший на четвереньках боец, пытавшийся нашарить на полу оружие. — Нужно отсюда выбираться!

Гарри Хопкинс первым пришел в себя. Сознание отключилось на несколько секунд, остались одни инстинкты, тело действовало само по себе, а когда репортер вновь пришел в себя, в руках его удобно лежал АК-74, направленный на замерших русских.

— Сидеть! — рявкнул англичанин. — Кто дернется, пристрелю к дьяволу! Замрите, даже не дышать! Билли, ты цел? Сваливаем отсюда, приятель!

— Камера! Я ее не брошу!

— Мать твою, шевелись!

Подстегнутый истеричным воплем напарника, Бойз, прижав к груди камеру обеими руками, словно заботливая мать с младенцем, выскочил из разбитой машины. Следом бежал Хопкинс. Они преодолели метров двадцать, перебираясь через гряды, цепляясь за корни, торчавшие из земли, едва не переломав ноги в заполненных водой бороздах, когда над головами просвистели пули. Двое партизан бросились следом, стреляя на бегу короткими очередями.

— Это была не лучшая идея, Гарри! — успел крикнуть Бойз, прежде чем воздух наполнился воем.

Осколочно-фугасный снаряд 3ОФ49, выпущенный «Ноной», преодолел восемь верст и, падая почти отвесно, ударил в стоявший в полутора десятках метров дом. Пять килограммов мощной взрывчатки разнесли строение в щепу, оставив на мечте его пятиметровой глубины воронку. Ударной волной людей сбило с ног, раскидывая, точно кегли. Британцы, у которых в голове звенело, словно в колокольне собора, смогли подняться вновь. Русские остались неподвижно лежать на земле, перепаханной осколками.

— О, дьявол! Кажется, я оглох, Гарри!

— Бежим, — прохрипел Хопкинс, не выпуская из рук оружие. — За мной! Туда!

— Ты уверен?

Бойз, хромая на обе ноги, бросился за своим напарником, через гряды, заборы, напролом, пока на пути их не возникли, словно вырастая из-под земли, три фигуры, замотанные в маскировочные костюмы «гилли».

— Бросить оружие! — раздалось по-русски, зло и решительно. — На колени! Не шевелиться!

Двое партизан, держа оружие наизготовку, контролировали каждое движение словно оцепеневших британцев, пока третий торопливо обшаривал их. Обнаружив удостоверения, он удивленно сообщил своему командиру:

— Это журналисты! Англичане!

— Журналисты? Пойдете с нами, — приказал русский, вооруженный пулеметом ПКМ. — Думаю, командованию будет интересно на вас посмотреть. Без глупостей, мы же террористы, — усмехнулся он, — никакие конвенции не подписывали!

Артобстрел закончился, и земля под ногами перестала дрожать. Где-то далеко на дороге, вилявшей меж покосившихся дач, остались два «Тигра», а еще дальше к окраине Нижнеуральска — пара напоровшихся на мины БТР-80. Двух британцев со связанными руками затолкали в салон пассажирской «Газели», бодро двинувшейся к городским кварталам.

— Похоже, этот раунд мы продули вчистую! — фыркнул Уильям Бойз, не обращая внимания на злобный взгляд конвоира.

Хопкинс лишь устало выругался, откинувшись на мягкую спинку удобного сидения. Микроавтобус, выбравшись с раздолбанного проселка на нормальный асфальт, бодро катил по опустевшим улицам, на которых лишь изредка можно было увидеть людей в камуфляже и с оружием в руках.

Генерал Буров исподлобья уставился на двух грязных, промокших насквозь перепуганных мужчин, которых в его кабинет не слишком вежливо втолкнул партизан. Плечистый конвоир в «горке» замер на пороге, облапив огромными ладонями цевье висевшего поперек груди АКС-74 и не сводя глаз с пленных.

— Боец, покури! — кивнул Буров.

Партизан исчез, осторожно прикрыв за собой дверь, а генерал поднес к глазам запаянные в пластик карточки удостоверений, несколько минут внимательно изучая их.

— Любопытно, — хмыкнул Буров, предав документы сидевшему в уголке полковнику Басову: — Смотри, кто к нам пожаловал!

Гарри Хопкинс и Уильям Бойз, стоя в центре помещения, настороженно озирались. Командующий русскими партизанами принял их в своем штабе, расположившемся в бывшем здании заводоуправления бывшего завода радиоэлектроники, заброшенного едва ли не прежде, чем он начал работать. По соседству суетились младшие офицеры, на которых замыкалось управление многочисленными партизанскими отрядами, занимавшими оборонительные рубежи на окраинах Нижнеуральска, готовясь к штурму.

Как ни странно, именно в эти минуты Сергей Буров мог позволить себе недолгий отдых. План был давно разработан и откорректирован, все необходимые приказы уже отданы, и потому постоянное участие генерала стало не обязательным. Каждый его боец знал свой маневр и свое место в общих порядках, и можно было потратить время на свалившихся, как снег на голову, пленных.

— Действительно, занятно, товарищ генерал! — криво ухмыльнулся Басов, возвращая документы своему начальнику.

Репортеры, чувствовавшие после недолгого периода бурной активности ужасную усталость и страх, затравленно переводили взгляды с генерала на полковника. Одурманенные прежде адреналином, хлынувшим в кровь, теперь они начали понимать, что произошло. Их судьба, сами их жизни оказались в руках этих двух мужчин в застиранном полевом камуфляже, выглядевших изможденными, и оттого злыми.

— Прости, Билли, — шепнул своему напарнику Хопкинс. — Это была чертовски глупая идея!

Еще с минуту партизаны и журналисты изучали друг друга, словно пытаясь просветить насквозь, прочитать чужие мысли. Затем бывший герой обороны Грозного произнес:

— Я генерал Сергей Буров, командующий гарнизоном Нижнеуральска. Ваши имена мне известны, так что можете не представляться. Лучше скажите мне, господа англичане, какого дьявола вы делаете в этом городе?

Генерал взглянул в упор на Хопкинса, глаза в глаза. И репортер, выдержав этот взгляд, проникающий, кажется, в самые укромные уголки души, решительно ответил, не отведя глаз:

— Мы здесь, чтобы рассказать правду о войне!

— А разве идет война? — Партизан с показным удивлением поднял брови. — Кто вам такое сказал? Все что вы видите, это самая настоящая борьба за мир!

— Тем более, международное сообщество должно, наконец, из первых уст узнать, что действительно здесь происходит! — запальчиво воскликнул репортер.

Сергей Буров лишь мрачно рассмеялся в ответ:

— А кому нужна она, ваша правда? Чеченцы, нанятые американцами, вырезали целую деревню, сожгли заживо несколько десятков человек, и что? Международное сообщество поспешило осудить эти зверства? Просто никто ничего не заметил! Вашему ублюдочному цивилизованному обществу плевать на все, пока оно сыто и согрето. Неважно, где ровняют с землей целые кварталы, где режут глотки старикам и насилуют женщин, в Косово, Осетии или здесь, на Урале. Пока вся эта мерзость не придет в ваши дома, пока бородатое зверье не станет танцевать зикр на Александерплатц или Елисейских полях. Да это и сейчас уже происходит, в ваших столицах арабов и негров столько же, сколько коренных жителей, мечетей уже не меньше, чем христианских храмов, но все равно всем плевать. Так неужели, англичанин, ты думаешь, кому-то интересно, что происходить где-то в российской глуши, на задворках вашего мира?!

Буров, побагровев, подался вперед, привстав и опершись на кулаки. Под его немалым весом стол, оставшийся в кабинете еще от прежнего, давно покинувшего это место, владельца, старый конторский стол жалобно скрипнул.

— Я знаю про казни, — осторожно промолвил Хопкинс. — Я видел запись. И не только эту. Это страшно.

— Видел? Посмотрел и отложил в сторону, потому что они не вписываются в привычную картину вашей жизни?

— Нам не рекомендовали пускать это в эфир, сэр. Очень настойчиво не рекомендовали. Мое руководство оказалось не готово рисковать своей карьерой.

— Тогда какого черта вы здесь делаете? Тебе на карьеру начхать?

— Я делаю свою работу, а те, кто сидят в офисе — свою. Я хочу сделать репортаж о вашей войне, объяснить, с кем и за что вы ведете свою борьбу, бескомпромиссную и жестокую, ради какой цели готовы убивать и умирать сами. Возможно тех, кто сидит у телеэкранов, правда не сильно заботит, вы правы, генерал, но это их дело. Истина существует безотносительно того, нужна она кому-то или нет.

— Ты ведь понимаешь, англичанин, что твои репортажи никто и никогда не увидит? Для всего мира мы — террористы, кровавые убийцы, сборище отморозков. Мы бешеные звери, которых нужно уничтожать ковровыми бомбардировками и точеными ударами, загонять на минные поля и под огонь снайперов. Это всех устраивает. О чем ты собрался рассказывать своим сытым обывателям? О том, что мы тоже имеем право на свободу, как любой народ, любая страна? О том, что мы построили демократию без поучений американцев, и хотим сами решать, как нам жить? О том, что мы не хотим отдавать задаром то, что хранит наша земля, питая чужую экономику, умножая мощь своих врагов? Или о том, что ради этого каждый из четырех тысяч мужчин и женщин, сражающихся здесь под моим началом, не задумываясь, расстанется с жизнью?

Генерал опустился обратно в кресло, расслабленный, мгновенно растерявший весь задор. Гнев, придававший ему силы, угас, и теперь Хопкинс видел перед собой немолодого, уставшего человека, едва державшегося на ногах под чудовищным грузом ответственности.

— Я расскажу правду, без прикрас, без лицемерия, — спокойно произнес британец. — И дело каждого решить, как относиться к этому и как с этим жить. А я просто сделаю свою работу, ту, которой занимаюсь уже не первый год.

— Боюсь, твоя карьера не продлится долго. Скоро начнется бой, нас попытаются раздавить, стереть в порошок, и я не знаю, как долго мы продержимся. Да это и не важно. О, мы не и думаем просто сложить оружие! Здесь несколько тысяч бойцов, каждый из которых готов умереть, ведь все знали, на что шли. Но вы, англичане, здесь не при чем. Это не ваша война, но умирать вам придется вместе с нами. И это случится весьма скоро.

— Пусть так, но все же мы успеем сделать то, ради чего сюда прибыли. А после этого очень постараемся выжить. Поверьте, генерал, для меня и моего приятеля это не первая война.

— Но ведь твой репортаж никто не покажет. Твои боссы хорошо знают правила игры. Для вашего мира мы должны остаться террористами, ублюдками, кровожадной мразью, живые ли, или же мертвые. Нельзя ломать стереотипы!

— Все же мы постараемся, — неожиданно усмехнулся Гарри Хопкинс. — Здесь, в Нижнеуральске, есть телевизионный центр, верно?

— Есть небольшая телестудия, — подтвердил Буров. — Какая-то аппаратура там имеется, мы уже воспользовались ею.

— Я бы хотел взглянуть, — неожиданно предложил Уильям Бойз. — Если все так, как я представляя, то мы сможем выйти в эфир. Но лучше убедиться в этом лично.

— А у меня есть оператор, настоящий профи, — заметил Хопкинс. — Он служил в Королевской армии, в подразделении радиоэлектронной борьбы. Он сможет подключиться к любому спутнику, войти в любую сеть. Вам есть что сказать, генерал, верно? Мы сделаем так, что вас услышат!

Обернувшись к внимательно наблюдавшему за всем Басову, генерал с усмешкой произнес:

— Вот и появилась у нас свою пресс-служба. Полковник, пока все не началось, я хочу поручить тебе этих ребят. Пусть делают свою работу.

— Слушаюсь, товарищ генерал. С чего предложите начать?

— Может, с пленных? Пусть наши гости с берегов Альбиона подбодрят товарищей по несчастью!

Алексей Басов, хмыкнув, кивнул, соглашаясь. Ему такая идея тоже весьма понравилось. Кликнул конвоира, топтавшегося за дверью, полковник указал репортерам на выход.

Джозеф Мердок проснулся оттого, что кто-то настойчиво звал его по имени. Голос звучал над самым ухом. Глава Соединенных Штатов, заснувший всего пару часов назад, вяло отмахнулся, но тот, кто нарушил его покой, не унимался.

— Господин президент, проснитесь, прошу вас! Это важно!

Открыв глаза, Мердок увидел агента Секретной Службы, одного из тех, кто был при нем неотлучно. А на пороге спальни маячила долговязая фигура Реджинальда Бейкерса.

— Какого дьявола?

Президент привстал, опираясь на локоть, и, сонно моргая.

— Господин президент, — это уже шеф АНБ, оттеснив телохранителя, подошел к постели. — Из захваченного террористами русского города ведется телевизионная трансляция!

— Черт возьми! Что еще за дела?!

— Вам стоит все увидеть самому, господин президент!

Сон как рукой сняло. Накинув халат, Джозеф Мердок, сопровождаемый агентами Секретной Службы и Бейкерсом, направился в Овальный кабинет. Глава Агентства Национальной Безопасности взял со стола пульт, включив стоявший в дальнем углу просторного помещения плазменный телевизор. На экране появилось лицо репортера, средних лет мужчины, чумазого и небритого. Он говорил, стоя на фоне большого здания из серого бетона явно промышленного назначения. Но вместо рабочих в спецовках и пластиковых касках были видны люди в камуфляже, с автоматами Калашникова в руках.

— Командование русских партизан, уже выигравших свою первую битву за Нижнеуральск, предоставило нам полную свободу действий, — произнес журналист на отличном английском. — Мы волны покинуть этот город, как только сами захотим, но в ближайшее время намерены продолжить свою работу, освещая события на Урале непредвзято и объективно.

Реджинальд Бейкерс, стоявший за спиной президента, вполголоса пояснил:

— Это съемочная группа «Би-Би-Си». Они работали в зоне строительства нефтепровода «Полярный экспресс», но когда террористы захватили город, бежали из-под охраны и сумели пробраться туда. В России они работают уже много месяцев.

Тем временем англичанин продолжал вещать, глядя в объектив камеры:

— Партизанам удалось отразить первый штурм, предпринятый российскими правительственными силами. Обе стороны понесли потери и взяли паузу, готовясь к новым схваткам. Сложно предсказать развитие событий. Полицейские, взявшие в плотное кольцо Нижнеуральск, лучше оснащены. Они имеют преимущество в тяжелой технике, особенно в артиллерии и авиации. Но партизаны словно не замечают этого. все, кого я успел увидеть, с кем успел поговорить здесь, в городе, превращенном в военный лагерь, готовы умереть за идеалы, которым они остались верны, за единую и свободную страну, свою родину, которой когда-то дали присягу. Но сражаются не только партизаны. Жители частично покинули город, но многие остались добровольно, чтобы помогать тем, кого считают своими защитниками. Я видел врачей, вышедших сегодня на работу, чтобы спасать раненых в боях партизан. Каждый, кто остался здесь, готов сражаться до конца. И кое-кто уже успел ощутить на себе их гнев и их силу.

Обернувшись к Бейкерсу, президент Мердок нервно произнес:

— Нужно заткнуть этих ублюдков! Любой ценой!

— Все уже сделано, сэр, — довольно усмехнулся глава АНБ, структуры, специализировавшейся на технической разведке. — Они пытались подключиться к европейскому спутнику связи. Англичане пробыли в эфире четыре минуты, пока мы не загрузили вирус, стерший программное обеспечение. Спутник сейчас превратился в бесполезный кусок металла, чудовищно дорогой, стоимостью сотни миллионов долларов. То-то, наверное, обрадовались в Европейском космическом агентстве! Сейчас вещание возможно лишь на город и окрестности, для нас это не опасно.

— Есть еще Интернет! Их может увидеть весь мир!

— Исключено, мы уже приняли необходимые меры, господин президент. Но самое важное успели узнать.

Картинка на экране поменялась. Журналист, которого сопровождали двое партизан, вооруженных, но старавшихся не маячить в кадре автоматами, спускался куда-то по крутой темной лестнице, в какой-то подвал, затем шел по анфиладам погруженных в полумрак помещений, заполненных людьми в камуфляже русского образца. Перед железной дверью, некрашеной, покрытой пятнами ржавчины, группа остановилась, пока один из солдат возился с замком, а затем все прошли внутрь. При их появлении несколько человек, устроившиеся под стенами на кучах тряпья и матрасах, вскинулись, в сторону журналистов обратились полные надежды взгляды. В тусклом свете болтавшейся под сводом слабенькой лампочки было видно, что все, находившиеся в подвале, одеты в форму Армии США, грязную, измятую, на некоторых — окровавленную.

— Сэр, я Гарри Хопкинс, телеканал Би-Би-Си, — представился журналист, пропавший из кадра. — Скажите, кто вы? Как вы оказались здесь?

Человек, на которого была направлена камера, не без труда поднялся на ноги, став в полный рост. Его голова была перевязана чистым бинтом. В кадр попал нарукавный шеврон, звездно-полосатый американский флаг. Американец угрюмо взглянул в камеру. Он был бледен и с трудом держался на ногах, но говорил четко и ясно.

— Капитан Хендрик, ВВС США, заместитель командира эскадрильи беспилотных разведчиков. Наши «дроны» осуществляли контроль приграничной территории. Я был захвачен в плен русскими, атаковавшими нашу базу, как и все, кого вы видите здесь. все произошло неожиданно. Взорвались резервуары с топливом и стоявшие на взлетной полосе самолеты. Многие погибли сразу, другие были ранены. Я потерял сознание, а когда пришел в себя, всюду уже были русские.

— Сколько вас здесь, капитан?

— Здесь двадцать один человек. Люди из ВВС, мои подчиненные, и десантники из Восемьдесят второй дивизии.

— Как с вами обращаются русские? К вам применяют насилие?

— Как видите, многие из нас ранены, но русские медики оказали нам необходимую помощь. Нас полностью изолировали от внешнего мира, но ждать иного было бы глупо. Мы питаемся не хуже самих русских, обычными армейскими рационами. Могу уверить, что нас никто не пытает.

Президент Мердок, схватив пульт, выключил телевизор, произнеся только:

— Дерьмо!

— Сэр, русские власти знают о том, что партизаны захватили в плен наших солдат. Первая попытка штурма окончилась поражением. Подразделения русской полиции попали в засаду и понесли серьезные потери. Сейчас к городу стягиваются дополнительные силы.

— Мы уже не можем доверить это русским! Спасение американских граждан — исключительно наше дело! Нельзя рисковать!

Ночной звонок из Белого Дома поднял министра обороны и главу Комитета начальников штабов, тоже погрязших в брифингах и совещаниях, и пользовавшихся возможностью восстановить силы.

— Мы имеем достоверную информацию о том, что в плену у русских террористов находятся наши военные. В свете этого я не могу довериться самим русским и ждать, пока они освободят захваченный город. Мы должны вмешаться и немедленно!

— Господин президент, сэр, а как же соглашение с русскими? — растерялся Роберт Джермейн. — Мы можем использовать свой контингент вне отведенных зон ответственности только с согласия Кремля или по просьбе русского руководства, а они такого согласия не давали и о помощи нас не просили!

— К черту русских! Нельзя ждать, пока наших солдат станут расстреливать перед камерами! Пока они живы и мы можем их спасти, мы обязаны сделать это! Операцию приказываю начать немедленно!

— Сэр, состояние повышенной готовности в войсках, развернутых на территории России, было отменено после вашего решения, — заметил Дональд Форстер. — Переброска займет какое-то время.

— Не говорите о проблемах, генерал, черт возьми, — взорвался Мердок. — Скажите, как вы можете их решить!

— В течение суток на Урале может быть развернута Четвертая механизированная бригада, находящаяся в Раменском. Это три тысячи шестьсот солдат, вооруженных тремя сотнями колесных бронированных машин «Страйкер», дюжиной шестидюймовых гаубиц и шестьюдесятью шестью минометами различных калибров. Это подразделение обладает повышенной мобильностью, техника может перевозиться всеми типами транспортных самолетов. Кроме того, механизированная бригада подготовлена и для действий в городе, так что наши парни окажутся в своей стихии. Правда, нам может не хватить самолетов, сэр!

— Запросите у русских, генерал! Используйте гражданские авиалайнеры! Делайте все, что нужно, но через двадцать четыре часа наши войска должны войти в этот чертов город!

— Господин президент, сэр, — осторожно перебил Мердока министр обороны. — одна единственная бригада — это слишком мало. Не уверен, что этих сил хватит для разрешения кризиса. По первоначальному плану для операции выделялось по одной бригаде из состава Сто первой, Восемьдесят второй и Десятой легкой пехотной дивизии, и еще Морская пехота. Нужно обеспечить численное превосходство над противником, это азбука военного искусства, сэр, а русские — очень серьезный противник, которого опасно недооценивать!

— Сколько времени потребуется для создания такой группировки?

— Четыре, может, пять дней, — предположил Форстер. — Парням из транспортной авиации придется вкалывать, как проклятым!

— Мы не можем ждать так долго, — отрезал президент. — Нужно нанести удар немедленно, сейчас же, не оставляя террористам времени подготовиться. Направьте на Урал всю боевую авиацию, все, от вертолетов до бомбардировщиков В-52! Немедленно свяжитесь с генералом Камински, и передайте ему мои распоряжения! наши войска должны быть на Урале как можно скорее! Никто не смеет посягать на жизни американцев, это должен понять весь мир!

Отдав все необходимые приказы, Джозеф Мердок вернулся в уже успевшую остыть постель. Он засыпал, будучи абсолютно спокоен. Отлаженная военная машина пришла в движение, неудержимо набирая обороты, и вмешательство главы государства, давшего начальный импульс, больше не требовалось. Через Атлантику хлынул поток приказов и директив, вызвав оживление в штабе командующего американским контингентом в Раменском. Через три часа от взлетной полосы бывшей русской авиабазы оторвались первые С-130 «Геркулес». Набрав положенную высоту, транспортные самолеты развернулись курсом на восток, чтобы еще через три часа совершить посадку на Урале. В череве каждого из них ждали прибытия десятки солдат из Четвертой механизированной бригады Армии США, которой выпала особая честь первой вступить в бой с террористами.

Глава 11. Щит и меч

Нижнеуральск, Россия
18 ноября

Олег Бурцев очнулся от легкого толчка в плечо. От едва ощутимого прикосновения по телу, точно разряд, пробежала волна дрожи. Сонная одурь еще не успела слететь с него, а пулемет, кажется, сам собой прыгнул в руки, и палец лег на спусковой крючок. И только тогда бывший гвардии старший сержант открыл глаза, сев на кровати.

— Тихо, это я, расслабься! — Азамат Бердыев проворно отскочил линии огня, подальше от нацеленного на него ствола РПК-74М. — Твоя очередь, Олег!

Бурцев чуть ослабил хватку на оружии. Ему хватило бы одного едва заметного движения пальцем, чтоб разрезать пополам своего напарника, будто тот менее расторопным. Темп стрельбы его ручного пулемета составлял шестьсот выстрелов в минуту, шестьсот легких высокоскоростных пуль калибра 5,45 миллиметра. А магазин был набит бронебойными патронами 7Н24, всего сорок пять штук, для которых не были серьезной преградой ни кевларовая ткань, ни титановые пластины бронежилетов.

— Как тут? — коротко поинтересовался Бурцев, плеснув на ладонь немного воды из фляги и сделав вид, что пытается умыться.

— Спокойно все, как на кладбище. Ни одной живой души.

Бурцев резко вскочил с продавленной тахты, на которой он спал в полной экипировке, не снимая обуви. Несколько раз взмахнул руками, разгоняя кровь по затекшему телу, и подошел к окну, из которого неимоверно сквозило — целых стекол не осталось, наверное, нигде в радиусе пары кварталов после того, как по этой окраине Южноуральска основательно поработала американская артиллерия.

— Покемарь пока, — предложил Олег своему напарнику, окинув взглядом пустую улицу. — Разбужу через три часа.

— Разнообразного тебе времяпрепровождения, — только ухмыльнулся Бердыев, заваливаясь, как был, тоже в камуфляже, «разгрузке», ботинках, на освободившееся место и укладывая рядом с собой автомат.

Двое бойцов, несущие службы на наблюдательном пункте, были глазами и ушами не только своего отряда, занявшего оборону ближе к центральным районам, но и всех партизан, находившихся в осажденном Южноуральске. Оборудовав себе позицию в старой панельной пятиэтажке, они контролировали одно из наиболее вероятных направлений вражеской атаки.

Единственной задачей Олега и его напарника было дать сигнал тревоги, после чего им строго настрого было приказано отступать на соединение с главными силами. Единственным средством связи со своими для партизан была радиостанция «Арбалет». Радиосвязь работала с перебоями, американцы глушили все частоты, так что ни Олег, ни Азамат на рацию всерьез не рассчитывали. На крайний случай в карманах разгрузочных жилетов дозорных лежали сигнальные ракеты и дымовые шашки.

Убедившись, что Азамат Бердыев уже задремал, едва не раньше, чем коснулся головой скатанного валиком бушлата, служившего подушкой, Олег присел на деревянный табурет чуть в стороне от окна. Пулемет прислонил к стене на расстоянии вытянутой руки, и принялся наблюдать. С высоты третьего этажа улица просматривалась неплохо, по соседству стояли серые кирпичные двухэтажки, не сильно закрывавшие обзор. В прочем, если пойдет техника, ее не обязательно видеть, в опустившемся на город безмолвии звук мотора будет слышен очень далеко.

Все же Олег не полагался лишь на слух, пытаясь замечать каждое движение снаружи. Будет неприятно, если к ним подберется незаметно вражеская разведывательная группа. Правда, на такой случай на лестницах партизаны установили пару растяжек и мину МОН-50 направленного действия, но и противник наверняка будет готов к чему-то подобному и станет внимательнее смотреть под ноги.

Бердыев тихо посапывал, и это был единственный звук, если не считать доносившегося из-за стен вороньего карканья. Бурцев бросил взгляд на ободранные стены квартиры, на которых угадывались пятна от висевших здесь недавно ковров и картин. Похоже, все самое ценное неизвестные хозяева взяли с собой, возможно, покинув город. На самом деле Олега судьба бывших жильцов интересовала мало. В эту квартиру, угловую, окна которой выходили сразу на две широкие улицы, партизаны вломились без спроса, просто потому, что здесь было самое удобное место. Но хотя дом казался опустевшим, люди здесь были. Две семьи, одна даже с маленькими детьми, переселились в подвал, Азамат и Олег поделились с ними сухим пайком, когда наткнулись на здешних обитателей подземелья. Уходить те не хотели ни в какую, веря, что своды подвала уберегут их от бомбежки и артобстрела.

Олег Бурцев потянулся к столу, взяв вскрытую банку тушенки, и принялся с удовольствием уплетать ее, доедая то, что не доел напарник. Затем запил большим глотком воды из фляги. Вода была ледяной, так что зубы сводило, но огонь решили не разжигать, не привлекая ненужно внимания. Перекатывая во рту воду, партизан непрерывно смотрел в окно. Его взгляд скользил по обугленным, закопченным коробкам бронемашин, сожженных здесь почти сутки назад, когда американцы предприняли первую попытку войти в город. Кажется, за время дежурства Азамата ничего не изменилось.

Он запомнил эту панораму смерти в мельчайших деталях за десять часов, проведенных, с перерывами, на этом табурете у этого самого окна. Бурцев мог с закрытыми глазами сказать, сколько пробоин в броне головного «Страйкера», в какую сторону развернут ствол замыкающей машины, которой доставался лишь один выстрел из РПГ. Помнил он и количество трупов, раскиданных по мостовой. За истекшие сутки ощутимо похолодало, периодически шел снег, и тела, лежавшие возле сгоревших БТР, казались припорошенными то ли мукой, то ли сахарной пудрой. Время от времени к мертвецам подходили дворовые псы, но звери еще не одичали настолько, чтобы жрать промороженную человечину.

Олег Бурцев поерзал на жестком, неудобном табурете. Конечно, можно было разжиться мебелью получше, например, притащить из соседней квартиры, тоже пустой, удобное кресло с мягкой обивкой. Но в таком запросто можно задремать, проснувшись в тот миг, когда подкравшийся незаметно вражеский разведчик перережет глотку. Взгляд партизана скользил по мостовой, фиксируя любое движение, но на самом деле сержант не видел ни подбитых бронемашин, не тел вражеских солдат, которых никто не думал хоронить. Река времени словно потекла вспять для него одного, и перед глазами Олега встали картины недавнего боя, такие отчетливые, будто он оказался в прошлом, чтобы пережить все это еще раз.

Странным образом он видел происходящее одновременно со своей позиции и со стороны, будто читая мысли десятков людей, даже тех, которых никогда не видел, о существовании которых попросту не догадывался. Это было завораживающе и одновременно жутко, неестественное для простого смертного всеведение. Но бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев никак не мог избавиться от этого наваждения, и ему оставалось лишь одно — смотреть и запоминать.

Алексей Басов чувствовал себя абсолютно в своей стихии, и внимание нескольких десятков партизан, не только бойцов из его отряда, ничуть не смущало полковника. Указка, которую он держал в руках, ткнулась в плакат с легким стуком, и бывший начштаба Сто восьмой мотострелковой дивизии произнес, по старой лекторской привычке направив взгляд куда-то поверх голов заполонивших просторное помещение партизан:

— Боевая бронированная машина «Страйкер» является основой вооружения «промежуточной» механизированной бригады Армии США. Ее основным преимуществом перед прочими образцами тяжелой техники является авиатранспортабельность. Средний транспортный самолет Локхид «Геркулес» способен перевозить одну такую машину, более тяжелый С-17 «Глоубмастер» берет на борт два «Страйкера», а С-5 «Гэлакси» — четыре. Именно поэтому американцам так быстро удалось перебросить из-под Москвы на Урал целую бригаду, триста восемь бронемашин различных модификаций, не считая прочей техники. Сейчас мы точно знаем, что бригада выдвигается на исходные рубежи для штурма.

Полковник перевел дыхание, представив на миг многотонные грузовые самолеты, устроившие карусель в небе над Россией. Сотни крылатых машин летали по замкнутому кругу, взмывая в небо над Москвой с полной нагрузкой, чтобы, избавившись от нее уже здесь, в предгорьях Уральского хребта, дозаправиться и вернуться обратно, но только для того, чтобы вновь загрузиться и повторить проделанный путь еще раз. Сутки — ровно столько потребовалось американцам, чтобы доставить сюда три с половиной тысячи своих солдат и все необходимое вооружение, и сейчас эта армада уже медленно, но неумолимо двигалась к Нижнеуральску, замыкая город в непроницаемое стальное кольцо.

— В целом «Страйкер» аналогичен нашему БТР-80, но есть существенные отличия. Во-первых, это компоновка. У американской бронемашины моторно-трансмиссионное отделение находится в передней части, создавая дополнительную защиту экипажу и десанту. Кроме того, «Страйкер» вооружен значительно слабее, всего одним крупнокалиберным пулеметом или автоматическим гранатометом на дистанционно управляемой турели. Но зато его бронирование при массе машины свыше семнадцати тонн против тринадцати с половиной тонн у «восьмидесятки» обеспечивает лучшую защиту. Корпус по кругу держит пули калибра 14,5 миллиметра, лобовая броня устойчива к обстрелу тридцатимиллиметровыми снарядами с дистанции пятьсот метров. Для защиты от огня РПГ используются навесные решетчатые экраны, неплохо зарекомендовавшие себя в Ираке, где эта машина была опробована в бою. Экипаж «Страйкера» — два человека, десант — девять человек. Посадка-высадка через кормовую аппарель, удобнее, чем бортовые люки отечественных БТР. Заброневой объем тоже больше. Дизельный двигатель в триста пятьдесят «лошадей» позволяет развивать скорость девяносто семь километров в час, но в условиях города такие возможности ему вряд ли нужны.

Спокойно, без ненужной патетики, Басов описывал основного противника. Он делал это буднично, даже немного скучно, словно сидевшим перед ним плотными рядами партизанам и не предстояло вскоре, через считанные, быть может, часы, схлестнуться с этим врагом на улицах доселе никому особо неизвестного русского города, по прихоти судьбы ставшего ареной решающей битвы.

— Из трехсот восьми бронемашин «Страйкер», состоящих на вооружении бригады, двадцать семь представлены модификацией MGS — мобильная пушечная система, или боевая машина с тяжелым вооружением. Они вооружены танковой пушкой М68 калибра 105 миллиметров, установленной в необитаемой башне. Боекомплект орудия, оснащенного автоматом заряжания — тридцать два снаряда. Каждый из трех мотопехотных батальонов бригады имеет по девять таких машин на вооружении, по три на роту. Они сведены во взводы огневой поддержки. Это самое мощное вооружение бригады, не считая двенадцати буксируемых гаубиц калибра сто пятьдесят пять миллиметров, но с ними в ближнем бою вам точно не удастся встретиться, товарищи. В случае боя именно эти самоходные пушки должны быть приоритетной целью. На них сосредотачивать огонь всех гранатометов!

Партизаны не в такт закивали. Девять из десяти сидевших здесь людей, а всего их собралось далеко за сотню, имели какой-либо опыт городских боев, но обычно техника воевала на их стороне, готовая прикрыть броней и поддержать огнем, вытащить на своих колесах или гусеницах из любой безвыходной ситуации. Теперь все поменялось, но никто не испытывал волнение или страх большие, чем перед любым другим боем.

Олег Бурцев был одним из тех, кто слушал полковника. Партизан явился на импровизированную лекцию, как и большинство, полностью снаряженный для боя. В нагрудных карманах его разгрузочного жилета лежали четыре «рожка» для РПК-74М, каждый на сорок пять патронов, а также четыре новенькие ручные гранаты РГН. Свой пулемет бывший сержант-десантник прислонил к стулу слева, а справа, почти в самом проходе между рядами, лежали два темно-зеленых цилиндрических контейнера противотанковых гранатометов РПГ-26 «Аглень». Для него, как и для большей части бойцов, РПГ стали таким же штатным оружием, как автоматы, это был единственный шанс выстоять под ударом американского бронированного катка, неумолимо надвигавшегося на город. И Бурцев, как и все остальные, был до конца уверен — они выстоят.

В помещение, когда-то служившее актовым залом заводского клуба, ворвался запыхавшийся, перепачканный копотью партизан в полной экипировке. Протолкавшись через ряды, он подошел вплотную к полковнику, быстро сказав ему на ухо несколько слов. Басов, обведя взглядом насторожившихся слушателей, веско произнес:

— Американцы только что начали продвижение к городу. Сейчас они в десяти километрах от окраины. Наступают с трех направлений. Напоминаю, наша с вами задача, товарищи, это оборона южной промзоны. На этом лекция окончена. Всем занять позиции и быть готовыми к бою!

Самолет радиоэлектронной борьбы ЕС-130Н «Райвит Файр», ощетинившийся бахромой антенн Локхид «Гекурлес», поддерживаемый в воздухе прямым сорокаметровым крылом, медленно, с неторопливой величавостью, проплывал над скрывшимися под облаками кварталами Нижнеуральска. Четыре турбовинтовых двигателя «Эллисон» T56-A-15тащили его вперед, удерживая на высоте десять тысяч метров, где беззащитному неповоротливому самолету не страшны были ракеты русских ПЗРК.

— Сэр, мы вышли в квадрат Янки-три, — раздался в наушниках голос штурмана, и старший офицер, которому подчинялся не только экипаж, но и несколько согнувшихся над консолями операторов, приказал: — Включить генераторы помех!

Тонкие и чуткие, точно у виртуозных пианистов, пальцы пробежали по клавиатуре, на приборных панелях, сверкавших огнями, точно рождественские елки, поменялись надписи на индикаторах, и за бортом «Локхида» поднялась настоящая электромагнитная буря. Шквал хаотичных радиоимпульсов, испускаемых бортовыми излучателями ЕС-130Н, накрыл раскинувшийся внизу на много миль город невидимым куполом, отрезая его от внешнего мира.

— Оставаться на высоте тридцать пять тысяч футов, — приказал старший офицер, краем глаза наблюдая за слаженной и спокойной работой операторов. — Встать на круг!

«Локхид», чуть накренившись на левый борт, заложил плавный пологий вираж. Двигаясь по замкнутому эллиптическому маршруту, в фокусе которого находилась центральная часть Нижнеуральска, он мог оставаться в небе много часов, забивая помехами целые диапазоны, лишая русских террористов самого важного в современной войне — связи. А когда утомятся пилоты и подойдет к концу запас топлива, «Райвит Файр уйдет на расположенный в десятках миль отсюда аэродром, передав вахту своему близнецу.

— Связь со штабом! — потребовал старший офицер, расслабленно откидываясь на обтянутую дерматином спинку удобного кресла, как раз такого, в котором можно провести много однообразных часов, занятых монотонной работой.

Через несколько секунд командующему Четвертой механизированной бригадой Армии США, готовившейся взять приступом мятежный русский город, доложили о том, что связь противника полностью нарушена.

— Отлично! — кивнул бригадный генерал Гейл. — Теперь русские не будут знать, что творится на соседней улице. Мы лишили их возможности координировать свои действия, сделали невозможным централизованное управление. Каждый отряд, каждый боевик станет действовать сам по себе, без поддержки, и тогда террористы неизбежно проиграют. Отличное начало. Парни из ВВС сделали свое дело, но самая тяжелая работа остается на долю наших бойцов.

Генерал подошел к большому монитору, на который штабной офицер вывел карту Нижнеуральска. Томас Гейл чувствовал смертельную усталость. В течение минувших суток он не смыкал глаз ни на секунду, контролируя процесс переброски его бригады из Москвы сюда, на Урал. Сотни транспортных самолетов, образовав «воздушный мост», доставили за тысячу миль огромное количество людей, техники, боеприпасов. Но вот все приготовления остались позади, и сейчас еще не отошедшим от перелета бойцам предстояло разрушить тщательно подготовленную оборону русских.

— В настоящий момент мы не обладаем решающим превосходством над противником, — сообщил генерал Гейл своим офицерам, внимательно впитывавшим каждое слово. Они тоже устали и желали только одного — поскорее разгромить русских, чтобы, наконец, можно было отдохнуть, сбрасывая накопившееся напряжение.

— Наше преимущество в бронетехнике может быть сведено на нет наличием у террористов большого количества ПТУР и РПГ, особенно эффективных в уличных боях. Авиационная группировка пока только формируется, к тому же есть серьезная угроза со стороны ПЗРК русских, так что поддержка с воздуха едва ли оказалась бы эффективной. Численность террористов оценивается в три- четыре тысячи бойцов, и эти данные могут оказаться заниженными. К тому же противник хорошо знает местность и мог заранее подготовить рубежи обороны. Это не будет легкая прогулка, господа, но победа останется за нами. Чтобы в сложившихся условиях сломить сопротивление террористов, необходимо одновременно нанести удар со всех направлений, заставив противника паниковать, распыляя свои силы.

Гейл указал на карту, на которой город разделился на несколько секторов, помеченных разными цветами.

— Город разделен рекой, текущей с востока на запад, на две части. Северный район — это дачные массивы, автосервисы, гаражи, не представляющие особого значения. Сообщение между южной и северной частями осуществляется по двум мостам — автомобильному и железнодорожному. Мы нанесем удар с юга, по трем сходящимся направлениям. На юго-востоке находится промышленная зона, кирпичный завод, на территории которого воздушная разведка зафиксировала активность террористов. В этом секторе наступают разведывательный и пехотный батальоны. В случае успеха их дальнейшая задача — захват здания местной администрации. С юга-запада, вдоль железнодорожной линии и далее, к железнодорожной станции атакует мотопехотный батальон. И еще один батальон наносит удар с юга в направлении заброшенного завода радиоэлектроники, где тоже скапливаются значительные силы террористов. Наступающим подразделениям окажет поддержку артиллерийский дивизион, большая часть города находится в пределах досягаемости его шестидюймовых гаубиц М777. Значительную угрозу могут представлять минные заграждения, у русских есть неплохие специалисты в этих делах, поэтому каждой тактической группе придан по инженерному взводу. Самое главное наше преимущество, залог будущего успеха — это возможность координировать свои действия, нанося удары одновременно, не позволяя противнику оперативно перебрасывать резервы на угрожаемые участки. В настоящий момент радиосвязь террористов почти полностью подавлена, разрушена их система управления. Кроме того, в полосе наступления каждого нашего батальона будет действовать «дрон», передавая данные в режиме «он-лайн», о чем русские могут только мечтать. Связь и разведка — вот основа нашей боевой мощи, а не калибр пушек и скорострельность винтовок! Глупо рассчитывать на победу без потерь, но я уверен, мы выполним приказ и уничтожим этих ублюдков!

Томас Гейл чувствовал необычное волнение. Он вовсе не боялся того, чему предстояло вскоре свершиться. Так сложилось, что генералу и его бойцам не удалось поучаствовать в скоротечной войне с русскими, и теперь он воспринимал эту операцию, как дар судьбы. В городе, вокруг которого уже замкнулось кольцо осады, готовились к бою остатки российской армии, фанатики, до сих пор, несмотря на объявленную капитуляцию, продолжавшие бессмысленное сопротивление. Да, они были уже не так сильны, как полгода назад, но зато полны самоубийственно решимости. И именно ему, бригадному генералу Гейлу и всего его Четвертой механизированной бригаде предстояло поставить точку в затянувшейся войне.

— Господа, все подразделения заняли исходные рубежи, — произнес командующий, обведя взглядомнапрягшихся штабных офицеров, готовых начать чудовищную шахматную партию. — Приказываю начать операцию. В атаку!

Через несколько минут городские окраины огласились ревом сотен мощных дизелей, и лязгающие броней колонны двинулись к притихшим, словно в страхе, кварталам. Штурм Нижнеуральска начался.

В бывшем классе химии Нижнеуральской общеобразовательной школы было накурено так, что под потолком витали клубы сизого табачного дыма. Каждый из шести партизан, ожидавших в этом не слишком надежном укрытии появления американской пехоты, нервничал, и каждый боролся с волнением так, как умел. Олег Бурцев, успевший за прошедшие тридцать минут, кажется, наизусть выучить периодическую таблицу, покосился на своих товарищей.

Полковник Басов, присев на край парты, отстукивал носком берца по полу затейливый ритм, а рядом жадно втягивал табачный дым старший лейтенант городской полиции Ярослав Васильев, баюкавший длинный толстый раструб противотанкового гранатомета. Он не был единственным стражем порядка, примкнувшим к партизанам. Усатый немолодой старшина, второй номер расчета РПГ, тоже нервно курил, барабаня пальцами по цевью АК-74, лежавшего рядом, на поцарапанной крышке парты. А у ног полицейского стояла прислоненная все к той же парте брезентовая сумка с тремя гранатометными выстрелами.

— Черт, скорее бы началось! — проворчал стоявший возле пулемета ПКМ парень в серо-голубом омоновском камуфляже, еще один из числа полицейских, в последний миг вызвавшихся защищать родной город. — Сколько еще ждать?!

— Тьфу, на тебя, — беззлобно фыркнул Васильев, взглянув на молодого товарища. — Успеешь еще навоеваться!

— Не отвлекаться, — чуть повысив голос, потребовал Басов. — В оба смотреть и слушать во все уши!

Полковник нацепил на голову гарнитуру переносной радиостанции Р-168 «Арбалет», принявшись терзать верньеры. Провозившись с минуту, он ударил кулаком по столу и раздраженно выругался:

— На всех частотах помехи, не слышно ни хрена! Глушат нас, суки!

— А ты чего ждал, полковник? — хмыкнул невозмутимый и спокойный, как скала, да и видом походивший на гранитный утес старший лейтенант Васильев. — Мы, помнится, тоже такие штуки с «чертями» в горах устраивали, когда воевать научились! Связь в бою — первое дело!

Алексей Басов вновь выругался, на этот раз в адрес бывшего полицейского, но без особого энтузиазма, не обидно. Полковник до сих пор не мог определиться в отношении к этим людям, нежданно-негаданно вызвавшимся умереть рядом с партизанами на улицах родного города, но на всякий случай решил держать внезапное «пополнение» поближе к себе. Так командиру партизанского отряда было все же спокойнее.

На нижнеуральских полицейских партизаны наткнулись на выходе с территории завода. Отстраненные от службы стражи порядка прибыли на немолодом микроавтобусе «Тойота». Старший лейтенант Ярослав Васильев, как был в момент атаки партизан на городское УВД в серой униформе, даже с табельным ПМ в рыжей поясной кобуре, выскочил из кабины, бросившись наперерез бойцам Басова.

— Какого черта?! — Полковник, узнав полицейского, нахмурился, поудобнее перевесив болтавшийся на плече автомат. — Что вам здесь нужно?

— Мы хотим идти с вами, — без предисловий заявил Васильев. — Мы защищали этот город, пока вы не появились, и хотим защищать его и дальше, неважно, от какого врага! Мы хотим воевать!

Партизан невесело рассмеялся:

— Вояки! Сюда прет американская механизированная бригада, три с половиной тысячи головорезов с бронетехникой и артиллерией. Как вы против них намерены воевать?

— А вы? Я не всю жизнь в «дежурке» просидел, кое-чему могу еще твоих молодцев научить, полковник. И мужики, что со мной пошли, тоже повоевать успели за свою жизнь. Это наш город, черт возьми! Рано или поздно все закончится, кто бы ни победил, и нас спросят, где же мы были, пока равняли с землей жилые кварталы, пока убивали детей и женщин, просто оказавшихся случайно на линии огня? Как мы сможем людям в глаза смотреть? Я в менты пошел не потому, что побольше бабла нарубить хотел хотел, а чтобы на улицах порядок был, чтоб у стариков последние копейки отморозки не отбирали, чтоб девок молодых вечером на пустых улицах не насиловали, чтоб в школах наркоту не продавали, чтоб на дороге были равны пенсионер в «Жигулях» и «браток» на крутом джипе. И те, кто сейчас со мной, такие же, а которые с гнилью были, так они уже и гниют где-нибудь, воняют потихоньку.

Алексей Басов внимательным взглядом смерил Васильева, словно пытаясь в нем отыскать слабину, а затем, махнув рукой, решительно скомандовал:

— Веди своих бойцов, старлей! Будете с моим отрядом пока, а там как командование решит!

— Мужики, двигай сюда! — гаркнул Ярослав, и из «Тойоты» вывалились еще пятеро, в полицейской форме или разномастном камуфляже.

— Да, гляжу, с оружием у вас не густо, — хмыкнул Басов, увидев, что пополнение вооружилось двумя ружьями, двустволкой ИЖ-27 и «помповым» ТОЗ-194М, и нарезным карабином «Сайга-МК» с «незаконным» тридцатизарядным магазином. — Пиндосов душить собрались или зубами будете глотки грызть?

— Если придется, можем и зубами! — огрызнулся старший лейтенант. — А вы, смотрю, богаты, ну так поделились бы, а, полковник?

Басов долго не раздумывал, приказав выдать все необходимое новым бойцам. Выглядели бывшие полицейские мужиками серьезными, спокойными, и, судя по тому, как они обращались с врученным оружием, впечатление не было обманчивым. Каждый получил «разгрузку», автомат с полным боекомплектом, гранаты. Еще раз внимательным взглядом окинув с ног до головы рослого и плечистого старлея, тоже успевшего вооружиться новеньким АКС-74 и натянувшего поверх кителя разгрузочный жилет «Выпь-М02», полковник задумчиво произнес:

— Ты мужик вроде здоровый. С гранатометом справишься?

— Из РПГ-7 в армии стрелял, — пожал плечами Ярослав Васильев.

— РПГ-7 у меня нет, а есть вот что. — И полковник протянул бывшему полицейскому массивный тубус с сошками, пистолетной рукояткой и небольшим оптическим прицелом. — Думаю, тебе в самый раз будет. Это РПГ-29 «Вампир». Вес заряженного девятнадцать килограммов, прицельная дальность пятьсот. Есть оптический прицел 1П38, трехкратный. Боевая часть гранаты кумулятивная тандемная, пробиваемость шестьсот миллиметров стальной брони, не считая динамической защиты, но «реактивной брони» пиндосов все равно нет. Это самое мощное наше оружие, не считая ПТРК, но те слишком тяжелые и неманевренные, а гробить расчеты ради одного «загашенного» БТР никто не собирается. Да и так уж вышло, что у нас «граников» больше, чем обученных стрелков. Ну, так как?

— Нормально, — кивнул Ярослав Васильев, взвесив массивный гранатомет на вытянутых руках. — Разберусь.

— Тогда ищи себе второго номера, забирай боекомплект и марш за мной, живее. Не попадешь, так хоть попугаешь пиндосов. Все, старлей, шевелись! Через десять-пятнадцать минут американцы войдут в город, и мы должны быть готовыми к встрече!

Позиция отряда Басова, заранее выбранная и подготовленная, находилась в здании новой школы. Большая часть отряда разместилась в ее главном трехэтажном корпусе, где уже было запасено приличное количество оружия и боеприпасов. К окраине выдвинулись дозоры, вестовые в условиях полного отсутствия радиосвязи стали единственным средством оповещения. Потянулись долгие минуты ожидания, мучительные, превращавшиеся в вечность для десятков крепких мужчин, жаждавших действия.

Движение на пустой улице мгновенно привлекло внимание партизан. Басов схватился за автомат, его примеру последовали остальные бойцы, а казавшийся слишком юным пулеметчик прильнул к своему ПКМ.

— Свои! — полковник узнал одного из дозорных.

Молодой парень, назначенный в разведку за свои быстрее ноги, перемахнул невысокий забор, сваренный из металлических труб, наискось пересек спортивную площадку, и, с шумом ввалившись в вестибюль, сообщил вышедшему встретить его командиру:

— Идут! Будут здесь минут через пять! Не меньше роты!

Партизан тяжело дышал, с хрипом выплевывая слова. Басов, просунув голову в класс, скомандовал:

— Олег, Азамат, на выход! Старлей, ты и старшина с ними! Занять позиции! Огонь по команде!

Партизаны, не теряя времени, распахнули фрамуги, выпрыгивая прямо в окна. Первым наружу выбрался Бурцев, кинувшийся к аккуратно подстрижены кустам, высаженным вдоль дороги. Одной рукой он придерживал пулемет, второй прижимал тубусы двух гранатометов РПГ-26 «Аглень». Бердыев, выскочивший следом и успевший на бегу подхватит связку из двух восьмикилограммовых РПГ-27, с азартом воскликнул:

— Вот и понеслось! Веселей, пехота, один раз помирать!

Полицейские, не отставая от партизан, бросились к старой липе, толстый ствол которой запросто мог укрыть взрослого мужчину. Васильев присел на колено, закинув на плечо тяжелый РПГ-29 «Вампир» и взяв улицу на прицел. А за ними следом бежали другие партизаны, занимая круговую оборону по периметру школьного парка, взяв прилегающие улицы на прицел своих гранатометов.

— Готов? — Басов взглянул на оставшегося в здании пулеметчика. — Будем прикрывать ребят!

Боец, суетившийся вокруг ПКМ, молча кивнул. Он заметно побледнел, поняв, наконец, что его бой начался. Басов, передернув затвор АК-74М, загнал патрон в ствол, подвинув ближе к себе вьюк с двумя пластиковыми контейнерами реактивных огнеметов РПО-А «Шмель». Он успел заметить суету перед стоявшей напротив школы пятиэтажкой, где расположились также несколько бойцов. Три затянутые в камуфляж фигуры, выскочив из подъезда, быстро нырнули за припаркованные машины, брошенные своими хозяевами. В окнах на втором этаже тоже наметилось какое-то шевеление — снайперы уже заняли позиции. И в этот миг на дороге под рев мощных двигателей появились американские бронетранспортеры.

«Страйкеры», большие, тяжеловесные даже на вид, неторопливо ползли вперед, грохоча своими восемью колесами по асфальту и направив во все стороны стволы крупнокалиберных пулеметов. Некоторые машины были обвешаны стальными решетками противокумулятивных экранов, и оттого казались еще более громоздкими и неуклюжими.

— Четыре… шесть… девять… — полковник Басов шепотом считал приближавшиеся бронемашины, разглядывая их в полевой бинокль. — У-у, суки, сколько же вас там!

— Самоходки! — произнес пулеметчик, глянув на командира.

— Вижу! — Алексей кивнул, он уже разглядел двигавшиеся в середине колонны бронемашины, над которыми торчали дистанционно управляемые башни со стапятимиллиметровыми пушками, чем-то похожие на поднятые в атакующем жесте хвосты скорпионов. — Этих первыми нужно будет гасить, иначе они наш домик за пару минут по кирпичам разберут, твари!

Американская колонна, сопровождаемая свирепым ревом двигателей, уверенно двигалась вперед, готовая огрызнуться огнем в ответ на любую угрозу. Возглавлявшая ее инженерная машина «Страйкер-ESV» толкала перед собой навесной трал, гремевший по асфальту стальными роликами катков, призванных на себя принимать энергию взрывов противотанковых мин. Следом за ней двигались несколько БТР, среди которых затесался «Страйкер», лишенный вооружения, зато украшенный множеством антенн, торчавших над плоской крышей бронированной коробки корпуса, точно стальная щетина. Все люки бронемашин были наглухо задраены, никакого десанта на броне, все по технике безопасности. Пехота вела наблюдение изнутри, через перископические приборы, оставаясь под защитой.

Стальная река, наконец, достигла здания школы, и Алексей Басов, вскинув «калашников», вбил длинную очередь в борт головной машины. Зажигательные пули расцветали на броне «Страйкера» яркими бутонами, которые было видно даже при свете дня.

— Огонь!

Над самым ухом полковника отрывисто загрохотал ПКМ, давая сигнал остальным партизанам, и тотчас к зажатым на узкой улице бронемашинам со всех сторон устремились дымные стрелы реактивных гранат.

Беспилотный разведывательный самолет RQ-7A «Шэдоу-200» прошел над опустевшей улицей на высоте три сотни метров. Он находился в воздухе уже около часа, а маломощный поршневой двигатель AR-741, удивительно экономичный, позволял этому самолету, весившему сто пятьдесят килограммов и целиком изготовленному из композитных материалов, оставаться в небе еще четыре часа. Оптико-электронные камеры были обращены к земле, непрерывно сканируя подстилающую поверхность в видимом и инфракрасном спектрах. «Картинка» непрерывно транслировалась на борт командно-штабной машины М1130 «Страйкер-CV», следовавшей в боевых порядках наступавшего на русский город с юго-запада мотопехотного батальона.

— Прямо по курсу никакого движения, — сообщил сидевший перед монитором оператор командиру батальона.

— Не может быть, чтобы русские не встречали нас! Наверняка укрылись в зданиях!

— Тем хуже для них! Один залп наших гаубиц — и эти здания станут могилами для террористов!

Наличие беспилотника повышало огневую мощь батальона многократно. Его аппаратура не могла видеть сквозь стены, но и того, на что она была способна, хватало командиру батальона, чтобы управлять действиями своего подразделения. Сюда, под тонкую броню КШМ, стекались данные не только от «дрона». Можно было видеть положение каждой из десятков машин, хлынувших по улицам города неудержимым стальным потоком. «Тактический Интернет» связывал весь батальон, всех до единого солдат, что тряслись сейчас в сумраке десантных отделений «Страйкеров», в единую сеть, интерактивную, обладавшую обратной связью. Чтобы управлять таким подразделением, используя все его возможности, требовалось особое мастерство, и командир батальона, не отводивший взгляда от дисплея тактической обстановки, им обладал.

— Лидер — всем, — произнес офицер в укрепленный у угла губ микрофон, — визуальное наблюдение в секторе триста шестьдесят градусов! Огонь открывать без команды!

Командир батальона ждал совсем не такой встречи и был очень сильно удивлен. Улица, по которой двигалась колонна, была совершенно пуста, лишена признаков жизни. У тротуаров кое-где виднелись припаркованные машины, по мостовой ветер гонял какой-то мусор, и нигде ни одной живой души, словно город внезапно вымер. Офицер чувствовал растерянность и волнение. Загнанные в угол русские должны были встретить его ураганным огнем, и он знал, как в этом случае поступить, но ничего не происходило. Сто пятьдесят тысяч жителей, из которых в Нижнеуральске оставалось еще не меньше половины, и несколько тысяч террористов словно провалились сквозь землю, оставив послед себя опустевшие дома и погруженные в тишину улицы.

Прильнув к окулярам прибора наблюдения М45, командир окинул взглядом улицу. Какое-то движение в дальнем ее конце мгновенно бросилось в глаза. Офицер открыл рот, чтобы предупредить своих бойцов. В этот миг мелькнула вспышка выстрела, а через секунду выпущенный русскими реактивный снаряд ударил в кормовую часть КШМ, прожигая броню иглой кумулятивной струи. И в тот же миг воздух наполнился треском выстрелов и гулом гранатометных выстрелов. Казалось, каждое окно изрыгнуло поток пламени, и огненная волна захлестнула колонну, мгновенно оказавшуюся в западне.

Сжавшись в настоящий комок нервов, Олег Бурцев немигающим взглядом скользил по бортам приближавшихся к его позиции бронемашин. Головной «Страйкер», обвешанный решетчатыми экранами, кативший перед собой танковый трал, уже поравнялся с партизаном, засевшим за кустами. Заросли, лишившиеся листвы, давали посредственную маскировку, но это было лучше, чем торчать на открытой местности. Азамат Бердыев, пристроившийся в десятке метров справа от сержанта, тоже скрывался за остатками живой изгороди. Лучше всех устроился Васильев. Бывший полицейский со своим напарником засели за толстым стволом старой липы, который, пожалуй, не пробила бы и винтовочная пуля.

— Готов? — Это Бердыев окликнул своего товарища.

Олег молча кивнул, чувствуя, как его начинает колотить от избытка адреналина. На плече его лежал казавшийся невесомым тубус одноразового гранатомета «Аглень». Еще один РПГ, уже взведенный, чтобы не терять драгоценные мгновения, партизан опустил на землю, рядом со своим пулеметом, пока бесполезным в поединке с американской броней.

«Страйкер», угловатый, огромный, точно туристический автобус, неторопливо, с тяжеловесной величавостью прополз мимо Олега и двинулся дальше, обдав позицию партизан облаком выхлопных газов. Победно взревел мощный дизель, укрытый под скошенными лобовыми бронеплитами, образовывавшими вместе заостренный нос, и в этот миг за спиной протрещала автоматная очередь, к которой тут же присоединился солидный бас пулемета. Свинец столкнулся со сталью, высекая фонтаны искр, и Олег Бурцев нажал на спуск.

Вышибной двигатель, находившийся как раз возле уха партизана, с грохотом вытолкнул из пластикового «ствола» гранатомета кумулятивную гранату ПГ-26. Дымная полоса ткнулась в борт бронетранспортера, сверкнула вспышка, брызнула расплавленная броня, и «Страйкер» замер, блокируя улицу. Двигавшийся следом за ним БТР попытался обогнуть горевшую машину, но в этот момент выстрелил Бердыев. Его РПГ-27 не оставил никакого шанса американцам. Лидирующий кумулятивный заряд тандемной боевой части сорвал навесной экран, а удар основного, намного более мощного заряда, прожег броню, выжигая изнутри БТР, ставший на миг для его экипажа настоящим филиалом ада.

Бурцев, отбросив в сторону дымящийся тубус, подхватил с земли второй РПГ-26, и в этот момент над головой прожужжали тяжелые пули. Сразу несколько «браунингов», установленных на дистанционно управляемых турелях RWS, открыли шквальный огонь, заливая все вокруг остановившейся колонны свинцом.

— Твою мать! — Бурцев зло выругался, перекатываясь в сторону, чтобы вскочить на колено и, торопливо прицелившись, выстрелить.

Реактивная граната метнулась к цели, скользнув по скошенному бронелисту «Страйкера» и рикошетом отскочив в сторону, чтобы бессильно взорваться под его колесами. Ствол пулемета развернулся, нацелившись, кажется, точно в грудь Олегу, и в этот миг по броне вражеской машины растеклось пламя. Ярослав Васильев, что-то победно прокричав, нырнул обратно за дерево, в ствол которого впилось несколько пуль калибра 12,7 миллиметра. Старшина, его второй номер, протянул длинную, похожую на дубину гранату ПГ-29В, и вдруг упал, заваливаясь на спину. Его грудь превратилась в кровавое месиво от попадания единственной крупнокалиберной пули.

— А, суки! — Схватив автомат, Васильев принялся короткими очередями полосовать броню приближавшегося «Страйкера», непрерывно стрелявшего в движении.

Бурцев, схватив за цевье РПК-74М, не еще сделавший ни единого выстрела, вскочил на ноги и, пригнувшись к самой земле, подскочил к старшему лейтенанту, повалив того на землю.

— Гранатомет цел? — Олег кричал в лицо Васильеву, прижимая того к земле всем своим весом. — Тогда стреляй, твою мать!

— Они Трофимыча убили, суки!

— Сейчас мы их самих кровью умоем! Давай, мужик, действуй! Ты стреляешь, я заряжаю!

Пришедший в себя Ярослав закинул на плечо длинную, в человеческий рост, трубу РПГ-29 «Вампир». На секунду он застыл, прицеливаясь. Бурцев проворно отпрыгнул в сторону, усев выкрикнуть:

— Сзади чисто!

Грохнуло. Из казенного среза РПГ вырвался хвост пламени, лизнувший утоптанную землю, а к одному из неуклюже ворочавшихся на мостовой «Страйкеров» устремился реактивный снаряд. Граната боднула БТР в борт, срывая противокумулятивный экран и легко пронзая броню жгутом плазмы.

— Заряжай! — скомандовал Васильев, вновь нырнув за укрытие.

Олег вытащил из брезентовой сумки гранату, весившую почти семь килограммов. Над головой вновь просвистели пули, партизан осыпало сухой корой и ветками. Не обращая на это внимания, партизан затолкал выстрел ПГ-29В в трубу РПГ, хлопнув Васильева по плечу:

— Готов! Сзади чисто!

Старший лейтенант сделал шаг из-за дерева, выцеливая маневрировавший среди горящих собратьев «Старйкер». В уханье крупнокалиберных «браунингов», молотивших непрерывно и без особого успеха, вплелся отрывистый треск штурмовых винтовок. Несколько легких высокоскоростных пуль калибра 5,56 миллиметра ударили в ствол дерева, вгрязаясь в кору, с визгом пронеслись у самого лица партизана, заставив того отскочить назад.

— Пехота, — крикнул Бурцев, отпрыгивая в сторону уже с пулеметом вруках. — Пехота слева!

Бронемашины, больше половины которых уже горело, попав под точный огонь русских РПГ, позволили американцам выиграть несколько мгновений, жизненно важных в таком внезапном бою. Кормовые аппарели «Старйкеров» опускались на асфальт, и из тесноты десантных отделений БТР наружу выскакивали державшие наизготовку карабины М4 пехотинцы Четвертой механизированной бригады. разворачиваясь цепью, сразу не меньше десятка солдат двинулись к позиции гранатометчиков.

— Ловите, суки! — прошипел Бурцев, дав длинную очередь веером и увидев, как сразу две фигуры в непривычном серо-синем «пиксельном» камуфляже валятся на асфальт, покрытый копотью.

В стороне застрекотал «калаш» Берыдева. Партизан, израсходовавшие РПГ, были короткими, экономными очередями. Его немедленно поддержал из здания школы ПКМ, осыпавший пытавшихся атаковать американцев свинцовым дождем. С противоположной стороны улицы тоже раздались редкие выстрелы, и попавшие в огневой мешок американцы бросились под прикрытие подбитого «Старйкера».

Алексей Басов легко перемахнул через подоконник, спрыгивая на землю, несмотря на увесистый вьюк с двумя реактивными огнеметами. Из соседнего окна бил язычок пламени, полыхавшего на стволе пулемета, прижимавшего к земле вражескую пехоту. Но не все были заняты поиском укрытия. Американский солдат, выскочивший из-за неподвижного остова БТР, вскинул на плечо пусковую установку ПТРК «Джейвелин», к которой уже был присоединен транспортно-пусковой контейнер.

— Ракета! — крикнул Бурцев, первым заметив угрозу. — ПТУР!

Сержант выскочил из-за своего укрытия, стреляя на бегу. Большая часть пуль ушла «в молоко», но американец, просто испугавшись, нажал на кнопку пуска слишком рано. Ракета пролетела над спортивной площадкой, ударив в угол здания. Из оконного проема вырвалось пламя.

Еще один американец показался на мостовой. На плече его лежал цилиндрический тубус одноразового РПГ М136. Азамат Бердыев выстрелил в его сторону, но тотчас сам вжался в землю, когда по кустам хлестнула пулеметная очередь. Бахнул гранатомет, и реактивный снаряд взорвался в центре небольшого футбольного поля. Ударная волна сбила с ног полковника Басова.

— Твари!

Бурцев выпустил в сторону американцев еще одну очередь. Мелькнули в воздухе трассеры, показывая, что магазин опустел. Партизан торопливо сменил «рожок», вновь открыв огонь по суетившимся на дороге вражеским солдатам. Над головой затрещали автоматные выстрелы, это Васильев, отложив в сторону РПГ, поддержал бывшего десантника огнем из своего АКС-74.

— Посмотри, что с командиром! — крикнул Олег.

— Прикрывай!

Ярослав, на бегу стреляя одиночными, подбежал к Басову. Закинув автомат за спину, он взвалил на левое плечо полковника, а на правое — вьюк с огнеметами, опрометью бросившись обратно в свое укрытие. Со стороны БТР захлопали «подствольники», и несколько сорокамиллиметровых гранат разорвались в считанных метрах от полицейского. Он все же добежал до дерева, из-за которого отстреливался Олег Бурцев, бросил свою ношу и лишь потом сдавленно закричал от боли — осколок впился старшему лейтенанту в ногу.

— Жив? Ходить можешь? — Олег тормошил за плечо своего товарища. — Как полковник?

— Живой вроде, крови нет. Я тоже в порядке, но быстро бегать не смогу!

Что-то с гулом пронеслось над спортивной площадкой, и земля содрогнулась от взрыва. Столб огня поднялся на много метров, а затем опал, оставив дымящийся пролом в школьной стене. Кусок мерзлой земли ударил по голове Бурцева так, что тот от неожиданности прикусил язык, почувствовав, как рот наполняется солоноватой кровью. Раскатисто грянул еще выстрел, и второй снаряд прямой наводкой ударил возле того окна, из которого бил пулемет. ПКМ замолк, а может, это просто взрыв оглушил Бурцева, а когда тот пришел в себя, его уже тряс за плечи Басов.

— Самоходка! Нужно ее загасить!

Полковник сам выглядел неважно. По грязному лицу струилась кровь из раны на голове, в глазах — безумный блеск. Но он уже крепко держался на ногах, указывая в сторону улицы:

— Сожгите их на хрен! Мы прикроем! Азамат, бери «Шмель»!

Бердыев подхватил весивший одиннадцать килограммов тубус реактивного огнемета РПО-А, второй забрал себе Басов.

— Старлей, Олег, двигайте к той девятиэтажке, — командир казал на дом, из-за которого была видна самоходная установка «Страйкер-MGS», выплевывавшая один за другим снаряды калибра сто пять миллиметров. Автоматическая система перезарядки позволяла ей вести огонь чуть ли не со скоростью пулемета, и часть здания школы уже превратилась в груду битого кирпича. — Давайте, парни, сковырните эту суку!

Васильев схватил свой «Вампир», а Бурцев вытащил из подсумка последний оставшийся выстрел. Басов махнул им рукой, и партизаны выскочили из-за укрытия. По ним пытались стрелять, но лишь до тех пор, пока вскочили полковник и Азамат Берыдев, выстрелившие одновременно из «Шмелей». Гранаты с термобарическими боевыми частями разорвались среди американцев, сгрудившихся за своими БТР. Вспухли огненные шары, пожирая человеческую плоть, а затем все накрыла звуковая волна.

— Пошли, — скомандовал Васильев. — Сержант, за мной! Живее шевелись!

По ним пытались стрелять, но другие партизаны, занявшие оборону на территории школы, отвлекли американскую пехоту, вновь заставив противника вернуться в укрытия.

— Давай сюда, за машину, — крикнул старший лейтенант, ныряя за роскошный «Мерседес», отчего-то брошенный своим безвестным владельцем.

Башня самоходной установки плавно развернулась. Экипаж увидел партизан, подобравшихся слишком близко. Васильев, высунувшись из-за иномарки, прицелился и нажал на спуск. Реактивная граната ПГ-29В покинула ствол РПГ, и одновременно рявкнуло орудие «Старйкера», дохнув пламенем. Тяжелый снаряд пролетел над головами партизан, разорвавшись на газоне в двух десятках метров позади них, а вот Васильев был более удачлив. Реактивный снаряд ударил в лобовую часть «Страйкера», броня которого не смогла устоять перед мощью тандемной боевой части. Кумулятивный заряд расплавил сталь, огонь проник внутрь, добравшись до топливных баков, и боевую машину охватило пламя.

— Валим, сержант, — прохрипел Васильев, вращая глазами. — Мы свое дело сделали!

— Еще не все!

Из переулка на главную дорогу медленно выкатился еще один БТР, вооруженный мощным орудием, точная копия только что сожженного «Старйкера», а на заднем плане мелькнули фигурки пехотинцев. Дистанционно управляемая башня боевой машины с тяжелым вооружением MGS начала разворачиваться в описках цели.

— Заряжай, сержант!

Олег втолкнул в трубу РПГ последний оставшийся выстрел, сообщив:

— Готов!

Загрохотал спаренный с пушкой пулемет, выпуская по двум партизанам рой пуль калибра 7,62 миллиметра. Куски горячего свинца ударили в тонкий борт «Мерседеса», вспарывая его, точно бумагу. Выскочив из-за машины, Васильев вновь прицелился и выстрелил. Грохот оглушил обоих бойцов, но граната угодила точно в цель, поразив орудийную башню. Боекомплект, израсходованный едва ли на четверть, взорвался с чудовищным ревом, и ударная волна повалила на асфальт прятавшихся за «Страйкером» солдат.

Не дожидаясь приказа, Бурцев вскочил, со всех ног бросившись обратно к школе, вокруг которой без умолку трещали автоматы и раздавались хлопки гранатных взрывов. Перед полуразрушенным зданием стояли не меньше полудюжины «Старйкеров», некоторые еще горели.

Полковник Басов, сопровождаемый Бердыевым, выскочил навстречу вернувшимся партизанам:

— Американцы движутся по параллельной улице, не меньше роты! Выставленный там заслон смяли! Еще немного, и мы окажемся в кольце! Отступаем на второй рубеж обороны!

Большая часть бойцов уже покинула парк, перепаханный воронками от взрывов вдоль и поперек, и лишь несколько человек сдерживали натиск приободрившегося врага, пытаясь казаться целым войском, а не горсткой безумцев.

— Мы хорошо встретили пиндосов, теперь пора этих козлов проводить, как следует, по-русски! — усмехнулся покрытый копотью и запекшейся кровью полковник. — Уходим, парни!

— А как же наши? — Олег указал на соседний дом, стены которого полосовали несколько турельных «браунингов». — Там ведь ребята, там Жанна!

— Они прорвутся, — без особой уверенности ответил Басов. — Должны прорваться!

Подхватив оставшееся оружие, партизаны, увлекаемые Басовым, бросились в переулок, оставляя позади горящие БТРы и гору вражеских трупов. Над головами беглецов протяжно заныли падавшие с неба мины.

Жанна Биноева выскочила из подъезда дома, служившего ей отличным укрытием, когда во дворе разорвались первые мины. Самоходные стадвадцатимилиметровые минометы на базе бронемашин «Страйкер», поддерживавшие своим огнем наступавший батальон американской мотопехоты, открыли огонь, находясь в пяти километрах от места боя. Расчеты корректировали огонь, получая данные для стрельбы с кружившего над окраиной Нижнеуральска беспилотника RQ-7A «Шэдоу-200». На глазах у чеченки точным попаданием пятнадцатикилограммовой мины разорвало на куски выбежавшего из укрытия минутой раньше ее самой бойца.

В тот момент, когда начался бой, Жанна уже полчаса находилась на своей позиции, на третьем этаже панельной пятиэтажки. Квартира, в которой она расположилась, была пуста, но покинута явно недавно. Открыв окно, выходившее на главную дорогу, чеченка подтащила поближе низенький столик, установив на него винтовку QBU-10 калибра 12,7 миллиметра. Обзор с ее позиции открывался неплохой, улица была как на ладони. Жанна вогнала в горловину широкий магазин с пятью бронебойными патронами, и, прислонившись к стене, принялась ждать.

Рев моторов заставил девушку очнуться, мгновенно оказавшись рядом с винтовкой. На дороге показались темно-зеленые машины, отчасти и впрямь напоминавшие русский БТР-80, но вместо вращающейся башенки над ними торчали лишенные какой-либо защиты турели, управляемые изнутри. Жанна передернула затвор, дослав в ствол первый патрон, и прильнула к прицелу, выбрав в качестве цели ту самую турель на одном из американских БТР.

Со стороны школы воздух прорезала струя трассеров, расцветших на броне «Страйкеров» яркими цветами, и Жанна, не колеблясь, нажала на спуск. Мощный дульный тормоз частично погасил отдачу, но приклад все равно больно ударил в плечо. Крупнокалиберная пуля выбила искры из турели, разрушив ее и мгновенно сделав многотонный БТР совершенно безоружным. Биноева перенесла прицел, вбив оставшиеся четыре пули в крышу над моторным отделением. Американцы пытались создать машину подвижную, сравнительно легкую, и при этом защищенную, и вынуждены были идти на компромисс. Если борт «Страйкера» выдерживал обстрел из русского пулемета КПВТ, во всяком случае, по заверениям самих создателей, то защита верхней части была значительно слабее. Четыре пули Б-32, ложась очень кучно, пробили тонкую сталь, разрушим мощный дизель. «Страйкер» замер, и тотчас в его борт вонзилась реактивная граната, добив машину.

Жанна ловко поменяла магазин, как раз в тот миг, когда открылись кормовые люки нескольких бронемашин, выпуская десант. Биноева заметила американца, тащившего пусковую установку ПТУР FGM-148A «Джейвелин». Он как раз возился с ракетой, когда тяжелая пуля ударила солдата в спину, швырнув его на асфальт. Его сосед, вооруженный пулеметом М249, вскочил, завертелся из стороны в сторону, и получил следующую пули, угодившую в голову. Чеченка видела, как верхняя часть его туловища окуталась кровавым облаком, и обезглавленное тело швырнуло на броню.

Девушка успела отстрелять еще два магазина, уничтожая вражескую пехоту, особенно пулеметчиков и расчеты ПТУР, поражая бронемашины сверху, в наиболее уязвимую часть. Комната наполнилась пороховыми газами, под ногами катались еще горячие гильзы, но Жанна продолжала снова и снова нажимать на курок. Вот из «Старйкера», который от ее позиции отделяло метров двести, показался человек в американском камуфляже, принявшийся размахивать руками, время от времени поднося ко рту компактную рацию. Офицер, тем более, не запаниковавший, продолжавший управлять своими людьми, был очень ценной мишенью. Прицельная марка легла на его широкую спину, указательный палец потянул спусковой крючок, снова отрывисто грохнул выстрел, и пуля, разогнавшись до восьмисот с лишним метров в секунду, ударила американца в поясницу.

Турель RWS одного из бронетранспортеров развернулась, и мощный «браунинг» дал длинную очередь, стегнув по стене дома свинцовой струей. Несколько пуль залетели в оконный проем, круша мебель и оставляя в стенах глубокие язвы.

За спиной скрипнула входная дверь, которую Жанна и не думала запирать, и раздался голос одного из тех бойцов, что заняли оборону в пятиэтажке вместе с Биноевой:

— Мы отступаем! Пиндосы обошли с фланга и выходят в тыл! Приказано двигаться на второй рубеж!

Жанна вскочила, на миг замешкавшись. Она не хотела бросать винтовку, к которой уже привыкла, восхищенная ее сокрушительной мощью. Но тащить на себе пятнадцать килограммов металла под вражеским огнем было не лучшим решением. Оставив оружие, Биноева выскочила из квартиры, услышав, как за спиной что-то с грохотом взорвалось. Вытаскивая на бегу из набедренной кобуры массивный АПС калибра девять миллиметров, она быстро спускалась вниз по лестнице, видя перед собой спину одного из бойцов полковника Басова, тащившего тяжелый пулемет ПКМ.

В тот момент, когда Жанна вместе с двумя партизанами выбежала из подъезда, первая мина упала, разорвавшись в центре детской площадки. А затем с неба хлынул настоящий ливень, наполнив воздух визжащими осколками.

— Быстро, в переулок, — крикнул вооруженный пулеметом боец, указывая направление рукой. — Там можно срезать!

Он первым кинулся в узкий проезд между домами, не слыша надсадного свиста, расколовшего небо. Мина упала под ноги партизану, взметнув столб огня и земли. Ударной волной Жанну и второго бойца снесло с ног, оглушив грохотом близкого взрыва. Чеченку отбросило назад, и, падая, она ударилась затылком о ступени подъездной лестницы.

Девушка попыталась подняться на ноги, чувствуя, как мир перед глазами закружился в стремительном хороводе. Во рту чувствовался привкус крови, в ушах звенело, точно в кузнечном цеху. Не сразу она заметила бежавших к подъезду людей в камуфляже с непривычным рисунком и необычных касках, сжимавших в руках короткие черные винтовки. Жанна кое-как встала, опираясь рукой об стену, и только теперь поняла, что так и не выпустила из ладони пистолет.

Один из американцев, заметив девушку в русском камуфляже и с оружием вскинул карабин М4, взяв ее на прицел, и что-то крикнул. Он замешкался лишь на секунду, не решившись стрелять в женщину, а вот Жанна не колебалась. АПС казался слишком большим и тяжелым в ее руках, но на самом деле большой вес оружия при более длинном стволе, чем у «макарова», и относительно слабом патроне позволял стрелять далеко и точно, а на случай ближнего боя был еще и режим непрерывного огня. Лучше мог оказаться лишь малый пистолет-пулемет типа русского «Кедра» или немецкого МР-5К, но как известно, лучшее оружие это то, что есть под рукой в нужный момент.

Биноева вскинула пистолет, направив ствол в груди американскому пехотинцу, и нажала на спуск. «Стечкин» трижды дернулся в ее ладони, выплюнув в лицо врагу раскаленный свинец. Американца сбило с ног. И одновременно затрещали выстрелы, и пули с визгом чиркнули по стене, заставив Жанну упасть на землю. Второй солдат, укрывшись на детской площадке, прижал ее огнем, загнав в угол. Чеченка высунула руку с оружием, несколько раз вслепую выстрелив в сторону врага. Тот ответил несколькими короткими очередями, а затем возле сжавшейся в комок снайперши упало на землю что-то тяжелое. Увидев перед собой, на расстоянии вытянутой руки, гладкий шар ручной гранаты, девушка оцепенела, но это продлилось лишь секунду, а затем она вскочила, бросившись со всех ног прочь от медлившей смерти.

Снова затрещал карабин американца, над головой просвистели пули калибра 5,56 миллиметра, а затем позади громко хлопнуло, и волна горячего воздуха обдала Жанну. Тех пяти секунд, пока горел замедлитель в запале гранаты М67, ей хватило, чтобы пробежать почти десять метров, и большая часть убойных осколков потеряла приданную им взрывом энергию.

Чеченка покатилась по выщербленному осколками асфальту, не чувствуя боли и не сразу поняв, что кроме выстрелов американского карабина, отрывистых и сухих, слышит и знакомый «кашель» АК-74, причем не одного. Кто-то подбежал к ней, не слишком аккуратно ухватив за плечо, и рывком поставив на ноги.

— Цела?

Смутно знакомый партизан, окровавленный, грязный, заглянул в лицо Жанне, уставившейся куда-то в пустоту ничего не выражающим взглядом.

— Цела, — уже утвердительно произнес он. — Давай за нами, нужно уходить, пока нас тут не прижали!

Двое бойцов, появившиеся так кстати, потащили Биноеву с собой, нырнув в проулок и слыша, как рвутся во дворе мины, продолжавшее смертельным дождем падать на городские кварталы.

Жанна кое-как переставляла ноги, все еще не придя в себя, и тот самый партизан, что помог ей, вдруг остановился, отвесив девушке несколько хлестких пощечин.

— Да приди в себя! Сейчас все здесь останемся!

— Что с остальными? — Жанна, очнувшись от такой «психотерапии», ошеломленно озиралась. — Только мы остались?

— Остальные уже на втором рубеже, ждут подхода пиндосов! И нам туда пора, не хрен здесь торчать! Все, что могли, уже сделали, и мы, и ты!

Над головами партизан вновь раздался протяжный вой, так похожий на плач на похоронах, и в соседнем дворе грянул взрыв. Донесся звон выбитых стекол, а затем рев моторов и грохот колес, под которыми хрустело стеклянное крошево, усыпавшее уже каждый сантиметр тротуаров.

— Пиндосы, — затравленно произнес молчавший до этого момента партизан, не отнимавший от плеча АКС-74 с подствольником. — Где-то рядом совсем!

— Черт, бежим отсюда! Наши должны собираться на заводе! — И первый партизан, подтолкнув Жанну в сторону переулка, кинулся со всех ног в его спасительный сумрак.

Под вой мин, сыпавшихся с неба бесконечным градом и глухой гул взрывов, метавшийся эхом меж стенами домов, трое партизан дворами и какими-то закоулками двинулись к территории завода электроники, превращенного в настоящий опорный пункт для нескольких сотен бойцов, готовившихся встать грудью на пути американской армады. Серые плиты глухого бетонного забора мелькнули впереди, но прежде, чем беглецы добрались до ограды, на параллельной улице появилась голова механизированной колонны. «Страйкеры» сходу открыли огонь из пулеметов, наполняя воздух свинцом.

— Вот, суки! — выругался запыхавшийся, тяжело дышавший боец, тот самый, что первым явился на помощь к оглушенной Жанне. — Не прорваться! Надо в обход!

Американские БТР, непрерывно стреляя, двинулись параллельно забору, из-за которого тоже звучали выстрелы. Над дорогой протянулся дымный след реактивной гранаты, и головной «Старйкер», получив попадание в борт, замер, чадя густым черным дымом. Колонна замедлила ход, пытаясь обогнуть преграду, и в этот момент асфальт под колесами вздыбился, в небо ударил поток огня. В яростном реве исчезли все другие звуки, а затем пришла ударная волна, хлестнувшая по еще уцелевшим оконным стеклам, сбивая с ног оказавшихся на открытой местности людей.

Когда до забора, возвышавшегося по периметру завода, служившего базой и основой обороны партизан, оставалось метров пятьсот, над головами бежавших из последних сил партизан раздалось жужжание авиационного мотора. По лицам скользнула едва заметная тень. Алексей Басов, запрокинув голову, проводил взглядом беспилотник RQ-7A, прошедший над улицей на высоте всего полутора-двух сотен метров.

— Мразь! Сбейте его на хрен!

Олег Бурцев, опустившись на одно колено, вскинул РПК-74М, плотно прижав приклад к плечу. Поймав цель, удалившуюся уже на приличное расстояние, в прорезь прицела, партизан нажал на спуск, почувствовав, как бьется в руках пулемет, полосуя серое небо лентами трассеров. Он видел, как рубиновые искры летят мимо цели:

— Сука! Далеко!

Картинка с борта «Шэдоу» ушла на землю, и командир минометного взвода, поддерживавшего наступление мотопехотного батальона, получивший координаты цели, скомандовал открыть огонь. Заунывно завывая, мины отвесно упали в нескольких десятках метров от партизан, заставив тех повалиться на асфальт.

— В укрытие! — крикнул Басов. — Не высовываться! Эти ублюдки корректируют огонь с воздуха!

Еще несколько мин обрушились на мостовую, выгрызая воронки в старом асфальте. Одна из них взорвалась в считанных шагах от лежавших на тротуаре партизан, и Басов увидел, как тела разорвало на куски, заливая землю кровью.

— Отряд, подъем! — скомандовал полковник. — За мной бегом!

Командир партизан, вскочив на ноги, кинулся к забору, слыша, как за спиной грохочут по асфальту ботинки его бойцов, вложивших в этот бросок все оставшиеся силы. Еще несколько мин разорвались в стороне, стегая осколками пустоту. Над улицей снова раздалось жужжание маломощного мотора заходившего на второй круг беспилотника. Снизившись до уровня верхних этажей девятиэтажного дома, «Шэдоу» пролетел над головами партизан. В этот момент двое бойцов, выбравшиеся на крышу одного из заводских корпусов, закончили заправлять ленту в установленный на треножный станок пулемет НСВ «Утес».

— Вон он! — второй номер указал на набиравший высоту БПЛА своему напарнику, сжавшему ладонями рукоятки управления огнем. — Стреляй!

Ствол НСВ развернулся, будто провожая холодным взглядом «Зрачка» дульного среза цель, и пулемет содрогнулся, брызжа в небо раскаленным свинцом. Крупнокалиберные пули, настигнув беспилотник, разорвали пластиковую обшивку, и тот, беспорядочно кувыркаясь, рухнул где-то за коробками заводских корпусов.

— Сбили! — бежавшие вдоль забора к замаскированной лазейке партизаны радостно кричали, видя падение американского беспилотника. — Получили, сволочи!

Алексей Басов, достигнув дыры в ограде, остановился, пропуская за периметр своих товарищей, не без труда пролежавших в небольшое отверстие и цепляясь за его края снаряжением. Сам полковник нырнул в пролом последним, увидев, как в дальнем конце улицы появились вражеские бронемашины. Загрохотали пулеметные очереди, и тяжелые пули со шлепками ударили в бетонные плиты, с визгом пролетая над забором.

— Внутрь, живее, — приказал своим бойцам, ждавшим командира, Басов, указывая на трехэтажное серое здание бывшего цеха, возвышавшееся над улицей. — Занять позиции на втором этаже! Пошли, пошли, пошли!

На территории завода всюду царила лихорадочная суета, сдержав натиск противника на дальних подступах, партизаны отступили сюда, чтобы на этом рубеже уже стоять насмерть. Между корпусами, по двору, выложенному бетонными плитами, меж которых торчали клочья пожухшей травы, бегали люди, тащившие связки РПГ, вьюки с огнеметами «Шмель», цинки с патронами. К группе Басова присоединились двое, один из которых, громко сопя, нес треногу пусковой установки противотанкового ракетного комплекса «Фагот», а второй волок два цилиндрических ТПК с ПТУР, по тринадцать килограммов каждый.

— Шевелись, бойцы! — подгонял своих спутников полковник, бежавший вместе со всеми по гулким пустым цехам, заваленным каким-то хламом, который поленились убирать, просто сгребли в кучи по углам. Всюду тряпье, горы упаковочного картона, целые штабеля пустых ящиков, гниющие отбросы.

Поравнявшись с Бурцевым, командир спросил на бегу:

— Откуда столько мусора? Ты местный, вроде, может, знаешь? Настоящая свалка!

— Завод давно заброшен. Несколько лет назад тут были оптовые склады, хранили все подряд, от ГСМ, до картошки из ближайших совхозов.

— Дерьмо!

Взбежав по крутой лестнице, партизаны поднялись на второй этаж, опоясанный по периметру сквозной галереей. Огромные, от пола до потолка, окна были уже заложены кирпичом или мешками с песком. Из них открывался вид на дорогу, по которой ползла окутанная клубами выхлопных газов стальная лента американской колонны. Один из «Страйкеров», не останавливаясь, развернул турель, стегнув по фасаду заводского корпуса длинной очередью. Пули, залетая в проем, рикошетом отскакивали от стен. Раздались крики, кто-то упал на холодный пол, заливая его кровью. К раненому тотчас кинулся боец с санитарной сумкой.

— Не высовываться, — приказал Басов, приседая за бруствером. — Занять позиции! Огонь по команде!

Расчет «Фагота» уже развернул пусковую, укрепив на треноге транспортно-пусковой контейнер с ракетой. Басов, окликнув одного из партизан, спросил:

— Фугас готов?

— Давно! В канализационном коллекторе под этой улицей почти сто кило взрывчатки!

— Черт, нас-то не зацепит вместе с пиндосами?

— Вроде не должно, — ухмыльнулся сапер. — Скоро точно узнаем!

Партизаны, всего их здесь было не меньше тридцати человек, взяли вереницу бронемашин под прицел. В дворе под самыми стенами корпуса разорвалось несколько мин, и Олег Бурцев, направивший на проезжую часть улицы ствол своего РПК-74М, увидел раскиданные по земле тела. Рядом с ним, взвалив на плечо тубус реактивного огнемета, стоял Азамат Бердыев. Басов держался поближе к установке ПТУР, как и сапер, вооружившийся кроме «калашникова» подрывной машинкой.

— Азамат, давай! — махнул рукой полковник, и партизан нажал на спуск.

Выстрел «Шмеля» оглушил находившихся рядом людей, все затянуло пороховыми газами, многие зашлись в приступе жестокого кашля. Реактивный снаряд ударил в верхнюю часть корпуса головного «Страйкера», проломив сравнительно тонкую броню и взорвавшись уже внутри. Ударная волна вышибла люки, из проемов полыхнуло пламя. Колонна встала, и Басов скомандовал нетерпеливо смотревшему на него подрывнику:

— Взрывай!

Партизан нажал на большую кнопку, и из земли под колесами сбившихся в кучу бронемашин ударил столб огня. Ударная волна сбила с ног тех, кто не успел укрыться, здание задрожало, жалобно скрипнув арматурой. Бурцев, высунувшись из-за груды кирпичей, увидел сквозь дымную завесу перевернутые БТР, раскиданные по всей улице, в центре которой зияла огромная воронка. Один из «Страйкеров», оказавшийся почти точно над фугасом, просто разорвало пополам, словно он был не из броневой стали, а из картона.

Распахнулись люки нескольких бронемашин, к поврежденным БТР бросились американские пехотинцы, пытавшиеся спасти своих умирающих товарищей.

— Огонь из всех стволов! — крикнул Басов, и Олег нажал на спуск, обрушив на головы ошеломленных взрывом американцев поток малокалиберных пуль.

Загрохотали автоматы и пулеметы, харкаясь раскаленным свинцом, и суетившихся внизу американских солдат смело с мостовой. С грохотом выстрелил «Фагот», посылая ПТУР в борт одной из бронемашин, с которой бил короткими очередями крупнокалиберный «браунинг». С дистанции три сотни метров промахнуться было невозможно, и ракета 9М111, несущая боевую часть весом два с половиной килограмма, ударила в борт, прожигая его кумулятивной струей.

Несколько уцелевших «Страйкеров» открыли шквальный огонь из пулеметов по окнам, заставив партизан попрятаться в укрытия, а затем, прикрывшись дымовой завесой, дали задний ход. По скрывшимся в сером колышущемся мареве бронемашинам несколько раз выстрелили из РПГ, никуда не попав, и только больше напугав запаниковавших американцев.

— Вот и все!

Полковник Басов, выпустив из рук автомат, устало прислонился к стене, сев прямо на грязный, усыпанный гильзами и осколками стекла пол. Закрыв глаза, он продолжал слышать вокруг себя суету, представляя, как тащат раненых вниз, в перевязочный пункт, их товарищи, как бойцы перезаряжают оружие, высматривая на горизонте новые цели. Кто-то рядом закурил, кто-то возбужденно матерился, еще не веря по-настоящему, что остался жив в этом аду. Из серых туч, опустившихся, кажется, на самые крыши домов, начал сыпать снег. Крохотные снежинки падали на запрокинутое вверх лицо Алексея Басова, тут же тая, и капельки воды стекали под камуфляж, остужая разгоряченное тело.

В штабе бригады царил хаос, но командующий, несмотря ни на что, продолжал отдавать распоряжения. Первым делом, полковник Гейл, не дослушав рапорт командира отступавшего батальона, приказал:

— Передать координаты цели артиллерийской батарее! Сравняйте там все с землей!

Дюжина гаубиц М777, расположившихся на безопасном удалении от города, разом открыла огонь, заставив содрогнуться землю. Снаряды, свечой уходя в небо, пролетали над пригородами, опережая звук, и падали на территорию завода, проламывая крыши и перекрытия, взрываясь внутри зданий, круша бетон и перемалывая в мелкую труху кирпичную кладку. Одним залпом батарея отправляла к цели больше полтонны стали, ведя огонь со скоростью пять выстрелов в минуту. Беспилотный разведчик «Шэдоу-200», появившись над заводом, передал в штаб картину чудовищных разрушений. Земля была изрыта воронками, несколько зданий превратились в руины, погребая заживо тех, кто находился внутри, но большая часть укрывшихся на территории завода партизан смогла уцелеть, укрывшись под прочными сводами подвалов.

— Дайте мне связь с генералом Камински! — потребовал Гейл, слыша грохот орудий за бортом командно-штабной машины.

В Раменском сообщений от командующего бригадой ждали, вот только услышали совсем не то, чего бы хотелось.

— Противник отбил первую атаку, удержавшись на занятых позициях. К нашему появлению подготовились, организовав засады на пути штурмовых групп. Данные о потерях еще уточняются, но мы лишились не менее двух десятков боевых машин, уничтоженных огнем РПГ. Число погибших превысило сто пятьдесят человек и продолжает расти, а санчасть переполнена ранеными.

— Это очень плохие новости, полковник! — мрачно произнес Мэтью Камински. — Вы не выполнили свою задачу!

— У нас недостаточно огневой мощи. Мне нужно больше артиллерии, реактивные установки, не помешает поддержка с воздуха и как можно больше «дронов», чтобы отслеживать перемещения террористов. Без этого я не готов повторить штурм, который просто обернется еще одной бойней!

— Я немедленно дам приказ о переброске дополнительных сил на Урал, полковник. У нас в полной готовности две бригады Восемьдесят второй десантной дивизии, с охраны нефтепровода можно снять одну десантно-штурмовую бригаду Сто первой дивизии. Их поддержит легкая пехота, я выделяю для этой операции бригаду из своей Десятой дивизии.

— Нужна тяжелая техника. «Хамви» и мои «Страйкеры» слишком уязвимы для вражеских гранатометов в условиях уличных боев. Здесь нужны «Абрамсы»!

— Танки есть только у морских пехотинцев. Думаю, Пентагон не станет возражать против их участия в штурме. А вы, полковник, до тех пор, пока не будут доставлены подкрепления, обеспечьте блокаду города. Террористы должны оказаться в полной изоляции.

Отключив связь, генерал Мэтью Камински, взглянув на своего начальника штаба, приказал:

— Свяжитесь с Вашингтоном, сообщите, что мы переходим ко второй стадии. Русские показали нам, что с ними стоит считаться. Придется взять тайм-аут на несколько дней.

Первые С-17А «Глоубмастер» с бойцами Десятой легкой пехотной дивизии вылетели из Раменского через шесть часов, взяв курс на восток, в сторону Уральских гор. Следом оторвались от земли несколько С-130Н «Геркулес» с десантниками, а обгоняя их, над облаками мчались к цели истребители F-16C «Файтинг Фалкон», уже готовые вступить в бой. Кольцо вокруг Нижнеуральска стянулось еще туже, но те, кто готовился оборонять город до последнего, не чувствовали себя обреченными.

Глава 12. Скрытая угроза

Чечня, Россия
20 ноября

Инструктор, высокий худощавый мужчина с орлиным носом, черными, как антрацит, глазами, аккуратно подстриженной бородой и смуглой не от загара, а от рождения кожей, обведя пристальным, чуть насмешливым взглядом выстроившихся в одну шеренгу учеников, похожих на стаю волчат, вышедших на свою первую охоту, высоко поднял руку:

— Приготовились! — Налетевший порыв ветра разнес его крик невесомым эхо, и тотчас рука резко опустилась: — Пошли!

Полтора десятка чеченцев, мальчишек, самому старшему из которых лишь едва исполнилось восемнадцать, сорвались с места, едва дождавшись команды своего инструктора. За считанные минуты им предстояло пробежать почти километр, затем по узкому бревну преодолеть глубокую канаву, залитую горящим бензином, потом проползти под колючей проволокой, натянутой на высоте сантиметров двадцать, и тотчас вскарабкаться на стену высотой шесть метров, соскользнув с вершины по канату, разумеется, без перчаток, предохраняющих руки от неизбежных травм. И все это с набитым камнями ранцем за спиной, весившим не один десяток килограммов.

— Быстрее, быстрее, — подгонял своих учеников инструктор, легко бежавший рядом. — Держать темп!

Полоса препятствий, преодолеть которую смогли все, сменилась стрельбищем. Юным курсантам, дышавшим, словно загнанные лошади, скалившимся в гримасах ярости, следовало поразить с трехсотметровой дистанции пять мишеней из автомата, затем, с двадцати метров, положить все восемь пуль, находившихся в обойме обычного ПМ, в деревянный щит сантиметров тридцать в поперечнике, после этого трижды метнуть нож, и, наконец, забросить учебную гранату, железную чушку весом почти полкило, в проем окна с тридцати метров. И лишь после этого будущие солдаты свободной Чечни могли повалиться на землю без чувств, приходя в себя и молясь Аллаху, чтобы безжалостный инструктор шел к ним хоть чуточку медленнее.

Султан Цараев тоже наблюдал за тем, как очередная группа учеников проходит полосу препятствий, порой совершенно исчезая из виду среди густых клубов черного дыма, не замечая не смолкавшего треска автоматных очередей и хлопков взрывпакетов, уложенных на маршруте. Звуки стрельбы стали уже совершенно привычными, напротив, внезапная тишина пугала больше, чем злой лай АК-74 и хлопки выстрелов «Макарова». Здесь, в укромной долине на юге Чечни, в считанных десятках верст от грузинской границы, толпа вчерашних школьников, вырванных из-за парт, превращалась в настоящих бойцов.

Мальчишки, взяв в руки настоящее оружие, раз за разом штурмовали полосу препятствий, доводя себя до изнеможения. К концу дня многие из них еле могли идти без посторонней помощи, но с рассветом они вновь вставали в строй. Дети, лишенные детства, рано превращались в мужчин, воинов, готовых беспрекословно исполнять приказы своего амира, убивать тех, на кого укажет вожак.

Вместе с Цараевым за тренировкой смотрели не без интереса наиболее опытные бойцы из его отряда, личная охрана полевого командира. Бородатые моджахеды, даже сейчас полностью экипированные для боя, не расстававшиеся с оружием ни на миг, довольно цокали языками, подбадривая бежавших наперегонки мальчишек, или, напротив, подгоняли отстающих злыми резкими окриками. Для них это было зрелище, редкое развлечение.

— Все свободны, — махнул рукой инструктор, и толпа измотанных парней, едва державшихся на ногах, нестройной вереницей двинулась вверх по склону, туда, где приткнулся к скалистому утесу небольшой поселок. Их одежда пропиталась потом, несмотря на холодный ветер, пронизывавший ущелье, а дыхание было неровным и тяжелым, но мимо своих старших братьев юные моджахеды прошли чуть ли не строем, демонстрируя свою выносливость.

— Ты загонишь их до смерти, Асфандияр! — покачал головой Цараев, когда инструктор, замыкавший колонну, поравнялся с ним.

— Маленький народ не может иметь большую армию, значит, каждый ваш воин должен в бою стоить трех вражеских солдат. Я сделаю все, чтобы равных им не было ни на Кавказе, ни во всей Азии, и не важно, сколько пота придется пролить.

— Надеюсь, хоть толк в этом есть?

— Общая подготовка неплохая у всех, — произнес наставник, остановившись возле полевого командира. Как и чеченцы, он был одет в камуфляж, но не «флору» или «цифру» русского образца, а в дорогой, но уже порядком заношенный натовский. На правом плече его стволом вниз небрежно висел АКМС со сложенным плечевым упором. В прочем, судя по маркировке, это оружие называлось KLF-7.62 и было произведено в Иране, но здесь, в горах, на подобные мелочи не обращали внимания. — Нужно только не ослаблять интенсивность тренировок. И пора переходить к изучению специальных курсов. С завтрашнего дня Али займется с ними минно-подрывным делом, а Мехрдад начнет обучение снайперской тактике. Среди этих молокососов есть несколько метких стрелков, их талант нужно развивать!

Словно дожидаясь, пока о них вспомнят, и вечернего сумрака, опустившегося на горы, вынырнули двое, тоже смуглые и черноглазые, жилистые и резкие в движениях, точно готовые в любой миг сорваться за добычей гончие псы. Оба были одеты в натовский камуфляж и китайские «разгрузки».

— На сегодня с этих мальчишек хватит. Больше никто уже не сможет сделать и шага, — усмехнулся названный Асфандияром человек, и, поправив сползавший с плеча автомат, двинулся к скоплению неказистых домов, аулу, превращенному чеченцами в тренировочную базу.

Султан посмотрел в след инструктору, и, махнув рукой, дал знак своим спутникам следовать за ним. Цараев до сих пор не мог понять, как относится к этим людям, учившим его бойцов. Чужаки, пришедшие явно откуда-то издалека, свою работу делали хорошо. Они выжимали все соки из своих курсантов, но те на удивление с каждым днем становились лишь сильнее, выносливее, быстрее и злее. Эти люди старались на славу, но оставались для чеченцев чужими. Они явились с юга несколько месяцев назад, почти сразу после вторжения американцев, заменив иорданских и саудовских инструкторов, в свое время натаскивавших точно так же самого Цараева в ущельях Грузии.

Пришельцы пытались казаться своими, даже разговаривали с чеченцами на их родном языке, реже по-русски, благо, с этим проблем не было ни у кого. Но все равно группа инструкторов, которых все знали лишь по именам, держалась особняком, и между собой они негромко переговаривались на фарси, который никто в этих краях почти не знал. Внешностью они были схожи с горцами, точно так же совершали намаз, а в богословских спорах легко могли заткнуть за пояс любого местного муллу. Но стоило заглянуть в их глаза, и все вставало на свои места.

В их взглядах не было фанатизма, вообще никаких человеческих чувств, только холодный расчет. Султан Цараев, собственными руками убивший десятки людей, солдат и штатских, мужчин, женщин и даже детей, не осмеливался заглядывать в глаза чужакам, явившимся с юга. Он сделал это один раз поначалу, и ощущения, испытанные полевым командиром, давно объявленным русскими в федеральный розыск, не боявшимся ни Аллаха, ни шайтана, были сродни тому, как если бы он заглянул в ствол заряженного пистолета. Во взглядах пришельцев сквозил могильный холод, обжигавший до глубины души. Это было жутко, но Асфандияр и его товарищи пришли, чтобы помочь чеченцам, и делали это хорошо. Здесь, в горных аулах, создавалась новая армия, выковывался тот клинок, которому вскоре предстояло перерезать американские глотки и впиться в русское брюхо, выпуская из него остатки жизни.

Вечер, опустившийся на аул, застал боевиков в домах. Сам Султан Цараев, полулежа на потертом ковре, ел мясо, закусывая его лавашем. За одним столом со своим вожаком расположились наиболее приближенные боевики, «гвардия» амира. Но завершить неспешную трапезу полевому командиру не дали. Появившийся неожиданно Асфандияр, обитавший вместе со своими спутниками в отдельном доме, без лишних предисловий потребовал:

— Ты должен идти с нами. Сегодня ночью прибудет караван с оружием с той стороны границы, нужно встретить его.

— Зачем оружие? Его здесь и так полно!

— Когда идет война, его всегда оказывается слишком мало. Мы стараемся этого избежать.

— Хорошо! — Цараев встал, одернув одежду и поправив ремень. — Идем сейчас?

— Да. Возьми двух-трех человек. С нами пойдет Али.

Вооружившись, боевики, отобранные Цараевым, погрузились в две машины, УАЗ армейского образца и четырехдверную «Ниву», в которой разместились и иранцы. Небольшой караван двинулся по горному серпантину со скоростью черепахи, маневрируя на самом краю обрыва. Ночь опустилась на горы, дорога покрылась наледью, и водителям приходилось быть втройне осторожными. Все же они успели, и за час до назначенного времени машины оказались в условленном месте в паре километров от грузинской границы.

— Дальше пешком, — произнес Асфандияр, устроившийся на заднем сидении «Нивы». — Встретим их на самой границе.

Чеченцы, выбравшиеся из машин, лязгнули затворами, выстраиваясь в походный порядок. Но иранский инструктор не спешил командовать выступление. Вместо этого он достал из багажника куски ткани, снабженные тесемками, точно плащи-дождевики.

— Пусть все наденут. Это термоткань. Она не пропускает тепло человеческого тела.

— Для чего?

— Нас нельзя будет обнаружить тепловизором, — пояснил Асфандияр. — Американцы держат в районе границы свои беспилотники, оснащенные такими приборами. Не нужно, чтобы они знали о нашем появлении.

— А если они устроят засаду на тропе?

— Мы бы знали. Сюда можно попасть по воздуху, но вертолеты никто не видел, или мимо вашего селения, а там тоже никто не проезжал. Кроме нас тут никого нет, и не будет.

Султан Цараев, накинув на плечи странный плащ и надвинув капюшон на голову, двинулся первым. Боевик не снимал рук с автомата, висевшего на груди. Это были его горы, его охотничьи угодья, но чеченец, битый волк, знал, что всегда может отыскаться еще более матерый хищник. И тогда останется только одно — умереть в бою, как мужчина, продав свою жизнь подороже.

— Готовы? — Асфандияр обвел внимательным взглядом своих спутников, затем достал патрон в ствол своего АКМС и, опустив на глаза очки ночного видения, махнул рукой: — Вперед!

Ходить по горам ночью, даже с приборами ночного видения, было гораздо сложнее, чем днем. Цараев, шагавший следом за иранцем, несколько раз оступался, чудом не упав и поминая сквозь зубы то шайтана, то Всевышнего. Под ногами хрустели камни, но боевик не мог заставить себя не смотреть вверх.

Возможно, в эти самые минуты за ними наблюдали камеры американского беспилотника типа высотного «Глобал Хок», способного летать выше большинства пилотируемых самолетов. Где-то далеко-далеко оператор отстраненно наблюдал за пробиравшимися по горам людьми, решая, стоит ли выпустить по ним ракету. А, может, над облаками летел управляемый живыми пилотами «Хорнит» американской морской пехоты, и от его подвески уже отделились, набирая скорость в стремительном падении, бомбы, несущие смерть горстке чеченцев. Земля по-прежнему принадлежала им, но в небе хозяйничали чужаки, ценившие лишь собственные жизни и собственные права. Но пока наверху все было спокойно, а вот на земле, в нескольких сотнях метров впереди, обозначилось какое-то движение.

— Стоять! — громким шепотом произнес Асфандияр, вскидывая автомат и опускаясь на колено. — Оружие к бою!

Чеченцы брызнули с тропы в разные стороны, ныряя за камни и скальные уступы. Султан Цараев прильнул к валуну, обхватив цевье своего АКС-74. Рядом расположился иранский инструктор Али, вооружившийся винтовкой СВД с ночным прицелом.

В темноте мелькнул тусклый огонек фонарика, погас, вспыхнул вновь, еще несколько раз мигнул. В ответ Асфандияр тоже просигналил каким-то кодом, и, вешая автомат на плечо, спокойно двинулся навстречу вынырнувшим из тьмы безликим фигурам. В какой-то миг иранец оказался на территории чужой страны, переступив границу, которая здесь, в горах, была не более чем нарисованной на бумаге линией. С полминуты он говорил с ночными гостями, а затем они все вместе двинулись к чеченцам. Вместе с людьми, которых оказалось шестеро, шагали четыре ишака, тащивших объемистые вьюки.

— Нужно забрать груз, — распорядился Асфандияр, рядом с которым шел такой же смуглый черноглазый человек, замотавший нижнюю часть лица шерстяным шемахом, не то спасаясь от холода, не то, опасаясь быть узнанным. — Тащите все в машины! Али будет прикрывать!

Султан Цараев подхватил один из вьюков, в котором глухо звякнул металл. Один из «гостей» молча помог чеченцу поудобнее расположить ношу на плечах, и боевик осторожно двинулся назад, к машинам, возле которых он оставил только одного сторожа. Дорога по обледеневшей тропе с тяжелым грузом да еще в полной темноте заняла очень много времени, и потом пришлось пройти этот путь еще дважды, пока все оружие, заботливо замотанное в брезент, не оказалось в багажниках. Чеченский командир на негнущихся ногах добрался до «Нивы», плюхнувшись на переднее сидение и чувствуя, как ноет от напряжения спина. Отрешенным взглядом он наблюдал, как Асфандияр, прощаясь с пришельцами, обнимается с ними, точно с давно не виденными братьями. Наконец, иранец, забравшись на заднее сидение, приказал:

— Едем обратно. Не стоит здесь оставаться слишком долго!

Водитель, уже опустивший ладони на руль, покосился на Цараева — он был чеченцем и подчинялся чеченцу.

— Поехали, — кивнул Султан. — Не гони, не хватало слететь с обрыва.

В аул вернулись уже перед рассветом, когда бодрствовали лишь несколько часовых, оборудовавших себе позиции на склонах над тропой. На первый взгляд селение выглядело уязвимым, но кроме хорошо замаскированных постов его охраняли минные поля, с каждым днем становившиеся все более плотными и смертельно опасными для чужаков.

— Посмотрим, что здесь, — решил Цараев, указав на вьюки, которые его бойцы вытаскивали из машин, бросая на каменистую землю. — Открывайте!

Чеченцы быстро, с ловкостью, заставлявшей догадываться о немалом опыте, вскрывали тюки, раскладывая груз поверх брошенных на землю кусков брезента. Султан Цараев, увидев извлеченное из вьюков оружие, улыбнулся, как ребенок, получивший большую конфету. Точно так же скалились, изображая радость, его бойцы, довольно цокая языками.

— Переносной зенитно-ракетный комплекс «Хуньин-5А», — сообщил Асфандияр, подняв с земли длинную толстую трубу зеленого цвета с угловатым приливом и рукояткой с одной стороны. — Производится в Китае с тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Ракета с тепловой головкой наведения способна поражать цели на высотах до двух с половиной километров и расстоянии четыре тысячи четыреста метров. Вес боевой части девятьсот граммов, вес пусковой установки с ракетой — шестнадцать с половиной килограммов. Он прост в освоении и применении и надежен.

Инструктор отложил ЗРК, добавив внимательно слушавшим его чеченцам:

— У вас нет авиации, а у ваших противников она будет. Зенитные ракеты не заменят боевые самолеты никогда, но если в ваших руках ПЗРК, то один единственный боец может уничтожить сверхзвуковой реактивный истребитель, стоящий сотни миллионов долларов. Просто факт наличия у вас зенитных ракет, любых, заставит противника действовать осторожнее, выполнять полеты на больших высотах, что скажется на точности применения оружия. И у вас будет достаточно ракет, чтоб противостоять самой мощной авиации!

Вслед за раструбами ПЗРК на свет появились тубусы ручных противотанковых гранатометов и оперенные конусы управляемых противотанковых ракет «Раад-Т», которые были ни чем иным, как сильно «прокачанными» копиями советского ПТРК «Малютка», старого, но эффективного. Султан Цараев, отойдя в сторону, подошел к еще запакованному вьюку, из которого торчал необычно длинный ствол, толстый, точно у пушки, с ребристой насадкой дульного тормоза. Выхватив оточенным движением нож, жуткого вида тесак-«рэмбо», чеченец вспорол ткань, вытащив нечто странное, чего прежде ему не доводилось не только держать в руках, но и просто видеть вживую.

Длинный ствол заканчивался цилиндрической ствольной коробкой, на которой был укреплен резиновый затыльник и складные сошки. Под прикладом тоже имелась короткая откидная опора. Поверх массивного ресивера была установленная направляющая типа «пикатини», предназначенная для установки самого широкого спектра прицелов. Цараев, задумчиво вертевший в руках огромную винтовку, сперва решил что она однозарядная, но затем обнаружил окно для магазина, который примыкался немного непривычно, слева от рукоятки управления огнем, располагаясь горизонтально.

— Снайперская винтовка Jianshe JS-05 калибра 12,7 миллиметра, под патрон русского образа, — произнес выросший за спиной, будто соткавшись из вечернего сумрака, Мехрдад, высокий, за два метра, тощий, казавшийся нескладным инструктор-снайпер, на самом деле чудовищно сильный и подвижный, точно змея. — Изготовлена в Китае. Весит двенадцать с половиной килограммов. Трехместный отъемный магазин, перезаряжается в ручную продольно скользящим затвором. Позволяет поражать цели на расстоянии до полутора километров, в том числе бронированные.

— Я видел такие, — припомнил Султан Цараев. — У русских были подобные винтовки, у их спецназа. И у американцев тоже, «Баррет» М82. Зачем они нам? Они слишком большие и тяжелые. Стрелять по бронемашинам лучше из гранатомета или ПТУР. Например, русский «Фагот» имеет дальность действия два километра, а его ракета пробивает сорок сантиметров брони. Разве винтовке, даже такой мощной, это по силам?

Иранец пожал плечами, пояснив:

— РПГ ненамного легче такой винтовки, но стрелять из него можно лишь на двести-триста метров. Ракета мощная и летит далеко и точно, но вес ПТУР и пусковой установки превышает двадцать килограммов даже у самых компактных моделей. Слишком много, чтобы бегать целый день по горам, играя в прятки с вражескими «коммандос». К тому же избыточная мощность нужна не всегда. Сейчас на весь Кавказ у американцев пара десятков танков, остальная техника — БТР и бронированные «Хаммеры», их борта пуля калибра 12,7 миллиметра прошивает за километр. Выстрел из такой винтовки обнаружить намного труднее, чем запуск ПТУР. Наконец, стрелок с крупнокалиберной винтовкой, оснащенной хорошим прицелом, наверняка уничтожит вражеского снайпера, вооруженного, например, СВД или американской М21 обычного калибра, оставаясь для него недосягаемым. Это оружие более универсальное и мобильное, чем все остальное. При должной подготовке из подобной винтовки можно сбивать вертолеты, с первого выстрела.

Султан продолжал изучать новое оружие, взвешивая его, приложившись пару раз, вхолостую щелкнув спусковым крючком. Винтовка казалась неуклюжей, изготовленной слишком грубо, точно это было оружие военного времени, когда внешней отделке почти не уделяется внимания, красота и изящество приносятся в жертву простоте и эффективности. И, тем не менее, это было мощное и смертоносное опасное оружие. Что и поспешил продемонстрировать Мехрдад.

— Мне нужна мишень, вон на том склоне, — инструктора указал рукой направление. — Возле того валуна с острым верхом. Сейчас сам увидишь, на что способно это оружие!

— Арби, — Султан подозвал молодого боевика, рысью кинувшегося на зов вожака. — Арби, возьми свою «копейку» и езжай к тому камню. Живее!

— Слушаюсь, амир!

Чеченец прыгнул в старенькие «Жигули», рванувшие вверх по склону, петляя меж каменных глыб. Когда машина, белым пятном сверкавшая в сумраке, достигла места, Цараев вытащил рацию из подсумка, висевшего на плечевой лямке подвесной системы, скомандовав:

— Достаточно! Теперь беги обратно, машину оставь там! — Затем чеченец взглянул на стоявшего рядом иранского снайпера: — Такая мишень тебя устроит?

— Вполне, — кивнул Мехрдад. Он достал из «цинка» патрон, толщиной с большой палец взрослого мужчины и очень длинный, не помещавшийся целиком на ладони: — Патрон с бронебойной пулей Б-32. Она способна пробить шестнадцатимиллиметровую броню с двухсот метров. Это смертельно для легкой бронетехники. А с десятикратным оптическим прицелом, копией русского «Гиперон», я могу положить эту пулю в щель прибора наблюдения с нескольких сотен метров.

Снайпер установил кронштейн с длинной трубой оптического прицела на планку «пикатинни» до характерного щелчка. Султан Цараев встал рядом, вооружившись мощным двадцатикратным биноклем «Бушель» и наблюдая за действиями инструктора, расчетливыми, быстрыми и ловкими. Мехрдад быстро затолкал в широкий магазин три патрона, примкнув его к оружию. Стрелок лег на землю, поставив винтовку перед собой на сошки. С минуту он целился, оценивая скорость и направление ветра, а затем нажал на спуск.

— Шайтан! — звук выстрела был таким громким, что у Цараева заложило уши и зазвенело в голове.

Тяжелая пуля, весившая пятьдесят два грамма, со скоростью восемьсот сорок метров в секунду преодолела дистанцию за полторы минуты, ударив в лобовое стекло «Жигулей». Мехрад, передернув затвор, перезарядил оружие. Пустая гильза упала рядом с ним, покатившись по склону. Снова снайпер замер, вводя поправку, а затем выстрелил, вогнав следующую пулю в двигатель, и почти сразу же, с секундной задержкой, последовал третий выстрел. Последняя пуля вонзилась в борт машины напротив бензобака, и пары топлива мгновенно вспыхнули. Раздался взрыв, от неожиданности вскрикнули несколько наблюдавших за происходящим боевиков.

— Амир, как же так? — Арби переводил растерянный взгляд со своего командира на горящую «копейку». — Зачем машину такую хорошую взорвали?!

— Мы тебе лучше найдем, — хлопнул своего бойца по плечу Султан Цараев. — Только научись стрелять из этой винтовки так же, как Мехрад! И сделай это быстро! Для такого оружия я найду достойную мишень!

Иранский инструктор тем временем встал, подняв винтовку, и с превосходством посмотрел на чеченцев. Цараев, на которого расстрел легковушки с полутора верст произвел серьезное впечатление, лишь восхищенно помотал головой.

Спустя сутки неприметная зеленая «Нива», за рулем которой находился сам Султан Цараев, притормозила на окраине Грозного, в одном из тех районов, где до сих пор не избавились от следов войны, и той недавней, позором закончившейся для русских, и прочих, прокатывавшихся катком по маленькой горной республике.

— Настоящая крепость, — произнес сидевший рядом с командиров боевик по имени Ваха. Как и остальные, он сменил камуфляж на гражданскую одежду, а из оружия имел при себе только ПМ, спокойно лежавший пока в подплечной кобуре. — Нечего и думать проникнуть внутрь!

Чеченцы, всего из было трое, рассматривали вознесшуюся на четыре метра серую стену, сложенную из бетонных плит. Поверх нее вилась натянутая в несколько рядов колючая проволока, над которой возвышались наблюдательные вышки. Одна такая находилась всего в сотне метров от машины, пока не вызвавшей ничьих подозрений, и боевики видели направленные с нее вовне стволы крупнокалиберных пулеметов «Браунинг».

Над городом с рокотом и треском пролетел вертолет, юркий UH-1 «Ирокез», окрашенный в серый цвет. Из широких проемов бортовых люков вниз свешивались ноги американских морпехов, возвращавшихся на свою базу. Геликоптер, полого снижаясь, скрылся из виду, исчезнув за стеной, которой был огорожен аэродром Грозный-Северный, переименованный новыми хозяевами в Кэмп-Индия. Здесь находилась крупнейшая на Кавказе база Морской пехоты США.

— Шакалы! — с ненавистью произнес Цараев, проследив взглядом за винтокрылой машиной. — Боятся ступить на землю, ведь здесь они никто!

Со своей позиции чеченцы не могли видеть абсолютно ничего, что происходило внутри периметра. Только серая глухая стена, спирали «колючки», да каски дежуривших на вышке морпехов. Султан, обернувшись к сидевшему сзади спутнику, спросил:

— Мовсар, что ты узнал?

— Это действительно крепость, командир! Стену не пробить даже из танка. На вышках установлены пулеметы и АГС, которые простреливают все вокруг больше чем на километр. У часовых есть не только бинокли, но и ПНВ, так что темнота им не помеха, они видят все днем и ночью. Наблюдают еще и с воздуха, с беспилотников, которые находятся в небе почти непрерывно. Говорят, вокруг аэродрома установлены мины, какие и как часто, я не знаю, те же не разрешал подходить близко. Мы туда загнали бездомную собаку, она побегала и вернулась невредимая, но рисковать я бы не стал.

— Можно устроить дымовую завесу, — предложил Ваха, взгляд которого задумчиво скользил вдоль стены. — Тепловизоры тогда не помогут. Коридор в минном поле проделают рабы, мы пойдем следом, и вырежем неверных!

Мовсар только помотал головой.

— Видишь те антенны? — Боевик указал на обращенную с ближайшей вышки во внешний мир плоскую панель. — Это радар. Ему дым не помеха. За полтора километра обнаружит движущегося человека. Пока возимся под стеной, нас перестреляют, как мишени в тире! Там несколько тысяч морских пехотинцев, пушки, минометы, вертолеты!

— А если ударить по КПП? — последовало новое предложение. — Плотный огонь из РПГ, сметаем часовых и врываемся внутрь! Еще лучше начинить взрывчаткой грузовик и пойти на таран! Пары тонн тротила хватит, чтобы эту стену превратить в груду щебня, под которым будут похоронены ее защитники!

В ответ на это Мовсар поморщился, взглянув на Ваху:

— Ты сам видел ворота? Чтобы пробиться через них, точно нужны танки. Шоссе перегорожено бетонными плитами. Подъезжая к КПП, нужно сбросить скорость, чтобы проехать между ними, оказавшись под прицелом сразу нескольких пулеметов. Только дернешься — разорвут в клочья кинжальным огнем! Близко не подобраться! Верная смерть!

— Я не отправлю своих братьев на убой ради потехи врага, — решительно произнес Султан Цараев. — На это не будет воли Всевышнего. Но я должен отомстить американцам, иначе я не чеченец. Это дело чести. Они убили моего брата! Тамерлан был непослушным, гордым, не уважал ни меня, ни отца, и погиб из-за собственной глупости, решив, что умеет воевать лучше русских казаков. Но в наших жилах одна кровь, мне мстить за его смерть!

— Ты же видишь, командир, к неверным не подобраться, — извиняющимся тоном протянул Ваха, оценивший мощь укреплений. — Они всегда начеку, у них полно всякой техники, которую не обманешь! Не с нашими силами нападать на такую базу! Можем обстрелять их издалека и сразу уходить, а иначе никак!

— Я должен видеть, как они умирают, должен слышать, как они кричат от боли и молят о пощаде! А то, что ты предлагаешь, это не месть!

Внимание боевиков привлекло пыльное облако над шоссе, уходившим прочь от города. Через пару минут из него вынырнули три камуфлированных «Хамви», на крышах которых были видны пулеметные турели. Звук работавших двигателей был похож на рык голодных зверей, спешивших к кормушке. Бронированные внедорожники пролетели мимо приткнувшейся на обочине «Нивы», быстро исчезнув за поворотом.

— Значит, они все же спускаются на землю? — Султан Цараев вопросительно взглянул на Мовсара.

— Чаще летают на вертолетах, но иногда высылают наземные патрули. Пытаются убедить нас, что они держат все в своих руках, но, кажется, пока не смогли убедить в этом самих себя!

— Раз мы не можем придти в их логово, будем ждать, когда они сами выберутся из-за стен. Американцы окажутся на нашей земле, и тогда мы заставим их воевать по нашим правилам. Ваха, ты должен собрать группу, доставить ее сюда и устроить где-нибудь подальше от аэродрома. Мовсар, узнай, по каким дорогам они чаще ездят, и подбери там места для засады. Мы устроим на них западню!

Султан Цараев почувствовал спокойствие в душе. Теперь он не сомневался, что отомстить за смерть брата, смыв с семьи этот позор.

При появлении Энрике Мартинеса две дюжины морских пехотинцев расторопно выстроились в одну шеренгу. Капитан, пройдя вдоль строя, окинул моряков внимательным взглядом, будто пытаясь обнаружить изъяны в их экипировке. Таковых не нашлось. Каждый боец был снаряжен для боя — на голове легкая кевларовая каска, тело защищает противоосколочный бронежилет, перетянутый ремнями подвесной системы MOLLE, в руках оружие, за спинами у всех объемистые ранцы, а в подсумках полно магазинов и ручных гранат.

— Взвод, ваша сегодняшняя задача — патрульный рейд по территории, контролируемой чеченскими вооруженными формированиями, — произнес капитан Мартинес, заложив большие пальцы обеих рук за ремень и чуть раскачиваясь на каблуках. — По данным разведки, из-за границы в Чечню поступила крупная партия оружия, в том числе ПЗРК. Если у боевиков действительно есть ракеты «земля-воздух», наши штурмовики и вертолеты могут оказаться в серьезной опасности. Нам приказано обнаружить и изъять тяжелое вооружение, которым очень интересуются в штабе. Кто-то «подогревает» горцев, и нашему командованию это не нравится. Мы должны напомнить чеченцам о том, кто воплощает власть в этом регионе. Быть готовыми к применению оружия. За этой стеной, — офицер указал на периметр, отделивший от остального мира базу Кэмп-Индия, — враждебная территория, обитатели которой живут по своим законам и не любят, когда кто-то суется в их дела. Чеченцы хорошо вооружены, у них полно легкого стрелкового оружия вплоть до пулеметов, и эти люди умеют воевать. В случае столкновения с местными нас поддержит авиация, но все равно ваши жизни зависят от вас самих. Вопросы есть, господа? — И, ожидаемо услышав в ответ лишь молчание, капитан, обернувшись к взводному, произнес: — Лейтенант, командуйте!

— Взвод, по машинам! МРАП в голове колонны, «Хамви» за ним, с интервалом пятьдесят футов. Готовность две минуты!

Морские пехотинцы, держав оружие наперевес, бросились к веренице бронемашин, лязгая дверцами, способными выдержать обстрел в упор из пулемета. Энрике Мартинес, нырнув в не слишком просторный салон камуфлированного «Хамви». Дослав патрон в ствол карабина М4 с подствольным гранатометом и компактным колиматорным прицелом ACOG из комплекта SOPMOD, он положил оружие на колени, щелкнув флажком предохранителя.

Рядом с капитаном, на заднем сидении, устроился темнокожий капрал, вооруженный новой штурмовой винтовкой M27 IAR — под таким индексом был стандартизирован Корпусом Морской пехоты немецкий карабин «Хеклер-Кох» НК-416. В свою очередь «хеклер» был ни чем иным, как глубоко модернизированным, доведенным, наконец, до ума, карабином М4. В прочем, несмотря на явные преимущества новой винтовки, капитан Мартинес предпочитал проверенное годами оружие, как и сидевший за баранкой вездехода рядовой, только тот вместо подствольника М203 укрепил под цевьем дополнительную штурмовую рукоятку. А сидевший рядом с водителем сержант баюкал обвешанную планками «пикатини» полуавтоматическую снайперскую винтовку М14 DMR с мощным телескопическим прицелом.

— Взвод, начать движение, — раздался в динамике рации голос взводного. — Вперед!

Взвыли укрытые под броней мощные двигатели, и небольшая колонна двинулась к воротам, превращенным в настоящий бастион. На шоссе, уходившее от глухой бетонной стены, из-за брустверов, сложенных из мешков с песком, были направлены стволы десятка пулеметов «Браунинг» М2. В отдалении возвышалась угловатая махина БТР LAV-25, двадцатипятимиллиметровые снаряды которой могли вскрыть практически любую броню, точно швейцарский консервный нож жестянку. А еще дальше стоял танк М1А2 «Абрамс», закованный в панцирь из брони с добавлением обедненного урана, и противопоставить что-либо этому козырю, сокрушительной огневой мощи боевой машины, гипотетический враг вряд ли был в состоянии. База морских пехотинцев была отлично защищена, но сейчас двум дюжинам бойцов предстояло покинуть безопасный периметр, оставшись один на один с враждебным краем.

Первым за территорию базы, лавируя меж набросанных по шоссе «змейкой» бетонных боков, выкатился двухосный бронетранспортер «Кугуар-Н», машина типа MRAP, вооруженная пулеметом пятидесятого калибра в дистанционно управляемой установке «Протектор». Благодаря увеличенному дорожному просвету и V-образному бронированному днищу она обеспечивала лучшую защиту от подрыва на минах, что подтвердили случаи в Ираке, когда машина, весившая более семнадцати тонн, лишалась колес, теряла подвижность, а экипаж отделывалась лишь контузиями.

Тяжеловесный МРАП возглавил колонну из трех М1114 «Хамви», имевших почти равноценную защиту ему от пуль и осколков, но гораздо более уязвимых для мин и фугасов. С плоских крыш развернулись в разные стороны два трехствольных пулемета GAU-19/A калибра 12,7 миллиметра, и сорокамиллиметровый гранатомет «Марк-19». Это плюс личное оружие морпехов, имевших в своем распоряжении шесть легких пулеметов М249 SAW и четыре снайперские винтовки, внушало немалую уверенность Энрике Мартинесу.

— Внимание парни,смотреть в оба, — напомнил вновь вышедший в эфир командир взвода. — Головой вертеть на триста шестьдесят градусов, не расслабляться! Вокруг враги, которые только и ждут, чтобы выстрелить в спину! Сегодня все вы вернетесь на базу целыми и невредимыми!

По лицам морпехов, уставившихся в забранные триплексом окна, скользнула быстрая тень. Беспилотный вертолет RQ-8A «Файрскаут», забравшись на четыре тысячи футов, обратив к земле, скрывшейся в пылевой завесе, объективы оптоэлектронных камер, передававших «картинку» как в видимом, так и в инфракрасном спектре.

— За нами будут присматривать постоянно, — успокоил напряженного лейтенанта Энрике Мартинес. — «Дрон» разведает маршрут и скорректирует действия авиации, если нам потребуется поддержка.

— Я полагаюсь больше на глаза своих бойцов, капитан. Из поднебесья видно не все, и некоторые вещи кажутся не тем, что они есть.

Мартинес только пожал плечами в ответ. Он верил, что помощь придет тогда, когда она будет нужна, но был согласен с взводным, имевшим за плечами несколько лет боевого опыта и выжившим в самых жутких уголках мира, там, где человеческая жизнь ценилась дешевле обрывавшей ее пули.

Машины, чуть покачиваясь на ухабах, двинулись по не слишком широкому шоссе, на котором были заметны следы гусениц тяжелой техники. Возможно, здесь катались «Абрамсы» и «Брэдли» Второго бронекавалерийского полка, появление которых в Грозном в свое время поставило точку в недолгой войне, заставив самых упертых защитников города сложить оружие. А может это были и сами русские, может это когда-то их танки и БМП кромсали асфальт. Энрике Мартинеса сейчас беспокоило вовсе не это. Сверившись с картой, капитан вызвал на связь командира взвода, который ехал в первом «Хамви», видя перед собой угловатую громаду МРАП.

— Следуем на юг, до Итум-Кале и обратно, — сообщил Мартинес в эфир.

— Роджер, сэр! — отозвался немедленно взводный, формально командовавший патрулем, и затем уже приказал водителям машин: — Курс на юг, держать скорость тридцать!

Колонна двинулась в обход городских кварталов, и морпехи лишь видели промелькнувшую по правую руку зазубренную стену многоэтажек. В Грозном еще чувствовалось присутствие американцев, там текла почти нормальная мирная жизнь, и лишь многочисленные патрули на «Хамви» и МРАПах напоминали о том, что все не так хорошо, как кажется. Тем не менее, густонаселенный город, в котором работали магазины и рынки, не было проблем с водой и электричеством, представлял резкий контраст с остальной территорией республики.

Дорога, уводившая в горы, казалась безжизненной. Навстречу веренице бронемашин лишь несколько раз попались грузовики и бензовозы, да дважды пролетели роскошные внедорожники, сверкавшие хромом бамперов и колесных дисков. Преодолев поворот, машины морпехов едва не налетели на старика, управлявшего тележкой, в которую был запряжен понурый ишак. Горец с завидной сноровкой успел отвернуть, направив повозку на обочину, и уже оттуда погрозил вслед американцам суковатой палкой.

— Впереди населенный пункт, — сообщил водитель МРАП. — Можем обогнуть, вижу удобный проселок.

— Отставить! Курс не менять!

Увидев из окна «Хамви» скопление домов, обнесенных деревянными заборами, капитан Мартинес сдвинул защелку предохранителя своего карабина в положение «автоматический огонь». Покосившись на офицера, так же поступил расположившийся рядом капрал.

Жители небольшого поселка испуганно брызнули во все стороны, когда по главной улице промчалась колонна бронированных машин, ощетинившихся стволами пулеметов. Женщины, замотанные в глухие темные платки, подхватили детей, скрываясь в домах. На виду осталось лишь несколько мужчин, а вот те-то как раз не спешили прятаться.

— Ублюдки, — беззлобно выругался сидевший по соседству с Мартинесом капрал, на нагрудной бирке которого значилась фамилия — Брэдли. Он указал на оружие, которое чеченцы демонстративно держали на виду. — Словно мы тут никто!

— Ты прав, мы для них никто. Выгнали русских, позволив им жить по собственным диким законам, потому нас не трогают, но если попытаемся установить здесь свои правила, все может измениться.

Державшиеся небольшими группами мужчины, и седые старики, и пацаны, не выглядевшие даже на восемнадцать, недобрыми взглядами провожали промчавшиеся по поселку «Хамви», за которыми со злым лаем бежали лохматые дворняги. Почти все чеченцы были вооружены автоматами, у двоих Энрике Мартинес своими глазами видел пулеметы — ПКМ и древний, непонятно откуда взявшийся РПД с круглой патронной коробкой и деревянным прикладом.

— Почему не забрать у этих людей оружие, сэр? — спросил капрал Брэдли после того, как они оставили селение позади. — Войны нет, оно им все равно не требуется. Чтобы защищаться от бандитов, пусть создают полицию, если не доверяют нам.

Капитан Мартинес сперва вообще не хотел отвечать, краем глаза наблюдая за беспилотником, кружившими под облаками. RQ-8A висел над колонной, как привязанный, удаляясь порой на полмили и сканируя местность.

— За десять лет все собрать не успеем, капрал, — произнес он, не прекращая наблюдать за дорогой и сам не заметив, что рука все крепче стискивает цевье лежавшего на коленях М4. — Здесь оружие в каждом доме, на каждого мужчину, включая едва новорожденных, приходится по одному «стволу». Попробуем прибрать их к рукам — все эти стволы будут стрелять по нам. Конечно, мы справимся, но не быстро и дорогой ценой. Наше командование против того, чтобы у чеченцев появилось тяжелое вооружение, представляющее опасность для авиации и бронетехники, а автоматы — ерунда. Думаю, когда русские наведут порядок у себя, они вернутся и сюда, а мы вряд ли станем мешать. Оставим эту работенку для них. И вообще, моряк, не забивай голову ерундой. Лучше смотри по сторонам в оба. Нам здесь не рады и нас здесь не любят, запомни это!

Дорога пошла чуть под уклон, и водитель сбавил скорость, придерживая «Хамви» на спуске. Впереди блеснула водная лента, сжатая обрывистыми берегами. Через мелкую речку, или, скорее, большой ручей, впадавший в Аргун, был перекинут добротный мост, крепко стоявший на бетонных сваях.

— Всем, я Лидер, — раздался в динамиках голос взводного, — уменьшить скорость до двадцати! Увеличить дистанцию между машинами!

«Кугар», взрыкивая трехсоттридцатисильным дизелем «Катерпиллер», первым заполз на бетонной покрытие моста, двинувшись к противоположному берегу. Турель с «браунингом» развернулась из стороны в сторону, словно обшаривая местность внимательным взглядом. МРАП, кроме оружия, нес еще комплекс радиоэлектронной борьбы, антенны которого топорщились над угловатым громоздким корпусом. Его задачей было ставить помехи минам с радиоуправлением, по части которых «воины ислама» из разных уголков планеты стали настоящими профи. Сейчас морпехи были уверены, что детонатор или не сработает, если помехи забью частоту, или придет в действие слишком рано, выявив возможную засаду.

Бронетранспортер перебрался на другой берег, притормозив на пригорке, словно дожидаясь, пока к нему присоединятся переданные под опеку «Хамви». Один из них как раз полз по мосту, второй, тот, в котором находился Энрике Мартинес, только добрался до его основания, а третий скатывался со спуска, развернув турель с гранатометом «Марк-19» в сторону лесного массива. В этот момент их и атаковали.

Из-под колес МРАП взметнулся столб огня, а через секунду грохот взрыва проник под броню «Хамви», оглушив морских пехотинцев.

— Твою мать! — Водитель испуганно вскрикнул, увидев, как семнадцатитонный «Кугуар» переворачивает в воздухе, швыряя на бок, поперек узкой ленты асфальта. — Вот дерьмо!

«Хамви» вдруг содрогнулся от сильного удара в лобовую часть, и верхняя половина туловища водителя взорвалась кровавым фонтаном. Энрике Мартинес, по лицу которого стекали липкие ошметки плоти, выругался, едва удержав в желудке остатки давешнего завтрака. Тело водителя повалилось на колени сидевшего рядом с ним снайпера, и офицер увидел аккуратное отверстие в лобовом стекле. Бронебойная пуля пронзила преграду, и, ударив в грудь водителя, разворотила ее, смешав плоть с кевларом и камуфляжной тканью.

— Сержант, давай за руль, — крикнул Мартинес, вдруг почувствовав, что в объектив прицела вражеского снайпера оказалась именно его голова. — Вытолкни это мясо наружу! Вытаскивай наши задницы из этого дерьма, черт возьми!

Морпех потянулся через водительское место, распахивая дверцу, затем рванул ремень безопасности, пытаясь выпихнуть наружу тело своего товарища, и в этот миг последовал новый удар. Казалось, по броне шарахнули кувалдой со всей мочи. Голова сержанта будто лопнула, и салон забрызгало кровью. Капрала Брэдли шумно вытошнило.

— Вон из машины! — скомандовал Мартинес. — Вылезай, живее, сопляк!

Капитан распахнул дверцу, свалившись под колеса «Хамви». Через секунду с шумом на бетон упал Брэдли, и в тот же миг по корпусу машины ударила еще одна пуля. Капрал выругался, и Энрике Мартинес выдохнул — парень все-таки был жив.

С замыкающего «Хамви» ударил гранатомет. «Марк-19» зашелся в длинной очереди, выплюнув в сторону леса разом два десятка гранат. А затем машина резко дала задний ход, продолжая долбить из АГС в пустоту.

— Эй, мы здесь! — капрал Брэдли привстал, взмахнув рукой. — Черт, вы куда?! Прикройте нас!

— Ложись, кретин!

Мартинес едва успел прижать своего спутника к земле, навалившись сверху, и в этот миг в борт «Хамви» ударила еще одна пуля, оставив в броне аккуратное отверстие с чуть зазубренными краями.

— Пятидесятый калибр, — прохрипел на ухо капралу Энрике. — У этих ублюдков винтовки пятидесятого калибра! Бьют с другого берега!

Капитан осмотрелся, высунувшись из-за изрешеченного тяжелыми пулями М1114. МРАП, перевернувшийся на бок, догорал на шоссе. Чтобы сделать такое, под этой машиной, способной выдержать взрыв стандартной противотанковой мины, следовало подорвать килограммов тридцать взрывчатки. А, судя по воронке, разверзшейся в земле, заряд был еще мощнее. «Кугуар» перегородил проезд, но водитель блокированного на мосту «Хамви» решил рискнуть.

Взревел мощный дизель, машина рванула вперед. Из широкого люка в крыше показалась голова в обтянутой маскировочным чехлом каске, а затем с треском открыл огонь пулемет GAU-19/A. Три ствола, вращаясь в бешеном темпе, выбрасывали пули пятидесятого калибра с темпом две тысячи в минуту. Струя свинца хлестнула по опушке рощи, до которой было не менее пятисот метров, срезая кусты, перерубая стволы деревьев. Водитель, настоящий мастер, управлявший «Хамви», попытался обогнуть перевернутый МРАП по самой кромке шоссе, обрывавшегося склоном узкого, но глубокого оврага.

Никто из моряков, включая пулеметчика, продолжавшего молотить из своего трехствольного монстра в белый свет, как в копеечку, не увидел вспышки дульного пламени. Две пули Б-32 калибра 12,7 миллиметра клюнули бронемашину в борт, прошивая тонкую броню. Одна из них оторвала ногу водителю, вторая насквозь прошла тело стоявшего в полный рост стрелка. «Хамви» вильнул, и, зависнув на миг над обрывом, свалился вниз, переворачиваясь кверху колесами.

— Боже, они же всех нас убьют! — Капрал Брэдли, заползший под днище неподвижного «Хамви», растерянно посмотрел на Мартинеса. — Капитан, сэр, что делать?

— Держи себя в руках, моряк! На верху нам точно конец, поэтому давай вниз, под мост! Давай за мной, живее! И не высовывайся!

Капитан пополз к краю моста, извиваясь, как змея. Внизу шумел бурный ручей, поток воды разбивался об острые грани камней, похожих на какие-то шипы. Перевалившись через невысокий бетонный бортик, Энрике Мартинес спрыгнул вниз, поджимая под себя ноги.

— Капрал, прыгай, — крикнул, барахтаясь в бурном потоке, офицер, увидев, что его напарник замешкался. — Прыгай, черт тебя возьми!

Брэдли, который полз следом, оцепенел, глянув вниз, и тотчас в бетонный блок в паре сантиметров от его лица с визгом ударила крупнокалиберная пуля, выбив каменное крошево. Морпех закричал от страха и злости и, рывком толкая тело вперед, шагнул в пропасть, камнем рухнув в воду.

На ноги моряки встали почти одновременно. Вскинув карабин, Мартинес завертелся на месте волчком, и тотчас услышал, как вскрикнул его напарник. Капрал, одной рукой державший свой М27, побледнел, закусив нижнюю губу.

— Сэр, кажется, я ногу сломал! И шагу не ступить!

— Дьявол! — Мартинес подхватил капрала под руку. — Держись, моряк! Сейчас мы выберемся на берег. Вот так, осторожно! Не ступай на камни, можешь поскользнуться! Мы выберемся, парень, я бывал в переделках и похуже!

— Простите меня, сэр, — виновато пролепетал повисший на капитане Брэдли, пытавшийся идти самостоятельно, кое-как прыгая на одной ноге по мокрым булыжникам.

Звук автомобильных моторов, донесшийся с противоположного берега, заставил Энрике Мартинеса остановиться. Вытянув шею, капитан увидел, что через пустырь со стороны леса к шоссе мчатся, переваливаясь на ухабах, два русских внедорожника УАЗ. Брезентовый тент с одного из них был снят, и морской пехотинец увидел в машине с полдюжины бородачей в зеленых повязках на головах.

— Ублюдки решили собрать трофеи! — оскалился пыхтевший от натуги Мартинес, карабкавшийся по каменистому склону вместе с безвольно обвисшим на нем Брэдли. — Надеюсь, капрал, те еще не разучился стрелять?

Рев моторов приблизился, звуча все громче, а затем на мосту раздались гортанные возгласы на чеченском и топот множества ног. Отпустив Брэдли, измученно осевшего на землю, капитан Мартинес вскинул карабин.

Когда вереница камуфлированных машин показалась на горизонте, быстро приближаясь к мосту, сердце в груди Султана Цараева забилось втрое чаще. Взглянув на своего помощника, полевой командир спросил:

— Они не смогут заметить фугас?

— Мы подкопали дорожное полотно сбоку, вырыли нору в склоне оврага. Сверху ничего не заметно.

Место для засады на американскую колонну было выбрано идеально. Стоит заблокировать машины на мосту, дальше бой превратится в упражнение на стрельбище. Поднеся к глазам бинокль, Цараев увидел колонну из трех привычных уже «Хаммеров» с пулеметами, возглавлял которую странный автомобиль, угловатый, громоздкий, точно автобус, на мощных высоких колесах, и тоже оснащенный турелью с пулеметом, грозно направленным вперед.

— Что это такое? — Султан покосился на Мовсара.

— Это МРАП, специальный БТР, защищенный от подрывов на минах. Рассчитан человек на десять примерно.

— Его не остановит фугас?!

— Наш фугас остановит что угодно, — усмехнулся боевик. — В мине килограммов шесть взрывчатки, а мы засунули под шоссе два стадвадцатимилиметровых снаряда от «Гвоздики», каждый по двадцать два килограмма. Фугас управляется по проводам. Стоит нажать кнопку, и машина неверных улетит на небеса!

Бронетранспортер, рыча мощным двигателем, и изрыгая густые клубы выхлопных газов, уверенно катил по шоссе, приближаясь к мосту. За двести метров до переправы он сбавил скорость, и Султан Цараев мысленно взмолился Аллаху, призывая его сделать американцев слепыми, направив их прямо в западню.

— Снайперам приготовиться, — скомандовал главарь боевиков. — Открывать огонь после разрыва фугаса!

Два стрелка, вооруженных новыми винтовками JS-05, почти одновременно лязгнули затворами, загоняя в стволы патроны с бронебойными пулями Б-32, и прильнули к оптическим прицелам.

— Готов, Арби? — Султан склонился к одному из снайперов. — Не промахнись!

— До цели девятьсот метров, ветер слабый, тяжелая пуля будет двигаться по прямой. Проще чем в тире, — усмехнулся боевик, нежно касаясь китайской винтовки, уже установленной на сошки. Он влюбился в нее еще во время испытаний, восхитившись сокрушительной мощью этого оружия, хоть и лишился своих стареньких «Жигулей». — Не забудь, амир, ты обещал подарить мне новую машину!

— Будешь стрелять точно — получишь машину, самую крутую, какую только можно отыскать в горах, брат!

МРАП, двигаясь чуть быстрее пешехода, въехал на мост, осторожно, будто на ощупь двинувшись к противоположному берегу. Сердце в груди Цараева застыло куском льда. Вот сейчас неверные все поймут, и обратятся вспять, а потом сюда прилетят их вертолеты, и бежать боевикам будет некуда. В этот момент бронетранспортер преодолел мост, двинувшись вверх по склону. Чеченец, державший в руке пластиковую коробку подрывной машинки, нажал на большую кнопку, и «зеленку» накрыл пульсирующий рокот взрыва.

Султан Цараев увидел, как бронемашину, даже с расстояния в километр производившую впечатление чего-то тяжеловесного и совершенно неуязвимого, оторвало от земли, переворачивая на бок. МРАП рухнул поперек шоссе, перекрыв дорогу. «Хаммеры», двигавшиеся следом, и как раз въехавшие на мост, замерли на секунду, и в этот миг огонь открыли снайперы.

— Шайтан! — Цараев выругался, когда над ухом грохнул выстрел.

Первой же пулей Арби поразил водителя одной из машин, а затем на «Хаммеры» обрушился настоящий свинцовый град. В ответ с замыкающей машины ударил автоматический гранатомет, и Султан Цараев нырнул за дерево, крикнув своим бойцам:

— В укрытие! Не высовываться!

Вражеский стрелок спешил или просто очень сильно нервничал. Несколько гранат разорвались с чудовищным недолетом, метрах в тридцати от позиции чеченцев. А затем «Хаммер» резко сдал назад, продолжая огрызаться очередями из АГС, и исчез за поворотом.

— Трусливые ублюдки! — Султан, выглянув из-за дерева, погрозил бежавшим американцам автоматом. — Остановить их! Никто не должен уйти!

Громко взревел мотор и головной внедорожник вдруг рванул вперед, проскочив мост и поравнявшись с искореженной тушей МРАП, когда его настигли бронебойные пули. Американский водитель был хорош, он почти сумел разминуться с преградой, но неожиданное препятствие в виду двух сорокавосьмиграммовых кусков раскаленного свинца, прилетевших со скоростью восемьсот сорок метров в секунду, не смог предусмотреть. Оба снайпера почти одновременно нажали на спуск, и оба поразили цель. «Хаммер» соскользнул с обрыва, ткнувшись плоской камуфлированной мордой в дно оврага.

— За мной! — Цараев, вешая на плечо автомат, бросился к тщательно укрытым в зарослях УАЗам, обмотанным ворохом масксети. — Добьем этих псов! К мосту!

Десяток боевиков прыгнул в машины, с которых был снят брезентовый тент. Продравшись сквозь подлесок, внедорожники выскочили на открытое место, за пару минут преодолев отделявшее их от моста расстояние. Чеченцы толпой кинулись к машинам, но тотчас замерли, остановленные криком Цараева:

— Вертолет! Воздух!

Стрекот винта привлек внимание полевого командира, и тот увидел облетающий место боя по кругу серый геликоптер, показавшийся боевику необычно маленьким для пилотируемой машины.

— Магомет, ракету! Сбей его!

Один из чеченцев вытащил из УАЗа длинный раструб пусковой установки ПЗРК HN-5A. Положив тубус на плечо, боевик развернулся следом за вертолетом, доиждаясь, пока тепловая головка наведения захватит цель, а затем нажал на спуск. Стартовый двигатель вытолкнул ракету из ТПК, а затем включился маршевый двигатель, отправляя ЗУР точно к цели. Через пару секунд ее траектория пересеклась с курсом американского вертолета, и взрыв сбросил винтокрылую машину с неба. Проводив ее, охваченную огнем, беспорядочно кувыркавшуюся, взглядом, Султан Цараев махнул рукой:

— На мост! Осмотреть машины! Искать живых! Ахмад, остаешься здесь, прикроешь нас!

Один из боевиков, вооруженный пулеметом ПКМ, отошел за машины, страхуя товарищей, а остальные, держа оружие наизготовку, ступили на мост. Цараев жестом приказал открыть люк перевернутого МРАПа, громоздившегося посреди развороченной взрывом дороги. Чеченец, вооруженный АКМС, запрыгнул на броню, рванув на себя бронированную дверь, и изнутри в лицо ему ударили выстрелы. Боевика смахнуло на землю, а Цараев, оказавшийся ближе всех, швырнул в проем гладкий шар РГД-5.

Глухо громыхнул взрыв, взвизгнули заполнившие тесноту десантного отделения осколки. Сто десять граммов тротила, заключенные в корпусе гранаты, перемололи все, что находилось под броней, живое и мертвое, в кровавый фарш. Султан, вскарабкавшись на машину, просунул в наполненное пороховой гарью нутро ствол автомата, выпустив внутрь длинную очередь. Пули вонзались в бесформенные куски горелого мяса, в которые превратился экипаж БТР.

— Амир, американцы убегают! На том берегу!

Цараев, обернувшись на крик, увидел, как по склону карабкаются двое в американском «цифровом» камуфляже, помогая друг другу, скользя на мокрых камнях.

— Прикончить их! Огонь!

Несколько человек подскочили к бетонным перилам моста, открыв огонь в спины американских морпехов. Рой пуль ударил по камням, вгрызаясь в землю, и американцы скатились вниз, с плеском упав в воду. Один из них, стоя на коленях, вскинул карабин, выстрелив в ответ. Султан Цараев успел нырнуть за перила, слыша, как в них ударили пули. Рядом повалился на настил моста боевик с окровавленной головой. Несколько раз дернувшись в конвульсии, он замер. Высунув над импровизированным бруствером автомат, Цараев выстрелил наугад. От машин длинной очередью ударил пулемет.

— Взять их! — командир схватил одного из своих бойцов, сжавшихся за перилами, выталкивая его из укрытия. — Вперед!

Чеченец бросился вперед, на ходу поливая склон берега струями свинца из АК-74. В ответ затрещали одиночные выстрелы, и боевик, не добравшись до конца моста, упал, выпростав перед собой руки. Снова зарычал, захлебываясь огнем, ПКМ Ахмада, и с противоположного берега в ответ неожиданно ударил гранатомет. Выкатившийся на шоссе «Хаммер» встал напротив моста, и высунувшийся из люка в крыше морской пехотинец в упор открыл огонь из установленного на турели АГС. Несколько гранат упали на мост, и по настилу ударили осколки.

Боевики, оказавшиеся под шквальным огнем, бросились бежать, беспорядочно стреляя. Следующая очередь настигла их, разрывая на куски тела. Султан Цараев, извиваясь змеей, заполз под расстрелянную машину, стоявшую посреди моста с распахнутыми дверцами. Он слышал, как осколки с лязгом барабанят по ее броне. Одна из гранат разорвалась возле переднего колеса, оглушив боевика. С трудом понимая, что происходит вокруг, тот двинулся вперед, подтягиваясь на локтях и помогая себе ногами. Выбравшись из-под машины и используя ее как укрытие, чеченец побежал к УАЗам, за которыми прятались уцелевшие боевики из его отряда.

Над головой с жужжанием промчалось несколько сорокамиллиметровых гранат, и один из внедорожников с грохотом взорвался. Цараев вновь упал и ползком направился к уцелевшей машине, из-за которой отстреливались двое чеченцев, посылая в сторону «Хаммера» короткие очереди из АКМ. По пути полевой командир наткнулся на жутко изуродованное тело. Выше пояса все превратилось в кусок кровавого мяса, труп был обезглавлен, и только по лежавшему рядом ПКМ с согнутым стволом Султан узнал Ахмада.

— Амир, сюда! — боевики из-за УАЗа махали руками. — Мы здесь! Нужно уходить!

— Щенки! Только и думаете, как бы сбежать!

Прижавшись к борту машины, Цараев пригнулся, пропуская над головой поток осколков. Еще несколько гранат разорвались вокруг «уазика», и один из прятавшихся за ним чеченцев упал на асфальт, зажимая обеими ладонями рану в животе.

— Твари! — Султан Цараев выглянул из-за укрытия, погрозив зажатым в кулаке автоматом. Он увидел бегущего по пустырю к плевавшемуся огнем «Хаммеру» американца, петлявшего из стороны в сторону и согнувшегося до самой земли. — Шакалы!

Чеченец прыгнул в УАЗ, достав из-под сидения гранатомет РПГ-7. Загнав в ствол конус кумулятивной гранаты ПГ-7ВЛ, Султан Цараев встал во весь рост, прицелился, направив раструб на «Хаммер», и нажал на спуск. Над самым ухом оглушительно грохнуло, и реактивная граната, отмечая путь дымной полосой, скользнула над дорогой.

Капитан Энрике Мартинес натужно захрипел, втаскивая на склон стонавшего от боли капрала Брэдли. Удерживая его безвольно обмякшее тело правой рукой, офицер левой подтягивался, преодолевая фут за футом. Его карабин М4 болтался за спиной. Капрал, вооруженный винтовкой М27, вряд ли был способен на что-то серьезное, и сейчас моряки представляли собой отличную мишень для тех, кто ворвался на мост.

Ползти вверх по крутому обрыву было сложно. Впиваясь пальцами в мокрый песок, хватаясь за выступавшие из почвы камни, мокрые от водяных брызг, морской пехотинец почти добрался до края обрыва, когда за спиной затрещали выстрелы, и со всех сторон в берег ударили пули. Брэдли, вскрикнув, резко дернулся, и Мартинес, отпустив своего бойца, покатился по склону вниз, плюхнувшись в воду. По поверхности речки хлестнули свинцом длинные очереди.

— Капрал, жив? — Мартинес тряхнул за плечо своего напарника, голова которого мотнулась из стороны в сторону. — А, дьявол!

Отпустив Брэдли, которому очередь перебила позвоночник, капитан вскинул карабин, открыв огонь по мосту. Дрожащими руками с четырех сотен футов он едва ли в кого-то попал, но противники исчезли за бетонным бордюром, вслепую стреляя в ответ. За несколько секунд выпустив все тридцать патронов и прижав чеченцев к земле, Энрике Мартинес быстро поменял магазин, вновь рванувшись вверх. Над головой просвистели пули. По звуку морпех узнал «Калашниковы», к которым присоединился и пулемет.

Стремительным рывком капитан перебросил свое тело через край обрыва, закатываясь за лежавший рядом камень. Несколько пуль бессильно щелкнули по валуну, высекая искры. Над головой с гулом что-то пролетело, с секундным опоздание до укрытия Мартинеса донесся звук выстрелов гранатомета, а затем по мосту прокатился огненный вал, раскидывая в разные стороны замешкавшихся боевиков.

Матинес вскочил и со всех ног бросился к дороге, на которой стоял «Хамви». Установленный на крыше автоматический гранатомет «Марк-19» прямой наводкой бил короткими очередями, с лязгом выпуская гранаты в сторону моста, с которого вяло отстреливались. Увидев бегущего по полю офицера, морской пехотинец, стоявший за турелью, махнул рукой. Распахнулась задняя дверца бронемашины, и еще один моряк в низко опущенной каске и противопылевых очках, закрывавших половину лица, побежал навстречу Энрике Мартинесу.

— Сюда, сэр, скорее! — успел крикнуть морской пехотинец, прежде чем над дорогой промелькнула дымная стрела гранаты, и «Хамви» скрылся в огненном шаре.

Боевая часть реактивной гранаты весом два с половиной килограмма разнесла машину на куски. Сорванная взрывом дверь ударила моряка в спину, перерубая тело, будто гигантской секирой. Энрике Мартинеса ударной волной сбило с ног, и при падении он больно ударился затылком о твердую землю. Мир перед глазами капитана взорвался нестерпимо яркой вспышкой. А когда зрение вернулось, морпех увидел, стоящего на мосту чеченца с зеленой повязкой на лбу, заряжавшего гранатомет РПГ-7.

Поднявшись на четвереньки, Мартинес неуклюже пополз прочь от дороги. Снова затрещали автоматные выстрелы. Пули ударили в землю у самого лица американца. В спину вдруг словно вонзили раскаленный гвоздь. Следующее движение принесло капитану нестерпимую боль, но сквозь шум в ушах и стук собственного сердца Энрике Мартинес расслышал гул вертолетных турбин. Два геликоптера появились над лесом, приближаясь к мосту на малой высоте. Морпех, распростершийся на холодной земле, узнал AH-1Z, из поджарые сплющенные с боков фюзеляжи и короткие прямые крылья, из-под которых свисали ракеты.

Пара «Кобр» промчалась над мостом, набирая высоту и заходя на новый круг. На земле что-то сверкнуло, вслед вертолетам взмыла реактивная граната. Пройдя мимо цели, она взорвалась, когда сработал самоликвидатор, вспухнув дымным облачком. А вертолеты развернулись, и от них к земле одновременно брызнули трассеры. Трехствольные автоматические пушки М197 обрушили на мост сотни двадцатимиллиметровых снарядов. Первая же очередь разрезала пополам УАЗ чеченцев, превратив его в огненный сгусток, растекшийся по шоссе от края до края. Пламя жадно слизнуло разбросанные всюду тела, встав трехметровой стеной и вдруг внезапно угаснув, словно утолило свой вечный голод.

Над головой в бессилии распластавшегося на земле Мартинеса снова зарокотали турбины. UH-1 «Ирокез» с красным крестом приземлился в двух десятках шагов от морпеха. Из геликоптера выбрались несколько человек, двое из которых тащили легкие носилки. Склонившийся над капитаном азиат с сержантскими нашивками прокричал сквозь стрекот винта:

— Сэр, кто-нибудь еще остался?

Мартинес лишь помотал головой, чувствуя, как его подхватывают с земли сильные руки, осторожно опуская на уложенные рядом носилки.

— Мы доставим вас на базу, сэр! — ободряюще произнес сержант с белой повязкой на плече. — Все будет в порядке!

Как только раненый оказался в гулком чреве вертолета, «Ирокез» оторвался от земли, быстро набирая высоту. Приподнявшись на своем ложе, Мартинес успел увидеть, как «Кобры», устроив в небе карусель. По очереди они выпускали по кромке леса неуправляемые ракеты FFAR.

— Лежите, сэр! Пожалуйста! — тот же самый сержант мягко, но решительно положил ладонь на плечо капитана.

Санитарный вертолет промчался над аулами, дорогами и рощами, приземлившись на базе Морской пехоты. Раненого офицера осторожно вытащили из десантного отсека. На летном поле уже ждал «Хамви» с красными крестами на бортах. В тот момент, когда Энрике Мартинеса уже грузили в машину, рокот турбин, похожий на рев десятка Ниагарских водопадов.

— Вот дьявол! — разом выдохнули остановившиеся санитары, уставившись в небо.

Привставший на носилках Мартинес увидел, как огромный четырехдвигательный С-17А «Глоубмастер» коснулся посадочной полосы. Заскрипели пневматики шасси, рев турбин оглушил находившихся радиусе нескольких сотен футов. А чуть выше уже заходил на посадку еще один «Глоубмастер», и еще две огромные машины кружили под облаками, ожидая своей очереди.

Мартинес окликнул сопровождавшего его санитара:

— Сержант, что происходит?

— Танковый взвод перебрасывают на Урал. Там террористы захватили целый город. Для штурма понадобились наши «Абрамсы». Возможно, и людей туда отправят, об этом говорят, но не знают точно. Туда войска стягивают со всей страны, десантники уже там, и легкая пехота.

— Черт возьми! Армии не справиться без нашей помощи? Что-то серьезное заваривается?

— Вам рано об этом думать, капитан. Пулю из спины мы вытащим, ранение не опасное, но про войну придется забыть на несколько недель, сэр.

«Хамви» двинулся в сторону госпиталя, но внезапно водитель отвернул в сторону. Мимо, в направлении летного поля, под вой мощных газотурбинных «Лайкомингов» промчалась колонна танков М1 «Абрамс», а за ними следом несколько рычавших дизелями бронемашин LAV-25. Морская пехота готовилась к прыжку с Кавказа на Урал, чтобы там придти на помощь Армии. Сражение за Нижнеуральск набирало обороты, над осажденным городом уже был занесен меч палача, готовый опуститься в любой миг, обрывая тысячи жизней разом.


Май — сентябрь 2013 г.

Рыбинск.

День победы. Том 5 За Родину!

Ты молил Богов
Стать свободным от оков,
Сброшены цепи, вот и настал твой час!
В руку верный меч,
Можешь силы не беречь,
Выбей врага из седла, отомсти за нас!
«Скрещены клинки», Натиск.
Том 5 — «За Родину!». Над Америкой поднимаются ядерные «грибы», а в России партизаны дают последний бой.

Глава 1

Японское море — Тихий океан
20 ноября

В небольшом помещении было жарко, чувствовался резкий запах мужского пота, металла и оружейной смазки. Дюжина мужчин, одинаково одетых в камуфляжные брюки и тельняшки с обрезанными рукавами, стиснутых со всех сторон прочными переборками, исподлобья наблюдала за действиями своего командира и инструктора.

— Группа, внимание! — чуть повысив голос, произнес командир, и, почувствовав, что взгляды присутствующих, мгновение назад полные скуки и безразличия, обратились к нему, наполняясь осмысленностью, — продолжил: — Смотреть во все глаза и слушать во все уши. Совсем скоро от этого будет зависеть ваша жизнь, бойцы.

Бывший майор российского спецназа Тарас Беркут, успевший ощутить на плечах и тяжесть полковничьих погон новой власти, поставил пулемет на привинченный к полу всеми четырьмя ножками металлический столик. Взгляды одиннадцати находившихся в небольшом помещении мужчин сошлись на вороненом стволе, оканчивавшемся цилиндрическим пламегасителем, скользнули по ствольной коробке, коснувшись напоследок лакированного деревянного приклада, придававшего оружие какой-то старомодный вид.

— Перед вами единый пулемет FN MAG, — спокойно, даже с какими-то скучающими нотками в ровном голосе произнес майор Беркут, чья тяжелая, мозолистая, широкая, будто лопата, ладонь нежно поглаживала в такт каждому слову отбрасывавшую блики поверхность ресивера. — Калибр 7,62 миллиметра. Полная длина сто двадцать шесть сантиметров, длина ствола пятьдесят четыре сантиметра, вес без патронов чуть меньше одиннадцати килограммов. Пулемет создан в Бельгии в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Является одним из самых распространенных в мире образцов в своем классе. Принят на вооружение британской армии под обозначением L7, в США ему присвоен индекс М240. Конкретно этот образец был захвачен в качестве трофея на базе грузинской армии в окрестностях Гори в августе две тысячи восьмого, куда попал прямиком с завода-производителя. Грузины его даже от консервационной смазки оттереть не успели. Пулемет используется как в варианте ручного, так и для установки на бронемашины, а также в качестве спаренного на танках. Автоматика основана на отводе пороховых газов из канала ствола. По надежности не уступает ПКМ, но тяжелее его на три килограмма. Коробка с лентой на пятьдесят патронов крепится к телу пулемета. Это мощное и эффективное оружие, и каждый из вас должен освоить его в совершенстве. Вы должны быть способны разобрать его до последнего винтика и вновь собрать, стоя на голове и с завязанными глазами. Пожалуй, начнем прямо сейчас!

Заглядывая поочередно каждому из своих бойцов в лицо, Тарас Беркут ловко разобрал пулемет, аккуратно раскладывая на небольшом столике детали, лоснившиеся смазкой. Спецназовцы, бойцы диверсионной группы, внимательно наблюдали за каждым его движением, запоминая порядок сборки-разборки незнакомого оружия. Тем, для кого оружие давно стало частью тела, такой же привычной и необходимой, как нога или рука, это было не сложно. За минувшие дни партизаны, одиннадцать человек, отобранные из тысяч своих товарищей, изучили немало новых образцов, которыми был вооружен их противник.

Диверсанты изучили устройство американского карабина М4, освоились с легким пулеметом «Негев» израильского производства, также вывезенным несколько лет назад с одной из грузинских военных баз, захваченных наступавшими русскими войсками без единого выстрела, и теперь понемногу привыкали к английским снайперским винтовкам «Экьюрейси Интернейшнел» AW. А с пистолетами, австрийскими «Глок-17» или «Беретта-92» итальянского производства, они уже давно не расставались. Правда, магазины всего оружия были пусты, но не из опасений, что кому-то придет в голову нажать на спуск — опытные бойцы, за плечами каждого из которых были не только месяцы и годы тренировок, но и десятки настоящих, а не учебных боев, вполне могли контролировать себя. Просто в обозримом будущем враг не должен был и не мог появиться на расстоянии прямого выстрела.

— Используются два типа ленты, звенчатая американского образца, и металлическая неразъемная, невзаимозаменяемые, — неторопливо продолжал Тарас Беркут, дополняя слова собственным примером. — Для заряжания нужно отвести назад рукоятку затворной рамы, затем поставить оружие на предохранитель и поднять крышку приемника, нажав вот сюда, на защелку.

Партизан достал из цинка набитую патронами ленту, глухо брякнувшую в его руках. Она извивалась, словно ожерелье, и латунные бока патронов матово поблескивали в неярком свете.

— Лента укладывается разъемом звена вниз, после этого крышка закрывается. Остается отключить предохранитель и нажать на спуск.

Внешне все было привычно, обыкновенный инструктаж, если не считать того, что оружие, обращение с которым демонстрировал бывший майор спецназа, никогда не состояло на вооружении Российской Армии, и то, что происходило все не в казарме, а в кубрике, на глубине нескольких десятков метров под поверхностью Охотского моря.

Подводная лодка Военно-морских сил России Б-464 «Усть-Камчатск», вновь поднявшая Андреевский флаг, под мерный, ощущаемый на уровне подсознания гул дизель-генераторов двигалась курсом на восток. Она направлялась навстречу восходящему солнцу, на скорости всего семь узлов, лениво вращая изогнутыми лопастями гребного винта, маскируясь за естественными шумами никогда не знавшего покоя океана. Над головами собравшихся в не отличавшемся простором помещении людей было не менее двадцати метров ледяной воды, и вдесятеро большим было расстояние до скрывавшегося в вечной тьме океанского дна.

Вода сдавливала корпус подводной лодки с чудовищной силой, которой стойко сопротивлялась обтянутая шумоизолирующим покрытием конструкционная сталь. Достаточно было малейшей слабины, едва заметной бреши, и вода, сотни тонн ледяной воды, ворвется внутрь, стремительно заполняя отсеки, проникая во все закоулки, лишая немногочисленный экипаж подлодки шансов на спасение. Здесь, на глубине, любая оплошность могла стать фатальной, но бойцы особой диверсионной группы, собравшиеся на очередное занятие, старались не думать о постоянной опасности, грозившей им со всех сторон, продолжая заниматься привычными делами.

— Итак, бойцы, у кого какие вопросы? — Командир партизан обвел своих спутников изучающим взглядом.

— Товарищ майор, как мы будем всем этим пользоваться, если даже не можем как следует пристрелять оружие? — раздался голос с задних рядов.

Отыскав взглядом говорившего, Беркут приказал:

— Старший лейтенант Тохтырбеков, встать!

Партизан поднялся, выпрямившись во весь рост. В отличие от своих более высоких товарищей, макушкой зацеплявшихся за низкие своды отсека, бывший офицер Внутренних Войск сделал это безо всякого риска.

— Объясняю старшему лейтенанту и всем присутствующим, — веско произнес Тарас Беркут, буквально придавив тяжелым взглядом Тохтырбекова к палубному настилу. — Наша задача — не устраивать войну, а доставить устройства на территорию врага, замаскировать их и по условному сигналу произвести подрыв, после чего, воспользовавшись неизбежной в таком случае паникой, покинуть Соединенные Штаты. При этом мы должны всеми силами избегать обнаружения. От столкновения с войсками противника уклоняться. Ваша сила — не в огневой мощи, а в скрытности, в том, что враг никогда не поверит, что мы в состоянии осуществить подобную операцию в его глубоком тылу. И, если все пройдет по плану, нам не придется сделать ни единого выстрела, для того, чтобы победить, товарищи бойцы.

Партизаны понимающе кивнули. Для каждого из них это было не в новинку. Бойцы, повторяя действия своего командира, принялись разбирать и собирать пулеметы, лязгая затворами, но при этом их взгляды время от времени сходились на лежавших в дальнем углу отсека, у переборки, массивных свинцовых цилиндрах с полустершейся маркировкой. Самое страшное оружие, рядом с которым пистолеты и автоматы казались обычными кусками железа, еще ждало своего часа, и вскоре ему предстояло быть пущенным в ход, третий раз за всю историю человечества, чтобы поставить точку в затянувшейся войне.

Партизаны, выбранные среди тысяч бойцов для особой миссии, привычно занимались по плану, изучая чужое оружие, вспоминая полузабытые английские слова, проводя долгие часы над картами, до боли в глазах всматриваясь в сделанные с большой высоты снимки незнакомых городов. Только это им и оставалось, чтобы скоротать долгие дни пути на глубине. А вот экипажу подводной лодки скучать было некогда, все, от последнего матроса до командира корабля, не покидавшего мостик ни на минуту, были заняты делом. Вот и сейчас капитан первого ранга Владимир Шаров находился в помещении главного командного поста, куда стекались все данные, поступавшие из-за прочного корпуса подлодки.

Гидроакустический комплекс МГК-400 «Рубикон», работавший в пассивном режиме, чутко улавливал посторонние звуки, трансформируя их в целеуказание для торпед, покоившихся в массивных трубах торпедных аппаратов. При этом сама подлодка двигалась почти бесшумно. На глубине любой звук казался громом набата, распространяясь на сотни миль, привлекая внимание врага, накрывшего уже эти воды частой сетью. Беглую подлодку искали, бросив против горстки храбрецов силы целого флота, но пока все усилия врага оставались тщетны.

Создатели дизель-электроходов проекта 877 «Варшавянка», к которому относился и «Усть-Камчатск», сделали все, чтобы их творение стало не более чем бесплотным призраком в океанской пучине. Все агрегаты, являющиеся источником шума или вибрации, были установлены на специальных амортизаторах, противогидроакустическое покрытие, обтягивавшее семидесятиметровое «тело» субмарины, служило также и отменной звукоизоляцией. Да и схема полного электродвижения, когда мощные дизели не были связаны напрямую с гребным винтом, а только питали энергией электродвигатели, способствовала меньшей шумности.

Не только русские моряки оценили по достоинству возможности субмарины, остававшейся страшным оружием в умелых руках, несмотря на то, что головной корабль серии сошел на воду еще в далеком тысяча девятьсот восьмидесятом году. Американцы, которые не могли забыть дерзкую атаку на гавань Владивостока, жертвой которой стал чудом не ушедший ко дну эсминцев ВМС США «Бенфолд», бросили на поиски партизанской подлодки десятки кораблей и сотни самолетов и вертолетов. Акустик «Усть-Камчатска» не раз фиксировал шум винтов вражеских эсминцев и фрегатов, тщетно бороздивших водные просторы. Но первую весточку об опасности передали с поста радиотехнической разведки.

— Фиксирую работу неопознанной РЛС! — зачастилвзволнованный лейтенант, вздрогнув, когда на приборной панели перед ним вспыхнула тревожная надпись, налившаяся багрянцем. — Нас облучают!

— Срочное погружение! Убрать выдвижные устройства!

По отсекам пронеслась трель колоколов громкого боя, и тотчас смолкла, но всех, кто находился на борту «Усть-Камчатска», словно пронзил электрический разряд. Владимир Шаров среагировал немедленно, действуя на одних инстинктах, вбитых годами службы, пока разум еще только осознал услышанное. «Усть-Камчатск» шел на небольшой глубине под «шноркелем», как называли по привычке устройство для работы дизеля под водой. По тонкой трубе, вздымавшейся над гребнями тяжелых волн, с поверхности поступал воздух, питавший дизельные генераторы субмарины, а те, в свою очередь, снабжали энергией главный электродвигатель, приводивший в движение семилопастный гребной винт. Головка «шноркеля» была слишком мала для чужих локаторов, способных обнаружить ее лишь вблизи, но на всякий случай несла на себе датчики радиопеленгатора, который мгновение назад уловил пришедший откуда-то из-за горизонта импульс.

Станция радиотехнической разведки МРП-25 едва выдала сообщение об угрозе, и тотчас труба РДП скользнула в ограждение надстройки, а затем субмарина, накренившись на нос, нырнула в распахнувшуюся перед ней темную бездну.

— Нас могли обнаружить? — старший помощник, скрывая тревогу, взглянул на Шарова, которого мелко трясло от хлынувшего в кровь адреналина.

— Сомневаюсь. Они слишком далеко. Скорее всего, это американцы, противолодочный «Орион», возможно, вылетевший с Камчатки, а, быть может, с одной из баз в Южной Корее. Но, возможно, это вертолет, а это значит, где-то рядом эсминец «пиндосов».

— Американцы уже могли сбросить гидроакустические буи!

— Это им не поможет! — усмехнулся командир, приказав рулевому: — Самый малый ход! Уменьшить скорость до трех узлов! Глубина?

— Шестьдесят метров! Под килем сто девяносто!

— Погружение до ста пятидесяти!

Субмарина, расходуя энергию, запасливо накопленную в аккумуляторных батареях, бесшумно опускалась на глубину, превращаясь в бесплотного призрака. Пролетевший полусотней миль севернее патрульный самолет Р-3С «Орион» американской морской авиации сбросил два десятка гидроакустических буев, рассыпая их над вздыбливавшейся волнами поверхностью океана. При этом он продолжал непрерывно просвечивать водную поверхность лучом своей РЛС. Поиски «пиратской» подлодки с каждой минутой набирали ход, вовлекая в себя все большие силы, но русская подлодка, оставаясь незамеченной, упорно шла прежним курсом. А в кабинетах и штабах далеко от этих мест неумолимо разгоралась настоящая буря.

Генерал Форстер встал, привычно одернув мундир и обведя взглядом расположившихся во всех углах Овального кабинета членов совета безопасности. Глава Комитета начальников штабов, реально и руководивший военным ведомством страны, в отличие от министра обороны, выполнявшего функции административные, стал частым гостем здесь, в средоточии власти Соединенных Штатов. За проведенные в стенах Белого Дома дни офицер успел запомнить наизусть расположение всех предметов интерьера, лица агентов Секретной службы и обслуги, молчаливыми тенями бродивших по погруженным в тишину коридорам и залам.

— На территории русского ядерного арсенала на Дальнем Востоке завершена дезактивация, — произнес Форстер, уставившись поверх голов своих слушателей. — Мы пересчитали все боеголовки. Отсутствуют три шестидюймовых ядерных снаряда. И у нас нет причин сомневаться в том, что эти снаряды находятся на борту русской субмарины класса «Кило», захваченной террористами во время перехода с базы на Камчатке в порт Владивостока.

Президент Джозеф Мердок чувствовал, как прибавляется седины в его тщательно уложенной шевелюре. И все же глава государства, одним из первых узнавший страшные новости, старался сохранить выдержку, напоминая себе, что русские атомные бомбы где-то в тысячах миль от спокойного и безопасного Вашингтона.

— Похищенные снаряды относятся к классу тактического ядерного оружия. Мощность соответствует двум с половиной килотоннам в тротиловом эквиваленте, — продолжал свой доклад Дональд Форстер, ради этого покинувший защищенный бункер ситуационного центра под зданием Пентагона. — Это нейтронные бомбы, взрыв которых сопровождается высоким уровнем проникающей радиации.

— Ну, все не так уж и страшно, — заметил Алекс Сайерс, заставив генерала недовольно нахмуриться. — Их мощность весьма невелика. Что могут сделать при помощи этих снарядов русские?

— Вы видели когда-нибудь, как разом взрываются полсотни вагонов, доверху груженых взрывчаткой, господин глава администрации? Представляете, что произойдет, если такое случится в центре Нью-Йорка или Лос-Анджелеса? Хотите увидеть, как ударная волна сметает небоскребы Манхэттена? Обрушение «башен-близнецов» покажется вам рождественскими праздниками по сравнению с тем, что для нас готовят русские!

— Допустить это мы не можем, — решительно произнес президент Мердок. — У нас еще есть время остановить русских. Приказываю направить все корабли и подлодки, находящееся в акватории Тихого океана, на поиски русской субмарины. Пустите этих ублюдков на дно как можно быстрее! Они не должны достигнуть берегов Америки!

— В районе Курильских островов и Камчатки действует авианосная группа во главе с ударным авианосцем «Джон Стеннис», — тотчас доложил Форстер. — На соединение с ней направлены четыре атомные подлодки типа «Лос-Анджелес». В течение двух суток к ним присоединится «Джордж Вашингтон», сопровождаемый пятью эсминцами. Флот поддержат «Орионы» с баз на Камчатке и под Владивостоком. Путь на восток русским мы перекроем. Мы воздвигнем перед ними непроницаемый заслон.

— Но русские могут направиться на юг, в Японское море, — предположил Джозеф Мердок, в отличие от одного из своих предшественников друживший с географией.

— Там их ждет только смерть, сэр. У берегов Кореи действует оперативное соединение Седьмого флота в составе ракетного крейсера и трех эсминцев класса «Арли Берк». Этого хватит, чтобы надежно заткнуть Корейский пролив. В случае необходимости наших моряков поддержат ВМС Южной Кореи. Уверяю, господин президент, русскую подлодку мы обнаружим и уничтожим в течение суток.

— Напомните нашим парням, чтобы действовали осторожно, генерал. Японцы сейчас на взводе, любая случайность может привести к столкновению, а новая война на Тихом океане сейчас Америке ни к чему, с нас пока хватит и самих русских.

— Если японцы попытаются помешать, тем хуже для них, — фыркнул глава Комитета начальников штабов. — Возможно, так даже будет проще, сэр. Пора бы поставить на место этих желтых обезьян!

— Генерал, сейчас ваша задача — уничтожить русскую подлодку с ядерным оружием, — повысил голос Мердок. — С японцами мы разберемся потом. Я не желаю, проснувшись однажды утром, увидеть, как над Вашингтоном поднимается ядерный гриб!

— Мы уничтожим русских. У них нет шансов. Одна подлодка против полутора десятков кораблей — это даже не смешно.

— Сэр, я, конечно, не сомневаюсь в мастерстве наших моряков, но нужно предусмотреть любую возможность, — встрял в беседу Натан Бейл. Спорщики на какое-то время вовсе забыли про устроившегося в дальнем углу просторного кабинета советнике по безопасности, наблюдавшем за происходящим с удвоенным вниманием. — На случай, если русские достигнут нашей территории, нужно быть готовыми к введению чрезвычайного положения.

— Исключено! Это будет им только на руку. Начнется паника, хаос. Никакой огласки. Кстати, Дональд, командирам наших кораблей запрещаю сообщать о том, что на борту этой лодки класса «Кило» есть ядерное оружие.

— Слушаюсь, сэр! — кивнул генерал.

— Возможно, вы делаете ошибку, — с сомнением покачал головой Бейл. — Ситуация слишком серьезная.

— Это мое решение, и я его не изменю. Никакого чрезвычайного положения. Господин Голдсмит, — президент взглянул на главу Министерства внутренней безопасности, впервые сменившего на подобном совещании роль статиста на нечто, более значимое. — Уильям, в вашем подчинении находится полиция, ФБР, при необходимости вы получите поддержку Национальной гвардии. Я не верю, что русским удастся пересечь океан, но все же будьте готовы встретить террористов на нашей земле.

Голдсмит коротко переглянулся с главой ФБР, сидевшим чуть в стороне. До недавних пор их обоих мало касались события в России, и вот теперь война приблизилась к границам США.

— Для повышения уровня террористической угрозы на всем Западном побережье необходим ваш приказ, сэр, — пожал плечами шеф МВБ. Впервые с момента создания его ведомству выпал шанс показать, на что уходят бюджетные миллиарды, но почему-то Уильяму Голдсмиту очень хотелось никогда не воспользоваться этой долгожданной возможностью.

— Я сделаю все, чтобы защитить американский народ и нашу демократию, — решительно произнес Джозеф Мердок, и, словно читая мысли Голдсмита, добавил: — Но я думаю, все напрасно. Наш флот вскоре доложит об уничтожении русских, кто-то запишет на свой счет еще одну победу, и на этом все завершится, так что потом можно будет вспомнить сегодняшнюю встречу за чашечкой кофе.

Пока на Капитолии строили планы, в западной части Тихого океана ширилась поисковая операция, в которую включались все новые и новые корабли и подлодки, стягивавшиеся к восточным границам России. Эсминцы под звездно-полосатыми флагами на полном ходу вспарывали острыми форштевнями тяжелые волны, вздымавшиеся на пути. И командиру одного из них вскоре неожиданно улыбнулась удача.

Эскадренный миноносец ВМС США DDG-108 «Уэйн Мейер», двигаясь крейсерским двадцатиузловым ходов, едва миновал Цусимский пролив, оставив по левому борту скопление островов, и кэптен Эдвард Лейк, не покидавший помещение боевого информационного поста последние четыре часа, приказал:

— Поднять «птичку» в воздух!

Эсминец, пожалуй, самый совершенный в своем классе, принадлежавший к типу «Арли Берк» серии IIА, значительно усовершенствованному даже по сравнению с близким к идеалу прототипом, был, возможно, самой мощной боевой единицей во всей акватории Японского моря, в этом его командир практически не сомневался. Но все же он не был единственным военным кораблем в этих водах, над которыми, кажется, все еще витал призрак гремевших сто с лишним лет назад сражений, унесших жизни тысяч русских и японских моряков, и кэптен Лейк не желал, чтобы за ними последовали служившие под его началом американские парни, всем родам войск выбравший однажды флот.

Вертолет SH-60B «Си Хок» был уже давно извлечен из ангара в кормовой части корабля, заправлен, и, как только поступил приказ, девятитонная винтокрылая машина оторвалась от покрытия взлетно-посадочной площадки, взвиваясь в затянутое серыми тучами небо.

— Обстановка, лейтенант?

Офицер, сидевший перед огромным экраном тактической обстановки, расцвеченным метками надводных и воздушных целей, мог видеть все, что плавало или летало на удалении в несколько сотен миль. Его глазами и ушами был сверхмощный радар SPY-1Е, фазированные антенные решетки которого, укрепленные на скулах массивной рубки, непрерывно излучали в пространство киловатты энергии, концентрическими волнами, расходившейся во все стороны от эсминца. А сонар AN/SQS-53, скрытый под массивным обтекателем в носовой части судна, «просвечивал» ультразвуковыми импульсами толщу воды, лишая шансов остаться незамеченной любую подводную лодку.

— Японский корабль держится в своих территориальных водах, — сообщил офицер. — Он следует параллельным курсом и не пытается сократить дистанцию. Это эсминец «Асигара» класса «Атаго».

— Чтобы пустить нас на дно, им не нужно даже выходить из своей гавани, черт меня дери!

Кэптен Лейк чувствовал раздражение, а еще — неуверенность, хотя в последнем боялся признаться даже самому себе. Как и большинство американских военных, привыкших сражаться с заведомо более слабым противником, сейчас, когда схватка с равным и по техническому уровню, и по выучке, и, тем более, по боевому духу, врагом была более чем вероятной, командир американского эсминца растерялся. Сознавая это, он злился на самого себя и на своих правителей, щедро поставлявших японцам все новинки американского оружия, такие, как боевая информационная система «Иджис» или ракеты «Гарпун», которые эти желтые обезьяны старательно, и что самое печальное, качественно копировали.

— «Асигара» — новейший японский эсминец, по своим возможностям не уступающий «Арли Берку». Его радары — копия наших SPY-1, а ракеты SSM-1B — аналог «Гарпуна». «Японец» несет восемь таких ракет с дальностью действия сто миль, так что мы давно у них на прицеле.

— Наша ПВО справится с этой проблемой, сэр, — покачал головой лейтенант, слишком молодой, воспитанный в духе всемогущества Америки, ее превосходства над всеми и вся. — А затем и от японцев останутся только пятна мазута на волнах.

Японский эскадренный миноносец, точно зеркальное отражение американского корабля, следовал по его правому борту, в точности повторяя курс и все маневры «Уэйна Мейера». А по левому борту вот уже второй час мерцала еще одна отметка, обозначавшая южнокорейский фрегат «Инчхон». Новейший боевой корабль, один из лучших в своем классе, следил за действиями американцев с почтительного расстояния. Корейский капитан не рисковал сближаться с американским эсминцем менее чем на три десятка миль, но в современном морском бою при наличии современных радаров и крылатых ракет, таких, как корейские SSM-700K, которых на борту трехтысячетонного фрегата было аж шестнадцать штук, это ровным счетом ничего не значило.

— Две надводные цели на три-ноль-пять, — сообщил один из моряков, следивших за показаниями РЛС обнаружения надводных целей SPS-67(V)4. — Движутся встречным курсом, скорость двадцать два узла.

— Коммунисты пожаловали, — даже с каким-то облегчением догадался кэптен Лейк. — Сопровождать цели!

Военно-морские силы КНДР периодически напоминали о своем существовании, сейчас воплотившись в виде пары ракетных катеров проекта 205 еще советской постройки. Устаревшие морально и физически корабли, вооруженные старыми, недальнобойными и низкоскоростными ракетами, не представляли практически никакой угрозы, но командир «Уэйна Мейера» предпочитал предусмотреть все. Координаты новых целей были введены в системы наведения ракет «Гарпун», дремавших в транспортно-пусковых контейнерах, и теперь оператору систем вооружения оставалось лишь нажать кнопку, чтобы превратить «морскую мощь» северокорейцев в воспоминания. А эсминец ВМС США продолжал идти прежним курсом, спеша влиться в ударную группу, собиравшуюся сейчас возле русского Владивостока, стать еще одной фалангой того стального кулака, который мог уже теперь сокрушить вероломных японцев, вышвырнув их с берегов Сахалина прямиком в волны Тихого океана.

Эскадренный миноносец, разрезая волны клиперским форштевнем, точно острым лезвием, непоколебимо шел на север, сопровождаемый описывавшим широкие круги вертолетом. в очередной раз «Си Хок» снизился, зависнув над самыми гребнями волн, и оператор вооружения на его борту активировал магнитометр AN/ASQ-81(V)2. устройство, способное обнаруживать большие массы металла, каковыми, например, являлись подводные лодки, на значительной глубине, немедленно выдало сигнал контакта.

— Цель прямо под нами! — сообщил американский летчик командиру экипажа.

— Сбросить акустические буи!

В воду посыпались пенопластовые сферы, внутри которых находились компактные гидрофоны и передающая система. Сенсоры немедленно уловили шумы винтов укрывшейся в нескольких десятках метров под поверхность моря подводной лодки. Поиск соответствия по библиотеке акустических сигнатур занял считанные мгновения, и спустя не более, чем полторы минуты, взволнованный вахтенный офицер доложил кэптену Лейку:

— Сэр, «птичка» установила контакт с субмариной класса «Кило» в квадрате Чарли-три! Подлодка движется встречным курсом!

— Это русские, черт возьми! Они уже пытались пустить ко дну «Бенфолд» и хотят проделать то же и с нами! Передайте «птичке» приказ атаковать цель! Приготовить к бою ракеты «АСРОК»!

— Нет уверенности, что это именно русская подлодка, сэр!

— Когда они всадят нам в борт пару торпед, уверенности станет больше? Лейтенант, я не готов рисковать кораблем и командой! Уничтожить цель!

Одна за другой, две противолодочный торпеды «Марк-46» отделились от узлов внешней подвески вертолета SH-60B, войдя в воду в считанных десятках метров от вражеской подводной лодки. Через тридцать секунд акустические системы наведения обеих торпед захватили цель, и две стальные «рыбы», разгоняясь до предельной скорости в сорок пять узлов, ринулись на глубину, настигая свою жертву.

Командир подводной лодки «Юаньчжэнь-67» военно-морских сил Китая узнал об атаке за несколько мгновений до того, как торпеды настигли его корабль, но и этого времени хватило, чтобы сделать многое для спасения подлодки и ее экипажа, многое, но не все.

— Срочное погружение! Выпустить ложные цели!

Субмарина, построенная в России еще в прошлом столетии и принадлежавшая к проекту 877 «Варшавянка», буквально провалилась в пучину, уходя к самому дну и рассыпая вокруг себя ложные акустические цели. Никто на борту подлодки, возвращавшейся от берегов Сахалина, где она несколько суток подряд занималась разведкой, не ждал удара, и все же вбитые в подкорку долгими тренировками рефлексы заставили людей четко выполнять приказы.

Подводная лодка едва не врезалась в дно, до которого в узости пролива было лишь чуть больше двухсот метров. Одна из севших ей «на хвост» американских торпед ушла в сторону, наведясь на ложную цель, но боеголовка второй сдетонировала в паре метров от корпуса. Мощный удар сотряс субмарину от кормы до носа, обшивка прогнулась, и металл, не выдержав нагрузки, лопнул, впуская в отсеки сотни тонн ледяной воды. В последние мгновения своей жизни командир «Юаньчжэнь-67» успел отдать приказ выпустить к поверхности радиобуй, и короткая радиограмма умчалась по волнам эфира.

— Кэптен, сэр, мы фиксируем кодированную радиопередачу! — сообщил обслуживавший комплекс связи американского эсминца офицер. — Вероятно, сигнал бедствия!

— Черта с два я позволю им спастись. Это пираты, и наказание для них — смерть! Выпустить ракеты!

Распахнулись крышки ячеек носовой вертикальной пусковой установки «Марк-41», и две противолодочные ракеты RUM-139A комплекса ASROC взвились свечой в небо. Преодолев вершину параболической траектории, они отстрелили головные обтекатели и двигатели, и две торпеды «Марк-46», плавно опустившись на парашютах, мягко вошли в воду, немедленно приступив к поиску цели. На борту внезапно атакованной китайской подлодки еще пытались бороться со стихией, задраивая люки герметичных переборок, когда два взрыва сорокатрехкилограммовых боеголовок, прогремевших с разницей в пятнадцать секунд, разорвали обшивку прочного корпуса в районе аккумуляторных батарей. Мгновенно лишившийся энергии корабль превратился в братскую могилу для своей команды, коснувшись дна в тот момент, когда на борту уже никого не осталось в живых.

Палубный вертолет американского эсминца прошел на бреющем над местом гибели субмарины, и командир экипажа, выглянув наружу, сообщил:

— Вижу на поверхности обломки и большое масляное пятно! Цель уничтожена!

— Дайте связь со штабом эскадры, — немедленно приказал кэптен, едва выслушав доклад своих пилотов. — Думаю, у нас есть добрые вести для адмирала!

Короткую радиограмму, посланную с борта потопленной субмарины, еще не успели расшифровать американские специалисты, но полный отчаяния призыв о помощи приняли на борту китайского эсминца «Шэньян», оставившего за кормой южнокорейский остров Чеджудо и только приближавшегося к Цусимскому проливу, чтобы присоединиться к соединению кораблей китайского флота, ведущему разведку близ Курильских островов.

Американский эсминец только что уничтожил нашу подводную лодку, — прорычал, сжимая кулаки от гнева, капитан «Шэньяна», перед которым выстроились в одну шеренгу все старшие офицеры. — Они открыли огонь без предупреждения, вероломно! Пятьдесят наших братьев стали жертвами их подлости и высокомерия! Американцы должны понести заслуженное наказание! Я приказываю атаковать и уничтожить корабль противника немедленно!

— Товарищ капитан, это может обернуться полномасштабной войной! Вы не можете принимать такое решение единолично, нужно связаться со штабом флота, запросить у них дальнейшие инструкции!

Мне не нужны инструкции из штаба, когда рядом от вражеских торпед гибнут наши товарищи! Противник должен заплатить за свое вероломство!

— Ваша горячность недопустима! Ошибка может привести к столкновению со сверхдержавой!

— Старший помощник, я освобождаю вас от занимаемой должности! — закричал, брызжа слюной, китайский капитан. — Матросы, отвести его на гаптвахту!

Сопровождаемый двумя вооруженными моряками, старпом покинул командный центр, а капитан приказал:

— Самый полный вперед! Поднять вертолет для целеуказания!

Газотурбинные двигатели, скрытые глубоко в трюме, взвыли, набирая обороты и разгоняя двигавшийся экономическим ходом эсминец до предельной скорости в двадцать девять узлов. Новейший корабль китайского флота буквально летел над волнами. Дальности полета его ракет уже хватало, чтобы уничтожить вражеское судно, но, не зная хотя бы приблизительных координат цели, китайский капитан рисковал выпустить весь боезапас «в молоко», только разозлив врага. Он не мог, как американцы, получать «картинку» с орбитального спутника, и воспользовался единственным доступным средством.

Лопасти несущего винта корабельного вертолета Z-9C «Хайтун» начали свой бег по замкнутому кругу, вращаясь все быстрее и быстрее, и, наконец, изящная машина оторвалась от палубного настила.

— Курс на северо-восток, — приказал командир экипажа. — Включить радар!

Ожила бортовая РЛС, укрытая под обтекателем в носовой части фюзеляжа. Луч локатора скользнул по поверхности моря, протянувшись до горизонта. Через несколько минут на мерцающем мониторе возникла крупная «засветка» цели.

— Корабль по пеленгу сорок! Дальность пятьдесят миль!

— Сблизиться для визуального опознавания, — немедленно приказал командир «Шэньяна». — Ошибки быть не должно!

Вертолет, опустившись на малую высоту, повернулся, нацеливаясь вытянутым носом на скрывавшийся на линии горизонта корабль. Его приближение заметили слишком поздно, когда китайские пилоты могли невооруженным взглядом рассмотреть характерные пирамидальные надстройки и массивную дымовую трубу американского эскадренного миноносца типа «Арли Берк», на палубу которого как раз садился корабельный «Си Хок». В эфир понеслись грозные предупреждения, в направлении незваного гостя развернулась башня пятидюймовой универсальной артиллерийской установки «Марк-45», единственного средства ближней противовоздушной обороны эскадренного миноносца ВМС США. Но китайский летчик уже тянул на себя рычаги штурвала, изменяя курс. А капитан эсминца «Шэньян», приняв очередной доклад, скомандовал:

— Ракетным комплексам правого борта — пуск!

Эскадренный миноносец проекта 051С нес исключительно мощное оборонительное вооружение, включавшее шесть восьмизарядных барабанных пусковых установок русского зенитно-ракетного комплекса С-300Ф, дополненные двумя зенитными артиллерийскими установками «Тип 730», являвшимися ничем иным, как копией весьма удачного голландского «Голкипера». Но ударное вооружение состояло лишь из двух счетверенных пусковых установок ракет YJ-62. для того, чтобы ввести в инерциальную систему управления ракет уточненные координаты американского корабля, у обслуживавших ракетный комплекс офицеров ушло лишь несколько минут, а затем правый борт эсминца окутался клубами дыма, из которого вырвались, выпростав позади себя длинные языки пламени, шестиметровые сигары крылатых ракет.

Сделав горку, четыре ракеты, выстроившиеся широким фронтом, скользнули к поверхности моря, став на какое-то время абсолютно невидимыми для любых, даже самых мощных радаров. Жертву могло спасти наличие самолета или вертолета дальнего радиолокационного обнаружения, такого, например, как российский Ка-31, способного с высоты своего полета обозревать огромную акваторию, обнаруживая цели на фоне подстилающей поверхности. Но ничего подобного американцы не имели.

Ракеты YJ-62 мчались над гребнями волн. Компактные турбовентиляторные двигатели WS-500 разогнали их почти до скорости звука. Китайские ракеты имели дальность действия двести восемьдесят километров и сейчас применялись почти на предельную дистанцию. Маршевая высота полета на превышала тридцать метров, а наличие инерциальной навигационной системы, выводившей ракеты в точку с заданными координатами, не требовало использовать бортовые РЛС, демаскируя самолеты-снаряды. Впервые радары включились, когда до цели, американского эсминца, оставалось менее сорока километров. Откорректировав курс, ракеты опустились еще ниже, продолжая полет на высоте семи метров над уровнем моря.

Радара обнаружения воздушных целей SPY-1E эсминца «Уэйн Мейер» испустил в пространство очередной импульс энергии, и на мониторе возникли новые отметки целей. И они находились очень близко к центру экрана.

— Групповая воздушная цель на один-девять-пять, — зачастил американский энсин. — Крылатые ракеты! Дальность двенадцать миль!

— Ракеты уничтожить! Выпустить ЗУР!

По отсекам эсминца прокатился сигнал боевой тревоги. Для того, чтобы поймать приближающиеся ПКР лучом радара подсвета цели и ввести их координаты в головки наведения зенитных ракет, ушло не больше десяти секунд, но за это время китайские YJ-62 преодолели больше двух миль.

— Пуск! — Носовая часть эсминца окутывается дымом и пламенем, и в небо уходят, одна за другой, четыре зенитные ракеты RIM-162 комплекса «Эвольвед Си Спарроу». Радиолокационные головки наведения «увидели» отсвет луча радара наведения, и ракеты, набрав высоту несколько сотен футов, спикировали на цели.

Ракетный бой стремителен, скорости сближения впятеро превышали скорость звука, и только компьютеры с их фантастическим быстродействием, способностью решать сложные математические задачи за доли секунды, могли управлять огненными стрелами. Первая из китайских ракет была сбита, когда до цели ей оставалось менее пяти миль. Американцы успели дать еще один залп, выпустив четыре ЗУР ESSM, и уничтожив вторую ПКР. А две оставшиеся в воздухе ракеты уже вошли в непростреливаемую «мертвую зону».

— Выпустить ложные цели, — приказал кэптен Лейк, в душе проклинавший кабинетных «вояк», решивших, что слишком дорого вооружать напичканный всевозможными ракетами эсминец еще и зенитным артиллерийским комплексом «Вулкан-Фаланкс», который сейчас только и мог отразить внезапную атаку, в упор расстреливая появившиеся словно из ничего крылатые ракет. — Универсальной артиллерийской установке — огонь!

Пусковые комплекса радиоэлектронной борьбы Mark 36 SBROC выстрелили в сторону приближавшихся ракет целую очередь снарядов, начиненных дипольными отражателями. Одна из китайских YJ-62 изменила курс, зарываясь в мерцающее серебристое облако и врезаясь в волны.

С носа эсминца открыла беглый огонь артустановка «Марк-45», но радиолокационные взрыватели снарядов сработали слишком поздно, и шрапнель градом стегнула по пустоте. А единственная крылатая ракета, прорвавшись сквозь завесу зенитного огня, врезалась в борт американского эсминца под самой надстройкой. Трехсоткилограммовая боеголовка, закованная в прочную капсулу, пробила обшивку и взорвалась уже внутри. Ударная волна смяла переборки, пламя залило отсеки, превращая находившихся поблизости от места взрыва моряков в пепел.

— Спасателей на нижние палубы! — приказал кэптен Лейк, чувствуя, как настил под ногами содрогается от взрыва. — Доклад о потерях через пять минут! Связь с эскадрой, срочно! Кто нас атаковал, черт возьми!

Спасатели уже боролись с огнем в тесноте отсеков, а медчасть принимала первых счастливчиков, уцелевших при взрыве. Учения по борьбе за живучесть не прошли зря, каждый член экипажа знал свое место и свою задачу, и корабль не только остался на плаву, но и сохранил боеспособность.

— Кэптен, сэр, судя по всему, нас атаковали китайцы! В ста двадцати милях к югу от нас их эсминец!

— Желтые выродки! «Гарпуны» к бою! Мы их уничтожим!

Из зияющей пробоины в левом борту эсминца еще струился черный дым, а офицеры в озаренном мерцающим светом мониторов помещении боевого информационного поста склонились над приборными панелями, загружая в системы наведения противокорабельный ракет RGM-84 «Гарпун» полетное задание. На борту «Уэйна Мейера» получали данные напрямую со спутника радиотехнической разведки SSU-2, в эти минуты пролетавшего над Новой Гвинеей, и положение корабля противника было известно с точностью до мили.

— Ракеты готовы к пуску, сэр, — доложил, обернувшись к замершему в центре тесного помещения командиру, один из офицеров. И тотчас один из моряков, находившихся у консоли системы связи, сообщил:

— Сэр, вас вызывает на связь генерал Флеминг из Владивостока!

Вывести на экран!

Появившееся на мониторе лицо командующего американским оккупационным контингентом на Дальнем Востоке периодически подергивалось «крупой» помех, но каждое его слово было отлично слышно на борту эскадренного миноносца.

— Несколько минут назад вы атаковали и уничтожили китайскую подводную лодку, капитан! Вы в один миг отправили на тот свет полсотни их моряков, и китайцы этого так не оставят!

— Китайцы нанесли по нам ракетный удар безо всякой причины! Сорок два моих матроса мертвы, лазарет переполнен, и не все, кто там очутился, могут прожить хотя бы сутки!

— Они стали жертвами ваших необдуманных решений, — жестко отрезал Флеминг. — С китайской стороной я уже связался, этот инцидент удалось замять, списать все на случайность. А вам приказываю двигаться прежним курсом. По прибытии во Владивосток вы сдадите командование своему заместителю, кэптен, и будете отчитываться о своих действиях перед специальным жюри. Вы, черт возьми, уничтожили чужую подлодку, даже не уточнив ее принадлежность, поставили под угрозу свой корабль и экипаж и едва не втянули Америку в ядерный конфликт!

— Я полагал, что атакую русскую подлодку, захваченную террористами, генерал, сэр, и был уверен в правильности своих действий, — решительно произнес Эдвард Лейк, на скулах которого вздулись желваки.

— Русской подлодки там не было и быть не могло. Несколько минут назад мы перехватили переговоры японцев. Они сообщают, что час тому назад субмарина класса «Кило» атаковала и уничтожила их подводную лодку у побережья острова Хоккайдо. Русские сейчас вырвались в открытый океан, и одному Богу известно, где они появятся в следующий раз!

Эскадренный миноносец ВМС США «Уэйн Мейер», на борту которого продолжалась борьба за спасение получившего тяжелые повреждения корабля, продолжил свой путь на север, оставляя за кормой китайскую подлодку, ставшую братской могилой для своего экипажа. Нависший над Тихим океаном призрак ядерной войны рассеялся также внезапно, как и возник, заставив многих людей с погонами на плечах облегченно выдохнуть. В кабинетах генералов и дипломатов еще звучали отзвуки этой короткой, но стоившей многих жизней схватки на морских просторах, а в глубинах океана уже шел новый, не менее яростный бой.

Подводная лодка Морских сил самообороны Японии SS-592 «Юдзисио» типа «Оясио» невесомо парила в толще вод в полусотне миль от побережья острова Хоккайдо. Находясь на глубине полста метров, она буквально сливалась с океаном, растворяясь в его шумах. Дизельные генераторы, находившиеся глубоко в ее «чреве», питали энергией электродвигатели, заставлявшие лениво вращаться пятиметровый гребной винт. Изощренная звукоизоляция запирала рокот работавших едва на одну десятую своей мощности дизелей внутри машинного отделения, а причудливая форма лопастей, тщательно рассчитанная лучшими специалистами страны Восходящего солнца, препятствовала образованию пузырьков, которые тоже могли выдать положение субмарины.

Восьмидесятиметровый хищник затаился во тьме, занял позицию, с которой его команда могла контролировать обстановку под водой и на поверхности моря в радиусе десятков миль, до самого русского побережья. Гидроакустический комплекс AN/ZQO-5B, в который входили сферическая антенна в носовой части веретенообразного корпуса, бортовые пассивные антенны и буксируемая протяженная антенна, выпростанная сейчас за кормой субмарины этаким высокотехнологичным хвостом, позволял улавливать все шумы, выделяя из них рукотворные. Сейчас антенны работали в режиме шумопеленгации, на прием, ничем не выдавая присутствие японской подлодки в водах, где столкнулись интересы страны микадо и всемогущих Соединенных Штатов. Именно за маневрами американской эскадры, несколько часов назад вошедшей в акваторию Японского моря, и была призвана следить «Юдзисио».

— Обстановка без изменений, — доложил молодой офицер-акустик появившемуся в центре управления командиру. — Американская авианосная группа движется курсом норд-вест на пятнадцати узлах. Мы постоянно фиксируем работу их гидролокаторов.

Капитан Тэндо Накамура кивнул, добавив:

— Американцы часто придают своим авианосцам атомные подлодки, действующие в дальней зоне. Я не хочу оказаться мишенью для их «Лос-Анджелеса» или «Виржинии», так что соблюдать строжайший режим тишины!

— Так точно, господин капитан! Но американцы не смогут подобраться к нам близко и остаться незамеченными. Наша субмарина намного тише, их реакторы и турбины производят много шума.

Акустик, как и любой из шестидесяти девяти членов экипажа «Юдзисио» по праву гордились своей субмариной, не сомневаясь в ее превосходстве над любым возможным противником. Подлодки типа «Оясио» были вершиной эволюции в своем классе, и в руках японских подводников появилось грозное оружие, которое капитан Накамура был готов применить по назначению.

— Как далеко от нас американское соединение?

— Дистанция двадцать миль, господин капитан!

— Мы должны быть готовы в любую секунду нанести удар, если поступит приказ!

— Ракеты «Гарпун» уже заряжены в торпедные аппараты! Противник уже в зоне досягаемости!

Прошли те времена, когда нужно было видеть цель в перископ, чтобы уничтожить ее кинжальным залпом торпед, в упор, смертельно рискуя и сами не уцелеть в этой отчаянной атаке. Крылатые ракеты UGM-84 «Гарпун», запускаемые из-под воды, из торпедных аппаратов, поступили на вооружение многих флотов, и Морские силы самообороны Японии не были исключением. И очень может быть, что совсем скоро созданным американцами ракетам придется прорывать противовоздушную оборону американских же кораблей.

— Господин капитан, — в голосе акустика слышалась неуверенность. — Господин капитан, мы действительно будем воевать с американцами?

— Мы будем выполнять приказ, лейтенант! Вас ведь этому учили, верно? Американцы — такие же люди, и они точно так же будут умирать под нашим огнем. Они привыкли делать, что захотят, и не перед кем не держать ответ, и мы редко осмеливались перечить американцам. Но землю предков, которая принадлежит нам по праву, которая пропиталась кровью японцев, мы не отдадим. Мои дед и прадед погибли на туманных берегах Карафуто, и в память о них я выполню любой приказ, и того же жду от любого из своих подчиненных, лейтенант. Не смейте сомневаться, с нами божественная мощь микадо. Пора Японии вспомнить, что она была и остается империей!

Речь капитана Накамуры была прервана внезапно. Новая отметка, возникшая на мониторе, заставила акустика тревожно воскликнуть:

— Подводная цель по пеленгу один-девять-пять!

— Наверняка американцы, — с явным удовлетворением предположил капитан «Юдзисио». — Проклятье, из этой точки их «Томагавки» могут долететь до любого нашего города!

Чужак, слишком близко подобравшийся к берегам Японии, явно старался оставаться незамеченным, но шум, производимый механизмами неизвестной подлодки, был уловлен гидрофонами «Юдзисио», и Тэндо Накамура начал действовать:

— Увеличить скорость до шести узлов! Убрать антенну ГАС! Начать сближение! Торпедные аппараты к бою!

Частота оборотов единственного винта японской субмарины увеличилась. В широкие жерла торпедных аппаратов плавно скользнули массивные «сигары» тяжелых торпед «Тип-89», занимая место покоившихся там крылатых ракет, целей для которых так и не нашлось. Разгоняясь, подлодка «Юдзисио» двинулась наперехват непрошенного гостя, и ее капитан почувствовал, как его сердце учащенно застучало в груди. Тэндо Накамура довольно улыбнулся — наконец-то ему представился шанс продемонстрировать свое мастерство и выучку своего экипажа в настоящей схватке. Охота началась.

Акустик «Усть-Камчатска» включил громкую связь, и пульсирующий гул заполнил тесное помещение рубки. Атомный ударный авианосец ВМС США «Джордж Вашингтон» не мог оставаться незамеченным, да и не пытался делать это. Под водой звук его винтов распространялся на сотни миль, и этот звук должен был внушать ужас всем, чьих бы ушей ни коснулся. Сто тысяч тонн стали, настоящая машина разрушения, вновь двигалась к русским берегам, но теперь целью палубных эскадрилий должны были стать отнюдь не русские.

— Мы внутри ордера, — почему-то полушепотом произнес офицер-акустик, взглянув на Владимира Шарова. — До цели десять миль!

— Эх, торпеду бы им ниже ватерлинии! Они как на ладони!

Старший помощник капитана «Усть-Камчатска» многозначительно потер руки, которые ощутимо подрагивали от прилива адреналина, потоком хлынувшего в жилы. Противник был совсем рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, такой уязвимый в своем высокомерии, уже в пределах досягаемости тяжелых противокорабельных торпед 53-65К, мощи трехсоткилограммовых боеголовок которых вполне хватило бы, чтобы пробить «шкуру» даже атомного авианосца.

— Отставить, старпом, — решительно произнес Шаров, сам не находивший себе места от возбуждения. — Успеешь еще поохотиться. Нас ждет более важная цель, вся Америка. Да и нам долго не протянуть, даже если повезет, и удастся торпедировать янки сейчас.

Словно в подтверждение слов командира, корпус «Варшавянки», крадущейся самым малым ходом, содрогнулся, точно от удара великанской кувалдой, когда его коснулся ультразвуковой импульс, испущены сонаром американского эсминца, прошедшего в считанных кабельтовых от русской субмарины.

— Твою мать! — Шаров выругался, но тотчас взял себя в руки, скомандовав: — Погружение сто! Уменьшить скорость до трех узлов!

«Усть-Камчатск» нырнул к самому дну, почти остановившись, продолжая двигаться будто по инерции, а капитан приказал:

— Тишина в отсеках! Авианосец не ходит в одиночку, и его эскорт у нас над головами!

Кажется, шум винтов американского корабля, будто привязанный, кружившего над «партизанской» субмариной, был слышен безо всяких гидролокаторов, невооруженным ухом. Кровь в жилах нескольких десятков человек, запертых внутри нее, под многометровой толщей ледяной воды, застыла, превратившись в какое-то желе. В любой миг мог раздаться вой турбин атакующих торпед, и тогда отчаянный поход прервался бы, едва начавшись.

— Дистанция до цели увеличивается, — сообщил акустик, и его слова вызвали настоящий вздох облегчения. — Тринадцать миль. Цель смещается на норд.

— Пусть пока поплавают, — натужно усмехнулся капитан Шаров. — Пока хватит и «Бенфолда» с них!

Моряки негромко рассмеялись, вспоминая дерзкую до безумия атаку на рейде Владивостока. Силы врага сократились на один корабль, завеса, созданная у восточных берегов России, стала чуть менее прочной, а это увеличивало шансы на успех.

— Изменить курс на девяносто пять, — приказал Шаров, когда шум винтов американской эскадры отдалился куда-то к горизонту. — Курс — пролив Лаперуза. Глубина сто, скорость шесть. Всем соблюдать полную тишину. Что американцы, что японцы, пустят нас на дно, если обнаружат, а мы не можем себе позволить такую роскошь, как смерть, не сейчас. Мы прорвемся!

«Усть-Камчатск» медленно двигался туда, где почти смыкались берега русского Сахалина и японского острова Хоккайдо. Пролив шириной несколько миль был воротами на просторы Тихого океана, а там — Америка, конечный пункт их отчаянного похода.

— Это же настоящий капкан! Сами идем в ловушку, — помотал головой старпом. — Да еще строевым шагом!

Владимир Шаров устало опустился в кресло, закрыв ладонями воспаленные глаза. Подлодка вышла в море с некомплектом экипажа, вахты были увеличены в полтора раза, и у капитана почти не было времени на отдых, тем более, сейчас, когда вокруг «Усть-Камчатска» смыкалось кольцо облавы.

— Японцы хорошо укрепились на Сахалине, — произнес, не открывая глаз, Шаров. — Но в этих водах сейчас слишком много кораблей и подлодок, топить каждую без разбора — себе дороже. Так что мы прорвемся, если будем достаточно осторожны.

Подводная лодка медленно входила в узость пролива. Винт едва вращался, и субмарина словно повисла в тоще воды. Моряки в помещении центрального поста разговаривали только шепотом, боясь выдать свое присутствие даже громким словом. И все же они двигались, и, наконец, берега расступились, открывая просторы бескрайнего океана.

— Увеличить скорость до семи узлов!

— Неужели прорвались? — старший помощник взглянул на капитана, лицо которого покрылось капельками пота.

И в этот миг гидрофонов, целые батареи которых протянулись вдоль покатых бортов «Усть-Камчатска», коснулся звук, источник которого мог быть создан только руками человека.

— Шум винтов по правому борту, — зачастил акустик. — Цель подводная по пеленгу сто сорок!

— Боевая тревога! Приготовить к запуску приборы акустического противодействия! Цель опознана?

— Дизель-электрическая подлодка, японская, типа «Оясио»!

— Уменьшить скорость до двух узлов! Глубина под килем?

— Семьдесят!

— Погружение сто пятьдесят!

Подлодка скользнула к самому дну, туда, куда никогда не проникали солнечные лучи. Она снова превращалась в бесплотную тень,призрака морских глубин, неосязаемого и смертельно опасного. А на борту японской подводной лодки «Юдзисио», вышедшей в атаку, акустик растерянно сообщил капитану Накамуре:

— Цель потеряна!

— Она здесь, она должна быть здесь! Опознали их?

Японцы не зря считались лидерами в сфере вычислительной техники. Бортовые компьютеры их субмарины, по крайней мере, были не хуже, чем высокотехнологичная начинка того же «Лос-Анджелеса», и в них также хранились акустические «портреты» всех кораблей и подводных лодок, когда-либо бороздивших просторы Тихого океана.

— Это русская подлодка класса «Кило», — с еще большей растерянностью сообщил акустик, когда процессоры закончили процедуру сравнения.

— Не может быть! У русских нет флота, тем более, подводного! То, что американцы не потопили в боях, они разрезали на металлолом позже. Какая-то чертовщина!

— Ошибка исключена!

Японская субмарина, также сбавив ход до минимума, снова замерла, повиснув в толще воды, точно запутавшаяся в паутине букашка. Она будто перестала существовать, перемещаясь в другое измерение, но продолжив впитывать приходившие извне шумы и пытаясь вычленить в неумолкающем «голосе океана» те звуки, которые могли быть произведены механизмами чужой субмарины. Обе подводные лодки затаились, будто терпеливые хищники, выжидающие, когда у противника не выдержат нервы и он выдаст себя, подставившись под удар.

— Отдать антенну ГАС! — скомандовал Тэндо Накамура.

Кабель буксируемой антенны выскользнул из туннеля на «хребте» подлодки «Юдзисио», вытянувшись позади нее. Размещенные на конце многометрового «хвоста» гидрофоны находились вне акустического поля самой подлодки, работая без помех. Но японский акустик, несмотря на все уловки, продолжал слышать только рокот лениво ворочавшихся волн, в который порой вплеталось «пение» проплывавших в стороне китов.

— Может, они уже ушли? — лейтенант обернулся к капитану Накамуре.

— Они здесь, совсем рядом! Эти русские подлодки «Кило» почти такие же тихие, как наши! Приказываю подняться на перископную глубину, выдвинуть радиоантенну!

«Юдзисио» рванулась к поверхности, продувая балластные цистерны. Тонкий штырь антенны коротковолновой радиостанции взрезал поверхность воды, испуская радиоволны. Через минуту срочное сообщение приняли в штабе Морских сил самообороны в Йокосуке, а еще через десять минут сразу три японских эсминца, меняя курс, «на всех парах» двинулись к берегам Хоккайдо, спеша замкнуть кольцо вокруг чужой подлодки. Их капитаны, не желая терять ни минуты времени, почти одновременно отдали команду на взлет палубным вертолетам «Си Хок».

— Погружение до пятидесяти метров! — приказал тем временем капитан Накамура. — Откуда бы ни взялись здесь русские, я хочу всадить в них свои торпеды!

Продолжая двигаться с минимальной скоростью, японская подлодка снова опустилась на глубину, продолжая свою охоту. Буксируемая антенна гидролокационной станции за ее кормой чуть извивалась, продолжая впитывать окружающие шумы.

А «Усть-Камчатск», тоже погружаясь, продолжал опускаться к самому дну. Резиновое покрытие, обтягивавшее объемный корпус от носа до кормы, глушил все шумы, но несмотря на это несколько десятков человек на ее борту продолжали разговаривать не иначе, чем громким шепотом. Только дизельные генераторы продолжали негромко «ворчать» в машинном отделении, приводя в движение и гребной винт, заставлявший подлодку двигаться едва ли не со скоростью пешехода.

— Нужно убираться отсюда, — предложил старший помощник. — Японцы наверняка вызвали подмогу. Стянут сюда все силы, обложат нас со всех сторон!

Владимир Шаров, которого от напряжения колотило мелкой дрожью, упрямо мотнул головой:

— Ждем! Как только дернемся, получим торпеду в борт. Японцы рядом, я их нутром чую!

Поединок подлодок напоминал дуэль двух слепцов. Их гидролокаторы работали в пассивном режиме, а шумность обеих субмарин была такой низкой, что они оставались неслышны даже на расстоянии считанных десятков метров. Это был поединок нервов, которые сейчас у каждого звенели, будто туго натянутая струна, грозя вот-вот лопнуть от напряжения. Командир «Усть-Камчатска» понимал, что старпом прав, и каждая минута сокращает их и без того ничтожные шансы на прорыв. И, наконец, он решился:

— Увеличить скорость до шести узлов! Пятый и шестой торпедные аппараты зарядить приборами акустического противодействия!

Электромоторы принялись раскручивать гребной винт с удвоенной силой, проталкивая подводную лодку сквозь толщу морской воды. Шум, почти неуловимый человеческим ухом, коснулся антенны гидролокатора японской субмарины, и акустик «Юдзисио» тотчас взволнованно сообщил:

— Подводная цель по пеленгу один-два-пять!

— Сонар в активный режим! Определить дальность до цели!

Носовая антенна гидролокатора AN/ZQO-5B испустила акустический импульс, коснувшийся корпуса русской подлодки и, точно мячик, отскочивший от стенки, вернувшийся назад, чтобы превратиться в четкую отметку цели на мониторе.

— Дальность семнадцать кабельтовых! Цель на глубине ста двадцати метров!

— Выпустить торпеды!

Крышки торпедных аппаратов, расположенных по американскому образцу, побортно, в средней части корпуса, отошли в стороны, и торпедные трубы «Юдзисио» буквально выплюнули две «сигары» тяжелых торпед «Тип-89» навстречу русской подлодке. Но прежде, чем их акустические системы наведения захватили цель, из балластных цистерн «Усть-Камчатска» вырвался поток пузырьков воздуха, превратившийся в стену, о которую бессильно разбились импульсы маломощных сонаров.

— Выпустить ложные цели! — скомандовал Шаров, не дожидаясь, пока рассеется газовая завеса. — Пятый и шестой торпедные аппараты — пли!

Два самоходных имитатора «Корунд», покинув тесноту труб торпедных аппаратов, ринулись в разные стороны, заставляя японских акустиков терять драгоценные мгновения на то, чтобы определить положение настоящей цели.

— Курс триста десять! Продуть балласт, всплыть до отметки пятьдесят метров! Самый полный вперед!

Подчиняясь приказу Шарова, «Усть-Камчатск» заложил лихой вираж, взмывая вверх и быстро набирая ход. Дизель-генераторы в Машином отсеке выли, выходя на максимальную мощность, и расстояние, отделявшее русскую подлодку от японской субмарины, сокращалось с каждой минутой.

Сонар «Юдзисио», работавший в активном режиме, продолжал испускать акустические импульсы, частью рассеивавшиеся в пространстве, а частью отскакивавшие от корпуса атаковавшей «Варшавянки» невесомым эхом. Японцы отчетливо видели цель, но теперь и их положение было точно известно русским морякам.

— Цель прямо по курсу, шесть кабельтовых! — доложил акустик «Усть-Камчатска», видя отметку на мониторе станции акустической разведки.

— Цель уничтожить! Торпедные аппараты три и четыре — пли!

Ожили винты двух торпед ТЭСТ-71М, выталкивая их тела из тьмы торпедных труб. Офицер-торпедист в центральном посту «Варшавянки» коснулся ручки-джойстика, заставляя маневрировать движущиеся в режиме телеуправления торпеды. Тонкие нити оптоволоконных кабелей связывали их с русской подлодкой.

— ГАС в режим эхопеленгования! Выдать целеуказание для торпедной стрельбы!

Установленная в носовой части «Усть-Камчатска» массивная антенна гидролокатора МГК-400 ожила, подсвечивая серией частых импульсов вражескую подлодку. Русские торпеды, разогнавшись до сорока узлов, пожирали расстояние, настигая цель. В последний момент японцы успели совершить маневр, и одна из торпед прошла в нескольких саженях от борта, взорвавшись на безопасном расстоянии. И в этот момент вторая торпеда коснулась корпуса «Юдзисио». Двухсоткилограммовая боевая часть противолодочной торпеды ТЭСТ-71М сдетонировала, и чудовищной силы удар обрушился на конструкционную сталь, для которой такая нагрузка оказалась запредельной.

Металл не выдержал, разрываясь по швам и пропуская внутрь тонны воды. Ледяной поток мгновенно заполнял отсеки, сметая оказавшихся на его пути людей, с такой силой вминая их в переборки, что кости превращались в муку, а внутренности — в кровавый фарш. Принят за несколько секунд сотни тонн соленой воды, «Юдзисио», лишаясь запаса плавучести, начала падение в бездну.

Лязг, с которым подлодка коснулась морского дна, окончательно превращаясь в бесформенную груду металла, был слышен на борту «Усть-Камчатска» безо всякого гидролокатора. Низкий гул разнесся на десятки миль вокруг, заставляя командиров приближавшихся японских эсминцев бессильно сжимать в ярости кулаки, сознавая, что их спешка оказалась напрасной.

— Они уничтожены, товарищ капитан! — прозвучал глухой голос акустика русской подлодки в тишине, в которую погрузилось помещение центрального поста.

— У нас осталось только восемь торпед и всего две ложные цели, — зачем-то добавил командир минно-торпедной боевой части.

— Неважно, главное, что мы вырвались. Штурман, рассчитать курс на побережье Соединенных Штатов Америки!

Капитан Владимир Шаров неожиданно улыбнулся, и его глаза предательски заблестели. Выигран еще один бой, но оставалось гадать, сколько их еще впереди.

Шаров снял микрофон с приборной панели, и по отсекам, погруженным в полумрак, разнеслись его слова:

— Товарищи подводники, мы направляемся в Тихий океан, к берегам Америки! Я верю, что наш поход увенчается успехом, но, как бы то ни было, я горд тем, что довелось служить с вами. Я благодарен каждому из вас за вашу готовность пожертвовать жизнями ради будущего нашей страны. Вы — лучшие. Но еще ничего не закончилось. Мы все еще во враждебных водах, и потому я жду, что каждый будет в точности выполнять свою задачу. Я требую от всех вас предельной бдительности и собранности. Любая мельчайшая оплошность может оказаться трагической. Но мы должны исполнить задуманное. Только вперед!

«Усть-Камчатск» вновь погрузился к самому дну, снижая скорость до трех узлов и превращаясь в призрака морских глубин. Ее ждали бескрайние просторы Тихого океана. Здесь, на глубине, царила вечная тьма и полное безмолвие, а на поверхности резали волны эсминцы японского флота, вокруг которых стаей стальной мошкары кружили палубные вертолеты. Надсадный вой турбин чужих кораблей проникал даже на стометровую глубину, сквозь прочные переборки.

В тесном, переполненном людьми кубрике подлодки бывший майор российского спецназа Тарас Беркут, не обращая внимания на эти ставшие уже привычными звуки, снова взял в руки бельгийский пулемет, продолжая прерванное внезапной тревогой занятие. Сейчас от него и одиннадцати его бойцов ничего не зависело, и оставалось лишь изводить себя до изнеможения тренировками, чтобы потом, в решающий час, сделать все, как надо, отомстив за смерть многих своих братьев, погибших и погибающих сейчас на русской земле, впиваясь в горло наступающему врагу.

Глава 2

Нижнеуральск, Россия
20 ноября

Рев турбин заходившего на посадку транспортного самолета С-130 «Геркулес» оглушил командира диверсионной группы партизан, привычно вжавшегося в землю. Пузатый «Локхид», покачивая крыльями, медленно снижался, оставляя за собой серые полосы выхлопных газов, быстро таявшие в морозном небе.

— Уже восьмой, — негромко произнес один из партизан, мрачно взглянув на своего командира. — Черт, сейчас бы его «Стрелой»! на взлете и посадке шансов нет даже у истребителя, не говоря уже о «грузовике». Сколько он на борт берет, восемьдесят человек, девяносто? Целую роту одним выстрелом уничтожили бы, каково?!

— Отставить геройство, — отмахнулся командир, так же, как и дюжина бойцов его группы, ненавидящим взглядом проводивший американский транспортный самолет. — Еще успеем. Не девяносто человек, девятьсот «грохнем» за раз!

На привал остановились посреди леса, натянув на растяжках плащ-палатки, образовавшие тент, укрывавший группы и от сыпавшего с серого небосклона снега, и от чужих взглядов. Люди нервничали, находясь в опасной близости от противника. В любой миг над ними мог пролететь разведывательный «беспилотник», за появлением которого мог последовать и артобстрел с ближайшей американской базы, и бомбовый удар, от которого на своих двоих далеко не убежишь. На фоне схваченной морозом земли, при отсутствии растительности, инфракрасные камеры американских «Предейторов» и «Рипперов» могли засечь группу людей за несколько верст, и тогда уже не спастись, не сейчас, когда где-то рядом едва не дивизия противника готовится к броску на Нижнеуральск. А взятый в осаду город тоже готовился к обороне, но не только. и сейчас горстка безумцев готовилась нанести упреждающий удар по верящему в свое всемогущество врагу.

Командир дождался, пока ночная тьма опустится на лес, и лишь тогда приказал:

— Группа, становись! Выходим через пять минут! До цели еще семь километров!

Когда-то он командовал расчетом межконтинентальных баллистических ракет. Долгие вахты под землей, в изоляции от окружающего мира, в бункере, из которого он мог отдать команду на запуск десяти ракет Р-36, залп которых мог превратить в безжизненную радиоактивную пустыню целую страну, приучили офицера к терпению. Но и он испытал облегчение, когда пришла пора действовать.

Двенадцать человек гуськом, след в след, шагали по окутанному тьмой лесу. Очки ночного видения помогали им находить дорогу так же уверенно, как и при свете дня. все были одеты в маскировочные костюмы из теплоизолирующей ткани, против которых должны были оказаться бессильны вражеские «тепловизоры». И потому партизаны, покинувшие Нижнеуральск несколько часов назад, и проделавшие большую часть пути к конечной цели своего рейда пешком, обливались потом. Хитроумная «одежка» просто запирала тепло, излучаемой телом, а выделялось его немало, если учесть, что каждый боец нес на себе по двадцать-тридцать килограммов оружия и снаряжения.

Лес начал редеть, сменяясь прогалинами, выходить на которые привыкшим искать собственную смерть в небе партизанам было жутковато. Командир махнул рукой, дав условный сигнал «Стоп!» и приказал:

— Ждать здесь! выставить боевое охранение! Мальцев, со мной. Глянем, как там без нас американцы!

Вдвоем они двинулись дальше, достигнув опушки леса. Партизаны залегли, растянувшись на мерзлой земле. Чувствуя, как холод проникает под одежду, сковывая тело, командир достал ночной бинокль, старый добрый БН-8, простой, как пассатижи и надежный, будто молоток. Поднеся его к глазам, партизан принялся изучать открывшуюся панораму, при этом периодически вполголоса матерясь.

Американский средний транспортный самолет С-130Н «Геркулес», обладая взлетным весом почти восемьдесят тонн и поднимая полезный груз до двадцати тонн, был способен взлетать и садиться на неподготовленные полосы, просто на грунт. Сейчас один из таких самолетов возвышался над давно заброшенным и вновь ожившим лишь сутки назад аэродромом. Когда-то здесь базировались пожарные Ан-2, потом про полосу просто забыли, и теперь здесь хозяйничали американцы, готовившиеся к штурму Нижнеуральска, города, взятого под контроль партизанами, на весь мир объявившими о том, что здесь, в сердце России, они готовы дать последний и решительный бой. Их, похоже, восприняли всерьез, судя по тому, что сейчас из вместительного «чрева» С-130 люди в сероватом камуфляже Морской пехоты США выгружали вертолет АН-1 «Кобра» со снятыми лопастями. И он был здесь не единственный.

— Вижу четыре… оставить, пять вертолетов, — произнес не отнимавший от глаз ночной бинокль партизан. — Все «Кобры». Похоже, решили здесь оборудовать аэродром подскока!

— Отсюда до города минут двадцать лету, — заметил Мальцев, тоже наблюдавший за суетой американцев через окуляр ночного прицела НСПУ-3, установленного на его АК-74. — А что там, у дальней кромки летного поля? Самолеты?

— Штурмовики AV-8 «Харриер», самолеты вертикального взлета, — подтвердил командир, узнав характерные остроносые машины с короткими крылышками и выпуклыми фонарями пилотских кабин, высоко поднятыми над фюзеляжем для лучшего обзора, несмотря на то, что они были заботливо закутаны брезентовыми полотнищами. — Осиное гнездо! Схему охраны оценил?

— Заграждения из колючей проволоки. Парные патрули вдоль взлетной полосы. Посты по периметру через каждые сто пятьдесят метров, крупнокалиберные пулеметы, наверняка еще и АГС. Два «Хаммера» точно видел, тоже с пулеметами на турелях. Возможно, они и мины здесь уже поставили.

— Да уж наверняка! Но это неважно, на своей шкуре проверять не придется. Так близко мы не пойдем. Все, — решил партизан. — Возвращаемся.

Группа провела под защитой зимнего леса еще час, и лишь тогда выдвинулась к цели. На опушке партизаны, тяжело дыша, снимали тяжелые вьюки, не переставая настороженно озираться.

— Развернуть пусковые установки, — поторапливал их командир. — Снайперам занять позиции!

Несколько бойцов быстро, со знанием дела, собирали треноги пусковых установок ПТУР «Фагот», укладывая рядом темно-зеленые цилиндры транспортно-пусковых контейнеров, в которых хранились полностью готовые к бою ракеты. А еще двое партизан устанавливали на позицию снайперские винтовки QBU-10 калибра 12,7 миллиметра, похожи на старинные противотанковые ружья и уже проявившие себя в бою с американскими «Страйкерами» при обороне Нижнеуральска. Они с легкостью пробивали борта БТР. Сейчас для этого оружия нашлась еще более лакомая цель.

— Значит так, наша задача — внезапный огневой налет, — произнес командир, дававший крайние наставления. — Быстро отстреляться и уйти. У нас всего четыре ракеты, по две на каждую пусковую. Цель расчетов ПТУР — самолеты, снайперы ведут огонь по вертолетам — топливные баки, трансмиссия, турели прицельных систем, по ним бейте. Дистанция до цели тысяча восемьсот двадцать метров, почти предельная.

— Справимся! — хмыкнул один из партизан, уже прилаживавший на пусковую ТПК с управляемой ракетой.

— Группа прикрытия, готовы?

— Так точно! — кивнул боец, державший на плече длинную «трубу» пусковой установки ПЗРК, китайского FN-6. Еще один стрелок-зенитчик маячил в стороне.

На аэродроме продолжали суетиться техники, готовившие к скорому вылету только доставленные вертолеты и самолеты, среди них мелькнули пилоты, хорошо различимые по своим летным комбинезонам и шлемам. Часовые все так же прогуливались вдоль взлетной полосы, поглядывая в сторону встававшего черной стеной леса, в том числе и через очки ночного видения.

— Все готовы? Огонь!

С грохотом стартовали ракеты 9М111. Разматывая за собой тонкий провод, точно путеводную нить, они промчались над полем, перемигиваясь лампами-трассерами. Полуавтоматическая система управления сама корректировала полет ПТУР, наводчикам оставалось лишь удерживать метку прицела на цели. Яркая вспышка озарила летное поле, когда одна из ракет взорвалась, угодив в борт С-130. кумулятивная струя прожгла обшивку «Локхида», и в небо взметнулся столб огня от вспыхнувшего авиатоплива. На этом фоне взрыв второй ракеты, нацеленной на один из штурмовиков AV-8, был не таким эффектным.

Открыли огонь снайперы, торопливо опустошая магазины своих винтовок. Бронебойно-зажигательные пули, вылетавшие из стволов QBU-10, разгонялись до скорости восемьсот пятьдесят метров в секунду, и когда они вонзались в борта вертолетов, слышался металлический лязг. От грохота частых выстрелов закладывало уши, но партизаны, привычные к такому, не мешкали. Расчеты ПТРК бросили пустые пусковые контейнеры, быстро установив на треноги запасные ракеты, и снова дали залп. И в этот момент, наконец, пришел в себя противник.

Сразу несколько крупнокалиберных пулеметов ожили, выпустив в ночь струи трассеров. Прерывисто мерцавшие багровым нити повисли над полем, и тяжелые пули с визгом прошили кроны деревьев, ложась все ближе к земле. Заухал станковый гранатомет «Марк-19», осыпая кромку леса осколочными снарядами калибром сорок миллиметров, взрывавшимися со всех сторон.

— Прекратить огонь, — крикнул сквозь канонаду командир партизан. — Отходим! Оставляйте все, с собой только личное оружие!

Выпущенная опомнившимся противником очередь косой прошла по лесной опушке, и одного из диверсантов сбило с ног, когда в грудь его вонзилось несколько пуль пятидесятого калибра. Снайпер, бросив свою винтовку, встал, и тотчас осел на землю, когда рядом взорвалась, рассыпав вокруг тучу осколков, граната, выпущенная из АГС.

— Вот дерьмо! — командир группы выругался, вжимаясь в землю за стволом поваленного дерева, наполовину уже разлохмаченным крупнокалиберными пулями, все точнее летевшими с американской стороны. — По-пластунски, вглубь леса! Не высовываться!

Извиваясь змеями, партизаны двинулись обратно по собственным следам, слыша, как свистя над головами пули, вонзавшиеся в древесные стволы, и рвутся позади гранаты, перемалывая в труху вовремя оставленные позиции. Наконец, командир произнес:

— Вставай, парни! Похоже, оторвались!

Где-то вдалеке изредка еще звучали пулеметные очереди, но, похоже, и противник понял, что впустую расходует патроны.

— Навели шороху! — тяжело дыша, так, что изо рта валили густые клубы пара, вымолвил один из партизан, тащивший за спиной тубус ПЗРК.

— Много шума, а толку никакого.

— Как так? — боец непонимающе уставился на своего командира. — Зачем тогда? Ребята, что же, зазря там остались?

— Отчего же, не зря. Янки решили, что мы засядем в городе, зароемся в землю поглубже, и будем ждать. Мы дали понять, что способны не только защищаться, но можем и сами ударить. Не в наших силах сорвать штурм города, но хоть немного мы «пиндосов» задержали, а это уже дорогого стоит. И теперь они будут осторожнее, поймут, что мы на своей земле, вынуждены станут тратить силы и людей на охрану своего тыла, занервничают, а нервный солдат — плохой солдат. Так что, Мальцев, никто не погибает зря. Хотя и жаль, конечно, пацанов.

Командир сплюнул сквозь зубы, запрокинул голову, посмотрев, зачем-то, на ночное небо, затянутое низкими облаками, с которых вновь начал сыпать снег, и приказал:

— Мальцев, в головной дозор, дистанция сто! Смирнов, замыкающим! По верхам смотреть и слушать во все уши! Вперед, шагом марш!

Партизаны двинулись через лес, слыша над головой гул турбин пролетающих где-то над облаками самолетов, а за спиной рев моторов вражеской техники, уже двинувшейся на Нижнеуральск. А там их уже ждало немало сюрпризов. Город готовился к бою.

Мина лежала на дне неглубокой воронки, оставленной снарядом, разорвавшимся во время предыдущего боя. Когда канонада стихла, а противник отступил, оставив, будто напоминание, покрытую копотью, искореженную «коробку» корпуса БТР «Страйкер», на тихую улочку на окраине перепугано притихшего Нижнеуральска пришли саперы. Они боялись, и не скрывали своего страха. Боялись, что небо снова расколет вой падающих мин, которые можно услышать, но спастись от которых невозможно. Или прозвучит в высоте стрекот винта заходящего в атаку вертолета, что осыплет этот клочок земли градом неуправляемых ракет. Но, несмотря на страх, они нашли удобное место, воронку, заполненную битым асфальтом, перепаханной землей, гравием и причудливо изогнутыми осколками, и уложили на дно ее одиннадцатикилограммовую мину ТМ-89, «тихую смерть». Сняв взрыватель с предохранителя, саперы присыпали затаившуюся на дне воронки мину землей и камнями, поспешив убраться с опасной улицы, над которой, кажется, еще не рассеялась пороховая гарь. В прочем, торопил этих людей не только страх, просто, их еще ждало слишком много работы.

Обычная улочка в «спальном» районе на окраине города, вдоль которой высились серые панельные пятиэтажки, зиявшие черными проемами окон, в которых не осталось, похоже, ни одного целого стекла, превратилась в смертельную ловушку для того, кто осмелится войти в затаившийся город, ступая по земле. Но все же такие смельчаки нашлись.

Девять человек, находившихся в бронированном «чреве» бронетранспортера «MaxxPro», могли себя чувствовать в относительной безопасности. Стальной «панцирь», высоко поднятый над землей на четырех массивных колесах, мог защитить своих пассажиров от выпущенной в упор пулеметной очереди, а благодаря большому дорожному просвету и особой форме днища не стоило слишком сильно опасаться подрыва на мине. Грозно порыкивая трехсоттридцатисильным дизелем, МРАП ехал по городским окраинам. Улицы были пусты, точно все население, без малого, двести тысяч человек, в один миг вымерло. Картина снаружи напоминала сцены из фантастических фильмов про очередной апокалипсис, но все было гораздо проще и страшнее, чем в любом кино, и поэтому командир взвода Морской пехоты США приказал:

— Альварес, к пулемету! Всем смотреть в оба, докладывать о любом движении! Смит, будь готов ударить по газам!

Подчиняясь приказу сержанта, один из моряков, поправив каску, встал во весь рост, высунувшись в проем люка в крыше бронемашины и обеими руками схватившись за рукоятки тяжелого «браунинга» пятидесятого калибра. Громоздкая конструкция из стали и бронестекла, возвышавшаяся над плоской крышей МРАП, защищала стрелка от пуль и осколков с любого направления.

Водитель тоже напрягся, крепче сжимая руль и чувствуя, как потеют ладони под «тактическими» перчатками с обрезанными пальцами. А сам мастер-сержант Чен склонился над монитором портативного компьютера, на который в «он-лайн» режиме шла «картинка» с кружившего в нескольких сотнях футов над городом «дрона». Беспилотный разведчик RQ-5 «Hunter» прошел над городскими окраинами, сделав там несколько кругов, и сейчас парил уже над центром, обратив к земле «взор» своих электронно-оптических камер.

— Алекс, прием, — произнес в микрофон мастер-сержант, нажав тангету рации, закрепленной на лямке «разгрузки». — Предельное внимание! Смотреть в оба! Держите дистанцию, пятьдесят футов!

— Роджер, сержант!

В бронированном «Хаммере», катившем по пустынной улице вслед за бронетранспортером, четверо моряков тоже поудобнее перехватили оружие. Сидевший рядом с водителем капрал Морской пехоты США Александр Татопулос, сдвинув рычажок предохранителя своего карабина М4А1 с подствольным гранатометом, обернулся назад, приказав:

— Эйс, пулемет! Держи левый фланг!

Громила негр распахнул широкий люк, схватившись за рукоять установленного на турели, в ограждении из бронещитов, пулемета М240, рывком отведя назад затвор и загоняя в ствол первый патрон и двухсот пятидесяти, набитых в плотно уложенную ленту. Одновременно сидевший рядом с ним моряк передернул затвор лежавшей на коленях снайперской винтовки «Марк-11».

Разведгруппа морпехов входила в город, встречавший их напряженной тишиной. Следы недавних боев были видны повсюду. Остовы сгоревшей техники, в основном, бронемашин «Страйкер», россыпи потемневших гильз прямо на мостовой, подпалины на стенах домов. И нигде нет признаков жизни, ни малейшего намека на то, что в этом городе остался хоть один человек. Но впечатление это было более чем обманчивым.

Мина ТМ-89, заботливо уложенная в старую воронку, дождалась своего часа. Она многим отличалась от своих аналогов, в основном, в лучшую сторону, что не сулило ничего хорошего врагу. Неконтактный магнитный взрыватель пришел в действие, когда массивный угловатый корпус МРАП приблизился к воронке. Едва бронемашина оказалась над выбоиной, сработал детонатор вышибного заряда, отбрасывая насыпанный поверх мины для маскировки слой мусора и освобождая жадный зев кумулятивной воронки. Никто из находившихся в машине людей не успел ничего понять, когда кумулятивная струя, вырвавшись из земли, вонзилась в днище МРАП, прожигая броню и заполняя пламенем все внутреннее пространство.

— Твою мать! — Капрал Татопулос выругался, увидев, как под бронированным днищем «MаххPro» полыхнуло пламя. — Мы атакованы!

Бронемашину, весившую четырнадцать тонн, на несколько секунд оторвало от земли, а затем она, уже потеряв управление, вылетела с автострады, снеся тупым, будто топором обрубленным, носом жестяную будку автобусной остановки и врезавшись балкой мощного бампера в фонарный столб. Столб покачнулся, а затем повалился на БТР. «Хамви», кативший следом, только чудом да благодаря мастерству матроса-водителя избежал столкновения, вылетев на тротуар, массивным бампером подмяв чудом уцелевшую после всех боев и артналетов мусорную урну, и после этого замерев.

— Откуда стреляли?! Где противник?!

Капрал вертелся на жестком сидении, как уж на сковородке, пытаясь первым заметить опасность. Пулеметчик, ворочавший стволом своего оружия на триста шестьдесят градусов, крикнул:

— Я не видел выстрела! Вокруг чисто!

— Вигвам, я Дакота-шесть! Атакованы в квадрате Браво-четыре! Есть потери!

— Дакота-шесть, — немедленно отозвался безликий офицер, из штаба координировавший действия разведки. — Направляем к вам «дрон».

Татопулос распахнул тяжелую дверцу, выдерживавшую, хотя бы в теории, обстрел в упор из русского пулемета ПК. На практике, в прочем, проверять это не очень хотелось. Выбравшись из тесного, несмотря на внешнюю громоздкость машины, салона «Хамви», он выглянул из-за капота, держа наготове карабин. Вокруг никакого движения, словно и впрямь кроме них во всем этом городе живых уже не осталось.

— Моррис, за мной, — приказал капрал покинувшему машину вслед за ним водителю. — Проверим МРАП, кто-то мог уцелеть. Надо вытащить наших парней! Гарсия, обеспечь прикрытие!

Морпех со снайперской винтовкой присел на одно колено, вскинув оружие и приникнув к оптическому прицелу. М8541 SSDS переменной кратности обеспечивал неплохой угол обзора и был достаточно компактным, чтобы не утяжелять зря и без того весившую шесть килограммов винтовку.

— Пошли! — Татопулос махнул рукой своему напарнику, и, пригибаясь к земле, бросился к дымившемся угловатой махине МРАП.

Капрал слышал только собственное хриплое дыхание, топот ног и биение сердца, готового вот-вот вырваться из груди. Он преодолел половину пути, когда в стороне прозвучал сухой щелчок выстрела, а затем что-то ударило Александра Татопулоса в бок с такой силой, что морпеха сбило с ног, с размаху швырнув об асфальт. Странно, но когда в ответ ударил пулемет с «Хамви», капрал был жив и отчетливо понял, что для них неприятности лишь начались.

Настоящий снайпер должен обладать множеством полезных, а порой жизненно необходимых качеств, Жанна Биноева считала терпение, умение ждать, не самым малозначительным. Как и обычный охотник, снайпер должен быть готов подолгу караулить свою добычу, сливаясь с местностью так, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Это пехотинец может расстрелять в атаке целый цинк патронов, ни в кого не попав, снайпер же сделает один выстрел, тогда, когда противник расслабится, поверит, что опасности нет — и наверняка будет убит.

На этот раз ждать пришлось довольно долго. Жанна оборудовала себе позицию на окраине города, там, где хаос «частного сектора» с его убогими покосившимися лачугами, давно сбросившими листву кустами и хлипкими заборами, уступил полноценной городской застройке. И теперь с высоты третьего этажа, из угловой квартиры, она снова и снова обшаривала внимательным взглядом пустую дорогу.

Квартиру эту хозяева, судя по всему, покинули сами, спасаясь от войны. Возможно, они покинули город и действительно были теперь в безопасности, а, может, просто перебрались куда-то по соседству, вздрагивая от каждого шороха, а заслышав гул турбин пролетавшего в вышине самолета и вовсе впадали в истерику. Это не имело значения. Жанна просто вскрыла замок, орудуя боевым ножом, затем подтащила поближе к окну журнальный столик, на который и уселась, прислонив к стене на расстоянии вытянутой руки винтовку СВД-С. Ждать она умела, не боялась и одиночества, и потому спокойно пообедала сухим пайком, вскрыв банку с тушенкой, и, орудуя широким лезвием ножа, как ложкой, съев ее всю холодной — зажигать огонь, разогревая консервы на таганке с сухим спиртом, чеченка все же не рискнула.

Было холодно, из выбитых окон сквозило, и Жанна почувствовала, как тело цепенеет, несмотря на бушлат, под который она поддела еще и толстый свитер с тканевыми накладками на плечах и локтях. Девушка встала со своего места, прошлась по комнате, стараясь не маячить возле окон, сделала несколько упражнений, и снова застыла, будто уснув с открытыми глазами.

Когда с улицы раздался рык моторов, Биноева преобразилась в один миг. Никакой расслабленности и дремоты. Секунда — и в плечо упирается затыльник приклада винтовки, а глаз уже приник к окуляру оптического прицела, а палец нежно поглаживает изгиб спускового крючка. Через объектив штатного ПСО-1 с 3,5-кратным увеличением она увидела две машины, громоздкие, внешне неуклюжие, разрисованные пятнами камуфляжа. Первым двигался массивный МРАП, бронемашина с усиленной противоминной защитой, и, увидев торчавший из башенки на его крыше длинный ствол крупнокалиберного «браунинга», Жанна поежилась. За ним ехал, четко держа дистанцию, «Хаммер», тоже с пулеметом, облепленный пластинами накладной брони.

Когда громыхнул взрыв, Биноева не дрогнула — про мину, заложенную на дороге, она знала, и специально здесь оборудовала свою «лежку». Мощь противотанковой ТМ-89 была такова, что тяжеловесный бронетранспортер даже подкинуло, оторвав от асфальта задний мост. Кумулятивная струя расплавила броню, скорее всего, убив всех, кто был внутри. «Хаммер», чудом избежав столкновения, остановился. Пулеметчик, скрытый щитками, вертелся из стороны в сторону, а за машиной наметилось какое-то движение.

Когда две фигуры в камуфляже короткими перебежками двинулись через дорогу наискосок, Жанна Биноева задержала дыхание, провожая бежавшего первым американца «взглядом» ствола. Угольник прицельной марки лег точно на спину, разрисованную «цифровым» камуфляжем, и девушка нажала спусковой крючок.

По ушам привычно хлестнул сухой отрывистый звук выстрела, приклад толкнул в плечо, и камуфлированная фигурка, у которой вдруг подломились ноги, покатилась по засыпанному мусором асфальту. Второй американец замешкался. Вскинув винтовку, он завертелся волчком над телом товарища, и, прицелившись, Жанна выстрелила вновь, посылая ему в грудь двенадцать граммов свинца. Американского морпеха отшвырнуло назад, и он, раскинув руки, растянулся на земле.

С «Хаммера» ударил пулемет, щедро сыпанув свинцом в стену «хрущевки». Несколько пуль влетели в оконный проем, и Жанна упала на пол, телом закрывая винтовку. Сверху ее присыпало сбитой с потолка штукатуркой, и девушка лишь порадовалась, что стреляют не из АК-74, легкие пули которого отличались непредсказуемым поведением и рикошетом могли уйти куда угодно. По-пластунски Биноева выползла из комнаты, и, пробравшись на кухню, затаилась в углу. Пулемет снаружи смолк, и Жанна, на неуловимо краткий миг появившись в проеме, вскинула винтовку, поймав в прицел стрелка, здоровенного угольно-черного негра, вертевшего головой влево-вправо.

Винтовка СВД имела немало недостатков, и надуманных, и вполне реальных, но Жанна любила ее за простоту, мощь и надежность. А еще за возможность стрелять часто, компенсируя ошибку в прицеливании плотностью огня. Да и не так нужна была ювелирная точность в городском бою, когда стрелка и его жертву разделяли, в лучшем случае, три-четыре сотни метров. Два сделанных подряд выстрела слились в один, и американец, всплеснув руками, завалился назад, обвиснув в проеме люка своего автомобиля.

С улицы раздались частые щелчки, и тяжелые пули в щепу разбили подоконник. Несколько щепок ужалили Жанну в лицо, но на такие мелочи она не обратила внимания, заученно падая на усеянный осколками битого стекла пол.

Рядовой первого класса Карлос Гарсия не растерялся, когда зазвучали первые выстрелы, и капрал Татопулос, как подкошенный, рухнул на грязный асфальт посреди улицы. Это была первая война для уроженца Далласа, но тренировки в «учебке» Сан-Диего, а затем еще и муштра на японской базе Ивакуни не прошли напрасно. Прижимая приклад к плечу, морпех повел стволом винтовки, выцеливая укрывшегося в доме напротив русского снайпера. Рядовой Эйс, по-прежнему торчавший по пояс из «Хамви», как чертик из коробочки, крикнул:

— Противник! Третий этаж, слева!

Загрохотал пулемет М240, зло харкаясь огнем, и на асфальт со звоном посыпались водопадом раскаленные гильзы.

— Засек! — крикнул, срывая от волнения голос, Гарсия. — Что с парнями?

— Капрал, кажись, еще жив! Надо вытащить его!

— А, дьявол! — Рядовой надавил тангету рации, закричав в эфир: — Это Дакота-шесть, прием! Атакованы противником! Есть потери! Мы блокированы, нужна поддержка! Кто меня слышит?

— Здесь Апачи-два, на связи! Ваши координаты засекли, подойдем с запада, не стреляйте в том направлении, парни! Будем через пять минут!

Морпехи застыли, не выпуская из рук оружия. В это время капрал, прежде лежавший врастяжку на земле, зашевелился, пытаясь подняться на ноги. От боли трудно было дышать, но, коснувшись ладонью спины, он нащупал вмятину в бронежилете, там, куда угодила выпущенная террористами пуля. Крови не было.

— Прикрывайте, — крикнул, с трудом выталкивая воздух из легких, Татопулос. — Проверю, как парни!

Согнувшись вдвое, уже не для маскировки, а от боли, он, пошатываясь, двинулся к бронемашине, над которой поднималось облако дыма. Эйс, обнимая приклад пулемета, завертел головой, и в этот миг тишину разорвал отрывистый треск выстрелов. Первая пуля со звучным лязгом угодила в бронированный щиток пулемета, но вторая нашла цель, и Гарсия выругался, видя, как его приятель медленно оседает. Силуэт вражеского стрелка лишь на миг мелькнул в оконном проеме, не там, где ожидал его увидеть морпех, и рядовой немедленно открыл огонь.

Винтовка Mk-11 mod.0 SWS уступала в точности старой М40А1, сделанной на базе охотничьего «ремингтона», но зато из нее можно было выпустить весь магазин, десять пуль, за три минуты, только нажимая на курок. Темная фигура в окне исчезла, а Гарсия, сжавшись за бронированным капотом «Хамви», дрожащими от волнения руками торопливо менял магазин, не попадая в широкую горловину.

Звук моторов раздался из переулка, и два камуфлированных М1151 «Хамви», квадратных из-за облепивших их пластин накладной брони, вылетели на середину улицы. Нажав клавишу рации, Гарсия произнес:

— Осторожнее! Снайпер в доме по левой стороне, третий этаж!

— Принято! У вас транспорт на ходу? Нужно убираться!

— Отрицательно! Наш капрал проверяет МРАП, мы не можем уйти!

Длинные стволы «браунингов» развернулись в сторону серого длинного дома, жадно пялившегося на моряков чернотой оконных провалов. Несколько морских пехотинцев заняли позиции за своими машинами. Гарсия тоже насторожился, продолжая целиться туда, где в последний момент видел силуэт врага.

— Прием, Карлос, как ты там? — в наушниках раздался голос Татопулоса. — Я возвращаюсь, нужно прикрытие. Со мной мастер-сержант, он ранен!

— Роджер, капрал! Апачи-два, прикройте нужна дымовая завеса!

Один из морпехов, жавшихся за бортами «Хамви», размахнулся, бросая килограммовый цилиндр дымовой гранаты М15. жестянка прокатилась по мостовой, раздался негромкий хлопок взрывателя, и клубы плотного серого дыма поплыли над улицей.

— Я иду, — снова прозвучал в эфире голос капрала. — Будьте готовы прикрыть огнем!

Татопулос взвалил на себя бесчувственное тело мастер-сержанта, единственного, кто выжил чудом в налетевшем на мину МРАПе. Шатаясь, чувствуя, как от напряжения темнеет в глазах, капрал почти дошел до своего «Хамви», из-за которого высовывался рядовой Гарсия. Выстрел, донесшийся откуда-то сзади, заставил морпеха вздрогнуть, а когда под ноги его ударила пуля, Татопулос рухнул, как подкошенный, заслоняя тело так и не пришедшего в себя взводного.

Гарсия, вскинув винтовку, открыл частый огонь по окнам, в которых ему почудилось какое-то движение. Секундой позже загрохотали сразу оба «браунинга». Град пуль пятидесятого калибра ударил в стены, оставляя на них глубокие выбоины. Часто затрещали карабины морпехов. Сам Татопулос, перевернувшись на бок, прицелился и выстрелил из подствольного гранатомета М203. Осколочная сорокамиллиметровая граната угодила точно в окно, и изнутри полыхнуло пламя.

— Прекратить огонь, — раздался в эфире властный голос. — Не стрелять!

Очереди смолкли, но никто не спешил покидать свои укрытия, продолжая вертеть головами по сторонам в поисках угрозы. Наконец, Гарсия, выдохнув, забросил за спину свою «Марк-11», и, пригибаясь к земле, кинулся к капралу. Подхватив неповоротливое, неподъемное тело взводного под руки, они вдвоем поволокли его к «Хамви» и едва успели нырнуть за машину, как по броне щелкнули пули.

— Дьявол! — Гарсия привычно присел, выставляя над плоским капотом ствол снайперской винтовки. — Ублюдок еще жив!

— Я хочу увидеть его кровь, — прохрипел Татопулос. — Прием, это Дакота-шесть, нужна поддержка с воздуха!

— Я Делавар-семь, буду у вас через две минуты!

— Мы подсветим цель лазером!

Ударный вертолет AH-1Z «Зулу-кобра», самая мощная модификация заслуженного винтокрылого «ветерана», состоявшая на вооружении Корпуса морской пехоты США, промчался над дачным массивом, заходя на цель. Когда моряки на земле услышали гул его спаренных турбин, Татопулос направил на дом лазерный целеуказатель, похожий на камуфлированный видеопроектор. Невидимое пятно лазера было хорошо различимо для бортового оборудования «Кобры», из-под коротких крылышек которой сорвались огненными стрелами две ракеты AGM-114 «Хеллфайр». Промчавшись над жилыми кварталами на скорости триста метров в секунду, они ударили в стену, растекаясь по ней ярким пламенем. Когда эхо взрывов стихло, Татопулос, загнав в казенник «подствольника» тупоносую гранату, произнес:

— Мне нужен скальп этого ублюдка! Карлос, ты со мной?

— Черт возьми, капрал, конечно с вами! — Гарсия опустил винтовку на асфальт, вытащив из салона «Хамви» дробовик «Бенелли» М1014, и с лязгом передернул затвор.

Два морпеха выскочили из-за машины, и, сопровождаемые взглядами своих товарищей, бросились к дому, в стене которого сочились дымом два неровных провала. Никто не заметил, как в конце улицы мелькнули несколько фигур в зеленом камуфляже «флора».

Жанна успела выскочить из квартиры, когда ракеты ударили в стену. Взрыв, которой должен был перемооть ее тело в фарш, просто оглушил Биноеву, сбив ее с ног. Девушка покатилась вниз пол лестнице, головой ударившись о перила. Онапришла в себя через минуту, не больше, услышав донесшиеся снизу шаги, а затем — громкий шепот. На английском.

Опираясь о стену, Жанна поднялась на ноги, чувствуя, как кружится голова и к горлу подкатывает горький комок. Все вокруг было затянуто дымом, из дверного проема вырывались языки пламени, жадно лизавшие потолок. Биноева, не понимая, как смогла уцелеть, нашарила рукоять девятимиллиметрового АПС, вытащив пистолет из набедренной кобуры. Винтовка ее осталась в квартире, но сейчас автоматический пистолет с магазином большой емкости был очень кстати.

Шаги звучали все ближе, к ним прибавился лязг металла, и девушка оттянула назад затвор, загоняя патрон в патронник. «Стечкин» она предпочитала иному оружию, выбрав его за высокую точность, обеспеченную сочетаниям длинного ствола и относительно слабого патрона, дававшего небольшую отдачу. Но сейчас Жанна очень хотела, чтоб в ее руках оказалось оружие помощнее.

На лестнице в дыму появился силуэт, и Биноева, удерживая пистолет обеими руками, выстрелила, трижды подряд нажав на спусковой крючок. Силуэт исчез, ныряя в нишу в стене, а во мгле мелькнули вспышки дульного пламени, и вокруг завизжала картечь. Жанна, спотыкаясь, бросилась наверх, слыша, как сочно бахает за спиной дробовик, выплевывая все новые и новые порции свинца.

Что-то обожгло спину, будто в плоть с размаху забили раскаленный гвоздь-«сотку». Пошевелившись, девушка вскрикнула от боли, чувствуя, как по спине растекается тепло.

Выстрелы из ружья вдруг сменились раскатистым треском автоматной очереди, по звуку Жанна узнала «калашников». Затем хлопнула граната, так, что с потолка посыпалась штукатурка, и тут же раздался знакомый голос:

— Спускайся! Внизу чисто!

Пошатываясь, Жанна двинулась вниз, и, переступив через распластанные на полу тела в «цифровом» камуфляже MARPAT, испачканном кровью, упала, подхваченная крепкими руками Олега Бурцева.

Услышав звук мотора, Алексей Басов махнул рукой бежавшим следом, пыхтя и чертыхаясь, бойцам:

— К стене! Оружие к бою!

Трое партизан, бросками перемещавшихся по пустынной улице, прижались к стене. Басов, припав на колено, вскинул свой АК-74М, пытаясь понять, где находится источник звука. Рядом застыл, прижимая приклад пулемета РПК-74М к плечу, Олег Бурцев, а Азамат Бердыев вытаскивал из бокового кармана РД тубус противотанкового гранатомета.

— Похоже, где-то там, — произнес шепотом Бердыев, махнув в сторону дач. — Движутся сюда.

— Пошли, встретим!

Не выпуская оружие из рук, трое бойцов, все так же перебежками, двинулись дальше по улице. Сейчас ходить по городу было не безопасно. Обнаружить с земли кружащий под облаками беспилотник мог не каждый, а американские «дроны» не всегда был вооружены только телекамерами. Ракета «Хеллфайр» с лазерным наведением могла поражать цель за восемь километров, а мощи ее боеголовки хватало, чтобы уничтожить все живое в радиусе полутора десятков метров.

Гул моторов сменился раскатистыми пулеметными очередями, к которым присоединился отрывистый треск штурмовых винтовок. Разобрать в этом хаосе звук выстрела СВД было невозможно, но Бурцев расслышал его, встрепенувшись:

— Там Жанна! Похоже, у нее проблемы!

Биноева сражалась вовсе не в одиночку, хотя и предпочитала действовать самостоятельно. Несколько тысяч мужчин и женщин, для которых Нижнеуральск стал последним рубежом обороны, готовились принять бой, и одним из них оказался бывший полковник Российской Армии Алексей Басов. И сейчас, понимая, что товарищу может грозить опасность, он не колебался ни мгновения.

— За мной, — скомандовал полковник. — Обойдем их, подберемся с тыла!

— Как же Жанна?

— Ты что, сержант, хочешь грудью на пулеметы?! Это не рыцарский турнир, это война, мать твою! Выполнять приказ!

Тяжело дыша, сгибаясь под весом снаряжения, а каждый тащил на себе двойной боекомплект, по полдюжины ручных гранат, пару РПГ, не считая ножей, фляг, перевязочных пакетов и прочей мелочи, они двинулись по дуге, обходя место боя. Пулеметы, тем временем, смолкли, но от горизонта приблизился гул турбин, и партизаны привычно завертели головой, выискивая в небе вертолет. темная точка возникла над крышами домов на несколько минут, и от нее протянулись дымные полосы, отмечавшие путь выпущенных ракет. Два управляемых снаряда ударили в стену дома, прогрызая ее жгутами кумулятивных струй, и Бурцев, не слыша окликов командира, рванул вперед.

— Мать твою, спринтер! — Басов сплюнул тягучий сгусток под ноги, обернувшись к Бердыеву: — Азамат, обойдем дом! Поможем «десанту»!

Они выскочили на тротуар, прикрываясь обгоревшим остовом БТР «Страйкер», стоявшим на ободах колес, покрышки которых сгорели полностью, напоминанием о недавнем поражении американцев. На мостовой стояли три камуфлированных «Хаммера», с двух молотили крупнокалиберные пулеметы, полосуя струями свинца стену ничем не примечательной «хрущобы». Чуть поодаль возвышался неуклюжий МРАП, днище которого и борта тоже покрывала копоть, а из распахнутых люков шел дым.

— Похоже, целое отделение, — хмыкнул Бердыев, поудобнее укладывая на плече РПГ-26. — Работаем, командир?

— Работаем, — деловито кивнул полковник, целившийся в ближайший «Хаммер» из подствольного гранатомета ГП-30, примкнутого к цевью «калашникова». — Твой дальний, мой ближний! По команде… Огонь!

«Аглень» в руках Бердыева с грохотом выплюнула огненный сгусток, и одновременно нажал на спуск Басов, зажав приклад АК-74 подмышкой. Реактивная граната ударила в борт одного из «Хаммеров». Взрыв кумулятивной боевой части, предназначенной для поражения средних танков и способной прожигать четырехсотмиллиметровую броню, превратил машину в огненный шар. Пламя, вырвавшееся из окон и проемов люков, жадно слизнуло находившихся рядом американцев. Одновременно выпущенная из «подствольника» граната ВОГ-25 разорвалась под ногами морпехов, укрывавшихся за другим «Хаммером». Ударная волна сбила их с ног, оглушая, а легкие осколки, не способные «прогрызть» титановые пластины бронежилетов, впивались в защищенные лишь тканью руки и ноги.

Перехватив автомат, Басов выпустил разом весь рожок «Калашникова», расстреливая оглушенных, контуженых солдат противника. Его поддержал Бердыев, стрелявший короткими очередями, экономя патроны. Партизаны едва успели поменять магазины, когда из подъезда показался Олег Бурцев, тащивший на себе безвольно обмякшее тело Жанны Биноевой.

Со стороны горящих «Хаммеров» раздались частые выстрелы. Одиночными били винтовки М16, и несколько пуль просвистели над головами партизан.

— В укрытие! — приказал Басов, отступая за закопченный остов «Страйкера».

Низко заухал оживший «браунинг», вбивая очередь за очередью в покрытый гарью борт БТР. Пули калибра 12,7 миллиметра, способные при удачном попадании запросто оторвать голову или конечность, с лязгом молотили по броне.

— Отходим, — крикнул полковник Басов, веером выпуская очередь по пытающимся подняться на ноги морским пехотинцам. — Через дворы! Прикрываем Олега!

Огрызаясь короткими очередями, партизаны попятились, уходя с открытого пространства, когда над городом снова раздался гул турбин, и поджарый хищный силуэт американской «Кобры» спикировал из-за облаков.

Олег Бурцев не до конца сознавал, что делает, когда ворвался в подъезд изрешеченного пулями дома, но тело действовало само, на рефлексах, пока сознание только переваривало происходящее. Буквально влетев в сумрак подъезда, партизан зашелся в приступе кашля — все внутри было затянуто горьким дымом, в нос ударил запах сгоревшего пороха, под ногами хрустела отоклотая штукатура, позвякивали стреляные гильзы.

Широкая спина, обтянутая «цифровым» камуфляжем американского образца, возникла во мгле. Противник стоял на площадке между лестничных пролетов, целясь куда-то из дробовика. Заметив движение боковым зрением, он только начал оборачиваться, когда Бурцев, продолжавший бежать, нажал на спуск. Пулемет в его руках дрогнул, выплюнув щедрую порцию свинца. Легкие скоростные бронебойные пули 7Н22 калибра 5,45 миллиметра наискось перечеркнули силуэт вражеского солдата цепочкой кровоточащих отметин, без труда прошив бронежилет. Американца отшвырнуло к стене, и он медленно сполз на грязный пол, выпустив из рук оружие.

Над головой раздался треск выстрелов, и несколько пуль ударили в стену возле самой головы Олега, заставив его отскочить, вскидывая пулемет и выпуская длинную очередь куда-то вверх, в слепую. Остававшийся невидимым стрелок исчез, и Олег пробежал еще один пролет, увидев наверху лестницы фигуру, окутанную дымом и пылью. Американец взмахнул рукой, и вниз покатился, подпрыгивая на ступенях, черный шар ручной гранаты М26.

— Падла!

Олег бросился вниз, ныряя под лестницу. Нескольких секунд, пока горел замедлитель в запале, ему хватило, чтобы укрыться. Взрыв в замкнутом пространстве показался оглушительным, с визгом ударили осколки, отскакивая рикошетом от стен. Бурцев, в уши которого будто по килограмму ваты набилось, покинул свое укрытие первым, опередив американского морпеха на считанные мгновения, и первым же успел нажать на спуск, вколачивая в тело противника длинную очередь. Перепрыгнув через труп превращенного в кровоточащий фарш врага, Олег бросился наверх, сквозь дым и гарь разглядев привалившееся к стене тело в камуфляже «флора».

Забросив пулемет за спину, партизан подхватил Жанну, почувствовав, что пальцы угодили во что-то влажное и теплое. На полу остались кровавые разводы.

— Мы тебя вытащим, — прохрипел Бурцев, перепрыгивая через две ступени. — Сейчас! Хрен им, сукам! Все будет путем!

Партизан выскочил из подъезда, и по ушам ударил треск автоматных выстрелов, перекрываемый раскатистым гулом тяжелых пулеметов. Из-за угла вынырнули Басов и Бердыев, и в этот миг над головами с гулом промчался вертолет.

— Воздух! — Полковник бросился под стену ближайшего дома. — Ложись!

Олег повалился на землю, собой накрывая бесчувственное тело Биноевой. В небе раздался треск, и снаряды перепахали наискось тесный двор.

Пилот кружившего над жилыми кварталами AH-1Z «Вайпер» видел метавшиеся внизу темно-зеленые фигурки. Он чувствовал себя всемогущим, самим Господом Богом, которому дано право казнить и миловать любого смертного. Сейчас он намеревался только казнить.

Палец утопил кнопку гашетки, и на дульных срезах трехствольной пушки-«гатлинга» М197 полыхнули языки пламени. Двадцатимиллиметровые трассирующие снаряды накрыли тесный дворик, разнося в щепки поблекшие детские горки и качели, кромсая брошенные своими хозяевами автомобили, настигая метавшихся в панике террористов.

Не прекращая огня, вертолет промчался над целью, и пилот отклонил рычаг штурвала, делая новый заход.

— Они еще живы, Джим! — произнес сидевший в передней кабине наводчик, имевший лучший обзор.

Люди, похожие на темно-зелных муравьев, бежали меж воронок, оставленных разорвавшимися снарядами. Кажется, один из них тащил на себе чье-то тело, отстав от своих спутников.

— Гребаные живучие ублюдки! Я зависну, а ты прицелься, как следует!

Промчавшись над серыми крышами домов, «Кобра» повисла в воздухе на высоте полутора сотен метров от земли, поддерживаемая бешено вращавшимся над ней винтом. Стволы автоматической пушки шевельнулись, сопровождая группу террористов.

Несколько кирпичных «высоток», не дотягивавших до гордого звания небоскребов, возвышались над лабиринтом серых пятиэтажек, и на крыше одной из них что-то вдруг вспыхнуло. Командир экипажа «Кобры» предостерегающе крикнул, разворачивая машину, и выпущенная наводчиком снаряды прошли мимо цели.

Ракета мчалась к вертолету, почти не оставляя дымного следа, неразличимый темный росчерк на фоне серого неба. Пиот почувствовал, как немеют ладони, впившиеся в рычаги штурвала.

— Это Делавар-семь, мы атакованы! По нам выпущена ракета!

«Кобра» заложила вираж на пределе возможностей, рассыпая вокруг вспыхивавшие причудливым фейерверком тепловые ловушки, призванные отвлечь ГСН атакующей ракеты. Но на земле, под самым днищем набиравшего высоту вертолета, мелькнула еще одна вспышка, и вторая ракета взвилась в небо.

— Одна справа! — крикнул наводчик, вертевший головой в поисках ракеты, которая исчезла из виду.

Ложные цели повисли в небе между вертолетом и выпущенной по нему ракетой, медленно опускаясь к земле. Теплова головка наведения «захватила» огненный шар, и ракета, которую от атакованной «Кобры» отделяло метров сто, изменила курс. И тотчас вертолет дрогнул от ударивших по фюзеляжу осколков второй ракеты. Боеголовка ЗУР китайского производства FN-6 разорвалась над вертолетом, и поток шрапнели почти перерубил хвостовую балку, добравшись до редуктора компенсирующего винта.

— Черт, я теряю управление, — завопил пилот завертевшегося в небе волчком вертолета. — Падаем!

— Уходи за город! Под нами территория террористов!

Беспорядочно кувыркавшийся вертолет промчался над жилыми кварталами, отмечая свой путь полосой черного дыма. Он скрылся за домами, пропав из виду, а затем земля дрогнула от близкого взрыва, и столб дыма с проблесками багрового пламени поднялся над городской окраиной.

Олег Бурцев, стоя на коленях посреди перепаханного воронками двора принялся стаскивать с Жанны, лежавшей на земле, бушлат, на спине потемневший от пропитавшей его крови. Басов дернул своего товарища за плечо:

— Хватит копаться! Ранение легкое, донесем ее до лазарета, там разберутся! Да не истечет она кровью, мать твою, сержант!

Низкий гул, от которого заходила ходуном земля под ногами, и жалобно задребезжали в окнах чудом уцелевшие стекла, был похож на раскаты приближающейся грозы. Вот только никто и никогда в этих краях не видел грозу в конце ноября.

— Какого черта? — Бурцев ошеломленно завертел головой.

— Артиллерия, — безошибочно определил полковник. — Гаубицы работают, шестидюймовки! Давай, сержант, бери девку, и ходу, ходу отсюда! Штурм начинается!

Партизаны вскочили, бросившись по переулку по направлению к центру города. Первые снаряды с гулом пронеслись над их головами так низко, что были различимы невооруженным взглядом, и земля дрогнула от близких разрывов. Клубы плотного дыма стеной заслонили небо, а из-за спины уже доносился лязг гусениц, кромсавших асфальт.

Дымная нить протянулась над домами, уходя в зенит и разбухая мерцающим шаром ракеты. Увидев сигнал, Ярослав Васильев, стоявший на крыльце, развернулся на пятках, крикнув в распахнутую дверь:

— Идут! Все по местам!

Бывшему полицейскому казалось, что он каким-то чудом вернулся в прошлое, снова став солдатом. И пусть вокруг были не горы Кавказа, которые он, тогда еще боец екатеринбургского ОМОНа, исходил вдоль и поперек, и нынешний противник не носил бороды и зеленые повязки на голове, Ярослав снова был на войне. Первый бой запомнился суматохой, от избытка адреналина образы в сознании путались, и Васильев сам не понимал, как сумел не только выжить, но и уцелеть. Сейчас же он был собран и совершенно спокоен, инстинкты, казалось, давно забытые со времени последней «командировки», проснулись быстро.

— Гранатометчики, разбирай оружие, — скомандовал Ярослав, входя в просторное помещение, где совсем недавно посетители какого-то банка, название на посеченной пулями вывеске Васильев не запомнил, ждали своей очереди перед длинной стойкой операционистов. — Пулеметчики, готовы? Как связь?

Один из суетившихся в зале партизан, увидев старшего, доложил:

— Все на месте! Радио не работает, сплошные помехи!

— Глушат, суки, — понимающе усмехнулся Васильев. — Ну, ничего!

Полдюжины партизан, вооруженных ручными гранатометами, расположились в помещении банка, в цокольном этаже кирпичной девятиэтажки, и сейчас бойцы передавали друг другу темно-зеленые тубусы «Агленей» и «Вампиров». А над ними, на втором этаже, по-хозяйски орудуя в опустевших квартирах, партизаны устанавливали тяжелое вооружение, крупнокалиберный пулемет «Утес» и автоматический гранатомет АГС-17. Радиосвязь перестала работать полчаса назад, когда на Нижнеуральск обрушилась настоящая буря электромагнитных помех, но готовившиеся к обороне партизаны заранее протянули по всему дому обычные полевые телефоны.

— Зенитчики на месте?

— Так точно, — кивнул заместитель, тоже бывший полицейский из тех, что решили продолжить охранять порядок в городе с оружием в руках, примкнув к занявшим его партизанам. — Пять человек, шесть ПЗРК. Прикроют нас, сколько смогут!

— Надолго их не хватит! Ладно, мужики, слушай меня, — прикрикнул Васильев, дождавшись, когда на нем сойдутся взгляды его бойцов. — Наша задача предельно проста. Нужно встретить противника, заставить его развернуться в боевые порядки. Обороняем этот дом, так долго, как сможем, блокируем улицу. Саперы установили здесь несколько мин и мощный фугас, это остановит технику. Как только «ниточка» встанет, работаем из РПГ. У «пиндосов» будут танки, точно. Их выбивать в первую очередь! «Загасим» тяжелую «броню» — пехота заляжет, а мы сможем отойти. Если возникнет угроза окружения, позицию оставляем, отходим на вторую линию, к универмагу. Мы должны держаться, мужики, вцепиться в эту землю зубами, ногтями — и держаться! Против нас — Морская пехота США, элита, настоящие «терминаторы», но мы не хуже, у нас полно оружия, отличная позиция, этот город половине из вас знаком, как свои пять пальцев. Мы сможем остановить их!

Партизаны бросились по местам, спешно занимая позиции. Бывший полицейский натянул на лицо клетчатый платок-«арафатку», сувенир, давным-давно привезенный с Кавказа, сейчас щедро смоченный водой, а на глаза опусти пластиковые стрелковые очки. Огонь РПГ в замкнутом пространстве своим навредит немногим меньше, чем противнику, и потому многие партизаны последовали примеру командира.

Васильев почувствовал, что его снова начинает колотить от хлынувшего в кровь адреналина. Все, что ему довелось пережить прежде, десятки яростных стычек в чеченских горах, когда они сходились с «духами» в «зеленке» лицом к лицу, грудь на грудь, казалось детской игрой в «войнушку», стоило только заслышать нараставший с каждой минутой гул моторов, сопровождаемый лязгом гусеничных траков.

Над домами с гулом промчались два вертолета, Васильев, осторожно выглянув наружу из зарешеченного окна, узнал ударные машины «Кобра», хотя прежде и видел их только на картинках. Вертолеты, летевшие бок о бок, разом спикировали на невидимую цель, и из-под их коротких прямых крылышек вырвался поток реактивных снарядов.

Гул канонады неожиданно накрыл район, стол пламени и вывороченного взрывом из земли асфальта взметнулся во дворе дома напротив, а затем снаряд разорвался в десяти метрах от здания банка. Дом заходил ходуном, над головой жалобно скрипнули перекрытия. Васильева сбило с ног, и он заполз в угол, слыша, как по стенам барабанят осколки. Помещение затянуло дымом. Откашлявшись и прочистив горло, Ярослав крикнул:

— Все целы?

— Петрова зацепило, — прозвучало в ответ из-за стойки. — Царапина, осколок шкуру покоцал!

Рев моторов ворвался в помещение, эхом отразившись от стен. Васильев, привстав, увидел в начале улицы угловатые очертания боевых машин.

— Занять позиции! К бою! Ждать команды!

Бывший боец ОМОНа подхватил лежавший у ног гранатомет РПГ-29 «Вампир». Не самое удобное оружие для пехотинца при весе девятнадцать килограммов и длине в боевом положении сто восемьдесят пять сантиметров, больше человеческого роста, оно обладало одним неоспоримым преимуществом. Никакая броня не могла устоять перед мощью реактивной гранаты ПГ-29В с тандемной боевой частью, сводившей на нет все ухищрения, типа «динамической защиты», и прожигавшей шестидесятисантиметровой толщины лист стальной брони.

Уложив на плече тяжеленную трубу гранатомета, Ярослав с тревогой смотрел на улицу, на приближающуюся технику. Противник решил не мелочиться, судя по всему. В голове колонны двигались два танка М1А2-SEP «Абрамс», лениво ворочая плоскими башнями с длинными толстыми стволами орудий. Как по команде, в памяти всплыли давно заученные характеристики — боевой вес шестьдесят три тонны, газотурбинный двигатель мощность полторы тысячи лошадиных сил разгоняет эту махину до шестидесяти пяти километров в час. Экипаж из четырех человек защищен броней с добавлением обедненного урана, что повышает ее плотность и прочность. Основное вооружение — гладкоствольное орудие М256 калибра сто двадцать миллиметров, спаренное с пулеметом винтовочного калибра, и сейчас его жерло было обращено в сторону здания, где укрывались партизаны, казалось, точно в сбившееся с привычного ритма сердце Ярослава Васильева. Оно способно разгонять оперенные снаряды до скорости тысяча шестьсот семьдесят метров в секунду, посылая их на два километра прямой наводкой, в прочем, едва ли в городских боях потребуется такая дальнобойность. А есть еще и пулеметы, крупнокалиберный М2НВ над командирской башенкой, и М240В калибра 7,62 миллиметра над люком заряжающего, и еще один тяжелый «браунинг» на маске пушки, установленный параллельно орудийному стволу и управляемый, судя по всему, дистанционно.

— Саша, Паша, — Васильев оглянулся на стоявших рядом на коленях партизан, уже уложивших себе на плечи массивные метровые тубусы реактивных гранатометов РПГ-27 «Таволга». — Мужики, готовы?

«Мужики», старшему из которых неделя как исполнилось двадцать три, молча кивнули. Закусив губы и побледнев, они наблюдали за приближающимися под грохот металла и рев моторов боевыми машинами.

«Абрамсы», перемалывая широкими гусеницами потрескавшийся асфальт в мелкую крошку, ползли по улице, а за ними двигалась остальная техника. Ярослав разглядел легкие бронемашины LAV-25, аналог недавно расстрелянных «Страйкеров», но с более тонкой броней, зато вооруженный гораздо серьезнее — вместо единственного «браунинга» в широкой плоской башне установлена автоматическая пушка «Бушмастер» калибра 25 миллиметров, спаренная с пулеметом, еще один пулемет — на крыше. Полдюжины таких БТР, сопровождавших танки, несли человек сорок десанта, а где-то позади маячили еще и «Хаммеры» тоже ощетинившиеся во все стороны стволами пулеметов.

— Парни, приготовиться, — громко произнес Васильев. — Весь огонь — по танкам! Цельтесь точнее — на них «Динамическая защита», — напомнил он, разглядев квадратные коробочки «реактивной брони» ARAT, которыми были буквально увешаны обращенные к позиции партизан борта танков, оснащенных комплектами «городского выживания» TUSK. — Старайтесь бить под башню!

Расстояние до цели Васильев оценил в сто — сто двадцать метров, достаточно для точного выстрела из РПГ. Американцы неплохо были защищены, но что они смогут увидеть из-под десятков тонн брони. Партизан покосился на бойца, сжавшегося в углу и державшего в руках коробочку подрывной машинки, от которой змеились, исчезая снаружи, тонкие провода:

— Готов? Не пора еще?

— Сейчас, — сквозь зубы процедил сосредоточенный подрывник, не сводивший взгляд с одному ему известного ориентира — покосившейся урны на тротуаре, покрашенной в нежно-зеленый цвет. — Мы в «ливневку» полцентнера тротила запихали, не хочу взрывчатку зря переводить. Еще немного… А теперь пора!

Сапер с хрустом утопил большую резиновую кнопку в корпус подрывной машинки, и из-под днища головного «Абрамса» ударило пламя, а грохот взрыва заглушил рев моторов. Уложенный под дорожным покрытием, в дренажной трубе, заряд, разворотив асфальт, ударил в бронированное дно, оглушая экипаж. Потерявший управление танк развернуло в полоборота, кормой к зданию банка, и Васильев крикнул:

— Огонь! — И первым нажал на спуск.

Уши мгновенно заложило от грохота выстрела. Огненная стрела кумулятивной гранаты ПГ-29В с тандемной боевой частью ударила в корму, в самую уязвимую часть танка, поразив его двигатель, прикрытый сзади лишь решетками пылевых фильтров. Одновременно еще двое партизан дали залп из одноразовых РПГ-27 «Таволга», влепив в борт второго «Абрамса» две реактивные гранаты, которых тоже несли тандемные заряды. Лидирующие заряды сорвали элементы динамической защиты, «расчищая путь», и только тогда сработали основные заряды, прожигая броневые плиты. Пламя растеклось по бортам и башне боевой машины, находя себе дорогу внутрь, и танк замер, перегородив дорогу.

Вот так, сука! — Сбросив с плеча пусковое устройство гранатомета, Ярослав во внезапном порыве показал дымящимся остовам вражеских машин неприличный жест. — Это вам не Багдад, парадным строем не войдете!

С улицы раздался характерный вой газотурбинного двигателя Лайкоминг AGT-1500. Угловатая громада «Абрамса» появилась из-за поворота. Танк приблизился к зданию банка метров на пятьсот, его массивная башня плавно, но быстро развернулась, и из ствола полыхнуло пламя. Сердечник бронебойного снаряда М829, летевший в пять раз быстрее звука, ударил в стену здания, проломив ее и улетев дальше, ломая тонкие переборки. Находившихся внутри людей сбило с ног, повалив на усыпанный осколками стекла и кусками штукатурки. И только потом гул выстрела накрыл позицию партизан.

— А, черт, — Васильев, широко открыв рот, несколько раз сглотнул, чувствуя, что слух немного восстановился. Он подобрал выпавший из рук гранатомет, уложив его на плечо. — Заряжай!

Второй номер торопливо подхватил с засыпанного осколками пола семикилограммовую «болванку» реактивной гранаты, рывком сунул ее в казенный срез РПГ, и, отскочив в сторону, крикнул:

— Сзади чисто!

Наводчик американского танка опередил Ярослава всего на секунду. Снова беззвучно полыхнуло пламя на дульном срезе орудия, и в стену вонзился посланный противником снаряд. Он прошил кирпичную кладку, столкнувшись с телом укрывавшегося за стеной партизана. Тяжелое «копье» из вольфрамового сплава, летевшее со сверхзвуковой скоростью, разорвало его пополам, всюду брызнула кровь, разлетелись обгоревшие ошметки плоти, а снаряд, даже не замедлившийся при встрече с этой преградой, пробил стену, исчезая в глубине здания.

Васильев нажал на кнопку спуска в ту секунду, когда американский снаряд угодил в здание, и рука дрогнула. Граната, пройдя чуть выше, чем целился партизан, скользнула по башне «Абрамса» и ударила в стену находившегося напротив дома, даже никого не напугав.

Распахнулся командирский люк остановившегося танка, и фигурка в танкистском комбезе и глубоком шлеме прильнула к «браунингу» со всех сторон окруженному бронещитами. Длинная очередь ударила в стену, несколько пуль влетели в оконные проемы, отыскивая свои жертвы. Партизан с оторванной по плечо рукой покатился по полу, громко крича. Еще одному сразу две пули угодили в торс, разворотив грудь.

— Заряжай, — скомандовал Васильев, не обращавший внимания на крики и кровь. — Живее!!!

С верхних этажей зазвучали выстрелы «Утеса», обрушившего шквал свинца на танк. Вражеский пулеметчик нырнул вниз, скрываясь под броней, и сразу открыли огонь малокалиберные пушки американских LAV-25. Легкие снаряды впились в кирпич, прогрызая в стенах глубокие воронки.

Снова из ствола танковой пушки вырвалось пламя. На этот раз снаряд ударил в стену где-то на уровне третьего этажа, оставив обрамленный копотью неровный пролом. Несмотря на то, что американский «Абрамс», в отличие от российских Т-80 и Т-90 не был оснащен автоматом заряжания, орудийная обслуга старались изо всех сил. Пушка вновь и вновь выплевывала щедрые порции свинца, отчего стена дома превращалась в подобие решета, в отверстия которого все чаще залетали пули и осколки.

Один из засевших в банке партизан, даром, что был контужен, выстрелил из легкого РПГ-26. реактивная граната ударила в борт американского танка, и взрывом сорвало несколько «кирпичиков» динамической защиты, обнажив броню. В это время второй номер Васильева уже заталкивал увесистую «чушку» ПГ-29В в казенный срез ствола раскалившегося «Вампира». Командир партизан увидел, как «Абрамс», покрытый подпалинами, с места рванул вперед, исчезая за остовом подорвавшегося на фугасе танка. А один из сопровождавших его LAV-25 съехал с дороги, продолжая поливать дом частыми очередями из автоматической пушки. Аппарель в корме бронемашины опустилась, и наружу высыпали морские пехотинцы. Один из них уже прилаживал на плече зеленый раструб реактивного гранатомета Mk-153 SMAW, мощного оружия, аналога РПГ-29, способного стрелять еще и фугасными зарядами.

— Гранатометчик, — выдохнул Васильев. — Прижмите его!

Все, кто находился в банке, были оглушены грохотом собственных выстрелов, большинство — ранены или контужены. Сам Ярослав почувствовал влагу на верхней губе. Сдернув закрывавшую лицо повязку, он провел ладонью около рта и увидел на пальцах кровь. Но каждый боец продолжал выполнять приказ. Один из партизан поднял короткую массивную трубу реактивного огнемета «Шмель», и в этот момент где-то на верхних этажах ожил «Утес», хлестнув по вражеской пехоте свинцовой струей. И одновременно раздалась скороговорка выстрелов АГС-17, осыпавшего противника градом тридцатимиллиметровых гранат, разрываясь, образовывавших настоящую тучу осколков.

Партизаны из здания видели, как американцы падают с ног. Вражеский гранатометчик выстрелить так и не успел, сметенный свинцовым шквалом. В этот момент «Абрамс», наполовину выдвинувшись из-за корпуса подбитого танка, перегородившего улицу, выстрелил, выпустив снаряд по верхним этажам. Васильев нажал на спуск, снова оглушительно грохнул выстрел, но вражеский водитель успел дать задний ход, и реактивная граната, оставляя хорошо различимый дымный след, промчалась над самым его носом, разорвавшись на другой стороне улицы.

— Сука! — Васильев ударил кулаком по стене. — Еще два-три выстрела, и этот дом сложится! Нужно гасить танк! Мужики, прикройте меня! Мне нужна минута!

— Ты что задумал? — один из партизан, чумазый, с перекошенным от напряжения лицом, схватил Ярослава за рукав.

— Заставьте их прижаться на минуту! Я пошел!

Подхватив трубу «Вампира», партизан перемахнул через подоконник, спрыгнув на асфальт… и в голос заорав от боли. Засевший глубоко в колене осколок противопехотной мины, стальная заноза меньше ногтя мизинца, пришел в движение, пронзив болью ногу от бедра до кончиков пальцев. Ярослав завалился на бок, рыча сквозь зубы.

Над головой застучали автоматы, с грохотом выстрелил РПГ. Ярослав кое-как встал, и, пригибаясь, буквально прыгая на одной ноге, бросился наискось через площадку автомобильной парковки. Пара легковушек, брошенных хозяевами, была изрешечена осколками и пулями. Передвигаясь едва не ползком, Васильев укрылся за одной из них, осторожно выглянув наружу. Над улицей плыли клубы черного дыма и пороховой гари, в которых угадывался силуэт американского «Абрамса».

Партизана заметили. Затрещали малокалиберные пушки, им вторили башенные пулеметы БТР и карабины выбравшейся из-под брони пехоты. В ответ из дома снова открыл огонь уцелевший каким-то чудом «Утес», часто-часто застучал АГС-17, поливая проезжую часть свинцовым дождем. Бахнул РПГ, и дымное копье гранаты врезалось в корпус взорванного танка.

— Сука, иди ко мне, — похрипел Васильев, вскинув на плечо трубу гранатомета и пытаясь отыскать очертания вражеской машины. — Давай!

Снова лязгнули гусеницы, «Абрамс», разворачивая башню, рванул вперед, будто прыгнув разом метров на пять и покинув укрытие. На этот раз Васильев был первым. Вражеский наводчик только нажал на спуск, а выпущенная партизаном граната уже преодолела половину дистанции до цели. Огненным протуберанцем она врезалась в борт в передней части танка. Лидирующий заряд вызвал взрыв элементов динамической защиты, расчищая путь, и только потом пришел в действие основной кумулятивный заряд. Жгут пламени расплавил броню, проникая внутрь, спеша добраться до человеческой плоти. Не хотелось даже и думать, что испытали в последние мгновения своей жизни американские танкисты.

— А-а-а, — отшвырнув в сторону тяжеленный раструб пускового устройства РПГ-29, Ярослав заорал так, что заболело горло. — Жри, сука! Вот так!

Пулеметная очередь прошла над головой, и Васильев, подавившись собственным победным воплем, растянулся на земле, слыша, как визжат, вгрызаясь в асфальт, пули. Тень набежала на лицо партизана, когда над городом на бреющем промчалась пара штурмовиков AV-8B «Харриер». Покачивая короткими широкими крыльями, из-под которых свисали гроздья бомб и управляемых ракет, пройдя над самыми крышами, они сделали вираж, нацеливаясь на занятый партизанами дом.

— Вот дерьмо! — Выдохнув, Ярослав Васильев вскочил, и, не замечая свистевших вокруг пуль, бросился к своей позиции, на бегу размахивая руками: — На выход! Все вон!

Тем временем штурмовики набрали высоту триста метров, и ведущий пилот включил систему наведения, тотчас услышав сигнал готовности.

— Я Семинол-пять, цель захвачена, — произнес пилот, видя увеличивающийся в размерах дом в рамке прицела. — Готов к атаке!

Головки наведения ракет AGM-65E «Мейверик» класса «воздух-земля» захватили дрожащее на стене пятно луча лазерного целеуказателя, которым находившиеся на земле морпехи обозначили цель. Когда до цели осталось всего три километра, ничтожно малое расстояние по меркам давно перешагнувшей звуковой барьер авиации, он нажал кнопку пуска, четко произнеся:

— Огонь!

Две ракеты соскользнули с направляющих, и еще две с секундным интервалом выпустил ведомый. Пилот «Харриера» отклонил рычаг управления, уводя самолет в сторону, когда на балконе верхнего этажа атакованного здания что-то сверкнуло. Еще не поняв, что атакован, летчик Морской пехоты США нажал кнопку сброса ложных целей, щедро рассыпая вокруг тепловые ракеты-ловушки. Зона поражения ПЗРК ограничивается пятью, максимум, шестью километрами — ничто для самолета, способного развивать скорость свыше тысячи километров в час на малой высоте. Ведущий, одновременно с отстрелом ловушек успевший включить форсаж, почувствовал, как его «Харриер» резко ускоряется, так что пилота вдавило в кресло навалившейся перегрузкой, и зенитные ракеты, исчерпав невеликий запаса горючего, бессильно разорвались позади. И только тогда он услышал разнесшиеся по эфиру вопли ведомого:

— Я подбит! Снижаюсь! Теряю управление!

Зенитная ракета 9М39 комплекса «Игла» настигла «Харриер» на излете, изрешетив осколками двигатель, и теперь AV-8B полого пикировал, двигаясь по прямой. Летчик еще пытался управлять оставлявшим в небе широкую полосу жирного дыма самолетом, когда из гущи жилых домов навстречу его машине взвились еще две ракеты. Несколько десятков человек, морские пехотинцы и партизаны, видели, как ракеты настигли штурмовик, взорвавшись в считанных метрах от него. Самолет вспыхнул и, прежде чем он успел достигнуть земли, взорвался. Парашютный купол в небе так и не раскрылся.

А Ярославу Васильеву было не до созерцания воздушного боя. Выпущенные американцами ракеты «Мейверик» с гулом промчались над автостоянкой, врезавшись в стену дома. Проломив кирпичную кладку, они разорвались в квартирах на уровне пятого или шестого этажа. Мощности их статридцатикилограммовых боеголовок хватило, чтобы дом сначала вздрогнул до самого фундамента, а затем обломки кирпичей хлынули вниз каменным дождем. Верхние этажи как бритвой срезало вместе с теми, кто мог там находиться.

Навстречу Васильеву из окон первого этажа выпрыгивали, помогая друг другу, партизаны. По ним ударили пулеметы, нескольких человек бросило на асфальт. Тогда один из защитников Нижнеуральска, встав во весь рост, вскинул тубус реактивного огнемета «Шмель». Язык пламени вырвался из казенного среза, и оперенный цилиндр реактивной гранаты, преодолев за полторы секунды две сотни метров, ударил в борт ближайшего БТР.

Боевая часть термобарического выстрела РПО-А была тандемной, рассчитанной на поражение самых «хитрых» целей. Небольшой кумулятивный заряд пришел в действие, когда граната коснулась брони LAV-25. Струя плазмы расплавила металл, и когда преграда был разрушена, сработала основная боевая часть, впрыскивая внутрь порцию аэрозольной взрывчатки. Смертоносное облако заполнило внутренний объем БТР, вспыхнув под воздействием воспламеняющего заряда, и все, кто находился в бронемашине, уповая на прочность ее корпуса, умерли, распавшись пеплом. А затем из люков, срывая их бронированные крышки, изо всех щелей, ударило искавшее выход из замкнутого объема пламя, пытаясь дотянуться до державшихся под защитой техники морских пехотинцев.

— Дымовая завеса, — крикнул, вскидывая висевший до этого за спиной АКС-74, крикнул Васильев. — Бросай дымы!

Несколько партизан швырнули на мостовую дымовые шашки, и молочно-белая пелена повисла над улицей. Прикрываясь ею, дом покинули расчеты «Утеса» и станкового гранатомета. Сбросив тросы из окон третьего этажа, партизаны ловко, один за другим, соскользнули по ним, будто пауки по своей паутине.

— Отходим, — приказал Васильев, дождавшись, когда рядом соберутся все уцелевшие бойцы его отряда. — Идем к универмагу! Раненых вперед! Ты и ты, — он указал на двух партизан, — остаетесь со мной, будем прикрывать! Пошли, мужики, живее!

Пулеметная очередь хлестнула по асфальтовому квадрату парковки свинцовым бичом, настигая бежавших партизан. Пули пробивали колышущуюся завесу, жадно вонзаясь в плоть. Несколько человек, не успевших добраться до укрытия, покатились по земле, оставляя за собой кровавые следы.

— Вот сука! — снова выругался Васильев, сжимаясь за изрешеченной, точно дуршлаг, «Ауди», когда-то, наверное, гордостью и единственной любовью своего безвестного владельца. — У них «тепловизоры», им дым не помеха! На открытое пространство не выходить! Ну, пошли!

Им стреляли вдогон, и Ярослав слышал, как пули со свистом пролетают над головой. В спину ударил рык дизеля, и, обернувшись, партизан увидел остроносый корпус американского БТР, показавшегося из-за дома.

— «Граник» дай! — задыхаясь, на бегу потребовал он. — Нужно его загасить!

Бронемашина LAV-25 медленно двигалась, наползая на горстку партизан всем своим весом. Ее башня плавно повернулась, и на тонком длинном стволе вспыхнул огонек. Шквал снарядов калибра двадцать пять миллиметров ударил в упор, сметая людей. Ярослав вскрикнул, когда в лицо ему впился раскаленный осколок. А рядом, хрипя и пуская кровавые пузыри, дергался в агонии его товарищ, тело которого было почти перерублено пополам прямым попаданием, и, несмотря на это партизан еще оставался по эту сторону жизни и смерти.

Васильев выстрелил из АКС, слыша, как пули долбят в броню, бессильно отскакивая от нее. И лишь потом заметил накрытый телом еще живого партизана тубус гранатомета. Вскинув на плечо показавшийся невесомым РПГ-26, он поднял мушку и целик, приводя оружие в боевое положение, и нажал на спуск.

Реактивная граната ударила в лоб БТР, тускло полыхнула вспышка, когда кумулятивная боеголовка превратилась в поток раскаленных газов, а затем внутри бронемашины что-то взорвалось так, что распахнулись люки, выпустив клубы черного густого дыма.

Отбросив еще дымящийся пусковой контейнер, Васильев обернулся к третьему бойцу их маленького отряда:

— Живой? Идти можешь? Надо валить, пока нас со всех сторон не обложили!

— Яр, ты сам ранен! — партизан указал на лицо командира.

Васильев стер струящуюся по лбу и щеке кровь:

— А, ерунда! Поцарапало! Давай за мной, бегом!

Петляя, они пробежали по улице под аккомпанемент орудийных залпов, доносящихся откуда-то из-за горизонта. А затем где-то над головами раздался громкий хлопок, когда разорвался кассетный снаряд М892 калибра 155 миллиметров, рассеивая свое содержимое, шестьдесят четыре кумулятивно-осколочные гранаты М85, над целым кварталом. Артналет накрыл городские окраины внезапно. Взрывы стеной встали со всех сторон, весь мир исчез в огне. Ярослав почувствовал, что его ноги отрываются от земли, а затем недолгий полет оборвался падением во мрак.

Сквозь забытье партизан чувствовал, что его куда-то тащат, кажется, по лестнице, судя по частым ударам ступеней по затылку. На какое-то время, внутренние часы, видимо, окончательно расстроились, чтобы понять, были то минуты или дни, он провалился в небытие. Когда Васильев очнулся, кое-как разлепив веки, то увидел над собой белоснежный потолок, а в нос ударил знакомый запах лекарств и дезинфекции.

Ярослав дернулся, пытаясь встать, и застонал от боли. тело отказывалось подчиняться даже самым простым командам. Неожиданно в поле зрения появилось лицо. Женщина, довольно молодая, и, наверное, симпатичная, если бы не печать ужаса, коснулась его плеча, произнеся:

— Лежите. Вам нельзя шевелиться. Я только швы наложила.

— Где я? Это лазарет? Как я здесь оказался?

Догадка была вполне оправдана — из-под перепачканного пуховика, в который куталась незнакомка, был виден медицинский идеально белый халат.

— Это аптека. Мы здесь прячемся. Под окнами стреляли, когда все стихло, я увидела вас. Вам осколок вошел в плечо, еще один — в ногу. И их извлекла.

— Аптека? А вы кто? Доктор?

— Медсестра из районной поликлиники. Лежите спокойно, поменьше разговаривайте, не хочу, чтобы сюда кто-то пришел на шум.

Постепенно наркотический дурман отступил. Ярослав понял, что, во-первых, он по пояс обнажен, оставшись только в брюках, причем одна брючина была распорота до колена. Грудь стягивала тугая повязка, сковывавшая движения. Во-вторых, оказалось, что он находится в каморке, от пола до потолка заставленной коробками из-под лекарств. Только в уголке нашлось место для низкой кушетки, на которой и разместился раненый. И, в-третьих, очень скоро он выяснил, что не один занимает это не слишком надежное укрытие.

Двое детей жались друг к другу, забившись в угол и с головой накрывшись синей курткой с надписью «Скорая помощь» на спине. Девочка, на вид лет пятнадцати, белобрысая, в веснушка и с задорно вздернутым носиком прижимала к себе мальчугана, которому едва ли было лет семь. Иногда снаружи доносились выстрелы, пару раз что-то громыхнуло, скорее всего, это рвались во дворах ближайших домов мины. Каждый раз дети испуганно вздрагивали, еще теснее прижимаясь друг к другу.

— Не робей, прорвемся, — усмехнулся Ярослав, заговорщицки подмигивая. — Все будет хорошо!

Женщина, из-под огня вытащившая партизана, принесла в кладовку и его снаряжение. Правда, от бушлата и свитера остались только пропитавшиеся кровью лохмотья, но зато бронежилет и «разгрузка», набитая магазинами к «калашу», были здесь,целые и невредимые, если не считать дырки в спинной пластине. Автомат стоял в уголке, заботливо прислоненный к стене.

Когда женщина в медицинском халате снова заглянула в подсобку, Ярослав, приподнявшись на локтях, спросил:

— Как вас зовут?

— Ира. Лежите же, кому сказано. Вам нельзя сейчас шевелиться!

— Некогда мне лежать, Ирочка! Нужно уходить. И вам тут оставаться тоже не стоит!

— Я никуда не уйду и вас пока не пущу. Чего нам бояться? Никто с женщинами, детьми и ранеными не воюет.

Васильев лишь горько усмехнулся, вспомнив одну из первых своих командировок «на войну». Автобус с ранеными, попавший в засаду в горах, они нашли слишком поздно, вдоволь насмотревшись на то, что осталось от пяти пацанов-срочников, которых сопровождали в госпиталь две женщины-фельдшера. Блевали на обочине тогда все без исключения, и молодые, и «старики», а про отряд их с тех пор знали и свои и «духи», что ОМОН из Екатеринбурга пленных не берет.

Раскатистый гул пулеметной очереди за окнами заставил вздрогнуть всех одновременно. Затем где-то рядом заворчал двигатель, захрустело битое стекло под колесами остановившейся машины.

— Спрячьтесь, — приказала Ира. — Посмотрю, кто там. Если это ваши, можете уехать с ними, а если чужие… Надеюсь, вас не станут здесь искать.

Напоследок велев детям сидеть тихо, женщина вышла в зал, а навстречу ей, высадив запертую дверь прикладом, ввалились трое в американском «цифровом» камуфляже. Один из них, коренастый негр, тащил на себе товарища, лицо и грудь которого были в крови. Он опустил раненого прямо на пол, и, отпихнув к стене стоявшую на пути женщину, принялся громить витрины, раскидывая упаковки с лекарствами. Третий, отставив в сторону карабин, стал открывать, один за другим, ящики.

— Что вы ищете? — Женщина схватил одного из американцев за рукав. — Что вам нужно? Я все вам найду сама!

— Go to hell!

Эти морпехи были перепуганы до полусмерти, и один из них, тот самый негр, помогавший своему раненому, без колебаний ударил пытавшуюся успокоить непрошеных гостей женщину. Кулак, которым в пору кирпичи колоть, раздробил челюсть. Ирина, всхлипнув, отлетела к стене, ударившись затылком и медленно осев на пол.

— Мама! — мальчик, вырвавшись из цепких объятий сестры, выскочил из подсобки, бросившись к потерявшей сознание женщине. — Мамочка!

— Fucking bastard!

Носок тяжелого ботинка врезался в грудь мальчику, и было слышно, как хрустнули его ребра. Увидев распахнутую дверь, второй моряк, круглолицы «латинос», шагнул к проему. Ярослав, поднеся к губам указательный палец, шикнул за побледневшую девчушку. Рывком сбросив непослушное, чудовищно отяжелевшее тело с низкой кушетки, он шагнул в угол, вжимаясь в стену. Хватать автомат было некогда, перед глазами все плыло, тело скручивало жгутом от боли.

Американец, распахнув дверь, шагнул в подсобку, и, когда взгляд его наткнулся на оцепеневшую девушку, довольно осклабился. Он не увидел возникшего за спиной партизана. Васильев сдавил шею противника в захвате, слыша, как тот хрипит, пытаясь освободиться, и, оторвав тело американца, со всей амуницией весившее явно за сто кило, от пола, вместе с ним развернулся навстречу второму морпеху.

Негр, куда-то подевавший свой карабин, вырвал из набедренной кобуры массивную «беретту», нажав на спуск. Васильев почувствовал, как содрогнулось, принимая в себя первую пулю, тело «латиноса». Тупоносые двенадцатиграммовые куски свинца, выпущенные в упор, прошивали грудную пластину его бронежилета, застревая в плоти, а Ярослав медленно шел вперед. Когда от противника его отделял один шаг, вместо очередного выстрела раздался щелчок бойка. Американец выругался, и партизан со всей силы швырнул в него тело мертвого товарища. Жуткий снаряд сбил негра с ног, и тотчас над ним навис Васильев. Вырвав из рук врага пистолет со вставшим на задержку затвором, он перехватил оружие за раскалившийся от интенсивной стрельбы ствол, зашипев от боли, и, как молотком, несколько раз ударил им по лицу, не останавливаясь до тех пор, пока американец не замер.

Раненый, так и лежавший у стены, шевельнулся, потянувшись к своей кобуре.

— Нет, приятель, черта с два тебе, — прорычал Васильев, и, нашарив на теле убитого им морпеха рукоять ножа, вытащил оружие из ножен и с размаху вонзил клинок легендарного «Ка-Бар» в незащищенной кевларом горло, услышав хрип умирающего врага.

