Буран [Александр Иванович Исетский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Александр Иванович Исетский Буран

О себе

Пращуры мои — приписные демидовские крестьяне из Верхнего Тагила и заводские люди из Верх-Нейвинска. Родня моя — в Рудянке, Невьянске, Верх-Исетске. Так что я коренной уралец.

Родился в 1896 году в Сысерти. Отца не помню, так как мать вскоре разошлась с ним. С трехлетнего возраста я жил только с ней — Федосьей Петровной Поляковой, а она — в людях, то как швея, то как повариха.

С Екатеринбургом (Свердловском) и Верх-Исетским поселком связана вся моя жизнь. Здесь провел я детство, юность, ученье (в приходской школе, высшем начальном училище, Уральском горном училище). Здесь всю жизнь работал. Отсюда три раза уходил на войну: империалистическую, гражданскую, Великую Отечественную.

Был в жизни своей табельщиком и конторщиком на заводах, десятником на шахте, счетоводом и секретарем в фабричных конторах, пел хористом в опере, был политпросветработником, пока в 1930 году не перешел на журнально-издательскую работу.

Первое свое стихотворение прочел перед партизанами отряда Петрова в 1920 году. В стихотворении, помню, было много космоса и железа. Называлось оно «Млечный путь».

В 1926 году пришел в литгруппу «На смену!». Пришел со стихами. Рос вместе с жизнерадостной и талантливой молодежью. Печатался в литстраницах газет «Уральский рабочий» и «На смену!».

В 1929 году вышел первый номер уральского литературно-художественного журнала «Рост». В нем я выступил с прозой — рассказом «Тайгачи». С тех пор я остался в прозаиках.

В журналах «Рост» и «Штурм», в альманахах и сборниках и отдельной книгой опубликовал несколько рассказов, повестей, очерков на уральские темы и на темы, посвященные гражданской войне. Для театра и радио написал несколько пьес.

В годы Великой Отечественной войны написал ряд походных песен, поэму «Иван Астахов» и «Историю» своего воинского соединения.

Боевой путь по Балканам и Европе дал мне много богатых материалов. Очерки «Белград» — первые из моих военных записок 1941—1945 годов.

В Великую Отечественную войну правительство наградило меня пятью наградами — орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За освобождение Белграда» и «За взятие Будапешта».

Куда бы меня ни забрасывала судьба, я всегда хранил в душе суровый облик моего Урала. С ним связана вся моя жизнь, мои темы.

30 ноября 1945 г.

А. Исетский

Рассказы

Куранты

Таежный лес не шелохнется. Тихо до жути. Не по сердцу эта тишь Миколашке и Якуньке. Идут они поодаль друг от друга. Озираются. Прислушиваются. От каждого шороха, от хруста ветки опавшей шарахаются под кусты, под колоды.

Измаялись. Глаза режет, до того силятся они усмотреть — человек впереди руки раскорячил или выворотень торчит. В ушах гул. Чудятся окрики: «Держи! Вяжи!» Блазнится топот, лай собачий. Изморились. Тело словно бы облако — легкое — подскочи и понесет ветром. Да вот назло нет этого ветра. Тишь. Жуть. Якунька занесет ногу над валежиной и замрет... А вдруг...

Вчера падь какую-то переходили — как встрещало, как взгрохал лес, как затопотало... Якунька стриганул в пиголитник, Миколашка его еле к вечеру выкликал. Вылез страшней беса. Миколашка перекреститься даже заставил. Мало ли кого в этих дебрях встретить можно.

Давно потерян счет дням, как встретились и пошли вместе Якунька и Миколашка. Ничего друг о друге, кроме имен, не знают, а идут не отставая друг от друга. Догадки строят, приглядываются друг к другу, о том о сем на отдыхах перекидываются шепотом. Как через непролазные горы пошли — оба враз догадались: «К нему, значит. Под его защиту надежную. К Акинфию Никитычу. Оба, значит, того... Барская милость везде одинака — что ни барин, то и собака».

Уверились словно бы друг в друге, а как заговорили — своих слов испугались — до того громко в ушах отдалось. Замахали друг на друга, перекрестились и дальше сторожко пошли.

Где «его» заставы? Близко или еще далече? Как распознать демидовских людей от людей приказной царевой службы?

— Сто-ой! Не беги!

Куда тут бежать. Грохнул голосище с лесины, как из облака. Оба рухнули на землю. Молитвы твердить — слова из ума вылетели. Кричать — глотки словно волки вырвали. А голосище лает над головами:

— Какие люди? С добром али со злой заветкой? Ска-азывай!

А кто он, этот дознатчик? Приказной или «его»? Как скажешь? Кабы добро злом не обернулось.

— Бродяги?

Якунька глаза зажмурил: «Земля-матушка, расступись. Поглоти чадо господне...»

— Ежели до Акинфия Никитыча, господина нашего...

Сорвало обоих с места, пали в ноги дознатчику. Вперебой заголосили, как бабы:

— Родной, пожалетель наш! К нему! К его великой милости! К Акин...

— Чего заскулили! А ну, встань-ка! Какие такие вы будете работные людишки? Покажитесь. Может, и силы-то в вас — на поческу господских пятиц. Но-о!

***