Одного взгляда в забранной мощной решеткой окно хватило, чтобы увидеть остановившийся в десятке метров «Хамви». Дверцы были распахнуты, а из люка торчала голова пулеметчика, развернувшего в сторону выхода из аптеки толстый ствол «браунинга».

— Черт! Сейчас, сука, и до тебя дойдет черед!

Вернувшись в кладовку, Васильев взглянул на девочку:

— Посиди тихо еще минуту! Сейчас я прогоню плохих дядей!

— Что с мамой? Где Владик?

Не отвечая, Ярослав натянул фельдшерскую куртку, кое-как застегнув ее и накинув поверх «разгрузку», весившую, судя по ощущениям, полцентнера. В глазах темнело, пол проваливался из-под ног, и сил едва хватило, чтобы оттянуть назад затвор АКС-74.

По-пластунски подобравшись к окну, Васильев приподнялся над подоконником, просунув ствол меж прутьев решетки и нажав на спуск. Короткая очередь из «Калашникова», ударившая в бронированный щит, заставила пулеметчика нырнуть в укрытие, а Васильев, высунувшись в дверь, швырнул гранату. Округлое «яйцо» РГД-5 попало точно в открытую дверь. Хлопнул взрыв, взвизгнули осколки, и пулеметчик, ноги которого превратились в фарш, завопил от боли. Васильев, выскочив наружу, подбежал к «Хаммеру», и, сунув ствол в салон, выстрелил, обрывая крик.

Звуки перестрелки не стихали, иногда ухали снаряды, рвавшиеся неподалеку. Инстинктивно втягивая голову в плечи, партизан вытащил сочившийся кровью труп американца, бросив его на тротуар. Глянул внутрь — удивительно, машина была цела, мотор все так же сдержанно урчал под широким капотом. Вернувшись в аптеку, Васильев подхватил на руки вжавшуюся в стену девочку:

— Не бойся! Как тебя зовут?

— Света. Где мама, где Владик?

— Пойдем, Света, мама попросила тебя увезти отсюда. Не бойся. Вот, надень, — он накинул на худенькие плечи девочки бронежилет. — Я тебя увезу отсюда.

Когда вышли в зал, Ярослав прижал девочку к себе, закрыв ей лицо ладонью. Только оказавшись в «Хаммере» и с глухим лязгом захлопнув дверцу, он облегченно выдохнул.

— Сейчас мы быстро поедем, пристегнись!

Дизель взревел всеми своими ста девяноста лошадиными силами, когда партизан вдавил в пол педаль газа, и машина, рыча, сорвалась с места. Они вылетели на широкий проспект, но тотчас Ярослав свернул в неприметный переулок, увидев впереди темно-зеленую «тушу» американского БТР. Петляя закоулками, он вел трофейный джип к промзоне. Хорошее знание города, который он успел исходить вдоль и поперек за последние месяцы, позволило партизану избегать нежеланных встреч, до тех пор, пока переулок, по которому бодро катил «Хамви», не перегородила широкая канава. Водопроводчики начали ремонт, и война помешала им завершить работы.

— Прорвемся! — прорычал Васильев, вращая руль и утопив педаль газа.

«Хаммер» перевалился через бордюр, вылетев на широкую улицу. Слыша только свист ветра в ушах и рев мощного двигателя, Ярослав чудом избежал столкновения с неожиданным препятствием. Американский «Абрамс» стоял посреди перекрестка, ткнувшись стволом орудия в асфальт, и из распахнутых люков валил густой черный дым. Что-то часто забарабанило по бортам «Хамви», и партизан крикнул сжавшейся справа от него девочке:

— Голову опусти! Не бойся, мы почти проскочили!

Пули все чаще стучали по броне. Стреляли, кажется, со всех сторон, и враги, и свои, к счастью, пока только из «калашниковых» и М16. Подбитый танк уже исчез из виду, когда перед «Хаммером» взметнулась стена огня. Ярослав ударил по тормозам, тяжелую машину повело юзом, швырнув бортом в стену. От удара у партизана клацнули зубы, во рту появился привкус крови.

— Цела? — Он коснулся плеча девочки. — Сейчас придется ножками идти. Вернее, я пойду, а ты на мне поедешь. Согласна?

— Я уже не маленькая, чтобы вы меня носили!

— Зато так быстрее!

Ярослав распахнул дверцу, и сразу же по броне застучали пули. Несколько фигур в камуфляже показались из ближайшего переулка, сверкнули всполохи дульного пламени. Увидев привычную «флору» на стрелках и распознав по звуку АК-74, Васильев, присев за машиной, крикнул:

— Не стреляйте! Здесь свои! Партизаны! Со мной гражданские!

— Ну-ка, «свой», покажись, — раздалось в ответ через мгновение. — Тогда и разберемся, какой ты, на хрен, партизан!

Держав автомат за цевье, Ярослав встал в полный рост, увидев направлявшегося к нему, уверенно шагая по усыпанному гильзами асфальту, человека в покрытом копотью камуфляже. Когда тот приблизился, Васильев удивленно воскликнул:

— Полковник! Ты тут откуда?

Алексей Басов тоже узнал бывшего полицейского, с которым они плечо к плечу встретили первый штурм, превратив в металлолом немало американских «Страйкеров».

— Веду остатки группы в тыл. Нам здорово досталось, янки прут и прут вперед, уже вышли в центр, с вокзала наших тоже выбили. У меня из шести бойцов четверо ранены. Тебе, смотрю, тоже шкуру поцарапало?

— Ерунда, заживет, как на собаке. Полковник, тут со мной девочка, нужно ее где-нибудь укрыть, где безопасно. Маму ее американцы убили, и братишку.

— Идем в промзону, там старое бомбоубежище. Откуда «Хамвик» то?

— Покататься дали, — ухмыльнулся Васильев. — Слушай, полковник, это не твои меня так?

Васильев указал на воронку в асфальте, которую оставил выстрел из гранатомета, разорвавшийся в полуметре перед машиной, лишь хлестнув осколками по ее лобовому стеклу.

— На тебе же не написано, что ты свой. — Басов пожал плечами. — Кстати, обычно Азамат не промахивается, хоть ты и гнал, как дурной. Устал, наверное. Ладно, надо валить, американская колонна на подходе, а у нас по полтора рожка на брата и два РПГ.

Ярослав Васильев открыл пассажирскую дверцу, помог перепуганной до немоты девчушке расстегнуть ремни безопасности, и, подхватив ее на руки, бодро двинулся в указанном полковником направлении. Он услышал, как Басов скомандовал:

— Бурцев, со мной замыкающим. Будем прикрывать тылы. Ну, славяне, перекрестились — и вперед, бегом, марш!

Группа партизан растворялась в переулках, подгоняемая доносившимся издалека воем турбин и лязгом гусениц. Морская пехота США продолжала штурм непокорного города, и, пусть каждый пройденный шаг был отмечен очередным горящим остовом «Абрамса» или LAV, моряки упорно шли вперед, туда, где занимали последний рубеж обороны защитники Нижнеуральска.

Глава 3

Нижнеуральск, Россия
21 ноября

Четыре истребителя F-16C Block 52 «Файтинг Фалкон» летели сквозь ночь на высоте двадцать тысяч футов, экономя топливо. Скошенные кромки крыльев со свистом рассекали разреженный ледяной воздух. Под плоскостями клубились облака, подсвеченные полной луной, но пилотам некогда было созерцать красоты ночного неба. Позади остался Уральский хребет, и когда бортовой компьютер сообщил о выходе к цели, командир звена вышел в эфир:

— Тридцать миль до рубежа атаки! Снизиться до десяти тысяч футов, держать скорость девятьсот миль в час!

Истребители, один за другим, спикировали, проткнув облачную пелену острыми носами, и пилоты увидели далеко внизу, у самого горизонта, мерцание множества огней, сливавшихся в одно огромное зарево. Нижнеуральск превратился в сплошное море огня, а, судя по мерным всполохам далеко за городской окраиной, хорошо различимым в опустившейся на землю тьме, артиллерийские батареи не прекращали своей монотонной работы, умножая разрушения в продолжавшем сражаться городе.

Разомкнувшись широким фронтом, истребители приближались к городу, оставив позади ярко освещенные площадки полевых аэродромов, с которых снова и снова вылетали на штурмовку города «Харриеры» и «Кобры» Морской пехоты.

— До цели десять миль, — произнес командир звена, пальцы которого уже коснулись гашеток. — Огонь!

От плоскостей полого пикировавшего F-16 отделились черные остроносые капли, с гулом умчавшиеся к цели. Две бомбы GBU-31 JDAM с фугасной боевой частью, по тысяче фунтов каждая, сами отыскивали заранее разведанные цели, корректируя свой полет по данным спутниковой навигационной системы GPS. Все, что требовалось от пилотов — просто доставить смертоносный груз поближе к цели и нажать кнопку сброса, и теперь командир звена, проводив взглядом ускорившиеся под воздействием земного притяжения «умные» бомбы, потянул на себя рычаг управления, набирая высоту.

Управляемые бомбы, расправив короткие плоскости стабилизаторов, безошибочно шли к точкам, координаты которых были заложены в их системы наведения перед вылетом. Стон воздуха, рассекаемого заостренными носами, оборвался грохотом взрывов. Перестали существовать городские подстанции, и большая часть Нижнеуральска погрузилась во тьму, нарушаемую лишь всполохами пожаров. Еще несколько бомб врезались в опоры автомобильного моста, рассекая город на две не связанные между собой части.

Пилоты четверки истребителей «Файтинг Фалкон» не видели результатов своих усилий. На фоне полыхавших внизу пожаров и разрывов снарядов, продолжавших сыпаться на город стальным дождем, короткая вспышка под брюхом медленно карабкавшегося в небо самолета осталась незамеченной летчиком, и он вздрогнул, когда в эфире раздался оклик ведомого:

— Сокол-один, ты атакован! Слева ракета!

Мерцающая точка ЗУР приближалась к истребителю, быстро сокращая расстояние. Пальцы пилота коснулись приборной панели, а из закрепленных на фюзеляже, ближе к хвосту, кассет AN/ALE-47 брызнули во все стороны ложные цели. Мерцающим шлейфом они потянулись за набирающим скорость истребителем, отвлекая на себя тепловую систему самонаведения выпущенной террористами зенитной ракеты, и та, отвернув, взорвалась в стороне от самолета.

— Осторожно! Еще две сзади!

Командир звена рванул рычаг управления двигателем, увеличивая обороты и одновременно сбрасывая с подкрыльевых узлов подвески «сигары» топливных баков, чтобы облегчить машину. Турбина «Pratt Whitney» F-100-PW-229 яростно взревела за спиной, истребитель рванул с места, так что перегрузка навалилась на пилота, вдавливая его тело в спинку катапультируемого кресла, и зенитные ракеты, взвившиеся над городом, сразу и безнадежно отстав, бессильно разорвались далеко позади, когда на борту их закончилось топливо, и сработал самоликвидатор.

— Всем набрать высоту двадцать тысяч, — спокойно произнес пилот, увидев, что его звено держится рядом. — Разворачиваемся на обратный курс.

Истребители снова скрылись за облаками, где им ничто не могло угрожать, оставляя за собой сдавленный кольцом осады город. А еще выше, под самыми звездами, кружил беспилотный разведывательный самолет RQ-4 «Глобал Хок», направивший к земле объективы инфракрасных и телевизионных камер и антенну бортового радара, бесстрастно фиксируя результаты последней бомбардировки. Полученные данные немедленно поступали на землю, в полевой командный центр, где работа не прекращалась ни на минуту.

В штабной палатке было тесно и шумно. Всюду мерцали десятки мониторов, на которые подавалось в режиме реального времени изображение с камер разведывательных беспилотников, барражировавших над городом непрерывно. Гул техники перекрывала негромкая скороговорка операторов, до рези в глазах всматривавшихся в экраны, рядом кричали радисты, и только руководитель операции оставался спокоен и молчалив. Наконец он, обернувшись к группе офицеров в звании не ниже полковника, произнес:

— Джентльмены, проанализировав результаты первых двенадцати часов наступления, я могу сказать, что успех нам по-прежнему сопутствует, хотя достигнуты далеко не все цели. Полагаю, вскоре в Пентагоне смогут получить наши победные донесения.

Генерал Клементс, командующий Восемьдесят второй десантной дивизией Армии США подошел к большому монитору, на который операторы по молчаливому приказу тотчас вывели схему русского города. Для собравшихся в штабе старших офицеров это было подобно игре в шахматы. Метки, обозначавшие свои и вражеские войска, перемещались по карте, вот только «съеденным» фигурам уже не суждено было снова оказаться на доске, чтобы сыграть следующую партию.

— Численность группировки, развернутой для штурма города, составляет двадцать тысяч человек при пятидесяти танках и сорока орудиях полевой артиллерии. Ее основу составляют морские пехотинцы, также под Нижнеуральск переброшены подразделения Сто первой воздушно-штурмовой и Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, и Четвертая механизированная бригада. Мы нанесли удар сразу по двум направлениям, — сообщил генерал, под началом которого было почти двадцать тысяч солдат, мужчин и женщин в форме Армии США и Морской пехоты, сейчас погибавших на улицах захваченного партизанами города, шаг за шагом продвигаясь вперед. — С запада наступают морские пехотинцы при поддержке танков «Абрамс» и бронемашин LAV. Наш расчет на применение тяжелой техники полностью оправдался. Противник сопротивлялся недолго и вскоре отошел в центральные районы города, неся большие потери. Ваши парни готовы идти дальше, полковник Смит?

Офицер в форме морской пехоты кивнул:

— Так точно, генерал, сэр! Мы удерживаем несколько ключевых точек, выбив террористов с заранее подготовленных позиций, но и наши потери велики. Уничтожено девять «Абрамсов» и двадцать пять единиц другой техники. У русских оказалось неожиданно много противотанковых средств — управляемые ракеты и «базуки», которыми они умело пользуются. И среди них есть немало парней, умеющих пользоваться взрывчаткой. Отступая, террористы минируют дороги и здания. К тому же в ближнем бою снижается эффективность воздушных ударов. Вы знаете, что непосредственную поддержку оказывает исключительно авиация Морской пехоты, удары истребителей ВВС, совершающих вылеты с европейской части России, слишком редкие и неточные. Пилоты наших «птичек» вынуждены слишком близко подбираться к целям, действуя над городскими кварталами, и часто становятся жертвами ПВО противника. Мы уже лишились над городом двух штурмовиков «Харриер» и четырех вертолетов, и это не считая трех «вертушек» и штурмовика, уничтоженных диверсионной группой на одной из наших передовых баз. У русских много ПЗРК типа SA-14 или SA-18 и их аналогов китайского производства. Пилотам приходится сбрасывать бомбы с больших высот, а от этого снижается точность ударов. Нам нужна поддержка артиллерии!

— Все батареи готовы поддержать вас огнем, полковник. Мы едва успеваем подвозить снаряды на позиции. К тому же есть трудности на южном направлении. Там наступает Четвертая механизированная «страйкерная» бригада и парашютно-десантный батальон Восемьдесят второй дивизии. У них нет тяжелой техники, и там русские сопротивляются более успешно. К сожалению, кое в чем разведка недооценила противника, верно. Русские раздобыли где-то множество зенитных ракет и противотанковых гранатометов, да и численность их, оцененная изначально в две-три тысячи человек, явно выше. К тому же они отлично знают город. Тем не менее, мы добились многого, в том числе полностью заблокировали радиосвязь, так что враг действует отдельными разрозненными отрядами от нескольких человек до нескольких десятков человек.

— Я думаю, генерал, сэр, разведка ошиблась во многом, — кивнул командир морских пехотинцев, и, обернувшись к входу, где маячили двое солдат в полной экипировке, с карабинами наперевес, приказал: — Сержант, сюда!

Еще один морпех, пробравшись сквозь плотные ряды офицеров, опустил на раскладной стол черную винтовку с длинным толстым стволом и массивным прицелом.

— Вот это — снайперская винтовка пятидесятого калибра, произведенная в Китае, — пояснил офицер-морпех. — Оснащена компьютеризированным ночным прицелом с лазерным дальномером и баллистическим вычислителем. Бронебойная пуля с керамическим сердечником с расстояния в тысячу ярдов пробивает борт LAV. Один русский снайпер может удачным выстрелом вывести из строя бронемашину или уничтожить приборы наблюдения танка, ослепив его и сделав легкой добычей для гранатометчиков. И таких винтовок у русских, судя по всему, десятки, а также хватает подготовленных стрелков. А вот это — ручной гранатомет, — офицер указал на короткий цилиндр, разрисованный пятнами камуфляжа. — Тоже китайского производства. Он весит всего девять фунтов и может пробивать броню толщиной тринадцать дюймов. У каждого русского таких по две-три штуки.

— Не только нам с вами интересно, полковник, откуда все это взялось у террористов, да еще в таких количествах. В Пентагоне, и не только там, тоже многих терзает любопытство. Поэтому пришла пора поохотиться на главарей террористов. Данные разведки и информация, полученная от взятых в плен русских, говорят, что один из их командных пунктов расположен на территории промышленной зоны, в цехах заброшенного завода электроники. Возможно, там же находятся и наши пленные солдаты, захваченные террористами на атакованной авиабазе, но в этом командование не уверено. Завод должна была штурмовать морская пехота, но я решил поступить иначе. Пусть моряки продолжают отвлекать на себя основные силы русских, двигаясь по земле, а в это время мы высадим им в тыл парней из Сто первой дивизии. Террористы окажутся в клещах и либо вынуждены будут бежать, либо мы их раздавив, навалившись с двух сторон. Но для прикрытия высадки нам понадобится подавить противовоздушную оборону террористов, задействовав всю имеющуюся авиацию, так что наземный эшелон какое-то время должен будет обходиться своими силами.

— Наши «Кобры» и «Харриеры» в вашем распоряжении, генерал! Морской пехоте не в новинку вытаскивать армейские задницы из дерьма!

Офицеры, представлявшие здесь Армию США, в том числе и сам Клементс, поморщились от досады, понимая, что если бы не спешно доставлены из-под Владивостока и с китайской границы подразделения морпехов, особенно их танки и БТР, русскую оборону удалось бы взломать, лишь завалив их позиции телами простых американских парней, которых и так уже погибло слишком много за считанные часы сражения.

— Что ж, действуем, джентльмены, — с удовлетворением кивнул командующий Восемьдесят второй десантной дивизией. — И да поможет нам Бог!

Штурмовой батальон Сто первой дивизии с самого начала не участвовал в наступлении, оставаясь резервом генерала. Парашютисты только скрежетали зубами, провожая мрачными взглядами очередной транспорт с ранеными или трупами, прибывавший из охваченного боями Нижнеуральска. И теперь, получив приказ атаковать, бойцы спешили занять свои места в вертолетах, чтобы первыми оказаться там, где каждую минуту умирали американцы, и схлестнуться лицом к лицу с врагом.

Полковник Эндрю Макгуайр, оказавшийся в зоне кризиса одним из первых, бежал к готовому к взлету UH-60A, винт которого уже вращался на максимальных оборотах, готовый оторвать машину от земли. Вместе с полковником были и офицеры его штаба, решившие не отсиживаться в тылу. Придерживая висевший на плече карабин М4 с подствольным гранатометом, Макгуайр запрыгнул в десантный отсек, усаживаясь на жестком сидении. Десантники, тяжело нагруженные боеприпасами и амуницией, поспешно занимали места, и пилот в глубоком шлеме, на который крепились поднятые пока вверх очки ночного видения, обернувшись к пассажирам, крикнул сквозь гул ревевших над головами турбин:

— Взлетаем, сэр!

Девятитонный «Черный ястреб» легко оторвался от земли, набирая высоту и взяв курс на город. В воздухе оказались сразу несколько десятков вертолетов, перевозивших полнокровный батальон. Выстроившись цепью, окрашенные в темно-серый цвет UH-60, сливавшиеся с ночным небом, мчались к цели на предельно малой высоте, чудом избегая столкновения с крышами высотных домов. Наблюдатели партизан едва успевали заметить непрошеных гостей, и, прежде чем расчеты ПЗРК открывали огонь, грохочущая волна «воздушных колесниц» оказывалась за пределами зоны поражения.

— Внимание, парни, — голос полковника Макгуайр заставил взглянуть на него находившихся в отсеке «Блэк Хока» людей. — Нам приказано высадиться прямо на макушки чертовых террористов, которые никак не желают сдаться. Артиллерия и штурмовики расчистят нам путь, заставив русских попрятаться в свои норы, но, как только окажемся на земле, нас атакуют со всех сторон. Рассчитывайте только на себя. Нам точно ничего не известно о численности противника в зоне высадки, так что будьте готовы, что придется вести бой в окружении, удерживая плацдарм до подхода второй волны десанта. О, дьявол!

Огненные шары трассеров, вырвавшихся откуда-то из тьмы, прошли впритирку у самого борта «Черного ястреба». Пилот выполнил резкий разворот, накренив машину так, что десантники чудом удержались на своих местах, не вывалившись наружу из геликоптера, мчащегося над погруженными во тьму улицами на высоте двухсот футов и на скорости сто двадцать миль в час. С летевшего по правому борту вертолета вниз тотчас ударил пулемет «Миниган», шесть стволов которого извергли настоящий водопад свинца.

— Минута до высадки, — крикнул пилот, снова обернувшись к полковнику. — Снижаемся!

— Приготовиться! Включить ночное видение! — И полковник сам щелкнул тумблером, подавая питание на ночные очки AN/PVS-5, прикрепленные к кронштейну на его каске. Остальные сделали то же самое. — Закрепить тросы!

Земля внизу озарилась яркими вспышками, когда на промзону, беспорядочное скопление цехов, над которыми сторожевыми башнями возвышались заводские трубы, обрушился шквал артиллерийского огня. Все батареи ударили одновременно, выбрасывая в небо тонны огня и стали. Кассетные снаряды рвались над землей, рассыпая свою смертоносную начинку над головами партизанских постов.

— Боже всемогущий! — выдохнул кто-то восхищенно позади Эндрю Макгуайра.

Внизу расплескался настоящий океан пламени. Орудия смолкли, а ночной воздух уже стонал, раздираемый крыльями мчавшихся к целям штурмовиков AV-8B «Харриер-2». Полдюжины машин, пролетая со скоростью звука, «высыпали» на охваченную пожарами и паникой промзону несколько десятков кассетных бомб CBU-59 APAM, каждая из которых была снаряжена семьюстами семнадцатью суббоеприпасами BLU-77. Сплошной ковер взрывов накрыл землю, огонь поглощал пулеметные гнезда и позиции ПЗРК, так и не сумевших хоть как-то помешать удару.

Семь вертолетов AH-1Z «Вайпер» — глубоко модернизированные «Кобры», возможности которых почти сравнялись с армейским АН-64 «Апач» — выстроились в линию, зависнув над окраиной города на высоте четыре-пять сотен футов. Их пилоты и операторы вооружения могли воспользоваться ночной обзорно-прицельной системой NTS, видя все, происходящее на земле, так же четко, как и днем.

— «Команчи», я «Команч-один», — раздалось в эфире. — Разобрать цели. Огонь по готовности!

Услышав приказ командира, оператор одной из «Кобр», молотившей винтами ледяной воздух, сообщил:

— Командир, здание в квадрате Лима-два, на крыше, похоже, зенитная установка!

— Цель уничтожить! Выпустить «Хеллфайр»!

Управляемая ракета AGM-114 отделилась от направляющих под крылом вертолета, умчавшись к находившейся на удалении почти трех миль цели, подсвеченной лазером с борта самой «Кобры». Она была не единственной — не меньше двух десятков «Хеллфайров» оказались в воздухе одновременно. А в эфире уже звучал новый приказ командира группы:

— «Команчи», зачистить зону высадки! В атаку!

«Кобры» морской пехоты разом устремились вперед, залпами выпуская неуправляемые ракеты и поливая землю огнем автоматических пушек, добивая то, что еще могло уцелеть в разверзшемся на земле филиале ада, пожиравшем человеческие жизни сотнями. А за ними, не давая подавленному огнем противнику ни секунды на то, чтобы хоть немного придти в себя, летели, точно стая гигантской стальной саранчи, вертолеты с десантом.

— Сэр, похоже, работы для нас здесь вовсе не останется! — пулеметчик, сидевший за могучим шеститствольным «Миниганом», облаченный в тяжелый бронежилет и массивный противопульный шлем, сразу заставлявшие вспомнить о неподъемных латах средневековых рыцарей, потрясенно оглянулся на замершего у проема Эндрю Макгуайра. — Разве что только собирать трупы русских!

Пол кабины неожиданно провалился из-под ног, и полковник сдвинул боковую дверь, впуская в отсек «Черного ястреба» воздух, наполненный запахами дыма и сгоревшего пороха. Зацепив карабин за скобу под низким потолком, Макгуайр бросил вниз моток кевларового троса, и, крепко обхватив его, смело шагнул в пустоту, слыша, как воет в ушах ветер.

Генерал Буров устало потер глаза, в которые, казалось, набилось по самосвалу речного песка. Не лучше чувствовали себя и остальные офицеры партизанского штаба, расположившегося в пустом цеху приборостроительного завода. Полсуток на ногах, в постоянном напряжении, вымотали людей, но каждый понимал, что все только начинается.

— Что у нас на юге? — генерал посмотрел на своего заместителя, лицо которого покрывала копоть, а на голове белела свежая повязка.

— Мы смогли остановить американскую моторизованную пехоту на проспекте Революции. Уничтожили не менее пятнадцати бронемашин огнем РПГ. Огонь вражеской артиллерии оказался не таким опасным, как мы полагали. При начале артобстрела наши подразделения максимально сближаются с противником. Я сам видел, как снаряды янки накрыли их же пехоту. Я думаю, эту линию обороны мы удержим еще несколько часов.

Сергей Буров слушал молча, лишь кивая в знак согласия. Это оказалось очень трудно, управлять войсками при почти полном отсутствии связи. Рации перестали работать уже давно, все частоты оказались плотно забиты помехами — американские подразделения РЭБ свои гамбургеры ели явно не зря. Немного выручали полевые телефоны, но в условиях маневренной войны просто не успевали тянуть провода, давно отвыкнув от этого. В результате все донесения устаревали задолго до того, как попадали в штаб. Возможно, именно сейчас на юге американцы прорвали фронт и через пару минут выйдут к промзоне, а, возможно, они отступили, покинув город, чтобы зализать раны.

— На западе обстановка намного хуже. Там действует морская пехота, которая, хоть и сбавив темп, продолжает двигаться к центру. Уничтожать их «Абрамсы» очень сложно, мы израсходовали уже больше половины гранатометов, выведя из строя не более десяти танков. Гораздо эффективнее фугасы, закладываемые на пути продвижения бронетехники противника.

— Их нужно остановить, как хочешь, — помотал головой Буров. — Если эти морпехи прорвутся в центр, то смогут атаковать нас с тыла, взяв в клещи. Задержите их!

— Все сделаем, товарищ генерал. Но люди устали, очень много раненых.

— Мы уже нанесли американцам такие потери, каких они не знали лет пятьдесят. Скоро они сломаются и начнут отступать. Нужно держаться! А это еще что такое?!

Бетонный пол под ногами дрогнул, с потолка на голову посыпалась штукатурка, за окнами полыхнуло пламя, и ударная волна, ворвавшись в помещение, повалила людей с ног. А вместе с ней пришел грохот взрывов, звучавших так часто, что слились в пульсирующий рев.

— Артналет! В укрытие! — Кто-то подхватил оглушенного Бурова под руки и куда-то потащил. — Помогите генералу! Он ранен!

Поддерживая генерала под локти, его повели вниз по крутой лестнице, в подвал, из которого пахнуло плесенью, затхлым воздухом. В свете маломощных лампочек, покачивавшихся под низким потолком при каждом новом взрыве, лица людей казались странными масками, восковыми слепками, которых без исключения коснулась печать ужаса.

— Я цел, — прорычал командующий. — Что вы меня тащите, как мешок? Какова обстановка?

— Очень плотный огонь артиллерии! Носа не высунуть!

— Это артподготовка перед атакой. Ждите гостей!

Люди замешкались, и генерал рыкнул так, что эхо испуганно заметалось в тесноте:

— К оружию! Всем быть в своих секторах обороны!

Буров торопливо натянул разгрузочный жилет, из подсумков которого торчали черные магазины, и повесил на плечо АК-74, рывком взведя затвор и дослав патрон в патронник.

— Встретим ублюдков, — фыркнул генерал, обведя растерявших офицеров насмешливым взглядом. — К бою!

В тот момент, когда группа офицеров выбралась из импровизированного бомбоубежища, грохот канонады сменился гулом турбин летящих на бреющем вертолетов. В отсвете пожаров Сергей Буров различил поджарый, сплющенный с боков силуэт «Кобры», выпустившей длинную очередь из носовой турели по крыше ближайшего здания. А затем вдогон стремительно промчавшемуся над заводской территорией вертолету взвился поток трассеров, и винтокрылая машина вспыхнула, превратившись в пламенный шар и опав на землю огненным градом обломков, среди которых невозможно было отыскать то, что осталось от ее экипажа.

Когда за окном прозвучал первый взрыв, Олег Бурцев выронил из рук консервную банку с наполовину съеденной кашей, растянувшись на пыльном полу. Кто-то рядом выругался, когда погруженное в полумрак помещение озарила вспышка, такая яркая, что все стало видно, точно в ясный полдень.

— Какого черта?! Артналет, что ли?!

Партизаны, забывшиеся в неспокойном сне, вскакивали с продавленных раскладушек или просто с расстеленных на полу бушлатов, ошарашено вращая головами. Остатки отряда полковника Басова, теряя бойцов, все же прорвались в промзону, получив недолгую передышку, и люди, едва очутившись в относительной безопасности, замертво падали от усталости, засыпая, кто куда успел добраться. На то, чтобы придти в себя, им потребовалось несколько секунд, и тотчас кто-то, ворвавшись в бывший цех, превращенный во временную казарму, гаркнул:

— Тревога! Воздух!

Командир, уже с оружием в руках, застегивая «разгрузку», сосредоточенный, бодрый, будто и не было сумасшедшего марш-броска по городу под шквалом снарядов, приказал:

— Противник хочет высадить вертолетный десант! Трое на крышу! Прикрывать зенитчиков!

Олег не мешкал. Подхватив прислоненный к стене на расстоянии вытянутой руки пулемет, который он даже кое-как успел почистить от нагара, партизан рысцой бросился к крутой металлической лестнице, ведущей на плоскую крышу строения, где уже занимали позиции расчеты ПЗРК. Кто-то бросился следом, бряцая оружием и матерясь в полумраке.

Из распахнутого люка бил поток морозного воздуха, полного бензиновой гари и запаха сгоревшего пороха. Когда Олег оказался наверху, над головой оглушительно взвыли турбины вертолета. Американский АН-1 «Кобра» возник из тьмы, и его трехствольная пушка ожила, выпустив языки пламени. Бурцев только успел нырнуть за вентиляционный короб, сжимаясь там в комок, когда град двадцатимиллиметровых снарядов стальной метлой прошелся по крыше, сметая все и всех. Рядом с укрытием бывшего десантника упал один из зенитчиков, вернее, то немногое, что от него осталось — снарядом оторвало ноги несчастного по самое основание.

Вертолет, продолжая грохотать турбинами и плеваться короткими очередями, промчался над цехом. Заметив какое-то движение, Бурцев обернулся. Вскидывая пулемет, но увидел лишь одного из партизан, упрямо ползущего, подтягиваясь на руке — вторую оторвало по локоть.

— Пулемет… — выдохнул умирающий, но остающийся в сознании боец, вместе со словами выплевывая кровавые сгустки. — Северная сторона… Не успели!

— А, суки, держитесь!

Пригибаясь, чтобы быть менее заметным, Олег обогнул шахту вентиляции, увидев обложенный мешками с песком и укрытый лохматой маскировочной сетью пулемет, знакомый до последнего винтика «Утес» на низком пехотном станке. Дальнейшие действия Бурцев мог бы проделать во сне, закрытыми глазами, да как угодно. Проверить ленту, в которой солидно позвякивали уложенный один к одному патроны, взвести затвор, и, схватившись за рукоятку управления, прицелиться, не забывая об упреждении.

«Кобра», почти зависнув, продолжала обстреливать что-то на земле. Из-под ее коротких прямых крыльев с грохотом вырвались огненные стрелы семидесятимиллиметровых ракет FFAR, распустившихся внизу огненными цветами, и в этот момент бывший пулеметчик десантно-штурмовой дивизии нажал на спуск. Несмотря на царивший вокруг хаос, Олег не забывал экономить патроны, вбивая короткие «строчки» трассеров в темный силуэт вертолета. Наконец, «Кобру» развернуло, она закрутилась вокруг своей оси и врезалась в пронзавшую небо трубу котельной, рассыпавшись водопадом пылающих обломков.

Десантный «Блэк Хок», с обоих бортов которого били шестиствольные пулеметы «Миниган», выпуская пули с таким темпом, что росчерки трассеров сливались в сплошные пульсирующие полосы огня, завис над свободным пространством, медленно снижаясь. Когда он находился метрах в пяти над землей, на крыше соседнего здания сверкнула вспышка, и реактивная граната, выпущенная из РПГ-26, врезалась в борт. Во все стороны брызнуло пламя, и вертолет, из люков которого на землю прыгали горящие фигуры людей, рухнул, раскидывая во все стороны обломки лопастей. А через миг ракета «Хеллфайр», выпущенная с расстояния пять километров, рухнула на крышу, помешав удачливому гранатометчику сделать еще один выстрел.

Олег инстинктивно пригнулся, когда прямо над ним, едва не зацепив своим шасси крышу, медленно проплыл еще один UH-60. Вот он завис, сдвинулись створки люков в бортах, и сразу полдюжины десантников скользнули вниз по тросам. Прицелившись, Бурцев снова нажал на спуск, слыша злобный рык могучего «Утеса» и звон сыпавшихся под ноги раскаленных гильз. Пули калибра 12,7 миллиметра ударили в широкое лобовое стекло кабины пилотов, и вертолет, нелепо задрав нос, понесло на стену ближайшего здания. Партизан видел, как из люка выпрыгнул человек, просто так, без троса, размахивая руками и ногами. Он упал, неловко перевернувшись, встал на четвереньки, а сверху уже падал потерявший управление вертолет.

Еще один взрыв сотряс дрожащую беспрерывно землю, вспышка озарила группу американских десантников, бежавших к цеху, на ходу стреляя короткими очередями. Поведя стволом пулемета, Олег нажал на спуск, и рой крупнокалиберных пуль настиг солдат противника, швыряя их на землю. А затем пулемет смолк — закончилась лента.

— Бурцев, — в спину ударил голос командира. Полковник, высунувшись по пояс из люка, крикнул: — Бурцев, давай вниз! Они уже здесь! За мной, сержант!

Подхватив свой РПК-74, партизан спустился вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Звуки перестрелки донеслись с южной стороны, треск американских карабинов переплетался с влажным «покашливанием» АК-74, и все это перекрывало низкое уханье тяжелых пулеметов, перемежавшееся взрывами гранат.

— Черт, там же лазарет, — зло выдохнул Басов. — Отряд, за мной, бегом!

Полковник первым выскочил из цеха, по стенам которого уже стучали пули. Еще один вертолет, судя по всему, UH-1 «Ирокез», охваченный пламенем, врезался в землю, так что носовая часть его смялась гармошкой. Не обращая на это внимания, Олег Бурцев бежал, что было сил, стараясь не потерять из виду спину своего командира. Складское здание, где партизаны организовали санчасть, и где сейчас захлебывались свинцом стрелявшие непрерывно винтовки, был все ближе, и бывшего сержанта ВДВ терзала единственная мысль: «Ольга!».

Когда раздался первый взрыв, рука у Ольги Кукушкиной невольно дрогнула, и партизан, растянувшийся на операционном столе, зашипев сквозь зубы, процедил:

— Сестричка, ты бы поаккуратнее, что ли! Не отрежь там чего нужного!

Не отвечая, Ольга перехватила пинцет, и, нащупав засевший в мышце вцепившегося мертвой хваткой в операционный стол здоровяка осколок, дернула, уже не заботясь о том, как себя будет чувствовать пациент. Обезболивающего почти не было, драгоценные ампулы с промедолом и морфином берегли для действительно тяжелых случаев. Вот и этому парню, которого полчаса назад притащили на руках двое его товарищей, девушка вколола новокаин, и, не дожидаясь, пока наркоз начнет действовать, принялась резать, извлекая из плоти стальные занозы.

— Можно зашивать, — произнесла Ольга, взглянув на своего ассистента, худосочного и бледного, как покойник, медбрата из городской «скорой». — Иглу!

Взрывы звучали все чаще и все ближе к складу, все пространство которого было заполнено самодельными лежанками, с которых звучали стоны и брань раненых. И их становилось все больше с каждым часом. Оперировали здесь же, в отгороженном ширмой закутке, где сверкали лампы, питавшиеся от генератора, тарахтевшего неподалеку. Резали, шили, дергали осколки по живому, накладывали шины на сломанные руки и ноги, стараясь не замечать гул канонады и рев пролетавших над головами самолетов, щедро сыпавших бомбы.

Вбежавший в переполненный пакгауз главврач, бывший хирург горбольницы, рискуя жизнью оставшийся в родном городе, впустил с собой злой лай автоматных очередей. Прямо от входа он крикнул во все горло:

— Американцы здесь! Вертолеты высадили десант!

Ольга вздрогнула, а лежавший на кушетке у стенки партизан, весь перемотанный бинтами от плеч до пояса, гаркнул, вскакивая на ноги:

— Братва, кто ходячий, за мной!

С оружием не расставались даже раненые. Ярослав Васильев схватил стоявший у стены в углу АКС-74. Натянув чей-то бушлат, он принялся влезать в «разгрузку», кривясь от боли. Ольга Кукушкина остановила его, когда партизан уже бежал по проходу между прижатых к стенам лежанок.

— Стой! Куда? — Девушка встала на пути, разведя в стороны руки. — Ты же раненый! Хочешь, чтобы добили?!

— Меня добьют — ты живая останешься!

Васильев, стараясь не замечать боли, просто оторвал Кукушкину от пола, отставив ее в сторону, точно какую-то тумбочку, и, на ходу передергивая затвор «Калашникова», бросился к воротам, прикрытым двумя высокими створками. Вместе с ним бежали и другие партизаны, те, у кого хватало сил хотя бы сделать несколько шагов без посторонней помощи. Бежала и Жанна Биноева, припадая на правую ногу, и чувствуя, как голова идет кругом от недавней контузии. На плече висел автомат, а по боку при каждом шаге хлопал брезентовый подсумок, который оттягивали набитые патронами «рожки».

Добежав до выхода, Васильев весь подобрался, напрягся, как перед прыжком с парашютом. Жестом остановив державшихся сзади бойцов, он первым выглянул в щель между створками ворот, и тотчас отскочил назад, когда в изрядно проржавевшийметалл с лязгом ударила прилетевшая из темноты пуля.

— Мужики, нельзя пропустить сюда ни одного янки! Пока жив хоть один из нас, они должны оставаться снаружи! Сейчас выходим, я первый, остальные за мной! У кого гранаты? — Ярослав обернулся к партизанам, заученно державшимся поближе к стенам. — Бросай все!

Несколько человек, по очереди подбегая к выходу, бросили в проем ворот гранаты, покатившиеся по потрескавшемуся асфальту. Взрывы «лимонок» встали стеной, под прикрытием которой Ярослав Васильев, держа «калашников» наперевес, выскочил из склада, тотчас падая на землю и пропуская над собой вылетевшие из дымного марева пули. Автоматная очередь ударила в стену, и партизан, заметив тусклую вспышку дульного пламени, открыл огонь в ответ, уложив четыре пули в темный силуэт с каким-то уродливым наростом на голове. Рядом с ним упала Жанна Биноева, прошивая ночной сумрак короткими очередями.

— Прикрой!

— Неисповедимы пути Всевышнего, — криво усмехнулась чеченка. — На Кавказе я стреляла в таких, как ты. А ты — в таких, как я.

— Все, я пошел! Сама решай, в кого стрелять сейчас!

Ярослав вскочил, бросившись туда, где лежало тело убитого им американца.

Несколько темных фигур соткались из тьмы, вскидывая оружие. За спиной Васильева часто застучал АК-74, и американские десантники повалились с ног, натыкаясь на сотканную Биноевой свинцовую завесу. А сам Ярослав, добравшись до своей жертвы, уже откручивал прикрепленный на каску прибор ночного видения, плотнее вжимаясь в расколотых взрывами асфальт. Когда «ноктовизор» оказался в его руках, партизан ползком двинулся обратно, видя, как над головой вспыхивают и гаснут, будто искры над костром, алые росчерки трассеров. Он видел, как выбегавшие из ворот склада партизаны падали, один на другого, когда их находили летевшие из мрака пули.

— Дерьмо! — вернувшись к Жанне, Ярослав показал ей свой трофей. — Очки ночного видения! С этой хренью мы у них, как на ладони!

Он поднес прибор к лицу, увидев бледно-зеленые силуэты приближающихся людей на черном фоне. Вспышки выстрелов ослепили на миг нежную электронику, но тотчас она подстроилась под меняющийся уровень освещения.

— Справа четверо!

Жанна выпустила во тьму половину «рожка». Затем звук выстрелов сменился щелчком бойка. Выбросив пустой магазин, девушка торопливо принялась заряжать оружие, слыша, как пули скрежечут по асфальту. Пулеметная очередь огненной лентой рассекла тьму.

— Отходим, — крикнул Васильев. — Давай за здание! Я прикрою! Пошла!

Жанна вскочила, слыша, как заговорил «калашников» Васильева, выплевывая свинец во тьму, и со всех ног бросилась к складу, перескакивая через тела убитых партизан. Нырнув за угол, он примкнула полный магазин, и, высунувшись на миг из укрытия, выпустила очередь на уровне головы стоящего человека.

— Я на месте, — крикнула, надсаживая глотку, Биноева. — Прикрываю!

Ярослав вскочил, и, петляя, кинулся вслед за чеченкой. Что-то упало рядом с ним, увесисто лязгнув. Васильев увидел катящийся по земле черный шар ручной гранаты. Оттолкнувшись обеими ногами, как пружиной, он прыгнул, и в этот момент партизана накрыло взрывом. Тело легко перевернуло, будто оно ничего не весило, а затем бросило об стену, вышибая из легких воздух.

Биноева, успевшая укрыться за мгновение до взрыва, высунулась, чтобы увидеть распластавшееся на земле тело партизана. Над ним возникли несколько силуэтов, выступивших из тьмы, и Жанна, крепче вдавив в плечо приклад, нажала на спуск, смывая их с земли свинцовой струей. Во тьме что-то вспыхнуло, раздался грохот выстрела, и сорокамиллиметровая граната, выпущенная из подствольного гранатомета М203, ударила в угол склада, рассыпаясь сотнями легких осколков. Жанна почувствовала, что летит назад, затем — резкий удар и темнота.

Десант обстреляли прежде, чем хотя бы один из бойцов Сто первой дивизии успел ступить на землю. Схватившись одной рукой за туго натянутый трос, полковник Эндрю Макгуайр прыгнул вниз, слыша свист ветра в ушах. В этот момент пулеметный расчет террористов, притаившийся на крыше здания, открыл огонь. Поток трассеров перечеркнул небо над головой, вонзаясь в кабину зависшего на высоте пятидесяти футов «Черного ястреба». Крупнокалиберные пули с лязгом ударили в обшивку, разрывая ее и добравшись до тел пилотов. Вертолет качнулся, теряя управление, и полковник отпустил трос, отправляясь в свободный полет.

От удара Макгуайр едва не потерял сознание. Кто-то схватил его под руки, помогая встать, и крича:

— Бежим! Он сейчас рухнет!

Десантники припустили со всех ног, спеша убраться подальше от неуправляемого вертолета. Махина UH-60 с грохотом коснулась земли. Лопасти винта, продолжавшего вращаться, разлетелись на множество обломков, а затем пламя добралось до топливных баков, и в небо взметнулся огненный фонтан.

— Похоже, нас ждали, полковник, сэр! — приблизив искаженное от напряжения лицо, командир батальона кричал, брызжа слюной. — Авиация должна была подавить ПВО террористов!

— Разведка предупреждала о возможном сильном огне с земли, майор! Возьмите себя в руки и установите связь с командирами рот! Я должен знать, где находится каждый солдат, черт возьми!

— Простите, сэр, — офицер смутился, затем сообщив: — Роты Альфа и Чарли уже на земле, создают периметр зоны высадки! На подходе — роты Браво и Дельта, сэр! Но мы потеряли уже четыре «вертушки»!

Еще один UH-60 прорвался сквозь заградительный огонь начавших приходить в себя партизан, о чем свидетельствовали и цепочки пулевых пробоин в его борту. Едва шасси коснулись земли, из люка вниз начали спрыгивать пехотинцы, принимая из рук своих товарищей трубы минометных стволов и опорные плиты, тотчас собирая их в единое целое. В каждой из трех десантных рот была минометная секция, всего три легких М224 калибра шестьдесят миллиметров, несерьезное оружие на фоне шестидюймовых гаубиц М777, но незаменимое для пехоты, сходившейся с противником лицом к лицу.

— Живее, парни! — командир взвода, присев на корточки, одним глазом наблюдал за работой своих солдат, второй не отрывая от монитора компактного «лэптопа». — «Дрон» уже над нами, «картинка» будет через три секунды… две… одна… Есть соединение! Пехота противника в квадрате Майк-четыре! Ориентир — дымовая труба! Огонь!

Три миномета по очереди выплюнули взвизгнувшие оперением мины куда-то в темноту, накрывая внезапным залпом ничего не подозревавших партизан, минуту назад попавших в объектив инфракрасной камеры беспилотного разведчика RQ-7A «Шэдоу». Первыми обнаружить и уничтожить с максимального расстояния — так воевала и намеревалась воевать дальше армия США. Противник должен умереть задолго до того, как его сможет увидеть в прорези прицела своей винтовки американский солдат. Чаще всего это удавалось, но не теперь, когда враг укрывался в лабиринте построек и сооружений, когда он был всюду, оказавшись достаточно многочисленным, чтоб не быть уничтоженным одним залпом. Полковник Эндрю Макгуайр сдвинул флажок предохранителя своего карабина в положение «автоматический огонь» и приказал командиру высадившегося на вражеской территории батальона:

— Выслать разведку! Снайперов на крыши зданий! Майор, наша задача — захват вражеского командования, живыми, и поиск наших пленных солдат, которых могут держать где-нибудь здесь! придется осматривать каждый закоулок!

— Мы готовы, сэр!

Полковник осмотрелся. В небе вспыхивали трассеры, с ближайшего здания взмыл огненный шар ракеты «земля-воздух», ударив в хвостовую балку начавшего снижение «Черного ястреба». Вертолет, переламываясь пополам, вспыхнул, и Макгуайр увидел, как выпало из люка охваченное огнем тело.

— Вперед, — скомандовал полковник. — Смотрите, в кого целитесь, парни! Не попадите в своих!

Несколько десятков десантников двинулись вглубь промзоны. Раскаленная земля под ногами была изрыта воронками взрывов, усыпана осколками, а темнота вокруг таила в себе опасность. Несколько человеческих силуэтов возникли на пути, и Эндрю Макгуайр, не колеблясь, выстрелил в них из подствольного гранатомета, накрыв затем сбитых на землю взрывом террористов огнем из карабина. Его М4 плевался короткими очередями, безошибочно находившими свои цели.

Еще несколько противников выскочили справа, из узкого проулка между какими-то строениями, в упор расстреливая десантников. Макгуайр, присев, выпустил по ним длинную очередь, прижимая к земле, вытащил из подсумка подвесной системы гладкий шар ручной гранаты М67 и, выдернув кольцо чеки, с размаху швырнул ее в проход, услышав сперва хлопок взрыва, а затем — полный боли вопли.

Рядом с полковником опустился на колено пулеметчик, выпустив в проулок шквал огня из своего М249, оснащенного ночным прицелом, и, как все оружие десантников, лазерным целеуказателем, луч которого был различим только в инфракрасном спектре.

— Вперед, — приказал, снова поднимаясь в полный рост, полковник. — Внимание на фланги!

Каждый боец Сто первой дивизии имел ночной прицел на винтовке или очки ночного видения, и потому отчаянные наскоки террористов, стрелявших буквально в пустоту, натыкались на точный ответный огонь. Но противнику, который был, кажется, всюду, тоже улыбалась удача. Одиночный партизан появился на крыше здания, оставшегося в тылу десантников, и, прежде чем его заметили, разрядил им в спину огнемет «Шмель». Огненный вихрь поглотил сразу троих, а тех, кто был рядом, сбило с ног. Макгуайр почувствовал сильный удар по каске, потерял равновесие и упал.

— Вы целы, сэр? — десантник склонился над командиром с обеспокоенным видом. — Санитар, сюда!!!

— Не нужно! Я в порядке! — Полковник встал, пошатываясь. — Продолжать движение!

— Сэр, здание на два часа! Очень плотный огонь! Террористы стоят насмерть!

— Черт возьми, возможно, это их командный центр! Мы должны попасть внутрь!

— Первый взвод, внутрь, — тотчас принялся сыпать приказами какой-то лейтенант. — Зачистить здание! Второй взвод, на северную сторону! Третий — на южную! Обеспечить огневое прикрытие! Снайперы — на вас здание на семь часов!

Американская пехота растянулась полукольцом, охватывая длинное низкое строение с глухими стенами, которые лишь кое-где нарушались узкими проемами слуховых окон. Несколько стрелков, вооруженных снайперскими полуавтоматическими винтовками М110 SASS, выдвинулись вперед, расстреливая занявших оборону вокруг этой постройки русских партизан. Частые выстрелы американских винтовок перемежались короткими очередями АК-74. Макгуайр, нащупав вслепую толстый цилиндр гранаты в ячейке перевязи, наискось висевшей на груди, загнал его в ствол М203, выстрелив в самую гущу вражеских солдат, а затем, одним стремительным броском преодолев несколько десятков футов, швырнул в противника, одну за другой, две ручные гранаты.

— Какого черта? — Полковник, стоя над телами убитых врагов, изумленно вертел головой: — Что за дьявольщина? Они все в повязках! Даже лангеты на руках! И это террористы, которые жгут танки Морской пехоты, будто спички?!

Мимо Макгуайра, осматривавшего тела, вереницей пробежали десантники, становясь вдоль стен по обе стороны от проема ворот. Американцы двигались бесшумно, обмениваясь только условными знаками. Очки ночного видения превращали ночь в день — для их работы вполне хватало того скудного освещения, что давали узкие прорези окон под самой кровлей, а если и этого оказалось бы недостаточно, всегда оставалась возможность включить инфракрасную подсветку.

Несколько десантников замерли у входа. Через широкую щель между громыхающими ржавыми створками ворот пробивался слабый свет, и оттуда же бил запах человеческой крови и лекарств. Трое солдат направили на проем стволы карабинов, а их товарищ, держа наготове ручную гранату, ворвался внутрь. Под потолком просторного помещения мерцали тусклые лампочки, а вокруг лежали на каком-то тряпье люди, обмотанные бинтами, опутанные трубками капельниц. Десятки взглядов, полных беспомощной злобы, сошлись на американце, кожей ощутившем человеческую ненависть и страх.

— Не стреляйте, — к американцу вышел человек в белом халате, поднимая руки. — Здесь только раненые! Не стреляйте!

Еще несколько медиков, мужчины и женщины, окружили солдата, собой закрывая лежавших прямо на полу партизан.

— Назад! Всем лежать, черт возьми!

Десантник вскинул карабин, ткнув стволом М4 в грудь стоявшего на его пути человека, а затем, направив ствол поверх его головы, нажал на спуск, дав короткую, в два патрона, очередь. Раздались крики, люди бросились врассыпную, а американец, обернувшись назад, крикнул:

— Здесь русский госпиталь!

Десантники рассредоточились по всему пространству импровизированного медпункта, сбивая с ног замешкавшихся санитаров. Раненые партизаны только и могли, что с ненавистью смотреть на своих врагов, а те были готовы в любой миг устроить пальбу, озираясь со смесью страха и злобы, и это очень хорошо чувствовали все, оказавшиеся под прицелом.

Вошедший вслед за своими солдатами полковник Макгуайр рывком поставил на ноги лежавшего на пыльном полу в проходе между рядами самодельных лежанок человека в медицинском халате, требовательно спросив:

— Где штаб? Где ваши командиры? Где пленные американские солдаты?

Стоявший рядом переводчик старательно дублировал короткие рубленые фразы по-русски — полковник, хотя и успел выучить язык, предпочитал быть услышанным наверняка. Видя затравленный взгляд русского врача, Эндрю Макгуайр крикнул так, что эхо зазвенело в тесноте подземелья:

— Отвечать! Живо!!!

— Я ничего не знаю. Здесь только лазарет, нет никаких пленных! Мы врачи, мы не воюем с вами!

— Ублюдок! — И Макгуайр с размаху ударил врача в живот прикладом, так, что тот, с шумом выдохнув, согнулся вдвое. — Все здесь обшарить, каждый угол!

Треск автоматных очередей проник снаружи, заставив полковника вскинуть карабин, направляя ствол в сторону лестницы. А парой секунд позже в наушниках сквозь шелест помех раздался голос командира роты:

— Мы атакованы террористами! Периметр прорван! Они уже внутри здания!

Лай автоматов раздался уже у самых ворот, а затем в склад, грохоча по выщербленному бетонному полу, вкатился черный шар ручной гранаты, замерший в футе от ног оцепеневшего полковника Макгуайра.

Промзона полностью погрузилась в хаос, это Олег Бурцев понял за первые три минуты безумного марш-броска между цехами, пакгаузами, наполовину разрушенными или разобранными козловыми кранами. Если в городе еще можно было определить линию фронта, грань между своими и чужими, здесь все смешалось, и невозможно было предугадать, где друг, а где враг. Точнее, американцы-то, наверное, знали, для них связь работала, как и «тактический Интернет», но остаткам партизанского отряда оставалось только смотреть во все глаза на триста шестьдесят градусов и стараться первыми нажимать на курок.

Над головами горстки партизан медленно прополз, цепляясь шасси за плоские крыши зданий, американский «Блэк Хок». Ставка на внезапность оправдалась, десант буквально высыпался на головы защитников города, и теперь противник наращивал свою группировку. Вертолеты, волна за волной, появлялись из-за горизонта, торопливо высаживая новую партию простых американских парней и спеша убраться отсюда поскорее. Удавалось не всем. Группа как раз обошла, держась поближе к стенам, искореженные обломки «Кобры», над которыми еще курился едкий дым от горелого пластика и резины. Металл обшивки измяло, будто бумагу. При падении вертолет разломился на две части — расплющенная при ударе о землю кабина лежала на боку, взгромоздившись на невысокую насыпь узкоколейки, по которой когда-то вывозили с заводом готовую продукцию, а хвостовая балка, причудливо погнутая, упала в поход между зданий.

— Воздух! — Алексей Басов, идущий первым, крикнул, отступая к стене. — В укрытие!

Олег тоже успел вжаться в холодный шершавый бетон, когда с пролетевшего над железной дорогой под треск лопастей «Черного ястреба» по группе партизан ударил пулемет. Шестиствольный М134 «Миниган», установленный в проеме широкого грузового люка в борту вертолета, выпусти рой пуль, и Бурцев видел, как замешкавшегося на открытом пространстве партизана длинной очередью буквально разрубило пополам, так, что кровавые ошметки попали на лицо самого Олега. Вскинув пулемет, он выстрелил в ответ, видя, как вспыхивающие в темноте трассеры проходят под плоским днищем. Вертолет буквально подпрыгнул, набирая не меньше сотни футов высоты.

— Вперед, вперед, — Басов уже торопил бойцов. — Пошли! Бурцев, Бердыев, обеспечить прикрытие! Остальные — за мной!

Партизаны бежали вдоль железнодорожной насыпи, в конце которой возвышались вагоны и тепловоз, давно никуда не ездивший. Олег, опустившись на колено, двигал стволом пулемета влево-вправо, а рядом застыл, вскинув автомат, Азамат Бердыев. Он первым и заметил угрозу, крикнув:

— Справа, за насыпью!

Во тьме засверкали вспышки дульного пламени, затем позицию партизан накрыл треск одиночных выстрелов. Кто-то из тех, что бежали вместе с Басовым, упал, покатился по земле, остальные нырнули под прикрытие насыпи, а Бурцев, ориентируясь на вспышки выстрелов, дал несколько очередей по едва различимым в темноте силуэтам, видя, как они исчезают, один за другим. Треску его РПК-74 вторил «калашников» Бердыева, ствол которого только что не дымился от перегрева.

— Бурцев, давай сюда, — раздалось от насыпи. — Мы прикроем!

В темноту ударили сразу с полдюжины стволов, и Олег, пригибаясь к земле, кинулся вслед за своими товарищами, слыша, как по левую руку топает, дыша с присвистом, Азамат.

Пули ударили под ноги, заставив Бурцева подпрыгнуть, а позади раздался короткий вскрик. Бердыев, пошатываясь, пытался нагнать товарища.

— Азамат, цел? Зацепило?

— Плечо! — даже в темноте было заметно, как побелел от боли партизан.

— Осторожно! Сзади!

Несколько темных фигур появились в том самом проходе, где только что укрывались от обстрела с воздуха сами партизаны. Двое или трое остановились, еще двое выступили вперед, так что было видно оружие в их руках и «наросты» ноктовизоров на лицах. Из положения «лежа», чуть привстав на локтях, Олег выпустил длинную очередь, видя, как американцев сбивает с ног поток пуль, отбрасывая их назад. Снова вспышки выстрелов, щелчки раскаленного свинца по стали рельсов, служивших единственным ненадежным укрытием.

— Зажали, суки, — прошипел Бурцев, меняя магазин и с сожалением отметив, что в нагрудном кармане «разгрузки» остался единственный снаряженный рожок, сорок пять патронов, три-четыре минут боя — а потом хоть в рукопашную, благо, боевой нож по-прежнему висит в ножнах на лямке. — В клещи хотят взять!

В проулке, из которого с визгом летели пули, что-то грохнуло, полыхнула неяркая вспышка, затем раздался злой лай автоматов, судя по звуку — «калашниковы». Несколько человек выскочили из темноты, и Олег инстинктивно нажал на спуск, прежде чем его ушей коснулся крик:

— Не стрелять! Свои!

— Вашу мать, — Бурцев поднялся навстречу шагавшему, заметно прихрамывая, немолодому мужику, камуфляж которого был испачкан в цементной пыли. — Ведь положить бы могли! — и только теперь рассмотрел лицо: — Виноват, товарищ генерал!

— Виноват — ответишь, — проворчал Сергей Буров. — Кто старший? Где командир?

Алексей Басов уже бежал из головы колонны. Тяжело дыша, он остановился в трех шагах от окруженного жидким кольцом телохранителей генерала Бурова, торопливо козырнув и сообщив:

— Перегруппировываемся для атаки лазарета. Судя по всему, там укрепились американцы, не меньше двух взводов пехоты!

— Хреново! Они на взводе, могут просто расстрелять раненых! Значит так, полковник, обстановка ни черта не ясна даже мне. Американцев, похоже, не так много, но они готовы к ночному бою — тепловизоры, приборы беспламенной стрельбы на оружии почти у всех. Атаку на штаб мы отбили, со мной сейчас двенадцать человек. У тебя сколько бойцов?

— Семь, товарищ генерал!

— Дальше пойдем вместе. Линии фронта, как таковой, нет, свои и чужие, все перемешались. Мы просто пойдем вперед, и будем уничтожать противника, когда встретим. Нужно зачистить промзону! Выставь боевое охранение! Давай, полковник, показывай дорогу!

Пока командиры советовались, Бурцев, отойдя подальше от начальства — и от греха — наскоро перевязал рану Бердыева, распустив рукав ножом, а затем вколол, для надежности, дозу промедола, крайнюю, но зато какое-то время на Азамата можно рассчитывать в бою.

Побежали дальше, постоянно озираясь, слыша вокруг звуки боя и вжимаясь в землю, едва в небе раздавался гул турбин. Впереди замаячил угол здания, в подвале которого устроили импровизированный перевязочный пункт. Его перекрывала бетонная коробка цеха, зиявшая пустыми проемами высоченных, от пола до крыши, окон.

— Кого-то нужно послать наверх, — Буров указал кивком головы на громаду цеха. Басов, кивнув в знак согласия, негромко позвал:

— Бурцев, со мной на крышу. Будем оттуда прикрывать!

Партизаны сжались в комки сплошных нервов, прижимаясь к стенам, стискивая ладонями оружие до боли в ладонях, готовые по первому приказу броситься в атаку. Рядом суетились американцы, порой исчезавшие внутри здания лазарета, потом появлявшиеся снова. Можно было разглядеть темные фигуры на крыше, мелькавшие над невысоким кирпичным парапетом. А Алексей Басов медленно полз наверх по проржавевшей лестнице, скрипевшей при каждом движении. Толстые резиновые подошвы берцев упирались в ступени-прутья, полковник выбрасывал вверх руку, рывком подтягивая тело еще на двадцать тридцать сантиметров, удерживая вершину лестницы под прицелом автомата. За ним карабкался Олег Бурцев. Тому было удобнее — свой пулемет бывший десантник повесил за спину, все равно стрелять из такого положения было глупо, только патроны зря сожжешь, даже никого не напугав.

Когда оставалось подняться еще метра на полтора, секция лестницы при очередном движении с грохотом ударила о стену. На фоне ночного неба возник едва различимый силуэт, и Басов, удерживая АК-74М одной рукой, нажал на спуск, чувствуя, как оружие пытается вырваться из ладони. Фигура исчезла, так же беззвучно, как появилась. Бурцев, вцепившись в скользкую ледяную ступеньку одной рукой, пытался снять пулемет, а полковник, взлетев на полтора метра вверх одним махом, вытащил из бокового кармашка разгрузки гладкое увесистое «яйцо» РГД-5, и, зубами выдернув чеку, зашвырнул гранату вверх. Короткий вопль сменился громким хлопком, брызнули осколки, а Басов уже взлетел на крышу.

Командир партизан успел прыгнуть за невысокую трубу прежде, чем вокруг защелкали пули. Высунувшись, он дал короткую очередь, потом еще одну, крикнув Олегу:

— Давай сюда, прикрываю! Похоже, тут снайпер!

Снова сухие щелчки одиночных выстрелов, пули выбили крошку из трубы. Басов выстрелил в ответ, опустошая магазин, а затем швырнул еще одну гранату, разорвавшуюся на самом краю крыши. Этого хватило, чтобы Олег Бурцев успел взобраться наверх, веером от живота поливая крышу из пулемета. Оба двинулись вперед, уже слыша внизу нарастающую перестрелку. На пути лежало посеченное осколками тело в американском «цифровом» камуфляже ACU, из-под которого торчал ствол карабина М4. Наклонившись к мертвецу, Басов поднял увесистые очки ночного видения, протянув напарнику:

— Наблюдай! Я выманю паскуду!

Полковник бросился вперед, петляя между вентиляционных шахт и световых люков, и в тот момент, когда на дальнем конце крыши мелькнула человеческая фигура, в руках которой было видно оружие, Олег выстрелил. Шквал свинца захлестнул противника, отбрасывая принявшее в себя не меньше десятка пуль тело к бордюру.

С крыши лазарета ударили выстрелы, пули часто забарабанили по жестяным листам кровли, точно июльский ливень, заставляя искать укрытия. Ползком Басов добрался до своей жертвы, слыша, как бьет короткими очередями пулемет Бурцева. Рядом с расстрелянным в упор американцем на залитой битумом крыше лежала винтовка с длинной толстой трубой прицела, установленной на рельсовых направляющих «пиккатини» на ствольной коробке. Сперва полковнику показалось, что это М16, но оружие было массивнее, с более длинным стволом, под которым были прикреплены короткие складные сошки. Он понял, что видит перед собой новейшую полуавтоматическую снайперскую винтовку М110, лишь недавно поступившую на вооружение Армии США и в целом схожую с отечественной СВД, разве что, более точную.

Взяв в руки липкую от крови прежнего владельца винтовку, Басов приник к резиновому наглазнику, увидев окружающий мир в зеленоватых тонах ночного прицела AN/PVS-17, установленного перед обычным оптическим прицелом. Положив ствол на парапет, партизан поймал в объектив силуэт пулеметчика, продолжавшего поливать крышу цеха длинными очередями. Спусковой крючок подался назад, приклад ударил в плечо. Алексей Басов увидел, как пуля высекла фонтан искр, пройдя мимо цели, но фигура пулеметчика исчезла, скрывшись за гребнем на обратной стороне плоской двускатной крыши склада.

— Сержант, ко мне! Живее!

Отряд, возглавляемый генералом Буровым, атаковал, едва началась перестрелка на крыше, ударив в лоб, сойдясь с американцами накоротке. Но теперь партизаны, наткнувшись на точный огонь, остановились, погибая каждую секунду.

— Я прижму тех козлов на крыше, — Басов указал на лазарет, откуда только что бил пулемет. — Пройдись по пиндосам, надо помочь нашим!

— У меня один рожок, неполный!

— Возьми карабин! «Пиндосу» не понадобится уже! — Полковник кивнул в сторону трупа.

Олег, отбросив мертвого американца, подобрал его М4 с компактным ночным прицелом, надеясь, что от удара ничего в достаточно нежном приборе не сломалось. Из подсумков на животе мертвеца торчало не меньше полудюжины черных тридцатизарядных магазинов. Перезарядив оружие, партизан подскочил к краю крыши, наполовину свесившись вниз, и открыл огонь, расстреливая обращенных к нему боком американцев. Он видел, как человеческие фигурки падают на землю, а те, кто остался жив, лихорадочно мечутся, стреляя в пустоту.

Снова раздался треск пулеметной очереди, и от лазарета протянулась огненная нить трассеров. Через секунду над ухом часто захлопала снайперская винтовка — Алексей Басов, расстреляв все двадцать 7,62-миллиметровых патронов за полторы минуты, снова заставил противника укрыться. Ответ не заставил себя ждать. Один из суетившихся на земле американских пехотинцев вскинул на плечо раструб реактивного гранатомета М136, и, торопливо прицелившись, нажал на спуск. Дымная стрела гранаты ударила в край крыши, и взрывом Бурцева сбило с ног, бросив назад спиной. А ночное небо уже стонало от падающих мин.

— Вниз! — Басов, забросив за спину «калашников» и держав в руке за цевье трофейную снайперку, бежал к лестнице. — Быстрее, сержант!

Первая мина разорвалась на земле, с недолетом, вторая улетела дальше, зацепив осколками находившихся на земле бойцов Бурова, а третья ударила в центр крыши. Вспышка ослепила Бурцева, а ударная волна толкнула в грудь едва успевшего встать партизана. Упав, он покатился по крыше, увидев моток нейлонового троса, прицепленный к снаряжению убитого американца.

— Командир, смотри! Спустимся здесь!

Расчеты ротных минометов М224 снова и снова опускали полуторакилограммовые мины в стволы, чтобы те взвились в небо, улетая на три с половиной тысячи метров и там рассеиваясь сотнями легких осколков. Бурцев едва успел закрепить конец троса, зацепив его карабином за парапет, когда над головами партизан снова раздался свист. Ухватившись за канат, Олег шагнул в пустоту, слыша только шум ветра в ушах, хлопки взрывов над головой и грохот осколков, барабанивших по крыше. Согнув ноги, он упруго приземлился, отходя в сторону и слыша, как следом спустился Басов, при падении издав лязг металла.

— Противник справа! — полковник первым увидел бежавших от здания импровизированного лазарета американцев.

Олег вскинул карабин, выпуская навстречу приближавшимся солдатам шкал скоростных пуль калибра 5,56 миллиметра, а через пару секунд и Басов открыл огонь, короткими очередями из АК-74 свалив двоих или троих.

— Бежим! — полковник махнул рукой и сам первым кинулся туда, где, не смолкая, трещали автоматы.

На земле лежали тела, вперемежку свои и чужие, погибшие раньше. Когда один из «мертвецов» шевельнулся, Олег, в крови которого адреналин уже кипел, инстинктивно едва не выстрелил. В последний миг он удержался от того, чтобы нажать на спуск.

— Жанна?! — партизан узнал чеченскую снайпершу. Сейчас ее лицо было покрыто спекшейся кровью, кровь струилась и из ушей, выдавая признаки контузии.

Полковник Басов, опустившись рядом на колено, прикрывал, пока его товарищ оказывал первую помощь пребывавшей в полубессознательном состоянии девушке. Его взгляд наткнулся на еще одно знакомое лицо.

— Лейтенант? — Полковник сделал шаг, опускаясь над Ярославом Васильевым, который сидел, привалившись спиной к бетонной стене, испещренной отметинами от пуль и осколков. — Какого черта ты тут?!

Бывший полицейский застонал, и Басов, схватив того за лямку «разгрузки», потащил раненого к стене здания, рассчитывая, что она послужит хоть каким-то укрытием.

— Командир, Жанна жива! — губы Бурцева расползлись в улыбке.

— Оставь ее, сержант, нужно идти! Поверь, лучшая помощь для нее и не только для нее — если сейчас мы прикончим побольше американцев!

Басов поменял «рожок» своего АК-74М, забив в подствольный гранатомет цилиндр ВОГ-25, а Олег Бурцев поменял магазин трофейного М4. Рядом непрерывно звучали выстрелы, к треску винтовок, бивших одиночными, присоединялась скороговорка ручного пулемета, сыпавшего свинцом направо и налево. Прижимаясь к стене здания, Олег несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая рвущееся из груди сердце и стараясь сосредоточиться. Полковник, вскинув «калашников» к плечу, громким шепотом произнес на выдохе:

— Пошли!

Покинув укрытие, партизаны увидели перед собой спины американских солдат, стрелявших в темноту. В ответ тоже били короткие очереди, несколько пуль выбил из стены над головой Бурцева бетонную крошку, посыпавшуюся за шиворот. А Олег, вскинув карабин, поймал в прицел силуэт вражеского пулеметчика, выпустив короткую очередь. Американский карабин сухо треснул, тычась в плечо, и фигура врага исчезла. Противник, атакованный с тыла, замешкался, а Бурцев стрелял и стрелял, снова и снова нажимая на спуск и видя, как оседают на землю враги. Стоявший рядом полковник, израсходовав магазин, зажал под мышкой приклад автомата, выстрелив из «подствольника». Взрыв раскидал американцев, а Басов, не теряя времени, рванул с «разгрузки» гранату, и, выдернув чеку, швырнул ее под ноги оглушенным десантникам. Бурцев, нащупав в подсумке ребристый корпус Ф-1, сделал то же самое, успев отскочить назад, прежде, чем граната разорвалась, рассеивая вокруг тяжелые осколки, рвущие ткань и впивающиеся глубоко в плоть.

Из темноты появились бойцы, возглавляемые генералом Буровым. Несколько из них сразу бросились к входу в здание склада, и оттуда ударили ящики огня. Свинцовый шквал сбил с ног партизан, их изрешеченные тела повалились под ноги генералу.

— Суки, внутри засели! — Командующий отскочил к стене, уходя из створа огня. — Черт знает, сколько их там! И там полно наших!

— Нужно выкурить ублюдков, — предложил Басов, тяжело дышавший, точно после многокилометрового забега. — Эх, туда бы пару «зорек»!

Успев познакомиться с действием светозвуковой гранаты «Заря-2», полковник живо представил эффект, который произвела бы она, разорвавшись в замкнутом помещении, пусть и довольно просторном. Оглушительный взрыв, причем совершенно безвредный, если, разве что, держать эту гранату прямо в руке, сопровождала ярчайшая вспышка, после которой зрение хоть как-то могло восстановиться через пару минут — вполне достаточно для обученных и очень злых бойцов, чтобы скрутить растерянного врага. Но ничего подобного под рукой не было, а были, как минимум, несколько десятков раненых партизан и помогавшие им медики, «сборная солянка» из городских поликлиник и больниц, которые могли стать заложниками отчаявшихся и запаниковавших американцев.

Еще один из партизан Бурова попытался ворваться в склад, и снова изнутри раздались выстрелы. Тело, приняв в себя щедрую порцию свинца, осело на землю у самого порога, заставив генерала выругаться.

Олег Бурцев, увидев лежащего рядом мертвеца в американском камуфляже, опустился над ним на корточки, принявшись шарить по подсумкам модульной подвесной системы, и, найдя кое-что интересное, подозвал полковника:

— Командир, смотри! Это может пригодиться!

Басов увидел массивный вытянутый цилиндр с маркировкой на английском и обычным гранатным запалом американского образца, непонимающе глянув на своего бойца.

— Дымовая граната М7А1, рецептура Си-Эс, слезоточивый газ, — пояснил сержант. — Похоже, готовились выкуривать нас из укрытий, суки! И она тут не одна! Штук пять таких внутрь — и море приятный ощущений пиндосам обеспечено!

— Противогазы-то у них наверняка есть, — хмыкнул Басов. — Но с полминуты выиграем, пока янки чухнутся. Давай, Олег, собери еще гранаты!

Полтора десятка партизан, в том числе и сам Басов, выстроились вдоль стены, у самых ворот. Олег Бурцев, стоя у самого проема и рискуя быть застреленным просто сквозь створку, держал в одной руке трофейную газовую гранату с извлеченной чекой, а в другой — «родную» Ф-1. У «лимонки» стальное колечко предохранителя оставалось на своем месте.

Изнутри снова открыли огонь, пули с грохотом ударили в проржавевший металл ворот, и Бурцев, присев, зашвырнул внутрь сперва Ф-1, а затем и газовую гранату, предохранительная скоба которой с жалобным звоном отскочила. Раздался громкий хлопок, затем внутри кто-то закричал по-английски, а Олег уже вбегал в склад, прижимая к плечу приклад трофейного американского карабина.

Партизан упал, перекатившись через голову и пропуская над собой длинную очередь, и, вскочив, сам выстрелил в ответ, сбив с ног струей свинца из дернувшегося в руках М4 фигуру в американском сероватом «цифровом» камуфляже ACU PAT. Противника, в грудь и живот которого попало с десяток пуль, отбросило к стене, а Бурцев, повернувшись волчком на месте, снова нажимал на спуск, в упор всаживая пулю за пулей во вражеского солдата, вырвавшегося из едких клубов газа, постепенно заполнявшего пространство склада.

Раненые, будто читая мысли своих товарищей, лишь плотнее вжимались в пол, заползая под вои лежанки и слыша, как над головами грохочут выстрелы. Несколько партизан, ворвавшихся в медпункт вслед за Олегом Бурцевым, от входа расстреливали замешкавшихся американцев. Некоторые натянули на головы вязаные шапочки-маски, так пытаясь ослабить воздействие слезоточивого газа, от которого сдавливало горло и нестерпимо резало глаза.

Полковник Армии США Эндрю Макгуайр был ошеломлен внезапной атакой не меньше, чем его солдаты. Граната, упавшая к ногам офицера, вызвала такой ужас, что когда партизаны ворвались внутрь, полковник не мог понять, жив он, или это уже предсмертный бред. А затем всюду затрещали выстрелы, и десантники, застигнутые врасплох нападением, начали падать на землю, натыкаясь на очереди «калашниковых».

Макгуайр нырнул за продолжавших тарахтеть у стены генератор, слыша, как по нему барабанят пули, отлетая рикошетом в стены и потолок. Глубоко вдохнув, офицер зашелся в лающем кашле, чувствуя, что по глотке слово наждаком прошлись. Из глаз хлынули ручьем слезы. И потому полковник не сразу понял, что в своем укрытии он не одинок.

В углу, сжавшись в комок, сидела какая-то девчонка в медицинском халате, и американец, схватив ее за выбившиеся из-под белой шапочки волосы, рывком поднял на ноги, услышав полный боли крик. Прижимая к себе пленницу, он вытащил из подсумка на поясе шар осколочной ручной гранаты М67, зубами выдернув кольцо предохранителя, и, крепко зажав скобу, не дававшую сработать запалу, вышел из укрытия, крикнув:

— Русские, не стреляйте! У меня заложник!

Крикнул по-русски и был услышан. Несколько человек в зеленом камуфляже российского образца, немного похожем на старый американский «вудлэнд», и с лицами, скрытыми под масками, уже были готовы нажать на спуск, удержавшись в последний миг. Выстрелы смолкли, лишь где-то позади раздавался чей-то стон и тонкий плач. С десяток партизан, вмиг застывших, будто экспонаты музея восковых фигур, обступил полковника, выставившего перед собой кулак правой руки с зажатой гранатой, а левой держа за шею пленницу.

— Никому не шевелиться! Если я разожму ладонь, мы все умрем через пять секунд, — громко произнес Макгуайр, делая шаг вперед. — Опустить оружие!

Полковник Басов, влетевший в склад следом за Олегом Бурцевым, среагировал раньше всех, срывающимся от напряжения голосом приказав своим бойцам, пальцы которых нервно дрожали на спусковых крючках раскалившихся после ожесточенного боя «калашниковых»:

— Огонь не открывать! Стволы в землю! Всем стоять на месте!

Ольга Кукушкина, которая едва могла вздохнуть, так сильно сдавил ее шею американец, дрожала от страха, переводя взгляд с округлых боков ручной гранаты на партизан, отступавших к выходу из здания, бросая на пол автоматы. Американец, крепко державший ее, дышал неровно, хрипло, как загнанный зверь, озираясь продвигаясь вперед мелкими шажками.

— Бойцы, все ко мне! — Эта команда прозвучала уже по-английски. — Капрал, установить связь с командным центром! Вызывай «вертушки», пусть нас вытаскивают отсюда! Русские, кто ваш командир?

Сергей Буров, войдя в склад, затянутый колышущейся пеленой слезоточивого газа, из которой звучала брань и кашель, встал перед американцем:

— Полковник, мы слишком часто встречаемся с вами!

Макгуайр сразу вспомнил русского генерала, сдачу в плен которого принимал в сердце охваченного боями Грозного, поставив тем самым точку в наступлении Армии США на южном направлении.

— Прикажите вашим людям убраться отсюда, — потребовал Эндрю Макгуайр. — Пусть откроют воздушный коридор для наших вертолетов! Если кто-нибудь попробует нас остановить, я просто разожму пальцы, и ты, генерал, еще успеешь понять, что сделал!

— Ты думаешь, американец, от того, чтобы дать приказ перестрелять вас здесь и сейчас, меня остановит угроза убить одного человека?! Оглянись! Столько жизней уже оборвались! За эту ночь погибли сотни, если не тысячи!

— Ты настолько дешево ценишь тех, кому приказываешь? Что ж, тогда твои люди могут открыть огонь! Я умру первым, затем погибнет эта девчонка, а ты, скорее всего, останешься жив, отсидевшись за ее спиной!

Буров, ничего не ответив, отступил в сторону, открывая полковнику Макгуайру путь наружу. Вокруг своего командира сомкнулось кольцо уцелевших десантников, не больше десятка, многие — ранены и контужены. Ощетинившись стволами, они вышли из склада, оказавшись в окружении двух десятков партизан, демонстративно державших оружие стволами вниз.

— Полковник, сэр, к нам направили «Черный ястреб»! — темнокожий капрал смог докричаться сквозь перегруженный радиопереговорами эфир до штаба и был услышан. — Он будет здесь через несколько минут!

Русские и американцы стояли друг напротив друга, сверля противников настороженным взглядами и нервно тиская оружие. Вокруг лежали тела тех, кто оказался менее удачлив в этом бою. в ночном небе раздался треск лопастей приближавшегося вертолета, и американские десантники принялись вертеть головами.

— Они не должны уйти, — зло прошептал Алексей Басов, так же, как и остальные, смотревший на горстку вражеских солдат, обманувших собственную смерть, а еще — на Ольгу, оцепеневшую от ужаса.

— Генерал приказал… — Олег Бурцев тоже шептал, баюкая на руках американский карабин М4.

— Они пришли на нашу землю незваными — пусть навсегда останутся на ней. Вернее, в ней. И мы это сделаем. Сержант, я выведу из строя этого американца, когда он будет садиться в «вертушку», а ты держись рядом и будь готов вытащить нашу медсестренку! Ты должен быть очень быстрым… а я — метким!

Грохоча турбинами, UH-60A «Блэк Хок» материализовался в воздухе, медленно снижаясь. Широкие вдвижные двери в его бортах были открыты, и партизаны, в том числе ставший по правую руку от командующего Бурцев увидели стрелка, сжавшегося за установленным на турели пулеметом «Миниган». Связка из шести стволов была направлена на группу партизан, готовая изрыгнуть поток пламени и свинца в любое мгновение, сметая беззащитных людей огненным шквалом.

Вертолет снизился, его шасси коснулись земли, усеянной гильзами, и десантники, один за другим, начали карабкаться внутрь. Полковник Макгуайр уходил последним, пятясь назад. рука, обхватившая гранату, онемела, так, что сейчас он едва ли мог исполнить свою угрозу. А Алексей Басов уже вскарабкался на крышу склада, осторожно приблизившись к ее краю под грохот жестяных листов кровли. Он лег, чувствуя холод металла, и прижал к плечу приклад трофейной снайперской винтовки М110, положив ее цевье на прутья ограждения, обрамлявшего крышу. В окуляре ночного прицела возникли два отсвечивавших зеленым силуэта, находившиеся так близко друг к другу, что казались одним целым.

Все американцы, кроме их командира, были уже на борту «Черного ястреба». В тот момент, когда полковник Макгуайр, оттолкнув от себя заложницу, ухватился за поручень в борту вертолета, Басов нажал на спуск. Промахнуться, даже из незнакомого оружия, с дистанции чуть больше ста метров, для опытного стрелка достаточно сложно, и командир партизанского отряда точно поразил выбранную цель. Сухо треснул выстрел, привычно уже толкнул в ключицу приклад, и тяжелая пуля калибра 7,62 миллиметра ударила американского офицера в предплечье, отрывая кисть с зажатой гранатой.

— Оля, падай!!! — Бурцев кинулся вперед, буквально летя над землей. — На землю!!!

Он навалился на пискнувшую от неожиданности девушку всем своим весом, прижимая ее к земле, и в этот момент рядом, кажется, над самым ухом, с громким хлопком разорвалась выпавшая из мертвых пальцев граната. Мощи ста восьмидесяти граммов «пластита», начинявшего ее, хватило, чтобы измельчить округлый корпус в стальное крошево. Волна осколков пронзила тело кричавшего от боли Эндрю Макгуайра, ударив в обшивку фюзеляжа «Блэк Хока». Когда несколько раскаленных кусочков металла впились в спину, Олег Бурцев лишь зашипел от боли.

Американский пулеметчикпромедлил лишь пару секунд, а затем его палец утопил гашетку, и «Миниган» изрыгнул струю пуль, сметая, как кегли в боулинге, стоявших в каких-то тридцати метрах партизан. А потом полковник Басов, схватив лежавший рядом АК-74, нажал на спусковой крючок подствольного гранатомета. Сорокамиллиметровый ВОГ-25 влетел точно в проем люка в борту UH-60, ударившись о низкий потолок десантного отсека и взорвавшись. Легкие осколки прошили тела пилотов, и вертолет, лишившийся управления, «клюнул носом», врезаясь в землю. Яркая вспышка ослепила лежавших на земле людей, а затем их оглушил громкий взрыв. Столб огня пылающей колонной взметнулся в небо, опадая множеством искр. Посыпались горящие куски обшивки.

Олег почувствовал, как его подхватили крепкие руки, при этом тело пронзила боль. Кто-то, лица слились в стремительном круговороте, помогал встать ничего не соображавшей от испуга Ольге. Укол иглы сквозь ткань бушлата Бурцев почти не ощутил, а затем его поглотила влажная темнота забытья. Последней мыслью, пронзившей переутомленный мозг было: «Жива!».

Генерал Джефри Клементс устало опустился на раскладной стул, потирая ладонями виски. Штабной офицер, стоявший перед ним навытяжку, помолчал минуту, а затем, так и не дождавшись ни слова от командующего, произнес, держа в руке несколько листов бумаги с набранным мелким шрифтом текстом:

— Генерал, сэр, получены уточенные данные о потерях. Число погибших выросло до шестисот двадцати человек, при этом еще около сорока числятся пропавшими без вести. Наибольшие потери у Сто первой дивизии, сэр. Высадившийся на территории Нижнеуральска батальон практически уничтожен, вернулся только каждый седьмой. Террористы сбили семь вертолетов, еще четыре «Черных ястреба» получили тяжелые повреждения от зенитного огня, но их экипажам удалось совершить жесткую посадку на безопасной территории. Морская пехота лишилась еще одного штурмовика. Выведено из строя двенадцать танков и больше тридцати единиц другой бронетехники. Потери противника, по нашим расчетам, в пределах полутора тысяч человек.

За брезентовыми «стенами» палатки начинался новый день. Небо на востоке стало бледно серым, сумрак отступал, а с ним уходила куда-то и горячка боя. Командующий Восемьдесят второй десантной дивизией, выдохнув, решительно произнес:

— Отвести все подразделения за пределы города. Полностью запретить полеты вертолетов над жилыми кварталами. Использовать для нанесения ударов только «дроны» и истребители. Пилотам приказ — не опускаться ниже пятнадцати тысяч футов.

— Мы признаем поражение, сэр? — офицер, явившийся с докладом, выглядел подавленным.

— Эту войну не выиграть лихим кавалерийским наскоком, лейтенант. Это не Литл-Биг-Хорн и я не готов разделить «славу» генерала Кастера. Мы возьмем город в осаду, и будем разрушать его ударами артиллерии и авиации, улица за улицей, дом за домом, до последнего кирпича, пока не сотрем в порошок. Я запрошу у генерала Камински поддержку тяжелых бомбардировщиков, с китайской границы морские пехотинцы пусть доставят сюда свои гаубицы и реактивные установки. Мы можем получать ресурсы, а противник находится в полной изоляции, восполнять потери русским просто неоткуда. Мы будем бомбить и бомбить, превратим город в руины, уничтожим все запасы террористов, и, если они не будут достаточно разумны, чтобы сдаться, то этот город для них станет братской могилой. Мне нужна связь с Кэмп-Рейган, лейтенант!

На главной военной базе США в России, в Раменском, прозванном говорливыми журналистами «передовым бастионом демократии», вестей с Урала ждали, хотя и не таких. Мэтью Камински, возглавлявший американский контингент, бесстрастно выслушал отчет о потерях, сухо кивнул:

— Жизнь американского солдата — слишком большая ценность, чтобы посылать людей в ловушку, но нельзя медлить. Вашингтон ясно озвучил свои требования — кризис должен быть преодолен в течение ближайших дней, любой ценой и любыми средствами. Террористы должны сдать оружие или быть уничтожены. Этот город — раковая опухоль, и если не начать действовать вовремя, она пустит метастазы всюду. А вы знаете, Джефри, что при лечении рака все средства хороши, хоть порой лекарство и оказывается не менее смертоносным, чем сама болезнь. Эту заразу следует выжечь огнем, как можно быстрее!

— Я намерен дойти до конца, сэр. Но у меня недостаточно огневой мощи, чтобы выполнить эту задачу, не рискуя напрасно жизнями своих солдат. Нам не удалось добиться решающего превосходства, и теперь приходится пожинать плоды такой поспешности и неосмотрительности. Мы недооценили противника — его численность, вооружение, а, самое главное, готовность стоять насмерть, не считаясь ни с чем, в том числе и с собственными жизнями. Мы попросту не были готовы воевать всерьез. С китайской границы морские пехотинцы привезли сюда свои танки М1 «Абрамс», но в их боекомплекте только бронебойные «болванки», нет фугасных снарядов — их просто не успели доставить к началу штурма города. Мало «дронов», лишь три RQ-7 Четвертой механизированной бригады и полдюжины RQ-2 «Пионер» Корпуса морской пехоты. Ударных беспилотников нет вовсе, потому приходится рисковать вертолетам и их экипажами, и среди них уже огромные потери.

— Понимаю вас, — согласился Мэтью Камински, прерывая своего собеседника. — Но политики из Белого Дома требуют покончить с проблемой как можно скорее, а мы, военные, должны выполнять приказы.

— Я и выполню его, но лишь когда буду действительно готов. Мне потребуется больше артиллерии, нужны «ганшипы», боевые беспилотники. и тяжелые бомбардировщики, много бомбардировщиков. Бомбы помогут сломить волю русских.

— Удары стратегических бомбардировщиков В-52 трудно нацелить с высокой точностью. Часть бомб, сброшенных ими на город, обрушится на мирное население. Побочный ущерб окажется слишком велик. Это не желательно, весь мир, будто стая падальщиков, учуявших мертвечину, только и ждет, когда Америка оступится.

— Мирного населения здесь нет, и не может быть. Те, кто хотел, покинули город перед началом атаки. Оставшиеся — террористы и их пособники. И наш святой долг — уничтожить их, всех до единого. А раз не останется свидетелей, то некому будет выдвигать против нас обвинения.

— Что ж, вы получите, что просили, — согласился генерал Камински. — «Стратофортрессы» сотрут с лица земли этот город за пару дней, вам останется только собрать трофеи.

— Возможно, даже этого окажется недостаточно, Мэтью. Говорите, Вашингтон спустил нас с поводка? В таком случае, я хотел бы иметь козырь в рукаве, на случай, если русские окажутся слишком упорными. Они превратили этот город в крепость, каждый дом — огневая точка, каждый переулок — рубеж обороны, каждый житель — солдат, готовый биться до конца. Мне нужно кое-что из арсеналов Пайн-Блафф, то, что сможет сломить их волю к сопротивлению, то, чему противостоять террористы не готовы.

Генерал Камински изумленно поднял брови, услышав название крупнейшего в США центра по производству химического и биологического оружия, функционировавшего до сих пор, несмотря на провозглашенный на весь мир отказ от оружия массового поражения. Он достаточно глубоко вник в суть проблемы, при этом зная собеседника так хорошо, что не было нужды задавать лишние вопросы.

— Вы это серьезно, Джефри, черт возьми?! Я не уверен…

— Я уверен, — отрезал Клементс. — Я хочу того же, что и вы, хочу выполнить приказ, сохранив жизни своих солдат при этом. И еще, Мэтью, мне все-таки понадобится больше солдат. Русские основательно укрепились, и будут сражаться тем яростнее, чем меньше их останется. Потребуются те, кто добьет террористов в их норах. Эту битву выиграют не бомбы и «Томагавки», а винтовки. А между тем на севере, в зоне строительства «Полярного экспресса», у нас есть целая армия, тысячи полностью экипированных бойцов, знакомых с тактикой русских, армия, которую мне не жалко будет послать хоть в пекло.

— Вы имеете в виду чеченцев? Охрану нефтепровода?

— Верно, — подтвердил Клементс. — Основные силы русских сейчас здесь, на Урале. Главное — здесь их лидеры. Уничтожим их — остальные просто разойдутся по домам, сопротивление само собой исчезнет. А пока с охраной нефтепровода справятся и наши парни. Пусть горцы тоже придут сюда, сведут старые счеты.

— Я обсужу это с Рональдом Говардом. Полагаю, он сможет убедить руководство «Юнайтед Петролеум» принять ваш план. В конце концов, эти господа умеют считать деньги, и они платят ребятам с гор за то, чтобы те нажимали на курок, а не жрали сухие пайки в казармах. Скоро вы получите свою армию!

Генерал Клементс, наконец, смог забыться неспокойным сном после почти суток бодрствования. В палатках санчасти стонали в забытьи раненые, рядом, уже обернутые черным пластиком, молча лежали те, для кого штурм Нижнеуральска стал последним событием в жизни. А через несколько минут умолкли и артиллерийские батареи, расстреляв весь невеликий запас снарядов, что успели доставить сюда к моменту начала наступления. Перестала дрожать земля от взрывов, рассеялась завеса дыма над городом, и немногие жители, решившие остаться в своих домах, выдохнули с облегчением, выходя на перерытые воронками улицы. А защитники города устало опускали оружие, не веря, что остались живы.

Пришел в себя Олег Бурцев. С трудом разлепив глаза, он увидел белое пятно на фоне серого низкого потолка. Острота зрения понемногу восстановилась, и партизан узнал Ольгу Кукушкину, склонившуюся над ним. Увидев, что Олег пришел в себя, она негромко произнесла:

— С возвращением. Я ждала, когда ты очнешься. Чтобы сказать спасибо.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — выдохнул, шевеля потрескавшимися губами, партизан. — Значит, на этот раз мы победили.

— Тебя ранило. Из-за меня. Но все будет в порядке.

— Зарастет! — Олег попытался улыбнуться. — Как наши?

— Сам скоро сможешь спросить. Командир недавно ушел, а Жанна здесь, только руку протяни.

Бурцев повернул голову, увидев на соседней койке, настоящей больничной, на каких ему самому довелось поваляться во время службы на Кавказе, чеченку. Она спала. Голова была скрыта повязкой, из вены торчали трубки капельницы.

— Потеряла много крови, — пояснила Кукушкина. — Но она выкарабкается, она тоже сильная. Вы все сильные.

— Что в городе?

— Бомбежка прекратилась час назад. Американцы отступили. Все говорят, им здорово досталось.

— Это еще не конец. Но мы успеем собраться с силами, чтобы встретить их снова, как полагается.

Ольга ушла, на прощанье легко коснувшись прохладными, пахнущими дезинфекцией губами небритой щеки Олега. Навстречу ей попался генерал Буров. Командующий, раздетый по пояс, раздраженно дергал свежую повязку на плече, под которой ныла и зудела рана, оставленная шальной американской пулей. Его, как и тысячи защитников города, тех, кто пережил эту казавшуюся бесконечной ночь, ждала недолгая передышка. Часы, в лучшем случае — дни, а потом все продолжится. Но в глазах попадавшихся навстречу бойцов Сергей Буров видел надежду. Теперь, видя обгоревшие остовы американских танков и вертолетов на улицах родного для многих города, они поверили, что могут победить в этой войне. А за много тысяч километров, в другом полушарии, нанес свой удар неожиданный союзник, точно так же ненавидевший «хозяев мира» под звездно-полосатыми знаменами.

Глава 4

Мексиканский залив, нейтральные воды — Чечня, Россия
25 ноября

Лейтенант Рон ОХара защелкнул замки привязных ремней, надежно зафиксировавших его тело в пилотском кресле вертолета НН-60J «Джейхок», и, покосившись на своего напарника, энсина Билла Роджерса, спросил:

— Готов?

— Так точно, командир! Разрешите запустить двигатели?

— Давай!

Второй пилот несколько раз коснулся клавишей и тумблеров на приборной панели, а позади взвыли установленные над фюзеляжем спаренные турбины «Дженерал Электрик» Т-700. Широкие лопасти винта пришли в движение, быстро набирая обороты, но вертолет оставался прижатым к посадочной площадке на корме патрульного корабля Береговой охраны США WMEC-911 «Форвард» класса «Биар». Наконец, руководитель полетов дал добро на взлет, пилот толкнул ручку управления двигателями, увеличивая обороты, и геликоптер, весивший с экипажем и полными баками почти десять тонн, плавно поднялся вверх.

— Идем курсом ноль-девять-пять, — приказал ОХара.

Патрульный корабль, уменьшавшийся в размерах с каждым набранным футом высоты, казался игрушкой. Белоснежный восьмидесятиметровый корпус с ярко-красными диагональными полосами на скулах, стремительные «клиперские» обводы, орудийная башня на баке и пенный «шрам» кильватерного следа, протянувшийся за кормой. Эта картина была хорошо знакома пилотам, для которых «Форвард» давно стал плавучим аэродромом. Вот и сейчас сторожевик бороздил воды в восточной части Мексиканского залива, где никогда не было спокойно.

Множество судов, от океанских лайнеров до частных яхт можно было увидеть даже невооруженным взглядом. И от летчиков мчавшегося над волнами НН-60, как и от экипажа патрульного корабля, требовалось отыскать среди этого множестве те, которые пытались провезти в Штаты наркотики или нелегальных мигрантов, искавших лучшей жизни в стране победившей демократии.

— Билл, включай радар, — последовала новая команда лейтенанта, и его напарник привел в действие бортовую РЛС RDR-1300. — Осмотримся!

Луч локатора скользнул по волнам, отражаясь от бортов и надстроек находившихся вокруг на удалении до нескольких десятков миль кораблей и судов. Командир экипажа НН-60 увидел полдюжины отметок, разом возникших на экране. Указав на одну из них, пульсирующую жирную точку, ОХара произнес:

— Кто это тут у нас? Проверим! Курс на это судно, Билли!

Вертолет развернулся, набирая скорость, и через несколько минут на горизонте возник силуэт большого судна. На Мексиканский залив опускались сумерки, готовые вот-вот смениться темной южной ночью, и пилотам были отчетливо видны огни на высоких массивных надстройках.

— Контейнеровоз «Низами», — сообщил Роджерс. — Порт приписки — Бушир. Следует в Канкун.

— Иранцы? И что им не сидится? Сами же объявили эмбарго и сами же к нам лезу. — Лейтенант усмехнулся: — Ладно, обойдем вокруг на малой высоте, пусть понервничают!

Вертолет резко спикировал к воде, промчавшись возле самого борта, на уровне капитанского мостика. ОХара даже рассмотрел фигурки матросов, суетящихся на палубе, заставленной штабелями контейнеров. При появлении над палубой грохочущего винтами вертолета они кинулись, кто куда, ища убежище, и энсин Роджерс довольно завопил:

— А, задергались, «тюрбаны»!

Ни командир экипажа, ни его напарник, хотя и считались военнослужащими, не видели войну иначе, чем на экране телевизора. Да и не рвались они нести демократию всему миру в рядах армии, флота или ВВС, тем более, их миссия по охране границ своей страны считалась не менее уважаемой, пусть и несравнимо более безопасной. Но все же, как приятно было видеть испуг тех, кто сам объявил себя врагами Америки, и не важно, что то были мирные моряки, мотавшиеся по океану между континентами, из порта в порт, развозя всякие грузы. Во всяком случае, экипаж «Джейхока» был в этом уверен единодушно.

— Увеличить высоту, — скомандовал Рон ОХара, проводив взглядом растворявшийся во тьме иранский контейнеровоз. — Пройдем севернее, квадраты Зулу-два и Зулу-три, затем на обратный курс.

На мостике «Низами» сразу несколько человек выдохнули с облегчением, когда американский вертолет исчез на горизонте. Лишь капитан сохранял невозмутимость, и только вздувшиеся на скулах желваки выдавали бушевавшие глубоко в его восточной душе чувства.

— Клянусь Аллахом, эти неверные считают себя хозяевами не только своей Америки, но и всего мира, — раздраженно произнес старший помощник, цепким взглядом пытаясь отыскать превратившийся всего лишь в темную точку вертолет.

Капитан, обернувшись к нему, уверенно воскликнул:

— Всевышний покарает их за высокомерие!

— Не нашими руками.

— Мы уже стали орудием Господа в этой войне. И пусть не нам доведется нанести решающий удар, без наших усилий он и вовсе стал бы невозможен. Я верю, наши братья не подведут, исполнив свой священный долг до конца!

Этот короткий диалог так и остался не услышанным. Вертолет Береговой охраны США, треща лопастями, мчался над просторами океана, пронзая тьму, окутавшую его, импульсами радара. Отметка на экране, то появлявшаяся, то исчезавшая, чтобы вновь возникнуть через мгновение, привлекла внимание пилотов.

— Возможно, лодка, — предположил Роджерс. — На обычном «зодиаке» вполне можно добраться с Кубы до берегов Флориды.

— Проверим! Изменить курс на ноль-два-пять!

Вертолет рванул к цели, точно гончая, взявшая след. Луч мощного прожектора пронзил тьму, скользнув по волнам. В пятно света попало нечто, и, увидев это, ОХара потрясенно выдохнул:

— Это же перископ! Будь я проклят!

Описав в воздух широкую дугу, «Джейхок» завис на небольшой высоте, но в этот момент экран радара вдруг очистился, что заставило выругаться в один голос обоих пилотов.

— Оно было здесь! — ОХара сжал кулаки от досады. — Прямо перед нами! Дьявол! Давай еще круг! Билли, гляди в оба глаза!

Снова мерцающая точка возникла на экране радара, но уже в нескольких десятках футов в стороне. Направив луч прожектора туда, Рон ОХара увидел покачивающуюся на волнах бочку из оранжевого пластика. От удивления он округлил глаза:

— Что за хрень? Откуда тут эта ерунда? Билли, ты только что видел то же, что и я?

— При всем моем уважении, лейтенант, сэр, я уже не уверен, что видел. Это же Мексиканский залив, перекресток судоходных трасс, тут какого только мусора нет. В нейтральных водах за борт могут вышвырнуть любой хлам!

— Я точно знаю, что видел, Билли! Это не был сброшенный с проходящего судна мусор!

— Предлагаете доложить о том, что мы обнаружили подлодку? Здесь же полно кораблей и самолетов ВМС, на дне — гидрофоны. Если бы суда прокралась чужая субмарина, весь залив перепахали бы глубинными бомбами вдоль и поперек!

Командир экипажа помотал головой в растерянности:

— Думаю, не лучшая идея, поднимать панику. Возможно, ты прав, и это был какой-то мусор. Наверное, это от переутомления. Надо взять отпуск, хотя бы пару дней.

Полет продолжался, и вскоре на горизонте возникли очертания чего-то огромного, похожего на сверкающий разноцветными огнями небоскреб. Билл Роджерс восторженно присвистнул:

— Никак не могу привыкнуть к такому!

Нефтяная платформа, только и всего. Возможно, со стороны это кажется чем-то грандиозным, но, поверь, тех, кто там вкалывает месяцами кряду, от этого тошнит. Там тесно, воняет нефтью и заношенными ботинками, там нет девчонок и проблемы с выпивкой.

Патрульный вертолет обошел платформу по кругу, не приближаясь менее, чем на полтысячи ярдов. Бросив быстрый взгляд на приборы, ОХара решил:

— Баки заполнены только на треть. Возвращаемся на корабль!

Набирая высоту, «Джейхок» развернулся, нацеливаясь на приводной радиомаяк «Форварда», продолжавшего бороздить неспокойные воды Мексиканского залива несколькими десятками миль западнее. Яркая вспышка разогнала тьму, заставив летчиков разом издать бессвязный вопль. В небо ударил столб огня, а затем махина нефтяной платформы качнулась, оседая в волны. В ее нутре что-то продолжало взрываться, и при вспышках было видно, как в воду падают человеческие фигурки.

— Вот дьявол! — Рон ОХара

Эфир наполнился голосами. Кто-то истошно кричал, призывая на помощь, затем на нефтяной платформе, крен которой уже составлял градусов сорок пять, вновь что-то взорвалось, и просьбы о помощи исчезли. А внизу уже горел сам океан, вернее, конечно, хлынувшая из разорванных труб нефть.

— Вызывай «Форвард»! — Командир экипажа почти кричал.

— Рон, там люди, внизу. Их еще можно вытащить!

— Снижаемся! Приготовить лебедку!

«Джейхок» камнем рухнул вниз, зависая над самой поверхностью воды. Шанс совершить нечто важное и героическое выпал экипажа патрульного вертолета неожиданно, но люди, стиснутые бортами фюзеляжа, старались делать свою работу четко и быстро. Не обращая внимания на разлетавшиеся всюду горящие обломки и струи вспыхивавшей в воздухе нефти, хлеставшие под давлением из трубопроводов, летчики Береговой Охраны США спешили поднять из воды как можно больше людей, для которых они стали единственной и последней надеждой. И потому экипажу было не до наблюдения за горизонтом, и никто не увидел яркие вспышки далеко на линии горизонта, там, где прежде возвышались монументальные громады нефтедобывающих платформ.

Сверхмалая подлодка типа «Гадир», выставив над поверхностью воды трубу шноркеля, устройства для работы дизеля под водой, медленно шла к цели, заставляя испуганно бросаться врассыпную, убираясь прочь с ее пути, обитателей глубин. Морские хищники не рисковали приближаться к субмарине, чувствуя ее чуждость всему, что обитало под водой, сознавая, что ее стальная «шкура» им не по зубам, даже смертоносным акулам, вспарывавшим воду изогнутыми плавниками.

Капитан ВМС Исламской Республики Иран Асфан Мешхеди не отрывался от перископа, чувствуя, как пот стекает по лбу, по щекам, щиплет воспаленные глаза, но, не переставая ни на минуту вглядываться во тьму тропической ночи, опустившейся на просторы мексиканского залива. Зуммер системы предупреждения о радиолокационном облучении прозвучал в рубке внезапно, когда шаривший по поверхности луч чужой РЛС коснулся на миг сенсоров станции радиотехнической разведки, установленных на трубе поднимавшегося над волнами шноркеля. Вздрогнув от этого пронзительного звука, точно от электрического разряда, моряк рявкнул, что было силы:

— Погружение! Рядом американский вертолет!

Срочное погружение Мешхеди со своим экипажем отрабатывал регулярно еще у родных берегов, периодически улучшая собственные рекорды, вот и в этот раз на то, чтобы убрать трубу устройства для работы дизеля под водой, связывавшего кравшуюся под поверхностью Мексиканского залива подлодку с окружающим миром, ушло несколько десятков секунд. Субмарина, приняв в балластные цистерны несколько тонн забортной воды, стремительно нырнула на глубину. Над ней сомкнулась толща воды. Смолкли дизельные генераторы, мерно тарахтевшие в трюме крохотной подлодки, питая энергией гребной электродвигатель. А тот же приводил в движение винт, заставлявший ее перемещаться со скоростью одиннадцать узлов. Лишь теперь капитан вытер тыльной стороной ладони холодный пот со лба.

— Откуда они появились? Нас едва не обнаружили! — Старший помощник, такой же горбоносый и бородатый, как и его командир, смуглый до черноты не от загара — загорать-то на глубине тридцати метров под поверхностью моря проблематично даже в экваториальных широтах — выглядел перепуганным не на шутку.

— Аллах хранит нас от взоров неверных!

Асфан Мешхеди чувствовал, как сжимается сердце в груди, превращаясь в какой-то ледяной комок. Суденышку длиной двадцать девять метров и водоизмещением всего сто пятнадцать тонн не по силам были океанские походы, и потому Атлантику «Гадир» пересек на буксире контейнеровоза «Низами». С той самой минуты, когда подлодка отстыковалась от своей тайной плавбазы, прошло около шести часов. И все это время сам капитан и все восемнадцать человек малочисленной команды пребывали в колоссальном напряжении, не забывая ни на миг, что находятся не просто во враждебных водах, а в самом сердце врага.

До берегов ненавистной Америки было несколько десятков миль, ничтожное расстояние. Множество судов бороздили теплые воды Мексиканского залива, и с любого из них могли заметить субмарину. Никто из моряков, отправившихся в этот безумный поход, включая и капитана Мешхеди, не страшился смерти, но они были лишены права на смерть прежде чем выполнять свою миссию, и потому приходилось быть очень осторожными.

Подлодка, держась на небольшой глубине, малым ходом двигалась к указанной точке. Спешить было некуда — их цель не могла просто сняться с якоря и уплыть. Тонкая труба шноркеля была единственной связью с внешним миром, доставляя с поверхности кислород. В основном — для судового дизеля, но хватало и для того, чтобы в тесных крохотных отсеках можно было дышать относительно свободно. Заряд аккумуляторных батарей, «залитых» под завязку еще на базе, берегли, ведь никто не знал, сколько еще предстоит оставаться под водой. Часы, истекшие с той секунды, когда «Гадир» отошел от плавучей базы, растягивались в вечность, заставляя моряков дрожать от напряжения. Изредка субмарина всплывала к самой поверхности, и капитан крохотной подлодки упорно смотрел и смотрел в перископ, желая первым увидеть свою цель. Но пока он видел лишь пустоту.

После того, как подлодка погрузилась, иссяк тот слабый ручеек воздуха, проникавший с поверхности, и духота в тесных отсеках стала невыносимой. Но винт продолжал вращаться бесшумно, движимый электромотором, и субмарина продолжала приближаться к цели. Подводники, обливаясь потом, застыли на своих постах, ожидая, что с поверхности в любой миг донесется вой турбин атакующего эсминца или всплески сбрасываемых глубинных бомб. Минул почти час, и капитан произнес решительно:

— Начать вспылите! Осмотримся. Перископ поднять!

Опустошая балластные цистерны, «Гадир», стремительно «худевший», снова начал медленно подниматься к поверхности. Головка перископа поднялась над волнами.

— Ничего! — Асфан Мешхеди обернулся к штурману, в крохотной рубке колдовавшему над картой и компасом. — Горизонт чист!

— Платформа должна быть прямо по курсу! Не более пятнадцати миль! Ее уже можно увидеть!

— Но ее нет!

Нервничали все, только некоторые, как сам капитан, старались скрывать волнение, и у них это получалось, другим же едва удавалось держать себя в руках. Подводный флот Исламской республики, при всей его явной слабости и малочисленности, был именно той силой, на которую делали ставку в Тегеране и Куме — резиденции аятоллы, духовного лидера миллионов персов. Именно поэтому слабым духом не было места на борту субмарин, в том числе и тех, что неслышно крались сейчас под поверхностью Мексиканского залива, оставаясь невидимыми ни для кого. Их команды состояли из хладнокровных профессионалов, которые давно уже могли обойти с закрытыми глазами весь Персидский залив, но сейчас, когда до родных берегов были тысячи миль, когда не от кого было ждать помощи, когда всюду мог таиться враг, сложно было оставаться совершенно спокойными.

Они были здесь одни против всей мощи самого ненавистного врага, ведь вокруг были его воды. Из здесь не ждали, никто не предполагал, что горстка безумцев решится на такой отчаянный шаг — но, обнаружив, даже случайно, их немедленно уничтожат. И даже победив, храбрецы, не только те семнадцать отличных парней во главе с самим Мешхеди, но и другие, и их было немало в этих водах, никем не замеченных, могли не увидеть плоды своей победы. Им не на кого было надеяться, кроме тех, кто был рядом, отделенные от остального враждебного мира прочным корпусом крохотной подлодки. Но каждый был готов идти до конца, что бы ни случилось — ведь за спинами их оставалась Родина.

Асфан Мешхеди нервничал, возможно, даже больше, чем его моряки, сознавая важность своей миссии и последствия возможной ошибки. Подлодка шла к своей цели — огромной нефтяной платформе, американской платформе, неся в трубах торпедных аппаратов пару смертоносных «сигар» калибра пятьсот тридцать три миллиметра.

Внизу распахнула свою жадную пасть морская бездна — до дна здесь было больше полукилометра, и если ошибется кто-то из команды, один из тех семнадцати моряков, для которых не было начальника выше и главнее, чем капитан Мешхеди, подводники не успеют даже толком испугаться. Субмарина мгновенно провалится вниз на такую глубину, где чудовищное давление вмиг расплющит ее корпус, как скорлупу, и предсмертные крики заткнет ворвавшаяся в тесноту отсеков ледяная вода.

— Шайтан! — выругавшись вполголоса, и мысленно попросив Всевышнего простить его, капитан затанцевал у перископа, осматриваясь, и через секунду возбужденно воскликнул: — Огни! Слева по борту тридцать градусов!

— Это платформа!

Штурман подскочил к Асфану Мешхеди, едва не оттолкнув того в сторону, чтобы заглянуть в перископ, и увидел мерцающие вделке, у самого горизонта, искорки. Там было, чему гореть — на платформах, раскиданных по всему шельфу, вдоль побережья Мексики и южных штатов США, работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Светились огни, предупреждавшие суда об опасности, светилось ограждение посадочных площадок для вертолетов, мерцали сигнальные огни на вынесенных далеко в стороны ажурных стрелах подъемных кранов, горели факелы попутного газа, вместе с нефтью вырывавшегося из недр и сжигавшегося здесь же без всякого сожаления. Огромное сооружение, которое предстояло уничтожить сейчас иранским морякам, было там, где ему и полагалось, но курс субмарины, заранее рассчитанный, трижды проверенный и перепроверенный, отчего то пролегал в стороне.

— Мы чуть не промахнулись! — В глазах Мешхеди вспыхнули огоньки ярости, когда он взглянул на растерянного штурмана. Но тут же капитан потерял всякий интерес к моряку, приказав зазвеневшим от волнения голосом: — Убрать перископ! Перейти на электродвижение! Разворот влево на тридцать градусов! Погружение до тридцати метров!

Капитан Мешхеди видел назначенную именно ему цель всякий раз, стоило только закрыть глаза. Он помнил каждый фотоснимок из сотен увиденных, помнил все мельчайшие детали достаточно хорошо, чтобы сказать без сомнений — подлодка, преодолев сотни миль в чужих, опасных водах, оказалась там, где даже такое крохотное суденышко могло изменить ход истории.

Подводники действовали, как единое целое, слаженно и четко выполняя все приказы своего капитана. Втянулась в ограждение рубки труба перископа. Рули направления шевельнулись, словно плавники, словно подлодка была живым существом, и «Гадир» развернулся, нацеливаясь скругленным носом на свою добычу.

— Включить сонар! — продолжал командовать Асфан Мешхеди, с наслаждением видя, как умело и четко действуют его моряки, каждого из которых он сам обучил всем премудростям ремесла подводника. — Уточнить расстояние до цели!

В один голос такие же приказы отдавали сейчас капитаны еще нескольких подлодок, казавшихся крошечными и хрупкими субмарин «Гадир», гордости иранского кораблестроения, скрытно вышедших к своим целям. Мгновение, и к громаде нефтяной платформы умчался сквозь толщу воды ультразвуковой импульс, испущенный антенной малогабаритной гидроакустической станции. Умчался, чтобы, отразившись от преграды, вернуться назад, и тотчас акустик, такой же, как и все, небритый, взмокший от волнения, сверкая глазами, сообщил, взглянув на своего капитана:

— Прямо по курсу! Семнадцать миль!

— Приготовить торпедные аппараты!

Цель была близка — огромная, так что промахнуться было невозможно, беззащитная, чудовищно уязвимая. Глубоко в темную бездну океана уходили трубы, словно иглы, вонзавшиеся в жилы матери-земли, и по ним на поверхность текла нефть, черная маслянистая жижа, за право распоряжаться которой многие были готовы без колебаний пожертвовать даже жизнями — только чужими. Сотни людей там, на огромном сооружении, за ничтожное, в общем-то, вознаграждение, были заняты тем, что создавали чужое богатство и почти безграничную власть. Вскоре им предстояло умереть.

— Погружение на пятьдесят метров! — приказал Асфан Мешхеди, и матрос, стоявший у рулей, выполнил команду, отклоняя вниз пару рукояток. «Плавники» рулей глубины качнулись удивительно плавно, словно подлодка и впрямь была живой, и «Гадир» нырнул прочь от поверхности, в спасительную тьму глубины, не останавливаясь и не сворачивая с курса.

Их не могли ждать там, впереди, им просто не позволили бы подойти так близко, если бы знали хоть что-то, догадывались. Над головами не рыскали эсминцы, вспарывая гребни волн скошенными форштевнями, не кружили противолодочные «Орионы», не таились рядом, в сумраке морской бездны, подлодки-охотники, подстерегая непрошенных гостей. Враг был уверен, что никто не посмеет угрожать ему здесь, и отчасти он был прав. Но только те, кто отдавал приказы, укрывшись под бетонными сводами бункеров Пентагона, не допускали мысли, что найдутся в мире бойцы, жизнь свою ценящие намного меньше, чем свою родину.

На поверхности залива царила тишина и покой, словно сам Всевышний отвел глаза неверными, не давая им увидеть в упор верных своих воинов, ведущих священную войну. И все же капитан Мешхеди, десятки раз выходивший в учебные атаки на своей малютке-субмарине, и несколько раз условно «торпедировавший» саудовские и даже американские корабли, хотел избежать любой досадной случайности. Погрузившись на далеко не предельную даже для такой крохи глубину, «Гадир» медленно приближался к цели. Уже можно было стрелять — торпеды могли дотянуться до платформы, но капитан медлил. Он хотел сделать все наверняка, чтобы, если придется потом погибнуть, смерть его и его людей не оказалась бы напрасной.

— Десять миль! — доложил акустик, прощупывавший толщу воды перед подлодкой импульсами сонара. — Цель прямо по курсу!

— Открыть крышки торпедных аппаратов!

Офицер-торпедист коснулся своего пульта, заставляя приоткрыться массивные заслонки, впуская забортную воду в полуметрового диаметра трубы торпедных аппаратов, занимавшие добрую четверть внутреннего объема субмарины. Зашипел в перепускных клапанах вытесняемый внутрь подлодки воздух.

Платформа все приближалась, нависая над субмариной всей своей громадной массой. Сотни людей там были заняты своим делом, обслуживая хитроумное оборудование, позволявшее добывать «черное золото» с огромной глубины, из-под поверхности моря. Им предстояло погибнуть, принять смерть во имя Исламской республики, и Асфан Мешхеди не испытывал ни тени сомнений в том, что предстоит сделать. Те, кто находился на платформе, не были его врагами, они не сделали лично ему ничего дурного, но они создавали мощь его врагов, врагов его страны, его народа и его веры — и их участь была предрешена.

Субмарина, в режиме электродвижения практически бесшумная, приближалась к цели. В нескольких милях прошел американский фрегат, и никто на его борту даже не подумал, что рядом может скрываться враг — в этих водах никогда не знали войны, здесь от века было безопасно, и неверными предстояло поплатиться за свою беспечность немедленно.

— Подвспылть на перископную глубину!

Асфан Мешхеди хотел видеть своими глазами, пусть и сквозь оптику перископа, крах мощи своего врага. Субмарина, вырываясь из бездны, вновь приблизилась к границе двух сред, зыбкой кромке, где вода и воздух соприкасались меж собой. Труба перископа поднялась над волнами, и капитан увидел огромное сооружение, подавлявшее своей тяжеловесностью. Платформа заполнила уже все поле зрения перископа, казалось, протяни руку — и коснешься ее.

Возле платформы, связанный с ней пуповиной шлангов, покачивался на волнах огромный океанский танкер, принимавший в свои трюмы поднятую с невообразимой глубины нефть, тонну за тонной, медленно увеличивая осадку. И это было просто отлично — еще одна превосходная цель. Жаль только, что было всего две торпеды, едва хватит, чтобы серьезно повредить саму платформу, а ни на что другое их возможностей уже не останется. Но и за это стоит лишь возблагодарить Всевышнего.

— Приготовиться к залпу!

Все замерли в ожидании самого главного, того, во имя чего они поставили на кон собственные жизни. В тоннелях торпедных труб «Гадира» покоились тяжелые противокорабельные торпеды 53-65К русского производства, с примитивной и не самой надежной системой самонаведения, зато несущие боеголовки в триста килограммов. Именно это и было нужно сейчас — нефтяная платформа не могла уклониться от удара, но, рассчитанная на то, чтобы противостоять свирепым тайфунам, она была слишком прочной, чтобы уничтожить это сооружение всего парой точных попаданий. Именно поэтому попадания должны были стать не только ювелирно точными, но и как можно более мощными.

Глубоководная нефтедобывающая платформа «Петрониус» была одним из самых высоких строений на планете. Надводная часть ее вздымалась вверх на семьдесят пять метров — смехотворно мало, если сравнить с каким-нибудь нью-йоркским небоскребом. Но ажурные фермы опор, на которых покоилось это сооружение, уходили до самого дна, на пятьсот с лишним метров. И туда же тянулись трубопроводы, вытягивавшие из недр земли «черное золото», сейчас вливавшееся в трюмы огромного танкера — каждый день здесь, именно в этой точке Мексиканского залива, добывалось почти две тысячи тонн нефти, так что танкеры сновали между платформой и портом Нового Орлеана непрерывно, добавляя суеты.

— Дальность до цели? — потребовал капитан Мешхеди, и тотчас услышал:

— Пять миль!

Заправка танкера шла полным ходом, и при этом без остановки работали плунжерные насосы, наполняя резервуары самой платформы — чтобы потом заполнить трюмы еще одного океанского гиганта. Сотни людей на поверхности были заняты делом, и никто не обратил внимания на слабо фосфоресцировавший пенный след, белый шрам, оставленный на поверхности моря поднятым перископом субмарины, подкрадывавшейся к своей жертве. Теперь помешать атаке не могло уже ничто.

— Да пребудет с нами благодать Всевышнего, — прошептал Асфан Мешхеди, не отрывая взгляд от приближенной оптикой перископа цели, и отрывисто скомандовал: — Торпедные аппараты — пли!

Офицер-торпедист разом отжал пару рычагов, и винты торпед провернулись в первый раз, выталкивая тяжелые «сигары» из тоннелей торпедных труб. Две смертоносные «рыбины» отделились от подлодки, со все большей скоростью устремившись к нефтяной платформе. Все моряки замерли, кто-то, сам того не замечая, шептал слова молитвы, кто-то просто молча стиснул зубы, и лишь капитан Мешхеди, не отрываясь, смотрел и смотрел в перископ — он хотел увидеть собственными глазами начало краха ненавистного врага.

Стрелка секундомера описала шесть полных кругов, прежде чем низкий гул, похожий на рык разбуженного исполина, проник сквозь обшивку подлодки, заставив всю ее, от носа до кормы мелко завибрировать. А Асфан Мешхеди увидел, как у бортов нефтяной платформы взметнулись два столба и пены и пламени — его торпеды поразили цель.

— Мы сделали это! — воскликнул капитан, глядя в сверкавшие безумным блеском глаза своих моряков, на их лица, сиявшие блаженными улыбками. — Во имя Аллаха, мы это сделали!

— Аллах Акбар!!!

Два взрыва произошли под днищем платформы, перебив трубопроводы, уходившие вниз на недосягаемую глубину. Пара трехсоткилограммовых боеголовок не могла нанести фатальный ущерб столь прочному сооружению, не было и речи, чтобы уничтожить платформу весом в сорок три тысячи тонн всего двумя торпедами, но взрывы были только началом. Равновесие всей конструкции оказалось нарушено, а дальше в действие вступили законы механики, и процесс стал необратимым.

Стальные опоры, упиравшиеся в дно, были достаточно прочными, чтобы выдерживать самые сильные волны, стойко держаться под порывами ураганного ветра, но там мощь, что выпустили на волю иранские подводники, превзошла их прочность. Все сооружение пошатнулось, медленно заваливаясь на бок, что-то сверкнуло, вспыхнуло, и платформу, неумолимо погружавшуюся в волны, охватило пламя.

Капитан Мешхеди видел, как срываясь падали в воду, уже подернувшуюся зеркальной пленкой нефти, вытекавший из перебитых взрывами труб, люди, пытавшиеся спастись от огня. А сверху на них, не оставляя несчастным никаких шансов, рушилась окутанная клубами багрового пламени, тяжелым черным дымом махина платформы, и вместе с ней рушилось могущество ненавистной любому правоверному страны.

— Разворот на сто восемьдесят градусов, — приказал Мешхеди. — Погружение на сто метров. Ничего еще не закончилось, братья. Плавучая база будет ожидать нас за пятьдесят миль к востоку от нынешних координат, и эти пятьдесят миль могут стать самыми длинными для нас. Враг быстро придет в себя и обратит против нас всю свою мощь. Но мы должны обмануть его и вернуться домой!

Они сделали свое дело, и каждый из восемнадцати моряков, хотя и готов был принять смерть во имя своей страны и Всевышнего, все-таки хотел вернуться на родину живым героем, пусть о подвиге и нельзя будет рассказать даже самым близким еще очень и очень долго. Асафан Мешхеди понимал это, и хотя сильно было желание досмотреть чудовищный, завораживающий великолепием разрушений спектакль до конца, он отдал тот приказ, которого от него ждали.

Степан Гриценко вышел на палубу, торопливо вытряхивая из мятой пачки сигарету. Щелчок зажигалки — и табачный дым наполняет легкие, отзываясь приятной негой во всем теле. Курить здесь, на нефтедобывающей платформе, среди сотен тонн нефти и тысяч кубов газа — казалось, ничего более абсурдного и придумать нельзя. Но как иначе успокоить нервы, расслабиться, если приходится вкалывать по двенадцать часов в сутки? Конечно, платили американские хозяева немало, в родном Новокузнецке с его закрывшимися шахтами и остановившимися заводами, но и выкладываться приходилось по полной, на все сто процентов, так, что после смены не было сил даже думать о чем-то.

— Стефан? — Гриценко от неожиданности вздрогнул и, обернувшись, увидел человека в замасленном комбинезоне, щуплого, низкорослого, но с огромной, точно у Деда Мороза, бородой лопатой. — Угостишь сигаретой?

Гриценко молча выщелкнул еще одну папиросу, и Олаф Янсен, швед, неведомыми путями очутившийся вместо своего заполярья в экваториальных водах, с наслаждением затянулся.

— Трудная ночка, Стефан?

Степан Гриценко кивнул. Ночь действительно выдалась трудной. Сломался один из насосов, забарахлили генераторы, из-за чего опасно упало напряжение в сети, а это могло обернуться самым худшим — нефтедобывающая глубоководная платформа «Петрониус» превратится в мертвую стальную коробку посреди океана, с запертыми на ней почти полутора сотнями людей. И придется ждать, пока кто-то доберется досюда с континента, чтобы восстановить работу систем. Да еще этот танкер…

Огромное судно, метров сто пятьдесят в длину, тяжело ворочалось на волнах рядом с платформой, и Гриценко с семидесятиметровой высоты этого колоссального сооружения могвидеть, что сейчас творится на палубе «нефтевоза». В прочем, ничего интересного там не происходило, нефть телка по огромным шлангам без особого участия людей, и украинцу оставалось только смотреть по сторонам, себе под ноги, нисколько уже не боясь высоты. Он находился не на самой верхней палубе сейчас, но достаточно высоко, чтобы иной не посмел и близко подойти к леерному ограждению. Но те, кто провел посреди Мексиканского залива хотя бы одну смену, многого из того, перед чем испытывали страх обычные люди, бояться переставали.

— Сейчас заправим танкер, тогда передохнем, — устало произнес Янсен, жадно делая одну затяжку за другой. Он говорил по-английски, и Гриценко понимал его прекрасно. На платформе собрались представители самых разных народов, американцев было всего человек двадцать, а остальные — кто откуда. Украинцы, русские, норвежцы, шведы, мексиканцы, даже один казах — и все за считанные недели осваивали английский так, что могли общаться совершенно свободно. Материться, правда, каждый предпочитал на родном языке.

— Идем, Олаф, — бросил, покосившись на стоявшего рядом шведа, облокотившегося о леера, Степан Гриценко.

Сигареты были докурены, и не оставалось повода, чтобы еще побыть здесь, на узкой палубе, вдыхая соленый морской воздух, чувствуя, как разгоряченную кожу ласкает легкий бриз — близилось утро, и уже стало свежо. В последний миг, прежде чем скрыться в недрах платформы, твердо стоявшей посреди морской глади на прочных опорах, уходивших на глубину полукилометра, утопавших в донном грунте, Гирценко бросил взгляд на горизонт.

Для того, кто перестал бояться высоты, это место — узкая палуба, опоясывавшая неуклюжую громаду нефтяной платформы — было идеальной позицией для наблюдения. С семидесятиметровой высоты платформы «Петрониус» открывался отличный обзор. Он был бы еще лучше, имей Степан Гриценко под рукой хоть какой-нибудь бинокль, в прочем бинокль электрику ни к чему, но и без оптики он увидел белый росчерк на колышущейся серой поверхности моря. Пенный след, протянувшийся как раз к платформе.

Гриценко удивленно взглянул на Янсена:

— Что за хреновина? Там, внизу!

Ни один из них не служил на флоте, в прочем, если бы и служили, не каждый моряк так запросто опознает движущуюся под самой поверхностью торпеду. Что-то быстрое приблизилось к платформе, скрылась из виду, оказавшись под самой палубой, а затем колоссальное сооружение сотряс пришедший откуда-то из глубины удар. Стальной настил завибрировал, и Степан Гриценко почувствовал, как твердая поверхность под ним уходит из-под ног.

— Господи!!! — Рядом во все горло заголосил обычно молчаливый и несуетливый Янсен. Швед схватился обеими руками за леера, ногами молотя по накренившейся палубе, пытаясь найти точку опоры. — Что это?! Боже!!!

Гриценко тоже ухватился за ограждение, чувствуя, как все вокруг дрожит от напряжения, слыша скрежет изгибающегося металла. Центр тяжести нефтяной платформы находился над водой, и сейчас, когда подломилась перебитая взрывом опора, уходившая под воду на пятьсот с лишним метров, распределение сил изменилось. Еще некоторое время, несколько десятков секунд, все сооружение находилось в неустойчивом равновесии, но потом где-то в недрах платформы прогремел первый взрыв — вспыхнувший после торпедной атаки пожар добрался до чего-то горючего. И громада «Петронеуса» начала все быстрее опрокидываться в морские волны.

Степан Гриценко чувствовал, что повисает на вытянутых руках, и видел, как под ним разверзлась пустота, а затем колышущаяся водная поверхность начала стремительно приближаться, а над ним всей своей чудовищной массой нависала охваченная огнем платформа. И тогда он разжал онемевшие от напряжения ладони.

Прыгать в воду с высоты семьдесят метров — самоубийство. Но платформа сейчас склонилась настолько низко, что высота падения не превышала ту, с которой совершали свои прыжки в воду спортсмены-олимпийцы. Гриценко не был спортсменом, но ему повезло. Инстинктивно успев сгруппироваться, украинец мягко вошел в воду, а когда вынырнул, увидел медленно опускающуюся сверху, закрыв уже все небо, платформу.

Не чувствуя тонкую нефтяную пленку, покрывшую все лицо, Степан взмахнул руками, рывком бросая свое тело сразу на несколько метров в сторону. Он умел плавать, а сейчас желание жить и страх придали ему еще силы, и Гриценко, молотя по воде руками и ногами, двигался прочь от опасности.

Ему удалось проплыть приличное расстояние, метров триста, не меньше, прежде чем платформа со всплеском погрузилась в воду. Высокая волна, расходясь во все стороны от того места, где только что возвышалось массивное сооружение, захлестнула Гриценко, утаскивая его на глубину. Кого-то страх заставил бы оцепенеть, но Степан, напротив, принялся работать руками и ногами с удвоенной яростью, цепляясь за любую возможность выжить. И вода расступилась, позволив человеку вынырнуть на поверхность, жадно вдыхая наполненный гарью воздух — легкие уже горели огнем, и мышцы тоже ныли. И первым, что увидел рядом с собой Гриценко, было тело его приятеля, Олафа Янсена, лишенное головы — узнать шведа можно было только по комбинезону, перепачканному кровью и нефтью.

А затем Степан увидел покачивающийся на волнах пластиковый бочонок — лучшее, о чем можно было мечтать. Неважно, что внутри, главное, что эта емкость, герметично закупоренная, продержится на поверхности до скончания времен. И Степан Гриценко обнял со всей страстью посланный, не иначе, самим Господом, «спасательный круг».

Он продержался на поверхности, среди обломков и мертвых тел, долго, час, может два или даже больше. Солнце, поднявшееся из-за горизонта, уже припекало, и во рту пересохло окончательно. Странно, но, несмотря на обилие мертвечины и крови, не было видно ни одной акулы — об этой опасности Гриценко вспомнил только тогда, когда оседлала свой бочонок. Наверное, морские хищницы чувствовали не только кровь, но и разлившуюся на мили вокруг нефть, хлеставшую с глубины, из перебитых трубопроводов.

Степан Гриценко потерял счет времени, он не знал, сколько дрейфует среди волн, среди обломков того, что было недавно нефтяной платформой, среди изуродованных тел своих товарищей. Было жарко, с каждой секундой все сильнее хотелось пить, сознание стало давать сбои. Степану казалось, что прямо на него, все увеличиваясь в размерах, движется большое судно, белоснежное, с развевающимся над высокой надстройкой звездно-полосатым флагом. Поняв, что это галлюцинации, то есть начало конца, Гриценко потерял сознание.

В себя он пришел от двух событий — во-первых его бочка ткнулась во что-то, какое-то препятствие, чего здесь, посреди открытого океана, быть не могло. А во-вторых, откуда-то с небес раздался голос:

— Эй, парень, ты слышишь меня? Ты жив? Двигаться можешь?

Гриценко встряхнулся, запрокинув голову вверх. Над украинцем возвышался белоснежный борт корабля, перечеркнутый алой диагональю. И через леерное ограждение свешивался, перегнувшись пополам, человек в песочного цвета форме.

— Я вас слышу, — крикнул, вернее, попытался крикнуть Степан, хотя из горла вырвался только страшный хрип. — Помогите!

— Сейчас мы вас вытащим, сэр! — Офицер Береговой охраны США, старший помощник капитана первым подошедшего к месту катастрофы патрульного корабля, крикнул бегавшим по палубе морякам: — Живее, поднимите этого парня!

Степана Гриценко подняли на борт, сразу несколько сильных рук не дали ему упасть, откуда-то появился врач. Кто-то протянул украинцу пластиковую бутылку с минералкой, и Гриценко жадно присосался к ней, выпив сразу почти все, что было. Он стоял, широко расставив ноги, чувствуя, как под ним ходит ходуном палуба, и сам пошатываясь от любого дуновения ветерка, стоял, окруженный со всех сторон людьми в военной форме, слышал английскую речь.

— Кто вы? — Заставив моряков расступиться, к Гриценко приблизился чернокожий мужчина, на поясе которого почему-то висела кобура, а из нее торчала рифленая рукоятка пистолета. На этого человека все остальные смотрели с уважением, и тот, кто стал докладывать о спасенном, через слово говорил «сэр». — Вы с нефтяной платформы?

— Да, сэр. Спасибо, что вы меня нашли! Я даже не надеялся, что кто-нибудь появится здесь!

— Да уж, вам чертовски повезло, — кивнул моряк. — Я коммандер Оливер Нортон, Береговая охрана Соединенных Штатов, и вы находитесь на борту патрульного судна «Форвард».

— Здесь еще могут быть люди, сэр, — сказал Степан, обратившись к капитану корабля, вышедшему на палубу, чтобы лично поприветствовать спасенного. — Много людей. Прошу вас, осмотрите здесь все, кому-то нужна ваша помощь!

— Мы уже все осмотрели на несколько миль вокруг. Кроме вас здесь больше нет живых.

Патрульный корабль развернулся, ложась на обратный курс, в сторону Нового Орлеана. Степан Гриценко, которому досталось место в кубрике, тесном, но вполне комфортном для того, кто несколько часов болтался на волнах, оседлав какую-то бочку. Для бывшего электрика с нефтяной платформы все самое страшное осталось позади. Он потом очень часто будет с криком просыпаться среди ночи оттого, что вновь почувствует, как уходит из-под ног земля, и как несется на него морская бездна. Но это будет потом. А в те самые минуты, когда Гриценко приближался к гостеприимному порту, для очень многих на суше все только начиналось.

Агенты Секретной Службы США охраняли американского президента днем и ночью, находясь рядом с ним каждую секунду, и потому, когда полуночную тишину жилой части Белого Дома нарушила пронзительная трель телефонного звонка, именно телохранитель снял трубку. Он слушал, не перебивая, несколько секунд, а затем, грохоча ботинками, ворвался в покои президента:

— Сэр, просыпайтесь! Это министр обороны!

Джозеф Мердок привстал на постели, сонно моргая. Вздрогнула, просыпаясь, его жена, растерянно переводившая взгляд с агента Секретной Службы на своего супруга, не менее растерянного. Глава государства взял протянутую телохранителем трубку и услышал уверенный голос Роберта Джермейна:

— Господин президент, несколько минут назад произошли аварии сразу на четырех нефтедобывающих платформах в Мексиканском заливе, наших и британских. Две уничтожены, еще две получили очень серьезные повреждения и надолго вышли из строя. Количество погибших составляет несколько сотен человек и еще увеличится — на борт спасательных кораблей ВМС и Береговой охраны постоянно поднимают новые тела. Кроме того, в океан вылились сотни тонн сырой нефти, пятно уже приближается к побережью Флориды.

— Это террористический акт? Диверсия?

— Почти наверняка, сэр. Полагаю, платформы были заминированы.

Джозеф Мердок встал с кровати, и, сунув ноги в шлепанцы, подошел к окну, из которого открывался вид на лужайку, обнесенную оградой. Вдоль нее перемещались патрули Секретной Службы и полицейские, символизируя надежность и безопасность, но отчего то глава государства вдруг перестал чувствовать себя защищенным.

— Четыре платформы — не так уж страшно, — пытаясь говорить уверенно, произнес президент, прижимая трубку ко рту. — Ущерб экологии нанесен серьезный, придется потратить много средств на его ликвидацию. Еще компенсации семьям погибших. Федеральная резервная система справится с этой проблемой!

— Ущерб гораздо серьезнее, чем кажется. Нефтяные компании только что объявили об эвакуации персонала со своих платформ. Все. Добыча нефти в акватории Мексиканского залива будет приостановлена в течение ближайших часов. Все перепуганы до смерти. Нефтяникам мерещатся вражеские подлодки и диверсанты-ныряльщики повсюду!

Президент почувствовал, как сердце пронзила ледяная игла, и схватился за грудь, часто-часто задышав. А глава военного ведомства, принимая молчание Мердока за предложение продолжать, говорил:

— Мы на пороге нового нефтяного кризиса, сэр. В бассейне Мексиканского залива добывается семь процентов ввозимой в Штаты нефти. Каждый пятнадцатый баррель, ежедневно потребляемый нашей промышленностью, поступает именно оттуда.

— Черт! Проклятье! Роберт, я собираю Совет безопасности немедленно, и вас тоже хочу видеть. А пока делайте все, чтобы узнать, кто совершил это нападение и не допустить подобного впредь!

— Разумеется, сэр. Четвертый флот и Береговая охрана приведены в полную боевую готовность. Патрульные самолеты уже в воздухе. Корабли взяли под охрану оставшиеся нефтяные платформы. Но мы не можем заставить рабочих вернуться обратно, сэр!

Покинув спальню, провожаемый перепуганным взглядом жены, президент прошел в свой кабинет, миновав очередной пост Секретной Службы. Молчаливые мужчины и женщины в строгих костюмах давно стали для главы государства частью обстановки. Оказавшись в одиночестве, Мердок некоторое время смотрел остекленевшими глазами на телефонную трубку, которую держал в руках, а затем, вздрогнув, торопливо набрал номер. Натан Бейл, несмотря на поздний час, отозвался после второго гудка.

— Ты уже знаешь, что случилось? Жду тебя в Белом Доме как можно скорее, Натан.

— Конечно, сэр, — бесстрастно отозвался советник по безопасности. — Похоже, нас ждут серьезные проблемы. Объем экспортных поставок сократится, это вызовет рост цен.

— У нас есть запасы на подобный случай, верно? Пошлем больше танкеров в Персидский залив, сможем компенсировать потери.

— Пока восполним потери, пройдет хотя бы несколько дней. А уже следующим утром, когда об атаке террористов на нефтепромыслы будут вопить с телеэкранов, обыватели бросятся запасаться бензином для своих авто, увеличивая дефицит, и цены на топливо рванут вверх со скоростью космической ракеты «Сатурн». А поскольку внутренняя торговля у нас завязана на автотранспорт, то вскоре подорожают и потребительские товары, так как вырастут издержки торговых компаний. Начнется паника, сэр, похуже, чем в семьдесят третьем!

— Натан, вы должны продумать наши действия, чтобы не допустить глубокого кризиса. То, что происходит, является несомненной угрозой нашей национальной безопасности. К началу заседания Совета безопасности жду конкретные предложения!

Президент Мердок бросил трубку на стол, упав в глубокое кресло. За окном уже светало, небо на востоке стало серым, предвещая скорый восход. И новое утро несло его стране, величайшей державе, очередное нелегкое испытание. И пока глава государства мучительно гадал, кто мог нанести такой удар по могуществу Америки, за много тысяч миль от Вашингтона уже строили планы новых атак.

Генерал Омид Сафар торопливо шел по гулкому коридору, припадая на больную ногу и досадливо морщась. Памятный подарок от иракских собак снова давал о себе знать, но старая рана не казалась причиной достаточно веской, чтобы заставить ждать аятоллу хотя бы лишнюю минуту. Командующий Корпусом стражей исламской революции прошел мимо застывших недвижимо вдоль стен, точно изваяния, бородатых пасдаранов, сжимавших крепкими ладонями оружие, автоматы «Хабир-2000», гордость иранской «оборонки». Покои аятоллы не казались местом, где обитает фактический правитель огромной страны, слову которого не смел перечить и сам президент. Это была келья, жилище аскета, человека, верующего искренне, а не напоказ, и свято чтящего все заповеди Пророка.

Когда генерал прошел внутрь, то он увидел аятоллу перед экраном телевизора, с которого что-то говорила по-английски женщина с непокрытой, как у всех неверных, головой. Она закатывала глаза, кривила рот в гримасе ужаса и старалась всем своим существом изобразить тревогу и страдание. А за ее спиной снова и снова возникала панорама горящей нефтяной платформы, превратившейся в огромный факел, вокруг которого вились американские спасательные вертолеты.

— Наш план воплощается в жизнь. Первый удар нашел свою цель, — произнес аятолла, отключив звук и обернувшись к замершему по его левую руку офицеру. — Неверные растеряны, их уже охватила паника. Они уже осознали, пусть и боятся признаться в этом даже самим себе, что даже у себя дома нисколько не защищены.

— Да, рахбар, мы рассчитали все точно. Четыре «миджета», сверхмалые подводные лодки, через Атлантику на буксире грузового судна были доставлены к цели и выполнили единственную атаку. Другой наш корабль будет ждать их в условленном месте, чтобы доставить обратно в Иран. Но пока нет никаких вестей. Неизвестно, пережили ли наши братья эту атаку.

— Наши братья выполнили свой долг, сделали дело, угодное Всевышнему! Если они выжили, то станут героями нации, а если мертвы, то Господь уже одарил их своей благодатью. А мы должны сделать все, чтобы их смерти не оказались напрасными. Как дела в Саудовской Аравии, генерал?

— Полковник Хашеми там лично занимается подготовкой к операции. Он предан нам и Аллаху и не посмеет подвести. Наши воины давно на месте ждут приказа и должны начать действовать совсем скоро.

Аятолла, духовный вождь для миллионов иранцев, встал, пройдясь по комнате, на стенах которой играли блики, отбрасываемые экраном телевизора. Недавняя дикторша исчезла, вместо нее появился какой-то человек, всем своим видом излучавший власть и силу. Он что-то говорил, безмолвно распахивая рот. «Пытается успокоить свое перепуганное стадо, которое верит слепо всему, что внушают им с экрана, хочет уверить, что нет поводов для тревоги», решил Омид Сафар, для которого едва сдерживаемый ужас этого неверного, должно быть, наделенного немалой властью, не был тайной. Аятолла тоже глянул на экран, безо всякого интереса. Между его пальцев скользили четки, постукивали друг о друга янтарные бусины, отполированные бесконечными прикосновениями.

— Саудовский король должен пожалеть о своем вероломстве, — произнес аятолла, и в его глазах иранский генерал увидел полыхающий пламенем гнев. — Всевышний велит жестоко карать клятвопреступников. Ему милее неверные американские собаки? Так пусть они теперь убивают друг друга. Пока наши враги станут истреблять самих себя, мы должны стать сильнее!

— Когда задуманное в Саудовской Аравии исполнится, не окажется в мире врагов сильнее ненавидящих друг друга, чем американцы и арабы. Все союзники Америки превратятся в ее врагов нашими стараниями. Нигде американцы не будут больше чувствовать себя хозяевами. Земля будет гореть у них под ногами! Их мнимая власть над миром вскоре рухнет, рассыпавшись в прах!

— В России тоже все готово?

— Сейчас американцы пытаются подавить там последние всполохи сопротивления. Но наши братья-мусульмане уже готовы нанести удар им в спину.

— Я бы предпочел, чтобы неверные истребляли друг друга сами во имя Всевышнего, — вздохнул аятолла. — Но порой правоверным тоже требуется проливать собственную кровь, дабы подтвердить крепость своей веры. Русские оказались слабы, они лишились своей страны. Американцы должны оттуда уйти либо сгинуть в России все до одного. Новые хозяева сменят их, наши единоверцы, с которыми мы сумеем найти общий язык.

— Все будет так, как мы задумали, — согласно кивнул генерал Сафар.

Операция «Гнев Пророка» была похожа на стремительный пожар, поглощающий все новые и новые жизни, и от этого лишь набирающий мощь. Первые искры его давно упали на землю России, теплясь среди гор Кавказа, и теперь разгорелись в полную силу.

Хусейн Шарипов шел по помещениям штаба Сто первой воздушно-штурмовой дивизии Армии США, ловя на себе неприязненные, презрительные взгляды американских офицеров. Сюда, в Архангельск, он прибыл по требованию руководства корпорации «Юнайтед Петролеум», сотрудником которой номинально считался, как и несколько десятков боевиков из его отряда. Шарипов, которого сюда доставил специально посланный вертолет «Блэкхок», оказался не единственным чеченцем. Командиры еще нескольких отрядов наемников, охранявших строящийся нефтепровод, ждали, пока дежурный, сидевший перед кабинетом генерала, не разрешил войти.

Альберт Костас, окинув ничего не выражающим взглядом стоявших перед ним чеченцев, явившихся в своем обычном виде, с неопрятными бородами от самых глаз, в полевом камуфляже, даже в «разгрузках», лишь сдавших оружие, произнес:

— Господа, у меня для вас хорошие новости. По соглашению с руководством корпорации вы будете задействованы в операции по борьбе с русскими террористами в Нижнеуральске. Здесь у вас сейчас почти нет работы, активность противника резко снизилась. А мы даем вам шанс и дальше уничтожать своих врагов, уничтожать русских. Отправляйтесь на Урал, покажите, какие вы превосходные бойцы!

— Боитесь умирать сами? Хотите, чтобы мы делали за вас всю работу? Своими телами проложили вам путь к победе?

Генерал Костас в упор взглянул на Шарипова:

— Мы хотим, чтобы вы делали свою работу. Работу, за которую вам платят. Каждый из вас подписал контракт, и пока его срок не наступил, вы будете исполнять любой приказ. Вы — наемники, не забывайте об этом. Отправляйтесь на Урал немедленно, самолеты уже готовы.

Боссы «Юнайтед Петролеум» отнеслись с пониманием к просьбе Армии, и на аэродромах, разбросанных по всей территории Архангельской области, десятки самолетов уже стояли в полной готовности на взлетных полосах, чтобы как можно скорее доставить несколько сотен чеченских боевиков на Урал, туда, где из последних сил держали оборону русские партизаны. Отряд Хусейна Шарипова прибыл на одну из таких авиабаз спустя два часа после визита полевого командира в штаб. Колонна из дюжины грузовиков ЗИЛ и «Урал», некогда принадлежавших русской армии, миновала похожий на крепость КПП, ощетинившийся во все стороны пулеметными стволами, и остановилась на краю летного поля.

Из «Хамви», возглавлявшего колонну, выбрался Джим Уоллес. На ходу одергивая камуфляж, который он по обыкновению надел на выход «в поле», агент ЦРУ подошел к головному «Уралу», вскочил на подножку и, сунув голову в кабину, скомандовал сидевшему рядом с водителем Шарипову:

— Выгружайтесь! Строй своих людей!

Чеченский командир распахнул дверцу, прокричав отрывистую команду, и на бетон посыпались, перемахивая через борта, боевики. Три сотни вооруженных до зубов бородачей нестройными шеренгами встали на кромке летного поля, бросив на землю туго набитые десантные ранцы. Находившиеся рядом американские солдаты из охраны аэродрома против своей воли направили в сторону чеченцев стволы винтовок.

— Вас ждут славные подвиги и богатая награда, — громко обратился к своим «подопечным», прохаживаясь вдоль рядов грозно сопевших боевиков, Уоллес, заложивший руки за спину. Он указал на серые громады транспортных самолетов С-130 «Геркулес», стоявших на рулежных дорожках: — Ваш транспорт готов. Вылетаем немедленно! Оружие, патроны, гранаты оставить здесь — на месте вы получите все необходимое!

В ответ раздался возмущенный многоголосый гул, и Джим Уоллес, отыскав взглядом в толпе смутьянов, с нажимом произнес:

— Выполнять приказ! Кто забыл, что на службе — марш отсюда. Найдется немало желающих подставить голову под пули за те деньги, что мы вам платим!

С лязгом посыпались на бетон автоматы, боевики стаскивали с себя разгрузочные жилеты, и, выстраиваясь длинной вереницей, двигались к самолетам. Грохоча подошвами ботинок по опущенным на землю кормовым аппарелям, они один за другим исчезали во тьме грузовых отсеков, рассаживаясь на сидениях вдоль бортов и переговариваясь на своем гортанном языке. Агент ЦРУ, стоя поодаль, наблюдал за процессом погрузки. Каждый «Геркулес» мог принять на борт девяносто солдат в полном снаряжении, и сейчас самолетам предстояло взлететь с максимальной нагрузкой.

Джим Уоллес поднялся на борт последним, легко взбежав по аппарели и слыша, как она захлопнулась за спиной с громким стуком. Американский разведчик прошел по грузовому отсеку, с усмешкой глядя на угрюмых бородачей, которые пытались скрыть под маской показной отваги неуверенность и робость — для многих из них это был лишь второй полет на самолете за целую жизнь. Сопровождаемый мрачными взглядами чеченцев, Уоллес прошел в кабину пилотов, увидев там милых девушек в форме ВВС США. Сидевшая на месте командира брюнетка с нашивками капитана и забранными в конский хвост волосами обернулась, и разведчик сообщил:

— Все готово! Взлетаем!

— Займите место, сэр, и пристегнитесь!

Последовал короткий обмен стандартными фразами с диспетчером, и, когда «земля» дала добро, уже давно запущенные турбовинтовые двигатели «Эллисон» Т-56 взвыли, выходя на максимальные обороты, и «Геркулес» начал свой разбег. И вот тяжелая крылатая машина набрала скорость, отрываясь от покрытия взлетной полосы и разворачиваясь курсом на восток, в сторону уральских гор. Джим Уоллес, прижимаясь спиной к чуть заметно вибрировавшей переборке, выдохнул с облегчением, не сомневаясь, что и эта миссия завершится успехом.

А в грузовом отсеке, где было душно и темно, пахло потными мужскими телами, металлом и оружейной смазкой, Хусейн Шарипов, сглотнув, чтобы не закладывало уши от перепада высот, встал со своего сидения, и, чувствуя, как чуть покачивается пол под ногами и стараясь при этом не думать, что до земли отсюда по прямой несколько тысяч метров, прошел вдоль рядов. Стоя перед дверью, отделявшей кабину пилотов, полевой командир громко произнес:

— Братья-чеченцы, американцы везут нас на чужую войну, чтобы мы убивали там русских. Русские — наши враги, но и американцы такие же неверные, такие же чужаки для нас. И пусть неверные уничтожают друг друга сами! Довольно быть рабами, цепными псами на поводке американцев! Пока мы гибнем на их войне и ради их выгоды, они захватывают наши земли! Мы должны вернуться в Чечню, туда, где покоятся наши предки! И неверные будут служить нам! Это дело, угодное Аллаху!

Толпа взорвалась одобрительным гулом, но звучали и неуверенные возгласы:

— Амир, что мы сделаем?! Нас заперли здесь, а на земле все время держат под охраной!

Шарипов обернулся, подскочив, как ужаленный, и горящим яростью взглядом уставился на боевика:

— Пока чеченец жив, он остается свободным! Мы захватим эти самолеты и на них прилетим на свою землю!

— У нас отобрали оружие!

Вместо ответа Шарипов выхватил из прицепленных к лямке «разгрузки», все подсумки которой были пусты, боевой нож с зазубринами на обухе клинка, и решительно двинулся к кабине. Ударом ноги он распахнул дверь и довольно оскалился, увидев девушек в летных комбинезонах. Пристроившийся на откидном сидении сбоку Джеймс Уоллес взвился, как пружиной подброшенный — и наткнулся на удар коленом в пах, а затем еще и локтем в скулу. Шумно выдохнув, агент ЦРУ осел на пол кабины, получив несколько ударов ногами в грудь и живот от ворвавшихся следом за своим вожаком боевиков.

— Всем сидеть смирно, — прорычал на ломаном английском Хусейн Шарипов. — Не шевелиться! Слушать меня! С этой секунды только я могу отдавать вам приказы! Вы сейчас же измените курс! Летим в Чечню!

— Я следую полетному заданию!

Командир экипажа взглянула в бешеные глаза чеченского командира, содрогнувшись от того, что увидела там. А Шарипов, за волосы выдернув из кресла борттехника, темнокожую девушку-лейтенанта. Летчица вскрикнула от боли, а боевик сделал неуловимое стремительное движение рукой, так что только сверкнул клинок его ножа, и американка повалилась на пол, хрипя и пуская багровые пузыри. Кровь горячей волной хлынула на грудь из рассеченного от уха до уха горла. Ее резкий металлический запах заполнил не слишком просторную кабину «Геркулеса».

— Ты будешь делать то, что я прикажу, — прошипел Шарипов, поднеся клинок, с лезвия которого капала кровь, к лицу пилота. — Ты же хочешь жить, верно?

— Хорошо, — кивнула летчица, лицо которой окаменело. — Меняем курс на один-девять-ноль.

Чуть завалившись на крыло, тяжеловесный «Геркулес», натужно жужжа двигателями, развернулся. Остальные транспортники повторили этот маневр с задержкой в несколько секунд. Приблизившиеся, было, кряжи Урала начали отдаляться, а впереди, пока еще где-то за горизонтом, замаячили заснеженные хребты Кавказа.

В центре контроля воздушного движения на базе Кэмп-Рейгна в Раменском обнаружили неожиданное изменение курса, и в эфир понеслись встревоженные запросы диспетчеров. Услышав их, Хусейн Шарипов прикрикнул:

— Не отвечать! На связь выходить, только если я скажу! Держать курс!

На земле с недоумением следили за группой «Геркулесов». Прибывший в контрольную башню генерал Мэтью Камински наблюдал за тем, как четыре отметки перемещаются в нижнюю часть экрана радара дальнего обнаружения. Растерянный диспетчер, поедая начальство глазами, докладывал:

— Генерал, сэр, они отклонились от заданного курса, миновав Казань, и теперь направляются на юг. Мы постоянно пытаемся с ними связаться, но все тщетно!

— Дерьмо!

Командующий мотнул головой, пытаясь собраться с мыслями. На чеченцев плевать, хотя и жаль, если они не прибудут в Нижнеуральск, ведь тогда придется снова гибнуть американским солдатам. Но на борту «Геркулесов» американские экипажи, и пилоты не могли исчезнуть бесследно — они или живы, и их можно и нужно спасти, или мертвы, чего нельзя спускать с рук боевикам.

— Американцы, мы захватили самолеты, — неожиданно прозвучал из динамиков хриплый голос со страшным акцентом. — Нам нужен воздушный коридор в Чечню. Не смейте мешать нам!

— Выродки перешли все границы! — Камински ударил кулаком по столу. — Этого нельзя допустить!

Стоявший рядом офицер из ВВС пожал плечами и спокойно предложил:

— На бывших русских аэродромах на полуострове Крым базируются наши истребители. Самолеты постоянно находятся в воздухе, патрулируют воздушное пространство над восточной частью Черного моря. Они достанут эти ублюдков и уничтожат их!

Перехватчики, прожорливые турбины которых жадно поглощали топливо, настигли беглецов севернее Волгограда. Пилот истребителя F-15C «Игл» ВВС США, летевшего над просторами русского Поволжья на высоте десять тысяч метров, вдыхал отдающий резиной воздух, вглядываясь в черные точки далеко на горизонте. Сперва захваченные чеченскими бандитами «Геркулесы» появились на экране бортового радара APG-63(V)2, этакие медлительные жирные мухи, упрямо ползущие на юг. Но, несмотря на четырехкратную разницу в скорости, увидеть невооруженным взглядом свою цель он смог лишь через пятнадцать минут.

Четверка С-130, выстроившись широким фронтом, шла на юго-запад двумя тысячами метров ниже настигавших их истребителей. Провожая их взглядом, командир пары приказал своему ведомому:

— Снижаемся до двадцати пяти тысяч футов. Уменьшить скорость до трехсот восьмидесяти миль в час. Заходим им в хвост. Оружие к бою!

Выполнив маневр, истребители спикировали на беззащитные транспортники, точно хищные коршуны. Выпустив закрылки, американские «Иглы» уменьшили скорость до минимума, уравняв ее со скоростью неторопливых «Геркулесов», сойдясь с ними так близко, что могли уже видеть эмблемы ВВС США, нанесенные на окрашенные в серый цвет фюзеляжи. Щелкнув тумблеров на приборной панели, командир пары снял оружие с предохранителя, убедившись в готовности своего арсенала — автоматической шестиствольной пушки-«гатлинга» М61А1 и восьми управляемых ракет AMRAAM, произнеся в эфир:

— Держать дистанцию две мили! Открыть огонь!

Летчик, которому не так давно приходилось уже сражаться в этом небе, нежно коснулся кнопки пуска ракет. В прошлый раз его эскадрилья, пусть и лишившись половины машин и четырех пилотов, четырех отличных парней, сумела очистить небо от грозных русских истребителей «Фланкер». Нынешняя задача казалась даже проще, чем учебная стрельба на полигоне. Восьмидесятитонные «Геркулесы», двигавшиеся по прямой, опираясь на свои широкие крылья и молотя разреженный на большой высоте воздух лопастями четырех винтов, не могли ни убежать, ни увернуться. Кольцо прицела на индикаторе на лобовом стекле фонаря кабины F-15 замкнулось вокруг крайнего С-130, и летчик утопил гашетку. Автоматическая пушка «Вулкан» выплюнула короткую очередь из своих шести стволов, и между самолетами повисла цепочка алых трассеров.

Находившийся в кабине истребителя пилот видел, как выпущенные им двадцатимиллиметровые снаряды ударили в правую плоскость «Геркулеса», разрывая обшивку и перерубая лонжероны. Крыло отломилось, не выдержав набегающего потока воздуха, и огромный транспортник, беспорядочно кувыркаясь, стал падать, оставляя за собой шлейф обломков и дымный след.

— Вот так, — прошептал пилот истребителя, проводив взглядом уходивший в заднюю полусферу С-130. — Быстро и точно!

Второй самолет оказался в прицеле. Тот, кто сидел за штурвалом, со спокойствием обреченного даже не пытался увернуться, ожидая, когда в обшивку его машины вопьются снаряды.

— Истребители ВВС США, прием, — внезапно раздался в наушниках незнакомый женский голос. — Говорит командир экипажа самолета «Геркулес», капитан Саманта Райт, позывной «Голиаф-два». — Не стреляйте! Мы находимся в заложниках у чеченцев! Вы убьете нас!

— Дьявол!

Рука дрогнула, и палец вновь вдавил гашетку. Пилот рванул рычаг штурвала, разворачивая ставший вдруг каким-то непослушным самолет, и мерцающие багровые шары прошли в нескольких футах от фюзеляжа С-130. В эфире кто-то снова заговорил по-английски, с чудовищным акцентом:

— Американцы, не стреляйте! Нам нужен воздушный коридор до территории Чечни! Никакого эскорта! У нас заложники! Если не подчинитесь нам, они умрут!

— Майк, какого черта? — Ведомый от волнения забыл про позывные. — Мы не можем стрелять по своим!

— У нас приказ! Выполнять! Заложники все равно умрут, когда эти «Геркулесы» приземлятся. Открыть огонь!

— Орел-один, Орел-два, отставить, — внезапно прозвучал голос командира авиакрыла, наблюдавшего за разыгравшейся над приволжскими степями трагедией. — Огонь не открывать! Орлы, возвращайтесь на базу! Прекратить преследование!

Пилот истребителя F-15 выругался, потянув на себя рычаг штурвала и одновременно отдав до упора ручку управления двигателями. Трубины взревели, разгоняя набиравший высоту самолет до сверхзвуковой скорости. Внизу промелькнули крестообразные силуэты продолжавших свой полет к седым вершинам Кавказа С-130.

— Мы будем следить за ними непрерывно, — произнес на командном пункте в Раменском полковник в форме ВВС, обращаясь к командующему. — Над Сочи находится АВАКС Е-3А «Сентри». Дождемся, когда ублюдки сядут, и разделаемся с ними!

— Похоже, чертовы муслимы решили вернуться на родину за счет ВВС Соединенных Штатов. Нужно связаться с командованием дислоцированной в Чечне бригады морской пехоты, пусть готовят теплый прием!

Самолет дальнего радиолокационного обнаружения, мощным бортовым радаром AN/APY-1 просвечивая пространство от Черного до Каспийского моря, сопровождал «Геркулесы» до тех пор, пока они не вошли в воздушное пространство над Чечней. А затем отметки пропали с экранов, заставив операторов РЛС раздраженно выругаться, недоумевая, как могут исчезнуть восьмидесятитонные самолеты.

А в кабине летевшего на бреющем тяжеловесного С-130 командир экипажа обернулась к нависавшему над ней Хусейну Шарипову, почти крича ему в лицо:

— Вы рехнулись! Я не смогу здесь сесть!

Серая лента асфальтового шоссе извивалась внизу, исчезая под брюхом транспортного самолета. «Геркулес», созданный как настоящий «воздушный вездеход», был способен совершать посадку и на худшую полосу, просто на грунт, но дорога слишком часто поворачивала, огибая какие-то возвышенности, чтобы пробег был достаточным для погашения посадочной скорости.

— Ты сделаешь это, — прорычал чеченец. — Сажай самолет здесь! Сейчас!

Джим Уоллес, сжавшийся в углу кабины, крикнул в спину Шарипову:

— Кретин, что ты делаешь? Тебе этого не простят! Как только вы окажетесь на земле, вас уничтожат, затравят, как бешеных зверей!

— Но ты, американец, этого точно не успеешь увидеть!

Стиснув зубы, капитан Саманта Райт обхватила ладонями рычаги штурвала, впившись взглядом в серую полосу дороги, петлявшую меж холмов. Самолет стремительно терял высоту. Покосившись на своего второго пилота, миниатюрную китаянку лейтенанта Чанг, командир экипажа сквозь зубы произнесла:

— Садимся здесь! Воздушные тормоза!

Выдвинувшиеся из пазов на плоскостях щитки врезались в набегающий поток воздуха, увеличивая аэродинамическое сопротивление самолета. Цифры на альтиметре быстро менялись, приближаясь к нулю, а летчица только крепче сжимала штурвал.

— Высота двести футов! Сто! Выпустить шасси!

— Машина! — Второй пилот вдруг вскрикнула, указывая на возникшую впереди помеху. — Грузовик!

Водитель ехавшего из Гудермеса бензовоза едва не умер, когда над его машиной, самую малость не зацепив крышу кабины своими шасси, пролетел громадный самолет. Чеченец ударил по тормозам, высовываясь из окна. Он увидел, как самолет, пузатый транспортник с американскими опознавательными знаками на корпусе, коснулся шасси дорожного покрытия с громким скрежетом, подпрыгнул, снова снизился и вот уже он катится по дороге в клубах пыли и выхлопных газов, бьющих струями из четырех моторов.

Раздавшийся над головой гул заставил чеченца-водителя выпрыгнуть из кабины и кинуться к придорожному кювету. Скатившись вниз по каменистому склону, он увидел, как величаво заходит на посадку еще один самолет, а два других кружили над равниной, дожидаясь своей очереди.

Казавшийся с земли настоящей громадиной «Геркулес», между тем, окончательно остановился, замерев серой рукотворной горой посреди дороги. Хусейн Шарипов встал с кресла, где прежде располагалась девушка-бортмеханик, тело которой каталось по полу, оставляя кровавые мазки.

— Открывай грузовой люк!

Саманта Райт послушно выполнила очередной приказ, а через мгновение, перехватив привязные ремни парой взмахов ножа, чеченец вырвал ее из кресла. Летчица взвизгнула:

— Гребаный чурка! Что ты делаешь?!

— Пора тебе узнать свое место!

Выйдя из кабины пилотов в грузовой отсек, полевой командир крикнул так, что его голос эхом разнесся по гулкому «чреву» самолета:

— Братья, мы вернулись на землю предков! Вы многое пережили, много раз рисковали своими жизнями и заслужили награду. Эта женщина — ваша, как и те, что остались в кабине! Пусть узнают, что такое настоящие джигиты!

Боевики зарычали и завыли по-звериному. Шарипов бросил американскую летчицу в толпу, и к ней протянулись десятки рук. С треском разошелся по швам летный комбинезон, визг девушки потонул в восторженных воплях двуногих хищников, спешивших скорее дорваться до сладкой и податливой женской плоти, по которой они уже успели истосковаться. Кто посообразительнее, протиснулся мимо командира, торопясь проникнуть в кабину. Джим Уоллес встал на пути боевиков. Первого агент ЦРУ свалил хуком справа, так что голова чеченца с гулом ударилась о переборку. Второй нарвался на удар ногой в пах, и, скрючившись, повалился под ноги американцу. Но охваченных похотью бандитов было больше. Уоллеса свалили и принялись избивать, пока тот не затих, а потому уже занялись членами экипажа «Геркулеса», не имевшими шансов против нескольких десятков крепких мужиков.

Не обращая внимания на рычание своих бойцов и крики насилуемых американок, жить которым оставалось считанные минуты, Хусейн Шарипов легко сбежал по опущенной на землю аппарели, увидев, как заходит на посадку, исчезая за поворотом, еще один транспортник. Рядом, открыв рот и сбив на затылок шапку, стоял, глядя в небо, водитель бензовоза. Двинувшись к нему, чеченский командир окликну земляка:

— Эй, брат, ты откуда? Подойди сюда! Тебя как зовут?

Водитель с опаской глянул на облаченного в американский камуфляж бородача, лицо которого было изуродована багровыми рубцами недавно заживших шрамов, но, неуверенно приблизившись, ответил:

— Я Ваха из Гудермеса. Везу бензин для Султана Цараева.

— Знаешь его? Я должен его найти!

— Я могу тебя отвезти!

— Да, и поскорее! нужно собрать всех братьев! Теперь Чечня станет по-настоящему свободной! Вышвырнем неверных или убьем их всех! Я вернулся, чтобы вести Священную войну!

Чеченский полевой командир обвел взглядом привычный, но уже порядком подзабытый пейзаж. Далеко на горизонте угадывались склоны Кавказа, нависавшие многокилометровой стеной над окрестными городами и аулами. Его земля, за которую Хусейн Шарипов был готов биться до смерти, не щадя ни себя, ни врагов.

Глава 5

Саудовская Аравия — Персидский залив — Вашингтон, США
25 ноября

Тяжелый армейский грузовик М36 ехал по пустому шоссе, серой полосой прорезавшему безлюдную пустыню. В Саудовской Аравии было многое, чего не было у соседей королевства, в том числе отличные дороги, служившие безо всякого ремонта по многу лет. И потому машина шла ходко, ровно, под свист укрытого под капотом стасорокасильного дизеля. Она была окрашена в песочно-серый цвет, как любая стандартная техника королевской армии, и даже тот, кто сидел в ее кабине, худощавый курчавый парень с крючковатым носом, был одет в форму саудовского пехотинца и носил сержантские нашивки. Перед грузовиком, метрах в ста, ехал «Хамви», тоже в пустынном камуфляже. Его водитель и двое пассажиров тоже носили форму вооруженных сил Саудовской Аравии. Но все это являлось не более чем маскарадом, рассчитанным на случайных зрителей.

Полковник Корпуса стражей исламской революции Нагиз Хашеми, лежавший на полу укрытого брезентовым тентом кузова, напряг все мышцы и разом расслабил их, почувствовав, что в тело будто разом вонзили тысячи тоненьких иголок. Диверсант, сейчас тоже облаченный в униформу саудовского солдата, выругался вполголоса, поморщившись от досады — если мышцы слишком сильно затекут, он не сможет стрелять так быстро и метко, как это должно будет делать.

Бросив взгляд на лежавший слева навигатор GPS, Нагиз произнес, обращаясь ко второму человеку, с которым полковник уже час делил душное, пропахшее соляркой, нутро грузовика:

— Приготовься, Махмуд. До цели десять километров. У нас есть еще шесть минут.

Синхронно диверсанты коснулись своего оружия. Все необходимое снаряжение иранцы получили прямиком со складов Королевских Сухопутных войск стараниями генерала бин-Зубейда, командира королевских «коммандос», мстившего за своего казненного друга. Но даже подписавшие себе смертный приговор сотрудничеством с врагом королевства саудовские офицеры не должны были знать, что Нагиз Хашеми привез с собой оружие особого рода.

На полу, опираясь на сошки, стояли снайперские винтовки сдлинными толстыми стволами, увенчанными массивными насадками дульных тормозов-пламегасителей, продольными ребрами на ствольных коробках и регулируемыми по длине прикладами, чтобы их можно было подогнать под кондиции конкретного стрелка. Австрийские HS-50 калибра 12,7 миллиметров фирмы «Штейр», признанного лидера производства стрелкового оружия, были закуплены Исламской Республикой в небольшом количестве сравнительно недавно. Их наличие не афишировалось, вместо этого на всех открытых выставках демонстрировали монструозную «Шахер» местной разработки, но для предстоящей акции Хашеми выбрал действительно надежный инструмент.

Находившиеся в кузове люди не могли видеть, как следовавший впереди «Хамви» прибавил ход, но зато почувствовали, как их грузовик понемногу сбавляет скорость. Это было сигналом. Отведя назад затвор, Нагиз Хашеми вложил в ствол увесистый длинный патрон. Махмуд, точно зеркальное отражение, повторил действия командира. Единственным недостатком мощного «штейра» было то, что винтовка являлась однозарядной, но когда дистанция между стрелком и его противником превышает тысячу метров, с этим можно было смириться.

Хусейн, тот самый «сержант», что управлял сейчас грузовиком, чуть притормозил на повороте, и Нагиз Хашеми, сдвинув в сторону панель в деревянном борту, сквозь узкую, едва ладонь просунешь, щель смог увидеть цель своего путешествия.

За поворотом, всего в километре начиналась особо охраняемая территория — военно-воздушная база Принц-Султан. Именно здесь, посреди безжизненной и безжалостной пустыни, раскинулся настоящий город, в котором с недавних пор размещался самый многочисленный в Королевстве контингент Морской пехоты США. Каждые пятнадцать-двадцать минут с аэродрома взлетал или садился самолет или вертолет с надписями MARINES на серых бортах. Здесь, в самом сердце королевства, неверные, точно ядовитые змеи, свили себе гнездо, собираясь с силами для смертельного броска на ничего не подозревающую жертву. И здесь же, среди барханов, обдуваемых жарким ветром-самумом, предстояло воплотиться решающему и самому ответственному этапу операции «Гнев Пророка», уже охватившей полмира, от Персидского залива до Атлантики.

Полковник покосился на своего напарника, увидев, как тот, закусив губу от напряжения, впивается ладонями в пластик приклада винтовки. Уловив на себе взгляд командира, Махмуд прошептал, словно кто-то мог услышать его сейчас:

— Я готов!

Прильнув к мощному оптическому прицелу и прижавшись к упору-«щеке» на прикладе, Нагиз изучал свою цель — пропускной пункт, на котором несла вахту целая дюжина американцев, морских пехотинцев. Им, полностью экипированным, в касках, бронежилетах, обвешанным подсумками с магазинами, было намного хуже, чем иранцам, укрытым от палящего солнца брезентовым полотнищем. Часовые постоянно прикладывались к флягам, сплевывая себе под ноги. Но не люди привлекали внимание полковника — на въезде на территорию базы, за невысоким бруствером из мешков с песком, возвышался восьмиколесный бронетранспортер LAV-25, нацеливший на пустое шоссе, уходящее за горизонт, тонкий ствол автоматической пушки «Бушмастер», спаренной с пулеметом. И здесь же стоял массивный «Хаммер» в пустынном камуфляже, на крыше которого, на турели, был установлен короткоствольный автоматический гранатомет «Марк-19».

Дверцы внедорожника были распахнуты, демонстрируя его пусто нутро, а вот из люка бронемашины торчала чья-то голова, утопавшая в глубоком сферическом шлеме. Остальные члены экипажа находились снаружи, рядом с часовыми, предпочитая палящее солнце и горячий ветер, порывами прокатывавшийся над пустыней, духоте боевого отделения своего БТР, но могли занять свои места в несколько мгновений. Этому Нагиз Хашеми и должен был помешать.

— Сначала нужно вывести из строя технику, — приказал полковник. — Махмуд, твоя цель — «Хаммер». Я уничтожу БТР. Потом добьем солдат, тех, кто выживет.

Второй диверсант кивнул, снова приникнув к прицелу своей могучей винтовки. Тем временем «Хамви» с опознавательными знаками армии Саудовской Аравии притормозил, не доезжая метров тридцать до пропускного пункта, и из него выбрался человек в форме национального гвардейца, неторопливо двинувшись навстречу подобравшимся при его появлении часовым. Вот он приблизился метров на десять, навстречу шагнул один из морских пехотинцев — а через миг американца начали умирать.

Ганнари-сержант Морской пехоты США Стивен Доббс чувствовал, что еще немного — и он сварится заживо, прямо здесь, на своем посту, на чек-пойнте базы Принц-Султан. Видя над собой только блеклое, будто выгоревшее небо, сложно было поверить, что в родном Иллинойсе каждый день идет снег. Столбик термометра упорно держался у отметки «тридцать» по Цельсию, и если в помещениях было еще терпимо, тем более, при работающем кондиционере или хотя бы обыкновенном вентиляторе, то под открытым небом становилось хуже, наверное, чем в адском пекле. Глаза щипало от пота, струившегося из-под каски по лбу, по щекам, стекавшего по шее за воротник, отчего форма уже насквозь промокла, а кожа зудела от выступившей соли. На зубах скрипел песок — он был здесь повсюду, в этой чертовой пустыне.

Доббс, как и остальные парни из его отделения, заступившие на пост два часа назад, нес службу в полной экипировке, готовый вступить в бой в любую секунду. На голове — кевларовая каска, ставшая для морпеха сейчас чем-то вроде кастрюли-скороварки, в которую он добровольно засунул собственную голову. Грудь сжимала кираса легкого бронежилета, поверх которого в подсумках модульной подвесной системы MOLLE болтались запасные магазины, гранаты, прочие мелочи. Самой важной из них сейчас была опустевшая на две трети фляжка — именно от ее наличия, а не от патронов, зависела боеспособность морских пехотинцев, сменивших пусть тесные, но вполне комфортные кубрики универсального десантного корабля, и сейчас бороздившего воды Персидского залива не так далеко отсюда, на эту проклятую пустыню.

— Чертова сковородка! — Стивен Доббс выругался, зло сплюнув себе под ноги. — В аду, наверное, и то приятнее! С радостью бы там отдохнул, черт возьми!

— Идиот! — Капрал Фернандо Манчино, первый номер пулеметного расчета, оторвался на секунду от своего FN M240D, с которым заботливо возился, не обращая внимания ни на жару, ни на что иное вокруг себя. — Дьявол, не каркай!

Установленный на треножном станке пулемет, укрытый за невысоким бруствером из мешков с песком, вполне способных защитить от близкого разрыва гранаты, или остановить выпущенную даже с близкой дистанции очередь из «калашникова», смотрел раструбом пламегасителя на пустое шоссе, уходившее за горизонт, растворяясь в колышущемся мареве раскаленного воздуха. Кроме М240 туда же были направлены стволы пушки могучего LAV-25 и автоматического гранатомета, установленного на «Хаммере». Но мгновенно открыть огонь могли только пулеметчики, не оставлявшие свой пост несмотря ни на что. Остальные морпехи, в том числе и экипаж бронемашины, укрывались от жары под брезентовым тентом.

Контрольно-пропускной пункт на въезде на территорию базы, форпоста американских сил на Аравийском полуострове, был оборудован так, что морпехи, успевшие побывать в Ираке — таких здесь оказались считанные единицы — только плевались. Поперек дороги — пара бетонных блоков, проезжая меж которых, приближающимся машинам пришлось бы сбавлять скорость, становясь хорошими мишенями. Это было неплохо, если не считать, что по обе стороны дороги — гладкая, как стол, пустыня. Сама база была обнесена забором из колючей проволоки, но порвать его не слишком сложно. Ни о каких минных полях по периметру не было и речи — не хватало еще, чтобы какой-нибудь безграмотный бедуин, не умеющий читать ни по-арабски, ни, тем более, по-английски, подорвался бы здесь. А сами часовые были кое-как укрыты только от палящего солнца, но никак не от огня гипотетического агрессора.

— Проклятье! — Доббс снова выругался, посмотрев вверх — ни облачка на небе, черт возьми, да и не бывает их здесь, облаков — и в который уже раз отцепил фляжку. Встряхнул ее — что-то еще плещется внутри, но, кажется, до конца смены воды точно не хватит. Ну как тут не сказать: — Проклятье!

— Не глотай, сержант, — произнес негромко Манчино, любовно перебиравший снаряженные в ленту патроны, весело блестевшие на солнце. — Только потом прошибет. Прополощи рот и сплюнь! И так каждые десять минут бегаешь отлить! А кто тогда будет нас охранять?

Фернандо Манчино был ветераном, повоевав и в Ираке, и в Афганистане, пусть и не долго, к нему прислушивались и старшие по званию, попавшие сюда, в эту проклятую страну, из «учебки» Туэнтинайн-Палмз, и знавшие о том, что такое война, только по книгам и рассказам инструкторов. Но сейчас Доббсу на это было плевать.

— Пошел к черту, капрал! — И ганнери-сержант сделал большой глоток, чувствуя, как теплая, уже почти горячая вода стекает по пересохшему горлу.

— Есть движение! — Один из морпехов выпростал руку к горизонту, указывая на приближающийся столб песчаной пыли, неизменно сопровождавший здесь любое транспортное средство, движущееся хотя бы чуть быстрее, чем бедуинский верблюд.

— По местам! — приказал немедленно подобравшийся Доббс, взяв наперевес карабин М4А2 и передвинув рычажок предохранителя в положение «огонь одиночными».

— Это саудовцы! — глазастый моряк увидел на бортах вырвавшегося из-за песчаной завесы «Хаммера» местные эмблемы. — Саудовская армия!

— Это Национальная гвардия, — поправил Доббс, будто это имело какое-то значение. — Они тут сами по себе.

Желто-коричневый М1025А2 «Хаммер» — бронированная версия с пулеметной турелью на крыше — приближался, причем, не снижая скорость. Визиты местных военных были редкостью для американцев — после казни заговорщиков, содержавшихся именно здесь, на базе Принц-Султан, саудовцы окончательно уступили эту территорию чужеземцам. Потому, увидев чужой «Хаммер», Стивен Доббс насторожился.

— Внимание!

Морские пехотинцы, уже взявшие наперевес оружие, рассредоточились, готовые открыто огонь в упор по приближавшемуся «Хаммеру». Лязгнул затвор пулемета — это капрал Манчино изготовился к бою, поводя стволом своего М240. В этот миг «Хаммер» все же сбросил скорость, аккуратно вписавшись между двумя бетонными «надолбами», прикрывавшими подъезды к базе.

— Эй, стоять, — Доббс выступил вперед, опустив карабин стволом вниз и предупреждающе вскинув левую руку. — Выйти из машины! Назовите себя!

Внедорожник притормозил, и из него выбрался наружу заросший густой щетиной араб — в камуфляже и сбитом на затылок берете, с кобурой на правом бедре, сдвинутой чуть вперед, на живот.

— Майор Аль-Хассем, Национальная гвардия Саудовской Аравии, — представился араб по-английски, с ужасным акцентом. — У меня сообщение для вашего начальства. Кто здесь старший?

— Я ганнери-сержант Доббс, Корпус Морской пехоты США. Все, что хотите сказать, можете сказать мне, майор!

— Мне нужен ваш офицер! Это очень важно и очень срочно!

Саудовский майор двинулся навстречу Доббсу, и сержант успел понять, что с этим парнем что-то не так. Если катившийся по лицу пот, прилипший к телу потемневший от влаги китель, еще можно было списать на жару — и это при том, что каждая местная машина обязательно оснащалась кондиционером, а иначе тут никак! — то лихорадочно блестевшие глаза и странную бледность климатом объяснить было уже сложнее. К тому же существовали инструкции, но, с другой стороны, перед сержантом был представитель дружественных сил, да и, в конце концов, они, американцы, никого здесь не завоевывали, они явились, чтобы помочь, так что ждать угрозы может только параноик. Но этот парень, саудовец, был явно не в себе, продолжая неторопливо шагать вперед.

— Стоять! — приказал злой на самого себя, на овладевшую им растерянность сержант, положив правую ладонь на рукоятку карабина М4А2 — теперь он мог вскинуть оружие и произвести выстрел за секунду, не больше. — Что вы хотите сообщить?

— Неверные псы! Сдохните! Аллах Акбар!!!

Араб оказался мастером. Пока Доббс, ошарашенный выкриком, поднял карабин, его противник успел выхватить из кобуры массивный «Браунинг Хай Пауэр», и прежде чем американский сержант выстрелил — дважды нажал на спуск.

Две пули ударили Стивена Доббса в грудь, свалив его на землю, выбив воздух из легких. Уже падая, американец все же выстрелил — не прицельно, палец непроизвольно вдавил спусковой крючок. Он был еще жив, отделавшись, в худшем случае, отбитым нутром и парой сломанных ребер — кевлар с керамическими вставками задержал выпущенные в упор пули. Неуклюже ворочаясь на земле, Доббс попытался встать, а араб уже пробежал мимо, не обращая на эти потуги ни малейшего внимания. Морпехи на посту замешкались всего на секунду, а когда пришли в себя — человек в форме саудовской Национальной гвардии стоял в паре футов от них.

— Огонь!!!

Фернандо Манчино нажал на гашетку пулемета, чувствуя, как вздрогнул, выплюнув первую порцию свинца, тяжелый М240, и в тот же миг наперебой затрещали карабины и винтовки опомнившихся моряков. Но прежде, чем рой пуль разорвал в клочья нападавшего, тот успел одним движением пальца замкнуть цепь электродетонатора, зажатого в левом кулаке, и взрывная волна смела американцев.

Диверсант-смертник был настоящей «ходячей бомбой», причем бомбой направленного действия. На груди его были укреплены брикеты пластиковой взрывчатки, в которые подрывник вдавил шурупы, шарики от подшипников, рубленые гвозди. Но взрыв оборвал жизни не всех часовых — все же два килограмма «пластита» С-4 под одеждой, это не так уж много. Хватало легко раненых, а многие были только лишь контужены, чтобы придти в себя, им требовалось не так много времени. Но у людей, катавшихся по земле, сжимая головы, не было больше ни секунды.

Двигатель «Хаммера» с затейливой арабской вязью, тянувшейся по обоим бортам, победно взревел, и внедорожник, сорвавшись с места, влетел на территорию американской базы. Сумевший кое-как подняться на ноги ганнери-сержант Доббс оказался как раз на пути кровожадно рычавшего джипа. Отступить в сторону, сделать хотя бы шаг, морской пехотинец не успел. Радиаторная решетка «Хаммера», похожая на злобно оскаленную пасть, врезалась ему в живот, вмяла внутрь ребра, осколки которых пронзили сердце и легкие, а затем потом по тому, что еще подавало признаки жизни, проехала пара колес, перемалывая плоть и кости в кровавую кашу.

Сигналом к действию для Нагиза Хашеми был взрыв на пропускном пункте. Американцы, хотя и делали вид, что готовы к бою, расслабились — отсутствие реальной опасности всегда скверно действует на дисциплину. Обманутые формой и опознавательными знаками, они слишком близко подпустили к себе «Хаммер», всего полчаса назад и впрямь принадлежавший Национальной гвардии Саудовской Аравии, но теперь захваченный боевиками «Хезболлы» — прежние его хозяева лежали где-то в придорожной канаве с прострелянными черепами и перерезанными глотками.

Исмаил бин-Зубейд, между присягой и верностью тому, кому был обязан жизнью, выбравший последнее, постарался на славу для Хашеми и его бойцов. Палестинские террористы, получившие форму саудовской гвардии — та, что была на настоящих гвардейцах, пропитавшаяся кровью, точно не годилась — подобрались достаточно близко к американцам, лишив их минимального запаса времени. Смертник, живая бомба, привел в действие адский механизм, отправившись к Всевышнему в компании полудюжины «кафиров», а джип, в котором оставалось еще двое, ворвался на базу. В этот момент полковник Корпуса Стражей Исламской революции открыл огонь.

Выжав до конца спусковой крючок «штейра», Хашеми ощутил привычный толчок приклада в плечо. Звук выстрела оглушил несмотря на мощный многокамерный дульный тормоз, а через секунду вольфрамовый сердечник подкалиберной бронебойной пули M903 SLAP с лязгом ударил по броне. Нагиз целился в башню LAV, из которой торчала голова американца. Когда прогремел взрыв, морской пехотинец инстинктивно нырнул под броню, и его голова как раз оказалась на линии огня, лопнув веером кровавых брызг, когда в нее ударил двадцатиграммовый кусочек металла, разогнанный до сверхзвуковой скорости.

Рывком отведя назад затвор и увидев, как выскакивает пустая гильза, иранец вложил заранее припасенный патрон, толкнул рукоятку вперед и, замерев на миг, снова выстрелил. Вторая пуля угодила под башню бронемашины, заклинив ее. А тем временем Махмуд, стрелявший, пожалуй, точнее и быстрее, чем его командир, первым выстрелом разбил турель с гранатометом на крыше «Хамви», а вторым разрушил его двигатель.

— Прикрывай машину, — крикнул Нагиз Хашеми. Какая-то часть его сознания, наследие древних предков-номадов, была охвачена азартом боя, но часть сознания сохраняла кристальную ясность, отмечая любые изменения мгновенно. — Огонь по солдатам!

Взрыв не убил всех часовых — глупо было бы на это рассчитывать. «Хаммер» только въехал на территорию базы, а какой-то морской пехотинец уже подхватил с земли пулемет, едва не запнувшись о змеившуюся под ногами ленту, и развернулся вслед джипу. В спину этого неверного Нагиз Хашеми и послал следующую пулю.

Не имея снайперских патронов стрелять за километр по такой малой цели, как человек, да еще и подвижной — это лотерея, здесь законы баллистики уступают место везению и чутью стрелка. И оно не подвело иранского диверсанта. «Штейр» содрогнулся, выплевывая каплю раскаленного металла, а через секунду американец завалился лицом вперед, когда пуля вошла ему в спину, пройдя навылет и разорвав грудь.

Другой морпех, опустившись на колено, вскинул свой карабин М4А2, открыв огонь по бронированному джипу, и полковник Корпуса Стражей исламской революции видел, как пули высекли фонтаны искр — броня надежно защищала экипаж от такой угрозы, и контуженный, может быть, даже раненый боец только зря тратил патроны. Но еще двое американцев, спотыкаясь и мотаясь из стороны в сторону, уже бежали к бронетранспортеру, призывно распахнувшему люки, а от огня его автоматической пушки М242 калибра двадцать пять миллиметров «Хаммер» не спасло бы даже чудо.

Чуть довернув утяжеленный пламегасителем ствол, полковник Хашеми вновь плавно потянул спусковой крючок. Резкий толчок отдачи в плечо — и пуля устремилась к намеченной цели.

— Шайтан!!!

Нагиз Хашеми промахнулся — пуля лишь выбила крошево у ног американца. Тот упал от неожиданности, вновь вскочил, а его товарищ уже карабкался на броню LAV-25. Нагиз Хашеми почти не целился, понимая, что времени нет, что он проигрывает — но руку своего верного воина направлял, наверное, сам Аллах. Очередная пуля попала точно, и голова американца взорвалась фонтаном кровавых брызг.

— Аллах Акбар! — выдохнул полковник, взяв на прицел заметавшегося в панике неверного, единственного, оставшегося в живых.

Американец, почувствовавший, наверное, что на него охотится снайпер, замер лишь на мгновение — и прилетевшая с километровой дистанции бронебойно-зажигательная пуля оторвала ему левую ногу.

— Слева, у пакгауза, — прокричал тревожно не успевавший зарядить свое оружие Махмуд, вокруг которого тоже каталось уже немало стреляных гильз. — Джип!

Управляемый людьми Хашеми «Хаммер» мчался меж казарм, и один из боевиков, распахнув люк в широкой крыше внедорожника, встал к пулемету. Американцы, еще не понявшие, что произошло, бежали к чек-пойнту, многие — без оружия. Бежали, и падали, сметенные очередями из мощного «браунинга» пятидесятого калибра, ударившего в упор по незащищенным людям. Пулеметчик понимал, что его минуты сочтены, и не экономил боекомплект. Нагиз Хашеми видел, как падали сбитые выстрелами фигурки в камуфляже, как тяжелые пули отрывали руки и ноги, буквально перерубая конечности.

«Хаммер», огрызавшийся огнем, мчался, сбивая оказавшихся на его пути американцев. Морпехи тоже начали стрелять в ответ из винтовок и карабинов, однако легкие пули калибра 5,56 миллиметра только оставляли царапины на его бронированных бортах и лобовых стеклах. Но из-за какой-то казармы уже выруливал на перехват точно такой же «Хамви», отличавшийся только рисунком камуфляжа да тем, что на крыше его, в самой настоящей башенке, был установлен трехствольный пулемет GAU-19/A, и стрелок уже разворачивал свое оружие.

Нагиз Хашеми, получив целеуказание, нашел цель за секунду. Перекрестье прицельных нитей легло на лобовое стекло американской машины, там, где полагалось быть водителю, и полковник, не колеблясь, нажал на спуск. Винтовка чуть вздрогнула, отдача, несмотря на дульный тормоз, оказалась такой, словно конь в плечо лягнул, а грохот выстрела был столь силен, что в ушах звенело еще несколько минут, а все звуки доносились, словно через толстый слой ваты. Но дело было сделано — бронебойная пуля калибра 12,7 миллиметра пробила слой прозрачной брони, разнеся голову водителя, и неуправляемая машина протаранила группу поддавшихся панике морпехов, врезавшись в стену казармы.

Полковник торопливо перезарядил винтовку. Целей хватало — свободные от вахты моряки бежали в укрытие, спеша добраться до своего оружия, а те, кто находился в карауле в момент атаки, напротив, пытались оказаться на пути «Хаммера», остановить его, выигрывая время для своих товарищей.

Хашеми перестал чувствовать толчки приклада в плечо, онемевшее от боли. Пулю за пулей он посылал в толпу своих врагов, видевших угрозу только в джипе, и не замечавших ничего более. Разогнанные пороховыми газами в стволе «Штейра» до тысячи метров в секунду, свинцовые конусы, разя на километр, навылет пробивали защищенные кевларом тела, прошивая титановые пластины бронежилетов. Почти ни один выстрел не был сделан напрасно.

— Справа гранатометчик! — крикнул Махмуд, вновь первым заметил опасность.

— Они должны добраться до цели!

На базе быстро приходили в себя — морская пехота не зря считалась элитой, во всех войнах первой вступая в бой. Прошло не больше полуминуты с начала атаки, а по взбесившемуся «Хаммеру» уже вели огонь десятки стволов. Нагиз Хашеми делал все, чтобы расчистить путь своим братьям, выбивая самых опасных противников. Американец, выскочивший из казармы, встав в полный рост, вскинул на плечо раструб реактивного гранатомета, целясь в корму «Хаммера» — и умер, когда тяжелая пуля ударила его в бок, швырнув обмякшее тело на забрызганный чужой кровью, усыпанный еще дымящимися гильзами асфальт.

Бронированный внедорожник выскочил на летное поле, и пулеметчик развернул ствол «браунинга» в сторону вертолета. Тяжелый транспортный СН-53Е «Супер Стэльен», стоявший в окружении многочисленных «Кобр» и «Ирокезов», только прибыл на базу. И сейчас по опущенной на бетон аппарели взад-вперед бегали разгружавшие его морские пехотинцы. Пулеметная очередь струей раскаленного свинца брызнула на сталь обшивки фюзеляжа. Бронебойно-зажигательные пули Mk.211 Mod.0 пятидесятого калибра прошивали оказывавшиеся на траектории их полета человеческие тела, разрывали их напополам, с лязгом ударяясь в металл, пока на пути одной из них не оказался топливный бак геликоптера.

Сила взрыва была такова, грузовик под иранцами заходил ходуном. В небо ударил фонтан огня, опадая мириадами пылающих брызг, сыпавшихся на оглушенных, контуженных людей. Громадный «Сикорский» подбросило в воздух, опрокинув на бок — и на нескольких сбитых с ног ударной волной морпехов, так и не успевших придти в себя. Остальных, тех, кто оказался чуть дальше от вертолета, избежав огненного водопада, просто оторвало от земли, раскидав в беспорядке по бетонным плитам, точно тряпичные куклы. Заодно горящие куски обшивки СН-53 пробили цистерну стоявшего неподалеку заправщика, и хлынувшее из рваных дыр топливо вспыхнуло, растекшись по взлетной полосе огненной рекой, в которой барахтались, истошно крича, заживо сгоравшие моряки.

Оставляя за собой разрушения и трупы, «Хамви» диверсантов мчался по военной базе, петляя между построек. Но противников было слишком много, плотность огня усиливалась с каждой секундой. Какой-то офицер палил с двух рук из табельной девятимиллиметровой «Береты-92», словно ее тупоголовые пули могли пробить броню «Хаммера. Рядом молотил длинными очередями пулеметчик с «Миними», трещали автоматические карабины.

Боевик, стоявший у турельного «Браунинга», так и не успел добить заправленную в пулемет ленту, когда его настиг целый рой пуль. Но водитель, защищенный от автоматного огня броней, рвался к цели и видел, как приближающаяся стена казармы заслоняет собой весь мир.

— Прорвались, — пошептал Хашеми, чувствуя, как слезы текут по его щекам. — Слава Всевышнему, они прорвались!

Машина врезалась в преграду, и водитель привел в действие заряд взрывчатки. Мощи трехсот килограммов пластиковой С-4 хватило, чтобы снести до основания строение, в котором еще находилось немало морских пехотинцев, разбуженных перестрелкой. Среди пламени метались, крича от боли, размахивая руками, падая на землю, катаясь в тщетных попытках сбить грызущий их тела огонь, и, наконец, затихая, американские морские пехотинцы. Раненые и контуженные, валявшиеся в сотне метров от места взрыва, кое-как пытались отползти прочь, а навстречу им уже спешили санитары, пожарные — все те, кто должен был сейчас оказаться на месте катастрофы, и от кого толку уже не было.

— Аллах! — воскликнул Нагиз Хашеми, когда огненный столб вырос над авиабазой.

— Мы сделали это, — воскликнул Махмуд, через свой прибор наблюдения видевший происшедшее на летном поле во всех деталях. — С нами Аллах!

— Всевышний не перестанет испытывать нас! Но мы можем еще сделать многое, что угодно Ему!

Водитель грузовика, утопив в пол педаль газа, вывернул «баранку», и машина, до которой никому на разгромленной американской базе не было дела, двинулась на полной скорости прочь, чтобы, преодолев с десяток километров, съехать с шоссе, углубляясь в пустыню. Когда грузовик затормозил, диверсанты спрыгнули из кузова, и Нагиз Хашеми приказал:

— Все оставляем здесь! Снимайте форму!

Махмуд, с сожалением бросив прощальный взгляд на надежный «Штайр», покоривший его своей точностью и смертоносной мощью, принялся стаскивать с себя промокшую от пота форменную рубашку, пропитавшуюся пороховыми газами.

— Поспешите, — поторопил своих бойцов полковник, уже переодевшийся в гражданское. — Сегодня умрут многие наши братья, принося себя в жертву Всевышнему, но вы должны жить, чтобы продолжить Священную Войну!

Хашеми сорвал брезентовый тент с укрытой среди барханов машины, на которую диверсантам предстояло поменять свой уже «засвеченный» транспорт. Потертая, но еще вполне резвая «Тойота»-пикап была замаскирована так искусно, что уже с двадцати шагов ее невозможно было различить разглядеть. Трое иранцев торопливо забрались в пропахший разогретой кожей салон. Севший на водительское место Нагиз Хашеми повернул ключ зажигания, услышав ровный гул. Двигатель запустился почти мгновенно, уверенно взревев под капотом. Колеса провернулись, взрыв протекторами песок, и пикап сорвался с места, резво взлетев на невысокий бархан. Оттуда, с высоты, было видно шоссе, то самое, что вело к базе Принц-Султан. И Нагиз Хашеми смог рассмотреть у самого горизонта вереницу джипов и боевых машин, направлявшихся как раз к авиабазе.

— Это саудовцы, — взволнованно произнес Махмуд, не отрывая взгляд от приближавшихся желто-коричневых бронемашин «Брэдли». — Они нас заметят!

— Не сейчас, — отмахнулся полковник, не спешивший, в прочем, трогаться. — Им не до нас! Арабы спешат помочь американцам, а те, надеюсь, еще не настолько пришли в себя, чтобы сперва подумать, а уж потом жать на курок!

Колонна прошла мимо, не снижая скорости. С визгом пронеслись «Хаммеры», прогрохотали бронетранспортеры, и лишь когда они исчезли в клубах песчаной пыли, Нагиз Хашеми медленно двинул «Тойоту» на шоссе. Он начал эту войну, но не был намерен становиться одной из ее жертв.

Хлопок взрыва потерялся в стоявшем над авиабазой шуме, так и не проникнув внутрь штабного помещения. Но когда снаружи внезапно раздалась беспорядочная стрельба, когда разом «заговорило» несколько стволов, в том числе и тяжелые пулеметы, командир батальона морской пехоты, дислоцировавшегося на Принц-Султан, не стал ждать доклада дежурного офицера.

С тех пор, как полковник Фредерик Питерс очутился в Афганистане, он стал больше руководствоваться инстинктами, нежели чем здравым рассудком. Готовность к нападению не покидала его уже который год, стоило только покинуть американскую землю, очутившись среди каких-нибудь туземцев. Здесь, в Саудовской Аравии, он и его люди не должны были воевать, они просто демонстрировали здесь американский флаг, заставляя местных вспомнить об интересах США в этом краю. Но сейчас, когда за окнами шел бой, сработали рефлексы.

Полковник не расставался с оружием ни на мгновение — и сейчас его пояс оттягивала открытая кобура со штатным девятимиллиметровым пистолетом М9, в магазине которого были уложены один к одному пятнадцать патронов. Но этого было уже недостаточно, стоило прислушаться к яростной пальбе. Питерс сорвал со стены карабин М4А2 с примкнутым подствольным гранатометом М203, в стволе которого, в нарушение всех существующих правил безопасности, находилась осколочная граната, и, на ходу передергивая затвор, выкатился из своего тесного кабинета, нос к носу столкнувшись с дневальным.

— Какого черта происходит, капрал?!

— Полковник, сэр, — моряк кричал в лицо своему командиру, стоя в шаге от него. — Сэр, нападение на базу! «Хаммер» с опознавательными знаками саудовской гвардии прорвался через чек-пойнт!!! Мы атакованы!!!

— Саудовцы?! Сукины дети!!!

Для того чтобы возненавидеть мусульман, арабов, всяких азиатов, Фредерику Питерсу пришлось всего лишь провести в Афганистане пару месяцев, и теперь, прибыв на Аравийский полуостров, он не ждал ничего хорошего от местных, сколько бы командование не напоминало, что арабы — это союзники, которым требуется их, американцев, помощь. Полковник сделал для себя простой вывод — любой мусульманин только тогда может быть хорошим, честным и дружелюбным, когда находится на прицеле и пары морпехов. Сейчас Питерс и его люди расслабились, и саудовцы своими действиями лишь подтвердили этот постулат.

— Объявить тревогу! Занять оборону по периметру базы! Авиацию — в воздух!!!

Последний приказ выполнить не удалось — как раз в этот самый миг что-то грохнуло в стороне, где располагались взлетные полосы, и пол под ногами офицеров задрожал мелкой дрожью.

— Что за черт?!

— Сэр, — капрал выглядел испуганным — в отличие от полковника ему впервые довелось оказаться в бою, и царившая вокруг суматоха лишила моряка остатков выдержки. — Не могу знать, сэр!

— Так выясни это, молокосос, твою мать! — сорвался Питерс. — Живо!!! Подобрал сопли, и бегом марш выполнять приказание!!!

Выглянув в окно, офицер увидел столб черного дыма, поднимающийся в той стороне, где находилась стоянка авиационной техники, выругавшись:

— Дьявол!

В этот миг невдалеке прогремел еще один взрыв, и пол под ногами Питерса вздыбился. Придя в себя, полковник понял, что лежит на спине, а над ним склонился взволнованный не на шутку санитар.

— Какого черта происходит?

— Сэр, — оттеснив санитара, к командиру приблизился офицер с капитанскими нашивками. — Сэр, на территорию базы прорвался автомобиль, управляемый террористами-смертниками. Они были в форме саудовских гвардейцев. Уничтожили чек-пойнт, устроили настоящую бойню, а затем начиненная взрывчаткой машина протаранила казарму. У нас не меньше сотни погибших, и это те, кого отыскали, и чьи тела не сгорела дотла, а раненых столько, что санчасть не справляется, сэр!

— Гребаные вероломные ублюдки!

Полковник Питерс, не без труда поднявшись на ноги, обвел взглядом растерянных, перепуганных и оттого злых офицеров, для которых отпуск на неком подобии курорта вдали от охваченных пожаром войны Ирака, Афганистана или России внезапно оборвался кровавым кошмаром совершенно суматошного боя.

— На нас напали люди в форме саудовских военных, — чеканя каждое слово, произнес командующий. — Что это было — очередная вылазка террористов или спланированная атака «коммандос» с целью лишить наш гарнизон ресурсов и управления перед объявлением войны?

Никто не ответил, лишь протиснувшийся через плотные ряды офицеров сержант, вращая обезумевшими глазами, выдохнул:

— Сэр, «дрон» обнаружил колонну бронетехники в десяти милях от базы. Это арабы!

Авиационной технике батальона морской пехоты был нанесен ничтожный ущерб, всего один взорванный вертолет, да еще пару зацепило ударной волной и накрыло разлетавшимися всюду осколками. Несколько пилотов, только вернувшихся с очередного задания, или, напротив, готовившихся к новому вылету, были убиты или ранены, но большая часть их отделалась легким испугом. Уцелели и беспилотники, а также наземные станции управления. И теперь камеры одного из них, RQ-8A «Файрскаут», кружившего над барханами на высоте двух тысяч метров, были нацелены на шоссе. Беспилотный «дрон»-вертолет, зависнув, вел наблюдение за вереницей боевых машин, то полностью скрывавшихся за завесой мелкой песчаной пыли, то появлявшихся вновь, представая перед остававшимися на земле операторами во всей своей смертоносной красе. Телевизионные и инфракрасные камеры были единственным «оружием» этого беспилотника.

— Дерьмо! — Полковник Питерс раздраженно сплюнул, отворачиваясь от монитора. — Там целый батальон! Не меньше трех десятков БМП М2 «Бэдли» и БТР М113!

— Собираются атаковать в походных колоннах?

— Ублюдки уверены, что на базе царит паника и хаос. У нас вместо чек-пойнта — братская могила. Эта лавина нас сомнет. Капитан, вашей роте занять оборону по периметру базы по направлению движения арабов! Собрать все ПТУР, какие есть! Мы их остановим!

Лязгающий сталью, пышущий жаром мощных двигателей вал накатывался на американскую базу, защитники которой могли противопоставить наступавшим БМП лишь полтора десятка легких бронемашин LAV-25. Сейчас эти БТР, основным и самым мощным оружием которых была автоматическая малокалиберная пушка, выстроились широким фронтом, скрываясь за гребнями барханов. А в промежутках между ними готовились к бою морские пехотинцы, торопливо разворачивавшие в сторону, откуда должен был с минуты на минуту появиться враг, пусковые установки противотанковых ракет. Морпехи, еще не оправившиеся от испуга, злые, потные, вглядывались в колышущееся над асфальтовым полотнищем шоссе марево, в котором уже угадывались очертания арабских бронемашин. А где-то в вышине продолжал кружить беспилотник RQ-8, ставший глазами полковника Питерса, в нетерпении сжимавшего рукоять так и не пригодившейся пока «беретты».

Ожидание длилось несколько минут. Саудовская колонна беспрепятственно продолжала движение через пустыню под рев множества моторов. Выхлопные газы бьют струями из труб, все люки задраены, и экипажи, отделенные от окружающего мира тоннами стальной брони, купаются в потоках прохладного воздуха из кондиционеров, словно и нет снаружи зноя, от которого вот-вот начнет плавиться асфальт. А затем полковник Питерс, в чьей власти вдруг оказалась жизнь и смерть тысяч солдат, сошедшихся лицом к лицу в сердце пустыни, скомандовал:

— Огонь на поражение!

Десятки противотанковых ракет, покинув раструбы пусковых установок, взвились в воздух, обрушиваясь огненной волной на стальную «змею» колонны, и над барханами взметнулась стена пламени.

Командир батальона Восьмой механизированной бригады вооруженных сил Саудовской Аравии погиб, успев испытать чувство обиды. Он не посмел перечить приказу Исмаила бин-Зубейда, потребовавшего, чтоб его подразделение самым скорым маршем двинулось на базу Принц-Султан, на выручку американцам, атакованным неизвестными террористами. Техника покинула ангары в течение двадцати минут, и, вытянувшись длинной колонной, десятки бронемашин двинулись в указанном направлении. До цели оставалось не больше пяти километров, когда выпущенная с дистанции три с половиной тысячи метров управляемая ракета BGM-71D TOW-2 боднула головным обтекателем борт БТР М113, использовавшегося в качестве штабной машины. Проникшая сквозь броню кумулятивная струя превратила в пепел тех, кто находился внутри. Батальон лишился командования, и началось его избиение.

Первая волна ПТУР обрушилась на голову колонны, уничтожив не менее десятка боевых машин и вызвав панику среди саудовских солдат. Стальной поток распался на «ручейки» — ротные и взводные колонны, по инерции прорывавшиеся вперед, оказываясь на рубеже досягаемости легких ПТРК «Джейвелин». Управляемые ракеты пикировали сверху, поражая крыши боевых машин, где броня была наиболее тонкой. Выгоравшие изнутри БТР и БМП внешне выглядели почти целыми, если только пламя не добиралось до боекомплекта.

— Все назад, — звучал в эфире надрывный голос одного из командиров рот, пытавшегося навести порядок. — Отступаем! Поставить дымовую завесу!

Часть машин попятилась, отстреливая дымовые гранаты из мортирок на башнях и зарываясь в эту молочно-серую пелену, через которую с трудом поникал «взор» приборов ночного видения и о которую дробились лучи лазерных прицелов. Но некоторые БМП продолжили движение вперед, сближаясь с линией обороны американской морской пехоты. Бронемашины «Брэдли» в упор выпустили несколько ПТУР «Тоу», уничтожив три бронетранспортера американцев, а затем открыли огонь из автоматических пушек. В ответ «бушмастеры» LAV морской пехоты обрушили шквал огня, и воздух пронзили сотни легких снарядов калибра двадцать пять миллиметров. Бронебойные сердечники прошивали корпусы БТР насквозь, но более тяжелые и гораздо лучше защищенные М2А2 «Брэдли», последняя, самая продвинутая модификация БМП, оказались «крепким орешком». Снаряды рикошетом отскакивали от скошенных под большим углом лобовых листов бронемашин, и только очередь, выпущенная в упор по борту, останавливала «Брэдли», злобно рычавшие мощными дизелями.

Три вертолета АН-1 «Кобра», едва не касаясь полозьями лыжного шасси гребней барханов, зашли во фланг утратившей всякий боевой порядок колонне аравийцев. С восьми километров они выпустили противотанковые ракеты «Хеллфайр», и, не меняя курса, обрушили на противника град неуправляемых ракет калибра семьдесят миллиметров с кумулятивной и осколочной боевой частью. А затем, когда расстояние сократилось до считанных сотен метров, боевые вертолеты открыли огонь из бортовых пушек М197, выплевывавших струи двадцатимиллиметровых снарядов, рвавших тонкую бортовую броню БТР и БМП.

Не все саудовцы поддались панике, и небо над избиваемой со всех сторон колонной прочертили пулеметные трассы. Несколько десятков крупнокалиберных «браунингов» открыли заградительный огонь, наполняя воздух свинцом. И один из вертолетов, пилота которого подвела реакция, на полной скорости врезался в эту свинцовую тучу. Корпус не выдержал, и пули разрушили тяги винта, вспороли топливные баки, и охваченная огнем винтокрылая машина врезалась в склон бархана.

Два оставшихся вертолета, огрызнувшись напоследок из пушек и повредив пару БТР, отвернули, набирая высоту, а вслед им взмыли зенитные ракеты «Стингер». «Кобры», летевшие на предельно малой высоте, над самыми барханами, отстрелили тепловые ловушки. Экипажу одной из них не повезло — детонатор преследовавшей вертолет ЗУР сработал, когда ракета почти коснулась обшивки. Осколки повредили двигатель, и тяги уцелевшей турбины не хватило, чтобы удержать машину в воздухе. Полковник Питерс со своего наблюдательного пункта видел, как беспорядочно кувыркающийся геликоптер исчез за песчаной грядой, над которой поднялся густой столб дыма.

— Всем подразделениям отходить к периметру базы! — приказал полковник, скривившись от досады.

Раскалывая небо ревом турбин, над головами морских пехотинцев промчались, едва не царапая землю законцовками крыльев, четыре истребителя F/A-18E «Супер Хорнит». Проскользнув под лучами арабских радаров, они оказались здесь, над базой Принц-Султан. Один за другим истребители сделали «горку», и, набрав высоту, сбросили на боевые порядки саудовской мотопехоты бомбовые кассеты CBU-87 CEM. Каждая из них несла по две сотни малокалиберных суббоеприпасов BLU-97, пролившихся смертоносным дождем над пустыней. В тот момент, когда американские самолеты уже выходили из атаки, вслед им запоздало взмыло полдюжины «Стингеров», а затем склоны барханов покрылись сплошным ковром взрывов.

Сбросив ложные цели, истребители набрали высоту, выходя из зоны поражения. Когда они наискось промчались над автострадой, по которой быстро ехала единственная машина, пикап «Тойота», сидевшие внутри иранские диверсанты невольно вздрогнули. Провожая взглядом «Супер Хорниты», карабкавшиеся за облака, превратившись уже просто в черные точки, Нагиз Хашеми, справившийся с собственным испугом, удовлетворенно цокнул языком:

— Неверные проглотили приманку и попались на крючок. Они слишком привыкли полагаться на силу, и ответили ударом на удар, не особо разбираясь, что происходит. И теперь им будет очень сложно остановиться, особенно после того, что сделают наши братья!

Далеко позади беспилотный разведчик RQ-8A, снизившись до нескольких сотен футов, облетал по кругу поле боя, и полковник Питерс, не отрываясь, глядел на экран, где открывалась панорама разгрома. Десятки боевых машин горели, черный дым поднимался над разбитыми остовами «Брэдли» и «Хаммеров», сливаясь в густую пелену. Трупы саудовских солдат, лежавшие на песке, с высоты полета «дрона» казались просто темными точками. Батальон полег в полном составе, и ценой победы стали четыре уничтоженных БТР и два десятка погибших морпехов, но и такой размен казался американскому командиру несправедливым.

— Всем раненым оказать медицинскую помощь, — распорядился Фредерик Питерс, чувствуя, как напряжение боя оставляет его, уступая тупой усталости. — Свяжитесь с нашей эскадрой!

— Полковник, сэр, адмирал Стоун уже на связи!

Обернувшись к экрану, командир морских пехотинцев увидел темнокожего офицера с адмиральскими нашивками.

— Адмирал, сэр, — откашлявшись, начал Питерс. — Сэр, у нас чрезвычайная ситуация. Мы только что отразили атаку саудовских войск на базу!

— Арабы открыли боевые действия без предупреждения, безо всякой причины, полковник. Мы все сейчас в сложной ситуации. Вам приказываю занять оборону и ждать подходаподкреплений. Помощь скоро придет. Эти сумасшедшие скотоводы нанесли удар по нефтяным платформам у в нейтральных водах, а затем попытались атаковать нашу эскадру. Я только что отдал приказ нанести удар по базам саудовского флота, и сейчас все эскадрильи уже в воздухе. Так что в ближайшее время рассчитывайте только на себя, Фрэд. Флот слишком занят другими делами!

Связь прервалась, а полковник Питерс остекленевшим взглядом продолжал пялиться в черный квадрат монитора. Как ни надеялся прошедший огонь и воду офицер хотя бы здесь, на земле Саудовской Аравии, устроить краткий отдых себе и своим бойцам, война отыскала морских пехотинцев и здесь, расползаясь по Азии со скоростью лесного пожара.

Ракетный фрегат Военно-морских сил Саудовской Аравии «Эр-Рияд» медленно отделился от пирса, оставляя за кормой гавань Аль-Джубайль. Корабль водоизмещением четыре с половиной тысячи тонн, построенный во Франции и принадлежащий к типу F-3000S являлся одной из мощнейших боевых единиц в водах Персидского залива, если не считать американские эсминцы класса «Арли Берк», с некоторых пор крейсировавшие у берегов Ирака. В любом случае «Эр-Рияд» в своем классе был одним из самых совершенных кораблей, с полным основанием считаясь гордостью саудовского флота.

Фрегат длиной сто тридцать пять метров, несущий на борту противокорабельные и зенитные ракеты, противолодочные торпеды и даже вертолет должен был занять позицию у самой кромки территориальных вод королевства, с одной стороны выполняя благородную миссию охраны судоходства в водах, давно не считавшихся спокойными, а с другой ведя слежку за американскими и иранскими кораблями. В столице ждали любой неожиданности и от тех, и от других, и военным морякам, управлявшим напичканным современным оружием фрегатом, предстояло несколько напряженных недель, прежде чем их сменит другой корабль.

Капитан Саид Аль Юнис, стоявший в центре мостика, в окружении множества мониторов, своим мерцанием рассеивавших полумрак, наблюдал за действиями своих подчиненных. Каждый из ста шестидесяти находившихся на борту фрегата моряков был настоящим профессионалом, тщательно отобранным из множества кандидатов. Команда от последнего матроса до самого капитана прошла обучение во Франции, в совершенстве овладев сложной техникой, и «Эр-Рияд» превратился в настоящий боевой корабль. Это была настоящая плавучая крепость. Едва подняли якорь, в работу включился радиолокатор общего обнаружения DRBV-26D «Юпитер-2». Луч радара описал полный круг, и на большом мониторе, перед которым замерил сразу двое моряков, одна за другой начали появляться отметки целей, воздушных и надводных. Их было немало, но операторы немедленно выделили самые опасные.

— В квадрате три танкеры направляются к нефтяному терминалу в Катаре, — сообщил офицер, указывая на самую ближнюю метку. — Их сопровождает американский эсминец. В седьмом квадрате две неопознанные надводные цели, вероятно, иранские ракетные катера. Держатся на траверзе Бушира.

Капитан Аль Юнис заинтересованно взглянул на экран. Иранцы не часто решались выходить в море, их флот больше отстаивался в гаванях, под прикрытием истребителей и ЗРК, способных если не отразить, то хотя бы ослабить удар американской авиации крылатых ракет. Угроза войны не ослабевала, хотя и стала уже какой-то привычной. И именно она заставляла сотни моряков из команды саудовского фрегата оставлять свои дома, заступая на почетную и опасную вахту в теплых водах Залива.

— Если катера покинуть иранские территориальные воды, сообщать мне немедленно! — приказал Аль Юнис.

Капитан «Эр-Рияда» сомневался, что иранцы решаться открыто атаковать. Конечно, пара быстроходных катеров, вооруженных китайскими противокорабельными ракетами, может доставить немало неприятностей, но против сосредоточенной против них мощи флота Королевства, который, вне сомнений, поддержат и корабли ВМС США, это ничто. Ракеты перехватят, катера ответным залпом пустят на дно за пару минут. Но вот если ранцы решат выставить мины на пути какого-нибудь танкера, это уже серьезнее. А мин у них хватало.

Саид Аль Юнис не сомневался, что за катерами, опасливо державшимися в территориальных водах Ирана, американцы тоже наблюдают. Вряд ли неверные забыли безумную атаку крейсера, и теперь при малейшем признаке опасности обратят против иранских посудин всю свою мощь.

— В сорока километрах севернее четыре истребителя F-18 ВВС Кувейта, — продолжал докладывать оператор обзорной РЛС, просвечивавшей пространство на сотни миль вокруг, отслеживая надводные и воздушные объекты. — Вероятно, учебный полет. Движутся по замкнутому маршруту на средней высоте в своем воздушном пространстве.

От этих Аль Юнис никакого подвоха не ждал. Верные слуги американцев, сами они не решились бы на агрессивные действия, тем более, против своих единоверцев. Но четыре сверхзвуковых истребителя над головой, способные нести крылатые ракеты «Гарпун» — это сила, с которой следует считаться. Их координаты передадут на пост управления зенитно-ракетным комплексом SAAM. Ракеты «Астер-15», тоже французские, как и сам фрегат, укрытые в ячейках вертикальной пусковой установки «Сильвер-А43» в носовой части корабля, могут перехватывать цели за тридцать километров на высотах вплоть до десяти тысяч метров. Кувейтские пилоты об этом, конечно, знают, и не станут дразнить саудовских моряков.

Помимо локаторов, шаривших лучами по небосводу, поиск целей вел и сонар «Томсо-Маркони» CAPTAS-20, посылавший акустические импульсы по курсу фрегата и в оба борта. Подлодки в этих водах могли быть или американские, огромные атомоходы в несколько тысяч тонн, или иранские. Последних капитан Аль Юнис опасался всерьез. Сверхмалые субмарины, вооруженные лишь парой торпед, могли атаковать внезапно, отправив на дно фрегат со всей его сверхсовременной электронной начинкой, и затем раствориться в толще мутной воды Персидского залива. Так делали северокорейцы, оставшись безнаказанными, стоило чего-то подобного ждать и от Ирана. Именно поэтому капитан саудовского фрегата был полон готовности атаковать первым любую субмарину, приблизившуюся к его кораблю на дальность торпедного залпа.

«Эр-Рияд», дизельные двигатели «SEMT-Pielstick» которого работал на десять процентов номинальной мощности, медленно отдалялся от берега. Растворялась в дымке гавань, в которой теснились суда, как военные, так и гражданские, в основном океанские супертанкеры, размерами превосходящие даже атомные авианосцы. Можно было еще рассмотреть мерцавшие над дюнами языки пламени, отмечавшие расположение огромного нефтеперерабатывающего завода, каких было полно на побережье Саудовской Аравии. В том числе и его готовились защищать моряки, ведущие непрерывное наблюдение за поверхностью моря и воздушным пространством при помощи самой современной техники. Никто из них еще не догадывался, что сам стал объектом для пристального изучения.

Джамшад Ранди, поднеся к лицу мощный бинокль, внимательно рассматривал находившийся всего в паре миль корабль. Взгляд командира группы боевых пловцов спецподразделения «Аль-Кодс» иранских вооруженных сил скользнул от носа к корме и обратно, зацепившись за надстройки, увенчанные обтекателями антенн. Фрегат, на мачте которого реял зеленый флаг Саудовской Аравии, производил впечатление, даром, что был построен неверными. Находившемуся на борту обычного буксира иранскому офицеру «Эр-Рияд» казался огромным, словно гора. Обтекаемые надстройки, заваленные внутрь, лишенные иллюминаторов, были покрыты радиопоглощающим материалом, и на экранах локаторов фрегат давал отметку не большую, чем ракетный катер.

На первый взгляд корабль не казался грозной боевой машиной. На носу возвышалась башня универсального орудия калибром сто миллиметров, да на корме несколько моряков суетились вокруг выкаченного из ангара вертолета, готовя его к взлету, вот и все оружие. Но Ранди знал, что за серыми бортами скрывается целая батарея всевозможных ракет, есть и торпедные аппараты. Иранские моряки о подобном корабле могли пока лишь мечтать, но вскоре именно этот красавец-фрегат будет служить Ирану, пусть и продлится эта служба считанные минуты. Именно для этого сюда, к берегам врага, и прибыл подводный диверсант.

Спустившись с невысокой надстройки, Джамшад Ранди подошел к своим людям, суетившимся в кормовой части палубы. Одиннадцать боевых пловцов, лучшие из лучших, они уже натянули гидрокостюмы, и сейчас помогали друг другу с остальным снаряжением. Увидев командира, диверсанты выстроились в одну шеренгу, уставившись на Ранди одиннадцатью парами внимательных глаз.

— Я только что получил приказ начать операцию «Меч Аллаха», — не разочаровал своих бойцов Джамшад. — До цели три мили. Фрегат идет малым ходом, не более пяти узлов. У вас десять минут на подготовку, спешите! Во имя Аллаха мы поднимемся на его борт и подчиним себе этот корабль!

— Аллах Акбар!!!

Сам Ранди уже был готов к погружению. Тело обтягивала пористая резина гидрокостюма, черного, чтобы быть менее заметным у поверхности. На ногах ласты, маска пока поднята на лоб. На поясе диверсанта висел нож и герметично упакованный пистолет, девятимиллиметровая «Беретта» М1951, старая, но надежная и мощная система. К пистолету прилагался глушитель, увесистый цилиндр, лежавший в отдельном гнезде. Осталось только забросить за спину баллон с дыхательной смесью, взять в зубы патрубок загубника — и можно нырять.

Двенадцать диверсантов «Аль-Кодс» выстроились вдоль борта. Джамшад Ранди лично проверил снаряжение каждого, убедившись, что все его люди готовы к действию. Иран не имел мощного флота, как его соперники, авианосцев, крейсеров, подводных лодок. Но война была неизбежна, в том числе и на море, и ее нужно было только выиграть, иначе прекратится существование самой страны, всего ее народа. И теперь в бой предстояло идти элите иранского флота, пловцам, вооруженным ножами и пистолетами против торпед и крылатых ракет. Но они знали, что победят.

— Братья, волей Всевышнего сегодня мы сокрушим наших врагов! Вперед! — приказал Ранди и первым шагнул в воду.

За командиром последовали остальные диверсанты. Они оседлали подводные буксировщики, принайтовленные цепями к днищу буксира так, что увидеть их со стороны было невозможно. Эти устройства, точная копия русского подводного транспортера «Сирена», походили на обычные торпеды, только каждое имело места для двух водолазов и органы управления. Один за другим подводные снаряды, отстыковавшись от буксира, устремились наперерез саудовскому фрегату, быстро набирая ход.

На борту «Эр-Рияда» напрасно вахтенные моряки вглядывались в экран сонара, совершенно пустой. Там ждали атаки подводных лодок или минного поля, выставленного тайком на выходе из базы, и были к этому готовы. Но обнаружить нескольких аквалангистов, державшихся всего в паре метров под поверхностью воды, даже французская техника последнего поколения не могла. Они были слишком ничтожными объектами, чтобы привлечь чье-то внимание. И пока арабские матросы пытались обнаружить несуществующую угрозу, группа диверсантов «Аль-Кодс» вышла с упреждением в точно рассчитанную точку, где через пару минут предстояло оказаться и фрегату «Эр-Рияд».

Подняв голову над волнами, Джамшад Ранди увидел надвигающуюся, кажется, прямо на него серую громаду корабля, за кормой которого пенилась взбитая огромными винтами вода. Скорость фрегата казалась запредельной, хотя на самом деле он едва полз, только отдалившись от берега.

Командир диверсантов, вновь погрузившись, жестом приказал своим бойцам готовиться к решающему броску. В мутной воде Ранди едва различал остальных пловцов, уже покинувших ненужные больше буксировщики и готовивших гарпунные ружья. Как только фрегат оказался в считанных метрах, из воды взвились тонкие нити линей, а стальные стрелы со специальными захватами зацепились за леерное ограждение. И тотчас по ним, словно пауки, взлетели наверх иранские боевые пловцы.

Только оказавшись на абсолютно пустой палубе фрегата, Джамшад Ранди сбросил ласты, освободился от акваланга и выхватил из кобуры обмотанный пластиковой пленкой пистолет. То же проделали и его бойцы, правда, часть из них орудовала компактными израильскими «Узи», как и все оружие диверсантов, снабженными глушителями.

— Братья, вперед, — громким шепотом произнес командир. — С нами Аллах!

Ранди уже на бегу пристыковал к стволу «Беретты» цилиндрическую насадку прибора бесшумной стрельбы. В один бросок он оказался возле двери в борту надстройки, рванул ее, отпрыгивая в сторону, и в открывшийся проем нырнули его бойцы с оружием наизготовку.

Отсеки фрегата казались непривычно пустыми. Первые несколько минут никто не появлялся на пути диверсантов, рвавшихся к заранее выбранной цели. И потому полной внезапностью для самого Ранди был выскочивший откуда-то сбоку саудовский матрос. Араб, широко раскрыв глаза, застыл в смятении, увидев перед собой черных, словно демоны, людей с оружием. Он хотел закричать, уже начал открывать рот, и в этот миг Джамшад, прыжком подскочивший к вражескому матросу вплотную, ударил того кинжалом в бок. Араб с присвистом выдохнул и, закатив глаза, стал оседать на пол, сползая по переборке.

— Вперед, вперед, — поторопил своих людей Ранди. — Мустафа, Ибрагим — машинное отделение! Вы знаете, что делать! Пошли!

Им пришлось применять оружие еще трижды. Сам Ранди расстрелял в упор из «Беретты» двух попавшихся на пути саудовских моряков, кажется, даже одного офицера. Несчастные умерли, не успев, наверное, даже понять, что происходит — диверсант не собирался давать им ни малейшего шанса. Скрадываемые глушителем звуки выстрелов едва ли были слышны далеко, но это уже не имело значения. Распахнулась еще одна дверь, и диверсанты ворвались в просторное помещение, заполненное множеством сиявших всеми цветами радуги мониторов.

— Слава Аллаху! — выдохнул, счастливо улыбнувшись, Ранди. — Центральный пост наш!

Сидевшие за консолями арабы вскочили, встревожено заголосив, но бойцы «Аль-Кодс» тотчас вернули их на места, не скупясь на хлесткие, болезненные удары. Рассредоточившись по всему отсеку, иранцы взяли на прицел оцепеневших от страха и неожиданности саудовских моряков, и те не усомнились ни на миг, что эти страшные люди в черных костюмах, с лицами, покрытыми черной маскировочной краской, пустят оружие в ход, немедленно расправляясь с непокорными.

Джамшад Ранди прошел на середину помещения, где на огромном планшете перемещались отметки, обозначавшие корабли, самолеты и вертолеты, обнаруженные радарами «Эр-Рияда». Диверсант, опустив пистолет стволом вниз, довольно улыбнулся. Отсюда, из этого погруженного в полумрак зала благодаря боевой информационно-управляющей системе TAVITAC-2000 производства компании Thomson-CSF он, лейтенант Корпуса стражей исламской революции, мог контролировать все системы огромного корабля. Спроектированный по последнему слову военно-морской техники «Эр-Рияд» представлял собой настоящего плавучего робота. В бою автоматика, завязанная на мощный компьютер, заменяла собой людей, реализуя многочисленные алгоритмы, заложенные в память ЭВМ. Управление вооружением, двигателем, навигацией — сюда стекалось все. И все это теперь было в руках командира иранских диверсантов.

— Кто вы? — Капитан Аль Юнис вскочил со своего кресла, став лицом к лицу с непрошенными гостями. — Откуда вы взялись?

— Мы — те, кто будет приказывать, а ты будешь подчиняться!

Шагнув в сторону, Джамшад Ранди сунул пистолет за пояс, вырвав из-за пульта какого-то моряка и заставив того встать на колени. Пальцы привычно обхватили рукоять боевого ножа, клинок легко выскользнул из ножен и, блеснув в матовом свете ламп, льющемся с потолка отсека, погрузился в плоть. Саудовский моряк захрипел, содрогаясь в агонии, и сполз под ноги иранцу, брезгливо отступившему на шаг назад, чтобы не запачкаться в крови. Все это время Ранди не отводил взгляда от лица арабского капитана.

— У тех, кто подчинится, будет шанс избежать такой участи, — ничего не выражающим голосом произнес диверсант.

Командир фрегата, не отрываясь, смотрел на тело своего офицера, лежащее в луже крови посреди командного поста. Сейчас все ракеты, вся хитрая электроника были бесполезны против этих страшных людей с кинжалами, появившихся из ниоткуда. Аль Юнис привык ощущать себя всемогущим, стоило только подняться на борт своего фрегата, и теперь испытал шок от осознания собственной беспомощности.

— Приказывайте, — прохрипел саудовец.

— Прямо по курсу вашего корабля, в тридцати пяти милях — нефтяные платформы. Уничтожьте их!

Капитан, обернувшись к одному из моряков, оцепенев, глядевшему на тру товарища, произнес дрожащим голосом:

— Полный ход! Вперед!

Взревели дизельные двигатели, срывая с места махину фрегата, форштевень врезался в волны, рассекая их гигантским лезвием, и «Эр-Рияд» начал сближаться целью. Нефтедобывающая платформа, одна из десятков, расположенных к востоку от Аль-Джубайля, в нейтральных водах, возвышалась на горизонте, поднимаясь над водной гладью на ажурных опорах, упиравшихся в дно залива. Это был настоящий город, в котором жили и работали сотни людей. Сверкали огни, предупреждая проходившие мимо корабли об угрозе столкновения, и они были прекрасным ориентиром для наводчиков приближавшегося фрегата.

До платформы было уже не более десяти километров, когда развернулась установленная на носу фрегата башня универсальной артиллерийской установки «Giat-55». Прогремел первый выстрел, и стамиллиметровый снаряд, промчавшись над волнами, ударил в самое сердце платформы. Полностью автоматизированное орудие могло вести огонь без участия человека, и теперь оно обрушивало снаряд за снарядом, крушившие сложные конструкции, корежившие творение человеческих рук. На платформе что-то вспыхнуло, к небу взметнулся столб огня, а орудие продолжало отрывисто рявкать через равные промежутки времени, выплевывая очередную «болванку», умножавшую разрушения. А в радиоэфир неслись отчаянные призывы о помощи от тех, кто оказался заложниками в стальном лабиринте платформы.

— Господин капитан, — офицер, обслуживавший комплекс связи, растерянно обернулся к аль-Юнису. — Господин капитан, к нам приближается американский эсминец! Они пытаются с нами связаться!

— Не отвечать! — Вместо командира ответил Джамшанд Ранди, так и не выпустивший из рук окровавленный нож, едва взглянув на который, саудовцы испуганно бледнели. — Покажите, на что вы способны! Уничтожьте корабль неверных!

— Выполнять! — крикнул аль-Юнис надрывным голосом. — Ракетный комплекс к бою!

Открылись крышки пусковых контейнеров, установленных в углублении на надстройке «Эр-Рияда», и четыре крылатые ракеты «Экзосет» ММ-40 вырвались огненными стрелами из окутавших корабль клубов дыма. Саид аль-Юнис, сплетя пальцы, торопливо зашептал слова молитвы.

Эскадренный миноносец DDG-56 «Джон Маккейн» класса «Арли Берк», краса и гордость ВМС США, изменил курс, как только радист принял сигнал бедствия с горящей нефтяной платформы. Кэптен Майк Дэвис вбежал в помещение боевого информационного центра, и вахтенный, выглядевший несколько растерянным, торопливо доложил:

— Нефтяники сообщили, что их обстрелял саудовский фрегат класса «Лафайет», сэр! Он прямо по курсу, в тридцати двух милях!

— Они, что, рехнулись? — Дэвис помотал головой, и, мгновенно взяв себя в руки, рявкнул: — Тревога! Приготовиться к бою!

Капитан эсминца, как и каждый из ходивших под его началом моряков, был готов к чему-то подобному с той минуты, когда их корабль заступил на вахту в неспокойных водах Персидского залива. И теперь матросы, скверные ожидания которых сбылись именно сегодня, спешили занять свои места, действуя, как единое целое, фантастический рой, обладавший коллективным разумом. Дэвис, чувствуя, как по жилам растекается адреналин, приказал радисту:

— Установить связь с саудовским кораблем!

Оператор, наблюдавший за надводной и воздушной обстановкой при помощи многофункциональной РЛС SPY-1D, вдруг подскочил, как ужаленный, воскликнув:

— Пуск ракет с саудовского фрегата! Нас атакуют!

— Ракеты уничтожить! — рыкнул Дэвис, действовавший в эти мгновения, как робот по заранее вложенной в него, вбитой тысячами тренировок программе. — Выпустить ЗУР!

Эсминец типа «Арли Берк» представлял собой настоящую плавучую крепость, способную эффективно атаковать и отражать чужие удары. Запущенные с вражеского корабля «экзосеты» лишь на несколько мгновений возникли на радарах, затем снизившись до высоте пять-десять метров, но хватило и этого. Кривизна земной поверхности скрыла на некоторое время приближающиеся ракеты, и когда они поднялись над горизонтом, тотчас оказались в лучах радаров целеуказания SPG-62, подсветивших приближающиеся цели для зенитных ракет «Стандарт». Носовая вертикальная пусковая установка американского эсминца выплюнула навстречу им сразу восемь ЗУР средней дальности RIM-66M, взмывших в зенит, затем пикируя почти отвесно вниз.

— Одна цель уничтожена! Две цели уничтожены! — докладывал оператор РЛС «Джона Маккейна», наблюдавший за тем, как над водами Персидского залива разворачивается фантастическая схватка роботов.

«Экзосеты», летевшие почти со скоростью звука на ничтожной высоте, оказались непростыми мишенями, и большая часть американских стандартов промахнулась. Две уцелевшие ПКР продолжали сближаться с эсминцем, и Дэвис, чувствуя, как учащенно забилось в груди сердце, почти выкрикнул:

— Отстрелить ложные цели! Поставить активные помехи ГСН ракет! «Фаланкс» — огонь!

Шестиствольные пусковые установки Mark 36 SRBOC выстрелили в направлении приближавшихся «летающих рыб» град снарядов, начиненных дипольными отражателями, и между эсминцем и ракетами развернулось мерцающее полотнище, сотканное из тысяч ленточек фольги, о которые разбились импульсы радиолокационных головок самонаведения. Одновременно излучатели бортового комплекса радиоэлектронной борьбы AN/SLQ-32(V)5 испустили хаотичный поток сигналов, окончательно сбивая с толку «мозги» приближавшихся ПКР. Одна из них, потеряв истинную цель, отвернула, зарывшись в волны в нескольких сотнях футов за кормой эсминца.

В воздухе оставалась единственная ракета, но и мощности ее сташестидесятикилограммовой боеголовки было достаточно, чтобы вывести из строя корабль в восемь с половиной тысяч тонн водоизмещения. Как только она пронзила облако дипольных отражателей, открыл огонь установленный на полубаке зенитный комплекс «Вулкан-Фаланкс». Действуя в полностью автоматическом режиме, связка из шести стволов выпустила поток двадцатимиллиметровых снарядов, перерубивших пополам корпус крылатой ракеты. Несколько десятков человек в центральном посту «Джона Маккейна» выдохнули с облегчением, но для их командира произошедшее было лишь прелюдией.

— Саудовский фрегат пометить, как враждебную цель, — скомандовал Дэвис. — Выпустить «Гарпуны»!

— Сэр, это война? — один из офицеров, еще не пришедший в себя, растерянно оглянулся на своего командира. — Нам говорили, что арабы — союзники.

— Выполнять, лейтенант, черт вас возьми! Уничтожьте их!

Четыре противокорабельные ракеты RGM-84D покинули пусковые контейнеры, и, развернувшись широким фронтом, исчезли на горизонте, быстро поглощая расстояние, отделявшее их от фрегата «Эр-Рияд». А там оператор обзорной РЛС, успевший обнаружить пуск, в панике кричал:

— Мы атакованы! Ракеты по левому борту! Вижу четыре цели!

— Неверные приняли вызов, — довольно улыбнулся Джамшад Ранди, и находившиеся рядом диверсанты «Аль-Кодс» тоже оскалились. — Наша смерть не станет напрасной. Эй, собаки, — он обвел взглядом растерянных саудовцев. — Покажите, на что способны! Сбейте эти ракеты! Сражайтесь за свои шкуры!

«Эр-Рияд» не имел такой мощной противовоздушной обороны, как американский эсминец. Его зенитный комплекс SAAM обладал дальностью лишь тридцать километров и был способен уничтожать цели на высотах от пяти метров до двадцати километров ракетами «Астер-15». Наперехват американским «гарпунам» взмыли сразу четыре ракеты, цели для которых подсвечивала РЛС управления огнем «Арабель». Два «гарпуна» сошли с дистанции, перехваченные в нескольких километрах от корабля, а по оставшимся открыла огонь универсальная артустановка, выпуская навстречу им снаряд за снарядом. Еще одна ракета, врезавшись в сноп осколков, взорвалась, не долетев до цели, но последняя, за несколько сотен метров сделав «горку», спикировала на фрегат, врезаясь в палубный настил. Боеголовка весом двести двадцать пять килограммов взорвалась уже внутри, и волна пламени прокатилась по отсекам.

Находившихся в центральном посту «Эр-Рияда» людей сбило с ног, арабы и иранцы попадали друг на друга, и вдобавок в отсеке на несколько секунд погасло освещение. Саид аль-Юнис, которому страх придал силы, вскочил, бросившись к выходу. Он уже был в проеме люка, когда Джамшад Ранди метнул свой нож, и клинок вошел в спину саудовскому капитану. Кто-то из моряков набросился на Ранди, но тот встретил противника ударом ноги в пах, и, когда араб отшатнулся, сгибаясь пополам, вытащил из-за пояса «беретту», дважды нажав на спуск.

— Убить их, — прорычал командир диверсантов. — Всех!

Отсек наполнился хлопками выстрелов и частым лязгом затворов, сопровождавшимися короткими вскриками умиравших арабов. Сам Ранди расстрелял троих, и еще одного ранил, позволив добить несчастного своему бойцу, всадившему в пытавшегося ползти арабского моряка длинную очередь из «Узи» в упор.

— Что делать теперь, командир? — Диверсанты, опьяневшие от залившей все вокруг крови, разом уставились на Ранди.

Дажамшад раздумывал недолго:

— Мехмет, ты сможем управлять этим фрегатом? Направь корабль на ближайшую нефтяную платформу! Полный вперед!

Персонал нефтедобывающей платформы с ужасом наблюдал за приближающимся к ним «на всех парах» фрегатом. Американцы на «Джоне Маккейне» тоже видели это, и кэптен Дэвис приказал:

— Полный вперед! Как только противник окажется в пределах досягаемости артиллерии, открыть огонь!

Газотурбинные двигатели в трюмах эсминца взвыли, разгоняя корабль до максимальной скорости. На баке развернулась орудийная башня артустановки «Марк-45», и над водами залива разнесся громовым раскатом первый выстрел. Тридцатикилограммовые снаряды, преодолев дистанцию в тридцать восемь километров, обрушились на «Эр-Рияд», пронзая обшивку и взрываясь внутри. Один из них добрался до поста управления, уничтожив иранских диверсантов. А через несколько десятков секунд пылающий корабль, продолжавший двигаться по инерции, врезался в махину нефтяной платформы, и над заливом полыхнула яркая вспышка. И это было лишь начало.

Автобус «Грейхаунд» мягко затормозил, не доезжая десяти метров до КПП. От бетонной коробки, окруженной высоким, выше пояса стоящему человеку, бруствером из мешков с песком, достаточной защитой от осколков и выпущенных с большой дистанции пуль, неторопливой походкой двинулся офицер в форме Национальной гвардии — пустынном камуфляже и сбитом набок красном берете. За его широкой спиной маячила пара автоматчиков, державших наперевес свои винтовки «хеклер-кох» со складными прикладами. А сбоку на автобус нацелилось орудие танка, укрытого за тем же бруствером. Ясин Рузи заглянул в черноту жерла стадвадцатимиллиметровой пушки «Абрамса» и поежился, несмотря на то, что за окном столбик термометра вплотную подобрался к отметке «тридцать», да и в салоне, переполненном взволнованными людьми, несмотря на кондиционер, было градусов двадцать пять. Люк наводчика был открыт, и из него по пояс высунулся человеческая фигура в серо-коричневом комбинезоне и шлеме, наполовину скрытая установленным на турели «браунингом», ствол которого, как бы невзначай, тоже был нацелен на автобус.

— Саудовцы заманили нас в ловушку, — горячо зашептал сидевший рядом с Рузи молодой боевик по имени Али, бегающий взгляд которого выдавал испуг, хотя панель и старался казаться невозмутимым. — Мы тут словно мишени! Нас всех убьют!

— Закрой рот! Кому ты не веришь? Благодаря документам, что дал нам тот арабский генерал, мы миновали уже шесть постов, и каждый раз нас пропускали беспрепятственно. А полковнику Хашеми я верю больше, чем себе самому. Я должен ему собственную жизнь и выплачу долг в любой миг. И разве это не достойно мужчины, пасть в бою?! Если ты надеялся остаться сегодня в живых, ты напрасно пошел с нами, Али!

Сам Ясин тоже с трудом сдерживал волнение, но не страх смерти пугал его, а возможность погибнуть прежде чем удастся исполнить приказ Нагиза Хашеми, прежде чем они проникнут внутрь этой крепости. За пропускным пунктом, где нес службу десяток гвардейцев при танке и паре вооруженных «Хамви», была видна панорама нефтеперерабатывающего завода и терминала Янбу, западных «нефтяных ворот».

Огромные резервуары, металлические бока которых нестерпимо сверкали, отражая солнечные лучи, были оплетены настоящей паутиной труб, уходивших на запад, туда, где теплые волны Красного моря лениво лизали песок. Увидев переплетения трубопроводов, Ясин Рузи кровожадно улыбнулся, представив, как вспыхивают тысячи тонн наполнявшей их нефти.

— Новая смена? — Саудовский офицер, заглянув в салон, обвел цепким взором хмурые лица людей в рабочих спецовках и пластиковых ярко-оранжевых касках. Когда его взгляд встретился со взглядом Рузи, араб резко каркнул: — Документы!

Они чувствовали себя избранными, бойцы Национальной Гвардии королевства, те, кому было доверено охранять самое ценное сокровище пустыни, благодаря которому отсталые племена бедуинов жили лучше, чем большинство цивилизованных народов — нефть. И потому этот офицер, встречавший очередную партию рабочих, не терял бдительности. И сейчас чутье опытного служаки кричало, что что-то не так с этими людьми. Среди них не было ни одного аравийца — зачем работать, если король щедро делится со своими соплеменниками доходами от продажи «черного золота», а кругом полно голодных, нищих соседей, всяких палестинцев, сирийцев, йеменцев. Но не это тревожило гвардейца, и, поймав на себе ненавидящий взгляд одного из «работяг», он вздрогнул, а рука скользнула к висевшей на поясе кобуре.

Водитель автобуса плавным движением вытащил из ящика с инструментами отвертку, и, прежде чем араб успел до конца обнажить оружие, ее плоское «жало» впилось тому в основание черепа, с хрустом пронзив тонкую кость. Аравиец упал в проходе между рядами сидений, дергаясь в агонии, а Ясин Рузи, вскочив, крикнул:

— Братья, разобрать оружие! Мы долго прятались здесь, на чужой земле, под чужими именами, стали рабами у предавших веру предков хозяев, без надежды вернуться в Палестину, но теперь сможем отомстить всем своим врагам!

Из-под сидений достали оружие, и Рузи подошел к выходу, передергивая затвор компактной винтовки AUG. Австрийский пластиковый автомат удобно лег в ладони, и палестинец, обведя пылающим азартом взглядом своих людей,

— Мустафа, Ахмед, на вас КПП! Когда окажемся внутри, убивайте всех, кого увидите! С нами Аллах!

Двое палестинцев, выпрыгнувших из автобуса первыми, разом вскинули на плечи девятикилограммовые тубусы реактивных гранатометов APILAS. Французские одноразовые РПГ были предназначены для уничтожения современных основных боевых танков, и для их реактивных гранат, способных прожигать семидесятисантиметровую броню, нашлась достойная цель. Мустафа, бывший боевик ХАМАС, нажал на спусковой крючок, и дымная стрела ударила в башню «Абрамса», и из открытого люка полыхнуло пламя, а затем, когда огонь коснулся уложенных в кормовой нише башни снарядов, раздался оглушающий взрыв, и шестидесятитонная боевая машина буквально развалилась на части, разорванная изнутри чудовищной силой.

Выстрел Ахмеда был не менее точен. Выпущенная им реактивная граната влетела в окошко-амбразуру КПП, и изнутри вырвался дым, сопровождаемый криками сгоравших заживо саудовских гвардейцев. А молодой боец «Хезболлы», отшвырнув пластиковый контейнер пускового устройства, ринулся вперед, как спринтер, на бегу зашвырнув за бруствер две ручные гранаты. Хлопнули с секундным интервалом два взрыва, когда легкие осколочные М26 американского производства рассыпались сотнями легких осколков, и кто-то невидимый закричал неестественно тонким голосом.

Охранявшие въезд на территорию нефтяного терминала гвардейцы, хотя и несли службу старательно, расслабились, в глубине души понимая, что здесь ничего не может произойти неожиданно, и поплатились за беспечность. Когда через укрепление перемахнул Ясин Рузи, некоторые из них были еще живы. Палестинец вскинул автомат, выстрелив в упор в пытавшегося встать араба с окровавленной головой. AUG сухо протрещал, и тело, подрагивая, растянулось на асфальте. Позади отрывисто хлопнул пистолетный выстрел, и боевик, обернувшись, увидел, как его соратники добивают раненых.

— Али, проверь, машины целы? — Рузи указал на песочного цвета «Хаммеры», вооруженные пулеметами, и, когда другой боевик кивнул, приказал: — Заводи мотор!

Вдалеке раздалось надрывное завывание сирены, и палестинец, обернувшись к своим боевикам, прорычал:

— Вперед!

Группа разделилась. Большая часть из прибывших на терминал сорока боевиков осталась здесь, минируя трубопроводы, тянувшиеся к морю. А сам Рузи, занявший место в одном из «Хамви», вместе с небольшим отрядом, двинулся к нефтехранилищам. Вставший к пулемету Мустафа открыл огонь на ходу по растерянными рабочим, застигнутым сигналом тревоги на своих местах. Пули впивались в их тела, сбивая с ног, брызнула кровь. Под рев пулеметных очередей и звон сыпавшихся в салон гильз террористы мчались по лабиринтам, образованным нефтепроводами и прочими конструкциями, за которыми можно было увидеть море и громады океанских супертанкеров, жадно вбиравших в своих безразмерные трюмы очередную порцию «черного золота».

— Ясин, солдаты! — Али, крутивший баранку, указал на небольшую колонну, такой же, как у них самих, «Хамви», за которым ехал большой армейский грузовик. Над его кабиной были видны ряды голов.

Тревожная группа Национальной гвардии, направившаяся к КПП, замешкалась, не сразу поняв, кто находится перед ними. Мустафа выпустил длинную очередь по ехавшему первым «Хаммеру», который развернуло поперек дороги, и водитель грузовика, не удержав управление, врезался в ажурную ферму, поддерживавшую трубопровод. Рузи, выскочив из машины, открыл огонь по прыгавшим из кузова гвардейцам, расстреливая их в упор, видя, как валятся на песок тела. Его поддержали остальные боевики, обрушившие шквал свинца на своего противника. В ответ звучали редкие выстрелы, но они находили цель. Ясин выругался, увидев, как оседает на землю Мустафа, которому короткая очередь из пистолета-пулемета разворотила грудь.

— Омар, Хасан, минируйте этот резервуар, — палестинец указал на огромную емкость, от металлических боков которой распространялись волны жара. — Мы прикрываем!

Двое боевиков подхватили огромные рюкзаки, заполненные брикетами взрывчатки и детонаторами, одним из многих «подарков» саудовского генерала бин-Зубейда, оснастившего группу диверсантов всем необходимым. Боевики-нелегалы, тайно проникшие в королевство, спасаясь от израильских спецслужб, долго лежали «на дне», пока их не собрал иранский полковник Хашеми, перед которым у самого Рузи был неоплатный долг. И сейчас настала пора вернуть этот долг сполна.

Ясин торопливо поменял магазин своего автомата, и, присев на колено, вскинул оружие, глядя по сторонам. Рядом застыли остальные боевики, порой нетерпеливо поглядывавшие назад, на занятых своим опасным делом подрывников. Раздавшаяся где-то вдалеке стрельба заставила Рузи вздрогнуть:

— Аллах, будь милостив к нашим братьям!

На территории терминала уже шел бой, интенсивность которого только возрастала. Опомнившиеся гвардейцы пытались взять диверсантов в кольцо, безжалостно уничтожая их. Когда из-за поворота появилась бронемашина «Пиранья-2» Национальной гвардии, четырехосный БТР швейцарского производства, вооруженный автоматической пушкой, Рузи успел скомандовать:

— Али, уничтожь его! Огонь!

Палестинец вскинул РПГ, и реактивный снаряд APILAS ударил в лоб бронемашину, прожигая ее тонкую, способную защищать лишь от легких пуль и осколков броню. Переднюю часть машины разнесло на куски, скомкав металл. Но уже приближались пешие гвардейцы, издалека открывшие огонь из винтовок, и Рузи, прицелившись, выстрелил в ответ, видя, как покидавшие ствол австрийского автомата пули находят свои жертвы. Он в прыжке нырнул за какую-то конструкцию, видя, как падают его братья, которых отыскал смертоносный свинец. Раздался крик, и Рузи увидел тело Омара, летящее с пятиметровой высоты. А второй подрывник недвижимо лежал на земле, и из-под него растекалась багровая лужа.

— Проклятье! — Рузи был готов зарыдать от обиды. — Мохаммед, прикрой меня! Дай хотя бы пару минут!

Боевик, увлеченно строчивший из «хеклер-коха», только кивнул, отбросив винтовку с опустевшим магазином, и, широко размахнувшись, метнул под ноги набегавшим гвардейцам черный шар ручной гранаты. Взрыв раскидал тела, подарив несколько неуловимых мгновений, чтобы перевести дух. Видя, что его товарищ вынимает автомат из рук мертвого Мустафы, Рузи со всех ног припустил к резервуару, не замечая визжащего над головой свинца. Пули стучали по металлу, а палестинец карабкался наверх, туда, где лежал выпавший из рук Омара рюкзак с детонаторами. Он продолжил свое восхождение, когда удачливый выстрел саудовского гвардейца нашел свою цель, и пуля впилась в бедро.

Стиснув зубы, Рузи подтянулся на руках, втаскивая свое тело на небольшую площадку, прилепившуюся к покатому боку гигантского нефтехранилища. Внизу грянула автоматная очередь и оборвалась, когда шквал огня накрыл позицию Мустафы. Солдаты наперегонки бежали к резервуару, и одни из них уже запрыгнул на лестницу. Ясин, достав из кармана гранату, выдернул проволочное колечко чеки и разжал пальцы, швыряя вниз черный гладкий шар. Раздался взрыв, сопровождаемый криками. Боевик открыл рюкзак, достав оттуда детонаторы. Оставалось лишь воткнуть их в брикеты взрывчатки, густо облепившие нагретый на солнце металл монументального нефтехранилища.

В тот момент, когда работа была уже закончена, над площадкой возникла голова гвардейца. У Ясина, в глазах которого двоилось и темнело от потери крови, ушло несколько секунд на то, чтобы достать и снять с предохранителя пистолет. Солдат был уже совсем рядом, когда палестинец нажал на показавшийся невероятно тугим спуск. Из ствола тяжелого «Браунинг-Хайпауэр» вырвался язычок пламени, а саудовца отбросило назад, сбивая с ног. Но следом уже карабкались его товарищи, которые были все ближе. Был слышен топот ног по металлическим ступеням, испуганно-злые голоса приближавшихся врагов.

Устало привалившись к поверхности резервуара, Ясин Рузи коснулся онемевшими пальцами коробочки пульта дистанционного управления. Над краем лестницы возник человеческий силуэт в пустынном камуфляже гвардейца, и боевик, глянув в его растерянное лицо, выдохнул:

— Свидетельствую, что нет Бога кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его!

Силы покидали Ясина Рузи с каждой секундой, и, чувствуя, что вот-вот лишится сознания, последним усилием палестинский боевик вдавил большую круглую кнопку на пульте, успев улыбнуться при мысли о том, что все-таки сумел вернуть долг Нагизу Хашеми.

Пламя ударило в лицо бойцу Национальной гвардии, сбрасывая его с многометровой высоты, а следом хлынул черный густой поток нефти. Огромная емкость лопнула по швам, щедро расплескивая свое содержимое, а над технократическим лабиринтом терминала Янбу продолжали греметь взрывы, беспощадно разрывая трубопроводы, воспламеняя заполнявшие их нефтепродукты. Где-то ярко полыхнул, взметнувшись в небо, факел газового конденсата, которому стоило лишь коснуться человеческого тела, чтобы превратить его в кучку жирного пепла. Капитаны и матросы ожидавших погрузки танкеров высыпали на палубы, заслышав череду взрывов, и теперь во все глаза глядели, как жадное пламя поглощает творение человеческих рук, уничтожая терминал.

Джозеф Мердок, нахмурившись, слушал торопливый доклад министра энергетики. С утра у президента США адски болела голова, и, похоже, принятая на пустой желудок таблетка анальгина уже переработалась в организме, если судить по участившимся спазмам.

— В результате атаки террористов на нефтяные месторождения в Мексиканском заливе мы лишились полутора миллионов баррелей нефти, поставляемых ежедневно, — произнес глава Министерства энергетики, даже не заглядывая в листок-шпаргалку. — Использование стратегического нефтяного запаса позволило покрыть дефицит в ближайшие дни.

— Однако скачка цен на топливо и паники избежать не удалось.

Натан Бейл не спрашивал, но утверждал, сам будучи свидетелем того, что творилось на бензоколонках. Добропорядочные американцы будто разом лишились рассудка, и под увещевания министров и сенаторов, сменявших друг друга на экранах телевизоров, заполняли бензином, кажется, все свободные емкости, какие нашлись под рукой. Кое-где, судя по сводкам полицейских, дошло до перестрелок.

— Ажиотаж вокруг нефтяной проблемы и энергетической безопасности сделал наших сограждан нервными, — парировал недовольной глава Минэнерго. — Пожалуй, вы переусердствовали, промывая мозги избирателям в попытке оправдать русскую кампанию.

— Как долго мы продержимся за счет стратегического резрева? — Мердок обратил на себя внимание докладчика, и тот, пожав плечами, сообщил:

— У нас в подземных хранилищах на территории Техаса и Луизианы почти семьсот миллионов баррелей. Забирая ежедневно полтора миллиона, мы не будем ощущать дефицит еще полтора года, сэр. Но, полагаю, в течение ближайшей пары месяцев добыча в бассейне Мексиканского залива возобновится в прежнем объеме.

— Усильте меры безопасности, — потребовал президент, мрачно взглянув на главу Министерства внутренней безопасности. — Я не хочу проснуться однажды и узнать, что какой-то ублюдок подорвал хранилища или устроил еще какую-то пакость.

— Слушаюсь, сэр!

Трель мобильного телефона раздалась из кармана министра обороны, и Мердок, поморщившись, оттого что высокие ноты эхом отдались в сведенной спазмом голове, лишь махнул рукой в ответ на его просьбу выйти. Роберт Джермейнотсутствовал несколько минут, как раз столкнувшись в дверях с покидавшим Овальный кабинет министром энергетики и едва не сбив того с ног.

— Сэр, — губы Джермейна подрагивали, а с лица пропала краска. — Сэр, в Саудовской Аравии местные войска вступили в бой с экспедиционными подразделениями Морской пехоты и атаковали несколько наших временных баз. А их флот нанес удар по нефтепромыслам у побережья Катара. Повреждено не менее двух нефтяных платформ. Кроме того, есть информация, что неизвестные террористы атаковали нефтяные терминалы на побережья Красного моря и Персидского залива, а также нефтепромыслы в окрестностях Эр-Рияда!

— Дерьмо! — раздраженно выругался Натан Бейл. — Кто-то бросил нам вызов!

Стиснув зубы, Джозеф Мердок недовольно покосился на своего советника по безопасности и произнес:

— Мне не нравится новая тактика террористов. Они больше не таранят наши посольства на начиненных взрывчаткой грузовиках. Сначала Мексика, теперь Саудовская Аравия — кто-то хочет лишить нас основных источников нефти. Мы ввозим из Залива четверть всей потребляемой нефти! Такого удара энергетика не выдержит, и паника охватит всю страну!

Президент снова перевел взгляд на Джермейна:

— Роберт, каковы наши потери? и какой ущерб нанесен нефтяной инфраструктуре?

— Сэр, данные еще поступают, для анализа потребуется время. Но могу предположить, что ущерб более чем ощутимый!

— Нужно направить войска в Саудовскую Аравию — сил Морской пехоты не хватит, чтобы противостоять террористам и мятежникам. Необходимо надежно защитить нефтепромыслы!

Министр обороны переглянулся с главой Комитета начальников штабов, и генерал Форстер, кашлянув, неуверенно произнес:

— Можно рассчитывать на Третью механизированную дивизию, ее огневой мощи хватит, чтобы противостоять всем саудовским вооруженным силам вместе взятым. Но для того чтобы перебросить на аравийский полуостров войска с континентальной территории Штатов, уйдет около двух недель, и то придется задействовать все транспортные суда ВМФ и мобилизовать гражданские транспорты.

— Это неприемлемо, — тотчас вскинулся Джозеф Мердок. — Противник и так опережает нас постоянно. Они лишили нас нефти Мексиканского залива, и теперь хотят проделать то же самое на Ближнем Востоке. Наши войска должны быть на нефтяных полях в течение часов, а не недель!

— Все мобильные подразделения находятся в России, сэр, — пожал плечами глава военного ведомства, вновь переглянувшись с хмурым председателем ОКНШ.

— Так пусть они теперь следуют в Саудовскую Аравию, черт возьми! Кто-то хочет лишить нас доступа к источникам энергии, нанести удар по экономике страны, по американскому образу жизни, и, будь я проклят, у этих ублюдков пока все получается! От ситуации на аравийском полуострове зависит напрямую национальная безопасность Соединенных Штатов!

— Можно направить туда пару бригад Восемьдесят второй дивизии, — пожав плечами, предложил Дональд Форстер. — Возможно, и часть Десятой дивизии, легкую пехоту. На передислокацию уйдут сутки-двое. Доставим их по воздуху, транспортных самолетов у нас хватит для этого. Если обеспечить мощную авиационную поддержку, то дело может выгореть. Бомбардировщики и истребители можно также отозвать из России и разместить их, к примеру, в Турции. Заставим джихадистов нервничать и выиграем время для развертывания «тяжелых» подразделений.

— И ослабим свои позиции в России, где террористы публично бросили нам вызов, — проворчал растерянный Натан Бейл, чувствовавший, как все планы разваливаются под ударами нового «игрока». — Это война даже не на два фронта, а гораздо больше! И она едва ли приведет к чему-то хорошему!

— В России у нас достаточно войск. В любом случае, придется рискнуть, — помотал головой Форстер. — Массирование сил для нанесения удара — это азы, основа военного искусства, но сейчас угроз слишком много, и они слишком серьезны, чтобы игнорировать даже часть их.

— Действуйте, — раздраженно потребовал президент Мердок. — Я выступлю в Сенате, и наверняка получу санкцию на применение войск в Саудовской Аравии, но вы должны начинать сейчас, с этой самой секунды! Эту страну мы потерять не можем, пусть даже придется разрушить все их города и перебить всех чертовых арабских скотоводов!

Снова раздался телефонный звонок, и Энтони Флипс подпрыгнул на месте, схватившись за грудь, словно при сердечном приступе. Госсекретаря не было всего минуту, а когда он вернулся, встреченный вопросительными взглядами членов Совета безопасности, то с порога выдохнул:

— Убит король Саудовской Аравии Абладлла. В Эр-Рияде бои между армейскими подразделениями и Национальной гвардией!

Очередной спазм пронзил мозг Джозефа Мердока. Перед глазами его развернулась багровая пелена, а затем мир погрузился во тьму, поглотившую все поникавшие извне звуки.

Колонна из десятка «Хамви» Первой бригады специального назначения имени Фейсала бин-Турки промчалась по улицам бурлившего Эр-Рияда, как песчаный смерч. Вереница внедорожников, полных «коммандос» в боевой экипировке, подлетела к громаде королевского дворца, и, скрипнув тормозами, остановилась. Спецназовцы выбрались наружу, ощетинившись стволами винтовок, а к ним уже бежали бойцы Королевской гвардии, стаскивавшие с плеча на ходу оружие.

Бригадный генерал Исмаил бин-Зубейд, шагнув навстречу гвардейскому офицеру, уверенно произнес:

— Капитан, покажите, где могут разместиться мои люди!

Бородатый гвардеец, потомок бедуинского рода, которому за преданность предков была доверена честь охранять правителя королевства, недоуменно нахмурился:

— Меня никто ни о чем не предупреждал! Почему вы здесь?

Гвардейцы, стягивавшиеся со всех сторон, крепче схватились за оружие, напрягшись в ожидании схватки. Полсотни бойцов элитной бригады спецназа, вооруженные до зубов, могли представлять опасность, и сейчас, когда нервы у всех были натянуты, как гитарная струна, когда каждый перестал доверять каждому, любой неосторожный жест, неверно понятое слово, могли обернуться кровью.

Словно не видя нацеленных в него винтовок, бин-Зубейд возмущенно воскликнул:

— Как не предупреждали? Мы здесь по приказу министра обороны! Нас направили, чтобы помочь вам охранять государя!

— Я ничего не знаю ни о каком приказе, но, думаю, мы сами справимся с этим, господин генерал!

— Шайтан! Тогда я требую проводить меня к королю, и пусть Его Величество лично отменит этот приказ! Я не хочу потом лишиться головы!

Гвардеец-офицер набычился, встав на пути генерала, которого все же боялся, хотя тот и не имел никакой власти над телохранителями короля. Бин-Зубейд, ощерившись, рыкнул:

— Это что, измена?! Прочь с дороги!

Бородатого капитана буквально отшвырнуло, и тот, вздрогнув от гневного окрика, произнес:

— Следуйте за мной!

— Лейтенант, — бин-Зубейд, прежде, чем двинуться за новоявленным провожатым, подозвал к себе Ибрагима Аль-Джуни. — Лейтенант, ко мне! Идем!

Двое бойцов «коммандос» вошли под своды дворца, сопровождаемые полудюжиной гвардейцев. По пути им пришлось миновать многочисленные посты, расположенные каждые пятьдесят-сто шагов. Суровые бородачи застыли вдоль стен сводчатых коридоров, лишь гневно сверкая глазами при появлении чужаков. Перед тем, как открыть двери в покои короля, гвардейский капитан потребовал:

— Сдайте ваше оружие!

— Что?! Я здесь, чтоб защищать государя! Как я смогу помешать его врагам с пустыми руками?

Оттолкнув проводника, бин-Зубейд рывком распахнул дверь, шагнув в покои. Король Абдалла при его появлении вздрогнул, подняв голову и оторвавшись от лежавшей на столе книги.

— Кто посмел? — Голос короля взвился, будто набирающий силу ураган. — Что такое, генерал?

Исмаил бин-Зубейд услышал, как за спиной со стуком сомкнулись массивные створки. Юный лейтенант Аль-Джуни замер позади своего командира. Генерал, сделав три шага навстречу королю, негромко произнес:

— Ваше Величество, вы в опасности. По всему королевству наша армия вступила в бой с американцами! Атакованы нефтепромыслы! Это мятеж, измена!

— Что? Как они посмели?! Кто осмелился предать меня?!

Исмаил бин-Зуйбед неожиданно улыбнулся:

— Это я, Ваше Величество. Но это не предательство. Нет чести служить тому, кто не ценит верность своих слуг, считая их за разменную монету. Я здесь, чтобы передать вам привет от Ахмеда аль-Шаури, вашего верного слуги, принявшего смерть за грехи других. Платой за преданность для него стала казнь. Настал и ваш черед расплачиваться!

— Как ты смеешь?! Я велю отсечь тебе голову! Аль-Шаури меня предал!

— Он до последнего верил, что спасает вас. А вы не хотели справедливого суда, вы жаждали крови. Так напейтесь ее сполна! Своей собственной!

Король Абдалла вдруг перестал чувствовать себя владыкой одной из богатейших стран мира, одним из влиятельнейших людей не только на Аравийском полуострове, но и, пожалуй, на всей планете — во всяком случае, до той минуты, когда в недрах королевства иссякнет нефть. Он попятился, чувствуя, как холодеет в груди, а на лбу, напротив, выступает пот. Генерал бин-Зубейд дернул из кобуры пистолет, рывком отводя назад затвор, с негромким клацаньем вернувшийся на место, загоняя патрон в патронник. Широкая ладонь крепко обхватила шероховатую пластиковую рукоять, и ствол девятимиллиметрового «Глока» нацелился в грудь медленно отступавшего назад короля. Напрягся палец, спусковой крючок подался назад, и прозвучал первый выстрел, а затем еще и еще. Тупоголовые пули весом 7,26 грамма рвали плоть Абдаллы, и их энергия была такова, что уже бесчувственное тело короля отшвырнуло назад, и оно оползло на пол бесформенной грудой, а на стене остались ярко-алые брызги крови.

Исмаил бин-Зубейд обернулся к лейтенанту аль-Джуни, немигающим взглядом уставившемуся на труп короля, еще чуть заметно подергивавшийся в агонии, произнеся:

— Он поплатился за свое предательство! И ты тоже понесешь заслуженную кару за то, что продался нашим врагам!

Лейтенант, что-то поняв, успел схватиться за рукоять пистолета, наполовину вытянув его из кобуры, прежде чем громыхнул еще один выстрел, и его голова взорвалась кровавым фонтаном, когда выпущенная с трех шагов пуля угодила в защищенный лишь тканью берета лоб.

С грохотом распахнулись двери, и на пороге возникли два гвардейца с автоматами «хеклер-кох» наперевес. Им хватило мгновения, чтобы увидеть лежащие на забрызганном еще горячей кровью полу трупы и стоящего над ними генерала, державшего в руке дымящийся пистолет, но и секунда в бою — это слишком долго. Первый гвардеец, взмахнув руками, завалился на спину, когда ему в грудь ударила пуля калибра девять миллиметров. Второй попытался уклониться, и следующий выстрел Исмаила бин-Зубейда оказался недостаточно точным. Пуля впилась в бок королевскому телохранителю, но, прежде чем он успел вскинуть винтовку, бин-Зубейд вновь нажал на спуск, и тяжелое тело швырнуло на мраморный пол, а рядом с лязгом упал выскользнувший из мертвых рук «хеклер-кох».

— О, Аллах, прими души детей твоих, — прошептал генерал.

Коридоры и залы дворца наполнились шумом, бряцаньем оружия, топотом множества ног, командами. Несколько шумно дышавших гвардейцев, не меньше десятка, с оружием наизготовку ворвались в покои короля. При их появлении бин-Зубейд поднял руку, и, когда горячий металл пистолетного ствола коснулся бритого виска, торопливо, словно боясь передумать в последний миг, нажал на спуск. Звук собственного выстрела, от которого невольно дрогнули замершие в нескольких шагах гвардейцы, генерал уже не услышал.

Глава 6

Тихий океан, западное побережье США
25 ноября

Полеты над авиабазой Гонолулу были остановлены ровно в полдень. Самолеты и вертолеты авиации Корпуса морской пехоты США и американских ВМС замерли вдоль посадочных полос. Их экипажи вместе с техниками, оставшимися без дела, следили за тем, как на аэродром, слепя солнечными бликами, игравшими на округлостях фюзеляжей и отполированных до блеска плоскостях, один за другим приземлялись самолеты с опознавательными знаками ВВС полудюжины стран.

Прибывшие на американскую землю делегации с усиленным эскортом, под вой сирен полицейских машин направлялись в Перл-Харбор, главную военно-морскую базу США в центральной части Тихого океана. Командующий Третьим флотом ВМС США встречал высокопоставленных гостей, терпеливо дожидаясь, когда все они займут места в просторном конференц-зале. Здесь собрались высшие офицеры, представлявшие штабы флотов крупнейших тихоокеанских держав, в том числе Канады, Австралии, Филиппин, Австралии и Новой Зеландии. Не оказалось только японцев, но и собравшихся было вполне достаточно. Это были давние союзники Америки в регионе, те, в ком не было причин сомневаться, и американский адмирал, дождавшись, когда прибудут все, начал без лишних предисловий.

— Господа, я говорю с вами здесь и сейчас от имени и по поручению Президента США и министра обороны, — сообщил вице-адмирал Гридли. — Мы оказались в трудной ситуации, перед лицом серьезной угрозы. Где-то в глубинах Тихого океана находится подводная лодка класса «Кило», захваченная русскими террористами. Прорываясь из акватории Японского моря, они атаковали эскадренный миноносец ВМС США «Бенфолд», а также уничтожили подлодку Сил самообороны Японии, но это, по нашему мнению, лишь начало. Предположительно, на борту этой пиратской подлодки находятся три ядерных заряда малой мощности, похищенные с территории русского атомного арсенала. Цели людей, захвативших их, нам не известны. Опасность может угрожать не только Соединенным Штатам, но и вашим странам. Мир впервые столкнулся с реальной угрозой ядерного терроризма, и справиться проблемой мы сможем лишь общими усилиями.

— Адмирал, кризис стал закономерным итогом действия вашей страны по отношению к России, — заметил, прервав Гридли на полуслове, представитель Австралии. — Какое это отношение может иметь к нашим странам? Мы не вторгались в Россию, не поддерживали агрессию ни словом, ни делом. И чего вы хотите от нас, раз собрали в такой спешке?

Американский адмирал прокашлялся, будто забыв слова, а затем произнес:

— В восточной части Тихого океана разворачивается масштабная поисковая операция. По нашим предположениям, захваченная террористами подлодка находится сейчас где-то между ста семьюдесятью и ста восьмьюдесятью градусами восточной долготы и севернее тридцать пятой параллели. В этот район мы направили все имеющееся силы во главе с атомным авианосцем «Рональд Рейган», всего двадцать два надводных корабля и семь атомных ударных подлодок. Мы не сомневаемся, что найдем и уничтожим противника далеко от побережья, но совместными усилиями добьемся этого быстрее. Я обращаюсь к вам с просьбой предоставить свои надводные и подводные силы и базовую патрульную авиацию, передав ее во временное подчинение штабу Третьего флота США. Нам нужен сейчас каждый корабль, способный вести поиск подводных лодок, каждый самолет и вертолет. Я взываю к вашему союзническому долгу, господа, и жду немедленного решения!

Австралийский и новозеландский адмиралы, сидевшие бок о бок, даром, что и географических их страны были более чем ближайшими соседями, переглянулись, и первый поднялся, словно пружиной подброшенный, одернув мундир.

— Русские террористы, даже если допустить наличие у них ядерного оружия, не могут угрожать моей стране. Австралия никак не участвует в конфликте с Россией. Наши военно-морские силы по-прежнему будут заняты охраной наших водных границ, использовать их в интересах ВМС США и американского правительства мы не согласны категорически.

Вице-адмирал Гридли едва не выругался, сдержавшись каким-то чудом, только шумно выдохнул.

— Поддерживаю такое решение. — Это уже гость из Новой Зеландии, на чьи фрегаты класса МЕКО-200, спроектированные кораблестроителями из Германии, командующий американским Третьим флотом возлагал немалые надежды. — Мы не готовы ввязываться в конфликт, ослабляя оборону собственных водных рубежей.

— Что ж, это ваше решение, господа. Кто еще придерживается подобного мнения?

Канадский адмирал, какой-то помятый, явно не выспавшийся, тем не менее, выглядел решительно. Наверняка для него прозвучавшее предложение не было сюрпризом, и потому офицер сообщил:

— Мы готовы направить в район Гавайских островов эскадренный миноносец и три фрегата, а также три из четырех своих подводных лодок класса «Виктория». Также наши патрульные самолеты «Аврора» будут совершать вылеты по запросу американского командования.

— Благодарю, — кивнул вице-адмирал Гридли.

— Правительство Филиппин не возражает против использования американской стороной наших военно-морских и авиационных баз. В вашем распоряжении также наши противолодочные самолеты, корабли береговой охраны и суда обеспечения, — поддержал канадского адмирала представитель Манилы. — Можете рассчитывать на любую нашу помощь.

— Мы рассчитываем обнаружить подлодку террористов задолго до того, как она доберется до побережья американского континента, — сообщил воспрянувший духом Гридли. — Для этого у нас вполне хватит сил. Против них — вся мощь ВМС США. Но эти фанатики уже показали, на что способны, и поэтому, возможно, придется прибегнуть к экстренным мерам. Я имею в виду постановку противолодочных минных заграждений вдоль побережья Соединенных Штатов, и, возможно, Канады.

— Вы рехнулись?! — Австралийский адмирал снова подскочил, как ужаленный. — Это же угроза судоходству. Мина не различает правых и виноватых!

— Национальная безопасность США — приоритетная задача для каждого из нас. Мы используем любые средства, лишь бы уничтожить угрозу со стороны русских!

Русскую подлодку, будто растворившуюся на просторах Тихого океана, искали, не останавливаясь ни на секунду. Тысячи мужчин и женщин в форме Военно-морского флота США, сотни самолетов и вертолетов, часами круживших над бескрайней водной пустыней, десятки кораблей. Чиновники в Оттаве спешили продемонстрировать свою преданность союзнику, и потому эскадра под канадскими флагами покинула свои базы в тот же день, полным ходом направившись в сторону Гавайского архипелага. В ее составе был и фрегат FFH-335 «Калгари» типа «Галифакс», один из новейших кораблей ВМФ Канады, экипажу которого совсем скоро представился шанс показать не только верность соседу и «старшему брату», но и свое боевое мастерство.

Патрульный самолет ВМС США «Посейдон» Р-8А, широко раскинув тридцатишестиметровые углепластиковые крылья, кружил над лишенной всяческих видимых ориентиров водной поверхностью. Давно привыкшие к такому зрелищу пилоты не могли не восхищаться безмятежной мощью Тихого океана. Всюду вода, ровные ряды синевато-серых волн, уходящие за горизонт. Только изредка мелькнет вдалеке, у самой кромки неба, белесая полоса кильватерного следа — сам корабль, оставивший его, с высоты в пять тысяч футов едва можно разглядеть. Но суровые красоты не могли отвлечь экипаж от своей главной задачи, ради выполнения которой они вылетели с базы на Гавайях тринадцать часов назад, и теперь их самолет неторопливо кружил над волнами, чтобы, спустя еще два часа, развернуться на обратный курс, передавая свою вахту.

— Меняем курс на ноль-пять-пять, — произнес командир экипажа майор Глен Джонс, зная, что бортовые самописцы внимательно фиксируют каждое прозвучавшее слово. Если здесь, над волнами, в тысяче с лишним миль от ближайшего клочка суши, вдруг откажет техника, надежды на то, что помощь успеет, почти никакой. Но хотя бы на земле потом поймут, почему оборвались жизни девяти американских парней, по причине ли оплошности, или из-за ошибки «умных» приборов, помогавших пилотам управлять своей крылатой машиной. — Следуем в квадрат Браво-пять.

— Принято, командир!

Второй пилот, лейтенант Эндрю Морис, кивнул, не ослабляя хватку на рычагах управления. Подчиняясь слитному движению рук обоих пилотов, крылатая машина, весившая почти восемьдесят четыре тонны, чуть накренилась на левый бок, меняя направление. И в этот миг в отсеке операторов противолодочного оборудования, отделенном переборкой от кабины пилотов, раздался прерывистый зуммер.

— Радиолокационный контакт, — спокойно, будто разговаривал о погоде, произнес офицер, следивший за показаниями радара. — Объект на один-шесть-три, дальность четыре мили!

Девять человек, экипаж патрульного «Поседойна», не просто так бросили свои дела на суше, оставили свои дома и своих близких, очутившись над бескрайней водной равниной. Океан лишь казался пустынным и безжизненным. Где-то здесь, под этими волнами, мог скрываться враг. Русские террористы-фанатики, захватившие подлодку «Кило», исчезли, казалось, бесследно, после того, как атаковали и потопили японскую субмарину. Океан надежно укрыл их следы, но поиски не прекращались ни на миг. Целая эскадра во главе со статысячетонной громадой авианосца «Рональд Рейган» уже которые сутки подряд бороздила просторы Тихого океана, пронизывая толщу воды до самого дня частыми импульсами сонаров. Где-то на глубине затаились и ударные подлодки «Лос-Анджелес», готовые сорваться с места, точно гончие, как только враг будет обнаружен. Но, несмотря на свою колоссальную огневую мощь, подводники были почти беспомощны, и потому над океаном непрерывно кружили самолеты, такие, как «Посейдон», луч радара которого непрерывно скользил по волнам, и, неожиданно даже для его экипажа, вдруг зацепился за препятствие, которому просто неоткуда было взяться здесь.

— Курс один-шесть-три, — немедленно скомандовал майор Джонс. — Снижаемся до тысячи футов! Приготовить буи к сбросу!

Отметка цели пульсировала на экране бортовой РЛС AN/APS-137D(V)5, крохотная точка, о которую разбились, отскочив назад, радиоволны. Это мог быть перископ подводной лодки, как и обычный мусор, подхваченный изменчивым океанским течением у дальних берегов. Сложная техника могло многое, но не все, однако, прежде чем пилоты «Посейдона» смогли увидеть своими глазами неожиданно возникший объект, отметка исчезла со ставшего девственно-чистым полотнища монитора.

— Контакт прерван! Не вижу цель!

— Сбросить буи! — немедленно приказала командир экипажа, и град ярких пенопластовых поплавков, отделившись от летевшего на бреющем огромного самолета, посыпался в воду.

Радиогидроакустические буи, мерно покачиваясь на волнах, активировали сонары, образовав на поверхности океана частую сеть. Стоит только одному из них уловить донесшийся из глубины шум винтов — и за безобидными буями могут последовать противолодочные торпеды «Марк-50», мирно дремлющие в оружейном отсеке объемистого фюзеляжа. Но командир экипажа медлил, помня судьбу моряков с эсминца «Уэйн Мейер», как раз ожидавших решения трибунала после того, как в нейтральных водах вот так же поспешно атаковали китайскую подлодку.

— Есть акустический контакт! — вдруг встрепенулся оператор станции слежения за буями. — Источник смещается к востоку! — И через несколько мгновений, с какой-то обидой в голосе добавил: — Цель потеряна!

— Активировать магнитометр!

Детектор магнитных аномалий, входивший в состав поискового оборудования «Посейдона», позволял обнаруживать на глубине большие массы металла, какими и являлись подводные лодки. Но экран оставался чист.

— Пусто, сэр, — разочарованно развел руками оператор. — Под нами ничего нет.

— Нет, это должны быть русские, и они никуда не могли исчезнуть! Сбросить еще буи, — потребовал Джонс.

— Командир, у нас топливо на исходе. Пора ложиться разворачиваться на обратный курс!

— Дьявол!

Майор ударил сжатым кулаком по приборной панели. Мощные турбины CFM International CFM56-7B27A2, поддерживавшие в небе его самолет, сообщая ему скорость свыше девятисот километров в час, пока работали ровно, но казавшиеся бездонными баки действительно быстро пустели. Вахта «Посейдона» близилась к концу.

— Связь с «Рейганом», — приказал майор. — Пусть направят сюда корабли!

Сразу несколько кораблей, сопровождавших флагман, величаво резавший волны к востоку от Гавайев, изменили курс, полным ходом направляясь к месту скоротечного контакта. Одним из них был фрегат канадских ВМС «Калгари», присоединившийся к поисковой операции лишь двое суток назад. Приводимый в движение дизельными двигателями экономического хода, он неторопливо полз по покрытой мелкими волнами океанской глади, периодически «прощупывая» раскинувшуюся по килем бездну импульсами сонара.

— Капитан, сэр, — радист вызвал командира корабля, едва приняв сообщение с борта «Рональда Рейгана». — Сэр, американский патрульный самолет обнаружил неопознанную субмарину в квадрате Браво-пять. Приказано следовать туда!

— Полный ход! Курс два-два-ноль!

В трюмах фрегата взвыли газотурбинные двигатели, своими пятьюдесятью тысячами лошадиных сил стремительно разгоняя корабль водоизмещением четыре тысячи семьсот пятьдесят тонн до тридцати узлов. «Калгари», точно хорошая гончая, взявшая след, рванулся к цели, вспарывая волны косо срезанным форштевнем. За кормой оставался четко различимый едва ли не с орбиты пенный след, а по отсекам катился сигнал боевой тревоги, сопровождаемый топом множества ног. Моряки спешно занимали свои посты, готовясь к скорой схватке.

— Мы в полусотне миль от заданного квадрата, сэр, — сообщил капитану штурман. — Два часа ходу.

— Что американцы?

— Адмирал Гридли направляет сюда все свои силы. Но ближайший эсминец находится сотней миль севернее, — усмехнулся штурман. — Мы будем первыми, сэр.

— Можем не успеть. Приготовить к вылету вертолет!

Палубный СН-124А «Си Кинг» извлекли из просторного ангара в кормовой части надстройки. Пока экипаж занимал свои места, техники торопливо цепляли к узлам подвески вертолета противолодочные торпеды «Стингрей». Взвыли спаренные турбины «Роллс-Ройс», шевельнулись лопасти винта, и десятитонная машина оторвалась от покрытия посадочной площадки. Оказавшись в воздухе, геликоптер немедленно отвернул в сторону, уклоняясь от возможного столкновения с увенчанными антеннами РЛС мачтами фрегата, и, медленно, но уверенно набирая высоту, направился к горизонту, спеша первым оказаться над вражеской подлодкой.

Владимир Шаров узнал о начинавшейся на поверхности и в небесах суете, когда по отсекам подводной лодки «Усть-Камчатск» прокатился сигнал тревоги. Моряка словно пружиной сбросило с узкой койки, которой он коснулся едва ли полчаса назад, перед этим отстояв очередную долгую вахту. Некомплект экипажа сказывался сейчас, как никогда прежде, и если прочие ресурсы можно было как-то экономить, изыскивать резервы, то человеческие силы, несмотря на всю выдержку моряков, несмотря на чувство долга, иссякали, а безумному походу не было видно конца и края.

Взметенный коротким, нервным звуком сирены, капитан первого ранга Шаров вихрем промчался по полупустым коридорам, ныряя в проемы герметичных люков. Почти никто не встретился на его пути, казалось, субмарина попросту обезлюдела, превратившись в корабль-призрак, подводного «летучего голландца». Но в помещении центрального поста на своих местах перед приборными панелями замерли моряки, не шелохнувшиеся при появлении командира.

— Товарищ капитан, — старший помощник привычно козырнул, став перед Шаровым по стойке смирно. — Станция радиотехнической разведки зафиксировала радиолокационное излучение, в тот момент, когда подлодка шла под РДП. Я принял решение срочно начать погружение.

— Отлично! Какова вероятность обнаружения?

— Скоро и увидим, товарищ капитан, — только усмехнулся старпом, чувствуя, как пол отсека накренился, уходя из-под ног.

Очередной, далеко не первый за минувшие дни сигнал тревоги, не стал неожиданностью. Их искали все то время, что «партизанская» подлодка находилась в открытом море, искали с все большей силой. По водной поверхности метались лучи радаров, а гидролокаторы долбили своими импульсами водную толщу, пронизывая ее до самого дна. Но экипаж действовал так, как и прежде, начав срочное погружение. Труба РДП, устройства для работы дизеля под водой, плавно скользнула в шахту в ограждения высокой, похожей на плавник рубки «Варшавянки». Как только «шноркель», единственная ниточка, связывающая субмарину с поверхностью, был немедленно убран, в балластные цистерны потоком хлынула забортная вода, и «Усть-Камчатск» буквально провалился во тьму океанской пучины.

— Погружение двести, дифферент на нос десять! — скомандовал старпом рулевому, который управлял вовсе не при помощи колеса штурвала, а пользовался рычагами, напоминавшими ручку управления реактивным самолетом.

Замолкли генераторы, лишившиеся притока кислорода, но винт продолжал вращаться — теперь его питали аккумуляторы, накопившие достаточный запас энергии. Глубина безропотно принимала подводную лодку, даруя ей укрытие, но Владимир Шаров, буквально нутром чувствовавший, как усиливается давление на корпус субмарины, понимал, что любая ошибка может прервать их поход. Под килем — настоящая пропасть, тысячи метров ледяной тьмы. В этой части океана глубины в шесть-восемь километров были не исключением, а нормой, и не раз случалось, что подлодки, из-за ошибки ли тех, кто их строил, или тех, кто управлял ими, буквально проваливались во мрак, превращаясь в могилу для своего экипажа, для которого не было спасения.

— Сбавить ход до трех узлов, — продолжал командовать старший помощник. Шаров не вмешивался в его действия, отдавая так дань уважения опытному подводнику. — Тишина в отсеках!

Сирена взвыла, тревожно, нервно, и смолкла, а вместе с ней стихали и все звуки в тесных отсеках «Усть-Камчатска». Субмарина, сбавив ход, буквально повисла в толще воды, замерев, затаившись. Свободные от вахты моряки застыли, боясь даже слишком громко выдохнуть. Где-то рядом, над головами, был враг, который искал их, чтобы уничтожить, и был намерен довести начатое до конца.

— Нельзя сейчас подставиться, никак нельзя, — произнес Владимир Шаров, которого мог слышать каждый из находившихся в центральном посту моряков. — Половина пути позади, тысячи миль водной пустыни. И мы обязаны пройти его до конца. Мы столько раз обманывали врага, уходили от преследования, что сделать это еще раз совсем не сложно.

— «Пиндосы» только собираются с силами. Акустик докладывает о контактах каждый несколько часов, — заметил старший помощник. — Похоже, они стянули в эти воды целый флот. Предугадать, какой маршрут мы выберем, не сложно, запасы топлива не безграничны, их как раз хватит, чтобы кратчайшим путем добраться до побережья Штатов. Так что для нас, похоже, проблемы только начинаются.

— Они упустили нас возле японских островов, хотя там все условия были на руку врагу. Здесь, в открытом океане, найти нашу подлодку стократ сложнее. Мы должны дойти!

— А что будет потом, когда доберемся до цели?

— Главное — подобраться поближе к американскому побережью. После того, как высадим диверсантов, мы уже никого не будем интересовать.

— Я знаю, что это дорога в один конец, с самого начала знал это, — настойчиво произнес старший помощник. — Но все же хотелось бы дожить до победы.

— Думать о спасении своих шкур будем потом, — помотал головой Шаров. — Сперва доставим парней на твердую землю.

Капитан «Усть-Камчатска» указал на одного из «парней». Тарас Беркут, командир диверсионной группы партизан, вошел в центральный пост. Несколько моряков разом оглянулись, так что блики светящихся мониторов скользнули по их оцепеневшим от напряжения лицам. Партизан тяжело дышал, будто после марш-броска, его грудь под тельняшкой вздымалась, а лицо лоснилось от пота. Наверное, опять отжимался до потери сознания в своей тесной каютке, подумалось Владимиру Шарову.

— Что происходит? Нас обнаружили?

— Возможно, — пожал плечами Шаров. — Радиометристы обнаружили работу чужой РЛС. Где-то рядом патрульный самолет, скорее всего. Мы в полутысяче миль севернее Гавайев, у янки там полно военных баз. Затаимся на глубине, переждем. Мы и так далеко забрались. Прорвались мимо Сахалина, проскользнули через американские противолодочные рубежи, обидно будет нарваться здесь, в открытом океане.

Беркут непонимающе тряхнул головой:

— Как нас можно найти с помощью радара? Это же подводная лодка!

— Не «подводная», а «ныряющая». Мы не можем постоянно находиться на большой глубине, как АПЛ. Гребной винт приводится в движение электромотором. Энергию для него можно получать из аккумуляторных батарей, но емкость их ограничена. Под аккумуляторами «Варшавянка» может пройти три сотни миль, имея возможность маневра по глубине. Это много в масштабах, например, Балтики или Черного моря, а лодки проекта 877 для закрытых морей и создавались. Мы же должны преодолеть несколько тысяч миль, поэтому идем почти постоянно под РДП, это устройство, по которому подается атмосферный воздух с поверхности, точнее, кислород, который питает дизельные генераторы, вырабатывающие энергию, как для главного электродвигателя, так и для зарядки аккумуляторов. Дальность хода возрастает до шести с половиной тысяч миль. В таком режиме мы и идем почти от самого Сахалина, но из-за этого вынуждены держаться на перископной глубине. Головка «шноркеля» — достаточно крупный объект для того, чтобы обнаружить его с помощью РЛС. Но на ей установлен приемник станции предупреждения об облучении, так что мы вовремя успели погрузиться.

— И что теперь будут делать пиндосы?

Вместо капитана ответил старший помощник:

— Если нас не обнаружили, то выждем немного, снова всплывем, и дальше пойдем под РДП. Но если американцы успели нас засечь, то стянут сюда все силы. Их корабли и самолеты, будут постоянно дежурить в этом районе, не позволяя нам подняться близко к поверхности. Мы сможем маневрировать, пока есть запас энергии в аккумуляторах, но это долго не продлится. А когда «батарейки» сядут, придется или всплывать, прямиком в объятия американцев, или открыть кингстоны и затопить подлодку. Мы зашли в такие воды, где едва ли прежде кто-то был. У меня за плечами одиннадцать автономок, но такое плавание никакому Магеллану не приснится. Под нами — пятикилометровая пропасть, корпус лопнет под давлением, как яичная скорлупа, прежде чем мы достигнем дна.

— Если обложат, активируем устройства прямо здесь, — решительно возразил Беркут, рубанув воздух широкой мозолистой ладонью. — Думаю, мощности трех атомных снарядов хватит, чтобы пустить на дно хотя бы пару пиндосских посудин.

— Я в камикадзе не записывался, — усмехнулся в ответ Шаров. — Так что рассчитываю вас доставить до места, а уж там делай, что хочешь, майор! Прорвемся, не первый же раз!

«Усть-Камчатск», оставаясь на глубине, продолжал медленно двигаться прежним курсом, расходуя драгоценный запас энергии, накопленный в аккумуляторных батареях. Акустики вслушивались в «голос океана», но среди привычных шумов не было ни одного, источником которого могло бы оказаться творение человеческих рук.

— Подвсплыть на перископную глубину, — решил Шаров, теперь не покидавший мостик. Старпом немедленно скомандовал:

— Продуть балласт! Всплытие до отметки двадцать метров!

Сжатый воздух вытеснил заполнившую балластные цистерны воду, и полегчавшая подлодка рванулась к поверхности, будто выбившийся из сил пловец. Труба РДП вспорола водную гладь, снова поток свежего воздуха хлынул к ожившим генераторам.

— Облучение, — тревожно вскрикнул мичман, следивший за показаниями станции радиотехнической разведки МРП-25, сенсоры которой были размещены на «шноркеле». — Нас облучает РЛС!

И тотчас акустик, будто сговорившись, подхватил:

— По левому борту шум винтов! Надводный корабль, пеленг тридцать! Приближается!

— Твою мать! — Шаров в сердцах ударил ладонь о переборку. — Погружение двести! Принять балласт! РДП убрать!

Вновь «Усть-Камчатск» буквально провалился в пучину, и его корпус содрогнулся от импульса сонара, прокатившегося от носа, до кормы, точно барабанная дробь.

Палубный вертолет «Си Кинг» завис в десятке метров над мерно вздымающимися волнами, и антенна ГАС на длинном кабеле опустилась в воду. Оператор, обратившись в слух, усиленный мощной электроникой, замер, пытаясь уловить шумы чужой подлодки, но слышал лишь вечный рокот неспокойного океана.

— Ничего, командир! — помотал головой летчик.

— Поднять гидролокатор. Сделаем круг!

Будто подпрыгнув, канадский вертолет, стрекоча винтом, точно гигантская стальная десятитонная стрекоза, промчался полмили, затем снова снизившись и погрузив антенну сонара в волны. Яркая точка внезапно возникла на экране обзорной РЛС «Экко» AW391, установленной в круглом обтекателе позади двигателей. Луч радара, мазнувший по неспокойной поверхности океана, отразился от показавшейся над водной поверхностью головки РДП русской подлодки.

— Объект на два-два-ноль, — сообщил оператор. — Три мили. Вероятно, перископ или «шноркель»!

— Сонар в активный режим! Подсветим их!

Импульс гидролокатора пробил толщу воды, отражаясь от преграды у самой поверхности. Очертания продолговатого объекта, который не мог быть ничем иным, как корпусом подлодки, высветились на мониторе.

— Цель погружается!

— Сопровождать цель! — приказал командир экипажа.

— Мы можем атаковать!

Палец второго пилота уже коснулся кнопки сброса торпед, чуть подрагивая от напряжения — это была первая настоящая, а не учебная атака за долгую карьеру опытного пилота, и сейчас, несмотря на всю свою выучку, он волновался.

— Отрицательно! Приказано сначала опознать цель. Это может быть «нейтрал». Пусть янки сами разбираются.

«Усть-Камчатск» быстро погружался, так что в центральном посту был слышен треск сжимаемого колоссальным давлением корпуса. Сталь стойко сопротивлялась натиску стихии, но многим людям, находившимся на борту, стало не по себе.

— Погружение на триста пятьдесят, — приказал Шаров. — Уйдем под термоклин.

Рулевой отклонил от себя рычаги управления, и подлодка буквально спикировала на глубину, преследуемая частыми, точно барабанный бой, импульсами гидролокатора.

— Похоже, это вертолетная ГАС, — предположил акустик «Усть-Камчатска».

— Если над нами «вертушка», значит, где-то рядом корабль. Сюда ни один вертолет не долетит с суши. — Владимир Шаров раздраженно цокнул языком: — Серьезно за нас взялись!

— Нужно как-то оторваться от преследования, — с растерянностью произнес Тарас Беркут, несмотря на объявленную тревогу, остававшийся в центральном посту.

Командир диверсионной группы остро ощущал собственную беспомощность. Ни приемы рукопашного боя, ни меткая стрельба не могли помочь избавиться от винтокрылой машины, кружившей сейчас в нескольких сотнях метров над быстро опускавшейся в пучину подлодкой. Майор почувствовал себя мишенью, в которую уже нацелен ствол, и палец стрелка только что коснулся изгиба спускового крючка. Оставалось надеяться, что эти сосредоточенные, но спокойные люди в черной морской форме знают, что делают.

— Океан — это настоящий слоеный пирог, — пояснил Шаров, на лице которого выступила испарина, не то от волнения, не то от царившей в отсеках духоты. — Верхний слой воды постоянно нагревается солнечными лучами, и потому достаточно теплый. Но на глубине сто-двести метров, куда дневной свет не проникает никогда, температура резко падает. Это называется слой температурного скачка или, короче, «термоклин». Резкий перепад температур сказывается на прохождении акустически сигналов. Импульсы, направленные на этот слой сверху, например, теми гидролокаторами, что нас сейчас облучают, отражаются вверх. Шум, направленный снизу, шум нашей подлодки, который могут уловить сонары в пассивном режиме, отражается вниз. Мы поднырнем под слой скачка, станем «невидимками».

— До тех пор, пока не подойдут корабли янки, — кисло заметил старший помощник. — У них погружные ГАС, которые можно опустить на трехсотметровую глубину. И тогда нам хана!

— Замучаются искать! Мы уже будем далеко!

Рулевой, сверяясь с показаниями глубиномера, сообщил:

— Триста пятьдесят метров!

— Остановить погружение! Увеличить ход до десяти узлов! Лечь на курс сто сорок!

Маневрируя, «Усть-Камчатск» начал разгоняться, буквально продираясь сквозь сдавленную собственной массой толщу океанской воды. Ее корпус испытывал колоссальное давление, словно подлодку стискивала ладонь великана, и это давление люди, находившиеся на борту субмарины, ощущали буквально собственным нутром.

— Мы на предельной глубине, — произнес Владимир Шаров. — Здесь нас почти невозможно обнаружить с поверхности, но мы и сами практически ничего не знаем о том, что творится над головами.

— Нельзя просто прятаться, — повысил голос Тарас Беркут. — Мы уступаем противнику инициативу!

— Мы будем оставаться на глубине столько, сколько сможем, насколько хватит запасов кислорода и энергии в батареях.

Субмарина двигалась десятиузловым ходом, быстрее, чем многие обитатели океанских глубин. Кашалот, грозный хищник, нырнувший за добычей, испуганно отвернул в сторону, пропуска ее. Но со стороны могло показаться, что «Усть-Камчатск» неподвижно завис над бездной, обрывавшейя на многокилометровой глубине горным плато, похожим на поверхность далекой звезды, таким же неизученным, где никогда не ступала нога человека. А наверху кружил вертолет, то снижаясь к самым волнам, то снова взмывая вверх, одним таким «прыжком» преодолевая по полмили а то и больше. Но импульсы гидролокатора бессильно разбивались о ту невидимую границу между слоями воды разной температуры, заставляя экипаж бессильно ругаться.

— Шум винтов, — неожиданно доложил акустик «Усть-Камчатска». — Надводная цель!

Новый звук бесцеремонно нарушил безмолвие океана. фрегат «Калгари», на мачте которого реял канадский флаг, мчался со всей силы. Форсажные турбины разогнали его до тридцати узлов, но и этого могло не хватить.

— Лейтенант Морган, какие новости от американцев? — капитан фрегата окликнул своего старшего помощника.

— Их корабли будут здесь через час, никак не меньше, сэр. На подходе один «Орион», вылетевший из Перл-Харбора. Он прибудет в течение получаса.

— Русские не могли уйти далеко. Сбавить ход до пяти узлов, опустить буксируемую антенну ГАС!

Фрегат замедлил ход, так, чтобы собственные шумы не создавали помехработе сонаров. Длинный кабель, разматывавшийся за его кормой, оканчивался насадкой гидролокатора, опускавшейся все ниже и ниже и пробившей незримый рубеж «термоклина». Первый же импульс настиг повисшую в толще воды подлодку, но, вместо того, чтобы вернуться невесомым эхо, частью был поглощен покрывавшим ее корпус противогидролокационным покрытием, а частью рассеялся.

— По нам снова работает ГАС! — немедленно доложил Шарову акустик, переключивший бортовой гидроакустический комплекс МГК-400 в режим обнаружения сигналов. — Корабельная станция! Рядом эсминец или фрегат!

— Теперь точно головы поднять не дадут, — прорычал сквозь зубы старший помощник. — У них преимущество в скорости, не уйти!

— Вашу мать! — Тарас Беркут почувствовал, как в груди поднимается темная волна злости и отчаяния.

Командир диверсионной группы выскочил из помещения центрального поста, едва не сбив с ног нескольких попавшихся ему по пути в узком проходе моряков. Он знал сейчас, что делать. Целью беркута была одна из пустующих кают. На самом деле, свободного пространства на борту, несмотря на то, что в поход «Усть-Камчатск» вышел с неполным экипажем, едва ли было в избытке. Но здесь никто из моряков не хотел селиться, предпочитая тесноту других кубриков. И причиной тому были три массивных цилиндра, отлитых из свинца и «украшенных» желто-черными символами радиационной опасности.

Беркут опустился корточки возле крайнего из уложенных в ряд прямо на полу цилиндров. Когда-то это был атомный артиллерийский снаряд калибра 152 миллиметра, но усилиями подпольных ядерщиков он превратился в диверсионный ядерный фугас. Пальцы бывшего майора Российской Армии, чуть дрожа, коснулись пульта, прилепившегося к свинцовой болванке, начиненной смертоносным плутонием.

— Командир! — Вздрогнув, Беркут обернулся, увидев застывшего на пороге каюты Заура Алханова. — Что ты делаешь, командир?

— На что похоже, боец? Над нами крутится американский эсминец. Если не удастся от него оторваться, я приведу в действие заряды. Хоть сколько-то пиндосов прихватим с собой!

— Едва ли нас для этого послали в такой поход!

— Предлагаешь просто сдохнуть в этой консервной банке, когда закончится кислород? Или всплыть на радость американцам?

— Не дури, командир! Мы не для того здесь!

— Черта с два, я живым не дамся! Надолго нас с тобой запомнят! В каждом снаряде по две с половиной килотонны, неплохой сюрприз для янки!

Тарас Беркут опустил ладонь на небольшую клавиатуру, готовый за мгновение ввести намертво заученный код. А в это время Владимир Шаров в рубке сыпал приказами быстрее, чем его моряки успевали выполнить предыдущую команду.

— Зарядить приборы гидроакустического противодействия в торпедные аппараты пять и шесть! Перезарядить торпедные аппараты один и два противокорабельными торпедами!

Два самоходных имитатора «Корунд» заняли места в торпедных трубах. Еще из двух сперва пришлось выгрузить «сигары» противолодочных торпед ТЭСТ-71М, на место которых система дистанционного автоматического управления торпедными аппаратами загрузила пару мощных 53-65К.

— Корабль всего один, но наверняка сюда движется уже вся чертова американская эскадра, — произнес Шаров, обведя взглядом своих людей, замерших на боевых постах, у приборных консолей. — Прятаться нет смысла, противник знает, что мы здесь. Значит, ударим первыми!

Захлопнулись массивные крышки торпедных аппаратов, и капитан скомандовал:

— Начать всплытие! Рули глубины на десять градусов! Подняться до пятидесяти метров!

Сбрасывая балласт, «Усть-Камчатск» рванулся вверх, и тотчас на экранах сонаров «Калгари», неторопливо кружившего над местом последнего контакта, появилась четкая отметка.

— Подводная лодка на ноль-девять-пять! Восемь миль!

— Приготовить торпедные аппараты! — командир канадского фрегата хищно усмехнулся: — Как только сблизимся на дистанцию торпедного залпа, открыть огонь!

И одновременно капитан Шаров приказал:

— Прибор гидроакустического противодействия — в режим постановки акустических помех! Торпедный аппарат пять — пли!

Похожий на торпеду самоходный имитатор МГ-74 «Корунд» выскользнул из раструба торпедного аппарата, тотчас обрушив на вражеский сонар хаотичный поток импульсов, среди которых невозможно стало выделить эхо, отражавшееся от подлодки. Океан наполнился шумом, и канадские акустики в растерянности терзали настройки своей аппаратуры, пытаясь отсеять помехи. Попытка перейти в пассивный режим тоже ничего не дала — на поверхности были слышны лишь шумы, испускаемые ложной целью.

— Акустик, положение цели? — потребовал Владимир Шаров.

— Надводная цель по пеленгу сто тридцать, пятьдесят семь кабельтовых!

— Цель уничтожить! Торпедные аппараты с первого по четвертый — пли!

Плавно отодвинулись наружные крышки торпедных аппаратов, и четыре торпеды 53-65К тупоголовыми пенными копьями пронзили толщу воды, отделявшую их от цели. Кислородные турбины разогнали восьмиметровые «сигары» весом в две тонны до сорока трех узлов за считанные секунды. Включились акустические системы самонаведения, мгновенно нащупав импульсами маломощных сонаров корабль-цель.

— Торпедная атака! — Акустик «Калгари» был первым, кто обнаружил опасность. К этому моменту четверть пути русских торпед осталась позади. — Три торпеды по левому борту! Четыре торпеды!

Канадский фрегат был лишен таких средств защиты, как система постановки газовой завесы «Прерия-Маскер», установленная на большинстве кораблей ВМС США. У его командира было немного шансов уклониться от атаки и еще меньше времени для этого.

— Разворот на курси три-пять-ноль! Самый полный ход!

Подчиняясь приказу своего капитана, фрегат начал маневрировать, подставляя корму приближавшимся торпедам, стремительно поднимавшимися с глубины. Снова взвыли в трюме турбины, разгоняя корабль до максимальной скорости, но для того, чтобы набрать заветные тридцать узлов, фрегату почти в пять тысяч тонн водоизмещением, требовалось преодолеть силу инерции, теряя драгоценные секунды.

— Сбросить за борт торпедную ловушку! — последовал новый приказ, и с кормы в воду соскользнул оперенный цилиндр ложной цели SLQ-25 Nixie.

Система противоторпедной защиты, представлявшая собой, по сути, буксируемый гидролокатор, обрушила на головки самонаведения приближавшихся торпед хаотичный поток импульсов, маскировавших шумы истинной цели и собственное эхо систем наведения, заставляя «сходить с ума», электронный «мозги». Одновременно капитан атакованного фрегата скомандовал:

— Изменить курс на три-один-ноль!

«Калгари» словно отвернул, пропуская двигавшиеся по инерции торпеды мимо, и одна из них, потеряв цель, «сошла с дистанции», но три другие перешли на наведение по кильватерному следу, настигая канадский фрегат.

— Торпеды по корме! Семь кабельтовых!

Высокая скорость позволила выиграть «Калгари» несколько минут, но даже на полном ходу фрегат двигался в полтора раза медленнее выпушенных по нему торпед, и прежде, чем у тех закончилось топливо, сработали неконтактные электромагнитные взрыватели, превращая трехсоткилограммовые боеголовки в облако раскаленных газов.

Вертолет «Си Кинг» так и не успел вернуться на свой корабль, и его пилоты видели, как корма фрегата исчезла в султане брызг, пены и дыма, взметнувшемся ввысь на десятки метров.

— Черт возьми! — командир экипажа СН-124В потрясенно выдохнул увидев, как корабль буквально выбросило из воды, обнажив гребные винты и широкие лопасти рулей. Корму фрегата оторвало, словно корпус был сделан не из прочной стали, а из бумаги.

— Сэр, подлодка противника все еще на сонаре! — оператор противолодочного оборудования вывел своего командира из ступора. — Они в двух милях от нас! Мы можем атаковать!

— Сбросить торпеды!

Они мало чем могли помочь своим товарищам, оставшимся на борту тонущего фрегата, но еще могли наказать врага. Две противолодочные торпеды «Стингрей» калибра 324 миллиметра отделились от вертолета, исчезая в волнах. На месте их падения взметнулись фонтаны пены, и тотчас опали, а торпеды уже выходили на цель. Водометы, котоыре заменили на этой модели торпед более привычные гребные винты, придавали «Стингрею» сходство с ракетой, да и скорость в сорок пять узлов, которую торпеда развивала за считанные секунды, добавляла сходства.

— Всплески по правому борту! — крикнул акустик «Усть-Камчатска», чувстуя, как форменка от пота липнет к спине. — Торпеды по пеленгу восемьдесят!

Водометные движители оглашали бездну торжествующим ревом, когда сброшенные канадским вертолетом торпеды обнаружили цель. Импульсы бортовых сонаров непрерывно долбили в корпус «Варшавянки», и противогидролокационное покрытие лишь отчасти поглощало эти «удары».

— Разворот на курс двести шестьдесят! Самый полный вперед!

Гребной винт принялся с удвоенной силой кромсать воду, полную каких-то обломков, кусков обшивки тонущего фрегата, разгоняя трехтысячетонную субмарину до двадцати узлов, максимум, что можно было «выжать» из ее механизмов, вовсе не предназначенных для спринтерских заплывов на глубине.

— Торпеды по корме! Приближаются!

— Приготовить прибор гидроакустического противодействия к запуску в режиме имитатора!

Последний «Корунд» был готов к пуску, ожидая своего часа во тьме торпедной трубы, и как только прозвучал доклад офицера-торпедиста, капитан Шаров скомандовал!

— Поставить газовую завесу за кормой! Торпедный аппарат номер шесть — пли!

Стена из множества пузырьков воздуха, стравленного из балластных цистерн, на несколько секунд скрыла «Усть-Камчатск» от преследующих торпед. Сигналы их гидролокаторов бессильно разбились об эту преграду, и системы самонаведения автоматически перешли в пассивный режим, мгновенно наведясь на покинувший торпедный аппарат имитатор «Корунд». Ложная цель сейчас испускала звуки, в точности повторяющие шумы самой подлодки, а Владимир Шаров отдал новый приказ:

— Срочное погружение до трехсот пятидесяти! Принять балласт! Рули глубины на максимальный угол!

«Варшавянка» вновь буквально спикировала во тьму, пропуская над собой торпеды. Пол отсека накренился так, что кое-кто из моряков от неожиданности едва не свалился с ног, чудом удержавшись. Одна их торпед, все так же торжествующе ревя, промчалась над головами, преследуя маневрировавший по заданной программе и отчаянно шумевший, кажется, на весь океан, «Корунд». Но второй «Стингрей», заложив вираж, вдруг спикировал следом за подлодкой, и снова по ее корпусу ударами кувалды прокатились импульсы сонара системы наведения.

— Торпеда за кормой, три кабельтова! — закричал, срывая голос, акустик, для которого впервые все это было по-настоящему, а не на учениях, и от этого, от предчувствия близкой и неминуемой гибели на глубине, где нет надежды на спасения, было страшно. — Два кабельтова!

Владимир Шаров знал, с самого начала знал, что шансов нет. Торпеда «Стингрей» имела более чем двукратное преимущество как по скорости, так и по глубине. Но они почти смогли увернуться. Удар, на первый взгляд не такой уж и сильный, сотряс корпус субмарины, когда сработала сорокакилограммовая кумулятивная боеголовка торпеды. На миг померкло освещение, но затем лампы снова вспыхнули, и вместе с ярким светом в отсеки ворвался тревожный рев сирены.

— Попадание в левый борт, в районе пятого отсека! Внутрь поступает вода!

Луч огня без труда прожег резину звукопоглощающего покрытия, прошил легкий корпус, и лишь на миг задержался, коснувшись прочного, внутреннего корпуса. Ледяной поток под чудовищным давление хлынул внутрь, заполняя все пустоты. Находившихся в поврежденном отсеке подводников буквально размазало по переборкам, а затем остановился залитый водой электродвигатель.

Виталий Егоров был одним из тех, кто оказался в момент попадания торпеды в дизель-генераторном отсеке, куда, продолжая заполнять все встреченные пустоты, хлынула забортная вода. Вскочив, он бросился к открытому люку, уже по колено в воде и грязной пене, крича своим товарищам:

— Живее! Покинуть отсек!

Но Егоров бежал не от воды, а навстречу хлещущему из овального проема потоку, хватаясь за все, за что мог зацепиться, пытаясь удержаться на ногах.

— Куда ты?! — напарник немолодого механика схватил за рукав своего товарища. — Уносим ноги!

— Затопит аккумуляторы — всем хана! Нужно закрыть люк!

— А, черт! А ну, давай вместе! Навались!!!

Вдвоем они навалились на массивную крышку, двигая ее против течения воды. Стонали от напряжения мышцы, соленые брызги били в лицо, протекая в легкие, но люк медленно, по сантиметру, но двигался. Воды в отсеке было уже почти по пояс, когда тяжелая створка с глухим стуком захлопнулась, и Егоров принялся вращать штурвал запора.

А капитан Шаров в центральном посту уже принимал донесения о потерях.

— Затоплен генераторный отсек. Пять человек погибли. Возможно, в шестом отсеке есть выжившие, а, возможно, и нет, если они не успели задраить люки герметичных переборок. Связь с ним потеряна.

— Мы лишились хода?

— Кажется, нет, но может двигаться только под аккумуляторами, а они разряжены уже на треть!

— Раненых в медчасть! Включить трюмные помпы! Осушить затопленный отсек!

— Этого мало, — мотнул головой старший помощник. — У нас в борту пробоина, вода будет поступать быстрее, чем мы сможем ее откачивать. Нужно залатать нашу «шкуру», капитан!

— А для этого нужно всплыть, — понимающе кивнул Шаров. — В акватории, контролируемой противником, над которой барражируют его «Орионы» и «Посейдоны». Весь наш поход — сплошной риск, и чудо, что мы здесь, в центре Тихого океана. И еще большим чудом будет, если нам удастся увидеть берег Америки хотя бы в перископ. Что ж, мы рискнем снова. Начать всплытие, продуть балласт!

Подлодка, избавляясь от лишнего веса, забортной воды, вытесняемой из балластных цистерн пороховыми газами, дрогнула, устремляясь к поверхности. Ограждение рубки, точно акулий плавник, вспороло водную гладь, оставляя пенный рубец, хорошо различимый издалека. Где-то на горизонте можно было рассмотреть непонятную суету — это команда стремительно тонущего «Калгари», который не спасли ни крылатые и зенитные ракеты, ни универсальная артиллерия, ни сверхскорострельные шестиствольные зенитки «Фаланкс», покидала свой корабль, спеша спустить на воду спасательные плотики.

Тарас Беркут, почувствовав под ногами качку, выскочил из каюты, в которой ждали своего часа ядерные заряды. На бегу загоняя в рукоятку девятимиллиметровой «Беретты-92F» снаряженный магазин, он ворвался в центральный пост, подскочив к капитану.

— Какого черта? Почему всплываем?! Что вы творите?!

Увидев оружие в руках спецназовца, Шаров отшатнулся, наткнувшись спиной на переборку отсека. Несколько находившихся рядом моряков дернулись, было, остановить командира диверсантов, но остановились, будто натолкнувшись на невидимую стену.

— Как это понимать? — Беркут напирал на капитана, в то время, как «Усть-Камчатск» уже мерно покачивался на волнах, заметно накреняясь на левый борт.

— Мы всплываем, верно подмечено. В нас угодила торпеда, в борту дырка, через которую затекает вода. Затоплены дизель-генераторы. Починить их, наверное, можно, но для этого пробоину нужно заделать, а потом откачать воду. Нужен ремонт, и сделать его на глубине сто или даже пятьдесят метров никто на борту не сумеет. Мы всплывем и попытаемся устранить повреждения. Иначе нечего и думать, чтобы продолжать поход. И опусти, черт возьми, пушку!

Тарас Беркут выдохнул, опуская руки, на ладонь на рукоятке «беретты» по-прежнему была крепко сжата.

— Раз не можем добраться до Лос-Анджелеса, значит, идем в Гонолулу! Еще раз разнесем в прах Перл-Харбор!

— Мы не пройдем и сотни миль. Генераторы залиты водой, а аккумуляторы уже изрядно сели.

— Товарищ капитан, — старший помощник появился из-за спины Беркута. — Товарищ капитан, экипаж собрался в кают-компании

Шаров, отодвинув в сторону растерянного спецназовца, прошел в самое просторное помещение на борту субмарины. Но даже урезанный экипаж «Усть-Камчатска» туда уместился с большим трудом.

— Товарищи, нужна ваша помощь, — произнес Шаров, при появлении которого все умолкли. — Мы получили повреждения, нужно их устранить. Требуется заварить пробоину в корпусе, восстановить звукопоглощающее покрытие. Нужны сварщики. Работать придется под водой, в водолазном снаряжении.

— Разрешите мне? — Виталий Егоров, еще не просохший, но уже успевший отдышаться, встал, выходя вперед из нестройной толпы своих товарищей. — Я сварщик, двадцать лет оттрубил. Думаю, справлюсь.

— Вы и так сделали едва ли не больше, чем любой из нас, но сейчас, похоже, без вас не обойтись. Готовьтесь!

Через десять минут Егоров, уже в прорезиненном костюме, с дыхательным аппаратом на груди и поднятой на лоб водолазной маске стоял на палубе «Усть-Камчатска», придерживая тяжелый сварочный аппарат. С неба нещадно палило солнце, и не скажешь, что на календаре уже ноябрь. Здесь, в субэкваториальных широтах, зима едва ли могла наступить. Поднеся к бровям ладонь, Виталий осмотрелся по сторонам. Океан, до самого горизонта только ровные ряды волн, вздымавшихся и вновь опадавших. Пустыня, полная воды, что, в прочем, не делало смерть от жажды здесь менее вероятной. Егоров только теперь понял, как далеко забрался он от родного Северодвинска.

— Готов? — Владимир Шаров испытующе взглянул в лицо сварщику. — Смотри, осторожнее там, не поранься, а то акулы, говорят, кровь за полста миль чуют, сразу со всего океана сбегутся. Ну, с богом! На тебя только и надеемся!

Шаг — и вода принимает Виталия Егорова в свои объятия, пытаясь пробиться сквозь опущенную на лицо перед прыжком прозрачную маску. Рядом барахтается еще один добровольный ремонтник, парень из торпедистов. Вытянув руку, он показал большой палец, а затем указательным ткнул вниз, в бездну. Егоров нырнул, свободной рукой отталкиваясь от упругого борта, обтянутого резиной. Мысль о том, что под ногами — многокилометровая бездна, что до дна здесь едва не больше, чем до вершины Джомолунгмы, на миг сковала страхом тело, но Егоров тряхнул головой, отгоняя ее. Сперва дело — прочее потом.

В месте попадания торпеды резиновая оболочка, призванная поглощать импульсы чужих гидролокаторов, заодно запирая шумы самой подлодки, отвалилась, частью оплавившись. Пробоина оказалась небольшой, метр в диаметре. Неровная дыра с рваными зазубренными краями, казалась пастью морского чудовища. Именно туда и полез, стараясь не зацепиться ни за что, Виталий, пламенем сварочного аппарата срезая торчавшие наружу края, чтобы на них положить заплату, которую наготове держал его напарник, медленно шевеливший ластами рядом.

Владимир Шаров видел, как ремонтники погрузились. Он стоял на ходовом мостике, сжимая кулаки и молясь про себя, чтобы все скорее закончилось, отсчитывая секунды. Над его головой мерно вращалась антенна РЛС «Каскад», создавая над беспомощной подлодкой невидимый купол. А рядом переминались с ноги на ногу трое бойцов из группы Беркута, держа на плечах темно-зеленые полутораметровые тубусы ПЗРК, все, что могли они противопоставить мощи приближавшейся авианосной ударной группы. Они покосились на капитана, когда тот начал притопывать от нетерпения. Взгляд Шарова то бродил по небу, то скользил по поверхности воды.

Обернувшись к радиометристу, стоявшему у выносного пульта и с него следившего за показаниями как радара, так и станции радиотехнической разведки, капитан спросил:

— Что слышно в эфире?

— Переговоров на частотах американского флота нет. Поймал новости на частоте Гонолулу. Передают о боях на Урале с террористами.

— Значит, наши еще держатся! Черт, мы должны дойти до цели, хотя бы ради тех, кто уже мертв, чтобы не оказалось, что они погибли зря!

— Еще что-то про Саудовскую Аравию, какие-то атаки террористов, погибли граждане США. Американский Конгресс дал добро на отправку туда военного контингента!

— Что за новости? — Капитан недоуменно нахмурился, мотнув головой. — Что ж, если хоть один американский солдат отправится на Аравийский полуостров, значит, нашим в Нижнеуральске будет хоть чуточку легче. И мы сможем успеть!

А на глубине кипела работа. Немного расширив пробоину в легком корпусе, Виталий Егоров угрем скользнул в зазор между корпусами, прилаживая заплату. Вражеская торпеда несла кумулятивный заряд, поэтому брешь в корпусе имела небольшие размеры, это было плавленое отверстие, немного расширенное давлением поступавшей воды. Вскоре заплата заняла свое место, снов вернув целостность субмарине. Теперь можно осушить затопленный отсек, и, если повезет, восстановить электрогенератор, вдохнув энергию в замершие механизмы «Усть-Камчатска».

В глазах рябило от сверкания сварки, когда напарник, державшийся снаружи, вдруг дернул Егорова за плечо. Он энергично размахивал руками, указывая куда-то вверх, делая спиралевидные движения ладонью. Поняв, что нужно всплывать, Виталий рванул наружу, но что-то остановило его, так что по инерции тело толкнуло назад. Выступающая часть легкого корпуса зацепилась за снаряжение. Егоров почувствовал приступ ужаса, тело оцепенело. А его помощник, выпучив глаза, тащил сварщика наружу.

На мостике оператор РЛС приник взглядом к экрану, по которому, от края к центру, медлен ползла жирная пульсирующая точка.

— Воздушная цель! Дальность тридцать шесть миль! Приближается с юго-запада!

— Это патрульный самолет! — Тело Владимира Шарова словно пронзил разряд тока. — Всем вниз! Срочное погружение!

— Но у нас двое ребят в воде! Сварщики!

— Вытаскивайте их, живо! Нужно погружаться, сейчас же!

Виталий Егоров не слышал тревожных воплей на мостике, тем более, он не мог видеть медленно плывущий по небосклону «Орион», луч бортового радара которого как раз в этот миг нашарил болтавшуюся на поверхности «Варшавянку». Напарник тянул его наружу, будто не замечая сопротивления, и Егоров просто толкнул того в грудь ладонью, указав наверх и сунув в руки газовую горелку. Он уже ощущал, как вибрирует корпус, в балластные цистерны которого снова хлынула вода, как подлодку медленно тянет вниз, в черноту океанской бездны.

Второй сварщик свечой взмыл к поверхности, выныривая и хватаясь за сброшенный в воду конец. его втащили в шесть рук, и чуть не на руках поволокли к открытому люку, возле которого стоял матрос в оранжевом спасжилете. Вода уже перехлестывала через порог, когда все оказались внутри.

— Егоров где? — Владимир Шаров подскочил к не успевшему освободиться от водолазного снаряжения моряку. — Почем один?

— Он застрял… я пытался… не смог… велел уходить!

Матрос опустился на пол, и, закрыв ладонями лицо, затрясся в беззвучных рыданиях.

— А, дерьмо!!! Суки!!!

Капитан ударил в переборку сжатыми до боли кулаками, пытаясь проломить металл, выбраться наружу, помочь тому, кто без колебаний заплатил собственной жизнью за спасение корабля и экипажа, одной жизнь — за полсотни.

— Товарищ капитан, вы нужны в центральном посту! — Старпом схватил Шаров за плечо, рывком развернув к себе лицом. — Командуйте! Американский самолет в пятнадцати милях!

Шаров, опустив голову, сделал глубокий вдох, затем, задержав дыхание на несколько секунд, шумно выдохнул.

— Что с откачкой воды?

— Уровень воды в генераторном отсеке понизился, туда уже вошли ремонтники! Из шестого отсека достали троих матросов!

Виталий Егоров все же успел довести начатое до конца, заварив пробоину. Он смог высвободиться из ловушки, когда подлодка опустилась на тридцатиметровую глубину. Чувствуя, как сжимает грудь, сварщик просто сбросил дыхательный аппарат, и, оттолкнувшись ногами, нырнул вниз, в распахнувшуюся перед ним бездну.

В центральном посту было многолюдно. «Усть-Камчатск» медленно, словно пробуя на прочность свою новую «шкуру», погружался, и Владимир Шаров каждый миг ждал доклада о забортной воде в отсеках. Но все было спокойно. Обведя взглядом своих подводников, стоявших на постах, капитан произнес:

— Наши товарищи погибли, выполняя свой долг! Теперь мы должны дойти до цели ради них, тех, кого нал каждый из вас! И мы дойдем! Позади половина пути, осталось еще столько же! Мы сможем! Только вперед, к победе!

Патрульный самолет ВМС США «Орион», вылетевший с базы Перл-Харбор, оказался над местом боя через восемь минут. Экран его радара был буквально забит отметками целей. Второй пилот, выглянув в иллюминатор, увидел качающиеся на воде спасательные плоты, над которыми вился дымок — кто-то из канадских моряков зажег фальшфейеры. Рядом дрейфовал вертолет «Си Кинг». Когда его топливные баки высохли, летчики приняли единственно возможное решение, сумев совершить посадку на воду.

— Похоже, парням нужна помощь!

— Я уже связался с базой, спасатели в пути, — ответил командир экипажа Р-3С, неторопливо кружившего над волнами. — Мы должны найти эту русскую лодку! Она где-то рядом, будь я проклят!

Снизившись до бреющего, «Орион» сбросил в воду целую россыпь гидроакустических буев, создавших на волнах колышущуюся, обманчиво непрочную сеть. Место оператора, обслуживавшего поисковое оборудование, находилось позади пилотов. И когда командир экипажа обернулся, офицер, сидевший у монитора бортовой ЭВМ «Протеус» СР-901, обрабатывавшей сигналы, поступавшие со щедро рассыпаемых буев, только молча мотнул головой.

— Дьявол! — Пилот хлопнул ладонью по приборной панели. Океан под крылом огромного четырехмоторного «Локхид» Р-3С надежно хранил свои тайны. — Еще круг! Сбросить оставшиеся буи!

Адмирал Гридли, метавшийся по боевому информационному посту «Рональда Рейгана» тоже пребывал в ярости. Махина атомного ударного авианосца, сто тысяч тонн стали и огня, резала волны, сопровождаемая многочисленным эскортом, полудюжиной крейсеров и фрегатов, зарывавшихся в высокие волны. Спасательные вертолеты уже добрались до места, где ушел на дно канадский фрегат. Данные о потерях уточнялись, еще не все спасшиеся моряки были найдены, но и так ясно, что потери более чем ощутимые. А русская подлодка будто растворилась.

— Нужно перекрыть акваторию в радиусе сто, нет, сто пятьдесят миль! Держать там наши «Орионы» и «Посейдоны» непрерывно! Передайте приказ эсминцам «Коул» и «Стэтхем» и… Что еще есть поблизости?

— «Чаффи», сэр!

— Эсминцам «Коул», «Стэтхем» и «Чаффи» следовать немедленно в этот квадрат!

Три корабля, турбины которых работали на предельных оборотах, стремительно расходуя свой ресурс, мчались, словно гончие. Палубные вертолеты возвращались на эсминцы только для того, чтобы заправиться, и снова взлетали, продолжая кружить над волнами. Гидролокаторы непрерывно пронзали бездну своими импульсами, рассеивавшимися в пустоте, зачастую даже не достигая особенного далекого здесь дна. И все это время командующий Третьим флотом ВМС США в нетерпении ждал новостей.

— Адмирал, сэр, — один из офицеров, координировавших действия поисковой группы, окликнул Гридли. — Сэр, вертолет с эсминца «Коул» упал в море, не дотянув до своего корабля. Скорее всего, пилот от переутомления потерял контроль над машиной! А несколько минут назад мы едва не потеряли «Посейдон». У него закончилось топливо над береговой линией, в десяти милях от Перл-Харбор. Экипажу пришлось сажать машину на автостраду. Люди устали, техника начинает не выдерживать!

— Дьявол! Похоже, мы все же упустили русских. — Адмирал устало опустился в кресло. — Они смогли проскользнуть, черт возьми!

— Мы все ждем ваших приказов, адмирал, сэр!

Командующий помассировал виски, пытаясь согнать усталость. Атомный авианосец, больше двадцати боевых кораблей, полсотни патрульных самолетов, и это не считая тех сил, что направили для помощи союзникам канадцы, а ведь есть еще необходимые в дальнем походе корабли обеспечения, эскадренные быстроходные танкеры. И все эти силы были брошены против единственной русской подводной лодки, создав, казалось, непроницаемый рубеж от Гавайев едва не до Алеутских островов. Но противник смог обмануть их.

— Район поисков нужно сместить на восток, — произнес адмирал Гридли. — До побережья Штатов. Запросите поддержку Береговой Охраны, их корабли и самолеты не станут лишними. Нужно развернуть дополнительные силы на противолодочном рубеже системы SOSUS. Цепь гидрофонов, установленных на океанском дне параллельно береговой линии от Ванкувера до полуострова калифорния, не пропустит незамеченной даже такую скрытную субмарину, как «Кило». Там мы загарпуним русских наверняка!

Разворачиваясь цепью, эскадра, набирая ход двинулась на восток, к родным берегам, как загонщики, что гонят поднятого зверя на цепь стрелков. Расчет командующего был прост и полностью подтвердился. Вдоль всего побережья США, на удалении в несколько десятков миль, там, где океанское дно поднималось, когда глубоководная котловина сменялась континентальным шельфом, во тьме покачивались на якорях акустические буи FFQ-10(V) системы SOSUS. Пассивные гидрофоны ничем не выдавали своего присутствия, но вместе образовывали преграду, почти непроницаемую для любой подводной лодки.

Последние годы, когда вероятность прорыва русских подлодок снизилась до минимума, а подводные флоты Северной Кореи или Ирана еще не «доросли» до трансокеанских переходов, противолодочный рубеж работал в автоматическом режиме, но все так же бдительно отслеживал скрытую от посторонних глаз жизнь на глубине. Кое-кто предлагал вообще избавиться от наследия «холодной войны», дабы не выбрасывать доллары налогоплательщиков буквально в бездну.

Один из немногочисленных операторов, обслуживавших работу противолодочного рубежа, удивленно окликнул своего напарника, когда на мониторе возникло новое сообщение:

— У нас контакт! Это буй Эхо-шесть! Подводная цель севернее Сан-Франциско!

— Наших подлодок там не может быть. Это русские!

Подводная лодка «Усть-Камчатск» оказалась в зоне действия акустических буев, когда до побережья оставалось чуть больше полусотни миль. Срочное донесение легло на стол адмирала Гридли через несколько минут, и тот почувствовал, как по телу прокатывается мелкая дрожь.

— Все корабли немедленно в этот квадрат! Кто находится поблизости?

— Фрегат Джон Холл» класса «Оливер Перри», сэр. Но он в трех часах пути полным ходом, — растерянно произнес штабной офицер.

— Поднимайте авиацию! Пусть направят туда самолеты Береговой Охраны!

— У них же нет на борту средств обнаружения подводных лодок!

— Скоро этой «Кило» придется всплыть. Эксперты в один голос утверждают, что использовать похищенные ядерные заряды как боеголовки для торпед невозможно. Значит, русские попытаются высадиться на сушу и там взорвать свои «ньюки». Этого мы допустить не можем. Да, и еще свяжитесь с Учебным Центром Морской пехоты Сан-Диего, у них тоже есть авиация. Как только подлодка окажется на поверхности, ее нужно немедленно уничтожить!

На согласования и обсуждения ушло на удивление немного времени. Через каких-то тридцать минут военные базы на юго-западном побережья США, принадлежащие ВМС, ВВС, Морской пехоте и даже Береговой Охране, охватила лихорадочная суета. Аэродромы начали буквально выплевывать в воздух самолеты и вертолеты, устремлявшиеся курсом к морю, и в небе совсем скоро стало тесно от грохочущих крылатых машин.

А «Усть-Камчатск» действительно начал всплывать, вскоре показавшись на поверхности. Все действия были отрепетированы заранее, и на ходовой мостик подлодки, с которого, пусть и в мощную оптику, можно было уже рассмотреть берег врага, поднялись четверо стрелков с ПЗРК на плечах. А бойцы Тараса Беркута с ним самим во главе собрались в кают-компании. Все двенадцать партизан были в гидрокостюмах и масках, у кого-то висевших на шее, у других — поднятых на лоб. У ног каждого бойца лежало надежно упакованное оружие с запасом патронов, гранаты, РПГ и прочее, что они подняли на борт еще у родных берегов. И здесь же — три свинцовых цилиндра, ядерные снаряды, пугавшие всех яркими черно-желтыми знаками радиационной опасности.

— Готовы? — Командир обвел своих людей пристальным взглядом. — Действуем по плану без изменений. Идут три группы, по четыре человека. Состав групп все помнят? Со мной Алаханов, Карпенко, Тохтырбеков, — и он снова назвал поименно своих людей, сейчас заметно нервничавших. — Еще раз напоминаю, вы должны сделать все, чтобы остаться незамеченными. Против вас бросят все силы, полицию, контрразведку, возможно, и армию. У каждой группы есть основная цель и срок, когда она должна доставить туда устройство. Если к основной цели не подобраться, идите к запасной, не рискуйте. Если обложат со всех сторон, мой вам совет — живыми не сдавайтесь, рвите заряды там, где получится, лично я намерен поступить именно так. Наша задача — создать здесь панику, заставить сытых американцев по-настоящему испугаться, и это будет нашей победой. Я верю в вас, парни. С Богом!

Сам Беркут и Заур Алханов, бывший гвардеец-десантник, подхватили вьюки со снаряжением, а двое их товарищей подняли тяжеленный контейнер с атомным снарядом, двинувшись на палубу. А там уже спускали на воду надувные лодки-«зодиаки», вокруг суетились матросы в спасательных жилетах.

— Майор, мы всплыли дальше от берега, чем планировали, — окликнул Беркута капитан Шаров. — Вам придется преодолеть еще не меньше двадцати миль. Я не рискнул подходить ближе.

— Это нормально, справимся, — усмехнулся спецназовец. — Теперь точно справимся!

— Давайте живее, пока нас не накрыли! По моим расчетам, на высадку у нас минут десять, потом станет поздно.

— А сам что делать станешь, когда мы уйдем?

— Когда уйдете, мы американцам будем уже не интересны, — хмыкнул Владимир Шаров, тоже выглядевший напряженным, едва сдерживавшим волнение. — Как-нибудь прорвемся. Ты там, майор, со своими орлами, главное, не подкачай. Слишком много хороших мужиков головы сложили, чтобы ваша команда оказалась здесь!

— Будь уверен, все сделаем, как надо, товарищ капитан!

Мужчины крепко обнялись, прощаясь, как лучшие друзья, которым вышло расстаться на всю жизнь. А затем Тарас Беркут зычно рыкнул:

— Группа, грузимся!

Керим Тохтырбеков первым спрыгнул в покачивавшийся на волнах «зодиак», принимая увесистые вьюки с оружием и укладывая их на дне лодки, постепенно оседавшей в воду все глубже и глубже. Затем к нему присоединился Заур Алахнов, и уже вдвоем партизаны приняли цилиндр ядерного снаряда, для надежности укутанный, словно любимый ребенок заботливой матерью.

— Держи!

Беркут бросил в протянутые руки Тохтырбекова темно-зеленый тубус ПЗРК «Игла-С», который отставной старлей уложил на дно рядом с прочим грузом.

— Все, что ли? — Беркут обернулся к подававшему ему рюкзаки и баулы Карпенко.

— Готово, командир!

— Все, отчаливаем!

Пропустив подчиненного, Беркут последним спрыгнул в лодку, немедленно скомандовав:

— Заур, будешь рулить! Заводи!

Мощный подвесной мотор «Сузуки» взревел, когда Алханов рванул шнур стартера. Винт взбил фонтан пены за комой лодки, и «зодиак», подпрыгивая на волнах, рванул к берегу, точно отпущенный с привязи породистый жеребец. А следом за ним, отмечая свой путь пенными полосами кильватерного следа, шли две другие лодки, постепенно расходясь веером.

Погода на калифорнийском побережье не радовала, по небу плыли облака, низкие, серые, и лишь изредка появлялись прорехи, а волны были, казалось, высотой с дом, прихотливо играя с лодкой. Низкий силуэт субмарины уже растаял позади, а берег маячил серой полосой на кромке, где небо смыкалось с поверхностью бурного океана.

Рев турбин накрыл лодку, заставив спецназовцев вздрогнуть. Отбрасывая тень на покрытую волнами-морщинами поверхность воды, над их головами промчался серым ширококрылым коршуном самолет. Тарас Беркут мгновенно опознал палубный истребитель F/A-18C «Хорнит». Самолет, пролетев метров пятьсот, заложил вираж, нацеливаясь острым носом на «зодиак».

Взлетевший с базы Морской пехоты США в Сан-Диего истребитель был первым самолетом, появившимся над русской подлодкой. Несмотря на то, что он базировался в тренировочном центре, за штурвалом сидел не новичок. Верно, хорошие морпехи сражаются в Афганистане и Ираке, лучшие гибнут во имя демократии в России, но лучшие из лучших редко покидают штаты, натаскивая новобранцев. И вот, наконец, один из самых опытных инструкторов видел перед собой реальную цель.

— База, я Джулиет-пять, наблюдаю моторную лодку в квадрате Зулу-три, — произнес пилот, ни на миг не упуская управления из-под контроля. — В ней трое или четверо людей.

Истребитель, грохоча турбинами «Дженерал Электрик» F-404, снизился до каких-то полутора сотен футов, кружа над лодкой, упорно пробивавшейся через вздымавшиеся на ее пути волны к берегу.

— База, противник движется к побережью! Жду указаний!

— Цель атаковать и уничтожить, Джуллиет-пять, — раздался в шлемофоне голос руководителя полетов. — Повторяю, «зеленый свет» на применение оружия!

— Выполняю, база! Они у меня на мушке!

Все было привычно до тоски. Немного набрать высоту, снова направляя истребитель на цель, темную точку, нервно колышущуюся на волнах. Он взлетал в спешке, и потому оружейники успели только загрузить боекомплект для бортовой автоматической пушки «Вулкан», но пятисот семидесяти восьми снарядов вполне должно было хватить, тем более, за штурвалом полого пикировавшего «Хорнита» сидел настоящий снайпер.

А люди внизу, которым полагалось оцепенеть в ожидании собственной смерти, и не думали паниковать. Тарас Беркут, встав во весь рост и широко расставив ноги, поднял со дна лодки пусковую установку ПЗРК. Уложив девятнадцатикилограммовый раструб на правом плече, он активировал щелчком тумблера систему наведения. В небе раздался треск, будто рвали плотную ткань, и от самолета к воде протянулась мерцающая нить трассеров. Шквал двадцатимиллиметровых снарядов, выпускаемых шестиствольной пушкой М61А1 с темпом шесть тысяч выстрелов в минуту, ударил в волны в десяти метрах левее «зодиака», упорно пробивавшегося к цели. И в этот момент система наведения ЗУР дала сигнал готовности.

Беркут, разворачиваясь вокруг своей оси вслед промчавшемуся над лодкой истребителю, нажал на спуск, и ракету с хлопком вытолкнуло из трубы-контейнера. Уже в воздухе запустился маршевый двигатель, и управляемый снаряд, тепловая головка наведения которого прочно «держала» цель, взвился вслед «Хорниту» со скоростью шестьсот метров в секунду.

Пилот американского F/A-18C не успел огорчиться промаху, когда увидел дымный след заходящей в хвост его машине ракеты. Рванув рычаг управления двигателями и выводя обороты турбин на максимум, он потянул на себя штурвал, свечой уводя истребитель в небо. Касание приборной панели — и вокруг двадцатитонного «шершня» в небе вспыхивает настоящий фейерверк, это разлетаются ложные цели. А еще через миг боеголовка русской ЗУР «Игла-С», весившая два с половиной килограмма, вдвое больше, чем у обычной «Иглы», разорвалась возле сопла истребителя. Крылатую машину перевернуло в воздухе, лома о набегающий поток плоскости и стабилизаторы, и самолет камнем рухнул в воду. Пилот успел рвануть на себя рычаг катапульты в последний миг, потеряв сознание, когда его вышвырнуло из кабины за секунду до столкновения истребителя с волнами.

Тарас, бросив в воду еще дымящийся тубус, провожал исчезнувший в волнах истребитель взглядом до тех пор, пока под днищем «зодиака» не заскрипел песок. Перемахнув через борт и оказавшись по колено в мутной воде и взвеси морского песка, он крикнул сквозь рокот прибоя:

— Выгружайся! Гидрокостюмы снять! Оружие не распаковывать! Пять минут у вас! Живее!

С неба, от горизонта, донесся снова рокот турбин и стрекот винтов приближавшегося вертолета. А со стороны океана сквозь гул прозвучала канонада. Беркут, взвалив на спину тяжеленный рюкзак, в котором глухо бряцал металл, двинулся вверх по песчаному склону, подавляя желание обернуться, увидев разворачивавшийся у берегов Америки морской бой.

Владимир Шаров опустил бинокль, щуря болевшие от напряжения глаза. Старпом, стоявший рядом, на ходовом мостике, произнес:

— Как думаешь, командир, ребята уже на суше? Их ведь там встречают наверняка! Смогут запутать след?

— Это же спецназ, настоящие «волкодавы»! Должны оторваться! Должны!

Мичман-радиометрист, стоявший у радара, встревожено сообщил:

— Надводная цель по пеленгу двести! Дальность тридцать! Приближается!

— Вот, сука! Это американцы!

— Нужно погружаться, — настойчиво предложил старший помощник. — Мы еще можем уйти. Прорвемся к побережью Мексики!

— Поздно уже прорываться, старпом, — вздохнул Шаров, услышав похожий на гром с ясного неба гул турбин.

Пара истребителей «Хорнит» вынырнула из-за облаков, промчавшись на малой высоте над подлодкой. Короткая очередь ударила в нескольких метрах от округлого носа субмарины, зарывавшегося в высокие волны.

— Сбить их? — один из моряков с ПЗРК вскидывал на плечо пусковую установку. — Товарищ капитан, что делать?!

— Какая глубина под килем?

— Тридцать метров, товарищ капитан!

— Гадство! Слишком мало!

Истребители, державшиеся крыло в крыло, заложили круг, снова заходя на цель. Вновь затрещали выстрелы, и несколько снарядов прошили ограждение рубки, оставляя зияющие пробоины. Американские пилоты увлеченно расстреливали обманчиво беззащитную подлодку, и замешкались, когда навстречу их машинам взвились зенитные ракеты. Маневрируя, они отстрелили тепловые ракеты-ловушки, но начинка ГСН зенитных ракет «Игла» была слишком умной для того, чтобы поддаться на такой обман. Два взрыва прозвучали едва слышными хлопками, и один из F-18, будто споткнувшись в небе, провалился вниз, едва избежав столкновения с волнами.

Второму пилоту повезло больше. Севшая ему «на хвост» ЗУР, обманутая россыпью ложных целей, разорвалась в стороне безо всякого вреда, а через минуту «Хорнит» уж заходил вновь в атаку на цель. Снова прозвучал треск длинной очереди, и снаряды, выпущенный американцем, буквально смели тех, кто оставался на ходовом мостике. Владимира Шарова швырнуло на палубный настил, перед глазами взметнулась багровая пелена. Когда он пришел в себя и попытался встать, тело пронзила боль. Осколок впился в живот, заставляя кричать при каждом движении.

Зажимая рану ладонью ичувствуя, как струится кровь из-под пальцев, капитан встал. Все, кто был рядом в момент атаки, оказались мертвы. Одному из матросов-зенитчиков срезало часть черепа, и всюду оказались брызги крови и мозгового вещества. Увидев это, Шаров не смог сдержать приступ тошноты и снова закричал в голос от боли, пронзившей все тело.

Капитан сумел спуститься вниз, в рубку, продолжая слышать над собой рев турбин. Снова корпус «Усть-Камчатска» затрясся от прямых попаданий.

— Что делать, товарищ командир?

Шаров не видел, кто спрашивает, в глазах темнело, а тело наливалось странной тяжестью. Но вокруг стояли те, кто выжил из команды отважной подлодки, и для них он оставался лидером, чье слово — закон.

— Где американский корабль?

— Приближается с юго-запада, пять миль!

— Ложимся курсом на него! Самый полный вперед, все выжать из машины!

Винт «Усть-Камчатска» начал набирать обороты, разгоняя подлодку, совсем не такую проворную в надводном положении, какой она становилась на глубине. И все же субмарина двигалась, несмотря на попытки американского пилота остановить ее. Истребитель продолжал кружить над изрешеченной «Варшавянкой», полосуя ее длинными очередями, но прочный корпус, выдерживавший чудовищное давление воды, пока сопротивлялся.

— Вот он, — прошептал ссохшимися губами Шаров, в перископ увидев силуэт американского корабля. Он сразу узнал фрегат типа «Оливер Перри» по характерной коробчатой надстройке, над которой возвышалась ажурная мачта с многочисленными антеннами.

Фрегат шел наперерез подлодке, отчаянно сигналя прожектором.

— Требуют, чтобы глушили машины, — произнес один из подводников, стоявших рядом.

— Черта с два им!

Расстояние между американским кораблем и русской подлодкой быстро сокращалось, сжавшись до нескольких кабельтовых, когда командир фрегата решил больше не ждать. Башня единственной артиллерийской установки, размещенная на крыше надстройки, развернулась, и ствол трехдюймового орудия лег параллельно поверхности моря, нацелившись на «Усть-Камчатск». Первый выстрел прогрохотал совсем не страшно, и в паре метров от борта субмарины взметнулся пенный султан.

— Вперед, — хрипло приказал Шаров. — Курс не менять!

— Что вы делаете, командир!

— Мы не дадимся им живыми, — выдохнул моряк. — Нельзя. Никто из нас не должен выжить! Идем на таран!

Американцы все же почуяли неладное. Трехдюймовка «Марк-75» разразилась длинной очередью, выбрасывая навстречу приближавшейся подлодке восемьдесят пять снарядов в минуту, больше полтонны свинца. Несколько «болванок» прошли мимо цели, но, наконец, артиллеристы пристрелялись, и от прямого попадания подлодка содрогнулась. Снаряд, разогнанный в стволе орудия до скорости девятьсот двадцать пять метров в секунду, угодил в основание рубки, за ним еще один и еще. Они легко рвали обшивку, оставляя в корпусе «Усть-Камчатска» зияющие язвы-пробоины. Но субмарина продолжала идти прежним курсом. Капитан американского фрегата понял, что происходит, когда их разделяло не больше сотни метров. Корабль, продолжая расстреливать в упор приближающуюся подводную лодку, будто сделал гигантский прыжок, рванув с места, и «Усть-Камчатск», вместо того, чтобы врезаться в его центральную часть, боднул своим тупым носом противника в корму.

Корпус подлодки смяло, и соленая вода хлынула внутрь, стремительно заполняя отсеки. Поток ударил в лицо Владимиру Шарову, бросая его спиной в переборку. Кто-то рядом закричал от страха в последний момент и умолк. Воды становилось все больше, она заливал рот и нос, клокотала в легких. В последний миг перед тем, как провалиться в темную зовущую бездну, Шаров услышал скрежет металла, это разламывался корпус фрегата, получившего смертельную рану.

Вертолет в который раз промчался на бреющем над пустынным пляжем, исчезая за гребнями невысоких дюн. Дождавшись, когда окончательно стихнет стрекот лопастей, Тарас Беркут откинул в сторону накидку из термоизоляционного материала, благодаря которой его нельзя было обнаружить при помощи активно применяемых противником тепловизоров. Встав на ноги, он отряхнул песок, и, повысив голос, скомандовал:

— Группа, встать! Ко мне!

Диверсанты словно из-под земли появились. Маскировочные накидки надежно скрывали их от обнаружения с воздуха, да и наземному наблюдателю пришлось бы очень постараться.

— Ищут, падлы, — проворчал Керим Тохтырбеков, запрокинув голову вслед исчезнувшему за горизонтом вертолету.

Карпенко понимающе усмехнулся в ответ:

— А то! Землю носом будут теперь рыть, твари!

— Бойцы, отставить базар, — скомандовал Беркут. — Слушай боевую задачу!

Партизаны подобрались, взгляды трех еще не отошедших от стыки с вражеским самолетом мужчины сошлись на своем командире, и Беркут, четко проговаривая каждое слово, произнес:

— В течение семидесяти двух часов мы должны скрытно доставить ядерный заряд в центральную часть США и произвести взрыв. — Взгляд партизана невольно коснулся лежавшего на мокром песке цилиндрического контейнера из прочного сплава, в котором дремала до срока сжатая в шар из сверхплотного урана сокрушительная мощь, высвободить которую он мог за несколько мгновений. — После этого американской администрации будет предъявлен ультиматум. Если противник не выполнит требования, еще два ядерных взрыва произойдут в густонаселенных городах, где две другие группы наших товарищей, уже ушедшие по маршруту, заранее должны разместить устройства. Жизнями тысяч своих людей Америка заплатит за жадность и вероломство. Возможно, в прочем, этого не случится, если враг воспримет нашу угрозу всерьез. В таком случае мы получим кодированное сообщение на обыкновенную электронную почту — в условиях подавляющего технического превосходства спецслужб противника, его подразделение электронной разведки, это наиболее простой, надежный и скрытный способ связи, жаль только, односторонней. Но наша миссия к этому мигу уже закончится. Каждый из нас пришел сюда по своим причинам, но все мы кого-то потеряли на войне, и теперь получили возможности отомстить за все сполна. И мы обязаны выполнить приказ, оправдать доверие, оказанное нам Родиной, так что действуем быстро и четко. Права на ошибку у нас нет. Через трое суток мы должны быть готовы привести в действие нашу «адскую машину». Нам будут мешать, против нас четверых будут действовать все американские спецслужбы, но мы выполним поставленную задачу! Охота уже началась, братья, вокруг уже сжимается кольцо облавы, поэтому не теряем больше ни секунды! Через час мы должны быть отсюда в десяти верстах, минимум. Так что поглубже вдохнули, мужики, и за мной, бегом!

Подхватив десантные рюкзаки и сумки со снаряжением, они гуськом двинулись по узкой лощине, постоянно глядя в небо. Тарас Беркут все же обернулся, бросив прощальный взгляд на океан. Он не мог видеть подлодку, оставшуюся слишком далеко, и оставалось только гадать, что означали давешние раскаты орудийных выстрелов, внезапно смолкшие.

— Живее, бойцы, — бодро прикрикнул командир, когда впереди показалась пустынная полоса автострады, идущая параллельно побережью. — Наши братья на родине умирают каждую минуту, и нужно спешить, если не хотите, чтобы они погибли напрасно. Каждая пролитая нами капля пота здесь — это еще одна спасенная жизнь дома. Так что шагом марш!

— Командир, смени меня, — тяжело дыша, произнес Заур Алханов. — Руки уже ноют!

Тарас Беркут, бывший офицер российского спецназа, ухватился за лямку тяжелого вьюка, в котором ждало своего часа ядерное пламя. Он не смог сдержать довольной улыбки, со стороны больше походившей на волчий оскал. Они все-таки пришли на землю врага и принесли за собой сюда, в их сытый и уютный мир, полный удовольствий, призрак войны.

Глава 7

Южный Урал, Россия
26 ноября

Морской бой у берегов Калифорнии так и не стал достоянием гласности, оставшись лишь сухими строками военных сводок. Так уж получилось, что в эти дни внимание большинства было приковано к событиям, происходящим в самом сердце сумрачной России. Для кого-то никому доселе неизвестный городок на Урале стал последним символом надежды, для других это была очередная цель, которую следовало уничтожить, поставив точку в затянувшейся войне, но были и те, кто старался остаться беспристрастными наблюдателями.

Пять человек, постоянно озираясь, осторожно крались по переулку, стиснутому между высоким забором из красного кирпича, настоящей крепостной стеной, с одной стороны, и покосившимся деревянным палисадником, для надежности, наверное, обмотанным ржавой колючей проволокой. Трое из них, одетые в классический камуфляж «флора», не выпускали из рук оружие, автоматы АК-74. по их движениям, по слаженности, с которой действовали эти трое, можно было понять, что это солдаты, возможно, бывшие, и сейчас они были готовы к бою.

Двое их спутников были явно гражданскими. Это было ясно и по их горнолыжным курткам и утепленным штанам, с которых спороли яркие лейблы и нашивки ради лучшей маскировки, и по тому, как эти двое вели себя. Один из них постоянно крутился вокруг своей оси, не снимая с плеча видеокамеру, второй же, державшийся постоянно рядом, тащил за спиной небольшою рюкзак, из которого торчал термос.

Под ногами хлюпала грязь, в которую превращался временами начинавший сыпать с серых низких облаков снег. И только этот звук нарушал окутавшее окраины Нижнеуральска безмолвие.

— Моторы! — один из вооруженных людей вскинул руку, жестом приказывая остановиться. Все замерли, приседая, чтобы не быть слишком заметными мишенями.

— По ходу, из города кто-то едет, — предположил вооруженный потертым АКМС молодой парень с пушком над верхней губой и багровым шрамом на пол-лица. — Вот чудаки!

Звук автомобильного двигателя приблизился, а затем стал стихать, отдаляясь к горизонту, и вдруг прервался раскатистой очередью из пулемета, сопровождаемой треском одиночных выстрелов.

— В укрытие, — приказал командир небольшого отряда. — Давай к деревьям!

Он первым перевалился через невысокий заборчик, помогая человеку с видеокамерой и при этом ругаясь:

— Шевелись, журналист, твою мать! Давай под дерево, и замри, пока не скажу!

Оператор съемочной группы «Би-Би-Си» Уильям Бойз, чудом не зацепившись за забор и ничего не порвав, кинулся к зарослям кустарника, слыша, как за спиной громко пыхтит его напарник, репортер Гарри Хопкинс. Двое британцев сжались под кустами, ожидая, что в любой миг на их ненадежное укрытие обрушится град снарядов или спикирует выпущенная из поднебесья американским истребителем ракета.

Иностранные репортеры, поневоле оказавшиеся в осажденном городе, за несколько прошедших дней успели многое узнать про войну, и многое увидеть, хотя не считали себя новичками в таких делах. Они бродили по городу, снимая все, что видели, саму жизнь защитников города, раз за разом отражавших атаки. Они пережили штурм, который встретили в первых рядах защитников города, снимая все, что попадало в объектив камеры, слыша, как вокруг рвутся снаряды и свистят над головами пули, летящие с обеих сторон. Вот и теперь репортеры покинули относительно безопасное убежище, чтобы сделать очередной репортаж, старясь не думать о том, что он может стать для них и последним. Они были лишь сторонними наблюдателями, но оказывались мишенями для той и для другой стороны, несмотря даже на приставленную по личному приказу генерала Бурова охрану.

Сейчас эти охранники, обратившись в зрение и слух, делали все, чтобы первыми обнаружить любой намек на угрозу себе и своим «подопечным». Особенно пристально они вглядывались в низкое хмурое небо. Родной город, знакомый до последнего булыжника в мостовой, стал смертельно опасным с некоторых пор. Беспилотный разведчик «Предейтор» мог появиться в любой миг, выпустив свои ракеты по первой попавшейся цели, которую находившиеся за много километров отсюда операторы сочли бы достойной не дешевой ПТУР AGM-114 «Хеллфайр». И пять человек, крадущиеся по закоулкам, вполне могли привлечь их внимание.

— Похоже, тихо все, — выдохнул, немного расслабившись, командир партизан. — Не по нашу душу. Отряд, продолжаем движение!

Вернувшись на дорогу, все пятеро двинулись дальше, к окраине города, туда, откуда и донеслись звуки короткой перестрелки. Партизан, шагавший рядом с Хопкинсом, взглянул на англичанина, спросив с горькой усмешкой:

— И на черта вам все это, а? Вас же убьют и даже не заметят, что вы — пресса!

— А вам зачем? У каждого своя работа, свой долг! Наш долг — рассказывать миру правду, без прикрас!

Партизан только покачал головой, а взгляд его продолжал обшаривать окрестности в поисках возможной угрозы. Наконец, переулок уткнулся в глубокий овраг, заполненный бурой грязью, а по другую его сторону была видна серая лента шоссе, ведущего прочь из осажденного города, совершенно пустая, если не считать дымившейся легковушки, стоявшей поперек дороги, наполовину скатившись в кювет.

— Что там произошло? Я хочу подойти ближе, — потребовал Хопкинс. — Генерал дал нам полную свободу действий!

— Впереди американская застава. Они блокировали все дороги, ведущие из города. Увидят — расстреляют!

— Можете остаться здесь, если так страшно, — фыркнул журналист.

— Хорошо, идем. Я с тобой, — предложил партизан. — Твой напарник останется здесь, с мужиками. За тебя голову только мне снимут, за вас обоих — всем разом! Давай, журналист, по-пластунски, за мной!

Вжимаясь в землю, захлебываясь в грязи, они ползли вдоль обочины, и Хопкинс уже мог разглядеть машину, русскую «Ладу» старой модели, почти точную копию итальянского «Фиата». Машина была буквально изрешечена огнем в упор. Задняя дверца была распахнута, и на асфальт выпало детское тело в розовой курточке, заляпанной кровью. Чуть дальше лежал на боку закопченный автобус с испещренным пулевыми пробоинами корпусом когда-то бело-зеленого цвета, которой кто-то спихнул с шоссе, чтоб тот не мешал движению. А где-то на горизонте можно было рассмотреть угловатые очертания американских бронемашин. Слева от шоссе, в неглубоком капонире, расположился БТР морской пехоты LAV-25, развернувший башенку в сторону города. Справа, на обочине, стоял «Хамви» с пулеметом на турели, развернутым в сторону недальнего леса. Несколько человек в сероватом «цифровом» камуфляже суетились рядом с машинами вокруг миномета на опорной плите.

Звук моторов снова разорвал тишину. Он нарастал, приближаясь со стороны Нижнеуральска, и партизан, навалившись на Хопкинса, прохрипел ему в ухо:

— Замри! Даже не дыши!

Из своего крайне неудобно положения, вдавленный в землю всем немаленьким весом своего провожатого англичанин, вывернув голову, увидел мчащиеся со стороны города машины. Первым ехал УАЗ защитного цвета, но с гражданскими белыми номерами. Гарри удалось даже рассмотреть сидевшую рядом с водителем на переднем сидении женщину, немолодую, в темно-коричневом платке, так похожем на мусульманскую паранджу. В корзине багажника на крыше были уложены какие-то мешки, сумки, тюки, тщательно привязанные бечевкой. А следом катил ярко-оранжевый микроавтобус «Фольксваген», новенький, сверкавший хромом и глянцем. Когда он пролетел мимо Хопкинса, тот увидел приникшие к окнам детские лица, необычно серьезные.

Небольшая автоколонна остановилась посреди шоссе, не доезжая до позиций американцев метров четыреста. Из УАЗика вышел мужчина, водитель, поднявший высоко над головой какую-то белую тряпку. Размахивая ею из стороны в сторону, он двинулся вперед, но короткая очередь заставила его вздрогнуть, останавливаясь, а в асфальт у самых ног ударили пули. Надрывая глотку, мужчина крикнул по-русски:

— Не стреляйте! Здесь женщины и дети! Мы — беженцы!

Ни пытавшиеся покинуть город жители, ни репортер, лежавший на обочине, не могли слышать, как командир американского чек-пойнта, не отнимая от глаз бинокль, монотонно бормочет в микрофон радиостанции:

— Две единицы техники, внутри гражданские. Оружия не наблюдаю. Жду приказа!

— Гурон-пять, цели уничтожить! Повторяю, огонь на поражение!

Стоявший рядом со своим командиром молодой морпех, округлив глаза от удивления, воскликнул:

— Запросите их еще раз, лейтенант, сэр! Это какая-то ошибка! Там же нет террористов!

— Оставить, капрал! Выполнять приказ! А, черт, сопляк!

Офицер, выбравшись из «Хамви», сам плюхнулся на заднее сидение, обхватив ладонью джойстик системы дистанционного управления оружием CROWS, позволявшей вести огонь, не покидая защищенный броней салон. Трехствольный пулемет в автоматизированной турели на крыше развернулся, и, когда на небольшом экране перекрестье прицела совместилось с силуэтом русской машины, американец нажал гашетку. Стволы крупнокалиберного GECAL-50 пришли в движение, выпустив короткую очередь. Струя пуль пятидесятого калибра перерезала пополам тело стоявшего на шоссе мужчины, с грохотом ударив в борт УАЗа и прошив навылет автомобильную жесть. Еще одна очередь — и машина взрывается с грохотом, когда пули добрались до бензобака.

Взревел мотор «Фольксвагена», и микроавтобус резко сдал задом. Пулеметная очередь прошла мимо, лишь напугав пассажиров. В этот момент ожила автоматическая пушка LAV-25. Снаряд калибра двадцать пять миллиметров ударил в автомобиль, разнеся его в клочья, только брызнула изнутри кровь на стекло Хопкинс, рыча от бессилия, не мог отвести взгляда от куклы, выпавшей на грязный асфальт, которую продолжала крепко сжимать маленькая детская ручка, отсеченная от тела повыше локтя.

— Суки! — прошипел навалившийся на репортера партизан. — Выродки!

— Нужно идти туда! Там могут остаться живые, им нужна помощь!

Журналист дернулся, пытаясь встать, но его телохранитель повалил англичанина на землю, почти крикнув тому в лицо:

— Болван! Тоже там хочешь лечь?!

Свист мины заглушил последние матерные выкрики, а затем рядом громыхнул взрыв. По спине ударили комья земли, в нос ударил кислый запах сгоревшей взрывчатки. Партизан крикнул:

— Заметили, суки! Давай в овраг! На дно!

Гарри Хопкинс скатился в кювет, окунувшись с головой в жидкую грязь, смесь талого снега и машинного масла, и услышав, как еще одна мина с визгом пролетела над шоссе, разорвавшись где-то на пустыре, совсем рядом. Американцы стреляли еще пару минут, выпустив с полдюжины снарядов, но, похоже, просто наугад, для самоуспокоения. Время от времени оживал крупнокалиберный пулемет, поливая свинцовыми струями опушку зимнего леса, и тяжелые пули прошили давно заросли низких деревьев и давно сбросившего листву кустарника.

Когда Хопкинс, с которого грязь текла ручьями, вернулся к своим спутникам, Уильям Бойз потрясенно произнес:

— Как это возможно!? В машинах были мирные жители! Их просто расстреляли!

— Вот так воюют цивилизованные американцы, — фыркнул командир партизан. — Для них все мы, не важно, солдаты или гражданские, только мишени. Ничего, они заплатят за все, за каждую жизнь, заплатят собственной кровью!

В обратный путь, лежавший через опустевшие, погруженные в тишину дворы, мимо серых безликих пятиэтажек, пялившихся черными провалами окон на горстку смельчаков, двинулись молча. Репортеры, подавленные увиденным, переваривали случившееся, а охранявшие их русские солдаты, словно утратившие всякую способность чувствовать, бдительно смотрели по сторонам. Пульсирующий гул реактивных турбин, донесшийся из поднебесья, заставил всех вздрогнуть, и возглавлявший небольшую группу партизан скомандовал:

— В укрытие! За мной, бегом!

Переходя на бег, все пятеро бросились к закопченной коробке дома, выгоревшего дотла. Стометровая пробежка под звук приближающегося самолета показалась Гарри Хопкинсу марафонской дистанцией. Оказавшись внутри, он опустился на корточки, сплевывая вязкую слюну. Рокот турбин начал стихать, и партизаны облегченно выдохнули. Один из них украдкой перекрестился.

Отдаленный грохот взрывов проник за стены, и люди вздрогнули от неожиданности. Покрытые толстым слоем сажи перекрытия над головами жалобно скрипнули. Уильям Бойз с тревогой спросил партнера:

— Как думаешь, снова начинается? Будут атаковать?

— Не похоже. — Хопкинс пожал плечами, выражая свою растерянность. — Если бы это была подготовка перед штурмом, здесь бы все уже дрожало!

Партизаны тоже напряженно прислушивались, но взрывы смолкли, пронесшись над городом невесомым эхом.

— А ведь это где-то рядом со школой, — заметил командир группы.

Молодой боец со шрамом испуганно дернулся:

— Думаешь, могли накрыть бомбоубежище?! Там же сотни людей! Нужно идти туда!

— Давай, Саша, за мной, — решил командир. — Витя, доведешь журналистов до нашей берлоги!

— Не пойдет, — возмутился тотчас Хопкинс. — Мы тоже должны быть там! Идем все вместе!

— Кретины, куда вы суетесь? Вы здесь чужие, вам нечего тут делать! Вас убьют, а мне и моим парням придется отвечать собственной шкурой!

— Мне кажется, скоро это все перестанет иметь значение, — покачал головой репортер. — Судя по тому, что мы видели на шоссе, в этом городе скоро не останется живых, и так ли уж важно, кто умрет первым, а кто вторым. Мы идем вместе! Я должен все видеть сам, чтобы потом рассказать об этом на весь мир!

— Самоубийцы, — фыркнул партизан, а затем, махнув рукой, скомандовал: — Давай в темпе, братва! Саня, ты этот район лучше знаешь, пойдешь первым, мы за тобой. Бегом марш!

Гарри Хопкинс, поправив висевший за спиной рюкзак с самым необходимым, выскочил из разрушенного дома, стараясь не потерять из виду обтянутую камуфляжем и перехваченную крест-накрест лямками «разгрузки» спину одного из своих провожатых. Следом рысцой бежал Уильям Бойз. Запрокинув голову вверх, журналист увидел упирающиеся в низкие облака столбы черного дыма, поднимавшиеся из-за ближайших домов. На этот раз американским пилотам удалось выполнить атаку на беззащитный город без помех.

Несколькими часами ранее командир Четвертого истребительного авиакрыла ВВС США резко рванул на себя дверь, входя в помещение для инструктажа. Четыре летчика, затянутые в противоперегрузочные костюмы и державшие в руках сферические шлемы, украшенные личными позывными и яркими эмблемами эскадрильи, разом вскочили, вытягиваясь по стойке смирно. Кроме них в просторном зале, способном вместить не меньше полусотни человек, никого не было.

— Господа, из штаба только что поступил новый приказ, — произнес командир, встав перед короткой шеренгой своих пилотов. В этих парнях, воевавших в России с первых минут операции «Доблестный удар» он был уверен и не сомневался, что пилоты не подведут. Благо, сейчас все было намного проще, чем тогда, в конце мая, когда с земли американским пилотам грозили русские ЗРК, а уцелевшие истребители, страшные «Фланкеры», подстерегали в облаках.

Военно-воздушная база в Раменском, переименованная новыми хозяевами в «Кэмп-Рейган» в честь самого воинственного президента США, жила своей напряженной жизнью. Время от времени за стенами зала для брифингов слышался нарастающий гул турбин взлетавших или садившихся самолетов. Тяжеловесные транспортники С-17 «Глоубмастер-III» и С-130 «Геркулес» взлетали каждый час, унося на восток, к Уральским горам, очередное подразделение американских солдат, бойцов Восемьдесят второй дивизии, спешивших присоединиться к штурму мятежного городка, о существовании которого еще несколько дней назад знал даже не каждый русский, не говоря уже о пришельцах из-за океана. Огромная база, где могли с относительным комфортом разместиться несколько тысяч человек и уйма техники, изрядно опустела, но те, кто остался, службу несли исправно. Время от времени с жужжанием отрывались от земли беспилотники, патрулировавшие дальние подступы к огромному военному лагерю. Иногда к ним присоединялись вертолеты, с металлическим стрекотом проносившиеся над рядами казарм и боксов. А на взлетной полосе техники, как трудолюбивые муравьи, суетились вокруг двух серых, будто летучие мыши, истребителей F-15E «Страйк Игл», прижавших к бетонке скошенные крылья и склонивших к земле заостренные носы, скрывавшие антенны РЛС. А их экипажи тем временем слушали новую задачу.

— Прошу взглянуть на экран, джентльмены, — предложил командир авиакрыла, указывая на большую плазменную панель. — Это спутниковый снимок Нижнеуральска, южная часть города. Вот это строение — муниципальная школа. Она была построена пятьдесят лет назад, в самый разгар «холодной войны», и под ней находится большое бомбоубежище. Много лет оно было заброшено, но теперь снова используется по назначению. По данным нашей разведки, сейчас в этих подземельях располагается командный центр террористов, удерживающих город, а также запасы оружия и снаряжения. Принято решение нанести по этому бункеру воздушный удар. Если уничтожим главарей террористов, сможем дезорганизовать их сопротивление, и нашим парням, сражающимся на земле, будет проще покончить с этим змеиным гнездом.

— Информация точная? — поинтересовался один из пилотов, командир эскадрильи, человек из породы тех, кто предпочитает делать самую ответственную работу собственными руками.

— Требует проверки, но ждать мы не можем, да и возможности разведки ограничены. В любом случае, в этих подземельях большое скопление живой силы, а все подступы усиленно охраняются террористами. Вы нанесете удар по этой цели немедленно, вылет через полчаса.

— Так точно, сэр! — в один голос выдохнули все четверо летчиков.

— Бомбоубежище находится под пятнадцатифутовым слоем грунта, свод — бетонный, армированный сталью, толщиной два-три фута. Крепкий орешек. Русские неплохо потрудились, создавая это логово, но мы должны превратить этот бункер в их братскую могилу. Противодействие в районе цели ожидается слабое. У русских есть некоторое количество ПЗРК типа SA-18, и есть неплохие стрелки. Морские пехотинцы уже потеряли там четыре «Харриера» и несколько «вертушек», и я не готов рисковать своими людьми. Опускаться ниже пятнадцати тысяч футов запрещаю. Вы все должны вернуться домой, парни. Сейчас я жду от вас не подвига, а хорошо сделанной работы. Есть вопросы, джентльмены?

— Никак нет, сэр! — все так же, хором, отозвались пилоты.

— Тогда за дело, джентльмены! По машинам!

Забираясь по узким стремянкам в кабины своих «Ударных Орлов», летчики почти не задумывались о предстоящем деле. Все было привычно, даже проще, чем на учениях. Полет в дружественном воздушном пространстве, сброс бомб с безопасной высоты, где их машинам и им самим ничего не может угрожать, и возвращение на базу. А русские, те, кто окажется в этих бункерах, просто умрут, безо всяких вариантов. И никто не сможет помешать славным американским парням.

— Вышка, я Орел-один, к взлету готов, — произнес командир звена, уже занявший место в тесной кабине. Перед глазами мерцали широкоформатные мониторы, руки уже лежали на рычагах, тело было крепко притянуто к спинке катапультируемого кресла привязными ремнями. Сзади возился, устраиваясь поудобнее, штурман-оператор, которому предстояло управлять вооружением «Ударного орла». — Жду команды на взлет, вышка!

— Орел-один, взлет разрешаю, полоса свободна! Удачной охоты, парни!

Пилот лишь усмехнулся, толкнув рычаг управления двигателями. Мощные турбины взвыли, набирая обороты. По всему фюзеляжу самолета прокатилась едва ощутимая волна вибрации, и крылатая машина, набирая скорость, двинулась вперед по взлетной полосе.

Один за другим, тяжелые истребители F-15E «Страйк Игл» отрывались от бетонного панциря взлетно-посадочной полосы, лучшей в России, а, скорее всего, и на всем континенте. Когда-то с нее начинался долгий и не всегда легкий путь в небо «Сухих», «Мигов», тяжеловесных «Ильюшиных». Теперь ею пользовались враги. Американская авиация отсюда могла контролировать всю европейскую часть России и запад Сибири, а применение воздушных танкеров КС-10 «Икстендер» отодвигало пределы досягаемсоит еще дальше, до самого Тихого океана. Но сейчас пара F-15E обходилась без дозаправки в воздухе, для выполнения миссии хватало внутреннего запаса топлива и того, что вместили в себя внешние конформные топливные баки, сливавшиеся с очертаниями фюзеляжа, служа его продолжением.

Кроме емкостей с горючим каждый истребитель, тяги спаренных турбин которого хватало, чтобы поднять одиннадцать тонн смертоносного груза на восемнадцатикилометровую высоту, нес всего по две бомбы со спутниковым наведением GBU-31 JDAM, простое, надежное, сравнительно дешевое и воистину убийственно эффективное оружие. Уже не раз опробованное в деле на просторах покроенной страны, оно должно было быть пущено в ход еще раз.

Набрав высоту тридцать тысяч футов, истребители в плотном строю взяли курс на восток. Земля не была видна из кабин, скрытая плотным слоем облаков, похожих на огромные комки серой ваты, а над головами висела огромная, словно люстра, луна, идеально круглая в эту ночь. После того, как нужная высота была достигнута, пилоты передали управление бортовым компьютерам, расслабленно откинувшись на спинки катапультируемых кресел. Благодаря инерциальной системе навигации LN-93, продублированной спутниковой навигационной системой NAVSTAR, которой был оснащен каждый «Страйк Игл», экипажи были уверены, что выйдут к выбранной цели с отклонением, в худшем случае, в несколько сотен футов.

Летчики были спокойны. Задача, которую им предстояло выполнить, не казалась чем-то сложным. Выйти на цель, с безопасной высоты сбросить свой смертоносный груз и вернуться на базу — вот и вся работа. Русские ничем не могли им помешать, и вынуждены обреченно ждать своей гибели. Единственная проблема — сброс бомб мимо цели, но и это не страшно, весь город полон террористов, кто-нибудь из них да погибнет. Возможно, в случае промаха придется повторить атаку, но в условиях отсутствия какого-либо сопротивления это не сложно, а настоящий пилот никогда не откажется провести в кабине своего самолета в воздухе пару лишних часов.

Пара истребителей летела сквозь ночь над покоренной страной. На земле был слышен лишь неразборчивый гул реактивных турбин, к которому давно уже привыкли, не обращая внимания. Мало кто мог в этот миг подумать, что безжалостные стальные птицы несут смерть на своих серых крыльях.

Европейская равнина осталась позади, по курсу вздыбились покрытые неприветливым лесом кряжи Уральских гор. Тем, кто видел хребты Афганистана, царапающие небо зазубренными вершинами, они показались низкими, слишком обжитыми, но в этот момент летчики перестали созерцать вечность.

— Орел-два, внимание! Отключить автопилот, — приказал командир, касаясь приборной панели. — Снижаемся до пятнадцати тысяч футов. До цели сто миль.

Истребители, один за другим, скользнули вниз, пронзая слой облаков заостренными носами. С четырехкилометровой высоты был не виден город, давно лишенный электроснабжения, освещаемый разве что пожарами, но и те успели угаснуть — с момента последнего серьезного приступа прошло несколько дней. Американские солдаты, стоявшие в кольце блокады вокруг Южноуральска, наверняка слышали рокот мощных турбин, гадая, не означает ли ночная атака с воздуха начало нового штурма.

— До цели тридцать миль, — сообщил командир, сверившись с показаниями приемника спутниковой системы навигации GPS. — Оружие к бою! Приготовиться!

В городе, погруженном во мрак и безмолвие, тоже слышали звук приближавшихся самолетов. Посты воздушного оповещения, развернутые на крышах и верхних этажах уцелевших после бомбежек и артналетов высоток, передали сигнал тревоги. Партизаны, находившиеся на улицах, бросились в укрытия, спеша исчезнуть под землей прежде, чем небо над городом разорвется от надсадного воя падающих бомб.

— Мы на рубеже атаки! Сброс!

Управляемые бомбы отделились от узлов внешней подвески обоих F-15E одновременно, отправившись в свой единственный недолгий полет. Получая корректировку со спутников, они летели по крутой дуге точно к помеченной цели. Морозный воздух жалобно застонал, раздираемый обтекаемыми корпусами. Для того чтобы преодолеть десять миль, бомбам потребовалось чуть больше пяти минут, и все это время их скорость только возрастала под влиянием земного тяготения. Увесистые конусы, снабженные короткими крылышками-стабилизаторами, обрушились на крышу здания, приговоренного к немедленному уничтожению. Каждая бомба была оснащена проникающей боевой частью BLU-118/B весом две тысячи фунтов, представлявшей собой капсулу из сверхпрочного стального сплава, содержавшую мощный заряд взрывчатки.

Бомбы с легкостью пробили перекрытия строения, вонзились в слой плотного грунта, прошивая его, и врезались в бетонные своды бомбоубежища. Укрывшиеся в подземелье люди услышали страшный треск. В тот момент, когда бомбы пробили бетонные плиты, армированные сталью, в действие пришли термобарические боевые части. Бомбоубежище заполнилось аэрозолем, представлявшей собой мощную взрывчатку. Облако, растекаясь по всем закоулкам, заполнило все свободное пространство, а затем сработали детонаторы, поджигая аэрозоль.

Чудовищной силы взрыв ощутили в каждом уголке города. Внезапно заходила ходуном земля под ногами, с потолков посыпалась штукатурка, задребезжали уцелевшие кое-где оконные стекла. Казалось, что началось землетрясение, которого эти края не знали никогда прежде. Ударную волну почувствовали даже американские солдаты, находившиеся за несколько километров от места взрыва. А из черных провалов воронок, пробитых бомбами, полыхнуло пламя, а затем взметнулись столбы пепла и пыли. Несколько сотен людей, надеявшихся, что родная земля сможет защитить их от вражеских мин и снарядов, погибли в течение считанных секунд. Их смерть по-своему была милосердной, большая часть обитателей бомбоубежища спала, не успев даже испугаться. Взрыв выжег весь кислород в тесном подземелье, а затем своды, получившие такой удар, на какой они попросту не были рассчитаны, обрушились вниз.

— Цель поражена! В яблочко! — Командир пары, включивший прицельную систему LANTIRN, размещенную в двух обтекаемых гондолах-контейнерах под плоскостями, видел обрамленные копотью пробоины, над которыми курился дымок. — Задание выполнено, парни. Отличная работа, с меня пиво всем. Набрать высоту тридцать тысяч футов. Разворот на сто восемьдесят градусов. Возвращаемся на базу!

Тяжелые истребители, остававшиеся абсолютно неуязвимыми для своего противника, слаженно, как на авиашоу, выполнили разворот, чуть накренившись на крыло и нацеливаясь заостренными носовыми обтекателями на запад. Никто из пилотов даже на миг не задумался над тем, сколько десятков или сотен жизни он оборвал в одну секунду, просто нажав кнопку на приборной панели. Но там, внизу, умерли далеко не все.

Олег Бурцев долго стоял, прижимаясь к стене дома, выщербленной осколками и пулями. Партизан вертел головой, вслушиваясь в доносившиеся до него с низкого неба звуки. При этом он не выпускал из рук пулемет, словно потертый, с исцарапанным цевьем и прикладом РПК-74М мог помочь против ракеты «Хеллфайр», выпущенной с борта американского боевого беспилотника, кружащего над полуразрушенными кварталами Нижнеуральска в нескольких верстах отсюда, или шестидюймового снаряда, прилетевшего из пригородов, с позиций американской Морской пехоты.

Темнота, опустившаяся на город, замерший, затаившийся, была бессильна против инфракрасных сенсоров, «чуявших» тепло от самого горизонта. В прочем, могли выстрелить и просто так, вслепую, и это казалось особенно обидным, стать случайной жертвой, погибнуть не в бою, а, например, просто остановившись «по нужде». Но все было тихо, небо над головой молчало, и, бывший сержант-десантник, решившись, выдохнул, затем глубоко вдохнул, наполняя легкие ледяным воздухом, и, прижав к боку оружие, бросился через дорогу.

Обогнув глубокую, уже начавшую оплывать воронку в мостовой, последствия недавнего артобстрела, Олег перемахнул через невысокий заборчик, ограждавший заросший парк, и, пройдя по узкой тропинке, вышел к школьному крыльцу. Стоявший под каменным козырьком полузнакомый боец, нервно сосавший смятую папиросу, кивнул, когда Бурцев поравнялся с ним.

— Как там?

— Пока тихо, — пожал плечами Олег, понимая товарища без лишних слов. — На южной окраине столкнулись с разведгруппой. Сожгли МРАП, человек шесть точно положили. И у нас «двухсотых» двое.

— Ненадолго такая тишина, — меланхолично проворчал часовой, поправляя ремень висевшего на плече, вниз стволом, АКС-74.

— За околицей моторы гудят постоянно. Наверняка штурм готовится. Знать бы только где. Мины поставили, правда, может, немного и задержит.

Хлопнув приятеля по плечу, Олег прошел внутрь, встречая хмурых партизан, куда-то спешащих. Кому-то он кивал, кому-то жал протянутые руки, командиров приветствовал по уставу. Спуск в подвал встретил Бурцева тишиной и привычным затхлым запахом, сочившимся из-за не до конца закрытой мощной двери, покрытой облупленной синей краской. К этому запаху примешивался «аромат» сотен немытых человеческих тел, вынужденных проводить день за днем в тесноте, практически без каких-то условий.

Привычный спуск по крутой и узкой лестнице — Олег мог бы проделать его с закрытыми лазами, давно наизусть выучив количество ступеней — привел его в погруженное в сумрак помещение. Под низкими сводами, усиленными ребрами жесткости и подпираемыми стальными балками-швеллерами, мерцали, чуть покачиваясь тусклые лампочки. Войдя в зал, партизан привычно поежился, ощутив на себе множество человеческих взглядов — заинтересованных, взволнованных, перепуганных, злых, но чаще всего просто безразличных. Сотни людей расположились в просторном зале, на принесенных из ближайших домов кроватях и раскладушках, на самодельных двухъярусных нарах, просто на брошенных на пол одеялах. Женщины, много детей, старики, все те, кому некуда было идти, кто остался в обреченном городе, здесь найдя себе убежище и, наверное, уже не очень надеясь снова увидеть небо над головой. Кто-то из них делал вид, что спит, кто-то, покрепче нервами, и впрямь спал, иные разговаривали между собой, где-то тонко, на одной ноте, плакал ребенок.

Старое бомбоубежище ожило после многих десятилетий забвения, служа отчаявшимся людям для того, для чего когда-то и было создано. На стенах даже висели древние, выцветшие, покрытые плесенью плакаты по гражданской обороне, наставления по использованию противогаза, и здесь же — детские рисунки. А в дальней части огромного бункера, за брезентовой занавесью, расположился медпункт, конечная цель путешествия Олега Бурцева. Его укрыли здесь, глубоко под землей, вспоминая недавний рейд американских десантников.

Врачей, вообще всех, кто хоть что-то смыслил в медицине, берегли, не считаясь ни с чем, и так же берегли те запасы медикаментов, что оставались в городе, собирая их повсюду, в давно закрытых поликлиниках, разрушенных взрывами бомб аптеках, выгоревших подчас дотла больницах, даже детсадовских медпунктах. Упаковки бинтов и ампулы пенициллина становились настоящим сокровищем для тех, кому неоткуда было ждать помощи.

Когда он вошел, отодвинув ширму, Ольга Кукушкина, никого не стесняясь, бросилась партизану на шею, повиснув на нем и целуя сухими горячими губами. А Олег, крепко прижав девушку к своей груди, шептал ей:

— Я жив! Все хорошо, Солнышко!

Отстранившись, Ольга посмотрела на Бурцева снизу вверх, и он увидел скатившиеся по щеками бисеринки слез.

— Сверху несут раненых, каждый час, каждую минуту, — прошептала Ольга. — И всякий раз сердце сжимается, всякий раз мне кажется, что это ты лежишь на носилках, истекая кровью.

— Я тебя не брошу, и, значит, умирать мне нельзя.

— Когда это закончится? Вас же всех убьют рано или поздно!

— Нас нельзя убить, — улыбнулся Олег. — Мы же за правду, а за кем правда, тот сильнее!

Обнимая девушку за плечи, Бурцев встал над койкой, на которой лежала Жанна Биноева. Увидев товарищей по отряду, он чуть привстала на локтях.

— Ну, как ты? — Олег опустился на корточки, чтобы чеченке не пришлось запрокидывать голову.

— Нормально, — уголками губ усмехнулась Жанна. Ее вынужденное заточение в лазарете длилось лишь несколько дней, но для уроженки Кавказа это беспомощное лежание на кровати казалось вечностью, настоящим безвременьем. — Руки целы, глаза целы. Еще постреляю.

Они не услышали сигнал воздушной тревоги, да он все равно безнадежно запоздал — в тот миг, когда наблюдатели на земле услышали гул турбин американских истребителей, сброшенные ими бомбы уже мчались к земле. Бомбоубежище содрогнулось от могучего удара, так что у Бурцева клацнули зубы, и рот наполнила солоноватая кровь из прокушенного языка. Затем с потолка посыпалась цементная крошка, а за ней и куски перекрытий, подземелье наполнилось испуганными криками, а потом, поглощая все другие звуки, громыхнул взрыв.

Ударная волна швырнула тело Бурцева об стену, вминая в бетон до хруста ребер, а в лицо ему полыхнуло пламя, так, что при судорожном вдохе обожгло легкие. На какое-то время наступило забытье, а, очнувшись, Олег не сразу понял это. Вокруг царила сплошная тьма, ни проблеска. И только скрежет бетонных плит, движущихся под влиянием собственного веса, заставил сержанта поверить, что он все-таки жив. Все тело болело, особенно трудно было дышать — грудь при каждом вдохе будто тисками сжимало. Но, осторожно пошевелив руками и ногами, Олег к своему удивлению понял, что они целы, во всяком случае, не сломаны.

Осторожно, по миллиметру ощупывая то, что находилось вокруг, Бурцев понял, что его накрыла бетонная плита, которой что-то помешало раздавить тело партизана, зажатое в узком пенале. Поняв, что вокруг — только камень, Олег ощутил панику, животный ужас. Он находился неизвестно на какой глубине в крохотной нише. Не было воды, но смерть от жажды едва ли грозила сейчас. Хуже было то, что не чувствовалось притока воздуха, пусть даже наполненного гарью, мерзкой вонью горелой человеческой плоти. Немедленно захотелось вырваться отсюда, грызть толщу бетона зубами, ломая ногти пробить себе путь наружу, к свету, к звездному небу. Но Олег не шевельнулся, будто оцепенев и лишь вслушиваясь в скрип оседавших глыб бетона, спешивших заполнить оставшиеся на глубине пустоты. Постепенно тело затекло, так что шевельнуться уже было попросту невозможно. А затем откуда-то извне пришли новые звуки — мерные удары металла о камень и человеческие голоса.

Захотелось закричать, позвать на помощь, но вместо вопля из глотки вырвалоськакое-то шипение. Тогда Олег дотянулся до груди, вытащив из подсумка разгрузки увесистый автоматный «рожок», и принялся бить им о бетон. Звуки наверху стихли, а затем скрежет металла раздался совсем рядом, над головой. Внезапно бетонная плита, накрывшая Бурцева просела разом на несколько сантиметров, вминая тело в лежавшие под ним обломки, врезавшиеся острыми гранями в плоть, а затем начала подниматься вверх.

В широкие щели хлынул свежий воздух, от которого вмиг закружилась голова. Кто-то, пока невидимый, прокричал:

— Браток, держись! Сейчас мы эту паскуду сковырнем!

Под плиту подсунули концы ломов, навалились, закряхтев так, что пленник отчетливо услышал натужный рык, и оттолкнули ее в сторону. Сразу несколько пар крепких рук подхватили Бурцева, поднимая его над землей, а Олег смотрел в небо, на котором равнодушно мерцали холодные северные звезды.

— Сержант, живой! — Алексей Басов склонился над своим бойцом. — Ну, ты счастливчик! В рубашке родился! Мы уж и не рассчитывали!

— Остальные… кто?

— Только ты один, сержант, — опустив взгляд, глухо промолвил полковник. — Только ты.

Оказавшись на поверхности, Олег мог оценить масштаб работ. На руинах, оставшихся от школы, суетились сотни людей, не только партизаны, но и простые жители, те, кто нашел в себе смелость покинуть свои ненадежные укрытия. Кто-то отбойными молотками или обычными кирками крушил бетонные глыбы, кто-то, помогая себе ломами, оттаскивал их в сторону, освобождая путь в подземелье, а кто-то тащил тела, десятки которых уже были уложены неровными рядами на промерзшей земле.

Увидев знакомое лицо, пусть и искаженное до неузнаваемости гримасой боли и страха, Бурцев вырвался из рук своих товарищей. Спотыкаясь, он подошел к Ольге Кукушкиной, остекленевшим взглядом уставившейся в небо, и, сев рядом, опустил ладонь на ее лоб. Олег зарыдал, никого не стесняясь, и слезы катились по милому лицу, смывая с него кровь и копоть. И он был не единственным, плакал каждый второй, находя своих друзей или родных среди тел, извлеченных из бомбоубежища, вмиг ставшего для тех, кто искал там спасения, братской могилой.

— Есть живые! — раздалось над пепелищем. — Сюда! Давай, мужики, навались! Держи так, я сейчас вытащу!

Началась напряженная, но вполне упорядоченная суета. Несколько человек, орудуя ломами и лопатами, приподняли обломок плиты, рыча от напряжения, а другие пытались вытащить из-под нее тело. Ярослав Васильев сражался до конца, до последнего вздоха, и умер, приняв на вытянутые руки всю тяжесть бетонной плиты. А за его спиной в какой-то крохотной нише, где, казалось, и кошка не уместится, сжалось еще одно тело. Бывший боец ОМОНа и в миг смерти защищал тех, кто оказался рядом.

— Давай, давай, давай! — Тело милиционера, в котором, кажется, были перемолоты все до единой косточки, подняли, укладывая в стороне, а через мгновение раздался вопль, полный восторга и удивления: — Дышит!!! Санитары, ко мне! Санитары, вашу мать, сюда!!!

— Это Жанна! — Басов округлил глаза от удивления, когда знакомое лицо мелькнуло среди нервно суетившихся добровольных спасателей. — Тоже живая!

Девушку, которую Ярослав Васильев сумел закрыть собой, будто и не были еще совсем недавно смертельными врагами чеченская снайперша и российский милиционер, осторожно уложили на носилки, куда-то понесли, а полковник Басов, вернувшись к сидевшему на груде обломков над остывающим телом Ольги Бурцеву, положил ему ладонь на плечо, негромко вымолвив:

— Не нужно, сержант. Слезами ничего не изменишь. Она была солдатом, таким же, как ты и я, и погибла, сражаясь до последнего, сражаясь за жизни наших товарищей. Плач, не плач, ее не вернуть теперь. Но ты еще жив, и можешь отомстить. Мы все должны мстить! Пусть захлебнутся нашей кровью!

В глазах Басова сверкнула сталь, кулаки с хрустом сжались. Сейчас Олег Бурцев видел перед собой человека, водившего в атаку танковые лавины, рассматривавшего врага в панораму прицела, видевшего горящие американские «Абрамсы» в безлюдной южной степи. И его война была далека от завершения.

— Мы отомстим, — глухо выдохнул Бурцев, поднимаясь на ноги. — Нам же ничего не осталось больше.

На месте бомбежки еще работали добровольные спасатели, уже всерьез никого не рассчитывавшие отыскать живым, и просто поднимавшие из подземелья тела, укладывая их длинными рядами, одно к другому. Но Олег Бурцев, не обращая внимания на эту, бессмысленную, в сущности, суету, двинулся сквозь толпу, довольно грубо отталкивая в сторону попадавшихся навстречу людей.

— Эй, сержант, куда собрался? — Полковник Басов, бежавший следом, окликнул своего товарища, но тот упрямо шел вперед, нечего не слыша и не замечая вокруг себя. — Сержант, стой!

Бурцев точно знал дорогу, уверенно шагая по переулку. Пройти два дома, безликие панельные «хрущевки», в которых, несмотря на постоянную угрозу обстрела, оставался кто-то живой. Затем спуск в подвал — замок с низкой дверцы был давно сбит, на полу замерзла воды из прорванных труб. Двое часовых встрепенулись, увидев Олега, и инстинктивно коснулись оружия. А партизан, пригнувшись, чтобы не зацепиться макушкой за низкие своды, прошел вглубь подвала, туда, где мерцающая лампочка отбрасывала длинные тени на стены, покрытые старой плесенью. В свете ее были видны люди, не меньше дюжины, сидевшие и лежавшие на полу, на какой-то подстилке. Они были одеты в помятый, изношенный американский камуфляж, с которого сорвали нашивки и эмблемы подразделения. Увидев Олега, пленники вздрогнули, наверное, что-то почувствовав.

Перешагнув высокий порог, партизан обвел взглядом жавшихся к стенам пленников. Это ради их спасения американцы методично разрушали город, перемалывая его вместе с оставшимися жителями. Среди этих людей почти не было солдат, как таковых — технический персонал, обслуживавший беспилотники RQ-1, люди, гораздо чаще державшие в руках гаечный ключ и паяльник, нежели штурмовую винтовку. И сейчас Олег чувствовал их страх собственной кожей. Сидевшие взаперти, гадавшие, когда же на их укрытие обрушится снаряд, выпущенный теми, кто явился ради их же спасения, они отчаянно боялись человека с побагровевшим от ожогов, покрытым волдырями, залитым кровью лицом.

— Что смотрите, суки? — прорычал сквозь зубы Бурцев, с трудом сдерживая рыдания — он видел перед собой не искаженные ужасом желтые и черные лица пленных чужеземцев, а единственное лицо, самое милое, которого уже никогда не коснется робкая улыбка. — Страшно, ублюдки? Вижу, страшно!

Позади уже звучали громкие шаги. Полковник Басов, наверное, уже все понимая, крикнул в спину:

— Сержант, не смей! Отставить!

Олег, стараясь не замечать бьющий в спину крик, стащил с плеча пулемет. Длинный изогнутый магазин был полон патронов, и первый из них уже покоился в патроннике. Отжав вниз флажок переводчика огня, Бурцев вскинул оружие, и, из положения «от живота», нажал на спуск. Дернувшись, РПК-74 выпустил длинную струю свинца. От грохота выстрелов, тем более нестерпимого в замкнутом и довольно тесном помещении, заложило уши, а Олег, продолжая удерживать спусковой крючок, водил из стороны в сторону стволом, на срезе которого трепетал язычок пламени. Тела пленных американских солдат, приняв щедрую порцию свинца, валились друг на друга, стены все уже были в брызгах крови, немного попало и на лицо партизана.

Треснул последний выстрел, магазин опустел, и Бурцеву стало слышно только собственное тяжелое дыхание и звон катавшихся под ногами гильз, еще горячих. Пахло сгоревшим порохом и свежей кровью. Замерший позади Олега полковник Басов только спросил негромко:

— Ну и зачем?

Ничего не отвечая, Олег невозмутимо повесил пулемет на плечо, и, развернувшись на пятках, двинулся прочь. Лишь выйдя на свежий воздух, он дал волю себе, и по грязным, покрытым копотью щекам потекли скупые ручейки слез. А полковник, увидев движение среди трупов, сделал шаг вперед. Один из американцев, с простреленной грудь, был еще жив, упорно пытаясь выбраться из-под груды придавивших его к полу мертвецов. Увидев над собой русского партизана, он что-то прошептал, одними губами, а затем его глаза в ужасе округлились, когда рука Басова коснулась пистолетной кобуры.

— Pleas! No!

— Нет уж, все, так все, — покачал головой полковник, неторопливо вынимая оружие.

Оттянув назад затвор «макрова», он направил ствол точно в лицо рыдавшего от ужаса американца, и, большим пальцев сдвинув защелку предохранителя, нажал на спуск, а потом снова и снова, и еще раз, видя, как содрогается уже мертвое тело от ударов рвавших его пуль. А затем, держа оружие в руке, Басов вышел прочь, задержавшись лишь возле часовых, чтобы приказать:

— Здесь все сжечь!

Он нагнал Бурцева уже снаружи. Мимо дома, в подвале которого произошла казнь, еще бежали к руинам школы какие-то люди, наверное, считавшие, что их помощь кому-то еще может потребоваться. Некоторые останавливались, видимо, услышав звуки выстрелов и теперь настороженно наблюдая за партизанами.

— И для чего это, сержант? — Басов придержал почти бежавшего Олега за руку. — Знаешь, если мы все же сумеем победить, то потом тебя за такие дела свои же к стенке поставят.

— Не важно. Это враги, и я буду их убивать всюду, где увижу.

— Твои враги — там, — полковник кивком указал куда-то в сторону, подразумевая, видимо, городскую окраину, где, сжавшись стальной пружиной, ждала команды на штурм американская морская пехота. — А эти… Эти уже никому и ничем не могли угрожать. Только патроны зря перевел, а их и так немного остается. Черт, мы недооценили американцев. Гранатометов почти не осталось, патронов в обрез, лекарств самых элементарных, бинтов даже, и тех не хватает уже. Они почти опрокинули нас, прошли через все линии обороны, как нож сквозь масло. — Басов помрачнел, вспоминая недавнюю ночную атаку: — Еще один такой бой — и останется только в штыковую! Ладно, сержант, идем!

Из приоткрытой двери подвала вырвались клубы густого черного дыма, заставляя прохожих тормозить, выворачивая головы. Алексей Басов, хлопнув Олега по плечу, двинулся прочь, но, не пройдя и двадцати метров, замер, вглядываясь в серое низкое небо.

— Что за черт? — Он повертел головой, окликнув притормозившего рядом спутника: — Сержант, ничего не слышишь?

Ответить Олег, тоже почуявший беду, не успел. Над головами вновь раздался протяжный стон, в последние дни хорошо знакомый каждому жителю Нижнеуральска, и Алексей Басов, надсаживая глотку, крикнул:

— Воздух!!! В укрытие!!!

Люди, копошившиеся на руинах, точно трудолюбивые муравьи, кинулись врассыпную, слыша, как рев реактивных турбин, обрушившийся из поднебесья, сменяется воем стабилизаторов мчащихся к земле авиабомб.

Журналисты «Би-Би-Си» привыкли всегда и всюду оказываться первыми, в самой гуще событий. Не были готовы они изменить традиции и сейчас, пускай спешка могла стоить им жизней. Стараясь не отставать от русских партизан, Хопкинс и Бойз шли, порой переходя на бег, по безлюдным улицам, всюду видя следы недавних боев. Сгоревшие танки с размотанными по асфальту стальными лентами гусениц, перебитых взрывом мины, или стоявшие на ободах оплавленных колес бронемашины. Воронки, вырытые тяжелыми снарядами в асфальте. Россыпи потемневших гильз. Пятна гари на стенах домов, обрамлявшие оконные проемы. Но кое-где можно было увидеть и жизнь. Приоткрытая дверь магазина, из которой сочился запах свежего хлеба, такой, что слюнки текли, стоит только вдохнуть его. Вился дымок над торчавшими из окон трубами самодельных «буржуек». Развешанное на балконе свежевыстиранное белье. Обитатели Нижнеуральска пытались выжить, несмотря ни на что веря в счастливый исход.

Ориентиром для бежавших по опустевшим улицам людей был столб черного дыма, различимый даже на фоне серого предрассветного неба. А затем дома остались позади, и журналисты увидели разрушенное строение, когда-то здание этажа в три, теперь же — просто груду кирпичей. А в этой груде — несколько глубоких отверстий в земле, похожих на кротовые норы. Из этих-то провалов и шел густой дым.

Буров, поджидавший репортеров в окружении полудюжины вооруженных партизан, приблизившись, зло приказал:

— Снимайте! Снимайте все! пусть весь мир увидит, как и с кем воюют «цивилизованные» американцы, несущие человечеству свою демократию!

Только теперь Гарри увидел тела, десятки, если не сотни человеческих тел, которые кто-то заботливо выкладывал длинными рядами. Над ними рыдали нашедшие своих друзей или близких люди, и партизаны, и обычные жители. Другие с остервенением крушили бетонные глыбы, рассчитывая найти под ними живых, а были и те, кто просто бродил по руинам с остекленевшими безжизненными взглядами.

— Снимай, Билли! — полушепотом произнес Хопкинс, подходя к одному из трупов. Это была женщина, обгоревшая до состояния головешки, так, что репортер, многое видевший, едва сдержал приступ рвоты, нервно сглатывая.

Буров, снова приблизившись к репортерам, потребовал:

— Камеру на меня! Снимай, англичанин!

Уставившись в объектив, генерал произнес, глядя в черный глазок исподлобья:

— Это не был военный объект. Американские бомбы уничтожили бункер, в котором укрывались мирные жители, и находился медпункт. В один миг оборвались сотни жизней. Здесь не было солдат, только дети и женщины, лишившиеся крова. Так проходит операция по ликвидации «террористов», провозглашенная властями США и американским военным командованием. И от имени всей своей армии заявляю — мы отомстим, спросим десятикратно за каждого умершего здесь в эту ночь! Вторжение в Россию — это самая большая ваша ошибка, американцы, и она может оказаться для вас последней, если сейчас вы не остановитесь, пока еще не стало поздно!

Командующий, позади которого суетились одинаково хмурые, подавленные люди, казалось, был готов броситься сейчас на оператора. В глазах Бурова плескалась ярость, его ноздри гневно вздымались, как у бешеного зверя, и Уильям Бойз невольно попятился.

— Бессмысленные слова. Нас все равно никто не увидит и не услышит, — фыркнул Гарри Хопкинс. — Город находится в полной изоляции. Ни телевидения, ни Интернета, без ведома ваших врагов сюда не войти и не выйти отсюда. У ваших солдат даже нет радиосвязи. Для окружающего мира мы все просто не существуем, генерал. Все наши репортажи сгорят вместе с нами, когда Морская пехота США возьмет штурмом Нижнеуральск.

Плечи Бурова поникли, будто из него вынули какой-то стержень. Стиснув зубы, так что желваки вздулись на скулах, он процедил, глянув в упор на британского репортера:

— Я постараюсь сделать все, чтобы цена победы оказалась неприемлема для нашего врага! Верно, отсюда не выйти, иначе, как с поднятыми руками. Нам некуда отступать, это последний рубеж, и если он даже и падет, вся Америка погрузится в траур на годы!

Мерный гул, на пределе человеческого восприятия, опустился на проснувшийся город, заставив множество людей, еще веривших, что под завалами кто-то ждет их помощи, замереть, как по команде запрокинув головы и вглядываясь в небо. Здесь, пожалуй, не было того, кто не научился бы узнавать звук турбореактивных двигателей летящего на большой высоте самолета. И пусть сам источник звука невозможно было увидеть невооруженным взглядом сквозь плотную низкую облачность, партизаны в несколько голосов разом крикнули:

— Тревога! Воздух!!!

Сотни людей кинулись врассыпную, разбежались во все стороны, покидая открытое место, казавшееся наиболее опасным, хотя в глубине души каждый понимал, что сейчас опасно везде. Хопкинса схватил за рукав командир его «телохранителей», рванув со всей силы, так что англичанин едва не свалился с ног, и прокричав в ухо:

— Шевели ногами! Убираемся отсюда!

Сразу двое бойцов подхватили под локти Бойза, так, что оператор перебирал ногами по воздуху, крепко вцепившись в свою камеру, самую большую сейчас драгоценность. Они помчались к стоявшим неподалеку домам, относительно целым, разве что с пулевыми отметинами на стенах под матюги партизан, еще и успевавших вертеть головами в поисках опасности.

Гул турбин вытеснил все прочие звуки, а затем превратился в протяжный вой, и один из бойцов генерала Бурова крикнул, в ужасе округляя глаза:

— Бомбы! Бежим!!!

Несколькими секундами ранее командир экипажа тяжелого бомбардировщика Боинг В-52Н «Стратофортресс» нажал кнопку сброса бомб на приборной панели. Раскрылись створки бомболюка в днище самолета, и первая из двух дюжин пятисотфунтовых фугасных бомб Марк-82 черной каплей устремилась вниз, срываясь с замков подвески. Огромный самолет, темно-серый, точно гигантская летучая мышь с пятидесятишестиметровыми крыльями, летел выше облаков, в четырнадцати километрах над землей. Здесь ему не могли угрожать ПЗРК партизан, но и пилоты «летающей крепости» не могли видеть свою цель, как и то, что сброшенные ими бомбы, достигнув земной поверхности, разливаются океаном пламени, поглощавшим целые кварталы.

Для шести офицеров ВВС США боевая задача сводилась к полету на предельной высоте по известному маршруту, в заданной точке которого следовало избавиться от своего смертоносного груза, затем вернувшись на базу для заслуженного отдыха. Никакой опасности, никаких сомнений. Так сражались их деды в небе Германии и Кореи, их отцы — над Вьетнамом, добывая победу безо всякого риска для своих драгоценных жизней.

— Готово, — спокойно произнес первый пилот, дождавшись сигнала бортовой системы управления вооружением IВМ/Рейтеон ASQ-38 о том, что последняя бомба покинула грузоотсек, растворяясь в сумраке, расплескавшемся под брюхом «бомбера». — Разворот на сто восемьдесят градусов! Задание выполнено, идем домой!

Жадно всасывая разреженный холодный воздух черными широкими «зевами» воздухозаборников своих восьми реактивных турбин «Пратт-Уитни», В-52 неторопливо выполнил вираж, чуть заваливаясь на опиравшееся о пустоту крыло. Экипаж ожидали несколько часов монотонного полета по обратному маршруту, заканчивавшемуся среди сопок Кольского полуострова. А на смену выполнившему задачу «Суперфотрессу» спешили его «братья-близнецы». Десять тяжелых бомбардировщиков один за другим подходили с северо-запада, закрутив над городом, содрогавшимся от грохота взрывов, смертельную карусель. По очереди выстроившиеся в линию самолеты, каждый из которых нес на внутренней по двадцать четыре авиабомбы свободного падения «Марк-82», разгружались над Нижнеуральском, превратившимся в эти минуты в подобие проснувшегося вулкана, плевавшегося огнем. Затем они, полегчав разом на пять с половиной тонн, отправлялись в обратный путь, оставляя за собой только разрушения.

Бомбы, сброшенные с заоблачных высот, беспорядочно рассыпались над городом, взрываясь повсюду. Ни о какой точности бомбометания, разумеется, не было и речи, когда рассеивание исчислялось километрами. И люди, застигнутые далеко внизу неожиданной атакой, метались в панике, ища укрытия и слыша надсадный вой стабилизаторов, обрывавшийся грохотом взрыва, от которого дрожала под ногами земля. Ковровая бомбардировка накрыла разом весь Нижнеуральск, неуправляемые, «чугунные» по терминологии самих американцев, фугасные бомбы не различали правых и виноватых, военные и гражданские объекты, разрушая все, чего касались.

Гарри Хопкинс, едва поспевавший за своими «опекунами», приставленными к британцам самим генералом Буровым, увидел, как оседает, окутавшись клубами дыма и цементной пыли, коробка жилого дома, разрушенного прямым попаданием. От громкого взрыва заложило уши, ударная волна упруго толкнула репортера в грудь, и земля ушла из-под ног. В себя Гарри пришел через несколько мгновений, поняв, что сидит прямо на асфальте, а над ним стоят его оператор и один из русских солдат.

— Ты цел? — Уильям Бойз смотрел в лицо своего напарника со страхом. — Черт возьми, надо двигать, Гарри!

— Давайте за мной, — потребовал партизан. — Не отставать! Бежим, живее!

Хопкинс, опираясь на протянутые крепкие руки партизан, только успел подняться на ноги, когда новый взрыв обрушился громовыми раскатами. Русские что-то кричали, но слов не было слышно, англичанин видел только, как те смешно открывают рты, точно рыбы. Бойз дернул Хопкинса за руку, и они снова побежали, а вокруг гремели взрывы, вздымались в небо столбы дыма, стучали по асфальту осколки. Что-то ударило Гарри Хопкинса по затылку, и тот, потеряв равновесие, повалился вперед, упав на руки и содрав при этом кожу на ладонях до мяса о выщербленный асфальт. Коснувшись головы, британец увидел кровь, много крови, сочившейся из раны, но один из партизан, только глянув, сообщил:

— Царапина! Кожу только порвало! Всегда так, хоть чуть-чуть башку зацепит, кровищи море! Давай, мужик, вставай — и ходу, ходу!

Гром, волнами обрушивавшийся на город, смолк, когда очередной В-52, избавившись от своего груза, лег на обратный курс, и партизаны, едва не на руках таща растерянных, оглушенных журналистов, побежали по узкому переулку, лавируя между припаркованных на тротуара машин. А над головами снова звучал нараставший с каждой секундой гул турбин, оборвавшийся визгом стабилизаторов обрушившихся на беззащитный Нижнеуральск бомб.

Впереди встала стена огня, Хопкинс почувствовал, что его отрывает от земли какая-то могучая сила, отправляя в свободный полет, завершившийся яркой вспышкой и беспамятством. Придя в себя, репортер, понявший, что лежит на земле, лицом вверх, ощутил страшную боль во всем теле и звон в голове. В носу что-то хлюпало, Хопкинс утерся ладонью, увидев кровь.

— Дьявол! — репортер сел, осмотревшись по сторонам и увидев неподалеку еще дымящуюся воронку, оставленную разорвавшейся бомбой. А вокруг — неузнаваемо изломанные человеческие тела. — О, черт! Билли!

Перевернув ткнувшегося в асфальт лицом Уильяма Бойза, Хопкинс не смог удержаться от тошноты, увидев вместо лица своего оператора сочащуюся кровью сплошную рану, из которой торчали белые осколки костей. От партизан и вовсе остались только окровавленные обрывки камуфляжа да обгоревшие бесформенные куски, ничего общего не имеющие с человеческим телом.

— Господи, Билли! — Не отводя взгляда от своего напарника, Хопкинс кое-как встал на ноги, чувствуя, как весь мир вокруг завертелся в бешеном круговороте, так что к горлу снова подкатил горький комок.

Сделав первый шаг, англичанин едва удержался на ногах. Опустившись на корточки возле оператора, он поднял с земли чехол с видеокамерой, на вид вполне целый. В этот момент сквозь шум в ушах Хопкинс снова расслышал рокот турбин, и, выругавшись, побежал к ближайшему дому. Пятьдесят метров пути он проделал за несколько минут, дважды упав, и под конец вовсе полз на четвереньках. Несколько ступеней, утопленных в землю, привели Гарри к мощной железной двери, на которой красовалась вывеска с надписью, почему-то на английском: «Компьютерный клуб». Навалившись на тяжелую дверь, скрипнувшую плохо смазанными петлями, он смог приоткрыть ее на несколько сантиметров, скользнув в темное нутро подвала и вздрогнув от резкого окрика:

— Стоять! Руки подыми!

Хопкинс застыл, боясь даже дышать. Мальчишка, лет шестнадцати на вид, в грязном армейском бушлате, одетом поверх ярко-оранжевой «толстовки», направил ему в грудь ствол ружья, вороненого «помпового» дробовика, типа американского «Ремингтон-870». Гарри скосил взгляд налево, затем направо, осматривая довольно просторный зал. Вдоль стен, как полагается, столы с компьютерами, сейчас выключенными и покрытыми толстым слоем пыли. На одном из них стоит древняя керосиновая лампа, едва справляющаяся с царящим в подвале сумраком. А из-за спины вооруженного и явно перепуганного мальчишки, из-за стойки, где в прежние мирные времена сидел, видимо, администратор заведения, торчат несколько голов.

— Не дергайся, мужик, — срывающимся голосом предупредил тинэйджер, продолжавший крепко и уверенно держать оружие. — Убью!

Хопкинс, от контузии и испуга все позабывший, произнес громко и отчетливо:

— No shot, please!

— Американец?! А-а-а, сука!

Первый удар прикладом в живот Гарри пропустил, не ожидая от противника такой прыти. Пластиковый затыльник больно впечатался в тело, заставив англичанина согнуться, и следующий удар угодил по лицу, точно в скулу. Лязгнув зубами и ощутив вкус крови во рту, Хопкинс попытался увернуться, но был сбит на пол. Парень, орудуя прикладом и ногами попеременно, избивал сжавшегося в комок журналиста, громко и бессвязно ругаясь, а тот лишь стонал, вздрагивая.

Заскрипела дверь, дневной свет немного рассеял мрак, и громкий голос, прозвучавший от входа, разнесся по залу:

— Малец, а ну, оставить! Стоять, я сказал!

Двое немолодых мужиков в камуфляже, с АК-74 на плече, в «разгрузках», громко топоча, подошли к подрагивавшему, лежа на полу, Хопкинсу. Один из них, схватив за шиворот парня и выдернув из его рук ружье, рыкнул:

— Ты какого хрена делаешь?!

— Это американец! Эти твари мой дом разбомбили! Мать, батя, все там остались! Я его убью! Пусти!

— Это англичанин, журналист! — Раздался звук удара, и мальчишка, получив для ускорения подзатыльник, отлетел в сторону, а партизан, помогая подняться Хопкинсу, спросил:

— Жив, репортер? Могло быть и хуже?

— Мой оператор, — выдавил из себя Гарри. — Он мертв, черт возьми!

— Как и наши ребята. Так воюют американцы, не различая никого. Не знал об этом? Так выйди, посмотри по сторонам! Полгорода в руинах!

Хопкинсу помогли встать, протянули флягу с водой, и журналист кое-как смыл кровь. Затем, опираясь о плечи своих неожиданных спасителей, он вышел наружу, увидев перед собой дымящиеся развалины, оставшиеся от жилого дома, мимо которого они с Уильямом Бойзом пробегали несколько минут назад, ища спасения от сыпавшихся с небес смертельным градом бомб.

— Камера, — вспомнил, дернувшись назад, англичанин. — Там запись! Надо показать ее! Все должны это видеть!

— Здесь твоя камера, не суетись. Пошли пока в штаб, генерал рвет и мечет, думает, что вы погибли.

Гул взрывов, не прекращавшийся почти час, наконец, стих. Озираясь по сторонам, Хопикин всюду видел следы бомбежки. Воронки, выгрызенные в земле, осевшие кучей обломков дома, тела, неподвижно лежащие на тротуарах. Кое-где в небо упирались столбы густого черного дыма. Навстречу бежали люди, и партизаны и обычные горожане, которые тащили на самодельных носилках, а то и просто на руках, раненых, жалобно кричавших от боли.

С земли панорама разрушений выглядела жутко, но еще более впечатляющей она предстала для тех, кто взирал на город с высоты почти двадцать километров. Беспилотный самолет-разведчик RQ-4A «Глобал Хок», широко расправив свои углепластиковые крылья, продолжал величаво кружить над городом. Несмотря на то, что небо над Нижнеуральском затянул дым пожаров, «взгляд» инфракрасных камер высотного «дрона» проникал сквозь эту завесу, а где не справлялись они, на выручку приходила бортовая РЛС бокового обзора, позволявшая получать изображения почти фотографической точности на огромном расстоянии.

Данные шли на землю в режиме реального времени, непрерывным потоком, и еще не стихло над городом эхо взрывов последней сброшенной бомбы, а генерал Джеффри Клементс, не покидавший свой командный пункт, рассматривал результаты атаки.

— Инфраструктура получила серьезный удар, — заметил командующий, взгляд которого скользил по монитору. На сделанных с огромной высоты снимках были видны черные точки-«оспины», воронки от разорвавшихся бомб, разбросанные по всей территории города.

— Слишком низкая точность, сэр, — пожимая плечами, заметил офицер в форме ВВС, стоявший позади Клементса и тоже не без интереса смотревший на экран. — Несколько бомб легли в считанных сотнях ярдов от передовых позиций Морской пехоты. Удары с такой высоты не могут быть достаточно эффективными.

— Зато они хорошо воздействуют на психику противника, полковник. Мы можем так разрушить город до основания, не подвергая никакому риску жизни наших солдат. Но это займет слишком много времени, а Вашингтон уже торопит. Как там наши «большие дубинки»?

— Уже в воздухе, сэр. Будут у цели в течение часа.

Генерал Клементс согласно кивнул, и, взяв со стола пластиковый стаканчик с крепким, черным, как деготь, кофе, сделал маленький глоток. Ему предстояло подождать совсем недолго, а противник получил краткую передышку, понемногу приходя в себя.

Три транспортных самолета специального назначения МС-130Н «Комбат Тэлон» подготовили к вылету незадолго до полуночи на базе «Кэмп-Рейган» в Раменском. Свободные от работы техники и несколько присоединившихся к ним пилотов наблюдали за тем, как по опущенным на бетон аппарелям грузовых люков массивных «Локхидов», озаренных ярким светом прожекторов, вкатывают уложенные на тележки авиабомбы. Девятиметровые остроконечные цилиндры были снабжены короткими прямыми крыльями и прижатыми к хвостовой части решетчатыми пластинами стабилизаторов. Большинство из зевак впервые вживую видели GBU-43B — самые мощные авиабомбы из арсенала ВВС США, а те немногие, кому уже довелось наблюдать последствия их применения, невольно ежились от нахлынувших воспоминаний.

Закрепив ложементы в грузовых отсеках, оружейники покидали самолеты, а их пилоты, уже занявшие свои места в кабинах, запускали двигатели. Под монотонное жужжание турбовинтовых двигателей Allison T56-A-15 самолеты МС-130, нагрузка которых в этом вылете составляла половину от максимально возможной, один за другим поднялись в воздух, разворачиваясь курсом на восток. Им предстоял долгий полет к уральским горам. Пилоты могли расслабиться, доверив управление своими крылатыми машинами на несколько предстоящих часов бортовой электронике. Крейсерская скорость МС-130 составляла лишь пятьсот сорок километров в час, зато их экипажи благодаря спутниковой и инерциальной бортовым навигационным системам были абсолютно уверены, что выйдут точно к цели.

Полет на большой высоте, когда внизу видны лишь клубящиеся облака, матово светящиеся в лунном свете, а над головой — чернильно-черное звездное небо, не отличается разнообразием, и потому кое-кто из находившихся в кабине ведущего самолета летчиков вздрогнул, сбрасывая с себя сон, когда командир экипажа произнес:

— До цели пятьдесят миль! Автопилот отключен! Снижаемся до двадцати тысяч футов!

Синхронно три «локхида» клюнули носами, опускаясь ниже к земле. Штурманы выполняли коррекцию курса, и пилоты развернули свои машины на приближавшийся русский город, увидеть который за облаками было совершенно невозможно, но электроника однозначно сообщала, что они находятся именно там, где должны быть.

— Приготовиться, — скомандовал первый пилот. — Открыть грузовой люк!

В корме самолета разошлись в стоны створки люка, и аппарель плавно опустилась вниз, пропуская в трюм ледяной воздух сибирской ночи. Самолет специального назначения, созданный на базе обычного транспортного С-130, был не просто «воздушным извозчиком», но настоящим универсалом. Бортовое оборудование, включавшее радар и инфракрасную обзорную систему, позволяло выполнять полеты на любых высотах, в любую погоду, днем и ночью. Система дозаправки в воздухе делала радиус действия самолетов практически неограниченным, а средства самообороны, представленные станцией радиотехнической разведки, устройством сброса ложных целей и станцией радиоэлектронного противодействия, делали «Комбат Тэлон» непростой мишенью для вражеских ракет. Но сейчас все эти возможности были не нужны, и пилотов, способных вести свои семидесятитонные самолеты на высоте верхушек деревьев, ожидала рутинная, скучная работа.

— Двадцать пять миль до цели! — сообщил штурман, и командир экипажа головного МС-130 приказал:

— Сбросить груз!

Тележку с уложенной на нее бомбой выбросило из грузового отсека. Короткие крылья врезались в разреженный воздух, превращая падение в планирование. Раскрылись стабилизаторы, корректируя курс. Десятитонные авиабомбы МОАВ, «мать всех бомб», как их прозвали американцы, несмотря на свою сокрушительную мощь, обладали еще и высокой точностью, идя к цели по указанию системы GPS.

— Набрать высоту тридцать тысяч футов, — приказал командир экипажа, дождавшись доклада о том, что груз отправился в недолгое свободное падение. — Разворачиваемся!

Три бомбы, ускоряясь под воздействием собственного веса и силы земного притяжения, падали на город, рассекая воздух заостренными головными обтекателями. Целью одной из них была промзона в южной части Нижнеуральска. На высоте нескольких десятков метров объемно-детонирующая боевая часть бомбы BLU-120/B выбросила восемь с половиной тонн аэрозольной взрывчатки, смеси порошкового алюминия и аммиачной селитры. Облако, опускаясь на землю, растекалось, поглощая здания, накрывая улицы и шоссе, затекая в пустые оконные проемы, в щели, заполняя любую пустоту, а затем вспыхнуло, все разом.

Сильный толчок сбил с ног полковника Басова, только спустившегося в подвал районной поликлиники, где разместили временный госпиталь. Взбежав по лестнице, он увидел вздымающийся над заводскими корпусами огненный шар диаметром несколько десятков метров. Разошедшаяся во все стороны ударная волна сметала основательные постройки, скручивая бетонные плиты, точно бумагу.

— Что это?! — партизаны, стоявшие рядом со своим командиром, немигающими взглядами наблюдали за пылающей колонной, уходящей в небеса. — Ядерный взрыв! Они сбросили на нас атомную бомбу!

— Отставить панику, бойцы! Это «вакуумная» бомба!

Алексей Басов вспомнил танковый марш по ставропольским степям и вспыхивающие на горизонте огненные шары, поглощавшие без следа многотонные бронированные машины. Что-то коснулось лица полковника, и он увидел черную снежинку, рассыпавшуюся в ладони, не сразу поняв, что это пепел.

— Командир, нужно спешить! — Олег Бурцев схватил Басова за плечо. — Там наверняка много раненых, им потребуется помощь!

— Поверь, сержант, после такого раненых не бывает!

И все же они двинулись к месту взрыва, ступая по густому слою пепла, укрывшему еще теплую землю. В радиусе нескольких сот метров не уцелело ни одной постройки, все превратилось в руины, под которыми оказались погребены сотни людей, не только партизаны, но и мирные жители, искавшие спасения. Чудом уцелел цех, в котором генерал Буров разместил свой штаб, хотя ударная волна дотянулась и дотуда. Басов одним из первых вошел внутрь, едва не споткнувшись о лежавшее на полу тело. Присев над пострадавшим, он узнал самого командующего.

— Сержант, — Алексей Басов подозвал Бурцева. — Сержант, помоги! Эй, кто-нибудь, санитаров сюда! Живее! Помогите генералу!

— Отставить! — командующий раздраженно отмахнулся. — Спасайте тех, кому действительно нужна помощь! Там целый заводской корпус сложился, как карточный домик, и кто-то живой под завалами еще может оставаться!

Бурова, бережно, но крепко поддерживая под руки, все-таки вывели на свежий воздух, усадив на землю. Мотая головой, командующий осматривался по сторонам, всюду видя жуткую картину разрушений. Над головами суетившихся людей еще не рассеялся дым, затянувший небо над городом серой пеленой. Откуда-то появились санитары, начавшие оказывать помощь на месте, торопливо накладывая повязки, дезинфицируя раны, некоторых отправляя в лазарет.

— Товарищ генерал, — докладывал испачканный в копоти партизан с безумными глазами, сверкавшими сапфировым светом на перекошенном от ужаса лице. — На территории промзоны разрушено четыре строения. Две бомбы упали на жилые кварталы в центральной части города. Полностью уничтожено пять многоэтажных домов. Все, кто может, уже там, разбирают завалы. Число жертв уточняется, но уже понятно, что погибших очень много…

Казалось, рыдания овдовевших жен и осиротевших детей, уцелевших по злой шутке судьбы, и бродивших сейчас на дымящихся руинах, были слышны даже здесь, но командующий понимал, что это лишь обман слуха, последствия контузии. Вокруг метались в растерянности люди, его солдаты, сейчас лишенные видимого врага, с которым можно было вступить в бой. Некоторые затравленно озирались по сторонам, глядя в небо, словно ждали, что с минуты на минуту на их головы снова свинцовым дождем посыплются бомбы. И только сам командующий сидел неподвижно, походя своей невозмутимостью на каменного Будду из какого-нибудь древнего тибетского храма, вот только свежие повязки мешали добиться полного сходства.

— Чего нам ждать теперь, товарищ генерал? — негромко спросил остановившийся рядом со своим командиром Алексей Басов.

— Американцы использовали против нас свое самое мощное оружие, — пожимая плечами, ответил Сергей Буров. — Наверняка за этим последует новый штурм! Всем нужно быть наготове!

— Вряд ли они атакуют прямо сейчас, — мрачно вымолвил Басов, опускаясь на усыпанный пеплом асфальт. — Тактика привычная, мы так часто видели это прежде в выпусках новостей, а теперь придется испытать на себе. Взять город сходу у них не вышло, значит, будут бомбить, разрушая город, уничтожая наши укрытия. И мы ничем не сможем помешать американцам. Они держатся за пределами досягаемости наших ПЗРК, безнаказанно творят, что хотят! Навязывают нам свои правила ведения войны!

— Мы будем держаться столько, сколько нужно, полковник! Американцы разрушают наши укрытия? Значит, зароемся еще глубже под землю, и будем ждать! Рано или поздно американцы войдут в город, и мы должны быть готовы встретить их, заставить платить кровью за каждый сделанный шаг по нашей земле!

— Если только к этому часу хоть один из нас будет еще в силах нажать на курок, — глухо буркнул Басов, с опаской глянув в серое небо, опустившееся на крыши домов.

Полковник не мог увидеть кружащий высоко над облаками на двадцатикилометровой высоте беспилотный разведчик «Глобал Хок», продолжавший нести свою вахту над городом. Оптико-электронные камеры американского RQ-4A осматривали квадрат за квадратом, и отснятая «картинка» немедленно поступала на наземный пункт обработки информации. Один из офицеров ВВС, получив за полминуты до этого очередную порцию данных из поднебесья, указал своему командиру на монитор, встревожено произнеся:

— В квадрате Эхо-четыре большое скопление людей! Возможно, противник!

— Направьте туда «Жнеца», лейтенант.

— Есть, сэр! — Офицер взглянул на соседний монитор, предложив: — «Жнец-два» в пятнадцати минутах полета!

— Действуйте!

Паривший над окариной города, вдвое ниже, чем «Глобал Хок», ударный беспилотник MQ-9 «Рипер», перейдя в режим ручного управления, изменил курс, направляясь к промзоне. Благодаря серой окраске он сливался с облаками, затянувшими небосвод, и те, кто находился на земле, лишь слышали мерный гул его турбовинтового семисотсемидесятисильного двигателя «Хониуэлл», вращая головами и не замечая источник этого звука.

— Низкая облачность у цели, — сообщил оператор, вперивший в экран немигающий взгляд воспаленных от долгого сидения за монитором глаз. — Снижаюсь до двух тысяч футов!

Беспилотник уменьшил высоту, подныривая под слой облаков. Группа партизан, собравшихся на руинах перепаханной американскими бомбами вдоль и поперек промзоны, попала в объектив установленной под фюзеляжем камеры AN/ASS-52(V), и управлявший «Риппером» из безопасного далека офицер сообщил:

— В квадрате Эхо-четыре большая группа людей с оружием. Это противник! Атакую!

А за минуту до этого капитан Народно-освободительной армии Китая Фань Хэйгао, скорчившийся над ноутбуком в каком-то грязном гараже, заваленном ржавыми промасленными железяками, торжествующе вскрикнул, увидев дергающееся, периодически покрывавшееся «крупой» радиопомех изображение на своем мониторе.

— Ваня, порядок? — Сидевший в дальнем углу, обхватив обеими ладонями кружку горячего чая, над которой еще поднимался пар, Азамат Бердыев подскочил, будто ужаленный.

— Порядок! Я вошел в «тактический Интернет» с трофейного компьютера, захваченного в подбитом БТР морской пехоты, и пока для американцев «свой». Мне снова удалось взломать код управления их БПЛА! Мы можем видеть то же, что и они!

Глаза Бердыева загорелись азартом:

— А использовать «дроны» против их хозяев?

Китайский офицер, специалист электронной разведки, печально мотнул головой:

— Если американцы поймут, что кто-то кроме них контролирует их беспилотные самолеты, то просто поменяют код или несущую частоту, и снова придется взламывать их шифры, а это недели, и нет гарантий, что этот труд увенчается успехом! — И тотчас, уже с тревогой в голосе, воскликнул: — Беспилотник перешел в боевой режим! Он над промышленной зоной!

В этот момент невидимое «пятно» лазерного целеуказателя находившегося в пяти километрах от цели MQ-9 уже коснулся груды бетонных обломков, по которым бродили пытавшиеся спасти оставшихся под завалами людей партизаны и помогавшие им жители. Палец оператора, находившегося в десятках миль от цели, утопил кнопку на приборной панели, и управляемая бомба GBU-12, отделившись от подкрыльного пилона, отправилась в свой краткий полет, планируя вниз. Взрыв пятисотфунтовой боеголовки эхом разнесся над промзоной. Алексея Басова сбило с ног ударной волной, и кирпичный осколок ударил его, уже лежащего, по затылку. Рядом кричал, надрываясь, генерал Буров:

— Все в укрытие! Быстрее!

Беспилотный самолет пролетел над головами, порой полностью зарываясь в облака. Кто-то, на бегу вскидывая оружие, выпустил вдогон ему несколько очередей из автоматов. Басову помогли подняться и потащили его в полумрак цеха. Полковник видел куски тел, разорванные взрывом, лужи крови, хлюпавшие под ногами.

— Они не дадут нам поднять голову ни на секунду, — мрачно произнес Буров, закрыв широкими ладонями лицо, по которому струилась кровь из раны на лбу, оставленной каким-то осколком. — Не позволят находиться под открытым небом. Загонят в норы и будут по одиночке уничтожать!

Суета и возбужденные крики людей привлекли внимание генерала. Он увидел, как через толпу перепуганные внезапным авианалетом людей продирается в окружении нескольких партизан, английский репортер, добровольно оставшийся в осажденном городе. И он был один.

— Генерал, мой оператор погиб, — сообщил Гарри Хопкинс. — Его убили американцы. Я видел, как они расстреливают гражданских, которые просто спасаются от войны, пытаясь покинуть город. Видел, как сметают с лица земли жилые кварталы. Мы с Биллом сняли много, и я хочу, чтобы наш репортаж увидели, иначе его смерть окажется напрасной, простой случайностью, а он так не хотел бы, я знаю! Мне есть, что рассказатьмиру, генерал!

— Мы в осаде, из города не выйти живым.

— Я хочу попытаться вырваться отсюда! Но мне нужна помощь, один я не справлюсь!

Алексей Басов, стоявший рядом, заметил:

— Кольцо блокады не сплошное. Американцы оборудовали несколько опорных пунктов по периметру, между ними движутся патрули. Можно проскользнуть незамеченным!

— Они контролируют все перемещения с воздуха! — Буров указал пальцем куда-то наверх. — Кто готов подставиться под американские ракеты, прикрывая британца?

— Я готов, товарищ генерал!

Олег Бурцев выступил вперед, став по стойке смирно перед командующим. Выглядел он жутко, так, что Бурова даже передернуло. Лицо, багровое от ожогов, было покрыто волдырями, перечеркнуто рубцами наскоро наложенных швов, кое-как смазанных «зеленкой».

— Я выведу его из города, если этот британец действительно выполнит свое обещание, — твердо произнес, уставившись на генерала, глаза в глаза, сержант.

— И далеко вы вдвоем уйдете?

— Вдвоем — недалеко, — согласился вмешавшийся в разговор полковник Басов. — Но я своего бойца одного не отпущу. Мы прикроем! Но нам нужна радиосвязь, хотя бы на несколько минут!

— Все частоты забиты помехами, — напомнил Буров. — Связь полностью подавлена. Мы слепы, немы и глухи, забыл?

— Станции постановки помех американцы используют или наземные, выдвигая их вплотную к городской черте, или размещают на вертолетах, которые барражируют над окраиной. И те и те уязвимы. А наш «военный советник» капитан Фань может определить их координаты. Нужна лишь небольшая «брешь»!

— Что ж, — Буров снова взглянул на хмурого, грязного и оборванного, будто настоящий российский бомж, Гарри Хопкинса. — Ты действительно готов рискнуть? То, что здесь происходит, должно стать известно всем, иначе, американцы, пользуясь полной безнаказанностью, уничтожат нас без колебаний, сровняют с землей город, похоронив под его руинами всех жителей. Нам не выстоять против всей мощи армии США и нескольких дней. У нас уже не хватает медикаментов, запасы оружия наполовину использованы или уничтожены. Едва ли мы сумеем выдержать еще один штурм. Мы поможем тебе покинуть город, англичанин, любой ценой. А ты отправляйся в Москву, найди там человека по имени Максим Громов, он знает, что делать дальше.

Генерал оценивающим взглядом окинул с ног до головы стоявшего перед ним журналиста, упрямо закусившего губу. Иностранец, чужак, оказавшийся здесь случайно, он мог стать воплощением надежды. И не важно, что путь из осажденного города придется вымостить телами самых преданных людей, если этот англичанин все же сумеет добраться туда, куда хочет. Тогда все жертвы окажутся не напрасными. Но сперва следовало покинуть Нижнеуральск, пройдя все круги разверзшегося на его улицах ада. Сергей Буров еще не знал, как не знал никто из защитников города, обреченных, но не отчаявшихся, что у них появился неожиданный союзник, уже нанесший удар, заставивший пошатнуться непоколебимо уверенного в себе врага.

Глава 8

Чечня (формально территория России)
26 ноября

Несколько сотен американских морских пехотинцев, находившихся на базе Кэмп-Индия, как с некоторых пор стал называться аэродром Грозный-Северный, могли чувствовать себя в безопасности, несмотря на то, что вокруг раскинулся враждебный, пусть и не явно, край. Патрули морпехов, выбиравшиеся за охраняемый периметр, постоянно ощущали неприязнь чеченцев, которую чувствовали буквально собственной кожей. Полные ненависти взгляды провожали проносившиеся по улицам Грозного под слитный рев множества мощных моторов вереницы «Хамви». И если здесь, в столице, все этим и обходилось, то в предгорьях вполне можно было нарваться на прикопанный на обочине разбитого шоссе фугас или выстрел снайпера. Но посреди царившего кругом хаоса военная база, на которой расположился экспедиционный батальон Морской пехоты США, оставалась оплотом надежности. Здесь американцы, оказавшиеся за десятки тысяч миль от своей родины, возвращались в привычное окружение, и только часовые, сменяя друг друга, охранявшие покой товарищей, никогда не расслаблялись, исподволь ожидая атаки.

Сигнал тревоги раздался в караульном помещении незадолго до полуночи. Дежурный офицер, метнувшись к монитору, воскликнул:

— Движение на северной стороне!

Датчики AN/GSS-26A сейсмо-электромагнитной охранной системы представляли собой проложенные на глубине около фута кабели, обрамлявшие по периметру всю территорию базы. И сейчас один из этих датчиков подал сигнал, когда давление на почву рядом с ним неожиданно возросло, словно кто-то осторожно ступал по поверхности, подкрыдвваясь к взметнувшейся вверх на высоту десяти футов бетонной стене, по гребню которой извивалась спираль колючей проволоки.

Часовые, ведущие наблюдение с одной из сторожевых вышек, представлявшей собой настоящий крепостной бастион, бросились к своим приборам наблюдения. Морпех с нашивками сержанта взглянул на монитор тепловизора WASTI, сенсоры которого, вынесенные на треножном штативе вверх на шесть метров, позволяли обозревать прилегающую территорию на три тысячи метров, сообщив своему напарнику:

— Кто-то движется вдоль ограждения. Несколько отметок в семистах футах. Черт, это козы!

Несколько тощих, похожих на обтянутые кожей скелеты коз, мекая, брели вдоль стены, позвякивая висевшими на шеях бубенчиками.

— Пугни их, — лениво бросил сержант, продолжавший следить за передвижением «гостей» с помощью тепловизора находившемуся рядом моряку.

Морской пехотинец подошел к установленному на пехотном станке-треноге пулемету М2 пятидесятого калибра, оснащенному ночным прицелом. Дослав патрон, он повел стволом и нажал на гашетку. Загрохотали выстрелы, умчались в ночь трассеры, а гильзы со звоном посыпались под ноги пулеметчику. Одну козу пуля калибром 12,7 миллиметра разорвала пополам, остальные, жалобно блея, бросились врассыпную. Вот копыто коснулось проволочной растяжки контактного датчика цели противопехотной мины М16А1. потревоженный детонатор немедленно привел в действие вышибной заряд, и боевая часть с негромким хлопком взлетела на высоту человеческого роста, а затем громыхнул взрыв. Во все стороны ударили визжащие осколки, прошивая туши животных.

Старый чабан, видя, как ползут по пустоши, истекая кровью, его козы, его единственное богатство, воздел руки к небесам, размахивая суковатой палкой. Стоявший рядом Султан Цараев сказал ему:

— Не переживай, дед Арби, будут у тебя еще козы!

— Шайтаны, что ж вы делаете?

— Настоящий правоверный пожертвует всем ради дела Священной войны, — зло произнес Хусейн Шарипов. — Ступай, старик!

Вполголоса ругаясь себе под нос, чабан ушел, сопровождаемый двумя вооруженными боевиками из отряда Шарипова, а их командир взглянул на Цараева, заметив:

— Значит, мины они действительно поставили. Но мы не знаем, сколько и какие именно. Ближе тысячи метров подходить к стене нельзя, если хотим сохранить столько конечностей, сколько даровано нам Всевышним при сотворении.

— Это и не потребуется, Хусейн. Мы войдем на эту базу через главные ворота!

— Чтобы сделать это, нужно подавить все их гаубицы и минометы за несколько минут, и при этом не дать неверным поднять в воздух свои самолеты и вертолеты.

— Это не так сложно, — пожал плечами Цараев. — Я наблюдаю за этой базой уже долго, и внутри этих стен тоже есть мои глаза и уши. Американцы нанимают обслуживающий персонал из местных, и хотя те и живут на базе почти безвылазно, все же иногда сообщают мне нечто нужно. Мы уже неплохо представляем расположение зданий внутри, примерно знаем, где находятся их орудия.

Чеченцы наблюдали американской военной базой из разрушенного здания, отделенные почти полуторакилометровым расстоянием. Вместе с ними были и иранские инструкторы, вот уже который месяц тренировавшие бойцов Цараева в его родном ауле близ границы с Грузией. И сейчас они сноровисто распаковывали два массивных вьюка. Обернувшись, Султан Цараев увидел в руках Асфандияра, старшего из трех иранских «коммандос» что-то наподобие игрушечного самолета. Чеченец и сам в далеком детстве часто возился с такими, а теперь с интересом наблюдал за действиями чужаков. Самолетик имел почти прямое двухметровое крыло и был оснащен компактным мотором.

— Это беспилотный разведчик Bird Eye 400, израильский, — пояснил второй иранец, Али, специалист по минно-взрывному делу. — Может находиться в воздухе час и подниматься на три километра. Сможем подглядеть за неверными!

За несколько минут иранцы собрали самолет, подключили пульт управления, и вот, Асфандияр, размахнувшись, с силой подбросил шестикилограммовый «дрон». Маломощный электромотор работал почти бесшумно, и беспилотник, покачиваясь на своих широких крыльях, медленно полетел в сторону американской базы. Иранцы склонились над переносным пультом, внимательно изучая картинку, поступавшую с бортовой инфракрасной камеры «Micro POP». С высоты нескольких сотен метров были отлично видны позиции артиллерийских орудий, шестидюймовых облегченных гаубиц М777, длинные стволы которых склонились параллельно земле. Эти орудия держали под обстрелом весь Грозный и окрестности.

— Пушки нужно уничтожить в первую очередь, — заметил Цараев, протиснувшийся между иранцев.

— Здесь еще минометы, — Асфандияр указал на экран. — Это батальонные М29 калибра восемьдесят один миллиметр. Посылают четырехкилограммовую фугасную мину почти на пять километров. Если расчеты успеют до них добраться, нечего и думать, чтобы приблизиться к американской базе.

— У них ничего не выйдет, — уверенно бросил Цараев. — Мы сметем их первым же залпом!

Беспилотник, никем не замеченный, продолжал кружить над погрузившейся в тишину базой, где бодрствовали лишь часовые. С высоты птичьего полета были видны выстроившиеся вдоль взлетной полосы вертолеты и самолеты. Их очертания легко угадывались под брезентовыми полотнищами. Когда аккумуляторы разрядились, «дрон» просто упал на пустыре в паре километров от стены. Собрав свое снаряжение, иранцы, охраняемые чеченскими боевиками, покинули свой наблюдательный пост — в скором времени находиться так близко от базы морских пехотинцев будет слишком опасно.

Тепловизоры и датчики движения вкупе с минными полями и пулеметными гнездами по периметру были последним рубежом обороны базы Кэмп-Индия, но не единственным. Беспилотный вертолет CL-227 «Сэнтинел» кружил над городскими окраинами, четко фиксируя все происходившее внизу бортовыми сенсорами. «Дрон», охранявший дальние подступы, внешне походил на поставленную вертикально гантель высотой чуть больше полутора метров, на грифе которой вращались два соосных трехлопастных винта диаметром почти три метра, поддерживавших это сооружение в воздухе, на высоте три километра. Отсюда открывался обзор на большую часть города, позволяя операторам, с земли контролировавшим полет беспилотника, замечать любую угрозу.

Разведчик поднялся в воздух чуть больше двух часов назад, и теперь описывал круги над базой, пока не закончится топливо в баках. Внимание оператора привлекла вереница автомобилей, медленно двигавшихся по окраине города, там, где еще заметны были следы давних боев.

— Сэр, — лейтенант-морпех окликнул старшего офицера. — Сэр, эти машины движутся в обход центральных улиц. Похожи на армейские. Они в пяти милях от нас.

— Три «Урала», обычные грузовики, — пригляделся старший смены. — И два джипа УАЗ, командирские или связные машины.

— Они могут нести оружие — тяжелые пулеметы или ПТУР.

— Пусть «дрон» снизится и пройдет над ними.

«Сэнтинел» опустился к земле, облетая по кругу неожиданно остановившуюся колонну. Из «уазиков» высыпали люди в камуфляже. В руках у некоторых из них морские пехотинцы отчетливо видели оружие. С двух грузовиков стащили брезентовые тенты, и наблюдетали, замершие возле экрана, выдохнули в один голос:

— Дьявол! Это «Грады»!

За кабинами грузовиков были плотно уложены, одна к другой, трубчатые направляющие. Каждая боевая машина 9К51 реактивной системы залпового огня «Град» несла по сорок труб, внутри каждой из которых покоился реактивный снаряд калибром сто двадцать два миллиметра. И сейчас пакеты направляющих плавно разворачивались, нацеливаясь на базу.

— Объявить тревогу! — Дежурный офицер подскочил, как ужаленный. — Передать координаты на артиллерийскую батарею!

Сигнал тревоги разнесся над базой, грубо прерывая сладки сны скучавших по дому морпехов. Люди вскакивали с постелей, и, еще не проснувшись толком, торопливо натягивали камуфляж и шнуровали берцы. Но они не успевали. Позиция чеченских «Градов», не так давно состоявших на вооружении российской армии и принадлежавших Сорок второй гвардейской мотострелковой дивизии, окуталась клубами пороховых газов. Из серого марева взвились огненные стрелы НУРС. Реактивные снаряды были лишены какой-либо системы наведения, казавшись настоящим анахронизмом в век «умного» оружия, но невысокая точность с лихвой компенсировалась количеством.

Две реактивные установки выпустили за двадцать секунд восемьдесят снарядов, каждый весом по семьдесят восемь килограммов. Последние из них еще едва сошли с направляющих, а первые, описав пологую дугу над пригородами Грозного, обрушились на постройки американской военной базы. Мощи фугасных девятнадцатикилограммовых боеголовок хватало с избытком, чтобы разрушать быстровозводимые постройки, сменившие здания, разрушенные во время непродолжительных боев за аэродром между русской пехотой и американскими десантниками. И теперь десятки морских пехотинцев погибали, так и не успев понять, кто их враг, не успев даже добраться до оружия.

Казармы и хозяйственные строения горели, а волна взрывов уже катилась по летному полю, уничтожив за несколько секунд готовые к взлету ударные вертолеты «Кобра» и многоцелевые «Ирокезы» и повредив большинство штурмовиков «Харриер». В пламени исчезли станции управления беспилотниками, и остававшиеся в воздухе «дроны» лишились контроля, продолжая полет по запрограммированному маршруту, тупо пялясь на землю объективами инфракрасных камер. Вал огня смахнул суетившийся вокруг гаубиц и минометов расчеты, а когда продолжавшие сыпаться с неба реактивные снаряды добрались до боекомплекта, земля задрожала от слившихся в один оглушительный рык взрывов.

Жители Грозного, разбуженные канонадой, выскакивали на улицы, с замиранием сердца глядя на мерцавшее над северной окраиной города багровое зарево — это выпущенные боевиками ракеты поразили хранилища авиатоплива, залившего большую часть аэродрома огненной рекой. Все же разброс у неуправляемых снарядов был велик, часть из них разорвалась на пустыре, окружавшем военную базу, а несколько упали на жилые кварталы. Люди поспешили укрыться в подвалах, создававших хотя бы видимость защиты. «Грады» тем временем отстрелялись, израсходовав боекомплект, и их расчеты, попрыгав в УАЗы, двинулись к разгромленной американской базе, над которой продолжали греметь взрывы — ракетный обстрел запустил настоящую цепную реакцию.

Капитан Энрике Мартинес, как и остальные морпехи, разбуженный запоздалым сигналом тревоги, стоял на пороге своей крохотной комнаты, где жил, как полагалось офицеру, когда мощный удар сотряс базу. Пол ушел из под ног моряка, на бегу заряжавшего свой карабин, и Мартинес почувствовал, что куда-то летит, а затем мощный удар об стену лишил его сознания на несколько секунд.

Когда капитан пришел в себя, то понял, что большей части казармы просто не существует. Все вокруг затянуло едким дымом, сквозь который были видны отблески пламени, а рядом что-то продолжало взрываться. Темный силуэт возник из мглы, и Мартинес вскинул карабин, забыв, что так и не дослал патрон в ствол.

— Командир, не стреляйте! — раздалось из-за пелены дыма, и Энрике узнал своего старшину.

Бенджамин Коул был полуодет, успев натянуть только штаны и обуться, но не забыл про оружие — в его широких ладонях удобно устроился пулемет М249 «Миними». По лицу темнокожего морпеха текла кровь, его глаза бешено вращались в глазницах, сверкая в сумраке, нарушаемом лишь всполохами взрывов.

— Что происходит, сержант? Где остальные бойцы?

— Сэр, кажется, нас обстреливают из минометов! Многие парни погибли, одного разорвало на куски прямым попаданием, сэр!

— Ты ранен?

— Нет, капитан, сэр, это то, что осталось от этого бедняги!

Снова взрыв ухнул за окном, в проем влетели осколки, и Коул толкнул своего командира на пол, бухнувшись рядом. Кто-то во мгле кричал от боли, высоко, на одной ноте. В дыму можно было разглядеть изрубленные осколками тела.

— Сэр, нужно выбираться отсюда! — Старшина поднялся на ноги, протянув руку капитану. — Если базу атакуют, наше место — на стене!

— Кто командует? Где другие офицеры?

Коул не ответил. Вдвоем они выскочили из казармы, охваченной огнем. Здесь капитан увидел капрала Джиллиса, снайпера из своей роты, сменившего сейчас винтовку Мк-11 на более удобный в ближнем бою карабин М4. осмотревшись по сторонам, Мартинес оцепенел, увидев вокруг только дымящиеся воронки, вокруг которых были раскиданы искореженные машины и куски человеческих тел. За спиной, в руинах, что-то зашевелилось, и оба морпеха, синхронно развернувшись, вскинули оружие. Не сразу Энрике узнал в существе, выбравшемся из-под завалов, чумазом, обгоревшем, Лейлу Дадоеву. Чеченка, спасенная моряками в Урус-Мартане, и с тех пор жившая на базе, едва держалась на ногах. Коул, забросив за спину пулемет, подхватил ее на руки, лишь бросив командиру:

— Прикрывайте нас, сэр!

Капитан и капрал Джиллис встали по бокам от старшины, готовые прикрыть его фланги. Навстречу попалось несколько моряков, таких же растерянных. На вопрос Мартинеса о командирах, один из них лишь махнул рукой в сторону ангара. Там, в компании примерно двух десятков еще живых морпехов, лежал на брошенном на пол одеяле полковник Райс, командующий экспедиционным батальоном, дислоцированным в Грозном. Санитар-латинос, суетившийся рядом, как раз воткнул ему в сгиб локтя иглу капельницы.

— Кто командует? — Мартинес ухватил за рукав камуфляжа пробегавшего мимо капрала. — Кто главный?

Выпрямившись, санитар, державший в руке шприц с обезболивающим, ответил:

— Похоже, сэр, это вы! Вы старший по званию из нас всех!

— А, дьявол! Сколько здесь людей? Кто уцелел?

— Человек сто, из них не меньше трети раненые.

— Нужно собрать всех, кто еще жив. После такого обстрела наверняка последует штурм. Всем найти оружие! И, черт возьми, кто-нибудь знает, что с другими нашими гарнизонами?

— Сэр, я пытался установить связь с передовыми базами, — сообщил штаб-сержант азиатской наружности. — Из Гудермеса только сообщили, что их атакуют джихадисты. В Урус-Мартане никто на связь не вышел, сэр.

— Вот дерьмо!

Взгляд офицера зацепился за человека в летном комбинезоне, и Мартинес окликнул его:

— Парень, ты летчик? Нам нужна поддержка с воздуха и наблюдение!

— Лейтенант Бун, командир звена штурмовиков «Харриер». Наши машины стояли в дальнем конце летного поля и могли уцелеть. Но мне чертовски страшно высовываться наружу!

— Идем! Я с тобой, — решил Мартинес. — Если хоть одна «птичка» цела, ты поднимешь ее в воздух. Коул, Джиллис, за мной!

Обстрел прекратился, но в огне продолжали рваться снаряды и мины, уже свои, американские. Одна из них разорвалась в считанных метрах от горстки морпехов, бежавших по пепелищу, и осколок, точно бритва, срезал одному из них, незнакомому Мартинесу сержанту, половину головы, так что во все стороны брызнуло мозговое вещество. Кого-то шумно стошнило.

— Живее, — подгонял своих людей капитан, сам старавшийся вертеть головой на триста шестьдесят градусов. — По сторонам смотреть!

Обступив пилота, моряки, прикрывавшие его собственными телами, добрались до рулежной дорожки. Несколько вертолетов, стоявших здесь, превратились в полыхающие обломки, как и один штурмовик. Но второй AV-8B «Харриер» выглядел неповрежденным. Энрике заметил подвешенные по крылья бомбы и ракеты.

— Кажется, он целый, — подоспевший пилот подтвердил надежду капитана.

— Давай, парень, взлетай! Ты нужен нам в воздухе!

Летчик еще только карабкался в кабину, когда со стороны контрольно-пропускного пункта донеслась стрельба — сперва несколько очередей из пулеметов, а затем частый стук автоматической пушки. Моряки вскинули оружие, озираясь по сторонам, а звуки перестрелки уже стихли, и им на смену пришел гул моторов.

Въезд на базу был сам по себе маленькой крепостью. Лежащие поперек дороги бетонные блоки заставляли приближающиеся машины снижать скорость, становясь легкими мишенями для часовых. На посту и днем и ночью было не меньше отделения морпехов, не отходивших от пулеметов и автоматических гранатометов, постоянно нацеленных на дорогу из-за мощного бруствера, выложенного из мешков с песком. Но это не спасло американцев, когда реактивный снаряд калибра сто двадцать два миллиметра угодил точно в укрепление. Тела морпехов просто разорвало, залив все внутри кровью. Уцелел лишь один рядовой, пришедший в себя, когда со стороны города донесся звук моторов.

Моряк, глаза которого заливало кровью, на четвереньках подобрался к уцелевшему пулемету М240, и, зарядив его, дал длинную очередь по приближавшимся машинам. Головной УАЗ изрешетили свинцовые осы, убив всех, кто находился внутри. Со второй машины ответили шквалом огня из автоматов, а во тьме уже возникли очертания бортового «Урала». Находившиеся в грузовике чеченцы сбросили брезент, открыв установленную в кузове зенитную установку ЗУ-23-2. Спаренная автоматическая пушка выпустила струю раскаленного свинца, смахнувшую укрепление, и чеченцы ворвались на базу.

Энрике Мартинес, услышав звуки боя, крикнул пилоту, уже устроившемуся в кабине «Харриера»:

— Взлетай! Живее! Прикрой нас! — И, обернувшись к нервно переглядывавшимся морякам, скомандовал: — За мной!

Несколько машин, битком набитых боевиками, миновали расстрелянный в упор КПП, и чеченцы разбежались во все стороны, обшаривая горящие руины и добивая раненых. Увидев перед собой людей с оружием, Мартинес не колебался, вскинув карабин и открыв огонь в упор. Сержант Коул, поддержавший его огнем из пулемета, крикнул:

— Машина слева!

УАЗ, в кузове которого был установлен пулемет «Утес», мчался, огибая воронки. Чеченцы на ходу открыли огонь, обрушив на горстку морпехов град пуль. Нескольких человек, сопровождавших Мартинеса, убило на месте. Капитан выпустил по противнику остатки магазина, крикнул старшине: «Прикрывай!», и сам бросился к машине, с которой зло огрызался пулемет. Пробежав метров двадцать, офицер упал, скатившись в неглубокую воронку и нашарив в подсумке гладкий шар ручной гранаты. Слыша, как за спиной часто стрекочет «Миними» сержанта Коула, Мартинес выдернул колечко чеки, сжавшись, будто пружина. Чеченский пулемет стрелял, не переставая, и было видно, как с дульного среза «Утеса» срываются огненные шары трассирующих пуль. Но вдруг очередь оборвалась — кончилась лента. Стрелок нырнул на дно машины, подхватывая короб со снаряженной лентой, и Энрике Мартинес, вскочив, бросился к УАЗу.

Расчет торопливо перезаряжал «Утес», быстро заправив набитую патронами ленту. Водитель УАЗа, увидев бегущего американца, выстрелил из своего АК-74, и Мартинес вскрикнул от боли, когда легкая пуля калибра 5,45 миллиметра, по касательной задев плечо, вырвала кусок мяса. До вражеской машины оставалось метров пятнадцать, и, размахнувшись, он швырнул гранату М26 и сам упал. Хлопнул взрыв, а затем, когда осколки изнутри пробили бензобак, грохнуло уже более ощутимо.

— Капитан, сэр, да вы рехнулись! — Коул, упав рядом с Мартинесом и убедившись, что тот цел, открыл огонь из пулемета. — У них же пятидесятый калибр! Вас бы разнесло в клочья! Вы ранены?

— Ерунда, сержант! Будем держать этот рубеж, пока не взлетит самолет! Осторожно, слева!

Чеченцы возникали из пелены дыма, один за другим, натыкаясь на кинжальный огонь морских пехотинцев. А лейтенант Бун уже запустил турбину своего «Харриера». Струи раскаленных газов, бившие из подвижных сопел реактивного двигателя «Пегас», ударили в бетонное покрытие взлетной полосы, и штурмовик медленно оторвался от земли, набирая высоту.

Кресло летчика было поднято вверх, и из-под прозрачного фонаря кабины открывался отличный обзор. Пилот увидел то, что осталось от военной базы. Большая часть строений была полностью разрушена, между ними бродили уцелевшие американцы, раненые и контуженные. Вдоль «бетонки» догорали остовы самолетов и вертолетов, а через проем ворот бесконечным потоком вливались чеченские боевики.

Лейтенант Бун коснулся гашеток. Его «Харриер» нес полный боекомплект — три сотни снарядов к пятиствольной пушке «Эквалайзер» калибра двадцать пять миллиметров, четыре ракеты «Мейверки» класса «воздух-земля» и еще зачем-то пару УР «Сайдвиндер». Штурмовик промчался над разгромленной базой, и, когда прямо по курсу оказалось скопление чеченцев, американский пилот атаковал, дав короткую, в два десятка снарядов, очередь из пушки. Трассы уткнулись в землю, устроив мешанину из человеческой плоти и металла. Вспыхнул, взрываясь, автомобиль, с которого гроздьями свисали боевики, а летчик, увеличив обороты, сделал горку, набирая высоту, чтобы повторить атаку.

Взлетевший самолет заметил Султан Цараев. Небольшая колонна с его бойцами, всего пять машин, только выбралась из городских окраин, когда над шоссе с ревом пролетел «Харриер».

— Асфандияр, его нужно сбить! — Полевой командир, сидевший рядом с водителем в роскошном «Лэндкрузере», обернулся к иранскому инструктору. — Уничтожь его!

Джип затормозил, и иранец выскочил наружу, вскидывая на плечо тубус ПЗРК «Misagh-1». Он развернулся вокруг своей оси, сопровождая самолет, и, когда раздался сигнал готовности, и инфракрасная головка самонаведения захватила цель, нажал на спуск. С громким хлопком ракета покинула ТПК, быстро разгоняясь до шестисот метров в секунду. Американский летчик заметил угрозу в последний миг, и из-под крыльев его самолета брызнули искрами тепловые ловушки, ярко вспыхивая в ночном небе.

— Проклятье! — Асфандияр увидел, как ракета разминулась с целью. — Отродье шайтана!

«Харриер», маневрируя над крышами домов, увернулся, но тотчас из глубины городских кварталов взвились еще три ракеты, взяв самолет в клещи. Пилот заставил свой штурмовик свечой взмыть ввысь, но времени, чтобы набрать скорость, у него уже не осталось. Первая ракета угодила в двигатель, и AV-8B, будто споткнувшись в небе, стал планировать вниз, когда его настигли еще две ракеты. За миг до того, как штурмовик превратился в огненный шар, в небе раскрылся купол парашюта, и Цараев, высунувшись из окошка джипа, крикнул иранцу:

— В машину! Отыщем эту собаку!

Взревели мощные движки, и машины помчались по извилистым улочкам пригородов. В стороне мелькнул скомканный купол парашюта, и Цараев скомандовал остановку. Передернув затвор АКС-74, он выпрыгнул из внедорожника, бросившись туда, где мелькнул человеческий силуэт в летном комбинезоне.

— Стой! — Чеченец на бегуц выстрелил в темноту. — Стоять, шакал!

Сверкнули вспышки выстрелов, и пуля пролетела возле головы боевика, обдав его горячей волной. Припав на колено, Султан снова выстрелил и увидел, как беглец, неловко пошатнувшись, привалился к забору и стал оседать на землю.

— Взять его, взять! — Цараев командовал бежавшим за ним следом боевикам, точно науськивал стаю охотничьих псов.

Лейтенант Бун, оглушенный при катапультировании, не успевший придти в себя, из последних сил вскинул «беретту», направив ее в сторону набегавших боевиков, и принялся нажимать на спуск, чувствуя, как оружие пытается вырваться из ослабевшей ладони при каждом выстреле. Сухо щелкнул боек, когда опустел магазин, и пилот выронил оружие. Его ударили в грудь, потом стали пинать по ребрам, так, что был слышен хруст ломаемых костей. Вдруг все расступились, и дрожавшему от боли американцу приблизился Султан Цараев. Вытащив из ножен тесак, он обернулся к Асфандияру:

— Хочешь убить его? Перережь его глотку! Нет?! Как хочешь?

Американского летчика поставили на колени. Чеченец зашел ему за спину и, взмахнув рукой, погрузил клинок в его горло. Содрогающееся в агонии тело упало под ноги боевика, и тот, обведя взглядом своих бойцов, мрачно сопевших поодаль, крикнул:

— Эта участь постигнет всех наших врагов! Всех неверных собак! Мы всех отыщем и убьем! Это наша земля! С нами Аллах, братья!

Асфандияр довольно ухмыльнулся в бороду — чеченцы, охваченные жаждой крови, опустошат этот край, весь Кавказ, и сами погибнут во множестве, освободив место под солнцем для других народов, более достойных такой милости Всевышнего. Но пока эти отступники-ваххабиты делают дело, угодное Аллаху, и им следовало помочь, направить их ярость против «правильного» врага.

Морские пехотинцы наблюдали за падением «Харриера», затаив дыхание. Самолет исчез за горизонтом, а затем над домами вздулся огненный «пузырь» и гул далекого взрыва докатился до разоренной базы. Капитан Энрике Мартинес, морщась от боли, пока санитар торопливо бинтовал его рану, произнес, обращаясь к обступившим единственного офицера морякам:

— Нужно отсюда выбираться! Есть связь хоть с кем-нибудь? В Черном море находятся наши корабли, есть американские военные базы в Турции!

— Тишина, сэр, — хмурый сержант-радист обреченно помотал головой. — Кажется, нас глушат.

— Первую атаку мы отбили. Сейчас «тюрбаны» подтянут подкрепление и навалятся всерьез. Тогда никто не уцелеет. А мне не очень хочется валяться в собственном дерьме с перерезанным горлом, господа. Готовьте весь транспорт, который уцелел! Будем прорываться!

— На ходу четыре MRAP, несколько «Хамви», пара грузовиков. И еще LAV-25. хватит, чтобы всем разместиться и погрузить раненых. Но куда нам ехать?

— Двинемся в Гудермес. Возможно, там наши парни еще держат оборону. Нужно спешить!

Морпехи высыпали из ангара, служившего им временным убежищем, встав в оцепление. Раненых, многие из которых были без сознания, торопливо грузили в бронемашины. Взревели мощные двигатели, над базой поплыли едкие клубы выхлопных газов. Энрике Мартинес, вертевший головой по сторонам так, что шея начала скрипеть, и баюкавший карабин на сгибе локтя, остановил пробегавшего моряка, приказав:

— Повесьте на дверцы кабин грузовиков и на борта их кузовов бронежилеты — это даст хоть какую-то защиту их пассажирам. Я видел, так раньше делали русские, когда не хватало БТР.

Высунувшись из фырчавшего дизелем «Даймлер-Бенц» вхолостую МРАП RG-31, Бенджемин Коул крикнул:

— Капитан, сэр, мы готовы!

Мартинес запрыгнул на узкую подножку, протиснувшись в салон бронемашины. Оказавшись под защитой восьми с половиной тонн брони, офицер ощутил прилив надежды. Лейла Дадоева, сидевшая рядом, прижалась к морпеху, будто он единственный мог ее защитить, и Энрике чувствовал, как она дрожит.

— Никто не погибнет, — капитан шепнул на ухо девушке, так, чтобы это слышали только он и она. — Все будет хорошо!

Напротив ерзал на жестком сиденье капрал Джиллис, уперев в пол прикладом между расставленных колен снайперскую винтовку. Сержант Коул, высунувшись в круглый проем люка, возился с установленным на крыше «браунингом». Пулемет был защищен громоздкой конструкцией из стали и бронестекла, похожей на собачью конуру.

— Сэр, куда ехать? — Незнакомый мастер-сержант, сидевший на водительском месте RG-31, обернулся к Мартинесу. — У ворот полно «муслимов»!

— Поворачивай направо! Пробьем стену и выберемся на пустырь!

Колонна двинулась с места, петляя среди руин. Первым двигался БТР, грозно ворочавший башней из стороны в сторону. Впереди возникла бетонная стена, которая так и не смогла защитить базу от внезапной атаки. Машины остановились и несколько человек, вооруженных гранатометами, выбрались наружу из-под брони. Энрике Мартинес положил на плечо увесистую трубу пускового устройства РПГ SMAW, и, прицелившись, нажал на спуск. От выстрела заложило уши, а реактивная фугасная граната HEDP врезалась в бетон, прогрызая в нем огромную дыру. Под градом гранат преграда поддалась, обваливаясь, и грохочущая металлом лента колонны начала протискиваться в открывшуюся брешь. Под колесами тяжелого МРАП, переваливавшегося неуклюже через груду обломков, несколько раз с громким хлопком взорвались противопехотные мины, плотно вкопанные по периметру базы. Легкие осколки бессильно оцарапали броню, а находившиеся внутри машины люди даже не обратили на это внимания.

Хусейн Шарипов вскрикнул, когда бетонный забор в нескольких десятках метров от шоссе сперва вздыбился, а затем брызнул градом осколков, ударивших по капоту пикапа «Тойота-Халюкс», в котором находился полевой командир с несколькими своими бойцами. А затем из облака бетонной пыли проступили очертания бронемашины, и, увидев, как в их сторону разворачивается тонкий ствол автоматической пушки, чеченец, бессвязно крикнув, распахнул дверцу, выпрыгивая из продолжавшего движение автомобиля.

Боевики покатились по земле, покинув машину прежде, чем в нее ударил поток двадцатипятимиллиметровых снарядов. Шикарный внедорожник взорвался, и волна жара обдала вжавшегося в землю Шарипова. Лежавший рядом с ним чеченец вскочил, бросившись к темневшим вдалеке домам. Заухал спаренный пулемет американского LAV-25, и очередь наискось перечеркнула спину беглеца, сбивая его с ног.

Взревел дизель, набирая обороты, и БТР, выплюнув струю сизого дыма из выхлопной трубы, медленно двинулся по шоссе. А за ним ползла целая вереница машин. Шарипов, поднявшись на ноги и пригнувшись к самой земле, бросился вдоль дороги, туда, откуда доносился грохот очередей ЗУ-23. Он запрыгнул в кузов «Урала», усыпанный стреляными гильзами, крикнув наводчику:

— Неверные уходят! Останови их!

Водитель, не покидавший кабину грузовика, услышал хлопок по кабине, снявшись с тормоза. Переваливаясь на ухабах, «Урал» двинулся наперерез ленте американской колонны. Стволы ЗУ-23 развернулись, опускаясь параллельно земле.

— БТР! — Шарипов, перегнувшийся через невысокий бортик кузова, указал на остроносый силуэт LAV-25. — Уничтожь его!

Энрике Мартинес, прильнувший к широкому окну RG-31, забранному бронестеклом большой площади, первым увидел угрозу. Автоматическая пушка, установленная в мчавшемся наперерез грузовике, могла в упор разнести в дребезги всю колонну, и капитан крикнул старшине:

— Коул, зенитка справа!

Американский морпех успел нажать на спуск секундой раньше чеченского боевика, сидевшего во вращающемся кресле наводчика. Над головой часто застучал «браунинг», пули пятидесятого калибра врезались в борт «Урала», разбивая его в щепу. Закричал, повалившись на дно кузова, наводчик, которому перебило обе ноги. Следующая очередь ударила в кабину импровизированной САУ, при всей своей неуклюжести смертельно опасной даже для легкой бронетехники. Пули лязгали, пробивая автомобильную жесть, прошивая тело водителя. Потерявший управление грузовик мотнуло так, что Хусейн Шарипов, не удержавшись, перевалился через борт, едва не угодив под колеса. Уже лежа на земле он увидел, как «Урал» ярко вспыхнул, когда несколько крупнокалиберных сорокапятиграммовых зажигательных пуль угодили в топливный бак. Грохот взрыва оглушил чеченца, и тот, приподнявшись на локтях, наблюдал, скрежеща зубами, как мимо, одна за другой, проносятся американские машины.

Рядом затормозил огромный, сверкающих хромированными бамперами «Лэндкрузер», из которого выбрался Султан Цараев. Грязный, покрытый копотью камуфляж казался чем-то чужеродным на фоне дорогого роскошного внедорожника. Боевик подошел к Шарипову, помогая тому подняться.

— Американцы прорвались, — прохрипел Хусейн, пошатываясь на широко расставленных ногах. — Нужно их догнать! Никто не должен уйти!

— Перехватим их позже, брат! Дорог не так уж много, я знаю, где их искать!

Свистящий звук работающего на максимальных оборотах дизеля заставил Шарипова повернуть голову. Чеченец вздрогнул, увидев, как из-за поворота появляются хищные заостренные «морды» БТР-80, башни которых с торчащими из них стволами крупнокалиберных КПВТ были направлены точно на группу боевиков.

— Хусейн, успокойся, — Цараев усмехнулся, увидев, как исказилось в ужасе лицо боевика. — Это свои!

— Откуда у вас БТР? — Шарипов увидел развевающиеся над бронемашинами, облепленными десантом, зеленые знамена Ичкерии.

— Оттуда же, откуда и «Грады». «Федералы», после того, как их разгромили американцы, оставили здесь много всякой техники, поврежденной в боях или неисправной. Мы смогли кое-что вернуть в строй! Идем скорее, брат! Поохотимся на неверных!

Султан Цараев первым нырнул в отрытый люк бронетранспортера, за ним в наполненное солярной гарью и запахом давно немытых тел десантное отделение протиснулся и Шарипов. Он едва успел добраться до сиденья, как лихач-водитель нажал на газ, и БТР, движок которого натужно взвыл, буквально прыгнул с места.

Капитан Энрике Мартинес, бросив прощальный взгляд на скрывавшиеся за поворотом руины базы, на которой теперь хозяйничали чеченцы, взглянул на экран навигатора, приказав водителю:

— Езжай на восток по этому шоссе! Поедем в Гудермес через Аргун, это самый короткий путь!

— Слушаюсь, сэр!

Морской пехотинец привалился к борту МРАП, который шел ровно по хорошему шоссе, разогнавшись уже до девяноста километров в час. Впереди по-прежнему катил БТР, ревом мотора распугивая случайных искателей приключений. Сержант Коул, оставив пулемет, уселся напротив своего командира, наклонившись вперед и крикнув сквозь рокот работавшего на максимальных оборотах мотора:

— Капитан, сэр, куда вы нас поведете? Вокруг хозяйничают «муслимы»!

— Если кто-то из наших парней уцелел на базе в Гудермесе, подберем их и двинемся на север, в Россию.

— Полагаю, нас там тоже ждет «теплый» прием, сэр!

— Это единственный шанс спастись. У нас много раненых, а у русских есть врачи и настоящие больницы, они смогут нам помочь, сержант.

— Только захотят ли?

— Все равно выхода нет. — Мартинес устало закрыл глаза, и, уже почти задремав под мерный рокот мотора, добавил: — Хотя бы поживем еще несколько лишних часов.

Напряжение боя схлынуло, уступив место какому-то опустошению. Это, а еще щедро вколотые санитаром обезболивающие, погрузили офицера в какое-то полузабытье. Он вздрогнул от прикосновения водителя, толкнувшего Энрике Мартинеса в здоровое плечо.

— Капитан, сэр, — на лице моряка, сидевшего за баранкой МРАП, ясно читалась растерянность. — Сэр, у нас баки почти пусты. Топлива миль на десять от силы, сэр!

— Где мы сейчас? — Капитан, кое-как проморгавшись, непонимающе вертел головой. За окнами уже светало, мрак отступал, рассеиваемый светом поднимающегося над вершинами далеких гор тусклого зимнего солнца.

— Подъезжаем к Аргуну. Впереди какая-то заправка, сэр!

Бензоколонка, рядом с которой виднелась кирпичная коробка какого-то то ли кафе, то ли автосервиса, выглядела покинутой. На парковке стояло с десяток машин с открытыми дверцами, на некоторых можно было разглядеть пулевые пробоины. Стоявший на обочине рекламный щит был посечен осколками, а поверх пестрой картинки черной краской кто-то размашисто нанес затейливую арабскую вязь.

— Делаем остановку, — произнес в микрофон рации Мартинес, окончательно придя в себя. — Выставить посты! Вести наблюдение на триста шестьдесят градусов!

МРАП, завернув на парковку, остановился, скрипнув тормозами. Капитан, нацепив на голову гарнитуру рации, отвел назад затвор карабина М4, убедившись в наличии патрона в патроннике. Еще двадцать девять были плотно набиты в пластиковый магазин, примкнутый к оружию.

— Сэр, вы же ранены! — Санитар-латинос попытался остановить офицера, уже распахнувшего тяжелую бронированную дверь.

— Так вколи мне еще транквилизаторов, и перестань путаться под ногами!

Морской пехотинец спрыгнул на асфальт, встав возле борта RG-31, корпус которого был высоко поднят на массивных колесах. Угловатые очертания МРАП, словно вырубленного топором, тяжеловесного даже на вид, внушали уверенность своим и страх — врагам, хотя, по сути, это был лишь бронированный грузовик, защищавший свой экипаж только от винтовочных пуль. И потому моряки инстинктивно старались держаться поближе к массивному LAV-25, ствол пушки которого был нацелен на пустынное шоссе.

— Проверьте, есть ли топливо, — приказал Мартинес, перехватывая карабин наперевес. — Заправить машины! Живее!

Сержант Коул, успевший присоединить к своему пулемету М249 новую ленту на двести пятьдесят патронов, стоял рядом с командиром, глядя по сторонам. Морпехи быстро разматывали заправочные шланги, вливая в опустевшие баки машин живительную влагу. Шум и суета действовали успокаивающе, расслабляли, но часовые, стоявшие по периметру, продолжали вглядываться в сумрак.

— Внимание! — Сержант Бенджамен Коул вскинул пулемет. — Движение на пять часов!

— А, дьявол! — раздраженно воскликнул Мартинес, увидев пылящие по шоссе машины, и скомандовал: — К бою!

По рядам морпехов словно пустили электрический ток. Бойцы, бросились в укрытия, направляя оружие на дорогу. Под негромкое жужжание электроприводов развернулась башня LAV-25.

Поднеся к глазам бинокль и увидев торчащие из машин бородатые лица, капитан Мартинес крикнул:

— Это противник!

Машины остановились, не доехав до заправки меньше мили. Энрике увидел торчащий над водительским местом головного УАЗа раструб ПТРК, предупредив:

— Ракетная установка!

Суетившиеся в кузове машины чеченцы уже установили транспортно-пусковой контейнер с ПТУР «Tosan», иранской копией русского «Конкурс-М», на треногу пусковой. Один из них прильнул к прицелу, и, наведя прицельную марку на силуэт американского БТР, нажал на кнопку пуска. Ракета с грохотом покинула контейнер, и, мерцая трассером, промчалась над пустырем, ударив в борт LAV-25. Трехкилограммовая боеголовка превратилась в сгусток пламени, и кумулятивная струя прожгла стальную преграду. С треском взорвался боекомплект, башню сорвало с корпуса, бросив на стоявшую рядом легковушку.

— Открыть огонь! — Мартинес, упав на колено, прижал приклад карабина к плечу, дернув спусковой крючок.

Сухо защелкали карабины, затрещал «Миними» сержанта Коула. Сотни скоростныхлегких пуль калибра 5,56 миллиметра со свистом полетели над полем. Не теряя убойности даже за тысячу метров, они заставили чеченцев, уже успевших перезарядить ПТРК, укрыться. Ухнул крупнокалиберный пулемет, установленный на турели «Хамви», выпуская огненную струю. Тяжелые пули свинцовым градом ударили в борт УАЗа, перемалывая в фарш находившихся в нем боевиков. Вторая машина, длинная пятидверная «Нива», резко сдала назад, но следующая очередь из «браунинга» хлестнула по лобовому стеклу, убив водителя и того, кто сидел рядом. Неуклюже вильнув, машина скатилась в кювет.

— Движение на три часа! — раздалось в эфире, и Мартинес, взглянув в указанном направлении, увидел, как по шоссе с северо-востока движется небольшая колонна.

Сержант Коул, прищурившись, воскликнул:

— «Хамви»! Это наши парни, сэр!

Два бронированных армейских внедорожника бодро катили по дороге под рев моторов. Мартинес навел на них бинокль, тотчас выругавшись:

— Гребанные ублюдки! Это «муслимы»!

Над «Хамви» развевались на ветру зеленые знамена ваххабитов. А позади них, громко лязгая по асфальту гусеницами, ползла знакомая до боли русская БМП-2, тоже под зеленым флагом. Из-за ее низкой круглой башни были видны головы сидевших на броне десантников.

Чеченская колонна была километрах в полутора от заправки, когда боевики на ходу спрыгнули на землю, а БМП, не прекращая движения, открыла огонь из автоматической пушки 2А42. Первая очередь накрыла МРАП. Тридцатимиллиметровые снаряды разнесли вдребезги не рассчитанную на обстрел таким калибром машину, и чеченский наводчик перенес огонь на стоявший рядом «Хамви», буквально перерубив пополам его корпус. Морпехи кинулись, кто куда, ища укрытия, а БМП на полном ходу продолжала плеваться огнем. Несколько снарядов разнесли кабину грузовика, из которой не успел выбраться водитель. Очереди ложились все ближе к емкостям с топливом, угрожая в любой миг превратить все вокруг в филиал ада.

— Эта «жестянка» нас перебьет, как в тире! — Энрике Мартинес прижался к одной из колонн, поддерживавших навес над заправкой. Вокруг рвались снаряды, выпускаемые пушкой русской — теперь уже чеченской — БМП со скоростью триста выстрелов в минуту. И хотя каждый такой снарядик весил примерно как ручная граната, а взрывчатки в нем было даже меньше, чем в «лимонке», когда десятки их сыплются на головы тщетно ищущих укрытие бойцов, каждая очередь подобна гигантской косе. — Старшина, уничтожь ее!

Сержант Коул, вскочив, бросился к уцелевшему МРАП. Подхватив лежавший в салоне RG-31 противотанковый комплекс «Джейвелин», морпех присел, опустившись на колено, и закинул на плечо пусковую установку с примкнутым ТПК. Тепловая головка самонаведения захватила цель, находившуюся на удалении не более полутора тысяч метров, и Коул нажал кнопку пуска. С негромким хлопком стартовый двигатель вытолкнул ПТУР FGM-148 и транспортно-пускового контейнера, а затем, на безопасном от стрелка расстоянии, включился маршевый двигатель, разогнавший управляемый снаряд до скорости двести девяносто метров в секунду.

Ракета взвилась вверх, и, описав в воздухе дугу, спикировала на БМП почти отвесно. Головная часть коснулась брони позади башни, и кумулятивная струя прошила тонкую преграду. Бронемашина взорвалась, рассыпав вокруг фонтан искр и пылающего топлива, и морпехи встретили это воплями ликования.

Захваченные чеченцами «Хамви», огрызнувшись из пулеметов, попятились назад, но Коул, при помощи капрала Джиллиса успевший перезарядить ПТРК, выпустил им вслед еще одну ракету. Огненная капля упала на плоскую крышу машины, прожигая броню и превращая пассажиров в пепел.

— Заправить машины, — повторил приказ Мартинес, когда противник исчез. — Шевелись!

— Сэр, вы все еще намерены двигаться в Гудермес?

Взглянув на Коула, капитан вздохнул:

— «Муслимы» захватили эти машины на нашей базе, значит, все, кто там был, мертвы. В Гудермесе нам делать нечего. Сейчас повернем на север, двинемся на российскую территорию. Бойцы, — офицер повысил голос. — Раненым оказать первую помощь! Всем грузиться в машины! Через три минуты выступаем!

Колонна покинула разгромленную заправку, а через полчаса к ней подъехали БТР с боевиками Шарипова и Цараева. Бронемашины остановились, их дизели продолжали негромко рокотать под броней. Хусейн, спрыгнув с брони, оглядел место боя, сгоревшие, расстрелянные машины, еще коптившие, и выругался:

— Шайтан! Неверные собаки от нас сбежали!

— Мы их перехватим на границе, брат, — успокаивающе похлопал главаря боевиков по плечу Цараев. — Они никуда не скроются от гнева Всевышнего!

Чеченцы вновь погрузились в БТР, и небольшая колонна умчалась вслед американцам. Водители выжимали все из изношенных двигателей, работавших уже на пределе возможностей, а Хусейн Шарипов только скрипел зубами в бессильной злобе. Его месть никак не могла свершиться.

Колонна американских морских пехотинцев, обойдя стороной Аргун, повернула на северо-запад, приближаясь с каждой минутой к границе Ставропольского края — и к неизвестности. На полном ходу американцы миновали несколько небольших поселков, видя, как при их появлении стремительно пустеют и так не слишком людные улицы. Трижды колонну обстреливали из автоматов, и водители, не выпускавшие из рук «баранки» несколько часов к ряду, только сильнее давили на газ, слыша, как молотят по бронированному корпусу летевшие вслед пули. Перегревшиеся движки вот-вот должны были закипеть, но никто и не думал останавливаться, выжимая из техники последние крохи ресурса. Они почти сумели вырваться, но, стоило только беглецам вздохнуть с облегчением, колонну атаковали.

Вереница машин, ощетинившись во все стороны стволами «браунингов», двигалась по степной дороге, сжигая последние литры топлива. Голова колонны уже миновала какие-то руины, когда над полуобвалившимся кирпичным забором появилась бородатая голова. Высунувшись из-за укрытия, боевик положил на плечо РПГ-7, из ствола которого торчал конус кумулятивной гранаты. Энрике Мартинес только успел крикнуть своему старшине:

— Слева «базука»!

Коул развернул пулеметную башню, но в тот момент, когда он нажал на гашетку, реактивная граната уже покинула ствол РПГ. Свинцовый шквал ударил в лицо чеченцу, перерезав его тело пополам, а граната разорвалась под днищем массивного МРАП «International MaxxPro», в котором перевозили раненых. Четырнадцатитонную машину тряхнуло, оторвав переднее колесо. МРАП завалился набок, разворачиваясь поперек дороги.

— Продолжать движение, — крикнул в эфир Мартинес. — Мы подберем пострадавших и догоним основные силы!

Бронемашина RG-31 остановилась, и из распахнувшихся люков наружу начали выбираться моряки. К ним присоединились еще четверо морпехов с замыкавшего колонну «Хамви». Пулеметы обеих машин нацелились на закопченные руины, когда-то бывшие большим и наверняка роскошным особняком. Сержант Коул, сменивший «браунинг» на ручной пулемет М249, тоже взял кирпичную коробку на прицел, а Мартинес с несколькими моряками бросился к перевернувшемуся «MaxxPro».

— Вытаскивайте людей, парни, — приказал капитан, запрыгнув на бронемашину и с усилием распахнув смятую дверь. — Санитар, сюда!

МРАП, конструкция которого была предназначена для защиты экипажа от подрывов на минах, почти не пострадал. Массивный корпус принял на себя энергию взрыва, но те, кто находился внутри, были оглушены. В тот момент, когда первого пострадавшего вытащили наружу, и его подхватили две пары крепких рук, со стороны руин ударил длинной очередью ПКМ. Пули веером разлетелись над шоссе, срезав сразу троих. Мартинес, используя корпус подбитого МРАП, как укрытие, открыл ответный огонь одиночными. Через секунду его поддержал Коул, выпустивший из своего «Миними» тучу пуль, а затем в дело включились и крупнокалиберные пулеметы с обеих машин.

Среди развалин мелькнуло несколько темных фигур, и на морских пехотинцев обрушился огненный шквал. Одновременно в упор ударили не меньше десятка АК-74, заставив Энрике Мартинеса сжаться за бронированной «тушей» боевой машины, слыша, как по ней непрерывно барабанят пули. Капрал Джиллис, прижав к плечу приклад снайперской полуавтоматической винтовки Mk.11 Mod.0, на секунду высунулся, и, поймав в прицел «Leupold» силуэт противника, трижды выстрелил, увидев, как фигура врага, в которую угодило не меньше двух пуль калибра 7,62 миллиметра, исчезла. В ответ откуда-то из особняка открыл огонь автоматический гранатомет. Несколько ВОГ-17, выпущенные навесом, как из миномета, разорвались на другой стороне дороги, и Джиллис, в спину которого впилось несколько осколков, вскрикнув, выпустил из рук оружие, оседая на асфальт.

— А, черт! — Мартинес дернул за амуницию своего бойца, подтягивая его ближе и видя, что на земле остаются кровавые потеки. — Держись, парень!

Снайпер зашелся в кашле, захлебываясь кровавой пеной. Снова «ожил» АГС, обрушив свинцовый град на шоссе. ВОГи рвались повсюду, их осколки наполнили воздух, находя тщетно жавшихся за машинами американцев. Металлическая заноза впилась в лицо Мартинеса, и его глаза залило кровью. Сквозь багровую завесу капитан увидел бегущих по пустырю, отделявшему шоссе от разрушенного коттеджа бородачей с автоматами в руках.

— Коул! — Офицер окликнул старшину. — Прижми ублюдков!

В упор ударил «Миними». С каких-то ста метров легкие пули калибра 5,56 миллиметра, разогнанные до девятисот метров в секунду, прошивали тела насквозь. Чеченцы повалились друг на друга, наткнувшись на стену свинца, но не все были убиты, и в ответ затрещали «калашниковы», которых немедленно поддержал не умолкавший ПКМ, бивший с чердака разрушенного коттеджа.

— Надо заткнуть пулемет! — крикнул Мартинес высовывавшемуся из люка в крыше «Хамви» моряку в тяжелом глубоком шлеме и огромных, на пол лица, очках. — Прикрой меня!

Нырнув в душное «нутро» бронемашины RG-31, Энрике схватил пусковое устройство гранатомета Мк-153 и цилиндрический ТПК с реактивной гранатой, крикнув забившейся в угол Лейле:

— Ложись на пол! — Он подал ей бронежилет, велев: — Укройся этим! Только не вставай!

Заученным движением присоединив контейнер к стволу, он вскинул РПГ на плечо, шагнув из-за укрытия навстречу бьющим в лицо автоматным очередям. Мартинес нажал на спуск, и дымная полоса протянулась к особняку. Фугасная граната влетела в чердачное окно, из которого полыхнуло пламя и полетели какие-то ошметки.

Мощный удар сбил Энрике Мартинеса с ног, будто на его грудь с размаху обрушили кузнечную кувалду. Легкая и быстрая пуля, выпущенная из русского АК-74, не пробила бронежилет, увязнув в сверхпрочных кевларовых волокнах, но энергия удара никуда не делась. Старшина Коул подскочил первым, потащив офицера, у которого перехватило дыхание, за «Хамви», весь посеченный осколками и пулями. Над головой звучали частые выстрелы из снайперской винтовки, похожие на удары кнута, короткие, резкие, сухие. Стрелок, вооруженный старой заслуженной М14 DMR, полуавтоматической винтовкой калибра 7,62 миллиметра, опустошал магазин за магазином, пока короткая автоматная очередь не ударил его в грудь, отбросив назад на несколько шагов.

Услышав знакомый рев дизельных двигателей, сопровождаемый грохотом колес тяжелой техники, Мартинес попытался встать, но лишь застонал от боли, спросив:

— Это наши? Подкрепление?

Склонившийся над офицером Коул сморщился, будто от острой зубной боли, выругавшись и сообщив:

— Похоже, сэр, это те, кто нас тут закопает!

Все же выглянув из-за капота «Хамви», Энрике Мартинес лишь выругался:

— Mierda!

Два русских БТР-80 приближались с юго-востока, и над обеими машинами развевались на ветру зеленые знамена. А следом за ними ехало еще три или четыре внедорожника, тоже под флагами джихада.

Возглавлявший колонну БТР открыл огонь с ходу, сначала ударив из спаренного ПКТ, так что капитан Мартинес едва успел укрыться за машиной, по корпусу которой застучали с металлическим лязгом пули, а затем добавив из своего «главного калибра». Крупнокалиберный КПВТ глухо заворчал, выплевывая одну за другой 14,5-миллиметровые пули, под ударами которых «Хамви» содрогнулся. Короткая очередь разорвала металл, прошив машину насквозь, и прятавшимся за ней морским пехотинцам оставалось только вжиматься в асфальт.

— Нужно уничтожить бронемашину! — выдохнул капитан, отыскав взглядом сержанта Коула. — Есть еще ПТУР?

— Нет, сэр! Остались гранатометы!

— Мы подберемся поближе, и сожжем эти БТР!

— Там полно пехоты, — с сомнением заметил Бенджамин Коул. — Нам и на полмили не дадут подойти!

— Не обсуждать! Ты со мной, сержант?

Коул швырнул свой «Миними», ствол которого уже раскалился от интенсивной стрельбы, подбежавшему моряку, взамен вооружившись протянутым тем карабином М4, и подхватил тубус одноразового гранатомета М136, оскалившись в злом угаре:

— Конечно с вами, сэр!

Присоединив к пусковому устройству РПГ МК-153 SMAW контейнер с кумулятивной гранатой НЕАА, Мартинес сполз в тянувшуюся вдоль шоссе канаву. Глубина ее была как раз такой, чтобы мог проползти человек. Оставшиеся на шоссе морпехи открыли шквальный огонь из карабинов и тяжелых «браунингов», отвлекая на себя боевиков. БТР, огрызавшийся огнем из своих пулеметов, остановился метрах в семистах, втрое дальше, чем можно было рассчитывать попасть из ручного гранатомета. «Хамви», уже превратившийся в решето, стал единственным укрытием для МРАП, в котором ждали своей участи раненые.

Американцев заметили, когда те преодолели половину расстояния, вдоволь наглотавшись жидкой грязи, которой было полно на дне канавы. Автоматная очередь взрыхлила землю на расстоянии вытянутой руки от Энрике Мартинеса, и капитан прошипел сквозь зубы:

— Hijo de puta!

Следующая очередь легла еще ближе, а затем несколько пуль прожужжали над головой, словно стайка злых свинцовых ос, и капитан услышал, как бранится ползущий следом Коул, прошипевший:

— Скверное дело, сэр! Ногу зацепило! Бегать теперь точно не смогу!

— А мы ползком, сержант, на брюхе! Открыть огонь!

Морпехи вскочили, и в лицо им ударил стальной шквал. Вскинув массивную трубу пускового устройства МК-153, Энрике Мартинес нажал на спуск, вогнав в борт ближайшего БТР дымную стрелу реактивной гранаты. Кумулятивная боевая часть, рассчитанная на поражение основных боевых танков, способная прожигать плазменной иглой шестьсот миллиметров стали, разорвалась на броне, и пламя выжгло внутренности бронемашины. С треском начал взрываться боекомплект, заставив чеченцев разбежаться.

— Сержант, давай! Огонь!

Обернувшись, Мартинес увидел, как его старшина сползает на дно грязной канавы, пуская кровавые пузыри. Его грудь была разворочена выпущенными в упор пулями русского ПКМ, так что виделись осколки ребер.

— Ублюдки! Выродки!!!

Пластиковый контейнер гранатомета М136, весь забрызганный кровью, лег на плечо капитана. Мартинес спокойно прицелился, видя только бронетранспортер, стальное чудовище, медленно ползущее вперед на своих восьми высоких колесах и плюющееся огнем взахлеб, будто сказочный дракон. Силуэт цели заполнил прорезь прицела, и американец выстрелил, услышав привычный грохот сработавшего вышибного двигателя и увидев, как разматывается над шоссе дымная нить следа реактивной гранаты. БТР, приняв удар лобовой частью, вздрогнул, а затем из открытого водительского люка вырвались языки пламени. Султан Цараев и Хусейн Шарипов прожили еще несколько мгновений, успев ощутить животный страх, когда огонь ударил им в лицо, выжигая глаза и наполняя легкие нестерпимым жаром.

Энрике Мартинес был на виду несколько кратких секунд, но этого хватило противнику для прицельного выстрела. Сильный удар в грудь, такой, что мгновенно перехватило дыхание, сбил морпеха с ног. Бронежилет PASGT-V не смог остановить пулю, выпущенную в упор, но принял на себя часть ее энергии, подарив офицеру несколько лишних секунд. Сразу трое бородачей бросились наискось через дорогу от огромного внедорожника «Гелендваген». Один из них, кривоногий и низкорослый, с зеленой повязкой на голове, размахнулся, и по каменистому склону на дно оврага скатилась граната Ф-1.

Мартинес перекатился через застывшего в посмертной позе своего сержанта, успев за те секунды, что горел запал гранаты. Она взорвалась с громким хлопком, и тело Бенджамена Коула содрогнулось, принимая в себя порцию тяжелых осколков. Выставив ствол карабина, Энрике нажал на спуск, сквозь треск выстрелов услышав крики и увидев, как полусотней метров дальше в канаву скатилось тело чеченца.

Чувствуя, как наливается свинцовой тяжестью тело, из которого, капля за каплей, вытекала жизнь, Энрике Мартинес сжался клубком на дне канавы, в грязи, слыша над головой шаги приближающихся боевиков. Магазин его карабина М4 опустел, но сил перезарядить оружие просто не было.

Лязг гусениц, сопровождаемый натужным воем мощного дизеля, заставил капитана устало выругаться. Он увидел, как с юга по шоссе неторопливо ползет, перемалывая асфальт шипами грунтозацепов, танк Т-62. Над его башней, облепленной «кирпичиками» динамической защиты, полоскался на ветру закопченный выхлопными газами зеленый флаг джихадистов. Тактические номера на бортах были закрашены наспех зеленой краской, и поверх нее кто-то уже успел нанести надписи на арабском и чеченском языках, вперемежку цитаты из Корана и просто проклятия неверным.

Под улюлюканье и вой чеченцев танк поравнялся с горевшими БТР, и над степью разнесся громовым раскатом звук выстрела. Первый снаряд калибра 115 миллиметров ударил в борт многострадального «Хамви», разворотив и так изрешеченную машину на куски, разлетевшиеся вокруг на десятки метров. Башня шевельнулась, длинный ствол танкового орудия шевельнулся, выискивая следующую цель, а затем громыхнуло так, что земля дрогнула. Мартинес, чудом остававшийся в сознании, увидел, как над танком поднимается густой столб черного дыма. Башня, сорванная чудовищно сильным взрывом, лежала на обочине, выставив вверх погнутый ствол пушки.

Снова прогремел взрыв, и на месте одного из чеченских внедорожников появилась дымящаяся воронка, вокруг которой было разбросано что-то, похожее на комки обгоревшей смятой бумаги. Не сразу моряк понял, что это куски обшивки корпуса громадного «Рейнджровера». Еще один взрыв — и в пламени исчез «Лэндрузер» с установленным на крыше в люке пулеметом ПКМ.

Это было последней каплей. Боевики, суетившиеся на шоссе, кинулись в разные стороны. Несколько уцелевших машин, скрипнув покрышками по асфальту, сорвались с места, разворачиваясь и исчезая за горизонтом. С шумом и лязгом в канаву скатился боевик, обезумевшим взглядом уставившийся на еще живого Энрике Мартинеса. Завизжав что-то, он кинулся на американца, забыв про болтавшийся за спиной автомат и просто вытянув вперед руки. Выставив перед собой бесполезный карабин, морской пехотинец из последних сил оттолкнул навалившегося чеченца. Поглощенные борьбой, они не видели, как на шоссе появилась небольшая колонна. Катившая первой БМД-2 резко остановилась, лязгнув траками, и с нее спрыгнули вооруженные до зубов люди. Двое дюжих парней в камуфляже «флора» подхватили ничего не замечавшего вокруг себя чеченца, оторвав его от полузадушенного Мартинеса. Тот мог лишь хрипеть, захлебываясь собственной кровью.

— Батько, тут, кажется, один жив, — крикнул по-русски рослый парень с пулеметом ПКМ на плече и жиденькими усами, придававшими ему вид не солидный, а комичный. — Это американец!

Человек в таком же, как у остальных, камуфляже, с укороченным АКС-74У за спиной, прихрамывая, спустился в овраг. Когда он склонился над раненым, то услышал, как Энрике Мартинес шепчет полузабытую молитву. Обернувшись к столпившимся на обочине людям, командир крикнул:

— Фельдшера сюда, мухой! Этого хлопца я знаю!

Бывший глава сельсовета станицы Осиновская вспомнил американского офицера, чей отряд подоспел в тот самый миг, когда казаки уже дрогнули под натиском пришедшей с юга банды чеченцев. Если бы не внезапная атака, то короткая схватка в степи стала бы последней не только для атамана, но и для всех, кто вместе с ним в тот день взял в руки оружие.

Энрике Мартинеса подхватили крепкие руки, уложив аккуратно на асфальт. Прибежавший от БМД парень с медицинской сумкой не мешкал, злыми окриками отогнав мешавших людей. А тем временем казаки обыскивали окрестности, и время от времени, когда они находили укрывшихся боевиков, звучали одиночные выстрелы.

Морской пехотинец пришел в себя, почувствовав, как нечто касается его рта. Разлепив губы, он глотнул прохладной воды из поднесенной фляги и увидел Лейлу Дадоеву, склонившуюся над офицером. Скосив взгляд, Мартинес обнаружил вокруг множество людей в русской форме, с «калашниковыми» в руках. За их спинами виднелась БМД, а чуть поодаль — угловатая махина танка Т-80, попиравшая асфальт своими широкими гусеницами. Еще несколько минут назад пышущий сейчас жаром работавшей на холостых оборотах турбины танк с точностью отличного снайпера выпускал по чеченцам управляемые ракеты «Рефлекс» с пятикилометровой дистанции из своей пушки.

Атаман, увидев, что очнулся американец, приблизился, подозвав молодого казака-переводчика. Чеченка испуганно отпрянула, пропуская вооруженных людей.

— Мои солдаты, — прошептал Мартинес, не без труда сфокусировав взгляд на лице русского. — Где они?

— Те, что вырвались вперед, живы и здоровы. Мы их встретили на пути сюда, указали путь до станицы. А которые с тобой были, те здесь — все, кто дожил до нашего появления. Вон, Гордееву спасибо скажи, за то, что метко стрелял.

Атаман указал на выбравшегося из-под брони Т-80 казака, спрыгнувшего на землю. С наслаждением потянувшись, тот разминал затекшие мышцы — несмотря на все свои достоинства, высокую огневую мощь и отличную защиту, боевое отделение «восьмидесятки» было слишком тесным для рослого плечистого мужчины

— Гордеев срочную служил в танковых войсках, наводчиком. Вот, вспомнил молодые годы!

— Откуда у вас танки? Вы же простые крестьяне.

— Подарок безвременно сгинувшей Российской Армии. Перед тем, как схлестнуться с вами на берегах Терека, наши проделали долгий путь, и не вся техника выдержала такой марш через степи. У некоторых машин просто закончилось горючее, и их бросили по пути. Ну а мы подобрали, подшаманили, как умели, привели в божеский вид. Москва далеко, у новых властей до казаков, как всегда, руки не доходят. Вам тоже дела нет. Зато Чечня под боком. И лезет оттуда всякое дерьмо. Один раз, американец, ты нас из этого дерьма вытащил, но не всегда же на дядю надеяться. Вооружились, как могли, станицу укрепили. Каждый день ждали, когда начнется, вот и дождались, на ваше счастье. Наш разведдозор стоял на самой границе, как услышали звуки боя — сразу сюда выдвинулись. Так что теперь ты — на территории и под защитой Югороссийского казачьего войска. Ну а я — командир отряда местной самообороны атаман Степан Нечаев.

Не все из сказанного русским было понятно Энрике Мартинесу. Его познания в чужом языке были крайне скудными, да и знакомство переводчика с английским, похоже, ограничивалось школьной программой, пусть это даже была очень хороша школа. Но, дождавшись окончания тирады, офицер спросил, медленно произнося каждое слово:

— Что будет со мной и моими людьми?

— Пока побудете у нас. Разумеется, без оружия. Кому нужно, окажем помощь, благо, есть у нас доктора. Потом передадим вашим — если они про тебя и твоих людей вспомнят. В Чечне полыхнуло вмиг и всюду сразу. Ваххабиты спустились со своих гор и подняли мятеж по всей республике. Похоже, все ваши гарнизоны уничтожили за минувшую ночь, заодно перерезав чуть не половину своих братьев-чеченцев. Звери. Стоит только почуять кровь, их уже не унять. Вот потому мы и стоим возле границы в полной готовности. Вас заметили вовремя, и то еле успели. Хотя, знай мы, что тут американцы, хлопцы бы, пожалуй, и не стали за вас встревать. Ну да что уж теперь.

— Все равно спасибо, — пробормотал Мартинес, не ожидавший такой откровенности.

Атаман лишь кивнул, промолчав, и направился к своим бойцам, переминавшимся ноги на ногу возле бронемашин. Подлетевший с юга легкий кроссовый мотоцикл, треща маломощным движком, резко затормозил, развернувшись поперек шоссе.

— Малой, что там?

Атаман, растеряв изрядную часть солидности, чуть не бегом подскочил к едва успевшему спрыгнуть с мотоцикла мальчишке-подростку в натовском пустынном камуфляже и сбитой на затылок панаме с загнутыми полями.

— Батько, видел чеченов! Верст с полста отсюда, на шоссе! Их там с сотню, танк, две БМП, «саушка» и несколько машин. Пока просто стоят, базарят о чем-то.

— Молодец, Сашко! — Развернувшись к подобравшимся разом казакам, атаман рыкнул: — Бойцы, по машинам! Отойдем к станице, «духов» будем ждать там! Рома, свяжись с Кондратом, пусть выдвигают бронегруппу навстречу! Хватит его хлопцам в хатах лавки просиживать! Шевелись, братва!

Над дорогой разнеслась зычная команда, и казаки вскарабкались на плоскую крышу БМД, а Гордеев, натягивая на бегу шлемофон, взлетел на башню танка, ловко ввинчивая тело в открытый люк. Сам Мартинес опомниться не успел, как его подхватили двое парней, не слишком аккуратно уложи на пол микроавтобуса УАЗ с красными крестами на бортах. Рядом, на узком сидении, устроилась Лейла, закутавшаяся с головой в русский камуфлированный бушлат с воротником из искусственного меха.

Водитель «уазика» что-то крикнул. Изношенный двигатель со скрежетом завелся, и американец по усилившейся тряске догадался, что они-таки едут. Позади, лязгая гусеницами, ползла БМД-2, а замыкал колонну завывавший мощным газотурбинным двигателем танк Т-80У. Из широкого сопла в корме сорокашеститонной машины била горячая струя выхлопных газов.

Погружаясь в сон, засасывавший, будто бездонная трясина, капитан Корпуса морской пехоты США Энрике Мартинес почувствовал, как к нему прижимается горячее девичье тело. Обняв едва слушавшейся его рукой Лейлу, американец закрыл глаза, и, убаюканный мерной тряской мчавшегося по разбитому шоссе УАЗа, уснул. Его не разбудил даже донесшийся с неба гул мощных турбин, заставивший казаков, разинув рот, уставиться в небо, иссеченное, будто шрамами, белыми полосами инверсионных следов летевший на большой высоте самолетов.

Несколько десятков тяжелых транспортных С-5 «Гэлакси» и С-17 «Глоубмастер», взлетевших с американской авиабазы в Раменском, величаво плыли в облаках, а в полумраке грузовых отсеков, тесно прижатые плечами соседей, дремали бойцы Восемьдесят второй дивизии Армии США. Кровавый хаос, охвативший раскинувшуюся под широкими крыльями самолетов Чечни их не заботил — хорошие американские парни пытались урвать еще хотя бы пару часов спокойного сна, прежде, чем вступить в бой среди песков Саудовской Аравии, в который раз защищая интересы своей страны, без колебаний приносившей любые жертвы ради сохранения собственного могущества.

Глава 9

Москва, Россия — США
29 ноября

Случайные прохожие, идущие по погруженному в сонную тишину Спасопесковскому переулку, ускоряли шаг, спеша как можно быстрее миновать укрывшийся в тени ухоженного парка аккуратный особняк с ротондой, над которым лениво колыхался звездно-полосатый американский флаг. Москвичи, втягивая головы в плечи, торопливо шагали, провожаемые хмурыми взглядами морских пехотинцев в полном вооружении, замерших по обе стороны от проезда в решетчатой ограде, надежно отделявшей этот дом от всего окружающего мира так, что на этой территории всего в несколько акров действовали совсем другие законы.

Штаб-сержант Морской пехоты США Джонатан Желязны проводил презрительным взглядом толстяка в деловом костюме, пыхтя, пробежавшего мимо ворот, постоянно озираясь по сторонам. Личная резиденция посла Соединенных Штатов в России словно была огорожена невидимой стеной, отгонявшей случайных зевак, точно магический круг останавливает всякую нечисть. Горожане обходили стороной моряков в полной боевой экипировке, с оружием в руках, сменявших друг друга на этом посту и готовых первыми встретить удар врага. И, несмотря на кажущееся спокойствие, часовые на расслаблялись ни на миг, помня, что находятся в центре чужого города, в самом сердце чужой и отнюдь не дружелюбной страны. Те, кто затравленно бежал мимо, будто ожидая внезапного выстрела в спину, были стадом баранов, но где-то рядом скрывались, до поры не показываясь на глаза, и волки, готовые к смертельному броску.

— Внимание всем, — в наушнике прозвучал голос начальника охраны, и штаб-сержант Желязны мгновенно подобрался, инстинктивно напрягая мускулы. — Внимание, «Альфа» выходит! Контроль зоны! Докладывать о любом движении!

Моряк перехватил полуавтоматический дробовик M1014 JSCS двенадцатого калибра, страшное оружие, идеальное для ближнего боя в городских условиях. Каждый из шести патронов в подствольном трубчатом магазине был начинен картечью и по действию не уступал очереди из пистолета-пулемета, обладая схожей эффективной дальностью. Взгляд Желязны скользнул влево-вправо, фиксируя обстановку, улавливая любые, даже самые мельчайшие изменения. Его напарник, державший наизготовку автоматический карабин М4, тоже весь обратился в зрение. А в эти же секунды в помещении охраны сразу несколько морпехов приникли к мониторам, на которые выводилось изображение с видеокамер, установленных поверх ограды по периметру особняка.

Эфир наполнился докладами часовых:

— Первый пост — чисто! Второй пост — «зеленый свет»!

У особняка началась привычная суета. Глава американской дипломатической миссии, несмотря на вполне реальную опасность террористической атаки, упорно отказывался перебираться в здание посольства в большом Девятинском переулке, давно уже превращенное в настоящую цитадель, равно как и на территорию базы Кэмп-Рейган в Раменском. И потому каждое утро его поездка на работу, занимавшая всего минут тридцать, превращалась в настоящую спецоперацию.

Бронированный лимузин «Крайслер» остановился напротив входа, возле которого застыли, уподобившись эскпонатам музея восковых фигур, полдюжины моряков, не ослаблявших хватку на оружии до тех пор, пока за послом, сопровождаемый своим референтом, не захлопнулась тяжелая дверца, способная выдержать обстрел из крупнокалиберного пулемета в упор. Негромко заурчал под капотом из композитной брони мощный движок, и лимузин, сопровождаемый двумя «субурбанами» с охраной, двинулся к воротам.

— Смотри по сторонам, — сквозь зубы процедил штаб-сержант Желязны напарнику, когда за их спинами поползла в сторону приводимая в движение электромотором створка.

Все началось в тот момент, когда ехавший первым «субурбан», огромный, словно дом, сверкавший хромированными бамперами, сверкая красно-синими проблесковыми маячками под решеткой радиатора, уже вырулил в переулок, а «Крайслер» посла как раз находился в проеме. Рев мотора в дальнем конце переулка заставил Джонатана Желязны вскинуть дробовик, разворачиваясь на пятках в направлении громкого звука.

Седан «Мерседес», взвизгнув тормозами, остановился в сотне метров от ворот посольского особняка, по инерции развернувшись поперек дороги. Наружу через проем люка в крыше высунулся, будто чертик из коробочки, человек, на лицо которого была натянута черная маска с прорезью для глаз. Еще один, также скрывший свое лицо, выпрыгнул с заднего сидения, будто пружиной подброшенный. У обоих в руках штаб-сержант Желязны увидел короткие толстые раструбы РПГ.

— «Базука»! — Морской пехотинец закричал, пытаясь поймать машину террористов в окуляр колиматорного прицела, установленного на планке «пикатинни» на ствольной коробке дробовика. — Огонь!

Бахнул «бенелли», лягнув Желязны прикладом в плечо, и сноп восьмимиллиметровой картечи, покинув ствол оружия, ударил в грудь террориста с гранатометом, швырнув тело на борт машины. Но второй боевик уже успел нажать на спуск, и реактивная граната огненным протуберанцем ударила в борт «субурбана» охраны. Взрывная волна сбила с ног штаб-сержанта, протащив его по асфальту несколько метров. Придя в себя, Желязны увидел тело своего напарника, безвольно обмякшее, привалившись спиной к каменному основанию ограды. Морской пехотинец отыскал взглядом горящий внедорожник, задняя дверца которого распахнулась, и из салона вывалился охваченный пламенем человек. Тот пытался ползти, выбрасывая вперед руки и подтягивая неподвижное тело, но вскоре замер. А «Крайслер» посла уже сдавал задом, снова скрываясь за оградой.

Штаб-сержант, так и не выпустивший из рук оружие, встал на одно колено. Мимо него пронесся под рев и виз покрышек, автомобиль террористов. Джонатан Желязны вскинул дробовик, вогнав заряд картечи в упор в борт поравнявшегося с ним «Мерседеса». Затем морпех, разворачиваясь вслед быстро удалявшейся машине, принялся снова и снова нажимать на спуск, обрушивая потоки свинца, пока магазин не опустел, и затвор не встал на задержку, сигнализируя, что кончились патроны. Он не слышал ни звука мотора, ни грохота собственных выстрелов. Все происходящее напоминало Буну немое кино. Еще несколько морских пехотинцев, выскочившие наружу, обрушили на стремительно удалявшийся «Мерседес» град пуль, и было слышно, как они с лязгом молотят по обшивке, разрывая покрытый лаком металл, точно бумагу.

— Сержант, сэр, вы целы? — Один из моряков, опустив оружие, склонился над оседавшим на асфальт Желязны. Увидев струйки крови, сочащиеся из-под шлема, он закричал: — Санитар, сюда! Быстрее!

Несколько человек, сменив карабины на огнетушители, подскочили к пылавшему «субурбану», броня которого не устояла перед русским противотанковым гранатометом РПГ-26. Взрывчатки, начинявшей реактивную гранату весом тысяча восемьсот граммов, хватило, чтобы разорвать внедорожник на куски. Пока морские пехотинцы заливали струями углекислоты искореженную машину, в салоне которой остались пассажиры, уже превратившиеся в головешки, еще несколько их товарищей помогли выбраться из салона лимузина американскому послу. Дипломата, который толком не успел даже испугаться, буквально на руках внесли в особняк, сомкнув вокруг него живое кольцо, ощетинившееся стволами штурмовых винтовок.

А в это время Вячеслав Савельев, известный среди партизан под кличкой «Шумахер», до хруста в суставах сжал руль, чувствуя, как немеет нога, вжимавшая в пол педаль газа. Порядком изношенный движок ненового «Мерседеса» надсадно ревел, и машина стрелой мчалась по безлюдным московским дворам и переулкам, минуя уже заполненные транспортом автострады и посты дорожной полиции.

— А, сука, — раздался с соседнего сидения слабый стон. — Как больно!

— Держись, брат! Сейчас приедем, уже рядом совсем! Еще пять минут!

Вячеслав на миг отвлекся от управления машиной, глянув на своего напарника. Тому повезло чуть больше, чем их третьему товарищу, оставшемуся лежать на грязной мостовой возле резиденции американского посла. Хотя еще что считать везением. Вражеский выстрел оказался дьявольски точным, поток картечи прошил борт машины, и единственным препятствием на его пути оказалось тело Игоря Васильева, позывной «Шахтер». Одежда на его правом боку потемнела от крови, партизан дрожал и хрипло дышал, захлебываясь кашлем, а Савельев продолжать жать на газ, распугивая редких прохожих, отпрыгивавших с пути мчавшегося на предельной скорости автомобиля.

— Сейчас, — приговаривал сквозь зубы Шумахер, объезжая припаркованные в проходных дворах машины. — Еще немного!

Патрульный мотоцикл появился из какого-то переулка, и, увидев его в зеркале заднего вида, Савельев только сильнее надавил на газ. Но белоснежный «Иж-Корнет», под дугами которого сверкали проблесковые маячки, не думал отставать, нагоняя «Мерседес». Полицейский, затянутый в черную кожу, поравнявшись с вилявшей из стороны в сторону машиной, повернул голову, утопавшую в глухом шлеме, и повелительно махнул рукой.

— На, мразь! — Савельев резко вывернул руль, услышав глухой удар.

Мотоцикл перевернулся, с грохотом упав на асфальт, а чуть дальше приземлился выбитый с седла патрульный. Боковым зрением Шумахер увидел полицейский сине-белый «Форд», мчавшийся по параллельной улице, и резко свернул влево, исчезая в лабиринте дворов. «Мерседес» подскочил, наехав на плохо закрытый канализационный люк, загромыхавший под колесами, и Васильев громко застонал, ругаясь сквозь зубы.

— Держись, брат! — повторил Савельев, и, когда припаркованный у тротуара микроавтобус «Газель» внезапно пришел в движение, разворачиваясь поперек дороги, закричал: — Твою мать!

Пытаясь избежать столкновения, Вячеслав отвернул в сторону, и бампер его «Мерседеса» врезался в борт «Жигулей», вминая обшивку, так что у водителя лязгнули зубы от мощного удара. А из микроавтобуса уже выскакивали люди в масках. Подскочив к машине, они распахнули дверцы, и крепкие руки выдернули Савельева с сидения.

— Бегом в автобус, — знакомым голосом крикнула одна из «масок» в ухо. — Шевелись, чудило!

Шумахера затолкали в темное, пропахшее бензином нутро «Газели», его напарника погрузили туда же, бережно опустив дрожащее в агонии тело на грязный металлический пол. С лязгом захлопнулась широкая сдвижная дверь, взревел мотор, и микроавтобус сорвался с места.

Один из похитителей стянул с лица плотную маску, и Савельев узнал бывшего полковника ФСБ Слюсаренко, одного из руководителей московской ячейки партизан. Тот вытащил из-за пазухи бесшумный пистолет ПСС, и, передернув затвор, направил ствол в лицо забившегося в угол Шумахера.

— Ты, мудак, совсем рехнулся?! Вы что творите? Это что за самодеятельность? Ты хоть понимаешь, как всех подставил, весь отряд?

Ствол пистолета уткнулся в лоб вжавшегося в борт Савельева, и Слюсаренко сквозь зубы процедил:

— Грохнуть бы тебя, сопляка! Сам подставился, Игорь при смерти, Антон там навсегда остался. Дерьмо!

— Мы сражаемся с захватчиками, как можем и где можем, — глухо произнес Савельев, не отводя взгляд от черного «зрачка» ствола ПСС, в патроннике которого уже покоился патрон с бронебойной пулей, для которой не была препятствием кость черепной коробки. — Разве не для этого был создан отряд? И что теперь? Вы все забились по своим норам, играете в конспирацию, боитесь нос наружу показать лишний раз, а в это время американцы ходят по нашей земле, как хозяева, ничего не боясь! Вся эта болтовня про стратегию и планы — просто треп! А сами вы — трусы! Мы дали им бой, заставили бояться себя, напомнили, что они здесь чужаки и захватчики! Мы поступили, как реальные мужики, как бойцы!

— Вы поступили, как идиоты! Мы не прячемся, а ждем, копим силы! Сейчас рано бросать вызов врагу. Он должен отвлечься от нас, и тогда бы мы ударили в спину, подло, но наверняка. А теперь нас начнут искать, землю носом будут рыть, перевернут всю Москву вверх дном и передавят всех, прежде чем нам дадут знак! Полиция уже на ушах стоит, посты всюду! Нападение на своего посла, да еще такое бездарное, американцы не простят! Кретин!!!

Кулак, обтянутый тонкой кожей перчатки, врезался в скулу Савельева, так, что у того мотнулась от удара голова и клацнули зубы. Убрав оружие в кобуру подмышкой, Слюсаренко, отстранившись от партизана, обернулся к своим товарищам:

— Как Игорь?

Один из людей полковника молча мотнул головой, и Слюсаренко выругался, а затем приказал:

— Едем на базу! На центральные улицы не суемся! Оружие держать под рукой!

Бывший офицер ФСБ откинулся назад, опершись спиной о борт машины. Он вновь взглянул на сжавшегося в углу Савельева, вдруг почувствовав стыд. Этот мальчишка сделал то, что должны были делать все они, умелые бойцы, подготовленные, организованные, отлично вооруженные. Но кроме патриотизма и благородной ненависти к врагу каждый из них помнил о приказах, оставаясь солдатами, пусть их армия не имела ни знамен, ни мундиров. И прежде чем будут расставлены все фигуры на шахматной доске, которой становился весь мир, они не вправе действовать, как бы ни было сильно чувство мести, сжигавшее изнутри каждого из тех, кто вступил в ряды партизан. Но ждать оставалось все меньше и меньше с каждым минувшим днем, и вскоре они атакуют, вложив в этот удар все силы и вышвырнув чужаков прочь, живыми или мертвыми. Но сейчас глядевшему на кое-как прикрытое мешковиной тело мертвого партизана, исполнившего долг так, как он его понимал, и не пожалевшего собственной жизни, полковнику Слюсаренко было стыдно.

Неприметный внедорожник «Форд-Эксплорер» не самой последней модели въехал в городок Калм-таун, что на самой восточной окраине штата Аризона, поздним утром, когда на улицах было уже полно машин, а по тротуарам текла живым потоком яркая толпа. Город, выросший вопреки всему в самом центре сухой безжизненной пустыни, уже пробудился ото сна, и теперь его жители спешили на работу, спеша начать очередной день, похожий, как две капли воды, на тысячи дней минувших, уже ставших воспоминаниями. Никто не обращал внимания на потрепанный джип, уверенно двигавшийся к центру городка, и двух крепких мужчин, расположившихся на переднем сидении.

Угловатый «Форд» выделялся на фоне ярких, словно игрушки, лакированных малолитражек и сверкавших глянцем бортов новеньких кросоверов, но тот, кто сидел за рулем, послушно следовал всем правилам уличного движения, не вызывая недовольства других водителей и дорожной полиции. Коротко стриженый мужчина лет сорока с несколько скуластым, но все же приятным лицом, уверенно вел машину по улицам жившего обычной жизнью городка, и мало кто мог бы поверить, что он этим утром впервые оказался в Калм-тауне, а еще пару недель назад вообще не знал о его существовании.

Ближе к центру движение становилось все более оживленным, машины сливались в один могучий стальной поток, время от времени замиравший перед светофорами. В очередной раз «Форд» остановился на перекрестке, пропуская длинный ярко-желтый автобус, свернувший к двухэтажному аккуратному зданию, над входом в который висела большая вывеска «Муниципальная средняя школа». Водитель и пассажир внедорожника увидели, как из автобуса высыпала целая толпа детей и подростков, тащивших за плечами объемные ранцы, о чем-то громко разговаривавших, оживленно жестикулируя. Для этих детей начинался новый день, полный веселья, сюрпризов и приключений.

— Неужели нам придется убить их? — негромко произнес пассажир «Форда», взглянув на того, кто сидел на месте водителя. — Ведь это всего лишь дети! Кто мог отдать такой приказ?!

Этот человек,смуглый, с орлиным профилем, который лишь немного портил перебитый нос, был похож на латиноамериканца или, скорее, на индейца, хотя и весьма отдаленно. Никто из водителей встречных машин, видевших его, наверняка ни разу не слышал о таком месте на земле, далеко за океаном, как Кабардино-Балкария, уроженцем которой и был бывший офицер Воздушно-десантных войск России Заур Алханов, один из тех самых «голубых беретов», которыми инструкторы пугали американских солдат.

— У нас есть приказ, — флегматично бросил развалившийся на заднем сидении третий пассажир, Керим Тохтырбеков, лениво вертевший головой по сторонам, прищурив и без того узкие щелочки раскосых азиатских глаз. — А мы — солдаты, и сейчас идет война, а солдат знает, что на войне приказы нужно не обсуждать, а выполнять. Все эти люди — наши враги, а наш долг уничтожить их как можно больше. Для этого мы здесь. Вспомни, не мы напали на них, это их «томагавки» и бомбы стирают с лица земли наши города. Мы лишь наносим ответный удар. Ради этого погиб весь экипаж «Усть-Камчатска», ценой своих жизней доставивший нас сюда, и сейчас где-то на другом краю земли гибнут каждую минуту десятками, сотнями наши братья, те, кто не сложил оружие, кто верит, что мы сможем выполнить свою задачу, брат. Их мы не вправе подвести, ни мертвых, ни живых! Превратим все в пепел, отомстим, так будет справедливо!

— Но ведь это дети, женщины! Гражданские! Это будет не война, а убийство!

Заур Алханов обернулся, провожая взглядом остановившийся у тротуара автомобиль, возле которого переминался с ноги на ногу хмурый, насупленный мальчишка лет четырнадцати, терпеливо ожидая, пока его мать даст последние наставления младшей сестренке, часто кивавшей в ответ на скороговорку уже начинавшей опаздывать на работу женщины, едва успевшей довезти детей до школы. Для них троих, как и для тысяч остальных жителей маленького американского городка, это был обычный день, полный привычных забот и суеты. И лишь те, кто удобно устроился в салоне «эксплорера», знали, что для тысяч суетившихся вокруг людей этот день мог стать последним. Сегодня именно им, прибывшим из далекой России, пересекшим смертельно опасный океан, было дано право вершить суд.

— Солдат воюет с солдатами, это честно, — упрямо помотал головой Алханов, напряженный взгляд которого скользил по яркой толпе. — Это честно, правильно. Но если мы будем убивать беззащитный «мирняк», чем мы отличаемся от самих американцев?!

Сидевший за баранкой Тарас Беркут, до этого не принимавший разговора, пристально наблюдая за катившим в общем потоке, метрах в пятидесяти впереди, обшарпанным микроавтобусом «Форд», искоса взглянул на Алханова, процедив сквозь зубы:

— Ты прав, боец, идет война, но в этой войне нет военных и гражданских. Одни нажимают на курок, убивая наших братьев, но другие явно или молча одобряют это убийство. Все эти люди, кого ты так жалеешь, покорно согласились с политикой своего президента, которого сами же и выбирали. Они готовы встречать «груз двести» из-за океана, значит, они одобряют войну, что ведется против нас чужими руками. Я тоже пожалел бы это стадо, выйди оно на улицы, устрой протесты перед Белым Домом. Пусть это ничего не изменило бы, и оккупация России продолжилась, с обожаемого тобой «мирняка» вина была бы снята, пускай и отчасти. Но они молчат, их все устраивает. А то, что убивают не они сами, так ведь это же американцы, они привыкли все делать чужими руками. И за это, за свою алчность, лицемерие, заслуживают наказания!

— Значит, товарищ полковник, мы просто нажмем на кнопку, и несколько тысяч человек умрут в один миг?

— Если объявляешь кому-то войну, будь готов к поражению и к тому, что враг явится на твою землю. А если не хочешь этого — живи в мире со всеми. Мы проделали весь этот путь для того, чтобы научить зажравшуюся мразь этой простой истине, и сделаем это. Не для того погибли наши моряки, ушедшие на дно, не для того мы вот уже который день петляем, как зайцы, по чужой земле, где каждый встречный — наш враг, каким-то чудом опережая наших преследователей на полшага. Я не верю, что нам слишком долго будет сопутствовать удача, потому мы должны исполнить приказ здесь и сейчас!

— Но почему именно это место?

Беркут усмехнулся:

— Все просто. В городке Калм-Таун, штат Аризона, шестьдесят один год тому назад родился некто Джозеф Мердок, сделавший потом неплохую карьеру в политике.

Поток машин впереди поредел, по мере приближения к границе города, и микроавтобус «Форд» ускорился. Тарас Беркут тоже надавил на газ, и стройные ряды частных домов, та самая «одноэтажная Америка», остались позади, а впереди раскинулась пустыня, вздыбившаяся неровными «складками» барханов, над которыми возвышались потрескавшиеся скалы. Солнце стояло достаточно высоко, воздух уже прилично прогрелся, и над полосой асфальта колыхалось марево. Внедорожник, возвышаясь на широких колесах с рубчатыми «вездеходными» покрышками, ходко шел по отличному шоссе, не отставая от фургона больше, чем на две сотни метров, так что микроавтобус всегда оставался в поле зрения Тараса Беркута и его людей.

Заур Алханов потянулся к панели магнитолы, включив радио, и салон «эксплорера» наполнился голосами:

— В Саудовской Аравии продолжаются бои между правительственными войсками и террористами, которых поддерживают отряды ваххабитов. Подтвердилась информация о гибели короля, хотя причины его смерти остаются неизвестны. Атакованы нефтепромыслы и нефтяные терминалы на побережье Красного моря. Президент Соединенных Штатов выступил с заявлением, сказав, что направляет в Саудовскую Аравию войска для обеспечения безопасности американских граждан, оказавшихся на территории этой страны. Группировка военных кораблей в Персидском заливе будет усилена авианосной эскадрой во главе с атомным авианосцем «Нимиц». Старейший американский авианосец, находящийся в строю, вновь встанет на защиту национальных интересов нашей страны, став гарантом безопасного судоходства на одной из самых оживленных судоходных трасс.

— Дерьмо! — Алханов усмехнулся. — Защита американских граждан! Да нефти они боятся лишиться, жадные ублюдки! Интересно, хоть краснеют, когда вот так врут на всю страну?

— Не важно, — буркнул Беркут, вцепившийся в руль. — Пусть говорят, все, что взбредет в голову. Нам эта суета только на руку. Больше внимания всяким арабам — меньше нам, и это хорошо. Я не боюсь умереть, выполняя приказ, но все-таки очень хочется выжить и отпраздновать нашу победу вместе с вами.

Тем временем безымянный диктор неизвестной радиостанции продолжал скороговоркой читать новости:

— Завершена спасательная операция в Мексиканском заливе. Представители Береговой охраны сообщили, что найдены тела трехсот восемнадцати рабочих, погибших при авариях на нефтяных платформах. Еще семьдесят шесть человек остаются в списках без вести пропавших. Руководство нефтяных компаний заявляет, что возобновить добычу нефти удастся в течение ближайших трех-четырех месяцев, но сперва следует устранить экологический ущерб от катастрофы, в результате которой в воды Мексиканского залива вылилось несколько тысяч тонн нефти. Министерство энергетики призывает граждан не поддаваться панике и не верить слухам о дефиците топлива. Снижение импорта нефти из Мексиканского залива и с Ближнего Востока полностью покрывается запасами Стратегического нефтяного резерва и никакой энергетический кризис в ближайшие месяцы Америке не грозит. На этом у нас все новости, а теперь предлагаю послушать музыку, старый добрый рок-н-ролл!

Микроавтобус впереди мигнул стоп-сигналом, а затем свернул к видневшейся в стороне автозаправке, возле которой приткнулось какое-то кафе или магазинчик. «Форд» пристроился в конец внушительной очереди, какую трудно было ожидать увидеть в сердце безжизненной пустыни. Возле добрых полутора десятков разномастных авто, вытянувшихся пестрой лентой, переминались с ноги на ногу водители и пассажиры. Вдалеке мелькала ярко-оранжевая роба работника заправки, сновавшего между машинами со шлангом в руках. Массивный пикап, в кабине которого сидели трое парней в клетчатых рубахах и широкополых «стетсонах», уткнулся в задний бампер микроавтобуса, за рулем которого сидел четвертый боец русской диверсионной группы, прапорщик морской пехоты Илья Карпенко, безопасность которого, а, главное, перевозимого в фургоне его «форда» груза была главной и единственной заботой трех других партизан во главе с самим Тарасом Беркутом.

Бывший майор спецназа притормозил, пропуская вперед юркую малолитражку-«японца», округлую, аккуратную, похожую на здорово прибавившую в размерах божью коровку, правда, металлическую и нетипичного для этих насекомых нежно-розового цвета. Водительская дверца открылась, и на асфальт сперва ступила пара стройных женских ножек, а затем появилась и сама автовладелица. Стройная блондинка в джинсовых шортах и белоснежной рубашке, завязанной узлом на загорелом животе, потрепала по растрепанной челке высунувшуюся вслед за ней девчушку, на вид лет семи, а затем, пританцовывая, двинулась к стеклянному «кубу» придорожного заведения.

— Ничего себе, — проводивший девушку взглядом Заур Алханов присвистнул, наткнувшись на большой плакат-ценник у обочины. — Шесть «баксов» за галлон Максимальная розничная цена бензина в США по состоянию на март 2014 года $3,5 за галлон! Похоже, кое-кто все же поддался панике!

Беркут пожал плечами:

— Американцам свойственно все преувеличивать. В их подземных хранилищах нефти за полвека накоплено столько, что хватит на год при условии полного прекращения поставок из-за границы, но об этом говорят вскользь, а вот о том, сколько нефти добывалось на взорванных платформах, кричат во все горло. И обыватель, приученный фильмами-катастрофами, верит, что близится конец света ну или, по меньшей мере, возвращение в каменный век. И бежит скупать бензин на ближайшей заправке, пока он не закончился. А предприимчивые дельцы, лучше других представляющие истинную картину, просто не упускают возможности нажиться на перепуганном быдле.

Очередь двигалась медленно, но, наконец, и микроавтобус «Форд» поравнялся с колонкой. Работник заправки сунул «пистолет» в бак, побежав дальше вдоль вереницы автомобилей. Тарас Беркут, глянув в зеркало заднего вида, пробормотал напряженно:

— Патрульная машина. Мне это не нравится!

«Шевроле»-седан с разноцветными полосами на бортах и «люстрой» на крыше послушно пристроился в хвост очереди. Было видно, большой темнокожий парень в униформе, сидевший за рулем, смахивает широкой ладонью пот со лба, одновременно обмахиваясь шляпой, которую державл другой рукой.

— Местный шериф, — хмыкнул Тохтырбеков. — Если по нашу душу, то как-то даже обидно! А вот та компания и впрямь настораживает!

Бывший старший лейтенант Внутренних Войск указал на побитый микроавтобус, разрисованный граффити, который буквально дрожал от громкой музыки, звучавшей из салона. На первом сидении можно было рассмотреть двоих лохматых «латиносов», подпрыгивавших в такт гитарным аккордам.

— Какая-то шпана, — пожал плечами командир, и одновременно все трое коснулись укрытого на теле оружия.

Пробежавший мимо работник, мальчишка в мешковатой куртке и широченных штанах, крикнул в открытое окно:

— По десять галлонов в бак! Никаких канистр!

— Ого! — Алханов присвистнул, провожая понимающим взглядом пацана, сновавшего между машинами, на лицах владельцев которых появлялось испуганное выражение. — Неладно что-то в королевстве датском!

— Задергались, буржуи! — подхватил Тохтырбеков. — Если бы они знали, что будет дальше!

— Разговорчики, бойцы! Держать обзор триста шестьдесят градусов, смотреть в оба!

Уже несколько минут Тараса Беркута не покидало чувство тревоги, причину которого офицер спецназа никак не мог сформулировать четко. Но минут бежали, и ничего непредвиденного не происходило. «Форд» Карпенко уже заправился, настала очередь пикапа, маячившего перед «эксплорером» партизан, но когда водила-ковбой направил свой машину к колонке, в крохотную реешь в очереди брешь нахально ввинтился разрисованный фургон с латиносами.

Распахнулась дверца, и из пикапа выбрался наружу плечистый парень в широкополой шляпе, потертых джинсах и высоких сапогах со шпорами. Неторопливо подойдя к микроавтобусу, он крикнул, растягивая слова:

— Эй, брат, ты что? Стань в очередь, дождись! Бензина всем хватит!

Выскочивший из фургона латинос, низкорослый живчик, обнаженный по пояс, весь покрытый татуировками, мотнул головой, так что затрясся стянутый на затылке короткий хвостик:

— Брат? Какой я тебе брат, Gringo? Cabron!

Мексиканец ощерился, как взбесившаяся собака, а затем стремительным движением выхватил засунутый сзади за широкий ремень «Кольт», и, тукнув ствол пистолета в грудь ковбоя, трижды подряд нажал на спуск. Первая пуля сорок пятого калибра отбросила парня в «стетсоне» назад на пару шагов, удар второй свалил того с ноги, и третий кусок свинца впился в уже умирающее тело.

Следующие события произошли почти одновременно. Взревел двигатель «Форда», когда Илья Карпенко ударил «по газам», и микроавтобус под визг покрышек сорвался с места, выруливая на шоссе. А из фермерского пикапа выпрыгнули двое, как близнецы похожие на убитого, распластавшегося на асфальте в луже собственной крови. Один из них вскинул длинноствольный револьвер «Кольт-Миротворец», реплику легендарного оружия покорителей Дикого Запада, а второй держал наперевес винтовку с рычажным затвором «Сэведж-99». Граненый ствол ее был нацелен точно на фургон «латиносов».

Все трое, мексиканец и ковбои, открыли огонь одновременно. Парень с револьвером отлетел назад, врезавшись спиной на борт собственного пикапа. Выронив оружие, он зажал рану в груди, из которой струей хлестнула кровь. Но упал на землю и «латинос», в грудь и живот которого угодило не меньше трех винтовочных пуль калибра.308 Винчестер, прошивших его насквозь. В этот момент где-то позади коротко рявкнула «сирена», и мимо машин, в которых скрылись испуганные пассажиры, пробежал плотный мужик в полицейской форме, потемневшей от пота, и огромных, в пол-лица, солнцезащитных очках.

Шериф, на бегу вытаскивая из открытой кобуры полуавтоматический девятимиллиметровый «Смит-Вессон», как раз поравнялся с разрисованным фургоном, когда дверцы того распахнулись, и из душного, наполненного табачным, и, скорее всего, не только табачным дымом нутра выскочили двое мексиканцев. Один из них, рослый, с бритым до зеркального блеска черепом и курчавой короткой бородкой, вскинул громадный «Дезерт Игл», всадив в грудь только округлившему глаза от удивления полицейскому две пули калибра.44 Магнум, ударившие шерифа, точно кувалда, так что тот отлетел назад, растянувшись на асфальте.

Второй мексиканец, с длинными засаленными волосами, и усами подковой, держал в руках автомат АКМ с кривой рукояткой на цевье и с барабанным магазином-«банкой» от пулемета РПК на семьдесят пять патронов. Вскинув оружие, он визгливо закричал:

— Гребаные gringo! Pendeho!

Первая очередь стегнула свинцовой струей по стеклянной витрине придорожной закусочной, из которой как раз выходила женщина, лишь несколько минут назад припарковавшая розовую малолитражку на заправке. Несколько пуль калибра 7,62 миллиметра ударили ее в грудь и живот, и по белоснежной блузке начали расползаться багровые пятна. Женщина повалилась на кучу битого стекла, захрустевшего под ее весом, а из машины раздался тоненький крик. Девочка, увидевшая, как оседает на грязный асфальт ее мама, с криком выскочила из салона, заставив Беркута вздрогнуть и чертыхнуться от досады.

Третий и последний оставшийся в живых из ковбоев, успевший отскочить под прикрытие своего пикапа, высунулся над бортом. Быстро передергивая рычаг своего «сэведжа», он выпустил остатки магазина по мексиканцам. Тяжелые пули с громким лязгом ударили в борт, заставив «латиносов» отступить, а американец, отбросив в сторону оружие, кинулся вслед за девчонкой. В два прыжка он ее догнал, подхватив на руки, и в этот миг его спину наискось прочеркнула автоматная очередь. Ковбой, захлебываясь хлынувшей горлом кровью, повалимся на землю, собой накрыв кричавшую от страха на одной ноте девочку.

— К черту, — Заур Алханов передернул затвор «беретты», решительно взявшись за ручку дверцы. — Я пошел!

— Отставить, — рявкнул Беркут. — Мы не можем обнаружить себя!

— Сможешь потом спокойно жить, вспоминая, как у тебя на глазах какие-то выродки убили целую семью, просто так, между делом?!

— Нам жить осталось считанные часы, боец! Не успеет совесть замучить! Сидеть, твою мать!

Выругавшись, Алханов выскользнул из салона «эксплорера», и, вскинув пистолет, открыл беглый огонь с фланга по палившим во все стороны без разбора мексиканцам. Один из них, поймав своим телом не менее пяти девятимиллиметровых пуль, упал, как подкошенный, выронив массивный, страшный даже с виду «Дезерт Игл» со вставшим на задержку затвором. Второй, отстреливаясь из АКМ с «бесконечным» магазином, попятился.

— Дерьмо! — Вытащив из-под одежды «Глок-17», Беркут спрыгнул на асфальт. — Керим, забери девчонку! Я помогу женщине! Заур, огневое прикрытие!

Диверсанты, пригнувшись, бросились через дорогу, слыша за спиной частые пистолетные выстрелы. Тохтырбеков одним рывком отбросил тело ковбоя, и, подхватив подмышку невесомое детское тельце, отпрыгнул обратно к машине, открыв огонь по не унимавшемуся «латиносу». А Тарас Беркут, тоже стреляя на ходу в белый свет, как в копеечку, лишь бы заставить продолжавшего молотить длинными очередями мексиканца укрыться, метнулся дальше. Добежав до лежавшей на асфальте лицом вверх женщины, спецназовец вытащил из кармана перевязочный пакет.

— Гадство! — Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько плохо дело. — Держись! Дыши, твою мать!

Зубами разорвав обертку, Беркут накрыл тампоном сочившуюся кровью рану на животе, торопливо накладывая повязку. Женщина еще была жива, ее грудь вздымалась, нервно, дергано, но глаза уже закатились, а тело безвольно обмякло. Еще один индпакет, и еще, Беркут действовал на автомате, так, как делал это в кавказских горах, когда его группа попала в устроенную арабскими наемниками засаду, и пришлось шесть километров по горам, под огнем преследовавшего врага тащить на себе умиравшего радиста, пока не наладилась погода и не подоспели вертушки, вытащившие всех, кто остался к той секунде в живых, покрошив заодно «духов» в мелкий фарш. Наконец, кровь перестала хлестать ручьем, хотя свежие повязки и набухли от напитавшей их влаги.

— Командир, уходим! — Алханов, сжимая в правой руке пистолет, подскочил к Беркуту, дернув того за плечо. — Живее!

Трое партизан прыгнули в «эксплорер», каким-то чудом совершенно не пострадавший в короткой, но ожесточенной перестрелке. Взревел мощный движок, и внедорожник сорвался с места, взвизгнув покрышками и вылетев на шоссе. Удалившись на несколько сотен метров от места боя, Беркут увидел приткнувшийся на обочине фургон — Илья Карпенко благоразумно решил не отъезжать слишком далеко, дождавшись товарищей. Пропустив «эксплорер» вперед, он тоже тронулся с места, пристраиваясь сзади, достаточно близко, чтоб оставаться в поле зрения прикрывавших его партизан. Небольшая колонна успела проехать две с лишним мили, прежде чем навстречу попалась целая вереница полицейских машин, следом за которыми мчались белоснежные фургоны «скорой помощи».

— Мы засветились, — мрачно процедил сквозь зубы Тарас Беркут, глядя в зеркало заднего вида на исчезающие в висевшем над горизонтом мареве машины и слыша в отдалении многоголосое завывание их «сирен». — Теперь нас будут искать, землю станут носом рыть!

— Лучше было просто смыться, позволив этим ублюдкам перебить побольше народу?

Беркут перевел взгляд на Алханова, скривившись в досадливой гримасе:

— Ты сам знаешь, что, да, так было бы лучше! Им все равно остается жить считанные часы! Мы не спецназ, а дерьмо, раз позволили себе такое! Ничто не должно ставить под угрозу выполнение основной задачи, мать ее!

Все трое замолчали, понемногу успокаиваясь после суматошного боя в сердце аризонской пустыни, а затем Керим Тохтырбеков спросил командира:

— Теперь куда двинем? Обратно в город?

— Нет, черт возьми! — Беркут хлопнул ладонями по «баранке». — Все верно, я солдат, а не палач! Нельзя убивать гражданских, иначе мы будем уже не партизанами, а террористами, обычными убийцами, каких принято вешать или ставить к стенке без разговоров. Мы уничтожали таких в чеченских горах не для того, чтобы самим замарать руки в крови обычных людей. Найдем более достойную цель!

Колонна, состоявшая всего из двух машин, промчалась по рассекавшему пустыню шоссе. Большой щит, возвышавшийся на обочине, сообщил диверсантам о том, что они уже колесят по территории штата Нью-Мексико. В прочем, пейзаж за окном оставался неизменным, все та же красновато-бурая пустыня, да на самом горизонте возвышались какие-то скалы, редкие и кривые, точно остатки зубов во рту древнего старика. А солнце, ослепительно сиявшее на безоблачном небе, превращало эту сухую равнину в подобие сковородки, и партизаны не раз успели добрым словом помянуть собственную предусмотрительность, порадовавшись, что взяли машины с кондиционерами.

Оставляя позади милю за милей, проезжая без остановки небольшие городки, похожие один на другой, точно качественные копии, колонна уверенно двигалась на восток. Сверкающий расплавленным золотом шар солнца медленно скатился к горизонту, и день сменился сумерками, а небо из тускло-бирюзового стало насыщенно-фиолетовым, с яркими искрами звезд, порой скрывавшимися за пеленой надвинувшихся откуда-то с юга, со стороны мексиканской границы плотных облаков. Но дорога оставалась по-прежнему пустынной, лишь изредка навстречу попадались легковушки, да пару раз с ревом и грохотом промчались бензовозы-«восемнадцатиколесники». И когда над автострадой наискось на малой высоте, так, что можно было рассмотреть за отбрасывающими блики блистерами головы пилотом, промчалась пара вертолетов UH-60 «Блэк Хок», Заур Алханов, сменивший за рулем своего командира, отдыхавшего на заднем сидении, выругался, крутанув баранку так, что «Форд» едва не улетел в придорожный кювет. А сам Тарас Беркут, проводив геликоптеры, умчавшиеся к горизонту, довольным взглядом, решительно приказал:

— Сворачиваем с дороги. Мы у цели!

Поднимая клубы песчаной пыли, порой совершенно перекрывавшей обзор, внедорожник съехал с дорожного полотна на грунт, и Карпенко, следовавший позади, метрах в ста, хотя и удивившись, в точности повторил маневр. Перевалившись через гребень каменистого холма, не имевшего ничего общего с настоящими пустынными барханами, машина затормозили. Тарас Беркут, выпрыгнув из прохлады салона, окунулся в поток раскаленного воздуха. Чувствуя, как рубашка набухает от мгновенно выступившего пота, он двинулся к микроавтобусу, жестом приказав остававшемуся в кабине Карпенко выбираться наружу. Бывший прапорщик морской пехоты, с наслаждением расправив плечи и потянувшись, взглянул на командира, произнеся одно единственное слово:

— Здесь?

— Здесь! — согласно кивнул Беркут, рывком распахивая дверцы фургона. — Нам удалось обвести вокруг пальца военную машину американцев, преодолев Тихий океан, мы оставили позади половину территории Америки, преодолев больше тысячи километров по враждебной земле, выскользнув из кольца облавы на суше. Пришел час сделать то, ради чего мы пришли сюда!

Большой пластиковый ящик с полустершейся маркировкой, выведенной по трафарету, был единственным грузом микроавтобуса. Сняв крышку, Тарас Беркут с нежностью коснулся теплого бока обнажившегося металлического кожуха. За многие дни, проведенные рядом со смертоносным устройством, под свинцовым корпусом которого дремала чудовищная мощь, слепая и неумолимо смертоносная, офицер спецназа перестал испытывать страх, проникшись каким-то священным почтением к тому оружию, самому мощному и разрушительному из существующего, что было доверено ему и его людям.

Трое спецназовцев, держа руки на рукоятях оружия, встали по периметру, глядя по сторонам и не забывая посматривать в небо, пока их командир, отделив панель защитного кожуха, торопливо вводил заученный наизусть код, пробуждая электронный взрыватель. Еще несколько касаний клавишей, и на небольшом табло, вздувшемся на гладком боку лежавшего в полумраке грузового салона устройства, вспыхнули изумрудные цифры «30:00». Мигнув, они сменились на «29:59».

— Готово! — Выбравшись из фургона и захлопнув за собой дверцы, Беркут окликнул своих бойцов. — Убираемся отсюда!

Все четверо, все так же опасливо поглядывая вверх, сели в «эксплорер». Работавший вхолостую мощный двигатель уверенно зарычал, и внедорожник, развернувшись почти на месте, по-танковому, снова перевалился через невысокий холм, направляясь к ленте дороги. Когда под колесами снова зашуршал асфальт, гладкий, точно зеркало, Заур Алханов придавил педаль газа, разгоняя машину до максимума и уже не опасаясь попасться на глаза дорожному патрулю. Над пустыней уже сгустилась ночь — в южных широтах, пусть это и были далеко не тропики, смеркается быстро. Вдруг небо на западе озарила ярчайшая вспышка, рассеявшая тьму, и на несколько секунд все стало видно, будто ясным днем, и земля под колесами летевшей по пустому шоссе стальной стрелой машины вздрогнула, будто от удара. А еще через миг мир вновь погрузился во мрак.

Беспилотный разведчик MQ-1 «Предейтор» оторвался от покрытия взлетной полосы, быстро набирая высоту и растворяясь в ночной темноте. Стапятисильный бензиновый двигатель «Rotax-914» тянул его все выше и выше, под облака, в эту ночь серой пеленой затянувшие небо над базой ВВС США Холломэн и большей частью штата Нью-Мексико.

— Набрали высоту восемь тысяч футов, — произнес один из находившихся в наземном центре управления операторов, контролировавших полет беспилотника. — Стажер, принимай управление. Покажи, чего стоишь. Включить автопилот и бортовую камеру!

— Есть, сэр!

Второй оператор коснулся приборной панели, и беспилотный самолет, находившийся уже в нескольких милях, выполнил плавный разворот, ложась на курс, заложенный в его бортовой компьютер перед вылетом. Благодаря навигационной системе GPS «Предейтор» мог выполнять полет по заданному маршруту без вмешательства операторов, большую часть времени остававшихся простыми наблюдателями. Вот и сейчас оба они уставились на экраны, где только что появилась «картинка» с бортовой многоспектральной камеры AN/AAS-52, сейчас работавшей в инфракрасном режиме. Благодаря ей, а также бортовому радару, MQ-1 был одинаково эффективен при ведении разведки как днем, так и ночью. И сейчас двум операторам, для которых «полет» превратился в подобие компьютерной видеоигры, оставалось лишь созерцать панораму ночной пустыни.

Беспилотник описал почти полный круг, геометрическим центром которого и являлась авиабаза, когда один из операторов указал пальцем на монитор:

— Это что за хлам? Какая-то машина в квадрате Браво-три!

— Подростки сбежали от родителей и развлекаются, пока их не отыщут, — многозначительно усмехнулся напарник, должно быть, вспомнивший собственную юность, но первый оператор был непреклонен:

— Они слишком близко. Нужно направить охрану, пусть проверят, кто там.

— Да там, похоже, вообще никого нет. Кто-то бросил фургон посреди пустыни!

Операторы переглянулись, одновременно пожав плечами. Но все же оставленный неизвестно кем и для чего автомобиль посреди пустыни не был мелочью, от которой могли отмахнуться люди, повидавшие, пусть и с высоты птичьего полета, Ирак и Афганистан, и представлявшие, какую опасность может нести брошенная машина, в которой вполне хватит места для нескольких сот фунтов взрывчатки. И хотя устраивать взрыв среди песков и скал было бы глупо, они передали координаты, и через несколько минут два «Хамви» с вооруженными до зубов солдатами умчались в ночь, разрывая опустившуюся на окрестности тишину ревом моторов.

Угловатые, казавшиеся тяжеловесными и громоздкими из-за плит навесной брони внедорожники, подпрыгивая на барханах, мчались напрямик, и командир отделения, сидевший рядом с водителем в головной машине, увидел в свете фар силуэт фургона, наполовину скрытого песчаном гребнем.

— Вон он! — Сержант указал рукой водителю, приказав: — Возьми правее!

В тот момент, когда «Хамви» находились футах в трехстах от неприметного фургона «Форд», Дуглас Уэйн, которого уже полночи терзала бессонница, вышел на веранду своего ранчо, подставив морщинистое лицо прохладному ветерку. Плеснув в бокал виски, и бросив туда пару кубиков льда, он сделал глоток, катая напиток во рту. С неба раздался мерный гул, и фермер, задрав голову, увидел черный крестообразный силуэт медленно ползущего по небу транспортного самолета. На концах этого креста размеренно вспыхивали и снова гасли аэронавигационные огни, будто причудливое созвездие. Соседство с военной базой порой доставляло неудобства, но проживший здесь всю сознательную жизнь Уэйн не желал оставлять землю предков только потому, что порой за окном среди ночи раздается гул турбин взлетающего или заходящего на посадку самолета.

Тем временем оба «Хамви» остановились всего в четырех десятках футов от микроавтобуса. Стволы турельных пулеметов «браунинг» нацелились на бесхозный автомобиль, и пальцы стрелков замерли на гашетках. Одно движение — и поток тяжелых пуль пятидесятого калибра разрубит на части машину, без труда пронзая тонкие борта из автомобильной жести, способной защитить находящихся внутри, разве что, от солнечных лучей и порывов ветра. Остальные солдаты, уверенные, что оставшиеся за пулеметами товарищи прикроют их от любой опасности, выстроились цепью, и, направив на микроавтобус стволы карабинов, медленно двинулись вперед, и за всеми их маневрами из поднебесья продолжал следить ставший практически невидимым «предейтор», нарезавший круги над пустыней.

В ту секунду, когда Дуглас Уэйн сделал еще глоток виски, а один из солдат взялся за ручку задней дверцы, на таймере в фургоне «Форда» вспыхнули ярко-зеленые цифры «00:00». Детонаторы сработали с точностью до тысячной доли секунды, толкая навстречу друг другу полусферы из плутония-239, закрепленные в противоположных концах цилиндрического корпуса ядерного боеприпаса «пушечного» типа. При столкновении плотность ядерной взрывчатки возросла многократно против обычных показателей, и внутриатомные связи начали рваться, высвобождая поток нейтронов, начавших стремительную цепную реакцию, разрушая все новые и новые атомы, и энергия, связывавшая их воедино, высвободилась.

Солдаты, выстроившиеся живым кольцом, в центре которого и находился фургон, умерли мгновенно. Когда температура в эпицентре взрыва мгновенно достигла восьми тысяч градусов по Цельсию, их тела рассыпались невесомым пеплом, а металл корпусов «Хамви» потек, словно воск, вздуваясь пузырями. Светящаяся полусфера поднялась над барханами, и ночь на несколько мгновений сменилась ясным днем. Дуглас Уэйн, смотревший точно на эту ослепительную вспышку, вскрикнул, вскидывая ладони к глазам, когда их пронзила острая боль. А через несколько секунд на ранчо обрушилась ударная волна, подобная порыву сильного ветра. Этого хватило, чтобы проснулась жена фермера. Когда она, испуганная тряской и грохотом листов шифера, срываемых с кровли, выскочила на крыльцо, то увидела вопящего от боли мужа, катавшегося по полу. Из-под плотно прижатых к лицу пальцев сочились струйки крови.

Взлетевший с авиабазы Холломэн десятью минутами ранее самолет-заправщик КС-135R «Стратотанкер» успел к этому моменту набрать высоту почти пять тысяч футов, и яркая вспышка на земле лишь на миг ослепила его пилотов. А когда их глаза адаптировались к свету, кабину наполнил визг аварийно сигнализации и тревожно-красное мерцание.

— Дьявол! — командир экипажа растерянно уставился на приборную панель. — Отказ всех систем! Остановка двигателей! Мы падаем!

«Воздушный танкер» поднялся в небо с полной нагрузкой. В его баках плескалось тридцать семь тонн легковоспламеняющегося авиационного топлива, которое экипаж должен был передать выполнявшим учебный полет истребителям F-22 «Раптор» в окрестностях авиабазы Неллис в Неваде. Электромагнитный импульс, которым сопровождался ядерный взрыв, мгновенно вывел из строя всю бортовую электронику, сжигая нежные микросхемы, и самолет, превратившись в стасорокатонный кусок мертвого металла с запертыми внутри пятью членами экипажа, начал стремительно снижаться.

— Казармы! — второй пилот закричал, увидев проступившие во тьме очертания строений. Их КС-135 быстро падал прямо на военный городок. — О, Господи!

Оба летчика вцепились в рычаги штурвалов, пытаясь изменить курс, и им это почти удалось. С грохотом «Стратотанкер» ударился о землю, превращаясь в подобие авиабомбы чудовищной мощности. Носовую часть фюзеляжа вместе с летчиками смяло гармошкой, перемешивая металл и человеческую плоть, а тонны хлынувшего наружу горючего мгновенно вспыхнули, накрывая огненной волной ближайшие строения.

Джозеф Мердок вскочил на своей постели, услышав, как с грохотом распахиваются двери президентской спальни. Помещение наполнилось шумом, возбужденными голосами, топотом тяжелых ботинок и лязгом металла. Агент Секретной службы, плечистый блондин с габаритами борца-тяжеловеса и ростом баскетболиста высшей лиги, склонился над осоловело моргавшим спросонья главой государства:

— Сэр, идемте с нами, живее! Чрезвычайная ситуация! Вам нужно немедленно покинуть Белый Дом!

Его подхватили под обе руки, поставили на ноги, сунули в руки смятую в комок одежду, и кто-то громко произнес в самое ухо, обдав щеку президента горячим дыханием:

— Быстрее, сэр! Нельзя терять ни минуты!

Чувствуя, как подрагивают руки, Джозеф Мердок, почти не замечая суетившихся вокруг агентов в штатском, натянул на ставшие ватными и предательски подгибавшиеся ноги брюки, кое-как застегнул рубашку, и тотчас двое громил, каждый на голову выше самого президента, подхватили своего принципала, стиснув его с обеих сторон своими могучими телами. Другой телохранитель, сжимавший в широкой ладони большой черный пистолет, узнать модель президент не смог, поднес ко рту компактную рацию, произнеся:

— Всем готовность! Выходим! Прикрывать «Первого»!

Вокруг главы американского государства сомкнулись живым кольцом полдюжины телохранителей, направив наружу стволы оружия. Еще несколько агентов шли впереди, топоча тяжелыми армейскими ботинками-«коркоранами» по пустым в ночной час коридорам, держа наизготовку карабины М4, а в арьергарде двигались морские пехотинцы в парадной униформе. Общее напряжение ощущалось буквально кожей. Пальцы, замершие на спусковых крючках заряженного и готового к бою оружия, сводило нервной судорогой. Телохранители, собой заслонявшие не на шутку перепуганного и растерянного до дрожи президента, были готовы открыть огонь в ответ на любой намек на угрозу, и счастье, что никто из обслуги президентской резиденции не попался на их пути по просторным коридорам Белого Дома, погруженным в сонную тишину. А затем, все также плотно смыкаясь плечами, агенты Секретной Службы, те, кому было оказано высокое доверие охранять и защищать самого главного человека в Соединенных Штатах, вышли на лужайку. А там уже раскручивали лопасти два окрашенных в приметные черно-белые цвета президентских VH-3D «Си Кинг». Двери в бортах винтокрылых ветеранов были приглашающее распахнуты, рядом стояли полицейские и люди из Секретной Службы, вооруженные до зубов, точно готовившиеся вступить в бой в любую секунду.

— Прошу, сэр, — один из телохранителей, отступив в сторону, указал на чернеющий тьмой проем люка. — Скорее, на борт!

Мердока толкнули в спину, и кто-то, невидимый в полумраке, ухватил президента за руки, буквально втащив в салон. И тотчас взвыли, выходя на максимальные обороты, турбины, отрывая вертолет от земной тверди. Пилоты, настоящие асы, заложили лихой вираж, удерживая свою машину в считанных десятках футов от земли, направляясь куда-то на юг. Уже понемногу приходящий в себя Джозеф Мердок, выглянув в широкий проем иллюминатора, с удивлением уставился на хищный силуэт ударного АН-64 «Апач», державшегося в сотне метров от «Си Кинга». Под короткими консолями боевого геликоптера были видны блоки неуправляемых реактивных снарядов.

— Что происходит? — Президент уставился на старшего из агентов Секретной Службы. — К чему такая спешка?

— Сэр, несколько минут назад в Нью-Мексико произошел ядерный взрыв. Вероятно, это русские. Есть вероятность, что они уже в Вашингтоне и могут атаковать Белый Дом. Мы направляемся на авиабазу Лэнгли, там вас уже ждет «борт номер один». Полагаю, на высоте пятидесяти тысяч футов вы будете в безопасности, господин президент!

Мердок почувствовал, как холодеет в груди, как сердце сбивается с привычного ритма, начиная отбивать настоящую чечетку. Слова «ядерный взрыв» метались в еще не пришедшем в себя мозгу, вытесняя из сознания все прочее, что приходило извне, ставшее вдруг до неприличия малозначимым. Тем временем «Апачи» эскорта отошли в стороны, а президентский «Си Кинг» пошел на снижение, заставив Джозефе Мердока вздрогнуть вновь, едва тот почувствовал, как пол кабины проваливается вниз, уходя из-под ног.

Недолгий полет завершился на просторном летном поле авиабазы, и глава государства послушно позволил офицерам Секретной Службы вытащить себя из комфортабельного салона вертолета, и буквально отнести на руках к громаде президентского VC-25, сверкающей громадой возвышавшегося в свете множества прожекторов. Они прошли сквозь кольцо охраны из экипированных уже по-боевому морских пехотинцев, поднявшись вверх по широкому трапу. Джозефа Мердока со всей возможной осторожностью опустили в мягкое удобное кресло, а сквозь обшивку уже проникал мощный гул набиравших обороты турбореактивных двигателей, способных разгонять трехсотсемидесятитонный «Боинг» до скорости звука.

— Сэр, взлетаем, — стюардесса в безупречно сидевшей на ее точеном теле униформе, чуть наклонилась над едва успевшим отдышаться президентом. — Пожалуйста, пристегнитесь!

Огромный самолет, быстро набирая скорость, промчался по взлетной полосе, и, наконец, оторвался от земли, нацеливаясь тупым носом на чернильно-черную чашу ночного неба, на котором загадочно перемигивались яркие звезды. Крылатая машина, с ощутимой натугой преодолевая силу земного тяготения, стремительно набирала высоту, пронзая один слой облаков за другим, а где-то в вышине уже ходили по кругу полдюжины истребителей F-22 «Раптор», почетный эскорт, призванный сделать полет президента Соединенных Штатов по-настоящему безопасным.

Находясь на борту огромного «боинга», изнутри казавшегося еще больше, чем при взгляде снаружи, было трудно подчас поверить, что ты действительно летишь в нескольких тысячах футов над землей. Пройдя в свой кабинет, президент Мердок, понемногу успокоившийся и пришедший в себя после бесцеремонной побудки, устроенной агентами Секретной Службы, и сейчас караулившими в соседнем салоне, вызвал по внутренней связи кабину пилотов:

— Командир, немедленно установить связь со всеми членами Совета Безопасности!

— Слушаюсь, сэр!

Президентский авиалайнер VC-25, известный публике также как «борт номер один», был примечателен не только салоном повышенной комфортности. Это был начиненный сверхсложной электроникой командный центр, из которого было возможно управлять целой страной прямо так, с заоблачных высот, не ступая на грешную землю. Вызов прошел по каналам спутниковой связи, достигнув одновременно нескольких точек на поверхности планеты, по большей части, находившихся в пределах континентальной части США. Этого вызова ждали многие, и потому откликнулись почти мгновенно. Глава государства, оставшийся в одиночестве в превращенном в конференц-зал кабинете, увидела на широкоугольных мониторах знакомые лица своих ближайших помощников — взволнованные, напуганные, но, большей частью, просто излучавшие растерянность и недоумение.

— Господа, кто-нибудь, доложите обстановку!

— Господин президент, в нескольких милях от базы ВВС Холломэн около часа назад произошел ядерный взрыв малой мощности, — произнес глава Объединенного комитета начальников штабов. Генерал Форстер выглядел помятым, едва проснувшимся, но уверенный тон на раз разрушал это впечатление. — Мощность взрыва в пределах трех тысяч тонн тринитротолуола. Никаких сомнений быть не может. Там уже действует команда специалистов радиационной защиты Национальной гвардии штата. Эпицентр взрыва обнаружен, взяты пробы грунта и воздуха, и вскоре мы сможем сказать, откуда именно была доставлена эта бомба.

— Это и так понятно, — отозвался с другого экрана Натан Бейл. — Русская подлодка, затопленная у берегов Калифорнии, все же успела высадить десант. Чертовы ублюдки смогли проникнуть сквозь все наши кордоны, и только волей Божьей им не удалось пробраться на территорию базы!

— Каковы разрушения? — требовательно спросил уже окончательно пришедший в себя президент, превратившийся из перепуганного до полусмерти немолодого уже мужчины в лидера величайшей державы на планете. — Потери?

— Взрыв не затронул территорию базы, но вторичные пожары, вызванные падением самолета-заправщика, уничтожили значительную часть сооружений. Пока в списках погибших — почти триста человек из состава ВВС и гражданских специалистов.

— Что ж, все гораздо лучше, чем стоило ожидать, — с облегчением выдохнул Джозеф Мердок.

— И именно это вызывает мое самое искренне беспокойство, сэр, — заметил Бейл. — Это больше похоже на демонстрацию, «предупредительный выстрел». У террористов всего три ядерных заряда, вернее, теперь уже всего два, и расходовать их с таким смехотворным результатом… — Советник покачал головой, выражая свои сомнения: — Нам просто дали понять, что игра идет всерьез.

— И чего ждать дальше, Натан?

— На электронные адреса всех правительственных структур несколько минут назад пришло письмо, в котором содержится требование вывести американские войска с территории России в течение сорока восьми часов, сэр. В противном случае не назвавшие себя авторы угрожают нанести ядерный удар по густонаселенным районам Америки. И теперь, полагаю, нетпричины сомневаться в том, что они свою угрозу исполнят, сэр!

— Проклятье! Уильям, ситуация находится полностью в юрисдикции вашего ведомства, вам и карты в руки. Что вы намерены предпринять?

Глава Министерства внутренней безопасности Уильям Голдсмит выглядел, как и генерал Форстер, да и сам президент, едва проснувшимся. Поднятый с постели своим помощником несколько минут назад, он задумался непозволительно долго, собираясь с мыслями. Ведомство, созданное после трагической даты одиннадцатого сентября для координации действий всех антитеррористических служб на территории США так и не было использовано в условиях реальной угрозы, воспринимаясь многими, как еще одна малопонятная контора, просто «съедающая» бюджетные средства, причем с завидным аппетитом.

— Прежде всего, нужно определить список потенциальных целей. Охрана военных объектов уже усилена до предела, в небе непрерывно находятся беспилотники, а часовые получили приказ стрелять на поражение. Но остается еще множество гражданских объектов, например, атомные электростанции, химические заводы, хранилища нефти и газа. Ядерный заряд даже малой мощности может сыграть роль запала. Все эти объекты нужно взять под усиленную охрану, а для этого потребуется объединить усилия местной полиции и ФБР. Кроме того, террористы могут просто подорвать «нюк» в центре какого-нибудь мегаполиса, поэтому все крупные города нужно взять в плотное кольцо, ввести пропускной режим, обыскивать автомобили, проверять документы. Для этого сил полиции недостаточно. Нужны еще люди. Необходимо мобилизовать Национальную гвардию. И, к тому же, настоятельно предлагаю ограничить воздушное движение над территорией страны, особенно в окрестностях крупных городов. В небо должны подниматься только рейсовые авиалайнеры, а частные самолеты и вертолеты пусть остаются на земле.

— Но это мгновенно породит панику по всей стране!

— А вот паники нужно избежать любой ценой, — возразил Натан Бейл. — Хаос — лучший помощник террористов. Дозирование информации, даже прямая ложь лучше, чем массовая истерика и неизбежные беспорядки перепуганных обывателей.

— Но ядерный взрыв, Натан, — развел руками президент Мердок. — Это уже не тайна!

Советник по безопасности с показным удивлением вскинул брови:

— Какой взрыв, господин президент? Да, на авиабазе произошла трагедия, не обошлось без человеческих жертв, это прискорбно, но это не катастрофа. А в сердце пустыни Нью-Мексико случилось слабое землетрясение, без каких-либо ощутимых последствий. Нет никаких террористов, никакой ядерной угрозы, сэр! Ну а усиление мер безопасности — не более чем очередные учения специальных служб, пусть и непривычно масштабные. Все мы, находясь на публике, должны придерживаться этой версии, излучая непоколебимое спокойствие, и тогда обыватель успокоится, а наши специалисты из разведслужб тем временем отыщут ублюдков, посмевших бросить вызов Америке, и без лишнего шума передавят их, не дав даже дернуться. И наша страна снова сможет спать спокойно!

— Думаю, сэр, информационные агентства не откажутся сотрудничать с нами, — согласился Уильям Голдсмит. — Крупнейшие медиа-корпорации проявят должную лояльность, предлагая тот вариант событий, который мы посчитаем наиболее удобным. Ну а независимые агентства и одиночек-правдолюбов мы просто не допустим до реальной информации. В конце концов, временное заключение в тюрьме, если это во имя национальной безопасности, тоже приемлемо.

Джозеф Мердок обхватил ладонями голову, испустив тяжкий вздох:

— Господи, никогда еще над нашей страной не нависала такая угроза, никогда в руки наших врагов не попадало оружие такой разрушительной мощи. Все потери, что уже понес наш народ в прошлом, могут оказаться пустяком по сравнению с тем, что может ожидать Америку в ближайшем будущем. Как сложен этот выбор! Вернуть наши войска домой, оставить Россию в покое — чтобы русские, зализав раны, нанесли ответный удар, пусть это случится даже через много лет. Или оставить все, как есть, довести начатое до конца, установить власть Соединенных Штатов над заснеженными просторами Сибири, во имя чего уже принесены в жертву тысячи американских жизней — и ждать, когда ядерное пламя поглотит наши города. Как я смогу объяснить американцам, во имя чего рискнул их жизнями, их сытой и спокойной жизнью, их уверенностью в завтрашнем дне? Почему именно мне суждено стать президентом, не сумевшим защитить доверивший мне власть народ?

— Сэр, нет причин для отчаяния, — мягко, но решительно произнес Натан Бейл, находившийся на самом деле в сотнях, если не тысячах миль. — Угроза есть, но масштабы ее не стоит преувеличивать. У нас прекрасные специалисты по антитеррору, полное техническое превосходство. Есть отработанные до мелочей сценарии и для подобных ситуаций, отработанные на учениях до автоматизма. Спецслужбы накроют страну частой сетью, и противник попадется в нее. Против нас — горстка русских фанатиков, лишенных какой-либо поддержки. Что они смогут? И даже если им удастся привести в действие свои бомбы, жертвы будут не столь многочисленными, зато после этого американский народ одобрит без колебаний любую вашу политику в отношении того, что осталось еще от России, сэр! Америка многое пережила за свою историю, и любые беды делают нас лишь сильнее, теснее сплачивая народ в своем стремлении обеспечить могущество страны, ее превосходство над остальным миром! Не стоит рвать душу, сэр, нужно действовать!

Президент США пристально посмотрел на советника по национальной безопасности, будто в поисках поддержки, а затем, переведя взгляд на главу Министерства внутренней безопасности,

— Делайте все, что нужно, Уильям, — решительно выдохнул президент Мердок, ребром ладони разрубив воздух. — Ваше ведомство было создано для подобной ситуации, так что пришло время показать, на что оно способно в деле. Вы получите все полномочья, все ресурсы! Вам будут подчиняться все спецслужбы страны до единого человека! Найдите террористов и убейте их всех, это мой приказ! Тот, кто посмел бросить вызов Америке, должен быть уничтожен без промедления!

Президентский самолет, сопровождаемый эскортом истребителей, неторопливо плыл над тускло светившимися в лучах лунного света облаками на запад, вглубь страны, туда, где под вздымавшимися к небесам горными пиками ждал надежный бункер, способный выдержать любой катаклизм. А в офисах специальных служб уже кипела бурная деятельность. В штаб-квартире ФБР в Вашингтоне полторы сотни заспанных агентов вяло рассаживались в помещении для брифингов под суровым и нетерпеливым взглядом шефа ведомства, взиравшего на своих помятых, небритых, беспрестанно зевавших подчиненных.

— Господа, попрошу внимания! — Директору Федерального бюро расследований не требовалось повышать голос, к его услугам была мощная акустическая система. — Господа, то, что вы сейчас услышите, не должно выйти за пределы этих стен. Наша страна сегодня столкнулась с угрозой ядерного шантажа. Захваченная террористами русская подлодка «Кило», уничтоженная у западного побережья США, выполнила свою миссию, доставив на территорию страны диверсантов, в распоряжении которых имеется ядерное оружие. И одно из устройств несколько часов назад было приведено в действие в центральной части штата Нью-Мексико.

По рядам разом взбодрившихся, будто попав по ледяной душ, агентов, прошел невнятный гул. Аарон Сайкс, с трудом подавив злую ухмылку, продолжил:

— Удар был нанесен по военно-воздушной базе. Есть жертвы. Террористы предъявили ультиматум — вывести американские войска из России. Нам дано сорок восемь часов для выполнения их требований, после чего на территории США произойдет еще два ядерных взрыва. Поэтому, господа, даю вам двадцать четыре часа для того, чтобы обнаружить и уничтожить террористов! Нашей стране, могуществу Америки, брошен вызов! Враг пытается нас запугать, но мы не должны поддаваться страху! Вам с этой минуты предоставлены самые широкие полномочия, вы можете делать все во имя национальной безопасности! Теперь к делу. Наша агентурная сеть бесполезна — террористы действуют автономно, у них нет здесь ни баз, ни пособников. Значит, все свое снаряжение, оружие они должны держать под рукой. Для этого нужен соответствующий транспорт. Поэтому обратите внимание на украденные, купленные, взятые в прокат в ближайшие несколько дней фургоны, минивэны, грузовики. Известно, что из русского ядерного арсенала были похищены три боеголовки, значит, мы имеем дело с тремя группами, каждая из которых, вероятно, нацелена на конкретный объект. И еще — мощность захваченных террористами боеголовок сравнительно мала, и им придется подбираться к своим целям вплотную, чтобы нанести значительный ущерб, поэтому нужно взять под пристальное наблюдение такие объекты. К нашим услугам все ресурсы полиции, при необходимости можно привлекать подразделения Национальной гвардии. ВВС предоставили нам свои разведывательные самолеты, АНБ обеспечит спутниковое наблюдение и информационную поддержку. Мы схватим этих ублюдков — или уничтожим их! Помните, господа, что от вас, от вашего профессионализма зависят жизни тысяч, миллионов американцев! За работу, и я жду от вас только результат!

Прежде, чем на большей части США наступил новый день, в жизни страны произошло немало перемен. Посты вооруженных полицейских, порой действовавших совместно с национальными гвардейцами, встали на крупнейших автострадах, на въезде в крупные города, на мостах и плотинах. Натыкаясь на них, поток машин словно застывал, и водители нетерпеливо смотрели на оружие в руках этих уверенных в себе и суровых людей в униформе — черной, серой, синей или раскрашенной в «пиксельный» армейский камуфляж. Пилоты частных самолетов и вертолетов, ставших уже так же привычными, что и личные авто, с удивлением узнавали о запрете полетов над большей частью страны, в то время как в небе роились со стрекотом геликоптеры в черно-белой раскраске полиции или серых тонах, выдававших в них принадлежность к вооруженным силам. Люди в форме останавливали прохожих на улицах, врывались в номера мотелей, пакгаузы, гаражи.

Атмосфера тревоги и ожидания чего-то недоброго окутала огромную страну за считанные часы, хотя вслух никто ни о чем не говорил, а с телеэкранов лился поток привычных новостей. Но ничто уже не могло остановить тех, кто явился на американскую землю непрошеным, принеся с собой возмездие.

Глава 10

Южный Урал — Москва, Россия
30 ноября

Грохот взрывов, наконец, стих, и перестала дрожать под ногами земля. Тяжелые бомбардировщики ВВС США В-52 «Стратофортресс», в течение часа крутившие над кварталами Нижнеуральска смертельную карусель, щедро рассыпая над городом пятисотфунтовые бомбы, наконец, избавились от своего груза, и теперь легли на обратный курс, исчезая за горизонтом. Как всегда, бомбили с большой высоты, наугад, и это было по-настоящему страшно, ведь когда у падающей на город бомбы нет конкретной цели, ее жертвой может оказаться каждый. Люди, почти непрерывно слышавшие над собой гул чужих самолетов, перестали загадывать на будущее, просто радуясь каждому прожитому часу и понимая, что это лишь отсрочка неизбежного. Но пока они были живы, продолжали действовать.

Выждав еще минут десять и заставив себя поверить, что очередная бомбардировка закончилась, Олег Бурцев, толкнув в плечо Азамата Бердыева, произнес:

— Пора выбираться отсюда!

Партизаны пережидали авианалет в торговом зале бывшего универмага. Теперь это была просто бетонная коробка, заполненная рядами опустевших стеллажей и витрин. Лишь в подсобках можно было отыскать какой-то товар, совершенно не нужный никому из жителей обреченного города, но двое бойцов из отряда полковника Басова не собирались заниматься мародерством.

— Проверь-ка связь, — бросил Бердыев, сидевший до этого на корточках и теперь вставший во весь рост, разминая затекшие ноги.

Олег, вытащив из подсумка радиостанцию, щелкнул тумблером, и, услышав из динамика только треск и вой помех, отрицательно мотнул головой. Покидать укрытие было еще рано. Невидимая электронная завеса, опустившаяся на окруженный город, оставалась все такой же непроницаемой, отрезая Нижнеуральск от окружающего мира. Десятки станций РЭБ, размещенных американцами, взявшими город в осаду, по его периметру, непрерывно испускали потоки электромагнитных импульсов, «забивая» все диапазоны, превращая даже самые совершенные средства связи в бесполезный хлам.

Услышав хруст битого стекла за спиной, Бурцев обернулся и увидел выбравшегося откуда-то из лабиринта опустевших полок Гарри Хопкинса. Британский репортер был бледным и молчаливым, нервно бродя из стороны в сторону. Олег вполне понимал этого человека, зная, на какой риск шел иностранец ради того, чтобы спасти жизни нескольких тысяч защитников города, готовившихся вступить в свой последний бой.

— Еще рано, — ответил на так и не прозвучавший вопрос партизан, перехватив нетерпеливый взгляд англичанина. — Нет команды. Нужно ждать.

— Чего ждать? Когда вернутся самолеты и это здание сложится? Нас похоронят здесь заживо!

— «Бомберы» свое дело сделали и ушли, им только в один конец лететь из-под Северодвинска часов шесть. А если сейчас по твоей милости сунемся дуром, точно огребем, мама не горюй!

Пять дней почти непрерывных бомбежек превратили нервы в подобие туго натянутой струны. Тысячи людей засыпали и просыпались под рокот турбин в поднебесье и грохот взрывов, и, засыпая, никто не был уверен, что сможет проснуться живым, на этом свете. Город медленно но верно превращался в руины, улица за улицей, квартал за кварталом, погребая под собою своих защитников. Но те, кто оставались в живых, продолжали свою войну.

— Американцы войдут сюда лишь тогда, когда умрет под их бомбами последний из вас, — произнес Хопкинс, стоя возле витрины и глядя наружу, где сквозь завесу дыма и пыли проступали очертания домов. — Они разрушат все, спешить некуда. Сколько раз на город уже сбрасывали эти чудовищные бомбы МОАБ? Пять? Шесть?

— Восемь, — выдавил Бурцев, вспоминая, как сотрясалась в конвульсиях земля под ногами, когда очередная «вакуумная» бомба GBU-43A, «мать всех бомб», как прозвали ее сами американцы, достигала намеченной цели. Десять тонн смерти, разящей без промаха благодаря системе GPS. Каждый такой взрыв сметал с лица земли целый квартал, тела погибших просто сгорали в адском пламени, не оставляя после себя и пепла. Подвалы перестали быть надежной защитой, аэрозольная взрывчатка затекала и туда, выжигая изнутри укрытия и тех, кто пытался спастись в них.

Но город продолжал сражаться. Пока партизаны и британский журналист ждали, подираемые нетерпением, их товарищи уже начали действовать. Грохоча изношенным движком, по улице, огибая воронки от бомб, мчался мотоцикл «Урал» с коляской. Горожане, остававшиеся в своих квартирах вопреки постоянной опасности, изумленно провожали его взглядами. Выходить под открытое небо стало слишком опасно, американские беспилотники, оставаясь невидимыми, постоянно были где-то над головами, готовые в ответ на любое движение послать с многокилометровой высоты ракету «Хеллфайр» или бомбу с лазерным наведением, не разбирая, есть у мишени оружие в руках или нет.

Прогрохотав по пустынным улицам, «Урал» остановился, лихо развернувшись поперек дороги. Водитель и пассажир спрыгнули на землю, принявшись вытаскивать из «люльки» свой груз. На то, чтобы привести в боевое положение миномет 2Б14 «Поднос» у опытного расчета уходит совсем немного времени, вот и эти двое уложились в полторы минуты, соединив сошку, опорную плиту и полутораметровую трубу минометного ствола, при этом непрерывно озираясь. Водитель мотоцикла выставил поправки на механизмах наведения, приказав напарнику:

— Заряжай!

Трехкилограммовая мина скользнула в ствол, коснулась капсюлем ударника и через миг с хлопком взвилась, исчезая в сером небе, чтобы, преодолев чуть меньше четырех километров, разорваться возле цели, которую расчет не мог даже видеть. Операторы американской станции радиоэлектронной борьбы AN/GLQ-3B вздрогнули, выругавшись, когда рядом с их «Хамви» прогремел первый взрыв.

— Какого дьявола! — командир расчета распахнул дверцу внедорожника, широкая плоская крыша которого ощетинилась настоящим лесом антенн, и в этот момент вторая мина, прилетевшая из неведомого далека, разорвалась в нескольких шагах от него.

Волна осколков ударила в тело, перемалывая его в фарш, с грохотом забарабанила по бортам фургона, легко срезая антенны. Остальные американцы выскочили, бросившись со всех ног к ближайшему оврагу и слыша, как позади снова и снова рвутся мины.

Партизаны расстреляли полдюжины зарядов за минуту, выпуская их по заранее разведанным координатам. Капитан китайской армии Фань Хэйгао получил свои звезды на погонах недаром, умудрившись запеленговать вражеский постановщик помех с точностью до нескольких метров. Но ни он, ни минометный расчет еще не знали о том, насколько удачной оказалась их вылазка. Командир, стоило только последней из припасенных мин покинуть ствол, приказал:

— Уходим! Садись!

Оставив «Поднос» на позиции, оба вскочили в седла, и «Урал», выплюнув из выхлопных труб клуб сизого дыма, сорвался с места. А высоко над облаками уже заходил на цель ударный беспилотник MQ-9 «Рипер». Оператор, обычно лишь контролировавший параметры полета, проходившего в автоматическом режиме по заданному маршруту, перешел на ручное управление. Под его контролем сейчас находился уникальный разведывательно-ударный комплекс, способный вести поиск целей в любой время суток и в любую погоду посредство мультиспектральной электронно-оптической системы и бортового радара, поражая эти цели залпами ПТУР «Хеллфайр» и управляемыми бомбами «Пэйвуэй». И сейчас американский офицер ВВС готовил к пуску ракету.

— Цель в квадрате Зулу-два, перемещается в квадрат Янки-два, — тараторил он, точно рассчитанными движениями джойстика корректируя полет «дрона». Все походило на компьютерную игру, только по ту сторону экрана были живые люди. — Цель в захвате!

Луч лазерного прицела коснулся спины пассажира виляющего из стороны в сторону «Урала», затрепетав на ней, указывая цель готовой сойти с направляющей пусковой установки ракете AGM-114.

— Пуск! — И ракета, выпростав за собой огненный хвост, устремляется к цели, следуя точно вдоль лазерного луча, но в тот момент, когда до мотоцикла оставалось метров пятьдесят, «путеводная нить» исчезает, заставив оператора растерянно сообщить: — Сбой системы наведения! Срыв захвата!

Мотоциклисты только вздрогнули, когда американская ракета разорвалась, ударив в стену дома в ста метрах позади их. А затем «Урал» свернул в переулок, и пассажиры, скатившись с него, нырнули в гостеприимную сырую тьму подвала.

— Нужно уходить, — резко выдохнул в другом подвале Фань Хэйгао, подхватывая свой «лэптоп», соединенный с антенной. — Американцы могут обнаружить факт вмешательства! Я перехватил управление их беспилотником всего на несколько секунд, но этого вполне достаточно, чтобы засечь наше укрытие!

— Молодец, Ваня! — Полковник Басов обнял щуплого китайца, так, что у того, кажется, хрустнули кости. — У нас есть связь!

Радиоэфир вдруг очистился от помех, словно часть невидимой завесы, плотно окутывавшей город, спала.

Олег Бурцев вздрогнул, когда из динамика висевшей на плече рации вместо шелеста помех раздался четкий голос:

— Второй, я Первый, выдвигайтесь! Над вами чисто! Восточная окраина, по проспекту Либкнехта!

— По коням, бойцы, — крикнул партизан, получивший подтверждение, что рядом не крутится, уйдя за облака, вражеский БПЛА. Хватаясь за руль прислоненного к стене мотоцикла, кроссовой «Ямахи» ХТ-600Е, мечты любого подростка, он сообщил: — Есть «коридор»! Задачу все помнят? Довезем журналиста до ближайшего леса, если появятся патрули противника — отвлекаем на себя. Через город нас проведут по безопасному маршруту, в обход зон досягаемости боевых беспилотников. Все, мужики, погнали! Заводи!

Выкатив «байк» наружу, Олег толкнул рычаг кик-стартера, услышав треск двигателя. Рядом Азамат Бердыев уже заводил свою «Хонду», а еще двое бойцов, один из которых взвалил на спину вьюк со спаренными РПО-А «Шмель», седлали потертый «Юпитер». Бурцев прыгнул на сидение, скрипнувшее кожей, позади него устроился Гарри Хопкинс, и, партизан, обернувшись назад и крикнув сквозь рев мотора: «Держись крепче!», надавил на газ.

Они помчались, лавируя среди руин, оставшихся от добротных многоквартирных домов, огибая воронки, вырытые в асфальте снарядами и бомбами. Полгорода лежало в развалинах, кое-где улицы были полностью перегорожены грудами битого кирпича и бетонными плитами, но мотоциклисты находил лазейки. А капитан Фань Хэйгао, не отрываясь, смотрел на монитор, на который поверх карты города были наложены метки, обозначавшие вражеские ударные «дроны» MQ-1 и MQ-9, барражировавшие над Нижнеуральском. И время от времени из рации на плече Бурцева звучали команды, заставлявшие сержанта менять маршрут, уходя из «поля зрения» очередного беспилотника.

Мимо пролетали дома, большая часть которых была разрушена беспорядочно сыпавшимися из поднебесья вражескими бомбами, оставались позади перекрестки, где, точно монументы, возвышались закопченные «Абрамсы» с размотанными по асфальту гусеничными лентами, напоминание о недавнем штурме. Больше американцы предпочитали не рисковать, методично перемалывая город вместе с его защитниками с безопасной дистанции.

Олег Бурцев, возглавлявший небольшой отряд, только выругался от неожиданности, когда над головой с шелестом пролетели дымные стрелы НУРС, и впереди поднялась стена разрывов. Едва не уложив свою «Ямаху» на бок, он обогнул дымящуюся воронку. А оператор беспилотного вертолета Морской пехоты MQ-8А «Файр Скаут», выводил «дрон» в новый заход на цель. Расстреляв одним залпом все семь семидесятимиллиметровых ракет FFAR, он снял с предохранителя ПТУР «Хеллфайр», вонзив луч лазерного целеуказателя в силуэт мчавшегося сквозь оставшиеся от города руины мотоцикла и нажал кнопку пуска.

— Что за черт?! — Оператор выругался, поняв, что ракета AGM-114 и не думала покидать направляющую пусковой установки по правому борту беспилотника. — Отказ системы управления!

Внезапно переставший слушаться команд «дрон» продолжил полет по прямой, вдруг перестав подчиняться командам своего оператора. Поступавшие с наземной станции управления приказы вступали в неразрешимый конфликт с другими, источник которых находился где-то в гуще жилой застройки полуразрушенного города. Но партизаны, чертями несшиеся по окраинам Нижнеуральска, оставались в фокусе его бортовой электронно-оптической камеры «Brite Star II», хотя сопровождать цель оператор не мог.

— Дракон-шесть, противник в квадрате Новембер-пять, перемещается в квадрат Новембер-шесть!

— Принято, — немедленно отозвался командир артиллерийской батареи, чьи подчиненные уже суетились вокруг шестидюймовых буксируемых гаубиц М777, расположенных на безопасном удалении от города.

Новейшие орудия, облегченные по сравнению со старыми М198 почти вдвое, были способны, тем не менее, посылать обычный осколочно-фугасный снаряд на двадцать пять километров со скоростью пять выстрелов в минуту, накрывая огнем большую часть города. Партизаны сквозь треск моторов не могли услышать отзвуки выстрелов, и поняли, что попали на прицел лишь тогда, когда вокруг начали рваться сорокакилограммовые снаряды, перемалывавшие в крошку асфальт.

— Первый, я Второй, нас обстреливают! — Бурцев кричал, захлебываясь набегавшим потоком воздуха и слыша, как визжат вокруг осколки. — Первый, дайте новый маршрут! Первый, мать вашу!

— Сворачивай на Блюхера, дальше по Горького!

Выжимая газ до предела, Олег, едва не проскочивший поворот, вывернул руль, слыша, как тарахтят за спиной моторы — его спутники уверенно держались позади. Многоэтажные дома по сторонам сменились кирпичными коробками гаражей и автосервисов, затем потянулись заборы частных домов и дач, окруженных оплывшими грядками и жиденькими зарослями смородины и рябины, над которыми возвышались редкие яблони.

— Второй, я Первый, — снова зашелестело в динамике рации. — Пора! Вы вне зоны видимости! Пара минут, не больше!

Съехав на обочину, Бурцев, включив «нейтралку», обернулся к побледневшему от безумной гонки под градом вражеских снарядом Хопкинсу:

— Приехали! Дальше ножками, а мы пока тут пошумим, отвлечем! Ты хоть пленки свои не забыл?

— Флэшка, — поправил партизана репортер. — Все на флэшке. Нет, не забыл. Это Билли все снимал, совался в самое пекло. Он бы очень огорчился, если бы узнал, что рисковал зря.

— Значит так, англичанин, объясняю еще раз, в темпе. Сейчас идешь перпендикулярно этой дороге, до леса здесь полверсты, не больше. Компас-то при тебе? Отлично! Значит, по компасу четко на юго-восток, где-то пять-шесть километров, там будет деревня большая. Попробуй найти транспорт, тебе нужно убраться как можно дальше отсюда, пока американцы на блокируют дороги. И пока не окажешься в Москве, лучше не вспоминай, что ты иностранец!

— Я все помню, — успокоил своего напарника Гарри Хопкинс. — Думаю, смогу сойти за русского. И я дойду, не сомневайся, ради памяти Билли дойду!

— Ну, тогда с Богом, братишка! А мы тут пиндосов погоняем, сколько сможем!

— Прощай!

Спрыгнув с мотоцикла, Хопкинс, поправил висевший за спиной рюкзак с небольшим запасом пищи. Там также был термос с горячим чаем, флага с водой, и еще одна — со спиртом, настоящим, медицинским. Хлопнув по плечу Олега Бурцева, он одернул лямки и бодрой рысцой, прижимаясь к невысокому забору, двинулся в сторону леса, возвышавшегося на горизонте серой зазубренной стеной.

— С Богом, — одними губами прошептал партизан, а затем, выворачивая газ, махнул рукой, подавая знак озиравшимся по сторонам товарищам: — Поехали!

Взревели моторы, и три мотоцикла, виляя по пустому шоссе от обочины к обочине, помчались прочь из города, туда, где стальным заслоном стояли американские посты. Летевший вдоль пустой дороги беспилотный разведчик RQ-2C «Пионер» Корпуса морской пехоты обнаружил движение через пять минут, поймав в фокус своих камер вереницу мотоциклистов. Невооруженный «дрон» мог лишь наблюдать, но рядом уже находились и те, кто был способен одним ударом прихлопнуть горстку храбрецов.

— Второй, у вас гости, — снова ожила рация Бурцева. — Контакт через пять минут! Возможно, тяжелая «броня»! Идут навстречу!

Олег резко вывернул руль, и его мотоцикл, слетев с шоссе, перепрыгнул невысокий овраг с оплывшими стенками. Уложив горячую от такой бешеной езды «Ямаху» на бок, партизан сорвал с плеча пулемет, одновременно пытаясь второй рукой стащить трубу РПГ.

— Вы двое, к тем деревьям, — приказал Бурцев, когда к нему присоединились остальные бойцы. — Сидите тихо, пока мы не начнем. Как только янки ввяжутся, атакуйте с фланга. Не втягиваться в перестрелку! Залп — и отход! Не зевать!

Два партизана, тащившие вьюк с реактивными огнеметами, двинулись вглубь зарослей, обеспечивавших сейчас чисто символическую защиту. Белые маскировочные комбинезоны позволяли слиться со снегом, который за городом уже лежал толстым слоем, окутав окрестные поля и леса, но никак не спасали от инфракрасных камер. Вот только операторы, управлявшие кружившим где-то под облаками «Пионером» никак не могли избавиться от внезапно возникших помех.

Сам Олег устроил позицию за стволом поваленного дерева, используя его, как импровизированный, и достаточно надежный при этом, бруствер. Положив пулемет, заряженный, взведенный и снятый с предохранителя, по правую руку, Бурцев вскинул на плечо тубус одноразового РПГ-26.

Поднять стойку мушки и целик — дело нескольких секунд, и вот уже оружие готово к бою. Выстрел весившего лишь чуть менее трех килограммов гранатомета мог пробивать сорок четыре сантиметра стальной монолитной брони, и партизан уже успел убедиться, что это не просто рекламная уловка разработчиков. А рядом двое других партизан изготовили к бою свои PF-89, китайский аналог «Аглени», чуть более тяжелый, но и с повышенной бронепробиваемостью. Оставалось затаиться и ждать, и, судя по доносившемуся из-за леса звуку моторов, ожидание не должно было затянуться надолго.

Американцы, видимо, немало растерявшиеся от наглости партизан, устроивших вылазку в тот момент, когда, казалось, последних из них заживо погребают под завалами «летающие крепости», действовали быстро и не без размаха. Сперва на шоссе показалась острая «морда» БТР морской пехоты LAV-25, шевелившего из стороны в сторону стволом автоматической пушки. А за ним ползли, порыкивая дизельными движками, приземистые «Хамви» с дистанционно управляемыми турелями, развернутыми влево и вправо.

— Бойцы, гасим бэтээр! — решил Бурцев, уже поймав силуэт вражеской бронемашины в прорезь прицела. — Затем сразу назад, метров на сто пятьдесят. Там заляжем, прикроем наших!

Олег выждал несколько минут, пока американская колонна приблизилась на двести метров. Плавно повернулась плоская башня LAV — наверное, наводчик, у которого кроме обычного прицела был еще и тепловизор, заметил засевших на опушке партизан. Ствол автоматического М242 «Бушмастер» уже крестил их позицию, когда Бурцев громко приказал:

— Огонь!

Олег первым нажал кнопку спускового механизма, посылая в сторону противника реактивную гранату. От грохота выстрела заложило уши, но партизан видел, как три дымные стрелы, одна за другой, утыкаются в скошенный лобовой лист БТР, растекаясь по броне огнем. Рвануло так, что земля дрогнула, и партизаны увидели отлетающую в сторону башню. Сдетонировал боекомплект, с треском начали рваться двадцатипятимиллиметровые снаряды.

«Хамви», двигавшийся позади бронемашины, развернул в сторону партизан короткий тупой ствол автоматического гранатомета «Марк-19». Установленное на автоматизированной турели оружие управлявшееся изнутри, выпустило короткую очередь, и сорокамиллиметровые гранаты, рассыпавшись веером, разорвались в считанных шагах от позиции партизан.

— Отходим, — Олег, отбросив дымящий тубус РПГ, встал, подхватив с земли свой пулемет, и попятился назад. — Прикрываю!

Второй «Хамви», замыкавший колонну, выкатился на обочину. В его турели был установлен пулемет GAU-19/A пятидесятого калибра, и сейчас этот трехствольный «монстр» дал длинную очередь. Бежавший рядом с Азаматом Бердыевым партизан даже не вскрикнул, когда его тело разорвало пополам летевшими в упор пулями. Сам Бердыев упал в сугроб, слыша, как летят над ним, исчезая в гуще леса, свинцовые «осы», с треском прошивая стволы деревьев.

Бурцев, тоже вжимаясь в землю, дал длинную очередь из РПК-74М, но легкие пули лишь царапали вполне солидную броню «Хамви», огрызавшихся огнем. В этот момент что-то грохнуло в стороне, и выпущенная из «Шмеля» граната-капсула ударила в борт одного из автомобилей. Взрыв оторвал весивший пять с половиной тонн «Хамви» от земли, легко перевернув машину на бок.

Подползший к зарывшемуся в неглубокий сугроб Бердыеву Олег выдохнул:

— Давай, ходу отсюда! Живее!

Снова грохнул «Шмель», и взрыв поднял столб огня в нескольких метрах от уцелевшего американского «Хамви». Снова замолотил автоматический гранатомет, а водитель поспешно сдал задом, виляя из стороны в сторону и пытаясь так сбить прицел.

— Все, парни должны уже свалить, — решил Бурцев.

Азамат дернулся в сторону шоссе:

— Мотоциклы захватим!

— Сдурел?! Ножками давай, ножками! И живее, пока они все здесь артиллерией не перепахали!

За несколько десятков километров от места боя операторы, управлявшие кружащим над лесом «дроном», наблюдали за попыткой партизан скрыться. Американцам удалось «обуздать» свой беспилотник RQ-2, теперь исправно передававший на землю изображение с электронно-оптической камеры в видимом и инфракрасном спектре, против которого был бессилен довольно умелый камуфляж.

— Передаю координаты реактивной батарее! — один из морских пехотинцев принялся стучать по клавишам, вдруг удивленно вскинув брови: — Что за чертовщина?!

Цифры, отмечавшие положение противника, вдруг сменились. Операторы удивленно переглянулись, и один из них неуверенно произнес:

— Похоже, кто-то пытается взять управление на себя. Это террористы. Я слышал о таком и раньше. Русские взяли под контроль армейский «дрон», и даже, кажется, сбили с его помощью вертолет Сто первой дивизии где-то на севере!

— Дьявол! Но это же невозможно!

— Считалось, что невозможно. Выходит, мы были слишком самоуверенны. Русские посылают на беспилотник команды на обычной частоте, значит, можно засечь их!

Через несколько минут командир вертолета ЕН-60А «Квик Фикс-2», двигавшегося по замкнутому маршруту над западной окраиной города, получил новый приказ и изменил курс.

— Новая задача, — сообщил он экипажу. — Нужно обнаружить русский передатчик, работающий в диапазоне морпехов!

Американский вертолет представлял собой мощный комплекс радиоэлектронной разведки и подавления. Бортовые генераторы помех были призваны глушить радиосвязь в широком диапазоне частот, что и делали достаточно долго, вызывая бессильную злобу оборонявших Нижнеуральск партизан, вынужденных использовать вестовых и допотопные полевые телефоны. Но сейчас оператор станции радиоперехвата AN/ALQ-151 вел поиск вражеского передатчика, мощность сигнала которого была такова, что его просто невозможно было не заметить.

— Сэр, — он вызвал командира экипажа, находившегося в пилотской кабине. — Сэр, есть сигнал в квадрате Чрли-три. Передача на наших частотах, сэр!

— То, что нужно! Сообщи их координаты на землю!

Генерал Джеффри Клементс, прибывший в командный центр, который он едва успел покинуть, кровожадно воскликнул, даже не дослушав доклад офицера РЭБ:

— Этих ублюдков нужно взять живыми и притащить сюда! Тогда сразу отыщутся ответы на чертову уйму вопросов! Управлять нашими «дронами»?! Такое не каждый сумеет проделать!

— Я бы тоже с радостью познакомился с русскими умельцами поближе, сэр, но их позиции далеко от передовой. Очередной рейд приведет только к напрасным потерям. Их просто нужно уничтожить, пока наши «Предейторы» не нанесли ракетный удар по вашему штабу!

— Что мы можем использовать немедленно?

— В десяти милях от расположения передатчика террористов «ганшип» АС-130, сэр!

— Отлично! У «ганшипа» достаточно огневой мощи, чтобы перемолоть в мелкую щебенку целый квартал вместе с теми крысами, что прячутся в его руинах. Сообщите пилотам координаты цели. Покончим с ублюдками!

Тяжелый штурмовик АС-130U «Спуки» величаво кружил над облаками к югу от полуразрушенного города. В прочем, для него облака не были помехой благодаря бортовому радару и инфракрасной станции переднего обзора. Все четырнадцать человек экипажа пребывали в полурасслабленном состоянии, будучи почти уверены, что для них работы сегодня, как и в предыдущие дни, не будет. Противник ни разу за последние дни не пытался покинуть Нижнеуральск, вместо этого только глубже зарываясь под землю, где только и можно было спастись от непрекращающихся бомбардировок, сменявшихся артобстрелами. И потому АС-130, настоящая летающая батарея, пока всерьез не участвовал в боях — действовать над чертой города было опасно из-за угрозы зенитных ракет, а за его пределами просто не было целей для могучих «стволов».

— Я Громовержец-два, координаты получил, — офицер управления огнем отозвался на запрос с земли, довольно неожиданный. — Выполняю!

— Громовержец-два, сохраняйте предельную бдительность! У противника имеются ПЗРК!

Четырехмоторный «Спуки», по левому борту которого грозно топорщились стволы орудий, развернулся, направляясь к центральной части города. Под крылом уже проплывали превращенные в груду руин кварталы и пустынные улицы. Несколько оказавшихся вне укрытий партизан не представляли значения по сравнению с указанной целью.

— Готовы открыть огонь, сэр! — доложил наводчик, управлявший «главным калибром» АС-130, стопятимиллиметровой гаубицей М102, ствол которой шевелился, будто хоботок какого-то гигантского комара, принюхивавшегося к запаху жертву.

— Действуйте!

«Спуки» лег в пологий вираж, и огненный шар, покинувший ствол орудия, устремился вниз, врезаясь в крышу приземистого кирпичного здания. В грузовом отсеке «ганшипа» трудились заряжающие, вкладывавшие в камору гаубицы снаряд за снарядом, каждого из которых и по отдельности хватило бы, чтобы стереть с лица земли неказистую постройку.

— Движение у цели, — дожил офицер, наблюдавший за происходящим на земле посредством РЛС бокового обзора AN/APQ-180. — В пятистах ярдах севернее! Пять или шесть человек!

— Уничтожить! «Эквалайзер» — огонь!

Ожила пятиствольная автоматическая пушка GAU-12/U, обрушив на головы бежавших по переулку людей струю снарядов калибра двадцать пять миллиметров. Полковник Алексей Басов, едва успевший покинуть укрытие, сам не понял, как очутился в канализационном коллекторе за мгновение до того, как волна разрывов прокатилась по улице. Что-то свалилось сверху, упав к ногам партизана, и того едва не вытошнило, стоило только увидеть верхнюю часть тела китайского капитана Фань Хэйгао, которого перерубило пополам. Успев предупредить об опасности, сам он избежать ее так и не смог.

Облако дыма, перемешанного с каменной пылью, затянуло небо над кварталом, мешая наблюдателям с АС-130 оценить результаты своего труда. А через секунду им стало не до этого. Взвыла система предупреждения о ракетном нападении. Сразу две зенитные ракеты приближались к неповоротливому «ганшипу» с разных сторон, зажимая его в клещи.

— Сбросить ловушки! — скомандовал офицер управления огнем. — Набрать высоту двадцать тысяч футов! Максимальная скорость!

Устройства AN/ALE-40 выстрелили очередь ложных целей, загоревшихся в сером небе мерцающими огненными шарами, и одна из ракет изменила курс, пролетев мимо «ганшипа». Тяжелый самолет, весивший со всей своей «начинкой», с экипажем, боекомплектом почти восемьдесят тонн, разгонялся, живо карабкаясь наверх, туда, где ему не страшны будут ПЗРК, но все же вторая ракета, заходившая в хвост, оказалась быстрее. ЗУР взорвалась под одним из двигателей, и АС-130, утративший четверть тяги, сразу просел в воздухе.

— Еще ракеты, — сообщил оператор комплекса самообороны. — Одна справа! Две по левому борту!

— Вот дерьмо!

Инфракрасные ловушки, выстреливаемые во все стороны со скоростью пулемета, вспыхивали и гасли, но не все выпущенные партизанами ракеты удалось отвлечь. Еще одна «Игла» поразила другой двигатель. Осколки разлохматили обшивку плоскости. Самолет, став жутко неповоротливым, накренился, и, оставляя за собой в небе собой широкую полосу черного дыма, повернул к окраине города. Десятки партизан, выбравшихся из своих укрытий, провожали его взглядами, пока огромный «ганшип» не исчез за горизонтом, а затем из-за леса донесся раскат грома и где-то вдалеке вспух оранжево-черный огненный шар.

Олег Бурцев и Азамат Бердыев тоже застыли посреди заметенного снегом леса, и смотрели, как зачарованные, на падающий самолет. Эта заминка едва не стала роковой. Снаряд, разорвавшийся в паре десятков метров, заставил обоих вздрогнуть.

— А, черт, бежим! — Бурцев, зарываясь в сугробы, неуклюже двинулся к насыпи шоссе. — Давай в дренажную трубу!

Партизаны бежали, тяжело дыша, сплевывая вязкую слюну, подгоняемые звучавшими все чаще взрывами. Осколки срезали ветки с верхушек деревьев, роняя их на головы людей. Наконец Олег нырнул в тесную трубу, пронзавшую насквозь невысокую насыпь дороги. В тот момент, когда Азамат Бердыев, немного отставший, добрался до укрытия, очередной снаряд разорвался на обочине. Партизан вскрикнул, последним усилием затолкнув свое тело в бетонный зев трубы. Олег, подхвативший его, увидел кровь, залившую бедро. Из рваной раны, оставленной осколком, торчало мясо и жилы.

— Херня! — Бурцев ободряюще хлопнул по плечу бледного от боли напарника. — Сейчас промедол вколю, жгут наложу, и все будет путем! Держись!

— Мне теперь далеко не уйти.

— А далеко и не надо, мы почти добрались. Ничего, прорвемся!

— Знать бы, как там Хопкинс. Если он не дойдет, значит, все зря.

— У него друга американцы убили. Он должен дойти!

Сжавшись в своем ненадежном укрытии, партизаны замерли, дожидаясь, когда же утихнет свинцовая вьюга, беснующаяся над их головами. А в нескольких километрах от этого места водитель молоковоза, подпрыгивавшего на ухабистом проселке, выругавшись беззлобно, ударил по тормозам, когда прямо перед ним из зарослей вывалился человек, едва не упав под колеса.

— Жить надоело?! — Водитель высунулся из кабины, открыв дверь. — Эй, ты вообще в порядке?

Гарри Хопкинс, отдышавшись после стремительного и беспорядочного бега по зимнему лесу, кое-как выдавил из себя:

— Извини! Я спешил!

— На тот свет, что ли торопишься?

— О, нет! Наоборот, я должен жить, любой ценой! Слишком многое еще нужно успеть сделать!

Колхозник почесал затылок, а затем, услышав отзвуки канонады, донесшиеся со стороны Нижнеуральска, предложил:

— Дружище, тебя подвезти? Куда вообще бежишь-то? Садись, а то неспокойно становится!

— Спасибо! — Хопкинс проворно вскочил на подножку, втискиваясь в довольно тесную кабину. — Здесь американцы есть где поблизости?

— Они вокруг города стоят, на больших шоссе. На этом проселке ни разу не видал, потому и катаюсь здесь, рессоры ломаю. А что?

— Мне нужно туда, где их нет. И быстрее, пожалуйста!

Водитель снял свой побитый «газик» с ручного тормоза, дернул рычаг переключения передач, и машина, перевалившись через ухаб, неторопливо двинулась вперед. Несколько минут ехали молча, лишь шофер, молодой парень, для солидности, наверное, или просто по природной лени отрастивший усы и короткую бороду, все косился на своего нежданного пассажира. Наконец, не выдержав, он спросил:

— Ты не из города случайно?

— Из Нижнеуральска, да, — настороженно кивнул британец.

— Ну, братан, тебе и повезло! Говорят, там бандиты всех согнали в кучу, чтобы их не бомбили! Типа, заложников не тронут. Кое-кто, я слышал, пытался вырваться, да террористы уже на самой окраине перехватили. Я даже машины расстрелянные видел недалеко!

— Что за бред?! Откуда ты это взял?

— А что, не так, разве? — Водитель немного смутился. — Вновостях каждый день рассказывают.

— Это американцы расстреливают всех, кто пытается покинуть город. И бомбят они без разбора. Они хотят уничтожить всех. Понимаешь меня? Всех!

— Так, а как же новости-то?

— Может быть, найдется все же тот, кто рискнет рассказать правду. А вообще, я в городе не видел ни одного человека с камерой. Все ваши журналисты торчат на базе под охраной американцев, так откуда же, черт возьми, они могут знать, что происходит в городе?!

Гарри Хопкинс почувствовал, что силы вдруг иссякли, словно кончился заряд в каких-то батарейках, за счет которого он и смог проделать весь этот путь. Репортер, крепко прижимая к себе рюкзак, откинулся назад, закрыв глаза, и сам не понял, как задремал. Очнуться же его заставил гудок приближающегося локомотива, тянувшего вереницу пассажирских вагонов на запад. На одном из них кое-как разлепивший будто свинцом налившиеся веки журналист прочел надпись: «Тюмень-Москва».

Дачу, затерянную в подмосковных лесах, среди вековых елей, дерзко вонзавших в небосвод свой острые вершины, охраняли получше, чем иную атомную электростанцию, это Ринат Сейфуллин знал точно. Чужих не подпускали и на десять верст, потому шоссе, стрелой прорезавшее лес, было пустым, и водитель его представительского седана «Мерседес» только и знал, что давить на газ. А позади, метрах в пятнадцати, как привязанный, держался «Гелендваген» с личными телохранителями — не ведомственной охраной, а проверенными, преданными только своему шефу людьми, которых новоиспеченный министр экономики России знал, как облупленных.

Мелькнул забор, высокий, со спиралью колючей проволоки, над которой торчали камеры видеонаблюдения, да не простые, а с инфракрасным каналом, так что не скроешься и ночью. Створки массивных ворот распахнулись, мелькнул в стороне охранник, высоченный парень в черной униформе, с новеньким пистолетом-пулеметом ПП-19-01 «Витязь-СН» на плече. Кортеж остановился в небольшом дворике, и Сейфуллин, не дожидаясь, когда телохранитель распахнет дверцу, выбрался из уютного, надежного нутра «Мерседеса», и, запахнув кожану. Куртку, бросился к дому, взбежав на крыльцо и громыхнув тяжелой дверью.

Генерал Аляев, с комфортом устроившийся в глубоком кресле, и развалившийся на небольшом диванчике Максим Громов поднялись при появлении хозяина особняка. Сейфуллин, пожав генералу первому протянутую ладонь, спросил:

— Что за спешка? Что стряслось?

— Стряслось, — усмехнулся бывший начальник ГРУ. — Поверь, оно того стоило. Максим, будь другом, кликни нашего гостя?

— Кого это вы сюда еще притащили? — нахмурился, то ли в шутку, то ли в серьез, Сейфуллин.

Громов, выйдя из гостиной, через минут вернулся в сопровождении какого-то мужчины. Тот был одет в непрезентабельный свитер и потертые джинсы, щетина на его ввалившихся щеках и подбородке готова была превратиться в бороду. Но, несмотря на это, лицо показалось знакомым Ринату Сейфуллину.

— Это Гарри Хопкинс, репортер «Би-Би-Си», — представил незнакомца Громов. — Последние несколько недель он провел в Нижнеуральске, в лагере партизан. Так сказать, на переднем крае. И то, что мистер Хопкинс видел там, очень сильно отличается от официальных новостных сводок!

— У меня есть репортаж, — подхватил британец. — Его снял мой напарник. Он погиб при бомбежке, когда американцы атаковали жилые кварталы. А эти кадры остались. Билли всегда старался хорошо делать свою работу. Это стоит увидеть. Не только вам — всем!

Посмотреть было где. Ринат Сейфуллин, периодически сбегавший от суеты в этот тихий уголок, обустроился с комфортом. В небольшой комнате отдыха отыскалась огромная, в полстены, плазменная панель с USB-разъемом. И как только на огромном экране возникли первые кадры, дергающиеся, нечеткие, потому что это очень сложно — снимать под обстрелом, ползая по-пластунски среди трупов и воронок от падающих беспрерывно снарядов, все умолкли. Лишь через полчаса мрачное напряженное молчание нарушил Максим Громов:

— Это действительно должны увидеть все. И не только здесь, в России, но по всему миру. Американцы не просто нарушили собственные обещания, которые дали публично, когда решался вопрос о размещении их войск на нашей территории. Это прямые доказательства военных преступлений, исполнители которых безнаказанно действуют на Урале, а организаторы, без сомнения, дергают за ниточки из Вашингтона.

— Боюсь, не найдется во всем мире тех, кто сумет призвать Америку к ответу за то, что творится ее именем, — вздохнул Сейфуллин. — Да, будет много шума, но и только. У нашей страны больше нет сил, чтобы сдержать американцев, а у тех, у кого силы есть, будь то Китай, к примеру, нет намерения вступать в прямое столкновение.

— Китайцы и так оказывают нам такую помощь, какую только могут, — возразил Громов, подавшись вперед. — Их солдаты сражаются в рядах партизан, этого, что, мало?

Министр экономики лишь скептически хмыкнул:

— Этим они и ограничатся, полагаю. Им важнее решить внутренние проблемы, чем ввязаться в войну с американцами, из которой Китай победителем может и не выйти.

— Немало внутренних проблем Китая и связано с американской оккупацией России, — встрял в перепалку генерал Аялев. — Например, резко упал объем поставляемого китайцам российского газа, заморожены многие проекты, связанные с экспортом нефти. Развивающаяся экономика, да еще такая динамичная, как в КНР, требует, помимо прочего, колоссальных затрат энергии, вам ли этого не знать, уважаемый господин Сейфуллин. Но дело даже не в позиции китайцев. Здесь, у нас, многие пребывают в растерянности. До того, как все началось, тема вторжения американцев беспокоила многих. Были написаны сотни книг, более или менее популярных, чьи авторы пытались предсказать, как все будет. Но реальность оказалась не тем, чего ждали. Никаких концлагерей, никаких массовых казней. Американцы заперлись на своих базах, так что многие миллионы наших граждан просто не видели вживую американского солдата. Да, по кому-то война прокатилась всей своей мощью, но иные места она просто не тронула. Сменились лица в официальной хронике выпусков новостей, и только. Мы призываем дать отпор оккупантам, но многие просто не понимают, за что им сражаться, ведь никто не угрожает их спокойному, мирному существованию. А теперь у нас есть то, что изменит сознание миллионов русских, ведь не трудно представить, что чеченские наемники, сжигающие заживо людей в церкви где-то далеко в тайге, завтра придут в твой город, твой дом.

— Мы и раньше пытались воздействовать на сознание, — пожал плечами Ринат Сейфуллин. — Делали вылазки на идеологическом фронте. Ролик о массовой казни в Некрасовке слили в Интернет. И что? Через несколько часов его просто удалили, на форумах появились тысячи комментариев, объясняющих, что это инсценировка, даже актеров похожих отыскали и выложили их фото рядом с фотографиями «духов» и расстрелянных жителей. Нет, пока нам и мечтать нечего, чтобы переплюнуть американских спецов по психологической войне!

— Все это чепуха, ваши ролики на «Ютюбе»! Интернет-провайдеры в кулаке у янки, запросто можно блокировать любой сайт, куда мы пытаемся пробраться, это же их вотчина, их территория. Это тупиковый путь. Мы все пытались пробраться «черным ходом», а нужно-то было ломиться в «парадное крыльцо»! То, что нам привез, рискуя собственной жизнью, господин Хопкинс, вся страна, весь континент должны увидеть на экранах своих телевизоров, и комментировать эти кадры будут не безликие блоггеры, а те, чье слово имеет силу закона даже в нашем беззаконье. Пришла пора выйти из тени! Пусть весь мир увидит, что Россия жива и продолжает сражаться!

Ринат Сейфуллин от неожиданности замер, округлив чуть раскосые татарские глаза.

— Вы полагаете, товарищ генерал, пора поднимать восстание? — Он, наконец, справился с растерянностью.

— Сейчас тысячи наших братьев сражаются с настоящим врагом и гибнут каждую секунду, и, если станем ждать, они все падут, так и не поняв, за что умерли. Десятки тысяч ждут приказа, готовые сорваться с цепи, но, чем дольше затянется их ожидание, тем больше возникнет сомнений. Каждый успеет задать себе вопрос: «А стоит ли мне умирать, стоит ли променять уютный дом, который никто и не думает разрушать или отнимать, на сырость и смрад братской могилы?». И, поверьте, многие решат, что смерть за «великую и свободную Россию» — не совсем то, о чем они мечтают. Сейчас они готовы идти в бой, но сомнения крепнут. Пройдет неделя, месяц, год — и мы останемся в одиночестве. Сейчас — или никогда! У нас есть теперь то, что заставит встряхнуться весь русский народ, и сотни тысяч тех, кто боится, кто сомневается, вступят в наши ряды!

— Только нужно все делать быстро, — заметил Максим Громов, взгляд которого засиял при словах бывшего начальника ГРУ. — Американцы могут уже идти по следу Хопкинса. Мы готовились к этому достаточно давно, пришел черед действовать!

Они, те, кто собрался за отгороженной от окружающего мира высокими заборами и плотными рядами охраны даче, в отличие от многих сомневающихся, все решили для себя давно и навсегда. И начали действовать.

Внеочередное заседание Временного Правительства началось в неполном составе. Не меньше трети кресел за длинным столом пустовало, но Валерий Лыков не обратил на это никакого внимания. Бывший министр обороны, сменивший после внезапного и не вполне добровольного повышения в должности сменивший мундир со всеми регалиями на гражданский костюм, но забывший поменять повадки кадрового «сапога», встал, и, опираясь на сжатые кулаки, произнес, напрягая связки:

— Тишина, господа министры!

Шепотки в просторном зале, сверкавшем мрамором, позолотой и красным деревом, мгновенно стихли. Члены правительства, большинство из которых армию видели только по телевизору, с опаской относились к кадровому офицеру, зарабатывавшему медали и ордена отнюдь не на парадах.

— Господа, возникли непредвиденные обстоятельства, требующие нашего незамедлительного решения, — медленно, чеканя слова, произнес Лыков, обводя тяжелым взглядом настороженные, растерянные лица, утративший было лоск и самодовольство. — Вам известно, что американцы, нарушая взятые на себя обязательства, проводят военную операцию на Урале против так называемых «партизан». Туда стянуты значительные силы, не менее двадцати тысяч солдат, сотни танков и боевых машин, штурмующие город. И все это происходит в «информационном вакууме». При штабе операции действует всего три российские съемочные группы, которые непрерывно в этом штабе и находятся, практически под арестом. Долгое время мы не знали, что там делают американцы. Но благодаря храбрости одного человека, британского репортера, сумевшего выбраться из осажденного города, нам стало известно то, от чего лично у меня мурашки идут по коже. Прошу, господа, в папках на ваших столах кадры, снятые журналистами «Би-Би-Си», один из которых погиб, выполняя свой профессиональный долг.

Раздался шелест бумаги. Несколько секунд министры, те, в чьих руках была сосредоточена вся полнота власти в стране, вернее, та толика власти, которую им любезно разрешили американцы, приглядывавшие за всем из-за стен базы в Раменском, молча перелистывали отпечатанные на большом формате фото. Наконец, Николай Фалев, не выдержав первым, воскликнул, сдабривая свою речь крепким матом:

— Это недопустимо! Здесь улик на два трибунала в Нюрнберге! Это геноцид!

— Не думаю, что кто-то посмеет сейчас судить американцев, кишка тонка у международного сообщества, — мрачно фыркнул Лыков. — Но в целом вы правы. Американцы убивают наших граждан, безнаказанно и без разбора. Наносят прицельные удары по бомбоубежищам с женщинами и детьми, ковровыми бомбардировками с больших высот сметают целые кварталы, расстреливают беженцев, при этом, заявляя на весь мир, что их удерживают в заложниках русские террористы. Этому нужно положить конец! вышвырнем чужаков прочь, а если не захотят уйти миром — похороним их всех, раз уж им так дорога русская земля!

— Вы собрались снова объявить войну Америке? Когда их войска стоят в паре часов пути от кремлевских стен? Вы рехнулись! Это нас похоронят в общей могиле!

— В братской могиле, господин министр финансов, — усмехнулся глава Правительства. — Но вы не правы, уверяя, что там похоронят именно нас.

Распахнулись массивные двери, в зал, под перепуганные возгласы министров, ворвались люди в черной полицейской униформе, в масках, бронежилетах. Увидев в их руках оружие, солидные господа сразу стушевались, стараясь сделаться как можно более незаметными. А спецназовцы под одобряющим взглядом Лыкова просто хватали холеных людей в дорогих костюмах, так, что ткань жалобно трещала, разрываясь по швам, и буквально выволакивали их прочь.

— Агнцев от козлищ мы отделили, — усмехнулся министр, дождавшись, когда люди с оружием уйдут, аккуратно закрыв за собой двери. — Тем, кто остался, я могу полностью довериться, господа. и сейчас, здесь, надо разработать план действий. И реализовать его мы должны немедленно! Пора освободить Россию от захватчиков!

— Да нам же просто нечего противопоставить американцам!

Вместо Лыкова ответил глава МВД:

— А в этом вы ошибаетесь. На базе в Раменском находится не более пятнадцати тысяч американских солдат, если не считать всякий технический персонал — их основные силы дислоцированы на севере, в зоне строительства нефтепровода, на Дальнем Востоке, но, прежде всего, находятся на Урале, и вернуться в Москву быстро они не сумеют. К тому же мы зафиксировали за последние сутки взлет не менее двадцати тяжелых транспортных самолетов, уходящих курсом на юг, наверняка в Саудовскую Аравию, где янки сейчас встряли всерьез. А у нас только в столице более пятидесяти тысяч полицейских, и, поверьте, оружие они носят не для красоты. И каждому из них я доверяю целиком и полностью, в особенности, начальнику городского управления внутренних дел, который начнет действовать, как только получит команду. Его подчиненные в течение часа возьмут под усиленную охрану все важные объекты, прикроют их надежно. Но наша главная ударная сила — это отдельная оперативная бригада, созданная на базе Софринской Двадцать первой бригады Внутренних Войск. Почти четыре тысячи солдат, оснащенных и обученных по армейским стандартам. У них на вооружении имеется легкая бронетехника, боевые вертолеты Ми-8, противотанковые и зенитно-ракетные комплексы, и каждый из этих парней за плечами имеет реального боевого опыты на десятерых американцев. И они готовы выполнить любой приказ. С первых дней американской оккупации мы создавали новую армию и готовили ее к предстоящим боям, и теперь пришла пора пустить ее в дело. И каждый наш солдат выполнит полученный приказ!

— И с чего начнем? — поинтересовался глава Министерства связи, все еще пребывавший в растерянности. — Вокзалы, почта, телеграф, как завещал великий Ленин.

— Однозначно, — без намека на усмешку кивнул Лыков. — Но во времена нашего всенародно любимого вождя не было еще телевидения. С него, пожалуй, и начнем. Итак, господа, мы снова в состоянии войны, с этой самой минуты, и спрашивать с каждого, а также наказывать тех, кто не оправдает моего доверия, я буду по его законам!

А через двадцать минут кортеж Валерия Лыкова под вой сирен патрульных машин дорожной полиции, сопровождавших вереницу черных «Мерседесов», пролетев по московским улицам, подъехал к телецентру Останкино. Первое, что бросилось в глаза выбравшемуся из бронированного нутра лимузина министру — угловатые силуэты боевых машин, тут и там возвышавшихся над припаркованными перед входом легковушками. БТР-80 и «Тигры» столичной полиции взяли вонзавшую свой шпиль в небо телебашню в плотное кольцо. Оказавшиеся рядом прохожие в панике бежали, увидев направленные в их сторону стволы крупнокалиберных пулеметов и множество людей с оружием.

— Все готово, господин министр, — к Лыкову подскочил плечистый седой человек с полковничьими погонами и висевшим на плече компактным АКС-74У. Он торопливо приложил широченную мозолистую ладонь к скатанной на лбу шапочке-маске. — Можно начинать хоть сейчас. Мои бойцы контролируют все подходы и внутренние помещения.

— У нас будет немного времени, считанные минуты, прежде чем спохватятся американцы. В Раменском десятки боевых самолетов. Телецентр могут просто разбомбить.

— На ближайших зданиях стрелки с ПЗРК. — Полковник и сам понимал, что этого мало, что «Стрела» или «Игла» не сможет помешать выполнить свою задачу истребителю, летящему на высоте десять тысяч километров вдвое быстрее звука.

В коридорах телецентра было непривычно тихо. Персонал забился по углам, с опаской глядя на бойцов в армейском камуфляже или черных комбинезонах полицейского спецназа, скрывавших свои лица под масками и не выпускавших из рук оружия. Кое-кого уложили в пол лицом прямо в коридорах. Лыков, увидев это, лишь досадливо поморщился. Но в студии люди были. Только что они готовились к очередному выпуску новостей, а теперь растерянно глядели на главу Правительства, появившегося в сопровождении группы офицеров.

— Это их главный технический специалист. — Седой полковник указал на бледного от испуга человека, кажется, только сейчас понявшего, что это вовсе не террористы захватили телебашню.

— Мне нужен эфир одновременно на всех каналах, — начал без прелюдии Лыков. — Прямой эфир. И по спутнику тоже, хотя бы на ближайшие страны.

— Это возможно, если другие каналы приостановят свое вещание, — неуверенно произнес телевизионщик.

— Они приостановят. — Лыков усмехнулся, представив, как в другие студии сейчас врываются люди с оружием, укладывая на пол дикторов, редакторов и прочую братию, просто ломая аппаратуру ударами прикладов. А обыватели, сидевшие в своих домах перед телевизорами видели, как картинка на экране вдруг сменяется пустотой.

— Все готово, — наконец сообщил работник телецентра. — Можем начинать!

— Мне нужен прямой эфир, несколько минут, а затем ставьте вот эту запись. — Министр протянул компакт-диск с кадрами, снятыми в Нижнеуральске покойным Уильямом Бойзом.

Валерий Лыков уставился исподлобья в черный объектив телекамеры, и, дождавшись взмаха оператора, заговорил, четко, неторопливо, стараясь не думать о выруливающих на взлет F-16 с полной боевой нагрузкой. Главное — успеть сказать все, что хотел, а что будет потом уже не так важно.

— Граждане, — произнес министр, которого в этот момент видели миллионы людей, не только в России, но и в тех странах, где смотрели российские спутниковые каналы — телевещание американцы на свои спутники переводить не стали. — Россияне, братья и сестры. Я обращаюсь к вам из студии в Останкино, к тем, кто считает себя патриотами. Мы долго терпели присутствие чужаков на своей земле. Мы поверили американцам, лживо заявлявшим, что они здесь для помощи нам, что они никогда не вмешаются в дела нашей страны. И вот на Урале идет настоящая война, в которой каждый день гибнут сотни, тысячи наших сограждан. Американцы говорят, что помогают нам бороться с террористами. А я скажу вам — там нет террористов, во взятом в нерушимое кольцо осады Нижнеуральске. Там есть настоящие патриоты, отстаивающие свободу России не на словах, а с оружием в руках. И умирающие во имя этой свободы. Я призываю вас придти им на помощь. Кто может, берите в руки оружие и сражайтесь за нашу свободу, за наше общее будущее, за счастье ваших родных и любимых. С этой минуты от лица России и ее народа я объявляю войну Америке, хотя в этом нет нужды — война уже идет, и начали ее не они. Отважный человек, не россиянин, но сделавший для России намного больше, чем каждый из нас, ценой своей жизни позволил увидеть, что творят незваные чужаки на нашей земле. И вы сейчас увидите все это. Без купюр. Без цензуры. Гибнут люди без всякой вины, без причины, просто потому, что искренне любят свою родину. И их смерти должны быть отмщены. Враг должен уйти с нашей земли или умереть здесь. Во имя этого я, Валерий Лыков, готов сам принять смерть, если только кровью смогу смыть позор предательства, на которое я пошел, приняв власть из рук американцев. Но все, что я и мо люди сделали за эти месяцы, мы сделали во имя России. Россия будет свободой!

Снова жест оператора, означавший, что в эфир пошла запись. Полковник из Внутренних Войск подскочил к министру:

— Наблюдатели сообщили, что сюда приближаются американские вертолеты!

— Началось! — Лыков оскалился: — Недолго раскачивались, молодцы!

— Я бы советовал вам уходить. Здесь сейчас будет жарковато!

— Обеспечьте эвакуацию персонала! Надо спасти людей!

— А как же трансляция?

— В других студиях готовы выйти в эфир, если уничтожат телецентр!

Валерий Лыков все же успел покинуть студию, выбравшись на свежий воздух. Взявшие его в кольцо бойцы спецназа Внутренних Войск выставили во все стороны стволы автоматов, готовые встретить любого врага лавиной огня. Полковник, указав на БТР с распахнутыми люками, предложил, выдавив из себя напряженную усмешку:

— Воспользуйтесь нашим транспортом! Для вас, вроде, привычно?

— Вы что-то напутали, — ухмыльнулся Лыков. — Мне Т-62 всех любимей и милей!

— Найдем, товарищ маршал, — невозмутимо кивнул офицер. — А пока уж что есть!

Протискиваясь в тесноватый проем люка, министр увидел далеко на горизонте быстро увеличивавшиеся в размерах черные точки, похожие на жирных мух. Американские вертолеты уже заходили на цель. С крыши одной из высоток взвилась, оставляя в небе четкий след, прямую белую черту, зенитная ракета. Полковник-«внутряк» дернул заглядевшегося Лыкова за пиджак:

— «Гости» на подходе! Убираемся отсюда!

Министр едва успел плюхнуться на жесткое сидение, когда оглушающее взревел работавший до этого на холостых оборотах дизель, и громада БТР рванула с места так резко, что глава правительства едва не оказался на дне десантного отсека.

— Жми! — Полковник крикнул вцепившемуся в рычаги водителю сквозь рык работающего мотора. — Гони, боец!

Выруливая с парковки, боевая машина зацепила «Мерседес», со скрежетом врезавшись в него и сминая лакированный борт своим заостренным носом. А затем снаружи раздался чудовищный грохот, проникший под броню. Офицер, прильнув к прибору наблюдения, выругался. Чувствуя, как трясется, словно в конвульсии, всеми своими четырнадцатью тоннами веса БТР, Лыков, услышав злобно-испуганное «Куда, идиот?!», рванулся к люку, и, откинув бронированную крышку, увидел пугающее своей грандиозностью зрелище.

Останкинская башня переломилась пополам, и ее шпиль в клубах пыли заваливался, нависая над парковкой. Обломок размером с половину малолитражки упал рядом с бронемашиной, и по корпусу ударили каменной шрапнелью осколки. Проворно нырнув внутрь и снова оказавшись под защитой нескольких тонн стали, премьер-министр расслабленно выдохнул, лишь сейчас почувствовав, как по рассеченном лбу струится кровь, заливая глаза.

Генерал Мэтью Камински ударил по пульту кулаком, выключая телевизор. Пластик жалобно хрустнул, а замерший позади штабной офицер, сглотнув, неуверенно сообщил:

— Это по всем русским телевизионным каналам уже минут пятнадцать, сэр. И по спутниковым тоже. Трансляция на всю территорию России и на большинство стран Европы. После короткого выступления министра Лыкова пошли кадры из Нижнеуральска безо всяких комментариев. И кто-то уже загрузил их в Интернет, на десятки сайтов.

— Дерьмо!

Командующий американским контингентом в России выругался, опустив сжатый кулак на стол. Он мотнул головой, отгоняя мелькавший перед внутренним взором картинки. Ряды трупов на тротуаре возле дымящихся воронок на руинах бомбоубежища сменялись расстрелянными машинами с беженцами возле блок-поста Морской пехоты.

— Сейчас русский министр находится в телецентре Останкино, генерал, сэр!

— Направить туда авиацию! Сейчас же! Все там сровнять с землей! Всех уничтожить! Пора покончить с вероломными ублюдками!

— Сэр, вероятно, нужно запросить санкцию Вашингтона на применение силы, — неуверенно предложил адъютант генерала. — Бомбовый удар по такому мегаполису — это же…

— К дьяволу Вашингтон! Сделаем все сами и доложим об успешной операции! выполняйте мой приказ, майор!

Экипажи ударных вертолетов AH-64D «Апач Лонгбоу» Двести двадцать девятой бригады армейской авиации заняли места в кабинах через десять минут после того, как поступила команда на взлет. Винтокрылые машины с подвешенными под крылья ракетами стояли в полной готовности на летном поле аэродрома Раменское. Несколько десятков секунд на запуск двигателей и торопливую проверку бортовых систем — и три восьмитонных геликоптера разом легко оторвались от «бетонки», направляясь на северо-запад, в сторону Москвы.

— Возьмем восточнее, — приказал командир группы, когда авиабаза, на которой уже суетились техники, готовившие к взлету тактические истребители F-16, осталась позади, а на горизонте можно было безо всякой оптики увидеть столичные высотки. — Обойдем жилые кварталы, к цели выйдем с севера!

Выли газотурбинные двигатели «Дженерал Электрик» Т-700, раскручивая пятнадцатиметровые винты, и вертолеты на максимальной скорости с треском и воем мчались над пригородами Москвы. Телебашня, похожая на тонкую иглу, пронзающую небо, даже с нескольких километров производила вечатление, служа отличным ориентиром для пилотов. Командир ведущего «Апача», которому полеты над Москвой были не в новинку, снял с предохранителя оружие, когда до цели оставалось менее пяти миль, убедившись в готовности своего арсенала — восьми управляемых ракет AGM-114L и тридцати восьми реактивных снарядов FFAR в двух девятнадцатизарядных пусковых установках.

— Группа, приготовиться, — пилот коснулся кнопки пуска ракет кончиками пальцев. — Бьем по средней части башни! Выпустить «Хеллфайры»!

Две ракеты залпом вышли из пусковых установок, уходя к цели, подсвеченной лазером. Ведомые, державшиеся справа, выпустили еще четыре ракеты, почти одновременно врезавшиеся в башню, впившись в каменную облицовку струями огня кумулятивных боеголовок.

— Командир, на девять часов на крыше движение! — Оператор вооружения, сидевший в передней кабине, первым увидел группу людей на крыше высотного дома по правому борту. — Черт, у них ЗРК!

Яркая вспышка сопровождала пуск ракеты, и пилоты «Апача» увидели дымный след приближающейся ракеты. Американский летчик резко рванул рычаг управления, бросая свой вертолет в крутой вираж. Вокруг вспыхнули, рассыпая шлейф искр, тепловые ловушки, очередями выстреливаемые устройствами М-130. Инфракрасная ГСН зенитной ракеты комплекса «Игла» захватила одну из них, дав экипажу атакованного вертолета пару лишних секунд.

Командир экипажа, переключив управление оружием на нашлемную систему целеуказания IHADSS, обернулся в сторону высотки, и, дождавшись, когда установленная на подфюзеляжной турели автоматическая пушка М230А1 развернется параллельно его взгляду, нажал на гашетку. Поток осколочно-фугасных снарядов М799 калибра тридцать миллиметров брызнул из-под плоского брюха «Апача», сметая горстку партизан с крыши здания.

Еще одна вспышка заставила оператора испуганно закричать:

— Ракета на два часа! Еще одна!

Не меньше десятка зенитных ракет взвились в небо с крыш ближайших зданий и просто с московских улиц, настигая отчаянно маневрировавшие вертолеты. В небе вспыхивали ложные цели и вспухали облачка взрывов боеголовок ракет. Крутившийся вокруг своей оси «Апач» сильно тряхнуло, в кабине взвыла сигнализация, полыхнула тревожным красным светом приборная панель.

— Поврежден левый двигатель! — Командир экипажа щелкал тумблерами, отключая подачу топлива. — Теряю контроль! Черт, мы падаем!

Вертолет трясся мелкой дрожью, над головами что-то дребезжало, мир вокруг завертелся безумной каруселью. Еще одна «Игла» настигла его, когда до земли оставалось метров сто. «Апач» снова тряхнуло, когда поток осколков разорвал обшивку, добираясь до редуктора хвостового винта.

— Приготовиться к жесткой посадке! — Командир экипажа ухватился за подлокотники кресла. — Держись!

Когда дымившийся «Апач», разорвав натянутые над улицей густой сетью провода, рухнул на асфальт, летчиков тряхнуло так, что оператор прикусил себе язык, закричав от боли, а его напарник, ударившись затылком о заголовник, потерял сознание. Продолжавшие вращаться лопасти врезались в фонарный столб, разлетаясь на множество острых, похожих на клинки обломков.

Открыв створку люка, оператор, кое-как расстегнув притянувшие его к креслу ремни, вывалился на замусоренный асфальт, как мешок картошки. Чувствуя, как уходит из-под ног земля, американец сперва встал на четвереньки, затем кое-как поднявшись в полный рост. Он сбросил с головы тяжелый шлем, все-таки защитивший череп от серьезных травм при экстремальном приземлении. Пилот, в глазах которого двоилось, огляделся по сторонам. Вокруг собирались люди, разбежавшиеся, кто куда, когда подбитый вертолет появился над улицей, и теперь осторожно подбиравшиеся поближе, замыкая лежавший на боку «Апач» в живое кольцо.

— Ублюдки, пошли прочь! — Пилот дрожащими руками вытащил из кобуры увесистую «Беретту-92», выстрелив в сторону толпы четырежды и увидев, как люди в едином порыве отшатнулись назад. Кто-то, невидимый, вскрикнул от боли, на асфальте остались яркие брызки крови. — Прочь, выродки, черт вас возьми!

Горожане, обычные мирные жители, если судить по внешнему виду, в том числе немало женщин и еще больше подростков, отпрянули, но никто не побежал. Летчик тем временем открыл люк командира, тряхнув своего напарника за плечо:

— Гарри, очнись! Мать твою, приди в себя!

— Джон, какого черта? — Командир экипажа, лицо которого было залито кровью, с трудом открыл глаза, скользнув по фигуре своего оператора мутным взглядом. — Мы сели?

— Если это можно так назвать. И сейчас мы в центре чертова мегаполиса, в окружении гребанных миллионов русских! Надо делать ноги, Гарри!

— Спасатели наверняка на подходе. Нас скоро вытащат отсюда.

— Посмотри по сторонам, Гарри! Нас сейчас разорвут на куски! Давай выбираться отсюда!

При помощи своего напарника, командир выбрался из искореженной кабины, первым делом вытащив оружие, тяжесть которого, оттягивавшая руку, мгновенно придала сил.

Толпа, похожая на тысячеглавого хищного зверя, затаившегося перед прыжком, расступилась, пропуская американцев, но в спину им полетели камни и жестянки из-под пива. Обернувшись, оператор увидел нескольких мальчишек, что-то кричавших вслед. Вскинув пистолет, он несколько раз часто нажал на спуск, чувствуя резкие толчки отдачи и увидев, как один из нападавших завалился навзничь с дырой в груди, а еще один, которому девятимиллиметровая пуля угодила в плечо, закричал от боли.

В толпе мелькнули фигуры в серо-синей форме русской полиции. Один из стражей порядка вскинул короткий автомат, и оператор крикнул:

— Гарри, в укрытие! За вертолет!

По фюзеляжу «Апача», за который успели нырнуть пилоты, ударили пули. Оператор, высунув руку, несколько раз выстрелил наугад, пытаясь отогнать противника. Неожиданно гул турбин обрушился на квартал из поднебесья, и люди, испуганно вжимая головы в плечи, бросились врассыпную. Никто так и не смог рассмотреть в вышине силуэты четырех истребителей F-16C «Файтинг Фалкон», молнией промчавшихся над Москвой, зато все в подробностях видели последствия их стремительной атаки.

Каждый из летевших со скоростью звука «Боевых соколов» сбросил по две управляемые пятисотфунтовые фугасные бомбы GBU-38 с высоты четырех тысяч метров. Три из них прошли мимо цели из-за сбоя спутниковой системы наведения, но остальные легли точнее, поразив телебашню Останкино. Тысячи москвичей, оказавшиеся в эти минуты на улицах, видели, как шпиль, взметнувшийся высоко в небо, качнулся, а затем, окутавшись дымом и пылью, переломился пополам.

— Будь я проклят! — Командир экипажа «Апача» без опаски высунулся из-за укрытия, во все глаза глядя на медленно заваливающуюся набок башню.

— Гарри, бежим отсюда! Скорее! Шевели ногами!

Пока обступившая вертолет толпа приходила в себя, оба пилота со всех ног рванули по какому-то узкому переулку, распугивая оказавшихся на пути прохожих криками и выстрелами. Они выскочили на широкое шоссе, по обе стороны которого возвышались многоэтажки с яркими рекламными плакатами.

Рев моторов заставил американцев остановиться, тревожно озираясь. По улице, бесцеремонно раздвигая легковушки и маршрутные такси, катил бронетранспортер, облепленный вооруженными до зубов солдатами.

— Джон, не стой, шевелись! — Командир экипажа первым пришел в себя, кинувшись обратно в переулок. — Беги!

Бронемашина, подрезав поток авто, вырулила на тротуар, с нее спрыгнуло несколько человек, кинувшиеся вслед за летчиками со сбитого «Апача». Оператор, остановившись, выстрелил в их сторону, давя на спусковой крючок, пока затвор его «беретты» не встал на задержку, сигнализируя о том, что магазин опустел.

Небольшая круглая башенка русского БТР развернулась, качнулись, опускаясь, спаренные стволы пулеметов, и длинная очередь стегнула свинцовым бичом по асфальту, сметя с него две фигурки в летных комбинезонах. Один из бойцов Внутренних Войск, держа наготове свой АК-74, подошел ближе, бросив на окровавленные трупы короткий оценивающий взгляд, и тотчас кинулся к своей машине. Он едва успел взобраться на броню, как взвыл дизель, срывая с места многотонную громаду бронетранспортера. С окраины города уже доносился частый треск автоматных очередей, порой полностью заглушавшийся взрывами, и небо постепенно затягивал черный дым.

Старший сержант московской полиции Александр Колобов вместе с другими патрульными коротал время в дежурке под чай и байки, когда туда, едва не сорвав с петель жалобно скрипнувшую дверь, ворвался замначальника райотдела. По его выпученным лазам и побелевшему, как полотно, лицу стало понятно без лишних слов, что происходит нечто неожиданное.

— Какого хрена сидите?! — завопил, еще не отдышавшись как следует прямо с порога майор, одергивая китель. — Все бегом марш в ружпарк! Автоматы, полный боекомплект, бронежилеты и каски всем! Шевелись!

— Товарищ майор, а что происходит-то?

Офицер уставился на Колобова, как на какого-то уродца из кунсткамеры, а затем предложил:

— Телевизор включи, сержант! Или радио!

Кто-то из патрульных щелкнул кнопкой, и из динамиков старенького японского радиоприемника полился спокойный, уверенный голос главы Правительства России:

— …берите в руки оружие, сражайтесь за наше будущее, за нашу свободу, за счастье своих родных и близких! Россия будет свободной!

— Получен приказ из главка — силами отделения блокировать Рязанское шоссе, — сообщил между тем майор. — Не допустить продвижения американских войск вглубь города. Построение во дворе через пять минут!

— Значит, все-таки попробуем отыграться? — Александр Колобов почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. — Будем снова воевать с американцами?

— Какое там воевать, — истерично закричал молодой сержант. — С американцами тягаться?! Нас в пять минут раскатают! Раздавят, и не заметят, дальше пойдут!

— Сопли подбери, пацан! — рявкнул неожиданно зло майор. — Кто нас раскатает? У них в Раменском только легкая пехота и десант. Из техники одни «хамви» с пулеметами и легкой броней. Наш БТР против этого дерьма — танк! Перещелкаем их на хрен!

— Да у них целая авиадивизия в десяти минутах лету от Москвы! Истребители, штурмовики, «Апачи»! Весь город сровняют с землей вместе с нами!

Майор, сделав широкий шаг вперед, молча, почти без замаха, вбил свой немаленький кулак в челюсть брызгавшего слюной сержанта, так, что тот, захлебнувшись собственными словами, клацнул зубами, сваливаясь со стула.

— Слушай меня, бойцы, — произнес, обведя взглядом затихших полицейских замначальника отдела. — Я получил приказ и выполню его, с вами или без вас. Я не собираюсь остаток жизни прожить цепной шавкой на поводке американцев. Я защищал эту страну в чеченских горах, как и многие из вас, и буду снова воевать за нее. Кто со мной — марш за оружием и строиться во дворе. А те, кому своя шкура дороже, сдать оружие и документы и прочь отсюда, к едреней фене! На раздумья пять минут!

Колобова словно ветром сдуло. Выскочив вслед за майором, он со всех ног кинулся к ружпарку, где уже переминался с ноги на ногу пожилой старшина, торопливо совавший в руки подбегавшим полицейским магазины и пачки патронов. Через полторы минуты старший сержант уже нахлобучил на голову тяжелый пулезащитный шлем и возился с застежками тяжелого бронежилета, сдавливавшего спину и грудь надежной тяжестью. Вокруг толпились товарищи, тоже экипированные по-боевому, лязгали затворы. Распечатав пачку, Александр принялся заталкивать толстые девятимиллиметровые патроны СП-6 в магазины. Компактный автомат «Гроза» ОЦ-14 уже висел на плече, а пояс оттягивала кобура с табельным пистолетом Ярыгина «Грач».

— Живей, живей, — крикнул пробегавший мимо лейтенант из «убойного отдела». — На выход!

Полицейский вышли из здания участка нестройной толпой. Всех охватило какое-то возбуждение, люди преувеличенно громко переговаривались, кто-то наигранно смеялся, другие лишь крепче стискивали оружие, которое вселяло в них большую уверенность. Замначальника отдела, тоже успевший натянуть бронежилет, зычно крикнул, заглушая многоголосый гомон взволнованных людей:

— Внимание, бойцы, ставлю задачу! Прибыть на перекресток Рязанского проспекта и Абельмановской, и, взаимодействуя с подразделениями отдельной оперативной бригады, блокировать его, препятствуя продвижению наземных сил противника. По имеющимся данным со стороны Раменского уже движутся несколько американских армейских колонн. Мы встанем там, и будем стоять, сколько сможем. Перед лицом всех вас я клянусь, что нога вражеского солдата не ступит на улицы Москвы, пока я жив!

Александр Колобов втиснулся в нутро бронированной «Газели», в которой десяти человекам в полном снаряжении оказалось несколько тесновато. Полицейские торопливо расселись по машинам, и колонна из десятка патрульных «Фордов» и микроавтобусов двинулась к окраинам столицы, воем сирен и ревом моторов заставляя расступаться поток личных авто, владельцы которых только теперь начали понимать, что происходит нечто необычное. Вереницы полицейских машин провожали испуганными взглядами пешеходы. Некоторые из них спешили добраться до своих домов, чтобы там пересидеть надвинувшуюся беду. Многомиллионный город охватил хаос, глядя на который, старший сержант Колобов старался сдержать волнение. Но окончательно он успокоился, лишь увидев вывернувшую с перекрестка колонну бронетехники, над которой реяли российские бело-сине-красные триколоры.

Полицейские машины остановились поперек дороги, и бойцы, толпясь и мешая друг другу, высыпали наружу. А рядом замерли окутанные сизыми клубами выхлопных газов бронемашины. Колобов без труда узнал две новейшие БМП-3, похожие на уменьшенные танки из-за своих стамиллиметровых пушек. Их сопровождали три БТР-80, а в хвосте колонны ехала пара грузовых ЗИЛ-131. С одного из них, из-под брезентового тента, на асфальт посыпались, как горох, вооруженные до зубов солдаты. Один из них, в новом камуфляже «цифровая флора», разгрузочном жилете, с поднятыми на каску защитными «баллистическими» очками, двинулся к сгрудившимся в растерянности полицейским. На плече его висел стволом вниз армейский АК-74М с черным пластиковым цевьем и прикладом и подствольным гранатометом.

— Кто старший? — Человек в камуфляже обвел взглядом нестройную шеренгу патрульных, чувствовавших себя не в своей тарелке, очутившись на передовой. — Командир, ко мне!

Замначальника отдела подошел неторопливо, с достоинством, и нервно дернулся, словно от пощечины, когда ему в лицо ударил злой окрик:

— Живее, ко мне!

— Майор Козлов, московская полиция. А ты из какого отдела, земляк?

— Полковник Быстрицкий, командир батальона оперативной бригады Внутренних Войск.

— Виноват, товарищ полковник! — Майор разом подобрался, втянул живот, пытаясь принять какое-то подобие стойки смирно. — Жду ваших приказов!

Быстрицкий не спешил, нарочито медленно вытащив из кармана мятую пачку сигарет, вытряхнул папиросу, прикурил, щелкнув дешевой зажигалкой, и, с наслаждением затянувшись, произнес:

— Занимаете оборону здесь. Ставьте свои машины поперек дороги. Вашим бойцам лучше расположиться вдоль обочин, за припаркованным транспортом. Мы вас поддержим огнем. И приведи своих людей в чувство, майор, а то они у тебя трясутся и бледнеют, как монашенки перед кабинетом гинеколога!

Две бронированные «Газели» вместе с тремя «Фордами» дорожного патруля образовали чисто символическое заграждение. полицейские, заняв позиции за припаркованными вдоль автострады машинами, постоянно оглядывались на ворочавшиеся в сотне метров позади них БТР, вращавших башенками с пулеметами. С одного из них спрыгнул боец с винтовкой СВД, крикнув:

— Братишки, подсобите! Нужно три человека!

Колобов одним из первых подскочил кинувшись вслед за спецназовцем к одному из грузовиков. Из кузова ЗИЛ-131 двое солдат вытаскивали длинные ящики, окрашенные в стандартный зеленый цвет. В одном из них лежали длинные тубусы ПЗРК «Игла». Подхватив их, несколько прибывших с Быстрицким бойцов бодро двинулись к ближайшим высоткам. Полковник пояснил:

— В условиях высотной застройки цели перекрыты, так что с восьми километров ракетой нас не накрыть. Амерам придется подходить вплотную, а тут ребята с ЗРК их и встретят.

— Какие ЗРК? — Майор Козлов фыркнул, раздраженно сплюнув себе под ноги. — Да у них такие бомбы, что целый квартал за раз с землей сравняет! Прихлопнут, как тараканов!

— Все же здесь кругом жилые дома, десятки тысяч мирных граждан. Ну а если это не остановит американцев, я буду счастлив уже от того, что умер, пытаясь хотя бы защитить свой родной город. И, умирая, буду верить, что кто-то сумеет завершить начатое нами здесь. Но умирать я не собираюсь!

Следом за зенитчиками готовить позиции в многоэтажках направились снайперы, вооруженный новыми винтовками СВД-К калибра 9,4 миллиметра с мощными оптическими прицелами 1П70 «Гиперон». Открыли еще несколько ящиков, в которых лежали темно-зеленые цилиндры длиной примерно метр. Указав на них, Быстрицкий взглянул на полицейских, спросив:

— Гранатометами пользоваться кто умеет? Это РПГ-26«Аглень», одноразовый реактивный гранатомет. Дальность стрельбы — до двухсот пятидесяти метров. На этой дистанции кумулятивная граната пробивает сорок четыре сантиметра стальной брони, так что всему, что против нас двинут янки, хватит с лихвой.

Полковник вытащил из ящика гранатомет, пояснив:

— В боевое положение приводится просто. Вот целик, вот мушка, подняли их — и можно стрелять, если нажать сюда. Берите, здесь хватит на всех.

В этот момент высунувшийся из открытого люка БТР прапорщик, державший на коленях портативный ноутбук, крикнул:

— Товарищ полковник, есть картинка! Колонна в десяти минутах!

— А это что? — забывший от волнения про субординацию Колобов, не сдержавшись, указал на компьютер.

Быстрицкий, смерив взглядом сержанта, довольно ухмыльнулся:

— Не только у пиндосов есть беспилотники. Над шоссе кружит наш «Дозор», ведет разведку. Так что никто не появится нежданным. — Офицер глянул на экран, присвистнув: — Похоже, к нам в гости идет целый батальон легкой пехоты. Там штук тридцать «Хаммеров». Все, бойцы, по местам! Без команды не стрелять!

Закинув на плечо сразу два РПГ, Колобов кинулся к массивному внедорожнику «Мицубиси», за которым его ждали еще трое патрульных, нервно тискавших автоматы. Едва сержант добрался до укрытия, к ним присоединились двое бойцов в армейской «цифре». Один из них установил на капот пулемет «Печенег», и, рванув рукоять заряжания, обернулся к перепуганным полицейским, подмигнув им и усмехнувшись:

— Не дрейфь, братва! Подумаешь, батальон? И покрупнее лилипутов видали! Главное, стреляйте туда же, куда и мы!

Второй «внутряк» прилаживал на плече массивный цилиндр транспортно-пускового контейнера, разрисованный пятнами камуфляжа. Перехватив вопросительный взгляд Александра Колобова, он с гордостью пояснил:

— «Шмель», реактивный пехотный огнемет. Тандемная боевая часть в два кило весом — кумулятивный заряд и капсула с аэрозольной взрывчаткой! Жахнет не хуже гаубицы!

Колобова начала бить дрожь, такая, что зубы отчетливо клацали. Это был первый бой, которого сержант ждал осознанно. Стычка с американцами на летном поле Внуково не в счет, тогда вообще никто ничего не понимал, да и какой это бой, когда АК против бомб с лазерным наведением. Доводилось Александру участвовать в перестрелках, и будучи милиционером, и теперь, став сотрудником полиции, но все это случалось спонтанно, и он действовал на рефлексах, начиная бояться, когда все уже заканчивалось. А вот теперь стало по-настоящему тяжко, аж тошнота подкатывала к городу. Колобов крепче сжал свой автомат, легонько коснувшись изгиба спускового крючка, и, как ни странно, полегчало, хоть и не слишком. Он покосился на своих товарищей, таких же бледных, напряженных, трясущихся от нехороших мыслей, которые так трудно было прогнать прочь. Но никто не задумывался о том, чтобы просто уйти, спасти свою жизнь.

Редкие прохожие, издали наблюдавшие за маневрами техники, исчезли, будто что-то чувствовали. А буквально через пару минут в небе мелькнул крестообразный силуэт беспилотного разведчика. Американский RQ-7 «Шэдоу» прошел над проспектом. Как только он оказался над позициями Внутренних Войск, башни БТР разом развернулись, стволы взметнулся в зенит, и с грохотом открыли огонь разом три КПВТ. Через секунду к ним присоединилась тридцатимиллиметровая пушка БМП-3, спаренная с основным орудием калибра сто миллиметров, создавая над улицей завесу заградительного огня. Бледные вспышки трассеров пересекли траекторию полета «дрона», и находившиеся на земле люди увидели, как от него еще в воздухе что-то отваливается, и дорогая игрушка, дымя и кувыркаясь, исчезает где-то за домами. А над шоссе уже разносился рев приближавшихся «Хамви».

— Приготовиться! — Пулеметчик приник к своему «Печенегу», водя стволом из стороны в сторону. Напрягся и боец с огнеметом. — Сержант, готовь РПГ!

Колобов вскинул на плечо тубус гранатомета, взяв в прицел проезжую часть. Второй РПГ-26, уже взведенный, лежал чуть в стороне, только руку протянуть. Вдалеке появились первые «Хамви» на плоских широких крышах которых лениво шевелились дистанционно управляемые турели с крупнокалиберными трехствольными пулеметами GAU-19.

Бухнул выстрел «Шмеля», заставив вздрогнуть Колобова, и головной «Хаммер» вспыхнул, когда в его борт ударил реактивный снаряд. Машину буквально разорвало на куски, пламя, ударившее изнутри, сорвало тяжелые дверцы, отбрасывая их на десятки метров. Сержант тоже нажал на спуск, и от выстрела заложило уши. Он увидел, как дымный след, отмечавший путь реактивной гранаты, прошел мимо выбранного целью «Хамви», снеся турель с крыши ехавшей позади него машины. Оглушенный грохочущими вокруг выстрелами, ничего не замечая вокруг, Колобов поднял второй РПГ-26, уложил его на правое плечо, и, кое-как прицелившись по силуэту американской машины, нажал на спуск. Попали ли он, или нет, сержант так и не понял, потому что еще не меньше двух реактивных гранат одновременно угодили в эту же цель.

По голове колонны разом выстрелило не менее десятка гранатометов и РПО, и сразу четыре «Хамви» вспыхнули. Объезжая горящую технику, еще одна машина выкатилась на тротуар, и установленный на ней крупнокалиберный пулемет открыл огонь. Колобов инстинктивно упал на асфальт, услышав, как стучат по борту «Паджеро», с легкостью разрывая обшивку, 12,7-миллиметровые пули. Один из патрульных повалился рядом, и Александр увидел, что у того струей свинца просто срезало голову.

За спиной глухо «заворчал» КПВТ с одного из БТР-80, и тяжелые пули прошили борт «Хамви», перемалывая в фарш находившихся внутри американцев. Часто забухали пушки БМП-3, и в замершей на шоссе колонне начали рваться выпущенные навесом, по-минометному, снаряды калибра сто миллиметров, щедро рассыпая осколки. Из машин выскочили солдаты в американском армейском камуфляже ACU. Застучал «Печенег», и Колобов, осмелившись высунуться над капотом служившей укрытием машины, увидел, как пули сметают суетившихся впереди вражеских солдат. Но те, несмотря на потери, были далеки от паники. Один из американцев положил на плечо пусковое устройство ПТРК «Джейвелин», и, когда его напарник пристыковал к нему ТПК, выстрелил. Ракета FGM-148 с тепловым наведением взмыла вверх, и, описав дугу, отвесно спикировала на один из русских БТР. Бронемашина вспыхнула, из люков стали выбираться охваченные огнем солдаты. А американцы торопливо перезаряжали свое оружие.

— Я их сниму, — громко произнес подхваченный внезапным порывом Александр Колобов. — Прикройте, братишки!

Пригнувшись, стараясь держать между собой и американцами брошенные машины, сержант бросился вперед, слыша, как из-за спины бьет длинными очередями «Печенег», которому вторят АК-74. Сблизившись с противником на сотню метров, он вжал в плечо затыльник «Грозы» и нажал на спуск, не отпуская, пока не опустеет магазин, расстреляв все двадцать патронов за один прием. Колобов видел, как американца, в грудь которого, прошивая кевларовую ткань бронежилета, впивались девятимиллиметровые кусочки свинца, отшвырнуло назад, сбивая с ног. Бронебойные пули весом шестнадцать граммов со стальным сердечником не оставили вражескому солдату никаких шансов. Его напарник вскинул карабин М4, открыв частый огонь одиночными.

Колобов нырнул за малолитражку, дрожащими руками вставляя полный магазин. Отведя назад рукоятку затвора, он выскочил, снова вжав спусковой крючок и чувствуя, как при каждом выстреле автомат в руках содрогается, захлебываясь огнем. Американец, которого от русского полицейского отделяло метров шестьдесят, закрутился волчком, оседая на усеянный гильзами асфальт.

Ударил со стороны американской колонны пулемет, заставляя Александра снова искать укрытие. Он увидел, как из-за «Хамви» выскочил солдат с тубусом гранатомета М136 на плече. Колобов вскинул автомат, нажимая на спуск, но противник выстрелил первым. Взрыв гранаты, угодившей в асфальт в нескольких метрах, оглушил сержанта полиции. Придя в себя, тот попытался встать и закричал от боли, пронзившей ноги. над головой визжали пули, летевшие с обеих сторон, и Александ ползком двинулся обратно к своим позициям. Он не видел, как не видел никто из находившихся на земле бойцов, заходящий в атаку боевой беспилотник MQ-9 «Рипер», вызванный командиром попавшего в засаду американского батальона.

Ударный «дрон», летевший на высоте чуть больше двух тысяч метров, выпустил одну за другой две ракеты «Хеллфайр» с трех километров. Вспыхнула БМП-3, следом за ней взорвался, «поймав» ПТУР своим бортом, БТР-80. И тотчас в ответ с крыши ближайшей высотки взмыла зенитная ракета. Преодолев отделявшее ее от цели расстояние за несколько секунд, ЗУР «Игла» взорвалась, отрывая плоскость крыла, и американский «Жнец», кувыркаясь, устремился к земле, сопровождаемый торжествующими криками и радостным улюлюканьем оборонявших подступы к столице полицейских.

Лежавший на асфальте Колобов услышал треск вертолетных винтов, сжавшись в комок от инстинктивного страха, но затем открыл рот, узнав знакомые очертания появившихся из-за высоток десантно-боевых Ми-8. Два вертолета, разрисованные пятнистым рисунком камуфляжа, поверх которого сверкали свежей краской, дразня врага, красные звезды, подошли к цели на предельной малой высоте, проделав большую часть пути ниже крыш домов, там, где они оставались до последней секунды невидимыми для радаров и практически неуязвимыми для истребителей. Винтокрылые машины набрали высоту за несколько сотен метров от цели, обрушив шквал реактивных снарядов С-8 калибра восемьдесят миллиметров на американские «Хамви», и колонна полностью скрылась за сплошной стеной разрывов. А вертолеты пикировали на нее, не меняя курса.

Двуствольные пушки ГШ-23, подвешенные в контейнерах УПК-23-250, выпустили струи раскаленного свинца, сметая с мостовой охваченных ужасом американцев. С грохотом вертолеты промчались над улицей, а те, кто оставался внизу, махали им вслед руками, стреляя в воздух. Противник только собирался с силами, готовясь нанести удар, но те, кто был готов защищать Москву ценой собственных жизней, уже уверовали в грядущую победу.

Глава 11

1 декабря

Агент Алек Донован откинулся на спинку кресла, крепко зажмурившись. Под плотно сжатые веки будто набили даже не песка, а толченого стекла, так сильно резало воспаленные глаза. Мерцанье монитора стало уже непереносимым, но федеральный агент, почти сутки не покидавший своего рабочего места, лишь помассировал ладонями виски, снова решительно подавшись вперед под жалобный скрип дорогого кресла.

Сюда, в Федеральное бюро расследований, стекались потоки разнообразной информации со всей территории Соединенных Штатов, все, что могло оказаться полезным в деле поиска свихнувшихся русских террористов, притащивших в Америку ядерные бомбы. И задачей нескольких сотен агентов было отсеивать лишнее, выделять непонятное и направлять выше, на тот уровень иерархии, на котором принимаются по-настоящему серьезные решения, тот ручеек данных, который еще оставался после тщательного отбора. Срок, названный террористами, истекал, и после того, что случилось в пустыне в сердце Нью-Мексико, едва ли кто-то еще из допущенных к тайне сомневался, что через считанные часы к небу вознесутся ядерные «грибы», и близившийся рассвет станет последним для тысяч ничего не подозревающих даже американцев. И потому агенты ФБР, боровшиеся с усталостью и сном при помощи крепкого кофе, пригоршнями уже глотавшие стимуляторы, не покидали своих постов, пока оставалась хотя бы призрачная возможность предотвратить катастрофу.

Агент Донаван и сам потом не смог бы, наверное, сказать, что привлекло его уже рассеянное внимание в отчете полицейского департамента Аризоны. Но, трижды пробежавшись взглядом по тексту, перескакивая при этом через несколько слов, он потрясенно вскрикнул, заставив вздрогнуть от неожиданности работавших по соседству коллег. А уже через час специальный агент вошел в кабинет директора Бюро, как и его подчиненные, забывшего про отдых.

— Есть зацепка, сэр! — Донован с размаху бросил на стол своего босса стопку распечаток, поверх которых лежало несколько фотографий крупного формата. — Кажется, ублюдки у нас в руках!

Аарон Сайкс склонился над бумагами. С фотоснимков, сделанных явно с большого расстояния и под не самым выгодным углом, причем, судя по размытым очертаниям, и вовсе через стекло, на него глядело ничем не примечательное лицо. Мужчина явно за тридцать, чуть скуластый, коротко, по-армейски, стриженый, с перебитым носом, как у бывалого борца. В нижнем углу снимка — дата и время, как бывает на стоп-кадрах с камер видеонаблюдения.

— Кто это?

— Наш клиент, сэр, — решительно ответил Донован. Два дня назад на заправке в восточной части Аризоны произошла перестрелка. Несколько мексиканцев, имеющих отношение к наркокартелям, устроили пальбу. Погибло несколько человек, в том числе помощник местного шерифа.

— Обычный криминал. Цены на бензин растут, у людей сдают нервы, кое-кто берется за оружие. Таких случаев за последние сутки семь по стране, больше трех десятков погибших, не считая раненых.

— Но наш случай — особенный, сэр! Эти мексиканцы расстреляли немало гражданских, но и сами были убиты, причем полиция прибыла только через десять минут. Несколько выживших свидетелей сообщили, что ответный огонь вели какие-то парни европейской внешности. За полминуты они положили «латиносов», а потом растворились, но прежде успели оказать помощь раненой женщине, наложив повязку, благодаря чему она дожила до приезда медиков, и сейчас приходится в себя в госпитале. На первый взгляд похоже на бандитскую разборку, но эксперты извлекли пули из тел мексиканцев. Калибр девять миллиметров НАТО, ничего особенного. Оружие, если судить по следам нарезов, тоже вполне стандартное — «глок», «беретта». Но именно эти пули — бронебойные, лишь недавно запущенные в производство в России. Обозначаемые русскими, как ПБП, или 7-Н-31, за счет выступающего из оболочки термоупрочненного стального сердечника они с десяти метров прошивают восьмимиллиметровый слой стали, и, самое главное, не поставляются за рубеж, но используются только русскими специальными службами. И такие патроны не могли запросто оказаться у обычных бандитов, сэр!

— Пули — не самое надежное доказательство!

Донован согласно кивнул в ответ:

— Верно, сэр. Но это не все. Свидетели не запомнили номер машины, на которой скрылись наши стрелки, но сообщили марку и цвет. Особые полномочия — это здорово, на самом деле, есть доступ к любой информации. В течение часа я получил данные с камер дорожного наблюдения на территории двух штатов, проследив путь таинственных стрелков на протяжении нескольких сотен миль. Эти парни приехали с запада, из Невады, и двинулись на восток, появившись в центральной части Нью-Мексико как раз тогда, когда там произошел ядерный взрыв!

— В таком случае, Алек, мне очень хочется скорее увидеться с этими джентльменами!

— Это желание исполнится, и довольно скоро. Нам известен номер и марка машины, которая, кстати, была взята в прокат в Калифорнии. А, обработав изображение с видеокамер, мы получили снимки одного из этих ребят. Парни из АНБ прогнали его лицо по всем базам, результат — нулевой. Этот парень не получал водительские права, не попадал в полицию, карточки социального страхования у него тоже нет. Его не должно существовать, но вот он колесит по дорогам Америки.

— Это может быть террорист. Алек, направь запрос через Министерство внутренней безопасности русским. Если узнаем точно, кто этот парень, то, скорее всего, станет ясно, кто может быть еще вместе с ним. Довольно уже гоняться за призраками, черт возьми! Нашим людям нужна цель, так укажи ее им!

— Простите, сэр, но я осмелился послать такой запрос без вашего разрешения. Но у этих русских половина архивов до сих пор на бумаге, ответа скоро ждать не приходится.

Агент Донован оказался не прав. Уже через два часа он вместе с директором ФБР и несколькими его помощниками внимательно смотрел на изображение на экране. С монитора на федеральных агентом исподлобья взирал тот самый человек, что засветился в перестрелке с мексиканцами, правда, выглядевший несколько моложе, а вместо рубашки на нем был надет идеально сидящий мундир цвета хаки с большими звездами поверх двух просветов на погонах.

— Тарас Беркут, майор Российской Армии. Двадцать вторая бригада специального назначения, элита русских вооруженных сил. Несколько лет провел на Кавказе, имеет награды. После переворота и убийства президента Швецова добровольно поступил на службу во вновь созданную полицию, — монотонно читал строки досье Алек Донован. — Был арестован за неподчинение приказам, осужден, но умер, уже находясь в русской тюрьме, что подтверждено документами.

— И вот этот парень, живой и невредимый, разъезжает по американской земле с ядерной бомбой в багажнике, — закончил за агента кто-то из зрителей.

— Будь я проклят, но это не террористы, — глухо произнес Аарон Сайкс. — Это диверсионная операция, и русские власти, без сомнения, в курсе происходящего. Этот парень — пешка, исполнитель. Он делает то, чему обучен, а приказы ему отдают из Кремля! Вероломные ублюдки решили вести двойную игру и водят нас за нос!

— Уже нет, сэр, — заметил один из помощников директора. — Несколько часов назад в Москве начались уличные бои. Глава русской администрации обратился к народу России с призывом встать на борьбу с оккупантами — с нами, сэр. Партизаны, которых открыто поддерживают подразделения русской полиции, повсюду атакуют позиции американских войск. Столица России превратилась в настоящее поле боя!

— К черту! Они получат свое, а сейчас, господа, сделайте все, чтобы отыскать чертовы бомбы до того, как сработают их взрыватели! Разошлите это фото по всей стране, пусть это будет… — Сайкс задумался, поглаживая подбородок, затем продолжил: — Пусть это будет вооруженный грабитель из восточной Европы, убийца полицейских. За работу, джентльмены! Найти и уничтожить террористов, во что бы то ни стало — таков приказ Президента и мой лично!

Через считанные десятки минут начальники окружных полицейских управлений и шерифы во всех уголках Соединенных Штатов, от туманных гор Орегона до солнечной Флориды, внимательно смотрели на свежераспечатанные снимки, пытаясь запомнить как можно лучше черты лица ничем особо непримечательного мужчины, вдруг объявленного врагом государства. А еще через полчаса в штаб-квартире ФБР раздался телефонный звонок. Принявший его агент, выслушав короткое, по-военному четкое сообщение, сорвал с головы телефонную гарнитуру, крикнув на весь зал:

— Русские в Юте!

В это самое время командир полицейского спецназа Солт-Лейк-Сити, поднеся к глазам мощный бинокль со встроенным дальномером, наблюдал, как его бойцы, короткими перебежками перемещаясь меж припаркованных машин, замыкают в стальное кольцо приземистое здание придорожной гостинцы, находившейся в десятке миль от самого города. Там, внутри, могли находится люди, объявленные в розыск по всей территории США, точнее, звери в человечьем обличье, какие-то чужаки, славяне, прибывшие на хранимую Богом землю Америки, чтобы грабить, убивать, нарушая все писаные и неписаные законы.

Именно сотрудникам департамента полиции Солт-Лейк-Сити выпал шанс остановить ублюдков, и сейчас спецназ, не раз отрабатывавший подобные действия на полигоне, готовился к штурму. Стараясь оставаться незамеченными для ее обитателей, люди в черной униформе с белыми буквами SWAT на спине и груди, в тяжелых бронежилетах и титановых касках, занимали позиции на расстоянии одного броска, направив стволы штурмовых винтовок и автоматов на оконные проемы, за которыми не угадывалось никаких признаков жизни. С почтительной дистанции за действиями двигавшихся синхронно, точно единый организм, профессионалов наблюдали несколько патрульных полицейских, нервно тиская рукояти табельных «беретт» или сжимая вдруг невесть с чего вспотевшими ладонями ложа «помповых» дробовиков.

— Сэр, вы уверены, что у вас остановился именно этот парень? Не хочется здесь все разгромить только из-за того, что вам что-то почудилось!

Капитан Майк Харрис сунул под нос хозяину мотеля, заодно владевшему заправкой и небольшим рестораном, фото главаря невесть откуда появившейся банды, по следу которой сейчас шла полиция в доброй полудюжине штатов.

— Я толком не разглядел, но похож, — без особой уверенности пробормотал старик, топорща клочковатую бороду, в которой застряли крошки недавно съеденного гамбургера. — Но у этих парней полно оружия, и среди них точно есть русские!

— С чего вы в этом так уверены, мистер?

— Моя помощница родом из Украины, и она понимает русский язык. Но при посторонних эти парни стараются говорить по-английски, правда, с акцентом. И вообще, они очень странные. Приехали на двух машинах вчетвером, из номеров никуда не высовываются, словно прячутся. Мне сразу показалось это подозрительным, офицер!

— Разберемся, — спокойно кивнул капитан. — Кроме них кто еще внутри?

— Какая-то парочка, приехала вечером. Они в угловом номере.

— Черт! Дерьмо! — Полицейский ударил сжатым кулаком в ладонь, затем щелкнув клавишей закрепленной на лямке разгрузочного жилета рации: — Всем внимание, внутри люди. Возможен захват заложников! Всем доложить о готовности!

— Группа «Альфа» на месте, готовы к штурму, — раздалось в наушнике сквозь слабый треск атмосферныхпомех. — Группа «Браво» на месте, периметр закрыт!

— Снайперы на месте?

Двое полицейских уже взобрались на плоскую, чуть скошенную крышу, возвышавшуюся над заправкой, опираясь на мощные колонны. Один из них, улегшись на живот, повернул форменную черную кепку козырьком назад, приникнув к прицелу винтовки Ремингтон М24, установленной на коротких сошках. Мощный телескопический Leupold-Stewens M3 Ultra десятикратного увеличения позволял различать мельчайшие детали, посылая тяжелые пули «триста восьмого» калибра с точностью до десятой доли дюйма. Палец стрелка нежно поглаживал вогнутость спускового крючка в ожидании команды открыть огонь. А его напарник вел наблюдение за мотелем и подступами к нему через мощный монокуляр, медленно поводя объективом вдоль стены здания, к которому все ближе и ближе подходили остальные бойцы спецназа, по первому знаку своего командира готовые сорваться с места.

— Доложить обстановку! — ожил миниатюрный наушник в ухе снайпера.

— Занял позицию, никакой активности не наблюдаю!

— Ублюдки ничего не подозревают, — довольно усмехнулся командир спецназа. — Что ж, устроим им сюрприз!

Полицейский раскатал поднятую на лоб черную маску-балаклаву, скрывая лицо, затем надел на голову тяжелый противопульный шлем, затянув под подбородком ремешок. Надвинув на глаза защитные очки из прозрачного «баллистического» пластика, он передернул затвор пистолета-пулемета МР-5А3, к которому уже был примкнут изогнутый узкий магазин на тридцать патронов, и, вдавив тангету рации, четко произнес:

— Зеленый свет! Всем — вперед!

Несколькими минутами ранее в душной и довольно тесной комнате дешевого мотеля близ столицы штата Юта командир диверсионной группы Андрей Волков, бывший капитан российской Армии, раздраженно ударив по столешнице низкого журнального столика сжатым кулаком, зло процедил:

— Нам ни за что не прорваться в город! На всех шоссе — усиленные посты, полиция и Национальная Гвардия! Досматривают любой транспорт, если он больше мотороллера! Нас перехватят на дальних подступах!

— Можно кружным путем, в объезд, — предложил стоявший сбоку от окна, наблюдая за парковкой сквозь щель в занавесках, Михаил Романов, бывший командир разведроты Девяносто восьмой гвардейской десантной дивизии, невольно касаясь широкой рукоятки заткнутого просто за пояс, безо всякой кобуры, пистолета «Глок-17».

— Тогда точно накроют, стоит лишь свернуть куда-нибудь с автострады. В воздухе постоянно вертушки, и наверняка еще беспилотники. Город в кольце!

— Нужно было не петлять после высадки, а сразу рвать сюда со всех ног, — заметил третий боец группы, расположившийся в дальнем углу и занимавшийся чисткой карабина М4, сейчас разложенного на промасленной газете.

Волков только заскрипел зубами от досады:

— Вы знаете, что все наши действия в операции после высадки с подлодки расписаны буквально по минутам, и нет возможности изменить план, просто потому, что нет связи между группами. После того, как произошел первый взрыв, амеры должны были получить ультиматум, и, судя по тому, что полицейские торчат на каждом шагу, они его получили. Но нам полагалось к этому моменту уже проникнуть в Солт-Лейк-Сити и установить там устройство, чтобы по сигналу подорвать его. А мы не успели, не уложились в срок, все дороги уже перекрыты. Пока мы пытались стряхнуть севших нам «на хвост» в калифорнии полицейских, здесь уже подготовились к встрече. Осталось всего несколько миль до цели, но пройти их нам не дадут! Все кончено, черт возьми! Теперь осталось дождаться, пока нас выследят и прикончат!

— Но если первая группа выполнила задачу, взорвав свою бомбу, почему нигде даже ни намека на атомный взрыв, ни по ТВ, ни по радио? — недоумевающее спросил, обращаясь будто к самому себе, Романов. — С экранов пичкают какой-то ерундой про землетрясение и аварию самолета на авиабазе, словно и не происходит ничего!

— Это и есть свобода слова, брат, — усмехнулся Волков. — Хотят — разрешат говорить правду, не хотят — все разом затыкаются. Не бомба — наше самое сильное оружие, боец, а страх! Если заставим ублюдков бояться по-настоящему, если они поймут, что в любой миг могут сгореть в ядерном огне, или чуть позже сдохнуть от радиации, начнется хаос, и пиндосам будет уже не до России. Вот их вожаки и затыкают всем рты, скрывая правду, потому что правда уничтожит их скорее, чем самый мощный ядерный взрыв!

Четвертый диверсант, не принимая участия в беседе, склонился над ноутбуком, щелкая мышью и иногда принимаясь молотить по клавишам. Переходя с сайта на сайт, он пробегал взглядом новостные ленты, с которых сочилось сытое спокойствие богатой и всем довольной страны. Разве что рост цен на бензин, да кое-где вспыхивавшие из-за этого беспорядки нарушали идиллию. Казалось, никто здесь даже не предполагает о присутствии партизан, но стоило только выглянуть наружу, на курсировавшие по автостраде туда-сюда патрули, на кружившие в поднебесье геликоптеры, становилось ясно, что это лишь ширма. Наконец, войдя в почтовый ящик, созданный лишь пару часов назад, диверсант увидел новое — и пока единственное — письмо, после чего, оторвав взгляд от монитора, уставился на Волкова, глухо произнеся:

— Получено «добро» на проведение операции, командир. Срок истек. Американцы отказались выполнить ультиматум, их войска остаются в России.

— Что ж, — командир спокойно пожал плечами. — Мы для этого сюда и прибыли. Кто бы поверил, что этих выродков так просто окажется запугать! Они скрывают правду от собственного народа? Значит, нужно сделать все при как можно большем числе свидетелей! Будем прорываться в центр города с боем, парни, и там поставим точку!

Партизаны мрачно переглянулись. Никто не питал иллюзий насчет собственной участи, каждый был готов к смерти, но все-таки каждый втайне мечтал, что сумеет ее избежать. Расчет на то, что удастся выйти к цели незаметно, просто оставить там бомбу, что спокойно лежала сейчас на полу в соседней комнате, и уйти, прежде чем «адская машина» за один миг превратит в пепел несколько густонаселенных кварталов, не оправдался. Но противник не был намерен давать хотя бы малейший шанс на успех.

— Полиция! — Романов, рывком выхватывая из-за пояса пистолет, в стволе которого уже находился первый патрон, отпрыгнул от окна. — Спецназ снаружи, окружают!

— Вот суки! — Волков вскочил, подхватив стоявший на полу на сошках пулемет FN-MAG, по привычке обмотанный снаряженной лентой, патроны в которой глухо брякнули. — К бою!

Партизан приблизился к окну, держась сбоку от проема. В щель меж плотных занавесок можно было видеть низко пригнувшиеся человеческие фигуры в черной униформе, мелькавшие между машин.

— Десятка полтора, как минимум. Хорошо обложили, качественно, со всех сторон!

Диверсанты, подхватив оружие, уже занимали позиции возле окон, торопливо возясь с застежками бронежилетов — никто из опытных бойцов не пренебрегал средствами защиты.

— Как они нас вычислили? — едва не плача, простонал Романов, затравленно взглянув на своего командира.

— Это не важно! Сейчас они атакуют, надо устроить этим козлам теплый прием! Слава, давай к черному ходу, они наверняка пойдут в обход!

— Есть, командир!

Дюжий парень с перебитым носом, как раз закончивший чистку карабина, вогнал в горловину М4 лежавший на столе снаряженный магазин, еще три «рожка» сунув в карманы брюк, и, надев бронежилет на голое тело, молча кивнул, уже перешагивая через порог номера. Через миг он с хрустом выдавил плечом хлипкую фанерную дверь угловых «апартаментов», услышав сперва перепуганный женский визг, а затем увидев мечущиеся под простыней обнаженные тела. Парень, довольно крепкий, хотя и уступавший диверсанту ростом и шириной плеч, вскочил с постели, шагнув навстречу, но, наткнувшись на несильный толчок в грудь, отлетел назад.

— В угол, — по-английски бросил партизан, шагнув к окну, из которого открывался неплохой обзор на задворки мотеля. — Тихо! Не дергайтесь!

Прислонив карабин к стене, он сорвал бронежилет, бросив его забившимся за шкаф так и не одевшимся любовникам, а затем, одной рукой оторвав от пола разложенный диван, перевернул его, превращая в баррикаду.

— Спрячьтесь, — приказал диверсант. — Не высовывайтесь, и, возможно, останетесь живы. Сейчас здесь станет горячо!

Слыша за спиной поскуливание девицы и шепот ее спутника, партизан выглянул в окно в тот самый миг, когда бойцы американского спецназа, получив приказ, пошли на штурм. Несколько затянутых в черное фигур, выскочив из-за стоявших слишком близко машин, бросились к зданию мотеля. Двое идущих первыми полицейских несли широкие титановые щиты с забранными бронированным стеклом узкими прорезями окошек. Андрей Волков первым нажал на спуск, и пулемет в его руках вздрогнул всеми своими тринадцатью килограммами, выплевывая поток свинца. Длинная очередь ударила одного из полицейских под нижний край щита, перерубая ему обе ноги, вмиг подломившиеся, так что черная фигура неуклюже повалилась под ноги идущим следом спецназовцам. А пули все летели и летели тем прямо в лица, наполняя воздух злым жужжанием.

Командир диверсантов видел, как бегущие к мотелю полицейские валятся друг на друга, кубарем катаясь по земле и заливая асфальт кровью. Свинцовый вихрь, метавшийся над парковкой, смахивал их с ног, одного за другим. Одного из них угодившая в середину груди очередь отшвырнула назад, другой, которому точным попаданием разворотило бедро, завертелся волчком, оседая на грязный асфальт. Другой полицейский подскочил к раненому товарищу, закрыв его и себя от хлеставших наотмашь свинцовых струй штурмовым щитом, а остальные бойцы SWAT открыли шквальный огонь в ответ. Затрещали «хеклеры», идеальные для боя на короткой дистанции, раздались похожие на кашель выстрелы самозарядных дробовиков, часто защелкали винтовки М16, пули которых прошивали без труда стены из гипсокартона, превращая здание мотеля в дуршлаг. Волков, не отпуская спусковой крючок, отшатнулся назад, когда вокруг по стенам и потолку защелкали кусочки свинца. Романов, стрелявший через соседнее окно, вдруг вскрикнул, ныряя на пол.

— Что? — Командир диверсантов обернулся к своему товарищу. — Ранен?

— Ногу покоцало, — прошипел сквозь зубы партизан, вытаскивая из кармана брюк перевязочный пакет. — Рикошет. — Он растянул губы, сведенные судорогой, в подобии улыбки: — Херня, командир! Царапина!

— Нога — не башка, жить будешь! — Вдруг утробно зарычав, Волков вскинул пулемет, прочертив стволом, на срезе которого трепетал язычок пламени, широкую дугу. — Получай, суки!

Злобно зарычал тяжелый MAG, жадно всасывая извивающуюся, точно стальная змея, ленту. Огрызаясь короткими очередями, полицейские попятились, а Волков, снова и снова нажимая на курок и слыша только грохот выстрелов и звон падавших под ноги звеньев ленты, стегал их в спины свинцом, пока не кончились патроны. Тогда, отбросив пулемет, он схватил тубус реактивного гранатомета, и, вскинув его на плечо, шагнул к проему.

Реактивная граната, покинув «ствол» РПГ, пролетела дымной стрелой наискось над парковкой, врезавшись в борт машины. Клуб огня взметнулся в небо, а находившихся рядом бойцов SWAT ударной волной повалило с ног.

— Назад, — надрываясь, кричал в микрофон Майк Харрис. — Всем отходить! Вернуться на исходные!

Командир группы захвата, едва увидев в оконных проемах вспышки дульного пламени, успел укрыться за припаркованным фургоном, и теперь, сжавшись за колесом, слушал, как пули с лязгом дырявят корпус машины, превращенной в импровизированную и ужасно ненадежную баррикаду. От грохота выстрелов, звучавших с обеих сторон, гудело в ушах, всюду кричали — от ярости и от боли, а несколько фигур в черных комбинезонах неподвижно замерли на пыльной земле.

На миг приподнявшись, капитан Харрис выставил над капотом ствол «хеклера», выпустив длинную очередь и увидев, как пули выбивают облачка гипсовой крошки, впиваясь в стены. В ответ зарокотал пулемет, и микроавтобус содрогнулся, когда тяжелые пули, точно гроздь брошенных с размаху свинцовых горошин, ударили в борт, разрывая обшивку. Харрис увидел, как одного из его людей сбило с ног, швырнув на асфальт. Спецназовец, выбрасывая вперед руки, попытался ползти к укрытию, оставляя за собой кровую полосу на асфальте, но, преодолев с десяток футов, вздрогнул, замерев неподвижно.

Нырнув обратно в укрытие, полицейский истошно закричал в микрофон рации:

— Снайперы, огонь! Прижать ублюдков!

— Есть, сэр! — Стрелок, залегший на крыше заправки, крепче обхватил шейку приклада винтовки. Прицельная марка легла на едва различимый за колышущимися занавесками и клубами едких пороховых газов человеческий силуэт, и указательный палец полицейского плавно потянул спусковой крючок.

Еще один выстрел остался никем не услышанным в общей какофонии. Покинув ствол «ремингтона», весившая одиннадцать с половиной граммов пуля М118 калибра 7,62 миллиметра, разогнанная пороховыми газами до скорости больше восьмисот метров в секунду, ударила Андрея Волкова в левую часть груди. Несколько слоев кевлара не смогли ни остановить ее, ни даже задержать. Сила удара была такова, что партизана сбило с ног, отшвырнув в глубину помещения, а когда его тело коснулось пола, то оно уже было мертво.

— Суки! — Романов, прижав к плечу приклад карабина М4, стиснул зубы, нажимая на спуск.

Под ноги со звоном посыпались горячие гильзы, а появившаяся над крышей стоявшей метрах в пятидесяти легковушки голова в глубоком черном шлеме исчезла, взорвавшись облачком багровых брызг. Было слышно, как за стеной трещат, выталкивая через канал ствола одну свинцовую «горошину за другой, карабины продолжавших сражаться товарищей, и Михаил, довольно оскалившись, прорычал:

— Не возьмете, суки!

Прозвучало еще несколько очередей, хлопнули пару раз одиночные выстрелы, а затем вдруг все внезапно стихло, и опустившееся на парковку безмолвие показалось оглушительнее самого ожесточенного боя. Оглянувшись на своих спутников, Романов, самый старший по званию из уцелевших, спросил:

— Живы?

— Живы, но не надолго, похоже.

— Ничего, руки коротки нас взять, — хмыкнул партизан, выщелкивая опустевший магазин и перезаряжая оружие.

— И долго мы продержимся, если навалятся всерьез? У нас на ствол по полсотни патронов, максимум!

— Время есть. Это вам не Чечня, здесь БТР запросто никто не подгонит, и «Шмеля» в окно тоже не запустит. А кровью мы их умыли неплохо!

— Командир погиб! Нас всего трое, и мы в ловушке, черт возьми! Не вырваться!

— А вырываться мы и не будем, — спокойно произнес Романов, шагнув к лежавшему на полу свинцовому цилиндру. — Все закончится здесь!

Партизан откинул крышку, обнажив панель с клавишами и узким окошком дисплея. Несколько нажатий на кнопки, отзывавшиеся мелодичным писком — и на экранчике вспыхнули цифры. Подняв взгляд на своих товарищей, Романов произнес:

— Заберем с собой стольких, скольких сможем! Никто не скажет, что русские сдались без боя! Но умереть, оставив после себя несколько вражеских трупов — недостаточно, нужно вселить страх в сердца всех, кто останется в живых!

Трое мужчин, стоявшие над телом четвертого, среди россыпи стреляных гильз, переглянулись, разом молча кивнув в ответ на так и не прозвучавший вопрос. В этот миг жизнь стала для них значит намного меньше, чем приказ.

Микроавтобус с ярким логотипом городского канала новостей на бортах остановился, когда его водитель ударил по тормозам, увидев патрульный автомобиль, развернутый поперек шоссе. Один из полицейских, держа правую руку на рукояти пистолета, пока остававшегося в кобуре, шагнул вперед, а его напарник, остававшийся возле машины, вскинул дробовик «моссберг-590», смещаясь в сторону. Водитель фургона, увидев направленный ему прямо в лицо ствол двенадцатого калибра, поежился, будто от порыва ледяного ветра.

— Проезд запрещен, — громко крикнул полисмен. — Разворачивайтесь!

Водитель микроавтобуса покосился на сидевшую рядом женщину, а та, опустив стекло, крикнула в ответ:

— Мы репортеры! В редакцию кто-то позвонил, сказав, что в этом месте проводится операция против террористов! Пропустите нас! Вы нарушаете наши свободы! Люди должны знать правду!

Офицер обернулся, увидев спешащего к дороге со стороны мотеля человека в спецназовском комбинезоне, с автоматом «хеклер-кох» на груди. Подойдя к машине, он отстранил в сторону патрульного, жестко потребовав:

— Убирайтесь! Здесь слишком опасно! Несколько ублюдков, вооруженных автоматическим оружием и гранатометами, засели в придорожной гостинице! Мы уже потеряли трех человек! Я не стану рисковать гражданскими, черт возьми! Откуда вы вообще взялись?

— Нам позвонили, — повторила журналистка. — Сказали адрес.

— Мы точно не звали сюда прессу! — Обернувшись к патрульным, полицейский приказал: — Выяснить, откуда был звонок! Живо!

Треск вертолетных лопастей заставил всех, находившихся на шоссе, инстинктивно пригнуться, запрокидывая головы. Разрисованный яркими полосами геликоптер Макдонэлл-Дуглас MD-500E, маленький, аккуратный, будто игрушка, завис в нескольких сотнях футов над разгромленной парковкой. Дверца в борту распахнулась, и на землю нацелился объектив телекамеры.

— Что за чертовщина творится? — Капитан Харрис подозвал к себе нескольких бойцов группы захвата. — Всех гражданских вон отсюда, к чертовой матери! Обеспечить периметр! Никто не должен приближаться к этому месту меньше, чем на пятьсот ярдов!

— Есть, сэр!

Кивнув, спецназовцы, убежали, а один из патрульных, нырнув в салон своего «шевроле», уже изнутри крикнул сквозь шум вертолетных турбин:

— Сэр, на телеканал звонили из мотеля! А заодно в редакции нескольких местных газет!

— Дерьмо! Бандиты позвали прессу?! Что это значит?

Стоявшие вокруг люди в форме только развели руками, наблюдая, как к кружившему над местом перестрелки геликоптеру присоединились еще два вертолета, правда, державшихся на безопасном расстоянии.

Оглашая округу надрывным воем «сирен», к мотелю промчалась вереница машин «скорой помощи», а следом, рыча мощными движками, ехало несколько громадных «субурбанов» с проблесковыми маячками под решетками радиаторов. Распахнулись дверцы, и наружу посыпались люди в униформе. Один из них, крепко сбитый темнокожий мужчина, безошибочно отыскав старшего среди полицейских, сообщил:

— Я агент Уайт, ФБР! Теперь мы руководим операцией! Пусть ваши люди обеспечат оцепление! Всех посторонних — долой, и живо!

— Что ж, удачи вам, ребята, — усмехнулся Харрис. — Надеюсь, вам те парни, что сидят внутри, окажутся по зубам!

Прибывшие «федералы», бесцеремонно расталкивая не успевших убраться с их пути полицейских, деловито суетились, лязгая затворами. Двое из них вытащили из багажников длинноствольные винтовки Мак-Миллан ТАС-50 калибра 12,7 миллиметра с массивными «трубами» оптических прицелов большой кратности.

— Если ублюдки не сложат оружие, мы их перестряляем, как в тире, — довольно сообщил агент Уайт, наблюдая за торопливыми, но слаженными действиями своих людей, взявших на прицел изрешеченное, покрытое разводами копоти здание мотеля. — Сделаем все быстро!

А в эти минуты Уильям Голдсмит стремительно вошел в помещение ситуационного центра в офисе Министерства внутренней безопасности. Свободных мест здесь уже не было, строгие костюмы соседствовали с военными мундирами, отовсюду слышались голоса, сливавшиеся в неразборчивый гул.

— Сэр, — едва поспевавший за своим шефом помощник на ходу, буквально захлебываясь словами, сообщил: — Сэр, террористы блокированы в придорожной гостинице в нескольких милях от Солт-Лейк-Сити. Никаких сомнений, что именно город был их конечной целью, сэр. Местный полицейский спецназ попытался захватить террористов, но понес большие потери в перестрелке и отступил. Сейчас на месте агенты ФБР, готовят новый штурм. Русским некуда деваться, они в ловушке, сэр!

Стоило только министру переступить порог просторного помещения, по рядам прошло движение, и люди, нетерпеливо ожидавшие Голдсмита, поднялись с мест, приветствуя его.

— Господа, ситуация экстраординарная, поэтому действовать нужно решительно и жестко. Президент приказал уничтожить террористов, и мы обязаны выполнить его приказ. Направьте туда авиацию, сравняйте все с землей!

Директор ФБР, выпучив глаза, привстал со своего кресла, подавшись вперед:

— Вы хотите нанести воздушный удар по территории Соединенных Штатов?!

— У этих ублюдков ядерная бомба, и она в любой миг может быть приведена в действие! Мы должны исключить такую вероятность полностью! Если позволим себе сомневаться, если задумаемся хотя бы на секунду — могут погибнуть тысячи ни в чем неповинных людей, десятки тысяч! Полковник, на что мы можем рассчитывать?

Офицер со эмблемами Военно-воздушных, на которого в упор уставился Голдсмит, ответил без заминки:

— Господин министр, сэр, самолеты с базыНациональной гвардии Кэмп-Уильямс достигнут цели в течение пятнадцати минут после получения приказа!

— Действуйте! Сотрите их в пыль!

Пилоты заняли места в кабинах штурмовиков А-10А через две минуты, наблюдая, как техники из команды аэродромного обслуживания в перепачканных в масле комбинезонах суетливо цепляют на подкрыльные узлы подвески остроконечные сигары авиабомб. Штурмовик «Тандерболт-2», созданный когда-то для того, чтобы остановить орды советских танков в Европе, мог поднять в небо свыше семи тонн смертоносного груза, но сейчас пара самолетов готовилась вылететь «налегке». Самолет командира пары нес всего полдюжины зажигательных баков BLU-27, а вооружение его ведомого ограничивалось таким же количеством обычных свободнопадающих бомб «Марк-82» калибром тысяча фунтов.

Взвыли прижатые к фюзеляжу турбины, набирая обороты, и командир пары, не сводя взгляд с индикаторов приборной панели, произнес:

— Я Громобой-один, к взлету готов!

— Громобои, взлет разрешаю, — отозвался диспетчер авиабазы Национальной гвардии штата Юта Кэмп-Уильямс. — Курс один-один-ноль, держать высоту десять тысяч футов!

Пилот толкнул рычаг управления двигателями, и двадцатитонный штурмовик, двинувшись с места, начал разгоняться, в конце полосы оторвавшись от бетонного покрытия. Следом взлетел и его ведомый. Выстроившись уступом, штурмовики, провожаемые взглядами сотен остававшихся на земле людей, плавно развернулись, направляясь к цели. Их пилотам предстояло сбросить американские бомбы на американскую землю, и многих не оставляло ощущение абсурдности происходящего, но те, кто сидел за штурвалами «тандерболтов», не испытывали и тени сомнений.

Пара штурмовиков преодолело половину расстояния, отделявшего их от цели, когда агенты ФБР и полицейские, получив неожиданный приказ, уже торопливо грузились в машины, оставляя свои позиции. Подскочив к командиру SWAT, журналистка, за которой вприпрыжку бежал оператор, тащивший на плече массивную камеру, спросила:

— Что происходит?

— Убирайтесь отсюда, живо! — на бегу бросил полицейский, направлявшийся к своему микроавтобусу.

Взревели мощные двигатели, и колонна автомобилей, сверкая проблесковыми маяками, выехала на шоссе. Последними убрались стоявшие в оцеплении патрульные. И только вертолет телевизионщиков кружил под облаками, продолжая удерживать автозаправку в фокусе своих камер. Михаил Романов, проводив его взглядом, обернулся к своим товарищам:

— Что-то будет. Эта суета неспроста!

Из поднебесья донесся привычный гул турбин, и партизан, без всякой опаски выглянув наружу, увидел быстро перемещающиеся по серой чаше небосвода черные точки. Один за другим, штурмовики «Тандерболт» спикировали, нацеливаясь узкими носами, из-под которых торчали многоствольные тридцатимиллиметровые пушки, на здание мотеля. Пилот ведущего А-10А коснулся большим пальцем кнопки сброса бомб, удерживая отчетливо видимую цель в прицельной рамке на индикаторе лобового стекла. Все было просто, даже проще, чем на учениях, и он был намерен выполнить свою работу качественно.

— Сброс!

Палец утопил кнопку, и из-под крыльев штурмовика посыпалась к земле гроздь зажигательных бомб, начиненных каждая тремястами восьмьюдесятью литрами напалма, достаточно, чтобы испепелить все живое и неживое на пространстве в несколько десятков акров. Летчик потянул на себя рычаг штурвала, набирая высоту. Он не мог видеть, как трое русских солдат, находившихся в разгромленном номере дешевого мотеля и продолжавших служить своей стране даже после того, как она отказалась от них, крепко по очереди обнялись, прощаясь друг с другом, как не мог видеть мигнувшие на таймере лежавшего у их ног ядерного заряда цифры «00:00». А в следующий миг мир утонул в яркой вспышке.

Ослепительный свет, стократ ярче солнечного, ударил по глазам, доставая до самого мозга, заставив пилота поднести ладони к лицу, а затем ударная волна обрушилась на лишенный управления штурмовик, легко переворачивая его, будто оторвавшийся от ветки лист, и самолет врезался в поднявшуюся к небу стену огня.

Пилот ведомого А-10, у которого вдруг отказало все бортовое оборудование, выжженное электромагнитным импульсом, прожил дольше на целую секунду, успев увидеть, как машина его командира испаряется, рассыпаясь на молекулы в ядерном пламени. А затем титановая броня его крылатой машины, служившая непроницаемой преградой для зенитных снарядов и осколков боевых частей ракет «земля-воздух», от чудовищного жара потекла, словно мягкий податливый воск, вздуваясь пузырями, и сгоравший заживо человек закричал от боли и отчаяния, но уже никто не мог слышать его полный ужаса вопль. Через несколько секунд штурмовик на полной скорости врезался в землю, превращаясь в комок расплавленного металла, среди которого невозможно было отыскать то, что еще недавно было его пилотом.

Когда земля под колесами служебного «шевроле» вздрогнула, офицер полицейского департамента Солт-Лейк-Сити Майк Харрис от неожиданности вскрикнул, а водитель, уставившийся куда-то назад, едва не вывернув шею, присвистнул:

— Что за чертовщина?!

Колонна под визг тормозов замерла, когда на шоссе обрушилась ударная волна, на расстоянии более мили воспринимаемая, как порыв ураганного ветра. В воздух поднялись клубы пыли. Выскочив из машин, инстинктивно прикрывавшие лица ладонями люди смотрели во все глаза на медленно опадающий столб пламени, поглотившего в один миг и мотель с террористами, и заправку, и придорожное кафе. Сила взрыва была не столь велика, чтобы образовался ядерный «гриб», и люди, еще ничего не понимая, наблюдали за происходящим, в то время как их тела жадно пронзал невидимый и совершенно неощутимый поток быстрых нейтронов, превращая всех в ходячих мертвецов.

Еще не замечая произошедших в их организмах необратимых изменений, практически не совместимых с жизнью, офицеры возбужденно жестикулировали, нарочито громко разговаривая и продолжая коситься туда, где еще пару секунд бесновалось ядерное пламя. А затем над шоссе, теряя высоту, пролетел вертолет телевизионщиков. Его лопасти бесшумно вращались, приводимые в движение потоком набегающего воздуха, благодаря чему падение превратилось в некое подобие полета. Винтокрылая машина, на бортах которой краска потекла и оплавилась от чудовищного жара, рухнула на поле в сотне шагов от шоссе, и полицейские бросились к месту падения.

— Они живы! — Майк Харрис увидел движение под прозрачным пузырем кабины, покрытым густой сеткой трещин. — Вытаскивайте их наружу, аккуратнее!

Пилота, лицо которого превратилось в сплошной ожог, аккуратно уложили на землю, с трудом отцепив руки от штурвала. Репортер, сидевший рядом с летчиком, был мертв — трудно выжить с раздробленным от удара об обшивку черепом. Но оператор выглядел целым и невредимым, если не считать сильнейшего шока. Поддерживаемый под руки бойцами спецназа, он лишь бормотал, ничего не замечая вокруг:

— Ядерный взрыв! Они взорвали ядерную бомбу!

Капитан Харрис лишь потрясенно переглянулся с подоспевшим агентом Уайтом. Служители закона, ставшие пешками в чужой игре, еще не осознали того, что произошло, как не поняли они, что их жизнь с момента взрыва исчисляется днями, если не часами. Но в высоких кабинетах Вашингтона царило лихорадочное напряжение. Уильям Голдсмит, связавшись из своей штаб-квартиры с Белым Домом, докладывал президенту Мердоку:

— Сэр, последствия ядерного взрыва минимальны. Устройство сработало вдали от населенных районов, в пустынной местности. Террористы не достигли своей цели!

— Черт возьми, Уильям, включите телевизор, и тогда поймете, что произошло! Репортеры местного телеканала снимали операцию по аресту террористов с вертолета в прямом эфире! Кадры показали в десятке штатов, уже выложили в Интернет! Паника начнется по всей стране!

— Мы будем все отрицать, сэр! Скажем, что взорвался, к примеру, газопровод! Самое разрушительное оружие террористов — страх, и мы не позволим ублюдкам применить его!

— Осталась еще одна бомба, Уильям, всего одна, и вы должны найти ее прежде, чем свихнувшийся русский вынет чеку! Наши войска на Урале в эти минуты перемалывают остатки русских партизан, а генерал Камински готовится к штурму Москвы! Последние очаги сопротивления в России будут подавлены в ближайшие часы, а вы должны сделать все, чтобы война не пришла в дома американцев! Защитите нашу страну, и нация не забудет вас никогда, Уильям!

Отключив связь, Джозеф Мердок устало откинулся на спинку кресла, массируя под пиджаком свою грудь, которую словно пронзала раскаленная игла, достающая до позвоночника. По всей Америке миллионы обывателей уже метались в панике, ощутив себя уязвимыми и беззащитными, а на другой стороне планеты десятки тысяч американцев, еще пребывая в блаженном неведении, совершенно осознано готовились принять смерть, не сомневаясь, что делают это во имя своей страны.

Генерал Джефри Клементс появился в просторном зале командного центра перед рассветом, как всегда, гладко, до синевы, выбритый, благоухающий дорогим лосьоном. Командующий Восемьдесят второй десантной дивизией Армии США, возглавивший карательную операцию против русских террористов почти с первых часов ее проведения, наконец, сумел выкроить несколько часов безмятежного сна, и сейчас чувствовал себя как никогда бодрым и свежим. А вот его противнику, похоже, едва ли удалось выспаться минувшей ночью. Ночь же грядущую по замыслу американского генерала русским предстояло встретить в братских могилах.

Едва ночная тьма опустилась на землю, внезапно начала оживать то одна, то другая артиллерийская батарея, множество которых было расположено по периметру многострадального Нижнеуральска. Огневой налет длился совсем недолго — два, максимум, три залпа, и орудия замолкали, но уже откуда-то с противоположной стороны города доносились новые выстрелы. Возможно, целями были неосмотрительно выбравшиеся из своих укрытий партизаны, тщетно надеявшиеся, что темнота скроет их, но, вероятнее, били просто «по площадям», расчищая путь для предстоящего наступления.

То близкий, то отдалявшийся на самую границу человеческого восприятия гул канонады был слышен в палатке генерала, несмотря на то, что ближайшая артиллерийская позиция находилась милях в пяти от палаточного городка, где и разместился штаб. И эти звуки, похожие на раскаты грома, стали самой сладкой колыбельной для Клементса. Всю ночь, с самого заката, гаубицы методично уничтожали мятежный город, выпустив сотни снарядов и прекратив огонь лишь под утро, пока расчеты остужали слишком сильно нагревшиеся стволы могучих орудий. И сейчас с высоты полета беспилотного разведчика RQ-1 «Предейтор», кружившего над Нижнеуральском, можно было оценить результаты обстрела.

— Отличная работа! — довольно хмыкнул Клемнтс, остановившись перед огромной плазменной панели, на которую проецировалось изображение с бортовых камер беспилотника.

С пятикилометровой высоты панорама разрушения предстала перед командующим во всей своей ужасающей «красе». Города больше не существовало. Многодневный артиллерийский обстрел, перемежаемый ударами стратегических бомбардировщиков, сбрасывавший с заоблачных высот по нескольку тонн бомб за раз, прошелся по Нижнеуральску гигантским катком. С высоты воронки, оставленные разрывавшимися на городских улицах снарядами и тысячефунтовыми фугасными авиабомбами, казались лишь черными точками, покрывавшими, будто оспины, всю территорию города. На их фоне бросались в глаза огромные проплешины, пятна пепла, оставшиеся после взрывов «вакуумных» бомб МОАВ. Единственный сверхмощный боеприпас, снаряженный восемью с половинами тонн аэрозольной взрывчатки, мог сравнять с землей целый квартал, и от него служили неважным укрытием подвалы, превращенные защитниками города в импровизированные бомбоубежища. И таких бомб генерал Клементс не жалел. Большая часть зданий оплыла бесформенными грудами обломков, погребая под собой сотни, если не тысячи их обитателей. Кое-где над руинами поднимался дым пожаров, растекавшийся над городом серым колышущимся покрывалом.

— Треть всех построек уничтожена, — сообщил офицер, отвечавший за разведку, перехватив удовлетворенный взгляд командующего. — Инфраструктура полностью разрушена, но живые там есть, это подтверждают результаты инфракрасного сканирования, сэр. Мы полагаем, что в городе остались боеспособными не более тысячи солдат противника. Все их оборонительные рубежи разрушены, от армии террористов осталось несколько разрозненных отрядов, не имеющих связи друг с другом, израсходовавших почти все свои запасы вооружения. Эти «партизаны», скорее всего, станут оборонять отдельные дома и постройки, используя их, как опорные пункты. Русские со вчерашнего дня полностью прекратили все перемещения по городу, а сутки, проведенные в убежищах, серьезно подорвут их боевой дух. Думаю, сэр, они не выдержат еще одного нашего удара.

— Что ж, в таком случае, приказываю начать артиллерийскую подготовку. Разрушим все укрытия, какие остались, и навсегда закопаем крыс прямо в их собственных норах!

Командиры артиллерийских батарей давно ожидали приказа, а у расчетов было достаточно времени, чтоб после бессонной ночи остудить орудия и привести их в порядок, и потому не прошло и пяти минут, как земля под ногами вздрогнула, а через тонкие стены палатки проник многоголосый гул выстрелов. Грозно зарычали, извергая пламя из запрокинутых к низкому серому небу стволов, стапятидесятипятимиллиметровые гаубицы М198 и М777, прибывшие вместе с Морской пехотой и механизированной «страйкерной» бригадой, выпуская по пять сорокакилограммовых снарядов в минуту. На их фоне выстрелы легких гаубиц М119 калибра сто пять миллиметров, прибывших на Урал вместе с десантниками из Сто первой и Восемьдесят второй дивизий, были похожи на злое тявканье дворовых шавок.

Почти сотня орудий одновременно открыла огонь, наполнив воздух огнем и сталью, и городские кварталы затянуло едким пороховым дымом. Снаряды ложились с хирургической точностью. Трех-четырех прямых попаданий хватало, чтобы скалывались, как карточные домики, панельные «хрущевки», а кирпичные девятиэтажки осыпались грудами битых кирпичей. А затем пушки смолкли, и над позициями изготовившейся к решительному броску американской морской пехоты раздался рев стартующих ракет.

Батарея реактивных установок HIMARS, переброшенная с китайской границы, вступил в бой «с колес». Боевые машины, едва успевшие выгрузиться из транспортных самолетов С-17, остановились на пустыре. Плавно поднялись бронированные коробки пусковых установок, а затем позиция окуталась плотной завесой дыма, и из нее с яростным ревом взмывали в зенит один за другим реактивные снаряды. Девять боевых машин выпустили за тридцать секунд пятьдесят четыре ракеты M30 GUMLRS, каждая из которых несла проникающую боевую часть весом в восемьдесят девять килограммов и оснащалась простейшей спутниковой системой наведения. Благодаря этому ракеты поражали цели, находившиеся за семьдесят километров от позиций пусковых установок с точностью до пары метров, а мощи даже одной единственной боеголовки хватало, чтобы до основания снести добротный многоэтажный дом, который мог послужить укрытием для партизан.

Джеффри Клементс, краем глаза смотревший на монитор, куда по-прежнему выводилась «картинка» с камер «Предейтора», и слышавший отдаленный грохот взрывов, не смолкавший ни на секунду, требовательно спросил:

— Доложить о готовности!

— Генерал, сэр, подразделения на исходном рубеже! Все «дроны» уже в воздухе!

Несколько десятков беспилотников были готовы присоединиться к кружащему над охваченными пожаром кварталами Нижнеуральска RQ-1. Тяжелые «Рипперы» и «Предейторы», из под плоскостей и фюзеляжей которых свисали целые гроздья ракет, готовы были поддержать «дроны»-геликоптеры RQ-8 Морской пехоты, тоже несущие серьезное вооружение из ПТУР «Хеллфайр» и неуправляемых снарядов FFAR. Все вместе они создавали над городом частую сеть, через которую не мог проскользнуть даже одиночный партизан. И генерал Клементс отдал новый приказ:

— Прекратить огонь! Штурмовые группы — вперед!

Канонада утихла, и стало слышно, как взревели разом сотни мощных двигателей. Множество танков и боевых машин, расположившихся по периметру города, пришли в движение, сжимая вокруг Нижнеуральска стальное кольцо. Окутавшись сизыми клубами выхлопных газов «Абрамсы», LAV-25 и «Хамви», колонны которых представали перед камерами кружившихся под облаками «дронов» причудливо извивающимися стальными змеями, начали втягиваться в город.

Разрывы снарядов над головой звучали все чаще, слившись, наконец, в непрекращающийся гул. От очередного взрыва стены подвала, ставшего убежищем для нескольких десятков человек, мелко задрожали, а с низкого свода посыпалась бетонная крошка. На лице Олега Бурцева, растянувшегося в полный рост на лежанке, сооруженной из какого-то тряпья, не дрогнул ни одни мускул. Сидевший рядом на брошенном на пыльный пол бушлате партизан, прислонившись спиной к стене баюкавший висевшую на перевязи руку, глухим, ничего не выражающим голосом произнес:

— Шестидюймовые. Где-то рядом совсем.

— Снова артналет, — так же безучастно ответил, пожимая плечами, уставившийся в пустоту, бывший сержант Воздушно-десантных войск. — Снарядов много, вот и жгут.

В полумраке раздалось испуганное хныканье. Большая часть людей, нашедших себе пристанище в этом подвале, была гражданскими, жителями Нижнеуральска, прежде не сумевшими, а скорее просто не захотевшими оставить город, и теперь покинувшими свои разрушенные дома и беспомощно дожидавшихся собственной гибели. Старики, дети, женщины — все они оказались равны перед падавшей с небес смертью, и каждая секунда могла оказаться последней. Но страха не было, на смену ему пришло безразличие. Каждый понимал, что битва проиграна. Выжить на поверхности стало попросту невозможно. Жизнь наверху сжималась до ничтожных пяти минут — ровно столько времени проходило между тем мигом, когда один из непрерывно «висевших» над городом вражеских беспилотников обнаружит внезапно появившуюся цель, и моментом, когда одна из американских батарей, получив координаты, будет готова открыть огонь. Десять, двадцать, пятьдесят снарядов ради уничтожения одного человека — враг, предпочитавший побеждать без малейшего риска для самого себя, не жалел боеприпасов, методично истребляя немногих уцелевших еще защитников города.

Грохот разрывов понемногу начал отдаляться, а затем и вовсе сошел на нет. Успокоился, наконец, и плакавший тоненьким голосом ребенок. В тусклом свете покачивавшейся под потолком двадцативаттной лампочки было видно, как несколько человек, сбившихся в круг в дальнем углу захламленного подвала, передают из рук в руки большую эмалированную кружку с водой, делая из нее по небольшому глотку. Олег Бурцев повернулся на бок, отворачиваясь к стене и стараясь заставить себя не слышать приглушенные голоса, доносившиеся из полумрака. Он уже почти задремал, вырванный из темной пучины сна властным голосом генерала, эхом разнесшимся по подвалу.

— Артоподготовка закончилась, — произнес, встав в полный рост посреди подземелья и уверенно расправив плечи, Сергей Буров. — Это значит, американцы скоро пойдут на штурм. Они уверены, что нас осталось мало, что мы устали, ослабли, не готовы больше сопротивляться. Во многом они правы, но наш дух еще не сломлен, и наших сил достаточно, чтобы удержать в руках оружие. Так встретим их в бою, братья, пусть даже этот бой станет для всех нас последним!

Командующий обвел суровым взглядом лица людей. Здесь были не только партизаны, но и городские жители, не сумевшие или не пожелавшие покинуть Нижнеуральск. Всего чуть больше сотни, отрезанные от внешнего мира, не знающие толком, что происходит даже на соседней улице, и остались ли вообще живые здесь кроме них самих. И все они выглядели одинаково измученными, изможденными постоянным ожиданием смерти настолько сильно, что, кажется, уже перестали бояться. В любой момент своды обычного подвала, а вовсе не укрепленного бомбоубежища, могли поддаться под ударом точно выпущенного снаряда или авиабомбы, погребая под собой нашедших здесь укрытие последних защитников медленно гибнущего города, но многие из них уже втайне мечтали о таком исходе. Бомбежки и обстрелы, не прекращавшиеся ни на минуту, разрушили не только город, но и души тех, кто еще оставался в живых среди его руин. Стало опасно просто появляться на поверхности, чтобы не угодить под прилетевший из-за горизонта снаряд, и людьми, забившимися в подвалы, овладела апатия, обреченность.

— Враг приближается. Американцы решили поставить точку, — Буров старался говорить уверенно и спокойно. — Что ж, давно пора. Вступим с ними в бой сейчас, и покончим с этим раз и навсегда. Или они, или мы!

— Нам не выстоять!

Обернувшись к сомневавшемуся и узнав в нем командира одного из партизанских отрядов, почти полностью уничтоженного в прошлых боях, командующий, усмехнувшись, промолвил:

— Мы сидим здесь, как крысы, среди этой грязи, плесени, всего этого дерьма. Мы боимся выбраться наружу, под открытое небо. Там нас ждет почти мгновенная смерть. Но что нас ждет здесь? У нас кончается провизия, почти нет питьевой воды, для наших раненых не остается лекарств, даже бинтов. Если не сдохнем от голода, жажды и болезней, то не пройдет и нескольких дней, как мы просто вцепимся друг другу в глотки, перебьем сами себя на радость врагу. А сейчас американцы предлагают нам умереть в бою, лицом к лицу с ними, и мне лично такая участь больше по душе, чем захлебнуться в собственных экскрементах. Нас всех все равно ждет смерть, это было ясно с той самой секунды, когда мы вошли в этот город, чтобы поднять знамя восстания. И, поверьте, о нас уже услышал весь мир. Все мы уже совершили подвиг, в течение стольких дней отражая атаки многократно превосходящих сил противника, сражаясь на равных с сильнейшей и самой технически оснащенной армией планеты. Так что мы примем бой и, раз уж суждено погибнуть, сделаем это красиво!

— У нас почти нет оружия, патронов! Что мы можем сделать?

Буров тяжко вздохнул. Те, кто пришел с ним сюда, были готовы воевать и умирать, этот выбор они сделали давно и не собирались от него отказываться, и все же в глубине души каждого теплилась надежда. Но помощи ждать было неоткуда, не на что было рассчитывать.

— Сражайтесь, пока живы, — решительно произнес генерал. — Кончились патроны — колите врага штыком! Затупился штык — бей ножом! Сломался клинок — грызите зубами, душите, рвите их плоть ногтями! Пусть они заплатят собственной кровью за каждый шаг по нашей земле и надолго запомнят, как мы жили и как умирали!

По рядам понурых людей прошла какая-то волна. Сергей Буров видел, как загорался огонь в погасших, было, глазах, как расправлялись плечи, а пальцы крепче сжимали рукояти оружия. Он сам натянул висевший на спинке стула разгрузочный жилет, набитый автоматными магазинами, и, подхватив АК-74 с поцарапанным цевьем, усмехнувшись, бросил:

— Пойдем воевать, мужики! Нас уже заждались!

Грохот разрывов над головами смолк, и сквозь каменные стены в подвал проник рев множества моторов.

Когда бой идет в чистом поле, как в минувшие войны, когда есть четкая линия фронта, окопы, укрытые за спиралями колючей проволоки и минными полями, пехотинец, вооруженный гранатометом почти не представляет угрозы вражеским танкам. Прежде, чем вооруженный РПГ смельчак — или камикадзе — приблизится к вражеской боевой машине на двести-триста метров, дистанцию прицельного выстрела, по его позиции успеет отбомбиться штурмовая авиация, пройдется частой гребенкой артиллерия, и лишь затем, рискуя каждую секунду стать жертвой ружейного огня сопровождающей танки пехоты, можно рискнуть. Если посчастливится дожить до этой секунды. Для тех, кто побогаче, выходом стала замена «базук» на компактные противотанковые ракеты типа американского «Джейвелин» или израильского «Мини-Спайк», при почти таких же размерах и массе намного более точных, дальнобойных, чем РПГ — и несравнимо более дорогих. Ну а кто победнее — увеличивал набор в армию, здраво рассчитывая количеством превозмочь качество.

Город — совсем другое дело. Здесь видимость ограничена порой десятками метров, здесь цель и стрелок не всегда находятся на одной плоскости, здесь ценность вчерашнего новобранца, вооруженного открытой с обоих концов железной трубой, в которую помещена простейшей конструкции твердотопливная ракета, и напичканного электроникой, закованного в многослойную броню основного боевого танка становится равнозначной. И потому есть шанс, если ты достаточно осторожен, подобраться к цели достаточно близко и нажать на спуск раньше, чем враг заметит тебя. И победить. Именного этого шанса ждал сейчас пробиравшийся по руинам растерзанного Нижнеуральска Алексей Басов.

Выбравшись из подвала, служившего вот уже третий день убежищем для него самого, остатков его отряда и двух десятков гражданских, которым просто некуда было податься, полковник в первые мгновения в ужасе замер. Его взору предстал настоящий «лунный пейзаж». Асфальт мостовых был изгрызен воронками от снарядов и бомб, вокруг не оставалось ни одного целого здания, и только клубилась цементная пыль пополам с пеплом. Но потрясение первых секунд прошло, и Басов, опасливо глянув вверх, будто мог увидеть парящий над облаками беспилотник, бодрой рысью двинулся через дорогу, обходя глубокие неровные воронки, из которых торчали, словно перебитые жилы и сосуды, искореженные трубопроводы. Под ногами чавкал снег, смешавшийся с пеплом и превратившийся в вязкую бурую грязь.

Молясь про себя всякий раз, когда скрипели над головой державшиеся на честном слове перекрытия, полковник поднялся в подъезд, окунувшись в сумрак, пропитанный запахами гари и прорванной канализации. И только теперь с удивлением осознал, что преодолел две сотни метров с задержанным дыханием, точно ныряльщик, опускающийся на предельную глубину. Этой многоэтажке еще повезло — один подъезд превратился в груду развалин, когда в него угодила авиабомба в две тысячи фунтов, второй подъезд разрушился от прямого попадания реактивного снаряда со спутниковым наведением, прошившего бетонные плиты сверху донизу, будто картон, и взорвавшегося уже на уровне первого этажа, будто подрубив дом одним ударом. Но третий подъезд стоял, хотя стены и были все изъедены проломами, что оставались от артиллерийских снарядов калибра не менее ста пяти миллиметров.

Осторожно ступая по усыпанному кусками штукатурки и битым стеклом полу, слыша только хруст под толстыми рифлеными подошвами берцев, Алексей Басов вошел в квартиру, входную дверь которой вынесло ударной волной, и выглянул в окно, удовлетворенно хмыкнув. Небольшая колонна американцев, судя по всему, морские пехотинцы, застряла здесь надолго. Противник, несколько дней ведя непрерывный обстрел Нижнеуральска, сам в прямом и переносном смысле вырыл себе яму. Если воронки, оставленные тяжелыми снарядами, техника еще могла преодолеть, то разрушенные дома, превратившиеся в груды битых кирпичей, перегородили улицы на манер настоящих баррикад. И сейчас три завывавших мощными газотурбинными движками «Абрамса», которых сопровождала пара БТР LAV-25, уткнулась в завал полутораметровой высоты, ощетинившийся обломками бетонных балок, из которых, точно шипы, торчала изогнутая арматура.

Басов, не отрываясь, смотрел на танки. Многотонные боевые машины, способные мчаться со скоростью семьдесят километров в час, быстрее иного авто, бессильно замерли, оказавшись в тупике. Их башни развернулись в разные стороны, грозно поводя орудийными стволами, люки оставались плотно задраенными, а из выхлопных труб били тугие струи сизого дыма. Но вот техника пришла в движение, танки, неуклюже маневрируя в тесноте городского переулка, сдвинулись к тротуарам, пропуская вперед нечто совсем немыслимое, так что сержант Бурцев, сопровождавший своего командира и наблюдавший за действиями противника из соседнего окна, удивлено выдохнул:

— Твою мать! Это что за хрень?!

— Инженерная машина М1 «Гризли», — усмехнувшись, пояснил Басов, узнавший агрегат, в основе которого явно лежало шасси танка «Абрамс», вооруженного вместо мощной гладкоствольной пушки всего лишь крупнокалиберным «браунингом» в небольшой башенке, но получившего целый комплект «дорожно-строительного» оборудования. — Типа нашей машины разграждения ИМР-3. Сам такую раньше только на фото в журналах видел!

Взвыв турбиной «Лайкоминг», надежно укрытой под десятками тонн брони с добавлением обедненного урана, «Гризли» медленно двинулась на штурм баррикады. Хищно изогнутые клыки бульдозерного отвала врезались в груду обломков, с ощутимой натугой спихивая их с дороги. Качнулась телескопическая стрела, удлиняясь вдвое, и венчавший ее экскаваторный ковш жадно вгрызся в гребень баррикады, подхватывая железобетонную балку.

— Давай, сержант, готовься, — резко выдохнул Басов, вскидывая на плечо массивный тубус гранатомета РПГ-27. — Работаем по танкам! Первый — мой, ты бей по второму! Запомни, под башню, или по корме, где турбина!

Олег лишь кивнул, стиснув зубы. Если «Таволга» полковника могла пробить броню американского танка с любого ракурса, даже в лоб, благодаря тандемной кумулятивной боевой части, то сам сержант полагался только на меткость. Кроме ручного пулемета он вооружился двумя легкими РПГ-26, и один из них уже изготовил к стрельбе, поймав в прорезь поднятой прицельной планки борт «Абрамса», на который были налеплены плотно, один к другому, «кирпичики» динамической защиты ARAT, превращавшей американский танк из просто хорошо защищенного в почти неуязвимый.

Их не обнаружили до самой последней секунды, когда Олег, сделав несколько медленных вдохов-выдохов, и уняв бешено стучавшее под бушлатом сердце, почти прошептал:

— Готов!

Басов пролаял «Огонь!», и сам нажал на спуск, увидев, как дымная полоса протянулась над улицей, уткнувшись в высокий борт «Абрамса». По ушам ударил грохот выстрела, комната мгновенно наполнилась пороховыми газами, свободно вытекавшими из казенных срезов РПГ, но полковник увидел неяркую вспышку на броне своей мишени. А затем грянул мощный взрыв такой силы, что с корнем вырвало люки, а башня буквально развалилась по швам, когда кумулятивная струя коснулась укладки со стадвадцатимиллиметровыми снарядами.

Олег Бурцев выстрелил секундой позже, и не смог сдержать злой брани, увидев, как реактивная граната ПГ-26 уткнулась в блоки динамической защиты, покрывавший борт «Абрамса» от носа до самой кормы.

— Уходим, сержант! — крикнул Басов, отшагнув от оконного проема.

— Сейчас, командир! — Олег уж вскинул второй тубус, до этого прислоненный к стене в ближнем углу, на плечо. — Сейчас я его, суку, приласкаю!

Бурцев нажал на спуск, и одновременно американская колонна огрызнулась шквалом огня. Глухо ухнуло танковое орудие, выплевывая урановую «болванку» подкалиберного бронебойного снаряда, при попадании которого в стену этажом выше позиции партизан весь дом вздрогнул до самого основания. Застучали автоматические пушки БТР, обрушивших град малокалиберных снарядов, один из которых влетел в окно соседней комнаты, разорвавшись на сотни зло взвизгнувших осколков. Им вторил и «браунинг» пятидесятого калибра инженерной машины, полосовавший длинными очередями выщербленный пулями и шрапнелью кирпич.

— Ложись! — Басов, рухнув на усеянный всяким хламом грязный пол, дернул за собой и Бурцева. — Падай, твою мать!

— А все же я его достал! — Олег оскалился, успев увидеть за секунду до этого, как реактивная граната, преодолев отделявшие их от танка сто с небольшим метров, ударила в основание башни вражеского «Абрамса», наверняка заклинив ее.

Снова за окнами рявкнула танковая пушка, и дом от очередного попадания буквально зашатался, а с потолка на головы партизан посыпались куски штукатурки. Басов сдавленно прохрипел в ухо своему подчиненному:

— За мной, ползком! Уходим отсюда!

Орудуя коленями и локтями, кашляя от забившей носы и рты пыли и пороховой гари, партизаны выбрались на площадку, и в тот момент, когда они уже спускались по шатавшейся под ногами лестницы, из дверного проема за их спинами полыхнуло пламя. Бурцева подхватила ударная волна, бросив переставшее слушаться тело на шедшего первым Басова. Оба скатились к основанию лестницы.

Первым встал полковник, протянув руку стонавшему Бурцеву:

— Подымайся, боец! Живее!

Они выскочили из подъезда, бросившись через двор со всех ног и слыша, как над головами стонет воздух, рассекаемый стабилизаторами падающих мин. Минометный взвод американцев успел занять позиции на городской окраине полуминутой ранее, чем бежавшие по двору партизаны попали в фокус многоспектральной камеры беспилотника. Четыре миномета М252 калибра восемьдесят один миллиметр открыли беглый огонь, выплевывая каждый по четырехкилограммовой мине раз в четыре секунды. Стальной град накрыл срытый предыдущими бомбежками и артобстрелами почти до основания квартал. Расчеты, находясь в пяти километрах от цели, не видели своего противника, просто выпуская снаряды по известным координатам, и двое партизан оказались в кольце взрывов.

— Направо, — крикнул Басов. — Бегом!

Полковник первым перемахнул через невысокую ограду, оказавшись на территории давно закрытого и заброшенного детского сада. Одноэтажное кирпичное здание уставилось на двоих мужчин темными провалами окон, в один из которых и втащил свое отяжелевшее тело, рывком подтянувшись на руках, полковник. За ним последовал и Бурцев, едва успевший не слишком аккуратно приземлиться на пол, заваленный каким-то мусором, как снаружи раздались громкие голоса.

— Вот сука! — Олег на миг выглянул, осторожно высунувшись из-за подоконника, и увидел несколько человеческих фигур в сером «цифровом» камуфляже. — Американцы! Идут к нам!

— Сейчас встретим!

Басов стащил с плеча автомат, передернув затвор, а затем забил в распахнутый зев «подствольника» цилиндр осколочного выстрела ВОГ-25. Бурцев, тоже зарядив свой РПК-74М, отдышался, выглядывая наружу. Американцев было около полудюжины, они осторожно, держась ближе к стенам, часто останавливаясь, шли через двор. Внезапно один из них вскинул карабин, и несколько пуль с треском ударили в подоконник и оконные косяки, заставив отпрянуть назад Олега. Басов, прижав приклад АК-74М к плечу, нажал на спуск, и короткой очередью срезал ближнего противника. Остальные брызнули, кто куда, а затем на укрытие партизан обрушился ураган свинца.

Бурцев, сжавшись в нише под подоконником, упираясь спиной в ребра радиатора батареи, высунул наружу ствол пулемета, выстрелив вслепую. Полковник, рискнувший на миг показаться в проеме окна, только крикнул:

— У них РПГ!

Морской пехотинец, прикрываемый шквальным огнем своих товарищей, вышел из укрытия, положив на плечо темно-зеленый раструб пускового устройства реактивного гранатомета SMAW. Термобарическая граната типа NE влетела в оконный проем, распылив свою взрывчатую начинку.

— А, черт! — Басов, выскочив, со всех ног кинулся прочь из комнаты, которую уже заполнило смертоносное облако. — Сержант, бежим!

Они выскочили в коридор и едва успели упасть на пол, когда грянул взрыв. Пламя, вырвавшись в оконный проем, жадно лизнуло потолок. От грохота в голове зазвенело, а во рту появился привкус крови.

— Живой? — Полковник потрепал Бурцева за плечо, и, дождавшись утвердительного, хотя не слишком уверенного кивка, произнес: — Гляну, как там, снаружи!

Басов, подкравшись к окну, сразу увидел перебегавших через детскую площадку морпехов. Один из них нырнул за качели, тотчас открыв огонь из легкого пулемета М249. Пули ударили в стену, с визгом отлетая рикошетом, и партизан, скрывшись за пролетом стены, процедил сквозь зубы:

— Обложили, суки!

Пулемет снаружи умолк, и Алексей, вновь выглянув, увидел бегущих к зданию американцев. Он вскинул автомат, зажав подмышкой приклад, и выстрелил из подствольного гранатомета. «Прыгающий» выстрел ВОГ-25П упал под ноги приближавшимся морским пехотинцам, вышибной заряд подбросил боевую часть вверх на высоту примерно человеческого роста, и в лицо морякам ударил поток осколков. Сразу двое покатились по земле, вновь раскатисто затрещал «Миними», изрыгнув очередную порцию свинца, и тотчас умолк, когда в затылок пулеметчика ударила снайперская пуля 7Н1 калибра 7,62 миллиметра со стальным сердечником. Морпех с РПГ, успевший перезарядить свое грозное оружие, еще не понял, что произошло, прицелился — и повалился в грязную лужу, когда кусочек раскаленного металла ударил его в верхнюю часть спины, чуть левее позвоночника.

Оказавшись под перекрестным огнем, оставшиеся двое морпехов завертелись юлой, и Алексей Басов, без опаски высунувшись в окно, двумя короткими очередями свалил одного из них. И одновременно сухо треснул выстрел, и последний американец, лишившись половины головы несмотря на каску, упал, как подкошенный.

— Похоже, это наша арбечка не усидела, — нервно рассмеялся полковник, чувствуя, как все тело колотит крупной дрожью от избытка адреналина.

— Жанна? Она же только начала с койки вставать без посторонней помощи!

Бурцев злился не напрасно. Жанне Биноевой, второй из двух счастливчиков, пережившей уничтожение старого бомбоубежища, сильно досталось. Ярослав Васильев сумел закрыть ее от волны огня, захлестнувшей подземелье, в котором взорвалась «вакуумная» боеголовка американской противобункерной бомбы. Тело бывшего омоновца превратилось в хорошо прогоревшую головешку, но и ожоги, полученные чеченкой, заставляли немногих уцелевших докторов только горестно вздыхать. А еще контузия, после которой девушка почти лишилась слуха. Но в это утро, провожая взглядом слезящихся глаз уходивших в свой последний бой партизан, Жанна не могла оставаться на месте.

— Когда девушка, усевшись на кровати, настоящей больничной койке, которую притащили с поверхности, принялась натягивать одежду, морщась от боли, к ней подскочил хирург, единственный, кто буквально пустыми руками и добрым словом пытался помочь двум дюжинам раненых, нашедших убежище в этом сыром подземелье.

— Ложись сейчас же! — Немолодой мужчина с изможденным лицом, темными кругами под запавшими от бессонницы и истощения глазами, требовательно положил узкую ладонь на плечо чеченки. — Ты только на ноги встала! Куда собиралась?

— Мое место — там, — девушка движением подбородка указала вверх.

— На тебе живого места нет! Ты же ста шагов не пройдешь!

— А я так далеко не собираюсь. Неужели вы еще не поняли, что все мы совсем скоро умрем. Посмотрите вокруг! Как долго эти люди еще смогут сражаться?

Хирургу не нужно было видеть забившихся по углам раненых, чтобы все понять. Несколько десятков загнанных под землю непрекращающимися бомбежками и артиллерийским обстрелом людей, женщин и мужчин, провели здесь почти трое суток, не зная, что происходит вокруг. Созданная ранее система обороны рухнула, рассыпалась под ударами сметающего все на своем пути бомбами и убийственно точным огнем артиллерии врага, от нее остались такие вот горстки лишившихся всего самого необходимого людей, больше не получавших приказы, не знавших, есть ли вообще кто-нибудь кроме них, продолжающий защищать Нижнеуральск.

— Я пойду наверх, и там вырву у судьбы еще хотя бы несколько лишних минут для вас, — решительно произнесла Жанна, затянув шнурки на утепленных ботинках. Встав, она пошатнулась, но смогла восстановить равновесие. Хлопчатобумажная майка, надетая под свитер, мгновенно пропиталась потом, несмотря на то, что в подвале температура была лишь немого выше нуля.

— Думаешь, эти несколько минут что-то изменят?

Биноева решительно посмотрела в усталые, потускневшие глаза доктора, того, кто несколько часов провел на ногах, вытаскивая ее с того света.

— Если есть возможность, нужно использовать ее, иначе судьба не даст второго шанса!

— Что ж, попробуй, — кивнул врач. Он достал из кармана шприц-тюбик. — Это стимулятор, он поможет, но ненадолго. Больше я уже ничего не могу сделать.

Жанна собралась быстро. В первые несколько минут, пока «допинг» расходился по телу с током крови, винтовка, СВД старого образца, со «скелетным» прикладом из клееной фанеры, показалась ей неподъемной, точно железнодорожный рельс. Но с каждой секундой силы возвращались, и вот, на прощание окинув взглядом темное нутро подвала, чеченка толкнула люк, выскользнув через узкий лаз наружу.

Дом, ставший убежищем и базой горстки партизан, был разрушен почти до основания, но от соседнего сохранилось целых два этажа. Туда и направилась Жанна. Лестницы под ее невеликим весом ходили ходуном, порой накатывали приступы тошноты и головокружения, но девушка упорно карабкалась наверх, ввалившись в квартиру — и отшатнувшись обратно, стоило только увидеть полусгнивший труп, лежавший на тахте у стены. Холод затормозил разложение, и запах тления почти не чувствовался. Женщине, судя по всему, немолодой, осколок угодил в грудь, буквально пришпилив ее к постели. Рядом, отвечая на незаданный вопрос, отчего она осталась здесь ждать собственную смерть, лежала пара никелированных костылей.

Ей все-таки удалось «покорить высоту», отыскав неплохую позицию. Шесть морских пехотинцев, наискось бежавших по двору, были, как на ладони. Жанна откинула резиновые крышки, защищавшие оптический прицел ПСО-1, и коснулась щекой отполированного приклада, когда снаружи донеслись звуки перестрелки. В окнах детского сада, чудом уцелевшего под градом снарядов и бомб, полыхнули язычки пламени, в ответ морпехи открыли ураганный огонь, а затем под ногами двоих из них, вырвавшихся слишком далеко вперед, разорвалась граната.

Биноевой пришлось приложить немалые усилия, чтобы прицелиться. Перед глазами вспыхивали разноцветные круги, в груди будто кто-то раздувал со всей силы кузнечные меха, и прицельная риска никак не желала держаться на силуэте цели. Спуск показался необычно тугим, а отдача чуть не сбила чеченку с ног, но первая же пуля, преодолев две с половиной сотни метров, отыскала свою цель, а затем еще одна и еще, пока во дворе больше не осталось живых врагов. Жанна видела, как выбравшиеся из окна детского садика партизаны замерли, озираясь, а когда они двинулись к ее позиции, девушка узнала командира и Олега.

Увидев в окне третьего этаже человеческуюфигурку в камуфляже, машущую рукой, Бурцев только выругался, сплюнув сквозь зубы:

— Куда полезла, дура! Еле на ногах держится, а туда же — воевать!

— Боец, шевелись, — нетерпеливо прикрикнул Басов, с опаской смотревший в небо, словно мог увидеть падающие оттуда снаряды прежде, чем раскаленный свинец разорвет его плоть. — В укрытие, живо! Сейчас амеры здесь камня на камне не оставят!

Обходя многочисленные воронки, оставленные вражескими снарядами, и слыша скрежет густо усеивавших мерзлую землю осколков под ногами, партизаны двинулись к полуразрушенному дому, в темном нутре подвала которого десятки людей со смирением обреченных ждали своей гибели. А над головами двоих смельчаков уже выходил на цель беспилотный самолет RQ-1A. Ударный «дрон» ангелом смерти парил над разрушенным городом, и сейчас его оператор из безопасного далека готовился оборвать жизни русских партизан одним движением пальца. Силуэты людей заполнили рамку прицела, и ракета AGM-114 «Хеллфайр» сошла с направляющей под крылом «Предейтора», пикируя к земле вдоль невидимого лазерного луча, указывавшего ей цель. В последний миг партизаны разобрали среди доносившихся отовсюду взрывов и отзвуков выстрелов вибрирующий гул мотора, а затем земля под их ногами вздыбилась, будто пытаясь сбросить с себя надоедливых двуногих.

Олега Бурцева оторвало от земли, с размаху приложив об стену, так что у партизана вышибло из легких весь воздух, и несколько мгновений он лежал на потрескавшемся асфальте, разевая рот, будто выброшенная из воды на берег рыба. Ракета, выпущенная с американского беспилотника, отклонилась от курса на пару метров, и эти метры стали спасительными для двух партизан. Чувствуя, как все тело скручивает жгутом от боли, Бурцев встал на четвереньки, увидев в нескольких метрах от себя полковника. Басов полз, подтягиваясь на руках. Правая штанина его камуфляжных брюк намокла от крови, а багровые мазки на земле отмечали путь партизана. Олег на четвереньках приблизился к раненому товарищу:

— Давай перевяжу, командир! Ты истекаешь кровью!

— Слишком много суеты из-за какой-то царапины. Давай в дом, сержант. Встать помоги!

Бурцев кое-как поднялся на ноги, харкая кровью и шатаясь, будто от сильного ветра. В глазах двоилось, ноги подгибались, но он все же протянул руку полковнику, и, поддерживая друг друга, шатаясь и спотыкаясь на ровном месте, словно пьяные вусмерть, партизаны двинулись к крыльцу ближайшего подъезда. Сзади раздался крик, а затем — сухой треск одиночных выстрелов. Бурцев и Басов разом повалились на землю. Обернувшись, сержант увидел нескольких человек в американском «цифровом» камуфляже MARPAT, выскочивших из-за угла. Рассыпавшись цепью, они разом вскинули оружие, и вокруг вжавшихся в дно неглубокой воронки партизан защелкали пули, ложась с каждой секундой все ближе и ближе. Затем в стрекот американских карабинов М4 вплелся новый «голос», и партизаны узнали звук выстрелов СВД. Жанна Биноева опустошила магазин за две минуты, заставив американцев забыть про двух русских партизан, и Олег, вскочив на ноги первым, ухватил за локоть чертыхавшегося полковника, потащив его к подъезду, приглашающее распахнувшему двери.

Сзади раздался треск автоматных очередей, откуда-то сверху вновь прозвучали резкие щелки выстрелов снайперской винтовки. Партизаны вскарабкались по крутым ступеням, ныряя в пахнувшую на них сыростью и гнилью полутьму подъезда, когда дом содрогнулся от удара. Вторая ракета «Хеллфайр», выпущенная с кружившего над городской окраиной беспилотника, ударила в стену на уровне третьего этажа, «заклепывая то самое окно, из которого летели выпущенные чеченской снайпершей пули. Партизаны повалились на пол, а вслед им в дверной проем влетел зеленый шар ручной гранаты. Ударившись в стену в полумере от головы Бурцева, он рикошетом отскочил назад. Прозвучал совсем не впечатляющий хлопок взрыва, и воздух наполнился жужжанием множества осколков. Все вокруг затянуло дымом с привкусом горелого пороха.

— Командир, я сейчас, — прохрипел, сплевывая кровавый сгусток, сержант. — Проверю, как Жанна!

Прислонив не способного передвигаться самостоятельно полковника Басова к покрытой пятнами плесени стене, Бурцев, закинувший пулемет за спину, бросился вверх по лестнице. Перепрыгивая через три ступеньки разом, он рвался наверх, туда, откуда только-что звучали знакомые «щелчки» выстрелов винтовки Драгунова. С каждым шагом дым становился все плотнее, каждый вдох отзывался приступом кашля, в горле саднило, а из глаз катились градины-слезы, но партизан не останавливася. Добравшись до третьего этажа, он на миг остановился, пытаясь что-то рассмотреть в дыму. Дверь одной из квартир, сорванная с петель, лежала на полу, из проема вырвались языки пламени, а на пороге растянулась, не шевелясь, Жанна Биноева.

Олег без натуги подхватил обмякшее тело чеченки, и, крепко прижимая его к перетянутой крест-накрест ремнями снаряжения груди, буквально скатился вниз пол лестнице, чувствуя, как пышет в спину жаром. От тряски Жанна пришла в себя, шевельнувшись и что-то едва слышно простонав, и партизан, улыбнувшись, выдохнул радостно:

— Жива!

Снаружи раздались автоматные очереди, несколько пуль, влетев в оконный проем площадки меж этажами, с визгом чиркнули по потолку над головами партизан, заставив Бурцева упасть ничком, накрывая собой оглушенную Жанну Биноеву. Поэтому Олег не мог увидеть, как несколько американских морских пехотинцев взбежали по лестнице, врываясь в подъезд. Но, прежде чем их зрение адаптировалось к отсутствию света, из мрака ударила в упор длинная очередь из АК-74. выпущенные в упор пули смели сразу троих американцев, обмякшие тела которых скатились по ступеням вниз, к ногам бежавших следом моряков. Сухо щелкнул боек «калашникова», и Алексей Басов, безвольно выпуская из рук автомат с опустевшим магазином, потерял сознание.

— Ты как, цела? — Бурцев, стоя на коленях, склонился над Биноевой. — Лежи здесь, не высовывайся!

Осторожно выглянув наружу, Олег увидел разбросанные по двору тела вражеских солдат, лежащие меж воронок, на расколотом асфальте, разметав в стороны руки и ноги. Но хватало и живых. Четверо морпехов кинулись наискось через двор, нацеливаясь на подъезд, в котором укрылись партизаны. Положив ствол РПК-74 на подоконник, Олег нажал на спуск, поведя стволом пулемета и увидев, что американцы, угодившие под кинжальный огонь, валятся на землю, как подкошенные. Скоростные пули калибра 5,45 миллиметра с закаленными стальными сердечниками прошивали кевларовую ткань бронежилетов, пробивали каски, рвали плоть.

Рев мотора заглушил крики раненых и звуки ответных выстрелов, вдруг оборвавшись злым рыком выстрела.

— О, черт!!! — Сержанта сбило с ног, когда дом содрогнулся, кажется, до последнего кирпичика, а свободное пространство наполнилось цементной пылью. Оружие выпало из рук партизана, с лязгом скатившись вниз по лестнице.

— Что это? — Жанна Биноева попыталась встать, приподнимаясь на локтях, но не смогла, растянувшись на грязном полу.

— Танк!

Олег, рискнув выглянуть наружу, увидел угловатую массивную «тушу» неуклюже ворочавшегося в тесном дворике танка М1 «Абрамс», окутанного сизыми клубами выхлопных газов. Башня боевой машины повернулась, ствол орудия, похожий на уложенный горизонтально телеграфный столб, качнулся, а затем громыхнул новый выстрел. Из орудийного жерла вырвался язык пламени, и разогнавшийся впятеро быстрее звука снаряд ударил, будто чудовищная кувалда, прошивая насквозь кирпичную кладку. На голову Бурцева с потолка упал большой кусок чудом уцелевшей штукатурки, оставив длинную ссадину, из которой тотчас хлынула кровь. Жалобно вскрикнула рядом Жанна Биноева.

— Вниз! — Олег с трудом протолкнул слова через глотку, сведенную спазмом. — Надо спускаться! Еще пара выстрелов — и дом сложится!

Снова сквозь стены проник грохот выстрела. Под ударами похожих на гигантские оперенные гвозди сердечников подкалиберных снарядов, оставлявших в стенах огромные рваные дыры, дом, скрипя перекрытиями, уже дрожал непрерывно, будто лихорадочный больной, а затем стрельба стихла. Снова под окном взвыла танковая турбина, и Бурцев, увидев исчезающий за углом дома напротив танк, воскликнул:

— Отступают! Они уходят! Слышите, уходят!!!

Партизан осыпал лицо ничего не понимающей Жанны Биноевой поцелуями, не обращая внимания на скрипевший на зубах песок и цементную пыль, которой было покрыто все вокруг. Откуда-то издалека донеслись отзвуки взрывов, затем совсем близко, будто на расстоянии вытянутой руки, потрещала автоматная очередь, и вдруг все звуки стихли. Странное безмолвие опустилось на руины Нижнеуральска. Трое партизан, для которых сырой темный подъезд едва не стал могилой, облегченно выдохнули. А где-то бывший генерал Российской Армии Сергей Буров, выпустив из рук раскалившийся от интенсивной стрельбы АКМ, устало опустился на дно свежей воронки, оставленной в нижнеуральской мостовой шестидюймовым гаубичным снарядом, прямо в россыпь еще горячих гильз. Запрокинув лицо к небу, по которому ветер гнал облака и клочья черного дыма, он почувствовал легкое прикосновение к щеке. Проведя рукой по коже, генерал увидел на кончике пальца снежинку, тотчас растаявшую, стекая к запястью капелькой воды.

— Почему не стреляют-то? — Раздался рядом удивленный голос. — Неужели снова отбились?

— Похоже на то, — хмыкнул Буров, нежно касаясь мозолистой ладонью испещренного царапинами цевья автомата, лежавшего на коленях.

Рядом с командующим плюхнулся на груду толченого кирпича один из штабных офицеров, еще пару минут назад с гранатометом РПГ-7 на плече встречавший вражеские танки на улицах города, сообщив:

— Противник отступил по всем направлениям. Техника отведена за черту города. Авиации тоже не видно. Все батареи молчат. Они прекратили штурм города!

Генерал, как и те немногие бойцы, пережившие последний бой, боялся произнести это вслух, чтобы не вспугнуть удачу. Но в сознании тысяч людей, выбравшихся в этот миг из-под развалин Нижнеуральска, вертелось, билось жарким пламенем в очаге единственное слово — «Победа!». Приближая ее, тысячи сложили головы здесь, на русской земле, но той крупицей, что склонила весы фортуны, стали жизни лишь нескольких русских солдат, оборвавшиеся в эти же секунды на другой стороне земного шара.

Глава 12

Аризона, США — Калифорния, США — Приморье, Россия — Мексика
1 декабря

Массивный Шевроле «Тахо», угловатый, высокий, будто дом, настоящая американская машина, ткнулся мощным бампером в забранные сеткой-рабицей ворота. Над проездом красовалась вывеска «Пограничная охрана США», а за оградой раскинулось летное поле, с одного края которого приткнулось здание, явно административное, и несколько приземистых ангаров, но часть техники стояла открыто вдоль взлетной полосы.

— Сэр, сюда нельзя! — К внедорожнику подскочил парень в форменной рубашке и широкополой шляпе, держа руку на кобуре. — Закрытая зона! Разворачивайтесь, сэр!

Плавно опустилось стекло внедорожника, и в лицо охраннику ткнулся массивный набалдашник глушителя. Ворчание двигателя, работавшего вхолостую, полностью скрыло хлопки выстрелов, тело офицера пограничной охраны, по груди которого стремительно расползались темные пятна, отшвырнуло назад, а сидевший за «баранкой» внедорожника Заур Алханов вдавил педаль газа в пол. Балка бампера врезалась в ворота, сметая преграду, и «Шевроле» под рев двигателя промчался по «бетонке». Еще один человек в форме, оказавшийся на пути автомобиля, замешкался, не сразу поняв, что происходит. Раздался глухой удар, сопровождаемый сдавленным криком, хруст — и внедорожник, перевалившись на своих высоких колесах через распластавшееся на пути человеческое тело, помчался дальше.

Тарас Беркут, сидевший впереди, по соседству с водительским местом, передернул затвор «беретты», загоняя в ствол девятимиллиметровый патрон, и растянул губы в хищном оскале. Двое суток группа провела в пути, делая остановки только для того, чтобы сменить водителя, сменив полдюжины машин — какие-то брали в прокат в сомнительных конторах, где латиноамерикаснкие парни подозрительной наружности без вопросов принимали пачки наличных, другие просто угоняли, чтобы, проехав хотя бы сотню миль, бросить где-то в глуши. И все-таки они смогли замести следы, оторваться, хотя порой и ощущали дыхание погони собственными затылками, появившись там, где их точно никто не мог ждать.

Алханов резко ударил по тормозам, «шевроле», взвизгнув покрышками по бетону, замер на месте, и Беркут, рывком распахивая дверцу, скомандовал:

— Илья, Заур — зачистить здание! Керим, со мной к ангарам! Пилотов живыми брать, хотя бы одного!

Партизаны, выхватывая укрытое под одеждой оружие, выскочили из машины, разбиваясь на пары. Алханов и Карпенко бросились к офису, на крыльцо которого выскакивали люди в униформе, с оружием на поясе. Илья, державший в обеих руках по полуавтоматическому «Глок-17», на бегу открыл огонь, видя, как его противники бестолково валятся один на другого. Кто-то попытался укрыться в здании, но на пороге его настигли пули, выпущенные бежавшим рядом Алхановым. Перескакивая через тела расстрелянных пограничников, партизаны ворвались в здание. Навстречу им, едва не столкнувшись нос к носу, выскочил толстяк в форме, державший в опущенной вдоль корпуса руке пистолет. Он только начал вскидывать оружие, но Алханов успел дважды нажать на спуск, и голова американца, в которую угодили две бронебойные пули калибра 9 миллиметров, взорвалась, будто перезрелый арбуз, а на пол посыпались ворох каких-то бумаг.

— Ты слева, я — справа, — скомандовал Алханов своему напарнику. — Пошли!

Здание наполнилось шумом, криками и частыми хлопками пистолетных выстрелов. Застигнутые врасплох пограничники бестолково метались, один за другим погибая под метким огнем партизан. Узкий коридор превратился в смертельную ловушку, где невозможно уклониться от наполнившего воздух визжащего свинца и остается только ждать «свою» пулю. Но кое-кто все же сохранил выдержку.

Из кабинета, мимо которого только пробежали русские диверсанты, раздались выстрелы, и несколько пуль с визгом ударили в потолок. Алханов мгновенно вжался в стену, а Карпенко, подскочив в полураспахнутой двери, швырнул внутрь гранату. Четырехсотграммовый цилиндр фугасной МК-3А2 с глухим стуком прокатился по полу, и из помещения послышалась какая-то суетливая возня. Противнику потребовалось долгих две секунды, чтобы понять, что кольцо предохранителя гранаты осталось на месте, но в тот момент, когда офицер пограничной службы осознал, что тревога ложная и взрыва не будет, Илья Карпенко уже возник на пороге крохотного кабинетика, спокойно целясь из своего «глока». Дважды, почти без интервала, прозвучали показавшиеся в замкнутом пространстве оглушительными выстрелы, и тело американца, отброшенное назад, медленно сползло под ноги партизану.

Двое пограничников, пока гибли их товарищи, все же успели добраться до оружейной пирамиды. В тот момент, когда на них наткнулись партизаны, один из американцев заталкивал патроны в подствольный магазин «помпового» дробовика, а второй как раз со щелчком вогнал в горловину приемника карабина М4 пластиковый «рожок». Американец с автоматом успел вскинуть оружие, направляя его на партизан, но Карпенко оказался быстрее, и три тупоголовые пистолетные пули ударили пограничника в грудь, толкая мертвое тело на еще живого товарища. И в этот миг грохнул выстрел, и из ствола «Ремингтона-870» вырвался поток картечи. Свинец ударил в живот Заура Алханова, и тот, всхлипнув от боли, согнулся, оседая на пол и выпуская из рук свои пистолеты.

— Сука! — Вскинув оружие, Карпенко принялся часто нажимать на спуск, видя, как тело американца, продолжавшего сжимать в руках дробовик, содрогается при каждом новом попадании выпущенных в упор пуль.

Затвор пистолета встал на задержку, сигнализируя о том, что магазин пуст. Карпенко, сунув бесполезное оружие за пояс, подскочил к скорчившемуся Алханову, лишь шипевшему сковзь зубы.

— Твою мать! — Партизан сжал кулаки, увидев, что живот его товарища превратился к кровавое месиво. — Держись, братишка!

Достав из кармана брюк перевязочный пакет, которых у каждого бойца группы было по несколько штук, Карпенко торопливо начал накладывать повязку, не обращая внимания на кричавшего от боли при каждом касании Алханова. Выстрел картечью в упор, с каких-то десяти шагов — это страшно и почти всегда смертельно, но партизан продолжал цепляться за жизнь, стремительно покидавшую его тело. Закончив с повязкой, Карпенко помог товарищу подняться, обхватив его левой рукой за пояс, а на правое плечо повесив карабин М4, так кстати уже заряженный и взведенный убитым американцем.

— Осторожно, — натужно прохрипел Карпенко. — Давай, земеля, потихонечку, пошли!

— Обидно, — вдруг прошептал Алханов. — Ведь почти прорвались же!

— Ничего, еще не вечер! Нечего себя хоронить!

— Они прошли по заваленному мертвыми телами коридору, осторожно перешагивая через растянувших на полу мертвецов. Всюду трупы, брызги крови, стреляные гильзы, а в воздухе витают клубы порохового дыма.

В тот самый миг, когда со стороны административного здания прозвучали первые выстрелы, Тарас Беркут, бок о бок с которым бежал, сжимая в каждой руке по пистолету «беретта-92» Керим Тохтырбеков, добрался до ангара. По левую руку от партизан выстроились в короткую шеренгу вертолеты с эмблемами Пограничной и таможенной службы США. Беркут узнал пару легких «Белл-206» и более вместительный «Белл-412», способный поднять две с лишним тонны груза, доставив их на расстояние без малого восьмисот километров, и уже направился, было, к геликоптеру. Но в этот миг он увидел в приоткрытых воротах ближайшего ангара чуть сплюснутый заостренный нос самолета, увенчанный трехлопастным пропеллером, скомандовав напарнику:

— За мной!

Навстречу партизанам выскочили трое в промасленных комбинезонах. Увидев оружие в руках незнакомцев, к тому же гражданских, то есть тех, кому быть здесь не полагалось в принципе, техники попятились, но Беркут, вскинув свою «беретту», четырежды нажал на спуск, и два тела повалились на бетон.

— Стоять на месте! — рявкнул по-английски партизан, взяв на прицел третьего, застывшего неподвижно, открыв рот, будто для крика, и выпучив глаза. — Не дергаться! Ты пилот? Где здесь пилоты?

Американец, которому на вид оказалось лет двадцать, опустился на колени, высоко подняв руки над головой, и причитая:

— Не стреляйте! Я безоружен!

— Молчать! Отвечай на мой вопрос! ты можешь управлять самолетом?

Тарас Беркут ткнул под нос пленного ствол пистолета, пахнущего горелым порохом, и американец часто закивал:

— Я смогу поднять его в воздух, да, сэр!

— Делай, что прикажу, и останешься жив! Готовь самолет к вылету! Топливо есть?

— Полный бак, сэр! Двести семьдесят галлонов!

— Отлично! — Беркут кивком указал стоявшему рядом Тохтырбекову на укрытый в ангаре самолет: — Это «Цессна» Модель 208 «Караван»! Берет почти полторы тонны груза или дюжину пассажиров на борт, и может пролететь с этим тысячу семьсот верст! И может сесть и взлететь с любого пятачка, точно как наш Ан-2! И, судя по всему, это не просто «извозчик»!

Беркут указал на торчавший под фюзеляжем шар гиростабилизированой прицельно-поисковой системы:

— Низкоуровневая телевизионная камера, совмещенная с тепловизором и лазерным дальномером. Такая же система, как на беспилотных разведчиках «Предейтор». Похожие «птички» поставлялись в Ирак в качестве разведывательных самолетов, а если еще установить подвеску для ПТУР «Хеллфайр», получается легкий штурмовик, правда, без брони. Американцы ему дали обозначение АС-208 «Комбат Караван». Отличный агрегат, мать его! Давай, Керим, веди этого, — партизан указал на стоявшего неподвижно американца. — Смотри в оба, если тронет рацию — вали к чертовой матери!

— Есть! О, командир, — партизан увидел идущих со стороны офисного здания людей. — Парни, похоже, уже закончили!

Когда Илья Карпенко, тащивший на себе то терявшего сознание, то вновь приходившего в себя Заура Алханова, подбежал к ангару, тяжело дыша, американец уже устраивался в пилотском кресле. Севший рядом Тохтырбеков, окинув взглядом приборную панель, на которой вместо привычных циферблатов красовались широкоформатные дисплеи, присвистнул:

— Нет, ни хрена на Ан-2 не похоже! — А затем, перейдя на английский, приказал американцу, для верности продемонстрировав свой семнадцатизарядный «Глок»: — Запускай движок! Идем в сторону границы кратчайшим курсом!

Пилот, руки которого ощутимо подрагивали, коснулся поочередно нескольких переключателей, и турбовинтовой двигатель Pratt Whitney Canada PT6A-114А ожил, проворачивая лопасти воздушного винта. Стоявший у распахнутой широкой двери пассажирского отсека Тарас Беркут крикнул сквозь рокот турбины, набиравшей обороты:

— Что у вас случилось?

— Заур ранен, — сообщил Карпенко. — Картечью, в упор!

— Вот дерьмо! — Беркут сразу, с первого взгляда понял, что дело скверно, и все же приказал: — Давай его на борт! Вколи промедол! Немедленно взлетаем!

Дождавшись, когда Карпенко и Алханов окажутся внутри, командир диверсантов подтянулся, вбрасывая тело в проем люка и захлопнув за собой створку. Самолет чуть качнулся, выруливая на взлетную полосу, и начал быстро разгоняться. Беркут, опустившись в удобное кресло, произнес, обращаясь к своим спутникам и даже не повышая голос — звук мотора практически не ощущался в хорошо изолированном салоне:

— Все, бойцы, задание выполнено! До границы рукой подать! Через полчаса будем в Мексике, а оттуда — домой, в Россию! Заур, ты держись! Найдем доктора, вытащим из тебя свинец, заштопаем — будешь как новый!

Но раненый партизан, безвольно откинувшись на спинку кресла, не слышал обращенных к нему слов, потеряв сознание от боли. Земля со всеми ее проблемами начала отдаляться с каждым набранным метром высоты, а вместе с ней, казалось, исчезают, превращаясь в пустяки, все проблемы. Напряжение не прекращающейся погони схлынуло, на смену ему пришла усталость и сонная одурь, и, чувствуя это, Беркут жестко произнес

— Не расслабляться! Эти полчаса еще нужно продержаться, пока мы во враждебном небе!

«Цессна» тем временем бодро карабкалась вверх, под облака, благо, нынешняя нагрузка была почти неощутима для ее мощного двигателя. Американец, понемногу успокоившийся и сосредоточенный на управлении самолетом, указал Тохтырбекову, тоже несколько расслабившемуся, на колышущуюся прямо по курсу буро-желтую стену:

— Песчаная буря! Может засориться воздухозаборник!

— Сможешь пройти над ней? Набирай высоту!

Пленный, закусив нижнюю губу, только молча кивнул, потянув на себя рычаг штурвала и заставляя самолет круто задрать нос. Продолжая набирать высоту, «Цессна», унося в себе четырех партизан, летела курсом на юг, а в это время эхо выстрелов, едва стихших на базе Пограничной охраны, уже докатилось и до Вашингтона. Ворвавшийся в кабинет главы Министерства внутренней безопасности агент с порога сообщил:

— Террористы в Аризоне. Напали на аэродром, перебили всех, кто там был, и угнали самолет. Только что получили записи камер наблюдения, сэр. Это точно русские! Их главарь засветился!

Уильям Голдсмит подскочил в кресле от неожиданности:

— Как это могло произойти?!

Они протаранили ворота, прошли по аэродрому, расстреливая всех, кого видели! Там было двадцать два человека, не выжил никто! Настоящая бойня, сэр! Сейчас они летят на юг, к мексиканской границе!

— Самолеты ВВС должны быть в воздухе.

— Звено F-16 патрулирует воздушное пространство над Финиксом, сэр! Они смогут перехватить террористов!

— Пусть заставят их сесть! Нам нужна информация! Ублюдков нужно взять живыми, черт возьми! Они могут знать, где третья бомба!

Пилоты истребителей F-16C «Файтинг Фалкон», описывавших круги над пригородами столицы штата, получив приказ, немедленно изменили курс, не задавая лишних вопросов. Преодолев звуковой барьер, пара истребителей мчалась на юг, к границе, и вскоре на экранах радаров яркой точкой вспыхнула отметка цели.

— Вижу противника, — сообщил командир пары. — Пятьдесят миль севернее линии границы, идет на высоты восьми тысяч футов!

— Перехватить цель и принудить к посадке! На поражение не стрелять!

— Принял, диспетчер! — Пальцы пилота коснулись приборной панели, отключая предохранители бортового оружия, и, переключившись на частоту ведомого, он приказал: — Берем ублюдка в клещи! Заходи справа, я — слева!

Когда прямо перед носом «Цессны» промчался стремительно истребитель, американец, сидевший за штурвалом самолета, вскрикнул от неожиданности, дернув на себя штурвал. Самолет качнуло, и Тохтырбеков, не покидавший кабину пилотов, крикнул:

— Спокойно! Не дергайся!

По курсу «Цессны» повисла нить трассеров, словно отсекая путь к бегству. Пара истребителей, демонстрируя ракеты «воздух-воздух» на подвеске, кружила, будто готовясь таранить захваченный партизанами самолет, выпуская впритирку короткие очереди из бортовых пушке «Вулкан» М61. Снаряды пронзали воздух все ближе и ближе, а радиоэфир наполнился отрывистыми фразами команд.

— Хотят, чтоб мы сели, — сообщил Тохтырбеков протиснувшемуся в кабину командиру.

— К черту! Курс не менять! Снижайся, — вдруг приказал Беркут американцу, бледневшему и вздрагивавшему всякий раз, когда за бортом вспыхивали багровые росчерки трассирующих снарядов. — Укроемся в буре! Мы прорвемся!

— Двигатель заглохнет и мы упадем!

— Выполняй, черт возьми! Ты с нами в одной связке, парень! Выживем мы — останешься в живых и ты, ну а сдохнем, так тоже вместе! Дотяни до границы, как угодно!

Пилот толкнул от себя штурвал, и «Цессна», едва не срываясь в штопор, круто спикировала вниз, туда, где колыхалось бурое покрывало песчаной бури. Несколько двадцатимиллиметровых снарядов, выпущенных вдогон пилотом одного из F-16, прошли возле самого хвоста, и осколки ударили в обшивку, пронзая ее, и превращая в решето фюзеляж. А затем цель исчезла в песчаном мареве, заставив летчиков ругаться от досады.

Через несколько минут вошедший в кабинет Голдсмита агент сообщил:

— Министр, сэр, мы потеряли террористов возле границы! Придется связываться с мексиканцами, но мы наверняка не успеем!

— Это уже не важно, — глухо пробормотал глава Министерства внутренней безопасности. — Третья бомба только что была приведена в действие. В центре Сан-Франциско. Мы проиграли!

«Скорая помощь» прибыла на место автокатастрофы на пустынном участке шоссе, протянувшегося вдоль калифорнийского побережья, раньше всех остальных экстренных служб. Микроавтобус свернул к обочине, затормозив на самом краю обрыва, вдоль кромки которого выстроились несколько зевак. Парамедики, подхватив чемоданчики с оборудованием, рысцой припустили вдоль дороги. Плечистый парень с простоватым лицом, обрамленным рыжими вихрами, по виду, типичный ирландец, оживленно жестикулируя, сообщил:

— Дети угнали машину, решили покататься. Здесь крутой поворот, вот и не потеряли контроль! Вон они!

Рыжий указал на дно довольно глубокого, футов двадцать, оврага. Там можно было рассмотреть лежащий на боку спорт-кар со смятой в гармошку передней части.

— Чудом не взорвалась машина, — добавил мужчина.

— Кто-то мог остаться в живых, — заметил один из медиков, худощавый парень азиатской наружности, взглянув на напарника.

— Тут самим можно шею свернуть!

— Мы поможем, — предложил рыжеволосый здоровяк, указав на двух мужчин в запыленной одежде. Еще один выглядывали из кабины небольшого грузовичка, припаркованного поодаль. — Мы тут недалеко работаем, на ранчо. Ехали с работы, и увидели, как все случилось.

Медик-азиат кивнул, решительно двинувшись к обрыву. Цепляясь одной рукой за каменистую землю, а второй прижимая к себе чемоданчик с красным крестом, он медленно начал спускаться вниз, сопровождаемый тем самым рыжим работягой. Едва не сорвавшись несколько раз и успев уже проститься с жизнью, санитар оказался у цели.

— Кажется, кто-то там шевелится, — из-за спины раздался возглас работяги. — Точно, кто-то жив!

Санитар подбежал к машине, чудовищно искореженной. Из-за покрытого трещинами лобового стекла на него уставилось лицо молодого парня, половины затылка у которого не было, а во лбу зияло пулевое отверстие.

— Черт, его убили!

— Тихо! — Прошептал в самое ухо рыжий громила, неожиданно оказавшийся рядом, и медик почувствовал прикосновение к шее холодного металла. — Если дернешься или закричишь, тебя тоже убью! — Давление заметно усилилось, и идеально заточенное лезвие боевого ножа впилось в кожу, выпуская наружу тонкую струйку крови. — Даже не дыши!

Второй санитар, балансировавший на краю обрыва, заинтересованно глянул вниз, крикнув:

— Эй, парни, как у вас дела?

Он не заметил, как один из работяг оказался за спиной, и не успел среагировать, когда тот выхватил из ножен, укрепленных на запястье, нож-финку без крестовины и с сужающимся к острию клинком. Стальное «жало» ткнулось ему в шею, и мужчина произнес:

— Снимай свою форму! Живее!

Медик начал раздеваться, медленно расстегивая пуговицы, когда раздался звук мотора, и на автостраде возникла патрульная машина, затормозившая рядом с каретой «скорой помощи». Оглянувшись, человек с ножом выругался, и медик, почувствовав, что внимание того ослабло, бросился бежать прямиком к полицейской машине. Выбравшийся оттуда мужчина в форме схватился за оружие. Он успел вытащить револьвер, массивный «Ругер» GP-100 тридцать восьмого калибра, и даже взвел курок, когда часто захлопали пистолетные выстрелы, и несколько девятимилиметровых пуль сбили полицейского с ног. А «рабочий», только что расстреляв служителя закона, уже направил оружие на медика, крикнув:

— Замри! На землю, живо!

Санитар, заглянув в черноту ствола компактного «Глок-26», застыл, позволив незнакомцам стащить с себя сначала куртку, а затем и брюки. Он так ничего и не понял, когда клинок вонзился в спину чуть выше поясницы, рассекая плоть, только захрипел, харкнув кровью, и осел на асфальт.

Выбравшийся из оврага майор Виктор Бауман, подгонявший перепуганного медика-азиата, окинул открывшийся пейзаж оценивающим взглядом. Когда он увидел, как один из бойцов его диверсионной группы натягивает форму мертвого медика, только сплюнул от досады:

— Вы бы его еще дольше в грязи валяли!

— Командир, валить нужно, — взволнованно произнес Николай Белов, бывший прапорщик-десантник, как раз и «превратившийся» в парамедика. — Их скоро начнут искать! Да еще шериф этот, только его и ждали!

— Поторопимся! — Бауман обернулся ко второму американцу, стоявшему, не шелохнувшись и не сводя перепуганного взгляда с трупов, лежавших на асфальте: — Сядешь за руль! Будешь делать то, что скажу, и мы тебя не убьем! Понял меня? Давай, в машину! — И, обращаясь к своим бойцам, прикрикнул: — Всем грузиться! Шевелись, мужики!

Азиат, усевшись за руль и положив руки на «баранку», наблюдал за тем, как сразу трое диверсантов вытащили из кузова своего грузовика массивный металлический цилиндр, осторожно уложив его на носилки, после чего сами забрались в машину. Белов, усевшись рядом с водителем, положил на колени заряженный «глок», приказав:

— Гони к городу на предельной скорости!

— Что вы хотите делать?

Партизан весело усмехнулся:

— Мы сделаем то, что вы, американцы, сделали с нашей страной. Вы принесли в Россию хаос и горе, мы вернем его вам сегодня! У нас здесь заряд на три килотонны, если рвануть его в подходящем месте, эхо на все Штаты разойдется! Мы сравняем Сан-Франциско с землей, как вы, ублюдки, сделали с нашими городами!

— Вы и близко не сможете подобраться! Все дороги перекрыты, полиция проверяет все машины!

— Даже «скорую», везущую в госпиталь тяжелобольного?! Запомни, щенок, — вдруг по-волчьи оскалил зубы партизан, — если хотя бы бровью шевельнешь без приказа, вышибу мозги! А теперь жми на газ и не забудь включить сирену!

Под пронзительный вой микроавтобус с красными крестами на высоких бортах промчался по шоссе. Ведущая к мегаполису дорога была почти пуста, а по встречной полосе тянулась бесконечная вереница машин, больших и маленьких, легковых малолитражек и огромных автобусов, из которых выглядывали люди, чьи лица несли на себе одинаковую печать безотчетного страха. Десятки тысяч перепуганных обывателей спешили оказаться как можно дальше от огромного города, раскинувшегося на берегу тихого океана, под жаркими, несмотря на зимнюю пору, лучами южного солнца. Никто открыто не признал ядерный взрыв в Юте, но слухи, наводнившие Интернет, местные телеканалы, просто передаваемые вполголоса от человека к человеку, невозможно было остановить, и паника охватывала уже целые штаты.

— Пусть бегут, — хмыкнул Бауман, выглядывая из фургона «скорой». — Все не сбегут, для нас довольно останется!

Командир диверсионной группы был доволен собой. Высадившись на пустынном пляже, они, без остановки, проехали, пробежали, кое-где даже проползли полтысячи миль, удаляясь вглубь страны, а затем преодолели почти вдвое больше в обратном направлении, появившись там, где их никто не мог ждать всерьез. Но автострада и впрямь была блокирована, и за пару миль до въезда в город на шоссе все же образовалась небольшая пробка. Железная река, фырча моторами и попыхивая выхлопными газами, уткнулась в пропускной пункт, на котором полицейские несли службы вместе с несколькими бойцами Национальной гвардии. Во всяком случае, так решил украдкой выглянувший Бауман, не поверив, что солдат регулярной армии может так неуклюже выглядеть в форме и с оружием. Но, несмотря на несколько нелепый внешний вид, в руках полудюжины мужчин в камуфляже лежали штурмовые винтовки М-16, и воспринимать их следовало всерьез.

Николай Белов, окинув взглядом стоявших вдоль проезжей части полицейских, усмехнулся. Ничего общего с блок-постами, выраставшими, как грибы после дождя, по всей Чечне и Дагестану, настоящими крепостями, вооруженными пулеметами и АГС, окруженными минными полями и брустверами, способными защитить личный состав от любого обстрела. А Виктор Бауман, рывком отведя назад затвор «беретты-92», негромко произнес:

— Парни, вы все знали, что назад пути уже не будет. Но мы должны умереть так, чтобы не посрамить тех, кто уже погиб, сражаясь за нашу родину. Мы должны прорваться к цели во что бы то ни стало!

— Мы все знаем, командир. И мы готовы.

«Скорая», завывая сиреной, свернула на пустую полосу, и, не сбавляя скорость, двинулась к кордону, но полицейский офицер храбро шагнул на проезжую часть, выставив вперед ладонь, второй же рукой коснувшись оружия:

— Сэр, остановитесь! Я должен осмотреть вашу машину! Это обязательно для всех!

— У нас пострадавший, — крикнул, высунувшись из кабины, Белов. — Нам нужно доставить его в госпиталь как можно быстрее!

Полицейский офицер, смерив внимательным взглядом санитара, махнул рукой, отступая в сторону, и в этот момент сидевший за рулем парамедик крикнул:

— Это террористы! В машине бомба!

Он не успел закончить фразу — «глок» в ладони Белова дернулся, и девятимиллиметровая пуля пробила легкое. Но со всех сторон, привлеченные криком и выстрелом, уже бежали люди в форме, на ходу доставая оружие из кобур.

В фургоне Бауман, взглянув на своих товарищей, негромко произнес:

— Давайте, мужики!

Двое партизан, слитно кивнув, вытащили оружие, и, распахнув дверцы фургона, спрыгнули на асфальт. Двое национальных гвардейцев умерли первыми, а затем над шоссе затрещали выстрелы. Качая «маятник», партизаны открыли частый огонь из пистолетов, сбивая одного за другим полицейских с ног, а затем разом метнули по гранате. Взрывы раскидали замешкавшихся полисменов и гвардейцев, открывших, было, неточную стрельбу из винтовок, и Белов, слыша, как пули щелкают по корпусу, вытолкнул из-за руля водителя-азиата, сам перебравшись за «баранку» и вдавив до упора педаль газа.

Радиоэфир на полицейской волне взорвался истошными донесениями и паническими приказами. Десятки патрульных машин со всех концов города мчались туда, где скоростная автострада превращалась в обычную улицу, рассекаясь множеством развязок и эстакад. Увидев в зеркале несколько черно-белых седанов с проблесковыми маяками, Белов только усмехнулся, ловко лавируя в потоке машин.

Над улицей, почти цепляясь за крыши зданий, пролетел вертолет, заложив лихой вираж и зависнув над дорогой. Дверца в борту распахнулась, и полицейский снайпер из отряда SWAT прижал к плечу приклад винтовки М-16 с установленным на нее оптическим прицелом. Широкая белая крыша попала в перекрестье тонких нитей, и стрелок нажал на спуск.

Белов вскрикнул, когда пробившая лобовое стекло пуля взорвалась кровавым фонтаном в его левом бедре. Нога враз онемела. Бауман, протискиваясь в кабину, крикнул:

— Я его сниму! Веди машину!

Высунувшись из кабины по пояс, командир диверсионной группы вскинул пистолет, за пару секунд опустошив вместительный магазин «беретты» и видя, как пули высекают снопы искр из плоского днища геликоптера. Черно-белый «Лонг Рейджер» резко подскочил на несколько десятков футов вверх, а впереди, поперек улицы, уже выстраивались в баррикаду полицейские автомобили. «Скорая», не сбавляя скорости», врезалась в борт седана «шевроле», и двух офицеров, укрывавшихся за машиной, отшвырнуло на асфальт. А через секунду разом два десятка стволов изрыгнули пламя. Часто захлопали табельные «беретты», застрекотали злыми швейными машинками пистолеты-пулеметы «хеклер-кох» МР-5, залпом бахнули дробовики, разрывая обшивку машины градом картечи. Несколько пуль разворотили грудь Николая Белова, Бауман тоже вскрикнул, когда раскаленный свинец ужалил его в бок, и выронил оружие из рук.

— Не стрелять! — крикнул один из полицейских. — Прекратить огонь! Смит, Ромеро, проверьте, есть ли там живые!

Разгоряченные боем люди, которым на самом деле нечасто доводилось доставать оружие, и еще реже применять его, опустили стволы, не сводя глаз с изрешеченного шквалом огня автомобиля. Двое офицеров, держа оружие наготове, осторожно двинулись к машине «скорой», стоявшей на спущенных колесах посреди дороги. Распахнув дверцу кабины, один из полицейских заглянул внутрь, увидев на передних сидениях окровавленные тела, на одном из которых была надета куртка парамедика, и, обернувшись напарнику, сообщил:

— Только трупы!

Внезапно один из выглядевших мертвым мужчин открыл глаза. Его взгляд встретился со взглядом полицейского, заставив того оцепенеть, забыв об оружии, мощной и надежной «Беретте-92», которую тот сжимал в правой руке. Оскалившись, командир диверсионной группы Виктор Бауман отчетливо произнес:

— А все-таки мы вас сделали, ублюдки!

Приступ кашля разорвал легкие, и изо рта партизана хлынул поток кровавой жижи. В этот момент на таймере ядерного заряда, лежавшего на носилках, вспыхнули нули, и заключенные в его корпусе две полусферы из сверхплотного урана-235 столкнулись, создавая критическую массу. Земля содрогнулась от чудовищного взрыва, и этот удар ощутили все до единого жители многомиллионного города. Нестерпимо яркая вспышка ослепила зевак, оказавшихся рядом, а затем по улице прокатилась ударная волна, расходясь во все стороны, сметая любые препятствия, смахивая многоэтажные дома, будто те были сложены из картона, легко отрывая от асфальтового полотна припаркованные машины и подкидывая их на десятки футов вверх. Огненный «пузырь» вздулся над жилыми кварталами, медленно опадая, оставляя после себя дымящуюся воронку радиусом несколько сотен метров, покрытую будто расплавленным стеклом.

Первые внятные отчеты о происшедшем в Сан-Франциско легли на стол президента Мердока, не покидавшего Овальный кабинет, уже через полчаса. Прибывший в Белый Дом министр внутренней безопасности, выглядевший растерянным и бледным, произнес, стоя навытяжку перед главой государства:

— Взрывом уничтожено несколько кварталов, во многих местах до сих пор бушуют пожары. Не менее пятидесяти тысяч погибших, не считая тех, кто умрет от лучевой болезни в госпиталях в ближайшие сутки. Город охвачен паникой, парализующей действия спасателей. В клиниках не хватает места для раненых, и тех, кого возможно, мы уже по воздуху вывозим на ближайшую базу Морской пехоты, где развернут полевой госпиталь.

— Господи! — Президент обхватил голову ладонями, уставившись в крышку старинного стола. — Пятьдесят тысяч за один миг! Это катастрофа! Как мы могли такое допустить, господа? Как мы позволили горстке русских фанатиков поставить на колени Америку?!

Члены Совета национальной безопасности, застигнутые вестью о трагедии в самых разных местах, в большинстве своем были еще на пути к резиденции президента, но кое-кто уже прибыл, проявив похвальную расторопность.

— Противник использовал все имеющиеся в его руках ядерные заряды, — заметил Натан Бейл. — Да, ущерб более чем значительный, число жертв огромно, но это все, на что способны русские. Они выложили свой последний козырь, и теперь ход за нами, господин президент. Мы устраним разрушения, погребем со всеми почестями погибших, залечим раны, и, сплоченные, как никогда, нанесем ответный удар. Сэр, нужно страх американцев перековать в ярость и ненависть, указать на убийц и призвать к мести! Сокрушим врага, сэр! Американцы не отступают и не сдаются!

— Дерьмо, Натан! Все это вонючее дерьмо! Я войду в историю как президент, не сумевший защитить свою страну, и памятником мне будут радиоактивные воронки. Самая могущественная держава, самая мощная армия оказались бессильны перед кучкой отщепенцев, поборовших страх перед смертью. Наш враг безлик и почти неосязаем, некуда запускать ракеты и сбрасывать бомбы. Это провал.

Вновь боль раскаленной иглой пронзила грудь Джозефа Мердока, заставив того согнуться вдвое. Увидев, как закатываются глаза президента, Бейл, не без труда выбравшись из глубокого кресла, подскочил к президенту, а тот, хрипя и дрожа, уже оседал на пол.

— Эй, кто-нибудь, — гаркнул советник по безопасности, почувствовав вдруг смятение — и страх. — Сюда, скорее! Врача! Черт возьми, кто-нибудь слышит меня?

Двое агентов Секретной службы первыми ворвались в Овальный кабинет, а из-за их широких плеч выглядывал глава Администрации Сайерс. Один из телохранителей подхватил безвольнообмякшее тело Мердока, положив его на письменный стол поверх каких-то бумаг, и, с треском разорвав ткань рубашки на груди главы государства, принялся делать массаж сердца, так, что порой Натану Бейлу мерещился треск ребер. Коридоры Белого Дома наполнились шумом, откуда-то появились медики, решительно отстранившие людей из Секретной Службы, выглядевших непривычно растерянными — впервые все их навыки не могли помочь защитить президента США.

— Нет пульса! — Санитар обернулся к своему напарнику. — Адреналин внутривенно! Дефибриллятор!

Тонкая игла вонзилась в локтевой сгиб правой руки, а на грудь президента легли пластины электродов. От электрошока тело Мердока выгнулось дугой — и вновь обмякло.

— Готовьте вертолет, — потребовал доктор, окликнув агентов Секретной Службы. — Срочно в госпиталь! Состояние критическое!

Джозефа Мердока уложили на носилки, и под взволнованную скороговорку медиков куда-то потащили.

— Надеюсь, он придет в себя, — пробормотал Бейл, взглянув на Алекса Сайерса. — Боже, как это не вовремя!

В кармане советника по безопасности заверещал мобильник. Достав рубку, Бейл, удивленно вскидывая брови, сообщил главе администрации:

— Это Флипс!

Ткнув клавишу громкой связи, Бейл услышал взволнованный голос главы Госдепартамента:

— Что там у вас происходит? Я не могу связаться с президентом!

— У Мердока сердечный приступ! Сейчас он уже на полпути в больницу!

— Дьявол! У нас чрезвычайная ситуация!

— Энтони, все под контролем, — успокаивающе произнес Натан Бейл. — В Сан-Франциско уже работают все экстренные службы! Мы справимся!

— К черту Сан-Франциско! Несколько минут назад подразделения Народно-освободительной армии Китая перешла российскую границу. Морские пехотинцы генерала Флетчера ведут бои с китайцами на подступах к Уссурийску! Пекин фактически объявил нам войну!

Алекс Сайерс, едва не сев мимо кресла, разинул рот, потрясенно уставившись на Натана Бейла, а тот лишь мог, что ошарашено мотать головой, пытаясь убедить самого себя, что все это — только дурной сон, который вот-вот закончится. А русское Приморье уже содрогалось от рева сотен моторов и поступи тысяч человеческих ног.

Майор Хао Пэннин раздраженно поморщился, когда в его палатку вломился, шумно дыша, посыльный. Юный сержант с раскрасневшимися щеками и выпученными — это у китайца-то — глазами, открыл рот и что-то попытался сказать, но лишь закашлялся, удостоившись раздраженного хмыканья своего командира.

— Товарищ майор, — наконец, смог выдавить из себя кое-как отдышавшийся посыльный. — Товарищ майор, получен приказ выступать немедленно!

Хао Пэннин, командир мотопехотной роты Шестой бронетанковой дивизии Народно-освободительной Армии Китая вздрогнул, а затем, вскочив со стула и отшвырнув в сторону вставшего посреди дороги сержанта, выскочил из палатки, окунувшись в привычную атмосферу военного лагеря. Его рота, как и вся дивизия, лучшая во всей китайской армии, оснащенная новейшим оружием, предыдущие полгода не вылезала с полигонов, сжигая за день железнодорожный состав снарядов и патронов. А затем пришел тот неожиданный приказ, и войска рекой хлынули на север, к границе с Россией, чтобы, уткнувшись в широкую ленту Уссури, замереть в напряженном ожидании. Раскинулись среди таежных перелесков настоящие палаточные города из сотен брезентовых «шатров», замерла в укрытиях-норах умело спрятанная от чужих взглядов техника, потянулся в небо ароматный дымок от полевых кухонь, и тысячи солдат и офицеров, наконец, смогли перевести дух, но каждый в глубине души понимал, что этот «курорт» может оказаться недолгим. И вот теперь, покинув свою палатку, майор зычный голосом крикнул:

— Тревога! Все по машинам! Выходим через десять минут! Палатки, кухни — все бросать! С собой только боеприпасы и топливо!

Смолк негромкий гул спокойных голосов, вместо него над лагерем разнеслись отрывистые команды, и сотни людей принялись метаться, будто в панике, но на самом деле каждый знал свое место и свою задачу в этом обманчивом хаосе. Через шесть минут взревели двигатели боевых машин пехоты ZBD-97, находившихся в постоянной готовности к маршу. Одна из БМП приняла в свое гулкое бронированное нутро самого майора, и, едва устроившись на жестком сиденье, Хао Пэннин, натянувший шлемофон, скомандовал:

— Вперед!

Бронемашины, окутавшись клубами выхлопных газов, рванули с места в карьер, выруливая на уходивший к северу проселок и выстраиваясь в длинную вереницу. Колонна под лязг гусениц и рокот дизелей рванула к границе.

— Товарищи, — раздался в эфире голос командира, зачитывавшего приказ под грохот металла. — Наступили опасные времена. Америка, взявшая себе право решать судьбы всего мира, готова обратить свою мощь против нашей родины. Она вплотную подбирается к нам, опутывая сетями своих военных баз, и вот теперь чужие войска угрожают с севера, с русской территории, куда они вошли под предлогом помощи, но это ложь. Россия для американских империалистов — плацдарм для прыжка в Китай, и они уже изготовились к этому прыжку. Опередим их, ударим первыми, дадим бой на чужой земле, чтобы спасти свою родину! Мы перейдем границу с Россией и отбросим американцев, если те осмелятся сопротивляться! Наша рота наступает на Хабаровск — крупный русский город с многочисленным американским гарнизоном. Мы заставим его сдаться или уничтожим, если только в нашу сторону будет сделан хотя бы один выстрел. Будьте готовы вступить в сражение в любую секунду! Возможно, кто-то из нас вскоре погибнет, но каждый должен помнить, что любая жертва будет принесена во имя будущего нашей родины и нашего народа!

Вся дивизия, этот огромный, сложнейший механизм разрушения, пришла в движение в эти минуты. Дороги, уводящие на север, в один миг оказались забиты сотнями многотонных железных чудовищ — танков, самоходных орудий, бронемашин. Но не они первыми вступили в этот край. Распахнув люк и высунувшись по пояс наружу из резво мчавшей по ухабам БМП, Хао Пэннин заметил движение в лощине справа от проселка. Приглядевшись, он различил пусковые установки зенитного комплекса HQ-16, уже приведенные в боевую готовность, с поднятыми вертикально связками цилиндрических транспортно-пусковых контейнеров с ЗУР. А чуть поодаль вращалась антенна подвижной РЛС, сканируя воздушное пространство не только над китайской территорией, но и над южными районами России на сотни километров. Зенитный зонтик уже был развернут, готовый прикрыть рвущиеся к границе ротные и батальонные колонны. И именно рота Хао Пэннина оказалась первой, вышедшей к берегу Уссури. И там БМП, под гусеницами которых уже скрипел песок, застыли, выстроившись вдоль уреза воды.

— Понтонный парк прибудет сюда только через час, товарищ майор, — растерянно сообщил начштаба своему командиру, задумчиво уставившемуся на тяжелые волны, лижущие песчаный берег. Река, вливавшаяся в Амур, чтобы вместе нести свои воды в Тихий океан, здесь достигала в ширину более километра. — Они сильно отстали из-за какой-то аварии. Кажется, мост обрушился под одним из наших танков!

Хао Пэннин раздраженно выругался:

— Тыловые кретины! Кого-то точно поставят к стенке! Хотя бы час промедления — и американцы обрушатся на нас всей своей мощью!

Где-то вдалеке раздался грохот, заставивший офицеров разом вскинуть головы. Над сопками протянулась дымная полоса, отмечая курс стартовавшей из недальней рощи зенитной ракеты HQ-16, а через минуту высоко в небе вспухло облачко взрыва. Сноп осколков, в который превратилась боеголовка, изрешетил пластиковый фюзеляж и плоскости беспилотного разведчика RQ-1 «Предейтор» ВВС США, едва «дрон» пересек границу воздушного пространства. От звука далекого взрыва майор Хао поморщился и решительно произнес:

— Каждая секунда на вес золота. Замешкаемся — будем платить жизнями своих солдат! Переправляемся вплавь! Выполнять!

Боевая машина пехоты ZBD-97 создавалась с оглядкой на русскую БМП-3, имела такое же вооружение из сразу двух пушек, стамиллиметровой гладкоствольной, и автоматической калибра тридцать миллиметров, и была так же, как прототип, способна передвигаться вплавь, представляя собой идеальный образец техники пресловутых «сил быстрого развертывания».

Полчаса ушло на то, чтобы отыскать участок берега, достаточно пологий для безопасного входа в воду, и выбрать на противоположном берегу место, где машины могли бы вернуться в более привычную стихию. На подготовку к «заплыву» ушло несколько минут — всего и требовалось, что поднять щиты-волноотбойники, да задраить все люки. А затем вновь заревели моторы, и БМП двинулись вперед. Едва они оказались в воде, пришли в действие установленные в корме водометы, и восемнадцатитонные бронемашины бодро двинулись к противоположному берегу, вспарывая ледяные волны. Майор Хао Пэннин передернул плечами, на миг представив, что случится, если откажет техника, которой он так отважно вверил свою жизнь.

БМП медленно двигались по водной поверхности, качаясь на волнах. Форма корпуса, представлявшего собой, по сути, бронированную коробку достаточного объема, чтобы внутри поместились десять человек экипажа и десанта, не способствовала излишней плавучести. И все же водометы исправно всасывали холодную забортную воду, под высоким давлением выбрасывая ее в направлении, обратном направлению движения. И вот под широкими гусеницами вновь заскрипел песок, и бронемашины, одна за другой, выползли на сушу. Выглянув в люк, Хао Пэннин обвел взглядом окружающую местность. Вроде все то же, что он видел прежде, те же сопки, тайга, такое же небо над головой. Трудно было поверить, что это уже чужая земля, та, на которую с завистью смотрели поколения его предков, сказочно богатая и почти необитаемая. Русские за века своего владычества так и не смогли заселить этот край. Что ж, возможно, его братьям удастся распорядиться этими дарами природы гораздо рачительнее.

— Рота, продолжать движение, — приказал Хао Пэннин. — Второй взвод, в боевое охранение! Третий, четвертый — на фланги! Вперед!

Взревели двигатели, и стальная лента колонны, набирая скорость, двинулась на северо-восток. Через несколько минут китайские наводчики в свои прицелы увидели первых американцев.

Шасси транспортного вертолета СН-46Е «Си Найт» коснулись земли, и аппарель в задней части фюзеляжа транспортного вертолета опустилась. Под злые, нервные окрики взводного морские пехотинцы подхватили оружие, один за другим выскакивая наружу, окунаясь в потоки холодного, пропитанного влагой воздуха, взметенного продолжавшими вращаться винтами. На то, чтобы высадить десант, ушло не больше двух минут, и одиннадцатитонный геликоптер тотчас набрал высоту, растворяясь в низких серых облаках.

— Подготовить позиции, — надрывался лейтенант. — Живее, сукины дети, окопаться! Выставить наблюдателей! Китайцы будут здесь с минуты на минуту!

Американским морским пехотинцам было не привыкать первыми вступать в бой с любым противником, но, пожалуй, никогда еще им не доводилось вступать в заранее проигранное сражение. В любой миг на роту, спешно занимавшую оборону на гребне безымянной сопки в считанных милях от окраины Хабаровска, могла обрушиться всей своей мощью целая китайская дивизия. Ни один из оказавшихся здесь людей не питал иллюзий насчет возможного исхода этой схватки, но, несмотря ни на что, каждый был готов до конца выполнить приказ.

Лопаты с чавканьем входили во влажную землю. Американцы, которым давно не приходилось вести позиционную войну, вспоминали уже подзабытое изрядно искусство окапывания, подгоняемые криками офицеров. На восточном склоне холма, обратному тому, со стороны которого должен был вот-вот появиться враг, вскоре появилась неровная цепь траншей и стрелковых ячеек. Переглядываясь, морпехи, сейчас вовсе не такие бравые, какими их привыкли видеть ничего не представляющие о войне обыватели, нервно шутили:

— «Желтые», наверное, теперь должны обделаться от удивления или от смеха, едва нас увидят, а наши винтовки так перепугают их танкистов, что китайцы тут же повернут обратно. Потому что если этого не случится, то нам лучше сразу самим залезть в пластиковые мешки, раз уж могилы для себя уже выкопали!

Пара 60-миллиметровых легких минометов М224, входивших во взвод оружия, не представляли никакой угрозы для вражеской техники. Чуть больше толку было от реактивных гранатометов SMAW, если только китайцы окажутся настолько глупы, чтобы подпустить гранатометчиков к себе хотя бы на четыре сотни ярдов, но в глупость врага никто не верил. И потому моряки, нервно тискавшие оружие, с надеждой смотрели на своих товарищей, тащивших на плечах пусковые установки ПТУР «Джейвелин». Противотанковое отделение, все, чем смогли усилить роту, было основой обороны, в крепость которой сами морпехи верили еще меньше, чем в беспечность своего противника.

Направив стволы пулеметов и штурмовых карабинов в сторону затянутого дымкой горизонта, американцы застыли, и их ушей через несколько минут коснулся рев моторов. Командир роты, вздрогнув, крикнул:

— Приготовиться! Оружие к бою! — И, уже шепотом, добавил так, что никто не услышал этих слов: — Храни нас всех Бог!

Пелена дождя, не дождя даже, а какой-то мороси, висевшей в воздухе мелкой водяной пыли, вытолкнула из себя приземистые силуэты бронемашин. Три БМП бодро ползли к холму, впиваясь в землю зацепами гусеничных траков и поводя из стороны в сторону толстыми длинными стволами орудий, точно принюхиваясь. Несколько десятков американцев, молодых мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет, одетых в делавший всех похожими, будто близнецы, «цифровой» камуфляж MARPAT, застыли. В стволы РПГ уже были вложены кумулятивные гранаты, способные прожечь броню даже основного боевого танка, расчеты ПТРК установили на пусковые цилиндрические контейнеры с управляемыми ракетами. Поднеся к глазам бинокль, командир роты провожал взглядом подбиравшиеся все ближе бронемашины, и, скосив в очередной раз взгляд на шкалу встроенного дальномера, офицер резко выдохнул:

— Огонь!

Две ракеты FGM-148 взвились над позициями морской пехоты, набирая высоту в несколько десятков футов и оттуда пикируя на беззащитные перед атакой сверху БМП, а следом, с интервалом секунд в двадцать, стартовали еще две ПТУР. Двигавшаяся на левом фланге бронемашина вспыхнула, когда кумулятивная струя угодившей точно в моторное отделение ракеты прошила тонкую, почти ни от чего не защищавшую броню. Вторая ракета в залпе прошла мимо цели, заставив американцев, наблюдавших за боем в прицелы винтовок, завыть от отчаяния. Над полем раздались частые хлопки, две уцелевшие БМП, подавшись назад, выстрелили град дымовых гранат из установленных скулах низких башен мортирок-гранатометов. Между противниками в воздухе повисло серое колышущее полотно дымовой завесы, сквозь которую тепловые головки наведения противотанковых «джейвелинов» перестали видеть цели.

— Немного времени мы выиграли, — хмыкнул командир морпехов, обращаясь к своему заместителю. Перед обоими забрезжила надежда, но никто не смел сказать об этом вслух, дабы не спугнуть призрак удачи. — «Желтые» остановятся, вышлют разведку, потом подтянут артиллерию или минометы, напролом точно не сунутся, не кретины же они!

Действительно, уже выбравшиеся из леса бронемашины замерли на опушке, вне досягаемости американских ракет, и, уж, тем более, РПГ. Но майор НОАК Хао Пэннин не собирался ждать дольше, чем потребуется для определения координат вражеских позиций. Беспилотный разведчик WZ-2000, «рука помощи», протянутая командованием дивизии с другого берега Уссури вырвавшейся далеко вперед роте, прошел над занятым американцами холмом на высоте двух километров, оставшись незамеченным. Сделанные из поднебесья снимки, совмещенные с данными спутниковой навигации, оказались в распоряжении командира китайской мотопехотной роты в течение десяти минут.

— Орудия на максимальный угол возвышения, — скомандовал майор Хао по радио. — Беглый огонь!

Стволы стамилиметровых пушек, скопированных с русского орудия 2А70, запрокинулись почти в зенит, разом вытолкнув из своих жерл тяжелые конусы осколочно-фугасных снарядов. Китайские бронемашины не нуждались в поддержке артиллерии, во всяком случае, им это было нужно гораздо меньше, чем их аналогам, созданным и состоящим на вооружении в других странах. Орудие почти танкового калибра обеспечивало им высочайшую огневую мощь, против которой беспомощна становилась кое-как окопавшаяся пехота. Выпущенные по навесной траектории снаряды обрушились на головы американцев, тщетно пытавшихся укрыться за гребнем холма. Трех залпов хватило, чтобы перекопать их позиции, погребая заживо раненых и контуженых морпехов, и только тогда китайский командир отдал новый приказ:

— Атака! Всем вперед!

Взревели дизели, и цепь БМП промчалась по полю, оставляя за собой широкие полосы взрыхленной, будто плугом, земли. Один взвод, оставив позади себя еще горящую машину из головного дозора, ударил в лоб, буквально срывая вершину сопки очередями в упор из автоматических тридцатимиллиметровых пушек. Еще два взвода разом атаковали с флангов, вонзая в позиции врага стальные «клыки». Сам Хао Пэннин, прильнув к прибору наблюдения, успел заметить среди дымящихся еще воронок какое-то шевеление, затем — яркую вспышку, и вот уже реактивная граната, отмечая свой путь дымной полосой, пролетела на расстоянии ладони от борта БМП.

— Справа гранатометчик! — выкрикнул майор, и наводчик, сидевший в башне, развернул орудия. Застучала автоматическая пушка, раздался треск очередей спаренного пулемета, и там, где еще секунду назад суетились уцелевшие после артобстрела американцы, встала стена огня, свинца и вывороченной взрывами земли.

— Вперед, всем вперед, — приказал командир роты. — Не останавливаться! К победе!

Ответом ему был восторженный вой совсем еще юных солдат, только что одержавших свою первую настоящую и такую неестественно легкую победу над противником, который еще совсем недавно считался едва ли не непобедимым. Им вторили ревевшие с присвистом форсированные дизельные движки, легко, без ощутимой натуги тащившие вперед и только вперед многотонные стальные махины. Бронемашины, переваливаясь через воронки и оплывшие траншеи, из которых торчали руки и ноги погребенных заживо морских пехотинцев, миновали холм, продолжая углубляться все дальше к востоку, туда, где, должно быть, сжался в ужасе застигнутый врасплох, наказанный за собственную беспечность враг.

Генерал Флетчер задумчиво смотрел на интерактивную карту, выведенную на огромную плазменную панель. Поверх контуров русского Приморья постоянно перемещались треугольники, ромбики, квадраты и кружочки, обозначавшие расположение и маневры войск. Синие — своих, а красные — неожиданного противника. Хотя отчего неожиданного, сам себя поправил командующий Третьей экспедиционной дивизией Морской пехоты. Несколько месяцев китайские войска стояли вдоль границы, преодолев сотни, если не тысячи миль, отделявших их от постоянных баз в глубине чужой территории. И мало кто верил, что несколько десятков тысяч вооруженных до зубов солдат пришли сюда просто для того, чтобы вернуться обратно.

Много дней офицеров в штабах всех уровней, и обычных морпехов, тех, кто привык задумываться о будущем, заглядывая хотя бы на день вперед, и смотреть дальше собственного носа, тревожил один и тот же вопрос — когда? Тысячи американцев оказались в том же положении, что русские в не таком уж и далеком мае, когда было ясно, что удар неизбежен, но нанести упреждающий удар по не скрывавшему намерений противнику было равноценно тому, чтоб лично пустить себе пулю в висок. И вот этот час настал, и бессчетные толпы низкорослых желтокожих людей, чирикая на своем птичьем языке, непонятном большинству американцев, хлынули живыми волнами через границу, и у него, Арнольда Флетчера, командовавшего самой мощной войсковой группировкой на Дальнем Востоке, осталось ничтожно мало времени, чтобы принять верное решение. Ценой гибели десятков, вернее, уже сотен хороших американских парней генерал выиграл еще несколько минут, чтобы придумать ответный ход, но и они уже истекали, а верная идея никак не шла на ум, уступая место отчаянию и откровенному страху.

А штаб вокруг уже бурлил и кипел. Десятки людей, растерянных, напуганных, злых, прикипевших к часто мерцавшим мониторам, перебрасывались короткими фразами, и просторное помещение на бывшей русской военно-морской базе заполнила неразборчивая скороговорка.

— Сэр, противник форсировал Амур и Уссури в десятках мест одновременно. Сбив все наши заслоны, он стремительно движется вглубь территории. По данным воздушной и космической разведки китайская Шестая танковая дивизия наступает на Хабаровск, обходя город с юга, — сообщил штабной офицер, чей голос вырвал командующего из странного оцепенения. — В направлении Владивостока движется Сто двадцать седьмая легкая мотопехотная дивизия. Сведения неточные. Противник развернул в приграничных районах мощную группировку ПВО. Китайцам удалось уже сбить пять наших «дронов», сэр.

— Придется рискнуть и подставиться под их зенитные ракеты. Пусть штурмовики «Харриер» нанесут удары по переправам немедленно! Ударным вертолетам атаковать передовые подразделения противника на марше!

— Сэр, потеряем много машин и пилотов! У нас и так осталось две эскадрильи штурмовиков и пара десятков «Кобр» после того, как значительные силы были направлены на Урал!

— Запросим поддержку флота, — мотнул поросшей седой щетиной головой Флетчер. — В Японском море две авианосные ударные группы, на что-то же они годятся! Но прежде чем их «Хорниты» сюда доберутся и сбросят бомбы на головы узкоглазых, нам придется действовать самим, и прольется немало крови. Нужно задержать желтых выродков, во что бы то ни стало. Мне так же, как и всем вам, мерзко посылать наших парней в мясорубку, но каждый из них, подписывая контракт, прекрасно знал, что может умереть. И теперь они будут умирать ради своей страны, ради Америки!

Лейтенант Лари Кинг уселся в пилотское кресло ударного вертолета АН-1Z «Вайпер» через шесть минут после этих слов. В передней кабине, отделенной панелью бронестекла, уже занял место оператор-наводчик уоррент-офицер Маркони. Застегнув со щелчком замки привязных ремней, Кинг спросил:

— Фред, готов? Все в норме?

— Все системы работают! Можем взлетать!

Пальцы пилота пробежались по приборной панели привычным маршрутом. Взвыли турбины, раскручивая винт, и восьмитонный геликоптер легко оторвался от «бетонки». Летное поле было непривычно пустым, Кинг разглядел лишь еще пару «Кобр» да полдюжины штурмовиков AV-8, вокруг которых суетились техники, похожие на трудолюбивых муравьев с высоты в сотню футов. Большая часть техники сейчас штурмовала никому не нужный русский город на Урале, и никто не мог подумать, что грянет именно здесь, да еще как, в полную силу.

«Кобра» мчалась с максимальной скоростью на предельно малой высоте, едва не цепляясь полозьями шасси за верхушки деревьев и ажурные опоры линий электропередач, чтобы как можно позже появиться на экранах китайских радаров. Несколько минут назад беспилотный разведчик RQ-1 обнаружил колонну вражеской техники, и сейчас пара ударных вертолетов выходила на позицию для атаки. В этих «Кобрах» осталось немного от исходного АН-1, «понюхавшего пороху» впервые еще над влажными джунглями Вьетнама. Двигатели как у «Апача», прицельная система почти такая же, да и набор вооружения стал аналогичен арсеналу армейских АН-64. Сейчас оба вертолета, подкрадывавшихся на сверхмалой высоте к ничего не подозревающим жертвам, несли по восемь ПТУР «Хеллфайр» с лазерным наведением и под два семизарядных блока неуправляемых ракет FFAR.

— Атакуем с предельной дистанции, — сообщил Кинг, в этом вылете командовавший малочисленной группой. — У противника есть ракеты «земля-воздух» и зенитные пушки! Не подставляйтесь, парни!

— Командир, вижу цель, — вдруг сообщил оператор.

— Фред, действуй! Уничтожить их!

Ракета AGM-114, «длинная рука» модернизированной «Кобры», сошла с направляющей, когда до цели, вереницы китайских БМП, перемещавшихся между сопок, было чуть менее восьми километров. Головка наведения захватила пятно лазерного луча, «подсветившего» цель, и через несколько секунд мощный взрыв проломил борт ZBD-97, круша ее тонкую броню. Через секунду еще одна бронемашина вспыхнула — экипажу второй «Кобры» тоже улыбнулась удача.

Современная война скоротечна, а удача солдата — непостоянна и изменчива, и в этом пришлось на собственной шкуре убедиться командиру мотопехотной роты китайской армии. Еще несколько мгновений тому назад под гусеницами их бронемашин вопили от боли умирающие американцы, сквозь позиции которых рота прошла едва ли не в походных порядках, и вот уже сами они из охотника превратились в почти беззащитную добычу для атаковавших из поднебесья вертолетов.

— Десанту покинуть машины! — С этим криком майор Хао Пэннин рывком распахнул створку люка в корме БМП, выкатываясь наружу из мчавшейся по кочкам и буеракам машины. — Открыть заградительный огонь!

Командир роты, кубарем прокатившись по земле, встал на одно колено, вращая головой. Уже две бронемашины, пораженные летевшими из-за горизонта ракетами, горели. Раздался взрыв, и Хао увидел, как вспыхивает еще одна БМП, из-под брони которой так и не успели выбраться солдаты. Тонкий слой металла не стал серьезной преградой для американского «Хеллфайра». Вот горящая фигура вывалилась из люка, побежала, размахивая руками, по перепаханному гусеницами бронемашин полю, но, преодолев всего метров двадцать, упала, окончательно замерев. А с неба смертоносным дождем сыпались новые и новые ракеты.

Американцы нанесли удар, как только рота, вырвавшаяся далеко вперед, вышла из-под «зонтика» ПВО дивизии, еще только начавшей переправляться на левый, русский берег своенравной Уссури. Вертолеты, представшие для майора жирными черными точками далеко на горизонте, расстреливали бронемашины, как в тире. Майор вскочил, почувствовав резкую боль в отказавшемся сгибаться после неудачного падения колене, и тотчас упал, оглушенный мощный взрывом. Он увидел, как вспыхнула еще одна БМП, с корпуса которой сорвало башню, отшвырнув ее на несколько метров в сторону, когда сдетонировали снаряды калибра сто миллиметров в укладке. Половина роты перестала существовать менее чем за три минуты.

Хао Пэннин, у которого слезы навернулись на глаза от отчаяния, сжал до боли в ладонях автомат QBZ-95, который был бесполезен против воздушного противника. Ковыляя на одной ноге, он двинулся к неглубокому оврагу, в который до этого скатились по оплывшим склонам несколько солдат, тех, кому посчастливилось покинуть свои машины, прежде чем те настигли американские ракеты.

Американские вертолеты приблизились, и Хао узнал поджарые, сплющенные с боков силуэты «Кобры». Полого пикируя, они залпом выпустили неуправляемые ракеты, накрывшие позиции китайской пехоты. Один из реактивных снарядов калибра семьдесят миллиметров, упал в овраг, разорвавшись в гуще укрывшихся там людей. Хао Пэннина чем-то ударило по каске так, что лязгнули зубы, насквозь прокусив язык, но, в отличие от многих, просто разорванных на куски осколками, он остался жив. Майор, отыскав взглядом сжавшегося на дне оврага солдата, своим телом накрывшего темно-зеленый тубус ПЗРК QW-2, крикнул:

— Поднимайся, боец! Стреляй в них!

Затравленно взглянув на командира, пехотинец только вздрогнул, сжимаясь в комок, и майор, выдернув из кобуры пистолет, закричал:

— Встать! Сражайся! Если выполнишь приказ, у тебя есть шанс выжить, если откажешься — я тебя расстреляю сейчас же, сопляк! Ты можешь с ними сражаться, у тебя есть оружие!

Боец, вскочив, будто внутри него распрямилась тугая пружина, вскинул ПЗРК, и ракета под хлопок вышибного двигателя, покинула пусковой контейнер. Одновременно еще с полдюжины ЗУР взвились навстречу противнику. «Кобры» немедленно изменили курс, выбросив в небо гроздья тепловых ловушек, и Хао Пэннин видел, как все ракеты пролетели мимо целей, поражая своими осколками лишь пустоту. Но уже развернулись башни нескольких уцелевших БМП, и тридцатимиллиметровые автоматические пушки выбросили вслед вражеским геликоптерам шквал свинца.

Вдруг из-за спины раздался рокот турбин, и майор упал ничком, увидев, как над лощиной, превратившейся в поле боя, на малой высоте промчались два вертолета. Они одновременно сделали «горку», набирая высоту, и на хищных фюзеляжах сверкнули красные звезды.

Лейтенант Кинг так и не понял, откуда появились эти китайские вертолеты. Расстрел колонны перестал быть приятной забавой, когда по сблизившимся на опасную дистанцию «Кобрам» сначала выпустили полдюжины зенитных ракет, а затем ударили автоматические пушки, создав настоящую завесу огня. От ЗУР удалось избавиться отчаянным маневром, в результате ракеты прошли стороной, наводясь на ложные цели, а пушки все же обладали малой дальностью стрельбы, лишь испугав пилотов. И в тот момент, когда кровь отхлынула от головы вдавленного в кресло чудовищной перегрузкой летчика, чуть выше его «Кобры» промелькнула хищная тень с красными звездами на разрисованных серо-зелеными пятнами бортах.

— Лари, китайцы! — По ушам ударил испуганный возглас оператора.

— А, черт! Дьявол! Не вижу их!

Кинг быстро завертел головой, пытаясь отыскать в небе вражеский вертолет. Он опознал новейший ударный Z-10 по ступенчатой кабине, напоминавшей кабину «Апача», где оператор и пилот располагались один за другим, в ряд.

— «Кобра-один», — в эфире раздался голос командира ведомой машины. — Берегись! У тебя китаец на заднице!

Пилот вертолета Z-10 китайской армейской авиации не испытывал никаких эмоций, когда прицельная марка легла на силуэт вражеского АН-1. Он атаковал из задней полусферы, с превышения, с идеальной позиции для внезапного точного удара. Под крыльями его машины кроме восьми противотанковых ракет HJ-10, почти точной копии американского «Хеллфайр», были подвешены и две ракеты «воздух-воздух» TY-90, и одна из них соскользнула с направляющей, когда палец, обтянутый тканью перчатки, плавно утопил кнопку пуска на рычаге управления.

Одновременно с противником лейтенант Кинг тоже вдавил кнопку, активировав систему отстрела ложных целей, и ракета, оснащенная инфракрасной головкой самонаведения, промчалась мимо, взорвавшись в нескольких десятках футов от борта резко спикировавшей к земле «Кобры». И одновременно второй AH-1Z превратился в огненный шар, когда сдетонировала трехкилограммовая фугасная боеголовка попавшей в его фюзеляж китайской ракеты.

Горящий вертолет, походивший на рукотворный болид, рухнул куда-то в тайгу, и над местом падения взвился столб пламени. Но Кингу было не до размышлений о судьбе сослуживцев. Пара китайских Z-10 зажала в клещи его «Кобру», лишенную всякого оружия «воздух-воздух», и оставалось лишь уповать на маневренность и верить, что помощь вот-вот придет. Три восьмитонных вертолета закружили в воздухе карусель, то взмывая высоко в небо, то пикируя друг за другом к самой земле, и несколько минут лейтенанту Кингу удавалось уклоняться от вражеского огня. Но очереди бортовых пушек вражеских геликоптеров пронзали пустоту все ближе и ближе, и в тот момент, когда снаряд калибра двадцать три миллиметра ударил в хвостовую балку, американский вертолет тряхнуло так, что только привязные ремни помогли пилотам удержаться в креслах.

«Кобру» закрутило волчком, мир вокруг завертелся в бешеной карусели, а земля начала стремительно приближаться, выставив навстречу падавшему вертолету остроконечные верхушки елей, так похожие на острия копий. Но за те несколько секунд, что длилось падение, Лари Кинг успел сделать многое, в том числе и перекрыл подачу топлива. Ломая продолжавшие вращаться под воздействием набегающего потока воздуха лопасти, «Кобра» ударилась о землю, так что ее пилоты на несколько секунд лишились сознания.

Лари первым пришел в себя. Негнущейся рукой он стащил с головы шлем, ставший вдруг чудовищно тяжелым, и, ощупав голову, убедился, что никаких серьезных ран нет. Расстегнув пряжки и освободившись от ремней, крепко притянувших его к высокой спинке пилотского кресла, летчик распахнул створки люка, вываливаясь наружу. Встав на ноги и стряхнув с комбинезона мусор, пилот огляделся. Вокруг стеной возвышался мрачный заснеженный лес, настоящая русская тайга. Ветви чуть слышно скрипели, в кронах гудел ветер. В прочем, для уроженца штата Орегон такая картина была менее пугающей, чем, скажем, для только и видевшего с рождения пальмы, солнце и песчаные пляжи со скучающими красотками калифорнийца. Хотя кто и когда видел в последний раз выходца из Калифорнии в военной форме?

В передней кабине зашевелился стрелок, и Кинг, снаружи открыв люк, помог напарнику выбраться, подставив свою руку. Уоррент-офицер Фредерик Маркони стоял, пошатываясь и опираясь одной рукой о борт «Кобры», зарывшейся носом в землю. Падая, вертолет прорубил настоящую просеку в густом подлеске и лишь по невероятной случайности не встретил на пути ни одного дерева, при столкновении с которым геликоптер, скорее всего, расплющило бы в лепешку, судя по толщине стволов вздымавшихся над головами елей и кедров.

— Сможешь идти? — Кинг требовательно взглянул на своего напарника. — Нужно скорее отсюда убираться!

— Какого дьявола убираться, командир? Наверняка спасатели уже в пути, и лучше остаться на месте, так они нас скорее отыщут.

— Фредди, ты вообще ни хрена что ли не понял? — взорвался летчик. — На нас напали китайцы! эти узкоглазые дикари! И уж раз они на такое решились, воевать будут всерьез, и у наших спасателей, уверен, прибавиться иной работы, кроме как искать в чертовом русском лесу двух придурков! А вот китайцы в силах направить роту-другую к месту падения нашей «птички». Как думаешь, сколько желтых обезьян было в тех бронемашинах, что мы сожгли?

— Вот дерьмо! Но если мы схлестнулись с китайцами, значит, дело может дойти до «ньюков», Лари?!

— Я похож на гребанного генерала или драного чиновника из Госдепа? Надеюсь, по обе стороны фронта не так много кретинов, но, поверь, Фред, если до этого дойдет, то мы даже здесь услышим. И уж лучше наблюдать за Армагеддоном из сердца тайги, чем торчать на той самой базе, на которую китайцы решат сбросить свою бомбу!

Лейтенант Кинг расположил в карманах жилета аварийный запас, включавший упаковки с сухим пайком, аптечку и прочие вещи, необходимые для выживания во вражеском тылу. Вытащив из набедренной кобуры «беретту», он оттянул назад затвор, с лязгом вернувшийся на место, когда пилот разжал пальцы. Задумчиво посмотрев на пистолет, американец сунул его обратно в кобуру, решительно сказав:

— Мы пойдем на северо-восток, в направлении наших позиций. Двинемся в обход поселков — местным тоже есть, за что нас не любить, если не вздернут сами, то сдадут китайцам.

Оставив за спиной разбитый вертолет, пилоты двинулись в чащу леса, слыша, как скрипит снег, тонким покрывалом уже укутавший землю, под толстыми подошвами ботинок. У обоих были при себе компасы, самые настоящие, с магнитной стрелкой, указывающей на север, а вот ничего похожего на карту не нашлось — зачем, если каждая машина, вертолет или самолет оборудован приемником спутниковой навигационной системы. И вот теперь «Кобра» со столь нужным сейчас GPS осталась где-то в дебрях, и оставалось рассчитывать лишь на свою память.

Беглецы брели по зарослям чуть больше часа, а потом лес расступился, и впереди показалась дорога, ведущая на север. Несколько минут Кинг вслушивался в доносящиеся из-за леса отзвуки, а затем рискнул, выбравшись из-за деревьев. Он склонился над перемолотым в кашу асфальтом, раздраженно сплюнув:

— Похоже, китайцы уже здесь! Полно следов от тяжелой техники, от гусениц!

— Хотя бы можно держаться этой дороги, так мы не собьемся с пути, — предложил Маркони, у которого уже зуб на зуб не попадал от стужи, которая совершенно не ощущалась в оснащенной системой микроклимата кабине вертолета.

Прихотливо изгибаясь, дорога вела через лес, уткнувшись в неширокую речку с крутыми берегами, через которую был перекинут добротный бетонный мост на прочных сваях, упиравшихся в дно безымянной реки. Разогнавшись, Кинг вывалился из зарослей и тотчас попятился назад, спиной наткнувшись на тяжело дышавшего от быстрой и утомительной ходьбы по тайге Маркони. Оба повалились на землю.

— Китайцы, — просипел Лари Кинг, указывая в сторону моста. — Там пост! У них бронетранспортер!

Гусеничный БТР YW-531H притулился в неглубокой лощине. Вокруг него стояло несколько солдат в «цифровом» камуфляже непривычной расцветки. На противоположной стороне дороги американские пилоты успели рассмотреть угловатый грузовик, типично армейскую модель, и крытый брезентом джип. Блокпост явно выставили совсем недавно, судя по отсутствию каких-либо укреплений, просто укрытий для солдат, и те, кто нес на нем службу, делали это старательно, не забывая, что вокруг чужая земля, на которой им не рады ни прежние, ни нынешние хозяева.

— Дьявол! — Лейтенант Кинг, едва поднявшись на ноги, снова упал ничком. — Заметили! Фредди, не высовывайся!

Кто-то из китайских солдат оказался достаточно внимательным, чтоб обнаружить движение на опушке. С полдюжины пехотинцев, держа наперевес компактные автоматы, развернулись в цепь, двинувшись к лесу. А из-за дугообразного бронированного щитка, защищавшего установленный на БТР крупнокалиберный пулемет, на миг высунулась чья-то голова в каске, а затем ствол, на срезе «распухший» набалдашником пламегасителя, повернулся к лесу, и ударила раскатистая очередь.

— Ублюдки! — Уоррент-офицер Маркони не то вскрикнул, не то всхлипнул, когда над головами вжавшихся в спину американцев прожужжали 12,7-миллиметровые пули. Они с легкостью срезали толстые ветви, и даже древесные стволы в два обхвата не могли их остановить. На беглецов обрушился настоящий водопад из щепок и старой хвои.

Кинг сдавленно вымолвил:

— В лес, ползком! Живее!

Снова загрохотал пулемет, обрушив на лес еще одну струю свинца. Одиночными выстрелами открыли огонь приближавшиеся пехотинцы, и легкие пули калибра 5,8 миллиметра наполнили морозный воздух визгом, прихотливо отскакивая рикошетом от деревьев, на которых они оставляли лишь глубокие зарубки.

— Давай вправо, — прохрипел Кинг, энергично извиваясь всем телом. — Прижмись к земле!

Они скатились в какую-то лощину, склоны которой были покрыты густым кустарником. Выстрелы звучали теперь уже в стороне еще несколько минут, а затем все стихло. Лейтенант встал, отряхиваясь, и, тяжело дыша, произнес:

— Похоже, они остановились.

— Может, решат, что им просто показалось? Часовой перенервничал, или с недосыпу почудилось что-то!

Кинг только вздохнул, в глубине души не слишком веря в такое разгильдяйство со стороны противника. Американцы снова углубились в чащу, успев пройти примерно милю, прежде чем тщательно скрываемые опасения лейтенанта подтвердились. Звук низко летящего вертолета оба беглеца услышали издалека, в тот самый момент, когда они вышли из самых зарослей на небольшую поляну. Кинг только хрипло крикнул: «Бегом!», и оба сорвались с места.

Стригущий воздух лопастями винта вертолет, Ми-17 русского производства, во множестве закупленный для китайской армии, показался, когда американцы уже снова нырнули в заросли. Лари Кинг прижался спиной к шершавому стволу старой сосны, сквозь ветви увидев медленно пролетевший прямо над его укрытием геликоптер, пузатый фюзеляж которого был разрисован зелено-коричневыми амебообразными пятнами камуфляжа.

Уоррент-офицер Маркони, проводив затравленным взглядом исчезнувший за деревьями вертолет, напоминавший о своем присутствии лишь приглушенным гулом турбин, взглянул на своего напарника:

— Думаешь, они нас не заметили?

— Будь я проклят, если могу представить, что сейчас делают эти желтые обезьяны, и какого дьявола им вообще потребовалось летать над этим драным лесом! Не важно, — лейтенант раздраженно мотнул головой. — Нужно идти, Фред! Вперед!

А в ста метрах над землей командир группы китайского армейского спецназа, сидевший в тряском и шумном десантном отсеке кружившего над тайгой Ми-17, оторвался от монитора тепловизора, по которому наискось быстро перемещались две яркие точки, крикнул пилоту:

— Высаживай нас здесь!

— Под нами сплошные заросли, сломаем шасси или лопасти! В километре отсюда есть небольшая поляна, там смогу сесть!

О том, что они уже не одиноки в лесу, лейтенант Кинг узнал в тот момент, когда из чащи донесся собачий лай. Пилот замер, вслушиваясь. Тявканье звучало все ближе, а сам источник звука находился восточнее.

— Собаки, — высказал очевидное тяжело дышавший после стремительного забега по чащобе Маркони. — Мы, похоже, в полной заднице, командир!

— Нужно разделиться, Фред, — обратился офицер к своему спутнику, затравленно озиравшемуся по сторонам, тиская рукоять пистолета, торчавшую из кобуры. — Так им будет сложнее нас отыскать, и кому-то одному может повезти.

— Их псины нас найдут по запаху, хоть вместе, хоть по отдельности, Лари!

— Черт, Фред, делай, как я сказал! Ты налево, я — направо! Бегом!

Лари Кинг рванул так, что только ветер засвистел в ушах, да был слышен скрип снега под ногами. Он мчался через чащу, петляя меж стволов взметнувшихся ввысь, словно церковные колокольни, вековых кедров и сосен, продираясь сквозь заросли кустарника. Пилот бежал, что было сил, а затем просто рухнул на колени, хрипло дыша и сплевывая по ноги густую слюну. Сердце в груди билось о ребра изнутри, как кузнечный молот стучит в наковальню, и сквозь шум в ушах Кинг с трудом расслышал донесшийся из-за спины звонкий лай.

— Обезьяны! — Лари рывком достал «беретту» из кобуры, большим пальцем правой руки сдвинув защелку предохранителя. Прислонившись спиной к древесному стволу, он перехватил оружие обеими руками, приняв «полицейскую» стойку.

Первая собака, невысокая черная псина вроде немецкой овчарки, выскочила откуда-то слева. Развернувшись всем корпусом, пилот прицелился и потянул спуск. Он попал в цель только с четвертого раза, и собака, взвизгнув, кубарем покатилась по земле. В этот момент справа, проломив широкой грудью стену кустарника, выскочил второй пес. Кинг привычно дернул спусковой крючок, пистолет дернулся в широких ладонях, крепко обхвативших рифленуюрукоять, по ушам ударил громкий отрывистый звук выстрела.

Лари Кинг опустошил весь магазин, и последняя пуля сбила с ног заходившуюся лаем собаку, когда той осталось пробежать метров пять, чтобы вонзить свои клыки в глотку американца. А из леса уже выныривали идущие редкой цепью солдаты. Кинг нажал кнопку защелки, и пустая обойма выскользнула из рукоятки, упав к его ногам. Он даже успел вставить запасной магазин, и уже обхватил пальцами затвор, когда перед глазами возникло перекошенное от ярости узкоглазое лицо, а затем в животе словно взорвалась бомба, когда китаец, что-то закричав, ударил его прикладом винтовки.

Американский пилот не удержался на ногах, повалившись на землю. Стоявший над ним солдат выбил из рук Кинга пистолет, а затем принялся избивать свою добычу, обрушив град ударов, от которых летчику едва удавалось закрываться, сжимаясь в комок. Китаец бил ногами, добавляя прикладом, а его товарищи, вставшие в круг, в центре которого и лежал пленник, что-то с азартом кричали. Раскосые лица, почти неразличимые между собой, слились для стонавшего от боли Лари Кинга в жуткий калейдоскоп, от визгливых воплей на чужом языке звенело в ушах. Затем вдруг со стороны раздалась отрывистая команда по-китайски, и солдаты разом отступили на несколько шагов назад, пропустив к скорчившемуся от боли летчику еще одного человека. В нем можно было узнать офицера, даже не глядя на его погоны, просто по уверенной манере держаться и привычке командовать, даже не проверяя, исполняется ли его приказ, потому что распоряжения этого человека явно выполнялись всегда, беспрекословно и предельно быстро.

— Меня зовут капитан Ван, — представился китайский офицер по-английски, хотя и с ужасным акцентом. — Кто вы?

Кинг, сплюнув сгусток крови, назвался, чувствуя, как при каждом произнесенном слове грудь пронзает тупая боль. Заметив это, китаец обернулся, снова что-то коротко рявкнув, и из строя его подчиненных, одинаковых, точно оловянные солдатики, выступил один, на боку у которого висела большая сумка с красным крестом.

— Мы окажем вам необходимую помощь, — снова «прочирикал» китайский капитан, присев на корточки рядом с постанывавшим от боли американцем. — Не сопротивляйтесь, если не хотите, чтобы вам снова причинили боль. Вы военнопленный и заслуживаете гуманного обращения, если ведете себя благоразумно.

Санитар, распаковав свою сумку, вонзил в плечо Кинга иглу, выдавив содержимое шприц-тюбика, затем еще дважды повторил процедуру. Через несколько мгновений американец почувствовал, что боль отступает, а тело становится мягким и податливым, точно вата. Вдруг из чащи донесся треск выстрелов. Пилот узнал сочные хлопки «беретты», которой вторили автоматы.

— Это ваш товарищ, — спокойно, без тени эмоций, произнес капитан Ван, ответив на не прозвучавший вопрос. — Глупо было думать, что вы сможете убежать или, тем более, спрятаться от нас. Вот и он не сумел уйти далеко.

— Мы — солдаты, и сражаемся до тех пор, пока можем!

— Ваша смерть не будет благом для вашей страны. Как и смерть тех немногих наших солдат, которых, возможно, вам удастся убить в этом бессмысленном бою, не станет трагедией для моей страны. Просто оставшиеся наши товарищи после этого станут сражаться не потому, что так велела Партия, а ради мести за тех, кого они хорошо знали. А месть — это более серьезный стимул, чем абстрактные идеи, рождающиеся в головах политиков. И тот, кто движим местью, гораздо более опасный противник, чем просто выполняющий чужой приказ.

Из леса появилась еще группа китайских солдат, несущих двое носилок. На одних лежал, свесив руки, китаец, а на вторых Кинг увидел уоррент-офицера Маркони. Американец попытался встать, но замер, остановленный приказом китайского офицера:

— Не шевелиться, пока я не разрешу! Ваш товарищ жив, и ему мы тоже окажем возможную помощь. Он пытался сопротивляться в безвыходной ситуации, и за это поплатился, но не так дорого, как мой солдат, расставшийся с жизнью. И у меня должны быть веские основания, чтобы не казнить вашего товарища на месте.

Капитан Ван встал, направившись к группе бойцов, притащивших из леса Фреда Маркони, а вместо него над Кингом навис молодой солдатик. Стоило только американцу шевельнуться, разгоняя кровь по затекшему телу, китаец вскинул автомат, и пленный замер, уставившись немигающим взглядом в черный «зрачок» ствола QBZ-95.

— Спокойно, парень, — как можно более мирным тоном произнес Кинг. — Не надо так дергаться! Дрогнет пальчик на спуске — и «бабах!», а мне еще хочется пожить!

Китаец что-то зло пролаял в ответ звенящим от напряжения голосом. Несколько минут они так и смотрели друг на друга, а затем снова появился командир, бросив на ходу:

— Встать! За мной!

Солдаты уже строились, и, дождавшись приказа своего капитана, двинулись в том направлении, откуда совсем недавно появились. Лари Кинг шел в центре колонны, сразу за носилками, с которых негромко стонал Маркони, а в спину ему дышал все тот же сопляк-китаец, державший оружие наизготовку. От мысли о том, что в затылок уткнулся ствол автомата, американцу стало не по себе, и он украдкой оборачивался, словно надеясь, что его конвойный вдруг исчезнет, как страшный сон. К счастью, путешествие длилось минут сорок, приведя на небольшую поляну, над которой уже завис стригущий лопастями воздух Ми-17. Вертолет снизился, чуть касаясь шасси поверхности земли, и грузовая аппарель под хвостовой балкой опустилась, открывая не слишком большой проем люка.

— Вперед, — приказал капитан Ван, указав рукой на вертолет. — Живо!

Лари Кинг быстро взбежал по пандусу, ныряя в пропахшее керосином нутро Ми-17, в котором на протянувшихся вдоль бортов скамейках могло разместиться не менее тридцати человек в полной экипировке. Сам лейтенант уселся ближе к кабине, стиснутый с обеих сторон плечами китайских солдат. На грохочущий металлический пол прямо перед ним поставили носилки с Маркони, над которыми торчала стойка капельницы, а другие, уже закрытые брезентом, ближе к кормовому люку. Когда турбины взвыли, заполняя отсек оглушительным гулом, и вертолет, покачиваясь, начал набирать высоту, Лари нагнулся к своему напарнику, участливо спросив:

— Фред, как ты?

— Хреново, командир, — простонал уоррент-офицер Маркони, с трудом открыв глаза. — Две пули в брюхе не способствуют крепкому здоровью. Как думаешь, лейтенант, куда нас везут и что там будет с нами?

— Если не прикончили сразу, в том чертовом лесу, значит, шанс есть, что не грохнут и потом. хотя, может, они просто решили набрать высоту и скинуть нас где-нибудь над тайгой. Ладно, приятель, — ободряюще усмехнулся летчик. — Держись!

Сидевший справа от Кинга солдат вбил локоть под ребро лейтенанту, так что тот подавился застрявшими в глотке словами, а тот китаец, что был справа, что-то злобно рыкнул. Замолчав, американец выглянул в иллюминатор, увидев, что тайга, раскинувшаяся под брюхом летевшего на высоте около пятисот ярдов вертолета, сменилась полями, пересеченными крест-накрест линиями дорог, похожими на старые шрамы. Вскоре вертолет снова качнуло, и Кинг понял, что они снижаются. Солдаты оживились, и, когда вновь открылся люк, один за другим побежали наружу, подгоняемые короткими командами капитана. Последними, под охраной четырех солдат, Ми-17, лопасти которого еще продолжали вращаться, покинули американцы.

— Твою мать! — Лари Кинг, оглядевшись по сторонам, только потрясенно выругался, тотчас удостоившись сильного толчка в спину от одного из конвоиров.

Они очутились посреди огромного военного лагеря, раскинувшегося в сердце тайги. Со всех сторон доносился гул мощных дизелей, голоса, громкие команды. Огромное поле, на самом краешке которого совершил посадку их вертолет, было перепахано гусеницами тяжелой техники так, что хоть сейчас засевай его чем угодно. Вдоль далекой кромки леса выстроились длинными рядами танки, десятки, если не сотни многотонных боевых машин. Летчик узнал китайские «Тип-96», модернизированные, судя по густо облепившим их башни и корпуса плиткам динамической защиты. Здесь же стояли боевые машины пехоты, вокруг которых суетились похожие издалека на этаких темно-зеленых муравьев китайские солдаты. А над ними выпростали длинные стволы шестидюймовых гаубиц самоходные установки PLZ-05, китайская новинка, ничем не уступавшая русской 2С19 «Мста-С» или американскому М109А6 «Палладин», и даже превосходившая их, если верить самим же китайцам.

Двое дюжих парней с белыми повязками на рукавах, подбежавшие к вертолету, разу подхватили носилки, на которых лежал уоррент-офицер Маркони, потащив их в сторону палатки с красным крестом, а его напарника повели куда-то вглубь огромного бивуака. Подгоняемый хмурыми конвоирами Лари Кинг только успевал вертеть головой по сторонам. Вокруг было явно несколько тысяч китайских солдат, или даже десятки тысяч, и их число непрерывно увеличивалось. По проселку, обдав людей струями выхлопных газов, прошла, лязгая гусеницами, колонна из десятка БМП, следом за которой уже через минуту со стороны леса появилось несколько зенитных установок. Пару раз над головой пролетали на малой высоте вертолеты, такие же Ми-17, как тот, что доставил пленников, или более легкие и юркие китайские Z-9.

Немолодой китаец в простой полевой форме появился откуда-то из-за стоявших плотными рядами бронемашин, и, прежде чем Лари Кинг успел разглядеть золотые звезды на его погонах, оба конвоира вытянулись по стойке смирно, что-то в голос пролаяв. Офицер им ответил на своем языке, а затем, взглянув пронзительным взглядом на американца, уже по-английски произнес:

— Я генерал-майор Бао Тэнчжэ, командующий Шестой бронетанковой дивизией Народно-освободительной армии Китая. Кто вы, мне известно. Это моих солдат вы жгли своими ракетами.

Кинг нервно сглотнул, но все же спросил:

— Зачем нас сюда привезли, меня и моего напарника? И что будет дальше?

— Вашему напарнику окажут помощь в нашей санчасти, а затем мы передадим вас вашему командованию. И будем искренне надеяться, что впредь нам с вами не придется больше встречаться на поле боя. Да вот и ваши, кажется!

Генерал Бао указал на вынырнувший из-за облаков вертолет UH-1Y «Веном», последнюю «реинкарнацию» знаменитого «Ирокеза», который заметно подрос со времен Вьетнама и вдобавок обзавелся более мощными двигателями. Геликоптер, на бортах которого можно было разглядеть опознавательные знаки Морской пехоты США, приземлился, коснувшись кое-как заровненной площадки полозьями шасси. К нему придвинулось с десяток китайских солдат, оружие державших на плече.

— Идите, — произнес, вновь глядя на Кинга, китайский генерал. — Вас ждут.

Генерал Арнольд Флетчер, выбравшись из вертолета, одернул мундир, и четко, как на параде, отдал честь стоявшему перед ним китайскому командующему, а тот, точно зеркало, повторил каждое движение американца, отступая в сторону. А Флетчер, уже отыскав взглядом Кинга, сделал шаг тому навстречу.

— Генерал, сэр! — Лейтенант взял под козырек, вытянувшись в струнку.

— Тебе здорово досталось, сынок, — лишь хмыкнул командующий американским гарнизоном, увидев разбитые губы и уже заплывший глаз своего бойца. — Что ж, сейчас мы полетим домой, там тебя подлатают.

— Домой, сэр? На базу?

— В Штаты, моряк. Мы уходим из России.

— Но как же… Сэр, нам объявили войну, на нас напали!

— Война уже закончилась, — пожал плечами Флетчер. — Многое случилось, пока ты был в плену, моряк. Террористы нанесли ядерный удар по Сан-Франциско, погибли десятки тысяч американцев, а президент Мердок скончался в госпитале от инфаркта, не выдержав переживаний. В двадцать четыре часа американские войска покинут Россию. Мы нужны на родине, которой угрожают безумцы с ядерным оружием, ведь для ее защиты все мы и надели эту форму. И пусть так будет, потому что иначе мне придется вновь отправлять на смерть таких же парней, как ты. Да у нас и не было шансов все равно. Китайцы стянули к границе сто тысяч солдат, и еще полмиллиона — во втором эшелоне, готовые вцепиться нам в глотки по первому знаку. Нам удалось бы сдержать эту лавину несколько часов, а затем мы все бы умерли под гусеницами их танков, и после такого разгрома пришлось бы вести войну до конца, не считаясь ни с потерями, ни со средствами, и цена победы оказалась бы непомерной для Америки. Мы остановились вовремя, не успев наломать слишком много дров!

— Но мы же американцы, сэр! За нами вся мощь Соединенных Штатов! Никто не смеет…

— Для меня сейчас важнее, что ты жив, лейтенант, и вернешься к своей семье, как и твой напарник.

— Сэр, я даже не ожидал, что вы лично явитесь за нами, — заметил с некоторой растерянностью Кинг, все еще переваривавший услышанное. — Это такая честь, сэр!

— Из всех, кто отправился в этот вылет, только ваш экипаж уцелел, так что соглашение о передаче пленных с китайской стороны уже выполнено. А еще почти сотня славных американских парней и настоящих патриотов превратилась просто в куски мяса за какие-то пару часов. Но для вас все уже закончилось. Просто сейчас не время и не место воевать до последней капли крови, сынок. Наверное, когда-то мы вернемся сюда, чтоб смыть этот позор, Америка не может смириться с поражением. Но это будет потом. А пока идем в вертолет, лейтенант!

— А мой напарник?

— Наши «друзья», — генерал кивнул в сторону щебетавших о чем-то китайских солдат, — утверждают, что твоему стрелку перелет может навредить, и любезно согласились оставить его в своем госпитале дольше, чем на двадцать четыре часа, не расценивая это, как нарушение слова нашего Президента. — Флетчер скривился: — Полагаю, мы должны быть искренне благодарны этим обезьянам за такую заботу!

Придерживая на голове форменную кепку, Арнольд Флетчер ловко забрался в десантный отсек вертолета, турбины которого продолжали вращать винт все это время. Один из пилотов, губастый афроамериканец, лицо которого скрывалось под защитными очками, протянул руку лейтенанту Кингу, и тот, ухватившись за нее, кое как вскарабкался следом за генералом. Пилот рывком захлопнул широкую сдвижную дверь в борту, и «Веном», легко оторвавшись от земли, выполнил разворот, оставляя позади китайский военный лагерь. Лари Кинг, привалившись затылком к переборке, отделявшей кабину пилотов от десантного отсека, закрыл глаза, и, не обращая никакого внимания на присутствие генерала и нескольких старших офицеров, задремал. Ему снился дом в далеком Орегоне и песчаный берег, на который мерно накатывались тяжелые волны Атлантического океана.

Хорхе Молине едва не потерял управление, чудом не направив свой грузовик в овраг, когда прямо над ним на бреющем полете пролетел самолет. Легкая «Цессна» полого пикировала, неуклюже покачивая крыльями, будто переваливаясь с боку на бок, и, наконец, ее шасси коснулись потрескавшегося асфальта. Только теперь Хорхе увидел, что хвостовая часть летательного аппарата превратилась в настоящее решето, словно ее полосовали в упор из пулемета, хотя, скорее всего, так и было. Обшивка топорщилась, а кое-где просто болталась неряшливыми лоскутьями. Самолет прокатился по инерции несколько десятков метров, после чего его развернуло поперек автострады. Правая стойка шасси вдруг подломилась, и «цессна» завалилась на бок, ломая плоскость крыла.

— Хессус Мария!

Водитель ударил по тормозам, и грузовик развернуло юзом, протащив по инерции еще несколько метров. Спрыгнув на землю, Молине оступился, зашипев сквозь зубы от пронзившей стопу боли, и вприпрыжку кинулся к самолету. Широкая дверь в борту «цессны» распахнулась, и из самолета буквально вывалился человек, упав на колени и упираясь обеими руками в землю.

— Синьор, — Молине, тяжело дыша, подбежал к самолету, окликнув незнакомца. — Синьор, у вас все в порядке? Что случилось? Вам нужна помощь?

Мужчина, сидевший на земле, подскочил, как ужаленный, и в лицо Хорхе направился ствол полуавтоматического «глока». Водитель, попятившись, прокричал:

— Не стреляйте, пожалуйста? Вы из наркокартеля? Я простой водитель, я ничего не знаю! Пожалуйста!

Тарас Беркут, чувствуя, как после жуткой болтанки последних минут полета кружится голова и жалобно сжимается в комок его желудок, кое-как поднялся на ноги. Командир диверсионной группы еще не верил, что стоит на твердой земле. последнее, что намертво отпечаталось в его памяти — заходящий в атаку американский истребитель, от которого тянутся к «Цессне» оранжевые росчерки трассирующих снарядов, вспыхивающие все ближе и ближе, а затем — чудовищный удар, от которого заскрипели стрингеры и нервюры, и всем, кто находился на борту, что самолетик просто рассыплется в воздухе. А затем песчаная пелена расступилась, и в тот самый миг, когда двигатель, пару раз чихнув, умолк, внизу зазмеилась серая лента автострады.

Продолжая удерживать усатого крепыша в промокшей от пота футболке и мешковатых рабочих штанах, Тарас Беркут обернулся к самолету, возвышавшемуся на пустынном шоссе неуклюжей грудой металла:

— Мужики, все целы? Как Заур?

— Дышит, — сообщил, высунувшись из люка, Керим Тохтырбеков. — Хреново дело, командир! Врач нужен, больница нормальная!

Взглянув на перепуганного мужика, за спиной которого маячил грузовик с высокими дощатыми бортами просторного кузова, Беркут спросил по-английски:

— Где мы находимся?

— Это дорога, ведущая в Пуэрто-Пеньяско. Но до него еще миль пятьдесят!

— Страна какая? Штаты?

— Это Мексика, сеньор!

Хорхе Молине испуганно отшатнулся, когда человек с пистолетом, опустив оружие, вдруг разразился громким смехом. Еще двое, тоже вооруженные, выбрались из самолета, на руках вытащив третьего, замотанного в бинты от пояса до середины груди, причем повязка уже побагровела от пропитавшей ее крови. А последним на землю сошел молодой парень в рабочей спецовке, таким же недоуменным взглядом смотревший на то, как трое крупных мужиков хохочут, будто дети, обнимаясь и хлопая друг друга по плечам. А Тарас Беркут, плюхнувшись на задницу на пыльной обочине и выронив из рук пистолет, вздохнул, ощутив, как наваливается гранитной плитой усталость, а по щекам катятся градинами слезы, оставляя дорожки на покрытый грязью и пылью щеках.

— Мексика, мужики, — выдохнул партизан, взглянув на своих товарищей, тоже садившихся прямо на землю. — Мексика, мать ее так! Не Штаты! Все-таки прорвались, перелетели через границу! На честном слове, и на одном крыле! Эй, американец, — Беркут окликнул растерянного пленника: — А ты классный пилот! Черт возьми, мы все-таки прорвались! Ну а отсюда и до дома уже рукой подать!

Тарас Беркут завалился на спину, растянувшись в полный рост на каменистой сухой земле и чувствуя своей кожей порывы сухого горячего ветра. По небу летели облачка, похожие на клочья ваты, исчезая за горизонтом, на западе, там, где за бескрайним океаном партизан ждала уже не верившая в их возвращение родина. И она сейчас, как никогда, нуждалась в таких бойцах, как майор Беркут и его люди, продолжавших хранить верность присяге.

Глава 13. Феникс

Москва, Россия — нейтральные воды Японского моря — остров Сахалин
10 декабря

Мина с шелестом пролетела над головами, разорвавшись в нескольких десятках метров, в низине. Осколки с визгом разлетелись по зарослям, впиваясь в стволы деревьев, а эхо взрыва еще долго металось меж склонов.

— Хреновый у «косых» наводчик! — Ефрейтор Онищенко сплюнул под ноги, одновременно поправив ремень висевшего за спиной гранатомета.

— Сейчас пристреляются, твари, и тогда ты об этом никому уже не расскажешь! А, черт!

Прапорщик Ефремов, тащивший кроме пулемета еще один РПГ, несколько выстрелов к нему, два короба с «сотыми» лентами и битком набитый рюкзак, запнулся за торчавший из-подо мха камень, едва не скатившись вниз по склону, точно под ноги своим бойцам. В последний момент Онищенко успел ухватить командира за рукав, и тот сохранил равновесие.

— Бойцы, подтянись! — крикнул прапорщик. — Живее! Перевалим через гребень, хрен нас кто достанет! Давай, поднажми!

Сойдя с тропы, Ефремов пропустил мимо себя тяжело дышавших товарищей, с трудом шагавших вверх по склону с десятками килограммов снаряжения за плечами. Прапорщику вдруг захотелось плакать совсем не по-мужски. Всего семь человек осталось в живых, считая самого командира и американского летчика, так и не дождавшегося команды спасателей. Полковник Гленн, замыкавший колонну, пилот сбитого японцами F-18 «Супер Хорнит», стал уже полноценным членом отряда, сражаясь наравне с русскими солдатами. Да он и внешне ничем не отличался от своих спутников, такой же грязный, небритый, изможденный от долгих скитаний, в пропитавшемся потом камуфляже «флора». И точно так же беззаветно ненавидевший врага, появление которого неожиданно объединило русских и американцев, пусть даже лишь на небольшом клочке земной суши. И сражались они, второй месяц к ряду, защищая Сахалин, так, что японцы, наконец, взялись всерьез, и теперь облава настигла свою добычу. Погоня дышала в затылок, все тропки были перекрыты, пути к отступлению — надежно отрезаны, а с неба падали и падали нескончаемым свинцовым градом мины.

Снова над головами партизан раздался протяжный вой, сменившийся грохотом взрыва, буквально срывшего вершину сопки, а позади, в лощине, раздался звук моторов. Ефремов, чувствовавший, как в спину дышит погоня, прикрикнул:

— Быстрее! Шевелите ногами!

Снова заунывный стон, раскалывающий небо напополам, и столб огня поднялся в двух десятках метров от тропы. Осколки со свистом пролетели над склоном, и один из партизан, вскрикнув, упал, покатившись вниз по камням. Его успели подхватить, кто-то уже торопился сорвать упаковку с перевязочного пакета, другой уже втыкал шприц-тюбик с промедолом, но несчастный, самостоятельно наложив жгут на залитое кровью бедро, сквозь зубы процедил:

— Не тратьте время, мужики! Уходите! Без меня, может, и прорветесь!

— Не пори чушь, — грубо оборвал его подоспевший прапорщик. — Без тебя и шагу не ступим!

— Я задержу косых! Вы идите, оставьте мне несколько гранат только! Давай, командир, уводи парней!

Павел Ефремов медлил несколько секунд, а затем, махнув рукой, скомандовал:

— Отряд, продолжать движение! Шевелись! — и уже гораздо тише, заглянув в глаза своему бойцу, добавил: — Спасибо тебе. Скоро снова увидимся.

Подхватив рюкзаки, партизаны двинулись вверх по склону. Прошло минут десять, которых им хватило, чтоб добраться до вершины и перевалить ее, когда в лесу раздалась стрельба. Ефремов узнал треск японских винтовок, перемежаемый короткими очередями «калашникова». Затем загудел пулемет, хлопнули трижды подряд взрывы гранат, и все стихло.

Прапорщик бежал вниз по склону вместе с остальными, стараясь не думать о том, что пережил их товарищ, попытавшийся ценой своей жизни спасти отряд. Впереди через прорехи в зарослях была видна дорога, накатанная грунтовка, огибавшая сопку, а еще дальше — похожая на расплавленный свинец морская гладь.

— «Косые» на шоссе! — Онищенко указал вниз, себе под ноги, первым увидев движение.

По дороге медленно ползла в клубах выхлопных газов гусеничная БМП Тип-89, двадцатисемитонная бронемашина, несущая под своей стальной «скорлупой» семерых экипированных полностью бойцов и вооруженная пушкой «Эрликон» калибра тридцать пять миллиметров. И сейчас ствол орудия был направлен на склон. А следом катили два четырехосных бронетранспортера Тип-96, развернувших в сторону сопки пулеметы М2 пятидесятого калибра.

— Обложили, суки!

Ефремов в ярости заскрежетал зубами, видя, как колонна останавливается почти точно напротив его группы, и стволы пушек и пулеметов крестят воздух в поисках целей.

— Готовь «граники»! — скомандовал прапорщик. — Будем прорываться с боем, отступать все равно некуда! Онищенко, на тебе БМП!

Ефрейтор, уже приладив на плече РПГ-7, кивнул, отступая за кривое дерево и опускаясь на колено для лучшей устойчивости. Сам прапорщик стащил с плеча гранатомет двенадцатикилограммовый РПГ-16 «Удар». Несколько устаревшее оружие, созданное когда-то для десанта, было более легким и компактным. Этот «младший брат» РПГ-7 стрелял калиберной пятидесятивосьмимиллиметровой гранатой, не столь мощной, но смертельно опасной для любой техники, не имеющей танковой брони.

— Мы все здесь погибнем! — обреченно произнес по-русски Джим Гленн. Полковник авиации Морской пехоты США возился с затвором японской штурмовой винтовки «Тип-89», трофея, который он предпочел АК-74, как более соответствовавший американским стандартам.

— Хочешь жить вечно? — оскалился Ефремов.

— Просто всегда верил, что погибну в воздухе, за штурвалом своего истребителя!

Бойцы, заняв позиции на склоне, доложили о готовности, и прапорщик выдохнул:

— Огонь! — и нажал на спуск гранатомета.

Онищенко отстрелялся «на отлично». Кумулятивная граната ПГ-7ВР поразила японскую БМП в борт, и та взорвалась, когда жгут огня добрался до боеукладки. Сам Ефремов вогнал реактивную гранату ПГ-16В, способную прожечь тридцать сантиметров брони, в корпус БТР, увидев, как тот охватило пламя.

— Вперед! — Ефремов отбросил трубу РПГ, подхватив с земли пулемет. — В атаку!

Прапорщик дал длинную очередь из ПКМ, услышав, как рядом затрещала японская винтовка, выплевывая в сторону своих бывших хозяев щедрую порцию свинца. Партизаны, стреляя на бегу, кинулись вниз по склону. С уцелевшего БТР ударил короткими очередями «браунинг», который поддержала выбравшаяся из-под брони пехота. Крупнокалиберные пули не оставляли раненых, и сразу двух бойцов, бежавших, громко топоча и ругаясь сквозь зубы, по правую руку Ефремова, выпущенная в упор очередь буквально перерубила пополам.

Прапорщик упал, вжавшись в канаву, наполненную бурой жижей из земли и талого снега. Поставив пулемет на сошки, он дал короткую очередь патронов в пятнадцать, даже не целясь. В отчет часто затрещали винтовки, раскатисто ухнул «браунинг», вокруг партизана по земле защелкали пули, заставляя того сжиматься в комок из натянутых до предела нервов.

Уловив боковым зрением какое-то движение по правую руку, Павел Ефремов вывернул шею, увидев, как вскочил американский полковник. Стреляя на бегу одиночными, Джим Гленн пробежал метров двадцать, а затем со стороны дороги наперебой затрещали японские «Тип-89», звук выстрелов которых сам русский прапорщик не спутал бы ни с чем иным. Американец, будто наткнувшись на невидимую преграду, замер, опадая на землю и выпустив из рук автомат.

— Онищенко, прикрой! — крикнул Ефремов, и, с трудом разжав ладони, обхватившие пулемет, пополз к стонавшему негромко американском летчику.

Ефрейтор открыл огонь из АК-74, пули которого с лязгом ударяли в борт БТР, заставив пулеметчика, возившегося с отчего-то замолчавшим «браунингом», нырнуть в проем люка. А прапорщик, добравшись до лежавшего на спине американца, вытащил из кармана грязной и драной «камки» индпакет, зубами разорвав упаковку и стараясь не подниматься слишком высоко.

— Я готовился драться в воздухе, — прохрипел по-английски полковник Гленн, но Ефремов понял того. — Не думал, что умирать придется на земле.

— Ничего, сейчас дырку заткнул, и дальше побежишь. — Партизан уже наложил на рану тампон, наматывая бинт.

— Куда бежать? Мы в кольце! Чем тратить силы, лучше встретить «джепов» здесь, пока еще можете нажимать на курок!

Движение на вершине холма, с которого только что скатились так и не сумевшие перебраться через шоссе партизаны, заставило прапорщика раздраженно выругаться. Выстроившись редкой цепью, японские солдаты осторожно спускались по склону. Вот один из них остановился, вскинув снайперскую винтовку, прозвучал отрывистый выстрел, и ефрейтор Онищенко, так и не увидевший, откуда пришла его смерть, вздрогнул и ткнулся лицом в землю, когда пуля калибра 5,56 миллиметра перебила ему позвоночник.

— Суки! — Ефремов подхватил лежавший рядом, только руку протянуть, трофейный автомат «Тип-89», из которого совсем недавно полковник Гленн поливал врагов струями свинца. — Мрази! Твари!!!

Оружие затряслось в руках русского солдата, и темно-зеленые фигурки японских солдат, одна за другой, начали оседать на землю на подломившихся вдруг ногах. А затем сухо щелкнул боек, и прапорщик, отбросив в сторону винтовку с опустевшим магазином, устало выдохнул:

— Вот и все. Отвоевались.

Джим Гленн уже не слышал своего товарища. Американец мгновением раньше вздрогнул, громко не то всхлипнув, не то вздохнув, его тело выгнулось в агонии, а потом сердце летчика, которому так и не довелось встретить свою смерть в небе, остановилось.

Стрекот винтов приближающегося вертолета уже не вызвал никаких мыслей, но когда винтокрылая машина появилась над сопками, в сознании Павла Ефремова возникло чувство, похожее на удивление. Вместо вполне ожидаемого «Ирокеза» или «Кобры», пилоту которой выпало бы поставить жирную точку в затянувшемся споре прежних и новых хозяев острова, из облаков вывалился пятнисто-зеленый Ми-8, по бокам фюзеляжа которого свисали блоки неуправляемых ракет, а из проемов иллюминаторов торчали стволы пулеметов.

Кажется, приближавшиеся к безвольно сидевшему на земле, прислонившись спиной к какому-то камню, прапорщику японцы тоже удивились. А потом град реактивных снарядов С-8 обрушился на шоссе и склон холма, разом сметая вражеских солдат. Земля под Ефремовым вздрогнула, и он повалился на бок, слыша, как визжат летящие над головой осколки. Вертолет куда-то исчез из поля зрения, а через несколько минут несколько пар крепких рук подхватили прапорщика, и кто-то, невидимый, произнес сквозь гул турбин:

— Держись, браток! Все, уже все! Ты победил!

Один за другим, выныривали из низких облаков вертолеты, волна за волной прибывавшие откуда-то с запада, с не такого уж и далекого материка. Тяжело груженые Ми-8 ныряли к земле, и из распахивавшихся дверей, по опускавшимся на землю аппарелям, торопливо сбегали вооруженные до зубов десантники. Рысцой проносясь мимо лежавшего на холодной земле прапорщика одни косились на грязного, истощенного, будто узник какого-то Освенцима, человека, другие что-то ободряюще кричали, и партизан что-то пытался говорить в ответ, но из глотки вырывалось только неразборчивое сипенье. А когда над холмами с воем и ревом, крыло в крыло, промчались истребители, сверкнув на миг красными звездами на плоскостях, прапорщик расплакался. Павел Ефремов, по небритым щекам которого катились крупные слезы, еще не знал, что начиналось это грандиозное действо с рутинного совещания за стенами Кремля, произошедшего несколько недель назад.

Предложение Рината Сейфуллина вызвало настоящий шок среди собравшихся. Целую минуту в зале царило молчание, нарушаемой только громким сопением. Первым пришел в себя Валерий Лыков, инстинкты которого, вбитые годами армейской службы, притупились не так сильно, как у штатских.

— Не думаю, что мы сейчас в таком положении, чтобы проводить операции подобного масштаба. Япония, конечно, это не Штаты, но их армия, вернее, Силы самообороны, оснащены и обучены по американским стандартам. И им не нужно держать контингенты в десятке стран по всему земному шару, а это значит, что японцы могут бросить против нас все, что имеют, не опасаясь за тылы. Это авантюра. Если ввяжемся, поражение почти неизбежно, а я не готов показать всему миру слабость России. Нас тогда просто разорвут на куски безо всяких американцев.

— Все не так плохо, как может казаться, — покачал головой Ринат Сейфуллин. — Я не военный специалист, но привлек экспертов, мнению которых полностью доверяю, прежде, чем озвучить свой замысел. Да, война и оккупация нанесли обороноспособности страны ущерб, который сложно оценить объективно, но положение наше далеко от катастрофического. Мы еще на многое способны, господа. Ведь я не предлагаю прямо сейчас штурмовать Токио, а лишь выбить врага с ограниченной территории. Вы, господин Лыков, опасаетесь, что мы не выдержим, не рассчитаем силы и надорвемся на глазах всего мира. Да, если такое случится, нас сомнут. Но есть и обратная сторона медали. Даже после изгнания американцев нас многие не принимают всерьез, не верят, что мы сможем защитить себя. Россию могут растащить по кускам и без особого повода, просто перестав нас бояться. Страна сейчас похожа на больного, только вставшего на ноги после сильной лихорадки, никто не верит, что мы способны защитить себя. И потому демонстрация наших возможностей, эффектная, такая, чтобы дошло до каждого, необходима. Нужно избежать риска, все рассчитать и спланировать, чтобы не было конфуза, но эта операция нам нужна. Пусть все задумаются над тем, что мы скрываем, какие резервы еще не раскрыли, и что может ждать наших врагов.

Сейфуллин по очереди взглянул на сидевших за столом людей, тех, кто держал в натруженных руках судьбу России, и видел в ответных взглядах зарождавшееся понимание. Те, кто слушал его, были готовы согласиться с прозвучавшими доводами. Да, это было рискованно на грани фола, но это было необходимо. И все же сомнения оставались.

— Нам бы сейчас больше думать об обороне, а не о наступлении, — заметил Вадим Захаров. — Сперва нужно защитить то, что имеем. Те же американцы никуда не исчезли и ничего не забыли. Пройдет немного времени, они придут в себя и тоже попытаются на деле всех убедить, что Соединенные Штаты — единственная сверхдержава. Они нанесут удар, и долго ждать не придется.

— Мы способны себя защитить. Наш ядерный потенциал ослаблен, но он есть. Три из пяти стратегических подводных ракетоносцев лежат на океанском дне вместе с экипажами, остальные стоят в базах в полностью небоеспособном состоянии, с заглушенными реакторами. Флот вообще понес наибольшие потери и о господстве на море нам не стоит задумываться еще очень долго, хотя кое-что удалось сохранить и уже восстановить. С Дальней авиацией картина почти столь же печальна. В первые часы наступления американцы нанесли удар по базе стратегических бомбардировщиков в Энгельсе, и большая часть Ту-160 и Ту-95 уничтожена или серьезно повреждена и может быть введена в строй только после длительного ремонта, а это многие месяцы. Но у нас остаются еще межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования. Американцы неплохо поработали, выводя их из строя. Жидкостные ракеты Р-36МУТТХ и УР-100НУТТХ они превратили в металлолом, просто слив с них топливо. Заправка одной ракеты тоннами высокотоксичного гептила — процедура сложная и опасная, требующая высокой точности. Ракеты «Тополь» и «Тополь-М» шахтного базирования пострадали значительно меньше, с них лишь сняли боевые части, которые можно установить на ракеты довольно быстро. В течение пары месяцев мы получим несколько десятков МБР, и этого хватит, чтоб остановить любого агрессора. Но, главное, у нас есть мобильные комплексы «Тополь-М», полностью боеготовые. Янки устроили за ними настоящую охоту, бросили на поиски «стеллс»-бомбардировщики В-2, но сумели выследить и уничтожить лишь три пусковые установки. И затем часть ракетных комплексов отстаивалась в какой-то глуши, заштатных гарнизонах, где их никто не искал. Мы уже сейчас способны нанести ядерный удар, причинив любому противнику неприемлемый ущерб, даже американцам с их хваленой ПРО. Термоядерная боеголовка в пятьсот килотонн, падающая на Вашингтон или Лос-Анджелес — это серьезный аргумент, и такая угроза остудит горячие головы на Капитолии. К тому же у нас есть тактическое ядерное оружие, сотни зарядов, которые можно хоть сейчас передать в войска со складов. Все поймут, что в ситуации, когда обычных вооружений у нас мало, атомное оружие может быть применено с высокой вероятностью, поймут, и крепко задумаются, стоит ли связываться с нами. А пока они думают, мы восстановим армию. Целями американских бомб и ракет были причалы и аэродромы, а не стапели или сборочные цеха, так что производить современную технику мы способны и сейчас. Весь народ охвачен сейчас настоящим энтузиазмом, каждый готов трудиться, не покладая рук, и мы возродим то, что было уничтожено. Но на это нужны даже не месяцы, а годы. И чтобы выиграть время, прямо сейчас необходима демонстрация наших возможностей, и лучшей сценой для такого спектакля является Сахалин.

— Кто будет выбивать с островов японцев? — поинтересовался Захаров, не дав Сейфуллину завершить свою речь. — Наша армия — это несколько бригад, тысяч тридцать бойцов, которые нужны одновременно всюду.

— Людей, умеющих воевать и готовых сделать это, хватает. В Приморье уже формируются сводные десантные бригады из бывших моряков-«тихоокеанцев», морпехов, армейцев. Добровольцы найдутся, стоит только намекнуть, что мы задумали. Костяком станут партизанские отряды, самая боеспособная часть наших вновь создаваемых вооруженных сил. Ну а техники для них на базах хранения полно еще со времен Союза. Есть и танки, и самоходные орудия, и даже тактические ракеты.

Теперь уже Валерий Лыков перебил министра экономики, заметив:

— Десант на Сахалин нужно еще доставить вместе с этими танками и прочим. Но в воздухе господствует авиация противника, а на море — его флот. Что мы противопоставим сотням японских истребителей и десяткам мощнейших эсминцев, созданных, кстати, на основе американских образцов?

— Я думал об этом. Проблема решаема. У нас не хватит сил высадить десант, например, на Гавайях, но до Сахалина мы доберемся. Самолеты и корабли с войсками проделают почти весь пути в зоне действия ЗРК большой дальности, так что с воздуха им опасность не угрожает. А японские эсминцы нам тоже есть чем встретить и занять на то время, пока транспорты достигнут побережья Сахалина.

— Вы предлагаете высадку с моря?

— Эксперты, с которыми я советовался, настаивают на комбинированной операции. У нас есть несколько десятков полностью исправных вертолетов Ми-8, которые вполне долетят с материка до любой точки острова, и есть транспортные самолеты, на которых можно доставить тяжелую технику. Но для этого нужна хотя бы одна посадочная площадка, не обстреливаемая японцами. Вертолетный десант должен будет ее захватить, с этого начнется штурм. И одновременно с этим — высадка с моря. Сейчас во Владивостоке восстановили три больших десантных корабля проекта 775. Как министр экономики и промышленности я больше многих в курсе этих работ и их результатов. Каждый из них может принять на борт две сотни солдат и десяток бронемашин или даже танков. Учитывая, что путь предстоит проделать небольшой, людей можно взять побольше.

— Эти корабли способны высаживать технику на необорудованное побережье, — согласно кивнул Лыков. — У японцев на Сахалине Пятая пехотная дивизия, девять тысяч бойцов при тридцати танках, и долгого боя наши десантники, конечно, не выдержат, но их сил хватит на захват и удержание плацдарма до прибытия грузовых самолетов с континента, а тогда игра пойдет на равных. Но во время перехода их нужно прикрыть от ударов с воздуха, иначе транспорты превратятся в братские могилы для сотен наших ребят. Дальнобойные ЗРК — это хорошо, но где вы их найдете, и, главное, где найдете обученные расчеты? Освоить такое оружие за пару дней никто не сможет.

— Кое-кто другой вам объяснит это лучше, чем я, — загадочно усмехнулся вдруг Сейфуллин.

Генерал Чжоу Байши, терпеливо дожидавшийся у закрытых дверей, вошел в зал для совещаний, заняв свободное место по левую руку от Рината Сейфуллина. Впервые за долгие месяцы своего пребывания в России начальник Третьего департамента Генерального штаба НОАК появился на публике, ни от кого не таясь, под своим настоящим именем, и его тщательно отглаженный мундир, бритвенно-острые «стрелки» на форменных брюках, золото звезд на его погонах, заставили недоуменно переглянуться членов русского правительства.

— Господин Чжоу желает сообщить вам важную информацию, — произнес Сейфуллин, обращаясь к своим соратникам, после того, как представил нового участника совещания. — Собственно, без его участия я изначально не стал бы предлагать свой план.

Убедившись, что внимание присутствующих обращено к нему, генерал Чжоу сообщил:

— То, что я скажу, господа, является официальной позицией моего правительства. Мы готовы оказать вам военную поддержку в определенных масштабах. Наши войска не станут участвовать в наступательных операциях, но обеспечат защиту территории России. В течение двух ближайших дней в Приморский край будет доставлен дивизион зенитно-ракетных комплексов большой дальности HQ-9. Развернутые вдоль побережья батареи создадут сплошную зону поражения шириной до ста пятидесяти километров от Владивостока до Комсомольска-на-Амуре. По этому коридору ваша десантная эскадра сможет идти к Сахалину, не опасаясь угрозы с воздуха.

— Мы ценим ваше участие, — кивнул Лыков. — Это здорово облегчит задачу. Мы ведь не пытаемся вести агрессивную войну, лишь восстанавливаем целостность своей страны.

— Я понимаю. У нас самих схожие проблемы с Тайванем, но в нужный момент мы не решились действовать силой, и пожинаем плоды своей нерешительности уже несколько десятков лет.

— Но ЗРК — пассивные средства обороны, — продолжил глава правительства. — Не выйдет ли так, что их просто разбомбят, после чего уже займутся и нашим флотом.

— В течение тех же двух дней в Токио получат наш ультиматум. Любое нападение на территорию России будет приравнено нами к агрессии против Китайской Народной Республики, и отражать его мы будем всеми возможными способами, вплоть до ядерного удара. Думаю, к этому заявлению японцы отнесутся серьезно. Что бы ни происходило на Сахалине и в прибрежных водах, на материковую часть вашей страны не упадет ни одной ракеты или бомбы.

— Что ж, с таким «зонтиком» мы действительно можем не опасаться ударов японской авиации, но ведь остается еще и флот, сильнейший в Западно-тихоокеанском регионе, — заметил Лыков, на лице которого выразились терзавшие отставного маршала сомнения. — Мы ему немногое можем противопоставить. Крупные корабли Тихоокеанского флота, те немногие, что остались целы после нападения американцев, находятся в небоеспособном состоянии. В течение нескольких месяцев мы, вероятно, сможем вернуть в строй три-четыре эсминца и БПК и несколько дизель-электрических субмарин типа «Варшавянка», но, во-первых, эти приготовления противник, конечно, заметит, а, во-вторых, этого мало, чтоб противостоять Морским Силам самообороны Японии в открытом бою. Сейчас основой ударной мощи нашего ВМФ на Дальнем Востоке являются полдюжины ракетных катеров типа «Молния». Есть еще несколько малыхпротиволодочных кораблей. Но по сравнению с сорока японскими эскадренными миноносцами это просто ничто.

— Значит, какой-то эскорт десантным кораблям мы придать сможем? — уточнил Сейфуллин, уставившись на Лыкова.

— Не думаю, что это серьезно изменит ситуацию.

— Ситуацию изменит соединение боевых кораблей китайского флота, семь вымпелов, уже вышедшее к берегам Хоккайдо, — неожиданно произнес Чжоу Байши.

— Вы же утверждали, что не станете участвовать в наступательных действиях? — удивился премьер-министр, непонимающе взглянув на китайского генерала.

— Мы и не думаем устраивать морское сражение. Это демонстрация флага, не более того. Но появление поблизости от японских берегов нашей эскадры отвлечет их внимание, заставит распылить силы, и у вас появится шанс.

— И все же прикрытие с воздуха нам бы не помешало, — помотал головой Лыков. — Мы сможем выбить японцев с Сахалина, я уверен. Но для этого нужно высадиться на его берегах, закрепиться, создать хотя бы крохотный плацдарм, а делать это, постоянно глядя в небо и ожидая появления вражеских самолетов, очень сложно!

— Эту проблему мы сможем решить, — усмехнулся со странным превосходством Ринат Сейфуллин. — У нас будет авиация, и японским пилотам найдется чем заняться, кроме того, чтобы бомбить наш десант!

Через несколько часов Валерий Лыков, сопровождаемый лишь Сейфуллиным и китайским генералом, уже сидел в роскошном салоне «президентского» Ту-154, вылетевшего из московского аэропорта Внуково курсом на запад.

Переливавшаяся лазурью широкая водная лента Днепра мелькнула по левому борту, и полковник Гнатюк, отклонив рычаг управления, заставил самолет развернуться параллельно реке. Одновременно он сообщил в эфир:

— Группа, делай как я! Курс десять, снизиться до двадцати метров, рации на прием! Всем соблюдать режим радиомолчания!

Восьмерка истребителей Су-27УБМ1, полчаса назад взлетевшая с военной авиабазы в Барановичах, действовала, как единое целое. Летчики, управлявшие весившими больше двадцати пяти тонн машинами, выполнили маневр абсолютно синхронно. Тяжелые истребители, летевшие со скоростью чуть меньше звуковой, изменили курс, опустившись к поверхности реки и перепугав до полусмерти ревом турбин, работавших в половину мощности, жителей стоявших на берегу деревень и хуторов.

С этой минуты пилотам не нужна была навигационная система, Днепр стал для них путеводной нитью. Когда за кормой осталась Орша, которую группа обошла по дуге, пилоты вновь изменили курс, разворачиваясь на восток. Следуя против течения реки, заметно сужавшейся, уже не вызывавшей священный восторг своей непокорной мощью, истребители направлялись точно к российской границе. Бросок на малой высоте был стандартной тактикой прорыва ПВО, но сейчас этот маневр был рассчитан отнюдь не на русских зенитчиков, охранявших родное небо. Истребители с момента своего взлета непрерывно находились в поле зрения американских радаров дальнего обнаружения, размещенных в Польше и Прибалтике, и сканировавших воздушное пространство до самого Смоленска и даже дальше. И сейчас их операторы, вдруг переставшие видеть цели, лихорадочно пытались восстановить контакт.

Гнатюк сверился с показаниями инерциальной навигационной системы, которой был оснащен его Су-27УБМ1, модернизированная «спарка», превратившаяся из учебной машины в полноценный боевой самолет, способный не только эффективно бороться с воздушными целями, как его прототип, но и применять оружие «воздух-поверхность», в том числе высокоточное. Судя по данным бортового компьютера, вся группа только что пересекла границу и уже находилась в воздушном пространстве России. Но никто не пытался остановить нарушителей, их даже не взяли на сопровождение радары немногочисленных зенитно-ракетных комплексов. Под крылом летевшего на малой высоте истребителя раскинулись заснеженные поля, перемежавшиеся темными пятнами лесных рощ, разрезанных, точно шрамами, нитками автомобильных шоссе, исчезавших за горизонтом.

Оказавшись в ста километрах от линии границы, полковник вновь вышел на связь, скомандовав:

— Отмена радиомолчания! Набрать высоту пять тысяч, курс сорок пять!

В этот момент приемник радиотехнической системы ближней навигации А-317 захватил импульсы, излучаемые в пространство приводным маяком базы российских ВВС под Торжком. Спаренные турбины АЛ-31Ф взвыли, увеличивая обороты, и восемь истребителей взмыли вверх, пронзая заостренными носами облака. Солнце, беспощадно сиявшее на большой высоте, вонзило свои лучи в светофильтры летных шлемов, защищавшие глаза пилотов. Теперь уже не видны стали города и деревни, над которыми пролетали державшиеся крыло в крыло истребители, и о приближении к цели летчики узнали лишь услышав голос диспетчера.

— Курс для захода на посадку восемьдесят, — сообщил безымянный руководитель полетов российской авиабазы. — Видимость сто процентов, ветер встречный двадцать!

— Спасибо, земля! — откликнулся Гнатюк, толкнув от себя рычаг штурвала. Истребитель скользнул к земле, словно скатившись с невидимого крутого склона, и перед пилотом открылась панорама аэродрома.

Летчик сбросил обороты турбин, выпустив воздушные тормоза. Посадочная полоса, очищенная от снега и льда, казалась тем шире, чем больше снижался «Сухой». Выдвинулись стойки шасси, и, наконец, истребитель коснулся земли. Взвизгнули встретившиеся с бетоном пневматики, мимо пронеслись ангары и еще какие-то строения, самолет прокатился по инерции еще несколько сотен метров, быстро теряя скорость, окончательно остановившись. К истребителю тотчас подкатил тягач, оттащив крылатую машину в сторону и освободив полосу для еще остававшихся в воздухе Су-27. Гнатюк открыл фонарь кабины, и молодой техник в утепленном комбинезоне установил легкую стремянку.

Один за другим истребители, на вертикальных стабилизаторах которых красовались опознавательные знаки белорусских ВВС, приземлились, и пилоты в ярких противоперегрузочных костюмах, держа глубокие сферические шлемы на сгибе локтей, собрались в кружок у своих машин. А к ним уже двигалась целая процессия от сверкавшего белизной бортов фюзеляжа Ту-154, с десяток человек, половина из которых была в штатском, а остальные — в длинных шинелях синего цвета, выдававших принадлежность к авиации.

Командир группы, дождавшись, когда встречающие окажутся достаточно близко, сделал три уставных шага вперед, вытянувшись по стойке смирно, и доложил:

— Заместитель командира истребительной эскадрильи ВВС Республики Беларусь полковник Гнатюк!

— Лыков, глава Правительства России. С прибытием полковник!

Вокруг истребителей уже суетились местные техники. «Сухие» прибыли в Торжок налегке, с пустыми подвесками и неполным запасом топлива. Весь полет длился чуть больше часа, но наземный персонал работал по всем правилам, тщательно проверяя системы.

— Белорусская сторона передает нам эти истребители в соответствии с договором о взаимопомощи, — сообщил Сейфуллин Лыкову, наблюдавшему за похожими на трудолюбивых муравьев техниками, но больше любовавшемуся изяществом истребителей, которое невозможно было оценить, даже пока крылатые машины стояли на земле. — Удивительно, но именно наши специалисты занимались модернизацией самолетов несколько лет назад, словно для себя старались! — усмехнулся министр экономики. — Они оснащены усовершенствованным радаром и способны теперь применять ракеты «воздух-воздух» Р-77 с активными радиолокационными ГСН, аналог американских AMRAAM AIM-120, а кроме того, управляемые ракеты «воздух-земля» Х-29 и Х-31 разных типов.

Ринат Сейфуллин, поднявший воротник короткой дубленки, защищаясь от порывов ветра, бросавшего в лицо колючие, точно крохотные иглы, снежинки, тоже откровенно любовался стремительными формами Су-27, скошенными килями, плавными изгибами плоскостей, сопрягавшихся с фюзеляжем.

— Когда американцы напали на вас, наше правительство не осмелилось вспомнить о союзническом долге, оказав помощь России, — произнес Гнатюк. — После этого мы решили, что такое правительство нам больше не нужно. Теперь у нас новые лидеры, и они не забыли о соглашениях, заключенных между нашими странами. Эти самолеты, которые мы передаем вашим пилотам, являются подтверждением верности Беларуси союзническому долгу.

— Полковник забыл добавить, что подтверждение не совсем бескорыстное, — цинично усмехнулся Сейфуллин. — В течение двух лет мы обязуемся поставить белорусским ВВС взамен полную эскадрилью новейших Су-35С, двенадцать машин. Сборка первой из них уже началась в Комсомольске-на-Амуре. Но зато, господин премьер-министр, теперь наши десантные корабли, идущие к Сахалину, получат надежное прикрытие с воздуха!

— Истребители — это хорошо, — хмыкнул глава правительства. — Но кто будет сидеть за штурвалом? Даже тем немногим боевым летчикам, которые остались живы, нужны месяцы тренировок, чтобы восстановить свои навыки, и если посадить их сейчас в кабины даже самых лучших истребителей, они просто погибнут зазря.

Вместо Сейфулина или кого-то из сопровождавших премьер-министра людей неожиданно ответил полковник Гнатюк:

— Вам не придется отправлять на убой своих пилотов, у них будет время, чтобы восстановить забытые умения. А пока в бой отправятся мои товарищи, а поведу их в атаку я сам. Считайте это проявлением братской дружбы и любви между нашими народами, забыть которую нас не заставит ничто!

Стоявшие вокруг люди издали в один голос удивленный возглас, но Валерий Лыков, не выказав ни тени эмоций, лишь смерил внимательным взглядом стоявшего перед ни навытяжку белорусского летчика, с сомнением покачав головой:

— Восемь Су-27 против ста шестидесяти японских F-15? Такое соотношение не слишком успокаивает.

— И, потом, не станет ли предлагаемая вами авантюра прологом для большой войны на Дальнем Востоке? — Министр внутренних дел вопросительно уставился на Сейфуллина. В отличие от своего коллеги Николай Фалев не забыл про шапку, и потому на легком морозе чувствовал себя просто замечательно, демонстрируя это каждую секунду всем желающим. — На место разгромленной японской дивизии, если мы сумеем ее разбить, придут десять дивизий, что будем делать тогда?

Ринат Сейфуллин и бровью не повел, решительно произнеся в ответ:

— Не думаю, что японцы готовы воевать всерьез. Мы не угрожаем им, лишь возвращаем то, что и так нам принадлежало, то, ради чего шестьдесят лет назад наши деды умирали на краю земли. Но если в Токио не поймут такого предупреждения, мы можем использовать ядерное оружие. Возможно, у нас маловато ракет, чтоб угрожать Штатам, но Японию мы способны стереть с лица земли даже сейчас, и господин Лыков это точно знает! Или мы рискнем сейчас, или войдем в историю как те, кто окончательно погубил Россию!

Валерий Лыков, кажется, переставший слышать министра экономики, с прищуром смотрел на истребители, стоявшие на бетонке. Но он их не замечал, как и сцепившихся в споре коллег, обратив задумчивый взгляд куда-то к горизонту, на восток, туда, где земная твердь исчезала в океанских волнах, из которых вздымались покрытые туманом сопки острова Сахалин. И эти сопки были такой же частью России, как Москва, Сочи или Урал. Глава правительства мотнул головой, совсем другим взглядом посмотрев на Рината Сейфуллина, и тот понял, что Валерий Лыков, наконец, принял решение.

Спутник оптико-электронной разведки ZY-2, запущенный с китайского космодрома Учжай год назад и успевший совершить тысячи витков в безвоздушном пространстве, промчался над островом Сахалин на высоте четыреста восемьдесят километров. Он находился над островом лишь несколько минут, пока не скрылся за горизонтом, но за эти минуты его камеры высокого разрешения сделали сотни снимков. В отличие от спутников предыдущего поколения, сбрасывавших капсулы с отснятой фотопленкой, которую еще требовалось проявлять, новый аппарат передавал данные по радиоканалу в режиме, близком к реальному времени. Через полчаса свежие снимки уже получили в штаб-квартире Третьего департамента НОАК в Пекине, а еще через двадцать минут кадры, отснятые с огромной высоты и переданные через новейший спутник связи DFH-4, рассматривал полковник Алексей Басов.

— Как мы и предполагали, основные силы японцы сосредоточили вокруг Южно-Сахалинска, — сообщил Басов штабным офицерам, собравшимся в кубрике большого десантного корабля Тихоокеанского флота БДК-11 «Пересвет», назначенного флагманом вышедшей несколько часов тому назад из безопасного Владивостока русской эскадры. — На этих снимках видны позиции зенитно-ракетных комплексов Тип-81 и Тип-03. Последние — это новейшие ЗРК средней дальности, они способны поражать цели в радиусе пятидесяти километров на высоте до десяти тысяч метров. От ударов с воздуха город прикрыт надежно. Кроме того, вот здесь, — полковник указал на очередной снимок, захвативший окраины города, — видны пусковые установки противокорабельных ракет SSM-1 с дальностью действия до ста восьмидесяти километров. На Сахалине по последним данным две ракетные батареи по четыре боевые машины. Одна батарея развернута в северной части острова, другая — в южной. Японцы готовились отражать американский десант на восточном побережье и сейчас спешно перебрасывают ракетные комплексы на побережье Татарского пролива. И как только они нас обнаружат, то, без сомнения, нанесут удар.

— Долго ждать не придется! — командир артиллерийской батареи в сердцах ударил ладонью по столешнице. — Японцы получают целеуказание с самолета ДРЛО, кружащего над Хоккайдо. Чертов АВАКС находится в их воздушном пространстве, в зоне досягаемости зенитных ракет «Пэтриот», да еще под защитой хреновой уймы истребителей. Дальность действия его радара за три сотни километров! Мы у них уже как на ладони, остается только прихлопнуть!

— Это не так просто, как кажется. ПВО соединения, конечно, слаба, и при массированном ударе нас сотрут в порошок, но я все же надеюсь на мастерство расчетов китайских ЗРК. Мы потому и не удаляемся от берега больше, чем на полсотни километров, чтобы оставаться под прикрытием ракет, и японцы знают о том, что их ждет, если сунутся.

— Пожалуй, слишком во многом полагаемся на китайцев, — буркнул хмурый начштаба.

— Тем не менее, сейчас выбора у нас нет. Сами мы не смогли бы осуществить сейчас эту операцию. В условиях господства противника в воздухе и на море нечего и думать высадить десант.

— Они дают нам все, что нужно, свои ракеты, свои спутники, даже их флот отвлекает японцев от наших транспортов. Мы слишком сильно становимся обязанными китайцам, а в их бескорыстную помощь и не верю ни на миг!

Те, кто присутствовал в кубрике, превратившемся в штаб операции, согласно заворчали. Офицер лишь высказал то, о чем думали очень многие, принимая такую нужную и своевременную помощь от неожиданного союзника. Просто не каждый решался озвучить свою тревогу, подчас пытаясь убедить себя, что все это просто надумано.

— Китайцы могли бы просто оккупировать нашу территорию, отхватить любой кусок, и вряд ли мы сумели бы им противостоять, — твердо произнес Басов. — Но они стараются казаться друзьями, а не захватчиками. Почему и надолго ли это, я не знаю, как и никому это неведомо кроме самих китайцев, но пока я не намерен отказываться от их помощи, ведь на другой чаше весов — жизни наших солдат. Возможно, вскоре китайцы потребуют плату за свои услуги, даже наверняка это произойдет, но я привык жить днем сегодняшним. Дойдет до дела, там видно будет, как поступить, сейчас же, товарищи, задача наша предельно проста — добраться до берегов Сахалина, высадить там десант, создать плацдарм, а затем ударом с этого плацдарма сбросить в море японцев, если у тех не хватит ума сложить оружие раньше. От атак с воздуха нас прикрывают ЗРК и истребители, поэтому самую серьезную угрозу представляют корабли, и, особенно, подводные лодки. Китайские разведывательные самолеты постоянно находятся над акваторией Японского моря. Благодаря им мы знаем, что большая часть их флота крейсирует восточнее Курильской гряды. Японцы готовились отражать удар американского флота из акватории Тихого океана, и почти ничего не оставили в тылу. Разведка сообщает только об одном эсминце у западного побережья острова Хоккайдо. Кроме того, в гавани Южно-Сахалинска обнаружены ракетные катера, и нам вовсе ничего не известно о положении вражеских субмарин, а их у японцев немало. Через двадцать четыре часа мы достигнем берега и ступим на Сахалин, и тогда нас никто не остановит. Нам нужно продержаться лишь сутки, но эти сутки станут самыми сложными в нашей жизни!

Дверь кубрика распахнулась, на пороге появился молодой мичман в сбившейся набок пилотке. Взволнованным голосом он громко и отчетливо произнес:

— С борта малого противолодочного корабля МПК-222 «Кореец» доложили, что они торпедировали и уничтожили неопознанную подводную лодку на траверзе Находки! После этого связь с ними прервалась! Объявлена боевая тревога!

Словно нарочно в подтверждение слов моряка, из-за его спины донесся звук колоколов громкого боя, прокатившийся по отсекам десантного корабля. Матросы опрометью бросались на свои посты, готовясь вступить в бой, и только десантникам оставалось лишь покорно ждать исхода этого сражения, разворачивающегося одновременно в небесах, на море и в его темных глубинах, уже принявшие первую жертву.

— Упокой, Господи, их души, — едва слышно промолвил начальник штаба, представивший, как и многие, захлебывающихся в ледяной воде моряков, отчаянно цепляющихся за жизнь, но навечно заточенных в трюме своего корабля, над которым уже смыкаются волны. А может, все было не так, и взрывы японских торпед разнесли противолодочный корабль на куски, оборвав жизни экипажа в один миг, без лишних страданий.

Алексей Басов почувствовал, как в горле мгновенно пересохло от волнения, но все же смог произнести, старясь говорить уверенно и четко:

— Это должно было случиться, хотя, право, я не думал, что так скоро. Японцы, похоже, решили не терять время напрасно! Сейчас нас атакуют с моря, ударят из-под воды, со всех направлений! И мы должны выдержать все удары и остаться в живых, пока не увидим своими глазами берега Сахалина! Во что бы то ни стало мы должны высадиться, вцепиться в эту землю ногтями, впиться зубами — и не уступить ее никому!

Полковник взбежал по крутому узкому трапу, грохотавшему под ногами, оказавшись на мостике. Находившиеся здесь моряки почти не обратили внимания на Басова, лишь вахтенный вытянулся по стойке смирно, приветствуя офицера. Через огромную застекленную панель полковник увидел широкую палубу, обрамленную леерами. Массивная многоярусная надстройка была смещена к корме, отчего десантный корабль проекта 775 напоминал какой-нибудь сухогруз. Только, в отличие от него, перед надстройкой «Пересвета» возвышалась полусферическая башня артиллерийской установки АК-725. Ее спаренные стволы калибра 57 миллиметров были направлены высоко вверх. Точно такое же орудие было установлено на корме.

Вместе с несколькими ПЗРК «Стрела» автоматические пушки были единственным оружием десантного корабля, в кубриках которого ждали своего череда двести пятьдесят десантников, а на танковой палубе, обрывавшейся носовой аппарелью, разумеется, сейчас поднятой, теснился десяток бронемашин, в основном БТР-80. Но, несмотря на кажущуюся беззащитность, десантный корабль водоизмещением четыре тысячи четыреста тонн продолжал двигаться к цели. Его стадвенадцатиметровый корпус чуть ощутимо вибрировал, на самой границе человеческого восприятия, в такт укрытым на нижних палубах двум дизелям, каждый в десять тысяч пятьсот лошадиных сил, увлекавшим корабль вперед со скоростью восемнадцать узлов.

«Пересвет» был не одинок в этих неприветливых водах. Впереди, примерно в полумиле, резал волны его «систершип» БДК-101 «Ослябя», а в кильватере следовал БДК-98. Словно три неразлучных брата-близнеца, они упорно рвались к далекому еще Сахалину сквозь полное опасностей море. Конвой опасливо жался к родному берегу, не удаляясь от материка больше, чем на полсотни верст — на такой дистанции корабли, несущие каждый по несколько сотен десантников в своих объемистых трюмах, все еще оставались под «зонтиком» китайских ЗРК большой дальности, бдительно охранявших сейчас русское небо.

Солдаты, которых впереди ждал бой, для многих наверняка последний, покорно ждали, кое-кто украдкой молился, не забывая, что под ними — десятки, сотни метров морской пучины, и помощи в случае беды ждать неоткуда. А командам десантных кораблей было не до пустых мыслей. Над головами моряков вращались антенны локаторов, посылая импульсы к горизонту и исправно принимая отраженные сигналы. Соединение вовсе не было слепо и глухо, и являлось не настолько беззащитным, как могло показаться случайному человеку.

Алексей Басов перевел взгляд направо. Довольно далеко, на пределе видимости, можно было рассмотреть приземистые стремительные силуэты ракетных катеров типа «Молния», тоже следовавших в кильватерной колонне параллельным курсом. А если вооружиться мощным биноклем, становились видны и детали, башня универсальной артиллерийской установки АК-176 на баке, или возвышавшийся над надстройкой высокий полусферический обтекатель радиолокационной станции общего обнаружения «Позитив». Четыре ракетных катера рыскали вокруг неповоротливых десантных транспортов, точно сторожевые псы, готовые броситься на любого врага. Но океан пока был чист, а вот в небе луч радара МР-302, очерчивавший круги над эскадрой, словно отгоняя сказочную нечисть, наткнулся на незваных гостей.

— Групповая воздушная цель по пеленгу девяносто пять, — сообщил оператор РЛС. — Дистанция шестьдесят, высота четыре тысячи. Идут на сближение!

— Ракетные и артиллерийские комплексы к бою!

Капитан, пожилой моряк, голова которого была уже щедро осыпана сединой, остался невозмутимым, спокойно продолжая отдавать приказы, которые исполнялись с завидной расторопностью. Орудийные башни развернулись в сторону приближавшихся чужаков, готовые встретить их шквалом огня. Но вступить в бой с парой японских F-15J «Игл», прятавшихся за облаками, комендорам «Пересвета» на этот раз не довелось.

Истребители, взлетевшие с базы ВВС на острове Хоккайдо, большую часть пути проделали, следуя целеуказаниям с борта «летающего радара» Е-767, первым обнаружившего русское соединение. Лишь за тридцать миль до цели командир пары скомандовал своему ведомому:

— Радар в режим обзора поверхности!

Антенна РЛС, скрытая под радиопрозрачным носовым обтекателем, испустила импульс, и тотчас на мониторе в кабине пилота возникли отметки надводных целей.

— Мы обнаружили русских! Они в двадцати милях прямо по курсу! Сближаемся для визуального опознавания!

— Китайцы объявили эту зону закрытой для полетов! — напомнил ведомый.

— С каких пор китайцы стали нам указывать, где можно летать, а где нет?! Здесь нейтральные воды и небо над ними никому не принадлежит!

Снижаясь, пара японских «Орлов» пересекла невидимую черту, и в кабинах обоих самолетов разом взвыла сирена предупреждения об облучении. Самолеты, сопровождаемые узкими лучами радаров подсвета целей НТ-233 китайских ЗРК HQ-9, окутались облаками дипольных отражателей, пытаясь сбить прицел, но навстречу им уже взмывали зенитные ракеты.

— Земля, мы атакованы, — крикнул в эфир командир пары, направляя свой истребитель в штопор. Водная поверхность стремительно приближалась, в глазах потемнело, но пилот успел предупредить ведомого: — Выполняй противоракетный маневр! Сбрасывай ложные цели!

Весившая две тонны ракета «воздух-воздух», весившая две тонны, настигла машину ведущего, когда та снизилась всего до двухсот метров. Взорвавшись над самой кабиной, она обрушила на фюзеляж и плоскости F-15 град осколков, и охваченный огнем истребитель врезался в волны. Его напарник, выполнив целый каскад фигур высшего пилотажа, продержался больше минуты, пока сразу две ракеты не взяли его в клещи. Две ставосьмидесятикилограммовые боеголовки взорвались одновременно, и снопы осколков пронзили фюзеляж. Вспыхнуло топливо, хлынувшее из пробитых баков, и самолет, точно рукотворная комета, упал в волны, рассыпая за собой шлейф обломков.

— Отбой воздушной тревоги! — донеслось из динамиков общекорабельной связи.

Полковник Басов выдохнул, только сейчас поняв, как сильно был напряжен в те недолгие минуты, пока в небесах, в десятках верст отсюда, кипела схватка стальных птиц. Командир десантной бригады вышел на открытую галерею, опоясывавшую надстройку, подставив лицо порывам холодного злого ветра. Ставший по левую руку от него начальник штаба негромко спросил:

— Думаете, японцы поняли намек, или это была лишь разведка боем?

Басов в ответ только пожал плечами:

— Воевать японцы могут и умеют, и если захотят, то доберутся до нас, пусть и потеряют в этой атаке многих. Но вот в том, захотят ли они идти до конца, я все же не уверен. Но нам недолго осталось гадать, через несколько часов все станет ясно.

Боевая тревога была отменена. Расчеты артиллерийских установок, стволы которых, так и не сделавшие ни одного выстрела, были по-прежнему грозно нацелены в серое небо, расслабились, делясь впечатлениями. И тем неожиданнее был прокатившийся по палубе «Пересвета» невидимой волной грохот реактивных турбин.

— Твою мать! — Начальник штаба испуганно выругался, когда вдоль левого борта десантного корабля промчалась, чуть не задевая законцовками крыльев гребни тяжелых волн, пара истребителей. Еще два обошли судно справа.

— Наши! — усмехнулся Басов, узнав в стремительных машинах с двумя вертикальными стабилизаторами истребители Су-27, правда, не догадываясь, что еще несколько дней назад на их фюзеляжах красовались опознавательные знаки ВВС Белоруссии.

Четверка реактивных машин вдруг резко задрала вверх носы, словно карабкаясь на невидимую горку, и исчезла, вспоров скошенными плоскостями плотные облака, сгустившиеся над Японским морем.

— Я думал, они нас прикрывают? — начштаба непонимающе уставился на своего командира, и Алексей Басов, чуть усмехнувшись, ответил:

— Нас тоже найдется, кому сторожить, а у них задача своя. Похоже, самое время разобраться с японским АВАКСом, для нас-то границ в воздухе больше нет!

Гул мощных турбин стих, исчезнув за горизонтом. Десантное соединение, выигравшее первый бой, продолжало свой путь, а далеко от него уже вспыхнула новая схватка.

Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Боинг Е-767 величаво кружил на высоте восьми километров над северной частью Хоккайдо. Два турбореактивных двигателя «Дженерал Электрик» удерживали его в воздухе, жадно поглощая галлон за галлоном авиатоплива, а дискообразная антенна РЛС кругового обзора AN/APY-2, вынесенная на пилонах над фюзеляжем, испускала в пространство один импульс за другим, просвечивая пространство вокруг на триста двадцать километров. Девятнадцать операторов, обслуживавших оборудование «летающего радара», контролировали обстановку на всей акватории Японского моря, мгновенно обнаруживая любые воздушные и надводные цели. Именно «Боинг» первым засек русский конвой, направив наперехват истребители, и один из операторов, державший связь с их пилотами, первым принес недобрую весть:

— Орел-семь и Орел-восемь не выходят на связь! Орел-семь успел сообщить, что они атакованы!

— Проклятые китайцы! — командир экипажа ударил кулаком по переборке, потеряв на миг свою самурайскую невозмутимость. — Они сбили наши самолеты! Над нейтральными водами! Это же объявление войны!

В этот момент сразу несколько операторов разразились растерянными ругательствами. Экраны радаров вдруг заволокла густая пелена помех, отметки целей, секунду назад такие четкие, размыло.

— Нас облучают с земли электромагнитными импульсами!

— Изменить частоту радара! — приказал старший офицер. — Отстроиться от помех!

Сделать это оказалось не так просто несмотря на все мастерство операторов. Станция радиоэлектронной борьбы 1Л248-2, находящаяся в Приморье, обрушила на приемники антенны японского локатора настоящий ураган помех, в котором тонули истинные сигналы целей, четыре из которых, разогнавшись до двух скоростей звука, стремительно сближались в АВАКСом, заходя ему в хвост.

Звено Су-27 сблизилось на расстояние выстрела. Летчики, сидевшие в их кабинах, видели массивную темно-серую тушу Е-767, по оба борта которого держалось по паре истребителей F-15J «Игл». Когда до них осталось чуть более сорока километров, полковник Гнатюк, возглавивший звено, впервые за двадцать минут выйдя в эфир, приказал:

— Третий, Четвертый — работать по «сторожам»! Выпустить «двадцать седьмые»!

Из-под плоскостей двух «Сушек» скользнули огненными стрелами по шесть ракет «воздух-воздух» средней дальности Р-27 с тепловым и радиолокационным наведением. Пилоты японских истребителей, предупрежденные об облучении чужими радарами, выполнили маневр, пытаясь сорвать захват и рассыпая вокруг гроздья дипольных отражателей. Пара ракет Р-27Р с полуактивным радарным наведением, перестав видеть цель, ушла «в молоко», но те, которые были оснащены инфракрасными головками наведения, рвались к целям, и эскорту АВАКСа стало не до воздушного боя. Один за другим русские ракеты поразили две вражеские машины, а пилоты двух других крутились изо всех сил, пытаясь выйти из-под обстрела, преследуемые каждый сразу несколькими ракетами «воздух-воздух».

— Второй, атакуем АВАКС! — приказал полковник, охваченный азартом, и, переключившись на внутреннюю связь, скомандовал сидевшему в задней кабине оператору: — Пустить ракеты!

Каждый из двух истребителей запустил по четыре ракеты Р-27, по две с тепловым и радиолокационным наведением. Быстро тающие нити инверсионных следов связали на несколько мгновений «Сухие» и их жертву, разделенные парой десятков верст. «Летающий радар» Е-767 неловко выполнил маневр, рассыпая вокруг себя облака дипольных отражателей. Он был совершенно безоружен, но не беззащитен. По головкам наведения Р-27Р хлестнули снопы помех, уводя в сторону ракеты, взрывавшиеся вдалеке от цели, а Р-27Т с инфракрасным наведением летели мимо, зачарованные вспышками тепловых ракет-ловушек.

— Добиваем накоротке! — крикнул Гнатюк. — Атакуем в заднюю полусферу!

Пара Су-27УБМ1, разгоняясь, быстро настигла неповоротливый и тихоходный АВАКС. Силуэт «Боинга» заполнил прицельное кольцо на колиматорном индикаторе, и полковник, чья кислородная маска скрывала злобный, по-настоящему звериный оскал, нажал на гашетку. Закрепленная по левому борту пушка ГШ-301 выпустила рой снарядов вслед японскому «летающему радару». Свинцовая плеть стегнула по его фюзеляжу, разрывая дюраль обшивки. Следующая очередь перерубила плоскость, несколько снарядов угодили в гондолу реактивной турбины, и АВАКС, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, рухнул вниз, заставив находившихся на земле немногочисленных зрителей заворожено следить за его падением.

— Сбит! — крикнул пилот, провожая взглядом камнем мчавшийся вниз горящий Е-767. — Он падает!

Взвыла в кабинах Су-27 станция предупреждения об облучении «Береза», лишь чуть раньше, чем с земли стартовали зенитные ракеты «Пэтриот» MIM-104.

— Форсаж! — прозвучал в эфире новый приказ. — Курс на запад!

Истребители, словно играя с преследовавшими их ракетами в догонялки, рванулись прочь, переходя на сверхзвук. В этот момент на экранах радаров начали появляться отметки целей.

— Истребители противника, — предупредил Гнатюк. — Вижу шесть, нет, восемь целей! Берут в клещи!

Японские F-15J, взлетевшие с Хоккайдо, мчались наперерез «Сухим», быстро сокращая расстояние, и пилоты уже снимали с предохранителей ракеты «воздух-воздух».

— Что у нас с боекомплектом? — спросил Гнатюк своего напарника.

— Две «двадцать седьмые» и четыре Р-73 на подвеске. И сотня снарядов!

— Звено, я Первый, на курс сто восемьдесят! Ракеты к бою! Пуск по команде!

Четверка Су-27, выполнив лихой разворот, двинулась навстречу японским перехватчикам, чьи пилоты в какой-то миг растерялись от такой прыти противника. Полетели ракеты, расчерчивая дымными полосами небосвод, вспухли огненными шарами взрывы, осколки хлестнули пустоту, добираясь до своих целей. Над японскими островами, давно не знавшими, что такое война, закипел воздушный бой, и в эти же минуты на море тоже разгоралась ожесточенная схватка.

Командир эскадренного миноносца DD-175 «Миоко», несшего вахту в проливе Лаперуза, не мешкал, получив координаты русского конвоя.

— Нам приказано перехватить русское десантное соединение, вышедшее из Владивостока и движущееся к берегам Сахалина. Изменить курс на один-шесть-пять, — приказал капитан. — Полный вперед!

Корабль водоизмещением девять с половиной тысяч тонн лихо развернулся, оставляя на поверхности воды пенные «усы» кильватерного следа. Скрытые в трюме газотурбинные двигатели «Дженерал электрик» LM-2500 взвыли, переходя на максимальную мощность, и разгоняя эсминец до тридцатиузловой скорости. Огромный корабль стал похож на гончую, почуявшую добычу.

Те времена, когда для боя с вражеской эскадрой посылали такую же эскадру, остались в прошлом, и капитан «Миоко» был уверен, что сможет выполнить приказ, тем более, ему противостояли всего лишь десантные транспорты. Эскадренный миноносец типа «Конго», спущенный на воду в конце двадцатого века, был одним из самых мощных кораблей Морских сил самообороны Японии, как и одним из самых мощных кораблей на всем Тихом океане. Созданный на основе американского «Арли Берк», он ни в чем не уступал прототипу, и мог в одиночку вступить в бой хоть со всем Тихоокеанским флотом России, ныне догнивавшим у причальной стенки.

Фазированные антенные решетки универсальной РЛС SPY-1 D(V), основы радиоэлектронного вооружения эсминца, непрерывно посылали в пространство сканирующие импульсы, и монитор, наконец, расцветился отметками надводных целей.

— Три судна по пеленгу два-семь-ноль, — сообщил оператор радара. — Пятьдесят шесть миль. Еще одна группа целей по тому же пеленгу, но пятью милями ближе. Вероятно, это ракетные катера или корветы!

Координаты обнаруженных целей немедленно были загружены в процессоры системы управления оружием «Иджис», самой совершенной в своем классе. Мощные компьютеры за неуловимые мгновения просчитали варианты атаки, выбирая оптимальный.

— Русские дали своим десантным кораблям эскорт, — понимающе произнес командир «Миоко». — Что ж, тем больше побед мы сегодня запишем на свой счет! Противокорабельные ракеты к бою! Пуск полным залпом!

Оператор нажал кнопку на приборной панели, и из счетверенных пусковых контейнеров, установленных побортно за надстройкой, одна за другой вырвались восемь ракет SSM-1B, «главный калибр» японского миноносца. Делая горку, они опускались к поверхности моря, выполняя полет на высоте не более пятнадцати метров. Под рев турбин стальная стая, рассекая воздух лезвиями крыльев, мчалась к цели, русским десантным кораблям, но на их пути внезапно возникла преграда.

Поисковый радар МР-352 «Позитив» ракетного катера Р-19 обнаружил приближающиеся SSM-1B, летящие на предельно малой высоте, на удалении чуть более пятнадцати километров.

— Цель воздушная групповая низколетящая, — четкой скороговоркой доложил оператор. — Крылатые ракеты!

— Выдать целеуказание артиллерийским комплексам, — немедленно скомандовал капитан.

Катер Р-19, один из четырех кораблей проекта 1214.1М типа «Молния», сопровождавших десантное соединение к берегам Сахалина, оказался на острие вражеского удара. Ракеты, летевшие чуть медленнее скорости звука, пожирали расстояние, давно уже находясь в зоне поражения универсального орудия АК-176 и стремительно приближаясь к рубежу досягаемости пары тридцатимиллиметровых автоматов АК-630.

— Это не для нас, для десанта, — произнес командир ракетного катера. — Мы должны защитить конвой! По ракетам противника — огонь!

Радар управления артиллерийской стрельбой МР-123 «Вымпел» захватил первую цель, когда до нее было уже меньше десяти километров. Развернулась установленная на баке башня, и частый грохот выстрелов прокатился над волнами. Орудие выпустило навстречу приближавшейся ракете полдюжины снарядов, метая их со скоростью сто тридцать выстрелов в минуту. На заданном расстоянии сработали радиолокационные взрыватели, и японская ракета врезалась в стену свинца.

— Цель поражена! — сообщил командир расчета.

— Огонь не прекращать! Сбить их все!

Снова загрохотало орудие, к которому присоединились пушки других катеров, наполнивших сталью и огнем воздух вокруг себя. Одна за другой рассыпались, сталкиваясь с потоком осколков, еще четыре ракеты. Шестую записал на свой счет оператор зенитной артиллерийской установки АК-630. Струя снарядов буквально распилила реактивный снаряд, пролетевший в двух с половиной километрах от катера. Две оставшиеся ракеты к этой секунды вышли из зоны поражения.

— Передать координаты на борт десантных кораблей! — приказал командир Р-19.

Ракеты, прижимаясь к самым волнам, сближались с конвоем, и когда радары управления огнем МР-103 десантных кораблей смогли обнаружить цели, расстояние не превышало восьми километров. Немедленно открыли огонь универсальные орудия АК-725, изрыгая потоки пламени. Меткая очередь пересекал курс приближавшейся противокорабельной ракеты, превратив ее в кусок пылающего железа.

Последняя ракета, выпущенная японцами, прорвалась сквозь стену заградительного огня, входя в «мертвую зону», не простреливаемую орудиями транспортов. Десятки моряков и сотни десантников, находившихся на борту ставшего ее целью БДК-11 «Пересвет», сжались в ожидании удара. В этот момент с неба словно упал метеорит, разорвавшись в нескольких метрах от «Гарпуна» и прошив его корпус шрапнелью. Японская ракета, записанная на боевой счет китайского ЗРК HQ-9, взорвалась, рухнув в море в нескольких десятках метров от борта десантного корабля. Морские пехотинцы с облегчением выдохнули, так и не узнав смысл фразы «терпеть бедствие», но для экипажей ракетных катеров настоящий бой лишь начинался.

— Поворот всем вдруг, — скомандовал капитан Р-19. — Курс сто пять! Главный ракетный комплекс к бою! Самый полный вперед!

Четыре «Молнии», разворачиваясь синхронно, словно зеркальное отражение друг друга, двинулись навстречу скрывавшемуся еще за горизонтом японскому эсминцу. Взвыли форсажные турбины, разгоняя катера до сорока пяти узлов. Пятидесятишестиметровые кораблики зарывались носами в высокие волны, а их локаторы непрерывно ощупывали лучами поверхность раскинувшегося впереди моря.

— Объект на радаре, — сообщил оператор РЛС «Позитив» командиру Р-19. — Дальность девяносто, пеленг сто десять!

— Выдать целеуказание системам наведения противокорабельных ракет! Пуск!

Луч радиолокационной станции «Позитив», теперь перешедшей в режим подсвета целей, узким конусом захватил находившийся на самой линии горизонта вражеским эскадренный миноносец. И тотчас к нему, с ревом вырываясь из цилиндров транспортно-пусковых контейнеров в клубах дыма и пламени, направились ракеты «Москит».

Каждый из четырех ракетных катеров типа «Молния» нес в спаренных пусковых установках, расположенных по оба борта, прижатых к надстройке, четыре сверхзвуковые ракеты 3М-80, выпустив в одном залпе лишь половину. Восемь ракет мчались над волнами на высоте двадцать метров. Остроносые сигары, весившие почти четыре тонны, летели в два с половиной раза быстрее звука, заходя на цель широким фронтом. «Москитам» еще предстояло преодолеть десятки верст над морскими просторами, а ракетные катера уже разворачивались, ложась на обратный курс, чтобы присоединиться к конвою.

Радар эсминца «Миоко» обнаружил ракеты, скрывавшиеся от его всевидящих лучей на малых высотах за полсотни километров, и тотчас капитан корабля, находившийся в помещении боевого информационного поста, на который замкнулось управление всеми системами корабля, скомандовал:

— ЗРК — пуск!

Из ячеек вертикальных пусковых установок «Марк-41», расположены на носу и в корме эсминца, взвилось разом полдюжины зенитных ракет RIM-66K «Стандарт». Над кораблем дымнее следы стартовых двигателей сплелись в причудливый узор. Ракеты, разгоняясь до тысячи метров в секунду, пикировали на жавшиеся к волнам «Москиты» по крутой траектории, падая почти вертикально и взрываясь у самой воды. Первым залпом были сбиты две русские ракеты, вторым, последовавшим через несколько секунд, еще одна. Эсминец продолжал выплевывать из «сот» пусковых установок «Стандарты», но противокорабельные ракеты уже были в зоне досягаемости и другого оружия.

Башня универсального орудия «Марк-45» развернулась в направлении, указанном радаром управления артиллерийской стрельбой, и на дульном срезе ее длинного ствола вспыхнуло пламя. Снаряды, выпускаемые со скоростью двадцать выстрелов в минуту, мчались навстречу «Москитам», взрываясь у них на пути. Комендоры «Миоко» смогли записать на свой счет одну ракету, другую сбили ЗУР, но остальные «Москиты» были уже так близки, что стали различимы невооруженным взглядом.

— «Фаланкс» — огонь! — приказал капитан, используя свою последнюю возможность. — Выпустить ложные цели!

Пусковые установки Mk-36 SRBOC выстрелили во все стороны снаряды с дипольными отражателями, и головка наведения одного из трех оставшихся «Москитов», захватив ложную цель, увела ракету в сторону. Одновременно затрещала зенитная установка «Вулкан-Фаланкс», вспарывая небо огненной лентой бесконечной трассы. Двадцатимиллиметровые снаряды распилили пополам корпус приблизившейся на считанные сотни метров ракеты, но последний «Москит», проскочив зону поражения зениток, ударил «Миоко» в борт под надстройкой.

Сила удара оказалась такова, что ракета пронзила обшивку, несколько переборок, и трехсоткилограммовая боеголовка взорвалась уже внутри корабля, в нескольких десятках метров от помещения БИП. Экипаж получившего смертельную рану корабля приступил к борьбе с пожарами, охватившими отсеки, и русский десантный конвой продолжил свой путь к берегам Сахалина, где его уже ждал готовый к бою противник.

Веерница камуфлированных трехосных грузовиков повышенной проходимости, преодолев разбитый проселок, превратившийся в реку грязи после снегопада, сменявшегося настоящим дождем, остановилась на мысе, выдававшемся далеко в море. С трех сторон тяжеловорочались, рыча, словно разбуженный голодный левиафан, свинцово-серые волны. Но японские солдаты, не обращавшие на буйство стихии никакого внимания, торопились выполнить приказы своих не менее невозмутимых офицеров.

Стащив брезентовые чехлы с четырех машин, они обнажили связки из темно-зеленых шестиметровых цилиндров, по полдюжины на каждой машине. Над пятым грузовиком взметнулась телескопическая мачта, увенчанная решеткой антенны поискового локатора JTPS-PII. Оператор в закрытом фургоне нажал кнопку пуска, и по колышущейся поверхности Японского моря, очерчивая широкую дугу к югу от Сахалина, скользнул первый импульс радара. Батарея противокорабельных ракет SSM-1B, переброшенная с восточного берега острова, завершила форсированный марш, выйдя на новые позиции точно в срок, и противник тоже не заставил себя ждать.

— Групповая цель на один-девять-пять, — сообщил оператор, и его голос прекрасно слышали в стоявшем рядом передвижном пункте управления стрельбой. — Семьдесят миль!

— Они в зоне поражения. — Бледные бескровные губы командира батареи растянулись в холодной усмешке. — Цель уничтожить! Ракеты к бою!

Офицер был уверен в победе. Двадцать четыре ракеты не оставляли ни малейшего шанса трем почти безоружным транспортам и их ничтожному эскорту. Транспортно-пусковые контейнеры, каждый из которых скрывал шестисотшестидесятикилограммовую ракету, поднялись на угол пуска. Радиолокационные головки наведения, которыми были оснащены ракеты, действовали только на заключительном участке маршрута, но большую часть пути снаряды вела к цели инерциальная система навигации, и операторам требовалось несколько десятков секунд, чтобы загрузить в нее текущие координаты цели, ее курс и скорость. Но этих минут им не дали.

Первыми опасность заметили операторы РЛС обнаружения зенитно-ракетного комплекса малой дальности «Тип-81», обеспечивавшего ПВО батареи. Отметка цели внезапно вспыхнула на краю монитора, и сидевший перед консолью офицер сообщил:

— Воздушная цель, приближается на малой высоте! Пеленг два-ноль-ноль, дальность двадцать семь километров!

В этот момент подкравшийся вплотную к берегам Сахалина на предельно малой высоте Су-27УБМ1 свечой взмыл вверх, вспарывая острым носом низко стелющиеся облака. Оказавшись в двух с половиной километрах над поверхностью моря, истребитель, державшийся вне досягаемости вражеских зенитных ракет, выпустил залпом две ракеты Х-31П. Пассивные радиолокационные головки наведения мгновенно захватили излучение японского локатора, ринувшись к нему со скоростью тысяча метров в секунду. Зенитчики даже усели испугаться, поняв, что происходит, но покинуть кабину РЛС не успели, и осколки, образовавшиеся при взрыве двух осколочно-фугасных боеголовок, по девяносто килограммов каждая, изрешетили их тела, превратив в хлам и сложную электронную начинку радара.

Расчеты пусковых установок ПКР ненадолго пережили своих товарищей. Два вертолета Ми-8МТВ, подошедшие к позициям ракетной батареи на предельно малой высоте, разом подскочили на несколько сотен метров вверх, уже оттуда выпустив залпом восемьдесят неуправляемых ракет, и мыс залило пламя, слизнувшее батарею. А через пару минут еще два истребителя Су-27УБМ1, не так давно летавшие под белорусским флагом, выпустили по аэродрому Южно-Сахалинска четыре Х-31П. Пользуясь тем, что самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С «Хокай», сменивший над северной оконечностью Хоккайдо своего сбитого предшественника, был ослеплен помехами с земли, русские самолеты ударили с предельно малого расстояния.

Ракеты, наводящиеся на излучение РЛС управления огнем ЗРК «Тип-03», поразили все цели. Пусковые установки не пострадали, как и их расчеты, но без локаторов они превратились в дорогой и бесполезный хлам. «Сухие», победно рокоча турбинами, прошли на бреющем над городом. Жители, оказавшиеся на улице в этот миг, приветствовали их восторженными криками, превратившимися в вопль ужаса, когда один из истребителей превратился в огненный шар, осыпавшись на дома дождем пылающих обломков.

Пара F-15J, барражировавшая над островом, атаковала внезапно, сбив одного противника, но второй, сбросив ложные цели, увернулся от ракет и атаковал сам, первым залпом сразив один «Игл». Над Южно-Сахалинском завязалась воздушная дуэль, пилоты быстро перешли от ракет к пушкам, сцепившись в карусели «собачьей схватки», происходившей на глазах сотен зевак. Но для полковника Басова исход боя уже не имел значения. Оборона противника была разрушена несколькими точными ударами, и десантное соединение с предельной скоростью мчалось к берегам Сахалина, опередив японцев, спешно перебрасывавших вторую батарею ПКР с северной оконечности острова.

— Начать высадку! — скомандовал полковник, уже сидевший в отсеке командно-штабной машины, нацепив на голову шлемофон и слушая доклады своих подчиненных.

Три десантных корабля разом ткнулись в берег. Створки носовых ворот разошлись, откидные аппарели опустились, врезаясь в мокрый песок. Танковые палубы огласил рев прогреваемых дизелей, и из их трюмов хлынули стальным потоком бронемашины, следом за которыми бежали изготовившиеся к бою десантники. Покрывшаяся наледью галька, усеивавшая берег, заскрипела под подошвами армейских ботинок и рубчатыми колесами БТР-80, следом за которыми выгрузилось и полдюжины стадвадцатимиллиметровых самоходных орудий «Нона-СВК», главной ударной силы десанта.

— Противник не оказывает никакого сопротивления! — сообщил командир роты, занявшей оборону по периметру плацдарма.

Алексей Басов довольно оскалился:

— Япошкам не до нас сейчас! Они заняты другими делами! А мы не станем отвлекать их! Всем подразделениям двигаться кратчайшим курсом к Южно-Сахалинску!

К реву мощных дизелей тяжело ворочавшихся у самой приливной линии бронемашин присоединился новый звук. Десантники, едва успевшие ступить на твердую землю, запрокидывали головы, провожая взглядами и восхищенным улюлюканьем пролетавшие на малой высоте вертолеты с красными звездами на пузатых фюзеляжах.

Бредущий по кромке летного поля Олег Бурцев запрокинул голову, услышав над собой стрекот винтов. Массивный Ми-8, похожий на упитанного головастика, медленно проплыл над аэродромом, уподобившимся в эти часы растревоженному муравейнику, населенному этакими камуфлированными муравьями. Всюду были видны люди с оружием и в военной форме, кто-то куда-то бежал, кто-то, сбившись в кучки, курил, травя байки или хором смеясь над бесхитростными рассказами товарищей. Несколько сотен людей мучались ожиданием, нетерпеливо посматривая на офицеров, с деловитым видом расхаживавших туда-сюда, периодически принимаясь отдавать какие-то команды. А на краю летного поля выстроились в ряд разрисованные серо-зелеными кляксами камуфляжа вертолеты. Дюжина Ми-8, в кабинах которых суетились пилоты, была готова взмыть в небо в любую секунды, немедленно после получения приказа. На пилонах вертолетов уже были прицеплены контейнеры с неуправляемыми ракетами С-8, гондолы с двадцатитрехмилиметровыми пушками или собранные в связки по четыре штуки ПТУР «Атака».

— Товарищ лейтенант, — голос заместителя командира взвода заставил Бурцева оглянуться. — Товарищ лейтенант, вас к комбату! Срочно! Похоже, скоро полетим!

— Давно пора, — хмыкнул Олег, поправив ремень автомата, висевшего за спиной, вниз стволом.

Их батальон доставили на затерянный в приморской тайге аэродром на борту двух огромных Ил-76МД несколько часов назад и приказали ждать, и, похоже, мучительное ожидание подошло к концу. Двинувшись неторопливой рысцой к командиру десантного батальона, сжавшегося на этом аэродроме в готовности к молниеносному броску на восток, Олег увидел бойцов своего взвода. Теперь он, получивший офицерские погоны, как знак высшего доверия, оказанного Родиной, отвечал перед командованием и перед собственной совестью за две дюжины парней, прежде служивших в самых разных частях и войсках. Кое-кого он знал довольно давно, еще по партизанской «вольнице», с другими познакомился считанные недели назад, но все они были его людьми.

Командир штурмового батальона, стоявший в дальней части посадочной площадки, раздраженно буркнул, наблюдая, как собираются ротные и взводные офицеры, образовавшие вокруг него живое кольцо.

— Товарищи, получен приказ начать высадку, — сообщил немолодой майор, грудь которого была перетянута ремнями подвесной системы, удерживавшими набитые магазинами и гранатами подсумки. — Взлетаем через пять минут. Наша зона высадки в пятидесяти километрах севернее Южно-Сахалинска. Командование поставило перед нами задачу перерезать шоссе и не допустить подхода наземных сил противника к месту высадки нашего морского десанта. Мы должны сковать японцев, провести отвлекающий маневр, выиграв время для наших товарищей. После этого совместно с основными силами мы будем наступать на Южно-Сахалинск, нанося удар по сходящимся направлениям. Вопросы есть?

Никто из офицеров, сосредоточенно-злых, не проронил ни слова, и комбат решительно рявкнул:

— По вертолетам! Вылет через пять минут!

Развернувшись на месте кругом, Олег со всех ног кинулся к своим бойцам. Те, уже поняв, что что-то происходит, выстроились в две шеренги, взвалив на плечи десантные рюкзаки и вьюки с тяжелым оружием. Тому, что воцарилось на аэродроме в следующие несколько минут, лучше всего подходило название управляемый хаос. Сотни людей, тяжело нагруженных снаряжением, бежали к вертолетам, занимая места в десантных отсеках.

— Взвод, к вертолету! — рыкнул Бурцев. — Начать погрузку!

Двадцать четыре бойца бросились к стоявшему на краю общего строя Ми-8АМТШ, с пилонов которого свисали цилиндрические транспортно-пусковые контейнеры ПТУР, а из-под носовой части фюзеляжа грозно торчал ствол крупнокалиберного «Корда». Грохоча ботинками по опущенной на землю кормовой аппарели, сменившей двустворчатый люк, которым оборудовались «восьмерки» прежних модификаций, бойцы поднялись в вертолет, занимая места на жестких скамьях, установленных вдоль бортов. Лейтенант Бурцев прошел последним, замыкая вереницу тяжело нагруженных десантников.

Пустота десантного отсека наполнилась шумом, возней и возбужденными голосами. Солдаты несли двойной, а то и тройной боекомплект, зная, что там, куда им предстоит лететь, не от кого будет ждать помощи. А над головами уже выли набиравшие обороты турбины, раскручивая десятиметровые лопасти несущего винта. Последним поднялся расчет противотанкового ракетного комплекса «Корнет», самого мощного оружия взвода. Два бойца тащили треногу пусковой установки и три двадцатисемикилограммовых ТПК с ракетами.

Из кабины выглянул пилот в шлемофоне, сбитом на затылок:

— Все на месте, лейтенант? Взлетаем!

Газотурбинные двигатели ТВ3-117МТ взвыли на несколько тонов громче, и вертолет, тринадцатитонная махина, несущая в своем чреве двадцать пять десантников в полной выкладке, оторвался от грунта, разворачиваясь на восток. Двенадцать Ми-8, стрекоча винтами, словно стая стальной саранчи, направились к побережью, чтобы, перемахнув через узость Татарского пролива, появиться над берегами Сахалина.

— Готовы, бойцы? — Олег обвел взглядом своих парней, сжавшихся на сидениях в обнимку с оружием.

— А если нас японские самолеты ждут? — прозвучало неуверенно. — Мы же для них мишени!

— Нас прикроют истребители, — уверенным тоном ответил Бурцев, скрывая собственный страх, ведь он не хуже других представлял, что сделает с их вертолетом, совершенно беззащитным от воздушной атаки, даже единственный японский F-15. Но он был офицером, командиром, от которого все ждали мудрых решений, и не мог открыто демонстрировать свои чувства.

— Мужики, думайте о том, что будет на земле! — крикнул Бурцев сквозь вой турбин, грохотавших над головой. — Там рассчитывать станет не на кого! Нам нужно продержаться пару часов, прежде чем на остров доставят технику и прибудут главные силы, а уж потом мы сбросим япошек в океан! Но эти часы мы должны выиграть, вырвать у них! И я верю, нам это по силам!

Дюжина вертолетов, одновременно оторвавшись от земли, одновременно же развернулась на восток, ринувшись навстречу тусклому зимнему солнцу, край которого только показался над горизонтом, превратив серые облака, затянувшие небосвод, в море расплавленного золота. В десяти из них сидели десантники, пытавшиеся дремать под грохот турбин. Две винтокрылые машины были загружены топливом и боеприпасами, блоками НУРС, лентами со снарядами калибра двадцать три миллиметра и 12,7-миллиметровыми патронами для бортового оружия.

Стальная стая со скоростью двести пятьдесят километров в час промчалась над сонной землей, мелькнул, исчезая позади, заснеженный пляж, и впереди, сколько хватало глаз, раскинулась водная гладь. Вертолеты, один за другим, нырнули к поверхности пролива, к серым тяжелым волнам, недовольно ворочавшимся в считанных метрах под их днищами. Едва не касаясь воды, тяжелые Ми-8 мчались к еще не различимым невооруженным взглядом берегам Сахалина, на какое-то время исчезнув с вражеских радаров и заставив раздраженно ругаться японских офицеров.

Оператор РЛС обнаружения воздушных целей JRC OPS-28-2 ракетного катера японских Морских сил самообороны PG-826 «Отака» типа «Хаябуса» был одним из первых, кто обнаружил приближение вертолетов. Отметки целей расцветили монитор, когда геликоптеры уже находились в десятке километров от острова и на таком же удалении от катера, медленно крейсировавшего вдоль пролива, непрерывно пощупывая лучами радаров небо и водную гладь.

— Воздушная цель на три-пять-ноль, — скороговоркой зачастил матрос, на лице которого играли блики, отбрасываемые экраном. — Движется к Карафуто! На запрос не отвечает!

— Цель уничтожить! Артиллерийской установке открыть огонь!

Бортовой радар управления огнем FCS-2-31C послал импульс в сторону быстро удалявшейся цели, и тотчас вслед ей развернулся ствол установленной на баке универсальной автоматической пушки «Супер Рапид» калибра семьдесят шесть миллиметров, главного и единственного оружия самообороны двухсоттонного катера.

— Огонь! — рявкнул командир расчета, и матрос, сидевший за консолью, нажал на гашетку.

Из дульного среза длинного ствола вырвалось пламя, часто загрохотали выстрелы, и рой шестикилограммовых снарядов умчался к горизонту. Радиолокационные взрыватели пришли в действие на заданной дистанции, и на пути вертолетов, жавшихся к воде, развернулась завеса свинца. Ворвавшийся на полной скорости в облако осколков Ми-8 вспыхнул, завертевшись волчком и врезавшись в волны, чтобы унести в холодную бездну своих пассажиров. А орудие японского катера вновь зашлось в «кашле» длинной очереди, выпуская снаряды со скоростью сто двадцать штук в секунду.

— По правому борту ракетный катер! — сообщил штурман Ми-8АМТШ, в десантном отсеке которого сжались двадцать пять бойцов во главе с Олегом Бурцевым, обреченно ожидавшие, когда снарядная очередь вспорет борт их вертолета. Они видели, как взорвался летевший рядом вертолет, рухнувший затем в волны и оставивший после себя лишь масляное пятно, медленно расползавшееся по поверхности воды.

— Разворот на цель! Ракеты к бою! Отстрелить ложные цели!

Тяжелый вертолет выполнил резкий вираж, и вокруг него вспыхнули искрами тепловые ракеты-ловушки, выстреливаемые бортовыми устройствами постановки помех. Серый силуэт японского катера, яростно плевавшегося огнем, был уже виден на горизонте, и, как только система наведения ПТУР «Атака-В» захватила цель, штурман нажал кнопку пуска.

— Ракеты пошли! — сообщил он, провожая взглядов две дымные стрелы, сорвавшиеся из-под пилонов.

Управляемым ракетам 9М120, разогнавшимся до пятисот метров в секунду, требовалось долгих двенадцать секунд, чтобы поразить цель, находящуюся на границе зоны поражения, и все это время оператор должен был удерживать в прицеле ракетный катер. Японцы заметили угрозу слишком поздно, всего за пару секунд до того, как обе ракеты врезались в тонкий металл массивной рубки «Хаябусы». Кумулятивные заряды выбросили жгуты огня, пронзившие ненадежную преграду. Отсеки наполнились пламенем, и тотчас сработала противопожарная система.

— Попадание! Цель поражена!

— Возвращаемся на прежний курс! — приказал командир экипажа Ми-8, разворачивая тяжелую, опасно неповоротливую на предельно малых высотах машину. Позади остался ракетный катер, орудие которого, наконец, умолкло, а немногочисленная команда боролась с огнем, пытаясь сохранить свое судно на плаву.

Десантники, многие из которых впервые ощутили на собственной шкуре, что такое зенитный огонь, даже испугаться толком не успели, а море уже сменила суша. Потянулись под днищем жавшегося к земле вертолета поросшие хвойным лесом пологие сопки, в ложбинах меж которыми стоял туман. Бортмеханик на миг высунувшись из пилотской кабины, крикнул так, что был услышан каждым:

— Приготовиться к высадке! Три минуты!

Бурцев, передернув резким рывком затвор новенького АК-74М, ощерился, будто почуявший кровь голодный волк:

— Вот и понеслось, парни! Теперь все всерьез! Ну, с Богом!

Вертолет пошел на снижение, и, едва его шасси коснулись земли, все тот же бортмеханик рывком сдвинул широкую дверь в борту, и одновременно опустилась кормовая рампа.

— Живее, парни, — крикнул Олег, первым выскочивший наружу из гулкого нутра Ми-8, продолжавшего яростно молотить лопастями воздух. — Оружие к бою!

Десантники, покидая вертолет, тотчас занимали круговую оборону, выставив наружу стволы автоматов и пулеметов. Через несколько секунд весь взвод уже покинул винтокрылую машину. К общему удивлению, никто не пытался их атаковать, не били в упор пулеметы, не мелькали в зарослях перекошенные злобой лица самурайских последышей. Напряжение, охватившее в момент высадки всех до единого, немного отступило. Бурцев выдохнул, чуть ослабив хватку на оружии. В этот момент к свежеиспеченному офицеру подскочил командир штурмового батальона, приказав:

— Лейтенант, идешь со своим взводом в головной дозор! Направление движения — юго-восток! Не забудь за флангами приглядывать!

— Есть, товарищ майор!

Обернувшись к своим бойцам, суровым, настороженным, Олег приказал:

— Первое отделение — вперед марш! Остальным держать дистанцию двести метров. Попов, отправь на фланги по паре бойцов!

Десантники, перестраиваясь в походный порядок, двинулись по широкой лощине, вытягиваясь редкой цепочкой. Взгляды непрерывно шарили по сторонам, фиксируя любое движение, в ответ на каждый шорох напрягались пальцы, лежавшие на спусковых крючках.

— Чего же так тихо? — Шагавший по правую руку Бурцева командир второго взвода взглянул на лейтенанта. — Где япошки? Может, мы прямиком в засаду идем?

— По сторонам смотри, герой, и под ноги поглядывай, а не языком чеши, тогда мы им сами засадим, по самое не балуй, — фыркнул Олег. — Недолго уже осталось, скоро подтянутся «косые», печенкой чую, мать их!

Взвод как раз успел выбраться на извилистое шоссе, уводившее точно к Южно-Сахалинску, когда Бурцев убедился в надежности собственной печени, как индикатора присутствия врага. Олег был готов свалиться с ног, каждая мышца его тела отзывалась болью на любое движение, волосы под сползавшей на глаза каской слиплись от пота, а тяжелый бронежилет сжимал грудь и давил на плечи. В ушах лейтенант шумело, ударами набата отзывался стук сердца. Но все же он одним из первых сумел расслышать приглушенный рокот моторов, донесшийся из-за холмов. Вскидывая «калаш», Бурцев скомандовал:

— Все с дороги, на хрен! Укрыться! Готовь РПГ!

Десантники, тяжело дышавшие и часто сплевывавшие под ноги вязкую слюну после отчаянного забега по непролазному лесу в полной выкладке, успели добежать до стены кустарника, когда на дороге показались бронемашины. Перед высадкой их неплохо натаскивали на чужую технику, и Олег без труда узнал в остроносых трехосных машинах БРМ «Тип-87», заодно припомнив, что вооружены они автоматической пушкой калибра 25 миллиметров и спаренным пулеметом, а это против застигнутой на открытом месте пехоты — козырь, который крыть нечем. Вот только экипажи японских боевых машин, бодро кативших по скверному шоссе, давно забывшему, верно, даже про пресловутый «ямочный» ремонт, еще не подозревали, что их враг так близок.

— Готовы? — Олег оглянулся на своих солдат, уже устроивших на плечах зеленые, разрисованный разводами камуфляжа тубусы РПГ. — Огонь!

Во взводе каждый третий был вооружен гранатометом, одноразовым РПГ-26 или несравнимо более мощным РПГ-27, перед которым, как успел лично убедиться Бурцев, пасовала даже «урановая» броня хваленого «Абрамса». И сейчас разом три легких «Аглени» выплюнули в сторону приблизившихся бронемашин сгустки огня. Головную БРМ в лоб ударили сразу две кумулятивные гранаты, и хотя одна отлетела рикошетом, вторая пробила тонкую броню, и, когда кумулятивная струя добралась до топлива, машина вспыхнула, разбрасывая во все стороны огненные брызги.

Раздался дробный стук «эрликона», это вторая бронемашина, уцелевшая каким-то чудом, открыла огонь по зарослям, одновременно сдав назад.

— А, сука! — Олег выхватил из рук засевшего рядом десантника раструб РПГ-26. — Подавись, падла!

От грохота выстрела уши, словно ватой забило, и звук взрыва, разворотившего бронемашину, в борт которой угодила реактивная граната, уже не показался лейтенанту слишком громким. Находившиеся рядом бойцы восторженно закричали при виде пылающей вражеской техники, но из-за холмов уже накатывался слитный рев, сопровождаемый другими звуками, которые сразу не понравились Бурцеву.

— Танки! — Олег безошибочно узнал ляг гусениц тяжелой техники. — Отходим к лесу! Терехин, бегом к комбату, предупреди!

Голов колонны показалась на виду, когда большая часть батальона уже заняла позиции вдоль шоссе, метрах в пятистах, прикрываясь густым кустарником и редкими соснами. Олег, оторвавшись на миг от прицела автомата, пока все равно бесполезного, покосился на двух бойцов, уже развернувших пусковую установку противотанкового комплекса «Фагот» и установивших на нее цилиндрический контейнер, заключавший в себе ракету 9М111М. Именно расчеты ПТРК были главной надеждой десанта, да еще несколько тяжелых гранатометов «Вампир», распределенных по всем взводам, но японцы могли и не подпустить к себе на дальность эффективного выстрела из РПГ, первыми покрошив самих гранатометчиков и прикрывавших их стрелков из пулеметов и орудий.

Увидев ползущие по шоссе танки, Олег негромко выругался. Три новейших «Тип-90», угловатых, тяжеловесных, притормозили, развернув башни в разные стороны. Ствол орудия одного из них, казалось, был нацелен точно в грудь лейтенанту, по телу которого прокатилась электрическим разрядом волна нервной дрожи. А за танками ползла вереница БМП и бронетранспортеров, и стволы их автоматических пушек и крупнокалиберных «браунингов» тоже были обращены к лесной опушке.

— Огонь по команде, — пронеслось по цепочке застывших и даже старавшихся дышать как можно реже десантников. — Бить «броню»!

Остов горящей БРМ перекрывал дорогу, и головной танк ударил ее своим плоским «лбом», просто спихивая машину в кювет. Но для этого его водителю все же пришлось еще чуть сбавить скорость, и тогда с грохотом стартовал сразу несколько ракет. Разматывая за собой тонкие нити кабелей, по которым операторы непрерывно посылали корректирующие команды, ПТУР ударили в борта сразу всех танков, а на один из них пришлось сразу три управляемых снаряда. Все три танка замерли, окутавшись клубами дыма и огня, а затем башня одного из них начала плавно поворачиваться. Застучал спаренный пулемет, и струя свинца, пройдя над головами вжавшихся в землю партизан, срезала верхушки молодых сосенок, осыпав людей хвоей и древесной корой. Бухнула танковая пушка, и где-то позади русских десантников громыхнул взрыв, а в ответ из кустов вылетела выпущенная из гранатомета РПГ-29 «Вампир» реактивная граната, ударившая точно под башню. Земля вздрогнула, когда танк взорвался, а его башня, весившая, должно быть, тонн десять, оторвалась от корпуса, упав на разделявшем позиции русских и японцев заросшем пустыре.

— Перезаряжай! — командир расчета ПТРК подгонял матерившегося «второго номера», торопливо стыковавшего транспортно-пусковой контейнер с треногой ракетной установки. — Живее!

Из хвоста застывшей колонны ударил пулемет. Длинная очередь из «браунинга» прошила насквозь жидкий подлесок, тяжелые пули, выпущенные, по сути, вслепую, нащупывали укрывшихся в зарослях русских десантников. Олег Бурцев растянулся на земле, и рядом с ним повалился знакомый сержант, командир одного из отделений. Его грудь насковзь пробила 12,7-миллиметровая пуля, которую не смог остановить даже тяжелый армейский «бронник».

— А, сука!

Перекатившись, Бурцев вскочил на ноги, и, стараясь пригибаться пониже к земле, бросился сквозь заросли вдоль ленты шоссе, с которой молотили уже с десяток стволов. На ходу лейтенант достал из-за спины тубус РПГ. Он двигался к цели, обходя тела убитых товарищей, кое-кого из которых буквально разорвало на куски, и, не теряя ни секунды, чтобы оказать помощь тем из бойцов десантного батальона, кто еще оставался жив.

Выйдя к самой опушке и слыша, как гудят, рикошетом отлетая от деревьев, пули где-то совсем рядом, Олег положил на плечо легкую «Аглень», поднял вверх стойку целика, и, поймав в узкую прорезь силуэт бронетранспортера, над которым мерцало, будто вспышка сварка, дульное пламя, нажал на спуск. Ракета ткнулась в борт БТР, растекаясь языками пламени. Пулемет замолк, а через миг что-то глухо бабахнуло, и из распахнувшихся люков бронемашины вырвались клубы густого черного дыма.

Одновременно дали залп и уцелевшие «Фаготы», посылая в недолгий полет над пустырем весело подмигивавшие лампами-трассерами управляемые ракеты. Мощи их кумулятивных боевых частей хватало с лихвой, чтобы рвать в клочья тонкую броню БТР и БМП, вяло огрызавшихся пулеметным огнем.

Внезапно земля под ногами лейтенанта дрогнула, будто пытаясь стряхнуть его с себя, как назойливое насекомое. Раздался грохот, от которого мгновенно заложило уши, а по затылку что-то ударило с такой силой, что из глаз посыпались искры. Придя в себя через несколько мгновений, а, может, и минут, Олег понял, что лежит на земле вверх лицом. Где-то рядом, будто над самой головой, трещали взахлеб автоматы, зычно ухал пулемет, и все это перекрывал глухой рык, от которого снова и снова начинала дрожать земля.

— Товарищ лейтенант?! — Над Бурцевым склонился кто-то, и Олег не сразу смог сфокусировать взгляд, узнав одного из бойцов своего взвода. — Вы ранены?

— По башке чем-то долбануло, — прохрипел офицер, поднявшийся на ноги при помощи солдата, затравленно озиравшегося по сторонам. — Что за херня творится, воин? Доложи обстановку!

— «Косые» ударили во фланг! Танк и до черта пехоты, рота, наверное! Окружают!

Неподалеку взревел мощный дизель, подтверждая слова перепуганного, растерянного до дрожи солдата, снова ухнула танковая пушка, выпуская очередной снаряд.

— Подбери сопли, боец! — неожиданно зло рявкнул Олег. — Прикроем братишек! Есть гранатомет?

— Так точно!

— Тогда за мной!

Олег припустил со всех ног, петляя, будто заяц, а следом мчался рысцой прижимавший к себе тубус РПГ-27 обеими руками солдатик. Еще несколько снарядов разорвались неподалеку, всякий раз заставляя десантников падать ничком, пропуская разлетавшиеся всюду осколки. На каждом шагу были видны тела погибших бойцов, большинство из которых невозможно было узнать в лицо.

— Нужно сжечь эту суку на хер, — решительно выдохнул Бурцев во время очередной вынужденной «передышки». — Если пропустим «косых» к берегу, десанту хана! Одного танка хватит, чтобы расстрелять все транспорты на выгрузке! Ну, братишка, давай, за мной!

Танк, уже знакомых рубленых очертаний «Тип-90», медленно полз по полю, подминая под себя кустарник, стреляя поочередно из пушки и спаренного пулемета. Следом за ним двигалась редкая цепь пехотинцев. Их уже пытались остановить, но тщетно. Бурцев довольно ощерился, увидев накрытый телом буквально изрешеченного осколками солдата крупнокалиберный «Корд». К тяжелому пулемету, установленному на сошки, была примкнута жестяная коробка с лентой.

— Живем! — Олег подмигнул своему спутнику. — Сейчас мы их!

Бурцев, крякнув, подхватил пулемет, единственный образец оружия такого калибра, не нуждавшийся в специальном станке. Он почти не отличался от знакомого когда-то до последнего винтика «Утеса». Перезарядив оружие, Олег повел стволом, целясь по японской пехоте. Обернувшись к вжавшемуся в землю десантнику, он приказал:

— Зайди левее. Тут кусты, ложбинка, сможешь подобраться незаметно метров на двести. Как будешь на месте, я отсеку пехоту, а ты гаси танк в борт! Давай, парень, действуй!

Полторы минуты, что потребовались рядовому, чтоб занять позицию, показались Олегу вечностью. В тот миг, когда его напарник, извиваясь ужом, проталкивая свое тело сквозь плотно сцепившиеся ветвями кусты, занял позицию в каких-то полутора сотнях шагов от злобно рычащего движком, лязгающего гусеничными траками танка, Бурцев нажал на пуск, чувствуя, как бьется, словно в припадке ярости, пулемет в его руках. С конической насадки-пламегасителя срывались огненные капли, и лейтенант видел, как валятся, одна за другой, фигурки в темно-зеленом камуфляже. Кажется, японцы стреляли в ответ, и пули ложились совсем рядом, но Олег не замечал ничего, продолжая выпускать очередь за очередью. А затем из кустов над полем протянулась дымная полоса, и танк, чудовищная машина убийства, замер, а через миг над ним взметнулись языки пламени.

— Вот так, суки! — Бурцев вскинул над головой сжатый до боли кулак, и в этот миг что-то с силой ударило его в грудь, так что воздух со свистом покинул легкие.

Чьи-то крепкие руки ухватили лейтенанта за лямки разгрузочного жилета, его потащили волоком по земле, и Олег так и не успел дотянуться до выпущенного из рук «калашникова». А затем за спиной взревели в несколько голосов двигатели, застучал пулемет, где-то невдалеке глухо бухнули артиллерийские орудия.

— Твари! — Олег дернулся из рук того, кто пытался вытянуть ничего не соображавшего офицера из-под огня. Он вслепую нашарил в кармашке «разгрузки» рубчатый шар гранаты, но крепкая ладонь сжала его пальцы, пытавшиеся справиться с таким неожиданно тугим кольцом предохранителя.

— Все, товарищ лейтенант, — раздался смутно знакомый голос над самым ухом. — Это наши! Мы продержались, сколько надо! Потеряли треть парней, но выстояли, не пустили япошек к побережью!

Олега уложили на землю, прислонив спиной к подножью хилого деревца. Каждый вдох и выдох отзывались болью в грудине в том месте, куда ударила вражеская пуля, чудом не пробив титановую «кирасу» бронежилета. Но на боль Бурцев не обращал почти никакого внимания, уже успев привыкнуть к ней. Он провожал взглядом медленно пробирающуюся меж обгоревших японских бронемашин колонну БТР-80, над которыми развевались на ветру бело-сине-красные флаги, и улыбался, не понимая, отчего вдруг так щиплет в глазах.

Под толстыми подошвами прыжковых ботинок скрипела галька. Осторожно ступая по тяжелому мокрому песку, по камням, скользким от воды, Алексей Басов спустился к кромке воды. Шторм, пришедший со стороны океана, стих, волны, еще недавно вздымавшиеся многометровыми горами, грозившими погрести навеки в пучине безумцев, в такую пору вышедших в море, лениво лизали носки ботинок. Полковник, опустив на песок автомат, висевший на плече, направил задумчивый взгляд к горизонту. Именно здесь, на этом самом месте заканчивалась Россия, его родина, за которую он был готов умереть, и за свободу которой столь многие уже отдали свои жизни. Здесь был ее край, но не край мира. Где-то впереди угадывались очертания приземистых берегов Хоккайдо. А может, Басов просто убедил себя, что видит кусочек чужой земли, такой близкой и такой недоступной.

С небес донесся могучий рокот, и полковник, обернувшись, запрокинул голову, чтобы насладиться зрелищем, далеко не новым, но так и не ставшим привычным. Огромный самолет, чуть покачивая крыльями, неторопливо проплыл над головой, не без труда преодолевая силу земного тяготения и медленно набирая высоту. В картине летящего вопреки всем законам природы стасорокатонного самолета было нечто мистическое, и Басов не смог отвести глаз, пока крылатая машина не скрылась за горизонтом. Он узнал новейший японский транспортный самолет Кавасаки С-2 по трехцветному непривычному для грузовых машин камуфляжу. Самолет исчез в облаках, и в этот миг серая пелена, затянувшая небо, раздвинулась, и под ноги стоявшего на линии прибоя Басова упали робкие лучи солнца, тусклого, зимнего, но все равно радовавшего душу, будто среди зимы вдруг началась весна.

Офицер, следя за игрой бликов на гребнях волн, медленно лизавших берег, вытащил из кармана пачку сигарет. Нашарив зажигалку, простую пластиковую, он чиркнул кремнем, с наслаждением вдыхая табачный дым и оставшись впервые за долгое время наедине с самим собой.

— Товарищ полковник, — Алексей обернулся, выискивая взглядом того, кто окликнул его. — Товарищ полковник!

Олег Бурцев, неуклюже балансируя на крутом склоне, покрытом мокрым песком, спустился на узкую полоску пляжа, направившись к полковнику.

— Товарищ полковник, японцы начали выводить войска! Они возвращаются на свои базы, оставляют Сахалин!

Снова на землю, еще не остывшую после боя, закончившегося совсем недавно, обрушился рокот турбин. На этот раз звук пришел с запада. Пузатый Ан-12Б, транспортник со взлетным весом шестьдесят тонн, способный поднимать двадцать тонн груза на десятикилометровую высоту, заходил на посадку в аэропорт Южно-Сахалинска, вспарывая воздух сверкающими кругами яростно вращавшихся винтов.

— Что же, выходит, что мы победили?

Бурцев, на плечах которого красовались лейтенантские погоны, стащил с плеча свой АК-74, с которым по привычке не расставался ни на минуту, прислонив его к гладкому камню, отшлифованному волнами и морским ветром, и улыбнулся во весь рот:

— Конечно, победили, товарищ полковник! Разгромили их, разбили в пух и прах!

Олег улыбался, и полковник Басов тоже улыбался в ответ, и только на глаза вдруг предательски навернулись слезы, стоило лишь вспомнить тех, кто не дожил до этого дня, о котором все так страстно мечтали.

— Жаль, не все видят это, — произнес полковник, и голос его дрогнул, едва заметно, самую малость. — Многие так и лежат в ставропольских степях, в архангельских лесах, в предгорьях Урала и на московских улицах. Как же мало нас осталось!

— Из моего взвода осталось девять человек, всего девять из двадцати пяти, и не все из них могут дожить до завтрашнего утра. И в остальных взводах то же самое. Батальон превратился в роту за несколько часов. Победа нам досталась не дешево!

По склону сбежал, едва не упав дважды, незнакомый сержант, бросившийся со всех ног к офицерам.

— Товарищ полковник! Товарищ лейтенант! — боец запыхался, с трудом выталкивая слова из горла. — Объявлен общий сбор! Вас ждут на аэродроме!

— Что за срочность?!

Оба, и Басов, и Бурцев, почувствовали смутную, беспричинную тревогу.

— Несколько минут назад в море обнаружено японское десантное соединение, шесть кораблей во главе с вертолетоносцем «Хиуга»! Полным ходом идут к Камчатке и будут у ее берегов через пять часов! Объявлена полная боевая готовность, бригада готовится к переброске на север!

Офицеры выругались в один голос, и Басов, раздраженно сплюнув под ноги, произнес мрачно:

— Черта с два это победа! Вот ублюдки!

— Ничего, товарищ полковник, отдохнули маленько, и ладно, — ухмыльнулся Олег Бурцев. — Здесь мы их раздолбали, и с Камчатки скинем на хрен. Это наша земля, это Россия, и никому мы ее теперь не отдадим! Так что рано нам на покой еще!

Лейтенант, подхватив прислоненный к камню «калашников», пружинистым шагом двинулся вверх по склону, вслед за бежавшим рысью сержантом. Алексей Басов жадно затянулся, вышвырнул в воду недокуренную сигарету, а затем направился следом за Бурцевым. Где-то там враг снова рвался сквозь океанские просторы, сквозь волны и ветер к берегам его родины. Значит, там быть и ему. Глупо пенять на судьбу, родившись солдатом.


Июль 2013 — Январь 2015.

День победы. Том 6 Эпоха возрождения

Мы не ангелы, ангелы святы,
И не плачет по нам тюрьма,
Мы, Россия, твои солдаты,
Мы такие, как ты сама.
«Чеченская война», М. Калинкин.
«Эпоха возрождения» — завершение цикла «День победы», Россия приходит в себя после оккупации. Освобождение Камчатки от японских интервентов. Патриотизм, пафос, рояли в кустах прилагаются.

Глава 1

Северодвинск, Россия — Москва, Россия
2 июня


Черная «Волга» медленно двигалась по лабиринту ангаров и пакгаузов, ослепляя фарами время от времени попадавшихся навстречу водителей электрокаров и погрузчиков, сновавших туда-сюда по территории производственного объединения «Севмаш», словно трудолюбивые муравьи, несмотря на поздний час. Да и сам огромный судостроительный завод, крупнейший в России и один из крупнейших в мире, индустриальный гигант, наследие «тоталитарного прошлого», кормившее в самые голодные для страны времена за счет одних только экспортных заказов десятки тысяч работяг, их жен, детей, походило на колоссальный муравейник, каждый обитатель которого четко и без излишней суеты выполнял свою задачу. Было уже глубоко за полночь, а тысячи рабочих не покидали гигантские цеха, и лишь немолодой мужчина, расположившийся на заднем сидении лавировавшей по причудливому техногенному лабиринту «Волги», казалось, просто дремал, не замечая ничего вокруг.

Автомобиль выкатился на пирс, и водитель, обернувшись, негромко окликнул своего пассажира:

— Алексей Ильич, мы на месте!

Генеральный директор «Севмаша», человек, отвечавший за бесперебойную слаженную работу невероятно сложного организма, отвечавший как никогда сурово сейчас, по законам военного времени, открыл глаза. В его взгляде не было ни намека на сон. Распахнув дверцу, он выбрался из салона, с наслаждением потянувшись и взмахнув пару раз руками, разгоняя по затекшему телу кровь. «Волга», негромко урчавшая идеально отлаженным движком, будто сытый кот, осталась позади, а Герасимов, сделав несколько шагов, остановился на самом краю пирса. Тяжелые волны с мерным плеском вновь и вновь ударялись о бетонный монолит, разлетаясь веером брызг. Отсюда открывался идеальный обзор на гавань, в которой теснились черные лоснящиеся «тела» множества субмарин, только пришедших на «Севмаш» для очередного ремонта или модернизации, либо готовившихся покинуть судостроительный завод и вернуться к боевой службе, возвращаясь в места постоянного базирования.

Не без внутреннего удовлетворения Алексей Герасимов окинул взглядом диковинную техногенную панораму. В нескольких шагах от него из воды выступал рукотворной горой покатый корпус новейшего стратегического ракетоносца К-550 «Александр Невский», принадлежавшего к проекту 955 «Борей». А часовой в черном бушлате, стоявший навытяжку у спущенного на берег трапа с автоматом поперек груди, с интересом и ожиданием смотрел на генерального директора верфи, наверное, каким-то шестым чувством угадывая скорые перемены, ждущие его и всю до последнего матроса команду атомного ракетоносца.

Атомоход четвертого поколения, вобравший в себя все достижения отечественной теории и практики подводного судостроения, даже внешне выгодно отличался от предшественников, производя впечатление легкости и стремительности. Над округлым лоснящимся корпусом возвышалось ограждение рубки, а вот «горб», обтекатель ракетных шахт, был почти незаметен в отличие от субмарин предыдущего типа «Дельфин», на смену которым и предстояло придти новым «Бореям».

Строительство новых ракетных подводных крейсеров стратегического назначения стало одной из самых амбициозных программ российского флота, самой стабильно финансируемой на фоне продолжавшегося безденежья, усугубленного повсеместным и беззастенчивым воровством, и, возможно, самой успешной, если бы не непредвиденные обстоятельства. Внезапная агрессия США, ставшая известной всему миру, как операция «Доблестный удар», нарушила планы политиков, военных моряков и кораблестроителей, прочивших полдюжины атомоходов в качестве основы морских ядерных сил России на ближайшие десятилетия. В тот день, навсегда изменивший судьбу и России, и, без преувеличения, всего мира, когда с моря на Северодвинск волнами летели американские крылатые ракеты, большая часть подлодок оставалась застывшими на стапелях безжизненными грудами металла. Лишь «Юрий Долгорукий», головной корабль, ставший одним из самых впечатляющих «долгостроев», успел выйти на ходовые испытания. Но он так и застрял в гавани на долгие месяцы, казалось, забытый всеми, не сумевший, попросту еще неспособный, защитить огромную страну от вероломного нападения, выполняя ту важнейшую миссию, ради которой трудились, не жалея сил и не считаясь ни с чем, тысячи русских людей.

В прочем, сейчас Анатолий Герасимов, которому ввиду более высокого статуса, даром, что оставался он лицом сугубо гражданским, было известно чуть больше многих обывателей, сознавал, что даже успей «долгорукий» заступить на боевое дежурство, мало, что изменилось бы, и его ракеты не спасли бы тысячи жизней, оборвавшихся тем майским днем и позже, во время оккупации, когда Россия фактически перестала существовать, как самостоятельное государство, превратившись лишь в территорию, населенную миллионами растерянных людей, полностью покорных воле победителей. Дело было не в ракетах и боеголовках, а в отсутствии воли и решимости тех, кто был наделен властью отдавать приказы, в неготовности их поставить на карту все, включая собственные жизни, ради сохранения независимости державы.

Давний враг тогда мастерски сыграл на чувствах и желаниях людей, стоявших во главе страны. Ультиматум, выдвинутый правительству России, был принят, и под угрозой немедленного нападения премьер-министр арестовал президента Швецова, единственного, кто был готов драться доконца. Наверное, тем, кто стал во главе заговора, фактически совершив переворот, казалось, что они действуют во благо, что опасность миновала, но именно в тот момент, когда верховная власть в стране исчезла, враг нанес удар, добившись успеха.

Лишь немногие смогли или просто осмелились сопротивляться. Командующий Северным флотом России, нарушив прямой приказ главы правительства Самойлова вернуться в базу, направил свою эскадру, в которой были собраны все остававшиеся боеспособными корабли, навстречу армаде врага, надвигавшейся с запада, пяти авианосным ударным группам ВМС США, каждая из которых мощью могла сравняться со всем российским флотом. В неравном бою, исход которого и не мог оказаться иным, были уничтожены ракетные крейсеры «Петр Великий» и «Маршал Устинов», а также «Адмирал Кузнецов», так и оставшийся в истории единственным российским авианосцем. Погибли или получили повреждения, исключавшие возможность продолжить службу, большие противолодочные корабли «Адмирал Чабаненко», «Североморск», «Адмирал Левченко», эскадренные миноносцы «Безудержный» и «Гремящий». Но русские моряки, даже сознавая, что обречены, сражались яростно. Крылатые ракеты «Гранит» и «Вулкан», прорвав хваленую систему ПВО «Иджис», пустили ко дну два американских ракетных крейсера, нанеся тяжелейшие повреждения атомному авианосцу «Авраам Линкольн», символу морской мощи Соединенных Штатов, позже добитому смелой атакой русских подводников.

Балтика, дальний Восток, воды Баренцева моря превратились на несколько часов в поле боя, где сходились в смертельных схватках подводники и летчики, но слишком силен оказался враг, а защитники России, действовавшие порой вопреки приказам испугавшихся до ужаса вождей, были разобщены, лишены единого командования и элементарной связи, и, действуя порознь, могли лишь проиграть, пускай и заставив противника надолго запомнить мужество русских солдат. Ракетный удар по Таллинну, когда сгорели под градом стремительных «Искандеров» сотни агрессоров, отчаянный до безумия бросок танкистов к южным границам страны, через высушенные солнцем степи Ставрополья и безжизненные пустыни Калмыкии не могли уже ничего изменить. Лучшие люди страны, те, кто превыше имел право называться патриотами, заслужив это не громкими речами на шумных митингах, а опасным и тяжелым трудом, гибли в кабинах истребителей, заживо горели в боевых отделениях бронемашин, задыхались в холодном мраке отсеков тонущих субмарин, а враг неумолимо шел вперед, ступая по их телам. Уже на третьи сутки операции бойцы американской Восемьдесят второй десантной дивизии высадились сразу в нескольких аэропортах Москвы, тяжкое ярмо оккупации опустилось на плечи миллионов тех, кто раньше не нашел в себе силы и решимости поднять оружие и встать на пути врага, покорно склоняясь перед его силой.

Герасимов о многом просто не мог знать тогда, как, например, о том, что борьба с захватчиками началась с самых первых дней. Сформированное американцами временное правительство, которое должно было стать надежным инструментом в руках чужаков, оказывало тайную поддержку продолжавшим казавшуюся порой бессмысленной борьбу немногочисленным «партизанам», получавшим помощь и от иных союзников, например, Китая, без вмешательства которого едва ли возможными были последующие события. Сопротивление достигло максимума, когда патриоты подняли знамя мятежа над никому до того неизвестным городком Нижнеуральск. Враг бросил все свои силы, чтобы сокрушить мятежников, практически сравняв с землей непокорный город, но было уже поздно. Страна увидела дело рук оккупантов, прикрывавшихся красивыми словами о защите демократии, общечеловеческих ценностях и международной безопасности, но на деле лишь пытавшихся присвоить природные богатства России, и власть чужаков рухнула, сметенная волной народного гнева. Валерий Лыков, возглавлявший в тот момент временную администрацию, рискуя жизнью, обратился с воззванием, и его услышали многие, поняв, что невозможно больше терпеть, делая вид, что не при чем, взяв в руки оружие и вступив в бой.

Американцы, перед вставшие перед не самым простым выбором, были готовы вести войну на поражение, отбросив в сторону всю шелуху о «миротворческой операции» и «помощи охваченной кризисом России». Но горстка храбрецов доставила на территорию врага ядерные заряды, и половина Сан-Франциско исчезла в атомном пламени, и этот удар оказался решающим. Оккупанты так и не признали поражения, якобы выведя войска для защиты своего населения от неизвестных «террористов», а Россия, вновь вздохнув полной грудью, стремительно начала возрождать былую мощь, потому что каждый понимал — ничего еще не закончилось. И здесь уже директору предприятия «Севмаш» Алексею Герасимову выпал шанс показать свое искусство управленца.

Завод, пришедший в запустение, заработал в полную мощь. Стране, фактически лишившейся флота, нужно было защищать свои границы, и десятки тысяч людей, вернувшиеся в огромные цеха, принялись за дело. «Юрий Долгорукий», наконец, завершив весь цикл испытания, прибыл в Североморск, подняв военно-морской флаг и заступив на боевую службу. Теперь подошел черед и его собрата.

«Александр Невский» не был, однако, единственной подлодкой, замершей в эту осеннюю ночь у достроечной стенки судостроительного завода в Северодвинске, хотя, без сомнений, приковывал к себе значительную часть внимания случайных зрителей. На фоне семнадцатитысячетонного «Борея» ошвартованный по его левому борту многоцелевой атомоход-охотник «Вепрь», ударная субмарина проекта 971 типа «Барс», вовсе не производил впечатления, представая этаким карликом. Прибывшая на «Севмаш» для прохождения ремонта несколько лет назад, она застряла у причальной стенки в ожидании внезапно прекратившегося финансирования, казалось, разделив судьбу многих других кораблей и подлодок русского флота, так и не возвращавшихся в строй. Но неумеренная жадность безвестного чиновника, слишком глубоко запустившего руки в государственную казну, парадоксальным образом обернулась во благо, позволив атомарине избежать участи своих собратьев, уничтоженных в неравных схватках с предпочитавшим бить в спину и без предупреждения врагом, чтобы теперь вновь вернуться на службу обновленной и еще более опасной для любого противника.

Задержав на подлодке взгляд, Герасимов невольно улыбнулся. Стремительные обводы этого превосходного корабля, обтекаемая рубка-«плавник», скошенный назад по-самолетному киль зачаровывали идеальностью очертаний. Совершенные пропорции, выверенные буквально до миллиметра линии, ничего лишнего, способного нарушить смертоносную гармонию. Ну а тех, на кого «Вепрю» и его «систершипам» предстояло охотиться в глубинах мирового океана, стремительно возникая из бездны и расстреливая в упор залпами тяжелых торпед, их облик приводил в неподдельный ужас, даже сейчас заставляя с почтением относиться к России и ее морякам.

Но и атомный ракетоносец, и призванный в скором времени стать его эскортом в дальних походах «Вепрь» как-то терялись в сравнении с возвышавшимся у самого выхода из бухты, наполовину скрывшись под свинцовой гладью воды, колоссом. Его сдвинутая к корме рубка была похожа на выраставший прямо из ледяных волн многоэтажный дом, а ширины корпуса хватило бы, чтобы провести футбольный матч. Стратегический подводный ракетоносец ТК-20 «Северсталь» проекта 941, способный полным залпом превратить в радиоактивную пустыню целую страну, выглядел именно тем, чем являлся на самом деле — чудовищным орудием разрушения, по иронии судьбы служа долгие годы самым надежным гарантом мира на всей планете. Сорок восемь тысяч тонн смертоносной мощи, ночной кошмар американских адмиралов, «Северсталь» и прочие немногочисленные корабли серии — уж больно дорогим стало их содержание для страны «победившей демократии» — не смогли остановить врага, их грозные ракеты Р-39 так и не покинули шахты. Но теперь грозные «Тайфуны», как окрестили их западные эксперты, возвращались в строй, готовясь исполнить свое предназначение, став надежным щитом России, и «Северстали» предстояло первой выйти в океан, став самым весомым символом возрождавшейся русской морской мощи.

Алексей Герасимов тяжко вздохнул. Лучшие из лучших, самые совершенные в своем классе атомные субмарины, гордость некогда великой страны, надежнейший щит, за которым могли мирно жить миллионы ее граждан — и практические единственные, ныне сохранившиеся в строю. При этой мысли гендиректор ведущего судостроительного предприятия России до боли в ладонях стиснул кулаки. Что ж, он постарается сделать все, чтобы восстановить могущество своей страны, и многое уже сделал, и несколько бессонных месяцев, проведенных прямо в цехах, невеликая цена.

Из-за приоткрытых ворот ближнего эллинга, монументального сооружения, способного укрыть практически любой военный корабль, за исключением, разве что, атомного авианосца, были видны бледно-голубые всполохи электросварки. Сквозь узкую щель меж высоких створок угадывались очертания характерного сплюснутого корпуса, из-за чего подводные ракетные крейсеры проекта 949 типа «Антей» и получили неофициальное прозвище «батоны». Несколько лет назад строительство последнего корабля серии, «Белгорода», было приостановлено — кончились деньги. Но недавняя агрессия подействовала на многих наподобие ледяного душа, а работы возобновились, да с такой интенсивностью, что Герасимов даже не сомневался — грозный «убийца авианосцев» войдет в строй еще до наступления нового года. А это означает, что эскадры врага, вольно бороздящие океаны, уже не смогут так безбоязненно приближаться к русским берегам, опасаясь стать мишенью двух дюжин стремительных «Гранитов», грозящих из-под воды.

Дребезжащий звук мотора, оборвавшийся скрипом тормозов, заставил Герасимова обернуться. Прикрыв ладонью лицо — яркие лучи автомобильных фар били в глаза — он увидел притормозивший в паре десятков метров армейский УАЗ цвета «хаки». Распахнулась задняя дверца, и на бетон спрыгнул невысокий мужчина в черной шинели и фуражке, чуть сдвинутой на затылок. Резким взмахом руки заставив остаться на месте водителя-матроса, моряк двинулся к Герасимову. В свете фар сверкнуло золото погон на его плечах.

Приблизившись к руководителю «Севмаша», контр-адмирал Колгуев, вновь назначенный командующий Северным флотом России, протянул тому широкую ладонь. Молча мужчины обменялись крепким рукопожатием. При этом чуть качнулась золотая звезда на груди адмирала — память о самоубийственной атаке на американский авианосец подводного крейсера «Воронеж», командиром которого был тогда еще капитан первого ранга Юрий Колгуев.

Став рядом с Герасимовым, адмирал окинул взглядом погруженную в полумрак, едва рассеиваемый светом редких прожекторов, гавань, и его губы растянулись в улыбке — здесь денно и нощно ковалось морское могущество возрождавшейся из хаоса страны. И пусть нынешний Северный флот, принявший на себя самый мощный удар врага, представлял собой поистине жалкое зрелище по сравнению с той армадой, какой он являлся лет двадцать назад, когда сам Колгуев только примерил черную форму кадета Нахимовского училища, все должно измениться, и совсем скоро.

Все так же ничего не говоря, Герасимов достал из кармана пачку «Беломора», протянул ее адмиралу. Тот, благодарно кивнув, вытащил сигарету, прикурив от протянутой инженером зажигалки, и с наслаждением затянулся. Алексей Герасимов тоже закурил. Выдохнув струю табачного дыма, он, нарушив, наконец, молчание, спросил, взглянув чуть искоса на адмирала:

— Еще не пора?

— Нужно ждать. Они как раз над нами сейчас пролетают. Подождем!

Колгуев, задрав голову, взглянул на небо, затянутое редкими облаками, из-за которых мерцали голубые искорки звезд. Где-то там, на высоте сотен верст от поверхности планеты, мчался в безвоздушном пространстве со скоростью восемь километров в секунду американский спутник оптической разведки «Ки Хоул-11». Противник, вынужденный покинуть Россию, непрерывно напоминал о себе, не позволяя расслабляться и пытаясь держать территорию огромной страны под непрерывным наблюдением. Но все же американцы были не всесильны, и спутников у них оказалось не так много, а график их движения очень быстро вычислили специалисты из Войск космической обороны России. И потому жизнь здесь, на «Севмаше», как во многих других местах на просторах страны, замирала и вновь пробуждалась по нескольку раз на дню, когда на земле точно были уверены, что из поднебесья на них не нацелены чужие объективы. Вот и теперь очередной «сателлит» исчез за горизонтом, и как только Северодвинск, давно уже погрузившийся в сон, исчез из поля зрения его оптоэлектронных камер высокого разрешения, адмирал, взглянув на Герасимова, решительно произнес:

— Начинаем! — и, обернувшись к стоявшему позади него служебному УАЗу, громко крикнул: — Сержант, сигнал!

Молодой моряк, вздрогнув от резкого оклика, схватил гарнитуру стоявшей на сидении рядом с ним радиостанции Р-159, произнеся только одно слово, которого ждали сотни людей, не думавших про сон этой ночью. Разом вспыхнули сотни мощных ксеноновых ламп, превращая тьму в ясный день. Взревели двигатели мощных тягачей, с разных сторон выползших на пирс. Качнулись, разворачиваясь, стрелы кранов.

— У нас будет «окно» не более трех часов до появления следующего спутника, — напомнил генеральному директору, нервно жевавшему погасший окурок, адмирал Колгуев, помнивший «расписание электричек» — график пролета вражеских разведывательных спутников — наизусть, без подсказок. — За это время предстоит сделать очень многое!

— Успеем! Все устроим в лучшем виде!

Судя по дерганым движениям рук, Герасимов нервничал, почти не скрывая этого. Но ему, единственному на пирсе, не занятому настоящим делом, это было простительно, в отличие от сотен мужчин в рабочих спецовках и черных морских бушлатах, буквально облепивших корпус «Александра Невского», над которым уже плыли, опускаясь все ниже, стрелы подъемных кранов.

С прицепов выехавших к самой кромке причала тягачей стащили брезентовые полотнища, обнажив плотно уложенные, бок к боку, веретенообразные «туши» торпед. Ажурная стрела подъемного крана, обманчиво хрупкая при взгляде издали, склонилась над кузовом ближайшего «Урала», легко подхватив первую «рыбу», будто та и не весила две с лишним тонны. Колгуев и Герасимов, разом запрокинув головы, проводили взглядами проплывшую над ними торпеду УГСТ, пока та не исчезла в узком проеме распахнутого в носовой части «Александра Невского» люка, первая из двенадцати, входивших в штатный боекомплект «Борея». Работа спорилась, вполголоса матерящиеся мужики в спецовках и касках обмотали тросами следующую торпеду, и стрела крана плавно поднялась вверх, отрывая ее от ложемента.

— Черт, не успеем! — Колгуев нервно притоптывал, словно от холода, хотя было достаточно тепло, по крайней мере, для этой широты. — Не успеем!

Одна за другой торпеды перегружались с берега на борт «Александра Невского», занимая места на стеллажах автоматизированной боеукладки стратегического ракетоносца, серьезный аргумент в схватке с любым надводным или подводным противником. Но не они должны были стать «главным калибром» подлодки, предназначенной вовсе не для морского боя.

Грузовики, рыча мощными двигателями, выпуская из выхлопных труб струи сизого дыма, один за другим покидали пирс. За ними потянулись и рабочие, довольно улыбавшиеся, радовавшиеся качественно выполненному делу. А адмирал, сопровождаемый Алексеем Герасимовым, двинулись им навстречу. Стоявший у сходен матрос вскинул ладонь к виску, вытянувшись по стойке смирно. Быстро взбежав по чуть шатавшемуся трапу, Колгуев нос к носу столкнулся с моложавым офицером в морской форме, на груди которого тускло блестела такая же золотая звезда, какую с гордостью носил сам адмирал. Тот, так же четко отдав честь, представился:

— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал! Командир атомного подводного крейсера стратегического назначения «Александр Невский» капитан первого ранга Шаров!

— Здравствуйте, товарищ капитан! — По-уставному отдав честь, Степанов пожал руку стоявшего перед ним офицера. — Корабль готов?

— Так точно! Загрузка боекомплекта завершена, припасы на борту, команда на своих местах!

— Выходим в море немедленно!

Все трое, пройдя по чуть пружинившей под ногами палубе, обтянутой толстым слоем специальной резины, поглощавшей импульсы чужих сонаров, нырнули в узкий поем люка, спустившись по крутому трапу в отсек. Главком и директор «Севмаша», следуя за командиром «Александра Невского», прошли по довольно узким коридорам, залитым рассеянным светом люминесцентных ламп. Попадавшиеся на пути матросы козыряли, отступая в сторону и прижимаясь к переборкам, чтобы уступить дорогу офицерам. Изредка встречались и люди в гражданской одежде — работники судостроительного завода завершали так неожиданно прерванные работы прямо на плаву.

Изнутри стасемидесятиметровая субмарина уже не казалась такой уж огромной — большая часть ее объема была занята механизмами, вооружением, системами жизнеобеспечения, требовалось место и для всевозможных припасов, необходимых, чтобы автономное плавание под полярными льдами продолжительностью три месяца не стало бы пыткой для экипажа. Но именно по этой же причине для каждого члена команды были созданы отличные условия. Маломестные кубрики для матросов, каюты для офицеров, спортзал и даже баня, отделанная настоящим деревом, почти как на «плавучих отелях», стратегических атомоходах проекта 941 типа «Акула».

Стоило только командующему Северным флотом появиться в ярко освещенном помещении центрального поста, укрытом в недрах прочного корпуса подлодки, вахтенный громко крикнул «Внимание!», и подводники вытянулись по стойке смирно. Поприветствовав их, Колгуев отошел в сторону, обернувшись к Шарову и сказав тому:

— Командуйте, товарищ капитан!

Пройдя в центр отсека, и окинув его цепким взглядом, будто желал убедиться, что все подчиненные находятся по-прежнему на своих местах, капитан второго ранга Шаров четко произнес:

— Отдать швартовы! Поднять мощность реакторов до десяти процентов! Самый малый назад!

Остававшиеся на палубе матросы отвязали толстенные канаты, с плеском упавшие в воду. Капитан рейдового буксира РБ-47, надежно связанного с «Александром Невским» пуповиной стального троса, из высоко поднятой над палубой рубки разглядывавший огромный в сравнении с его корабликом атомоход, отдал приказ, и вода за кормой вспенилась под ударами лопастей винта. Следуя за трудягой-буксиром, подлодка, помогавшая себе приводимыми в движение электроэнергией подруливающими устройствами ПГ-160, выдвинувшимися из корпуса, скользнула вдоль пирса, выходя на чистую воду. А из активной зоны ядерных реакторов ОК-650Б один за другим извлекались графитовые стержни, единственная преграда для хаотично метавшихся быстрых нейтронов, принявшихся с удвоенной силой дробить атомы сверхплотного урана, выпуская на свободу связывавшую их мощь.

Ядерное пламя, чуть тлевшее внутри реакторов, вспыхнуло с новой силой, щедро наполняя энергией многочисленные системы подводного атомохода. Каждый реактор мог выдавать сто девяносто мегаватт, достаточно, чтобы даже самой лютой зимой осветить и обогреть средней величины город, но находящемуся на боевом дежурстве стратегическому ракетоносцу могло оказаться мало даже этого.

Взгляды сразу нескольких офицеров из команды «Борея» оказались прикованы к индикаторам температуры и радиоактивности. Атом, казалось, давно и надежно обузданный и поставленный на службу человеку, все же оставался непредсказуемым и опасным. Достаточно было секундной оплошности, чтобы реакция из управляемой превратилась бы в цепную, и тогда на мгновение ночь над Северодвинском сменится ярким днем. В прочем, там, где может ошибиться человек, сработает автоматика, заглушая реактор, превращая его из зарождающейся звезды в кусок пусть радиоактивного, но лишь металла, смертельно опасного только для тех, кто будет находиться буквально вплотную.

Буксир, выполнив свою работу, отошел в сторону. Двигаясь самым малым ходом, осторожно лавируя, огибая с ювелирной точностью выдававшиеся далеко в бухту пирсы, атомный ракетоносец «Александр Невский», наконец, достиг устья Двинской губы, выходя в акваторию Белого моря. Лишь тогда Шаров приказал:

— Все вниз. Задраить люки. К погружению товсь!

Субмарина отгораживалась от внешнего мира створками герметичных люков, выдерживавших колоссальное давление извне. Как только глубина под килем достигла необходимого минимума, в балластные цистерны хлынули потоки забортной воды, и подлодка начала медленно погружаться, исчезая с поверхности. Лишь когда над рубкой сомкнулись тяжелые волны, адмирал Колгуев и Алексей Герасимов, скромно стоявшие у переборки, чтобы не мешать занятым своим делом подводникам, синхронно выдохнули, разом взглянув на часы — до появления очередного американского спутника-шпиона оставалось еще чуть более часа. Уставившись друг на друга, оба улыбнулись:

— Успели!

Огромная подлодка, целый плавучий город, осторожно кралась в нескольких десятках метров под поверхностью воды, перестав существовать и для чужих, и для своих. Она словно перенеслась в иное измерение, параллельный мир, и только протянувшаяся к поверхности тонкая нить антенны радиосвязи продолжала связывать ее с оставшейся за бортом нерадостной реальностью.

— Товарищ адмирал, какие будут приказания?

Капитан Владимир Шаров вопросительно уставился на командующего Северным флотом. Никто из находившихся на борту «Александра Невского» офицеров и матросов до конца не представлял цель неожиданного выхода в море, но, увидев погрузку торпед, многих посетили не самые веселые мысли.

— Следуем в квадрат «двадцать два — четырнадцать», — распорядился адмирал. — Там нас должны встречать.

— Есть! Штурман, проложить новый курс! Машинное, мощность реактора поднять до пятнадцати процентов. Увеличить скорость до двадцати пяти узлов!

Плавно и почти бесшумно благодаря сменившему традиционный гребной винт водометному движителю субмарина выполнила разворот, быстро набирая ход. Буквально протискиваясь сквозь сдавившие со всех сторон выполненный из сверхпрочной стали корпус тысяч тонн морской воды, она направлялась туда, где воды Белого моря смыкались с морем Баренцевым. Наблюдавший за работой моряков в центральном посту Алексей Герасимов, грустно вздохнув, качнул головой:

— Или слишком молодые, или слишком старые!

Колгуев, услышав ни к кому не обращенную реплику своего спутника, пожал плечами:

— Новобранцы, пришедшие на флот уже после оккупации, или резервисты. Но они достаточно успели увидеть, и будут служить по совести, и, если придется, пойдут в бой и погибнут без колебаний.

— Если все погибнут, кому же достанется Россия?

Адмирал, ничего не ответив, просто отвернулся, наблюдая за слаженной работой подводников, превращавшихся в единое целое, стоит только субмарине погрузиться. Для них служба давно уже превратилась в служение, в высшую честь для мужчины и воина, получившего право защищать свою родину. Им было доверено мощнейшее оружие, этим людям в черной форме, замершим с бесстрастными лицами перед своими приборами. Уже сейчас «Борей» представлял немалую силу, пусть и был лишен своего «главного калибра», но именно для того, чтобы исправить это недоразумение, он и вышел в море в нарушение всех планов и сроков.

— Надводная цель слева по борту, — неожиданно доложил акустик. Шум чужих винтов лишь чуть коснулся носовой сферической антенны гидроакустического комплекса МГК-600Б «Иртыш-Амофора», тотчас превратившись в метку цели на мониторе. — Пеленг шестьдесят!

— БЧ-3 боевая тревога, — немедленно отозвался Шаров, весь разом подобравшийся, будто готовый к броску хищник. — Зарядить торпедные аппараты!

Подчиняясь командам с пульта управления, открылись массивные крышки, и в темное нутро торпедных труб скользнули матово-черные «сигары» тяжелых торпед УГСТ, а пальцы торпедистов застыли над кнопками пуска.

— Снизить ход до десяти узлов! Подвсплыть на глубину двадцать метров! Поднять перископ!

Избавившись от части балласта, «Александр Невский» поднялся ближе к поверхности, разрезая волны трубой перископа. На экране в центральном посту появился силуэт находившегося еще достаточно далеко корабля, над которым трепетал на ветру Андреевский флаг.

— Нас ужу ждут, — удовлетворенно хмыкнул Юий Колгуев, и скомандовал Шарову: — Всплывайте!

«Борей» показался на поверхности, когда его и транспорт вооружений «Амга» проекта 1791 типа «Кальмар» разделяло уже не более трех кабельтовых. Похожий на мирный сухогруз корабль выдавал свою принадлежность к военному флоту разве что установленными на носу и корме спаренными зенитными автоматами калибра двадцать пять миллиметров, но и те сейчас были заботливо укутаны брезентом, тем более, при встрече с настоящим противником это была не более, чем видимость защиты.

Капитан «Амги» вышедшей в море из Североморска ровно сутки назад, точно знал, с какой целью прибыл в указанный квадрат, и все же вырвавшаяся из пучины огромная субмарина, всплывшая по правому борту, заставила его от неожиданности вздрогнуть. Но уже через мгновение моряк взял себя в руки. Подчиняясь его приказу, на надстройке вспыхнул семафор — запрет на использование радиосвязи был категоричным и абсолютным, да капитан и сам понимал, как легко перехватить радиограмму, а равно и то, что никакой шифр не является идеальным и рано или поздно будет раскрыт.

Тем временем адмирал Колгуев вместе с Шаровым и Герасимовым поднялись на ходовой мостик, где уже находилось несколько матросов в тяжелых бушлатах и надвинутых по самые брови форменных черных ушанках.

— Приказывают выровнять ход и стать по правому борту, — сообщил сигнальщик, влет читавший морзянку с «Амги».

— Ну, раз приказывают, значит будем выполнять, — ухмыльнулся Шаров, скомандовав: — Уменьшить ход до шести узлов!

«Александр Невский» поравнялся с транспортом, с массивной сдвинутой к корме надстройки которого махали руками свободных от вахты матросы. Толстые канаты с плеском упали в воду и были подхвачены высыпавшими на палубу подлодки моряками, на некоторое время превращая два корабля в единое целое.

— Открыть крышки ракетных шахт! — приказал Владимир Шаров.

Обтекаемая надстройка-«горб», вздыбливавшаяся за ограждение рубки, превратилась в подобие раскрывшихся рыбьих жабр. А длинная стрела подъемного крана, установленного на носу транспорта, уже подхватила один из уложенных в его трюм массивных цилиндрических контейнеров. Шестнадцать таких цилиндров, баллистических ракет Р-30 «Булава-М», были готовы к погрузке на борт стратегического атомохода, превращая его в подлинного «убийцу континентов». Тайно, окольными путями они были доставлены на Кольский полуостров — для транспортировки каждой ракеты требовался отдельный вылет транспортного самолета Ил-76, и даже тяжеловоз Ан-124 «Руслан» мог поднять в воздух за раз не более трех ракет — и также скрытно перегружены на борт «Амги», чтобы теперь занять свои места в ракетных шахтах «Александра Невского».

Затаив дыхание, находившиеся на мостике ракетоносца люди, как завороженные, наблюдали за тем, как черный цилиндр, достигавший в длину почти тринадцати метров при диаметре два метра, плавно скользнул в шахту.

Волнение моря и то, что все происходило в движении, делало эту процедуру особенно сложной. Но крановщик с «Амги» с задачей справился, с идеальной точностью, не ошибившись ни на миллиметр, опустив сорокасемитонное «тело» баллистической ракеты, похожей на гигантскую черную пулю, в казавшееся бездонным нутро.

— И все же, отчего не сделать это же самое у причала? — Герасимов, чувствовавший, как от напряжения пересохло горло, взглянул на командующего Северным флотом. — Всем было бы удобнее. А так — одно резкое движение — и подлодку снова придется возвращать на стапель!

Твердотопливная Р-30 была все-таки намного более безопасной по сравнению с баллистическими ракетами предыдущего поколения на жидком топливе типа Р-29, заполненными тоннами ядовитого гептила, при сравнимых характеристиках. Но даже просто удар по корпусу, без дальнейшего пожара или разлива горючего, мог свести на нет напряженные усилия кораблестроителей, сделавших все возможное и невозможное, чтобы ввести в строй стратегический ракетоносец в кратчайшие сроки.

— На берегу слишком много посторонних глаз, и не все из них принадлежат друзьям, Алексей Ильич. А здесь, в море, чужих нет, да и передать информацию не так просто. Пусть американцы как можно дольше остаются в неведении, что на борту «Невского» находится полный боекомплект.

— Все равно американцы рано или поздно узнают об этом!

— Верно, узнают, — не стал спорить адмирал. — Но не раньше, чем подлодка займет позиции под арктическими льдами в готовности нанести удар по территории США. И тогда уже ни одни шпион не спасет Америку!

Одна за другой, все шестнадцать ракет «Булава-М», были перегружены с транспорта на субмарину, заняв свои места в ракетных шахтах, крышки которых плавно опустились, возвращая обводам «Борея» прежнюю плавность и стремительность. Отдали швартовы, и «Амга», грохоча дизелями, отошла в сторону, набирая ход. Выполнив свою миссию, транспорт спешил вернуться в базу, а «Александр Невский» вновь уходил на глубину, скрываясь от любопытных взглядов из космоса — до появления очередного американского спутника оставались ничтожные минуты.

— Ну, что же, товарищ капитан, — Колгуев, взглянув на командира «Александра Невского», довольно оскалился. — Теперь у вас появились крепкие клыки!

— Да теперь мы прямо отсюда можем достать до Сиэтла и даже до Чикаго! Если американцы хотя бы резко дернутся в нашу сторону, мы превратим половину их территории в радиоактивную пустыню, покрытую стекловидной массой. Только прикажите!

Глаза подводника сверкали стальным блеском, а голос звенел, будто натянутая струна, вот-вот готовая лопнуть. Он знал цену своим словам, один из немногих моряков России, побывавших в настоящем морском бою, а не ставший беспомощной мишенью для вражеских ракет. И те, кто слышал его сейчас, не сомневались, что все произойдет именно так, как обещает Владимир Шаров.

— Надеюсь, вам никогда не придется выполнять такой приказ, капитан, — вздохнул Колгуев, взглянув в глаза командиру «Борея». — Но вы должны быть готовы к этому. Закончен лишь бой, но не война. Враг силен и сделает все, чтобы смыть позор поражения. И вы теперь стали одним из немногих, кто сможет сдержать их!

— Я не подведу, и никто из моих людей не подведет, товарищ адмирал!

Кивнув, Юрий Колгуев достал из-за пазухи большой конверт из плотной бумаги, весь покрытый сургучными печатями. Протянув его Шарову, командующий Северным флотом пояснил:

— Пусковые коды. С этой секунды ваша подлодка находится на боевом дежурстве!

Осторожно приняв из рук адмирала конверт, Владимир Шаров аккуратно, словно тот был из хрупкого хрусталя, убрал пакет, в котором буквально были заключены судьбы сотен тысяч, если не миллионов людей, живущих где-то далеко за океаном, в карман форменных брюк.

— Мы даже программу испытаний не закончили, — вмешался Герасимов.

— Вот в деле все и проверите. Вы знаете не хуже меня состояние флота, Алексей Ильич. На счету каждый корабль!

— Это мне известно лучше вас. Но выпускать в дальний поход подлодку, да еще с ядерным оружием на борту — преступление. Мы запросто можем потерять субмарину со всем экипажем, а подготовленные моряки — это самая большая ценность, не сравнить ни с каким «железом».

— Я не утверждаю, что «Александр Невский» выйдет в открытый океан завтра или послезавтра, — попытался успокоить главного инженера «Севмаша» Колгуев. — У ваших людей будет время, чтобы все еще раз проверить, протестировать. Пока подлодка направляется в Североморск, к месту постоянного базирования. Там она окончательно вольется в состав ВМФ России, на страх и на зависть всем врагам!

«Александр Невский», держась на глубине несколько десятков метров — погружаться ниже в мелководном Белом море было попросту опасно — продолжал двигаться на север, огибая побережья Кольского полуострова. А в штабах по другую сторону Атлантического океана уже начиналась тихая паника.

Спутник оптической разведки «Ки Хоул-11», совершая очередной виток над поверхностью голубой планеты, поднялся над горизонтом, нацелив объективы мощных бортовых камер на гавань Северодвинска. Прошли времена, когда спутники сбрасывали на землю капсулы с отснятой пленкой, которую сперва нужно было отыскать, порой в совершенно глухих местах, затем еще проявить и обработать. Теперь превращенные в набор электромагнитных импульсов кадры сперва направлялись на висевший на геостационарной орбите военный спутник связи «Милстар», и уже с него — в расположенный на другой стороне земного шара центр обработки информации, откуда они уже рассылались заинтересованным пользователям в штабах и офисах разведывательных служб.

Несколько человек в морской форме и мундирах сухопутных войск терпеливо ожидали эти данные в одном из залов глубоко под фундаментом Пентагона. Едва первые кадры появились на экране, сразу несколько офицеров издали удивленные восклицания, указывая на внезапно опустевшее место у одного из пирсов:

— «Борей» исчез!

Уже через несколько минут руководитель оперативной группы докладывал командующему ВМС США адмиралу Флемингу. Тот, выслушав донесение, недоуменно нахмурился:

— Подлодки и корабли русских можно пересчитать по пальцам! Неужели у нас недостаточно ресурсов, чтобы вести за ними постоянное наблюдение?

— Адмирал, сэр, спутники не могут быть всюду одновременно. Наша агентура также ничего не сообщала в последнее время, и мы решили, что этот «Борей» не представляет непосредственного интереса.

— Субмарина, несущая шестнадцать баллистических ракет SSN-X-30 с шестью боеголовками индивидуального наведения типа MIRV не может не представлять интереса, черт возьми! Дьявол, они одним залпом могут испепелить пол-Америки!

— По данным военно-морской разведки, на ее борту не было ракет. Этот «Борей» даже не прошел полный цикл испытаний!

Флеминг, не выдержав, ударил кулаком по столу, и ходя в режиме видеоконференции это выглядело не слишком впечатляюще, докладывавший офицер умолк на полуслове.

— У меня на столе лежит рапорт из ЦРУ, — выговаривая каждое слово, произнес командующий флотом США. — По их данным, на Кольский полуостров доставлено не менее десяти баллистических ракет с ядерными боеголовками в течение нескольких последних недель. Русские были осторожны и сделали почти все, чтобы не привлечь нашего внимания. А двое суток назад ракеты были погружены на борт корабля снабжения класса «Амга», покинувшего базу в Североморске и исчезнувшего в неизвестном направлении. Вот теперь, кэптен, подумайте, где могут оказаться эти ракеты и на что они могут быть сейчас нацелены?

— Прошу прощения, сэр!

— Нужно немедленно установить местоположение этого «Борея».

— Наверняка он бросит якорь в одной из баз русского флота под Североморском или Мурманском, адмирал, сэр! Там много защищенных укрытий, подземные стоянки, в которых может поместиться даже стратегический ракетоносец.

— Вести за ними непрерывное наблюдение! Запросите поддержку у ВВС, пусть направят туда беспилотники. Русские наверняка попробуют провести свою субмарину, пользуясь «окнами» в графике пролета спутников. Но у нас должны быть там «глаза» каждую секунду!

— Я немедленно свяжусь со штабом ВВС, сэр!

— И еще, какими силами мы располагаем в этом районе сейчас?

— Сэр, в Норвежском море находится авианосная ударная группа во главе с атомным авианосцем «Джордж Буш». Также там действуют ударные субмарины «Гринвилл», «Санта Фе» и «Хемптон» класса «Лос-Анджелес» а также новейшая «Норт Кэролайн» типа «Виржиния».

— Всем подлодкам приказ — немедленно выдвигаться в Баренцево море. Обнаружить русский «Борей» любой ценой и установить за ним непрерывное слежение.

— Сэр, если русские обнаружат у своих берегов наши субмарины, это будет поводом для новой войны, — осторожно заметил офицер.

— Какого дьявола, кэптен? Русский флот ржавеет или на дне, или догнивает в своих базах! И в лучшие их времена мы ходили в эти воды, как к себе домой, черт возьми! Нам никто не смеет помешать! Выполняйте мой приказ!

— Есть, сэр!

Связь в американском подводном флоте была организована почти идеально. Уже через час самолет дальней связи Е-6А «Меркюри», барражировавший над северной Атлантикой, выпустил длинный «хвост» антенны сверхдлинноволнового диапазона, передав короткую радиограмму находившимся на боевых позициях подлодкам. Получив неожиданный приказ, четыре американские субмарины разом изменили курс, стремительно ускоряясь, но оставаясь при этом все такими же бесшумными, смертоносными призраками холодной океанской бездны. Невесомо паря над глубоководными котловинами и подводными хребтами Норвежского моря, они мчались на восток, будто почуявшие след гончие. Охваченные азартом предстоящей охоты на русскую подлодку, настоящего дела, капитаны и их команды дрожали от нетерпения, но им предстояло еще преодолеть тысячи миль, продираясь сквозь сжатую под собственным весом толщу соленой воды. Гораздо быстрее до цели добрался противолодочный самолет «Орион».

Вылетев из исландского Кефлавика через два часа после поступления приказа, патрульный Р-3С взял курс на восток. Мощные экономичные турбовинтовые двигатели позволяли ему находится в воздухе несколько десятков часов, гораздо дольше, чем мог выдержать организм пилотов, при этом перемещаясь гораздо быстрее, чем «основной противник» — атомные подводные лодки. А несколько десятков гидроакустических буев на внутренней подвеске могли накрыть частой сетью, сквозь которую незамеченной не проскользнула бы даже самая современная и скрытная субмарина, несколько сотен миль морской поверхности.

Преодолев границу полярных владений России, скорее чисто символический, чем реальный рубеж, американский самолет взял курс к берегам Кольского полуострова. Он неторопливо летел на юго-восток на высоте восьми тысяч метров, выше облаков, чуть покачиваясь в хаотичных своевольных воздушных потоках.

— Думаю, сэр, русским не понравится, что мы летаем так близко от их границ, — заметил, без особого, в прочем, волнения, второй пилот, видевший перед собой только плотную стену облаков, похожих на серую скомканную вату.

— Мне плевать, что нравится русским, а что нет. Пусть захлебнутся желчью, глядя на нас, а мы будем летать, где хотим!

— У них есть истребители и ракеты «земля-воздух»!

— Стрелять они все равно не посмеют!

Внезапно наполнивший кабину визг системы предупреждения об облучении заставил обоих пилотов выругаться, одного с удивлением, а другого — с нескрываемым испугом.

— Нас подсвечивает радар!

— Активировать станцию РЭБ! Ослепить их!

Экипаж Р-3С действовал слаженно и быстро, ведь сейчас на кону оказалось самое ценное для каждого — собственная жизнь. Поток активных помех «забил» несущий диапазон русского локатора, заслоняя истинную цель множеством то возникавших, то исчезавших «фантомов». Увидев, как по экрану суматошно перемещаются десятки отметок, порой полностью скрывавшихся в завесе «крупы», оператор РЛС 91Н6Е зенитного комплекса С-400 «Триумф», выругался от досады. Находившийся в тесном, наполненном гулом работающей аппаратуры чреве приборной кабины полковник Попов, поняв причину такого проявления эмоций, приказал:

— Отстроиться от помех! Сменить несущую частоту!

— Есть!

Пальцы оператора буквально порхали над приборной панелью, и через несколько секунд экран очистился от мусора. Луч обзорного локатора, продравшись сквозь плотную завесу помех, вновь осветил неторопливо летящий вдоль воздушной границы России самолет. Находясь в нескольких десятках километров от береговой линии, он уже оказался в зоне поражения зенитно-ракетного дивизиона. Комплекс «Триумф», позиции которого находились в полусотне верст от авиабазы в Мончегорске, заодно накрывал непроницаемым «зонтиком» и основные базы Северного флота. Уже пришли в боевую готовность укрытые в ложбинах меж отполированных полярным ветром и снегом сопок пусковые установки. В системы наведения ракет были загружены параметры цели, и командиру дивизиона полковнику Попову оставалось только отдать приказ.

— Цель опознана?

— Так точно, — отозвался радиометрист. — Судя по сигнатуре, это патрульный самолет типа «Орион».

— Американский, — задумчиво пробормотал Попов, потирая подбородок. — Хотя, возможно, и норвежцы решили пошалить. Взять цель на сопровождение! Огонь только по команде!

Дивизион ЗРК С-400, совсем недавно еще защищавший небо Москвы, являлся основой ПВО Северного флота, обладая просто фантастической дальностью действия по сравнению с любыми другими аналогичными комплексами. И сейчас его ракеты были наведены на незваного гостя, тщетно пытавшегося укрыться за помехами. Расчеты пусковых установок выполнили все приготовления, ожидая приказа своего командира. Точно так же готовились к бою и несколько дивизионов более старых систем С-300ПМУ. Многие из тех, кто нес на них службу, хорошо помнили Майскую войну, помнили, как волна за волной на Мурманск, Североморск, Видяево накатывали с моря «Томагавки», волна за волной, сжигая, разрушая, убивая сотнями ничего не понимающих людей, и никто не желал дать еще один подобный шанс врагу.

«Орион», превратившийся в движущуюся мишень для русских ракет «земля-воздух», продолжал свой полет, не отклоняясь от курса ни на дюйм. Когда на нем сомкнулись лучи многофункциональных радаров управления 92Н2Е, пилоты, по спинам которых предательски стекали холодные струйки липкого пота, лишь крепче сжали рычаги штурвалов. Но не громоздкий тихоходный «Локхид» привлек внимание оператора обзорной РЛС, продолжавшей сканировать широким лучом воздушное пространство на полтысячи верст. Очередной импульс наткнулся на какое-то препятствие в толще воздуха, отразившись новой меткой на экране.

— Неопознанная цель, — доложил оператор командиру дивизиона, который и сам обратил внимание на возникшуювдруг близко к центру экрана пульсирующую точку. — Дальность девяносто, высота десять тысяч! Движется курсом восемьдесят пять! На запросы системы опознавания «свой-чужой» не отвечает!

— Что это за ерунда?!

— Сигнал слабый, товарищ полковник. Очень малая отражающая поверхность. Возможно, крылатая ракета. Непонятно, почему только одна?

Попов с сомнением помотал головой:

— Нет, ракета едва ли. «Томагавки» летают на предельно малых высотах. Скорее, самолет-«невидимка». Например, бомбардировщик В-2.

— Это же носитель ядерного оружия! Да «Спирит» в одиночку может выжечь всю Мурманскую область!

В груди полковника внезапно похолодело. Ядерное оружие уже было пущено в ход в этой войне. Американцы, до сих пор не пришедшие в себя после этого, не рисковали выдвигать свои корабли к берегам России, испытывая инстинктивный страх. Но, возможно, кто-то по ту сторону Атлантики решил отплатить русским той же монетой. Малозаметный бомбардировщик «Спирит» В-2А способен скрытно доставить к цели шестнадцать термоядерных бомб В-83 мегатонного класса, разом уничтожив большую часть боеспособных кораблей и подводных лодок, в том числе и тех, что вооружены баллистическими ракетами. А затем последует масштабный нокаутирующий удар разом по всем направлениям, после чего от огромной страны останутся лишь воспоминания.

— Цель номер два взять на сопровождение! Огонь по готовности!

Американский беспилотный самолет-разведчик RQ-3 Dark Star, вылетевший с одной из баз ВВС Норвегии, незамеченным проник в воздушное пространство России в районе Печенги. «Дрон» уступал в дальности полета своему более успешному аналогу «Глобал Хок». Он также не мог нести на борту оружие, в отличие от «зубастого» MQ-9 «Рипер», но использование при его создании технологии «стелс» превращало беспилотник в настоящего призрака. Лишь на считанные мгновения он проявлялся на экранах локаторов, заставляя операторов недоуменно чесать в затылках, удивляясь странным атмосферным помехам. Лучи радаров буквально обтекали плоскую гондолу фюзеляжа, плавно сопряженную с углепластиковым крылом с размахом более двадцати одного метра, в которой размещался мощный радар, дополненный оптоэлектронной камерой.

Именно такой аппарат был выбран для разведки русских военно-морских баз, оборона которых даже сейчас оставалась практически непроницаемой. Где-то там, под защитой выстроившихся вдоль берега высокотехнологичным частоколом ЗРК, лучших в мире, самых дальнобойных и точных, в любой миг могла появиться из небытия подлодка класса «Борей». Первая часть совместной операции ВВС США и Военно-морской разведки удалась — маячивший едва не в зоне прямой видимости патрульный «Орион» отвлек внимание противовоздушной обороны, и беспилотник проскользнул в едва заметную брешь, на тринадцатикилометровой высоте приближаясь к Североморску. Гавань, в которой теснились, выстроившись вдоль берега, борт к борту, серые махины боевых кораблей, уже оказалась в фокусе бортовых камер, когда луч РЛС наведения зенитного комплекса «Триумф» нашарил разведчик.

— Есть захват! — доложил оператор радара командиру ракетной батареи, уже подрагивавшему от напряжения.

— Работаем!

С громким хлопком вышибной двигатель вытолкнул четырехсотдвадцатикилограммовую зенитную ракету 9М96Е2 из транспортно-пускового контейнера, и уже в полете та начала отклоняться, разворачиваясь в сторону цели, а следом взмыла еще одна. Управлявшие полетом RQ-3 офицеры американских ВВС получили предупреждение об атаке, но ничего не могли поделать, чтобы спасти оказавшийся во враждебном небе беспилотник. Ракеты, разгоняясь до гиперзвуковой скорости, стремительно сокращали дистанцию с целью, наводясь на нее в полуактивном режиме. Мгновение — и на первой из них сработал неконтактный взрыватель, и беспилотный разведчик накрыл сноп стальной шрапнели, разрывая пластиковую обшивку корпуса. Вторая ракета настигла уже падающий вниз, беспорядочно кувыркаясь и разбрасывая обломки, «дрон», разнеся его на куски.

— Holy shit! — Управлявший беспилотником по спутниковой линии связи оператор, находившийся за тысячи миль от места событий, на авиабазе ВВС США Эндрюс, хлопнул себя ладонями по коленям, когда четкая панорама гавани Североморска на широкоформатном мониторе сменилась пеленой помех. Оглянувшись на стоявшего позади офицера в морской форме, он растерянно произнес: — Мы потеряли «дрон», сэр!

А где-то за тысячи километров русский младший лейтенант, оператор обзорной РЛС зенитного комплекса «Триумф», для которого короткий воздушный бой предстал чем-то вроде компьютерной игры, перемещением меток на экране, не сдержав улыбки, доложил:

— Цель поражена, расход — две!

А на базе Эндрюс офицер из Военно-морской разведки США тоже удовлетворенно улыбнулся:

— Русские применили против нашего «дрона» SA-21, а таких систем в их войсках ПВО лишь несколько дивизионов. И раз один из них неожиданно оказался на Кольском полуострове, значит, русским есть, что прятать от нас здесь! И мы узнаем их секреты, черт возьми!

Короткий бой над тундрой закончился, а пилоты «Ориона», продолжавшего свой полет под прицелами русских ЗРК, с ужасом наблюдали за подвившимися на горизонте темными точками. С каждой секундой увеличиваясь в размерах, те обретали все более четкие очертания.

— Это «Фланкеры»!

Второй пилот растерянно уставился на свого напарника, а тот не отрывался взгляда от поравнявшихся с их Р-3С русских истребителей. Пара Су-27, взлетевшая из Мончегорска, взяла тихоходный «Локхид» в клещи, став по оба борта от него на расстоянии считанных десятков метров. Командир дежурной пары, посланной на перехват, покачал крыльями, демонстрируя ракеты «воздух-воздух» Р-73 малой дальности под плоскостями. Ему уже приходилось однажды видеть в прицеле своего истребителя самолет с опознавательными знаками ВВС США, и видеть потом, как тот, пылая, врезается в сопки. И русский летчик был не против испытать охвативший его в тот раз восторг снова, но он был офицером и выполнял приказ. Земля же медлила.

— База, я Следопыт-шесть, — в панике командир экипажа «Ориона» вышел в эфир. — Здесь русские перехватчики! Нужна поддержка!

— Следопыт-шесть, отмена задания. Приказываю возвращаться!

Отклонив рукоятку штурвала, американский летчик заставил массивный «Локхид» выполнить резкий разворот, заваливаясь на левый борт. Он отжал до упора рычаг управления двигателями, выжимая из четырех турбовинтовых двигателей Allison T56 все лошадиные силы, заключенные в них их создателями.

— Черт, уберитесь уже отсюда, наконец! — пилот нервно косился на упорно держащийся по правому борту серо-стальной «Фланкер», силуэт которого вдруг напомнил американцу вставшую на дыбы кобру, готовую к смертельному броску.

Русские истребители еще несколько минут сопровождали удаляющийся на запад «Орион», а затем, отстрелив, словно на прощанье, веер тепловых ловушек, вспыхнувших в небе яркими звездами, разом выполнили разворот, возвращаясь к своим берегам.

Обломки сбитого русскими ЗРК «дрона», на поиски которого уже вылетели вертолеты, догорали среди покрытых льдом прибрежных скал. Самолеты, и российские, и американские, так и не обменявшись выстрелами на этот раз, возвращались на свои базы. Но вся эта суета осталась практически незамеченной на борту стратегического подводного ракетоносца К-550 «Александр Невский», медленно двигавшегося вдоль берегов Кольского полуострова на перископной глубине, выдвинув штырь антенны радиосвязи. Его командир еще верил, что переход субмарины в Североморск останется тайной для противника, пусть и на совсем короткое время, прежде чем подлодка станет важнейшей целью для всего американского Второго флота со всеми его авианосцами и ракетными эсминцами.

Уже подойдя к устью Кольского залива, атомоход уменьшил скорость до минимума, чтоб только оставаться на плаву, а не пойти камнем ко дну. Что-то почувствовав, Алексей Герасимов спросил Колгуева:

— Товарищ адмирал, почему мы не всплываем?

— Все наши действия синхронизированы с движением американских спутников. Как раз сейчас один из них пролетает над Мурманском. Думаю, американцы будут очень рады, когда в его объективы попадет наш «Борей».

— Они и так узнают, где он находится, — пожал плечами главный кораблестроитель.

— Даже выигранный день дорогого стоит. Американцы, я в этом не сомневаюсь, пойдут на все, лишь бы вывести из строя наши стратегические ядерные силы — единственное, что представляет для них угрозу. Тем более, сейчас, когда они ощутили на себе нашу готовность использовать атомное оружие в бою, а не только в качестве пугала. И я сделаю все, что только возможно, чтобы не подставить подлодку под удар. Она и так окажется уязвимой, выйдя в океан на боевое дежурство, но это другое.

Медленно, сажень за саженью, «Борей» приближался к базе флота, ничем не выдавая своего присутствия. Каждые несколько минут акустики фиксировали приходившие с поверхности шумы, и планшетист в помещении центрального поста наносил новые отметки. А шкиперы двигавшихся по глади Кольского залива траулеров, буксиров и сухогрузов даже не догадывались, какая смертоносная мощь скрыта в толще мутной от плававшего всюду мусора и пятен мазута воды в считанных саженях под килями их посудин.

Лишь когда на борту «Александра Невского» приняли шифрованную радиограмму, подлодка начала всплытие, избавляясь от сотен тонн балласта. Она показалась на поверхности почти у самого берега, направляясь в черневший в обрывистом гранитном склоне черный провал пещеры, чуть подсвеченный изнутри скупым светом прожекторов.

— Самый малый вперед, — приказал Шаров. — Право на борт десять!

Осторожно маневрируя, подводный ракетоносец втягивал свое массивное «тело» в нутро огромного грота. Выгрызенный в твердой породе когда-то в незапамятные времена ветром и морской водой, он был расширен и углублен человеческими руками, заодно укрепившими каменные своды, превратившись в укрытую от посторонних взглядов стоянку. Окинув взглядом колоссальную пещеру, Алексей Герасимов только восхищенно покачал головой. Заметив это, Юрий Колгуев не без гордости усмехнулся:

— Не только вы умеете строить. Мы тоже кое-что можем. Над нами десятки метров скалы, выдержат даже близкий ядерный взрыв. Сюда никакой спутник заглянуть не сможет, а с земли и с воды все подходы перекрыты, так что и таракан не проползет! Пусть теперь «пиндосы» нас ищут до умопомрачения!

И только поднявшийся на ходовой мостик Владимир Шаров не обращал никакого внимания на чудеса инженерной мысли. Его взгляд был прикован к наполовину ушедшей в воду махине корабля, носовая часть палубы которого плавно изгибалась, образуя своего рода трамплин. Тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов», доставленный к родным берегам на буксире, встал здесь на последнюю стоянку, не выдержав неравного боя с флотом врага. Больше не вращались антенны локаторов над похожей на старинную восточную пагоду надстройкой-«островом», не срывались под рев моторов в небо с его просторной палубы истребители, великолепные Су-33, не рокотали в трюмах могучие турбины. С расстояния несколько кабельтовых почти невозможно было рассмотреть черные язвы пробоин, оставленные американскими ракетами «Гарпун», убившими остававшийся величественным даже сейчас корабль, застывший под скалистым берегом медленно ржавеющим памятником самому себе и всему российскому флоту.

Медленно, метр за метром, осторожно втягивал «Александр Невский» свою массивную «тушу» в черный зев рукотворной пещеры, похожий на разинутую пасть какого-то фантастического морского чудовища, левиафана, поднявшегося из пучины океана. Командир русского подводного ракетоносца, поправив на голове парадную фуражку, решительно приказал:

— Всем свободным от вахты наверх!

Моряки выстроились в шеренгу, стоя на крышках ракетных шахт, в которых ждали команды на запуск грозные ракеты «Булава». А те, кто встречал подлодку на пирсе, тоже выстроились парадным строем, приветствуя своих товарищей по оружью. Субмарина, осторожно маневрируя при помощи подруливающих устройств, скользнула вдоль выступавшего из воды каменным хребтом причала, прильнув к бетонной стене, по другую сторону которой, чуть покачиваясь на волнах, замер ее «близнец», стратегический подводный крейсер «Юрий Долгорукий». Головной корабль проекта 955 «Борей» уже заступил на службу и был готов в любой миг выйти на боевое дежурство в океан. В прочем, он нес дежурство и сейчас — баллистические ракеты Р-30, выпущенные прямо от причала, могли поразить цели в другом полушарии, гарантированно превращая северную часть США в безжизненную пустыню.

Когда субмарина уже была крепко притянута швартовами к пирсу, а Герасиом с Колгуевым, сойдя на сушу, поднимались наверх по крытым лестницам, прорубленным в толще древнего гранита, адмирал обратился к инженеру «Севмаша»:

— Как видите, флот делает все, чтобы сберечь труды ваших людей. Для нас сейчас каждая субмарина — на вес золота, даже дороже. Только ракеты «Долгорукого» и «Невского» могут удержать американцев от нового вторжения или просто ядерного удара по территории России. Они это тоже понимают, и сделают все, чтобы вывести из игры наши «Бореи». Но мы готовы к любым неожиданностям. Небо над Кольским заливом охраняют несколько дивизионов зенитных комплексов С-300 и новейших С-400, снятых, кстати, с обороны Москвы. Круглосуточно в воздухе патрулируют перехватчики. Кроме того, сюда стянуты все противолодочные корабли и подразделения боевых пловцов.

— Мы сделаем все, товарищ адмирал, чтобы эти подлодки не остались единственными. Завод работает в колоссальном напряжении, до последнего слесаря. Мы дадим флоту новые корабли!

Выбравшись из подземелья под открытое небо, мужчины остановились, любуясь панорамой северного берега. Они стояли в нескольких шагах от края обрыва, где-то внизу с грохотом и гулом ворочались волны Баренцева моря. В какой-то миг к рокоту добавился новый звук. Задрав голову, Колгуев увидел медленно ползущую по подернутому облаками небосклону черную точку, этакую жирную муху, с каждой минутой увеличивавшуюся в размерах.

Вертолет Ка-27, бешено рубя наполненный соленой взвесью воздух лопастями соосно установленных винтов, сделал круг над бухтой, внешне совсем не казавшейся военным объектом особой важности. Пролетев над головами провожавших его взглядами людей, он завис на месте, начав снижаться. На покатых бортах окрашенного в серый цвет фюзеляжа сверкал бело-голубой квадрат Андреевского флага, выдавая флотскую принадлежность «вертушки». Когда шасси коснулись бетонного покрытия посадочной площадки, сдвижной люк в борту отошел в сторону, и на землю ловко спрыгнул человек в морской форме и с погонами капитан-лейтенанта. Придерживая на голове фуражку, он козырнул адмиралу, затем взглянув на директора «Севмаша:

— Господин Герасимов?

— Это я, — подтвердил Алексей.

— Мне приказано доставить вас на аэродром. Самолет уже прибыл. Вас ждут в Москве!

Удивленно пожав плечами, инженер на прощание крепко пожал руку адмиралу Колгуеву, после чего тот по-уставному отдал честь. Следуя за провожатым, Герасимов протиснулся в проем люка, оказавшись в наполненном гулом грузовом отсеке Ка-27. Он не успел устроиться на жестком сидении, а вертолет уже взвился ввысь, выполнив резкий разворот.

Полет, на всем продолжении которого провожатый не произнес больше ни слова, завершился спустя двадцать с лишним минут, когда «Камов» совершил посадку на летном поле авиабазы Оленья в нескольких километрах от города Оленегорск. Опираясь о протянутую руку моряка, Герасимов кое-как выбрался из вертолета, неуклюже спрыгнув на бетон. Оглядевшись, он заметил суету строителей всюду, экскаваторы и бульдозеры, медленно ползавшие между серыми коробками авиационных ангаров. Трудно было представить, что еще несколько месяцев назад аэродром представлял собой сплошное пепелище. Базировавшийся на нем ракетоносный полк авиации Северного флота, вооруженный бомбардировщиками Ту-22М3, был силой, способной противостоять авианосным ударным группам ВМС США, и в Пентагоне не забыли об этом, планируя первый удар. Сверхзвуковые «Бэкфайры», несущие крылатые ракеты Х-22, могли прорваться даже сквозь эшелонированную ПВО авианосной эскадры, и противник сделал все, чтобы у их экипажей не осталось даже самого призрачного шанса.

Несколько десятков крылатых ракет «Томагавк», выпущенных американскими подлодками из Баренцева моря, прошли на предельно малой высоте, проскользнув под лучами радаров, и обрушились на авиабазу огненным штормом. Проникающие боеголовки разрушили взлетную полосу, прошивая ее покрытие и раскалывая прочный бетон изнутри, а уже потом на прикованные к земле ракетоносцы посыпались управляемые бомбы, сброшенные палубными истребителями «Супер Хорнит» с авианосца «Авраам Линкольн», безнаказанно подошедшего к русским берегам. Но сейчас лишь немного напоминало об этом разгроме. Инфраструктура, разрушенная стремительным ударом почти до основания, восстанавливалась стремительными темпами, и вот-вот на аэродром, где пока базировалось несколько транспортников, предстояло прибыть новым боевым машинам. Пока же на краю взлетной полосы сиротливо пристроился пассажирский Ту-134Б, к белоснежному борту которого был подведен трап.

— Прошу, господин Герасимов. — Флотский капитан-лейтенант указал на авиалайнер. — Самолет готов к вылету!

Взбежав по узкому трапу, гендиректор «Севмаша» прошел в салон, непривычно пустой — он оказался единственным пассажиром «туполева». Встречавший его человек в летной форме, посторонившись, чтоб пропустить Герасимова, сообщил:

— Полет продлится три с половиной часа. Мы совершим посадку в аэропорту «Внуково». Сожалею, обслуживания на борту не будет.

— Это нормально, — кивнул директор судостроительного завода, проходя к креслу. — Зато хоть вздремну.

Едва усевшись, Герасимов почувствовал, что веки и впрямь закрываются. Несколько суток, проведенных без сна в хлопотах по подготовке к выходу в море «Александра Невского», выжали инженера буквально досуха. Уже засыпая, он услышал, как взвыли на повышенных тонах реактивные турбины Д-30, разгоняя пятидесятитонный лайнер, а когда тот оторвался от земли, Алексей Герасимов уже крепко спал.

Он проснулся, когда самолет уже приближался к Москве. В пустом салоне, наполненном проникавшим сквозь обшивку гулом турбореактивных двигателей, тащивших Ту-134 на юг, было неуютно, но зато Алексей Герасимов почувствовал себя отдохнувшим, к нему окончательно вернулась ясность ума, угнетенного бесконечными хлопотами. Выглянув в иллюминатор, директор завода увидел за редкими облаками настоящее море зелени, пересеченное крест-накрест серыми нитями шоссе, стягивавшихся к громадному мегаполису, пережившему войну и оккупацию, а, скорее, и не заметившему их за своими каждодневными делами.

В прочем, последняя мысль оказалась поспешной и ошибочной, в этом Герасимов убедился своими глазами, пока небольшой кортеж, состоявший из представительского БМВ, встретившего самолет прямо на летном поле, и патрульного бело-синего «Форда», мчался по улицам российской столицы, лишь недавно вернувшейся к мирной жизни. Нет, многомиллионный город все так же был полон жизни. По широким улицам медленно полз поток разномастных машин, а по тротуарам текла настоящая живая река, шумная и многоликая. Столько людей, собравшихся в одном месте разом безо всякой видимой цели, даже заставили Герасимова растеряться. Но затем кораблестроитель увидел за их спинами закопченные здания, каменные коробки, выгоревшие изнутри дотла. Какие-то так и стояли мрачными памятниками человеческой самонадеянности, по стенам других ползали, будто пауки на паутине, монтажники, штукатурившие стены, покрывавшие их сайдингом.

Декабрьские уличные бои жители столицы запомнят надолго. Смяв редкие заслоны столичной милиции, американские легкие пехотинцы из Десятой дивизии почти дошли до стен Кремля, уничтожая все на своем пути. В ход шли минометы, РПГ, ударные вертолеты «Апач» и истребители, щедро рассыпавшие над центральными кварталами Москвы управляемые бомбы со спутниковым наведением. И лишь после того, как на другой стороне планеты над Сан-Франциско взметнулось ядерное пламя, в один миг поглотившее десятки тысяч человеческих жизней, пришел приказ отступать, но к этой минуте улицы города уже щедро были политы кровью солдат обоих армий.

Кортеж под истошный вой сирен промчался по центральным улицам, и впереди вознеслись к небу красные кремлевские стены. Роскошный седан величаво проехал в приглашающе распахнутые ворота Спасской башни, по обе стороны которых застыли часовые. Едва БМВ мягко затормозила на старинной брусчатке, к машине подошел некто, в неприметном костюме, с неприметной внешностью, увлекший Герасимова за собой. Проходя по сверкающим мрамором и позолотой залам, директор «Севмаша» ощутил благоговение, будто только что вошел в алтарь храма. Древние стены, для которых войны и потрясения прошлого были чем-то мимолетным и пустым, заставляли восхищенно задерживать дыхание, но Алексей не забывал и о деле.

В небольшом зале, отличавшемся скромностью обстановки, уже находилось несколько человек. Немолодые серьезные мужчины, они были похожи друг на друга повадками, степенностью выверенных скупых движений. Кое-кого Герасимов знал лично, поспешив поприветствовать старых друзей, но были и новые лица. Руководители, главные инженеры и генеральные конструкторы российских судостроительных предприятий, тех, которые пережили оккупацию и смогли возобновить работу сейчас, когда Россия вновь обрела независимость. В прочем, знакомство пришлось отложить — массивные створки дверей из старинного дуба распахнулись, и в зал вошел, грузно ступая, глава Правительства. При его появлении все разом вскочили, но Валерий Лыков лишь махнул рукой:

— Право, господа, не стоит устраивать церемонии! Прошу, присаживайтесь!

Помещение наполнилось шумом и грохотом передвигаемой мебели. Став во главе стола, премьер-министр терпеливо ждал, когда гости, иным из которых пришлось добираться через пол-России, займут свои места. Бывший танкист, бережно хранивший медаль «За отвагу», память о скалах и песках далекого Афганистана, по какой-то странной прихоти судьбы оказавшийся во главе державы, он буквально плечами ощущал всю тяжесть ответственности, давившей, пригибавшей к земле, заставлявшей с криком вскакивать на постели посреди ночи. Но сейчас те, кто прибыл в Кремль, древнюю резиденцию русских владык, видели передо собой лидера, сурового, решительного, не знающего компромиссов, привыкшего приказывать и видеть, как его приказы выполняются.

— Господа, я оторвал вас от дел не по собственной прихоти, — неторопливо, обдумывая каждое слово, прежде чем произнести его в слух, сказал Лыков, по очереди заглядывая в лицо каждому из полудюжины своих собеседников. — Нам, России, нужен флот. Война продолжается, противник рассчитывает на свое превосходство на море и в воздухе. Вы должны дать нам корабли, подводные лодки. Я знаю, после ухода американцев ваши предприятия работают в полную силу, но я прошу от вас еще больше. Ситуация с корабельным составом плачевная. А времени у нас практически нет. Первым делом необходимо восстановить стратегические силы. Господин Герасимов, — министр уставился тяжелым взглядом на руководителя «Севмаша», — прежде всего, это работа для вас.

Алексей Герасимов вновь встал, не только из почтения к премьер-министру, хотя того было за что уважать, но и просто, чтобы его глаза находились вровень с глазами собеседника, так и не присевшего, а просто вставшего позади кресла, опершись на его высокую спинку.

— Мы делаем все, что необходимо. Едва высадившись, американцы вывели из строя все подводные ракетоносцы, но во многом это и к лучшему, ведь большая их часть и так почти выработала свой ресурс. Было принято решение, одобренное, кстати, правительством, не восстанавливать входившие в состав Северного флота ПЛАРБ типа «Кальмар» и «Дельфин», вооруженные ракетами на жидком топливе. Вместо этого все усилия были сосредоточены на новейших ракетоносцах проекта 955. В настоящее время в состав флота вошла головная субмарина «Юрий Долгорукий», вооруженная шестнадцатью баллистическими ракетами «Булава» 3М30 на твердом топливе, по ряду узлов унифицированных с МБР наземного базирования «Тополь-М». Каждая из таких ракет может доставить шесть термоядерных боеголовок мощностью по сто пятьдесят килотонн на расстояние до восьми тысяч километров, преодолев любую существующую или перспективную систему противоракетной обороны. А буквально сегодня совершил переход к месту базирования и однотипный «Александр Невский», причем с полным боекомплектом на борту. Третья подлодка серии, «Владимир Мономах» достраивается, но я не гарантирую, что он будет спущен на воду в течение ближайшего года. Все рабочие трудятся на пределе сил, но кроме энтузиазма людей требуется множество других ресурсов, а их недостаточно.

— Нам нужны стратегические ракетоносцы прямо сейчас, а не через год, — помотал головой Лыков. — Это единственное, что способно сдержать американцев. Тридцать две ракеты на боевом дежурстве — это хорошо, но еще лучше, если их будет больше.

Герасимов понимающе кивнул:

— Хорошо, мы заморозим работы по достройке «Владимира Мономаха» и бросим все силы на модернизацию двух оставшихся атомоходов проекта 941 типа «Акула», это «Архангельск» и «Северсталь». На данный момент это самые крупные боевые корабли в составе российского флота. Они были поставлены на ремонт незадолго до американского нападения, и поэтому уцелели, так как противник изначально считал эти субмарины небоеспособными. Уже идут полным ходом работы по их модернизации по проекту 941У аналогично уничтоженному «Дмитрию Донскому». Этот вариант предусматривает замену двадцати ракет Р-39 на такое же количество новых типа «Булава». В течение полугода при наличии необходимых ресурсов эти работы могут быть завершены. Вот только без самих ракет вся эта суета лишена смысла.

— Наш флот давно пытается избавиться от «Акул», да, видно, не судьба. Ни перестройка их не берет, ни война, — усмехнулся Лыков. — Ракеты вы получите, как и все прочее, что будет необходимо. Руководство «Воткинского завода» гарантирует поставки с опережением сроков, так что ваши «стратеги» не окажутся просто беззубым пугалом. Но кроме ракетоносцев нужно и прикрытие для них, иначе после выхода из базы субмарина не просуществует и нескольких часов в условиях полнейшего господства американцев на море и в воздухе, так что все равно придется распылять силы.

— Мы на «Севмаше» об этом не забываем. Ремонт многоцелевой атомной подлодки проекта 971 «Вепрь» будет завершен в ближайшие дни. Однотипная субмарина «Леопард» вернется в строй в течение двух-трех недель. Также идут ремонтные работы на атомоходе «Псков» проекта 945А, и, возможно, введем в строй «Карп» девятьсот сорок пятого проекта. Он находится на консервации пятнадцать лет, но, кажется, состояние вполне приличное. Также в ремонте находится подводная лодка «Полярные Зори» типа «Щука». А пока основой многоцелевых подводных сил являются пять неатомных субмарин типа «Варшавянка», уже прошедшие регламентные работы на объединении «Севмаш».

— Ну да, а у американцев шестьдесят ударных атомоходов «Виржиния» и «Лос-Анджелес», — невесело усмехнулся глава Правительства. — Что ж, иногда все определяет не количество, и даже от качества не всегда зависит исход боя, в отличие от решимости тех, кто стоит за штурвалом. А решимости нашим морякам не занимать. Жаль, конечно, что не удается восстановить «Северодвинск», все же новейшая подлодка на всем флоте.

— Слишком трудоемкие работы, — помотал головой Герасимов. — «Северодвинск» получил очень тяжелые повреждения. Чудо, что американские торпеды не переломили корпус пополам. Возможно, мы когда-нибудь и вернемся к строительству ракетных подводных крейсеров типа «Ясень», тем более, прототип продемонстрировал высочайшие боевые возможности в реальном бою. Но мы уже почти завершили ремонт подводного ракетоносца «Смоленск» типа «Антей» и в ближайшие шесть-восемь месяцев рассчитываем достроить однотипный «Волгоград», модернизировав его по проекту 949АМ с заменой громоздких и уже устаревших ракет П-700 «Гранит», производство которых, к тому же, приостановлено, на более компактные «Калибры». Подлодка стоит на стапелях с две тысячи шестого года в пятидесятипроцентной готовности. Для ускорения работ можно снять часть механизмов с однотипной субмарины «Белгород», достройка которой, в лбом случае, займет куда больше времени.

— К «Антеям» янки относятся со всем почтением, не забыли еще атаку «Воронежа», после которой их авианосец превратился в сто тысяч тонн закопченного металлолома. Так что лучше соберите из двух подлодок одну, чем обе останутся на стапелях еще на несколько лет. Действуйте! А что с надводными кораблями?

— Пара эсминцев типа «Современный» и один БПК типа «Удалой», на большее рассчитывать не стоит. И так заняты все стапели, места свободного нет, как и лишних рабочих рук.

Лыков кивнул, и, когда Герасимов сел, взглянул на представителя завода «Вымпел»:

— Чем порадуете? Ваше предприятие специализируется на «москитном флоте», а на что-то большее замахиваться нам сейчас не стоит, силенок не хватит.

— Завершается строительство головных ракетных катеров проекта 12300 «Скорпион», — четко отрапортовал прибывший из Рыбинска буквально только что судостроитель. — Проект был разработан достаточно давно, в основном, с «прицелом» на экспорт, и даже закладывался головной катер серии, да вот сейчас только руки дошли все довести до ума. Работы идут с существенным опережением плана, остается только установить системы вооружения — и можно прямо в бой! Это корабли нового поколения, превосходящие по всем параметрам катера предыдущего поколения типа «Молния». При их разработке широко использована технология «стелс», так что флот вскоре получит настоящие катера-невидимки, способные наносить внезапные удары.

— Ракетные катера «Молния» тоже еще на многое способны, и к тому же их в строю остается немало, а на Балтике и Черном море они вовсе составляют основу ударной мощи флота после потери всех тяжелых кораблей. Будем по очереди присылать их к вам для ремонта и модернизации, пока не получим достаточное число боевых единиц нового проекта.

— Мы готовы. Все выполним в кратчайшие сроки.

Далее по очереди отчитались представители «Северной верфи» из Санкт-Петербурга и калиниградского завода «Янтарь». Слушая их, Лыков почувствовал, как понемногу отлегло от сердца. Да, враг нанес чудовищный урон, но ситуация все же улучшается. Поврежденные в бою корабли возвращаются в строй, пускай и медленно, и вот-вот к ним присоединятся новые, такие, как достраивающиеся в Питере корветы проекта 20380, головной из которых уже вышел на испытания, или новейшая субмарина 677-го проекта «Санкт-Петербург», оснащенная воздухнонезависимой энергетической установкой, многократно повышавшей автономность в подводном положении. Представитель Зеленодольского ССЗ тоже порадовал, обещая скорый ввод в строй малого ракетного корабля нового типа проекта 26131 «Торнадо», которому прямая дорога на Черное море. Там флот понес потери большие, чем даже на Севере, фактически перестав существовать, и противник не мог не воспользоваться временной слабостью России на этом направлении.

— А у вас что, Петр Евгеньевич? — Лыков вопросительно взглянул на руководителя Амурского судостроительного завода, прибывшего в столицу на принадлежащем предприятию лайнере «Супер Джет-100».

— Атомные многоцелевые подлодки «Кашалот» и «Братск» типа «Барс» уже переданы флоту после завершения ремонтных работ. Из ракетных подлодок проекта 949А почти закончен ремонт на «Томске» и «Иркутске», и вскоре они присоединятся к уже заступившему на боевое дежурство однотипному «Челябинску». А вот со стратегическими ракетоносцами все безнадежно — три имевшиеся в составе Тихоокеанского флота атомохода типа «Кальмар» американцы довели до состояния металлолома, сломав все, что не удалось демонтировать. В любом случае, ракет для них в наличии не имеется. Зато в строй вернулись семь дизель-электроходов проекта 877 типа «Варшавянка», причем часть из них получила возможность применения крылатых ракет комплекса «Калибр», запускаемых через торпедные аппараты. Думаю, они станут серьезным противовесам японским субмаринам, да и американцы остерегутся слишком близко подходить к нашим берегам.

— Сделайте все, что можно, достраивайте, восстанавливайте, — потребовал глава Правительства. — Тихоокеанский флот должен быть возрожден как можно скорее. И, кстати, не забудьте уделить внимание десантным кораблям — для них скоро может найтись дело!

Кораблестроители, закончив с отчетами, выслушав положенную порцию напутствий и заслуженных благодарностей, удалились, спеша вернуться на свои заводы, где кипела работа, ковалась мощь поднимавшейся с колен страны. Валерий Лыков, тяжело опустившись на стул, потянулся к шкафу, вытащив уже ополовиненную бутылку коньяка. Плеснув немного в рюмку, он опустошил ее одним глотком, по старой привычке занюхав рукавом. За этим занятием главу правительства и застал Ринат Сейфуллин.

— Не рановато ли? — хмыкнул, проходя в зал и усаживаясь напротив премьера, министр промышленности и экономики.

— Затылок ломит, сил нет терпеть!

— К доктору надо бы, а не коньяк хлебать!

— Все одно, сдохнуть, так хоть удовольствие получить напоследок, — отмахнулся Лыков. — Лучше присоединяйся, а то одному как-то несподручно!

Дождавшись кивка Сейфуллина, глава Правительства отыскал вторую рюмку, налив в обе до половины янтарного напитка. Министры молча отсалютовали друг другу бокалами, залпом опустошив их и поморщившись.

— Только что судостроители разъехались, — продышавшись, сообщил Валерий Лыков. — Вроде дело движется. Не скоро еще мы сможем тягаться с американцами в открытом океане, но защитить свои берега уже способны. Враг уничтожил наш флот в первые часы нападения, но заводы остались, как остались люди, способные работать не только языком, и они дадут нам новые корабли, подводные лодки. Но как же медленно все происходит!

— Можно и поторопить. Даром, что им финансирование в несколько раз увеличили. Еще немного — и из-за расходов на «оборонку» придется урезать социальные программы, а народ этого может не понять.

— Поймут. Теперь точно поймут. Лучше самим жить впроголодь, но и чужаков при этом не кормить. Нам нужна армия, нужны корабли и подлодки, танки и самолеты, нужны солдаты, наконец! Если американцы попытаются еще раз, им хватит десятой доли тех сил, что были брошены против нас в мае, чтобы растоптать Россию, стереть всех нас в порошок!

— Все будет, но не так быстро, — заметил Сейфуллин. — Нужно время, нужны люди.

— Некогда ждать. Пора вышвырнуть всякую мразь с нашей земли!

Широкая ладонь Валерия Лыкова опустилась на разложенную поверх лакированной столешницы карту, полностью накрыв силуэт Камчатского полуострова.

Глава 2

Приморский край, Россия — Камчатка, Россия
8 июня


Оказавшись в привычной тесноте кабины замершего на стартовой позиции транспортного самолета Ил-76МД, Павел Юдин опустился в кресло первого пилота и закрыл глаза, наслаждаясь тишиной. Сквозь прочную обшивку не проникали внутрь ни голоса десятков солдат, участвовавших в погрузке, ни гул моторов тяжеловесных «Уралов» и «ЗиЛов», на первый взгляд суматошно и беспорядочно катавшихся вокруг прижавшегося к бетону громадного самолета. Казалось, летчик сейчас один в целом мире, и он спешил насладиться этими мгновениями покоя, тем более, представляя, что ждет его и всех его товарищей впереди.

— Готово, командир, — сзади раздался знакомый голос, нарушивший все очарование тишины. Роман Сухов, второй пилот, балагур и весельчак, сегодня выглядевший необычно серьезным и даже мрачным, прошел на свое место, и, возясь с привязными ремнями, сообщил: — Баки полны, груз на борту.

— Что ж, взлетаем! Эх, понеслась!

Руки Юдина легли на приборную панель, пальцы вслепую пробежались по многочисленным клавишам и тумблерам, количество которых могло вызвать шок у неподготовленного человека. Могучие турбины Д-30КП тягой каждая по двенадцать тонн отозвались на эти движения сдержанным рокотом, неторопливо набирая обороты. Пилот взглядом пробежался по индикаторам, убедившись, что показания приборов в точности соответствуют норме. Конечно, «борт» перед вылетом проверили несколько раз, техники выползали его вдоль и поперек, изнутри и снаружи, но всякое бывает, и Павлу Юдину очень не хотелось бы, чтобы где-нибудь над водами Охотского моря произошел отказ техники.

— Земля, я «ноль шестой», запуск произвел, готов к взлету, — произнес командир экипажа, переключив рацию на частоту вышки управления воздушным движением, возвышавшейся над летным полем аэродрома Николаевка-Приморская этакой серой бетонной многогранной иглой.

— «Ноль шестой», разрешаю взлет!

— Поехали! — Юдин подмигнул своему напарнику, толкнул от себя рычаг управления двигателями.

Тональность воя турбин, подвешенных в массивных гондолах под высоко расположенным крылом «ильюшина», имевшего некий горбатый силуэт из-за таких особенностей конструкции, мгновенно изменилась, в их «голосе» пилотам даже почудилась почти человеческая натуга. Обороты разом возросли до максимума, и огромный самолет начал движение, с каждой секундой ускоряясь все сильнее. Позади осталось несколько сотен метров взлетной полосы, и вот, наконец, четыре турбореактивных двигателя оторвали от земли весившую сто девяносто тонн с полной загрузкой и полной заправкой топливом крылатую машину, увлекая ее все выше и выше в небеса.

Подернутая дымкой тумана земля оказалась далеко внизу, и Юдин, обратившись к напарнику, произнес:

— Идем курсом семьдесят, эшелон три тысячи. Возьми пока управление!

Сухов молча кивнул, крепче сжав пластиковые «рога» штурвала. Сейчас огромный самолет послушно подчинялся каждому его движению, величаво разворачиваясь на северо-восток, в сторону очень близкого здесь моря. Пока бояться было нечего, под крылом проплывала родная земля. Самое опасное оставалось впереди.

В кабине транспортного самолета вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом турбин. Потоки воздуха жадно лизали дюралевую обшивку, скручивались тугими жгутами, рассекаемые пятидесятиметровыми плоскостями крыльев. Павел Юдин, глядя сквозь остекление кабины, дававшее превосходный обзор по курсу, увидел блестящую извивистую ленту Амура далеко внизу, а впереди серебром сверкнула гладь Татарского пролива. В какой-то миг береговая черта осталась позади, и под днищем тяжеловесного «Ильюшина» раскинулась водная поверхность, подернутая неразличимой с такой высоты рябью волн.

Проводив взглядом возникшую по правую руку гряду Сахалина, окутанную туманом, Юдин произнес, зная, что бортовые самописцы «черного ящика» бесстрастно фиксируют каждое его слово:

— Принимаю управление не себя! Снижаемся до пятидесяти метров!

Жалобно застонал воздух, рассекаемые кромками крыльев спикировавшего к морю самолета. Вид огромного транспортника, почти отвесно падающего вниз, производил впечатление со стороны, и тем более незабываемые ощущения испытывали те, кто видел стремительно надвигающуюся поверхность моря из кабины пилотов.

Скорость самолета, на который кроме тяги мощных турбин действовало и земное тяготение, возрастала. Силовой набор под воздействием колоссальной перегрузки дрожал, но пока прочная сталь держалась. Когда Ил-76 был уже в считанных десятках метров от воды, Юдин, утробно зарычав от напряжения, потянул на себя штурвал, приказав:

— Выпустить закрылки!

Воздушные тормоза замедлили стремительное падение в тот самый момент, когда был уже превышен звуковой барьер, и самолет вышел из штопора, оставляя за собой настоящий кильватерный след, порожденный спутной струей работавших на полную мощность реактивных двигателей.

— Ложимся на курс сорок пять, скорость восемьсот. — Голос Юдина звучал глухо, без тени эмоций. Казалось, это говорит какой-то особо сложный автомат, а не живой человек. — Будем на месте через семьдесят пять минут.

«Ильюшин», накренившись и едва не чиркнув по гребням волна законцовкой широкого крыла, развернулся, нацеливаясь остекленным носом на неразличимые еще никакими приборами берега Камчатки. Он продолжал полет, прижимаясь к воде так низко, как это было возможно. Командир экипажа, вцепившийся в штурвал, чувствовал, как по виску стекает капелька пота, а ладони вот-вот сведет судорогой — приходилось прилагать чудовищные усилия, удерживая тяжелый самолет у самой поверхности воды. Любое неверное движение могло привести к мгновенной катастрофе. Ил-76 не имел множества из тех полезных приборов, к которым давно привыкли летчики, например, Сил специальных операций США, таких, как РЛС следования рельефу местности. Только глазомер и молниеносная реакция пилота — вот и все, на что можно полагаться в этом полете. Обнадеживало лишь одно — в случае ошибки пилота экипаж почти не будет страдать, смерть при ударе многотонной крылатой машины о воду не заставит ждать себя долго.

— Теперь сможем оставаться невидимыми для радаров «косых», — пояснил свой маневр Юдин, немного придя в себя.

Сухов, скептически хмыкнув, покачал головой, не ослабляя ни на миг внимания и продолжая отслеживать показатели практически всех приборов одновременно:

— Больно это нам поможет! От АВАКСа на предельно малых высотах не скрыться!

При мысли о том, что где-то над Хоккайдо на большой высоте сейчас кружит один из японских самолетов дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С или Е-767, чей радар без особого добивал на пять-шесть сотен верст, Юдин только сглотнул, наигранно рассмеявшись:

— Фигня, братуха, прорвемся! Должны прорваться — сам знаешь, как нас ждут там, на Камчатке!

Снизившись до самых волн, «ильюшин», создатели которого в свое время едва ли задумывались о технологии «стеллс», на какое-то время исчез с экранов радаров, и своих, и чужих, но по-настоящему невидимым он стать все-таки не мог.

Эскадренный миноносец Морских сил самообороны Японии DDG-176 «Чокаи» типа «Конго» шел вдоль западного берегаКамчатского полуострова экономическим двадцатиузловым ходом курсом на юго-восток. Его капитан благоразумно держался подальше от изрезанной бухтами суши. Разведка ничего определенного не сообщала о состоянии русских береговых ракетных комплексов SSC-1B, и командир «Чокаи» предпочитал думать, что их сверхзвуковые крылатые ракеты находятся в боевой готовности, не подходя к берегу ближе двухсот километров.

В прочем, не менее опасно было находиться и в открытом море. Несмотря на громкие лозунги с высоких трибун, японский офицер знал, что у русских остались флот и авиация, и любая оплошность может стоить множества жизней. Именно поэтому на борту эсминца ни на минуту не теряли бдительности. Бортовой локатор ощупывал своими лучами небо над третью акватории Охотского моря и значительной частью Камчатки, хотя резко пересеченный рельеф местности осложнял наблюдение, создавая множество «слепых зон». А мощный сонар SQS-53 американского производства непрерывно долбил акустическими импульсами толщу воды — угроза, исходящая от подлодок русских, пусть их остались в строю считанные единицы, была вполне реальной.

«Чокаи», неторопливо крейсировавший вдоль береговой черты, представлял собой настоящую плавучую крепость, бастион из кевлара и стали водоизмещением девять с половиной тысяч тонн. Локаторы и ГАС, сопряженные в единое целое информационно-управляющей системой «Иджис», позволяли обнаружить любую воздушную, надводную или подводную цель на расстоянии в десятки и даже сотни миль. А без малого девяносто зенитных ракет «Стандарт-2» и противолодочных ракето-торпед «Асрок» в ячейках вертикальной пусковой установки «Марк-41» не оставили бы противнику ни одного шанса.

Даже в одиночку эсминец имел все шансы выйти победителем в схватке с тем немногим, что осталось от русского флота на тихом океане. Но «Чокаи» не был единственным японским кораблем в этих водах — вместе с еще четырьмя эскадренными миноносцами и фрегатами Сил самообороны он создавал почти непроницаемое кольцо блокады вокруг Камчатки, на земле которой русские и японские солдаты продолжали щедро проливать кровь в споре за то, чьему флагу развеваться над сопками полуострова.

Фазированные антенные решетки поискового радара SPY-1D(V), полотнища которых были установлены на гранях пирамидальной надстройки эсминца, испустили в пространство очередной импульс энергии. А через мгновение оператор, не отрываясь, смотревший в монитор, сообщил:

— Воздушная цель по пеленгу два-два-пять! Дальность тридцать две мили! Движется на малой высоте со стороны материка на северо-восток!

— Это русские! Объявить боевую тревогу!

Приказ командира бросил на свои посты несколько десятков моряков, составлявших команду японского эсминца. Корабль не изменял курса и не увеличивал скорость, но лучи радаров управления огнем скрестились на тщетно пытавшемся спастись на малой высоте русском самолете.

— Цель захвачена! — четко доложил оператор вооружения, находившийся перед расцвеченной яркими огнями панелью управления системы «Иджис».

— Уничтожить цель! Огонь!

На корме и носу эсминца откинулись крышки, и две зенитные ракеты «Стандарт» RIM-66M средней дальности, покинув пусковые контейнеры, взвились свечой в небо. Оставляя за собой быстро тающий дымный след, ЗУР развернулись в сторону цели, которую их полуактивным головкам самонаведения указывали РЛС SPG-63. Разгоняясь до максимальной скорости тысяча метров в секунду, «стандарты» рванули наперерез русскому транспортнику, беря его в клещи. Но на борту Ил-76 уже были готовы к неприятностям.

Когда кабина «Ильюшина» наполнилась истошным визгом системы предупреждения об облучении, Павел Юдин и бровью не повел, оставаясь внешне абсолютно спокойным. Только возросшая частота сердечных сокращений выдавала охватившее его напряжение.

— Нас обстреливают! — Сухов растерянно покосился на командира экипажа, вдруг почувствовав страх.

— Спокойно, парень! Поставить активные помехи! Сбросить ложные цели! Уклоняемся!

Ожила подвешенная по крылом Ил-76МД станция радиоэлектронной борьбы, заслонив транспортный самолет завесой хаотичных импульсов, заставивших электронные «мозги» приближавшихся ракет растеряться, перестав видеть свою цель. А укрепленные на фюзеляже кассеты с ложными целями очередью выстрелили два десятка патронов, начиненных дипольными отражателями. Вокруг неуклюже маневрирующего самолета возникли переливающиеся серебром облака из полосок невесомой фольги, о которые разбились посылаемые с борта японского эсминца, находившегося за десятки километров, импульсы радаров целеуказания. Вместо одной цели на экранах локаторов возникли разом десятки. Заслоняясь этими «фантомами», Ил-76, управляемые твердой рукой Юдина, снизился еще на два десятка метров, одновременно на возросшей до максимума скорости уходя к северу, разрывая дистанцию с противником.

Зенитные ракеты пикировали на русский самолет почти отвесно, разгоняясь все быстрее под воздействием силы тяжести. На расстоянии шесть километров ГСН одного из «Стандартов» захватила ложную цель. Ракета выполнила маневр, разорвавшись в гуще облака из фольги в нескольких сотнях метров от маневрировавшего на пределе прочности конструкции нагруженного до предела «Ильюшина». Но вторая ракета крепко «держала» истинную цель. Яркая вспышка в считанных десятках метров от борта заставила Романа Сухова удивленно вскрикнуть, а затем самолет содрогнулся от мощного удара. Осколочно-фугасная боеголовка ракеты RIM-66 весом шестьдесят один килограмм превратилась в стремительно расширяющееся облако раскаленных газов. Волна стальной шрапнели с барабанной дробью прошлась по фюзеляжу, пронзая обшивку, и, наконец, добралась до мотогондолы.

Кабина Ил-76 наполнилась верещаньем аварийной сигнализации. Юдин, лишь раз взглянув на налившуюся тревожным красным цветом приборную панель, срывающимся голосом крикнул:

— Пожар третьего двигателя! Тяга падает!

Самолет резко провалился вниз на тридцать метров, чудом не задев плоскостями гребни волн. Зарычав, первый пилот рванул на себя рычаг штурвала, заставляя «Ильюшин» медленно, метр за метром, карабкаться вверх.

— Перекрой подачу топлива! — приказал командир экипажа своему напарнику.

Перещелкнув подряд несколько тумблеров, Сухов блокировал доступ горючего в искореженную взрывом турбину, из которой уже вырывались языки пламени.

— Достали, суки! — простонал второй пилот.

— Ничего, на трех дотянем, — через силу усмехнулся Юдин, по лицу которого струился пот. — До берега рукой подать! И не из такого дерьма выбирались!

Неуверенно покачиваясь в воздухе раненой птицей, Ил-76 продолжал свой полет, держась прежнего курса. Вырывавшийся из поврежденного двигателя дым черным пунктиром отмечал его путь, но у противника были более надежные средства, чтобы обнаружить такую упрямую цель.

Луч радиолокационной станции кругового обзора AN/APS-145 самолета дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С «Хокай» Воздушных сил самообороны Японии, неторопливо нарезавшего круги над южной частью Охотского моря, дотянулся уже на излете до уходящего к берегам Камчатки русского самолета. Японский «летающий радар» мог оставаться в воздухе до четырех часов, и сейчас его вахта только началась. Экипаж еще не успел устать, а в баках плескалось достаточно топлива.

Со своей позиции АВАКС контролировал все подступы к полуострову, ставшему камнем преткновения интересов дряхлеющей сверхдержавы и только набиравшей былую мощь после вынужденного бессилия страны, которой уже стало слишком тесно на своих островах. Но Россия еще была сильна и опасна, и потому «Хокай» неотступно сопровождали две пары истребителей F-15J «Игл», вооруженных до зубов ракетами «воздух-воздух» — слишком близко был русский берег, и оттуда в любой момент можно было ждать атаки.

— Истребители — на перехват! — немедленно приказал старший офицер, как только ему доложили о новом контакте.

В нескольких сотнях километров от продолжавшего свой полет по замкнутому кругу «Хокая» пара перехватчиков «Игл» разом изменила курс, разгоняясь до сверхзвуковой скорости. Раскинув широкие крылья, они серыми тенями мчались над облаками, наводимые на цель автоматически, по командам с борта АВАКС. Собственные локаторы обоих F-15 оставались выключенными, не выдавая их присутствия противнику. Вскоре оба пилота смогли увидеть свою добычу невооруженным взглядом. Летевший на малой высоте Ил-76 быстро увеличивался в размерах. Командир пары нежно погладил гашетку, сообщив в эфир:

— Я «Орел-семь». В квадрате девять обнаружен транспортный самолет типа «Кандид». Готов к атаке!

— Уничтожить цель!

Находившийся в хвостовой части русского транспортника в отдельной кабине стрелок все это время маялся одиночеством. Когда вокруг начали рваться зенитные ракеты, он не на шутку испугался, а когда почувствовал, что самолет, до этого уверенно и непоколебимо опиравшийся широкими крыльями о воздух, начал снижаться, рыская из стороны в сторону, летчика просто охватил ужас. И вот сейчас, когда он только справился с тревогой, на горизонте появились две темные точки, быстро приближавшиеся, обретая все более четкие очертания. На сдвоенных вертикальных стабилизаторах ослепительно сверкнули красные круги.

— Японцы! — стрелок закричал в ларингофон. — Два истребителя, заходят сзади!

— Выполняю противозенитный маневр!

Кольцо прицела на колиматорном индикаторе японского истребителя уже сомкнулось на силуэте Ил-76, летевшего «змейкой» на малой высоте. Пилот, сидевший в кабине F-15J плавно утопил гашетку, и укрытая в корневом наплыве крыла его самолета автоматическая пушка М-61 «Вулкан» ожила, выпуская вдогон русском поток свинца из всех своих шести стволов. И одновременно Павел Юдин, выругавшись, приказал:

— Открыть заградительный огонь!

Спаренные двуствольные пушки ГШ-23Л в хвостовой стрелковой установке Ил-76 выпустили короткую очередь по ближайшему вражескому самолету, когда их разделяло чуть меньше двух километров. Увидев летящие на него трассеры, вспыхивающие в небе рубиновыми полосами, пилот F-15 рванул на себя штурвал, оторачивая в сторону. Он промчался вдоль корпуса «Ильюшина», набирая высоту для нового захода на цель.

— «Орел-восемь», осторожнее! — предупредил командир пары своего ведомого, как раз занявшего позицию для атаки. — Близко не подходи!

Второй «Игл» ударил с пикирования, обрушив град двадцатимиллиметровых снарядов на неповоротливый Ил-76. Пушки русского транспортника выплюнули всеми четырьмя стволами короткую очередь и умолкли, когда снаряд «Вулкана» разворотил кабину стрелка, нашпиговав его тело осколками. Еще несколько снарядов разорвали обшивку, оставляя в ней зияющие пробоины. Штурвал, так легко подававшийся каждому движению рук Павла Юдина, стал вдруг невероятно тугим, заставив пилота снова выругаться, путано и грязно.

— Теряем управление! Машина не слушается рулей!

А командир звена японских перехватчиков, увидев, как зашаталась громада русского «Кандида», восторженно закричал в эфир:

— «Орел-восемь», отличный выстрел! Добей его!

— «Орел-семь», «Орел-восемь», осторожно, вы входите в зону действия русской ПВО! — даже несмотря на атмосферные помехи обоим пилота в голосе безликого диспетчера почудилась тревога. — Разворачивайтесь!

— К черту! Эти гайдзины не уйдут! Море станет для них могилой!

Далеко впереди уже показались вздыбившиеся вершинами сопок берега Камчатки, но пилоты Сил самообороны Японии продолжали крутить смертоносную карусель, снова и снова наскакивая на беззащитный Ил-76, вбивая в его борта очередь за очередью. В кабине транспортника аварийная сигнализация надсадно выла, не умолкая ни на миг, приборная панель переливалась красными всполохами индикаторов, но Юдин, не обращая на все это внимания, вел свою машину к цели, не отрывая взгляда от приближавшейся земли.

А впереди, среди подернутых полупрозрачной дымкой сопок, уже прозвучал сигнал тревоги на позициях зенитно-ракетного дивизиона. На земле уже несколько минут затаив дыхание следили за приближающимся с запада самолетом. Появление на радаре новых целей заставило командира дивизиона комплекса С-300ПМ, прикрывавшего с северо-запада Петропавловск-Камчатский, выругаться от досады:

— «Косые», суки! Откуда только взялись?! Они, похоже, гонят наш транспорт с «большой земли»!

Подчиняясь приказу офицера, в сторону моря развернулась фазированная антенная решетка радиолокационной станции подсвета и наведения 30Н6. В тот момент, когда, протянувшись над водой к самому горизонту, луч радара коснулся японских самолетов, в кабинах обоих F-15J тревожно взвыл зуммер бортовой системы предупреждения об облучении ALR-56.

— Я «Орел-семь», я в захвате! — Командир пары, разом забыв про недобитый русский транспортник, почти уже добравшийся до береговой черты, наполнил эфир растерянными криками. — Я атакован!

А в полусотне километров от него командир русского зенитно-ракетного дивизиона спокойно приказал:

— Пуск!

Четыре зенитные ракеты 5В55Р, стартовав вертикально, взвились над прибрежными сопками. При максимальной скорости два километра в секунду им требовалось несколько мгновений, чтобы настигнуть цели. Но в эти секунды японские пилоты успели сделать многое. Одновременно оба активировали бортовые станции радиоэлектронного противодействия ALQ-135(V), также отстрелив дипольные отражатели, создавшие иллюзию множества целей, среди которых не просто было выбрать истинную.

— «Орел-семь», «Орел-восемь», уходите! — надрывался оператор на борту продолжавшего кружить над морем Е-2С «Хокай», видевший все происходящее над прибрежными водами до мельчайших деталей. — Меняйте курс!

Командир пары, выпустив еще серию патронов с ложными целями, направил свой истребитель в отвесное пике, рассчитывая укрыться на малой высоте. Одна из мчавшихся навстречу ему зенитных ракет, наведясь на облако дипольных отражателей, промчалась мимо, разорвавшись на безопасном расстоянии. Вторая, зашедшая в хвост, сокращая дистанцию с каждой секундой, вдруг принялась рыскать из стороны в сторону, когда испускаемые бортовой системой РЭБ японского истребителя помехи забили канал, по которому на борт ЗУР с земли поступали корректирующие команды. Когда цель была потеряна, сработал самоликвидатор, и ракета превратилась в клубок дыма, от которого во все стороны брызнули раскаленные осколки.

— Банзай! — От радости японский пилот завопил в голос. — Слава Аматэрасу!

Поверхность воды, под которой на глубине считанных десятков метров было каменистое дно, надвигалась с ужасающей скоростью, и летчик рванул на себя штурвал. Преодолевая инерцию весившего больше двадцати тонн истребителя, но вывел свой «Игл» из пике на высоте чуть больше сотни метров, чтобы увидеть, как самолет его ведомого, который поразили сразу две ракеты «земля-воздух», превратился в сгусток пламени.

— «Орел-семь» сбит! — Слова приходилось выталкивать из сжатой спазмом глотки с усилием. — Парашюта не вижу!

— «Орел-восемь», уходите! К вам приближаются самолеты противника!

Бортовой радар F-15J до сих пор был отключен, а предупреждение прозвучало слишком поздно. В этот момент пара истребителей МиГ-31, вылетевших с авиабазы Елизово под Петропавловском, находилась уже менее чем в ста километрах от японского самолета, поймав его конусами лучей своих РЛС Н007 «Заслон».

— Цель в захвате! — Штурман-оператор головной машины спокойно наложил прицельный маркер на отметку на экране, обозначавшую самолет противника.

— Выпустить ракеты!

Две ракеты «воздух-воздух» большой дальности Р-33 отделились от пусковых устройств под фюзеляжем тяжелого перехватчика, умчавшись к горизонту. На скорости в четыре с половиной раза превышавшей скорость звука, они стремительно сближались с японским истребителем. Его пилот, вцепившись мертвой хваткой в рукоятку управления, беззвучно шептал молитву, перестав обращать внимание на беспрестанный визг системы предупреждения об облучении. Закрывшись завесой активных помех, он включил форсаж, сжигая остатки топлива в почти опустевших баках и уходя в сторону моря.

Этот отчаянный рывок позволил прожить летчику несколько лишних секунд, а затем, когда расстояние между целью и выпущенными по ней ракетами, сжалось до нескольких метров, почти одновременно сработали неконтактные радиолокационные взрыватели обеих Р-33, и чудовищный сдвоенный удар перевернул летевший на сверхзвуке истребитель, швыряя его в морские волны.

— «Утес», я «Волна-три», — когда с экрана бортового радара исчезал отметка, обозначавшая самолет противника, пилот ведущего МиГ-31 вызвал наземный командный пункт, куда сейчас стекалась информация со всех РЛС и постов оповещения, разбросанных по изрезанной бухтами береговой линии южной части Камчатского полуострова. — Цель поражена. Какие будут указания?

— «Волна-три», следуйте в квадрат «девять-четырнадцать», сопроводите на базу транспорт.

— Вас понял. Выполняю!

Оба перехватчика выполнили разворот с изяществом, на первый взгляд не подобающим массивным самолетам, с вооружением на подвеске и полными баками весившим сорок пять тонн. Даже не используя форсаж, они с легкостью нагнали уже летевший над сушей Ил-76, экипаж которого не обратил никакого внимания на стремительный и ожесточенный воздушный бой. Сейчас Павел Юдин вместе со своим вторым пилотом были заняты лишь тем, чтобы удержать в воздухе поврежденный огнем противника самолет. Экипажи «мигов», пристроившихся по оба борта от «Ильюшина», могли оценить повреждения, только мрачно качая головами при виде россыпи зияющих пробоин в фюзеляже, обрамленных разлохмаченной обшивкой и закопченной гондолы двигателя, из которой все еще струился черный дым.

— Борт «ноль шесть», следуйте за нами. Мы проводим вас до аэродрома!

— Спасибо, «маленькие»! — Юдин помахал рукой, увидев, как сидящий в задней кабине ставшего по левому боку МиГ-31 в ответ поднял сжатый кулак в приветственном жесте.

— Держитесь, мужики! На земле уже все готово, вас встретят! Долго мы вас ждали!

Под крылом Ил-76 проплывали одетые зеленью сопки, иногда сверкали серебром сбегавшие по их склонам ручьи и небольшие речушки. Пилоты транспортника разом выдохнули с нескрываемым облегчением — они все же добрались до цели, еще чуть-чуть и шасси коснутся посадочной полосы. Именно в этот момент в очередной раз взвыла аварийная сигнализация, и приятный женский голос с металлическими интонациями киборга сообщил:

— Отказ первого двигателя!

Разом лишившийся третей части удерживавшей его в небе тяги самолет накренился, теряя высоту. Павел Юдин вцепился в штурвал, до упора отжимая его на себя. Но неуклюже шатающийся в воздухе «Ильюшин», будто вмиг утративший опору, опускался к земле метр за метром.

— Все-таки достали, суки! — прохрипел с натугой командир экипажа, чувствуя, как судорога сводит пальцы обеих рук, обхвативших штурвал. — «Маленькие», не дотянем мы до базы! Идем на вынужденную, долго в воздухе не удержимся! Укажите подходящую полосу!

— Черт, сейчас гробанемся, костей не собрать, — разочарованно пробормотал Сухов. — Ведь почти долетели!

— Рот закрой, мать твою, и следи за высотомером!

Один из «мигов», проскользнув вперед, вдруг выпустил длинную очередь из встроенной авиапушки ГШ-6-23, вбивая рубиновую нить трассеров куда-то в тайгу.

— «Ноль шестой», левее двадцать шоссе, попробуйте приземлиться там! Мягкой посадки, мужики!

— Иди ты к черту, — буркнул себе под нос Юдин, доворачивая ставший вдруг непослушным самолет в указанном направлении и уже отыскав взглядом серую полосу автодороги, рассекавшей густые заросли. — Начинаю снижение! Всем держаться!

Покачивая крыльями, Ил-76 начал пикировать, рассекая плоскостями плотный воздух. Сухов, не отводя взгляда от индикатора альтиметра, отсчитывал вслух:

— Двести метров! Сто восемьдесят метров! Сто пятьдесят!

— Выпустить шасси!

— Шасси выпущены!

Стойки шасси сыграли роль воздушных тормозов, уменьшив скорость снижения. Самолет, будто осаженный в воздухе, едва не встал на дыбы. Юдин, лицо которого окаменело, продолжал командовать:

— Выпустить закрылки!

— Закрылки вышли! Высота девяносто!

— Эх, Бог не выдаст — свинья не съест!

— Командир, шоссе впереди поворачивает! Нужно садиться сейчас, или вспашем тайгу носом!

Цифры на альтиметре стремительно менялись, приближаясь к нулю. За обшивкой гудел раздираемый массивным фюзеляжем воздух, и глухо рычал от напряжения Павел Юдин. В тот миг, когда шасси самолета коснулись разбитого асфальтового покрытия, Ил-76 тряхнуло, так что пилотам показалось, что транспортник просто слетит с шоссе, врезавшись в темную стену леса. Но командиру экипажа удалось сохранить управление.

— Двигатели на реверс! Тормоза!

Направленный в противоположную сторону поток раскаленного воздуха из продолжавших работать турбин затормозил «Ильюшин», когда до поворота шоссе оставалось метров сто. Огромный самолет развернуло юзом, и, пропахав глубокую борозду в асфальте погрузившимися в почву наполовину шасси, Ил-76, наконец, застыл.

— Ну, вот и прилетели! — расслабленно выдохнул Юдин, откидываясь на спинку кресла и чувствуя, как промокла от пота рубашка между лопаток. — Глуши двигатели!

МиГ-31, экипаж которого с небольшой высоты наблюдал за рискованной посадкой «Ильюшина», сделал круг на бреющем, и, качнув на прощанье крыльями, исчез за горизонтом. А на смену ему уже спешили вертолеты. Два темно-зеленых пузатых Ми-8 вынырнули из-за ближайшей сопки, приземляясь в нескольких десятках метров от сверкающей белизной бортов громады Ил-76. Окинув их взглядом с высоты кабины пилотов, Юдин устало проворчал:

— Это за нами! Пошли встречать гостей!

Из вертолетов выбрались люди в армейском камуфляже, двинувшиеся навстречу наконец ступившим на твердую землю пилотам. Возглавлявший их крепко сбитый мужчина в камуфлированном бушлате, из-под которого виднелась черная морская форма, по очереди обнял выстроившихся перед ним летчиков, потрясенно качая головой:

— Ну, мужики, вы даете! Мы тут, на земле, уж и не надеялись, что дотянете!

— Машину жалко, — только вздохнул Юдин. — Отлетался, похоже, наш «ильюха». Подняться-то мы бы и отсюда сумели, Ил-76 откуда угодно сможет взлететь. Но вот как с движками быть? И обшивка вся в дырах!

— Сюда доставим турбины «вертушкой», на месте же и установим, — отмахнулся моряк, счастливо улыбавшийся, глядя на искореженный самолет. — Есть умельцы. Но как же мы рады вас видеть, ребята! Вы за три недели — первый «борт» с большой земли!

— Ну а вы-то сами здесь как, товарищ адмирал?

Командир экипажа Ил-76 без представлений узнал вице-адмирала Гареева, командующего Камчатской флотилией. С первых дней после внезапной высадки японских войск он возглавил оборону полуострова. Подчиненные ему ракетные катера и малые противолодочные корабли стояли на якорях, те, которым посчастливилось пережить первый, самый страшный удар американцев во время Майской войны, а бравый моряк постигал все хитрости войны на суше. И если судить по тому, что линия фронта, протянувшаяся от Охотского моря до самого Тихого океана поперек Камчатки, оставалась неподвижной уже несколько недель, несмотря на все потуги противника, это ему вполне удалось.

— Хреново мы тут, ребята, — вздохнул офицер. — Километрах в трехстах к северу отсюда Вторая пехотная дивизия японских Сил самообороны в полном составе, девять тысяч бойцов, каждый из которых днями и ночами мечтает лишь о том, чтобы вцепиться в глотку русскому. Они перерезали перешеек, соединяющий полуостров с материком, и пытаются прорваться к Усть-Камчатску. «Косые» давят, что есть сил. А мы — тут, на юге, закопались в родную землю по самые уши и ждем вражеского генерального наступления, которое все равно нечем отражать. Им припасы по морю доставляют регулярно, а нам приходится каждый снаряд экономить. Все-таки здорово, что вы прорвались!

— Чертовы истребители нас едва не убили! Сам еще не верю, что прорвались!

Адмирал покачал головой:

— Повезло, «летуны», считайте, в рубашке родились! Нас тут обложили со всех сторон, так что муха не пролетит. Одновременно с высадкой десанта японцы установили полную блокаду полуострова. В Охотском море постоянно находится не меньше трех эсминцев с ракетами «Стандарт», регулярно сменяющих друг друга. Правда, к берегу близко не подходят — у нас ракетная бригада «Редутов» в боевой готовности, и еще несколько малых ракетных кораблей. Иначе бы «косые» давно уже в Петропавловске высадились, а так — просто рыщут вокруг, вынюхивают. Вроде, у японцев тут где-то еще подлодки есть, но за это не могу ручаться, да и не важно. Ну а вы напоролись на воздушный патруль. В воздухе господствуют истребители F-15. Они взлетают с баз где-то на острове Хоккайдо и по пути дозаправляются в воздухе, так что могут барражировать у побережья Камчатки по несколько часов. Правда, стараются держаться подальше от суши, где-нибудь над нейтральными водами. У нас тут полк С-300 стоит, и самураи к нему со всем уважением. Южную часть полуострова зенитчики закрыли надежно. После того, как десятого япошку свалили, остальные почти не суются, так, щупают иногда на прочность, войдут в зону — и сразу на форсаже обратно. Иной раз достаточно их радаром подсветить — и все, только их и видели, сразу драпают, суки! А больше мы ничего и не можем — на пусковую по две, а то и по одной ЗУР!

— Ничего, — ухмыльнулся Юдин. — С этим, авось, поможем!

Уже опустилась на землю кормовая аппарель, отошли в стороны створки грузового люка, и прибывшие с Гареевым люди начали разгружать объемистый трюм Ил-76. Увидев, как его бойцы извлекли массивный темно-зеленый ребристый цилиндр, адмирал заметно приободрился, сразу узнав в этом предмете транспортно-пусковой контейнер, в котором хранилась, надежно защищенная от практически любого воздействия окружающей среды, ракета «земля-воздух» 5В55Р комплекса С-300.

— У нас на борту пятнадцать зенитных ракет, — сообщил Юдин. — Еще авиационные ракеты «воздух-воздух», два десятка Р-33 и тридцать Р-60. Ну и по мелочи, гранатометы, ПТУР, «медицина» всякая.

— Ну, мужики, нет такого ордена, чтоб вас за ваш подвиг наградить! В Елизово стоит эскадрилья МиГ-31. Пилоты есть, горючки хватает, но ракет для них вообще на счет, и патронов к пушкам — по одному боекомплекту. Держим в готовности одно звено, остальные упрятали по капонирам, но теперь пойдет потеха!

— Как же вас «косые» не задавили, ведь прикрытия с воздуха почти нет?!

— Так и у них не лучше, — пожал плечами адмирал. — Конечно, «Иглы» досюда и с японских островов, пусть на одном характере, но долетают. Так это не ударные машины, да и ЗРК им особо безобразничать не дают, сразу валят, только самураи зазеваются. Потому япошки с самого начала на Сахалин и Курилы и нацелились, что там идеальное место для аэродромов подскока, а как вышибли их оттуда, остались только несколько «вертушек» здесь, на полуострове. Их с десантных кораблей перегнали. И все, больше никакой авиации нет. Конечно, их «Кобры» нам немало проблем создали. К Петропавловску, само собой, не суются, но на линии фронта головы поднять не дают нашим бойцам. Ну да, бог даст, и с ними разберемся! А вообще, мужики, нас освобождать-то собираются? Что там флот, скоро выйдет в море?

— Не знаю я, товарищ адмирал, — помрачнев, ответил Павел Юдин. — Флот весь стоит в гавани Владивостока, собирается куда выходить, или нет, об этом ничего не скажу. Да и осталось того флота…

Через несколько минут транспортно-десантный вертолет Ми-8 уже уносил экипаж прорвавшего кольцо блокады самолета к Петропавловску-Камчатскому. В иллюминатор Павлу Юдину с высоты чуть меньше ста метров открылась необычная панорама. Посреди тайги, на разбитом вдрызг шоссе возвышался стальной скалой огромный Ил-76, возле распахнутого грузового люка которого выстроились цепочкой несколько десятков человек, сверху напоминавших трудолюбивых муравьев. Откинувшись назад и чувствуя собственным затылком ощутимую вибрацию фюзеляжа вертолета, пилот закрыл глаза, только сейчас по-настоящему расслабившись. Его путешествие закончилось.

А далеко от места посадки «Ильюшина», вопреки всему достигшего цели, старший лейтенант Олег Бурцев с ненавистью и страхом взглянул в подернутое облаками небо, заслышав такой знакомый стрекот вертолетных винтов.

— Ложись, — отрывисто скомандовал офицер своему спутнику, замершему в растерянности, сопроводив свою команду резким толчком в спину. — Замри!

Два человека упали, словно подкошенные, распластавшись по поросшему жесткой травой склону сопки. Вжавшись в камни, покрытые крупными каплями росы, похожими на бриллианты, они неподвижно застыли, сами словно став камнями, и даже инстинктивно задержали дыхание. Надетые на обоих лохматые маскировочные накидки «гилли» совершенно размывали силуэты, лишая их очертания какого-либо сходства с человеческим телом. А уж лежать неподвижно, проводя в таком состоянии по несколько часов кряду, оба умели очень хорошо.

Вертолет, буквально выпрыгнув из-за вершины сопки, с грохотом промчался низко над землей. Молотя воздух лопастями установленных тандемом винтов тяжелый транспортный Кавасаки MH-47J, лицензионная копия американского «Чинука», плоским широким брюхом едва не скользил по земле. Благодаря серо-зеленому камуфляжу, покрывавшему его угловатый массивный фюзеляж, геликоптер было трудно сразу рассмотреть на фоне пасмурного неба. От гула турбин у лежавших на земле людей на миг заложило уши, а еще через пару секунд вертолет оказался сразу как-то далеко, наконец, исчезнув за склоном соседней горушки.

Проводив его взглядом, Олег Бурцев выдохнул:

— Отбой!

Плавным движением, будто перетекая из одной позы в другую, он поднялся на ноги. Рядом вскочил его напарник, второй член маленькой разведывательной группы, уже несколько часов пробиравшейся по тылам японских экспедиционных сил на полуострове Камчатка. Ефрейтор Андрей Стешин был родом из этих мест, охотник, лесовик, наверняка не брезговавший браконьерством, и сейчас его бесценный опыт недавней игры в прятки с егерями местного охотнадзора оказался очень кстати.

— Если у «косых» на «вертушке» тепловизор, нам хана! — с нервными нотками в голосе произнес Стешин, уставившись на горизонт, туда, где растворился в серой хмари тяжеловесный «Чинук». — Да достаточно, если какой-нибудь япошка просто вниз глянет!

— Отставить разговоры, боец! Прорвемся! Давай, ноги в руки — и вперед! Эти не зря разлетались, значит, аэродром где-то рядом!

К огромному счастью диверсантов, на борту СН-47J не было ни тепловизора, ни иных средств поиска. И никто из находившихся на борту людей, а их было лишь трое, не думал даже о том, чтобы смотреть вниз. Японские пилоты полностью сосредоточились на управлении своей машиной, ведь полет на малой высоте в гористой местности сам по себе является рискованным делом. Они спешили скорее доставить на место свой груз, восемь с лишним тонн полевых рационов, аптечек, патронов и гранат в ящиках, и все прочее, без чего невозможно выполнять боевой приказ армии, отделенной от постоянных баз тысячами километров океана, пришедшей на чужую землю завоевателями, но теперь превратившейся в ее пленников, запертых среди этих мрачных сопок.

Взглянув на вновь опустевшее хмурое небо, Бурцев поправил лямки увесистого ранца, рефлекторно коснувшись ладонью правой руки ствольной коробки висевшего на плече автомата АКМ, ствол которого «разбух» цилиндрической насадкой ПБС, прибора бесшумной стрельбы. Точно такой же был навинчен и на ствол АКМС, болтавшегося за спиной Стешина. Привычно проверив амуницию, оба разведчика рысцой припустили вниз по склону, скользя по мокрой траве и постоянно озираясь.

Кажущаяся безжизненность окружающей местности никого не обманывала. Вокруг была русская земля, но теперь на ней хозяйничал враг. И сейчас два человека готовились вступить в противостояние с целой армией, выполняя приказ, ценой которого были жизни десятков, сотен их товарищей, оставшихся где-то позади и тоже готовившихся вступить в бой.

— Стой! — Чувствуя, что вот-вот собьет дыхание, прыгая горным козлом по заросшим склонам, а перенапряженные мышцы ног сводит судорога, Бурцев скомандовал привал. Рядом остановился такой же запыхавшийся Стешин.

— Куда так несемся?

— Согласно данным радиоперехвата, где-то в этом квадрате должен быть японский аэродром. Мы его обнаружим и будем корректировать огонь артиллерии. Гаубичная батарея займет позицию ровно в девять ноль-ноль, мы к этому момент должны быть готовы дать им целеуказание.

— Не проще устроить артналет, накрыть весь квадрат?

— Чтоб перепахать несколько квадратных километров, потребуется несколько сотен снарядов калибра сто пятьдесят два миллиметра, а у нас боеприпасы на счет, не хуже меня знаешь. К тому же после первого же залпа «косые» просто поднимут свои вертушки в воздух, где никакой артналет не страшен, а их артиллеристы подавят наши батареи. Но благодаря нам с тобой штаб рассчитывает решить задачу с помощью нескольких снарядов.

Бурцев многозначительно хлопнул по висевшему за его спиной большому рюкзаку, явно увесистому, добавив:

— Все, боец, разговоры отставить! У нас меньше часа, а до места еще не меньше трех километров, если «слухачи» из радиоразведки ничего не попутали! Короче, вперед бегом марш!

Олег Бурцев бежал, плавно переставляя ступню с пятки на носок, скользя в зеленом сумраке девственного леса бесшумным призраком. Мерно билось сердце в груди, дыхание оставалось ровным, а сознание существовало как бы отдельно от тела, совершавшего привычные движения. Что-то в окружающем мире вдруг изменилось, заставив Олега замереть на месте, обращаясь в слух и жадно втягивая ноздрями наполненный влагой воздух. В зарослях, где обзор был ограничен, в лучшем случае, несколькими десятками метров, следовало полагаться на другие органы чувств, и они не подвели. Сперва обоняния разведчика коснулся знакомый запах авиационного керосина, принесенный легким дуновением ветерка, а затем он услышал человеческие голоса.

— Дальше ползком, — приказал Бурцев, обернувшись к напарнику. — Осторожно!

Они растянулись на земле, по-пластунски двинувшись вперед. Извиваясь между кочек, будто гигантские змеи, перетекая с места на место, словно все кости в их телах разом размякли, разведчики продолжили движение. За плечами каждого из них была серьезная подготовка, у кого-то — месяцы, а у кого-то и годы войны, и поэтому оба умели при необходимости передвигаться совершенно бесшумно. Ни одна сухая ветка не треснула от их прикосновения, ни один лист не оказался сдвинут больше, чем на пару миллиметров, выдавая их путь тому, кто может идти следом с отнюдь не добрыми намерениями.

Медленно, порой замирая надолго, вслушиваясь в доносившиеся с сопок звуки, пытаясь вычленить среди них те, что несут опасность, например, лязг металла, щелчок выключаемого предохранителя на оружии, просто человеческий голос, они двигались к цели. Их путь лежал по пологому склону сопки, дальше, в округлую лощину меж двух поросших хвойным лесом высоток. Наконец, оба выбрались на гребень, и Олег Бурцев, рассмотрев сквозь поредевшие заросли охваченную движением долину, начинавшуюся от самых его ног, довольно улыбнулся:

— Нашли!

Полевой аэродром японских войск был расположен идеально. Склоны сопок закрывали его от находящихся на земле наблюдателей, если только те не рискнут подобраться вплотную. Обнаружить этот место можно было с воздуха или из космоса, но командование врага знало, что работоспособных разведывательных спутников у продолжавших обороняться на камчатском полуострове русских не осталось, а любой самолет или вертолет, появившись здесь, просуществовал бы, в лучшем случае, минут пять. Да и мало их осталось, самолетов, слишком мало, чтобы рисковать драгоценной техникой.

Растянувшись на сырой от росы траве, Бурцев расстегнул карман разгрузочного жилета, пытаясь вытащить бинокль, а Стешин, поравнявшись с офицером, двинулся вперед. Выпростав руку, Олег ухватил напарника за штанину, громко прошипев:

— Замри! Совсем ослеп?!

Посмотрев в указанном Олегом направлении, ефрейтор увидел торчащий из земли металлический штырь с утолщением в верхней части. Прижатый к стволу молодой лиственницы, он был почти неразличим уже с нескольких шагов.

— Датчик движения, лазерный, — пояснил Бурцев Стешину, растерянно оглянувшемуся на командира. — Луч невидимый. Пересечешь его — и не заметишь, а у «косых» на пульте появится сигнал тревоги. Наверняка все подходы пристреляны артиллерией, так что парой залпов перемешают здесь все в кашу!

— Черт! А если здесь мины? Может, мы на минном поле?!

— На хрена японцам минировать? На косуль и росомах охотиться? Те быстро их минные поля протралят, только боекомплект переводить. Давай пройдем вдоль периметра, попробует подобраться ближе!

Разведчики передвигались осторожно, ощупывая землю вокруг себя, озираясь. Каждый несколько метров они замирали, обращаясь в слух. Ориентируясь на располагавшиеся через несколько десятков метров друг от друга датчиков движения, образовывавших причудливую ломаную линию, обрамлявшую вражескую авиабазу, они описали широкую дугу, выбравшись на склон невысокого холма. Над головами шелестели хвоей могучие пихты и лиственницы, чьи ветви сплетались в плотный шатер. Покосившись вверх, Бурцев удовлетворенно кивнул самому себе:

— Хорошо, с воздуха нас обнаружить практически невозможно. Лишь бы по земле не подобрались. Здесь могут быть пешие патрули и секреты, наверняка есть!

Разведчик стащил с плеч лямки рюкзака, положив рядом с собой на мягкий мох автомат. Поднеся к глазам бинокль, Олег смог рассмотреть японский аэродром во всех подробностях. Вместо штатного отечественного Б8х30, прочного, как молоток, и такого же тяжелого, так что можно было применять в рукопашной за неимением иного оружия, Олег пользовался немецким «Bushnell» с кратностью, изменяемой от восьми до двадцати четырех. Бинокль этот он нашел в одном из охотничьих магазинов Петропавловска-Камчатского, когда бригада, в рядах которой служил и он, прибыла на полуостров, прорвавшись сквозь кольцо блокады, в те декабрьские дни еще зиявшей множеством брешей. Теперь бывший гвардеец-десантник не расставался со своим трофеем.

— Неплохо устроились, суки! — зло прошипел Бурцев, осматривая выстроившиеся в ряд у дальнего края долины зеленые кубы многоместных палаток, рядом с которыми несколько десятков человек в японском камуфляже торопливо возводили модульные дома.

Работа была еще далека от завершения — явно аэродром здесь развернули считанные недели назад. Его близкое расположение к линии фронта позволяло базирующейся здесь авиации появляться на передовой в течение считанных минут, нанося стремительные точные удары по позициям российских войск. Дальнобойные ЗРК С-300 из-под Петропавловска досюда едва дотягивались своими ракетами «земля-воздух», к тому же, укрываясь в складках местности, японские вертолеты оставались невидимыми для радаров, а собственная ПВО пехоты, оборонявшей подступы к Усть-Камчатску, оказалась бессильна. И теперь вражеские геликоптеры, неуязвимые в небе, предстояло уничтожить, пока те оставались на земле.

Продолжая наблюдение, Олег увидел разбросанные по периметру огневые точки. Из-за брустверов, обложенных дерном, торчали длинные стволы крупнокалиберных пулеметов «Браунинг» М2, и, как минимум, возле половины из них дежурили расчеты. Тяжелые пулеметы могли залить свинцом прилегающее к аэродрому открытое пространство, где просто невозможно было укрыться от взора часовых, тем более, те полагались не только на свой острый глаз.

— Там РЛС! — Бурцев увидел торчавшие над брустверами на треногах пластины антенн портативных локаторов. С РЛС «Фара» был хорошо знаком еще по Кавказу, представляя возможности подобной техники, обнаруживавшей человека на равнинной местности с двух с половиной верст. Едва ли японские радары были хуже по своим параметрам. — Хорошо, что не сунулись дальше!

За спинами готовых отразить внезапную атаку пулеметчиков раскинулось летное поле. В центре его возвышалась серо-зеленая громада транспортного двухвинтового CH-47J «Чинук». Аппарель в хвосте вертолета была откинута, и по ней один за другим сбегали вниз солдаты, по двое тащившие короткие толстые трубы темно-зеленого цвета, укладывая их в аккуратный штабель. Присмотревшись, Олег Бурцев узнал ТПК противотанковых ракет «Тоу».

В отличие от «Чинука», пара стоявших поодаль легких многоцелевых UH-1 «Ирокез» явно не была готова подняться в воздух немедленно. Похожие на гигантских головастиков из-за широкого короткого фюзеляжа и тонкой балки хвоста, оканчивавшегося рулевым винтом, геликоптеры были укрыты таким количеством брезента, что только наметанный глаз профессионала мог опознать их с первого взгляда. А дальше выстроились в ряд три вертолета АН-1 «Кобра», для которых и предназначались выгружаемые японцами ПТУР.

Штурмовые геликоптеры американской разработки, самими американцами уже снимавшиеся с вооружения, производились японцами по лицензии, составляя основу боевой мощи армейской авиации Японии. Их сплюснутые с боков фюзеляжи, короткие узкие крылья, массивные прозрачные пузыри фонаря над кабиной пилотов были последним, увиденным в жизни для сотен русских солдат, сражавшихся среди сумрачных сопок Камчатки.

Рядом с боевыми вертолетами, стоявшими под натянутой высоко над землей маскировочной сетью, неторопливо прогуливался часовой. Тонкий ствол автоматической винтовки, торчавший из-за его плеча, покачивался в такт размеренным шагам солдата. Японец явно не ждал неприятностей, как и несколько человек в летных комбинезонах, ставших в круг возле новейшего легкого вертолета-разведчика ОН-1 «Ниндзя». О чем-то говоря, они смеялись, хлопая друг друга по плечам. Двое спокойно курили, глядя на небо и на вершины ближайших сопок.

Бурцев расстегнул свой ранец, вытащив из него массивную коробку лазерного целеуказателя ЛЦД-4. Установив на низкую треногу прибор, весивший двадцать семь килограммов, и заслуживший немало проклятий разведчика, тащившего его по горам и тайге на собственной спине, Олег направил его в сторону японского аэродрома, поймав в визир силуэт стоявшего ближе всех к краю летного поля вертолета. Тем временем Стешин, доставиз своего ранца радиостанцию «Арбалет», нацепил на голову гарнитуру.

— Время! Выходи на связь, — приказал Бурцев, убедившись, что его напарник готов. — Передай наши координаты!

Ефрейтор лишь бросил быстрый взгляд на приемник спутниковой навигационной системы «Бэйдоу». Прошли времена, когда нужно было возиться с навигационными приборами, определяя долготу и широту по солнцу или звездам или искать хорошо узнаваемые ориентиры, сверяясь с картой. Сейчас где-то в ледяном безмолвии ближнего космоса над Евразией стремительно мчались китайские навигационные спутники. По запросу они передали на компактный прибор свои координаты, а там уже электроника, используя метод триангуляции, определила положение разведгруппы с поражающей воображение точностью.

Короткая радиограмма пронзила эфир, заставив нервно вскинуться японских специалистов электронной разведки. Но прежде чем те успели поднять тревогу, сообщение уже достигло русской артиллерийской батареи, занявшей позиции в двадцати километрах к югу. Полдюжины гаубиц «Мста-Б» калибра сто пятьдесят два миллиметра вытянули свои длинные стволы на север, а рядом с орудиями ждали команды расчеты.

Лишь полчаса назад вереница грузовиков «Урал», елозя рубчатыми покрышками по раскисшему проселку, превратившемуся в реку грязи, вытянула орудия на огневой рубеж на переднем крае, практически в прямой видимости японских наблюдателей. Русское командование сознательно шло на риск, подставляя под удар тяжелые орудия, сорокакилограммовые снаряды которых, летящие на тридцать верст со сверхзвуковой скоростью, были одной из причин, по которой японцам до сих пор не удалось сбросить обороняющихся в море. Но, по мнению многих, игра стоила свеч.

— К бою! — над позициями батареи раздался зычный голос комбата. — Зарядить орудия!

Обученные расчеты действовали, как единое целое, быстро, спокойно, без единого лишнего движения. В распахнутые казенники гаубиц скользнули массивные конусы снарядов, затем туда же затолкали гильзы с метательными зарядами.

— Первое — огонь!

Бухнул выстрел, похожий на внезапный раскат грома. Расширяющиеся в каморе орудия пороховые газы вытолкнули из ствола снаряд, разгоняя его до восьми с лишним сотен метров в секунду и посылая на север по крутой дуге. В этот момент сработал блок синхронизации, автоматически активировав целеуказатель, и невидимый луч лазера уткнулся в фюзеляж ближайшей «Кобры», подсвечивая цель.

Управляемый артиллерийский снаряд 2К25 «Краснополь» достиг верхней точки траектории. Головной обтекатель отделился, открывая объектив лазерной ГСН, а из корпуса выскользнули узкие пластины стабилизаторов. Скорость снаряда к этому моменту несколько снизилась от трения о воздух, но теперь, когда «Краснополь» двигался по нисходящей части траектории, и на него все сильнее воздействовало земное тяготение, вновь начала возрастать.

За несколько километров до цели полуактивная головка наведения захватила отраженный от борта японского вертолета лазерный луч. Стабилизаторы шевельнулись, корректируя направление, и через мгновение падавший абсолютно бесшумно снаряд ударил точно в середину фюзеляжа «Кобры», на месте которой в небо взметнулся фонтан пламени.

Земля под разведчиками ощутимо содрогнулась, а затем до них донесся грохот взрыва. Вертолет просто разорвало на куски, раскидав горящие клочья обшивки по всей территории аэродрома. Находившихся ближе всего людей ударная волна легко оторвала от земли, раскидав в стороны, будто тряпичные куклы. А лазерный луч уже ткнулся в другой вертолет, указывая цель следующему снаряду, уже покинувшему ствол орудия. Он упал с небольшим отклонением, разорвавшись между «Коброй» и ОН-1. Мощи шести с половиной килограммов взрывчатого вещества, начинявшего осколочно-фугасную боевую часть «Краснополя», хватило, чтобы опрокинуть на бок винтокрылый разведчик, а волна осколков буквально изрешетила борт ударного АН-1S. Раскаленный кусок металла прошил топливный бак, воспламеняя несколько сотен литров летучего керосина, и винтокрылый кошмар русской пехоты полыхнул, будто свечка. Огненные брызги посыпались на головы выскакивавших из палаток японских солдат, бестолково метавшихся среди дымящихся воронок и искореженных груд металла.

Разом ожили несколько пулеметов, с лязгом выпуская струи свинца по склонам сопок. Когда над головами зажужжали пули пятидесятого калибра, в щепу разбивая стволы деревьев, Олег Бурцев ткнулся лицом в землю, закрывая ладонями голову. «Браунинги» молотили, не останавливаясь, пережевывая набитые патронами ленты с колоссальной скоростью, выбрасывая в пространство десятки килограммов металла.

— Нужно уходить! — просипел Стешин, которому на голову посыпалась срезанная пулями с ветвей хвоя. — Задавят огнем!

— Бьют вслепую! Они не знают, где мы! Нужно уничтожить все «вертушки»! Только тогда уйдем! Давай сигнал!

Над аэродромом поднимались клубы черного дыма, в которых увязал лазерный луч целеуказателя. К грохоту пулеметов добавился частый треск штурмовых винтовок, но двое разведчиков не обращали на это внимания. Бурцев направил окуляр ЛЦД-4 на последнюю уцелевшую «Кобру», к которой уже бежали двое в летных комбинезонах и шлемах. Его напарник нажал тангету рации, собираясь дать батарее «зеленый свет» для очередного выстрела, болезненно сморщившись от треска и воя помех.

— Нас глушат! — Стешин окликнул командира. — Нет связи!

Пелена электронных помех, генерируемых японскими станциями РЭБ, защищавшими аэродром не менее надежно, чем пулеметы, окутала окрестные сопки, лишая разведчиков какой-либо связи с внешним миром.

— Мать их! — Олег зло скривился. — Все, теперь сваливаем!

Отделив целеуказатель от треноги, Бурцев принялся торопливо запихивать его в ранец, не собираясь оставлять противнику драгоценное оборудование. В этот момент координаты неопознанного передатчика, вышедшего в эфир перед самой атакой полевого аэродрома Сил самообороны Японии, поступили на минометную батарею, развернутую в нескольких километрах к югу. Полдюжины минометов М30 американского производства одновременно выстрелили, выбрасывая свои снаряды высоко в зенит, откуда те отвесно обрушились на предполагаемое укрытие русских диверсантов.

Извивавшийся змеей на сырой и скользкой земле Олег Бурцев вздрогнул, услышав надсадный вой, вдруг расколовший небо над головой. Гребень холма надежно укрыл двух разведчиков от огня продолжавших плеваться раскаленным свинцом «браунингов», но от новой угрозы рельеф местности не был спасением. Вскакивая на ноги, Бурцев только успел крикнуть:

— В укрытие! Мины!

Разведчики бросились к деревьям, чьи раскидистые кроны могли дать хотя бы иллюзию защиты от осколков. Вой, от которого ныли зубы, перешел в протяжный свист, оборвавшийся вдруг оглушительным грохотом. Земля под ногами вздыбилась, и Бурцев, не удержавшись, упал, кубарем покатившись по земле. Вокруг взметнулись фонтаны огня и вывороченной взрывами земли, зло взвизгнули осколки.

— А, черт! — Сев, Олег обхватил руками голову. — Андрюха, живой?

— Не уверен, — раздался из-за спины хриплый голос напарника. — Не слышу ни хрена!

— Пройдет! Давай, подымайся, ефрейтор! Нужно уходить, пока не перекрыли весь район!

Далеко уйти разведчики не успели. В нескольких километрах от них японские артиллеристы уже перезарядили свои минометы, дав второй залп. Вновь застонал рассекаемый перьями стабилизаторов воздух, и на тайгу обрушился смертоносный град. Стасемимиллиметровая осколочно-фугасная мина весом двенадцать килограммов разорвалась в считанных шагах от русских диверсантов. Перед глазами Олега Бурцева полыхнуло пламя, а затем тугая волна горячего воздуха толкнула солдата в грудь, опрокидывая его навзничь.

Сознание на какое-то время покинуло лейтенанта, а когда тот вновь пришел в себя, то почувствовал, что движется, причем, не шевеля ни руками, ни ногами. Он попытался окликнуть своего напарника, но из глотки вырвался неразборчивый хрип. Движение тотчас прекратилось, и Стешин появился в поле зрения. Он смешно открывал рот, и не сразу Бурцев разобрал слова, звучавшие, будто через толстый слой ваты.

— Командир, ты в рубашке родился! — от возбуждения ефрейтор округлил глаза и размахивал руками. — Мина под ногами прямо рванула, а на тебе ни царапины! Идти сможешь?

— Нормально! — Ухватившись за протянутую руку, Олег встал на ноги, чувствуя, как ходуном ходит под ним земля. Во рту ощущался металлический привкус крови. — Двигаем!

Минометная батарея сделала еще несколько залпов, засевая таежную землю раскаленным свинцом. А за много километров южнее над протянувшейся по вершинам сопок линией фронта разнесся рокот артиллерийской канонады. Развернутые вдоль передовой японские РЛС артиллерийской разведки русскую батарею после второго выпущенного снаряда. На определение точных координат ушло еще несколько минут. Но в это время расчеты, перекрывавшие все существующие нормативы, торопливо переводили гаубицы «Мста-Б» в походное положение, смыкая вместе массивные станины орудий и цепляя их к тягачам. Взревели двигатели мощных «Уралов», и, вторя им, с севера донеслись раскаты артиллерийских выстрелов. В тот момент, когда автоколонна пришла в движение, первые шестидюймовые снаряды, выпущенные японскими гаубицами FH-70, упали на опустевшие позиции. «Добычей» японских артиллеристов стали лишь несколько пустых снарядных ящиков.

А на летном поле разгромленного аэродрома раскручивал лопасти ударный вертолет AH-1S. Пилоты, уже занявшие места в кабине единственной чудом уцелевшей после внезапного артналета «Кобры», видели, как уцелевшие после обстрела техники цепляют на пилоны контейнеры с неуправляемыми реактивными снарядами. Когда вооружение было установлено, сидевший в кресле пилота капитан Накамура дернул рычаг управления двигателем. Турбина «Кавасаки» T53-K-703 мощностью тысяча восемьсот лошадиных сил за спиной летчика взвыла, легко отрывая вертолет весом четыре с половиной тонны от взлетной полосы.

Поднявшись в воздух, «Кобра» заложила вираж над затянутым дымом аэродромом, прижимаясь к земле. Ее пилот не забывал ни на миг о зенитных ракетах русских, которые те любили иногда выдвигать к самой линии фронта, устраивая засады на японские вертолеты. Да и перехватчики «Фоксхаунд», базировавшиеся под Петропавловском, тоже время от времени поднимались в воздух, и исход встречи с ними был определен со стопроцентной вероятностью.

— «Кобра-три», противник в южном секторе, — сообщил остававшийся на земле диспетчер. — Приказано обнаружить его и уничтожить!

— Вас понял! Приступаю к поиску!

Набравший скорость вертолет был похож на гончую, вставшую на след. Он не был оснащен тепловизором, облегчившим бы поиск людей, укрывавшихся в зарослях, и пилотам оставалось полагаться только на свое зрение. «Кобра», держась чуть выше верхушек могучих лиственниц, похожих на наконечники гигантских копий, нацеленных в небо. Налетевший с запада ветер тем временем разогнал облака, и с неба хлынули золотым водопадом яркие лучи, проникая во все закоулки лесных дебрей.

— Движение справа! — Сидевший впереди стрелок первым увидел бегущих между деревьев людей в лохматых маскировочных накидках, которые оказались почти бесполезны в движении. По земле метались четкие тени, отбрасываемые беглецами. — Это гайдзины!

«Кобра» развернулась на месте, заходя на цель. Бурцев и Стешин слышали грохот турбины, но не оглядывались. Вертолет был абсолютным оружием против двух человек, вооруженных только стрелковым оружием, и все, что оставалось разведчикам — бежать со всех ног, петляя между деревьями, чтобы выиграть хотя бы пару минут жизни и стрекочущей винтом железной машины.

— Держись деревьев, — прохрипел на бегу своему напарнику Бурцев. — Не суйся на открытые места!

Стрекот вертолетного винта вытеснил все другие звуки. Лязгая и рыча небесная машина нависала над испуганно метавшимися по лесу людьми. Японские пилоты сократили расстояние до километра, прежде, чем открыли огонь. Шевельнулась трехствольная пушка М197 в носовой турели, и на дульных срезах ее стволов вспыхнуло пламя, а к земле умчался поток трассеров. Двадцатимиллиметровые снаряды, метаемые со скоростью двадцать пять штук в секунду, окатили землю стальным дождем. Некоторые врезались в кроны деревьев, и их детонаторы сработали раньше времени. Другие встретили на своем пути древесные стволы, вонзаясь в них и разрываясь уже в толще древесины, так что могучие ели и лиственницы падали, словно подрубленные исполинским топором. Но часть снарядов, миновав все препятствия, достигли земли.

Когда вокруг загремели взрывы, Олег Бурцев ничком упал на землю, слыша, как стонет над ним воздух, наполненный раскаленным свинцом. Снаряд авиационной пушки калибра двадцать миллиметров по могуществу был равен ручной гранате типа РГД-5, не так уж страшно, но когда вокруг тебя одновременно разорвалось десять или двадцать таких гранат, шанс, что бьющие со всех сторон струи металла пройдут мимо, ничтожен.

— Чертовы гайдзины! — Увидев, что вражеские диверсанты упали, исчезнув за сплошной стеной разрывов, командир экипажа японского AH-1S оскалился, злобно завизжав: — Иду на второй заход! Сравняй там все с землей!

— Ракеты готовы! — стрелок тоже показал зубы в жуткой гримасе, коснувшись кнопки пуска. Четырнадцать неуправляемых реактивных снарядов FFAR калибра семьдесят миллиметров ждали своего часа в подвешенных на пилоны пусковых установках, похожих на узкие длинные бочонки, вполне достаточно, чтобы срыть вершину сопки.

Выбирая наилучшую позицию для залпа, капитан Накамура потянул на себя рычаг управления, заставляя вертолет набрать высоту, чтобы не напороться на осколки собственных ракет. «Кобра» поднялась над сопкой, зависнув на мгновение, и одновременно появившись на экране РЛС русского зенитно-ракетного комплекса С-300ПС. Ракетная батарея лишь полчаса назад заняла позицию в пятидесяти километрах за линией фронта, накрывая прочнейшим невидимым куполом позиции русских солдат и ополченцев. Уперлись в землю гидравлические опоры, уравновешивавшие боевые машины. Массивные колонные транспортно-пусковых контейнеров ЗУР уставились в небо, а широкая пластина фазированной антенной решетки радара повернулась на север, туда где был враг.

— Воздушная цель в секторе тридцать, — зачистил скороговоркой оператор РЛС, взгляд которого не отрывался от внезапно возникшей на мониторе яркой точки. — Дальность шестьдесят семь. Цель низколетящая, дозвуковая. Вероятно, вертолет!

— Цель уничтожить! Пуск!

Время реакции зенитного комплекса С-300 не превышало одиннадцати секунд, ничтожно мало, чтобы тот, кто стал мишенью для его ракет, мог предпринять хоть что-то для спасения своей жизни — о выполнении боевой задачи речи быть уже не могло. Над сопками прокатился громовой раскат, отразившись эхом от склонов, когда ЗУР 5В55Р, объятая пламенем, вырвалась из тесноты пускового контейнера, в который была герметично запечатана сразу после сборки. На скорости две тысячи метров в секунду она помчалась к цели, подсвеченной узким лучом РЛС наведения. Чуть больше, чем через полминуты она сблизилась с кружившей над сопками «Коброй», и за секунду до того, как стрелок запустил неуправляемые ракеты, в нескольких метрах от ее борта вспух дымным клоком взрыв, и шквал осколков ударил в фюзеляж.

Русские диверсанты даже не нашли сил удивиться, когда приближавшийся, чтобы добить их, вертолет вдруг превратился в огненный шар, осыпавшийся на землю множеством горящих обломков, похожих на огненный дождь. Командир находившегося за много километров ЗРК так и не узнал, что одним движением пальца, нажавшего кнопку пуска, спас сразу две жизни. Зенитный комплекс продолжил боевое дежурство, подстерегая, словно терпеливый охотник в засаде, очередную неосторожную жертву.

А на склоне сопки, в паре десятков шагов от догоравшего вертолета, два человека по очереди прикладывались к фляжке, в которой плескался неразведенный спирт. Олег Бурцев первым сделал глоток. Рот обожгло огнем, затем пламя прокатилось по пищеводу, заполнив пустой желудок. Чувствуя, как закружилась голова, а тело наполнилось легкостью, диверсант резко выдохнул, привычно занюхав рукавом.

— Хорошо пошел! — сипло произнес он, передавая сосуд Стешину, сидевшему рядом, округлив глаза. — Давай, за победу!

Ефрейтор приложился к фляге, глотнул, поперхнувшись, и открыл рот, шумно дыша. Усмехнувшись, Олег протянул ему другую фляжку, с обычной водой. Дождавшись, когда напарник придет в себя, Бурцев приказал:

— Уточни координаты!

Сверившись с приемником навигационной системы, Стешин сообщил о положении группы. Бурцев недовольно нахмурился:

— Попали в самое кубло! Нужно уносить ноги, пока нас не затравили в этой тайге!

— До линии фронта семнадцать километров, к закату доберемся!

Олег лишь мотнул головой:

— Там нас будут ждать прежде всего. Сейчас «косые» забегают, как ошпаренные — в один момент лишиться половины штурмовой авиации на плацдарме. Через заслоны вдвоем прорваться нереально. Пойдем в обход, там, где нас ждать не станут. Углубимся в тыл, потом заберем к западу и там уже двинем к своим.

— Крюк получится приличный, верст полста, и это по карте. А тут горы, километр за три.

— Лучше ноги сбить, чем башки лишиться! У нас сухой паек на сутки, но будем экономить. Вода пока есть, но здесь с ней проблем нет. Ручьи и родники не редкость, и достаточно чистые, риска свалиться с дизентерией нет. Ну, почти нет. Ладно, боец, хватит трепаться! За мной, шагом марш!

Олег поднялся на ноги, поправив оттягивавший широкие лямки рюкзак с лазерным целеуказателем.

— Оставь этот чемодан, командир! — Стешин указал на разбухший ранец.

— Меня тогда весь штаб бригады иметь будет, в особо циничной форме. И тебе перепадет, не переживай. Имущество подотчетное, сколько взяли — столько и вернем!

Бурцев поправил ремень висевшего на плече АКМ, пружинистым шагом двинувшись вниз по склону. Следом, отстав на десяток метров, шагал Андрей Стешин. Им предстояло пройти по крутым склонам, через непролазные таежные заросли, десятки километров. Этот путь не обещал быть легким. Где-то уже взвились в небо, жужжащие моторами, словно разжиревшие мухи, беспилотники, и бесшумно крались в лесном сумраке поисковые группы. Тыл японского экспедиционного корпуса бурлил и кипел. Но для двух солдат, сражавшихся за свою землю, это не имело уже никакого значения. За их спинами оставался разгромленный аэродром, задача, казавшаяся невыполнимой, миссией для смертников, была выполнена. И все же обоим хотелось выжить и дойти.

Глава 3

Тихий океан — Камчатка, Россия
10 июня


Альбатрос, паривший над центральной частью тихого океана, широко раскинув сильные крылья и опираясь на восходящие воздушные потоки, мог видеть странную картину. Заходящее солнце уже почти коснулось нижним краем линии горизонта, и его лучи разлились по мерно вздымавшимся волнам, будто вода превратилась в расплавленное золото. И по этому золоту скользили два корабля. Они двигались строго на юг, параллельными курсами, разделенные несколькими тысячами метров, выполняя каждый маневр одновременно с идеальной точностью.

Эти корабли и сами казались зеркальным отражением друг друга. Оба имели клиперский форштевень, придававший силуэту стремительность, и широкий корпус, позволявший сохранять остойчивость даже при самом сильном волнении. На гранях пирамидальной надстройки каждого корабля можно было увидеть полотнища фазированных антенных решеток РЛС, а над надстройками воздымались тонкие, заваленные назад мачты, увенчанные обтекателями множества антенн.

Это были, несомненно, боевые корабли. На гладком баке каждого выступала обтекаемая башня универсальной артиллерийской установки, длинный ствол которой был направлен точно по курсу. Над надстройками белели обтекатели радаров управления огнем зенитных установок «Вулкан-Фаланкс», грозного и надежного оружия, способного очередью двадцатимиллиметровых снарядов, выпущенной из своих шести стволов, буквально распилить атакующий самолет или противокорабельную ракету. Но оба корабля были способны не только защищаться, но и атаковать — меж дымовых труб виднелись направленные в борт счетверенные пусковые установки ПКР «Гарпун». В прочем, большая часть оружия, которым были буквально напичканы оба корабля, оставалась укрытой от посторонних взглядов.

Корабли были похожи между собой, как две капли воды, отличаясь лишь флагами. На гафеле одного из них реяло, хлопая под порывами ветра, звездно-полосатое полотнище, а на гафеле второго раскинуло во все стороны широкие алые лучи восходящее солнце.

Эскадренный миноносец ВМС США DDG-69 «Миллиус» типа «Арли Берк», вышедший из базы Перл-Харбор несколько часов назад, встретился с эсминцем Морских сил самообороны Японии DD-174 «Кирисима» типа «Конго», покинувшим гавань Йокосуки за двое суток до этого. Их маршруты пересеклись в двухстах милях западнее Гавайского архипелага. Основные судоходные трассы пролегали на значительном удалении, рыбацкие баркасы с многочисленных островов, находившихся к югу, сюда тоже не добирались, и у рандеву не оказалось случайных свидетелей.

Реджинальд Бейкерс, глава Агентства национальной безопасности, перешагнул через комингс люка, зажмурившись от ударивших в глаза солнечных лучей. Поднеся ко лбу ладонь, шеф разведывательного ведомства взглянул вверх. На лазоревом небе, чуть потемневшем на востоке, не было ни облачка. Еще час — и на океан опустится ночь, в этих широтах смеркается очень быстро, и тогда над головами людей, оторванных от дома, засияют алмазным блеском мириады звезд. Но любоваться закатом и красотами южного неба директору АНБ, оказавшемуся здесь, посреди бескрайней водной пустыни не ради удовольствия, а по важному делу, было некогда.

Пройдя вдоль борта эсминца, движущегося двадцатиузловым экономическим ходом, позволяющим беречь топливо для погони или для бегства, если встреченный в открытом океане противник окажется слишком силен, Бейкерс добрался до расположенной на корме посадочной площадки. В центре ее застыл, будто прижавшись широким фюзеляжем к нескользящему упругому покрытию, вертолет SH-60B «Си Хок», стандартная палубная машина американского флота. Стоявшие возле нее летчики, увидев главу АНБ, откозыряли, не столько из почтения к нынешней его должности, сколько в знак уважения перед давно уже прошедшей молодостью, когда Реджинальд Бейкерс носил такую же форму, как почти две сотни окружавших его сейчас мужчин и женщин. Так же, как и сам он, когда-то, эти люди выбрали служение своей нации, готовясь защищать безопасность страны, само будущее Соединенных Штатов в любой точке планеты.

— Сэр, мы готовы взлететь, — сообщил подошедшему Бейкерсу один из пилотов. — Прошу подняться на борт, сэр!

— Благодарю!

Не без труда Реджинальд Бейкерс вскарабкался в грузовой отсек геликоптера, предназначенного для охоты за вражескими подлодками. Видимо, поэтому его создатели не уделили слишком много внимания удобству пассажиров. В прочем, с этим глава АНБ был готов смириться.

Взвыли турбины, поплыли лопасти несущего винта, раскручиваясь все быстрее, и вертолет, наконец, оторвался от палубы. Подчиняясь движениям рук пилота, он резко ушел в сторону, избегая столкновения с надстройкой эсминца. С высоты несколько десятков футов Бейкерс, без опаски выглянув в проем люка в борту геликоптера, увидел чуть выступающие из палубного настила на носу и корме эскадренного миноносца ровные ряды квадратов, похожих на клетки шахматной доски, только отчего-то одного цвета.

Там, под крышками универсальной установки вертикального пуска «Марк-41», скрывалась почти сотня ракет, ударные «Томагавки», противолодочные ракеты «Асрок» и дальнобойные ЗУР «Стандарт». Управляемый автоматизированной системой «Иджис», этот арсенал превращал эсминцы типа «Арли Берк» в самые мощные боевые корабли на планете, способные с одинаковой эффективностью уничтожать надводные, воздушные или подводные цели или наносить сокрушительные удары из-за горизонта по береговым объектам. Да, эти корабли уже перестали быть верхом технического совершенства, со стапелей сошел головной эсминец нового типа «Зумвалт», и вот-вот ожидался спуск на воду его «систершипа», но пока именно армада «Берков», сопровождавших махины атомных авианосцев в самых отдаленных уголках Мирового океана, служила воплощением морской мощи США.

Вертолет, поднявшись на несколько сотен метров, промчался над океаном, пересекая узкую полосу воды, разделявшую идущие борт к борту корабли. Наслаждавшийся краткими мгновениями полета Реджинальд Бейкерс увидел японский эсминец. «Кирисима» производил впечатление. Будучи почти точной копией американского «Арли Берк», он несколько превосходил габаритами свой прототип и нес на борту почти такой же набор вооружения. С высоты главе АНБ были видны орудийная башня, пакеты пусковых контейнеров ракет «Гарпун», направленных в оба борта и белые колпаки зенитных установок «Фаланкс». Только в ячейках пусковой установки «Марк-41» не было ракет «Томагавк», снискавших себе мрачную славу при расстрелах сербских и иракских городов, и подтвердивших ее во время короткой войны с Россией. Именовавшаяся Силами самообороны японская армия не имела ударного вооружения, зато на борту эсминца, резавшего волны Тихого океана, находились ракеты-перехватчики SM-3, предназначенные для уничтожения баллистических ракет.

Облетев по кругу «Кирисиму», американский вертолет завис над кормой эсминца, где располагалась посадочная площадка, отмеченная широким белым кольцом. Как и «Арли Берк», японский корабль не имел вертолетного ангара, и винтокрылые машины могли на нем размещаться лишь временно. «Си Хок» начал снижаться, и в очередной раз Бейкерс восхитился мастерством пилотов, сумевших с ювелирной точностью посадить девятитонный геликоптер в самом центре крохотного пятачка ВПП, не зацепив широкими лопастями винта надстройки.

Шасси SH-60 только коснулись палубного настила, а к вертолету уже бежали несколько человек. На фоне синей морской униформы бельмом на глазу выделялся строгий серый костюм, казавшийся на борту боевого корабля вещью совершенно неуместной. Но именно ради его владельца, единственного пассажира, эскадренный миноносец был сейчас здесь, в центральной части Тихого океана, вместо того, чтобы играть в прятки со смертельным исходом с русскими субмаринами, пытающимися прорвать блокаду Камчатки.

Выбравшись из вертолета, винт которого еще продолжал вращаться, Реджинальд Бейкерс шагнул навстречу немолодому японцу, придерживавшему рукой полы развеваемого ветром пиджака, протянув тому руку:

— Господин Сумимото, рад видеть вас!

— Приветствую, господин Бейкерс! — Седовласый японец, любезно улыбнувшись, сжал протянутую руку обеими ладонями по восточному обычаю, поклонившись гостю. — Прошу спуститься вниз. Там мы сможем побеседовать без помех.

— Это хорошо. Беседа нас ждет обстоятельная!

Министр иностранных дел Японии и глава Агентства национальной безопасности США, окруженные несколькими старшими офицерами из команды «Кирисимы», спустились вниз, в недра корабля. Они шли настоящим стальным лабиринтом, узкими коридорами с окрашенными в серый цвет металлическими переборками. Откуда-то из-под ног доносилось сдержанное урчание газотурбинных двигателей LM-2500, способных за пару мину разогнать эсминец до тридцати узлов, делая его одним из самых стремительных кораблей в этой части мирового океана.

— Отличный корабль, — с уважением произнес Бейкерс, обращаясь к японскому министру. — Он сделает честь флоту любой державы.

— У нас много сильных соседей, и не все из них дружественно настроены по отношению к моей стране. Десятки миллионов жителей Северной Кореи, умирающие от голода, лишенные самых элементарных вещей, оболваненные пропагандой, готовы наброситься на любого, на кого покажут их вожди, точно бешеные звери. Они не боятся войны и готовы утащить за собой в преисподнюю всех, до кого успеют дотянуться своими ракетами. Нам, в отличие от них, есть, что терять и приходится думать о своей безопасности. Только пока мы готовы к войне, удастся сохранить мир.

— Не думаю, что вам есть кого бояться в действительности, — усмехнулся Бейкерс. — Ваш флот уже является мощнейшим в западной части Тихого океана. Северная Корея может вас напугать, но не выдержит серьезного столкновения с армией, имеющей колоссальное техническое превосходство. Даже Китай, сделавший колоссальный рывок вперед, в том числе и в сфере военных технологий, не может однозначно рассчитывать на победу.

— Япония — островное государство, у нас мало ресурсов, а их основные источники находятся за океаном. Флот нужен нам только для того, чтобы охранять судоходные пути. Последняя попытка расширить границы влияния обернулась крахом Японской Империи и слишком дорого стоила нашему народу. Вам ли, американцам, не помнить об этом.

Уткнувшись в двери каюты, Сумимото открыл дверь, пропуская вперед своего гостя. Японские моряки остались снаружи, и, убедившись, что они наедине, японский дипломат, обернувшись к Бейкерсу, спросил, заглядывая тому в глаза:

— Для чего вы просили об этой встрече? И от чьего имени вы здесь? От имени вице-президента Сноу? Кого-то из его соперников в схватке за обладание Овальным кабинетом?

Реджинальд Бейкерс без труда выдержал этот взгляд, спокойно ответив:

— Я вхожу в команду вице-президента и уверен, что он станет главой Соединенных Штатов в скором времени. Но с вами, господин министр, я говорю от имени американского народа. А его интересы остаются незыблемыми, кто бы не сидел в Белом Доме. И сейчас интересы США и вашей страны совпали в точности.

— Чудные дела творятся, — усмехнулся японец. — Кажется, совсем недавно в этих водах и этом небе сходились в смертельной схватке японские и американские моряки и летчики, которых немало покоится на океанском дне, в вечном безмолвии и тьме.

— Теперь у нас новый враг, с которым не справиться поодиночке.

— Имеете в виду Россию?

— Верно, — согласно кивнул Бейкерс. Он опустился в глубокое кресло, обтянутое кожей, откинувшись на спинку, и продолжил: — Прежде всего, хочу предупредить, что хотя официально я не наделен никакими полномочиями, но представляю здесь Соединенные Штаты, и каждое мое слово имеет немалую цену.

— И что вы намерены мне сказать?

Министр Сумимото с явным интересом уставился на своего гостя, ради этого странного разговора проделавшего немалый путь.

— Прежде всего, я хочу вас заверить, что США поддерживают политику Японии в отношении России. Мы не будем возражать против оккупации ее территории. Но мы ждем от вас большего. Вы должны полностью связать русских на востоке, сковать все имеющиеся у них силы. Мы хотим, чтобы ведущаяся вами война стала более динамичной, более агрессивной.

— Вы хотите разделаться со своим врагом нашими руками? Сокрушить Россию в открытом противостоянии вы не смогли, но смириться с поражением тоже не желаете, однако, не желаете воевать и сами, испугавшись возможных потерь.

— Да, верно, когда планировалась операция против России, мы не оценили готовность русских сражаться. Этот народ казался нам разобщенным, лишенным ценностей, идеи. Многие открыто выказывали презрение к собственной стране. Никто не мог представить, что мы столкнемся с таким ожесточенным сопротивлением.

— Русские умеют воевать, хотя первыми никогда не ударят — они стремятся к миру. Семьдесят лет назад началась самая страшная война в их истории. Двадцать пять миллионов советских людей, не только русских, но представителей иных наций, погибли на поле боя или в тылу. Каждый восьмой житель Советского Союза погиб, но те, кто остался в живых, не прекращали борьбу ни на минуту, пройдя через половину Европы, уничтожив врага, подняв свой флаг над его столицей. Затем, выполняя свой союзнический долг, они стальной волной прокатились по Манчжурии, лишив нас, японцев, последнего шанса свести войну на Тихом океане к ничьей. Зря вы забыли об этом, когда принимали решение обратить свое оружие против русских. Но вы свое получили. Нам же нет резона замахиваться на большее, чем имеем сейчас.

— Вы не можете не понимать, что Россия сейчас слаба, как никогда. Все ее богатства, бескрайние леса, озера, полные чистой воды, ее недра, переполненные минералами, только ждут, когда придет сильный хозяин и объявит их своей собственностью. Да, вы контролируете часть Камчатки, но что толку в нескольких тысячах квадратных миль дремучей тайги? Сахалин же и Курильские острова русские отбили, а там сосредоточены серьезные запасы нефти и газа, той энергии, без которой невозможно полноценное развитие индустриальной державы. Но Вашингтон устроило бы, если Япония взяла под свой контроль территорию России до, скажем, сто тридцатого меридиана. У вас достаточно сил, чтобы вышвырнуть русских с этих земель, скрывающих несметные богатства. Вот только хватит ли решимости?

— Почему же вам самим не прибрать к рукам все сокровища российской земли, которые вы с таким упоением перечислили?

— В этом полушарии у нас нет интересов. Единственное, что нужно Америке — чтобы Россия перестала существовать, как великая держава, а лучше, чтобы она перестала быть единой страной. В этом мы полагаемся на вас. Поверьте, моя страна сумеет быть благодарной. Японские компании получат неограниченный доступ к рынкам США, будут пользоваться кредитами американских банков на самых выгодных условиях, смогут принять участие в совместных с американскими фирмами проектах, например, восстановлении нефтедобывающей промышленности в Ираке. Также мы гарантируем доступ к технологиям в тех отраслях, где Штаты имеют преимущество, в том числе, в ракетных и космических.

— Предложение настолько щедрое, что трудно поверить. — Сощурив и без того раскосые глаза, глава японского министерства иностранных дел уставился на собеседника. — Американская автомобильная промышленность едва не оказалась уничтоженной, когда ваши обыватели смогли покупать японские автомобили. Неужели после такого опыта вы готовы рисковать?

— Если придется, мы вас победим в честной конкурентной борьбе, — невозмутимо пожал плечами Бейкерс. — Как-никак, наш автопром выжил. Но убытки нескольких наших корпораций — приемлемая цена за сохранение существующего мирового порядка. Слишком многое стоит на кону. Россия сейчас ослаблена, но ее силы быстро растут. Восстанавливаются старые корабли и вступают в строй новые. Авиационные заводы работают в три смены, выпуская все новые истребители и штурмовые вертолеты. Формируются воинские подразделения, больше чем на половину состоящие из бывших террористов, так называемых «партизан», имеющих колоссальный боевой опыт. Возрождаются стратегические ядерные силы. Поверьте, русские не смирятся с унижением. Но не только Америку они будут считать своим врагом, а и Японию. Если медлить и осторожничать, сперва они выгонят вас со своей земли, а затем нога русского солдата ступит на ваши острова, а над японскими городами поднимутся грибы ядерных взрывов, в пламени которых сгорят миллионы людей. Только похоронив как можно больше русских в их дремучих лесах, вы сможете избежать этого.

— Отчего вы не ударите сами, всей своей мощью, не раздавите русских, пока те приходят в себя?

— Не все американцы поддержат продолжение войны. Нация расколота, многих страшат возможные потери, а русские более чем убедительно сумели доказать, что готовы использовать все средства. Мы не готовы воевать сами, но окажем вам любую поддержку. Очень напряженная ситуация сложилась на Ближнем Востоке, все наши усилия направлены на ее разрешение. Это, кстати, и в интересах Токио, ведь немалая часть нефти, импортируемой вами, добывается на Аравийском полуострове. Если террористы там окончательно распояшутся, поставки «черного золота» будут нарушены. Никто не окажется от этого в выигрыше, господин Сумимото.

Министр иностранных дел Японии усмехнулся, качая головой:

— Разумеется, в выигрыше окажетесь, прежде всего, вы, ваша страна. Но Америка, видимо, очень сильно нуждается в нас, раз не готова сама идти на жертвы. А кровь японских юношей, надевших военную форму и искренне верящих, что, умирая среди русской тайги, они защищают свою родину, стоит дорого, и мы спросим с вас эту цену сполна, тем более, вступая в войну с русскими, мы приобретаем и другого врага. Россию сейчас открыто поддерживает Китай, с которым у нас и так немало споров. Китайские войска, от которых так поспешно убегала еще недавно американская морская пехота, до сих пор стоят под Владивостоком и Хабаровском, якобы охраняя границу.

— Китай преследует свои интересы. В Пекине ждут, когда Россия окончательно обессилеет, чтобы без усилий и потерь взять себе все, что нужно, а, главное, овладеть ее территорией как минимум, до Уральского хребта. Воевать за русских китайцы не станут. В крайнем случае, мы сумеем удержать их от прямого участия в конфликте.

— Для масштабной войны с Россией нам нужно самое лучшее американское оружие, то, аналогов которому нет в Японии. На Камчатке сложилась патовая ситуация. Снабжать войска одинаково сложно и для нас, и для русских из-за удаленности полуострова. Мы доставляем грузы водным путем, а русские такой возможности лишены. Камчатский полуостров находится в блокаде, наш флот господствует на море, а авиация — в небе, не позволяя противнику организовать «воздушный мост», благо, что все аэродромы остаются в руках русских, в том числе и те, что могут принимать тяжелые транспортные самолеты вроде «Кандида» или даже «Кондора». У нас же только одна посадочная полоса в поселке Палана, но на нее даже С-130 «Геркулес» не может приземлиться. Кроме того, любой самолет, появившись над полуостровом, уничтожается в течение одной-двух минут со стопроцентной вероятностью. У русских мощная ПВО, основанная на зенитных комплексах большой дальности SA-10. Есть также перехватчики «Фоксхаунд».

Глава МИД Японии, за плечами которого, Бейкерс это знал точно, была пара лет службы в Силах самообороны, употребил принятые среди военных США и НАТО условные обозначения русских ЗРК С-300 и тяжелых сверхзвуковых истребителей МиГ-31. Несмотря на свой почтенный возраст — и та, и другая системы создавались на рубеже восьмидесятых годов минувшего века — они и в новом тысячелетии остались одними из лучших в своем классе.

— В результате обе стороны лишены поддержки с воздуха, — между тем продолжил министр Сумимото. — Нам свою ударную авиацию негде размещать, а у русских ее просто нет. Чтобы продвинуться вперед, взломать их оборону, требуется подавить зенитные ракеты и приковать к земле русские истребители, базирующиеся в Петропавловске-Камчатском. Тогда даже мощи имеющихся у нас на полуострове вертолетов «Кобра» хватит, чтобы уничтожить врага. А для того, чтобы это сделать, нужны штурмовые вертолеты последнего поколения, самолеты вертикального взлета, крылатые ракеты, боевые беспилотники. Самое главное — нужен доступ к данным вашей спутниковой разведки, и нужен немедленно и в полной мере.

— Вы получите это и еще многое, — в очередной раз кивнул Бейкерс. — Первая партия оружия готова к отправке, и я немедленно отдам соответствующий приказ. Также к вам прибудут специалисты, которые помогут вашим солдатам скорее освоить это оружие, чтобы использовать его по назначению — против нашего общего врага. В Вашингтоне по-прежнему считают Японию одним из своих самых последовательных союзников в азиатском регионе и не откажут ни в чем. Помогите нам сокрушить русских — и все восточное полушарие будет принадлежать вам!

Оба, и глава американского разведывательного ведомства, и министр иностранных дел Японии, искренне верили, что здесь, в тиши небольшой каюты эскадренного миноносца «Кирисима» решилась судьба России. Никто из них не обладал странным и редким даром предвидения и не мог еще догадываться, что именно в этот миг был подписан окончательный приговор обеим державам. Через несколько минут вертолет «Си Хок», двигатели которого не успели еще остыть, доставил Реджинальда Бейкерса обратно на «Милиус», и корабли разошлись в разные стороны. Американский эсминец возвращался на Гавайи, а «Кирисима» спешил на запад, туда, где на земле, в небесах и на море уже шла беспощадная схватка. К сожалению, жертвами ее слишком часто становились невинные люди, просто пытавшиеся выжить.


Колонна бронемашин под аккомпанемент лязга гусеничных траков ползла по дороге, стиснутой с обеих сторон мрачным лесом. Могучие пихты и ели поднимались зеленой стеной, их ветви нависали над причудливо извивавшимся проселком, образуя в некоторых местах подобие шатра, сквозь который с трудом проникали лучи яркого июльского солнца. Десятки пар глаз вглядывались в царивший у земли полумрак через плексигласовые призмы приборов наблюдения и окуляры тепловизоров, позволявших обнаружить любое теплокровное существо, прежде всего, конечно, человека, даже укрывшегося в зарослях, за несколько сотен метров. Однако за время пути никто не попытался помешать этой чудовищной стальной змее, впивавшейся в землю стальными когтями грунтозацепов и харкавшей струями сизого едкого дыма из выхлопных труб.

Через некоторое время лес начал заметно редеть, появились следы близости человека — вырубки и просеки, порой совсем свежие, уводившие куда-то вглубь дебрей. А затем лес расступился, с неба хлынул золотым сверкающим потоком солнечный свет, и в его сиянии стала отчетливо видна деревня, вытянувшиеся в два ряда перпендикулярно дороге дома.

Короткая команда, возмутившая радиоэфир, заставила колонну замереть, будто вкопанную. Рев дизельных двигателей сих, став более приглушенным на холостых оборотах. Гусеничные бронетранспортеры «Тип-73» стали похожи на хищников, подкрадывающихся к ничего не подозревающей добыче. Их коробообразные широкие приземистые корпуса прижались к земле, чуть заметно, на пределе ощущений, вибрируя, словно от сдерживаемого напряжения. На поселок нацелились стволы крупнокалиберных пулеметов «браунинг», одетые в перфорированные кожухи. Бронемашины считались морально устаревшими, им на смену приходили колесные четырнадцатитонные «Тип-96», с более мощными двигателями, лучшей защищенностью, более удобным размещением десанта, более совершенными прибораминаблюдения, но старые бронетранспортеры, продолжавшие исправно нести службу в рядах Сил самообороны Японии, справились с задачей, доставив к очередной цели роту Второй пехотной дивизии.

Откинув тяжелую крышку, в поднятом положении игравшую роль щита, капитан Ихиро Канимицу высунулся по пояс в довольно узкий проем. Поднеся к глазам компактный бинокль, он неторопливо осмотрел русский поселок. Домов немного, два десятка примерно, но добротные, каменные или деревянные, обнесенные высокими заборами, из-за которых виднеются крыши каких-то пристроек, гаражей. По единственной улице неторопливо ходят люди, шарахаясь от стайки мальчишек, гоняющих на велосипедах. Кое-где вьется дымок. Налетевший порыв ветра донес до японского офицера запах шашлыка.

— Мясоеды, — презрительно оскалился капитан. — Варвары!

Вдавив тангету рации, Канимицу произнес в укрепленный возле уголка рта микрофон:

— Второй и третий взводы, организовать оцепление! Создайте заслон, через который никто не сможет пройти живым! Первый взвод, вперед, за мной!

Вновь яростно взревели двигатели, и пятнисто-зеленые коробки бронемашин пришли в движение. Часть из них сползла с дороги, на которой можно было рассмотреть остатки асфальтового покрытия, охватывая поселок с двух сторон, словно стальными клещами. А несколько БТР вереницей двинулись дальше по проселку, возглавляемые командирской бронемашиной.

Русские, наконец, заметили незваных гостей. Капитан Канимицу, рота которого «посещала» далеко не первое русское селение в ближнем тылу японских войск, удовлетворенно наблюдал за ставшей уже привычной картиной. Суматошно заметались в панике человеческие фигурки. Кто-то бросился к своим домам, будто их стены могли защитить своих обитателей от того, что ожидало тех в недалеком будущем.

Несколько бронемашин с грохотом промчались по единственной улице, заглушая ревом моторов крики растерянно мельтешивших повсюду людей и испуганно-злобный лай псов, рвавшихся с цепей. БТР остановились, и Канимицу произнес в эфир:

— Спешиться! Оружие к бою! Штыки примкнуть!

Башенные пулеметы разом повернулись в разные стороны, готовые залить пространство вокруг остановившихся машин потоками свинца. Двустворчатые двери в корме бронетранспортеров с лязгом распахнулись, и на землю горохом посыпались солдаты, державшие наизготовку оружие. Капитан Канимицу, подтянувшись на руках, рывком вытолкнул тело из люка, мягко спрыгнув с брони на пыльную землю. Широко расставив ноги, он положил правую ладонь на торчавшую из набедренной кобуры рукоять полуавтоматического «Зиг-Зауэр» Р-220, а пальцы левой руки нежно поглаживали эфес самурайского меча, торчавшую из лакированных ножен на левом бедре.

— Зачем ты всюду таскаешь с собой эту железку? — Покинувший БТР следом заместитель командира роты указал на старинное оружие.

Канимицу, усмехнувшись, с гордостью ответил, нежно лаская ножны самыми кончиками пальцев, словно боясь прикосновением повредить меч:

— Этот клинок был выкован пятьсот лет назад легендарным Котэцу. Великий мастер трудился три дня и три ночи, перековывая сталь, пока она не стала такой упругой, что меч можно согнуть вдвое, и такой прочной, что им можно разрубить ружейный ствол с одного взмаха. Божественный микадо преподнес этот клинок в дар основателю моего рода за верность и доблесть в бою, и с тех пор этим мечом всегда владеет старший мужчина рода. Мой прапрадед именно этим мечом зарубил под Мукденом русского офицера, разрубив его тело от плеча до бедра одним ударом. В руках моего деда этот клинок испробовал кровь американских гайждизнов на Окинаве и русских в Манчжурии. Настал мой черед омыть горячей кровью врагов Японии эту благородную сталь!

Тем временем прибывшие в поселок солдаты выстроились возле замерших посреди улицы бронемашин, в ожидании приказов, замерев, словно неодушевленные изваяния. Никто не обращал внимания на спешивших укрыться в домах жителей, напуганных грохотом стали, ревом двигателей и громкими возгласами команд.

Отыскав взглядом командира взвода, офицер бросил:

— Выгнать всех из домов и собрать здесь! Применение оружия разрешено! Выполнять!

— Слушаюсь, господин капитан!

Зазвучали отрывистые команды, и солдаты бросились врассыпную, исчезая среди домов. Над поселком разнеслись звуки ударов, хруст выбиваемых дверей, крики на русском и японском, где-то заголосила невидимая женщина, с другого конца села прозвучал детский плач. Затем глухо бухнул выстрел, судя по всему, из охотничьего ружья, как мгновенно определил Канимицу, затем еще один, и сразу же — короткая очередь из штурмовой винтовки. И почти одновременно с окраины поселка донеслась интенсивная стрельба сразу в несколько стволов.

— Командирам взводов — доклад! — потребовал капитан, недовольно поморщившись.

— Местный житель оказал сопротивление, забаррикадировавшись в доме. Дробью ранил одного солдата. Ответным огнем уничтожен. Еще несколько гайдзинов пытались бежать, прорвав оцепление. Также были уничтожены огнем на поражение.

— Раненому оказать медицинскую помощь, — немедленно приказал офицер. — Тела убитых доставить к машинам. Пусть местные сами тащат!

Постепенно жители поселка, выгнанные из домов, понукаемые молчаливыми, похожими на фантастических роботов японскими солдатами, которые не скупились на удары прикладами в животы и тычки стволами в спины, стали собираться в толпу. Глядя на этих людей, испуганных, затравленно озиравшихся по сторонам, всюду натыкаясь взглядами на крепко сжимающих винтовки японских солдат, на сверкающие острия штыков, капитан Канимицу расхохотался, обратившись к своему заместителю:

— Это тупое стадо, тупая скотина! — На глаза офицера, сгибавшегося пополам от хохота, навернулись слезы. — Нас жалкая горстка, а их здесь сотни, и они боятся нас до дрожи!

— У наших солдат оружие, а у гайдзинов — голые руки!

— Оружие у них тоже есть, разве можно иначе, когда живешь в такой глуши. Но они страшатся даже подумать о сопротивлении. Их собственные правители веками вбивали в головы этого стада мысли о покорности, лишая их гордости и чести. Мне противно смотреть на этот сброд. Можно делать с ними все, что угодно, а они только будут молчать. Они ничтожны и не заслуживают права ходить по этой прекрасной земле, которую русские за века владычества так и не смогли обжить. Что ж, теперь наш черед, мы здесь хозяева, а они должны исчезнуть!

Редкая цепь японских пехотинцев, действовавших подобно заправским пастухам, стянулась вокруг нестройной толпы жителей русской деревни, точно петля. На бесстрастных лицах солдат невозможно было прочитать ни намека на эмоции, зато их офицер откровенно веселился, глядя на то, как мужчины выступают вперед на подкашивающихся ногах, пытаясь собой закрыть своих женщин и жмущихся к ним в ужасе заплаканных детей. Несмотря на то, что экспедиционный корпус японских войск действовал на Камчатке уже несколько месяцев, местные жители редко сталкивались с оккупантами, и теперь оцепенели от страха.

— Всех собрали? — Похлопывая ладонью по ножнам, капитан Канимицу взглянул на командовавшего пехотинцами сержанта.

— Так точно, господин капитан! Проверили все дома!

Офицер шагнул вперед, став в десятке шагов от злобно сжимавших кулаки русских мужчин, заставив напрячься японцев, пальцы которых уже лежали на спусковых крючках. Превратившимися в щелочки от смеха раскосыми глазами Канимицу обвел трясущихся от страха хмурых мужиков, произнеся по-русски:

— Эта территория является частью Японии, и все, кто проживает на ней, становятся японскими подданными и обязаны соблюдать законы Японии. Нам известно, что где-то здесь скрываются русские диверсанты, убившие нескольких солдат японской армии. Возможно, они укрываются в вашем поселке. За это полагается единственное наказание — смерть!

Слова срывались змеиным шипением с губ Канимицу, медленно шагавшего вдоль толпы. Вдруг офицер резко остановился, резко развернувшись на каблуках.

— Если вражеские солдаты скрываются здесь, выдайте их, проявите лояльность!

— Здесь нет никого, только бабы и дети, — громко произнес рослый мужик, выбравшись из толпы. — А даже если бы и были, мы, русские, своих не сдаем! А земля эта не ваша, и вам тут не долго осталось!

— Ваша страна оказалась слишком слаба, чтобы удержать этот край, — рассмеялся Канимицу. — И вы никому не нужны. Ваше упрямство сделает лишь хуже. Вы станете достойными гражданами Японии — или вас не будет. Мы не потерпим предателей у себя за спиной!

— Убирайтесь лучше сами, пока еще живы! Хотите, чтобы эта земля была вашей, так в ней вас и закопают, придет еще время!

— Кто сумет нас отсюда изгнать? Может, ты и сделаешь это?!

Стремительным и плавным движением японский офицер вытянул из ножен меч. Метровой длины изогнутая полоса стали, покрытая причудливо извивавшимися узорами, волнами сбегавшими к рукояти, сверкнула в лучах выглянувшего из-за облаков солнца. Мужчина, споривший с Канимицу, отшатнулся назад, не сводя взгляда наполнившихся ужасом глаз с направленного ему точно в лицо острия клинка, чуть покачивающегося, будто готовая к броску кобра.

— Если ты мужчина не только с вида, то сразись со мной, — улыбаясь, спокойно произнес японец. — Если выстоишь хотя бы минуту, мы уйдем и оставим вас в покое. Защити тех, кто тебе дорог!

Русский, в глазах которого растерянность сменялась яростью, уставился на меч в руках Канимицу, и тот, поняв сомнения, предложил:

— Найди себе оружие. Я не стану убивать беспомощного. Схватка должна быть честной!

Мужик завертел головой, и, заметив лежащий на обочине лом, одним прыжком подскочил к нему, схватив обеими руками и грозно взмахнув. Толстый железный прут, покрытый пятнами ржавчины, с гулом рассек воздух, и русский оскалился, сверкнув железными зубами:

— Все, узкоглазый, хана тебе пришла!

Размахивая ломом над головой, будто дубиной, русский кинулся на японского офицера, в молодецком замахе обрушивая на него свое страшное оружие. Канимицу, даже не поднимая меча, скользнул в сторону, уклоняясь от удара, и его противник, ударив ломом в пустоту, по инерции пробежал несколько шагов, оставляя японца сзади-сбоку, в идеальной позиции для атаки.

— Попробуй еще, — рассмеялся Канимицу, несколько раз взмахивая мечом, будто для пробы. — Спокойнее!

— А-а-а!!! — Противник японского офицера развернулся, утробно зарычав, и, держа лом наперевес, будто копье, бросился в атаку. — Н-н-на, сука!

Лом пронзил воздух в нескольких сантиметрах от лица Канимицу, и тот, изогнувшись в пояснице, взмахнул вооруженной рукой. Изогнутый клинок сверкнул, прочертив дугу. Свист, с которым он разрезал воздух, сменился влажны чавканьем, когда заточенное до бритвенной остроты лезвие впилось в ничем не защищенную плоть. Русский, вскрикнув, выронил из разжавшихся пальцев свое оружие, упавшее в дорожную пыль, и сам последовал за ним. Тело грузно повалилось под ноги японскому офицеру, и тот, не успев отскочить в сторону, брезгливо смахнул с камуфляжа брызги теплой крови.

— Что ж, ты использовал свой шанс, — негромко произнес Канимицу, обращаясь к лежавшему перед ним телу, земля под которым жадно сосала багровую влагу. — И оказался слишком слаб. А слабым в этом мире уже не место. — И, обернувшись к своим солдатам, коротко рявкнул: — Огонь!

Над толпой жителей поселка взметнулся многоголосый крик, заглушенный грохотом выстрелов. Дюжина штурмовых винтовок разом выплюнула свинцовые струи, наискось стегнувшие по шеренге беззащитных людей. В воздухе запахло порохом, раскаленным металлом и кровью. Шквал огня сбил людей с ног, но умерли не все. Те, кто стоял в первых рядах, заслонили от пуль остальных своими телами, дав им несколько мгновений. Уцелевшие после первого залпа бросились, кто куда. Большинство направилось к околице, пытаясь укрыться в зарослях, подступавших к поселку, но некоторые бросились на японских солдат, натыкаясь на автоматные очереди в упор, отлетая назад — но выигрывая такие необходимые секунды, каждая из которых означала чью-то спасенную жизнь.

Петляя меж домов, жители бежали к лесу, но между окраиной села и рощей, сулившей спасение, возможность спрятаться от пуль и чужих взглядов, их ждала редкая цепь японских солдат, разом открывших огонь. Выпущенные из штурмовых винтовок «Тип-89» малокалиберные пули на сверхзвуковой скорости впивались в плоть, разрывая ее, и единственного попадания было достаточно, чтобы остановить бегущего человека. Японцы, отделенные от своих растерянных, мешавших друг другу жертв несколькими десятками метров свободного пространства, могли спокойно целиться, стреляя наверняка. Возбужденно обмениваясь восторженными возгласами, они стреляли неторопливо, расчетливо, будто в тире, и все больше неподвижных тел оставалось лежать на поросшем бурьяном поле, но те, кто еще держался на ногах, бежали вперед, точно на слепящие вспышки выстрелов.

Ефрейтор Российской Армии Андрей Стешин, видя, как под японскими пулями валятся на землю пытавшиеся спастись из западни дети и женщины, завыл, впиваясь зубами в землю, на которой лежал, устроившись меж узловатых корней старой ели. Рядом, до боли в пальцах стискивая цевье автомата, вполголоса матерился Олег Бурцев, по щекам которого, покрытым слоем грязи, катились слезы.

— Суки, что творят! — Командир разведгруппы, вышедшей к селу за несколько минут до появления японской пехоты, утробно зарычал. — Твари!

Каким-то чудом двое разведчиков, пробиравшихся лесами к линии фронта, оставив позади разгромленный аэродром Сил самообороны Японии, который и был целью их вылазки, не пошли в деревню сразу, и потраченные на раздумья минуты спасли их жизни. Но сам Бурцев предпочел бы оказаться там, под огнем противника, чем оставаться сторонним наблюдателем, не имеющим права вмешаться, помешать убийству.

Стешин, вскрикнув, схватил свой АКМС, вжимая в плечо затыльник складного приклада, и Олег ударил своего напарника кулаком в бок, прошипев в лицо:

— Нельзя! Отставить! Выдадим себя — здесь и ляжем, и никому не будет лучше!

— Да кому мы нужны, если просто будем смотреть?! Их еще можно спасти! Что же это?! Чисто фашисты, «зондеркоманда» какая-то!

— С целой ротой вдвоем будем воевать? Совсем рехнулся?!

— К черту!

Поведя стволом автомата, ефрейтор нажал на спуск. Навинченный на ствол набалдашник ПБС скрадывал выстрелы, превращая их в едва различимые хлопки, сопровождаемые лязгом затвора, а с расстояния уже несколько десятков метров вообще невозможно было различить ни звука.

Командовавший пехотным взводом лейтенант Хиро Онода развлекался стрельбой по движущимся мишеням, едва ли воспринимая их, как живых людей. поймать силуэт в отверстие диоптрического прицела, плавно нажать на спуск, чувствуя подушечкой пальца рифление, а плечом — резкий толчок приклада, и увидеть, как валится в траву еще одна бегущая по пустырю, нелепо размахивая руками, фигурка. Солдаты, расположившиеся вдоль лесной опушки, обменивались азартными возгласами, улюлюкая при особо удачном выстреле. И японский офицер не сразу понял, что картина боя вдруг резко изменилась, когда что-то горячее с жужжанием пролетело возле его лица, почти касаясь щеки, и стоявший в десятке шагов капрал, захрипев, рухнул, будто подкошенный.

Один за другим, повалились на землю еще два японских солдата, сраженные прилетевшими из тайги 7,62-миллиметровыми утяжеленными пулями. В образовавшуюся в заслоне брешь устремились бежавшие из обреченной деревни жители. Двое, мальчишка лет двенадцати, и девочка на вид не старше семи, которую он буквально тащил за собой, ухватив за руку, бежали точно на позицию разведчиков. Видя кинувшегося следом японца, на бегу менявшего опустевший магазин штурмовой винтовки, Бурцев открыл огонь из своего АКМ, увидев, как противник, согнувшись пополам, завалился назад.

— Ложись, — закричал понявший, что его бойцы падают с ног не просто так, лейтенант Онода. — Все в укрытие!

Автоматная пуля, прилетевшая из таежного сумрака, ударила его в горло, и офицер захлебнулся собственной кровью, но его солдаты, укрываясь среди кочек, уже открыли шквальный огонь в сторону леса, опустошая магазины штурмовых винтовок. Через несколько секунды к ним присоединился бронетранспортер. Угловатый «Тип-73» выполз из-за крайних домов, и, выплюнув из выхлопных труб струю дизельной гари, развернулся на месте. Люк в его крыше распахнулся, и из проема, как чертик из коробочки, выпрыгнул солдат, поспешно развернувший в направлении остававшегося невидимым противника ствол установленного открыто на турели крупнокалиберного пулемета. «Браунинг» злобно рыкнул, выпуская поток тяжелых пуль. На головы лежавших на опушке разведчиков посыпались щепки, и Бурцев, отползая задом, приказал:

— Валим! Сейчас все сюда слетятся!

Бронетранспортер, переваливаясь через ухабы, пополз к лесу, наматывая на широкие гусеницы лежавшие на пустыре тела расстрелянных жителей деревни. Пулемет бил короткими очередями, заставляя русских солдат вжиматься в землю, камуфлированными ужами извиваясь меж выступавших из земли узловатых корней. А следом за БТР, поднявшись с земли и выстроившись в цепь, двинулись японские пехотинцы, стреляя в сторону леса. Рикошетом летавшие меж древесных стволов легкие пули калибра 5,56 миллиметра визжали над головами разведчиков. Стешин, снова вскинул АКМС, сквозь ветви кустарника, разросшегося на опушке, прицелился в ближайшую группу японцев, но окрик Бурцева заставил его опустить оружие.

— Не стрелять! — Олег ухватил своего спутника за рукав. — Нужно сбить «косых» со следа и валить отсюда по-тихому. После того, что мы видели, нас едва ли отпустят живыми, если схватят, это же военное преступление, то, что эти суки творили в селе. Так что нам с тобой надо себя беречь и живыми дойти до командования. Давай, за мной!

Ползком преодолев несколько десятков метров и углубившись в лес, разведчики поднялись на ноги, слыша за спиной рык двигателей и отрывистые крики на японском, перемежавшиеся треском одиночных выстрелов. БТР, вломившийся в подлесок, оставлял за собой широкую просеку, по которой шла пехота. В тылу, среди сваленных в бесформенную кучу тел казненных жителей русской деревни, в бешенстве метался капитан Канимицу, выслушивая донесения своих людей.

— Заслон был обстрелян из леса, — доложил взводный японскому офицеру. — Убиты трое солдат, еще четверо ранены и нуждаются в медицинской помощи как можно скорее. У противника автоматическое оружие!

— Кто посмел обстрелять моих солдат?! Направить туда первый взвод, прочесать лес!

— Это может быть опасно, — покачал головой заместитель командира, с ужасом глядевший до этого на трупы, лежащие в луже крови, над которой уже вились мухи. — Возможна засада. Это же тайга, бескрайние дебри, и наши враги выросли на этой земле, а мы здесь всегда будем чужаками. Потеряем бойцов и никого не поймаем!

Капитан Канимицу, обернувшись и ухватившись за рукоять болтавшегося на поясе самурайского меча, закричал, брызжа в бешенстве слюной и глотая слова:

— К дьяволу! Найти этих гадзинов! Я их лично обезглавлю, как делали со своими врагами наши предки! Запросите у штаба поддержку с воздуха — и вперед! Обшарить все, проверить каждый куст! Никто не должен уйти!

Остановленные приказом на лесной опушке японские пехотинцы дали разведчикам несколько драгоценных минут, чтобы затеряться в чаще. Благодаря лохматым накидкам «гилли» они буквально сливались с лесом, а выработавшиеся за месяцы войны в этих краях навыки позволяли ходить, не оставляя следов. Но скрытность компенсировалась низкой скоростью, тем более, Олег Бурцев упорно не расставался с упакованным в рюкзак лазерным целеуказателем, двадцать с лишним килограммов которого оттягивали плечи, сковывая движения. И потому, когда над тайгой раздался стрекот винтов, разведчики успели преодолеть немногим больше километра.

— С-сука! — Бурцев кинулся под разлапистые ветви ближайшей ели, скомандовав спутнику: — Воздух! Замер, живо!

Стешин, нырнув под крону, прижался спиной к шершавой коре, вскинув «калашников» и вращая головой в поисках цели. Быстрая тень набежала на лицо и тотчас исчезла, а рокот турбины оглушил, на мгновение лишая ориентации. Ефрейтор сумел рассмотреть своего противника. Легкий разведывательный вертолет ОН-1 «Ниндзя» пролетел на малой высоте, так что верхушки тянувшихся к небу вековых елей царапали бронированное днище его фюзеляжа. Винтокрылый разведчик, пришедший в армейской авиации Сил самообороны Японии на смену старым, «понюхавшим пороха» еще над пропитанными влагой джунглями Вьетнама ОН-6 «Кейюс» американского производства, описывал круги над тайгой, заставляя русских разведчиков, чье возвращение за линию фронта становилось все более сомнительным, цепенеть, непроизвольно задерживая дыхание. «Ниндзя», в отличие от большинства боевых геликоптеров, не имел никакого вооружения, если не считать четырех ракет «воздух-воздух», но опасность представлял немалую. Оптико-электронная станция наблюдения, в состав которой входил и тепловизор, позволяла обнаружить излучающую тепло цель, такую, как человек, несмотря на любую маскировку. Бурцев, провожая взглядом кружащий над лесом вертолет, пожалел, что в их снаряжении не нашлось теплоизоляционной ткани, способной превратить людей настоящих «невидимок».

Движение в зарослях привлекло внимание Бурцева, заставив того отвлечься от вертолета. Приглядевшись, младший лейтенант выругался сквозь зубы. Среди деревьев медленно брело с десяток японских солдат, державших наизготовку оружие и непрерывно озиравшихся в поисках противника. БТР, которому в лесу было точно не место, тоже напоминал о себе доносившимся время от времени гулом дизеля, но никакой техники пока видно не было.

— Четыре… пять… — губы Бурцева беззвучно шевелились, а руки все крепче сжимали цевье и рукоятку АКМ. — Восемь!

Японцы, пробираясь по тайге, то исчезали за деревьями, то появлялись снова, приближаясь с каждой минутой. Большинство было вооружено винтовками, но в руках одного из вражеских солдат Олег увидел ручной пулемет «Миними». Направив «разбухши» насадкой глушителя ствол автомата на пулеметчика, самого опасного из всех противников, Бурцев замер, медленно дыша. Внезапно один из японцев вскинул автомат, открыв огонь по зарослям. Тускло вспыхнули оранжевым трассеры, и пули веером пролетели по лесу, впиваясь в стволы деревьев и срезая хвою с провисавших до самой земли ветвей. Раздался сдавленный крик, и Олег увидел, как оседает на землю его напарник, рядом с которым валялось и его оружие.

Бурцев нажал на спуск, увидев, как японца с пулеметом сбивает с ног поток угодивших в грудь пуль. Перенеся огонь на других солдат, Олег бросился к Стешину, сидевшему на земле, прижимаясь спиной к дереву и зажимая ладонью плечо. Из-под пальцев ефрейтора струйками сочилась кровь.

— Задели? — Олег опустился на колено рядом с напарником, держа на прицеле укрывшихся за деревьями японцев. — Куда? Сильно?

— Рука! — Стешин побледнел, от боли закусив губу. Отняв ладонь от раны, он сообщил: — Похоже, навылет.

— Рука — херня, — выдохнул Бурцев, пытаясь одной рукой расстегнуть карман и вытащить оттуда перевязочный пакет. — Хуже, если бы в ногу, а так бегать сможешь, а дырка зарастет!

Из-за дерева высокчил японец, и Бурцев нажал на спуск, увидев, как от головы противника разлетаются багровые брызги. Тотчас в ответ затрещали винтовки, заставив Бурцева упасть, утягивая за собой и шипящего от боли Стешина.

— Перевяжи рану, и двигаем, — приказал Олег, меняя опустевший рожок «Калашникова» и машинально отмечая, что осталось лишь три снаряженных магазина. — Или обложат со всех сторон и задавят огнем!

Ефрейтор, разорвав зубами обертку, принялся бинтовать рану, кривясь от боли, а Бурцев завертелся юлой, пытаясь держать обзор на триста шестьдесят градусов. Еще один японец возник в нескольких метрах, будто из-под земли вырос. Олег вдавил спусковой крючок до упора, слыша привычные хлопки выстрелов, и вражеского солдата буквально смело. В ответ из зарослей прилетел настоящий рой пуль, вгрызшихся в кору дерева над головой у Бурцева. Японцы, рассыпавшиеся по лесу, не могли различить выстрелы из-за установленных на автоматы русских разведчиков ПБС и били просто наугад, но шальные пули с визгом летали меж ветвей, заставляя пригибаться к самой земле. Длинная щепка вонзилась Олегу в щеку, заставив выругаться. Тем временем Стешин, закончив перевязку, достал шприц-тюбик с промедолом, вогнав иглу себе в предплечье сквозь рукав и выдавив все содержимое в мышцу.

— Готов? — Бурцев, не отнимая от плеча приклад АКМ, обернулся к товарищу. — Давай, дуй на восток, я прикрываю. Займешь позицию у той сдвоенной сосны. Ну, пошел!

Ефрейтор вскочил, и, придерживая болтавшийся на плече автомат, бросился в указанном направлении, петляя, будто заяц. С кружившего над лесом вертолета происходившее на земле выглядело довольно причудливо. Вот на экране тепловизора темные точки, обозначавшие людей, чье тепловое излучение контрастировало с холодной землей, застыли, а вот внезапно все пришли в движение, на ходу перестраиваясь из цепи в колонну и обратно. Но опознать с воздуха, где свои, а где чужие, оставалось невозможно, и японские пилоты могли только гадать, кто одерживает верх.

Как и рассчитывал Бурцев, рывок Стешина привлек внимание противника. Двое японцев, выскочив из-за деревьев, открыли огонь вслед бежавшему со всех ног ефрейтору, и тотчас, один за другим, повалились на землю, сбитые точными выстрелами самого Олега. Вжавшись спиной в ствол могучей ели, разведчик отстегнул пустой магазин, вытаскивая из кармана «разгрузки» снаряженный «рожок». Хруст ветвей и шелест хвои, раздавшийся совсем рядом, заставил его выпустить из рук АКМ, обхватив пальцами рукоять боевого ножа. Державший наизготовку оружие японский солдат прошел в нескольких шагах от замершего Олега, остановившись и вскинув винтовку. Возникший словно из пустоты бесформенный силуэт, мало общего имевший с очертаниями человеческой фигуры, заставил японца отшатнуться, но вбитые в тело рефлексы опережали сознание, и руки сами, без участия мозга, еще осмысливавшего увиденное, направили оружие в сторону опасности.

Секундной заминки хватило русскому разведчику, рывком сократившему дистанцию с противником до полуметра. Шагнув к впавшему в ступор вражескому солдату, Бурцев одной рукой выхватил из ножен клинок, второй рванув за ствол «Тип-89». Раскаленный металл автоматного ствола ожег ладонь, но разведчик, не обращая внимания на боль, продолжил движение, разворачивая противника к себе лицом, после чего вогнал лезвие ножа под подбородок.

Пуская кровавые пузыри, японец опустился на колени, закатывая глаза. Штурмовая винтовка выскользнула из его рук, а Бурцев уже сорвал с разгрузочного жилета убитого противника гладкий шар ручной гранаты. Появившийся из-за деревьев солдат Сил самообороны замешкался на мгновение, опасаясь задеть своего, а Олег, ломая ногти, уже выдернул чеку, сильным броском посылая гранату под ноги противнику. Тот пронзительно взвизгнул, отскакивая назад, а затем раздался взрыв, сопровождаемый неяркой вспышкой, и японца отшвырнуло в сторону.

Подобрав свой автомат и накинув на плечи лямки рюкзака с прибором целеуказания, Бурцев рысцой бросился вслед за Стешиным, уже занявшим позицию и готовым прикрыть своего напарника. Выглядывавший из-за дерева ефрейтор вскинул АКМС, неловко удерживая его одной рукой, и, прежде, чем тяжело дышавший от быстрого бега и возбуждения от схватки младший лейтенант успел удивиться, открыл огонь. В тот же момент за спиной у Бурцева, слышавшего, как над головой со злым жужжанием проносятся свинцовые «осы», сухо затрещали автоматные выстрелы. Очутившийся под перекрестным огнем разведчик ощутил сопровождавшийся металлическим лязгом сильный толчок в спину, такой, что не удалось удержать равновесие, и Олег просто растянулся на земле.

Стешин, покинувший свое укрытие, подскочил к Бурцеву, протягивая тому здоровую руку и помогая встать. Олег, оглянувшись, увидел лежащего на груде опавшей хвои японского солдата, из-под тела которого торчал ствол штурмовой винтовки.

— Он тебя зацепил, командир? — Ефрейтор с тревогой смотрел на отряхивавшегося Олега.

— Черт его знает! — Бурцев сбросил увесистый громоздкий ранец, увидев в ткани рваное отверстие с опаленными краями. Вытащив целеуказатель, Бурцев отбросил прибор в сторону, выругавшись:

— Теперь прапорщик точно с меня шкуру спустит!

Одна из пуль, выпущенных непонятно откуда появившимся японцем, угодила точно в рюкзак, пробив корпус ЛЦД-4 и превратив его начинку в месиво искореженного металла. Целеуказатель принял на себя удар, предназначенный Бурцеву, и лишь благодаря этому Олег отделался ушибленным коленом, вместо того, чтобы сейчас лежать на сырой земле, захлебываясь собственной кровью из пробитого легкого.

— Ну, командир, везучий ты, — только покачал головой Стешин, рассматривая пришедший в негодность целеуказатель.

— К черту! Давай, Андрюха, шевелись! Нужно уходить, пока не перекрыли весь район!

— Замучаются в тайге нас искать!

— А искать никто и не будет, — мрачно усмехнулся Бурцев. — Накроют квадрат минометами или гаубицами, и потом останется только наши кишки с веток снять! Мы видели такое, что нас просто так не отпустят!

Промчавшийся с грохотом над лесом вертолет заставил разведчиков вновь укрыться под кронами деревьев. Японский геликоптер сделал несколько кругов над местом боя, и его пилоты тщетно вглядывались в экран тепловизора, пытаясь понять, что происходит внутри. Сплетавшиеся в сплошной шатер разлапистые ветви елей и сосен делали даже самую надежную и точную технику бесполезной рухлядью, и новейший ОН-1 «Ниндзя», гордость авиационной промышленности страны восходящего солнца, покружившись еще несколько минут, лег на обратный курс, возвращаясь на базу.

— Идем! — Бурцев, «отлипая» от ствола могучей сосны, жестом дал команду укрывшемуся рядом Стешину, и, вешая на плечо АКМ, зашагал по лесу. — До линии фронта всего ничего, через сутки выйдем к своим, если только по пути ни на кого не нарвемся!

Разведчики двинулись на юг, время от времени оборачиваясь, чтобы увидеть даже сквозь кроны деревьев столб черного дыма, взвившийся над сопками. Порой проникавший в дебри ветерок доносил до них запах гари. Японцы уничтожали следы преступления, воспользовавшись огнем, как самым верным способом скрыть дела своих рук. Капитан Канимицу, вместо победных реляций дождавшийся донесения о гибели целого отделения, пришел в бешенство, скрывая за этим свой страх неминуемого наказания. Рейд, призванный внушить страх местным жителям, обернулся настоящим разгромом. Но вопреки его ожиданиям, командующий японским экспедиционным корпусом не обратил на провал никакого внимания, поглощенный приготовлениям к более масштабным событиям. Затянувшемуся затишью на Камчатке вскоре предстояло оборваться грохотом канонады. Внезапная помощь сместила хрупкое равновесие сил, и этим следовало воспользоваться немедленно, поставив точку в долгом споре. Но двое разведчиков, даже не догадывавшихся о том, что происходило буквально рядом, продолжали размерено шагать по дебрям, считая оставшиеся до цели версты.

Глава 4

Камчатка, Россия
15 июня


Сидение под Алексеем Басовым провалилось вниз, когда самолет угодил в очередную воздушную яму. Полковник устало выругался, без удовольствия и особой изобретательности. Ему, привыкшему к тесноте боевого отделения танка, к оглушительному реву дизеля за спиной, к качке и тряске мчавшейся по бездорожью на максимальной скорости многотонной боевой машины, перелет давался намного легче, чем большинству из шестидесяти человек, находившихся сейчас в грузовом отсеке транспортного Ан-12БК. Отыскав взглядом в полумраке, едва рассеиваемом скупым светом, проникавшим сквозь крохотные иллюминаторы, лица своих бойцов, сидевших на вытянутых вдоль бортов длинных скамьях, офицер увидел, как они побледнели. Некоторые с трудом сдерживали рвотные позывы.

Самому Басову не мешали ни наполнявший просторный отсек мерный гул четырех турбовинтовых двигателей АИ-20М, уверено тащивших Ан-12 на север над волнами Охотского моря, ни резкий запах авиационного топлива. Только при мысли о том, что под ногами не твердая земля, а несколько тысяч метров наполненной воздушными потоками пустоты, Алексею становилось не по себе. Он, привыкший уверенно стоять на земле, всякий раз чувствовал тревогу, поднимаясь на борт самолета, поскольку понимал, что техника ненадежна. Правда, сейчас, если в воздухе случится нештатная ситуация, шанс остаться в живых есть, благо, на спине и животе вздули парашютные ранцы, наполненные прочнейшим шелком.

В прочем, подумал Басов, даже если удастся покинуть падающий самолет, приземлившись в ледяную воду, это лишь отсрочит неизбежное на пару минут, из быстрой сделав смерть мучительной. С другой стороны, на нем достаточно много металла, чтобы не задержаться на поверхности дольше пары секунд. И если от автомата еще можно быстро избавиться, то набитые в подсумки разгрузочного жилета магазины и ручные гранаты послужат превосходным грузилом, мгновенно утягивая тело в ледяную пучину.

Открылась дверь кабины пилотов, и высунувшийся в проем бортинженер, стащив со вспотевшей головы шлемофон, прокричал в сумрак отсека:

— Приготовились, мужики! Высадка через десять минут!

Басов, услышав это, встал, пошире расставив ноги и придав телу необходимую устойчивость, и, напрягая и без того сорванные связки, гаркнул:

— Проснулись все, бойцы! Проверить снаряжение. Японцы наступают на Петропавловск. Местные «самооборонщики» держатся из последних сил, и им нужно помочь, иначе оборона рухнет, и полуостров окажется в руках врага целиком. Мы высадимся у «косых» в тылу. Возможно, сразу после приземления придется вступить в бой.

В рядах сидевших плечо к плечу десантников возникло какое-то шевеление. Бойцы, большинство из которых совершили свой первый прыжок с парашютом несколько дней назад, с волнением переглядывались, а их пальцы автоматически пробегали по лямкам и ремням, плотно опутывавшим затянутые в зимний камуфляж тела.

Внезапно пол кабины ушел из-под ног Басова, с трудом удержавшего равновесие. Самолет резко накренился на правый борт, и, судя по тому, как заложило уши у полковника, начал быстро снижаться. Отовсюду донесся мат, но не злой, а испуганный.

— Спокойно! — Басов рыкнул так, что его голос перекрыл рокот моторов. — Без паники!

Самолет вздрогнул, словно кто-то ударил по нему гигантской кувалдой, и рухнул вниз. Алексей, заваливаясь на спину, растянулся на полу отсека, и сверху на него повалилось грузное тело кого-то из солдат. В этот момент из кабины выскочил пилот, и, вращая выпученными глазами, закричал:

— Приготовиться к десантированию! В воздухе — японские истребители! Наш эскорт уже вязан боем!

Басов ухватил летчика за локоть, рывком притянув к себе и крикнув тому прямо в лицо:

— Мы сейчас где?

— До береговой черты меньше пяти верст.

— Мать твою, ты нас, что, в море сбрасывать собрался?!

Ничего не ответив, пилот небрежно стряхнул с себя руку полковника, рысцой убежав обратно в кабину. В обоих бортах «антонова» открылись люки, у которых выстроились вереницей десантники. Басов услышал, как стоящий перед ним солдат, пацан лет восемнадцати на вид, и хорошо, если не моложе, громко зашептал:

— Господи, спаси, сохрани и помилуй меня!

— Все будет хорошо, боец, — полковник похлопал мальчишку по плечу. — Главное, не забудь вовремя дернуть кольцо и при приземлении не растеряйся, ноги береги!

Один из членов экипажа, пробежав по отсеку, прокричал:

— Выгребайтесь отсюда живее, вашу мать! Пошли, пошли, мужики! «Косой» на хвосте! Сейчас всем хана будет!

Один за другим десантники выталкивали свои тела через довольно узкий проем люка, исчезая в растекшихся за бортом облаках. Кто-то бессвязно кричал, другие матерились, и лишь некоторые покидали атакованный Ан-12 молча, закусив губу от напряжения.

Алексей Басов, оказавшись перед проемом, через который врывался в грузовой отсек поток ледяного воздуха, крепко зажмурился, и, сделав резкий выдох, шагнул вперед, ощутив под ногами только пустоту. В лицо полковнику ударил порыв ледяного ветра, воздушный поток подхватил его тело, словно ставшее невесомым, закрутил так, что Алексей потерял ощущение пространства. Вслепую он нашарил кольцо, рванув его с треском и через несколько мгновений услышав хлопок наполнявшегося восходящими воздушными потоками купола, развернувшегося над головой, замедляя падение.

Когда Басов открыл глаза, то увидел над собой смутно проступавшие через затянувшую небо серую муть очертания ширококрылого самолета, уходившего на север. И он был не одинок. Полтора десятка тяжелых транспортных Ил-76 и Ан-12, каждый из которых был до отказа набит солдатами и необходимым снаряжением, держали курс на север, к берегам Камчатки. Только завершился штурм Сахалина, но едва последние японские солдаты на острове сложили оружие, ошеломленные внезапным ударом русских, десантные корабли врага появились в Беринговом море, приближаясь к берегам Камчатского полуострова. Бригада полковника Басова оказалась единственным боеспособным соединением, которое могло встать на пути японского десанта. И вот теперь ее бойцы, удерживаемые в воздухе спасительным шелком, рассыпались по небосводу, став невольными свидетелями воздушного боя.

Басов увидел на юге, у самой линии горизонта, причудливо переплетавшиеся в диковинный узор белые росчерки инверсионных следов. Время от времени там что-то сверкало. «Журавли», истребители Су-27, сопровождавшие транспортные самолеты с десантом, первыми приняли бой, но противник обладал численным превосходством, и, разметав заслон по половине небосклона, несколько японских F-15J прорвались к цели, нависая над колонной неповоротливых транспортников.

Едва не зацепив плоскостями Алексея, покачивавшегося под куполом парашюта, рядом с ним, буквально на расстоянии вытянутой руки, с ревом промчалась серокрылая стальная птица, нацелившись острым носом на удалившийся на считанные километры Ан-12. В небе вспыхнула оранжевым нить трассеров, связавшая на секунду оба самолета. Затем «антонов» неуклюже завалился на крыло, и, оставляя за собой широкую полосу черного дыма, начал снижаться.

— Суки! — Басов, провожая взглядом вражеский истребитель, сжал кулаки. По его щекам катились градины-слезы, не то от режущего глаза ледяного ветра, не то от бессильной злости. — Выродки!

«Игл», промчавшись мимо своей добычи на огромной скорости, выполнил разворот, вновь заходя на цель, чтобы добить ее. Истребитель набрал высоту, оказавшись над русскими самолетами, и от их хвостов к нему протянулись огненные полосы. Кормовые стрелковые установки «ильюшиных» и «антоновых» казались совершенным анахронизмом. На современных транспортных самолетах типа американского С-17 или европейского А-400 никто и не думал устанавливать оборонительное вооружение. Но сейчас спаренные автоматические пушки калибра двадцать три миллиметра были последней надеждой русских летчиков.

Сосредоточенный огонь заставил японского пилота выполнить маневр, уклоняясь от града снарядов. Осторожничая, он разорвал дистанцию, готовясь применить ракеты «воздух-воздух», и отвлекся, не заметив появление нового игрока. Пронзив заостренным носом облака, сверху пикировал Су-27. Двумя огненными каплями из-под его плоскостей сорвались ракеты Р-73, и через секунду японский F-15 вспыхнул гигантским фейерверком, опадая на далекую еще землю огненным градом.

— Сожрали, мрази! — злорадно закричал Басов, захлебываясь холодным воздухом, от которого сводило лицо.

Мимо пролетели пылающие куски обшивки сбитого «Игла», заставив полковника кричать уже от страха. Он попытался увернуться от столкновения, дергая за стропы, но парашют упорно не хотел слушаться управления.

Слой облаков, при виде сверху похожий на комки серой ваты, приближался, и в какой-то момент видимость стала нулевой. А когда мгла вновь рассеялась, Басов увидел под собой, в нескольких десятках метров, верхушки деревьев, карабкавшихся по пологому склону сопки к ее плоской вершине.

— А, дерьмо!

От досады полковник закричал в голос, видя, что его несет прямо на деревья. Изо всех сил рванув стропы, он подкорректировал курс, спланировав в прореху в густых кронах. Когда шелковое полотнище зацепилось за толстые ветви, раздался сильный треск, но ноги Басова уже коснулись земли. Он не успел сгруппироваться, как учил инструктор, и просто кубарем покатился по склону, благо, землю покрывал толстый слой опавшей листы и хвои, хотя бы немного смягчивший удар. Наконец, стропы за спиной туго натянулись, дернув тело полковника назад.

Чувствуя, как дрожат руки, Алексей Басов отстегнул парашют, не без труда справившись с пряжками. Избавившись от неудобной сбруи, он попытался встать, но правую ногу от пятки до бедра пронзила острая боль. Вскрикнув, полковник снова повалился на землю.

Басов осмотрелся по сторонам. Над сидевшим на земле человеком, поджавшим под себя левую ногу и вытянувшим прямо, точно стрелку компаса, правую, со всех сторон нависал лес. Если в иных уголках России человек смог переделать окружающий мир под себя, заменив траву асфальтом, деревья — высотными зданиями, а голубое небо — дымом заводских труб, то здесь, на краю континента, он оставался не более чем гостем, не смеющим поднимать руку на девственную природу. И полковнику послышалось в шелесте ветвей над его головой недовольство, словно сама земля хмурилась, видя ступившего на нее человека.

— Черт возьми, — пробормотал вполголоса Басов, когда слышать только шум гуляющего в кронах ветра стало невмоготу. — Куда же меня занесло?

Треск ветвей, донесшийся до полковника, заставил того подскочить, оборачиваясь на источник шума, скрытый в зарослях. Басов схватил с земли автомат, со щелчком отжал вниз предохранитель и рванул рукоятку затвора на себя, загоняя патрон из примкнутого рожка в ствол. Возможно, рядом находился враг, увидевший спускающего парашютиста, но здесь, среди сопок Камчатки, скорее можно было встретить медведя, чем человека, а от лесного хищника, выбравшегося из берлоги посреди зимы, ничего хорошего ждать не стоило.

В лесу снова зашелестели ветви, пропускаянечеткий силуэт, и полковник, вскинув оружие, дал короткую очередь чуть выше человеческого роста. Выстрелы оглушили Басова, под бок ему посыпались раскаленные латунные цилиндры гильз, а в нос ударил кислый запах пороха. Из леса раздалась брань, причем ругался невидимка по-русски, с чувством и выражением.

— Кто идет? Стрелять буду!

— Командир? — Ветви в нескольких мерах от Басова раздвинулись, и из зарослей вышел Олег Бурцев. — Ты чего палишь, куда попало? Чуть не завалил же!

— Предупреждать надо, — буркнул, опуская дымящийся ствол АК-74, Алексей.

Лейтенант приблизился к Басову, с интересом спросив:

— А чего ты тут разлегся?

— Природой любуюсь, мать ее, — рыкнул полковник, затем добавив с досадой: — Ногу подвернул, похоже. Или сломал.

— Хреново дело! Ничего, командир, нога — это туфта. Главное, голова цела. Давай-ка отсюда выбираться! Хоть примерно представляешь, где мы?

— Без понятия. — Басов помотал головой.

С помощью Олега полковник сумел подняться с земли, опираясь о своего товарища и держа на весу поврежденную ногу. Звучавший из-за облаков гул турбин заставил обоих вскинуть головы, и они увидели картину, от которой невозможно было отвести взгляд. Прорвав нависшую над сопками серую пелену, казалось, прямо на них падал огромный Ил-76. Все четыре его двигателя горели, и языки пламени сливались в длинный огненный хвост, делая мчащийся над самой землей самолет похожим на космическую комету.

— Бежим! — выдавил из себя полковник, но Бурцев, словно не слыша ничего, стоял как вкопанный.

«Ильюшин» зацепился днищем о вершину сопки. Самолет развернуло боком, одна его плоскость, уткнувшись в землю, переломилась, и искореженный фюзеляж, из многочисленных пробоин в обшивке которого вырывалось пламя, покатился по склону вниз, прямо на застывших у подножья людей. Закричав, Басов вскинул руки к лицу, чувствуя, как от обдавшего его волной жара вздулась волдырями кожа на лице и ладонях…

…Вздрогнув, Алексей Басов рванулся вверх, словно вытаскивая свое тело из вязкой трясины, и, встретив макушкой непокрытой головы какое-то препятствие над собой, зашипел сквозь зубы от боли, лишь затем кое-как разлепив сомкнутые веки.

— Товарищ комбриг? — Водитель, сидевший впереди, обернулся, участливо взглянув на офицера. — Все в порядке, товарищ комбриг?

— Черт, задремал, кажется, — пробормотал растерянно Басов, озираясь и растирая ладонью лицо. — Вот же!

УАЗ, на заднем сидении которого расположился полковник, с удивительной для своего возраста бодростью катил по проселку, резвым козликом подпрыгивая на ухабах. Видимо, Алексея укачало так, что тот в какой-то миг уснул, вернувшись невольно на несколько месяцев в прошлое, чтобы, словно наяву, во всех мельчайших подробностях, чудом отложившихся в подсознании, увидеть день своего прибытия сюда, на полуостров Камчатка, где и провел последнее время.

В тот день, ставший уже воспоминаниями, над водами Охотского моря, омывавшими южную оконечность Камчатского полуострова, была настоящая мясорубка. Японские истребители перехватили транспортные самолеты с десантом, сопровождаемые лишь парой звеньев «сушек», в нескольких десятках километров от берега, и только благодаря этому многим удалось выжить. Пилоты русских Су-27, погибая, заслоняя собою своих товарищей, выиграли время, несколько драгоценных минут, чтобы успеть высадить десант. Успели не все.

Один Ил-76, расстрелянный японцами в упор, изрешеченный снарядами их «Вулканов», врезался в волны, став братской могилой для семидесяти молодых сильных мужчин, находившихся на его борту и принявших смерть, так и не увидев своего врага. Другой «ильюшин» дотянул до земли, когда его поразили выпущенные вдогон «Сайдвиндеры», и десантники покидали уже горящий самолет. Уклоняясь от вражеских истребителей, Ан-12, экипаж которого не справился с управлением в условиях ограниченной видимости, врезался в сопку, и те, кто был внутри, сгорели заживо, кроме самих летчиков, превратившихся в кровавый фарш от удара, смявшего кабину и подарившего им почти мгновенную смерть.

И все же десант был высажен на полуостров. Оказавшись в тылу наступающего врага, рассеянные на десятках квадратных километров, посреди тайги или непроходимых болот, бойцы полковника Басова выполнили приказ. Они атаковали с яростью бешеных зверей, с безумием фанатиков, заставив японцев сперва отказаться от наступления, сбросившего бы в океан еще державшихся защитников Петропавловска-Камчатского, а затем и отступить на север. Почти с голыми руками, не получая практически никакого снабжения, десантники обратили в бегство намного превосходящие их силы противника, но победы добиться не смогли. Линия фронта, наискось, с запада на восток перечеркнувшая полуостров, стабилизировалась, и японцы, копившие силы, вот-вот должны были нанести новый удар. В этом были уверены все, начиная от возглавившего оборону адмирала и до последнего солдата, кормившего сейчас оголодавших вшей в сырых блиндажах. Блокада измотала защитников Камчатки, нуждавшихся во всем, от бинтов и тушенки до снарядов и зенитных ракет. Басов знал это лучше многих и понимал, что достаточно совсем небольшого усилия, и линия обороны рассыплется.

Сегодня полковник выбрался из штаба, чтобы своими глазами оценить обстановку на фронте. Пара УАЗов, сопровождаемых бронетранспортером с охраной, направлялись на север, в расположение одного из батальонов, оседлавших несколько сопок, по другую сторону которых находились позиции противника. Путешествия обещало быть не слишком быстрым. Какое-то время окончательно пришедший в себя полковник перелистывал сводки, затем принялся просто смотреть в окно.

Справа показались позиции артиллерийской батареи. Из-под колышущихся полотнищ маскировочных сетей торчали толстые стволы буксируемых гаубиц «Мста-Б». Рядом с орудиями прямо на землю сгружали с пары бортовых «Уралов» темно-зеленые ящики со снарядами. Над разросшимися чуть в стороне кустами возвышалась пусковая установка ЗРК «Стрела-10» — тяжелые орудия, способные вести огонь с высокой точностью почти на тридцать километров, представляли огромную ценность и охранялись так тщательно, как это вообще было возможно. Суетившиеся возле гаубиц артиллеристы проводили полными усталости взглядами вереницу автомашин, исчезнувшую за ближайшим поворотом, вернувшись к своим делам.

Машина Басова затормозила посреди большой лужи, возле скопления больших брезентовых палаток-кубов, над которыми вздымался стальной щетиной целый лес антенн, чуть колыхавшихся на ветру. Из-за одной из палаток торчал заостренный нос БМП-2. Чуть поодаль несколько чумазых бойцов, устало матерясь, устанавливали на двуногие опоры восьмидесятидвухмилиметровые минометы 2Б14 «Поднос», сгружая их из кузова потертого ГАЗ-66.

Распахнув дверцу, полковник спрыгнул на землю, выругавшись, когда под подошвами его порядком изношенных ботинок зачавкала густая грязь. Краем глаза он увидел выбравшихся из машин сопровождения бойцов, державших оружие наготове, несмотря на то, что вокруг были свои.

— Товарищ комбриг! — Навстречу Алексею шагнул плечистый немолодой мужик в камуфляже. Его широкую грудь стягивали ремни портупеи из рыжей кожи. Став перед полковником, здоровяк отдал честь: — Командир третьего батальона майор Сухов!

Позади комбата выстроились его заместители, человек пять, схожие меж собой изможденными лицами, серыми от усталости и постоянного напряжения, на которых горели красные, точно у киношных вампиров, воспаленные глаза. Басов, козырнув в ответ, пожал протянутую ладонь, спросив:

— Как обстановка, майор?

— На нашем участке пока все спокойно, — пожал плечами Сухов. — «Косые» тихо сидят, даже слишком тихо. Но «рэбовцы» сообщили, что интенсивность радиопереговоров резко возросла в последние пару дней. Мы послали за линию фронта две группы из нашего разведвзвода. Ни одна на связь не вышла.

Как-то вдруг Басову вспомнился Олег Бурцев, ушедший на территорию противника несколько суток назад и с тех пор словно под землю провалившийся. Бывший десантник, с которым плечом к плечу полковник прошел слишком многое, не колебался, получив приказ, и сам вызвался исполнить его, хотя мог послать в тыл врага любого из своих бойцов и был при этом в своем праве, как командир. Но он ушел сам и исчез.

В то, что увидит товарища живым, Алексей уже не верил, и надеялся лишь, что Олег погиб в бою, потому что любая смерть лучше, чем плен у жестоких потомков самураев. На душе при этих мыслях сразу стало мерзко, и, не сдержавшись, Басов закричал на стоявшего перед ним офицера:

— Черт! Кто приказал? Нельзя рисковать людьми, майор! Сколько у вас бойцов?

— На данный момент личный состав батальона насчитывает двести семьдесят шесть человек, товарищ полковник!

— Ну и какого хрена вы посылаете своих бойцов в руки японцев? Скоро они нам все понадобятся, до последнего бойца, так что всякую самодеятельность отставить! Ваша задача — держать здесь оборону, укреплять позиции. Если что-то и затевают «косые», штаб все равно узнает об этом раньше и вас предупредит, так что врасплох не застанут, не думай.

— Мы и укрепляем оборону. Закопались в землю по самые брови. Но обороняться нечем. За неделю пригнали только одну машину с патронами, ПТУР по пальцам пересчитать, гранатометов на весь батальон штук тридцать. Про ПВО вообще говорить не хочу, нету ее.

— Авиации у противника мало, так что атаки с воздуха опасаться не стоит, — отмахнулся Басов. — Да и наши летуны из Елизово тоже не мух ловят.

— Я еще просил мины, противопехотные. Неделю назад их диверсанты смогли вырезать целое отделение. Проползли мимо всех постов, просто зашли в блиндаж и всех — в ножи! А теперь мне привезли ящик ОЗМ-72! Один ящик! Что я с этим ящиком сделаю, товарищ комбат?!

— Будь у нас все, что мы хотим, давно японцев бы сбросили в море, майор! Ладно, давай прогуляемся по позициям.

Сопровождаемые офицерами из штаба батальона, Басов и Сухов двинулись вверх по склону, туда, где земля вспучивалась блиндажами и землянками, опоясанными линией окопов. Оборона здесь строилась по принципу опорных пунктов, максимально насыщенных вооружением. Пространство между ними простреливалось, так что в случае прорыва противник оказался бы под огнем с обоих флангов. Для создания сплошной линии обороны, как в Первую мировую или Великую Отечественную войну, попросту не было людей.

Добравшись до позиций ближайшего взвода, Басов поморщился, увидев болтающихся вокруг блиндажа солдат. Несколько человек в грязной, перепачканной землей «флоре» сидели на бруствере, из-за которого виднелась пусковая установка ПТУР с укрепленным на ней транспортно-пусковым контейнером, и курили, о чем-то разговаривая. Кто-то дремал, прислонившись к опоре станка крупнокалиберного «Утеса» и подложив под голову скатанный валиком бушлат, чтобы мягче было лежать. Лишь пара человек, расположившихся поближе к направившему в небо короткий толстый ствол станковому гранатомету АГС-17, вела наблюдение за надвигавшимся с севера лесом, за которым уже хозяйничали японцы.

— Внимание! — впереди раздался чей-то сиплый голос. — Смирно!

Вскакивая на ноги, еще не проснувшиеся бойцы строились в шеренгу. Пройдя вдоль строя и окинув насмешливым взглядом заспанные лица солдат, Басов фыркнул:

— Хорошо служите, бойцы!

Сухов, идущий следом, помрачнел, украдкой показав могучий кулак командовавшему здесь лейтенанту. Тот побледнел, но все же уверенным шагом подошел к начальству, браво козырнув и звонко крикнув:

— Товарищ полковник, командир стрелкового взвода младший лейтенант Фокин!

— Вольно, — отмахнулся Басов.

Встав у бруствера, он, прищурившись, окинул взглядом тайгу. Бескрайнее зеленое море до самого горизонта скрывало опасность, и забыть о ней значило добровольно расстаться с собственной жизнью. Обернувшись к замершим в строю солдатам, полковник произнес, заглядывая в их лица:

— Здесь вы не имеете права расслабляться. Противник, до которого отсюда рукой подать, копит силы. Вдоль всей линии фронта на той стороне идет какое-то шевеление, и командование готовится к худшему. Японцы могут перейти в наступление, и в этот момент вы все должны быть на позициях, с оружием в руках. За вами — русская земля, с которой мы только что выгнали одного захватчика ценой огромных усилий и тяжелых потерь, и теперь на смену ему пришел новый враг. Не дайте ему сделать и шагу вперед, пока вы живы, бойцы!

Командир бригады развернулся, направляясь в обратный путь, и когда он уже покидал позиции, в спину ударил чей-то голос:

— Товарищ полковник, а когда с Большой Земли придет помощь? Они же знают, что мы тут одни. У нас даже патронов на счет, как тут можно держаться?!

— Боец, — обернувшись, медленно промолвил Басов. — Боец, про нас не забыли, поверь. И совсем скоро помощь придет, и мы спихнем японцев в океан. Но сейчас мы с противником один ни один, и надейся только на себя и на своих товарищей. За тобой — вся Россия, так что сражайся за нее, пока можешь, как буду сражаться я сам, любой боец моей бригады, как мы уже сражались — и победили.

Позиции полковник покидал в мрачном расположении духа. Скоро, очень скоро этим парням предстоит умирать без особой надежды, что их смерти будут иметь какое-то значение. Каждый из них сможет совершить свой персональный подвиг, который страна, за которую пойдут в бой эти мальчишки, как обычно, не заметит, приняв как должное. Но ни Алексей Басов, и никто из нескольких сотен сражавшихся под его командованием солдат не мог и подумать сейчас, как скоро всем им придется заглянуть в глаза собственной смерти.


Блуждавший по заполненному людьми и аппаратурой штабному залу взгляд генерала Такаги Тодзио наткнулся на собравшихся в дальнем углу людей, сосредоточенно склонившихся над консолями, и непроницаемое лицо командующего Второй пехотной дивизией Сил самообороны Японии исказилось от раздражения и злости. Сейчас он был самым старшим по званию среди тысяч японских солдат, высадившихся полгода назад на неприветливые берега Камчатки, и обладал всей полнотой власти. Штабные крысы, находившиеся в тысячах километров от этих мест, могли думать все, что угодно, но последнее слово останется за ним, генералом Такаги. И совсем скоро по этому слову предстоит идти в бой — и на смерть — множеству молодых людей, гордости и надежде японской нации. Командующий не сомневался, что его бойцы, каждый из которых выбрал военную службу не по принуждению, но по зову души, исполнят приказ, не считаясь с опасностью, забыв о страхе. Но он медлил, и не оттого, что сомневался сам. Просто через считанные минуты люди, чья непривычная форма резала глаз, а от звуков их варварского чужого языка рука сама тянулась к оттягивавшей пояс кобуре, должны были вынести окончательное решение — быть ли победе Японии именно сегодня, или его солдатам выпадет шанс прожить еще несколько дней.

Сделав шаг вперед, и нависая над скрючившимся возле компьютера коротко остриженным темнокожим мужчиной, генерал Такаги раздраженно бросил:

— Как долго еще ждать?

Полковник Армии США Роберт Никсон услышал обращенный будто в пустоту вопрос, но медлил с ответом. Вот-вот над горизонтом должен был подняться разведывательный спутник, и задачей американского офицера было установить с ним надежную связь. Именно с этой миссией он прибыл сутки тому назад сюда, на Камчатку, вместе с несколькими подчиненными на борту японского транспортного самолета С-1, приземлившегося на единственном оказавшемся в распоряжении экспедиционного корпуса Сил Самообороны аэродроме возле поселка Палана. Сейчас тонкие, будто у пианиста, пальцы полковника, привычные больше к компьютерной «мыши», нежели чем к спусковому крючку штурмовой винтовки, буквально порхали над клавиатурой, отзывавшейся легким шелестом на каждое касание, стремительное, точное и невероятно нежное. Рядом так же целеустремленно колотил по клавишам лейтенант Адамс, по своей привычке зажавший в уголке рта карандаш, покрытый отметинами от зубов. Повод для волнения был, и Никсон вполне понимал проявление чувств обычно сдержанного офицера, да и сам едва справлялся с собой.

Присутствие зашедшего за спину и дышавшего в затылок японского генерала стало раздражать, мешая сосредоточиться на главном, и полковник Никсон, не оборачиваясь, буркнул:

— Спутник войдет в зону приема менее чем через две минуты.

— Вы должны сделать все как можно лучше, — процедил Такаги, раскачивавшийся на каблуках позади американцев. — Ошибок быть не должно. Мы слишком долго ждали этого момента, слишком много жизней уже принесено в жертву, и сегодня мы поставим точку в затянувшемся споре. Гайдзины должны быть разбиты, и мы сделаем это — с вашей помощью, или без нее!

Роберт Никсон не был на передовой, но, отвечая за разведку и связь, хорошо представлял, что происходило сейчас на значительной части камчатского полуострова. Колонны японских войск тянулись стальными змеями на юг, навстречу собственной смерти, туда, где вцепились зубами в заросшие вековой тайгой сопки продолжавшие отчаянно сопротивляться русские. Японский командующий бросал в наступление все силы, до последнего солдата, сделав ставку на один единственный удар сокрушительной мощи, под которым оборона русских должна была рассыпаться в один миг. И именно от американского полковника, прибывшего сюда, на край мира в обстановке строгой тайны, зависело сейчас, будет ли этот удар направлен точно в цель, или придется в пустоту, позволив русским контратаковать.

Генерал Такаги Тодзио, все еще пытаясь через плечо заглянуть в испещренные строчками команд мониторы, отшагнул назад, и Адамс, не отрывая взгляда от экрана, вполголоса произнес, обращаясь к своему командиру:

— Этот почтенный джентльмен не отказался бы сделать нам харакири собственными руками!

— Ему нас любить не за что, — хмыкнул Никсон, ощутивший общую неприязнь, перерастающую порой в откровенную ненависть в ту минуту, когда грузовая аппарель транспортного самолета коснулась покрытия посадочной полосы. С тех пор это чувство не оставляло его ни на миг. — Японцы ничего не забывают, случись это хоть вчера, хотя два века назад. Для них Нагасаки и Хиросима, залитый напалмом Токио и стычка на Сахалине ничем не отличаются, и их счет к нам с каждым днем лишь растет.

— Тогда какого черта мы здесь, сэр?! Японцы — враги, и ведут себя, как враги!

— Потому что мы получили такой приказ, лейтенант, а наша работа — выполнять приказы! — В голосе Никсона зазвенела сталь. — И мы обязаны сделать свою работу так, как можем только мы. Пусть японцы и русские режут друг друга здесь и всюду, пусть рвут друг другу глотки, пускают кровь. А когда они обессилеют, мы придем и покончим разом и с теми, и с другими. Так что все, что мы сейчас делаем, Майк — на благо Америки, и всегда будет только так. И довольно соплей — наша работа только началась!

Спутник оптической разведки «Ки Хоул-11» на скорости почти восемь километров в секунды буквально подскочил над горизонтом. В фокусе его камер оказался Камчатский полуостров. С высоты почти двести километров над поверхностью планеты открывался отличный обзор, а благодаря высочайшему качеству бортовой оптоэлектроники можно было различать даже мелкие предметы. Ничто не могло укрыться от этого всепроникающего взгляда, несмотря на любые ухищрения, самую искусную маскировку, и полковник Никсон в эти мгновения ощутил себя богом, державшим на ладони весь земной шар.

— Есть сигнал! — Слева раздался голос Адамса. — Мы получаем «картинку»!

— На главный экран!

Большой монитор, подвешенный под сводами зала, осветился, и десятки японских офицеров, запрокинув головы, уставились на быстро менявшееся изображение. Клиновидный силуэт полуострова рывком приблизился, и стали различимы скопления зданий, ниточки шоссе и сверкающая серебром гладь рек и ручьев, сбегавших по склонам сопок. А еще — опоясавшие их концентрическими кольцами линии окопов с бахромой ходов сообщения, ведущих к штабным блиндажам и капонирам, в которых угадывались, несмотря на ворох масксетей, угловатые очертания танков и БМП. Русских танков, готовых встретить давно ожидаемое наступление шквалом огня.

— Они будто на ладони!

Гримаса неприязни сползла с морщинистого лица Такаги Тодзио, озарившегося внезапно счастливой улыбкой, словно вот именно сейчас сбылась его заветная детская мечта.

— Сенсоры спутника передают изображение в видимом и инфракрасном диапазоне с разрешением чуть более метра. Мы можем видеть все, что делают русские, — произнес Роберт Никсон, взглянув на генерала Такаги. — И знать о каждом их движении. От вас зависит теперь, как будет использовано это знание!

— Как долго спутник будет находиться над нами?

— Камчатка останется в поле обзора четыре часа, — не раздумывая, сообщил полковник.

— За это время от русских гайдзинов останется только прах!

Горящий яростью взгляд японского генерала, стоявшего, грозно сжимая кулаки, скользил по огромной плазменной панели, словно Такаги, не полагаясь на своих офицеров, торопился запомнить расположение позиций русских войск. А полковник Никсон, обернувшись к Адамсу, произнес:

— Теперь мы должны показать этим косоглазым макакам, на что способны, лейтенант! Связь с передовыми подразделениями японцев установлена?

— Так точно, сэр!

Японцы, известные своей качественной электроникой, использовали всевозможные «гаджеты» и в армии, возможно, даже шире, чем сами американцы. Единая информационная сеть включала в себя каждый танковый взвод, каждую пехотную роту из тех, что двигались сейчас к передовой, и теперь наложенные на координатную сетку спутниковые снимки высокого разрешения хлынули на личные планшеты офицеров Сил Самообороны.

В нескольких сотнях километров от бурлившего подобно разоренному муравейнику штаба Второй пехотной дивизии невысокий кривоногий мужчина в камуфляже, со скуластым неподвижным лицом, с которого пристально смотрели на окружающий мир раскосые глаза, касанием пальца менял изображения на сенсорном экране своего Panasonic «Toughpad A1». Качество снимков, даром, что сделанных из-за пределов земной атмосферы, было отличным. Сверхчувствительная оптика позволяла рассмотреть все, что попало в кадр в деталях, порой даже излишних.

Командир артиллерийской батареи Сил самообороны Японии видел, как на ладони, позиции русских войск, прикрывавших Усть-Камчатск с северо-запада. Линия окопов изогнулась дугой, кое-где вспухая узлами опорных пунктов. Державшая там оборону легкая пехота русских имела единственную цель — задержать атакующих хотя бы на несколько минут на пристрелянных позициях, по которым немедленно откроют огонь расположенные в неглубоком тылу гаубичные батареи и немногочисленные реактивные установки. Порожденного ими огневого шквала хватит, чтобы перемолоть батальон и даже целую бригаду, но у русских артиллеристов не будет и нескольких секунд, чтобы изготовиться к бою.

За спиной офицера рычали двигатели тягачей, вытаскивавших на позиции девятитонные гаубицы FH-70. Буксируемые орудия калибра сто пятьдесят пять миллиметров были самым мощным вооружением японского экспедиционного корпуса на Камчатке. Они считались устаревшими, не отличались особой подвижностью и широкой номенклатурой боеприпасов, но их огонь превращал любую оборону в дымящиеся руины, на которых некому было сопротивляться. Чуть поодаль суетились минометчики, торопливо устанавливая на сошки окрашенные в зеленый цвет трубы-стволы тяжелых стасемимиллиметровых минометов М-30, тоже изрядно устаревших, но способных по-прежнему исправно выполнять свою единственную задачу — сеять смерть.

— Господин капитан! — К офицеру подскочил молоденький солдат, торопливо отдав честь. Сделал он это так небрежно, что, казалось, отогнал от лица надоедливую мошкару. — Господин капитан, батарея готова к бою!

Гаубицы замерли, упираясь широко разведенными в стороны станинами в землю и направив в небо длинные стволы, толстые, будто телеграфные столбы. Положение каждого орудия было выверено с точностью до метра, равно как и положение обнаруженных с американского спутника целей. И раньше применявшие спутниковую навигационную систему GPS японцы теперь получили доступ к ее версии, использовавшейся прежде лишь Армией США и отличавшейся в разы более высокой точностью определения координат. Застывшим навытяжку возле своих орудий командирам расчетов не нужно было возиться с картами и компасом, определяя свое положение и готовя данные для стрельбы. Просто нужно было ткнуть в отметку цели на экране планшета, и сложнейшие программы за мгновения выполняли все вычисления, обрекая находившихся за десятки километров вражеских солдат на неотвратимую смерть.

Но просто знать, пусть и с точностью до нескольких метров, положения цели, отстоящей на десятки верст еще недостаточно, чтобы уничтожить ее первым залпом, а именно такой приказ получил командир японской батареи, занявшей огневые позиции у самой передовой линии. Артиллерийская стрельба на большие дистанции — это лотерея, и даже строгие, незыблемые законы физики начинают работать через раз под вилянием десятков факторов. Но сейчас японский офицер был уверен в успехе, наблюдая, как заряжающие вталкивают в каморы гаубиц увесистые конусы управляемых снарядов М982 «Экскалибур», прибывших на Камчатку из США считанные дни назад. Каждый из них был оснащен приемником GPS, позволявшим поражать цель с известными заранее координатами с точностью до десяти метров даже на максимальной дистанции стрельбы. Совершенное оружие, продукт развития технологий нового тысячелетия. Наконец, все приготовления закончились, затворы орудий были закрыты, и офицер на выдохе произнес:

— Огонь!

Земля под ногами содрогнулась, а над сопками прокатился глухой раскат. Из стволов мощных FH-70 вырвались языки пламени, а над позициями батареи поплыли клубы едкой пороховой гари. Корректируемые снаряды, весившие больше сорока пяти килограммов, покидали стволы орудий на скорости восемьсот двадцать семь метров в секунду, взмывая над притихшей тайгой и соскальзывая вниз под воздействием земного тяготения. Гладкие, идеальной обтекаемой формы корпуса встопорщились пластинами аэродинамических рулей, превращавших падение в пусть и недолгий, длившийся считанные секунды, но управляемый полет. Стапятидесятипятимиллиметровые «Эскалибуры», часть которых несла фугасную моноблочную боеголовку, и другие, начиненные каждый пятью дюжинами малокалиберных суббоеприпасов для поражения площадных целей, с высоты устремились вниз, обрушиваясь со сверхзвуковой скоростью на намеченные цели. Те, кто стал мишенями для первого залпа так ничего и не узнали, даже не успев по-настоящему испугаться, когда примчавшиеся из-за горизонта снаряды коснулись земли, и русские окопы захлестнула волна пламени.

— Огонь не прекращать! — Полуоглушеный звуками выстрелов собственных орудий командир японской гаубичной батареи почти кричал. — Поддерживать максимальную скорострельность! Русским потребуется не больше двух минут, чтобы вычислить наши координаты и накрыть позиции ответным залпом. За эти две минуты русская артиллерия должна стать воспоминаниями!

Орудия, стволы которых уже раскалились, делали по шесть выстрелов в минуту, максимум, какой позволяла их конструкция. Все параметры стрельбы были давно рассчитаны, и теперь японским артиллеристам оставалось лишь как можно быстрее закидывать в каморы тяжелые конусы снарядов и гильзы с модульными зарядами. Гаубицы яростно взрыкивали, делая очередной залп, и где-то вдалеке спустя секунды обрывались чьи-то жизни. Им вторил заунывный вой минометов, обрушивавших на головы ничего не подозревавших русских, застигнутых врасплох, начиненные смертью «гостинцы» калибра сто семь и сто двадцать миллиметров, падавшие отвесно, так, что никакие окопы и траншеи не были спасением.

А над головами артиллеристов мчались, заглушая стрекотом винтов пульсирующий гул канонады, боевые вертолеты, пилоты которых тоже спешили внести свой вклад в разгром врага. Укрывавшиеся до поры на спешно оборудованных полевых аэродромах ударные «Кобры» стелились низко над землей, оставаясь в «слепой зоне» радаров русских ЗРК С-300, развернутых в ближнем тылу, да и бортовые локаторы тяжелых перехватчиков МиГ-31, случись тем появиться над линией фронта, с трудом обнаружили бы сравнительно малогабаритные геликоптеры на фоне поверхности.

По позициям русской бригады прокатился огненный вал, поглотив разом десятки человеческих жизней. Но погибли далеко не все.

Командир десантно-штурмового взвода младший лейтенант Михаил Фокин не сразу понял, что происходит. Привычный мир вдруг потонул в ярчайшей вспышке, земля под ногами вздрогнула, словно пытаясь стряхнуть надоедливых двуногих букашек, и лишь осознав себя лежащим, ткнувшись лицом в траву, офицер услышал гул разрывов, окутавший судорожно вздрагивавшую снова и снова сопку. Его глотка была набита комьями земли, и землей же было присыпано тело. Во рту ощущался кислый привкус крови из прокушенной щеки.

Фокин рванулся, извиваясь, будто червь, и выбрался из-под завала. Он почти ничего не видел и не слышал, даже собственный утробный рык звучал отстраненно, будто издалека. Выбросив вперед руки, младший лейтенант пополз, передвигаясь на ощупь, пока его пальцы не обхватили какой-то склизкий комок. Разлепив веки, под которые набилась размокшая земля, Михаил понял, что держит в ладони оторванную голову одного из своих бойцов. Тела его рядом видно не было. На мертвом лице навсегда застыла гримаса боли.

Закричав, офицер вскочил, но кто-то, навалившись сзади, придавил его к земле, захрипев в ухо:

— Лежи, командир, не суетись! Это артподготовка! Сейчас «косые» в атаку пойдут!

Фокин узнал в говорившем старшего сержанта Валиева, единственного во взводе бойца, не считая самого лейтенанта, имевшего боевой опыт. Спихнув с себя тело сержанта, Михаил привстал, упираясь локтями в землю, и осмотрелся, едва не зарыдав от злости и отчаяния. На месте блиндажа, заменившего дом двум десяткам молодых парней, зиял дымящийся провал — наводимый по сигналам GPS управляемый снаряд М892, поразивший цель с поистине ювелирной точностью, удивившей, должно быть, и самих его создателей, легко проломил свод, убив всех, кто в этот миг оказался внутри. Вокруг все было изъедено воронками-оспинами, на дно одной из которых сползли Фокин и его сержант. Земля под ними еще оставалась горячей, а под локти и колени постоянно попадали осколки, острые, как лезвия.

— Как же так?! Их же всех, разом… Суки!!!

Взгляд Фокина всюду натыкался на какие-то бесформенные куски, еще недавно бывшие телами тех парней, которых сам он отлично знал, буквально породнившись с ними за месяцы войны, считая их, без преувеличения, братьями.

— Лейтенант, лежи, или следом отправимся, — прорычал, вдавливая Фокина лицом в землю, Расул Валиев. — Это война, здесь все под Богом ходят!

Отзвуки далеких залпов почти не долетали до позиций русских солдат, запертые склонами сопок, разделявшими их и вражеские позиции, но это не могло стать преградой для летевших из-за горизонта снарядов. Несущий кассетную боевую часть «Экскалибур» Block-2 рассыпал свое содержимое над окопами русской десантно-штурмовой роты, накрывая их ковром разрывов. Посыпавшиеся с неба почти отвесно комбинированные боеприпасы DPICM проникали в окопы и ходы сообщений, перемалывая дерево, камень и человеческую плоть в кровавую кашу. А остававшиеся невидимыми японские орудия продолжали метать смерть, безошибочно отыскивавшую свою добычу среди тайги.

А затем канонада прекратилась, но долгожданная тишина так и не наступила. Со стороны леса пришел новый звук, мерный, рокочущий, усиливавшийся с каждой секундой, сопровождаемый лязгом металла.

— Японцы! — закричал кто-то неподалеку. — Атакуют!

— Ну, лейтенант, командуй! — Валиев ухватил растерянного Фокина, так и лежавшего на дне спасительной воронки, за плечо, встряхнув офицера. — Говори, что делать!

На несколько мгновений Михаил впал в ступор. Он никогда не считал себя гением тактики и оперативного искусства. Отслужив срочную в спокойном гарнизоне, молодой деревенский парень, не видевший перспектив на родине, без раздумий подписал контракт, неожиданно попав на Кавказ. За несколько месяцев ему довелось увидеть многое, в том числе и смерть своих товарищей, наигравшись в войну, кажется, на всю жизнь. А затем пришли американцы, сокрушив армию великой страны за считанные дни, но к этому моменту Михаил Фокин успел стать гражданским человеком. Во время оккупации он слышал о ведущих борьбу партизанах, но это происходило где-то далеко и казалось неправдой, если бы в один прекрасный день по родному селу не прошла колона бронемашин под российскими триколорами, а американцы не исчезли бы внезапно, как растаявший мираж. И тогда оказалось, что возрождавшейся России нужны те, кто готов защищать ее с оружием в руках.

Вступив во вновь формируемую армию, Фокин оказался в «учебке», на краткосрочных курсах, после которых ему, как в минувшую большую войну, присвоили офицерское звание и скупо бросили по маленькой звездочке на однопросветные погоны, сделав ответственным за судьбы двух дюжин таких же, как сам он, молодых парней. Однако повоевать всерьез новоиспеченному лейтенанту так и не пришлось.

На Сахалине его батальон появился, когда последние японцы уже убрались на свои острова. Сюда, на Камчатку, он прибыл на борту десантного корабля, когда идущие в первой волне парашютисты полковника Басова отбросили напиравших японцев на север. И вот теперь враг был совсем близко, а его приказов ждали чудом выжившие бойцы, ошалевшие от внезапного артналета, еще не успевшие ощутить радость оттого, что уцелели, в отличие от своих товарищей, от иных из которых не осталось ничего, что можно было бы даже предать земле.

Слыша, как сопку захлестывает гул моторов, становившийся все громче, все отчетливее, Фокин привстал, опираясь на локти. Он нашарил в подсумке бинокль, поднеся к глазам чудом уцелевший оптический прибор, и испуганно выругался, увидев приближающиеся к позициям взвода боевые машины. Лес словно выталкивал из себя бронетранспортеры «Тип-96», на ходу выстраивавшиеся неровной цепью. Каждый из них был вооружен пулеметом калибра 12,7 миллиметра на турели и нес под прочным панцирем из закаленной стали восемь по полностью экипированных солдат.

— Вижу семь, отставить, восемь бронемашин!

В груди Фокина похолодело. Надвигающейся армады хватало с лихвой, чтобы смять, смешать с землей горстку оглушенных, растерянных бойцов, большинство из которых были ранены или контужены. С обманчивой неторопливостью бронированная волна накатывала на сопку. БТР с расстояния в полторы тысячи метров казались гигантскими жуками, граненые бока которых покрывали серые разводы камуфляжной окраски. Уверенно переваливаясь на своих восьми колесах по ухабистому полю, они сокращали расстояние, охватывая широкой дугой занятую бойцами Фокина высотку.

— Взвод, слушай мою команду! — Младший лейтенант, опустив бинокль, обернулся к сбившимся в кучку солдатам. — Занять позиции! Оружие к бою! Хоменко, связь со штабом, немедленно!

Передергивая затворы автоматов, поправляя сползавшие на глаза каски и ремни амуниции, солдаты бросились врассыпную обегая дымящиеся воронки и перешагивая через раскиданные между ними куски человеческих тел. А радист, отчаянно терзавший верньеры старенькой радиостанции Р-159, снова и снова кричал в эфир:

— «Скала», я «Гранит-три», прием! Мы атакованы, просим огневую поддержку! «Скала», ответьте! — Растерянно взглянув на Фокина, рядовой пролепетал: — Нет связи, сильные помехи!

— «Косые», суки, глушат нас! Продолжай, боец! Медведев, Попов, подготовить установку ПТУРС!

— Товарищ лейтенант, Попова убило, — раздалось в ответ растерянное бормотание. Говоривший, казалось, был готов разрыдаться.

— Я сделаю, командир, — спокойно произнес стоявший рядом Валиев.

Внезапный огневой налет мгновенно сократил огневую мощь взвода. Пробегая мимо того места, где был установлен автоматический гранатомет, старший сержант увидел лишь бесформенную груду земли. Из нее торчали изогнутые опоры станка-треноги. Но пусковая противотанкового ракетного комплекса «Метис-М» уцелела, и все так же грозно торчал из амбразуры массивный ствол крупнокалиберного «Утеса», чьим тяжелым пулям по зубам была, пожалуй, и японская броня.

Опустившись на колени возле ракетной установки, Расул Валиев приник к массивной коробке тепловизионного прицела «Мулат», позволявшего вести наблюдение днем и ночью. Мир для старшего сержанта окрасился в привычные черно-белые тона. На сером фоне ослепительным пятном выделялся силуэт бронетранспортера, испускавшего в окружающее пространство волны инфракрасного излучения от работающего двигателя. Совместив с ним прицельную марку, старший сержант Валиев нажал кнопку пуска.

Раздавшийся над самым ухом грохот оглушил солдата. Управляемая ракета покинула тесное пространство транспортно-пускового контейнера, разматывая за собой нить кабеля, по которому на борт ее поступали корректирующие команды. При скорости двести метров в секунду ей потребовалось несколько мгновений, чтобы достигнуть цели. ПТУР ударила в скошенный борт японского БТР, проломив своей массой стальную преграду. Тандемная кумулятивная боевая часть, которой оснащалась ракета 9М131, была предназначена для гарантированного уничтожения современных боевых танков, и сейчас ее мощь оказалась избыточной. Валиев увидел, как из всех люков бронемашины хлестнули языки пламени, а затем он полностью скрылся за стеной огня. Когда вспышка угасла, стала видна искореженная коробка корпуса, ставшая могилой для десяти человек, понадеявшихся на прочность брони.

— Ракету! — Валиев обернулся к своему «второму номеру». — Живее, Саня, ракету!

В тот момент, когда старший сержант, ухватив протянутый ему рядовым Медведевым четырнадцатикилограммовый цилиндр ТПК, поместил его на пусковую, одновременно открыли огонь турельные «браунинги» японских БТР. На дистанции около километра пули пятидесятого калибра сохраняли убойную силу, лишь незначительно отклоняясь от исходной траектории. В прочем, когда огонь ведет без малого десяток стволов одновременно, высокая точность стрельбы не имеет значения.

Валиев успел нырнуть на дно неглубокого окопа за мгновение до того, как в бруствер ударили первые пули. Рядом с ним безмолвно повалился на землю Медведев, тело которого оказалось на пути нескольких 12,7-милиметровых пуль. Они легко прошили титановый нагрудник бронежилета и человеческую плоть, дойдя до спинной пластины и оставив в ней глубокие выбоины.

— Твою мать! — Расул Валиев отшатнулся от лежавшего в луже еще горячей крови тела.

«Браунинги» били короткими очередями, загоняя бойцов Фокина в укрытия. Хотелось вжаться в землю, сжаться в клубок на дне окопа, закрыть глаза, чтобы не видеть падающих рядом товарищей и заткнуть уши, чтобы не слышать их криков и сочных шлепков, с которыми пули ударяли в землю. Утробно зарычав, младший лейтенант высунул голову из-за оплывшего бруствера только на миг, чтобы увидеть, как из распахнувшихся люков БТР выпрыгивают японские пехотинцы.

— Они высадили десант! — Фокин крикнул так, что сорвал голос. — К бою! Огонь из всех стволов!

Позиции штурмового взвода, казалось, вымершие под кинжальным огнем противника, ожили. Зарычал, выпуская струю трассеров, могучий «Утес». Свинцовый поток свалил с ног нескольких вражеских солдат. Энергия его пятидесятиграммовых пуль на километровой дистанции была такова, что тела отбрасывало назад.

Сам Михаил Фокин, затягивая под подбородком ремешок тяжелой каски, метнулся к присыпанному землей, но внешне выглядевшему неповрежденным пулемету ПКМ. Рванув на себя рукоятку затвора, он загнал в ствол патрон, первый из сотни набитых в ленту, и, обхватив рамочный приклад, повел стволом, выискивая цель. Получив отпор, японские пехотинцы сбивались кучками позади БТР, продолжавших уверенно двигаться вперед и вверх по склону. Наведя оружие на одну из таких групп, младший лейтенант нажал спуск, увидев, как их конического раструба пламегасителя вырвался язычок пламени, а затем вражеские солдаты начали падать друг на друга. Несколько выпущенных им пуль с лязгом ударили в борт бронетранспортера, но на таком расстоянии они лишь высекли из металла снопы искр, даже не напугав тех, кто укрывался под броней. В ответ турель, возвышавшаяся над плоской крышей японского «Тип-96», развернулась, и зарокотал тяжелый «браунинг».

— Дерьмо! — Фокин распластался по земле, слыша, как колотят по брустверу, обложенному дерном для дополнительной маскировки, пули. — Не высовываться!

Под прикрытием огневого шквала японские пехотинцы бросились вперед, на бегу стреляя из штурмовых винтовок и пулеметов. Вслепую Михаил Фокин посылал навстречу им очередь за очередью, опустошая извивавшуюся с лязгом в патронной коробке ленту. Он не видел, как сразу несколько вражеских пехотинцев остановились, опускаясь на колени или распластавшись на земле во весь рост и доставая из подсумков ребристые цилиндры винтовочных гранат. Ловко надев их на стволы своих винтовок «Тип-89», они дали залп, и вокруг Фокина взметнулись фонтаны земли.

Михаил ощутил сильный удар по каске, от которого зазвенело в голове. Затем что-то обожгло лицо младшего лейтенанта, и, коснувшись ладонью щеки, он увидел кровь. Подползший к своему командиру боец прокричал сквозь грохот взрывов:

— Командир, ранен? Дай, перевяжу!

Солдат принялся расстегивать карман, пытаясь перепачканными в крови и земле пальцами вытащить оттуда перевязочный пакет.

— Потом! — Фокин раздраженно отмахнулся. — Стреляй по «косым»! Не спи!

Солдат, прижимая к плечу приклад АК-74, приподнялся на локтях, открыв огонь, и тотчас перед самым его лицом, в каком-то полуметре, взорвалась граната. Бойца откинуло назад, и Фокин увидел, что его лицо превратилось в сочащееся кровью месиво.

— Суки! — Закричав срывающимся голосом, младший лейтенант рванулся к пулемету, до упора вдавливая спусковой крючок. — Сдохните, твари!

Оружие задергалось, зарычало, тускло сверкнули посыпавшиеся на землю горячие гильзы, и нескольких японцев, ближе всех подобравшихся к окопам, сбило на землю. У подножья сопки засверкали вспышки, и Фокин увидел тянущиеся навстречу ему полосы пулеметных трасс. Пули вгрызались в землювсе ближе к лейтенанту, а тот стрелял, не замечая ничего и лишь видя, как один за другим оседают на землю бегущие на него низкорослые солдаты в серо-зеленом камуфляже, сжимающие в руках черные винтовки. Снова заухали «браунинги», выплевывая очередную порцию свинца. В ответ затрещали «калашниковы», раздались сухие отрывистые щелчки выстрелов СВД, а затем с грохотом сорвалась с направляющей ПТУР. Весело подмигивая яркой звездочкой трассера, по которому отслеживала полет система наведения, ракета промчалась над полем, ударив в заостренный нос приближавшейся бронемашины, и, увидев, что та скрылась в дыму и пламени, русские солдаты восторженно взвыли.

— Расул, молодец, — крикнул Фокин Валиеву, видя на лице того широкую улыбку, похожую на волчий оскал. — Мочи их, паскуд! Давай!

Старший сержант, оставшийся один у пусковой, потянулся на дно неглубокого окопа, где были уложены одна к другой еще две ракеты в ТПК. Протяжный вой расколол небо над его головой, становясь все громче, проникая в самое нутро. Затем вой перешел в свист и вдруг резко оборвался, а через мгновение минометная мина разорвалась на позиции ПТРК, засевая пространство на несколько десятков метров вокруг осколками.

— Расул! — Когда дым рассеялся, Фокин увидел ползущего по земле сержанта, неловко подволакивавшего ноги, оставляя за собой багровые мазки.

Лейтенант, извиваясь ужом, подполз к Валиеву, ухватив того за обмундирование и потащив в окоп. Сержант, хрипя от боли, едва слышно промолвил:

— Уходите! Бросайте все и делайте ноги! Нас уже обошли с флангов и сейчас замкнут кольцо, а потом все здесь в фарш перемелют! Уходи, командир, уводи пацанов!

— Вместе уйдем, Расул!

Снова что-то взвыло в небесах, и на сопку стальным градом обрушились мины. От них невозможно было укрыться в окопах, смерть приходила сверху, проникая во все укрытия, безошибочно отыскивая тех, кто еще пытался сопротивляться. Старший сержант Валиев вдруг вскочил, подминая под себя Фокина, а через секунду рядом прогремел взрыв, и воздух наполнился визжащей сталью. Младший лейтенант почувствовал, как содрогается от рвущих его в клочья осколков придавившее его к земле тело Расула.

Кое-как спихнув с себя мертвого сержанта, Михаил Фокин просто перевернулся на спину, уставившись в затянутое серым дымом небо. Вокруг грохотало, стонали раненые солдаты, ползавшие среди воронок. Из оцепенения лейтенанта вывел истошный вопль:

— Воздух!!!

Взглянув на горизонт, Фокин увидел быстро приближающиеся черные точки. Пара ударных вертолетов АН-1S «Кобра» шла на предельно малой высоте, чуть выше верхушек деревьев, оставаясь вне досягаемости дальнобойных ЗРК С-300. Увидев их, Фокин ползком направился к своему ПКМ, скомандовав:

— Кто-нибудь, к пулемету! Огонь по воздушным целям!

Вертолеты были уже в нескольких сотнях метров. Чуть склонив носы к земле, они мчались над склоном, поводя из стороны в сторону установленными в носу трехствольными пушками, словно вынюхивая очередную жертву. Ствол «Утеса» задрался вверх, и навстречу винтокрылым машинам протянулась рубиновая лента трассеров. Вертолеты отвернули в разные стороны, а затем под их короткими крыльями что-то сверкнуло, и к земле потянулись дымные струи неуправляемые ракет. Десяток реактивных снарядов калибра семьдесят миллиметров накрыл позицию крупнокалиберного пулемета, перемешивая сталь, человеческую плоть и землю.

Вертолеты с грохотом промчались над сопкой, и Михаил Фокин, перевернувшись на спину, вскинул тяжелый ПКМ, открыв огонь вслед им и видя, как росчерки трассеров вспыхивают все ближе к цели. А затем хвост ленты исчез в прорези ствольной коробки, и выстрелы оборвались сухим щелчком ударника.

— Твою мать! — Фокин отшвырнул в сторону бесполезный пулемет, подхватывая с земли свой «калашников».

Поредевшая цепь японских солдат добралась уже до середины склона. Пользуясь замешательством противника, они припустили бегом, оставляя позади бронемашины, с которых изредка постреливали пулеметы. Один из пехотинцев Сил самообороны услышал, как что-то сухо щелкнуло под подошвой опустившегося на землю ботинка, а затем, прежде чем он успел это осознать, из-под ног ударило пламя. Круглая коробочка противопехотной мины ПМН-4 диаметром меньше лазерного компакт-диска, содержала в себе всего пятьдесят граммов взрывчатки, и, когда сработал от тяжести человеческого тела нажимной взрыватель, «адская машинка», чуть присыпанная землей, пришла в действие.

Японский солдат пронзительно завизжал от боли, когда взрыв оторвал ему ступню и половину голени. Упав и по-прежнему крича, он покатился по земле, пока не наткнулся на протянутую в траве проволоку. Растяжка легко порвалась, инициируя детонатор мины ОЗМ-72. с негромким хлопком боевая часть мины, подброшенная вышибным зарядом, взвилась на высоту половины человеческого роста над землей и затем взорвалась, выбрасывая вокруг кольцо шрапнели. Японские солдаты, находившиеся на расстоянии до двадцати пяти метров, повалились на землю, принимая своими телами порцию стали.

Попав на минное поле, полукольцом опоясывавшее вершину сопки, вражеская пехота замешкалась. Кто-то попятился назад, другие застыли на месте, опасаясь сделать лишний шаг. Когда перед тобой вражеские солдаты, это опасно, но исход схватки решает выучка, быстрота реакции, личная отвага бойца. Но все это теряет ценность перед притаившейся в земле слепой угрозой, смертью, не различающей плохих и хороших бойцов, и поэтому Михаил Фокин понимал растерянность врага. Сейчас японцы представляли собой скопление отличных мишеней, но продолжать бой у младшего лейтенанта не было уже ни сил, ни возможностей.

— Взвод, слушай мою команду, — офицер обвел взглядом собравшихся вокруг него бойцов. Всего пятеро, а было две дюжины. Пять уставших, раненых, растерянных мужчин, оружие в руках которых было не опаснее сковородки. Но они оставались воинским подразделением и продолжали выполнять приказ. — Мы выдержали бой с превосходящими силами противника, сдержали его, насколько это возможно. Мы действуем без связи с вышестоящим командованием, без какой-либо поддержки. Поэтому приказываю оставить позиции и двигаться в тыл, на соединение с главными силами батальона и бригады. С собой — личное оружие, побольше боеприпасов. Уходим немедленно!

В тот момент, когда пять бойцов, возглавляемые своим командиром, скатились по склону к подножью, скользя, спотыкаясь, хватаясь в последний момент за протянутые руки товарищей, один из японских БТР двинулся вперед. Бронемашина массой четырнадцать с половиной тонн прошла по жидкому минному полю, как таран, протралив его насквозь. Взрывы маломощных ПМН-4 под развитыми протекторами его внедорожных покрышек ничем не могли повредить боевой машине, за которой с опаской двинулись и пехотинцы.

Когда японцы поднялись на вершину, озираясь по сторонам и потрясенно осматривая разрушенные укрепления, в которых лежали искалеченные, порой, до неузнаваемости, тела их защитников, уцелевшие бойцы Фокина уже достигли кромки зарослей, укрывших их от чужих взглядов. А еще через несколько секунд залп русских стадвадцатимиллиметровых минометов 2Б11 «Сани», обрушившийся с небес, срыл вершину сопки, уничтожив всех японских солдат, так и не успевших насладиться своей победой.

В тот момент, когда ожила гаубичная батарея, кортеж полковника Басова как раз поравнялся с ее позициями. Командир бригады пребывал в скверном настроении. В штабе в Петропавловске-Камчатском, да, пожалуй, и в Москве верили, что несколько сотен его бойцов смогут выдержать неминуемый удар японцев, лишенные патронов, провизии, медикаментов, артиллерии и разведки — лишенные всего, что необходимо солдату в бою. Нет, его бригада, заслужившая уважение своих и страх врагов на берегах Сахалина, не оставит свои позиции, но как больно видеть перед собой смертников.

Гул артиллерийской канонады накрыл проселок. Выглянув в окно, Алексей Басов увидел, что орудия, задравшие к небу свои похожие на бревна стволы, одно за другим открыли огонь. А секундой позже выпущенные из-за горизонта японскими гаубицами снаряды достигли своей цели, и батарея покрылась сплошным ковром разрывов.

— Что за черт?!

Басов едва удержался на сидении, когда на шоссе, в нескольких метрах перед его УАЗом разорвался 155-миллиметровый снаряд. Водитель, успевший надавить педаль тормоза в последний момент, своим телом принял поток осколков, и на полковника брызнула кровь и мозговое вещество из разрубленного куском металла черепа.

Подхватив лежавший рядом на сидении АКС-74, Басов ударов ноги распахнул дверь, буквально выкатившись из салона и распластавшись в дорожной грязи. Несколько крепких рук рывком поставили его на ноги, и один из сопровождавших комбрига офицеров участливо спросил:

— Товарищ полковник, вы целы?

— Какого хрена происходит? — Басов озирался по сторонам, видя вокруг черные проплешины снарядных разрывов. На том месте, где только что находились тяжелые орудия, еще не рассеялся едкий пороховой дым — противник, к услугам которого с недавних пор была вся мощь американской спутниковой группировки, безошибочно отыскивал самые важные цели, обращая против них всю мощь своей артиллерии. — Связь со штабом бригады, немедленно!

Машины замерли посреди проселка, а бронетранспортер, развернувшись поперек дороги, направил в небо стволы спаренных пулеметов. Штатная радиостанция Р-163, установленная на БТР-80, обеспечивала приличную дальность связи, и казавшийся совсем юным боец, чей шлемофон сползал на глаза, высунувшись из распахнутого люка, крикнул:

— Товарищ полковник, японцы перешли в наступление! На участке третьего батальона прорыв! «Косые» в нашем тылу!

— Твою мать! Машины на ходу? — Басов указал на УАЗы, замершие по разные стороны глубокой воронки, только что отрытой японским шестидюймовым осколочно-фугасным снарядом. — Живо в штаб!

Сгрудившиеся вокруг командира бойцы бросились врассыпную, но продолжить движение им было, видимо, не суждено. Две «Кобры» с красными кругами на фюзеляже, опознавательными знаками японских ВВС, на бреющем промчались над дорогой, разом открыв огонь из бортовых пушек. Поток двадцатимиллиметровых снарядов буквально распилил пополам ближайший УАЗ, в баке которого сдетонировали бензиновые пары. Взрыв ослепил и оглушил стоявшего в нескольких метрах от машины Алексея Басова, а ударная волна сбила офицера с ног. Кто-то ухватил комбрига за обмундирование, стащив в кювет, на дне которого хлюпала бурая жижа. Вокруг рвались снаряды, свистели осколки, кто-то протяжно, на одной ноте кричал.

Чудом не выронивший оружие Басов, вскинув свой «калашников» и даже не раскладывая приклад, открыл огонь вслед стремительно умчавшимся вертолетам. АКС-74 в его руках дрожал и дергался, словно пытаясь вырваться из обхвативших оружие цепких пальцев. Рядом затрещали автоматы охраны, выбрасывая в небо над проселком облако свинца. Рой малокалиберных 5,45-миллиметровых пуль пронзил воздух, не причинив никакого вреда вертолетам, синхронно выполнившим разворот, зависая над еловой рощей километрах в полутора от дороги. Японские пилоты чувствовали себя богами войны, находясь в сотне метров над землей и видя своего противника, как на ладони, уязвимого и беспомощного. Пальцы операторов вооружения легли на гашетки, а глаза, и без того раскосые, сжались в совсем узкие щелочки. Шевельнулись стволы пушек, наводясь на цели.

За секунду до того, как трехствольные М197 японских вертолетов извергли очередную порцию стали и огня, плавно развернулась башня русского бронетранспортера. Спаренные стволы пулеметов качнулись, запрокидываясь вверх. Модернизированная башенная пулеметная установка БТР-80 позволяла вести зенитный огонь, и сейчас сидевший в башенке стрелок уже поймал в окуляр прицела силуэт одной из «Кобр», нажав на спуск.

Загрохотал могучий КВПТ, выпуская струю свинца навстречу висевшему неподвижно над лесом вертолету. Тяжелые бронебойно-зажигательные пули БЗТ весом шестьдесят два грамма ударили в фюзеляж вертолета, прошивая керамические броневые панели. Растратив на это значительную часть своей энергии, они наткнулись на еще одно препятствие, остановившее их полет. Стрелок-оператор вздрогнул и обмяк, когда в его грудь впились летевшие со сверхзвуковой скоростью кусочки свинца. Пули насквозь пробили человеческое тело, засев в спинке кресла, которое так и не спасло летчика.

— Йоси, — командир экипажа, сидевший в задней кабине и отделенный от напарника прозрачной перегородкой из бронестекла, увидел кровавые брызги, изнутри испачкавшие фонарь, и пытался докричаться до своего напарника. — Йоси! Почему ты молчишь?!

Еще одна очередь прошла впритирку к фюзеляжу. Багровые всполохи трассеров вспыхивали на расстоянии вытянутой руки от головы летчика и быстро гасли. Рванув рукоятку штурвала, пилот бросил свой вертолет к самой земле, рискованным маневром уклоняясь от зенитного огня.

А на земле один из бойцов, сопровождавших Басова, уже достал из боеукладки в десантном отделении БТР пусковое устройство зенитно-ракетного комплекса «Стрела-3». Видя, что один из вертолетов пошел на снижение, солдат взвалил на плечо темно-зеленый шестнадцатикилограммовый тубус ПЗРК, развернувшись лицом ко второму геликоптеру, от которого к земле уже потянулись сверкающие ленты трассеров. Выпущенные японцами снаряды рвались все ближе к стоявшему у борта бронемашины стрелку, но тот терпеливо дождался, пока тепловая головка наведения ЗУР захватит цель, нажав на спуск.

Стартовый двигатель вытолкнул из пускового контейнера ракету 9М36, отбрасывая ее на безопасное расстояние, и уже тогда из ее узкого цилиндрического корпуса выскользнули плоскости рулей и стабилизаторов, а запустившийся маршевый двигатель подбросил ЗУР вверх, разгоняя ее до четырехсот метров в секунду. У увидевших сопровождавшую пуск яркую вспышку японских пилотов было ничтожно мало времени на свое спасение. Выбранная мишенью «Кобра» буквально подскочила вверх на полсотни метров, выбросив веер ложных целей, вспыхнувших в воздухе вокруг нее причудливым фейерверком. Но головка наведения не реагировала на внезапно возникающие источники инфракрасного излечения там, где по законам физики и аэродинамики никак не мог появиться вертолет. Ракета на максимальной скорости пронзила мерцающее облако пассивных помех, разорвавшись в полуметре над кабиной вертолета.

Мощи тысячастасемидесятиграммовой фугасной боеголовки русской ЗУР не могло хватить для уничтожения боевого вертолета весом четыре с половиной тонны, но разогнанные до высокой скорости осколки повредили трансмиссию несущего винта. Бойцы полковника Басова, уже приготовившиеся к собственной смерти, увидели, как японский винтокрылый штурмовик, беспорядочно болтаясь в воздухе, начал падать, исчезнув за стеной вековых елей, над которыми поднялся дымный столб.

— Сбили! — Находившиеся рядом с Басовым бойцы закричали, кто-то принялся стрелять в воздух. — Ур-р-ра!!!

Полковник, с опаской озираясь по сторонам, прервал ликование, гаркнув:

— Все по машинам! Шевелись! Едем в штаб бригады!

Алексей втиснулся в проем люка БТР-80, плюхнувшись на жесткое сидение. Несколько бойцов охраны последовали за ним, другие уселись на броне, выставив во все стороны стволы автоматов. Уцелевший УАЗ, заскрежетав передачей, рванул с места, возглавляя небольшую колонну.

Пробравшись в отделение управления, Алексей Басов потрепал по плечу командира, прокричав ему в самое ухо сквозь шум мотора, заполнявший весь внутренний объем бронемашины:

— Попробуй выйти на связь со штабами батальонов!

— Сильные помехи в эфире, товарищ полковник! — Солдат растерянно пожал плечами. — Мощности не хватает! Нужно остановиться и поднять мачтовую антенну!

— Нет, не останавливаться! Вперед! Ни секунды не терять!

Работавшие вдоль линии фронта на протяжении нескольких десятков километров японские станции РЭБ накрыли пологом электромагнитных помех передовую и тылы вглубь на десятки верст. Роты и батальоны, державшие оборону, оказались в изоляции, погибая под невероятно точным артиллерийским огнем, под пулями атаковавшей пехоты Сил самообороны. И полковник Басов мгновенно потерял нити управления подразделениями своей бригады, с трудом представляя, что происходит хотя бы впереди по маршруту движения его колонны, стремительно уходившей в тыл.

Басов не мог увидеть, как на проселок, проломив заросли кустарника, выползла, покачиваясь на своих шести колесах большого диаметра, японская боевая разведывательная машина «Тип-87». Ее широкая башня развернулась, и ствол автоматической пушки «Эрликон» нацелился в лицо сидевшего за баранкой УАЗа сержанта. Закричав, тот вывернул руль, и, когда машина развернулась бортом, японский стрелок открыл огонь. Короткая очередь двадцатипятимиллиметровых снарядов разнесла УАЗ в клочья, разорвав обшивку и перемолов в фарш человеческую плоть, укрытую под ней. Только когда застучал спаренный пулемет японского броневика, сметая с брони БТР сидевших на ней бойцов, Алексей Басов понял, что что-то не так.

— Отворачивай! — Стрелок бронетранспортера, уже поймавший в прицел силуэт вражеской машины, крутил маховики горизонтальной наводки башни, командуя мехводу, продолжавшему жать на газ: — Заходи слева!

БТР вильнул, съезжая с проселка и переваливаясь через идущий вдоль него неглубокий овраг. Японский наводчик как раз разворачивал башню, когда ударил КПВТ, вбив полтора десятка бронебойных пуль в борт «Тип 87». Броневик противника по инерции проехал несколько метров, ткнувшись заостренным носом в ствол могучего кедра, и замер.

— Готов! — Стрелок бронетранспортера азартно кричал. — Движку хана!

— Давай, вытаскивай отсюда нас! — закричал Басов водителю.

Никто из них не увидел выползший на дорогу позади мчавшегося зигзагом БТР танк. Подминая гусеницами жидкий подлесок, боевая машина выбралась на открытое пространство, объезжая дымящийся броневик «Тип-87». Башня развернулась вслед удиравшему русскому транспортеру, из стола орудия вырвался сноп огня, и закаленный сердечник подкалиберного снаряда ударил в корму БТР-80.

Стальная игла, летящая в несколько раз быстрее звука, легко проломила тонкую броню, но сдвинутый к корме двигатель остановил ее движение. Сердечник застрял в блоке цилиндров. Могучий удар легко сбросил тринадцатитонный БТР с дороги. Водитель, среагировав первым и распахнув свой люк, закричал:

— Все на выход! Живее, наружу!

Полковник Басов, рыком откинув тяжелую крышку в борт бронемашины, вывалился под колеса, а тот, кто шел следом, пробежал по его спине. По ушам ударил рев мощного двигателя, и, выглянув из-за корпуса БТР, полковник увидел приближающийся танк. Пятидесятитонный «Тип-90», окутавшись сизым облаком выхлопных газов, медленно полз по обочине дороги, вгрызаясь в землю стальными «клыками» грунтозацепов широких гусениц. Его башня шевельнулась, разворачиваясь на несколько градусов, и Алексей Басов заглянул в черноту орудийного жерла, в котором ждал готовый к выстрелу снаряд. Но вместо пушки ударил спаренный пулемет, осыпав вжавшихся в землю людей свинцовым градом. Один из замешкавшихся бойцов, как раз протискивавшийся через проем люка, вскрикнул, и, выпустив из рук автомат, скатился обратно, в темное нутро БТР. Еще один, вскочив, с криком кинулся к опушке леса. Пулеметная очередь бичом ударила его поперек спины, бросая на усыпанную хвоей землю.

— Лежать, мать вашу, — рыкнул Басов, растерянно озираясь. — Не высовываться!

— Он нас на гусеницы намотает!

Громада танка приближалась, рыча дизелем и лязгая металлом. Полковник Басов словно переместился во времени, оказавшись вновь на безлюдных улицах Нижнеуральска, изрытых вражескими снарядами. На него надвигалась боевая машина, плюющаяся огнем, сметающая все на своем пути, и рядом не было товарищей, но остался опыт и злость на врага, заставившая офицера вскочить, кинувшись навстречу танку.

На бегу Басов схватил с земли толстую трубу реактивного гранатомета РПГ-27. Он заметил «Таволгу», прижатую к земле телом убитого бойца, и теперь, схватив оружие, в силе и мощи которого не сомневался ни на миг, бежал по дуге, пытаясь обойти танк и зайти ему в борт, туда, где броня была слабее, где ближе были самые уязвимые агрегаты.

Затрещали на разные голоса сразу несколько АК, и пули защелкали по броне, оставляя на ней едва заметные царапины. Раздался хлопок выстрела подствольного гранатомета, и осколочная граната ВОГ-25 разорвалась, встретив на пути лобовой лист башни японского танка. Взрыв ослепил экипаж лишь на пару секунд, но этого хватило Басову, чтобы, стоя в полный рост, положить тубус РПГ на плечо, откинуть стойку прицела, переводя оружие в боевое положение, и, торопливо прицелившись, нажать на спуск. Дымная струя ударила в борт японскому танку, точно под башню.

Реактивная граната ПГ-27В несла тандемную кумулятивную боевую часть, рассчитанную на поражение танков, несущих динамическую защиту, вот только кроме российских боевых машин почти не один танк в мире, включая и сделанный в Японии «Тип-90», не имел таких средств защиты. Лидирующий заряд пробил броневую преграду, и основная боеголовка пришла в действие уже внутри, залив пламенем боевое отделение. Высокая температура и многократно возросшее давление убили тех, кто находился под броней, прежде чем включилась автоматическая противопожарная система, и танк, лишившись управления, застыл на месте.

Басов обернулся, увидев взгромоздившийся на дороге БТР, заднюю часть которого разнесло прямым попаданием снаряда. Уцелевшие бойцы и члены экипажа бронемашины растерянно озирались, тиская в руках почти бесполезное сейчас оружие. Металлический лязг, доносящийся из-за леса, заставил всех вздрогнуть. Басов, услышав такой знакомый звук движущейся гусеничной техники, почувствовал, что в груди все сжимается. В этот момент из-за поворота показалась вереница боевых машин пехоты. Головная БМП-2 затормозила возле разбитого бронетранспортера. Из люка высунулся человек в шлемофоне, выпучив глаза, уставившийся на дымящийся японский танк.

— Эй, боец, к машине! — Алексей подскочил к БМП, заколотив по броне прикладом. — Куда направляетесь? Я полковник Басов, командир штурмовой бригады! Нужна связь со штабом группировки!

Спрыгнувший на землю человек одернул пропитавшийся маслом комбинезон, и, приняв подобие стойки смирно, сообщил:

— Товарищ полковник, японцы внезапным ударом прорвали оборону на участке шириной до десяти километров и теперь гуляют по нашим тылам!

— Это я уже понял, — буркнул Басов, махнув рукой в сторону сожженного им вражеского танка. — Еще что нового скажешь?

— Моему взводу приказано прикрыть отход войск на новую линию обороны.

— Где ты их будешь прикрывать? Посреди леса?! Давай назад, встретим «косых» на окраине Козыревска!

— У меня приказ штаба… — растерялся командир мотострелков.

— К черту эти приказы! Мне отсюда ситуация виднее. — Обернувшись к бойцам своей охраны, тем немногим, кто оставался в живых, Басов крикнул: — Все на броню! Уходим!

Разворачиваясь на месте, БМП помчались в обратном направлении. Поднимая клубы пыли, смешанной со струями бьющих из выхлопных труб газов, они летели стрелой, оставляя позади полупустые деревни, жители которых тоскливыми взглядами провожали бронемашины, вместе с которыми исчезала их надежда. И только когда впереди показалась окраина поселка, колонна затормозила.

Выбравшись из-под брони, Алексей Басов окинул взглядом чуть прищуренных глаз панораму Козыревска, самого крупного населенного пункта между передовой и Усть-Камчатском. Поселок, население которого в лучшие времена не превышало пары тысяч человек, выглядел опустевшим, но не пустым. Полковник увидел бегущих по улицам людей, стекавшихся к окраине и с испугом наблюдавших за суетой вооруженных людей.

— Боец, ступай в поселок, — приказал Басов одному из уцелевших солдат из своей охраны. — Скажи, пусть бегут. С минуты на минуту тут начнется бойня!

— Есть!

Солдат, козырнув, рысью припустил к домам, придерживая за ремень висевший за спиной стволом вниз автомат. Остальные, сгрудившись возле БМП, выжидающе смотрели на полковника. Сейчас, когда их стало больше, бойцы ощутили некоторую уверенность, и, казалось, были готовы сражаться хоть со всей японской армией разом.

— БМП укрыть по обе стороны дороги, — начал отдавать приказы Басов. — Используем их как мобильные огневые точки. Действовать с предельной дистанции, близко противника не подпускать, иначе затопчут. Использовать ПТУРСы. — Полковник указал на торчащую над башней ближайшей машины трубу пусковой установки противотанкового комплекса «Конкурс». — Ракет достаточно?

— По три штуки на машину, — пожал плечами хмурый командир мотострелкового взвода. — Как долго мы тут сумеем держать оборону с таким боекомплектом?

— Станем держаться столько, сколько сможем, а затем — столько, сколько будет нужно, — неожиданно зло ответил полковник. — Кроме нас на пути «косых» никого сейчас нет, значит, нет и выбора! Есть еще вопросы?

— Все ясно, — совсем не по уставу ответил офицер. — Значит, будем держаться.

Рыча моторами, БМП сползли со скверного проселка в придорожные заросли, скрывшие их от чужих взглядов. В тот момент, когда экипажи закончили маскировать свои машины, на горизонте показался столб пыли, неизменно сопровождавший любую движущуюся технику, и Басов, передергивая затвор своего АКС-74, крикнул:

— Все по местам! К бою!

Несколько десятков человек, крепко сжимая в руках оружие, замерли. На полосу дороги нацелились стволы автоматических пушек, пулеметов, автоматов, готовые огрызнуться огнем, встречая прорвавшегося врага. Но вместо японской техники по проселку ползла вереница грузовиков, с бортов которых свешивались гроздьями солдаты в привычной «флоре». Басов, выскочив из кустов, вскинул автомат, выпустив в небо над головой короткую очередь и закричав, что было силы:

— Стоять!!!

Головной «Урал-375», скрипнув тормозами, остановился, и его бампер замер в полуметре от лица полковника. Одного взгляда хватило, чтобы понять — это грузовик побывал в настоящем пекле, каким-то чудом оставшись на ходу. В обшивке кабины зияло множество пулевых пробоин, лобового стекла со стороны водителя не было, а торчавшие осколки были забрызганы чем-то красно-бурым — изнутри. На дверцах «Урала» висели бронежилеты, и были спущены, как минимум, два задних колеса. Из накрытого не то порвавшимся, не то пробитым вражескими пулями брезентом кузова спрыгнул человек в камуфляже, и Алексей Басов узнал майора Сухова.

— Что это значит? — Полковник подскочил к своему комбату. — Почему вы здесь? Кто позволил покинуть позиции?!

— Товарищ полковник, японцы атаковали превосходящими силами. Не меньше пехотного полка при поддержке тридцати танков. Их артиллерия первым же залпом накрыла все огневые точки по всей линии обороны. Они стреляют дьявольски точно, попадают даже в отдельного человека. Штаб батальона был уничтожен за тридцать секунд, а уже через четверть часа там была вражеская мотопехота. Но мы держались, сколько могли. Весь батальон до последнего человека был готов стоять насмерть, но нас обошли с флангов, и под угрозой окружения я решил оставить позиции, за что готов ответить. Можете расстрелять прямо сейчас, все равно большая часть моих пацанов уже мертва, а остальные их едва ли надолго переживут.

— Сколько у вас осталось бойцов? Тяжелое вооружение есть? Мы встанем здесь и будем сдерживать «косых», пока не погибнем, или пока не получим приказ отступать! Они явно рвутся к Усть-Камчатску, хотят захватить местный аэродром, а если японцам удастся организовать воздушный мост, то уже через пару недель на полуострове будет не одна-единственная их дивизия, все их гребанные Силы Самообороны, и тогда нас сбросят в океан!

Сухов мрачно усмехнулся:

— Мы и сейчас им немногое можем противопоставить. Со мной девяносто шесть человек, считая и тяжелораненых, все, что осталось от батальона. Есть три станковых гранатомета. Также имеется два «Фагота», на каждый по паре ракет. И еще два «Василька», товарищ полковник.

Басов невольно улыбнулся. Два автоматических миномета — это та самая козырная «шестерка», которая побьет даже туза, если только он не той же масти. Скоро враг испытает на себе мощь русского оружия, простого, но надежного и дьявольски мощного. Увидь исказившую покрытое кровью и грязью лицо полковника гримасу в этот момент японские солдаты, они, пожалуй, бежали бы без оглядки до самого Токио. Но вокруг были только растерянные, измотанные физически и почти сломленные морально бойцы штурмовой бригады, жалкая горстка, которой выпала участь исполнить почти невыполнимый приказ.

— РПГ остались? — уточнил Басов, вспомнив медленно надвигающуюся на него бронированную громаду вражеского танка, оставшегося там, на лесном проселке.

— Пара десятков «Мух» найдется, — подумав, ответил майор.

— Минометы разверните на окраине поселка, ПТУР выдвигайте в первую линию, туда же — АГС. Встретим японцев огнем из всего, что способно стрелять! И, ради Бога, майор, дайте мне связь с другими батальонами и штабом группировки!

Подгоняемые отрывистыми приказами злых взводных, бойцы засуетились, превращая примыкавший к селу пустырь в крепость, ощетинившуюся стволами, в которых дремал смертоносный свинец. Вонзились в землю саперные лопатки, зубья пил и армейских ножей вгрызлись в древесную кору. А сидевший в бронированном чреве БМП радист, срывая голос, выкрикивал в эфир позывные, пока, наконец, не услышал долгожданный ответ.

— Товарищ полковник, на связи штаб! — молодой боец, высунувшись по пояс из распахнутого люка, крикнул, что было сил. — Сильные помехи на нашей частоте, но связь есть!

— Не все япошки могут, — хмыкнул Басов, и, приняв из рук солдата гарнитуру радиостанции, произнес в микрофон: — «Якорь», я «Алмаз», на связи. Нахожусь в квадрате шесть, противник висит на плечах.

— «Алмаз», оставайтесь на месте, — немедленно ответил «Якорь», который был никем иным, как вице-адмиралом Гареевым, командующим сводной группировкой на Камчатке. — Противник глубоко вклинился в оборону бригады, первый и второй батальоны уже в клещах, и если вы отступите, они окажутся уже в полноценном кольце, и тогда пацанов сомнут, ударив со всех сторон. Мы даже не можем отдать приказ об отступлении — противник массировано применяет системы радиоэлектронного противодействия, глушит связь. Резервы уже на подходе, будут в вашем квадрате через час, максимум. Если через час резервы не придут, отходите к Усть-Каматску, уводите всех, кого можно. Стоять насмерть запрещаю, нам нужен каждый солдат!

— «Якорь», противник использует ударные вертолеты. У нас почти отсутствуют средства ПВО, так что через час отступать будет, скорее всего, некому — нас просто покрошат в фарш с воздуха!

— Об этом не думай, «Алмаз». К передовой выдвинута батарея «трехсоток». «Миги» из Елизово уже в воздухе, барражируют в ближнем тылу. Они приземлят любую косоглазую сволочь, как только та оторвется от земли!

Басов облегченно выдохнул. Совсем недавно, увидев кружащие над лесом «Кобры», он перепугался до смерти, оцепенел от чувства собственной беспомощности и никчемности, и до сих пор не верил всерьез, что вертолеты, оба, лежат на земле бесформенными грудами металла, а он и те, кто был рядом, живы, пусть и не все. И то, что, сражаясь с врагом, можно не смотреть с тревогой в небо, рождало в душе офицера веру в победу, пусть даже и в этом, одном единственном бою.

— «Алмаз», мы тебя поддержим всем, чем сможем, — звучало в эфире. — Дай нам один час, не пусти «косых» дальше!

Незаметно подошедший к БМП майор Сухов, дождавшись, когда смолкнет голос в динамике, до неузнаваемости искаженный помехами, произнес с затаенной надеждой:

— Может, за час к нам и не сунется никто? Авось, оторвались от япошек прилично, не поспеют они!

Басов хмуро взглянул на своего комбата, выругавшись без злобы, просто от усталости. В такие подарки судьбы полковник не верил давно, с тех жутких майских дней, когда дивизия, в которой он служил, отважно шла навстречу врагу, сжимаясь под его непрерывными ударами до полка, до батальона, без надежды на поддержку, просто, чтобы погибнуть в бою. Сейчас все повторялось, вот только сам Алексей Басов стал другим, и был готов биться до конца, до последнего патрона в магазине своего АК-74, используя любой шанс.

Звук моторов, донесшийся с северо-запада, дозорные услышали спустя полчаса. А еще через несколько минут из-за леса показалась голова механизированной колонны. Офицеры, поднеся к глазам бинокли, считали появлявшуюся на дороге технику:

— Девять танков, нет, десять!

— Пехоты до черта! Не меньше дюжины бронетранспортеров!

— Артиллерия, где их артиллерия?

— Самоходок нет точно. Если только минометы.

— Минометы — херня! Это переживем как-нибудь, не впервой!

Занявшие оборону на окраине поселка русские солдаты не могли знать, что американский разведывательный спутник «Ки Хоул-11», с помощью которого противник координировал свои действия, с такой легкостью взломав оборону защитников Камчатки, скрылся за горизонтом чуть больше двадцати минут назад. Командир вклинившегося уже на десятки километров в русский тыл моторизованного полка Сил самообороны, лишившись данных разведки, в какой-то момент был готов остановить вытягивавшиеся се дальше и дальше на юг стальные «щупальца» бронированных колонн, опасаясь засады. Но командиры рот и взводов снова и снова докладывали об отсутствии организованного сопротивления, и движимый самурайской честью японский офицер при молчаливом одобрении штаба дивизии принял решение наступать вслепую. Через полчаса ему предстояло осознать цену своей ошибки.

Под свист форсированных дизелей, под лязг гусеничных траков, боевые машины приближались к поселку. От спешно выстроенной линии обороны их отделяло два километра, полтора — и русские солдаты замерли, ожидая приказ. Приникли к окулярам операторы ПТУР, ловя в прицелы угловатые силуэты вражеских танков. Гранатометчики примкнули к своим АГС-17 снаряженные магазины-«улитки». Шевельнулись тонкие стволы автоматических пушек БМП, выцеливая более легкую «броню», ревущим потоком двигавшуюся следом за могучими «Тип-90». А в тылу у направивших в небо стволы автоматических минометов «Василек» замерли, едва сдерживая нервную дрожь, их расчеты, мысленно пересчитывавшие вновь и вновь оставшиеся боеприпасы.

Полковник Басов опустил бинокль, не глядя сунув его в подсумок, затем также на ощупь сдвинул вниз флажок предохранителя висевшего на плече автомата, в ствол которого патрон был загнан заранее. Офицер на несколько секунд задержал дыхание, а затем, вскинув над головой сигнальный пистолет, нажал на спуск. Ярко-зеленый шар сигнальной ракеты взвился в небо, рассыпая быстро гаснущие искры, а через миг трубы пусковых установок выплюнули в направлении колонны огненные капли ПТУР.

Управляемые ракеты 9М111 комплекса «Фагот» и более тяжелые ПТУР 9М113 «Конкурс», весело перемигиваясь лампами-трассерами, промчались над полем, врезаясь в возникшие на их пути преграды. Кумулятивные струи вонзились в сравнительно тонкую бортовую броню японских танков, прожигая ее. Сталь от чудовищной температуры потекла, будто воск, и пламя ворвалось внутрь, выжигая боевые отделения, добираясь до укладок со снарядами. Над проселком взметнулись столбы огня, а затем до позиций защитников Козыревска донесся грохот взрывов.

— Горят! — Басов закричал, не найдя сил сдержаться. — Горят, суки!

Танки, двигавшиеся в голове колонны бронированным тараном, замерли. Пять или шесть машин вспыхнули, получив попадания противотанковых ракет. Расчеты ПТРК уже меняли на пусковых опустевшие транспортные контейнеры. Но уцелевшие японские танкисты отстрелили дымовые гранаты, и над пустырем поднялась пелена плотного серого дыма, скрывшая очертания боевых машин. Разом застучали автоматические пушки 2А42, прошивая струями свинца эту колышущуюся завесу. Очереди отыскивали цели — японские БТР, и тридцатимиллиметровые снаряды вспарывали их тонкую броню, прошивая заодно насквозь тела находившихся внутри пехотинцев.

Японцы отреагировали быстро. Заухали танковые пушки, выпуская, пока еще наугад, снаряды калибра сто двадцать миллиметров. Подали голос крупнокалиберные пулеметы, прорубая своими очередями жидкие заросли на окраине села, и под их прикрытием из бронемашин посыпался десант.

— Минометчикам — огонь, — скомандовал Басов, рассмотревший в дыму силуэты мечущихся вдоль дороги японских солдат. — Прижать их к земле!

Автоматический миномет 2Б9М был далеко не новым оружием, успел пройти немало войн и конфликтов на нескольких континентах, но оставался в своем классе уникальным и непревзойденным. Он мог выпустить четыре осколочные трехкилограммовые мины по цели, отдаленной почти на пять километров за какие-то две секунды. И сейчас расчеты двух «Васильков», укрытых в тылу, показали в очередной раз очередному врагу, на что способно их оружие в умелых руках.

Первая серия мин накрыла разворачивавшуюся в цепь японскую пехоту. Взрывы происходили, казалось, всюду разом, наполняя воздух осколками, непрерывно натыкавшимися на преграды из человеческой плоти. А минометчики уже примыкали новые кассеты, стремясь израсходовать весь свой невеликий боезапас за наименьший промежуток времени. Свинцовый град сыпался на головы бойцов Сил самообороны, рикошетом отлетая от бортов БТР. К «Василькам» присоединились и автоматические гранатометы, компенсировавшие невеликое могущество тридцатимиллиметровой гранаты высоким темпом стрельбы.

Японская пехота, отброшенная свинцовым шквалом, вяло постреливала в сторону поселка, но Алексей Басов понял, что противник полностью дезорганизован. И в этот момент на позициях остатков батальона раздались панические вопли:

— Японцы в тылу! Прорвали фронт!

— Майор, что происходит? — Басов требовательно взглянул на Сухова. — Что за паника?

— Противник прорвал на фланге линию обороны. По крайней мере, один танк и до взвода пехоты!

— Твою мать! Дай мне расчет ПТУР! — Вскочив, полковник подхватил лежавший на земле цилиндрический ТПК ракетного комплекса «Фагот», оператор которого минуту назад сжег удачным выстрелом вражеский танк. — Отправь туда еще АГС! Нужно их притормозить, иначе в спину расстреляют!

Пригибаясь и прижимая к груди контейнер с противотанковой ракетой, Басов бежал по извилистой улочке, сдавленной высокими глухими заборами. За ним, пыхтя и спотыкаясь, мчался солдат, тащивший на себе пусковую установку-треножник. Расчет станкового гранатомета немного отстал, волоча свое оружие, весившее в боевом положении на лафете сорок четыре с половиной килограмма.

С треском обвалился забор в паре сотен метров перед бегущим Басовым, и на улицу выполз окутанный клубами выхлопных газов танк. Пятидесятитонный «Тип-90» развернулся на месте, его башня шевельнулась, и ствол орудия медленно начал опускаться. Басов во все горло крикнул:

— К бою!

Оператор упал на колени возле пусковой, пригибаясь над прицелом и не глядя протягивая руку в сторону полковника:

— Давай ракету!

Полковник установил контейнер на треногу, боковым зрением увидев мелькающие в проломе забора фигурки в чужом камуфляже. Коротко затрещали штурмовые винтовки, вокруг засвистели пули. Обернувшись к бежавшим следом бойцам с гранатометом, Басов приказал:

— Огонь! Отсекайте пехоту!

Ствол автоматического гранатомета АГС-17 «Пламя» развернулся в сторону бегущих по улице японских пехотинцев, выплюнув несколько гранат. Сплошная стена взрывов разделила противников, и в этот момент с пусковой сорвалась дымной стрелой противотанковая ракета. Выстрел был хорош. ПТУР воткнулась под башню, прожигая тонкую броню. Потерявший управление танк, экипаж которого умер мгновенно, продолжая движение, снес забор, врезавшись в стену стоявшего за ним дома.

Снова затрещали японские штурмовые винтовки, и наводчик ПТУР, вскрикнув, повалился на утоптанную землю, а через секунду скоростная малокалиберная пуля, выпущенная в упор из автомата «Тип-89», впилась в бедро полковника Басова. Зарычав от боли сквозь зубы, тот упал, успевая сорвать с плеча АКС-74 и открывая огонь по приближавшимся вражеским солдатам. Автомат харкнул свинцом и умолк. Ругаясь от досады и боли, Басов потянулся за снаряженным магазином, уже слыша раздавшийся за домами, за его спиной, рев моторов.

— Японцы! — Холодея, полковник обернулся к гранатометчикам, как раз перезаряжавшим свое оружие. — Уходите! «Косые» в тылу!

Ближайший забор разлетелся в щепки, пропуская темно-зеленую громаду танка. Алексей Басов с удивлением увидел знакомый до последнего болтика Т-72Б, бодро промчавшийся по селу. А следом за ним, покачиваясь на узких гусеницах, катилась самоходка «Нона-С». Ее короткий толстый ствол запрокинулся к небу, выбросив струю огня, и через пару секунд на проселок упал первый стадвадцатимилиметровый снаряд. Еще несколько показавшихся из-за домов самоходных орудий в движении открыли беглый огонь, выпуская снаряд за снарядом, а затем лента дороги потонула в пламени, когда две реактивные установки «Град», как от сердца оторванные адмиралом Гареевым, дали полный залп. Выпущенные ими реактивные снаряды с ревом пролетали над селом, разворачиваясь уже на земле огненными цветками, в которых сгорали заживо еще остававшиеся живыми к той секунде японские солдаты.

Рядом с беспомощно растянувшимся посреди улицы полковником затормозил, лязгнув гусеничными траками, МТ-ЛБ, густо облепленный бойцами во «флоре» и сбитых на затылок черных беретах. Сразу трое соскочили с брони, подбежав к раненому офицеру. Несколько крепких рук ухватили Басова, оторвали его от земли. В бедро прямо сквозь намокшую от крови штанину вонзилась тонкая игла, и через секунду боль, заглушенная щедрой дозой эфедрина, отступила. Кто-то склонился над Басовым, которого охватило странное оцепенение, заглянул в лицо полковнику, ободряюще прокричав сквозь грохот выстрелов:

— Рана ерундовая, братан! Держись! Сейчас отнесем подальше в тыл и все заштопаем! Сделаем, как было!

Навстречу ехала техника, бежали солдаты, а звуки взрывов становились все тише, все реже ухали орудия, перемалывая землю, по которой только что ступала нога чужаков. Обещанная помощь пришла вовремя, и Алексей Басов с чувством выполненного долгапотерял сознание.

Глава 5

Москва, Россия — Баренцево море, арктические владения России
16 июня


Изображение на большом экране, занимавшем половину стены кабинета, чуть подрагивало, и очертания полуострова Камчатка казались слега расплывчатыми. Рассеянный взгляд воспаленных глаз Валерия Лыкова скользил вдоль давно знакомой береговой черты, изрезанной множеством мелких бухт, вдавленной внутрь крупными заливами, или, напротив, выдававшейся в стороны похожими на клинки языками мысов. Красный пунктир, рассекавший полуостров по диагонали, резал взгляд, заставляя главу правительства России болезненно морщиться. Линия начиналась чуть севернее поселка Ичинский, затем, немного не доходя Козыревска, круто забирала на север, но, наткнувшись на берега реки Еловка, начинала тянуться на восток, и, обогнув подножье Ключевской сопки, утыкалась в побережье Берингова моря несколькими верстами южнее мыса Сивучий.

Всякий раз, видя на карте эту черту, Лыков нервно сжимал кулаки, рыча от бессильной злобы. По одну ее сторону земля еще оставалась русской, а по другую уже хозяйничал враг, решивший в крайне удачный момент перекроить границы в свою пользу. Премьер-министру было проще сейчас, несмотря на годы, нырнуть под толстую броню Т-62, знакомого до последнего винтика еще с проведенной в горах Афганистана юности, да даже просто повесить на спину автомат и отправиться как можно скорее туда, на край земли, на восток, в окопы. Но вместо этого он оставался здесь, в тиши кремлевского кабинета, и одного его слова было достаточно, чтобы в тех окопах, перепахавших сопки Камчатки, умирали десятками, сотнями простые русские парни, те, для кого слова «родина», «долг», «честь» не были пустым звуком.

В довольно просторном кабинете, ярко освещенном и отлично вентилируемом, царила тишина. Слышалось лишь мерное дыхание людей, не смевших первыми нарушить молчание. Те несколько минут, пока Валерий Лыков рассматривал выученное уже до последней черточки изображение далекой Камчатки, несколько мужчин в военной форме или цивильных костюмах выжидающе глядели на главу правительства, порой переглядываясь с соседями. Но в тот момент, когда Ринат Сейфулин деликатным покашливанием решил напомнить Лыкову, что тот находится вовсе не в одиночестве, дверь кабинета распахнулась.

— Товарищ маршал! — На пороге возник адъютант, на плечах которого блеснули золотом майорские звезды. — Товарищ маршал, на связи командующий объединенной группировкой на Камчатке!

Лыков, подскочив в своем кресле, отрывисто приказал:

— В мой кабинет на громкую связь!

— Есть!

В динамиках, установленных на роскошном полированном столе красного дерева, что-то щелкнуло, пискнуло, и сквозь треск атмосферных помех прозвучал почти неузнаваемый голос вице-адмирала Гареева:

— Товарищ верховный главнокомандующий, докладываю. Японские войска внезапной атакой взломали линию обороны на восточном участке фронта, частью оттеснив, а частью окружив наши войска. Самый сильный удар пришелся на десантно-штурмовую бригаду полковника Басова. Потери ее батальонов в личном составе достигают сорока-пятидесяти процентов. На его участок обороны противник, судя по всему, стянул большую часть имеющей артиллерии и бронетехники. На разных участках японцы продвинулись на пятнадцать-двадцать километров. Избегая окружения, полковник Басов отвел оставшиеся подразделения к Козыревску, где смог организовать оборону.

Неожиданно доклад отделенного тысячами километров Гареева, каждое слово которого, прежде чем прозвучать под сводами Кремля, преодолевало сложный путь по всей территории страны, от одного ретранслятора к другому, прервал министр экономики и промышленности. Ринат Сейфуллин буквально взорвался, срываясь на крик:

— Какого черта этот полковник посмел отступить?! Перед кем, перед япошками, которые семьдесят лет уже ни с кем не воюют?! А тут вдруг гоняют наших в хвост и в гриву! Да у них весь боевой опыт — вторая война в Ираке, и то они там за спинами америкнацев отсиживались! Пусть этот Басов соберет в кулак своих бойцов и собственные сопли и контратакует! Где это видано, уступать врагу русскую землю?! Он должен был стоять насмерть!

— Остыньте, Ринат Шарипович, — буркнул сидевший у края стола Сергей Буров. Герой обороны Нижнеуральска, сражение за который стало переломным моментом всей оккупации, мрачно уставился на Сейфуллина, физически ощутившего тяжелый взгляд генерала. — Полковника Басова я знаю еще по Чечне. Это грамотный командир, и если он приказал отступать, значит, иных вариантов попросту не было. Японцы имеют на Камчатке одну пехотную дивизию, чуть меньше десяти тысяч солдат. Формально у нас полуторакратный перевес в живой силе, но подготовка бойцов, что сейчас держат оборону не идет ни в какое сравнение с выучкой противника. Верно, бойцов с серьезным опытом у японцев практически нет, но и у девяти из десяти наших людей весь «опыт» — гарнизонная служба. Треть защитников полуострова — это добровольцы, солдаты и офицеры запаса или даже отставники, не бравшие в руки оружие по десять-двадцать лет. Их вооружили за счет арсеналов расквартированной ранее на Камчатке Сороковой отдельной бригады морской пехоты, распущенной приказом министра Самойлова о всеобщей демобилизации. Еще треть — моряки Камчатской флотилии, несколько месяцев назад сошедшие на берег со своих сторожевиков и ракетных катеров. Возможно, они могут единственной ракетой «Москит» потопить атомный авианосец и огнем артиллерийской установки АК-176 на максимальной дистанции распилят какой-нибудь «Арли Берк» хоть вдоль, хоть поперек, но они ни черта не соображают в тактике общевойскового боя. Да большинство из них автомат-то держали в руках только в день присяги. Фронт, по сути, держится на бойцах Басова. Но при таких потерях бригада атаковать не может, а посылать в бой сводные отряды моряков — значит играть на противника.

Лыков с благодарностью кивнул Бурову, а Ринат Сейфуллин, выдержав презрительный взгляд генерала, с некоторой осторожностью спросил:

— Выходит, следующий удар японцев отражать будет практически некому?

— Что вы думаете по этому поводу, товарищ вице-адмирал? — Лыков обратился к черному квадрату динамика селекторной системы.

— Понесенные нами потери нужно восполнить как можно быстрее, но и потери японцев велики. По донесениям командиров рот и батальонов, на поле боя противник оставил не менее сорока танков уничтоженными и поврежденными, не считая легкой бронетехники. Это почти половина его танкового парка, имеющегося здесь, на полуострове. Потери в боевых вертолетах мы оцениваем в десять единиц, а это треть развернутой на ТВД армейской авиации. ПВО наша сработала на «отлично». Так что их наступательный потенциал сейчас низок. Не думаю, что стоит ждать нового удара в ближайшие недели. Но ресурсы, и людские и материальные, нам нужны уже сейчас.

Голос Гареева умолк, но, едва Лыков открыл рот, чтобы что-то сказать, вице-адмирал произнес:

— Мои командиры, те, кто выжил после атаки японцев, в один голос отмечают крайне высокую точность орудийного огня. Будто их артиллеристы заранее знали координаты всех без исключения огневых точек, батарей, штабов с точностью до метра, а это возможно при условии ведения спутниковой разведки. Но ведь всем известно, что разведывательных спутников у Японии еще нет.

Валерий Лыков помотал головой, затем потер лицо ладонью, и, взглянув на сидевшего за два кресла от него бывшего офицера ФСБ Ивана Слюсаренко, спросил:

— Возможно ли, чтобы данные японцы получали от американских военных?

— Все возможно в нашем мире, — развел руками «чекист», с недавних пор возглавивший вновь созданную внешнюю разведку России. — Проверить это сложно. Наша агентура в Штатах в основном недоступна, возможности инструментальной разведки крайне ограничены. Сами мы не имеем сейчас ни одного разведывательного спутника на орбите. Спутников связи тоже нет. Слишком мы привыкли к чудесам техники, что кое-кто уже разучился работать без них.

— Спутники будут, — вмешался Ринат Сейфулин. — Восстановительные работы на космодроме Плесецк завершены, и вскоре оттуда планируется запуск ракеты с разведывательным спутником нового поколения. Со связью хуже. Тяжелые спутники на высокие орбиты мы раньше выводили только с Байконура, но казахи что-то мутят, тормозят процесс изо всех сил.

— Без связи, без разведки войну не выиграть, — назидательно произнес Лыков. — А сейчас идет война, это каждый обязан понять. И пока мне не кажется, что мы добились заметных успехов в ней. Вечно сидеть в обороне нельзя, это азбука военного искусства, а наступать вслепую, без координации действий — самоубийство. — И, снова обернувшись к совмещенному с микрофоном динамику, премьер-министр поинтересовался у далекого сейчас Гареева: — Какова была цель японского наступления, по-вашему?

— Я полагаю, целью наступления был захват Усть-Камчатска, поскольку на других участках фронта противник предпринимал только сковывающие действия, — прозвучало в ответ. Несмотря на нараставший шелест помех, каждое слово, прозвучавшее в стенах кабинета Лыкова, было услышано и воспринято так, как нужно. — В настоящее время снабжение экспедиционных сил японцы осуществляют с помощью десантных кораблей, на их борту, кстати, перебрасывают и вертолеты. Применение транспортной авиации затруднено, поскольку все аэродромы, способные принимать тяжелые самолеты, остаются за нами. В распоряжении противника есть только ВПП в поселке Палана, но на нее могут садиться лишь легкие машины типа нашего Ан-26, а на них танк не привезти. Усть-Камчатск — крупный транспортный узел, важность которого переоценить в местных условиях невозможно. Если японцы захватят аэродром и оборудованный порт, то смогут перебрасывать людей и технику не только специальными десантными кораблями, которых немного, но и гражданскими судами — ролкерами, лихтеровозами, также задействовав весь потенциал своей военно-транспортной авиации, основу которой составляют пятнадцать С-130 «Геркулес» американского производства, способные за один вылет доставить до трехсот тонн амуниции и снаряжения — или свыше тысячи солдат, целый пехотный полк. Поток грузов, поступающих на Камчатку, возрастет на порядки, и наше сопротивление будет подавлено за считанные дни, если не за часы.

— Товарищ вице-адмирал, я понимаю, что вам не просто, и обещаю прислать подкрепления, пока же прошу только об одном — держитесь. Вы уже сделали для страны невозможное, но этого оказалось мало. Укрепляйте оборону, но если будет шанс атаковать — идите вперед, держите противника в напряжении, не давайте спокойно копить силы!

— Товарищ командующий, каждый мой солдат будет стоять насмерть, но без снабжения нам не продержаться долго. Блокада душит нас. Одиночные самолеты с «большой земли» доставляют нам некоторое вооружение и боеприпасы, но это происходит все реже. Прорываться сквозь позиции японского флота, сквозь завесу воздушных патрулей, непрерывно барражирующих над восточной частью Охотского моря, становится сродни самоубийству, и наши пилоты все чаще гибнут, не добираясь до цели.

— Ждите! Помощь будет!

Глава правительства ткнул, не глядя кнопку на панели. Прерывая связь. Взглянув на Сейфуллина, Лыков мрачно спросил:

— Как долго мы будем терпеть господство японского флота в наших водах? Ты докладывал, что строительство кораблей на всех верфях идет ударными темпами. Так, где же эти корабли?

— Люди на заводах делают все, что могут, — пожал плечами министр. — Уже сейчас в строю достаточно малых противолодочных кораблей и ракетных катеров разных типов, чтобы отразить высадку десанта в любом месте, от Балтики до Приморья. Но тяжелые корабли для действий в открытом море быстро не строятся. Все что можно достроить — достраиваем, что можно восстановить — восстанавливаем, заодно проводя модернизацию. Но и в лучшие времена на Тихом океане японцы нашим восьми эсминцам и БПК и единственному ракетному крейсеру могли противопоставить свыше сорока боевых единиц аналогичного класса. Соотношение подводных лодок, без учета стратегических ракетоносцев, конечно, было примерно равным, но сейчас добрая половина наших субмарин стоит у достроечных стенок судостроительных заводов, рабочие которых делают все, чтобы лодки хотя бы когда-нибудь смогли снова выйти в море. Добиться количественного паритета просто невозможно в ближайшие годы. Не хватает производственных мощностей, не хватает рук, а на одном энтузиазме новый флот не создать.

— Но прорвать блокаду нужно, иначе лишимся сперва Камчатки, а затем и всего Дальнего Востока, Сибири, всей страны. Пора российскому флагу возвращаться в океан!

— И мы вернемся, — со злой уверенностью воскликнул Ринат Сейфуллин. — Скоро весь мир увидит, что русский флот все так же стоит на страже наших границ! Увидит — и устрашится!

В эти же самые минуты, пока под сводами Кремля шло спешно созванное совещание, по пустынным в предрассветный час улицам Североморска, продуваемым всеми ветрами, бодро ехал потертый УАЗ с черно-белыми военными номерами. Миновав посты ГАИ на въезде в город, где несли вахту экипированные будто для боя милиционеры, облачившиеся в каски и бронежилеты, автомобиль проехал по городу, остановившись возле здания штаба Северного флота. Сидевший сзади капитан первого ранга Владимир Шаров, распахивая дверцу, коротко приказал мичману-шоферу:

— Жди!

Покинув машину, двигатель которой продолжал работать вхолостую, офицер уверенно двинулся к главному входу. Увидев его, двое моряков, стоявшие у припаркованной поодаль черной «Волги», вытянулись по стойке смирно. Их ладони разом взметнулись к лакированным козырькам черных фуражек. Несмотря на обязательную секретность, мало кто из морских офицеров в чине начиная от капитан-лейтенанта не знал хотя бы по имени, а то и в лицо командира одного из двух находящихся в строю стратегических подводных ракетоносцев. Шаров, поравнявшись с моряками, лица которых были ему, несомненно, знакомы, а вот прямо сейчас вспомнить фамилии стало бы затруднительно, тоже отдал честь, ощутив на себе заинтересованные взгляды.

Часовой на входе в штаб, конечно, тоже знал далеко не впервые появлявшегося здесь Шарова в лицо, но все равно потребовал пропуск. А навстречу капитану уже спешил адъютант командующего флотом, из дальнего конца длинного и пустого сейчас коридора закричав:

— Товарищ капитан, контр-адмирал вас ожидает! Прошу за мной!

Юрий Колгуев встретил гостя в своем кабинете. Войдя и по-уставному поприветствовав командующего Северным флотом, Шаров окинул взглядом помещение, обстановка в котором с предыдущего визита не изменилась совершенно. На одной стене по-прежнему висела карта Арктики, на второй — карта России. Светился голубым экран ноутбука на столе, а рядом с электронным устройством стояла кружка с дымящимся чаем.

Адмирал, выйдя из-за стола, протянул руку Шарову, стиснув его ладонь со всей силы, затем указав на стоявшее у стены кресло. Когда подводник уселся, Колгуев, сев напротив, взглянул ему в глаза, и, несколько мгновений помолчав, произнес:

— Пришло время проверки на прочность, товарищ капитан. Для вас лично, для вашей команды, для меня и для всего флота. «Александру Невскому» приказано выйти в море в течение шести часов, и, заняв позицию близ побережья Новой Земли, произвести пуск учебной баллистической ракеты по полигону в Астраханской области.

— Раньше, помнится, цели находились на Камчатке, — хмыкнул Шаров.

— Полигон Кура занят японцами, как и многие сотни гектаров прилегающей территории. Я бы сам с радостью шарахнул по самураям «Булавой» в боевом снаряжении, сбросив на их узкоглазые головы сотню-другую килотонн. Но такие решения принимать не нам, капитан. зато мы должны эти решения исполнять. Приказ ясен?

— Так точно, товарищ контр-адмирал!

— Подлодка готова к походу?

— Так точно, — повторил Шаров, довольно улыбнувшись: — Мы все этого ждем с нетерпением! Пришло уже время показать, на что способен наш «Борей»!

— Учти, эти учения легкими не будут. Возможности ведения разведки существенно ограничены, но есть данные, к сожалению, косвенные, о том, что в Норвежском и Баренцевом морях действуют американские АПЛ типа «Лос-Анджелес».

Владимир Шаров понимающе кивнул:

— Кто бы сомневался! Они и раньше ходили к нашим берегам, как к себе домой, и странно, если не объявятся теперь!

— Между нами и американцами сейчас войны нет, да ее вроде как и не было. Балы операция по «поддержанию мира и недопущению захвата террористами оружия массового поражения». Но какова цена этим словам, сам знаешь, каперанг. Я лично уверен, что американские субмарины в наших водах есть. Они попытаются тебя обнаружить, будут мешать, сядут на хвост. Будь готов ко всему, вплоть до применения оружия, и, если возникнет угроза, стреляй без колебаний. Времена, когда мы боялись вести себя, как хозяева, даже у себя дома, прошли. Ценность твоего ракетоносца огромная, сам факт наличия его в море, с ракетами на борту, является гарантией мира. Так что для янки вывести его из строя — дело самое важное. Разумеется, одного тебя не оставим. Выход будут прикрывать все силы флота. Правда, немного тех сил у нас и осталось, — с печальным вздохом добавил контр-адмирал.

Владимира Шарова передернуло, когда он увидел, как Колгуев разом постарел, превратившись из командующего флотом, державшего в своих руках ниточки управления эскадрами боевых кораблей, авиационными полками, дивизиями подводных лодок, в изможденного, выжатого досуха старика. Глаза погасли, плечи безвольно поникли, будто не выдержав давившего на них груза ответственности.

— Я пришел на Северный флот в конце восьмидесятых, — негромко произнес адмирал, в голове которого ощущалась почти физическая усталость. — Советскому Союзу оставалось существовать пару лет, но никто тогда об этом и думать не мог. Наш флот был на пике могущества, став по-настоящему океанским. Авианесущий крейсер «Киев» уже успел избороздить половину Мирового океана. Только что вступил в строй «Баку», его брат-близнец, а где-то на Черном море уже сошел со стапелей первый настоящий авианосец — «Тбилиси», переименованный позже в «Адмирала Кузнецова». Русский флот наконец-то получил крылья. А попугать американские АУГ регулярно выходили в океан атомные ракетоносцы «Киров», «Калинин», «Юрий Андропов», сопровождаемые десятками эсминцев, противолодочных кораблей, сторожевиков. И где-то в морских глубинах ворочались стадами кашалотов атомные подлодки «Тайфун» и «Дельфин», способные залпами своих баллистических ракет прямо от пирса превратить в радиоактивный ад половину Америки. Каждый год спускали на воду новые корабли, более надежные, более вооруженные, более скоростные. Мы были сильны, и нас боялась половина мира, но мы никому не угрожали. Впервые ступив на борт подводного атомного крейсера К-206, я, как и десятки таких же молодых сопливых лейтенантов, знал, что защищаю родину. Но те, кто ею правил, давно предали свой народ, и их предательство привело нас к тому, что имеем теперь. Построили десантный катер — разговоров на неделю, спустили на воду сторожевик — праздник на всю страну. А «Адмирал Кузнецов» навсегда замер у берега, и крылья свои наш флот потерял, кажется, уже навсегда.

— Были времена и похуже, — пожал плечами Шаров. — Когда я начинал службу в девяностые, команды жили на борту своих субмарин, потому что в казармах электричество и отопление давно уже отключили за долги, а на подлодках энергия была. Денежное довольствие задерживали, нечего было есть, но при этом все равно выходили на боевое дежурство, сохранив навыки. Может, и теперь дела наладятся. Возвращаются в строй поврежденные американцами подлодки и корабли, достраиваются те, что стояли на стапелях в момент их нападения. Вон, атомный крейсер «Адмирал Нахимов» уж несколько месяцев, как стоит в доке «Севмаша».

— Может и наладятся. — Юрий Колгуев мотнул головой, словно отгоняя нахлынувшие некстати невеселые воспоминания, и, совсем другим тоном, деловым, сосредоточенным, уверенным, произнес: — Малые противолодочные корабли типа «Альбатрос» прочесывают прибрежные воды, они прикроют ваш выход из базы. На дальних рубежах уже развернуты «Варшавянки», и всю акваторию от побережья до самой Новой Земли патрулируют самолеты базовой авиации. Все, что может держаться на плаву, выходит в море, а все, что способно летать — уже в воздухе. А в непосредственное сопровождение тебе придается многоцелевая АПЛ «Нижний Новгород».

— С таким эскортом едва ли есть, чего бояться, товарищ контр-адмирал. Да мы и сами тоже зубастые, любого «лося» схарчим.

— Но-но, — Колгуев погрозил пальцем. — Не рискуй, на рожон не лезь. Субмарину ты обязан сохранить любой ценой, капитан! Пока твои ракеты нацелены на американские города, там никто и чихнуть в нашу сторону не посмеет. А иначе нас сомнут в один миг!

Командующий флотом встал, при этом вскочил и Владимир Шаров. Колгуев, обернувшись к столу, взял с него конверт из плотной бумаги, на котором места живого не было от сургучных печатей. Протянув пакет капитану, адмирал пояснил:

— Координаты учебной цели. Это будут испытания для всей морской составляющей наших стратегических ядерных сил — и для носителей, и для ракет, и, самое главное, для системы связи и управления. И пусть все видят, на что мы способны — и боятся!

Обратный путь Владимир Шаров проделал быстро, неосознанно спеша вернуться на базу, оказаться вновь в центральному посту своего атомного ракетоносца. Флот сделал все, чтобы драгоценный, буквально на вес золота, корабль оставался в безопасности. Внешне его база едва ли могла привлечь внимание вражеской разведки. Обычный гарнизон, склад материального обеспечения или что-то вроде этого. Скопление казарм, складов, кирпичная коробка КПП возле глухих ворот с потускневшими от времени жестяными звездами на широких створках, где несли службу два матроса под руководством мичмана-контрактника. Опоясывавший военную базу забор, по гребню которого вилась ржавая спираль колючей проволоки, являлся, скорее, чисто символическим препятствием на пути незваных гостей, чем реальной преградой. Вообще всем своим видом это место кричало о запустении и разгильдяйстве. Но все это было лишь ширмой.

Миновав несколько постов, капитан первого ранга Шаров спустился по крутой лестнице вниз, на десятки метров вглубь скальной породы, туда, где в огромной пещере, озаренной ровным светом прожекторов, неподвижно застыла у причальной стенки лоснящаяся черная «туша» атомной подводной лодки «Александр Невский». Когда-то в доисторические времена морская вода выгрызла в гранитном монолите глубокий грот. Она трудилась тысячи лет, подтачивая скалу, а затем пришли люди, и над водами Кольского залива загремели взрывы. Прочный камень уступил, и теперь глубоко в скале укрылось самое мощное оружие встававшей с колен страны.

Пройдя по причалу, Шаров не без гордости посмотрел на субмарину, корпус которой до середины был скрыт водой, черной, почти неподвижной, бликующей в свете ярких ламп и оттого похожей больше на разлившуюся нефть. Гордиться было чем. Семнадцать тысяч тонн подводного водоизмещения, шестнадцать ракет с разделяющимися боеголовками и четыре торпедные трубы для самообороны. При этом огромный атомоход мог передвигаться почти бесшумно за счет сменившего традиционный гребной винт водомета, а гидроакустический комплекс позволял обнаруживать надводные и подводные цели на огромных дальностях. Он был практически неуязвим, находясь в морских глубинах, той стихии, для которой и создавался напряженным трудом целой страны, но и сейчас, притянутый швартовыми к причалу, нес боевое дежурство. Баллистические ракеты «Булава» на борту субмарины были готовы к запуску в любое мгновение, и теперь Владимиру Шарову предстояло впервые проверить его в деле.

— Приготовиться к выходу в море, — приказал капитан своему старшему помощнику, встречавшему командира ракетоносца в центральном посту. — Приказано провести испытания ракетного комплекса.

— Наконец-то! — Капитан-лейтенант Морозов улыбнулся, как ребенок, получивший долгожданный подарок на новый год. — У нас все готово, товарищ командир! Хоть сейчас можем поднимать якоря!

В подземном укрытии еще шли приготовления к походу, а на поверхности базы флота, раскиданные по всему Кольскому полуострову, охватила нервная суета. Неожиданный приказ привел в движение сложный механизм, объединявший в одно целое тысячи людей в военной форме. Одним из этих людей был командир эскадрильи противолодочного авиаполка Северного флота подполковник Максим Найденов. Когда автобус остановился возле короткого ряда самолетов, выстроившихся крыло к крылу вдоль бетонного полотна взлетной полосы, полковник, первым встав с продавленного сидения, громко скомандовал, заставив умолкнуть все разговоры в салоне:

— Выходи строиться!

Грохоча ботинками, пилоты, уже облаченные в летные комбинезоны, образовали короткую шеренгу у борта тихо скрежетавшего изношенным мотором «пазика». За их спинами суетились техники, облепившие огромные самолеты подобно трудолюбивым муравьям. Несколько летчиков проводили понимающими взглядами проехавшую мимо тележку, на которую были уложены округлые «тела» противолодочных торпед.

— Эскадрилья, внимание! — Став по центру шеренги, Найденов взглянул на своих подчиненных. — Наша задача — осуществлять противолодочное патрулирование вдоль тридцать пятого меридиана. Работает весь полк. К востоку от этого рубежа действуют наши подлодки, к западу, вероятно, находятся американские субмарины. Ни одна из них не должна войти в наши воды. В случае установления контакта наводите на «гостей» противолодочные корабли.

— Разрешение на применение оружия?

Взглянув на задавшего вопрос командира экипажа, Найденов ответил:

— Мы поднимаемся в воздух не для того, чтобы начать новую войну. Но если чужак будет представлять угрозу — атаковать без колебаний! Это наше море, мы сюда никого не зовем! Все, мужики, по машинам!

Поднявшись по трапу, подполковник Найденов протиснулся в кабину патрульного Ил-38Н, занимая свое кресло. Рядом возился с привязными ремнями второй пилот, позади расположились остальные члены экипажа, обменивавшиеся короткими односложными фразами. Семь человек готовились подняться в небо, чтобы встать на защиту водных рубежей страны. Найденов знал каждого из них, как самого себя, доверяя им даже больше, чем себе. Предстояла привычная работа, то, к чему они готовились годами, то, ради чего пришли в морскую авиацию, хотя командир эскадрильи едва ли мог припомнить, когда в воздух сразу поднимались десятки крылатых машин. Видимо, командование флота задумало что-то по-настоящему грандиозное.

— Запуск! — скомандовал Найденов, обхватывая обеими ладонями рычаги штурвала.

По очереди включились четыре турбовинтовых двигателя АИ-20М, лопасти винтов врубились в воздух, набирая обороты и превращаясь в полупрозрачные окружности. Наконец тяга достигла максимума, и самолет весом шестьдесят три тонны, разбежавшись, оторвался от взлетной полосы аэродрома «Североморск-1», опираясь широкими крыльями о пустоту.

— Лечь на курс тридцать, — спокойно, будничным голосом произнес Максим Найденов. — Скорость шестьсот. Штурман, подлетное время до района патрулирования?

— Будем в заданном квадрате через два с половиной часа, командир!

— Значит, можно расслабиться, — усмехнулся подполковник. — Учтите, мужики, американцы или их прихвостни могут появиться в воздухе в любой момент. Нас прикроют истребители, но пока они до нас доберутся, всякое может получиться, так что проявляем осторожность!

Качнув плоскостями крыльев, Ил-38Н плавно развернулся над авиабазой, направляясь в сторону моря. Внешне он ничем не отличался от такой же машины, впервые оторвавшейся от земли в далеко 1961 году, с тех пор исправно неся службу по охране границ своей страны. Но внутри этого самолета от прототипа осталось немногое, о чем свидетельствовал хотя бы широкоформатный жидкокристаллический монитор на приборной панели на месте первого пилота, заставивший потесниться старые круговые индикаторы.

Не самая удачная и давно уже устаревшая поисковая система «Беркут» уступила место современному комплексу «Новелла». Как это часто бывало в истории новой России, первыми лучшую отечественную технику получали не русские солдаты, летчики или моряки, а иностранцы, в данном случае — пилоты индийских ВМС, на вооружение которых поступили патрульные «Ильюшины» с экспортным вариантом поисковой системы, получившим название «Sea Dragon» — «Морской змей». И лишь теперь в порядке давно запланированной, но постоянно откладывавшейся модернизации и Ил-38 российской морской авиации получили новое оборудование, превзойдя своего американского ровесника Р-3 «Орион» по эффективности и вплотную приблизившись к новейшему Р-8 «Посейдон».

Поисковая система «Новелла», объединявшая многофункциональный радар, магнитометр, телевизионную и инфракрасную обзорные системы и станцию радиотехнической разведки, позволяла вести поиск целей в воздухе, на воде и под водой на расстоянии до трехсот километров. Для уничтожения этих целей во внутреннем отсеке были подвешены противолодочные ракето-торпеды АПР-3 «Орел». А надежные и экономичные двигатели позволяли часами барражировать над волнами, высматривая добычу.

Самолет подполковника Найденова был не единственным, поднявшимся в этот день в небо. Полтора десятка Ил-38Н, часть из которых буквально на днях вернулась на свои базы с авиаремонтных заводов, взяли курс на север, в акваторию Баренцева моря. Оставив позади береговую черту, они разошлись широким веером, набирая высоту. Белые полосы инверсионных следов причудливым рисунком покрыли небо, а пилоты из поднебесья рассматривали пенные росчерки кильватерных следов, оставляемых на серой поверхности сурового моря кораблями, один за другим выходившими из своих баз, рассеиваясь по водной глади.

Капитан малого противолодочного корабля «Юнга» типа «Альбатрос» был одним из тех, кто наблюдал, заслоняясь от солнца поднесенной ко лбу ладонью, за летящими на север стальными птицами. Позади осталась гавань Североморска, защищенная сетевыми заграждениями и зенитно-ракетными комплексами, и теперь тысячетонный корабль бодро взбирался на волны, рассекая форштевнем пенистые гребни. В трюме мерно рокотали дизели, вращая гребной винт. На скорости четырнадцать узлов, позволявшей экономить и топливо, запас которого на борту был вовсе не бесконечным, и ресурс механизмов, поддерживаемых в рабочем состоянии только благодаря мастерству «деда», корабельного старшего механика, корабль уверенно шел в открытое море, навстречу бурным волнам и крепчавшим с каждым часом порывам ветра.

Когда-то противолодочные корабли проекта 1124М были самыми многочисленными в своем классе, бороздя воды внутренних морей в поисках субмарин «вероятного противника». Однако время шло, корабли старели и морально, и физически, только замены им не предвиделось — с некоторых пор огромнейшая страна перестала находить деньги на охрану собственных границ. И теперь в море, навстречу волнам и ветру отважно шли полдюжины «Альбатросов», самый новый из которых был спущен на воду свыше двадцати лет назад. Миссия их с момента спуска на воду головной единицы серии не изменилась — найти затаившегося в пучине врага.

— Что-то серьезное затевается, — пробормотал, становясь рядом с капитаном «Юнги» штурман противолодочного корабля, на минуты отвлекаясь от своей карты. — Подлодки уже сутки, как в море, теперь еще и авиацию подняли!

Офицер проводил взглядом очередной Ил-38, неторопливо проплывший над волнами, жужжа четырьмя своими движками. Могучие стальные птицы реяли над морем, а где-то в его глубинах бесшумно скользили дизель-электрические «Варшавянки», субмарины проекта 877, создавая завесу в западной части Баренцева моря, словно пытаясь отсечь его значительную часть от Мирового океана. И вот теперь к ним присоединялись и противолодочные корабли, прощупывавшие водную толщу импульсами бортовых гидролокаторов. И лишь когда они растянулись редкой цепью почти до самых берегов Новой Земли, покрытых никогда не тающим ледяным панцирем, на борту стратегического подводного ракетоносца «Александр Невский» Владимир Шаров скомандовал:

— Отдать швартовы! Самый малый назад!

Водометный движитель атомохода пока пребывал в бездействии. Подруливающие устройства начали медленно, метр за метров, вытягивать субмарину из ее надежного укрытия. Со стороны казалось, что это гигантское морское чудовище, фантастический левиафан выбирается из своего логова, но наблюдать за выходом подлодки в море было некому. Американский разведывательный спутник «Ки Хоул-11», проносившийся над территорией России с пунктуальностью курьерского поезда, несколько минут как скрылся за горизонтом, и подводники могли не опасаться посторонних взглядов.

— Курс двадцать, — приказал стоявший на ходовом воздухе капитан первого ранга Шаров, обведя взглядом высившиеся над водой скалы, поверхность которых была отполирована ветром и брызгами морской воды едва ли не до зеркального блеска. — Реактор на пять процентов мощности.

Услышав мерный гул над головой, Владимир Шаров взглянул вверх, увидев летящий на север самолет, серебристый крестик на фоне голубого неба. Взглянув на старпома, тоже уставившегося в небо, командир «Борея» произнес:

— Сегодня весь флот работает только на то, чтобы нам ничто не помешало выйти в море. Мы их подвести не имеем права! Слишком многое зависит от этого похода, вплоть до будущего России!

Идущий пока в надводном положении ракетоносец направился к выходу из Кольского залива, а там его уже ждал транспорт вооружения «Амга». Почти беззащитный ракетовоз и грозный атомоход поравнялись, став борт о борт, и Шаров отдал новый приказ:

— Открыть ракетную шахту номер один!

Плавно поднялась вверх крышка, массивная стальная плита, призванная выдерживать колоссальное давление забортной воды на глубинах в несколько сотен метров, обнажая обтекатель баллистической ракеты. Плавно повернулась длинная стрела башенного крана, возвышавшегося на баке транспорта, нависая над корпусом субмарины. Стальные тросы опутали тело ракеты, и ажурная стрела поднялась, осторожно вытягивая многотонную баллистическую ракету Р-30 из шахты, перенося ее на борт ракетовоза и заботливо укладывая в трюм, чтобы погрузить на борт субмарины в опустевшую шахту точно такую же «Булаву». Только эта ракета вместо смертоносных термоядерных боеголовок, способных стереть с лица земли целый город, несла бетонные болванки, в точности соответствовавшие по массе и габаритам настоящим боевым частям.

— Товарищ капитан, погрузка закончена, — сообщил Шарову старший помощник, когда крышка ракетной шахты вновь опустилась, и «Амга», разгоняясь, отвернула в сторону, ложась на обратный курс.

— Все вниз! Покинуть мостик! Приготовиться к погружению!

В центральном посту, защищенном прочными переборками, царила тишина. Подводники находились на своих местах, готовые к немедленному действию. Их было непривычно мало — субмарина нового поколения отличалась высоким уровнем автоматизации, из-за чего сократилась численность команды, и, кстати, улучшились бытовые условия моряков, и без того являвшиеся на отечественных стратегических подводных ракетоносцах более чем комфортными, с поправкой, конечно, на пребывание глубоко под водой в изоляции от окружающего мира.

— Погружение до пятидесяти метров, — скомандовал Шаров. — Задраить все люки. Штурман, рассчитать курс к острову Медвежий.

Забортная вода хлынула в балластные цистерны, и «Александр Невский», мгновенно потяжелев на тысячу тонн, величаво ушел под воду, продолжая двигаться малым ходом на север, медленно, будто с опаской, удаляясь от родных берегов. Пластины рулей шевельнулись, придавая менявшему курс атомоходу сходство с живым существом.

— Зарядить торпедные аппараты!

Новый приказ Шарова не вызвал удивления. И в лучшие времена Баренцево море было настоящим проходным двором. Американские подлодки постоянно вторгались в российские территориальные воды, ведя разведку, но прежде чужаков связывали хоть какие-то рамки приличий, а теперь при встрече с ними вероятность получить в борт торпеду составляла чуть меньше единицы.

Массивные «сигары» противолодочных торпед скользнули в трубы торпедных аппаратов, а акустик «Александра Невского» замер в напряжении перед дисплеем ГАС «Иртыш-Амфора». Разбросанные по всему корпусу антенны воспринимали любые шумы, приходившие извне, и задачей подводника, к услугам которого была самая совершенная электроника, было вовремя выделить из «голоса океана» те звуки, которые могли обозначать опасность.

— Акустический контакт, — доложил акустик, в голосе которого послышалось напряжение. — Пеленг триста десять!

— Опознать цель!

Шум винтов неизвестной подлодки заставил сердца моряков учащенно биться, и только Владимир Шаров оставался абсолютно спокойным, во всяком случае, с виду.

— Это наш, — облегченно выдохнув, сообщил акустик, когда бортовой компьютер сравнил шумы приближавшейся субмарины с хранившимися в памяти «эталонами». — «Девятьсот сорок пятая»!

— Запроси их по ЗПС! Передай приказ стать нам в корму, удерживать дистанцию не менее десяти кабельтовых!

Серия ультразвуковых импульсов пронзила толщу морской воды, достигнув многоцелевой атомной подлодки К-534 «Нижний Новгород» типа «Кондор», и та послушно выполнила маневр, пристраиваясь позади «Александра Невского». Узнав о появлении эскорта, моряки на борту ракетоносца ощутили явное облегчение. «Нижний Новгород», принадлежавший к субмаринам проекта 945А, был одной из самых совершенных подводных лодок русского флота. В наследство от знаменитой «Альфы», подлодки проекта 705, и тоже знаменитого, хотя и печально, «Комсомольца» ему достался титановый корпус, обеспечивавший значительное преимущество по глубине погружения. Атомный реактор обеспечивал скорость подводного хода свыше тридцати двух узлов, а шесть торпедных аппаратов калибра 533 миллиметра позволяли применять весь спектр тяжелых торпед, состоявших на вооружении отечественного флота, противолодочные ракеты и стратегические «Гранаты» с ядерной боеголовкой. При этом субмарина водоизмещением восемь с половиной тысяч тонн являлась одной из наименее шумных, не уступая по этому параметру большинству иностранных аналогов и явно превосходя самые распространенные из них — американские АПЛ «Лос-Анджелес».

«Нижний Новгород» был одной из лучших атомных субмарин, и одной из немногих, находившихся в боевой готовности. Большая часть русских многоцелевых атомоходов, выведенных из строя американцами, до сих пор стояла у достроечной стенки судостроительных заводов с заглушенными реакторами и демонтированным оборудованием, а еще часть лежала на морском дне грудами безжизненного металла, не добившись успеха в неравном бою с американской армадой, сокрушившей российский флот за считанные часы. И вот теперь флот возрождался, символизируя возрождение всей страны, и вышедшие в поход «Александр Невский» и «Нижний Новгород» говорили об этом красноречивее любых лозунгов с высоких трибун.

Обмениваясь короткими «фразами» посредством системы звукоподводной связи, две субмарины, держась на небольшой глубине, направлялись на северо-восток, к безлюдным берегам архипелага Новая Земля. Они были похожи на отважного рыцаря и его верного оруженосца. «Александр Невский» был способен нанести удар чудовищной силы, сметая с лица земли города и целые страны, пробивая своими ракетами любую защиту, словно мчащийся галопом латник на могучем боевом скакуне. А «Нижний Новгород», державшийся поблизости, был всегда готов прикрыть спину своему могучему, но неповоротливому напарнику, выигрывая в подводной дуэли драгоценные минуты для того, чтобы разрушительное оружие стратегического ракетоносца могло быть применено, обесценивая все усилия врага.

Капитаны обеих субмарин могли расслабиться, зная, что их охраняет весь Северный флот России, пусть и растерявший большую часть своей боевой мощи. Но чувство безопасности было обманчивым, и, словно читая мысли на расстоянии, несколько десятков русских подводников, все больше удалявшихся от родного берега, не могли избавиться от чувства тревоги. А далеко на юге осторожно кралась вдоль побережья Кольского полуострова, все дальше углубляясь в воды Баренцева моря, ударная АПЛ SSN-763 «Санта Фе» военно-морских сил США.

Кэптен Дуглас Смит, как и еще сто сорок американских моряков, находившихся на борту, чувствовал азарт охотника, подкрадывающегося к логову ничего не подозревающей жертвы, и эти эманации, преодолевая сотни миль, настигали русские подлодки, лишая их командиров покоя. Внезапный приказ заставил капитана «Санта Фе» прервать учения, в которых ему отводилась роль бдительного стража, охраняющего от угрозы из глубины авианосную ударную группу во главе с новейшим атомным авианосцем «Джордж Буш». Изменив курс, субмарина, принадлежащая к самому многочисленному в мире типу многоцелевых атомных подлодок «Лос-Анджелес», решительно направилась на восток, покидая относительно спокойные и безопасные воды Норвежского моря, давно знакомого американским морякам, как собственные пять пальцев.

Их путь лежал к берегам России, где следовало обнаружить новейший русский подводный ракетоносец и установить за ним слежение, ожидая дальнейших приказов. Год назад эта миссия казалась бы почти самоубийственной. Теперь же, когда от русского флота осталось только одно лишь название, никто не испытывал страха, вторгаясь в чужие владения. И все же кэптен Смит проявлял разумную осторожность.

Субмарина, отгородившись от внешнего мира стометровой толщей воды, шла курсом зюйд-ост десятиузловым ходом, обеспечивавшим разумный компромисс между скрытностью и подвижностью. Режим боевой готовности, введенный с той секунды, когда «Санта Фе» вошла в Баренцево море, не был отменен. Напротив, чем меньше оставалось расстояние до основных русских военно-морских баз, те больше американских моряков охватывало напряжение. В сдвинутых к средней части корпуса 533-миллиметровых трубах четырех торпедных аппаратов мирно дремали тяжелые торпеды «Марк-48». В ячейкахвертикальной пусковой установки, расположенной в носу, перед ограждением рубки, замерли крылатые ракеты BGM-109 «Томагавк», пока не имевшие конкретной цели, а гидроакустический комплекс BQQ-5D непрерывно просеивал проникавшие на глубину шумы, один из которых привлек внимание обслуживавшего сонар энсина.

— Цель на ноль-пять-пять, сэр, — доложил подводник разом подобравшемуся, как делающая стойку гончая, кэптену Смиту. — Субмарина!

— Дьявол, неужели мы их нашли? — Командир «Санта Фе» задумчиво потер гладко выбритый подбородок, обернувшись, словно в поисках поддержки, к старпому. — Снизить ход до пяти узлов! Выпустить буксируемую антенну гидролокатора! Всем соблюдать тишину!

Субмарина типа «Лос-Анджелес» сбавила ход, растворяясь в естественных шумах океана. Почти полторы сотни людей, находившихся внутри ее высокопрочного корпуса, затаили дыхание, а акустик продолжал докладывать о положении неизвестной подлодки, наконец, сообщив Дугласу Смиту:

— Цель идентифицирована, кэптен, сэр! Это неатомная русская субмарина класса «Кило»!

— Русские выставили сторожей, черт побери!

Дизель-электрическая подлодка Северного флота Б-402 «Вологда» проекта 877 медленно кружила на небольшой глубине, выставив над волнами трубу устройства РДП и сохраняя драгоценный заряд аккумуляторных батарей — в отличие от подводных атомоходов, хищников морских глубин, на ее борту не было «вечного» источника энергии. Одна из пяти однотипных субмарин, выстроившихся редкой цепью от Кольского полуострова к полюсу, она находилась ближе всех к берегу, на самом фланге «завесы».

Бортовой гидролокатор «Вологды» работал в пассивном режиме, что вкупе с малошумными механизмами делало субмарину практически невидимой, и акустик «Санта Фе» мог с полным правом гордиться собой. Еще немного, и русская «варшавянка», находящаяся в дальнем дозоре, прошла бы стороной, но в какой-то момент ее гидрофонов коснулся шум плавно вращавшихся винтов затаившегося возле самого дна «Лос-Анджелеса».

— Тревога! Убрать РДП, — немедленно среагировал русский капитан. — Погружение! Торпедные аппараты к бою!

Приняв несколько сот тонн балласта, «Вологда», втянувшая трубу «шноркеля» в ограждение рубки, нырнула на глубину, выполняя разворот и заходя на цель подобно самолету-истребителю. В режиме шумопеленгования ГАС не могла определить дистанцию до чужой субмарины, и русские моряки оцепенели, ожидая внезапного столкновения, что случалось не единожды в истории подводного флота, когда соперники слишком увлекались игрой в прятки.

— Кэптен, сэр, русские сокращают дистанцию, — встревожено сообщил акустик командиру «Санта Фе». — Они занимают позицию для торпедной атаки!

Шесть торпедных аппаратов российской субмарины были готовы выплюнуть навстречу американской подводной лодке смертоносные «гостинцы» — противолодочные торпеды СЭТ-65. И все же командир «Вологды» медлил, ожидая подтверждения от своего акустика, что перед ними — противник. А акустик в полном замешательстве пытался опознать цель, шумность которой находилась на пределе восприятия бортового акустического комплекса «Рубикон».

— Мощность реактора на максимум, — приказал кэптен Смит, в распоряжении которого оставались считанные десятки секунд, прежде чем противник даст залп, и поход «Санта Фе» закончится здесь, в считанные десятках миль от русских берегов. — Самый полный ход! Выпустить ложные цели!

Рев, похожий на рокот водопада, оглушил акустика «Вологды», разносясь на много миль вокруг. Американская подлодка стремительно разгонялась, за несколько минут набрав максимальные тридцать два узла. Она перестала таиться, шумя на все Баренцево море и разрывая дистанцию между собой и «варшавянкой», оказавшись уже через несколько минут вне досягаемости русских торпед. А рассыпаемые во все стороны самоходные имитаторы, издавая шумы, в точности соответствовавшие «акустическому портрету» самой «Санта Фе», сбивали с толку сонар «Вологды».

— Это «Лось», — воскликнул акустик русской субмарины, для которого все сомнения развеялись в один миг. — Виноват, товарищ капитан, это американская многоцелевая АПЛ типа «Лос-Анджелес»!

— Все-таки явились, шакалы, — оскалился командир «Вологды».

— Контакт разделился! Противник использует ложные цели! Фиксирую четыре источника шума!

«Санта Фе», пронзая толщу воды на предельной скорости, преодолела несколько миль, затем сбавив ход до минимума и снова растворяясь в постоянном шуме моря, в то время, как выпущенные с ее борта ловушки, шумя на весь океан, продолжали двигаться, каждая по своей траектории.

— Не преследовать, — принял решение капитан русской подлодки. — Все равно не догоним. У американцев почти двукратное преимущество в скорости, а мы на полном ходу опустошим батареи за пару часов. В этих водах есть, кому заняться незваным гостями. Всплываем на перископную глубину! Радист, связь со штабом флота! Передавай координаты противника и его курс!

«Вологда» рванулась к поверхности, словно задыхающийся кит, но вовсе не для того, чтобы глотнуть воздуха. Кодированная радиограмма, возмутив эфир, достигла адресата через несколько минут. Адмирал Колгуев, неотлучно находившийся в штабе флота в Североморске, обернулся, уставившись налитыми кровью лазами на докладывавшего ему офицера, частившего, глотая слова:

— Подводная лодка «Вологда» установила контакт с американской субмариной типа «Лос-Анджелес» в квадрате шестнадцать! Противник, будучи обнаружен, ушел на большой скорости курсом на ост!

— Направить в квадрат шестнадцать патрульный самолет и все противолодочные корабли, находящиеся поблизости! Найти сукиных детей! Сесть им на хвост и не отпускать! Если проявят агрессию — уничтожить!

Ничем не выказав смятения, охватившего их от последних слов командующего флотом, связисты продублировали приказ. Сразу несколько самолетов, находящихся поблизости от указанного квадрата, изменили курс, смыкая кольцо вокруг предполагаемого местонахождения подлодки-нарушителя. Одним из них был Ил-38Н подполковника Найденова.

Противолодочный самолет кружил над волнами в сотнях миль от берега. Под его широкими крыльями раскинулось до самого горизонта свинцово-серое море. На сотни миль окрест вода, такая холодная, что, попав туда даже теперь, в средине короткого полярного лета, человек выдержит лишь несколько минут, умерев от переохлаждения. Беспощадная водяная пустыня, не прощающая ошибок. Не так много нашлось бы летчиков, способных уверено выполнять полет вдали от берега, без каких-либо видимых ориентиров, но в кабине Ил-38 находились настоящие профессионалы.

Максим Найденов смотрел вниз с высоты птичьего полета, словно надеясь заглянуть в бездну, туда, где согласно последним данным из штаба укрылась вражеская подводная лодка. Конечно, человеческий взгляд не в силах был проникнуть на глубину сотен метров, туда, куда никогда не проникал солнечный свет, где царил вечный холод и тьма, но для этого на борту Ил-38Н, неторопливо описывавшего круги и «восьмерки» над гребнями волн, было все необходимое оборудование. Враг не скроется, он будет обнаружен, и, если поступит такой приказ, эти воды станут последним пристанищем для явившихся незваными чужаков. Подполковник Найденов не испытывал какой-то ненависти или злости к американцам, но, охраняя водные владения России, он делал свою работу, а любое дело командир противолодочной эскадрильи Северного флота привык доводить до конца.

— Меняем курс, — приказал подполковник, после того, как очередной приказ штаба настиг их самолет, величаво паривший над морем. — Поворот влево на двадцать градусов. Следуем в квадрат «шестнадцать». Запустить второй и третий двигатели!

В полете для экономии топлива и моторесурса два из четырех моторов Ил-38Н были отключены, и лопасти их винтов вращались лишь под воздействием набегающего потока воздуха. Но теперь, для преследования противника, требовалась вся мощность, максимальная скорость, и «отдыхавшие» двигатели включились вновь, сообщая крылатой машине дополнительное ускорение.

— Снижаемся до пятидесяти метров, — продолжал отдавать команды будничным, лишенным эмоций голосом Найденов, лишь крепче сжавший в ладонях штурвал. — Сбросить буи. Работаем!

Открылись створки люка в днище фюзеляжа Ил-38Н, и над морской гладью рассыпалось два десятка гидроакустических буев РГБ-1. Ничем не выдавая своего присутствия, они, плавно покачиваясь на высоко вздымавшихся волнах, фиксировали все приходившие их глубины звуки, мгновенно передавая на борт патрульного самолета сигнал тревоги, если один из них хотя бы отчасти соответствовал шуму винтов подводной лодки.

На борту Ил-38Н находилось почти полторы сотни буев разных типов, и сейчас самолет, снизившись до минимально допустимой для безопасного полета высоты, щедро рассыпал их над безжизненным морем, словно накидывая на него сеть, в которую не мог не попасться даже самый осторожный противник. Но в ход шли и иные средства поиска, объединенные в одно целое бортовым компьютером системы «Новелла».

— На магнитометре чисто, — сообщил один из операторов противолодочного оборудования, чьи рабочие места, оборудованные широкоугольными ЖК-мониторами, располагались в задней части кабины.

Несмотря на колоссальный технический прогресс, корпуса субмарин по-прежнему изготавливались из металла, в США это была сталь, в русском флоте встречались и титановые подлодки. Но в любом случае детектор магнитных аномалий мог обнаружить большую массу металла. Правда, для этого подлодка должна была оказаться близко к поверхности, подвсплыв, к примеру, для сеанса связи со своим штабом, но Максим Найденов не верил в такую беспечность врага. В прочем, возможно всякое, и потому по волнам скользил также луч бортовой РЛС в поисках показавшихся из волн перископов или антенн.

— Есть сигнал, — вдруг сообщил второй оператор, контролировавший несколько десятков рассыпанных на акватории в сотню квадратных миль гидроакустических буев. Сразу несколько из них передали сигнал, причем последовательно, один за другим, позволяя определить не только нынешнее положение, но и направление движения цели. — Перемещается в квадрат «девятнадцать»!

— Меняем курс! Сбросить буи для уточнения контакта!

Еще несколько гидроакустических буев РГБ-2, пассивных, направленного действия, отделились от самолета, замыкая в кольцо державшуюся на приличной глубине подлодку. Экран перед оператором поисковой системы расцветился векторами, указывавшими на источник шума, которые нацелились на одну конкретную точку.

— Связь со штабом, — потребовал Найденов у радиста. — Передай координаты цели!

Ил-38Н описал широкий круг над волнами, под которыми скрывался противник. Самолет был похож на гигантскую стальную птицу, коршуна, кружащего над ничего не подозревающей добычей. Современные подлодки-ракетоносцы, такие, как американские «Огайо», несущие на борту две дюжины баллистических «Трайдентов» с разделяющимися термоядерными боеголовками, обладали колоссальной мощью, способные одним залпом стереть с лица земли целую страну. Многоцелевые субмарины-охотники, получившие вдобавок к традиционному торпедному вооружению еще и крылатые ракеты, уступали своим «старшим братьям» ненамного — двенадцать «Томагавков», входивших в боекомплект «Лос-Анджелеса», вероятность встречи с которым в любой точке мирового океана из-за многочисленности серии была максимальной, сожгли бы такой мегаполис, как Москва, заодно превратив в радиоактивную пустыню, покрытую спекшейся стекловидной массой, и всю Московскую область. Но и те и другие были по-прежнему, как и на заре подводного флота, бессильны против воздушного врага. Одно слово Максима Найденова — и обнаруженная там, где ей быть вовсе не полагалось, чужая подлодка уйдет ко дну, после того, как прицелпенные в грузовом отсеке Ил-38 торпеды вспорют е стальную «шкуру». Но командир экипажа не спешил отдавать такой приказ.

Самолет с красными звездами на плоскостях продолжал описывать круги над, казалось бы, ничем не примечательной частью бескрайней водной равнины. А с юга, от родных берегов, к нему уже мчался, рассекая волны лезвием форштевня, противолодочный корабль «Юнга».

— Боевая тревога, — немедленно приказал капитан второго ранга Борис Заславский, командир малого противолодочного корабля, получив короткую радиограмму из штаба. — Самый полный вперед! Все по местам!

В трюме «альбатроса» взвыла всеми своими восемнадцатью тысячами лошадиных сил газовая турбина, разгоняя корабль до тридцати пяти узлов. За кормой изогнулась дуга кильватерного следа, и «Юнга», выжимая из своих механизмов остатки ресурса, ринулся наперерез вражеской подлодке, готовый нанести мгновенный удар.

Противолодочный корабль хоть и был «малым», нес мощное вооружение, предельное для своего водоизмещения. На направляющих реактивных бомбометов РБУ-6000 замерли глубинные бомбы, во тьме торпедных труб ждали в полной готовности тяжелые противолодочные торпеды. А стволы универсальной трехдюймовки АК-176 и зенитного тридцатимиллиметрового автомата АК-630, уставившиеся в небо с кормы, были готовы встретить потоками свинца угрозу с воздуха — маленький кораблик был способен за себя постоять. В прочем, здесь, в прибрежных водах, надежно прикрытых истребителями, едва ли американцы либо кто-то из их союзников осмелится атаковать русский военный корабль.

— Лечь на курс триста сорок, — скомандовал Заславский. Старый морской волк, исходивший Баренцево море вдоль и поперек, знавший здесь каждую отмель, каждый прибрежный утес, чувствовал возбуждение, настоящий охотничий азарт. Но усилием воли он подавил некстати нахлынувшие эмоции, превращаясь в расчетливый бесстрастный механизм. — ГАС в активный режим!

— Есть на курс триста сорок!

«Юнга» снова выполнил разворот, нацеливаясь узким носом на то место, где скрывалась чужая подводная лодка. Подкильный гидролокатор «Аргунь» испустил по курсу ультразвуковой импульс, освещая им, словно мощным прожектором, морские глубины. «Альбатрос» нес две гидроакустические станции. Вторая, «Шелонь», была погружаемой и предназначалась для поиска субмарин, находящихся на больших глубинах, под «термоклином», границей между относительно теплым поверхностным слоем воды, и глубинными, отличавшимися низкой температурой. Но здесь, в считанных десятках миль от берега, глубина не превышала две сотни метров, так что погружная ГАС пока бездействовала.

Очередной акустический импульс пронзил водную толщу, но, не достигнув близкого в этих местах дна, вернулся, отразившись от внезапно возникшего чуть в стороне от курса «Юнги» препятствия. Акустик, внутренне задрожав от возбуждения, спокойно сообщил:

— Цель по пеленгу триста пятнадцать! Дальность шесть миль!

— Вот они, сволочи, — довольно ухмыльнулся Заславский. — Ведь наверняка американцы, больше некому здесь шастать. А здорово было бы заставить их всплыть! РБУ к бою, — неожиданно скомандовал капитан малого противолодочного корабля. — Выпустим пару бомб впритирку к бортам, пусть поймут, что они зажаты в тисках!

Очередной импульс гидролокатора обрушился на жавшуюся к дну «Санта Фе» ударом кувалды, заставив почти полторы сотни американских моряков на мгновение ощутить страх. Акустик, заметно побледнев, доложил своему командиру:

— По левому борту шум винтов! Надводный корабль, вероятно, русский противолодочный корвет класса «Гриша»! Быстро приближается!

— Они могут пустить нас на дно, — негромко пробормотал старший помощник за спиной кэптена Смита. — Русские сейчас в своем праве.

— Черта с два! Это нейтральные воды!

— Это арктические владения России! Они тут — хозяева!

Дуглас Смит боялся, как испугался в этот момент каждый из его моряков. Несмотря на моральную устарелость, русский «Гриша» был смертельно опасен. Скорость не могла спасти «Санта Фе» — противник обладал пусть и небольшим, в два-три узла, но критичным сейчас преимуществом. Не могла помочь и способность погружаться на четыреста пятьдесят метров — в окрестных водах просто не было таких глубин, способных надежно укрыть сто сорок американских моряков.

— Дьявол, так не станем сидеть, сложа руки! Торпедный отсек, доложить о готовности!

— Торпедные аппараты готовы, сэр, — тотчас отозвался торпедист «Санта Фе».

— Залп! Цель — русский корабль!

Отодвинулись крышки торпедных аппаратов в бортах «лос-анджелеса», и навстречу русскому «альбатросу» выскользнули две торпеды «Марк-48». Системы наведения разогнавшихся почти мгновенно до пятидесяти узлов «сигар» действовали в пассивном режиме — шум винтов противолодочного корабля был для них тем же самым, чем красная тряпка для разъяренного быка. Поднимаясь к поверхности, они мчались навстречу «Юнге», акустик которого, увидев на экране неожиданно три отметки вместо одной, закричал:

— Торпеды в воде! Нас атакуют!

— РБУ — к бою, — рявкнул Заславский. — Выставить минимальную глубину срабатывания! Заградительный огонь!

У экипажа «Юнги» было не больше пары минут, и они использовали каждое мгновение этого времени с толком. Рулевой крутанул штурвал, и противолодочный корабль, заложив самолетный вираж, начал удаляться от преследовавших его торпед. А один из установленных перед надстройкой реактивных бомбометов «Смерч-2» развернулся в их сторону, выпустив залпом полдюжины глубинных бомб РГБ-60.

Детонаторы, настроенные на предельно малую глубину, сработали, когда бомбы погрузились на пять-десять метров, и в миле от борта «Юнги» взметнулись пенные султаны. Ударная волна обрушилась с нескольких сторон разом на одну из выпущенных американцами торпед, сминая ее, будто пустую пивную банку. Но вторая торпеда продолжила свой путь, неся к цели трехсотпятидесятикилограммовый заряд взрывчатки. Она легко коснулась корпуса русского корабля, и тот вздрогнул от взрыва. Водяной столб взметнулся на несколько десятков метров вверх, обрушиваясь на палубу соленым водопадом, а через огромную пробоину в трюмы хлынул поток ледяной воды, вминая в переборки оказавшихся на его пути моряков.

Заславский, находившийся на мостике, ощутил, как вздыбился под ногами палубный настил, и, не удержав равновесия, упал, ударившись головой об угол столика, на котором по старинке разложил свои карты штурман.

— Товарищ капитан! — Над командиром «Юнги», протягивая тому руку, навис старший помощник. — Товарищ капитан, корабль поврежден! Торпедное попадание в правый борт! Машинное отделение и генераторы залиты водой! Мы полностью лишились энергии!

— Потери среди команды?

— Все, кто был в машинном. Вода пребывает, товарищ капитан. Трюмные помпы не работают!

Приняв внутрь уже несколько десятков тонн забортной воды, противолодочный корабль, лишенный хода, быстро погружался, оседая все больше и больше, и волны уже захлестывали его палубу, смыв за борт нескольких матросов.

— Шлюпки и спасательные плоты на воду, — отдал последний приказ капитан второго ранга Заславский. — Всем покинуть корабль!

Едва ли не на четвереньках капитан выбрался из рубки, карабкаясь по опасно накренившейся палубе и цепляясь за все, до чего мог дотянуться. Любое неосторожное движение могла завершиться недолгим падением в ледяную воду, под нависший борт корабля, и на глазах Заславского несколько его матросов скатились туда, под этот гигантский пресс, медленно опускающийся на их то появлявшиеся из воды, то вновь исчезавшие головы. Уже добравшись до края палубы, ходившей ходуном под ногами, командир «Юнги», крепко ухватившись за леера, замер на мгновение, слыша металлический скрежет глубоко под собой — это, не выдержав удара взрывной волны американской торпеды, лопались ребра-шпангоуты.

— Товарищ капитан, — один из немногих оставшихся рядом с Заславским офицеров ухватил своего командира за плечо. — Поспешим! Еще пара минут — и корабль уйдет под воду вместе с нами!

Уже с качающегося на волнах плотика, то взлетавшего на самый гребень, то мгновенно проваливавшегося вниз, казалось, в самую бездну, старый моряк увидел, как стихия поглотила его корабль. Уходя под воду, «Юнга» показал корму, затонув почти вертикально. Огромный пузырь воздуха, вытесненного из его трюмов, лопнул на поверхности, и волна ударила в борт надувного плота. Из восьмидесяти трех моряков, вышедших на борту противолодочного корабля в этот поход, двадцать шесть разделили его судьбу до конца.

Максим Найденов с высоты полсотни метров отчетливо видел, как тонет торпедированный врагом корабль, видел, как растекается масляное пятно по волнам, отмечая место его гибели, видел рассыпанные по водным просторам шлюпки, с которых махали руками уцелевшие моряки. Но никто на кружившем над головами спасшихся моряков самолете не в силах был пока им помочь — Ил-38 поднялся в небо в этот день, чтобы разрушать. Спасать же призваны были другие.

— База, я «Буревестник-один». — В эфир унеслась очередная радиограмма, в пару секунд достигнув берега. — В квадрате «девятнадцать» неопознанной подлодкой атакован корабль ВМФ России. Прошу разрешения уничтожить агрессора!

— «Буревестник-один», вас понял, — донесся ответ с далекой земли. — Вертолеты поисково-спасательной службы уже в воздухе! Разрешаю применение оружия по подлодке противника! Пусти их на дно!

— Выполняю, база!

Рассеянные на волнах пассивные гидроакустические буи сигналили наперебой, буквально купаясь в доносившихся с глубины звуках. Эхо многочисленных взрывов, скрежет сминаемого колоссальным давлением корпуса ушедшего на дно противолодочного корабля — все это маскировало шумы вражеской подлодки, которая, в этом подполковник Найденов не сомневался, оставалась где-то здесь.

— Сбросить активно-пассивный буй!

Оператор поисковой системы коснулся приборной доски, четко доложив:

— Сброс произведен!

Гидроакустический буй РГБ-3, которых на борту Ил-38Н было всего несколько штук, представлял собой миниатюрную автономную ГАС, связанную радиоканалом с самолетом-носителем. Он не просто пассивно ждал, пока враг выдаст себя шумом — он сканировал толщу воды частыми импульсами, «освещая» акваторию на несколько миль вокруг. Оператор на борту патрульного самолета увидел отметку цели через несколько секунд, и командир экипажа решительно приказал:

— Сбросить торпеду!

Авиационная противолодочная реактивная торпеда АПР-3 «Орел», отделившись от подвески Ил-38Н, вошла в воду почти отвесно. Немедленно включился турбоводометный двигатель, разгоняя ее до шестидесятипятиузловой скорости. Активная акустическая система самонаведения захватила цель через пару секунд, и торпеда, пронзая водную толщу, рванула к обреченной подлодке.

— Торпеда в воде! — Голос акустика «Санта Фе» сорвался от волнения. — По левому борту! Дальность пять кабельтовых!

— Ложные цели за борт, — мгновенно скомандовал кэптен Дуглас. — Максимальное погружение! Глубина под нами?

— Не больше тридцати саженей, сэр!

— Уходим к самому дну!

Заполнив почти до предела балластные цистерны, «лос-анджелес» буквально провалился в бездну, уклоняясь от атаки. На его борту акустик слышал рев приближающей торпеды, словно торжествующий хищник пытался ошеломить застигнутую внезапной атакой жертву. Акустические имитаторы, щедро рассыпаемые стремительно погружавшейся подлодкой, были бесполезны. Торпеда АПР-3 скользнула в паре метров от корпуса «Санта Фе», и сработал неконтактный взрыватель, превращая боевую часть весом семьдесят четыре килограмма в облако стремительно расширяющихся газов.

Подлодка содрогнулась от удара, обрушившегося на ее корпус ближе к корме. Прочная сталь, постоянно пребывавшая под напряжением, выдерживая давление во много тысяч тонн, не выдержала, дав брешь, в которую хлынула вода, заполняя отсеки. И все же этого оказалось слишком мало для субмарины водоизмещением свыше семи тысяч тонн. На пути ледяного потока захлопнулись крышки герметичных люков, лишая шанса на спасение тех, кто был ближе всего к пробоине, но остальные смогли выжить.

В помещении центрального поста выключился свет, погасли все мониторы, и на долгие секунды отсек, заполненный людьми, погрузился во тьму, пока не вспыхнули лампы аварийного освещения.

— Кэптен, сэр, повреждение реактора, — доложил взволнованный старпом. — Сработала аварийная защита. Все системы сейчас питаются за счет аккумуляторов.

— Мы потеряли боеспособность, но остались на плаву, — хмыкнул Смит, чувствовавший, как на всем теле выступил липкий противный пот. — Значит, не все потеряно!

Над волнами Ил-38Н сделал еще несколько кругов, рассыпая буи, которые жадно поглощало суровое море. Не было никаких следов присутствия врага, но не было и обычных признаков, указывающих на его гибель. И лишь когда второй пилот напомнил Найденову, что топлива в баках самолета остается лишь на обратный путь на базу, командир экипажа принял решение завершить поиски. К этому времени над морем уже сновали спасательные вертолеты, поднимая из шлюпок спасшихся моряков с «Юнги», и еще два противолодочных корабля спешили им на помощь.

Противолодочный самолет, экипаж которого верил, что одержал первую настоящую победу над настоящим врагом, летел на юг, приближаясь к скалистым берегам Кольского полуострова. А глубоко под водой, у самого дна, рискуя каждый миг столкновением, медленно ползла на запад американская подлодка. Большинство ее систем не действовали, запаса энергии в аккумуляторных батареях хватало лишь на обеспечение минимальной подвижности. Кэптен Смит и его моряки, те, кто остался жив, с нетерпением ждали, когда же покажется норвежский берег, где можно будет ощутить себя в безопасности. Они не знали, что к тому моменту, когда превратившаяся в безжизненный кусок металла «Санта Фе» пересечет границу территориальных вод Норвегии, большинство подводников получит такую дозу радиации от поврежденного реактора, что не доживет и до ближайшего Рождества.

В штабе флота в Североморске адмирал Юрий Колгуев, выслушав доклады своих офицеров, приказал:

— Обследуйте дно в девятнадцатом квадрате, каждый метр! Я хочу знать, кого мы там потопили, если вообще потопили хоть кого-то!

— Это наверняка американцы, — уверенно произнес начальник штаба. — Это равносильно объявлению войны!

— Американцы, англичане, хоть папуасы — топить всех, это наши воды! Любую неопознанную подлодку — уничтожать! Все силы флота держать в постоянной готовности! «Александр Невский» должен выполнить свою задачу. Американцы сделают все, чтобы этому помешать, а мы должны предпринять все возможное, чтобы помешать им!

А далеко под поверхностью Баренцева моря стратегический ракетоносец российского флота «Борей» продолжал свой путь на север, к пока еще далеким берегам Новой Земли. В его шахтах ждала команды на запуск учебная ракета — и еще пятнадцать боевых, несущих смерть миллионам людей, живущих в другом полушарии и ничего не подозревающим о разыгравшейся в водах сурового северного моря драме. Командир подлодки капитан Владимир Шаров тоже пока не догадывался о ведущейся на него охоте, думая лишь об одном — приказ, отданный ему командующим флотом, должен быть выполнен любой ценой. Для самого подводника и его команды испытания только начинались.

Глава 6

Баренцево море, арктические владения России — Москва, Россия — Сан-Франциско, США
17 июня


Ударная атомная подлодка SSN-772 «Гринвилл» ВМС США медленно перемещалась на стапятидесятиметровой глубине под поверхностью Баренцева моря. Крепко стиснутый миллионами тонн воды со всех сторон стадесятиметровый корпус из высокопрочной стали сопротивлялся непрерывному чудовищному давлению, защищая почти полторы сотни доверившихся бездушному металлу людей. Гребной винт лениво вращался, медленно но верно толкая субмарину на восток, к безлюдным скалам Новой Земли — и кромке не тающих даже в разгар короткого полярного лета паковых льдов, непроницаемым панцирем сковывающих верхушку планеты. В реакторе чуть тлело ядерное пламя, но достаточно было одного слова, одного движения руки, чтобы оно вспыхнуло во всю мощь, наполняя многочисленные системы подлодки энергией, которой хватило бы, чтобы обогреть и осветить средних размеров город, один из тех, о которых в свободную минуту вспоминали ютившиеся в тесноте кубриков моряки, на многие месяцы оторванные от дома, от родных и любимых людей. Но свободного времени у них почти не оставалось.

Ударные подлодки класса «Лос-Анджелес» начали сходить со стапелей американских верфей в далеких уже семидесятых годах безвозвратно минувшего века, надолго став основой американского подводного флота. Вобрав в себя все достижения науки и техники, весь опыт и моряков и инженеров, они во многом стали эталоном субмарины-охотника. Шестьдесят две субмарины этого типа подняли американский флаг, побывав, кажется, во всех уголках мирового океана. И хоть их строительство было прекращено в пользу еще более совершенных подлодок типа «Виржиния», а часть «лос-анджелесов» уже списали, служба для большинства атомоходов продолжалась.

Подлодки класса «Лос-Анджелес» отличались сбалансированностью конструкции. В отличие от русских атомоходов, несущих целую батарею торпедных аппаратов нескольких калибров, американские подлодки были вооружены всего четырьмя 533-миллиметровыми трубами, предназначенными, в прочем, не только для стрельбы торпедами, но и для запуска крылатых ракет «Гарпун» и «Томагавк» и даже противолодочных ракет «Саброк» с ядерной боеголовкой. Но любое вооружение бесполезно, если стрелок слеп и глух и не знает, где находится его противник.

Для того чтобы торпеды шли точно в цель, «Гринвилл» нес на борту гидроакустический комплекс BQQ-5, включавший сразу несколько антенн — носовую сферическую AN/BQS-13, из-за удобства размещения которой торпедные аппараты были сдвинуты к средине корпуса, две конформные пассивные антенны по обоим бортам и буксируемую кабель-антенну ТВ-16. Сейчас она была выпущена, вытянувшись за кормой бесшумно скользившей в нескольких десятках метров от морского дна субмарины длинным тонким хвостом. Наличие антенны ограничивало маневренность и допустимую скорость движения подлодки, но сейчас гнаться за кем-то или убегать, если противник окажется «зубастее», не было необходимости. Получив приказ, «Гринвилл» совершил стремительный бросок от берегов Норвегии, и теперь, оказавшись в самом сердце русских арктических владений, затаился, терпеливо поджидая добычу.

Американские конструкторы сделали все, чтобы их творение обладало максимальной скрытностью, и сейчас даже самый чуткий сонар мог бы уловить производимые «Гринвиилом» шумы с расстояние в три-четыре мили. Ну а для того, чтобы собственные шумы, пусть и ничтожно слабые, не вносили помех в работу акустиков, и была выпущена буксируемая антенна. Венчавшие ее окончание виноградной гроздью гидрофоны работали вне акустического поля самой подлодки, чутко улавливая приходившие из морских глубин звуки. И хотя от акустиков — бортовой ГАК обслуживали сразу четыре оператора — пока регулярно поступали отрицательные доклады, командир «Гринвилла» был уверен, что именно им повезет.

— В этих водах ведут поиск четыре ударные подлодки, — заметил старший помощник, наблюдавший вместе с капитаном за работой находившихся в центральном посту моряков, замерших перед вспыхивавшими разными цветами мониторами. — Вероятность того, что русский «Борей» обнаружим мы — двадцать пять процентов. А если обнаружим, что будем делать дальше?

— Да, коммандер, где-то в этих водах кроме нас еще рыщут «Санта Фе», «Хэмптон» и «Северная Каролина», и удача может улыбнуться любому из нас. Но если «Борей» попадется на нашем пути, приказано установить за ним слежение, сопровождать. Поверьте, я проделывал не раз такой трюк, и никогда русские даже не догадывались, что в любой момент я могу вогнать им в брюхо свои торпеды.

— И все же мне не по себе, сэр, — помотал головой старпом. — Эти воды принадлежат русским, мы здесь — непрошеные гости, и поступить с нами русские могут, как с непрошеными гостями. Захотят — выставят вон, а могут и потопить.

— Эти воды принадлежат тем, кто в силах удержать их, а русские этих сил лишились, мистер Росс. У них больше нет флота, так что бояться нечего!

— И все же вывести в море «Борей» они смогли, — возразил старший помощник, развлекая себя и своего командира непринужденной беседой, помогающей скоротать очередную нудную вахту.

— Одна подлодка — это не флот. Не мы, так кто-то другой сядет ему на хвост, и, если поступит приказ, убьет этих русских быстро и надежно.

Пока офицеры обсуждали перспективы, а большинство членов экипажа следили за состоянием систем подлодки, «Гринвилл» продолжал бороздить морскую пучину. Двигаясь широким зигзагом, американская подлодка все дальше уходила на север, туда, где царил вечный холод, где человек, несмотря на всякую сложную технику, так и не стал царем природы, оставаясь только гостем. За кормой плавно извивался «хвост» гидроакустической антенны, и когда новый звук, пришедший из вечного мрака морских глубин, коснулся облепивших ее гидрофонов, один из акустиков, кровожадно ухмыльнувшись, воскликнул:

— Есть контакт!

На экране высветился сектор, в котором находился источник шума, который никак не мог иметь природное происхождение. Где-то поблизости, так же, как и сам «Гринвилл», укрываясь в естественных шумах никогда не успокаивавшегося моря, кралась другая подлодка.

— Акустик, идентифицировать контакт! — приказал командир американской подлодки, в душе ликовавший от радости.

— Контакт не соответствует ни одному «портрету» из нашей базы данных, сэр!

В памяти бортового компьютера «Гринвилла», как и любой другой субмарины, не важно, под каким флагом она бороздила морские глубины, хранились эталоны шумов субмарин потенциального противника, и то, что не удалось обнаружить совпадение, могло обозначить, что неизвестная подлодка выходит в море впервые.

— Это «Борей», — уверенно произнес командир «Гринвилла». — Это может быть только он! Убрать буксируемую антенну! Поднять скорость до восьми узлов! Курс на сближение!

Плавно втянув в прилив ангара на своем корпусе «хвост», обладавший слишком большой инерцией, чтобы оставить его при передвижении на высоких скоростях, «Гринвилл» выполнил разворот. Частота вращения гребного винта возросла. Причудливо изогнутые лопасти бесшумно врезались в спрессованную под собственным весом ледяную воду, толкая вперед семитысячетонное обтекаемое «тело» подлодки.

Гидроакустический комплекс «Иртыш-Амфора», которым оснащались российские подводные ракетоносцы последнего поколения типа «Борей», не уступал американским аналогам по своим возможностям, но непрерывная модернизация субмарин типа «Лос-Анджелес», направленная на повышение скрытности и снижение демаскирующих признаков, сделала свое дело. Расстояние между двумя подводными лодками составляло уже считанные мили, медленно, но верно сокращаясь, но акустик подлодки К-550 «Александр Невский» даже не подозревал о присутствии рядом чужака. Работавший в режиме шумопеленгования сонар исправно принимал шум волн и пение проплывавших в стороне китов, не реагируя на рукотворного морского «хищника».

Капитан первого ранга Владимир Шаров, которого последние пять суток, с той самой секунды, как его ракетоносец отошел от причала, не покидало напряжение, метался в своей каюте, похожей на железнодорожное купе, только рассчитанное на одного человека и чуть большее по размеру. Оставшись в одиночестве, опытный подводник физически ощущал тяжесть нависших над ним и его субмариной тысяч тонн ледяной воды. Шаров порой чувствовал, что вот-вот сломается под этим гнетом, не выдержит колоссальной ответственности за множество людей — не только тех, что на борту субмарины, но и других, живущих в обоих полушариях, чьи жизни он мог оборвать буквально одним движением пальца.

Наконец, не выдержав больше этой пытки тишиной, моряк вышел в узкий, освещенный неярким светом ламп коридор, что вел в помещение главного командного поста. Попадавшиеся навстречу капитану моряки приветствовали своего командира, уступая Шарову дорогу. В отсеках, где царило безмолвие, было на удивление мало народа — благодаря всестороннему внедрению автоматизации подводным ракетоносцем водоизмещением семнадцать тысяч тонн управляли всего сто семь человек, в полтора раза меньше, чем на американских ПЛАРБ класса «Огайо».

Командный пост, на который замыкалось управление всеми системами «Александра Невского», встретил капитана негромкими разговорами моряков, короткими, в два-три слова, фразами. Обслуживавшие сложнейшую «начинку» вышедшего впервые на боевую службу подводного ракетоносца моряки и сами казались хитроумными автоматами, нацеленными только на выполнение заложенных в них создателями строго определенных функций. Никто из них, уставившихся в мониторы, не шелохнулся при появлении Шарова, только старший помощник вышел ему навстречу, приложив ладонь к форменной пилотке.

— Рано вы, товарищ капитан, — чуть усмехнулся капитан второго ранга Иван Домнин, бывший командир БЧ-4 стратегического ракетоносца «Рязань». Приказ премьер-министра Самойлова, вернувший атомные подлодки в базы, спас жизнь ему и всей команде — американцы устроили беспощадную охоту на оставшиеся на боевом дежурстве русские субмарины, в первые минуты вторжения пустив их ко дну. — Еще час как моя вахта. Отдохнули бы.

— Все равно не спится, — отмахнулся Владимир Шаров. — Как тут, без происшествий?

— Все системы работают штатно.

— В такой спешке лодку достраивали, могли что-нибудь не докрутить, как обычно. Странные мы люди — в космос летаем, побывали уже на дне океана, а болта подходящего диаметра на целом заводе не найдется. И как-то еще пройдет запуск. Из пятнадцати испытательных пусков «Булавы» полностью успешными оказались только шесть.

— Вот и улучшим статистику, товарищ командир, — хмыкнул Домнин.

— Мы — щит России, но при такой надежности «главного калибра» не приведи нам Господь кого-то защищать по-настоящему.

— Справимся, — убежденно ответил старший помощник. — Вот только мне интересно, как нам дадут сигнал на запуск. На такой глубине никакая радиосвязь не действует кроме сверхнизкочастотной, а все передатчики лежат в руинах.

— Верно. Для управления ракетными подлодками стратегического назначения вдоль границ страны и даже за ее пределами, например, в Белоруссии, была создана сеть СНЧ-передатчиков, в том числе «Зевс» здесь, на Кольском полуострове, и для американцев они стали первоочередными целями. Атаки их рейнджеров или крылатых ракет превратили все станции связи в хлам, а это не радиоприемник на кухне, просто так не починить. Но, кажется, «Зевс» уже восстановили. Правда, он будет действовать только на акваторию Ледовитого океана, но, по нынешним временам, в Индийский океан мы явно не пойдем.

«Александр Невский», преследуемый бесшумно кравшейся сзади американской подлодкой, уже вышедшей на дистанцию торпедной атаки, продолжал свой путь на север, удаляясь от родных берегов и вообще от всякой обитаемой земли. А там, на суше, одновременно происходило немало событий, не просто совпавших по времени, но являвшихся звеньями одной цепи.

На военном аэродроме Кипелово, что в Вологодской области, экипаж самолета Ту-142МР, заняв свои места в просторной кабине, очередной раз проводил проверку готовности всех систем. Наконец, убедившись, что крылатая машина готова подняться в небо, командир экипажа скомандовал:

— Запуск!

Четыре турбовинтовых двигателя разом взвыли, раскручивая спаренные воздушные винты. По корпусу огромного самолета прокатилась почти неощутимая волна вибрации, словно могучий «Туполев» был живым существом, дрожа в нетерпении и ожидая, когда, наконец, его создатели позволят своему творению окунуться в волны воздушного океана, той стихии, для которой он и был рожден на стапеле авиастроительного завода. Страна, люди которой сотворили его, перестала существовать, поменяв флаг, название, забыв собственную историю, а этот самолет по-прежнему нес свою службу.

Тяга могучих НК-12МП возрастала, и вскоре пилотам уже стало невозможно удержать на месте свой рвущийся в облака самолет. Диспетчер, с вершины бетонной башни, футуристическим минаретом вознесшейся над авиабазой, видимо, проявляя сочувствие, убедился, что в небе нет больше летательных аппаратов, способных помешать «Туполеву», и приказал:

— «Орел-три», разрешаю взлет!

Ничем больше не сдерживаемый, Ту-142МР покатился по взлетной полосе, медленно разгоняясь, пока подъемная сила, наконец, не оторвала от земли его ставосьмидесятипятитонную стальную «тушу». Величаво развернувшись над летным полем, он начал набирать высоту, устремляясь на север, туда, где сейчас царил вечный день, где ярко сиявшее солнце не касалось горизонта.

Экипажу предстояло провести в воздухе целых четыре часа прежде чем впереди покажется сверкающая расплавленным серебром гладь Белого моря, встав в круг над которым, Ту-142 будет ждать очередного приказа, ради исполнения которого и поднялись в небо восемь человек. Пока же летчики, всецело доверившись автопилоту, могли расслабиться, лишь бросая ленивые взгляды на приборные панели.

«Туполев» еще только пролетал над архангельской тайгой, а кортеж главы правительства России, промчавшись по улицам Москвы, достиг штаба Ракетных войск стратегического назначения. Несколько офицеров, на плечах которых золотом сверкали погоны, встречали Валерия Лыкова у парадного входа. Вереница одинаковых, как две капли воды, «Мерседесов» остановилась, и из них высыпали одинаковые, словно братья-близнецы, крепкие мужчины, пристально смотревшие по сторонам из-под грозно сдвинутых бровей. Их ладони лежали на рукоятях оружия, автоматических пистолетов «Гюрза» и компактных пистолетов-пулеметов «Вереск». И лишь когда охрана убедилась, что непосредственной опасности нет, она позволила Валерию Лыкову покинуть уютное нутро бронированного лимузина.

Премьер-министр сделал несколько шагов вперед, и навстречу ему выступил упитанный мужчина в форме и с большими звездами на погонах. Четко отдав честь, он хорошо поставленным голосом произнес:

— Товарищ верховный главнокомандующий, рад приветствовать вас на командном пункте! Все готово, ждем только вашего приказа!

Лыков,сопровождаемый целым шлейфом офицеров в звании не ниже полковника, прошел внутрь. Его путь лежал под землю, на глубину десятков метров, в просторный, ярко освещенный зал. Он ничего не имел общего внешне с бункерами, показанными в кино, но это был именно бункер, защищенный от любого воздействия извне, в том числе, по расчетам инженеров, и от ядерного взрыва средней мощности. Десятки операторов застыли перед компьютерами, а на огромной, во всю стену, электронной карте страны таинственно перемигивались символы, понятные лишь посвященным.

Генерал-майор Злобин, командующий стратегическими силами России, только что не пускался в пляс, поясняя происходящее Лыкову, смотревшему по сторонам без видимого интереса. В голосе командующего ракетными войсками и во всем его поведении сквозила вина, вина за то, что в тот момент, ради которого создавались эти войска, они так и не смогли защитить свою страну.

— Межконтинентальные баллистические ракеты постоянно находятся в боевой готовности, — пояснял Злобин. — Сейчас в строю сорок пять мобильных ракетных комплексов «Тополь-М» и шесть новейших РС-24 «Ярс». Мы отсюда отслеживаем положение каждой пусковой установки и можем в любой момент отдать приказ на запуск.

— Маловато их, чтобы устроить конец света в планетарных масштабах, — глухо буркнул Валерий Лыков, едва сдерживаясь, чтобы закричать от внезапно сдавившего голову спазма. Казалось, вот-вот лопнут все до единого сосуды, забрызгав кровью всех, стоящих рядом людей. Череп был словно зажат в тисках, и министру с большим трудом удавалось понимать, что ему говорят, произнося к тому же что-то осмысленное в ответ. — Вот в былые времена ракет были сотни, и тогда все мы знали — враг не пройдет!

— Ракет мало, чтобы превратить мир в пустыню, но достаточно, чтобы кое-кто за океаном почаще задумывался о бренности бытия, товарищ верховный главнокомандующий. Все наши комплексы дислоцируются на востоке европейской части страны и на Южном Урале. Мы многое сделали, чтобы обезопасить их. Для авиации противника и его крылатых «Томагавков» этот регион практически недосягаем, а диверсионные группы в тамошних лесах просто заблудятся и сгинут без следа, тем более, охрану стартовых позиций несут две полнокровные дивизии. Ракеты наземного базирования — основа огневой мощи РВСН. Нам оперативно подчинены подводные лодки и стратегические бомбардировщики, но первых всего две в строю, а вторые в современной войне едва ли могут применяться по первоначальному назначению. Во всяком случае, американцы используют свои «стратеги» как носители неядерного оружия, в том числе высокоточного.

— Не спешите хоронить наших «медведей» и «белых лебедей», — покачал головой Лыков. — Любой носитель ядерного оружия сейчас на вес золота, даже дороже. Да, стократ дороже. Лишь осознание того, что наши боеголовки могут обрушиться на американские города, сдерживает янки. Они фактически проиграли нам войну, и это поражение увидел весь мир, а с таким позором Америка никогда не смирится. Но сколько бы у нас ни было ракет, пятьдесят, пятьсот или пять тысяч, они — просто металлолом, если нет налаженной системы связи и управления.

— Связь с наземными комплексами не представляет проблемы и поддерживается постоянно. Но подводные лодки, выходя в море, фактически перемещаются в другое измерение. Для того чтобы передать на их борт приказ о запуске, используется радиосвязь на сверхдлинных волнах. Наземные центры связи выведены из строя, и для управления подводными ракетоносцами используются самолеты-ретрансляторы. Один из них сейчас занял позицию над южным побережьем Кольского полуострова и готов передать наши указания на борт «Александра Невского».

— Самолет слишком уязвим, генерал. Его можно сбить, он просто может упасть из-за неисправности, и тогда ракеты не взлетят, а противник выиграет время, чтобы найти наши субмарины и потопить их.

— Пока это единственный способ, — развел руками Злобин. — Как только будет восстановлен хотя бы центр сверхдлинноволновой связи, летающие ретрансляторы не понадобятся.

— Что ж, проверим вашу систему в действии!

Несколько десятков человек, разделенные тысячами километров, действовали как одно целое, идеальный механизм. Находившийся в подземном командном центре в Москве дежурный офицер передал приказ, и короткая радиограмма умчалась за горизонт, достигнув неторопливо кружившего над морскими волнами Ту-142МР. За его хвостом начала разматываться антенна сверхдлинноволновой радиостанции «Фрегат», основы бортового оборудования. Стальной трос длиной восемь с половиной километров провис под собственным весом почти до гребней волн, туго натянувшись, словно струна.

Короткий импульс, всего несколько символов, закодированных морзянкой, ушел под воду, на глубине ста метров достигнув стратегического подводного ракетоносца «Александр Невский». Оператор бортового комплекса связи «Молния-М», объединявшего спутниковую связь и обычную радиосвязь во всех возможных диапазонах, четко доложил капитану Шарову:

— Получен приказ на всплытия для экстренного сеанса связи!

— Продуть балласт! Подвсплыть до двадцати метров, — немедленно распорядился командир подводного крейсера, и негромко, так, что слышал только сам себя, добавил: — Вот и началось!

Избавляясь от части воды, заполнившей балластные цистерны, «Борей» начал подниматься вверх, и к поверхности, подернутой волнами, устремился радиобуй, связанный с остававшейся под водой субмариной прочной пуповиной кабеля. Связь на сверхдлинных волнах, проникавших в водную толщу, была слишком медленной, чтобы передавать содержательные радиограммы, но теперь с ракетоносцем можно было вести переговоры в более высоком темпе во всех остальных диапазонах радиочастот.

На борту ударной подлодки «Гринвилл», что следовала за «Александром Невским», точно на привязи, акустик удивленно воскликнул:

— Кэптен, сэр, русская подлодка начала всплытие!

— Продолжать слежение! Держать русского на прицеле!

— Сэр, одно ваше слово — и наши торпеды вспорют его брюхо, — солидно произнес офицер-торпедист.

Еще одна радиограмма, на этот раз на коротких волнах, ушла с кружащего над морскими просторами Ту-142МР и была принята на борту «Борея». На расшифровку ушло полторы минуты, после чего Владимир Шаров громко, чеканя каждое слово, произнес в окутавшей главный командный пост звенящей тишине:

— Получен приказ на запуск! БЧ-2, доложить о готовности!

— Все ракеты к старту готовы, — четко отрапортовал командир ракетной боевой части.

На то, чтобы вернуться в каюту, открыть встроенный сейф и достать нужный конверт, у Шарова ушло чуть больше шести минут. Хрустнули печати, с треском порвалась плотная бумага, и, достав вложенный внутрь листок, капитан первого ранга приказал:

— Первая, товсь! Ввести координаты цели!

Пробудилась одна из ракет, мирно дремавших в своих шахтах позади ограждения рубки. Пальцы оператора порхали над консолью, загружая в инерциальную систему наведения баллистической ракеты «Булава» полетное задание. Завершив свою работу, подводник обернулся к стоявшему за его спиной капитану, доложив:

— Координаты цели введены! Готов к запуску!

Отыскав взглядом старшего помощника, Шаров произнес:

— Приготовились, Иван Борисович?

Домнин молча вытащил из-за пазухи небольшой плоский ключ на тонкой стальной цепочке, занявший на груди моряка место православного нательного крестика. Да для моряка он и был высшей ценностью, настоящей святыней, ключ от Апокалипсиса, открывавший врата ядерного кошмара. Шаров, достав брата-близнеца этого ключа, шагнул к панели управления.

— Одновременно, на счет три! Раз… Два… Три!

Разом ключи скользнули в прорези, повернувшись на четверть оборота. Через мгновение отошла в сторону крышка ракетной шахты, обнажая транспортно-пусковой контейнер, в который была герметично упакована ракета, защищенная там от любого влияния извне. Этот звук хорошо различил акустик «Гринвила», и командир американской подлодки, получив его доклад, насторожился:

— Это может быть реальный пуск!

— Сэр, русский ракетоносец вышел на испытания, — попытался успокоить капитана старший помощник. — Это просто учения!

— Я не собираюсь гадать, в то время как русские ракеты испепелят Нью-Йорк или ваш родной Чикаго. Уничтожить их! Торпедные аппараты — пли!

Крышки торпедных труб американской субмарины отодвинулись, открывая скругленные рыла тяжелых торпед «Марк-48». Каждая из них несла в своем веретенообразном корпусе заряд мощной взрывчатки весом триста пятьдесят килограммов, более чем достаточно для находящейся на глубине подводной лодки. В этот момент акустик многоцелевой подводной лодки К-534 «Нижний Новгород», зафиксировав новый звук, порожденный морской пучиной, безошибочно определил его, доложив своему командиру:

— Противник открыл наружные крышки торпедных аппаратов!

Капитан «Гринвилла», увлекшись преследованием русского «Борея», не знал до последней секунды, что сам оказался в прицеле противника. Субмарины типа «Кондор» проекта 945А, к которому принадлежал и «Нижний Новгород», не зря считались самыми скрытными во всем российской подводном флоте. Стоило только американской подлодке сблизиться с ракетоносцем на несколько миль, слабый, едва ли не тише естественного «голоса» моря, шум его винтов уловили антенны гидроакустического комплекса «Скат-КС» русской субмарины-«охотника».

— Подводная цель по пеленгу двести тридцать, — доложил акустик капитану второго ранга Попову, который при этих словах мало что не подпрыгнул на месте. — Американская АПЛ типа «Лос-Анджелес», товарищ командир! Они в кильватере у «Невского»!

— Сукины дети! Как они посмели сюда заплыть?!

В первые мгновения Попов ощутил гнев, но тотчас на смену этому яркому, сильному чувству пришел стыд. Его задачей в этом походе было прикрытие новейшего ракетоносца, и вот противник смог обхитрить русских моряков, подобравшись вплотную к охраняемому «Борею». Американцы уже могли торпедировать ракетоносец, и он, капитан российского флота, командовавший одной из самых боеспособных русских атомных субмарин, еще остававшихся в строю, не смог бы помешать противнику сделать это.

Изменив курс, «Нижний Новгород» начал сближение с вражеской субмариной. Три субмарины, бесшумные тени, плывущие над вздыбившимся хребтами морским дном в вечном мраке, замерли в вершинах неравностороннего треугольника. Это походило на схватку чудовищно сильных, но при этом абсолютно слепых да еще вдобавок и слабо слышащих бойцов. Сонары и русского «кондора», и американского «лос-анджелеса» работали в пассивном режиме, и Попову неизвестно было даже расстояние, отделявшее его от противника.

Не единожды такие встречи, происходившие в разных уголках бескрайнего океана, заканчивались неумышленными таранами, и, возвращаясь в базы, субмарины приносили из глубины царапины на обшивке, вмятины от мощных ударов, а иногда и более весомые «трофеи» вроде фрагментов обшивки корпуса или ограждения рубки чужого атомохода. Но русский капитан верил, что титановая «шкура» его субмарины, по-настоящему уникальной, выдержит даже лобовой удар, как в свое время выдержал такое столкновение «Краб», субмарина предыдущей серии. А вот американская подлодка «Батон-Руж» после столь тесного «знакомства» была отправлена на слом, чудом доковыляв до ближайшего порта. Так и теперь, если американцу не посчастливится оказаться на пути «Нижнего Новгорода», удар титанового молота весом десять тысяч четыреста тонн, а ровно столько составляло подводное водоизмещение русской подводной лодки, расколет его корпус, как яичную скорлупу. И все же в распоряжении капитана второго ранга Попова было нечто более смертоносное, чем таранный удар, и потому он скомандовал:

— Торпедные аппараты товсь!

Батарея из шести торпедных труб калибра 533 миллиметра, расположенных в носовой части субмарины, была уже готова к бою. В четырех из них лежали тяжелые торпеды, а еще два аппарата занимали противолодочные ракеты «Водопад».

— Можем столкнуться, — заметил с опаской старший помощник, находившийся в рубке «Нижнего Новгорода».

Попов лишь усмехнулся в ответ, хотя смех и казался слишком напряженным:

— Носорог близорук, но при весе в две тонны это не его проблемы!

В этот момент акустик «Нижнего Новгорода» и уловил звук, который мог означать только одно — крышки торпедных аппаратов вражеской подлодки открылись, и в любой момент ее торпеды могут устремиться к цели. Услышав это, капитан второго ранга Попов, вздрогнув, словно от удара, почти закричал:

— Уничтожить подлодку противника!

— Товарищ командир, нельзя! — старший помощник, подскочил, точно ужаленный. — Они в нейтральных водах, никому не угрожают! Мы развяжем новую войну!

— Они изготовили к бою торпеды, и я не сомневаюсь, кто станет целью атаки! Мне плевать на все последствия, кроме одного. Мы вышли в море, чтобы сто наших парней на борту «Александра Невского» вернулись живыми и невредимыми домой, и ради того, чтобы защитить их, я готов нарушить любые нормы международного права! Я не собираюсь потом сожалеть, что из-за дурацкой осторожности погибли люди, наши, российские моряки, которые до последнего верили, что раз мы рядом, им нечего бояться!

Обернувшись к застывшему над пультом командиру торпедной боевой части, Попов рявкнул так, что, пожалуй, его могли услышать и на борту находившейся совсем близко американской субмарины:

— Первый и второй торпедные аппараты — пли!

— Есть!

Две универсальные самонаводящиеся торпеды УСЭТ-80К, выброшенные из торпедных труб сжатым воздухом, отделились от массивного «тела» «Нижнего Новгорода». Акустические системы наведения почти мгновенно захватили цель, и приводимые в движение электродвигателями торпеды на скорости сорок пять узлов ринулись к находившейся в этот момент в трех милях субмарине «Гринвилл».

Акустик американской подлодки обнаружил опасность слишком поздно. Сонар по-прежнему действовал в пассивном режиме, чтобы не выдать присутствие «лос-анджелеса» противнику, а русские торпеды оказались достаточно тихими, чтобы преодолеть значительную часть дистанции до цели, и лишь тогда быть услышанными.

В душном отсеке «Гринвилла» закричал услышавший рев винтов приближающихся торпед акустик. Он ощутил на своей щеке ледяное дыхание смерти. Этот моряк, несмотря на молодость, мог назвать себя ветераном — подлодка тоже успела поучаствовать в избиении русских, выпустив по безликим целям дюжину крылатых ракет «Томагавк». Другие сходились лицом к лицу с успевшими покинуть свои базы русскими «Викторами» и «Акулами», другие шли на дно, захлебываясь в ледяной воде, заливавшей отсеки. Но враг тоже нес потери, для него намного более чувствительные, а те подлодки и корабли русских, что пережили короткую войну, уничтожили их же создатели по приказу оккупационного командования. Казалось, океан отныне принадлежит Америке, и молодой энсин искренне верил в это до той самой секунды, пока из сумрака глубины не вырвались голодными демонами вражеские торпеды.

Командир «Гринвилла» тоже ощутил страх, но он дольше всех находящихся рядом провел времени под водой, научившись владеть собой. Противник подловил их, почти не оставив времени, чтобы сделать хоть что-то. Почти — за те десятки секунд, что требовались торпедам, дабы пройти оставшийся отрезок дистанции, американский капитан успел сделать немало.

— Выпустить ложные цели! — Скороговоркой приказал моряк, на которого с надеждой смотрели десятки пар наполненных растерянностью и испугом глаз. — Мощность реактора — на максимум! Самый полный ход!

Атакованная подлодка могла попытаться обмануть торпеды и могла попытаться убежать от них, и американский капитан использовал обе возможности. Во все стороны брызнули акустические имитаторы, своим шумом маскируя шум самой субмарины. Но головки самонаведения русских УСЭТ-80 мертвой хваткой вцепились в «Гринвилл». Американская подлодка начала разгоняться, набирая максимальную скорость в попытке отовраться от русских торпед. Но, чтобы ускориться до тридцати двух узлов, а большее ее механизмы выдать были неспособны, требовалось хотя бы несколько минут, гораздо больше, чем понадобилось торпедам, чтобы достигнуть цели.

Одна за другой, УСЭТ-80К гигантскими черными копьями вонзились в стальную «шкуру» вражеской подводной лодки. Взрывы трехсоткилограммовых боевых частей разорвали обшивку, и в отсеки хлынула под колоссальным давлением вода, вминая внутрь рваные края пробоин. Ледяной поток, заполняя пустоты, вминал в переборки людей, перемалывая в их телах все косточки.

От удара лопнули трубы обоих контуров ядерного реактора, выпуская наружу напитанную радиацией воду и не менее радиоактивный пар, но в последний миг старший механик успел активировать защиту, и графитовые стержни пронзили насквозь активную зону реактора, не позволив ему стать атомной бомбой чудовищной силы. Однако это лишило агонизирующую субмарину необходимой для борьбы за живучесть энергии, и хотя через мгновение питание восстановилось за счет аккумуляторов, этого хватило, чтобы люди, бросившие вызов глубине, проиграли. Кто-то на борту американской подводной лодки, отгородившись герметичными переборками, еще пытался бороться за жизнь, надеясь на спасение, но «Гринвилл» уже коснулся дна, превратившись в фантастический стальной утес.

На мостике «Нижнего Новгорода» кто-то шепотом молился, кто-то с преувеличенным восторгом хлопал товарищей по плечам, празднуя победу, и лишь капитан Попов оставался спокоен и невозмутим, слушая доносившийся из динамиков хруст металла, сминаемого под весом тысяч тонн соленой морской воды. А в главном командном посту стратегического ракетоносца «Александр Невский» Владимир Шаров четко произнес в эту секунду единственное слово:

— Пуск!

На борту «Борея» замкнулась электрическая цепь, спровоцировав ряд событий, слившихся воедино, настолько стремительно они происходили, сменяя друг друга. Стартовый двигатель баллистической ракеты «Булава» 3М30 развил максимальную тягу, выбрасывая ее вертикально вверх. Головной обтекатель разорвал мембрану транспортно-пускового контейнера. Вытолкнутая из шахты номер один ракета прошила двадцатиметровую толщу воды, отделявшую субмарину от поверхности Баренцева моря. Волны взорвались, взметнулись гигантским султаном на десятки метров вверх, и оттуда, из столба пара и водяных брызг, взвилось в небо обтекаемое хищное тело.

— Пуск произведен, — доложил командир ракетной боевой части Шарову, и оба, тщательно скрывая это, с облегчением выдохнули. — Ракета вышла из шахты! Нештатных ситуаций нет!

— Принять балласт! Погружение сто!

Полегчавшая, избавившись от части своего груза, подлодка начала всплывать, приближаясь к поверхности, и этот порыв был немедленно парирован заполнившей балластные цистерны забортной водой. Под ее тяжестью «Александр Невский» ушел на глубину, а над волнами тянулся к небу дымный столб. Твердотопливный двигатель первой ступени баллистической ракеты «Булава» тянул ее ввысь, туда, где земная атмосфера переходит в безвоздушное космическое пространство. В прочем, достичь манящих своим холодным сиянием звезд ей так и не удалось — сила земного притяжения оказалась выше тяги ракетных двигателей. Поднявшись над поверхностью планеты на несколько сотен верст, «Булава», теряя одну за другой отработавшие ступени, начала отклоняться вниз, будто скатываясь по невидимой гигантской горке.

Стартовавшая из-под воды баллистическая ракета была обнаружена в течение минуты после запуска. Первым сигнал передал американский спутник системы предупреждения о ракетном нападении IMEWS, висевший на геостационарной орбите над восточным полушарием. Его сенсоры зафиксировали «факел» работающего ракетного двигателя через сорок шесть секунд после того, как она вырвалась из морской пучины.

Информации о запуске понадобилось еще чуть менее минуты, чтобы достичь штаба системы противовоздушной обороны НОРАД. Несколько десятков офицеров ВВС дежурной смены, находившиеся на командном пункте на авиабазе Петерсон в штате Колорадо, словно ощутили удар электрическим током. Но времени на растерянность и прочие чувства у них не было.

— Ракетный пуск из акватории Баренцева моря!

— Рассчитать вероятную траекторию!

— Это русские, они предупреждали об испытательном пуске, сэр!

Полковник Мардукас, человек, в эти самые минуты единолично отвечавший за оборону североамериканского континента от любой воздушной угрозы чуть расслабился, услышав доклад одного из своих офицеров. Правилами хорошего тона между ядерными державами стало предупреждать друг друга о ракетных запусках заранее — оплошность или заминка могли обойтись очень дорого, в миллионы человеческих жизней, особенно в тот период, когда по обе стороны Атлантики пальцы постоянно держали на спусковых крючках.

Поднимаясь все выше к звездам, ракета показалась над линией радиогоризонта, появившись на экранах радара дальнего обнаружения AN/FPS-132 американской системы противоракетной обороны, расположенного на военной базе Файлингдейлс в Великобритании. Луч локатора нащупал стремительно перемещающуюся цель на самом пределе дальности, вернувшись на полотнище фазированной антенной решетки и превратившись в четкую отметку на экране, которая привела несколько десятков операторов в крайне нервозное состояние.

Бортовой многофункциональный радар SPY-1D эсминца ВМС США «Пол Гамильтон», одного из нескольких кораблей типа «Арли Берк», сопровождавших в водах Норвежского моря американский авианосец, обладал меньшей дальностью действия, и на борту миноносца боевую тревогу объявили позже, чем на далекой суше. Полторы дюжины противоракет RIM-161 «Стандарт-3» были готовы к немедленному запуску, если окажется, что ракета приближается к ордеру, движущемуся малым ходом на юг.

Для того чтобы вычертить траекторию полета русской ракеты, наблюдение за которой с земли и из космоса велось уже непрерывно, потребовалось еще чуть больше двух минут. И все это время расчеты межконтинентальных баллистических ракет «Минитмен-3», укрытых в скалах штата Северная Дакота в нетерпении ждали команды на запуск.

— Направление полета — юг, — доложил, наконец, один из заместителей Мардукаса, дождавшись, когда мощнейший суперкомпьютер произведет необходимые вычисления. — Цель — бассейн Каспийского моря!

— Отмена тревоги!

Уже без такого напряжения за полетом ракеты продолжали наблюдать, отслеживая ее с орбиты и с земли. И точно так же «вели» достигшую наивысшей точки траектории «Булаву» и операторы русских РЛС, регулярно посылая доклады в штаб РВСН, где посреди суетящихся и разговаривающих разом в десяток голосов офицеров-ракетчиков ожившей скалой возвышался Валерий Лыков.

— Первая ступень отошла! Полет штатный!

— Отделение второй ступени!

— Есть разведение боевых частей!

«Булава» на несколько мгновений вынырнула из окутавшего планету воздушного океана. Этих секунд хватило, чтобы бортовая система управления провела астрокоррекцию, сориентировав ракету по сиянию далеких звезд, пребывавших в вечной неподвижности. И вот уже отскочил в сторону головной обтекатель, больше не нужный в безвоздушном пространстве, и вниз, к подернутой облачной дымкой поверхности, брызнули стальные капли боеголовок.

Шесть боевых частей, наводившихся каждая на свою цель, устремились к земле, прошивая облака, будто гигантские пули. Войдя в приземные плотные слои атмосферы, боеголовки раскалились докрасна, превратившись в рукотворные метеориты. Небо расчертили белые полосы, отмечавшие их траекторию, и немногочисленные случайные свидетели, догадавшиеся в эти секунды поднять головы вверх, застыли, завороженные странным зрелищем.

А на полигоне Ашулук в Астраханской области несколько десятков человек в военной форме, не обращая внимания на пропитавший ткань пот, тоже смотрели в небо, но они, в отличие от прочих зевак, не могли позволить себе расслабиться. Первыми о приближении боеголовок сообщили радиометристы, когда появившиеся из поднебесья «снаряды» пересекли очерчивавший круги над полигоном луч РЛС. В это время беспилотный самолет-разведчик «Пчела-1Т» уже находился в воздухе, кружа над степью, посреди которой, отделенные друг от друга несколькими километрами пустого пространства, возвышались бетонные коробки, служившие мишенями для ракетного удара.

На командном пункте РВСН в Подмосковье один из больших экранов продемонстрировал панораму астраханской степи, и генерал Злобин пояснил по-прежнему хмурому Лыкову:

— Мы получаем «картинку» с задержкой в несколько минут. Спутниковая связь отсутствует, передача идет по радио.

Все произошло неожиданно, уложившись в едва уловимые доли секунды. Что-то стремительно промелькнуло в объективе летевшего на высоте чуть меньше километра беспилотника, и вот уже один из бетонных кубов рассыпается на множество крохотных осколков, а рядом с соседним возникает глубокая воронка, и видно, как ходит ходуном земля от чудовищных ударов, обрушившихся на нее из космического пространства.

— Ну, вот, будь боеголовки начинены не чугуном, а ураном-235, ударную волну уже ощутили бы в Астрахани, — с явным удовлетворением произнес Злобин. — Те немногие, кто смог бы что-то воспринимать с выжженными световой вспышкой до самого мозга глазами.

Офицер, принимавший данные с полигона по телеметрии, был более сдержан, безо всяких эмоций доложив:

— Два прямых попадания. Максимальное отклонение остальных БЧ от цели — сто семьдесят метров. И еще одна отклонилась к югу на несколько десятков километров, упав в воды Каспия.

— Отклонение сто семьдесят метров — это приемлемо, — хмыкнул командующий РВСН. — Эквивалент каждой боеголовки — сто пятьдесят тысяч тонн тротила. Все в радиусе полукилометра будет превращено в тончайшую пыль.

— Что ж, — Валерий Лыков поднялся, одернув пиджак, сморщившийся складками на животе. — Я доволен. Наши ракетные войска и подводный флот подтвердили свою боеспособность. Армия и флот по-прежнему остаются единственными и самыми преданными союзниками России. Товарищи офицеры, я благодарю всех вас за службу! Вы продемонстрировали настоящий профессионализм и слаженность работы!

— Служим России! — грянуло в ответ, и Лыков, чуть заметно скривившись — головная боль накатила с возросшей силой — покинул командный пункт.

Премьер-министр, все так же окруженный плотно сомкнутым кольцом телохранителей, уже добрался до своего бронированного «Мерседеса», наследия прежнего президента, когда неожиданно подскочил отвечавший за связь офицер с трубкой радиотелефона:

— Командующий Северным флотом адмирал Колгуев!

Поднеся к уху динамик, Лыков несколько минут молча слушал, затем, нажав отбой, выругался, заставив уважительно взглянуть на себя бойцов из охраны, и, наконец, выпустив пар, приказал:

— Собрать Совет безопасности! Всех немедленно в Кремль! Из-под земли достать, но чтоб в течение двух часов были на месте!

Члены Совбеза, те немногие, кому Лыков мог доверить, на чью помощь словом и делом он мог рассчитывать, конечно, не смогли явиться в указанный срок. Кто-то, как, например, министр энергетики Вадим Захаров, контролировавший строительство нового нефтепровода на границе с Китаем, или только вылетевший из Шереметьево в Иран для ведения переговоров Иван Слюсаренко, возглавивший почти уничтоженные спецслужбы, находился на самом краю страны, но большинство, пускай и с опозданием, все же прибыли в Кремль.

Глава правительства, старым матерым медведем ворочаясь во главе длинного стола, такого же монументального, как сами кремлевские стены, кивком приветствовал проходивших в зал заседаний соратников. Ринат Сейфуллин, бывший нефтяной магнат, жесткий делец, расчетливый, способный просчитывать последствия любого поступка на несколько ходов вперед — и оценивать его с точностью до копейки. Он лишился сперва бизнеса, «отжатого» американской корпорацией в лучших традициях приснопамятной отечественной братвы, а затем и всей семьи, погибшей под руинами загородного особняка, на который рухнул американский военный самолет, атаковавший Москву. С недавних пор Сейфуллин отвечал за промышленность страны и экономику в целом, успев, впрочем, проявить и талант стратега. Отчаянный, на грани безумия, штурм захваченного японцами Сахалина, не позволивший противнику установить полную блокаду Дальнего Востока, был предложен именно им в те дни, когда раздавленная оккупацией страна еще лежала в руинах, когда не было даже намека на армию.

Прямо напротив Сейфуллина, словно для создания полного контраста, расположился генерал Сергей Буров. Командующий войсковой группировкой в Чечне был одним из первых, кто встретился с вероломно напавшим врагом лицом к лицу, сражаясь до последнего. И он же был тем, без кого невозможно представить победу. Признав поражение, он все же вернулся в строй, фактически возглавив сопротивление.

Благодаря тактическому гению нынешнего министра обороны и личному мужеству генерала, с оружием в руках вставшего на пути врага, партизаны смогли оборонять Нижнеуральск достаточно долго, чтобы название ничем не примечательного городка в российской глуши разошлось по всему миру, а пример его защитников побудил тысячи русских людей взять в руки оружие, на деле выказав свой протест оккупации. И теперь старый служака, на груди которого блестела в ряду других орденов и медалей звезда Героя, оплаченная собственной кровью, возглавил воссозданные вооруженные силы страны. Новый министр обороны России являл собой внешне полную противоположность Сейфуллину. Но на самом деле эти двое работали в тесной связке — армия ничто, если замрут десятки заводов по всей стране, дающие оружие, лучшее, самое совершенное, начиная от автоматов и вплоть до зенитных ракет и сверхзвуковых истребителей. А благодаря усилиям бывшего олигарха объемы производства медленно, но верно росли, вселяя надежду.

В отличие от своих коллег, Вадим Фалев до последнего не имел отношения к партизанам. Возглавив министерство внутренних дел при оккупантах, он не покинул свой пост и сейчас, продолжая служить России. Не раз кое-кто за глаза называл его коллаборационистом и «полицаем», но Лыков в своего давнего приятеля верил, предоставив ему свободу действий и пока не желал об этом решении.

Настороженно поглядывая на хмурого, насупившегося и побагровевшего главу Правительства, члены Совбеза, оторванные от каждодневной рутины, рассаживались под мраморными сводами старинного зала, со стен которого сверкала позолота. А Лыков рассеяно хлопал себя по карманам, пытаясь вспомнить, куда же засунул упаковку таблеток аспирина. Наконец, убедившись, что собрались все, на чье присутствие стоило рассчитывать в принципе, глава правительства сообщил:

— Господа, с севера приходят тревожные новости. Командующий Северным флотом несколько часов назад доложил, что неопознанной подводной лодкой, предположительно американской, в российских территориальных водах был торпедирован малый противолодочный корабль. Корабль затонул, есть погибшие и пропавшие без вести среди команды. А получасом позднее одна из атомных подлодок, находящихся на боевом дежурстве, обнаружила и уничтожила американскую ударную субмарину класса «Лос-Анджелес». Вражеская подводная лодка затонула примерно в сорока милях к юго-западу от побережья Новой Земли со всем экипажем.

Несколько секунд в зале царило молчание, а затем присутствующие разом в несколько голосов начали говорить:

— Это объявление войны!

— Капитана — на берег и под трибунал!

— Провокация!

— Господа! — Без особого труда Лыков перекричал возмущенных членов правительства. — Господа, командир АПЛ «Нижний Новгород» выполнил приказ, и только. Американская подлодка осуществляла слежение за вышедшим для участия в маневрах флота подводным ракетоносцем «Александр Невский», и, по имеющимся данным, готовилась провести торпедную атаку. Наши подводники просто действовали на упреждение, промедли они — и на дне сейчас лежали бы не американцы, а сотня русских моряков.

— Уничтожение американской подлодки может стать поводом для Вашингтона нанести новый удар по нашей территории, — пророкотал генерал Буров. — В Норвежском море курсирует их атомный авианосец с внушительным эскортом, а это полсотни самолетов и не меньшее число ракет «Томагавк», сбивать которые нам будет особо нечем. Или они начнут охоту за нашим кораблями и подлодками, находящимися в открытом море, со вполне предсказуемым исходом такой схватки.

— Такая угроза реальна, — согласился Валерий Лыков. — Поэтому адмирал Колгуев уже приказал всем возвращаться в базы, приведя в готовность силы противовоздушной обороны флота. В море нам пока с американцами не тягаться, но, может, отсидимся на берегу. Горько сознавать свою слабость, господа, но уж лучше быть живым реалистом, чем мертвецом.

— А сами американцы, они об этом знают? — Уточнил Сейфулин. — Как они реагируют? Ультиматум или что?

— То-то и оно, что молчат. Но наверняка уже знают, не могут не знать.

— Тогда я предложил бы пока и нам не делать громких заявлений. Американцы, по сути, сами нарвались. Их целью был «Александр Невский», одна из двух ракетных подлодок, находящихся в боевой готовности, и они бы, конечно, уничтожили «Борей» — это стоит любых норм международного права, которое, в прочем, сами же американцы и пишут. И охрану наших подлодок нужно усилить. То, что не удалось им в море, янки могут повторить, когда «Александр Невский» вернется на базу.

— Что вы подразумеваете? — уточнил Лыков, с пониманием взглянув на Сейфуллина.

— Все, что угодно, от постановки минных заграждений с какого-нибудь недобитого «Лос-Анджелеса» у наших берегов, до ракетно-бомбового удара палубной авиации. В отличие от ракет наземного базирования, подлодки-ракетоносцы уцелеют даже в случае, если американцы смогут внезапно нанести первый удар своим ядерным оружием. Уцелеют — и ударят в ответ, сжигая вражеские города с миллионами их жителей. Изоляция или даже гибель кого угодно из высших должностных лиц страны, как это получилось с покойным президентом Швецовым, ничего не изменит — второй раз на те же грабли мы не наступим, ведь теперь решение о запуске принимает лично командир подлодки. Только тот факт, что мы вновь привели ядерное оружие в боевую готовность, удерживает врага от новой агрессии. Потопленная подлодка — ерунда, мелочи, у американцев еще полсотни «Лос-Анджелесов», с десяток новых ударных атомоходов типа «Вирджиния» и еще три «Си Вульф», которые тоже кое-что могут. И вся эта армада может заявиться в Баренцево море в любой момент, начав охоту на наши «Бореи».

Лыков спокойно кивнул, произнеся:

— Все верно, угроза есть. Места базирования подводных лодок мы прикроем всеми силами с земли, с воды и с воздуха. Оборона Москвы сейчас не так важна, так что как можно больше дивизионов ЗРК нужно перебросить на Север — и немедленно. Шумиху по поводу шастающих у наших берегов чужих субмарин пока поднимать тоже не станем, подождем реакции наших заокеанских «друзей».

— Но нельзя же просто молчать, — возмутился Фалев. — Это прямая угроза нашей безопасности!

Валерий Лыков смерил главу МВД насмешливым взглядом:

— А что делать? Жаловаться в ООН? Так нашу страну из этой почтенной организации де-факто исключили. Устроить митинг на Красной площади? — Премьер-министр с сарказмом рассмеялся, словно только что сказал нечто забавное. — Хватит мыслить прежними категориями. Времена, когда действовали хоть какие-то правила, ушли, и, скорее всего, без возврата. Сотрясать воздух, грозно надувая щеки и размахивая кулаками глупо, к тому же мы янки и так наказали боле чем чувствительно. Они впредь будут считаться с нами, нашим флотом. Но, в прочем, кое-что сделать мы все-таки можем. Я до последнего надеялся, что настолько далеко дело не зайдет, но вижу, что иначе нельзя.

Валерий Лыков говорил, и его слова гремели набатом в полнейшей тишине, которой наполнился просторный зал. Члены Совета безопасности слушали, кто-то с сомнением хмурился, иные, и их было заметно больше, одобрительно кивали, но, когда глава правительства умолк, никто не посмел выступить с возражениями.

В своих догадках насчет осведомленности американцев о событиях в Баренцевом море глава российского правительства, разумеется, был прав. Информация, собираемая по всем легальным и нелегальным каналам, поступала человеку, стоявшему во главе Соединенных Штатов Америки с завидной регулярностью, позволяя тому принимать осмысленные решения. В прочем, американские лидеры далеко не всегда пользовались такой возможностью. Но вице-президент Ричард Сноу, принявший на себя все бремя власти после кончины Джозефа Мердока, возглавивший страну в тяжелый для нее и всего цивилизованного мира период, искренне верил, что он будет действовать только во благо своего народа.

В те самые минуты, когда в Москве начиналось непредвиденное совещание правительства, временный глава США находился в комфортабельном салоне президентского самолета VC-25, знаменитого «борта номер один», уже заходившего на посадку в аэропорту Сан-Франциско. Из иллюминатора летевшего на небольшой высоте тяжеловесного «Боинга» открывался отличный вид на ночной город. Сияли мириадами огней взметнувшиеся к небу башни небоскребов, рукотворной радугой вспыхивали вывески, мчались по широким хайвеям огненным потоком тысячи авто. Но в какой-то миг все будто отрезало, и на фоне ярко светящегося всеми мыслимыми цветами многомиллионного города резало глаз абсолютно черное пятно.

Круг выжженной, до сих пор покрытой толстым слоем пепла земли отмечал то место, где несколько месяцев назад безумные русские фанатики-террористы привели в действие ядерный заряд. Его обрамляли ряды погруженных во мрак небоскребов, давно оставленных своими обитателями, спасавшимися от радиации, которой напиталось все в округе — камень, асфальт, сама земля. Мертвая земля, «темная территория», находиться на которой было смертельно опасно. В прочем, смельчаков или просто тех, кого гнало навстречу опасности отчаяние, хватало. Хотя с высоты полета «борта номер один» Ричард Сноу и не могу увидеть этого, по пустым улицам, среди брошенных автомобилей бродили одинокие тени, в темных углах кто-то жег костры в мусорных баках. Жизнь, пусть уродливая, чудовищно исковерканная, упорно прокладывала себе дорогу даже в эпицентре атомного взрыва.

Здания, зиявшие пустыми оконными проемами, были подобны колоссальному монументу десяткам тысяч американцев, умерших в атомном пламени. И, погибнув мгновенно, те, пожалуй, легко отделались — многие из уцелевших каким-то чудом при взрыве, еще ждали неизбежной смерти сейчас, терзаемые лучевой болезнью, и все усилия медиков приводили, по большему счету, лишь к продлению агонии. Они были принесены в жертву войне, начатой непонятно кем и неясно, ради какой цели, и, глядя на этот жуткий памятник высокомерию собственной страны, Ричард Сноу мысленно поклялся себе, что никогда не позволит повториться катастрофе.

— Сэр, — дверь каюты, роскошью не уступавшей лучшему номер «люкс» нью-йоркского отеля «Плаза», приоткрылась, выпустив внутрь офицера в военно-морской форме, одного из тех, через кого глава государства мог управлять всей чудовищной махиной вооруженных сил США буквально из любой точки планеты. — Сэр, штаб НОРАД сообщает о запуске русскими баллистической ракеты. Нас предупредили об этом старте заранее. Предположительно, это межконтинентальная ракета SS-N-30, выпущенная с новейшего русского подводного ракетоносца класса «Борей». По данным спутниковой разведки, боеголовки ракеты, преодолев примерно полторы тысячи миль, поразили учебные цели на побережье Каспийского моря с высокой точностью.

— Что ж, русские, как и все мы, заботятся о своей безопасности, — пожал плечами Сноу, хотя, разумеется, докладывавший ему офицер вовсе не нуждался в мнении вице-президента. — Недвусмысленная демонстрация силы.

— Более чем недвусмысленная, сэр! Несколько минут назад мы получили сообщение о гибели в водах Баренцева моря ударной субмарины «Гринвилл». Сто тридцать восемь человек, находившиеся на ее борту, отправились в гости к Дэви Джонсу.

Откинувшийся на высокую спинку удобного мягкого кресла Ричард Сноу подпрыгнул, услышав эти слова, произнесенные бесстрастным, даже будничным тоном вошедшим в каюту советником по национальной безопасности.

— Это точно? — Вице-президент уставился вытаращенными от удивления лазами на Натана Бейла, грузно плюхнувшегося в кресло напротив. — Не может быть ошибки?

— Исключено, сэр. Субмарина класса «Лос-Анджелес» вела слежение за маневрами русского флота. На борту находившегося западнее норвежского фрегата «Фритьоф Нансен» зафиксировали несколько подводных взрывов, а затем звуки, соответствующие падению на дно большой массы металла. Выйти на связь с «Гринвиллом» после этого не удалось. Зато было зафиксировано повышение радиационного фона в том месте, где она могла находиться, а потом перехвачена радиограмма с русской подлодки класса «Сьерра-2», в которой сообщалось об уничтожении неопознанной субмарины у берегов архипелага Новая Земля.

— Черт возьми, Натан! Русские утопили нашу подлодку?! Они рехнулись?

— Несомненно, господин вице-президент, это дело рук русских. Но они не остановились на этом — несколько минут назад на связь вышла субмарина «Санта-Фе», передав сигнал бедствия. Она была внезапно атакована русскими патрульными кораблями и противолодочными самолетами близ Мурманска, получив серьезные повреждения. Сейчас подлодка движется к берегам Норвегии, и будет чудо, если она доберется дотуда, сэр.

— Дьявол! Что они творят?!

Самолет ощутимо качнуло, когда он начал снижаться над обрамленной яркими огнями посадочной полосой, и Ричард Сноу нервно сглотнул — он до сих пор не научился спокойно переносить перелеты.

— Русские фактически объявили нам войну, сэр, — заметил мрачный, словно на похоронах лучшего друга, Натан Бейл. — Это вызов, и мы на него обязаны дать адекватный и жесткий ответ!

— Но, Натан, получается, наши подводные лодки находились в русских водах. Это же арктические владения России, верно? Что они там вообще делали?

— Стандартная практика, сэр. Наши подлодки следили за действиями русских. Мытак делаем уже очень давно, но это не повод открывать огонь!

— Но почему русские так поступили?

— Они просто продемонстрировали свою суть, — пожал плечами Бейл, когда огромный «Боинг» очередной раз тряхнуло при касании его шасси бетонных плит ВПП. — Это варвары, сэр, дикари. Им дали свободу, самостоятельность — и они тотчас начали вновь создавать оружие, строить ракеты и подводные лодки, вместо того, чтобы банально накормить свой народ. Они угрожают нам, опьяневшие от безнаказанности. Как любые варвары, русские исповедуют принцип кровной мести, и если вы хотите, чтобы они уважали Америку, нам нужно жить по таким же законам, взяв кровью за жизни тех, кто погиб от рук русских убийц. Их нужно поставить на место, сэр!

Вице-президент США нахмурился, на скулах заиграли желваки. Помолчав несколько секунд — Натан Бейл тоже умолк на это время — Ричард Сноу потребовал:

— Свяжите меня с председателем Комитета начальников штабов и главами разведывательных агентств! Немедленно!

Президентский самолет, завывая турбинами, прокатился по посадочной полосе, застыв напротив здания терминала, стеклянно-бетонного куба, ярко освещенного лучами мощных прожекторов. Вокруг колыхалась шумная толпа. Несмотря на поздний час, вице-президента США, кандидата в президенты, и, по мнению многих, уже почти победителя ближайших выборов, встречали тысячи жителей Сан-Франциско. К авиалайнеру, застывшему на летном поле бело-голубой глыбой, подали трап, но Сноу не спешил выбираться наружу.

Президентский самолет был не просто средством передвижения. С его борта, даже находясь в десятках тысяч футов над поверхностью земли, можно было управлять огромной страной в любой ситуации, хотя бы в разгар глобальной ядерной войны, для чего, помимо прочего, VC-25 оснащался сложным комплексом связи. Вызов с «борта номер один» заставил многих облеченных властью людей в разных уголках США отложить свои дела, собираясь на дистанционный брифинг.

Ричард Сноу уселся в кресло, уставившись в черный глазок объектива видеокамеры. С большого монитора на главу государства смотрели несколько солидных и изрядно взволнованных мужчин в форме или деловых костюмах. Офицер в форме лейтенанта ВВС махнул рукой, одними губами произнеся:

— Связь установлена, сэр!

— Господа, возникла чрезвычайная ситуация, — решительно начал Сноу. — Погибли люди, американские моряки, верно служившие своей стране. Я хочу выслушать ваши мнения, предложения, как действовать дальше. Советник по безопасности настаивает на проведении карательной операции против русских.

— Технически это выполнимо, — немедленно отозвался командующий военно-морскими силами адмирал Флеминг. По-военному прямолинейный и решительный до поспешности, он, выслушав задачу, мгновенно выдал вариант ее решения. — Ударный авианосец «Джордж Буш» находится в Норвежском море. Его истребители могут нанести удар по военно-морским базам русских в течение двух-трех часов. Противовоздушная оборона на Кольском полуострове достаточно слабая, так что потери будут минимальными по расчетам наших аналитиков. Если вы дадите приказ, флот выполнит его, сэр!

— Сомневаюсь, — тотчас отозвался Николас Крамер. Глава ЦРУ, человек до мозга костей гражданский, занимавшийся только административной работой и не касавшийся впрямую той грязи, которой было немало на совести возглавляемой им спецслужбы, был хмур и явно озабочен. — На Кольском полуострове русские развернули несколько дивизионов ракет «земля-воздух» большой дальности SA-10 и новейших SA-21, а также до пятидесяти тяжелых перехватчиков «Фланкер» и «Фоксхаунд». Семь из десяти наших летчиков не вернутся из этого вылета. Такие потери вы считаете минимальными, адмирал?

— Мы подавим ПВО русских, как однажды уже сделали это. — Флеминг был непоколебим, как омываемый атлантическими волнами гранитный утес у берегов его родного штата Мэн.

— Возможно, авианосец даже не сможет подойти достаточно близко к русским берегам, чтобы поднять в небо свои «Супер Хорниты», — покачал головой Крамер. — Русские потеряли почти все свои тяжелые корабли, но в боевой готовности на Севере находится, как минимум, одна атомная подлодка класса «Оскар-2», и, по моим данным, она сейчас где-то в море, возможно, уже выходит на дистанцию залпа. Двух дюжин ее сверхзвуковых ракет SS-N-19 вполне достаточно, чтобы прорвать противовоздушную оборону авианосной эскадры. Неужели, адмирал, вы уже забыли про участь «Авраама Линкольна»? Тот, кто им командовал, тоже не принимал русских всерьез.

При упоминании уничтоженного у русских берегов в далеком мае атомного авианосца Ричард Сноу помрачнел, явственно услышав скрежет зубов сидевшего рядом Натана Бейла. «Плавучий аэродром» был одним из символов могущества Америки, ее безраздельного господства на море, и его гибель, как гибель тысяч американских моряков, разделивших судьбу своего корабля, стала катастрофой национального масштаба.

— Мы пустим ко дну этот «Оскар» прежде чем хоть одна его ржавая ракета успеет стартовать, — убежденно процедил побагровевший Флеминг. — А затем сровняем с землей все их военные базы!

— А что вы сделаете с двумя атомными субмаринами класса «Сьерра», а также одной, а, возможно, и двумя «Акулами», которые против нас могут бросить русские? Вы знаете, на что способны эти «рыбки», адмирал?

— Самые лучшие русские ударные подлодки! По уровню скрытности не уступают нашим «киллерам» класса «Улучшенный Лос-Анджелес», превосходя их по огневой мощи, скорости и глубине погружения. Но откуда они взялись? Ведь мы уничтожили русский флот!

— Эти подлодки формально находились в ремонте или резерве, — с готовностью пояснил директор ЦРУ, кажется, изрядно обрадовавшийся возможности заткнуть за пояс очередного солдафона. — По-сути, для большинства русских кораблей это путь на слом. Такой «ремонт» иногда длится пять-шесть лет, корабли просто гниют у пирса, наконец, отправляясь на металлолом, потому что денег на их содержание либо не выделяют, либо эти деньги попросту разворовывают коррумпированные чиновники и военные. Поэтому мы не обратили внимания на эти субмарины, но русские сохранили судостроительные заводы, сумев завершить затянувшийся ремонт. И теперь эта атомная «стая» поджидает наш авианосец в Баренцевом море. Я верю в выучку наших моряков, адмирал, и не сомневаюсь в превосходстве американской техники, но, что, если русским просто повезет? Трагическое стечение обстоятельств. Кто ответит за гибель авианосной эскадры у чужих берегов, к тому же, когда война не объявлена?

Ричард Сноу не вмешивался в возникшую перепалку, внимательно выслушивая реплики обоих спорщиков. В какой-то момент он отстраненно подумал, насколько все-таки оказалось тяжело бремя власти, которой многие так жаждут, не представляя, какая это ноша. Да, вице-президенту повезло с помощниками, взять хотя бы советника по безопасности, матерого разведчика, кажется, начинавшего карьеру в ЦРУ, откуда его забрал в свою команду покойный президент Мердок, как раз резидентом в России, точнее, еще в Советском Союзе. Но, что бы ни предложили советники, последнее слово остается за ним, Диком Сноу. И ценой его ошибки могут стать жизни американцев, тысячи жизней или даже десятки тысяч. Поняв, что отвлекся от происходящего здесь и сейчас, вице-президент дождался, когда замолчит Крамер, решительно произнеся:

— Господа, я выслушал вас и благодарю за высказанные мнения. Я принял решение. Никакой военной операции против России проводиться не будет. Установите слежение за их кораблями и подводными лодками с помощью спутников, так, чтобы не подвергать напрасной опасности жизни американцев. И на всякий случай отдайте приказ командиру авианосной эскадры отойти на запад, ближе к берегам Британии.

— Мы бежим, сэр? — Изумленно вскинул брови Натан Бейл. — Будем потакать русским, тешить их самолюбие?!

Ричард Сноу невесело вздохнул.

— Наш оборонный потенциал сейчас снижен, как никогда. Из десяти атомных авианосцев в море выходят два-три, а остальные стоят на якоре, как и десять из четырнадцати ПЛАРБ класса «Огайо». Так на их содержание можно тратить чуть меньше денег налогоплательщиков. Потери, понесенные флотом во время активной фазы военной операции «Доблестный удар», по этой же причине до сих пор никак не восполнены. Из-за того, что казна почти пуста, на стапелях остались три ударные атомные подлодки класса «Вирджиния», в точности, как и новейший авианосец «Джеральд Форд», который должен был стать новым словом в военно-морской технике, и о достройке которого в ближайшие три-четыре года не стоит даже мечтать. Потенциал военно-воздушных сил тоже снизился до опасной черты. Большая часть бомбардировщиков-«невидимок» В-2 из-за сильного износа обшивки не может подняться в воздух, а на ремонт средств нет. Но «Спириты» хотя бы числятся в строю, а штурмовики F-117 «Найтхок» вовсе пришлось снять с вооружения, отправив на свалку. Все это — прямые последствия кризиса в экономике. Цены на нефть взлетели втрое. Из-за хаоса, охватившего Саудовскую Аравию, объемы добычи там снизились в десятки раз, а добыча нефти на платформах в Мексиканском заливе так и не вернулась после атаки террористов к исходному уровню. И из-за этого растут цены буквально на все. Наша армия разоряет страну сильнее, чем любое войско захватчиков. Знал ли президент Мердок, какую ошибку совершает, ввязываясь в войну с Россией? Представлял ли последствия?

— Да, сэр, Джозеф Мердок совершил ошибку, очень страшную ошибку. Он ошибался, веря, что Россию можно завоевать, что в этой стране можно навести порядок. Русских невозможно покорить, вся история их страны учит этому. Русских можно только уничтожить, и в этом я вижу миссию Америки, сэр. Пока Россия существует как государство, мир будет сотрясаться от кризисов, пока не рухнет. Или Россия — или все остальное человечество!

— Господи! Откуда такая ненависть, Натан?

— Спросите матерей, вдов, осиротевших детей тех американских парней, что погибли, неся русским демократию и истинную свободу, любят ли они убийц своих близких? Сэр, вы правы, Америка в сложной ситуации, но нельзя спускать русским с рук их преступления. Если не можем наказать их сами, найдем тех, кто сделает это за нас. Такие люди есть. Реджинальд Бейкерс поддерживает контакты с высокопоставленными чиновниками в японском кабинете министров и штабе Сил самообороны. Как вы знаете, японцы оккупировали часть русской территории, полуостров Камчатка. Война там приняла позиционный характер. Но японцы жаждут победы, они готовы сражаться дальше. И мы можем помочь им, сэр.

— Помочь после того, как эти желтые обезьяны вторглись на Сахалин, убивая американских солдат? — Голос Сноу, упавший до шепота, в этот момент был похож на шипенье разъяренного кота. — О какой помощи может идти речь? Они еще не вернули то, что задолжали нам за пролитую кровь американцев!

— Забыв сейчас про несколько смертей тех, кто для меня и для вас останется только цифрами в сводках, сэр, мы сохраним в сто раз больше жизней американцев, если позволим японцам сделать то, что придется делать потом Америке. — Упорствовал Бейл, ничуть не смутившись. — Рано или поздно, мы снова сойдемся с русскими в бою, так пусть они будут к тому моменту ослабевшими, измотанными. А их лучшие бойцы, их вожди, те, за кем идут по зову души, а не просто подчиняясь букве устава, уже погибнут на берегах Камчатки. Я не верю, что Япония сможет одержать верх, но лучшие люди России лишаться жизней в этой войне, сделав нашу победу куда более вероятной и менее дорогой. И сама Страна восходящего солнца после этого надолго перестанет вспоминать о своем самурайском прошлом, продолжая сочинять свои комиксы. Судьба нам дает уникальный шанс, расправиться сразу и с явным врагом, и со скрытым соперником, причем без лишних усилий или жертв. Нужно ваше решение на поставки некоторого военного оборудования, которое по политическим причинам нет у японской армии.

Вице-президент США, с подозрением прищурившись, пристально взглянул на своего советника:

— Что это? Ракеты «Томагавк»? Нейтронная бомба?

— Не все так плохо, сэр. Японцы нуждаются в ударных «дронах», истребителях вертикального взлета F-35 «Лайтнинг», в системах радиоэлектронной борьбы, в данных спутниковой разведки. Получив это, они сомнут остатки русских войск на Камчатке и двинутся дальше. Раз не желаете рисковать жизнями американских солдат, хотя бы не жалейте доллары. Нам не нужна территория России, пусть японцы захватят ее хоть до самой Москвы, если сумеют. Варвары пускай убивают варваров во славу и на благо Соединенных Штатов, сэр!

— Господи, мог ли представить кто еще год назад, до чего мы дойдем?! — потрясенно воскликнул Сноу. — А ведь еще живо немало тех, кто помнит, кто своими глазами видел, как мы, американцы, и Россия вместе сражались с Японской империей. Это лицемерие!

— Это — политика, сэр, — убежденно возразил Натан Бейл. — Нужно делать не то, что кажется плохим или хорошим, а то, что целесообразно и отвечает интересам нации. Так и только так! А сейчас наши интересы — Саудовская Аравия, Персидский залив. Нужно направить туда дополнительные силы — морскую пехоту, «рейнджеров», «морских котиков», взять эту территорию под контроль, восстановить добычу нефти. И еще Ирак, сэр. После вывода оттуда американских войск там воцарился хаос. Нужно вернуться в эту страну, сэр!

— Так просто — взять и вернуться? — Сноу фыркнул, пытаясь изобразить смешок. — Мы только что ушли из России, ввязались в свару в Саудовской Аравии. А вы предлагаете устроить еще одну войну?

— Война в Ираке идет и без нашего участия. Те американские парни, кто уже погиб на этой земле, едва ли были бы рады, узнав, что мы предали их память, что их кровь пролита понапрасну.

— Нет, Натан, — помотал головой Сноу. — Никогда больше нога американского солдата не ступит на землю Ирака. Эти пески, верно, прокляты. Пусть арабы сами разбираются между собой. Мы предложили им демократию, равные права, все блага цивилизации, но они отказались. Я не знаю, чего они хотят, и не желаю это знать. Возможно, когда последний суннит в этой стране, издыхая, перегрызет глотку последнему шииту, мы снова туда придем, но не раньше!

С сомнением кивая, Натан Бейл ничего не произнес в ответ. Спор как-то угас, и вице-президент США, наконец, покинул самолет. Спускаясь вниз по трапу, он услышал гул — это ликовала толпа, взявшая аэропорт Сан-Франциско в живое кольцо. Люди, оттесненные плотным кольцом полицейских в тяжелом снаряжении, размахивали звездно-полосатыми флажками, что-то скандировали. Над ними возвышались самодельные транспаранты.

— Они приветствуют вас, сэр, — произнес на ухо Сноу спускавшийся следом за ним Натан Бейл. — Приветствуют своего лидера, будущего президента США! Скажите им хотя бы пару слов, прошу! Обыватели ценят внимание, сэр!

Небольшая трибуна была уже установлена прямо у подножия трапа. Агенты Секретной службы сомкнулись вокруг, живым щитом заслоняя временного главу государства от любой угрозы, будто могли своими телами остановить бронебойную пулю калибра 12,7 миллиметра. А Ричард Сноу, поднявшись на невысокий постамент, в приветственном жесте вскинул руки над головой. Толпа отозвалась восторженным воем, кто-то, кажется, плакал от счастья, с трудом удерживаясь на грани истерики.

— Спасибо, друзья! — Мощные динамики многократно усилили слова вице-президента, так, что их услышал каждый из тысяч пришедших в аэропорт людей. — Благодарю за столь теплый прием. Для меня особая честь быть встреченным так именно в вашем городе. Сан-Франциско стал символом для всех американцев. Вы приняли на себя чудовищный удар террористов и выстояли. Вы не испугались, не предали ценности свободы и демократии. Каждый из вас совершил настоящий подвиг! Каждый из вас — герой!

Стоявший в стороне Натан Бейл брезгливо морщился и кривился, но вице-президент, подбадриваемый беснующейся в экстазе толпой, не видел этого. Его телохранителям тоже не было дела до исказившей лицо советника по безопасности гримасы — их цепки взгляды скользили по толпе в поисках любого намека на угрозу охраняемой персоне.

— Я клянусь вам, друзья, клянусь памятью тех, кто пал жертвой безумных фанатиков, что это не повторится больше никогда! Больше ни один американец не будет принесен в жертву! Я обещаю вам эпоху мира и процветания!

Вереница массивных «Субурбанов», абсолютно одинаковых, чтобы даже самый внимательный наблюдатель не смог определить, в котором именно находится вице-президент, сверкая лаком и хромированными балками бамперов, выкатилась на летное поле. Сноу, сопровождаемый восторженными криками, скрылся в просторном салоне одного из них. Он откинулся на обитую кожей спинку широкого сидения, а расположившийся рядом Бейл вкрадчиво произнес:

— Сэр, что-то нужно делать с потопленной русскими подлодкой. Если озвучить реальную причину ее гибели, общественное мнение может измениться, ваш рейтинг снизится. Предлагаю объявить о несчастном случае во время учений. Столкновение «Гринвилла» и «Санта-Фе», неудачный маневр. Такое случается иногда и никому не покажется странным подобное объяснение.

Сноу возмущенно уставился на своего советника:

— Вы предлагаете лгать, Натан?

— Сэр, решение за вами. Но цена правды велика, я бы сказал, непомерна. Если признать, что субмарину уничтожили русские, от нас будут ждать ответный ход, то есть объявление войны. А если мы озвучим правду, и ничего не будем предпринимать, все заподозрят нашу слабость. Поражение, которое мы потерпели в России…

— Мы ушли сами из России, тогда, когда захотели!

— Только вот весь мир воспринимает это иначе, сэр. И после этого наша репутация изрядно подпорчена. Никто не боится нас и не уважает. НАТО, как организованной структуры, не существует — наши союзники, кроме Британии, Турции, да нескольких стран бывшего социалистического лагеря, отвернулись от тех, благодаря кому в свое время не познали все «прелести» коммунизма. И если мы отступим снова, эпоха лидерства Америки уйдет безвозвратно. И я не думаю, сэр, что обыватели на выборах поддержат того, кто лишил их страну титула единственной сверхдержавы!

Советник по безопасности взглянул в глаза вице-президенту, и тот не выдержал, потупившись. Сноу стиснул зубы, помрачнев и задумавшись, но для Натана Бейла не составило труда прочитать его мысли, будто в открытой книге. Да, вице-президент, ставший главой государства по воле случая, после внезапной смерти Джозефа Мердока, тяготился обязанностью принимать решения, осознанием постоянной ответственности. Тяготился — и жаждал ее. Чувство ответственности за судьбы целого мира возбуждает и притягивает, вызывая зависимость почище, чем лучший колумбийский кокаин, тонны которого ежедневно неведомыми путями прибывают в США несмотря на все усилия спецслужб. Лишиться столь внезапно доставшейся власти, почти абсолютной — значило для Ричарда Сноу лишиться вдруг появившегося смысла собственного существования. Это Натан Бейл, давно игравший во власть и ставший уже гроссмейстером в этом деле, очень хорошо знал по себе, и потому ответ своего собеседника представлял задолго до того, как Сноу после недолгих, но тяжких раздумий заговорил.

— Америке не нужна война, — глухо промолвил вице-президент, отведя взгляд. — Слишком много пролито уже крови, слишком много смертей. Да, Натан, запустите в масс-медиа информацию о столкновении подводных лодок в ходе флотских учений. Иногда ложь во благо, хотя мне и противно признавать это.

— Верное решение, сэр! — Натан Бейл подавил усмешку.

Кортеж вице-президента мчался по широким ярко освещенным улицами, сверкая сине-красными огнями, взрезывая «сиреной». Впереди — мотоциклисты дорожной полиции в колонне по два, за ними патрульные «Шевроле», и только потом «субурбаны». На тротуарах стояли люди, размахивавшие американскими флажками над головой. Но были и такие, кто провожал автоколонну взглядами, полными злобы, глазами голодных хищников. Темнокожие мужчины и женщины в грязной одежде, хмурые, испускавшие волны ненависти, проникающие даже внутрь бронированного не хуже танка кузова мощного внедорожника.

— Не все рады меня видеть, Натан, — заметил Ричард Сноу, обращаясь к задумавшемуся о чем-то советнику по безопасности.

— Это обитатели гетто, сэр, — пожал плечами Бейл. — Иммигранты. Не работают потому что не хотят или потому что их не принимают на работу. Живут на пособия. Но из-за взлетевших цен на нефть и бензин товары и услуги тоже подорожали, а пособие по безработице увеличивать не на что, лишних денег в казне штата и города нет. Эти люди балансируют на грани голодной смерти. Из-за этого многие связываются с криминалом, хотя изначально, приехав в Америку, они соблюдали наши законы, во всяком случае, большинство из них. Торговля наркотиками, угоны автомобилей, похищения людей, проституция — вот новые источники средств их существования. И так во всех южных штатах, где много афроамериканцев и «латиносов». Пока этот сброд держится тихо, не недолго ждать, когда начнутся погромы и уличные бои.

— Нужно что-то делать! Вводить новые социальные программы!

— На это нет денег, сэр. Нам нужен прямой доступ к источникам нефти, без посредников. Тогда мы сами будем устанавливать цену. И это, вдобавок, сильно ударит по России. Сейчас русские пользуются высокими ценами на нефть и ее производные, получая в месяц столько валюты от экспорта, сколько прежде не зарабатывали и за год. За счет этого они и строят корабли, ракеты, подводные лодки, и нет сомнений, против кого они намерены их применить.

— Вы опять за свое, Натан, — возмутился Сноу.

— Но, сэр, лучше выбить почву из-под ног врага, лишить его ресурсов, и тогда мы предотвратим войну, которой иначе не избежать. Я вижу выход в контроле за месторождениями Ближнего Востока. Этим мы решим сразу несколько проблем. Во-первых, русские окажутся на голодном пайке, и им станет не до военных приготовлений. Во-вторых, мы снизим напряженность в обществе, выведем экономику из кризиса. И, наконец, прижмем к ногтю исламских террористов, которые совсем распоясались.

— Снова война, снова будут гибнуть американские парни. Ответьте, Натан, почему за минувшие полтора века ни один американский солдат, защищавший Америку, не погиб на американской земле? Нет, я не стану посылать свои войска на Восток. Мы и так завязли в Саудовской Аравии, судя по всему, надолго, и этого вполне достаточно.

Натан Бейл промолчал. Умолк и Сноу, но всю дорогу до отеля, в котором расположилась временная резиденция вице-президента, он не мог забыть произнесенное советником по безопасности, борясь с искушением пойти по самому простому пути и медленно, но верно проигрывая эту борьбу.

Глава 8

Москва, Россия — Северное море, территориальные воды Норвегии — Разные места, США — Кольский полуостров, Россия
18 июня


Максим Громов иногда с тоской вспоминал свою работу в «Росэнергии», когда он был правой рукой Вадима Захарова, его доверенным лицом, советником, выполнявшим деликатные поручения особой важности. Спокойная работа, состоящая из поездок, перелетов и переговоров, уважение коллег, порой перераставшее в зависть. Оклад, явно превышавший реальную ответственность Громова и чувство причастности к государственным тайнам. Он был одним из тех, кто предложил и обосновал идею негласной национализации крупнейших отечественных нефте- и газодобывающих компаний, слившихся бы, в итоге, в единую суперкорпорацию, оттеснив в сторонку таких западных «тяжеловесов», как «Шелл», «Бритиш Петролеум» и прочих, чьи названия давно были на слуху.

В тот раз им не удалось исполнить задуманное. После того, как ставленники Вашингтона в руководстве внешне остававшихся независимым нефтяных копаний России лишились своих постов и власти, американцы сделали то, чего от них не ждал, пожалуй, никто, нанеся не информационный или экономический, а настоящий удар по России — ракетно-бомбовый, с моря, суши и воздуха. Светские рауты и деловые переговоры для Громова, оказавшегося одним из руководителей партизанского штаба, сменились напряженными буднями нелегала, игрой в прятки с контрразведкой врага и собственными предателями. Конспиративные квартиры, явки, пароли, постоянное движение — это выматывало, опустошало, порой лишая веры в успех. И все-таки они победили, вышвырнули врага прочь с русской земли, к тому времени превратившейся в руины с остановившимися заводами и миллионами голодных, растерянных людей.

Новое правительство, возглавленное бывшим министром обороны Валерием Лыковым, взялось за дело рьяно, и Громов не удивлялся и не отказывался, когда его бывший шеф Захаров, возглавивший топливно-энергетический комплекс страны, пригласил его в Кремль. Максиму казалось, что вернулись старые времена. Снова спокойная работа в тиши офисов, исполнительные помощники, уважение соратников, вполне заслуженное. Правда, и ответственность внешне «рядового бойца» из команды Лыкова и цена ошибки возросли несоизмеримо.

Сегодня работа Громова началась по привычному распорядку. Сварив кофе, черный, как деготь, и горький, мгновенно прочищавший еще пребывавшие в полудреме мозги, Максим подвинул к себе мощный планшет, на несколько часов готовясь окунуться в бездонные просторы «всемирной сети». Маршрут знакомый — сайты «Си-Эн-Эн», «Би-Би-Си», еще нескольких западных медиа-корпораций, тех, что формируют мнение сотен миллионов обывателей оп обе стороны Атлантики. Затем — оппозиционные издания, печатные и сетевые, вечно все критиковавшие и подвергавшие сомнению. Репортажи, аналитические статьи, комментарии — море информации, пропустив которую через себя, упорядочив, можно было понять, чем живет их враг, чего ждать, к чему готовиться России, и как ей парировать еще не проявившиеся угрозы.

Не только Громов занимался анализом информации, он был одним из многих, и, лишь сопоставив их отчеты, Валерий Лыков получал реальную картину ситуации на информационном фронте, там, где Россия, жившая такими понятиями, как «правда», «честность» и «справедливость», всегда проигрывала искушенным в интригах противникам. Обычно такая работа затягивалась на три-четыре часа, но на этот раз все было иначе.

— Вот ублюдки!

Первый же заголовок, яркий, крикливый, заставил Громова выругаться. Быстро перейдя на следующий сайт, Максим увидел статью под почти таким же заглавием. Дальше, дальше — и всюду одно и то же. Снова выругавшись, он, взяв планшет, выскочил из кабинета, почти бегом бросившись по полупустому коридору, под сводами которого гулким эхом разносились его шаги. Смутно знакомый сотрудник ФСО, рыжий крепыш с кривыми, как у кавалериста, ногами, почему-то вызывавший ассоциации с немцем, заступил дорогу Громову у самых дверей кабинета главы Правительства, буркнув:

— В спортзале. Час уже.

Кивнув, Максим развернулся и побежал в обратном направлении. Небольшой тренажерный зал остался здесь от Швецова, и Валерий Лыков охотно пользовался им. Вот и теперь Громов застал премьера яростно толкающим штангу. Боковым зрением увидев своего помощника, Лыков рывком от груди подбросил снаряд, уложив его с лязгом на крючья-держатели, сев на узкой скамье. Камуфлированная майка, обтягивавшая ходившую ходуном грудь, вздымавшуюся, как кузнечные меха, пропиталась потом. По налившемуся кровью лицу того, кого западные журналисты давно уже окрестили «русским Пиночетом», «славянским Франко», тоже стекали струйки пота.

Несмотря на возраст, Лыков поддерживал форму на зависть многим, и каждый день старался проводить среди всевозможных тренажеров хотя бы пару часов, иногда, правда, отдавая предпочтение бассейну. И, судя по уверенному виду матерого медведя, ему не было дела до злых языков, называвших Лыкова лидером хунты и военным диктатором, возрождавшим тоталитаризм в России.

— Что стряслось? — Глава правительства уставился исподлобья на Громова, одного из немногих, кто мог беспокоить премьера без предварительных докладов.

— Американцы обнародовали данные о гибели подлодки класса «Лос-Анджелес»!

— Мечут громы и молнии? Грозят карой небесной?

— Если бы! — Максим мотнул коротко стриженой по давней привычкой головой. — Сообщили, что ударные подлодки «Гринвилл» и «Санта-Фе» столкнулись из-за ошибки штурманов во время учений в восточной части Норвежского моря!

— Вот так значит, да? — Глаза Лыкова превратились в узкие щелочки, в которых сверкала ярость. — Хотя, пожалуй, этого ожидать стоило.

— Но почему?! Они обычно обвиняют Россию во всех грехах, всех собак вешают на нас! Русские, если верить американцам, только что младенцев живьем не поедают!

Лыков, встав, стащил с вешалки полотенце, и, обтерев лицо, пророкотал:

— Сейчас американцам не с руки ввязываться в новый конфликт с нами. Если раньше Штаты могли скрутить Россию в бараний рог, даже не сбив дыхание, то сейчас, если снова попрут, то рискуют надорваться.

— Ну, конечно, куда уж им с нами тягаться! — Громов, не сдержавшись, рассмеялся: — У них десять авианосцев, «плавучих аэродромов», а у нас на весь Северный флот нет ничего крупнее сторожевика! Четырнадцать ракетоносных подлодок «Огайо» и еще шестьдесят многоцелевых «киллеров» трех типов! А у нас — целых два «Борея»! Сколько было на вооружении РВСН баллистических ракет? Тысяча? Полторы? А сейчас что? Полсотни «Тополей»?

— У американцев полно авианосцев, но нет денег для закупки бомб и ракет для палубных истребителей. Почти весь запас ракет «Томагавк» истрачен, а новых заказов Правительство США не сделало. «Спеклись» они, Максим! Война требует денег, а их у янки нет — все уходит на импорт нефти. Так что нагнетать им самим не выгодно. Думают отсидеться, «мясца нарастить», а потом, конечно, все нам припомнят. Но это будет не сейчас!

— А нам что делать?

Громов вопросительно уставился на Лыкова, и тот, почти не раздумывая, приказал:

— Объявите о представлении командира АПЛ «Нижний Новгород» к правительственной награде за уничтожение американской субмарины. Пусть СМИ сообщат, что для награждения он вызван в Кремль. Лично ему орден на грудь прицеплю. Если янки не хотят признать все сами, значит, расскажем мы!

— Нужны какие-то более весомые доказательства, господин премьер-министр, — заметил Максим Громов. — Просто слов недостаточно. Врать все хорошо выучились, и правду от лжи уже трудно отличить.

— Так, да? Что ж, будут доказательства, — кивнул Лыков. — Опубликуйте бортовой журнал нашей подлодки, думаю, этих записей хватит, чтобы поверили именно нам. Еще можно провести операцию по подъему «Гринвилла», опыт у нас есть, будь он неладен. Зря, что ли «Курск» подняли? Янки утверждают, что их лодка затонула в Норвежском море? Вот будет удивительно, если мы ее поднимем со дна Баренцева! И еще кое-что, Максим…

В почтительном молчании выслушав Валерия Лыкова, Громов только покачал головой, хмыкнув:

— Ну, уж такого они точно не ждут! Это будет удар почище, чем таран Талалихина!

Далеко от Кремля, рассекая своим вытянутым корпусом волны сурового Норвежского моря, медленно шла курсом вест-зюйд-вест атомная ударная подлодка ВМС США «Санта-Фе». Чудом уцелев при атаке русских, субмарине, тяжело поврежденной и фактически небоеспособной, удалось скрытно покинуть опасные воды. Во многом это стало возможным благодаря поистине стальной воле ее капитана Дугласа Смита. Не покидая командный пост АПЛ больше суток, держась на кофе, а затем уже — на стимуляторах, он продолжал отдавать приказы, вселяя своей уверенностью надежду на благоприятный исход и в своих моряков.

Гребной винт, приводимый в движение аккумуляторами, медленно вращался, сообщая скорость всего в несколько узлов, но все же подлодка медленно, но верно приближалась к берегам дружественной Норвегии. Когда до суши осталось несколько сотен миль, когда позади остались русские патрульные корабли, прочесывавшие водную гладь в поисках недобитого врага, старший механик «Санта-Фе», вызвав на связь своего командира, доложил:

— Кэптен, сэр, батареи выжаты досуха! Мы не можем больше оставаться в подводном положении!

— Что ж, русские уже далеко и не смогут нас обнаружить. Всплываем! — решил Смит.

Опустошая балластные цистерны, субмарина типа «Лос-Анджелес», в отсеках которой и без того было полно забортной воды, проникшей сквозь проделанную русской торпедой в прочной стальной «шкуре» пробоину, рванулась к поверхности. Расступились тяжелые волны, выпуская сперва высокий «плавник» ограждения рубки, а затем и обтекаемое пронзительно-черное «тело» субмарины.

— Включить генераторы! — приказал немедленно Смит.

Электрогенераторы, которым тоже нашлось место в трюме АПЛ, затарахтели, жадно поглощая невеликий запас дизельного топлива и питая электродвигатель, продолжавший вращать гребной винт. Ядерный реактор S6G, основной источник энергии, был уже много часов, как мертв, превратившись в кусок металла, бесполезный, но при этом смертельно опасный. Таким же бесполезным грузом стали торпеды и дюжина крылатых ракет «Томагавк». Почти все бортовые системы были отключены за ненадобностью и отсеки подлодки, погрузившись во тьму, уподобились склепу. Почти не работала и вентиляция, и сто с лишним американских подводников вдыхали влажный, наполненный запахом множества немытых мужских тел воздух. Но все эти неприятности ничего не значили по сравнению с самым главным — они выиграли поединок с глубиной и оставались живы.

— Кэптен, сэр, обнаружены воздушные цели, — неожиданно доложил оператор радиолокатора AN/BPS-15, чья антенна теперь медленно вращалась над высокой рубкой, посылая к горизонту сканирующие импульсы. Маломощный радар являлся единственным средством обнаружения в надводном положении. — Приближаются с юга, сэр!

Выбравшись на ходовой мостик, где с трудом могло разместиться полдюжины человек, Смит был буквально оглушен ревом турбин промчавшихся низко над самой водой самолетов. Взглянув вверх, он узнал характерные очертания F-16 «ФайтингФалкон», которые, пройдя перпендикулярным курсом, заложили вираж, и, покачав крыльями, исчезли на горизонте.

— Норвежцы! — улыбаясь, крикнул сквозь раскатистый рокот турбин старший помощник, присоединившийся к своему капитану. — Теперь не пропадем!

Капитан «Гринвилла» вдохнул полной грудью свежий воздух, от которого после затхлости душных отсеков закружилась голова. Внезапно спазм скрутил желудок, и, перегнувшись через борт, Дуглас Смит изверг из себя в лизавшие покатый корпус субмарины волны недавно съеденный завтрак.

— Все в порядке, сэр? — Командира тронул за плечо один из офицеров, как и все, бледный, изможденный, точно сошедший с киноэкрана оживший мертвец-зомби.

— Теперь точно все будет в порядке, — прохрипел Смит. — Скоро бросим якорь!

Небо над Норвежским морем снова опустело, но ненадолго. Серой тенью скользнул над водой Р-3С «Орион», противолодочный самолет, гроза советских, а затем и российских субмарин, прорывающихся в Атлантику, сейчас несущий на своих широких прямых крыльях надежду для нескольких десятков американцев. Находившиеся на мостике подводники закричали, размахивая над головой фуражками и просто руками вслед величаво кружившему над ними «Локхиду».

— Сэр, — Смита негромко окликнул судовой доктор, приблизившийся вплотную. — Возникла проблема, сэр. Во всех отсеках многократно превышен радиационный фон. Скорее всего, корпус реактора был поврежден взрывом русской торпеды. Вся команда облучена. Боюсь, сэр, и вы тоже.

— Дерьмо! Эти Иваны нас все же сумели достать! К черту, док! Мы дойдем до берега?

— Еще несколько часов — и все, кто находится на борту, даже не смогут держаться на ногах, не то что стоять на постах, сэр!

— Штурман, — Смит вызвал командный пост, где старшие офицеры делали все возможное и невозможное, чтобы субмарина сохранила ход и удержалась на плаву. — Расстояние до ближайшего порта?

— До Тромсе сорок шесть миль, сэр! Там уже получили нашу радиограмму!

Чувствуя, как тело покрылось липким потом несмотря на сильный ветер, принесший с собой арктическую стужу, Дуглас Смит привалился к борту. Голова кружилась, стучало в висках, желудок произвольно пульсировал, выталкивая из себя сгустки желчи. Впавшего в забытье офицера отвлек энсин, одной рукой трясший за плечо Смита, другой указывая на горизонт:

— Сэр, смотрите! Корабль!

Серый силуэт боевого корабля, ставшего по левому борту зарывавшейся в волны «Санта-Фе», был словно вырезан на фоне пронзительно голубого неба. Пирамидальные надстройки, заваленные внутрь борта, башня универсальной семидесятишестимиллиметровой артустановки «Супер Рапид» на баке — увидев все это, Дуглас Смит мгновенно узнал норвежский фрегат класса «Фритьоф Нансен», компактный, но мощный боевой корабль, построенный с применением технологии снижения заметности «стеллс» и оснащенный системой управления оружием «Иджис».

— Сэр, они вышли на связь! Нас приветствует корабль королевских ВМС Норвегии «Роальд Амундсен». Они сопроводят нас до гавани Тромсе.

Все ближе становилась земля, но все меньше оставалось сил у американских моряков, в буквальном смысле валившихся с ног. Но в тот момент, когда впереди уже показались скалы норвежского острова Сер-Квалей, на пути субмарины возникла внезапная помеха. Дулас Смит, держась обеими руками за фальшборт, чтобы не свалится в волны, обвел мрачным взглядом выстроившиеся шеренгой поперек пролива разномастные корабли. Похожие на яркие игрушки прогулочные катера, пузатые высокобортные траулеры, изящные парусные яхты и просто моторные лодки, над которыми реяли транспаранты с надписями на норвежском, смысла которых кэптен Смит не понял совершенно, и по-английски.

— «Нет второму Чернобылю!», «Норвегия — не помойка!», — вслух прочел капитан. — Что за дерьмо?!

— Сэр, норвежцам известно об утечке радиации, — сообщил радист, прослушивавший и гражданские диапазоны. — В эфире — паника! Требуют, чтобы мы уходили! Не дадут бросить якорь!

— Если мы куда и уйдем, так только на дно, мать их!

Несколько шустрых моторок, прыгая по гребням волн, точно жуки-водомерки, ринулись к «Санта-Фе». С норвежского фрегата по ним ударили тугие струи водометов, и одна из посудин перевернулась кверху днищем. Рядом были видны головы державшихся на плаву благодаря спасжилетам пассажиров, на выручку к которым уже шел катер береговой охраны.

— Сэр, мы не сможем больше держаться на плаву, — доложил поднявшийся на мости старпом. — Трещины в корпусе. Вода поступает в отсеки!

— Сколько у нас времени?

— Оно истекло несколько минут тому назад, сэр, — мрачно усмехнулся подводник.

Наполняясь забортной водой, субмарина все глубже оседала в волнах, и Дуглас Смит, недолго поколебавшись, приказал:

— Спустить шлюпки!

Уже перебравшись на спасательные плоты, качающиеся на волнах ярко-оранжевыми сферами, моряки провожали взглядами свою подводную лодку. Вышедший из Тромсе работяга-буксир потащил ее прочь от берега, за пределы территориальных вод и там уже подлодка, отправленная в свободное плавание, медленно погрузилась в морскую пучину. Ударная субмарина «Санта-Фе», выдержав бой с равным по силе врагом, проиграла стихии, сумев спасти доверившихся прочности ее стального корпуса людей. Малый противолодочный корабль Северного флота России «Юнга» был отмщен.

Весть о затоплении аварийной американской АПЛ достигла роскошного отеля в центре Сан-Франциско через считанные десятки минут и тотчас была передана единственному его постояльцу, если, разумеется, не считать за таковых многочисленных агентов Секретной Службы и репортеров, занявших два этажа. Но о беседе, состоявшейся в номере «люкс», ни один из журналистов не узнал, и, возможно, благодаря этому Соединенные Штаты Америки как государство смогли просуществовать чуть дольше.

— Как норвежцы посмели не пустить нашу субмарину в свой порт? Они же наши союзники по НАТО, черт возьми!

Вице-президент Сноу метался по комнате разъяренным тигром, провожаемый взглядами присутствовавшего вживую Натана Бейла и наблюдавших за происходящим дистанционно директора ЦРУ Крамера и адмирала Флеминга. Именно последний и сообщил о затоплении «Санта-Фе».

— Весь Интернет был забит сообщениями о том, что к берегам Норвегии идет подлодка с утечкой радиации на борту задолго до того, как наша субмарина вошла в их территориальные воды, — пояснил командующий ВМС США. — В этой стране много организаций, занимающихся охраной окружающей среды. «Зеленые» хорошо натренировались устраивать такие акции на русских, не без нашей, кстати, помощи. Насколько мне известно, многие из этих организаций имеют тесные связи с ЦРУ А вот теперь и мы испытали на себе их выучку.

— Кто мог распространить эту информацию? Откуда чертовы экологи узнали про аварию реактора?

Изображение адмирала Флеминга на экране пожало плечами. Натан Бейл тоже промолчал, но в этот момент на пороге номера появился Реджинальд Бейкерс, из-за плеча которого выглядывал агент Секретной службы. Только что прибывший с Гавайев шеф АНБ, пройдя под взглядами Сноу и его советника по безопасности к ближайшему креслу, сообщил:

— Это дело рук русских, сэр! Эти сообщения рассылались с их серверов, и не только эти. Российские СМИ опубликовали официальное сообщение об уничтожении возле их берегов силами Северного флота американской подводной лодки и о награждении орденом капитана русской субмарины класса «Сьерра-2». Опубликованы точные координаты гибели «Гринвилла» и есть сведения, что русские намерены поднять ее со дна, сэр.

— Как они посмели?! — Ричард Сноу, пробежав из угла в угол, гневно сжал кулаки, уставившись на Бейкерса. — Это же вызов, черт возьми! Они плюнули нам в лицо, да куда как смачно!

— Теперь вы понимаете, что к русским нужен особый подход, сэр? — вкрадчиво произнес Натан Бейл. — Они — варвары, признающие только силу. А мы сейчас демонстрируем слабость не только русским, но и всему миру!

— Есть еще кое-что, сэр, — прервал эмоциональную речь советника по безопасности Бейкерс. — Русский диктатор Лыков выступил с заявлением. Прошу, послушайте сами!

Подойдя к стоявшему на столе ноутбуку, глава АНБ открыл файл, и на находившихся в гостиничном номере людей исподлобья уставился Валерий Лыков. Он заговорил, разумеется, по-русски, а Натан Бейл, склонившись к самому уху Сноу, переводил.

— «…границы России, сухопутные, воздушные и морские, останутся неприкосновенными. Российский военно-морской флотполучил приказ открывать огонь на поражение по любым кораблям и подводным лодкам, вторгающимся в арктические владения России скрытно, как это проделывают субмарины ВМС США. Для того чтобы нивелировать их численное превосходство, на борт подводных лодок российского Военно-морского флота, выходящих на боевое дежурство в Баренцево море, будет передано ядерное оружие, а капитаны получат право применять его без разрешения вышестоящего командования, исключительно по собственному усмотрению».

— Что за бред? — Сноу уставился теперь уже на Бейла. — Натан, ваш русский, кажется, не так хорош, наверное, из-за недостатка практики! Вы верно перевели последние слова?

— Верно, сэр, — вместо советника по безопасности ответил Реджинальд Бейкерс. — Разведывательный спутник «Ки Хоул-11», пролетая над Кольским полуостровом, сделал вот эти снимки несколько часов назад.

Директор АНБ, чье ведомство и отвечало за электронную разведку, в том числе и космическую, вывел на монитор фотографию не очень хорошего качества. На снимке Ричард Сноу увидел пришвартованную к пирсу подлодку, похожую на огромную черную рыбу, бока которой лоснились стальным блеском. Рядом на причале скопились люди, обступившие тележку или автомобильный прицеп, на котором были уложены в ряд два предмета, похожие на пули-переростки, непропорционально удлиненные, расширенные у основания и с заостренным наконечником.

— Это ударная подлодка класса «Акула», — пояснил Бейкерс. — Она только что прошла ремонт в Северодвинске и готовится к выходу в море. На снимке — момент загрузки на борт субмарины реактивных торпед «Шквал». Это уникальное оружие, созданное русскими еще в семидесятые годы и до сих пор непревзойденное. Торпеда оснащена твердотопливным ракетным двигателем и способна передвигаться со скоростью двести узлов. От нее невозможно уклониться, ее невозможно обмануть, выбросив ложные цели — у «Шквала» просто нет системы наведения, которой можно поставить помехи. Если эта торпеда выпущена — она поразит цель. Самое главное — торпеда несет ядерную боеголовку. По соглашению, заключенному между США и Россией довольно давно, все ядерное оружие с подлодок, наших и русских, было снято и складировано на берегу. И вот теперь российская ударная АПЛ выходит в море с ядерными торпедами на борту. И мне кажется, сэр, русский шкипер пустит их в ход без колебаний.

— Это явное послание, сэр, именно вам, — добавил советник по безопасности. — Русские ведь знают о наших спутниках, знают время их пролета и обычно стараются делать все скрытно. А это — демонстрация, словно постановочный кадр в лучших традициях их «Правды» времен коммунизма. Они пытаются нас напугать своим ядерным оружием!

— Это слишком! — возмутился Сноу. — Настоящий шантаж!

Натан Бейл, скрыв довольную ухмылку, согласно кивнул, настойчиво произнеся:

— Сэр, нужно отправить в Баренцево море флот и пустить на дно все, что там встретится под русским флагом. Корабли, подлодки — все! Флота у русских фактически нет, и хватит одной авианосной группы, чтобы добить то, что от него осталось.

— Натан, я иногда читаю те сводки, что приходят и из ЦРУ, и из Пентагона, так уж получилось, — желчно фыркнул вице-президент. — Да, русские практически лишились флота. Но они быстрыми темпами восстанавливают свои ракетные войска. На Урале и в Сибири в боевой готовности находится около пятидесяти баллистических ракет SS-27 и новейших SS-X-29. Часть из них оснащена разделяющимися боеголовками.

— Именно для противодействия такой угрозе и создавалась противоракетная оборона! Русские запустят свои ракеты, мы перехватим их, и тогда Россия окажется беззащитной!

— У нас около сорока ракет-перехватчиков на боевом дежурстве на Аляске и в Калифорнии. Вы дадите стопроцентную гарантию, Натан, что будут сбиты все запущенные русскими МБР? Хотя бы представьте, что несколько боеголовок пробили наш щит, упав на Нью-Йорк или Лос-Анджелес! Кто ответит за последствия этой катастрофы?

— Господин вице-президент, сэр, — нерешительно начал Николас Крамер, поднятый с постели внезапным звонком едва ли спустя полчаса, как отошел ко сну, и сейчас отчаянно боровшийся с дремотой. — Сэр, все действия русских, если вдуматься, не несут никакой угрозы для нас. Да, они уничтожили наши подлодки, убили сотни моряков, но эти подлодки тайно действовали у их берегов. Русские лишь защищались, ведь и мы поступили бы так же!

— Дерьмо! — не сдержался Натан Бейл. — Не смейте сравнивать нас с этими варварами!

Резко обернувшийся к своему советнику Ричард Сноу только взглянул на Бейла, и тот будто подавился вырывавшимися из глотки гневными возгласами, а Крамер продолжил с все большей настойчивостью:

— Они не варвары. Русские куда ближе к нам, чем те же арабы или китайцы. Ими движут те же желания, что и любым американцем. Они хотят иметь крышу над головой, хотят вкусно есть, сладко спать, растить детей. Это естественно для любого человека. И все их ракеты, и подводные лодки нужны русским только для того, чтобы никто не мешал им воплощать свои мечты. Русские только защищаются, они не угрожают нам, не хотят на нас напасть. А мы никак не можем оставить их в покое, заставляя считать себя врагом. Если мы перестанем грозить войной — русские перестанут бряцать оружием, и никто больше не умрет! Нам с ними нечего делить. Да, стать союзниками с Россией едва ли удастся, но хотя бы можно перестать смотреть на них только как на врага!

— Русские ткнули нас лицом в дерьмо! Это оскорбление, и за него они должны ответить и пожалеть, что смеют тягаться с Америкой! — Гневно воскликнул Натан Бейл, и, уже вполголоса, но так, что все равно был услышан каждым, присутствовавшим в стенах гостиничного «люкса», добавил: — Они убили американцев, а мы намерены сделать вид, будто ничего не случилось. И весь мир, увидев это, поймет, что жизнь американца ничего не стоит. Президент Мердок бы не колебался ни секунды лишней!

Лицо Ричарда Сноу побагровело, налившись кровью, и вице-президент закричал, срывая голос:

— Решения Джозефа Мердока, который, кстати, тоже руководствовался вашими советами, Натан, привели к тому, что четверть Сан-Франциско непригодна для жизни, а пятьдесят тысяч его жителей распались пеплом в ядерном пламени! Да, бомбу взорвали русские, но они даже не думали ни о чем подобном, пока на их землю не явились американские солдаты, исполнявшие приказ президента Мердока! Я не допущу даже возможности повторения чего-то подобного! Если вы не согласны, то извольте отправиться на заслуженный отдых — вы уже выполнили свой долг перед Соединенными Штатами!

Бейл, тоже побагровев, будто от натуги, и шумно задышав, оцепенел, пронзая вице-президента пылающим взглядом своих глубоко запавших глаз. Казалось, между ними начали потрескивать электрические разряды, настолько напряглись и Сноу, и его советник по безопасности. Казалось, Натан Бейл сейчас просто набросится на вице-президента с кулаками, вцепится ему в горло, выдавливая саму жизнь. Но через миг он шумно выдохнул, как-то сразу обмякнув, плечи его опустились, и советник по безопасности глухо произнес:

— Простите, сэр. Конечно, вы во всем правы. Безопасность Америки — превыше всего, а русские до тех пор не будут опасны, пока мы не проявляем агрессию в их отношении. Эти их походы подлодок и пуски ракет, конечно же, просто призваны убедить их самих, что Россия еще способна себя защитить. Не замечать русских — лучший выход. Мои слова вызваны чувствами, а ваши поступки — это проявления заботы об американской нации, и я прошу простить мою вину, сэр.

Ричард Сноу кивнул, примирительно похлопав Бейла по плечу:

— Я рад, что вы, Натан, это осознали. Каждый из нас ошибается, никто не идеален. Но я сделаю все, чтобы нынешнее поколение американцев не узнало, что есть война. Я ценю ваш опыт и вашу мудрость, Натан, и надеюсь, вы и впредь будете помогать мне в этом!

Короткая перепалка в гостиничном номере была забыта уже на следующее утро за круговертью предвыборной суеты. Ричард Сноу, твердо намеренный избавиться от приставки «вице» в своей должности, поселившись в Белом Доме надолго, окунулся с головой во встречи с избирателями, дебаты, благотворительные шоу, транслировавшиеся по всей стране. Но те, кто привык держаться в тени, крепко держа в руках всю полноту истинной власти, ничего не забыли.

Гольф-клуб в окрестностях Вашингтона был не слишком оживленным местом и о нем мало кто знал, даже живя в считанных шагах. Но малочисленность клиентов с лихвой окупалась их статусом, и потому каждый, кому было позволено переступить его порог, мог считать себя вхожим в высший свет, избранным, посвященным в самые страшные тайны. Но Натан Бейл и Реджинальд Бейкерс, в одиночестве бродившие по изумрудному полю от лунки к лунке, ощущали не эйфорию от собственной значимости — этим каждый переболел уже так давно, что и не вспомнить — а усталость от давившей на плечи неподъемным грузом ответственности за Америку и весь мир.

Советник президента по безопасности, замахнувшись клюшкой, нанес точный, выверенный до дюйма удар, и, провожая довольным взглядом описавший пологую параболу и угодивший точно в выбранную лунку мячик, обернулся к своему партнеру по игре:

— Наш бедный Дик совсем уподобился черепахе. Думает, если втянуть башку поглубже под панцирь и ничего не видеть вокруг, то ничего и не случится. Но жизнь идет, никого не спрашивая. Этот мальчишка всерьез намерен стать последним президентом Соединенных Штатов.

— Америка пережила и большее, и всякий раз выходила из испытаний еще более сильной, — пожал плечами директор АНБ. — К тому же русские действительно опасны. Они испуганы и осознают свою слабость, а потому способны на непредсказуемые поступки.

— То есть, — Бейл с интересом прищурился, — они и впрямь могут шарахнуть по нам ядерной боеголовкой?

Удар по территории Америки исключен, у них слишком мало сил для этого. русские стремительно наращивают свой оборонный потенциал, но даже до самих себя двухлетней давности им сейчас чертовски далеко. А вот вогнать атомную торпеду в борт какого-нибудь случайно заблудившегося в их территориальных водах «Лос-Анджелеса» вполне могут. Хотя, конечно, наш друг Крамер во многом прав, и большинство русских мечтает о мире. Но их премьер-министр Лыков должен показать своему народу и себе самому, что Россия сильна, что она способна защитить собственные границы. Он — солдат, который дал присягу и много раз вынужден был нарушить ее по воле принимавших решения политиков. Во время войны в Афганистане, когда русские пленные подняли восстание в секретном лагере в Пакистане, подразделение Лыкова находилось в нескольких часах марша, и ничто не могло помешать его танкам намотать на гусеницы горстку бородатых дикарей. Но Москва не решилась, и пленные погибли, ведя неравный бой и до последнего посылая в эфир мольбы о помощи. Теперь же решения принимает сам Лыков.

— Что ж, если он готов спустить курок, — пожал плечами Натан Бейл, — нужно просто показать этому парню стоящую выстрела мишень. Если русские снова прольют кровь американцев, Сноу сломается. Он мечтает править, но не готов принимать решения, и с радостью позволит делать это кому-то более хладнокровному и уверенному. Думаю, Реджинальд, ты не откажешься стать таким парнем?

Бейкерс понимающе усмехнулся, но затем помотал головой, выражая сомнения:

— Трудно будет создать подходящую ситуацию. Сноу запретил посылать войска к границам России.

— Он запретил полномасштабные операции, но не обязательно направлять авианосную эскадру для миссии, выполнить которую может горстка решительных и храбрых парней. Как раз таких, которые служат в Силах специальных операций.

— Предлагаешь забросить в Россию «рейнджеров»? Но у нас нет разрешения для этого!

— О проведении некоторых операций лучше не знать никому, кроме их исполнителей, в том числе и нашему вице-президенту. Хотя бы для того, чтобы с чистой совестью все отрицать. Зато появление на русской территории наших «коммандос» Москва точно не оставит без внимания. В лучшем случае их уничтожат и предъявят всему миру то, что останется от наших парней, а снова не заметить гибель американских солдат Сноу уже не сможет. Ну а в худшем — русские ударят в ответ, например, выпустив пару ракет «Искандер» по какой-нибудь базе НАТО в Прибалтике или Норвегии, и тогда США просто обязаны будут придти на помощь своим пусть и ненадежным и лицемерным, но формально все же союзникам.

— Значит, пришла пора связаться с генералом Стивенсом!

Параллельная система власти, негласная, основанная не на законах, а на договоренности, знакомстве и, во многом, на личном интересе, работала куда слаженнее и быстрее, чем традиционные институты власти. Тем, кто всерьез отождествлял себя с государством, не нужны были месяцы обсуждений и согласований — принятое решение исполнялось почти мгновенно, и назначенный недавно начальником Объединенного комитета штабов Эндрю Стивенс принялся действовать, не задавая лишних вопросов.

Звук шагов эхом разносился по гулким полупустым коридорам Пентагона, погруженным в полумрак. Толстые бетонные стены сдавливали, заставляя забыть, что снаружи ярко светит солнце. Но два человека в военной форме, сверкавшие золотом в петлицах, давно привыкли к этой суровой мрачной обстановке. Со стороны они выглядели неспешно прогуливающими по рукотворной пещере, обмениваясь вполголоса короткими репликами, но любой, кто оказался бы достаточно близко, мог ощутить наполнившие пространство вокруг высокопоставленных офицеров подобно электрическим разрядам напряжение.

— Сэр, я не могу рисковать жизнями своих парней, — с едва сдерживаемым гневом произнес сквозь крепко сжатые зубы Мэтью Камински. Возглавившему командование Сил специальных операций генералу стоило большого труда выслушать распоряжение Стивенса, но просто козырнуть в ответ он уже не смог. — Вы просите послать людей в самое змеиное кубло, на съедение русским, основываясь на каких-то слухах!

— Я приказываю, Мэтью, — чуть повысил голос Стивенс, покосившись по прошедших навстречу людей в форме ВВС. — А не прошу. И ты исполнишь приказ.

— Приказы на проведение подобных операций может отдавать только глава государства. У нас есть санкция вице-президента Сноу?

Эндрю Стивенс медленно покачал головой:

— Мэтью, о подготовке этой операции известно лишь нескольким людям в Белом Доме и здесь, в Пентагоне, но все равно утечка информации не исключена, а если русские узнают о высадке наших парней заранее — устроят им теплый прием. Такой теплый, что даже в аду покажется прохладнее. Разумеется, случайности возможны, и русские могут обнаружить «тюленей», но в этом случае правительство США никогда не признает присутствие американских военнослужащих на чужой территории. Ты все понимаешь сам и не впервые играешь по этим правилам, не нами установленным. Так что вице-президент никак не может отдать приказ о проведении операции, которой официально не существует.

— Psja krew! Значит, действуем на свой страх и риск, без поддержки, без прикрытия? Да еще и любая оплошность может обернуться тем, что на территории округа Колумбия резко повысится радиационный фон! Высадка диверсионной группы на чужой территории равносильна объявлению войны, а русские явно не из тех, кто стерпит подобное. Многим из них уже довелось стрелять в американцев, и они больше не боятся нас!

— Разведка сообщает о возросшей активности русских на своих военно-морских базах на севере Кольского полуострова, и мы должны знать, что там происходит. Но русские без колебаний сбивают наши «дроны», а повесить над этой территорией спутник просто невозможно, да и не все удается рассмотреть с орбиты. Твои парни отлично подготовлены к таким миссиям. Все, что от них требуется — пробраться туда незамеченными и смотреть во все глаза, ни с кем не вступая в контакт. И сделать это нужно немедленно!

— Есть подразделение «морских котиков» на борту ударной субмарины в Баренцевом море. Но русские уже атаковали две наши подлодки в своих водах, добившись успеха!

— Наши шкиперы подставились, не воспринимая русских и их готовность применить оружие всерьез. Теперь мы это знаем и будем более осторожны.

— Что ж, сэр, я выполню приказ!

Спустя несколько суток семь человек выстроились в короткую шеренгу под низкими сводами пристыкованного к корпусу ударной субмарины SSN-777 «Северная Каролина» сухого ангара DDS. Атомная подлодка ВМС США медленно и почти беззвучно кралась вдоль побережья Кольского полуострова, находясь уже глубоко в территориальных водах России. Позади остался стремительный бросок под неспокойной поверхностью Баренцева моря, но ожидаемое облегчение не наступило, напротив, для нескольких десятков моряков настал самый ответственный момент, требовавший предельного напряжения. Находившаяся в автономном плавании ударная подлодка, принадлежала к новейшему типу «Вирджиния», сравнительно недавно начавшему поступать в американский флот на смену еще вполне состоятельным по всем параметрам, но изношенным до предела за годы службы «Лос-Анджелесам». Она была еще более эффективной, чем предшественники — более скрытной, более автоматизированной, более надежной. Но все ухищрения конструкторов не сделали субмарину неуязвимой, и, хотя вероятность обнаружения снизилась до каких-то несерьезных долей процента, болтаться здесь, у русских берегов, вблизи главных баз русского флота, имея приказ не покидать указанный район — означало рано или поздно, просто по теории вероятности, встретиться с противником.

Командир «Северной Каролины», как и его матросы и офицеры, не знал еще, что американская подводная эскадра, посланная тайно в воды России, уже сократилась вдвое — новости не достигали отделенной от поверхности десятками метров водной толщи субмарины — но не сомневался, что русские, несмотря на свою нынешнюю слабость, не станут церемониться, обнаружив у себя под носом незваного гостя. Но уйти в открытое море, растворившись на его просторах, он не мог, во всяком случае, до тех пор, пока семеро бойцов SEAL, сейчас возившиеся в тесном ангаре, вздыбившимся уродливым наростом за высокой рубкой-«плавником», не покинут субмарину, отправляясь в пасть врага.

Восьмой, невысокий жилистый крепыш с типично азиатскими чертами лица, так же, как и остальные, облаченный в гидрокостюм и увешанный подсумками со снаряжением, молча прошел вдоль короткого строя. Места в погруженном в полумрак отсеке почти не было — кроме восьми «морских котиков» здесь находились подводные буксировщики, похожие на снабженные сидениями торпеды. Подводные аппараты должны были доставить коммандос, элиту Сил специальных операций США, туда, где коммандер Чоу хотел бы оказаться менее всего — на русский берег.

— Проверить снаряжение! — негромко приказал офицер, остановившийся у края шеренги. — Командование отдало нам приказ провести разведку системы обороны русской военно-морской базы в Североморске. Для этого подлодка должна подойти к берегу на десять миль, после чего мы продолжим путь своим ходом, сперва под водой, а затем — по поверхности, напичканной русским постами и патрулями. Наша задача — наблюдение, в контакт с противником вступать запрещено, но не уверен, что русские согласятся с такой постановкой задачи.

«Морские котики» понимающе кивнули. Их подразделение давно не работало по основной «специальности», действуя во всех минувших войнах, в Ираке, Афганистане, как элитная пехота, которую посылали туда, где армия оказывалась бессильна, или где требовалась более тонкая работа, чем ковровая бомбардировка с В-52. Но высадки на вражескую территорию с моря, с воздуха или из-под воды, отрабатывались на многочисленных учениях, и каждый из бойцов, готовившихся сейчас выполнить это по-настоящему, понимал, что ждет впереди.

— Если русские обнаружат нас, — продолжил коммандер, вовсе не собиравшийся отсиживаться за спинами своих людей, каждый из которых был ближе ему, чем родной брат, остававшийся где-то на другом конце земного шара. — Если русские обнаружат нас, то лучшей участью для всех будет героически погибнуть в бою. Наша миссия совершенно секретна, и Вашингтон никогда не признает наше существование, а гнить остаток жизни в русской тюрьме я не пожелаю никому, если, конечно, русские не проявят милосердие и не пустят нам пулю в голову без судов и прочего фарса прямо на месте. Но всем вы — профессионалы, и я горжусь тем, что командую вами. И поэтому я уверен, что мы просто выполним приказ и вернемся обратно, никем незамеченные, как делали не раз и прежде.

В то время, пока готовившиеся ступить на вражескую землю «морские котики» в десятый раз проверяли, надежно ли подогнана амуниция, и хорошо ли упаковано оружие, на которое только и останется надежда после того, как они покинут субмарину, на мостике «Северной Каролины», неторопливо двигавшейся вдоль берега на юго-восток, несколько человек с офицерскими нашивками лихорадочно думали над решением очередной проблемы.

— Мы уже миновали полуостров Рыбачий и скоро войдем в Кольский залив, — сообщил старший помощник. — В любой момент на нас может наткнуться русский патрульный самолет или какой-нибудь корабль. Пускай у них почти не осталось флота здесь, на севере, но уж свою главную базу русские должны постараться прикрыть от возможных атак. Не будет удивительным, если где-то здесь вертится и одна из их субмарин класса «Кило». Нужно высаживать коммандос и убираться подальше в нейтральные воды!

Командир подлодки только отмахнулся, презрительно фыркнув:

— Русские слепы и глухи, у них нет ни кораблей, ни авиации. Мы можем войти в гавань Североморска, и нас никто не обнаружит, пока мы не всплывем у причальной стенки! Если высадить спецназ сейчас, им придется преодолеть под водой двадцать миль, и еще вчетверо больше по суше, и вот тогда риск попасться на глаза русским у наших парней возрастет стократно.

— Не стоит недооценивать даже слабого противника. Если русские нас обнаружат, то устроят охоту!

— И мы пустим охотников ко дну, надолго отбив у оставшихся в живых желание выходить в море!

В то время, пока офицеры спорили, пытаясь принять решение, рулевой удерживал «Северную Каролину» на прежнем курсе. Подлодка передвигалась почти бесшумно благодаря поглощающему покрытию, запиравшему производимые судовыми механизмами звуки внутри корпуса, и сменившему традиционный гребной винт водомету. У американских моряков были все основания верить в собственную незаметность. Ровно до той секунды, пока по корпусу субмарины не ударили барабанной дробью импульсы гидроакустической станции МГ-339Т «Шелонь» русского противолодочного корабля «Онега». Появление отметки цели было полной неожиданностью для оператора ГАС, но не меньшим шоком происходящее стало для американских моряков.

— Кэптен, сэр, по нам работает сонар! — звенящим от напряжения голосом доложил акустик «Северной Каролины». — Русский корвет по правому борту!

— Дьявол! Приготовить торпедные аппараты! И высаживайте «тюленей» немедленно!

Сигнал тревоги, наполнивший тесноту сухого ангара, заставил коммандера Чоу вздрогнуть, а просунувшийся по пояс в люк подводник почти прокричал:

— Высаживаетесь немедленно! Русские сели нам на хвост!

— Где мы? Как далеко от места назначения?

— Мы только вошли в территориальные воды России, — сообщил подводник. — Десять миль до острова Кильдин.

— Дьявол! Вы должны были высадить нас в Кольском заливе! Нам же придется преодолеть по суше больше полусотни миль, мимо русских постов!

— Все, выметайтесь сейчас же, это приказ капитана!

В отсек из открывшихся кингстонов хлынули потоки воды. «Морские котики» оседлали буксировщики, и, едва коммандер Чоу успех стиснуть зубами загубник акваланга, медленно открылся люк, выпуская коммандос наружу. Четыре подводных транспортера «Марк-9» выскользнули из наполненного ледяной забортной водой ангара, поднимаясь ближе к поверхности. Диверсанты еще несколько минут могли видеть массивную «тушу» подлодки, а затем и ее очертания растворились во тьме.

Приводимые в движение электродвигателями буксировщики перемещались практически бесшумно, но, разгоняясь до пяти узлов, они должны были находиться в воде полчаса — слишком много, если учесть, что эти тридцать минут предстояло провести во враждебных водах. Коммандер Чоу нервничал, ожидая, что на головы его боевым пловцам вот-вот посыплются глубинные бомбы, от смертоносной мощи которых не спасет никакая выучка. Но русские моряки даже не подозревали о появлении «морских котиков», полностью сосредоточившись на подлодке.

Противолодочный корабль «Онега», разгоняясь до предельной скорости, мчался по волнам, сокращая отделявшую его от чужой подлодки дистанцию, уже позволявшую атаковать противника торпедами. Импульсы сонара пронзали водную толщу, ударяясь о корпус «Северной Каролины», и ее капитан, чувствуя, как рвется из груди сердце, приказал:

— Реактор на максимальную мощность! Самый полный ход! Курс — в нейтральные воды!

Водомет выбросил струю воды, разгоняя субмарину водоизмещением почти восемь тысяч тонн до тридцати двух узлов. Шумность возросла многократно, но теперь скрытность не значила почти ничего. Словно гигантская черная пуля, «Северная Каролина» мчалась над безжизненным морским дном, разбрасывая вокруг ложные цели — самоходные имитаторы, воспроизводившие шумы самой подлодки с абсолютной точностью, затрудняя работу вражеских ГАС.

— Сэр, русский корвет отстает, — доложил акустик.

«Онега», изношенные механизмы которой, давно нуждавшиеся в замене, еще пыталась преследовать противника, но расстояние с каждой минутой увеличивалось. Так и не дождавшийся приказа командир противолодочного корабля лишь огорченно выругался, когда акустик сообщил о потере цели, буквально растаявшей в морских глубинах, тем не менее, оставаясь где-то ядом и продолжая представлять угрозу.

— Контакт с неопознанной подлодкой был прерван в квадрате сорок два, — докладывал командующему Северным флотом дежурный офицер. — К поискам помимо «Онеги» присоединился малый противолодочный корабль «Снежногорск» и самолет Ил-38.

Юрий Колгуев мрачно нахмурился, стискивая кулаки

— Американцы находятся в наших водах и держат под прицелом своих «Томагавков» весь Кольский полуостров, а флот ничего не может разглядеть даже под собственным носом. В каком же мы дерьме!

Между пальцев командующего флотом мелькал карандаш, который Колгуев крутил, выдавая лишь этими движениями всю свою тревогу и волнение.

— Мы не знаем точно, американцы ли это, товарищ контр-адмирал.

— Если англичане, то что, станет легче? Это наши воды, и никто не может являться сюда непрошеным и бряцать оружием! Приказываю нарушителя уничтожить. Атомная подлодка «Леопард», кажется, должна находиться где-то поблизости?

— Так точно, на ходовых испытаниях!

— Передайте им приказ на применение оружия. Чужака уничтожить немедленно! Покажем, что с нами не стоит шутить!

— Но ведь это равносильно объявлению войны!

Карандаш, зажатый меж пальцев адмирала, жалобно хрустнул, и Колгуев, раздраженно отшвырнув обломки, пророкотал:

— Война уже объявлена — нам. Противник может в любой момент нанести ракетный удар, и я не уверен, что на борту этой подлодки нет ядерного оружия. Я обязан обеспечить боеспособность флота и мы будем защищаться всеми доступными средствами. Запросить «Леопард» немедленно и передать ему координаты противника для атаки!

Пришедший на сверхнизких частотах приказ, пронзив водную толщу, достиг двигавшуюся малым ходом на глубине сто метров АПЛ К-328 «Леопард» типа «Барс». Как только сообщение было расшифровано, субмарина стремительно рванула к поверхности, выпуская радиобуй, надежно связавший атомную подлодку со штабом флота.

— Противолодочный корабль обнаружил в наших территориальных водах неопознанную подлодку, — сообщил командир «Леопарда» спустя несколько минут своим офицерам. — Предположительно, американская ударная субмарина типа «Вирджиния». Контакт с ней был потерян в двенадцати милях от берега. Нам приказано уничтожить нарушителя. Все по местам, товарищи! Объявить боевую тревогу!

Поставленный на ремонт задолго до американского вторжения, но по причине вечного русского разгильдяйства, помноженного на безденежье, «Леопард» пережил оккупацию, не покидая сухой док Севмашпредприятия. И теперь, когда страна встряхнулась, приходя в себя, и отыскались недостающие средства, подлодка снова вышла в море, вернувшись на службу. Но первый же испытательный поход внезапно превратился в боевой.

— Поднять мощность реактора до сорока процентов, — приказал капитан. — Право на борт двадцать!

Набирая скорость, «Леопард» плавно развернулся, протискиваясь сквозь спрессованную давлением толщу воды, а командир отдал новый приказ:

— Зарядить противолодочную ракету в торпедный аппарат номер один!

Офицер-торпедист обернулся к капитану:

— Товарищ командир, тип БЧ?

— Специальная!

Подводник оцепенел, и командир подлодки повысил голос:

— У нас есть четкий приказ, и мы сейчас обязаны выполнить его! Именно для такого случая мы вышли в испытательный поход с полным боекомплектом.

— Есть, товарищ капитан!

Автоматическая система перезарядки торпедных аппаратов «Гринда» выполняла необходимые действия, требовавшие немалых усилий, без участия людей, превращавшихся лишь в наблюдателей. Противник русских подводников находился сейчас далеко за пределами действия реактивных торпед М-5 комплекса «Шквал», момент погрузки которых на борт так удачно зафиксировал американский спутник-шпион, но у командира «Леопард» имелась настоящая «длинная рука». Открылась внутренняя крышка торпедного аппарата, и во тьму трубы скользнула восьмиметровая стальная «сигара» противолодочной управляемой ракеты комплекса «Водопад». И когда в главном командном посту получили сигнал готовности, капитан немедленно скомандовал:

— Первый — пли!

Твердотопливный реактивный двигатель вышвырнул ракету 84Р из торпедной трубы, сообщая ей огромную скорость. Похожая на громадную восьмиметровую сигару ПЛУР пробила толщу воды, отделявшую «Леопард» от поверхности моря и взмыла над волнами, разгоняясь до сверхзвука. Набирая высоту, ракета промчалась над волнами Баренцева моря по параболической траектории, «подскочив» на несколько километров над поверхностью, и, когда достигла наивысшей точки, камнем рухнула вниз. Расстояние почти в полсотни верст было преодолено за считанные минуты, и головная часть ракеты, под обтекателем которой заключалась колоссальная мощь, врезалась в волны в той точке, где, по расчетам, следовало находиться американской подлодке-нарушителю, устремляясь на глубину.

Бортовая инерциальная система наведения, примитивная по сравнению с тем, что было установлено на другие ракеты русского флота, вывела ракету к цели с ничтожной ошибкой в какие-то несколько кабельтовых. Акустик «Северной Каролины» успел предупредить об угрозе, когда сонары уловили всплеск, но что-либо предпринять американские моряки уже не могли. ПЛУР достигла расчетной глубины, и в действие пришла установленная на ней ядерная боеголовка. Яркий свет на миг озарил погруженную в вечную тьму морскую пучину. Выпущенная на свободу колоссальная энергия мгновенно испарила тысячи тонн воды, напитывая их невидимым ядом. Взрыв мощностью равный двумстам тысячам тонн тротила, сотряс морские глубины. Мгновенно возросшее в тысячи раз давление забортной воды стиснуло корпус американской подлодки, мгновением ранее ослепленной и оглушенной не ведавшим преград электромагнитным импульсом, и прочная сталь не выдержала, треснув по швам.

Вода устремилась в отсеки «Северной Каролины», заполняя пустоту, вминая в переборки оказавшихся на пути ледяного потока моряков. Чудовищный удар расколол корпус ядерного реактора, будто яичную скорлупу. Графитовые стержни, скользнув в активную зону, прервали цепную реакцию, но ядерное топливо высыпалось, отравляя все вокруг смертельной радиацией. Подводная лодка, на борту которой уже не осталось никого живого, ударилась о морское дно, переламываясь пополам, а над местом ее гибели вздымался пенной горой султан подводного ядерного взрыва.

Ударная волна, раздавившая американскую субмарину, продолжила движение, ослабевая, но оставаясь еще опасной. От мощного толчка на борту находившегося в нескольких милях от места взрыва малого противолодочного корабля «Снежногорск» вышел из строя один из двигателей, а с палубы «Онеги» в волны сбросило матроса, которого, правда, уже через пару минут достали из волн, даже не успевшего толком перепугаться. И уже на излете волна настигла мелено приближавшихся к русскому берегу бойцов американского морского спецназа SEAL. Один из буксировщиков «Марк-9» закружило, будто в танце, и управлявших им пловцов вырвало с сидений. Их неуклюже шевелившие руками и ногами фигуры исчезли во тьме, заставив коммандера Чоу впиться зубами в пластик загубникам — его группа понесла потери задолго до того, как увидела своего противника.

Спустя несколько часов старший прапорщик Шестьдесят первой отдельной бригады морской пехоты Северного флота Игорь Зверев задумчиво потыкал носком берца в бок лежащего наполовину в воде тела, затянутого в черный гидрокостюм. Волны то накатывали, полностью скрывая его, то отступали, обнажая широкую полосу песка и причудливо скрючившуюся безликую человеческую фигурку. Прилив вынес его на берег достаточно давно, и, если бы не случайно заметившие его с проплывавшего баркаса рыбаки, тело, скорее всего, стало бы добычей галдевших сейчас над головой чаек. Или волны снова утащили бы его в пучину, стирая все следы.

— Нашел, нашел! — Донесшийся сквозь грохот волн и птичий крик возглас заставил Зверева обернуться. — Сюда!

Старший прапорщик, придерживая висевший на плече стволом вниз АК-74М, побежал на голос, туда, где один из полутора дюжин солдат, бродивших почти по колено в ледяной воде среди отшлифованных волнами до зеркальной гладкости каменных глыб, размахивал над головой обеими руками. В одной из них морпех сжимал какой-то продолговатый предмет, в котором приблизившийся Зверев узнал автомат, правда, какой-то непривычный, мало в чем походивший на родной «калаш».

— Дай-ка сюда, боец! — Зверев требовательно протянул руку, приняв оружие и задумчиво повертел его, стараясь рассмотреть со всех сторон. — Ух, ты, какая штуковина интересная! Молодец, сержант, глазастый!

Взвод морпехов из размещенного поблизости гарнизона Шестьдесят первой бригады прибыл на берег около часа назад, принявшись прочесывать прибрежные гранитные скалы, и вот, после долгих поисков, им улыбнулась удача.

— Что тут, прапорщик?

Приехавший на место со своими бойцами командир батальона с интересом взглянул на оружие в руках Зверева. Автомат выглядел громоздким, каким-то неуклюжим даже в сравнении с не отличавшимся продуманным дизайном АК-74. Длинный ствол с толстой трубой подствольного гранатомета, поднятые на высоких стойках прицельные приспособления, странной формы приклад, казавшийся продолжением ствольной коробки, и прямой широкий магазин из полупрозрачного пластика, сквозь который были видны плотно уложенные один к другому патроны. Старший прапорщик, протягивая «трофей» командиру, пояснил:

— Американская штурмовая винтовка FN SCAR, «тяжелый» вариант калибра 7,62 миллиметра. Состоит на вооружении Сил специальных операций США.

— Оружие профессионала! — В голосе офицера звучало уважение. — А хозяин, получается, один из этих их «людей-лягушек»?

Майор кивком указал на тело, которое двое морских пехотинцев уже вытащили из воды и несли к санитарному «уазику»:

— Откуда он здесь взялся?

— Судя по снаряжению, мог высадиться с подводной лодки, возможной, той самой, которую шарахнули «ядренбатоном» наши мореманы. И быть мне до конца жизни ефрейтором, если он приплыл в одиночку!

— Вот же суки! — Комбат зло сплюнул под ноги. — Мы их в дверь, так они — в окно! Уже и беспилотники сбиваем чуть не каждый день, и подлодку на дно пустили, а пиндосы не уймутся. Что ж, надо бы в штаб сообщить, пусть решают, куда нам бежать и кого хватать!

Донесение, поступившее от осматривавших берег морских пехотинцев едва ли удивило контр-адмирала Колгуева, хотя и не доставило ему удовольствия. Обведя собравшихся по его собственному приказу офицеров, командующий флотом сообщил:

— Американская подлодка, уничтоженная нами, превратилась в источник радиоактивного заражения, и убьет все живое в водах Баренцева моря в ближайшие месяцы, если не поднять со дна ее реактор, ставший настоящей бомбой замедленного действия. «Грязной» бомбой, мать ее! Даже сдохнув, эти козлы продолжают нам гадить! И вдобавок ко всему выясняется, что с подлодки на наш берег успели высадиться диверсанты, американские «морские котики». Их количество и задачи неизвестны, и поэтому стоит ждать появления гостей в любой момент где угодно. Илья Григорьевич?

Командующий береговыми войсками Северного флота, услышав обращение контр-адмирала, вскочил, вытягиваясь по стойке смирно, и зачастил сбивчивой скороговоркой:

— Точное время высадки диверсантов неизвестно, но не думаю, что подлодка, после того, как они отправились на берег, долго оставалась бы в наших водах, так что с отклонением плюс-минус пара часов мы представляем, когда появились эти «тюлени», и, с учетом имеющейся у них форы, можно определить район поиска. Все гарнизоны будут приведены в боевую готовность немедленно, по тревоге уже подняты морпехи Шестьдесят первой бригады, блокирующие вероятный район нахождения разведгруппы противника. К ним в любой момент готовы присоединиться бойцы Двухсотой мотострелковой бригады из Печенги. Мы их найдем, товарищ контр-адмирал!

— Все это верно, если только подлодка их действительно высадила, а не прибыла для того, чтобы забрать «тюленей» с нашей территории, — задумчиво произнес Колгуев. — Но, как бы то ни было, они сейчас на нашей территории и представляют определенную угрозу. Что ж, поднимайте всех, усильте охрану наших «точек». С армейским командованием я уже связался, они передали в наше подчинение вертолетную эскадрилью и несколько беспилотников. Если будет нужно, подключим к поискам Внутренние войска и милицию. Диверсантов нужно найти. Премьер-министр уже в курсе, он дал нам ровно сутки, после чего — погоны со всех долой. — Командующий хлопнул широкой ладонью по крышке стола, закончив: — Все, товарищи офицеры, за работу. Доклад мне каждый час, в случае изменения обстановки — немедленно! Поймайте их!

Слова командующего Северным флотом стали тем камешком, который рождает лавину. Приказ, передаваемый по цепочке, привел в движение тысячи людей по всему Кольскому полуострову. Взмывали в небо вертолеты с поисковыми группами, мчались по тундре бронемашины, а охрана многочисленных гарнизонов, взметенная командой «В ружье!», занимала оборону, готовая сражаться хоть со всем миром. Но какое-то время вся эта суета никак не касалась шести человек, что устало брели по каменистым пустошам.

Выбравшись на сушу, коммандер ВМС США Джереми Чоу несколько минут просто лежал, не шевелясь, даже ни о чем не думая, лишь растянувшись на камнях, отполированных морскими волнами, словно заботливым искушенным гранильщиком. Один за другим, выбирались из воды на сушу и его бойцы, притопившие свои буксировщики на малой глубине. Увидев присевшего рядом на корточки лейтенанта Эмерсона, командир диверсионной группы SEAL спросил своего заместителя:

— Все собрались?

— Альвареса и Джонсона нет. Что это было, командир, там, в море?

— Думаю, «Норт Кэролайн», лейтенант, — мрачно произнес Чоу. — Русские все-таки переиграли нашего бравого капитана.

— Как же мы сможем отсюда убраться, черт возьми, если наша подлодка лежит на дне?

— Придется воспользоваться экстренным каналом связи. Группа понесла потери, даже не достигнув берега, мы лишены поддержки и можем запросить эвакуацию хоть сейчас.

— А где мы вообще?

Чоу извлек из кармана герметично упакованный прибор GPS, и, сверившись с его показаниями, как всегда, неизменно точными, устало выругался:

— Мы более чем в пятидесяти милях от нашей цели. И, думаю, там нас уже поджидают русские.

— Что же будем делать, коммандер, сэр?

— Собери парней, — приказал Чоу. — Решение должно быть общим.

Шесть «морских котиков», уже избавившиеся от водолазного снаряжения и распаковавшие оружие, собрались меж валунов, усеивавших пологий морской берег. Под ногами скрипела галька, над головами истошно визжали чайки, искавшие себе пропитание в приливных волнах, снова и снова накатывавших на упорно сопротивлявшуюся сушу. Джереми Чоу, обведя внимательным взглядом своих бойцов, негромко произнес:

— Наши товарищи погибли, даже не успев ступить на берег. Нас стало меньше, мы стали слабее, и нам некуда отступать. Что осталось из оружия, Ник? — Коммандер взглянул на лейтенанта Эмерсона.

— Обе снайперские винтовки и «Марк-48», — произнес коммандос, похлопав по ствольной коробе висевшего поперек его груди пулемета, модификации стандартного армейского М249 «Миними», «перестволенного» под более мощный 7,62-миллиметровый патрон. Такого же калибра было и остальное оружие в группе, что снимало, хотя бы отчасти, проблему с боеприпасами, о наличии которых Чоу задал свой второй вопрос.

— По восемь магазинов у каждого, сэр, — доложил «морской котик». — Три ленты к пулемету и гранаты, ручные и для подствольных гранатометов, полный комплект.

— Хватит на один хороший бой, — размышляя, произнес Чоу. — Но боя как раз нужно избегать всеми силами. И нужно решить, идем ли мы вперед, выполняя приказ, или убираемся отсюда, пока русские не сели нам на хвост. Я хочу, чтобы решение было общим, джентльмены. Старшина Вуйчич?

— Я не привык показывать спину противнику, сэр!

Чоу согласно кивнул, взглянув на стоявшего рядом спецназовца:

— Уоррент-офицер Смит?

— Коммандер, сэр, «тюлени» не отступают!

Один за другим, высказались остальные разведчики, и, выслушав их эмоциональные реплики, командир группы решил:

— Что ж, мы продолжим выполнение задачи. Предстоит пройти до цели большое расстояние по территории противника, любая встреча с которым может иметь самые фатальные последствия. Наше главное оружие — скрытность, и сейчас мы должны показать, насколько хорошо владеем им. Вокруг полно русскихвойск, но и край этот огромный и пустынный, и они не смогут наблюдать за каждым клочком земли. Разведывательных спутников у них нет, и почти нет «дронов», так что, если не столкнемся нос к носу с каким-нибудь местным аборигеном, сумеем дойти до цели, никем незамеченными. Маршрут проложим так, чтобы избегать любых населенных пунктов, дорог, технических объектов вроде трубопроводов. Выйдем к месту назначения, соберем всю информацию, и тогда уже запросим командование об эвакуации. Мы уберемся отсюда прежде, чем русские догадаются о нашем присутствии!

Выстроившись в короткую колонну, «морские котики» двинулись по каменистой тундре, вздыбливавшейся черными клыками гранитных скал и изредка перемежавшейся островками перелесков, едва ли способных стать надежным укрытием. Коммандос мерно шагали, не снимая рук с оружия и стараясь глядеть одновременно во все стороны, чтобы успеть заметить появление противника. Диверсантам предстояло пребывать полной уверенности, что они остаются незамеченными, еще целых несколько минут.

Беспилотный разведчик «Дозор» неторопливо двигался по кругу, паря над северной частью Кольского полуострова на высоте трех тысяч метров, словно высматривавший добычу коршун. Порой он зарывался в плотные облака, затягивавшие небо над Баренцевым морем, предвещая скорое ухудшение погоды. Но установленная на его борту тепловизионная камера позволяла вести наблюдение в любых условиях, днем и ночью, и сгущавшиеся тучи не были помехой. Находившиеся далеко на земле операторы откровенно скучали, лишь краем глаза поглядывая на мониторы, на которых часами можно было видеть одну и ту же картину — серая тундра, перемежавшаяся жидкими перелесками и гранитными глыбами скал, видевших, должно быть, еще первых людей в этом мире. Но скука и сон исчезли, как и не бывало, в тот момент, когда в фокус камеры попала группа бредущих по безжизненной пустоши людей. В инфракрасном спектре они предстали просто темными точками, выстроившимися вереницей, но опытные операторы мгновенно опознали цель.

— Что-то есть в двенадцатом квадрате!

— Давай на второй круг, — приказал напарник, с которого как рукой сняло дремоту. — Опусти пониже нашу «птичку»!

Беспилотник, снижаясь, прорвал облачную пелену. Установленная под фюзеляжем на гиростабилизированной платформе камера в шарообразном обтекателе плавно поворачивалась, удерживая в фокусе группу бредущих по равнине людей.

— Наблюдаю группу людей с оружием, — сообщил приникший к монитору оператор.

— Может, охотники?

— Посреди тундры, на своих двоих?! Даже не смешно!

— Продолжай наблюдение до израсходования топлива! И связь со штабом флота, живее!

Звук маломощного девятнадцатисльного двигателя не достигал поверхности, ничем не выдавая близкого присутствия беспилотного разведчика. Но коммандер Чоу, повинуясь какому-то неосознанному предчувствию, запрокинувший голову к небу, рассмотрел на фоне облаков медленно плывущий в вышине черный крест, мгновенно опознав в нем «дрона».

— Holly shit! — Джереми Чоу сплюнул сквозь зубы от злости и охватившего его отчаяния, громко скомандовав: — Вперед, бегом! Укроемся в скалах!

Переход по продуваемой всеми ветрами равнине, с неподъемным грузом за плечами, притупил чувства, и, несмотря на всю свою подготовку, американцы прозевали появление «дрона». Здесь, среди голой тундры, они были как на ладони, беззащитные и уязвимые, лишенные возможности укрыться от взгляда с небес. И не было причин сомневаться в том, что вскоре за крылатым роботом явятся и его хозяева.

В далеком и абсолютно недостижимым теперь для подразделения американских «тюленей» Североморске трель телефонного звонка разорвала тишину, царившую в кабинете командующего Северным флотом. Вздрогнув от неожиданности, адмирал Колгуев схватил трубку, услышав в динамике голос командующего береговыми войсками:

— Товарищ контр-адмирал, противник обнаружен в двенадцатом квадрате! Группа в количестве шести человек движется на юго-восток!

— Все в двенадцатый квадрат, срочно, — немедленно приказал Колгуев. — Блокировать их! Перекрыть все, чтоб ни одна сука не выскользнула! По возможности брать живыми, но если окажут сопротивление — уничтожить на месте! Боевые пловцы — это элита Сил специальных операций США, лучшие их бойцы, и я запрещаю рисковать людьми, ясно?

— Так точно, товарищ контр-адмирал! Поисковые группы уже в пути! Американцам некуда бежать и негде прятаться, мы их возьмем!

Приказ, пришедший из штаба, заставил пилотов сразу нескольких вертолетов, круживших над безлюдной тундрой, изменить курс, направляясь к указанной цели. За те несколько минут, что требовались для принятия решения и его исполнения, «тюлени» успели преодолеть больше мили, но это уже ничего не могло изменить.

— Живее, парни, — хрипя от натуги и чувствуя, как судорога пронзает мышцы ног, приказал коммандер Чоу. — Шевелись, если не хотите здесь подохнуть!

Пошатываясь под тяжестью боеприпасов, сухих пайков и прочих мелочей, в сумме весивших едва ли не столько же, что и несущие их на собственной спине люди, рысцой бежали к видневшимся вдалеке гранитным кряжам, вздымавшимся над жидкими зарослями полярной березы. Не услышав, а, скорее, ощутив каким-то неизученным чувством такой знакомый звук рассекающих воздух вертолетных лопастей, Джереми Чоу обернулся на бегу, увидев далеко на горизонте быстро увеличивавшуюся в размерах темную точку, которая не могла быть ничем иным, как летящим на малой высоте вертолетом.

— Fuck!!!

Коммандер сбился с шага и невольно присел, когда вертолет с грохотом и воем промчался, казалось, над самой головой, едва не цепляясь катками неубирающегося шасси за макушки бежавших по тундре «котиков». Чоу без труда опознал «Хип», русский многоцелевой вертолет Ми-8, похожий на громадного пятнисто-зеленого головастика. Узлы подвески по бокам его фюзеляжа, где могли размещаться пусковые установки неуправляемых ракет калибром восемьдесят миллиметров или пушечные контейнеры, были пусты, но из проемов иллюминаторов в бортах торчали стволы автоматов.

В наполненном гулом турбин десантном отсеке вертолета командир взвода морской пехоты Северного флота, уставившийся в иллюминатор, увидел, как фигурки людей, сперва растянувшиеся на земле, вскочили, бодрой рысцой двинувшись к недалеким скалам, вздымавшимся зазубренной стеной по правому борту.

— Какие шустрые! — офицер толкнул кулаком в плечо сидевшего рядом бойца, крикнув тому сквозь шум двигателей: — Чижов, ну-ка, притормози их! Только аккуратно, а не как всегда!

— Есть, товарищ лейтенант!

Морпех, оскалившись, высунул в проем иллюминатора ствол пулемета, установленного на шкворневой опоре. Вжав приклад «Печенега» в обтянутое камуфляжем плечо, боец нажал на спуск, увидев, как вспыхивают и быстро гаснут росчерки трассеров, устремившихся к земле. Пулеметная очередь ударила под ноги неуклюже бежавших по равнине американцев, и Чоу, волчком разворачиваясь на месте, скомандовал:

— Огонь!!!

Лейтенант Николас Эмерсон, присев на колено, без натуги вскинул облегченный пулемет «Марк-48», ловя в объектив маломощного оптического прицела ACOG, установленного поверх ствольной коробки на направляющей «пикатинни». Палец потянул спусковой крючок, почти без сопротивления подавшийся назад, и на конце ствола вспыхнул пульсирующий огонек. Треск выстрелов почти не был слышен за гулом турбин кружившего на малой высоте русского вертолета, но «морской котик» увидел, как пули, попадая в цель, высекают искры из бортов Ми-8. Стоявший рядом в полный рост коммандер Чоу, вжимая в плечо приклад штурмовой винтовки, тоже открыл огонь, в три очереди опустошив двадцатизарядный магазин своей «Марк-17» SCAR. Остальные коммандос поддержали его, обрушив на вражеский геликоптер, уязвимый на малой высоте шквал свинца.

От русского вертолета, буквально подпрыгнувшего на сотню метров вверх, к земле потянулись огненные ленты трассеров. Один из «морских котиков», выронив оружие и схватившись за живот обеими руками, осел на землю. Другой схватился за плечо, и Чоу увидел, что между его пальцев струится казавшаяся неестественно черной кровь.

— Эмерсон, проверь, что там с Гришоу! — Командир разведгруппы указал на неподвижно лежавшего на камнях «тюленя». — Вуйчич, помоги Бэббиджу!

Лейтенант, склонившись над своим товарищем, сообщил:

— Гришоу мертв, сэр!

— Дьявол! Всем двигаться к скалам! Вуйчич, помоги раненому! Остальным прикрывать их! Шевелись! Русские вернутся в любую секунду!

Сбившись грудой и ощетинившись во все стороны стволами, американцы бросились к высившимся поблизости гранитным глыбам, похожим на руины какого-нибудь средневекового бастиона. Почти вскарабкавшись на вершину скалы, Джереми Чоу увидел, как от «подсевшего» в паре километров русского Ми-8, едва касавшегося земли катками шасси, отделяются крохотные человеческие фигурки. Выстраиваясь редкой цепью, они двинулись к скалам, охватывая их полукольцом.

— Занять позиции, живее, — приказал Чоу, торопливо меняя магазин штурмовой винтовки и забивая в камору подствольного гранатомета FN40GL толстый цилиндр осколочной сорокамиллиметровой гранаты. — К бою! Снайперы, огонь по готовности!

Старшина Вуйчич, уложив раненого товарища в выемку в скале, стащил с плеча снайперскую винтовку Mk-20 SSR, расправив телескопические сошки и приникнув к оптическому прицелу. Потянув рукоятку затвора назад до упора, он разжал пальцы, досылая патрон в патронник. Его винтовка не была предназначена для высокоточной стрельбы, являясь скорее, оружием поддержки, позволявшим вести сравнительно точный огонь на дистанцию, лишь немногим большую, чем стоявшие на вооружении Сил специальных операций стандартные FN SCAR, на базе которых и была создана «Марк-20», отличавшаяся утолщенным стволом и постоянным прикладом с регулируемым упором-«щекой». Полуавтоматика давала возможность поражать цели в высоком темпе, этим отчасти компенсируя неизбежно менее низкую точность, чем у орудия с «болтовым» затвором вроде М24, до сих пор воевавшей по всему миру в руках американских «джи-ай» и «маринз». В прочем, здесь важнее было не оружие, а мастерство того, в чьих руках оно находилось, а Йован Вуйчич не без оснований считал себя одним из лучших мастеров в деле быстрого умерщвления себе подобных.

Качественная оптика высокой кратности позволяла «морскому котику», устроившемуся меж двуз гранитных глыб, разглядывать идущих по тундре русских солдат, облаченных в новый «пиксельный» камуфляж и вооруженных какой-то из модификаций АК-74. Держа оружие наизготовку, они быстро приближались, явно намереваясь зайти с флангов, зажимая горстку американских коммандос в клещи. Вуйчич насчитал не менее полутора десятков противников, не считая тех, кто мог оказаться вне поля зрения, за скалами. Увеличивавшиеся в размерах фигурки карабкались вверх по склону, то исчезая за гранитными глыбами, то вновь возникая в поле зрения. Приблизившись к скалам, ставшим укрытием для горстки американских «тюленей», на восемь сотен ярдов, несколько русских солдат остановились, столпившись над лежавшим на камнях телом энсина Гришоу. Стоявшие в полный рост люди представляли идеальные мишени, и американский боевой пловец, крепче прижав к плечу приклад винтовки, задержал дыхание, нажимая на спусковой крючок. Оглушительно громыхнул выстрел, эхом заметавшись меж скал, и один из темно-зеленых силуэтов, будто споткнувшись, повалился на землю, а в воздухе еще несколько мгновений висело багровое облачко. Русские солдаты тотчас исчезли за камнями, как сквозь землю провалившись, а затем над тундрой раздалось такое знакомое «харканье» АК-74, перекрываемое низким уханьем мощных «Печенегов».

Прилетевшие со стороны русских позиций пули высекли каменную крошку над головой Вуйчича, но тот не обратил на это внимания. Ориентируясь по вспышкам дульного пламени, американец выстрелил еще несколько раз, заставляя неосторожно высовывавшихся из-за камней вражеских солдат возвращаться в укрытия. Оружие под куда более мощный патрон, чем русские 5,45-миллиметровые автоматы, обеспечивало определенные преимущества, позволяя держать противника на почтительном расстоянии, когда ответный огонь становился практически неэффективным.

Вжавшийся в холодные камни командир взвода русской морской пехоты выругался, когда пуля с визгом чиркнула по гладкому боку валуна всего в паре сантиметров над его головой. А на расстоянии в каких-то пять-шесть метров лежал еще живой боец, из-под судорожно дрожавшего тела которого уже набежала лужа крови. Один из морпехов, не слыша окрика командира, вскочил, кинувшись к умирающему товарищу и тотчас упал, покатившись вниз по склону, и лишь секундой спустя донесся сухой звук одиночного выстрела.

— Снайпер, сука! — Русский лейтенант с ненавистью уставился на гранитный кряж. — Земцов, винтовку! Чижов, прикроешь меня, как дам команду!

Один из морпехов сунул в требовательно протянутую руку офицера снайперскую винтовку СВД-К, а залегший правее за валунами пулеметчик, направив ствол «Печенега» на скалы, вопросительно уставился на командира.

— Чижов, готов? — Лейтенант, пристально разглядывая скалы, среди которых притаился враг, обратился к пулеметчику.

— Так точно, товарищ командир!

— Давай!!!

Загрохотал, выпуская струю свинца, пулемет, и командир морпехов, выскочив из-за валуна, бросился наискосок, так, что позиция американцев оказалась обращена к нему боком. На скалах засверкали огоньки, и лейтенант нырнул в промоину в земле, прежде чем над головой засвистели ответные пули. Прильнув к прицелу, он стал искать цель и, наконец, заметил, что хотел. Новый «цифровой» камуфляж MARPAT размывал силуэт лежавшего между камнями человека, но очертания фигуры оставались узнаваемыми. Оптический прицел высокой кратности «Гиперон» приблизил противника, так, что можно было различить черты его лица. Угольник прицельной марки лег на силуэт, и русский офицер нажал на спуск. Толчок приклада в плечо был более сильным, чем при стрельбе из обычной СВД, а звук выстрела больно ударил по ушам. Шестнадцатиграммовая пуля 7Н33 калибра 9,3 миллиметра покинула ствол винтовки со скоростью семьсот семьдесят метров в секунду, и, хотя сопротивление воздуха несколько притормозило ее в полете, ударила в цель, почти не растеряв заключенную в кусочке раскаленного металла энергию. Выпущенная русским снайпером пуля раздробила петти-офицеру первого класса Вуйчичу плечевой сустав, превратила в костяную муку ключицу и пробила основание шеи, погасив жизнь быстрее, чем американский боевой пловец успел ощутить боль.

Через мгновение шквал огня и металла накрыл позиции русских морпехов. Резкий, отрывистый, словно удары кнута, звук выстрелов известил, что второй снайпер отряда, энсин Смит, тоже вступил в игру. Бил короткими очередями из своей штурмовой винтовки коммандер Чоу. Рядом, невидимый за камнями, рокотал пулемет лейтенанта Эмерсона. Даже раненый сержант Бэббидж, удерживая оружие здоровой рукой, выпустил несколько коротких очередей куда-то в направлении противника, даже не рассчитывая поразить цель. Один из диверсантов, на миг высунувшись из-за валуна, вскинул свой FN SCAR, выстрелив из подствольного гранатомета. Сорокамиллиметровая граната, описав дугу, упала у подножья скалы, разорвавшись на русских позициях.

— Ублюдки, получили! — мстительно усмехнулся Чоу, отбрасывая в сторону опустевший магазин и торопливо перезаряжая винтовку. Он обернулся к возившемся со своим пулеметом лежавшему рядом Эмерсону, приказав: — Лейтенант, попробуй выйти на связь! Нам нужна эвакуация, и немедленно!

Эмерсону потребовалось несколько секунд, чтобы достать из ранца портативную спутниковую радиостанцию. Еще несколько мгновений ушло на то, чтобы подать питание и развернуть «зонтик» антенны, направив его в небо. Короткий импульс пронзил атмосферу планеты, коснувшись антенн пролетавшего над Норвежским морем спутника связи, и, отразившись от него, несколько секунд спустя вновь достиг поверхности планеты. Радиограмма, сжатая в защищенный сложнейшими шифрами «пакет», была принята на военно-воздушной базе Мак-Дилл в штате Флорида, где располагалось командование специальных операций США, вызвав там настоящую бурю.

К генералу Мэтью Камински, вошедшему в штабное помещение, подскочил офицер, выглядевший не на шутку взволнованным. Точно такая же печать беспокойства и тревоги, щедро сдобренных растерянностью, была на лицах множества людей в военной форме, находившихся в просторном зале, несмотря на глубокую ночь.

— Генерал, сэр, получен кодированный сигнал от нашей группы с территории Кольского полуострова, «Эхо-Лима-шесть». Парни сообщают, что ведут бой с превосходящими силами противника и несут потери. Им требуется немедленная эвакуация!

— Черт возьми, в одиночку у них ни единого шанса! — Командующий Силами специальных операций США, назначенный на этот пост сравнительно недавно, стиснул зубы. — Координаты «морских котиков» известны?

— Да, сэр, мы точно установили их местоположение и можем вытащить наших парней, как только получим приказ!

— Для этого нам придется вторгнуться на территорию государства, не питающего к Америке никаких дружеских чувств, но имеющего груду ядерных боеголовок! Я не могу принять такое решение сам!

Телефонный звонок, раздавшийся несколько минут спустя в резиденции американского президента, которую временно занимал Ричард Сноу, никого не разбудил. Сон вице-президента США был прерван за полчаса до этого осторожным, но настойчивым стуком в дверь. Поднявшись с постели, Сноу увидел вошедшего в спальню, погруженную во тьму, главу своей администрации. Алекс Сайерс, не на шутку встревоженный, сбивчиво сообщил еще не проснувшемуся толком вице-президенту:

— Сэр, с нами связались представители правительства России! Они утверждают, что силы российского флота обнаружили и уничтожили в территориальных водах американскую подводную лодку! Они применили ядерное оружие, сэр!

— Что?! — Сноу подскочил, мгновенно придя в себя. — Какого черта?!

— Информацию подтвердили в штабе ВМФ, сэр! Был потерян контакт с действовавшей у берегов Норвегии ударной АПЛ «Северная Каролина»! Кроме того, местные экологи сообщили о резком повышении радиационного фона в арктических водах, сэр! Русские начали войну!

— О, Господи!

На мгновение перед глазами Ричарда Сноу предстала ужасная, и вместе с тем завораживающая картина. Над заснеженными просторами русской тайги — какое, к черту, лето, ведь в Сибири всегда лежит снег! — вспыхивает пламя, и в черноту небосвода с грохотом ввинчиваются огненными стрелами стартующие ракеты. Им потребуется несколько десятков минут, чтобы достигнуть цели, а это значит, что совсем скоро Белый Дом, который он уже считал своим, и весь Вашингтон вместе с миллионами своих ничего не подозревающих жителей, может исчезнуть в огненном пламени. От этого видения сбилось с обычного ритма сердце, а тело под пижамой покрылось липким потом.

— Сэр, от НОРАД сигналов тревоги пока не поступало, — произнес Сайерс, словно прочитав мысли вице-президента. — Но все же вам лучше укрыться в бункере!

Окруженный дюжими агентами Секретной службы, будто надеявшимися закрыть вице-президента от испепеляющего ядерного пламени собственными телами, Сноу в полубессознательном состоянии преодолел несколько десятков шагов до шахты лифта, унесшего его на десятки метров под землю. И только очутившись в бункере, глава государства пришел в себя, справившись с охватившим его ужасом. Экстренный командный центр представлял собой настоящую подземную цитадель, защищенную несколькими метрами армированного сталью бетона. Его стены, по заверениям строителей, могли выдержать близкий ядерный взрыв, а хранившиеся внутри запасы пищи и воды позволяли пережить последствия атомной бомбардировки. С огромной плазменной панели, занимавшей целую стену, на Ричарда Сноу смотрели лица его советников и генералов, и, глядя на них, вице-президент понял, что не одинок в своей растерянности.

— Господа, поскольку уничтожение русскими американской субмарины — факт, не требующий подтверждений, равно как и применение русскими ядерного оружия, и нам нужно решить, каких дальнейших действий ждать от Москвы и что делать нам самим?

Несколько мгновений люди, находившиеся сейчас в разных уголках страны, кто-то — дома, иные, несмотря на ночную пору, застигнутые вызовом из Белого Дома на рабочем месте, молчали, и первым заговорил Натан Бейл:

— Сэр, это — агрессия, и ответить нужно предельно жестко! Русские испытывают нас «на вшивость», как они сами выражаются, и нужно показать им свою силу!

— Агрессия, но вот только чья? — Николас Крамер невежливо прервал своего бывшего начальника, заставив Сноу обратить на себя внимание. — По сообщениям русских, «Северная Каролина» находилась в их территориальных водах.

— Ложь!

Не обращая внимания на истеричные выкрики советника по безопасности, директор ЦРУ настойчиво продолжал:

— Как долго мы будем испытывать нервы русских на прочность?! Они слабы, и отлично осознают свою сладость, а слабый, запуганный, загнанный в угол противник способен на любые непредсказуемые поступки. Если мы не хотим застать день, когда на американские города посыплются ядерные бомбы, нужно оставить русских в покое, просто не замечать их!

— Господа, — Ричард Сноу оборвал спорщиков. — Довольно, господа! Что сообщает разведка о действиях русских?

— Русские привели в готовность свои стратегические силы, господин вице-президент, — сообщил генерал Стивенс, один из немногих, сохранявших, хотя бы внешне, уверенность. — Оба их «Борея» вышли в море, наземные ракетные комплексы «Сайкл» заняли стартовые позиции, а стратегические бомбардировщики «Блэкджек» и «Медведь» стоят на взлетных полосах, заправленные, вооруженные и готовые в любую минуту подняться в небо!

— Русские готовы нанести удар, — буквально взорвался Натан Бейл. — Или мы опередим их, атаковав первыми — или погибнем!

Николас Крамер замотал головой так, что, казалось, его шея вот-вот переломится:

— То, что делают русские — просто самооборона. Их потенциал сейчас слишком низок, их ракет не хватит, чтобы нанести нам серьезный ущерб, а ответный удар, в который будет вложена вся наша мощь, испепелит Россию. Но мы своими действиями убедили Москву, что готовы начать новую войну, и русские намерены защищаться. Господин вице-президент, сэр, умоляю, не принимайте поспешных решений. Москва сообщила об уничтожении нашей субмарины, предоставив свободу действий нам. И не стоит провоцировать русских, тем более, даже если мы атакуем первыми, они все равно успеют ответить, и как бы слаба не была сейчас Россия, наши потери будут ужасны, миллионы погибших американцев.

Смотревшие друг на друга вице-президент Сноу и глава ЦРУ не замечали полных злобы взглядов Натана Бейла. Чувствуя, что его слова достигают цели, Крамер продолжал увещевать своего собеседника:

— Сэр, у берегов Норвегии действует авианосная ударная группа во главе с «Джорджем Бушем». Это — как взведенный револьвер, приставленный к русскому виску, и в Москве могут решить нанести упреждающий удар. А российский флот на Севере, пусть и многократно ослабленный, по возможностям превосходит одну нашу эскадру, так что возможный бой завершится отнюдь не в нашу пользу. Предлагаю не рисковать напрасно жизнями наших моряков и отвести корабли к Исландии, там они окажутся в безопасности, а палубная авиация сможет действовать и у русских берегов.

— Принято, — кивнул Сноу. — Не будем искушать русских, не имея решающего превосходства. Что дальше, господа?

Мозговой штурм продолжался, и по радиоволнам уже помчались на другую сторону планеты первые приказы, приведя в действие тысячи людей, не сомневавшихся, что стоят на пороге новой войны. А в кремлевском кабинете главы правительства России позвучал телефонный звонок, которого с нетерпением ждал Валерий Лыков.

— Товарищ командующий, американская диверсионная группа блокирована в тундре в северной части Кольского полуострова, — докладывал адмирал Колгуев. — Противник оказал сопротивление и будет вскоре уничтожен.

— Что обнаружили, это вы молодцы, быстро. А вот уничтожать погоди, Юрий. Они нам еще пригодятся!

Несмотря на разделяющие собеседников тысячи километров, командующий Северным флотом России различил в голосе премьер-министра довольную усмешку, с растерянностью переспросив:

— Не понял, Валерий Степанович! Мне какой приказ своим бойцам отдать? Они держат пиндосов на мушке и покончат с ними в любой момент!

— Пусть обложат их со всех сторон, чтобы шагу ступить не могли. А я пока дам указание в МИД, пусть свяжутся с американцами, объяснят ситуацию. И если в Вашингтоне признают, что это их люди, пусть весь мир увидит вероломство Америки, тайно посылающей своих диверсантов по всему миру!

— Американское правительство откажется от всего, — возразил Колугев. — Вашингтон никогда не признается в проведении подобных операций, и несколько человеческих жизней — вовсе не та цена, которую хозяева США не готовы заплатить.

— Значит, предложи этим диверсантам сдаться, сложить оружие. Они же не дураки, должны понимать, что их ждет иначе.

Четыре американских боевых пловца, один из которых уже несколько раз терял сознание от потери крови, уже несколько десятков минут наслаждались тишиной, не выпуская, в прочем, оружие из рук. Первая атака русских захлебнулась, и сейчас противник усиливал оцепление, замкнув гранитный кряж, ставший последним плотом американцев, в кольцо. Вдалеке кружили вертолеты, не приближаясь, однако, к скалам, и среди камней у подножья временами становилось заметно какое-то движение. «Морские котики» наблюдали за этой тщательно срываемой суетой, не пытаясь ничем помешать противнику, сохраняя оставшиеся патроны для последней схватки, в исходе которой никто из укрывшихся среди скал людей уже не сомневался.

Точно так же наблюдали за кажущимися безжизненными скалами русские морские пехотинцы. Командир взвода, первым оказавшегося на месте, поднес к глазам бинокль, пытаясь заметить хоть какую-то активность, но американцы, а в том, что это именно они, здесь не сомневался никто, словно растворились в воздухе, ничем не выдавая своего присутствия. Обернувшись к пробегавшим мимо бойцам, лейтенант приказал:

— Разворачивайте АГС, живее! Разотрем в труху эти скалы и всех, кто там прячется!

Один из морпехов опустил на землю низкий станок-треногу, а второй ловко укрепил на нем «тело» автоматического гранатомета АГС-17 «Пламя», ловко примкнув магазин-«улитку» с двадцатью девятью тридцатимиллиметровыми осколочными гранатами. Короткий ствол запрокинулся к небу, нацелившись на возвышавшиеся неподалеку скалы, и стрелок, обернувшись к своему командиру, сообщил:

— Товарищ лейтенант, мы готовы! Ждем приказа!

Но офицер не торопился отдать команду, сам связанный по рукам и ногам распоряжениями из штаба. Там медлили, чего-то выжидали. А в сотнях миль от них ждали команды на взлет экипажи конвертопланов MV-22 «Оспрей». Извлеченные из подпалубного ангара атомного ударного авианосца «Джордж Буш», полным ходом двигавшегося к берегам Исландии, летательные аппараты застыли на палубе, и летчики, уже заняв свои места, вполголоса обменивались встревоженными репликами.

— Наши парни попали в глубокую задницу, и вытащить их оттуда можем только мы, — сообщил командир экипажа, нервно поглаживая рычаг управления.

— А кто вытащит нас? — Второй пилот скривился, будто разжевав целиком лимон. — Если русские дадут нам провести в своем воздушном пространстве хотя бы минуту, это будет чудо Господне! Проклятье, да у них под Мурманском десятки батарей зенитных ракет SA-10 и SA-20! Нас просто прикончат!

— Ночью, совершая полет на малой высоте, шанс есть, и очень неплохой. Нам нужно провести над русской территорией чуть больше получаса. К тому же по данным метеоразведки погода портится, шторм нас прикроет. Дело может и выгореть!

Пилоты ждали, готовые в любой миг поднять в небо свои крылатые машины. Небо над Атлантикой затянули плотные тучи, крепчавшие раз от раза порывы ветра обрушивались на бороздившую холодные волны эскадру под звездно-полосатыми флагами, и любой взлет с раскачивавшейся подобно маятнику палубы мог обернуться катастрофой, но экипажи «Оспрей» были готовы выполнить приказ, спасая своих товарищей. А в полутьме десантных отсеков конвертопланов дрожали от волнения морские пехотинцы, которым предстояло прикрывать эвакуацию окруженных глубоко за линией фронта, на чужой территории, «тюленей» без особой надежды вернуться из этого рейда живыми. Но и они не собирались отступать, вот только решение оставалось не за летчиками или морпехами, готовыми ринуться в самое пекло без сомнений, а за теми, кто при любом раскладе почти ничем не рисковал лично.

Метавшийся по показавшемуся вдруг невероятно тесным бункеру вице-президент Ричард Сноу всплеснул руками, растерянно воскликнув:

— Нужно вытаскивать наших людей, во что бы то ни стало! Мы должны их спасти! Но, черт возьми, как «морские котики» оказались на русской территории?! Ведь я не отдавал приказ послать туда войска!

Неожиданное сообщение госсекретаря заставило забыть Сноу о потопленной русскими подлодке и приготовлениях к возможной войне. Энтони Флипс был предельно краток:

— Русские блокировали группу спецназа ВМС США на Кольском полуострове. Они предлагают открыть для нас воздушный коридор, чтобы вывезти коммандос либо грозят уничтожить их!

Это известие подействовало на всех, участвовавших в совещании очно, либо присутствовавших здесь виртуально, словно ледяной душ. Через несколько минут крики утихли, и генерал Стивенс смог ответить на вопрос вице-президента:

— Вероятно, сэр, это группа с борта уничтоженной русскими подлодки. «Северная Каролина» должна была отработать учебную миссию по высадке разведывательной группы на побережья Норвегии. Скорее всего, в навигационной системе произошел сбой, и капитан субмарины, неверно определив свои координаты, высадил спецназ на территорию России.

— Ошибка в сотню миль?! Какой-то бред!

— Господин вице-президент, — вмешался Мэтью Камински, вышедший на связь со своего рабочего места, с авиабазы Мак-Дилл. — Сэр, мы можем вытащить наших парней в любой момент! Только отдайте приказ, и уже завтра все они вернутся в Штаты, живые!

— Исключено, — тотчас отрезал Эндрю Стивенс. — Русские не дадут нам приблизиться и на сотню миль. Их истребительная авиация сейчас слаба, мало самолетов и еще меньше подготовленных летчиков, но недостаток истребителей с лихвой покрывается количеством развернутых на Кольском полуострове ЗРК! Любого чужака в этом небе ждет только смерть! У тихоходных вертолетов не будет ни единого шанса! Нужно проводить полноценную операцию, задействовать авиакрыло «Джорджа Буша» для подавления ПВО, зачищать район высадки бомбовыми ударами, но это уже — война!

— Но русские предлагают открыть для нас свое воздушное пространство… — вымолвил ошеломленный Сноу.

— И публично признаться в том, что США проводят тайные операции по всему миру, — закончил фразу Натан Бейл. — Это будет чудовищный удар по нашей репутации, и без того изрядно пошатнувшейся, и желанный подарок всем врагам Америки! Русские провоцируют нас, добиваясь именно такого исхода, чего мы допустить никак не вправе!

— Так что же делать?

— Ничего, — решительно заявил Бейл. — Этих людей никто и ничто не сможет связать с вооруженными силами США. Их не существует — и точка! Безопасность нации стоит нескольких жизней!

— Но там американцы ждут помощи, надеются на нас! Нельзя просто дать им погибнуть! Чем буду отличаться я от тех русских, что нажмут на курок? Это все равно, что убить этих людей собственными руками!

— Но именно так мы и сделаем, — настойчиво произнес советник по безопасности, взиравший с экрана мрачным взглядом на растерянного и едва не плакавшего вице-президента. — Мы не при чем, и будем отрицать все, любые обвинения. Это политика, сэр, и подчас требуется проявить жестокость не только к врагу, но и к своим. «Морские котики» знали, на что шли, знали, что однажды придется отдать свои жизни во имя будущего Америки.

— О, Боже! — Ричард Сноу поднес к лицу ладони, тяжко вздохнув. — Жизни этих парней будут на моей совести. Энтони, — вице-президент обратился к главе Госдепартамента. — Энтони, свяжитесь с русскими и сообщите им, что на территории России нет американских военнослужащих. Заверьте Москву в нашей полной непричастности. И да прости нас всех Господь за эту ложь!

Далеко от безопасного бункера, залитого спокойным ровным светом и наполненного приглушенным гулом мощных кондиционеров, над продуваемой злым северным ветром тундрой снова и снова рвали эфир короткие, полные отчаяния радиограммы. Лейтенант Эмерсон слал сообщения вновь и вновь, слыша в ответ лишь тишину.

— Может, русские глушат нас? — уточнил коммандер Чоу, наблюдая сквозь прицел своей винтовки за действиями русских, взявших скалу, на которой укрылись «тюлени», в плотное кольцо.

— Помех нет, сэр, — отрицательно помотал головой Эмерсон. — Эфир чист. Выходит, за нами никто не прилетит?

— Слишком опасно, лейтенант. Русские или собьют спасателей, или захватят их, пока те пытаются подобрать нас. Командование никогда не пойдет на такой риск. — Американский офицер вздохнул, глухо выдавив: — Но, Боже, как не хочется умирать!

Неожиданно над тундрой раздался усиленный мегафоном голос:

— Американские солдаты, сдавайтесь! Предлагаем вам сложить оружие и выйти с поднятыми руками, тогда никто не пострадает! Вы вернетесь домой, живые, к своим родным и близким!

Лейтенант Эмерсон растеряно взглянул на занявшего позицию слева от него коммандера Чоу, нервно тискавшего свою винтовку:

— Что делать, сэр? Если не подчинимся, они нас убьют!

— Ты ненамного меньше меня в игре, сынок, и знаешь правила. Нас здесь не должно быть, и Вашингтон никогда не признает наше существование. Дороги назад для нас больше нет, раз уж оказались настолько глупы, чтобы попасться!

— Но ведь сейчас мы с русскими не воюем! Можно объяснить все случайностью, ведь бывает и не такое!

— Если хоть один из нас попадет в их руки живым и заговорит, а русские сумеют развязать язык даже такому упрямцу, как ты, поверь, то это даст Москве повод обвинить США в агрессии, и тогда они могут нанести ответный удар всей своей мощью. Да, русские сейчас слабы, но у них хватит ракет, чтобы испепелить половину Америки, и их ничто не остановит. И нам придется умереть здесь, чтобы те, кто остался дома, могли жить дальше. Для нас нет плена, только смерть — покойники уже ничего не расскажут! Ты можешь остаться в живых, но тогда все те, кто тебе дорог, умрут. Ты готов заплатить такую цену, сынок?

Ничего не ответив, стиснувший зубы Эмерсон отложил в сторону бесполезную радиостанцию, передернув затвор своего пулемета.

А у подножья скалы русский лейтенант, потуже затянув под подбородком ремешок, удерживавший на голове тяжелую каску, дослал патрон в ствол висевшего на плече АК-74М, и, обернувшись к гранатометчикам, скомандовал:

— Огонь!

Стрелок нажал на клавишу спуска АГС-17, и рой тридцатимиллиметровых гранат, выпущенных почти в зенит, отвесно посыпался на вершину скалы, накрывая ее свинцовым дождем. Лейтенант, не колеблясь, высокичл из-за валуна, вскидывая к плечу «калашников» и громко крикнул:

— В атаку, вперед! За мной!

Редкая цепь русских морпехов двинулась вверх меж гранитных глыб, слыша, как со свистом пролетают над головами гранаты. С вершины ударил пулемет, сметая людей свинцовой косой, но удачная очередь из АГС накрыла позицию лейтенант Эмерсона. Разорвавшиеся в паре футов от него осколочные гранаты иссекли тело осколками, и пулемет умолк, заставив бессильно ругаться коммандера Чоу. Несколько раз сухо треснули выстрелы из снайперской винтовки, после каждого из которых еще одна зеленая фигурка вражеского солдата падала на камни, чтобы больше уже не встать. Но вот один из русских, выскочив из-за валуна, вскинул толстую трубу огнемета «Шмель», и реактивный снаряд, с воем промчавшись над склоном, ударил в позицию энсина Смита. На камнях словно распустился гигантский пламенный цветок, в огне которого тело американского «морского котика» рассыпалось прахом.

Коммандер Джереми Чоу одной очередью выпустил по карабкавшимся наверх русским полный магазин, ощущая даже сковзь плотную такнь «тактических» перчаток, как раскалилось пластиковое цевье его FN SCAR. Послав вдогон сорокамиллиметровую гранату из подствольного гранатомета, «морской котик» увидел, как взрыв сбил сразу двух врагов. А затем с неба на него посыпался свинцовый град. Спину пронзила боль от впившихся в плоть осколков, и оружие выпало из рук боевого пловца. Снизу вверх нескончаемым потоком летели пули, щелкая по камням, с визгом отлетая рикошетом от гранитных глыб, заставляя беззвучно кричавшего от боли американца сжаться на дне сотворенного самой природой окопа. Вдалеке снова застучал АГС, выпуская очередную серию снарядов. Один из ВОГ-17 ударился о камни на расстоянии вытянутой руки от Чоу, легкие осколки пронзили черепную кость, добираясь до мозга, и американский диверсант, до последней секунды сражавшийся за свою страну, умер.

Сержант Бэббидж, заботливо уложенный своими товарищами в нише скалы, слышал, как перестал стрелять автомат его командира. А затем рядом раздался звук шагов и чужие голоса на незнакомом языке. Балансируя на грани обморока, морской котик немеющей рукой вытащил из кармашка на разгрузочном жилете ручную гранату. Чтобы выдернуть проволочное колечко чеки, у истекавшего кровью сержанта ушли последние силы, и, уже теряя сознание, он почувствовал, как гладкий шар осколочной М67 выскальзывает из разжавшихся пальцев. Рядом, над самой головой, раздался остерегающий возглас, подошедшие вплотную русские морские пехотинцы бросились на землю, и только тогда громыхнул взрыв. Оглушенные, трясущие головами, они встали на ноги, уставившись на изуродованное взрывом человеческое тело. Последний из их врагов, которым суждено было остаться навеки безымянными, предпочел плену смерть.

— Тела вниз, грузите их в вертолет, — приказал поднявшийся на вершину скалы лейтенант, осматривая поле боя. Две трети его людей не сумели проделать этот путь, оставшись где-то внизу, убитые и раненые, и сейчас взводный санинструктор пытался помочь тем, кого еще можно было спасти.

Разведывательный спутник «Ки Хоул-11» поймал в фокус своих камер скалу на севере Кольского полуострова, и находившея в десятках тысяч километров от этого сурового края люди видел бродящие по вершине темные фигурки, и другие, лежащие неподвижно среди камне в причудливых неестественных позах. Отвернувшись, вице-президент Сноу сжал кулаки, глухо прорычав:

— Они ответят! Русские ответят за все, за каждую пролитую каплю американской крови! Мы их раздавим!

Глава государства взглянул на взиравшего на него с экрана главу АНБ. Заметив внимание вице-президента, Реджинальд Бейкерс, вопросительно уставился в ответ, всем своим видом изображая готовность к действию.

— Господин Бейкерс, вы, кажется, недавно упоминали о своих связях с руководством Японии?

— Да, сэр. Несмотря на общее ухудшение отношений, мы продолжаем взаимодействовать с их антитеррористическими ведомствами, в основном на уровне обмена информацией. Но через руководителей спецслужб возможно выйти и на высшее руководство Японии.

— Отлично! — Сноу довольно кивнул. — Японцы пытаются выдавить русских с камчатки, нуждаясь в помощи. Свяжитесь со своими друзьями, Реджинальд, и дайте им понять, что США окажут любую возможную поддержку в их борьбе с Россией!

Довольный блеск в глазах директора АНБ не заметил никто, кроме Натана Бейла. Давно запущенный в действие план продолжал воплощаться, как по нотам, и уже почти ничто не давало повода сомневаться в скором успехе.

Глава 9

Приморский край, Россия — Амурская область, Россия — Японское море, территориальные воды России
21 июня


Майор Народно-освободительной армии Китая Ци Юдао мог видеть сквозь ночную тьму так же четко, как ясным днем. Это стало возможным благодаря бортовому тепловизору и низкоуровневой телевизионной камере, установленным на стабилизированной турели в носу ударного вертолета Z-10. Штурмовой геликоптер, настоящий «летающий танк», описывал широкие круги над мрачной российской тайгой. Окрашенный в черный цвет обтекаемый корпус, сильно сжатый с боков, так что два члена экипажа размещались тандемом, один за другим, сливался с ночным небом. А малошумные турбовинтовые двигатели, приводившие в движение тринадцатиметровый пятилопастный несущий винт, позволяли узнать о приближении вертолета тому, кто мог находиться внизу, в дремучей чаще, не раньше, чем боевой геликоптер промчится над его головой.

Несмотря на то, что вертолет находился в дружественном небе России и бой, с воздушным ли, или же с наземным противником не ожидался, Z-10 не солидный набор оружия, и превращавший винтокрылую машину в «убийцу танков». Длинный ствол тридцатимиллиметровой автоматической пушки был направлен вперед, строго по курсу, но мог развернуться в любую сторону, подчиняясь нашлемной системе целеуказания. Под короткими прямыми крыльями были подвешены по две пусковые установки неуправляемых реактивных снарядов — брать в патрульный вылет мощные ПТУР HJ-10 майор Ци все же не посчитал необходимым, но и поднимать в воздух безоружную, а значит и беззащитную машину, не решился.

Вообще нахождение в воздухе тяжеловооруженного ударного вертолета, по заявлениям его китайских создателей, не уступавшему таким машинам, как состоявший на вооружении в США АН-64 «Апач» или русский Ка-52 «Аллигатор» по своим боевым возможностям, было излишним. Для патрулирования с воздуха нескольких десятков гектаров тайги, вдруг ставшей стратегически важной для Китайской народной республики, лучше подошел бы беспилотный самолет.

Легкий «дрон» мог нести тот же набор оборудования, что и весивший семь с половиной тонн вертолет, при этом будучи более экономичным и обладая куда большей продолжительностью полета — в отличие от управлявших с земли БПЛА операторов, экипаж Z-10 не мог перекусить или сходить в туалет в любой момент времени. Вот только беспилотников в арсенале НОАК, претендовавшей название «самой технологичной» армии, было ничтожно мало. И потому майор Ци Юдао вместе со своим напарником, бортовым стрелком, поднял боевой вертолет в небо, послушно исполняя приказ.

Под плоским бронированным брюхом вертолета, державшегося не ниже полутора сотен метров над землей, промелькнула широкая просека, уходившая за горизонт. Она вела с севера, из русского Заполярья, на юг, в родной Китай, и по этой прорубленной в сердце непроходимой тайги аллее змеилась, исчезая во тьме, огромная труба. Новый нефтепровод, по которому русская нефть, извлеченная из вечной мерзлоты, должна была могучим потоком течь в КНР, и был той причиной, по которой в воздухе оказался экипаж майора Ци, и не только он один.

— Обнаружена цель в северо-западном секторе, — вдруг сообщил стрелок, сидевший в передней части кабины, опущенной вниз, чтобы открывать расположившемуся позади командиру экипажа, также бывшему и пилотом, наилучший обзор. — Движется к запретной зоне!

Тепловизор, отлично работавший днем и попросту незаменимый ночью, уловил испускаемое чем-то или кем-то, движущимся сквозь чащу, укрываясь в темноте, инфракрасное излучение на внушительной дистанции.

— Цель опознана?

— Метки нет, — отозвался стрелок. — Это противник!

— Вести наблюдение, — приказал майор, и, щелкнув переключателем радиостанции на приборной панели, произнес в наполненный слабыми помехами эфир: — «Тигр-два», я «Дракон-один». Нарушитель в северо-западном секторе!

— «Дракон-один», вас понял! Выдвигаюсь!

В нескольких километрах от продолжавшего полет прежним маршрутом ударного вертолета резко изменил курс геликоптер Z-9A. В отличие от своего собрата, эта легкая многоцелевая машина не несла практически никакого вооружения, на зато в ее десантном отсеке с относительным комфортом расположилось целое отделение полностью вооруженных солдат.

Командир экипажа пошедшего на снижение Z-9 обернулся к сидевшим вдоль бортов в не слишком просторном отсеке бойцам. Его голова утопала в глубоком шлеме, а лицо почти полностью было скрыто очками ночного видения, что делало летчика похожим на какого-то фантастического киборга. Окинув взглядом непроницаемые лица десантников, которые словно дремали с открытыми глазами, он сообщил:

— В нашем квадрате обнаружены нарушители. Приказано задержать. Высажу вас за километр, чтобы не спугнуть.

Командир отделения только кивнул в ответ, передернув затвор лежавшей у него на коленях компактной штурмовой винтовки QBZ-95. Остальные солдаты тоже одновременно зарядили свое оружие — винтовки и легкие ручные пулеметы. Вертолет снизился, зависая над лесной прогалиной, окруженной со всех стороны древними елями, пронзавшими небо своими заостренными вершинами. Шасси Z-9 остались втянутыми в фюзеляж, лишь сдвинулся в сторону широкий люк в его камуфлированном борту, и девять бойцов Сорок третьей воздушно-десантной дивизии один за другим плавно спрыгнули вниз. Тотчас откатываясь в стороны, десантники заняли круговую оборону, направив стволы автоматов и пулеметов в сторону зловещего леса, пока вертолет не набрал вновь высоту, растворяясь в ночном небе.

— Рядовой Лю, — командир отделения подозвал одного из своих бойцов, и тот, прежде неподвижный, будто враз окаменели все мышцы в его теле, бесшумно скользнул к офицеру. — Рядовой Лю, в головной дозор! Вести наблюдение по ходу движения! Остальным — прикрывать фланги! Направление движения — запад!

— Есть!

Китайские десантники построились, сдвинули на лица очки ночного видения, мгновенно рассеявшие ночной сумрак, и, держа оружие наизготовку, двинулись вглубь чащи. Рядовой Лю двигался первым. Он шел бесшумно, не касаясь ни одной веточки, пробираясь сквозь встававшие на пути заросли, словно бесплотный дух. Ступни, сдавленные десантными ботинками, перекатывались с пятки на носок по устилавшему землю ковру опавшей хвои, листвы, обычного лесного мусора. Китайский солдат вел наблюдение посредством тепловизионного прицела, установленного на его полуавтоматической снайперской винтовке QBU-88, затыльник которой был плотно вжат в плечо бойца, готового открыть огонь.

Китайские солдаты из элитной десантной дивизии уверенно шли сквозь лес, с каждым шагом приближаясь к цели. Они были отлично подготовлены и действовали слаженно и четко, как части единого механизма, идеально пригнанные друг к другу. Но те, вокруг кого медленно, но верно смыкалось кольцо облавы, тоже не были новичками в дремучей тайге.

Двое мужчин, пробиравшихся по зарослям, тоже ступали беззвучно, по въевшейся в кровь и не раз спасавшей их жизни привычке стараясь не выдать своего присутствия. Тот, что шел первым, был бородат, кряжист, одет в затертую «горку». Его выглядевший моложе напарник, такой же крепко сбитый, оделся в старую армейскую «флору». Из-за плеч обоих торчали ружейные стволы. В какой-то миг бородач застыл, и второй тоже замер, будто вкопанный, шепотом окликнув спутника:

— Митрич, что чуешь?

— Вертолет, Потап, — выдохнул бородатый, касаясь ремня своей винтовки. — Где-то рядом кружит. Кажись, егеря!

Парень во «флоре» от души выругался, принявшись вертеть головой по сторонам. Едва слышный стрекот вертолетного винта, звук, который браконьер ни с чем бы в жизни не спутал, откатился куда-то за горизонт и затих, но что-то мешало расслабиться. Потап стащил с плеча свой верный, надежный и мощный карабин «Архар», охотничью версию знаменитого СКС, лишенную штыка, но снабженную креплением для оптического прицела, на оружии молодого таежника ныне отсутствовавшего. Оттянув назад рукоятку заряжания, он дослал патрон в ствол, испугавшись лязга затвора, прозвучавшего в лесной тишине настоящим набатом.

Покосившись на своего напарника, бородатый Митрич тоже стянул с плеча оружие, старый немецкий «маузер» калибра 7,92 миллиметра, доставший от давно покойного отца, прошедшего давнюю войну от Волги до Эльбы. Хорошо смазанный затвор бесшумно отошел назад и вернулся в исходное положение, запирая в стволе патрон, один из пяти, набитых в магазин. Охотники переглянулись, и именно в этот момент их увидел в окуляре своего прицела рядовой Лю из Народно-освободительной армии Китая.

— Двое мужчин с оружием, — произнес он в укрепленный возле уголка рта проводок-микрофон. — По виду — гражданские!

— Окружить! Открывать огонь при малейшей угрозе!

Десантники двинулись вперед, готовые обрушить на противника шквал пуль. Оружие их давно было взведено и снято с предохранителей, и оставалось только нажать на спуск, посылая во врагов свинцовую смерть.

— Чу! — Митрич, для которого жуткий лес был привычнее и роднее собственного дома в дальней деревне, вскинул карабин, услышав что-то, что заставило сердце замереть на мгновение. — Рядом есть кто-то!

— Охотнадзор, что ли?

— Эти красться бы не стали, — буркнул в бороду браконьер, а затем, резко развернувшись на пятках и вбив каблуки добротных кирзачей в землю, выстрелил. Он бил на звук, как умел еще с юности. Митрич, выбравшийся на охоту незаконно, без путевки, даже не имея охотбилета, не колебался, спуская курок. Неважно, кто укрывался в чаще, но добрый человек подкрадываться по-воровски не стал бы точно.

Громовым раскатом грянул выстрел. Пуля весом двадцать семь граммов пробила листву, ударив в верхнюю часть груди стоявшего за ней китайского десантника. Бронежилет частично принял на себя энергию, заключенную в небольшом кусочке металла, вылетевшего из ствола на скорости восемьсот метров в секунду, но спасти своего владельца не смог. Солдата чудовищным ударом сбило с ног, швыряя назад, в заросли пихты.

— Огонь! — прошипел в микрофон командир отделения и вдавил до упора показавшийся непривычно тугим спусковой крючок, привычно «поймав» плечом отдачу.

Семь стволов разом изрыгнули свинец, накрыв полянку стальной пургой. Несколько летевших намного быстрее звука «ос» калибра 5,8 миллиметра, выпущенных из китайских автоматов QBZ-95, впились в живот Митричу, а одна, расщепив приклад вскинутого к плечу «маузера», пробила шею. Браконьер, хрипя и захлебываясь в собственной крови, хлеставшей из разорванных артерий, повалился на землю.

Потап, услышав стрекот выстрелов, упал там, где стоял, и только поэтому уцелел под кинжальным огнем скрывавшихся в чаще противников. Откатившись в сторону и крепко прижав к груди карабин, высшую ценность, какую только можно было представить в подобной ситуации, охотник слышал, как пули с хрустом и визгом терзают древесину послужившей ему укрытием старой лиственницы. Ему не впервые приходилось оказываться под обстрелом, но никогда прежде — ночью, с трудом представляя, сколько рядом может быть врагов и вовсе не зная, где они находятся.

Стрельба прекратилась, и из кустов, что росли метрах в ста, послушался треск, сопровождавший чьи-то шаги. Не колеблясь, Потап вскинул карабин, открыв огонь в сторону источника звука. «Архар» в его руках норовисто дернулся раз, другой, третий, выплевывая под бок охотнику горячие гильзы. Он не мог видеть результаты стрельбы и не знал, что одна из выпущенных 9,7-граммовых экспансивных пуль калибра 7,62 снесла половину лица командиру китайских десантников, под подошвой ботинка которого предательски хрустнула мгновение назад сухая веточка.

Снова застрекотали автоматы, наполняя лесной воздух визжащим свинцом и пороховой гарью. Радиоэфир наполнился звуками команд.

— Хао, прижми его к земле, — приказал принявший руководство боем заместитель командира взвода. — Не дай шевельнуться! Лю, видишь его?

Пулеметчик сержант Хао лег на землю, уткнув в кочку сошки своего легкого QBB-95, и открыл огонь длинными очередями, срезая траву у самой земли и заставляя Потапа вжиматься в высохший мох, боясь шелохнуться лишний раз. Барабанный магазин, вмещавший восемьдесят патронов, опустел очень быстро, но этого хватило, чтобы оставшиеся десантники продвинулись почти на сотню метров, вплотную подбираясь к противнику, тоже периодически постреливая в пустоту.

Потап, чувствуя, как каждая выпущенная неведомом врагом пуля ложится все ближе, догадался, что противник, в отличие от него самого, видит и во тьме. Нашарив в кармане лежавшего рядом ранца рубчатую рукоять ракетницы, он выпустил ярко светящийся и рассыпающий искры шар в сторону, откуда, не переставая, бил пулемет. Вспышка, многократно усиленная электронно-оптическими преобразователями использовавшихся китайцами приборов ночного видения, ослепила их, на несколько мгновений лишив зрения полностью. Подхватив карабин, Потап вскочил, кинувшись вглубь чащи.

Мечущийся из стороны в сторону человеческий силуэт был отлично виден рядовому Лю в нечувствительный даже к самым ярким вспышкам тепловизор. Его губы свело в оскале, и солдат нажал на спуск. Винтовка QBU-88 дернулась, выпуская вслед беглецу пулю, через мгновение ударившую русского браконьера в правую часть спины, под лопатку. Закричав от боли, Потап оступился, упал и покатился кубарем. Пытаясь ползти, и мертвой хваткой вцепившись в цевье карабина, с которым так и не расстался, охотник услышал сперва звук бегущего человека позади, а затем — шлепок, прозвучавший буквально на расстоянии вытянутой руки. Что-то покатилось по земле, и Потап увидел лежащий рядом шар ручной гранаты «Тип-59», копии знакомой до боли отечественной РГД-5. Браконьер не успел ни отбросить гранату от себя, ни, тем более, добраться до укрытия. Запал догорел за положенные четыре секунды, и ночную мглу рассеяла неяркая вспышка, сопровождаемая совсем не впечатляющим хлопком взрыва.

Китайские солдаты, убедившись, что противник мертв, вышли из своих укрытий, став в кружок над телом русского охотника, у которого взрывом полностью разворотило лицо. Кто-то, увидев такую картину, не смог сдержать рвотные позывы, согнувшись рядом в приступе тошноты.

Вадим Захаров прибыл на место боя, когда над приморской тайгой уже брезжил рассвет. Вертолет Ми-8 с грохотом и треском промчался над бескрайним зеленым морем. Приникший к иллюминатору министр энергетики России увидел мелькнувший внизу проселок, на котором уже стоял, лениво вращая винтами, легкий вертолет Z-11, китайская копия разработанного во Франции AS-530 «Экюрейль». Возле изящного геликоптера, разрисованного бесформенными камуфляжными пятнами и украшенного нанесенными на борта красными звездами, столпилось около десяти человек, большинство также в ставшем уже привычным китайском камуфляже.

Ми-8 завис над дорогой и начал снижаться, пока шасси не коснулись земли. Один из членов экипажа в промасленном комбинезоне спустил короткую приставную лестницу, и Захаров сошел на землю. Невысокого даже по меркам китайской расы офицера в безликом камуфляже, двинувшегося навстречу российскому министру, Вадим знал, и очень хорошо. Правда, на церемонии запуска нового нефтепровода оба они выглядели иначе. Пошитые по фигуре из отличной ткани деловые костюмы и парадные мундиры, золотое шитье, от которого рябило в глазах и сияние наград, густо обсыпавших кители. И не было на поясе генерала НОАК Бао Тэнчжэ кобуры, из которой торчала, как сейчас, обтянутая рифленой резиной, чтоб в ладони не скользить, рукоятка полуавтоматического пистолета QSZ-92.

Оцепившие поляну, ставшую импровизированной взлетно-посадочной площадкой, десантники из Сорок третьей дивизии вытянулись по стойке смирно, ловя на себе одобряющий взгляд проходившего мимо генерала. С тех пор, как Шестая танковая дивизия Народно-освободительной армии Китая под его командованием опрокинула заслон американской морской пехоты, ворвавшись на улицы оккупированного Владивостока, популярность генерала Бао в войсках возросла до небес. Возросло и доверие, оказываемое ему партией и правительством. В конце концов, танки и бронемашины героической Шестой вернулись на исходные позиции, а командующий остался в России в статусе военного атташе. Правда, Вадим Захаров предпочел бы встретиться с овеянным славой военачальником по иному поводу.

Они встали друг напротив друга в нескольких десятках метров от толстой, диаметром едва не в человеческий рост, трубы, протянувшейся по тайге. Захаров точно знал, что начало ее — на далеком Таймыре, и тянется эта труба, прихотливо извиваясь по тайге и степям, под самый Шэньян, выплескивая там мощный поток русской нефти. «Восточный мост», масштабный проект, кому-то казавшийся еще совсем недавно фантастикой, но успешно реализованный и работающий, принося всем сплошные блага. Всем, кроме тех четверых, что лежали у ног китайских десантников недвижимо, кое-как укрытые грязным брезентом.

— Не думал, господин генерал, что встретимся так скоро, — подавив вздох, произнес Вадим Захаров, взглянув в ничего не выражающие глаза китайского высшего офицера. — Что стряслось?

Министр энергетики взглянул под ноги, где были уложены четыре тела. По безмолвному приказу генерала стоявший рядом десантник в полной боевой экипировке — каска, обтянутая маскировочным чехлом, бронежилет, компактный 5,8-миллиметровый автомат поперек груди — отбросил брезент, закрывавший лица мертвецов. Захаров в тот же миг пожалел, что солдат это сделал. У того из убитых, что лежал ближе всех, лица попросту не было, вместо него — жуткое месиво, из которого торчали осколки костей. К горлу подкатил липкий комок, желудок сжался в спазме, но все же глава Минэнерго сдержался, и не такое видел.

Второй погибший выглядел не настолько отвратительно, если такое вообще можно сказать про свежий человеческий труп. Немолодой крепкий мужик, борода лопатой, как у Льва Толстого. Двое оставшихся оказались китайцами, судя по камуфляжу и лежавшим рядом автоматам — товарищи тех десантников, что сейчас расположились по обочинам проселка.

— Патруль обнаружил посторонних в запретной зоне, — по-русски, хотя и с явным акцентом, пояснил генерал Бао. — Они двигались в сторону трубопровода. Нарушители имели оружие. Они открыли огонь первыми и были уничтожены.

— Почему ваши солдаты стреляли по гражданским? Это все же подданные России, и мне не нравится, когда их отстреливают по лесам!

— У них не было метки. — Китаец задрал рукав, продемонстрировав охватывающий запястью браслет из темно-зеленой резины. Машинально Захаров коснулся точно такого же «украшения» на своей левой руке. — Каждый, работающий в запретной зоне, имеет радиомаяк автоматической системы опознавания «свой-чужой». Те, у кого есть радиометка, охрану не интересуют. У этих людей не было маячка, но было оружие.

Бао Тэнчже указал на лежавшие рядом с телами карабин «маузер» и СКС. У немецкого карабина вместо приклада торчали какие-то щепки, испачканные кровью.

— Местные жители были предупреждены о невозможности нахождения в зоне нефтепровода, — бесстрастно произнес китайский генерал. — Но, как это принято в России, они игнорировали требования. В моей стране каждый гражданин почитает и соблюдает законы, потому что знает — за их нарушение последует суровое и неотвратимое наказание. На этом должно строиться любое государство!

— Ну, да, если к этим двоим добавить еще пару миллионов русских, то, оставшиеся, возможно, перевоспитаются, — мрачно процедил Захаров. — Генерал, эти люди живут тут не одно поколение, на своей земле. Для них никогда не было и не будет границ в тайге.

— Отныне — будут!

Вадим Захаров посмотрел на уложенных у самых его ног ровной шеренгой мертвецов, и, снова переведя взгляд на Бао Тэнчже, спросил:

— Генерал, как долго китайские войска останутся на территории России? И что вообще здесь делают ваши солдаты?

— Солдаты китайской армии охраняют нефтепровод, снабжающий топливом их родину. Это почетная миссия, для которой годится далеко не каждый воин НОАК. Этот нефтепровод — совместный проект России и Китайской народной республики, в него вложены деньги китайского народа, он очень важен для нас и китайские солдаты обеспечивают сохранность этих вложений. Мне кажется, это разумно. Мы покинем вашу страну, как только вы сможете сами сохранять порядок на своей земле.

— Мне кажется, для этой миссии полнокровная воздушно-десантная дивизия, усиленная несколькими вертолетными эскадрильями — это уже излишне. Вы словно собираетесь вести полномасштабные боевые действия!

— Вы должны быть нам благодарны, ведь китайские солдаты выполняют работу ваших бойцов, и это вовсе не плохо, что их много.

— Думаю, их служба не продлится долго, — хмыкнул Захаров. — Острый период нашей болезни уже прошел. Мы уже встали на ноги и сделали первый самостоятельный шаг.

Генерал Бао недоуменно нахмурился:

— Не понимаю!

— Даже самый сильный и крепкий человек, например, тренированный спортсмен, чемпион, может тяжело заболеть. Представьте, вот он лежит в коме, живой труп, и никто не может сказать, очнется ли он, придет в себя или его сердце остановится, а мозг окончательно отомрет. Кто послабже, тот уже не жилец, но наш больной силен и духом и телом. И вот он открыл глаза, узнавая собравшихся вокруг родственников и близких, вот он встал на ноги, и, пока еще держась за стенки палаты, делает первые шаги. Его мышцы одрябли, он пока беспомощнее новорожденного ребенка, но всем ясно, что окончательное выздоровление уже не за горами. Так и моя страна после долгой агонии очнулась, стряхнула с себя сонную одурь и уже сделала первый шаг в будущее.

— Вы очень убедительно объяснили, — вежливо улыбнулся генерал Бао. — Что ж, я надеюсь, этот трагический инцидент больше не нуждается в нашем присутствии?

Санитарный Ми-8 с красными крестами на фюзеляже забрал тела русских охотников, унеся их куда-то на север, к горизонту. Трупы китайских десантников погрузили на борт прилетевшего Z-9, направившегося на юг, к не слишком далекой границе двух держав. Затем и Вадим Захаров поднялся на борт своего вертолета, взявшего курс в направлении Хабаровска. И уже прибыв в свою временную резиденцию, он связался по ВЧ-связи с Москвой.

— Это уже слишком! — возмущению министра не было предела. — Китайцы не просто держатся, как у себя дома — они нас просто не замечают, не считают за людей! Убили двух охотников, изрешетили, будто в тире, гранатами забросали! Мы, что, избавились от одних оккупантов, чтобы тотчас пустить к себе других?!

Валерий Лыков на том конце провода помолчал недолго, наконец, ответив:

— Китайцы здорово помогли нам. Если бы не их давление на США в ООН, если бы не подпитка наших партизан оружием и снаряжением, наконец, если бы не их войска, перешедшие границу, мы бы еще вели свою войну, или, что не менее вероятно, признали бы поражение. Я уж не говорю о китайских зенитных ракетах, благодаря которым наши десантные корабли тогда, в декабре, добрались до берегов Сахалина, а ведь останься там хозяйничать японцы, остатки нашего Тихоокеанского флота оказались бы намертво заперты во Владивостоке.

— Я сознаю это, — согласился Захаров. — Но настолько далеко моя личная благодарность не распространяется!

— Мы не можем говорить с Пекином с позиции силы, не можем ничего требовать. В конце концов, новый нефтепровод выгоден нам больше, чем китайцам. На фоне взлетевших цен на нефть мы, даже предоставив Китаю значительную скидку, получаем валюту, наполняющую бюджет, создаем резервы, возрождаем оборонную мощь страны, наконец. Это, полагаю, стоит жизней пары убитых мужиков.

— А было время, господин премьер-министр, когда для вас ценной казалась жизнь любого русского парня!

Захаров с силой опустил трубку на аппарат. За тысячи километров от него, на другом конце огромной страны, в пустом кабинете сидел Валерий Лыков. Уперев локти в стол, он спрятал лицо в широких ладонях. Его шепот прозвучал в стенах пустого просторного помещения громовым раскатом:

— Ничего. Скоро со всех спросим. За каждую каплю пролитой русской крови! Никто не уйдет от ответа!

В эти самые минуты сотни тысяч людей в самых разных уголках огромной державы делали все, чтобы угрозы Лыкова исполнились. Делали, порой, не зная конечной цели, общего замысла, но даже не думая о том, чтобы отступить. Одним из этих людей был вновь назначенный командующий Тихоокеанским флотом России.

Транспортный Ан-26, в полете угрожающе дребезжа и проваливаясь в воздушные ямы, словно уходил в смертельное пике, доставил контр-адмирала Лямина из Владивостока, где ныне собрались все боеспособные единицы, представлявшие хоть какую-то ценность, в Комсомольск-на-Амуре. В прочем, назвать скопление чудом переживших войну кораблей и подлодок флотом мог только неисправимый оптимист. Тихоокеанский флот перестал существовать в далеком мае, когда волна за волной налетали с океана, стелясь над самыми волнами и до последнего оставаясь незамеченными береговыми РЛС американские «Томагавки». Выполняя приказ премьера Самойлова, все корабли и находившиеся на боевом дежурстве подводные лодки вернулись в базы, чтобы там, выстроившись у стенки, стать отличным мишенями для вражеских крылатых ракет.

Ушли на дно эсминцы и БПК, ракетный крейсер «Варяг» не смог повторить подвиг своего легендарного предшественника, получив в борт несколько боеголовок, и затонул, даже не снявшись с якоря. Даже числившийся в резерве, а фактически просто брошенный ржаветь без каких-либо перспектив атомный крейсер «Адмирал Лазарев» получил свой «Томагавк», окончательно перейдя в категорию металлолома. С тех самых пор чудом пережившие разгром ракетные катера и малые противолодочные корабли прятались по бухтам, а на море хозяйничали японцы, пришедшие на смену кораблям под американским флагом. И все же было то, что заставляло Лямина верить — флот возродится, и Андреевский флаг вернется в Тихий океан.

Выйдя из приземлившегося на почти пустом летном поле «антонова», единственным пассажиром которого он являлся, контр-адмирал с наслаждением вдохнул свежий воздух. Легкая отдушка соляра почти не ощущалась по сравнению с тем, что творилось полтора часа в пропахшем керосином и продуваемом всеми ветрами грузовом отсеке транспортного самолета. Ан-26 едва ли подходил для офицера такого ранга, как комфлота, впрочем, Лямин, еще несколько месяцев назад командовавший большим десантным кораблем «Пересвет» и не помышлявший о лаврах флотоводца, не страдал излишней привередливостью.

— Товарищ контр-адмирал! — Появившийся перед командующим, словно из-под земли, мичман отвлек Лямина от интенсивной вентиляции легких, забитых парами авиатоплива. — Товарищ контр-адмирал, машина подана!

Лямин двинулся вслед за моряком к строгого вида черной «Волге», усевшись на заднее сидение. Путь до Амурского судостроительного завода, корпуса которого растянулись вдоль давшей ему название реки, через четыре сотни верст вливавшей свои воды в бескрайний океан, занял немного времени, оставив при этом сильные впечатления. Картина, увиденная из окна автомобиля контр-адмиралом, была, в общем-то, привычная, и, чего скрывать, радовавшая глаз моряка. Над серыми бетонными коробками зданий, из которых доносился грохот пневматических молотов и визг «болгарок», взметнулись в небо ажурные стрелы подъемных кранов. А на водной глади вдоль берега возвышались, сверкая свежей краской, серые угловатые махины боевых кораблей.

«Волга», миновав несколько пропускных постов, где несли службу дюжие парни в тельняшках и черных беретах, затормозила на набережной, где уже собралось с полдюжины людей, суровые немолодые мужчины в рабочих спецовках или строгих костюмах, словно на праздник собирались. Хотя на самом деле это и был праздник, и контр-адмирал Лямин был готов петь от радости, не без труда сдерживая высокие порывы.

— С прибытием, товарищ командующий! — Невысокий упитанный мужичок с властным блеском в поблекших глазах протянул крепкую ладонь Лямину. — Мы уже готовы. Прошу на борт!

Рейдовый катер проекта 727, настоящая кроха водоизмещением чуть больше шести тонн, покачивался на волнах, касаясь бортом бетонного монолита пирса. Пройдя по шатавшимся под ногами узким сходням на его палубу, контр-адмирал Лямин уставился глазами, полными восхищения, на казавшийся с поверхности воды попросту огромным корабль, на борту которого сверкала надпись «Безбоязненный».

— Вот он, красавец, — солидно пророкотал директор завода, перехватив взгляд командующего флотом. — Все работы уже завершены. Вооружение установлено, боезапас погружен. Провизия, вода, топливо — тоже.

Зарокотал девяностапятисильный дизель, и катер отвалил от причала, направляемый рукой опытного рулевого, направился прямиком к стоявшему на якоре эскадренному миноносцу. В свое время один из самых мощных кораблей Тихоокеанского флота, если не считать единственный ракетный крейсер, он был поставлен в ремонт, как всегда, чудовищно затянувшийся из-за хронической пустоты в оборонном бюджете страны. Внезапная война и катастрофическое положение заставило многих иначе отнестись к казенным расходам, и с уходом оккупантов работы на эсминце закипели с утроенной силой.

Пока катер неторопливо плюхал по речной глади, взгляд контр-адмирала скользил по привычным очертаниями эсминца типа «Современный». Стремительные обводы корабля нагляднее чего бы то ни было говорил о том, для чего он создан — настигнуть в океане даже самого быстрого противника, впиться в него сверхзвуковыми «клыками» крылатых ракет, превращая плод упорных трудов американских, английских, японских или же чьих-то иных кораблестроителей в гниющую на океанском дне груду мертвого железа. И эти эсминцы успешно справлялись с задачей, пока у создавшей их страны находились средства хотя бы на элементарный ремонт и подготовку экипажей.

Адмирал Лямин откровенно любовался грозным видом корабля, к которому приближался тарахтевший дизелем катер. Но что-то в силуэте эскадренного миноносца в первые же мгновения заставило Лямина недоуменно нахмуриться, и адмирал не сразу осознал, чем стоящий перед ним эсминец отличается от тех, что швартовались бок о бок с его десантным кораблем в гавани Владивостока.

Массивная сферическая башня универсальной артиллерийской установки АК-130 на баке никуда не делась, и точно так же в передней части рубки вздувался пузырем обтекатель РЛС управления ракетной стрельбой «Минерал», а вот между ними ничего не было из того, что ожидал увидеть командующий флотом. Куда-то исчезли пусковые установки ЗРК М-22 и противокорабельных ракет 3М80, «главного калибра» миноносцев проекта 956. Немало интересного увидел Лямин и на корме.

Адмирал, обернувшись к гордо смотревшему на свое детище директору, спросил, насмешливо прищурившись:

— А зачем же ракеты то сняли? Хороший корабль-то был!

Усмехнувшись, руководитель завода ответил:

— Еще немного, господин адмирал, и все сами увидите. Я лучше вовсе помолчу, вон, пускай Арсений Петрович расскажет, — кивком указал он на третьего спутника, тоже молчаливо и с явным удовольствием изучавшего корабль. — Он же специально и прибыл сюда с «Северной верфи» из Питера, чтобы руководить работами. Они там еще с восьмидесятых всю серию строили, им и карты в руки. А мы, что, мы только заклепки ставили, куда знающий человек укажет!

Катер между тем причалил к взметнувшемуся над головами серым стальным утесом борту «Безбоязненного», и контр-адмирал Лямин двинулся вверх по крутому трапу. Следом, спотыкаясь и осторожно перебираясь по ступенькам, шли кораблестроители. А на палубе высоких гостей встречали выстроившиеся в шеренгу матросы и молодой офицер, которому даже аккуратные, заботливо подстриженные рыжеватые усики не могли придать лишней солидности.

— Товарищ командующий флотом, — офицер шагнул вперед, прикладывая ладонь к сверкавшему лаком козырьку форменной фуражки. — Командир эскадренного миноносца «Безбоязненный» капитан второго ранга Жохов!

— Здравия желаю! — Лямин тоже отдал честь, затем, чуть понизив голос, спросил тянувшегося перед ним в струнку офицера: — А раньше чем командовали?

— Ходил на ракетном катере «Молния», товарищ контр адмирал. Командир БЧ-3, затем — капитан корабля.

Лямин понимающе кивнул. Слова были не нужны. Их стало немало во всем флоте, от теплых вод Балтики до Тихого океана, тех, кто ступил на палубы эсминцев и крейсеров с ракетного катера, в лучшем случае — сторожевика. По-настоящему преданные родине командиры приняли смерть в бою еще тогда, в мае, зная, что шансов остаться в живых нет, но предпочтя гибель в океанских волнах позору капитуляции без единого выстрела. Их было не слишком много, таких, как адмирал Макаров, направивший свою эскадру навстречу армаде из полудюжины атомных авианосцев и разделивший участь тысяч своих моряков.

Гораздо больше оказалось тех, кто кочевал из штаба в штаб, зарабатывая медали и звездочки на погонах за выслугу и разбежавшихся, как крысы, когда поняли, наконец, что не удастся вечно отсиживаться в тепле, изображая активную работу и плодя бесконечные бумаги. И теперь наверх пробивались те, кто не имел высоких званий, и, возможно, глубокого опыта, такие, как этот молодой кап-два, как сам Лямин, но кто был готов служить своей стране и, если придется, отдать жизнь, приближая победу. Не осталось случайных людей ни на мостиках немногих уцелевших кораблей или в рубках субмарин, ни в тиши штабных кабинетов, где уже планировались будущие операции возрождавшегося вопреки всему российского флота.

— Итак, Арсений Петрович, — контр-адмирал обернулся к нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу за его спиной конструкторы с «Северной верфи». — Прошу, порадуйте нас!

— Извольте!

Кораблестроитель кивнул. Они стояли возле надстройки ближе к носовой части эсминца. Указав рукой на бак, инженер пояснил:

— Мы проделали немалую работу, и это не пустое бахвальство. Кое-что, разумеется, вы уже увидели собственными глазами, господин адмирал, но далеко не все. Сразу хочу заметить, мы были сильно ограничены во времени, да и с ресурсами не все гладко. Я не деньги имею в виду — финансирование мы получили в полной мере, до копеечки. Но вот с кое-каким оборудованием возникли проблемы, смежники подвели, не смогли или не захотели выполнить свою работу в срок.

— Да уж, — согласно кивнул Лямин. — Привыкли пилить бюджет и ничего не делать. Корабли, отправленные «в ремонт», по восемь лет гнили у причалов, а ведь средства на счета подрядчиков переводились вовремя. Ничего, скоро они поймут, что работать нужно теперь по-другому.

— В общем, некоторые сложности были, но, полагаю, мы преодолели их. Хотя конечную оценку дадите вы, не здесь и не сейчас, а где-нибудь в океане, под вражеским огнем. И я верю, вы оцените наш труд!

Следуя за питерским судостроителем, небольшая процессия двинулась на бак. Представитель «Северной верфи», размахивая руками, как заправский экскурсовод, пояснял:

— Фактически, была выполнена модернизация «Безбоязненного» по советскому еще проекту 956У но с учетом новейших доступных нам технологий. Прежде всего, возросли ударные возможности эсминца, и значительно. Как видите, мы сняли четырехконтейнерные наклонные пусковые установки противокорабельных ракет «Москит». Первоначально их хотели заменить на вертикальную пусковую установку 3С14 универсального корабельного стрельбового комплекса УКСК, предназначенного для вооружения новой серии фрегатов «Адмирал Горшков», и имеющегося на нескольких сторожевых кораблях, построенных для флота Индии. Предполагали установить два модуля по восемь ячеек каждый. Эта пусковая установка предназначена для запуска нескольких типов противокорабельных и противолодочных ракет, а также тактических крылатых ракет класса «корабль-земля». Но тут как раз смежники свинью подложили… — помрачневший вдруг инженер задумался, замолчав на несколько секунд, затем продолжил: — «Главным калибром» обновленного эсминца стали сверхзвуковые противокорабельные ракеты «Оникс», стартующие из шести установок вертикального пуска типа СМ-315. Каждая рассчитана на три транспортно-пусковых контейнера. Они предназначались для недостроенной многоцелевой АПЛ «Казань» проекта 855. Таким образом, корабль несет восемнадцать ракет, даже больше, чем хотели ставить изначально, фактически превратившись в легкий крейсер.

Кораблестроитель указал в корму, где, сразу за вертолетной площадкой возвышалась небольшая надстройка, до неузнаваемости изменявшая привычный силуэт эскадренного миноносца:

— Пришлось пожертвовать кормовой артиллерийской установкой АК-130 для того, чтобы разместить УВП для крылатых ракет. В конце концов, артиллерийские дуэли остались в прошлом веке, и пары стволов калибра сто тридцать миллиметров должно хватить в случае чего.

— Да, полутора дюжин ракет «Оникс» достаточно даже, чтобы прорвать ПВО авианосной эскадры, — уважительно кивнул Лямин. — Если, конечно, противник будет настолько глуп и беспечен, чтобы подпустить нас на дистанцию стрельбы. И, возможно, товарищ капитан второго ранга, вскоре вам придется проверить осуществимость этого на практике.

— Я готов, и любой из моих моряков тоже, товарищ командующий! — без колебаний воскликнул Жохов.

— Воину в сражении нужен не только меч, чтобы пронзить сердце врага, но и крепкий щит, который защитит от стрел и копий. Чтобы выйти на рубеж пуска, эсминцу сперва придется отразить многочисленные атаки из-под воды и с воздуха. Фактически все, что потребуется от корабля — прожить под шквальным огнем вражеской эскадры те несколько минут, что понадобятся для запуска всех ракет.

— Мы сделали все возможное, чтобы усилить противовоздушную оборону «Безбоязненного», — произнес представитель «Северной верфи». — Однобалочные наводимые пусковые установки ЗРК «Ураган» сняты, вместо них размещены две установки вертикального пуска нового зенитного комплекса «Штиль-1», каждая — на тридцать шесть ячеек. Таким образом, боекомплект вырос на пятьдесят процентов по сравнению с исходным проектом, и, самое главное, время реакции сократилось втрое, а темп стрельбы за счет того, что не тратится время на перезаряжание, возрос почти в десять раз. Шесть РЛС подсвета МР-700 позволяют вести обстрел в секторе триста шестьдесят градусов, отражая массированные атаки. Эффективная дальность стрельбы по низколетящей цели типа ПКР «Гарпун» составляет порядка пятнадцати километров. Эсминец, конечно, не стал плавучей крепостью — на корабль водоизмещением восемь тысяч тонн не поставить слишком многое. Но шансы его на выживание в бою все же возросли.

— Что с ПВО ближнего рубежа? — уточнил контр-адмирал Лямин.

— Сняли все четыре зенитных автомата АК-630, установив вместо кормовых побортно по одному модулю ракетно-артиллерийского комплекса «Кортик». В состав каждого входит по восемь зенитных ракет и две шестиствольные артиллерийские установки калибра тридцать миллиметров, способные благодаря темпу стрельбы десять тысяч выстрелов в минуту попросту распилить подлетающую ПКР. Максимальная дальность действия по низколетящим целям — пять километров. Оружие проверенное и эффективное. Они парируют любую воздушную угрозу с кормы и бортов, ну а с носа вражеские ПКР встретит своим огнем установка АК-130. Таким образом, по сравнению с исходным проектом, возможности ПВО возросли в несколько раз. К сожалению, возможности противолодочной обороны остались прежними, более чем скромными. Все упирается в невозможность размещения более мощного гидролокатора, да и отсутствие такового. Так что ГАС осталась прежняя, «Платина-С». Сохранили два двухтрубных торпедных аппарата с торпедами СЭТ-65 и пару реактивных бомбометов РБУ-1000, которые едва ли представляют угрозу для современных субмарин, но неплохо могут выполнять функции противоторпедной защиты. Разумеется, на эсминце по-прежнему базируется вертолет Ка-27.

— А что с главной энергетической установкой, Арсений Петрович? Сможем ли со всем этим арсеналом выйти хотя бы за пределы территориальных вод?

Инженер понимающе хмыкнул. В то время, когда на всех кораблях новых типов тогда еще советского флота надежно прописались газотурбинные двигатели, котлотурбинная силовая установка «Современных» выглядела настоящим анахронизмом. Всему причиной боязнь руководства страны, мало сведущего в технике, что без загрузки останется производивший котлы цех. Не раз вспоминали потом недобрым словом партийных вождей механики находившихся в дальних походах миноносцев.

— Вы же понимаете, господин контр-адмирал, что замена ГЭУ — это уже совсем иной уровень, иной масштаб, фактически создание нового корабля. К сожалению, у нас не было на это ни времени, ни ресурсов. Что могли, сделали. Механизмы перебрали, отладили, провели полный ремонт, так что, если приставить к машинам опытных людей, этот корабль пройдет еще не один десяток тысяч миль.

— То, что вы сделали, Арсений Петрович, бесценно, — воскликнул Лямин. — В минимальный срок, используя старый корпус, создали многоцелевой корабль, способный потягаться и с хваленым «Арли Берком». Именно такой нам нужен! Как жаль, что ничего подобного мы не имели тогда, в мае!

— Вы ведь знаете, что «железо» почти ничего не значит, — неожиданно рассудительно промолвил кораблестроитель. — Самое главное — люди. На севере горстка тех, кто не подчинился приказу перетрусивших «вождей», но остался верен воинской присяге, уничтожили атомный авианосец, заодно потопив почти весь его эскорт. Если бы весь флот действовал так же, враг бы давно уже упокоился на дне морском. И не важно, насколько отправившиеся в бой корабли были бы изношенными или устаревшими. Мы, рабочие, даем вам то оружие, какое можем создать при имеющемся уровне развития технологий. Но то, принесет оно победу или нет, зависит от готовности вас, воинов, пожертвовать своими жизнями в бою!

— Мы готовы, — чуть дрогнувшим от напряжения голосом произнес капитан второго ранга Жохов, совсем еще мальчишка, которому вскоре предстояло командовать в бою кораблем и от интуиции, решимости и воли которого зависело, вернутся ли к своим близким триста сорок парней в моряцких робах. — Слишком многого нам пришлось лишиться, прежде чем понять, что умереть свободным и за свободу намного лучше, чем всю жизнь прожить рабом!

— Скоро, очень скоро вам предстоит бой с противником, многократно превосходящим нас на море и в воздухе, и не меньше нашего стремящимся к победе. — Лямин уставился в упор на не дрогнувшего капитана, заглядывая в его глаза. — Но они не победят! Сломайте им хребет!

Стиснув челюсти, контр-адмирал Лямин уставился невидящим взглядом в пустоту, подставив лицо порывам свежего ветра, наполненного влагой. Со всех сторон доносился лязг металла, шелест электросварки, громкие крики рабочих, подобно муравьям облепивших высокие надстройки стоявших рядом кораблей и качавшихся в подвесных люльках под их крутыми бортами. Здесь были собраны самые крупные, самые мощные боевые единицы Тихоокеанского флота, сжавшегося до дивизиона малых противолодочных кораблей и соединения ракетных катеров, чьи «Москиты» стали единственным, что мешало сапогу японского солдата ступить на улицы Владивостока. Но подкрепление было на подходе.

Лямин улыбнулся, отыскав взглядом среди плавучих кранов, плавказарм, каких-то барж и лихтеров стремительные силуэты эскадренных миноносцев «Боевой» и «Бурный», родных братьев «Безбоязненного», с палубы которого сейчас и смотрел на панораму бухты командующий флотом.

Чуть дальше стоял, прижавшись к причальной стенке всем бортом, большой противолодочный корабль «Адмирал Трибуц», гроза американских и японских субмарин. Призванный из едва не ставшего прямой дорогой на переплавку резерва, он готовился вернуться в строй со дня на день. А между ними будто спрятался «Николай Вилков», большой десантный корабль проекта 1171, полными обводами и сильно сдвинутой к корме надстройкой похожий на мирный сухогруз. Только с его палубы уставились в небо черные тонкие «шипы» стволов зенитных орудий, однозначно выдавая военное предназначение. Как раз сейчас подъемный кран опускал на «Вилкова» опутанный тросами двадцатипятимиллиметровый автомат 2М-3М, а внизу уже ждал с десяток рабочих в оранжевых касках и брезентовых спецовках, готовые приступить к монтажу.

И лишь на палубе корвета «Совершенный», корабля нового поколения, который в свое время так ждал флот, зиявшей черными провалами в тех местах, где должны были находиться орудийные башни и пусковые установки ракетных комплексов, комфлота не заметил никакой активности. Для медленно возрождавшегося производства посудина в какие-то две с небольшим тысячи тонн оказалась недостижимой мечтой.

— Что с остальными кораблями? — Адмирал требовательно взглянул на директора Амурского судостроительного завода. — Очень скоро мне потребуется все,что способно держаться на плаву. На Камчатке наши ребята держатся из последних сил под натиском врага, лишенные буквально всего, и это не сможет продолжаться слишком долго!

— Эскадренные миноносцы «Бурный» и «Боевой» прошли частичную модернизацию. Остались кое-какие работы по мелочи, все завершим дней за десять. Мы усилили их противовоздушную оборону заменой ЗРК «Ураган» на «Штиль-1» с вертикальным запуском и увеличением боекомплекта с сорока восьми до семидесяти двух зенитных ракет на каждом. На «Боевом» также установлены два боевых модуля «Кортик», но на «Бурном» пришлось сохранить четыре шестиствольных зенитных автомата АК-630. Ударные возможности обоих кораблей не изменились. Каждый по-прежнему несет по восемь противокорабельных ракет «Москит-М» с дальностью стрельбы сто двадцать километров.

— «Ониксы» были бы куда как кстати, — разочарованно вздохнул Лямин. — Ну да ничего, «москиты» япошек уже успели покусать, и, кажется, «Миоко» это пришлось не по вкусу. Даром, что только-только раны зализал!

Контр-адмирал Лямин прищурился, словно проникая взглядом в минувшее. Безумный рейд на Сахалин был полной неожиданностью для оккупировавших его японцев. Спешно введенные в строй десантные корабли высадили сводную бригаду, которая, едва не вдвое уступая по численности противнику, сбросила захватчиков в океан. Но их беспримерный подвиг был бы невозможен без храбрых до сумасшествия экипажей ракетных катеров «Молния», единственных боеспособных кораблей ТОФ на тот момент.

Крохотные по сравнению с японским эсминцем УРО суденышки шли в атаку, обрушив на противника шквал крылатых ракет и заставив его отвлечься от десантного соединения. Возможно, стой за их штурвалами кто-то менее отчаянный, и сам Виктор Лямин сейчас лежал бы где-нибудь на дне Татарского пролива в окружении сотни своих полусгнивших моряков. Ему и самому до сих пор с трудом верилось, что тот давний рейд закончился успехом почти без потерь. Но вряд ли враг позволит проделать тот же фокус второй раз.

— Как продвигаются работы на «Трибуце» и «Вилкове»? Любой десантный транспорт, способный пройти хотя бы тысячу миль, скоро станет ценнее, чем три самых могучих эсминца, но без серьезного эскорта и десантные корабли окажутся просто братскими могилами!

— БПК восстановили, выполнили ремонт механизмов и радиоэлектронного оборудования. Скоро должны доставить противолодочные ракеты «Метель» и зенитные «Кинжалы». Думаю, все закончим за месяц. Никакой модернизации провести не смогли, не хватает рабочих рук и комплектующие приходят с большим опозданием. То же с десантным кораблем. Но свою задачу и тот и другой выполнят!

— Месяца нет, — жестко, с нажимом произнес адмирал. — Две недели — крайний срок! И вы уложитесь в него!

— Сделаем все возможное, господин адмирал, но мы не всемогущи, — развел руками руководитель судостроительного предприятия. — Мы просто люди. И так проблемы с кадрами. Спасибо нашим ветеранам, уже вышедшим на пенсию, но вернувшимся на родной завод. Без их помощи не сумели бы выполнить и половины того, что уже сделали.

— Работайте без остановок. Да, я свяжусь с командующим силами ПВО, выбью у него хотя бы пару батарей С-300. Надо прикрыть ваш завод, чтоб и муха не пролетела. И еще, пожалуй, пришлю отряд боевых пловцов.

— Все настолько серьезно? — Глаза директора округлились, выражая высшую степень удивления. — Возможна диверсия?

— Возможно все. Я удивляюсь, что японцы не сравняли ваш завод с землей, но у них еще есть время исправить эту ошибку. Ваше предприятие сейчас важнее, чем Кремль — там, в отличие от этого завода, работать предпочитают больше языком, нежели руками!

Судостроители покинули эсминец, и катер, рыкнув мотором, отвалил, возвращаясь к берегу. Адмирал же, следуя за капитаном Жоховым, спустился в чрево эсминца, в святая святых — главный командный пост.

— Товарищи офицеры!

Услышав зычный возглас вахтенного, моряки, находившиеся в отсеке, залитом сиянием мониторов, встали по стойке смирно, приветствуя командующего флотом. Осмотревшись, Лямин удовлетворенно кивнул, и, обращаясь к стоявшему рядом командиру корабля, констатировал:

— Вижу, изменения не только внешние!

— Так точно! Обновили оборудование, поставили более современные системы радиоэлектронной борьбы. Сможем «забивать» помехами головки наведения японских ПКР!

Лямин на это только покачал головой, выражая сомнения:

— «Косые» тоже не пальцем деланы! И в электронике толк знают!

Наконец, все моряки заняли свои места, и капитан второго ранга произнес команду, которую давно ждали сотни его подчиненных:

— Поднять якорь! Отдать швартовы!

Лязгнула якорная цепь, втягиваясь в отверстия клюзов. Глубоко в трюме заворчали машины, проворачивая гребные винты, и стапятидесятисемиметровое стальное «тело» эсминца заскользило по речной глади, направляясь вниз по течению Амура, туда, где берега расступались океанским простором. Покинув устье реки, «Безбоязненный» взял курс на юг, втискиваясь в тесноту Татарского пролива. По правую руку угадывались очертания берега Приморья, спрятавшегося в дымке, а слева возвышались окутанные голубоватой дымкой сопки. Посмотрев туда, стоявший на мостике эсминца контр-адмирал Лямин вздохнул, пробормотав:

— Не верю, что мы вернулись на Сахалин!

— Да уж, — кивнул услышавший слова комфлота Жохов, перехвативший его взгляд. — Отличная позиция. Если бы японцы укрепились там, наш флот навсегда остался бы заперт во Владивостоке. Их береговые ракетные комплексы топили бы все, что войдет в пролив. Японцы бы тогда стали полновластными хозяевами и в Охотском море, без труда подави сопротивление на Камчатке и Курилах. Это было настоящее безумие — штурмовать Сахалин в условиях абсолютного господства противника!

— Но мы это сделали! Теперь Сахалин стал для нас «непотопляемым авианосцем», надежно запирающим подступы к Владивостоку. Но это был только первый шаг, капитан, и скоро мы двинемся дальше, чтобы окончательно очистить нашу землю от чужаков. И вашему кораблю предстоит оказаться на острие удара. Так что проверим, на что он способен!

— Есть, товарищ контр-адмирал! — Жохов обернулся к рулевому: — Машинное, самый полный вперед!

В трюмах «Безбоязненного» загудели котлы, разогревая пар до колоссальных температур. Турбозубчатые агрегаты, отлаженные мастерами Амурского завода, принялись вращать гребные винты с утроенной силой. Корабль полным водоизмещением почти восемь тысяч тонн быстро набирал ход, легко разогнавшись до тридцати двух узлов. Довольный Жохов, улыбнувшись, гордо произнес, обращаясь к не менее счастливому командующему флотом:

— Так мы до Камчатки в миг долетим, что курьерский поезд! И весь японский флот перетопим, если сунется какая узкоглазая сволочь!

— Ваши машинисты свое дело знают!

— Не они одни, — кивнул капитан второго ранга. — Команда находится на борту «Безбоязненного» с первых дней начала ремонтных работ. Изучили каждый закоулок, проверили каждую заклепку. Да и отбирали лучших, благо, теперь у нас обученных матросов куда больше, чем способных выйти в море кораблей.

— Нам, капитан, в пору спасибо сказать «народным избранникам», в былые годы укравшим все, что предназначалось для содержания флота. Не будь ваш корабль, да и другие, что достраиваются сейчас и здесь, и на Севере, и на Балтике, числящимся в ремонте, на него янки не пожалели бы пару «Томагавков», и лежал бы он сейчас на дне, превратившись в братскую могилу.

— Ничего, такое впредь не повторится! Не позволим!

Продолжая двигаться полным ходом, «Безбоязненный» шел на юг по Татарскому проливу, надежно защищенный от любых угроз. Дальнобойные ракеты зенитных комплексов С-300 создавали над узкой водной полосой невидимый купол, проникнуть под который не под силу было никому, разве что японцы бросят в атаку против одиночного корабля всю свою авиацию разом, но в это ни командующий флотом, ни капитан корабля не верили. В прочем, антенны РЛС на мачтах «Безбоязненного» продолжали мерно вращаться, посылая импульсы к горизонту, а расчеты зенитных комплексов находились в боевой готовности. Точно так же не расслаблялись и акустики, пытаясь первым обнаружить прокравшуюся в мелководный пролив японскую субмарину, затаившуюся где-нибудь под поверхностью.

Возвращавшийся в строй эсминец, ставший тотчас самым мощным боевым кораблем, прикрывали и силы береговой обороны. Об этом напоминал гул турбин, обрушивавшийся с неба, прокатываясь от горизонта до горизонта. Время от времени барражировавшие над Сахалином самолеты можно было увидеть невооруженным взглядом. Пара Су-27 прошла на малой высоте над эсминцем, покачав крыльями в приветствии. В след им матросы, находившиеся на палубе, принялись размахивать бескозырками, радуясь, точно дети. А истребители, промчавшись вдоль борта и демонстрируя морякам подвешенные по плоскости ракеты «воздух-воздух», сделали горку, исчезая за облаками.

Плавание походило спокойно, несмотря на постоянное ожидание неприятностей. Боевая готовность на борту «Безбоязненного» сохранялась, держа в напряжении весь экипаж, но сменявшие друг друга пары перехватчиков, кружившие в поднебесье, вселяли в людей уверенность в благополучном исходе. Эскадренный миноносец спешил во Владивосток, туда, где под надежной защитой зенитных ракет и эскадрилий истребителей собрались остатки Тихоокеанского флота России. Самому адмиралу Лямину стало бы намного спокойнее, когда корабль бросит якорь в надежной гавани. Но он понимал, что этот переход — тоже испытания для людей и техники, и только радовался, когда капитан корабля объявлял учебные тревоги, заставляя своих моряков отрабатывать борьбу за живучесть, те навыки, что могут оказаться бесценными, когда эсминец окажется в опасных теперь водах охотского моря.

Луч радиолокационной станции МР-750 «Фрегат», протянувшийся к горизонту, наткнулся на какое-то препятствие по курсу, и в помещении ГКП раздался искаженный динамиком голос радиометриста:

— Надводная цель! Пеленг двести, дальность сорок два!

Контр-адмирал Лямин сжал кулаки, будто готовясь к драке, а Жохов, в миг подобравшись, скомандовал:

— Главный ракетный комплекс к бою!

РЛС целеуказания «Монолит», обтекатель которой возвышался над надстройкой, «подсветила» цель, находившуюся у самой кромки радиогоризонта. Ее координаты автоматически были введены в головки наведения ракет «Оникс», готовых вырваться из шахт пусковой установки в дыму и пламени, но в этот момент радист «Безупречного» принял радиограмму, доложив:

— Нас приветствует малый противолодочный корабль «Метель». Просят не целиться в них!

— Отбой тревоге, — скомандовал, усмехнувшись Жохов.

Расстояние между двумя кораблями быстро сокращалось. Через несколько минут Лямин в бинокль отчетливо рассмотрел знакомый силуэт противолодочного корабля проекта 1124М, идущего встречным курсом, а еще чуть позже смог увидеть его и без оптики. Из-под форштевня корабля типа «Альбатрос» вытянулись пенные «усы», а за кормой оставалась широкая полоса кильватерного следа. На носу МПК собралось с десяток моряков, махавших руками, приветствуя величаво выходивший из тесноты пролива на просторы Японского моря эскадренный миноносец.

— Они за нами присмотрят, — хмыкнул Лямин. — Чтобы никто не обидел!

Развернувшись на полном ходу, «Альбатрос», казавшийся крохотным в сравнении с эсминцем, встал по левому борт «Безбоязненного», легко поддерживая равную с ним скорость. Оба корабля изменили курс, смещаясь к западу, ближе к родным берегам. Водное пространство, разделившее Россию и Японию, было непривычно пустым, на экранах радаров лишь изредка возникали отметки надводных и воздушных целей.

Истребители и той и другой стороны постоянно патрулировали в воздухе, ловя друг друга в прицелы и благоразумно держась ближе к берегу. С земли за ними бдительно следили расчеты укрытых в прибрежных сопках ЗРК. Ракеты русских С-300П и японских «Пэтриотов» уставились в небо стальным частоколом, и пока еще не находились пилоты, решавшиеся на себе проверить, так ли высоки их ТТХ, как было написано в рекламных проспектах разработчиков. Но и того, кто решил бы подойти к чужим берегам по воде, тоже ждало немало неприятных сюрпризов. Береговые ракетные комплексы «Редут» были готовы обрушить на любого противника, оказавшегося в зоне поражения, град тяжелых сверхзвуковых ракет П-35, превращая японские эсминцы и фрегаты в груду пылающего металлолома, и шкиперы Страны восходящего солнца, не забывавшие об этой угрозе, осмотрительно держались в пределах своих территориальных вод, не рискуя напрасно. Ну а русским морякам пугать противника было нечем кроме ржавчины на бортах пары малых ракетных кораблей, не без труда державшихся на плаву, и потому вопрос о рейде к чужим берегам снимался сам собой.

Появление «Безбоязненного» в Японском море не стало неожиданностью, более того, в штабе Сил самообороны его ждали с нетерпением. Через объективы сверхмощных камер американских разведывательных спутников КН-11, регулярно пролетавших с первой космической скоростью над Комсомольском-на-Амуре, офицеры ВМС Японии очень внимательно следили за ходом ремонта эсминца, плавно перетекшего в модернизацию, и просчитали момент выхода в море с точностью до нескольких часов.

Когда корабли российского ВМФ покинули Татарский пролив, они почти тотчас были обнаружены с борта тяжелого самолета дальнего радиолокационного обнаружения Е-767, кружившего у западного берега Хоккайдо в сопровождении двух звеньев истребителей. Бортовая РЛС AN/APY-2 японского «летающего радара» осветила цели, и оператор, увидев отметки на цветном широкоформатном мониторе, сообщил старшему офицеру:

— Две надводные цели. Эсминец класса «Современный» и корвет ПЛО класса «Гриша»!

— Авиация гайдзинов в воздухе?

— Так точно! Две пары истребителей севернее Владивостока. Скорее всего, «Фланкеры»!

— Что ж, радист, передайте приказ на базу. «Драконам» — взлет! «Соколам» приготовиться к атаке!

Четыре истребителя F-4E «Фантом» уже стояли в готовности на летном поле авиабазы Мисава и оказались в воздухе спустя всего пять минут, взяв курс на запад. Крылатые «ветераны», поступившие на вооружение Сил самообороны Японии полвека назад, оставались в строю и в новом тысячелетии. Несмотря на многократные модернизации, замену части БРЭО на более продвинутое, они, конечно, не в силах были тягаться с современными истребителями в воздушном бою, и потому переориентировались на действия по наземным, а точнее, морским целям. Сейчас каждый самолет нес под крыльями по две противокорабельные ракеты ASM-1C и контейнер с системой радиоэлектронного подавления. Их бортовые радары были пока отключены, и пилоты вели свои машины по указаниям с самолета АВАКС, укрывшись на сверхмалой высоте, за линией горизонта, и оставаясь пока невидимыми для русских РЛС противовоздушной обороны.

Ничего не подозревали о появлении новых «игроков» и пилоты пару российских Су-27, патрулировавших в полуторастах километрах к северу от Владивостока. Истребители, совершавшие полет на высоте пять тысяч метров, двигались с дозвуковой скоростью, отключив радары и получая данные о воздушной обстановке с земли. Пилоты, утомленные долгим нахождением в тесноте кабин, расслабились, их взгляды лениво скользили по линии горизонта, где клубились облака, принесенные южным ветром от берегов Китая.

Четверка истребителей Сил самообороны F-15J «Игл», поднявшихся в небо несколькими минутами раньше «Фантомов» с аэродрома Титосе на острове Хоккайдо, тоже летела с отключенными РЛС, но, тем не менее, их пилоты безошибочно вели свои боевые машины к цели. Автоматическая линия передачи данных связала в единое целое перехватчики и самолет дальнего обнаружения Е-767, корректировавший полет японских «Орлов». Промчавшись со сверхзвуковой скоростью над пустынной гладью моря, разделявшего территории двух стран, они находились в двух сотнях километров от берега, когда попали в поле зрения РЛС зенитно-ракетного комплекса С-300ПМУ. Расчеты были немедленно приведены в боевую готовность, а в наушниках командира пары Су-27 раздался встревоженный голос:

— «Прилив-два», внимание! У вас гости! Группа целей в юго-восточном секторе, быстро сближаются!

Оба русских истребителя развернулись в сторону опасности, включив локаторы, и в этот момент японские пилоты запустили с дистанции чуть больше ста километров по ним ракеты «воздух-воздух» ААМ-4, по две с каждого самолета. Ракеты, в основе которых лежал весьма совершенный AMRAAM американского производства, помчались к целям в режиме радиомолчания. Инерциальные системы наведения выводили их в заранее рассчитанную точку, где уже в действие должны были вступить радиолокационные головки наведения. А F-15J разом отвернули, возвращаясь к берегам Японии, под защиту ЗРК и авиации.

На земле, на аэродромах, уже кипела напряженная работа. С ревом взмывали в небо крылатые машины, готовясь принять удар врага. С аэродрома Дземги под Комсомольском-на-Амуре поднялись в воздух два звена Су-27, а Владивостокский аэродром Артем выпустил четверку тяжелых истребителей МиГ-31. Но они, отделенные от места событий сотнями верст и десятками минут полета, ничем не могли помочь пилотам атакованных истребителей, полагавшимся только на свое мастерство.

Активные радиолокационные головки наведения японских ракет ААМ-4 включились за двадцать-тридцать километров от цели, и тотчас бортовые станции предупреждения СПО-15Л русских истребителей уловили их слабое излучение.

— Земля, я «Прилив-два», по мне выпущены ракеты!

Устройства сброса ложных целей АПП-50 на обоих истребителях выпустили длинные очереди патронов с дипольными отражателями, и вокруг маневрировавших с колоссальной перегрузкой Су-27 повисли серебристые облака металлизированной пыли, о которые разбились лучи маломощных ГСН приближавшихся ракет. Одновременно станции РЭБ «Сорбция» «хлестнули» по ним пучками помех, ослепляя системы наведения. Но ракет было слишком много.

Командир атакованной пары увидел вспышку в нескольких метрах от второго Су-27, а затем самолет вспыхнул, превращаясь в огненный шар. Купол парашюта летчик так и не увидел, а через пару секунд ему стало не до того, чтоб смотреть по сторонам.

— Земля, я «Прилив-два», — кричал он в эфир, веря, что будет услышан. — «Прилив-пять» уничтожен! Повторяю, «пятый» подбит! У меня на хвосте ракета!

Несколько ААМ-4 навелись на ложные цели, безобидно прошив облака фольги. Другую ракету увели в сторону активные помехи, но еще одна преследовала маневрировавший Су-27, пилот которой, включив форсаж, выполнил целый каскад фигур высшего пилотажа. Реактивные турбины АЛ-31Ф развили максимальную тягу, и истребитель легко преодолел звуковой барьер, но и это было тщетно. Боевая часть ракеты «воздух-воздух» взорвалась в нескольких метрах от самолета, приведенная в действие неконтактным детонатором. Осколки обрушились на обшивку свинцовым градом, вспарывая сталь и добравшись до агрегатов. Потерявший управление «Журавль» свалился на крыло, уходя в штопор. Колоссальная перегрузка вдавила в кресло пилота, превратившегося в заложника своего истребителя.

— Земля, я «Прилив-два», подбит, — закричал он, надеясь, что радиостанция еще функционирует. — Покидаю самолет!

Летчик дернул рычаг катапульты, и чудовищная сила вытолкнула его из кабины, унося подальше от пылающей машины. Покачиваясь под парашютным куполом, он видел, как Су-27, оставляя за собой полосу черного дыма, камнем падает вниз. Истребитель на огромной скорости врезался в воду, и султан мутной пены взметнулся на двадцать метров, отмечая последнюю точку его маршрута.

Поднятые по тревоге российские истребители уже занимали позиции вдоль береговой линии, накрывая Приморье и омывающие его воды Японского моря невидимым, но прочным куполом, но все же на несколько минут после гибели пары «су-двадцать седьмых» в системе ПВО образовалась брешь, в которую и проскользнули японские «Фантомы».

Четверка модернизированных F-4EJ-kai набрала высоту, подскочив над морскими волнами на несколько сотен метров. Их бортовые радары AN/APG-66J включились, осветив русские боевые корабли, отделенные менее чем шестьюдесятью километрами. Координаты целей были введены в систему управления ракет, и командир звена, получив сигнал готовности, приказал:

— Пуск!

Оперенные четырехметровые цилиндры ПКР отцепились от подкрыльных узлов, проваливаясь к воде под воздействием собственного веса, но запустившиеся твердотопливные ракетные двигатели не дали им упасть, разгоняя почти до скорости звука и направляя в сторону жавшихся к берегу кораблей.

На борту эсминца «Безбоязненный» радиометрист, видевший то вспыхивавшие, то внезапно исчезавшие метки на экране радара «Фрегат», почти кричал:

— Групповая воздушная цель! Пеленг триста тридцать, дальность пятьдесят три! Цель разделилась! По нам выпущены ракеты!

— Зенитные и артиллерийские комплексы — к бою, — тотчас приказал капитан второго ранга Жохов. — Приготовиться к отражению воздушной атаки! Предупредите «Метель»!

«Фантомы», лишь на миг появившиеся над горизонтом, уже отворачивали, спеша убраться подальше от российских берегов. Снижаясь, они снова стали невидимыми для РЛС эсминца, но не для достигшего высоты семь тысяч метров перехватчика МиГ-31. Бортовая РЛС «Заслон» осветила убегающие F-4E, и вслед им русский перехватчик, летевший к месту боя втрое быстрее звука, со ста километров выпустил залпом четыре ракеты Р-33, помчавшиеся вдогон на скорости четыре с половиной «маха».

Японские самолеты отстрелили ложные цели, заслоняясь облаками дипольных отражателей, а подвесные станции РЭБ AN/ALQ-131 забивали помехами канал управления, связывающий ракеты с МиГ-31, продолжавшим подсвечивать цели. Кое-что агрессору удалось. Одна из ракет «воздух-воздух», лишившись целеуказания с борта перехватчика, ушла в сторону, израсходовав не слишком большой запас топлива и упав в морские волны. Другая, уже сблизившись со своей добычей вплотную и перейдя в режим самонаведения, промахнулась, атаковав вместо «Фантома» облако мелко нарезанной фольги под аккомпанемент криков японских летчиков, не веривших, что остались живы. Две оставшиеся ракеты отыскали в бескрайнем небе свою добычу.

Зуммер обнаружительного приемника J/APR-6, не смолкавший уже несколько минут, напоминая двоим летчикам о том, что они не являются больше невидимками для врага, и их самолет давно виден на экранах русских локаторов, завыл на одной ноте. Турбины мчавшегося на восток, к еще скрытым за горизонтом берегам Японии «Фантома», жадно поглощали топливо, работая на форсажном режиме. Но выпущенная из поднебесья перехватчиком МиГ-31 ракета «воздух-воздух» большой дальности, на полной скорости прошив развернувшийся на ее пути серебристый занавес дипольных отражателе, настигла цель, упав сверху и накрыв F-4E конусом осколков.

Потеряв левую плоскость, словно отсеченную гигантским топором, японский истребитель несколько раз перевернулся в воздухе, врезавшись в волны. А двумя секундами позже взрыв сорокасемикилограммовой фугасной боеголовки превратил еще один «Фантом» в огненный шар, распавшийся веером горящих осколков, осыпающихся в море. Воздушный бой, внезапно вспыхнув, так же стремительно завершился с ничейным счетом, но свою задачу пилоты японских самолетов выполнили — выпущенные ими крылатые ракеты шли на цель, и теперь экипажу эсминца «Безбоязненный» оставалось уповать только на самих себя.

За тринадцать километров до цели японские ракеты, одна за другой, набрали высоту, поднимаясь над линией горизонта и включая собственные радиолокационные ГСН. И в этот момент они были обнаружены корабельной РЛС «Фрегат», мгновенно выдавшей целеуказание бортовым зенитно-ракетным комплексам.

ЗРК «Штиль-1», сменивший на эсминце прежний комплекс «Ураган», имел немало отличий от предшественника, и одним из них было многократно возросшее быстродействие. Уже через шесть с половиной секунд из ячеек вертикальной пусковой установки 3С90Э стартовые катапульты вытолкнули навстречу вражеским ПКР вытянутые тела зенитных ракет 9М317М, ринувшиеся на перехват на скорости полтора километра в секунду. Человек, обладай он даже идеальной реакцией, не смог бы вести настолько стремительный бой, и потому все делала автоматика.

Одна за другой, с носа и кормы эсминца стартовали с полуторасекундным интервалом, шесть ракет, неся каждая к своей цели шестидесятикилограммовую осколочную боеголовку. Совокупная скорость ПКР и летевших навстречу им русских ЗУР в два с половиной раза превышала скорость звука, и уже через несколько мгновений над горизонтом загремели взрывы.

— Первая — промах, — докладывал радиометрист, наблюдавший на экране РЛС за устроившими причудливую пляску отметками ракет, своих и чужих. — Вторая — промах! Третья — поражение!

Одна за другой, две противокорабельные ракеты ASM-1C были сбиты на безопасном расстоянии, а навстречу уцелевшим уже были запущены новые ЗУР. Покидая ячейки пусковой установки, ракеты двигались по баллистической траектории, взмывая высоко в небо и оттуда отвесно пикируя на жавшиеся к волнам ПКР, представлявшие собой чертовски сложную мишень. Второй залп не прошел даром — еще одна противокорабельная ракета взорвалась, перерубленная пополам снопом осколков.

Когда уцелевшие ПКР от «Безбоязненного» отделяло всего только пять километров, шевельнулся модуль ракетно-артиллерийского комплекса «Кортик» по левому борту эскадренного миноносца, и из укрепленных на нем цилиндров транспортно-пусковых контейнеров рванулись к целям, опережая звук, сразу две зенитные ракеты малой дальности 9М311. А на баке плавно развернулась башня универсального орудия АК-130, не просто так считавшегося лучшим в своем классе. Спаренные стволы качнулись, поднимаясь вверх, а затем из них в дыму и пламени вылетели статридцатимиллиметровые снаряды ЗС-44Р. Радиолокационные взрыватели АР-32 сработали по команде, и снаряды весом тридцать три килограмма рассыпались на осколки, прошившие поджарый корпус оказавшейся на их пути ПКР.

По запущенным японцами ракетам вело огонь все, что могло стрелять. С направляющих «Кортика» сорвались еще две ракеты, а затем с треском открыли огонь шестиствольные автоматы, выпуская навстречу угрозе шквал тридцатимиллиметровых снарядов. Мерно ухало на баке орудие главного калибра. С шипением выскальзывали из сот ВПУ, взвиваясь в небо, зенитные ракеты «Штиля».

Свою лепту внес и малый противолодочный корабль «Метель». На носу выдвинулась из-под палубы пусковая установка ЗРК «Оса-М», послав к горизонту, одну за другой, две ракеты 9М33М. А на корме в частом «кашле» зашлась универсальная артустановка АК-176М, выбрасывая шестикилограммовые сгустки раскаленного металла со скоростью сто двадцать штук в минуту. Ей вторил шестиствольный автомат АК-630, полосуя небо мерцающими полосами очередей.

Стена свинца и пламени, поднявшаяся на пути японских ПКР, поглотила их, одна за другой. Последняя из восьми ракет была перехвачена всего в четырехстах метрах от «Безбоязненного». Поток тридцатимиллиметровых снарядов «Кортика» перерубил пополам четырехметровый цилиндр ее корпуса. Упавшие обломки вспенили воду по курсу эскадренного миноносца, а на его борту уже готовились отражать новый удар.

Два ракетных катера типа «Хаябуса» Сил самообороны Японии уже длительное время курсировали возле северо-западной оконечности Хоккайдо, в полусотне миль от берега. Бортовые РЛС OPS-28-2 были отключены, катера двигались малым ходом и на экранах российских радаров, следивших за любой активностью у враждебных берегов, ничем не отличались от рыбацких траулеров, множество которых ежедневно покидало японские порты, несмотря на ведущуюся войну. В прочем, Тихоокеанский флот предпочитал отсиживаться в базах, дальности действия береговых ракетных комплексов «Редут» и новейших «Бастионов» без внешнего целеуказания со спутника или самолета-разведчика не хватало, чтобы угрожать японским кораблям, а от возможной атаки с воздуха катера были надежно прикрыты — ходившее над ними широкими кругами звено истребителей F-15J «Игл» было готово растерзать любого врага, кинувшись на него с десятикилометровой высоты. Да и российская авиация последнее время не проявляла заметной активности.

Большинство моряков, служивших на катерах, были вполне довольны своей судьбой. «Москитный флот» Страны восходящего солнца, сам по себе малочисленный, был ни к чему у берегов далекой Камчатки, где вероятность наткнуться на мину или получить в днище торпеду с русской субмарины оставалась достаточно высокой, а в домашних водах бояться было нечего. Так, глядишь, дослужатся и до победы, сойдя на берег, пускай не героями морских сражений, зато живыми и невредимыми. Лишь некоторые офицеры грезили подвигами, глядя на противоположный берег глазами голодных волков, но и для них неожиданностью стал приказ атаковать.

«Безбоязненный» в тот момент только покинул Татарский пролив, встретившись в его устье с малым противолодочным кораблем. В этот момент в трюмах ракетных катеров взревели всеми своими шестнадцатью тысячами двумястами лошадиными силами газотурбинные двигатели. Двухсоттонные кораблики помчались по волнам на скорости сорок шесть узлов, стремительно сближаясь со своими целями. Несмотря на внешне разные «весовые категории», катера представляли серьезную угрозу даже для корабля класса эсминец, неся каждый по четыре противокорабельные ракеты SSM-1B, улучшенные копии американских «Гарпунов». Под Владивостоком была объявлена боевая тревога на позициях ракетного комплекса «Редут», и его РЛС уже захватила скоростные цели. Но, прежде чем стартовали ракеты с русского берега, оба капитана японских катеров одновременно дали команду:

— Огонь!

Выбросив длинные языки пламени, ракеты вырвались из смещенных к корме спаренных труб ТПК, устремляясь к горизонту. Локаторы японских катеров так и оставались отключенными — координаты цели они получали от «летающего радара» Е-767, кружившего над восточной частью Японского моря. Инерциальные системы управления ракет вели их к заранее рассчитанной точке встречи с целью, а катера поспешно ложились на обратный курс, на полной скорости уходя из зоны поражения русских ракет. Стиснутые их бортами и переборками душных отсеков японские моряки облегченно выдохнули — дело было сделано, они укроются в лабиринте прибрежных островков, а ракеты, преодолев полторы сотни километров, обрушатся на русские корабли.

Восемь противокорабельных ракет шли к цели в десяти-пятнадцати метрах над гребнями волн. Грани их коротких крестообразных крыльев, выступавших из предельно обжатого корпуса, резали пустоту, точно лезвия. Жадно втягивали воздух зевы конформных воздухозаборников, укрытые между крыльев, и турбореактивные двигатели тащили ракеты к цели, пока еще остававшейся за горизонтом. Лазерные гироскопы удерживали «самолеты-снаряды» на заданном курсе, затем, в точном соответствии с полетным заданием, ПКР набрали высоту, выпростав вперед лучи радиолокационных ГСН и нашарив ими у самой кромки моря массивные «тела» вражеских кораблей.

Бортовой комплекс РЭБ «Старт-2» эскадренного миноносца «Безбоязненный» уловил излучение маломощных РЛС приближающихся ракет, выдав направление на цель. Заглушая ликующие вопли, которыми наполнились отсеки эсминца после того, как была сбита последняя из запущенных японскими истребителями ПКР, оператор, похолодев, закричал:

— Пеленг триста, дальность девять! Противокорабельные ракеты!

Контр-адмирал Виктор Лямин, принявший в этом походе командование эскадрой, пусть и состоявшей лишь из двух единиц, не успел дать отбой тревоги, и все моряки оставались на боевых постах. Скрытно приблизившиеся ракеты поглощали отделявшие их от цели мили и кабельтовы, оставив тем, кто находился на борту русских кораблей, считанные десятки секунд для того, чтобы бороться либо, поняв бессмысленность этого, спасать свои жизни. Русские моряки выбрали первое.

Эсминец и малый противолодочный корабль огрызнулись огнем. С ревом вырвались из ячеек пусковых установок оставшиеся ракеты «Штиль», дали залп «Кортики» и «Осы», заухали орудия универсального калибра, опустошая магазины и снарядные погреба. И, опережая свинец, навстречу ракетам метнулись импульсы системы радиоэлектронной борьбы эсминца, слепя их ГСН, создавая вместо одной цели множество бесплотных «фантомов».

Три ракеты превратились в горящий металлолом, пораженные зенитным огнем. Еще две, обманутые помехами, прошли мимо целей. Десятиствольные пусковые установки ПК-10 комплекса самообороны «Смелый» отстрелили дюжину снарядов, начиненных дипольными отражателями. Мерцающие облака манили к себе мчавшиеся над волнами крылатые ракеты, и еще одна из них отвернула, взрываясь в завесе невесомой фольги.

Зенитные автоматы АО-18, входившие в состав ЗРАК «Кортик», выплюнули струю свинца, изрешетив одну из двух остававшихся в воздухе ракет, но третья, проскальзывая последний рубеж ПВО, добралась до борта эсминца. Шестисоткилограммовая «болванка» ударила в стальную преграду на скорости триста метров в секунду, пронзив борт, точно гигантское шило, и уже внутри, в отсеках, сдетонировала фугасная боевая часть ракеты весом двести двадцать пять килограммов. Ударная волна смяла переборки, пламя заполнило пустоты, растекаясь по коридорам и каютам. Но сработала система пожаротушения, на пути огня встали стены бьющей с потолка воды, лишая пламя притока кислорода. Корабль содрогнулся и, не сбавляя хода, двинулся дальше, приближаясь к безопасной гавани Владивостока.

— Ракета попала в левый борт в районе матросских кубриков, — спустя несколько минут докладывал капитану Жохову командир дивизиона борьбы за живучесть. — Основные коммуникации не пострадали, возникший пожар локализован.

— Потери?

— Тринадцать погибших, не менее тридцати раненых — доклады из поврежденных отсеков еще поступают.

— Корабль сохранил боеспособность? — вмешался контр-адмирал Лямин.

— Так точно! Основные системы функционируют штатно!

— Что ж, мне жаль погибших моряков, — вздохнул комфлота, обращаясь к Жохову. — Но нельзя побеждать, не проливая кровь. Это было испытание на прочность, и ваш корабль, товарищ капитан, его выдержал. Возможности противовоздушной обороны оказались даже выше, чем предполагалось. С минимальным ущербом отражена массированная ракетная атака. Поздравляю с боевым крещением! Каждый ваш моряк отлично знает свое дело, а вы превосходно командовали в бою!

— Служу России, товарищ контр-адмирал!

Подоспели истребители, устроив хоровод на околозвуковых скоростях над продолжавшими путь на юг кораблями. Слыша над собой то нарастающий, то удаляющийся гул турбин стремительных Су-27, матросы на их палубах улыбались, провожая восторженными взглядами могучих стальных птиц, мелькавших среди облаков. А противнику, в полной мере воспользовавшемуся внезапностью, оставалось только бессильно смотреть вслед конвою, с каждым часом приближавшемуся к Владивостоку.

Навстречу боевым кораблям, на мачтах которых полоскались на ветру Андреевские флаги, высыпали десятки катеров и моторных лодок, с которых махали руками и российскими триколорами приветствовавшие своих моряков обыватели. Они замолкали, видя обрамленную копотью зияющую пробоину в сером борту эсминца, а затем разражались торжествующими криками. «Метель» ушла, а «Безбоязненный» в сопровождении пестрого кричащего «эскорта» медленно вошел в гавань. У берегов ее теснились малые ракетные корабли «Овод» и ракетные катера «Молния», основа ударной мощи русского флота на Тихом океане.

Взиравший на них с высоты борта эсминца контр-адмирал Лямин был готов плакать, видя, как их ничтожно мало. Но вот мелькнули округлые черные «туши» субмарин типа «Варшавянка», и командующий флотом разжал инстинктивно стиснутые кулаки. А при виде едва выступавших из воды похожих на стапятидесятичетырехметровые веретена корпусов атомных подводных крейсеров «Челябинск» и «Томск», по палубам которых ползали букашками моряки в черной форме, на его устах появилась легкая улыбка.

Эсминец замер у причальной стенки, бросив якоря. А на его палубе замерла, выстроившись, команда, и сотни взглядов уперлись в вышедшего к ним контр-адмирала Лямина.

— Товарищи офицеры, мичманы и матросы! Тихоокеанцы! — Голос командующего флотом разнесся над гаванью, слышимый и на берегу. — Я благодарю вас за службу! Вы выиграли первый бой, показали врагу, что у России есть флот, заставили считаться с собой! Пусть каждая следующая победа будет больше и громче! Только так мы сможем достойно почтить память павших в бою товарищей, только так их смерть окажется не напрасной! Повреждения, полученные кораблем в бою, будут устранены как можно быстрее, и «Безбоязненный» снова поднимет якорь и выйдет в море, навстречу своей славе и славе российского флота! Я верю в вас, товарищи! В вас верит Россия!

— Ура! Ура! Ура!!!

Раскатами грома торжествующий клич разнесся над водой, эхом отскакивая от стальных махин, покачивавшихся на волнах, касаясь бортами бетонных стен пирсов. В сердцах людей, утомленных вынужденной слабостью, робко тлела надежда, разгораясь все ярче с каждым днем.

Глава 10

Токио, Япония — Тихий океан, нейтральные воды
3 июля


Очередная встреча Реджинальда Бейкерса с представителями правительства Японии происходила открыто. Более того, о ней писали и ее обсуждали многие серьезные издания, те, которые в значительной степени и формировали так называемое «общественное мнение». Визит главы АНБ в Страну восходящего солнца был связан с проводившейся в Токио конференции стран Тихоокеанского региона, посвященной борьбе с терроризмом. И присутствие на таком мероприятии руководителя одной из мощнейших разведывательных служб США никому не показалось странным.

Сценарий был сыгран полностью, до последней точки. Выступление с торжественной речью от лица США с призывами сплотить ряды и обещанием всяческой поддержки под прицелами десятков телекамер, двусторонние встречи, освещенные более скупо, несколько подписанных документов о сотрудничестве и обмене информацией — все это осталось позади. И, наконец, Бейкерс, сопровождаемый лишь парой ближайших помощников, прибыл на японскую авиабазу Гифу.

Покинув салон вертолета, глава АНБ широким уверенным шагом двинулся к группе людей, собравшихся посреди летного поля. Строгие деловые костюмы и длиннополые плащи соседствовали с мундирами, богато украшенными шитьем. Перед собой Бейкерс видел большинство членов кабинета министров и высшее командование Сил самообороны Японии, тех, кто на взгляд не посвященного руководил страной, являвшей собой пример чудесного скачка из послевоенной разрухи к титулу одной из сильнейших экономик Азии, и кто на самом деле с недавних пор стал лишь марионетками в руках единственного человека — императора.

— Господа! — Реджинальд Бейкерс обменялся рукопожатиями со своими визави, а те по азиатскому обычаю обхватывали его руку обеими ладонями, отвешивая поклоны. — Прежде всего, господа, я прибыл сюда, чтобы передать заверения действующего главы Соединенных Штатов, вице-президента Сноу о верности Америки союзническому долгу. Ваша борьба с русскими фанатиками, возглавляемыми кровавым диктатором, узурпировавшим власть в этой стране, вызывает у него глубочайше чувство уважения, и Америка не останется в стороне. Решение об оказании вашим Силам самообороны всей необходимой технической помощи принято и уже реализуется. Здесь я представлю вам его физическое воплощение!

Процессия неторопливо двинулась к одному из ангаров, приземистому строению с огромными, во всю стену шириной и высотой не меньше двух человеческих ростов воротами, пока плотно закрытыми. Увидев приближающихся гостей, стоявшие в оцеплении японские солдаты взяли винтовки на караул, а массивные створки плавно раздвинулись.

— Прошу, господа! — Бейкерс жестом пригласил своих спутников пройти внутрь, туда, где ровно сияли многочисленные лампы, заливая внутренне пространство ангара ярким светом, в лучах которого суетились десятки человек в синих комбинезонах технической службы. — Убедитесь сами, что наша поддержка не ограничивается лозунгами.

В центре ангара стоял самолет, необычный на вид. Узкий окрашенный в серый цвет корпус имел утолщение в передней части, отчего вызывал ассоциации с головастиком, а в задней части оканчивался коком толкающего воздушного винта. Хвостовое оперение имело форму перевернутой буквы V. Узкие прямые крылья, выраставшие из фюзеляжа, были словно топором обрублены на законцовках, вспухая пилонами внешней подвески.

— Это беспилотный ударный самолет MQ-1C «Грей Игл», господа, — пояснил Бейкерс, становясь рядом с летательным аппаратом. — Дальнейшее развитие разведывательного беспилотника «Предейтор» RQ-1, давно ставшего глазами и ушами американских солдат, сражающихся в самых разных уголках планеты во имя торжества демократии. Но «Грей Игл» — не только глаза, но также и «длинная рука». Экономичный дизельный двигатель мощностью сто тридцать пять лошадиных сил позволяет этому самолету весом чуть меньше полутора тонн находиться в воздухе непрерывно тридцать шесть часов, осуществляя наблюдение при помощи бортового радиолокатора и мультисенсорной системы AN/AAS-52, в состав которой входят телевизионная и инфракрасная камеры, а также лазерный дальномер-целеуказатель. Управление самолетом дистанционное по радио, либо программируемый перед вылетом автопилот, причем оба варианта можно совмещать. Но, в отличие от своих предшественников, MQ-1C может не просто вести разведку, но и уничтожать обнаруженные цели самостоятельно.

Реджинальд Бейкерс подошел к стоявшей возле беспилотника тележке, на которой были уложены в ряд ракеты и авиабомбы, похожие на непропорционально утолщенные черные дротики.

— На четырех узлах подвески он может нести либо управляемые противотанковые ракеты «Хеллфайр» с наведением по лазерному лучу, либо малогабаритные бомбы GBU-44/B «Вайпер Страйк», наводящиеся при помощи спутниковой навигационной системы GPS. И эффективность этого оружия мы уже опробовали, уничтожив при помощи атак подобных этому «дронов» считавшуюся на тот момент непроницаемой русскую противовоздушную оборону в ходе операции «Доблестный удар». Беспилотникможет совершать полет на малой высоте, ниже линии радаров. К тому же он имеет небольшие габариты, а композиционные материалы, из которых изготовлен его корпус, обладают малой отражающей способностью, из-за чего на экранах локаторов этот аппарат почти не виден, пока не приблизится вплотную.

С гордостью, точно он сам разработал и собрал этот «дрон», заодно создав и ракеты, Реджинальд Бейкерс смотрел в непроницаемые лица японцев, глаза которых блестели азартом, выдавая истинные эмоции, тщательно скрываемые по азиатской привычке.

— Этот беспилотный самолет — настоящее высокотехнологичное оружие двадцать первого века. Он может скрытно приблизиться к цели и нанести удар с минимальной дистанции, наверняка ее уничтожив. С их помощью ваши войска на Камчатке уничтожат русские ЗРК, обеспечив господство в воздухе над полуостровом японской авиации, а от этого — один шаг к окончательной победе!

— Отлично! — Командующий Силами самообороны вежливо улыбнулся. — Превосходное оружие, которое изменит соотношение сил. Когда оно будет готово к использованию, господин Бейкерс?

— Восемь таких «дронов» и две наземные станции управления уже доставлены в Японию, собраны и протестированы. Они могут быть применены в бою буквально в любой момент, господин генерал. Кроме того, мы готовы передать в ваше распоряжение беспилотники RQ-8A «Файр Скаут».

Глава АНБ США указал на стоявший в глубине ангара летательный аппарат, над хищным обтекаемым корпусом которого, лишенным какого-либо намека на кабину, возвышался, раскинув четырехметровые лопасти, несущий винт. Беспилотный вертолет опирался на узкие полозья лыжного шасси. Делегация подошла ближе, обступив со всех сторон беспилотный вертолет

— Аппараты этого типа достаточно давно и успешно используются Корпусом морской пехоты США, — пояснил Бейкерс. — «Файр Скаут» не несет вооружения, но оснащен лазерным прицелом для подсветки целей управляемым бомбам и ракетам и комплексом сенсоров, обеспечивающих ведение разведки днем и ночью. Его радиус действия достигает ста десяти миль… более ста семидесяти километров, — поспешно перешел он на привычные японцам единицы измерения. — Самое главное, эти беспилотники не нуждаются в оборудованных аэродромах, могут взлетать с любой ровной площадки или, например, с палубы корабля среднего водоизмещения.

— Хорошо, — неожиданно произнес скрежещущим голосом премьер-министр, лично прибывший на презентацию. — Очень хорошо. Но все же недостаточно. Эти аппараты могут вести разведку и способны нанести точечный удар, но в бою подчас нужно обрушить на головы врагов тонны бомб, стирая их с лица земли. На такое ваши беспилотники не способны. С их помощью можно уничтожить вражеского полководца, но не разгромить армию.

— Господин министр, группа пилотов Сил самообороны Японии уже приступила к освоению новейшего американского истребителя F-35 «Лайтнинг-2». Он способен совершать полет на сверхзвуковой скорости и при этом взлетать и приземляться вертикально на любую площадку, будь то корабельная палуба или полевой аэродром, оборудованный руками солдат. Ваш легкий авианосец «Хиуга» идеально подходит для базирования этих истребителей. Когда процесс обучения завершится, вы получите «плавучий аэродром», с которого сможете наносить воздушные удары по вражеским объектам на Камчатке, больше не сдержанные удаленностью полуострова от основных баз японских ВВС. Поставка Японии новых самолетов-заправщиков КС-767 уже дала возможность вашим истребителям вести регулярное патрулирование над Охотским морем, а оснащение «Хиуги» истребителями позволит авиации находиться над полуостровом непрерывно. Русские, вцепившиеся в камчатскую землю, будут раздавлены, а дальше — кто знает! Получив авиационную поддержку, Морские силы самообороны Японии смогут осуществлять десантные операции от Владивостока до Анадыря, создав множество плацдармов на берегах России. И тогда Сахалин и Курилы, лишенные связи с «большой землей», сами сдадутся вам, отдадут скрытые в их недрах богатства. Как видите, моя страна готова сделать все, чтобы Япония снова стала великой тихоокеанской державой!

На лице премьер-министра не дрогнул при этих словах ни один мускул. И высокопоставленные чиновники, сопровождавшие главу правительства Японии, тоже остались невозмутимы при сказанных Бейкерсом словах. Хотя каждый из них, наверное, вспомнил в этот момент, какая часть внешнего долга США перед их страной была списана в обмен на помощь в войне с Россией, победить в которой сынам Страны восходящего солнца было невозможно, а просто закончить ее, уйдя с чужой земли — смертельно опасно. Видя, как стремительно возрождается военная мощь западного соседа, никто в Японии почти не сомневался — русские ничего не забудут и возьмут кровавую плату. Оставалось сражаться под науськивание из Вашингтона и без особой надежды на успех.

Тысячи японских солдат, летчиков и моряков уже вели свою войну, сотни стали ее жертвами, навсегда найдя покой в чужой земле или в морской пучине. А те, кто готовился присоединиться к ним, в эти минуты входили в офицерскую столовую атомного авианосца ВМС США CVN-74 «Джон С. Стеннис». Находясь в просторном помещении, наполненном гулом сотен голосов и запахами еды, трудно было поверить, что все это происходит в тысячах миль от ближайшего клочка суши. «Плавучий аэродром», «сто тысяч тонн дипломатии», как зачастую, и заслуженно, называли эти корабли, покинул рейд военно-морской базы Коронадо, взяв курс на закат. Полгода, проведенные на якоре из-за отсутствия средств, сказались на подготовке команды не лучшим образом, но к тому моменту, когда авианосец, сопровождаемый внушительным эскортом, подошел к Гавайям, матросы, изнуренные многочисленными учениями, уже пришли в нужную форму. Как раз в этот момент на борту «Стенниса» и появились новые курсанты.

Амбициозный проект по созданию единого истребителя для ВВС, палубной авиации и Корпуса морской пехоты, воплотившийся в F-35 «Лайтнинг», совсем, было, зачах, когда оборонный бюджет оказался осушен почти до дна военной операцией в России. Сроки завершения испытаний и принятия нового самолета на вооружение сдвигались все дальше в будущее, но, внезапно, процесс пошел с новой силой. И вот «Джон Стеннис», воплощение американской морской мощи, приняв на борт полтора десятка F-35 предсерийной партии, вышел в открытый океан, чтобы там завершить цикл тестирования новой техники, окончательно открыв ей путь на палубы своих «систершипов», величаво бороздивших водные просторы всех четырех океанов голубой планеты.

Полеты закончились, гул турбин над палубой режущего волны авианосца смолк, самолеты были убраны в ангары, попав в заботливые руки техников. А пилоты, измотанные и телесно, и психически, спешили восполнить израсходованные во время пребывания в воздухе калории. Но не всем им были рады. Несколько человек, облаченных в форму ВМС США, держась плотной группой, вошли в столовую, и на них сразу скрестились лучами зенитных прожекторов десятки наполненных неприязнью, если не откровенной злобой, взглядов. Американские летчики и моряки прекратили работать челюстями, мрачно наблюдая за несколькими щуплыми низкорослыми человечками с желтой кожей и раскосыми глазами. А те, словно ничего не замечая, Проши к раздаче, принявшись набирать себе блюда, приготовленные на сегодня корабельным коком.

Лейтенант Морских сил самообороны Японии Фудзита чувствовал, что ноги вот-вот перестанут держать его, предательски подогнувшись. Три посадки на палубу, четыре часа, проведенные в воздухе над океаном, колоссальные перегрузки, сжимавшие тело пилота многотонным прессом во время фигур высшего пилотажа, выжали его, высосали все силы. Все, на что способен оказался летчик — доковылять до столовой, кое-как удерживая в руках поднос. Он не видел выросшего за спиной американца, и, развернувшись, чтобы пройти к столу, за которым уже расположились товарищи, наткнулся на того, разбросав тарелки и лотки с пищей.

— Япошка! — Американец, по широкой груди которого расплылись пятна кетчупа, взревел бешеным медведем. — Желтая обезьяна! Смотри, куда идешь!

— Я не заметил тебя, — пробормотал опешивший Фудзита. — Извини!

— Извини?! Такому ничтожеству, как ты, нечего делать в кабине самолета и на палубе американского корабля, черт возьми! Косоглазый дикарь!

— Я не дикарь! — Лейтенант почувствовал, как все тело пробрала дрожь от хлынувшего в вены адреналина. Физическая усталость сделала свое дело, разум оказался заторможен, слишком медленно реагируя на происходящее, и в ход пошли рефлексы, намертво «прошитые» в мозге. — Я могу назвать всех своих предков до шестнадцатого колена, перечислить все их подвиги, начиная от далекого пращура, сражавшегося на поле Сэкигахара под знаменами сегуна Токугавы Иэясу, заканчивая своим дедом, который воевал над Тихим океаном в кабине истребителя «Зеро», записав на свой счет двадцать шесть побед в воздушных боях! А ты, потомок разбойника, каторжника или бродяги, бежавшего за океан от петли, можешь назвать имя основателя твоего рода?

Американец, сжав огромные кулаки, навис над стоявшим, не шелохнувшись, японским пилотом. Находившиеся вокруг моряки расступились, предчувствуя драку и образуя круг, в котором могли бы сойтись противники, решая свой спор самым простым способом.

— Ублюдок! Такие же желтые выродки убили моего деда у Тиниана! Его эсминец утонул, спаслись шестеро, которых подобрала японская подлодка. Пленных выстроили на палубе, и такой, как ты, косоглазый дикарь стал вспарывать им животы своим мечом, а когда в небе появилась американская «Каталина», японцы погрузились, оставив на поверхности лишь одного человека, руки которого были связаны. Он чудом удержался на плаву, был подобран спасателями и смог рассказать, что вы, твари, сделали с моим дедом! И сейчас я сделаю то же самое с тобой!

Они стояли друг напротив друга, американец, высокий, под два метра ростом, такой широкоплечий, что непонятно было, как он помещается в кабине своего «Супер Хорнита», и похожий на подростка японец, щуплый, уступавший противнику ростом на голову. Но, несмотря на явное превосходство американца, Фудзита и не думал отступать.

— Лукас, мочи его, — закричали разом со всех сторон. — Врежь япошке!

Американский летчик ударил, но его кулак обрушился на пустоту. Японец, скользнув в сторону и пропуская удар, взвился в воздух, словно на него перестало действовать земное тяготение, и его каблук врезался противнику в грудь. Американца отбросило назад, а удары посыпались градом, заставляя того пятиться назад, отмахиваясь вслепую. Фудзита извивался змеей, уклоняясь от ударов, то взлетая под самый потолок, то распластавшись над полом, и бил сам, стремительно, точно, причиняя боль противнику но не нанеся пока серьезных увечий.

Американец, рыча от боли и обиды, загребал ладонями воздух, пытаясь дотянуться до противника, и, наконец, ухватил за лодыжку Фудзиту. Со всей своей бычьей силы он швырнул японца на ближайший столик. Хлипкое сооружение из дешевого пластика не выдержало, с хрустом развалившись под упавшим на него человеческим телом. А Лукас, прыгнув следом за потерявшим на миг ориентацию противником, навалился на него, орудуя кулаками, точно молотобоец в кузнице. Брызнула кровь и слюна, а американец не останавливался, вбивая кулаки снова и снова в то кровавое месиво, что было лицом японского пилота. А остальные курсанты из Страны восходящего солнца даже не пытались придти на выручку, уважая священное таинство поединка двух воинов.

— Что, к черту, происходит?! — Властный голос разнеся под сводами отсека. — Прекратить, вашу мать!

Американский офицер, из-за плеча которого выглядывал японец в летной форме и с погонами полковника, растолкал азартом свистевших, завывавших и улюлюкавших моряков, встав над двумя драчунами.

— Отставить, энсин! Смирно, черт тебя возьми!

Трое дюжих парней из взвода Морской пехоты, по штату размещавшегося на каждом авианосце ВМС США, подхватили Лукаса, поставив его на ноги и по пути пару раз ударив в живот, вышибая из того дух.

— Кретин! — Офицер смерил презрительным взглядом тяжело дышавшего моряка, процедив сквозь зубы: — На гауптвахту! С глаз долой!

Взглянув на японского офицера, американец без особого сожаления в голосе, произнес:

— Прошу простить моего подчиненного. Это досадное происшествие больше не повторится.

— Лейтенант Фудзита виноват сам, и будет наказан. Вам не за что извиняться, коммандер!

Схватив своего подчиненного за воротник, японский офицер толкнул того спиной в переборку, оскалив зубы, точно зверь, и зашипев в лицо:

— Микадо велел нам учиться у американцев, осваивать новое оружие! С его помощью Япония сокрушит русских гайдзинов! Мы в гостях сейчас, и никакому хозяину не понравятся свары в его доме!

Звук пощечины разнесся под сводами быстро опустевшего отсека. Получив удар, Фудзита не шелохнулся. Ни один мускул не дрогнул на его окровавленном, похожем на свежую отбивную лице. Лейтенант только стиснул челюсти, так что на худом лице выступили острые скулы, процедив сквозь зубы:

— Эти американские варвары… Они смотрят на нас, как на недочеловеков, как на врагов! Я не в силах такое терпеть! Хочется сломать им глотки, вырвать их гнилые сердца из груди!

— Ты не смеешь ничего чувствовать, кроме преданности императору, и ничего хотеть — только наилучшим образом выполнить его волю. Ты должен обучиться всему, что могут американцы, стать лучшим воином, достойным памяти твоих достославных предков. Заставь себя уважать не в уличной драке, а в небе, в кабине своего истребителя. Сравняйся со своими учителями — и превзойди их! Мы бросим на колени русских, а затем, кто знает, может, дойдет очередь и до американцев!

На поверхности все шло своим чередом. Дипломаты плели интриги, еще не осознав, что сами запутались в заботливо сотканных сетях. Потомки былых врагов пытались быть достойными своих пращуров. Но для пятидесяти семи человек, запертых в полумраке отсеков подводной лодки Тихоокеанского флота России Б-401 «Новосибирск» происходящее не имело никакого значения.

Субмарина проекта 877, знаменитая «Варшавянка», бесшумно скользила над вздыбившимся скальными уступами океанским дном. Самым малым ходом, экономя энергию, она шла на север вдоль берегов Японии, держась на траверзе военно-морской базы Йокосука. Пожалуй, только подлодка этого типа была способна на подобное. Созданная больше тридцати лет назад, она до их пор оставалась одной из лучших в своем классе, обладая внушительной дальностью действия, солидным вооружением, приличной глубиной погружения, но, главное, высокой скрытностью.

Реализованная на ней впервые в российском флоте схема с полным электродвижением, когда дизельные генераторы питают энергией электродвигатель, в свою очередь, вращающий гребной винт, позволила улучшить компоновку — теперь не требовались передаточные механизмы и гребные валы. Кроме того, все агрегаты, служащие источником вибрации, устанавливались на многоуровневых амортизаторах, не имея прямого контакта с корпусом. И, наконец, толстый слой специальной резины, обтягивавший корпус субмарины, похожий на утолщенную каплю, запирал внутри все производимые механизмами шумы, заодно поглощая импульсы гидролокаторов.

Сейчас «Новосибирск» занял позицию в полутора десятках миль от побережья, ведя из глубины наблюдение за суетой, царившей на главной базе Морских сил самообороны Японии. Бесшумно вращался многолопастный винт, приводимый в движение аккумуляторами, и субмарина медленно ползла в толще воды. Шум винтов кораблей, проникавший с поверхности, касался антенны бортового гидроакустического комплекса МГК-400 «Рубикон», заставляя акустика скрипеть зубами от напряжения. Да и остальные моряки не испытывали удовольствия, ощущая постоянное присутствие над головой вражеских кораблей, каждый из которых мог в любой миг включить сонар, обнаружив чужака, и никто из подводников не испытывал сомнений на счет того, что произойдет потом.

— Влезли в осиное гнездо с голой жопой, — ворчал старший помощник, и на скулах его вздувались желваки. — И вот-вот «косые» вкрутят нам неслабый болт!

— Никто нас здесь не ждет, — усмехнулся в ответ капитан. — Не верят, что мы настолько сумасшедшие. И потому искать не станут.

Субмарина находилась в подводном положении четвертые сутки. В отсеках царила тишина, люди, сменявшие друг друга на постах, впали в какое-то странное оцепенение. Но долго так продолжаться не могло — запасенная в аккумуляторных батареях энергия подходила к концу, запас кислорода тоже иссякал. Командир «Новосибирска» был готов отдать приказ о возвращении, когда акустик, обнаруживший какое-то оживление на поверхности, неожиданно доложил:

— Слышу шум винтов! Групповая цель! Две или три единицы выходят из базы!

— Рулевой, курс на цель! Всплываем на перископную глубину!

Субмарина начала подниматься из пучины, моряки на ее борту оживились. Возможно, все-таки произойдет то, ради чего они совершили сложный, долгий и полный опасностей переход. Выйдя из Владивостока, они двинулись на юг, через Корейский пролив, кишащий боевыми кораблями флотов обеих Корей, готовых в любой миг вцепиться в глотки друг другу и заодно перетопить все, что подвернется под руку. Затем — по водам Восточно-Китайского моря, которое бороздили эсминцы военно-морских сил КНР, тоже отнюдь не с самими добрыми намерениями, потом строго на восток, сквозь смертельно опасный лабиринт островов Рюкю, и на север, вдоль изрезанных бухтами берегов острова Хонсю.

Вызывавшие вздох облегчения всего экипажа всплытия под РДП сменялись срочными погружениями, стоило только акустику заподозрить хотя бы присутствие рядом корабля или подлодки, неважно, по флагом какой страны ходивших. Но все это показалось пустяками в сравнении с днями, проведенными в виду главной японской военно-морской базы, у самого дна, погрузившись в безмолвие, боясь даже лишний раз вздохнуть, дабы не быть обнаруженными акустиками врага. Над головой резали волны фрегаты и эсминцы, реяли над волнами противолодочные самолеты, но «Новосибирск», затаившись, слившись с океаном, оставался на месте. И теперь недели, наполненные напряжением, ожиданием и тщательно загоняемым в глубины подсознания но неизбывным страхом смерти, оказались вознаграждены.

Головка командирского перископа ПК-8.5 показалась над волнами, поворачиваясь вокруг своей оси. Подводники в помещении центрального поста замерли в напряжении. Луч радара, наткнувшись даже на такое незначительное препятствие, тотчас выдаст врагу их положение, а шансы в борьбе единственной субмарины с флотом целой страны были вполне понятны.

— Вот они, голубчики, — довольно пробормотал капитан, когда в объектив перископа попали силуэты выходящих из базы кораблей под японскими флагами. — Суки косоглазые!

Два боевых корабля, один заметно крупнее, второй чуть меньше, шли борт о борт, разойдясь не более чем на полтора кабельтова. С их палуб щерились стволы универсальных орудий, возвышались громоздкие коробки ракетных пусковых установок, на мачтах лениво вращались решетки радарных антенн.

— Эсминец типа «Хацуюки» и фрегат типа «Абакума», — мгновенно опознал их капитан «Новосибирска», выучивший, кажется, наизусть силуэты всего, что могло ходить под флагом Японии. Затем перископ довернулся, ловя объективом показавшееся по-настоящему огромным судно, величаво вползавшее в поле зрения оптического прибора. Оно неторопливо следовало в полукабельтове за кормой эскадренного миноносца, и командир кровожадно оскалился: — Ого! Старпом, узнаешь?

— Так точно, командир! Универсальный десантный корабль типа «Осуми». Полное водоизмещение четырнадцать тысяч семьсот тонн. Может принять на борт до тысячи морских пехотинцев или тысячу четыреста тонн груза, включая до десяти основных боевых танков. А два катера на воздушной подушке в док-камере и полдюжины тяжелых вертолетов «Чинук» позволяют осуществлять высадку на необорудованное побережье. А из средств самообороны — пара зенитных автоматов «Вулкан», и все! Железная коробка, битком набитая желторожим мясом! Отличная цель!

Десантный транспорт, раздвигая форштевнем волны, уверенно следовал за своим эскортом, с каждой минутой, с каждой пройденной саженью приближаясь к затаившейся «Варшавянке». Судя по низкой осадке, он был полностью загружен, и никто на борту русской подлодки не сомневался, что конечной целью похода этого корабля является побережье далекой Камчатки.

— Эх, пощекотать бы ему брюхо торпедами! — воскликнул штурман, отвлекшийся на мгновение от возни с картами.

Четыре универсальные торпеды СЭТ-65 «Енот-2» ждали своего часа во тьме торпедных труб «Новосибирска», точно голодные драконы, дремлющие в пещерах, но готовые в любое мгновение вырваться из добровольного заточения, сея разрушение и смерть повсюду. Еще два аппарата были заняты приборами гидроакустического противодействия «Корунд».

— Отставить торпеды, — решительно мотнул головой капитан. — Я — солдат, но не самоубийца. Мы пропустим их, даже пальцем не тронув.

Было невероятно сложно дать отбой, когда противник — в считанных кабельтовых, беспечный, даже не подозревающий, что уже попал в створ атаки. Немногие подводники оказывались в такой ситуации, но мечтал о подобном, без сомнения, каждый из них. Решение далось не без труда, но оно было единственно верным. Час последней и решительной битвы был близок, это понимал каждый находившийся на борту «Новосибирска», но он еще не пробил, и никому не нужна была геройская смерть русских моряков.

— Перископ убрать. Рулевой, курс сто девяносто, — скомандовал капитан, добавив вполголоса: — Другие сделают это за нас!

Втянулся в ограждение рубки цилиндр перископа, а рули, венчавшие корму субмарины, шевельнулись, заставляя ту описать плавную дугу, удаляясь от добычи, так и не записанной на боевой счет «Новосибирска» — и от опасности. Но надежды командира русской подводной лодки на благополучное возвращение были разрушены оторвавшимся от палубы японского эсминца DD-131 «Сетоюки» вертолетом. Вести патрулирование здесь, вблизи прикрытой противолодочными силами в несколько слоев военно-морской базы, было не нужно, но если ничего не делать, выжидая подходящего момента, можно растерять навыки. Именно поэтому японские пилоты заняли места в кабине своего SH-60J «Сихок», подняв в воздух винтокрылую машину.

Под свист турбин и грохот винта геликоптер промчался над волнами, описав широкий круг, геометрическим центром которого являлась группа прикрываемых кораблей. Средства поиска, объединенные системой управления оружием LAMPS Мк.3 были готовы к применению. Никто всерьез не ожидал обнаружить противника здесь, в нескольких милях от своих берегов, и тем больше было удивление оператора противолодочных средств, когда магнитометр AN/ASQ-81(V)2 выдал сигнал цели.

Русская подлодка, несмотря на звукопоглощающее покрытие корпуса, была изготовлена из металла, как и любая другая субмарина, бороздящая океан, за исключением, возможно, нескольких опытовых подводных лодок. «Новосибирск» оставался на перископной глубине, и был обнаружен детектором магнитных аномалий патрульного вертолета.

— Сбросить буи! — немедленно приказал командир экипажа «Сихока».

Из контейнера, подвешенного по левому борту геликоптера, в воду посыпались гидроакустические буи, рассеиваясь по поверхности океана. Слабый шум винтов кравшейся самым малым ходом русской подлодки был уловлен ими спустя несколько минут. На борту эскадренного миноносца, где производилась обработка данных, приняли направление на цель сразу с нескольких устройств, с идеальной точностью определив координаты чужой субмарины, явно проникшей к входу в военно-морскую базу с недобрыми намерениями.

Еще в годы второй мировой деды тех, кто стоял сейчас на мостиках вышедших из гавани Йокосуки кораблей, немало натерпелись от американских субмарин, в клочья разрывавших конвои и буквально делавших, что заблагорассудится, с боевыми кораблями императорского флота, играючи пуская на дно крейсеры и авианосцы. С тех пор немало воды утекло, и сейчас командир покинувшего рейд военно-морской базы конвоя действовал, не раздумывая, не пытаясь оценить степень реальности скрытой в соленой толще воды угрозы.

Десантный транспорт и эскадренный миноносец, набирая ход, отвернули в сторону. А в трюме фрегата «Сендаи» взвыли в двадцать семь тысяч лошадиных сил газотурбинные двигатели, бросая корабль наперерез курсу таинственной субмарины. Гребные винты вспенили воду за его кормой, разгоняя до максимальных двадцати семи узлов. Бортовой гидролокатор OQS-8 изверг ультразвуковой импульс, клинком пронзивший слой морской воды, достигая самого дна и разбиваясь об него брызгами эхо-сигналов.

— Шум винтов по пеленгу сто тридцать, — почти закричал акустик на борту «Новосибирска». И тотчас, на полтона выше: — По нам работает ГАС!

Импульсы гидролокатора стремительно настигавшего свою добычу «Сендаи» коснулись обшивки подлодки и были частично поглощены противогидроакустическим покрытием, русским ноу-хау, но не полностью. Лишь от действий ее командира зависело, смогут ли сойти на берег шестьдесят молодых парней, или навсегда останутся на глубине.

— Пятый торпедный аппарат товсь! — Рявкнул опытный моряк. — «Корунд» в режим постановки помех!

Сигарообразный прибор гидроакустического противодействия МГ-74 выскользнул из торпедной трубы, выброшенный сжатым воздухом, уходя в сторону от подлодки. Он представлял собой подлодку в миниатюре, в четырехметровом корпусе нашлось место и для гидролокатора, и теперь он начал испускать мощные акустические импульсы, в которых терялись эхо-сигналы японских сонаров, отраженные от маневрировавшей на небольшой глубине «Варшавянки». Вражеские акустики оглохли и ослепли, и, зная, что так не продлится долго, капитан «Новосибирска» скомандовал:

— Погружение на максимальную глубину! Укроемся под слоем скачка!

Принимая забортную воду в балластные цистерны, русская «варшавянка» начала погружаться, скатываясь по отвесно уходившей вниз, в вечный сумрак, поверхности океанского дна, образовывавшей на многокилометровой глубине дно желоба, вытянувшегося вдоль японских островов. Термоклин, он же «слой скачка», граница между водными слоями с различной температурой, надежно скрыл подводную лодку, отражая импульсы гидролокаторов, точно зеркало. Фрегат промчался точно над ней, но никто на его борту даже не заподозрил этого. К этому моменту «Корунд» уже прекратил свою работу, помехи исчезли, и противник вел поиск с утроенной энергией. Но теперь «Новосибирску» угрожал не он.

Субмарина падала в бездну, плавно шевеля торчавшими из утолщенной носовой части корпуса пластинами рулей глубины. Ее стальной корпус сжимали тысячи тонн воды, и металл уже с трудом сопротивлялся возросшему давлению. Предел прочности еще не был достигнут, но становился все ближе.

— Глубина двести метров, — докладывал рулевой, лицо которого заметно побледнело, что было заметно даже в неярком освещении ГКП. — Двести тридцать метров. Двести пятьдесят!

Погружение превратилось в падение, словно бездна засасывала подлодку, переставшую слушаться управления. Такое уже случалось, когда субмарины проваливались на запредельную глубину, и давление воды раскалывало их корпуса из прочнейшей стали, точно пустую ореховую скорлупу. Несколько минут отделяло находившихся на борту «варшавянки» людей от гибели, но они продолжали выполнять приказы, не поддаваясь панике.

— Продуть балласт! — скомандовал капитан. — Аварийное всплытие!

Сжатый воздух, наполнивший балластные цистерны, вытеснил воду, и потерявшая в весе подлодка рванулась к поверхности, словно спешащий сделать глоток воздуха кашалот. Рыщущий по волнам противник уже не казался таким страшным, это была понятная угроза, которой возможно было противостоять, в отличие от неизбежной смерти на глубине, в ледяной бездне, погруженной в вечный мрак.

Всплытие замедлилось, когда «Новосибирск» находился в полутора десятках метров от поверхности. Капитан, незаметно сделав облегченный выдох, приказал:

— Поднять антенны! Экстренный сеанс связи!

Разведывательная миссия подлодки увенчалась успехом, и короткая радиограмма по волнам эфира умчалась к родным берегам. Передача длилась доли секунды. Сжатая в «пакет» информация, которую так ждали в штабе флота, достигла адресата, но для экипажа «Новосибирска» начиналось самое важное — возвращение домой. Появление чужой подлодки у берегов Японии вызвало настоящую бурю в штабе Морских сил самообороны. В море спешно выходили фрегаты и эсминцы, покидая свои безопасные базы, а воздух стонал и гудел, рассекаемый крыльями патрульных самолетов Р-3 и новейших Р-1. Десятки крылатых машин летели в сторону океана. Грандиозная поисковая операция охватывала все большую акваторию.

Противолодочный самолет «Орион», кружа в нескольких сотнях метров над гребнями волн, был похож на высматривающего добычу стервятника. Время от времени находившийся на поверхности наблюдатель мог заметить, как от днища Р-3С отделяются, устремляясь вниз, какие-то черные точки, быстро вырастающие в размерах, превращаясь в гидроакустические буи. Методика поиска была давно отработана до мелочей и опробована на реальных целях. Выдвинувшись в тот квадрат, из которого, по данным служб радиоперехвата, русская подлодка вышла на связь, «Орион» старался засеять как можно большую акваторию буями, продолжая кружить под облаками в ожидании, когда добыча попадется в заботливо расставленную сеть.

Командир «Новосибирска», дождавшись окончания радиосеанса, немедленно приказал погрузиться, увеличив скорость хода. Производимый винтом субмарины шум возрос, превысив уровень естественных звуков океана, никогда не пребывающего в безмолвии, и сразу был уловлен одним из покачивавшихся на поверхности РГАБ, тотчас передавшим сигнал на борт «Ориона». В днище Р-3С распахнулись узкие створки люка, и вслед безобидным буям вниз устремилось сигарообразное тело противолодочной торпеды.

Легкая МК-46 Мод.0 NEARTIP, считавшая одним из самых совершенных образцов оружия в своем классе, вошла в волны без всплеска. Включилась пассивная система самонаведения, и торпеда, точно живая, принялась медленно описывать расширяющиеся круги в водной толще, словно стараясь учуять след только что прошедшей здесь субмарины. Шумы винтов «варшавянки» коснулись гидрофонов акустической головки самонаведения, и МК-46, находившаяся всего в тысяче ста метрах от цели, развернулась, заходя на нее. Скорость торпеды возросла до сорока пяти узлов.

— Шум винтов, — тотчас сообщил акустик «Новосибирска». — Пеленг двести! Торпеда!

— Шестой торпедный аппарат — товсь! «Корунд» в режим имитации! Приготовиться к снижению хода до двух узлов!

Выброшенный из трубы торпедного аппарата прибор акустического противодействия МГ-74 на семнадцати узлах начал удаляться от подлодки. Бортовая аппаратура испускала шумы, в точности соответствующие звукам идущей полным ходом настоящей «варшавянки», и система самонаведения японской торпеды тотчас захватила ложную цель.

— Снизить скорость до двух узлов, — приказал капитан «Новосибирска». — Разворот лево на борт сорок!

Субмарина выполнила маневр, уходя с прежнего курса. Акустик на ее борту несколько минут продолжал улавливать шумы имитатора, уводившего торпеду все дальше от истинной цели, а затем из глубины донесся грохот взрыва.

— Все, товарищи офицеры, вот мы и уничтожены, — хмыкнул штурман.

Тотчас со всех сторон не него обрушилось в несколько глоток:

— Сплюнь, идиот!

Напряжение, физически ощущавшееся в отсеках подлодки, понемногу отступило, но каждый моряк понимал, что вскоре противник обнаружит обман, и поиски продолжатся. И шансов уцелеть в схватке с брошенной против одиночной подводной лодки морской и воздушной армадой было ничтожно мало.

— Товарищ капитан, заряд аккумуляторов на уровне восьми процентов, — доложил командир БЧ-5.

— Курс сто двадцать, — приказал, выслушав это, капитан. — Увеличить ход до пяти узлов. Отойдем подальше от берега, насколько возможно, тогда всплывем под РДП и зарядим батареи. Мы выдержали бой с многократно превосходящими силами противника, добыли бесценные разведданные и выскользнули из всех заготовленных врагом ловушек. Теперь предстоит самое сложное — возвращение домой!

Все так же крадучись, подводная лодка «Новосибирск» двинулась прочь от становившейся смертельно опасной суши, в ту стихию, для которой и была идеально приспособлена, которая могла уничтожить горстку храбрецов, но могла и спасти их, надежно укрыв от врага.


А в это время десантный вертолетонесущий корабль-док LST-4003 «Кунисаки», третий корабль типа «Оцуми», вошедший в боевой состав Морских сил самообороны Японии, неторопливо двигался на север. Дизельные двигатели, мощные и экономичные, тащили его к цели со скоростью двадцать два узла. С каждой минутой все дальше становились берега Японии, и все ближе — окутанные туманной пеленой сопки Камчатки.

Вокруг него рыскали по волнам корабли эскорта, шаря по горизонту лучами радаров, просвечивая толщу воды импульсами бортовых гидролокаторов, готовые обрушить на противника залпы артиллерии и шквал ракет. В прочем, десантные транспорты уже который месяц сновали между метрополией и берегами Камчатки, доставляя на север людей и технику с периодичностью пригородных электричек, не встречая серьезного противодействия.

На всякий случай, маршруты конвоев прокладывались по дуге, существенно восточнее занятых русскими гарнизонами островов Курильской дуги. Лишние часы в открытом океане, несмотря на спартанские условия пребывания на борту десанта, были лучшей гарантией безопасности. Набившимся в тесные кубрики, точно шпроты в консервную банку, японским солдатам, ютившимся на трехэтажных нарах в духоте отсеков несмотря на запущенную на полную мощность систему вентиляции, предстояло спустя какие-то трое-четверо суток сойти на отнюдь не дружественный берег, вступив в бой, который мог стать первым и последним для многих из них, и рисковать жизнями людей во время перехода было излишне.

Совсем скоро с просторной палубы десантного транспорта поднимутся тяжелые вертолеты CH-47J, способные унести на сотни миль восемь тонн груза, молотя лопастями широких винтов наполненный влагой и морской солью воздух. Из доковой камеры, похожей на фантастическую стальную пещеру, выскользнут неуклюжие махины катеров на воздушной подушке LCAC, чтобы, окутавшись брызгами, с воем помчаться над волнами к земле, уверенно таща на своих могучих «спинах» танки и бронемашины, теснившиеся сейчас в полумраке грузовой палубы. Каждый был уверен, что и эта высадка пройдет, как прежде, без помех и потерь. Но мало кто из почти тысячи двухсот человек мог допустить хотя бы на миг мысль о том, что в этот раз единственной твердой поверхностью, которой удастся достичь, станет океанское дно.

Приговор покинувшему военно-морскую базу Йокосука конвою был подписан в ту самую минуту, когда несколькими днями ранее четыре человека в черных мундирах военных моряков вошли в кабинет командующего Тихоокеанским флотом. Стоявший у плотно зашторенного окна контр-адмирал Виктор Лямин указал на ряд стульев, предложив:

— Товарищи офицеры, присаживайтесь!

Моряки, вызванные в штаб без предупреждения, расселись по местам, и адмирал ощутил на себе пристальные взгляды серьезных глаз. Никто, разумеется, не решался задать вопрос, но нетерпение и напряженное ожидание комфлота чувствовал собственной кожей. Эти люди, уступавшие ему званиями, но зачастую превосходившие возрастом и опытом, отчетливо представляли, зачем их может захотеть видеть командующий. Лямину оставалось лишь подтвердить эти догадки.

— Товарищи, вам предстоит выполнить сложную и ответственную задачу, от успеха которой будут зависеть жизни тысяч людей, — негромко, безо всякой патетики в голосе, произнес контр-адмирал. — Наши войска на Камчатке уже который месяц сдерживают натиск японских оккупационных частей. Они сражаются в окружении, лишенные практически любой связи с внешним миром. Много раненых, которым некому и нечем оказывать помощь, заканчиваются припасы, нет подкреплений. Люди устали, они перестают видеть смысл своего упорства, но держатся, отступая под не прекращающимися атаками врага шаг за шагом. А противник, господствующий на море, имеет возможность подвозить технику, снаряжение и живую силу, обеспечивая превосходство над защитниками полуострова и на море. По данным разведки, к сожалению, очень неточным, японское командование готовится нанести решающий удар. В портах Японии началась погрузка на десантные транспорты подразделений Шестой пехотной дивизии. Если эти войска прибудут на Камчатку, противник получит решающее преимущество в технике и живой силе и сумеет сбросить защитников полуострова в океан. Этого никак нельзя допустить! Мы должны быть там первыми!

— Что же, мы будем высаживаться на Камчатке? Наконец-то!

Моряки, командиры подлодок Девятнадцатой бригады, одного из немногих соединений флота, сохранивших боеспособность, с надеждой смотрели на командующего флотом. Они умели ждать, ведь терпение было одной из основных черт подводника, служба которого сочетала периоды длительного ожидания и стремительных действий. Испытывать терпение тех, кто сейчас бросал на него спокойные взгляды, контр-адмирал Лямин не стал дольше, чем нужно, сообщив то, чего так долго ждали и на что уже переставали надеяться его подчиненные:

— Да, товарищи офицеры, в ближайшее время будет проведена масштабная десантная операция, цель которой — полностью освободить Камчатку. Весь флот выйдет в море, чтобы покончить с врагом раз и навсегда. Но первыми в бой предстоит вступить вам. Подготовка к наступлению займет несколько недель, и на это время вам предстоит полностью блокировать полуостров, исключив возможность получения японцами подкреплений из метрополии. Ни одни вражеский корабль не должен бросить якорь у камчатских берегов. Самолеты базовой авиации Тихоокеанского флота регулярно совершают разведывательные вылеты в акваторию Охотского моря и Тихого океана. Их экипажи рискуют каждую минуту, находясь в воздухе, где господствует авиация Японии, но этот риск окупается. Также наши подводники ведут непрерывное наблюдение за основными базами японских ВМС, рискуя в любой миг быть обнаруженными, чтобы уже никогда не ступить на родную землю. Любая информация о перемещении кораблей противника будет немедленно поступать вам. Воссоздадим тактику «волчьих стай», благодаря которой гитлеровские подводники в свое время почти смогли нарушить судоходство в Атлантике. Перед вами ставится менее масштабная, хотя и не менее опасная задача, и я верю, что вы выполните ее.

Командир Б-260 «Чита», самый молодой из находившихся перед Ляминым офицеров, лишь пару месяцев назад получивший это назначение, поднял руку, словно примерный школьник на уроке:

— Товарищ контр-адмирал, что известно о силах противника в районе предстоящих действий?

— В Охотском море, у южной оконечности полуострова, находится не менее двух эсминцев типа «Конго», обеспечивающих морскую блокаду, но с ними вам сталкиваться не придется. А вот у восточного побережья Камчатки, по данным радиоперехвата, действует поисково-ударная группа во главе с легким авианосцем «Хиуга». Это ваш основной противник.

— Серьезно, — хмыкнул капитан второго ранга Шварц, командир Б-190 «Краснокаменск», самый старший из собравшихся в кабинете командующего флотом офицеров, включая и самого контр-адмирала. — Если мне не изменяет память, вертолетоносец «Хиуга» имеет полное водоизмещение девятнадцать тысяч тонн и несет на борту одиннадцать противолодочных вертолетов «Сихок». Они нам и головы не дадут поднять, не то, что выйти в атаку!

— Память вам не изменяет, — сухо ответил Лямин. — Но я отдал вам приказ, и вы его исполните. У побережья Камчатки нужно создать заслон, сквозь который не должно пройти ничто, ходящее под флагом Японии, товарищ капитан второго ранга.

— Не лучше ли послать туда «Иркутск» или «Томск»? У них выше автономность, и несравнимо, а их сверхзвуковые «Граниты» пустят на дно хоть весь японский флот, тем более, если ракетоносцы прикроют «Барсы».

— Я ни на мгновение не позволю себе заподозрить вас в трусости, товарищ капитан второго ранга, и поэтому отвечу, хотя обсуждать здесь просто нечего. Нам каким-то чудом, иначе не скажешь, удалось ввести в строй два подводных ракетоносца типа «Антей», и две многоцелевые атомные подлодки типа «Барс». Они готовы к выходу в море в любой момент, и смогут вынести к чертовой матери весь флот противника, вы правы. Но ни при каких обстоятельствах я не отдам приказ им сниматься с якоря. Атомные субмарины останутся в базах. Они нужны для схватки с совсем другим врагом, в бою с которым даже их огневая мощь перестанет казаться достаточной. Этот бой будет, раньше или позже, но он произойдет. Атомоходы — наше «вундерваффе», товарищи офицеры. Они пригодятся для другой войны, ясно? А сейчас ваш черед рисковать своими жизнями во имя будущего России!

— Так точно! — негромко ответили в один голос подводники, каждый из которых ни на миг не забывал о тех, кто притаился за горизонтом, на другом краю казавшегося безбрежным Тихого океана.

— Что ж, в таком случае, прошу отбыть на свои корабли для подготовки к походу. Спустя трое суток вам надлежит находиться на позициях. Помните — от вас зависят жизни тысяч наших солдат, что еще сражаются на суше Координаты района патрулирования, график и частоты связи получите у начальника штаба флота. И еще, — добавил командующий, — топите их всех!

Через несколько часов подводная лодка «Краснокаменск» снялась с якоря и направилась к выходу из гавани Владивостока. Субмарина, связанная тросами с трудягой-буксиром, помогавшим при выполнении особо тонких маневров, прошла мимо чуть выступавших из воды массивных черных лоснящихся туш приткнувшихся к берегу атомоходов проекта 949А, чьи могучие «Граниты» даже американские авианосные группы заставляли держаться подальше от русских границ. Находившийся на мостике капитан Эдгар Шварц увидел, что на палубах обоих «Антеев» выстроились их команды. Когда «Варшавянка» поравнялась с ближайшим из них, «Томском», руки десятков моряков разом взметнулись в воинском приветствии, икомандир «Краснокаменска» тоже приложил ладонь к виску, отвечая на торжественный салют.

Время выхода в море было рассчитано с точностью до минуты. Субмарины Девятнадцатой бригады покидали безопасную базу в те недолгие часы, когда в небе над Дальним Востоком не было ни одного разведывательного спутника, принадлежавшего США либо любой другой державе. Но все-таки покинуть гавань абсолютно незамеченными не получилось — слишком много внимания в эти дни было обращено на Владивосток и то, что происходило на его рейде.

Подводная лодка Морских сил самообороны Японии SS-591 «Михисио» медленно кралась вдоль самой границы русских территориальных вод. Десять субмарин типа «Оясио», к которому она принадлежала, составляли ныне основу подводных сил Японии после того, как было списано большинство подлодок предыдущего проекта «Харусио», а новейшие «Сорю», оснащенные, кроме прочего, воздухонезависимыми установками, еще только начали сходить со стапелей пару лет назад. Всего серия включала одиннадцать единиц, но одна из них, «Юдзисио», была потоплена взбунтовавшейся русской подлодкой еще тогда, когда на Дальнем Востоке вовсю хозяйничали американские гайдзины, став братской могилой для моряков. И теперь командир «Михисио» был полон желания поквитаться за своих товарищей по оружию, втайне моля богиню Аматэрасу послать достойную цель для своих торпед.

Японская субмарина шла самым малым ходом, почти бесшумно, и в любом случае достаточно скрытно, чтобы быть обнаруженной устаревшими сонарами русских патрульных кораблей. Несмотря на то, что флот России, остатки которого были стянуты сюда, во Владивосток, вел себя предельно пассивно, отстаиваясь у берега, разведка велась почти непрерывно. Вести наблюдение с воздуха было опасно, истребители ВВС России появлялись в небе все чаще и чаще, и их пилоты без колебания вступали в бой с недостаточно осторожными японскими летчиками. Моряки же, выполняя задачу с не меньшим успехом, почти ничем не рисковали. Постоянно сменяя друг друга, подлодки Морских сил самообороны вели скрытное патрулирование в постоянной готовности нанести удар, стоит только их противнику зазеваться, проявляя беспечность, но пока русские корабли не рисковали выходить в открытое море, не позволяя японцам продемонстрировать всю свою выучку.

«Михисио» держалась на небольшой глубине, выпростав далеко за корму гибкий «хвост» буксируемой антенны ГАС ZQR-1. Гидрофоны, вынесенные за пределы пусть ничтожно малого, но все же являющегося помехой акустического поля самой субмарины, позволяли фиксировать любые шумы, источник которых находился на поверхности или в морских глубинах. И один из таких сигналов, пришедших извне, заставил акустика, несущего вахту, срочно вызвать своего командира.

Японский капитан, лишь час назад удалившийся в свою каюту, чтобы вздремнуть, буквально ворвался в помещение боевого информационного поста. Вахта длилась уже двенадцатый день, ресурсы подходили к концу, и вскоре подлодке предстояло вернуться в Японию, и вот, когда никто не уже не рассчитывал, на горизонте появилась добыча.

— Шум винтов, — доложил акустик. — Подводная цель!

— А, русские решили, наконец, выйти в море! Идентифицировать цель!

Командир «Михисио» боялся даже мечтать о том, чтобы одна из возвращенных русскими в строй АПЛ оказалась у него не прицеле, но не сомневался, что сумеет выйти победителем из подводной дуэли хоть с «Оскаром», хоть с «Акулой», но акустик разрушил его потаенные мечты, сообщив спустя несколько мгновений:

— Подводная лодка класса «Кило»! Идет под электромоторами!

— Убрать антенну гидролокатора! Курс на сближение!

Втянув буксируемую антенну в корпус, «Михисио» начала плавно разворачиваться, направив покатый нос на источник шума, и капитан отдал следующий приказ:

— Боевая тревога! Торпедные аппараты к бою!

Тяжелые сигары универсальных дальнобойных торпед «Тип-89» легли в трубы торпедных аппаратов HU-603B, в отличие от подлодок ранних проектов, создаваемых с явной оглядкой на опыт моряков США, сдвинутых, по русскому образцу, в носовую часть корпуса. Противник уже находился в пределах их досягаемости, но капитан «Михисио» медлил, рассчитывая сделать все наверняка, чтобы вернуться обратно в порт героем, одержавшим настоящую победу. По его приказу субмарина увеличила скорость, выходя на наиболее выгодную позицию. Производимый ею шум возрос на считанные проценты, но этого оказалось достаточно, чтобы выдать присутствие подлодки.

— Шум винтов по левому борту! — Акустик закричал от неожиданности. — Надводный корабль!

Малый противолодочный корабль Тихоокеанского флота России «Смелый» стремительно разгонялся, сокращая отделявшее его от внезапно обнаруженной цели расстояния. Уже сыграли тревогу, и немногочисленная команда находилась на своих местах, готовая вступить в бой. Импульсы бортового гидролокатора «Амгунь» призрачными клинками пронзали водную толщу, снова и снова нащупывая корпус стремительно погружавшейся японской подлодки. Противник сбавил ход до минимума, укрываясь у самого дна, и русские моряки потеряли цель, упустив возможность для удачной атаки. Но капитану «Михисио» от этого не стало легче. Сменяя друг друга, над головами японцев, запертых в тесноте отсеков, крутились противолодочные корабли, к которым присоединялись и немногочисленные патрульные самолеты Ту-142, щедро рассыпавшие над волнами гидроакустические буи. Противостояние длилось больше суток, после чего «Михисио», на борту которой на исходе были запасы воздуха и энергии, накопленной в аккумуляторных батареях, удалось выскользнуть из клещей, выйдя тотчас в эфир. Но принятое в штабе Морских сил самообороны сообщение о появлении в море русских субмарин безнадежно запоздало.

Путь прорвавшегося сквозь заслон «Краснокаменска», как и других субмарин Девятнадцатой бригады, лежал сперва на север, через узость Татарского пролива, а затем по просторам Охотского моря на восток. Часть маршрута подлодки преодолели под РДП, экономя заряд аккумуляторов, и лишь иногда, при появлении японских патрульных самолетов, уходя на глубину. Затем они прошли лабиринт отмелей и подводных скал Курильской гряды, растворяясь на просторах Тихого океана. Развернувшись редкой цепью у восточного берега Камчатки, русские «Варшавянки» затаились, подстерегая добычу, которая беспечно шла в расставленную засаду.

Начались мучительно долгие часы и дни ожидания, выматывавшие сильнее, чем самый жестокий бой. Отсеки подлодок погрузились в безмолвие, а нервы сменявших друг друга на постах людей натягивались до звона, словно струны. Где-то рядом бороздили океанские волны японские эсминцы, кружили над водными просторами вертолеты, и любая оплошность могла выдать противнику присутствие субмарин с неизбежной после этого охотой, когда против горстки русских моряков, лишенных поддержки, будет действовать целый флот.

Капитан второго ранга Шварц, покидавший главный командный пост своей подлодки лишь для того, чтобы вздремнуть пару часов в тесноте своей каюты, сверился с прицепленным к переборке графиком, и, взглянув на бегущие по циферблату своих часов стрелки, в очередной раз скомандовал:

— Поднять антенны!

Балластные цистерны подлодки были заполнены забортной водой лишь частично, удерживая «Краснокаменск» на небольшой глубине. Тоннель «шнорхеля», питавшего кислородом дизельные генераторы, соединял «варшавянку» с окружающим миром, позволяя экономить заряд аккумуляторов. В отличие от атомоходов, субмарины проекта 877, как, впрочем, и большинство их японских аналогов, действовавших в этих водах, были скорее «ныряющими», чем по-настоящему «подводными», и капитан второго ранга Шварц экономил ресурсы для встречи с противником, сознательно идя на риск быть обнаруженным случайно залетевшим в эти воды каким-нибудь патрульным «Орионом».

Тонкий штырь антенны, выдвинувшийся из ограждения рубки, рванулся к поверхности, вздымаясь над волнами. Радист скрючился над приборной панелью, пытаясь поймать голос далекой земли. Подлодка всплывала для сеансов связи с секундной точностью, но всякий раз до этого эфир был пуст. Штаб молчал, и, вдоволь наслушавшись тишины, Шварц снова командовал погружение. Но в этот раз все оказалось иначе.

— Есть связь, — неожиданно сообщил радист, колдуя над своими приборами. — Принимаю сообщение! Пометка «особой важности», товарищ капитан!

Короткая радиограмма была принята на борту «Краснокаменска» и расшифрована в течение считанных десятков секунд, после чего командир сообщил собравшимся в рубке офицерами:

— Разведка обнаружила японский конвой на траверзе острова Симушир. Транспорт и два корабля эскорта. Однозначно, конечная точка их маршрута — Камчатка. Они идут к нам навстречу, и мы сделаем все, чтобы эти корабли никогда не добрались до суши!

Штурман склонился над картой с линейкой и транспортиром, пытаясь рассчитать, а, точнее, угадать, ту воображаемую точку, где пересекутся на какой-то миг курсы японских кораблей и русской подлодки. «Краснокаменск», подчиняясь приказу своего командира, изменил курс, уходя дальше от берега, растворяясь в глубинах Тихого океана. Но на переставшей существовать для других подлодке благодаря гидроакустическому комплексу МГК-400 «Рубикон» знали обо всем, что происходило вовне. И, наконец, акустик, сдавленный со всех сторон переборками своего тесного отсека, сообщил:

— Шум винтов по пеленгу двести двадцать! Групповая цель!

Три корабля под флагами японских ВМС шли на север по водной пустыне Тихого океана. Остались далеко в стороне выраставшие из океанских волн сторожевыми башнями острова Курильской гряды, надежно запиравшие непрошеным гостям путь в Охотское море, к русским берегам. Десантный транспорт «Кунисаки» величаво покачивался на волнах, а вокруг цепными псами метались корабли эскорта, непрерывно ведущие наблюдение и поиск целей. Время от времени с палубы эсминца поднимался в небо вертолет, описывая широкие круги, центром которых являлось идущее компактным строем соединение. Но водная поверхность была пуста до самого горизонта, а пронзавшие глубины импульсы сонаров рассеивались в пространстве, не встречая на пути никаких препятствий. И лишь на экранах РЛС контроля воздушного пространства изредка появлялись отметки, обозначавшие противолодочные самолеты Р-3 «Орион», барражировавшие вдоль Курильской гряды.

Никто в экипажах японских кораблей, начиная от командующего соединением и до помощника кока, не верил, что в этих водах может произойти встреча с противником, давно списав со счета русских моряков. Это было очередное рутинное плавание, и расслабившиеся от подобной мысли офицеры, коротая очередную вахту на мостике десантного корабля, вели неспешный разговор.

— Русские беспомощны и не помешают нам в открытом море, — произнес, уставившись в иллюминатор, старший помощник, в отсутствие уединившегося в своей каюте капитана командовавший сейчас на «Кунисаки». — Их флот давно уже перестал существовать, равно как и авиация. Сверхзвуковые ракетоносцы «Бэкфайр», которых опасались в былые времена даже американцы, давно сгнили на своих аэродромах, превратившись в металлолом, а иных боевых самолетов на смену им так и не появилось. Несколько ракетных катеров «Тарантул» опасны только у берега, а больше ничего гайдзины нам не смогут противопоставить.

Штурман, склонившийся над монитором приемника навигационной системы GPS, отвлекшись от расчетов, взглянул на старпома, качая головой:

— У русских в строю уже есть несколько атомных подлодок, в том числе не меньше одного «Оскара». И они полным ходом ведут восстановление своих эсминцев!

— «Оскар», даже если он и впрямь готов к выходу в море, надежно заперт в гавани Владивостока, которая находится под непрерывным наблюдением, и русские не успеют отойти от берега и не полсотни миль, прежде чем на их подлодку начнет охоту весь наш флот. А эсминцы, долгие годы стоявшие на якоре, находятся в таком состоянии, что их достройка затянется на месяцы, если не на годы. Да их что могут два или три корабля против целой эскадры, кроме как геройски погибнуть в неравном бою?

И все же, несмотря на уверенность японских моряков в бездействии противника, радиотехнические средства работали непрерывно. Но маломощная РЛС обнаружения воздушных целей OPS-14G десантного корабля имела ничтожную дальность действия по сравнению с радарами эсминца, и именно на борту «Сетоюки» первыми обнаружили приближение незваных гостей, немедленно оповестив остальные корабли.

— Две воздушные цели, — сообщил радист, приняв короткое сообщение с эскадренного миноносца. — Приближаются с юго-запада на малой высоте!

— Боевая тревога!

Рев сирены, наполнивший тесные отсеки и переходы десантного корабля, заставил моряков, бросая все, кинуться на посты, а солдат, набившихся в кубрики, будто шпроты в банку, оцепенеть от страха. Совершенно беспомощные здесь и сейчас, несмотря на всю свою выучку и боевой дух, против мчащихся к эскадре быстрее звука вражеских самолетов, они могли лишь ждать и молиться о чуде.

Тревогу сыграли и на эсминце, изготовившем к бою свой ЗРК «Си Спарроу», способный бороться с воздушным противником лишь на малой дальности. Устаревший эсминец был едва ли способен вести бой с действительно сильным противником, но его экипаж был полон решимости дать достойный отпор. Готовились к отражению атаки и на борту «Кунисаки». В сторону приближавшихся чужаков развернулись связки стволов зенитных автоматов «Вулкан-Фаланкс», единственного оружия самообороны грузного транспорта.

Пара истребителей Су-27 российских ВВС «выскочила» из-за Курильских островов, на сверхзвуковой скорости помчавшись наперерез медленно ползущей по океанским просторам японской эскадре. Размещенные на островах станции радиотехнической разведки уловили излучение многочисленных японских радаров, и теперь русским пилотам предстояло, рискуя жизнями, провести доразведку целей, выяснив, что именно обнаружили «слухачи». Отделявшее их от вражеских кораблей расстояние самолеты преодолели за несколько минут. Специализированные разведывательные самолеты вроде Ту-142М, которых в составе флотской авиации оставались считанные единицы, были слишком уязвимы в небе, где хозяйничали японские ВВС, и для разведки пришлось использовать истребители, способные постоять за себя.

«Сухие», большая часть узлов подвески которых была занята подвесными баками, серьезно увеличивавшими дальность действия, вынуждены были вплотную подлетать к обнаруженной цели, поскольку единственным средством разведки были глаза самих пилотов. Визг систем предупреждения об облучении СПО-15 наполнил кабины, оглушая летчиков, но те, даже зная, что оказались на прицеле, не изменяли курс, упрямо идя на сближение. Корабли, за кормой которых протянулись пенные полосы кильватерных следов, стремительно вырастали в размерах, по мере того, как русские самолеты снижались, пронизывая обтекателями клубившиеся над океаном облака.

С грохотом и ревом истребители на бреющем полете промчались над волнами, направляясь к горизонту. Палуба японского эсминца озарилась яркой вспышкой, и вслед самолетам взмыли одна за другой, две зенитные ракеты RIM-7.

— «Седьмой», внимание! — Командир пары вышел в эфир, остерегая своего ведомого. — Ракетная атака! Разворот девяносто градусов! Сбросить ложные цели! Форсаж!!!

Пилоты одновременно рванули на себя рукоятки управления, и их истребители, задрав заостренные носы в зенит, легли в крутой вираж, так что от перегрузки потемнело в глазах, а тела налились свинцом, и каждое движение требовало колоссальных усилий. Позади Су-27 в небе рассеялись мерцающие облака дипольных отражателей — полосок фольги, о которые разбились импульсы РЛС управления огнем японского корабля, подсвечивавшие цели ракетам «воздух-воздух». Лишенные целеуказания, обе ракеты, продолжая полет по прямой, промчались далеко в стороне от русских истребителей, из сопел турбин которых вырвались длинные языки огня. С легкостью преодолевая звуковой барьер, Су-27 легли на обратный курс. За несколько десятков секунд, проведенных вблизи противника, русские летчики успели увидеть достаточно, и теперь спешили передать добытую немалым риском информацию своему командованию, которое точно знало, как ею распорядиться.

Принятое в штабе сообщение было немедленно транслировано на рыскавшие у берегов Камчатки «варшавянки», и через несколько часов их акустики обнаружили цель. Шум винтов японских кораблей проникал в самую глубь океана, приманивая рукотворных хищников, замыкавших вражеский ордер в кольцо. В главном командном посту «Краснокаменска», первым встретившего противника, кипела напряженная работа.

— Три цели по пеленгу семьдесят пять, — доложил акустик, «глаза и уши» выходившей в атаку подлодки.

— Рулевой, на курс семьдесят пять, — тотчас скомандовал Шварц. — БЧ-3, доложить о готовности!

— Торпедные аппараты готовы к залпу! — немедленно сообщил командир минно-торпедной боевой части, которого, как и самого капитана, отхватило едва сдерживаемое волнение.

Работавший в режиме шумопеленгования гидролокатор не позволял точно определить расстояние до цели, и сейчас «Краснокаменск» буквально на ощупь сближался с противником, уже держа его на прицеле. В этот момент новый источник звука привлек внимание акустика, громко вскрикнувшего:

— Подводная цель по пеленгу сто сорок!

— Черт, японцы не могли послать свои подлодки для сопровождения конвоя! Они бы просто не угнались за транспортами! — Капитан Шварц в замешательстве помотал головой. — Неужели они перебросили свои субмарины к Камчатке заранее? Акустик, цель опознана?

— Это не японская лодка, товарищ командир! Акустический портрет соответствует АПЛ типа «Лос-Андежелес»!

Новое сообщение заставило командира русской «варшавянки» негромко выругаться, но в охватившей отсек тишине каждое его слово звучало раскатом грома. Непонятно откуда взявшаяся американская субмарина, превосходившая «Краснокаменск» по всем параметрам, находилась совсем рядом, возможно, уже нацелив свои торпеды на русскую подлодку.

— Самый малый ход, — скомандовал Шварц. — Тишина в отсеках!

«Краснокаменск» сбавил скорость до минимума, растворяясь в шумах океана и заставив ругаться от досады акустика ударной АПЛ ВМС США SSN-724 «Луисвилл» и ее командира, уже готовившегося отдать приказ о пуске торпед. Приказ, полученный несколькими днями ранее, и исходивший, о чем командир АПЛ знать, конечно, не мог, от самого вице-президента США, не вызвал у офицера радости, но был исполнен беспрекословно. Оставив свои позиции, «Лос-Анджелес» промчался через половину Тихого океана, присоединившись к японскому конвою, следовавшему на Камчатку. Держась за пределами дальности действия корабельных сонаров, чтобы не искушать японских моряков лишний раз, «Луисвилл» нарезал круги в поисках любого противника. Собственный ГАК американской подлодки, в состав которого кроме традиционной носовой сферической антенны входили конформные антенны по обоим бортам и целых две буксируемые антенны, используемые только на малом ходу, позволял контролировать подводную обстановку на большой акватории, обеспечивая гарантированное превосходство над любым противником, какой только мог встретиться в этих водах.

— Цель на ноль-три-пять, — доложил акустик, когда шум, производимый механизмами чужой подлодки, пробился сквозь «голос» никогда не смолкавшего океана, коснувшись усеивавших покатые борта «Лос-Анджелеса» батарей гидрофонов. — Это «Кило», сэр!

— Русские, — лицо командира «Луисвилла» исказилось от злости. — Чертовы русские! Наконец-то настоящее дело, не то, что пасти гребаных джапов. К бою! Прикончим их! Курс на цель!

Американская подлодка развернулась, всеми своими семью тысячами тонн подводного водоизмещения надвигаясь на «Краснокаменск», а через несколько секунд акустик «Луисвилла» растерянно сообщил о потере контакта.

— Они не могли исчезнуть, — горячо воскликнул американский капитан. — Это не фантом! Русские где-то рядом! Мощность реактора снизить до минимума! Лечь в дрейф!

«Луисвилл», снижая скорость, буквально повис в толще воды, выпростав за собой гибкую антенну ГАС ТВ-23. В отличие от американского атомохода русская подлодка под аккумуляторами была практически бесшумной, и только случайность могла выдать ее. Противники замерли, разделенные считанными десятками кабельтовых, будто сильные, но при этом совершенно слепые боксеры, выжидая, кто первым раскроет себя, чтобы нанести сокрушительный удар по любому источнику звука. Сажень за саженью они осторожно двигались вперед в кромешной тьме, рискуя протаранить чужую подлодку, только тогда и узнав о ее присутствии. А шум винтов японского конвоя, продолжавшего безмятежно двигаться на север, слабел, заставив командира «Краснокаменска» скрипеть зубами от досады — добыча, которая была уже в его руках, ускользала.

— Чертов «лось»! — Шварц стукнул кулаком по переборке. — Он где-то близко, нутром чую!

Приводимый в движение электричеством гребной винт, венчавший каплеобразный корпус «варшавянки», вращался бесшумно, медленно проталкивая подлодку вперед. Лопасти сложной формы беззвучно вспарывали толщу воды. Люди в отсеках замерли, боясь даже вздохнуть лишний раз, словно это могло выдать противнику их присутствие.

— Первый торпедный аппарат зарядить «Корундом», — скомандовал Шварц. — В пятый и шестой загрузить противолодочные торпеды!

Система автоматической перезарядки «Мурена» вогнала в торпедные трубы, похожие на патронные каморы огромного револьвера, полуторатонные сигары электроторпед ТЭСТ-71М и самоходный прибор гидроакустического противодействия МГ-74, один из четырех, уложенных на стеллажи торпедного отсека. Плавно отошла в сторону наружная крышка, и «Корунд» выскользнул наружу, разгоняясь и испуская шумы, в точности повторяющие «акустический портрет» самого «Краснокаменска». Акустик на борту «Луисвилла» тотчас доложил о контакте, и американский капитан, не колеблясь, скомандовал:

— Торпедные аппараты — пуск!

Две тяжелые торпеды МК-48 ADCAP вырвались из сдвинутых к средней части корпуса «Лос-Анджелеса» торпедных труб, устремляясь вслед за ложной целью, и одновременно в рубке «Краснокаменска» прозвучал приказ капитана второго ранга Шварца:

— Пятый и шестой аппараты — пли!

Шум турбин американских торпед, легко разогнавшихся до пятидесяти узлов, выдал положение вражеской подлодки, и в ее сторону направились русские универсальные ТЭСТ-71М. приводимые в движение электродвигателями, они двигались почти бесшумно, и только в тот момент, когда акустические ГСН русских торпед с километровой дистанции захватили цель, на борту «Луисвилла» узнали об атаке.

— Срочное всплытие, — приказал американский кэптен, чувствуя, как истекают последние отпущенные ему секунды. — Продуть балласт! Торпедные аппараты — пуск!

«Лос-Анджелес», избавляясь от балласта, начал всплывать, в последнем усилии рванувшись к поверхности, но перед этим произвел залп. Пронзив толщу воды, тяжелые американские торпеды ударили в корпус «Краснокаменска». Взрывы трехсотпятидесятикилограммовых боевых частей проломили прочную сталь, прежде стойко сдерживавшую чудовищное давление воды, и ледяной поток, сметавший все на своем пути, ворвался в отсеки. Русская «варшавянка» камнем пошла ко дну. Пятьдесят семь русских моряков погибли быстро, упокоившись на океанском дне и так и не покинув свои посты даже после смерти. И в то же мгновение выпущенные погибшей подлодкой торпеды настигли «Луисвилл», почти добравшийся до поверхности. Глубины океана огласили раскаты взрывов, а затем — скрежет металла. Жадно вбирая забортную воду огромной рваной дырой в левом борту, американская подлодка вынырнула на поверхность, и по отсекам разнеслась брань и бессвязные возгласы людей, уже успевших попрощаться с жизнями, приготовившись к мучительной гибели от удушья на океанском дне.

Эфир наполнился паническими сообщениями с бортом чудом уцелевшей субмарины, настигшими уже успевшую удалиться довольно далеко от места боя японскую эскадру. Командир конвоя, прочитав сообщение, обратился к капитану эсминца «Сетоюки», на котором и держал свой флаг:

— Наш эскорт вступил в бой с русской подлодкой! Похоже, нас здесь ждут. Объявите боевую тревогу, капитан, и поднимайте в воздух вертолет — эта русская субмарина наверняка не единственная!

Высокие створки ангара на корме эсминца разошлись в стороны, а техники выкатили на пятачок ВПП вертолет. Лопасти с треском раскрутились, и противолодочный SH-60 «Си Хок» оторвался от мерно раскачивающейся палубы, направляясь в открытый океан. Винтокрылый дозорный японского конвоя промчался над волнами на малой высоте. Из подвешенного с левого борта контейнера высыпалось полдюжины гидроакустических буев. Ничем не выдававшие своего присутствия, они создали надежный заслон на пути подводного противника.

За несколько минут до этого акустик подводной лодки Тихоокеанского флота Росси Б-260 «Чита» доложил о контакте с целью. Находившиеся в ГКП подводники замерли, словно боясь спугнуть удачу, и капитан, охваченный азартом охотника, приказал:

— Рассчитать параметры для атаки! У нас будет лишь несколько минут и лишь один залп, и он должен достигнуть цели! Сблизимся с противником вплотную и выстрелим в упор!

Опустошая аккумуляторные батареи, подлодка помчалась наперерез вражескому конвою, оказавшемуся в створе. В отличие от подлодок проекта 877, в последние годы строившихся на экспорт для флотов Китая, Индии или Вьетнама, изначально оснащенных противокорабельными ракетами «Калибр», позволявшими наносить удары с нескольких сотен верст, однотипные субмарины, несущие службу под Андреевским флагом по злой иронии судьбы были лишены таких возможностей. И хотя часть «варшавянок» за минувшие год модернизировали, основным оружием «Читы» оставались торпеды, как семьдесят лет назад, и русским подводникам предстояло приблизиться к отнюдь не беззащитному противнику вплотную, чтобы нанести удар наверняка.

Офицер-торпедист замер в готовности нажать кнопку пуска. Крышки торпедных аппаратов открылись, обнажая округлые обтекатели готовых к пуску торпед, и этот шум достиг одного из дрейфовавших на поверхности, качаясь на волнах, буев, щедро рассыпаемых кружившим над океаном японским вертолетом. Сигнал достиг геликоптера, зависшего над гребнями волна исполинской металлической стрекозой, и командир экипажа SH-60J, висевшего над волнами, скомандовал:

— Сбросить торпеды!

Одна за другой, от плоского днища вертолета отделились легкие торпеды «Тип-80», исчезая в брызгах морской воды. Одновременно радиограмма с борта вертолета заставила капитанов японских кораблей изменить курс, отворачивая в сторону от опасности.

— Торпедным аппаратам — пли! — Приказал командир «Читы», уже знавший, что его подлодка стала целью торпедной атаки, обреченно простонав: — Слишком рано, нам их не достать!

Одна за другой, из торпедных труб выскользнули полдюжины массивных восьмиметровых сигар противокорабельных торпед 53-65К, устремляясь вслед вражескому конвою, а русские моряки делали все возможное, спасая свои жизни. Сброшенные с японского вертолета торпеды настигали «Читу», расстояние сократилось до нескольких кабельтовых, и командир субмарины приказал:

— Срочное погружение! Полный вперед!!!

Разгоняясь, и стремительно при этом опустошая аккумуляторы, «варшавянка» буквально провалилась в пучину, с легкостью преодолевая стометровую отметку. А на хвосте ее висели торпеды, словно взявшие след обученные гончие.

— Поставить газовую завесу, — скомандовал капитан «Читы», чувствовавший, как сердце вот-вот проломит грудную клетку, будто рвущаяся на свободу птица. — Укроемся под слоем «скачка»!

За кормой продолжавшей погружаться «Читы» развернулась стена из мириадов пузырьков воздуха, стравленного из балластных цистерн, о которую разбились импульсы акустических ГСН преследовавших субмарину торпед. А когда завеса рассеялась, русская подлодка уже оказалась ниже термоклина, границы между поверхностным, более теплым, и глубинными слоями воды, отражавшей импульсы сонаров, точно зеркало, и запиравшей внутри шумы, производимые «варшавянкой». Торпеды, потеряв цель, прошли в полутора сотнях метров над ней, после чего, израсходовав запас топлива, погрузились в пучину. А на поверхности японским морякам и летчикам, неожиданно атакованным посреди открытого океана, было не до того, чтобы оценивать результаты атаки.

Морские глубины наполнились визгом кислородных турбин, разогнавших запущенные с «Читы» торпеды до сорока узлов за считанные секунды. Шесть торпед, разошедшиеся широким веером, мчались к целям, пожирая мили. Японские корабли, набирая полный ход, развернулись к ним кормой, пытаясь убежать. С борта эсминца «Сетоюки» сбросили за борт буксируемую противоторпедную ловушку SLQ-25 «Никси». Действуя в режиме постановки помех, она буквально «ослепила» преследовавшую миноносец торпеду, и та прошла мимо цели, заставив разом выдохнуть с облегчением сто семьдесят японских моряков.

Две торпеды навелись на фрегат «Сендаи», тоже выжимавший из своих машин максимум возможного. Уступая торпедам в скорости почти двадцать узлов, он имел немного шансов, успев в последний момент дать залп противолодочными торпедами, уничтожившими одну из русских 53-65К, но вторая спустя несколько минут настигла цель, ударив в корму фрегату. Мощный взрыв сотряс стадесятиметровый корабль, повредив валы гребных винтов, из-за чего «Сендаи» мгновенно лишился хода, превратившись в беспомощную мишень. После этого настал черед «Кунисаки».

Два мощных шестнадцатицилиндровых дизеля «Semt-Pielstick» разогнали десантный корабль до двадцати двух узлов, а расстояние, отделявшее его от русской подлодки, сделавшей залп слишком рано, почти позволило выйти из-под удара. Одна торпеда прошла мимо цели, вторая, после того как остановилась ее турбина, просто ушла ко дну, чтобы там взорваться, будучи буквально расплющенной чудовищным давлением воды. Рубка «Кунисаки» наполнилась ликующими возгласами, и в этот момент третья торпеда, дотянувшись до атакованного корабля уже на пределе дальности, скользнула вдоль правого борта.

Когда торпеда приблизилась к цели на полторы сажени, сработал неконтактный электромагнитный детонатор, и взрыв трехсот килограммов мощной взрывчатки обрушился на корпус «Кунисаки» ударом гигантского молота. Японских пехотинцев сбросило с многоярусных коек в тесных кубриках, образовав кучу малу из человеческих тел. Листы обшивки разошлись, и в образовавшуюся брешь хлынула вода. Тотчас включились трюмные помпы, но один из дизелей уже заглох, и десантный корабль, сбавляя ход, начал вращаться на месте.

— Полный вперед! — Командир эсминца «Сетоюки», видевший, как у борта «Кунисаки» поднялся и опал пенный столб, не колебался. — Нужно оказать им помощь! Передайте на борт вертолета, пусть направляются к «Сендаи»!

Разворачиваясь, эсминец направился прямиком к медленно ползущему по волнам десантному кораблю, и в этот момент импульсы продолжавшего работать подкильного сонара OQS-4A, натолкнулись на препятствие в нескольких десятках кабельтовых от эсминца.

— Подводная цель на один-один-ноль, — закричал акустик, заставив капитана «Сетоюки» вздрогнуть. — Еще одна на ноль-восемь-пять! Дистанция сорок два кабельтова!

Подводные лодки Б-187 и Б-345 подоспели к месту боя последними, почти одновременно выйдя на дистанцию залпа. Эскадренный миноносец, единственный корабль, еще не получивший никаких повреждений и сохранявший боеспособность, огрызнулся огнем, пытаясь хотя бы отогнать противника. Торпедный аппарат левого борта выпустил сразу три противолодочные торпеды «Марк-46», и одновременно с направляющих пусковой установки «Марк-112» сорвались, взмывая ввысь, две противолодочные ракеты RUR-5A комплекса ASROC.

Ракеты достигли наивысшей точки траектории, после чего их двигатели и обтекатели отделились, и боевые части, в качестве которых использовались противолодочные торпеды «Марк-46», зависли над волнами, удерживаемые в воздухе куполами тормозных парашютов. Погрузившись, они ринулись к одной из русских «варшавянок», Б-345, быстро набирая скорость. Но из ее торпедных труб уже выскальзывали черные сигары тяжелых 53-65К, нацеленных в беспомощно болтавшийся на поверхности десантный корабль японцев. И одновременно вторая подлодка произвела четырехторпедный залп по той же цели.

Пилоты кружившего над океаном вертолета «Сихок», израсходовавшего свой невеликий боезапас и превратившиеся теперь в безучастных наблюдателей, видели прочертившие водную поверхность белые полосы, отмечавшие путь русских торпед. Три из них нацелились на эсминец, быстро сокращая дистанцию.

Командир «Сетоюки», пытаясь сделать хоть что-то, приказал дать полный ход, и в трюме голодными демонами яростно взвыли турбины. Японским морякам удалось выиграть несколько минут, но разница в скорости была слишком высока, и две торпеды — третья прошла в стороне, потеряв цель из-за сбоя в систему самонаведения — настигли его, вонзаясь в борт ниже ватерлинии. Взрыв двух полутонных боевых частей был подобен удару гильотины, практически перерубив корпус в районе миделя пополам. В пробоины хлынула вода, заполняя отсеки, где метались в ужасе теряющие рассудок моряки, и эсминец, неуклюже заваливаясь на левый борт, начал медленно погружаться.

Экипаж подлодки Б-345 к этой секунде был уже мертв. Противолодочные торпеды проломили корпус субмарины, сокрушив прочную сталь, и потерявшая плавучесть «варшавянка» куском холодного металла рухнула в бездну, падая на океанское дно. Чудовищная масса воды, нависавшая над ней, крушила металл, корежила его, комкала, будто бумагу, и жуткий лязг был слышен на десятки миль вокруг. Слышали его и на борту Б-187, лихорадочно пытавшейся увернуться от «своих» торпед. Две из шести труб русской подлодки были заряжены имитаторами «Корунд», и сейчас русский капитан приказал выпустить их, один за другим.

Первый прибор противодействия, работая в режиме постановки помех, «забил» ложными сигналами головки наведения приближавшихся «Марк-46», позволяя подлодке выполнить маневр, уходя из захвата. Атаковавшие торпеды перешли в пассивный режим, и нацелились на второй «Корунд», движущийся в противоположном от субмарины направлении, имитируя производимые ею шумы. Эхо двух взрывов, прозвучавших почти одновременно, заставило полсотни человек, запертых в отсеках Б-187, выдохнуть, а затем, когда океан наполнился грохотом и ревом — разразиться ликующими возгласами. Гибель их товарищей на Б-345 была отомщена.

Находившиеся на палубе «Кунисаки» моряки видели протянувшиеся к их кораблю из-за горизонта пенные следы торпед, но ничем не могли помешать атаке. Вахтенный, принимая доклады наблюдателей, закричал, с трудом сдерживая ужас:

— Три торпеды по правому борту! Еще четыре — по правому!

— О, Аматэрасу, — негромко произнес капитан десантного корабля, — прими наши души!

Едва разогнавшийся на единственном работоспособном дизеле до десяти узлов транспорт не мог ни убежать, ни увернуться от удара. На его борту не было противоторпедных ловушек, как не было ничего подобного русским реактивным бомбометам РБУ-6000, и морякам во главе со своим командиром оставалось лишь ждать смерти.

Полдюжины торпед — еще одна просто утонула, выйдя из строя, — ударили в борт «Кунисаки», одна за другой, и над палубой поднялась стена воды. Чудовищный взрыв едва не выбросил корабль из воды, вскрывая его корпус по все длине, от носа до кормы, словно гигантским консервным ножом. Из пробоин наружу хлынуло топливо, которого на борту оставалось еще немало, растекаясь вокруг радужным пятном. А внутрь вливались сотни тонн воды, заполняя трюмы. Лишь немногим морякам из команды «Кунисаки» и находившимся на борту солдатам, следовавшим на Камчатку, удалось выбраться наружу, и они без раздумий прыгали в воду, из последних сил барахтаясь в волнах и затем, когда сил больше не оставалось, делая глубокий выдох и просто уходя под воду. Команды борьбы за живучесть делали свое дело, включив помпы и пытаясь осушить затопленные отсеки, но вода добралась до генераторов, и для лишенного энергии корабля началась агония.

Моряки с фрегата «Сендаи», дрейфовавшего по волнам в нескольких милях, видели, как десантный транспорт все больше оседает в воде. Несмотря на то, что многие члены его команды оставались на постах и пытались удержать «Кунисаки» на плаву, с пробоиной длиной в две трети корпуса это было невозможно. В отсеках воцарился ад, солдаты, не слыша команд своих офицеров, рвались к трапам, ведущим на палубы. Кое-где вспыхивали драки, люди выдавливали друг другу глаза, по звериному вгрызались в глотки зубами, лишь бы вырваться из превратившихся в смертельную ловушку кубриков. А стоявшие на грузовой палубе танки «Тип-90» и пусковые установки крылатых ракет SSM-1 тащили корабль ко дну, сводя на нет все усилия пытавшихся до конца выполнить свой долг моряков. И, наконец, показав, будто на прощание, корму, искореженную подводными взрывами, десантный корабль исчез под водой. Огромная воронка, образовавшаяся на месте его гибели, утягивала следом тех немногих, кто только что поверил, будто сумел спастись. От уже лежащего на борту, готовясь последовать за «Кунисаки» эсминца направлялись спасательные плотики, и кое-кому, единицам, удалось добраться до них, еще не веря собственному счастью. Вскоре на поверхности океана остался только фрегат, непрерывно посылавший в эфир призывы о помощи, а бесформенные пятна мазута, растекшиеся по водной поверхности, и качавшийся на волнах мусор отмечали места гибели остальных кораблей.

Передача с японского фрегата, ставшего игрушкой океанских волн и ветров, была перехвачена самолетом радиотехнической разведки российских ВВС Ил-20М, уже несколько часов подряд кружившим над Курильской грядой. Покачивавшийся в восходящих воздушных потоках самолет, ощетинившийся антеннами станций радиоперехвата «Ромб» и «Квадрат», непрерывно сканировал эфир, и радиограмма японцев, давно ожидаемая, была немедленно перенаправлена в штаб флота, где вызвала настоящее ликование.

— Это победа, — довольно произнес начальник штаба, взглянув на контр-адмирала Лямина. — Полный успех! Мы разгромили япошек наголову!

— Какой ценой? По меньшей мере, одна «варшавянка» потеряна, а они для нас на вес золота, не говоря уже об экипажах, каждый человек в которых попросту бесценен. Нет, мы просто выиграли время, очень недолгое, и нужно использовать его с толком, чтобы жертвы не были напрасны!

Победные реляции кочевали от штаба к штабу, подбираясь все ближе к Кремлю, а тем временем противник готовился к ответному удару. Призыв о помощи с «Сендаи» был принят на борту флагмана поисково-ударной группы Морских сил самообороны Японии, крейсировавшей у южной оконечности камчатского полуострова, и командующий эскадрой вызвал командира авиагруппы эсминца «Хиуга», приказав ему:

— Поднимайте в воздух все вертолеты! Мы болтаемся здесь, между Камчаткой и Курилами, ожидая прорыва русского флота, а гайдзины уже у нас за спиной. Конвой, направлявшийся на Камчатку с подкреплением для генерала Такаги, атакован русскими подлодками в сорока милях от Командорских островов. Найдите эти подлодки и пустите их на дно!

— Погода портится, надвигается шторм, господин адмирал, — с сомнением произнес офицер. — Можем потерять машины и пилотов!

— Не смейте возражать! Выполняйте приказ! Отомстите за погибших братьев!

Эсминец-вертолетоносец DDH-181 «Хиуга» разворачивался на север, набирая полный ход, а следом, прикрывая флагман, мчались, разрезая форштевнями волны, три казавшихся крохотными на его фоне эсминца. Сдвинутая к правому борту надстройка-«остров» и просторная, гладкая, как стол, палуба длиной две сотни метров делали восемнадцатитысячетонную «Хиугу» похожим на авианосец, и японцам стоило немалых усилий убедить всех — и самих себя в том числе — что это именно эсминец, хотя сомневающиеся оставались и поныне. Но в этом походе в огромном подпалубном ангаре стояли, борт к борту, только противолодочные вертолеты, и сейчас платформа подъемника поднимала очередной из них наружу. Массивная надстройка заслонила часть палубы от порывов ветра, крепчавшего с каждой минутой, и техники могли готовить винтокрылую машину к вылету в относительном комфорте, цепляя на короткие пилоны по бортам объемистого фюзеляжа геликоптера МСН-101 сигары противолодочных торпед. Эсминец находился слишком далеко от места боя, но его авиакрыло, состоящее из тяжелых многоцелевых вертолетов, позволяло достать противника, и сейчас пилоты готовились отправиться навстречу надвигавшемуся шторму.

Взвыли турбины, широкие лопасти винта врубились в наполненный солеными брызгами воздух, и пятнадцатитонный вертолет медленно оторвался от палубного настила. Одновременно еще три винтокрылые машины взмыли в небо, освобождая место для второй волны, которую уже готовили к вылету техники в тесноте ангарного отсека, наполненного шумом, грохотом и криками. Внезапно налетевший порыв ураганного ветра качнул зависший над палубой вертолет, швыряя его на возвышавшуюся справа серой стеной надстройку, и пилот в последние мгновения, рванув изо всех сил рычаг штурвала, сумели избежать столкновения, увидев, как суматошно бегают внизу перепуганные матросы и техники.

Выстраиваясь редкой цепью, вертолеты направились на северо-восток, навстречу колышущейся серой стене грозовых туч, затягивавших небо между Чукоткой и Аляской, неумолимо двигаясь на юг. Геликоптеры выполняли сложные маневры, время от времени зависая в нескольких десятках метров над гребнями волн и опуская под воду излучатели ГАС, маятником болтавшиеся под днищами винтокрылых машин. Преодолевая сопротивление усилившегося ветра, прихотливо игравшего вертолетами, словно бумажными самолетиками, швыряя их из стороны в сторону, японские пилоты искали, и, наконец, нашли.

Подводная лодка «Чита», удалившись от места боя, насколько позволил остаток заряда аккумуляторных батарей, всплыла под РДП, двигаясь параллельно побережья Камчатки. Труба «шнорхеля», вспарывавшая волны, всасывала наполненный влагой воздух, означавший для субмарины возможность двигаться, а для ее команды — шанс выжить. Мерно рокотали дизель-генераторы, наполняя опустошенные аккумуляторыэнергией. Командир, чувствуя, как руки и ноги наливаются тяжестью, а голова наполняется пустотой от изматывающей усталости, не покидал свой пост, отдавая приказы таким же вымотанным до предела морякам.

— Мы выполнили приказ штаба, уничтожив противника, но, только вернувшись домой живыми, снова ступив на родную землю, станем победителями, — произнес капитан. — И мы обязаны это сделать!

Японский вертолет, пролетев в десятках метров над головами русским моряков, доверившихся океанской пучине, в очередной раз завис, опуская в волны толстый кабель, увенчанный набалдашником ГАС. Импульсы сонара коснулись корпуса «Читы», частью поглощенные обтягивавшим его прорезиненным покрытием, действовавшим подобно губке, но все же отраженный сигнал был достаточно силен, чтобы оператор, увидев на экране внезапно возникшую отметку, воскликнул с азартом:

— Цель обнаружена!

— Сонар в активный режим, — приказал командир экипажа, крепче стискивая рукоятку штурвала. — Уточнить координаты цели!

Импульсы ГАС ударили по корпусу «Читы» барабанной дробью, а вслед им через несколько секунд направились две торпеды, отделившиеся от днища вертолета. В это время командир «Читы», срываясь на крик, отдал новый приказ:

— Срочное погружение! Перейти на аккумуляторы!

Принимая балласт в почти пустые цистерны, «Чита» нырнула под воду, преследуемая торпедами. Гребной винт бешено вращался, разгоняя подлодку водоизмещением больше трех тысяч тонн до максимальной скорости. Ее командир с четкостью механизма отдавал приказы, заставляя своих людей верить в счастливый исход.

— Самый полный вперед! Зарядить торпедные аппараты ложными целями!

«Варшавянка», даже набрав предельные семнадцать узлов, не имела никаких шансов оторваться от настигавших ее торпед «Марк-46», имевших большую почти втрое большую скорость. Первый самоходный имитатор МГ-74 «Корунд» покинул торпедный аппарат, излучая шумовые помехи, заглушившие шум самой субмарины и буквально ослепившие системы наведения торпед. Потеряв контакт с целью, те мгновенно перешли в поисковый режим. Головки самонаведения переключились в пассивный режим, и торпеды принялись описывать круги на глубине, словно пытаясь взять след врага. А «Варшавянка», снизив ход до четырех узлов, парила в толще воды сотней метров глубже, и ее акустик с замиранием сердца вслушивался в шум турбин рыщущих поблизости торпед.

Японский вертолет, продолжая вычерчивать причудливые зигзаги над волнами, снова завис, погружая в бурлящие волны ГАС, и через несколько минут испускаемые ею импульсы отразились от неожиданно возникшей преграды, заставив командира экипажа приказать:

— Сбросить торпеды!

Еще две «сигары» легких торпед МК-46 NEARTIP отделились от пилонов, пикируя на пытавшуюся укрыться на глубине русскую «варшавянку». Способная уничтожить даже авианосец, она была беззащитна против врага, атаковавшего с неба, и могла только бежать или прятаться. Сейчас ее командир выбрал первое.

Еще два «Корунда», один за другим, были выброшены из торпедных труб давлением воды, расходясь в стороны. Одна из торпед, захватив ложную цель, отвернула в сторону, а вторая, не меняя курса, промчалась под водой несколько сотен метров, ударяясь обтекателем в возникший на ее пути корпус «Читы».

От взрыва сорокатрехкилограммового фугаса, вырвавшего кусок обшивки по левому борту, подлодка содрогнулась. Вой сирены прокатился по отсекам, заставляя замирать от ужаса сердца моряков, а в пробоину под чудовищным давлением врывался поток воды, заполняя все полости, сбивая с ног пытавшихся бежать подводников, вдавливая их тела в переборки.

— Прямое попадание! Поврежден прочный корпус!

— Задраить люки, — прокричал капитан, с трудом удержавшийся на ногах. — Включить помпы! Экстренное всплытие!

Стремительно опорожняя балластные цистерны, «Чита» начала всплывать. Ограждение рубки, будто плавник гигантской акулы, вспороло волны в нескольких километрах от вертолета, тотчас изменившего курс. А командир русской субмарины уже отдал новое распоряжение:

— Стрелкам ПЗРК — на мостик!

Несколько матросов, неуклюже тащивших за плечами длинные темно-зеленые тубусу пусковых устройств ЗУР «Игла», поднялись наверх. Две ракеты, одна за другой, взвились над субмариной, направляясь к приближавшемуся японскому геликоптеру. В небе вспыхнули тепловые ложные цели, и обе ЗУР отвернули, проходя мимо цели. А затем вдруг японский МС-101, уже приблизившийся к «Чите» на считанные десятки метров, выполнил маневр, уходя прочь на максимальной скорости и при этом опуская все ниже и ниже к волнам. Растерянные моряки непонимающе смотрели вслед ему, и только когда над медленно плывущей подлодкой с ревом промчался истребитель МиГ-31, взлетевший с авиабазы Елизово, разразились криками радости.

— Теперь не пропадем, — выдохнул командир «Читы». — Штурман, курс на Камчатку. Мы все-таки победили!


В штабе Морских сил самообороны Японии царило безмолвие. Застигнутые жуткой новостью на своих местах офицеры оцепенели, невольно представляя себя умирающими безо всякой надежды на спасение посреди водной пустыни, захлебываясь в волнах. По морщинистым щекам старого человека в императорской резиденции в Токио градинами скатились две слезы, после чего, взглянув на молча стоявшего навытяжку напротив него, потупив взор, командующего Силами самообороны, божественный микадо негромко спросил:

— Скольких мы потеряли?

— Почти всех, кто был на борту «Кунисаки». Тысяча человек десанта и свыше ста моряков из его команды. И большую часть команды эсминца, сто сорок человек. Этот район сильно удален от наших баз, и проводить спасательную операцию очень сложно. К месту гибели кораблей из Охотского моря направляются два эсминца, но они прибудут туда через несколько часов, и каждая минута промедления будет оплачена чьими-то жизнями. Но нашим морякам удалось уничтожить две подводные лодки гайдзинов, так что противник тоже понес потери.

— Сколько русских могло быть на тех подлодках?

— Примерно сто человек.

— Я не променял бы на их жизни жизнь единственного японца, — мрачно проскрежетал император. — Но это война, и потери неизбежны. Теперь мы просто обязаны одержать победу! Нужно наступать прямо сейчас, не мешкая!

Командующий растерялся, забормотав в ответ:

— Мой господин, на Камчатке у нас слишком мало сил. Дивизия генерала Такаги за время боев понесла потери и едва ли сможет наступать сейчас. Нужно сформировать новый конвой, усилить его сопровождение, доставить необходимые припасы и подкрепление…

— А русские гайдзины разве не несли потери? Их силы сейчас куда меньше сейчас, и пора покончить с этим. Ввязавшись в эту войну, мы теперь можем только победить — или погибнуть. И я выбираю первое. Американцы помогли нам своим оружием. Готовы ли мы использовать его сейчас?

— Их боевые беспилотники вот-вот прибудут на Камчатку, а наши пилоты заканчивают курс тренировок на американском авианосце, осваивая новые истребители.

— Значит, пора им показать, чему научились у этих гайдзинов! Передайте приказ генералу Такаги — наступать немедленно! Пусть сбросит этих варваров в море!

Командующий Силами самообороны покорно кивнул, не сомневаясь, что совсем скоро тысячи японских солдат, сражающихся сейчас среди сопок далекой Камчатки, присоединятся к тем, кто уже покоился на дне океана.

Глава 11

Охотское море, нейтральные воды — Камчатка, Россия
5 июля


Взгляд майора Воздушных сил самообороны Японии Танака Симидзу скользнул по бледно-лазоревой чаше небосвода, опиравшейся на белоснежные комки облаков, слой которых находился далеко внизу, зацепившись за темную точку с едва угадывавшимся силуэтом. Увидев ее именно там, где и ожидал, японский пилот чуть улыбнулся — под закрывавшей половину лица кислородной маской это было совершено незаметно. Коснувшись рукой приборной доски, он включил рацию, приказав своему ведомому, чей F-15J «Игл» держался в пятидесяти метрах слева и чуть позади:

— «Катана-четыре», меняем курс на два-ноль-ноль! Заправщик уже на месте! Следуй за мной!

Истребители, уже четвертый час барражировавший над центральной частью Охотского моря, одновременно развернулись, нацеливаясь острыми носами на казавшийся пока еще крохотным самолетик, летевший по прямой несколькими сотнями метров ниже почти перпендикулярным курсом. Он казался черным пятном на фоне голубого неба, по которому медленно полз какой-то блеклый солнечный диск, уже достигший зенита и начавший скатываться по небесной чаше к западу.

Изменив частоту бортовой радиостанции своего истребителя, майор Танака произнес в эфир, зная, что будет услышан теми, к кому обращается:

— «Токио-семь», я «Катана-четыре», вижу вас! Подходим с юго-востока!

— На связи «Токио-семь», мы вас уже заждались, — прозвучало в ответ после едва уловимой задержки. — Готовы к заправке!

Пара истребителей «Игл» заходила в хвост быстро увеличивавшемуся в размерах самолету, и майор оценил, наконец, насколько он огромен даже по сравнению с совсем не маленькими F-15J. Массивная серая «туша» самолета-заправщика KC-767J, опиравшаяся на широкие крылья, под которыми висели массивные гондолы турбореактивных двигателей, находилась уже в нескольких десятках метров, окончательно заслонив горизонт. «Летающий танкер», круживший в тысячах метров над морскими волнами, сейчас скрытыми сплошным слоем низкой облачности, доставил сюда, за сотни миль от берегов Японии, почти сто девять тысяч литров легковоспламенимого авиатоплива, без которого замолкнут могучие турбины истребителей, угаснет в их недрах нестерпимо жаркое пламя, и прекрасные стальные птицы беспомощно попадают в море. Воздушная вахта на подступах к Камчатке, на которой пересеклись интересы России и Японии, неслась непрерывно, и самолеты-заправщики позволяли истребителям находится в воздухе по много часов подряд, лишая противника, еще сражавшегося, надежды на помощь, будто бы спешащую с материка.

От плоскостей громадины КС-767 вытянулись черные нити заправочных шлангов, увенчанных крылышками стабилизаторов. Майор Танака нервно сглотнул. Расширявшийся воронкой конец шланга мотался из стороны в сторону в считанных метрах перед лобовым стеклом кабины его истребителя. Одно неверное движение — и шланг снесет фонарь, а заодно и голову пилота. Заправка в воздухе всегда считалась самым сложным элементом пилотажа. Две крылатые машины, уравняв скорости, разделены парой десятков метров свободного пространства, и в случае малейшей ошибки нет надежды на катапульту. Но Танака Симидзу считал себя настоящим мастером, без страха сближаясь с заправщиком. Навстречу ему из носового обтекателя F-15J вытянулась заправочная штанга, и японский пилот мастерски вогнал ее в расширенную горловину хаотично мотавшегося, кажется, возле самого его лица, шланга.

— «Катана-четыре», есть стыковка, — сообщил невидимый пилот КС-767. — Начинаю заправку!

Топливо щедрым потоком хлынуло по натянутому тугой струной шлангу, соединившему два самолета в одно целое на несколько долгих минут, наполняя его изрядно опустевшие баки истребителя. Майор Танака чувствовал, как белье под высотным комбинезоном пропиталось потом, облепив тело. Пилот не мог понять, то ли это он трясется мелкой дрожью, то ли передается вибрация качающегося в турбулентном потоке истребителя. Заправка в воздухе занимала, с учетом всех предшествующих ей маневров, от силы две-три минуты — за это время «летающий танкер» успевал перекачать на борт истребителя до семи тысяч литров горючего. Но эти минуты изматывали, и морально, и физически, куда больше, чем многочасовое кружение над однообразной морской гладью или самый ожесточенный воздушный бой — учебный, разумеется, ведь Симидзу, как и большинству его сослуживцев, до сих пор не довелось увидеть в своем прицеле самолет врага.

Покосившись налево, японский летчик увидел самолет своего ведомого, точно так же связанный с махиной КС-767 пуповиной заправочного шланга. F-15J лейтенанта Камихары чуть покачивался из стороны в сторону, но молодой пилот держался уверенно, не теряя контроля над своей машиной. Бросив взгляд на индикаторы на приборной панели, майор Танака убедился, что баки уже заполнены на три четверти, и в этот момент внешняя сила грубо вмешалась в привычный уже ход процесса.

— «Катана-четыре», «катана-шесть», внимание! В вашем секторе обнаружен противник!

Голос, примчавшийся по волнам радиоэфира, был лишен намека на человеческие интонации, словно говорил фантастический робот. Но Танака Симидзу знал, что это вовсе не киборг, а один из операторов парившего в волнах воздушного океана самолета дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С «Хокай», крылатых «глаз и ушей», воздушного патруля. Его бортовой локатор кругового обзора что-то нащупал сквозь облака, и, теперь, возможно, пилотам пары истребителей «Игл» предстояло впервые вступить в бой с настоящим противником.

— Приказываю уничтожить противника, — прозвучало в наушниках. — Выход на цель — в режиме радиомолчания. Мы подсветим цель своим радаром.

— Здесь «катана-четыре», — немедленно отозвался Симидзу. — Вас понял. Выполняю!

Наконечник заправочной штанги выскользнул из горловины шланга, вытянувшегося за КС-767, и майор тотчас дернул рычаг управления, отводя свой самолет в сторону, избегая возможного столкновения. Он немедленно увеличил обороты турбины, и, разгоняясь, F-15J промчался вдоль свинцово-серой громады заправщика, на прощанье чуть качнув плоскостями. Ведомый Танаки, в точности повторив этот маневр, неотступно следовал за своим командиром, спеша вступить в схватку.

Бортовые радары истребителей были отключены, но пилоты от этого не чувствовали себя слепыми. Линия автоматической передачи данных связала их с «летающим радаром» Е-2С, продолжавшим облучать вражеский самолет своей мощной РЛС. АВАКС, остававшийся на безопасном расстоянии, точно направлял перехватчики, и те, ничем не выдав себя, стремительно сближались с целью. Несколько минут стремительного полета — и оба японских «Орла» нырнули в облака, прошив их невесомую завесу, вспоров белую пелену бритвенно-острыми гранями крыльев, и через мгновение майор Танака увидел свою жертву.

— Это «катана-четыре», в квадрате «десять» обнаружен транспортный самолет класса «Куб». Следует курсом ноль-пять-пять в сторону Камчатского полуострова.

Японский майор использовал общепринятое среди военных США И НАТО, на которых во многом равнялись и Силы самообороны, обозначение русского грузового самолета Ан-12, который опознал почти сразу же. Не было ни тени сомнений, что этот самолет, способный благодаря четырем экономичным и мощным турбовинтовым двигателям, преодолеть три тысячи шестьсот километров, направляется с материка к окруженным на полуострове русским войскам, упорно не желавшим сдаться. Несмотря на то, что блокада Камчатки только усиливалась с каждым днем, самолеты противника снова и снова поднимались в небо, пытаясь прорваться сквозь зенитный огонь патрулировавших у побережья эсминцев, мимо перехватчиков, метавших с неба огненные молнии ракет. Удавалось это ничтожно редко, и гораздо чаще смельчаки находили покой на дне морском.

Майор Танака не мог, разумеется, знать, что именно находится в его вместительном грузовом отсеке — двадцать тонн всевозможных грузов, так необходимых лишенным всяческой поддержки гайдзинам, или же шестьдесят полностью экипированных парашютистов-десантников, подкрепление, которого на суше ждали столь же сильно, как патроны, ракеты и сухие пайки. Но японский пилот и не задумывался об этом. Больше его внимание занимали спаренные пушки калибра двадцать три миллиметра, установленные в хвосте транспортного самолета и способные с близкой дистанции изрешетить сверхсовременный, напичканный сложнейшей электроникой F-15J. В прочем, Танака Симидзу не собирался давать противнику ни малейшего шанса на подобное. Обладая абсолютным превосходством, он мог навязать врагу свои условия боя и намеревался сделать это именно сейчас.

Видимо, тот, кто сидел за штурвалом русского транспортного самолета, все же заметил, что он уже не одинок в огромном небе. Шестидесятитонный Ан-12 резко спикировал к волнам, едва не срываясь в штопор. Вокруг него вспыхнули, рассыпая яркие искры, огненные шары ложных целей. Транспортник, практически беззащитный при встрече с современным истребителем, уступавшим ему абсолютно по всем параметрам, пытался укрыться на предельно малых высотах, держась прежнего курса.

Зуммер, прозвучавший в кабине F-15J, сообщил майору Танаке, что головки самонаведения ракет захватили цель, и пилот нажал кнопку пуска. Из-под фюзеляжа ударили огненные стрелы ракет «воздух-воздух» ААМ-3, представлявших собой значительно улучшенную версию американского «Сайдвиндера». Их инфракрасные ГСН не реагировали на ложные цели, просто игнорируя внезапно возникавшие в стороне от истинной мишени мощные источники тепла. Ракетам, выпущенным с дистанции чуть больше пяти километров, потребовалось несколько десятков секунд, чтобы достигнуть цели, и японский пилот мог в подробностях видеть то, что произошло потом.

Первая ракета разорвалась позади одного из двигателей, в мощной струе истекавшего из него потока раскаленных выхлопных газов. Осколки разорвали обшивку мотогондолы, добираясь до топливопровода, и турбина вспыхнула, выпустив длинный язык пламени. Самолет неуклюже качнулся, накренившись на бок и едва не цепляясь законцовкой широкого крыла за гребни волн. В этот момент цели достигла вторая ракета. Взрыв произошел возле борта фюзеляжа, близко к его носовой части. Шрапнель пронзила алюминиевую обшивку, а набегающий поток воздуха сорвал разлохмаченный металл с силового набора, словно сдирая кожу живьем с фантастического дракона.

— «Катана-шесть», твоя очередь, — произнес Симидзу, вызывая ведомого. — Добей его!

Первый воздушный бой показался майору ужасно скучным. Никакого азарта, никакого адреналина. Расстрел беззащитной транспортной машины, не способной убежать, ничуть не сложнее, чем на учениях. Сейчас лейтенант Камихара выпустит свои ракеты, записав на счет пары первую победу в воздухе, и для тех, кто еще рассчитывает дотянуть до земли на поврежденном Ан-12, все закончится.

За секунду до того, как ведомый открыл огонь, в кабинах обоих истребителей взорвалась потоком тревожных сообщение система предупреждения об облучении. Импульсы чужих радаров коснулись обнаружительных приемников, входивших в бортовое оборудование F-15J, и эфир наполнился испуганными криками лейтенант Камихары:

— Я атакован! Я в захвате!

В этот момент напомнил о себе и оператор находившегося где-то неподалеку «Хокая»:

— «Катана-четыре», две неопознанные цели приближаются с юго-запада! Предположительно, русские истребители! Повторяю, это «Фоксхаунды»!

Выругавшись от растерянности и испуга, и сам удивившись этому, Танака Симидзу приказал своему ведомому, не обращая внимания на панические вопли оператора «Хокая»:

— Камихара, ставь помехи! Сбрасывай ложные цели!

Бортовые станции РЭБ обоих истребителей принялись излучать шумовые помехи, ослепляя вражеские радары, а устройства выброса ложных целей выбросили целый ворох фольги, превращавшейся на экранах локаторов приближавшихся перехватчиков в ложные отметки целей. Но японские пилоты опоздали — пара мчавшихся на сверхзвуке тяжелых истребителей МиГ-31 уже вышла на рубеж атаки, и командир пары выпустил залпом четыре ракеты «воздух-воздух» большой дальности Р-33. Полуактивные головки наведения захватили истребители Сил самообороны, подсвеченных от горизонта сверхмощными РЛС «Заслон», и с этой секунды спасти японских пилотов ничто было уже не в силах.

Танака Симидзу, проживший на несколько секунд дольше лейтенанта Кимихары, увидел, как две русские ракеты настигли самолет его ведомого. Два взрыва буквально разорвали F-15J на куски, и пылающие бесформенные куски металла, в которых не осталось ничего от приковывавшего взгляды завершенностью стремительных форм сверхзвукового истребителя, посыпались в волны огненным дождем.

— До встречи, брат, — прошептал Симидзу, провожая взглядом град рукотворных метеоров.

Рука пилота, словно начав жить собственной жизнью, толкнула рычаг управления двигателями, сдвинув его до упора. Турбины взревели, переходя в форсаж, и тотчас этот надсадный вой исчез, оставшись где-то далеко позади одним рывком преодолевшего звуковой барьер тяжелого истребителя. Отчаянный бросок позволил майору Танаке пожить еще несколько мгновений, прежде чем мчавшаяся на пяти «махах» ракета Р-33 настигла его самолет, сблизившись на три метра, дистанцию, достаточную, чтобы сработал неконтактный взрыватель. Поток осколков снес фонарь кабины, изрешетив крепко притянутое привязными ремнями к креслу тело пилота. Потерявший управление «Игл» спикировал к волнам, и уже в падении его настигла вторая ракета, взрыв которой разнес двигатели и хвостовое оперение.

А сотней километров восточнее врезался в волны транспортный самолет Ан-12, так и не дотянувший до земли. Чудовищный удар вмял внутрь кабину пилотов, и находившихся внутри людей размазало по стенкам. Тяжелый самолет, увлекаемый ко дну тоннами находившегося на ее борту груза, пробил многометровый слой воды, врезавшись в неглубокое дно, и над местом его падения взметнулся к небу фонтан воды, тотчас опадая.

Увидев, что с экранов радаров исчезла отметка, обозначавшая транспортный «антонов», пилоты слишком поздно подоспевших МиГ-31 выругались от досады. Японцы, сбившие Ан-12, были наказаны, отправившись вслед за ним на морское дно, но русские летчики, сидевшие за штурвалами истребителей, предпочли бы погибнуть сами, если бы это позволило транспортнику добраться до конечного пункта своего маршрута, где его ждали тысячи державшихся на грани отчаяния людей. Зенитные ракеты, ящики с патронами, реактивными гранатометами, то, чего так ждали вгрызавшиеся в склоны сопок защитники Камчатки, а также центнеры лекарств, обыкновенных бинтов, предназначавшихся для раненых, медленно умиравших в полевых госпиталях под Усть-Камчатском и Петропавловском, жадно поглотило море.

Но те, кто готовился дать последний бой в сердце камчатской тайги, давно уже перестали надеяться на помощь, лишь изредка с какой-то отстраненностью вспоминая про «большую землю», и не веря, что там когда-нибудь вспомнят и про них. Заброшенные на край земли и забытые там солдаты вообще не задумывались о будущем, смирившись со своей судьбой и мечтая только об одном — умереть так, чтобы надолго остаться в памяти врагов.

Полковник Алексей Басов, сжавшись на дне неглубокого тесного окопчика, посмотрел на небо, затянутое серыми низкими облаками. Плотная пелена буквально опустилась на вершины окрестных сопок, и в воздухе уже вторые сутки подряд висела водяная пыль, порой превращавшаяся в настоящий дождь, а иногда истончаясь до состояния просто плотного тумана, в котором сложно было хоть что-то разглядеть уже за сотню метров. Влага была повсюду. Струйки дождя стекали за воротник, отчего форма под бронежилетом была уже сырая насквозь. Вода скапливалась на дне траншеи, и жадно впитывавшая ее влага с чавканьем засасывала ботинки бегавших взад-вперед бойцов. В таких условиях полагалось особо тщательно ухаживать за оружием, металл которого, выдерживавший чудовищное давление пороховых газов при выстреле, мог запросто проржаветь до состояния трухи. Но никто из находившихся рядом с полковником Басовым бойцов даже не задумывался об этом, зная, что их жизни прервутся много раньше, чем проникающая всюду влага источит оружейную сталь.

Несколько сотен измотанных до предела бойцов, буквально со слезами на глазах пересчитывавших последние оставшиеся патроны, жидкой цепью вытянулись вдоль северо-западной окраины Усть-Камчатска, куда их оттеснили напиравшие с исступлением фанатиков японцы, выбив-таки из разрушенного непрерывным артогнем Козыревска. Внезапный удар противника рассек противостоявшую ему группировку русских войск надвое. Большая часть защитников полуострова отступила на юг, занимая позиции на подступах к столице края, но другие, невольным командиром которых оказался Алексей Басов, оказались оттеснены к побережью, вдруг очутившись в глубоком тылу не сбавлявшего темпов наступления врага.

Горстка солдат, продолжавших выполнять свой долг, оказалась в окружении, прижатая к берегу океана, отчаянно цепляясь в каждый клочок земли, щедро пропитанной свинцом и кровью. Но их было слишком мало, а отвага и ярость были слабым подспорьем против танков и БТР, да еще бивших из-за горизонта шестидюймовых гаубиц, одним выстрелом способных превратить в развалины целый дом. Алексей Басов понимал, что эта оборона не затянется надолго. Любители аниме и покемонов заставили себя уважать. Русские солдаты встретили, пожалуй, впервые за новейшую историю, равного противника, идущего в бой, не считаясь с потерями, атакующего снова и снова, пока не будет достигнута цель. И, судя по гулу моторов, доносившемуся издали, из-за жиденькой хвойной рощицы, где укрывались от взглядов наблюдателей бойцы Сил самообороны Японии, очередного удара следовало ждать с минуты на минуту. И полковник был почти уверен, что этот удар для него и тех людей, что находились сейчас рядом, деловито проверяя оружие и торопливо докуривая чудом сохранившиеся в заначке сигареты, станет последним.

Алексей Басов торопливо, но внимательно проверил свой невеликий арсенал. Справа от него на дне окопчика, прислоненный к его стенке, стоял тубус реактивного гранатомета РПГ-18 «Муха». Слабая надежда, если появятся танки, но против легкой «брони» сгодится, тем более, ничего иного и не было. По левую руку Басов положил АКС-74, к которому была примкнута спарка из двух «рожков», смотанных между собой изолентой. Еще шесть магазинов находились в подсумках разгрузочного жилета. Там же нашлось место для трех ручных гранат Ф-1. Ну и еще потертый «Макаров» с парой снаряженных обойм в модерновой набедренной кобуре, да боевой нож. Немного, но полковник был рад и этому.

Услышав шаги за спиной, Алексей Басов обернулся, увидев выскочившего из-за покосившегося забора майора Сухова. Командир штурмового батальона, под началом которого осталось чуть больше полусотни бойцов, соскользнул вниз, стащил с плеча пулемет ПКМ и деловито принялся устанавливать его на краю окопа, направив увенчанный пламегасителем ствол в сторону подернутой туманом тайги. Затем, вытащив из петли на поясе пехотную лопатку, несколькими резкими злыми ударами отрыл в стенке окопа небольшую нишу, где удобно расположились две темно-зеленые жестяные коробки с запасными лентами.

— Чертов дождь, — буркнул офицер, не глядя на своего командира. — Как он достал. Как все это достало!

Басов усмехнулся:

— Дождь — это хорошо. Ни черта «косые» со спутников не разглядят, огонь артиллерии корректировать не получится. Так что придется им самим к нам идти, ножками, и кое-кого, уж это я гарантирую, мы на тот свет отправим сегодня.

Использование японцами для разведки и целеуказания космических спутников, пусть и не своих, а американских, перестало быть тайной, и медленно откатывавшиеся на юг, к океанскому побережью, защитники Камчатки, которых становилось все меньше, делали все, чтобы укрыться от «всевидящего ока». Закапывались глубоко под землю, точно какие-то разумные кроты, опутывались километрами маскировочных сетей, старались перемещаться только в темное время суток. Но все эти ухищрения оказывались тщетны, и снова где-то за горизонтом грохотало отзвуками приближающейся грозы, а затем из поднебесья на очередной блиндаж или ДЗОТ обрушивался гаубичный снаряд или минометная мина, заживо погребая всех тех, кто находился внутри.

— Отправим, чего уж, — фыркнул Сухов, рывком отведя назад затвор пулемета, который затем с лязгом вернулся на место, загнав в ствол патрон, первый из сотни, набитых в солидно бряцавшую металлом ленту. — А следом — и сами отправимся. Кой черт, все равно нам не выстоять!

Сухов, наконец, обернулся, взглянув на Басова, и тот, посмотрев на изможденное лицо своего заместителя, точно в зеркало глянул. Они были сейчас неразличимы, как близнецы-братья. Оба грязные, в пропитавшемся собственным потом камуфляже, заросшие трехдневной щетиной, с впавшими щеками, заострившимися подбородками и воспаленными до красноты глазами, сверкавшими лихорадочным блеском из-под насупленных бровей. Их солдаты выглядели не лучше, но тем, хотя бы, не нужно было мучиться проблемой выбора, принимая решения, каждое из которых неизбежно было проигрышным.

— Бойцы готовы? — Басов мрачно взглянул на сосредоточено сопевшего, мрачного, будто грозовая туча, комбата.

— Все на позициях. Все, кто еще способен нажать на спуск. Но это самоубийство. С голыми руками будем «косых» встречать. Патронов по три-четыре рожка на человека, всего четыре пулемета, гранатометов почти нет. Нас намотают на гусеницы, даже не заметив.

Недобро прищурившись и инстинктивно сжав рукоятку «калашникова», Алексей Басов обернулся к майору, прошипев тому в лицо:

— Так, может, сложить оружие и разбежаться по тайге?

— Нет, командир, никто не побежит, — выдержав мрачный взгляд полковника, Сухов мотнул головой, на которой красовалась несвежая повязка — осколок гранаты срезал кусок кожи с черепа, чудом не пробив кость. — Живыми мы с этого места не сойдем. Останемся здесь, все до одного, и будем держать оборону, пока хватит силы спустить курок или выдернуть чеку гранаты. Мы исполним присягу, которую однажды дали. Жаль только, что погибнем так глупо.

— Хотя бы погибнем в бою, имея какие-то шанс, не то, что эти. Как скот на бойне, ждут своего череда!

Алексей кивком указал себе за спину, туда, где вдоль берега вытянулось скопление домов, причудливо перемешавшихся деревянных полуразвалившихся бараков и вполне современных пятиэтажек. Большая часть из четырех с половиной тысяч жителей Усть-Камчатска покинула поселок в первые дни после высадки японцев, но около трети таки не решились оставить свои дома. Кое-кто теперь, набравшись смелости, примкнул к остаткам десантно-штурмовой бригады, вооружившись, чем попало — от оставшихся от погибших раньше солдат «калашей» до дедовских охотничьих двустволок. А другие тряслись от страха в своих квартирах, покорно ожидая, когда шальной японский снаряд перемелет их дом в груду щебенки.

— Если каждый из нас, умирая, успеет прикончить хотя бы одного японца, ничья смерть не окажется напрасной, — решительно произнес Басов, на скулах которого при этих словах вздулись желваки. — Чем больше их ляжет здесь, тем меньше останется у врага сил для штурма Петропавловска, и наши там получат хоть небольшую, но отсрочку.

— Да, может, их уже и нет никого. Когда крайний раз удавалось на связь выйти?

На это Басов лишь тяжко вздохнул. Японская РЭБ оказалась на высоте, радиоэфир был наглухо забит помехами на всех доступных диапазонах уже несколько суток подряд, и горстка бойцов под началом полковника сражалась вслепую, не представляя, что творится хотя бы в паре километров от них, держатся ли соседи, и от этого становилось еще горше, чем от нехватки патронов.

Боковым зрением Басов увидел, что из-за угла ближайшей лачуги выскочили двое бойцов, и, пригнувшись, опрометью кинулись как раз к их окопчику. Один тащил на плече треногу с артиллерийским дальномером, громоздким, но надежным прибором. На спине у его напарника была прикреплена большая катушка с проводом — после того, как противник задавил радиосвязь, полевой телефон остался единственным средством коммуникации вне прямой видимости.

— Товарищ полковник, — запыхавшиеся бойцы, кроме своего снаряжения тащившие еще и оружие с солидным запасом патронов, спрыгнули в окоп. — Товарищ полковник, нас лейтенант Михайлов прислал, корректировать огонь артиллерии.

— Располагайтесь, парни, — кивнул Басов. — Скоро на вас будет вся надежда.

Батальон Сороковой бригады морской пехоты, извлеченный вице-адмиралом Гареевым из тщательно оберегаемых резервов, контрударом под оставленным ныне Козыревском спас разгромленную десантно-штурмовую бригаду Басова, правда, потеряв в этом бою треть своей техники. Большую часть оставшихся танков и бронемашин пришлось оставить позже, отступая, не из-за повреждений от вражеского огня — просто опустели топливные баки. Но кое-что осталось, и на эту технику Басов возлагал особые надежды. Два самоходных орудия «Нона-С» занимали позиции где-то в тылу, под прикрытием довольно плотной застройки, а полдюжины БТР и МТ-ЛБ, выдвинутые в первую линию, закопанные в землю по самые башни, превратились в хорошо защищенные огневые точки, и пусть топлива оставались считанные десятки литров, патронов еще хватало.

Отзвук множества работающих мощных двигателей, донесшийся со стороны тайги, заставил Басова выругаться, торопливо нахлобучив каску и туго затянув под подбородком узкий ремешок. Почувствовав, как предательски подрагивают пальцы, полковник выругался вполголоса, направив полный тревоги и тщательно скрываемого даже от самого себя отчаяния взгляд на темневшую вдали зазубренную стену леса. Корректировщики к этой секунде как раз успели связаться с батареей, тоже беспрестанно поглядывая с опаской туда, откуда вот-вот могли появиться враги. Лишь Сухов, словно ничего не замечая, вытащил из кармана смятую пачку «Балканской звезды», и, вытряхнув в грязную ладонь сигарету, с наслаждением закурил, выпустив вверх струйку дыма.

Отчаяние и страх, концентрировавшиеся над русскими позициями, были ощутимы физически. Никто из судорожно сжимавших сейчас оружие людей, измученных отступлением и почти не прекращавшимися стычками с наступавшим на пятки противником не думал о том, чтобы сдаться или бежать, но сидеть на месте и ждать неизбежной гибели становилось невыносимо. В отличие от них командир механизированного полка Второй пехотной дивизии Сил самообороны Японии был совершенно спокоен и в будущее глядел с надеждой — от полной и безоговорочной победы его отделяли считанные десятки минут.

Без малого тысяча японских бойцов уже заняла исходные позиции и ждала только приказа, чтобы обрушиться на горстку измотанных, растерянных «гайдзинов», лишенных связи, израсходовавших почти все припасы. По подлеску, порыкивая мощными двигателями, медленно ползли бронемашины. Им предстоит преодолеть чуть менее двух километров открытого пространства, отделяющего опушку леса от окраины поселка. Ничтожное расстояние, если не вспоминать, что проделать этот путь придется под ураганным огнем уже считающих себя мертвецами врагов, потому сражающихся с исступлением. Но и атакующие не собираются становиться мишенями. Расчеты минометов, позиции которых разместились за рощей, уже опустили в стволы мины, похожие на тяжелые свинцовые капли. Сложный организм полка, действующий, как одно целое, застыл в готовности, и тишина вот-вот могла разорваться грохотом канонады.

Командир полка, принимавший доклады своих офицеров, взглянул на замерших перед мониторами подчиненных:

— Противник деморализован, окружен, лишен возможности спастись. Им некуда бежать и не на что рассчитывать. Эти люди, как крысы, загнанные в угол. Но в этом кроется и опасность для нас. Лишенные выбора, они будут сражаться с яростью и отчаянием, и постараются нанести нам максимальный ущерб. Этого не должно случиться. Каждый солдат понадобится нам позже, под Петропавловском. Русских, по данным разведки, от трехсот до четырехсот человек, треть из них ранены, и все они смертельно устали. Они почти лишены тяжелого вооружения, и будут пытаться сойтись с нашими солдатами вплотную, лицо к лицу. Противника нужно уничтожать на расстоянии, не позволяя навязать себе ближний бой. Все уже заняли позиции, господа? Что ж, тогда — в атаку!

Люди, расположившиеся в окопе, конечно, не услышали звук выстрелов, и лишь расколовший небо над их головой протяжный вой на высокой ноте заставил бойцов дружно выругаться. Алексей Басов, падая на дно, успел крикнуть:

— Всем лечь! Мины!

Первый залп, сделанный японцами, накрыл окраину Усть-Камчатска. Заунывный вой, издаваемый стабилизаторами падавших мин, оборвался грохотом взрывов, и среди скопления разномастных домов взметнулись к небу фонтаны земли и пламени. Взвизгнули осколки, вторя им, закричали раненые, застигнутые минометным обстрелом на открытом пространстве. Басов видел катающиеся по земле фигурки людей в камуфляже и «гражданке» и лишь сжимал от бессильной злобы кулаки, понимая, что помочь не сможет ничем.

Снова взвыло над головами, и стена разрывов взметнулась уже в десятке метров перед линией окопов. Басову запорошило землей глаза, а один из корректировщиков вскрикнул, когда по его шее чиркнул осколок, крохотный кусочек металла.

— Лежать, лежать, — крикнул полковник, ползком подбираясь к раненому бойцу. — Ты как? Куда тебя?

Офицер осмотрел рану, убедившись, что ничего серьезного не произошло, и ободряюще хлопнул солдата по плечу:

— До свадьбы заживет!

— Так я женат, вообще-то!

Снова грохот взрывов, по каске что-то ударило, так что из глаз Басова посыпались искры. Японские минометы, позиции которых, судя по всему, находились у самой кромки леса, завывали на разные голоса, вышвыривая в небо все новые порции стали. Мины, описывая крутую дугу, сыпались отвесно на головы ютившихся в наскоро отрытых окопах солдат, рассыпая вокруг визжащие осколки, рвавшие в клочья ткань униформы и человеческую плоть.

— А пушек нет, — отчего-то радостно прокричал сквозь гул близких взрывов Сухов. — Стосемимиллиметровые бьют!

— Пушки сейчас понятно где, — скривился от злости Басов. — Под Петропавловском. А с нас хватит и этих «самоваров» с лихвой!

Минометы американского производства М30 калибра 106,7 миллиметра, принятые на вооружение в начале пятидесятых годов прошлого века, и впрямь было сложно считать современным оружием, но они могли забросить двенадцатикилограммовую осколочно-фугасную мину почти на шесть километров, делая до десяти выстрелов в минуту — до тех пор, пока не перегреется ствол. И сейчас батарея таких минометов, выпустив за несколько минут не меньше сотни мин, перемалывала оборону русским солдат, расчищая путь уже вышедшим на исходные позиции японским пехотинцам.

— Идут! — Сухов первым рассмотрел выползающие из зарослей бронетранспортеры, разрисованные кляксами камуфляжной окраски.

— К бою! — Басов рывком отвел назад рукоятку затвора, загоняя патрон в ствол АКС-74. Рядом лязгали предохранителями оба корректировщика, от лиц которых отхлынула кровь.

Десяток восьмиколесных БТР «Тип-96», каждый из которых нес под своей тонкой броней по восемь полностью снаряженных стрелков, выстроившись неровной цепью, двинулся по целине к Усть-Камчатску. Добравшись до середины нейтральной полосы, они разом открыли огонь из турельных «браунингов» пятидесятого калибра, и Алексей Басов, услышав жужжание пуль над головой, сжался за бруствером. Минометы противника дали еще залп, затем, наконец, умолкнув, и грохот взрывов уступил место злобному рыку двигателей.

— Гаси их, командир! — Сухов, осторожно выглядывая наружу, подтолкнул Басову гранатомет.

— Далеко! — Полковник обернулся к корректировщикам, приказа: — Вызывайте огневую поддержку!

Провернув рукоятку полевого телефона, солдат закричал в трубку настолько громко, что, пожалуй, расчеты самоходок его могли бы услышать и так:

— Гнездо, я — Сокол, прием! Ориентир шесть, ближе триста!

А майор Сухов, разглядев движение за шеренгой медленно ползущих по полю БТР, негромко, но так, что его услышал каждый, кто был рядом, промолвил:

— Вот нам и хана!

Один за другим из рощи выбирались окутанные сизым облаком выхлопных газов танки «Тип-90». Невозможно было не узнать их характерные рубленые очертания, придававшие боевым машинам двадцать первого века сходство со старинными фашистскими «Тиграми». Басов насчитал пять танков, уверенно двинувшихся к окраине Усть-Камчатска, переваливаясь по кочкам на широких гусеницах, медленно поводя при этом орудийными стволами, толстыми, точно телеграфные столы. От них веяло ужасом и несокрушимой силой, хотелось бросить все и бежать, куда угодно, лишь бы не слышать этот оглушительный лязг металла и рев мощных движков, от которого заныли зубы.

— Насмешка судьбы, — пробормотал Алексей Басов. — Все в этой жизни движется по кругу. Снова впереди — враг, а за спиной осажденный город, и никакой надежды на то, что помощь успеет, что она вообще придет. В прошлый раз нам повезло, умерли не все, хотя все уже попрощались с жизнью.

— Командир, шел бы ты в тыл, — предложил Сухов, снова проверявший свой пулемет. — Твое дело — управлять, а кому жать на спуск, найдется и так.

— Кем управлять? От всей бригады осталось людей меньше, чем на две роты. Вся тактика и стратегия кончились. Нет ни тыла, ни фронта. Каждый сам по себе, и мое место теперь не в штабе, а здесь. Так что заткнись, майор, и приготовься открыть огонь!

Стальная лавина, огрызаясь огнем, накатывала на позиции русских солдат, изготовившихся к бою. А за их спинами расчеты самоходных орудий «Нона-С» уже стащили со своих машин ворох маскировочных сетей, позволявший остаться незамеченными даже для наблюдения с мчащихся в безвоздушном пространстве разведывательных спутников. В каморы орудий легли первые стадвадцатимиллиметровые снаряды, короткие стволы запрокинулись вверх, затем разом выдохнув струи пламени.

Осколочно-фугасные снаряды 3ОФ49, описав параболу над головами русской пехоты, сжавшейся в своих окопах, ударили в землю перед цепью японских БТР, рассыпавшись множеством осколков. Кусочки металла, разогнанные до колоссальных скоростей, на расстоянии двадцати метров от места взрыва могли пробить восьмимиллиметровую броню, а на меньшей дистанции их могущество возрастало почти вдвое. Стальной дождь обрушился на корпус одного из бронетранспортеров, изрешетив его и превратив тела укрытых внутри пехотинцев в кровавое месиво. Но остальные БТР только увеличили скорость, проскакивая на полном ходу опасный участок, а танки, двигавшиеся следом, открыли огонь из орудий и спаренных пулеметов, и над нейтральной полосой повисли рубиновые нити трассеров.

Самоходки «Нона-С» открыли частый огонь, расходуя жалкие остатки боекомплекта. Один из снарядов по чистой случайности угодил в японскую бронемашину. Пяти килограммовначинявшего его взрывчатки хватило, чтобы разорвать в клочья тонкую броню, и Басов, увидев, как на месте БТР взметнулся стол огня, не смог сдержать восторженного крика:

— Жрите, суки!

Передний край русской линии обороны полыхнул пламенем. С шипением промчались над полем немногочисленные «Фаготы» и «Метисы». Одна из ПТУР вонзилась в борт японского танк, неуклюже замершего посреди ровного поля, исторгая из распахнувшихся люков клубы густого дыма. С правого фланга зарокотал могучий башенный КПВТ превращенного в неподвижную огневую точку бронетранспортера. Его пули прошили борт вражеского «Тип-96» от носа до кормы, вскрыв корпус, точно банку с кильками. А на левом фланге подал голос ПКТ, установленный на точно так же врытом в землю по самую башню МТ-ЛБ.

Алексей Басов, не обращая внимания на грохот выстрелов и свист пуль, раздвинул тубус гранатомета РПГ-18, уложив трубу на правое плечо и пытаясь поймать в прорезь прицела силуэт бронемашины противника. В тот миг, когда он сумел прицелиться, БТР затормозил, распахнулись люки, и наружу посыпались японские солдаты, быстро разворачиваясь в цепь. Последний из них еще не покинул машину, когда полковник нажал на спуск. Над ухом оглушительно грохнуло, и дымная полоса реактивной гранаты ткнулась в скошенный нос бронетранспортера. Вспыхнуло, во все стороны полетели какие-то клочья, а затем по брустверу защелкали пули, и Басов упал на дно окопчика, нашаривая свой автомат.

Майор Сухов, утробно зарычав, открыл огонь из пулемета, обдав приближающихся короткими перебежками японских пехотинцев струей свинца. В ответ трещали штурмовые винтовки. Один из солдат-корректировщиков, вскинув АК-74, высунулся из окопа, успев выпустить несколько пуль, а затем, захрипев, повалился вниз, к ногам полковника. Из развороченного малокалиберной скоростной пулей горла бил фонтан крови. Его напарник что-то прокричал, рванувшись вверх, но был сбит Басовым.

— Сиди, дурак, не высовывайся! — полковник прокричал в перекошенное лицо солдату, которого столкнул на дно окопа, для надежности всем своим весом наваливаясь сверху.

Четыре японских БТР и уже два танка горели, над ними поднимались столбы жирного черного дыма. Но остальные машины вели огонь из всех стволов, а цепи пехотинцев приближались к позициям защитников Усть-Камчатска. Откуда-то сзади время от времени прилетали стадвадцатимиллиметровые снаряды, разрываясь в массе вражеской пехоты, сбивая с ног сразу по десятку японцев, но залпы следовали все реже и реже. В ответ часто рявкали гладкоствольные пушки танков «Тип-90», наводчикам которых удалось нащупать сперва БТР-80, заткнув подкалиберным снарядом его мощный КПВТ, а затем настал черед и МТ-ЛБ. Одна за другой, огневые точки были уничтожены, и противник продолжил наступление, с каждой минутой приближаясь к крайним зданиям.

— Отходим, или нас прижмут окончательно, — решил Басов, усевший расстрелять по японцам один автоматный рожок. Сухов в это время как раз заправил в свой ПКМ новую ленту. — Пошли, мужики!

Все трое выскочили из окопа, припустив к поселку. Полковник Басов пробежал метров десять, прежде чем залег, ткнувшись лицам в перепаханную взрывами землю и беззвучно скалясь от боли, пронзающей бедро, развороченное лишь несколько дней назад вражеской пулей. А воздух над головой стонал он наполнившего его свинца, летевшего в обе стороны. Полноценной фортификации с ходами сообщения и несколькими линиями обороны создать так и не успели, и теперь бойцы оказались в чистом поле под ураганным огнем. Пули впивались в землю все ближе, но в какой-то миг все будто оборвалось, и Басов, приподнявшись на локтях, увидел выползающий из-за какого-то строения танк Т-72Б. Над башней его бился на ветру российский триколор, а орудие которого было направлено в сторону цепей наступающих японцев.

— Подкалиберный! — прокричал сквозь грохот металла и вой дизеля командир экипажа, поймав в окуляр прицела силуэт вражеского «Тип-90». — Заряжай!

Боевая машина мчалась навстречу японцам на полной скорости, змейкой, сбивая противнику прицел. Наводчик коснулся клавишей на панели автомата заряжания, и оперенная игла подкалиберного бронебойного снаряда 3БМ9 легла в камору танковой пушки 2А46М, а следом отправился цилиндрический картуз заряда, и командир экипажа рявкнул:

— Огонь!

На конце ствола сверкнула вспышка, снаряд, покинув орудие, бесшумно промчался над головами вжавшихся в землю людей со сверхзвуковой скоростью, прошив корпус вражеского танка. А башня другого уже поворачивалась, обращая орудийное жерло к русскому Т-72, командир которого, чувствуя, что уже не успевает, истошно крикнул:

— Заряжай!!!

Из ствола пушки японского танка вырвалось пламя, но удара по броне русские танкисты так и не дождались, разом выдохнув с облегчением, а затем наводчик нажал на спуск, и теснота боевого отделения наполнилась ревом выстрела. Орудие русского Т-72, оснащенного автоматом заряжания, открыло огонь со скоростью пулемета, выплевывая один снаряд за другим. При этом танк маневрировал, будто танцуя на месте, сбивая прицел противнику. Выпущенные японскими танкистами снаряды пролетали все ближе и ближе, но пока даже не поцарапали краску на броне русского танка. Со стороны вражеской пехоты мерцающей звездочкой к Т-72 устремилась ПТУР. Взрыв элементов динамической защиты на лобовом листе корпуса, куда ударила ракета, разрушил кумулятивную струю, бессильно лизнувшую броню танка, оставив на ней лишь оплавленную борозду.

— Огонь из спаренного! — приказал командир.

Бешено замолотил пулемет ПКТ, сметая свинцовым вихрем вражеских солдат. Снова рявкнуло орудие, и танкисты увидели, как над еще одним «Тип-90», пораженным прямым попаданием, взвился фонтан огненных брызг.

— Готов, сука! — радостно заулюлюкал командир Т-72. — Наводчик, давай осколочный! По БТР противника — огонь!

Следующий выстрел тоже оказался точным, и угловатую коробку бронетранспортера «Тип-96» просто разорвало на куски. В ответ на русский танк обрушился шквал огня. По нему вели огонь японские пехотинцы из штурмовых винтовок и крупнокалиберных «браунингов», снова и снова выплевывали «иглы» БПС пушки японских танков, которых осталось лишь два. В какой-то момент умолкло орудие Т-72, и наводчик сквозь рокот двигателя сообщил:

— Командир, снарядов нет! Мы пусты!

— Черт! — танкист ударил кулаком по броне. — Все равно не возьмут, суки! Механик, тарань их! Вперед!!!

Взвыл дизель В-84, швыряя вперед многотонную боевую машину. Танк промчался в нескольких шагах от вжавшегося в землю полковника Басова, обдав того едкой горячей струей выхлопных газов и чудом не намотав на гусеницы лежавших рядом бойцов. Водитель, стиснутый со всех сторон броней, ничего не слышавший, сжал рычаги до боли в ладонях, видя перед собой только коробообразный силуэт японского танка, до которого было метров пятьсот, ничтожная дистанция. Ни он, и никто из экипажа не испытывал страха, просто не задумывался о том, что они делают. Кровь в их жилах уже заменил адреналин, под черепной коробкой у всех троих метались отзвуки выстрелов. Это было коллективное безумие, ярость берсерков, перед которой ничто не могло устоять.

— За Родину, вперед! — утробно прорычал командир экипажа, буравя взглядом сквозь призму прибора наблюдения приближавшийся вражеский танк. — Дави их! Давай!!!

Сразу две реактивные гранаты впились в лоб мчавшегося, подскакивая на кочках, Т-72Б. Одна разорвалась, срывая элементы динамической защиты, вторая отскочила в сторону рикошетом. Японский танк выстрелил, но перепугавшийся наводчик, понявший, что задумал противник, промазал. Он еще успел перезарядить орудие, как и у русского танка, оснащенное механизмом заряжания, но когда новый снаряд уже лежал в каморе, боевые машины столкнулись. Над полем прокатился чудовищный лязг, когда весивший сорок две тонный российский Т-72 врезался всей своей массой в борт японского «Тип-90», вминая внутрь броню, перемоловшую доверившихся ей людей. Затем в одном из танков сдетонировали снаряды и остатки топлива, и к небу поднялся столб пламени, а земля на сотни метров вокруг конвульсивно вздрогнула.

На какое-то время бой будто угас, внимание всех оказалось приковано к дуэли стальных машин, и полковник Басов, несмотря на риск поймать шальную пулю или осколок, смотревший на это во все глаза, решился, скомандовав:

— Побежали, мужики! Живо! Вперед!!!

Они вскочили, и, пригибаясь пониже, спотыкаясь о кочки, огибая воронки, вырытые минами и снарядами, своими и чужими, побежали к домам. Позади надсадно ревели двигатели мчавшихся через поле БТР, на ходу плевавшихся пулеметными очередями. Где-то неподалеку снова взвыли минометы, и на пути бежавших солдат во главе с Басовым взметнулась стена огня. Что-то ударило полковника в грудь, не пробив титановую кирасу тяжелого бронежилета, но вышибив воздух из легких до последнего грамма. А впереди заполошно затрещали автоматы, словно загавкала стая собак. В их трескотню вплетался солидный «рык» крупнокалиберных пулеметов — пехота Сил самообороны, потеряв до трети бойцов, ворвалась на окраины Усть-Камчатска.

— Командир, вставай, — Сухов, склонившись над ничего не соображавшим Басовым, тормошил того за плечо. — «Косые»!

Вскинув увесистый ПКМ, майор открыл огонь с рук, срезав длинной очередью выскочивших откуда-то японских солдат. Нелепо взмахивая руками, те падали друг на друга. Грохот выстрелов сменился тишиной — закончилась лента. И тогда майор, отбросив в сторону бесполезный пулемет, вытащил из подсумка шар ручной гранаты РГД-5, и, выдернув одним движением проволочное колечко чеки, швырнул ее изо всех сил под ноги японцам. Взрыв смахнул их, точно сбитые точным броском кегли в боулинге.

— Оборона прорвана, — прокричал майор, тащивший за рукав полковника. — Нужно отходить к штабу!

— Черт, — Басов встал, неуверенно качаясь, точно моряк во время шторма. — Идем!

Они пробежали еще метров пятьдесят, повалив хлипкий деревянный забор, не выдержавший веса пытавшихся его перемахнуть трех здоровых мужчин, добравшись до двухэтажного барака с провалившейся крышей, покрытой расколотыми кусками шифера, и выбитыми окнами. Басов нырнул в оконный проем, вдавив внутрь раму с торчавшими из нее осколками, а следом запрыгнули, переваливаясь через низкий подоконник, его спутники.

Солдаты оказались в комнате, заваленной каким-то хламом. Алексей Басов успел рассмотреть железную кровать в углу и россыпь пустых бутылок всех цветов и размеров. В этот момент из коридора донеслись шаги, хруст стекла под подошвами тяжелых ботинок, а затем кто-то громко, отрывисто заговорил — по-японски. Не сговариваясь, полковник и уцелевший солдат-корректировщик — Басов так и не узнал его имя — вскинули оружие, открыв огонь сквозь стену из тонкой фанеры. Злобно зарычали «калашниковы», звук выстрелов которых в тесном помещении показался вовсе оглушающим. Пули прошили хлипкую преграду, изрешетив бежавших по узкому коридору японских солдат.

— Мясо! — Выглянув из наполненной едкой пороховой гарью комнаты, Басов, державший наготове оружие, выругался, вступив в лужу крови, натекшей из-под лежавшего поперек коридорчика солдата в японской форме. Дальше громоздились еще два трупа. — Убираемся отсюда!

Еще два темных силуэта возникли в дальнем конце коридора. Полковник Басов не успел принять стрелковую стойку, выпустив длинную очередь от живота. Автомат вздрогнул, отхаркивая свинец, а затем затих. Один из японцев, отброшенный назад ударами пуль, медленно сползал по стене, оставляя кровавые мазки. Второй же уже целился в Басова из своей винтовки «Тип-89». Полковник словно впал в ступор, понимая, что не успеет ни уклониться, ни, тем более, воспользоваться другим оружием. Но вместо вспышки и грохота выстрела ничего не произошло. Японец, глаза которого округлились от удивления, отшатнулся назад. В этот момент майор Сухов, взревев, бросился вперед, вскидывая пехотную лопатку, грани которой хищно блеснули в полумраке. Сталь с чавканьем врезалась в шею взвизгнувшего от боли японца, самую малость не отделив его голову от тела. А Сухов бил снова и снова, ухватив лопатку за черенок обеими руками и орудуя ею, точно секирой. К запаху сгоревшего пороха добавился запах крови, хлеставшей во все стороны при каждом ударе.

Басов, подбежав к своему офицеру, ухватил того за локоть, закричав:

— Майор, оставить! Хватит его кромсать! Валим отсюда!

Сухов, тяжело дыша, посмотрел куда-то сквозь стоявшего перед ним полковника, затем все-таки сумев сфокусировать взгляд. Убедившись, что майор воспринимает реальность, Басов сказал:

— Возьми у этого «косого» автомат и патроны. И ходу, ходу!

Майор Сухов поднял с пола штурмовую винтовку, выщелкнув опустевший магазин и вогнав в горловину снаряженный, вынутый из подсумка на теле мертвого японца. Еще один «рожок» отправился в карман штанов. Все трое выбрались из дома, оставив за собой тела полудюжины убитых врагов. Над поселком звучали выстрелы — трещали автоматы, гулко ухали крупнокалиберные КПВТ, где-то рядом раздался хлопок гранатного взрыва. Поселок еще сопротивлялся, и каждый шаг, пройденный японскими солдатами по русской земле, был отмечен трупами врагов и щедро полит их кровью. Но оборона рухнула, это полковник понял без труда. Пробегая по улице, бойцы видели лежащие повсюду тела в камуфляже «флора», на перекрестке им попался горящий БТР-80, все люки которого были распахнуты, а под колесами лежали обгоревшие останки членов экипажа.

— Похоже, все, майор, — прохрипел Алексей Басов, оглянувшись на Сухова, лицо которого исказила гримаса безумной злобы. — Это есть наш последний и решительный…!

Из-за угла ближайшей панельной пятиэтажки выскочило с полдюжины человек в камуфляже, и полковник, не закончив фразу, развернулся к ним, вскидывая АКС-74. Он помедлил секунду, опасаясь открыть огонь по своим — в горячке боя случалось всякое. Но те, кто бежал нестройной толпой по улице, не колебались. Раздался уже ставший знакомым сухой треск японских штурмовых винтовок «Тип-89» и вокруг засвистели пули. Басов упал на грязный асфальт, ударившись локтями, а рядом повалился, захлебываясь собственной кровью, так и оставшийся безымянным боец-корректировщик.

Полковник открыл огонь, зашипев от боли, когда ему за шиворот посыпались раскаленные гильзы — майор Сухов открыл огонь из положения стоя, выпрямившись в полный рост, широко расставив ноги, точно моряк на палубе застигнутого штормом корабля. Несколько японцев упали, убитые или раненые, остальные же, крича что-то и стреляя на бегу, рванули вперед. Магазин «калашникова» Басова опустел и полковник, не теряя времени, вытащил из набедренной кобуры ПМ. Патрон уже был в стволе, в нарушение всех инструкций по технике безопасности, и осталось только опустить вниз рычажок предохранителя и нажать на спуск. Пистолет в руках полковника задергался, отплевываясь свинцом. Тупоголовые пули впивались в грудную пластину бронежилета бежавшего прямо на него японца, отскакивая от непроницаемой преграды, и лишь последняя прошла чуть выше, пробив вражескому солдату горло. Он упал в двух шагах от судорожно сжавшего разряженный «Макаров» полковника, содрогаясь в конвульсиях.

— Командир, вставай! — Сухов протянул Алексею руку, рывком поставив того на ноги. — Надо бежать! Тут кругом «косые» уже!

Рык двигателя заставил обоих обернуться, увидев, как из-за поворота выкатывается бронетранспортер. Корпус БТР-80 был покрыт копотью, можно было рассмотреть блестящие сколы в тех местах, где с металлом соприкоснулись осколки или пули, остановленные броней. Бронемашина остановилась, и из распахнувшегося люка в борту выскочили трое в камуфляже и с АК-74 в руках. На голове одного из них вместо положенной по уставу каски красовался черный берет.

— Товарищ командир, — морпех узнал Басова, направившись прямиком к нему. — Товарищ командир, оборона прорвана. Противник силами до роты углубился в жилую застройку. Их минометы бьют непрерывно, не позволяя перебросить подкрепление с других участков обороны.

— Всем, с кем есть связь, передай приказ — отходить к порту! Там создадим новую линию обороны. Это еще не конец, солдат!

— Есть! — Морпех козырнул. — Мы будем сражаться, пока останутся силы поднять оружие!

Что-то с шелестом пролетело над головами стоявших посреди затянутой дымом улицы, и рядом, буквально в нескольких метрах от Басова, раздался взрыв. Горячая волна ударила полковника в грудь, сбивая на землю. Рядом повалились тела его спутников. Судя по звучавшему мату и стонам, они были, по меньшей мере, живы, хотя Алексей не мог бы утверждать, что и здоровы. А над поселком с шипением пролетел еще один снаряд, разорвавшись как раз там, где находился штаб защитников Усть-Камчатска. Земля задрожала от обрушившихся на нее ударов.

Полковник Басов не мог в этот момент догадываться, что едва не погиб от снаряда калибром 127 миллиметров, выпущенного из корабельной артиллерийской установки «Марк-45» с борта эсминца Морских сил самообороны Японии «Атаго». Вражеский флот вступил в игру, нанося внезапный, и, как считали на борту боевого корабля все, от капитана до последнего юнги, решающий удар, сокрушая оборону поселка.

Эскадренный миноносец водоизмещением свыше десяти тысяч тонн, бороздивший прибрежные воды близ Камчатки, был одним из тех кирпичиков, из которых складывалась почти непроницаемая в последние дни стена блокады. Фактически вахта корабля не нарушалась никакими неожиданностями — русская авиация и флот, что здесь, на полуострове, что на материке, бездействовали, и экраны корабельных РЛС и ГАС оставались пустыми. И пришедший из штаба Второй пехотной дивизии запрос капитан корабля воспринял с облегчением — наконец-то для них нашлась работа, пусть и не так, которой все ждали.

Принадлежавший к самой современной серии кораблей своего типа в составе японского флота, DDG-177 «Атаго» был высокотехнологичным кораблем, предназначенным для войн двадцать первого века. Он нес десятки управляемых ракет различных типов, способных уничтожать воздушные и надводные цели за полторы сотни километров, но, в отличие от тех эсминцев и крейсеров, что сходились в яростных схватках на Тихом океане семьдесят лет назад, нес, на первый взгляд, ничтожное артиллерийское вооружение. Единственная универсальная пятидюймовая артустановка не производила серьезного впечатления, но это автоматизированное орудие могло выпускать по два десятка снарядов в минуту на тридцать с лишним километров — не менее существенно, чем батарея сухопутных гаубиц, обслуживаемых живыми людьми.

«Атаго» изменил курс сразу же, как на борту была принята радиограмма из штаба пехотной дивизии. Эсминец еще резал форштевнем волны, приближаясь к берегу, а техники уже выкатили из ангара на корме на взлетную площадку странный вертолет, не имевший никаких признаков кабины. Беспилотник RQ-8A, лишь недавно полученный от американских союзников, должен был стать глазами и ушами артиллерийского офицера «Атаго». Вертолет оторвался от палубы, направившись к неразличимому еще невооруженным взглядом берегу, где кипел бой и русские, окруженные, обреченные, продолжали сопротивляться с упорством, достойным настоящих самураев.

— Господин капитан, «дрон» у цели, — наконец, доложил находившемуся в боевом информационном посту командиру эсминца один из офицеров. — Получаем изображение с ботовых камер без помех.

— Вывести на монитор, — распорядился бесстрастный капитан «Атаго».

Круживший над Усть-Камчатском RQ-8A передавал на борт миноносца изображение по защищенной радиолинии, и моряки смогли увидеть сквозь пелену дыма улицы, заставленные разбитой техникой, буквально усыпанные телами солдат обеих сторон. Несколько десятков секунд японский капитан явно наслаждался этим зрелищем, затем все так же бесстрастно, сухим, лишенным намека на эмоции голосом скомандовав:

— Открыть огонь!

Орудийная башня на носу эсминца развернулась, ствол качнулся, запрокидываясь вверх, а в камору орудия лег увесистый конус снаряда, первого из шестисот восьмидесяти, ждавших своего часа в арсеналах «Атаго». Командир расчета нажал клавишу на приборной панели, и из жерла вырвался язык пламени. Осколочно-фугасный снаряд Mark 80 HE-PD, разогнавшийся в стволе до восьмисот тридцати метров в секунду, взмыл к небу. Описав пологую дугу над морем, он поразил первую намеченную цель на расстоянии почти тридцать километров, превратившись в стремительно расширяющее облако раскаленных газов, которые разорвали броню оказавшегося на их пути БТР-80, своим корпусом заслонившего от неизбежной смерти нескольких человек. Техника продолжала служить своим создателям до последней секунды.

— Сметите их, — спокойно, с ощутимой ленцой в голосе, распорядился командир «Атаго», уверенный, что здесь, в океане, противник ничем не сможет помешать их расправе. — Покончим с этим!

Универсальная артустановка открыла беглый огонь, посылая за горизонт один снаряд за другим. На головы отступавшим под натиском японской пехоты защитникам русского поселка обрушился град свинца. Японским канонирам потребовалось восемь снарядов, чтобы уничтожить одно из продолжавших вести огонь по наступавшей пехоте Сил самообороны самоходных орудий «Нона-С». Отсутствие в погребах эсминца управляемых снарядов типа новейшего американского ERGM вынуждало расходовать боезапас для пристрелки. Но дальше дело пошло на лад, и вторая — и последняя — САУ, из последних сил сдерживавшая противника огнем прямой наводкой, была поражена прямым попаданием фугаса уже с четвертого залпа. Боевые порядки лишившихся огневой поддержки, избиваемых со всех сторон защитников Усть-Камчатска дрогнули. Но русские, гибнущие под артогнем с моря, будто попав между молотом и наковальней, не были так беспомощны, как казалось с мостика японского эскадренного миноносца.

Обзорная РЛС «Скала» берегового ракетного батальона Российской Армии, скрытно занявшего позиции севернее Петропавловска-Камчатского, в очередной раз испустила электромагнитный импульс, умчавшийся к горизонту, чтобы мгновение спустя вернуться, вспыхнув отметкой цели на большом круговом экране. Тотчас тесное пространство КУНГа наполнилось речитативом радиометриста:

— Одиночная цель! Пеленг сорок, дальность двести пятьдесят! Фрегат или эскадренный миноносец!

Увидев перед собой пульсирующую жирную точку, командир ракетного батальона, укрытого в прибрежных сопках на восточном побережье Камчатки, подскочил на месте, изумленно вытаращив глаза.

— Сукин сын, да он же у самого берега, — с неподдельным возмущением выдохнул офицер. — Похоже, ведет обстрел наших войск под Усть-Камчатском. Ничего не боятся, ублюдки косоглазые. — И вдруг рыкнул так, что у находившихся рядом бойцов зазвенело в ушах: — Боевая тревога! Занять стартовые позиции! Выдать координаты цели на пусковые установки!

Взревели мощные моторы, вытягивая укрывавшиеся в лощинах и зарослях массивные четырехосные тягачи ЗИЛ-135К на открытый склон, обращенный к подернутому высокими волнами морю. Каждая из полудюжины машин несла за широкой кабиной массивный цилиндр, похожий на топливную цистерну. Но это были не безобидные бензовозы, а самоходные пусковые установки противокорабельного ракетного комплекса «Редут». Находившиеся в кабинах боевых машин бойцы, как и их командир, управлявший действиями батальона из командно-штабной машины, ощущали нервное возбуждение. Подразделение, входившее в состав расквартированной на Камчатке Пятьсот двадцатой отдельной ракетно-артиллерийской бригады заступило на боевое дежурство с самых первых часов японской агрессии минувшей зимой, став основой береговой обороны полуострова.

Однако, несмотря на постоянную готовность к бою, расчетам так и не довелось всерьез продемонстрировать противнику всю мощь своего оружия, остававшегося смертельно опасным, несмотря на некоторую громоздкость по сравнению с новейшими образцами, такими, как «Бастион» или «Калибр-М». Несколько пусков в сторону вражеских кораблей — приведшие к сокращению боекомплекта на треть — заставили японских шкиперов держаться подальше от окутанных туманом русских берегов. Возможно, часть ракет и достигла целей, но достоверно об этом никому здесь, на суше, известно не было. И вот теперь японский корабль в полутора десятках верст от побережья, по меркам дальнобойного «Редута» — на расстоянии вытянутой руки.

Расчеты быстро и четко, без лишней суеты, выполняли привычные действия, изготавливая к бою пусковые установки. Цилиндрические транспортно-пусковые контейнеры, в каждом из которых покоилась сверхзвуковая крылатая ракета 3М44 «Прогресс», плавно поднялись, отошли в стороны массивные крышки, обнажая заостренные, точно копейные жала, головные обтекатели ПКР. Пальцы замерли над кнопками пуска, и, наконец, эфир пронзила команда:

— Огонь!

Позиции ракетных установок окутались клубами дыма, среди которых полыхнуло яркое пламя, и из трубчатых контейнеров взвились вверх огненными стрелами тяжелые ракеты. Похожие на космические кометы, они, вопреки законам физики, умчались вверх, стремительно удаляясь от земли. Раскрылись короткие, сильно скошенные назад плоскости крыльев, уподобляя мчавшиеся в полтора раза быстрее звука ПКР гигантским стальным стрелам. Отработали стартовые двигатели, отделившись от корпусов ракет и вспыхнув напоследок яркими звездочками, а полдюжины «Прогрессов», разворачиваясь широким фронтом, уже мчались к скрытой пока где-то за горизонтом цели, карабкаясь все выше за облака. Проводив их взглядом, командир батальона украдкой перекрестился, не заметив, как этот жест за ним повторили многие из находившихся рядом солдат, затем скомандовав:

— Сворачиваемся! Покинуть позиции!

Пороховая гарь еще не успела осесть на мокрую от дождя траву, а мощные тягачи, хлеща струями сизого дыма из выхлопных труб, разворачивались, исчезая в лощинах. Расчеты с опаской поглядывали в небо, ожидая, что в любой миг на землю может обрушиться сперва рев турбин заходящих на цель японских «Фантомов», а затем — свист воздуха, рассекаемого стабилизаторами падающих бомб. Но свое дело они сделали, как только могли.

Результат атаки уже не зависел от действий людей. Ракеты шли к цели на большой высоте и с максимальной скоростью по указаниям бортовых автопилотов. Инерциальная система наведения, абсолютно устойчивая к любым внешним помехам, вывела их в заданную точку, после чего включились радиолокационные головки самонаведения, мгновенно захватившие одиночную цель, отчетливо различимую на фоне водной поверхности. Но и противник уже знал о приближении русских ракет.

Многофункциональная РЛС SPY-1D(V) японского эсминца обнаружила воздушные цели почти за сто километров, после чего в действие вступила система автоматизированного управления «Иджис». Люди оставались лишь пассивными наблюдателями. Перебрав десятки заложенных в машинную память алгоритмов, бортовой компьютер запустил наиболее подходящий, и из подпалубных вертикальных пусковых установок на корме и носу корабля вырвались огненными иглами зенитные ракеты «Стандарт-2». Дымные нити, причудливо переплетаясь над пирамидальными надстройками «Атаго», отклонялись к юго-западу, обрываясь где-то далеко у самого горизонта серыми клочками взрывов.

— Две цели уничтожены, — доложил капитану эскадренного миноносца оператор радара, увидевший, как маркеры, обозначавшие приближающиеся вражеские ракеты, одна за другой исчезают с экрана.

Еще полдюжины стремительных «Стандартов» вырвались из-под палубы японского корабля, устремляясь навстречу русским «Прогрессам», чтобы, при пересечении траекторий, рассыпаться облаком сверхзвуковой шрапнели, прошивающей плоскости и вскрывающей фюзеляжи, как консервные банки. Второй залп был менее удачен — количество атаковавших «Атаго» российских ПКР сократилось на одну, а оставшиеся три уже входили в недосягаемую для ЗРК «мертвую зону».

Шевельнулись установленные на надстройках зенитные скорострелки «Вулкан-Фаланкс», прокручивая связки стволов. Плавно развернулась орудийная башня универсальной установки «Марк-45», в магазин которой уже были загружены снаряды с дистанционными взрывателями. Лучи корабельных РЛС управления огнем сошлись на вошедших в отвесное пикирование ракетах, и стволы разом изрыгнули пламя, наполняя пространство визжащим свинцом. Очереди двадцатимиллиметровых снарядов искромсали один из «Прогрессов», точно мясницкий нож пластает кусок говядины. Ракета осыпалась в волны градом горящих обломков в полутора милях от корабля.

Пусковые установки «Марк-36» SRBOC выстрелили подряд полтора десятка патронов с дипольными отражателями, заслонившими атакованный эсминец переливающимся всеми оттенками серебра облаком. ГСН одно из ракет захватила ложную цель, и мощный «Прогресс» отвернул в сторону, хотя, казалось, столкновение было неизбежно. Но последняя ракета, уже поврежденная огнем «Фаланксов» и осколками пятидюймовых снарядов, осталась на прежнем курсе, врезавшись в надстройку корабля между дымовыми трубами. Ее стартовый вес составлял четыре с половиной тонны, и, несмотря на то, что львиная доля залитого в баки ПКР топлива уже сгорела в турбине, удар оказался настолько силен, что эсминец водоизмещением десять тысяч тонн содрогнулся «от киля до клотика». Крылатая ракета прошила преграду из легких сплавов, и уже глубоко под обшивкой сдетонировала ее тысячекилограммовая боевая часть.

По тесным отсекам с ревом прокатилась волна жидкого пламени, выжигая кислород, затекая во все углы, не оставляя запертым в трюме японским морякам ни единого шанса на спасение. Из пробоины в корпусе вырвался длинный язык огня, уподобив эсминец «Атаго», красу и гордость Морских сил самообороны Японии, пробуждающемуся вулкану. Когда ударная волна, частично ослабленная встречавшимися на ее пути переборками, добралась до машинного отделения, на командном посту погасли многочисленные мониторы, и отсек погрузился во мрак. Через мгновение тусклое аварийное освещение рассеяло тьму, но капитану корабля этой секунды хватило, чтобы ужас стальными когтями вонзился в его замершее, сжавшееся в комок сердце. А затем вместе со светом в отсек, наполненный такими же растерянными людьми, ворвались голоса.

— Пожар в трюме!

— Корабельные системы обесточены!

— Система пожаротушения выведена из строя!

Капитан, встряхнувшись, отогнав прочь сковавший его в первые мгновения ужас, громко, так, что его голос заглушил разноголосицу ошеломленных офицеров, скомандовал:

— Аварийные партии — в трюм! Восстановить энергоснабжение! Сигнал бедствия — в эфир!

Эскадренный миноносец «Атаго», в надстройке которого, у самой палубы, зияла огромная пробоина, обрамленная ореолом копоти, и из которой струился дым, продолжал двигаться прежним курсом вдоль камчатского берега. Но из совершенной машины для уничтожения новейший боевой корабль, получив прямое попадание, превратился в десять тысяч тонн бесполезного металла, внутри которых три сотни моряков делали все, чтобы вдохнуть жизнь в многочисленные системы. Связь удалось восстановить раньше всего остального, и эфир наполнился призывами о помощи. Приняв паническую радиограмму, капитан эсминца «Кирисима» немедленно скомандовал изменить курс, и точно такой же приказ отдал командир экипажа патрульного самолета Р-1, одного из многих, описывавших круги полусотней миль восточнее Курильской гряды в поисках неуловимых русских «варшавянок», отправивших на дно десантный корабль «Кунисаки». Но сигнал бедствия приняли не только они.

Вице-адмиралу Марату Гарееву доложили о результатах атаки ракетного батальона через несколько минут после того, как пусковые установки снялись с позиции, выскальзывая из-под ответного удара, который так и не последовал. Посты радиотехнической разведки Камчатской флотилии перехватили переговоры японских моряков, и, даже не сумев расшифровать их в такой ничтожный срок, уже по интенсивности радиообмена, поняли, что выпущенные, фактически, «по площадям», ПКР достигли цели.

— Эта лоханка болтается у наших берегов, — ощерился, выслушав торопливый доклад, командующий обороной полуострова. — Буквально на расстоянии вытянутой руки. Однозначно поврежденная, возможно, небоеспособная. Командиру Шестьдесят шестого приказ — немедленно выходить в море! Добьем япошек!

Остатки русского флота на Камчатке давно не брали в расчет не только японские генералы, но и сами русские. Наиболее боеспособные единицы, такие, как подлодки 887-го проекта, были переведены во Владивосток в первые дни после ухода американцев. За ними последовали тральщики и малые противолодочные корабли, те, что еще могли держаться на плаву и пройти несколько сотен миль, пускай и на буксире. А большая часть моряков сошла на берег, сменив черные регланы на армейскую «флору», а ракетные комплексы и универсальные артустановки — на изъятые с баз хранения АК-74. Но флот на Камчатке остался, и, несмотря на то, что основные сражения разворачивались среди заросших тайгой сопок, был готов действовать.

Малый ракетный корабль «Разлив» медленно, будто крадучись, вышел из гавани Петропавловска-Камчатского спустя двадцать минут после поступления приказа. Когда берег скрылся в дымке тумана, капитан третьего ранга Сергей Тихонов, командир корабля, чувствуя, как по телу проходят волны нервной дрожи от хлынувшего в кровь адреналина, приказал:

— Курс пятнадцать! Самый полный вперед!

Где-то под его ногами взревели дизельные двигатели, разгоняя «Разлив» до предельных тридцати пяти узлов. Из-под форштевня вырвались струи мутной пены, и ракетный корабль, едва не выскакивая из волн, рванул на север, туда, где, пока не видимый за горизонтом, дрейфовал японский эсминец.

Шести противокорабельных ракет «Аметист», размещенных в трехтрубных пусковых установках по обе стороны небольшой надстройки, даром, что считавшихся устаревшими, должно было хватить, чтобы разделаться с нахальным «япошкой», беспечно подошедшим так близко к русским берегам. Но по правому борту, примерно в полутора кабельтовых, шел брат-близнец «Разлива», малый ракетный корабль «Иней» проекта 12341. «Мороз», еще один МРК, входивший в Шестьдесят шестой дивизион, не смог выйти в море из-за внезапно обнаружившихся в порядком изношенной и долгое время лишенной надлежащего обслуживания силовой установке неполадок, а четвертый корабль, «Смерч», вторжение американцев застигло во время ремонта. После ухода оккупантов никто не посчитал нужным восстанавливать когда-то хороший, но сейчас явно устаревший ракетный корабль со старыми, давно выработавшими гарантийный срок ПКР и никаким по меркам современной войны противовоздушным вооружением.

Ракетные корабли, подпрыгивая на волнах, мчались к цели, точно свора голодных псов, спущенных с цепи. Какое-то время на борту «Атаго», идущего встречным курсом, не подозревали об их появлении, но уже через несколько минут МРК были обнаружены пилотами пары японских F-15J «Игл», патрулировавшими воздушное пространство. Летчики, машины которых не несли никакого вооружения «воздух-земля», могли только скрипеть зубами от бессилия, но еще они могли сообщить о внезапно проявившихся русских кораблях своим коллегам, управлявшим патрульными «Орионами» и Р-1, образовавшими настоящую сеть над прибрежными водами Тихого океана. Ближайший из них, немедленно изменив курс и увеличив скорость, начал сближаться с ракетными кораблями, одновременно и приближаясь к берегам Камчатки. Зенитно-ракетные комплексы С-300ПМ, стянутые поближе к Петропавловску, самую малость не могли дотянуться своими ракетами до японского самолета, а тех полутора десятков минут, что требовалось как на грех находившимся сейчас на земле истребителямМиГ-31, чтобы подняться в воздух, патрульному Р-1 хватило, чтобы выпустить залпом четыре противокорабельные ракеты ASM-1C с дистанции более полста километров.

— Товарищ командир, — стоявшего на чуть подрагивавшей под ногами палубе капитана Тихонова окликнул выглядевший взволнованным и напряженным радист. — «Берег» на связи! По правому борту японский самолет!

— Корабль к бою! Средствам ПВО — боевая тревога! Приготовиться к отражению атаки!

На корме в сторону неразличимой невооруженным взглядом угрозы развернулись, запрокидывая стволы в зенит, орудийные башни артиллерийской установки АК-176 калибра 76,2 миллиметра и размещенного уступом на надстройке шестиствольного автомата АК-630. А в носовой части из-под палубы поднялась пусковая установка зенитного комплекса «Оса-М». Никто и никогда всерьез не верил, что МРК проекта 12341 сумеет выйти победителем из боя с воздушным противником, но этого арсенала должно было хватить для того, чтобы успеть обнаружить цель и выпустить свои «Аметисты». Хотя капитан третьего ранга Тихонов втайне надеялся, что их атака не окажется походом в один конец.

— Групповая воздушная цель по пеленгу сто десять, — раздался голос оператора РЛС управления артиллерийским огнем «Вымпел». — ПКР!

Снизившиеся до пятнадцати-двадцати метров японские ракеты были обнаружены менее чем за пятнадцать километров, и одновременно их радиолокационные ГСН захватили цели.

— Курс не менять, — приказал Тихонов, и его слова повторил командир «Инея». — По воздушным целям — огонь!

С шипением сорвались с направляющих, устремляясь к подернутому дымкой горизонту, зенитные ракеты 9М33М. С кормы ударила универсальная артустановка, выпуская в пустоту снаряд за снарядом. Стена огня, вставшая на пути приближавшихся противокорабельных ракет, поглотила одну из них, а затем дистанция сжалась до считанных сотен метров, и злобно рыкнула малокалиберная скорострелка АК-630, выплевывая поток раскаленного металла, изрешетивший еще одну ракету.

Над кораблями с треском распустились серебристые облака дипольных отражателей, щедро выстреливаемых установками ПК-16. Вдобавок к этому по головкам наведения японских ракет ударил сноп электромагнитных помех бортового комплекса РЭБ «Вымпел-Р2», ослепляя их, превращая единственную цель в десятки ее «фантомов».

Одна из ракет, атаковавшая «Разлив», обманутая помехами, ушла в сторону, вызвав вздох облегчения капитана Тихонова, и в этот момент другая впилась в рубку «Инея». Над малым ракетным кораблем поднялся столб дыма, а затем над волнами прокатился гул взрыва. Разом сбросив скорость, «Иней» начал рыскать из стороны в сторону.

— «Берег», на связи «Стрела-один»! — Тихонов вышел на связь, пытаясь докричаться до штаба. — «Стрела-два» повреждена. Прошу разрешения оказать помощь, снять команду.

— «Стрела-один», продолжать выполнение задачи!

— Черт, там же люди! — Оборвав связь, Тихонов ударил по переборке кулаком, зашипев от боли, которая, все же заглушила его отчаяние. — Рулевой, следовать прежним курсом! Машинное, увеличить ход! Выжимайте все, что можно, не жалейте механизмы — больше такого шанса нам может не выпасть!

Командир «Разлива», продолжавшего двигаться к цели, обшаривал взглядом горизонт, пытаясь увидеть своего противника, но прежде это сделал оператор бортового радиолокационного комплекса «Титанит», сообщившего о надводной цели прямо по курсу.

— Ввести координаты цели в системы управления ракет, — приказал Тихонов. — С первой по шестую — пуск!

Отошли в стороны крышки пусковых контейнеров, и крылатые ракеты П-120 комплекса «Аметист» с грохотом и гулом, окутанные дымом и пламенем, вырвались наружу, ревущей стаей направившись к почти беззащитному японскому эсминцу. А капитан Тихонов, не дожидаясь, пока растают дымные следы, исчеркавшие небосклон, скомандовал:

— Лево на борт! Курс — к берегу!

«Аметисты», выпущенные со стакилометровой дистанции, мчались со скоростью звука. Преодолев две трети расстояния, они были обнаружены только введенной в строй бортовой РЛС «Атаго», большая часть систем которого, в том числе и почти все средства ПВО, бездействовали, хотя пожар, бушевавший в отсеках, и был уже потушен. Многочисленные компьютеры, управлявшие кораблем, и считавшиеся верхом технического совершенства, еще загружались, после того, как удалось «расшевелить» зависшую из-за скачков напряжения операционную систему. Сотни людей оказались заложниками капризной техники — многочисленные ракеты и пушки «Атаго» оставались исправными и дееспособными, но никто никогда не задумывался о возможности ручного управления огнем на этом напичканном электроникой корабле.

— О, Аматэрасу! — Капитан эсминца, выслушав доклад, в бессилии стиснул кулаки. — Пошли своим сыновьям достойную смерть!

Полдюжины «Аметистов», каждый из которых нес фугасную боевую часть весом восемьсот сорок килограммов, спикировали с шестидесятиметровой высоты, разгоняясь до сверхзвука. В этот момент заработали зенитные установки «Вулкан-Фаланкс», обладавшие собственной системой управления огнем. Шквал двадцатимиллиметровых снарядов изрешетил корпус одной из ПКР, в лохмотья изорвав плоскости другой, потерявшей управление и прошедшей мимо цели. Но четыре ракеты, прорвавшись сквозь завесу зенитного огня, ударили в борт и надстройку «Атаго», разрывая металл и выжигая его внутренности. Десятки японских моряков, не посмевших оставить свои посты, погибли мгновенно. Над кораблем, окончательно потерявшим ход и управление, поднялось высоко к облакам грибовидное облако черного дыма.

Через полтора часа эсминец «Кирисима» снял с борта «Атаго» уцелевших моряков, взяв курс на юг, к берегам Японии. В кольце блокады, замкнувшемся вокруг Камчатского полуострова, появилась огромная брешь, почти ничем не прикрытая. Но вице-адмирал Гареев тщетно ждал, что сквозь эту прореху ворвутся десантные транспорты с долгожданным подкреплением с «большой земли». Лишь ракетный корабль «Разлив» проскользнул во внезапно образовавшийся разрыв, спустя два часа бросивший якорь в бухте Усть-Камчатска. А поврежденный «Иней» малым ходом сумел-таки добраться до Петропавловска, вернувшись в свою базу. Суматошный морской бой угас, закончившись формально с ничейным счетом, хотя поврежденный эсминец и еще один, вынужденный покинуть свои позиции, были куда как неравноценны старому, не раз чиненому малому ракетному кораблю.

И все же отчаянная атака русских моряков заставила японское командование проявить осторожность, сбавив темп наступления. Штурмовавшие Усть-Камчатск подразделения, дойдя до центральных кварталов поселка, лишившись огневой поддержки с моря, остановились, затем откатившись назад и обильно полив свой путьсобственной кровью. Призванные поддержать основные силы Второй пехотной дивизии Сил самообороны Японии, завязшие в боях в нескольких десятках километров под Петропавловском-Камчатским, они остались на прежнем месте, позволив русским войскам на юге полуострова перегруппироваться и организовать оборону на новых позициях, а затем, собрав в кулак все резервы, нанести контрудар, откинувший не ожидавших ничего подобного японцев на несколько километров.

Противники замерли лицом к лицу, тяжело дыша после яростной драки, сверля друг друга взглядами сквозь оптику прицелов и зализывая раны. Вице-адмирал Гареев выиграл еще несколько дней, хотя и понимал, что имеющий возможность получать морем подкрепления противник уже победил, и японский флаг на Петропавловском — вопрос недолгого времени.

— Мы проиграли, товарищи офицеры, — мрачно произнес командующий, окинув взглядом свой штаб. — Помощи ждать неоткуда. Все ресурсы исчерпаны. Снаряды и патроны почти закончились, и, самое главное, нет людей. Все, кто может — в окопах, готовятся с голыми руками встречать японские танки. В медсанбатах уже не остается даже бинтов, и раненые вынуждены медленно умирать, лишенные элементарной помощи. А те, кому повезло меньше, уже в земле. Хотя, быть может, они как раз более удачливы — не довелось ощутить позор поражения и не пришлось мучиться перед смертью.

Марат Гареев едва сдерживал слезы, и не оттого, что мужчине и офицеру плакать стыдно — просто сил не осталось даже на это. Он внимательно посмотрел в лицо каждому из собравшихся в тесном помещении офицеров. Мертвецы, пусть сами они едва ли в это верят. Каждый был готов сражаться до последней капли крови, и такую возможность противник был готов предоставить всем желающим. Почти все эти мужчины были здесь с самого начала японского вторжения, и лишь единицы прибыли позже, но тоже в первые дни войны, с чудом прорывавшимися сквозь кольцо морской и воздушной блокады транспортными самолетами с «большой земли», от которой все меньше вестей приходило с каждым днем.

Вице-адмирал не верил, что в Москве смирились с потерей Камчатки, но он, отдавший полжизни службе, прошедший долгий путь до нынешнего звания, понимал, что ради каких-то стратегических замыслов его и тех людей, которыми он командовал, запросто могли списать со счетов. Конечно, потом за них отомстят сполна, русские никогда ничего не прощают. Но от мысли о том, что его имя и имена тех, кто выжидающе смотрел сейчас на своего командира, будто ожидая от него откровения прямо здесь и сейчас, уже вписаны где-то в списки безвозвратных потерь, становилось совсем паршиво на душе.

Адмирал уткнулся лицом в ладони. Никто из находившихся рядом офицеров, зачастую явившихся на командный пункт с передовой, не смел сказать ни слова. Да и нечего было говорить — слова Гареева, какими бы горькими ни казались, являлись истиной.

— Мы продержимся еще пару дней, если повезет — неделю, — вновь прозвучал гулкий голос командующего. — После этого останется пойти в рукопашную.

— Если надо — пойдем! — рыкнул командир сводной бригады морской пехоты, распространявший вокруг себя ядреный запах пота и пороховой гари. Его голова была перевязана побуревшим от грязи и крови бинтом, левая рука висела на бандаже, но глаза сверкали яростью. — Ножами, пехотными лопатками, зубами будем грызть! Никто не сдастся и не отступит!

Словно не услышав ничего сказанного, Гареев потер лицо ладонью, негромко промолвив:

— Предлагаю подумать об эвакуации с полуострова гражданского населения, хотя бы детей и женщин, и раненых, тех, кого можно перевозить. На плаву есть несколько гражданских судов в приличном состоянии, в основном, траулеры и сухогрузы. Починим малый ракетный корабль «Мороз», восстановим поврежденный «Иней», это будет эскорт. Японцы готовы отразить удар извне, но не ждут прорыва блокады изнутри. На нашей стороне окажется эффект внезапности. До Сахалина, пожалуй, нам дойти не дадут, но добраться до Магадана, глядишь, и сумеем. Пусть и не все.

— Самоубийство! Мы ничего не знаем о силах противника в Охотском море. Что там есть кроме эсминцев? Наверняка, где-то тут их подлодки! Конвой, если удастся его сформировать, потопят у берега!

— Что на море, что на суше — исход один, вся разница в продолжительности агонии, — хмыкнул адмирал. — Все, товарищи офицеры, вы свободны. Возвращайтесь к своим подразделениям.

Оставшись в одиночестве, Гареев вытащил из стола початую бутылку водки, налил до половины в граненый стакан и залпом опрокинул в себя обжигающую огнем жидкость. Из глаз брызнули слезы, и вице-адмирал привычно занюхал рукавом. Затем взглянул на опустевшую уже на три четверти бутылку, и, подумав немного, убрал ее обратно. Противник, встретив неожиданно ожесточенный отпор и уже утративший преимущество внезапности, выложивший раньше срока все припасенные в рукаве козыри, отступил, подарив защитникам Петропавловска несколько дней. Немного, но уже что-то, и чтобы принять решение, как лучше использовать драгоценную передышку, требовалось сохранять трезвость ума во всех смыслах.

А далеко на севере, на окраинах Усть-Камчатска, небо над которым затянул дым пожаров, устало привалившись к шершавому бетону стены дома, изгрызенной пулями и осколками, сидел полковник Басов. В его голове никаких мыслей не было, совсем. Вокруг воцарилась какая-то суета, солдаты уносили в тыл тела убитых товарищей, помогали добраться до лазарета раненым, собирали разбросанное на земле оружие. Кто-то матерился, кто-то смеялся, счастливый оттого, что бой закончился, а он остался жив.

Рядом матерился сквозь зубы майор Сухов, которому фельдшер без наркоза зашивал разорванную осколком щеку. Им посчастливилось пережить японский артналет, завершившийся так же внезапно, как и начался. Но не все оказались такими везунчиками.

— Товарищ командир, в строю осталось сто восемьдесят три человека, считая легко раненых, тех, кто в состоянии держать оружие, — докладывал плечистый прапорщик-морпех, на лице которого запеклась кровь и сажа. — Тяжелораненых тридцать девять. Думаю, через сутки никто из них не останется в живых. Медикаментов нет, перевязочных средств почти нет. Пытаясь их лечить, мы просто растягиваем их агонию.

Почти не слышавший его слов сквозь шум в ушах полковник просто лежал, уставившись на небо и поглаживая ствольную коробку лежавшего рядом с ним АКС-74 с опустошенным магазином. Нужно было куда-то идти, командовать теми бойцами, кто пережил очередную мясорубку, но сил на это не осталось, в душе была какая-то пустота, высасывающая все — мысли, чувства, эмоции. Привыкший задумываться над происходящим, Басов понимал, что их смерть, всех, кто еще пытался оборонять поселок, наполовину срытый вражеской артиллерией, неизбежна. Но были и те, кто продолжал бороться вопреки всем обстоятельствам, каждым своим усилием неумолимо меняя ход событий.

Глава 12

Камчатский полуостров, Россия — Черноморское побережье Кавказа, Россия — Москва, Россия
6 июля


На восточном побережье Камчатки царило настоящее лето. Солнце ослепительно сияло на почти безоблачном небе, освещая склоны сопок. Но его лучи почти не проникали сквозь густые кроны деревьев, и под зеленым шатром девственного леса царил неизменный полумрак. Это, а также камуфляжный узор размывали очертания фигуры медленно идущего между деревьями человека, и, когда тот останавливался, настороженно вслушиваясь в долетавшие издалека звуки, человеческая фигура будто распадалась на множество зеленых, коричневых и черных пятен, делаясь узнаваемой лишь когда человек снова начинал двигаться. Осторожно ступая по усыпавшей землю листве и хвое, он двигался туда, где пролегало шоссе. И хотя дорога еще была совершенно не видна сквозь не думавшие редеть заросли, звук множества моторов, то усиливавшийся, то откатывавшийся куда-то к горизонту, не давал поводов для сомнений.

Увлекшись происходящим впереди, офицер Российской Армии Олег Бурцев лишь на мгновение перестал обращать внимание на то, что происходило у него за спиной. Но этих секунд хватило тому, кто умел маскироваться в лесу не хуже самого лейтенанта.

Услышав, а, скорее, даже просто ощутив каким-то шестым чувством шаги у себя за спиной, почувствовав затылком чужой взгляд в упор, Олег не подал виду, продолжая медленно передвигаться по роще. Лишь мимолетом удивился, что японский часовой — а кому тут еще быть, во вражеском тылу — не стреляет и не поднимает тревогу, устроив вместо этого какую-то игру в прятки по-индейски. Пройдя вдоль опушки еще метров двадцать, Бурцев вдруг резко нырнул в сторону, буквально отпрыгнув на несколько метров и прижавшись спиной к основанию ствола старой лиственницы. Тот, кто крался следом, на удивление, и сейчас не стал ни кричать, ни стрелять, вместо этого ускорив шаг и в какой-то момент показав Бурцеву свою спину, обтянутую, кстати, стандартной российской «флорой».

Стащив с плеча автомат, Олег опустил оружие на толстую подушку опавшей хвои, шагнув следом за своим противником и вытягивая из ножен клинок НР-2. бросок вперед — и левая рука обхватывает шею соглядатая, лишая того возможности не то что кричать, а и просто дышать. А правая, сжимавшая боевой нож, отошла назад и уже начала поступательное движение, направляя клинок в подреберье, когда атакованный Бурцевым незнакомец что-то прохрипел, и Олег с удивлением разобрал знакомые слова на «великом и могучем».

Ударом под колени сзади он повалил почти не пытавшегося сопротивляться противника на землю, навалившись сверху сам и держа наготове нож, и лишь после этого прохрипев на ухо прижатому к земле мужчине:

— Кто такой? Живо отвечай, или здесь останешься!

Дабы простимулировать скорый и честный отчет, Олег коснулся оточенным, будто бритва, лезвием ножа НР-2 шеи незнакомца, чуть ослабив хватку.

— Младший лейтенант Михаил Фокин, Первая десантно-штурмовая бригада, — прозвучало в ответ, и Бурцев позволил себе расслабиться, но лишь самую малость. — Выходим из окружения.

— И сколько вас выходит? — насторожившись, уточнил Бурцев.

Вместо ответа за спиной раздался знакомый щелчок предохранителя АК-74, и чей-то голос негромко произнес:

— На тебя вполне хватит. Ну-ка, встал и нож бросил!

— Да и нас не мало, — раздалось в стороне, и из зарослей выступил с «калашом» наизготовку Андрей Стешин, взяв на прицел стоявшего над Бурцевым солдата. — Ствол-то опусти, не дури!

Олег поднялся на ноги, отряхиваясь от усыпавшего землю лесного мусора, и протянул руку неловко вставшему на четвереньки Фокину, помогая тому принять вертикальное положение. Младший лейтенант, указав на стоявшего в трех шагах от Бурцева, да еще и с его, Олега, автоматом в руках, представил своего спутника:

— Старший сержант Валиев!

Олег назвался, и Валиев протянул ему оружие, возвращая владельцу. А Фокин пояснил:

— Нас четверо было, но один умер по пути, истек кровью. Мы как раз к деревне сунулись, думали, там фельдшера найти, а напоролись на японский патруль, и еще одного потеряли. Сами еле их с хвоста сбросили. А вы тут откуда.

— Из вражеского тыла, — не стал разыгрывать шпиона Бурцев. — Диверсионная группа. Дело сделали, а теперь никак фронт догнать не можем.

— Фронт теперь, поди, уже под Петропавловском, — хмыкнул Валиев.

Бурцев пожал плечами:

— Значит, туда двинем. Главное, перейти линию боевого соприкосновения. А там косых, как блох на бездомной собаке!

— А зачем переходить? — Фокин хитро усмехнулся, глянув на злого и немного растерянного Бурцева: — Можно и переехать, с комфортом!

— Ты на что намекаешь?

— Чего тут намекать? Прямо говорю — за рощей стоит японская БМП, типа нашей «двойки». Поломались косоглазые, вот теперь загорают. Позаимствуем машину — и вперед! Вдвоем нам бы с ней точно не управиться, а теперь, вчетвером, запросто!

— И управлять умеешь? — уточнил Олег, которому идея, в принципе, понравилась.

— «Бэтэр» водил, и «маталыгу». Думаю, с этой хренью японской тоже разберусь.

— Ну, давай, показывай!

Возглавив выросший вдвое отряд, Фокин двинулся по зарослям, стараясь производить как можно меньше шума. Совсем тихо идти не получалось, но все же четверо бойцов, преодолев последние десятки метров уже по-пластунски, добрались до кромки леса, увидев остановившихся по каким-то своим надобностям японских солдат.

Бронемашина замерла метрах в тридцати-сорока от лесной опушки, посреди разбитого шоссе. Водруженная на широкий приплюснутый корпус башня была развернута к лесу, но длинный ствол автоматической пушки запрокинулся к небу, словно японцы готовились к отражению атаки с воздуха. Все люки машины были распахнуты, а кормовая аппарель, гораздо более удобная, чем двустворчатые люки отечественных БМП, опущена на землю.

Причина остановки была видна невооруженным глазом. Русские дороги, десятилетиями не видевшие ремонта, оказались для японской техники не менее опасным противником, чем русские солдаты, или, возможно, надежность производимой в Стране восходящего солнца техники была сильно преувеличена ее создателями. Как бы то ни было, правая гусеница боевой машины слетела с катков, и сейчас три человека в серых танкистских комбинезонах, которым помогали и двое пехотинцев в зеленом «цифровом» камуфляже, натягивали стальную ленту, пытаясь вернуть подвижность своей БМП. Судя по оживленным возгласам, в которых не знавшему по-японски ни слова Бурцеву почудились родные интонации, японцы спешили догнать ушедшую куда-то на юг колонну и сейчас трудились в поте лица.

— Хорошо встали, близко совсем, — Фокин указал на бронемашину, угловатую и приземистую, разрисованную неправильными пятнами камуфляжа, от которой волнами плыл запах солярки. — Эх, какая красавица!

Олег сразу узнал японскую боевую машину пехоты «Тип-89», хотя прежде никогда ее не видел «в металле» — все-таки перед высадкой на Камчатку их неплохо натаскали на технику противника, да и перед Сахалином успели подготовить в теоретическом плане. Потенциальный трофей Бурцев оценил, быстро припомнив основные характеристики. Вес двадцать шесть с половиной тонн, куда как больше, чем у привычной БМП-2, а, значит, и защищенность экипажа и десанта возрастет, больше шансов прорваться через передовую линию и проскочить нейтральную полосу. И вооружение тоже солидное — автоматическая пушка калибра тридцать пять миллиметров, лицензионная копия швейцарского «эрликона», спаренный пулемет, и, на закуску, две пусковые установки ПТУР «Тип-87» японской разработки на бортах башни.

Правда, у Олега возникли сильные сомнения, что кто-то из них, не имевших дела всерьез с боевыми машинами даже отечественной бронетехникой кроме как в качестве пассажиров, сумеет заставить всю эту красоту работать. Правда, Фокин прямо таки излучал мало обоснованный оптимизм, только что не облизываясь при взгляде на «разутую» БМП.

— «Косые» как на пикнике, — радостно прошипел Фокин, лаская цевье автомата и косясь на хмурого Бурцева. Валиев и Стешин держались позади, прикрывая тылы. — Часовые не наблюдение ведут, а ворон считают. Подходи, кто хочет, бери, что хочешь! Надо наказать!

Олег Бурцев, окинув взглядом шоссе, на которой суетились вражеские бойцы. Кроме трех членов экипажа он насчитал еще шесть пехотинцев в полной выкладке. Двое помогали в ремонте, побросав оружие на землю, еще трое, став в кружок возле кормы БМП, о чем-то разговаривали, и только один, расположившийся ближе всех к кромке леса, делал вид, что несет службу. Держа наизготовку свой автомат «Тип-89», он вертел головой по сторонам, разглядывая окрестности.

— Ну, надумал? — Фокин ткнул кулаком в плечо Олега. — Идем!

— Если часовой хотя бы вякнет, нас в шесть стволов покрошат, — фыркнул Бурцев. — А уж если кто-нибудь из «косых» успеет сесть к орудию..!

Фокин только отмахнулся в ответ:

— Да он даже дернуться не успеет, вмиг снимем! Зато когда окажемся под броней, нам ни одна «косая» сволочь не помешает! Хватит уже от них бегать! Такого шороху тут наведем!

— А с пушкой справишься? Или тех, на кого по пути наткнемся, будем гусеницами давить?

— Лейтенант, ты, если боишься, можешь дальше по тайге шариться, — разозлился Фокин. — А я пойду. Там уж как карта ляжет!

— Не кипятись. Вместе пойдем. Но сделать все надо по-тихому. Похоже, в машине никого нет, экипаж снаружи, и десант тоже рядом болтается. Думаю, поступим так. Пусть «косые» чинятся, не нам же вместо них корчиться. Как будет готово, я попробую снять часового. Он, кажись, совсем расслабился, может, и сумею поближе подобраться, чтобы без стрельбы. А уж как я его кончу, рвите к машине со всех ног и валите остальных. Ну а дальше — дорога куда-нибудь да выведет. Лишь бы свои не подожгли с непоняток!

— Рация-то на что? Покричим, чтоб не стреляли, авось, услышат. Ладно, двинули тогда!

Мрачный сосредоточенный Валиев и Стешин заняли позиции на самой опушке, взяв на прицел собравшихся вместе японцев, среди которых были и экипажи бронемашин. А Бурцев, извиваясь пятнисто-зеленой змеей, пополз к БМП, так и стоявшей с призывно распахнутыми люками. Следом так же осторожно, метр за метром, передвигался вызвавшийся прикрыть Олега Фокин.

Бурцев положил на землю автомат, обхватив пальцами рукоятку боевого ножа. Бродивший вдоль обочины японский солдат с штурмовой винтовкой на плече, от которого Олега отделяло метров пять, уставился куда-то вдаль, не замечая того, что происходит под самым носом. Бурцев мелено, задерживая дыхание, передвигался вперед, ближе и ближе к ничего не подозревавшему противнику, преодолевая оставшееся расстояние буквально по сантиметру. Массивный коробчатый корпус БМП заслонил часового от его товарищей, продолжавших балагурить, время от времени разражаясь визгливым смехом.

Возившиеся с гусеницей японцы, закончив работу, окликнули часового. Тот обернулся, и в этот момент Олег Бурцев взвился в прыжке, сближаясь с противником вплотную и в движении выхватывая из ножен свой верный НР-2. Живым снарядом он ударил японца в грудь, выбрасывая вперед руку и погружая узкий длинный клинок в незащищенную шею вражеского солдата до самой крестовины. Японец захрипел, из раны ударил фонтан крови, и он затрясся в агонии, прижатый к земле всем весом Олега.

Из зарослей выскочил Фокин, и, промчавшись мимо вставшего на колени Олега, направился к боевой машине. Разом закричали несколько японцев, и Бурцев видел, как кое-кто из них уже вскидывает штурмовые винтовки. Разом ударили «калашниковы» укрывшихся в лесу Валиева и Стешина, и свинцовые струи сбили с ног вражеских солдат. Не останавливаясь, Фокин вытащил из подсумка увесистое «яйцо» ручной гранаты РГД-5, и, размахнувшись, бросил ее под ноги танкистам, один из которых уже вытащил из кобуры на поясе большой черный пистолет и дрожащими руками пытался поймать быстро бежавшего противника в прорезь прицела.

Хлопнул взрыв, совсем не впечатляюще, и японцы покатились по земле, визжа и рыча от боли. А Фокин, перепрыгивая через дергающиеся в конвульсии тела, уже нырял в проем кормового люка. Встав на ноги, Бурцев двинулся следом, увидев выбравшихся из леса товарищей, быстро бежавших к дороге. Один из лежавших на разбитом асфальте японцев шевельнулся, рука его потянулась к валявшейся рядом винтовке, и пробегавший мимо Валиев, не останавливаясь, выстрелил, добивая противника, следовавший за ним Стешин сунул в протянутую руку Бурцева оставленный тем на земле автомат.

— Один… два… — озираясь по сторонам, Олег пересчитывал тела вражеских пехотинцев. — Шесть. Шесть! — Он обернулся к Стешину: — Еще один где-то! По сторонам смотреть в оба!

Из десантного люка выглянул Михаил Фокин, радостно сообщив:

— Горючки четверть бака! Можем хоть до Петропавловска доехать! Живее, парни, все на борт! — Взгляд его остановился на лице Олега Бурцева, заляпанном кровавыми брызгами, и офицер выдохнул: — Ну, хорош! Ты этого «косого» загрыз, что ли?!

— Базар отставить! Нужно валить, пока кто-нибудь еще не нарисовался! Давай за рычаги, а я — к орудию! Попробую разобраться, с какого конца там снаряд летит!

Замеченное боковым зрением движение у противоположного края шоссе заставило Олега вскинуть «калашников», громко крикнув:

— Берегись!!!

Над краем придорожного кювета возникла голова японского солдата, а через секунду он высунулся по пояс, уже держа наизготовку оружие. Картина была полным сюрреализмом — человек со спущенными штанами и штурмовой винтовкой в руках. Укрывшись в овраге от посторонних глаз, японский пехотинец, у которого некстати скрутило живот, выскочил, как чертик из коробочки, открыв огонь по сгрудившимся возле люка БМП русским солдатам, только что безжалостно перебившим его товарищей. Сухо затрещала винтовка «Тип-89», и рой малокалиберных пуль, впиваясь в широкую грудь сержанта Валиева, отбросил его назад. Слыша, как вскрикнул Фокин, которому вражеская пуля разорвала предплечье, Бурцев уже открыл ответный огонь, заставляя противника укрыться на дне оврага. Обернувшись к Стешину, залегшему за гусеницей бронемашины, Олег приказал:

— Андрюха, гранату!

Стешин, выдернув чеку, швырнул рубчатую чугунную чушку Ф-1, через три секунды разлетевшейся облаком осколков на кромке кювета. Бессвязный крик дал понять, что часть шрапнели нашла свою цель.

— Держи его на мушке! — Отдав приказ напарнику, Олег подскочил к Валиеву, поняв мгновенно, что тому никакая помощь уже не нужна. Высокоскоростные пули калибра 5,56 миллиметра прошили его тело насквозь, превратив внутренности в кровавый фарш. Бурцев склонился над шипевшим от боли сквозь зубы Фокиным, накладывая бинт на кровоточащую рану.

— Терпи! — Олег ловко забинтовал предплечье, не обращая внимания на брань раненного. — Обезболивающего все равно нет. Черт, как же мы эту суку косоглазую прохлопали?!

Закончив с пострадавшим, Олег, держа наготове АКМ, двинулся к оврагу. Короткая очередь поверх головы заставила сунувшегося, было, наружу, японца скатиться на дно оврага, и вставший в нескольких шагах Олег крикнул по-русски, нисколько не сомневаясь, что будет понят:

— Бросай оружие! Вылезай, или гранату кину! Живо!

Подняв одну руку, а второй зажимая залитый кровью бок, японец, как был, без штанов, неуклюже выбрался из кювета. Сбив его с ног одним ударом, почувствовавший вдруг неудержимую злость Олег рывком поставил воняющего собственным дерьмом японца на колени, и, зайдя ему за спину, вытянул из ножен клинок.

— Эй, ты что творишь? — Фокин, лежавший на дне десантного отсека БМП, прислонившись спиной к борту, попытался остановить напарника. — Это же все-таки человек! Он военнопленный!

— Это — человек? — Бурцев вдруг вспомнил деревню, истребленную японцами, бегущих по пустырю детей и женщин, в спины которым били пулеметы, вспомнил японских пехотинцев, на спор расстреливавших беззащитных людей, пытавшихся вырваться из смертельного кольца. — Я убью его быстро, в отличие от тех, кого успела прикончить эта тварь!

Олег взмахнул рукой, слыша, как сталь с чавканьем вонзилась в человеческую плоть. Из перерезанного от уха до уха горла хлынул горячий поток, и в воздухе повис кислый запах крови. Бурцев, отпихнув опавшее на землю тело, рысцой двинулся к БМП, приказав:

— Андрей, давай к орудию, я за руль! Нужно отсюда убираться поживее!

Олег Бурцев протиснулся в люк, устраиваясь на довольно жестком сидении. Место механика-водителя БМП «Тип-89» было расположено справа, в полном соответствии с японскими традициями, и компоновка явно рассчитывалась на щуплых и низкорослых японцев, так что плечистому и довольно высокому бывшему десантнику здесь было тесновато.

Ругаясь вполголоса, Бурцев изучал приборную доску, отыскав кнопку зажигания. Шестисотсильный дизель взревел ровно и мощно, вселяя уверенность. Олег дернул рычаги, и БМП развернулась на месте так резко, что из боевого отделения раздалась ругань Андрея Стешина, приложившегося головой о броню.

— Ну, понеслась!

Бурцев рванул рычаг переключения передач, и бронемашина, выплюнув из выхлопной трубы струю едкого дыма, рванула вперед. Под гусеницами жалобно захрустели остатки асфальта. Торсионная подвеска принимала на себя толчки на ухабах, и машина, плавно покачиваясь, двинулась по шоссе под мерный рокот двигателя и лязг гусеничных траков. БМП шла бодро, и Олег, видя, как стрелка спидометра подбирается к отметке «шестьдесят», довольно улыбнулся. Приникнув к прибору наблюдения, он пытался рассмотреть дорогу впереди, но практически ничего не видел через узкую щель с толстым блоком бронестекла.

— Андрей, — позвал он напарника. — С вооружением разобрался?

— Ни хрена не понимаю, — огрызнулся Стешин. Вместо привычных маховиков вертикальной и горизонтальной наводки и оптического прицела перед ним был небольшой ЖК-монитор и рукоятка джойстика, как в видеоиграх, с несколькими клавишами. — Дать пробный залп?

— Отставить!

Поглощая топливо, бронемашина катила по извилистому шоссе, поднимая клубы пыли. Впереди мелькнул хвост колонны, угловатые, типично армейские грузовики, из-под тентов которых выглядывали головы в обтянутых маскировочными чехлами касках, и какие-то машины, напоминавшие американские «хамви», и при этом неуловимо от них отличавшиеся.

— Косые впереди! — прозвучал крик Стешина.

— Андрюха, к бою!

Широкая башня развернулась, раструб ствола ткнулся в исказившиеся лица японских пехотинцев, полыхнув пламенем. Несколько снарядов калибра тридцать пять миллиметров угодили в ближайший грузовик, и тот исчез в огненном клубе, от которого во все стороны разлетелись какие-то ошметки. Кассета опустела, и, так и не разобравшись с перезаряжанием орудия, Андрей нажал на другую клавишу, слыша, как затрещал спаренный пулемет. Длинная очередь прошила тент, из-под которого брызнула кровь. Бурцев видел, как с продолжавших двигаться машин спрыгивали, кубарем катаясь по шоссе, японские солдаты. Кажется, один из них оказался на пути БМП, угодив под широкие гусеницы. Машина чуть качнулась, переезжая препятствие, и двинулась дальше, огрызаясь пулеметным огнем.

— Заклинило, — крикнул Стешин, когда пулемет внезапно умолк. — Жми, командир!

Оставляя за собой горящие машины и мечущихся между ними в панике и растерянности вражеских солдат, БМП помчалась дальше, завывая работавшим на предельных оборотах дизелем. Свернув с дороги, Бурцев направил бронемашину в редкую рощицу, сметая стальным носом молодые деревца и наматывая на гусеницы буйно разросшийся кустарник. Внезапно заросли расступились, и впереди показалось поле, упиравшееся в россыпь многоэтажек. Всюду, насколько можно было видеть из-под брони, возвышались закопченные остовы боевых машин и зияли воронки от взрывов. Бурцев опознал японские бронетранспортеры «Тип-96», некоторые из них были искорежены почти до неузнаваемости прямыми попаданиями снарядов, и танк Т-72. Налетевший со стороны океана порыв ветра развернул знамя, вяло полоскавшееся над ближайшим строением, тоже попятнанным отметинами от попадания снарядов, и Олег увидел бело-сине-красные полосы.

— Это наши, Андрюха! — закричал от восторга Бурцев, вздрогнув в тот момент, когда что-то звонко защелкало по броне.

Стешин, с места наводчика имевший куда более удачный обзор, увидел, как от края пустыря к БМП мчится рой трассеров. А затем из ближней рощи показался характерный граненый нос боевой разведывательной машины «Тип-82». Покачиваясь на шести своих высоких колесах, БРМ быстро двинулась наперерез их машине, разворачивая башню.

— Прими правее, — крикнул Стешин сквозь рев мотора. — В укрытие!

БМП нырнула за подбитый бронетранспортер, и поток двадцатипятимиллиметровых снарядов бессильно прошил его борт.

— Заткни их! — крикнул в панике Бурцев.

— Не могу, не знаю, как эта хреновина перезаряжается! Жми!!!

Снова по корпусу защелкали пули, пока лишь бессильно отскакивая рикошетом от броневых плит. Не меньше трех пулеметов, в том числе крупнокалиберный «браунинг», вели огонь по корме БМП. Бурцев, используя в качестве прикрытия остовы сгоревших машин, вел свою «Тип-89» к краю поселка причудливым извилистым маршрутом. Впереди вдруг что-то полыхнуло, и Олег сквозь толстый триплекс увидел летящий навстречу ему, прямо в лицо, огненный шар ракеты.

— ПТУР! Берегись!!!

Дернув на себя рычаг, Бурцев бросил тяжелую машину, весившую как средний танк времен второй мировой, в резкий маневр, и ракета промчалась мимо, едва не касаясь башни короткими плоскостями стабилизаторов. А Стешин, приникнув к экранчику прицела, с замершим сердцем наблюдал за выползавшей на пустырь угловатой махиной танка, окутанной сизой завесой сгоревшего соляра.

Японский «Тип-90», медленно ползущий по полю, чуть качаясь на многочисленных кочках, плавно повел башней, а затем из жерла ствола вырвался язык пламени. БМП содрогнулась, когда оперенный сердечник подкалиберного снаряда пронзил сравнительно тонкую бортовую броню в области десантного отсека. Пройдя его насквозь, он вырвал стальной лист с противоположной стороны. По пути японский снаряд, мчавшийся со скоростью полторы тысячи метров в секунду, встретил единственное препятствие — тело младшего лейтенанта Фокина, прошив его и продолжая полет, почти не растратив заключенную в себе энергию.

— Танк сзади! Нам хана!

Стешин завопил в голос, нажимая, одна за другой, все кнопки на «джойстике». Из укрепленных по обе стороны башни пусковых установок вырвались противотанковые ракеты, промчавшись в нескольких десятках метров от японского танка и взорвавшись где-то в зарослях далеко позади него.

Еще один удар, от которого голова Бурцева дернулась так, что тот прокусил себе язык — и БМП, развернувшись боком, замерла. Машина остановилась в нескольких десятках метров от ближайших построек, между которыми Олег рассмотрел мечущиеся туда-сюда фигурки в камуфляже.

— На выход, — приказал Бурцев. — Быстрее!

Олег сдвинул тяжелую крышку люка, подтягиваясь на руках и выбрасывая тело наружу. С башни кубарем скатился Андрей Стешин. Ефрейтор сжался под корпусом БМП, в борт которой ударил очередной снаряд. А вражеский танк, рыча двигателем, медленно приближался, находясь уже менее чем в километре.

— Сейчас он нас прикончит! — Стешин круглыми от страха глазами уставился на Бурцева, тискавшего бесполезный сейчас АКМ. — Нужно уходить!

По броне градом застучали пули, заставляя укрывшихся за БМП людей инстинктивно вжать головы в плечи. А лязг гусениц звучал все ближе, словно японские танкисты решили намотать противника на гусеницы. Бурцев увидел бегущих к ним со стороны поселка людей. Двое прямо посреди улицы начали устанавливать пусковую установку ПТРК. Укрепив цилиндрический контейнер на низком треножнике, солдаты растянулись ничком по обе стороны ракетной установки. С грохотом управляемая ракета покинула ТПК, умчавшись к японскому танку и разматывая за собой прочную нить кабеля, по которому оператор корректировал полет ПТУР. Ракета ударила в скулу башни, растекаясь жидким пламенем по металлу. Разглядеть с почти километровой дистанции повреждения было невозможно, но танк отстрелил дымовые гранаты, и, после того, как мутная пелена скрыла его очертания, стал сдавать задом.

— Мужики, давай сюда, — из большого пролома в стене ближайшего здания, явно оставленного снарядом приличного калибра, выглянул боец в сбитом на затылок черном берете и армейской «цифре», призывно замахав рукой. — Скорее!

— Бежим! — Олег Бурцев вскочил, и, пригнувшись к самой земле, кинулся к постройке.

Со стороны японских позиций снова ударили пулеметы. В ответ из пролома высунулся ствол «Утеса», увенчанный конусом пламегасителя, и над полем, ярко вспыхивая, полетели трассеры. Олег, следом за которым зигзагом бежал Стешин, нырнул в проем, где их ждал морпех, нервно поглядывавший на поле. Хлопнув Бурцев по спине, он прогоготал:

— Ну, вы, мужики, отмочили! Мы уж решили, «косые» снова на штурм пошли! Вылетает из леса «бэха» и прет полным ходом на наши позиции! Только когда япошки вам в задницу засадили, догадались, что что-то не так!

— А перед этим нас чуть ракетой не сожгли, — фыркнул Олег. — Никогда не думал, что стану так сильно радоваться косоглазию наших стрелков!

— Что есть, то есть, — хмыкнул боец. — Еще и руки не из правильных мест растут, так что тут эффект неожиданности в полный рост. Противник хрен догадается, попадем мы, или промажем! Давайте за мной, к командиру!

Пройдя здание насквозь, и слыша под подошвами ботинок громкий хруст выбитого стекла, солдаты выбрались наружу, и в этот момент над головами раздался протяжный вой, оборвавший оглушительным громом. В полутора десятках метров перед бегущими по улице людьми взметнулся столб огня, и в грудь Бурцеву ударила тугая волна горячего воздуха, сбивая его с ног.

— Мины, — прохрипел барахтавшийся рядом в пыли морпех, ошарашено трясущий головой, с которой куда-то сдуло щегольский берет. — Мужики, как вы? Целы все? Сейчас «косые» в атаку пойдут!

Новый залп накрыл окраину поселка. В воздухе запахло гарью и сгоревшей взрывчаткой. Несколько человек, увешанных оружием буквально с ног до головы, пробежали навстречу неуклюже поднимавшимся с земли пришельцам, и один из них, вдруг остановившись, громко крикнул:

— Бурцев? Живой!

— Товарищ командир! — Олег, пошатываясь на ватных ногах и хлюпая носом, из которого по верхней губе струилась кровь, сделал шаг вперед, крепко хватаясь за протянутую руку полковника Басова. — Вы тут как?

— Я тут всеми командую. Добро пожаловать в наш клуб самоубийц, лейтенант!

Бурцев непонимающе сощурился:

— Почему — самоубийц?

— А потом что мы тут все смертники. Зато, может, когда-нибудь монумент поставят. Крепко нас япошки обложили, не пошевелиться. Мы же тут в кольце. С трех сторон враг, позади — океан, так что отступать некуда, только утопиться. Первый штурм кое-как отбили, не меньше роты «косых» положили, да только лишились всей своей «брони» и вообще из тяжелого оружия остались только два «Метиса» и пара крупнокалиберных пулеметов. Так что, если ударят снова, нам всем тут хана, без вариантов. А ударят, нутром чую, с минуты на минуту!

— Ну, если попрут — будем воевать, — пожал плечами Олег. — Скажите, где мои с напарником позиции?

— Где хочешь, там и окапывайся, мимо не пройдут, уж точно. Черт, неужели про нас забыли! — Алексей Басов с надеждой взглянул в небо, с которого снова и снова сыпались мины.

Вдалеке послышался рокот моторов. Японские бронемашины, выползая из лесной чащи, выстраивались на пустыре в боевые порядки, стальной волной накатывая на обреченный Усть-Камчатск, немногочисленные защитники которого, выбившиеся из сил и смирившиеся с неизбежным, уже перестали ждать помощь.


На танковой палубе большого десантного корабля «Цезарь Куников» проекта 775 невозможно было докричаться до того, кто находился на расстоянии вытянутой руки, даже если орать, разрывая связки. Рев десятков мощных моторов метался под высокими сводами отсека, отскакивая от переборок, сливаясь с могучим рокотом судовых дизелей, доносившимся из трюма, усиливаясь стократно, проникая под броню боевых машин, тесно выстроившихся в погруженном в полумрак отсеке, борт к борту. Командир батальона морской пехоты Черноморского флота майор Владимир Иволгин, сжавшись на сидении бронетранспортера, трясся мелкой дрожью от нетерпения, и точно так же дрожали от возбуждения сидевшие позади него плечо к плечу в сумраке десантного отсека увешанные оружием с головы до ног бойцы. И вот, наконец, в наушниках шлемофона раздалось долгожданное:

— Пошел!

Разошлись в стороны огромные створки носовых ворот, и широкая панель десантной аппарели опустилась в хлынувшие в отсек волны. Комбат толкнул сжатым кулаком в плечо механика-водителя, прокричав ему в ухо:

— Вперед!!!

Дизель взвыл на два тона выше, и тринадцатитонная боевая машина рванулась вперед, оглушительно грохоча рубчатыми колесами по палубному настилу. Заостренный нос БТР вспорол воду, и палуба вдруг провалилась куда-то вниз, а корпус машины со всех сторон уже лизали волны, перехлестывавшие через него, заливая брызгами приборы наблюдения. Но стальная глыба бронетранспортера, вместо того, чтобы уйти камнем ко дну, осталась на плаву. В корме взревели водометы, и машина, рассекая волны, оставляя за собой широкую полосу кильватерного следа, бодро двинулась вперед, к видневшемуся сквозь дымку тумана километрах в трех берегу. А за ней десантный корабль покидали, один за другим, остальные БТР, самоходные орудия, плавающие тягачи, устремляясь к суше с той скоростью, на какую только были способны.

Палуба оставшегося позади десантного корабля вдруг озарилась пульсирующим светом, и над водой огненными стрелами с воем промчались реактивные снаряды, распускаясь на берегу диковинными пламенными цветами. Тридцать неуправляемых ракет были выпущены залпом из реактивной установки А-215 «Град-М», наиболее мощного средства огневой поддержки. Прокатившийся по берегу вал огня и стали поглотил расставленные между дюн танки и артиллерийские орудия, смел проволочные заграждения, расчищая путь десанту.

Все то время, что БТР продвигался к суше, качаясь на волнах, майор Иволгин беззвучно шептал слова молитвы, выученной когда-то, далеко отсюда, в диких и опасных горах Кавказа. И еще сжимал цевье упертого прикладом в пол автомата, стиснутого коленями. Лишь эти две вещи всегда помогали ему остаться в живых, и теперь надежда была только на искреннюю веру и надежное, проверенное много раз оружие. Но вот, наконец, колеса БТР заскребли по песку и гальке, и бронемашина вырвалась из водной стихии, карабкаясь вверх по крутому пляжу, изрытому свежими воронками от взрывов.

— Десант, на выход! — приказал, срываясь с места, офицер, и первым шагнул к люку, решительным рывком откидывая в сторону тяжелую створку, способную остановить пулю из снайперской винтовки. — Занять оборону!

Морские пехотинцы на ходу выпрыгивали из бронемашин, едва успевших выбраться из воды. Бойцы падали на мокрый песок, на камни, пытаясь отыскать себе хоть какое-то укрытие и направляя стволы автоматов и пулеметов, раструбы реактивных огнеметов и РПГ в ту сторону, откуда в любой миг мог появиться противник, чтобы сейчас, когда десант, находящийся на границе двух сред, более всего уязвим, сбросить непрошеных гостей обратно в воду. Майор Иволгин тоже залег за выщербленным осколками валуном, вжав в плечо приклад АК-74 и поводя стволом из стороны в сторону. Рядом с ним плюхнулся на камни радист, а вокруг расположились остальные бойцы отделения. И только саперы, словно смеясь над опасностью, шли вперед, прощупывая буквально каждый клочок земли, которая могла таить в себе минную смерть, невидимую, и оттого более опасную.

Мимо медленно проползали массивные БТР, чьи стрелки, словно приросшие намертво к прицелам, были готовы подавить любой намек на сопротивление огнем мощных башенных КПВТ, перед пулями которых могла устоять лишь танковая броня и ничто иное. Плацдарм, сперва крохотный, с каждой секундой расширялся по фронту и вглубь, и с каждым пройденным метром шансы десанта уже не просто на выживание, но и на победу, возрастали многократно. За спинами вжимавшихся в мокрые от морских брызг камни морских пехотинцев уже ткнулся носом в берег десантный корабль, и из его трюма по опущенной на песок аппарели хлынули потоком грузовики, а следом, грозно лязгнув траками, выкатились поводящие башнями танки Т-72, под гусеницами которых жалобно заскрипела галька.

С металлическим стрекотом над головами десантников пролетел вертолет, и Иволгин, не сразу расслышавший за ревом двигателей звук его турбин, проводил геликоптер пристальным взглядом. Молотя воздух винтами, Ка-27, жужжа сердитым стальным шмелем, сделал несколько кругов над заполненным техникой и людьми пляжем, опустившись на вершину ближней дюны.

— Отбой, бойцы, — зычно гаркнул комбат, поднимаясь на ноги и отряхивая камуфляж от налипшего песка. — Всем подразделениям вернуться на корабль!

Радист, тенью сопровождавший майора повсюду, затараторил в микрофон, передавая новый приказ рассредоточившимся по берегу морпехам. А сам офицер двинулся вверх по склону, навстречу выбравшемуся из вертолета человеку в черном флотском реглане. Примерно с середины пути Иволгин, обернувшись, окинул взглядом панораму Темрюкского залива, который его батальон уже четвертый раз использовал в качестве полигона.

Их учения с каждым разом становились все более напряженными, граничащими с неоправданным риском. Морские пехотинцы по неделе к ряду не покидали борт десантного корабля, бороздившего воды Азовского моря. Высадка следовала за высадкой, каждый раз на разных участках побережья. А кроме этого каждый день — стрельбы и марш-броски по тридцать-сорок верст в полной выкладке, изматывающие людей до предела. Но никто не роптал. Ни один морпех, включая и самого командира, отчего-то не решался говорить об этом вслух, но каждый сознавал, к чему их готовят, веря, что рано или поздно их нога ступит на сумрачные берега Камчатки. Солдаты, надевшие черные береты, мечтали об этом втайне, нетерпеливо ожидая приказа, который бросит их в бой, пусть для кого-то и последний.

Командующий воссозданным Тихоокеанским флотом России, лично наблюдавший за подготовкой к десанту, козырнул в ответ на уставное приветствие майора, придерживая левой рукой фуражку, которую едва не срывало потоками ветра, поднятого продолжавшими вращаться винтами Ка-27, затем протянул Иволгину руку. После этого мужчины двинулись по склону вниз, туда, где солдаты и техника грохочущим и лязгающим потоком вливались в трюмы «Чезаря Куникова», которому предстояло доставить батальон обратно в гавань Таганрога, ставшего в последние месяцы их базой.

— В этот раз еще быстрее и четче, — одобрительно произнес адмирал, не без удовлетворения наблюдая за действиями морских пехотинцев. — Нормативы вы перекрыли, майор. Отлично!

В отличие от явно довольного увиденным командующего, Иволгин оставался хмурым и мрачным, буркнув в ответ:

— Это все не взаправду. ТАМ все будет совсем по-другому, и счастье, если хотя бы каждый десятый мой солдат доберется до берега живым. Мы ничего не представляем о противодесантной обороне японцев. Наша тактика и техника давно устарели, не то, что у «пиндосов» — у тех есть катера на воздушной подушке, способны доставить на берег даже тяжелый танк за несколько десятков миль, и, ходят слухи, созданы глиссирующие БМП, способные плавать не хуже катера. Я уже неговорю про авиацию, десантные вертолеты и конвертопланы, позволяющие хотя бы не подставлять под удар корабли. Нам же приходится подходить к самому берегу. Пара танков на этих дюнах, ведущие огонь прямой наводкой, просто сорвут высадку. Мы для них будем беззащитными мишенями, едва способными маневрировать. А если «косые» сумели протащить на Камчатку свои противокорабельные ракеты, то все кончится еще раньше, мы даже берег не успеем увидеть. Рано или поздно они окажутся в курсе наших маневров, и уж тогда подготовят хорошую встречу. Успешный десант возможен при условии, что прежде авиация перепашет побережье в зоне высадки на несколько десятков километров вглубь, но, насколько я понимаю, таких возможностей у нас попросту нет.

— У японцев нет ПКР на полуострове, и в ближайшие недели не появится, — уверенно ответил Лямин, взглянув в глаза неожиданно смутившемуся майору. — Их ракеты лежат сейчас в полутора тысячах метров под поверхностью Тихого океана, и новым появиться неоткуда. И танки вдоль берега тоже не расставлены ровными рядами. Нет у них таких сил, чтоб полностью прикрыть побережье. Их войска сейчас стянуты к Петропавловску, там вся тяжелая техника и артиллерия. И к тому моменту, когда транспорты с десантом выйдут в открытое море, мы будем знать об их обороне в районе высадки все до последней мелочи, вплоть до положения каждого конкретного солдата и о том, в какую сторону направлен ствол его оружия.

— Страшная военная тайна? — Иволгин скептически усмехнулся.

— Пока — да. Всему свое время. Никто не собирается бросать вас в мясорубку без малейшего шанса, майор, не для того вас так готовят. А потери бывают всегда, на то и война.

— Даже если удастся высадиться, что мы станем делать дальше? Без поддержки с воздуха, с минимумом артиллерии, только с легкой бронетехникой и теми припасами, что боец может унести на себе, нам нужно будет выдержать бой с японской дивизией, пусть и понесшей уже потери в боях с защитниками Петропавловска. Что мы противопоставим их танкам? Мой батальон просто пустят на фарш!

— У нас нет возможностей доставить на Камчатку морем полнокровную дивизию. Даже бригаду перебросить, и то не хватит сил. Да и во времена Союза такое едва ли было возможно. Но на вас поставлено слишком многое, так что шансы уравнять необходимо. Собственно, кое-что мы уже придумали, чтобы усилить вашу огневую мощь. Скоро сами увидите, но для этого нужно лететь со мной, сейчас!

Обещаний комфлота сюрприз не заставил себя ждать. Прибывший на товарную станцию Краснодара откуда-то с севера эшелон, окруженный сейчас редким кольцом часовых, скорее изображавших, что несут службу, чем всерьез что-то охранявших, состоял из множества железнодорожных платформ. На них, замотанные брезентом, возвышались угловатые конструкции, о назначении которых майор Иволгин догадался бы, даже не проглядывай кое-где гусеница, а в другом месте — конец орудийного ствола. С одной из боевых машин уже стащили брезентовый чехол, и прибывшие на станцию офицеры смогли рассмотреть ее во всех деталях. Коробчатый остроносый корпус боевой машины десанта БМД-3, покрытый свежей краской, опирался на узкие гусеницы, а на нем взгромоздилась широкая и плоская башня с длинноствольной пушкой внушительного калибра.

— Знакомо? — Контр-адмирал Лямин покосился на майора, уже открывшего рот, чтобы что-то сказать. — Это самоходная противотанковая пушка «Спрут-СД». Разработана для нужд воздушно-десантных войск. Было выпущено всего несколько десятков таких машин, и кое-кто решил, что вам они сейчас будут гораздо более полезны, чем «голубым беретам». Оснащенная автоматом заряжания гладкоствольная пушка калибра сто двадцать пять миллиметров, аналогичная орудию танка Т-80, не менее совершенная система управления огнем, ночные прицелы командира и наводчика. В боекомплект входят как обычные снаряды, так и управляемые ракеты. Дизель мощностью в пять сотен «лошадей» обеспечивает высочайшую подвижность, а емкость топливных баков обеспечивает запас хода при движении по бездорожью до трехсот пятидесяти километров. И при этом боевая масса чуть более восемнадцати тонн, а еще — способность плавать.

— И броня, которую мизинцем можно проткнуть, — хмыкнул Иволгин. — Хреновая замена настоящим танкам, товарищ адмирал. Если на нашем пути попадется хотя бы взвод японских «Тип 90», они этих «голожопых Фердинандов» на гусеницы намотают. Нет, Т-72 лучше!

— Ты сам жаловался на низкую огневую мощь, майор! Припомни-ка, сколько средних танков примет на борт десантный корабль? Десять? Хорошо, двенадцать. И все, больше ни одного лишнего снаряда, ни одного литра соляры. А эти машины сочетают в себе компактность и подвижность БТР с огневой мощью основного боевого танка. Да те же американцы лет пятнадцать бились над созданием чего-то подобного для своих «сил быстрого реагирования», а получилось это у нас!

Иволгин лишь покорно пожал плечами в ответ:

— На безрыбье, как говорится, и рак — рыба, товарищ контр-адмирал! Что дадите, тому и будем рады. Нас там будет жалкая горстка против полной дивизии, так что каждая лишняя единица «брони» означает хоть какой-то шанс, возможность продержаться еще несколько минут.

— Ну, значит, готовься, майор! Скоро в дело!

— Да когда же? Мы готовы хоть сейчас, товарищ командующий! Только отдайте приказ, мы косых порвем голыми руками!

— Скоро, майор, скоро! — Адмирал ободряюще хлопнул Иволгина по могучему плечу. — Мы ударим, и тебе с твоими парнями предстоит оказаться на острие атаки — и победить!

Командующий Тихоокеанским флотом, несмотря на все подозрения командира морпехов, действительно не знал и даже не мог предположить о точной дате высадки, которой ждали все, здесь, в тылу, в кабинетах Кремля и Генштаба, и, больше всего, среди сопок Камчатки, снова и снова содрогавшихся от артиллерийского обстрела.

Простившись с командиром батальона морской пехоты, Лямин направился к ожидавшей его у контрольно-пропускного пункта строгой «Волге», разумеется, угольно-черного цвета. Увидев командующего, навстречу ему бросился адъютант, протягивая трубку спутникового телефона:

— Министр на связи!

Поднеся аппарат к уху, Лямин услышал рокочущий бас Сергея Бурова, пробившийся сквозь тысячи километров пространства и атмосферные помехи:

— Товарищ контр-адмирал, приказываю прибыть в Кремль как можно быстрее! Бросайте все дела и езжайте на аэродром, самолет за вами уже должен приземлить!

— Есть, товарищ министр! — Лямин нажал клавишу отбоя, и, возвращая аппарат адъютанту, приказал: — Свяжись с судостроительным заводом, уточни, как продвигаются работы!

«Волга», сопровождаемая машиной ВАИ, мчавшейся впереди и распугивавшей автолюбителей и казенный транспорт пронзительным воем сирены, добралась до аэропорта за час, въехав прямиком на летное поле. Там, на крайне полосе, уже стоял готовый к взлету Ту-204, широко раскинувший крылья. Поднявшись на борт лайнера в сопровождении одного из членов экипажа и своего адъютанта, Лямин, окинув взглядом роскошный салон, только присвистнул. Пилот, стоявший позади, понимающе усмехнулся, пояснив:

— Вообще-то наш «борт» числится в составе президентского авиаотряда. Возим особо важных персон!

— Ну, я уж аккуратненько, с краешка пристроюсь, — попытался пошутить все еще растерянный контр-адмирал, привыкший к гулким, наполненным шумом и запахом авиационного керосина «илам» и «антоновым» флотской авиации.

— Можете вздремнуть, — предложил пилот, уже направляясь в сторону кабины. — В Москве будет часа через полтора, если погода не подведет. Садимся во Внуково.

Вместо того чтобы и впрямь потратить время на сон, Лямин обратился к своему адъютанту, напомнив о недавнем поручении:

— Что там судостроители, Володя?

— Докладывают о завершении всех работ и просят хотя бы сутки для испытаний, товарищ контр-адмирал.

— Ну, сутки, думаю, у нас будут, и даже больше. Дай добро на проведение испытаний от моего имени, — приказал комфлота. — Хреновей ситуацию трудно представить, чем если где-нибудь в центре Охотского моря заглохнет движок!

Преодолев отделявшие Краснодар от столицы километры почти за два часа, Ту-204 приземлился, как было обещано, в аэропорту Внуково, где в ожидании лайнера у края летного поля выстроилась вереница одним своим видом внушавших почтение «Мерседесов», в один из которых забрался не отошедший от перелета командующий Тихоокеанским флотом. Небольшой кортеж под рев моторов промчался по московским улицам, став причиной немалого числа пробок на и без того переполненных автострадах, и, наконец, смотревший в окно Лямин, которому по роду службы чаще приходилось созерцать военные городки где-нибудь в Заполярье или на Камчатке, увидел вырастающие впереди стены и островерхие башни из красного кирпича, царапавшие небо гранями рубиновых звезд.

Машины влетели в распахнутые ворота, остановившись у здания резиденции лавы Правительства. Небольшую группу встречающих возглавлял сам министр обороны. Лямин, на ходу одергивая помявшуюся форму и поправляя фуражку, отдал честь по уставному, и Буров, козырнувший в ответ, сообщил:

— Совещание сейчас начнется, ждали только вас. За мной, не отставайте, товарищ контр-адмирал!

Они почти пробежали по гулким и практически пустым, если не считать суровых парней из службы безопасности, коридорам, войдя в небольшой и на удивление скромно отделанный кабинет. Большую часть его занимал длинный массивный стол, почти все места за которым к этой минуте оказались уже заняты. На стене висела огромная плазменная панель, пока выключенная, а с потолка лился неяркий спокойный свет, почти не дававший тени.

Из неприметной двери, укрытой в нише стены, появился Валерий Лыков. Лямин, впервые увидевший главу Правительства так близко, вскочил, как и все остальные, приветствуя его. Лыков, грузно протопав вдоль стола, расположился во главе его, махнув ладонью:

— Присаживайтесь, господа! Начнем, время нынче дорого. Прошу, Сергей Николаевич, — он взглянул на министра обороны, разложившего перед собой целый веер компьютерных распечаток, точно раскладывающая колоду карт цыганка.

Глава военного ведомства мгновенно вытянул из кипы нужный листок, и, практически не смотря в него, заговорил, поочередно переводя взгляд на сидевших напротив него людей в штатском и военной форме.

— Товарищи, с Камчатки приходят нерадостные новости. Несмотря на смелую операцию нашего Тихоокеанского флота, в результате которой был уничтожен конвой с подкреплениями для оккупационных войск, японцы нанесли мощный удар по нашим позициям, не дожидаясь подкреплений. По данным разведки, против сводной группы сил, обороняющих полуостров, действует японская Вторая пехотная дивизия, усиленная частями Одиннадцатой пехотной бригады. Наступление оказалось полной неожиданностью, поскольку противник израсходовал значительную часть ресурсов, имевшихся на полуострове, и по заключениям аналитиков должен был воздержаться в ближайшее время от активных действий. Кое-что они, конечно, получают, наладив воздушный мост и используя для приема транспортных «бортов» ВПП в Палане, но объем поставок оценивается как крайне незначительный. К сожалению, японское командование с докладами наших аналитиков не ознакомилось, — скривился Буров, — и поступило по-своему. В итоге линия фронта, созданная буквально на пустом месте, проходит теперь пятьюдесятью километрами севернее Петропавловска-Камчатского. Еще немного — и в зоне действия артиллерии противника окажется единственный военный аэродром в Елизово. Люди адмирала Гареева держатся из последних сил, даже не прося уже о помощи. У них на исходе боеприпасы, практически нет тяжелой техники, уничтоженной в поединках с японскими танками. А в портах Японии, как стало известно, формируется новый конвой, в составе, как минимум, двух универсальных десантных кораблей, способных доставить на полуостров до двух тысяч солдат и танковый батальон. Этих сил хватит, чтобы раздавить защитников Камчатки, если мы не придем на выручку раньше!

Буров умолк, схватив стоявший перед ним высокий стакан, до половины заполненный минералкой сделав жадный глоток пузырящейся жидкости, выдавший волнение министра обороны.

— Мы тянули время слишком долго, пуская и под благовидным предлогом, пытаясь собрать побольше сил, получше подготовиться к десанту. Ждать больше нельзя, — решительно произнес Валерий Лыков. — Или мы сделаем это сейчас — или навсегда потеряем Камчатку, а затем и весь Дальний Восток, всю Россию!

— Вооруженные силы готовы вышвырнуть оккупантов прочь с русской земли, — пророкотал Буров, опустив тяжелый кулак на лакированную столешницу. — Остается только выбрать, каким путем — морским или воздушным — доставить на Камчатку войска. Театр военных действий удален от наших баз, от транспортных путей, и переброска сил обещает быть непростым делом.

— Товарищ верховный главнокомандующий, Тихоокеанский флот готов выполнить эту задачу немедленно, — уверенно произнес, взглянув на премьер-министра, контр-адмирал Лямин, давно догадавшийся о причине своего присутствия здесь. — В строй введены четыре больших десантных корабля, способные доставить на полуостров свыше тысячи солдат и до пятидесяти единиц бронетехники, в том числе и основные танки. А на Черном море сформированы и проводят интенсивную подготовку два батальона морской пехоты. «Черные береты» рвутся в бой и сломают глотку японцам даже голыми руками!

— Это мало, — с сомнением покачал головой сидевший в стороне Максим Громов, которого собравшиеся до этой секунды попросту не замечали. — Не просто мало, а, практически, ничто! Что сумеет эта горстка, кроме как геройски погибнуть под шквалом вражеского огня?

Юрий Лямин, взглянув на гражданского с усмешкой, возразил:

— Появление такой группировки в тылу японского оккупационного корпуса, как минимум, отвлечет внимание противника, скует его силы, заставив действовать на два фронта. А это означает передышку для защитников Петропавловска.

Министр обороны, перебирая лежавшие перед ним бумаги, задумчиво произнес, искоса глядя на Лямина:

— У японцев на Камчатке свыше десяти тысяч бойцов с учетом всех потерь, до полусотни танков, около двухсот орудий и минометов. Сломать их будет нелегко. И я сомневаюсь, что десантным кораблям дадут добраться до берега. Воздушный десант, по расчетам Генштаба, имеет более высокие шансы на успех, если обеспечить истребительное прикрытие транспортным самолетам.

— Воздушно-десантная операция может принести результат, только если авиация противника полностью уничтожена. В противном случае японцы посбивают к черту наши самолеты, расстреляв их, будто в тире, как делают с пытающимися доставить припасы защитникам полуострова «бортами» сейчас. Но даже если истребительному прикрытию удастся связать боем воздушные патрули японцев, у противника останется еще наземная ПВО. На Камчатке имеется, по меньшей мере, одна батарея ЗРК средней дальности «Тип-03», не считая ракетных комплексов и зенитных самоходных артустановок зенитного полка, входящего в состав пехотной дивизии. Они попросту перещелкают неповоротливые транспортники. А вот противодесантная оборона фактически отсутствует, за что нужно сказать спасибо морякам с «Краснокаменска» и «Могочи», навсегда оставшимся молодыми — на борту уничтоженного японского транспорта, как выяснилось, на Камчатку направлялась батарея ПКР «Тип-88».

— Не понимаю, о чем вы спорите, господа, — Лыков. — Противник господствует на море и в воздухе. Любая попытка прорыва к берегам Камчатки обернется огромной кровью. Но доставить на полуостров тяжелую технику можно только на кораблях. Значит, нужно дать им такое сопровождение, чтобы свести потери к минимуму или вовсе их исключить.

— Мы сможем проскочить. — Лямин. — У Камчатки развернут далеко не весь японский флот. В восточной части Охотского моря находятся два, максимум — три эсминца. К ним на помощь может придти поисково-ударная группа во главе с вертолетоносцем «Хиуга», действующая восточнее Курильской гряды, но ударный потенциал ее довольно низок.

Буров мечтательно вздохнул:

— Эх, будь у нас хотя бы полк Ту-22…

— У нас нет и эскадрильи Ту-22, - грустно покачал головой командующий Тихоокеанским флотом. — Янки знали, на что способны эти машины, несмотря на их солидный возраст, и первая волна «Томагавков» была нацелена именно на аэродромы ракетоносной авиации, сравняв их с землей за считанные минуты. Но в составе авиации флота и истребительных полков ВВС на Дальнем Востоке имеется полсотни сверхзвуковых перехватчиков МиГ-31 и примерно такое же число Су-27, причем свыше трети их модернизированы до стандарта МиГ-31БМ и Су-27СМ, и могут применять оружие класса «воздух-поверхность», в том числе противокорабельные ракеты Х-31А и тактические ракеты Х-59. В условиях ограниченной акватории Охотского моря тяжелые истребители могут стать равноценной заменой дальних бомбардировщиков-ракетоносцев.

— Нам будет нужен каждый истребитель, чтобы сковать действия авиации противника, — отрицательно Лыков. Глава Правительства коснулся клавиатуры стоявшего перед ним ноутбука, и, открыв нужный документ, прочитал, близоруко щурясь: — В составе Воздушных сил самообороны Японии до двухсот тяжелых истребителей F-15 «Игл». — Премьер перевел взгляд на Лямина: — Это самый опасный противник в воздушном бою для наших пилотов, какого я только могу представить. Кроме того, японцы имеют в строю до восьмидесяти новейших истребителей F-2 и около сорока прошедших глубокую модернизацию F-4 «Фантом». Все они могут быть носителями противокорабельных крылатых ракет, аналогичных американским ПКР «Гарпун». И японцам не нужно беспокоиться за свой тыл, так что они без опаски бросят против нас все, до последнего самолета. Да десятой части этой армады хватит, чтобы пустить на дно нынешний Тихоокеанский флот. Так что для наших истребителей найдется работа в небе, а нам здесь, на земле, останется только молиться, чтобы им удалось сдержать самураев, не подпустив их на дальность пуска ракет к транспортам с десантом. Бороться же с японским флотом придется морякам, не слишком рассчитывая на поддержку. Подводники смогут нейтрализовать эту угрозу?

Валерий Лыков требовательно взглянул на командующего Тихоокеанским флотом, и тот, промедлив несколько мгновений, решительно ответил:

— Разгром японского конвоя стоил нам очень многого, товарищ верховный главнокомандующий. Из восьми «варшавянок» боеспособными являются всего пять, еще одна, «Чита», чудом добралась до берегов Камчатки, получив тяжелейшие повреждения. Но если вы дадите добро на выход в море «Иркутска» и «Томска», мы не только очистим акваторию Охотского моря от чужих вымпелов, но и на ближайшие лет пятьдесят отобьем у японских адмиралов всякое желание покидать свои базы.

— Вы знаете, товарищ контр-адмирал, что «Антеи» и «Акулы» — наш стратегический резерв. Возвращение их в строй обошлось слишком дорого, и они пойдут в бой с совсем другим врагом.

— Что ж, в таком случае на подводный флот рассчитывать не стоит. Наши «Варшавянки» не настолько быстроходны, чтобы перехватить японские эсминцы. А вот подлодки японцев могут представлять очень серьезную угрозу. У них в строю сейчас десять дизель-электроходов типа «Оясио», полдюжины более старых «Харусио», но все равно на десяток лет моложе, чем наши субмарины проекта 877, и, самое главное, две новейшие подлодки типа «Сорю», оснащенные воздухонезависимыми энергетическими установками, позволяющими многократно увеличить дальность подводного хода. Фактически, по уровню автономности эти новые японские подлодки вплотную приблизились к АПЛ при гораздо большей скрытности. Нам пока о таком можно лишь мечтать. Я полагаю, хотя не могу этого подтвердить, что часть подлодок японцы уже успели перебросить в Охотское море. К нашим базам они, конечно, не сунутся, но во время перехода к Камчатке могут разорвать конвой в клочья. В качестве эскорта мы можем отправить с БДК большой противолодочный корабль типа «Удалой» и два-три малых противолодочных корабля типа «Альбатрос». Но это — все. Еще задействуем патрульные самолеты Ту-142, но их выживание в условиях четырехкратного превосходства японской авиации очень сомнительно. А нейтрализовать угрозу, исходящую от японских надводных кораблей, способны эскадренные миноносцы проекта 965 типа «Сарыч». В строю сейчас находятся три корабля. Все прошли модернизацию, направленную, прежде всего, на усиление противовоздушной обороны. Старые зенитно-ракетные комплексы «Ураган» поменяли на ЗРК «Штиль-1» с установками вертикального пуска, зенитная артиллерия усилена за счет установки «Кортиков», идеально «заточенных» под борьбу с низколетящими целями, в том числе ПКР. И у эсминцев достаточно огневой мощи, чтобы уничтожить все японские корабли, действующие у берегов Камчатки и без поддержки с воздуха. Кроме того, для отвлекающих действий можно использовать малые ракетные корабли «Овод» и ракетные катера типа «Молния». Ну а подлодки… — на лице Лямина появилась недобрая ухмылка: — Наши «Варшавянки» тоже кое на что сгодятся. Думаю, самураям это очень сильно не понравится!

Лямин, подбадриваемый согласными кивками остальных, собравшихся в кабинете, в нескольких словах, тщательно продуманных еще во время перелета из Краснодара, изложил свой план, добавив в конце с уверенностью:

— Я уверен, товарищ верховный главнокомандующий, что мы сможем парировать все угрозы, исходящие от японских надводных кораблей и субмарин, и если наша авиация очистит небо от истребителей самураев, десантный конвой дойдет до полуострова и доставит войска. Но для того, чтобы добиться успеха, нам нужно точно знать обстановку, расположение вражеских кораблей на море и их войск — на берегу, чтобы во время перехода самим не подставиться под огонь врага и не высадить десант прямиком в мясорубку. Нужна разведка!

— Вы не будете слепыми и глухими, обещаю, — произнес в ответ Лыков, и, переведя взгляд на нервно вертевшего в руках дорогой «паркер» Громова, спросил его: — Как идет подготовка?

— Из Плесецка докладывают о полной готовности и могут приступить хоть сейчас. С казахами оказалось сложнее, но и они дали, наконец, добро. Все ждут вашего приказа, Валерий Николаевич!

— Молодец, можешь, когда прижмет, — хмыкнул глава Правительства, чувствуя на себе непонимающий взгляд командующего Тихоокеанским флотом. — Вот сам лично и проверишь, все ли готово. А если что пойдет не так, будешь на месте головы с плеч рубить!

— Всегда готов!

На несколько секунд все замолчали, думая каждый о чем-то своем. Юрий Лямин представил ревущий океан, штормовые волны, вздымающиеся выше бортов и вырастающий на горизонте берег, поросший вековой тайгой. А над головой — истошные крики альбатросов и рев просящихся над гребнями реактивных истребителей. Он, конечно, знал, что все это — лишь мечты, что не стоит и думать о возможности вновь вступить на палубу идущего в бой корабля. Дело флотоводца — посылать на гибель других, отдавая приказы из безопасной тиши штаба и получать сводки о потерях, не воспринимая цифры на бумаге, как судьбы настоящих людей, еще недавно живых, полных надежд и желаний.

— Итак, решение принято, господа. Восстановление флота потребовало от нас огромных усилий, — медленно произнес нарушивший затянувшуюся паузу Валерий Лыков, уставившись в крышку стола и изучая свое собственное, но искаженное до неузнаваемости, отражение в лакированном дереве. — От всех нас. Но мы строили корабли не для того, чтоб те отстаивались в базах. Прорыв к Камчатке неизбежно обернется потерями — не бывает такой войны, когда гибнут только враги. Флот должен доказать, что стоит тех затрат, на которые нам пришлось пойти, воссоздавая его. Тем более, положа руку на сердце, даже в лучшие времена у нашей страны не хватало сил, чтобы на море тягаться с теми же американцами, нет смысла думать об этом и сейчас. Ну а уж с японцами, думаю, справимся тем, что имеем.

Глава правительства встал из-за стола, и, жестом заставив оставаться на месте дернувшихся, было, военных, подошел к окну, из которого открывался вид на кремлевские площади, дворцы и древние храмы, блестевшие в сумерках, опускавшихся на столицу, позолотой куполов. Уставившись куда-то в пустоту, пытаясь взглядом пронизать не только пространство, но и время, Лыков негромко заговорил, ни к кому не обращаясь но зная, что его со всем возможным вниманием слушает каждый:

— Россия сейчас слаба, как никогда еще не была слаба за всю свою историю. Крах девяносто первого года мы встретили, имея за плечами все наследие Союза. В начале двухтысячных было больше разговоров, чем дела, но потихоньку, шажочек за шажочком, страна двигалась вперед. И теперь потребуются годы, чтобы вернуться хотя бы к тому, что мы имели перед вторжением американцев. И для того, чтоб выиграть время, которое нужно сейчас превыше всего, следует убедить всех противников, что мы — сильны! Штурм Сахалина заставил наших врагов удивиться, Камчатка же должна ввергнуть их в смятение, заставить проверять и перепроверять отчеты своих экспертов, как один, твердящих о нашей слабости и несостоятельности. И к тому моменту, когда враг что-нибудь поймет, мы обязаны накопить достаточно сил, чтобы границы России оставались неприкосновенными. И поэтому, товарищи, сейчас мы не имеем права проиграть. Бросим в бой все, что есть, пока еще не поздно. Лучше потерять корабли, чем лишиться собственной страны. Да, противник превосходит нас количественно, и тоже жаждет победы. Но за нами — правда. Русские воины всегда побеждали не числом, а умением. И теперь мы тоже обязаны победить, либо вскоре лишимся своей страны. И третьего нам не дано.

Глава 13

Плесецк, Архангельская область — Москва, Россия — Камчатский край, Россия
7 июля


Сидение под Максимом Громовым провалилось вниз, когда вертолет Ми-8 стал заходить на посадку. Порученец главы Правительства очнулся, будто из омута вынырнув, и взглянул в иллюминатор, невольно выдохнув едва не разинув рот от восторга. Вертолет, конечной точкой маршрута которого был космодром Плесецк, молотя воздух широкими лопастями, прошел в нескольких километрах над залитой ярким режущим светом многочисленных прожекторов пусковой площадкой. Ракета была уже извлечена из огромного ангара и установлена на старте. Сверкающая в перекрестье направленных с земли лучей белоснежная башня высотой тридцать четыре метра вонзала в небо остроконечный обтекатель, словно жало гигантского копья. Ажурная мачта, как бы поддерживавшая ракету, готовую взвиться в небо, с одного бока, казалась обманчиво хрупкой, даром, что была сварена из балок толщиной с торс взрослого мужчины. Максим увидел множество людей на ее ярусах, похожих с высоты полета геликоптера на трудолюбивых муравьев.

— Господи, какая красота, — прошептал Громов, не сводя глаз с ракеты. — Восхитительно!

Вертолет, пролетев над серыми коробками каких-то строений, завис над вымощенными бетонными плитами квадратом посадочной площадки и начал снижаться, пока шасси не коснулись поверхности. Один из пилотов, покинув кабину, сдвинул широкую дверь в борту вертолета, опуская легкий трап, и Громов, держась за заботливо протянутую руку, спустился по ней, покидая салон.

Несколько мужчин в военной форме и гражданской одежде, выдававшей в ее обладателях строителей, стоявшие с краю ВПП, разом двинулись навстречу. Невысокий коротко стриженый человек, на плечах которого поблескивали большие звезды, протянул руку, крепко сжав ладонь Максима Громова:

— Генерал Калинин, начальник объекта, — представился он. — Прошу за мной!

Идя плечо к плечу с генералом, не без гордости взиравшим на царившую вокруг суету, внешне хаотичную, но при более пристальном рассмотрении подчиненную строгому распорядку, Громов только качал головой, рассматривая окружающую обстановку. Строительные работы, на которых гражданские специалисты трудились сообща с людьми в камуфляже, еще продолжались, но затерянный посреди архангельской тайги космодром уже был готов исполнить свое предназначение.

— Восстановительные работы идут в точности с графиком, — пояснил Калинин. — Передайте премьер-министру, что мы выполним поставленную задачу без сбоев.

— Пришлось немало потрудиться?

Генерал пожал плечами:

— Американцы, когда пришли сюда, ничего всерьез не разрушали, но за месяцы запустения многое сломалось, пришло в негодность, да и раньше выделяемых средств едва хватало на самое необходимое, так что сделать пришлось действительно немало. Фактически стартовый комплекс пришлось создавать заново. Но все ресурсы мы теперь получаем в полной мере, и людские, и материальные, все-таки приоритетный проект, так что с работой справляемся.

— Приоритетный! — Громов усмехнулся: — Сейчас все, что мы делаем — приоритетные проекты. Страна слово проснулась после долгого забытья, приходится всюду латать дыры, изыскивать резервы, пытаясь успеть все и сразу, пока нам это позволяют наши враги своим бездействием. Ну, так что, сегодня наступает момент истины? Вы готовы?

— Готовы, — вместо генерала ответил солидный мужчина в рабочей куртке, наброшенной поверх делового костюма, представившись: — Антонов Роман, «ЦСКБ-Погресс». Товарищ генерал отвечает за готовность инфраструктуры, а ракета — это уже епархия моей команды.

— И когда запуск?

— Старт через двадцать семь минут, так что вы вовремя появились, — сообщил представитель ракетно-космической корпорации. — Ждать бы не стали, уж не обижайтесь!

— Что ж, тогда к делу, товарищи!

Вся группа спустилась по длинной и довольно крутой лестнице в бункер, откуда осуществлялось руководство стартом. Несколько десятков людей, как и всюду здесь, вперемежку военные и гражданские, склонились над приборами, уставились в мерцающие успокаивающе-голубым светом многочисленные мониторы, обмениваясь короткими репликами. Максим Громов, вдруг, несмотря на свой статус и немалые полномочия, возложенные лично Лыковым, ощутил себя лишним и совершенно ненужным. Скромно отступив в сторону, он наблюдал за внешне суетливыми, но при этом слаженными действиями команды, готовившей к старту ракету — первую с окончания американской оккупации.

— Готовность десять минут, — громко произнес Антонов, ставший центром, вокруг которого вращались все остальные, словно планеты — вокруг светила. — Приступить к проверке систем!

— Все системы в норме! К старту готовы!

— Всему персоналу — покинуть площадку!

Снаружи люди, облепившие махину ракеты, спешили убраться в укрытия, разбегаясь, кто куда, будто застигнутые врасплох тараканы. Вой сирены, разнесшийся над космодромом, подстегнул их, а в бункере руководитель запуска скомандовал:

— Минута до старта! Начать обратный отсчет!

Десятки людей, военных и гражданских, склонились над мониторами, контролируя параметры многочисленных систем ракеты-носителя, готовые немедленно дать отбой в случае малейшего отклонения от нормы. А руководивший запуском генерал Калинин занес палец над большой красной кнопкой, не сводя взгляда с подвешенного под потолком бункера табло, на котором быстро сменяли друг друга цифры, стремящиеся к нулю. Множество специалистов действовали слаженно и четко, словно идеально подогнанные детали сложного механизма, и Максим Громов, скромно отошедший в уголок, не без удовольствия наблюдал за работой несомненных профессионалов.

— Тридцать секунд!

— Внимание! Ключ на старт!

— Десять секунд!

— Зажигание!

— Старт!

Из дюз разгонных ускорителей вырвались языки огня, и через несколько мгновений оглушительный рокот накрыл бункер, проникая под армированный сталью бетон. Пол под ногами Громова, не отрываясь, смотревшего в узкое окно, забранное бронестеклом, ощутимо завибрировал, но Максим на это не обратил ни малейшего внимания. Он видел, как ракета окуталась клубами дыма с проблесками ярко-рыжего пламени, а затем, сперва нарочито неторопливо, но с каждой секундой все более ускоряясь, пришла в движение. Трехсоттонная махина космической ракеты «Союз-У» скользнула вдоль направляющей фермы и сверкающей стрелой вонзилась в только начавшее светлеть на востоке небо.

— Есть отрыв!

— Пять секунд! Тангаж и рысканье в норме!

Тысячи взглядов, направленных с земли, скрестились на ярко сверкающем факеле ракеты, все больше удалявшейся от поверхности Земли, преодолевая силу тяготения. На заданной высоте от «Союза» отделились ускорители, отработавшие свое, и в небе сверкнули четыре звездочки. А ракета, пронзая атмосферу, рвалась вопреки законам физики туда, где царствовала космическая пустота. Одна за другой, отделялись ступени, пока, наконец, головная часть не вознеслась на двести километров над планетой.

— Расчетная высота достигнута!

— Отделение обтекателя!

Термостойкий конус, защищавший доставляемый на орбиту полезный груз от любого воздействия извне, отошел в сторону, и орбитальный аппарат, набравший скорость почти восемь километров в секунду, помчался по орбите.

— Королев сообщает — связь со спутником установлена!

— Поздравляю, товарищи, — громко произнес Калинин, обведя усталым взглядом радостные лица своих подчиненных. — Первый запуск прошел успешно!

Бункер наполнился криками радости. Каждый вопил что-то свое, и все это многоголосье слилось в бессвязный ликующий вопль. И Максим Громов вдруг понял, что тоже кричит вместе со всеми что-то восторженное, рвущееся из самых потаенных глубин души и при этом улыбается во весь рот. А высоко над головами людей, сопровождаемый импульсами РЛС контроля космического пространства, мчался по орбите, расправляя панели солнечных батарей и тарелки параболических антенн, новейший спутник оптической разведки «Енисей-М». Время от времени включались маневровые двигатели, из множества сопел, усеивавших его цилиндрический корпус, вырывались струйки газов, и спутник смещался, меняя траекторию, до тех пор, пока в фокусе его камер не оказался «язык» Камчатского полуострова.

И почти одновременно раскаты рукотворного грома разнеслись над степями Казахстана, извещая весь мир о еще одном успешном запуске. Тяжелый «Протон-М», запущенный с вновь введенного в эксплуатацию космодрома Байконур легко закинул на геостационарную орбиту спутник-ретранслятор «Гейзер», надежно связавший наматывавший круги над планетой «Енисей» со штаб-квартирой ГРУ в Подмосковье.

В те минуты, когда комментаторы новостных программ по всему миру только готовились к началу эфира, чтобы ошарашить миллионы обывателей неожиданной новостью о возвращении России в космос, Валерий Лыков метался по своему кабинету, будто зверь в клетке. Главе правительства, каждый несколько секунд опускавшему взгляд на циферблат наручных часов, казалось, что стены надвигаются на него, угрожая раздавить, смять, погрести заживо. Телефонный звонок заставил Лыкова подскочить на месте от неожиданности. Премьер-министр в один шаг оказался у требовательно верещавшего аппарата ВЧ-связи, сорвав с него трубку.

— Валерий Степанович, — в динамике раздался голос министра обороны Бурова. — Валерий Степанович, спутники выведены на расчетную орбиту. Оба запуска прошли в штатном режиме в соответствии с графиком. Первые снимки из космоса уже обрабатываются.

— Отлично, Сергей Николаевич! — Лыков широко улыбнулся, глубоко вдыхая полной грудью. — Больше не придется действовать вслепую, наугад! Нужно как можно скорее утвердить план десантной операции! Мы обязаны опередить японцев!

— Боюсь, уже не успеем, Валерий Степанович! Авиация Сил самообороны несколько минут назад нанесла бомбовый удар по Петропавловску-Камчатскому и аэродрому в Елизово. Позиции зенитно-ракетных комплексов были уничтожены с применением беспилотников. Японские войска перешли в наступление по всему фронту и вышли на окраины краевого центра. Войска адмирала Гареева с боем отступают, кое-как закрепившись в городских кварталах и сдерживая натиск врага из последних сил. Даже если десантные корабли поднимут якоря немедленно, им потребуется не менее ста часов, чтобы достигнуть конечной цели. За это время все уже будет конечно.

Валерий Лыков почувствовал, как темная волна ярости накрывает его с головой. Все приготовления, все расчеты летели к чертовой матери, и где-то на краю света русские парни, все еще верящие, что помощь придет, умирали, так и не дождавшись ее.

— Как же так?! Они наступают — без подкреплений, без тяжелой техники? Вы же сами утверждали, что ресурсов противника не хватит для проведения масштабных операций!

— Я ошибся, — глухо произнес Буров. — Мы все ошиблись, и за эту ошибку сейчас платят своими жизнями простые солдаты. Японцы пошли ва-банк, бросили в бой все, что имели, и, кажется, близки к тому, чтобы добиться успеха. Высаживаться нужно как можно быстрее, Валерий Степанович, иначе лишимся Камчатки. Счет идет на дни, если не на часы!

— Действуйте!

Лыков опустил трубку, невидящим взглядом уставившись в глухую стену. Он ощутил внезапную слабость в ногах, ставших вдруг мягкими, и тяжело опустился в кресло, тукнувшись лицом в ладони. В эти минуты приказы, перемещаясь по ступеням армейской вертикали власти, уже привели в движение тысячи людей — моряков, летчиков, морских пехотинцев. Весь Дальний Восток бурлил и кипел. Выкатывались на взлетные полосы истребители, корабли в гавани Владивостока и Комсомольска-на-Амуре поднимали якоря, выходя в море и мчась по волнам на восток. Туда, где уже шел бой, жадно пожиравший людские жизни.


Капитан Сил самообороны Японии Ихиро Канимицу чувствовал, как тело колотит нервная дрожь. С ним всегда бывало так в ожидании боя, но стоило только прозвучать команде «В атаку!», тряска исчезала, уступая место ледяному спокойствию и точному расчету. А сейчас от офицера требовалось и то, и другое. Мотопехотная рота, которой он командовал, под покровом ночи сосредотачивалась на исходном рубеже, готовая стальным катком сорваться вперед. В каких-то тридцати километрах, за невысокой сопкой, изрытой воронками от разорвавшихся снарядов, располагались позиции русских гайдзинов, которые роте предстояло прорвать, выйдя на подступы к Петропавловску. Противник, отступая под натиском воинов божественного микадо, вцеплялся буквально в каждый клочок земли, но этот рубеж был для него последним, и каждый, кому предстояло вскоре идти в бой, понимал, что схватка будет яростной и беспощадной.

Удар наносила Вторая пехотная дивизия в полном составе, и хотя за минувшие месяцы соединение понесло значительные потери, она представляла собой все такой же могучий организм, способный перемолоть стальными жвалами своих пехотных рот любого врага. Мимо укрытых в зарослях бронетранспортеров, вокруг которых кучковались пехотинцы, наслаждавшиеся последними минутами затишья, ползли к передовой танки.

Двум дюжинам тяжелых «Тип-90» предстояло стать острием клинка, вспарывающего оборону русских. Защищенные многослойной броней, вооруженным могучими стодвадцатимиллиметровыми орудиями, они не имели здесь достойного противника, но могли стать легкой добычей для одиночки-гранатометчика или расчета ПТУР, достаточно стойкого, чтобы не выдать свою позицию раньше времени. И поэтом танкам в грядущем бою предстояло действовать в тесной связке с пехотинцами Хидзури. А позади, в жидкой рощице, готовились к бою артиллеристы и минометчики. Полдюжины минометов М-30 калибра сто семь миллиметров и такое же число шестидюймовых гаубиц FH-70, старых, тяжелых, но надежных и убийственно точных, должны были своим огнем расчистить путь наступающим. Сейчас командиры батарей перелистывали на своих планшетах свежие спутниковые снимки, на которых оборона врага была видна, как на ладони, и майор не сомневался, что каждый снаряд, каждая мина лягут точно в цель. Несмотря на всю свою неприязнь к американцам, высокомерным, наглым, грубым, Ихиро Канимицу был рад, что те предоставили прямой доступ к данным своей спутниковой разведки. И это была далеко не единственная помощь, полученная от американских гайдзинов в борьбе с бородатыми русскими дикарями.

Что-то едва различимое в темноте промелькнуло над головой майора, и офицер, глянув в затянутое облаками ночное небо безуспешно попытался отыскать источник шума. А ударный беспилотник MQ-1C «Грей Игл», покачивая узкими крыльями, пролетев на пятидесятиметровой высоте над японскими позициями, направился в сторону русских окопов. Но не они были конечной точкой маршрута крылатого «робота».

Четыре беспилотных аппарата MQ-1C прибыли на Камчатку пять дней назад на борту транспортного самолета С-1А, приземлившегося на аэродроме в поселке Палана. Только эти легкие машины, обладавшие небольшим пробегом, обеспечивали связь с метрополией, изредка доставляя боеприпасы, медикаменты и провизию для экспедиционного корпуса, упорно вгрызавшегося в оборону русских на пути к Петропавловску-Камчатскому. Вместе с «дронами» прибыли и операторы, среди которых половина не могла произнести по-японски ни слова. Несмотря на то, что тщательно отобранные кандидаты прошли недолгий, но интенсивный курс на одной из баз ВВС США, «хозяева» решили подстраховать своих учеников. И вот беспилотники, один за другим, оторвались от взлетной полосы, растворяясь в ночной тьме. Экономичные и легкие дизельные двигатели «Thielert Centurion» мощностью сто тридцать пять лошадиных сил позволяли полуторатонному аппарату находиться в воздухе до тридцати шести часов, перемещаясь со скоростью двести пятьдесят километров в час. Установленные на борту тепловизоры и РЛС давали возможность операторам видеть все, происходящее на земле в любое время суток и при любой погоде, и предстоящая задача не казалась чем-то слишком сложным.

— Вижу цель! Радар «Clam Shell»! — На окрашенном в черно-белые тона мониторе мелькнули какие-то угловатые машины, расположившиеся на пологом склоне сопки. Над ними взметнулась в небо тонкая мачта, увенчанная вращавшейся антенной РЛС. Низковысотный обнаружитель 5Н66, входящий в состав зенитно-ракетного комплекса С-300П, вел непрерывный поиск, сканируя воздушное пространство узким конусом луча. — Дальность семь километров!

— Приготовиться! Проверить оружие!

Операторы, ведущие свой «дрон» на сверхмалой высоте, буквально на уровне верхушек вековых елей к указанной цели, позабыли обо всем, и даже о дышавшем им в затылки американском «наставнике», готовом придти на помощь всложной ситуации. Русский дальнобойный ЗРК наглухо закрыл небо над Петропавловском для японской авиации. И поэтому все последние дни грозные «Кобры» и юркие «Ниндзя» отсиживались на полевых аэродромах глубоко в тылу, не рискуя приближаться к линии фронта.

Два мощных радара были глазами и ушами батареи зенитного комплекса С-300, прикрывавшего позиции русских войск, готовившихся к последнему и решительному бою, севернее Петропавловска-Камчатского. Радиолокационная станция подсвета и наведения 30Н6, обеспечивавшая целеуказание для ракет «земля-воздух», могла обнаруживать цели, летящие на большой высоте, за три с лишним сотни километров, но была «близорука». И потому в помощь ей батарее был придан низковысотный обнаружитель, не имевший такой дальности действия, но видящие за девяносто верст объекты, летящие в нескольких метрах над землей. Работая в тандеме, эти РЛС делали результативным практически каждый пуск зенитных ракет 5В55Р, ждущих своего часа в транспортно-пусковых контейнерах на укрытых в лощинах меж сопок самоходных пусковых установках. Вот только тех ракет осталось буквально на счет, и рассчитывать на пополнение боезапаса не было никаких причин.

Уже несколько раз лучи РЛС, пронзающие пространство над погруженными в вечный сон сопками, касались фюзеляжа MQ-1C. Но корпус беспилотника, изготовленный из композитных материалов, частью поглощал импульсы, а частью рассеивал их в пространстве. Несколько раз на экранах радаров возникала четкая засветка, но, прежде чем командир батареи успевал объявить тревогу, она исчезала, заставляя расчеты ЗРК ломать головы над тем, что же они обнаружили.

— Дистанция полторы тысячи метров, — произнес оператор, пальцы которого буквально порхали над приборной панелью. — Готов к пуску!

Скользя над склоном сопки, «дрон» вплотную приблизился к РЛС, уничтожив которую, можно было разрушить всю систему ПВО, дав, наконец, японским пилотам возможность внести свою вклад в разгром упорно сопротивляющегося врага. Занимая наиболее выгодную позицию для атаки, «Грей Игл» набрал высоту, и тотчас на экране РЛС зенитной установки ЗСУ-23-4 «Шилка» вспыхнула жирная пульсирующая точка. Четыре ЗСУ прикрывали позиции «трехсоток» на ближних подступах, образуя эшелонированную ПВО, и расчету одной из них улыбнулась удача.

— Цель на пятнадцать! — оператор от неожиданности аж подскочил в своем кресле, ткнувшись макушкой в низкий потолок боевого отделения и отделавшись легким ушибом только благодаря шлему. — Дальность две тысячи!

— Огонь!!!

Счетверенные пушки взревели, выпуская поток снарядов калибра двадцать три миллиметра. Поток трассеров разрезал ночь, нащупав парящий над вершиной сопки беспилотник. Пластик его корпуса и плоскостей не выдержал столкновения с раскаленным свинцом, и охваченный огнем MQ-1C, рассыпаясь на части еще в воздухе, рухнул на землю.

— Проклятье! — Оператор ударил ладонями по приборной панели, когда четкое контрастное изображение, поступавшее на монитор с тепловизора, сменилось «крупой» помех. — Мы потеряли «птичку»!

Одновременно еще три беспилотника, вышедшие на рубеж атаки, нанесли удар. Из-под плоскостей каждого отделились по четыре малогабаритные управляемые бомбы GBU-44/B, стальными каплями посыпавшись на позиции ЗРК. Наводимые по лазерному лучу со своих «дронов», они поразили оба радара, один за другим, за несколько секунд проделав в противовоздушной обороне Петропавловска огромную брешь, закрыть которую защитникам города было уже нечем. Кто-то из уцелевших офицеров успел отдать приказ расчетам покинуть пусковые установки. И только поэтому когда пара японских AH-1S «Кобра», появившихся пять минут спустя, обрушили на огневые позиции ослепленной и оглушенной батареи шквал семидесятимиллиметровых НУРС, лишь двое зенитчиков получили легкие ранения, не успев убежать достаточно далеко. Выпустившие в небо сотни снарядов «Шилки» заставили противника заплатить за этот успех, уничтожив одну «Кобру», но это не имело никакого смысла. Над городом уже ревели раскатами грома турбины реактивных истребителей, а затем улицы содрогнулись от разрывов обрушившихся с неба бомб.


Эсминец-вертолетоносец Морских сил самообороны Японии DDH-182 «Исэ», разрезая форштевнем встававшие на пути волны, приближался к берегам Камчатки. Корабль полным водоизмещением восемнадцать тысяч тонн, краса и гордость империи Восходящего солнца, была самой крупной боевой единицей в составе японского флота. Уже готовился к спуску на воду эсминец-вертолетоносец следующего поколения «Идзумо», более крупный, способный принять на борт большее число летательных аппаратов, обладавший большей автономией и более совершенным радиоэлектронным вооружением. Но пока именно «Исэ» и «Хиуга», головной корабль серии, оставались воплощенными в металл символами мощи ВМС Японии, вновь осваивавших океанские просторы после долгого периода бездействия.

«Исэ» направлялся к берегам земли, формально все еще остававшейся территорией России, чтобы сменить там своего «систершипа», несущего службу у русских берегов уже много недель подряд и готовившегося к возвращению в свой порт, чтобы дать отдых и людям, и механизмам, для которых долгое плавание тоже не могло пройти бесследно. Но если «Хиуга» выполнял функции, возложенные на него официально, ведя охоту за рыскавшими в прибрежных водах русскими субмаринами с помощью своих вертолетов «Си Хок», то на борту «Исэ» находились лишь две винтокрылые машины, и те — в поисково-спасательной модификации. Но его просторный подпалубный ангар при этом отнюдь не оставался пустым.

Вертолетоносец двигался двадцатиузловым ходом, хотя газотурбинные двигатели LM-2500 производства американской корпорации «General Electric» позволяли ему разгоняться до тридцати узлов. В кромешной тьме «Исэ» осторожно прощупывал путь импульсами РЛС и сонара. Он находился уже менее чем в ста милях от берега — и в пределах досягаемости русских тяжелых ПКР «Sepal», жертвой которых уже стал миноносец «Атаго», с трудом добравшийся на буксире до Йокосуки. Но капитан вертолетоносца упорно вел свой корабль все ближе к территории врага.

Внезапно яркий свет залил его просторную палубу, и в режущих лучах многочисленных прожекторов засуетились палубные команды. Подъемники, расположенные в носу, перед пирамидальной надстройкой-«островом», и позади нее ближе к корме, подавали из ангара один за другим многоцелевые истребители вертикального взлета F-35B, которые уже здесь заправляли, заливая в баки сотни литров авиационного керосина, и подвешивали вооружение.

В это время лейтенант Морских сил самообороны Японии Фудзита Масао вместе с еще семью летчиками в помещении для инструктажа пилотов, погруженном глубоко в недра корабля, внимательно слушал командира авиакрыла. Стоявший чуть в стороне от большого экрана офицер указывал на сменявшие друг друга спутниковые снимки, поясняя:

— Ваша цель — русский аэродром, на котором базируются тяжелые перехватчики «Фоксхаунд». Эти самолеты, несущие ракеты «воздух-воздух» большой дальности АА-9 представляют серьезную угрозу, и только благодаря их наличию русские еще сохраняют господство в небе Камчатки. Если вывести их из строя, наши войска смогут использовать для поддержки своего наступления вертолеты, и тогда оборона гайдзинов рассыплется.

На очередном кадре, сделанным высокочувствительными камерами американского спутника «Ки Хоул-11» в хорошую погоду, была видна панорама авиабазы, перекрещивающиеся взлетные полосы, крыши ангаров и каких-то зданий. Качество изображения было таким, что Масао без труда различал отдельных людей, бродивших по территории.

— Неизвестно точное число сохранивших боеспособность русских истребителей, но следует рассчитывать на худшее, предполагая, что большая их часть способна подниматься в воздух. Самолеты размещаются в укрепленных капонирах из бетона, армированного сталью. Для их уничтожения ваши истребители будут оснащены бомбами GBU-39 с GPS-наведением. По расчетам, их мощности хватит для разрушения русских укреплений. Достаточно, чтобы вражеские истребители были выведены из строя хотя бы на несколько часов. Известно, что русская авиация периодически несет дежурство в воздухе, поэтому, на случай столкновения с «Фоксхаундами», в состав вооружения также включены ракеты AIM-120, что обеспечит подавляющее преимущество в воздушном бою.

— Господин полковник, — Фудзита Масао поднял руку, как примерный школьник на уроке. — Противовоздушная оборона всегда считалась сильной стороной русских. Что ждет нас при прорыве к цели?

— Основу ПВО русской авиабазы составляет батарея SA-10, но запас их ракет почти полностью израсходован. По данным разведки, у русских всего по одной-две ЗУР на каждую пусковую. Сброс бомб произведете с максимальной дистанции, без захода в зону действия русских ЗРК. В любом случае, системы радиоэлектронного противодействия ваших истребителей должны надежно защитить вас от вражеских ракет. Также, вероятно, на подступах к авиабазе или на побережье размещены русские зенитные орудия, как самоходные, так и буксируемые, и, возможно, зенитные ракеты малой дальности SA-8 или SA-13. Эти ЗРК установлены на шасси высокой проходимости, колесном или гусеничном, и постоянно отслеживать их положение попросту невозможно. В случае если вас подобьют, уходите к морю и там катапультируйтесь. Спасательный вертолет сможет подобрать вас в течение двадцати минут.

Командир авиакрыла сделал шаг вперед, став на фоне светящегося экрана, на котором продолжали проецироваться спутниковые фотографии, и произнес торжественным голосом:

— Вы — лучшие из лучших, выбранные из сотен достойных кандидатов. Вы — надежда Японии. Вас обучили всему, что необходимо, вложили в ваши руки самое совершенное оружие, какое только может быть. Пришло время доказать, что эти усилия не напрасны. Не вы начали эту войну, но вам предстоит закончить ее. Уничтожьте авиацию русских, и тогда войска генерала Танаки войдут в Петропавловск, сломив сопротивления горстки русских фанатиков, и над Камчаткой поднимется японский флаг. Сотни молодых японцев уже положили свои цветущие жизни на алтарь победы, сделайте так, чтобы их кровь не оказалась пролитой напрасно! Банзай!

— Банзай!!! — Переборки отсека задрожали от дружного клича, извергнутого восемью глотками.

Пилоты вскакивали со своих мест, проносясь вихрем по переходам и выскакивая на палубу, где уже заканчивались приготовления. Лейтенант Фудзита опустил на голову массивный сферический шлем, лобовое стекло которого представляло собой монитор, заменивший на «Лайтнинге» традиционный индикатор на фоне лобового стекла. Неповоротливый в летном комбинезоне, пилот кое-как забрался в кабину готового к взлету истребителя, опустив прозрачный колпак фонаря, и, подчиняясь приказу руководителя полетов, запустил двигатель. Турбина Pratt & Whitney F135-400 взревела, набирая обороты, и распластавшийся над палубой самолет ощутимо задрожал. В наушниках звучали переговоры корабельных служб, который лейтенант слушал отстраненно, до тех пор, пока не прозвучал короткий, как выстрел, приказ:

— Дракон-один, взлет!

Сопло реактивного двигателя с управляемым вектором тяги опустилось вниз, а в фюзеляже позади кабины пилота раскрылись створки вентилятора, нагнетавшего тягу. Поток раскаленных выхлопных газов лизнул палубный настил, и двадцатисемитонный истребитель, чуть покачивая плоскостями, оторвался от взлетно-посадочной площадки, на несколько мгновений зависая над кораблем. Лейтенант Фудзита отклонил рычаг управления, и, подчиняясь его движению, «Лайтнинг» развернулся, удаляясь от корабля, с палубы которого, одна за другой, взмывали остальные машины эскадрильи, единственной в японском флоте и до сих пор официально не существовавшей.

К этой секунде Фудзита Масао, как и его товарищи, шли долго и упорно, преодолевая множество препятствий. Выбранные из множества других летчиков, служивших в ВВС или морской авиации Японии, они прошли изматывающий курс подготовки, сперва на одной из авиабаз США, затем — на американском же авианосце, осваивая новое для большинства из них искусство. Никто из них не был новичком, но несколько недель, проведенных практически безвылазно за штурвалом самолета, дались с огромным трудом. Бесконечные полеты, сперва на «спарке», учебно-тренировочном TAV-8B «Harrier-2», затем — на новейших «Лайтнингах», официально даже не принятых на вооружение американских ВВС. В иные дни не было сил даже выбраться самостоятельно из кабины, и лейтенант покидал самолет на руках техников, будучи не способен пошевелить и пальцем. Сейчас за плечами Фудзиты и его товарищей было больше взлетов и посадок, чем у любых двух японских военных летчиков, вместе взятых. И все ради того, чтобы сейчас мчаться сквозь ночь к вражескому берегу, где их поджидали истребители и зенитные ракеты, где любая ошибка могла стать фатальной.

— Внимание, Драконы! — Голос командира эскадрильи заставил лейтенанта Фудзиту, предавшегося воспоминаниям, вернуться в реальность. — Держать максимально плотный строй! Радары включить! К цели идем в режиме радиомолчания! Снижаемся!

— Я Дракон-один, понял!

В эфире зазвучали доклады остальных пилотов. «Лайтнинги» один за другим пикировали к волнам, укрываясь на сверхмалых высотах от лучей русских радаров, постоянно обшаривавших пространство над прибрежными водами. Бортовая РЛС APG-81 истребителя Фудзиты сейчас бездействовала, зато станция радиоэлектронной борьбы «Барракуда» время от времени выдавала предупреждения об облучении. Продвинутая технология «стеллс», использованная американцами при создании F-35B, позволяла оставаться невидимыми для локаторов до самой последней минуты. Тщательно подобранные обводы фюзеляжа и специальное покрытие частью поглощали, а частью отражали лучи радаров, рассеивая их в пространстве. И все же пилот ощущал сильное волнение, с трудом держа себя в руках.

Пристроившись, крыло к крылу, к самолету своего ведомого, от которого его отделяло сейчас метров пять, Фудзита удерживал тяжелую машину на высоте не более пятидесяти метров над гребнями волн, не сводя взгляда с индикатора навигационной системы GPS. Восьмерка «лайтнингов» мчалась со скоростью звука по заранее рассчитанному маршруту, в обход известных позиций русских ЗРК. В заданной точке строй самолетов распался, и разделившиеся на четверки истребители начали заход на цель, русский аэродром, с двух сторон, реализуя давно разработанную американцами тактику «звездного налета».

Под крылом промелькнула полоса прибоя, впереди по курсу поднялись к небу темной стеной сопки, и напряжение, не оставлявшее летчика, возросло многократно. Складки местности сейчас представляли куда большую угрозу, чем все ракеты и перехватчики гайдзинов вместе взятые. Но входившая в состав БРЭО «Лайтнинга» оптико-электронная система AN/AAQ-37, включавшая инфракрасную камеру, позволяла совершать полеты и днем и ночью, практически в любых условиях.

Склон горы, проступивший из тьмы по курсу, заставил Фудзиту набрать высоту, облетая препятствие сверху. Истребитель на какие-то секунды взмыл над гребнями сопок, и командир батареи ЗРК С-300П, развернутой в нескольких километрах от Елизово, непонимающе уставился на экран радара. Уже несколько минут творилось что-то непонятное. Отметки целей то возникали, то исчезали вновь, снова появляясь в самых неожиданных местах.

— Для самолета слишком слабый сигнал, — произнес такой же растерянный оператор радара. — Я бы сказал, что это «томагавки», но ведь у япошек ничего такого быть не может, верно?

Командир покачал головой:

— Призраки какие-то! Может, неполадки с техникой? Запусти-ка диагностику!

Тем временем уже углубившиеся на много километров в российской воздушное пространство F-35B приближались к цели. Четверка, в составе которой был истребитель Фудзиты, заходила с северо-запада, другая группа, сделав приличный крюк в русском небе, готовилась нанести удар с востока. Японский пилот вздрогнул, когда в наушниках прозвучал приказ командира:

— Набрать высоту пять тысяч! Приготовиться к атаке! До цели сто километров!

«Лайтнинги» взвились над сопками, вспарывая плоскостями крыльев облака. Лейтенант Фудзита снял оружие с предохранителя, ожидая новый приказ командира. Стремительно бежали секунды, и, наконец, в эфире раздалась короткая команда:

— Атака! Сбросить бомбы!

Истребители разомкнули боевой порядок, образуя строй фронта. Распахнулись створки люков оружейных отсеков в бортах фюзеляжа, сделав «Лайтнинги» отлично видимым на экранах наземных РЛС. Лейтенант Фудзита одним касанием приборной панели отправил в короткий полет четыре управляемые бомбы GBU-39 SDB. Расправившие крылья бомбы, в системы наведения которых уже были заложены координаты цели — русского аэродрома Елизово — растворились во тьме, планируя к находившейся еще в десятках километров мишени.

— Разворот сто восемьдесят градусов! Уходим!

Яркие отметки целей вспыхнули в самом центре монитора РЛС, и командир зенитно-ракетной батареи, готовый выть от отчаяния, громко приказал:

— Пуск!

Полдюжины зенитных ракет 5В55Р взвились над позициями ЗРК, разворачиваюсь вслед уходившим к побережью истребителям. Разогнавшись до двух километров в секунду, ЗУР стремительно сокращали дистанцию, но пилоты, получившие предупреждение о ракетном обстреле, уже включили бортовые станции РЭБ AN/ASQ-239, ослепившие шквалом помех головки самонаведения. Одновременно все четыре истребителя сбросили ложные цели, дипольные отражатели, забившие РЛС множеством хаотичных сигналов.

Не меньше трех русских ракет преследовали истребитель Фудзиты, закрутивший в небе Камчатки целый каскад фигур высшего пилотажа. Одна из ЗУР почти сразу ушла в сторону, «оглушенная» помехами. Вторая секундой позже отвернула в сторону, захватив облако дипольных отражателей, серебристым шлейфом тянувшихся за «Лайтнингом», взорвавшись далеко в стороне. Впереди вздымалась громада поросшей непроходимой тайгой сопки, но японский пилот, слыша несмолкающий визг системы предупреждения об атаке, не менял курс, словно решив пойти по стопам камикадзе. И лишь тогда, когда дальномер показал два километра до препятствия, Фудзита выполнил маневр, обогнув гору сбоку и чуть не цепляясь при этом плоскостями о землю. Ракета, не успевшая повторить вираж, воткнулась в склон, взорвавшись. И в этот же момент Фудзита увидел неподалеку от своего самолета яркую вспышку в ночном небе, а затем эфир пронзил отчаянный крик:

— Дракон-три, я подбит! Теряю контроль! Падаю!

Взрыв статридцатикилограммовой боеголовки, разорвавшейся в паре метров от самолета, оторвал одну из плоскостей, и F-35B «Лайтнинг», беспорядочно вращаясь в воздухе, стал стремительно терять высоту. За секунду до того, как обреченный летчик задействовал систему катапультирования, истребитель врезался в землю, и на месте падения вздулся огненный шар. Но мгновением раньше сброшенные японскими пилотами бомбы достигли своей цели.

Несколько десятков человек в летных комбинезонах вперемежку с техниками и солдатами из роты охраны стояли у кромки взлетно-посадочной полосы авиабазы Елизово, уставившись на багровое зарево, осветившее небо на северо-востоке. Время от времени с той стороны доносись звуки, похожи на раскаты грома, вот только те, кто с опаской поглядывали на горизонт, точно знали, что дело здесь вовсе не в грозе.

— Похоже, по всему фронту полыхает, — проговорил нервно куривший командир истребительного авиаполка. — Видимо, «косые» уже подошли к Петропавловску. Вот и есть наш последний и решительный бой…

— Так что же мы на земле отсиживаемся?! Товарищ полковник, прикажите, и мы их с землей смешаем!

Командир обернулся, отыскав взглядом в толпе говорившего. Узнав одного из молодых летчиков, прибывших на Камчатку за считанные дни до высадки японского десанта, офицер ответил негромко:

— Бросать полк в мясорубку я не стану, пока не получу на это прямой приказ. Каждый самолет и каждый из вас, пилотов, бесценны. Пока есть хоть одна машина, способная оторваться от земли, не видать япошкам поддержки с воздуха, а одно это для наших ребят там, в окопах, дорогого стоит. Да и не годится МиГ-31 для штурмовки, что ни говори!

Он не мог сказать, с какой радостью и сам бы сейчас сел за штурвал, направляя свой истребитель туда, где все ярче разгоралось зарево, растекшееся уже на половину горизонта, пускай бы даже это был полет только в один конец. Но вместо этого, выполняя приказ свыше, полковник распорядился укрыть боеспособные машины в капонирах, под тоннами бетона и стали. Только дежурная пара МиГ-31, заправленных, с подвешенными ракетами, стояла на взлетной полосе в боевой готовности, но пока в небе не появился достойный противник, и русские летчики лишь могли грозить кулаками в пустоту.

Заунывный вой сирены обрушился на летное поле, накрывая его вязким куполом. Озираясь по сторонам, командир полка крикнул:

— Воздушная тревога! Все по машинам!

Они не услышали гул турбин вражеских самолетов, находившихся в десятках километров от аэродрома, как не услышали свист воздуха, рассекаемого стабилизаторами мчавшихся к земле бомб. Открыли вдруг огонь по скрытым во тьме целям «Шилки», прикрывавшие авиабазу от возможных ударов с воздуха. С треском зенитные пушки выбросили в пустоту поток малокалиберных снарядов, а затем аэродром накрыл грохот разрывов. Малокалиберные бомбы GBU-39 со спутниковым наведением разили без промаха. При весе всего сто тринадцать килограммов они разгонялись у земли до огромных скоростей, с легкостью прошивая бетонные своды капониров и разрываясь уже внутри. Мощи семнадцати килограммов взрывчатки, которыми были начинены бомбы, хватало, чтобы причинить самолетам повреждения, исключавшие возможность подняться в небо. Командир полка видел, как взрывами изнутри вышибало створки ворот, а над ангарами вздымались столбы дыма и пламени.

Пилоты, готовые разрыдаться от досады, смотрели на то, как гибнет их полк. Японские истребители сбросили тридцать две управляемые бомбы, и хотя часть из них из-за неполадок в системе наведения или просто по теории вероятности, промахнулась, оставшихся хватило с лихвой. В течение нескольких секунд были уничтожены почти все самолеты, в том числе и явно небоеспособные, окончательно превратившиеся в груды металлолома. Потерь среди пилотов не было, если не считать нескольких легко раненых и контуженых близкими взрывами, но теперь из хозяев камчатского неба они превратились просто в беспомощную толпу.

— Суки! — Командир полка не мог сдержать слез, видя, как догорают его истребители, грозные боевые машины, практически непобедимые в небе, и уничтоженные без малейшего ущерба для противника здесь, на земле. Вдруг взгляд его наткнулся на стоявшие у дальнего конца взлетной полосы дежурные «миги», и пилот, надсаживая связки, скомандовал: — По машинам! Взлет немедленно!

И сам, обгоняя пришедших в себя пилотов, бросился к ближайшему перехватчику. Какой-то техник с закопченным лицом приставил к борту легкую стремянку, и полковник, вскарабкавшись по ней, уселся в кресло, позволяя пристегнуть себя и опустить на голову массивный шлем-«сферу». В задней кабине МиГ-31 уже возился штурман-оператор.

— Приготовься, взлетаем на форсаже, — предупредил его включившийся в бортовое переговорное устройство комполка. — Что с оружием?

— Четыре Р-60 и полный боекомплект к пушке!

— Черт! — Пилот хлопнул ладонью, обтянутой прочной тканью перчатки, по борту. — Придется ввязываться в ближний бой!

Спаренные турбины Д-30 взвыли, набирая обороты. Пилот перевел рычаг управления двигателями в положение «форсаж», и из сопел вырвались длинные языки пламени. Тяжелый истребитель резко сорвался с места, так что внезапно навалившаяся перегрузка вдавила тела летчиков в кресла. Налившейся свинцом рукой командир полка потянул на себя рукоятку штурвала, и МиГ-31 оторвался от взлетной полосы, свечой ввинчиваясь в ночное небо, в котором где-то укрылся враг.

— Право двадцать групповая цель, — сообщил оператор, когда луч бортовой РЛС «Заслон» коснулся плоскостей и оперения уходящих в сторону океана вражеских самолетов. — Дальность сорок. Сигнал слабый, похоже на беспилотники!

— Принял! — Командир полка отклонил штурвал, доворачивая мчавшийся быстрее звука «миг» на цель, еще скрытую во мраке. — «Ноль-пятый», держись сзади, будешь отгонять «косых» от хвоста!

Два истребителя бесшумно мчались над погруженными в темноту сопками, опережая звуковую волну, отражавшуюся от их склонов. Командир экипажа уже держал палец на кнопке пуска, дожидаясь разрешающего сигнала от бортовой ЭВМ «Аргон». Противник, нанесший внезапный удар, был все ближе, и явно не стремился принять бой.

Системы РЭБ японских истребителей «Лайтнинг» перехватили излучение русских радаров, ответив направленными импульсами шумовых помех. Лейтенант Фудзита, державший свой самолет на малой высоте, услышал в наушниках чуть искаженный помехами голос командира:

— Гайдзины на хвосте! Разворот сто восемьдесят градусов! Радары включить!

«Лайтнинги», оснащенные двигателями с изменяемым вектором тяги, развернулись практически на месте. Импульсы РЛС AN/APG-81 отразились от фюзеляжей приближавшихся русских самолетов, и командир звена, увидев две отметки, приказал:

— Разомкнуть строй! Дракон-один, Дракон-два, выпустить ракеты! Прикончите их!

Лейтенант Фудзита Масао не сомневался в исходе боя. Он находился в кабине самого современного истребителя, оснащенного лучшими системами обнаружения и несущего наиболее совершенное из существующего оружие. И какими бы отчаянными бойцами не были преследовавшие их русские, абсолютное техническое превосходство не оставляло им никаких шансов.

Палец пилота утопил кнопку на боковой рукоятке управления, и из боковых отсеков выскользнули две ракеты «воздух-воздух» AIM-120 AMRAAM. Расстояние до русских самолетов не требовало наведения ракет с борта истребителя, активные радиолокационные головки самонаведения захватили цели, и через несколько секунд в далеко впереди, над самым горизонтом, сверкнули вспышки взрывов.

— Один уничтожен!

Пилот истребителя с бортовым номером «ноль-пять» попытался уклониться от атаки, но «умные» ракеты повторили его маневр. Поток шрапнели, которой были начинены их двадцатидвухкилограммовые боевые части, разлохматил обшивку, добираясь до топливных баков и двигателей. Охваченная огнем крылатая машина врезалась в вершину сопки, и яркая вспышка на несколько мгновений рассеяла тьму. Тела летчиков, слившихся в единое целое со своей боевой машиной, распались пеплом в жарком пламени горящего авиационного керосина.

МиГ-13 командира полка метался в ночном небе, преследуемый еще двумя ракетами. Пронзительный визг системы предупреждения СПО-15СЛ заставил оператора включить бортовую станцию РЭБ, и одна из японских ракет, «ослепленная помехами», промчалась мимо, заставив вцепившегося мертвой хваткой в рычаги управления пилота выругаться от облегчения.

— Сбрасывай отражатели!

Ворох ложных целей, рассыпавшихся позади мчавшегося над сопками «мига», обманул ГСН второй ракеты, ушедшую в сторону.

— Не вижу цель! Где они?!

Экран РЛС «Заслон» не показывал ничего, кроме колышущегося марева помех, наведенных системами радиоэлектронного подавления японских истребителей. Но МиГ-31 имел и другие, не менее эффективные средства обнаружения целей. Бортовой теплопеленгатор 8ТП выдал направление на находящийся в воздухе источник инфракрасного излучения, который не мог быть ничем иным, кроме как вражеским самолетом.

Крылатые машины, маневрировавшие в ночном небе, едва не столкнулись, на огромной скорости промчавшись мимо. В какой-то момент их разделяло не более двух десятков метров, и командир полка, успевший рассмотреть нечеткий силуэт, удивленно воскликнул:

— Какого черта?! Это что, «Раптор»?

— Американцы?! Не может быть!

Истребитель F-35B «Лайтнинг», действительно имевший некоторое внешнее сходство с более тяжелой машиной пятого поколения F-22, исчез во мраке, но темнота не была препятствием для авионики русского МиГ-31 и головок самонаведения его ракет. Выполнив разворот на пределе возможностей вовсе не предназначенного для маневренного боя перехватчика, русский пилот выпустил вдогон противнику залпом все четыре ракет Р-60М, подвешенные попарно на подкрыльевых узлах подвески с шести километров, практически в упор. Огненные стрелы вонзились в фюзеляж японского самолета, и тот, рассыпаясь в воздухе на куски, огненным градом рухнул в тайгу.

— Один есть! — Командир полка, провожая взглядом пылающую вражескую машину, оскалился в довольной улыбке.

Лейтенант Фудзита на экране радара видел, как две отметки воздушных целей сблизились, и затем одна из них, обозначавшая одну из своих машин, исчезла. Он не мог ничего знать о судьбе пилота, но ближний воздушный бой на околозвуковых скоростях практически не оставлял времени на то, чтобы покинуть обреченную машину, и даже бортовой компьютер мог среагировать с опозданием. Не колеблясь, Масао направил свой «Лайтнинг» вслед русскому, быстро сокращая дистанцию.

Проецируемое на забрало летного шлема, которое являлось экраном нашлемной системы целеуказания HMDS, мерцающее прицельное кольцо замкнулось вокруг силуэта русского истребителя, и перед глазами японца вспыхнул символ, обозначающий разрешение на открытие огня. Когда расстояние между самолетами уменьшилось до полутора километров, Фудзита Масао утопил гашетку. Подвешенная под фюзеляжем четырехствольная пушка GAU-22/A выпустила во тьму поток снарядов, но русский пилот успел выполнить маневр, и очередь прошла впритирку у левого борта, не задев истребитель.

— Дракон-один, выходи из боя, — звучал в эфире голос командира звена.

Пилот МиГ-31 вновь включил форсаж, и его истребитель, не отягощенный внешними подвесками, умчался вперед, легко разгоняясь вдвое быстрее звука. Помехи забили радар «лайтнинга», а через несколько мгновений, выполнив разворот, русский перехватчик уже навис над японским самолетом, быстро настигая его в мерцающем свете звезд, бесстрастно смотревших с небосвода на сводящих друг с другом счеты людей.

— Дракон-один, гайдзин у тебя на хвосте! — Услышав в наушниках с трудом пробивавшийся сквозь завесу помех голос командира звена, вместе со своим ведомым крутившегося где-то неподалеку, вертевший головой в разные сторону Фудзита Масао, пытавшийся отыскать противника, вздрогнул от испуга. — Сбрось его, Дракон-один! Разрывай дистанцию!

Тяжелый МиГ-31, взлетным весом превосходивший своего противника почти вдвое, надвигался, пожирая километры. Скоростной высотный перехватчик не был предназначен для ближнего боя, но израсходовавший весь запас ракет F-35B перестал быть по-настоящему опасным противником. Прицельная марка, высветившаяся на лобовом стекле русского «мига», легла на силуэт энергично маневрировавшего японского «лайтнинга», и ожила авиационная пушка ГШ-6-23, укрытая в приливе крыла. Шесть стволов, вращаясь с чудовищной скоростью, изрыгали поток пламени с темпом девять тысяч выстрелов в минуту. Свинцовая струя, пронзив тьму, нащупала вертевшийся из стороны в сторону F-35.

Лейтенанту Фудзите показалось, что по его самолету застучали разом сотни тяжелых молотов. Истребитель, прежде такой послушный, легкий, будто не подверженный земному тяготению, начал рыскать, неуклюже качаясь в воздушных потоках. Напрягая вздувшиеся под тканью комбинезона мышцы, японский пилот тянул на себя рукоятку управления, и эфир наполнился его призывами о помощи:

— Дракон-один, я подбит! Теряю управление!

Трассеры, ослепительно вспыхивая во тьме, проносились, кажется, на расстоянии вытянутой руки от головы пилота, защищенной только прозрачным пластиком фонаря пилотской кабины. Русские были все ближе, обрушив на поврежденный «Лайтнинг» град снарядов. Осколки хлестали по фюзеляжу, разрывая обшивку из композитных материалов, словно бумагу. Но, увлекшись преследованием «подранка», командир истребительного полка русских ВВС забыл, что они не одиноки в небе над Камчаткой.

Державшаяся в стороне пара F-35B атаковала, зайдя с флангов. Каждый японский истребитель выпустил по две ракеты AMRAAM. Система предупреждения об облучении зашлась в истошном визге, оглушая пилотов МиГ-31. Тяжелый истребитель, сбрасывая оставшиеся ложные цели, перевернулась, ложась на крыло, и одна ракета, нацеленная в него, промчалась ниже, разорвавшись на безопасной дистанции. Через секунду русский перехватчик содрогнулся от близкого взрыва, и приборная панель перед командиром экипажа озарилась тревожным красным светом.

— Попадание, — сквозь зубы прорычал летчик, вцепляясь обеими руками в штурвал. — Пожар правого двигателя! Топливный бак пробит, мы теряем горючее! Катапультируйся!

Оператор, сидевший в заднее кабине, дернул спасительный рычаг, и чудовищная сила вышвырнула крепко притянутое к креслу тело прочь из горящего самолета, штопором ввинчивающегося в землю. А полусекундой позднее за ним последовал и командир экипажа. Уже потом, плавно покачиваясь под шелковым полотнищем парашютного купола, он с много километровой высоты рассматривал мерцающее зарево там, где должен был находиться Петропавловск-Камчатский. Вражеские войска, получив так необходимую поддержку с воздуха, рвались вперед, прорывая одну за другой, линии обороны измотанных и уже теряющих веру в победу русских солдат. Одержавшие победу японские самолеты рассмотреть в рассеивающейся тьме ему так и не удалось.

А лейтенант Морских сил самообороны Японии Фудзита Масао, даже не задумывавшийся о том, что сейчас могло происходить на земле, из последних сил, истово молясь древней богине Аматэрасу, пытался удержать в воздухе поврежденный огнем русского истребителя F-35B. Соткавшийся из тьмы «Лайтнинг» командира звена возник чуть выше, и Фудзита услышал ответ:

— Дракон-один, тяни к побережью, сколько сможешь! Держись!

Сопровождаемый своими товарищами, Фудзита развернул почти не слушающийся управления истребитель в сторону океана, до которого уже оставались считанные километры. Их уже могли видеть с борта «Исэ», подошедшего к русскому берегу почти вплотную и сканировавшего пространство над водой и прибрежными сопками своим радаром дальнего действия FCS-3 с фазированной антенной решеткой. Голос руководителя полетов, находившегося на вертолетоносце, подсказывал, что делать, и отчаяние японского летчика сменилось спокойной уверенностью.

Промелькнула под крылом белая полоса прибоя, а где-то на горизонте путеводной звездой приводной радиомаяк вертолетоносца посылал свои сигналы. Очертания «Исэ» проступили во тьме неожиданно, и неуклюже болтающийся в воздухе «Лайтнинг» завис на опустевшей палубой. Из направленного вниз сопла реактивного двигателя ударили струи раскаленных газов, облизнув термостойкое покрытие. В тени надстройки замерли в полной готовности спасатели, готовые броситься на борьбу с огнем. Фудзита Масао, по искаженному от напряжения лицу которого струился пот, осторожно работал рукояткой управления, и самолет медленно снижался, покачивая плоскостями. Наконец, шасси истребителя со стуком коснулись палубного настила, и пилот заглушил двигатель.

Со всех сторон к замершему «Лайтнингу» бросились матросы. Последним усилием Фудзита поднял фонарь, и крепкие руки подхватили его, освобождая от привязных ремней и осторожно извлекая из кабины. Уже очутившись на палубе, пилот пришел в себя, со смесью страха и удивления рассматривая собственный самолет, чудом уцелевший под вражеским огнем. Хвостовое оперение было разлохмачено, будто гнилая ветошь, а в плоскостях зияли рваные пробоины, оставленные снарядами русского «Фоксхаунда».

Поврежденный F-35B взяли на буксир и оттащили в сторону, освобождая посадочную площадку. Один за другим из тьмы возникали заходившие на посадку истребители, обрушивая на корабль оглушительный рев турбин. Фудзита насчитал еще пять машин, беззвучно, одними губами, прошептав молитву о погибших товарищах. А «Исэ», приняв на борт остатки выполнившей свою задачу авиагруппы, уже разворачивался, окруженный плотным кольцом эсминцев своего эскорта, полным ходом направляясь на юго-восток, в открытый океан и подальше от русских ракет.

Небо над Елизово очистилось, и только радист вновь и вновь безуспешно повторял рвавшие эфир позывные поднявшихся в воздух «мигов». Грохот взрывов и гул турбин смолкли, но ненадолго. Металлический треск, отражавшийся от склонов сопок, заставил одного из пилотов, как есть, в летном комбинезоне, с массивным шлемом в опущенной руке, испуганно вскрикнуть:

— Вертушки! Воздух!!!

Пара легких OH-6D «Кейюс» вынырнула из тьмы, стрекоча винтами, будто огромные стальные стрекозы. На летное поле обрушился ураган пуль, выпущенных шестиствольными пулеметами «Миниган», изрыгавшими по шестьдесят килограммов металла в секунду. Свинцовый шквал смел сгрудившихся на открытом пространстве людей. Упавший на шершавый бетон летчик видел, как рядом валились окровавленные тела его товарищей и едва знакомых солдат из аэродромной охраны. С грохотом вертолеты промчались над головой, поливая огнем что-то, скрытое за ангарами. В ответ ударили «Шилки». Огненные полосы прочертили небо, и японские вертолеты, один за другим, вспыхивая, рухнули на землю, разорванные в клочья градом зенитных снарядов.

Пара ударных вертолетов «Кобра», подошедший к аэродрому на предельно малой высоте, едва не касаясь земли полозьями шасси, «подскочили», набирая высоту, и из-под их коротких крылышек огненными стрелами сорвались управляемые ракеты BM-71 «Тоу». Одна за другой, вспыхнули получившие попадания ПТУР зенитные установки, и в их пламени метавшиеся по летному полю люди увидели идущие прямо на них цепью на малой высоте вертолеты.

— Занять оборону! — Летчик, вскочив на ноги, схватил пробегавшего мимо солдата с перекошенным от ужаса лицом. — К бою! «Косые» сейчас высадят десант! Все к оружию!

Один за другим, легкие многоцелевые UH-1H зависали над взлетной полосой, и с них на бетон камуфлированными мячиками сыпались японские солдаты. Пока главные силы генерала Танаки прогрызали оборону русских на пути к Петропавловску, пехотная рота, преодолев десятки километров по воздуху, ударила в тыл, освобождая плацдарм для такого необходимого подкрепления, которое уже ждало своего часа, погрузившись в транспортные самолеты, готовые по первому сигналу подняться в воздух с авиабаз на острове Хоккайдо.

Выкатившийся из-за ангара БТР-80 открыл огонь в упор из спаренных пулеметов по кружившим над летным полем геликоптерам. Один их UH-1 под градом крупнокалиберных пуль качнулся в воздухе, зацепившись лопастями за бетон и вспыхнув. А через секунду поток двадцатимиллиметровых снарядов, выпущенных бортовой пушкой «Кобры», разорвал тонкую броню бронемашины, отыскивая укрывшихся под ненадежным панцирем людей.

— Оружие! — Пилот вертелся на месте, озираясь округлившимися от напряжения глазами. — Дайте оружие!

Оружия рядом хватало, только стоило протянуть руку. Шагнув к распластавшемуся на земле телу солдата, летчик вытащил из-под него автомат. Передернув затвор, пилот прижал приклад АК-74 к плечу, ловя в прорезь прицела суетившиеся поодаль фигурки. Отдача ударила в плечо, и пилот, не отпуская спусковой крючок, повел стволом, видя, как валятся на бетон оказавшиеся на пути его пуль вражеские солдаты. В ответ затрещали выстрелы, сверкнули во тьме оранжевые вспышки, и что-то бесшумно и стремительно пролетело возле самого лица летчика, обдав его волной жара.

Еще несколько солдат открыли огонь из автоматов, а затем сухой треск «калашниковых» потонул в гулком грохоте пулеметов. Бронетранспортер, выехав из-за строения, открыл огонь в упор попеременно из своего могучего КПВТ и спаренного ПКТ по успевшим высадиться японским солдатам. Через несколько секунд он вспыхнул, пораженный в борт несколькими винтовочными гранатами, которые японцы выстреливали со своих «Тип-89», но в этот момент какой-то парень с едва видными на полевых погонах лейтенантскими звездочками, вскакивая в полный рост, громко крикнул:

— В атаку! За Родину! Вперед!!!

Пилот, постреливавший из автомата по суетившимся на другом конце летного поля японцам короткими, в два-три выстрела, очередями, экономя патроны, вдруг почувствовал, как какая-то непреодолимая сила подхватывает его, швыряя вперед, и тоже что-то закричал, зло, бессвязно, до боли в напряженном горле. Живой вал, сметая все у себя на пути, прокатился по бетонке. Несколько десятков русских бойцов вперемежку с вооруженными кто чем техниками и пилотами атаковали, сойдясь с противником вплотную.

Треск выстрелов сменился криками и звуками ударов. Люди, схватившись врукопашную, рычали, будто звери. В ход пошли штык-ножи и пехотные лопатки, офицеры стреляли в упор из своих «макаровых». Сталь с влажным звуком вонзалась в плоть, и стонали истекающие кровью солдаты с той и другой стороны, падая под ноги тем, кто еще продолжал сражаться. Летчик, сменивший тяжелый сверхзвуковой высотный перехватчик МиГ-31 на автомат, стреляя на бегу, в упор, до тех пор, пока не опустел «рожок». А затем, в прыжке добравшись до ближайшего вражеского солдата, пытавшегося дрожащими руками передернуть затвор винтовки, ударил того прикладом в зубы, и еще раз, и еще, до тех пор, пока лицо врага не превратилось в кровавое пузырящееся месиво. Он метался по летному полю, одного за другим настигая обратившихся в бегство вражеских солдат, бил их прикладом, орудуя «калашом», будто дубиной, вгонял в животы набалдашник пламегасителя, до тех пор, пока что-то обожгло бедро, так что все тело от пяток до макушки пронзила дикая нестерпимая боль.

Его подхватили две пары крепких рук. Молодой солдат с бледным, как мел, лицом, по которому бежали струйки крови, и незнакомый техник, немолодой мужик в промасленном комбинезоне, затащили раненого за угол ангара, служившего надежным укрытием от огня стрелкового оружия. Привалившись спиной к шершавой стене, пилот, которого торопливо перевязывал невесть откуда взявшийс санинструктор, видел, как в небе сверкали трассеры, и что-то вспыхивало у горизонта. Пару раз над головой пролетели огненные сгустки, которые не могли быть ничем иным, кроме ЗУР. С рыком прополз мимо еще один БТР, окутанный плотным облаком выхлопных газов.

Через несколько минут все стихло. Горстка перепачканных своей и чужой кровью русских солдат стояла посреди грудыизрубленных, заколотых, застреленных тел. Люди хрипло дышали, оружие с бряцаньем падало из внезапно ослабевших рук на бетон.

— Кажется, отбились, — произнес кто-то рядом, летчик так и не понял, кто именно. Обернувшись, он ответил:

— Это не конец. У них не получилось зайти с тыла, значит, теперь ударят в лоб. Скоро появятся их танки, так что стоит заранее выкопать себе могилы!

Командующий Второй пехотной дивизией Сил самообороны Японии, получив сообщение, что десант, заброшенный на русскую авиабазу, уничтожен, не ощутил ничего, кроме разочарования. Гибель сотни бойцов и потеря нескольких вертолетов уже не имела существенного значения для и без того обескровленного соединения генерала Такаги Тодзио. Японский командующий бросил в бой все резервы до последнего бойца, и победа была уже практически одержана. Японские танки, буквально намотав на свои гусеницы оборонительные позиции русских войск, с рассветом вошли на улицы Петропавловска-Камчатского.

Военный совет, проходивший в одном из административных зданий на окраине столицы края, начался с короткого, но эмоционального выступления командующего объединенной группировкой российских войск.

— Японцы, нанеся массированный удар на всем протяжении линии фронта несколько часов назад, прорвали нашу спешно созданную линию обороны и развивают наступление, — глухо произнес Марат Гареев, обведя взглядом мрачных офицеров своего штаба. — Сдерживать их практически нечем. Со многими подразделениями утрачена связь — все-таки системы РЭБ у противника великолепные — но из перехваченных переговоров самих японцев следует, что многие наши отряды, оказавшись в котле, продолжают сражаться, сковывая силы противника. Но все это не имеет значения, исход сражения за Петропавловск лично у меня сомнений не вызывает. Их артиллерия уже обстреливает центральные кварталы, и скоро последние рубежи обороны падут. Мы упустили возможность эвакуировать на «большую землю» раненых и хотя бы часть гражданских, и теперь, когда в небе господствует японская авиация, а на море — их флот, оказались в окружении с единственной перспективой — геройски погибнуть в неравном бою.

— Так что же я здесь делаю? — Командир бригады морской пехоты вскочил, ударив кулаком по столу. Судя по грязному камуфляжу, «разгрузке» и пистолетной кобуре, из которой торчала широкая рукоятка АПС, он прибыл в штаб с передовой, спеша вернуться туда вновь. — Мое место — в окопах, с моими людьми, товарища адмирал! Прикажите отбыть к войскам! «Черные береты» никогда по тылам не отсиживались!

— На передовой вы — просто еще один боец, а здесь тот, кто может управлять своими солдатами, позволяя им погибнуть с максимальной пользой, — покачал головой Гареев. — Так что будьте любезны оставаться здесь, пока я не отдам иной приказ, а кому нажимать на курок, найдется и без вас. Мы проигрываем, но еще живы, и прекратим сопротивление только тогда, когда умрет последний из нас.

Здание содрогнулось от близкого взрыва, заставившего собравшихся в тесном кабинете офицеров закричать на разные голоса от неожиданности. Дверь с грохотом распахнулась, и появившийся на пороге матрос, державший наперевес АК-74, закричал:

— Японцы прорвались! Противник уже в городе, в двух кварталах отсюда!

Гареев, обведя своих растерянных офицеров чуть насмешливым взглядом, произнес:

— Ну, что, товарищи офицеры, вот и наш черед! Всем приготовиться к бою!

Адмирал сорвал со стены висевший там укороченный АКС-74У, перебросив через плечо брезентовый подсумок со снаряженными магазинами. Штабные офицеры гурьбой выскочили из кабинета, а через секунду новый удар, куда более сильный, сотряс здание, и Гареев увидел, как стена в нескольких метрах от него вспучивается на уровне груди взрослого мужчины, как змеятся по штукатурке извилистые трещины, как медленно, словно при замедленной съемке, проступает сверкающее острие сердечника подкалиберного снаряда. А затем время помчалось дальше с привычной скоростью, во все стороны брызнула кирпичная «картечь», кто-то покатился по полу, крича и оставляя за собой кровавые потеки.

— Товарищ командующий, — к Гарееву, от удара не удержавшемуся на ногах и ставшему на четвереньки, подскочил командир морских пехотинцев. — Нужно выбираться из здания! Снаружи японский танк, он эту лачугу сроет до фундамента за десяток выстрелов!

Опираясь о плечо морпеха, адмирал, сплевывавший сквозь зубы кровавые сгустки, кое-как спустился по крутой лестнице, задержавшись у выхода до той секунды, пока его провожатый, осторожно выглядывавший наружу, не взмахнул рукой, крикнув:

— За мной! Живее!

Угловатая махина танка «Тип-90» возвышалась в дальнем конце улицы. Боевая машина наполовину выползла из-за здания, вращая башней, словно вынюхивая что-то. Асфальт под его широкими гусеницами крошился в порошок, и танк медленно двигался вперед, а позади него угадывались очертания приземистых бронированных коробок БТР «Тип-73», с которых во все стороны щерились турельные «браунинги» пятидесятого калибра, время от времени харкавшие струями свинца.

Несколько солдат в перепачканном цементной пылью и покрытом копотью камуфляже выскочили из переулка. Плоская башня японского танка развернулась, и на лобовом листе многослойной брони засверкал огонек. Очередь спаренного пулемета настигла бежавших людей, и Марат Гареев видел, как их тела швыряет на землю. Затем башня вновь развернулась, из жерла орудия вырвался язык пламени, и бронебойный снаряд калибра сто двадцать миллиметров прошил кирпичную стену в нескольких метрах над головой лежавшего ничком адмирала так, словно та была сделана из картона. Грохот выстрела оглушил его, и Гареев непонимающе смотрел на беззвучно открывающего перекошенный рот морпеха. Наконец тот махнул рукой, и, низко пригнувшись, наискось кинулся через улицу.

Офицер добежал до расстрелянных солдат, упав рядом с одним из них и стащив с залитого кровью тела короткую толстую трубу РПГ. Встав на колени, он вскинул на плечо «Таволгу», и, прицелившись, выстрелил. Реактивная граната промчалась над мостовой, врезавшись в скулу танковой башни. Сверкнула вспышка, и из распахнувшихся люков начали выбираться танкисты, следом за которыми вырывались языки пламени.

Марат Гареев, разложив приклад своего АКС-74У, вскинул автомат дрожащими руками и выпустил короткую очередь, увидев, как обмякшее тело японского танкиста скатилось по броне под гусеницы обездвиженного танка. Еще очередь — и второй танкист, уже успевший спрыгнуть на землю, падает, нелепо всплеснув руками. Адмирал отстегнул опустевший «рожок», перезаряжая оружие. В это время из-за чадящего танка показался тупой нос БТР и загрохотал тяжелый «браунинг». Короткая очередь настигла не успевшего добраться до укрытия командира морских пехотинцев, и пули калибра 12,7 миллиметра прошили его тело насквозь. Брызнула кровь, и офицер, как того и желал, умерший в бою, упал на грязный асфальт.

Кто-то ухватил адмирала, вжавшегося в выщербленную осколками стену, за плечо, и тот, инстинктивно вскидывая «калашников», увидел знакомое лицо одного из своих офицеров. Тот, чумазый, словно выбрался из угольной ямы, громко закричал в лицо Гарееву, видимо, не слыша самого себя:

— Японский отряд прорвался сквозь брешь в обороне. До роты мотопехоты и несколько танков. Их блокировали в трех кварталах отсюда и уже уничтожили, это — все, что осталось! — Офицер указал на горящий танк и вспыхнувший от попадания противотанковой гранаты бронетранспортер, из которого выскакивали охваченные пламенем люди. — Наши позиции восстановлены, угроза прорыва миновала, товарищ командующий! Выдыхаются «косые»!

— Что толку, — выдохнул Марат Гареев, вдруг поняв, как сильно трясутся его руки. — Нас все равно меньше, у нас меньше оружия и почти нет боеприпасов. Японцы нас сомнут, пусть и сами при этом надорвутся. И неоткуда ждать помощи!

Свист реактивных турбин накрыл квартал. Адмирал Гареев задрал голову, ожидая увидеть в небе хищные силуэты японских «Иглов» или «Фантомов», которым после уничтожения горстки «МиГов» в Елизово и большинства батарей С-300 ничто не мешало хозяйничать в небе Камчатки. Но к удивлению командующего, над крышами домов, в густо поднимавшемся над городом дыму, величаво проплыл казавшийся огромным белоснежный Ил-76, а следом — еще один. К земле от самолетов потянулись пунктиры трассеров кормовых пушечных установок.

— Они пришли, — прошептал адмирал Гареев, провожая взглядом удалявшегося к горизонту крылатого гиганта. — Про нас не забыли!

Позади могучего Ил-76 рассыпался плотный шлейф темных точек, над которыми разворачивались парашютные купола. Опутанные стропами десантники, похожие на кукол-марионеток, еще находясь в воздухе, стреляли куда-то, расчищая автоматным огнем место для приземления. А с запада, из-за окутанных дымкой сопок, появлялись новые и новые самолеты, рассыпавшие над охваченным боем городом десант.

Глава 14

Охотское море, нейтральные воды
8 июля


Грозовые облака встали черной стеной в полнеба, заставляя всякого, кто осмелился взглянуть вверх, испуганно втягивать голову в плечи, страшась мощи надвигавшейся с востока стихии. Тайфун «Эллис», зародившийся в экваториальных широтах, тянулся грозовыми фронтами к обитаемым землям, словно спеша смахнуть в пучину шелуху человеческой цивилизации. Сверкнули ослепительно былые молнии, и набухшие тучи разродились проливным дождем. Взвыл, набирая силу, ветер, ударивший в бетонные стены зданий, стальные борта кораблей. Он искал слабину в творениях человеческих рук и неизменно находил ее. Опустели моря, замерли птичьи базары аэродромов. Люди, точно улитки, спешили попрятаться в свои раковины, надеясь там пережить гнев стихии.

Храбрецы, безрассудно считавшие, что человек действительно является венцом природы и ее повелителем, жестоко поплатились за свою гордыню. «Эллис», обрушившись на муравейники человеческих городов, собирала обильную жатву. У берегов Кореи громадная волна перевернула наполненный пассажирами паром, не успевший добраться до безопасной гавани. Сотни людей, еще надеясь на помощь, гибли, захлебываясь в воде, но спасатели не посмели пошевелить и пальцем, наблюдая за трагедией с берега. В токийском аэропорту чартерный «Боинг-767», подхваченный во время взлета порывом ураганного ветра, вышвырнуло за пределы посадочной полосы. И сотни находившихся на его борту людей восемьдесят шесть сгорели заживо, замурованные внутри искореженного фюзеляжа. На улицах Шанхая вырывало с корнем пальмы. Башни небоскребов, подпирающие небо, раскачивались, подобно маятнику, и те, кого удар стихии застал на верхних этажах, спешили скорее оказаться на твердой земле, пускай под проливным доджем или сыплющим с неба ледяной шрапнелью градом. Струились потоки воды по мостовым, заливая канализации и туннели метрополитена. А над проспектами Владивостока летали, будто невесомые, автомобили, обрушиваясь своим многотонным весом на собственных хозяев.

«Эллис» заставила разом миллионы двуногих существ оценить собственную никчемность и беспомощность, но были и те, кто, подобно буревестникам, реющим в сердце грозы, приветствовал тайфун. Командующий тихоокеанским флотом России контр-адмирал Лямин, подставив лицо порывам ветра, чувствуя, как кренится под ногами палуба корабля, слыша доносящийся из морских недр гул, подобный стону пробуждающегося левиафана, радостно улыбался. Он был абсолютно счастлив, точно сбылась самая заветная мечта всей жизни. Свинцово-серые волны, ворочающиеся за бортом, и кипящие над головой черные тучи наполняли его сердце восторгом. Взглянув на стоявшего рядом, широко расставив ноги и вцепившись в леерное ограждение обеими руками Жохова, комфлота, широко улыбнувшись, прокричал сквозь шум урагана:

— С такой ПВО нам вся японская авиация не страшна!

— Так японцам и утруждаться не придется, сами вот-вот пойдем на дно, — крикнул в ответ командир «Безбоязненного».

Корабль полным водоизмещением семь тысяч девятьсот сорок тонн качало на волнах, ворочавшихся свинцово-серыми горами, увенчанными грязно-белыми шапками пены. Эсминец, идущий курсом на север, точно пытавшийся убежать от настигавшего тайфуна, то подбрасывало вверх, то он резко проваливался вниз, в расступавшуюся под днищем бездну. «Безбоязненный» был не одинок. Следом за ним, образовав кильватерную колонну, шли, отделенные парой кабельтовых, однотипные «Боевой» и «Бурный» проекта 956. Но труднее всего приходилось возглавившему строй малому противолодочному кораблю «Метель» проекта 1124М. Адмиралу Лямину, наблюдавшему с высоты мостика эскадренного миноносца за отчаянной борьбой моряков со стихией, порой казалось, волны вот-вот захлестнут суденышко длиной только семьдесят один метр и водоизмещением лишь чуть больше тысячи тонн. Стены воды обрушивались мощным потоком на его опустевшую палубу, грозя в любой миг утянуть противолодочный корабль на дно. Но «Метель» упорно шла вперед, карабкаясь на волны, и лихо скатываясь вниз по зыбким водяным склонам к их подножью, чтобы вновь повторить штурм.

Соединение боевых кораблей покинуло гавань Владивостока в те часы, когда тучи уже затянули небосвод, но порывы ураганного ветра еще не достигли берега. На полном ходу эсминцы и малый противолодочный корабль двинулись в узость Татарского пролива, укрываясь там от разбушевавшегося тайфуна. Берега Сахалина приняли на себя основной удар, стойко сопротивляясь накатывавшим вновь и вновь многометровым волнам и шквалистому ветру. Но и на долю моряков досталось немало. И все же контр-адмирал Лямин не сомневался — игра стоила свеч.

— Воздушных и надводных целей не наблюдаю, — вновь и вновь докладывал оператор бортового радиолокатора «Фрегат-МА», каждые десять секунд сканировавшего пространство вокруг эскадренного миноносца в радиусе три сотни километров. — Всех точно ветром сдуло!

— И впрямь — сдуло, — хмыкнул командующий флотом.

Тайфун очистил небо от вьющихся всюду японских разведывательных самолетов, пережидавших непогоду в прочных капонирах. А ракетные катера, бороздившие воды Японского моря стаями стальных хищных барракуд, только и ищущих, в кого бы вонзить свои ракетные клыки, рассвирепевшая «Эллис» загнала обратно в порты. Бесполезны стали и спутники, чьи камеры высокого разрешения не могли заглянуть при всем их совершенстве под облачный полог, окутавший западную часть Тихого океана, накрывший плотным одеялом Японские острова и акваторию омывающих их морей.

Но стихия, беспощадная к двуногим созданиям, кишевшим не только на твердой земле, но и на поверхности океанов, была лишена чувств и потому не имела предпочтений, обрушивая свою чудовищную мощь на любого без разбора. И потому противолодочные вертолеты оказались намертво прикованы к палубам русских эсминцев, укрывшись от порывов ветра и косых струй дождя в тесноте ангаров. А их маломощные гидролокаторы «Платина», также как и более эффективная ГАС малого противолодочного корабля, оказались бесполезны, оглушенные ревом впавшего в безумие океана, в рокоте которого терялись любые звуки, в том числе и те, что могли означать угрозу. В прочем, противник, уже занимавший позицию для атаки, и в лучших условиях едва ли позволил бы обнаружить себя прежде, чем сам нанес удар.

Подводная лодка Морских сил самообороны Японии SS-586 «Арасио» медленно перемещалась в полусотне метров под поверхностью Охотского моря, осторожно приближаясь к устью Татарского пролива с севера. Она могла показаться живым существом, фантастическим хищником морских глубин, подкрадывающимся к добыче. Ледяная вода обтекала изготовленный из высокопрочной стали семидесятисемиметровый веретенообразный корпус дизель-электрической субмарины, принадлежавшей к типу «Харусио», не создавая опасных завихрений, одного из источников шума, демаскировавшего подлодку. Ее гребной винт вновь и вновь вонзал в толщу воды свои причудливо искривленные лопасти, сообщая «Арасио» скорость всего шесть узлов.

Семьдесят пять человек, находившиеся в этот момент на борту подводной лодки, пребывали в напряжении, как один, охваченные тревожным предчувствием. Воды, омывающие берега Сахалина, до которого от нынешней позиции японской субмарины было менее полусотни миль, несмотря на слабость русского флота, оставались чрезвычайно опасными. Мелководье, преобладавшее в этой части Охотского моря, не позволяло укрыться от противника, нырнув на максимальную четырехсотметровую глубину, и поэтому в четырех из шести трубах торпедных аппаратов находились готовые к бою торпеды «Тип-89», а в двух оставшихся — герметичные пусковые контейнеры с крылатыми ракетами «Суб-Гарпун».

Но прежде русских кораблей или патрульных самолетов, нет-нет, да и поднимавшихся в воздух, субмарину могла убить стихия. Тайфун заставил капитана «Арасио» скомандовать погружение, и сейчас все бортовые системы питались той энергией, что была накоплена в аккумуляторных батареях, и запас ее стремительно таял, а бесновавшийся на поверхности ураган не позволял всплыть и идти под «шноркелем». Но ни командир, и никто из его подчиненных, не думал о том, чтобы оставить позицию, нарушив приказ, предписывавший слежение за действиями флота русских.

В прочем, вести наблюдение, укрывшись под толщей воды, на поверхности которой разразился шторм, было непросто. Море стонало и рычало, будто где-то в его недрах пробудился голодный и злой великан, и акустик «Арасио» практически оглох. Сонар японской подлодки работал в пассивном режиме для обеспечения максимальной скрытности. Чтобы слышать хоть что-то, капитан, наконец, приказал выпустить буксируемую гибкую антенну, тонкий хвост которой выпростался за кормой идущей прямым курсом субмарины. Покрывавшие ее батареи гидрофонов уловили пришедший с поверхности шум, и оператор бортового ГАК ZQQ-5B немедленно сообщил:

— Акустический контакт на два-один-ноль! Цель групповая!

— Это русские, — убежденно воскликнул командир, тотчас приказав: — Курс два-один-ноль! Поднять скорость до десяти узлов!

Бесшумно развернувшись, направив в сторону обнаруженной цели покатый нос, в котором скрывались жерла торпедных труб, «Арасио» начала разгоняться. Процессор гидроакустического комплекса обрабатывал звуковые сигналы, касавшиеся сферической антенны, автоматически сопоставляя их с многочисленными эталонами, хранившимися в компьютерной памяти, и через несколько минут акустик смог с уверенностью доложить:

— Противолодочный корвет класса «Гриша» и два или три эсминца класса «Современный»! Судя по интенсивности шума, следуют встречным курсом!

— Они уже в зоне досягаемости наших «Гарпунов», — заметил старший помощник. — Атакуем сейчас!

Капитан, смерив своего офицера взглядом, помотал головой:

— У нас всего шесть ракет на борту, а корабли гайдзинов оснащены зенитными ракетами SA-N-7 и SA-N-4. Русские смогут перехватить все «Гарпуны», а потом ударят сами. Я не намерен предоставлять им такую возможность. — Японский подводник оскалился, а его веки сжались в совсем узенькие щелочки, из-под которых сверкало пламя: — Я хочу увидеть в свой перископ, как эти варвары пойдут ко дну, как уцелевшие будут барахтаться на волнах, захлебываясь и надеясь на помощь, которой так и не дождутся!

«Арасио» неспешно, но уверенно сближалась с целью. Рокот штормового моря скрывал вышедшую в атаку подлодку надежнее, чем все ухищрения ее создателей, потрудившихся на славу в заочном соперничестве с разработчиками русских «варшавянок», которые и представлялись основным противником субмарин класса «Харусио». И сейчас командир японской субмарины не был уверен, что где-то рядом не притаилась одна из этих грозных подлодок, уже заставивших моряков Страны восходящего солнца бояться себя.

Сонар японской субмарины, работая по-прежнему в пассивном режиме, не мог дать сведения о дистанции до цели, но шум винтов выходивших из Татарского пролива российских кораблей нарастал, проникая сквозь стальной кокон прочного корпуса, и капитан скомандовал атаку.

Четыре торпедных аппарата, один за другим, выплюнули в сторону вражеской эскадры толстые сигары тяжелых торпед «Тип-89» с расстояния в девятнадцать кабельтовых. Русские моряки до последнего не подозревали о затаившейся рядом вражеской подлодке, но шум винтов японских торпед был обнаружен бортовой ГАС малого противолодочного корабля «Метель».

— Передать предупреждение на остальные корабли эскадры, — распорядился капитан МПК. — Гидролокатор в режим эхопеленгования! Где-то рядом японская лодка!

Выпущенные «Арасио» торпеды преодолели большую часть расстояния, разделявшего субмарину и русские корабли, и тогда акустические головки самонаведения захватили шум винтов эсминцев. Три торпеды атаковали «Безбоязненный», заходя ему в борт, еще одна, выполнив разворот, нацелилась на шедший в его кильватере «Бурный». Но на борту русских кораблей уже были готовы к неприятностям.

Расположенная в кормовой части головного эсминца, по правому борту, рядом с возвышенной взлетно-посадочной площадкой, пусковая установка реактивного бомбомета РБУ-1000 развернулась. С ее направляющих сорвалось полдюжины реактивных снарядов. Описав параболу, глубинные бомбы РГБ-48 разом вошли в воду, и, достигнув глубины полтора десятка метров, одновременно взорвались. Над вздыбившейся волнами поверхностью моря взметнулись пенные фонтаны, а ударная волна, расходясь концентрическими кольцами, смяла обтекаемые «тела» торпед, вызывая детонацию их боевых частей. Точно так же и «Бурный» встретил атаковавшую его торпеду залпом реактивного бомбомета.

Эсминцы разом выполнили разворот, на полном ходу оттягиваясь к западу, а «Метель», приводимая в действие форсажными газотурбинными двигателями, помчалась навстречу вражеской подводной лодке. Подкильный гидролокатор «Аргунь» обнаружил японскую субмарину, корпус которой, в отличие от русских «Варшавянок» не имел противогидролокационного покрытия, с расстояния три с половиной мили. Моряки на «Арасио» торопливо загружали в торпедные трубы новые торпеды, а капитан «Метели», которой второй раз за недолгое время довелось оказаться в бою, приказал:

— Торпедные аппараты левого борта — пли!

Две торпеды СЭТ-65, одна за другой, нырнули в волны Охотского моря. На скорости сорок узлов они прошили толщу воды, точно копья, брошенные сильной рукой, нацеливаясь на подлодку, жавшуюся к самому дну. Акустические системы наведения, работая в активном режиме, «осветили» субмарину своими импульсами с расстояния чуть более полукилометра. Разбрасываемые «Арасио» имитаторы шумов смогли заглушить воспринимаемые головками наведения торпед эхо-импульсы, и одна из торпед прошла мимо цели, перестав «видеть» ее. Но вторая не промахнулась.

Полуметровой толщины «сигара» противолодочной торпеды СЭТ-65 скользнула в нескольких метрах от «Арасио» и взорвалась. Ударная волна, порожденная взрывом двухсоткилограммовой боевой части, вмяла внутрь корпус, и прочная сталь, не выдержав нагрузки, разорвалась, будто бумага, впуская забортную воду в отсеки. В командном посту на несколько мгновений погас свет, отключились все приборы, и помещение погрузилось в кромешную тьму. Полтора десятка подводников успели испытать ужас при мысли о медленной и мучительной смерти от удушья в прикованной к морскому дну подлодке, превращенной в братскую могилу. В этот момент включилось аварийное освещение, вырвав из тьмы искаженные страхом лица моряков, успевших попрощаться с жизнью.

— Торпедное попадание, — раздался искаженный динамиком громкой связи голос. — Поврежден прочный корпус. Потеряна связь с несколькими отсеками!

— Мы погибнем сейчас! — Старший помощник схватил за плечи капитана, закричав тому в лицо: — Дайте команду всплывать!

Командир «Арасио» смотрел куда-то сквозь стоявшего перед ним офицера, а затем, с трудом сфокусировав взгляд, произнес:

— Всплывать?! Ни за что! Подняться на перископную глубину! Курс — на ближайший корабль противника! Мы тараним русских! Во славу Аматэрасу!

Старпом, отпрянув от своего командира, оглянулся на замерших подводников, закричав:

— Капитан не в себе! Я отстраняю его от командования! Аварийное всплытие! Что вы уставились?! Выполнять мой приказ!

Командир субмарины вдруг набросился на старшего помощника, повалив его на пол отсека и навалившись сверху. Пальцы, будто когти хищной птицы, вцепились в шею, сдавливая гортань. Старпом, барахтаясь и неуклюже отмахиваясь, чувствовал, что уже нечем дышать. Багровая пелена колыхалась перед глазами, в ушах грохотом отдавались удары собственного сердца. Внезапно капитан, утробно рычавший, шумно вздохнул, ослабляя хватку, и старший помощник кое-как столкнул с себя его обмякшее тело.

Рулевой, оглушивший командира медленно опускающейся ко дну субмарины, протянул руку старпому, помогая тому подняться на ноги. С трудом выталкивая слова сквозь еще чувствовавшую хватку рехнувшегося капитана глотку, офицер прохрипел:

— Экстренное всплытие!

Опорожняя балластные цистерны и приобретя положительную плавучесть несмотря на тонны заполнившей отсеки воды, проникающей через пробоину в корпусе, «Арасио» рванулась к поверхности. Пол командного поста накренился, и люди, не ожидавшие этого, попадали с ног, валясь друг на друга. Субмарина вынырнула посреди огромных волн, окруженная радужным пятном вытекавшего масла. Эфир наполнился сигналами бедствия, паническими призывами о помощи, которые почти одновременно приняли на ближайшей японской военно-морской базе и на борту эскадренного миноносца ВМС России «Безбоязненный».

— Подлодка справа по борту, — сообщил через несколько секунд удивленный наблюдатель на мостике эсминца. — По пеленгу сорок, девятнадцать кабельтовых!

— Сукины дети! — Капитан второго ранга Жохов взглянул на командующего флотом: — Товарищ контр-адмирал, мы берем пленных?

Лямин, уставившийся куда-то на горизонт, обернулся к командиру эскадренного миноносца и бесстрастно произнес:

— У нас нет времени и свободного места для размещения военнопленных!

— Ясно, товарищ контр-адмирал, — понимающе кивнул капитан.

Эсминец, продолжая двигаться полным ходом, изменил курс, направив лезвие форштевня точно на качавшуюся на волнах субмарину, с которой летели в эфир просьбы о помощи. Казалось, «Безбоязненный» протаранит ее, перерубая пополам, но вместо этого развернулась округлая башня универсальной артиллерийской установки на его баке. Спаренные стволы АК-130 шевельнулись, и из них вырвались языки огня, а к реву начинавшего понемногу слабеть ветра добавился отрывистый грохот выстрелов.

У борта «Арасио» поднялись фонтаны пены, и наблюдавший за стрельбой Жохов удовлетворенно хмыкнул:

— Неплохо. Накрыли с первого залпа!

Следующий залп ударил по ушам громовым раскатом, и статридцатимиллиметровые снаряды, преодолев несколько тысяч метров, прошили корпус подлодки. Полыхнуло пламя, и Жохов, не отнимавший от лица бинокль, увидел, как волны сомкнулись над субмариной, оставив на виду лишь высокий «плавник» ограждения рубки. Залпы следовали один за другим, и благодаря радиолокационному наведению ни один выстрел не пропал зря. Еще десяток тридцатитрехкилограммовых осколочно-фугасных снарядов ФС-44 отыскал свою цель, круша прочный металл, и подлодка окончательно скрылась из виду. Лишь какие-то бесформенные обломки качались на волнах в растекающемся во все стороны масляном пятне.

— Возвращаемся на прежний курс, — спокойно скомандовал Лямин. — Пролилась первая кровь, но настоящий бой еще ждет нас впереди. И мы его обязаны выиграть. Любой ценой.

Колонна эсминцев, во главе которой шнырял юркий противолодочный корабль, продолжала путь на север, но понемногу курс ее отклонялся к востоку, в сторону Курильской гряды. Корабли мчались полным ходом, будто подгоняемые ураганом. Но уже ощущалось, что тайфун стихает. Разбушевавшаяся «Эллис» выдохлась, поизрасходовав свой запас ярости. И хотя по-прежнему тяжело вздымались многометровые волны, и над ними дул ветер, это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось над морем хотя бы несколько часов назад. Непогода медленно отступала, и одновременно оживали многочисленные военные базы.

Одним из первых, как только позволили погодные условия, оторвался от земли самолет дальнего радиолокационного вооружения Воздушных сил самообороны Е-767. Вылетевший с авиабазы Мисава «летающий радар» занял привычную позицию севернее Хоккайдо, просвечивая мощнейшей РЛС кругового обзора воздушное пространство в радиусе свыше трех сотен километров. Способный обнаруживать даже низколетящие объекты на фоне водной поверхности, он в сочетании с радарами зенитно-ракетных комплексов дальнего действия «Пэтриот» создавал сплошное радиолокационное поле над северной частью Японии.

Девятнадцать операторов, находившиеся на борту Е-767, были готовы в любой момент приступить к управлению истребительными эскадрильями. Но пока небо над Японским и Охотским морем оставалось пустынным, и экипаж АВАКСа скучал от безделья в десятках тысяч метров от земли, а многочисленные перехватчики F-15J стояли на взлетных полосах, и их пилоты точно так же мучались от скуки в ожидании приказа.

А тем временем техникам, готовившим на летном поле авиабазы морской авиации Ивакуни к вылету патрульный самолет Р-1, было не до скуки. По заправочным шлангам в его казавшиеся бездонными баки вливались тонны топлива. На узлы внешней подвески крепились противолодочные торпеды. Русские напомнили о том, что у них все еще есть флот, и тысячи вдов и в одночасье осиротевших детей по всей Японии это не смогут забыть еще очень долго. И потому противолодочному самолету предстояло провести много часов над водной пустыней в поисках умело скрывающегося врага. Все приготовления были завершены, и занявшие свои места в кабине пилоты подняли крылатую машину в воздух, направив ее на север.

Почти одновременно вырулил на взлетную полосу военного аэродрома Каменный Ручей в Хабаровском крае патрульный самолет Ту-142М3 авиации Тихоокеанского флота. Один из немногих самолетов этого типа, остававшихся в строю, он был готов к боевому вылету. Во внутрифюзеляжном отсеке находились две сотни гидроакустических буев и противолодочные ракето-торпеды АПР-2.

— Ну, ребята, понеслась нелегкая!

Командир экипажа, накрыв обеими ладонями переключатели на приборной панели, обвел взглядом своих пилотов, одинаково хмурых и сосредоточенных. «Туполев», абсолютно беззащитный — двадцатитрехмиллиметровая спарка ГШ-23 в кормовой стрелковой установке против ракет «воздух-воздух» смотрелась совершенно не серьезно — от атак японских истребителей, безраздельно хозяйничавших в небе между Камчаткой и Сахалином, был почти обречен. Это отчетливо понимал каждый из десяти членов экипажа, но каждый также понимал и то, что флот, почти в полном составе выходивший сейчас из защищенных гаваней навстречу японским эскадрам, не может действовать вслепую. И потому эти мужчины, молодые, отчаянно хотевшие жить, смирились с почти неизбежной смертью — долг для них значил много больше, чем возможность продлить собственное существование. Ну а те, кто полагал иначе, давно сняли погоны, влившись в безликую серую толпу гражданских, покорно, точно скот на бойне, ждавших, пока кто-то решит их дальнейшую судьбу.

— С Богом! — Никого не стесняясь, командир экипажа широким жестом перекрестился, глядя на прикрепленную под приборной панелью икону, и кое-кто из летчиков поступил точно так же. — Двигатели на максимум! Взлетаем!

Взвыли турбовинтовые двигатели НК-12МП, старые, но надежные, не без натуги разгоняя весивший сто восемьдесят пять тонн самолет и, наконец, оторвав его от покрытия взлетной полосы. Разворачиваясь на северо-восток, самолет медленно набирал высоту. Он величав проплыл над северной оконечностью Сахалина, жители которого еще только приходили в себя после обрушившегося на остров тайфуна. Где-то впереди, за тысячами километров однообразной водной поверхности, была Камчатка.

Звуковой сигнал, которым станция предупреждения об облучении, входившая в состав бортового комплекса РЭБ «Саяны-М», сопровождала сообщение о излучении чужой РЛС, заставило разом вздрогнуть всех, кто находился в кабине Ту-142М3.

— Японский самолет ДРЛО, — предположил, ни к кому не обращаясь, второй пилот. — Они всегда в воздухе, патрулируют между Сахалином и Хоккайдо. Значит, и истребители недолго осталось ждать.

Действительно, «Туполев», удалившись от береговой линии менее чем на пятьдесят километров, оказался в пределах досягаемости бортового радара Е-767, кружившего над морем тремя сотнями километров южнее. Информация о воздушной цели была передана на землю, в штаб, и оттуда вскоре пришел приказ на взлет звену истребителей «Игл». Но небо над волнами Охотского моря перестало быть пустынным и безжизненным.

— У нас гости! — В голосе штурмана Ту-142, первым заметившего на горизонте две темные точки, этаких мух-переростков, научившихся летать быстрее звука, звучали страх и обреченность. — На четырех часах!

Самолеты появились оттуда, откуда их и ждали, но прошло несколько минут, и пилоты «Туполева», прильнув к блистерам, с удивлением разглядывали пятиконечные красные звезды на спаренных вертикальных стабилизаторах окрашенных в светло-серый цвет Су-27. Из-под плоскостей истребителей, поравнявшихся с патрульным самолетом, свисали гроздья ракет. «Журавли», завораживая своей грацией, покачали крыльями, приветствуя находившихся на борту Ту-142 людей, и через миг умчались куда-то к горизонту.

— Ну, мужики, авось еще и поживем, — хмыкнул враз повеселевший командир экипажа.

С высоты десять километров сквозь плотный слой облаков невозможно было что-либо рассмотреть невооруженным взглядом, но луч бортового радиолокатора «Коршун» без труда проникал за эту преграду, высвечивая надводные цели. И их оказалось необычно много.

— Как килек в банке, — присвистнул оператор РЛС, увидев множество отметок, покрывших стеклянный круг монитора. — Всем не терпится вцепиться друг другу в глотки. Что-то серьезное заваривается!

Мерцающие точки, каждая из которых обозначала чей-то корабль, вопреки шторму, пусть и растерявшему часть своей разрушительной силы, вышедший в открытое море. Отметки были собраны в три компактные группы. Ближайшие из них находились всего в сотне километров от Ту-142М3, у самого устья Татарского пролива. Едва вернувшиеся в строй эскадренные миноносцы, главная ударная сила русского Тихоокеанского флота, сопровождаемые малым противолодочным кораблем, шли курсом норд-ост, в центральную часть Охотского моря, откуда могли нанести удар в любом направлении. Еще одна группа целей, которые бортовая система госопознования отметила, как «свои», находилась севернее, на траверзе Охотска. Десантные корабли со своим немногочисленным эскортом покинули базу во Владивостоке раньше эсминцев. Теперь, переждав гнев изрядно подуставшей уже «Эллис» у Шантарских островов, они спешили на восток, к берегам еще остававшейся под пятой врага Камчатки. Но шансы на то, что ждавшие своего часа в их трюмах морские пехотинцы ступят вновь на берег, с каждым часом уменьшались.

Две отметки западнее оконечности полуострова, разделенные примерно шестьюдесятью километрами, не могли быть ничем иным, как несущими дозор эсминцами Морских сил самообороны Японии. И сейчас оба они перемещались на юг, так что через полторы сотни морских миль их курс неизбежно пересекался с курсом десантного соединения. А двумя десятками миль восточнее Курильских островов группировалось еще четыре или пять кораблей — японская авианосная группа во главе с «Исэ», уже показавшим себя в ночной атаке на Петропавловск-Камчатский. Эскадра барражировала вдоль гряды, точно стая хищников в поисках добычи. Но это не продлилось долго.

Патрульный самолет Кавасаки Р-1, набрав высоту семь тысяч метров, летел на северо-запад над грозовым фронтом. Японские пилоты ничего не опасались, хотя и были одиноки в штормовом небе — русская авиация давно не появлялась вдали от своих берегов, сосредоточившись только на обороне немногочисленных баз.

Кружащий высоко над облаками патрульный самолет казался невероятным цельнометаллическим коршуном, высматривающим ничего не подозревающую добычу. Под его крыльями клубились тучи, в гуще которых еще время от времени полыхали молнии. Основным средством поиска Р-1 являлась РЛС «Тошиба», активные фазированные антенные решетки которой были расположены на обшивке фюзеляжа. Генерируемый ими луч непрерывно обшаривал водную поверхность в поисках целей, и вскоре ожидание оператора, заскучавшего, было, перед своим монитором, оказалось щедро вознаграждено.

— Группа кораблей в квадрате «тридцать», — сообщил оператор, сгоняя с себя сон. — Девяносто шесть миль.

— Отлично, — командир экипажа удовлетворенно кивнул. — Меняем курс на два-пять-пять! Сблизимся для визуального опознания!

Патрульный самолет, единственным оружием которого были торпеды «Тип-97», мало полезные против надводных целей, развернулся, приближаясь к обнаруженной эскадре. Воздушное пространство, по меньше мере, на полсотни километров окрест оставалось пустым, и экипаж Р-1 мог полностью сосредоточиться на том, что творилось на водной поверхности. Бортовые низкоуровневые телекамеры, работающие при минимальном естественном освещении, и инфракрасные сенсоры позволяли вести наблюдение с расстояния в несколько километров, но для этого пришлось снизиться, проскользнув под облака. На широкоформатном мониторе появились, сменяя друг друга, силуэты кораблей, идущих плотным строем на восток. Чуть размытые из-за висевших в воздухе водных брызг, они, тем не менее, оставались вполне узнаваемыми для наметанного глаза пилотов морской авиации.

— Три десантных корабля класса «Ропуха» и один класса «Аллигатор», — опознал их оператор поисковых систем. — Вижу два противолодочных корвета «Гриша-5» и эсминец класса «Удалой». Движутся двумя колоннами на зюйд-ост.

— Передать координаты русской эскадры на «Исэ», — приказал командир экипажа и кровожадно усмехнулся: — Думаю, там будут очень рады!

Радиограмма с борта патрульного самолета была принята японским авианосцем, находившимся на траверзе острова Парамушир, спустя четыре минуты. Еще около четверти часа потребовалось для сбора штабных офицеров. Входя в помещение боевого информационного центра, наиболее защищенный отсек «Исэ», откуда осуществлялось управление не только самим кораблем, но и всем соединением, сейчас двигавшимся на юг экономическим ходом, моряки с удивлением видели спину отвернувшегося и уставившегося в угол командующего эскадрой. Стараясь меньше шуметь, офицеры рассаживались за длинным столом, над которым нависала огромная плазменная панель, заменившая старые бумажные карты и планшеты, на которую матросы вручную наносили отметки своих и чужих кораблей, самолетов или подлодок.

Адмирал Курита, обернувшись к молча смотревшим на него подчиненным, смерил их пристальным взглядом, наконец, заговорив. В его каркающем голосе, в каждом слове слышались отзвуки стали. Некоторые офицеры невольно задерживали дыхание, словно опасаясь помешать речи командующего.

— Русские наконец-то начали действовать, — произнес Курита, довольно улыбаясь. — Патрульная авиация обнаружила их десантные корабли в открытом море. Конвой движется к берегам Камчатки. Гайдзины оказались в безвыходном положении. Их командующие понимают, что от победы наши доблестные войска отделяет ровно столько времени, сколько потребуется танкам генерала Тодзио, чтобы преодолеть расстояние от нынешней линии фронта до окраин Петропавловска. Русские решили пойти ва-банк, послав в море все, что может держаться на плаву. И тем они невероятно облегчили нашу задачу. Вместо того чтобы атаковать хорошо защищенные базы, мы перехватим флот русских в открытом море и пустим его на дно во славу Микадо!

— Господин адмирал, десантные корабли наверняка имеют сильное сопровождение, — заметил капитан авианосца.

Курита презрительно фыркнул:

— В непосредственном охранении конвоя — несколько корветов и эсминец «Удалой». Все они имеют только зенитные ракеты ближнего действия и никакого ударного вооружения. Мы могли бы безо всякой опасности расстрелять их из своих орудий, но, конечно, не станем так слепо следовать традициям самураев, предпочитавших видеть своего врага невооруженным глазом. Кроме того, подводная лодка «Арасио», дежурившая у берегов Карафуто, передала сигнал бедствия, сообщив, что атакована русскими эсминцами типа «Современный». После этого связаться с ней уже не удалось. Скорее всего, наши славные моряки погибли в неравном бою, но их смерть не была напрасной. Корабли такого класса несут сверхзвуковые крылатые ракеты и представляют определенную опасность, но мы атакуем десантное соединение раньше, чем подоспеет его прикрытие, а затем, да будет на то воля Аматэрасу, займемся и эсминцами. Охотское море станет могилой для остатков русского флота! Я немедленно отдам приказ менять курс. Эскадра двинется на запад полным ходом. Экономить топливо нет нужды — после того, как противник будет уничтожен, мы бросим якорь у берегов Камчатки и дождемся танкеров. Также приказываю привести в боевую готовность все средства ПВО эскадры, а кораблям эскорта — поднять в воздух вертолеты. У русских еще остается авиация, и их подводные лодки по-прежнему представляют опасность.

Курита взглянул на мгновенно подобравшегося командира авиагруппы «Исэ», требовательно спросив:

— Коммандер Накаяма, сколько самолетов могут подняться в воздух?

— На борту сейчас шесть истребителей F-35 «Лайтнинг», но один из них получил серьезные повреждения при атаке русского аэродрома близ Петропавловска. Остальные пять машин могут подняться в небо в течение часа, господин адмирал!

— Начинайте готовить их к вылету сейчас же! Как только противник окажется в пределах радиуса действия нашей авиации, тотчас атакуем!

Командир авиагруппы отрицательно покачал головой:

— Господин адмирал, «лайтнинги» не приспособлены для применения противокорабельных ракет, а бомбы со спутниковым наведением практически бесполезны против движущихся целей, тем более, сравнительно небольших, как корабли. Авиация может образовать внешний рубеж ПВО, перехватывая русские ракеты, если те, конечно, их выпустят, на дальних подступах.

— Пустьваши люди, коммандер, отсиживаются в кубриках и пьют свой сакэ, — огрызнулся в ответ командующий эскадрой. — Сделаем все без них!

Через несколько минут авианосец «Исэ», выполнив разворот, направился на запад, оставляя по левому борту остров Онекотан. Набрав полный ход, он мчался навстречу еще скрытому за горизонтом противнику. Тысячи моряков на борту авианосца и сопровождавших его кораблей были охвачены возбуждением, с нетерпением ожидая предстоящий бой.

А в штабе Воздушных сил самообороны Японии в городе Футю тоже собиралось экстренное совещание. Десятки пар глаз уставились на командующего японской авиацией, подошедшего к экрану, по которому медленно перемещались условные символы, обозначавшие свои и вражеские силы.

— Господа, — громко, хорошо поставленным голосом произнес генерал, инстинктивно поправив идеально сидевший на нем мундир. — Господа, разведка обнаружила в Охотском море боевые корабли и десантные транспорты русских. Очевидно, они покинули базы под прикрытием тайфуна, и только поэтому мы узнали о приближении противника лишь сейчас. Их цель, без сомнения — Камчатка. Командующий Морскими силами самообороны уже отдал приказ адмиралу Курите, и сейчас его эскадра идет наперерез русским. Но я уверен, что авиация выполнит задачу быстрее и эффективнее. Генерал Ямасиро, какими силами мы располагаем?

Командующий Северной зоной противовоздушной обороны, в чью ответственность входила и часть Охотского моря, ответил без раздумий:

— Две эскадрильи самолетов — носителей противокорабельных ракет могут быть подняты в небо в течение полутора часов, если вы прикажете!

— Отлично! Этого должно хватить, чтобы покончить с русскими одним ударом. Но необходимо обеспечить прикрытие. Русские, как известно, располагают на театре военных действий примерно восьмьюдесятью истребителями «Фоксхаунд» и «Фланкер», и наверняка используют их, чтобы прикрыть свои корабли. Радиус действия русских самолетов позволяет им долететь почти до побережья Камчатки а при дозаправке в воздухе они могут патрулировать над морем часами.

— Наши F-15 «Игл» Второго и Третьего истребительных авиакрыльев нейтрализуют эту угрозу и позволят ударным самолетам беспрепятственно атаковать корабли русских, — невозмутимо ответил Ямасиро. — Количественного превосходства русские не имеют. Подготовка их пилотов тоже, скорее всего, не превосходит боевые навыки наших летчиков. А самолеты АВАКС, наши «летающие радары» Е-2 и Е-767 позволят эффективнее руководить воздушным боем, обеспечив необходимое качественное преимущество над противником. Наши летчики рвутся в бой, они покажут гайдзинам, кто настоящий хозяин в этом небе!

— Да будет так! Поднимайте в воздух все эскадрильи немедленно! Найдите русских прежде, чем это сделают моряки — и уничтожьте их всех!

Через считанные десятки минут напряженная суета охватила военно-воздушную базу Мисава на острове Хоккайдо, передовой бастион противовоздушной обороны Японии, ставший теперь плацдармом для решительного удара. Техники подобно муравьям облепили выкаченные из ангаров истребители F-4EJ-kai «Фантом» и новейшие многоцелевые истребители F-2A. Под их крылья подвешивали толстые оперенные «сигары» противокорабельных ракет и топливные баки, призванные обеспечить достаточную дальность действия. Двум дюжинам самолетов, способных доставить к цели свыше полусотни крылатых ракет, предстояло атаковать обнаруженные только что русские корабли, лишая последней надежды горстку защитников камчатки, продолжавших сопротивляться с упорством фанатиков.

А над летным полем авиабазы Титосе громовыми раскатами пульсировал рев турбин тяжелых истребителей F-15J «Игл», которые, один за другим, взмывали в воздух, разворачиваясь широким фронтом на север. Полсотни истребителей, под завязку загруженных ракетами «воздух-воздух», должны были прикрыть ударную группу от атак русских перехватчиков. В том, что русские попытаются помешать воздушному удару по своей эскадре, никто из сидевших в кабинах устремлявшихся к облакам сверхзвуковых «Орлов» даже не сомневался.

На аэродроме Центральная Угловая на окраине Владивостока тоже царила лихорадочная суета. В сыром полумраке капониров наземный персонал готовил к вылету тяжелые сверхзвуковые дальние перехватчики МиГ-31БМ, подвешивая на подфюзеляжные пусковые устройства и под плоскости крыльев ракеты «воздух-воздух», загружая снаряды в патронные коробка автоматических пушек ГШ-6-23М, наполняя топливом вместительные баки, позволявшие этим самолетам без дозаправки преодолеть тысячу двести километров. А в это время пилоты истребительной эскадрильи, одной из трех, готовых подняться в небо, уже облаченные в высотные гермокомбинезоны ВКК-6М, собрались вокруг своего командира на летном поле.

— Наша задача, товарищи офицеры, обеспечить господство в воздухе над акваторией Охотского моря, — в крайний, невесть какой уже по счету раз, напоминал хмурый полковник с бледным лицом и воспаленными глазами. — Корабли с десантом должны дойти до Камчатки, даже если гибель всех нас будет этому ценой. С этой целью мы создадим заслон в воздухе между Сахалином и островами Курильской гряды, и ни одна косоглазая сука не должна пройти сквозь него на север. Мы будем не одни, работает вся истребительная авиация. Задача нашей эскадрильи, как и остальных, вооруженных «тридцать первыми» — дальний ракетный бой. Приоритетные цели — самолеты АВАКС и воздушные заправщики. В «собачью свалку» не влезать ни при каких обстоятельствах — с нашей ограниченной маневренностью это самоубийство, а каждая машина сейчас дороже, чем на вес золота. Для ближнего боя есть «журавли», истребители Су-27. Помимо прочего, поскольку у нас отсутствуют самолеты дальнего радиолокационного обнаружения, наши МиГ-31 будут выполнять их функции, осуществляя радиолокационную разведку и целеуказание «сушкам».

Пилоты слушали внимательно, лишь иногда молча кивая в такт словам своего командира в знак согласия. Иногда они украдкой переглядывались, словно спеша запомнить получше тех, кто стоял сейчас плечо к плечу, ведь никто не питал иллюзий насчет предстоящего боя, понимая, что очень многие, поднявшиеся сегодня в небо, могут уже никогда не вернуться обратно. Но никто не думал о том, чтобы спасать собственную жизнь, хотя, конечно, каждый испытывал страх.

Они верили в свои самолеты, свою выучку, отшлифованную в сотнях учебных схваток. В прочем, кое-кто имел на счету настоящие воздушные победы, одержанные в наполненные отчаянием и ужасом часы Майской войны. И пусть сбивать им довелось, в основном, лишь крылатые ракеты, смертоносные «Томагавки» и SLAM-ER, эти люди чувствовали себя асами и не собирались никому просто так уступать родное небо. И еще каждый из них украдкой верил в удачу, в собственную счастливую звезду, в то, что именно он уцелеет в аду воздушного боя, вернувшись к тем самым дорогим людям, что ждали дома.

— Наш основной противник — истребители F-15 «Игл», — продолжал наставлять своих пилотов, явно не нуждавшихся в дополнительной накачке, комэск, хоть так пытавшийся справиться с волнением. — Хорошие самолеты с хорошими РЛС, вооруженные хорошими ракетами. Но наши МиГ-31БМ превосходят их в дальности действия бортового оружия и радаров, а Су-27 японские «Орлы» уступают в маневренности. У нас есть все, чтобы победить, и мы сделаем это. Напоминаю, к цели идем «по потолку», на максимальной высоте, в предельно плотных боевых порядках — так япошки две машины примут сперва за одну. Радары включены только у командиров звеньев до особого распоряжения. Если скрытно сумеем занять позиции, считай, бой уже выигран. — Полковник еще раз обвел взглядом своих пилотов, решительно выдохнув: — Ну, мужики, с Богом! По машинам!

Легко взобравшись по лестнице, приставленной к борту выкаченного на взлетную полосу МиГ-31, командир эскадрильи нырнул в кабину, устраиваясь в кресле. Привычная тяжесть защитного шлема легла на голову. Позади, сопя, возился с привязными ремнями штурман.

— Готов, Миша? — Полковник включил переговорное устройство, окликнув напарника.

— Так точно!

В этот момент руководитель полетов, наблюдавший, как тягачи выстраивают уже полностью готовые к вылету истребители на бетонке, скомандовал:

— Запустить двигатели!

Командир эскадрильи коснулся подряд нескольких переключателей, услышав, как форсированные турбореактивные двигатели Д-30Ф-6, «пламенное сердце» его истребителя, отозвались ровным гулом. А в эфире звучала уже новая команда:

— Взлет!

Реактивные турбины взвыли на полтона громче, набирая обороты и поглощая топливо, плескавшееся в крыльевых и фюзеляжных баках, и весивший больше сорока восьми тонн самолет начал свой разбег. С каждой секундой его скорость возрастала, и одновременно увеличивалась подъемная сила крыла, пока, наконец, ее не хватило на то, чтобы оторвать стальную птицу от земли. Истребитель ревущей свечой устремился в небо, пронзая облака, пока, наконец, не достиг двадцатикилометровой высоты. Здесь, в стратосфере, он продолжил свой полет в сторону моря, над которым плыли облака, с высоты походившие на неряшливые рваные клочья серой ваты.

Посмотрев по сторонам, командир эскадрильи увидел, как занимают свои места в строю остальные машины подразделения. Тяжелые истребители держались вплотную друг к другу, и хотя совершать полет так было трудно и чревато постоянной угрозой столкновения, на вражеских радарах отметки целей сливались воедино, не позволяя слишком рано оценить численность противника. Ну а те, кто сидел в кабинах русских истребителей, видели белые полосы инверсионных следов, расчертившие небо до самого горизонта.

Тридцать тяжелых перехватчиков, взлетев из-под Владивостока, взяли курс на юго-восток, разворачиваясь редкой цепью над волнами Охотского моря. А вслед им, спеша занять свои места в боевых порядках, мчались поднявшиеся в небо с аэродрома Дземги под Комсомольском-на-Амуре, стремительные и грозные Су-27СМ. Далеко не все истребители отправились в этот вылет, часть оставалась в полной готовности на базах, прикрывая тылы и готовясь вступить в бой уже над своей землей, если что-то пойдет не так. Пилоты, не участвовавшие в вылете, находились непрерывно в кабинах своих истребителей, с тревогой и надеждой глядя в небо над своей головой. Но три десятка прекрасных крылатых машин, лучших в мире, самые смертоносные творения человеческих рук, мчались над водными просторами, широко раскинув могучие крылья.

Бортовые РЛС истребителей Су-27СМ были отключены. Но грозные «журавли», летевшие на высоте восемнадцать километров, от этого вовсе не были слепы. Система обмена данными АПД-518, которой оснащались истребители МиГ-31БМ, связала шестьдесят самолетов в единое целое. Каждый «миг», оснащенный мощным радаром «Заслон-АМ», стал лидером для группы истребителей, пилоты которых видели на своих экранах одну и ту же картинку. Стальной рой, гигантский организм, пронизанный множеством невидимых, но прочных связей, надежно защищенных от помех, которые мог поставить противник, следовал на юг, разворачиваясь над Охотским морем дугой, один конец которой упирался в северную оконечность острова Сахалин, а основанием противоположного стала Курильская гряда. А навстречу им, под рев турбин и свист рассекаемого плоскостями крыльев и стабилизаторов воздуха, мчалась волна японских самолетов.

Противники обнаружили друг друга почти одновременно, когда обе стаи, ощетинившиеся ракетами, находились в полутора сотнях километров от пятидесятой параллели. Круживший в тылу японских истребителей самолет АВАКС Е-767 осветил боевые порядки российской авиации своим мощным радаром AN/APY-2, и одновременно протянувшиеся к горизонту лучи русских «Заслонов» отразились от фюзеляжей стремительно летевших навстречу им самолетов ВВС Японии.

— Групповая воздушная цель прямо по курсу, — сообщил штурман командирского МиГ-31БМ, когда на мониторе запестрело от отметок, обозначавших приближавшиеся самолеты, мгновенно опознанные системой «свой-чужой» как вражеские. — Не менее сорока целей на эшелоне семнадцать тысяч, дальность двести шестьдесят. Еще около двадцати целей на трех тысячах!

Наводимые автоматически с борта АВАКС японские F-15J некоторое время летели в режиме радиомолчания, с отключенными локаторами, но, наконец, в эфире прозвучал приказ включить радары. Бортовые РЛС AN/APG-70 обладали дальностью обнаружения воздушных целей, почти вдвое меньшей, чем русские «Заслон-МА», хотя и превосходили по этому показателю установленные на СУ-27СМ радары Н001. И в тот момент, когда японские РЛС осветили приближающиеся самолеты, на частоте русских истребителей прозвучал приказ:

— Локаторы включить! Размокнуть строй! Эскадрильям один, два и три — выпустить ракеты!

Эфир наполнился изумленно-испуганными возгласами японских летчиков, на глазах которых каждая отметка, обозначавшая вражеский истребитель, разделялась на две, а то и на три, лишая пилотов Сил самообороны иллюзорного чувства численного превосходства. А затем навстречу им устремились ракеты.

Каждый МиГ-31БМ нес на подфюзеляжных узлах подвески по полдюжины ракет «воздух-воздух» большой дальности Р-33С, и сейчас тяжелые перехватчики выпустили их залпом с расстояния полторы сотни километров. Их радиолокаторы позволяли сопровождать одновременно двадцать четыре цели, обстреливая шесть. Бортовые компьютеры «Аргон-К» в автоматическом режиме управляли ракетами, преодолевавшими начальный участок траектории по указаниям инерциальной навигационной системы, посылая вслед им корректирующие команды. А в тот момент, когда японские пилоты обнаружили угрозу, их «Иглы» уже оказались в зоне досягаемости активных радиолокационных ГСН русских ракет, и те, отныне не связанные со своими самолетами-носителями, перешли в полностью автономный режим.

Строй японских F-15J распался. Эфир застонал от электромагнитных помех, порожденных бортовыми системами РЭБ ALQ-135(V) японских истребителей. В воздухе засеребрились облака дипольных отражателей, заслонявших пытавшиеся сорвать захват истребители, отвлекая на себя русские ракеты. Часть Р-33С сошла с курса, поражая ложные цели или просто пролетая мимо, но остальные продолжили полет, игнорируя меры противодействия, и в небе засверкали вспышки взрывов. Девять «Иглов» были уничтожены прямым попаданием, другие получили повреждения разной тяжести, выходя из боя. А те, кому повезло больше, спешили сровнять счет.

Сблизившись на сто километров, японцы смогли, наконец, ответить. Десятки ракет ААМ-4, местных аналогов американских AIM-120 AMRAAM, огненными стрелами ринулись к русским самолетам со скоростью четыре «маха». Они не нуждались в целеуказании, оснащенные активными ГСН, и японские пилоты, произведя пуск, могли полностью сосредоточиться на управлении своими самолетами. В этот момент в бой вступили и Су-27СМ, каждый из которых разгрузил внешние подвески, выпустив по противнику, строй которого окончательно сломался, по полдюжины ракет средней дальности Р-77, также имевших активные головки самонаведения.

Две волны ракет встретились в воздухе, и, разминувшись, на сверхзвуковых скоростях обрушились на свои цели. Бортовые системы радиопротиводействия истребителей Миг-31БМ закрыли порядки русских истребителей завесой активных помех, ослепляя системы наведения японских ракет. Часть Су-27СМ, несущие на законцовках крыльев контейнеры станции РЭБ «Сорбция» вместо ракет, присоединились к ним. Устройства выброса ложных целей АПП-50 выстреливали очереди патронов с дипольными отражателями, и вскоре экраны радаров с обеих сторон затянуло «крупой», сквозь которую невозможно было что-то рассмотреть. Но ракеты, словно обладавшие собственным «разумом», нацеленным на выполнение единственной задачи — найти и уничтожить, отыскивали в этом хаосе цели. И в океан, одна за другой, падали, пылая, стальные птицы.

Тяжелые «миги», израсходовав запас ракет большой дальности, отворачивали в сторону, уклоняясь от боя, а более маневренные Су-27СМ мчались прежним курсом, и через несколько десятков секунд их пилоты увидели самолеты японцев невооруженным взглядом. Разделенные полутора десятками километров, противники успели обменяться еще одним ракетным залпом. Японские пилоты выпустили ракеты малой дальности ААМ-3 с тепловым наведением, улучшенный аналог американских AIM-9 «Сайдвиндер». Из-под крыльев русских «журавлей» сорвались стремительными молниями Р-73. Вспыхнули огненные шары щедро рассыпаемых инфракрасных ложных целей, вводя в ступор головки самонаведения ракет, и те промахивались, взрываясь в пустоте. Но не все. Охваченные огнем, камнем падали вниз Су-27 и F-15, и далеко не всегда пилотам удавалось воспользоваться катапультой. А в воздухе, на огромном пространстве от Сахалина до Курил уже завертелась карусель ближнего боя.

Отказывала техника. Слепли радары, забитые помехами. Летели в молоко ракеты, обманутые ложными целями. Но пилоты противников видели друг друга, сойдясь лицо к лицу. Огрызнулись огнем бортовые пушки, и воздух пронзили свинцовые струи снарядов. Выпущенные из русских ГШ-301 или японских М-61 «Вулкан», они одинаково впивались в фюзеляжи, вспарывая обшивку, и снова вспыхивали ярким факелом самолеты, унося вниз, к бесстрастным волнам, ставших их заложниками людей.

Десятки крылатых машин рвали друг друга в стремительной круговерти «собачьей свалки». Они вгоняли в появлявшиеся на считанные мгновения в прицелах истребители противника короткие очереди автоматических пушек, посылая вслед им сохранившиеся ракеты. И здесь абсолютное преимущество получили пилоты русских Су-27. Грозные «журавли» не только обладали феноменальной маневренностью, но и оснащались нашлемными системами целеуказания «Щель-3УМ», так что русские летчики буквально убивали противника взглядами, направляя полет ракеты простым поворотом головы. Бой, каждую секунду уносивший чью-нибудь жизнь, кипел на многокилометровой высоте, а две дюжины вооруженных крылатыми ракетами истребителей F-2A и F-4EJ, прижимаясь к самым волнам, проскользнули под схваткой, продолжая полет на север.

— Первая эскадрилья, атаковать противника в нижнем эшелоне, — скомандовал полковник, сидевший в кабине МиГ-31БМ. — В ближний бой не ступать, использовать ракеты! Не дайте этим сукам прорваться!

Каждый модернизированный «МиГ» кроме шести дальнобойных Р-33С нес по четыре ракеты «воздух-воздух» средней дальности Р-77 на подкрыльевых пилонах. Сейчас громоздкие МиГ-31БМ разворачивались, ловя в конусы лучей своих РЛС ускользающие на сверхмалых высотах самолеты врага и посылая вдогон ракеты. Один за другим, японские истребители вспыхивали, врезаясь в гребни волн рукотворными кометами, и пилоты тех, которым удалось уцелеть после первого залпа, отчаянно взывали о помощи.

В какой-то момент пилотам японских машин, на малой высоте пролетавших над местом схватки, начало уже казаться, что они вырвались из расставленной русскими западни. Командир экипажа «Фантома», прижимавший свою машину к самым волнам, рискуя врезаться в воду при первой же «воздушной яме», первом турбулентном завихрении воздуха, с опаской поглядывал на приборы, не забывая вертеть головой по сторонам, так что в шее что-то опасно хрустело при каждом движении. Высоко над облаками кипела схватка и каждую секунду там обрывались чьи-то жизни, друзей или врагов. Пока противники истребляли друг друга, звено истребителей-бомбардировщиков уходило все дальше на север, в акваторию Охотского моря. Тяжелый и неповоротливый в сравнении с любым русским истребителем F-4EJ-Kai, несмотря на модернизацию, в воздушном бою мог хорошо сыграть лишь одну роль — мишени, но зато, имея на подвеске две ПКР ASM-1, был смертельно опасен для любого крупного корабля, а четверка таких машин могла пустить на дно, при толике удачи, и целую эскадру.

Черная точка, внезапно выпав из облаков, и камнем устремившись вниз, заставила сидевшего в задней кабине штурмана закричать от ужаса:

— Гайдзин! Это «Фоксхаунд»!

— «Леопардам» — рассредоточиться, — скомандовал пилот своему звену, увидев, как «Фантомы», накреняясь, выполняют разворот, веером расходясь в разные стороны, и приказал штурману: — Сбросить ложные цели!

Узкие ленточки фольги повисли над волнами, отражая импульсы радара вражеского истребителя. Не столь известный и популярный, как Су-27, русский «Фоксхаунд» был не менее смертоносен. Он вдруг пропал из поля зрения, и экипаж «Фантома» не сомневался, что враг уже зашел в хвост, выбрав идеальную позицию для атаки по практически беззащитной мишени.

— Сбрасывай ракеты!

Четырехметровые сигары ПКР, отделившись от пилонов, исчезли в волнах, облегчая японский истребитель на тысячу двести килограммов. Зашлась в испуганном визге система предупреждения об облучении J/APR-6, а затем вертевшийся из стороны в сторону F-4 содрогнулся от чудовищного удара, и в кабину пилотов ворвалось жаркое пламя, от которого кожа потекла, будто податливый воск.

Полковник, командир эскадрильи русских перехватчиков, видел, как взорвался пораженный сразу двумя ракетами Р-77 японский «Фантом». Но две последние ракеты, выпущенные залпом по энергично маневрировавшему F-2A, прошли мимо цели, словно японец был заговоренный.

— Иду на сближение, — процедил сквозь зубы пилот, которого перегрузка вдавливала в спинку кресла, наполняя все тело до кончиков пальцев привычной тяжестью. — Добьем накоротке!

Тяжелый МиГ-31 спикировал, и полковник открыл огонь из пушки, видя, как рубиновые полосы трассеров вонзаются в плоскости вражеского самолета, и тот, беспорядочно кувыркаясь, падает вниз в окружении бесформенных клочьев собственной обшивки.

Внезапно тесное пространство кабины «МиГа» наполнилось истошным визгом системы предупреждения об облучении СПО-15 «Береза». Услышав ее противное верещание, пилот перехватчика, понявший, что оказался в захвате вражеской РЛС, дернул на себя рычаг штурвала и без колебаний включил форсаж.

Легко преодолевший звуковой барьер истребитель, продолжая стремительно набираться скорость, рванул в сторону, пропав сперва с радара японского истребителя F-15J, незаметно подкравшегося с тыла, а затем и из поля зрения его пилота, энергично вертевшего головой по сторонам. По инерции «Игл» промчался дальше, а русский МиГ-31, выполнив вираж, пусть и не такой изящный, как славившийся своей фантастической маневренностью Су-27, зашел в хвост противнику.

Охотник и жертва поменялись местами, и это заняло считанные десятки секунд. Пилот «мига», продолжавшего мчаться, опережая звук, взял на прицел метавшийся из стороны в сторону F-15J, и, сблизившись с японцем на полторы тысячи метров, нажал гашетку. Шестиствольная пушка выпустила короткую очередь, и поток двадцатитрехмиллиметровых снарядов перерубил корпус японского истребителя пополам. «Игл», вспыхнув, начал разваливаться в воздухе, а МиГ-31, торжествующе ревя турбинами, промчался над ним в поисках нового соперника.


Радиоэфир не мог донести до остававшихся на земле людей весь ужас этого стремительного боя, боль и отчаяние сгоравших заживо пилотов, замурованных в кабинах своих погружающихся в морскую пучину крылатых машин. Но те, кто умел читать между строк коротких, по-уставному сухих и лаконичных радиограмм, украдкой шептал слова молитвы по погибшим в сражении бесстрашным воинам.

— Безвозвратные потери составили двадцать восемь машин, еще одиннадцать получили тяжелые повреждения, но сумели дотянуть до аэродромов. — Командующий Северной зоной противовоздушной обороны генерал Ямасиро медленно цедил слова. На скулах его вздулись желваки. — Ударная группа уничтожена почти полностью, русские «Фланкеры» просто вырезали их, не понеся никаких потерь. К счастью, большей части пилотов удалось покинуть свои истребители, и теперь дело за вертолетами спасательной службы, уже вылетевшими в район боя. Но мои эскадрильи опустошены, в иных осталось по два-три самолета, и моральных дух летчиков подорван. Русская техника оказалась на высоте, а недостаток мастерства их летчики с лихвой компенсировали безумной отвагой, сражаясь с яростью настоящих самураев. Это разгром!

Командующий Воздушными силами самообороны взглянул на генерала, прищурившись, так, что и без того узкие глаза сжались в едва различимые щелочки:

— Да, разгром, но разгромлены отнюдь не мы! Русские задействовали все ресурсы, бросили против нас все свои истребительные эскадрильи, и понесли ничуть не меньшие потери в этом бою. Но, в отличие от нас, сохранивших три четверти своей авиации, у гайдзинов больше не осталось машин и пилотов, это последнее усилие умирающего, и не более. Готовьте вторую волну к вылету немедленно! Теперь ничто не должно помешать нашим летчикам пустить их корабли на дно!

Через несколько минут размеренная, текущая в полном соответствии с духом и буквой устава жизнь на много численных военных авиабазах острова Хонсю, сменилась лихорадочной суетой. Раздвинулись створки ангаров, и вокруг извлеченных из-под бетона истребителей забегали техники, а пилоты поспешили занять места за штурвалами, готовясь поднять могучих стальных птиц в подернутое облаками небо. Они ожидали приказа на взлет, готовые, если это будет нужно для блага своей страны, принять смерть в небе, но опасность грозила этим, без сомнения, храбрым и преданным людям, большинству из которых еще не исполнилось и тридцати лет, не с воздуха, а из морских глубин.


Подводная лодка Б-494 «Усть-Большерецк» проекта 877 кралась вдоль западного побережья острова Хонсю на глубине сорока метров. Все выдвижные устройства, в том числе и труба РДП, питавшая атмосферным кислородом дизель-генераторы, были убраны в ограждение рубки. Субмарина шла под аккумуляторами трехузловым ходом, экономя заряд батарей. Всплыть для их подзарядки здесь, в зоне действия японских кораблей и патрульной авиации, было равносильно самоубийству, но не менее самоубийственным казался и сам поход к вражеским берегам. Полторы тысячи миль, пройденных в обстановке полнейшей скрытности, в зоне действия флотов Китая и обоих Корей, даром, что коммунисты-северяне имели в строю несколько ракетных катеров да пару лоханок покрупнее, гордо именуемых корветами. А у японских берегов, и бывших конечной целью перехода рыскали эсминцы и фрегаты, капитаны которых, напуганные недавним отчаянным рейдом «Новосибирска», были готовы палить по каждой тени. Малейшая ошибка, вызванная усталостью и колоссальным напряжением натянутых до состояния гитарной струны нервов любого члена экипажа, могла стоить жизней тех пятидесяти семи храбрецов, кто находился на борту субмарины, тайно проникшей в самое сердце владений врага.

«Усть-Болшерецк» не был одинок в смертельно опасных водах, омывавших берега Японских островов. Где-то рядом притаилась в боевой готовности однотипная субмарина Б-445 «Святитель Николай Чудотворец». А севернее, близ Хокайдо, затаилась в толще воды, неслышно подбираясь к чужим берегам, Б-349, третья оставшаяся в строю «Варшавянка» Сто восемьдесят второй бригады подводных лодок, сменившей базы на Камчатке на безопасную и гостеприимную гавань Владивостока.

Командир «Усть-Большерецка» мог только гадать о судьбе своих товарищей с других субмарин. Возможно, они уже покоились на дне, пораженные японскими торпедами или напоровшиеся на заграждения противолодочных мин. Возможно, на поверхности уже начиналась охота и за его «Варшавянкой». Несколько суток моряки провели в полнейшей изоляции от внешнего мира, с трудом представляя, что происходит вокруг. Субмарина держалась указанного района в готовности действовать, пока удачливо избегая обнаружения противолодочными силами противника. Но все рано или поздно заканчивается, в том числе и затянувшееся ожидание в безмолвии глубины.

Самолет-ретранслятор Ту-142МР, кружа над территориальными водами России вблизи Находки, под надежной защитой истребителей и зенитных ракет, передал в эфир короткую радиограмму на сверхдлинных волнах, способных проникать на десятки метров сквозь толщу воды. Код, принятый радистом «Усть-Большерецка», встряхнул измученных вынужденным бездельем моряков.

— Товарищ капитан, — постучавший в дверь каюты матрос, не дожидаясь разрешения войти, просунул голову внутрь, натолкнувшись на заспанный взгляд командира. — Товарищ капитан, получен приказ на экстренный сеанс связи!

— Иду! — Моряк соскочил с узкой койки, ринувшись на выход.

Субмарина, избавляясь от части балласта, тянувшего ее ко дну, медленно всплывала. Штырь антенны выскользнул из похожего на высокий плавник ограждения рубки. Летающий ретранслятор, круживший где-то в тысячах верст от ее позиции, разразился потоком шифрованных радиограмм на коротких волнах, позволявших вести передачу с гораздо более высоким темпом, чем на сверхдлинных. Радист, обслуживавший бортовой комплекс связи, обернувшись к втиснувшемуся в его крохотную, забитую аппаратурой рубку капитану, выдохнул:

— Получен приказ на нанесение удара!

— Боевая тревога! Погружение тридцать. Курс сто десять. Торпедный отсек, зарядить ракетами первый и второй аппараты!

Капитан, отдавая приказы, не ощущал ни волнения, ни азарта — он просто делал свою работу, как делал ее каждый из находившихся на борту русской подлодки людей, по собственной воле надевших черные мундиры военных моряков. В прочем, люди по-прежнему почти бездействовали. В торпедном отсеке гидравлические приводы системы автоматизированной перезарядки «Мурена» подхватили со стеллажей массивные семиметровые цилиндры, втолкнув их в трубы торпедных аппаратов. В этих цилиндрах, герметичных транспортно-пусковых контейнерах, находились крылатые ракеты 3М14Э комплекса «Калибр-ПЛ». Тихоокеанские «Варшавянки» прошли модернизацию, превратившую их в ракетно-торпедные субмарины, какими были все подлодки проекта 877, прежде поставляемые на экспорт, в Китай, Вьетнам или Алжир. И теперь командир Б-345 готовился впервые применить новое оружие по реальной цели.

Внезапно шум винтов разорвал царившее на глубине безмолвие, и акустик скороговоркой сообщил:

— Надводная цель по пеленгу двести пятьдесят. Противолодочный фрегат типа «Юбари»!

Напоминание русских моряков о том, что у России есть подводный флот, было не из тех, что легко оставить без внимания. Тысячи рядовых японских солдат и матросов заплатили жизнями за беспечность своих адмиралов, и те, как водится, теперь усердно дули на воду. Большая часть японских кораблей была направлена на север, к Курилам и Камчатке, для прикрытия коммуникаций. Там же действовало и большинство патрульных самолетов Р-3 «Орион» и Р-1. Но кое-что осталось и в водах метрополии.

Эскортный миноносец DE-228 «Юбецу» был одним из самых старых кораблей Морских сил самообороны, но представлял собой эффективную для своих тысячи семисот тонн полного водоизмещения боевую единицу. Он мог уничтожать подлодки противника с помощью торпед и реактивного бомбомета «Бофорс», на мелководье вполне успешно заменявшего более дорогие ПЛУР. Восемь ракет «Гарпун» представляли смертельную опасность для любого корабля вплоть до ракетного крейсера, хотя мало кто на борту японского фрегата верил, что им придется вести огонь по такой цели. А противовоздушную оборону обеспечивала универсальная артустановка калибра семьдесят шесть миллиметров. И сейчас этот корабль стремительно сближался с «Усть-Большерецком», пронзая водную толщу импульсами подкильной гидролокационной станции OQS-4.

— Торпедные аппараты с третьего по шестой товсь, — скомандовал капитан, и, получив подтверждение от командира БЧ-3, приказал: — Пли!

Четыре противокорабельные торпеды 53-65К покинули торпедные трубы «варшавянки», устремившись к цели по прямой. Их кислородные турбины, позволявшие развивать скорость до сорока пяти узлов, были достаточно шумными, чтобы быть услышанными акустиком «Юбецу» через считанные секунды после залпа. Японский РБУ выпустил залпом шесть реактивных глубинных бомб, а торпедный аппарат левого борта «выплюнул» навстречу им три малогабаритные торпеды «Марк-46».

Эхо подводного взрыва известило моряков «Варшавянки» о том, что первая выпущенная ими торпеда была уничтожена заградительным огнем бомбомета. Еще одну поразили японские противоторпеды в полутора милях от фрегата. Две оставшиеся достигли цели.

Два взрыва слились воедино, и громкий гул разнесся в глубине на много миль окрест. Могущества двух трехсоткилограммовых боевых частей хватило, чтобы девяностометровый корпус фрегата «Юбецу» переломился пополам, обрекая десятки остававшихся в его трюме людей на мучительную гибель от удушья в отсеках тонущего корабля. А капитан «Усть-Большерецка», ни на миг не задумываясь о гибнущих в нескольких милях от него чужих моряках, скомандовал:

— Первый и второй аппараты — пли!

Две капсулы с крылатыми ракетами, выброшенные сжатым воздухом из торпедных труб, прошили тридцатиметровый слой воды. Оказавшись в воздухе, ТПК раскрылись, точно бутоны цветов, выпуская томившиеся в их тесноте ракеты. Из округлых корпусов обеих 3М14Э выскользнули полутораметровые плоскости крыльев, прежде сложенные, одна над другой, на манер половинок ножниц. Опираясь на воздух, ракеты, каждая из которых при весе почти две тонны несла к цели четырехсоткилограммовую кассетную боеголовку, выполнили маневр, разворачиваясь в направлении берега и снижаясь до двадцати метров, так, что совершенно исчезли с радаров, обшаривавших воздушное пространство вокруг японских островов. Им предстояло преодолеть три сотни километров, оставаясь в воздухе более получаса.

— Перезарядить торпедные аппараты один и два, — скомандовал на глубине капитан «Усть-Большерецка». — Пли!

Шесть ракет 3М14Э были загружены во Владивостоке на борт субмарины, заняв места на стеллажах в торпедном отсеке, и сейчас они, одна за другой, взмывали над морем, устремляясь к цели на скорости двести пятьдесят метров в секунду. Их целью была авиабаза Ирума, располагавшаяся в окрестностях Токио и сейчас готовившаяся поднять в небо три дюжины истребителей для смертельного удара по идущим на всех парах к берегам Камчатки десантным кораблям под Андреевским флагом. Субмарина поспешно погрузилась, нырнув на максимально возможную глубину, а ракеты уже мчались над сушей. Загруженный в инерциальные системы управления маршрут пролегал в стороне от населенных пунктов, а высота полета, не превышавшая полусотни метров над землей, затрудняла обнаружение с помощью РЛС. Ракеты летели к цели, укрываясь в складках местности, заходя на нее с нескольких направлений сразу.

Силы противовоздушной обороны Японии были приведены в боевую готовность в тот момент, когда нога первого японского солдата ступила на берега Камчатки. Но русская авиация ни разу с того дня не появлялась у берегов Страны восходящего солнца. Однако дивизионы ЗРК «Пэтриот» по-прежнему прикрывали крупнейшие военные базы, и города, готовые встретить воздушного агрессора. Обзорный радиолокатор зенитного дивизиона, развернутого близ авиабазы Ирума, обнаружил низколетящие цели на расстоянии менее тридцати километров, когда крылатые ракеты, летевшие в режиме следования рельефу, поднялись над линией радиогоризонта. Дежуривший на командном пункте офицер Сил самообороны, выслушав доклад взволнованного лейтенанта, срывающимся на визг голосом крикнул:

— Тревога! Всем батареям — огонь!

Многофункциональная РЛС AN/MPQ-53 осветила приближающиеся на малой высоте крылатые ракеты. Громоздкие пусковые установки ЗРК «Пэтриот», размещенные на автомобильных полуприцепах, имели ограниченные секторы обстрела, и большая часть огневых батарей бездействовала до последнего момента. Наконец, русские 3М14Э оказались в створе, и на перехват им взмыли зенитные ракеты MIM-104. выброшенные из транспортно-пусковых контейнеров, они описывали крутые параболы, пикируя на летевшие к цели извилистым курсом крылатые ракеты. Большая часть ЗУР промахнулась, их головки самонаведения попросту не могли захватить низко летящие мишени на фоне земной поверхности, да и отражающая поверхность русских крылатых ракеты была слишком мала, и зенитный комплекс, больше рассчитанный на борьбу с баллистическими целями, дал сбой.

Японцы успевали сделать лишь один залп, прежде чем цели входили в мертвую зону, и смогли сбить две из шести крылатых ракет. Остальные, проскакивая секторы поражения, рвались к авиабазе, наткнувшись на сплошную стену огня. Аэродром Ирума был окружен несколькими рубежами обороны, внешний периметр которой и создавали дальнобойные системы «Пэтриот». А на ближних подступах противника поджидали ЗРК малой дальности «Тип-81», давшие залп, как только русские крылатые ракеты оказались в пределах их досягаемости.

Зенитные ракеты с тепловым наведением были не лучшим средством борьбы с малогабаритными крылатыми ракетами, к тому же дозвуковыми, а значит, не так сильно разогревавшимися от трения о воздух, чтобы стать заметными целями. Но еще одна 3М14 рассыпалась на лету, изрешеченная потоком осколков боевой части разорвавшейся рядом с ней ЗУР, а потом в действие вступила зенитная артиллерия.

Зенитная установка М167 «Вулкан» никогда не считалась эффективным средством ПВО, успев основательно устареть со дня своего создания. Но собранные в батареи по три-четыре штуки по периметру авиабазы, эти автоматически пушки, имевшие темп стрельбы три тысячи снарядов в минуту, открыли огонь разом, выбросив в пространство потоки свинца, в которые врезалась еще одна запущенная с русской подлодки ракета. Две оставшиеся достигли цели.

Летевшие на высоте чуть больше пятидесяти метров, крылатые ракеты 3М14 активировали радиолокационные головки самонаведения, откорректировав свой курс на заключительном участке траектории. Промчавшись над летным полем, буквально забитым самолетами и вертолетами, они рассыпали начинку кассетных боеголовок, обрушив на аэродром сотни кумулятивно-осколочных суббоеприпасов. Малогабаритные бомбочки не в силах были пробить бетонные своды защищенных авиационных ангаров, но десятки готовившихся к вылету истребителей F-15J «Игл» стояли открыто на бетонных лентах взлетных полос, заправленные под завязку топливом, загруженные ракетами.

Огненная волна прокатилась по авиабазе, поглощая не успевшие оторваться от земли крылатые машины. Несколько суббоеприпасов угодили в аэродромные топливозаправщики, добавив хаоса и разрушения. Авиабаза покрылась сплошным ковром взрывов, а когда опало пламя, и рассеялся дым, стали видны искореженные груды тлеющего металла, то, что было совсем недавно мощными и грозными сверхзвуковыми истребителями, готовившимися присоединиться к грандиозной воздушной битве, еще продолжавшейся над волнами Охотского моря.

Комендант военной базы, чудом переживший ракетный удар в отличие от сотен своих подчиненных, выйдя на изрытое воронками взрывов летное поле сел на землю, и, закрыв лицо ладонями, разрыдался, не в силах перенести чудовищную картину разрушения. Авиабаза Ирума надолго утратила боеспособность. Но одновременно подлодки «Святитель Николай Чудотворец» и Б-349, сумевшие преодолеть незамеченными все рубежи противолодочной обороны, подкравшись к самому берегу, обстреляли ракетами «Калибр» базы японских ВВС Гифу и Хаякури, выпустив, каждая, по восемь 3М14. Прикрывавшие подступы к аэродромам дивизионы ЗРК «Пэтриот» и сверхскорострельные «Вулканы» ослабили удар, сбив каждую третью ракету, но этого оказалось мало, и земля содрогнулась от взрывов, пламя которых взметнулось до небес.

Генерал Ямасиро командующий северной зоной ПВО, связался со штабом Воздушных сил самообороны спустя несколько минут, доложив о потерях:

— На земле внезапным ракетным ударом русских уничтожено одиннадцать самолетов, еще восемнадцать получили тяжелые повреждения. В результате этой атаки мы лишились семи из двенадцати самолетов АВАКС и трех самолетов-заправщиков КС-767J. Потери среди персонала авиабаз превышают пятьсот человек только убитыми, и, боюсь, они еще могут возрасти в несколько раз.

Генерал говорил сухо, ничего не выражающим голосом, словно рассказывал нечто невероятно скучное и неважное. Выслушав его, командующий воздушными силами самообороны произнес, с трудом сдерживая гнев:

— Благодаря вашей безалаберности наша авиация на северном направлении полностью утратила боевой потенциал, генерал! Вы позволили расстрелять свои авиабазы, не обеспечив их защиту от ударов с воздуха!

Генерал Ямасиро слушал, не перебивая, даже не пытаясь возражать. Он мог бы многое сказать в ответ на этот разнос, напомнив, что появление подлодок прозевали моряки, а системы ПВО уничтожили большую часть крылатых ракет русских, а стопроцентную гарантию поражения пока не обеспечивал ни один зенитно-ракетный комплекс. Но вместо этого командир северного сектора противоздушной обороны терпеливо выслушал своего начальника, произнеся в ответ:

— Я готов ответить за свою ошибку.

— За вашу ошибку придется расплачиваться миллионам японцев. Русские после долгого молчания связались с нами по дипломатическим каналам, предъявив ультиматум. Они угрожают, что если в течение ближайших двух суток хотя бы один корабль отойдет от наших берегов или хотя бы один военный самолет покинет воздушное пространство Японии, их подводные лодки нанесут еще один ракетный удар, на этот раз, с применением ядерного оружия — по нашим городам, по мирному населению. Сомневаться в серьезности их намерений нет никаких причин. Русские уже применили ядерное оружие у собственных берегов, и им ничто не помешает нанести ядерный удар по Японии! И мы беззащитны перед этой угрозой — по вашей вине! Потеря самолетов АВАКС создает огромную брешь в радиолокационном поле, сквозь которую могут проскользнуть уже не десятки, а сотни ракет, и тогда Япония исчезнет в ядерном огне! Поэтому, генерал, я приказываю прекратить всякие действия против русского флота в Охотском море. Пусть с ним теперь разбираются моряки. Все оставшиеся боеспособными истребители немедленно поднять в воздух для перехвата русских ракет или самолетов. Сделайте все, чтобы больше не было жертв — на вас и так уже слишком много жизней тех, кто верно служил Японии!

Командующий Военно-воздушными силами оборвал связь. Генерал Ямасиро, обведя взглядом притихших адъютантов, негромко, но жестко произнес:

— Оставьте меня. — И, видя, что те замешкались, вдруг крикнул: — Все вон!!!

Офицеры гурьбой повалили к выходу из помещения, обеспокоено оглядываясь на упершего взгляд в зеркальную крышку стола генерала. Ямасиро,оказавшись, наконец, в одиночестве, открыл нижний ящик, вытащив автоматический пистолет «Тип-57А». Положив оружие на ладонь, он несколько мгновений наслаждался его солидной успокаивающей тяжестью. Затем, выщелкнув магазин, генерал убедился, что он снаряжен, и вогнал обойму обратно в рукоятку, услышав щелчок магазинной защелки.

Вздохнув, генерал Ямасиро оттянул назад затвор, с лязгом вернувшийся назад, загоняя в ствол патрон. Офицер поднял руку, ощутив, как металл холодить висок и вдохнув запах оружейной смазки, а затем нажал на спуск.

Ворвавшиеся на грохот выстрела адъютанты столпились в дверях над распластавшимся на полу телом своего командующего, которому девятимиллиметровая тупоконечная пуля разворотила череп. Генералу Сил самообороны Ямасиро выпала сомнительная честь стать последней жертвой сокрушительного удара русских подводников. А в тысячах километров от разгромленной авиабазы Мисава, на просторах моря, продолжали гибнуть люди, каждый из которых без колебаний шел на смерть, веря, что совершает это во имя высшей, самой прекрасной цели.

Глава 15

Петропавловск-Камчатский, Россия — Охотское море, нейтральные воды
9 июля


Гвардии старший лейтенант Расул Вежоев, уставившись невидящим взглядом на горизонт, напевал себе под нос что-то заунывно-тягучее, одновременно поглаживая ствольную коробку крупнокалиберной винтовки КСВК. Он касался грозного оружия, сейчас установленного на сошках на придвинутом к окну журнальном столике, как прикасаются к давно желанной и вдруг ответившей взаимностью женщине — нежно, ласково, едва ощутимо, словно боялся, что от неосторожного прикосновения развеется чарующее волшебство. Десантник находился на позиции, расположенной в обычной квартире на третьем этаже самой обыкновенной панельной пятиэтажки уже почти два часа, и единственным его собеседником была рация, иногда ловившая короткие переговоры перемещавшихся по окраинам Петропавловска-Камчасткого разведгрупп и мобильных патрулей. Для горячего уроженца далекой Ингушетии сидеть вот так, в четырех стенах, без дела, даже толком не зная, что происходит хотя бы на соседней улице, было невыносимо мучительно, и поэтому, когда за окном послышался нарастающий гул двигателей, Расул счастливо улыбнулся.

Десантник приник к оптическому прицелу ПСП-1, установленному на его винтовке. Резиновый наглазник врезался в кожу, и Расул повел стволом, пытаясь обнаружить цель. Мощная винтовка калибра 12,7 миллиметра была предназначена для уничтожения техники и живой силы на дальностях до полутора километров, но сейчас шелестящая пелена дождя, то усиливавшегося до настоящего ливня, то истаивавшего до висевшей в воздухе водяной пыли, ограничивала обзор двумя сотнями метров. И потому источник шума, сопровождавшийся уже хорошо различимым лязгом гусениц, обозначавшим приближение тяжелой техники, был еще не виден.

Вежоев передернул затвор, загоняя в ствол оружия первый из пяти набитых в широкий магазин патронов. Оружие, скомпонованное по схеме «буллпап» и выпускаемое ничтожными партиям, старший лейтенант выбрал за относительную компактность при высокой огневой мощи, и еще ни разу не пожалел об этом выборе. Конечно, таскать на спине двенадцатикилограммовую железку, патроны к ней и прицел, да еще и под огнем, было сомнительным удовольствием. Но Вежоев, еще в Майскую войну познакомившийся близко с китайской QBU-10, разом перестал уважать меньшие калибры, а физические кондиции десантника позволяли ему не воспринимать оружие, как обузу.

Сквозь завесу дождя проступили угловатые очертания медленно движущейся посередине проезжей части боевой машины. Выставленный на максимальное девятикратное увеличение прицел позволил Вежоеву опознать цель уже через минуту. Японская БМП «Тип-89» медленно ползла по мостовой, кроша гусеницами асфальт. Широкая башня плавно вращалась из стороны в сторону, и длинный ствол автоматической пушки чуть покачивался.

Следом за БМП медленно катились два бронетранспортера «Тип-96». Их крупнокалиберные «браунинги» на турелях с дистанционным управлением были развернуты в разные стороны, чтобы свинцовым шквалом встретить возможную атаку с флангов. А за бронетранспортерами двигалось что-то еще, практически неразличимое за струями вновь усилившегося дождя.

— Шайтаны! — Расул Вежоев приник к оружию, крепко прижимая к плечу приклад. Несмотря на мощный дульный тормоз, энергия отдачи была такой, что вывих плеча при небрежной вкладке мог считаться сущим пустяком. — Ну, давайте!

Колонна приближалась медленно, перемещая буквально по метру. Первая попытка штурма, когда японские колонны с наскока пролетели в самый центр Петропавловска, да там и попали в огневой мешок, многому научила противника. Закопченные коробки танков и БМП, возвышавшиеся над мостовой вдоль главных городских улиц, превратились в настоящий памятник безрассудству. Умывшись кровью, японцы отошли на окраины, закрепившись в паре кварталов от нынешней позиции старшего лейтенанта, и «повесив» над городом свои беспилотники. И вот, устав бояться собственной тени, бойцы Второй пехотной дивизии Сухопутных сил самообороны осторожно, едва не на ощупь, двинулись вперед.

Головная машина поравнялась с вешкой, представлявшей собой длинный кусок бинта, повязанный на опору высившегося на обочине рекламного щита, густо изрешеченного пулями и осколками еще во время первой атаки. Игнорируя БМП, Расул наложил прицельную метку на борт двигавшегося следом бронетранспортера, весь напрягшись в ожидании начала боя.

Одновременно с десантником, наблюдавшим за перемещениями противника с высоты третьего этажа, на появление японской техники среагировал и сейсмический датчик противотанковой мины ТМ-83. Заслужившей уже недобрую славу у американских танкистов, ей предстояло сейчас попробовать «на зуб» нового врага. Мина была установлена в десяти метрах от проезжей части, привинченная к основанию мусорной урны. Звук моторов приближавшихся бронемашин привел ее в боевое состояние, и через минуту, когда тепло, испускаемое двигателем БМП, коснулось инфракрасного датчика, в борт японской машины врезался сгусток расплавленного металла. «Ударное ядро» пробило сравнительно тонкую броню, и боевая машина, над которой поднялся столб дыма, замерла, развернувшись поперек дороги.

Расул Вежоев нажал на спуск, едва увидев вспышку взрыва. Звук выстрела, запертый стенами квартиры, ударил по голове, будто кувалда, и уши Расула словно ватой забило. Бронебойно-зажигательная пуля БС с металлокерамическим сердечником, покинувшая ствол со скоростью восемьсот двадцать метров в секунду, пробила борт бронемашины в районе места водителя, и БТР, как будто налетев на невидимую преграду, резко замер. И тут же вторая пуля с металлическим лязгом пробила броню напротив моторно-трансмиссионного отделения, разрушив двигатель. Не теряя времени на оценку результатов, Вежоев перенес огонь на второй бронетранспортер, двумя точными выстрелами выведя его из строя, а последним патроном смахнув с широкой плоской крыши пулеметную турель.

Люки боевых машин распахнулись, и наружу посыпались японские пехотинцы, торопливо занимая оборону. В этот момент в окнах дома напротив сверкнули вспышки, и к земле потянулись оранжевые нити очередей. Загрохотал «Печенег», смахивая свинцовой плетью с асфальта вражеских солдат, ему вторили автоматы, тоже собиравшие кровавую жатву. С грохотом взорвалась установленная в будке автобусной остановки мина МОН-50 направленного действия, и поток визжащей шрапнели изрешетил тела очутившихся в секторе поражения японцев. Сухо затрещали штурмовые винтовки вражеских солдат, и сразу же умолкли, когда на асфальт, прямо под ноги растерянным японцам, упало несколько выпущенных из подствольников осколочных гранат ВОГ-25.

За стеной дождя взревел двигатель, и на тротуар, пытаясь объехать неподвижные БТР, выползла, разворачивая массивную башню, зенитная установка «Тип-87». Из обоих ее стволов вырвались языки пламени, и град тридцатипятимиллиметровых снарядов ударил в стену здания, проламывая бетон. Замолк «Печенег», перестали стрекотать «калашниковы».

— Шайтаны! — снова прошипел сквозь зубы Вежоев, торопливо меняя магазин.

Десантник прицелился, нажав на спуск и приняв онемевшим от боли плечом резкий толчок приклада. Одну за другой, он вогнал три бронебойные пули под башню, наверняка заклинив ее, а еще двумя перебил ствол одной из пушек. Зенитка умолкла, и Вежоев, не мешкая, забросил винтовку себе за плечи, вытаскивая из кобуры массивный АПС. Так, с пистолетом наизготовку и бьющей по спине при каждом движении снайперской винтовкой КСВК, он выскочил из квартиры, в несколько прыжков преодолев лестничные пролеты и выкатившись из подъезда. Увидев перед собой людей с оружием, Расул вскину «стечкин», но через секунду опустил его, узнав своих товарищей.

— Валим, живо, — на бегу крикнул невысокий крепыш, тащивший наперевес тяжелый «Печенег». — Сейчас артиллерией накроют, перемешают всех с землей!

— Потери есть?

— Два «двухсотых», — сообщил сопевший от натуги пулеметчик, непрерывно озиравшийся по сторонам в поисках противника. — Валька и Антон Большой! «Трехсотые» — все, но легкие!

— Вот суки!

— Давай, старлей, не спи! Ходу, ходу отсюда!

Десантники из Девяносто восьмой гвардейской дивизии, пришедшие в самый критический момент на выручку измотанным и уже лишившимся надежды защитникам Петропавловска-Камчатского, действовали по принципу «ударил — убежал», мгновенно оставляя позиции. Успев отбежать от места боя на три сотни метров, они услышали расколовший небо протяжный вой, а затем из серых облаков, наполненных влагой, на землю посыпались мины. Разрывы стеной встали вокруг, пламя полыхнуло в лицо старшему лейтенанту Вежоеву, и тот, попытавшись наполнить воздухом грудь, ощутил резкую боль и упал на асфальт. Перед глазами поднялась багровая пелена, а затем наступило небытие.

Стычка, в которой жизни трех русских десантников были разменяны на целый взвод противника, понесшего еще и особенно болезненные потери тяжелой техники, превратилась в короткую строку очередной сводки, легшей на стол адмирал Гареева. Прочитав ее по диагонали, командующий отложил в сторону документ, каждое слово которого было пропитано болью и отчаянием, взглянув в упор на сидящего перед ним офицер.

— Противник закрепился по Северо-Восточному шоссе и улице Лукашевского, предпринимая постоянные попытки продвинуться к центру города, пока, к счастью, безуспешные, — сообщил начштаба, на голове которого красовалась свежая повязка — еще полчаса назад он на городских улицах сдерживал атаку японской пехоты вместе с горсткой ополченцев. — Японцы потеряли пять танков и не менее десяти единиц легкой бронетехники, что сводит их потенциал к минимуму. Но их артиллерия, корректируемая с беспилотников, перемалывает наши позиции, не позволяя организовать сплошную линию обороны. Самое скверное, товарищ вице-адмирал, что полностью блокирован аэродром в Елизово, и у нас нет с ним никакой связи — японцы глушат все частоты.

Марат Гареев, поглаживая лакированное цевье лежащего у него на коленях АКС-74У, вздохнул:

— Надеюсь, наши ребята там сумеют продержаться. Теперь, когда мы узнали, что помощь близка, мы обязаны держаться изо всех сил, до последней капли крови! Мы должны выстоять сейчас, иначе жизни всех тех, кто уже погиб на этой войне, окажутся отданными напрасно!

Сотни русских солдат, моряков и простых обывателей, мертвой хваткой вцепляясь в мостовые Петропавловска-Камчатского, сдерживали неумолимо идущего вперед врага, поливая собственной кровью землю под его ногами. А в это время мечущийся по тесному кубрику большого десантного корабля «Пересвет» командир батальона морской пехоты, устав от ожидания, выбрался на палубу, подставив лицо соленым брызгам и зажмурившись от удовольствия. Перегнувшись через леерное ограждение, майор Иволгин взглянул вниз, увидев, как волны со слепым упрямством ударяются о высокий борт, будучи не в силах сбить корабль с заданного курса. Высоко над головой офицера мерно вращалось ажурное полотнище антенной решетки РЛС, а где-то под ногами мерно тарахтели дизельные двигатели, разогнавшие корабль до максимальных шестнадцати узлов. Несмотря на все опасения, силовая установка работала надежно, и «Пересвет» медленно, но верно удалялся от родных берегов, находясь уже почти в самом центре Охотского моря.

Взглянув вперед, Иволгин, конечно, не увидел скрытые еще далеко за горизонтом берега Камчатки, куда он, как и любой из бойцов его батальона, стремились всей душой. Майору удалось только рассмотреть находившийся примерно в полумиле десантный корабль «Николай Вилков», тяжко переваливавшийся на волнах, и где-то уже совсем далеко угадывались стремительные обводы большого противолодочного корабля «Адмирал Трибуц».

Обзор назад был ограничен массивной надстройкой, утыканной зенитными автоматами и пусковыми установками зенитных ракет, но майор был уверен, что однотипные с его «Пересветом» большие десантные корабли «Ослябя» и пока еще «безымянный» БДК-98 никуда не исчезли, занимая свое место в строю. Четыре транспорта, на борту каждого из которых находилось по три с лишним сотни морских пехотинцев и по полтора десятка единиц различной техники, выстроились кильватерной колонной длиной в полторы мили. «Адирал Трибуц», занявший место во главе ее, будто разведывал путь, хотя так оно и было на самом деле.

Иволгин, сощурив веки, уставился на горизонт, сумев рассмотреть на фоне серых облаков обманчиво медленно ползущую по небосводу темную точку, похожую на большую жирную муху. Один из двух базировавшихся на БПК противолодочных вертолетов Ка-27 всегда находился в воздухе, ведя непрерывный поиск противника. Нависавшие над морем плотные тучи ограничивали обзор, но майору очень хотелось верить, что где-то там над облаками, где в любую погоду ослепительно сияет солнце, кружит хотя бы пара истребителей Су-27. Одна только мысль о присутствии «Журавлей» удваивала уверенность, что им удастся дойти до цели. А вдоль строя сторожевыми псами метались малые противолодочные корабли проекта 1124М. Один из них, «Кореец», названный в честь героической канонерки, больше ста лет тому назад разделившей печальную участь вместе с крейсером «Варяг», промчался менее чем в кабельтове от «Пересвета», позволяя рассмотреть себя во всей красе. Провожая МПК, прошедший вдоль борта, взглядом, Иволгин увидел возвышавшуюся на корме башню универсального орудия АК-176, над которым, на надстройке, торчала зенитная скорострелка АК-630. А на баке под палубным настилом скрывалась пусковая установка ЗРК «Оса-М», единственная и слабая надежда десантного соединения на случай встречи с воздушным противником.

Из люка позади Иволгина выбрался, сгибаясь едва не вдвое, худой высокий мужчина в черной флотской форме. Увидев командира морпехов, штурман десантного корабля подошел к нему, протягивая вытащенную из кармана пачку папирос:

— Угощайся!

Иволгин, кивая в знак благодарности, вытащил сигарету, помял ее и прикурил от протянутой моряком зажигалки, прикрывая трепещущий огонек широкой ладонью от ветра и брызг. Затянувшись и выдохнув струйку терпкого табачного дыма, он спросил, взглянув на штурмана:

— Какие новости?

— Установили связь с десантниками, — сообщил моряк. — Два батальона Девяносто восьмой дивизии высадились в Петропавловске чуть больше суток назад, буквально на головы наступавшим «косым». Потеряли два «борта» на подлете от их истребителей, еще один Ил-76 каким-то чудом совершил посадку на двух работающих движках и с пробитыми, как дуршлаг, баками. Но они там, и наступление противника остановлено.

С тех пор, как запущенный с Байконура спутник связи «Гейзер» занял свое место на геостационарной орбите, «повиснув» в десятках тысяч километров над восточной Сибирью, Камчатка перестала быть «белым пятном». Даже превосходные японские системы РЭБ едва могли подавить спутниковую связь, благодаря которой, защитники полуострова узнали, что о них не забыли, и это извести придало им новые силы и решимость выстоять любой ценой. Вот только одной решимости даже самых сильных духом людей было уже недостаточно.

— Японцы, конечно, знают, что мы идем на помощь, и будут атаковать снова и снова, пока не сбросят наших ребят в океан, — мрачно процедил морской пехотинец. — Два батальона десантуры «косые» будут пережевывать долго, но все же этого недостаточно, чтобы они поперхнулись. А мы здесь болтаемся, забились в кубрики, как кильки в банку!

— У берегов Камчатки будет через двое суток. Десантники смогут продержаться, я уверен!

— Они там с одним стрелковым оружием, максимум — с РПГ, фактически, только с носимым боекомплектом! Сколько они выстоят против целой пехотной дивизии?! С голой грудью против танков?! Мы должны быть там, как можно скорее!

Сотни людей считали дни, часы и минуты, в ожидании, когда из морских волн, наконец, поднимутся вздыбившиеся сопками, заросшие девственной тайгой берега. Стоявшие на постах или отдыхавшие после вахты моряки, ютившиеся в тесноте кубриков морские пехотинцы, коротавшие время за чисткой оружия, или просто дремавшие под приглушенный рокот корабельных дизелей на многоярусных нарах, все они думали только об одном. Но время, ставшее тягучим, будто патока, словно бы замедлилось, и вокруг качавшихся на высоких волнах кораблей по-прежнему простиралась водная пустыня, кажется, не имевшая ни конца, ни края, словно весь мир погрузился под воду.

Но казавшееся пустынным и безжизненным море не было таковым, и туда, куда не в силах был проникнуть человеческий взгляд, проникали лучи РЛС, давая противнику, разделенному сотнями миль, возможность знать о каждом движении другой стороны. И в те минуты, пока морпехи майора Иволгина мучались от тоски и дурных предчувствий в пропитавшихся запахом мужского пота и оружейной смазки кубриках, совсем рядом тысячи людей, говоривших на разных языках и служивших под разными флагами, готовились убивать друг друга.

Легкий авианосец «Исэ», впервые выступивший в новом качестве, когда взлетевшие с его палубы истребители F-35 атаковали русскую авиабазу Елизово, поспешно уходил от русских берегов, сопровождаемый своим эскортом. Командующий соединением адмирал Курита не опасался ответного удара русского флота, фактически, прекратившего существование, но тяжелые ПКР берегового базирования «Редут» били на четыре сотни километров. Но неожиданный приказ заставил его изменить курс.

— Господа, русские, наконец, вышли в море, — сообщил командующий своим капитанам, суровые непроницаемые лица которых смотрели на него с многочисленных мониторов. — Разведка обнаружили их десантные корабли, держащие курс к Камчатке. Если они достигнут цели, высадив подкрепление и тяжелую технику, соотношение сил изменится, и генерал Такаги окажется в проигрышном положении. Наша авиация оказалась бессильна — гайдзины подняли на прикрытие конвоя все свои истребители. Штаб Воздушных сил самообороны сообщает о десятках уничтоженных самолетов и погибших летчиков. Флот должен придти на помощь. Наша задача — уничтожить эти корабли. Их непосредственное охранение слабо и состоит только из двух корветов и эсминца «Удалой», но в дальнем прикрытии действуют три эсминца класса «Современный», вооруженные сверхзвуковыми крылатыми ракетами. Несмотря на то, что возрастом русские корабли превосходят любой из наших почти вдвое, это опасный противник, который сделает все, чтобы не подпустить нас к транспортам с десантом. Наша авиация здесь мало полезна, поэтому я принял решение оставить «Исэ», дав ему в качестве эскорта эсминец «Мурасаме», имеющий наиболее слабую ПВО. Эсминцы «Асигара» и «Конго» войдут в Охотское море, где к ним присоединяться патрулирующие у русских берегов «Чокаи» и «Симакадзе». Мы создадим кулак, удар которого сокрушит остатки русского флота!

Через несколько минут соединение разделилось. Два эсминца на полном ходу двинулись на запад, прорываясь сквозь Курильскую гряду и устремляясь в центральную часть Охотского моря, где кружившие над облаками «Орионы» уже нащупали русскую эскадру. «Исэ» же, сопровождаемый еще одним эскадренным миноносцем, напротив, двинулся курсом на восток, исчезая на просторах Тихого океана, где мог пребывать в полной безопасности, недосягаемый для русского флота и немногочисленной авиации.

Адмирал Морских сил самообороны Исороку Курита не имел оснований сомневаться в скорой победе. Эсминец «Асигара», на который он перенес свой флаг, представлял собой вершину морской технической мысли и гордость японского флота. Махина полным водоизмещением десять тысяч тонн несла в девяноста шести ячейках пусковой установки «Марк-41» целый арсенал различных ракет, управляемых системой «Иджис», любезно подаренной американскими союзниками. А великолепные радары позволяли уничтожать надводные и воздушные цели на расстоянии в десятки морских миль.

«Конго» и спешивший на соединение с эскадрой от камчатских берегов однотипный «Чокаи», также оснащенные информационно-управляющей системой «Иджис», ничем не уступали флагману, имея на борту зенитные ракеты «Стандарт» и противокорабельные SSM-1, разившие на полторы сотни километров. Слабым звеном оставался лишь «Симакадзе». Противовоздушная оборона эскадренного миноносца, спущенного на воду в конце восьмидесятых годов прошлого века, была представлена устаревшей однобалочной пусковой установкой «Марк-13», предназначенной для запуска ракет «Стандарт» и парой зенитных автоматов «Фаланкс». Но его «Гарпуны» должны были внести посильный и весьма ощутимый вклад в разгром русских, возможности которых, по вполне обоснованному мнению Куриты, уступали даже этому устаревшему кораблю.

Командующий Тихоокеанским флотом России Виктор Лямин едва ли мог возразить японскому адмиралу, отчетливо представляя соотношение сил и результат столкновения. Но холодный расчет сейчас уступал место чувству долга, ответственности за тысячи жизней своих товарищей, которые, во что бы то ни стало, должны были достигнуть негостеприимных берегов Камчатки. И потому флагманский эсминец «Безбоязненный», за которым, как привязанные, следовали однотипные корабли «Бурный» и «Боевой», шел на полном ходу на восток, с каждой минутой сближаясь с японской эскадрой. Борт к борту «Безбоязненного» шел и малый противолодочный корабль «Метель», казавшийся крохотным и хрупким по сравнению с восьмитысячетонной махиной эсминца типа «Сарыч», но стойко выдержавший ураган и сейчас бодро карабкавшийся по волнам, разрезая пенные гребни своим форштевнем.

Казалось, в мире ничего не существует кроме серых облаков, свинцовых волн и четырех кораблей, оставлявших на поверхности моря стремительно исчезающий «шрам» кильватерного следа. Но на далекой сейчас суше не забывали о вышедших в поход к Камчатке кораблях, напоминая и о своем существовании. Молодой офицер, казавшийся слишком юным для своих капитан-лейтенантских погон, козырнув, сообщил задумчиво мрачно уставившемуся на горизонт Лямину:

— Товарищ командующий, свежая разведсводка!

Мчавшийся в сотнях километров над поверхностью планеты спутник разведки «Енисей-М» держал в фокусе своих камер акваторию Охотского моря, и теперь адмирал Лямин рассматривал снимки, сделанные с заоблачной высоты сквозь редкие прорехи в плотных облаках. Высокочувствительная оптика делала изображение контрастным и четким, и командующий, глядя на экран, покачал головой:

— Японцы спешат нам навстречу! Три эскадренных миноносца типа «Конго» или «Атаго», еще один — более старый корабль типа «Хатакадзе». Все несут зенитные ракеты большой дальности «Стандарт» и противокорабельные «Гарпун» или их японский аналог SSM-1. Если они прорвутся к десантным кораблям, то перестреляют их, как мишени в тире. Мы обязаны сделать все, чтобы этого не случилось. Любой ценой!

Командир «Безбоязненного» с обреченным выражением лица взглянул на командующего:

— Каковы шансы наших посудин против новейших японских эсминцев?

— Шансов уцелеть в бою — практически нет, а вот вероятность того, что после встречи с нами японцы и думать перестанут про конвой, я бы оценил, как очень высокие. У японцев более мощные ЗРК и великолепная система управления оружием «Иждис», но посмотрим, что они смогут сделать с нашими сверхзвуковыми «Москитами» и «Ониксами». Да и замена ЗРК «Ураган» и зенитных автоматов на новые «Штили» и «Кортики» позволит нам дольше продержаться под вражеским огнем. Спутник обнаружил корабли противника примерно в ста милях к западу от Камчатки. Через несколько нас с ними будет разделять расстояние выстрела, и тогда станет ясно, кому жить дальше, а кому навечно остаться гнить на дне!

Разворачиваясь в редкую цепь, русские эсминцы изменили курс, начав сближаться с находившимися еще где-то далеко за горизонтом вражескими кораблями. Радиометристы, не отрываясь, уставились в мерцающие экраны РЛС, а сам Лямин, сжав кулаки до боли, беззвучно молился о том, чтобы котлотурбинные установки его «Сарычей», доставлявшие столько проблем в прошлом, выдержали это испытание. Стремительно расходуя топливо, эскадренные миноносцы мчались на скорости в тридцать узлов, и сменявшие друг друга на боевых постах матросы, измученные неизвестностью, ждали боя, как самого светлого события в своей жизни.

— Вертолет в воздух, — приказал не покидавший мостик адмирал Лямин.

От палубы идущего на левом фланге «Бурного» оторвался тяжелый Ка-27, и, молотя воздух ударами лопастей спаренных винтов, помчался к горизонту на малой высоте. Пилотам оставалось лишь молиться, чтобы на их пути не оказалось японских истребителей, против которых у геликоптера не было никаких шансов. Но русские летчики, как и их товарищи, остававшиеся на кораблях, выполняли приказ. Пять человек, экипаж раскачивающейся в воздушных потоках винтокрылой машины, стал глазами и ушами русской эскадры. Посылая к горизонту импульсы маломощной бортовой РЛС, предназначенной для поиска перископов или «шнорхелей» подлодок, вертолет шел зигзагом, разведывая путь, и, наконец, на борту «Безбоязненного» приняли долгожданную радиограмму.

— Товарищ адмирал, — волнение радиста, обращавшегося к командующему флотом, было видно невооруженным взглядом. — Обнаружена надводная цель. Пеленг сто десять, дальность сто миль.

— Это японцы! К бою!

Сигнал тревоги прокатился по отсекам эсминца. Моряки, покидая кубрики, спешили на боевые посты. Появление противника, еще скрытого за горизонтом, но уже смертельно опасного, несмотря на то, что было ожидаемо, как всегда, стало внезапным. Голос адмирала Лямина, прозвучавший из динамиков, заставил матросов и офицеров русской эскадры оцепенеть, затаив дыхание и вслушиваясь в каждое слово.

— Товарищи, впереди — противник, готовый нанести удар в любую секунду. А за нами — наши товарищи, которых ждут на Камчатке, и мы должны защитить их даже ценой собственных жизней. Не стану лгать, этот бой не будет легким, и многие могут не дожить до его окончания, чем бы ни завершилась схватка. Враг силен и уверен в своем превосходстве, и только мы можем его остановить. Мы сблизимся с противником и атакуем его. За нами — правда, и, значит, мы победим, иначе быть не может! За Родину!

Русские эсминцы перестраивались, образуя клин, острием которого стал «Безбоязненный». А в нескольких десятках миль впереди командир японского соединения также объявил боевую тревогу. Показавшийся из-за горизонта вертолет появился на экранах японских радаров и был немедленно взят на прицел. Выслушав донесение, адмирал Курита произнес в ответ только одно слово:

— Уничтожить!

Из подпалубных пусковых установок эсминца «Чокаи» вырвались две зенитные ракеты «Стандарт» SM-2ER, взвившиеся высоко в небо и оттуда по крутой траектории спикировавшие на кружащий в опасной близости от вражеских кораблей русский вертолет. У экипажа Ка-27 не было никаких шансов, когда боевые части японских ЗУР RIM-67D разорвались, выбрасывая поток осколков, прошивших фюзеляж геликоптера. Потерявший управление «камов» врезался в волны, погружаясь в вечный мрак морской пучины. Все находившиеся на его борту люди к этой секунде были уже мертвы.

Пилотам японского Р-3 «Орион» не было нужды рисковать, подставляясь под огонь русских. Патрульный самолет кружил в нескольких километрах над поверхностью моря, будто стервятник, высматривающий из поднебесья добычу, шаря по волнам лучом бортового радара. Координаты русских кораблей были переданы на борт флагмана адмирала Куриты «Асагири», и японский флотоводец отдал приказ:

— Открыть огонь!

Современные эскадренные миноносцы представляют собой универсальные корабли, способные бороться с любым противником. И хотя настоящих морских сражений не случалось уже очень давно, каждый корабль, входящий в состав флота любой державы, нес противокорабельное вооружение. Не были исключением и японцы. В арсенал каждого из четырех эсминцев, входивших в отряд Куриты, входило по восемь крылатых ракет SSM-1B, размещенных в счетверенных пусковых установках, и сейчас ракеты с ревом и грохотом покидали транспортно-пусковые контейнеры, стремительно исчезая за горизонтом. Будучи аналогами американской ПКР «Гарпун», японские ракеты сохранили все ее достоинства, и сейчас они мчались к цели, держась на высоте не более пятнадцати метров над уровнем моря, оставаясь укрытыми от русских локаторов линией горизонта. Набрав скорость порядка тысячи километров в час, они стремительно приближались к цели. Тридцать две ракеты стелились над волнами, накрывая стальным шквалом эскадру противника. Видя, как тают в небе полосы черного дыма, тянущиеся к горизонту, адмирал Курита произнес:

— У русских нет шансов!

Японские ракеты преодолели уже две трети дистанции до цели, когда адмирал Лямин приказал открыть огонь. В шести вертикальных пусковых установках, размещенных на корме его флагмана вместо одной из орудийных установок, ждали своего часа восемнадцать сверхзвуковых противокорабельных ракет 3М55 «Оникс», и сейчас они, одна за другой, взмывали в небо, выбрасываемые стартовыми двигателями. На высоте в несколько десятков метров запускались маршевые турбины, и крылатые ракеты делали «горку», снижаясь к самым волнам и широким фронтом уходя на восток. А вслед за ними мчались стремительные «Москиты», выпущенные «Бурным» и «Боевым», каждый из которых нес по восемь ракет 3М80 в наклонных пусковых установках КТ-152М. Несколько минут спустя разогнавшиеся до трех тысяч километров в час считавшиеся лучшими в своем классе русские ПКР вошли в пределы действия считавшейся лучшей в мире системы противовоздушной обороны «Иджис».

Воздушная цель на один-девять-пять, — сообщил японский офицер, когда луч многофункциональной РЛС SPY-1D эсминца «Асигара» разбился о многочисленные препятствия у самой поверхности воды, вернувшись на корабль множеством отраженных сигналов. — Скорость почти три «маха»!

Это был необычный бой. Люди полностью устранились, превратившись в безучастных наблюдателей, да иначе не могло и быть, ведь человеческая реакция не шла ни в какое сравнение с быстродействием укрытых в трюмах японских кораблей компьютеров, а сейчас каждая секунда могла стоить сотен человеческих жизней. Русские ракеты, летевшие на двадцатиметровой высоте, стремительно выскакивали из-за горизонта, и тотчас навстречу им взмывали зенитные «Стандарты», мчавшиеся наперехват со скоростью километр в секунду. Экраны радаров пестрели десятками быстро перемещавшихся отметок. Компьютеры, руководствуясь заложенными в их память алгоритмами, сами выбирали наиболее опасные цели, сосредотачивая на них весь огонь и пытаясь защитить своих создателей-людей. Одновременно на полную мощность включились бортовые системы РЭБ, ослепившие радиолокационные ГСН приближавшихся ракет, и смертоносные «Ониксы» пролетали мимо целей. А пусковые установки SRBOC Mk-36 выстреливали со скоростью пулемета снаряды, начиненные ложными целями, отводя атаковавшие ракеты в сторону от кораблей.

Адмирал Курита, находившийся в боевом информационном центре флагманского эсминца «Асигара», видел, как число отметок, обозначавших вражеские ракеты, уменьшалось с каждой секундой. И все же их оставалось слишком много. Опустошив на две трети ячейки пусковых установок «Марк-41», японским морякам удалось уничтожить не меньше дюжины приближавшихся ПКР, еще несколько, сбитые с толку пассивными и активными помехами, пролетели мимо, но и тех, что остались, было более чем достаточно.

Головки наведения приближавшихся русских «Ониксов» и «Москитов» захватывали цели, и ракеты, снижаясь до пяти-семи метров, со всех сторон устремились к эсминцам, входя в слепую зону ЗРК и становясь практически неуязвимыми. В последней попытке защититься открыли огонь зенитные автоматы «Вулкан-Фаланкс», выбрасывая в пустоту сотни килограммов раскаленного металла. Урановые сердечники двадцатимиллиметровых снарядов Мк-149 APDS насквозь прошивали фюзеляжи тяжелых ракет, мчавшиеся втрое быстрее звука, обрубали плоскости и стабилизаторы, лишая русские ПКР управления и сбивая их с курса. Мерцающие трассы сплелись над японской эскадрой в огненную паутину, в которой застряло, не в силах прорваться к цели, еще полдюжины крылатых ракет. А затем громада «Асигары» содрогнулась от чудовищного удара.

Крылатая ракета «Оникс» бесшумно мчалась к цели над гребнями волн. Прямоточный реактивный двигатель разогнал ее до двух с половиной тысяч километров в час. Где-то в вышине беспомощно рвались выпущенные наперехват «Стандарты», прошивали пространство подкалиберные снаряды японских зениток, но ничто не могло остановить русскую ракету. Закрутив противозенитную «спираль», крылатая ракета сорвала захват вражеских РЛС управления огнем, и очередная ЗУР, выпущенная с японского эсминца, прошла мимо, а больше ничего атакованный враг сделать уже не успел. Эфир стонал от помех, но радиолокационная головка наведения продолжала облучать цель, до которой оставались уже считанные сотни метров. Весившая почти три тонны ракета ударила в борт японского корабля чуть выше ватерлинии, легко проломив стальной лист, и уже внутри, в отсеках, взорвалась ее боевая часть. Ударная волна смяла переборки, будто бумажные, настигая пытавшихся спастись людей. В тесноте подпалубных помещений бушевало жадное пламя, превращая в пепел все, чего могло коснуться. Но это было лишь начало.

Одна за другой, две ракеты «Москит» ударили в массивную надстройку японского флагмана, разрушив полотнища фазированных антенных решеток радара и прошив ее почти насквозь, взрываясь у противоположного борта, глубоко внутри корабля. Из пробоин вырвалось пламя, а затем повалил густой едкий дым. Находившихся в командном посту японских моряков сбило с ног, затем погас свет, и отсек погрузился во мрак. Пытавшийся на ощупь отыскать выход адмирал Курита слышал стоны раненых. Наконец, чьи-то руки подхватили его и вытащили наружу, в узкий коридор, наполненный бегущими людьми и воем сирен.

Пока экипаж «Асигары» пытался спасти корабль, борясь с пожирающим его изнутри пламенем, настала участь «Конго». Эсминец вел бой до последнего, сбив или уведя в сторону помехами семь ПКР, но восьмая, мчавшийся со скоростью винтовочной пули четырехтонный «Москит», ударила в возвышавшуюся крепостной башней надстройку, убив или ранив в один миг свыше полусотни моряков. Остальные, не веря еще, что остались живы, уже приступили к борьбе за живучесть, и в этот момент над «Чокаи» взметнулся огненный столб. Одна за другой, эсминец поразили три «Оникса», и этот удар оказался для него смертельным.

Пожар на «Чокаи» видели с борта «Симакадзе», который, словно заговоренный, снова и снова уворачивался от атак. Расчету ЗРК удалось уничтожить две русские ракеты, еще один «Москит» стал добычей «Фаланксов», буквально захлебывавшихся раскаленным металлом. Поток снарядов перерубил его корпус пополам, и обломки рухнули в воду в полусотне метров от борта эсминца. А затем капитан «Симакадзе» понял, что все закончилось, а он, хотя этого никак не могло случиться, остался жив.

— «Асигара» и «Чокаи» выведены из строя, — сообщил адмиралу Курите чудом уцелевший начальник штаба, перепуганный, растерянный, но, несмотря ни на что, пытавшийся исполнять свои обязанности. — «Конго» поврежден, но разрушения и жертвы среди команды незначительны.

— Значит, у нас остались два боеспособных корабля, израсходовавшие все свои противокорабельные ракеты и большую часть ЗУР. Мы не представляем опасности для противника, а сами практически беззащитны. Даже звена русских самолетов хватит сейчас, чтобы добить нас, а атаковать их десантные корабли попросту нечем.

— Против транспортов будет достаточно и артиллерии!

В ответ Курита лишь покачал головой, скривившись от приступа тошноты и сглатывая подкатывавший к самому горлу сгусток желчи:

— Двум нашим пятидюймовым «Марк-45» русские противопоставят пару стамиллиметровых орудий «Удалого», не считая универсальных трехдюймовок их корветов. Если приблизимся на расстояние выстрела, нас просто изрешетят. Мы выполнили свою миссию, выведя из игры тяжелые корабли русских, так пусть их конвоем займутся другие. Приказываю лечь на обратный курс!

Взяв на буксир обездвиженный «Чокаи», пожар на борту которого так и не удалось потушить, «Асигара», сам не без труда державшийся на плаву, развернулся на юго-восток, спеша покинуть акваторию Охотского моря. «Конго» и «Симакадзе», став бок о бок с флагманом, развернули над ним изрядно прохудившийся «зонтик» ПВО. Но предосторожности оказались излишни. Никто не мешал японцам уйти, не пытался преследовать их и добить. Ни один русский самолет не появился со стороны континента, а морякам адмирала Лямина было в эти минуты не до торжества победы.

У русских моряков было немногим больше времени, чем у их противника, чтобы приготовиться к отражению удара, но даже несколько десятков лишних секунд оказались спасительными для многих из них. Летевшие на сверхмалой высоте, над самыми гребнями волн японские SSM-1B были не в состоянии двигаться быстрее скорости звука, и потому, когда мощные РЛС «Фрегат-МА» русских эсминцев обнаружили их, эскадра Тихоокеанского флота имела возможность произвести куда большее число залпов, чем их оппоненты.

«Сарычи» вышли в этот поход обновленными, куда более совершенными и опасными для любого противника, чем прежде. Лучи РЛС подсвета МР-700 вонзились в японские ПКР, и навстречу им из «сот» подпалубных вертикальных пусковых установок 3С90 вырвались зенитные ракеты 9М317М. Комплексы «Штиль», заменившие на эсминцах старые и куда менее эффективные «Ураганы», позволяли обстреливать цели на дальности до пятидесяти километров и высотах от пяти метров до пятнадцати километров над уровнем моря, так что даже прорыв к цели на сверхмалой высоте не был спасением для вражеских SSM-1B. Каждый эсминец вел огонь одновременно по шести приближавшимся ракетам, и они, одна за другой, исчезали в огненных клубках взрывов. И все же тридцати двух ПКР, выпущенных в одном залпе, было слишком много даже для усиленной ПВО эсминцев.

Корабельные комплексы радиоэлектронного противодействия «Старт-2» стегнули по головкам наведения ракет импульсами помех, а пусковые установки ПК-10 выпустили град снарядов, начиненных дипольными отражателями, и серебристая мерцающая завеса из многочисленных ленточек фольги скрыла эсминцы. Наводясь на ложные цели, одна за другой японские ПКР рвались в стороне, а на пути тех, что все же пробились через внешний рубеж ПВО, игнорируя хитроумные помехи, поднялась стена металла и пламени.

Зенитные ракетно-пушечные комплексы «Кортик-М», сменившие на «Безбоязненном» и «Боевом» зенитные малокалиберные автоматы, выплевывали навстречу японским ракетам ЗУР 9М311 с пятикилометровой дистанции. Вслед им летели, пронизывая пространство, статридцатимиллиметровые снаряды универсальных установок АК-130, ничуть не менее эффективные при стрельбе в упор, чем управляемые ракеты. Взревели тридцатимиллиметровые автоматы, наполняя воздух свинцом. Потоки трассеров сливались в мерцающие полосы, и со стороны могло показаться, что огонь по подлетавшим крылатым ракетам ведут фантастические лазеры. И все же за пультами управления на русских эсминцах стояли живые люди, и даже их великолепная выучка, дополненная желанием выжить, уступала хладнокровию и четкости электронных «мозгов», ведущих к цели ПКР, число которых сократилось более чем наполовину.

Малый противолодочный корабль первым оказался на пути японских ракет, попеременно обстреливая их из универсального орудия АК-176 и шестиствольного зенитного автомата и изредка выпуская зенитные ракеты «Оса». Три ПКР исчезли, рухнув градом пылающих обломков в волны, но четвертая ударила всей своей шестисоткилораммовой массой в надстройку, с легкостью разрывая тонкий металл, а через две секунды еще одна ракета достигла цели. Задняя часть надстройки до самого миделя исчезла вместе с многочисленными антеннами РЛС и зенитным автоматов. Установленную на корме орудийную башню сорвало с погона, и ствол уткнулся в волны. Столб дыма, поднявшийся над МПК, увидели с флагмана, и капитан «Безбоязненного» сообщил Лямину:

— «Метель» повреждена! Они горят!

«Боевой» и «Бурный», в которые угодило одновременно по две ракеты, прекратили сопротивление, к этой секунде почти израсходовав свой запас ЗУР и опустошив магазины орудий. Флагман отбивался отчаянно, огрызаясь залпами зенитных автоматов, но ракет, атаковавших разом и со всех сторон, оказалось слишком много.

Палубный настил под ногами Виктора Лямина содрогнулся, когда прорвавшаяся сквозь завесу зенитного огня ракета ударила в левый борт в районе миделя. А следом еще две SSM-1B гигантскими дротиками вонзились в надстройку, подрубая, будто топором, мачту РЛС «Фрегат».

— Прямое попадание, товарищ контр-адмирал, — доложил капитан первого ранга Жохов. — Мы лишились радара. Пожар в отсеках.

— Выслать аварийные команды, — приказал, сохраняя каменное спокойствие, командующий флотом. — Раненых — в лазарет. Приказ на «Бурный» — оказать помощь «Метели».

Дым, поднимавшийся столбами над русскими кораблями, сливался в одно угольно-черное облако. В бортах эсминцев зияли огромные пробоины, из которых время от времени вырывались языки пламени, но в трюмах уже действовали спасательные команды, тушившие очаги пожара и извлекавшие из ставшихзападней отсеков раненых моряков.

На мостике «Безбоязненного» Капитан Жохов взглянул на своего адмирала:

— Так что же, отбились?

— Похоже на то, — пожал плечами Лямин.

— И кто же победил?

— Тихоокеанский флот России, едва возродившись, вновь перестал существовать, если не считать подлодки, которые без прикрытия надводными кораблями далеко не так всемогущи, как хотелось бы. Но свою задачу мы выполнили, к конвою японцы не прошли. На формирование второй эскадры, переход ее к берегам Камчатки, у противника уйдут недели, а за это время все уже решится на суше. Тем более, некого им сюда отправлять — все их эсминцы и фрегаты сейчас рыщут в собственных территориальных водах в поисках наших «варшавянок», разнесших вдребезги своими «калибрами» пару вражеских авиабаз. Значит, мы победили, капитан. Мы выиграли бой — и вскоре выиграем войну!

Зализывая раны, противники, уверенные, каждый, что победа, пускай и «по очкам», осталась за ним, спешили вернуться в свои базы. А десантные корабли, защищая которые, десятки русских моряков уже отдали свои жизни, продолжали двигаться курсом к берегам Камчатки — и навстречу смертельной опасности.

Командир ударной АПЛ ВМС США SSN-775 «Техас» вошел в залитое ярким светом помещение центрального поста, отвечая на приветствия попадавшихся навстречу офицеров. При его появлении акустик, колдовавший над консолью ГАК, обернулся, и выплевывая слова со скоростью пулемета, доложил:

— Групповая надводная цель на два-два-ноль, идут курсом норд-ост, сэр!

— Это русские! — Капитан довольно улыбнулся: — Мы отыскали их конвой!

Подлодка класса «Вирджиния» вошла в Охотское море несколько суток назад, заняв позицию между континентом и вытянувшимся далеко на юг «языком» полуострова Камчатка. Плавание в некогда смертельно опасных водах сейчас, когда русский флот превратился в одно название, проходило гладко и спокойно. Отличавшаяся высочайшей скрытностью субмарина, оснащенная, к тому же надежнейшим гидроакустическим комплексом, американская подлодка кружила на двухсотметровой глубине, фактически не существуя для окружающего мира. И когда шум винтов прошедших в нескольких десятках миль кораблей достиг ее гидрофонов, командир «Техаса» понял, что его миссия увенчалась успехом.

— Не менее пяти целей, сэр, — пояснил докладывавший командиру энсин-«латинос». — В том числе один «Удалой»!

— Мы можем уничтожить их, сэр, — предложил старший помощник, которого уже грыз изнутри азарт охотника. — Иваны даже не поймут, кто их убил!

— Исключено! Наша задача — обнаружить русское соединение, и навести на них японцев, вступать с ними в бой я не намерен. Мы вмешаемся в единственном случае — если русские «Акулы» и «Антеи» покинут свои базы. Немного чести — пустить на дно пару ржавых посудин, едва держащихся на плаву!

Капитан «Техаса» не хотел признаваться даже самому себе, что испугался. Русский эсминец, оснащенный мощным сонаром «Horse Jaw» и ракето-торпедами SS-N-14 «Silex», был опасным противником, тем более, сейчас, когда русские сперва стреляли, а затем только выясняли, кого именно пустили ко дну. И результат поединка, несмотря на явное превосходство американской АПЛ, наверняка не смог бы предсказать никто. Да, двадцати шести торпед, ждущих своего часа, хватило бы с лихвой, чтобы утопить все, что русские сумеют вывести в море, а дюжина «Томагавков» в вертикальных пусковых установках добила бы то, что еще останется в их базах. Но американский шкипер, впервые приведший свою субмарину к вражеским берегам, больше всего боялся провести свои последние минуты в непроглядной тьме отсеков, хрипя от удушья и слыша, как со скрежетом сминаются переборки. Судьба сотен отличных парней служивших на «Санта-Фе», «Гринвилле» и «Северной Каролине», кое-кого из которых он знал лично и достаточно близко, заставляла проявлять осторожность, кем-то названную бы просто трусостью. И потому от державшейся поодаль от русских субмарины к поверхности устремился буй, тащивший наверх тонкую, но прочную нить антенны.

Передача длилась лишь десятые доли секунды. Короткая радиограмма, содержавшая сжатые шифровальной программой в компактные «пакет» координаты противника и его курс, пронзила тонкую пленку атмосферы, окутывавшей планету, коснувшись парившего в ледяной бездне космоса спутника связи, и, отскочив от него, будто рикошетом, направилась обратно, вновь достигнув поверхности моря. Этого сообщения нетерпеливо ждали.

На русских десантных кораблях, медленно, но верно приближавшихся к еще таким далеким берегам Камчатки, все шло своим чередом. Менялись вахты, мучались бездельем морские пехотинцы, а их командиры коротали часы над картами, планируя предстоящее сражение. А в это время командир подводной лодки SS-501 «Сорю» Морских сил самообороны Японии уже отдал приказ изменить курс.

— Русские сами идут к нам в руки, — довольно оскалился подводник, пробежав глазами текст короткого сообщения. — Погрузиться до пятидесяти метров! «Шнорхель» убрать, идем под «Стирлингом»!

Воздухонезависимая энергетическая установка, наличием которой «Сорю» отличалась от предыдущих типов подлодок, позволяла совершать длительные переходы на большой глубине, не выдавая себя устройством РДП, питавшим дизель-генераторы, и, несмотря на малые размеры и радиопоглощающее покрытие, легко обнаруживаемым РЛС противолодочных вертолетов. Одна из полудюжины японских субмарин, предусмотрительно направленных командованием к русским берегам, она оказалась ближе всех к цели, намного опережая подводную лодку SS-590 «Оясио» и однотипную «Нарусио». Подлодки, будто голодные стальные барракуды, сжимали кольцо вокруг своей добычи, и вскоре акустик «Сорю» услышал раскалывавший морские глубины шум винтов русских кораблей.

— Зарядить торпедные аппараты, — приказал не покидавший рубку на протяжении последних двух часов капитан. — Перископ поднять!

Лишь на миг над гребнями волн поднялась головка перископа, чтобы японский шкипер смог увидеть окутанные дымкой массивные силуэты больших десантных кораблей — и похожий на пастушью собаку при овечьей отаре эсминец класса Удалой», одним видом вызывавший страх.

— Семьдесят два кабельтова! Скорость цели — семнадцать узлов!

Капитан «Сорю» вполголоса выругался. Еще несколько десятков секунд — и русские корабли уйдут из сектора обстрела, и его субмарина, способная с риском полностью разрядить аккумуляторы разогнаться до двадцати узлов, уже не сможет настигнуть такого уязвимого сейчас противника.

— Изменить курс на три-три-ноль, — прорычал шкипер. — Убрать перископ!

Массивная труба перископа скользнула в шахту, исчезая в ограждении рубки, А над волнами вслед ей уже мчался русский противолодочный вертолет. Отметка цели исчезла с экрана бортовой РЛС Ка-27 так же внезапно, как и появилась, но командир экипажа уже изменил курс, одновременно отдав приказ:

— Опустить ГАС!

Винтокрылая машина зависла в полутора десятках метров над волнами, «макнув» в воду погружаемую гидроакустическую станцию ВГС-3, и через мгновение акустический импульс разбился о корпус затаившейся под поверхностью моря субмарины, отскакивая от нее «мячиком» эхо-сигнала. Оператор бортового поисково-прицельного комплекса, скрючившийся над переливавшимся разноцветными огнями пультом в гулком, наполненном шумом вертолетных турбин отсеке, почти закричал:

— Подводная лодка! Они прямо под нами!

— Радио на «Адмирал Трибуц», живо!

Импульсы сонара прошлись по корпусу «Сорю» барабанной дробью, и шкипер, похолодев, скомандовал:

— Срочное погружение! Предельная глубина! Сбавить ход до трех узлов!

Подлодка буквально провалилась в бездну, прикрываясь «слоем скачка», границей слоев воды с разной температурой, отражавшей акустические импульсы. «Камов» кружил над волнами, заставляя японских подводников укрываться на глубине, кусая локти при мысли, что такая уязвимая цель удаляется с каждой минутой. Все, что требовалось от летчиков — загнать противника поглубже и продержать его там подольше, позволяя кораблям уйти на безопасное расстояние, и со своей задачей пилоты русской морской авиации справлялись. А на большом противолодочном корабле «Адмирал Трибуц» сыграли тревогу, и пока десантные транспорты неуклюже и убийственно медленно отворачивали, он, набирая ход, двинулся навстречу к противнику.

— Главный комплекс — к бою! — Приказы пулеметной очередью срывались с губ капитана. — Подводную цель уничтожить!

Отошли в стороны крышки пусковых установок, и две противолодочные ракеты 85РУ комплекса «Раструб-Б» с ревом и грохотом умчались к горизонту. Им потребовалось тридцать секунд, чтобы оказаться над целью, и малогабаритные торпеды УМГТ-1, отделившись от ракет-носителей, скрылись в волнах. Они начали движение по кругу, словно ищейки, пытающиеся найти след. Акустические системы наведения работали в пассивном режиме, и японский шкипер, уже знавший о находившихся в опасной близости русских торпед, приказал выпустить ложные цели.

Самоходные имитаторы, воспроизводящие шумы подлодки, разошлись в разные стороны, уводя за собой торпеды, и командир «Сорю», дрожа от возбуждения и хлынувшего в кровь адреналина, приказал:

— Полный вперед! Прикончим их в упор! Выпустить торпеды!

Подлодка сорвалась с места, выходя на «пистолетную» дистанцию. Шум винтов набатом огласил глубину, и командир экипажа водомеркой метавшегося над волнами Ка-27 немедленно скомандовал:

— Сбросить торпеды!

Две четырехметровые «сигары» противолодочных авиационных ракет АПР-2 «Ястреб-М» отделились от плоского брюха вертолета. Разогнанные твердотопливным ракетным двигателем до фантастической скорости в шестьдесят узлов, они не оставили ни единого шанса противнику, преодолев несколько сотен метров за считанные секунды и настигнув пытавшуюся укрыться на глубине «Сорю». Стакилограммовые боевые части разорвали прочный металл, проломив корпус подлодки, но за мгновения до этого полдюжины тяжелых торпед «Тип-89» покинули ее торпедные аппараты, на сорока узлах ринувшись вслед русскому конвою. Между ними и беззащитными перед угрозой из глубины десантными кораблями оказался только «Адмирал Трибуц».

— РБУ товсь, — приказал капитан противолодочного корабля, чувствуя, как учащенно бьется сердце. — Пли!

Русские корабли не имели на борту ничего подобного американской противоторпедной ложной цели «Никси», но имели иные средства защиты от торпедных атак, куда более примитивные с виду, но не менее действенные. С направляющих реактивных бомбометов «Смерч-2», установленных перед надстройкой «Адмирала Трибуца», одна за другой, начали сходить реактивные глубинные бомбы РГБ-60. Описав параболическую траекторию, они упали в воду перед приближавшимися торпедами. Ударно-дистанционные взрыватели сработали на глубине пятнадцати метров, и стена взрывов встала перед японскими торпедами, выбрасывая их из воды и переламывая пополам. Четыре «Тип-89» были уничтожены, но еще две, головки наведения которых уже захватили цели, мчались вслед тихоходным и неповоротливым десантным кораблям, и времени перезарядить реактивные бомбометы у экипажа противолодочного корабля уже не оставалось.

Малый противолодочный корабль «Кореец» мчался наперерез японским торпедам, разогнавшись до тридцати одно узла. Одна из торпед преследовала «Пересвет», вторая нацелилась на пытавшегося увернуться «Николая Вилкова». Выпустив залпом дюжину глубинных бомб из единственной пусковой установки РБУ-6000, русские моряки уничтожили одну из торпед. Атаковать вторую было уже нечем, и противолодочный корабль направился наперерез, управляемый не дрогнувшей рукой своего капитана, поставившего жизни своей команды против тех, кто беспомощно ждал неизбежной гибели на борту десантного корабля.

Японская торпеда скользнула под днищем «Корейца», и от мощного взрыва противолодочный корабль буквально выбросило из воды. Семидесятиметровый корпус переломило пополам, и немногих счастливчиков сбросило за борт. Пенный фонтан осыпался водопадом брызг, и стали видны барахтавшиеся в волнах люди, изо всех сил пытавшиеся удержаться на поверхности.

— «Холмску» подойти для оказания помощи, — приказал командир «Адмирала Трибуца», едва успевший перевести дыхание. — Спасите всех, кого можно!

«Оясио» и «Нарусио», спешившие на перехват так быстро, как только могли, не имели никаких шансов нагнать конвой. Но в распоряжении их шкиперов оставалась «длинная рука» и потому, когда по расчетам, расстояние до цели составило не более шестидесяти миль, торпедные аппараты обеих субмарин залпом выплюнули по полдюжины контейнеров с крылатыми ракетами «Гарпун». Стеклопластиковые капсулы пробили двадцатиметровый слой воды, уже в воздухе раскрываясь, словно бутоны, и противокорабельные ракеты помчались к цели со скоростью триста метров в секунду. Держась на высоте пятнадцать метров, они время от времени включали радиолокационные ГСН в поисках целей, и, наконец, обнаружив их, прижались к самым волнам, снизившись до пяти метров и на время исчезнув в экранов радаров, чтобы через несколько минут появиться снова, заставив уставившегося в мерцающий круг экрана РЛС обнаружения воздушных целей МР-350 «Подкат» молодого мичмана, лишь несколько месяцев назад ступившего на палубу боевого корабля, пронзительно закричать:

— Групповая воздушная цель! Азимут двести сорок, дальность двадцать восемь! Еще одна цель по азимуту триста пятьдесят!

— Приготовиться к отражению ракетной атаки! — Командир «Адмирала Трибуца» сжал кулаки. — Между кораблями с десантом и ракетами — только мы! И пока мы способны держаться на плаву, ни одна японская ракета не должна приблизиться к транспортам!

Дюжина «Гарпунов» мчалась над волнами, пожирая километры. Из-под палубы БПК одна за другой взмывали в клубах дыма и огня зенитные ракеты комплекса «Кинжал», и одна за другой, три японские ПКР рухнули в море грудой пылающих обломков. А из-под палубы малого противолодочного корабля «Холмск» выдвинулась пусковая установка ЗРК «Оса-М», и две зенитные ракеты соскользнули с ее направляющих огненными стрелами, стремительно улетая к горизонту, где траектория одной из них вплотную сблизилась с курсом «Гарпуна». Поток осколков изрешетил корпус крылатой ракеты, врезавшейся в гребень высокой волны, и еще одна цель исчезла с экранов русских локаторов.

Стоявшие на постах русские моряки действовали без колебаний, так, как поступали прежде, на многократных тренировках отрабатывая отражение воздушного удара. Вот только сейчас ценой ошибки была не низкая оценка, выставленная «посредником», а сотни оборванных человеческих жизней.

— Поставить ложные цели! — приказал капитан БПК, ставшего основой обороны десантного соединения. — Артиллерии — огонь!

Японские ракеты, с трудом отыскивая истинные цели за потным пологом помех, накрывшим русские корабли, уже оказались в пределах досягаемости универсальных артустановок АК-100 «Адмирала Трибуца», выпустивших навстречу им град стамиллиметровых снарядов. Снаряды ЗС-58Р с радиолокационными взрывателями разрывались на пути приближавшихся ракет, и «Гарпуны», врезаясь в стену осколков, падали в воду. Две ракеты бил сбиты огнем с большого противолодочного корабля, еще одна стала добычей канониров с «Холмска». Очередь, выпущенная из универсального орудия АК-176, буквально перерубила ее пополам, а затем открыли огонь зенитные автоматы десантных кораблей.

«Пересвет», несший наиболее мощное вооружение, принял удар первым. Грохот выстрелов его семидесятишестимиллиметровой пушки, выбрасывавшей в небо по два шестикилограммовых осколочно-фугасных снаряда каждую секунду проник под палубу, и майор Иволгин нервно стиснул зубы, ощутив себя беспомощным и никчемным, как никогда. А затем офицер услышал злобный рык скорострельных шестистволок АК-630, встретивших ураганным огнем подлетевший с кормы «Гарпун». Одна за другой, две атаковавшие «Пересвет» ПКР были уничтожены, и на борту десантного корабля сотни людей вздохнули с облегчением. А третья ракета, промчавшись у самого борта, нащупала на миг открывшуюся брешь в зенитном огне с соседнего «Осляби», через секунду врезавшись в его борт.

Весивший больше шестисот килограммов «Гарпун» проткнул конструкционную сталь легко, словно бумагу, и пятисотфунтовая фугасная боеголовка сдетонировала внутри, лишив корабль энергоснабжения и вызвав многочисленные пожары. Отсеки затянуло дымом, в котором метались охваченные паникой морпехи, которых пытались призвать к порядку не менее перепуганные офицеры. А затем сразу две крылатые ракеты UGM-84 поразили «Николая Вилкова», войдя в борт под массивной надстройкой. Мощный взрыв сотряс корабль, и над ним вспухло угольно-черное грибовидное облако.

— Снять с «Вилкова» людей, — приказал успевший перевести дух командир «Адмирала Трибуца». — Некогда с ним возиться, или нас тут растерзают! Что с «Ослябей»?

— Пожар на борту почти потушен, разрушения небольшие. Потери в команде — не меньше двадцати человек, число раненых точно неизвестно.

— Они сохранили ход? Так пускай занимают место в ордере!

«Пересвет» и БДК-98 стали борт о борт с «Николаем Вилковым», за которым тянулся густой дымный шлейф. Морпехи и команда торопливо, но уже безо всякой суеты и тени паники, охватившей в впервые секунды почти всех, покидали поврежденное судно. Из трюмов, в которых от жара вздувалась волдырями кожа, а раскаленный воздух на вдохе опалял легкие, выгружали оружие и снаряжение, все, что можно было перетащить на руках или перегрузить с помощью кранов. Но техника, полдюжины самоходных орудий «Вена» и такое же количество бронетранспортеров, осталась на танковой палубе. Затем швартовые тросы были отвязаны, и когда уже десантные корабли отошли на несколько кабельтовых, пламя, бушевавшее в отсеках «Николая Вилкова», добралось до резервуаров с топливом и артиллерийских снарядов, и над ним взметнулся в небо на десятки метров столб оранжевого огня, а над волнами разнесся грохот взрыва, буквально разорвавшего корпус изнутри.

Носовая часть, отягощенная бронемашинами, сыгравшими роль балласта, почти сразу погрузилась, а кормовая еще какое-то время держалась на плаву, и что-то внутри продолжало взрываться. Но, наконец, сверкнув напоследок обнажившимися винтами, исчезла в волнах и она, увлекая с собой тела пятидесяти моряков и двух дюжин морских пехотинцев, навеки ставших единым целым с кораблем. Они присоединились к тем сорока храбрецам, до последнего не изменившим присяге, что навсегда остались на боевых постах принявшего на себя смертельный удар «Корейца».

— Достойное погребение, — глухо произнес штурман большого десантного корабля «Пересвет», с высоты опоясывавшей его надстройку галереи смотревший на закручивавшуюся воронку на месте утонувшего «Вилкова». — Если уж на роду написано до старости не дожить, то и я хотел бы так же, не сходя со своего поста…

Майор морской пехоты Владимир Иволгин невесело усмехнулся, покосившись на моряка:

— Какая разница, сбросят твое тело за борт или запакуют в цинк и опустят под землю? Главное, чтобы смерть не была напрасной!

— А вот это, морпех, зависит уже от тебя и твоих ребят. — Штурман обернулся, взглянув в глаза офицеру. — Сделайте так, чтобы наши парни погибли не зря!

— Мы не подведем!

Иволгин уставился на горизонт, подернутый дымкой. Где-то там вырастали из рокочущих волн поросшие тайгой сопки, там их ждала земля Камчатки — и бой, для кого-то первый и последний.

Несколькими часами позже офицеры собрались в кают-компании «Пересвета», склонившись над картами и ворохом спутниковых снимков, сделанных наматывавшим виток за витком над планетой «Енисеем-М» с двухсоткилометровой высоты.

— Итак, пришло время решить окончательно — где мы будем высаживаться.

Иволгин, командовавший усиленным батальоном морской пехоты, взглянул на офицеров своего штаба, с иными из которых еще во время американской оккупации, бывало, делился последним «рожком» к АК. Они не подвели тогда, и были готовы идти до конца теперь, выполняя любой его приказ.

— Основной вариант — это выгрузиться в тылу наших войск, еще сдерживающих натиск японцев, — продолжил майор. — Наиболее удобны в этом смысле Большерецк или Октябрьский. Наша оборона там достаточно надежна, высадка пройдет без проблем. Но это означает, что, пробиваясь к Петропавловску, придется пройти через боевые порядки противника в лоб, и наши потери, при наличии у японцев тяжелой техники вплоть до танков, предугадать сложно. Но в свете данных разведки, мы можем, как все нормальные герои, пойти в обход.

Офицер вытащил из стопки снимков один, распечатанный на крупном формате, и, тыкнув в него пальцем, перепачканным въевшейся уже под кожу оружейной смазкой:

— Береговая оборона у японцев попросту отсутствует. Они целиком и полностью полагались на свой флот в деле обороны Камчатки от нашего возможного контрудара. Но теперь эсминцы, что раньше патрулировали прибрежные воды, выведены из игры, а противокорабельные ракеты японцы так и не довезли, и теперь они лежат где-то на дне Тихого океана. Мы можем высадиться в тылу противника, заставив его отвести войска от Петропавловска, отвлечь на себя. В этом случае у нас будет свобода маневра, пусть и относительная — в условиях почти полного отсутствия дорог угадать, в каком направлении мы двинемся, японцам будет не сложно. Тем более, у них имеются и БПЛА, в том числе и ударные. Но «дроны» и несколько «вертушек» — это вся их авиация.

— С этим справимся, — хмыкнул командир зенитно-ракетной батареи. — Да и раздергана их авиация, собрать в кулак не успеют, а поодиночке мы их приземлим!

— Что ж, решено. Не забывайте, товарищи, очень многие уже отдали жизни, чтобы мы оказались на Камчатке. И ради их памяти мы должны раздавить врага, каким бы сильным он ни казался, намотать его на гусеницы!

Берег появился, как это часто бывает, неожиданно. Радиометристы увидели его первыми на экранах своих локаторов. На горизонте сгустилась дымка, а затем из нее проступили очертания сопок, вершины которых скрывались в низко нависших над землей облаках. Приблизившись к берегу на полтора десятка миль, десантные корабли разошлись в стороны, опуская носовые аппарели прямо в тяжело ворочавшиеся волны, и из их вместительных трюмов наружу хлынул рычащий и лязгающий металлом поток. Одна за другой, в воду сходили боевые машины пехоты БМП-3Ф, основа огневой мощи десанта после потери самоходок «Вена». На первый взгляд, вопреки всем законам природы, восемнадцатитонные машины не уходили ко дну, а, покачиваясь на поверхности, бодро двигались к берегу. Мощные водометы толкали их вперед, а укрывшиеся под тонкой броней морпехи слышали сквозь рокот двигателей удары тяжелых волн о борт, нервно сглатывая при мысли о том, что под ногами — не твердая надежная земля, а десятки метров ледяной воды. Но еще хуже было тем, кому не хватило места внутри, и самые отчаянные десантники оседлали неторопливоы плывущие к будто бы нехотя приближавшемуся берегу бронемашины, намертво вцепившись в поручни на их броне и рискуя в любой миг сорваться, исчезая в волнах. Преодолев последние мили, БМП выползали на галечный пляж, готовые прикрыть огнем следовавшие за ними противотанковые самоходки «Спрут-СД», за которыми следовали бронетранспортеры и топливозаправщики.

Командирская бронемашина остановилась на склоне, и майор Иволгин, высунувшись из люка по пояс, и потуже натянув черный берет, надетый вместо положенной по уставу каски, осмотрелся, и, сделав глубокий вдох, произнес с улыбкой:

— Добрались!

Волна десанта, которой никто не пытался помешать, захлестнула берег, растекаясь по нему в стороны, выпуская вглубь полуострова «щупальца» разведгрупп. Где-то на горизонте угадывались силуэты «Адмирала Трибуца» и «Холмска», развернувших в сторону берега орудийные башни, чтобы поддержать морскую пехоту, такую уязвимую именно сейчас, на границе суши и воды. Но куда большую пользу оказывал установленный на БПК мощный трехкоординатный радар «Фрегат-МА», способный обнаружить воздушные цели за триста верст. Склоны сопок значительно ограничивали обзор, но, несмотря на это моряки первыми бы узнали о приближении незваных гостей, успев предупредить и десантников. А морпехи майора Иволгина, вцепившись в клочок земли, ощетинившись стволами пушек и пулеметов, уже готовились к новому броску.

Несколько бойцов собрали пусковую установку, на которую водрузили миниатюрный беспилотник. Короткая команда — и «Пчела-1Т», разогнавшись, сорвалась с направляющей, растворяясь в серых облаках. А на земле оператор склонился над экраном, вглядываясь в изображение, поступавшее с высоты птичьего полета.

Запущенный морпехами «дрон» прошел над единственным проселком, тянувшимся вдоль берега, причудливо петляя среди сопок. И в том же направлении двинулась колонна бронетехники, над которой, будто бросая вызов врагу, реяли российские триколоры.

— Третий — в головной дозор, — скомандовал майор Иволгин из наполненного гулом мотора нутра своего БТР, переваливашвегося через ухабы. — Дистанция до основных сил не меньше двух киометров. Седьмой, выделить взвод для прикрытия!

— Принял, — отозвался тотчас командир зенитной батареи. — Есть выделить взвод!

— Противотанковая батарея — в конец колонны!

Батальон перестраивался в движении. Десяток БМП, к которым присоединилась пара бронетранспортеров с расчетами ПЗРК, выдвинулся вперед, а самоходные орудия «Спрут» посторонились, пропуская вперед основные силы. Единственная надежда в случае встречи с японскими танками, они будто прикрылись всеми остальными, готовые в нужный момент придти на помощь. Проселок, изрытый колеями, извивался, и морпехи то оказывались сжатыми меж склонов угрюмых сопок, то снова видели серую морскую гладь, по которой вдали скользили корабли, продолжавшие и после высадки прикрывать десант.

Командующий Второй пехотной дивизией Сухопутных сил самообороны Японии мог видеть все, происходящее, будто сам засел в придорожных зарослях с биноклем в руках, и для этого ему не потребовалось ни на мгновение покидать командный пункт, находившийся сотнях километров от проселочной дороги, в поселке Палана, давно превращенном в главную базу снабжения экспедиционных сил. Разведывательный спутник «Ки Хоул-11», передав на землю последнюю партию снимков, скрылся за горизонтом, и в небо поднялся беспилотный разведчик MQ-1C. Подобно коршуну «дрон» завис над лесной дорогой, раскинув семнадцатиметровые углепластиковые крылья, и Такаги Тодзио мрачно смотрел на экран, изучая изображение, поступавшее с камеры AN/AAS-52. Бортовое оборудование «Грей Игл» позволяло вести наблюдение в любых условиях, днем и ночью, и все действия внезапно появившегося противника были известны японскому командованию.

— Русские намерены выйти на шоссе, ведущее к восточному побережью полуострова, — вымолвил хмурый генерал. — В этом случае они получат свободу маневра и смогут угрожать нашим тылам. — Все наши войска стянуты к Петропавловску, и на пути противника никаких серьезных сил сейчас нет. Русских надо остановить!

Командира одного из пехотных полков, в эти самые минуты скапливавшегося на окраинах Петропавловска-Камчатского для очередного штурма, вызов из штаба застал на передовой.

— Русские высадили в нашем тылу морской десант. У них около пятидесяти единиц легкой бронетехники и от пятисот до восьмисот солдат.

Офицер, почтительно взиравший на своего командующего с экрана, ответил без колебаний, всем своим видом демонстрируя непоколебимую уверенность:

— Это ничто. Дайте мне хотя бы танковый взвод, и мы раздавим эту горстку гайдзинов, после чего покончим с оставшимися защитиками города, и японский флаг поднимется над Камчаткой!

— Действуйте, — сухо кивнул Такаги. — Принесите нам победу!

Полковник Роберт Никсон, внимательно наблюдавший из-за своего монитора за стоявшим неподвижно, замерев, будто изваяние, японским генералом, почувствовав прикосновение, обернулся к лейтенанту Адамсу, на миг отвлекшемуся от своих приборов. Тот вполголоса, чтобы не быть услышанным находившимися буквально на расстоянии вытянутой руки японскими офицерами, произнес:

— Похоже, у наших узкоглазых друзей проблемы?

— Похоже, у них большие проблемы, — кивнул полковник Армии США. — И скоро эти проблемы могут стать нашими. Пока русские движутся на юг, можно расслабиться. Но если они повернут на север, мы должны убираться отсюда, позаботившись, чтобы все это «железо», а, главное, установленное на нем программное обеспечение, не попали в их руки.

Адамс неуверенно покачал головой:

— Не думаю, что япошки обрадуются, узнав, что мы решили хлопнуть дверью. На нас — вся разведка и львиная доля связи.

— У нас приказ эвакуироваться в случае опасности, — жестко ответил полковник. — А пока, — он кивнул на огромный, занимавший полстены плазменный экран, на который выводилась «картинка» с сопровождавшего русскую колонну беспилотника, — наслаждайся зрелищем и радуйся — у нас сегодня места в первом ряду, лейтенант!

А на кварталы Петропавловска-Камчатского, будто вымершие, тем временем опустилась тишина. Японские штурмовые группы, настигнутые неожиданным приказом, уже дойдя до позиций русских войск, останавливались, поворачивая назад. Смолка канонада, и перестала дрожать земля под ногами, когда окружившие город батареи, одна за другой, снялись с позиций. Дав последним защитникам Камчатки еще одну острочку, японские войска разворачивались фронтом на север и на запад, готовясь встретить приближавшихся морских пехотинцев. Ползли танки, занимала позиции пехота, задирали стволы к небу готовые изрынуть потоки пламени гаубицы и минометы. Но первый предстояло нанести не им.

Глава 16

Полуостров Камчатка, Россия
10 июля


Дверь в помещение, где отдыхали ожидавшие приказа на вылет пилоты, с грохотом распахнулась, и возникший на пороге офицер рявкнул так, что зазвенели стекла:

— Тревога! Все по машинам!

Лейтенант Фудзимото Какеру соскочил с продавленной койки, подхватывая лежавший рядом шлем — летный комбинезон он не снял, даже отправляясь вздремнуть. Выскочив из лачуги, ставшей в последние дни домом для пилотов японской противотанковой эскадрильи, он наискось пересек выложенное металлическими пластинами летное поле, слыша за спиной громкий топот своих товарищей. Пилот подтянулся на руках, рывком вталкивая свое тело в кабину вертолета AH-1S. Устроившись в кресле, он привычно защелкнул пряжки привязных ремней, окликнув возившегося в передней кабине стрелка:

— Макото, готов?

Вместо ответа голова в массивном шлеме лишь качнулась вверх-вниз, и Фудзимото коснулся приборной доски, вслепую переключая тумблеры. За спиной взвыла турбина, раскручивая несущий винт, лопасти которого сабельными клинками врубились в наполненный влагой воздух. Турбовинтовой двигатель Kawasaki T53-K-703 набрал максимальные обороты, и четырехтонный вертолет оторвался от земли, на миг зависнув над взлетной площадкой полевого аэродрома и чуть покачиваясь в воздушных потоках.

— Дракон-два, курс три-пять-ноль, — произнес лейтенант. — Держись правее и ниже. Идем на малой высоте, будь внимателен!

Вторая «Кобра» заняла указанную позицию, в точности повторяя все маневры ведущего. Всего две вертолета — это все, что можно было послать в бой сейчас, все, что осталось от противотанковой эскадрильи, основы японской авиации на Камчатке. Как ни странно, русская ПВО, пока существовала, сберегла немало жизней японских пилотов и их машин, просто вынуждая их отсиживаться на земле. Бомбардировка авиабазы и уничтожение позиций ЗРК развязали японцам руки, но оказалось, что С-300 — далеко не все, что защищало небо над позициями противника. Огонь «Шилок» и ПЗРК вывели из строя большинство вертолетов, поддерживавших наступление на Петропавловск-Камчатский.

Пролетая над аэродромом, Фудзимото увидел три «Кобры», стоявшие на краю летного поля. Вокруг них суетились техники, пытавшиеся спешно восстановить поврежденные машины. Американские вертолеты, производимые в Японии по лицензии, были надежными и прочными машинами, и даже очередь двадцатитрехмиллиметровых снарядов в борт не означала гибель машины. И все же их оставалось слишком мало, чтобы на что-то влиять всерьез. Тяжелые «Апачи», куда более мощные и эффективные, которых так ждали здесь, пока оставались в гавани Йокосуки, на борту десантного корабля, так и не вышедшего в море из страха стать новой жертвой неуловимых русских подлодок. И потому пара «Кобра» оказалась именно тем, чем предстояло остановить вторгшихся на полуостров русских. В прочем, даже двум поднявшимся в небо винтокрылым машинам вполне по силам было уничтожить за один вылет танковую роту, и лейтенант Фудзимото был спокоен и уверен в успехе миссии.

— Дракон-один, противник высадился в районе Октябрьского, сейчас его колонна движется в квадрат «Чарли-шесть», — Это командир эскадрильи, оставшийся на земле, напомнил о себе. — К вам для поддержки направлены три «Ирокеза» армейской авиации.

— Вижу их!

Похожие на огромных зеленых головастиков UH-1H, выстроившись фронтом, ровно, будто по линейке, летели чуть ниже. Обойдя их сверху, «Кобры» заняли место впереди, образовав острие клина, основанием которого и стали «Ирокезы». Легкие многоцелевые машины, тоже производимые по американской лицензии, и в самих Штатах почти не применявшиеся, уступив более совершенным моделям, в Силах самообороны они оставались «рабочими лошадками». Сейчас UH-1 предстояло примерить на себя образ штурмовиков, подходивший им крайне скверно, но лишь собрав в кулак всю авиацию, можно было остановить русских, вгрызавшихся в японские тылы.

Вертолеты петляли по лабиринту ущелий, огибая склоны упиравшихся в облака сопок и оставаясь невидимыми для радаров. Лейтенант Фудзимото вышел в эфир, запрашивая наземный пункт управления:

— Есть что-то новое по противнику? Наличие средств ПВО?

— Легкая бронетехника, зенитные установки и ЗРК отсутствуют. Ожидаемый уровень противодействия низкий, Дракон-один.

Пилот, услышав это, довольно улыбнулся:

— Нас ждет увлекательная стрельба по мишеням, Макото. «Кобры» нанесут первый удар, используя ПТУР, а затем «Ирокезы» добьют уцелевших неуправляемыми ракетами.

Стрелок снова кивнул, внутренне уже приготовившись к бою. Благодаря беспилотнику, неотступно сопровождавшему вражескую колонну, японские летчики представляли силы врага, но ракеты «Тоу», главное оружие их AH-1S, не могли наводиться на цель тем же беспилотником. А это означало, что вертолету в момент атаки придется находиться в прямой видимости противника, чтобы сержант Макото мог управлять полетом ПТУР, под шквальным огнем из всех стволов. И все русские пули полетят в их вертолет, а если их будет достаточно много, то хотя бы одна найдет брешь в не такой уж прочной броне, а быть сбитым на пути вражеской колонны — вовсе не то, о чем мечтал летчик.

Вертолеты, вслепую приближаясь к цели, подскочили над вершиной сопки, разделявшей их и противника, и лейтенант Фудзимото увидел далеко впереди похожие на темно-зеленых букашек бронемашины. Десятки их ползли по проселку, тянувшемуся вдоль берега на юг, словно нарочно подставляя уязвимые борта. Но и радиометристы с «Адмирала Трибуца», державшегося так близко к суше, как только позволяли глубины прибрежных вод, тоже увидели внезапно появившегося противника. В кабине «Кобры» заверещала сигнализация, предупреждая об облучении РЛС, а в эфир уже мчалась тревожная радиограмма с борта БПК, но прежде чем она достигла колонны морской пехоты, японцы начали действовать.

— Атака! — Голос Фудзимото Какеру звенел туго натянутой струной. — Выпустить ракеты!

Из-под короткого крыла «Кобры», скатывавшейся вниз по склону, вырвался огненный сгусток ПТУР, и одновременно открыл огонь второй вертолет. Управляемым ракетам BGM-71 «Тоу», выпущенным с трех километров, потребовалось девять секунд, чтобы достигнуть цели. Сержант Макото, склонившийся над прицелом М65, удерживал в перекрестье тонких нитей силуэт русской бронемашины, и мчавшаяся со скоростью звука ракета, соединенная с вертолетом тонким и прочным кабелем, врезалась в покрытый тускло-зеленой краской высокий борт. Русская БМП вспыхнула, когда тонкий жгут кумулятивной струи расплавил броню, сжигая заживо доверившихся ей людей. А секундой позже замер пораженный вторым вертолетом БТР, над которым поднялся густой черный дым.

Лейтенант Фудзимото радостно воскликнул:

— Отличный выстрел! Сожжем их всех!

«Кобра» нырнула вниз, прижимаясь к склону и полозьями шасси едва не касаясь земли. Вертолет снова исчез с русских радаров, чтобы, сместившись в сторону, «подпрыгнуть» над верхушками деревьев для новой атаки. Но установленные на русских бронемашинах дымовые гранатометы сделали залп, и экипаж японского AH-1S увидел только плотную пелену бело-серого дыма, в которой без следа растворились силуэты БМП. Одновременно распахнулись люки в бортах бронетранспортеров, и на ковер опавшей хвои посыпались пятнисто-зелеными мячиками бойцы зенитного взвода, тащившие на плечах длинные тубусы ПЗРК «Игла-Д». Для того чтобы обнаружить цель, показавшуюся в прорехе дымовой завесы, прицелиться и нажать кнопку пуска, стрелку «Кобры» понадобилось чуть менее десяти секунд. Русским зенитчикам, чтобы увидеть цель и открыть огонь, хватило девяти.

— Ракеты! — Макото увидел вспышки на земле. — Снижайся! Скорее!

«Кобра», к которой мчалось полдюжины зенитных ракет, снова клюнула носом, уходя к земле. Установленный на сопле турбины фильтр, снижавший температуру выхлопных газов, сделал свое дело, и тепловые ГСН нескольких ракет потеряли цель. Вспыхнула, часто замерцав, установленная над кабиной инфракрасная лампа ALQ-144, отвлекая приближавшиеся ЗУР, заставляя их надежные, но примитивные системы наведения решать сложную проблему выбора. Приближавшиеся ракеты не справились с этим, и лейтенант Фудзимото увидел, как дымные полосы их следов причудливо извиваются, отклоняясь в стороны. Но и выпущенная японским вертолетом ПТУР, «потеряв» цель, промчалась над русской колонной, никого даже не напугав.

Второй «Кобре» повезло меньше. Ее пилот слишком поздно выполнил маневр, и пусть заминка составила едва ли пару секунд, этого хватило, чтобы сверхзвуковая ракета 9М39 сблизилась с целью на расстояние, достаточное, чтобы сработал неконтактный взрыватель. Килограмма взрывчатки, который была начинена боевая часть ЗУР, было слишком мало, чтобы разрушить вертолет, но ее мощи хватило для повреждения редуктора винта. Лейтенант Фудзимото увидел, как завертевшаяся в воздухе юлой «Кобра» ударилась о землю, пропахав глубокую борозду, и осколки лопастей несущего винта разлетелись в разные стороны.

— «Аист-один», подбери экипаж, — приказал лейтенант. — «Аист-два», «Аист-три», огневое прикрытие!

Один из державшихся поодаль «Ирокезов» направился к месту падения «Кобры», над которой курился дымок, но пламени не было видно. Еще два, обогнув склон сопки, спикировали на скрытую дымзавесой колонну, обрушив на нее град реактивных снарядов. Каждый из UH-1 нес по две девятнадцатизарядные пусковые установки НУРС «Гидра-70», выпустив залпом весь свой боезапас. Ракеты метеоритами мчались к земле, прошивая колышущуюся серую пелену и отыскивая за ней цели. Мощи фугасных боеголовок, начиненных килограммом взрывчатки, хватало, чтобы проломить тонкую броню БТР, и несколько машин вспыхнули, подсвечивая оранжевыми отблесками изнутри уже рассеивавшуюся завесу.

Японские вертолеты пробыли ввиду колонны несколько десятков секунд, и с земли к ним потянулись огненные полосы трассеров. Лишенные какой-либо защиты UH-1, были одинаково уязвимы для 14,5-миллиметровых пуль КПВТ и снарядов автоматических пушек русских БМП, при прямом попадании разрывавших фюзеляжи на куски. Башенные установки бронемашин лишь номинально были предназначены для зенитного огня, но в воздухе оказались сотни снарядов, и теория вероятности сработала безошибочно. Первый «Ирокез» вспыхнул, и, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, начал падать, врезавшись в землю и превратившись в огненный сгусток, поднявшийся в небо, словно освободившаяся от металлической «плоти» душа винтокрылой машины. Второй вертолет, получив несколько попаданий, снизился, уходя с линии огня, и, покачиваясь в воздухе, будто вдруг разучился летать, направился в тыл.

Тем временем третий «Ирокез» приземлился в нескольких десятках метров от поврежденной «Кобры». Распахнув дверцу кабины, один из летчиков выскочил наружу, бросившись к лежавшему на боку вертолету. В тот момент, когда он почти добрался до цели, в воздухе над головой пилота раздался громкий шелест, и стамиллиметровый снаряд, выпущенный из пушки БМП-3, молотом ударил по склону сопки. Наводчик боевой машины пехоты накрыл цель, находившуюся на обратной от него стороне возвышенности, уже вторым выстрелом, перейдя к огню на поражение. Оставшийся в кабине UH-1 летчик, увидев, как «Кобра» исчезла за сплошной стеной взрывов, сделал единственное, что только мог — рванул на себя рычаг штурвала, поднимая вертолет в воздух. Очередной снаряд, выпущенный русскими, промчался у борта «Ирокеза», взорвавшись прямо под ним. Ударная волна настигла вертолет, легко подбрасывая его, а последовавший за ней поток осколков изрешетил фюзеляж, добравшись до трансмиссии и топливных баков, и UH-1 рухнул на землю грудой искореженного металла.

— Убираемся отсюда!

Лейтенант Фудзимото вцепился мертвой хваткой в рукоятку управления, уводя свою «Кобру» как можно ниже и пропуская над собой потоки визжащего свинца. А майор Иволгин, только что переживший, пожалуй, самые жуткие мгновения в своей жизни, уже принимал доклады своих подчиненных. Когда вражеские вертолеты возникли в небе, и колонну накрыла огненная волна, офицеру стало страшно — не за свою жизнь, на мысли об этом времени попросту не было, а за то, что их сожгут на этом глухом проселке, так и не позволив вступить в честный бой.

— Уничтожены три БМП и один «бэтэр», — сообщил начштаба батальона, дрожащими руками пытаясь зажечь сигарету. — Повреждено еще пять машин, в том числе одна самоходка. Потери только «двухсотыми» не меньше двадцати человек.

— Японцы сделают все, чтобы остановить нас или хотя бы задержать, пока разворачивают свои силы против нас, отводя их от Петропавловска. А мы им не должны дать ни минутылишней, или придется стучаться лбами в подготовленную оборону, захлебываясь собственной кровью. Все преимущества у противника — численность, огневая мощь. За нами — только скорость, и этим козырем мы должны побить все их карты! Никаких остановок, только вперед!

Подчиняясь приказу Иволгина, колонна пришла в движение, взревев на разные голоса десятками мощных моторов. В авангард выдвинулась рота на БМП, усиленная батареей противотанковых самоходных орудий «Спрут-СД», сейчас, после потери вместе с «Николаем Вилковым» САУ «Вена», ставших основой огневой мощи батальона, рвавшегося вперед, навстречу врагу. А впереди по-прежнему вился беспилотник «Пчела», в объектив камеры которого уже попали окраины поселка Усть-Большерецк. Остававшиеся на земле операторы, к которым присоединился сам комбат, изучали снятую с высоты в полторы сотни метров панораму.

Все это можно было увидеть и в средней полосе России — причудливое сплетение улиц, обшитые ярким сайдингом дома, соседствовавшие с серыми обшарпанными пятиэтажками-«хрущевками», припаркованные, а может просто брошенные на обочинах вымощенных давно потрескавшимся асфальтом автомобили. Но сейчас майора Иволгина интересовали вовсе не пейзажи медленно вымирающего поселка на окраинах великой страны, выглядевшего, будто готовые декорации для фильма в популярном жанре «постапокалипсис». Не отрываясь, офицер наблюдал за ползущими меж домов бронемашинами и суетящимися вокруг них фигурками солдат.

— Не меньше роты, — задумчиво пробормотал Иволгин, потирая заросший жесткой щетиной подбородок. — Занимают позиции вдоль шоссе. А там что, на футбольном поле? — Он указал оператору на экран, потребовав: — Сделай еще заход!

«Пчела», жужжа маломощным мотором, описала круг над поселком, направив объектив камеры на спортивную площадку, на которую заезжали большие грузовики военного вида. С них на землю спрыгивали люди в камуфляже, разбегавшиеся по сторонам. Изображение приблизилось, и Иволгин покачал головой:

— Минометная батарея! Похоже, стасемимиллиметровые. И хрен их выковыряешь, специально в жилом массиве позицию заняли!

— Гражданскими прикрываются, суки, — зло прошипел оператор, е отрывавшийся от экрана. — Как «духи»!

Беспилотник пошел на новый круг над позициями занимавшей позиции на окраине Усть-Большерецка японской пехоты, и вдруг экран подернулся «крупой» помех. Оператор, тыча во все подряд кнопки, растерянно обернулся к майору:

— Похоже, «бипл» мы потеряли!

Разведывательный вертолет ОН-1 «Ниндзя» кружил над шоссе, ведущим на северо-восток, через весь камчатский полуостров, ведя наблюдение за подступами к Усть-Большерецку. Экипаж барражировавшего на высоте пятьсот метров вертолета имел отличный обзор, а там, где оказывался бессилен человеческий взгляд, на помощь приходила оптико-электронная обзорная система. Какое-то движение далеко внизу привлекло внимание наблюдателя, и, напрягая глаза, он смог рассмотреть размывавшийся на фоне земля крестообразный силуэт, закричав пилоту:

— На двух часах беспилотник! Почти под нами!

— Это гайдзины!

Вертолет развернулся, заходя на цель и быстро сокращая отделявшее его от русской «Пчелы» расстояние. Держась выше и сзади, он не попадал в поле зрения камер русского БПЛА, и операторы на земле до последнего не догадывались об опасности. Сблизившись чуть более чем на тысячу метров, пилот ОН-1 выпустил по цели сразу две ракеты «Тип-91», которые были единственным оружием его вертолета. В небе протянулись дымные ленты, и «Пчела» взорвалась от прямого попадания, осыпаясь ворохом обломков на головы японских солдат. Но успевший увидеть все необходимое майор Иволгин уже отдал приказ, и десяток боевых машин пехоты БМП-3 помчался по пустырю к японским позициям. А следом за ними уже разворачивался и весь батальон.

В нескольких километрах к югу капитан Ихиро Канимицу, поднеся к газам бинокль, рассматривал подступавший к окраинам Усть-Большерецка лес, откуда с минуты на минуту должен был появиться противник. Несмотря на поддержку беспилотников, предоставленных американцами, японский офицер предпочитал видеть все собственными глазами, и то, что он наблюдал сейчас, не добавляло спокойствия.

Рота Канимицу, вернее, то, что осталось от нее после боев за Петропавловск-Камчатский, прибыла в поселок лишь два часа назад, и сейчас бойцы торопливо укрепляли позиции, готовясь встретить удар врага. С остервенением солдаты снова и снова вонзали во влажную почву лопаты, отрывая окопы для себя и техники. Гусеничные бронетранспортеры «Тип-73» в открытом бою были не более, чем удобными мишенями, но зарытые в землю, они становились основой обороны, и огня их мощных пулеметов М2 пятидесятого калибра могло хватить, чтобы остановить атакующего врага. А в промежутках между БТР занимали позиции пехотинцы с гранатометами и расчеты единых пулеметов «Тип-62».

— Господин капитан! — Обернувшись, Канимицу увидел бегущего к нему незнакомого бойца, за которым следовал еще один, тащивший на плече оптическую трубу на треноге. — Господин капитан, меня направил командир минометной батареи корректировать огонь!

— Не торчите на виду! Найдите себе позицию где-нибудь там, — офицер указал на возвышавшиеся за его спиной дома, жители которых либо разбежались, либо попрятались, кто куда, стараясь не попадаться на глаза японским солдатам. — Какое у вас вооружение?

Солдат замялся, задержав взгляд на торчавшей из-за плеча Ихиро рукояти самурайского меча, обвитой цветным шнуром, затем бодро доложив:

— Шесть минометов М-30!

— Хватит, чтобы задержать гайдзинов минут на десять, — фыркнул Канимицу. — Добро пожаловать в отряд смертников. Мы на острие удара, и русские пройдут сквозь нас, едва ли заметив. Треть моей роты осталась на улицах Петропавловска, а пополнение так и не прибыло, когда русские высадили свой десант, вот командование и бросило нас под их гусеницы.

— Подкрепление прибудет через пару часов. Возможно, русские за это время просто не успеют досюда дойти. Генерал Такаги отводит все войска на север от Петропавловска. Русские не пройдут и шагу вперед!

— Русские смогли сдержать всю дивизию, защищая свой город, а ведь их там осталась всего горстка, измученных, голодных, почти безоружных. И они выстояли, а мы отступили. А сейчас перед нами свежие, полные сил и ярости бойцы, и они жаждут прикончить нас, утопить в море. И нужно в десять раз больше людей, чем есть у меня, чтобы рассчитывать их хотя бы ненадолго остановить здесь. Но больше солдат у меня нет, а оставлять позиции запрещено приказом, так что станем держаться здесь, пока хотя бы один из нас останется в живых!

Приглушенный рокот двигателей долетел до позиций японской роты со стороны леса, и одновременно радиоэфир взорвался криками наблюдателей. Канимицу, стиснув прорезиненный корпус бинокля, будто утопающий — спасательный круг, смотрел, как кажущиеся из-за расстояния игрушечными русские бронемашины выстраиваются цепью, двигаясь в сторону поселка. Скорость БМП-3 по шоссе составляла семьдесят километров, по «пересеченке», конечно, намного меньше, и все равно, чтобы преодолеть пустырь, им требовалось лишь несколько минут, и на пути это лязгающей металлом лавины стояла лишь горстка японских солдат.

— К бою! — Голос Канимицу сорвался на визг. — Все на позиции! Приготовить ракетные установки!

Водители русских БМП жали на газ, рассчитывая на полной скорости проскочить открытый участок, где их машины, броня которых надежно защищала разве что от пуль и осколков, были уязвимы более всего. Восемнадцатитонные бронемашины подпрыгивали на ухабах, будто всходящие на штормовую волну корабли. Из траншей навстречу им поднялись японские пехотинцы, вскидывая на плечи пусковые установки ПТУР «Тип-01», и ракеты звездочками взвились над полем. Одна БМП вспыхнула, и почти одновременно взорвалась с грохотом вторая машина, пораженная сразу двумя ракетами. Остальные отстрелили залпом дымовые гранаты, заслоняясь завесой от вражеского огня, а затем рявкнули пушки, и японские позиции накрыла волна разрывов.

Стомиллиметровые орудия 2А70 русских БМП-3, оснащенные механизмом заряжания, могли развивать темп стрельбы до десяти выстрелов в минуту. Град осколочно-фугасных снарядов, выпущенных с километровой дистанции, заживо зарывал вражеских солдат в своих траншеях. А из распахнувшихся люков бронемашин на землю уже спрыгивали морские пехотинцы, устремившиеся к вражеским позициям, и над пустырем разнеслось многоголосое:

— Полундра!!!

Дымовая завеса медленно наползала на японские позиции, и из нее мстительными призраками вырвались русские десантники, стрелявшие на бегу. Над головой Канимицу засвистели пули, и он скатился на дно неглубокого окопа, прижав к плечу приклад своей винтовки «Тип-89» и выпуская очередь за очередью в сторону противника. Рядом оглушительно зарычал пулемет «Тип-62», выплюнув поток 7,62-милиметровых пуль, затем загрохотали «браунинги» бронетранспортеров, сметая свинцовыми струями вражеских солдат, а на головы их посыпались градом мины.

Морские пехотинцы, остановленные шквальным огнем, залегли, огрызаясь в ответ автоматными очередями, но от минометных залпов не было спасения. И кто-то, офицер, а, возможно, и простой солдат, видя, как гибнут один за другим его товарищи, вскочил, становясь в полный рост, и крикнул во весь голос:

— За Родину! Вперед!

Один за другим, морпехи вскакивали, бросаясь вперед, на сверкающие в лицо вспышками дульного пламени пулеметы. БМП, державшиеся позади пехоты, тоже двинулись вперед, посылая через головы атакующих один снаряд за другим, и японские огневые точки умолкали. Стамилиметровый фугас 3ОФ32, весивший восемнадцать килограммов, разорвался в нескольких метрах от окопа Канимицу, и того словно кувалдой ударило по голове. Там, где только что лежал пулеметчик, поливавший огнем приближавшихся русских, капитан увидел жуткое кровавое месиво. Снова ожил тяжелый «браунинг», пули которого на малой дистанции могли представлять опасность для приблизившейся на считанные сотни метров БМП. В ответ русская бронемашина сходу открыла огонь из автоматической пушки. Тридцатимиллиметровые снаряды, выпущенные в упор с каких-то трехсот метров, проломили тонкую броню японского БТР, тотчас вспыхнувшего.

На пути наступавших морпехов встала зазубренная стена взрывов, когда укрытая в глубине поселка минометная батарея дала новый залп. Волна осколков сметала бегущих людей, но те, кому повезло выжить, рвались вперед. Наблюдавший с опушки леса за ходом боя майор Иволгин схватил гарнитуру радиостанции, закричав в эфир:

— Второй, Третий — подавить минометы! Заткните их, на хрен! Шестой, атакуйте левый фланг!

Несколько БМП, оставаясь на опушке леса, открыли огонь. Установленные на максимальное возвышение пушки метали снаряды высоко в небо, чтобы затем те почти отвесно упали в самом центре Усть-Большерецка, среди жилых домов, накрыв смертельным градом разведанную со сбитой «Пчелы» спортплощадку, ломая снова и снова изрыгавшие пламя минометы и убивая их ничем не защищенные расчеты.

Русские морские пехотинцы приблизились к японским позициям уже на расстояние броска гранаты, и Ихиро Канимицу, на четвереньках выбравшись из оплывшего окопа, вдавил тангету рации, хрипло выдавив:

— Всем, всем, отходить к поселку!

Преследуемые морпехами, вбивавшими в спины отступавших японцев короткие автоматные очереди, бойцы Канимицу добрались до окраины поселка, когда навстречу им из-за домов выползла окутанная клубами выхлопных газов русская БМП, за которой мелькали фигурки солдат, использовавших ее массивный корпус в качестве укрытия. Прорвав вражескую оборону на фланге, взвод русских морских пехотинцев ворвался в тыл японцев, став на пути отступавших с передовой бойцов противника.

Выбравшись на открытое место, бронемашина обрушила на горстку японцев шквал свинца. Три пулемета ПКТ, спаренный в башенной установке, и еще два, в шаровых установках в корпусе, зашлись в непрерывных очередях, расстреливая метавшихся в панике японских солдат. Ихиро Канимицу упал, вжимаясь в землю и слыша, как рядом валятся настигнутые русскими пулями его бойцы. Из рук одного из них, распластавшегося на земле всего в шаге от капитана, выкатилась темно-зеленая труба реактивного гранатомета.

Канимицу ползком добрался до трупа, подняв оружие. Вставая на колени, он положил на плечо увесистый РПГ FT-84, лицензионную копию шведского гранатомета «Карл Густав», ловя в прицел угловатый силуэт вертевшейся на месте, плюясь во все стороны свинцом, русской БМП. Реактивная граната ударила ее в плоский борт, пробив броню, и машина, замерев на месте, загорелась. Отбросив дымящийся тубус, Ихиро схватился за винтовку, одной очередью срезав подбегавших русских солдат. Он видел, как силуэты, окрашенные в русский «цифровой» камуфляж, сгибаются, отлетая назад и оставаясь лежать на земле неподвижно. Трое русских погибли почти мгновенно, но один из них, уже умирая, с простреленной десятком пуль грудью, успел завершить движение, швыряя под ноги японцу гранату. Канимицу отпрыгнул в сторону, но, прежде чем его ноги вновь коснулись твердой поверхности, его настигла ударная волна, и в глазах капитана потемнело.

Офицер пришел в себя, кое-как разлепив веки, и уставился на нависавший над головой обшарпанный потолок, покрытый пятнами плесени. Склонившийся над своим командиром санитар, заканчивавший бинтовать голову, обернулся, что-то крикнув, и к Ихиро подошел один из его взводных командиров.

— Что происходит? Какова обстановка?

Слова пришлось буквально выдавливать из пересохшего горла. Во рту чувствовался привкус крови, и такой же запах, резкий, кисловатый, витал в темном помещении, смешиваясь с пороховой гарью.

— Русские опрокинули нас сходу и вошли в поселок, — сообщил офицер. — Все, кто уцелел после их атаки — в этом здании. Мы окружены.

Канимицу осмотрелся, увидев стоявших у стен солдат, осторожно выглядывавших в окна, в которых не было ни единого стекла. Двое пехотинцев пробежали мимо, волоча пулемет «Тип-62», который тотчас установили на подоконнике. Снаружи доносился лязг гусениц, рычали двигатели.

— Сколько человек в строю?

— Тринадцать. Половина из них ранены, но все способны держать оружие.

Взгляд Ихиро Канимицу вдруг наткнулся на забившихся в дальний угол людей. Двое детей, на вид лет шести, мальчик и девочка, испуганно жались к обнявшей их женщине, бледной от ужаса, как полотно.

— Кто это? Убрать их к дьяволу!

— Это наш щит, — покачал головой взводный. — Только благодаря этим гражданским русские еще не вошли сюда.

Майор Иволгин появился в Усть-Большерецке, когда бой, как таковой, был уже закончен. Его БТР пересек поле, изрытое воронками, усеянное человеческими телами, грохоча рубчатыми колесами, преодолел уводившее за горизонт шоссе, остановившись на окраине поселка. Позади, грохоча по асфальтовому полотну колесами и гусеничными траками, безостановочно шла техника. Выстраиваясь в походную колонну, батальон рвался на восток, к осажденному Петропавловску. А впереди было первое село, освобожденное от оккупантов русскими морскими пехотинцами, заплатившими за эту победу немалую цену.

Не без натуги распахнув увесистую створку люка, Владимир Иволгин выбрался из тесноты десантного отсека БТР-80. Под ногами скрежетал металл, хрустело стеклянное крошево. Поводив взглядом двух бойцов, несущих на носилках третьего, Иволгин взглянул на подбежавшего командира роты, несколько минут назад взявшей поселок, а тот еще издали замахал обеими руками:

— В укрытие, товарищ командир!

В окне стоявшей фасадом к Иволгину пятиэтажки сверкнул огонек, и по броне БТР барабанной дробью заколотили пули. Майор, едва успевший отскочить за приземистый корпус бронетранспортера, потребовал у запыхавшегося подчиненного:

— Докладывай, капитан!

— Противник рассеян, поселок наш. Потеряли четыре «коробочки», двадцать два «двухсотых. Остатки япошек укрылись в этом доме!

— Так сройте его до фундамента! Снаряды, что ли, все сожгли?

— Никак нет! Но там — гражданские! Японцы местных в заложники взяли!

Иволгин ударил кулаком по броне, зашипев от боли, и выругался. Он внимательнее взглянул на дом. Обычная лачуга, возможно, даже не жилая, судя по забранным фанерой оконным проемам. Призрак былого благополучия, когда тесная «хрущоба» с совмещенным санузлом для многих жителей необъятной страны была признаком наступившего светлого будущего. И там, за панельными стенами, спрятались враги, время от времени открывавшие огонь по любой видимой цели. Перед домом растянулись на земле несколько тел в окровавленной «флоре». Несколько БМП-3, став вокруг, направили орудия на дом, а за ними сжались морпехи, готовые в самоубийственном броске штурмовать последнюю позицию противника.

— Японцы пригрозили взорвать дом, если приблизимся, — пояснил растерянный командир роты. — Тут спецы по антитеррору нужны, «Альфа»!

— Тут только мы. И наш долг — спасти жизни гражданских, пусть ради этого придется расстаться с собственными жизнями.

Решение было, на первый взгляд, простым. Несколько слов, короткий приказ — и снаряды раскрошат старый бетон, и жизни горстки вражеских солдат, упорно не желавшим признать очевидное и просто бросить оружие, оборвутся. И вместе с ними там погибнут свои, русские, те, кто все эти месяцы ждал прихода его, майора Иволгина, как освободителя, кто верил в спасение. А он одним словом убьет этих людей, в душах которых едва возродилась надежда.

— Да сколько там гражданских? — Командир роты горячо зашептал на ухо Иволгину, рассматривавшему дом, из заполненных тьмой оконных проемов которого сквозило угрозой. — Мы видели всего нескольких. Жертв среди мирного населения не избежать, раз уж идет война!

— Отставить! — Майор зло взглянул на отшатнувшегося от неожиданности назад подчиненного. — У тебя по-японски кто-нибудь говорить может?

— Так точно!

Ротный обернулся, громко крикнув в пустоту:

— Сержанта Кима ко мне! Живо!

Подбежал щуплый парень азиатской наружности, небрежно приложив ладонь к массивной каске, обтянутой маскировочным чехлом. Иволгин прищурился, уточнив:

— Китаец?

— Русский! — Сержант набычился, неохотно выдавив: — Отец из Кореи.

— Переводи. Да смотри, ничего не напутай!

Командир батальона сделал шаг вперед, выйдя из-за стальной махины БТР и увидев какое-то движение в окнах третьего этажа, там, откуда бил только что пулемет. Прежде, чем японцы, загнанные в угол, напуганные, а оттого склонные к слишком поспешным действиям, нажмут на спуск, офицер громко закричал, а стоявший чуть позади сержант эхом вторил ему по-японски:

— Японские солдаты! Вы окружены! Отпустите гражданских, решим все, как солдаты с солдатами. Я предлагаю вам поединок, наш боец — против вашего. Если победите, мы пропустим вас, всех, с оружием! Есть среди вас настоящие воины? Решайте! Через минуту мы штурмуем дом!

Ротный, высунувшись из-за бронетранспортера, сделал страшное лицо, но Иволгин, не обращая на это внимания, смотрел на черные провалы окон. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем из подъезда начали выходить люди. Первой выскочила женщина, несшая на руках обхвативших ее за шею детей, за ней мальчишка-подросток, лет четырнадцати, с покрытым коркой крови лицом, и еще одна женщина. А следом вышел человек в японском камуфляже. Ствол штурмовой винтовки в его руках был направлен на Владимира Иволгина.

Когда капитан Ихиро Канимицу услышал слова русского командира, он не колебался. Кто-то из солдат попытался удержать его, но офицер шагнул к выходу, процедив:

— Русские сровняют дом с землей, если захотят. А сейчас они сами дают нам шанс победить!

Укрывшиеся в пятиэтажке японцы замерли возле окон, взяв на прицел стоявшего перед ними на ровном месте русского офицера, словно не видевшего направленного на него оружия. Заложники, выскочив из заполненного запахом нечистот подъезда, побежали к ждавшим их солдатам, а Канимицу встал напротив русского. Капитан аккуратно положил на землю винтовку, присоединив к ней кобуру с девятимиллиметровым «ЗИГ-Зауэр» и стянув разгрузочный жилет. Затем, заведя руку себе за голову, он выхватил из ножен клинок, и изогнутая полоса стали, тускло сверкнув, закачалась перед непроницаемым лицом майора Иволгина.

— Что будет, если удача от меня отвернется?

— Вы все погибнете, — коротко ответил Иволгин. — Как мужчины и воины!

— Что ж, я готов!

Майор снял с головы тяжелую каску, с наслаждением разминая шею. Затем стащил бронежилет, сунув его в руки переминавшегося с ноги на ногу сержанта Кима. Отцепив висевшую на поясе саперную лопатку, он крутанул ее в ладони, слыша, как заточенные до бритвенной остроты грани со свистом рассекают воздух.

— Начнем!

Ихиро Канимицу стоял неподвижно, вполоборота к противнику, чуть согнув в коленях ноги и держа меч обеими руками. Иволгин сделал шаг вперед, одновременно смещаясь в сторону. По кругу он начал обходить противника, заставляя того поворачиваться на месте, а затем вдруг сорвался вперед, выбрасывая перед собой руку с лопаткой. Японец легко отпрыгнул назад, взмахнув мечом. Морской пехотинец упал, перекатываясь через голову, и клинок разрубил воздух над ним. А через миг Иволгин уже снова стоял прямо, глядя в сжавшиеся щелочки глаз своего противника.

Десятки людей, сжимавших оружие и не убиравших пальцев со спусковых крючков, наблюдали за диковинным танцем двух воинов. Канимицу шагнул вперед, делая выпад, и клинок из многослойной стали с лязгом коснулся штыка лопаты, которую Иволгин использовал, как щит, закрываясь от посыпавшихся градом ударов. Японец с остервенением рубил, вкладывая все силы в каждый выпад и продолжая наступать. Ихиро Канимицу использовал все свое мастерство фехтовальщика, но русский снова и снова уклонялся от ударов, будто став бесплотным призраком, сквозь которого беспрепятственно проходил закаленный клинок. И потомок самураев, переполненный яростью, не успел отразить внезапный удар. Сверкнула стальными гранями лопатка в руках Иволгина, и очередной вдох японца отдался нестерпимой болью. Меч выскользнул из онемевших пальцев, и капитан Сил самообороны Японии опустился на колени, пытаясь зажать рану на груди, из которой толчками вытекала кровь.

Владимир Иволгин, держа окровавленную лопатку в расслабленно опущенной руке, шагнул к бронетранспортеру, громко произнеся:

— Кончайте с ними!

И, не оборачиваясь, резко взмахнул рукой.

Лопатка, дважды перевернувшись в воздухе, с приглушенным стуком пробила переносицу японскому офицеру, срезав наискось половину черепа. Брызнула кровь, и безжизненное тело осело на грязный асфальт. В этот момент взревел могучий КПВТ бронетранспортера, и трассеры, сливаясь в воздухе в пульсирующую огненную струну, вонзились в серый бетон, прогрызая его насквозь, а затем оглушительно громыхнуло орудие стоявшей поодаль БМП.

У Иволгина зазвенело в ушах, и он досадливо передернул лицом. Шквал огня обрушился на занятый горсткой японцев дом. Стамиллиметровые снаряды проломили бетонные плиты, разрываясь внутри и уничтожая все живое, а вслед им полетели пули и реактивные гранаты. Из оконных проемов вырвались языки пламени, а затем с подоконника шагнула охваченная огнем фигура. Что-то бессвязно крича, человек, размахивавший руками и ногами, пролетел несколько метров, упав на землю в нескольких шагах от брезгливо отошедшего назад Иволгина и забрызгав кровью и ошметками плоти его ботинки.

Подойдя к своему БТР, стоявшему, приглашающее распахнув люки, майор обернулся к своим бойцам, за спинами которых догорал изрешеченный шквальным огнем дом, где погибли так и не признавшие поражения японские солдаты:

— Бойцы, первый бой — за нами! Мы победили, и этот поселок — снова часть России, и будет ею навсегда. За это многие наши товарищи вынуждены были отдать свои жизни. Они пошли на смерть без колебаний, как настоящие герои, потому что верили в нашу победу, ведь за нами — правда. Но впереди еще много сражений, и прольется немало крови. Враг копит силы, готовясь встретить нас огнем. Мы пойдем вперед, и уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути!

Вытягиваясь в грохочущую металлом колонну, батальон уходил по шоссе на восток, туда, где из последних сил держался сдавленный кольцом осады Петропавловск-Камчатский. Позади оставалось поле выигранной битвы — и свежая братская могила, над которой возвышался скромный деревянный обелиск, увенчанный красной звездой. А навстречу ему катилась стальная лавина японской Второй пехотной дивизии. Не все подразделения могли прибыть на место сбора в нужный час, но и тех сил, что генерал Такаги бросил в контратаку, было довольно, чтобы устранить угрозу от горстки русских морпехов. Пехотный полк, пусть и неполного состава, шесть моторизованных рот, усиленные танковым эскадроном и гаубичным дивизионом, был кулаком, способным оставить от любого врага мокрое место. Тяжелые танки «Тип-90», закованные в многослойную броню, стали острием копья, за которым тянулось «древко» из десятков бронетранспортеров с пехотой. А далеко впереди, осторожно, пытаясь нащупать передний край вражеских порядков, шла разведка.

Два бронетранспортера БТР-80 катили по пустому шоссе, связывавшему западное и восточное побережье полуострова Камчатка. Морпехи привычно расселись на броне, направив во все стороны стволы автоматов, но куда более действенным оружием были сейчас их глаза. И когда один из бойцов увидел приближающиеся от горизонта угловатые машины, покрытые похожими на кляксы пятнами камуфляжной окраски, он замолотил прикладом своего АК-74 по командирскому люку. Коробчатый корпус с клиновидным носом, опиравшийся на шесть высоких колес и увенчанный плоской башней — морпехи сразу опознали японские боевые разведывательные машины «Тип-87». А следом за парой БРМ двигались автомобили, похожие на первый взгляд на американские «хамви», и над их кабинами торчали пулеметные стволы.

— С дороги! С дороги! — Командир экипажа БТР закричал, видя в триплексе приближающиеся бронемашины. — Механ, сворачивай, твою же мать! Стрелок, гаси их! Огонь!!!

Один бронетранспортер свернул с шоссе влево, второй — направо, а вслед им уже летели японские снаряды. Головная БРМ открыла огонь из своей двадцатипятимиллиметровой пушки, вбивая очередь за очередью в русский БТР. Подкалиберные снаряды с легкостью прошили тонкую броню и тело водителя, и неуправляемая машина, с которой, к счастью, успели спрыгнуть десантники, врезалась в дерево, свалив его и застряв.

Второй БТР-80, скатившись к кювет, выполз на пустырь, и стрелок, увидев в прицеле высокий борт вражеской машины, нажал на гашетку. Загрохотал КПВТ, посылая рой пуль в сторону противника. Крупнокалиберный пулемет оказался не менее эффективен, чем японские автоматический пушки, и одна БРМ вспыхнула, а через полминуты за ней последовала и вторая. Пара автомобилей HMV остановилась, а затем, когда застрекотал спаренный пулемет ПКТ, сдали назад.

— Вали их! — Командир разведгруппы приподнялся над краем оврага, скомандовав своим бойца: — Шарапов, Валиев, давай!

Два морпеха, державших на плечах темно-зеленые короткие раструбы гранатометов РПГ-26, поднялись со дна кювета, послав реактивные снаряды вслед убегавшему противнику. Один из автомобилей загорелся, исчезая в ослепительной вспышке пламени.

— Осмотреть машины! — Командир морпехов покинул укрытие первым, держа наизготовку автомат. — Ищите выживших!

Осмотрев расстрелянные в упор БРМ, морским пехотинцам удалось отыскать двух раненых японцев, один из которых был способен говорить. Зрелище быстрой расправы над его менее ценным товарищем развязало пленному язык, но донесение разведки запоздало. Уже знающий о близости японцев майор Иволгин, собрав офицеров своего штаба, сообщил им:

— Противник укрепился на окраинах поселка Кавалерское силами мотопехотного полка, перекрыв путь на восток. Обойти его мы не сможем — кругом бездорожье, местность сильно заболочена. Боя не избежать!

— Значит, надо атаковать, — решительно произнес начальник штаба. — Ударим, пока они недостаточно укрепились!

— Численное превосходство на их стороне, а у нас неплохая позиция. Фланги прикрыты реками Начилова и Большая, берега сильно заболочены, значит, выйти нам в тыл «косые» не смогут и станут ломиться в лоб. А чем их встретить, найдется с лихвой. Нет, мы не пойдем в атаку, пусть они сами надрываются!

Противники изучали друг друга с безопасной дистанции. Сменявшие друг друга в небе беспилотники MQ-1C «Грей Игл» вели непрерывное наблюдение за действиями русских морпехов, вопреки ожиданиями, вдруг остановившихся, начав окапываться. А мчавшийся в безвоздушном пространстве спутник «Енисей-М» снабжал командование русского подразделения полной и надежной информацией о действиях противника. Владимир Иволгин перебирал снимки высокого разрешения, на которых отчетливо были видны «коробочки» японских танков и БТР, скопившихся на окраине поселка в нескольких километрах впереди. А еще дальше на восток занимали огневые позиции гаубицы FH-70. В тот момент, когда спутник пролетал над Камчаткой, расчеты как раз отцепили их от грузовиков, разводя в стороны станины и выкладывая на землю штабели снарядных ящиков.

— Эти шестидюймовки сотрут нас в порошок, как только пристреляются, — буркнул начштаба батальона. — Япошкам потом только останется собрать трофеи!

— Значит, заставим их потратить боекомплект! Не вагон же снарядов они с собой притащили! Дадим пару неплохих целей!

Взвод морской пехоты остановился, когда их короткую колонну нагнал топливозаправщик БТЗ-3. По очереди БМП подъезжали к бронированной машине, разработанной по опыту чеченской войны, когда обычные автоцистерны на базе «Уралов» и «Зилов» оказывались легкими целями для боевиков. Новый заправщик, созданные на базе БМП-1, имел приемлемый уровень защиты, неся под своей броней три тонны дизельного топлива. Боевые машины пехоты по очереди присасывались к заправочному шлангу, по которому в опустевшие баки вливалась живительная солярка. Движение — жизнь, в этом простом постулате никто из морских пехотинцев не сомневался. Жалкая горстка, отделенная от баз снабжения тысячами километров водного пространства, не могла вести затяжные бои, ведь даже штурм Усть-Большерецка стоил половины боекомплекта. Встать в оборону означало погибнуть под непрерывными ударами противника, но именно такой приказ отдал сейчас майор Иволгин.

Батальон занимал позиции, закапываясь в землю. Сплошной линии обороны, километровых траншей, обвитых колючей проволокой, конечно, не было. Отдельные роты и взводы создавали опорные пункты, угрожая прорывающемуся противнику перекрестным огнем. Русская оборона представляла дугу, выгнутую на восток и обеими вершинами упиравшуюся в извилистые ленты рек, не слишком широких, но остававшихся труднопреодолимым препятствием для японской техники, лишенной способности плавать. Но, пожалуй, каждый из парней в черных беретах, понимал, что японские танки, ждавшие где-то за горизонтом, пройдут сквозь них, едва ли заметив.

Заправлявшихся морпехов нагнал еще один взвод, и баки их БМП тоже уже показывали дно. Офицеры, глядя на это, лишь качали головами. Скопление техники перед боевыми порядками противника не могло не оказаться незамеченным, и, задержавшись здесь хотя бы на несколько секунд, можно было остаться навсегда.

Никто не слышал звука мотора пролетевшего над поляной беспилотника MQ-1C, как не услышал и звуков выстрелов. Просто земля вокруг БМП взметнулась вдруг фонтаном к небу, а по броне замолотили осколки. Японские артиллеристы не могли упустить такую возможность, и обе батареи открыли огонь. Гаубицы FH-70 выплевывали снаряд за снарядом, и те, описав пологую дугу, падали в считанных метрах от русских боевых машин. Морпехи, застигнутые артналетом, не мешкали. Одна БМП уже горела, но уцелевшие бойцы отцепляли заправочные шланги, и бронемашины срывались с места, уходя к ближайшей роще.

Еще несколько раз японские гаубицы оживали, обрушивая свой сокрушительный огонь на маневрировавшие в их зоне поражения русские подразделения, вдруг внезапно останавливавшиеся на открытом месте, точно перед камерами беспилотников, неторопливо круживших над облаками. Но всякий раз русские ускользали из-под обстрела после первого же залпа, потеряв за полдня всего две боевые машины. И командир японского пехотного полка, поняв, что так только лишится артиллерийской поддержки в самый ответственный момент, поскольку попросту закончится боекомплект, решился.

Взревели разом мощные двигатели, так что от их слитного рыка содрогнулась земля, и танки, выстраиваясь редкой цепью, двинулись на запад, параллельно шоссе. Тяжелые «Тип-90» плавно катились по бездорожью, вгрызаясь широкими гусеницами в болотистую почву. Перед японскими танкистами была поставлена, в сущности, предельно простая задача — сблизиться с противником на расстояние прямого выстрела и огнем орудий уничтожить все живое в поле зрения. А за ними ползли бронетранспортеры с пехотой, которой предстояло добить опрокинутого врага. Никаких тактических хитростей — удар в лоб, под которым русские либо погибнут, либо дрогнут и покатятся назад, чтобы тоже погибнуть, но лишь чуть позже.

Владимир Иволгин не мог, подобно своему японскому оппоненту, поднять над полем боя беспилотник, контролируя ситуацию из безопасного тыла. Вместо этого он, поднеся к глазам бинокль и высунувшись по пояс из люка БТР, глядел на горизонт. Мощная оптика приближала едва появившиеся в поле зрения танки. Танковый эскадрон японских сухопутных сил по штату включал четырнадцать машин, сейчас же майор видел лишь одиннадцать массивных «Тип-90», обманчиво медленно приближавшихся к позициям его бойцов. Но и это был козырь, побить который, казалось, невозможно. На многих танках можно было, вглядевшись, заметить следы ремонта — пятна сварки, свежую краску или вовсе неокрашенный металл. Вывести из строя современный танк намного сложнее, чем убить тех, кто управляет им, и японские боевые машины вновь и вновь, подобно мифическому фениксу, возвращались в строй. Менялись экипажи, и танки снова и снова шли в бой.

— Сомнут, — пробормотал майор, качая головой. — На гусеницы намотают, самураи херовы!

Шестидюймовый снаряд, выпущенный одной из занявших огневые позиции на краю поселка гаубиц FH-70, промчался над головами атаковавшей пехоты, преодолев двадцать километров и беззвучно коснувшись земли в полутора десятках метров от бронетранспортера комбата. Грохот разрыва заглушил все иные звуки, и к небу поднялся столб вывороченной взрывом земли, в котором сверкали оранжевые проблески. Иволгин, которого по голове словно дубиной ударило, скатился из люка в десантный отсек, успев захлопнуть бронированную крышку. Начштаба что-то говорил ему, широко открывая рот, но Иволгин ничего не слышал сквозь шум в ушах, лишь прохрипев:

— Всем — назад!

Радист схватился за лежавшие перед ним наушники, но из динамиков звучал лишь треск и свист помех. Над командирским БТР взвились две ракеты, вспыхивая тревожно-алым светом на фоне облачной пелены. Через мгновение взревели десятки двигателей, и русские морпехи отшатнулись. Дуга, в виде которой представали их позиции, сперва превратилась в прямую линию, похожую на туго натянутую струну, а затем начала прогибаться на запад. Танки, еще ни разу не выстрелив, неторопливо ползли вперед, будто пытаясь угнаться за ускользавшим из-под удара противником. Большая часть бойцов Иволгина оттянулась на север, укрываясь в редкой роще, тянувшейся вдоль речных берегов. Другие сместились к югу.

— Отступают, даже не приняв боя! — Командир японского полка смотрел на экран, куда выводилось изображения с камер одного из разведывательных «дронов», сопровождавших русские подразделения. — Не понимаю!

— За нами — полное превосходство, и качественное, и количественное. Гайдзины оценили соотношение сил и сделали единственно верный выбор!

— Если бы они во всем исходили из расчета и здравого смысла, то не высадились бы одним батальоном здесь, на Камчатке, где их ждала полная дивизия.

Беспилотник, с которого поле боя представало громадной шахматной доской, сделал еще одни заход над рощей, в которой заняли позиции отступившие русские морпехи. Сразу три дымные полосы протянулись к нему из леса, и, несмотря на то, что «дрон» излучал сравнительно мало тепла, ГСН одной из выпущенных ракет «Игла» захватила цель. MQ-1C, кувыркаясь, камнем рухнул на землю, а через несколько секунд был сбит и второй «дрон». Именно поэтому японский командир не увидел, как продолжавшие все это время пятиться назад русские остановились, разворачивая орудия своих бронемашин в сторону приближавшегося врага, нависая над ним с севера и юга. А навстречу вражеским танкам, приближавшимся грохочущей, ревущей волной металла и огня, выдвинулся саперный взвод.

Ожидая, что в любой миг на головы обрушатся японские снаряды, бойцы, подгоняемые нервными офицерами, вытаскивали из своих МТ-ЛБ пусковые установки переносных комплектов минирования ПКМ, устанавливая на них цилиндрические кассеты. Короткая команда, и град противотанковых мин ПТМ-1, простых, но убийственно эффективных, посыпался в перетертую гусеницами до состояния кашицы траву. Смерть, невидимая, бесшумная, беспощадная, затаилась на узкой полоске земли, тянувшейся на пути наступавшего врага. А русские саперы, не теряя времени, повторили операцию, только теперь использованные ими кассеты были начинены каждая шестьюдесятью четырьмя противопехотными минами ПФМ-1С.

Уже чувствуя, как дрожит земля под многотонными боевыми машинами, саперы попрыгали в свои транспортеры, снова устремляясь в тыл. А на смену им уже спешила противотанковая батарея. Десяток самоходных орудий «Спрут-СД» выстроился редкой цепью на пути врага, которого уже можно было разглядеть в мощную оптику прицелов. Замотанные маскировочными сетями, боевые машины при взгляде уже с нескольких десятков метров выглядели, как какие-то бесформенные кочки, и только толстые орудийные стволы, протянувшиеся параллельно земле, выдавали их.

— Ползут, — хмыкнул приникший к прицелу командир батареи, сдвигая на затылок танковый шлем. — Все, мужики, сейчас решится — они или мы. Ради этого мы прибыли сюда, ради этого гибли, защищая нас, моряки и летчики, и подвести их нельзя. Батарея, к бою! Зарядить ТУР!

В каморы гладкоствольных орудий 2А75 легли управляемые ракеты «Рефлекс-М», и наводчики замерли, ожидая следующей команды. А рядом с приземистыми самоходками, под открытым небом, не защищенные ничем, готовились к бою расчеты противотанковых ракетных комплексов «Корнет». Толстые цилиндры транспортно-пусковых контейнеров, укрепленных на треножных станках, чуть возвышались над колышущейся травой.

Японские танки, не встречая сопротивления, достигли кромки минного поля, и из-под гусениц одной, а затем сразу еще двух машин, вырвалось пламя. Взрывами мин ПТМ-1 у танков рвало гусеницы, и могучие сухопутные броненосцы замирали, теряя подвижность.

— Мины! — Командир эскадрона, которому повезло, потому что его танк шел чуть позади, кричал в эфир, боясь опоздать. — Всем стоп! Саперы, вперед!

Люки двигавшихся за танками БТР распахнулись, и наружу выбрались нагруженные миноискателями саперы. Миновав застывшие стальными изваяниями боевые машины, они смело ступили на минное поле — и нога одного из них раздавила незаметный в смятой траве «лепесток», противопехотную мину ПФМ-1С. Крича от нестерпимой боли, японский солдат, которому оторвало правую стопу, повалился на землю. Несколько человек кинулись к нему, не слыша испуганного приказа отступившего назад командира, и еще один смельчак, лишившись половины ноги, упал, истошно голося и истекая кровью. В этот момент наводчик командирского «Спрута» сообщил:

— До цели три тысячи восемьсот!

— Пуск! Батарея, огонь!

— Десять орудий разом рявкнули, и из стволов выскользнули противотанковые ракеты 9М119М, направляясь к подсвеченным протянувшимися над полем невидимыми лазерными лучами целям. Одновременно расчеты «Корнетов» выпустили вслед им полудюжины тяжелых ПТУР 9М133. Волна ракет, мчавшихся со скоростью звука, накрыла японские танки. Перед их тандемными кумулятивными боеголовками была бессильна даже многослойная лобовая броня японских «Тип-90». Полдюжины машин разом вспыхнули, пораженные, каждая двумя-тремя ракетами. У одного из танков сдетонировал боекомплект, и башню разнесло изнутри на куски чудовищной силы взрывом.

— Заряжай! Ракетой! — Командир противотанковой батареи в панораму наблюдал за тем, как на месте японских танков полыхают факелы. — Сжечь их всех! Огонь!

Наводчик командирской САУ в два касания пульта автомата заряжания выбрал тип снаряда, и еще одна ракета вместе с метательным устройством легла в орудийную камору. Громовой раскат выстрела — и она устремилась к цели. Японские танкисты мгновением ранее отстрелили дымовые гранаты, и выпущенные русскими ПТУР пронзили колышущуюся пелену. Наводчики «Спрутов» мазали, теряя цели из виду, но расчеты «Корнетов», имевшие в своем распоряжении тепловизионные прицелы 1ПН79 «Метис-2», были более точны. Еще три танка взорвались, когда ракеты проломили броню. Чудом уцелевший танк с сорванной гусеницей открыл огонь, посылая к горизонту снаряд за снарядом, бессильно падавшие в нескольких сотнях метров от позиций русских САУ, находившихся вне пределов досягаемости. А командир эскадрона, видевший, как за считанные секунды было уничтожено все его подразделение, крикнул срывающимся голосом:

— Вперед!

Механик-водитель дернул рычаги, и тяжелый танк сорвался с места, сокращая дистанцию, отделявшую его от противника. Взревел дизель, толкая вперед боевую машину, грозно лязгнули траки. Под гусеницами бессильно хлопали противопехотные «лепестки», и танк продолжал двигаться вперед, а его наводчик уже поймал в прицел русский «Спрут». Рявкнуло орудие, и «игла» подкалиберного снаряда ударила его в башню. Разогнавшийся до полутора тысяч метров в секунду сердечник проткнул броню, защищавшую лишь от осколков и пуль, будто бумагу, и самоходка вспыхнула.

— Вот, суки! — Командир батареи ткнул кулаком в броню, увидев, как погибли в одно мгновение три его бойца. — Батарея, отход! А, черт, связь дерьмо!

«Забившие» эфир помехи сделали установленные на всех машинах рации бесполезным хламом, но две красные ракеты, взлетевшие надпозициями батареи, были видны всем. «Спруты», отстреливая дымовые гранаты, сдали назад, разрывая дистанцию с японским танком, который, будто заговоренный, шел напролом по минному полю, уже почти преодолев его. Из орудийного ствола снова вырвался язык пламени, и сердечник летевшего быстрее звука подкалиберного снаряда вспорол броню еще одной САУ.

— Подкалиберный! — Зарычал командир противотанковой батареи. — Огонь!

Рыкнула пушка «Спрута», к которому присоединились и другие самоходки, и несколько снарядов калибра сто двадцать пять миллиметров вонзились в броню японского «Тип-90», прогрызая преграду и добираясь до жизненно важных агрегатов. Танк замер, над ним поднялся столб черного плотного дыма.

Десяток шестидюймовых снарядов, выпущенных из-за горизонта японскими гаубицами, упал на позиции русской батареи. В отсутствии «дронов» точность стрельбы оставляла желать лучшего, а броня, пусть даже легкая, надежно защищала экипажи «Спрутов» от близких взрывов. Лишь одна машина, пораженная, по трагической случайности, прямым попаданием, была уничтожена, превратившись в груду полыхающего железа. Но остальные САУ уже вышли из сектора обстрела, выполнив свою задачу.

Лишившись прикрытия, японская пехота остановилась. Бронетранспортеры замерли, не доезжая несколько десятков метров до первого горящего танка. Над рощей, тянувшейся вдоль берегов реки Начилова, ограничивавшей поле боя с севера, вспыхнула изумрудно-зеленая искорка сигнальной ракеты, и из зарослей, одна за другой, стали выползать русские БМП. Ловя в прицелы борта японских бронетранспортеров «Тип-96», наводчики боевых машин нажимали рычаги спуска, и из орудийных стволов вылетали управляемые ракеты 9М117М «Аркан», с ювелирной точностью поражая подсвеченные лазером цели. БТР вспыхивали, один за другим, беспощадно избиваемые с безопасного расстояния.

Японская пехота, покидая бронемашины, разворачивалась навстречу новой угрозе. Редкая цепь бойцов, вооруженных гранатометами «Карл Густав», встретила русскую атаку. БМП обрушили на противника град стамиллиметровых фугасных снарядов, поливая противника шквалом пулеметного огня. В ответ летели дымные стрелы реактивных гранат, но хладнокровия и выдержки прицелиться и выстрелить, дождавшись, когда пышущая свинцом и пламенем вражеская бронемашина приблизится на двести-триста метров, хватало не всем. Большинство японских гранатометчиков погибли задолго до того, как противник оказался на расстоянии выстрела, но некоторые успели открыть огонь, и две БМП почти одновременно вспыхнули, пораженные кумулятивными гранатами в уязвимые борта.

Артиллеристы Сил самообороны, у которых проблем со связью, в отличие от их противника, не было вовсе, получили панический призыв о помощи от истребляемой пехоты, немедленно открыв огонь. Гаубицы FH-70 метали к горизонту снаряд за снарядом, и по полю боя прокатилась волна взрывов. Каждый из снарядов М483А1 был начинен восьмьюдесятью восьмью кумулятивно-осколочными боевыми элементами М42. Ухищрения вроде дымовой завесы или маскировочных сетей были бесполезны — суббоеприпасы не имели систем наведения, стрельба велась «по площадям». Но сотен боевых элементов, зависших на стабилизаторах над полем боя, медленно опускаясь под воздействием собственного веса, было достаточно, чтобы засеять смертью огромное пространство. Одна за другой, пораженные сверху, в слабо защищенную крышу, русские БМП-3 вспыхивали. Досталось и успевшим покинуть машины десантникам, очутившимся под огненным дождем, от которого не было спасения.

Русская контратака захлебнулась, и избиваемые укрытым за горизонтом противником морские пехотинцы метались под огненным дождем, пытаясь спастись. Досталось и самим японцам. Снаряд, выпущенный за двадцать пять верст — не пуля снайпера, и отклонение может достигать десятков метров под влиянием ветра, температуры и влажности воздуха, изношенности орудийного ствола и еще десятков факторов, ничего не значащих по отдельности, но в сумме дающих огромную погрешность. Пара японских БТР, уцелевших под огнем русских орудий, вспыхнули, ковер взрывов накрыл позиции пехотного взвода, сметая его до единого человека.

Три БМП-3Ф не участвовали в сражении до определенного момента, избежав гибели под огнем вражеских орудий. Боевые машины пехоты, к которым присоединилась пара БТР-80, двигались на юг, прочь от противника, но это не было проявлением трусости или нерешительности. Достигнув болотистых берегов реки Большой, несущей свои воды по извилистому, распадавшемуся на множество протоков руслу прямиком в Охотское море, они продолжили движение, со всплеском входя в воду. Включившиеся водометы вспенили речные волны, и бронемашины, разработанные специально для нужд морской пехоты, отличаясь повышенной мореходностью, покачиваясь на плаву, двинулись на восток, с легкостью преодолевая течение.

Двадцать километров остались позади. В то время как их товарищи гибли под огнем японской артиллерии, морские пехотинцы, уже оказавшиеся в тылу противника, вновь выбрались на берег. Им, воевавшим на своей земле, не было нужды проводить разведку, имея на руках предельно точные карты, дополненные спутниковыми снимками, сделанными считанные часы назад. Оказавшись на суше, небольшая колонна выбралась на шоссе, полным ходов двинувшись в сторону Кавалерского, туда, где на окраине поселка развернулись японские батареи.

Японские артиллеристы, заметив приближающуюся технику, продолжили свою работы, забрасывая в каморы вытянувших к горизонту длинные стволы орудий снаряд за снарядом. И лишь когда расстояние сократилось до считанных десятков метров, и силуэт русской БМП-3 стало невозможно принять за японские «Тип-89», японцы подняли тревогу. Но в этот момент рявкнули стамиллиметровые орудия, вслед им полетели тридцатимиллиметровые снаряды. БТР поддержали атаку огнем своих мощных КПВТ, выпущенные из которых пули насквозь прошивали человеческое тело, даже защищенное бронежилетом. Орудийная прислуга была уничтожена за пару минут шквалом огня, сметавшего ее с земли. В ответ не прозвучало ни одного выстрела.

Продолжая движение по вражеским тылам, отряд ворвался на улицы поселка, провожаемый взглядами укрывшихся в своих домах немногочисленных жителей, чьи надежды на то, что война обойдет их стороной, рухнули сегодняшним утром. Наводчик головной БМП увидел впереди группу грузовиков, над которыми топорщился настоящий лес антенн самых причудливых форм и различных размеров, и, не колеблясь, послал в их сторону очередь из автоматической пушки 2А72. Машины, одна за другой, загорелись, а радиоэфир над полем боя вдруг очистился от помех, и вновь получивший возможность полноценно управлять своими бойцами Виктор Иволгин приказал:

— Второй, Третий — отход! Пятый, атаковать противника с правого фланга! Стрельцы, оказать поддержку!

Три чудом уцелевшие БМП, все, что осталось от двух рот, вступивших в бой с японской пехотой, пятясь, скрылись в роще, а в это время еще одна рота уже разворачивалась цепью, заходя с юга. Позади медленно ползущих по целине боевых машин пехоты двигались уцелевшие «Спруты». Их орудия время от времени отрывисто рявкали, выплевывая в сторону противника сгустки раскаленного металла. Японской пехоте, встретившей атаку в чистом поле, нечего было противопоставить подавляющей огневой мощи наступавших русских морпехов.

— Пятый докладывает — бегут! — Начштаба батальона светящимися от радости лазами уставился на Иволгина. — Бегут японцы! Все, сломались самураи!

— Пятому приказ, гнать их без остановки, ни секунды не давать! Давить всех!

Эфир дрожал от переполнивших его панических донесений отступавшей, а вернее, уже бежавшей японской пехоты, расстреливаемой в спину кинжальным огнем русских БМП. Немногие пытавшиеся сопротивляться японские солдаты гибли, так и не сумев причинить хоть какой-то ущерб рвущемуся вперед по их телам противнику. Командир полка Сил самообороны, развернувший свой штаб на северной окраине поселка Кавалерское, до некоторых пор чувствовал себя в безопасности, пока водитель его КШМ, глаза которого округлились от ужаса, не закричал:

— Русские здесь!

Башня показавшейся из-за домов БМП-3 развернулась. Увидев в прицел характерный ступенчатый корпус командно-штабной машины «Тип-82», над которой вздымались стальной щетиной многочисленные антенны, наводчик не сомневался. Он уже коснулся кнопки спуска, когда услышал крик командира:

— Внимание! Слева двадцать, БРМ!

Японская бронемашина «Тип-87» уже поворачивала башню, и тонкий, похожий на жало ствол ее «эрликона» опустился параллельно земле, но русский наводчик опередил противника, выиграв лишь доли мгновения, но хватило и этого. От прямого попадания осколочно-фугасного калибра сто миллиметров снаряда вражескую БРМ буквально разорвало на куски. А затем поток тридцатимиллиметровых снарядов, покинувших ствол спаренной автоматической пушки, вскрыл корпус огрызнувшейся пулеметным огнем КШМ от носа до кормы, убивая всех, кто находился внутри.

Из проулка выскочила группа японских пехотинцев, и командир БМП, увидев на плече одного из них толстую темно-зеленую трубу, закричал, что было сил:

— Справа гранатомет!

Боевая машина развернулась на месте, и три пулемета ПКТМ одновременно открыли огонь. Пулеметные очереди свинцовыми косами срезали вражеских солдат. Еще несколько японцев появились сзади, но двигавшиеся за бронемашиной, используя ее корпус в качестве укрытия от летевших со всех сторон осколков и пуль, русские морпехи встретили их автоматным огнем, перебив всех за считанные секунды. Поливая все вокруг себя раскаленным свинцом, БМП принялась кружить по поселку, истребляя охваченных паникой японских тыловиков. А с запада в поселок уже втягивалась колонна разномастных бронемашин, над которыми реяли российские триколоры.

Откинув тяжелую крышку люка, Владимир Иволгин выбрался из тесного нутра БТР наружу, с наслаждением выпрямляясь в полный рост и вдыхая полной грудью. Наполненный пороховой гарью и выхлопными газами воздух кружил голову. Только сейчас майор, за минувшие часы не сделавший лично ни одного выстрела, видевший врага уже мертвым, почувствовал, что весь взмок, и пропитавшийся потом камуфляж облепил тело, сковывая движения.

— Товарищ командир! — Перед майором возник командир роты морпехов, первой вошедшей в Кавалерское. — Противник разгромлен и большей частью уничтожен. Поселок наш! Это победа!

— Еще одна такая победа — и воевать будет некому!

Иволгин осмотрелся по сторонам. Мимо двигались боевые машины, на броне которых сидели морские пехотинцы, те, кому повезло уцелеть в мясорубке боя. Они махали руками выбиравшимся из своих домов жителям, что-то кричали им. А те, не веря своим глазам, смотрели вслед тянущейся на восток колонне, и тоже махали руками. Многие, и женщины, и мужчины, ничуть не смущаясь, плакали.

— Дозаправиться, — приказал Иволгин. — Ищите японскую горючку, они же не с пустыми баками сюда явились! С поврежденных машин слить топливо, снять боекомплект. Раненых оставим в этом поселке. Никаких задержек, только вперед, покуда хоть один из нас способен двигаться и держать оружие в руках!

В тот момент, когда очередной беспилотник MQ-1C, взлетевший с японского аэродрома в поселке Палана, появился над полем боя, все уже было кончено. Операторы, к которым присоединились американские офицеры, с высоты птичьего полета наблюдали за русской колонной, стальной стрелой летящей по шоссе на восток.

— Русские в тылу японцев и могут нанести удар в любой точке, — произнес полковник Никсон, понижая голос, чтобы не быть услышанным суетившимися поблизости японцами. — Они полностью овладели инициативой и диктуют правила игры.

Лейтенант Адамс с сомнением хмыкнул:

— Потери русских огромны! Они лишились трети своей техники. Наступать с тем, что осталось — безумие пополам с самоубийством!

— Поверь, русским больше не придется сделать ни одного выстрела. Оглянись вокруг, парень! Наши узкоглазые «партнеры» растеряны, они утратили всякую волю к сопротивлению и просто разбегутся, побросав оружие, стоит увидеть хоть одного русского солдата. Русские — бешеные звери, в одиночку готовые броситься хоть на десять, хоть на сто противников. И даже в этой ситуации они способны победить. Эти люди сражаются до последнего вздоха, если лишатся оружия, то бьются голыми руками, зубами рвут глотки своих врагов. А на Камчатке высадились их отборные бойцы, прошедшие множество конфликтов. И их уже ничто не остановит. А это значит, у нас с тобой времени почти не осталось.

Действительно, находившиеся вокруг японские офицеры были подавлены, с трудом избегая откровенной паники. Прорвав спешно организованную оборону, русские, остановить которых сейчас было попросту некому, рвались на восток, к осажденному Петропавловску. И хотя оттуда до Паланы были сотни километров, японцы, суетившиеся в штабе, не могли скрывать свой страх. Противник, казавшийся слабым и нерешительным, так и напрашивавшийся, чтобы его завоевали, показал свою мощь и безумную храбрость своих бойцов. И все же штаб продолжал работать, пытаясь управлять разбросанными на огромном пространстве подразделениями, делая все, чтобы те не оказались на пути идущих напролом русских, пополнив список потерь. И потому никто не обратил внимания, как полковник Роберт Никсон встал со своего места, делая знак располагавшимся в стороне от японцев американским «советникам» и одновременно расстегивая кобуру.

Наличие оружия здесь, посреди сотен вооруженных людей, не было чем-то необычным. И потому никто из японцев не обращал внимания на висевший на поясе полковника полуавтоматический девятимиллиметровый пистолет М9, в «девичестве» итальянскую «Беретту» модели 92FS, надежную и мощную систему, магазин которой вмещал полтора десятка патронов «парабеллум». В вооруженных силах подавляющего большинства государств, если не считать различные подразделения «коммандос», пистолет давно превратился в атрибут офицерской власти, и мало кто из профессиональных военных умел по-настоящему эффективно применять его в бою. Но это правило не распространялось на армию США. И сейчас Никсон уверенным движением извлек оружие, досылая патрон. То же самое проделали его подчиненные, и шесть стволов, готовых огрызнуться огнем, нацелились на опешивших японцев.

— Никому не шевелиться, — громко произнес полковник по-японски. — Кто двинется, будет убит. Мы просто уйдем, не нужно пытаться нас задержать. Лейтенант, за дело!

Адамс, услышав приказ, кинулся к компьютерам, доставленным американцами с собой, прилепляя к системным блокам похожие на куски пластилина брикеты пластиковой взрывчатки С-4, извлеченной из багажа, который и в голову никому не пришло досмотреть. Американец ловко воткнул в податливую взрывчатку детонаторы. Один из японцев, молча наблюдавших за этим процессом, вдруг вскочил, метнувшись к выходу. Пистолет в руках Роберта Никсона трижды дернулся, и японского офицера сбило с ног, а его камуфляж потемнел от крови.

— Живее, лейтенант! — прикрикнул полковник, не выпуская из поля зрения своих притихших «союзников».

Звук выстрелов не могли не услышать. Двое японских пехотинцев в полной экипировке ворвались в штаб, держа наизготовку оружие и вращая головами в поисках неведомо как прокравшихся мимо них русских диверсантов. Пять пистолетных стволов харкнули раскаленным металлом, и японцев буквально смело с ног.

— Уходим!

На бегу Никсон подхватил с пола оружие убитого им японского солдата. Со штурмовой винтовкой «Тип-89» в руках, по устройству практически не отличавшейся от привычной М4, он почувствовал себя несравнимо более уверенно. Оказавшись снаружи, американцы открыли шквальный огонь по японским солдатам, суетившимся вокруг занятых штабом построек. Опустошив магазин за несколько мгновений, Роберт Никсон отшвырнул бесполезное оружие, бросившись к стоявшему поблизости автомобилю «Тойота» HMV, внешне выглядевшему как чуточку «подросший» американский «Хамви». Выскочивший навстречу водитель был убит одним из спутников полковника, занявшего место за рулем.

Растерявшиеся японцы приходили в себя, и в сторону американцев полетели пули. Один из людей Никсона, настигнутый автоматной очередью, упал, заливая своей кровью вытоптанную землю. Полковник, уже дергая рычаг переключения передач, успел крикнуть:

— В машину его! Прижмите «джапов» огнем!

Треск пистолетных выстрелов заглушил рокот двигателя. Автомобиль, по корпусу которого стучали пули, сорвался с места, направляясь к взлетно-посадочной полосе. Единственная надежная связь японского экспедиционного корпуса с внешним миром, она была и единственной надеждой американских «советников».

Никсон, вцепившийся в «баранку» мертвой хваткой, направил автомобиль к видневшемуся из-за здания терминала транспортному самолету «Кавасаки» С-1А. Крылатая машина, доставившая из метрополии груз боеприпасов и провизии для отделенных от своих баз и транспортных маршрутов тысячами километров пространства японских войск, и сейчас, судя по стоявшему рядом топливозаправщику, готовилась отправиться в обратный путь.

Единственный принадлежавший японцам на Камчатке аэродром изначально был предназначен для приема машин легкого класса типа русского Ан-26 или Як-40. Новые хозяева укрепили взлетную полосу, но вот удлинить ее для приема более грузоподъемных машин, например, С-130 «Геркулес», уже не смогли. И все равно транспортные «борта» из Японии прибывали, загруженные едва на треть, так что каждый килограмм припасов, доставляемых на полуостров, обходился буквально на вес золота, но лишь благодаря этому «воздушному мосту» экспедиционный корпус еще сражался, пока напуганные отчаянными атаками русских подводников команды десантных кораблей укрывались в безопасных гаванях.

Экипаж транспортного самолета уже занимал места в кабине, готовясь поднять машину в воздух, когда на летное поле выскочил мчавшийся на полном ходу автомобиль. Летчики видели, как оказавшийся на его пути замешкавшийся техник переломился пополам, когда толстая балка бампера врезалась ему в живот. Скрежеща тормозами, HMV замер в нескольких метрах от самолета, и американцы попрыгали на старый, местами подернутый сеткой трещин бетон. Двое подхватили раненого, которой кое-как успели перевязать в пути, а остальные, держав наизготовку оружие, прикрывали их. От терминала уже бежали, беспорядочно стреляя, японские солдаты. Вскрикнул от боли лейтенант Адамс, выронив из пробитой высокоскоростной 5,56-миллиметровой пулей руки оружие. Роберт Никсон, остановившись, вскинул «беретту», удерживая ее двумя руками, по-полицейски, и четырежды нажал на спуск, увидев, как по бетону покатились две затянутые в камуфляж фигуры.

— Живее, все на борт, — рыкнул полковник, нажимая защелку магазина и слыша, как опустевшая обойма его М9 с бряцаньем упала под ноги. — Помогите лейтенанту!

Один из американцев подхватил под руку раненого Адамса, втаскивая его в самолет. Полковник Никсон, грохоча подошвами ботинок по опущенной на бетон кормовой аппарели, последним забежал в грузовой отсек С-1, погруженный в полумрак. Выскочивших навстречу японцев в летной форме поставили к стенке, тыча им в затылки пистолетными стволами, и Никсон приказал:

— Занимайте места и взлетайте немедленно! Самолет заправлен?

— Баки полны, — растерянно пробормотал один из японских пилотов. — Но нам не давали разрешения на взлет!

— Я вам его даю! Живо, выполняйте приказ, мать вашу!

— Вы не можете нам приказывать, — крикнул щуплый японец в больших круглых очках, вырвавшись из рук державшего его американского офицера. — У нас свои командиры!

— Какая твоя должность в экипаже?

— Бортинженер!

Никсон, обернувшись к одному из своих спутников, спросил:

— Нам нужен бортинженер, Грэг?

— Думаю, справимся и без него, полковник, сэр!

Больше ничего не говоря, Никсон ткнул ствол «беретты» в лоб возмущавшемуся японцу, нажав на спуск. В ограниченном пространстве грузового отсека звук выстрела прозвучал раскатом грома, брызнула кровь, и безжизненное тело шумно упало на рифленый металлический пол кабины.

— Вопросы остались, господа? По местам — на взлет!

Взвыли за бортом, набирая обороты, турбины, и сорокатонная крылатая машина сперва медленно, а затем все быстрее и быстрее, покатилась по взлетной полосе. Со стуком поднялась аппарель, по которой тотчас снаружи забарабанили пули — пришедшие в себя японцы, преследовавшие набиравший скорость самолет, стреляли ему вслед из винтовок и пулеметов. Не обращая на это внимания, Никсон обратился к своему подчиненному, усевшемуся в кресло второго пилота:

— Насколько хватит горючего, Мэтт?

— Сэр, думаю, сможем добраться до Аляски!

— Великолепно! Давно мечтал убраться из этого медвежьего угла!

Развив максимальную тягу, турбореактивные двигатели «Мицубиси» JT8D-M-9A оторвали самолет от взлетной полосы, и земля начала удаляться, подергиваясь полупрозрачной дымкой. Американцы облегченно вздохнули, наконец, выпуская из рук оружие. А оставшийся на земле генерал Такаги Тодзио, прожигая взглядом доложившего ему о захвате самолета адъютанта, приказал:

— Уничтожить их!

Транспортный самолет медленно набирал высоту, поравнявшись с вершинами сопок, господствовавших над поселком. Протянувшийся с земли луч РЛС обнаружения целей зенитной установки «Тип-87» уперся в его фюзеляж, и массивная башня, по бокам которой торчали длинные стволы автоматических пушек, развернулась, сопровождая цель.

Входящий по штату в состав Второй пехотной дивизии зенитный дивизион был переброшен на Камчатку в полном составе еще в самом начале оккупации, но достойного дела для зенитчиков так и не нашлось. В то время как их товарищи сражались с упорно не желавшими признать очевидное поражение русскими гайдзинами, расчеты ЗСУ и ЗРК несли рутинную службу, прикрывая единственный аэродром. В прочем, часть зенитных самоходок все же была переброшена на фронт, где они оказались незаменимы в качестве машин огневой поддержки пехоты, как применялись еще много лет назад в далеком Афганистане самими же русскими их смертоносные «Шилки». И теперь для единственного оставшегося в тылу зенитного взвода нашлась работа.

— Цель захвачена, — бесстрастно сообщил уставившийся в монитор оператор РЛС, на лице которого играли отблики мертвенно-синего света. — Дальность три километра, высота две тысячи метров!

— Цель уничтожить! Огонь!

Две пушки «Эрликон Контраверс» KDA выплюнули в небо поток тридцатипятимиллиметровых снарядов, настигнувший набиравший высоту самолет спустя несколько мгновений. От удара С-1А содрогнулся, а затем, словно споткнувшись в воздухе, начал снижаться, заваливаясь на правый борт.

— Нас подбили! — Сидевший в пилотском кресле американец увидел, как из подвешенной под высокорасположенным крылом мотогондолы вырывается струя густого черного дыма. — Двигатель горит!

— Гребанные узкоглазые ублюдки! — Полковник Никсон ударил кулаками по переборке. — Давай, Мэтт, попробуй посадить эту «пташку»! Спасай наши задницы!

Вцепившись в рычаг штурвала, американец изо всех сил потянул его на себя, пытаясь выровнять в воздухе «охромевший» самолет. Усевшийся в кресло бортинженера Роберт Никсон стиснул кулаки, ощущая сем телом дрожь не слушавшегося управления самолета. Пилот в последние мгновения увидел мерцающую вспышку на земле и потянувшиеся к самолету трассеры. Несколько снарядов, пройдя мимо цели, вспыхнули возле борта С-1А, а затем очередь ударила в кабину, разрывая дюраль обшивки и добираясь до укрывавшихся под ней людей. Горящий транспортник, которым больше некому было управлять, клюнул носом вниз, через несколько секунд на полной скорости врезавшись в склон сопки.

Все происходящее видел экипаж русского перехватчика МиГ-31БМ, барражировавшего вдоль восточного побережья Камчатки в готовности атаковать любую воздушную цель, приближающуюся к полуострову, или, напротив, пытающуюся покинуть его. Мощная РЛС «Заслон-АМ» позволяла контролировать огромное пространство, и пилоты, едва на радаре появился японский самолет, приготовились к бою. Но задолго до того, как противник оказался в пределах досягаемости дальнобойных ракет «воздух-воздух» Р-33С, цель вдруг исчезла с радаров. Перехватчик, круживший над нейтральными водами, продолжил свое патрулирование, которое, больше ничем не запомнилось пилотам, завершившись спустя два часа, когда истребитель совершил посадку на своем аэродроме.

А через четыре дня в воздушное пространство над Камчаткой вошел еще один самолет. Огромный аэробус Ил-96 вылетел из аэропорта Владивостока. Большую часть пути его сопровождали целых два звена истребителей Су-27. Перед их пилотами была поставлена предельно простая задача — пассажирский «борт» должен совершить мягкую посадку на полуострове, даже если ради этого пилоты истребителей вынуждены будут погибнуть в таившем опасность небе. Но перелет, длившийся чуть более трех часов, прошел спокойно, и экраны радаров «сушек» оставались пустыми до последней минуты.

Лайнер, на котором могло с комфортом разместиться три сотни человек, нес всего лишь около сорока пассажиров, но главным из них был только один человек. Валерий Лыков, занявший просторную роскошно отделанную каюту «президентского» Ил-96, не отрываясь, смотрел в иллюминатор, надеясь рассмотреть очертания полуострова, за возвращение которого в состав России столь многим людям, как никто достойным зваться патриотами, пришлось отдать свои жизни. Но под крылом идущего на большой высоте аэробуса по-прежнему лишь клубились облака, и глава правительства перенес свое внимание на единственного допущенного в роскошную каюту пассажира:

— Итак, Иван Алексеевич, информация надежная?

Иван Слюсаренко, бывший полковник ФСБ, после ухода оккупантов возглавивший разведывательные службы, в основе которых лежала нелегальная сеть «партизан», сухо кивнул в знак согласия:

— Американцы пытались покинуть Камчатку на борту японского самолета, который захватили с боем. Сами же японцы и сбили его зенитным огнем. Место падения — в десяти километрах восточнее поселка Палана. Мои парни там все обшарили, под каждую травинку заглянули. Возможно, по останкам тел удастся установить личности, но я не это не рассчитывал бы, господин премьер-министр — там мало что уцелело. Баки упавшего «борта» были полны под завязку, все сгорело дотла. Но хватит и косвенных улик — ударные беспилотники, управляемые снаряды «Экскалибур», только-только прошедшие проверку боем в Ираке и Саудовской Аравии.

— Американцы приняли участие в боевых действиях против нас! Они снабжали нашего противника оружием в разгар войны, ясно показав, чью сторону заняли. Это уже не подлодки, тайком пробирающиеся в территориальные воды, это — прямая агрессия. И мы на нее ответим! Приказываю начать подготовку к операции «Закат»!

Слюсаренко вновь кивнул. Только что, произнеся несколько слов, Лыков объявил приговор десятка миллионов людей, прямо или косвенно участвовавших в агрессии против его страны — и даже сейчас, потерпев поражение, не оставивших мыслей о продолжении войны. Они были одинаково виноваты в гибели десятков тысяч русских, и те, кто нажимал на спусковой крючок, и те, кто давал на это свое согласие, приходя на избирательный участок.

— Идет война, Иван, — негромко произнес Лыков, заглядывая в глаза своего помощника. — Пусть никто не объявлял ее, но кровь продолжает литься. Нас не оставят в покое, я уверен. Не получилось здесь и сейчас — попытаются вновь, в другом месте, в другое время, но с той ж целью. Уничтожить нас, истребить. Я надеюсь, что никогда мне не придется отдать приказ о проведении «Рассвета», но сделают это без колебаний — ради будущего моего народа, ради самого его существования. И ответственность на то, что случится потом, упадет на меня целиком, а ты и все остальные, по долгу службы обязаны мне подчиняться.

Тем временем огромный Ил-96 с огромной надписью «РОССИЯ» на широком борту приземлился в Елизово. Бои на Камчатке закончились лишь чуть более суток назад, но аэропорт уже жил обычной жизнью. И лишь множество военных «бортов», тяжеловесные воздушные извозчики Ил-76 и стремительные небесные бойцы Су-27 напоминали о недавней войне, да еще выстроившиеся вдоль кромки летного поля бронемашины, над которыми трепетали на верху российские триколоры.

После боя под Кавалерским, стоившего майору Иволгину половины бойцов, крупных сил противника на пути наступавших русских морских пехотинцев больше не осталось. Разрозненные отряды японцев отходили, не принимая боя, и двое суток спустя передовые части морской пехоты достигли Елизово, прорвав почти без потерь сомкнувшееся вокруг авиабазы кольцо осады и уничтожив японские батареи, державшие под прицелом летное поле, не позволяя самолета взлетать или садиться на него.

Опомнившиеся японцы, собрав в кулак остаток сил, атаковали, но вставшая на их пути горстка морпехов, которых оставалось в строю чуть больше роты, несколько часов отражала сыпавшиеся градом удары. А с дальневосточных аэродромов уже поднимались в небо транспортные «антоновы» и «ильюшины» доставившие на полуостров Девяносто восьмую гвардейскую десантную дивизию почти в полном составе, вместе со своими БМД и БТР-Д, минометами и гаубицами. Десантники шли в бой с летного поля, окончательно отбросив наседающего врага.

Остатки японских войск дали последний бой на подступах к Петропавловску-Камчатскому, сражаясь одновременно и против десантников, и против пошедших на прорыв бойцов адмирала Гареева. А еще через несколько часов, когда сопротивление экспедиционного корпуса Сил самообороны фактически было подавлено, генерал Такаги получил приказ из метрополии, признав капитуляцию. Экспансия Японии на востоке провалилась.

Покинув самолет, Валерий Лыков замер на миг на верхней площадке трапа. Его визит на освобожденную Камчатку происходил без лишней шумихи, и толпы встречающих не было — жители устраняли последствия войны, едва успев предать земле павших защитников. А те бойцы, которые совсем недавно сходились лицом к лицу с японскими солдатами, разрывая кольцо блокады, и которым посчастливилось уцелеть, замерли в строю у основания трапа.

Под щелчки затворов фотокамер немногочисленных репортеров, успевших появиться на Камчатке несколькими часами раньше премьер-министра, Лыков неторопливо спустился вниз, пройдя вдоль шеренги. При его появлении десятки крепки мужских рук разом взметнулись к козырькам фуражек или форменных беретов в лаконичном воинском приветствии. Они молча смотрели на главу правительства, офицеры и солдаты в кое-как приведенном в порядок камуфляже, с зелеными звездочками на полевых погонах, те, кто совсем недавно стоял насмерть на пути наступавшего врага. Шагнув вперед, Лыков просто сдавил в объятиях майора Иволгина, произнеся дрогнувшим голосом:

— Спасибо!

Министр по очереди обнимал тех, кто стоял перед ним, тех, кто выжили, вырвав победу у врага, и повторял вновь и вновь:

— Спасибо! Спасибо вам, мужики!

Пройдя к небольшой трибуне, установленной прямо на бетоне, Лыков остановился, взглянув сверху вниз застывших плечо к плечу защитников полуострова и тех, кто пришел к ним на помощь, нанеся решающий удар врагу. Одним из тех, кто смотрел сейчас на главу правительства, был и Алексей Басов. Полковник сам еще до конца не мог поверить, что остался жив, вспоминая, как они, два десятка еще способны поднять оружие бойцов, давно забывшие о чинах и званиях, делили между собой патроны, которых оставалось по полрожка на брата, забившись в сырой, заросший паутиной и плесенью подвал выглядевшего более-менее прочным здания на окраине Усть-Камчатска. Они ждали вражеской атаки, и кое-кто уже обвязался толовыми шашками, в надежде умирая прихватить с собой побольше чужих солдат. И никто в первые мгновения не поверил собственным глазам, когда на шоссе показалась короткая колонна БМП-3, над которыми реяли бело-голубые полотнища Андреевских флагов и российские триколоры.

— Братья, вы исполнили свой долг до конца, сделали то, чего никто не смел просить от вас, — громко произнес Валерий Лыков, обведя взглядом стоявших навытяжку под порывами налетавшего откуда-то с востока холодного ветра. — Вы — истинные герои, заслуживающие высших почестей. Но война еще не закончена, и Россия нуждается в вас, в вашей службе и вашей преданности своему народу. Предстоят новые бои с опасным врагом, и только ваше мужество будет залогом существования нашего государства!

Ощутив вдруг жуткую усталость, под тяжестью которой сами собой старчески сгибались плечи, Валерий Лыков, сопровождаемый немногочисленной охраной, двинулся к зданию терминала, на входе в который путь ему преградили репортеры. Нацеленные в лицо объективы телекамер и фотоаппаратов были похожи на винтовочные стволы расстрельного взвода, ожидающего команды.

— Господин премьер-министр, Камчатка вернулась под протекторат Москвы, а что дальше? — Журналист, повиснув на плечах образовавших живую цепь телохранителей, тыкал в лицо инстинктивно отшатнувшемуся Лыкову диктофоном. — Многие считают, что вы фактически узурпировали власть в стране! Когда будут проведены демократические выборы? Или вы намерены возродить в России диктатуру?

— Камчатка была и остается частью России, и российские солдаты умирали, спасая жизни ее жителей. Мне не нужна диктаторская власть, и я с радостью сложу с себя все полномочия, но только тогда, когда свое мнение сможет выразить каждый гражданин. Неспокойно на наших южных границах. Республики Северного Кавказа охвачены исламистским мятежом, подогреваемым враждебными силами извне. И пока там не восстановится мир и спокойствие, не будет никаких выборов, никакой демократии.

Телохранители, больше не церемонясь, оттеснили в сторону что-то истерично кричавших вразнобой репортеров. Едва Лыков вошел в необычно пустой зал терминала, к нему подскочил один из сотрудников администрации:

— Японцы прибыли! Самолет с делегацией совершил посадку десять минут назад!

Приземление летевшего курсом с юга легкого «Гольфстрим-IV», принадлежавшего Воздушным силам самообороны Японии, прошло почти незамеченным, поскольку все внимание собравшихся в Елизово людей было приковано к Валерию Лыкову. Небольшая группа солидных мужчин и нарочито строго одетых женщин покинула «бизнес-джет», выглядевший дорогой игрушкой на фоне могучих Ан-22 и хищных МиГ-31, пройдя в терминал, где их встречал глава правительства России.

Они встали друг напротив друга, два человека, олицетворявшие свои страны, державшие в руках всю полноту власти. На фоне Валерия Лыкова премьер-министр Японии, немолодой, но крепкий, как клинок самурайского меча, абсолютно седой сухощавый мужчина, казался маленьким и слабым, но держался уверенно, как только может человек, ощущающий за собой мощь целой державы.

Глава правительства России жестом остановил шагавших по пятам телохранителей, референтов и переводчиков, и, протянув руку для приветствия своему гостю, произнес по-английски:

— Будьте любезны, попросите ваших сопровождающих оставить нас на несколько минут. Прежде, чем мы вернемся под объективы телекамер, я хочу обсудить то, что рано выносить на публику. Мы оба, кажется, в достаточной мере владеем английским языком, чтобы понять друг друга без переводчиков.

Недоуменно пожимая плечами, японец все-таки обернулся к своей свите, растеряно переминавшейся с ноги на ногу в нескольких метрах за его спиной, приказав:

— Ступайте. Оставьте нас!

Убедившись, что рядом не осталось посторонних глаз и ушей, премьер-министр Японии вопросительно уставился на своего собеседника:

— Итак, ради чего вы пригласили меня сюда? Что вы хотите обсудить, господин Лыков? Или просто желаете позлорадствовать над нашим поражением, стоявшим жизней тысячам лучших японских юношей?

— Я хочу обсудить мирный договор между Японией и Россией, который мог бы быть подписан в ближайшее время, возможно, в несколько следующих часов.

Глава правительства Японии выглядел изумленным. Его вытаращенные от удивления глаза перестали напоминать наскоро прорезанные щелочки. А Лыков спокойно продолжил:

— Наши страны слишком долго находятся в состоянии войны. Но нам на самом деле нечего делить. Нет причины для вражды, если, в конце концов, перестать вспоминать давние обиды. В мире и так слишком много напряженности, слишком много тревоги. Мы с вами можем уменьшить ее, позволив миллионам людей засыпать спокойнее. И для этого не требуется особых усилий.

— Я не уверен, что могу обсуждать это сейчас… — По голосу, по выражению лица японского премьера было видно, несмотря на его азиатскую привычку скрывать истинные чувства, крайнее замешательство. — Я не был готов…

— Вы не желаете обсуждать возможность заключения мира? Значит, ваша страна готова продолжить войну? Еще слишком мало смертей?

— Мы не хотим войны, — отрицательно помотал головой глава правительства Японии. — Но есть вопросы, требующие обсуждения. Северные территории…

— Нет, тут нечего обсуждать. — В голосе Лыкова прорезалась сталь. — Сахалин и Курилы — часть России. Так было и так будет. Тысячи русских солдат, летчиков, моряков заплатили своими жизнями за право называть этот край русской землей. Слишком много их нашли вечный покой под сенью этой тайги, чтобы забыть о такой жертве, предав их память. И мы никому не уступим то, что обрели такой ценой. Мы не заглядываемся на чужое, но и того, что принадлежит нам, не отдадим никому и ни за что. Я предлагаю вам мир, здесь и сейчас. Примите — или отвергните, и тогда война придет на ваши берега, войдет в дом каждого японца! Да, нам придется дорого заплатить за свою победу. Японские солдаты умеют воевать, это достойный противник, которого нельзя не уважать. Но уважение — не страх. Мы не боимся никого и ничего. И мы одержим верх! Возможно, вы примете мое предложение, увидев лежащий в руинах Токио? Что ж, пусть будет так!

— Если Россия проявит агрессию, вам придется вступить в бой не только с моей страной!

Валерий Лыков усмехнулся:

— Имеете в виду США? А зачем американцам умирать ради интересов Японии? Вам не кажется, что последние месяцы именно японские молодые люди, будущее вашей нации, гибнут во имя интересов Вашингтона? Все, что делает Америка, она делает во имя самой себя. И вскоре за это заплатит, сполна отдаст все давние долги. А вы — вы решайте, нужна ли вам чужая война! Но будьте уверены, мы не отступим!

Премьер-министр Японии опустил голову, погрузившись в размышления. Валерий Лыков не мешал ему, отступив на пару шагов и рассматривая окутанные полупрозрачной дымкой вершины сопок, поросшие тайгой, возможно, никогда не видевшей человека.

— Что ж, господин Лыков, вы правы, — наконец нарушил молчание японец, немолодой, видевший на своем веку многое, заставший империю на пике могущества, помнивший горечь и позор капитуляции и своими руками помогавший возрождению своей страны. — Здесь нечего обсуждать. Я готов от имени своей страны и японского народа подписать мирный договор с Россией немедленно!

Спустя три дня несколько человек, собравшиеся на другой стороне земно шара, в средоточии свободы и демократии, Вашингтоне, в резиденции президента США, бросали полные раздражения и злобы взгляды на огромный экран телевизора. Звук был выключен, но любой из собравшихся мог комментировать происходящее куда лучше остававшихся за кадром репортеров.

Распахнулись высокие створки, и в зал одновременно вошли двое, премьер-министры России и Японии, одновременно подойдя к столу, на котором лежали две папки из красной кожи, предусмотрительно открытые. В ослепительном сиянии фотовспышек оба разом взяли ручки, расписавшись в документах, и референты, стоявшие рядом наготове, поменяли папки. Еще мгновение — и мирный договор между двумя странами вступил в законную силу, ознаменовав окончание, по крайней мере, одной войны.

Отвернувшись от экрана, Натан Бейл задумчиво произнес, уставившись в пустоту:

— Вот и все. Эту партию русские выиграли. А мечты японцев о возрождении Империи разбиты вдребезги. И строить новую будет уже некому. Лучшие представители нации, «пассионарии», погибли на берегах Сахалина или среди сопок Камчатки.

— А вы, Натан, будто и не удивлены вовсе, — вице-президент Сноу с подозреньем уставился на своего советника по безопасности. — Словно знали об этом заранее.

— Отчего же, сэр, — пожал плечами Бейл. — Но я здраво оценивал готовность наших японских партнеров воевать. Конечно, у них полно современного оружия, не уступающего американскому, и японские солдаты умеют им пользоваться. Но в них больше нет боевого духа настоящих самураев. Те, кто мечтал об империи, умерли семьдесят лет назад у берегов Мидуэя, на атоллах Тихого океана. А их потомки хотят только сытой мирной жизни. И глупо упрекать японцев в вероломстве после того естественного отбора, что устроили им наши деды.

Ричард Сноу уставился себе под ноги, с преувеличенным вниманием изучая начищенные до блеска носы собственных ботинок, а затем, подняв взгляд на Натана Бейла, глухо произнес:

— Русские вывели из игры нашего самого ценного союзника на востоке, пускай и невольного. У Америки и так осталось слишком мало друзей, и только число врагов растет с каждым днем. Все будто живут только ради того, чтобы вцепиться нам в горло! И, чтобы этого не произошло, снова придется умирать американцам где-то на задворках мира!

Бейл только покачал головой, заговорив подчеркнуто спокойным и уверенным тоном:

— В мире хватает тех, кто может умереть во благо Америки, сэр. Нужно лишь направить их, указать врага — и дать в руки оружие, которым они этого врага сумеют победить. А враг этот — Россия! Русские стали примером для многих, символом, олицетворением бунтарства против ведущей роли Соединенных Штатов в мире. Пока существует Россия, как государство, пока есть русский народ, множество врагов, глядя на них, станут бросать нам вызов. Россия должна быть повергнута, стерта в прах, чтобы никто больше не осмеливался даже подумать о сопротивлении. И мы сумеем сделать это — чужими руками, не пролив ни капли американской крови, сэр! Во имя величия Америки и всего цивилизованного мира! Заключим союз с одним врагом, чтобы его руками сокрушить другого!

А Валерий Лыков, отгородившись от шумного людского муравейника российской столицы известными всему миру зубчатымистенами из красного кирпича, обращаясь к рассевшимся за длинным столом соратникам, тем, кто делил с ним неподъемный груз ответственности за судьбу целого народа, произнес:

— Американцы не остановятся. Никогда. Они не рискуют действовать сами, предпочитая натравливать своих прихвостней — их не так жалко в случае неудачи. Впереди эпоха войн. Нас будут рвать со всех сторон, бить извне и изнутри, чтобы, когда мы упадем на колени, истекая кровью, американцы могли добить нас, не прилагая усилий и заставив весь мир поверить в их могущество. Этому не бывать! Мы не станет больше отсиживаться в обороне, но будем атаковать! Вырвем инициативу у противника, заставим его играть по нашим правилам, перенесем войну на чужую территорию! Много крови еще будет пролито. Не нами начата эта война, и не нам она нужна, но победа — должна быть нашей!

Облеченные властью над судьбами миллионов люди в Кремле и Белом Доме продолжали строить планы, обдумывая новый ход в сложной, смертельно опасной, но вызывающей непреодолимую зависимость игре, решая, кому жить, а кому умирать. А на борту летевшего на юг над Охотским морем военно-транспортного Ил-76 пришел в себя младший лейтенант Олег Бурцев. Уставившись пустым взглядом в потолок кабины, притянутый для надежности ремнями к носилкам офицер под мерный гул турбин размышлял о предстоящей мирной жизни, от которой порядком уже отвык. Шальная японская пуля, настигшая его на улицах Усть-Камчатска, разворотила коленный сустав, и, прибыв на континент, предстояло снять погоны, став гражданским человеком.

Проходивший мимо немолодой военврач, при одном взгляде на одутловатое лицо которого возникали мысли о запойном алкоголизме, увидев, что его подопечный очнулся, хлопнул офицера по плечу:

— Выше нос, земляк! Скоро вернешься домой. Ты давно воюешь-то?

Бурцев хмыкнул:

— В Чечне год на срочной, потом, почти сразу, туда же на контракт — еще год. А потом партизанил, от начала до самого конца. Сахалин. И тут вот теперь, на Камчатке. Да видимо, уже все, отвоевался.

— Ну, ты даешь! — Врач восхищенно помотал головой. — «Пес войны», ежкин кот, ни больше, ни меньше! И хватит уже с «веслом» по лесам бегать, пора и пожить, как человеку, заслужил. Родина тебя не забудет, медали будут, пенсия — и вся жизнь впереди, живи да радуйся. А нога — ерунда, вставят шарнир титановый, станет лучше, чем прежде. Держись, браток! Все у тебя будет путем!

Врач убежал куда-то дальше по наполненному шумом десантному отсеку приближавшегося к аэродрому «ильюшина». До той минуты, когда Олегу Бурцеву предстояло стать гражданским человеком, оставались считанные часы. Вот только при первой же мысли об этом на глаза отчего-то предательски наворачивались слезы.


Июль 2015 — июль 2016,

Рыбинск.

Примечания

1

Знаки различия генерал-майора Армии США.

(обратно)

2

SA-18 Grows — натовское кодовое обозначение советского/российского переносного зенитно-ракетного комплекса 9К39 «Игла».

(обратно)

3

«Дрон» — жаргонное наименование беспилотного разведывательного самолета.

(обратно)

4

«Абакан» — не название оружия, а шифр темы, по которой оно было создано. Но произносить его легче, чем «а-эн девяносто четыре», потому и произошла некая подмена понятий.

(обратно)

5

ЮКУ — Южнокалифорнийский университет. Достаточно престижное в США учебное заведение.

(обратно)

6

SA-14 Gremlin — Переносной зенитно-ракетный комплекс 9К34 «Стрела-3» по классификации НАТО.

(обратно)

7

Y-7 — китайская копия среднего транспортного самолета Ан-24 советского производства.

(обратно)

8

«Хэло» (англ. Halo — «ореол», «сияние») — кодовое обозначение НАТО русского тяжелого транспортного вертолета Ми-26.

(обратно)

9

ТОФ — Тихоокеанский флот.

(обратно)

10

Colt — американское и натовское обозначение советского вертолета Ми-2.

(обратно)

11

Hoplite — американское и натовское обозначение советского транспортного самолета Ан-2.

(обратно)

12

БМР — боевая машина разминирования.

ИРМ — инженерно-разведывательная машина.

ПРП — подвижный разведывательный пункт.

(обратно)

13

НАР — неуправляемая авиационная ракета. То же что НУРС.

(обратно)

14

Карафуто — японское название о. Сахалин.

(обратно)

15

РТР — радиотехническая разведка.

(обратно)

16

На самом деле двухвинтовые вертолеты продольной схемы СН-47 «Чинук» и СН-46 «Си НАйт» производятся корпорацией «Боинг», но уж очень тесно связано с американским вертолетостроением имя Игоря Сикорского.

(обратно)

17

ПНВ — прибор ночного видения.

(обратно)

18

SAM — Surface-to-Air Missile — зенитная управляемая ракета.

LAW — light antiarmor weapon — противотанковый гранатомет.

(обратно)

Оглавление

  • День победы. Том 1 Реванш
  •   Глава 1. Рейд
  •   Глава 2. Взгляд в прошлое-1
  •   Глава 3. Охота
  •   Глава 4. Взгляд в прошлое-2
  •   Глава 5. Прорыв
  •   Глава 6. Взгляд в прошлое-3
  •   Глава 7. В кольце
  •   Глава 8. Взгляд в прошлое-4
  •   Глава 9. Легионеры
  •   Глава 10. Взгляд в прошлое-5
  • День победы. Том 2 Вставай, страна огромная!
  •   Глава 1. Пробуждение
  •   Глава 2. Взгляд в прошлое-1: Проект
  •   Глава 3. Хозяева тайги
  •   Глава 4. Закон гор
  •   Глава 5. Взгляд в прошлое-2: Возвращение домой
  •   Глава 6. Край партизанский
  •   Глава 7. Попутчики
  •   Глава 8. Взгляд в прошлое-3: Мстители
  •   Глава 9. Будни героев
  •   Глава 10. В стальном кольце
  •   Глава 11. Взгляд в прошлое-4: Хаос
  •   Глава 12. Встреча
  • День победы. Том 3 Бои местного значения
  •   Глава 1. Засада
  •   Глава 2. Чистка рядов
  •   Глава 3. Курильская сага
  •   Глава 4.И на Тихом океане
  •   Глава 5. Ночная охота
  •   Глава 6. Рейд
  •   Глава 7. «Воздушная кавалерия»
  •   Глава 8. Эхо далекой битвы
  •   Глава 9. Законы гор
  •   Глава 10. Cпасатели
  • День победы. Том 4 Направление главного удара
  •   Глава 1. Великий поход
  •   Глава 2. Охота на волков
  •   Глава 3. Тигр готовится к прыжку
  •   Глава 4. Оружие возмездия
  •   Глава 5. Надежда
  •   Глава 6. Ответный удар
  •   Глава 7. Право первого удара
  •   Глава 8. Рубеж обороны
  •   Глава 9. Разведка боем
  •   Глава 10. Уральский пленник
  •   Глава 11. Щит и меч
  •   Глава 12. Скрытая угроза
  • День победы. Том 5 За Родину!
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13. Феникс
  • День победы. Том 6 Эпоха возрождения
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  • *** Примечания ***